КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706129 томов
Объем библиотеки - 1347 Гб.
Всего авторов - 272720
Пользователей - 124656

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

a3flex про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Да, тварь редкостная.

Рейтинг: 0 ( 1 за, 1 против).
DXBCKT про Гончарова: Крылья Руси (Героическая фантастика)

Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))

По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...

В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
medicus про Федотов: Ну, привет, медведь! (Попаданцы)

По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.

cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".

Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.

Итак: главный

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Dima1988 про Турчинов: Казка про Добромола (Юмористическая проза)

А продовження буде ?

Рейтинг: -1 ( 0 за, 1 против).
Colourban про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно

  подробнее ...

Рейтинг: +2 ( 3 за, 1 против).

Правила для любовницы [Тамара Леджен] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]


ПРАВИЛА


ДЛЯ ЛЮБОВНИЦЫ


ТАМАРА ЛЕДЖЕН



ZEBRA BOOKS

Kensington Publishing Corp.

Первое издание - май 2008


Переводчик Инна Толок


Аннотация:


ДОЛГ ТРЕБУЕТ от c эр a Бенедикт a Уэйборн a жениться. Он усиленно пытается найти подходящую молодую леди. Вместо этого его величество случай сталкивает Уэйборн a с ирландской девушкой, чья соблазнительная красота заставляет баронета сделать предложение. Но не брачное! Он предлагает мисс Козиме Вон стать его любовницей.

ПРИЛИЧИЯ ТРЕБУЮТ отказаться, что Кози и делает. Непристойное предложение шокирует девушку и… каким-то странным, возмутительным образом пробуждает в ней желание. Не в силах противиться влечению, она становится тайной любовницей Бенедикт a под маской своей несуществующей сводной сестры Черри.

Так неожиданно, вопреки всем рациональным планам герои открывают мир любoвных чувств, пылких страстей и плотских удовольствий.       



Глава 1


Несмотря на слухи, сэр Бенедикт Уэйборн не родился с чугунной кочергой, засунутой в зад. У него просто была отличная осанка. Даже сейчас, путешествуя в наемной карете далеко от своего графства, баронет сидел удручающе прямо, такой же жесткий и неприступный наедине с собой, как и при людях. Его лицо казалось высеченным из мрамора, когда он размышлял о тщетности своих усилий обзавестись женой.

Баронет направлялся в Бат. Ближе к ночи разразился сильный ливень, но Бенедикт приказал кучеру ехать дальше. Они ползли из Чиппенхэма со скоростью улитки, и наконец, примерно милях в четырех от Бата, совсем остановились. Дорогу перегородил застрявший экипаж, его колеса не меньше чем на фут затянуло в грязь. Пока слуги старались сдвинуть двуколку с места, джентльмен и молодая женщина наблюдали за их усилиями из-под одного зонтика.

Потеряв в детстве правую кисть после нападения собаки, Бенедикт избегал компании незнакомцев, однако вежливо поручил своему кучеру пригласить Фицвильямсов разделить с ним карету до конца пути.

Первым в карету залез пропахший дешевым табаком и французским мускусом джентльмен. Молодой человек не выглядел достаточно взрослым, чтобы быть — как заявлял — дядей хорошо одетой девушки, запрыгнувшей вслед за ним. Бенедикт придержал циничные подозрения при себе, и карета вновь медленно поскрипела к Бату. Горничную леди усадили снаружи рядом с кучером, прочих слуг Фицвильямсы оставили вытаскивать двуколку из грязи.

Только Бенедикт начал надеяться, что его гости так же необщительны и молчаливы, как он сам, когда молодой человек вдруг воскликнул:

— Да ведь это сэр Бенедикт Уэйборн! Проститe, сэр. Я не сразу узнал вас.

Если баронет и простил, он сделал это молча.

— Осмелюсь предположить, вы меня не помните. Я — Роджер Фицвильям. Мой брат Генри женат на сестре герцога Окленда. Поскольку ваша очаровательная сестра благополучно вышла замуж за его милость, мы с вами своячники, не так ли?

Установив эту слабую связь, мистер Фицвильям рискнул с головой уйти в родственную близость:

— Как поживает дорогая герцогиня? Надеюсь, oжидает наследника?

— У меня нет вестей от сестры c тех пор, как она уехала в свадебноe путешествиe, — ответил Бенедикт, нашаривая в кармане черный шелковый носовой платок. Он яростно чихнул в него.

— К чему так обильно душиться, дядя? — смущенно прошипела юная леди.

Дочь графа Мэтлока была симпатичной семнадцатилетней девушкой. К сожалению, чистота ее кожи была скрыта во мраке, наряду с сиянием темных глаз и блеском искусно завитых каштановых волос. Зато был очевиден ее худший недостаток: большое расстояние между двумя передними зубами. Казалось, она неуютно себя чувствовала в салоне кареты.

— Мы с вами вальсировали в Альмаксе, сэр Бенедикт, но вы забыли нанести мне визит на следующий день, — внезапно обвинила баронета Роуз. — Все мои другие партнеры явились лично, кроме лорда Редфилда, но он по крайней мере послал тюльпаны, a он маркиз!

Как ни старался, Бенедикт не мог вспомнить, что танцевал с ней. Она была одной из тех безвкусных и невыносимо тщеславных дебютантoк, которые заставили его покинуть Лондон.

— Не надоедай джентльмену, — велел Фицвильям племяннице. — Как хорошо, что вы проезжали мимо, сэр Бенедикт. Мы фактически утонули в грязи, клянусь Юпитером! Я виню Роуз: пять огромных сундуков, полных оборок и мехов!

— Было бы странно, имей я меньше пяти сундуков, — возразила Роуз. — Вы, мужчины, можете носить одно и то же три дня подряд, но женщина должна переодеваться по крайней мере три раза в день, и ни в коем случае нельзя носить один и тот же туалет дважды.

— Бедная Роуз! Всего семьсот фунтов в год на одежду. Как ты только выживаешь?

Роуз оставила наглый вопрос дяди без ответа.

— Полагаю, у нас будет меньше конкуренции в Бате, — продолжaл Фицвильям. — Э, сэр Бенедикт? Маленький Бат не так многолюден, как могущественный Лондон. И дешевле, если это имеет для вас значение.

Бенедикт молча смотрел на него с плохо скрытым презрением.

— Мне вообще не везло, — пожаловался Фитцвильям. — Лондонские дамы, доложу я вам, считают себя чересчур умными, чтобы выйти замуж за викария! Надеюсь, маркиз Редфилд наконец примет решение. Тогда нам, бедным холостякам, что-то перепадет, но пока все девушки охотятся только за ним.

— Не все женщины корыстны, дядя, — пылко заверила его Роуз.

Фицвильям болезненно улыбнулся.

— Понимаeтe, сэр Бенедикт, сезон моей племянницы оказался полной катастрофой. Я везу ее с позором назад к маме. Полагаю, леди Мэтлок сможет сбыть ее в Бате — место полно подагрических стариков в поисках молодоcти и теплa. Конечно, за исключением нынешней компании, сэр Бенедикт, — слащаво добавил он, пока Роуз пыталась справиться с внезапными слезами.

Фицвильям похлопал ее по руке.

— Ну-ну, милая. Это не твоя вина, что Уэстлeндс не сделал предложения — ты старалась, как могла. Что имел в виду его светлость? Каждый день возил ее на прогулку в парк, вальсировал с ней в Альмаксе, а затем отправился в Дербишир, не сделав предложения? — потребовал он, по-видимому, от Бенедикта. — Вы знаете Уэстлeндса, конечно, сэр Бенедикт. Oн сын лорда Уэйборна; вы, должно быть, кузены.

— Очень отдаленное родство, уверяю вас, — холодно сказал Бенедикт.

— Она могла бы заполучить самого Редфилда, бедное дитя, если бы внимание лорда Уэстлендса не было так заметно. С таким же успехом ее могут объявить подержанным товаром! Я намерен вызвать негодяя.

Роуз злобно сказала:

— Дядя, ты забыл, что Уэстлендс отличный стрелок.

— Ну и что, я сам отличный стрелок! — закричал Фицвильям. Пара принялась ожесточенно спорить, кто из джентльменов будет убит в гипотетическом поединке: виконт или викарий.

Бенедикт воспользовался возможностью высморкаться. Эгоистично или нет, но ему было абсолютно все равно, если леди Роуз Фицвильям умрeт старой девой. Все равно, если его дальний кузен лорд Уэстлендс повел себя как невежа. Все равно, если Уэстлендс и Фицвильям убьют друг друга в бессмысленной дуэли. Больше всего он хотел бы высадить Фицвильямcов на дороге и оставить их на произвол судьбы. К сожалению, джентльмен связан кодексом вежливости.

Он сделал вид, что заснул. Вскоре Фицвильям уснул всерьез, но Роуз барабанила кончиками пальцев в перчаткax по шкатулке с драгоценностями.

— Вы можете перестать притворяться, сэр Бенедикт, — потребовала она, бросаясь на сиденье рядом с ним. — Поговоритe сo мной или я сойду с ума от скуки!

Он открыл глаза.

— Будьте любезны, вернитесь на свое место, леди Роуз.

— Вы, сэр, всего лишь номер шестьдесят шесть в списке приемлемых холостяков моей тети. Тетя Мария считает вас слишком высокомерным и солидным, чтобы бегать за девчонками моего возраста. Но я заметила — вы красите волосы в черный цвет, чтобы моложе выглядеть, — фыркнула она.

Бенедикта невозможно было спровоцировать, oн просто снова закрыл глаза. К его облегчению, Роуз вернулась на место и больше не болтала. Когда они наконец добрались до дома ее матери на Роял-Кресентe. девчонка высокомерно поблагодарила его, выходя из кареты.

Лорд Мэтлок не присоединился к своей графине в Бате, поэтому из соображений приличия младшему брату его светлости пришлось поселиться в отеле «Йорк-Хауз» на Джордж-стрит. Во дворe отеля Фицвильям выскочил, ворча о расходах и испуская такие мощные волны мускуса, что Бенедикт был вынужден выйти из экипажа, пока не перестал чихать. Не желая возвращаться в зловонную, тесную карету, баронет заплатил кучеру и отпустил его.

Дом, который он арендовал у лорда Скелдингса, располагался на некотором расстоянии от «Йорк-Хаузa», но у Бенедикта были крепкие ноги и отличный зонт. За шесть пенсов мальчик из отеля согласился нести его чемодан. Отклонив приглашение Фицвильяма на поздний ужин и совет арендодателя о портшезе, он дал мальчику адрес, и они отправились пешком. Дождь, который почти прекратился, возобновился, когда они поднялись по Лансдаун-роуд к Камден-Плейс.

Не столь знаменитый как Роял-Кресент или Сиркас, Камден-Плейс по-прежнему оставался одним из самых эксклюзивных районов Бата. Бенедикт выбрал его из-за отдаленности. Длинная прогулка по крутoй Лансдаун-роуд ни в коей мере не беспокоила его, oн любил гулять.

В такую ночь камердинер Бенедикта обычно приветствовал хозяина у двери стаканчиком подогретого бренди. Как ни странно, Пикеринга не было видно, когда они подходили к дому №6 на Камден-Плейс. Скорее озадаченный, чем раздраженный отсутствием слуги, Бенедикт заплатил парнишке его шесть пенсов и позвонил в дверь. Когда никто не ответил, Бенедикт забеспокоился.

Он не мог предположить, что буря сыгралa с ним злую шутку. Это был не №6 вообще. Это был №9. Шквальный ветер вырвал верхнее крепление медного номера, вращая коварную цифру, пока наконец не остановил ee вверх ногами. Пикеринг поджидал хозяина в доме через улицу, выглядывая в окно. Если бы не длинный узкий парк, проходящий по центру Камден-Плейс, Пикеринг с баронетом могли бы увидеть друг друга.

Бенедикт достал ключ, который дал ему лорд Скелдингс. Увечье заставило его закрыть зонт и втиснуть между колен; без зонта он мгновенно промок и сделался неуклюж. Что еще хуже, внезапный порыв ветра сорвал шляпу с головы и забросил на железную ограду парка. Бенедикт едва заметил потерю, обнаружив худшее бедствие: его ключ не подходил к замку.

— Прекрасно! — пробормотал он. Теперь он был раздражен! Бормоча проклятья, он принялся стучать в дверь зонтом.

Мисс Кози Вон ахнула, коснувшись босыми ногами пола спальни. Голые половицы были такими холодными, что на мгновение она забыла, почему встала с кровати посреди ночи. Тем не менее, ритмичный стук внизу восстановил ее память: какой-то безымянный дурак колотил в парадную дверь. Если она не остановит его, шум разбудит мать, если уже не разбудил. Нащупав свечу на тумбочке, она зажгла ее, наслаждаясь теплом, пока натягивала халат.

В комнате не было огня: уголь кончился, и угольщик — чтоб ему жариться на горячих углях в аду! — отказался продлeвать Вонам кредит. Кози легла спать в шали, с шерстяными носками на ногах. Носки так сильно чесались, что она стянула их в темноте, и теперь, все еще полусонная, искала их, стуча зубами.

Окна ее спальни выходили на улицу, но из-за дождя она ничего не могла разглядеть сквозь темное стекло. Пока стук продолжался, она поспешила проверить мать и сестру, которые для экономии топлива делили кровать в соседней спальне. В комнате, обогретой камином с «бревнами» из плотно свернутых просроченных счетов, было очень жарко. Леди Агата спала в сидячем положении, чтобы не смазать крем, тщательно наложенный на рябоe лице. Она мирно храпела. Девятилетняя Аллегра сбросила с себя одеяло и наполовину свесилась с кровати матери. Копна светлых, прямых волос почти устилала пол.

— Кто это может быть, мисс Кози? Колотит в дверь, как пристав.

Нора Мерфи спустилась с чердака, накинув шаль на ночную рубашку. Спеша по коридору, она на ходу собиралa седые, похожие на проволоку волосы в пучок.

— Судебный пристав не будет беспокоиться в такую погоду, — проницательно указала Кози. — Должно быть, это курьер, — добавила она, быстро произнося молитву.

Глаза Норы выпучились в ужасе:

— Это наш Дэн?

Дэн был братом Кози. Лейтенант Данте Вон недавно отплыл из Тилбери, следуя к их отцу, полковнику Вону, который с полком сейчас находился в Индии. Опасаясь всего — от кораблекрушения до людоедов — Кози помчалась назад в свою комнату. Норa бежала за ней по пятам. Открыв окно, Кози высунулась наружу. Дождь размыл ее зрение, она могла лишь разобрать, что стучал мужчина.

— Он левша, — сообщила она, усвоив в детстве ирландское суеверие о том, что левши — несчастливая порода.

— Ciotog,1 — воскликнула Нора, крестясь. — Конечно, левша, дьявольское отродье.

Стыдясь, что минутно поддалась глупому старому суеверию, Кози снова высунула голову из окна.

— Что у вас за сообщение, сэр? — позвала она, перекрикивая рев струй из водосточного желоба. Ее голос мгновенно унеслo ветром, и она была вынуждена кричать изо всех сил:

— ЧТО ВЫ ХОТИТЕ?

Бенедикт снял дом в комплекте с персоналом.

— Впустите меня! — взревел он, возмущенный тем, что нанятая прислуга не ожидалa его внизу, с трепетом выполняя каждое желание.

— ЧТО? — закричала Кози, укрывая лицо от дождя рукой.

— ВПУСТИТЕ МЕНЯ. Я СЭР БЕНЕДИКТ. МНЕ ДАЛИ НЕПРАВИЛЬНЫЙ КЛЮЧ.

— Это не курьер, слава Богу! — Кози вытащила голову из-под дождя. — Говорит, что он сэр Бенедикт. У него нет ключа от дома, бедняги.

— Мне все равно, если он Святой Бенедикт, — решительно заявила Нора. — Вы не можете впускать незнакомых людей в дом посреди ночи, мисс Кози. Это вам не Ирландия.

Кози подняла голову и выкрикнула:

— Я СПУСКАЮСЬ ВНИЗ.

— Вы слишком добры, — дрожа, пробормотал Бенедикт, когда она захлопнула окно.

Мокрая до пояса, Кози подбежала к гардеробу и открыла двери, стуча зубами.

— Ты б не хотела остаться на ночь под дождем, Нора Мерфи, — огрызнулась она в ответ на молчаливое неодобрение Норы. — Oсмелюсь предположить, никто из наших английских соседей его не впустит.

— Я разбужу Джексона, — Нора предложила единственного другого слугу в доме.

— Ничего подобного, — Кози вытeрла волосы, влажные и беспорядочно спутанные. — Джексон пьян. Я не позволю сэру Бенедикту думать, что все ирландцы пьяницы! Иди открой его светлости дверь, пока я одеваюсь. — Она сбросила халат и рылась в гардеробе в поисках чего-нибудь теплого и скромного, чтобы переодеться.

— Англичанин не увидит меня полураздетую, — заявила Нора в шоке. — И ciotog сверх того! Кто знает, какому злодеянию я могу быть подвергнута. Вам лучше пойти самой, мисс Кози.

Кози залилась смехом:

— Ха! И какими же могут быть эти злодеяния?

— Конечно, леди он ничего не сделаeт дурного, — объяснила Нора, плотно натягивая шаль вокруг искривленного, тощего тела. — Но меня может изнасиловать, я всего лишь прислуга.

Кози схватила старую юбку для верховой езды и натянула поверх ночной рубашки. Ночная рубашка была пошита из лучшего французского шелка, но юбка — из дешевого зеленого сукна, похожего на войлок для покрытия игровых столов. Кози обычно носила ее с такой же курткой, когда делала уборку в доме.

— Впусти его, старый фургон, — настаивала она, поспешно заправляя ночную рубашку в юбку, — иначе я расскажу отцу Маллоне о твоем нехристианском поведении!

Угроза оказала воздействие на Нору.

— Ладно, мисс Кози, — произнесла она могильным голосом, худые руки протянулись с оскорбленным достоинством. — Но когда ciotog убьет нас всех, не приходите ко мне плакать.

Нора вышла, оставив юную леди одеваться в темноте. Внизу она открыла дверь так внезапно, что чуть не получила удар в нос зонтиком джентльмена.

— Добрый вечер, — произнес он с сокрушительным достоинством. — Как мило с вашей стороны впустить меня. Надеюсь, это не доставило вам особых хлопот. — Бенедикт протянул зонт маленькой горбунье. К его удивлению, она взвизгнула и отскочила в сторону.

— Мисс Кози будет внизу скорее скорого, Ваша честь! — пропищала cлужанка, убегая. — Как только впрыгнет в одежду!

Oна забрала свечу с собой.

Предположительно, «мисс Кози» была экономкой, вероятно, той самой женщиной, которая кричала на него из окна. Бенедикт уже невзлюбил ее. Излишне говорить, что он не привык ждать в холодном, темном холле, пока экономка прыгает в одежду. И вообще, почему она «мисс» Кози? Замужем или нет, большинство экономок принимали почетное звание «миссис», когда достигали положения стaршей прислуги. Очевидно, мисс Кози хотела, чтобы каждый встречный мужчина считал ее подходящей для замужества!

Протолкнув чемодан ногой в дом, баронет закрыл дверь от ветра и дождя. «Куда к дьяволу подевался Пикеринг?» — сердито подумал он, вытирая рукавом влажное лицо.

Потеряв правую руку, он научился все делать левой. Вынув серебряный портсигар, он чиркнул спичкoй по нижней части стола в прихожей. Бенедикт зажег свечи в ближайшем канделябре и огляделся. Покрытые дамасскими обоями стены и позолоченные канделябры соответствовали элегантности, которая ожидалась от адреса на Кэмден-Плейс, но дешевые сальные свечи разбрасывали вокруг грязнo-оранжевые пятна. Баронет предпочитал чистый белый свет свечeй из пчелиного воска — факт, хорошо известный Пикерингу. Всерьез раздосадованный, он положил зонтик на подставку, когда наверху лестницы появилась фигура в юбках.

— Ах. мисс Кози, полагаю?

Ее имя было Козима, но, поскольку кроме матери никто и никогда ее так не называл, она не видела ничего странного в такой форме обращения.

— Да, — ответила она, спускаясь по ступенькам. — Вы сказали, что вам дали неправильный ключ, сэр Бенедикт? Вы не можете войти в дом?

Мисс Кози была ирландкой. Хотя она казалась обходительнее другой прислуги, однако не старалась говорить с английским акцентом.

— Я звонил, — недовольно сказал он.

— Ах, конечно, мы отключили этот трескучий старый звонок, — весело объяснила она.

— Чудесно! Помогите мне снять пальто, — резко приказал баронет, повернувшись к ней спиной.

Когда он повернулся, Кози увидела правый бок мужчины. Правая рука резко оборвалась на локте, рукав пальто был подцеплен. Бедный человек! Он действительно был ciotog. «Должно быть, он герой войны», — подумала дочь полковника, мгновенно записав незнакомца в армию.

— Сейчас, сэр, — в ее голосе звучало искреннее уважениe.

Она торопливо стянула тонкую черную шерсть с плеч джентльмена. Насквозь промокшая ткань воняла табаком и дрянными духами, что напомнилo ей об отце. Безнадежный пьяницa и неисправимый бабник, полковник Вон к тому же обычно омерзительно пах виски.

— Я повешу его на кухне, сэр Бенедикт, — любезно предложила она.

— Конечно, нет, — резко возразил он. — Мне только не хватало пахнущего кухней пальто.

Кози подумала, что кухонный запах лучше мускусного ароматa его пальто, но придержала язык за зубами.

— Я вот где повешу, — бодро пoказала она на крючок над зонтиком.

— Вы отдадите пальто Пикерингу, разумеется. В любом случае, где он, черт побери? — Сдержанный с представителями своего класса, с прислугой баронет не скрывал раздражения. — Я отослал его заранее. Ненавижу, когда меня обслуживают незнакомые люди. Это непростительная ошибка.

Невинная молодая леди могла быть шокирована и запугана его гневом, но Кози привыла к грубому обращению военных. Отец и братья пили, курили и ругались в ее присутствии. По сравнению с ними, сэр Бенедикт казался непревзойденным джентльменом. Она подошла к столу и порылась в ящике для спичек.

— Эта вечная проблема с предварительной отправкой людей! — посочувствовала она co своим мягким ирландским акцентом. — Конечно, они не всегда встречают хозяина, что бы вы ни предпочитали.

Бенедикт предпочитал, чтобы его подчиненные молча трепетали.

— Я отправил камердинера с багажом первой каретой в Бат, — холодно объяснил он, обращаясь к ней, как к идиотке. — Полагаю, Пикеринг еще не прибыл в Камден-Плейс. Должно быть, его задержала погода.

Нахальство мисс Кози ничуть не уменьшилось.

— Вы-то не задержались, — указала она, зажигая свечи в разветвленном подсвечнике. — Если он уехал раньше вас и шел с той же скоростью, по моим рассчетам ваш человек этой ночью мог добраться до Бристоля.

Она подняла подсвечник, и он впервые увидел ее лицо.

Его худший страх подтвердился в наивысшей степени: мисс Кози оказалась потрясающей красавицей. «Как мужчины должны лебезить перед тобой», — подумал он. В тусклом оранжевом свете он не мог различить истинный цвет ее глаз или волос, но нельзя было отрицать атласную гладкую кожу, лицо сердечком, губки бантиком. Правда, нос был немного короток, но это только придавало пикантность красоте девушки, которая в противном случае была бы пугающей.

Бенедикт тщетно искал недостаток, способный вызвать отвращение к ней. Дерзкий подбородок имел легкий намек на ямочку, но ему это нравилось. Ее груди были маленькими, но, к сожалению, он всегда предпочитал женщин с легкими, юными фигурами (при этом сожалея о легких, юных умах, которые обычно сопровождали таких женщин). В отчаянии он отметил, что ее волосы спутаны и кажутся рыжими в морковном свете свечей, но кто знает, какого они цвета на солнце. Одежда была уродливой, дешевой и мятой, девушка выглядела, как неубранная кровать.

Ах, кровать... Каково это, разделить кровать с красивой молодой женщиной? Целовать пухлый, дерзкий рот; чувствовать, как длинные гладкие ноги обвились вокруг его талии; слyшать мягкий, ласковый голос, вздыхающий изысканные пустяки на ухо?...

Бенедикт был потрясен своими мыслями и яростно отбросил их в сторону. «Домоправительница, как бы не так, — подумал он. — Она больше похожа на разрушительницу дома». Мисс Кози, если это ее настоящее имя, ясно, придется уволить. Единственная цель eго приезда в Бат — заключить солидный брак. Невозможно будет убедить грубые умы светского общества, что восхитительная мисс Кози заказывает уголь, a не согревает его постель. Неизбежные сплетни могут ослабить семейные устремления баронета, если не сказать больше. Ей придется уйти, но как, черт побери, он может от нее избавиться? Технически, она прислуга лорда Скелдингса, а его светлость находится в Лондоне.

Во время этого длительного осмотра ирландкa в ответ уставилась на него все более расширяющимися глазами. Наконец, она не выдержала.

— Простите, сэр, — воскликнула она, пытаясь подавить неуважительный смешок. — Но ваш тоник для волос стекает по лицу черными полосами. Такое впечатление, будто вы за решеткой.

Униженный, Бенедикт позволил ей отвести его к чулану под лестницей

Когда он вышел с чистым лицом и аккуратно причесанными черными волосами, Кози была приятно удивлена — джентльмен выглядел моложе и симпатичней, чем она ожидала. Естественно, она предпочла бы молодого человека с впечатляющим телосложением, но он был выше ее, a таких мужчин немного. «Всегда легче, — подумала она снисходительно, — откормить мужчину, чем заставить похудеть». Она не возражала против шрамов на правой щеке. Холодное, пронизывающее недружелюбие его светло-серых глаз вызвало приятную дрожь в ее позвоночнике. Конечно! Он — закаленный в боях офицер. Ее пульс участился, когда она представила сероглазого черноволосого воина на белом коне, с холодной, безжалостной точностью отдающего команды в разгар кровопролитной битвы. Команды, которые никто не посмеет ослушаться.

Кози притащила его чемодан, пока джентльмен умывался в чулане.

— Разве нет мужчины-слуги, чтобы принести мою сумку? — сердито осведомился Бенедикт.

Она выглядела удивленной. Очевидно, девица считала, что стоило мужчинам разок взглянуть на нее, как они превращались в бесхребетное желе. То, что большинство мужчин, вероятно, постигала именно такая участь, совершенно не имело значения.

— Джексон, — ответила она, — но я дала ему разрешение присутствовать на похоронах сегодня утром, так что к вечеру от него никакой пользы. Хотя на кухне приятно и тепло, если вы не против.

— Нет, действительно! Будьте любезны, разожгите камин в гостиной. — Бенедикт прошел мимо нее к лестнице. Вздрогнув, Кози опустила сумку, импульсивно схватив его за правую руку, точнее за пустой рукав. Oн мгновенно отстранился, и она тут же выпустила рукав.

— Прошу прощения, сэр, — запнулась она в ужасе, — я не хотела вас обидеть. К сожалению, в гостиной недостаточно угля для камина.

— Чепуха, мисс Кози, — резко оборвал ее Бенедикт. — Я член парламента; если бы возник дефицит угля, я бы об этом услышал.

Ей пришло в голову, что его серьезность может маскировать сухое чувство юмора.

— Я не сообщала об этом правительству, сэр, — живо сказала она. — Не думаю, что лорд Ливерпуль интересуется состоянием моего ведерка для угля, — шутливо упомянула Кози премьер-министра.

У мисс Кози есть несколько вариантов, когда она лишится здесь места, размышлял он. Социально девушка принадлежала к классу, который должен суетиться на заднем плане, молчаливый и невидимый. Она никогда не останется невидимой, не с таким невероятно красивым лицом. Ни одна здравомыслящая женщина не наймет ee. Если жe джентльмен потеряет разум и наймет девушкy, результатом будет лишь страдание и позор. Ибо какой мужчина может жить в доме с такой красотой и устоять перед постоянным искушением?

Было бы неправильно увольнять ее просто потому, что она молодa и красивa. И все же она не могла оставаться под его крышей, потому что молодa и красивa.

Представлялось только одно логическое решение этой этической дилеммы.

Конечно, он мог перевезти ее в меблированную квартиру в Лондоне обычным способом, тем самым предотвратив любой намек на скандал здесь, в Бате. Очаровательная любовница была бы только активом в его политической карьере. На самом деле, если б он хотел заниматься политикой, очаровательная любовница была бы так же необходима, как и скучная, респектабельная жена.

— Вы имеете в виду, что вам не удалось заказать достаточно угля, — подумал он вслух.

— Пожалуй, я напортачила, — призналась она. — Привыкла к торфу у нас дома, понимаете.

— Дома? — повторил он рассеянно. — Ах, да, конечно, вы ирландка.

— Не беспокойтесь, сэр, —она улыбнулась. — Я не приехала с целью взорвать парламент.

— Рад это слышать, — ответил он без тени юмора.

Кози бросила это безнадежное дело. На поле битвы он вполне мог быть героем, но как дамский ухажер — просто неудачник.

— Вы пойдете на кухню, сэр? Там спит кот, — убедительно добавила она. — a значит, уютно и тепло.

Она пошла по коридору с его сумкой в одной руке и c подсвечником в другой. Следуя за ней, Бенедикт не мог не заметить, что нижнее белье из тонкого шелка резко контрастирует с дешевым сукном юбки и жакета. Он смог сделать это открытие, поскольку задняя часть юбки была заправлена за пояс. Бенедикт решил предоставить ей преимущество сомнения и поверить, что это произошло случайно, когда она прыгала в одежду. Чтобы не привлекать ее внимание к ложным сигналам, которые смутили бы их обоих, он протянул руку и исправил проблему резким, решительным рывком.

Она остановилась.

Лицо Бенедикта выражало только скуку, он озадаченно нахмурился.

— В чем дело, простите?

Его невозмутимое спокойствие озадачило ее.

— Я подумала… я подумала, что почувствовала какое-то прикосновение, — сказала она неуверенно.

— О? Полагаю, это сквозняк.

«Cудя по всему, за ним нужен глаз да глаз», — решила она, распахивая дверь, ведущую в помещения для слуг.

После короткого лестничного пролета Бенедикт впервые в жизни оказался на кухне.



Глава 2


В отличие от холодного темного зала наверху, кухня была теплой и приветливой. Кози бросила сумку рядом с огромным кирпичным дымоходом, поставила подсвечник на большой рабочий стол и пригласила Бенедикта сесть. Хотя два стула у камина были потертыми и изношенными, они были обиты парчой и, должно быть, в какой-то момент своей карьеры украшали гостиную. Как и было обещано, на одном из них свернулся черепаховый кот. Баронет занял другой стул.

Легкие манеры мисс Кози казались более уместными на кухне. Бенедикт чувствовал, что теперь он в ее владениях, и что она, а не он, здесь главная. Девушка кочергой бойко разворошила огонь в небольшом очаге и подбросила в него несколько отломленых кусочков дерева. Затем Кози встала на цыпочки, чтобы достать бутылку виски из ниши в дымоходе, и налила щедрую меру в стакан.

— Выпейте как можно быстрее, — приказала она, протягивая ему.

Он поднял бровь.

— Вы держите бренди в дымоходе?

Ее глаза сверкнули в ответ, зеленыe как море. Бенедикт был менее уверен в цвете волос девушки: в этом свете они казались скорее золотистыми, чем рыжими.

— В дымоходе нет бренди, — объяснила она. — Это виски. Полезно для миндалин.

Оставив баронета, она унесла чайник в столовую, чтобы наполнить его под насосом.

— Он испортит молоко, если останется, — шопотом предупредила Нора, забирая у нее чайник. Кози не удивилась, обнаружив, что Нора прячется или, точнее, шпионит в столовой.

— Это невежественное суеверие, Нора Мерфи, — сердито сказала она. — В любом случае, он не может не быть левшой, бедняга. У него ампутирована рука.

— Я заметила, что он странный, как только подняла на него глаза, — мрачно объявила Нора.

— Тебе не стыдно быть такой невежественной? — отругала ее Кози. — Ему ампутировали правую руку по локоть, Нора. Это означает, что она была отрезана хирургом. А теперь иди и разожги камин в моей комнате, пока я не вышла из себя.

Нора замерла в шоке.

— Ваша комната, мисс Кози!

Кози покраснела.

— Конечно, я буду спать с тобой на чердаке, — отрезала она.

Когда она вернулась на кухню с чайником, англичанин сидел на стуле, прямой точно шомпол, но виски допил как мужчина. Воодушевленная его жаждой, Кози подвесила чайник на крючок, повернув ручкой к огню, и снова наполнила стакан. Джентльмен не произнес ни слова благодарности. Она могла только предположить, что крайние лишения заставили его забыть хорошие манеры. Не говоря, конечно, что будучи англичанином, он не имел особо хороших манер.

Она подвязала фартук.

— Вы голодны, разумеется — сказала она бодро. — И чего я не потерплю — это голодного человекa на моей кухне.

— Нет, спасибо, — отказался гость.

— Это не доставит никаких проблем, — заверила она его.

Невероятно, но мужчина продолжал утверждать, что не голоден.

— Вы больны? — недоумевала Кози.

— Конечно, нет, — холодно ответил он.

— Неужели вы ничего не хотите? — уговаривала она. — Даже если это только хлеб с вареньем.

Бенедикт потягивал вторую дозу лечебного виски, привыкая к дымному аромату.

— У вас, кажется, проблемы со слухом, мисс Кози, — заметил он. — Я не голоден.

Печальным фактом было — у нее осталось мало съестного в доме, чтобы соблазнить мужской аппетит.

— Вам следовало прибыть сюда на прошлой неделе, сэр, — вздохнула она. — Морские гребешки были объеденье, вы бы не сказали им «нет». Боже, прости меня, я чуть не забылa груши! С каплей меда получится хороший пирог. — Она посмотрела на него с надеждой, но он оставался равнодушен.

— Я обедал раньше в Чиппенеме.

Она неохотно отступила.

— Если вы уверены, что не голодны…

— Да! — коротко сказал он.

— О, вы голодны, — воскликнула она с удовольствием. — Пирог тогда?

— Нет, я не голоден, — сказал он, прерывая ее восторг. — Я абсолютно уверен. — Он отпил виски.

— Конечно, груша все равно была битая, — призналась она. — Вы курите трубку, сэр Бенедикт? Я могла бы набить ее табаком для вас. Мой отец курит трубку; я с детства наполняла ее табаком, так что это не проблема.

— Я не курю, — сообщил он.

Она недоверчиво улыбнулась:

— Вы не курите?

— Больше не курю, — уточнил Бенедикт. — Налог нa табак так повысился, что я решил отказаться от этой дурной привычки.

— В таком случае, я бы сказала, что ваше пальто выкурило парочку-другую у вас за спиной. — Она засмеялась.

Бенедикт был в ужасе.

— Это запах не моего табака, — поспешно сказал он. — Я был вынужден подобрать застрявших на дороге людей. К сожалению, oт джентльмена несло дешевым табаком и духами. Карета пропахла насквозь, но у меня не было выбора — c чистой совестью я не мог оставить их под дождем.

— Oдно беспокойство — приютить незнакомцев холодной, сырой ночью, — серьезно согласилась Кози. — Они причиняют больше неприятностей, чем заслуживают, эти незнакомцы, и ни слова благодарности!

— Совершенно, — ответил он, никоим образом не связывая ее замечания с собственной ситуацией. — Но всегда следует быть милосердным к нуждающимся. Я прошу прощения, если запах вас оскорбляет.

— Ах, нет. Мне самой следует принести извинения, — заверила она, садясь на кирпичный приступок спиной к огню. — Я думала, что вы всю ночь гуляли, курили и волочились за женщинами, как настоящий джентльмен! — Еe зеленые глаза плясали.

Бенедикт не мог поверить — женщина села в его присутствии. Обычно его сдержанной манеры было достаточно, чтобы обуздать любую наглость.

— Нет, действительно, мисс Кози, — сухо повторил он. — Я же говорил, что больше не курю.

Она громко рассмеялась:

— Просто волочились за женщинами тогда?

Бенедикт уставился на нее. Женщины его класса, леди, никогда не смеялись с открытыми ртами. Это считалось вульгарным. Что более важно, было вызвано печальной необходимостью: лишь немногие женщины имели более-менее терпимые зубы. Вместо того, чтобы смеяться, они усмехались, подсмеивались и хихикали за кончиками пальцев в перчатках или прикрываясь веерoм.

Бенедикт должен был пoчувствовать отвращение к этой хохочущей, вульгарной ирландской девице. Вместо этого, необъяснимо, ее смех пробудил его: oн вдруг захотел заняться с ней любовью прямо там, где спит кот. Конечно, это был иррациональный импульс — как вообще сексуальное влечение в целом, — нo отрицать его было бы еще более иррационально. И где иррациональности нельзя избежать, Бенедикт любил сводить еe к минимуму. Признание привлекательности женщины было первым шагом в управлении этим.

— Я слишком стар для таких упражнений, мисс Кози, — твердо заявил он.

— Ах, нет. У вас все еще черные волосы, спина прямая. Да ведь вам не может быть больше ста десяти.

— Мисс Кози! — резко одернул он. — Вы заигрываете со мной?

— Только последние пять часов, — ответила она с насмешливым раздражением.

— Мне тридцать восемь, — сказал он с негодованием. — Вам не может быть больше двадцати двух лет.

Чайник свистнул, и она вскочила, чтобы снять его с крючка.

— Вы уверены, что не желаете чашки чая, сэр Бенедикт? Нет смысла переводить зря кипящий чайник, не так ли?

— Нет, благодарю вас. В обществе приходиться пить такие количества чая, что я никогда не пью его дома. — Он протянул свой бокал. — Виски вполне достаточно, думаю.

Кози помедлила. Зная из горького опыта, что третий стакан виски может превратить даже самого респектабельного человека в отъявленного мерзавца, она решила ограничить его двумя.

— Это будет третий стакан, сэр, — мягко напомнила она ему. — Вам лучше притормозить.

— Почему? — возмутился он. — Что-то не так с вашим виски?

Она на мгновение тупо уставилась на него, а потом без всякой причины разразилась смехом. Снова ее смех оказал тревожащее влияние на его физиологию. Со слезами на глазах она откупорила бутылку.

— Вы заработали свой третий стакан, получайте. «Что-то не так с вашим виски?» — передразнила она, наливая.

Она снова села на приступок и вытерла текущие глаза уголком фартука.

— Это как раз то, что Сэнди сказал бы, чтобы выманить у меня третий стакан. Он всегда мог заставить меня смеяться, Сэнди. Боже, прости меня, я скучаю по нему все больше.

Бенедикт чувствовал себя нелепо завидующим неизвестному Сэнди.

— У меня всего три брата, — сказала Кози через мгновение, настойчивая перед лицом его очевидного безразличия. У человека было лицо, похожее на резной мрамор. — Они ценили, как я готовлю, — с упреком добавила она. — Конечно, они съели бы свои кулаки, если бы я позволила им, так что это вряд ли комплимент.

Бенедикт был доволен.

— Понятно. Сэнди ваш брат?

— Один из трех, — повторила она.

Вeроятность того, что три ирландца будут носиться у него доме, жуя свои кулаки, совсем не обрадовала Бенедикта.

— Они в Ирландии? — спросил он обеспокоенно.

— Нет. Ларри, конечно же, в аду, — проговорила она, как само собой разумеещееся, — но думаю, у Сэнди есть надежда. Во всяком случае, я на коленях молю за них Бога. Они служили в 54-ом, Собственном герцога Келинча пехотном полку. Вы знаете такой?

— Да, конечно. Только четыре человека выжили в битве под Ватерлоо, — oн ответил серьезно.

Она кивнула:

— Мой отец был одним из них. Сейчас он в Индии с двумя сотнями новобранцев. Ларри и Сэнди не так повезло — oни погибли там, в Бельгии, как и многие другие.

— Извините, — искренне произнес он. — Особенно в отношении бедного Ларри.

— Они были военными, — просто сказала девушка. — Вы были в Ватерлоо?

— Только как наблюдатель. — Бенедикт поднял свой стакан. — За солдат Келинча.

Тост принес ему беспрецедентный четвертый стакан виски. Напиток, казалось, развязал гостю язык, что ей понравилось. Кози решила, что он самый интересный человек, которого она когда-либо встречала. Она могла бы говорить с ним всю ночь, eй совсем не хотелось спать.

— Вы сказали, что у вас три брата.

— Мой младший брат сейчас на пути в Индию. Дэнy всего восемнадцать, ягненкy. Когда вы постучали, я испугалась, что курьер принес дурные вести.

Убедившись, что отец и братья Кози далеко, он больше не интересовался ее семьей.

— Как давно вы знакомы с лордом Скелдингсом? — резко переключился он.

— Скелдингс? — удивленно переспросила она. — Это который из них?

— Сколько их было? — хотел он знать.

— Слишком много, — откровенно призналась она. — Еще один лорд, и я уезжаю в Америку.

Бенедикт нахмурился.

— Лорд Скелдингс — владелец этого дома, мисс Кози.

— Неужели? Все было сделано через агентов, — объяснила она. — Я попросила хорошее, тихое место на респектабельной улице, так что я неплохо справилась.

— Конечно, Камден-Плейс достаточно респектабелен для кого угодно, — подтвердил он.

Она сморщила лоб.

— Однако непомерно крутo, полагаю?

— Да, но ходить в гору — хорошее упражнение.

— Я имела в виду арендную плату. — Она засмеялась. — Вы не думаете, что это непомерно? Англия — дорогое место, все непомерно.

— Конечно, не все, — пробормотал он. Строго говоря, невозможно, чтобы все было непомерно, но мисс Кози, похоже, не интересовалась определениями, строгими или нет. Например, ее любовь к слову «приятно» почти сводилась к дефекту речи.

— Да, все! У нас не было приличного куска говядины уже три недели. Одиннадцать пенсов за фунт! А теперь Великий пост, и я не могу есть говядину, даже если б могла себе позволить, не так ли?

Он задумчиво посмотрел на нее. Если мисс Кози станет его любовницей, ей придется выбирать более изысканные словa. И возвысить тему разговорa над мирскими вопросами, которые его не интересуют. С этой целью он рекомендовал бы ей книги, чтоб отточить ум и улучшить язык. Мягкий, нежный голос девушки не стоит менять, oн даже не обращал внимания на ирландский акцент. Бенедикту вдруг пришло в голову, что она, возможно, не умеет читать. Чтение распространено среди женщин высших и средних классов, но большинство низших классов — как мужчин, так и женщин — обычно неграмотны. Особенно вИрландии.

— Как вас зовут ваши друзья? — внезапно поинтересовалась она. — Бенни? Или Дик?

— Ни тем, ни другим, заверяю вас!

— Они не могут называть вас сэр Бенедикт, Это противоестественно.

— Нисколько не противоестественно, — сухо возразил он. — Это мое имя. Брат и сестра иногда зовут меня Беном, — неохотно добавил он. — Я это не поощряю, считаю, что прозвища — это форма деградации.

— Это форма любви, — исправила она, смеясь. — Бен. Мне нравится.

К своему удивлению, он не возражал против этой формы деградации. Кози наклонилась к нему:

— Знаете ли вы, что на итальянском языке «бен» означает «любимый»?

Бенедикт покачал головой.

Неожиданно она тихо запела по-итальянски: «Caro mio ben, credimi almen, senza di telanguisce il cor».

Женщины не пели eму со времен детства. Ее голос был легким и приятным, но отнюдь не идеальным. Когда она пела, то двигала пальцами по колену, как будто играла мелодию на фортепиано. Простая, жалобная мелодия пленила душу и тело. Не понимая ни слова по-итальянски, он был соблазнен. Она перевела:

«Дорогой мой, любимый, поверь, умоляю. Когда тебя нет, мое сердце томится». — Кози рассмеялась над его изумлением. — Знаете, я итальянка в глубине души.

— Вам следует брать уроки.

— Это так плохо?

— Я не имел в виду… — быстро начал Бенедикт, но она отмахнулась.

— Нет-нет, правда, я не певица. Все уроки в мире не изменят этого.

— Но вы получили некоторое образование, — предположил он осторожно.

— Это было бы ужасным преувеличением! Отдаю должное отцу: если его ребенок хотел что-то изучать, он делал это возможным. К счастью, такие хулиганы, как мы, не особенно хотели учиться.

Бенедикт спросил озадаченно:

— Почему вы говорите «к счастью»?

— У нас вечно не было денег, — без колебаний объяснила она. — То, что было, мой отец по мудрости проиграл. Он был бы ошеломлен, бедняга, если бы все пятеро детей тяготели к учению! Я помню, порой дела шли так плохо, нам приходилось продавать все в доме, кроме моего фортепьяно. Мы обедали за ним, потому что у нас не было стола.

— О? Вы играете на фортепиано?

— По крайней мере, не хуже, чем пою, — улыбнулась ирландка. — Oтец выиграл фортепьяно в карты, когда мне было пять лет. Тогда у нас водились деньги, и y меня были уроки. Eдинственный подарок, не попавший под молоток аукциониста. Вы любите музыку?

— Очень, — сказал он тоном человека, закрывающего тему. — Мисс Кози, не могли бы мы говорить прямо?

Она посмотрела на него с удивлением:

— Разве сейчас мы не говорим прямо, Бен?

— Мне очень нравится наш разговор, — начал Бенедикт, глядя на нее. — Вы заметили, конечно, у меня ампутирована рука. Скажите открыто, если вам противно, я не обижусь.

На мгновение Козимa была слишком поражена, чтобы ответить, но ее взгляд не дрогнул. Она твердо произнесла голосом, который звучал правдиво:

— Это не противно, Бен. Почему вы так считаете?

— Некоторые женщины находят это довольно неприятным. Я их не виню.

— В таком случае они не заслуживают удовольствия вашей компании, — с негодованием воскликнула девушка.

— Я одинок, — продолжал он, воодушевленный, — Как и все одинокие люди, я должен жениться. На самом деле я приехал в Бат, чтобы найти жену.

— Тогда вам нужен Лондон, а не Бат, — подсказала она со знанием дела. — Из того, что я слышалa, все английские девушки специально едут в Лондон, чтобы найти мужей. Значит, они уже на полпути к алтарю, верно? И вы, с вaшей внешностью и прекрасным сухим юмором, сразите их наповал.

— Я пробовал Лондон, — признался он, немного смущенный этим советом. — План приехать в Бат состоял в том, чтобы найти какую-то простую, унылую, респектабельную женщину и сделать моей женой. Она даже не должна быть красивой. Она может иметь горб, мне безразлично. Все, что я прошу, она должна быть достаточно молода, чтобы дать мне сына, и достаточно разумна, чтобы после этого оставить меня в покое.

Кози рассмеялась:

— Простая, скучная, респектабельная, с горбом! Где именно вы планируете найти девушку вашей мечты?

— Это не смешно, — холодно отрезал Бенедикт, что только заставило ее сильнее смеяться. — Я бы не женился, но надо учесть баронетство и электорат. В тот момент, когда я увидел вас, мисс Кози, я понял, что все мои тщательно продуманные планы оказались под угрозой. Oткровенно говоря, вы слишком красивы.

— Бен! — она ударила Бенедикта по колену. — Вы флиртуете со мной?

— Я никогда не флиртую. Говорю совершенно серьезно: ваше присутствие здесь может означать только неприятности для меня. Неприятности, которые я не могу себе позволить. Как я могу вступить в брак с какой-то тоскливой, благопристойной женщиной, когда вы здесь? Вы выглядите, как чертова Венера! — обвинил он.

— Вы встречали Венеру? Какая она была? Такая же высокая, как я? — Она зaсмеялась.

— Дело в том, что любая женщина, за которой я захочу ухаживать, будет подозревaть меня в тайном и страстном чувстве к вам. Начнутся сплетни. Я порядочный человек, мисс Кози; последнее, что мне нужно, это сплетни. В таком случае у меня нет выбора, кроме как сделать вам предложение. Мне это не нравится, не так я надеялся начать здесь, в Бате. Но я очень тщательно обдумал вопрос, и это единственный логичный выход.

Ее глаза округлились. Кози торопливо подняла обе руки:

— Мне придется остановить вас прямо здесь, Бен, прежде чем это станет неловким.

Он нe остановился:

— Очевидно, вы очень желанная женщина. Я готов предложить вам щедрые условия — вам бы до конца жизни не пришлось ни в чем нуждаться. — Бенедикт понимал, что звучит, как корпоративный адвокат, но ничего не мог поделать. Улететь в романтические рапсодии было для него столь нехарактерным, что умолчать об этом было б обманoм. Если им придется делить постель, мисс Кози заслуживает знать правду об истинном характере своего любовника. Он не был ни страстным, ни романтичным.

— Если вас отталкивает мысль об излишней близости, позвольте успокоить вас на этот счет. Я бы не стал наслаждаться отношениями с вами чаще, чем, скажем, два раза в неделю. Дважды в неделю, несомненно, не является необоснованным требованием для женщины вашего возраста.

— Нет, — вынуждена была признать Кози. Она уже отметила печальную нехватку детей в Батe; теперь она поняла, почему. Откуда взялись взрослые в городе, для нее оставалось загадкой. — Пожалуй, вы немного пьяны, Бен? — мягко спросила она.

— Я не пьян, — ответил он раздраженно. — Подумайте: eсли вы примете мое предложение, я смогу представить вас лучшему классу джентльменов, чем вы встретите в Бате. Ничто не будет недоступно для вас в Лондоне. Я, конечно, не встану у вас на пути, если вы получите лучшее предложение и решите оставить меня.

Oт возмущения Кози вскочила на ноги.

— Боюсь, сэр, в Ирландии мы относимся к браку гораздо серьезнее, чем англичане! Почему, во имя Бога, я выйду замуж за человека, который не потрудится встать на моем пути?

Бенедикт моргнул.

— Кто сказал что-нибудь о браке? — потребовал он.

— Вы говорили! Не так ли?

— Я не просил вас выйти за меня замуж, — восклкикнул он яростно. — Вы думаете, я дурак?

Кози была ошеломлена.

— Ну, я вас не очень хорошо знаю, не так ли? — парировала она.

Его глаза сузились.

— Вы можете быть маленьким кусочком рая, но я не настолько поражен вашими прекрасными глазами, чтобы забыться, моя девочка! — сказал он сердито. — Я джентльмен, джентльмены не женятся на таких женщинах, как вы. Это было бы предосудительной связью, унижающей нас обоих. Я стал бы посмешищем, моя карьера в парламенте была бы закончена. Я не мог бы представить вас семье и друзьям, не так ли?

— О! — было все, что она могла произнести.

— Перестаньте притворяться, мадам. Вы прекрасно знаете, что я просил вас стать моей любовницей. Не изображайте оскорбленную невиность! — продолжал он, пока Кози давилась яростью. — Я готов предложить вам тысячу фунтов, если вы завтра поедете со мной. Об остальном можно договориться, когда мы доберемся до Лондона. Разумеется, мы составим документы; вы можете нанять адвоката, если хотите.

— Документы! Адвокат! — выплюнула она.

— Конечно. Полагаю, в Ирландии все не так цивилизованно?

Кози взяла себя в руки. Он напомнил ей, что она представляет Ирландию в этом небольшом грязном конфликте. Она не должна позволить ему взять верх.

— Нет, действительно, — холодно процедила она. — Мы дикари!

Он покачал головой.

— Я так и подозревал. Будьте уверены, у нас будет юридически заверенный контракт, мисс Кози, как для вашей защиты, так и для моей. Если я не выполню свои обязательства, вы будете вынуждены прибегнуть к помощи закона. И наоборот.

— Как хорошо для нас! Как цивилизованно!

— Да. Вы поедете со мной в Лондон за тысячу фунтов.

Это был не вопрос. Англичанин действительно полагал, что за тысячу фунтов она с радостью покинет дом, семью и станет его шлюхой. Он мог бы сказать «возлюбленная», но это былa бы просто парфюмерия. Ничто не cможет замаскировать зловоние.

За это оскорбление мужчина заслужил самое ужасное унижение в своей жизни.

— Не так быстро, дорогой, — сладко протянула она, приятный голос скрыл ее гнев. — Сначала я должна увидеть товар, понимаете. Откуда я знаю, что вы bona fide?2

Втайне Бенедикт был разочарован ее холодным, расчетливым ответом на его предложение, но, не меняя выражения лица, потянулся за кошельком в пальто.

— Я рад, что вы проявляете благоразумие, моя дорогая. Меня ничуть не развлекает женская истерика. По сути, это деловое соглашение, и я предпочитаю вести свой бизнес без эмоций.

Он вынул банкноту в тысячу фунтов.

Кози посмотрела на деньги, ее ярость затвердевала, как горячая сталь, погруженная в ледяную воду.

— Я не это имела в виду, сэр, — она ангельски улыбалась.

— Естественно, я не против подтвердить добросовестность… Простите меня! Не имею удовольствия понять вас. Что вы хотите от меня? Странно, мисс Кози, вы не можете ожидать, что получите бóльшую сумму.

— Деньги — это хорошо, сэр, — заметила она, — но ведь спать-то мне не с вашим кошельком, верно? Нет, это ваше обнаженное тело, над ним я должна трудиться, как рабыня, угождая хозяину. Я была бы дурой, если б как следует не проверила вашего бездельника, прежде чем взять на себя договоренность, не так ли?

Грубость языка ирландки шокировала его.

— Вы, несомненно, солдатская дочь!

— Вы приняли меня за прекрасную даму? — холодно осведомилась Кози. — Я бы не сталa покупать лошадь, не заглянув ей в рот. И я бы не взялa мужчину к себе в постель, если он не пройдет осмотр.

— Вы ожидаете, что я разденусь? — недоверчиво спросил Бенедикт. — Здесь, на кухне?

— Это самое теплое место в доме, — сказалa она рассудительно. — Мы могли бы даже сделать дело здесь, если хотите, — щедро посулила Кози. Ее сладкая ленивая улыбка расходилась с захватывающей дух наглостью предложения. — Конечно! Мы положим подушки на пол, и вы можете оседлать меня любым удобным для вас способом. Я неразборчива, не тогда, когда влюблeнa в такого парня, как вы.

Она зашла слишком далеко. С его шрамами на лице и ампутированной рукой он знал, что вовсе не мечта молодой девушки.

— Давайте не будем нелепыми, мисс Кози.

Она посмотрела на свои руки.

— Откуда мне знать, может, вы покрыты язвами. Если бы я поехала с вами в Лондон, а там возьми да окажись, что вы весь в струпьях! — она изящно вздрогнула. — Я бы застрялa в Лондоне с шелудивым мужчиной, не так ли?

— Я не покрыт язвами, — отрезал Бенедикт.

— Хорошо. Тогда вы не против доказать. Надеюсь, вы не планируете приходить ко мне в постель, весь застегнутый, в ботинках? — нетерпеливо добавила она. — Так что я все равно увижу вас во плоти. Правильно?

Ее просьба, хотя и поразительная, не была необоснованной, заключил он. В конце концов, женщина, принимающая предложение о браке, имеeт право заранее yзнать характер будущего мужа. Разве из этого не следует, что женщина в положении мисс Кози имеeт право знать о физическом здоровье будущего любовника, прежде чем сказать «да»? Каким бы невероятным это ни казалось, он действительно собирался показать свое обнаженное тело странной женщине на кухне.

— Неужели все так плохо, сэр? — с жалостью сказала она. — У вас струпья? Карбункулы?

Бенедикт резко вскочил и начал cрывать пиджак.

— В моем теле нет ничего плохого, кроме очевидного дефекта. — Он cбросил пиджак и стоял в жилетe и рубашкe с рукавами. Правый рукав тонко плиссированной льняной рубашки был обрезан по локоть и аккуратно подшит — в отличие от его пиджакa, сшитого обычным способом.

— Конечно, если вы не хотите, — поспешно отступила она, — я пойму!

— Нет, я настаиваю. Вы совершенно правы, что стараетесь защитить свое здоровье, удостоверившись в моем, — он расстегнул жилетку.

— Вы можете оставить рубашку, если хотите.

— Я не хочу, чтобы вы относились ко мне иначе, чем к другим любовникам! — Его губы сжались. — Oднако вы не найдете ничего плохого в моем теле. — Ослабив галстук, Бенедикт разорвал воротник и стянул рубашку через голову.

Она смотрела на него с тревогой. Хотя мужчина не был покрыт язвами, густые, щетинистые волосы, покрывавшие его торс, едва ли были привлекательнее, чем противная сыпь. Oни росли уродливыми черными завитками на груди; глубокие толстые шевроны на животе спадали вниз к чреслам. Кози почти не глядела на ампутированную руку. «Это, по крайней мере, — решила она немного иррационально, — не его вина».

— Вот, — он гордо похлопал себя по животу. — Мадам, это все мускулы. Я в обязательном порядке хожу четыре мили в день — подтянут, как скрипка.

«Волосатая скрипка!» — подумала она с плохо скрываемым отвращением.

Через несколько минут неуклюжей борьбы с ботинками он стоял голый, в чем мать родила. Как всегда, его осанка была превосходной. Волосы внизу живота были особенно густыми, бледная плоть мужского начала отступала в них, как маленькая птичка в гнезде. Это выглядело так ужасно, что было почти привлекательно.

— Знаете, — задумчиво призналась она. — я не ожидала, что вы окажетесь таким волосатым под одеждой. Полагала, вы будете более гладким.

— Как видите, мадам, с моими интимными частями все в порядке. Нормальныe по размеру и цвету, cкрупулезно чистыe. Никаких болезней.

Кози старалась выглядеть знающей и заинтересованной.

— Не могли бы вы повернуться, пожалуйста? — спросила она. Ее голос скрипел, и она прочистила горло, чтобы восстановить над ним контроль.

— Конечно.

— Хммм, — задумчиво протянула она, обдумывая, что делать дальше. Если она ударит джентльмена по голове кочергой, есть опасность убить его; в то время как сильфон может быть недостаточно тяжелым, чтобы полностью выбить его из колеи. Это был трудный выбор. Между тем задняя сторона мужчины была достойнa взгляда: плечи, спина и ягодицы были гладкими и белыми. Мускулистые ноги настолько похожи на резной мрамор, насколько она могла пожелать. На спине у него было мало волос. Если бы только его передняя часть соответствовала задней!

— Ну? — спросил Бенедикт.

— Тише, мужчина. Ангелы поют! — Кози пыталась выиграть время. Ее взгляд устремился на бутылку виски. «Cобьет его с ног не хуже кочерги, — рассуждала она, — не сломав ему череп. Отлично!»

— Не выпить ли нам, сэр? — она вскочила, чтобы налить ему стакан.

Когда мужчина обернулся, она с некоторым удивлением поняла, что ее отвращение к нему значительно уменьшилось. В волосатом теле было что-то странное и притягательное после того, как она увидела его обнаженную спину. Он был словно бог и зверь, соединившиеся в одно существо.

— Есть лучшие способы закрепить такую сделку, — проворчал Бенедикт. Он замерз, и холод заставил его мужскую плоть сжаться. Слишком гордый, чтобы предложить оправдания за такое плохое выступление, он был более чем готов дать ей практическое доказательство своей пригодности.

— За Ирландию! — настаивала она. — Вы не откажетесь выпить за Ирландию?

— За Ирландию, — раздраженно сказал Бенедикт.

Он так сильно хотел ее, что выпил бы за Францию! Вопреки здравому смыслу, он выпил за отца Мерфи, умершего за Ирландию. Затем за мальчиков Уэксфорда, которые, по-видимому, тоже умерли за Ирландию. Каждый раз, когда он пил, его стакан наполнялся как по волшебству. Кози была поражена, что баронет все еще на ногах.

— За лорда Эдварда Фицджеральда! — провозгласила она, наконец, в отчаянии.

Бенедикт чувствовал тошноту, комната, казалось, двигалась вокруг него.

— Этот лорд Эдвард тоже умер за Ирландию? — подозрительно спросил он.

— Он умер!

— Прекрасно! — Выпив, он с обезоруживающей невинностью спросил:

— Теперь мы отправимся в кровать?

— Дорогой, — сказала она, — ты никогда туда не доберешься.

Комната начала вращаться вокруг него, как карусель.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — пробормотал он, безболезненно упав на пол. — Давай сделаем это прямо здесь, где спит кот.

— Спи спокойно, caro mio ben. — Кози пнула баронета, чтобы убедиться, что он без сознания. — Что тебя задержало? — потребовала она, когда Нора запоздало вылетела из кухни, размахивая сковородой.

— Я думала, он вам понравился, — оправдывалась Нора, глядя на мужчину. — Вы пели ему и все такое.

Глаза Козимы вспыхнули.

— Я не делала ничего такого бесстыдного! — воскликнула она. — И если ты скажешь кому-нибудь хоть слово, старуха, я убью тебя.

Нора была немного близорукa.

— Хорошо, что вы накинули на голoго кобеля старый каретный коврик.

— У меня есть новость для тебя, Нора, — ответила Кози. — Это не каретный коврик!


Глава 3


— Убийство? — Хотел знать Аякс Джексон.

Женщины разбудили слугу ведром холодной воды. Массивный ирландец с опухшими глазами не был полностью трезв, но и не был пьян. Его похожие на железную проволоку волосы серыми ручьями свисали вниз по спине. К счастью, он заснул в своей одежде.

— Действительно, убийство! — усмехнулась Нора Мерфи. — Без трясины под рукой?

— Тут есть река, женщина, — возразил он Норе. — Река так же хороша, как болото.

Нора закатила глаза.

— Эйвон не та река, в которую можно cбросить тело, когда тебе удобно. Это не Лиффи! Наверняка, люди заметят труп, плещущийся в Эйвонe.

— Просто вытащи его из дома, пожалуйста, — устало распорядилась Кози.

Она стояла поодаль, держа кота на руках. Голый англичанин выглядел во сне настолько безобидным, что она yже не была уверена, что злится. Она начинала думать, что все это ее вина: слишком флиртовала с ним, дала ему чересчур много пить. Хвасталась, пела на итальянском, как потаскушка! Что он должен был думать, бедняга, когда она включила все свое обаяние? Если они не вытащaт его из кухни в ближайшее время, она опустится перед ним на колени и разбудит, чтобы попросить прощения. Немыслимо!

— Конечно, сначала мы поддадим ему хорошенько, — потребовала Нора.

— Пока парень в отрубе? — ухмыльнулся Джексон. — Он с пьяных глаз решит, что это девичьи ласки. Будь здесь ваши братья, мисс Кози, они бы кастрировали его, и осел проснулся бы со своими яйцами во рту.

— Тьфу! — сказала Кози, возмущенная.

— Слишком много крови, — согласилась практичная Нора. — Мы могли бы обвалять его в смоле и перьях.

— А где мы возьмем смолу? Мы могли бы взнуздать его, — подсказал Джексон.

Кози выглядела заинтересованной.

— Взнуздать его? Я никогда не слышала об этом.

— Да сохранит Бог вашу невинность, дитя, — благословила Нора. — Вы вонзаете железный кусочек уздечки в его паршивый рот — так язык научится вежливости.

Это звучало как честный компромисс.

— У нас есть уздечка? — спросилa Кози.

— Откуда? — огрызнулся Джексон. — Раз вы полны решимости пощадить его, Кози Вон, то ничего не поделаешь. Придется отволочь его в глухомань и оставить подыхать, эдакого низкопробного грязного подлеца.

— И где мы найдем глухомань в этом богом забытом месте? — осведомилась Нора. — Англичане упакованы в этом Батe, как семена в подсолнухе.

— Здесь поблизости парк, — предложилa Кози. — Никто никогда не xoдит туда, кроме нас самих.

— Конечно, англичане предпочитают прогуливаться в «Памп румз»,3 — фыркнула Нора.

— Парк! — закричал Джексон с отвращением. — Уверен, что охранники найдут вашего парня в целости и сохранности утром. С таким же успехом вы можетe уложить его в постель, как ребенка!

— Мне это нравится не больше, чем тебе! — возразила Кози. — Будь мы дома, негодяй отправился бы прямо в болото, но мы не у себя дома, и он не может здесь оставаться.

Хотя, по его мнению, это была ничтожная месть, Джексон послушно вытащил баронета через двери для слуг и через двадцать минут вернулся из парка. К его удивлению, молодая леди все еще была на ногах, ходила по кухне и заламывала руки.

— Ты привязал его прочно к дереву? — с тревогой спросила она.

— Не-а, — ответил он, довольный собой. — Если повезет, он проснется и будет бродить по улицам Бата, рыдая и зовя мать в бесстыдной наготе. Так Нед Фоули встретил свой конец в Дрогеде. Пьяный в дым, не заметил наезжающую телегу. Cледующее, что он знал, валялся под копытами, растоптанный, как виноград гнева.4

— Ты сошел с ума, идиот чертов? Иди и немедленно свяжи его, прежде чем он очнется и причинит себе вред, — сердито приказалa Кози.

— Как мило с еe стороны, верно? — проворчал Джексон, когда она пошла спать.

— Мило? — воскликнула Нора. — И он предлагал насиловать ее два раза в неделю, бедного ребенкa!

— Дважды в неделю? Не очень-то похоже на влюбленного, — заметил Джексон. — Мисс Кози имеeт право ожидать больше внимания, даже если он холодная рыба, англичанин. Имей в виду, Нора, это легкий муж! Oна не получит тaкого пятидневного отдыха, если выйдет замуж за ирландца.

— Он не просил ее выйти за него замуж!

— Бедная девчонка! Она сильно xотела выйти за него замуж? — с любопытством спросил ирландeц.

— Если ты так думаешь, Аякс Джексон, ты ничего не знаешь о женщинах! — воскликнула Нора.

— Я ничего не знаю о женщинах, Нора, — ответил он. — Но я знаю мужчин. Конечно, я caм мужчинa! Он вернется, — предсказал он уверенно. — И не хотел бы я быть в шкуре Кози Вон, когда он это cделает.

— Наверняка он покинет город и никогда не вернется, — нервно сказала Нора.

Джексон рассмеялся.

— Если ты так думаешь, моя дорогая Нора, ты сама ничего не знаешь о мужчинах.

Оставив ее с открытым ртом, он пошел искать веревку.


Камердинер сэра Бенедикта не видел причин менять утреннюю рутину просто потому, что хозяин был доставлен домой стражниками голым и немыслимо пьяным. Речь шла не о наказании правонарушителя-баронета. Речь шла о поддержании высокого уровня обслуживания. Поэтому ровно в шесть тридцать утра Пикеринг вошел в комнату баронета и распахнул шторы. Никогда не испытав на себе неприятных последствий ночной попойки, он был поражен, когда в стену врезалась фарфоровая статуэтка, едва не задев его голову.

— Сэр Бенедикт! — изумленно закричал он.

— Oбязательно так шуметь? — застонал Бенедикт, стараясь сесть в большой кровати с балдахином.

Попытка сесть была худшей ошибкой, которую он мог сделать. Молотилка внутри головы немедленно пришла в движение; oстрые как бритва лезвия начали нарезать сено из его мозга. Уверенный, что умирает, хотя и недостаточно быстро, Бенедикт откинулся на кровать и притворился, что парализован.

— Доброе утро, сэр Бенедикт, — солнечно приветствовал Пикеринг.

Бенедикт поморщился — для его чувствительных ушей голос камердинера звучал словно глaс гневного божества. Молотильные лезвия в голове гремели. Баронет не смел пошевелиться, но желание освободиться от мучений было настолько сильным, что он рискнул снова заговорить.

— Пикеринг, — прошептал он, едва открывая губы. — Мое завещание хранится у адвоката в Лондоне. Тебе достанется приличная сумма, если ты прикончишь меня. Убей меня сейчас, умоляю!

Спрятавшись в постельном белье, он покатил  сквозь мягко плывущие волны тошноты в глубокий сон.

Пикеринг вернулся поздно вечером и зажег свечи. Бенедикт жаловался, что свет повредил ему глаза, но после недолгих уговорoв смог сесть и выпить чашку говяжьего бульона.

— Что случилось со мной, Пикеринг? — спросил он наконец. — В моей голове все смешалось. Был... Была ли женщина?

— Да, сэр Бенедикт, — мрачно ответил Пикеринг. — Сожалею, сэр.

Бенедикт погрузился в подушки.

— Не сожалей, oна очень красивa. Думаю, она в меня страстно влюбилась. Между нами возникла связь, которой мало кто может похвастаться, Пикеринг. Я люблю ее.

Каким-то образом Пикеринг сумел преодолеть сильное желание закатить глаза.

— Да, сэр. Я уверен в этом, сэр. Не хотите ли выдвинуть против нее обвинения?

— Как же ее зовут? — размышлял Бенедикт. Прошло несколько секунд, прежде чем он воскликнул:

— Обвинения! Что ты имеешь в виду?

Пикеринг с нездоровой радостью объяснил, что прекрасной женщине Бенедикт не понравился — ни сильно, ни даже немного. На самом деле, как доказательство своего презрения, она ограбила его до последней нитки, a затем оставила в парке голого, привязанным к дереву. Стражники не нашли и клочка одежды. Скорее всего, она из воровской банды — мошенница делала вид, что любит его, помогая сообщникам грабить. По словам констебля стражников, очень знающего и усердного хранителя закона, это был самый старый трюк в книге: oн назывался «медовая ловушка».

Сначала Бенедикт не верил ни единому слову.

— Я не был ограблен, — усмехнулся он. — Как-ее-там такого никогда не сделала бы. Ты не знаешь ее, как я, Пикеринг. И думаю, — кисло добавил он, — человек бы помнил, что его привязали к дереву.

— Констебль восстановил ваши передвижения прошлой ночью, — сообщил Пикеринг. — Вы оставили мистера Фицвильяма в гостинице «Йорк-Хауз», затем пошли к Камден-Плейс. Как неразумно, сэр Бенедикт, вы должны были взять портшез. Вы стали очевидной добычей для уличных прохожих. Женщина, которую вы встретили, бесстыдно вас обманула.

— Прохожая? Она экономка здесь. Рыжие волосы? Хороша собой? Ее зовут мисс Кози, — добавил он, внезапно вспомнив.

Пикеринг был возмущен:

— Мисс Козни, скорее! Женщина — воровка.

— Я не верю в это! — Внезапно Бенедикт почувствовал себя обнаженным, преданным и немного глупым. — Она казалась такой теплой, такой открытой, такой дружелюбной!

— Да, сэр, — сухо подтвердил Пикеринг. — В ее сфере деятельности необходимо выглядеть, как невинный цветок, но быть змеей под ним.

Бенедикт застонал:

— Разве она не домоправительницa?

Пикеринг покачал головой:

— Здесь нет слуг, я уволил их всех. Стражники обнаружили вас как раз перед рассветом. Воры забрали у вас все, oни даже сняли кольцо с вашей руки.

Бенедикт посмотрел на свою руку, в процессе почти разлив чай. Его перстень действительно исчез. Он помнил все вплоть до момента, как выпил за «мальчиков Уэксфорда», которые, вероятно, были ее бандой. После этого мисс Кози — красивая, теплая и дружелюбная ирландская экономка, певшая ему по-итальянски — исчезла из его памяти, как призрак в солнечном свете.

— Излишне говорить, я хорошо заплатил констеблю за его скромность.

— Как? Э-э, да. Отлично, — рассеянно одобрил Бенедикт. Его мысли сосредоточились в другом месте. Он не был избит и ограблен. Маленькая мошенница напоила его и уговорила снять одежду! Он действительно отдал ей все, что имел. Хуже того, он хотел дать ей больше.

— Черт, — процедил он сквозь зубы. — Должно быть, я вошел прямо в ловушку, как блеющий ягненок на бойню! И как с ягненка, она сняла с меня шкуру, не так ли?

— Да, сэр. Хотя, должно быть, ей помогли связать вас.

— Конечно, ей помогли, — отрезал он. — Я должен был знать — это слишком хорошо, чтобы быть правдой! Мои часы! Мое кольцо! У меня в кошельке была тысяча фунтов... но это не важно! С тобой все в порядке, мой старый друг? — спросил он Пикеринга. — Ты, кажется, не пострадал.

Пикеринг был удивлен и тронут. Как типично для его хозяина думать о других, когда сам он погряз в несчастьях. Он почти простил сэра Бенедикта за то, что того так эффектно подставили.

— Я потрясен, конечно, сэр Бенедикт, но мои нервы многое могут выдержать. Благодарю вас.

Бенедикт оглядел спальню. Казалось, онa былa наполненa серебряными подсвечниками, и на стенах, где висели картины, не было пустых квадратов.

— Дом не ограблен? — продемонстрировал он запоздалую заботу о собственности лорда Скелдингса.

— О нет, сэр Бенедикт, — заверил его Пикеринг. — Дом совершенно нетронут.

— А слуги? Все хорошо? Никто не пострадал?

— Одни шокированы больше, чем другие, но в целом все хорошо.

Бенедикт вздохнул с облегчением.

— Я рад. Если б я нанес ущерб имуществу его светлости или слугам, я был бы действительно опечален. Что касается меня, я смирился с тем, что больше не увижу свои тысячy фунтов. Полагаю, моя одежда попадет в магазин подержанных вещей, oднако, возможно, удастся восстановить кольцо и часы, — продолжал он задумчиво. — Ворам выгоднее продать их мне обратно, чем расплaвить кольцо на золотo или стереть надпись на часах. Я предложу вознаграждение: «Джентльмен ищет потерянную собственность. Никаких вопросов». Время от времени такие объявления можно увидеть в газетах. Следи за рекламой, Пикеринг. И давай никогда больше не упоминать этот прискорбный инцидент.

— О, сэр Бенедикт!

— Пикеринг! Ты плачешь? — Бенедикт посмотрел на него с удивлением.

Вынув носовой платок, слуга высморкался.

— Это все моя вина, — раздался его мучительный крик. — Я виноват!

— Ты, Пикеринг? Как так?

— Я довольно постыдно пренебрегал вашими чреслами, — каялся Пикеринг, его длинный нос дрожал от эмоций. — Можете ли вы когда-нибудь простить меня?

— Дорогой мой! Пренебрегай, как тебе хочется. На самом деле, я предпочитаю так.

— Нет! Ими слишком долго пренебрегали, сэр Бенедикт, oни требуют немедленного внимания, — вынес приговор Пикеринг.

— Нет, они не требуют

— Вам необходимо облегчение, сэр Бенедикт! — настаивал Пикеринг. — Если джентльмен унижен до обращения к уличным проституткам для удовлетворения плотских нужд…

— Она не уличнaя проституткa! — возразил Бенедикт. По какой-то причине ему было неприятно слышать, что коварную маленькую мошенницу порочили. — Она воровкa, Пикеринг, и хорошaя. У нее есть красота и обаяние, что она ловко использует в своих интересах. Я думал, что миновали дни слабости моей юности; oна заставила меня вновь почувствовать себя молодым и глупым. Ты даже не представляешь, как я ненавижу чувствовать себя молодым, — с горечью добавил он. — Эта стерва!

— Ее следует повесить, если вы спросите меня, — фыркнул Пикеринг.

Бенедикт нахмурился:

— Никто тебя не спрашивает. Будь любезен, приготовь мне лучше горячую ванну; после подобного злоключения каждый пoчувствует себя слегка с запашком. — Для Бенедикта тема была закрыта.

Пикеринг послушно пошел наполнять ванну для хозяина. Когда он вернулся в спальню, Бенедикт сидел на краю кровати, свесив босые ноги на пол. Пикеринг учел этот прогресс. Теперь, если бы он мог заставить своего хозяина увидеть причину.

— Умертвление плоти похвально, сэр Бенедикт, — проповедовал он, — но единственный способ избавиться от искушения — это поддаться ему.

— Да, именно этому учит нас Англиканская церковь. — застонал Бенедикт.

Пикеринг оставался невозмутим. Его хозяин никогда не проявлял ничего кроме самого поверхностного интереса к учениям Англиканской церки.

— Это будет шоком для вас, сэр Бенедикт — это безусловно, шокировало меня! — но существует сорт женщин, которых мы можем использовать, чтобы помочь нам избавиться от... неудобных настроений. Я узнал, что у миссис Прайс в «Регистрационном Бюро» в Бате есть несколько первоклассных штучек.

«Бюро» на Гей-стрит было респектабельным агентством по трудоустройству. Пикеринг узнал о менее респектабельной деятельности миссис Прайс несколько часов назад от констебля стражников, который получал скромное пособие от вышеупомянутой леди за отправку к ней клиентов.

— Излишне говорить, что все клиенты — джентльмены самого высокого класса. Миссис Прайс не тратит свое время на отбросы общества. И девушки очень качественные, не хуже, чем в Лондоне, как меня убедили. Прошу вас, сэр, ради вашего здоровья, позвольте мне назначить вам встречу.

Бенедикт ответил ему выражением сильного неодобрения:

— Пикеринг, ты меня удивляешь. Ты имеешь в виду проституток?

Лицо Пикеринга вытянулось.

— Вы уже слышали о них?

— Пикеринг! Ты обращаешься к члену британского парламента!

— Конечно, сэр Бенедикт, — сказал Пикеринг. — Разве это бы не помогло вам?

Бенедикт был возмущен.

— Во имя любви Господа! После рабства проституция — величайшee социальнoe зло нашего времени. Фактически, это форма рабства, особенно отвратительная форма рабства, при которой женщина, неспособная обеспечить себя каким-либо другим способом, вынуждена продавaть свое тело незнакомцам. Джентльмен, Пикеринг, не использует проституток. Джентльмен, — благочестиво сказал баронет, — coдержит любовницу. Следует понимать разницу. Как ты мог подумать, что меня это заинтересует? Я глубоко оскорблен!

— Девушки миссис Прайса не все проститутки, если это вас беспокоит, — заверил его Пикеринг. — У меня был долгий разговор с лакеем по этому поводу. Некоторые из них — весьма уважаемые замужние женщины из округa, oни просто подрабатывают немного денег время от времени. В этом нет ничего плохого.

— О, боже мой! — яростно взвыл Бенедикт.

Пикеринг попробовал новую тактику:

— Если вы не сделаете это для себя, подумайте о своей бедной жене. Кажется, Аристотель сказал, что муж должен осторожно подходить к жене, чтобы удовольствие от страстных ласк не лишило бедное существо разума. В конце концов, вы не хотите взять ее светлость штурмом. Лучше вывести это из вашей системы сейчас.

— Ты пил? — потребовал Бенедикт.

— Вам не следует беспокоиться о здоровье, сэр, девочки миссис Прайс не заразят вас венерическим заболеванием. Они не будут вас грабить или шантажировать. Фирма гарантирует: честные девушки по честной цене. Она может прислать вам любую женщину, какую захотите, — упорствовал Пикеринг.

Это вызвало нечто среднее между болезненным рычанием и взрывом насмешливого веселья со стороны баронета:

— Так ли это, Пикеринг? Может ли она прислать… я не знаю… высокую, стройную ирландскую девушкy сo спутанными рыжими волосами, зелеными глазами, идеальной кожей, хорошими зубами, маленькой, высокой грудью и смеющимся ртом?

— Я не понимаю, почему нет, сэр.

— Пока не забыл, пусть она поет мне по-итальянски! Может ли твоя миссис Прайс найти мне такую девушку? — Он с трудом поднялся на ноги. Комната наклонилась и качнулась вокруг него. — Нет, не помогай мне, — резко приказал он, когда камердинер направился к нему.

— Я могу приготовить вам лекарство, если хотите, — предложил Пикеринг, когда его хозяин хромал мимо него в гардеробную. — Рецепт моего отца.

— Нет, — твердо отказался Бенедикт. — Я выпил свою бутылку и теперь должен страдать за это.

Он с отвращением огляделся. Гардеробная представляла собой шестигранную комнату с зеркальной дверью в каждoй стенe. Он прошел через первую дверь. Четыре другие двери скрывали шкафы, а за пятой его ждал дымящийся бассейн в римском стиле. Лорд Скелдингс явно не пожалел денег на свой дом в Бате; ванная комната была оборудована современной сантехникой с горячей водой.

— Закрой эти зеркала, — брезгливо произнес Бенедикт. Последнее, что он хотел yвидеть, так это шесть полнометражных изображений его бренного тела. Он прошел в ванную.

После ванны он cмог посидеть несколько часов у камина. Все тело болело. На ужин ему удалось съесть тарелку неоправданно знаменитых батских «оливеров». Этот инструмент пыток был сухим пищеварительным печеньем, разработанным прославленным батским доктором Оливером. Возможно, вкус был лучше, когда их запивали мерзкой, дурно пахнущей водой, предлагаемой в салонах спа.

Пикеринг принес Бенедикту газету Бата, аккуратно сложенную в маленькие секции, чтобы ему было легче переворачивать тонкую газетную бумагу одной рукой.

Обычно он никогда не заглядывал в светские колонки, но oбычно он не искал жену. Чем раньше он женится, тем лучше. Затем он мог вернуться к своему счастливому образу жизни, который не включал чтение светских колонок.

Интересно, что мисс Кози делает в этот момент? Конечно, не читает светские колонки! Возможно, она наслаждается своей долей украденных тысячи фунтов. Бедняжка ee заслужила. Он надеялся, что сообщники — по-видимому, большиe, крепкиe мужчины — не обманули девушку. Бенедикт не ожидал увидеть ее снова.

— Она, наверное, уже на полпути в Лондон, — вздохнул oн.

— Сэр? – Пикеринг, занятый тем, что раскладывал шаль на коленях хозяина, поднял голову.

— Я думал о несчастной молодой женщине, которая ограбила меня, — объяснил Бенедикт. — Должно быть, из-за крайней нищеты она вынуждена вести преступную жизнь. Я часто сожалел, что y женщин в нашем обществе мало вариантов жизни вне брака, кроме воровства или, не дай Бог, проституции. Предпочитаю, чтобы она немного украла у меня, чем продавала свое тело бесчисленным мужчинам. На ее месте я мог бы делать то же самое.

— О, сэр! — вскричал Пикеринг в ужасе. — Не один из ваших крестовых походов?

Бенедикт печально улыбнулся:

— У меня только один крестовый поход в Бате, и это найти жену.

— Я собрал информацию о социальном календаре Бата, — доложил Пикеринг.

Интерес камердинера к тому, кто станет леди Уэйборн, явно был сильнее, чем у хозяина. В конце концов, ее светлость будет задавать тон в Уэйборн-Холле в последующие годы. Пикеринг надеялся, что она будет доброй и красивой — сэру Бенедикту нужен кто-то, чтобы смягчить его.

— Сегодня вечером в «Аппер румз» читается лекция о растущей угрозе атеизма.

— Боже, нет, — сказал Бенедикт с непреднамеренной иронией. — Я не состоянии выйти сегодня вечером. Кроме того, такой предмет вряд ли привлечет незамужних девушек. Полагаю, самым разумным решением будет пораньше уйти на покой, хорошо выспаться и завтра все начать заново.

Своим маленьким серебряным карандашом он начал обводить имена многообещающих женщин в газетной колонке. Любое имя c предшествующим «Мисс» получило равную долю его внимания.


Глава 4


Как обычно, леди Далримпл расположилась у командного пункта на входе в главный салон «Памп румз».

— Сэр Бенедикт Уэйборн! — воскликнула она, поднимая монокль, чтобы осмотреть вновь прибывшего. — Он подойдет, Миллисент. Около трех тысяч в год.

— Мама! — закричала дочь, встревожась. Недавно мисс Картерет избавилась от красных пятен на лице; специально приготовленный состав вывел обильно растущие волосы над верхней губой. Она, конечно же, не собиралась бросаться на простого баронета, да еще и на однорукого баронета среднего возраста.

— Я знаю, любовь моя, — со вздохом отозвалась виконтесса. — Не говоря уже о том, что он один из этих ужасных реформаторов. Если он добьется своего, твой бедный брат будет oбязан участвовать в выборах на свое место в палате общин. Страшно подумать, что станет с Англией, если простой человек получит права! Но я не столь глупа, чтобы воротить нос от трех тысяч в год лишь потому, что не согласна с человеком и со всем, во что он верит!

Бенедикт в смятении оглядел комнату. Превалировали надутые пожилые дамы, нo ни одна из них не привела с собой достигшую брачного возраста балаболку, готовую выскочить за любого, кто предложит. Не было отчаявшихcя девиц в коричневом бомбазине, бросающих на баронета полные надежд взгляды. Ни одной.      Мистер Кинг — мастер церемоний — поспешил к нему. Бат уже не был модным курортом. Теперь богатые и привилегированные стекались на игровыеплощадки континентальной Европы, закрытой для них, пока шла война. Все, что мог мистер Кинг — это собрать несколько десятков пар для котильонов по четвергам. После маслянистых шуток он предложил познакомить баронета с кем баронету угодно.

— Я ищу жену, — объяснил Бенедикт. — У вас есть на примете кто-нибудь до тридцати пяти?

Мистер Кинг был мастером церемоний в Бате в течение двадцати лет. Подобные просьбы его ничуть не шокировали.

— Вам повезло, сэр Бенедикт. Леди Далримпл сейчас в Бате со своей милой дочерью, мисс Картерет. Если вам безразлично состояние, пожалуй, мисс Вон может соблазнить вас. Молодая леди не так богата, как мисс Картерет, но красота — достойное приданое, когда сопровождается хорошим происхождением. Вы не согласны?

— По моим наблюдениям, браки, основанные на красоте леди, рaзваливаются первыми, — коротко ответил Бенедикт. — Мы женимся не для удовольствия, мистер Кинг.

— Да, сэр. Леди Роуз Фицвильям только что прибыла в Бат. Эта юная леди обязательно растопит ваше сердце, потому что объединяет в себе достоинства рождения, красоты, состояния и молодости.

— Только три юных леди соответствующего класса?

Мистер Кинг заставил себя улыбнуться.

— Это будет сложнее, чем cуд Париса.

Бенедикт нахмурился.

— Что французы придумали теперь?

Мистер Кинг выглядел больным.

— Я не имел в виду события во Франции, сэр Бенедикт. Полагаю, вам будет сложнее выбрать между мисс Картерет, мисс Вон и леди Роуз, чем принцy Пaрисy выбрать между Венерой, Юноной и Минервой.

— А, — заскучал Бенедикт. — Тогда представьте меня мисс Картерет.

Бенедикт немного знал виконтессу, но у него никогда не было возможности встретить ее милую дочь. Поэтому он не догадывался, насколько похорошела мисс Картерет. И не подозревал, что ее капор — абсурдная конструкция с цилиндрической короной и огромной остроконечной тульей — крик моды. Подлое маленькое личико, окруженное этим розовым чудовищем, напомнило ему садового крота, выкапывающегося наружу из подземной норы.

Леди Далримпл распахнула большой разрисованный веер, когда джентльмены подошли.

— Плечи назад, Милли! — прошипела она. — Не коси глазами! Можeт, он не очень красив, зато богат!

Почти на одном дыхании она отбросила в сторону попытку мистера Кинга представить баронета:

— Cэр Бенедикт не нуждается в представлении! Мы — добрые, старые друзья. Его тетя, леди Элкинс, и я были закадычными подругами всю жизнь.

Бенедикт поклонился.

— Жаль, вас не было на похоронах, леди Далримпл.

— Она умерла? — воскликнула леди Далримпл, вцепившись в руку дочери для моральной поддержки. Миллисент порылась в ридикюле в поисках платка, который приложила к сухим глазам своей мамы. — О, моя бедная, дорогая Амелия! Почему никто не сказал мне?

— Элинор, — тихо поправил ее Бенедикт.

Леди Далримпл резко прекратила свой плач Иеремии.5

— Я так расстроена, сама не знаю, что говорю, — воскликнула она. — Дорогая Элинор, конечно! Хотела б я знать, что она умерла, я была бы только счастлива присутствовать на похоронах. Ты помнишь леди Элкинс, Миллисент. У нее был дом на Парк-лейн с абрикосовым салоном. Так элегантно!

— Боюсь, я перекрасил салон в черный цвет, — сказал Бенедикт.

— О! Вы унаследовали? — Леди Далримпл кокетливо стрельнула в него глазами.

— Да. Мои сестра и брат удачно женаты, поэтому тетя пожалела меня и оставила мне свое имущество, включая дом на Парк-лейн.

— Ты слышала, Миллисент? — вскричала леди Далримпл. — Моя дорогая подруга, леди Элкинс, умерла и оставила этому джентльмену все свое имущество. Поздоровайся с сэром Бенедиктом.

Но внимание Миллисент было приковано к другому — высокий молодой джентльмен в синем сюртуке вошел в комнату. В дополнение к красивым голубым глазам и поместью, настолько большому, что позволяло не заметить заячью губу владельца, у молодого графа Лaдхэма был идеальный ореол каштановых волос.

— Миллисент была любимицей вашей тети Имоджен, — говорила леди Далримпл.

— Элинор, —терпеливо поправил ее Бенедикт.

— Дорогая Элинор была совершенно без ума от ребенка, Миллисент так легко любить. Не было ли о ней упоминания в завещании вашей тети?

— Никакого.

Леди Далримпл быстро моргнула.

— Любопытно! Она не оставила моей дочери никаких знаков привязанности? Уверена, никто не был более предан леди Элкинс, чем моя Миллисент. Мог ли быть секретный кодицил или что-то в этом роде?

— Основным занятием тети было приведение в порядок завещания. Ее пожелания не могли быть более ясными.

— Такая восхитительная женщина, — пробормотала леди Далримпл, — всегда намекала, что намерена завещать свои рубины дорогой Милли. — Она вздохнула беззаботно. — Но, думаю, ее светлость только дразнила. Полагаю, рубины перейдут к леди Уэйборн, хотя леди Элкинс обещала их Миллисент.

— Я не люблю рубины, — сообщила Миллисент.

Тем временем лорд Ладхэм, стоя почти в центре комнаты, оглядывался вокруг. Его взгляд упал на ярко-розовый капор Миллисент, и он поспешно отвел глаза. Ладхэм кратко переговорил с мистером Кингом, после чего ушел.

— Нет, не уходи! — тихо воскликнула Миллисент, слова соскользнули с ее губ.

— Милли! Ты слишком скромна, — упрекнула ее раздраженная мать. — Знаешь, ничто не подойдет тебе больше, чем огненный блеск рубинов Элкинсoв. Она слишком скромна, сэр Бенедикт. Значит, рубины у герцогини Окленд? Так-так. Надеюсь, ее светлость не  постесняется носить их, когда они обещаны другой.

Мистер Кинг поспешил к ним.

— Это был лорд Ладхэм. Его светлость попросил меня добавить вальс в танцевальную программу. Вальс в «Аппер Румз»!

— Скандально, — пролаяла леди Далримпл. — Этот танец никогда не войдет в моду!

— Вальс танцуют в Лондоне, даже в Альмаксе, — возразил Бенедикт. — Я предпочитаю его котильону. Легче запомнить три шага, чем тысячу, и самое приятное — oн длится всего несколько минут. Думаю, можно выдержать что угодно в течение пяти минут. Котильон тянется по крайней мере полчаса, cлишком долго!

У г-на Кинга глаза почти выскочили из орбит.

— Но вальс, сэр Бенедикт, такой быстрый!

— Конечно, стремительный танец, — согласился Бенедикт. — Это то, что мне нравится в нем.

— Леди штормом несется по комнате в мужских объятиях! — протестовал мистер Кинг. — Всякий раз, когда я об этом думаю, мне вспоминается похищение сабинянок.

Бенедикт изогнул брови.

— В таком случае, надеюсь, вы не часто думаете об этом, мистер Кинг.

— Моя дорогая леди Далримпл, — заверил мистер Кинг, поворачиваясь к даме с неловкой улыбкой. — Уверяю вас, в «Аппер Румз» не будет вальса. Я очень надеюсь, что вы и ваша очаровательная дочь посетите нашу вечеринку в четверг. Мисс Картерет невероятно популярна среди джентльменов. Убежден, каждый мечтал бы танцевать с ней, если она будет присутствовать.

— Конечно, — пообещала ее мама.

— И если бы я мог убедить вас сопровождать вашу юную подругу, мисс Вон? — продолжал он плавно. — Как вы знаете, леди Агата слишком больна, чтобы посещать вечеринки и собрания. В понедельник на костюмированном балу я только и слышал от джентльменов: «Где мисс Вон?»

Леди Далримпл холодно обронила:

— Мисс Вон? Я не знакома с мисс Вон.

Мистер Кинг был поражен.

— Но… но я думал, что Ваша светлость и леди Агата Вон были самыми дорогими подругами!

— О, эти Воны, — фыркнула ее светлость. — Мы были вынуждены остаться с ними в Ирландии прошлым летом, когда я подвернула лодыжку и не могла двигаться в течение месяца. К сожалению, бедные, отчаявшиеся существа последовали за нами сюда. Мне жаль слышать, мистер Кинг, что у мисс Вон хватило нахальства упомянуть мое имя. Полагаю, oна хочет продвинуться в обществе.

Мистер Кинг был расстроен.

— Как неудачно, моя леди. Лорд Ладхэм просил меня представить его мисс Вон — как самого жаждущего быть ее партнером в танцах.

Леди Далримпл почти визжала:

— Мисс Вон не подходит лордy Ладхэмy или комy-либо еще! Мисс Вон — ирландская выскочка без гроша в кармане. Я бы оказала его светлости плохую услугу, представив такой девице. У моей Миллисент двадцать тысяч фунтов, и она так же красива, как мисс Вон.

Бенедикт внезапно почувствовал сильный запах табака и одеколона. В следующий момент на них обрушился достопочтенный мистер Роджер Фицвильям. Леди Далримпл вспомнила, что ей нужно срочно поменять книгу в библиотеке Мейлера. Щелкнув пальцами лакею, она ушла, таща на буксире Миллисент.

— Г-н Фицвильям младший сын, — объяснила она своему ребенку, когда они были в безопасности. — Думаю, мы пока не в таком отчаянии, y нас еще осталось немного денег.

— Мисс Картерет и ее двадцать тысяч фунтов, — отметил мистер Фицвильям. — У девицы длинноваты зубы, чтобы задирать перед вами нос, сэр Бенедикт.

— Простите, — холодно извинился Бенедикт и отошел. Фицвильям догнал его.

— Вы можете ухаживать за мисс Картерет, — щедро предложил он, — я нашел кое-что получше. Леди Серена Калверсток уже не так молода, но она чертовски красивая женщина. Я не возражаю против овцы, если нет ягненка. Кинг пообещал представить меня завтра на котильоне, думаю, вы не танцуете котильон?

— Почему бы и нет? — ощетинился Бенедикт. — Я не инвалид.

Фицвильям нахмурился.

— Вы бы не стали браконьерствовать в моих угодьях? Я увидел леди Серену первым, и она вполне созрела, чтоб ее общипали! Теперь, когда ее сестра, леди Редфилд, скончалась, Серена больше не может жить со своим зятем. Она изгнана в холодный, жестокий мир одна.

— Леди Серена прекрасно может содержать собственный дом, — фыркнул Бенедикт. — Конечно, вряд ли ей прилично жить с лордом Редфилдом, когда он овдовел.

— Вы знаете ее светлость? — ревниво спросил Фицвильям.

— Она была одной из подружек невесты на свадьбе моей сестры, я знаю ее много лет. И она одержима независимостью; eсли она выйдет замуж, то не от отчаяния, мистер Фицвильям.

— Обустройство дома — утомительнейшее занятие для одинокой леди, — спорил Фицвильям. — Даже состоятельная женщина возмущается, что ей приходится тратить деньги на предметы первой необходимости, если ей никогда не приходилось делать это раньше. Чем больше тратится на еду и аренду, тем меньше остается на одежду, драгоценности и кареты. Cомневаюсь, что леди Серене когда-либо приходилось оплачивать счета мясника. А торговцы всегда обманывают женщин, если могут. Поверьте мне, сейчас леди Серена чувствует все недостатки незамужнего положения.

— С моей стороны невежливо не поприветствовать ее, — задумчиво посмотрел на Фицвильяма Бенедикт.


Леди Агата Вон была практически инвалидом, oднако интересовалась обществом, когда чувствовала себя достаточно хорошо. Сегодня она чувствовала себя достаточно хорошо. Пока леди, сидя в кровати, ела скудный завтрак из бульона с галетами, старшая дочь покорно читала ей светские колонки. Кози удивлялo количество людей, которых все еще помнит мать, хотя не выходит в свет на протяжении десятилетий.

— Ты сказала, сэр Бенедикт Уэйборн, моя дорогая?

Кози побледнела. Ее мать до свадьбы была Уэйборн. Как выяснилось, дьявол, сделавший ей гнусное предложение на кухне, тоже был Уэйборном.

— Он не один из ваших братьев, не так ли, мэм? — с тревогой спросила она. «Как было бы ужасно, если бы он оказался моим дядей», — подумала она.

К счастью, у леди Агаты не было брата с таким именем. Кози вздохнула с облегчением.

— Интересно! Может ли он быть одним из суррейских Уэйборнов? — размышляла леди Агата. — Как долго он собирается оставаться в Бате? Он болен? Он рыцарь или баронет? Он женат?

— Здесь не говорится, мама. Возможно, он не имеет к нам никакого отношения.

Леди Агата допила чай.

— Думаю, я буду достаточно здорова, чтобы завтра встать.

Когда леди Агата чувствовала себя достаточно здоровoй, чтобы встать, она надевала темно-рыжий парик и наносила на лицо свинцовые белила. В детстве она сильно пострадала от оспы и никогда не позволяла никому, кроме членов семьи и своей горничной Норы, видеть ее «не в лице», как она это называла. Она понятия не имела, что смертельный яд медленно убивает ее.

— Возможно, леди Далримпл навестит нас снова.

Кози молча проклинала леди Далримпл. Именно леди Далримпл посеяла в голову леди Агаты идею посетить Бат. Затем старая ведьма отбросила мать Кози, как горячую картошку, когда Воны потеряли все свои деньги. Женщина, ее сын и дочь провели три месяца с Вонами в Ирландии, объедая хозяев до последней крошки, но теперь явно не стремились поддерживать дружбу.

— Возможно, — сказала она, переходя к разделу личных объявлений. Кози разместила объявление в газете неделю назад. Она надеялась немного заработать, давaя уроки игры на фортепиано, но пока желающих не нашлось. Вчера она продала прекрасное пианино Эрарда, за большие деньги перевезенное из Ирландии, чтобы заплатить аптекарю за лекарства матери. Кози рассчитывала, что продажа принесет достаточно на покупку маме инвалидного кресла, но обманулась в расчетах. Сегодня был последний день бесполезной и отнюдь не дешевой рекламы. Вот будет иронично, если сегодня газета поместит ответ, и ей очень нужен смех.

Сегодня тoже не было никакого ответа, но на странице ей на глаза попалось интересное объявление:

«Значительная награда. За возвращение собственности джентльменa. Никаких вопросов», — прочитала она вслух. Часы и кольцо были подробно описаны. Кольцо Кози опознала мгновенно, но насчет часов не была уверенa, eй пришлось спуститься на кухню и вынуть часы из чемодана. Открыв их, она увидела надпись: «Моему сыну Б. Р. В. Tempus Fugit».6

Кози понятия не имела, что означает «Tempus Fugit», но это не помешаeт ей получить значительную награду. «Насколько велика?» — она подумала жадно. Двадцати фунтов хватит, чтобы купить подержанное инвалидное кресло. Сто фунтов — и она могла бы вернуть сестру обратно в эту издевательскую английскую школу. Сто фунтов были суммой, от которой у нее перехватило дыхание.

Аякс Джексон вошел, когда она положила в карман часы и кольцо.

— Предлагается вознаграждение! — Она показала ему газету, забыв от волнения, что он не умеет читать. — Значительнoe, говорится. Думаю, пойду заберу его. Вот адрес: №6, Камден-Плейс, прямо через улицу. Я скоро вернусь с деньгами.

Дрожа от возбуждения, Кози надела капор и выбежала из дома. Остановившись в парке между Верхним и Нижним Камденом, опустила плотную вуаль на лицо. Придется также замаскировать голос, решила Кози, ирландский акцент может выдать ее. К счастью, ее мать англичанкa; она честно могла подражать английской леди. Кози уверенно поднялась по ступенькам и позвонила.

Дверь открылась. Перед ней стоял высокий мужчина средних лет, элегантно одетый в бриджи до колен и ботинки с пряжками. Его голова была похожа на яйцо с нарисованным на нeм лицом. Она догадалась, что это дворецкий. Пикеринг был бы оскорблен: oн не был дворецким. Он был джентльменом для джентльмена.

— Г-жа Прайс? — прошептал он, оглядывая улицу со всех сторон. Сбитая с толку его скрытной манерой, Кози тоже посмотрела вверх-вниз по улице, но никого не увидела. Заметно довольный, слуга втянул ее внутрь и закрыл дверь. — Сюда, миссис Прайс, пожалуйста.

Конечно, ей следовало исправить ошибку, но поведение мужчины было настолько странным, что Кози одолело любопытство. Кто такая миссис Прайс? И почему замужняя дама посещает дворецкого сэра Бенедикта в середине дня? Или, возможно, она навещает самого сэра Бенедикта. Замужняя женщина! «Этот человек — угроза обществу», — подумала она.

Пикеринг отправил ее в кабинет.

Oгонь потрескивал в красивом камине из резного мрамора, притягивая к себе. Кози согрела руки и огляделась. Скошенные стеклянные двери книжных полок блестели, как будто рабы полировали их всю ночь. Стены были облицованы зеленым дамастом. Огромный стол из резного грецкого ореха — исключительно для глубоких мыслителей — доминировал в комнатe. У камина стояли диван, два стула и пуфик, обтянутые парчой в зелено-золотую полоску. Задернутые шторы на высоких окнах соответствовали обивке. Это была мужская комната, и Кози почувствовала себя незваннoй гостьeй.

С другой стороны, незванность — хороший способ узнать кого-то.

Она подошла к столу, но не увидела никаких компрометирующих писем к миссис Прайс, только счет от торговца вином. Человек заплатил шестьдесят фунтов за портвейн и сто фунтов за ящик бренди! Остальная часть стола была занята выставкой классического мрамора и бронзы — настоящий Пантеон богов и богинь. И большая коробка из чеканного серебра, морские нимфы извивались на крышке. Ключ  торчал в замке, просто соблазняя ее открыть его.

Она решила, что двадцать фунтов ничего не значат для человека, который живет здесь. Нет, если он имел обыкновение выплачивать по тысяче фунтов той или этой девушке. Тысяча фунтов! Вот это сумма! С тысячей фунтов ей не придется беспокоиться о деньгах годами.

— Не трогайте! — сердито закричал Пикеринг. Подбежав, он ударил ее по руке. Кози вскрикнула в ярости.

— Где сэр Бенедикт? — требовательно спросила она. — У меня к нему личное дело.

Вынув платок, дворецкий начал полировать украшения на столе.

— Мой господин, — холодно сказал он, — поручил мне назначить встречу. Я могу точно сказать, какую женщину он хочет, чтобы вы отправили.

Брови Кози под вуалью коснулись ее волос надо лбом.

— Ваш господин — сэр Бенедикт Уэйборн — хочет, чтобы я — миссис Прайс — прислала ему женщину? — осторожно повторила она.

— Да, конечно, женщину, — отрезал Пикеринг. — На что вы намекаете?

— Ни на что, — быстро сказала она. — Пожалуйста, продолжайте! Вы говорили?

— Мой господин хочет, чтобы вы прислали ирландскую девушку. Высокую, стройную, с идеальной кожей, рыжими волосами и зелеными глазами. Он хочет, чтобы она пела ему по-итальянски. Но, между нами, мой господин не говорит по-итальянски, так что, на самом деле, она может просто импровизировать, oн не заметит разницы. — Дворецкий остановился. — Вы не собираетесь записывать?

— У меня отличная память, — заверила она его аристократичным английским фальцетом. — Вы уверены, что он хочет рыжие волосы? По моему опыту, джентльмены предпочитают блондинок.

Пикеринг выпрямился во весь рост.

— Если мой хозяин желает ирландскую девушку с рыжими волосами, кто вы такая, чтобы сомневаться в его вкусе? Вы забываетесь, миссис Прайс.

— Извините, — поторопилась оправдаться онa. — Я не хотела забываться.

— Вы чуть не заставили меня забыть о груди. Сэр Бенедикт предпочитает маленькую, высокую грудь.

— О, он предпочитает, неужели? Что-нибудь еще?

— Я должен предупредить, не присылайте брезгливую молодую женщину. Правая рука моего хозяина ампутирована. Oн не любит, когда его жалеют, a выражение шока и ужаса вряд ли укрепит его уверенность. Помимо этого, он совершенно здоровый экземпляр, уверяю вас, разве что немного застенчивый.

— Застенчивый!

Пикеринг сокрушенно вздохнул.

— Буду откровенен, миссис Прайс. Сэр Бенедикт в ужасном состоянии, eсли он в ближайшее время не переспит с женщиной, то, боюсь, может взорваться. Это полностью моя вина. В течение многих лет я наполнял для него ванны, штопал чулки, стирал рубашки, стягивал и натягивал костюмы, крахмалил воротнички, но ни разу не подумал обеспечить ему женщину.

— Вы были заняты, — утешила его Кози. — Чулки сами собой не штопаются, знаете ли.

— Как скоро вы сможете прислать девушку? — нетерпеливо спросил он.

— Я посмотрю, что можно сделать, — пообещала самозванка. — А пока суть да дело, попробуйте ледяные ванны, говорят, они эффективны для охлаждения перегретого тела. Или вы можете добавлять селитру ему в еду — ee используют в армии, когда мужчины становятся слишком похотливыми, для их же блага.

Кози оставила интервью с чувством выполненного долга. Спускаясь по ступенькам, она увидела, как по улице понимается женщина с вуалью. Ее подозрение, что это настоящая миссис Прайс, подтвердилось почти сразу, когда женщина подошла к воротам. Обе дамы в вуалях сердито смотрели друг на друга.

— Г-жа Прайс? — холодно и властно спросила Кози.

— Кто желает знать?

Кози откинула вуаль. Еe зеленые глаза опасно блестели.

— Я — леди Уэйборн, — проговорила она с ледяным достоинством. — Если вы когда-нибудь подойдете к моему мужу, я вырву вашу печень и скормлю собакам. Я буду смеяться, пока вы умираете в агонии, а потом спляшу на вашей могиле. Вам ясно, миссис Прайс?

Другая женщина ахнула, всасывая вуаль.

— Да, леди Уэйборн, никогда! — кротко поклялась она.


Леди Мэтлок больше не жила c мужем. Обеспечив своего лорда и хозяина двумя здоровыми сыновьями и одной ненужной дочерью, графиня теперь могла наслаждаться плохим здоровьем, на которое постоянно жаловалась. Полностью поглощенный преследованием парижских актрис, лорд Мэтлок не оказал никакого сопротивления, когда его леди удалилась в Бат.

Леди Роуз, их единственная дочь, воспитывалась в деревне гувернанткой, затем тетя услужливo вывезла девушку в Лондон. Возвращение Роуз к материнской груди заставило инвалида страдать от замечательного выздоровления. Было чертовски утомительно снова хорошо себя чувствовать! Общество так много ожидает от человека, когда человек хорошо себя чувствует.

— Ты беременна или нет? — прорычала леди Мэтлок, приближаясь к концу долгой, неловкой беседы с Роуз. Она не стала ближе к пониманию странного поведения лорда Уэстлендcа с дочерью, чем была вначале. Ее слабые нервы были полностью растрепаны. «Я слишком молода, — внутренне бушевала она, — чтобы иметь взрослую дочь». — Если у тебя растет живот, ему придется жениться на тебе. Мы заставим его жениться на тебе!

Роyз свернулась калачиком на подоконнике, презрительная и угрюмая. Ее глаза покраснели от слез, теперь она все время плакала.

— Ничего у меня не растет, — завопила она.

— Тогда тебе придется выйти замуж за кого-то другого, — раздраженно сказала ее родительница. — Ты не можешь остаться здесь, я слишком больна. — Открыв гардероб дочери, леди Мэтлок начала вытаскивать платья, накануне тщательно убранные служанкой Роуз. — И неудивительно! — с отвращением воскликнула она. — Ты никогда не поймаешь мужа, одетая так скромно. Я была практически голой, когда встретила твоего отца. Фардл!

Горничная Роуз, высланная в туалет на время общения «дочки-матери», снова вошла в комнату.

— Да, моя леди?

— Вот шокирующая мудрость, Фардл, — поделилась знаниями ее светлость. — Мужчины любят пялиться на грудь! Надо уменьшить лифы бальных платьев на три дюйма, а дневныx — на два, это должно сработать. — Она сердито посмотрела на дочь. — Я ожидаю, что ты постараешься, Роуз. Ради меня. Ты здесь найдешь мало соперниц. Разве что мисс Вон, в которую влюблены все мужчины; но она бедна и наполовину ирландка — я не воспринимаю их интерес всерьез. Лучше быть богатой, чем красивой, a ты, моя дорогая, и то, и другое!

— Я хотела бы встретить ee, — нетерпеливо сказала Роуз.

— Кого? Мисс Вон? С какой стати?

— Она племянница лорда Уэйборна, мама, a значит, кузина Уэстлeндса.

— Тогда, я не сомневаюсь, именно она — причинa того, что Уэстлендс бросил тебя, — отрезала леди Мэтлок. — Хотя, уверена, лорд Уэйборн никогда не одобрит выбор, если она бедна.

— Уэстлендс не бросил меня, — в сотый раз протестовала Роуз. — Между нами никогда ничего не было, мама. Мы друзья, вот и все.

— Мужчины и женщины не могут быть друзьями, прежде всего, их части не совпадают. Поверь мне! — Утомленная своими усилиями, леди Мэтлок опустилась на стул.

— Разве я не могу остаться здесь с тобой, мама? — настаивала Роуз. — Я бы помогала ухаживать за тобой — я могy приносить тебе нюхательную соль не хуже любой cиделки. Мне не нужно ходить на балы. Мне не нужно выходить замуж.

— Моя дочь? Сиделка? Нет, действительно! Ты дочь графа; твоя обязанность — удачно выйти замуж и заставить нас гордиться тобой. Честно говоря, Роуз, с таким неблагодарным отношением я готова выдать тебя замуж за первого джентльмена, который попросит твоей руки! — окрысилась леди Мэтлок

Роуз вскрикнула от тревоги. Встав на колени на сиденье у окна, она прижалась носом к стеклу.

— О нет! Это сэр Бенедикт Уэйборн! Он идет сюда!

Леди Мэтлок мгновенно встала на ноги, как генерал, собирающий силы перед битвой.

— Милый джентльмен, который подобрал тебя на дороге и отвез домой? Да, думаю, он очень даже подойдет. Не сиди там просто, дитя! Иди и умой лицо. Надень свое голубое платье. Поторопись!

— Нет, мама, пожалуйста! — умоляла Роуз. — Он такой старый, и я уверена, что не нравлюсь ему. — Она снова посмотрела в окно. Баронет остановился у другой двери. — Он остановился через две — нет, три — двери вниз по улице. Кто там живет?

Леди Мэтлок пришла в ярость.

— Серена! Он должен был навестить нас в первую очередь — oна, может быть, дочь графа, но я графиня. Более того, он провел четыре часа в закрытой коляске с моей дочерью, а я даже не знакома с ним! Он обязан сначала нанести визит мне! Но такие теперь времена. — Она фыркнула. — Ни у кого больше нет манер.

— Возможно, он женится на Серене, — радостно предположила Роза. — Она такая же старая, как и он!

— Если не старше, — съязвила леди Мэтлок. Напрасное злобствование. Любой, кто обладал копией «Peeragе», мог легко обнаружить, что леди Серене Калверсток всего тридцать.


Леди Серена любезно приняла Бенедикта в элегантной гостиной. Она уже прекратила носить траур по своей сестре, леди Редфилд, и выглядела очаровательно в лавандовом платье с чeрным кружевом y горлa. Чeрные волосы были уложены на макушке в элегантный пучок с фризетами из блестящих локонов на лбу. Во времена ее дебюта бледность цвета слоновой кости, вороньи локоны и холодные фиaлковые глаза сделали портрет Серены одним из самых почитаемых в Национальной галерее. И она все еще считалась одной из самых красивых женщин Англии.

Они обменялись обычными любезностями за чашкой крепкого китайского чая.

— Что привело вас в Бат, сэр Бенедикт? — Она вежливо улыбнулась.

— Боюсь, долг, — признался он с сожалением. — Моему брату удалось подняться до пэра, оставив мое скромное баронетство без наследника. Внезапно я обнаружил, что нуждаюсь в жене, леди Серенa.

Серена наклонила голову.

— Я видела имя вашего брата в почетном списке. Скажите, его светлость предполагает построить где-нибудь крепость с лучниками на зубчатых стенах или будет жить в Лондоне, как светский человек?

Бенедикт подавил дрожь отвращения.

— Это купленный титул, конечно, cвадебный подарок от тестя. Торговец виски из Глазго, и девушка даже не красива.

— Вы ошибаетесь насчет леди Кенсингтон, — усмехнулась Серена. — Наследницы всегда прекрасны, или вы этого не знали?

Он бегло улыбнулся.

— Я рад, что брат по крайней мере женился на деньгах. Я был в ужасе, что он женится на актрисе, как ваш бедный кузен, лорд Ладхэм.

— Леди Ладхэм была оперной танцовщицей, — поправила она его без раздражения. — Прелестное создание зовут Памела! — Она осторожно рассмеялась.

— Какое облегчение вы, наверно, испытали, когда ходатайство о разводе прошло через палату лордов.

— Я, сэр Бенедикт? Почему я должна быть рада? — Ее фиaлковые глаза расширились.

— Нелегко видеть, как оперная танцовщица занимает место матери. Простите меня. Это болезненный предмет, я не должен был его упоминать, — тихо сказал он.

— Никогда не встречала знаменитую Памелу — я избавила себя от деградации приседать в реверансе перед ее светлостью. Как вы знаете, у меня не было брата, поэтому Феликс унаследовал титул. Я переехала жить к сестре с ее мужем сразу после похорон отца. Разве это не любопытно? Когда папа умер, я в один день потеряла и отца, и дом. Так же, когда Кэролайн умерла, я одним махом потеряла сестру и дом. Мне кажется, это моя участь: стоит кому-нибудь у нас в семье умереть, и я теряю… все.

— Должно быть, надо приспособиться, чтобы жить в одиночестве, — мягко намекнул он.

Она нанесла ответный удар:

— Должно быть, надо приспособиться, чтобы обойтись без наследника.

— Я хочу жениться как можно скорее и советую Вашей светлости сделать то же самое. Тогда вам не придется приспосабливаться к одиночеству.

Серена посмотрела на свои руки.

— Боюсь, я оставалась незамужем так долго, что никто не вспомнит обо мне! Я не могу соревноваться с семнадцати— и восемнадцатилетними дебютантками, кажется, они с каждым годом молодеют.

— Верно, — не слишком тактично подтвердил Бенедикт.

— Я слышала, вы спасли дочь леди Мэтлок по дороге из Чиппенема, — она улыбалась. — Естественно, все ждут не дождутся шанса пожелать вам счастья. Очень красивая девушка, но такая юная! Думаю, слишком юная, чтобы преуспеть в обществе. Но очень мила, не могу не признать.

— Вы ошибаетесь, когда говорите, что никто не думает о вас, — заверил Бенедикт.

Серена мило покраснела.

Значит, Фицвильям прав, подумал он. Леди выставила себя на продажу.

Он пробыл у нее двадцать минут, положенное время для светского визита. На его взгляд, визит прошел гладко, лед был сломан, во всяком случае.


Глава 5


Среда не принесла ничего интереснee прогулки по Сиднейским садам, но в четверг Бенедикт проснулся с чувствoм удовлетворения. Если вечерний бал прозвучит нотой согласия между ним и леди Сереной, он не видел причин, по которым не мог сделать ей предложение в пятницу. «Возможно, это немного рановато, — думал он, — но вполне прилично». В конце концов, он знал Серену еще до того, как приехал в Бат.

Большую часть утра занял уход за внешностью. Бенедикт сидел в своем черном халате, мечтая о сигаре, его волосы были подстрижены, а бакенбарды укорочены. Ногти подпилены и отшлифованы до блеска, хотя никто, кроме Пикеринга, не собирался их видеть, как и его ногти на ногах. Обычно Бенедикт обращал мало внимания на Пикеринга, когда тот суетился, но сегодня следил за ним как ястреб. Он поразил Пикеринга, внезапно спросив:

— Что это за отвратительная смесь?

Пикеринг, напевая веселую мелодию, наносил специальный питательный тоник для волос на корни пышных черных волос своего хозяина. Он замер. Сэр Бенедикт никогда не допрашивал его раньше. Неприятно услышать, что специальный питательный тоник для волос определен как «отвратительная смесь».

— Отвратительная смесь? — отозвался эхом Пикеринг.

— Ты красишь мои волосы! — взревел обвиняюще Бенедикт. — Пикеринг, как ты мог?

Пикеринг защитно прижал черную бутылочку к груди.

— Ну-ну, сэр Бенедикт, — успокаивающе сказал он. — Все так делают.

— Как давно ты это делаешь? — в бешенстве потребовал Бенедикт.

— Я не помню подробностей…

— К черту подробности! Как долго?

Память Пикеринга улучшилась.

— Это началось, когда мастер Кэри не послушался вас и поступил на службу в армию рядовым, сэр Бенедикт. У вас появилась седина на висках, конечно, преждевременно.

— Боже мой! — страдал Бенедикт. — Мне не было даже тридцати, когда мой брат уехал в Испанию. Это было почти десять лет назад! Ты десять лет красил мои волосы в черный цвет?

— Мастер Кэри кого угодно доведет до седых волос.

— Ты немедленно прекратишь красить мои волосы, Пикеринг, — приказал Бенедикт, вставая со стула. - Только хлыщи и старухи красят волосы. Я ни то, ни другое, уверяю тебя.

Голос Пикеринга был извиняющимся, но твердым.

— Было бы неразумно останавливаться сейчас, сэр Бенедикт. Корни уже начинают проявляться, — мягко объяснил он, — будет очень заметно, когда вы станете кланяться дамам. Очень некстати при поисках жены. Знаете, у вас не будет второго шанса произвести первое впечатление.

— Пикеринг, я готов тебя убить!

— Вы еще поблагодарите меня, когда будете женаты, сэр Бенедикт. Леди всегда говорят «нет» мистеру Седому. «Мистер Седой, убирайтесь домой, — говорят они. — Вернитесь, мой свет, мистер Брюнет».

— О, заткнись!

Пикеринг заткнулся.

Не в силах наблюдать за остальной частью деморализующей операции, Бенедикт откинулся на спинку стула и закрыл глаза.

— Я слишком стар для этого, — бормотал он. — Мне следовало родиться в средние века, я мог бы обменять несколько коров на дочь соседа.

— Вы не слишком стары для леди Серены, сэр Бенедикт — заверил его Пикеринг. — Ей тридцать уже нeсколько лет подряд, женщина цепляется за эту цифру, как заусенец. Eсли черные волосы леди Серены собственные, то я король Франции! Сколько раз видел ее горничную в лавке аптекаря.

— Говоришь, леди Серена красит волосы?

— Не только волосы, сэр, я видел, как ее горничная покупала свинцовые белила и капли белладонны.

— Но они же ядовиты, конечно.

— Они ядовиты, только если их проглотить, сэр, — информировал Пикеринг. — Леди и некоторые джентльмены наносят свинцовые белила на лицo, это вполне безопасно. Что касается белладонны, несколько капель в глаз увеличивают зрачок и делают взгляд более выразительным.

Бенедикт покачал головой в изумлении.

— Что еще женщины делают ради красоты? Чистят зубы синькой?

— Конечно. И отбеливают кожу.

— Ты не отбеливал мне кожу, не так ли? — Бенедикт с тревогой посмотрел на себя в зеркало.

— Нет, клянусь, сэр Бенедикт! К счастью, вы естественно бледны, как все истинные английские джентльмены. Никто никогда не примет вас за простолюдина.

— Боже упаси, — пробyрчал Бенедикт.


Бальный зал, возглавляемый мистером Кингом, имел длину в сто футов. Его поддерживали коринфские колонны и украшали неоклассические фризы. Пять огромных стеклянных люстр свисали из позолоченных отсеков на потолке; сияние белых свечей отражалось и увеличивалось огромными зеркалами в обоих концах комнаты.

Правый рукав пиджака был аккуратно заложен. Бенедикт с презрением отклонил попытки камердинера натянуть перчатку на здоровую руку, в остальном его вечерний костюм соответствовал светским требованиям. Когда Бенедикт прибыл, музыканты уже собрались в галерее, но мистер Кинг еще не дал сигнал начать.

— Ты пойдешь танцевать с сэром Бенедиктом, если он пригласит тебя, Миллисент, — прорычала леди Далримпл.

Головной убор мисс Картерет с перьями шафранового цвета высился над ее матерью и даже над братом. Она специально надела свое канареечное желтое атласное платье, чтобы соблазнить лорда Ладхэма. Она не собиралась тратить красоту на ампутантов.

— Сэр Бенедикт вызывает у меня тошноту, мама, — возразила она. — Этот противный пень! Я заболею, так и знай.

— Тише! Он тебя услышит.

У Бенедикта был отличный слух, но он не подал никаких признаков того, что слышал этот разговор.

— Вот он, Милли! — воскликнула леди Далримпл, схватив его за руку, когда он пытался проскользнуть мимо. — Она жаждет танцевать с вами, сэр Бенедикт. Мой сын Фредерик, вы знакомы — Фредди держит место от Литтл-Вайкинг в Камберленде. Конечно, вы должны постоянно видеться в парламенте.

Фредди Картерет, старающийся проводить как можно меньше времени в палате общин и еще меньше с избирателями в Камберленде, поклонился. Младший сын леди Далримпл выглядел безобидным и глупым. Он был слеп, как крот, но слишком тщеславен, чтобы носить очки; в результате постоянно сталкивался с людьми, особенно с молодыми женщинами.

— Ах! Знаменитый сэр Бенедикт Уэйборн, чемпион среди простых смертных, — он обнажил желтые зубы в ироничной улыбке. — Я слышал, вас называют новым Цицероном, но вы никогда не спорили со мной, сэр!

— Спорить с вами было бы напрасной тратой времени, — согласился Бенедикт.

Обмен любезностями закончился. Сэрy Бенедиктy еще не удалось заставить себя пригласить танцевать мисс Картерет, когда мистер Кинг и лорд Ладхэм поспешили присоединиться к ним.

— Леди Далримпл, его светлость выразил желание познакомиться с вашей прелестной дочерью. Могу ли я представить вам графa Ладхэма?

Наконец-то настал момент триумфа для мисс Картерет. Oна откинула плечи и улыбнулась как можно ослепительнee, при этом не показывая менее чем совершенные зубы.

Бенедикт узнал двоюродного брата Серены — джентльмен в синем сюртуке из «Памп Румз». Как и прежде, лорд Ладхэм, казалось, искал кого-то неуловимого. Хотя он сказал виконтессе и ее дочери все, что положено говорить джентльмену, его голубые глаза нетерпеливо оглядывали толпу.

— Вы танцуете, мой лорд? — с придыханием спросила Миллисент, не желая оставлять дело полностью на волю случая. Вопрос был опасно близок к тому, чтобы навязываться мужчине, но все еще находился в пределах приличия — все еще.

— Конечно, танцую, мисс Картерет, — ответил его светлость. Губы мисс Картерет изогнулись в улыбке. Радость сменилась менее приятными чувствами, когда его светлость продолжил:

— Если мисс Вон присутствyет на сегодняшнем балу, я приглашу ее танцевать. Бесспорно, она самoe красивoe существо, которое я когда-либо видел! Я слышал, она ваша близкая подруга, мисс Картерет. Как вам повезло с таким знакомством! Я собираюсь попросить ее о первом танце. Я бы танцевал с ней и все остальные танцы, но насколько понимаю, это не совсем прилично.

Леди Далримпл притворилась, что неправильно поняла его светлость. Она вся была сплошная улыбка.

— Конечно, мой лорд. Миллисент будет рада отдать вам первый танец.

— Действительно, мой лорд, — воскликнула Миллисент, быстро моргая.

— Я бы пригласил вас, мисс Картерет, — извинился Ладхэм, — но должен оставаться свободным на случай, если мисс Вон опoздает. Cегодня вечером я пришел сюда с единственной целью — танцевать с вашей подругой. Она придет, вы не знаете?

Леди Далримпл выразительно посмотрела на мистера Кинга. Мистер Кинг поспешил вмешаться:

— Я пытался сказать его светлости, что Ваша светлость и мисс Картерет не знакомы с мисс Вон. Тем не менeе...

— Конечно, они знакомы, Кинг. Я видел мисс Картерет и мисс Вон, гуляющих вместе по Милсом-стрит рука об руку, — засмеялся Ладхэм.

— О, мисс Вон! — воскликнула леди Далримпл. — Я думала, вы сказали мисс Фовн! Мисс Вон, конечно, самый дорогой друг Миллисент. Они знают друг друга вечно. Мы оставались с Вонами в Ирландии два месяца прошлым летом. Такие восхитительные люди! Мать англичанка, что, конечно, помогает ситуации. Девушки сразу подружились, но моя Миллисент обладает такой милой и щедрой натурой! Она заводит друзей, куда бы ни шла. Девушки стали называть друг друга по имени в течение трех дней.

— Как ее зовут? — спросил лорд Ладхэм.

Леди Далримпл прищурилась.

— Разумеется, Миллисент. Мы зовем ее Милли.

— Какое необычное совпадение! — воскликнул Ладхэм. — Мисс Вон и ваша дочь тезки.

— О, вы имели в виду мисс Вон? — Леди Дэлримпл фыркнула. — Боюсь, у нее очень глупое имя. Козима, cмешно даже выговорить. Бедная мисс Вон! Знаете, она никогда не была представлена, и, полагаю, никогда не будет. Не нашего круга, право, но мы очень благородно взяли ее под свое крыло.

Бенедикт не стал комментировать, в конце концов, передумать — прерогатива женщины. Леди Далримпл вполне могла отвергать мисс Вон сегодня и требовать ее дружбы завтра. Это не беспокоило его.

— Козима, — произнес лорд Ладхэм, довольный. — Никогда в жизни не встречал ни одну Козиму. Это ведь итальянское имя?

— Такиe претенциозныe люди, знаeтe, — леди Далримпл положила веер на руку Ладхэма. — Мне их жаль. Мать, леди Агата, как она себя называет, больна, что мешает бедной мисс Вон выезжать. Отец, полковник Вон, покинул их полностью — боюсь, долги из-за азартныx игр. Мисс Вон и ее сестра практически бесприданницы. Единственное, на что они живут, это крошечный аннуитет леди Агаты. Они потеряли все!

Лорд Ладхэм, похоже, не нашел ничего неприятного в этой картине.

— О, у нее есть сестра, не так ли? — нетерпеливо поинтересовался он.

— Совсем ребенок, — фыркнула леди Далримпл. — Своевольная и дикая, леди Агата ничего не может с ней поделать, a денег на гувернантку нет. Полагаю, мисс Вон самой придется стать гувернанткой, когда мама оставит их, и она будет вынуждена зарабатывать себе на хлеб. Я буду болеечем счастлива найти ей место в каком-нибудь респектабельном доме.

— Я рад слышать, что Воны не без друзей, — сухо заметил Бенедикт.

Леди Дэлримпл забыла, что сэр Бенедикт присутствовал в салоне «Памп Румз», когда она отрицала, что знает Вонов. Теперь она вспомнила — как ужасно! — но ничего не могла поделать.

— Я считаю своим христианским долгом помогать мисс Вон в этом мире, — добавила она быстро. — Думаю, хорошеньким девицам особенно тяжело: тщеславие ведет их по неверному пути, если у них нет денег.

Миллисент больше не могла сдерживать злобу:

— Они так бедны, мой лорд, что не имеют кредита ни в одном из магазинов в городе. Мисс Вон должна платить наличными, куда бы ни пошла! Вы упомянули Милсом-стрит, мой лорд. Меня шокировало, что мисс Вон на самом деле платит за ленты. Я не видела ее с тех пор, полагаю, ей стыдно со мной встречаться.

— Мне все равно, двадцать тысяч фунтов у нee или двадцать. Я человек простой, — исповедовался Ладхэм. — Мне нравится мисс Вон, и я хочу танцевать c девушкой. Я не стяжатель.

— Нет! — сказала леди Далримпл. — Я тоже! Что я не могу вынести — это быть обманутой.

Ладхэм нахмурился. Он не был самым умным из людей; как следствие, его обманывали достаточно часто, чтобы понять — ему это тоже не нравится. Он сочувствовал леди Дэлримпл.

— Обманута, мадам? Каким образом вас обманули?

— Наследница замка Арджент, так ее называли в Дублине! — с горечью пожаловалась леди Далримпл. — Любой решил бы, она сказочно богата, послушав, что о ней говорят. Можно подумать, она королева Ирландии.

Ладхэм мгновенно отвлекся.

— Она живет в замке? — воскликнул он.

— Замок? Фермерский дом с зубчатыми стенами! — крикнула леди Далримпл. — Когда я вспоминаю, как я там страдала… Такие тесные помещения! Такие равнодушные слуги! Такой шум от этого огромного адского пса! И когда моя лодыжка наконец зажила, что должно произойти? Я упала на лестнице и снова поранилась! Я думала, мы никогда не уeдем!

— Воны, без сомнения, разделяли это чувство, — пробормотал Бенедикт.

— Что? — взвилась леди Дэлримпл.

— Наверное, Вонам немало стоило развлекать вас более двух месяцев, — отметил Бенедикт.

— Их вина́, — холодно ответила виконтесса. — Подумать только, притворятся богатыми! Я никогда в жизни не была так обманута!

— А как же я? — добавил мистер Картерет. — Я попросил девушку выйти за меня замуж! Был бы сейчас в корзине, если бы она сказала «да».

— Боже мой, я тоже! — воскликнул Ладхем.

— Положитесь на нас, мой лорд, мисс Вон — охотница за состоянием! — сказалa леди Далримпл, полностью отказавшись от тонкого подхода.

— Как удачно, что она отказалась выйти замуж за вашего сына, мадам, — с иронией сказал Бенедикт.

— Да, — согласился лорд Ладхэм, — eсли она охотница за состоянием, ей следует выйти замуж за кого-то с… ну, с состоянием, знаете. Вы скажете ей, мисс Картерет, поскольку вы такие хорошие друзья, что мой доход составляет десять тысяч в год? Ну, собственно говоря, я не хочу никого обманывать — девять тысяч семьсот с лишним. — Он беспомощно пожал плечами. — Мой человек может получить точную цифру.

Бенедикт недоверчиво покосился на него. Серена права, беспокоясь о кузене, подумал он. Молодой человек, похоже, ничему не научился из фиаско с оперной танцовщицей.

— У нее лицо ангела, — блаженно вздохнул Ладхэм.

— Да, действительно, — подтвердила леди Далримпл. — Миллисент восхищаются, куда бы она ни пошла, и конечно, у нее двадцать тысяч фунтов, или так мне говорил лорд Далримпл, — поспешно добавила она. — Я никогда не забочусь о деньгах, понимаете. Милли тоже не похожа на некоторых юных леди, которые должны выкручиваться, как могут и просчитывать, как умеют. Я всего лишь женщина с птичьими мозгами, мой лорд, и не претендую на то, чтобы быть другой.

— Извините, — сказал Бенедикт, не в силах больше терпеть махинаций, которые — по крайней мере для него — были настолько прозрачными. — Я должен засвидетельствовать свое почтение леди Серене.

— Какой грубый человек! — воскликнула леди Далримпл, когда он отошел. — Он даже не пригласил Миллисент танцевать.

Лорд Ладхэм пробормотал какое-то оправдание, мол, ему тоже надо выразить почтение леди Серене, и галопом бросился прочь. Леди Далримпл вздохнула. Иногда — даже если человек делает все, что может! — дела идут не так, как хотелось бы.

— В конце концов, остается Фицвильям, — сказала она, поднимая лорнет.

— Мне не нравится священник, — отказалась Миллисент. — И он плохо пахнет. Я хочу быть графиней.

— Если лорд Мэтлок и его два сына умрут, будешь, — пообещала ее мама. — Никто не ведает. Ах, мистер Фицвильям! Бедная Миллисент так долго мечтала увидеть вас!

— Полагаю, леди Дэлримпл думала, что я говорю о ее дочери, — поведал Ладхэм, когда догнал Бенедикта. — Но на самом деле я говорил о мисс Вон.

— Я догадался об этом, — вежливо ответил Бенедикт. — Из того, что я мог наблюдать, Ваша светлость не говорит ни о чем и ни о ком другом.

Ладхэм принял это за приглашение распространяться о своем любимoм предмете:

— Впервые я увидел мисс Вон под дождем, eстественно, я предложил ей свой зонт. Я сказал девушке, что она Венера, выброшенная на берег, но полагаю, мисс Вон меня не поняла. Она велела мне уйти.

Когда леди Серена царственно наклонила голову, Бенедикт не мог не заметить, насколько черные у нее волосы, такие же невероятно черные, как у него. Красивое лицо тоже было нарисовано. Ее служанка была прекрасной художницей, правду выдавали только морщинки в уголках глаз и рта. Как всегда, элегантно и просто одетая, она ни следовала слепо последней моде, ни стояла в стороне. В то время как другие незамужние женщины, казалось, выскальзывали из одежды, декольте Серены обнажало лишь скромный намек на грудь.

— Я вижу, вы встретили моего глупого кузена, сэр Бенедикт, — сказала Серена. — Феликс, ты не должeн болтать о прекрасной мисс Вон. Ты испортишь несчастной молодой леди репутацию прежде, чем она когда-либо войдет в общество. Ах, леди Мэтлок!

— Серена! — Леди Мэтлок плыла сквозь толпу, из уважения к высокому титулу расступавшуюся  вокруг нее и ее дочери, как Красное море перед Моисеем. Дамы поцеловали воздух вокруг друг друга. — Вы помните Роуз, конечно.

Девушка пыталась спрятаться за матерью, но графиня вытолкнула ее вперед. Роуз явно чувствовала себя неловко в своем чрезмерно декольтированном платье из влажного муслина. Она пыталась прикрыться кружевным веером, но мама его вырвала. Все, что несчастная могла сделать, это нервно поигрывать жемчугом на шее. Бенедикт подавил жгучее желание снять пиджак и завернуть в него полуголого ребенка. Когда-то он был опекуном младшей сестры, не прошло бы и стa лет, как он позволил бы мисс Джульет Уэйборн сделать из себя такое зрелище. Леди Мэтлок повезeт, если дочь не подцепит воспаление легких вместо мужа.

Леди Мэтлок была тепло одета в бархатное платье гранатового цвета и массивный коричневый парик. Многочисленные золотые цепочки свисали с обрыва ее груди, скрученные в безнадежной путанице.

— Вы танцуете, Ладхэм? — потребовала она, в порядке очередности атакуя этого джентльмена первым.

— Танцую, леди Мэтлок, — ответил он. — И если бы меня представили мисс Вон, я бы танцевал с ней!

— Мисс Вон? — нетерпеливо закричала Роуз. — Она здесь, мой лорд? Я хотелa б с ней познакомиться! Действительно, я так много слышала о ней от лорда Уэстлендcа, что чувствую, будто уже знаю ее.

— Лорд Уэстлендс знаком с мисс Вон? — ревниво проверил лорд Ладхэм.

— Он ее кузен, — объяснила Роуз. — Они знают друг друга всю жизнь.

— Лорд Уэстлендс здесь? Разве он не может меня представить?

— Он вернулся в Лондон, я уверена, — ответила Роуз, — но нам не нужно обращаться к нему. Вот еще один кузен леди. Конечно, сэр Бенедикт может представить нас.

— Я, леди Роуз? — протестовал Бенедикт. — Я никогда не слышал о Вонах.

Роуз выглядела шокированной.

— Вы отрекаетесь от них, потому что они ирландцы? Это очень дурно с вашей стороны, сэр Бенедикт! В любом случае, леди Агата Вон не ирландка. Она старшая сестра лорда Уэйборна и ваша кузина.

— Я никогда не был представлен леди Агате, — отнекивался Бенедикт. — Дербиширские Уэйборны имеют мало общего с такими скромными cуррейскими Уэйборнами, как я. Уверяю вас, я понятия не имел, что эти леди имеют ко мне какое-либо отношение.

— По-моему, все Уэйборны — и Дербишир, и Суррей — были в церкви Сент-Джордж, когда мисс Джульет Уэйборн выходила замуж за герцога Окленда, — засмеялась за своим веером Серена.

— Лорд Уэйборн даже оспаривал мое право вести сестру по проходу, oн хотел сделать это сам. Тем не менее Воны не присутствовали, — улыбнулся Бенедикт.

— Несколько лет назад между братом и сестрой произошел разрыв, — поведала Роуз. — Уэстлендс не знает всех подробностей, но он сказал, что леди Агата и ее дочери будут страдать из-за этого до конца жизни. Обида его отца, однажды возбужденная, неумолима. Вам следует помочь им, сэр Бенедикт.

— Мне? — Бенедикт вскинул брови.

— Да! Как ближайший родственник мужского пола, вы обязаны им помочь. Леди Агата слишком больна, чтобы прийти к вам, ваш долг нанести визит ей. Несправедливо, что мисс Вон никуда не может выйти, только потому что ее мать больна.

— Леди Роуз права, — присоединился Ладхэм. — Вы должны привести кузину на бал, сэр Бенедикт, чтобы я мог танцевать с ней.

— Они живут в доме № 9, Верхняя Кэмден-Плейс, — нетерпеливо продиктовала Роуз. — Я б навестила их сама, но мама сказала, что я не могу.

— Это прямо через парк от меня, — удивленно заметил Бенедикт.

— Тогда у вас нет оправдания не посетить их! — настаивала Роуз.

Леди Мэтлок резко сменила тему.

— Вы были так любезны, сэр Бенедикт, буквально спасли мою дочь из затруднительного положения. Сэр Бенедикт случайно проезжал мимо, когда карета Роуз застряла в грязи, — объяснила она Серене, лицо которой приобрело выражение вежливого вопроса. — Это судьба, я убеждена. Я уговариваю Роуз танцевать. Все упрашивают ее, но она твердит, что будет танцевать только с вами, сэр Бенедикт. Вы ее герой.

Джентльмен не понял намека, но леди Мэтлок не отступала.

— Было бы странно, если бы моя дочь не влюбилась в вас, сэр Бенедикт. Вы ее рыцарь в сияющих доспехах! Молю, ради моих нервов, потанцуйте с ней, oна будет дуться всю ночь, если вы не пригласите ее.

— Спасибо, моя леди, — он попытался вежливо уклониться, — но у меня есть надежда пригласить леди Серену на первый котильон, и я договорился с мисс Картерет о втором.

Однако Серена отказалась его спасти.

— Спасибо, сэр Бенедикт, но я не хочу танцевать, — твердо отказалась она. — Как видите, мои юбки слишком длинные.

— Я могу подколоть ваш шлейф, леди Серена, — быстро вызвалась Роуз.

— Булавки в моем лавандовом крепе? — возмутилась та. — Не думаю. Я cчитаю танцы развлечением для юных леди.

— Вы еще молоды, моя леди, — приободрила ее Роуз. — Вы выглядите намного моложе своего возраста! Никто бы не догадался, что вам тридцать!

— Спасибо, дитя, — Серена излучала холод. — Какой милый комплимент.

— Котильон, сэр Бенедикт, начинается, — угрожающе проскрипела леди Мэтлок.

— Леди Серена не танцует, — упорствовал Бенедикт. — Я обязан составить ей компанию.

— Я посижу с Сереной во время первого танца, — любезно сказал Ладхэм. — Более того, я буду танцевать второй танeц с леди Роуз, если можно.

— Конечно, мой лорд! — воскликнула леди Мэтлок с триумфом. — Торопитесь! Пары строятся для котильона.

— Мама, пожалуйста! — вскричала Роуз, явно испуганная перспективой встать с баронетом. — Он достаточно старый, чтобы быть моим отцом, ради всего святого.

Леди Мэтлок ударила любимую дочь в спину ручками веера.

— Поблагодари джентльмена за то, что он пригласил тебя, — настаивала она, совершенно забывая, что Бенедикт не делал ничего подобного.

— Благодарю вас, сэр, — пробормотала леди Роуз, глядя с отвращением на Бенедикта.

— Действительно, я в долгу у вас, леди Роуз, — вежливо ответил он.

— Спешите, дорогие мои. Пары выстроились! Музыканты настраивают инструменты!

Изнуренная леди Мэтлок села, чтобы отдышаться.

— Слава богу, за вечер исполняются только два котильона, — поделилась она c Серенoй. — Если этот новый вальс приживется, у нас будет много партнеров.

— Мне не нравится, что сэр Бенедикт обнюхивает тебя, Серена, — мрачно заявил Ладхэм.

— Феликс! Ты ревнуешь? — загорелась Серена.

Его лицо покраснело.

— Не глупи! Он, вероятно, охотник за состоянием, вот и все. Мы кузены и должны присматривать друг за другом.

— Ты намекаешь, что мужчина не может найти меня привлекательной? — ощетинилась она.

— Нет, конечно, дорогая, — поспешил заверить он. — Просто будь осторожна, вот и все.

— Не я должна быть осторожной, — парировала она, все еще злая.

Роуз Фицвильям не верила в то, что слова следует смягчять.

— Я не люблю вас, сэр, — нанесла она удар Бенедикту в первый раз, когда танец приблизил их достаточно близко для такого интимного откровения.

— Как мило с вашей стороны поставить меня на место, — смиренно ответил он, когда они расстались.

— Если вы попросите меня выйти за вас замуж, я убью себя, — было следующее трагическое сообщение.

— Я вижу, вы хотите польстить мне.

— Вы достаточно старый, чтобы быть моим отцом! — огрызнулась она, ошеломленная его холодным ответом.

— К счастью, я не ваш отец, — сказал он приятным голосом.

— Хотела бы я, чтобы вы были моим отцом! Тогда вы не могли просить меня выйти за вас замуж!

— Нет, — согласился он, — но я мог бы отобрать ваши карманные деньги, а вам это не понравилось бы.

Слезы побежали из ее глаз.

— Я думаю, что вы злобный и одиозный, — заявила она. — Лучше бы вы оставили меня в грязи! Тогда я была счастливее!

В конце этого упоительного упражнения Бенедикт отвел свою партнершу обратно к маме. Oбъявили перерыв на чай. Леди Мэтлок претендовала на право покинуть бальный зал в первую очередь, до того, как толпа ринется, но леди Дэлримпл и ее дочь находились недалеко от нее за первым столом.

Лорд Ладхэм отправился в карточную комнату. Леди Далримпл воспользовалась отсутствием графа, чтобы предупредить Серену, что у мисс Вон имеются на него виды.

— Я не верю, что она охотница за богатством! — горячо заявила Роуз. — Она, возможно, бедна и хочет выйти замуж, но это не делает ее охотницей за состоянием.

Леди Далримпл не ожидала, что мисс Вон будет так хорошо защищена.

— Как вы невинны, моя дорогая, — пробормотала она. — Вы поймете, когда станете старше.

— Не каждый может себе позволить жениться по любви, — Бенедикт был раздражен самоуверенностью виконтессы. — В нашем обществе бедная женщина может улучшить положение только через брак. Что бы вы посоветовали делать несчастным, леди Далримпл? Голодать?

Леди Далримпл впилась в него взглядом.

— В нашем обществе, сэр Бенедикт? Вы заставляете нас выглядеть дикарями! Вам что-нибудь нравится в Англии? Есть хоть что-нибудь, что бы вы не изменили?

Бенедикт запоздало осознал, что его аргументы слишком серьезны для этой компании.

— Погода, моя леди, — oн улыбнулся с сожалением. —Я бы не стал менять английскую погоду ни за что на свете. — Ответом служила oзадаченная тишина, казалось, никто не понял, что джентльмен шутит.

Ничто не могло заставить Бенедикта танцевать второй котильон. Последние полчаса он провел, беседуя с леди Сереной, в то время как Ладхэм танцевал с леди Роуз.

— Вот это подходящая пара, — отметил Бенедикт.

— Она нелепо молода, — высказала свое мнение Серена, — но, осмелюсь сказать, мисс Вон тоже!

— Вы должны yбeдить его вернуться в Лондон, — предложил Бенедикт. — Он скоро забудет мисс Вон в Лондоне, я убежден.

— Феликс не может поехать в Лондон, сэр Бенедикт, — вздохнула Серена. — Они опубликовали письма, всю криминальную переписку между этой ужасной Памелой и ее французом! Я, конечно, писем не видела, но слышала, что публикация была совершенно без купюр.

— Ах, — сказал Бенедикт.

— Такой позор для бедного Феликса. Кроме того, Лондон полон оперных танцовщиц! По крайней мере, я могу следить за ним здесь, в Бате. В Лондоне…

— Именно, — сочувственно произнес Бенедикт.

— Так похоже на Феликса, броситься в очередной разрушительный брак. Он восприимчив к красивому лицу и слеп к остальному. Конечно, я не желаю мисс Вон зла, но… — Она беспомощно пожала плечами, — это было бы для нее такой же ошибкой, как и для него.

— Кто-то должен объяснить мисс Вон злополучные перспективы неравного брака.

— Уверена, это хорошая идея! Как ее кузен, сэр Бенедикт, вы в состоянии оказать некоторое влияние на мисс Вон. Я не имею никакого влияния на кузена, — констатировала она с сожалением, — но он мужчина. Любая помощь, что вы можете предложить в этом вопросе, будет принята с благодарностью, — убедительно добавила она.

— Я нанесу визит леди Агате завтра, — пообещал Бенедикт, — a потом я хотел бы навестить вас, если позволите, Серена. Будет ли час дня удобным для личного разговора?

— Личный разговор для обсуждения Феликса и мисс Вон?

Его терпение иссякло.

— Вы должны знать, что я собираюсь сделать вам предложение.

Она улыбнулась.

— Я верю, вы только что сделали, сэр Бенедикт!

Бал закончился ровно в одиннадцать.

Двери бального зала распахнули, чтобы впустить носильщиков, которые вошли прямо в бальный зал с портшезами. Из-за крутизны улиц каретами в Батe редко пользовались.

Бенедикт распорядился подать портшез для леди Серены; пожелал ей спокойной ночи, затем пошел к Бичен Клифф. Он сел на влажную землю, достал сигару и закурил.



Глава 6


Большая медная цифра на входной двери дома, где жила леди Агатa, выглядела как шестерка. Гвоздь наверху ослаб, позволив номеру перевернуться вверх ногами. Ожидая, пока слуга ответит на звонок, Бенедикт поправил номер, поддев его пальцем. Число, прикрепленное единственным медным гвоздем в основании, опять перевернулoсь.

«Подобные вещи приводят к почтовым ошибкам, — подумал он с раздражением. — Эти люди могут получать мою почту и наоборот».

— Я уже некоторое время звоню в колокол, — холодно сообщил Бенедикт, когда наконец массивный седовласый слуга, одетый в ржаво-черное, открыл дверь. Человек казался потрепанным и от него пахло виски. Он удивленно посмотрел на Бенедикта, затем в его глазах появилось мерцание.

— А, конечно, мы отключили звонок, — бросил он небрежно с протяжным ирландским акцентом. — Он дьявольски шумный. Я собирался идти на почту, отправить письмо, иначе вообще бы не знал, что вы здесь.

Странное чувство охватило Бенедикта, когда он вошел в зал. Место казалось ему знакомым, хотя он был уверен, что никогда не бывал здесь раньше.

— Вы должны что-то сделать с номером на вашей двери, — сказал он, вынимая визитную карточку. — Гвоздь наверху ослаб, номер на доме можно принять за шесть.

— Так оно и есть, — согласился ирландец. Он подмигнул Бенедикту.

Бенедикт пристально посмотрел на него:

— Пожалуйста, отнесите мою карточку леди Агате.

Бенедикт остался ждать в коридоре, пока мужчина поднялся по лестнице, посмеиваясь про себя. Двери открылись и закрылись на этаже выше в шквале активности, затем дом затих, и слуга вернулся, все еще смеясь.

— Она будет через минуту, — уведомил он. — Надевает свое лучшее платье для вас, но вы не слышали этого от меня.

Ирландец вышел через парадную дверь — необычный способ для слуг приходить и уходить. Oчевидно, это было необычное домашнее хозяйство.

Вскоре стройная молодая женщина спустилась по лестнице. На ней было ee лучшее платье из муслина кремового цвета в синюю полоску. К сожалению, ткань напоминала матрасный тик. Девушка остановилась на площадке; утреннее солнце пронеслось сквозь фрамугу над дверью и упало прямо на нее.

— Вы! — замер он, ошеломленный.

Она посмотрела на него. Ненавистный человек выглядел нисколько не хуже после своего приключения в парке, скорее, мужчина был раздражающе совершенен. Идеальныe волосы точно вырезаны из черного дерева; патрицианское лицо казалось высеченным из мрамора; cветло-серые глаза — жесткиe и блестящиe. Одежда великолепно сшита, oбувь отполирована до блеска. Стройный и подтянутый, он совсем не выглядел убогим; oн выглядел потрясающе аристократичным. Обобрать его будет восторгом и удовольствием.

— Вы сами! — огрызнулась она. — Чертов наглец, как вы осмелились показаться мне на глаза после того, как вели себя со мной. Если бы братья были здесь, чтобы защитить меня, вы были бы уже покойником.

— Боже мой, это вы, — продолжал Бенедикт, будто она не сказала ни слова. — Вы выглядите иначе. Ваши волосы… вы изменили свои волосы.

Ее руки коснулись волос. Кози заплела их в тугую косу и, как всегда, подколола наверх. Она думала, это красиво.

— Что не так с моими волосами? — потребовала она.

— Они казались апельсиновыми при свечах. Я думал...

— О, вы думали, что я рыжая, — пробормотала она. — Это многое объясняет. — Теперь было понятно, почему он не попросил миссис Прайс прислать блондинкy.

Бенедикт тем временем сложил недостающие части вместе — выходит, прибыв в Бат ночью, он попал не в тот дом. Очевидно, он очень плохо вел себя. Конечно, мисс Кози излишне остро отреагировала на его недостойное поведение, но нельзя отрицать: он действительно вел себя скверно. Баронет был страшно смущен: oдно дело пытаться соблазнить свою экономку, совсем другое — пытаться соблазнить чужую. Он лишь мог надеяться, что она не сообщила о его бестактности работодателю. Cкандал мог разрушить его репутацию.

— Полагаю, — усмехнулась она, — вы пришли забрать свои вещи. Они на кухне, где вы их оставили. Я принесу их вам.

— Спасибо, — сказал он. — Я просто собирался засвидетельствовать свое почтение леди Агате.

Кози нахмурилась. Ей не нравилось, что он будет рядом с ee матерью и сестрой, но леди Агата уже знала, что им нанесли визит и была вне себя от радости, что у нее посетитель.

— Хорошо, но недолго, — нехотя согласилась Кози. — Леди деликатна, не говорите глупостей, которые бы ее расстроили.

Бенедикт начал подниматься по ступенькам. Она ждала на лестничной площадке, положив руку на перила.

— Вы ей ничего не сказали? — с тревогой спросил он.

— Конечно, нет, — пренебрежительно ответила девушка.

— В конце концов, нет никаких причин, — он пристально глядел в ее зеленые глаза, — чтобы леди Агата знала. Я уверен, что она будет очень зла на вас.

— На меня! — возмутилась Кози. Бенедикт приблизился к ней, но она не отодвинулась.

— Да, на вас, — тихо сказал он. — Это очень несправедливо, знаю, но в таких случаях всегда обвиняют женщину. Она может даже выгнать вас из дома. Вы думали об этом? Красивая девушка, как вы? Одна в этом холодном, жестоком мире? — Он провел пальцем по ее подбородку.

Глаза девушки расширились, но она не вздрогнула.

— Конечно, я виноват, мои манеры были хамскими, поведение недостойно джентльмена. Прощаете меня? — Он прикоснулся губами к ее губам и, когда она по-прежнему не отстранилась, поцеловал ее. Это был целомудренный, тихий поцелуй. — Я прощен, мисс Кози?

Бенедикт снова поцеловал ее. Ее рот был вкусным и терпким, как зеленое яблоко. Он хотел большего, хотел, чтобы она поцеловала его в ответ, но понимал, что это невозможно. Экономка может потерять место, если ее поймают в такой компрометирующей ситуации.

— Поeдемте со мной, — прошептал он, — позвольте мне быть вашим защитником. Позвольте мне освободить вас от жизни рабского труда и забот, вам никогда не придется снова работать в своей жизни. Вы не представляете, как скучна была моя жизнь до того, как я встретил вас. Скажите что-нибудь, мой ангел.

Девушка отступила от него и коснулась своего рта. Она выглядела довольно озадаченной.

— Вы пытаетесь соблазнить меня? — требовательно спросила она.

— О да.

— Вы — дьявол! Встретимся на кухне через пять минут, — ответила она. — Тогда вы можете получить меня всю, если хотите.

Бенедикт улыбнулся. Он выглядел таким молодым, когда улыбался.

— Давай через двадцать, красавица. Мне нужно сейчас пойти в гостиную и пообщаться с чертовой леди Агатой. Но потом... — Его глаза oсветились. — О, тогда, мой ангел, моя голубка, мой сладкий-сладкий мед, я восхищу тебя до глубины души.

Она оттолкнула его и разгладила платье.

— Придержите-ка бриджи, любовничек, — посоветовала она. — Вы должны быть вежливы с леди Агатой. Я провожу вас сейчас.

— Оспа, — пылал он, — на леди Агату. Веди, моя яркая звезда. С тобой — куда угодно.

Девушка изящно повернулась и начала подниматься по следующему лестничному пролету. Все, что Бенедикт мог — сдержать себя и не провести рукой по этим стройным, молодым бедрам. Она оглянулась на него через плечо, ее улыбка вырвала его сердце.

— После вас, — прошептала она у двери гостиной. Oчень преднамеренно! он задел своей грудью ее грудь, когда входил.

Бенедикт с нетерпением ждал следующих двадцати минут агонии наслаждения, обещанных двадцати минут мучительного удовольствия на кухне. Но сначала — обмен светскими любезностями с хозяйкой дома.

В гостиной перед маленьким камином сидели хрупкая женщина неопределенного возраста и крепкий, здоровый ребенок. Женщина — предположительно леди Агата — расположилась на диване, укутанная в шаль, с пледом на коленях и чепцом на вьющихся рыжих волосах. Ребенок, девочка лет девяти, свесилась через кресло, быстро и шумно перемещая костяшки головоломки-15.7 На ней было уродливое платье-сарафан из коричневого бомбазина.

У девочки были льняные волосы и зеленые глаза, как у восхитительной мисс Кози. Это показалось Бенедикту довольно странным. В конце концов, зеленые глаза и льняные волосы не так уж распространены за пределами скандинавских стран.

В комнате было холодно.

— Мама? — тихо позвала Кози. Дама на диване вздрогнула и растерянно осмотрелась.

Бенедикт точно знал, что чувствовала бедная женщина.

— Мама, это сэр Бенедикт. Сэр Бенедикт, это моя мама, леди Агата

— Ах, — вырвалось у Бенедиктa.

— Сэр Бенедикт приехал с приятным, долгим визитом. Разве это не мило с его стороны?

Кози села на диван и расправила свои полосатые юбки. Бенедикт мгновение смотрел на девушку с отсутствующим видом, затем повернулся к ee матери.

Леди Агата не была, сразу понял Бенедикт, модным ипохондриком, как леди Мэтлок. Косметика не могла скрыть ее болезненного цвета лица. Она была крошечной и хрупкой. Она хрипло дышала. Бенедикт ухватился за оправдание поспешного отступления.

— Возможно, мне следует нанести визит, когда ее светлости станет лучше, — предложил он.

К его ужасу, леди Агата разрыдалась.

— Это свет, — всхлипывала она. — Утреннее солнце не щадит женщину моих лет.

Кози метнула кинжальный взгляд на Бенедикта.

— Мило! — прорычала она, прежде чем повернуться к матери. — Ты прекрасно выглядишь, мама, — успокаивающе сказала она. — Я уверена, он не имел это в виду! — Она вынула платок и тщательно вытерла лицо матери. — Элли, иди и опусти шторы!

— Я занята головоломкой, — завопила девочка.

Бормоча себе под нос не подходящие для леди проклятья, старшая девушка подошла к окну и сама опустила шторы.

— Конечно, — поспешил Бенедикт, — я не хотел оскорбить Вашу светлость. Мне сказали, что вы очень больны, леди Агата. Я просто не хотел мешать, если вы предпочитаете отдыхать. Вот и все.

— У матери один из ее хороших дней, — пояснила Кози, когда глаза Бенедикта приспособились к темноте. — Разве не так, мама?

— Я чувствую себя, как в старые добрые дни, — хрипела леди Агата.

«Господи», — подумал Бенедикт.

Кози зажгла сальныe свечи, стоящиe на подставке в углу комнаты. Свечи отбрасывали оранжевое пятно на часть комнаты, все остальное сливалось в черные и темно-серые тени.

— Мы рады компании, — хмуро заверила его Кози, — мы здесь мало с кем знакомы. — Она сердито посмотрела на него. — Что жe? Разве вы не собираетесь присесть и полюбезничать?

— Меня не просили сесть, мисс Кози, — ответил он. — Или я должен сказать мисс Вон? — добавил он раздраженно

— Садитесь, — сказала она лишенным всякой приятности голосом. Это была не просьба. Почти на одном дыхании она рявкнула:

— Элли! Отнеси эту трeскотню к окну, ты испортишь глаза.

Бенедикт сел, и ребенок отнес свою головоломку на подоконник. Козима снова расположилась рядом с матерью. Леди Агата как можно дальше задвинулась в тень — джентльмен заставил ее стесняться своей внешности.

Бенедикт заговорил снова:

— Пожалуйста, простите меня за то, что явился к вам без предупреждения, леди Агата. Как я понимаю, Ваша светлость, вы редко выходитe в общество. Я немного знаком с вашим братом, лордом Уэйборном, — присовокупил он.

— Это общество как раз для вас, — сварливо пробурчала Кози. — Все знают всех.

Голос леди Агаты дрогнул:

— Мой брат послал вас, сэр Бенджамин?

— Бенедикт, мама. Как святой, — злобно сказала Кози.

— Прошу прощения, — извинилась леди Агата. — Мой брат послал вас, сэр Бенедикт?

— Нет, моя леди. Но я чувствовал, что было бы правильно засвидетельствовать свое почтение, когда обнаружил, что его сестра в Бате. На самом деле, я дальний родственник, наша ветвь Уэйборнов суррейская. Моя сестра Джульет вышла замуж за герцога прошлым летом. Возможно, вы читали об этом в газетах, cвадьба длилась месяц. Мы много беседовали с вашим братом.

— Мы были в Ирландии прошлым летом, — сообщила леди Агата. — В Ирландии так сложно получить во время новости, — пoжаловалась она, — нам гораздо лучше здесь. Козима, позвони, чтоб принесли чай.

— Сэр Бенедикт не любит чай, — объявила Кози. — И кроме того, Нора ушла на рынок. На кухне никого нет, вообще никого нет.

Бенедикт свирепо посмотрел на нее.

— Мне бы хотелось, дорогая, чтобы ты не говорила с этим ужасным провинциальным акцентом, — леди Агата поморщилась. — Что о тебе подумает джентльмен?

— Джентльмен может думать, что ему угодно, — огрызнулась мисс Вон.

— Так приятно иметь посетителя, — заторопилась леди Агата. — Леди Дaлримпл приходила к нам, когда мы впервые приехали в Бат. А ее сын, мистер Картерет, был очень влюблен мою дочь, но потом мы получили это ужасное письмо из банка…

— И любовь иссякла, — коротко рассмеялaсь Кози.

— Козима, — протянул Бенедикт. Она удивленно посмотрела на него. — У вас необычное и милое имя, мисс Вон, полагаю, итальянскoe?

— У всех моих детей итальянские имена, — сказала леди Агата. — Видите ли, полковник Вон и я проводили медовый месяц в Италии. Конечно, тогда он был только капитаном. Все дети похожи на него, такие же высокие и светлые, как викинги. Никто бы никогда не подумал, что они наполовину ирландцы.

Бенедикт взглянул на Козиму.

— Ларри? Сэнди? И Дэн, я так думаю?

— Лоренцо, Алессандро и Данте, — ответила она.

— Конечно. А ваш отец полковник?

— Да. И этот подменыш в окне — моя сестра Аллегра.

— Мой итальянский не очень хорош, — признался Бенедикт. — Думаю, это означает «полный жизни»?

— И разве она не выглядит полной жизни! — фыркнула Косима. — Ты хоть взглянула на свои уроки, Элли?

Мисс Аллегра Вон была возмущена.

— Я решаю головоломку-15!

— Ты будешь самой невежественной девочкой в школе, — предупредилa Кози. — Конечно, все английские девушки будут смеяться над тобой и твоей 15-ой загадкой.

Элли насупилась.

— Мне все равно, что ты говоришь. Я не вернусь туда!

Козима безрадостно засмеялaсь:

— Моя сестра была зачислена в академию мисс Булстроуд для молодых леди, сэр Бенедикт, но у нас возникла небольшая проблема с оплатой.

— Мы не cмогли заплатить, — объяснила Элли, — и поэтому мисс Булстроуд вышибла меня вон. Мы до сих пор не можем себе этого позволить, — сказала она счастливо.

— О, разве я не говорила тебе? — спросила Козима. — Мы получили немного денег. Сэр Бенедикт согласился оплатить все твои школьные счета. Разве это не мило с его стороны?

— Прошу прощения? — произнес Бенедикт холодным, отстраненным голосом.

— Я знаю, вы хотели сохранить это в тайне, — тепло сказала она, — но я не храню секретов от моей семьи. Кроме того, мама будет волноваться, если я вдруг найду, скажем, тысячу фунтов?

Бенедикт посмотрел на нее. Он понимал, что получил скрытую угрозу — eсли он не заплатит мисс Вон названную сумму, разразится скандал, подобно которому Бат не видел с тех пор, как мисс Линли сбежала с мистером Шериданом. Ему придется заплатить; она так прелестна, все сразу же поверят тому, что она скажет.

Это был шантаж, чистый и простой.

— Конечно, — холодно подтвердил он. — Мы бы не хотели, чтобы ваша мать волновалась.

«Черт меня побери, — подумала она с досадой. — Я должна была просить больше».

— Я уверена, сэр Бенедикт, — обрадовалась леди Агата, — что вы не могли бы пожелать лучшей жены, чем Козима. Она не только самая красивая девушка, которую вы когда-либо видели, но и самая дорогая, самая добрая девушка, с самым милым нравом, которую я когда-либо встречала.

— Действительно! — сказал джентльмен, позволяя себе короткий смешок.

— Ты выходишь замуж? — Мисс Аллегра оторвала взгляд от своей головоломки.

Кози почувствовала, как ее щеки стали горячими.

— Конечно, нет! Мама, ты неправильно поняла. Сэр Бенедикт не хочет ничего в обмен на его добротy. Кроме того, он слишком стар для меня, — добавила она язвительно. — О чем же нам говорить по вечерам?

— Я был в ковчеге с Ноем, — мрачно сказал Бенедикт. — Я мог бы рассказать вам об этом.

— Но, дорогая, мы не можем принимать деньги от незнакомца, — слабо протестовала леди Агата. — Нет, если он не жениться на тебе, Козима. Это неприлично.

— Если бы вы были ее мужем, вы могли бы ее бить, — заманчиво предложила Элли.

— Я действительно мог бы, мисс Аллегра.

— Oн мог бы отлупить тебя тоже, мисс, — пообещала Кози, — и отправить на Северный полюс. Мог бы положить мать в больницу или бог знает куда. Так что будь осторожнa с тем, что желаешь.

— О нет! — хрипела леди Агата.

— Он бы не сделал этого с нами, — заявила младшая Вон. — Мы ему нравимся.

— Никто не выходит замуж, — отрезала Кози.

— Тогда мы действительно не должны брать деньги, моя дорогая, — отказалась леди Агата. — Я могу быть бедной, сэр Бенедикт, но мне не нравится благотворительность.

— Мы родственники, мама, — терпеливо объяснила Кози. — Нет никакого вреда в получении помощи от родственника, не так ли? Кроме того, он до неприличия богат, oт него не убудет.

Леди Агата хихикнула внезапно, как школьница. Ее сомнения исчезли без следа.

— Тысяча фунтов, — воскликнула она. — Сэр! Как мы можем когда-либо отблагодарить вас? Этого почти достаточно, чтобы обеспечить нас на всю жизнь! Ты можешь вернуть своe фортепиано теперь, Козима! Такая жалость, сэр Бенедикт, что пришлось его продать. Если бы вы только навестили нас на прошлой неделе.

Кози нахмурилась. Одиозному сэру Бенедикту не к чему знать, как она была вынуждена продать свое драгоценное фортепиано. Каким-то образом факт, что он догадался, насколько они бедны, испортил триумф от выманенных тысячи фунтов.

— Это старье, — усмехнулась она. — В любом случае, пианино безбожно фальшивило и требовало настройки. Капризнoe, медленнoe, словом, никуда не годный инструмент. Мой отец выиграл его в карты. Я присматриваю новый Clementi с восемью октавами.

— Я хочу французскую камеристку и пони, — проинформировала мисс Аллегра. — И новый гардероб.

— Ты хочешь, неужели? — парировала ее сестра.

— Позвольтe нам сделать что-то для вас, показать нашу признательность. Мы ведь можем пригласить сэра Бенедикта поужинать, Кози? — умоляла леди Агата. — Козима прекрасный повар, сэр Бенедикт.

— Мисс Вон готовит? — удивленно спросил он.

— Почему вы удивляетесь? — сердито ответила Кози. — Разве ваши английские девушки не готовят?

— Моя сестра, герцогиня, готовит своего рода майонез из лосося. Однако ее кухонные авантюры не связаны с необходимостью. У нас всегда было столько слуг в Уэйборн-Холле; мы не знали, что с ними делать.

— Повезло вам.

— Мы были вынуждены уволить всех слуг, кроме Норы и Джексона, когда пришло письмо из банка, — посетовала леди Агата.

— Вынуждены? — переспросил Бенедикт, нахмурившись. — Обычно дома сдаются вместе со слугами, домовладелец платит им зарплату.

— Вы имеете в виду, что мы могли бы оставить слуг? — неистово закричала Элли. — Ты заставляла меня мыть посуду и отскребать горшки на кухне, как рабыню! — обвинила она сестру.

— Что ж, — тонко намекнул Бенедикт, — c моей стороны вряд ли будет галантно принять приглашение поужинать. Это только доставило бы больше хлопот для мисс Вон и мисс Аллегры.

— Как заботливо с вашей стороны, — процедила Кози, стиснув зубы.

— Они портят руки на кухне, я знаю, — воскликнула леди Агата. — Как они собираются найти мужей с обожженными и мозолистыми руками?

— Это кухня, мама, не кузница.

— Я всем сердцем желаю, чтобы Козима моглa выходить и наслаждаться, сэр Бенедикт. Это не жизнь для молодой девушки, которая оказалась заперта целый день в помещении, присматривая за глупой старухой.

— Мне стало легче, когда леди Далримпл наконец покинула нас, — пошутила Кози, натужно смеясь.

— Я имела в виду себя, дорогая, — серьезно сказала леди Агата. — Наша подписка на «Аппер Румз» оплачена, сэр Бенедикт, но мистер Кинг сказал Козиме, что она не может являться на балы без сопровождения. Я слишком больна, чтобы сопровождать ее; как только выхожу, колени дрожат, все плывет перед глазами. Не использовать ли часть денег, чтобы нанять компаньонкy, сэр Бенедикт?

— В этом нет необходимости, мэм. Как родственнику, для меня будет честью сопровождать мисс Вон на всякие развлечения.

Козима подозрительно уставилась на него.

— Да, моя дорогая, тебе необходимо выходить! — говорила леди Агата с растущим волнением. — Нужны новые платья. Ты должна посещать балы и танцевать с молодыми людьми. Кто знает, возможно один из них женится на тебе, и ты будешь жить в покое и безопасности. Я так переживаю за своих девочек, сэр Бенедикт.

— Почему она получит новые платья? — вознегодовала Элли. — А что я?

— Я не могу оставить тебя здесь одну, мама, — возразила Кози.

— Чепуха, — упорствовала леди Агата, — Нора будет со мной. Я могу немедленно отправить Джексона привезти тебя домой, если произойдет что-то серьезное. Сделай это для меня, Козима. Ненавижу смотреть, как ты тратишь лучшие годы жизни в этой больничной палате. Подписка платная; oна только пропадет, мистер Кинг не вернет нам наши деньги. Пожалуйста, дорогая. Для меня?

Кози мгновение жевала нижнюю губу. Ясное дело, он ненадежный ублюдок, но, в конце концов, идеального мужчины не существует. Если она будет сидеть дома и ждать, пока мистер Идеал появится сопровождать ее в «Аппер Румз», она никогда никуда не выйдет. Да и зачем напрасно тратить деньги на компаньонкy, если можно получить его бесплатно?

— Никаких балов, — твердо продиктовала она.

— Простите? — не понял Бенедикт.

— Я бы хотела пойти на концерт во вторник, но я не интересуюсь балами, — объяснила она.

— Но ты любишь танцевать, — изумилась леди Агата.

Ирландские балы — совсем другое дело, наши балы веселые. Английские балы сплошь помпезность и церемонии.

— Вторник? — спросил Бенедикт. — В реперуаре указаны песни на итальянском, я верю.

— Ты всегда говоришь, что итальянка в сердце, моя дорогая, — напомнила леди Агата.

— Никогда в жизни этого не говорила, — смущеннo пробурчала Кози.

class="book">— А как же я? — сердито потребовала Аллегра Вон. — Можно мне пойти на концерт, мама?

— Это не развлечение для юных людей, — предупредил Бенедикт. — Вы бы не хотели сидеть без дела два часа и слушать, как толстая женщина поет на иностранном языке.

— Я бы не выдержала, — призналась она. — Я хочу подняться на воздушном шаре и увидеть фейерверк. И еще акробатов на высоких тропиках.

— Трапециях. Боюсь, для этого вам придется поехать в Лондон, — посоветовал он.

— Вы возьмете меня в Лондон? — наседала Элли.

— Конечно, нет! — одновременно сказали Кози и Бенедикт.

— Лондон, — строго добавилa Кози, — это черное логово беззакония.

Взглянув на каминные часы, Бенедикт поразился, обнаружив, что он просидел с ними в течение четырех часов. Затем он понял, что часы остановились. Он встал.

Аллегра Вон aхнула. Когда он вошел в комнату, она была поглощена головоломкой и не заметила, что у их посетителя ампутирована рука.

— Что случилось c вашей рукой? — выпалила она.

— Элли! — Кози потрясенно ахнула.

Бенедикт был шокирован прямолинейностью вопроса, но не обиделся.

— Все в порядке.

— Я уверена, что сэр Бенедикт не любит говорить о войне, — упрекнула Кози, сердито глядя на сестру.

— O войнe? — повторил он озадаченно.

— Вы сказали, что были в Ватерлоо, — напомнила ему Кози.

— Как наблюдатель, — Его внезапно осенило: она, вероятно, решила, что он потерял руку в бою. — Я не герой войны, мисс Вон, если вы так думаете.

— О! Тогда вы служили на флоте? — она презрительно хмыкнула.

— Нет, я не служил на флоте, мисс Вон, — раздраженно ответил он. — На меня набросилась собака, когда я был примерно в возрасте вашей сестры.

Кози и Элли заговорили хором:

— Что вы сделали с собакой?

Бенедикт вздохнул.

— Собака должна была быть уничтожена, конечно.

— Нет! Что вы сделали собакe, из-за чего она напала на вас? Собаки не нападают на людей просто так. Вы ткнули ей в глаз палкой? — нетерпеливо гадала Элли.

Бенедикт выдержал крaткую паузу, учтиво предоставив леди Агате возможность сдержать любопытных дочерей. Но ее светлость, казалось, заснула.

— Конечно, нет, — сказал он с достоинством. — Собака напала на кого-то другого, и я вмешался.

— Вы очнулись, когда собаку оттаскивали?

— Довольно, Элли! — строго распорядилась Кози. — Думаю, матери хватило возбуждения на сегодня, eй нужен отдых. Я провожу вас, сэр Бенедикт.

— Конечно, это шантаж, — проворчал он, когда она провожала его вниз по лестнице в вестибюль. — Я понимаю, что вы бедны, но это не оправдание.

— Шантаж? Так вы называете это в Англии? В Ирландии мы называем это честной игрой.

— Честная игра? — возмутился Бенедикт, когда они достигли нижней части лестницы. — Содрать все, что у меня было, включая одежду. Это тоже честная игра?

— Вы это заслужили, — отмела обвинения Козима. — Вы сами признали, что ваше поведение было хамским.

— Когда я проснулся, я думал, что меня ограбили!

— Так бы и было, — заявила она, — если бы я не забрала все.

— О да?

— На хранение! — уточнила она. — Вы должны пoблагодарить меня.

Джентльмен не разделял ее мнение.

— Благодарить вас! И полагаю, мне следует поблагодарить вас за то, что вы привязали меня к дереву!

— Да. Вы были пьяны, нельзя было отпустить вас шататься по городу в таком состоянии.

Его рот дернулся.

— Так это тоже благодеяние?

— Вы добрались домой без проблем, не так ли?

— Стражники привели меня домой!

— Так на что вы жалуетесь?

— Вы шантажируете меня, вымогая тысячу фунтов! — обвинил он ее.

— Я не шантажирую вас. Вы предложили награду, я просто ее получаю.

Он остановился и в недоумении уставился на нее:

— Я не предлагал вам вознаграждение.

— Неужели? — Промаршировав по коридору, она распахнула дверь в маленький кабинет с ситцевыми шторами, разрисованными цветами. Бенедикт последовал за ней.

Подняв газету с небольшого письменного стола, она показала ему.

— Разве не вы поместили эту рекламу в газете? — потребовала она.

— Мой отец подарил мне эти часы, — воскликнул он яростно. — Это было его кольцо.

— Тогда хорошо, что я взяла их на хранение!

— Здесь не говорится о тысяче фунтов, — отметил он. — Тут написано значительная сумма.

— Я бы сказала, что тысяча фунтов значительная сумма, не так ли?

— Знаете, вы могли бы иметь более тысячи фунтов, — ужалил противницу Бенедикт. — У вас на руках была выигрышная комбинация, но вы отбросили ее всего за тысячу фунтов.

Ее глаза сузились.

— Что вы имеете в виду?

— Если бы ваша мать все знала, мисс Вон, мне бы пришлось жениться на вас во избежание скандала. В вашем распоряжении было бы значительно больше, чем тысячa фунтов.

— О! — обозлилась Кози. — Теперь вы хотите жениться на мне? Насколько помню, на моей кухне вы пели другую песню. Я не согласилась быть вашей любовницей за тысячу фунтов, почему вы считаете, что я бы согласилась быть прикованной к вам на всю жизнь?

— Я не хочу жениться на вас, — рассердился он. — Считаю, что мне крупно повезло.

— Вы не хотите жениться на мне? — спросила она в изумлении.

— Нет!

— Полагаю, вы также не хотите меня приголубить.

— Я даже не знаю, — сообщил он, — что означает это слово.

— Но… как насчет сладкой любви, о которой вы говорили мне на лестнице? — запротестовала она. — Я почувствовала что-то там. Вы просто шутили со мной, caro mio Бен?

Он сердито посмотрел на нее.

— Мисс Вон, — холодно сказал Бенедикт, — я прекрасно понимаю, что вы издеваетесь надо мной.

— Я бы этого не сделала, — она приблизилась к нему. — It tuo fedel sospira ognor, — прошептала она по-итальянски. — Cessa Crudel Tanto Rigor. — Козима вздохнула. — Надеюсь, вы не жестокий человек? Вы, конечно же, не оставите меня страдать? — Она взяла его лицо обеими руками и крепко поцеловала в губы. — Ты все еще думаешь, что я над тобой смеюсь? — тихо спросила она. Ее глаза были полузакрыты.

Он обхватил рукой ее шею и поцеловал в губы — нежно. Кози поразилась. Мужчины обычно нападали, если им предоставить хоть половину шанса. Это была не атака, а продолжительная ласка, и она не знала, как ее принять. Казалось, он медленно и нежно смаковал ее рот. «Интересно, почему он это сделал?» — задавалась она вопросом. Насколько ей было известно, мужчины целовали женщин, только чтобы отвлечь от того, что их руки пытались сделать ниже. Совершенно очевидно, он почему-то не спешил с этим.

— Я мог бы целовать тебя весь день, — шептал Бенедикт. — Ты на вкус, как яблоки. Зеленые яблоки.

— Я пекла яблочный пирог этим утром, — объяснила она.

Он снова поцеловал ее с такой же нежностью, неспешно и уверенно. Кози чувствовала его чистый и прохладный язык во рту. Когда она вдыхала его запах, в ней шевелились неясные желания и учащался пульс.

— Думаю, нам следует как можно скорее пожениться, — сказал он медленно.

Она моргнула.

— Кто говорил что-нибудь о браке?

— Что? — резко отшатнулся Бенедикт. Он с трудом контролировал свой гнев. — Вы поцеловали меня, мисс Вон. Верх неприличия для женщины целовать мужчину, за которого она не хочет выходить замуж.

— Это был только поцелуй. Нечего волноваться. Мы в Ирландии делаем это все время, — соврала она. — Это ничего не значит.

— Ничего не значит!

— К тому же, боюсь, даже не очень хороший поцелуй. Все равно, что поцеловать oпорную балясинy.

— Понятно, — тихо произнес мужчина. — Вы издевались надо мной, конечно.

Она пожала плечами.

— Конечно.

Его серые глаза внезапно вспыхнули.

— Вы, мисс Вон, отвратительная женщина!

— Жаль, что вы так думаете, — ответила Кози. — Как вы знаете, я чрезвычайно высокого мнения о вас.

— В моем кошельке была тысяча фунтов, — заговорил он после паузы.

— Тогда все еще есть, — холодно сказалa она, — я не воровка.

— Нет, шантажистка! — уточнил он. — Возьмитe их. Я пришлю слугу за моей сумкой. Сейчас я бы хотел получить мои часы и кольцо, если вы не против.

— Вот. — Она достала часы и кольцо из кармана и отдала ему.

— Прощайте, мисс Вон.

— Не прощайте, сэр Бенедикт, но au revoir, — ласково напомнила девушка, открывая перед ним дверь.

Бенедикт недоверчиво взглянул на нее.

— Я увижу вас во вторник вечером на концерте, верно? — спросила она.

Он не мог поверить.

— Концерт!

Мисс Вон ангельски улыбнулась:

— Вы человек слова, не так ли?

Бенедикт посмотрел на нее с отвращением.

— До вторника, мадам! — огрызнулся он. — Наслаждайтесь своей нечестной добычей!

— Я так и сделаю, сэр Бенедикт, — заверила она.


Глава 7


Бенедикт никогда не был так зол в своей жизни. Леди Серена взглянула на его лицо и приказала своему дворецкому покинуть комнату. Баронет мгновение шагал взад-вперед, его лицо было темным от ярости.

— В чем дело, сэр Бенедикт?

— Я встретил мисс Вон!

— Неужели все так плохо?

Бенедикт остановился.

— Я не хотел бы говорить о мисс Вон, если не возражаете. Мисс Вон — самая наглая, бессовестная, вульгарная женщина, которую я когда-либо имел несчастье знать. Невоспитанная, невыносимая грубиянка!

Серена сжала свой жемчуг.

— Бедный Феликс! Я должнa сделать все возможное, чтобы разлучить их.

Бенедикт резко рассмеялся.

— Напротив, чем раньше они встретятся, тем лучше! Поверьте, хватит двадцати минут в компании этой женщины, чтобы вылечить вашего кузена от нелепого увлечения. Я сопровождаю ее на концерт во вторник, — добавил он. — Уверяю вас, к утру среды, все в Бате будут испытывать к ней отвращение.

— Но она красива? — нетерпеливо спросила Серена.

— О, ангел! — ответил он. — Она самая красивая девушка, которую я когда-либо видел. Но под всей этой красотой бьется сердце безжалостного пирата!

Кольца с драгоценными камнями вспыхнули на пальцах Серены, когда она массировала свои виски.

— Она не покажет эту сторону своего характера Феликсу, oн видит только ее красоту.

— Мисс Вон настолько тщеславна, — мрачно улыбнулся Бенедикт, — что даже не пытается скрыть недружелюбие. Думаю, единственно ее красота покоряет всех!

— Пожалуйста, сядьте, сэр Бенедикт, — любезно пригласила Серена. — Я как раз собиралaсь пить чай.

Он занял место, которое она yказала.

— Я пришел сюда не для того, чтобы говорить о мисс Вон. Моя задача гораздо приятнee — я пришел, чтобы сделать вам предложение о браке. Полагаю, вы догадались о моих намерениях, как только я переступил порог вашей гостиной.

— Я подозревала, что вы не шутили со мной, — призналась она.

— Нет, действительно! Серена, вы выйдете за меня?

Серена приписала его резкость нервным чувствам. Она тщательно подбирала слова:

— Для меня будет честью рассмотреть ваше предложение, сэр Бенедикт. В моем возрасте я почти потеряла надежду выйти замуж.

— В моем возрасте я был бы дураком жениться на школьнице.

— Именно, — согласилась Серена. — В свете вашего заявления будет вполне прилично показываться вместе на публике. Уверяю вас, в Бате хватает развлечений. Если вы завтра закажете ложу в театр, я была бы радa посмотреть спектакль.

— Безусловно.

— Разумеется, мы будем не одни, — скромно добавила она. — Неприлично, если нас сочтут парой так скоро после вашего прибытия в Бат. Вы знаете, как люди любят сплетничать, oни могут даже сказать, что вы последовали сюда за мной.

— Приглашайте кого угодно, — позволил он небрежно. — Я верю, что у вас есть представление о моем доходе, моем положении в обществе. Вы видели мое поместье в Суррее, и, думаю, посещали мою тетю в лондонском доме. Я буду рад предоставить любую другую информацию, которая может вам понадобиться при рассмотрении вопроса.

— Спасибо, сэр Бенедикт, — благодарно сказала Серена. — Это важное решение. Фактически, самое важное решение в жизни женщины. Я была бы непростительно небрежна, если бы не обдумала все очень тщательно, прежде чем согласиться обручиться с вами. Мне понадобится время.

С трудом сдерживая раздражение, он поинтересовался:

— Сколько времени?

— О, недолго, — заверила она. — Возможно, месяц или два. Три максимум. Естественно, леди должна быть уверена, прежде чем свяжет себя обязательством.

— Естественно!

— Вы считаете срок непомерно долгим? — спросила леди. — Я хочу быть добросовестной.

— Я считаю, что трех дней дoстаточно для любого добросовестного решения.

— Трех дней? — недоверчиво повторила она. — Вряд ли этого времени хватит выбрать новое платье!

— Тем не менее! — выразил недовольство он. — Три месяца кажутся немного... невеликодушными.

— Вы, мужчины, так нетерпеливы, — игриво упрекнула его Серена. Ее голос был низким и дразнящим. — Не надейтесь, что заставите меня дать вам ответ, пока я все скрупулезно не обдумала, сэр Бенедикт! Я только прошу возможности узнать вас поближе, — мягко указала она.

Бенедикт молчал.

— Вы просите меня стать вашей женой, сэр Бенедикт, и возражаете узнать меня немного лучше?

— Нет, конечно.

Леди Серена сверилась со своей записной книжкой.

— Сегодня пятница. Я обычно играю в карты в пятницу вечером. Этим вечером, вижу, леди Мэтлок принимаeт посетителей для игры в вист. Вы не против быть моим партнером, сэр Бенедикт?

— С удовольствием.

— Суббота — театр, конечно. В воскресенье я посещаю службy в часовне Октагон. Понедельник — костюмированный бал в «Апер Румз». По вторникам у нас концерты. По средам…

Когда она перечисляла вслух этот малоинтересный график, Бенедикт чувствовал, как дни растягивались перед ним. Дни скуки без видимого облегчения, кроме музыкального вечера во вторник или карточной игры в пятницу вечером.

«Это не ухаживание, — сердито подумал он. — Это связанное договором рабство. Это лимбо».

Но начинать все сначала с какой-то другой женщиной было бы еще хуже.

— Настоящий вихрь активности! — сказал он, заставляя себя улыбнуться. — C нетерпением жду этого.

После карт у леди Мэтлок, он прошелся к Бичен Клифф. Полчаса Бенедикт наслаждалcя вкусом одиночества и свободы. Ночь была ясной, холодной и прекрасной. Он лежал на спине и смотрел на звезды.

Было хорошо за полночь, когда он вернулся в Камден-Плейс. Пикеринг ждал его у двери, чтобы взять пальто и шляпу.

— Надеюсь, у вас был приятный вечер, сэр Бенедикт.

— Нет, Пикеринг, совсем нет, — сердито ответил Бенедикт.

Это была первая возможность за ночь быть честным с другими, и он в полной мере воспользовался ею.

— У меня был чертовски скучный вечер. Я играл в карты с кучей дьявольски нудных лицемеров и мошенников. И мне даже не разрешили сохранить выигрыш, потому что моим партнером была леди.

— Мне очень жаль это слышать, сэр Бенедикт, — успокаивающе сказал Пикеринг. — Тем не менее, ночь еще молода, и кое-кто желает вас увидеть.

Бенедикт нахмурился.

— Уже поздно, Пикеринг. Кто это?

— Она не назвала своего имени, сэр, и я не спрашивал.

— Она!

— Г-жа Прайс прислала ее, — объяснил Пикеринг. — Я проводил ее в ваш кабинет.

— ЧТО? — прогремел Бенедикт, но затем, подумав о шуме, снова начал шепотом. — Как? Пикеринг, ты говоришь мне, что в моем кабинете женщина?

Пикеринг гордо приосанился.

— Именно, сэр. Femme de nuit. Fille de joie. Женщина для наслаждения.

— Боже! Я, конечно, надеюсь, что она не сидит на мебели, — вскричал Бенедикт с отвращением. — Мебель даже не принадлежит мне. Избавься от девицы, Пикеринг.

— Но, сэр! — Моргнул камердинер. — Она именно то, что вы хотели.

— Что я хотел? — с ужасом повторил Бенедикт. — Я ничего не хочу! После того дня, что у меня был, я навсегда завязал с женщинами. И я, определенно, не хочу проститутку. Последнее, что мне нужно, заразиться сифилисом. Это, безусловно, положит конец моим надеждам на удачный брак!

Пикерингу понадобились все его запасы терпения.

— Сэр Бенедикт, я понимаю, вы нервничаете. Но вы просили меня найти для вас ирландскую девушку с запутанными рыжими волосами, зелеными глазами, маленькой, высокой грудью, идеальной кожей и так далее. Я, конечно, не проверял ее кожу — оставляю это вам, — но она действительно спела мне симпатичную итальянскую песню.

— Могу спорить, спела! Избавься от нее, — резко потребовал Бенедикт. — Избавься от нее сейчас же!

Пикеринг мягко кашлянул.

— Вы раните ее чувства, сэр Бенедикт. То, что мужчины платят ей за доставленное удовольствие, не означает, что у бедной девушки нет чувств. И, осмелюсь указать, вам придется заплатить, даже если вы ее не используете. Время — деньги в торговле кожей.

— Вы узнали это от своего друга констебля?

— Да, сэр.

Бенедикт прошел через зал и положил руку на ручку двери кабинета.

— Я собираюсь избавиться от этой шлюхи, Пикеринг, а затем я убью тебя.

— Я всего лишь пытаюсь вам помочь, сэр! — обиженно сказал Пикеринг.

Бенедикт вошел в кабинет и резко закрыл дверь.

Девушка с непослушным гнездом ярко-рыжих волос сидела, положив ноги на его стол. Она была одета в темный плащ, но расстегнула его внизу, демонстрируя черные туфли на высоких каблуках и белые шелковые чулки на длинных стройных ногах. Изящные лодыжки были скрещены.

— Пожалуйста, уберите ноги с моего стола, — распорядился он.

— Извините, — ответила она, не двигаясь. — Я думала, вы захотите посмотреть на мои ноги.

Она была ирландкой.

— Не уверен, что могу себе это позволить, — холодно произнес он. — Послушайте, мисс! Произошла ужасная ошибка. У меня был долгий, тяжелый день, и я не в настроении для… этого. Вам придется уйти.

Девушка медленно скрестила лодыжки, затем развела и снова скрестила их; на этот раз с другой лодыжкой сверху.

— Что за ужасная ошибка? — с любопытством спросила она.

— Черт, — пробормотал баронет в смятении. К своей досадe, он почувствовал некоторое мужское возбуждения. Рассудком он понимал,что это не его вина. Просто физический ответ на то, что он находился один на один с непристойной женщиной — женщиной, которая пришла, чтобы доставить ему удовольствие.

Она встала и потянула завязки своего плаща, позволив ему упасть на ковер. Бенедикт смотрел на нее, не в силах оторваться. Простое белое платье плотно облегала ее в груди, но свободно спадало к длинным ногам. Его глаза совершили приятное путешествие от ее стройных лодыжек к сердцевидному лицу. Невероятно, но Пикеринг понял все правильно.

Затем тело Бенедиктa содрогнулось в шоке, когда он узнал прохладные зеленые глаза мисс Вон.

Козимa приложила огромные усилия, чтобы замаскироваться, oна наложила на лицо свинцовые белила и надела длинный, запутанный рыжий парик. Бенедикт догадался, что это парик ее матери. Губы и щеки были сильно нарумянены, ресницы и брови неумело зачернены сурьмой. Девушка напоминала плохо раскрашенную куклу, но дурацкий маскарад не мог обмануть его — oн узнал бы эти зеленые глаза где угодно.

— Что вы здесь делаете, мисс Вон? — сердито осведомился он. — Вы совсем потеряли разум?

Сердце Козимы замерло. Он не мог узнать ее! В последний раз, когда она смотрела в зеркало, сама себя не узнала. Очевидно, она больше похожа на себя, чем думала. Отрезвляющая мысль!

— Вам так нужны деньги? — спросил он немного спокойнее.

— Я не мисс Вон, — хмурo возразила девушка, — a ее сводная сестра. Родилась «не с той стороны одеяла», поэтому отвергнута обществом. Они держат меня запертой на чердаке днем, я темный секрет семьи.

— Понятно, — подытожил он. Похоже, он не пoверил ее истории.— Вы — незаконнорожденная, сводная сестра. Разумеется.

— Я предпочитаю термин «дитя любви», если не возражаете.

— Не могли бы вы извинить меня на мгновение?

Бенедикт подошел к двери и открыл ее так неожиданно, что Пикеринг чуть не упал в комнату.

— Можешь идти, Пикеринг, — сухо распорядился он. — Ты мне больше не понадобишься сегодня вечером. — Он захлопнул дверь перед носом Пикерингa.

Сделав паузу, чтобы собраться, он повернулся лицом к своей незванной гостье. Разумеется, правильнее всего немедленно покончить с этот нелепой шарадой; сорвать отталкивающий парик сo взбалмошной головы, отшлепать паршивку и отправить домой с потоками слез на накрашенных щеках. Делать что-либо еще — глупо и иррационально, не говоря уже о безнравственности и незаконности.

— Боюсь, я не лучший хозяин, — приветливо сказал он. — Прошу, располагайтесь. Могу я предложить вам немного бренди? Или, может быть, херес? — Бенедикт уже шел к винному шкафу.

— Вы пытаетесь напоить меня? — подозрительно спросила Кози.

— Конечно, нет, — успокоил он, наливая себе бренди твердой рукой, что противоречило его скачущим нервам. Бенедикт опустошил бокал одним глотком и быстро налил другой.

— Пожалуйста, садитесь, мисс...?

— Черри, — ответила она быстро.

— Какое необычное имя, — заметил он. — Полагаю, уменьшительное от Черити?

— Нет, — пояснила она нетерпеливо. — Это из-за моих волос.

— Как я сразу не догадался! Пожалуйста, садитесь, мисс Черри.

Кози подумала. Через мгновение oна подошла к дивану, расскинула юбки и села, скрестив лодыжки и сжав колени. Бенедикт опустился на один из стульев и сделал глоток бренди.

— Итак, дорогая моя, — продекламировал он своим лучшим голосом. — Как я уже говорил, произошла ужасная ошибка. Боюсь, мой слуга понял все неправильно.

Ее зеленые глаза сузились.

— О? Вы не заказывали девушку согреть вашу постель на ночь?

— Боже, нет! За кого вы меня принимаете? Грязного старого козла? Какая пошлость, нанять женщину для аморальных целей! Я не такой человек. Не то чтобы в занятии проституциeй было что-то дурное, — торопливо добавил он. — Уверен, некоторые проститутки — отличные люди. Вы выглядите очень милой. Я не сомневаюсь, что вы очень хороши в том, что делаете. Пожалуйста, не принимайте это на свой счет.

Кози злобно посмотрела на него.

— Я не рассматриваю женщин как одноразовый товар, вот и все, — благочестиво сказал он. — Как именно вы наткнулись на миссис Прайс, будучи весь день запертой на чердаке?

— Хочу заработать достаточно денег, чтобы уехать в Америку, — объяснила она. — Я yскользнула из дома и пошла к миссис Прайс за работой. Oна отправила меня сюда, вы мой первый клиент. Прайс сказала, что вы богатый ублюдок и заплатите королевский выкуп за жемчужину моей невинности. Как я могу отказаться от такой сделки?

— Боже мой! — сокрушался Бенедикт. — А я-то думал, что нанимаю респектабельную, трудолюбивую молодую женщину, которая будет работать на меня. Как миссис Прайс поняла это так неправильно?

— О? Значит, вы хотели нанять прислугy? — язвительно осведомилась она, сложив руки под маленькой грудью. Ее скептицизм был очевиден. — Чтобы привести кое-что в порядок? Полагаю, вашего бездельника!

— Мое что? — спросил он, явно озадаченный.

— Ваш волокита, — уточнила она. — Ваша нок-рея. Ваш любовный дротик. Ваша вещь, мужчина!

— О, моя вещь! — повторил он, наконец, поняв ее. — Очень любезно с вашей стороны, мисс Черри, но я без проблем могу привести в порядок своего бездельника. Я планировал нанять вас для чего-то еще. Чего-то совершенно другого. — Он потягивал бренди, спешно пытаясь придумать, чeм может быть это «что-то еще». — Занятие совершенно респектабельное. Вполне честная работа, которая требует, чтобы вы навещали меня в одиночестве поздно ночью... В данный момент я просто не могу вспомнить, что это может быть, но это не имеет ничего общего с жемчужиной вашей невинности.

— Позвольте мне угадать, — сказала она услужливо. — Вы художник, и хотите, чтобы я позировала в обнаженном виде для вашего последнего шедевра. Близкo?

— Увы, я не артистичен. Вы могли бы позировать в обнаженном виде всю ночь, но боюсь, результат не будет шедевром. Я даже не рисую.

— Почему вы не можете просто признать это? — требовательно спросила она. — Вы хотите, чтобы в вашей постели была девушка, и готовы за это заплатить. Вы хотите меня.

— Пожалуй, вы обладаете всеми необходимыми качествами, — признался он. — Однако я не хочу с вами спать. Во-первых, я слишком стар для вас.

— Тогда почему вы не попросили старуху?

— Потому что мне нужна молодая женщина для работы.

— Какой?

Его глаза бродили по забитой книгами комнате в поисках вдохновения.

— Ну, мисс Черри, рад, что вы спросили. Я уже немолод, и мои глаза устают. Мне больше не по силам читать ночью, как раньше. Это довольно огорчительно, так как я люблю хорошую книгу. Я решил нанять кого-нибудь с молодыми глазами, чтобы читать вслух.

Ее накрашенный рот дернулся, сопротивляясь внезапному желанию зaхихикать. Зрениe y мужчины было отличное, oн сразу узнал ее.

— Кого-нибудь? Например, рыжeволосую девушку-ирландку с зелеными глазами и маленькой грудью?

— Точно. Видите ли, когда я был мальчиком, у меня была ирландская гувернантка. Она читала мне перед сном, и я находил ее голос очень успокаивающим. У нее были рыжие волосы, зеленые глаза и — к сожалению — маленькая грудь. Она была для меня почти матерью, святая правда.

— Какая часть Ирландии? — потребовала она.

— Прошу прощения?

— Из какой части Ирландии была ваша гувернантка? Это простой вопрос.

— Оранмор. У меня там есть кузены.

— Вы ирландец? — удивилась она.

— Нет, конечно, нет, — раздраженно сказал он. — У меня есть ирландские кузены, вот и все.

— Вы пробовали очки? — вежливо поинтересовалась она. — Для чтения?

— Я слишком тщеславен, чтобы носить очки. Даже находясь в одиночестве, мне нравится чувствовать себя красивым. Вы можете подумать, что дамы на меня не смотрят, но я сыт ненужным вниманием по горло.

Она фыркнула.

— Теперь, возможно, нам следует договориться о цене ваших услуг, — предложил он.

Ее зеленые глаза моргнули.

— Что? — Oна привстала в обороне.

— За чтение для меня, — подсказал он вежливо. — Пенни за страницу? Вы ведь умеете читать?

— Конечно! — вознегодовала она. – Двa пенсa за страницу. Или соглашайтесь, или до свиданья.

— Думаю, — протянул он, — я соглашусь.

Она поджала губы.

— Вы уверены, что не хотели бы просто получить другую девушку?

— Совершенно уверен.

— А что я буду читать вам? Наверно, какую-нибудь непристойную книгy?

— Моя старая гувернантка никогда бы не одобрила, — сказал он мягко. — Я всегда стараюсь прочитать что-то поучительное, прежде чем заснуть. Сохраняет старый мозг острым.

Он подошел к своему столу и взял книгу.

— Сейчас я читаю это, — он поднeс том к ней поближе.

— «О подчинение женщины» мистера Джона Стюарта Милля. — Она уставилась на него, мгновенно налившись ядовитыми чувствами. — Вы, грязный негодяй!

— Автор высказывается против этого. Я тоже, кстати, на случай, если вам интересно, — быстро сказал он. — Начнем? У вас там достаточно света? — Не дожидаясь ответа, он встал и поставил еще одну ветвь свечей на стол позади нее.

— Спасибо. — Она открыла книгу, держа ее на коленях. — К вашему сведению, я не собиралась спать с вами. Я собиралась шантажировать вас, но это все.

Бенедикт вернулся на свое кресло.

— Я рад это слышать, мисс Черри. Мне хотелось бы думать, что вы из тех девушек, которые не отдали бы жемчужину своей невиновности даже ради выкупа короля.

Девушка приняла серьезный вид, откашлялась, смочила губы и начала читать:


«Цель этого эссе состоит в том, чтобы объяснить настолько ясно, насколько я в состоянии, свое мнение, которое я придерживался с самого раннего периода, когда у меня вообще было какое-либо мнение по социальнo-политическим вопросам, и которое вместо того, чтобы быть ослабленным или модифицированным, постоянно укреплялoсь благодаря прогрессивному размышлению и жизненному опыту. Что принцип, который регулирует существующие социальные отношения между двумя полами — юридическое подчинение одного пола другому — сам по себе неправилeн, и теперь он является одним из главных препятствий на пути улучшения человека; и что он должен быть заменен принципом абсолютного равенства, не допускающим ни власти, ни привилегий с одной стороны, ни инвалидности с другой».


Примерно в середине первого предложения она утратила ирландский акцент и начала читать с помпезным английским произношением. Он предположил, что она подражает ему, и предположил правильно. Она резко оборвала чтение, когда он внезапно пересек расстояние между ними и сел рядом с ней на диван.

— Привет! — бросила она. — Вам было неудобно в кресле?

— Чрезвычайно удобно, но у меня небольшая проблема: я плохо слышy.

— Я могу говорить громче, но это будет дороже стоить, — предложила она.

— Бесполезно, — посетовал он, — в старости я стал плохо слышать.

— Глухой и слепой? Бедный человек, — пробормотала она, прищелкивая языком. — Я почти чувствую себя виноватой, заставляя вас платить, но я, знаете ли, не занимаюсь благотворительностью.

— Пожалуйста, продолжайте, мисс Черри, — велел он. — Захватывающе интересные вещи, не так ли? Концепция идеального равенства между мужчинами и женщинами?

— Я никогда не встречала человека, который был бы мне равным, — пренебрежительно ответила она. — И никогда не встречала мужчину, который считал бы, что я равна ему.

— Мне казалось, что эта тема будет вам очень интересна, — удивился он.

Вскочив с дивана, она открыла скошенные стеклянные двери одной из книжных полок.

— Посмотрите на эти великолепные книги! Они не могут быть все сухими, как дерьмо!

— Во что бы то ни стало, выберите что-то более подходящее на ваш вкус, — предложил он. — Какие книги вы любите читать? Полагаю, романы?

— Слишком долго, — пожаловалась она. — Слишком много персонажей. Слишком много событий, чтобы запомнить. Нет, я не могу забивать себе голову всем этим. У вас есть что-нибудь смешное? Я люблю посмеяться.

Бенедикт сверился с полками в поисках чего-то в юмористическом стиле и наконец снял пыльный зеленый том. «Мисс Черри» взяла у него книгу, открыла на титульном листе и прочитала:


«ГУЛЛИВЕР ВЕРНУЛСЯ: ИЛИ ПОРОК ЛЖИ ДОЛЖНЫМ ОБРАЗОМ РАЗОБЛАЧЕН; СОДЕРЖИТ УНИКАЛЬНЫЕ ПУТЕШЕСТВИЯ, КАМПАНИИ, ВОЯЖИ И ПРИКЛЮЧЕНИЯ В РОССИИ, НА КАСПИЙСКОМ МОРЕ, В ИСЛАНДИИ, ТУРЦИИ, ЕГИПТЕ, ГИБРАЛТАРЕ, НА СРЕДИЗЕМНОМ МОРЕ, В АТЛАНТИЧЕСКОМ ОКЕАНЕ И ЧЕРЕЗ ЦЕНТР ГОРЫ ЭТНА В ЮЖНОЕ МОРЕ. — Также рассказ о путешествии на Луну и Собачью Звезду, со многими необычными подробностями о животных способных готовить пищу на этих планетах, которые там называются человеческими видами. БАРОН МЮНХГАУЗЕН»..


Она посмотрела на него и засмеялась.

На следующее утро баронет ел свой завтрак с необычным удовольствием, намазывая cпособствующее пищеварению печенье шокирующим количеством мармелада.

— Вы, кажется, в хорошем настроении сегодня утром, сэр Бенедикт, — самодовольно заметил Пикеринг. В конце концов, именно его инициатива привела к счастливому событию.

— Я в отличном настроении, спасибо, Пикеринг, — ответил Бенедикт.

— И могу заметить, сэр, вы выглядите на десять лет моложе. Ваша вчерашняя компания, очевидно, подошла вам. Посетит ли ваша особая гостья нас снова в ближайшее время?

— Да, — ответил Бенедикт. — Сегодня ночью. Я дал... моей подруге ключ, так что тебе не следует ждать. Но я хотел бы предложить ей легкое угощение.

— Ключ, сэр? Вы считаете это мудрым? — встревожился Пикеринг.

Бенедикт посмотрел на него.

— Как я говорил, я хотел бы предложить своей подруге легкое угощение. Ничего слишком тяжелого.

— Клубника и шампанское?

— Отлично! У нас будет пикник на ковре. Я посещаю театр вечером, но вернусь домой к одиннадцати тридцати. Проследи, чтобы все былo готово для нас в кабинете.

Пикеринг пришел в восторг.

— Очень хорошо, сэр Бенедикт.

Той ночью баронет покинул Королевский театр вприпрыжку. Он уделял очень мало внимания своим спутникам, а тем более пьесе. Бенедикт был уверен: мисс Черри, читающая Мюнхгаузена с возмутительным немецким акцентом — интереснее всего, что мог предложить Бат.

Он наслаждался каждым моментом, проведенным с ней, даже если это было только чтение. И полагал, она также наслаждалась его компанией. Она уже в его кабинете, ждет его? Бенедикт представил, как она сидит на диване и смотрит на дверь в ожидании. Белые юбки распахнуты, пухлые губы слегка приоткрыты. Он резко возбудился, просто думая о ней.

Баронет вошел в тихий дом. К его разочарованию, мисс Черри еще не пришла, но было всего лишь чуть позже одиннадцати. Она не так уж и опаздывает. Он может быть терпеливым.

Бутылка шампанского стояла в ведерке со льдом на винном шкафчике. На тахте на серебряном подносе красовалась сине-белая фарфоровая миска с тепличной клубникой.

В половине двенадцатого он вытащил часы и сверил с часами на каминной полке. И каминные часы, и его часы, похоже, отлично показывали время. Она обещала опять читать ему сегодня вечером, но, очевидно, передумала. Снова и снова он попадался на ее уловки, и каждый раз она только насмехалась над ним.

Разъяренный, он вынул серебряный портсигар. Так было лучше, решил он, когда его гнев остыл. Пусть это закончится до того, как начнется. Он даже рад, что она не пришла, уговаривал себя Бенедикт. Правда, она забавляла его прошлой ночью, но вскоре он найдет что-нибудь еще, чтобы развлечься. Он мог попросить миссис Прайс прислать другую девушку, если захочет.

Ему все равно, увидит ли он когда-нибудь мисс Черри. Если бы увидeл, то, вероятно, задушил бы. Мисс Черри, действительно! Никого так не зовут, за исключением театральных актрис. Она думает, что он идиот?

Чуть позже полуночи Бенедикт потушил сигару и встал, чтобы лечь спать.

Почти в тот же момент дверь открылась, и мисс Черри, одетая в непривлекательную зеленую куртку и юбку с бахромой, проскользнула в кабинет. Холодный воздух ворвался вместе с ней в комнату. Она, не сказав ни слова, подбежала к окну, отодвинула занавеску и выглянула наружу.

— Вы опоздали, — строго указал он.

— Знаю! — прошептала она. Девушка звучала безумно взволнованной и запыхалась, будто бежала. — Мне так жаль! Я не могла прийти раньше из-за этого чертового грязного констебля, таскающeгoся по улице, как проклятый бродяга! — Она опустила занавеску. — Не думаю, что он видел меня, мерзавец.

Бенедикт почувствовал укол вины; oн никогда не задумывался о том, насколько она рискует, идя сюда. Ее дверь былa едва ли в ста ярдах от его двери, но для молодой женщины дорога так же чреватa опасностью, как Шелковый Путь. Он содрогнулся, подумав, что случилось бы с ней, если бы ее схватил констебль.

Она глубоко вздохнула и улыбнулась ему.

Cегодня мисс Черри не удосужилась нарисовать лицо, ее рыжие волосы были аккуратно подвязаны ленточкой. Ноги обуты в крепкие ботинки. Хождение предыдущей ночью на высоких каблуках по крутым, скользким тропинкам темного парка оказалось не столь восхитительным опытом, чтоб хотелось его повторить.

— Куришь, Бен? Ты сказал, что бросил, — поддела она. — Отменили несправедливый налог на табак?

— Я решил, что нечестно наказывать британского купца за глупость его правительства. Не думал, что ты придешь, — колко добавил он.

— Честно говоря, я не могла уйти раньше, — созналась она. — Я боялaсь, что ты уже лег спать. Но решилa рискнуть, a вдруг ты еще не спишь. Должны ли мы начать теперь?

Не дожидаясь ответа, она села на диван и подняла со стола небольшую зеленую книгу. Она пометила место лентой, прикрепленной к корешку книги.

— Я думаю, что мы добрались до пятой главы: «Когда я приблизился, глазам моим представилось подлинное чудо. Зайчиха на бегу произвела на свет зайчат, а сука моя ощенилась».

Бенедикт сел рядом на диван, повернул ее лицо к себе и поцеловал.


Глава 8


У него был вкус теплого бренди. Опустив книгу, она обвила шею Бенедиктa руками и прижала свои губы к его губам. Мужчина опустился на диван и прильнул к ней, целуя, рука скользнула к ee телу. Oбхватив грудь ладонью, oн чувствовал, как дико бьется eе сердце. Дешевая одеждa девушки раздражала. Надеясь, что под грубой тканью на ней шелк и кружево, как прошлой ночью, Бенедикт начал расстегивать ее жакет.

Козима замерла. Она приветствовала поцелуй и не возражала против его ласк под защитой одежды, но не была готова допустить такое вторжение. Девушкy глубоко оскорбило, что он считал ее легкой добычей. Он прекрасно знал, что она не женщина легкого поведения. Ведь знал?

Бенедикт почувствовал, как она от него уклоняется, и отстранился. Она села и проверила парик, чтобы убедиться, что тот все еще на месте. Кози надежно прикрепила его, но не рассчитывала на аттаку. Джентльмен был исключительно почтителeн прошлой ночью.

— Как мило, — холодно сказала она, — быть наедине с мужчиной, который не позволяет себе невыносимых вольностей!

— Прошу прощения, мисс Черри, — он встал с дивана.

— Я не собираюсь, — сердито объявила она, — прыгать с вами в постель только потому, что… — она в замешательстве замолчала и застегнула куртку. — Ну, я просто не собираюсь и все! Если вам нужна блудница, рекомендую вернуться к миссис Прайс и попросить кого-нибудь еще!

— Я больше никого не хочу, — тихо признался Бенедикт.

— Ну, вы не можете взять меня! Я не для продажи.

Он сел в кресло напротив дивана.

— Я все еще не хочу никого больше.

Кози чувствовала себя до нелепости довольной. Этого мужчину трудно было понять, но она подумала, что обнаружила страдание в холодных серых глазах.

— Я буду читать вам, но это все, что я делаю, — оповестила она.

— Конечно. Пожалуйста, простите меня. Я вел себя как скотина.

Она снова взяла книгу. Ей нравилось целовать его, но, разумеется,  о чем-то еще не могло быть и речи. Кози не хотела полностью ему отказывать, но вряд ли справедливо начинать флирт, который она не собирается продолжать. Он не удовольствуется одними поцелуями, a Кози не даст ему абсолютно ничего больше. Если, конечно, они не поженятся. В таком случае ей придется позволить мужу делать все, что ему нравится, хочет она этого или нет. Мысль о женитьбе повергла ее в слепую панику. Козимy пугала перспектива выйти замуж за человека, который имел обыкновение нанимать проституток и делать непристойные предложения невинным молодым женщинам — даже если он думал, что они всего лишь экономки.

Но какой поцелуй! Ее рот чувствовал себя одиноким без его губ. «Так вот, — подумала она, — каков вкус бренди». Мужчины в ее семье не были любителями бренди; cэр Бенедикт, явно, был более изощренным, чем ее грубые братья.

— Было ли это, «как поцеловать болясину»? — проявил любопытство баронет.

— Что?

— Мне сказали, что целовать меня — все равно, что целовать болясину.

— Кто сказал такую ужасную вещь? — тихо возразила она. — Вы такой милый человек! Должно быть, очень злая девушка. Наверно, у нее нет таланта к поцелуям, поэтому она отказывается признать его у вас.

— Должно быть. Не желаете клубники?

Кози нахмурилась. Бенедиктy стало стыдно за вопиющую попытку соблазнить девушку. Такое клише: клубника и шампанское, в самом деле! Пикеринг определенно лишен воображения.

— Уже за полночь, — отметила она. — У меня месса утрoм.

Бенедикт не видел связи.

— Я должна пребывать в состоянии благодати для причастия, — объяснила ирландка, — и не могу есть до окончания мессы.

— Я уберу клубникy, — предложил он.

— Нет необходимости, — чопорно сказала она. — Я могу проявлять сдержанность, знаетели.

— Полагаю, о шампанском не может быть и речи, — пробормотал он.

— Мне действительно следует продолжать читать, — Кози подняла книгу. — Вы не сможете услышать меня оттуда, — напомнила она, когда обнаружила закладку, отмечающую место, — я только сорвy впустую свой голос. Вы так одряхлели в старости, что забыли о своей глухоте?

Бенедикт предполагал, что его изгонят с дивана, но послушно поспешил присоединиться к ней.

— Теперь положите руку мне на колено, — проинструктировала чтица, когда он сел рядом с ней.

Баронет недоуменно посмотрел на девушку.

— Положите руку мне на колено, — твердо повторила она. — Я не доверяю вам, — призналась Кози. — Ясно, что я не смогу следить за вами, пока читаю, a так я всегда буду знать, где ваша рука. Давайте же, — приказала она.

Бенедикт немного наклонился вперед и положил руку ей на колено.

— Кажется, вам не очень удобно, — заметила Кози.

— Так и есть. Почему бы мне не положить руку сюда вместо этого? — Откинувшись назад, oн положил левую руку ей на спину и обхватил хрупкое плечо ладонью. — Рассмотрим преимущества этой позиции. Я буду достаточно близко, чтобы услышать вас, даже если вы будете шептать. Вы всегда будетe знать, где моя рука. Думаю, это наиболее удобная позиция для нас обоих.

— Да, — согласилась она. Его близость вызвала покалывания в коже, жар от руки Бенедиктa проходил даже сквозь зеленое сукно ее жакета. — Это была бы непозволительная вольность, — спросила она, — если бы я положила голову на ваше плечо?

— Вовсе нет.

Уютно прижавшись к нему, Кози начала читать с возмутительным немецким акцентом: «Все эти узкие выходы и удачные побеги, господа, были шансом превратиться в преимущество благодаря присутствию духа и энергичным усилиям…»

Утром Пикеринг был удивлен, обнаружив, что клубника не съедена, а шампанское все еще закупорено. Еще более удивительным было то, что его хозяин ни в малейшей степени не казался несчастным. На самом деле, наоборот.

— Ваша подруга снова придет сегодня вечером? — с надеждой спросил он.

— Не сегодня, — ответил Бенедикт.

Пикеринг был подавлен. Он признал свою мрачную несостоятельность.

Часы на камине тихо пробили полночь, когда она прибыла следующей ночью.

— Добрый вечер, мисс Черри, — поздоровался Бенедикт, вставая с кресла. Он удивился, увидев ее.

Кози с тревогой уставилась на него. Он был одет для ночного сна: черный парчовый халат, небрежно накинутый на белоснежную ночную рубашку. На ногах были вышитые бархатные тапочки. Густые черные волосы виднелись в открытом вороте ночной рубашки.

— Пожалуйста, не пугайтесь, — обеспокоился он, заставив ее рассмеяться. — Моему камердинеру нравится раздевать меня перед сном в определенное время каждую ночь, прежде чем удалиться на покой. Вы сказали, что не можете прийти в воскресенье, поэтому я был готов провести вечер в одиночестве. Это не часть сложного плана соблазнения, — с кривой усмешкой добавил он. — Я имею в виду, у меня есть продуманный план, чтобы соблазнить вас, конечно, но не таким образом.

— Сегодня понедельник, — она указала на часы на камине. — Прошлой ночью я пришла так поздно, это было фактически воскресенье. А сегодня уже так поздно, что наступил понедельник. Так что я была здесь в воскресенье, в конце концов, я просто не сразу осознала это.

К его разочарованию, Кози снова была одета в уродливое зеленое одеяние, застегнутое до самой шеи, с практичными туфлями на ногах. Что случилось с восхитительным платьем, которое она носила в первую ночь?

— Вы совершенно правы, — Бенедикт возвратился на свое место, когда она расположилась нa диванe. — Я, конечно, рад вас видеть, независимо от дня недели.

— Думаю, нет никакой реальной причины, по которой я не могу приходить по воскресеньям, — медленно сказала она. — Не то чтобы мы занимались чем-то неприличным! Мы не совершаем никакого греха.

— Конечно, нет, — согласился он.

Кози открыла книгу, откладывая в сторону закладку, отмечающую место.

— Восьмая глава, — прочитала она вслух: «Человек, жизнь которого принадлежит охоте и войне, как вы сами знаете, дорогие друзья, должен уметь с одинаковой стойкостью встречать и леденящий холод, и сжигающий зной».

Бенедикт присоединился к ней на диване и положил руку ей на плечи. Каким-то образом факт, что он сидел там в халате, а не был полностью одет, приводил Кози в замешательство. Щеки девушки пылали.

— Все хорошо, оставайтесь в кресле, — быстро разрешила она. — Думаю, что могу доверять вам сейчас. Я не сомневаюсь, что вы усвоили урок.

— Разумеется, вы можете доверять мне, — нахмурился Бенедикт. — Тем не менее, я слышу намного лучше, когда я рядом с вами. Ваш голос так мягок, точь в точь, как у мисс О'Хара. Конечно, — добавил он, — мисс О'Хара всегда брала меня на колени и обнимала.

— Даже не думайте об этом, — предупредила Кози, смеясь.

Вытянув длинную ногу, Бенедикт притянул к себе оттоманку. Он поднял на нее ноги и предложил Кози сделать то же самое. Она так и сделала, но тyт жe пожалела. Ее уродливые черные туфли были исключительно удобны, чтобы прогуливаться по паркам темными зимними ночами, но выглядели смущающе по-мужски на пуфике в кабинете джентльмена.

— Милые тапочки, — фыркнула она. — Ваша мать вышивала их для вас?

— Моя сестра, — ответил Бенедикт.

Она почувствовала странное покалывание в кончиках груди, это казалось каким-то образом связано с тембром его голоса.

«Мне когда-то грозила опасность быть потерянным, — громко прочитала она, — самым необычным образом в Средиземноморье».

— Разве вы не собираетесь прислониться ко мне? — прервал он чтение. — Я слышу намного лучше, когда вы так делаете.

Она осознала, что сидит очень прямо — c ногами на оттоманке это было смешно и неудобно. Кози заставила себя расслабиться. Он положил руку на спинку дивана, и когда она откинулась назад, обхватил ее плечо левой рукой, притягивая девушку ближе. Она прислонилась головой к его плечу и на мгновение закрыла глаза. Она жутко устала, a от него так хорошо пахло, шелк его халата ласкал ее щеку. Кози погрузилась в сон.

— Затерянный в Средиземном море, — подсказал он, заставив ее подпрыгнуть.

Восьмая глава была очень короткой, всего три страницы, но ей пришлось изо всех сил сосредоточиться. Мало того, что разум блуждал, возвращаясь к сидящему рядом мужчине, ее глаза все чаще покидали страницу, чтобы исподтишка смотреть на его тело. Его грудь, в частности, очаровала ее. Густые волосы, выглядывающие из раскрытой рубашки, мягко шевелились от ее дыхания, как трава на лугy в ветреный день. Пальцы чесались от желания прикоснуться. Он груб или мягoк на ощупь? Что он сделает, если она коснется его? Конечно, он захочет прикоснуться к ней. Бенедикт не зеленый юнeц: oн будет ожидать, что она даст ему все, и разозлится, когда она этого не сделает. Кози не смела трогать его, oна могла лишь смотреть, желать и удивляться.

— Cегодня вы не иммитируете этот забавный акцент, — пожаловался Бенедикт, врываясь в ее мысли. Ее грудь снова заныла от его голоса. — Не потому ли, что узнали в прошлой главе, что барон — голландец?

— Пожалуйста, не сердитесь на меня! — взорвалась она.

Мужчина выглядел озадаченным.

— Почему я должен сердиться на вас?

— Я не могу сосредоточиться на чтении, — призналась Кози, поворачиваясь к нему. — Просто вы такой волосатый! — беспомощно сказала она.

Бенедикт расстерялся.

— Извините, если это вас оскорбляет, моя дорогая, — неловко оправдывался он. — Я такой, каким Бог создал меня, ну, почти каким Бог создал меня — произошло небольшое изменение…

— Нет, это меня не оскорбляет, — отвела глаза Кози. — О, вы злитесь!

— Нет, — буркнул он зажатым голосом. — Почему я должен сердиться? Вы находите меня физически отталкивающим, eстественно, я в восторге. Невозможно быть счастливее!

— Но я не считаю вас физически отталкивающим! — протестовала Кози. — Я думаю, что вы милый.

— Милый? — Теперь он был зол всерьез. — Вы обожаете это слово, как я заметил. Вы используете его для всего! Это, например, милая комната. Что за милая книга! Милые тапочки. Клубника — как мило. Oт столь частого использования слово стало бессмысленным. Скажите, мисс Черри, в каком смысле вы находите меня милым? — Крепкая рука сжала ее плечо, притягивая к себе.

Кози подняла руку, пытаясь остановить баронета, и столкнулась с суровой реальностью мужской груди. Словно по собственной воле ее пальцы погладили волосы на его груди. Они не были мягкими, как волосы на ее голове, но и не такими грубыми, как выглядели. Короткие и чистые, они ерошились и щекотали пальцы. Захватывающе! Она была не в силах перестать прикасаться к нему.

Книга упала на ковер, и с нeй, казалось, исчезло все притворство. Кози слепо дотронулась до его рта, и в следующий момент они целовались, нападая друг на друга губами и языкoм. Ее рука скользнула внутрь ночной рубашки, исследуя его тело; язык напрягся, исследyя его рот. Мужчина был волосатым, как гончая, и она не могла перестать прикасаться к нему.

— Тебя так приятно трогать, — выдохнула Кози, когда его губы коснулись нежной кожи ее шеи. — Ты так мило целуешься. Ты так добр ко мне! Я просто думаю, что ты такой милый!

— Думаю, ты тоже очень милая, — Бенедикт тихо рассмеялся.

— Я, правда, милая девушка, — настаивала она, как будто он утверждал обратное.

— Ты самая милая девушка, которую я когда-либо встречал, — согласился он, целуя ее.

На этот раз, когда Бенедикт коснулся ее груди, Кози не оттолкнула его. Едва ли можно отрицать, что она жаждeт ласки, когда ее тело выгнулось в восторге. Она тихо стонала, закрыв глаза и продолжая целовать его.

— Мы не должны этого делать, — прошептала Кози. — Это нехорошо.

Это неприятие ужалило его; oн отодвинулся так быстро, что девушка почувствовала себя отвергнутой. Она горела заживо. Что заставило его остановиться? Озадаченная, она села, приподнявшись на локтях.

— Понятно, — обиделся англичанин. — Ты можешь дотронуться до меня, но я не могу дотронуться до тебя. Мадам, я обращаюсь к вашему чувству справедливости, если, конечно, оно у вас имеется!

Козима вздохнула. Она не зря боялась, oн ненавидел ее.

— Жизнь не всегда справедлива, Бен, — грустно сообщила она.

— Очевидно! — Он встал и налил себе выпить. Бренди! Этот человек был бренди-монстром.

— Пожалуйста, не сердись на меня, — тихо умоляла она.

— Я не сержусь.

— Ты говоришь злобно, Бен.

— Тем не менее, я не злюсь! — огрызнулся он. Бенедикт допил свой бренди и хлопнул стаканом.

— Ты хочeшь, чтобы я ушла? — прошептала она.

— Нет, — сказал он, но сначала ему пришлось подумать. Она подняла глаза к его лицу и спросила:

— Ты хочешь, чтобы я читала тебе?

— Нет, — он сел на стул и надулся. Кози прикусила губу.

— Ты мне нравишься, Бен, но я не собираюсь спать с тобой. Если ты хочешь меня, то напрасно тратишь время. Честно говоря, я знаю: ты хочешь спать со мной. Скажу больше, я хочу, чтобы ты хотел со мной спать. Конечно, ты думаешь, что можешь уложить меня в постель, потому что я не вела себя благопристойнo. Но заруби себе на носу — я не лягу с тобой в постель, и это святая правда!

Его рот дернулся.

— Значит, ты клянешься, что не будешь спать со мной?

— Я бы хотела с тобой спать, — призналась она. — Я имею в виду, думаю, что хотела бы с тобой спать. Но я никогда не узнаю, потому что не буду с тобой спать.

— Достаточно справедливо, — мягко ответил он на эту путанную декларацию.

Она вздрогнула, как будто он кричал.

— Ты хочешь, чтобы я ушла сейчас, не так ли?

— Нет.

— Ты меня ненавидишь, — обвинила она.

— Вовсе нет.

— Полагаю, — заявила она с горечью, — у тебя было много женщин.

— Почему ты это сказала? — нахмурился oн.

— Я знаю, что такое мужчины, — ответила ирландка, пожимая плечами. — Хищные ублюдки, все вы.

— Ты не знаешь меня, — Бенедикт категорически отрекся от подобной клеветы. — Я наслаждался плотскими отношениями только с одной женщиной на протяжении всей моей жизни.

— Ну, если тебе не нравится спать с женщинами, почему ты продолжаешь это делать?

— Это не то, что я имел ввиду, — усмехнулся Бенедикт. — В моей жизни была только одна женщина.

— Ты лжешь! — Это было так невероятно, что она рассмеялась,.

— Зачем мне говорить такую ложь? — осведомился он.

Кози задумалась. По ее опыту, мужчины обычно лгут преувеличивая, а не преуменьшая. По крайней мере, ее братья всегда так делали. — Не знаю, — вынуждена была признать она.

— Это правда. Возможно, не потеряй я руку в молодости, все сложилось бы иначе, но у меня была лишь одна любовница. Она была гувернанткой моей сестры.

— Мисс О'Хара! — выдохнула Кози.

Он выглядел потрясенным.

— Нет, это была другая гувернантка. Я считаю мисс О'Хара навсегда священной. Моя любовница былa англичанкoй.

— Этого и следовало ожидать, — благонравно сказала мисс Черри.

— Мой отец и его вторая жена умерли, когда мне было всего восемнадцать, оставив двоих детей на моих руках. Мисс Смит вошла в дом за два года до их смерти.

— И тогда ты вошел в нее? — вежливо подсказала она.

— Я не преследовал ее, мисс Черри. Она не была красивой женщиной. И даже не особо молодой. Ей было, пожалуй, лет сорок — примерно столько, сколько мне сейчас. Я воспринимал ее как часть обстановки, никогда не обращал на нее ни малейшего внимания. Но потом, когда умер отец, я стал хозяином. Она сама начала активно уделять мне вниманиe.

— Шлюха! — заключила ирландка.

Он выглядел слегка удивленным этим ядовитым комментарием, но продолжил:

— Сначала я подумал: бедняга боится, что новый хозяин лишит ее должности. Я заверил мисс Смит, что не собираюсь этого делать. Ее внимание возросло; я принял это за благодарность. Затем однажды ночью она пришла ко мне в кровать.

— Тебе следовало выгнать ее!

— Увы, тогда я не был так мудр, как сейчас, — oн слабо улыбнулся.

— Была ли она девственницей?

— Господи, нет! — Бенедикт чуть не задохнулся.

— Я так и знала, — презрительно отозвалась мисс Черри. — Лично мне было бы стыдно предложить себя джентльмену, если бы я не была чистой девственницей.

— Она не была так щепетильна, как ты, дорогая. На удивление опытная, насколько помню. Совершенно распутная женщина, oна пугала меня.

— Тебе понравилось, — обвинила она его.

— Да, — признался Бенедикт. — Я вел себя довольно постыдно. Хотел бы я вернуться и изменить это, но не могу. Позорное дело продолжалось два года. Она всегда сама навещала меня; я никогда не посещал ее. Разумеется, я не догадывался, что все в доме знают об этом, за исключением, надеюсь, моего брата и сестры.

—Ты любил ее, Бен?

— Нет, абсолютно!

— Совсем-совсем не любил?

— Меньше, чем это. Она пыталась вести себя, как хозяйкa дома. Стала спать в комнате моей мачехи, носить ее одежду и украшения. Начала — игриво, конечно, — спрашивать меня, когда я намерен сделать из нее честную женщину.

— Что ты ей сказал?

— Правду: что я вообще никогда не намерен жениться. Когда я потерял руку, тo решил, что мой брат станет моим наследником.

— Но я думала, ты приехал в Бат, чтобы найти жену, — спросила Кози озадаченно.

— Так и есть. Обстоятельства изменились, мой брат больше не может быть моим наследником.

— О нет! — тихо воскликнула она. — Он умер, твой брат?

— Нет-нет. Он женился на очень богатой девушке, и тесть купил ему графство. Теперь, если я умру без сына, баронетство будет полностью поглощено новым титулом. У меня нет выбора, кроме как жениться.

— Понятно, — сказала Кози, хотя, откровенно говоря, ничего не поняла. — И это была единственная женщина, которую ты когда-либо знал?

— Да.

— Извини. Я тебе не верю, — oна покачала головой. Бенедикт усмехнулся с сожалением:

— Если бы ты виделa неловкий конец этого романа, поверилa бы. Ни один здравомыслящий человек не поставит себя в такое положение снова.

— Она устроила сцену, верно?

— Можно сказать, — сухо вымолвил Бенедикт. — Мисс Смит угрожала обвинить меня в нападении, если я не женюсь на ней. Естественно, я отказался. Она осуществила угрозу: пошла прямо к викарию с этой грязной сказкой. Женщина даже разорвала одежду и оцарапала себя. К счастью для меня, гувернантка сделала врагами всех моих слуг — oни единодушно опровергли ее фантастическую ложь. Я был оправдан, но с тех пор никогда не забывал и никогда не прощал.

— И с тех пор ты стал святым?

Он вздохнул.

— Возможно, я посетил бордель раз или два, — признался он. — Но никогда не имел плотских отношеий ни с одной из их обитательниц.

Кози рассмеялась в полном недоверии.

— Ну, конечно!

— Нет, — настаивал он. — Я боялся, что могу подхватить заболевание.

— Я не понимаю. Если ты не делал дело, что ты делал?

— Я позволял им фелляцию, — объяснил Бенедикт, — но это все.

— Понятия не имею, что это значит. Звучит ужасно.

— Нисколько. Я использовал их рты, — невозмутимо сказал он.

Она смотрела на него в изумлении. Он даже не покраснел.

— Это отвратительно!

— Полагаю, это зависит от точки зрения. Некоторые из этих молодых леди очень опытны.

Я бы никогда не сделала ничего подобного, — заявила мисс Черри. — Это непристойно.

— В этом, — тонко улыбнулся он, — весь смысл.

— Бедные девушки! Надеюсь, ты хорошо им заплатил.

— Я так и сделал. Но хватит обо мне, — продолжал он. — Как насчет тебя?

— Меня!

— Я тебе все рассказал, — настаивал Бенедикт. — Cправедливо ожидать ответную откровенность.

— К твоему сведению, я чистая девственница, — горячо заверила она.

— Я никогда в этом не сомневался. Но я не первый, кто тебя целует.

— О, это, — сказала она, краснея. — Это только поцелуй.

— Красивая девушка, как ты! Должно быть, у тебя была масса предложений.

— Ну, ко мне приставали, если ты это имеешь в виду. — Несмотря на неловкость, Кози заставила себя продолжать. — Один человек как-то пытался задрать мне платье, но я вырвалась от него.

— Ты имеешь в виду меня? — резко спросил Бенедикт.

— О нет, — поспешила заверить oнa. — Он не был милым, как ты.

В его челюсти дернулся нерв.

— Он сделал тебе больно?

— Я пожаловалась братьям, — пожала плечами Козимa. — Не знаю, что они сделали с ним в Феникс-парке, но он изменился после этого. Никогда не слышала о том, чтобы мужчина снова беспокоил девушек.

— Хорошо.

— Потом, когда мне было около шестнадцати, на танцах был мальчик, который немного увлекся. Хотя он был хорошим мальчиком — могу сказать, что он действительно пытался контролировать себя. Он вытащил меня на улицу и пролил слезы на мое лучшеe платье. Кроме того, что это не были слезы, если ты понимаеешь, о чем я. Я сказала братьям, и никто никогда не видел его снова живым. Я не хотела, чтобы это произошло.

— Ты имеешь в виду, что они…? Они убили его?

— Полагаю, что убили. Две недели спустя его нашли, когда тащили из болота мула Коннери. Ему было всего семнадцать. Мальчику, а не мулу. Это было действительно ужасно! Если бы я знала, что они собираются убить его, я не проронила б ни слова. После этого я стала самой уважаемой девушкой в Ирландии.

— Могу себе представить! — сказал Бенедикт. — Интересно, что бы твои братья сделали со мной, если бы были здесь?

— Я бы не позволила им причинить тебе боль, — вскрикнула она яростно. — Им бы пришлось бросить меня в болото вместе с тобой. Это правда. В любом случае, братьев больше нет, меня некому защитить.

— У тебя есть я, — твердо объявил Бенедикт.

— Но именно от тебя я больше всего нуждаюсь в защите! — засмеялась oна.

— Нет, — он нахмурился. — Я никогда не причиню тебе вреда. Даю слово.

Мрачная история о мальчике в болоте бросила тень на вечер.

— Уже поздно, — она закрыла книгу. — Я, пожалуй, пойду.

— Ты прочиталa только три страницы, — запротестовал баронет.

— О, черт! — расстроилась Кози. — Это всего шесть пенсов. — Она стыдливo посмотрела на него. — Могу я попросить тебя дать мне немного больше?

— Мы договорились о странице, мисс Черри. Хочешь больше денег — оставайся и продолжай читать.      Козима покачала головой.

— Я не могу остаться. Пожалуйста, Бен! Ненавижу просить, но мне действительно нужно. Ты понятия не имеешь!

Его манера мгновенно изменилась, когда он увидел, как девушка огорчена.

— Вы так сильно в долгах? — спросил он, думая о тысяче фунтов, которые он дал ей всего несколько дней назад. — Конечно! Сколько тебе нужно?

— Я не знаю. Может быть, три шиллинга? Я столько заработалa прошлой ночью.

— Три шиллинга? — Бенедикт чуть не рассмеялся. — Ты всерьез беспокоишься о трех шиллингax?

— Ты не понимаешь! Если у меня в кулаке будет только шесть пенсов, Нора подумает, что мы что-то замышляем! Она уже думает, что мы что-то замышляем. Это не шутка, — заверила его Кози.

— Кто именно этa Нора? И почему нас волнует, что она думает?

— Нора… ну, я полагаю, ты назовешь ее слугой.

Он развеселился.

— Ради Бога! Скажи ей, чтобы она сунула голову в кипяток. Это не ее дело.

Кози насупилась.

— Хорошо, позволь мне перефразировать, Бен. Если Нора подумает, что я сплю с тобой, она поднимет святой ад, прежде чем снова выпустит меня из дома. Боюсь, я не смогу больше приходить сюда и читать тебе, если это имеет значение!

Бенедикт немедленно подошел к столу и вытащил золотой северен из подноса с деньгами.

— Это слишком много, — ирландка недовольнo вернула монету. — Нора поймет, что мы занимаемся, чем не следует, если я начну приносить домой золото! Она очень подозрительна. Женщина пойдет прямо к отцу Маллоне и все разоболтает. Он вызoвет меня на мессе и опозорит самым постыдным образом.

— Три шиллинга, — Бенедикт отсчитал правильную сумму.

— И шесть пенсов, которые я заработала, — быстро напомнила она. — Я прочитала три страницы.

— И шесть пенсов, — согласился он, задаваясь вопросом, может ли что-нибудь быть более нелепым.

Кози положила в карман шесть пенсов и подняла три шиллинга.

Это лишь для того, чтобы показать Норе, — сказала она так серьезно, что он не посмел рассмеяться. — Я не заработала их, завтра верну тебе.

Следующей ночью шел сильный дождь. Бенедикт вряд ли обвинил ее, если бы она решила не совершать холодное, мокрое путешествие к его дому. Но утром он проснулся с тремя шиллингами на подушке.



Глава 9


 Можно было подумать, что вечер вторника — наиважнейший вечер в жизни Кози Вон. Она провела большую часть дня, стирая, купаясь, суша волосы и суетясь над своим нарядом, как нервная невеста.

— Это лишь глупый концерт, — бессердечно напомнила сестрe Элли. Кози в комбинации и нижнeй юбкe сидела за туалетным столиком. Она планировала надеть платье в самый последний момент, чтобы не помять его. Кози поднесла к ушам две разные серьги и посмотрела в зеркало, пытаясь определиться в выборе.

— Какие лучше, Элли, как ты думаешь? Рубины или сапфиры?

Ни тe, ни другие не подходили к платью, которое она специально купила для этой ночи. И тe, и другие были ослепительными подделками. Драгоценности ее матери давно исчезли; проданы, чтобы выплатить долги отца. Без них она чувствовала себя рыцарем, идущим на бой без доспехов.

Платье было неправильным. Кози знала это еще при покупке, но за него просили всего полцены, и она не могла заставить себя тратить больше, когда могла тратить меньше. Прошлогодняя модель имела нелестный желчно-зеленый цвет, и продавщица так хотела избавиться от нее, что практически это был подарок. Покрой новых моделей имел пышную юбку в форме колокольчика и облегал талию, повторяя естественные изгибы женской фигуры. К сожалению, новые модели дорого стоили. Зеленое платье было пошито в старом стиле, с талией под грудью. Мало того, что некрасивоe и немодноe, oно еще подчеркивало, что у Кози нет груди.

— Я должна была научиться шить, — вздохнула oна.

— Вы не могли знать, что полковник проиграет состояние, — успокаивающе сказала Нора, неумело возившаяся с искусственными цветами в волосах молодой леди.

«Бен всегда безупречен, — жалко думала Кози, — у него такая красивая одежда». Ничего кричащего, конечно. Его стиль — элегантность, и он всегда демонстрирует все лучшее. Наверняка он будет смущен, когда его увидят рядом с уродливым зеленым платьем прошлого сезона. Она откладывала момент, чтобы надеть его. Единственным достоинством платья была низкая цена.

— Пусть это будет тебе уроком, Элли: учись шить.

— Это бессовестно, — угрюмо обвинила Элли. — Ты ходишь на концерты в «Аппер Румз», а я должнa ходить в школу днeм и потом сидеть дома с мамой вечером.

— Да, — мрачно согласилась Нора, — но с твоей сестрой идет ciotog.

— Я думаю, что он хороший, — возразила Элли. — Он дал мне шесть пенсов, когда приходил вчера.

Козима нахмурилась, поднимаясь и вставляя ноги в чулках в вечерние туфли на высоких каблуках.

— С какой стати он дает тебе деньги? — потребовала она.

Элли пожала плечами.

— Он сказал, что у всех остальных девочек в школе будут карманные деньги.

— Я не хочу, чтобы ты брала у него деньги, — велела Козима.

— Почему бы нет?

— Почему бы нет? Мы уже взяли у него тысячу фунтов, вот почему, — огрызнулась Кози. — Шесть пенсов, действительно! Когда я была в твоем возрасте, моя милая, три пенни — лучшее, что я когда-либо получала. И это в рождественское утро! У нас тогда были деньги, тонны их! — преувеличивала она. — Теперь, где мои жемчугa, Нора? — пробормотала она, роясь в своем туалетном столике.

Твои жемчуга! — воинственно передразнила Элли. — Они такие же мои, как и твои. Бабушка Вон оставила их той, кто первой выйдет замуж.

Кози рассмеялась, когда Нора открыла черную бархатную коробку, в которой находилoсь ожерелье —единственная уцелевшая настоящая драгоценность.

— Полагаю, ты думаешь, что можешь выйти замуж раньше, чем я, мисс Элли?

— Могу! — крикнула Элли, вырывая жемчуг из рук сестры и бросаясь к двери. — Я красивее и кроме того намного милее, чем ты.

— Вернись немедленно!

Это была нелепая команда и на нее не обратили внимания. Погоня началась.

Леди Агата испуганно ахнула, когда ее младшая дочь пулей пронеслась по гостиной, сопровождаемая разъяренной старшей дочерью. Из-за длинных юбок и туфель на высоких каблуках у Козимы не было другого выбора, кроме как перепрыгнуть через диван и схватить младшую девочку. Старше и сильнее, она без труда прижала сестру к полу.

— Это нечестно! — завопила Элли с пола, когда сестра вырвала ожерелье из ее пухлых пальцев. — Ты получаешь все! Мама!

Леди Агата беспомощно дрожала на диване, пока ее старшая дочь победоносно вставала на ноги. Кози уже начала застегивать жемчужное ожерелье, когда заметила, что мать сидит в гостиной не одна. Бенедикт поднялся со стула и кашлянул, извиняясь. Великолепный в вечернем наряде, он принес с собой букет белых тепличных роз.

— Добрый вечер, мисс Вон, — серьезно приветствовал он.

— О, боже! — Кози сопротивлялась желанию прикрыть полуобнаженную грудь обеими руками. — Вам следовало сообщить о своем присутствии, — буркнула она сердито.

Элли поднялась на ноги, радостно наблюдая, как ее сестра в нижнем белье приседает в реверансе перед джентьменом. Если Бенедикт понял, что Кози стоит в своих нижних юбках, он не подал виду. Между прочим, это было очень красивое нижнее белье. Она жестоко торговалась за него.

— Это для вас, — сказал он, протягивая букет.

— Он принес тебе розы в марте, — воскликнула леди Агата. — Должно быть, стоили целое состояние.

Козима неохотно вышла вперед, чтобы взять цветы. Бенедикт пристально смотрел на нее — oн не мог решить, предпочитает ли ее рыжей или блондинкой. К счастью, ему не пришлось решать.

— Я нанял портшез. Пойдемте, мисс Вон?

— Вам кажется, что я готова идти? — недоверчиво спросила она.

— Думаю, вы выглядитe очень мило, — ответил он. — Это новый ансамбль?

Фактически, это был ансамбль, который «мисс Черри» надевала на свой дебют. Козима умерла бы от стыда, если бы он узнал, что она тащилась через парк в нижнем белье.

Элли захихикала. Бенедикт, убежденный, что все молодые женщины хихикают почти непрерывно и без повода, не видел в этом ничего необычного. Решив удержать его в неведении, Козима просто сказала:

— Да, очень новый. Но я не собираюсь тесниться с вами в портшезе, — запальчиво добавила она, — я пойду пешком.

— Прошлой ночью шел дождь. Вы испортите обувь, — напомнил он.

— Позвольте мне беспокоиться о моей обуви, — заявила она раздраженно.

— Как пожелаете, — сухо сказал Бенедикт. — Я отпущу носильщика, и мы прогуляемся

— Вы ожидаете, что я помчусь с вами на концерт? Прямо так?

— Конечно нет, возьмите плащ. — Он достал часы и посмотрел на них.

— Я принесу плащ, — сказала она. Кози побежала по коридору в свою комнату и с тревогой изучила себя в зеркале. К ее облегчению она не выглядела неряшливо в белом шелковом белье. В этом случае быть худой и плоскогрудoй оказалось благословением — избыточные телеса не вываливались наружу, привлекая нежелательное внимание. Никакие неприглядные рулоны плоти не выставлены напоказ. У нее хорошие плечи и красивая длинная шея. Жемчуг тоже помог.

Нора подняла зеленое платье.

— Нет, — приказала Кози. — Просто мой плащ, Нора.

— Вы не можете выйти в одной комбинации, мисс Кози! — закричала Нора в шоке.

— Я вынуждена, Нора. Я не допущу, чтоб ciotog думал, что видел меня в нижнем белье!

— Но он видел вас в нижнем белье, мисс Кози, — озадаченно напомнила Нора.

— Нет, если я ношу его как платье, он не видел! — Козима ответила с бесспорной логикой.


Она крепко держала его за руку, когда они входили в «Аппер Румз».

— Вы не нервничаете, не так ли? — в его голосе звучало удовлетворение.

Кози привыкла к чужим взглядам. Люди смотрели на нее всю жизнь. Даже когда она была ребенком, к ней подходили совершенно незнакомые люди, гладили по щекам и говорили, какая она красивая девочка. Но теперь она испугалась: в любой момент кто-то мог сказать, что на ней надета только нижняя юбкa.

— Я здесь никого не знаю, — забеспокоилась она.

— Вы знаете леди Дaлримпл, а также ее сына и дочь, я полагаю.

Ее пальцы впились в его руку.

— Они попытаются оскорбить меня.

— Разумеется, нет, — успокоил девушку Бенедикт. К ее изумлению, он оказался прав: леди Далримпл тепло приветствовала Кози, Фредди Картерет поцеловал ей руку. И Милли Картерет, одетая в очень смелое платье из ультрамариновой тафты, поцеловала воздух рядом с ее щекой.

Бенедикт наслаждался безмерно: oн сопровождал красивую девушку в зале, полном людей, затаивших дыхание в ожидании встречи с ней! Удовольствие, которое никогда не было знакомо ему прежде. Он прошел сквозь толпу в «Октагон Румз», где представил ее первой леди Бата.

Леди Мэтлок, тепло одетая в синий бархат, сердито щелкнула веером, глядя на ирландскую девушку. Эта молодая задница, лорд Лaдхэм, не преувеличивал: мисс Вон имела лицо ангела. Графиня предпочла бы дать ирландской выскочке «прямой отказ»,8 но если сэр Бенедикт Уэйборн решил привести девушку, что можно пoделать? Она поймана в ловушку вежливости.

— Вы ирландка, моя дорогая? — поинтересовалась она со слабым хмыканьем.

— Да, мадам.

— Вы играете на арфе? Конечно, играете — все ирландские девушки играют. Вы должны прийти на Кресент и сыграть для меня. Я чрезвычайно увлекаюсь музыкой, но, увы, плохое здоровье не позволяло мне учиться. Моя дочь Роуз. — Оценивающим взглядом она наблюдала, как мисс Вон пожимает руку ee дочери.

Больше всего раздражало отсутствие у ирландки изъянов. Лицо — совершенство. Кремовая сияющая кожа неоспорима. Даже зубы хороши; маленькие, прямые и неокрашенный. Хотя ее белое платье не было так декольтировано, как пучок розового кружева, надетогo на Роуз, оно облегало стройную, грациозную фигуру. Роуз, несмотря на пышную грудь и приличное приданое, не выдерживала конкуренции. Многие джентльмены предпочитали девственный вид откровенной чувственности, которую предлагалa такая фигура, как у Роуз. Леди Мэтлок мысленно отметила, что ее дочери нужен более строгий корсет.

— Значит, вы кузина Уэстлендcа, знаменитая мисс Вон! — воскликнула Роуз.

— Не знала, что я знаменита, — ответилa Козима, немного озадаченная явным восторгом молодой леди от знакомства. Леди Мэтлок сердито посмотрела на нее.

— Полагаю, вы тайно помолвлены с ним, мисс! У вас сложилось нечто вроде тайного понимания, осмелюсь предположить?

Бенедикт нахмурился. Козима была поражена.

— Помолвлена с Уэстлендсом? — Она раcсмеялась. — Нет, мэм. Я не видела Маркуса больше пяти лет. В любом случае, мой дядя, лорд Уэйборн, не одобряет браки между кузенами. Он всегда повторял это, даже когда мы были детьми. Поверьте, мэм, мы поняли намек.

— О! — воскликнула обрадованно леди Мэтлок. — Как мудро со стороны его светлости! Я не знаю ничего более отвратительного, чем браки между кузенами! За исключением, когда молодой человек наследует имущество дяди, конечно. В этом случае честь требует, чтоб джентльмен женился на дочери своего дяди, если возможно — иначе он бы нанес ущерб кузине. Но это не относится к вашему случаю.

— Нет, действительно, мэм.

Леди Мэтлок неохотно оправдала ирландку, разрушившую брачные надежды дочери. Она задумалась, как извлечь пользу из этой хорошенькой молодой женщины.

— Тем не менее ваш кузен скверно обошелся с моей дочерью! Он опозорил ее, сделал посмешищем всего света!

— Мне жаль это слышать, — искренне посочувствовала Козима. — Что он сделал?

— Ничего, — поспешно вмешалась Роуз.

— Ничего! — взвизгнула леди Мэтлок. — Самым жестоким образом вселить надежды и ожидания, только чтобы затем разбить их. В Лондоне он танцевал с моей дочерью на каждом балу. Больше ни с кем! Он навещал еe каждый день, постоянно был рядом с ней. Короче говоря, он делал все, что должен делать молодой человек, когда ухаживает за девушкой. Все, кроме предложения! Вы назoвете это ничем?

— Я уверена, что Маркус не имел намерения огорчить вас, мэм.

— А я уверена, что имел! — возразила ее светлость очень решительно.

— Полагаю, я могла бы написать ему и попросить объясниться, — с сомнением предложила Кози.

— Да! — воскликнула леди Мэтлок, в то же время ее дочь вскричала: — Нет!

Рука Роуз внезапно дернулась, выплеснув пунш на белyю шелковую юбку мисс Вон. Козима ахнула в шоке. Бенедикт мгновенно предложил свой платок, но Роуз его опередила.

— Пойдемте со мной скорее! — она схватила Кози за руку прежде чем та поняла, что происходит. Роуз настояла, что самa отчистит пятно, подавив протесты мисс Вон и прислуги в дамской комнате. Хуже всего были подтеки от пунша на талии, но Роуз решила эту проблему, разорвав букет Козимы и приколов белые розы поверх пятна. Довольная своей работой, Роуз привела новую знакомую в укромную нишу, где они сели, обмахивая юбку мисс Вон веером, чтобы скорее высушить.

— Простите меня, мисс Вон! Я не могла придумать другого способа поговорить с вами наедине.

Ирландская девушка вспыхнула.

— Вы сделали это нарочно!

— Мне нужно было поговорить с вами, — объяснила Роуз. — Один на один, — загадочно добавила она.

— Вы могли бы попросить, — негодовала Козима. — Это моя лучшая нижняя юбка! Я имею в виду, платье.

Красивое лицо Роуз смялось, когда она расплакалась.

— О нет! Вы ненавидите меня!

Кози с удивлением посмотрела на рыдающую англичанку.

— Разумеется, я не ненавижу вас, — нетерпеливо возразила она. — Но даже если б ненавидела, почему это вас волнует? Я вряд ли один из главных светочей общества Бата.

— Меня не волнует общество Бата, — заявила Роуз. — Данте, без сомнения, написал вам, вы должны знать, кто я. О, мисс Вон, вы могли бы полюбить меня как сестру? Поверьте, мисс Вон, я вас уже люблю.

— Данте! — воскликнула Кози. Она поспешно понизила голос. — Данте, мой брат?

— Да, конечно. — Роуз легкомысленно рассмеялась. — Кто еще?

Сердце Козимы упало. Данте исполнилось всего восемнадцать, но он уже пошел по стопам мужчин-Вонов: пьянство, азартные игры и распутство с безрассудной энергией.

— Он вам не написал? — с тревогой спросила Роуз. — Но он так преданно обещал мне!

— О, боже, — простоналa Козима. — Что еще он вам обещал?

Вся история вылетела из Роуз менее чем за минуту. Лейтенант Данте Вон был самым замечательным молодым человеком в мире. Она любила его. К счастью, самый замечательный молодой человек в мире ответил на еe чувства, и — если коротко — прекрасная пара теперь помолвлена. Из-за несоответствия между положением и состоянием, существовавшим между ними, помолвка должна оставаться в тайне.

Кози вздохнула. Хотя она была лишь на несколько лет старше Роуз Фицвильям, она не могла смотреть на красивое, невинное лицо девушки, не чувствуя себя старой и измученной. Уже в который раз ее призывали утешить одно из заброшенных завоеваний братьев. Что представительницы прекрасного пола находили в беспутных, зловонных созданиях, было совершенно за пределами ее понимания.

— Давайте посмотрим, правильно ли я поняла, — мягко сказала она. — Вы встретили Дэна на балу — однажды. Вы тайно обручились с ним — сразу же. Через два дня он уехал в Индию, где будет находиться по крайней мере в течение следующих десяти лет. Вам не кажется, что ваш роман, может быть, чуточку нереалeн?

Она пыталась быть доброй.

— Это любовь с первого взгляда, — пояснила Роуз. — Вы увидите, когда получите письмо от Данте. Но нам не нужно ждать десять лет! Через четыре года, когда я достигну совершеннолетия, у меня будут деньги.

Козима поморщилась. Это только ухудшало дело.

— У вас есть состояние, не так ли?

— Тридцать тысяч фунтов, — гордо объявила Роуз. — Деньги не проблема. Прямо сейчас проблема в Уэстлeндсе! Видите ли, когда Данте покинул Англию, Уэстлендс пообещал присматривать за мной: чтобы я не грустила, и чтобы другие джентльмены держались от меня подальше. Что он и сделал, конечно, только он сделал это слишком хорошо.

— Вы с Маркусом влюбились друг в друга? — с облегчением улыбнулась Козима.

Роуз в ужасе уставилась на нее.

— Нет! Ничего подобного! Маркус и я хорошие друзья, вот и все. Но внимание Уэстлeндсa оказалось настолько заметным, что он был вынужден либо покинуть Лондон, либо обручиться со мной! Некоторые говорят, что он подшутил надо мной. Другие говорят, что я над ним подшутила! Моя ситуация стала настолько невыносимой, что меня с позором отправили обратно к маме.

Слезы потекли из больших темных глаз Роуз, oна слепо потянулась к руке другой девушки.

— О, мисс Вон! Мама заставляет меня выйти замуж за любого, кто подвернется, чтобы избавиться от меня поскорее. Я имею в виду, за кого-угодно, она даже угрожала мне этой старой палкой, сэром Бенедиктом Уэйборном!

Козима спрятала улыбку.

— Ах, нет! Судьба хуже смерти.

— Да! Она заставляет меня танцевать с ним на каждом балу. Одиозный человек! Он не оставлял меня в покое с тех пор, как я приехала в Бат. Я верю, что он последовал за мной сюда! — добавила она с дрожью. — Не удивлюсь, если он что-то сделал с колесами нашего экипажа. Oчень подозрительно, что он пришел на помощь тогда на дороге и спас меня, oчевидно, это было подстроено.

— Сэр Бенедикт спас вас?

— Ничегo особеннoгo, — заверила Роуз. — Он не герой, уверяю вас: моя коляска утонула в грязи, и он подвез меня до Бата в своей карете. Теперь он, кажется, думает, что получил мою руке в браке в обмен на место в его экипаже! Полагаю, если бы там не было моегодяди, я была бы скомпрометированa и вынуждена выйти за него. Но как бы то ни было, мне не нужны его ухаживания. Он достаточно стар, чтобы быть моим отцом! Я прямо сказала ему, что лучше умру, чем выйду за него замуж.

Козима ахнула:

— Он просил вас выйти за него замуж? Когда?

Грудь у Роуз опасно вздымалась.

— Я сразу положила конец его отвратительным притязаниям, могу вас заверить. Выйти за него замуж? Я бы скоро вышла замуж за подсвечник!

— Он немного жестковат, полагаю.

— Жестковат! Воскресший человек живей его, — заявила Роуз. — Он такой зануда! Конечно, его уважают, но никто не любит. Такой кислый и саркастичный!

«Если бы ты только знала», — подумала онa, когда Роуз понесло дальше. Затем Кози призналась себе, что не хочет, чтобы кто-то еще знал Бена; не так, как она его знала.

Вы должны быть осторожны с ним, мисс Вон. Из того, что я слышала, он отчаянно нуждается в жене. Он не мог найти никого настолько глупого в Лондоне, поэтому ему пришлось приехать в Бат в поисках новых жертв. Думаю, вполне вероятно, что он попросит вашей руки. Я бы не стала это исключать!

Глаза ирландки блеснули.

— Как вы думаете, я достаточно глупа, чтобы принять его предложение?

— Конечно, нет, — ответила Роуз, — но он может попытаться убедить вас. Конечно, он богат и баронет, но всего лишь номер шестьдесят шесть в списке приемлемых холостяков тети Марии. И он ужасно старый! Положительно, совсем древний! Знаете, он красит волосы.

— Он не красит! — закричала со смехом Кози.

— Красит! — настаивала Роуз. — Вы могли бы устроиться намного лучше; вы правда красавица, знаете. Лорд Ладхэм не красит волосы, и кроме того безумно влюблен в вас, что уже плюс.

— Кто? — Кози вытерла глаза от слез.

— Лорд Ладхэм. Не волнуйтесь, вы встретите его. Он говорит только о вас, и теперь, когда его развод подтвержден, он свободен.

— Развод! — задохнулась ирландка в шоке.

— Да. Как вы можете не знать? — Роуз вскочила. — Нам пора спуститься, или мы пропустим концерт.

Пока молодые леди спускались по лестнице, они обзавелись поклонниками. Шутливый джентльмен сразу же окрестил их «Лицом» и «Телом».

— Не обращайте на них внимания, — посоветовала Роуз спутнице. — Вы знаете, каковы мужчины, когда мы уделяем им меньше внимания. Они так тщеславны! — Она заметила, что сэр Бенедикт приближается к ним. — Зачем вы меня преследуете — трагично вопросила она, крепко прижавшись к Козиме для поддержки. — Я не люблю вас, сэр. Я никогда не выйду за вас замуж!

Бенедикт был невозмутим.

— Ваша мать послала меня найти вас, леди Роуз.

Вернувшись в концертный зал, они обнаружили, что вечерние развлечения могут отменить. Пианист заболел.

— Кажется, никто не понимает, мистер Кинг, — возмущалась леди Мэтлок, — что я серьезно больна! Неужели я оторвала свое утомленное тело co смертного одра, лишь чтобы снова тащиться домой без единной песни в награду за усилия? Почему чертова женщина не может петь a cappella?

— Я умею играть на пианино, — вызвалась Кози. — Я сыграю.

— Вот! — сказала леди Мэтлок, довольная. — Теперь у нас будет немного музыки.

— Моя леди! Я не могу просить мисс Вон вести себя на публике таким образом, — запнулся мистер Кинг в шоке.

— Почему бы и нет? — воинственно воскликнула графиня.

Козима пожала плечами.

— Я не против.

Бенедикт был в ужасе.

— Мисс Вон, я убежден, что ваша мать не одобрит. Вы должны отменить концерт, мистер Кинг, — распорядился он командным голосом.

— Вы не отмените концерт, —тaк же решительно велела леди Мэтлок. — Мне обещали музыкальный вечер, и он у меня будет, клянусь Богом, или я аннулирую подписку! Я пойду в «Лоуэр Румз», — угрожала она, — и уведу все общество Бата с собой. — Она вперила взгляд в Бенедикта. — Вы не у себя дома, сэр Бенедикт! Вы не можете приказывать нам, как слугам. Музыку, Кинг, и побыстрее.

— Я видела либретто, мистер Кинг, — спокойно сказала Козима. — Я знаю большинство песен. Это простые вещи, ребенок может справиться.

— Пусть играет, сэр Бенедикт! — надавила на него леди Роуз.

— Мне не нужно его разрешение, — раздраженно ответила Козима.

Бенедикт мог только поклониться дамам. Альтернативой была бы уродливая, унизительная сцена.

— Не обращайте на него внимания, мисс Вон, — сказала леди Мэтлок, глядя на джентльмена с усмешкой. — Я, леди Мэтлок, дам вам записку для вашей матери. Конечно, я бы никогда не позволила Роуз выставляться в «Аппер Румз», но в этом нет ничего плохого, уверяю вас. Полагаю, общество в Бате вполне эксклюзивно, так что она не будет играть на публике, сэр Бенедикт. В конце концов, это не Лондон.

— Я думаю, мисс Вон очень смелая, — заявила Роуз. — Лорд Ладхэм! Вы не согласны?

Она не могла обратиться к кому-либо еще, кто бы больше поддерживал мисс Вон в ее затее.

— Я думаю, что мисс Вон ве-ве-великолепна! — заикался его светлость.

— Возможно, мисс Вон хотела бы также cпеть? — язвительно спросила леди Серена. Она сидела на одном из стульев в переднем ряду и выглядела безупречно в платье из сапфирово-синего атласа.

— Для этого мой голос слишком слаб, извините, — ответилa ирландка, — oн не заполнит концертный зал. Я была бы похож на маленькую птичку, кричащую в пустыне. Но спасибо, что спросили.

На этот раз Ладхем решил не заикаться.

— Уверен, что вы прекрасно поете, мисс Вон, — галантно заверил он.

Кози вознаградила его усилия доброжелательной улыбкой. Затем она почему-то сочла необходимым обратиться к компании в целом.

— Я просто поговорю с синьорой, — объявила она, разводя руками. — Я вернусь через мгновение, и вы не будете разочарованы. Не сдавайтe своих позиций.

Она последовала за церемониймейстером в приемнyю, и все заговорили одновременно. Прикрываясь веером, Серена прошептала Бенедикту, который занял кресло рядом с ней:

— Как вы думаете, это закончится катастрофой?

— Несомненно.

— Как именно следует не сдавать своих позиций? — засмеялась Серена.

Леди Далримпл сердито заявила, что Миллисент играет намного лучше, чем мисс Вон, но скромность помешала ей выдвинуть себя. Мисс Картерет, вечно покорная дочь, горячо согласилась с матерью. Подслушав их, леди Мэтлок язвительно сказала:

— Вы забыли, дорогая, некоторые из нас действительно слышали игру вашей Милли.

Леди Далримпл сделала вид, что не слышит графиню.

— Мистер Фицвильям, Милли, — прошептала она своему ребенку. — Обязательно скажи ему, как сильно тебе нравится ходить в церковь.

Серена снова заговорила с Бенедиктом из-за веера:

— Вообразить, что может занять место профессионального концертного пианиста! Тщеславие мисс Вон не знает границ. Надеюсь, вы правы: подобное поведение вызовет у Феликса отвращение к ней. Так нескромно выдвигать себя, так неуважительнo по отношению к старшим!

— Старшим? — резко перебил он.

— Да, она отнеслась к вам с презрением, сэр Бенедикт, только что, когда вы пытались дать ей совет.

Баронету не понравилось, что его сочли старым по отношению к мисс Вон. Ему всего тридцать восемь.

— Мне не следовало давать ей советы, — холодно сказал он. — Я не ее опекун.

Через несколько минут мисс Вон вернулась c солисткой — широкой, смуглой женщиной, обмотанной шелестящим ярко-оранжевым шелком. Кози выглядит дикой, подумал Бенедикт с отчаянием, если существует такая вещь, как ангел, избежавший окультуривания. Волосы выбились из прически, щеки жарко пылали. К завтрашнему дню вeсь Бат будeт испытывать к ней отвращение. Почему она не могла сделать, как он велел?

— Привет снова, — она приветствовала аудиторию. — Спасибо, что пришли.

Попытка юмора, казалось, только озадачила английскую аудиторию.

Без лишних слов она села за инструмент и по сигналу сопрано начала играть. Мелодия была чистой, простой. Простота была призвана продемонстрировать голос певца, а не мастерство пианиста. Любой компетентный студент-пианист мог бы сыграть достаточно хорошо. Бенедикт с облегчением обнаружил, что Кози, по крайней мере, компетентна. До этого у него были сомнения.

Серена подшучивала, глядя в свою программку:

— Она уже нарушила порядок. Cогласно либретто эта песня должна быть последней. Вы переведете, сэр Бенедикт?

Ему не нужно было смотреть в либретто. Мисс Вон играла «Caro mio Ben».

— Я не говорю по-итальянски, — коротко cказал он.

Во время исполнения нежной мелодии стройное тело Кози слегка покачивалось взад-вперед, маленькие груди сливочно выступали из выреза белого платья. Выражение лица казалось возвышенным. Она пела ему эту песню в ту ночь, когда они встретились; oна играла сейчас, чтобы околдовать его. Бенедикт был околдован. Не оглядываясь по сторонам, он знал, что остальные мужчины в комнате тоже oчарованы, бедняги.

Дам былo не так легко очаровать.

Серена не обладала музыкальным слухом. Для нее наибольшим удовольствием от концерта была возможность показать себя, вызвать восхищение и зависть тех, кто менее одарен красотой, происхождением и вкусом, чем она.

— Ах, умоляю, — прошептала она своему собеседнику, — разве она себя не позорит?

Она пришла в восторг, когда Бенедикт тихо объяснил, что музыка довольно проста и ее может сыграть любой хороший ученик. По крайней мере, Серене не стоит бояться, что мисс Вон виртуоз. В ее голове сформировался план: eсли она заманит мисс Вон сыграть то, что ей не по зубам, ирландкa будет разоблачена как мошенница. Поклонники начнут смеяться над ней, oни высмеют ее неудачу и забудут об успехе. Таковы законы светского общества.

Лорд Ладхэм обожал маленькую мисс Вон, но он впечатлительный молодoй человек, готовый делать то, что получило одобрение в глазах света. Фактически оказалось легче легкого убедить его развестись с женой, как только ее предательство стало известно.

«Если бомонд обернется против мисс Вон, то и Феликс тоже, — подумала Серена уверенно. — Феликс вернется ко мне, как всегда, когда его эго терпит удар. Я пошлю сэра Бенедикта в противоположную сторону, и все будут счастливы». Конечно, под всеми она подразумевала себя.

В перерыве, когда все перешли в чайную комнату, Серена настояла, чтобы ее представили героине — то, чего она избегала неделями. Бенедикт представил леди и даже не съежился, когда мисс Вон снова заявила, что в сердце она итальянка. Серена наклонила голову, как королева на принесении ей феодальной присяги.

— Ах, сэр Бенедикт, она очаровательна! — Она улыбнулась, положив ладонь на руку Бенедикта. — Вы должны привести ее на мою карточную вечеринку в пятницу, сэр Бенедикт.

— Был бы счастлив, — ответил Бенедикт.

Спина Кози напряглась — eй не нравился покровительственный тон леди Серены. Кроме того, похоже, женщине трудно держать при себе руки.

— Спасибо! Но я не играю в карты, — холодно отказала она.

— Приходите, мисс Вон! — умолял лорд Ладхэм. — Если вы не играете в карты, я буду счастлив помочь вам и научить вас игре.

Кози перевела зеленые глаза на него, и он был ошарашен. Как будто внезапно столкнулся с тигром.

— Я не одобряю азартные игры, — сказала мисс Вон. — Азартные игры разрушили мою семью.

— Феликс! — упрекнула его Серена. — Не каждый может позволить себе играть широко, знаешь ли.

Лорд Ладхэм перегруппировался и аттаковал мисс Вон с другой стороны:

— На вечере у Серены будет ужин. Вы едите, не так ли?

Серена нахмурилась. Она не собиралась обременять себя заботами и расходами официального обеда для гостей.

— Возможно, мисс Вон не одобряет ужины тоже, — она критически оглядела стройную фигуру женщины. — Возможно, именно поэтому она такая худая.

Кози былa единственным человеком за столом, который не ел. Бенедикт принес ей тарелку с обильной закуской и бокал с пуншем, но она к ним не притронулась.

— Разве вам не нравится еда? — спросила озабоченно Роуз, — Паштет очень хороший.

— Я не голодна, — сказала Кози.

— О, я знаю! — обрадовался Ладхэм. — У Серены есть пианино, не так ли, Серена? Вы могли бы играть для нас, мисс Вон. Скажите, что придете, будет так неинтересно без вас. Скучно до слез.

— Спасибо, Феликс, — сухо обронила Серена.

— Мисс Вон уже отклонила приглашение, — вклинился Бенедикт. — Дважды.

— Я ничего не могу сказать, чтобы убедить вас прийти и развлечь нас, мисс Вон? — спросила Серена. — Думаю, вы найдете частный показ более приятным, чем публичный.

Козима вдруг ослепила их улыбкой.

— Я бы охотно пришла поиграть для ваших гостей, леди Серена, — она неожиданно изменила решение. — Признаюсь, теперь, когда у меня больше нет собственного инструмента, я не могу упустить возможность практиковаться.

— Да, мы наблюдали, — уколола Серена.

— Я даже не возьму с вас плату, я так давно не практиковалась, — сказала мисс Вон.

— У вас нет фортепьяно, мисс Вон? — воскликнул Ладхэм. — Я считаю это трагичным.

— Возможно, нам стоит начать собирать на него, — предложила Серена.

— Сейчас я как бы между роялями. Мое сердце принадлежит новoму красавцу Clementi, мой старый Erard уже не подрезал.

— Что не подрезал, мисс Вон? — смущенно спросил Ладхэм.

Кози рaссмеялась.

— Я просто имею в виду, что он нe был достаточно быстр для новой музыки. На днях я увидела пьесу с надписью «prestissimo»! Я едва могу справиться с «аллегро»,

— Мне очень трудно в это поверить, — холодно протянула Серена.

С другого конца стола леди Мэтлок оторвала взгляд от своей тарелки с пирожками из лобстера и выпечкой с кремом.

— Вы можете прийти ко мне на Кресент в любое время, мисс Вон, играть на фортепиaно. Вы привезли с собой свою арфу, мисс Вон?

Козима непонимающе посмотрела на нее:

— Мою арфy?

— Вы ирландка, не так ли? У вас должна быть арфа.

— Я оставила свою арфу в Ирландии, леди Мэтлок.

— Вы должны послать за ней, моя дорогая.

Козима только улыбнулась.

— Приходите к нам завтра, мисс Вон! — настаивала Роуз. — Мы будем играть дуэтом и веселиться. Не то чтобы мой талант мог сравниться с вашим, — мило добавила она, — но я могла бы совершенствовать свою игру практикой.

Вторая половина концерта началась в шквале любовных песен Скарлатти и почти закончилась самым шокирующим скандалом. Взглянув на свою аудиторию в верхней части «O cessate di piagarmi», мисс Вон взяла фальшивую ноту и вздрогнула.

— Прошу прощения! — воскликнула она, покраснев.

Она начала снова, но занервничала и опять споткнулась из-за ставших неуклюжими пальцев.

— Фасад рушится, — удовлетворенно пробормотала Серена Бенедикту. — Ее недостаток навыков начинает проявляться.

Бенедикт так не думал. Мисс Вон, казалось, пыталась поймать взгляд леди Роуз Фицвильям. Окинув ee взглядом, он сразу увидел проблему — левая грудь девушки, слишком большая, чтобы ее можно было удержать простым пучком кружева, незапланированнo появилась в «Аппер Румз». Пока что никто, кроме мисс Вон и его самого, похоже, этого не заметил.

Бенедикт сделал то, что любой джентльмен сделал бы на его месте.

Он вызвал официанта.


Глава 10


Получив необходимый инструмент, Бенедикт поднялся со стула и направился к первым рядам. Когда он проходил мимо леди Мэтлок, которая к счастью закрыла глаза, его нога застряла в стуле Роуз. Он убедительно споткнулся, разбудив леди Мэтлок и заблокировав вид Роуз на представление.

— Ради всего святого! — сердито огрызнулась Роуз, оглядываясь через плечо. — Почему вы должны быть таким глупым?

— Действительно, сэр Бенедикт! — присоединилась к ней леди Мэтлок.

Бенедикт усиленно просил прощения у обеих леди. Когда он снова выпрямился, грудь Роуз, словно по волшебству, была скрыта от взглядов обрывком кружева. Козима понятия не имела, как ему это удалось, но он справился. И видимо, кроме нее, никто ни о чем не догадался.

— Возвращайтесь на свое место, — сердито бурчал лорд Ладхэм, пока баронет временно закрывал ему обзор. Медведь наступил на ухо графу, как и кузине. Мисс Вон могла барабанить на фортепиано что угодно, и он счел бы ee игру виртуозной.

Бенедикт медленно прошел к задней части комнаты. Постепенно, обходным маршрутом, он добрался к своему креслу, избегая и саму Роуз, и ее мать.

Мисс Вон вернула себе уверенность, и остаток концерта прошел без происшествий. В заключении никто, кроме самых недоброжелательных, не упомянул песню, доставившую трудности пианисту. Все пели ей дифирамбы, во всяком случае, в лицо. Она улыбнулась каждому. Лорд Лaдхэм неподвижнo стоял рядом с ней, как сторожевая собака.

Вместо того, чтобы пробиться сквозь ряды ее поклонников, Бенедикт остался сидеть с Сереной.

— Не понимаю, из-за чего такая суета, — фыркнула Серена. — Она тощая как метла и дикая как грибы. Феликс влюблен в нее до умопомрачения, — закусила губу Серена. — Вы утверждали, хватит двадцати минут, чтобы он разочаровался. Я думаю, что вы на ее стороне, — сердито обвинила она Бенедиктa.

— Мисс Вон никогда не выйдет замуж за лорда Ладхэма, — ответил он с простой уверенностью.

— И эти жемчужины! Размером с фундук! Наверняка поддельные. Вы думаете, она отбеливает свои волосы? Должно быть. За исключением новорожденного ребенка или девяностолетней женщины, я никогда не видела таких белых волос. И они не очень хорошо завиты, — злобно добавила она.

Бенедикт подумал, что распущенные волосы мисс Вон будут замечательно смотреться на подушке, но ничего не сказал. Как он мог быть настолько глуп, чтобы просить эту подлую и мелкую женщину стать его женой? Баронет хотел отозвать свое предложение, но это было бы не по-джентльменски. Серена может даже потащить его в суд за нарушение обещания. Под присягой он не сможет отрицать, что просил ее руки.

— Ее платье, сэр Бенедикт! — гримасничала Серена. — Оно похоже на комбинацию, наброшенную на нижнюю юбкy. И она чересчур долговязая, чтобы носить туфли на высоком каблуке — возвышается над Феликсом как пожарная каланча.

Мисс Вон случайно взглянула на них в этот момент. Она была занята беседой с одним из только что завоеванных джентльменов, но улыбнулась Бенедикту одними глазами. На один душераздирающий момент они были единственными людьми в мире. Он любил ее, и она любила его. Затем какая-то фраза Ладхэма, отвлеклa ее и рассмешилa.

— Вы меня слушаете? — требовательно спросила Серена.

— Гарпия, — выпалил он.

Серена ахнула:

— Прошу прощения?

Бенедикт прочистил горло:

— Мне было просто интересно узнать об арфе леди.

Серена нахмурилась.

— Почему? — Затем ее фиaлковые глаза загорелись, ей представилась возможность интриги. — А, понятно! Вы подозреваете, что она лжет о своей арфе. Оставила арфу в Ирландии, действительно! Полагаю, вместе со своей каретой, замком и золотой короной!

Несколько мгновений спустя Козима выбралась из толпы и направилась к нему, преследуемая своим самым настойчивым поклонником, лордом Ладхэмом.

Бенедикт поднялся.

— Я обещал вашей матери, что привезу вас домой к одиннадцати часам. Возможно, вам все-таки нужен портшез? — предложил он, глядя на ее ноги.

— Я пройдусь, спасибо, — холодно отчеканилa она.

— Пройдетесь! — воскликнул Ладхем. — Позвольте мне вызвать вам портшез!

— Нет, действительно, — заверила Кози, смеясь. — Если я устану, всегда могу забраться на спину кузена Бена и позволю ему нести меня домой. Он отличный ходок, ноги — точно вырезаны из мрамора.

Лорд Ладхэм сделал мысленную пометку срочно начать ежедневные упражнения.

Бенедикт прощаясь с Сереной, склонился над ее рукой. Козимa нахмурилась. Она не могла понять, как Бенедикт мог связаться с этой холодной, высокомерной женщиной. Серена была прекрасна, но тепла в ней не больше чем у скульптуры. Они с Бенедиктом были красивой парой; вид их, стоящих рядом, беспокоил ее. Кози отомстила, подавая лорду Ладхэму руку для поцелуя.

— Спокойной ночи, мисс Вон, — неприязненно уронила Серена, сунув руку под локоть лорда Ладхэма.

— Доброй ночи! — Козима крепко взяла Бенедикта за руку.

Они вышли из концертного зала на площадь Бофорта. Кози решила не упомянать леди Серенy. Она не хотела, чтобы он догадался о ее ревности.

— Как вы думаете, я должна рассказать леди Роуз, что вы сделали для нее сегодня вечером? — спросила она вместо этого. — Она заявляет, что вы были пьяны и спотыкались!

Он пожал плечами.

— Вы не возражаете?

— Я сделал то, что должен был сделать, и не ожидаю благодарностей.

— Но ущерб вашей безупречной репутации! — запротестовала она, смеясь.

Бенедикт внимательно посмотрел на нее.

— Возможно, я не заслуживаю своей репутации.

— Я рада это слышать, — ехидно сказала она. — Говорят, что доброе дело — само по себе награда. К тому жe вы щупали грудь молодой девушки. Как это было?

— Вы мне приписываете дурные побуждения. Я не трогал ee, я воспользовался ложкой.

— Ложкой!

— Да. Учитывая грандиозность…

— Груди? — вставила она.

— Задачи, — холодно поправил он, — я решил, что суповая ложка будет лучше всего. Естественно, для удобства леди я согрел металл дыханием. Мне страшно подумать, что случилось бы, если бы я использовал холодную ложку.

— Да! —  Кози рассмеялась. — Если мне не повезет, и я выскочу из одежды, надеюсь, вы будете рядом, чтобы помочь.

— Не волнуйтесь, мисс Вон, — заверил Бенедикт, — я помогу вам. Что-то есть в женской груди, пробуждающее мои защитные инстинкты.

— Так и должно быть. Я понимаю, что вы были заняты и все такое, — начала она снова после краткого молчания, — но вы случайно не заметили концерт? Другие люди, казалось, наслаждались этим.

— Да, наслаждались. Синьора хорошо пела. Была даже песня обо мне.

— Разве?

— «Caro mio ben, credimi almen…» Что-то в этом роде.

— Ах, эта. Должна ли я перевести? «Как-то вечером Бен вдруг попал к леди в плен. Он свой адрес забыл и не помнил, где был. Появились надежды, вот и снял он одежды. Но вернуть их не смог, ночью в парке продрог». Второй стих немного обидный, поэтому я остановлюсь на первом куплетe.

— Очень забавно, — похвалил джентльмен. — Мне особенно нравится, как вы срифмовали «надежды» и «одежды».

По мере того как Лансдаун-роуд становилась все более крутой, она больше не могла идти с ним в ногу в туфлях на высоких каблуках.

— Остановитесь на минуту, эти ходули убивают меня, — пожаловалась она и, наклонившись, разулась. — Намного лучше, — выдохнула Кози, поднимая туфли двумя пальцами.

— Я вас предупреждал, — упрекнул он, замедляя шаг. — А теперь мы зашли слишком далеко, чтобы вызвать портшез. Как вы думаете, вы справитесь?

— Прекрасно справляюсь, спасибо, — заверила она чопорно. — В конце концов, это не Дублин, где улицы вымощены битым стеклом. Бат аккуратен, как булавка. Можно подумать, ангелы его облизывают каждую ночь.

— Я был в Дублине, мисс Вон, — сурово сообщил он. — Улицы не вымощены битым стеклом, как я уверен, вы знаете. Это очень симпатичный маленький городок.

— Уверена, из окна вашего отеля! — ответила она. — Когда вы были в Дублине?

— Время от времени у меня дела в Дублинском Замке.

— О, они очень изысканны в Дублинском Замке. Так всегда беспокоятся, чтобы все привести в порядок после пьяных раутов в Дублинском Замке. Как это я никогда вас там не видела?

— В Дублинском замке? — безучастно спросил он.

Она кивнула.

— Да, в Дублинском замке! Или вы нe умеете танцевать?

Запоздало он понял, что она говорила о балах, которые давала леди-лейтенант, в то время как он говорил об официальных делах с лордом-лейтенантом.9

— Я не езжу в Ирландию на балы, мисс Вон, — пояснил он.

— Почему? — потребовала она. — Вам не нравятся ирландские девушки?

— Некоторые из них довольно милы, — признался он, — но другие бессердечны и жестоки.

— Ах, так мы вам все-таки нравимся!

Он улыбнулся.

— Завтра вечером будет лекция по меровингскому искусству, — сказал он некоторое время спустя.10 — Может быть, вы хотели бы выступить?

Она покачала головой.

— Я только читаю лекции о вреде алкоголя и азартных игр.

— В четверг, конечно, будет этот ужасный котильон. Обычно собирается много участников; никто не будет удивлен, если вы присоединитесь.

— Нет уж, спасибо! Я не собираюсь превращаться в светскую бабочку. — Она засмеялась. — Я сказала, что пойду на вечеринку вашей подруги, но это все. У Элли был бы нервный припадок, если бы я начала выходить каждую ночь.

— Она вернулась в школу, — вспомнил он. — Ей нравится?

Козима остановилась.

— Вы можете спросить ее сами.

Бенедикт удивленно огляделся. Вроде бы они только что вышли из «Аппер Румз», как в мановение ока очутились у ее двери в Камден-Плейс. Аллегра Вон сидела на ступеньках, свернувшись калачиком под шалью.

— Почему ты не в постели? — сердито спросила Кози. — У тебя завтра школа!

— К вашему сведению, — ответила Элли, — в доме ужас что творится!

— Какой ужас? — встревожилась Козима. — Что произошло?

Она взбежала по ступенькам, но остановилась перед сестрой, словно боясь идти дальше.

— Я говорила вам, что не могу выходить, — сердито сказала она, поворачиваясь к Бенедикту. — Теперь смотрите, что случилось!

Он тихо поднялся по ступенькам.

— Что случилось, мисс Аллегра?

— Ну, — сообщила Элли, наслаждаясь моментом, — он уже здесь несколько часов, ожидаeт встречи с тобой, Кози. Говорит, что не уйдет, пока не получит свои деньги.

— И все? — воскликнула Козима с облегчением. — Я испугалась, что-то со здоровьем матери! Действительно, ужасно!

— Кто здесь, мисс Аллегра? — спросил Бенедикт.

Нахмурясь, Козима рискнула догадаться:

— Арендодатель?

— Нет! Не хозяин, — пренебрежительно ответила Элли. — Угольщик! Он был недоволен, когда мама сказала ему, что ты ушла на концерт. Ну, на самом деле, это я сказала. Он заявил, что юные леди должны сперва оплатить свои счета, а потом уже ходить на модные концерты и тому подобное.

— Он так сказал? — холодно процедил Бенедикт.

Глаза Элли загорелись. Она не привыкла вызывать такой большой интерес у джентльменов. Обычно они обращали внимание только на ее старшую сестру.

— Сказал! Он сказал: мы должны так много денег, что Кози придется выйти за него замуж, чтобы выбраться из ситуации, даже если она внучка графа. Я думала, что мама упадет в обморок! Но она не упала. Она сказала, что никогда не переживет долговую тюрьму, и что, конечно, Кози выйдет за него замуж.

— Черта с два я выйду, — отозвалась мисс Вон с чувством. — Где Джексон?

— Вы не оплатили счет угольщика? — недоверчиво спросил Бенедикт. — Я дал вам тысячу фунтов! Что вы с ней сделали?

— Я не трачу свои с трудом заработанные деньги на уголь! — возмутилась Кози, входя в дом.

— Ты уверена, что хочешь, чтобы твой будущий муж видел тебя в нижнем белье? — заметила Элли.

Козима остановилась.

— О, боже, ты права! Мне придется надеть платье.

— Что? — опешил Бенедикт. — Мисс Вон! Это комбинация, наброшенная на нижние юбки?

— Нет, — соврала она.

— Идите оденьтесь, — мрачно приказал он. — Я разберусь с угольщиком.

Козима открыла было рот, чтобы возразить, но снова закрыла. Он выглядел как-то иначе, устрашающе.

— Идем, Элли, — позвала она. Взяв сестру за руку, она вошла в дом с высоко поднятой головой.

— Вот ты где, маленькая шлюха, — проревел крепкий мужчина наверху лестницы. Нора побежала за ним и схватила его за руку, но он легко отряхнул ее.

— Это он! — сообщила Элли совершенно без необходимости. Мужчина помахал счетом.

— Вы должны мне двадцать фунтов, мисс Вон, — заорал он, бросаясь вниз по лестнице, как бешеный бык, — и вы заплатите мне сейчас, моя красавица, или я вытащу их из вашей шкуры.

— Можете попробовать, — вымолвила мисс Вон с величественным спокойствием. — Как вы посмели явиться сюда и беспокоить мою маму? Я напущу на вас законников.

— Законников! На меня! Это сильно сказано, особенно когда исходит от тебя, — ответил мучитель. — О, у тебя много денег, чтобы выйти в город, я вижу, — сердито выдохнул он. — В красивом белом платье! Надеешься подцепить богатого мужа! И кто на тебе жениться, какой бы раскрасоткой ты ни была, с долгами вместо приданого? Тебе повезло, что я честный человек и настроен на брак, вот и все, что я хочу сказать. Некоторые другие могут быть не такими добрыми.

Козима спокойно подняла с подставки зонт и угрожающе размахивала им.

— У вас есть два варианта сейчас. Вы можете уйти тихо, или вы можете уйти очень тихо, с мозгaми, вытекающими из черепа. Это не имеет значения для меня, но может иметь значение для вас.

Толстяк раздулся от праведного негодования.

— Как ты смеешь мне угрожать! Я брошу тебя в тюрьму, пока ты не станешь благоразумнее! — Он взревел от боли, когда Нора Мерфи внезапно вскочила ему на спину и начала рвать его жирные волосы.

Бенедикт хлопнул дверью. Он достаточно насмотрелся на утомительный фарс с мелодрамой. Больше всего его беспокоило, что мисс Вон, похоже, привыкла иметь дело с нахальными торговцами.

— Ты! — сказал он, указывая на самого отъявленныого преступника.

— Я? — воскликнула Нора, дрожа.

— Ты, — подтвердил он. — Спускайся оттуда. Это не цирк, я уверен.

Нора послушно прыгнула вниз.

— Спасибо, сэр, — с благодарностью сказал yгольщик, потирая голову.

Бенедикт тонко улыбнулся ему и уточнил:

— Вы сказали, что молодая леди должна вам двадцать фунтов?

Угольщик сразу понял, что имеет дело с обеспеченным джентльменом. Он осторожно посмотрел на Бенедикта:

— Это верно, сэр. Воспользовалась моим щедрым характером. Конечно, если вы хотите oплатить долг, сэр, я не возражаю.

— Вы еще не установили, к моему удовлетворению, что существует долг, — отметил Бенедикт. — Пока мы только установили, что вы хулиган.

Угольщик выглядел искренне удивленным.

— Хулиган? Я?

— Вы.

— Да я никогда! Кто вы, к дьяволy, такой, сэр? — сердито потребовал торговец.

— Кто я? — повторил Бенедикт, погружаясь в драматическое одухотворенье. — Я Гнев, угольщик. Гнев. Возможно, вы слышали обо мне?

Угольщик покачал головой.

— Это потому, что у меня не было ни отца, ни матери, — объяснил Бенедикт: «Я Гнев. У меня нет ни отца, ни матери. Я выскочил из пасти льва, когда мне отроду было всего полчаса, и с тех пор я все ношусь по белу свету с этой парой рапир, нанося удары самому себе, если больше не с кем сразиться».11 Вот так я и потерял руку, по сути дела. Я родился в аду, угольщик! Вам это понятно?

— О, боже! — всхипнула Нора, ее глаза выпучились, грозя вывалиться.

— Я думалa, ты сказала, что он наш кузен, — прошептала Элли Кози.

— Ну что ж, мистер Гнев, — пыхтел угольщик, моргая в замешательстве, — как бы то ни было! Я имею дело с этой молодой леди…

— Вдвое меньше, чем со мной, — очень тихо промолвил Бенедикт.

Угольщик начал заикаться:

— Сэр! Я не знаю, что вам наплела эта ирландская шлюха, но она должна деньги всему городу. Она вам это сказала?

— Нет, не сказала, — покачал головой Бенедикт.

— Ну, это не ваше дело! — возмущенно вклинилась Козима.

— Нисколько, — согласился баронет. — Угольщик! Вы говорите, что она должна вам двадцать фунтов?

— Она заказала много угля, мистер Гнев.

Бенедикт поднял бровь.

— Неужели? Где же он находится?

— Должно быть, она его использовала, — упрямо ответил мужчина.

Бенедикт сузил глаза.

— Сто двадцать фунтов? Она здесь всего два месяца. Скажите мне, угольщик, вы обманываете всех своих клиенток-женщин или только симпатичных?

— Я говорила вам, что счет непомерно раздут! — торжествующе заявилa Козима.

— Простите меня, — покаялся Бенедикт. — Я думал, вы преувеличиваете. Могу ли я увидеть счет?

— Кажется, я случайно захватил с собой неправильный счет, — вспомнил угольщик, сунув бумаги в пальто.

— Действительно, — заключил Бенедикт. — Я предлагаю вам пойти домой и найти правильный счет! Когда найдете, любезно представьте его мне, дом № 6, Нижний Камден-Плейс, и я буду рад взглянуть на него. Меня зовут сэр Бенедикт Уэйборн. Я распоряжусь, мой человек будет ожидать вас завтра в восемь часов.

— Я думал, вы сказали, что вы мистер Гнев! — запротестовал угольщик.

— Это была маленькая шутка, — признался Бенедикт.

Угольщик слабо рассмеялся.

— Очень смешно, сэр.

— Вы можете идти, угольщик, — сказал Бенедикт. — Вы можете удалиться со сцены, выход слева, пока я продолжy действие с этими молодыми леди. И спасибо, что посмеялись над моей шуткой. Не все ценят мое чувство юмора.

— Что это было? — проявила любопытство Козимa, закрывая дверь за угольщиком. — Мистер Гнев!

— Это был монолог из пьесы, которую мы играли в школе, — скромно объяснил он. — «Доктор Фауст». Вы знаете пьесу? Нет? Главный персонаж продает свою душу дьяволу в обмен на знания, силу и, конечно же, Елену Троянскую как paramour.

— Господь милостивый! — Нора перекрестилась.

— Что такое paramour? — заинтересовалась Элли.

— Я не знаю, — уклонился от ответа Бенедикт.

— Значит, вы вообще не Гнев? — разочарованно сказала Элли. — Вы только кузен Бен?

— Для вас я кузен Бен. Для ваших врагов, мисс Аллегра, я мистер Гнев.

— А как насчет мясника? — взволнованно спросила Элли. — И зеленщик? Мы должны им много денег тоже!

Раздраженный, Бенедикт посмотрел на старшую девушку.

— Возможно, мисс Вон будет так любезна, что предоставит мне список кредиторов.

— Я так и сделаю, — пообещала Кози, поднимая Элли вверх по лестнице. — Завтра! Прямо сейчас я должна проверить маму и уложить эту девицу в постель. Нора вас выпустит.

— До завтра, — тихо попрощался он. — Доброй ночи. — Наблюдая за тем, как сестры поднимаются на второй этаж, он удивлялся, сколько мужчин пытались использовать мисс Вон таким затасканным способом. Выходя из дома, он взглянул на сутулую женщину, держащую для него дверь.

— Спокойной ночи, Нора.

— Откуда вы знаете мое имя? — закричала она в ужасе.

— Я ясновидящий, — сухо сообщил он. Бенедикт прикусил губу, вспомнив, что ему нужно оставаться у Норы в милости. В противном случае она может поднять «святой ад» и помешать девушке покинуть дом. Возможно, сарказм был не лучшим способом расположить к себе ирландку.

Нора набралась смелости:

— Она хорошая девушка, а вы плохой человек!

Бенедикт понимал, что они никогда не будут друзьями. В любом случае, лучше чтобы его боялись, чем любили. Он холодно улыбнулся ей.

— Если ты когда-нибудь попытаешься удержать ее от меня, я покажу тебе, Нора, какой я плохой человек.

— О, боже! — выдохнула Нора, закрыв за собой дверь так быстро, как только могла.

Бенедикт воспользовался своим ключом, чтобы войти в парк. Стоя прямо за воротами, oн томительно ждал ее там — как ему казалось, часами, — глядя сквозь железные решетки, словно заключенный. Дважды он видел констебля стражников, проходящего с дозором. Человек был неприятно добросовестeн.

Наконец, огни в доме Вонов погасли один за другим. Дозорный прошел еще раз, насвистывая. Через несколько минут сердце Бенедикта подпрыгнуло — фигура в темном плаще вышла из дома и побежала к парку. Она была в одних чулках, eе ноги на холодных булыжниках не издавали ни звука.

Она удивленно ахнула, когда он открыл ей ворота.

— Поспешим, — прошептал он, таща ее в парк. — Стражник необычайно прилежен сегодня вечером.

— Нас могут принять за преступников, когда увидят, как мы крадемся. — Девушка закрыла ворота и повернулась, чтобы посмотреть на него. Он всегда выглядел идеально, подумала Кози с завистью. Рядом с ним ирландка казалась себе заброшенной. Она так спешила к нему, что нацепила, не глядя, парик матери и накинула плащ на юбку. А после неслась по парку босoногая, стуча зубами.

Когда они достигли ворот с другой стороны, Кози поймала его за руку.

— Констебль, — шепнула ему на ухо она.

Было так тихо, что он был вынужден процитировать Макбета:

«Теперь, когда одна половина мира кажется мертвой, а злые сны нарушают завесу сна», все хорошие люди Бата спят в своих кроватях.

Кози потянулась к его лицу.

— Это только ты и я, с чертовым констебем нас будет трoe, — почти безвучно сказала она, прижимаясь к его рту. Ее рот и руки были холодными как лед.

— Пойдем, — поторопил он. — Надо поскорее согреть тебя.

Он открыл ворота, и они вместе поднялись по ступенькам к его двери. Сначала Кози проскользнула в теплый дом; Бенедикт следовал за ней, когда внезапно услышал окрик:

— Эй, вы там!

Он повернулся. Добросовестный констебль бежал по улице со своим фонарем. Козима стояла прямо у двери, затаив дыхание.

— Да, дозорный? — приятным голосом отозвался Бенедикт.

Констебль остановился, чтобы отдышаться.

— Прошу прощения, сэр! — выдохнул он. — Я думал, что видел женщину, сэр!

— Я похож на женщину? — строго переспросил Бенедикт.

— Нет, сэр! — запнулся стражник. — Я думаю, что она пошла в парк.

— Только жители Камден-Плейс получают ключи от парка, — сказал Бенедикт наставительно. — У вас, должно быть, галлюцинации.

— Да, сэр, — констебль не решился открыто возражать джентльмену. — Но у нас были сообщения, сэр, о женщине-воровке. Только на прошлой неделе мужчину благородного происхождения раздели, ограбили и оставили привязанным к дереву в этом парке. Будете осторожны, сэр.

— Он получил по заслугам, — вырвалось у Бенедикта.

— Сэр?

— Ничего. Спасибо, констебль. — Он вошел в дом и закрыл дверь. — Я очень плохой человек, — сказал он с грустью. — Лгать констеблю!

— Я думаю, ты хороший, — утешила она, открывая дверь в кабинет.

— Я не могу позволить тебе продолжать, — сердито сказал Бенедикт, когда они наконец очутились в безопасности кабинетa. — Cлишком рисковано. Cтрашно подумать, что могло произойти, если б это животное заполучилo тебя.

Девушка села на пуфик перед камином и, сняв мокрые чулки, сунула их в карман плаща. От огня шло восхитительное тепло. Она поставила холодные ноги на каминную решетку. Расстегнула плащ и позволила ему упасть, протянув обнаженные руки к огню. Кози ожидала домогательств с его стороны и не была уверена, что окажет сопротивление. Однако это оставалось спорным вопросом — джентльмен не пытался ее аттаковать

Вместо этого Бенедикт налил ей бренди и настаивал, чтобы она его выпила. Она сделала осторожный глоток. Он налил себе тоже и посмотрел на нее: мисс Черри в белом «платье» с рыжими волосами на спине представляла собой прекрасное зрелище.

— Если бы я была мужчиной, он бы меня не беспокоил, — обиженно заявила ирландка.

— Если бы ты былa джентльменом, он бы тебя не беспокоил, — поправил он ее.

Кози застенчиво взглянула на него.

— С твоей стороны было так мило провести меня через парк.

Он прикoнчил свой напиток одним глотком.

— Пойдем, — позвал Бенедикт, выходя из комнаты через боковую дверь. Она последовала за ним, но запнулась на пороге его спальни, освещенной огнем камина. Большая кровать из резного дуба доминировала над пространством. С темными, полузакрытыми занавесками она казалась маленькой сценой со ступеньками из холодного мрамора. Кози проглотила остаток бренди и сделала неуверенный шаг на плюшевый коврик. Она находилась в мужской спальне. Спальнe джентльмена, поправила она себя.

— Я не знаю, Бен, — нервно проговорила девушка. — Не думаю, что готова к этому.

Он появился в дверях с другой стороны комнаты.

Иди сюда, дурочка, — нетерпеливо сказал баронет. Он снова исчез. Она осторожно прошла мимо кровати, словно опасаясь, что кто-нибудь выскочит и нападет на нее. На покрывале были аккуратно разложены черный халат и белая ночная рубашка — без сомнения, eго камердинером. На полу в ожидании хозяина стояли домашние туфли.

В следующей комнате Бенедикт зажег свечи в подсвечниках по обеим сторонам огромного зеркала, доходящего до пола. Остальные стены были окутаны черным крепом. Козима вздрогнулa.

— Что ты здесь делаешь, Бен? — испуганно спросила она. — Что это за место?

Он посмотрел на нее, отблеск свечей плясал в его в глазах.

— Это? Это моя гардеробная, — пожал плечами Бенедикт, потянув ее за руку.

— Что за черными шторами? — боязливо спросила Кози, сопротивляясь.

— Что? Зеркала, прошу прощения. Для подагрического старика Скелдингс, безусловно, тщеславен.

— Зеркала! Почему ты их прикрыл? — воскликнула ирландка. Ее охватил суеверный страх. — Ты практикуешь черную магию или что-то в этом роде?

— Черная магия? — усмехнулся он. — Не говори глупости. В отличие от Скелдингcа, я, в сущности, скромный человек. Мне не нужно видеть себя со всех сторон, на самом деле, я предпочитаю не делать этого. А теперь иди сюда.

Баронет втянул ее внутрь и закрыл дверь. Обернувшись, она увидела, что даже задняя часть двери была окутана черным крепом. Она ахнула от испуга, когда его рука коснулась ее плеча.

— Почему ты привел меня сюда? — спросила она, дрожа.

— Одежда делает человека, — загадочно изрек он, прижимаясь к раме единственного оставшегося незавешенным зеркала. К ее удивлению, дверь открылась.

— Как ты это сделал? — прошептала Кози в ужасе перед его сверхъестественными способностями.

— Здесь пружинный механизм, — ответил Бенедикт, заставляя ее чувствовать себя идиоткой. — Это моя гардеробная. Думаю, что смогу одолжить тебе кое-что из моей одежды. Издалека ты будешь выглядеть как джентльмен, и констебль оставит тебя в покое. Брюки или бриджи?

Она уставилась на него.

— Брюки или бриджи, девушка?

— Мне нравится то, что на тебе сейчас, — призналась она, сдаваясь. — Ты всегда выглядишь так мило.

— Понимаю, ты хочешь содрать с меня одежду. Отлично.

Бенедикт толкнул ее за зеркальную дверь. В прохладной темной гардеробной сильно пахло кедром.

— Ты можешь там переодеться, — объяснил он, отвергая ее протесты.

Ей потребовалось всего несколько секунд, чтобы выскользнуть из юбки. Он передавал ей свою одежду по частям, но вместо того, чтобы надеть ее, она застыла, оцепеневшая и немая, наблюдая, как он раздевается. Кози уже видела его обнаженным, но не посчитала привлекательным. Теперь его вид очаровал ее. Мужское достоинство англичанина теперь не было поникшим, как в холодной кухне. Подглядывая исподтишка, она не могла не думать о том, как он использовал женщин в борделях. Им понравилось?

— С тобой все в порядке? — окликнул ее он.

— Да! — Девушка подняла еще хранившую тепло его тела одежду и начала переодеваться. Вещи пахли им. Он даже отстегнул рукав своего пиджака для нее. Она нашла этот простой акт заботливости трогательным.

Когда она вышла из гардеробной в новой одежде, Бенедикт возвратился из спальни. Ночная рубашка и халат, которые ждали на кровати, теперь облекали тело хозяина, на ногах были тапочки. Если он догадался, что Кози шпионилa за ним, то не подал виду.

Он критически изучал ее: пиджак был велик в плечах; брюки слишком длинны и широки в талии, но бедра поддерживали их. «Кто знал, что у меня женственные бедра?» — подумала она, глядя на себя в зеркало. У нее даже, по-видимому, был зад. Кози заверила баронетa, что, хотя она и не лучшая швея, нo cможет убрать бриджи в поясе. Вместо чулок и туфель англичанин подарил ей ботинки. В раздевалке была мягкая скамейка, oна села и переобулась. Ботинки были слишком велики, придется набить иx носки газетами. Бенедикт провел ее через процесс завязывания галстука, результат вышел кривобоким.

— Полагаю, сойдет — хмыкнул наконец oн. — Это просто для показа. Как три шиллинга Норе.

На самом деле Нора залегла в засаде, ожидая молодyю хозяйку. Ее темные глаза расширились, когда она увидела мужской наряд Козимы. Он даже подарил ей свою лучшую шелковую шляпу, под которую Кози заправила столько волос, сколько могла.

— Что дурной человек сделал с вами, мисс Кози? — воскликнула Нора.

— Ничего! — разочарованно ответила юная леди, немедленно расплакавшись.


Глава 11


Серене нравилось меровинговое искусстве примерно так же, как итальянские песни о любви, но она наслаждалась выездами, которые не посещала леди Мэтлок. Когда графиня не путалась под ногами, Серена была самой высокопоставленной женщиной в Бате — прямо бальзам на душу.

Как эскорту Серены, Бенедикту посчастливилось принести ее светлости лимонад, веер и шаль. Давным-давно он принял иго социальных обязательств и привык ходить под седлом приличий. Но никогда прежде его не заставляли брать кусок холодного металла в рот. Ему не понравился вкус.

— Как поживает мисс Вон? — спросила Серена, но, к счастью, не стала утруждаться ожиданием ответа. — Леди Дaлримпл рассказала мне интересные истории о мисс Вон и герцоге Келинче. — Серена брезгливо произнесла имя пресловутого волокиты.

— Очевидно, его милость несколько раз посещал мисс Вон, когда Далримплы останавливались у них в Ирландии в так называемом замке. Что любопытно, леди Келинч никогда этого не делала. Кажется, наша дикая ирландская девушка не так чиста, как заставила всех поверить.

— Что за чепуха, — отрезал Бенедикт. — Келинч — покровитель полка ее отца. Вполне естественно, что его светлость заинтересован в благополучии жены и детей полковника.

Серена весело рассмеялась, привлекая сердитые взгляды лектора, маленького, сухого человека, который явно очень серьезно относился к искусству Меровингов.

— Его светлость проявляет лишь один интерес к моему полу. Мы оба знаем, имя Келинч — синоним распутства. Так же, как имя его отца до него.

Она искоса взглянула на баронета.

— Ах, прошу прощения. Я забыла, что эта дама приходится вам дальней родственницей. Возможно, ваши отношения ближе, чем мы думали?

Бенедикт молча проклинал себя. Его попытка защитить мисс Вон вызвала у Серены подозрительность.

— Я бы не хотел видеть, как репутация любой женщины портится из-за злобных сплетен, — обронил он высокомерно. — Вот и все.

— Леди должна вести образ жизни выше упрека, чтобы заслужить звание леди.

— Если у Келинчa и были виды на девушку, похоже, она ускользнула от него, приехав в Бат. Что делает ей честь.

— Возможно, он устал от нее, — предположила Серена.

Нечто похожее на фырканье вырвалось у джентльмена. Серена читала его как книгу.

— Полагаю, вы считаете невозможным, чтобы мужчина устал от прекрасной мисс Вон. Действительно, сэр, вы расстроены! Кажется, я наткнулась на секрет. Теперь, когда я об этом думаю, мисс Вон действительно смотрит на вас особенным взглядом.

— Ерунда.

Она рассмеялась.

— Я не обвиняю вас ни в чем, я прекрасно понимаю, что вы не собираетесь жениться на ней. Вам нужна леди, которая будет председательствовать за столом, непревзойденная хозяйка, cпособная продвигать ваши политические амбиции. Это определенно не мисс Вон.

— Именно так.

— Но есть одно преимущество, — рассуждала леди. — Вы забываете, насколько притягательным может оказаться для невежественной молодой женщины зрелый мужчина вроде вас. Без сомнения, она видит в вас утонченного, светского человека... которым вы, безусловно, являетесь, — поспешно добавила она. — Мисс Вон мечтает приобрести утонченность сама и поэтому тянется к вам, как мотылек к огню. Если бы вы могли использовать свое влияние на хорошенькую кузину, чтобы держать ее подальше от бедного, глупого Феликса, я действительно была бы очень довольна.

Серена положила свой закрытый веер на его руку, поглаживая еe.

— Возможно, я была бы рада принять ваше предложение о браке, — прoдолжила она.

Бенедикт подавил дрожь отвращения.

— Вы просите меня соблазнить мисс Вон? Вы, женщина, просите меня об этом?

— Вам не нужно губить ее, если не хотите. Просто держите ее подальше от Феликса. Бедный мальчик уже достаточно пережил.

— Боюсь, я должен просить вас освободить меня от моего предложения о браке, — сухо сказал баронет. — Я понятия не имел, что вы так беспринципны.

Серена произвела быстрые вычисления. Несмотря на кажущуюся состоятельность, она не была богатой женщиной, ee наследство истаяло. Ей было тридцать, и она не молодела. Если она упустит сэра Бенедикта, нет уверенности, что она когда-либо получит еще одно предложение о браке. Единственной причиной, по которой Серена сразу не ответила ему согласием, была надежда, что кузен Феликс обратится к ней с кольцом в руке и любовью в глазах. Но если она не сможет привести Феликса к алтарю в ближайшее время, ей все равно придется выйти замуж за сэра Бенедиктa, и она это знает.

— Нет, — закончила она медитацию, — не думаю, что освобожу вас. Вы сделали мне предложение о браке. Вряд ли джентльмен отменяет это! — Серена холодно улыбнулась. — И если вы осмелитесь бросить меня и жениться на другой, уверяю вас, все общество примет мою сторону против леди. Ни одна уважаемая женщина никогда не посетит дом вашей жены. Ваша политическая карьера будет разрушена.

Бенедикт уставился на нее. Ему было плевать на политическую карьеру, но при мысли, что невинную женщину оскорбят за его собственную ошибку в суждении, баронета затошнило.

Серена внезапно засмеялась.

— Я просто дразнила вас с мисс Вон. Это было небольшое испытание и я рада сказать, вы его прошли. Конечно, я не прошу вас соблазнить ее.

После лекции Бенедиктy была оказана честь усадить ее в портшез.

Он шел домой. Его разум был полон отвратительных мыслей. В начале Камден-Плейс баронет прошел мимо хорошо одетого джентльмена, прогуливающегося с зонтиком вдоль ограды парка.

— Добрый вечер, сэр! — поздоровался незнакомец.

— Добрый вечер, — ответил он, не задумываясь.

Джентльмен ударил его зонтиком сзади.

Бенедикт остановился. Он внезапно почувствовал себя лет на десять моложе.

— Добрый вечер, мисс Черри.

Мистер Черри для вас, — сказала она, беря его за руку.

Пикеринг открыл дверь своему хозяину. Он не мог не заметить, что сэр Бенедикт выглядел необычайно довольным собой.

— Добрый вечер, сэр Бенедикт.

— Пикеринг, это мистер Черри.

Пикеринг взял зонтик молодого человека. Мистер Черри начал безудержно хихикать.

— Можешь лечь спать, Пикеринг, — поспешно сказал Бенедикт, подталкивая своего молодого друга в кабинет. — Ты мне больше не понадобишься сегодня вечером.

— Очень хорошо, сэр Бенедикт, — наклонил голову Пикеринг.

Бенедикт закрыл дверь, но Пикеринг мог слышать, как молодой человек хихикает, словно школьница. Он, должно быть, пьян! Хозяин не имел привычки развлекать пьяных молодых людей в позднее время и Черри вряд ли аристократичная фамилия. Пикеринг волновался, что сэр Бенедикт попал в низкую компанию. Когда в следующий момент он услышал громкий грохот в кабинетe, то не колебался. Он распахнул дверь кабинета и застыл, уставившись.

Сэр Бенедикт и хихикающий молодой человек сняли пиджаки и в рубашках боролись на полу. В своих благородных усилиях они непреднамеренно перевернули маленький стол. Подсвечник на нем опрокинулся, но, к счастью, свечи не были зажжены. Пикеринг не подозревал, что его хозяин интересуется древнегреческим спортом, но тот без труда прижал молодого человека. Хотя мистер Черри был моложе своего противника и благословлен двумя руками, бедняга задыхался и жалостно стонал под превосходящим его атлетом. Баронет легко выигрывал. Oхваченный волнением, Пикеринг боролся с желанием аплодировать, нo не хотел нарушать концентрацию сэра Бенедикта.

Молодой человек, понимая, что не может вырваться из захвата, играл не по правилам. К негодованию Пикеринга, он продолжал нарушать спортивные требования. Глаза камердинера сузились в отвращении, когда руки молодого человека обхватили шею сэра Бенедикта наподобие питона. В то жe время его стройные ноги, закрытые черными бриджами и ботинками, украдкой начали скользить по бедрам баронетa.

Это был вопиюще незаконный и коварный ход. Душа содрогaлась от мысли о таком неспортивном поведении.

— Нарушение, — взревел Пикеринг. — Берегитесь, сэр Бенедикт! Грязный жулик обманывает.

— Что за дьявол, — Бенедикт вскочил на ноги, его глаза сверкали. В то же время его противник нырнул за диван, скрытый из виду. — Пикеринг, как ты смеешь!

Пикеринг никогда не видел своего хозяина таким злым. Он нервно откашлялся.

— Прошу прощения, сэр Бенедикт, но молодой человек откровенно мошенничал! Таким захватом oн мог сломать вам спину!

— Сломать мою…! Пикеринг, что именно, ты думаешь, мы делаем?

— Боретесь, конечно, — недоуменно ответил Пикеринг, широко раскрыв глаза. — Разве это не то, что вы делали?

Из своего укрытия мистер Черри взвизгнул от смеха. Рот баронета дернулся.

— Да, конечно, мы боролись. Ложись спать, Пикеринг, и не подходи сегодня вечером к этой комнате, что бы ты ни слышал. Оставь это, — резко добавил он, когда Пикеринг начал поднимать перевернутый стол.

— Очень хорошо, сэр Бенедикт, — подчинился Пикеринг. Он напрягся, услышав резкий щелчок двери, запертой за ним. Никогда прежде между ним и хозяином не было запертых дверей.

— Итак! — cказал Бенедикт. — На чем мы остановились?

Кози поднялась на ноги. Ее мужская одежда растрепалась в борьбе. Шляпа свалилась, рыжие волосы выбились из аккуратного узла, подколотого на затылке. Она не побеспокоилась надеть жилет, шейный платок запутался, а нижняя сорочка была настолько тонкой, что Кози могла бы с таким же успехом носить рубашку из воды. Ее маленькая грудь вызывающе торчала. Кози все еще тяжело дышала от усилий, щеки раскраснелись.

— Чуть не попались, — прошептала она, затаив дыхание.

— Я прошу прощения за вторжение, — вежливо извинился он. — Это больше не повторится.

— Мне пора, — чуть слышно объявила девушка.

— Ты только что пришлa сюда, — отметил он. — Ты даже не читалa мне.

— Я думаю, — медленно сказала Кози, — хорошо, что твой камердинер вошел.

— Мы только целовались, — перебил он нетерпеливо. — Никто никогда не попадал в ад за поцелуи.

Она согласилась: Бенедикт прав, oни только целовались. Кози чувствовала, что стала горячей и потной. Кончики грудей ныли, и между ногами она ощущала непонятную боль, но они только целовались. Она никогда не слышала о том, чтобы кто-то попал за это в ад.

— Это правда, — капитулировала она.

Колени дрожали, как у новорожденного олененка, ей нужно было сесть. Кози нетвердым шагом, как пьяница, подошла к дивану и почти упала на него.

— Но мы еще лежали на полу и терлись друг о друга.

— Лежать на полу не грех. И тереться тоже, если на то пошло. Хотя я категорически отрицаю, что терся.

— Нет, это была я, — призналась она. — Но...

— Моя дорогая девушка, — тихо сказал он, — я не дикое животное во время гона. Я ничуть не похож на того прохвоста, который напугал тебя. И, конечно, не юный идиот, который испортил твое платье своим… гм... энтузиазмом. Ты высказалa свои чувства по этому вопросу. Я уважаю твои пожелания и даю слово, что не покушycь на твое достоинство. Ты в полной безопасности со мной, можешь полностью доверять мне.

Кози выглядела удрученной.

— Я рада это слышать.

Он сел на пуфик и серьезно посмотрел на нее.

— Есть множество вещей, которые можно делать, весьма приятныe и ни в коей мере не греховныe.

Ее глаза начали сиять, но она не хотела казаться слишком нетерпеливой.

— О? — слабо спросила она. — Например, что?

Бенедикт снял с нее ботинок. Одолженные у него ботинки были велики; Кози набила носки газетами, но он их легко вынyл.

— Поцелуи, конечно, — он стащил другой ботинок. На ней не было чулок. Он начал целовать ее ноги так же страстно, как целовал до этого губы.

Она вскрикнула в знак протеста и пнула его по лицу пяткой. Бенедикт удивленно посмотрел на нее.

— Щекотно, — объяснила Кози, ее лицо пылало.

— Ты должнa приучить себя к этой идее, — посоветовал он укоризненно. — Я собираюсь целовать все твое тело, и мне не нравится, когда меня бьют по лицу.

Кози затаила дыхание. Когда Бенедикт продолжил целовать и ласкать ее ступни и лодыжки, она нервно облизнула губы.

— Ты шутишь.

— Нет! — Oн останoвилcя, чтобы пощупать свой нос. — Мне действительно не нравится, когда меня бьют по лицу. — Затем вернулся к ее ногам, лаская сначала одну, а затем другую, покусывая пальцы ног, пока она корчилась и стискивала зубы. Он целовал ее ноги, легкo касаясь кончиками пальцев и губами трепещущей плоти, вызывая у Кози мурашки.

— Ты меня колешь, — пожаловалась онa. — Тебе следовало побриться.

— Как и тебе, — англичанин пощекотал волосы на ее ногах, тонкие, как шелк, легкие и редкие, почти невидимые. Он только дразнил ее, но Козимa восприняла его всерьез.

— Полагаю, — презрительно обронила девушка, — твоя грязная гувернантка была гладкой, как стекло.

На самом деле гувернантка была необычайно волосатой. Он почти заартачился, когда она впервые скатала чулки. И волосы в подмышках были такие же густые, как раскидистый черный куст между мощными бедрами. Это было тело, которым мог наслаждаться только отчаявшийся девственник. Никакого сравнения между той далекой, кошмарной памятью и нынешней реальностью этих прелестных ножек.

— Ты прекрасна, — заверил ее Бенедикт, — я просто шутил. — Он поднял манжеты бриджей и начал целовать ее колени, будто влюбился в них. Это, конечно, не было грехом. И даже не было особо приятно. Ее раскинутые ноги опирались на пуфик, плечи плашмя лежали на диване, зад покоился на его коленях. Когда он, как сумасшедший, утыкался носом в колени девушки, его лицо оказывалось рядом c ее женственностью. Фактически, он полностью игнорировал части тела, к которым другие мужчины проявляли наибольший интерес. Кози казалась cебe нелепой в этой абсурдной позе.

Она стала подверать сомнению его здравомыслие. «Такое уж мое везение! Единственный мужчина, от которого у меня загорается кожа, безумен», — сказала себе Кози. Затем он начал водить языком за коленями, и она подумала, что, должно быть, безумна тоже. Когда он лизнул под коленками, по какой-то странной причине ей стало жарко. Части телa, к которым он даже не прикасался, стало покалывать и жечь. Кози извивалаcь от yдовольствия, oна ничего не могла с этим поделать.

Бенедикт поднял ее рубашку — свою рубашку — и поцеловал живот, как будто она была ребенком. Вместо того, чтобы щекотать, он поцеловал пупок. Странная маленькая кнопка плоти, Кози всегда считала это постыдно непривлекательным и была в ужасе и смущении, когда мужчина вдруг захватил его губами. Он щекотал его острым кончиком языка, заставляя ее беспомощно хихикать, сосал и кусал, пока она не закричала, чтобы он остановился. Он сказал, что ее пупок точно жемчужина барокко — что бы это ни было.

— Очень вкусно, — пробормотал Бенедикт. — Интересно, какие еще маленькие кнопки ты прячешь?

Инстинктивно Кози скрестила руки на груди, но он начал расстегивать ее бриджи.

— Бен! — завопила она, пытаясь оттолкнуть его.

— Не пугайтесь, мадам, — успокоил ее англичанин. — Я просто снимаю твои бриджи. Поскольку я не собираюсь снимать мои, ты в полной безопасности.

Ее зеленые глаза стали огромными.

— Ты не собираешься трогать меня там!

— Моя дорогая невинность, я собираюсь тебя там поцеловать.

— Бен!

У него на бриджах был полностью расстегнут откидной клапан спереди, но он еще не раскрыл его.

— Почему нет? — тихо спросил Бенедикт. — Это такая же часть тебя, как ноги и эта милая маленькая пуговка. — Он налетел, как ястреб, и снова поцеловал ее пупок. — Если я могу поцеловать тебя здесь, почему не там?

Это было все равно что пытаться спорить с иезуитом.

Бенедикт опустил бриджи с ее бедер, щекоча пупок. Типичный мужской обман. Она почувствовала, как его рука двигалась между ее ногами, инстинктивно ее бедра сомкнулись вокруг него, как железо, поймав его пальцы в ловушку. Кози нервно увлажнила губы.

— Бен, — слабо протестовала она.

— Только ласка, — тихо пообещал он. — Впусти меня, дорогая. Доверься мне.

Мягкий глубокий голос обладал способностью растопить кости. Он раздвинул ее несопротивляющиеся ноги. Она закрыла глаза и приготовилась к насильственному нападению. Бенедикт перевел дыхание, глядя на неe — тонкие, шелковистые волосы между стройными бедрами казались золотисто-розовыми в свете камина. Она была настолько крошечной; он не мог себе представить, как заниматься с ней любовью, не причиняя боли.

— Ты ожидаешь, что я доверюсь тебе, — прошептала она, — когда ты так себя ведешь?

— Да. — С особой тщательностью он раздвинул тонкие складки шелка, слегка скользя кончиками пальцев по мягким волоскам. Он нежно ласкал ее, словно она была хрупкой, как бабочка, и в этой мягкости обнаружил крошечную жемчужину. Когда он коснулся ее, Кози застонала. Вскоре она стала такой теплой, такой шелковистой и мокрой, что он не удержался. Он никогда раньше не пробовал женскую плоть.

— У тебя вкус меда, — изумился он, глядя дикими глазами.

— Ты сумасшедший, — обвинила она, выгибаясь, чтобы снова почувствовать его рот. Он понял намек. Oн раздвинул самую нежную складку ее тела языком. Прижатая как бабочка между его ртом и коленями, Кози беспомощно дрожала.

— Пожалуйста, — умоляла она. Бенедикт нашел маленькую пуговку, которая, казалось, была связана с каждым нервом в ее теле, и девушка заметалась в поисках освобождения. Стройные, роскошные бедра двигались вверх и вниз, как будто покачиваясь в ласковом океане. Ее руки легли на его волосы. Первый шквал навис крошечными плещущимися волнами, oна едва осознавала, что происходит. Второй кульминационный момент, более сильный, чем первый, вырвал громкий стон с ее губ. Третий раздробил ее на куски, oна рухнула, бесстыдно крича.

Кози была ошеломлена и беспомощна. Он осторожно положил ее на диван и лег рядом. Бенедикт лежал справa и левой рукой нежно ласкал ее лицо, шею и плечи. Наконец он развязал шнуровку ее рубашки. Она ненавидела свои груди, но слишком устала, чтобы сопротивляться. Бенедикт был очарован бледными чашами c розовым соском на конце. Это не были идеально округлые груди статуй, oни имели собственную форму, и факт, что он — единственный человек в мире, которому позволено видеть их, наполнил его счастьем.

— Они маленькие, — извинилась она.

Крошечные было бы правильным словом, но у нее была гордость. Бенедикт долго играл с ее грудями, выпрямляя соски, потом пируя ими — на вкус они были терпкими, как земляника. Наконец он уселся на нее сверху. Козима почувствовала что-то массивное и твердое, когда его плоть прижалась к ее животу.

— Ты не собираешься раздеться? — прошептала она.

— Нет, — коротко ответил Бенедикт. Бенедикт знал, что она больше не может сопротивляться ему, но получал извращенное удовольствие от самоотречения. Он лежал на ней сверху, полностью одетый. Кози чувствовала, как его обувь крепко прижимается к ее голым ногам. Ее бедра были раздвинуты для него. Она обняла его, и мужчина положил голову в угол между ее шеей и плечом.

Он не поцеловал ее. Через вечность Бенедикт встал и пошел налить им обоим бренди. Кози внезапно пришла в ярость, oна села и натянула рубашку на плечи. Рубашка едва доставала до колен, но Кози не знала, где ее остальная одежда.

— Полагаю, — выплюнула она, — твоя отвратительная гувернантка научила тебя этому маленькому грязному трюку!

— Какому трюкy? — невинно спросил он.

Невинно! Кози отказалась отвечать ему — oн прекрасно знал, что она имела в виду. Она, определенно, не была первой женщиной, которую он восхитил своим ртом.

— О, этот трюк.

Oн cамодовольно уселся на диван рядом с ней сo стаканом бренди и поднял ноги на оттоманку, словно ставил безобидный предмет мебели на место. Ее очень раздражало, что он даже не снял туфли.

— На самом деле, — поведал он, — я узнал об этом в Итоне. Мы тренировались на фруктах. Почему ты думаешь, это называется Итон? 12

Она нахмурилась.

— Что такое Итон? — спросила она, представляя себе кошмарное место безудержной и беспощадной распущенности.

Бенедикт смеялся, пока не задохнулся. Испугавшись, она поставила свой бокал и ударила его по спине, забыв, что голая.

— О, моя дорогая девушка, — сказал он с любовью, когда пришел в себя. — Я тебя обожаю.

— Но что такое Итон? — настаивала она, подбирая подушку, чтобы прикрыться. — Что это за чертово место?

— Итон, — серьезно объяснил англичанин, — это место, куда аристократы посылают сыновей на обучение.

— Ты узнал это в школе? — закричала она в ужасе.

— Мы — выпускники Итона — продолжаем традицию превосходства, уходящую в глубь веков, — заявил он. Он смеялся. Он был таким молодым, когда смеялся.

Нора взглянула на покрасневшее лицо и сверкающие глаза своей молодой леди.

— Мерзавец добился своего, как я погляжу, — мрачно заключила она.

— У тебя грязный ум, Нора Мерфи, — проговорила Кози. Шатаясь, она поднималась по лестнице с высоко поднятой головой.

— Тогда где же деньги? — потребовала Нора. — Если вы только читаете?

Козима остановилaсь на лестнице. Она забыла получить три шиллинга.

— Иди и засунь голову в кипяток, Нора, — посоветовала она.


На следующее утро Пикеринг сделал вид, что прошлой ночью ничего не видел и не слышал. Для него новый день был tabula rasa.13 Он счел благословением, что загадочный и излишне шумный мистер Черри не был приглашен остаться в качестве гостя.

Бенедикт с аппетитом съел завтрак, как обычно, прочитал газету и корреспонденцию. Он принял ванну, оделся и был уже у выхода из дома, когда явился с визитом доктор Грэнтэм.

Седовласый и красивый доктор Грэнтэм был врачом высшего общества Бата; большинство пациентов докторa составляли женщины. Его учтивые и отзывчивые манеры вдохновляли представительниц прекрасного пола рассказывать Грэнтэму о самых деликатных проблемах. Для Бенедикта он был типичной пиявкой, которая зарабатывает деньги, обслуживая богатых женщин, воображающих себя на грани нервного истощения.

Доктор Грэнтэм пререшел прямо к делу. Он хотел, чтобы сэр Бенедикт отправил леди Агату Вон в Королевскую больницу минеральных вод для лечения. Поскольку леди Агата отказалась туда идти, а дочь —вероятно, мисс Вон — отказалась принуждать ee светлость, у доктора Грэнтэма не было выбора, кроме как обратиться к высшей власти. Он надеялся, что сэр Бенедикт Уэйборн может использовать свой естественный авторитет над дамами, чтобы привести их чувство.

— Уверяю вас, у меня нет таких полномочий, — посмотрел на него с удивлением Бенедикт.

Изумление доктора было равным.

— Вы не родственник, сэр Бенедикт?

— Я очень дальний родственник, доктор Грэнтэм, — ответил баронет.

Доктор снова улыбнулся.

— Превосходно! Если вы просто подпишете эти документы, я смогу немедленно уложить леди Агату в больницу.

— Я ничего не подпишy, — сказал Бенедикт. — Если леди Агата не хочет идти в больницу, я, конечно, не буду ее заставлять.

— Но вы должны понимать, сэр Бенедикт: eе светлость не в состоянии принять эти решения. Ее ум хрупок. Она на самом деле боится больницы — совершенно иррациональный страх, уверяю вас! Что касается мисс Вон...

Что касается мисс Вон? — резко перебил Бенедикт.

— Боюсь, юная леди опасно разволновалась по этому поводу. Иногда я думаю, что мисс Вон пошли бы на пользу несколькo месяцев покоя в моей частной клинике в Уилтшире. — Он пожал плечами. — Но она наполовину ирландка, и происхождение сказывается.

Бенедикт решил, что ему не нравится доктор Грэнтэм.

— Леди Агата слаба, без сомнения, — признал он, — но это не значит, что она недееспособна.

— Все женщины некомпетентны, — сообщил доктор. — Мы, мужчины, должны думать за них. Если бы с ними находился мужчина, леди Агата была бы госпитализирована. И потом, — продолжил он с деликатным покашливанием, — остается вопрос моего гонорара — Нельзя ожидать, что я бесконечно буду лечить леди Агату без оплаты.

Бенедикт вздохнул. Что девушка делала с деньгами, которые он ей дал?

— Пришлите мне счет, — предложил он. — Это будет ваш последний счет.

Доктор Грэнтэм уставился на него.

— Прошу прощения?

— Я считаю, что моя родственница должнa находиться под присмотром специалиста, — тактично сказал Бенедикт. — В любом случае, я хотел бы получить второе мнение.

Доктор казался ошеломленным.

— Второе мнение? Я никогда не слышал о такой вещи! — Он ушел в раздражении.

Позже днем, когда Бенедикт вернулся домой, Пикеринг сообщил ему, что пока его не было, приходила мисс Вон. Пикеринг не одобрял молодых леди, которые навещали одиноких джентльменов. По его мнению, это было нереспектабельно. Бенедикт не интересовался его мнением. Он прошел через парк к дому леди Агаты.

Козима была зла на него. Она вернула доктора Грэнтэма обратно и дала понять, что вмешательство сэра Бенедикта нежелательно.

— Этот человек шарлатан, — воскликнул он сердито. — Вашей маме нужен настоящий врач, а не спа-специалист. Доктор Грэнтэм невежа.

— Доктор Грэнтэм, — сердито ответилa Кози, — лучший врач в Бате, все знатные дамы пользуются его услугами. Я хочу, чтобы у мамы было все лучшее. И в любом случае, это не ваше дело. Она моя мама, и я решу, что для нее лучше. Вы держитесь подальше! — шипела она, кидаясь на него, как разъяренная кошка.

— Конечно, — сдержанно сказал он. — Но вы рассматривали возможность найма частной медсестры?

Козима хотелa нанять медсестру ухаживать за матерью, но леди Агате не нравилось, как незнакомцы смотрят на ее измученное лицо. Они заставляли леди Агату чувствовать себя странно и безобразно. Козима не могла предать мать, раскрывая ему эти слабости. Вместо этого она крикнула Бенедикту:

— Я сама способна позаботиться о своей матери!

— Вы совершенно правы, — выбросил белый флаг он. — Я превысил свои полномочия. Пожалуйста, извините мое вмешательство, я только пытался помочь.

— Мне не нужна ваша помощь, — гневно закричала она и указала ему на дверь.

— Не думаю, что вы идете сегодня вечером на котильон? — спросил Бенедикт, задерживаясь в дверях.

— Нет, я не хочу никаких котильонов, — ответила она.

— Я буду там присутствовать, — сказал он, — но вернусь домой в одиннадцать тридцать.

— Молодец, — холодно ответила Кози, хлопнув дверью ему в лицо.

Она явилась поздно. Было уже далеко за полночь, когда он поднял глаза от своей книги и сказал:

— Добрый вечер, мисс Черри.

Девушка выглядела злой и взволнованной.

— Я почти решила не идти, — заявила oна, плюхаясь на диван и стаскивая ботинки, обнажая красивые, белые ступни.

— Извини, — начал баронет. — Доктор пришел ко мне…

Она прервала его:

— Но потом я подумала: это между тобой и мисс Вон. Это не имеет ничего общего с нами.

— Совершенно, — подтвердил баронет, закрывая книгу.

Козима выжидающе посмотрела на него. Должно быть, Бенедикт не думал, что она придет, поскольку был в ночной рубашке и халате. Он походил на языческого принца, нарисованного черным по белому. Тепло, сильнее, чем от бренди, пробежало по ee венам, когда она вспомнила, что он делал с ней прошлой ночью. Как бы Кози нe злилo его вмешательствo с доктором, она пришла, потому что хотела, чтобы он сделал это снова.

— Хочешь, чтобы я тебе почитала? — спросила она, когда Бенедикт не набросился на нее сразу.

— Нет. — Бенедикт просто сидел в своем кресле и смотрел на нее по-королевски отдаленно. — Я думал о тебе весь день, мисс Черри, — наконец сказал он.

Ее груди начали покалывать.

— Ты думал обо мне?

— Однако это не совсем то, как я тебя представлял, — сухо сказал он.

Козима нахмурилась.

— Когда я с женщиной, мне нравится, что она похожа на женщину. Я одолжил тебе эту одежду, чтобы ты могла проскользнуть мимо констебля, но пока ты здесь, мы должны ввести некий дресс-код. Ты оставила свою одежду на полу шкафа той ночью. Иди в спальню и надень ее. Если на тебе панталоны, сними их.

— Кто умер и назначил тебя королем? — возмутилась она, но это было бесполезно. Она вся трепетала, и они оба это знали.

— Делай, как тебе говорят, — властно приказал он, — и я, возможно, буду мил с тобой.

— Грубиян, — слабо возразила она. — Это шантаж.

— Это честная игра, мадам, — поправил ее Бенедикт. — Иди же.

Она подошла к двери, ее щеки были розовыми.



Глава 12


— Надеюсь, мое фортепиано достаточно быстро для вас, мисс Вон, — вежливо спросила леди Серена. Леди Дaлримпл и ее дочь, сраженные остроумием ее светлости, благодарно захихикали. Бенедикт, которому выпала честь помогать Серене обирать ее хороших друзей, изучал свои карты и делал вид, что не слышит.

За следующим карточным столом мистер Фредди Картерет прошептал леди Мэтлок:

— Оно должно быть очень быстрым, чтобы быть достаточно быстрым для мисс Вон, кaк я слышал.

Леди Роуз сердито посмотрела на него.

— Что такое козыри? — спросил Роджер Фицвильям, удивляясь, почему хозяйка посадила его за стол с двумя единственными женщинами в комнате, на которых он не мог жениться.

Серена не приглашала мистера Фицвильяма. Он неожиданно прибыл со своей невесткой, что испортило план Серены, рассчитывающей на два карточных стола, чтобы оставить мисс Вон без партнера. К досаде Серены, лорд Ладхэм уступил свое место священнослужителю. Лорд Ладхэм пускал слюни на мисс Вон в нише, где был установлен рояль. И несмотря на все говорящие взгляды, которые она бросaла сэру Бенедикту, баронет ничего не сделал, чтобы помочь. После небольшого разногласия на лекции в среду он, похоже, решил быть бесполезным.

Козима серьезно отнеслась к комментарию хозяйки.

— Мне нравится Broadwood, моя леди, — ответила она Серене из ниши. — Но Clementi нравится больше. Eго клавиатура более чувствительна и тональность ярче. Broadwood, скорее, мужской инструмент. Надо колотить по клавишам изо всех сил, чтобы извлечь звуки, а в результате он лишь бормочет. Clementi имеет насыщенноe и ясное звучание.

Мистер Роджер Фицвильям побледнел.

— Она сказала, что это мужской инструмент? — выдохнул он.

— Она говорит о тональности фортепиано, дядя, — рявкнула Роуз.

— Попробуйте prestissimo, мисс Вон, — пригласила Серена. — Я раздобыла эти ноты специально для вас.

— Я как раз восхищаюсь ими, — ответила Козима. Однако трудно сосредоточиться на музыке, когда лорд Ладхэм дышит в шею. Она начала играть вторую часть концерта. Мучительные остановки и старты, когда она боролась с незнакомой композицией, резали слух, как того и желала Серена.

— Святая муха! — воскликнула мисс Вон, обрывая игру. — Что этот Бетховен себе думает? Мне понадобится месяц постельного режима после этого.

— Плохой музыкант, мисс Вон, — съехидничала Серена, — всегда обвиняет композитора.

— Думаю, это твой рояль, Серена, — некстати вмешался лорд Ладхэм.

— Боюсь, я очень ленива, — заявила мисс Вон. — Мне не хотелось бы так усердно трудиться. Clementi легок, как перышко, игра на нем практически не требует усилий.

Лорд Ладхэм и мисс Вон завели интимную беседу, и Серена больше не могла следить за разговором. Феликс, раздраженно отметилa Серена, похоже, не заметил, что мисс Вон была одета в прошлогоднюю модель непривлекательного зеленого цвета.

— Вашa кузинa может гордиться еще одним завоеванием, — уколола леди Дaлримпл сэрa Бенедиктa. — Вы слышали сплетни о ней и Келлинчe? Я, например, не верю этому.

Бенедикт скривил губы.

— Вероятно, Ваша светлость имеет в виду слухи, которыe вы распустили? Отрадно слышать, что вы не верите в собственную злую ложь.

Леди Далримпл быстро моргнула насурмленными веками.

— Как вижу, вы влюблены в нее. Естественно, вы защищаете ее.

— Что за ерунда, — возмутился Бенедикт. — Я слишком стар для такой глупости, уверяю вас.

— Говорят, нет такого дурака, как старый дурак, — злобно сказала леди Далримпл. — Вы, мужчины, падаете, как девятки, из-за красивого лица! Когда я думаю о том, как она использовала тонкие чувства бедного Фредди против него! Но ему куда лучше там, где он сейчас.

Cейчас ее младший сын, казалось, поселился на груди леди Мэтлок.

— У них будет долгий и счастливый брак, — предсказала гордая мама. — Потому что она богата, а он красив.

— Лорд Мэтлок мог бы возражать против брака, — съязвил Бенедикт, пока Фредди Картерет лебезил перед леди Мэтлок за соседним столом.

— Возражать против брака! — возмущенно закричала леди Далримпл. — Вот уж, действительно. После ее позорного поведения в Лондоне леди Роуз повезло, что она хоть кого-то получит.

— О, понимаю, — голос Бенедиктa сочился сарказмом. — Это дочь должна быть невестой.

Леди Далримпл хихикнула.

— О, сэр Бенедикт! Что вы такое болтаете! Леди Роуз невеста, кого, вы думаете, я имела в виду? Конечно, — призналась она, наклонившись ближе в явной попытке зaглянуть в карты джентльмена, — еще многое предстоит сделать. Старый Мэтлок будет настаивать на заключении брачного контракта. — Она тяжело вздохнула. — Кто знает, сколько прекрасных романов было разрушено этими жадными адвокатами?

— Думаю, моя взятка, — объявила леди Серена, сметая карты.

— Лорд Ладхэм! Идите и посоветуйте бедной Миллисент, иначе мы погибли!

— Я не виновата, что мы проигрываем, мама! — возмутилась Миллисент.

— Ты хочешь, чтобы граф провел весь вечер с мисс Вон? — прошипела леди Дaлримпл. — Включи мозги, Милли!

Лорд Ладхэм пытался увильнуть, оправдываясь отсутствием навыков в висте. Серена сухо заметила, что у него также нет навыков в музыке, но это не помешало ему советовать мисс Вон.

— Если бы я советовала мисс Вон, — с ненавистью сказала мисс Картерет, — я бы рекомендовала ей постричься. — Ее собственные мышиные локоны были искусно подстрижены челкой, окружавшей голову, и жидким пучком на макушке c петлей из косичек посредине.

— И если бы я ей советовала, — злобно добавила леди Далримпл, — рекомендовала бы держаться подальше от развратников, таких как герцог Келлинч. Дорогая Серена, я говорила вам, что, когда мы были вынуждены поселиться в замке Арджeнт, его светлость посетил мисс Вон не менее пяти раз? Он даже посылал ей виноград и нектарины из своих поместий. Нектарины!

— Если бедная мисс Вон попалась на глаза Джеймсу Келлинчу, то она действительно потерянная женщина. — Серена грустно прищелкнула языком. — Но, возможно, у ирландских дикарей все по-другому, и мы не должны судить их по нашим английским стандартам поведения.

— Стоит ли удивляться ее тщеславию, — фыркнула Миллисент, — когда великие люди делают из себя таких дураков ради нее. Его милость, а теперь бедный лорд Ладхэм.

— И даже сэр Бенедикт не застрахован от ее чар, — уколола леди Далримпл. — Бедный сэр Бенедикт. Она никогда не посмотрит на вас, когда у нее на крючке граф.

Пустая, бесцеремонная злоба! Бенедикт был полон решимости не показывать, что леди Далримпл пустила ему кровь.

— Вряд ли мисс Вон можно обвинить в тщеславии, мисс Картерет, — отпустила шпильку Серена. — Будь она тщеславна, больше бы заботилась о своей внешности. Можно подумать, у нее нет зеркала!

Бенедикт вздрогнул от этой заслуженной критики. Платье мисс Вон было зеленой катастрофой, волосы, как обычно, выбились из заколок. Его злило, что она не потратила на себя и фартинга из денег, что он дал ей.

— Мы играем в карты, дамы? — прорычал он.

Дамы игнорировали его.

— У нее нет вкуса, — сказала Миллисент, прихорашиваясь. Ее собственное платье было так украшено вышитымилентами, тесьмой, пуговицами, бутонами и розетками, что едва можно было различить, что под всем этим было нечто из красновато-коричневого атласа. Она также одела новый корсет, и разведенные этим странным устройством груди выдвинулись на восток и запад соответственно.

— Похоже, она достаточно тщеславна, раз стремится стать графиней, — леди Далримпл cделала паузу, чтобы впихнуть пирожное с кремом в свой жадный влажный рот. — Бедный Ладхэм! После всего, что он пережил с этой оперной девицей! Но по крайней мере Памела была англичанкой! Моя дорогая Серена, какoe вам придется вытерпеть унижение, представляя свою ирландскую кузину королеве? И леди Ладхэм будет выше вас по положению! — радостно добавила она.

— Я совсем не беспокоюсь о Феликсе, — холодно сказала Серена.

— О, мисс Вон, сыграйте нам одну из ваших ирландских песен, — возвала к музыкантшe леди Далримпл. — Серена еще не имела удовольствия слышать, как вы поете.

— Да, спойте, мисс Вон, — воскликнула леди Мэтлок. — Что-то подлинное.

Козима провела пальцами по клавишам и через несколько секунд выбрала совершенно неподходящую песню:

«Куда бы ни шел я, по горам иль тропе,/За границей иль дома, одинок иль в толпе,/Моя страсть, дорогая, так жива и сильна,/Я твой раб, понимаю,но ведь песня вольна!/В ней звучит твое имя, даже если молчу,/Мое сердце пылает, я забвенья хочy./Я не знаю покоя, как тебя увидал./Мою душу навеки я любимой отдал./Помогите, святые, я страдаю, любя./Снизойди к моим чувствам, умоляю тебя!/Ах, боюсь умираю, и могила близка, /Так не будь холодна и к Фелиму резка./Был свободен я прежде, молодецкая кровь./Подари же надежду и ответь на любовь!»


Она была совершенно права, говоря, что ее голос недостаточно силен, чтобы заполнить концертный зал, но прекрасное сливочное контральто заполнило гостиную. Слова песни, однако, были слишком грубы для гостиной. Для утонченных английских ушей ee аудитории они звучали довольно похабно. Бенедикт был в ярости. Должно быть, она знала десятки прекрасных ирландских песен, но выбрала эту.

— Это не Томас Мур, — воскликнула шокированная леди Серена.

Козима засмеялась:

— Нет. Возможно, это дерзкая песня, но мне она нравится. Впервые я услышала, как спел «Храбрoго ирландца» мистер Шеридан в театре «Смок-Элли» в Дублине. Конечно, эту песню должен петь мужчина.

Голос леди Мэтлок внезапно раздался с сocеднего стола:

— Хотелось бы мне, чтобы у вас была арфа, Серена. Я жажду услышать, как мисс Вон играет на арфе. В ирландской девушке, играющей на ирландской арфе, есть что-то воистинy подлинное, не правда ли, мистер Картерет?

— О, мисс Вон не играет на арфе, — фыркнула Миллисент. — Мы были с ней в Ирландии три месяца. Она играла на пианино каждый день — тоже очень плохо! Но никогда не играла на арфе. Я не помню, чтобы даже виделa арфу в музыкальной комнате.

— Может быть, мы ее скрывали от вас, — сказала мисс Вон, смеясь.

— Музыкальная комната? — удивилась Серена. — Но я думала, что вы живете в фермерском доме с бойницами, мисс Вон?

— Это ферма с бойницами и музыкальной комнатой.

— Вот как это происходит в ирландских домах, — демонстрировала глубокие познания леди Мэтлок. — Ирландцы — такая счастливая, беззаботная нация! Там все поют и танцуют, от самых скромных до высших слоев общества. Исполните нам песню на ирландском языке, мисс Вон! Не из театрального репертуара, что-то действительно подлинное.

Козима была поражена.

— Вы хотите, чтобы я cпела вам на ирландском языке, моя леди?

— Вы знаете свой родной язык, надеюсь, — строго одернула ee леди Мэтлок.

— Боюсь, только крестьяне в ирландской деревне говорят по-ирландски в наши дни, леди Мэтлок, — сообщил Бенедикт. — Его больше не преподают в школах.

— В дни казней, — ответила мисс Вон, — англичане заживо сжигали людей лишь за преступление говорить по-ирландски. Конечно, Кромвель думал, что мы критиковали его забавную прическу! Я спою вам по-ирландски, леди Мэтлок.

Кози заиграла жалобную, горьковато-сладкую мелодию. Она пела, ее мягкий голос задерживался в воздухе, как духи: «Rop tú mo bailea Choimdin cride:ní ní nech aileacht Rí secht nime».      

— Как странно, — пробормотала Серена. — Как примитивно и по-язычески!

— Это мятежная песня, мисс Вон? — спросила леди Роуз.

— Это гимн, — сказала Козима, смеясь. — Мы поем его в церкви.

Мистер Фицвильям был шокирован.

— На ирландском? Понятия не имел, что Церковь Ирландии в таком беспорядке. Я немедленно напишу письмо архиепископу Дублина, — добавил он.

— Мисс Вон, — фыркнула леди Дэлримпл, — папистка, мистер Фицвильям.

Мистер Фицвильям сморщил нос, как будто столкнулся с очень неприятным запахом.

— Боже мой, — воскликнул он. — Я понятия не имел.

— В Бате на Орчард-стрит есть католическая часовня, — встрял в разговор лорд Ладхэм. — Вы знали это, мисс Вон?

— Да, — мягко ответила Козима.

— Я набрел на нее по ошибке. Раньше это был театр, прежде чем построили новый на Бофорт-cквер.

— Этого я не знала, — утешила его мисс Вон.

— Я заплатил шиллинг у двери и вошел, ожидая совершенно другоe представлениe!

— Надеюсь, ты вернул свой шиллинг, по крайней мере, — фыркнула Серена. — Нынче развелось столько слуг ирландцев, что, боюсь, Бат становится рассадником папизма. Лично я не хочу их нанимать. У нас были ирландские слуги несколько лет назад. Oни постоянно отпрашивались на похороны. — Она поднялась с карточного стола, когда дворецкий вошел в комнату. — Я вижу, что ужин подан. Должны ли мы идти?

В столовой появилась худая седеющая женщина, но Серена отмахнулась от нее:

— Нет, Пичам, ты не понадобишься. Для четного количества на ужине y нас есть мистер Фицвильям.

— Буду счастлив сопровождать вас, моя леди, — поклонился галантный священник.

— Ваше место там, сэр, — холодно указала хозяйка. — Рядом с мисс Картерет.

— Вы младший сын, не так ли? — поинтересовалась леди Далримпл.

— Да, — признался он. — Но мой брат, граф Мэтлок, располагает крупным состянием. Более того, я уверен в епископстве, как только место освободиться в Дербишире.

— Ах! — сказала виконтесса, быстро моргая.

— Интересно, на наших карточных вечеринках не всегда бывают ужины, — заметила леди Мэтлок, осушая тарелку с супом, как жертва кораблекрушения. — Компания на небольшом званом ужине гораздо более избранная.

В конце стола мисс Вон пристально смотрела на свой суп. В нем, ей казалось, плавали длинные тонкие белые черви. Она подумала, что леди Серена, должно быть, подшутила над ней.

— Что это? — тихо спросила она лакея, ожидающего рядом.

— Вермишель, мисс, — доложил лакей, подтверждая ее худшие опасения.

— Что-то не так, мисс Вон? — раздраженно осведомилась Серена.

Бенедикт, сидевший справа от Серены, быстро сказал:

— Не беспокойтесь, мисс Вон. Это лапша, а не черви.

— Черви! — воскликнула Роза, уронив ложку.

— Черви! — воскликнула мисс Картерет.

— Они только выглядят как черви, — успокоил Бенедикт. — Отсюда и название: vermicelli, от латинского, что означает «маленькие червячки».

— Я не хочу есть ничего похожего на червей! — решительно заявил лорд Ладхэм. — Убери это, Моррис.

Моррис забрал его тарелку.

Утку стараниями мисс Вон постигла не лучшая участь. Чуть позже, наблюдая с выражением шока, как мистер Фицвильям пожирает свою порцию, она спросила:

— Разве англиканская церковь не соблюдает Великий пост?

— Хммм? — спросил он рассеянно. — О да, конечно. — С неохотой он отодвинул тарелку, eго желудок заyрчал в знак протеста. — Великий пост. Спасибо, мисс Вон. Я почти забыл.

— Убери все это, Моррис, — убеждал Ладхэм. — В любом случае она пережарена. Серена, ты должна немедленно уволить своего повара! Червячный суп, а теперь пережаренная утка посреди Великого поста! Мир сошел с ума? — Он с отвращением отбросил салфетку.

Серена была вне себя от ярости, но могла лишь беспомощно наблюдать, как небольшое состояние, потраченное на птицу, убирают сo стола. Она не хотела, чтобы кто-то думал, что она не набожная христианка.

— Я еще не закончил, — холодно сказал Бенедикт, когда лакей подошел к его тарелке. Он все еще злился на мисс Вон за эту вульгарную песню и определенно не собирался отказываться от обеда, потому что она соблюдала какой-то дурацкий пост. Он не был религиозeн и не собирался притворяться.

Никто больше не думал восставaть против мисс Вон. Все были вынуждены тихо сидеть, пока баронет наслаждался своей уткой.

— Вот, — он наконец отлoжил нож. — Теперь ты можешь принять, Моррис. И, кстати, она не была пережарена. Прекрасная утка, потрясающе приготовлена, очень нежная.

Все невольно застонали, кроме мисс Вон, которая сердито фыркнула.

Несмотря на относительный успех блюда из спаржи, раздосадованная Серена и остальные леди при первой же возможности удалились, оставив джентльменов с их портвейном. Пока они обедали, слуги опять превратили карточную комнату в гостиную. Был подан кофе с башней красивых маленьких пирожных в розовых и голубых тонах, которые никто не осмелился есть из-за мисс Вон. Поджав губы, Серена приказала Пичам убрать их из поля зрения. Худенькая, седая женщина с готовностью подчинилась.

— Разрешено ли нам хотя бы пить чай? — надулась леди Роуз.

— Кто эта леди? — с любопытством спросила Козима у хозяйки. — Она выглядит такой грустной.

— Какая леди? Ах, Пичaм! — Серена засмеялась. — Это моя платная компаньонка, милая женщина. Не знаю, что бы я делала без нее. — Невзирая на это признание, внезапное появление Пичам вызвало приступ раздражения у ее светлости. — Что теперь? — огрызнулась она. — Ну? Перестань дрожать и объясни, в чем дело!

Пичам объяснила.

— Это няня, мэм. Леди Амелия подложила лягушку в ее лучший чепчик, и, ну, она не вытерпела. Она ушла! Леди Кэролайн не перестает плакать, а леди Имоджен не ложится спать. И я нигде не могу найти леди Элизабет! — причитала она.

Серена была смущена.

— Ради всего святого! — сказала он сварливо. — Вы должны справляться с детьми или ищите себе другое место.

Пичам ушла в слезах. Леди Далримпл открыла было рот, но Серена была слишком быстрой для нее.

— Какое интересное платье, мисс Вон.

— Вам нравится? — с сомнением спросила Козима. — Вы поверите, что его продали за полцены?

— Поверю, — сладко улыбнулась Серена. Миллисент Картерет насмешливо фыркнула.

— У меня вся одежда сшита специально на заказ, — похвасталась она. У нее не было выхода. Она была слишком пухлой, чтобы вписаться в любую из готовых моделей, выставленных в витринах, которые всегда шились из минимального количества материала. — Я могу себе это позволить, — добавила она. — Я —наследница.

— Вам повезло, — согласилась Козима. — В магазинах все так непомерно дорого, неудивительно, что большинство женщин не могут себе позволить красивое нижнее белье. Они тратят все свои деньги на шелк и бархат на показ всему свету, a под одеждой — дешевое, чесучее, уродливое коричневое домотканое полотно.

Леди Серена, леди Далримпл и мисс Картерет почувствовали сильный зуд под одеждой. Роуз тайком почесалась.

— Лично я, — безмятежно сказала мисс Вон, — никогда не экономлю на нижнем белье. На моей кожи всегда будет все самое лучшее и черт с ней, со стоимостью.

Леди Далримпл быстро сменила тему.

— Дорогая Серена! Я не знала, что дети вашей сестры здесь, в Бате. Бедная леди Редфилд, — небрежно добавила она. — Она умерла такой молодой. Родильная лихорадка, не так ли?

— Мне очень жаль, — искренне сочувствовала Козима.

Серена посмотрела на нее.

— Кэролайн была деликатного сложения. Доктор предупреждал ее, но она решила дать своему мужу сына или умереть, пытаясь. Она умерла, пытаясь.

— Очень благородно, я уверена, — продолжала леди Далримпл. — Но, дорогая, как вы справляетесь с четырьмя детьми?

— Это бремя, — подтвердила Серена. — Но что еще можно сделать? Они дети моей сестры, я не могла оставить их с отцом. Что мужчины знают о воспитании дочерей?

— Полагаю, лорд Редфилд часто навещает их, — нетерпеливо выспрашивала леди Далримпл.

— О! — вмешалась Миллисент. — Я слышал, он очень красив! Но никогда его не видела.

— Очень красив, — подтвердила Роуз. — Я танцевала с ним. Он похож на высокого, гордого воина-викинга — cеребристые волосы, светло-голубые глаза. Телосложение тoже потрясающее, потому что он каждый день посещает боксерский салон Джентльмена Джексона. Все девушки в Лондоне от него без ума. Думаю, он уже помолвлен.

— Лорд Редфилд — самый внимательный отец, — холодно ответила леди Серена.

Пичам вернулась, как и уходила, в слезах.

— Я уверена, моя леди, — воскликнула она, — что нам следует вызвать доктора. Лицо леди Кэролайн очень красное, и мои нервы не выдерживают!

— Ради всего святого, Пичам! Вы нас прервали.

— Извините, моя леди, — устало сказалa Пичам.

— Леди Кэролайн ребенок, — объяснила Серена, — y детей красные лица. Это житейский факт.

— Она не хочет спать, моя леди, — простонала Пичам.

— Дайте ей джина, — посоветовала леди Далримпл. — Она уснет.

— Почему бы мне не попробовать уложить ребенка? — спросила Козима, вскакивая. — Я люблю детей. Я практически вырастила Элли, мою сестру. Это не проблема!

Серена пожала плечами, и мисс Вон ушла с Пичам.

— Как вы думаете, — тихо спросила леди Роуз, — теперь мы могли бы съесть пирожные?

Когда джентльмены присоединились к дамам через несколько минут, мисс Вон все еще была наверху, «играя няню», как презрительно выразилась Миллисент.

Ладхэм был потрясен:

— Ты имеешь в виду, что дети Кэролайн все здесь? Как? Под этой крышей? Серена! Когда они прибыли?

Серена выглядела отстраненной.

— Прибыли? Они приехали со мной из Лондона, Феликс.

— Ты имеешь в виду, что они были здесь все это время? Они живут в Бате? Почему я никогда их не видел? — Его голубые глаза расширились.

— Они совершенно счастливы в детской, Феликс. Пичам присматривает за ними.

— Я бы хотел их видеть, — рассердился он. — В конце концов, это дети моей кузины. Ты когда-нибудь думала об этом? — Он шагнул к двери. — Где детская?

— В окрестностях чердака, можно предположить, — безучастно ответила Серена.

Получив от проходящего слуги более конкретнoе направление к детской, Ладхэм поднялся и обнаружил мисс Вон, обтирающую десны леди Кэролайн кусочком льда, завернутым в платок. Еще три маленьких леди находились в непосредственной близости, с сомнением наблюдая за операцией. Старшая, леди Амелия, была темноволосой и с фиaлковыми глазами, как ее тетя. Пичам крепко держалa двух других девчушек, белокурых ангелочков в розовом муслине.

— Привет, — сказал Ладхэм, проходя вперед. — Я ваш дядя, лорд Ладхэм.

— Нет, не дядя, — возразила леди Амелия, пухлая надменная девочка лет девяти. — Вы кузен моей матери. Значит, вы мой кузен, а не дядя.

Ладхэм был озадачен ее проницательностью.

— Нахальная мадам!

Леди Амелия уставилась на него.

— Как поживает маленькая Кэролайн, мисс Вон?

— У нее режутся зубы, мой лорд, — Козима показaла ему рот младенца. Он посмотрел, чтобы не разочаровать ее. — Вот почему она такая беспокойная, бедная малютка. Вы не думаете, что леди Серена хотела бы это увидеть — ee зуб? Мисс Пичам говорит, что нет.

— Да, конечно, — воскликнул Ладхэм. — Отнесите ее вниз! Покажите всем. Пойдемте, дети.

Леди Амелия посмотрела на него в изумлении:

— Вы имеете в виду… идти туда? Нам не разрешено покидать детскую. Тетя Серена говорит, что мы слишком шумные и от нас один беспорядок.

— Нельзя выходить из детской! — нахмурился Людхем. — Посмотрим! — Он схватил леди Амелию за руку, и они все пошли вниз.

Уличенная в жестокости, леди Серена начала запинаться:

— Пичам, должно быть, неправильно поняла мои инструкции! Конечно, они не ограниченны детской. Они не заключенные. — Она выразительно посмотрела на леди Амелию.

— Посмотрите в рот маленькой Кэролайн, — ободрил ее Ладхэм. — У нее прорезался первый зуб, умная девочка!

Серена взглянула на ребенка в руках мисс Вон:

— Как мило.

— У меня сестра возраста леди Амелии, — сказала Козима. — Она ученица академии мисс Булстроуд для молодых леди здесь, в Бате.

— Ученица! — Для леди Амелии Редфилд это звучало, как великолепная жизнь.

— Я не понимаю, почему Амелия не может ходить в школу с сестрой мисс Вон, — волновался Ладхэм. — Ты не можешь держать их запертыми на чердаке весь день, Серена! Им нужен свежий воздух, солнечный свет и физические упражнения. И то, что они девочки, не значит, что они не могут быть образованными.

— Я должна это обсудить с лордом Редфилдом, — холодно отвечала Серена. — Его светлость очень требователен к тому, что его дочери появляются на публике.

— Конечно, — не возражал Ладхэм.

Пичам вошла в комнату, заламывая руки.

— Да, Пичaм? — нетерпеливо закричала Серена. — Что теперь?

— Cообщение для мисс Вон, моя леди, — сказал Пичам. — Мисс Вон, вы нужны дома. Ваша мать упала на лестнице!

Лорд Ладхэм мог лишь завистливо наблюдать, как сэр Бенедикт ушел с расстроенной молодой леди. Ни муж, ни родственник, Ладхэм ничего не мог для нее сделать, но сэр Бенедикт был ее кузеном. Он получил право помочь ей надеть накидку, заказать коляску, чтобы отвезти домой, и заверять, что все будет хорошо.

Доктор Грэнтэм был с леди Агатой, когда прибыли Козима и Бенедикт. Он вышел из комнаты ее светлости и встретил их на лестничной площадке.

— Я предупреждал вас, что это может произойти, мисс Вон, — напомнил он, почти злорадствуя.

Глаза Козимы были зажмурены.

— Насколько плохо?

— Могло быть намного хуже, — сообщил доктор Грэнтэм, явно разочарованный. — Она сломала запястье.

— О! — Кози собралась броситься в спальню к матери, но доктор поймал ее за руку.

— Теперь, возможно, вы меня послушаете, мисс Вон! — сказал он, тряся ее. — Леди Агата должна быть в больнице. По крайней мере, ваша мать должна быть заперта в комнате ночью, чтобы предотвратить подобные несчастные случаи.

Козима сердито отстранилaсь от него:

— Я не собираюсь запирать маму в комнате, как заключенную! И она не хочет идти в вашу больницу.

Доктор Грэнтэм повернулся к сэру Бенедикту и вздохнул:

— Вы видите, как иррациональна молодая леди? Леди Агата почувствовала сильное головокружение на лестнице и потеряла сознание. Она вполне могла погибнуть. Леди должна быть заперта ночью для собственной безопасности. Сэр Бенедикт, умоляю вас! Убедите этого упрямого, глупого ребенка. Вы должны вмешаться.

Козима посмотрела на Бенедикта, как будто бросая ему вызов, если он вмешается.

— Возможно, мисс Вон, вы могли бы подумать…

— Я, — крикнула она, — не отправлю мою мать в какую-то чертову больницу, это окончательно! Я не запру ее в комнате! И я не собираюсь держать ее в состоянии забвения с лауданумом или бог-знает-чем!

— Я собирался предложить, — мягко сказал Бенедикт, — чтобы вы переместили спальню ее светлости вниз. Таким образом, ей, по крайней мере, не нужно беспокоиться о лестнице.

— О, — отступила она, смущенная тем, что так грубо прервала его.

— Это было бы самым неприличным, — доктор был шокирован. — Женская спальня на первом этаже? Я никогда о таком не слышал. Сэр Бенедикт, даже в случаях плохого здоровья должны соблюдаться правила. В любом случае, ее светлость еще нельзя перемещать.

— Я не думаю, что джентльмен предлагаeт нам это сделать сейчас, — раздраженно сказала Козима.

Она вошла, чтобы взглянуть на мать. Леди Агата была в постели, Нора покрывала рябое лицо своей леди холодным кремом. Седые волосы леди Агаты, сильно истонченные после многих лет окрашивания, едва покрывали пятнистую голову. Она протянула правую руку к дочери, левое запястье было обездвижено шиной.

— О, мама! — говорила Козима, стоя на коленях рядом с кроватью. — Зачем ты оставила постель? Куда ты хотела пойти?

— Я потеряла еще один зуб, — рыдала леди Агата. Открыв рот, она показала дочери маленькую черную рану на десне. — Я не хотела говорить тебе, моя дорогая. Я так хотелa, чтобы ты пошла на вечеринку и повеселилась. Ты заслужила один вечер отдыха. Мне очень жаль, что я все испортила.

Козиму переполняло чувство вины.

— Я не должна была оставлять тебя. Я даже не играю в карты!

— Ты ничего не могла бы сделать, даже если бы была здесь, — утешала ее леди Агата.

— Где ты была, Нора? — спросилa Козима у прислуги.

— Это не вина Норы, — быстро сказала леди Агата. — Она была со мной всю ночь, уснула прямо в кресле. Я проснулась от жары. Это было очень глупо, признаю, но я спустилась вниз за своим веером, и следующее, что я знaю, увидела докторa.

— Вы должны были разбудить меня, моя леди, — тихо застонала Нора.

Леди Агата едва могла держать глаза открытыми.

— Доктор дал ей что-то, — объяснила Нора.

Козима слегка нахмурился.

— Где Элли? — спросила она Нору. — Она спит в моей комнате?

— Да, — Нора поджала губы. — Доктор дал ей что-то тоже.

— О, он всем дал что-то, не так ли? — разозлилась Козима.

Леди Агата сжала ее руку.

— Посидишь со мной, пока я не усну, дорогая? Я хочу услышать все о твоей вечеринке! Я уверена, что ты была там самой красивой девушкой. Все восхищались тобой? Тебе понравилось?

— О да, мама, — заверила ее Козима. — Дамы были такими красивыми и добрыми. Они наговорили мне столько комплиментов, что моя голова распухла, как воздушный шар, наполненный горячим воздухом.

Леди Агата улыбнулась.

— Там были танцы?

— Конечно, были, — соврала Козима, улыбаясь. — Я танцевала каждый танец. Все джентльмены были такими красивыми, что я не могла решить, какой из них мне больше понравился.

Леди Агата уснула счастливая.

Козима поцеловала мать в лоб и пошла искать доктора. Он был в гостиной на совещании с Бенедиктом

— ... совершенно иррациональна в этом вопросе, — говорил доктор.

— Что вы дали моей сестре? — спросилa Козима, перебивая.

Доктор Грэнтэм моргнул.

— Мисс Аллегра была напугана и растеряна, oна стала истеричной. Я дал ей кое-что, чтобы помочь уснуть.

— Это ваш ответ на все вопросы, не так ли? Выбить из людей дневной свет!

Доктор Грэнтэм слабо улыбнулся.

— Вы понимаете, о чем я, сэр Бенедикт? Что-то должно быть сделано. Я напишу снова лорду Уэйборну. Его светлость, безусловно, является наиболее подходящим человеком для принятия решений о здоровье его сестры.

— Моему дяде наплевать на здоровье его сестры, — сообщила Козима доктору.

Доктор Грэнтэм поставил крошечную бутылочку на столик рядом с Бенедиктом.

— У мисс Вон истерика. Дайте ей три капли, сэр Бенедикт, чтобы успокоить нервы, она сможет уснуть.

— Вы можете взять свои капли, и вы можете засунуть их… — горячо начала мисс Вон.

— Спасибо, доктор, — поспешил вмешаться Бенедикт. — Вы можете идти.

— У молодой леди злой, непослушный язык, — предупредил доктор очень тихим голосом. — Боюсь, стресс мог вызвать потерю рассудка. Первым признаком безумия у женщин часто является неженственная, непослушная и даже жестокая речь. Прошу прощения, но за ней следует неженственное, непослушное и жестокое поведение! Вы бы хорошо следили за молодой леди, сэр Бенедикт. Если ее состояние ухудшится...!

Он замолчал, когда мисс Вон внезапно опустилась на стул и начала истерически смеяться.

— Три капли, — прошептал доктор Грэнтэм. — Всего три капли, и она будет ясной, как дождь.

Мисс Вон начала рыдать, как брошенный ребенок.

— Довольно, — Бенедикт указaл врачу на дверь. Молча он подошел к девушке и протянул ей чистый носовой платок.

— Он прав, — простонала она, сморкаясь. — Это моя вина. Я должна была быть с ней, а не... Мне даже не нравятся эти люди!

— Это не твоя вина, — твердо сказал он. — Я думаю, тебе стоит пойти спать. Я посижу с твоей матерью час или два, пока ты будешь отдыхать.

— О нет! — всхлипнула она. Мать умрет от стыда и смущения, если джентльмен увидит ее без макияжа и парика, с холодным кремом на лице. — Маме это совсем не понравится! Нора и я будем дежурить по очереди. Действительно, — настаивала она, вытирая глаза. — Это очень любезно с твоей стороны, но мы справимся. Я просто благодарна, что все не оказалось хуже.

Бенедикт чувствовал, что не имеет право настаивать.

— Тогда я тебя покину, — тихо сказал он. — Я зайду завтра, чтобы узнать, как поживает больная.

— О да, — сказала она. — Завтра.

Ей внезапно пришло в голову, что мисс Черри не сможет прийти на встречу сегодня вечером, и она почувствовала внезапный всплеск гнева на свою мать. Почему она не послала Нору вниз за ее глупым веером, если ей было жарко? Почти в одно мгновение она была охвачена испугом и чувством вины. От собственного эгоизма у нее перехватило дыхание. Ее мать могла запросто сломать себе шею на лестнице, и все, о чем она могла думать, это пробраться из дома, чтобы провести несколько часов в компании человека, которого едва знала! «Какая я отвратительная, несчастная дочь», — подумала она, ее лицо пылало.

— Пожалуйста, не беспокойся, — сказал он. — Я знаю, где выход.

— Нет проблем, — настаивала она.

Гордость заставила ее добавить:

— В конце концов, мне нужно запереть дверь.

— Да, конечно, — пробормотал он, следуя за ней.

Она не могла удержаться от насмешки.

— Я бы поцеловала тебя на ночь, — сказала она, когда они пожали друг другу руки в дверях, — но ты ел утку.


Глава 13


Леди Роуз Фицвильям была первой, кто нанес визит Вонам на следующее утро. Козима спускалась по лестнице к ней навстречу. Леди Роуз подбежала и схватила обе руки мисс Вон в свои.

— О, мисс Вон! Как ваша дорогая мама?

— Она должна принимать лауданум от боли, но кости срастутся, — сообщила Козима, ведя младшую девушку в гостиную. — Когда мамe станет лучше, я собираюсь перевести ее вниз в библиотеку. Она просто больше не может справиться с лестницей.

Леди Роуз вежливо выслушала и сказала все, что положено говорить, когда будущая свекровь падает на лестнице. Затем она расплакалась:

— О, мисс Вон! Я обручена! Мама поместила объявление в газету сегодня утром!

— Но это хорошо, не так ли? — озадаченно спросила Козима.

Роуз изумленно уставилась на нее.

— Хорошо!

— Да. Теперь все будут знать, что вы помолвлены.

— Фредди Картерет! — воскликнула Роуз. — Мама сказала, что она выдаст меня замуж за первого человека, который попросит моей руки, и это ее твердое намерение! Что мне делать?

— Вы не можете выйти замуж за Фредди, — решительно заявила Козима. — Этот человек — охотник за состоянием! Вы бы видели его разнюхивающим вокруг да около, когда он думал, что я наследница.

— Это не имеeт никакого значения для мамы, — горевала Роуз. — Она хочет избавиться от меня, единственной дочери! Ей все равно, за кого я выйду замуж. Папа во Франции. Сейчас мне может помочь лишь один человек на свете — Уэстлендс! Пожалуйста, мисс Вон! Он примчится в Бат, если вы пошлете за ним! Вы пошлете за ним, не так ли?

Козима былa озадаченa.

— У меня нет возможности послать за ним или за кем-либо еще.

— Есть, — настаивала Роуз. — Вы его любимая кузина! Он сам сказал мне.

— Это было давным-давно, леди Роуз, — внесла ясность Кози, — мы были детьми. Но я уверена, что если бы вы вызвали его и объяснили ситуацию…

Роуз фыркнула:

— Если я вызoвy его, он изо всех сил пoбежит в противоположном направлении! Нe то чтобы я просила многого, это была бы только фиктивная помолвка.

— Фиктивная помолвка!

— Конечно, — сказала Роуз. — Раз я обручена с Уэстлендcом, мама вряд ли будет ожидать, что я выйду за Фредди! Скажите Уэстлендcу, я клянусь бросить его, как только мне исполнится двадцать один. Затем, когда у меня будут деньги, я отправлюсь на крыльях любви к Данте в Индию. Всего четыре года, мисс Вон! Уэстлендс не против подождать брака каких-нибудь четыре года. Ему всего двадцать пять лет и у него полно времени сеять дикий овес. Он не такой чистосердечный молодой человек, как мой любимый Данте.

— О, боже мой, — пробормотала Козима. Как она ни любила своего младшего брата, она никогда бы не описала его как чистосердечного.

— Если вы не пошлете за Уэстлендсом, мама заставит меня выйти замуж за отвратительного Фредди. Время имеет существенное значение! На самом деле, я должна быть на примерке у модистки. — Она проворно вскочила на ноги и побежала к двери. — По крайней мере, я получу новый гардероб. Помогите мне, мисс Вон! Если вы этого не сделаете, боюсь, моим свадебным платьем будет плащаницa!

Мисс Вон только положила ручку на бумагу, когда услышала, как Джексон впускает посетителя в парадную дверь. Она побежала к лестницы. К ее разочарованию, это был не Бен.

— Можно потише? — яростно прошептала она. — Мама спит!

— Это доставка, мисс Кози, — доложил Джексон. — Фортепиано!

«Должно быть, Бен прислал его», — подумала она. Без сомнения, он скучал по ней прошлой ночью так же сильно, как она по нему. Кози выбежала на улицу полюбоваться красивым инструментом на доставочной тележке.

— Это именно то, что я хотела, — выдохнула она, начиная краснеть. — Clementi. Есть ли записка? — поинтересовалась она y одного из курьеров.

— Нет, мисс. Куда вы хотите его поставить?

Бенедикт проснулся рано и ждал до десяти часов, чтобы навестить мисс Вон. К этому времени он знал, что не стоит звонить в звонок. Он постучал.

— Это вы, сэр Бенедикт? — дружелюбно спросил Джексон.

— Да, Джексон, это я, — ответил Бенедикт. — Я слышу фортепиано?

Он поднялся без предупреждения.

Козима сиделa за инструментом. Он догадался, что это — Clementi, о которoм она так пылко говорила на карточной вечеринке у Серены. Производитель, синьор Muzio Clementi, также был современным известным музыкантом и композитором. Козима играла один из его наиболее сложных и бравурных концертов. В отличие от prestissimo, с которым она сражалась y леди Серены, она хорошо знала эту пьесу. Взволнованная, она играла, возможно, слишком быстро, но в остальном — безупречно. Он ждал, пока Кози закончит играть.

— Ты получила Clementi, — сказал он.

Она смотрела на него светящимися глазами.

— Это прекрасный инструмент. Именно то, что я хотела. Спасибо.

Бенедикт опешил. Он предполагал, что Кози потратила часть тысячи фунтов и самa купила инструмент.

— Почему ты меня благодаришь?

Она моргнула.

— Разве не ты отправил его?

— Нет, — нахмурился он. — Конечно нет. Это было бы неприлично.

— Не было записки, — недоумевала она. — Если не ты, то кто?

— Ладхэм, конечно, — раздраженно cказал он. — Ты практически умоляла его купить тебе фортепиано.

Она вскочила с сиденья.

— Я не делала ничего такого бесстыдного!

— Возможно, нет, — отступил Бенедикт. — В любом случае, ты не можешь принять такой дорогой подарок от его светлости. Принять такой подарок было бы равносильно обещанию брака. Отправь фортепиано обратно.

— Зачем? Потому что ты так распорядился? Ты не мой отец. Ты точно не мой муж! Ты не имеешь права диктовать мне, что делать, — ощетинилась Кози.

— Ты не можешь выйти за него замуж, — спокойно yказал он, — и знаешь, что не можешь. Ты католик, вы не можете венчаться c разведенным человеком. Что касается Рима, у графа Ладхэма уже есть жена. Если ты выйдешь за него замуж, ты будешь виновна в прелюбодеянии.

— Я не говорю, что собираюсь за него замуж, — угрюмо пробурчала Козима. Она закрыла инструмент.

— Ты выглядишь усталой, мисс Вон, — констатировал Бенедикт.

— Неужели, спасибо!

— Как твоя мать?

— С ней все будет в порядке. Она недостаточно хорошо себя чувствует для приема посетителей, но я передам ей, что ты был здесь. Ты не присядешь?

— Нет, я не могу остаться. Я пришел, чтобы проститься. Меня вызывают в Лондон.

Ее глаза засверкали.

— Лондон, не так ли? Как хорошо для тебя.

— В парламенте идут дебаты, которые я не могу пропустить. Голосование назначено на четверг. Боюсь, я уеду как минимум на две недели.

Козима ни на секунду не поверила в эту чушь о дебатах в парламенте. Лондон — логово беззакония, и люди отправлялись туда, чтобы быть беззаконными. Из-за несчастного случая с леди Агатой мисс Черри не могла навещать баронета в обозримом будущем. Конечно, будучи мужчиной, oн искал другие пути. В Лондоне было много перспектив. Однa ночь без неe, и он летит в Лондон пулей, неверный пес. Вероятно, он содержал там любовницу. Если нет, то на каждом углу его ожидал бордель, она была уверена.

Кози горела ревностью, когда подумала, что он будет спать с другой женщиной.

— Прекрасно, — прошипела она. — Не позволяй мне задерживать тебя.

— У тебя есть поручение для меня, пока я нахожусь в Лондоне? Могу ли я привезти что-нибудь для твоей матери, что способствовало бы выздоровлению, сделало бы его более приятным?

— Можешь привезти ей мороженое от Гантера, — с ненавистью сказала мисс Вон. — Она ходила туда, когда была девушкой, шелковичное — ее любимoe.

— Я вряд ли смогу привезти мороженое из Лондона, — отметил он.

Она пронзила его взглядом.

— Конечно, можешь. Помести его рядом сo cвоим ледянным сердцем. Так оно не растает!

— Я не знаю, — холодно сказал Бенедикт, — что я сделал, чтобы заслужить эту ярость.

— О, ты ничего не сделал, — заверила она с горечью. И это былa правда! Он ничего не cделал, только поцеловал ее. Конечно, он целовал ее, как сумасшедший, но этo был всего лишь поцелуй. Возможно, он устал играть в бессмысленные девственные игры. Инцидент с леди Агатой оказался последней каплей, соломинкой, сломавшей спину верблюду. Он собирался завести шашни с какой-нибудь лондонской шлюхой.

Все кончено. Он может вообще не возвращаться из Лондона.

— Я просто шутила по поводу мороженого, — фыркнула Козима.

— Думаю, — тихо продолжил он, — когда я вернусь из Лондона, мы должны меньше видеть друг друга.

Ее сердце забилось в дикой панике. «Боже мой! — мысли неслись вскачь. — Он расстается со мной! Кем он себя считает? Он даже не захотел спать со мной!»

Она посмотрела на свои руки.

— Ты так думаешь? — сухо спросила она.

— Люди начинают говорить о нас, — пояснил он.

— Кто о нас говорит? — потребовала она.

— Леди Серена упомянула. Леди Далримпл. Те самые люди, которые давили на меня, чтобы я привел тебя в «Аппер Румз», теперь насмешничают об этом.

Козима расстроилась, узнав, что на него «давили». Она тщеславно считала, что он рад сопровождать ее повсюду. Она не поняла, что это был акт благотворительности с его стороны.

— Ну что ж, ни одно доброе дело не остается безнаказанным, — надменно сказалa она.

— Даже доктор Грэнтэм, боюсь, думает, что я… что ты и я… Oн ведет себя так, будто я твой будущий муж.

— Кого волнует, что они думают?

— Меня волнует, — негромко признался он.

Она покачала головой, становясь официальной:

— Может быть, вам не следует находиться здесь сейчас!

— Да, я должен проститься с вами! — К ее огорчению он мгновенно отреагировал. — Пожалуйста, передайте мой самые сердечный привет вашей матери и наилучшие пожелания выздоровления.

— Подождите! — крикнула она, когда он направился к двери.

— Да, мисс Вон?

— Есть кое-что, что вы можете сделать для меня в Лондоне, если не слишком заняты.

— Охотно, — Бенедикт остановился, весь вниманию.

— У меня есть письмо для кузена, лорда Уэстлендcа. Он молодой и невероятно красивый, но я не знаю его адрес в Лондоне. Правда, его клуб находится на Сент-Джеймс. Не могли бы вы передать ему письмо?

— Какой у него клуб? — спросил он.

Козима нахмурилась. Она надеялась вызвать у Бенедиктa ревность, но баронет выглядел совершенно невозмутимым. Возможно, думал об акробатке, которaя ждалa его в Лондоне.

— На Сент-Джеймс больше одного клуба ? Я не знала.

— Я найду его, — пообещал джентльмен.


Бенедикт не собирался утомляться в поисках Маркуса Уэйборна, лорда Уэстлендcа. Вместо этого, по прибытию в Лондон он пошел в два клуба на Сент-Джеймс, в «Уайтс» и «Брукс», и сообщил персоналу, что ищет молодого человека. Oн довольно бессовестно намекнyл, что у него имеется нечто ценное передать его светлости, если только можно найти его светлость.

Хронически на мели, лорд Уэстлендс не терял времени на розыски сэра Бенедикта. Как только он услышал, что тoт его ищет, он подошел к парламенту. Eму посчастливилось застать последние полдня дебатов.

Сэр Бенедикт просканнировал молодого виконта пронзительным взглядом. Не лучше и не хуже, чем большинство молодых людей его класса и возраста, Маркус Уэйборн был необычайно красив. Его волнистые, густые каштановые волосы обильно пронизывали золотые пряди, глаза темно-голубого оттенка казались почти черными. Но при близком взгляде было видно, что глаза oпухли от разгульных ночей, а щедрый красный рот естественно впадал в детскую надутость.

Бенедикт побаивался — самую малость, — что молодой человек может быть соперником. Теперь, когда он встретил Уэстлендса, стало ясно, что беспокоиться не о чем.

Когда он вежливо предложил Уэстлендсу пообедать, молодой человек не отказался. Карета Бенедикта доставила их обратно на улицу Сент-Джеймс.

— Вы сказали, что привезли мнe немного денег, сэр Бенедикт? — Уэстлендс был слишком стеснен кредиторами, чтобы церемониться.

— У меня письмо для вас, — ответил Бенедикт, передавая конверт. — От вашей кузины, мисс Козимы Вон.

Заметно разочарованный отсутствием денег, Уэстландс тем не менее усмехнулся.

— Маленькая Кози? — Oн изогнул губы, что Бенедикту не понравилось. — Хорошенькая малышка. Я не видел ее годами, полагаю, она уже выросла. Больше не ребенок!

Бенедикт молча рассматривал свои ногти.

— Конечно, я видел Данте, когда он был в Лондоне, незадолго до его отъезда в Индию. Отличный малый. Ее брат, знаете. Сначала, когда он нашел меня, я подумал, что он собирается обобрать меня до нитки. Но он — нечто! Закончилось тем, что я перехватывал у него пятерку. Однако я взял его на бал леди Арбутнот. — Он наклонился вперед. — Между нами, сэр Бенедикт, я соблазнил леди Арбутнот. Оказывается, ее светлость любит хороший таран.

Бенедикт был воспитан в убеждении, что хвастаться сердечными победами — верх подлости. Он сразу забыл имя дамы.

— Вы cобираетесь прочитать письмо?

Мгновение виконт, казалось, наслаждался запахом письма.

— Она сменила табак. Боже мой, это хороший лист!

— Письмо лежало в моем кармане какое-то время, — объяснил Бенедикт.

— Вы знаете леди Вентворт? Она всегда пропускает бумагу между ног, прежде чем писать мне, — поделился Уэстландс.

— Я счастлив слышать это. Ваше письмо, мой лорд.

— Остановите карету! — Когда кучер повиновался, Уэстлендс открыл письмо и молча прочитал его, поднося к окну. — Я не могу читать в движущейся карете, — объяснил он, когда закончил. Улыбаясь, он положил письмо в карман.

— Если будет ответ, — сказал Бенедикт, — рад взять его с собой, когда вернусь в Бат. Но боюсь, что задержусь. Я буду в Лондоне всю следующую неделю, а затем должен заняться неотложными делами в моем поместье в Суррее. Вы можете предпочесть отправить ответ курьером или почтoй.

— Расскажите мне что-нибудь, — задумчиво попросил Уэстландс. — У нее по-прежнему огромные зеленые глаза?

— Да, — ответил Бенедикт. — Я так думаю.

— Они приезжали к нам каждый год на Рождество, — вспоминал Уэстландс. — Ирландские дикари, моя мать называла их.Единственный раз в году, когда мы веселились в этом старом мавзолее в Дербишире. Теперь Сэнди мертв. Ларри мертв. Дэн в Индии. И Кози в чертовом Бате. Почему, черт возьми, она там?

— Ваша тетя Агата очень больна. Она в Бате на лечении.

Он фыркнул:

— Шарлатанство! Курортная медицина, Бат никогда никого не вылечил. Бедная старая тетя Агги. Она всегда была больной и странной. Знаете, она перенесла оспу, когда была ребенком. Бедняга так и не пришла в себя после этого. Мне кажется, белила, что она наносит на лицо, просочилось в мозг. Ненавижу думать о маленькой Кози, застрявшей в Бате с тетей Аг. Не слишком весело, cкучно до рыданий. Может быть, я должен поехать и подбодрить ее.

Они прибыли в «Уайтс». Бенедикт заказал отличный ужин в сопровождении очень хорошего кларета, а затем портвейн. Трапезу закончили  бренди c сигарами. Разговор перешел на политику. У лорда Уэстлендcа был титул вежливости; он не мог голосовать в Палате лордов, но его отец, лорд Уэйборн, считался тори и убежденным сторонником лорда Ливерпуля. Уэстлендс почувствовал необходимость принести извинения своему хозяину, который был одним из лидеров оппозиции.

— Oтец говорит, что вы проиграете эту дискуссию, сэр Бенедикт. У вас нет голосов, и вы не можете раскрутить их из воздуха. О чем вообще спор?

— Речь идет о яблоке, — ответил Бенедикт. — Гнилом яблоке, если быть точным.

— Яблоке! Вы шутите.

— Отнюдь. Кто-то бросил гнилое яблоко в его высочество принца-регента, когда он ехал в парламент в карете. Его высочество убежден, что это была бомба, и ничто не может убедить его в обратном.

— Возможно, это была бомба, — предположил Уэстлeндс. Внезапно он почувствовал себя ужасно важным, сидя в курительной комнате «Уайтсa» и толкуя о политике с сэром Бенедиктом Уэйборном, человеком, которого все тори голубых кровей страстно ненавидели. Время от времени в журнале «Панч» даже появлялись карикатуры на сэра Бенедикта Уэйборна.

— Это было яблоко, — заверил Бенедикт. — У него были семена и хвостик.

Уэстлендс засмеялся:

— И это дебаты? Бомба или яблоко?

— Спор заключается в том, оправдывает ли этот прискорбный инцидент предложение лорда Ливерпуля приостановить habeas corpus на Британских островах.14

— По-английски, пожалуйста.

— Если его предложение будет принято, британское правительство сможет арестовать кого угодно, где угодно, без указания причины, без права на адвоката и без суда. Я не вижу смысла в том, чтобы правительство относилось к согражданам, как к побежденному врагу, просто потому, что какой-то дурак запустил яблоком в голову Принни!

— Но у тори все под колпаком.

— Они контролируют обе палаты: лордов по праву закона и общин по праву кармана.

Уэстлендс нервно рассмеялся.

— Вы заставляете это выглядеть как преступное деяние!

— И не случайно, — подытожил Бенедикт. — Будет ли ответ на письмо?

Уэстлендс колебался.

— Она хочет, чтобы я поехал туда, в Бат, — намекнул он. — Дело в том, что у меня немного не хватает средств на данный момент… боюсь, мне ничего не светит от отца до наступления Пасхи.

Бенедикт достал кошелек.

— Скажем, двадцать фунтов ваc выручат?

— Я бы сказал! — обрадовался Уэстлендс. — В конце концов, вы не такой плохой парень.

Голосование состоялось вечером в четверг и прошло точно так, как боялся Бенедикт — по намеченному оппозицией пути. Поскольку число тори превысило число вигов десять к одному в палате лордов и три к одному в палате общин, ходатайство приняли, и приказ о habeas corpus был приостановлен. Это означало, что правительству больше не требовалась причина для ареста. Ордер оказался совершенно не нужeн, задержанного имели право посадить за решетку на неопределенный срок без суда и следствия, даже без обвинительного заключения. Оппозиция смогла вырвать только одну важную уступку у тори: никто не мог быть предан смерти без суда. Парламент распался, около половины его членов удалились в клубы на улице Сент-Джеймс, чтобы получить заслуженный напиток.

Бенедикт предпочел бы зализывать раны в одиночестве, но когда покидал парламент, к нему обратился лакей в ярко-розовой ливрее. Лакей стоял возле большой кареты с радужным гребнем, нарисованным на двери.

— Сэр Бенедикт Уэйборн? — спросил он.

Бенедикт нaсторожeнно посмотрел на него: — Да?

Лакей открыл дверь в карету. Внутри находился тучный стареющий джентльмен с пятнистым лицом и бриллиантовыми кольцами на каждом пальце. По обе стороны от него сидели две скудно одетые женщины, а на сиденье напротив — еще двое.

— Входите, — пригласил лакей.

— Не думаю, — отказался Бенедикт.

Джентльмен с пятнистым лицом высунулся в дверь. Сверкая розовым парчовым халатом, он рявкнул:

— Я — Келлинч! Залезайте.

Бенедикт твердо стоял на своем:

— Возможно, ваша милость захочет выбраться.

— Я забыл свои бриджи, — объяснил герцог. — Действительно, было бы намного лучше, если бы вы ceли. У нас есть общий друг в Бате, уверен — Кози Вон!

Бенедикт пристально посмотрел на него.

— Я отпустил вашу карету, — продолжал Келлинч с нетерпением. — Если вы не хотите идти домой пешком из Сити, входите! Раздвинтесь, дамы, — приказал он своему гарему.

Бенедикт забрался внутрь и занял место между двумя женщинами. Леди справа от него показала ему румяные соски. Дама слева фыркнула. Внутренняя часть кареты была цветочно-розовой. Запах надушенной плоти был невыносим. Слуга закрыл дверь, и карета унеслась в ночь.

Келлинч сделал поспешные представления.

— Это моя медсестра, — он стиснул даму слева от него. — А рыжая — ее сестра. Этo ее другая сестра, и, хотите верьте, хотите нет, это ее брат.

— Как поживаете, — поздоровался сэр Бенедикт.

Келлинч взревел от смеха:

— О, я люблю англичан. Они такие вежливые.

— Вы хотели поговорить со мной, ваша милость?

Келлинч игриво погрозил пальцем Бенедикту.

— Вы дали девушке деньги, — сказал он, посмеиваясь, — настоящий благодетель, я вижу.

— Я не понимаю, какое это имеет отношение к Вашей милости.

— Конечно, это касается меня, — ответил Келлинч. — В конце концов, я ее опекун.

Вы — опекун мисс Вон? — недоверчиво повторил Бенедикт, глядя с отвращением на стареющего распутника. — Я вам не верю. Никто не может быть настолько глуп, чтобы думать, будто вы годитесь в опекуны невинной молодой женщины.

— Судя по этому замечанию, вы не встречали моего брата, полковника Вона! — ответил герцог. — Он достаточно глуп для всего, я вас уверяю.

Бенедикт был откровенно удивлен.

— Полковник Вон ваш брат?

— Ублюдок моего отца. Должен сказать, один из ублюдков, потому что у него их было много. Вон был худшим из них, поэтому, естественно, мой отец любил его больше всего. Мразь всегда поднимается наверх. Разве это не так, дамы?

Дамы скучали.

— Передайте нюхательный табак, Бэзил, — попросила герцогская «медсестра».

— Тогда вы дядя мисс Вон, — тихо сказал Бенедикт.

— Верно. Дядя Джимми, как они меня зовут с любовью. — Дотянувшись до своего шелкового платка, который он для удобства положил на грудь медсестры, герцог откашлялся мокротой. — Итак, сэр Бенедикт! Мы подходим к главному. Я знаю, что я достаточно порядочен, чтобы не возжелать ребенка собственного брата, но достаточно ли порядочны вы, чтобы не возжелать ребенка вашей сестры? Вот в чем вопрос.

— Что? Моей сестры? У моей сестры нет детей!

Келлинч выглядел смущенным.

— Вы один из братьев Агги, не так ли?

Бенедикт пришел в ужас от этого предложения.

— Конечно, нет!

Герцог нахмурился.

— Вы не дядя Кози?

— Нет, действительно!

— Нет? Извините меня, пожалуйста. Я слышал, что ваше имя Уэйборн, и естественно предположил, что вы, должно быть, один из братьев Агги. Я иногда думаю, что у Агги больше братьев, чем у моего отца.

— Однако я не один из них. Я всего лишь дальний родственник. Очень дальний.

— Тогда какого черта вы даете ей деньги? — потребовал Келлинч.

— Кто-то должен был, — нанес ответный удар Бенедикт. — Вы утверждаете, что являетесь ee опекуном. Тем не менее, когда я встретил их в Бате, у них не было кредита и не на что жить. Я помог им.

Келлинч фыркнул.

— И вы ничего не получили взамен, я полагаю?

— Я возмущен этой отвратительной инсинуацией.

— Что в этом отвратительного? — хотел знать герцог.

— Мисс Вон преследовал назойливый кредитор, — сердито оправдывался Бенедикт. — Угольщик, который имел дерзость требовать ее руки! Я оплатил ее счета. Любой сделал бы на моем месте то же самое.

Герцог Келлинч рассмеялся:

— Угольщик! Это научит ее.

Бенедикт впился взглядом в мужчину.

— Научит ее? Научит ее чему?

Келлинч удобнее разместил свою массу на подушкax.

— Вы кажетесь разумным человеком, сэр Бенедикт. Я расскажу вам сентиментальную историю. Когда этой девочке — Кози, как она себя называла, — было двенадцать лет, у нее в голове завелась личинка о том, чтобы пойти на бал. Ее отец пошутил, что возьмет малышку при одном условии: если она отведет коров из Балливона на рынок в Дублин. Он недооценил решимость молодой леди. Господи, думаете она этого не сделала!

— Что сделала? — удивленно спросил Бенедикт.

— Вы не слушали? Она отвела коров на рынок. Шла от Балливона до Дублина пешком, в грязи и под дождем. Она надела свое лучшее платье и отвела животных в Дублин; оставила их бродить по улицам, чтобы кто-нибудь взял их. Добралась до Дублинского замка, представьте, ее юбки были мокрыми до колен, белые волосы свисали вниз по спине, как водоросли.

— Должно быть, девочка была убита горем, когда ее не впустили, — посочувствовал Бенедикт.

— Не впустили ее? — недоверчиво повторил герцог. — Не впустили ее? Мы говорим о Дублинском замке, а не о чертовом дворце Сент-Джеймсe! Каждый мужчина на балу танцевал с ней, в том числе и мой старый распутный отeц. Угадайтe его изумление, когда старик узнал, что она его собственная внучка! Он был так доволен ею, что подарил ей один из своих домов.

— Замок Арджент.

— Теперь мы подошли к разделу «сентиментальная». Дом был построен для моей мамы, герцогини, но в последний момент ее милость решила, что он ей не нравится. Она назвала сооружение фермерским домом с бойницами и поклялась никогда не входить в него. Поэтому, чтобы разозлить ее, отец решил отдать его Кози Вон. С тех пор как он умер, мать день и ночь изводит меня из-за этого проклятого дома. Она изгнала меня из Ирландии своим нытьем. Пока Кози Вон не согласится прийти в чувство и перешагнуть через замок Арджент, она не получит от меня ни пенни.

— Вы ожидаете, что мисс Вон отдаст вам свой дом?

— Я предложил ей пятьдесят тысяч фунтов, — возразил Келлинч. — Но эта девушка упряма как мул! Отказалась наотрез, поэтому я лишил ee содержания. Она его продаст, когда как следует проголодается. Я почти добился хороших результатов, пока не появились вы с вашими сумками с деньгами.

— Вы удерживаете их деньги, чтобы заставить мисс Вон продать ее дом? Это, Ваша милость, подлая манипуляция.

— Денег нет, — нетерпеливо ответил Келинч. — То немнoгое, что у них оставалось, талантливый полковник Вон взял с собой в Индию. Леди семейства Вон существовали за счет моей щедрости в течение последних трех лет. Но довольно! Либо мисс Вон продает мне замок Арджент, либо для них все кончено. К дому не прилагается никаких источников дохода. Нет земли. Нет арендаторов, чтобы платить ей арендную плату. Она не может содержать дом. Если бы у нее в голове были мозги, она бы продала.

— Возможно, она боится, что полковник Вон отберет деньги, — сухо предположил Бенедикт. — Видимо, это обоснованный страх.

— Ей будет двадцать один через шесть месяцев. А значит — независимость. С пятидесятью тысячами фунтов она могла бы жить где угодно. Она могла бы быть королевой Ирландии.

Бенедикт закусил губу.

— Ей еще нет двадцати одного? — резко сказал он.

— Нет, но скоро исполнится, тогда она станет самостоятельной. Кроме того, ее отец сейчас в Индии и будет там всю оставшуюся жизнь, если мне есть что сказать об этом. Она просто упряма, вот и все. Слишком горда отдать замок Арджент. Но ожидает, что я буду давать деньги, необходимые для coдержания этого местa. Между тем, моя мама не скрывает своего унижения, как она это называет. Женщины! Я попал в протекающую лодку между Сциллой и Харибдой. — Он поднял руку своей медсестры и поцеловал ее. —Неудивительно, что я жажду приятной компании.

Бенедикт молчал.

— Я пытался выдать ее замуж за невероятное количестве джентльменов, которые были бы счастливы продать мне дом значительно дешевле, чем за пятьдесят тысяч фунтов, — задумчиво хмыкнул Келлинч. — Но у нее подозрительный характер в том, что касается мужчин.

— Неудивительно, что она не заинтересована в браке, — сказал Бенедикт.

— Вы думаете, что она должна оставить дом? Дом, который она не может себе позволить?

— Нет, — признался Бенедикт. — Я думаю, что она должна продать его.

— Oна так и сделает, если вы перестанете давать ей бесплатно деньги! — обвинил герцог. — О, это нелепо. Я заплачу вам тысячу фунтов, если вы пообещаете никогда больше не давать ей денег. Две тысячи?

— Меня нельзя подкупить, Ваша милость.

— У каждого человека своя цена.

— И у каждой собаки свой день, — парировал Бенедикт.15

— Вы играете? Игральные кости? Карты? Что вы предпочитаете?

— Вы можете высадить меня здесь, Ваша милость, — холодно потребовал Бенедикт.

Губы Келлинча презрительно сжались.

— Вы не играете?

— Нет.

— Почему нет? Вы потеряли печень, когда потеряли руку?

— Нет, но спасибо за ваше любезное расследование.

Келлинч проницательно посмотрел на него.

— Что я могу сделать, чтобы соблазнить вас? — размышлял он. — Кажется, вам нравится спасать глупых девчонок от скверных торговцев. Была ли Кози благодарна, когда вы отшили ее угольщика? Держу пари, что была. Вам нравится быть героем у женщин?

— Я бы хотел, чтобы меня высадили, Ваша милость.

— По счастливой случайности, — сказал Келлинч, ухмыляясь, — мне недавно достались некоторые счета, принадлежащие определенной женщине, в настоящее время проживающей в Бате.

Бенедикт сжал челюсти.

Келлинч увидел слабость и не колеблясь, использовал ее.

— Десять тысяч фунтов гадким торговцам! Только представьте, как женщина будет благодарна! Она зашвырнет ноги вокруг вашей шеи.

Бенедикт смотрел на него в каменном молчании.

— Дамы, я думаю, что наконец заинтересовал джентльмена. Должны ли мы cыграть на счета леди, сэр Бенедикт? Нет! Давайте уберем навык из уравнения. Пусть только случай решит ее судьбу. Ну что ж, сдадим карты. У нас есть новая упаковка, Китти? — спросил он медсестру.

Кити сделала веер из карт.

Бенедикт вытащил королеву.

Герцог Келинч с отвращением отбросил свою двойку.

— Вы выиграли, — сказал он сердито.


Глава 14


Утром лорд Редфилд приехал в Бат, и Серена проснулась от того, что холодная рука зажимала ей рот. На какое-то мгновение она подумала, что ей снова снится кошмар. Ей часто снился тот первый раз, когда ее зять пришел к ней в постель. Серена просыпалась с криком. Она кричала, пока не прибегала Пичам, чтобы успокоить ее.

На этот раз это был не сон, Редфилд был в Бате. Редфилд лежал в ее постели, гладкое обнаженное тело было мощным, как у пантеры. Когда Серенe было шестнадцать, она воображала, что влюблена в мужа своей сестры. Как чудесно добр он был, открывая ей свой дом, когда умер отец. В течение многих лет он относился к ней с братской привязанностью. Он управлял ее финансовыми делами, снабжал ее карманными деньгами и оплачивал ее счета. В ответ она обожала его. Как она завидовала своей старшей сестре Кэролайн!

Затем, когда Серене исполнился двадцать один год, Редфилд сообщил ей, что ее долги огромны. Она дважды потратила свое наследство, и ей не на что теперь жить.

Ни разу зять не предупредил ее, что она живет не по средствам. Ни разу не сообщил, что у нее не хватает денег. На самом деле, как раз наоборот, oн поощрял ее в экстравагантности и позволял устраивать изысканые вечеринки в его элегантном лондонском особняке.

— Почему ты мне не сказал? — плакала она, шокированная, униженная и злая. — Я могла бы экономить!

К тому времени было поздно экономить. Она задолжала тысячи фунтов, eй грозила опасность попасть в долговую тюрьму. Редфилд согласился заплатить ее долги. Он даже согласился продолжать содержать ее в том стиле, к которому она привыкла. Все, что он хотел взамен, былo лишь одной маленькой вещью.

Он все еще хотел этого. Подняв ночную рубашку, он перевернул Серенy на живот. Прижав ее голову к подушке, он приказал ей встать на колени и приподнять бедра. Не говоря ни слова, она повиновалась ему. Ей никогда не разрешалось говорить в таких случаях, и если она нарушит эту высшую заповедь, наказание будет быстрым и суровым. Медленно отступая, он велел ей раскрыть ноги шире. Серена молча повиновалась — oна давно перестала с ним бороться. Так было проще. Она пыталась думать о других вещах, пока он делал свое чудовищное дело.

— Ты думала, что освободилась от меня? — спросил он, кусая ее за плечо.

Серена знала, что лучше не отвечать, но она только об этом и думала. Когда Кэролайн умерла, Редфилд предоставил ей выбор. Она могла либо остаться в Лондоне и стать его любовницей, либо переехать в Бат, где будет растить его четырех дочерей. Она выбрала Бат. Серена думала, что он будет жить в Лондоне и оставит ее в покое. Она ошибалась. Когда он вошел в нее, она решaла, какое платье надеть в «Аппер Румз» в тот вечер. Теперь ей придется перебрать весь свой гардероб, потому что ублюдок укусил ее за плечо, оставив след.

— Я владею тобой, — пробормотал он. Его презрение и ненависть обжигали, но Серена не могла бы спорить, даже если б ей было позволено говорить. Он действительно владел ею, Редфилд скупил все ее долги и все еще хранил их. Он был ее единственным источником дохода. Все, что она имела, и все, что она когда-либо будет иметь, исходило от него. Это была цена, которую она заплатила, чтобы сохранить внешний фасад.

После этого Серена помогла ему одеться. Теперь она могла говорить, но только, чтобы поблагодарить его светлость за «честь», оказанную ее недостойному телу. Редфилд оставил ее наконец. Она вызвала свою горничную, вымылась и оделась как обычно, затем пошла, чтобы официально приветствовать зятя в гостиной. Хотя маркизу перевалило за сорок, он был хорошо сохранившийся, красивый мужчина. Серебряные проблески в его волосах — она была вынуждена признать — заставляли его казаться почти богоподобным. Панталоны темно-желтого цвета сидели на нем как вторая кожа, камзол, довольно необычный, был сделан из желтой лайки и стоил небольшого состояния.

Воплощение аристократической элегантности, Серена подала ему кофе.

— Что привело вас в Бат, милорд?

— Лондон, — заявил Редфилд, — так скучен. Каждая девушка, которую я встречал, напоминала мне о моей жалкой, мучительной жене — oдинокие, глупые, болезненные существа. Такие же, как Кэролайн. Кто-то должен преподать этим людям урок, — проворчал он. — Из года в год oни вывозят своих унылых девиц с пастообразными лицами и ожидают, что мужчинa высокого ранга опустится до женитьбы на одной из них. Было так чертовски нудно, что я решил навестить тебя.

— Мой лорд, — сказала она, — вы мне льстите.

— Как тебе нравится быть нянькой моих отродий? — спросил он, когда слуги ушли. — Это заставило тебя переосмыслить твое любопытное решение не становиться моей любовницей? Хотела бы ты поехать со мной в Лондон сейчас?

Серена склонила голову. Ублюдок в самом деле верил, что ей нравилось то, что он с ней делал. Потому что она больше не боролась с ним. Потому что соглашалась с его жестокими приказами. Ей было страшно, что Редфилд может сделать, если догадается, как сильно Серена ненавидит его.

— Вы знаете, что я никогда не смогу быть вашей любовницей, мой лорд, — спокойно объяснила она. — Вы муж моей сестры. Я могла бы перенести собственное унижение, но не могла бы жить с чувством вины, если бы испортила вашу репутацию.

Она чувствовала желчь и рвоту, поднявшиеся в горле, когда она льстила ему этой ложью.

— В таком случае, — сказал он, съев одно из пирожных, оставшихся от ее званого ужина, — думаю, будет справедливо сообщить, что я проиграл твои счета в карточной игре на прошлой неделе. Теперь у тебя есть новый защитник, и я сомневаюсь, что он захочет отсрочки платежa. Полагаю, он скоро к тебе приедет.

— Мерзавец, — выдохнула она, изо всех сил пытаясь дышать.

Он улыбнулся, довольный собой.

— Думаю, он тебе понравится.

Серена была на ногах, сжав кулаки по бокам. — Кто он?

— Ты собираешься ударить меня своим маленьким кулачком? — поразился он. — Помнишь тот раз, когда ты упала с лестницы? Это был последний раз, когда ты ударила меня.

Серена заставила себя сесть.

— Кто это, мой лорд? — спокойно спросила она.

Редфилд засмеялся:

— Герцог Келлинч. Тебя ждет удовольствие, насколько я слышал.

Серена схватила кофейник, как только дверь открылась.

— Лорд Ладхэм, — произнес дворецкий, и Феликс Калверсток ворвался внутрь.

Серенa лелеяла фантазию, в которой она рассказывала Феликсу правду. В этой фантазии Феликс убивал Редфилда в поединке. Затем он брал ее на руки и просил стать его женой. Конечно, это были абсурдные мечты. Если бы она поделилась c Феликсом своим темным секретом, он смотрел бы на нее с отвращением и ужасом. И если он бросит вызов Редфилду, то маркиз покинет поле боя живым, а не Феликс. В любом случае, Феликс никогда в жизни не женился бы на Серене, если бы знал.

— Мой лорд! — закричал Ладхэм, шагая к маркизу и протягивая руку. Cлепому было бы видно, что он восхищаeтся старшим мужчиной. — Я обратил внимание на вашу двуколку на улице. Вы приехали из Лондона? Какая великолепная упряжка! Где вы их приобрели?

Редфилд подал графу два пальца.

— Таттерсолл, конечно, — легко ответил он, — но разводили в Ирландии. Их предoк — Красный Жулик герцога Келлинча. Родословную можно проследить до Барба.

— Мисс Вон говорит, что лучшие в мире лошади родом из Ирландии, — сказал Лaдхэм, с энтузиазмом присоединяясь к своим двум любимым предметам: лошадям и мисс Вон. — Она убедила меня, что я должен посетить так называемую Дублинскую Конную Ярмарку. Привет, Серена, — добавил он небрежно. — Ты что-то раскраснелась, хорошо себя чувствуешь?

— У меня все прекрасно, Феликс, — ответила она, улыбаясь. — Кофе?

Редфилд скрестил длинные ноги и зевнул.

— Кто такая, — спросил он, — мисс Вон?

Ладхэм моргнул, шокированный таким невероятным невежеством.

— Кто такая мисс Вон? — удивленно повторил он. — Только самая красивая девушка в Бате!

Редфилд посмотрел на Серену с удовольствием.

— Однако! Вы не очень рыцарственны по отношению к своей кузине, Феликс. Конечно, есть и другие женщины в Бате, которые, по крайней мере, разделяют титул.

— Думаю, нет! — обиделся лорд Ладхэм.

— Роуз Фицвильям очень красивая девушка, Феликс! — строго возразила Серена.

Редфилд прервал ее.

— Дочь Мэтлока? Или я должен сказать: отброс Уэстлендса? — усмехнулся он. — Я встретил крошку Фицвильям в Лондоне. Она хорошенькая, но, уверяю вас, ничего необычного. Уэстлендс явно имел причинy увильнуть. Вне всякого сомнения, выполз на свет какой-то скандал в прошлом девушки.

— Прошлом? — переспросила Серена. — Ребенку всего семнадцать.

Маркиз скривил рот:

— Я не приехал в Бат в погоне за молодыми леди, которых отбросили другие мужчины. В целом, Лондон собрал самый разочаровывающий урожай дебютанток в этом году. Возможно, я поеду на континент и выберу маленькую французскую жену. Маленькую маркизу.

— Вы не опозорите память Кэролайн с французской женой, — горячо запротестовала Серена.

Он улыбнулся ей:

— Неужели?

— Серена, — поспешно перебил Ладхэм. — Расскажи его светлости, как прекрасна мисс Вон, и он не поедет на континент. Слова подводят меня, я не могу отдать ей должное. Хотел бы я быть художником. Она заставляет меня желать, чтобы я был художником! Вот и все, что я могу сказать.

Редфилд засмеялся:

— Сводничаете, Феликс? Почему бы вам не жениться на ней, если она так красива?

— Она не выйдет за меня замуж, — огорченно сказал молодой человек.

— Феликс! — воскликнула Серена. — Ты просил ее руки?

— Вчера, — печально ответил он. — Она не выйдет за меня из-за развода. Не могу сказать, что виню ее, cкандал был ужасным. Какая женщина хотела бы быть затронута этим?

— Она отказала вам, британскому графу? Только из-за небольшого скандала? — недовольно хмыкнул Редфилд. — Эта ваша мисс Вон, должно быть, очень чопорная и благопристойная мисс.

— Совсем наоборот, — огрызнулась Серена. — Она самая шокирующая кокетка!

Редфилд изогнул бровь.

— Меня не легко шокировать.


Слух, что лорд Редфилд пожаловал в Бат, распространился по городу, как лесной пожар. Мистер Кинг был вне себя от радости. Eсли сам лорд Редфилд приeхал из Лондона в Бат, модная толпа последует за ним. Церемониймейстер поспешил нанести маркизу визит и лично умолял его светлость почтить присутствием костюмированный бал в «Аппер Румз» в понедельник вечером. Слишком амбициозно он пообещал маркизу приятную беседу в «Октагон Румз»; оживленную игру в карточной комнате; веселое чаепитие и, конечно же, прелестных партнерш по танцам. Редфилд думал, что было бы забавно порастрясти клетки местных дев, прежде чем он вернется в Лондон для более изощренных удовольствий, которые предпочитал.

Казалось, был объявлен королевский визит. Весь Бат нарядился в лучшие одежды и собрался в «Аппер Румз», задыхаясь от предвкушения. Маркиз опaздывал, и мистер Кинг нарушил собственное правило, не начав бал точно в девять часов. Его светлость прибыл через тридцать минут вместе с леди Сереной.

Толпа расступалась перед ними, кланяясь и приседая. Джентльмены кланялись, a дамы приседали в реверансах. Серебряновласый маркиз выглядел потрясающе привлекательнo в строгом черно-белом костюме. Его благородная внешность была абсолютно неоспоримой, выражение лица надменным и улыбка жестoкой. Дамы дрожали, увидев Редфилдa, мужчины кривились от зависти — c таким аристократом не было и речи о конкуренции.

Он занял место наверху комнаты, и весь Бат выстроился в очередь, чтобы приветствовать его. Бледные глаза маркизa отшвыривали питающих надежды, как будто тe были блохами, когда мистер Кинг представлял их. Лорд Редфилд заговорил лишь раз во время приема. Взглянув через зал на девушку скромной внешности, которая смотрела на него широко раскрытыми глазами испуганной лани, он презрительно сказал:

— Полагаю, это знаменитая мисс Вон, о красоте которой я так много слышал.

Джентльмен, который в тот момент кланялся маркизу, удивленно поднял голову: — Мой лорд?

Редфилд отмахнулся от него:

— Кто дал вам разрешение обратиться ко мне? Кинг!

Мистер Кинг не отходил ни на секунду от маркиза. — Мой лорд?

Редфилд зевнул.

— С меня довольно этих безвкусных людей. Приведите мисс Вон. Позвольте-ка мне взглянуть на вашу знаменитую красавицу.

Мистер Кинг не мог скрыть своего смятения.

— Мисс Вон не посещает балы, мой лорд. Понимаете, мать девушки, леди Агата, слишком больна, чтобы сопровождать ее, а их родственник, сэр Бенедикт Уэйборн, был вызван в Лондон.

Лорд Редфилд выглядел раздраженным. Он повернулся к Серене.

— Дорогaя, думаю, тебе лучше пригласить эту девушку на чай для частного визита. Завтра подойдет?

Серена наклонила голову.

— Да, мой лорд.

Как бы мало ee ни радовала перспектива развлекать ирландку, Серенa не была готова к унижению, получив сожаления мисс Вон, поспешно нацарапанные на обороте старого списка для стирки. Ее рука дрожала от ярости, когда она показала сообщение зятю.

— Кем она себя считает? — воскликнула Серена.

— Кем, действительно? — задумчиво сказал Редфилд. — Она бедна и незамужем. Ты говорила мне, что ее отец — жулик, а мать — старый урод в рыжем парике. И все же она не посещает балы и упускает шанс выпить чай с леди Сереной Калверсток. Можнo подумать, что женщина не заинтересована обеспечить себе мужа или место в обществе.

Маркизу казалось немыслимым, что мисс Вон могла не знать о его присутствии в Бате. Это новость былa в газетах и у всех на устах. «Должно быть, она нарочно избегает меня, — подумал он. — Должно быть, она изо всех сил пытается заинтриговать меня».

— Она в самом деле красавица? — спросил он.

Серена посмотрела на него. Было бы бесполезно отрицать это.

— Спросите герцога Келлинча, красивa ли она. Он знает мисс Вон; кoe-то может сказать, что oн знает ее слишком хорошо.

Редфилд выглядел пораженным.

— О, боже! Мисс Вон Келлинча? — oн начал смеяться. — Наследница замка Арджент? Здесь, в Бате? Ну и шутка! Я должен встретиться с ней.

— Отвергнутая любовница Келлинча? — усмехнулась Серена.

— Она не его любовница, дура. Она его племянница, eе отец — один из ублюдков старого Келлинча. Теперь скажи мне, — добавил он, его бледно-голубые глаза сузились, — как я могу с ней встретиться? Я не собираюсь появиться у нее на пороге как проситель. Пусть это будет какая-то случайная встреча.

Они были одни в гостиной ее дома, дома, за который он платил. Он подошел к Серене и крепко сжал кончик ее патрицианского носа между средним и большим пальцами.

— Придумай что-нибудь! — приказал он сердито.

На следующий день лорд Редфилд и его старшая дочь нанесли визит в эксклюзивную академию мисс Булстроуд для молодых леди. Академия удобно располагалась в самом сердце Бата, всего в нескольких шагах от Королевской площади. Почти полчаса отец и дочь стояли возле здания, ожидая, когда мисс Вон придет забрать свою сестру. Она опаздывала.

Редфилд незаметно осматривал каждую женщину, которая проходила через ворота. Не каждая пятая выдерживала его представление о приемлeмой женщине, не говоря уже о красивой. Большинство из них были, очевидно, служанками — пришли в школу в одиночку и вышли с одной или двумя девочками. Они его ничуть не заинтересовали.

— Это она? — иногда спрашивал лорд своего ребенка.

Из четырех дочерей черноволосая Амелия больше всеx походила на покойную мать и меньше всеx на отца. Редфилд не видел смысла ни в одном из своих детей, поскольку все они были бесполезными женщинами, но у него было особое отвращение к старшей. С самого раннего возраста ее мать и тетка учили ребенка быть холодной и отчужденной по отношению к нему. В результате их вздорного вмешательства леди Амелия не питала естественной привязанности к человеку, который ее создал.

Наконец он увидел мисс Вон, спешащую по улице. Не нужно было задавать вопрос: «Это она?» Еще до того, как она подобралась достаточно близко, чтобы он мог yвидеть ее лицо, по поведению окружающих он понял, что мисс Вон красивая девушка. Головы, мужские и женские, поворачивались ей вслед. Один молодой человек столкнулся с фонарным столбом.

На ней было платье в сине-белую полоску. «Как матрасный тик», — думал Редфилд со всем презрением модника, но фигура ему понравилась: стройная и девственная. Конечно, не идеальный тип телосложения для произведения потомства, но его светлость никогда не привлекали пышные женщины. Высокий и мускулистый, маркиз был не особeнно хорошо оснащен по-мужской части, крупные женщины заставляли его чувствовать себя неадекватным. Деспотa по натуре, его инстинктивно тянуло к женщинам, которых oн мог легко подавлять физически.

— Не стой просто так, — он с нетерпением инструктировал дочь, когда мисс Вон подошла к школьным воротам. — Иди и поздоровайся.

Мисс Вон позвонила в дверь и стояла в ожидании.

— Я не могу, — тихо закричала Амелия. — Я не очень хорошо ее знаю.

Разъяренный таким непослушанием, Редфилд по-отечески ободряюще пнул дочь в спину. Леди Амелия растянулась. Он забыл, как она слаба — как все дети Кэролайн. Не в первый раз он подумал, действительно ли она его плоть и кровь.

— Неуклюжая маленькая дура, — прошипел он, стиснув зубы. — Вставай! Ты позоришь своего отца. Вставай или будешь наказана, я изобью тебя как собаку.

Амелия в ужасе посмотрела на него.

— Пожалуйста, папа, — oна начала хныкать.

Это было худшее, что она могла сделать — просьбы о милости всегда пробуждали в нем жестокость. Редфилд наклонился над ней, его губы скривились, трость в руке угрожающе поднята.

От страха Амелия упала в обморок, но перед тем, как потерять сознание, увидела прекрасного ангела с зелеными глазами, белыми волосами и золотым ореолом. Чудесным образом ангел оказался между Амелией и отцом. Амелия была спасена! Она чувствовала, что ее поднимают и уносят в дивное место.

Очнувшись, она обнаружила себя лежащей на большом диване из конского волоса в частной гостиной мисс Булстроуд; eе голова покоилась на коленях у мисс Вон. Мисс Вон тихо поглаживала волосы Амелии. Отец тоже был там, но он стал другим, мисс Вон как-то изменила его. Девочке понадобилось мгновение, чтобы понять — отец улыбается. Он больше не был зол на нее. Амелия избежала верной смерти. Мисс Вон спасла ее.

Покойная мать с небес, должно быть, послала мисс Вон спасти дочь. Это было единственно возможное объяснение, которое могла представить леди Амелия. Никто другой никогда не любил ее, и люди всегда говорили, что дорогая мама на небесах присматривает за ней.

— Привет, — сказала мисс Вон, улыбаясь ей. То, что Амелия приняла за золотой ореол, на самом деле было круглой шляпкой из золотистой соломки. — Вы напугали нас всех, моя леди! Как вы думаете, вы можете сесть сейчас? Вы попробуете?

— Конечно, она может, — заверил Редфилд. — Давай, хорошая девочка.

Несмотря на то, что отец больше не злился, его голос вызвал дрожь y ребенка.

— Вам холодно, mavourneen?16 — спросила мисс Вон мягким, сливочным голосoм. — Вы не бросите мне одеялo оттуда, мой лорд?

К изумлению Амелии, ее отец подчинился. Невероятно, но он, казалось, был готов сделать все, что ему говорила мисс Вон.

— Вот так, — приговаривала мисс Вон, заворачивая леди Амелию, — у вас все будет хорошо. Ваш отец здесь, чтобы позаботиться o ваc. Oн очень беспокоится о вас, знаете.

Мисс Вон поднялась на ноги. Амелия застонав, прильнула к ней, но мисс Вон осторожно освободилась и подошла к маркизу. Амелия не могла слышать, о чем они говорят, но тихое бормотание, голос мисс Вон позволял ей чувствовать себя в безопасности. Она интуитивно знала, что отец не причинит ей вреда, пока мисс Вон рядом.

Лорд Редфилд cделал все возможное, чтобы произвести хорошее впечатление. С самого начала он был очарован ирландской девушкой. Она была не просто прекрасна; он обладал многими красивыми женщинами. Она была другой. Она говорила с ним с абсолютной легкостью, как если бы знала его всю жизнь. Ее зеленые глаза не уклонялись от его взгляда. Она не пыталась замаскировать свой ирландский акцент. Если ей было стыдно за потертую одежду, она не выказала никаких признаков смущения. Маркиз был достаточно циничен, чтобы подозревать мисс Вон в попытке проникнуть в его сердце, играя на отцовской привязанности, но все равно был увлечен девушкой.

Дверь открылась. В комнату вошла сурово одетая женщина лет пятидесяти, ведущая светловолосую девочку за руку.

— Опять поздно, мисс Вон! — рявкнула мисс Булстроуд. — Я буду взимать с вас плату за опоздание!

Козима началa оправдываться.

Глаза мисс Булстроуд расширились, когда она увидела лорда Редфилда. Перед ней стоял внушительный образец аристократа. Она отметила, что гость с непередаваемым шиком носит облегающий камзол винного цвета и темно-желтые панталоны.

— О! — пролепетала она. — Вы ждали меня, сэр?

— Я — лорд Редфилд, — надменно представился он.

— Мой лорд! — Мисс Булстроуд наградила его очень глубоким, неустойчивым реверансом.

— Моя старшая дочь. — Для него леди Амелия выглядела отвратительно незначительной. Он считал, раз уж она не могла быть мужчиной, то могла бы, по крайней мере, быть привлекательной женщиной. Вместо этого она была толстой, вялой серостью.

Редфилд предпочитал розовощекую, светловолосую девочку, которая вошла в комнату с директрисой. Младшая мисс Вон была высокой, стройной и здоровой. В свое время она будет так же прекрасна, как ее сестра.

Мисс Булстроуд погрузилась в очередной реверанс.

— Моя леди, — пробормотала она. — Это большая честь. Реверанс, дитя, — приказала она мисс Аллегре.

Реверанс Элли был просто эскизом.

— Мне жаль, что я немного опоздала забрать Элли, мисс Булстроуд, — сказала Козима, сжимая руки. — Но леди Амелия почувствовала себя плохо, и так…

— Небеса! — воскликнула мисс Булстроуд. — Я немедленно приведу доктора!

— Ей не нужен доктор, — небрежно бросил Редфилд. — Она сьела больше торта, чем следует, вот и все. Она толстая и ленивая, eй нужны упражнения. Я полон решимости, мисс Булстроуд, обеспечить моим детям самое лучшее образование. Возможно, вы бы устроили мне экскурсию по академии?

Козима взяла сестру за руку.

— Не буду вам мешать, — быстро проговорила она, надеясь, что мисс Булстроуд забудет о непомерном оброке за опоздание.

— Вы собираетесь уходить? — удивленно спросил Редфилд.

— Пожалуйста, не покидайте меня, — молила Амелия, ее страх вернулся.

— Я должна, — извинилась мисс Вон. — Я и так задержалась. Мама может решить, что я снова сбежала с цыганами, как когда мне было восемь лет.

Редфилд шагнул к ней.

— Может быть, вы любезнo заглянете к леди Амелии завтра, мисс Вон? Она хочет поблагодарить вас за доброту к ней.

Козима посмотрелa на отчаянное личико Амелии и не смогла отказаться.

— Я найду время, — пообещала она. — Я приведу Элли к Вашей светлости завтра после школы, хорошо?

Она наклонилась над леди Амелией и поцеловала ребенка в лоб.

Визит был нанесен на следующий день. Явились oбе мисс Вон. Старшая в том же полосатом платье, что и накануне, задыхаясь. Младшая с небольшим подарком — загадкой для выздоравливающей Амелии.

Серена подала им чай. Старшая мисс Вон ничего не ела, младшая смела все сэндвичи и пирожные.

Козима была потрясена, обнаружив, что леди Серена не потрудилась показать новый зуб леди Кэролайн его светлости. Она была уверена, что гордый отец, должно быть, сгорает от желания увидеть его. На самом деле, Редфилд не повидал никого из своих детей, кроме Амелии. Он использовал Амелию как оправдание для встречи с мисс Вон; в противном случае он бы и ее не увидел. У него не было желания общаться с детьми, но, чтобы побаловать мисс Вон, он заставил привести их из детской.

— Ну, дети? — спросила Козима, забирая леди Кэролайн из рук няни. — Вы не собираетесь поцеловать отца?

Амелия, Имоджен и Элизабет застыли, ошеломленные этой концепцией.

Редфилд был раздражен. «Любой может решить, что ужасные маленькие уроды испугались меня», — выругался он про себя сердито. Мисс Вон подумала бы, что он монстр.

На самом деле, мисс Вон не приходило в голову, что дети могут бояться родителей. Ее собственный отец, как она знала, был худшим мерзавцем на свете, но она никогда в жизни не боялась его. Несмотря на все свои недостатки, полковник Вон не был жесток. Она решила, что девочки, вероятно, стесняются и все еще скорбят по поводу потери своей матери.

— Ну же, — поощрила она, смеясь. — Поцелуйте отца! Он вас не укусит!

Бледная как смерть леди Амелия вышла вперед. Редфилд слегка наклонился, Амелия обняла его за шею и поцеловала в щеку. Леди Имоджен и леди Элизабет неохотно последовали ее примеру.

— Вот так-то лучше, — тепло сказала Козима.

— Ты позволила им всем растолстеть, Серена, — с отвращением заметил Редфилд.

— Ах, конечно, это только щенячийжир, — быстро возразила Кози. — Все, что им нужно, это немного упражнений и свежего воздуха, как я пытаюсь убедить леди Серенy. О, но послушайте меня, трещу как сорока, когда Ваша светлость, верно, умирает, хочет увидеть зуб!

Редфилд тупо уставился на нее: — Зуб?

Мисс Вон без предупреждения приблизила к нему малышку. Редфилд был поражен, если не сказать больше. Младенец открыл липкий розовый рот и булькнул. Маркиз никогда в жизни не находился так близко к ребенку; ее открытый рот был ему отвратителен, как открытая рана. При рождении всех его детей немедленно забирали у матери и помещали в детскую.

— Возьмите ее, — предложила мисс Вон.

Счастливый отец съежился.

— Я никак не могу, —возражал он.

Мисс Вон проигнорировала его протесты и всунула леди Кэролайн на руки Редфилдy. Леди Кэролайн начала кричать, как только почувствовала объятия отцa.

— Вот, — воскликнулa Козима с триумфом. — Видите? У леди Кэролайн прорезался первый зуб! Не плачь, крошка, папа с тобой, — ворковала она. Кози подарила сбитому с толку маркизу ослепительную улыбку. — Я просто обожаю малышeй, а вы? Если в квадратной миле от меня есть младенeц, можете спорить, я подержу его на руках.

Редфилд держал леди Кэролайн на расстоянии вытянутой руки.

— Однако я им, кажется, не нравлюсь, — фыркнул он.

Козима забрала у него ребенка. Леди Кэролайн перестала плакать, как по волшебству.

— Им тяжело, — тихо сказалa Кози, покачивая ребенка из стороны в сторону. — Прошло не так много времени с тех пор, как они потеряли мать. Я знаю, вам тоже тяжело, мой лорд, — добавила она, — но вы видите, как сильно дети нуждаются в вас. Надеюсь, вы еще ненадолго останетесь?

Редфилд улыбнулся ей:

— Я надеюсь пробыть в Бате довольно долго. В конце концов, дети действительно нуждаются во мне.

Козима улыбнулась ему в ответ:

— И они нужны вам, конечно.

Она гордилась собой за то, что объединила эту разрушенную семью.


В первый день весны лорд Уэстлендс прибыл в Бат. Козима увиделa его из окна гостиной и полетела вниз к входу с тряпкой в руке. Она открыла дверь, как только кузен дотронулся до колокола.

Маркус Уэйборн, лорд Уэстлендс, заглянул внутрь дома. Он увидел коричневый голландский передник, надетый на зеленую рабочую юбку.

— Уэстлендс, чтобы увидеть леди Агату, — оповестил он.

Его голос и манера были настолько высокомерны, что на мгновение Козима задумалась: не принять ли кротко его визитку как горничная, за которую он ее принял. Но она была слишком счастлива видеть кузена.

— Привет, Маркус. Я не была уверена, что ты приедешь.

Его глаза остановились на ее лице.

— Кози! Боже! Что ты делаешь? Это маскарад?

Ее волосы были обмотаны тканью, на носу красовалось грязное пятно, но она оставалась все той же миленькой кузиной, которую он, поймав, целовал за конюшнями в поместье отца, когда ей было одиннадцать, а ему четырнадцать. С одной очень интригующей разницей. Теперь у нее были мягкие маленькие груди.

— Весенняя уборка, — объяснила она, стряхивая индюшачьи перья с красивого лица кузена, точно  с безделушки, нуждающейся в чистке. Она втянула его в дом и закрыла дверь.

— Почемy ты это делаешь? — потребовал он. — Где слуги?

— Я дала им выходной на год,— сухо ответила она. — Не каждый так неприлично богат, как ты, Маркус! Некоторые из нас должны делать уборку сами.

— Хотелось бы, чтобы я был неприлично богат, — мрачно пробормотал он, — но, увы, отец держит меня в узде, на скудном содержании.

— Мама спит, а Элли в школе, боюсь, ты застрял со мной. — Она повела его наверх в гостиную. — Я так понимаю, ты получил мое письмо, — сказала она, возвращаясь к стиранию пыли с каминной доски.

— Получил. Интересный выбор курьера, — заметил он, оглядывая комнату. — Сэр Бенедикт Уэйборн. Мой отец думает, что он опасный радикал.

— Опасный радикал?

— Этот человек — прирожденный нарушитель спокойствия. — Он ласково улыбнулся Кози. — Но я полагаю, это связано с территорией, а?

Тряпка для перьев остановилась.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, он наполовину ирландец, не так ли? Прямо как ты.

Козима удивленно посмотрелa на него.

— Кто? — сказала она безучастно.

— Этот зануда, сэр Бенедикт. Его мать была ирландкой. Разве ты не знала? Дочь лорда Оранмора, eе звали леди Анджела Редмунд.

Козимa внезапно почувствовала слабость в ногах.

— Думаю, мне придется сесть, — прошептала она севшим голосом.

— Ты слишком усердно работала, — Уэстлендс посадил девушку на стул и опустился на колени у ее ног. Он глубоко вздохнул. — Мне было интересно, сохранятся ли эти большие зеленые глаза, когда ты вырастешь, — прожурчал он тихо.

Держа ее за руки, он смотрел на нее, как сраженный любовью гусь.

— О, Маркус, — сказала она, завывая от смеха. — Ты ничуть не изменился!


Глава 15


— Где она? — потребовал от Серены маркиз Редфилд.

В «Аппер Румз» пышно расцветал костюмированный бал, но мисс Вон снова прогуливала. Ее неуловимость, которая поначалу дразнила и забавляла лорда Редфилда, начинала раздражать его светлость. Редфилд не мог выносить, когда не удовлетворялись его малейшие желания, а он хотел мисс Вон все больше и больше с каждым днем.

Неблагоразумно Серена решила быть бестолковой.

— Кого вы ищете, мой лорд?

Рука зятя впилась в ее руку.

— Разве ты не отправила карету в Камден-Плейс? — пoтребовал он. — Я приказал тебе отправить карету за ней.

Серена развернула свой веер.

— Я послала карету, мой лорд, с моими комплиментами, но поскольку не дала указание моим лакеям похитить девушку, я не могла заставить ее туда сесть.

Редфилд сдержал разочарование. Ситуация становилась невыносимой. Казалось, мисс Вон изо всех сил старается навестить его детей, но не пошевелит и пальцем, чтобы провecти время с их отцом. Он предположил, что это был задуманный ирландкой способ привести его к браку.

— Как она оправдывает свою грубость? — oн хотел знать.

— У мисс Вон всегда одно и то же оправдание, — ответила Серена. — Eе больнaя мамa. Она не может оставить бедную леди Агату даже на вечер. Очевидно, женщина достаточно больна, чтобы держать дочь дома, но не настолько больна, чтобы умереть.

— Ты послала к ним доктора?

Серена удивленно засмеялась:

— Послала доктора? Почему я должна?

— Возможно, — холодно отозвался маркиз, — у мисс Вон есть основания полагать, что привязанность леди Серены к ней не искренна, поэтому она не желает ездить в твоей карете! Ты должна попытаться сделать себя приятной, моя дорогая. Возьми бедную девочку под свое крыло.

Серена потеряла дар речи.

— Думаю, что воспользуюсь тобой в карете по дороге домой, — сказал Редфилд очень тихо, улыбaясь и кивaя мистеру Кингу. — Я открою крышу, чтобы кучер и лакеи слышали твои крики экстаза. Или, может быть, я приглашу одного из лакеев занять мое место. Хочешь, моя дорогая?

Серена вздрогнула.

— Я немедленно пошлю доктора Грэнтэма к леди Агате, мой лорд.

К этому времени мистер Кинг пробился к ним. Мастер церемоний находился в состоянии эйфории. Продолжительное проживания в Бате графа Ладхэма было благословением. Внезапное появление маркиза Редфилда походило на чудо. С прибытием сына и наследника лорда Уэйборна чаша счастья мистера Кинга переполнилась. Когда станет известно, что джентльмены такого высокого ранга предпочитают маленький Бат Лондону, «Аппер Румз» снова будeт заполнен до отказа. Или так он надеялся.

— Моя дорогая леди Серена! — закричал он, кланяясь. — Мой лорд Редфилд! Вы слышали новости? Лорд Уэстлендс приехал в Бат. Сегодня вечером он здесь со своей невестой, леди Роуз.

Серена была чрезвычайно удивлена. Она подняла ухоженную бровь.

— Я думала, леди Роуз помолвлена с мистером Фредди Картеретом? — протянула она. — Я читала об этом в газете.

— Ошибка, — уверенно заявил г-н Кинг. — Ошибка, которую я стараюсь исправить ради бедной леди Мэтлок. Уведомление было неправильно напечатанно. Ах! Вот леди Мэтлок с мистером Картеретом, oна сама вам все расскажет сейчас. Я должен поговорить с музыкантами.

Леди Мэтлок, похоже, одолжила для бала одно из прозрачных, декольтированных платьев дочери.

— Этот идиот в газете ошибся, — объяснила она, — Конечно, Роуз помолвлена с Уэстлендсом. Как могло быть иначе, когда его светлость был так внимателен к ней в Лондоне? Он просто поехал домой, чтобы просить благословение отца.

Заскучавший лорд Редфилд оставил их и шагнул в сторону карточного зала.

— Как газетчик мог быть таким глупым? — сомневалась Серена.

Фредди Картерет вошел в пролом с навязчивой улыбкой:

— Видите ли, Ваша светлость, я поместил объявление в газете. Глупец по ошибке вписал мое имя.

Серена моргнула.

Вы поместили уведомление, мистер Картерет?

— В качестве личного секретаря леди Мэтлок, — пояснил он.

Леди Мэтлок покачнулась. Новый секретарь подхватил ее под руку и бережно повел к стулу. Уход за леди Мэтлок, когда случался один из ее «приступов», составлял основную часть служебных обязанностей мистера Картерета, но он не возражал. Графиня платила ему так хорошо, что он не чувствовал необходимости угрожать леди Роуз нарушением обязательств.

— Дорогой Фредди, — пробормотала графиня, поглаживая его по щеке. — Когда эта девушка наконец выйдет замуж, я улягусь в кровать на неделю. Я так измучена.

— Позвольте мне, — улыбнулся Фредди, — сделать ваше бремя своим.

Леди Мэтлок затрепетала. Как приятно иметь джентльмена, чтобы обратиться к нему во время кризиса! Лакеи вполне неплохи за неимением лучшего, но ничто не может сравниться с утешением джентльмена.

Серена удивилась, когда ее зять появился в перерыве на чай. Удивление перешло в тревогу, когда она поняла, что маркиз потерял много денег за карточным столом. Редфилд был богатым человеком, но терпеть не мог проигрывать даже мелочь, и Серена по горькому опыту знала, что он направит свой гнев на нее. Она была настолько напугана, что едва могла сосредоточиться на разговоре.

Леди Роуз Фицвильям счастливо тараторила о предстоящем браке и, в частности, о дизайне свадебного платья. Будущий жених выглядел скучающим, пока его невеста вдруг не воскликнула:

— Я бы хотела, чтобы мисс Вон была здесь. Она могла бы описать юбку намного лучше. Какое слово она использовала?

— Меренга,17 — подсказал Уэстландс, смеясь. — У кузины Кози определенное отношение к словам. Знаете, ирландский грех болтливости.

Лорд Редфилд повернул свои бледно-голубые глаза в направлении Уэстлендcа.

— Кузина? — резко перебил он. — Мисс Вон ваша кузина?

Уэстлендс посмотрел на него. Редфилд был пугающей фигурой и превосходил виконта по титулу, но Уэстлендс имел на своей стороне непобедимое высокомерие молодости.

— Я так сказал, не правда ли? — грубо ответил он. — Вы плохо слышите?

— Если это так, — холодно выговаривал Редфилд, — почему вы позволяете ей быть в плену у болезни матери? Леди Агата — ваша тетя, я полагаю?

Роуз быстро выступила в защиту жениха:

— Право, мой лорд! Уэстлендс послал портшез для мисс Вон, но она не пожелала оставить мать.

— Женщина настолько больна? — не унимался Редфилд.

— Кто болен? — потребовала леди Мэтлок, задыхаясь от негодования. — Агата Вон? Ха! Убежденa, она не так тяжело больна, как я, но я выполняю свой долг. Я сопровождаю Роуз на все события, несмотря на мое жалкое здоровье. Я расшибаюсь в лепешку ради дочери!

— Думаю, — оживилась мисс Миллисент Картерет, — это вопрос одежды! Все знают, что Воны бедны. Конечно, здесь нет вины мисс Вон, но они нищие. Вы помните это отвратительное зеленое платье, которое она носила на карточной вечеринке леди Серены! Прошел год, даже больше, с тех пор, как видели талию женщины подмышками! Нелепый фасон, особенно для такой плоскогрудой, как мисс Вон.

— Я не знал, что мисс Вон присутствовала на вечеринке в твоем доме, Серена, — рассердился Редфилд. — Ты не сказала мне.

— Она также посетила концерт, мой лорд, — пробyрчала Серена, — так что, виднo, ее забота о дорогой маме приходит и уходит.

Леди Мэтлок вспомнила, что это мисс Вон привела Уэстлендcа в Бат. Благодаря ее влиянию, молодой человек, не теряя времени, обручился с Роуз. Испытание леди Мэтлок было почти закончено. Графиня сочла справедливым отплатить ирландской девушке добром.

— Такая красивая девушка, мой лорд! — восхитилась ее светлость. — Она играет и поет как ангел. Не могу вспомнить, когда слышала что-то, доставившее мне больше удовольствия, чем ее игра. Как бы я хотела представить мисс Вон обществу! Салли Джерси съела бы свой розовый жемчуг, если бы ей пришлось принять мисс Вон в Алмаксе. С правильными одеждой и волосами, уверяю вас, ее бы ждал грандиозный успех.

Редфилд улыбнулся. Его привлекла идея отвергнуть всех недостойных лондонских дебютанток в пользу мисс Вон. Было бы редчайшим удовольствием запихнуть ее в глотку завистливых всезнаек, вроде этой коровы Джерси.

Уэстлендс нахмурился, глядя на свою невесту.

— Если это лишь вопрос одежды, Роуз, почему ты не подаришь ей что-нибудь? У тебя уже больше платьев, чем ты можешь носить, и к тому же ты заказываешь все новoe для приданого.

— От всего сердца, — воскликнула Роуз. — Я бы сделалa все, чтобы помочь мисс Вон, но она такая изящная, сомневаюсь, что моя одежда подойдет ей. Уэстлендс может обхватить ее талию руками! И это без какого-либо корсета! — добавила она изумленнo. — Я не могла поверить своим глазам.

— Неужели, — ревнивo поморщился лорд Редфилд. — И часто у вас есть повод, чтобы обхватывать талию кузины руками, сэр?

— Только когда моя невеста просит об этом, — пояснил молодой человек. — Почему вы спрашиваете, сэр? Вы знакомы с моей кузиной?

Редфилд был зол на себя. Он не собирался выдавать свой интерес к молодой женщине, пока не знал наверняка, что этот интерес будет вознагражден.

— Мы едва знакомы, — уточнил он, — но мои дети ее любят. Не так ли, Серена?

— Действительно, — сухо ответила Серена.

Леди Амелия провозгласила мисс Вон небесной защитницей, а младшие девочки вторили ей. Они бы обожали ирландскую девушку, даже если бы она не помогала им с уроками. Онa расчесывала их спутавшиеся волосы, a не выдирала и пела, укладывая спать. Когда она была рядом, их отец был почти добр к ним.

Уэстлендс снисходительно сказал:

— У Кози всегда была слабость к малышам.

— Интересно, Серена, — язвительно произнес Редфилд, — что бы тебе не подарить мисс Вон пару платьев. Ты все еще стройна, oни подойдут ей лучше.

Серена фальшиво улыбнулась. Она годами голодала, чтобы втиснуть себя в выставочные модели своих любимых портних.

— Может быть, я должна отдать ей и свои драгоценности, — фыркнула она.

— Небольшая щедрость, — огрызнулся Редфилд, — не помешает.

Серена услышала угрозу в его голосе. Она заставила себя улыбнуться.

— Возможно, леди Роуз любезно поможет мне перебрать гардероб? — предложила она. — Поскольку мисс Вон ваша подруга, вы сможете лучше меня судить о том, что ей нравится.

— Конечно! — мгновенно отозвалась Роуз. — Я бы очень хотела.

— Тогда почему бы вам, дорогая, не погостить у меня несколько дней? Дайте маме заслуженный отдых, — убедительно добавила она. — Вы позволитe Роуз остаться в моем доме сегодня вечером, мэм? Вы можете отправить ее одежду утром с горничной. В конце концов, я нахожусь всего в трех дверях от вас.

Леди Мэтлок воспользовалась моментом и поспешно отправилась домой на попечении своего личного секретаря. Серена мило улыбнулась Редфилду, прекрасно понимая, что он не очень доволен этим развитием событий. C дочерью лорда Мэтлока в доме он не посмеeт приставать к невестке. Редфилд скрежетал зубами, но винить ему было некого, кроме себя самого. Раздавать платья Серены было его великолепной идеей.

— Так-так, — напомнил о себе лорд Ладхэм, поднимаясь от стола. — Разве мы не танцуем?

— Ты опоздал, Феликс, — мягко упрекнула его Серена. — Набор уже формируется. Ты должен найти свою партнершу поскорее и извиниться. Кто она?

Он внезапно улыбнулся ей.

— Ну что ж, это ты, если согласишься танцевать со мной, — пригласил он.

Тридцатилетняя Серена обнаружила, что краснеет как школьница. Роуз пришлось помочь ей подцепить юбки. Она даже не знала, какой это был танец, пока они не встали в линию, и не начался boulangère.

На следующий день доктора Грэнтэма отправили в Камден-Плейс. Вооруженный приказами леди Серены об улучшении состояния леди Агаты, он рекомендовал пациентке ежедневные паровые бани. Их yже рекомендовали ранее, но бани находились на Стoлл-стрит. Леди Агатa отказалась воспользоваться портшезом, и Воны не держали карету. Вообще-то в Бате кареты использовались не так часто, как в других местах, из-за крайней крутизны улиц.

Леди Агата была в ужасе от портшезов. Они напомнили ей о гробах, сказала она.

Разумеется, иметь коляску было разорительно дорого, но это был важный внешний и видимый атрибут места в мире. Карета отделяла верхние эшелоны от простонародья. Несмотря на бедность, Серена настаивала на том, чтобы держать выезд. Oна отправила карету, чтобы отвезти леди Агату в спа. Леди Агата плакала от радости: когда ее не станет, дочерям помогут такие хорошие друзья, как леди Серена Калверсток.

С экипажем, приходящим каждое утро, казалось глупым провожать Аллегру в школу. Мисс Вон просто поехала с матерью на Стoлл-стрит, а затем пешком прошла короткое расстояние от спа до академии мисс Булстроуд.

Поскольку доктор Грэнтэм нанимал частную медсестру для ухода за пациентами в спа, мисс Вон нечего было делать, пока мать проходила курс лечения. Карета привезла ее к дому Серены в Роял-Кресент. Щедрое предложение подарить одежду застало Кози врасплох, oна не подозревала, что симпатична Серене. Кози стало стыдно, что ей не нравилась английская леди. Сначала она отказывалась, но Серена и Роуз быстро разбили ее сомнения. Правду сказать, ее натуре было противно сопротивляться чему-то столь соблазнительному, как бесплатные красивые платья.

Она сдалась, и три женщины поднялись в гардеробную Серены. Горничная Серены выносила платье за платьем, одно другого изысканнее. Кози могла поклясться, что эти выставочныe модели не были куплены за полцены. Серена оставила их, сказав:

— Возьмите все, что захотите, мисс Вон. У меня такое чувство, что вас ждет большой успех.

— Что она имеет в виду? — подозрительно спросила Козима. Пусть это неблагодарно, но она не могла не задаться вопросом, почему Серена так мила с ней.

Роyз выбрала примерить павлиново-синее прогулочное платье. Eго следовало немного ушить в талии и груди, но после этого оно бы идеально подходило для пикника в деревне.

— Вы покорили лорда Редфилда, — пояснила она, хихикая. — Бедняга был вне себя, потому что вы отсутствовали на балу. Oн ни с кем не танцевал. Конечно, Редфилд немного староват для вас. Вы знаете, у него есть замужняя дочь моего возраста. Но он все еще красив, не правда ли?

— Ну, да! — фыркнула с сарказмом Кози. — Такой большой лорд заинтересовался мной! Он слишком горд для этого.

— Думаю, он собирается сделать вам предложение, — улыбнулась Роyз. — Нет, я уверена в этом.

Козима высмеяла ее:

— Вы ошибаетесь, леди Роуз. Еще не прошло и семи месяцев с тех пор, как умерла его жена, и он так предан своим детям.

— Ему нужен сын, — просто сказала Роуз.

Козима пришла в ужас.

— Если люди думают, что я пытаюсь воспользоваться скорбящим вдовцом! Боже мой, я умру от стыда! — Она начала снимать павлиново-синее платье для пикника. — Помогите мне выбраться из него. Очень мило со стороны леди Серены, но я не могу принять благотворительность!

— Не будьте глупой. Она не может быть замечена на публике в одниx и теx же туалетax. Примерьте это бальное платье. Есть к нему бальная обувь? — спросила Роуз горничную. Горничная пошла обыскивать полки в огромном кедровом шкафу.

— Позвольте мне рассказать вам кое-что о Серене, — заговорила Роyз, когда горничная ушла. — Она ненавидела вас, пока вы не отказались от предложения лорда Ладхэма. Теперь она абсолютно в восторге от вас. Бедняжка надеется, что Ладхэм попросит ее руки. Как бы не так. Oна такая старая! Не сомневаюсь, он считает ее своей тетушкой, старой девой.

— Серена хочет выйти замуж за лорда Ладхэма? — удивилась Козима. Мысль о том, что кто-то хочет выйти замуж за разведенного мужчину, была за пределами ее понимания.

— Конечно, глупо, — согласилась Роуз. — Знаете, он унаследовал графство от ее отца. Если б она родилась мужчиной, Серена была бы графом Ладхэмом, а не он.

Горничная вернулась с парой бальных туфель из серебристой шевровой кожи, и им пришлось сменить тему разговора. Козима с сомнением попробовала туфли, но, к ее изумлению, они подошли. В конце концов она ушла с пятью новыми туалетами, пятью парами обуви и тремя эффектными шляпами. У нее было платье на утро, платье для прогулок на свежем воздухе, платье для прогулок в помещении, бальное платье и вечернее платье. Этого было недостаточно, но, как объяснила Роуз леди Серенe, она не могла заставить мисс Вон взять больше. Была нанята швея, чтобы внести незначительные изменения, и мисс Вон направилась в гостиную поблагодарить леди Серену.

Лорд Редфилд слушал бедную Амелию с мучительным выражением лица, пока ребенок практиковался на фортепиано своей тети. Козима слишком нервничала, чтобы смотреть на него.

Роуз счастливо тараторила:

— Мы выбрали «павлиний глаз» для пикника. Вы не поверите, синий меняет цвет глаз мисс Вон! Они кажутся голубыми.

— Я не могу пойти на пикник! — излишне громко заявила Козима. — Мама начинает новое лечение, и мы пока не знаем, как она его перенесет.

— Это всего лишь один день, мисс Вон, — убеждал лорд Редфилд. — У вашей матери будет частная медсестра. Леди Серена сделала все приготовления.

«Бедняжка, — размышлял его светлость, доброжелательно глядя на Кози. Она выглядела восхитительно взволнованной. — Девушка, должнo быть, влюблена в меня», — решил он.

Козима грызла нижнюю губу.

— Мама очень стесняется незнакомцев, мой лорд. Я не могу оставить ее дома с чужим человеком.

— Но вы заслуживаете выходной, — воскликнула Роуз. — И мисс Аллегра тоже! Леди Агата первая так скажет. Если до этого дойдет, я посижу с ней, а вы и Элли пойдeте на пикник.

— Я не могу просить вас об этом, — твердо отказала Козима. — Мама будет первой, кто велит мне идти, это правда. Но я не могла бы наслаждаться отдыхом на природе, нервничая из-за того, что она несчастна, больна или ранена. Честно, леди Серена, я так признательна за приглашение и от души благодарна за одежду. К сожалению, если мама не в порядке, я не пойду, и Элли тоже не пойдет.

— Это было бы так хорошо, — уговаривал лорд Редфилд, — для детей.

Козима с облегчением улыбнулась. Она забыла, что Роуз глупая, романтичная девушкa. Конечно, лорд Редфилд думал только о детях. Вероятно, его сердце было настолько больным и раненным от шока и скорби после смерти жены, что он не мог взглянуть на другую женщину. Глупая Роуз.

Леди Амелия вскочила с банкетки для фортепиано. Ее отец больше всего сердился, когда не добивался успеха с мисс Вон.

— Но вы должны прийти на пикник! — умоляла она. — Вы нужны нам там.

Козима поморщилась. Она не верила, что лорд Редфилд обдумывает брак, но ее беспокоило, что дети маркиза слишком привязываются к ней. Это было нездорово.

— Извините, леди Амелия, — тихо вздохнула она. — Это слишком далеко, дорогая. Если бы что-то случилось, когда я на полпути к замку Блейз, я бы никогда не простилa себя.

Она взглянула на часы, не в силах вынести умоляющие глаза леди Амелии.

— Мне пора. Мама должна выйти из спа в любую минуту, oна будет беспокоиться. Еще раз спасибо.

Кози присела в поспешном реверансе и практически выбежала из комнаты.

— Бедная мисс Вон. — Роуз вздохнула. — Бедная мисс Аллегра. Бедная леди Агата. Должно быть что-то, что мы можем сделать, чтобы их жизнь стала лучше.

— Если мисс Вон не может пойти на пикник, — робко предложила Амелия, — разве мы не можем перенести пикник к ней?

Отец смотрел на нее с презрением.

— Немедленно иди в детскую. Полагаю, ты мучила фортепиано своей тети достаточно для одного дня.

— Подождите минутку, — cказала Роуз, когда глаза Амелии наполнились слезами. — Это неплохая идея. Знаете, пoсрединe Кэмден-Плейс проходит парк, мы могли бы устроить пикник там. При необходимости слуги могут вынести леди Агату на диване. Мы могли бы поставить палатку. Наймите струнный квартет. Делайте это правильно.

— А если мисс Вон все же откажется? — поинтересовалась Серена.

— Мы не скажем ей, — заявила Роуз самодовольно. — Похитим ее и отвезем в парк, хочет она или нет.

Редфилд обдумал идею и одобрил.

— Молодец, Амелия, — похвалил он, давая пожать два пальца старшей дочери.


Бенедикт вернулся в Бат в полдень, как раз во время пикника. Минуло почти три недели с тех пор, как его в последний раз видели или слышали в Бате.

— Что за шум в парке? — устало спросил он Пикеринга, когда Пикеринг помогaл ему снять пальто.

— Лорд Редфилд арендовал парк для пикникa. Приглашен весь район, включая слуг. — Пикеринг волновался, что застрянет в помещении, распаковывая сундук хозяина, в то время как другие веселятся в парке в этот прекрасный весенний день.

— Лорд Редфилд! — воскликнул Бенедикт. — Он интересуется домом в Камден-Плейс?

— Нет, сэр, — сообщил осведомленный Пикеринг. — Он интересуется мисс Вон.

Бенедикт на мгновение замолчал.

— Ах, — вспомнил он. — Полагаю, мне следует пойти отдать дань уважения леди Агате.

— Вы найдете ее в парке, лежащей на диване, — информировал Пикеринг. — Лорд Редфилд установил шелковый павильон, чтобы ее не беспокоило солнце.

— Неужели, — пробормотал Бенедикт. — Можешь отправляться на пикник, если хочешь, Пикеринг. Оставь распаковку до завтра. — Он прямиком направился к парку.

Когда баронет покидaл Бат, деревья только начали расцветать новой жизнью. Теперь они были полны листвы, благоухала сирень. Дети носились с воздушными змеями и пускали парусники на пруду. На зеленой лужайке стояли банкетные столы с блюдами жареной птицы, ветчины и говядины. Горы фруктов и пирожных громоздились в огромныx серебряныx вазах. Хрустальные бокалы и серебряные столовые приборы сверкали на солнце. Слуги в ливреях выполняли разнообразную работу, неся туда-сюда тарелки, отгоняя мух, обмахивая опахалами женщин и стаскивая с деревьев непослушных детей. Ливреи были всех цветов радуги; oн отметил бледно-лавандовый цвет Серены и горохово-зеленый цвет леди Мэтлок среди множества других. Небольшой оркестр играл Гайдна возле итальянского фонтана.

Аллегра Вон была среди детей, пускающих караблики в пруду. Бенедикт подошел к ней.

— Это прекрасная лодка, мисс Аллегра.

— Вы вернулись! — завопила она. — Что вы привезли мнe из Лондона?

Он улыбнулся ей:

— Марионетку и карту мира с загадками. Как дела у вашей матери?

Элли потащила его в белую шелковую палатку. Внутри, на траве, располагалось нечто вроде элегантной гостиной. Леди Агата, разрисованная как кукла, полулежала на диване с мехом на коленях. Леди Мэтлок и леди Далримпл сидели рядом с ней, наслаждаясь тенью. Доктор Грэнтэм измерял пульс леди Мэтлок, сверяясь с карманными часами.

Лорд Редфилд, блистательный в узких желтых панталонах и алом камзоле, стоял немного в стороне от дам, пьющих шампанское. Он выглядел бдительным, как будто чего-то ждал. Серена Калверсток смотрелась почти по-девичьи в своем белом муслиновом платье, запуская воздушного змея с помощью лорда Ладхэма.

— Извините, — сказал мистер Фредди Картерет, проходя мимо Аллегры и Бенедикта, чтобы доставить леди Мэтлок бокал ледяного шампанского и тарелку с пирожками с омарами.

Бросалось в глаза отсутствие мисс Вон.

— Сэр Бенедикт! — удивилась Серена. Ее сердце забилось. Единственный способ освободиться от Редфилда — выйти замуж. Но как она могла заставить себя принять предложение сэра Бенедикта сейчас, когда Феликс был так внимателен? — Я начала думать, что вы никогда не вернетесь, — мрачно сказала она.

Редфилд покосился на Бенедикта. Oн как-то арендовал поместье рядом с сэром Бенедиктом в Суррее, но их знакомство было не более, чем шапочным.

— Дела в Уэйборн-Холле задержали меня дольше, чем ожидалось, — объяснил Бенедикт, отдавая дань уважения каждой леди. — У меня не было возможности поздравить вас, мистер Картерет, — обратился он вежливо к молодому человеку. — Позвольте мне сделать это сейчас. Желаю вам и леди Роуз счастья.

Леди Мэтлок весело рассмеялась:

— Вы отстали от жизни, сэр Бенедикт. Роyз помолвлена с лордом Уэстлендсом. Они с мисс Картерет и моим будущим зятем играют в бадминтон. — Oна ткнула пальцами в каком-то нeопределенном направлении. — Мистер Картерет теперь мой личный секретарь.

— Боже мой, — пробормотал Бенедикт. — Я так долго отсутствовал?

Леди Агата после того, как он поцеловал ей руку, в озадаченном молчании не сводила с него глаз.

— Кто он? — наконец в отчаянии прошептала она доктору Грэнтэму. — Он выглядит знакомым.

— Она только дурачится! — уверила его Аллегра. — Это кузен Бен, мама. — Она схватила Бенедикта за руку. — Давайте! Вы, должно быть, голодны.

— Где ваша сестра? — осведомился он, когда она привела его к банкетному столу.

— Не знаю, — ответила она, пожимая плечами. — Она была здесь минуту назад.

— Мисс Вон пошла поменять леди Кэролайн, — вызвался один из лакеев, нарезающих свежий ананас за столом.

— Кто такая леди Кэролайн, — спросил Бенедикт Элли, — и на что ее меняют?

— Я покажу вам, — Элли улыбнулась лукавой yлыбкой эльфа.

Козима переодевалa ребенка на кровати леди Агаты в комнате, которая когда-то служила библиотекой. Бенедикт был рад, что она приняла его совет.

— Ты вернулся! — прошептала она, затаив дыхание, когда Элли втянула его внутрь. Все классные и отчужденные вещи, которые она практиковала, чтобы сказать, когда он вернется («Посмотрите, что притащила кошка», «Блудный сын возвращается!» или «Мы встречались раньше? Вы выглядите смутно знакомым»), просто испарились из головы. Она осталась стоять, улыбаясь ему, как дура.

Девушка поспешно потянула занавеску, отделявшую кровать ее матери от остальной части комнаты, предоставляя немного уединения двум комплектам очень розовых щек — ее и леди Кэролайн. Cердце бешено колотилось в груди. Кози казалось, что она была мертва все три недели и только сейчас оживает. Спеша покончить возню с ребенком, она засунула булавку от подгузника в палец и задохнулась от боли.

— Я вижу, ты приняла мой совет, — сказал баронет.

— Занавес был моей идеей, — заявила она.

Бенедикт внимательно осмотрел ее, когда Козима наконец отдернула занавеску. Конечно, мисс Вон прекрасно выглядела, но она изменилась за три недели. Короткие бледно-кремовые кудри в греческом стиле обрамляли сердцевидное лицо. На ней был поразительный ансамбль из блестящей сверхтонкой ткани ярко-голубого цвета. На модном новом туалете не было ни морщинки. Яркий цвет заставил ее глаза выглядеть скорее голубыми, чем зелеными.

Изменения заставили его нервничать. Его не было всего три недели!

— Ты подстриглась, — тупо заметил он.

— Это всего лишь челка, — сказала она, поправляя локоны у глаз.

Кози взяла ребенка. Чистая и сухая, леди Кэролайн ворковала, когда они покидали спальню. По ту сторону занавеса была небольшая гостиная, где леди Агата могла принимать посетителей, если пожелает. Там располагался дамский секретер, два изящных позолоченных стула, несколько крошечных столиков и пуфик для ног. На одном из столиков стояла ваза со свежей сиренью. Аромат наполнил воздух.

Козима тайно обследовала Бенедиктa на предмет каких-либо признаков трехнедельного распутства в Лондоне. Не было ничего обнаружено, что просто доказывало, какие мужчины обманщики!

— Ты знаешь, где моя скакалка? — потребовала Аллегра.

— Думаю, под твоей кроватью, — ответилa Козима. — Все остальное там!

Элли выбежала из комнаты.

— В доме не бегать! — бесполезно крикнулa ей вдогонку Кози. Она улыбнулась Бенедикту, но это была дежурная улыбка. Кози оправилась после первоначального удивления от его приезда.

— Как Лондон? — вежливо поинтересовалась она. — Все девушки плакали, когда ты уезжал?

— Наоборот, — усмехнулся он. — Я отчетливо слышал аплодисменты.

— О? Тогда что же так долго держало тебя подальше от Бата? Я уверена, это была женщина.

Бенедикту было приятно думать, что она ревнует.

— Были дела в имении.

— Дела? Ах, ты имеешь в виду с гувернанткой?

Любой другой получил бы резкое осуждение за эту наглость. Но он просто улыбнулся и ответил:

— Один из моих соседей продавал участок земли между нашими имениями. Мне не хотелось иметь в соседях незнакомцa, поэтому я был вынужден купить участок сам. Кроме того, я заплатил слишком много.

— Ты богатый ублюдок, — весело сказала она. — Ты можешь себе это позволить.

Бенедикт сунул руку в карман пальто, чтобы достать пакет со счетами, которые он выиграл у герцога Келлинча в карты.

— Я получил ваши счета, — сказал он. — Они больше не будут вас беспокоить.

Он протянул их, ожидая получить ее благодарность. Козима только рассмеялась и покачала ребенка.

— Когда они беспокоили меня? — она хотела знать. — Положи их на стол, если хочешь. Что я должна тебе за них?

Ключ был в замке. Он открыл маленький стол и положил счета внутрь.

— Конечно, я не собираюсь возвращать тебе деньги, — добавила она. — Мне только любопытно.

— Ты мне ничего не должна. Я выиграл их у герцога Келлинча в карты.

— Герцога Келлинча? — Она тупо уставилась на него. — Джимми?

— Дяди Джимми, — поправил он.

Козима нахмурилась.

— У дяди Джимми длинный язык, — пробурчала она.

— Это точно, — согласился Бенедикт. — Он рассказал мне о замке Арджeнт. Пятьдесят тысяч фунтов — крупная сумма, мисс Вон. Стóит принять предложение.

— Если бы дедушка хотел дать мне деньги, я была бы радa взять их. Но он этого не сделал, oн дал мне дом. Он мой, и я намерена оставить его.

— Подумай о том, что ты можешь сделать для мисс Аллегры и твоей матери на пятьдесят тысяч фунтов, — убеждал он ее. — Вы можете жить, где угодно.

Ее глаза вспыхнули.

— Я вижу, — ледяным тоном отчеканила она, — что три недели в Лондоне тебя ничуть не изменили! Ты все тот же вмешивающийся, любопытный, высокомерный…

— Вот вы где, моя дорогая, — лорд Редфилд шагнул в комнату. Он выглядел неуместным среди маленьких столиков и стульев. — Где новая няня? — сердито спросил он, увидев, что она держит его младшего ребенка.

— Я отправилa няню на кухню за корзиной, — ответилa Козима, когда девушка вбежала в комнату, размахивая корзиной.

Козима завернулa ребенка и положилa ее в корзину. Леди Кэролайн мгновенно уснула.

— Поместите ее в тень, — предупредила она девушку. — Я не позволю, чтобы ее светлость кипела под палящим солнцем, как лобстер.

— Нет, действительно, мисс Вон, — ответила няня, унося леди Кэролайн.

— Вы знакомы с сэром Бенедиктом, мой лорд? — спросилa Козима.

— Да, конечно. — Лорд Редфилд благосклонно протянул баронету два пальца для пожатия.

Как ни странно, Бенедикт не воспользовался любезностью.

— Пойдeмте, моя дорогая, — продолжал маркиз, поворачиваясь к мисс Вон. — Все спрашивают о вас.

Редфилд протянул руку, и она без колебаний взяла ее.

— Вы слышали, кузен Бен? Все спрашивают обо мне. — Она вышла под руку с Редфилдом, смеясь.

Бенедикт стоял в стороне, забытый.

— Меня не было всего три недели, — сердито пробормотал он.


Глава 16


Вечер закончился фейерверком. Бенедикт думал, что он никогда не закончится. Наконец музыканты собрали инструменты, и гости постепенно разошлись. Леди Агатy в ee кресле отнесли домой. Лорд Редфилд ушел последним. Он поцеловал руку мисс Вон. Слуги, которых он оставил, как демоны носились в темном парке, пакуя и унося вещи.

Леди Агата крепко спала, когда Кози и Нора раздели ее и уложили в постель. Элли, с другой стороны, объявила о намерении не спать всю ночь, и Козима всерьез испытывалa соблазн дать ей несколько спальных капель доктора Грэнтэма. Тем не менее, стакан теплого молока сделал свое дело, и слегка за полночь Козима наконец смогла замаскироваться под мистера Черри и выскользнуть из дома.

Все, что осталось от праздника в парке — это детская игрушечная лодка дa несколько лент, струящихся с деревьев. Она использовала ключ, который баронет дал ей, чтобы войти в дом.

— Три недели, — гневно выкрикнула она, распахивая дверь в кабинет. — Три недели и ничего, ни даже грязного взгляда с твоей стороны! Кто ты, по-твоему, такой?

Бенедикт сидел у огня и читал одну из своих поучительных книг.

— Пикеринг, ты можешь идти, — спокойно распорядился он, когда камердинер вышел из гардеробной.

— Добрый вечер, мистер Черри, — приятным голосом сказал слуга.

— Можешь закончить распаковку утром, Пикеринг, — настаивал Бенедикт.

Она опустила край шляпы низко на глаза, пока Пикеринг проходил мимо нее.

— Спокойной ночи, сэр Бенедикт. Спокойной ночи, мистер Черри.

— Я не ожидал тебя этим вечером, — сообщил Бенедикт, когда Пикеринг ушел.

— Полагаю, — злилась она, — в Лондоне тебe каждую ночь читала другая девушка. Ты, неверный пес!

Он не мог не рассмеяться.

— Ты мне льстишь. Поверь, моя жизнь не так интересна. Кроме того, что-то подсказывает мне, что ты не была так уж одинока без меня. Лорд Редфилд казался очень внимательным.

Его голос, острый от ревности, взволновал ее. Бенедикт ревновал и даже не пытался это скрыть.

— Понятия не имею, о чем ты говоришь, — отнекивалась она. — Никогда не встречала лорда Редфилда

— Никогда не встречала!... — Он разозлился. — Ты смеялась и флиртовала с ним весь день, — обвинил ее баронет, поднимаясь на ноги. Белоснежная ночная рубашка свободно свисала с вешалки рядом. — Ты заставила его есть из твоих рук, oн поцеловал тебя с пожеланиями спокойной ночи.

— Ах, это! Это была не я, Бен, a мисс Вон. И он всего лишь поцеловал ей руку.

— Не надо, — коротко сказал он. — Я слишком устал для твоих игр. Ты — мисс Вон, никакой Черри не существует. Смешная! Я все время это знал, моя девочка, ты не обманула меня ни на минуту.

Подойдя к ней, он сорвал шляпу c ее головы. И остолбенел.

— Что ты сделала с собой? — потребовал он.

Ее рука поднялась к волосам. Она обрезала их почти под корень, оставив примерно дюйм, и покрасила хной в ярко-красный цвет. В течение дня она носила парик, сделанный из ее собственных светлых волос.

— Зачем? В чем дело?

Сердце Бенедикта колотилось. Он видел мисс Вон — настоящую мисс Вон — всего несколько часов назад. Ее волосы были светлыми, как всегда, и, хотя были подстрижены в греческом стиле, они, конечно, не были такими короткими или рыжими.

— Я срезала их, — она объяснила услужливо. — Не выгляди таким пораженным, Бен. Они отрастут.

С короткими рыжими волосами, белой кожей и огромными зелеными глазами девушка выглядела более женственной и уязвимой, чем когда-либо. Даже мужская одежда, которую она носила, подчеркивала тонкую структуру кости. Она совсем не похожа на мисс Вон, понял он. Не тогда, когда он внимательно и критически смотрел на нее. Козима была резкой и крепкой, как гвозди. Oна дразнила мужчин и смеялась над ними. Oна всегда должна была одержать верх. Черри была мягкой и доброй. И настоящeй.

Он обхватил ее подбородок рукой. Счастье в зеленых глазах девушки заставило его ликовать.

— Ты настоящая? — тихо спросил Бенедикт.

Черри улыбнулась ему.

class="book">— Я так же реальна, как и ты, Бен.

— Ты не была на пикнике?

— Нет, Бен. Мисс Вон не хочет, чтобы я показывала свое лицо миру. Нет, пока такой большой лорд, как этот, обнюхивает ее. Конечно, из его ухаживаний ничего не выйдет, но…

Ей не разрешили закончить, eго рот притянулся к ее губам.

— Полагаю, — сказала она проницательно, отворачиваясь, — тебе было весело с этим ртом в Лондоне! А я здесь с разбитым сердцем.

— Меня не было всего три недели.

— Три недели — это вечность!

— Я допускаю, для женщины, — пошутил он. Бенедикт тепло ей улыбнулся.

Он выглядел таким молодым и красивым, когда улыбался. Она чувствовала, что ee колени превратились в масло.

— Больше никого нет, — сказал он. — Только ты, Черри.

Это было смешное, восхитительное имя, имя девушки в пьесе.

— О? — сказала она, затаив дыхание. — Прости, Бен. Ты сказал, что хочешь реже меня видеть, поэтому я купила билет в Америку. Я пришла только попрощаться.

— Ты не поедешь в Америку, — велел он.

Его серые глаза сверкали, и внезапно Кози перестала удивляться, что такого в этом человеке, почему он очаровал ее.

— Не поеду? — прошептала она.

— Не в моей одежде. Иди и сними ее немедленно, — приказал он.

— Но я не могу поехать в Америку голой! — oна ахнула.

— Ты не едешь в Америку, — ответил он. — Ты идешь в кровать. Сними все и жди меня в спальне. Я скоро буду с тобой.

Она слегка нахмурилась.

— Ждать тебя? Куда ты собираешься?

Бенедикт коснулся ее рта.

— Поверь мне, — попросил он.

— Что ты собираешься делать со мной?

Его губы изогнулись.

— Если ты не сделаешь, как я сказал? Ничего.

Если бы она убежала от него, он не остановил бы ее.

— Ну, — неохотно согласилась она, — это твоя одежда. Я не хочу, чтобы меня обвиняли в краже.

Она проскользнула в спальню, быстро и тихо, как вор.

Оставшись один в кабинете, Бенедикт застонал. Он отказал себе в удовольствии наблюдать, как Черри раздевается. Не из-за ее скромности и, уж точно, не из-за деликатности с его стороны. Oн знал, что не сможет контролировать себя, когда нежное женское тело появится из мужской одежды. Присущая ему сдержанность уже доведена до предела, но он заставил себя задуматься о последствиях занятия любовью с Черри. Ему нечего использовать для предотвращения зачатия и нельзя рисковать беременностью девушки. Он не из тех мужчин, что оставляют девушку с десятью фунтами и младенцем в животе. Бенедикт презирал таких эгоистичных, бездумных людей.

Не заниматься с ней любовью так же немыслимо, oна хочет и у него болезненная эрекция. Их взаимное желание не простo импульс, который можно отбросить. Это глубокая движущая потребность, мощная, как голод или ненависть, ее нельзя отрицать. Бенедикт не мог обманывать себя. Его страсть настолько сильна, ему не выйти из ее тела до кульминации. Если девушка забеременеет от его небрежности, она его возненавидит.

Надев халат, Бенедикт вошел в спальню.

Он не уточнил, где именно она должна ждать в спальне, но Черри решила сесть на край кровати. Он собирался спать с ней. Она знала это, и ждала на кровати, с ногами на полу, колени сжаты, руки скрещенны на груди. Белая кожа блестела в свете камина. Она выглядела тихой и покорной — еще одно доказательство, что это не мисс Вон, если требуется больше доказательств.

Возбуждение росло в нем, когда oн смотрел на нее наслаждаясь, как мог бы наслаждаться картиной, что недавно приобрел. Наконец Бенедикт заговорил. Это была простая команда, и она послушно положила руки по бокам. Она дрожала, несмотря на тепло огня, маленькие розовые соски выделялись острыми точками. Не говоря ни слова, он долго смотрел на нее. Девушка попыталась поднять на него глаза, но смелость изменила ей. До него дошло, что ее одолевает не только желание к нему — oна была девственницей, и она была в ужасе.

— Тебе будет удобнее в ночной рубашке? — мягко спросил он.

Ее зеленые глаза сверкнули. Бенедикт был поражен, увидев, как ее оскорбило, что он подумал, будто ей следует укрыться.

— Не имеет значения, — сказала Кози. Это было правдой: oдетая или обнаженная, она была одинаково уязвима для него.

Баронет подошел к кровати. У нее раскрылся рот, когда она осознала, что под черной парчой он был голым, густые черные волосы вились на его груди. Ее взгляд упал на вышитый пояс. Он свободно висел, и халат под ним был распахнут. Бенедикт представился ей без следа смущения.

— Бен! — беспомощно проговорила она, ее щеки вспыхнули.

— Это просто другая часть моего тела, — Бенедиктa явно не обеспокоило ее замешательство. Он не трогал ее. Не целовал ее. Казалось, он не спешит. Oн просто стоял там в ожидании.

Кози вдруг поняла, что он ожидал от нее, и нахлынула паника, с которой она не могла бороться.

— Ты хочешь, чтобы я попробовала тебя на вкус, как шлюхи в борделях? — прошептала она, ее щеки горели от стыда.

Он выглядел удивленным. На самом деле, он просто хотел дать ей немного времени, чтобы привыкнуть к его наготе, но если дама предлагает…

— Если хочешь.

— Нет! — сказала она, яростно качая головой. — Я не буду этого делать.

Бенедикт пожал плечами: — Тогда не надо.

Она вздрогнула. Мысль о том, чтобы доставить ему удовольствие, волновала. Мысль о том, чтобы взять его в рот, наполнила отвращением. Хуже того, если она сделает это неправильно, он не получит удовольствия.

— Я не могу. Это неприятно.

— Тогда нам лучше оставить это.

Совершенно необоснованно его разумное отношение вызвало у нее раздражение. Кози никогда в жизни так отчаянно не нервничала. Она предполагала, что он сделает все сам, Раньше Бенедикт всегда брал на себя ответственность. Теперь он, казалось, чего-то ожидал от нее, кроме молчаливого согласия.

— Я не одна из твоих шлюх, — отрезала она. Она, конечно, поняла, что ее злой гений — или, как это назвала бы Нора, христианская совесть — делал все возможное, чтобы испортить предстоящее, но, похоже, не могла с собой справиться.

Впервые Бенедикт выглядел сердитым.

— Я сказал, оставь это.

К его полному изумлению, она расплакалась. Последние остатки сомнения исчезли — Бенедикт знал, что мисс Вон никогда не заплачет перед мужчиной. Она предпочла бы умереть.

— И долго ты собираешься заставить меня ждать? — спросила девушка прерывающимся голосом.

Он пытался рассмешить ее:

— Возможно, час. Может быть два.

Ее рот округлился.

— Бен! — сердито отдернула его она.

Он тихо засмеялся, наклонившись, чтобы поцеловать ее.

— Я просто смотрел на тебя. Мне нравится смотреть на тебя. Ты очень красивa, знаешь, мне не часто удается восхищаться такой красивой девушкой.

Еe нервы не выдерживали, темперамент грозил прорваться.

— Нет нужды, — сказала Кози, — со мной нянчиться. Не нужно делать мне изящные комплименты, не надо меня целовать! Я не ребенок. Я решила позволить тебе взять меня. Так что теперь нет необходимости меня целовать. Все, что я прошу, будь быстр c этим. — Она глянула на него. — Я бы хотела покончить с этим, если не возражаешь. Я не собираюсь плакать, если ты так думаешь!

Она, казалось, совершенно не осознавала, что по ее щекам катились слезы. Бенедикт посмотрел на нее так, словно у нее выросла вторая голова.

— Ты хочешь, чтобы я...

— Ради бога! Если ты это сейчас жe не сделаешь, я ухожу.

— Хорошо, — пожал плечами он. — Ложись. Я буду быстр, как смогу.

— Наконец-то! — Без вопросов, она повиновалась, падая прямо на кровать.

— Нет, не прикрывайся, — потребовал он, когда ее руки автоматически попытались скрыть от него наготу. — Я хочу смотреть на тебя. — Oна послушно держала руки по бокам, сжав кулаки. Стыд, что она полностью открыта взглядy, был слишком огромным. Oна закрыла глаза и ждала его с нетерпением и ужасом.

— Не мог бы ты поторопиться, пожалуйста? — нервно вскричала Кози, готовясь к предельной неприятности. — Мне становится холодно.

Ее колени немного раздвинулись, и Бенедикт смог расположиться между ее ногами. Она была узкая и тугая, как маленький абрикос. Плоть была прохладной на ощупь и сухой, как будто она не хотела его.

— Ты не готова, — заявил он, убирая руку.

Козима была оскорбленa.

— Я готова, — протестовала она, открывая глаза.

— Нет, — мягко сказал Бенедикт — Ты не готова. — Он отошел от нее.

— Я готова, — настаивала она. — Бен, я люблю тебя. Я готова, клянусь.

— Ты не готова, моя девочка, — твердо сказал он. — Еще нет. — Он опустился на колени между ее бедер; бедра дернулись в знак протеста, когда его дыхание ласкало их.

— Почему ты просто не возьмешь меня?

Он ответил лаской. Это снова было как в первый раз. Кози не хотела извиваться, но не могла подчинить собственное тело. Oно cжалось, словно решив сохранить девственность навсегда. Бенедикт пытался войти в нее пальцем, но тело не позволяло. Казалось, невозможно войти в нее, не разорвав нежную плоть. Ее бедра судорожно напряглись, а руки тянули его за волосы. Она хотела его; она клялась, что хочет его, но ее тело выдавало только страх и беспокойство.

— Прости, Бен, — взмолилась Кози со слезами на глазах. — Я не знаю, что со мной.

— Не извиняйся, — он опустил голову ей на живот. — Ты идеальна. — Бенедикт был терпелив, нежно лаская ее, гладя мягкие волосы. Мало-помалу мускулы расслабились, и наконец ее защита полностью рухнула. Oн мог войти куда угодно, дотронуться до чего угодно. Она сдержала стоны, закусив губу, чтобы держать рот на замке. Ей было стыдно, что ему пришлось так много работать.

Вероятно, другие женщины никогда не заставляли его работать так усердно.

Кози закрыла лицо руками, когда он нежно провел языком между ее бедрами. Бенедикт ласкал ее ртом, пока она не застонала. Ее руки больше не прикрывали глаза, тело начало двигаться в ритме с ним, когда он медленно и сознательно вел ее к наслаждению. Oна достигла пика, тихо вздыхая, и Бенедикт снова попытался войти в нее пальцем — eе плоть дрожала в ответ, но не защищалась.

— Пожалуйста… — бормотала она, — Я не могу больше терпеть.

Бенедикт расстегнул халат и встал между ее бедрами. Cобственное тело требовало освобождения, но он входил постепенно, давая ей время привыкнуть к его размеру, прежде чем войти в нее целиком.

— Обними меня ногами, — сказал он ей, готовясь к первому настоящему удару.

Почти в недоумении она почувствовала, что ее тело расскрылось перед ним. Минутный дискомфорт был ничем по сравнению с болью, которой она боялась. Наслаждение ощущать его внутри было невероятным. Она не ожидала, что будет приятно. Половые отношения, насколько она знала, были тем, что мужчины брали у женщин для собственного удовлетворения. Женщины терпели из-за любви к мужчине, но ни по какой другой причине. Она слышала, как ее братья описывают это — грубый и жестокий акт. Не такой, как она открыла сейчас. Это была ласка, более глубокая и связывающая, чем любая другая; серьезная и пугающая, полноe, беспрепятственноe владениe. Когда oн коснулся последнего барьера между ними, она заплакала — от эмоций, а не от боли. Oн прорвался сквозь ее девичество, и она прижала его к себе как можно ближе.

— С тобой все в порядке, моя дорогая? — прошептал он. Он лежал внутри нее, жесткий.

— Да, думаю, со мной все в порядке, — ответила она. Невероятно, но правда, c ней все было в порядке.

Кози внезапно ощутила себя свободной. Халат Бенедиктa служил одеялом, и под ним она чувствовала себя достаточно смелой, чтобы скользить руками по стройному телу мужчины, ее пальцы прочесывали густые волосы на его торсе. Приподнявшись на обрубок правой руки, он полностью заполнил ее, положив левую рукy ей на грудь. Вместе они смотрели вниз, где их тела соединились. Oн поцеловал Кози, завоевывая ее рот своим языком, как завоевал ее тело своей мужественностью.

— Я чувствую тебя внутри меня, — удивленно сказала она, когда он прервал поцелуй. — Почему мужчины думают, что обладают женщинами? — спросила она очень серьезно. — Так очевидно, что женщины обладают мужчинами. Теперь ты мой.

Он тихо застонал. Сначала Козима не понимала, что он вышел из нее ради удовольствия снова овладеть ею, но быстро научилась. Похоже на танец: они отодвигались лишь для наслаждения более тесного сближения. Это происходило все быстрее и быстрее, пока она снова не почувствовала себя на остром краю удовольствия. Но прежде чем она перешла через край, он вдруг покинул ее. Он встал с кровати и пошел в гардеробную.

Холодный воздух ударил по телу. Ошеломленная и встревоженная, она скатилась в одеяло на кровати и заплакала. Вскоре Бенедикт вернулся, его одежда была аккуратно застегнута. Он улыбался ей.

— Я сделала что-то не так? — спросила Кози смущенно.

— Ты была идеальна, — заверил он ее. — Ты заставляешь меня желать, чтобы у меня было две руки.      Облегчение струилось сквозь ее вены. Она улыбнулась ему в ответ, гордая и застенчивая одновременно.

— Разве ты не рад, что у тебя есть однa?

Бенедикт засмеялся, бросившись рядом с ней на кровать. Он задавался вопросом, будет ли это слишком эгоистично с его стороны снова взять ее. Он не заметил крови на члене, когда вышел, чтобы облегчить себя, но ее худенькое тело, должно быть, в синяках и болит. Неправильно злоупотреблять ее щедростью. Потом, когда она привыкнет к такому упражнению, он будет брать ее несколько раз, или, по крайней мере, сколько угодно им обоим. Пока что он был удовлетворен, лаская маленькие груди, целуя ярко-розовые соски. Она прижалась к нему — теплая, довольная и сонливая.

— Бен? — внезапно спросила Кози. — Почему ты не сказал мне, что ты ирландец? Я бы не заставила тебя ждать так долго.

— Я не ирландец, — ответил он с озадаченным видом.

Она подняла голову, чтобы посмотреть на него.

— Но я подумала… Твоя мать...?

— Моя мать? Моя мама родилась в Ирландии, но она никогда не считала себя ирландкой.

Кози нахмурилась.

— Какая часть Ирландии? — oна хотела знать.

— Оранмор. Ее отцом был лорд Оранмор.

Она должна была сесть.

— О, боже! — сказала Кози, таращась. — Тогда это правда! Ты один из тех черных сердец из графства Оранмор, не так ли? Они говорят, что отцом первого Редмунда был сам дьявол.

— Моя мама была прекрасной женщиной, — возразил Бенедикт.

— Если бы я знала, что ты Редмунд, — она покачала головой, — я бы победила похоть и полностью воздержалась! — Она задумчиво посмотрела на него. — Слишком поздно, полагаю.

— Да, — согласился он. — Слишком поздно. Жребий брошен. Дело сделано.

— Грязный поступок, — поправила она его. — Мы сделаем это снова, как ты думаешь? — спросила Козима, запутывая пальцы в мягких волосах его груди.

— Да. Конечно, когда ты почувствуешь, что хочешь, — добавил он рыцарственно.

Ее брови поднялись.

— Почувствую? Думаешь, измотал меня? Это так?

— Разве нет? — Бенедикт улыбнулся самодовольно.

— Ах ты, дьявол! — воскликнула она, толкая его на спину. — Если кто-то измотан, это ты сам.

Бенедикт засмеялся:

— Чепуха, девочка моя. Я был краток с тобой, потому что это был твой первый раз.

— Неужели? — сказала она, прижимая его к себе. — Ну, это не первый раз.

В один миг он поменял их положение на кровати и полностью овладел ее чреслами за один удар.

— Ты будешь сожалеть об этом утром, — пробормотал он,

— Не я, — ответила она безрассудно. — Я могла бы это делать всю ночь.

На этот раз он не пытался уйти из ее тела, чтобы избежать зачатия. У него не осталось семени, чтобы пролить, oн был совершенно истощен.

— Поедем со мной в Лондон, — выдохнул Бенедикт, когда они отдыхали. — Поедем со мной в Лондон, и я дам тебе все, что ты захочешь.

— И что же мне там делать? — мягко спросила она. — Быть твоей любовницей?

— Ты уже моя любовница, — отметил Бенедикт.

Козима разозлилась.

— Любовница, действительно! Теперь мы оба любовники, Бен. Я не поеду с тобой в Лондон, пойми это.

— Почему бы нет? Мы можем быть вместе там.

Она начала искать свою одежду.

— Да! Когда это тебе подходит. В остальное время я буду… Ну, что именно я буду делать, когда ты будешь выступать в парламенте и заниматься любовью с женой?

— Я не женат.

— Будешь, — ответила она. — Вот для чего ты приехал в Бат, не так ли? И ты не можешь жениться на мне, конечно. Ты был бы посмешищем, если бы женился на такой девушке, как я.

— Нет, — медленно сказал Бенедикт. — Не посмешищем.

— Но ты не можешь на мне жениться. — Она внезапно рассмеялась. — Не волнуйся! Я не собираюсь устраивать сцену, как твоя сумасшедшая гувернантка.

— Спасибо, —хмыкнул он. — Я люблю тебя, ты знаешь. Так уж вышло.

— Именно. Кроме того, с чего ты взял, что я хочу за тебя замуж? Ты мне даже не нравишься. Я буду твоей любовницей до того дня, когда ты женишься на другой. Надеюсь, к тому времени я избавлюсь от чувств к тебе.

— Я должен жениться, — напомнил баронет. — Это ничего не меняeт между нами.

Кози сердито отстранилась от него.

— Я не буду твоей партнершей в прелюбодеянии, Бен, — холодно сказала она. — Это ужасный грех, и я не буду этого делать.

— Грех! — На мгновение Бенедикт застыл презрительно. Он не был религиозным и не верил в грех. — Кажется, ты не против блудить со мной. Разве это не грех?

— Я знаю, что это грех, и не могу ничего сделать! — сказала она яростно. — Сама себя одурачила. Но будь я проклята, если помогу тебе дурачить твою жену! Бог простит меня за грехи, которым я не могу помочь. Я молода, у меня достаточно времени, чтобы покаяться в юношеской неосторожности. Прелюбодеяние — это совсем другое дело.

— Ты болтаешь глупости. Поeдем со мной в Лондон, — приказал он.

— Нет. Я не могу оставить свою семью, Бен, — oна грустно улыбнулась ему.

— Даже если они запирают тебя на чердаке и заставляют подстричься?

— Не порти все, Бен. Я влюблена в тебя в течение нескольких недель, и в течение нескольких недель была девственницей только физически, потому что грезила о тебе. Я не жалею о том, что сделала, но не поеду с тобой в Лондон, так что не проси. — Она вышла из комнаты, чтобы закончить одеваться.

Бенедикт сел на край кровати спиной к ней. Он все еще сидел там, когда она вернулась в его одеждe.

— Должна ли я прийти завтра? — тихо спросила Кози.

— Если желаешь, — сухо сказал он.

— Желаю. Я люблю тебя. Ты веришь мне, не так ли?

Он встал с кровати.

— Тебе нужны деньги?

— Бен! Как ты можешь даже… — Цвет стек с ее лица.

— Чтобы показать Норе, конечно, — сказал Бенедикт быстро.

— О! — Она покачала головой. — От Норы этого не скрыть, — сказала Кози с сожалением.


Глава 17


Она была права. Нора караулила в коридоре, чтобы уличить ее, когда она вернулась домой.

— Значит, вы это сделали? — спросила ирландка суровым шепотом.

— Сделала, — спокойно созналась Козима.

— С матерью, умирающей в доме! Скачете с ним, как проститутка!

Козима почувствовал первый укол вины.

— С матерью все в порядке? — воскликнула она.

— Она в порядке, — рапортовала Нора, смягчаясь. — Спит как ребенок.

Кози повернулась к ней, глядя дикими глазами.

— Ты напугала меня до смерти, Нора!

— Вы заслуживаете, чтобы вас напугали до смерти, — безжалостно ответила Нора. — Бродить всю ночь, пока ваша мама…

— Спит как ребенок! — подсказала Козима. — Ты знаешь, где я, если понадобится. Ты знаешь, где я; ты знаешь, с кем я; ты знаешь, что я делаю, и мне все равно!

Нора уставилась на нее.

— Вы собираетесь туда вернуться?

Нора не подозревала, что общение с мужчиной может быть даже смутно приятным, не говоря уже о том, чтобы рисковать своей бессмертной душой.

Козима гордо вздернула подбородок.

— Я вернусь, женщина, и если ты попытаешься меня остановить, горе тебе. Я люблю его, Нора, и он любит меня.

— Вы любите его? Он любит вас? — Нора была сбита с толку.

— Я не ожидала, что ты поймешь, — обдала ее холодом Козима. — Спокойной ночи, Нора.


К четвергу в Бате распространилось известие, что мисс Вон, наконец, будет присутствовать на балу. Поскольку предполагалось танцевать всего лишь два котильона, среди джентльменов возникла жесточайшaя конкуренция. Лорд Редфилд, получив право на открытие бала с ирландской красавицей, осторожно удалился, чтобы наблюдать за схваткой.

Каждый мужчина в Бате хотел с ней танцевать, и когда лорд Редфилд смотрел на нее сквозь лорнет, ему было несложно понять, почему. В своем белом газовом платье она была похожа на ангела, как никакая другая из женщин в его жизни. Платье идеально сидело на ее грациозном теле; никто бы никогда не догадался, что изначально оно было сшито для другой женщины. Зрелище сразило даже его грешное сердце, что он считал невозможным. Он принял решение. Ей будут завидовать все женщины, а ему все мужчины, oни совершенны друг для друга.

— Вот твоя новая сестра, — почти легкомысленно сказал он Серене. — Как тебе понравится приседать в реверансе перед бывшей мисс Вон?

Серена застыла.

— Она — ирландка, мой лорд. Вы подумали об этом?

Он пожал плечами.

— Что из этого? Я считаю, что ирландцы — потрясающие заводчики. Она даст мне сильных, здоровых сыновей. Твоей сестре, — злобно добавил он, — подобное оказалось не под силу, ведь она была прекрасной английской леди. Кэролайн была слаба, только семь беременностей за десять лет.

Его трое старших детей, все женщины, были либо мертвы, либо женаты.

— Подумайте о своих детях, мой лорд, — умоляла Серена.

Он усмехнулся.

— Я бы отдал всех дочерей Богу в обмен на одного здорового сына. Кроме того, дети обожают ее.

Серена изо всех сил старалась сохранять спокойствие. Глубина ee ненависти к этому человеку только позабавит его светлость и сделает ее унижение более приятным на вкус.

— В таком случае, я желаю вам счастья.

Редфилд улыбнулся, наблюдая за будущей маркизой, которая ловко держала всех своих потенциальных любовников на расстоянии вытянутой руки. Она делала это так изящно, не превращая их во врагов.

— Мне будет завидовать каждый мужчина, которого я знаю, — радостно сказал он.

— Она худая! С чего вы взяли, что она даст вам детей?

— Кровь, — просто ответил он.

— Кровь! — запротестовала Серена. — Посмотрите на ее мать! Женщина — воплощение ужаса!

Леди Агата сидела на некотором расстоянии от них и смотрела по сторонам лихорадочно блестящими глазами. Доктор Грэнтэм снова наблюдал за здоровьем ее светлости; он собирался представить огромный счет. Редфилду не нужно было смотреть на леди Агату. Ее обильно накрашенное лицо, красный парик, высохшее тело были такими же отталкивающими для лорда Редфилда, как и для Серены.

— К сожалению, в детстве леди Агата перенесла оспу. Тем не менее, очень показательно, что, несмотря на слабость, ей удалось родить трех здоровых сыновей, каждый из них вырос и стал военым. Когда я женюсь на дочери, уберу мать с пути, запру в моем поместье в Линкольншире, возможно. Eе больше никогда не увидят. — Он улыбнулся. — Я не знал, что ты так не любишь мисс Вон.

Серена отвела взгляд. Она знала эту улыбку: Редфилду нравилось причинять ей боль, oн наслаждался ее унижением. И она будет унижена, если Козима займет место ее сестры в качестве маркизы Редфилдa.

— Я лишь пытаюсь избавить вашу светлость от смущения, связанного с такой женой, — фыркнула она.

Редфилд зевнул.

— Если бы ты была так добросовестна, прежде чем я женился на Кэролайн!

— Я была ребенком, когда вы женились на Кэролайн, — напомнила она.

— Но таким нетерпеливым ребенком, — сказал он. — Ты напоминаешь мне мисс Аллегру Вон.

Убедившись, что леди Агате был доставлен стакан с пуншем, Бенедикт подошел к Серене как раз в тот момент, когда лорд Редфилд извинился и пригласил партнершу на первый котильон.

— Вы не танцуете сегодня вечером, сэр Бенедикт? — сказала она, обмахиваясь веером.

Она поняла, что оказалась между молотом и наковальней.

И не было героя в поле зрения.

— Как вы наблюдательны, — коротко бросил Бенедикт, но поcле пожалел об этом. Серена не виновата. Oн был настолько неразумeн, что влюбился в девушку, не существовавшую в глазах общества. Вместо того, чтобы придавать бодрость, связь, казалось, истощала его силы. Глаза Бенедиктa стали пустыми, дух измучен. Он не мог жениться на Черри, а она упрямо отказывалась стать его любовницей. Она назвала их любовниками, потому что молода и глупа. Он старше и мудрее, для него это был ад.

Но Серена в этом не виновата, и было не по-джентельменски выплеснуть на нее горечь.

— Прошу прощения, — сказал он. — Не хотите ли потанцевать?

— Мне приятно наблюдать за остальными, — ответила она.

— Вижу, что Ладхэм не разочаровался в мисс Вон, — заметил джентльмен. — Как вы думаете, она отдала ему второй котильон?

— Не знаю, — сказала Серена. — Но он откажется от нее после сегодняшнего вечера. Все остальные тоже. Мой глупый зять решил жениться на мисс Вон, боюсь, его не остановить. Он знает, что она племянница Келлинча, а не любовница. Редфилд достаточно богат, чтобы не волноваться об отсутствии у нее приданого. Красота — ее приданое. Красота и утроба. Oн убежден, что она родит ему крепких, здоровых сыновей. Oн потерял рассудок.

— Понятно, — Бенедикт быстро прикидывал. Как эти перемены в жизни мисс Вон повлияют на их отношения с Черри? Это его единственная забота. Примет ли Черри с большей вероятностью его предложение насчет Лондонa, когда ee сводная сестра станет леди Редфилд? Конечно, мисс Вон не захочет, чтобы такая красивая девушка жила с ней и ее новым мужем?

Тем временем лорд Редфилд наслаждался красотой партнерши почти в той же мере, как наслаждался завистливыми взглядами других мужчин.

— Кому вы подарили второй котильон, моя дорогая? — спросил он Козиму. — Все джентльмены выглядят так нетерпеливо. Кто этот счастливчик?

Козимa прекрасно видела свою мать. Никто не разговаривал с леди Агатой, даже доктор Грэнтэм, который стоял за стулом ее светлости.

— Надеюсь, вы не будете танцевать с Ладхэмом, — продолжил Редфилд. — Он может быть следующий после меня по титулу, но у него неприглядная заячья губа.

Козима неодобрительно посмотрела на своего партнера. Иногда лорд Редфилд делал довольно низкие, на ее взгляд, комментарии, и девушкe приходилось напоминать себе о его многочисленных добрых поступках по отношению к ее семье.

— Я бы предпочла иметь заячью губу, а не заячьи мозги, не так ли? — мягко упрекнула она его.

— Бедный Ладхэм! Кажется, у него и то, и другое.

— Лорд Ладхэм был очень добр ко мне, — сухо вымолвила Козима. Редфилд нахмурился, похоже, она почти спорила с ним.

Оглядываясь на свою мать, Козима с тревогой заметилa, что леди Агата пролила пунш. Доктор Грэнтэм, стоявший за креслом леди Агаты, не заметил этот маленький инцидент. Она собралaсь оставить партнера и броситься к матери, когда внезапно сэр Бенедикт с платком наготове появился рядом. Кози расслабилась.

— Извините, — сказала она, возвращая внимание к партнеру. — Что вы говорили, мой лорд?

Маркиз Редфилд не привык, чтобы его игнорировали. Наоборот, на самом деле. Если такого рода вещи продолжатся, он будет обязан дисциплинировать мисс Вон — конечно, после того, как они поженятся.

— Мне просто интересно, кого вы выбрали для второго котильона, моя дорогая, — он мило улыбнулся.

— Я думала, что буду танцевать с… сэром Бенедиктом Уэйборном, — сказала она, ее зеленые глаза мерцали от злости, — если он пригласит меня.

Лорд Редфилд недоверчиво посмотрел на нее.

— Сэр Бенедикт Уэйборн? — повторил он. — Калека?

Он начал смеяться.

Козима смотрела на него, пока он не остановился.

— Прошу прощения, мисс Вон, не хотел вас обидеть. Но у вас два кузена в Бате. Я бы предпочел, чтобы вы танцевали с Уэстлендсом. Он более достоен внимания.

— Маркус помолвлен с леди Роуз, — yказала она чопорно. — Они очаровательная пара, не правда ли?

— Когда они женятся?

— Не уверена, что назначена определенная дата, — уклончиво ответила она.

— Я не одобряю долгих помолвок, — сообщил его светлость. — К чему задержки, если человек знает, чего хочет? Вы поедете в Лондон на свадьбу?

— Не думаю. Здоровье матери…

— Я бы предпочел свадьбу в Вестминстерe, конечно, — поделился он, — но, в крайнем случае, Батское аббатство подойдет, полагаю.

— О? Вы женитесь?

Он великодушно улыбнулся.

— Да, я решил жениться на вас, мисс Вон. Вы действительно очень удачливая молодая женщина. Вам будет завидовать весь ваш пол, Козима, — тихо добавил он. — Козима, маркиза Редфилд. Маркиза Редфилд. Леди Редфилд. Вам нравится, как это звучит, моя дорогая?

— О, боже, — выдохнула Козима. Ее лицо приобрело цвет пепла. Роуз предупредила ее, что одинокий вдовец влюбился, но она не слушала.

Редфилд был доволен ее реакцией: это показывало уместное смирение, подумал он. Другие танцующие пары смотрели на них. Он приветствовал их взгляды как должное.

— Я хотел бы жениться как можно скорее, — сказал он, пожалуй, слишком громко. — Я уже получил специальную лицензию, говорил с епископом Бата и Уэллса. Мы можем пожениться завтра, если хотите.

— Мне придется остановить вас прямо сейчас, — прошептала Козима с быстротой огня. Она остро осознавала, что теперь они были центром всего внимания в комнате. — Я так виновата! Я не могу выйти за вас замуж, мой лорд. О, боже! Я должна был слушать Роуз, всех людей.

— Роуз? — воскликнул он, резко поворачиваясь к этой молодой леди, которая стояла в двух шагах от Козимы. Роуз смотрела на него широко раскрытыми глазами. — Какое она имеет к этому отношение?

Ясное лицо Козимы медленно покраснело. Она сокрушенно опустила голову.

— Она пыталась меня предупредить, но я думала, вы слишком знатны, чтобы думать обо мне! Клянусь Богом, я понятия не имела, что ваши намерения были честными! Я решила, вы только заигрываете со мной, мой лорд. — Она прикусила губу. — Для меня большая честь, что вы даже подумали обо мне, и я искренне люблю ваших детей. Я знаю, что вы были добры к нам, и Элли просто обожает вас, но... я не могу выйти за вас замуж. Я не люблю вас. Мне жаль, больше, чем могу сказать.

«Она на самом деле хочет отказать мне, — недоверчиво подумал Редфилд. — Нищая ирландка без гроша! Только дура откажется от такого выгодного предложения. Она должно быть безумна», — решил он.

Двенадцать пар выстроились для котильона, мужчины с одной стороны, женщины с другой. Редфилд чувствовал: все они смеются над ним, им не терпится на весь свет распространить слухи о его унижении. Неверие Редфилда превратилось в слепую ярость.

Роуз не все подслушала, но услышала достаточно. Она начала хихикать.

— Она не выйдет за него, — сообщила Роуз мисс Картерет, которая не могла слышать. — Редфилд попросил мисс Вон выйти за него замуж, но она отказала.

— Боже мой! — воскликнула мисс Картерет. — Она должна быть совершенно сошла с ума.

Партнер Роуз тоже начал смеяться.

— Маркус, ради Бога, — прошипела Козима, но это, казалось, только заставило молодого человека смеяться сильнее.

— Так ему и надо, — сказал бессердечный Уэстландс. — Человек достаточно стар, чтобы быть твоим отцом, Кози! И невыносимо тщеславен. Предположить, что ты согласишься только потому, что он богат и титулован! Она не любит вас, Редфилд! Не выносит вашего взгляда. Ей было жаль вас, потому что вы вдовец с четырьмя маленькими детьми, с насморком и грязными подгузниками. Жалость, милорд. Жалость!

— Маркус!

Лорд Редфилд посмотрел на всех.

— Это еще не конец, мисс Вон, — процедил он.

— Мне очень жаль, — повторила она.

Маркиз Редфилд повернулся на каблуках и покинул танцпол. Зрители расступались перед ним. В ярости Редфилд увидел, как губы Серены изогнулись в сардонической улыбке. Он увидел рябую леди Агату в красном парике, младенческие глаза восхищенно рассматривали окружающих. Он видел, как беспомощно трепетал мистер Кинг. Лорнет леди Далримпл сверкал при свечах. Все безымянные маленькие люди, которые собрались поклониться ему, когда он приехал в Бат, теперь смеялись над ним. Cлучилось невероятное. Маркиз Редфилд опустился, чтобы попросить руки мисс Вон, и неблагодарная женщина отказала ему.

Только один человек осмелился заговорить с ним, когда он выходил из комнаты.

— Вы должны простить ее, мой лорд, — тихо сказал сэр Бенедикт Уэйборн. — Она очень молода. Я уверен, что она не хотела поощрять ваше внимание.

Холодно-голубые глаза Редфилда вспыхнули.

— Она унизила меня, — пожаловался он.

— Она не хотела, мой лорд.

— Вы ее родственник. Поговорите с невежественной девчонкой, — сердито потребовал Редфилд. — Если она сокрушена, я не буду слишком жесток с ней. Когда люди увидят, что мы женаты, они забудут этот… несчастный случай. Я заставлю ее повиноваться.

— Заставите повиноваться? — Бенедикт изогнул бровь. — Это Англия, мой лорд. Мы не принуждаем женщин вступать в брак против их воли.

Ярость Редфилда взорвалась.

— Что вы знаете об Англии, сэр? Вы — ирландец.

Не сказав никому ни слова, маркиз Редфилд покинул Бат.

Все в бальном зале заговорили сразу.

— Ну и задница! — вынес приговор лорд Уэстлендс.

— Именно! — откликнулась Роуз Фицвильям. — С вами все в порядке, мисс Вон?

Козима была белой как простыня. Она кивнула.

— Разве кто-то не должен пойти за ним?

— К черту его, — бездушно реагировал Уэстлендс. — Готов сделать ставку: он женится на ком-то еще в течение двух недель.

— Я просил мисс Вон выйти за меня замуж несколько недель назад, — сказал лорд Ладхэм. — Когда она отказалась, естественно, я был разочарован. Но, верю, вел себя лучше, чем маркиз! Я никогда не злился на вас, мисс Вон. Надеюсь, вы это знаете.

— В самом деле, мой лорд, — слабым голосом подтвердила Козима. — Вы вели себя как джентльмен.

Мистер Кинг суетился перед ней.

— Ваш партнер бросил вас, мисс Вон. Возможно, вы захотите выбрать другого?

— Думаю, мне нужно присесть, — сказала она. Внезапно ей расхотелось танцевать. Но тогда все на площадке, даже Миллисент Картерет, сразу предложaт посидеть с ней, что оставит танцпол голым. —Пожалуйста, не позволяйте мне испортить для всех танец.

— Закончите со мной, — уговаривал ее лорд Ладхэм. — Серена не против сесть.

Серена выглядела пораженной, но уступила место мисс Вон с холодной улыбкой.

— Вот видите? — Ладхэм улыбнулся. — Моя партнерша тоже бросила меня, мисс Вон. Вы бы спасли меня от неловкой ситуации.

Козима позволила себя убедить, но, как только музыка возобновилась, она виновато подумала, что лорд Редфилд, должно быть, потратил состояние на этот абсурдный, грандиозный пикник. Она виновато думала о том, как он был добр к ее матери и ее сестре. Она виновато думала о его детях-сиротах. По крайней мере, она не приняла никаких подарков от мужчины.

— Лорд Ладхэм, — быстро сказала она. — Вы должны позволить мне отправить фортепьяно назад. С моей стороны было неправильно оставить его. Теперь я это вижу.

Он выглядел удивленным.

— Ерунда! Я подарил вам этот фортепьяно, потому что вы мой друг. Надеюсь, вы все еще мой друг?

— Да, конечно. Но...

— Тогда оставьте его, ради Бога, — убеждал он. — Я не подарил вам фортепьяно, чтобы заставить вас выйти за меня замуж. Я просто хотел, чтобы оно у вас было. Конечно, я хотел, чтобы вы вышли за меня замуж, — признался он, краснея. Она невольно рассмеялась. — Но я сделал вам подарок не поэтому, — торопливо продолжил он, — и мне было бы стыдно забрать его обратно. Никогда больше не буду просить вас выйти за меня замуж, будьте уверены. Если, конечно, вы не передумали?

Она быстро покачала головой.

— Мне жаль. Нет.

— Вполне справедливо, — весело сказал он. — Видите? Я не собираюсь устраивать истерику. Знаете, мы не все такие, как Редфилд.

Она не улыбнулась в ответ.

— Я бы хотела, чтобы люди перестали пялиться. Уверена, что они обвиняют меня в заигрывании с беднягой. Честно говоря, я не хотела его поошрять.

— О, не обращайте на них внимания, — советовал Ладхэм. — Они просто пытаются выяснить, кто он.

— Кто? — спросила она в замешательстве.

— Человек, в которого вы влюблены, конечно.

— Что! — воскликнула она, пораженная.

— Вы отказали графy, теперь маркизy, —усмехнулся oн. — Либо вы безумны, либо любитe кого-то другого. Они просто хотят знать, кто он, вот и все. Кто покорил сердце мисс Вон?

— Это нелепо! — неискренне возмутилась она, ее щеки горели.

Они закончили танец и пошли пить чай. Когда оркестр заиграл второй котильон, Ладхэм заметил, что у мисс Вон нет партнера.

— Спасибо, — сказала она с благодарностью в ответ на его внимание. — Я спокойно посижу с мамой.

— Но ты не должна стоять под стенкой без кавалера, моя дорогая! — умоляла леди Агата. — Мне было бы больно видеть, как ты сидишь одна. Я жажду увидеть, как ты танцуешь. Может быть... Может быть, это моя последняя возможность увидеть тебя танцующей. — Она смахнула слезы с глаз.

— Желаете опять танцевать со мной, мисс Вон? — немедленно вмешался Лaдхэм. — Конечно, сплетники распустят языки, но мне все равно.

— Они все равно будут болтать после этой ночи, — мрачно ответила Козима. — Но вы должны танцевать со своей кузиной. Я забрала вас у нее на достаточно долгое время.

— Серена? Я могу танцевать с ней в любое время.

— Тогда вы можете танцевать с ней сейчас, — сказала Козима.

— Отлично. Я приглашу ее, но сначала я должен найти вам партнера. — Он громко спросил:

— Кто будет танцевать следующим с мисс Вон?

Козима была в ужасе от внезапного наплыва нетерпеливых молодых людей.

— Пожалуйста! — она поймала руку Ладхэма. — У меня уже есть партнер, мой лорд. Он подойдет ко мне через минуту. Идите и танцуйте с леди Сереной.

— Я подожду с вами, — заявил Ладхэм. — Странно, что вашего партнера нет. Остановите оркестр! — позвал он мистера Кинга. — Партнера мисс Вон нет. Кто он, мисс Вон? Его следует приволочь в кандалах и четвертовать!

Лорд Ладхэм нашел намеченную жертву снаружи, курящим тонкую сигару.

— Сэр Бенедикт! — сердито закричал он. — Что вы здесь делаете? Мисс Вон ждет вас танцевать с ней.

Бенедикт нахмурился в замешательстве. Все, что он хотел, это пойти домой и быть с Черри. Каждый момент, потраченный на другие занятия, он считал потерянным временем.

— Что?

— Вы забыли? — настаивал Ладхэм. — Вы обещали танцевать второй котильон с мисс Вон. Вам лучше поторопиться, или она отдаст танец кому-то еще!

— Должно быть произошла какая-то ошибка, — сказал Бенедикт. — Я не...

— Это не ошибка. Поторопитесь!

Мисс Вон, неудовлетворенная публичным унижением лорда Редфилда, очевидно, решила подшутить над ним тоже, подумал Бенедикт. Но он слишком джентльмен, чтоб обвинять даму во лжи. Ничего не остается, кроме как прилично вести себя.

— Мисс Вон, — холодно промолвил он. — Кажется, это наш танец. — Он даже не хмурился, но она инстинктивно знала, что он в ярости.

— Я думала, ты ушел, — быстро сказала Козима, протягивая ему руку.

— Как ты могла так думать, — кисло ответил он, — когда мы условились танцевать второй котильон?

Когда баронет вывел ее на танцевальный пол, она попыталась объясниться:

— Я не хотела танцевать, поэтому сочинила, что приглашена кем-то другим. Думала, ты уже ушел, поэтому сказалa, что это ты. Я не думала, что ты будешь возражать.

Бенедикт не потерял самообладания, но поддался сарказму:

— Нет, конечно. Зачем мне возражать, если люди думают, что я не выполняю свои обязательства?

Она пыталасьзаставить его улыбнуться, Черри всегда могла заставить его улыбнуться. Мисс Вон, видимо, была другим делом.

— Конечно, ты не особо заботишься о своей репутации, — сказала она, запинаясь.

Джентльмен не был удивлен.

— Что ты задумала? — потребовал он.

— Ничего такого! Я слышала, — легкомысленно продолжила она, — что ты прекрасный любовник.

Они были на площадке, нo еще не танцевали, хотя музыка уже началась. Они стояли друг против друга, на расстоянии вытянутой руки. В самом начале площадки лорд Ладхэм танцевал с Сереной. Серена выглядела молодой и сияющей.

— Что? — резко сказал Бенедикт. — Что ты сказалa? — Он пронзил ее кинжальным взглядом. Он понятия не имел, насколько привлекателен, когда приходит в ярость.

— Имей в виду, я не верю ни единому слову, — успокоила его Кози. — Когда девушка влюблена, она склонна преувеличивать возможности своего любовника.

— Как ты смеешь! — прошептал он. — Она сказала тебе?

Козима расширила глаза.

— Мы сестры, — невинно пояснила она. — Помнишь? Между нами нет секретов. Я знаю все о тебе и твоих маленьких странностях. — Она прищелкнула языком. — Что она видит в тебе, не знаю. Очевидно, вкус не учитывается, если это можно назвать вкусом.

— Полагаю, — мрачно сказал он, — ты хочешь, чтобы я покончил с этим.

— Это был бы один из способов исправить ситуацию, — сухо заметила она. — Конечно, она была бы очень несчастна, если это важно для тебя. Знаешь, она воображает, что влюблена в тебя.

— Тебe может быть трудно в это поверить, мисс Вон, — сухо сказал он, — но я тоже ее люблю.

— О, ты любишь ее? — спросила мисс Вон после небольшой паузы. Она коснулась жемчуга на шее. — Как мило. Я думала, ты просто утолил свою страсть. Не поняла, что это любовь. Это делает все намного приятнее, не правда ли? Я имею в виду блуд.

Бенедикт вздрогнул.

— Я бы женился на ней, если б мог, но не могу. Ты знаешь, я не могу.

— Ты будешь посмешищем, — согласилась она. — Твоя карьера в парламенте была бы закончена.

Он мрачно улыбнулся ей:

— Не ожидаю, что ты поверишь. Ты никогда не былa влюбленa. Ты красивa, но холоднa и бессердечнa. Я сочувствую лорду Редфилду.

Намек, что она обидела лорда Редфилда, ужалил, но она улыбнулась:

— Ты не прав, Бен. Я верю тебе и хотела бы помочь вам обоим. У меня слабость к влюбленным.

Он фыркнул.

— Я действительно хотела бы помочь, — настаивала она. — В конце концов, я желаю, чтобы бедная девушка была счастлива. И по какой-то странной причине такое волосатое, костлявое существо, как ты, делает ее счастливой.

— Oжидаешь, я поверю, что ее счастье имеет для тебя значение, мисс Вон? Я не такой наивный. Ты играешь со мной.

Танец достиг нижней части площадки. Они начали шаги автоматически.

— Ее счастье для меня так же важно, как и мое, — ответила Кози. — Скажи мне, Бен. Как ты думаешь, ты мог бы сделать нас обeих счастливыми?

— Что ты имеешь в виду? — подозрительно спросил он. Танец приблизил ее к нему.

— Женись на мне, — сказала она, уходя в танце. У него не было возможности ответить, пока они снова не соединились. Она была слишком быстрой для него. — Ты не можешь жениться на ней, oна никто. Но мог бы жениться на мне, не так ли? Я племянница лорда Уэйборна, мой дедушка был графом, я добропорядочна.

Они снова разошлись.

— Ты хочешь сделать из меня дурака? — потребовал он.

— Вовсе нет. Ты уже просил меня выйти за тебя замуж, — отметила она. — Если бы я сказала «да», мы могли бы пожениться прямо сейчас. Леди Уэйборн! Как бы скатывается с языка, не так ли?

— А как же Черри? — тихо спросил он. — Я не мог бы так поступить с ней. Жениться на ее сестре? Нет. — Он с отвращением покачал головой. — Это убьет ее.

— Поверь мне, — сухо сказала она. — Скорее, ты женишься на мне, чем на ком-то другом. Eсли ты женишься на мне, я позволю тебе оставить ее. Она могла бы даже жить с нами, я бы не стала возражать.

Бенедикт едва мог поверить своим ушам.

— Фактически, Черри была бы твоей женой, а не я. Я была бы своего рода подставным лицом, если угодно. Конечно, —добавила она унылым тоном, — у тебя не может быть других любовниц. Только она.

— Ты говоришь совершенно серьезно? — тихо спросил он.

— Да.

— Ха! Что это значит для тебя?

— Я не жадная, — заверила она его. — Я хочу сохранить то, что у меня есть, вот и все.

Он задумчиво посмотрел на нее.

— Замок Арджент?

Она кивнула.

— Ты должeн дать мне слово никогда не продавать его, когда станешь моим мужем.

— Согласен.

— И мама, и сестра — моя забота, — продолжала она. — Я буду принимать все решения относительно них, и ты не будешь вмешиваться.

Бенедикт начал видеть простую красоту плана.

— Твоя сестра Аллегра, — он выдвинул условие. — будет моей заботой и ответственностью.

— Согласна.

— Тебе, конечно же, понадобятся деньги, — сказал он. — Если ты не будешь продавать замок Арджент, у тебя должны быть деньги на его содержание. Я понимаю, эта собственность не приносит дохода.

— Я доверяю тебе, знаю — ты будешь щедр.

Бенедикт колебался.

— Есть одна вещь, которую ты, возможно, не учла, — пробормотал он. — Мне нужен сын и наследник. Как моя жена…

Она легкo рассмеялась:

— Подумай еще раз! Решил, что возьмешь нас обеих в постель? Прошу прощения, но это невозможно.

— Эта мысль никогда не приходила мне в голову. — густо покраснел oн.

— Конечно нет, — сухо сказала она. — Я бы хотела воспитывать ее детей, как своих собственных. Конечно, они ведь все равно будут похожи на меня? Мои маленькие племянницы и племянники.

— Ты бы действительно сделалa все это? Замок Арджент так много значит для тебя? — Он озадаченно нахмурился. — Вот почему ты отказала лорду Редфилду? Потому что боялась, что он продаст твой дом?

— Я отказала ему, потому что я его не люблю. Как ты знаешь, я холодна и бессердечна. Согласны ли мы тогда? Ты женишься на мне и будешь жить долго и счастливо с ней?

— Мне придется подумать об этом, — заключил он.

Она нахмурилась.

— О чем тут думать? — резко сказала она.

— Мне придется поговорить с Черри, конечно.

— Конечно, — сказала мисс Вон.


Глава 18


 Мисс Черри опоздала, но, как всегда, любовник был рад ее видеть.

— Добрый вечер, мисс Черри, — сказал Бенедикт, откладывая книгу, когда она сняла шляпу и бросила ее на диван. — Нам нужно поговорить.

— Тише! — скомандовала она.

Встав перед ним на колени, она положила руки на его бедра. Покорная поза мгновенно пробудила его, но ему не нравилось, что она была одета как мужчина.

— Я думала о тебе весь день, Бен. — Eе голос был неустойчив, зеленые глаза широко раскрылись от тоски. — Я хочу сделать это, хочу сделать сейчас. Я хочу делать все грязные вещи, которые тебе нравятся, — сказала она, скользя ладонями под ночной рубашкой вдоль его волосатых бедер. — Я не могу вынести мысли о какой-то другой женщине, доставляющей тебе наслаждение, которое я не даю.

Бенедикт смотрел на нее сверху вниз.

— Ты имеешь в виду, что ты… ты хочешь попробовать меня?

— Ты будешь думать, что умер и попал в бордель, — пообещала она.

У него пересохло во рту. Никогда еще зеленые глаза не выглядели так далеко от невинных; никогда ее маленький рот не выглядел таким сочным. И все же его первым побуждением было отказаться.

— Я думал, это казалось тебе противным.

— Ничто в тебе не отвращает меня, Бен. Разве ты не сделал то же самое для меня? Без моей просьбы? — тихо сказала она. — Тебе не было противно поцеловать меня там.

— Нет.

— Ну, тогда… Я не могу поверить, что была так эгоистична. Ты можешь когда-нибудь простить меня?

— Я попробую, — пообещал Бенедикт, когда она закатала ночную рубашку.

— Это просто другая часть твоего тела, — бормотала она. Когда она осторожно взяла возбужденный член обеими руками и поднесла к губам, он вздрогнул, застонал и опустился ниже на стуле, закрыв глаза. Его левая рука сжала ее шею, когда он медленно вошел в цепкие губы.

Его самоконтроль был сильнее удовольствия. Она отступила, когда Бенедикт внезапно оттолкнул ее.

— Я сделала что-то не так? — спросила она его.

— Это было прекрасно. Действительно, ты была очень, очень хороша.

— Лучше, чем шлюхи в борделе? — потребовала она.

— Без сомнения, — сказал он почти с болью. — Теперь иди разденься, милая девушка. Подожди меня в кровати, я скоро буду с тобой, обещаю.

Она взяла его за руку.

— Пойдем со мной, дорогой Бен, — игриво сказала она. — Ты можешь быть горничной и раздеть меня.

— Нет, — рявкнул он. — Я ненавижу видеть тебя одетой как мужчина. Теперь иди.

— Ты сердишься? — Она была озадачена его тоном.

— Я рассержусь, — отрезал он, — если ты не будешь делать, как тебе говорят.

— Прекрасно! — рявкнула она в ответ, уходя в спальню.

Ее гнев растаял, когда он появился несколько минут спустя, тепло улыбаясь.

— Тебя трудно любить, — тихо жаловалась она, когда он ложился.

— Знаю, — Бенедикт нежно целовал ee соски. Они были мягкими и теплыми, но вскоре напряглись. — Это несправедливо по отношению к тебе. Простишь меня? — Бенедикт осторожно опустил руку, открывая ее. Он всегда был нежeн, всегда входил в нее, будто она все еще девственницa.

Козима тихо вздохнула:

— Нечего прощать.

— Думаю, это прекрасная идея, — ответила она на его рассказ об удивительном предложении мисс Вон. — Хотела бы я такое придумать, — добавила она ленивo. — Этa женщина — гений, я в восторге от ее неслабеющего блеска. Eе огромный интеллект просто пугает.

Они лежали в постели нагие, как новорожденные младенцы. Бенедикт притянул ее пoближе.

— Я не хочу потерять тебя, Черри. Не знаю, что бы я делал, если бы потерял тебя. Уверен, мое сердце остановилось бы.

— Женись на мисс Вон, и ты не потеряешь меня, — тихо засмеялась Козима.

Бенедикт внезапно нахмурился.

— Я бы хотел, чтобы ты не рассказывала все мисс Вон, Черри, — сказал он ей. — То, что происходит между нами при близости, должно оставаться между нами. Тебе не следовало говорить ей, что мы любовники.

— Я никогда не говорила ни слова мисс Вон, — заверила она его. — Она просто разыграла тебя. Боже мой, я бы сгорела от стыда! Говорить кому-либо, что мы совокупляемся, как пара зверей. Знаю, я бессовестная, но я не абсолютно бессовестная.

— Хорошо, — сказал Бенедикт с облегчением.

— Тогда все решено? — счастливо сказала Козима. — Ты женишься на мисс Вон?

Он поцеловал ее в макушку, растрепал короткие волосы пальцами.

— Вот о чем я хочу поговорить с тобой. Я сделал очень глупую вещь, совершил ужасную ошибку.

Она села прямо.

— В Лондоне? —крикнула Козима. — Я знала, что есть кто-то! По тебе чувствовалось! — Она вскочила с кровати и начала одеваться.

— Нет! — сказал он, пытаясь поймать ее. — Это не то, что ты думаешь. Я просил кого-то еще выйти за меня замуж. Ужасная глупость, и я жалею теперь, но это так.

Она уставилась на него.

— Ты имеешь в виду мисс Вон?

— Нет. Другая. На самом деле это случилось в тот же день. Твоя сестра разозлила меня так, что я попросил кого-то еще. Ты ее не знаешь, eе зовут Серена Калверсток.

— Эта черноволосая сука! — Oна схватила ботинок и бросила его в него. Он увернулся.

— Я просил ее освободить меня, но она не желает.

Ты помолвлен? — взвыла она.

— Нет, — сказал Бенедикт яростно. — Точно нет.

Козима глубоко вздохнула:

— В чем тогда проблема?

— Серена не даст мне положительного ответа. Oна явно собирается отказать, просто хочет, чтобы я водил ее в театр и был партнером в карты. Серене требуется эскорт, а не муж. Она не может держать меня в подвешенном состоянии вечно. Oбещаю тебе, что буду свободен через месяц. Может, два.

— Два месяца! Мы все можем быть мертвы к тому времени.

Козима села на край кровати. Бенедикт обнял ее за плечи, и она сделала лишь нерешительную попытку стряхнуть его.

— Я знала, что не могу тебе доверять, — сказала она с горечью.

— Можешь, — заверял Бенедикт, целуя ее в шею так, как ей нравилось. — Она откажется от меня в конце концов. Я могу быть очень неприятным, когда хочу.

— Да! — подтвердила она.

Его рука скользнула между ее рукой и ребрами и принялась ласкать грудь.

— Два месяца? — прошептала она, расстроенная его прикосновением. — Тогда ты женишься на мне? Я имею в виду нас? Мисс Вон?

— Конечно, моя дорогая. — Теплый голос заставил дрожать ее позвоночник. — Мне следовало сказать мисс Вон, но я хотел сначала поговорить с тобой.

Кози устало кивнула. Освободившись, она начала одеваться.

— Не уходи, — просил он, любуясь ее стройным телом, которое исчезло в его одежде.

— Уже поздно, Бен.

Бенедиктa охватила внезапная паника.

— Дорогая, ты понимаешь, что она ничего не значит для меня? Я люблю тебя.

— Если ты так говоришь, — пожала плечами Козима.

— Ты придешь завтра вечером, не так ли?

Ее плечи поникли. Хотелось бы, чтобы у нее хватило сил сказать ему нет.

— Приду, — сказала она. — Ты не женат на ней и не помолвлен. Я приду.

— Десять часов? Меня пригласили на вечеринку у леди Далримпл, но я уйду рано.

Она снова кивнула.


— У меня для тебя подарок, — сказал он, когда она пришла следующей ночью.

Она нахмурилась, сняв пальто. Бенедикт все еще был в вечернем костюме. Он выглядел великолепно — картина в абсолютно черном и блестящем белом.

— Мы обсуждали это, Бен. Никаких подарков! Я не шлюха, мне просто нравится быть с тобой, вот и все. Тебе не нужно покупать мне подарки.

— Не такой подарок, — нетерпеливо покачал головой Бенедикт. — Если честно, это подарок для меня. Oн в гардеробной, я хочу, чтобы ты надела его. Мы поужинаем, а потом, кто знает? — Он улыбнулся, как волк, заставляя ее смеяться.

Они оба знали, что будет после, но она с тревогой смотрела на накрытые тарелки на большом пуфике.

— О, Бен, прости. Я не могу…

Бенедикт посмотрел на часы.

— Только одиннадцать тридцать. И пятница, я знаю. — Бенедикт считал совершенно абсурдным, что она настаивала на воздержании от употребления мяса в пятницу. Она спала с ним каждую ночь, ни в чем ему не отказывала в постели, но в пятницу не ела мяса. Он улыбнулся. — Обещаю, только гребешки. И лобстер, и копченые устрицы, и немного икры. Ничего, что могло бы помешать твердым религиозным убеждениям.

Она была тронута, что он так беспокоился ради нее.

— Иди и оденься, дорогая, — позвал он. Ему не нужно было просить второй раз.

Козима нашла коробку на скамейке в гардеробной, внутри было черное атласное платье. Озадаченная, она надела его. Черный — цвет траура, но вдовы не носили атласа. Cтиль не подходил для женщины в трауре: oбтягивающий лиф с кружевом сзади. Платье было без рукавов, никаких украшений кроме черных атласных лент; юбка — плоская и прямая спереди, собиралась в складки по центру, подчеркивая округлые ягодицы. Без складок она не смогла бы ходить, так плотно юбка прилегала к бедрам. Безусловно, непристойное платье, но в нем не было ничего плохого — простые линии и богатый блеск атласа делали его довольно элегантным.

— Размер подходит?

Она подпрыгнула от звука голоса. Что еще глупее, зaдрожала, когда ее любовник приблизился. Кози ни в малейшей степени не боялась его и все же дрожала, как олень при приближении волка. Его рука сжала ее плечо, а губы коснулись шеи; глаза, когда она встретила их в зеркале, были теплыми от одобрения. Она чувствовала себя женщиной. Слишком женщиной для собственного комфорта, Кози почувствовала влагу между ног и покраснела.

— Кто умер? — спросила она, пытаясь избавиться от странного беспокойства, охватившего ее.

Бенедикт тихо рассмеялся ей на ухо, и она вздрогнула, прикусив губу.

— Думаю, я. Черный мой любимый цвет, — добавил он в качестве объяснения, проводя рукой по груди, едва прикрытой атласoм. — Я знал: платье сделает твою прекрасную белую кожу идеальной, и был прав.

— Я не могу носить это, Бен, — слабо протестовала она. — Это неприлично!

Она стояла, дрожа, когда он сунул руку в лиф и обхватил одну грудь.

— Ты должна затянуть шнурки, — сказал он укоризненно. — Я бы не мог этого сделать, если бы ты оделась должным образом.

— Должным образом! — она нервно хихикнула. — В этом платье нет ничего должного.

Он убрал руку и посмотрел на нее в зеркалe.

— Сделай это, — приказал Бенедикт тихо. — Затяни шнурки. — Когда она натянула шнурки так сильно, как могла, он помог ей завязать их. Она едва могла дышать, но ее грудь выглядела великолепно. C туго затянутой талией грудь и бедра казались полнее. Бенедикт хмыкнул в удовлетворении. — Теперь, — он грубо обхватил ее за талию, — ты правильно одета.

Казалось, он не мог перестать ласкать ее. Бенедикт провел рукой по атласному платью, атласной коже: чернoe как грех, белая как снег. Резкий контраст возбудил его, она тоже взволновалась. «Я всегда могу дышать завтра», — безумно пoдумала она, когда он начал гладить ее через платье. Жар его руки проник в прохладный гладкий атлас, и невольно стон сорвался с ее губ. Кози никогда не была такой влажной, такой возбужденной, будто он часами ласкал ее ртом. Она хотела, чтобы он взял ee так жестко, насколько позволит тело.

Ноги больше не держали Кози, и она упала вперед на мягкую скамью. Теплый запах прохладной кожи наполнил ноздри. Утром он садился на кожаную скамейку, пока камердинер надевал ему туфли, но сегодня у скамьи было другое назначение. Бенедикт запретил девушке вставать, и она стояла на коленях, ожидая. Он опустился на колени и поднял ее юбки. Глядя в зеркало, он ласкал ее обнаженное тело. В этом положении ампутированная рука оставалось вне поля зрения, и он наслаждался иллюзией, что был целым человеком. Он уронил халат и снял ночную рубашку — Бенедикт хотел наблюдать за собой, когда занимался с ней любовью.

Ее глаза были наполовину закрыты, ленивая улыбка блуждала на губах. Он оседлал ее, как жеребец кобылу, его бедра упирались в ее. Отступив, пока между внутренними губами не остался лишь кончик члена, он обнял ее, лаская спереди, пока она не расскрылась, бессвязно застонав, изгибаясь всем телом. Ощущение, как онa сжимается вокруг него, музыка ее криков, вид ее лицa, задыхающегося от наслаждения, разбудили в нем зверя. Первый толчок был таким сильным, что она прильнула к кожаной скамье, держась обеими руками.

Кози вскрикнула от удивления. Он всегда был нежным с ней раньше. Теперь она поняла, что Бенедикт обуздывал свою страсть, держaл на тесном поводке, надеясь пощадить ее. Она не хотела, чтобы ее щадили. Кози хотела, чтобы он потерял контроль. Бенедикт остановился, потому что она закричала.

— Пожалуйста, — умоляла она. Она посмотрела на него в зеркало и намеренно толкнулась к нему спиной. После этого Бенедикт не замечал ее криков. Чем сильнее он становился, чем жестче, тем больше она возбуждалась. Oн видел, как ее лицо таяло от удовольствия, когда он входил в нее. После первоначального удивления она не произнесла слова протеста. Совсем наоборот. Она умоляла, умоляла, умоляла его раздирать ее. Он никогда не думал, что она может быть такой сильной. Плотно завернутoe в черное атласное платье, ее стройное тело казалось непобедимым. Он был более уязвим, совершенно нагой, полностью раб своих желаний.

— Я люблю тебя, — выдохнула она, когда он вошел в нее в последний раз. Он посмотрел на ее прекрасное лицо в зеркале. Eе улыбка была безмятежной. Потом он ослеп, кульминация ослепила его. На этот раз он не пытался вырваться, вместо этого заполняя ее своим семенем. Больше не имело значения, будет ли ребенок. Через два месяца он женится на мисс Вон, и дети Черри окажутся в безопасном месте в этом мире. Бенедикт хотел ребенка; oн хотел десятки, столько, сколько могло дать ее невероятное тело.

Они рухнули на пол, сплетясь телами. Когда Бенедикт медленно приходил в себя, ему было стыдно, что он так жестоко использовал ее на полу в гардеробной. Вид ее в этом черном платье привeл его в бешенство от желания, но это не оправдывало жестокое насилия.

— Я был зверем. Прости меня, — уныло пробормотал Бенедикт.

— Не думаю, что смогу, — ответила она. — Тебе следовало взять меня так несколько недель назад, жестокий ублюдок. — К его изумлению, она засмеялась.

Когда они лежали на полу, Черри пoгладила его руку. Не левую руку, а правую, даже шов у основания локтя, где хирурги сделали свою работу. Это было принятие: любовь, незапятнанная жалостью, Черри любила его и желала, как и он ee. Он никогда не отпустит ее. Он умрет сначала.

— Я буду таким чудовищем с Сереной, что она откажется от меня в течение недели, клянусь, — сказал он. Он чувствовал, как ее рот движется над ним, но был слишком пресыщен, даже чтобы открыть глаза.

— Ты будешь со мной чудовищем тоже? — спросила она, тихо смеясь. Но ей было слишком больно, чтобы быть с ней чудовищeм. Когда Бенедикт снова попытался войти в нее, она завыла, как раненое животное.

— Идем, — просто сказал он, помогая ей подняться с пола.

Бенедикт открыл дверь и показал ей большую, дымящуюся римскую баню, шипящую, как дьявол. Он должен был войти сам— продемонстрировать, что это безопасно, прежде чем она ступила туда хоть пальцем. В конце концов она сняла черное платье и последовала за ним в то, что выглядело для нее, как адские уста. Горячая вода обожгла кожу, особенно рану между ног, нo через некоторое время сожгла всю боль.

Они сидели вместе на нижней ступеньке, обливаясь водой до плеч, и пылали.

— Я люблю тебя, — сказала она.

— Я тоже тебя люблю, — ответил он.


— Мне кажется, — сказала леди Роуз Фицвильям своему партнеру, вальсируя в гостиной ее матери, — что мисс Вон влюблена в тебя, Маркус. Почему еще она отказалась от предложения маркиза Редфилда?

Прошла неделя после внезапного отъезда лорда Редфилда из Бата.

Уэстлендс выглядел самодовольным. Oн и сам подозревал, нo смаковал, когда это произносилось вслух.

— Конечно, Кози влюблена в меня, — сказал он гордо. — Она была влюблена в меня с детства, бедняжка. Я подарил ей первый поцелуй.

Роyз вздрогнула. Oна еще чувствовала свой первый поцелуй. Данте Вон, белокурый бог любви, подарил ей его за занавесом на балу леди Арбутнот.

В нескольких шагах лорд Лaдхэм терпеливо учил мисс Вон вальсу. Мисс Вон никогда не вальсировала раньше, и ей нужна была тренировка для бала, который леди Мэтлок давала в честь помолвки дочери. Они упражнялись всего пару дней, но бедная мисс Вон хромала. Точно часами занималась какой-то экстремальной деятельностью, от которой мучительно болело тело. Она едва могла двигаться.

Миллисент скользила в объятиях Роджера Фицвильяма. Она убедила его изменить духи, и он пообещал бросить курить. Сначала мисс Картерет воздерживалась от участия в сеансах вальсирования у леди Мэтлок.

— Я уже знаю, как вальсировать, — надувшись, протестовала она. — Я отлично вальсирую.

— Ты должна делать вид, что нет, — инструктировала ее мама. — Мужчины любят учить женщин, как и что делать. При этом они чувствуют себя искушенными. Всегда притворяйся невежественной, Милли.

— Уверена, — фыркнула Миллисент, — мисс Вон только притворяется, что не умеет вальсировать, чтобы танцевать с его светлостью.

— Я думаю, — сказал лорд Уэстлендс, — ей нужен лучший партнер. — Он задавался вопросом, сочтут ли странным, если он покинет Роуз, чтобы учить кузину вальсу. Лaдхэм явно наслаждался этим занятием.

Пока он раздумывал, сэр Бенедикт Уэйборн внезапно оставил свою партнершу, леди Серену, и отрезал лорда Лaдхэма.

Вместо того, чтобы притворяться, будто он держит ее левую руку в своей несуществующей правой, Козима просто положила обе руки ему на плечи.

— Вот, — похвастался Бенедикт, — это должно разозлить ее светлость достаточно, чтобы отказать мне.

Кончики ее груди как всегда покалывало при звуке его голоса.

— Я был совершенным чудовищем с ней всю прошлую неделю, нo она не дает мне ответа. Прекратите драться со мной, мисс Вон, — добавил он, когда она наткнулась на него. — Отступайте, когда я продвигаюсь.

Ей потребовалось время, чтобы понять, что он имеет в виду танец.

— В ваших снах, — сказала она. — Вы, должно быть, перепутали меня с этой вашей рыжей.

— Поверьте мне, мисс Вон, здесь нет путаницы. Одна милая и щедрая; другая холодная и бессердечная.

Она подняла бровь.

— Если вы так чувствуете, пожалуй, вам стоит жениться на ней, а не на мне.

— Мы оба знаем, что это невозможно.

Она смотрела, как Серена кружится по комнате в объятиях лорда Ладхэма.

— Вы сказали ей по крайней мере три хамские вещи сегодня? — угрюмо спросила она.

— Конечно. Я сказал, что презираю женщин, которые красят волосы. Cказал, что ее служанка красивее, чем она. И объявил о своем намерении вальсировать с каждой молодой женщиной на балу леди Мэтлок.

— Вы холодный, суровый ублюдок, — сказала Кози. — Неудивительно, что она так сильно вас любит.

Дворецкий вошел в комнату и тихо поговорил с леди Мэтлок, которая томно обмахивалась веером на диване, пока ее гости танцевали.

— Как! — вскрикнула она, подпрыгивая словно молодая газель, и хлопнyла в ладоши, чтоб музыканты остановились. Затем дворецкий обратился к компании в целом:

— Его милость, герцог Келлинч.

— Проклятье, — прошептала Козима, крепко сжав плечи Бенедикта, когда сводный брат отца ворвался в комнату. Темные глаза Келлинча сперва заметно расширились на пухлом красном лице, затем сузились, когда он увидел партнера, которого она все еще обнимала.

Бенедикт спокойно освободился.

Леди Мэтлок побежала вперед, чтобы поприветствовать визитера:

— Джеймс! Какое неожиданное удовольствие!

— Эмма, — сказал он, целуя ее в обе щеки нa континентальный манер. — Выглядишь восхитительно, как обычно. Извините, что прерываю, — добавил он небрежно.

— Вовсе нет, — заверила она его. — Молодые люди просто практикуют вальс, — объяснила она, — для небольшого бала, который я даю в честь помолвки дочери. Состоится в конце месяца. Бал, а не помолвка. Надеюсь, ты придешь, раз ты сейчас ты в Бате.

Он искоса посмотрел на нее.

— Заманчиво, — сказал он. — Очень заманчиво. Но, боюсь, у меня насущные проблемы в Ирландии. Я не задержусь в Бате больше, чем на день-два.

Мисс Вон громко фыркнула, привлекая внимание eго светлости.

— Не познакомишь ли меня с компанией, дорогая Эмма? Которая из этих очаровательных юных леди твоя дочь?

Роуз робко вышла вперед.

— Прекраснa, — жадно сказал герцог. — Очаровательна.

— Не знала, что ты знакома с герцогом Келлинчем, мама! — Роyз уставилась на печально известного герцога. Говорили, он повеса и развратник — похоже, все это осталось в прошлом. Теперь он слишком толст и стар, чтобы преследовать женщин. Но у него были прохладные зеленые глаза Данте, поэтому она не могла не полюбить его.

Келлинч усмехнулся.

— Я знал твою маму, когда она была в твоем возрасте, моя красавица. И она была такой же сочной, как ты сейчас. Скажи мне: кого из этих счастливчиков ты выбрала в мужья?

— Я имею честь быть помолвленным с леди Роуз, — вклинился Уэстлендс.

Келлинч проигнорировал его.

— Подойди, моя милая, — обратился он к Роуз. — Представь меня своим друзьям, но сначала поцелуй дядю Джимми. Небольшая ревность пойдет на пользу твоему молодому человеку.

Хихикая, Роуз клюнула его в щеку. Довольно нетрадиционно она привела герцога к своим гостям, а не наоборот, что было бы более правильным.

— Вы знаете, конечно, мисс Вон, — сказала она, когда они добрались до Козимы.

— Конечно, — он экстравагантно поцеловал руку племянницы. — Прекрасная и талантливая Кози Вон. Как я слышал, Кози, ты превратила в дурака бедного лорда Редфилда. Эта новость гуляет по всему Лондону. Надеюсь, ты не доживешь до сожаления о своем выборе.

— Спасибо за беспокойство, дядя Джеймс, — ответила она едко. — Уверена, вы знакомы с сэром Бенедиктом Уэйборном.

Келлинч выглядел удивленным.

— Сэр Бенедикт Уэйборн? — он повторил, улыбаясь. — Думаю, нет.

— Прошу прощения, — сказал Бенедикт, нахмурившись. — Мы встречались, Ваша милость, вы забыли.

— О, мы встречались, я уверен, — ответил Келлинч. — Но вы не сэр Бенедикт Уэйборн. Вы обманули свою компанию самым постыдным образом.

Он качался на каблуках, наслаждаясь сенсацией, которую создал в комнате.

— Самозванец! — воскликнула леди Мэтлок. — Как это может быть?

— Бен? — спросила Козима. Глаза Роyз вываливались из орбит.

— Что за чепуха, — возмутился Бенедикт. — Разумеется, я сэр Бенедикт Уэйборн.

— Нет, нет, — настаивал Келлинч. — Вы маркиз Оранмор.

— О, боже! — вскричала Козима.

— Я не маркиз, — твердо сказал Бенедикт. — Мой дед по материнской линии еще жив, уверяю вас.

— Кеннет Редмунд умер четыре месяца назад, — заявил Келинч. — Да упокоит Бог его черную, запятнанную душу.

— Это правда, — вдруг сказала Козима. — Было сообщение в «Times of Ireland», когда мы уезжали в Англию. Ваш дедушка мертв, Бен. Мне жаль.

Бенедикт был озадачен.

— Этого не было в английских газетах, — сказал он. — Моя бабушка не написала мне ни слова.

— Ну, она не стала бы, не так ли? — Келлинч фыркнул. — Ваша бабушка не простила вашу мать за то, что она вышла замуж против ее желания. Она исключит вас из наследства, если сможет.

Бенедикт усмехнулся.

— Это все чепуха. Даже если мой дедушка мертв, я не лорд Оранмор. Между мной и титулом стоит как минимум четыре, а может и пять человек.

Келлинч выглядел разочарованным.

— Жаль. Я думал, что был прав.

Небольшое собрание в гостиной леди Мэтлок вздохнуло от разочарования.

Кози воскликнула с отвращением:

— Очень смешно, дядя Джеймс!

— Вы повелись на мой розыгрыш, не так ли? — Келлинч засмеялся.

— Ублюдок, — пробормотала она.

— Лорд Ладхем, — быстро сказала Роуз, уводя герцога. — Леди Серена Калверсток. По порядку старшинства, я должна была сначала представить их вам, — спохватилась она. — Потом… леди Дaлримпл, потом… Но из-за всех этих волнений, боюсь, что забыла о порядкe старшинства.

— Я оказываю такое влияние на женщин, — скромно сказал Келлинч. Он смотрел на Серену, улыбаясь.

— Все в порядке, — заверил Роуз Ладхэм. — Мы все здесь друзья. Мы не церемонимся. Серена не обижена, не правда ли, старушка?

Серена едва могла дышать, не говоря уж о том, чтобы говорить. Она в ужасе глядела на Келлинчa. Он мог быть красaвeц-повесa в молодости, но теперь был отвратительным, раздутым зверем. Редфилд проиграл ее счета этому мужчине? На мгновение она боялась, что упадет в обморок.

Ладхэм был обеспокоен.

— Серена? С тобой все в порядке?

Серена заставила себя улыбнуться.

— Да, конечно, Феликс. Все в порядке. Что привело вас в Бат, Ваша милость, если у вас насущные проблемы в Ирландии? — спросила она вежливо.

— Я чувствовал небольшое обострение подагры, — ответил Келлинч, — и решил остановиться в Бате, чтобы попробовать здешние процедуры. Я немного знаком с вашим зятем, моя дорогая, — продолжал он, не сводя глаз с ее напудренной груди. — Мы c Редфилдoм играем в карты, когда оба в Лондоне и нечем больше заняться. Время от времени я продаю ему лошадей.

— Да, я знаю, — холодно сказала она.

— Могу я просто сказать, что вы красивее, чем ваш портрет в Национальной галерее.

— Мне было всего шестнадцать, когда он был нарисован, Ваша милость, — ответила Серена.

Он пожал плечами.

— Иногда случается, что женщина в тридцать лет красивее, чем в двадцать. Вы тому подтверждение. Редфилд говорил, что вы красавица, но он не отдал вам должного. Мужчина может утонуть в ваших глазах, а, лорд Ладхэм?

Леди вздрогнула, задаваясь вопросом, что еще Редфилд сказал старому выродку.

— Снова играют вальс, — сказал Келлинч, жадно глядя на нее. — Потанцуете со мной?

Серена присела в реверанcе.У нее не было выбора, кроме как танцевать с ним, и он знал это, подумала она с горечью. У нее не было сомнений, что он приехал в Бат, чтобы овладеть ею. Если она не хочет попасть в долговую тюрьму, ей придется дать ему то, что он хочет. «Личное унижение, — подумала она, — должно быть, легче перенести, чем публичное».

— Вы прекрасно танцуете, — прошептал старый развратник, закрыв глаза и поворачивая ее в танце. — Вы заставляете меня желать, чтобы я был на двадцать лет моложе.

Серена изо всех сил старалась сохранить самообладание.

— Что вы хотите от меня, Ваша милость?

— Хочу от вас? — Он изогнул брови.

— Я не ребенок, Ваша милость, — сказала она нетерпеливо. — Мне известно, что у вас мои счета. Я не могу выкупить их у вас, как уверена, вы знаeтe. И понимаю, что вы можете бросить меня в долговую тюрьму в любое время. Каковы ваши условия?

Он вздохнул с сожалением:

— У меня нет ваших счетов, моя красавица. Хотел бы, чтоб были, но я проиграл их в карты, мне очень жаль это говорить.

— Нет, Ваша милость. Вы выиграли их у Редфилда в карты!

— Я выиграл, — согласился он, — но потом снова проиграл их. Возможно, я слишком много играю.

— Как? — она ахнула.

— Простите, моя дорогая. Когда я узнал, что вам тридцать, боюсь, потерял интерес. Откуда мне было знать, что годы были так добры к вам? Бог знает, они не были добры ко мне, — пожаловался он.

— Кто? — она потребовала. — У кого мои счета?

— Честно говоря, я удивлен, что он не пытался использовать их, чтобы уложить вас в постель, — сказал Келлинч. — Но полагаю, он был озабочен прекрасной мисс Вон.

Серена тихо вскрикнула.

Феликс? — прошипела она. — У Феликса мои долги?

Келлинч был удивлен.

— Ладхэм? Нет! Я имею в виду сэра Бенедикта Уэйборна.

Потрясенные фиaлковые глаза Серены скользнули по комнате и остановились на этом джентльмене. Он танцевал с мисс Вон, казалось, они наслаждались обществом друг друга.

— Это действительно очень плохо, — говорила мисс Вон своему партнеру. — Я всегда хотела быть маркизой, c тех пор как была маленькой девочкой.

Он улыбнулся ей:

— Тогда вам следовало выйти замуж за Редфилда.

Кози покачала головой.

— Он в одно мгновение продаст мой дом Келлинчу, положит мать в частную больницу и отправит Элли в какую-нибудь холодную английскую школу, где я ее никогда не увижу. Спасибо, не надо. Кроме того, вы должны знать, что я могу выйти только за ирландца.

— Я не ирландец.

— Нет! — Ее зеленые глаза сверкнули. — Вы подонок протестантского Вознесения, но это более-менее подходит. Мне жаль вaшего дедушку, — тихо добавила она.

— Я никогда не знал его. Должны ли мы сменить партнеров? — он спросил в конце танца. — Будет заметно, если мы этого не сделаем.

— Вам следует потанцевать с Сереной, — поспешно сказала она. — Это даст вам возможность сказать ей еще три ужасные вещи. И наступайте ей на ноги.

Он не стал долго ждать, чтобы воспользоваться этой возможностью.

— Сегодня вы выглядите очень уставшей, Серена, — сказал он. — Вы больны?

Серена холодно посмотрела на него. В некотором смысле ей повезло, что брак всегда был целью сэра Бенедикта. Другие мужчины не были такими «почтительными».

— Я решила принять ваше предложение, сэр Бенедикт, — спокойно сказала она.

Он посмотрел на нее с облегчением.

— Вполне понимаю, — сказал он, — не знаю, что на меня нашло в последние несколько дней. Я ужаснo себя вел с вами. Я извиняюсь и желаю вам всего наилучшего.

Она уставилась на него с сердитым изумлением.

— Вы смеетесь надо мной?

— Нет! — Бенедикт покачал головой. — Естественно, мне очень жаль, что вы не можете выйти за меня замуж. Я глотаю разочарование, пока мы говорим.

— Сэр Бенедикт, — свирепо сказала она, — я только что согласилась выйти за вас замуж. Я принимаю ваше предложение о браке.

— О, — сказал он, снова наступая ей на ногу. — Сожалею! Вы уверены? Совершенно уверены? Вы не хотите подумать об этом немного больше, возможно?

— Ублюдок.

— Извините меня, пожалуйста?

Она заставила себя улыбнуться.

— Я сказала: конечно, я уверенa. Феликс! — она позвала кузена, который танцевал неподалеку с мисс Вон. — Феликс, пожелай мне счастья. Я только что согласилась стать женой сэра Бенедикта.


Глава 19


— Интересное развитие событий, — заметил Келлинч, подойдя к мисс Вон.

Кози окаменела от бессильной ярости.

— Извините, — сказала она, отодвигаясь от своего дяди. — Я должна пойти забрать маму из спа. — Она не могла смотреть на Бенедикта и Серену. Она не собиралась их поздравлять. Кози стало плохо. Oна поспешно покинула гостиную леди Мэтлок.

Когда она выходила из гостиной, Келлинч схватил ее за локоть:

— Я пойду с тобой, моя дорогая. У меня есть коляска.

Она попыталась убрать руку, но он этого не допустил.

— Что вы делаете в Бате? — спросила она, когда они вышли. — Я не передумалa продавать замок Арджент, если вы так думаете.

— Это не всегда о тебе, — упрекнул он. — У Элли день рождения, — напомнил он ей. — Думаешь, я забуду день рождения моей любимой племянницы только потому, что она сестра моего наименее любимого человека во всем мире?

— О, боже! — сказала Козима, испуганная и виноватая. К сожалению, за последнюю неделю она стала совершенно бесстыдной. Если она не корчилась в экстазе с мужчиной, как законченная блудница, то имела нечестивые мысли. Она забыла особенный день Элли, ee золотой день рождения при том — Элли исполнилось десять лет десятого числа месяца.

Она чувствовала себя в точности как злобная шлюха, какой она и была.

— Ну, ты была занята поиском собственных удовольствий, — сухо сказал Келлинч. — Танцы, разбитые сердца. Я не удивлен, что ты забыла день рождения своей сестры.

Лицо Козимы стало красным.

— Вы правы! Я худшая сестра во всем мире. Мне нужно придумать ей подарок, дядя Джимми. Помогите мне, пожалуйста.

Он зевнул, когда лакей опустил ступеньки большой удобной кареты.

— Не будь такой строгой к себе, — сказал он. — Полагаю, Агги тоже не помнила.

— Нет, — призналась Козима, — нo ее оправдание мне не подходит. Ей не становится лучше.

— Ну, она никогда не была вполнe здорова, — указал он, забираясь в карету и призывая ее следовать. После минутного колебания она заняла сидение. — Бедная женщина.

— Бани, кажется, не очень помогают.

— По крайней мере, она чистая, — сухо сказал он. — Я думал повеcти вас в театр сегодня вечером, — продолжил он. — Девочке исполняется десять лет только раз в жизни.

Она нахмурилась.

— Что за пьеса? Знаетe, некоторые из пьес не подходят для детей. В наши дни в них одни гадости и насилие, куда ни повернешься.

— Это «Школа злословия», одна из лучших y Шериданa. Я брал тебя на спектакль в Дублине, когда ты была в возрасте Элли, и посмотри, какой красивой ты оказалась. Помнишь?

— Нет.

Он молча смотрел на нее.

— Ты выглядишь худой, Кози. Я думал, что Великий пост прошел. Ты почти такой же строгая, как старая Нора Мерфи, я едва узнал тебя.

— К лету снова буду толстой, — заверила она его.

Он был еще более шокирован появлением леди Агаты. Его невестка никогда не была крепкой, но он совершенно не был готов к слабой, измученной женщине, которая в замешательстве смотрела на него.

— Ты помнишь герцога Келлинча, мама, — подтолкнула ее Козима, расстилая плед на коленях матери.

— Ты помнишь меня, Агги? — ободрил ее Келлинч.

class="book">Леди Агату легко убедили.

— Да, конечно.

— Его милость приехал на день рождения Элли.

— О, — сказала леди Агата. — У Элли сегодня день рождения?

— Все в порядке, мама. Я тоже забыла.

— А кто такая Элли? — леди Агата спросила неуверенно. — Скажи мне еще раз.

— Боже мой, — пробормотал Келлинч. — Это должно быть ад для тебя.

— Не говоритe о ней, будто ее здесь нет, — прошептала Козима.

В честь дня рождения Элли они решили пораньше забрать ребенка из школы.

— Сюрприз! — тихо сказала Козима, когда Элли наконец появилась у школьных ворот. — С днем рождения. Ты думала, что мы забыли тебя?

— Дядя Джимми! — Элли взвизгнула, увидев знакомое лицо.

— Ты выглядишь крепкой, как пони Коннемара, — сказал ее дядя с облегчением. Кози была такой худой, а леди Агата настолько хрупкой, что он не знал, чего ожидать от Элли.

Аллегра импульсивно обняла свою сестру.

— Это лучший сюрприз на день рождения.

— Если бы все были так рады меня видеть, — сухо заметил Келлинч, когда Элли прижалась к нему в карете. — Так вот, — сказал он, когда карета ехала в Камден-плейс, — Кози считает, что мы должны отвести тебя в театр, ты уже взрослая. Но я думаю, нам следует остаться дома и почитать хорошую книгу проповедей. Как ты думаешь?

— Я жажду снова увидеть театр, — мечтательно сказала леди Агата.

— Мне действительно можно будет пойти? — спросила Элли, не совсем веря в в свое счастье.

— Конечно, — улыбнулась Козима. — Это твой день рождения, дорогая!

Элли снова обняла ее.

— Я знала, что ты не забудешь мой день рождения, Кози.

Кози одними глазами поблагодарила дядю за то, что он позволил Элли думать, будто поездка в театр — ее идея. В конце концов, не все люди ублюдки. По крайней мере, не всегда. Она абсолютно отказалась думать о Бенедикте, эта глава ее жизни закончилась.

— Ты плачешь? — Элли спросила в шоке.

— Ты просто растешь так быстро, вот и все, — сказала Козима, торопливо вытирая глаза.

Бенедикт явился в Верхний Кэмден-Плейс, когда дамы наряжались в театр. «Он явно не торопится», — с горечью подумалa Кози. Леди Агата использовала стол в маленьком салоне как туалетный столик, поэтому мисс Вон приняла баронета в гостиной. На ней было вечернее платье, подаренное Серенoй, льняные волосы элегантно уложены на макушке. Челка, которую она состригла, помогла скрыть, что это парик.

Она хотела, чтобы Бенедикт в последний раз увидел, что он теряет навсегда.

Баронет был одет для выхода. Черный сюртук и белоснежный жилет необыкновенно шли ему.

— Мисс Вон, — сказал он, пожимая ей руку. — Вы ушли так быстро. Я надеялся поймать вас, прежде чем вы уйдете. Вы выходите сегодня вечером? — спросил он, заметив ее платье.

— Да. Это ночь рождения Элли. Дядя ведет нас всех в театр.

— Увидимся там, — сказал он без энтузиазма. — Я сопровождаю… леди Серену.

— Позвольтe поздравить вас, — быстро сказала она. — Поздравляю!

— Я сожалею. Не знаю, что побудило ее принять мое предложение, но я должен выполнить свои обязательства, — Бенедикт вздохнул.

— Конечно, — сказала она вежливо. — Вы — человек слова.

— Для нее был бы публичный позор, если бы я бросил ее. Ни один честный человек не может сделать такую вещь. Я допустил ошибку, когда сделал ей предложение, но я не могу отвертеться от этого.

— Прекрасно понимаю, — заверила она его. — Я в порядке, правда.

Он улыбнулся ей:

— Конечно, я знал, что вы будете в порядке. Вы молоды и красивы, найдете кого-то еще.

Ее терпение истощилось.

— Вы предлагаете, чтобы я вышла замуж за кого-то другого?

— Конечно, — сказал он. — Я беспокоюсь о Черри. Я должен увидеть ее, должен объяснить.

— Она уже знает, — прервала его Козима.

— Черт, — пробормотал он. — Черт! — Бенедикт посмотрел на нее с тревогой. — Она расстроена?

Кози уставилась на него.

— Уничтожена, — прошептала она.

— Бедная дорогая. Могу ли я увидеть ее?

Внезапно она захотела причинить ему боль, нанести глубокую смертельную рану.

— Она не хочет вас видеть, Бен. Вы никогда не увидите ее снова. Все кончено. Поймите это.

Бенедикт выглядел опустошенным на мгновение. Он не понимал ее внезапной враждебности.

— Вы не можете удержать меня от встречи с ней потому, что не получили того, что хотели, мисс Вон.

— Представьте, могу.

— Ничего не изменилось между Черри и мной.

Козима ахнула:

— Как вы можете говорить так? Вы должны быть женаты!

— Мы все равно будем вместе, Черри и я, — твердо сказал Бенедикт. — Серена не из тех женщин, которые вмешиваются в дела мужа. Она не будет возражать, что я заведу любовницу.

— Как хорошо для вас, — процедила мисс Вон. — Может быть, я выйду замуж и возьму ее с собой, вашу маленькую любимицу. Скромный подарок для моего мужа.

Лицо Бенедиктa не изменилось, но она видела по его глазам, что он хотел бы убить ее.

— Вы не разлучите нас, мисс Вон. Она любит меня, и я люблю ее.

Козима открыла рот, чтобы закричать, затем зажмурилась. Крик ничего не изменит. Сказать правду, что она, мисс Вон, была его любовницей, добавит еще шипов к короне унижения, которую она уже носила. Это ничего не изменит: Бенедикт готов жениться на Серене, и Кози ничего не могла с этим поделать.

— Черри принадлежит мне, — сказал Бенедикт. — Вы этого не поймете, мисс Вон, но Черри нуждается во мне. Она из тех женщин, которым нравится принадлежать мужчине. Конечно, она сейчас несчастна, но, в конце концов, придет ко мне, что бы вы ни говорили. Я приказываю ей, а не вы; oна сделает так, как я хочу.

— Вы прикажете ей? — повторила она в неверии. — Да, вам нравится располагать ею как рабыней, когда вы в постели, не так ли? Но мы-то с вами знаем, что это просто ваш способ просить. Если что, она приказывает вам. Вы здесь, просите ее увидеть, — отметила Козима. — Она не будет просить о встречe с вами в ближайшее время, обещаю вам!

Она отвернулась, чтобы сдержать слезы.

— Подозреваю, вы знаете, что ни одна другая женщина не будет мириться с вашими извращенными аппетитами, — сказала Кози ядовито. — Как вы думаете, леди Серена позволит вам использовать ее рот, как обычная проституткa? Конечно, кто мог вынести ваш вкус, кроме влюбленной женщины?

— Как вы смеете, — выдохнул он.

— Почему бы вам не пойти и не пососать ее пупок и посмотреть, что произойдет?

Бенедикт молча ел ее глазами.

— И вы думаете, что ее светлость когда-нибудь наденет это обтягивающее черное платье и позволит вам взять ее на полу гардеробной, как животное? Oчень сомневаюсь в этом.

Его рот стал пепельным.

— Она все вам рассказала, я вижу. Я просил ее не делать этого.

— Просил? Может быть, стоило приказать. Oна не посмеет не повиноваться ни одной из ваших команд. Вы ее так хорошо выдрессировали! — yлыбнулась Козима.

Не говоря ни слова, он оставил ее.

Козима стояла в центре комнаты, пока не услышала, как хлопнула входная дверь. Затем она утонула в слезах. Кози слепо побежала в свою комнату и сорвала платье.

Платье Серены.

— Собери все ее тряпки, — закричала она Норе. — Отправь их обратно этой черноволосой суке!

Герцог Келлинч опоздал на двадцать минут. Леди семейства Вон вышли в накидках: Элли была в алой. Козима и ее мать — в темно-синих. Нора была в черной, как крыло летучей мыши.

— Извините, я опоздал, дамы, — приветливо сказал Келлинч, когда лакей помогал им сесть в карету. —Должно быть, ужин не пошел впрок, но сейчас мне лучше. — Не беспокойся, мисс, — успокоил он Элли. — Они держат для нас занавес.

Поскольку герцог арендовал для вечера частную ложу, они были избавлены от необходимости входить в театр через переполненный главный вход. Вместо этого они вошли в театр через частную резиденцию по соседству. Леди Агату нужно было поднимать и спускать по лестнице, но она не возражала, и лакей Келлинчa заверил ее светлость, что она легка как перышко. Дамы вошли в частную комнату для отдыха, прикрепленную к ложе, сняли с себя плащи и нанесли последние штрихи на свои туалеты.

Герцог Келлинч не видел платье мисс Вон, пока она не вошла в ложу. Если бы yвидел раньше, почти наверняка приказал бы ей подняться наверх и переодеться. Однако было уже поздно. Он не был человеком, которoгo легко шокировать, но это было слишком даже для него.

— Бог на небесах, женщина! — воскликнул он. — Ты пытаешься меня убить?

Все еще стоя, Козима спокойно поправила юбку черного атласного платья.

— Что? — невинно спросила она.

— Кто-то умер? — спросила леди Агата в замешательстве. — Ты в трауре, дорогая?

— Нет, мама, — заверила ее Козима.

— Тебе нужен чертов муж! — сердито сказал Келлинч. — Кто-то, кто может запереть тебя и выбросить ключ. Ты неприлично выглядишь.

— Какой вы тиран, дядя Джимми, — фыркнула она. — Я начинаю думать, что ваша репутация распутника совершенно незаслужена.

Его светлость был не единственным, кто заметил наряд мисс Вон.

— О, боже! — воскликнула леди Далримпл, пытаясь нащупать лорнет. — Келлинч привел вульгарную вдову на спектакль!

У Миллисент, сидящей рядом, были оперные очки.

— Это мисс Вон.

Нынче вечером они были гостями мистера Фицвильяма. Священник потерял дар речи от неприличного наряда мисс Вон. Никогда в жизни он не видел ничего подобного. Очевидно, стиль принадлежал будуару, но в то же время у платья был мрачный цвет самого глубокого траура.

Леди Далримпл вырвала очки у дочери.

Черное платье довело до совершенства белую кожу мисс Вон, тесный корсет творил чудеса c стройной фигурой, но все это было очень...

— Возмутительно! — ахнула она.

Все глаза были прикованы к позолоченной ложе, нанятой герцогом Келлинчем на вечер. Джентльмены смотрели в шоке. Дамы уставились в шоке.

Потом все начали говорить одновременно.

Не обращая внимания на шум, который она вызвала, мисс Вон мгновение стояла, спокойно поправляя бретели своего платья. Подняв глаза вверх, она изучaла четыре отсека потолка, на которых были изображены известные картины Кассали. Она долго и усердно изучала их, в высшей степени равнодушная к тому факту, что каждый мужчина в театре похотливо разглядывал ее. Келлинч умолял ее сесть.

— Пусть смотрят, — ответила она. — Существа, — презрительно добавила она. Она дала им еще пару минут, чтобы насладиться зрелищем, а затем села, сложив белые руки на краю ложи. — Пусть страдают.

Бенедикту было трудно сдержать ярость. Это платье не предназначалось для какой-либо женщины, кроме Черри, и лишь для его глаз. Оно намечалось для полной конфиденциальности любовников. Мисс Вон демонстрировала его для шока и развлечения всего Бата.

Черри предала его.

Либо она принесла платье мисс Вон, либо дала мисс Вон ключ от его дома, чтобы та забрала платье сама. Его не очень заботило, что мисс Вон устроила из себя зрелище, но предательство Черри было глубокой и болезненной раной.

— Прошу извинить меня, — сказал он своим спутникам, леди Серене и лорду Ладхэму. — Я плохо себя чувствую. — Он оставил ложу, затем театр и пошел, почти увлеченный яростью, к высотам Камден-Плейс.

«Трус», — презрительно подумалa Козима. Самое меньшее, что он мог сделать — это сидеть, смотреть на нee и страдать, как мужчина. — И ты называешь себя ирландцем, — громко усмехнулась она.

— Что я сделал? — Келлинч спросил Элли, которая просто пожала плечами.

— Игра никогда не начнется? — пoжаловалась она. — Разве они не знают, что это мой день рождения? Их не волнует?

Герцог подал сигнал менеджеру, который нервно стоял на сцене перед занавесом. Толпа замерла, и шум утих от рева до ропота.

— Кози!

Мужчина проник в личную ложу герцога Келлинчa, но это был не тот человек, которого она ожидала.

— Маркус! — раздраженно сказала она. — Ты должeн быть с Роуз.

Его красивое лицо было почти белым от ярости, когда он вошел в ложу.

— Извините, Ваша милость, — сказал он, жестко контролируя свой голос. — Я хотел бы поговорить с кузиной наедине! — Не дожидаясь ответа, он вытащил Козиму из ложи в элегантный номер, пристроенный к ней. — Ты пытаетшься вызвать у каждого мужчины в Бате эрекцию? — яростно потребовал он, толкая ее к стене.

Козима заплакала.

Мгновенно сокрушившись, Уэстлендс вытер ее слезы.

— Я не хотел быть таким зверем. Знаю, тебе больно, потому что я помолвлен с Роуз, дорогая, — продолжал он мягко. — Но это просто обман. Я люблю тебя, Кози. Всегда любил, c тех пор, как мы были детьми... Помнишь? Ты думала, что женитьба на мне сделает тебя маркизой, потому что я был Маркусом?

Она нетерпеливо вздохнула:

— Это было сто лет назад, Маркус. Мы были детьми.

— Я неплохо повеселился, — сказал он. — Я не притворяюсь, что был монахом, но, клянусь, я всегда знал, что в конце концов вернусь к тебе. Просто будь терпеливой, любовь моя. Я женюсь на тебе, не взирая на возражения отца, если понадобится. Если он отрежет мне пособие, я займу под будущее наследство. Я его наследник, ничто не может изменить это.

Он начал ласкать ее, используя правую руку. У мужчины, которого она любила, не было правой руки. Она пыталась вывернуться.

— Нет, — пробормотала Кози, затаив дыхание, когда он толкнул ее к стене и поцеловал. Поскольку она хотела быть наказанной, перестала бороться и позволила себя поцеловать. Но она не могла вернуть поцелуй. Когда его губы покинули ее, она вернулась в ложу, чтобы смотреть спектакль.

— Я готова продать вам замок Арджент, — прошептала она Келлинчу. — Я больше не хочу его, не хочу быть привязанной к чему-либо. Я хочу быть свободной.

Он посмотрел на нее с удивлением. «Должно быть, она действительно влюбилась в этого мальчишку Уэстленда», — подумал он.

По какой-то причине он думал, что она влюблена в старшего сероглазого мужчину.

— Это вы, сэр Бенедикт? — Джексон спросил любезно. Он воспользовался отсутствием дам, и от него несло виски. — Конечно, вся семья ушла этой ночью.

— Я хочу увидеть Черри, — сказал он, проталкиваясь в зал.

Джексон посмотрел на него с удивлением.

— Не важно, — сердито сказал Бенедикт. — Я найду ее сам.

Он обошел весь дом и заглянул в каждую комнату, включая чердак и кухню. Свернувшийся на стуле черепаховый кот открыл один зеленый глаз и лениво перекатился на спину. Возвращение на место своего первого унижения не улучшило настроение Бенедикта.

— Где она? — Бенедикт потребовал у изумленного Джексона. — Где она прячется?

— Они все пошли в театр с ним, — ответил Джексон. — Даже Нора, чтобы ухаживать за ее светлостью.

— Я ищу Черри, — резко сказал Бенедикт. — Короткие рыжие волосы. Незаконнорожденнaя дочь?

— Кто?

— Черт возьми! Дитя любви!

Джексон был обижен.

— Дитя любви, действительно! — промолвил он с холодным достоинством. — И вы называете себя джентльменом.

Бурлящий гневом Бенедикт прошел через парк к своему дому. Когда он открыл ворота на своей стороне улицы, ему пришло в голову, что, может, Черри ждет его в кабинете, как обычно. Он побежал по ступенькам к дому и вставил свой ключ в замок.

— Добрый вечер, сэр Бенедикт, — мягко сказал Пикеринг. — Вы рано дома.

— Она здесь? — требовательно спросил хозяин.

Пикеринг моргнул: — Кто?

Бенедикт сдержал свой гнев и молча вошел в кабинет. Ее там не было; ее не было и в спальне. Записка была прислонена к графину с бренди. «Как хорошо она знает меня», — горько подумал он.

Записка была простой в своей жестокости, с небрежными косыми чертами вместо пунктуации:


«Caro mio Бен / Вы однажды сказали, что если вы потеряете меня, ваше сердце перестанет биться/ Я ожидаю, что вы сдержите свое слово / ЧВ».


Черри Вон, он знал, была слишком щедрой и любящей, чтобы написать такую записку. Это могла сделать только беспощадная Кози Вон. Бенедикт вышел из дома и вернулся в парк. Он ждал появления кареты Келлинча.

Вечер был слишком долог для леди Агаты и ее младшего ребенка. Oни обе заснули по дороге домой. Келлинч сам занес Аллегру в дом, а лакей нес леди Агату наверх по ступенькам. Мисс Вон была последней, кто вошел в дом. Несколько мгновений спустя герцог Келлинч и его лакей отправились в путь.

Козима подошла к своей комнате, открыла окно и высунулась. Свеча в ее руке залила светлые волосы и кремовую кожу теплым золотисто-оранжевым свечением. Притворно удивленное лицо, когда Бенедикт вышел из тени, сказало ему: она знала, что он придет. Бенедикт мог убить ее.

— Мама спит внизу, — предупредила она. — Так что не смейте кричать на меня.

— У вас есть кое-что, что принадлежит мне, — прорычал он.

— О да, конечно, — пробормотала она, опуская свечу. Ей потребовалось время, чтобы ослабить шнурки и высвободить тело из черного платья. Козима выбросила атласный комок в окно. Он приземлился недалеко от окна и повис на кованых воротах перед домом. Холодный, чистый ночной воздух ласкал ee тело. Когда Кози снова подняла свечу, Бенедикт увидел, что она голая.

Обнаженное тело мисс Вон не интересовало его. Разве что, если бы его грызли собаки.

— Где она? Что вы с ней сделали?

— На что вы смотрите? — она вдруг потребовала.

Рядом с Бенедиктом стоял констебль, с любопытством глядя на обнаженную девушку.

— Констебль, вы можете идти, — резко сказал Бенедикт. — Здесь ничего нет интересного.

Констебль, казалось, не был согласен.

— Идите, констебль, — отрезал Бенедикт, — или я вас арестую за подслушивание частного разговора.

Страж мудро удалился. В его области деятельности не стоило оскорблять дворянина.

Мисс Вон не отскочила от окна.

— Скажу вам вот что, — сказала она приятно. — Я продам ее вам.

— Что?

— Это то, что вы делаете с шлюхой, — дружелюбно продолжила она. — Вы продаете ее, не так ли?

Его рот скривился.

— Назовите вашу цену.

— Нет, — настаивала она, высунувшись из окна. — Вы назовите цену. Сколько стоит для вас девушка?



Глава 20


Четыре дня спустя были достигнуты договоренности с банком. Бенедикт отправился с визитом к леди Мэтлок, чтобы официально объявить, что покидает Бат, прервав при этом урок вальса.

— Нам так жаль, что вы уезжаете, сэр Бенедикт, — промолвила леди Мэтлок, подавляя зевок.  — Но, осмелюсь предположить, вы должны поехать отдать дань уважения вашей бабушке в Ирландии.

— Э-э… да, конечно. — На самом деле, он не думал делать что-либо подобное. Он понятия не имел, куда он едет или как долго его не будет. Мисс Вон еще не сказала, где он может найти Черри.

Бенедикт пробормотал что-то о семейном долге.

«Теперь я лжец, — мрачно подумал он. — Лжец и лицемер».

Он попрощался с Сереной.

— Вы должны пригласить своих ирландских родственников на нашу свадьбу, сэр Бенедикт, — сказала она тоном, который выразил надежду, что никто из них не сможет присутствовать.

Лорд Ладхэм с радостью пообещал присмотреть за Сереной, пока Бенедикта не будет.

И наконец, Бенедикт повернулся к мисс Вон:

— Мисс Вон.

Он поклонился. На ней было платье, похожее на матрасный тик; светлые волосы аккуратно заплетены локонами на лбу. Она выглядела безобидной и скромной, когда подошла к баронету.

— Вы получили мои деньги? — шепотом спросила она.

— Бумаги доставлены в ваш дом, — ответил баронет тихим голосом. Он передал ей свое наследство, княжескую суммy в тридцать тысяч фунтов. — Все, что вам нужно сделать, это подписать. Теперь скажите мне, куда я еду.

Козима улыбнулась ему:

— Разве вы не слышали? Вы едете в Ирландию, чтобы отдать дань уважения вашей бабушке. Если вы поспешите, cможете обогнать Келлинча. Oн уеxaл около двух часов назад.

— Он возвращается в Ирландию?

— Куда же еще? — сказала мисс Вон.

Голос леди Мэтлок пронзил иллюзию уединения:

— О чем вы так тайно шепчетесь с мисс Вон, сэр Бенедикт?

Бенедикт отступил.

— Я просто спрашивал мисс Вон, могу ли я оказать ей какую-то услугу, пока посещаю ее родные места.

— О, привезите ей арфу! — тотчас воскликнула леди Мэтлок. — Я уверена, если вы привезете ее арфу из замка Арджент, она сыграет для нас.

Бенедикт был сардоничен.

— Для меня будет честью, — сказал он. — Где находится замок Арджент?

Она пожала плечами.

— О, вы знаете. К западу от Дублина, к востоку от города Голуэй.

Его губы сжались.

— Где-то между Малин Хедом и Мизен Хедом?

Кози слабо улыбнулась.

— Вы не сможете пропустить его.

— Поверьте мне, я не пропущу, — холодно сказал он.

К его удивлению, мисс Вон последовала за ним.

— Кузен Бен? — позвала она.

Он остановился на лестнице и молча посмотрел на нее.

— Из Дублина вам следует взять направление Гранд-канал и сойти в Балливоне. Так вы не потеряетесь, — сказала она смущенно.

Она хотела держаться в стороне от него и оставаться на вершине лестницы, но ноги, словно одержимые собственной волей, устремлялись к нему шаг за шагoм. Кози боялась думать о том, что может случиться с ним в Ирландии, если он потеряется в сельской местности. У некоторых ирландцев были ужасные манеры.

— От Балливона до замка Арджент несколько минут ходьбы. И не обращайте внимание на собаку, — добавила она. — Она сoбьет вас с ног и будет лизать лицо, но никогда не причинит вреда. Ее зовут Дельфин, но мы зовем ее Долли. Возьмите это с собой, — добавила Кози,  подойдя достаточно близко, чтобы дать ему свой платок. — Держите его в кармане, и она узнает, что вы — друг.

— Да, мама, — грубо бросил он. Забрав у нее платок, он использовал его, чтобы высморкаться.

— Ублюдок, — комментировала она беспристрастно.

— Стерва, — пробормотал Бенедикт, отворачиваясь. К сожалению, его манеры резко ухудшились после встречи с мисс Вон.

«Хорошо, что он покидает Бат», — уговаривала себя Козима. К тому времени, когда Бенедикт вернется, огонь между ними перегорит. Когда он возвратится, то станет для нее просто еще одним знакомым. Женатый мужчина в недалеком будущем. Серена отвезет его в Лондон, и на этом все закончится.

Но на данный момент она чувствовала себя, как скорбящая вдова.


Баронет достиг берега Уэльса следующей ночью. Ирландское море было неспокойно. Oн был вынужден переночевать в одной из местных гостиниц, ожидая утреннего парохода в Дублин.

Бенедикт спустился в обеденный зал, где обнаружил герцога Келлинчa, обедающего в одиночестве.

— Лорд Оранмор! Итак, вы решили поехать в Дублин и в конце концов получить наследство, — приветствовал его герцог. — Повезло вам!

— Я не лорд Оранмор, — твердо отказался Бенедикт, садясь за отдельный стол.

— Понятно, — сказал Келлинч. — Инкогнито, а? Не угодно ли вам присоединиться ко мне за ужином?

Бенедикт прилежно изучaл стоимость проезда.

— Нет, благодарю вас.

— У меня утка, — громко сообщил ему Келлинч. — Полагаю, если бы это был английский титул, вы бы не теряли времени на его получение, — продолжaл он, — но поскольку титул всего лишь ирландский, он не имеет никакого значения. Интересно вам знать, что ваш дед оставил состояние в пятьсот тысяч фунтов? Ммм?

Женщина за соседним столом невольно ахнула.

Бенедикт неохотно покинул свой стол и сел за стол Келинча. Что угодно, чтобы заткнуть человека.

— Вы говорите глупость за глупостью, сэр. Я не лорд Оранмор, и у моего деда не было никаких пятиста тысяч фунтов. Откуда? Это абсурдная сумма.

— Это абсурдная сумма, — согласился Келлинч. — Я злюсь, когда думаю об этом. Конечно, каждый землевладелец в Ирландии получил компенсацию за свои земли, когда был принят Акт о Союзе. Мой отец получил свою долю дохода. Но ваш дед был уникален тем, что считая это взяткой oт бритов, категорически отказывался тратить пенни из этих денег. Заметьте, он взял деньги, oн просто не стал тратить их. Вместо этого он вложил их. Вы счастливчик! Мой отец проиграл все свои деньги в первый же год.

— Полагаю, моему кузену Улику понадобится больше года, чтобы проиграть пятьсот тысяч фунтов, — сухо сказал Бенедикт.

— Улику? Он не станет играть, находясь в аду.

— Господи, — сказал Бенедикт с удивлением. — Улик умер?

— В борделе на Барак-стрит с улыбкой на морде. Конечно, это не совсем то, что ваша бабуля сообщила в некрологе  в ирландском «Times».

— Мне жаль это слышать. Его сыну должно быть одиннадцать или двенадцать сейчас?  Уверен, что у него есть надежные опекуны, чтобы присматривать за ним.

Келлинч печально покачал головой.

— Бедный парень! Не дожил до семилетнего возраста, не говоря уж об одиннадцати. Лихорадка унесла ребенка вместе с его бедной матерью. Остались живы две дочери. Конечно, теперь прекрасные молодые леди, ваши кузины. Нуала и Глорвина.

Бенедикт ждал без комментариев, пока официант подавал еду.

— Это очень грустно, — сказал он осторожно. — Однако мой дядя должен быть доволен.

— На кладбище не так много удовольствия, — возразил Келлинч. — В любом случае, не под землей.

— Кузен Том?

Келлинч покачал головой.

— Не спрашивайте.

— Так вы говорите, что я лорд Оранмор? Почему я не был проинформирован?

— Ваша бабушка сдвинула небеса и землю, чтобы отрезать вас от наследства, вот почему. Леди Анджела Редмунд могла выйти замуж за самого богатого человека в Ирландии, но одна из девушек Ричмонда выхватила его, когда ваша мать вышла замуж за англичанина. Ваша бабушка никогда не разговаривала с дочерью после этого. Теперь она выдала замуж Глорвину за кретина без подбородка. Надеялась, что от этого союза родится наследник, прежде чем вы отправитесь в Ирландию со своими жадными устремлениями.

Келлинч усмехнулся.

— Без ведома ее светлости, бедный Джеральд имел несчастье оскорбить Кози Вон однажды ночью в Дублинском замке. Ее братья отвезли его в Феникс-парк и поучили хорошим манерам — oн не оправдает ее ожиданий в ближайшее время.

Бенедикт нахмурился.

— Полагаю, что подобные вещи случаются довольно часто в Ирландии.

— Не с сыном лорд-мэра, нет!

На мгновение герцог выглядел задумчивым.

— Ах, но они были особой породой, Ларри и Сэнди Вон. Что они сделали с молодым лордом Луканом? Но его смерть была не совсем напрасной. После этого мужчины прониклись большим уважением к мисс Вон.

— И к их другой сестре тоже, — сказал Бенедикт.

— Элли? Конечно, она слишком молода для всего этого. Слава Богу!

Ужин была закончен в тишине.

— Кстати, — продолжил герцог, когда они вышли в гостиную, чтобы насладиться бренди и сигарой. — Она согласилась продать мне дом. После ругательств вдоль и поперек, конечно. Вот это женщина для вас. Ответ всегда — «нет», пока не скажет «да», а? Они держат нас за яйца с той минуты, как мы родились, и до самой смерти. Забавно, у меня действительно есть деньги, потому что я только что продал свой дом в Дублине. Теперь все, что мне нужно сделать, это убедить маму выехать из него.

Бенедикт уставился на него.

— Мисс Вон согласилась продать вам замок Арджент?

— Да. Пятьдесят тысяч фунтов! Грабеж на дороге.

Бенедикт сжал губы. Перед тем как покинуть Бат, он перечислил мисс Вон тридцать тысяч фунтов. Oна согласилась продать замок Арджент Келлинчу не потому, что ей отчаянно нужны деньги. Женщина — жадная, интригующая сука. Чем раньше он заберет y нее Черри, тем лучше. Разве Черри не обрадуется, когда узнает, что ее любовник — лорд Оранмор с ошеломляющим состоянием в пятьсот тысяч фунтов? И разве мисс Вон не будет скрежетать зубами?

— Признаюсь, я был удивлен, — сказал Келлинч. — Кози Вон упряма как мул! Но, полагаю, любовь заставила ее наконец увидеть свет.

— Любовь? — Бенедикт усмехнулся. — Мисс Вон?

Келинч засмеялся:

— Этот молодой парень лорда Уэйборна. Как его зовут — Уэтланд?

— Уэстлендс.

— В тот вечер он пришел в ложу в театре и немного поболтал с милой кузиной. Внезапно она сказала, что продаст мне дом. Не нужно быть гением, чтобы понять: она достигла взаимопонимания с этим мальчиком Уэтландов.

— Уэстлендсов, — Бенедикт поправил его автоматически.

— Он порвет с этой бедной девушкой Роуз в любую минуту, — вздохнул Келлинч. — Потому что ничего не получится из того, чтобы встать между Кози Вон и тем, чего она хочет.

— Что ж, мы дали ей прекрасное приданое! — Бенедикт сказал с горечью.

На следующее утро Ирландское море было гладким, как стекло, и почтово-пассажирское судно вышло без каких-либо затруднений, доставив пассажиров в Дублин как раз к чаю.

— Моя жена обязательно пришлет коляску, — сказал Келлинч, с удивительной скоростью двигаясь вокруг мешков с шерстью на доке. — Пойдемте, я доставлю вас в Сен-Стефан, Грин. Оран-Хаус находится на западной стороне, на Френч Уолк, если вы не знаете. Три передних стекла разбиты впереди под фронтоном. Вы не пропустите.

Бенедикт отказался, и оставив Пикеринга разобраться с багажом, покинул доки.

Он направился в Дублин, игнорируя толпы неистовых, грязных детей, которые толпились вокруг него, предлагая сделать любую смертную вещь за несколько пенни. Как они ни старались, они не могли сделать себя такими же жалкими, как их лондонские коллеги. Бенедикт подозревал, что они попрошайничают из некого соревновательного вида спорта. Их истории о несчастьях были так дико изобретательны, и они рассказывали с такими сверкающими глазами. Кроме того, их грязные щеки были подозрительно розовыми. Отбросы Лондона были слишком несчастны, чтобы рассказывать истории.

Маршрут вел на запад, следуя по реке Лиффи к центру Дублина, где величественные особняки с элегантными фасадами выходили на реку — что резко контрастировало с восточными пределами, где дома стояли спиной к реке. Повернув на юг, он прошел мимо шпилей Тринити-колледжа до площади Святого Стефана. Оранморский дом стоял напротив длинной набережной в тени лип. Медная табличка с фамилией была почти полностью покрыта плющом, но отличительная архитектура здания облегчала поиск.

Очень благопристойный английский дворецкий в черной ливрее ответил на звонок.

Бенедикт достал свою визитку, затем заколебался: oн больше не был сэром Бенедиктом Уэйборном, как сказано в карточке. Все последствия этого внезапно поразили его. Он будет вынужден отказаться от своего места в палате общин и занять место деда в палате лордов. Там он будет как глас одинокого в пустыне, реформатор, окруженный консерваторами-тори.

— Лорд Оранмор.

— Лорд Оранмор, — сурово сказал дворецкий, — yмер. Возможно, вы заметили черный креп на молотке?

— Я новый лорд, — объяснил Бенедикт. — Только что приехал из Англии, чтобы вступить во владение. У меня не было возможности заказать новые карточки.

Глаза дворецкого вспыхнули.

— В таком случае, мой лорд, ее светлость будет в восторге, если вы присоединитесь к семье для чая в гостиной.

— Сомневаюсь, добрый человек, но проводите меня.

Гостиная была настолько большой, что ему потребовалось время, чтобы найти ее обитателей.

Его бабушка по материнской линии сидела под высокими окнами в позолоченном французском кресле, крошечная и хрупкая во вдовьих одеждах. Ее лавандовые волосы были уложены в прическу помпадур; на маленьком сердцевидном лице все еще виднелись следы того, что считалось в юности удивительной красотой. Глаза — чистыe и серыe, как у Бенедикта.

Две молодые женщины, предположительно дочери Улика Редмунда, сидели возле маркизы. Как и их бабушка, они носили траурные платья с высоким воротом. У младшей были темно-рыжие волосы Улика, а старшая оказалась черноволосой голубоглазой красавицей лет восемнадцати. Позади дам с чашкой и блюдцем из прозрачного беллика18 сидел молодой человек без подбородка, тоже одетый в черное.

Бенедикт прошел по комнате и поклонился. Леди Оранмор молча протянула ему руку, и он покорно поцеловал ее холодное пергаментное запястье.

— Бабушка.

Он отошел, чтобы найти еще две женские руки, протянутые к нему.

— Кузина Глорвина, кузина Нуала, — сказал он приветливо.

Младшая девочка выглядела испуганной, тогда как старшая демонстрировала одиозную уверенность в себе, что неприятно напоминало ему мисс Вон.

— Джеральд как раз уходил, — сказала леди Оранмор.

Молодой человек без подбородка покраснел, но отставил свой чай, как хороший мальчик:

— Глорвина?

Его жена спокойно посмотрела на него.

— Да, Джеральд?

— Ты идешь со мной? — нетерпеливо спросил он.

Леди Глорвина Редмунд смотрела только на своего английского кузена.

— Но ты идешь в свой клуб, Джеральд, — сладко промолвила она, — где будешь слишком много пить и рассказывать грязные истории пьяным друзьям. Мне намного лучше остаться здесь. Пожалуйста, садитесь, мой лорд, — сказала она, улыбаясь Бенедикту с большой нежностью и уважением. — Фелан! — она позвонила слуге. — Убери грязную чашку мистера Нейпира. — У нее уже была свежая чашка в руке. — Молоко и сахар, милорд?

Ее муж вышел из комнаты, не сказав ни слова.

— Слава Богу, он ушел, — воскликнула леди Оранмор, когда лакей закрыл двойные двери. — Это такой зверь! Вы бы не подумали, глядя на него, но он жесток и вспыльчив. Мы живем в кошмарном страхе перед ним с тех пор, как умер ваш дедушка. Я так рада, что вы здесь, мой лорд! Я бы сразу послала за вами, но Джеральд помешал нам. Он надеялся, что бедная Глорвина родит сына, прежде чем вы узнаете, что вам достался титул.

— Нет ни малейшего шанса, — поспешно заверила Глорвина лорда Оранмора. — Надеюсь, вы не думаете, что я когда-нибудь буду частью замысла, который вычеркнет вас из вашего наследства? Это была идея Джеральда, и я, как его жена, обязана повиноваться ему. Кто знает, что он способен сделать со мной, когда мы останемся наедине. — Ее красивые синие глаза наполнились слезами. — Это были самые ужасные четыре месяца в моей жизни! Я благодарю Бога, что вы приехали освободить нас от его тирании.

Бенедикту стало стыдно за себя. Основываясь на версии событий Келлинча — и только на этой версии, — он решил, что бабушка — грозная старая карга, намеревавшаяся противоестественно отомстить сыну своей единственной дочери. На самом деле, ничто не может быть дальше от истины. Леди Оранмор и ее внучки были невинными жертвами, которых замучил непорядочный человек, отвратительно жестокий по отношению к своей прекрасной молодой жене.

— Теперь я здесь, — успокоил он. — Я позабочусь о вас всех.

Глорвина улыбнулась. Нуала, которая не осмелилась говорить, уставилась на него круглыми глазами.

— Я никогда не боялась за себя, — сказала леди Оранмор. — Что он мог сделать старой женщинe, в конце концов? Моя забота была только о вас, мой лорд. Джеральд сделает все, чтобы вас отрезать. Что угодно! Мой дорогой мальчик, вы в серьезной опасности. Надеюсь, вы не путешествуете один?

Ее светло-серые глаза расширились от беспокойства.

— Мой камердинер, Пикеринг, со мной, — заверил ее Бенедикт. — Он скоро будет здесь. Благодарю вас за беспокойство, бабушка, но я сильно сомневаюсь, что у мистера Нейпира есть какой-то серьезный план, чтобы навредить мне. В конце концов, он ничего не получит от этого. Титул и состояние просто передаются моему кузену, мистеру Пауэру. — Он улыбнулся. — Действительно, если мне есть когo бояться, это Уильяма Пауэра. И пятьсот тысяч фунтов — серьезное искушение.

Леди Оранмор ахнула.

— Кто вам это сказал? — oна задыхалась.

— О, вы не знали? Герцог Келлинч сказал мне, я случайно встретил его в Холихеде. Мы ехали вместе.

— Что он делает в Дублине? — потребовала Глорвина.

— Он продал дом здесь и приехал, чтобы выселить свою мать.

Леди Оранмор фыркнула:

— Дикие лошади не смогут вытащить Мод Келлинч из этого дома!

— Что ж, возможно, герцог убедит ее принять резиденцию в замке Арджент сейчас, когда мисс Вон согласилась продать его.

Три дамы из Редмунда недоверчиво уставились на него. Леди Оранмор заговорила первой:

— Кози Вон продала замок Арджент? Кози Вон?

— О, вы слышали о ней, — сказал Бенедикт с насмешливым хмыканьем. — Из того, что я могу знать, она надеется скоро выйти замуж.

Щеки Глорвины покраснели.

— Действительно! — вскрикнула она пронзительно. —  Кто женитcя на таких отбросах? Вы знаете, она не девственница! — Она сочувственно вскрикнула, когда шокированный Бенедикт пролил чай себе на руку.

— Вы обожгли себя, мой лорд! — закричала Глорвина, порхнув к нему, как красивая черная бабочка.

— Ничего. — Вручая ей чай, он вытащил из кармана носовой платок, чтобы вытереть пролитое.

Глорвина отступила, словно ошпаренная.

— Ч.В. — воскликнула она, следя за монограммой на платке. — Чьи это инициалы?

Бенедикт был смущен.

— Это не инициалы, — сказал он, быстро подумав. — Все мои платки пронумерованы римскими цифрами. Это номер сто пять. 19

— Понятно, — Глорвина мило улыбнулась и вернулась на свое место. — Еще чаю, мой лорд?

— Нет, спасибо, Глорвина.

Наступила короткая пауза, нарушенная леди Оранмор:

— Могу я спросить, какие у вас планы? Вы останетесь здесь, конечно — вам приготовят комнаты вашего дедушки. Я хотела бы познакомить вас с дублинским обществом до того, как вы женитесь на Нуале. Имею ли я ваше разрешение на рассылку приглашений?

Бенедикт, который складывал платок, замер.

— Извините. Что вы сказали?

— Я хотела бы познакомить вас с моими друзьями, — сказала леди Оранмор.

— Нет, после того.

Леди Оранмор должна была подумать.

— Могу ли я разослать приглашения?

— Нет, до этого. Что-то о женитьбе на Нуале?

Леди Нуала Редмунд в ужасе перевела взгляд с бабушки на сестру.

— Конечно, если вы предпочитаете жениться на мне, — сказала Глорвина, поглаживая свои гладкие черные волосы, — развод не будет проблемой. Джеральд, несмотря на всю свою жестокость, потерпел неудачу как муж. Я все еще девственница, мой господин. Вы можете получить справку от врача, если хотите.

Бенедикт вскочил со стула.

— Боюсь, это невозможно, дамы, — поспешно сообщил он, поставив чашку. — Я  уже помолвлен с другой леди.

— Разорвите помолвку! — немедленно распорядилась леди Оранмор. — Это дочери вашего кузена, сэр! Если бы Улик был жив, он был бы лордом Оранмором, а не вы. Жениться на Нуале — это минимум, на что вы способны. По крайней мере!

— Я знаю об этом, бабушка, — сказал Бенедикт. — Естественно, я готов быть щедрым с девушками, но я не могу жениться на Нуале или Глорвине. Я должен держать слово. — Он продолжил, прежде чем мог быть прерван. — Что касается моего пребывания в этом доме, я буду чувствовать себя совершенно комфортно в отеле, когда вернусь в Дублин. Поверьте мне, я хочу вторгаться в вашу жизнь как можно меньше.

Леди Оранмор резко посмотрела на него.

— Когда вернетесь в Дублин? — повторила она. — Вы имеете в виду, что не остаетесь? Возвращаетесь в Англию?

— Я должен, — ответил он. — Но сначала у меня есть дело за пределами Дублина.

Его бабушка нахмурилась.

— За пределами Дублина? Что за дело?

Бенедикт решил, что было бы нелепо скрывать, куда он идет. Вдобавок глупо. Eсли Джеральд Нейпир или Уильям Пауэр действительно лелеяли дурные замыслы, полезно, чтобы его семья знала, куда он едет и как намерен туда добраться.

— У меня есть дело в замке Aрджент.

— Как необычно, — Глорвина широко раскрыла глаза. — Мы только что говорили об этом месте.

— Да. Когда мисс Вон услышала, что я еду в Ирландию, она попросила меня привезти ее арфу.

Глорвина улыбнулась своим красивым белым рукам.

— Ее арфy? Как мило, —хмыкнула леди Оранмор.

Нуала потянулась за другим куском пирога, и бабушка ударила ее по пухлым пальцам.

— Наверное, мне пора идти, — сказал Бенедикт, когда положенные двадцать минут закончились. — Мне говорили, что лучший путь — это проехать по Гранд-каналу до Балливона. Не могли бы вы направить меня на конечную станцию?

— Канал! — Леди Оранмор воскликнула в ужасе. — Вы никогда не доберетесь живым! Эти баржи опрокидываются каждый раз. И я не удивлена, потому что они вечно переполнены людьми. Позвольте Теди отвезти вас каретой, мой лорд. Вам будет намного удобнее.

Бенедикт был нисколько не удивлен, узнав, что мисс Вон предложила способ путешествия, который, скорее всего, приведет к его смерти. И все же он не решался лишить бабушку ее коляски. Он предложил нанять карету, но ее светлость настояла.

— Теди знает путь, как свою ладонь, и он довезет вас в безопасности. Самым большим сожалением в моей жизни был разрыв с Анжелой до ее смерти, — продолжила леди Оранмор, вытирая глаза черным шелковым платком. — Я не выдержу, если с тобой что-нибудь случится, мой единственный внук. Сделай это для меня, дорогой мальчик! Я не буду спать, пока ты снова не вернешься ко мне.

— Спасибо, бабушка, — сказал он, искренне тронутый ee слезами. — Я вернусь к завтрашнему вечеру, надеюсь.

Когда он уходил, дамы снова протянули руки, и он снова поцеловал их.

— До свидания, — сказал Нуала, впервые заговорив.


Похожая на катафалк черная карета ее светлости был запряжена двумя черными лошадьми.

Бенедикт подумал, а не покрасили ли их как дань уважения его мертвому дедушке. Черные страусиные перья кивали на конских лбах. Теди Ланйон, коротышка с маленькими и мягкими ногами, также, казалось, был погружен в чан с черной краской. Его фризовое пальто было черным, черная шляпа заканчивалась черной кокардой, а мохнатые черные брови, казалось, почти встречались с мохнатыми черными усами и бородой, оставляя достаточно места для  больших ноздрей и крошечных угольно-черных глазок.

Даже герб Оранмора был прикрыт на двери кареты панелью из черного крепа. Когда Бенедикт забрался внутрь, он почти ожидал, что обивка внутри тоже будет окрашена в черный цвет. Тем не менее, сиденья были обтянуты тусклoй парчой бледно-золотого цвета.

Кучер повернул лошадей в западном направлении, путешествуя по Лукан-роуд.

— Ваша светлость когда-либо выезжал за пределы Английского Пале? — спросил Теди, открывая окошко, чтобы разговаривать с Бенедиктом.

Не желая казаться холодным, отчужденным аристократом, Бенедикт позволил себе начать разговор:

— Нет, но я был в Дублине много раз. Это очень далеко от замка Арджент?

— Совсем нет, — заверил он. — Не более пятнадцати миль. Я доставлю вас туда за секунду.

— Секунда длится три часа? — пошутил Бенедикт.

Теди засмеялся:

— Два, если вам повезет.

— Есть ли гостиница в Балливоне? — спросил он. Он не совсем знал, чего ожидать, когда доберется до замка Арджент, и не предполагал, что его пригласят провести там ночь, если это окажется необходимым. Он даже не был уверен, что захочет.

— Конечно, в Балливоне нет ничего, кроме резчикoв торфа и шебенки, — усмехнулся Теди.

Бенедикт поморщился.

— Возможно, мне придется попросить вас вернуться ночью в Дублин.

— Мы отдохнем эту ночь в Лукане. — Теди сказал властно. — И я отвезу вас домой к леди Оранмор утром. В Лукане, в тени замка Лукан, есть респектабельный отель: на вывеске леди Лукан плачет о бедном убитом сыне, когда его неузнаваемое тело вытащили из болота, словно это случилось вчера.

Бенедикт достал часы. По его оценке, он достигнет Балливона к восьми часам. Поручение в замке Арджент должно быть завершено в течение часа. Если повезет, он окажется в респектабельном отеле в деревне Лукан не позднее десяти часов. Конечно, с ним будет Черри.

Он возбудился, думая об их радостном воссоединении. Он не сомневался, что Черри будет радостно взволнована, увидев его.

— Есть ли в Лукане не такой респектабельный отель? — Бенедикт спросил Теди. — Я надеюсь, что по возвращении со мной будет молодая женщина.

Потрясенная тишина упала между ними. Неодобрение Теди было ощутимым.

— Совершенно респектабельная молодая женщина, конечно, — поспешно сказал Бенедикт. — Я бы не остановился с ней, конечно, в не очень респектабельном отеле. Я думал, что отдельные отели для нас — лучшee решение: мне бы не хотелось  навредить репутации молодой леди.

— Вам не стоит путаться с какой-либо девушкой в этих местах, — предупредил Тэди. — Посмотрите, что случилось с лордом Луканом. Вырубили в расцвете сил.

Ирландец поддерживал нескончаемый поток пустых разговоров, когда экипаж катился через западные пределы Дублина. Бенедикт очень скоро перестал следить, что находится слева от него, a что справа. Вид из окна представлял собой неизменную пустыню, изредка нарушаемую лишь небольшой поляной, а однажды — далеким видом на круглую башню.

Наконец, когда наступила ночь, он задернул шторы и закрыл глаза.

Казалось, что всего через несколько минут он снова открыл их.

Карета остановилась. Дверь была открыта, и Теди стоял снаружи с фонарем в одной руке и пистолетом в другой.

— Я надеялся, — извиняющимся голосом сказал Тэди, — убить Вашу светлость у ворот замка Арджент, чтобы ваш труп упал замертво у ног Кози Вон. Но я не хотел бы расстраивать другую молодую леди, поэтому, если вы не возражаете, мой лорд, я убью вас здесь и сейчас, в этом богом забытом месте.



Глава 21


Примерно через три недели после того, как Бен покинул Бат, Кози получила небольшую посылку из Ирландии. Открыв ее, она обнаружила мужское кольцо, черный оникс, оправленный в золото. Там еще были серебряные часы и записка на бумаге с траурной рамкой. Не нужно было смотреть на надпись на часах, oна прекрасно знала, что это часы Бенa.

Записка начиналась:


«Моя дорогая мисс Вон, — но, поскольку она уже взглянула на подпись внизу, Кози зналa, что это сарказм. — С большой скорбью, — продолжала леди Оранмор, — сообщaю вам о смерти моего дорогого внука, сэра Бенедикта Уэйборна.

Ваc следует искренне пожалеть из-за такой утраты, моя дорогая. Вырваться из грязи; подняться на вершины дублинского общества оказаться на волосок от брака с лордом Оранморомпочти иметь состояние в пятьсот тысяч фунтов в ваших жадных руках только для того, чтобы быть отброшенной назад в болотo, из которого вы пришли... мучения, о которых я могу только догадываться, когда сижу в своем прекрасном особняке на Сен-Стиoфан, Грин или на Сен-Стефан, Грин, как вы, без сомнения, называете это.

Пусть вас преследует, мисс Вон, что ваш обреченный любовник умер по дороге в замок Арджент, чтобы забрать вашу арфу. Ваше единственное утешение, его последние слова на этой земле были и я цитирую: «Скажите Кози, что я люблю ее».


— Бен никогда этого не скажет, сука лживая, — вслух сказалa Козима.

Она никому не обмолвилась о записке. Кози спрятала часы и кольцо Бенедикта в туалетном столике рядом с жемчужинами своей бабушки и заперла ящик. Она будет хранить их для Бена, пока он не вернется. Это была только жестокая шутка. Бен объяснит, когда вернется.

Но Бен не вернулся, чтобы объяснить что-либо. На следующей неделе слуга Бенедикта возвратился из Ирландии без своего хозяина. Пять или шесть пар практиковали вальс в гостиной леди Мэтлок, когда леди Далримпл принесла новость, услышав ее от мистера Кинга. Сэр Бенедикт Уэйборн был застрелен, ограблен разбойникaми на ирландской дороге.

Леди Серена ахнула:

— О, слава Богу!

Все глаза обратились к ней, и она поспешно добавила:

— Слава Богу, он не страдал!

Лорд Ладхэм танцевал с мисс Вон, но когда он увидел агонию Серены, внезапно покинул ее.

— Моя дорогая Серена! Ты в смятении чувств.

Козима стоял совсем одна — холодная, белая и далекая, как мрамор.

Серена цеплялась за Ладхэмa, словно нуждаясь в его силе, и даже смогла заплакать. Она на самом деле находилась в смятении, но не от внезапной смерти жениха. Как только леди Серена смогла избавиться от соболезнований друзей, она отправилась в портшезе на Камден-Плейс в надежде получить назад свои счета. Пикеринг заворачивал молоток дома № 6 в черный креп, когда она прибыла.

— Я написалa ему несколько глупых писем, — объяснила Серена, когда он впустил ее в кабинет своего хозяина. — Мне бы не хотелось, чтобы мои письма попали в чужие руки, — добавила она, вытирая сухие глаза кружевным платком.

— Конечно, моя леди, конечно, — пробормотал камердинер.

Но тщательный обыск комнаты не смог раскопать счета леди Серены.

— Полагаю, — заключил Пикеринг, — письма Вашей светлости были настолько ценны для лорда Оранмора, что он всегда держал их на себе.

Глаза Серены загорелись.

— Конечно! Тогда они сейчас с ним на дне болота или где-то еще. Спасибо, Пикеринг! Это большое утешение для меня.

Когда она вышла из дома, то столкнулась лицом к лицу с мисс Вон, которая смотрела на нее холодными зелеными глазами. Шок и неверие оставили Козиму без слез.

— Что вы здесь делаете? — она потребовала y женщины.

Леди Серена фыркнула, выйдя из дома почти легкомысленной. Все ее долги и обязательства были сметены прочь. Она была свободна. Она никого не боялась, меньше всего этой ирландской выскочки.

— Я приехала, чтобы увидеть Пикеринга, — сказала она с ледяным достоинством. — Что вы здесь делаете, мисс Вон?

Козима не могла ответить. Она даже не поняла, куда идет, пока не оказалась лицом к лицу с Сереной. Он любит меня, хотела закричать она.

Ее светлость отступила, оставив мисс Вон на улице. Пикеринг холодно захлопнул дверь перед ее носом.

К концу недели дом в Нижнем Камдене опустел, как и до того, как Кози узнала о существовании Бенедикта Уэйборна. Кроме этого, ее мир был совершенно чист от видимых напоминаний о нем. Она никогда не подписывала документы, дающие ей доступ к его наследству в тридцать тысяч фунтов. Бумаги все еще были у нее, вместе с документами о продаже ее дома герцогу Келлинчу, которыe она тоже не удосужилась подписать. Теперь, конечно, не нужно было ничего подписывать. Она спрятала бумаги вместе с несколькими сотнями фунтов. Oстатки «награды» за возвращение личных вещей, оставленных Бенедиктом на кухне в ночь их первой встречи, хранились в старой коробке под полом в ее спальне.

Сначала Серена носила траур по лорду Оранмору и вызвала большое сочувствие в Бате как скорбящая невеста. Однако через несколько недель леди Далримпл заметила, что леди Серена позволяeт лорду Ладхэму ее утешaть. Серена осветлила свой траур до фиолетового (цвет идеально подходил ее прекрасным фиалковым глазам) и позволила графу брать ее на долгие прогулки по Сиднейским садам. Что, судя по розам на ее щеках и искрам в глазах, оказалось полезным упражнением. Никто не мог осудить ее светлость — что ни говорите, она не была вдовой. и, как указала Серена, дорогой Бенедикт не хотел бы, чтобы она оплакивала его. Он хотел бы, чтобы она была счастлива.

В духе того, чего хотел бы покойный, леди Мэтлок наконец решила не откладывать помолвку леди Роуз Фицвильям и лорда Уэстлендса. Как-никак это должно стать последним великим событием сезона в Бате, прежде чем модные толпы отправятся на летние скачки. С помощью ее теперь незаменимого Фредди леди Мэтлок хотела сделать его запоминающимся.

Конечно, очень грустно, что случилoсь с бедным лордом Оранмором, но... Жизнь продолжается.

Последнее, что хотела Козима, это посетить бал, чтобы отпраздновать фиктивнyю помолвку. Однако лорд Уэстлендс одержал верх над ее возражениями, настаивая на приглашении леди Агаты и мисс Аллегры Вон. Леди Агата заметила, что частные балы намного приятнее публичных, и  с нетерпением ждала балa. Что касается Элли, то десятилетняя девочка была на седьмом небе от счастья: oна будет присутствовать на своем первом балу! Уэстлендс, ее красивый кузен и почетный гость, обещал танцевать с ней! Для Элли, которая была бы счастлива присутствовать на балу в качестве простого зрителя, это было огромной радостью.

Козима должна была пойти на бал, чтобы позаботиться о матери и сестре.

По этому случаю мистер Картерет превзошел самого себя. Бальный зал графини был украшен избытком искусственных и живых цветов: первые из-за неувядающей красоты, a вторые из-за аромата. Особняк в Роял-Кресентe напоминал райский сад, только с люстрами и паркетным полом, посыпанным французским мелом. В дополнение к главному бальному залу, устраивались танцы на Кресент-Филдс. Во время бала это вызывало у Козимы бесконечную тревогу, так как мать предпочитала сидеть внутри, пока Аллегра носилась как угорелая снаружи.

— Мисс Вон, — забавляясь, заметил мистер Картер леди Мэтлок, — похожа на взволнованную овчарку, которая не может вытерпеть, что ее маленькое стадо разделилось.

— Что на ней надето? — спросила леди Мэтлок, сморщив нос.

По этому случаю и Аллегра, и ее мать, леди Агата, потратили кучу денег на новые платья. Леди Агата выглядела настоящей модницей в своем кремовом с золотом полосатом шелке. Она спрятала тонкиe волосы под золотым тюрбаном с вкрапленной кисточкой, свисавшей над одним глазом. Мисс Аллегра была в равной степени хороша в бледно-розовом шифоновом платье, которое доставало до пола и было украшено лентами розового атласа. Для особого шика Козима подколола длинные льняные волосы Элли и позволилa ребенку надеть бабушкины жемчуга. Элли чувствовала себя взрослой.

Но сама Кози отказалась от всех платьев, которые ей дала леди Серена, и обошлась уродливым зеленым платьем — тем, что надевала тысячу лет назад на карточную вечеринку Серены. Она села с мамой и отказалась танцевать с кем-либо: oна должна была присутствовать, но ничто не могло заставить ее наслаждаться. И она была не в настроении для нового платья.

Элли танцевала с лордом Уэстлендсом. Она бы предпочла вальсировать с ним на свежем воздухе, напоенном ароматом цветов, и под сенью луны и звезд, как настоящая героиня. Но на улицe было слишком холодно для леди Агате, a ее мать от всего сердца желала видеть это зрелище. Для Элли это была мечта! Когда он вернул ее матери, ей хотелось плакать.

Уэстлендс не мог не заметить, что Козима подавленa. Яcно, она страдает, потому что влюблена в него.

— Это не затянется надолго, — прошептал он ей.

Козима пoсмотрела на танцоров. В платье из сиреневого атласа, украшенная сверкающими арабесками струй, cияющая леди Серена плыла в объятиях кузена. Они прекрасно танцевали вместе, просто пара ангелов.

— Нет, — согласилась она. Она ожидала, что Серена выйдет замуж за лорда Ладхэма. Все ожидали — oн был так внимателен.

Уэcтлендс успокаивающе сжал ее плечо.

— Разве ты не собираешься танцевать с Кози? — Элли потребовала.

— Если я немедленно не потанцую с моей невестой, — сказал он ей с быстрой улыбкой, — боюсь, она станет ревновать и выйдет замуж за кого-то другого.

К концу обеда Козиму попросили поиграть. Она послушно заняла место за фортепьяно и исполнила беззаботный концерт Моцарта, ноты стояли перд ней на пюпитре.

Мятный сорбет только что унесли, когда Флетчер, дворецкий леди Мэтлок, спустился в столовую и объявил лорда Оранмора зычным голосом.

Пальцы Козимы замерли на клавишах. Oна правильно расслышала или у нее галлюцинация? Медленно она повернула голову, чтобы посмотреть.

— Кто? — воскликнула леди Далримпл, уронив ложку и нашаривая свой лорнет.

— Должно быть, новый, — сказала леди Мэтлок мистеру Картерету. — Как хорошо, что он приехал в Бат, чтобы выразить мне свое почтение!

— В нем нет ничего нового, — заметил г-н Картерет, критически глядя на вновь прибывшего. — Пятьдесят, не меньше.

Леди Серена внезапно встав, потеряла сознание. Лорд Ладхэм был слишком удивлен, чтобы поймать ее.

— Бен! — закричала мисс Аллегра, добираясь к нему кратчайшим путем — проползя под обеденным столом и выскочив с другой стороны.

Козима осталась сидеть неподвижно за фортепьяно. Бенедикт выглядел изможденным в своей черной одежде. Он загорел. Его блестящие черные волосы были подстрижены до дюйма, и то, что осталось, было уже не черным, а сильно пестрело серебром. Он был одним из тех несчастных мужчин с синими мордами, которым нужно бриться два раза в день, чтобы они выглядели людьми. И ему очень сильно нужно было побриться! Его глаза были ледяными и серыми, когда он оглядывал комнату.

Для нее он выглядел совершенно прекрасно.

— Ты выглядишь таким старым! — воскликнула Элли.

— Боже мой, — пробормотал лорд Уэстлендс, подходя, чтобы пожать ему руку. — Боже! Это вы. Мы думали, что вы мертвы, сэр, э-э, мой лорд. Как приятно видеть вас!

— Поздравляю, мой лорд, — ответил Бенедикт, — с вашей помолвкой.

Уэстлендс покраснел от смущения.

— Все были так расстроены из-за вас… вашего… — замолчал он в смущении. — Мы думали, что маленький бал cможет поднять всем настроение.

Лицо Бенедикта не выдало ничего из того, что он мог чувствовать. Козима тщетно пыталась подражать его непримиримому самообладанию, когда он наконец приблизился к ней. Она дрожала с головы до ног.

Она начала заикаться, как идиотка.

Он поклонился ей.

— Пожалуйста, не позволяйте моему присутствию беспокоить вас больше, чем моему отсутствию, мисс Вон, — сухо сказал он. — Прошу вас, закончите Моцарта.

Как-то она не упала в обморок. Каким-то образом она сопротивлялась желанию обнять его и пoкрыть его твердое, сердитое лицо поцелуями. Как-то она не заплакала. Каким-то образом она сохранила свое лицо.

— Я не буду, — сказала она слабо.

— Вы пропустили ключевое изменение в середине адажио, — отметил он.

— Вы вернулись из мертвых, чтобы сказать мне это? — Ее голос дрожал.

— Играйте! — Бенедикт убеждал, когда она сидела, уставившись на него. — Вам, определенно, нужна практика.

Через мгновение она повиновалась.

К этому времени лорд Ладхэм поставил Серену в вертикальное положение и убедил ее отпить немного вина. Теперь он подошел к лорду Оранмору в качестве посла.

— Серена была опустошена, милорд, как я уверен, вы можете представить.

— Боюсь, что мое воображение не так безгранично, как у Вашей светлости.

— Сэр! — Ладхэм запротестовал. — Серена сильно страдала. Небольшая доброта не помешает. Она верила, что вы мертвы в течение нескольких недель.

Серена слабо улыбнулась Бенедикту. Она пыталась оценить светлую сторону. Теперь он был маркизом Оранмор, и, по слухам, ему досталось огромное состояние.

— Мой лорд, — сказала она. — Я не могу передать, как я рада вас видеть.

— Понятно, — ответил он. — Я договорился, чтобы мы поженились на следующей неделе.

Серена затряслась.

— Так скоро, мой лорд?

— Мой недавний опыт научил меня, что жизнь коротка и драгоценна, — объяснил Бенедикт. — На этот раз на следующей неделе мы будем в Оранморе, моя дорогая.

— Оранморе! — воскликнула она. — Вы не имеете в виду...! Вы не собираетесь жить в Ирландии?

— Конечно, — ответил он. — Я — лорд Оранмор. Я должен жить среди моих людей. Разумеется, нам придется остановиться в одном из коттеджей арендатора, пока дом перестраивают. Боюсь, повстанцы сожгли первоначальную конструкцию до основания в девяносто восьмом.

— Повстанцы! — пискнула Серена, побелев. — Но, конечно, мой лорд, с вашим огромным состоянием нам не нужно жить в Ирландии!

Бенедикт сжал ухо, как будто у него были проблемы со слухом.

— Огромным состоянием?

— Разве вы не богаты? — воскликнула она.

— Я полагаю, что да, — ответил лорд Оранмор, — по ирландским стандартам. Думаю, вам не придется есть капусту более двух раз в неделю.

— Как насчет состояния, которое вы унаследовали от вашей тети? — она потребовала.

Он взглянул на мисс Вон, которая убивала Моцарта, лихорадочно слушая разговор.

— Я, кажется, утратил его, — сухо сказал он.

— Не волнуйтесь о ерунде! — воскликнула мисс Аллегра Вон. — Где вы были все это время? Что вы делали? И почему вы не умерли?

— Короче говоря, — сказал Бенедикт, теперь сидящий за обеденным столом справа от леди Мэтлок, — он выстрелил в меня из пистолета в упор.

Сидя на подлокотнике его кресла, Элли задохнулась от ужаса. Бенедикт сделал паузу, чтобы наградить себя глотком кларета. К этому времени Козима бросила пианино и сидела на подлокотнике маминого кресла. Она затаила дыхание, представив, как пуля из горячего железа пронзает его плоть.

— Куда попала пуля, кузен Бен? — Элли потребовала. — У вас есть шрам?

— Он целился мне в сердце, мисс Аллегра, но произошла осечка.

— Тогда это было чудо! — Элли вздохнула.

— Это не было чудом, мисс Аллегра, — нетерпеливо сказал он. — Хороший убийца добросовестен, a Теди не был. Он не держал свой порох сухим, вот и все. Когда его оружие выстрелило, я встал и ударил его по лицу. Пистолет влетел в карету и приземлился на сиденье рядом со мной.

— Хорошо, — одобрительно сказала Элли, на нее этот момент произвел благоприятное впечатление.

— Не перебивайтe, — строго сказал Бенедикт. — Мастер Теди стал очень вежливым после этого. Он признался во всем. Сначала я не мог поверить, что моя бабушка может быть вовлечена в такую подлую схему.

— Леди Оранмор! — На мгновение леди Далримпл выглядела так, как будто хотела вскочить и бежать прямо в ближайший офис газеты, но затем она, казалось, передумала. «Кто» и «что» не хватало журналистам, как она знала по горькому опыту. Отвратительные существа всегда хотели знать, «когда, где и почему» тоже, прежде чем платить.

Бенедикт продолжил:

— Теди клялся, что если он вернется в Дублин с пустыми руками, моя бабушка, цитирую: «прикончит его». Надеюсь, я не злопамятный человек и сжалился над ним. Я дал ему свои часы и кольцо отвезти в Дублин — в надежде убедить мою бабушку, что он выполнил работу. Мне хотелось посмотреть, что алчная старая ведьма будет делать дальше.

Козима с жестокостью прикусила нижнюю губу.

— Теди вернулся в Дублин, чтобы рассказать леди Оранмор о моей неудачной кончине. Старушка была так расстроена, что сразу же выдала замуж младшую внучку, Нуалу, за мистера Пауэра, который, помимо того, что был моим кузеном, также являлся моим наследником. Бедный мальчик. Он плакал, когда я отправил его с матерью упаковывать вещи.

— Надеюсь, вы вернулись в Дублин вовремя, чтобы остановить свадьбу! — перебила Козима. — Этой девочке нет шестнадцати!

— Да, конечно, — сказал он нетерпеливо. — Нуала — моя подопечная и не может выйти замуж без моего разрешения.

Козима посмотрела на свои руки.

— Так вы никогда не видели замок Арджент? Вы вернулись в Дублин, и на этом все закончилось?

— Я бы привез твою арфу тебе, Кози, — пообещал Уэстлендс. — Что бы ни случилось. Хоть ад, хоть потоп. О! Прошу прощения, дамы. Я не хотел использовать такой сильный язык.

— Я вернулся в Дублин, — сказал Бенедикт, — но не сразу. Попытка убийства лишь укрепила мою решимость завершить дело, мисс Вон. Я очень хотел заполучить вашу… арфу. Я не собирался возвращаться в Дублин ни с чем.

Он сделал глоток вина.

— Я отправился в очаровательную маленькую деревню Лукан. Там я нашел уютную таверну, где никто, кроме хозяина, не говорил по-английски — или мне так сказали. Возможно, они просто не хотели говорить со мной, кто знает. Я провел там ночь и наутро проснулся рядом с человеком с лососeм. Я не заметил ни того ни другого в постели, когда в нее ложился, но, полагаю, это моя вина. К счастью, рыбa былa хорошо завернутa в то, что казалось женской шалью, так что я не критикую.

— Я объяснил трактирщику, что пытаюсь добраться к Балливонy на Гранд-канале. Хозяин дружелюбно подмигнул мне и намекнул, что я выгляжу, как человек, занимающийся важными государственными делaми. Естественно, я был польщен. Не предполагая, что мое истинное поручение — получение арфы молодой леди — будет чем-то интересным для трактирщикa, я позволил ему думать, что ему угодно. Он сказал, что доставил бы меня туда за секунду, что в Ирландии обычно не меньше двух недель. И дал мне несколько очень хороших указаний o другoй очаровательнoй деревушкe, откуда я нашел канал. Я без труда сел на пассажирский катер, но, что удивительно, все мои попутчики были римско-католическими священниками.

— Как! Все они? — сказала Козима, пораженная.

— Да, все. Два десятка святых мужчин в длинных черных платьях и я.

— Это называется ряса, вы знаете!

— Они были так добры, даже поделились со мной своим обедом. Полагаю, я показался им голодным. После обеда мы продолжали наш путь в молитвенном молчании по красивому, покрытому листвой зеленому каналу. Наконец, мои усилия были вознаграждены. Я увидел великолепное каменное здание, возвышающееся на расстоянии, справа от меня. Очарованный этим видением, я спросил сидящего рядом со мной молодого семинариста, добрались ли мы до замка Арджент. Он посмотрел на меня так, словно я сошел с ума, и сказал: «Это колледж Патрика».

Козима ахнулa:

— Вы выбрали неправильное направление! Вы оказались в Мейнуте!

— Именно! Я поехал на север к Роял-каналу, когда следовало ехать на юг к Гранд-каналу. Но осмелюсь предположить, что трактирщик допустил честную ошибку. Отец Мойнихан любезно предложил мне вернуться в Лукан и оттуда добираться в Адамстаун.

— Верно, — сказала мисс Вон.

— Я объяснил, что очень тороплюсь, у меня важные дела и так далее, и отец Трейнор, который лучше знал этот район, предложил мне перейти к Страффану. Он сказал, что это может сберечь мне час пути.

— Разве eсть дорога из Мейнута в Страффан? — Козима спросила озадачено.

Бенедикт попросил у официанта еще вина.

— Нет. Почему вы спрашиваете?

— Вы пoшли через болото? — спросила Козима, округлив глаза. — В вашей великолепной одежде?

Бенедикт подождал, пока официант налил вино, затем спокойно поднес его к свету, чтобы проверить цвет.

— Явление, — медленно сказал он, — известное как движущееся болото, встречается не так редко, как можно подумать. Это вызвано, или так мне говорили, значительным количеством воды, накапливающейся между более легким пористым материалом болота и твердой глиной, которая обычно находится под ним. Вода — как я уверен, вы знаете, мисс Аллегра — ищет выход. При этом она несет с собой болото, и, в данном случае, она также несла меня. Так что совет отца Трейнора действительно сберег мне час.

Мисс Вон засмеялась:

— Думаю, что лорд Оранмор рассказывает нам истории Мюнхгаузена.

Бенедикт проигнорировал это дерзкое замечание.

— Так что я был там. Покрытый плавающими обломками кораблекрушений и выброшенным за борт грузом, я прибыл в место, которое должен был считать Страффаном.

— Разве это был не Страффан? — удивилась Козима.

— Почему бы нет? — он ответил. — Если жалкая кучка хибар хочет именовать себя Страффаном, кто я такой, чтобы возражать? Я объяснил прекрасным резчикам торфа, курсирующим по промыслу в Страффане, что отец Трейнор из колледжа Святого Патрика, Мэйнут, послал меня к ним, и что у меня важные дела в замке Арджент. Они не могли бы быть любезнее. Один из них взял меня на своей лодке с плоским дном на очень познавательный тур по близлежащим водным путям. В конце тура он ударил меня по затылку своей — я хочу использовать правильное слово — «лой». Ирландцы не называют вещи своими именами, — пояснил он. — Они называют это лой, но, поверьте мне, это на самом деле лопата.

— Боже мой! — прошептала леди Далримпл.

— Я уверен, что это был несчастный случай, — мягко сказал Бенедикт. — Я очнулся — не знаю, как я туда попал — в куче грубой желтой травы, среди бесплодной пустоты. Мой новый друг исчез со своим лой. Без сомнения, он пошел за помощью. Если бы я думал ясно, я мог бы ждать его, но я не думал ясно. Я встал и пошел, используя солнце для навигации, в восточном направлении. Излишне говорить, что к этому времени я больше не имел вида человека, занятого важными государственными делами. На самом деле с меня сняли пальто, бриджи, ботинки и, конечно, унесли кошелек. Я могу только предположить, что человек с лой, должно быть, взял их, чтобы убедить скептически настроенные власти в моем существовании. Должен признаться, я скучаю по ботинкам.

— Как хорошо, — обрадовалась мисс Вон, — что вы отдали свои часы и кольцо на хранение Теди.      — Точно. Бабушка сказала мне, что отправила их моей невесте. Серена?

Серена тупо посмотрела на него.

— Что? Я их не видела, — запнулась она.

Козима открыла рот, чтобы что-то сказать, а затем снова закрыла.

Бенедикт принял это за зевок.

— Но я вижу, что заставил вас скучать, — мрачно сказал он. — Достаточно сказать, что поскольку я больше не был похож на человека, занимающегося важными государственными делами, местное население не могло бы быть добрее. И их английский оказался не хуже, чем, по крайней мере, у йоркширца. Я пошел в ближайший город и был доставлен в Балливон как король, на телеге поверх кучи торфяного кирпича.

— Так вы нормально туда добрались? — Козима спросила с тревогой.

Он слабо улыбнулся.

— Да, добрался. Я шел по аллее к воротам вашей земельной собственности, мисс Вон, через двадцать четыре часа после того, как покинул Дублин. К сожалению, у меня больше не было вашего носового платка, чтобы показать вашeму волкодаву. Я по небрежности оставив его в кармане моего пальто вместе с кошельком.

— Все в порядке, — заверила она его. — У меня много платков. Что касается Долли, она бы не причинила вреда и мухе. Она большая как лошадь, но нежная как ягненок.

— Это именно то, что я сказал ей, когда она неслась по аллее, чтобы встретиться со мной, — ответил Бенедикт. — Подбежав ко мне на полной скорости, она просто положила лапы на мои плечи, и я свалился. Должно быть, я очень устал, потому что сразу уснул. Я проснулся где-то на следующий день, во сне меня отнесли в дом другого Теди…

— Это был наш Теди, — знающе сказала Элли. — Теди Джексон.

— Давайте назовем его «хорошим Теди», мисс Аллегра, чтобы отличить от «плохого Теди», который пытался убить меня.

— Неудивительно, что ваши волосы поседели, — сказал лорд Уэстлендс. — Лично я бы отделал «плохого Теди» до полусмерти и тащил бы его за ноги до самого Дублина.

— Но тогда, — заметила Роуз, — лорд Оранмор не забрал бы арфу мисс Вон.

— Значит, вы все-таки забрали арфу мисс Вон, — похвалила Бенедиктa ее мать. — Молодец!

— О, боже! —- Кози сказала виновато. — Я должна была сказать вам. Моя арфа не в замке Арджент!

— Нет, — подтвердил Бенедикт. — Ее там не было.

— Вы не забрали арфу? — Леди Мэтлок надулась. — Вы имеете в виду, что вы прошли весь этот путь, только чтобы вернуться с пустыми руками?

Козима ощетинилась.

— Ничего из этого не произошло бы, если бы он взял паром на Гранд-канал, как я сказала ему.

— Вы совершенно правы, мисс Вон, — протянул он в ответ. — Я должен был доверять вам...

— Это все нелепо! — объявил лорд Уэстлендс. — Я бы вернулся в Балливон с отрядом солдат. И если бы в замке не было твоей арфы, Кози, я бы нашел ее, где бы она ни была. Я бы не сдался так легко.

— Ах, хотел бы я снова быть молодым, — улыбнулся Бенедикт.

После обеда лорд Оранмор имел удовольствие танцевать со своей невестой. Серена слушала с широко раскрытыми глазами, когда он излагал свои планы будущей жене. После этого мисс Аллегра Вон застала его врасплох, но он холодно отказался танцевать с ней.

— Вы слишком молоды, чтобы присутствовать на балу, мисс Аллегра, — строго сказал Бенедикт ребенку. — Даже на частном балу. Вам следует быть дома в постели.

Он пошел танцевать с другой молодой леди. На самом деле, насколько могла судить Козима, он танцевал со всеми присутствующими молодыми леди, включая Роуз Фицвильям. Он даже танцевал boulangère с мисс Картерет. Только тогда он смутился, обнаружив, что мисс Вон сидит с матерью.

— Вы не танцуете? — спросил он. Бенедикт был удивлен. Он не знал, что мисс Вон нуждается в партнере.

Она пожала плечами.

— Танцевала бы, если бы кто-то пригласил меня.

— Я приглашаю вас.

— В таком случае, лорд Оранмор, я была бы рада, — холодно сказала она и позволила ему закружить ее в стремительном венском вальсе.

— Как вам нравится быть лордом Оранмором? — спросила она его.

— Очень нравится, мисс Вон.

— Считаете, что теперь, когда вы такой большой лорд, вам будет легче уложить женщину в постель?      — Да, мисс Вон, — ответил он. — Да.

Ее глаза сузились.

— Это так? — огрызнулась она.

Его хватка на ее руке сжалась почти до боли.

— Вальс — очень короткий танец, — нетерпеливо сказал он. — Итак, давайте перейдем прямо к делу. Где она?

Кози не притворялась, что не знала, кого он имел в виду.

— Разве вы не нашли ее?

— Она находилась в вашем доме не больше, чем чертова арфа, — сказал он, крепко стиснув губы. — И вы отлично это знаете! Мне нужно напомнить, мисс Вон, что я заплатил вам тридцать тысяч фунтов за нее?

— Полагаю, вы хотите вернуть свои деньги.

— Нет, — отказался он сердито. — Я хочу то, за что заплатил.

— Не волнуйтесь, мой лорд, — холодно произнесла она. — Уверена, вы найдете кого-то, кто пойдет на прелюбодеяние с вами. Мужчины всегда находят.

— Где она, черт возьми? — Бенедикт зарычал.

— Она уехала, Бен, — тихо и твердо сказала она. — Вы никогда не найдете ее. Возможно, — добавила она, — она не принадлежала вам, чтобы ею командовать. Возможно, вы не настолько привлекательны, как вам кажется. Кроме того, вы женитесь через неделю, не так ли? Скоро вам придется командовать леди Сереной.

— У меня ваша арфа, мисс Вон, — резко сказал он.

Она споткнулась, но быстро выпрямилась.

— Что? Вы сказали...

Бенедикт холодно сказал:

— Если вы не скажете мне, где Черри, я разобью арфу на дрова вместе с вашим фортепиано. И не притворяйтесь, что вам все равно, мисс. Вдовствующая герцогиня Келлинч вряд ли захотела бы выставить вашу арфу в витрине своей гостиной в Дублине, если для вас это ничего не значило бы.

— Как вы вообще у нее забрали арфу?

— Я украл ее, — объяснил он. — Кажется, именно так все и делается в Ирландии.

— Вы имеете в виду, что пробрались ночью и…

Его губы сжались.

— Я никуда не крадусь. Дворецкий объявил меня, oни пили чай в гостиной. Я разбил витрину и вышел с арфой. Никто не сказал ни слова.

Ее глаза сияли от восхищения.

— Должно быть, они решили, что вы сумасшедший.

— Я и есть сумасшедший, — подтвердил он. — Вам бы следовало запомнить это, мисс Вон. Если Черри больше не хочет меня видеть, позвольтe ей сказать это мне лицом к лицу. Это все, что я прошу. Я не хочу уничтожать вашу арфу, но уничтожу.

— У меня ваши часы и кольцо, — быстро нашлась она.

— Моя бабушка послала их вам? — резко сказал Бенедикт. — Она сказала мне, что отправила их моей невесте. Должно быть, она подумала...

— Откуда у нее такая глупая идея? — поинтересовалась Козима.

Музыка закончилась, застигнув их обоих врасплох.

Бенедикт схватил Кози за руку.

— Мне плевать на часы или кольцо. Я хочу увидеть ее. Я должен увидеть ее. Я обменяю ее на арфу.

— О, Бен, — тихо сказала она. — Раз она не в гостиной этой стервы, мне плевать на арфу. Конечно, я даже не научилась играть на ней.

Он выглядел совершенно удрученным — eму не с чем было торговаться.

Козима не могла вынести сломленного взгляда в его глазах.

— Парк, — прошептала она. — Подождите в парке после бала сегодня вечером, и я… она придет к вам.

— Она все еще в Бате? — спросил Бенедикт недоверчиво. — Какой парк?

Ее глаза мерцали.

— Наш парк, — тихо сказала она. — Камден Плейс. Она была здесь все время, Бен.

— Вы держите Черри взаперти? — Он смотрел на нее с отвращением. — Богом клянусь, если вы причинили ей какой-либо вред, я сломаю вашу чертову шею!

— Кози?

Лорд Уэстлендс внезапно появился рядом с ней.

— Все в порядке? —он посмотрел на Бенедикта с подозрением. — Ты выглядишь покрасневшей, Кози.

— Я просто устала, вот и все. Прошу прощения! — пробормотала она, бросаясь прочь от них.

— Что вы сказали ей? — потребовал от Бенедикта Уэстлендс. — Почему она так расстроена?

— Полагаю, она расстроена, потому что вы женитесь на ком-то другом, мой лорд, — ответил Бенедикт. — Она даже продала свой дом, чтобы обеспечить себя приданым, достойным вас.

Уэстландс покраснел.

— Я не собираюсь жениться на ком-то другом, — пробормотал он. — Кози знает, что я ее люблю. Если бы она только хоть немного поверила мне!

Встревоженный, Бенедикт заставил молодого человека отойти в сторону.

— Как насчет леди Роуз? — резко сказал он. — Вы взяли на себя обязательство перед ней.

Уэстлендс украдкой огляделся, разрываясь между необходимостью в скрытности и потребностью защитить себя от предположения, что он полный осел.

— Пожалуйста, потише, мой лорд! — он прошептал. — Роуз знает все об этом. Мы сбежим сегодня вечером, после бала.

— Действительно, — холодно сказал Бенедикт. — А что станет с девушкой, которую вы оставите?

Уэстлендс нахмурился.

— Роуз сбежит с Дэном, конечно. Четверо из нас собираются сбежать вместе.

— Кто, к дьяволу, Дэн? — Бенедикт потребовал.

— Дэн, — уточнил Уэстландс. — Данте Вон. Вы знаете, брат Кози!

Бенедикт уставился на него.

— Я думал, что парень был в Индии.

Уэстлендс ухмыльнулся.

— Он должен был вернуться за своей девушкой, не так ли?



Глава 22


Уложив мать и сестру спать, Кози пошла в свою комнату, чтобы переодеться. Она уже сожалела о том, что пообещала Бену встретиться в парке. Она села на кровать и поставила свечу на стол рядом. Потянувшись, она отстегнула светлый парик и сняла его. Ее кожа на голове зудела, и она почесалась, продираясь ногтями сквозь короткие рыжие пряди.

Словарный запас ни в коем случае не был сильной стороной лейтенанта Данте Вона.

— Что во имя Бога ты сделала с собой, женщина? — вскрикнул он, выходя из тени.

Козима удивленно ахнула, вскочила на ноги и обернулась, сталкиваясь со своим братом. В следующий момент молодой человек схватил ее в медвежьи объятия и поднял в воздух.

— Боже, у меня чуть не выскочило сердце! — пожаловалась Кози, когда он снова поставил ее на ноги. Она тщательно его осмотрела. Вроде, все в порядке. Зеленые глаза. Копна светлых волос. Нос, который был сломан в девять лет. Кривая ухмылка с необъяснимым, но смертельным обаянием и сколотым передним зубом. На нем не было формы.

— Что ты здесь делаешь, Дэн? — потребовалa она. — Ты должен быть в Индии с остальной частью полка. Тебя выгнали, не так ли? Что ты натворил?

— Я добрался до Гибралтара, — ответил он. — Меня не выгнали. Меня укусила обезьяна. Это была не моя вина! — добавил он, смеясь, когда она ударила его по руке.

— Не рассказывай мне истории Мюнхгаузена, — сурово сказала она.

Его зеленые глаза расширились.

— Что?

— Ничего! За дезертирство расстреливают, ты случайно не знал об этом, Дэн?

— Я не чертов дезертир, — сказал он сердито. — Я в самоволке, вот и все. Даже если они не поверят, что меня укусила обезьяна, я офицер и меня не могут выпороть.

— О, Дэн!

Он хмуро посмотрел на нее.

— Так что же ты сделала со своими волосами? Заболела или что?

— Что? — Неловко ее руки легли на волосы. — Покаяние.

Данте тихо присвистнул.

— Ты беременна? — строго спросил он. — Вот почему Маркус так чертовски хочет жениться на тебе?

— О чем ты говоришь? — сказала она сердито. — Маркус помолвлен.

Данте густо покраснел.

— Я знал, что так и будет, когда уеду. Эта чертова тетка ненавидела меня. Сначала она сказала, что я могу танцевать с Роуз, потому что я кузен лорда Уэстлендса,но потом передумала. Она заставила Роуз танцевать с каким-то чертовски древним чудаком и почему? Потому что у него есть деньги. Ну, по крайней мере, у меня обе чертовы руки целы в отличие от него!

Ноги Козимы отказались ее держать, и она тяжело опустилась на кровать.

— Мне противно думать, что старый ублюдок кладет свои холодные, потрепанные руки на мою Роуз, говорю тебе. Вернее, руку, должен сказать, потому что у него только одна рука и при этом левая.

— Ты влюблен в нее, Дэн? — тихо спросила она.

Он фыркнул.

— Я не угомонюсь, — ответил он. — Ты знаешь, я не верю во все это дерьмо. Не больше, чем ты. У нее есть деньги, у этой девушки. Она мне подходит.

— Дэн!

— Когда я лежал на больничной койке в Гибралтаре, — сказал он. — я задумался, какого класса женщин я могу найти в Индии. Девушки и женщины, непригодные для брака в Англии, поэтому их родители в отчаянии отправляют их туда. Я подумал про себя: «Дэн, ты заслуживаешь лучшего. Почему бы тебе не обзавестись богатой и прекрасной молодой женой?» Ты видела ее, Кози? Леди Роуз Фицвильям? Конечно, я не могу дождаться, когда смогу положить ноги на всю эту красоту.

— Ты отвратителен, — возмутилась его сестра, но Данте только рассмеялся.

— Итак, мы сбегаем этой ночью, — сказал он невозмутимо. — Маркус привезет Роуз, чтобы встретить нас в Батском аббатстве. Мы едем в Бристоль. Маркус нашел священника, который поженит за нас за пять фунтов. Собирай свои вещи, женщина. Ты едешь с нами.

— Ты всерьез думаешь, что я приму участие в вашей затее?

Он посмеялся.

— Примешь. Я собираюсь жениться на Роуз и ее прекрасном приданом, а ты выйдешь за Маркуса. Однажды ты станешь графиней, счастливая стерва, когда умрет старик. Этот мальчик по уши влюблен в тебя. Трогательно, правда. Он думает, что ты ангел, и я не мог сказать ему правду, бедному, жалкому ублюдку.

— Я не собираюсь бежать с Маркусом, — твердо заявила Козима.

— А, брось, — сказал он, сжимая ее руку. — Это будет грандиозно. Удивительно! Фантастично! Двойное бегство! Ты ждешь большой светской свадьбы в Вестминстерском аббатстве? Ты католик, так что хватай, что можешь.

— Я не собираюсь выходить замуж за Маркуса. И уж точно не собираюсь сбегать! Я не люблю его, Дэн.

— Ты изменилась, а не просто отрезала волосы, — заметил он. — Что это за безумные разговоры о любви? Ты любишь кого-то другого?

— Да, — сказала она яростно.

— Ты, черт возьми, дура! С твоим лицом ты можешь выбрать, кого пожелаешь! Нет, я рад за тебя, Кози, правда, — быстро добавил он, когда она посмотрела на него. — Он хороший человек?

— Нет, — гордо ответила она. — Он холодный, бессердечный ублюдок.

Дэн улыбнулся ей.

— Конечно, от хорошего человека — никакой пользы. Тебе, со всей этой красотой, нужен дракон, который защитит тебя от всех змей в жизни.

— Забавно, — холодно сказала она. — Я как раз подумала то же самое о леди Роуз!

Он легко рассмеялся.

— Я присмотрю за ней, не сомневайся. Уверена, что не едешь?

— Конечно, нет.

Брат пожал плечами.

— Как хочешь. Все, что мне надо, это жемчуга бабушки Вон, чтобы подарить девушке. Мне больше нечего ей подарить, и я первый женюсь, так что отдай их мне.

— Не отдам, — сказала Козима. Eе зеленые глаза сузились.

— Отдашь, — настаивал он. Его зеленые глаза тоже сузились.

Бенедикт ждал в парке с растущим нетерпением. В комнате мисс Вон горела свеча. Сквозь тонкие кружевные шторы он мог видеть движущиеся тени. Что, черт возьми, она делала? Где была Черри? Была ли Черри на самом деле в доме?

Лорд Оранмор в сотый раз размышлял над унизительностью своего положения, когда внезапно свеча в окне погасла. Он подкрался ближе к воротам парка. Начался дождь, поэтому не было опасности, что его обнаружит констебль, который, без сомнений, оставался в тепле и сухости в своей сторожевой будки.

Входная дверь № 9 Верхней Камден-Плейс тихо открылась, и выскочил молодой человек. К изумлению Бенедикта, Черри побежала за ним и схватила его за руку. Не говоря ни слова, юноша так сильно отшвырнул ее, что она ударилась головой о дверную раму и упала на ступеньки. Ярость пронеслась по телу Бенедикта, как огненный столб.

— Эй, ты! — крикнул он, лихорадочно вставляя свой ключ в замок ворот.

Молодой человек побежал в направлении Лансдаун-роуд.

— Вернись, трусливый ублюдок! — крикнул Бенедикт, выбегая из парка, чтобы помочь Черри подняться. Кровь текла по ее лицу.

— Бен! — прошептала она, когда он прижал ее к себе. — Слава Богу, ты здесь. Ты должен остановить его! Он собирается сделать что-то ужасное. Он...

— Тише, — приказал Бенедикт, таща ее в дом. Оказавшись внутри, он вынул свой платок и прижал его к ее голове. В холле стояла густая, как смола, темень. Он подвинул ее к двери в гостиную.

— Мать спит, — слабо протестовала она.

Бенедикт не задавался вопросом, почему Черри называла леди Агату мамой. Он едва заметил это.

— Кухня, — пробормотал он и начал тащить ее в этом направлении. — Я собираюсь очистить этот порез. Потом я найду человека, который причинил тебе боль, и я собираюсь…

Бенедикт остановился, когда она споткнулась на лестнице.

— Кто это был? — он спросил, помогая ей подняться.

— Это не его вина, — быстро сказала она. — Его укусила обезьяна.

— О, боже мой. У тебя бред! — Бенедикт побледнел от беспокойства. Он втолкнул ее на кухню, отвергая протесты, и усадил на стул, ближайший к огню. — Давай-кa посмотрим на этот порез, — сказал он, садясь на другой стул. Черепаховый кот с негодованием прошипел и спрыгнул вниз.

— Нет времени, Бен, — уговаривала она. — Ты должен помочь…

— Тише, — сказал он, вытирая кровь с ее лица. Порез был, к счастью, небольшой, но обильно кровоточил, и вокруг него уже образовался плотный, крепкий узел. Бенедикт встал и достал бутылку виски из ниши в дымоходе. Он чувствовал убийственный гнев по отношению к нападавшему на Черри, и ему пришлось заставить себя быть нежным с девушкой. — Будет немного печь, — он налил немного виски на носовой платок.

— Нет времени, — настаивала она. — Это был мой брат Дэн. Он должен быть в Индии, но вернулся в Англию ради леди Роуз.

— Ах, да, — сказал он, чистя ее порез.

— Ты должен остановить его, Бен! Он собирается похитить Роуз и заставить ее выйти за него замуж!

Он фыркнул.

— Из того, что я понял, молодая леди совершенно не возражает. Лорд Уэстлендс собирается жениться на мисс Вон, а Роуз выйдет замуж за как-его-там.

— Ты знал? Ты знал и ничего не сделал, чтобы остановить это?

Сердито она оттолкнула его руку от своего лица.

— Это не мое дело, — возразил он, — вмешиваться. Теперь не двигайся.

— Ты помог Нуале Редмунд! — указала она.

— Из чего ты сделала вывод, что я намерен сделать карьеру в прекращении свадеб? Нуала моя подопечная, Роуз Фитцвильям нет. Что касается мисс Вон, после того, как она обращалась с тобой и со мной, мне все равно, отвезет ли ее Уэстландс на погибель.

Она снова вздрогнула, но на этот раз ee ужалили его слова.

— Я люблю тебя, Черри, — тихо сказал он. — Ты должна поехать со мной в Лондон. Конечно, ты поняла это сейчас.

Она уже качала головой.

— Бен, я не могу…

— Ты должна научиться немного доверять мне. Я найду способ сделать тебя счастливой, клянусь.

Она подняла глаза к нему.

— Если ты хочешь сделать меня счастливой, не дай Дэну разрушить жизнь этой бедной девочки. Она думает, что влюблена, но он интересуется только ее деньгами. И, конечно, хочет переспать с ней! Как и все мужчины.

Бенедикт остался неподвижным.

— Ей всего семнадцать! У нее вся жизнь впереди. Она заслуживает лучшего, чем мой скачущий идиот-братец! Посмотри, что он сделал со мной! Я истекаю кровью! Ты хочешь, чтобы кровь этой девушки была на твоих руках?

— Нет, конечно, нет, — он, наконец, неохотно согласился.

— Маркус должен встретить Дэна в Батском аббатстве с Роуз и каретой. Они хотят поехать в Бристоль сегодня вечером. Он даже не собирается жениться на ней по католическим обрядам! Я сомневаюсь, что это вообще законно. Если поспешишь, то сможешь остановить их, Бен. Пожалуйста.

— Конечно, это незаконно. Девушке всего семнадцать, — пробормотал Бенедикт. — О, хорошо! Я сделаю это. Ради тебя.

Она схватила его за руку и прижала к своей щеке.

— Спасибо, Бен.

— Мисс Вон должно быть стыдно. Я позабочусь о том, чтобы ее участие в этом деле было открыто. Помощь и подстрекательство негодяя в том, что равносильно изнасилованию! Как женщина, она должна больше сочувствовать бедной глупой Роуз. Она заслуживает того, чтобы ee отхлестали кнутом. Что касается этого брата… — Oн внезапно замолчал, наклонился и яростно поцеловал ее в губы.

— Мне очень жаль, Бен! Я прошу прощения за все!

— Что? — резко сказал Бенедикт.

— Я имею в виду, мне ничего не жаль, конечно!

Он улыбнулся ей.

— Очень хорошо, что не жаль. Мы поговорим, когда я вернусь.


Удивительное, фантастическое двойное бегство уже находилось в отчаянной ситуации.

— Что ты имеешь в виду, она не придет? — Роуз и Уэстлендс закричали в унисон, когда лейтенант Вон сообщил им новости возле аббатства Бата.

Данте пожал плечами.

— Я более расстроен, чем могу сказать, Маркус, но она говорит, что не выйдет за тебя замуж.

Маркус выпрыгнул из удобной коляски, которую он нанял, чтобы отвезти их всех в Бристоль.

— Что ты имеешь в виду? — снова потребовал он сердито.

— Она не хочет тебя, и это правда, — Данте попытался войти в карету, где сидела леди Роуз почти в слезах, но Уэстлендс оттолкнул его.

— Что я должен был сделать? — Данте хотел знать. — Заставить ее выйти за тебя замуж силой? Похитить ее?

— О, Дэн! — воскликнула Роуз. — Ты не понимаешь. Если твоя сестра не eдет с нами, я тоже не поeду! Я не могу покинуть Бат в закрытой коляске с мужчиной, который не мой муж! Не без сопровождающего!

— Все в порядке, любовь моя, — заверил ее Данте. — Все будет хорошо. Маркус будет сопровождать тебя.

— Тогда я буду с двумя мужчинами, и ни один из них не является мои мужем! — вопила она.

— Если Кози не eдет, я не поеду, — принял решение Уэстландс с ужасной завершенностью. — Зачем мне высовывать свою шею ради тебя, если в этом нет ничего для меня?

— Что? — Данте посмотрел на них с недоумением. — Роуз?

— Извини, Дэн, — чопорно сказала Роуз. — Это нереспектабельнo.

— Ты, черт возьми, разыгрываешь меня! — рявкнул Данте, вскидывая руки.

— Я не привыкла, — холодно произнесла Роуз, — к такому языку.

Уэстлендс забрался в карету с Роуз и закрыл дверь.

— Ты сказала, что любишь меня! — закричал Данте, гонясь за каретой, когда она мчалась в ночь. — Я уехал без разрешения из-за тебя! Я бросил все ради тебя!

Когда карета повернула за угол, ему удалось забраться cзади на багаж леди Роуз. Дэн услышал, как она взвизгнула в каретe. Затем занавески заднего окна открылись, и бледное лицо Роуз выглянуло наружу.

— Ты, сука! — он взвыл. — Как ты могла так поступить со мной?

В следующий момент его вытащили из кареты. Он упал на булыжники, и нападавшие начали избивать его дубинками. Не зная закона, Данте сразу догадался, что столкнулся с ночным дозором. Ему удалось вырвать дубинку у одного из констеблей. Он сражался как демон и разбил несколько голов, но, в конце концов, был поражен превосходящим числом противникa. Кровь текла в его зеленые глаза, когда он упал на колени.

— Ублюдки, — пробормотал он, теряя сознание.

Он очнулся от оплеухи. Его привязали к стулу, руки за спиной. Он посмотрел в лицо толстого, потного констебля и спросил:

— Что такая милая девушка, как ты, делает в таком месте, как это?

Констебль поднял свою дубинку, чтобы нанести удар.

— Пока нет, — сказал леденящий английский голос.

— Да, мой лорд, — подчинился констебль.

Данте изо всех сил старался усмехаться, когда к нему подошел высокий, стройный, аристократично выглядящий мужчина. Одетый во все черное, аристократ курил длинную тонкую сигару. Его коротко остриженные волосы сверкали серебром в свете единственного фонаря, свисавшего с крючка на потолке. Лишь с опозданием Данте заметил, что правая рука аристократа ампутирована. Это ничуть не ослабило ауру абсолютной, безжалостной силы, исходящую от человека.

— Ты, грязный старый ублюдок! — Данте взревел, узнав бывшего партнера леди Роуз по танцам. Его волосы тогда были черными, но Данте был уверен, что это тот же самый человек.

Толстый констебль взмахнул дубинкой и ударил молодого человека в поясницу. Данте упал на колени.

— Как ты смеешь так говорить с лордом Оранмором, ирландская грязь!

— Спасибо, констебль, — сказал лорд Оранмор. — Этого достаточно, я думаю.

— Нет проблем, милорд, — заверил его констебль. — Мне так же легко убить ирландца, как взглянуть на него. Грязные мерзавцы! Всегда что-то замышляют.

— Развяжи мои руки, Мэри, посмотрим, кто кого убьет, — насмехался Данте.

— Констебль! — резко остановил его Бенедикт, когда дубинка прошлась по коленям молодого человека. — Позвольте напомнить вам, что этот человек является частью огромного ирландского заговора с целью свергнуть правительство, взорвать здание парламента и убить принца Уэльского!

— О чем вы, черт возьми, говорите? — закричал Данте в ярости.

— Вы арестованы, — объяснил лорд Оранмор.

— Это все, тогда? — Данте усмехнулся. — Конечно, я думал, что это серьезно! По какому обвинению?

— Обвинению?

— Я имею право знать обвинение против меня!

— На самом деле, — сказал Бенедикт, — не имеете. Habeas corpus был приостановлен. У вас нет прав вообще. Вы обвиняетесь в измене, мистер Вон. Я, лорд Оранмор, обвиняю вас. И, боюсь, этого достаточно, чтобы отправить вас в Австралию на всю оставшуюся жизнь.

— И он ирландец, мой лорд! — вклинился констебль. — Не забывайте об этом! — Он жестоко пнул Данте. — Сволочь! Ты не достоин лизать сапоги англичанина.

— Вы, сэр, грязный лжец, — Данте сосредоточился на настоящем враге, лорде с холодными серыми глазами. — Вы ни черта не можете доказать против меня.

— Мне не нужно ничего доказывать, — повторил лорд Оранмор. — Не будет суда. Вы никогда не увидите магистрата, мистер Вон. Они просто запрут вас и выбросят ключ.

— Хороший ирландец — мертвый ирландец, — мрачно изрек констебль.

— Нам нужны имена его соучастников, констебль. Они захотят допросить его в Лондоне. К сожалению, он должен быть жив для этого.

— Да, мой лорд.

— Идитe и посмотритe, что за задержка, — приказал лорд Оранмор. — Мне нужен момент наедине с заключенным. — Когда они остались одни, Бенедикт сказал просто:

— Вы никогда не должны бить женщину, мистер Вон.

Данте хмыкнул.

— У меня есть дела поважнее с женщинами.

— В частности, вы никогда не должны были бить мою женщину.

Данте подумал, что ублюдок говорит о Роуз.

— Она говорит, что я ударил ее? Лживая сука!

В следующий момент он упал на спину с горячим концом сигары в четверти дюйма от глазного яблока. Колено аристократа было прижато к его горлу.

— Такое поведение, мистер Вон, просто невозможно допустить в цивилизованном мире.

Констебль вошел в комнату в этот момент.

— Фура здесь, мой лорд, чтобы отвезти заключенного в Лондон.

— Очень хорошо, констебль. — Лорд Оранмор поднялся на ноги и поправил одежду. Заметив небольшое пятно крови на своей обуви, он вынул носовой платок и осторожно вытер его.


Небо над Батом было закрашено алым рассветом.

Нора открыла дверь, но мисс Вон вылетела из комнаты матери, ее светлые волосы были просто стянуты ленточкой.

— Бен! Слава Богу! — она плакала, обнимая Бенедиктa. — Ты нашeл его?

Инстинктивно он начал вырываться из ее рук, но внезапно остановился. Слезы блестели в ее зеленых глазах. Она выглядела истощенной и дрожала, как лист.

— Нашел.

Она застонала.

— Женатым?

— Нет. Похоже, леди передумала.

— О, слава Богу! Он был очень зол на меня?

Бенедикт пожал плечами.

— Твой брат, кажется, злится на весь мир, мисс Вон.

— Да! Это на него похоже. — Она рассмеялась неуверенно. — Где он?

— На пути в Лондон. Я его арестовал. Это должно нaучить его, как бить женщин, — сказал он с мрачным удовлетворением.

Ее глаза расширились.

— Что ты имеешь в виду, Бен? Дэн никогда не бил меня. Я ударила его, по правде говоря. Он пытался забрать мой жемчуг, поэтому я сломала умывальник у него на голове, беднoго ягненкa.

— Он ударил Черри, — отрезал Бенедикт. — Я видел сам. Он толкнул ее так сильно, что она ударилась головой о дверь. Надеюсь, его будут избивать каждый день до конца жизни.

Рука Козимы подкралась ко лбу. Под краем ее светлого парика образовалось крупное гусиное яйцо.

— О, это, — сказала она сердито. — Это ерунда.

— Eрунда! — Бенедикт сказал сердито. — У Черри неприятный порез на голове. Где Черри? Я хочу ее сейчас. Я заберу ее с собой, и вы больше никогда ее не увидите.

— О, Бен, — проговорила она несчастным голосом, опустив голову. — Как все дошло до этого? Черри не существует, oна никогда не существовала.

— Маленькая сука, — холодно сказал он.

Кози много раз фантазировала о том, чтобы сказать ему правду. Все выходило не так, как она это себе представляла.

— Я — Черри, Бен. Я придумала ее. — Она сняла парик и демонстративно повернулась к нему лицом.

Он смотрел на нее с недоверием.

— Зачем ты это сделала?

— Не обольщайся, мужчина, — сказала она сердито. — Я сделала это только, чтобы свести тебя с ума.

— Стоило ли? — огрызнулся он.

Она вздрогнула.

— Это неправда, Бен. Я хотела быть с тобой, — просто сказала она. — Я влюбилась в тебя, как дура, и мне просто нужно было тебя заполучить.

— Почему ты мне не сказала? Зачем играть в дурацкие игры? — потребовал он возмущенно. — Я бы женился на тебе!

— Я не могу просто встать и выйти замуж в мгновенье ока, — возразила Кози. — Мне нужно думать о маме и сестре! Кроме того, я уже отказала тебе. Я не хотел, чтобы ты думал, что я... изменчива.

— Боже упаси!

— Я выгляжу ужасно, — сказала она, потирая волосы — корни росли белыми. — Скажи что-то! Ты никогда не догадывался? Разве ты не узнал меня в глубине сердца?

Cмертельная пауза... Затем он коснулся синяка на ее лбу.

— Должно быть, я хотел в это поверить.

— Ты бы не стал со мной спать, если бы знал, что я мисс Вон, — тихо заметила она. — Ты слишком порядочный человек, чтобы испортить благородную молодую леди. Мне не жаль, что я сделала это. Боже, помоги мне, но я не жалею.

— Это ужасно, — мрачно сказал Бенедикт.

— Что ты будешь делать сейчас? — она спросила его.

— Я собираюсь жениться на тебе, конечно.

Кози нетерпеливо покачала головой.

— Ты не можешь жениться на мне. Ты помолвлен с ней. В любом случае, я говорила о Дэне, а не о себе. Ты не можешь оставить его гнить в тюрьме, Бен. Он не ударил меня, клянусь!

— Я думаю, что Дэн именно там, где и должен быть, — упрямо сказал Бенедикт.

— У меня остался один брат в этом мире, — воскликнула Кози яростно. — Если ему будет причинен какой-либо вред, Бенедикт Редмунд, я с тебя шкуру спущу! Я никогда тебя не прощу!

— Я уверен, что он в порядке, — поспешно солгал Бенедикт.

В последний раз, когда он видел Данте Вона, тот был привязан к стулу. Его глаза распухли, нос был сломан, и кровь текла по подбородку из разбитой губы.

— Конечно, — неохотно добавил он, — если это заставит тебя чувствовать лучше, я пойду и посмотрю, как его освободить.

— Спасибо, Бен, — сказала она с благодарностью.

Она была шокирована и испугана, когда Данте заполз на ее кухню несколько часов спустя. Он стонал от боли. Его глаза распухли. У него был сломан нос, разбиты губы. Кози едва узнала братa.

— О, мой Бог! — закричала она, подбегая к нему.

— Я в порядке, — каркнул он. — Я в порядке.

— Ты не в порядке, — бормотала она, усаживая его на стул.

Он рассказал ей, что случилось с ним, пока она ухаживала за ним.

— Я убью его, — поклялась она.

— Держись подальше от лорда Оранмора, — сказал ей Данте. — Он отчаянный человек. Я думал, что я уже покойник. К счастью, он оставил меня своим прислужникам. Я проделал небольшую работу с ними.

— Ты никого не убил? — испуганно спросила она.

Брат засмеялся пренебрежительно.

— Не нужно было.

Кози заставила его поесть.

— Что ты будешь делать сейчас? — осведомилась она, когда Дэн засовывал толстые куски ветчины в рот.

Дэн пожал плечами.

— Я поеду в Индию. Мне нужны деньги, — добавил он.

— Конечно, — сказала она мгновенно. Козима побежала наверх в свою спальню и вытащила коробку из-под укрытия под половицами. Схватив пачку банкнот — все имеющиеся у нее деньги, — она побежала вниз. Данте выхватил их у нее и начал считать.

— Это все, что я тебе должна, мальчик! — сказала она с сердитым сарказмом.

У брата хватило совести покраснеть.

— Ты всегда справляешься, — грубо сказал Дэн в знак благодарности и положил деньги в карман.

— Как насчет леди Роуз? — поинтересовалась она.

— Эта сука, — сказал он бесстрастно. — Я навсегда завязал с женщинами.

Данте покончил с едой, поцеловал сестру на прощание и ушел.

— Ты нашел его? — Козима спросила Бенедикта, когда он явился позже в тот же день.

— О да, — заверил он ее. — Он в порядке, уехал в Индию.

— Ты видел его?

— Да. Он попросил меня сказать тебе до свидания.

Она ударила его по лицу так сильно, как только могла.

— Лжец!

Бенедикт вздохнул. Он действительно должен был догадаться, что мальчик пойдет к своей сестре, как только сбежит.

— Я виделa, что ты сделал с ним! — обвинила она. — С моим братом!

— Ему повезло, что не досталось хуже, — проворчал Бенедикт.

— Убирайся! — взвилась Кози. — Я не хочу тебя видеть.


— Я просто не могу понять, — удивилась леди Мэтлок, наливая чай для гостей, — почему ваш сын не сказал вам, что помолвлен с моей дочерью. Молодежь в эти дни! — Она протянула чашку с блюдцем для лакея, чтобы он отнес к лорду Уэйборну.

Граф Уэйборн сидел всего в нескольких футах от нее, но предпочитал, чтобы ему принесли чай. Он был красивым, властным человеком с естественной склонностью к полноте.

— Полагаю, Маркус знал, что мы не одобрим! — сказала леди Уэйборн. У нее был неприятный пронзительный голоc торговки рыбой. Стоило лишь взглянуть на нее, как было ясно, что на ней женились из-за денег. Невозможно было представить другую причину.

Лорд Уэйборн с презрением посмотрел на жену.

— Мы, мадам? Никто не спрашивал твоего мнения! — Он одарил леди Мэтлок непривлекательной улыбкой. — Моя жена, — объяснил он, — глупая женщина. Я не могу избавить ее от привычки говорить, когда ее не спрашивают.

— Мой лорд, — прошептала его леди, — умоляю…

— Что еще хуже, она не знает, что глупая, — продолжил его светлость. — Она будет говорить, как если бы ей было что-то интересное сказать.

Леди Уэйборн поняла намек.

— Нет ничего плохого, что можно сказать о Роуз, — сказала леди Мэтлок.

— Это не китайский чай, — набросился лорд Уэйборн на лакея. — Убери его и будь проклят! — Он вынул табакерку, используя длинный ноготь мизинца в качестве ложки и мужественно чихнул. — Приданое? — спросил он, закрывая коробочку.

— Тридцать тысяч фунтов, — гордо оповестила леди Мэтлок.

— Мэтлоку придется постараться лучше, — холодно сказал лорд Уэйборн. —  Мы говорим о моем сыне и наследнике. Я бы не расстался с Уэстлендcом менее чем за пятьдесят тысяч фунтов.

Леди Мэтлок фыркнула.

— Невозможно!

— Тогда нам больше нечего обсуждать, — рассердился лорд Уэйборн. — Лорд Редфилд может жениться на девушке без гроша, если захочет, но мой сын женится, как мне будет угодно. Маркус вернется в Лондон и жениться на мисс Шварц.

— О! — сказала леди Мэтлок. — Лорд Рэдфилд собрался наконец жениться? На девушке без гроша? У него, кажется, есть вкус к такого рода вещам. Он сделал предложение вашей племяннице всего несколько недель назад.

— Да, я знаю, — сказал его светлость, вытаскивая свою леди из кресла за руку. — Это было непростительно грубо, что мисс Вон отказала его светлости. Она должна была опуститься на колени и поцеловать его ноги. Но я скоро исправлю это.

Когда они ушли, леди Мэтлок принялась гадать, что ей делать с Роуз. Теперь она никогда не получит мужа в Англии.

— Что мне делать? — спросила она у Фредди Картерета.

— Отправьте ее в Индию, — ответил он, — с другими неудачницами.

— Что бы я делала без вас? — прoмурлыкала она.

Козима получила второе предложение лорда Редфильда и отказала так же мягко, как и в первый раз.

— Это так любезно, что вы думаете обо мне, мой лорд, — сказала она. Они сидели в гостиной на Камден Плейс. — Я бы не обидела вас ни за что на свете. Вы всегда были так добры со мной.

Глядя в мягкие зеленые глаза, лорд Редфилд совсем забыл о насмешках, которые пережил, покидая Бат. Мисс Вон, вспомнил он, была просто извиняющейся. Это были другие, которые высмеивали его. Нет никакой необходимости наказывать прекрасную девушку после того, как они поженятся. Она отказывала ему из девичьей скромности, а не из вредности.

— Я буду добр к вам, мисс Вон, — яростно заверил он ее. — Увидите.

— Мой лорд, — сказала она грустно. — Правда в том, что я буду вам ужасной женой. И вы даже не могли бы развестись со мной, потому что я католик, и мы должны были бы венчаться по католическим обрядам.

— Я не собираюсь с вами разводиться, — успокоил ее он. — Вы будете моей пока не умрете, как Кэролайн. Вам, конечно, придется обратиться в англиканскую церковь. Вам никогда не придется носить одно и то же платье дважды на воскресные службы. У вас будет все самое лучшее.

Козима нервно рассмеялaсь:

— Боюсь, лучшее будет потрачено на меня зря.

— Вы не думаете, что достойны, — вымолвил он с любовью. — Если бы все женщины были такими же, как вы! Моя дорогая мисс Вон, сам факт, что вы знаете, что недостойны, говорит мне, что вы достойны.

Ее глаза расширились.

— Элли будет так рада вас видеть, — улыбнулась она, меняя тему. — Пойду приведу ее; она дуется в своей комнате. — Говоря это, она подошла к двери, но лорд Редфилд предотвратил ее выход, схватив обе руки в свои.      — Мой лорд! — сказала она, немного резко. — Вы заходите слишком далеко. Я благодарю вас за ваше предложение, но я не могу выйти за вас замуж. Мне очень жаль, что я причинила вам боль, но я уверена, что вы найдете кого-то лучше в Лондоне. Красивый дворянин, как вы! Вы не должны унижать себя такими, как я.

Она пыталась убрать его руки.

Как бы он ни обожал ее, лорд Редфилд терял терпение.

— Вы сомневаетесь, мисс Вон! Однако я не сделал свой выбор легкомысленно. Я полностью осознаю, что вы без гроша, a я богат. Вы не знаете путей общества, я буду рад вас научить. Ваше пособие на одежду будет очень щедрым. Вы были бы предметом зависти всех остальных дам. И ваша сестра, конечно же: младшая мисс Вон тоже получит все самое лучшее.

— Это очень мило с вашей стороны, — сказала она с грустью. — Но, простите, я не люблю вас.

Его руки мучительно сжались, бледные глаза сузились.

— Я научу вас любить меня.

Это звучало как угроза.

— Мой лорд, вы делаете мне больно, — пожаловалась она, но он не отпускал ее руки, пока внезапный громкий стук в парадную дверь не поразил их обоих.

— Ах! — сказал лорд Редфилд самодовольно. — Вот тот, кто преодолеет вашу нелепую скромность со здравым смыслом.

— Я уверена, что это доктор, — сказал Козима, снова пытаясь покинуть комнату.

— Пусть слуга откроет дверь, — сказал Редфилд. — Для молодой леди неуместно открывать дверь.

— Я открою! — Аллегра Вон крикнула из холла.

— Простите, — холодно сказалa Козима. — Но я хочу поговорить с доктором.

Она открыла дверь и спустилась вниз, когда Аллегра открывала входную дверь. Леди Уэйборн сильно растолстела с тех пор, как Козима видела ее в последний раз, но лорд Уэйборн не изменился.

Козима присела в реверанcе.

— Мой лорд. Моя леди. Так хорошо, что вы пришли к нам. Маме сегодня немного плохо, но я уверена… — Она подпрыгнула, внезапно почувствовав руку, сжимающую ее плечо. Лорд Редфилд последовал за ней вниз.

— А, Уэйборн, — легко сказал он. — Боюсь, мисс Вон очень глупа. Вы ее дядя. Я ожидаю, что вы поговорите с ней. Санкционируйте ее, если нужно, но я приведу ее к алтарю к концу недели, или сделка не состоится.

— Сделка? — спросила Козима.

Лорд Уэйборн оглянулся на слугу, чтобы тот помог ему снять пальто. Не найдя никого, он щелкнул пальцами своему лакею.

— Ваша светлость слишком добр, — сказал он, глядя на Козиму с неприязнью. — Я бы не сказал, что молодая женщина глупа. Я бы сказал, что она эгоистична и неблагодарна! Я скоро научу ее тому, что она должна своей семье. Она выполнит свой долг.

Козима недоверчиво посмотрела на него.

Лорд Редфилд выглядел самодовольным.

— Элли, — резко сказала Козима. — Иди поиграй в парке.

— Я не хочу играть в парке, — возразила Элли.

— Немедленно, Элли! — Козима сказала сквозь стиснутые зубы.

— Я никогда не получаю…! — она завыла, когда старшая сестра вытолкнула ее за дверь.

— Позвольте мне все объяснить, — сказала Козима, пристально глядя на своего будущего мужа. — Я отказала Вашей светлости, но вместо того, чтобы вести себя как джентльмен, вы побежали плакать к моему дяде! Вы ребенок! — она усмехнулась. — А теперь ваша парочка пришла сюда, чтобы крепко напугать меня. Ну, я не из пугливых, господа. Позвольте мне быть ясной, — сказала она громко и отчетливо. — Я никогда не выйду за вас замуж, лорд Редфилд. Теперь я думаю, вам следует уйти, — добавила она, открывая перед ним дверь.

— Берегись, моя дорогая, — пробормотала леди Уэйборн. — Или его светлость передумает вообще жениться на вас.

Бледно-голубые глаза Редфилда сузились.

— Не бойтесь этого, моя леди. Я не передумаю. Ты будешь моей женой, — прошипел он Козиме. — Я буду владеть тобой.

— Нет, — отрезала Козима, — и через сто лет.

— Я думал, — холодно сказал лорд Редфилд, — что ты просто слишком скромна. Но теперь я вижу, что ты, как говорит твой дядя, эгоистична и неблагодарна. Я вылечу тебя от этого, когда мы поженимся. — Он подошел ближе к ней. — Я объеду тебя, как кобылу, моя дорогая, и ты поблагодаришь меня за это. Я научу тебя послушанию, а ты научишься подчиняться моим желаниям, как если бы они были твоими собственными. Ты будешь принадлежать мне так же, как любая кобыла в моей конюшне. Чем раньше ты сдашься, тем счастливее будешь. Чем дольше будешь сопротивляться, тем хуже будет наказание.

Козима гневно сказала:

— Вы не можете заставить меня выйти за вас замуж, сэр.

— Думаешь, нет? — он улыбнулся. — Поговорите с ней, Уэйборн. Объясните факты своей упрямой племяннице. Я буду ждать в моем отеле.

Он ушел с высоко поднятой головой.

— Это очень уродливое платье, — сказала леди Уэйборн. — Мы должны заказать тебе новую одежду.

— Замолчи, — раздраженно сказал ее муж. — Теперь, мисс, — продолжил он, поворачиваясь к Козиме. — В отсутствие твоего отца я выступаю в роли опекуна. Ты должна подчиняться мне или пострадаешь.

— Я не намерена вам подчиняться!

Подойдя к своей племяннице, леди Уэйборн взмахнула пухлой рукой, ударив Козиму по лицу открытой ладонью. Одно из ее колец порезало щеку Косимы. Нанеся удар, она повернулась к своему лорду, словно щенок, ожидающий похвалы от хозяина. Однако ее ждало разочарование, лорд Уэйборн был рассержен.

— Ты дура! — прорычал он. — Ты порезала ей лицо. Это лицо лорда Редфилда. Если она будет повреждена каким-либо образом, это повлияет на ее ценность. Глупая, глупая женщина! — Откинув руку, он нанес жене удар по лицу, от которого она пошатнулась.

Леди Уэйборн рухнула на землю, рыдая.



Глава 23


Бенедикт решил дать своей недовольной возлюбленной день-два спокойного размышления, надеясь, что ее горячий ирландский нрав остынет. Тщательно составленное письмо, которое он послал ей во вторник, было возвращено ему в среду неоткрытым. Это так разозлило его, что он забыл, что дает ей время остыть. Он пересек парк и постучал в дверь.

К его удивлению, на его стук ответил высокомерный слуга в сюртуке.

Бенедикт с нетерпением ожидал увидеть несимпатичное лицо Джексона, поэтому он задал абсурдный вопрос:

— Это вы? — Он был ошеломлен строгим величием слуги.

— Доброе утро, лорд Оранмор. Мне очень приятно снова видеть Вашу светлость.

Это одностороннее знакомство было еще большим сюрпризом.

— Кто вы, к дьяволу, такой? — Бенедикт потребовал, нахмурившись. — Где Джексон?

— Человек, на которого ссылается Ваша светлость, был уволен, — ответил мужчина. — Он пил, я верю.

— Нора?

— Ухаживает за леди Агатой, полагаю. Я Уиллоби, мой лорд.

— Уиллоби, — задумчиво повторил Бенедикт. — Я знаю вас, не так ли?

— Ваша светлость очень добр. — Мужчина улыбнулся. Он был из тех людей, что употребляют в своей речи как можно больше почтительности к вышестоящим. — Я прислуживал моему господину, лорду Уэйборну, по счастливому случаю брака сестры Вашей светлости с его милостью, герцогом Оклендом.

— Лорд Уэйборн здесь?

— Не в настоящее время, мой лорд. Вся семья отсутствует.

— О, — сказал Бенедикт, подавленный. — Тогда его светлость останется здесь? В этом доме?

— Да, мой лорд, — ответил Уиллоби. — И, конечно, леди Уэйборн. Не угодно ли Вашей светлости  оставить карточку?

— Конечно, естественно. — У Пикеринга были напечатаны тысячи новых карточек. Бенедикт с внезапной острой болью представил, как бы Джексон восхищался новыми визитками. Уиллоуби протянул простой серебряный поднос, на который была положена карточка. На Уиллоуби были девственно белые перчатки. Он не пах виски. — Когда вы ожидаете, семья вернется?

— Этим утром они посещают леди Серену Калверсток в Роял-Кресенте, — сообщил его светлости Уиллоби. — Мой лорд и моя леди будут рады узнать, что Ваша светлость нанес визит.

Бенедикт удалился в смущении. Он не знал, что дядя Кози был в городе; он не читал газету с должной осмотрительностью. Не удивительно, что его письмо отослали обратно запечатанным! Для холостяка было совершенно неуместно отправить письмо молодой девушке, с которой он не был помолвлен. Сначала он должен попросить разрешения у лорда Уэйборна, чтобы адресовать ей письма.

Он едва ли мог сделать это, если все еще был помолвлен с леди Сереной Калверсток.

Что за гладильный пресс!

И почему, черт возьми, они посещают Серену? Насколько Бенедикт знал, между дербиширскими Уэйборнами и Сереной не было особой связи.

Мисс Вон играла тихую, простую мелодию на рояле Broadwood в алькове, когда был объявлен лорд Оранмор. Бенедикт слышал, как она играет, когда дворецкий леди Серены проводил его наверх. Он узнал мелодию «Caro mio ben» и улыбнулся про себя. Так что ее характер остыл, в конце концов.

Козима перестала играть, но не покинула свое место. Леди Амелия сидела справа от нее в нише. Леди Элизабет была на коленях. Козима начала направлять пухлые розовые пальцы леди Элизабет на клавиши.

Серена вскочила, когда о ее женихе объявили.

— Мой лорд! Как мы рады вас видеть. — Она приcела в реверансе.

— Неужели? — грубо сказал он, давая свое лучшее представление в роли злодея. Почему Серена не разорвала помолвку, он был не в силах понять. Ни одна здравомыслящая женщина не захочет выйти замуж за мужчину, который постоянно на нее рычит. Он посмотрел вокруг. — Когда мы поженимся, Серена, я не позволю вам пользоваться этими духами. Я от них чихаю. Вы набрали вес? Вам нужно больше упражнений. Это платье самое неприличное! Вы в нем похожи на женщину, которой за сорок.

Кроме лорда и леди Уэйборн, присутствовали также лорд Редфилд и лорд Ладхэм. Лорд Редфилд с удивленным видом наблюдал за своими детьми в нише.

Лорд Ладхэм со стуком поставил чашку чая.

— Прошу прощения! — проговорил он сердито.

— Мой лорд! — Серена сказала быстро. — Я верю, вы знаете всех.

Улыбка лорда Уэйборна была маслянистой.

— Лорд Оранмор. Мы yслышали о вашем возвышении в тот момент, как только прибыли в Бат, — сказал он. Он стоял между креслом своей жены и башней из розовых и голубых леденцов. Леди Уэйборн, не подозревая, что тортy уже несколько недель, с тоской смотрела на него, но не смела дотянуться. Ее муж считал, что она и так чересчур толстая.

— Как чудесно! — Леди Уэйборн повторила вслед за своим лордом, причмокнув губами — в тот момент она подумала о пирожных. — Даже если это только ирландский титул. Вы должны быть в восторге. И скоро женитесь! При том на такой красивой девушке! Я называю ее девушкой, но, осмелюсь сказать, она прекрасная леди. Действительно прекрасная леди!

Лорд Уэйборн впился взглядом в свою тараторящую жену, затем неуклюже улыбнулся Бенедикту.

— А как поживает ваша любимая сестра, мой лорд?

— О, дорогая герцогиня! — воскликнула леди Уэйборн. — Я жажду увидеть ее. Она была такой красивой невестой. Полагаю, леди Серена тоже будет красивой невестой. И мисс Вон тоже, — щедро добавила она.

Лорд Редфилд резко встал и присоединился к мисс Вон и двум дочерям в нише. Он не хотел, чтобы болтливая леди Уэйборн испортила его сюрприз. Он положил руку на плечо мисс Вон.

— Вы как раз вовремя, чтобы услышать наши радостные новости, — сказал он, улыбаясь. — Мисс Вон наконец-то согласилась положить конец моей агонии.

Бенедикт начал удивленно:

— Агонии?

— Это прекрасное существо согласилось быть моей женой, — объяснил лорд Редфилд. — Мы должны пожениться завтра.

— Завтра! — Серена воскликнула от удивления. — Разве это не внезапно, мой лорд?

Редфилд холодно посмотрел на нее.

— Я не верю в долгие помолвки. — Он повернулся к своим дочерям. — Поцелуйте свою новую маму, — приказал он им. — Вы будете звать ее мамой и будете любить, как и я.

Амелия послушно поцеловала новую маму в щеку. Козима заключила детей в теплые объятия, когда лорд Редфилд продолжил:

— Свадьба состоится завтра в девять часов утра в аббатстве Бата. Я ожидаю, что вы все будете там. —Он посмотрел на лорда Оранмора. — Пожалуйста, милорд приходите тоже, вы ведь жених Серены. Серена, я надеюсь, ты соберешь вещи детей и приготовишь к дороге.

Серена была откровенно удивлена.

— Вы забираете девочек? Как? Всех?

— Конечно, — холодно сказал он. — Мисс Вон обожает их. После свадьбы мы поедем в Лондон на неделю или две. А потом отправимся в расширенный тур по континенту.

— Вы все?

— Конечно, будут слуги, — отрезал он.

Серена чувствовала, что ее мир разваливается. Ее единственным доходом был тот, который Редфилд давал ей на содержание своих четырех детей. Без этого она была настолько бедна, что у нее не было бы выбора, кроме как выйти замуж за этого отвратительного монстра, лорда Оранмора.

Она не смела бросить его. Насколько она знала, у него все еще были ее счета. Если она бросит его, он кинет ее в долговую тюрьму. Серена никогда не хотела его в мужья, но теперь была в ужасе от брака — oн начал показывать жестокость, о которой она раньше не подозревала. Она не хотела жить среди разгневанных, мятежных крестьян Ирландии. Она не хотела выходить замуж за мужчину, который был богат только по ирландским меркам. Она не хотела есть капусту. Когда Серена погрузилась в эти жалкие мысли, мисс Вонполучала поздравления.

— Вы очень счастливая молодая женщина, мисс, — сказал лорд Уэйборн своей племяннице.

— Действительно, — воскликнула леди Уэйборн. — Десять тысяч в год!

— Я рад за вас, мисс Вон, — сказал лорд Ладхэм. — Хотя, признаюсь, немного удивлен.

Редфилд выглядел сердитым.

— Удивлен, Феликс? Почему?

— Разве она не отказала вам? — сказал Ладхэм. — Что изменило ваше мнение, мисс Вон?

— Мисс Вон, — холодно сказал лорд Редфилд, — считала, что она не заслуживает этой чести. Я убедил ее, что она заслуживает. Это все.

Бенедикт не сказал ни слова. «Она никогда не сделает этого, — подумал он. — Она только наказывает меня». Он недооценил ее способность к жестокости, вот и все.

Мисс Вон вдруг засмеялась.

— Это не совсем так, мой лорд! — сказала она, улыбаясь Редфилду.

Редфилд напрягся. Он не хотел, чтобы ему противоречили.

— Я проверяла силу вашей любви, мой дорогой, — продолжала она, обнимая ребенка на коленях. — Я знала, что если вы действительно любите меня, то вернетесь. Но, если бы вы не любили меня, то просто ушли бы, попросили кого-то еще и забыли обо мне. — Она протянула ему руку и с обожанием посмотрела нa него. — Oчень рада, что вы прошли тест. Я только надеюсь, что вы не будете слишком разочарованы во мне, когда мы поженимся.

Редфилд расслабился, взял ее за руку и поцеловал.

— Моя красавица! Как будто я мог забыть вас. Вы должны были знать, что я не остановлюсь ни перед чем, чтобы завладеть вами.

Бенедикт больше не мог выносить это отвратительноe зрелищe. Если бездушная негодница думал, что этой нелепой шарадой она заставит его ревновать... ну, она была права.

— Что за мелодию вы играли, когда я вошел, мисс Вон? — резко сказал он. — Звучало знакомо.

Глаза девушки обратились к нему. Они были холодными и зелеными, как море. Ее характер сильно остыл. Он остыл до льда.

— Ничего, — сказала она с насмешливой улыбкой. — Только упражнения для пальцев. Это напоминает мне, лорд Ладхэм, — продолжила она, отмахнувшись от лорда Оранмора. — Я действительно должна вернуть фортепиaно, которое вы так любезно подарили мне. Что мой муж подумает обо мне, — продолжала она, когда Ладхэм начал протестовать, — если бы знал, что я принимаю подарки от других мужчин? Подумайте о моей репутации!

— Я вполне способен купить жене все, что она пожелает, — добавил Редфилд.

— Пожалуйста, сохраните его как свадебный подарок, — сказал Ладхэм. — Я настаиваю.

— Мне так повезло с мужем, что я не хочу никаких свадебных подарков, — мисс Вон прижала руку Редфилда к своей щеке. — Но с любезного разрешения Вашей светлости я могу передать его церкви. Они могли бы разыграть это, не так ли?

— Конечно, — согласился Ладхэм, раздраженный.

— Разве вы не сядете, лорд Оранмор? — cказала Серена, протягивая чашку чая.

Бенедикт проигнорировал ее.

— Где мисс Аллегра? Она не здесь?

— Конечно, она в школе, — холодно сообщила мисс Вон.

— А леди Агата, я полагаю, находится в спа на Стoлл-стрит?

— Да, конечно, — нетерпеливо сказал лорд Уэйборн.

Бенедикт пошел к мисс Вон в нише. Ее глаза расширились, и она обняла леди Элизабет и леди Амелию.

— Боюсь, я буду слишком занят, чтобы присутствовать на вашей свадьбе, мисс Вон, — холодно сказал он. — Пожалуйста, примите мои самые сердечные поздравления. Вы действительно очень счастливая молодая женщина.

Он вышел из комнаты без оглядки.

— Какой грубый человек! — воскликнула леди Уэйборн. — Никто бы никогда не подумал, что его сестра герцогиня. Он был очень недобр с вами, леди Серена. На вашем месте я бы не выходила за него замуж.

— Никто не спрашивал твоего мнения, — раздраженно оборвал ее лорд Уэйборн.

— Моя невеста выглядит уставшей, — заметил лорд Редфилд. — Вам следует отвезти ее домой, Уэйборн. Я хочу, чтобы она отдохнула до завтра. Вы пообедаете со мной сегодня вечером в моем отеле. Там будут документы для подписи и так далее.

— О! — сказала леди Уэйборн. — Мы будем рады поужинать с вами, мой лорд!

— Не ты, — жестко оборвал ее муж. — Зачем ты нужна лорду Редфилду за столом, глупая корова? Одного твоего взгляда достаточно, чтобы на неделю лишить человека аппетита. Мы обедаем с лордом Редфилдом вдвоем.

Леди Уэйборн вскочила на ноги.

— Пойдемте, мисс Вон! — позвала она солнечно. — Вы должны отдохнуть. Завтра у вас большой день.

Лорд Редфилд отправился с ними. Пичам пришел забрать детей, а Серена осталась наедине с лордом Ладхэмом. Серена закрыла лицо руками и разрыдалась:

— О, Феликс! Что мне делать? Я не могу выйти замуж за этого одиозного человека!

Лорд Ладхэм внезапно взял ее на руки.

— Конечно, ты не выйдешь за него замуж, глупая. Ты выйдешь за меня замуж!

— Я не могу выйти за тебя замуж, — завопила она. Задыхаясь от рыданий, она рассказала ему о счетах, которые лорд Оранмор держал над ее головой, как дамоклов меч. — Я должнa ему десять тысяч фунтов! Если я брошу его, он кинет меня в долговую тюрьму! Я знаю, он сделает это, потому что он такой же жестокий, как Редфилд.

Ладхэм нахмурился.

— Редфилд был недобр с тобой?

— Чудовищнo. У него были мои счета до того, как их получил лорд Оранмор.

Она предпочла не уточнять.

— Не бойся, — сказал лорд Ладхэм. — Никто не бросит мою жену в долговую тюрьму. — Он вынул носовой платок и высушил ее глаза.

— О, Феликс! — сказала она, радостно сморкаясь. — Я была уверена, что ты б меня возненавидел, если бы знал.

— Возненавижу тебя? После всех ошибок, которые я сделал, я рад твоим.

— Рад!

— Да, — подтвердил он. — Ты всегда была рядом со мной, когда я попадал в переделки. Теперь моя очередь быть опорой для тебя. Ты, казалось, никогда не нуждалась во мне.

— О, Феликс! — Она таяла в его объятиях, как восторженная школьница, едва решаясь поверить, что это действительно происходит с ней. — Ты мне так нужен! Ты не представляешь, как сильно ты мне нужен.


Лорд Оранмор направился на Стoлл-стрит, чтобы оценить ситуацию. Однако вскоре он увидел, что из этого ничего не выйдет. Было совершенно невозможно похитить леди Агату из женских ванн.

Тогда это должна быть мисс Аллегра. После того, как Элли окажется в его лапах, он отправит мисс Вон выкуп с требованием, чтобы она бросила лорда Редфилда и вышла замуж за него, лорда Оранмора. Он знал, что мисс Вон сделает все возможное, чтобы вернуть сестру.

Он пошел в семинарию мисс Булстроуд для молодых леди и позвонил в колокол на двери.

Экономка провела его в аккуратный кабинет с массивным письменным столом и мебелью с обивкой из конского волоса. Мисс Булстроуд поднялась со стyла, онa выглядела взволнованной.

— Я — лорд Оранмор, — властно сказал Бенедикт. — Приведите мисс Аллегру Вон немедленно. Я ее кузен.

— Мой лорд! — Мисс Булстроуд нервно облизнула губы.

— Я спешу, Булстроуд, — сказал он, высокомерно насмешливо. — Я женюсь на ее сестре утром, так что, как видите, я практически ее опекун.

— О! — сказала мисс Булстроуд, затаив дыхание. — Но я поняла, что мисс Вон должна выйти замуж за маркиза!

Серые глаза Бенедикта впились в женщину.

Я маркиз, глупая старуха, — резко сказал он. — Маркиз Оранмор. А теперь приведите мисс Аллегру, пока я не вышел из себя.

— Сию секунду, мой лорд! — вскрикнула мисс Булстроуд. Она выскочила из комнаты.

— Я должен так думать! — он рявкнул, затем сел на диван и зажег сигару, чтобы успокоить нервы. Раньше Бенедикт никогда никого не похищал, и теперь становился все более грубым и угрожающим. Ему на мгновение пришло в голову, что, возможно, он сходит с ума, но затем отклонил эту мысль. Когда человек сходит с ума, ему никогда не прийдет в голову, что он может сойти с ума. Так думают только здравомыслящие люди.

Мисс Булстроуд торопливо вернулась с Аллегрой на буксире, и он поспешно отбросил свою черуту.

— А, мисс Аллегра, — промолвил он напыщенно, пoдавая ребенку два пальца для пожатия. — Я пришел, чтобы отвезти тебя домой.

Какие-то бумаги на столе мисс Булстроуд внезапно загорелись.

— Мне очень жаль, — Бенедикт на минуту забыл быть высокомерным аристократом. — Боюсь, я, возможно, бросил мою сигару на ваш стол по ошибке. — Он взял вазу с цветами и вылил ее содержимое на стол директрисы. Огонь погас.

— Все в порядке, милорд, — сказала мисс Булстроуд с льстивой улыбкой на лице.

Бенедикт нанял карету. Она ожидала снаружи.

— Это не путь к Камден-Плейс, — подозрительно заметила Аллегра.

— Нет, — признался он. — Буду честен с тобой, мисс Аллегра: я не везу тебя домой. По крайней мере, не сразу. Я похищаю тебя. Знаю, что это очень неправильно, но с этим ничего не поделаешь. Я просто не могу позволить твоей сестре выйти за лорда Редфилда. Надеюсь, что ты сможешь простить меня однажды. Ты поймешь, когда станешь старше, — добавил он с сомнением.

Элли обняла его и прижалась к нему.

— О, слава Богу!

— Тебе он тоже не нравится? — догадался Бенедикт.

— Я ненавижу его! — воскликнула Элли. — Как и Кози! Единственная причина, по которой она согласилась выйти за него замуж, то, что они держали меня в плену в школе! Я была запертa на чердаке в течение нескольких дней и ничего не ела, кроме хлеба и воды. Я чахну!

На самом деле она выглядела не такой розовощекой, как обычно.

— Это, — вскипел он, — подло.

— Это, — мрачно ответила Элли, — мой дядя. Он продал Кози лорду Редфилду за десять тысяч фунтов! Он заставляет ее выйти за него замуж — в аббатстве Бата!

Бенедикт застонал. Его чувства были настолько ослеплены, что он не уловил этой важной детали. Конечно, Кози никогда не согласилась бы на венчание в батском аббатстве по протестантским обрядам. Она даже пыталась привлечь его внимание к этому, когда упомянула о передаче ее фортепиано церкви. Oна сказала ему, где найти Элли. И — самое главное — она играла «Caro mio ben», когда он приехал.

— Я такой дурак, — пробормотал он. — А ваша мать, мисс Аллегра? — сказал он быстро. — Она действительно в спа?

— Мы не знаем, где она, — ответила Элли. — Дядя Уэйборн подписал несколько бумаг, и доктор забрал ее. C ним были какие-то люди. Кози попыталась остановить их, но доктор налил что-то на носовой платок. Он положил его ей на нос и рот и… и…

К его ужасу, Элли начала плакать.

— Она упала так быстро, я былa уверена, что она мертва! Они понесли ее наверх и заперли в комнате. Это был последний раз, когда я ее видела.

Бенедикт достал свой платок.

— Не плачь, мисс Аллегра, — сказал он. — Все будет хорошо.

Он чувствовал себя довольно спокойно, почти безмятежно.


Лорд Уэйборн взял банкноту в десять тысяч фунтов и положил в карман. Он откинулся на спинку стула у стола в частной столовой отеля «Йорк Хауз» и без конца благодарил гостприимного хозяина, пока официант наполнял его стакан великолепным портвейном, разлитым в бутылки в прошлом веке.

— Тост за жениха и невесту, — сказал он, поднимая бокал.

— За меня, — согласился лорд Редфилд, поднимая свой бокал тоже.

Дверь распахнулась, и в комнату ворвался толстый констебль. Все полицейские Бата втиснулись в комнату позади него, вооруженные пистолетами и дубинками.

Лорд Редфилд пролил на себя портвейн.

— Вы под арестом! — закричал толстый констебль.

— Как ты смеешь! — взорвался лорд Редфилд, подпрыгивая от неожиданности. — Я маркиз Редфилд! Это граф Уэйборн. Вы прерываете частный ужин!

Констебль хмыкнул, невпечатленный.

— Ты — чертов мошенник, вот кто ты есть! Я научу вас, как выдавать себя за лорда и англичанина, боже, вы, ирландские собаки! Лорд Оранмор предупредил нас, что вы будете использовать эти самые имена.

Лорд Оранмор вошел в комнату следом.

Это, — сказал он ядовито, указывая на лорда Редфилда, — это Патрик О'Тул, а тот, — с равным презрением он указал на лорда Уэйборна, — Симус О’Рейли. У меня есть все основания полагать, что они планируют убить принца-регента. Выдавать себя за лорда Уэйборна было самой большой ошибкой, которую вы могли совершить, мистер О’Рейли. Лорд Уэйборн мой кузен.

Бенедикт улыбнулся. Это не была милая улыбка.

— Но-но-но я ваш кузен, сэр! — заикаясь, крикнул лорд Уэйборн. — Я не ирландец! Вам кажется я говорю как ирландец? — он обратился к констеблям.

Лорд Оранмор усмехнулся.

— Ирландцы одаренные мимики. Их можно часто увидеть на сцене, звучат так же, как вы и я, констебль. Вот что делает их такими опасными.

Лорд Уэйборн выбросил руку в обвинительном жесте.

Он — вот кто ирландец!

Толстый констебль засмеялся.

— Полагаю, — холодно сказал лорд Редфилд, — что Серена пожаловалась на мое обращение с ней. Ну, она сама напрашивалась на это, маленькая шлюха. — Он резко рассмеялся. — Она умоляла об этом. И снова будет. Шлюха однажды, всегда шлюха.

— Как вы смеете, — выплюнул лорд Оранмор, — так говорить о принцессе?

— О нет, он не смеет! — закричал толстый констебль, не останавливаясь, чтобы сообразить, что ни одну из принцесс не зовут Сереной. — Принесите цепи!

Толстый констебль решил, что эти два ирландца не сбегут, как предыдущий. Лорда Редфилда cвели вниз в толпе мускулистых констеблей с дубинками.

— Я уничтожу тебя за это, — завопил он, когда они сковали его.

— Лучше обыщите их, констебль, — посоветовал лорд Оранмор. — Они могут быть вооружены.

— Вот это да! — взревел констебль. — У этого банкнота на десять тысяч фунтов!

— Без сомнения, для покупки вооружений, — сказал лорд Оранмор. — Лучше позвольтe мне забрать это. Доказательства. — Он сунул банкноту в карман пальто.

— Почему вы так со мной поступаете? — вопил лорд Уэйборн. — Подумайте о моей бедной жене! И бедная мисс Вон! Завтра у нее день свадьбы!

Стражи потащили их обоих в сторожевую будку констебля.

Лорд Оранмор достал часы и щелкнул языком.

Когда Бенедикт выходил из отеля «Йорк», он почти столкнулся с лордом Ладхэмом

— Мой лорд! — они оба сказали одновременно.

— Я пришел сюда, чтобы найти Редфилда, — объяснил лорд Ладхэм.

— Боюсь, вы только упустили его.

— Тогда я разберусь с ним позже. Мне придется иметь дело с вами сейчас, лорд Оранмор.

Бенедикт выглядел извиняющимся.

— У меня совсем нет времени, мой лорд. Возможно, в другой раз…

— Тогда я буду краток, лорд Оранмор: Серена не хочет выходить за вас замуж. Я пришел забрать ее счета у вас.

— Какие счета? — спросил Бенедикт с нетерпением.

— Не делайте вид, что не понимаете меня, сэр! Я имею в виду счета, которые вы выиграли в карточной игре. Вы использовали их, шантажирyя Серену, чтобы она вышла за вас замуж.

Бенедикт открыл рот, чтобы отрицать поклеп, затем снова закрыл его.

— О, эти счета! Я не знал, что это — Серены. Я думал, что они принадлежали другой леди.

— Вы что? Где они?

— Я найду их, — пообещал Бенедикт. — На самом деле, я очень ограничен во времени.

Он достал банкноту, которую констебль нашел в кармане лорда Уэйборна.

— Пожалуйста, передайте это леди в знак моей доброй воли. Даю слово джентльмена, что Серена больше никогда не будет обеспокоена этими счетами. Прощайте.

Он оставил Ладхэма, с открытым ртом уставившегося на банкноту. Представить только, что кто-то носит при себе столько денег!


— Уиллоуби! — взвизгнула леди Уэйборн, когда дворецкий совершенно неожиданно открыл дверь в гостиную. Ее светлость лежала на диване с коробкой конфет на животе. Она с трудом уселась, положив коробку с шоколадом на пол. — В чем смысл этого вторжения? Как ты смеешь?

— Извините, что беспокою вас, моя леди, — Бенедикт шагнул в комнату. — Но я только что получил письмо от моей сестры герцогини. Я подумал, что вы захотите прочитать его.

Леди Уэйборн теперь была на ногах, а Уиллоуби выбрасывал коробку с шоколадом.

— О! — воскликнула она в восторге. — Герцогиня! О, заходите, лорд Оранмор! Уиллоуби! Чай! — Ее маленькие свиные глаза внезапно загорелись. — Или вы предпочитаете херес, мой лорд? Херес для его светлости, Уиллоуби. — Уиллоуби осторожно удалился.

Леди Уэйборн села.

— Умоляю, садитесь, мой лорд. Как хорошо, что вы пришли ко мне. Мой муж так мной пренебрегает! — Она застенчиво затрепетала ресницами. — Но на самом деле не нужно было обращаться к бедному Уиллоуби. Я бы никогда не отказала вам в приеме. Как дорогая Джульет? Ждет ребенка, я верю? Да, прошло уже больше года с тех пор, как состоялся брак. Я подарила моему мужу сына и наследника ровно через девять месяцев после свадьбы, — злорадствовала она, прихорашиваясь. — Надеюсь, ее милость не бесплодна. Тогда герцог будет вынужден развестись с ней. Какая жалость, если это произойдет! Я считала, что это был брак по любви.

— Мы всегда рады новостям о дорогой герцогине, — продолжила она, беря листок бумаги, который он предложил. — Так оригинально! Кто слышал о свадебном путешествии в Канаду? Мой лорд Уэйборн был убежден, что это самая неразумная идея. Oпасно близко к тем неблагодарным американским дикарям! Она посмотрела на страницу: «Если ты когда-нибудь захочешь снова увидеть свою сестру», — прочитала она.

Бенедикт вырвал у нее листок бумаги.

— Э-э… неправильное письмо, — пробормотал он. — Вот. — Он вынул письмо своей сестры и передал его леди Уэйборн.

Леди Уэйборн схватила его с нетерпением.

— Мисс Вон дома? — поинтересовался он торопливо.

— Бедняжка просто устала, — ответила леди Уэйборн, ее глаза были прикованы к письму герцогини. —Сгорела до розетки! Доктор Грэнтэм запретил ей покидать кровать до завтрашнего утра. О, ее милость ничего не говорит о моем младшем сыне, — разочарованно выдохнула она.

— Что-то о Джеймсе на другой стороне, — припомнил он, и женщина с нетерпением перевернула письмо. — Две тысячи в год, по-моему. Я очень надеюсь, — продолжал он, — что вы не забыли запереть мисс Вон в комнате. Мы не можем позволить ей сбежать, не с завтрашней свадьбы.

Леди Уэйборн встревожилась.

— Все в порядке, — сказал Бенедикт. — У лорда Уэйборна и у меня нет секретов друг от друга.

Она моргнула в замешательстве.

— Да?

— Нет, конечно. На самом деле, я только что приехал из «Йоркa». — Он снова улыбнулся. — Я приехал сюда в надежде найти вас одну, леди Уэйборн.

— О! — сказала леди, краснея. — Почему?

— Я хочу сделать что-то шокирующе неприличное, конечно, — ответил он. — Вы не забыли запереть мисс Вон? Было бы стыдно, если бы нас прервали.

Конечно, я не забыла запереть дверь, вы, гадкий человек, — воскликнула леди Уэйборн. — Вот ключ, если вы мне не верите.

Она вытащила большой черный ключ из необъятного бюста, показала ему, а затем положила обратно.

— Я так рад, — ласково сказал он.

— Не то чтобы это было вообще необходимо, — поделилась с ним леди Уэйборн. — Доктор дал нам кое-что, чтобы помочь ей спать.

— Конечно, лауданум, — покачал головой Бенедикт.

Леди Уэйборн выбрала высокую бутылку из нескольких на столике рядом с ней.

— Мы не можем давaть ей лауданум — она отказывается его пить. Сражается как тигр. Мы используем эфир. Моя горничная прижимает ее к себе, и я кладу ей на нос и рот носовой платок. Так просто! Конечно, она худенькая девушка, eй много не требуется.

Бенедикт взял бутылку у ее светлости и подошел к окну, чтобы прочитать этикетку.

— Это безопасно, как вы думаете?

— Д-р Грэнтэм уверяет нас, что это очень безопасно и конфиденциально, —заверила леди Уэйборн.

Она удивленно взвизгнула, когда носовой платок внезапно накрыл ее нос и рот. Леди Уэйборн была крупной женщиной. Она не упала сразу, но пинала его ногами и боролась. В течение одного ужасного момента Бенедикт боялся, что убил женщину.

Затем она начала храпеть.

Он осторожно протянул руку к груди женщины и вытащил ключ. Он был жирным от масла для тела ее светлости.

Бенедикт не мог представить ничего более шокирующе неприличного, чем это.

Он позвонил в звонок. Когда появился Уиллоби, Бенедикт спокойно сказал:

— Ее светлость слишком много выпила, вам лучше уложить ее спать. Я могу сам найти дорогу к выходу.

— Только не опять, — пробормотал Уиллоуби. Он вышел за лакеями и горничной леди Уэйборн.

Бенедикт спустился вниз и со стуком открыл входную дверь. Затем снова закрыл еe и побежал вверх по лестнице. Он прошел в комнату Козимы и отпер дверь.

Комната была темной как смола. Бенедикт вытащил коробок со спичками и зажег спичку. Козима был привязана руками и ногами к железной кровати. Она была без сознания. Они не удосужились раздеть ее полностью, но ноги девушки были босыми. Парик исчез.

— Козима! Кози! Просыпайся!

Ее глаза открылись.

— Бен, — прохрипела она.

Спичка обожгла его пальцы, и Бенедикт уронил ее. Oн зажег другую спичку и побежал к Кози.

— Не думай обо мне, — прошипела она. — Бен, ты должен найти Элли! Мама в больнице, но они не говорят мне, где держат Элли! Ты...

Он нашел свечу и зажег ее.

— Элли у меня, — коротко сказал он.

— Элли у тебя? — повторила Кози. — Элли у тебя, а я не сплю?

Бенедикт поцеловал ее.

— Ты не спишь. Теперь давай вытащим тебя отсюда.

Он достал свой карманный нож и разрезал ее узы.

— Ты можешь идти?

— Думаю, дa, — сказала она, но совершенно ошибaлась. Из-за эфира ноги так ослабели, что не держали ее. Она упала на кровать, как тряпичная кукла.

— Ублюдки, — прорычал он. — Я понесу тебя.

Она грустно на него посмотрела.

— Ты не можешь сделать это, Бен. Я пойду сама. Я справлюсь.

— Неужели? — холодно сказал он. Бенедикт схватил ее под коленями, когда она подтянулась к краю кровати, и в следующую минуту она перевернулась. Ее низ был на его плече, левая рука Бенедиктa была похожа на железную полосу вокруг ее бедер.

У Кози кружилась голова.

— Думаю, меня стошнит, я сейчас вырву — простонала она.

— Вырви, — отрезал он, выпрямляясь. Легче перышкa, она согнулась пополам. Он услышал, как ее рвет.

— Ты никогда не справишься со всеми этими ступеньками, — просила она. — Действительно, я могу идти. Бен, ты упадешь и поранишься. Поставь меня!

— Это так приятно, — сказал он, — быть с женщиной, которая уверена во мне! Я снесу тебя вниз по этой лестнице, мадам, и это мое последнее слово.

Он понес ее на площадку. Уиллоуби удивленно посмотрел на них. Два лакея вынесли леди Уэйборн из гостиной. Они тоже остановились и удивленно посмотрели на лорда Оранмора.

Бенедикт, недолго думая, крикнул:

— Дом в огне. Каждый должен выйти как можно быстрее. Не...

Уиллоуби вскрикнул от ужаса. Лакеи бросили леди Уэйборн и разбежались во все стороны. Горничная леди Уэйборн вылетела из спальни ее светлости, вопя:

— Пожар!

Бенедикт спокойно переступил через инертное тело леди Уэйборн.

— Что ты с ней сделал, Бен? — с любопытством спросила Козима.

— Эфир, — коротко ответил он.

— Мы не можем оставить ее, Бен. Мы не можем позволить ей сгореть в пожаре.

— Не будь глупой, — отрезал он. — Дом не горит.

— Это не так? Но ты сказал...

— Я солгал, любовь моя. Я врал!

Кряхтя и пыхтя, он нес ее до конца. Слуги очень любезно оставили дверь открытой. Бенедикт отнес ее к ожидающей карете и посадил рядом с сестрой. Аллегра никогда не видела свою сестру без ее светлого парика.

— Святая муха! Что они с тобой сделали?

Бенедикт забрался в карету. Козима, c белым как мел лицом, изо всех сил старалась не вырвать. Она прислонилась к стенке кареты, держась очень неподвижно, затем открыла глаза и тихо спросила:

— Мама?

Он улыбнулся ей.

— Боюсь, что у меня нет полномочий противостоять приказам вашего дяди, — извиняющимся голосом сказал он, — если, конечно, ты не выйдешь за меня замуж.

В ее глазах появился блеск.

— Это шантаж, — сказала она слабо.

Он улыбнулся ей.

— Черный — мой любимый цвет, — напомнил он. — Как ты думаешь, отец Маллон поженит нас сейчас, даже если ты настолько одурманена, что не можешь стоять?

— Поженит, — заверила она его, — когда услышит мою исповедь.



Эпилог


Два месяца спустя лорд Оранмор впервые выступал в Палате лордов. Его красивая молодая жена сидела в галерее.

— Разве вы не видите, мои лорды: если это может случиться с лордом Уэйборном и лордом Редфилдом, это может случиться с любым из нас! Посмотрите на них — так сильно искалечены и избиты, что я почти не узнал их!

Лорд Редфилд с ненавистью уставился нa него. Его лицо исцелилось, но уши были отрезаны и исчезли навсегда. У лорда Уэйборна на лице навечно застыло выражение шока.

— Глядя на них, можно почти поверить, что их пытали! — Бенедикт продолжил. — Но лорд Ливерпуль уверяет нас, что британское правительство не мучает людей, и, естественно, я верю слову джентльмена!

Лорд Ливерпуль выглядел решительно опечаленным.

— Мои лорды, я предупреждал вас, что приостановка habeas corpus на Британских островах приведет к таким ужасающим злоупотреблениям властью, не так ли? Я настоятельно призываю вас, мои лорды, исправить трагическую ошибку лорда Ливерпуля, прежде чем какой-то невинный человек пострадает, как пострадали лорд Уэйборн и лорд Редфилд.

Заняв свое место, лорд Оранмор посмотрел на свою прекрасную молодую жену на галерее и улыбнулся. Ее светлость была элегантно одета в костюм ультрамариново-синего цвета. На голове была крошечная синяя шляпа с вуалью до глаз.

— Я уничтожу этого ирландского ублюдка, даже если это будет последним, что я сделаю, — прорычал лорд Редфилд.

Принц-регент поманил премьер-министра. Его лорнет был приклеен к глазу, когда он смотрел на видение ярко-синего цвета.

— Кто эта красивая молодая женщина в галерее?

— Это леди Оранмор, Ваше высочество, — ответил лорд Ливерпуль.

— Да, но кто она? — его высочество спросил с нетерпением. — Где он ее нашел?

— Это племянница лорда Уэйборна, — ответил премьер. — Она собиралась выйти замуж за маркиза Редфилда, но лорд Оранмор украл ее.

Принц-регент посмотрел на лорда Оранмора через лорнет.

— Интересно, — сказал он.


ПРИМЕЧАНИЯ


1 Ирландское слово «ciotóg», означающее «левша», но также имеет отголоски чего-то гораздо более странного, дикого, возможно, тронутого самим дьяволом.


2 Bona fide — лат. «добросовестность, честные намерения».


3 Название спа.


4 Откровениe Иоанна Богослова: «...тот будет пить вино ярости Божией, вино цельное, приготовленное в чаше гнева Его».


5 Плачевная песнь пророка Иеремии, в которой выражается скорбь о бедствии, постигшем израильский народ.


6 Tempus Fugit — лат. пословица: «Время летит».


7Игра в 15, пятнашки, такен — популярная головоломка.


8Сut Direct — «отрезать», «прямое сокращение» или «прямой отказ» — английский термин, который означает публичное оскорбление и часто использовался в эпоху регенства. Люди притворяются, что не видели кого-то, когда ясно видели — то есть отрезают этого человека. Другими словами, отказ от знакомства.


9 Лорд-лейтенант — высший представитель английской короны в Ирландии до провозглашения Ирландского Свободного государства.


10 Меровингскоe искусствo — искусство периода правления франкской династии Меровингов, правившей в V-VIII веках на территории современной Франции и части Германии.


11 «Трагическая история жизни и смерти доктора Фауста», пьеса Кристофера Марло, написанная в конце 16 века. Перевод Н.Амосовой.


12 Игра слов. Итон (англ. Eton) — частная британская школа для мальчиков. Eat on произносися как Ит он — слэнг — выполнять оральный секс.


13Tabula rasa — лат. «чистая доска», переносный смысл — начать с чистого листа.


14 Habeas corpus лат. — понятие английского права, которым гарантировалась личная свобода.


15 Англ. поговорка: «Every dog has its day» — «Каждому когда-нибудь повезет».


16Mavouneen — ирланд. «моя дорогая».


17 Меренга — десерт из взбитых и запечeнных яичных белков с сахаром и сливками.


18 Беллик (англ. название фирмы — Belleek) — высококачественный фарфор.


19 Черру Вон — Cherry Vohn англ. инициалы CV = 105 — римскими цифрами.