Очень плохой босс [Елена Алексеевна Шолохова] (fb2)
1.
Ксюша
В восемнадцать ноль-ноль весь отдел клиентского обслуживания как по свистку вскочил, энергично подхватил сумки, зонтики, куртки, плащи и суетливо покинул поле боя.
Насчёт боя я немного утрирую, но клиенты, знаете, попадаются всякие. До кровопролития, конечно, не доходит, а вот до слёз — случается.
В пять минут седьмого в просторном помещении-опенспейс на дюжину рабочих мест не осталось никого, кроме меня и Славика, моего мужа.
С тех пор, как два года назад оба почти одновременно устроились в эту компанию, мы с ним буквально неразлучны. Живём вместе, работаем вместе, никуда друг без друга.
— Славик, только ты, пожалуйста, не злись, — прошу я его, пытаясь заглянуть в глаза мужа. — Но я должна поехать… И потом, это же всего дня на три. В субботу вечером вернёмся, Алла Аркадьевна сказала.
Но он злится и отворачивается. Раздувает тонкие ноздри, щурится, хмурится, смотрит в огромное панорамное окно, за которым в чернильных сумерках мерцает огнями вечерний город.
Мне хорошо знакомо это выражение лица. Оно сулит как минимум недельный бойкот. Но это будет чуть позже, а сейчас Славик обиженно процедит что-нибудь в духе: он привык, что мне на него плевать, что я карьеристка, эгоистка и самая скверная жена на свете.
— А смысл злиться? — выдержав паузу, он гордо вскидывает голову. — Это же всё равно ничего не изменит. У тебя же теперь должность! Всякие срочные, важные дела у тебя, всякие командировки, а муж… так, бесплатное приложение.
— Нет, — бормочу я, но Славик не даёт вставить и слова.
— Ксеня, я тебя на работе вижу больше, чем дома. Ты на прошлой неделе вернулась из командировки и опять… Ты же только ночевать приходишь с тех пор, как тебя повысили. Ой, вот только не надо этого покаянного взгляда. Актриса ты так себе, Ксеня. Я прекрасно знаю, что тебе плевать и на меня, и на моё мнение. Ты только рада…
— Вовсе нет! — искренне возражаю я. Хотя подобный разговор возникает уже третий раз за последний месяц, и я чувствую себя немного глупо, повторяя одни и те же доводы. — Ничего я не рада и очень дорожу твоим мнением, Славик. Просто сейчас такой период. И будь моя воля, я бы, конечно, отказалась от командировки.
Он недоверчиво хмыкает и кивает: ну-ну. Я пылко продолжаю:
— Честное слово! Думаешь, мне охота куда-то сейчас тащиться? Полночи трястись в газели? Я же с ног валюсь от усталости. Да я бы счастлива была просто оказаться дома, с тобой… Но ты же знаешь, что нельзя так… Ну не могу я отказаться…
— Угу, — снова хмыкает Славик, — партия сказала: «Надо», Ксения Андреевна ответила «Есть!».
— А что, по-твоему, мне надо было ответить? Я должна была сказать Алле Аркадьевне: не хочу и не поеду?
— Конечно, нет! — Славик резко поворачивается ко мне и делает круглые наигранно-испуганные глаза. — Что ты? Как можно! Вдруг тебя твоей должности лишат.
«Должность» он произносит с особым акцентом и интонацией. Обвиняющей и одновременно язвительной.
— Всё, я домой, — Славик огибает меня и стремительно шагает к стеклянным дверям. Не оборачиваясь, небрежно бросает: — Счастливого пути.
Мне по привычке хочется остановить его, рассказать, какой он замечательный, подольститься, помириться… но я и впрямь чертовски устала. И физически, и морально.
Вчера-позавчера пришлось задержаться на работе допоздна — был завал с квартальной отчётностью. А утром на планёрке Алла Аркадьевна, наш коммерческий директор, огорошила новостью: она едет в Зеленогорск с ревизией, и я, как начальник отдела клиентского обслуживания, еду вместе с ней. Выезжаем на служебной машине сегодня в восемь вечера, чтобы завтра быть уже там.
Вместо обеда я моталась домой — в спешном порядке собирала в дорогу вещи. Потом — с дорожной сумкой приползла обратно на работу. Текущие дела, увы, никто не отменял.
Я догадывалась, что Славик обидится и психанёт, потому что в последнее время он как-то особенно болезненно на всё реагирует. Ну и вот, пожалуйста — обиделся и психанул. Но что я могу поделать?
Я ведь и правда не хочу ехать ни в какую командировку. У меня гудят ноги, ломит спину, затылок, виски. У меня хронический дефицит сна, в глазах рябит и летают мушки. Я голодна, в конце концов. Так что сил на уговоры Славика нет никаких. Поэтому я молча провожаю тоскливым взглядом его спину, обычно немного сутулую, но сейчас прямую и гордую.
Ничего, вернусь — помиримся.
Мои подруги Лёлька и Эллочка — последняя тоже, кстати, наша коллега, — вообще советуют помариновать Славика подольше, когда он вот так обижается.
Особенно Эллочка к нему нещадна. Едва заходит разговор, сразу начинает: «Ну, не будь ты такой мямлей, Ксю. Распустила ты его. Всё ему позволяешь. Возишься с ним как с дитём малым. Вот он и возомнил себя пупом земли, а чуть что не так — сразу в позу встаёт. Знает, что ты первая прибежишь мириться. А ты попробуй выдержать характер. Обиделся — ну и хрен с ним. На обиженных воду возят. Себя тоже уважать надо…».
И я понимаю умом, что она отчасти права, но мне проще помириться, чем терпеть враждебную обстановку. К тому же, Эллочка необъективна. Приписывает моему Славику много лишнего. Говорит, например, что он злится не из-за того, что я пропадаю на работе, а потому, что меня повысили, а его — нет. Потому что он — простой специалист, а я — начальник отдела. Вот, мол, он и психует от зависти. Ну это же ерунда! Не такой он…
2
Едва Славик исчезает за стеклянной дверью, я буквально валюсь в своё кресло, сбрасываю туфли на высоченных шпильках и, откинувшись, закрываю глаза.
Надо бы, конечно, обработать заявки сложных клиентов, составить отчёт по тем должникам, что передаём юристам, проверить, разнесены ли счета, в общем, много всего срочного, но так не хочется сейчас ничего делать… Не хочется, но надо…
Я честно борюсь с усталостью и ленью и проигрываю…
— Ксения… Ксения Андреевна… Ксюша… — Кто-то зовёт меня издалека. Ой, нет, не издалека, рядом, практически над ухом.
Я вздрагиваю и открываю глаза. Неужели уснула? Сама не заметила…
Алла Аркадьевна нависает надо мной скалой, такая же высокая, необъятная, могучая.
— Что, Ксения Андреевна, совсем вымоталась? — спрашивает меня с сочувствием, пока я продираю глаза.
— Немножко. Но я уже в порядке.
— Ну, слушай, это не дело. Езжай-ка ты домой.
— А как же Зеленогорск? — спрашиваю я. — Нет, правда, я нормально.
— Нормально она… — фыркает Алла Аркадьевна. — Я еле до тебя докричалась. Совсем тебя тут заездила, видать. Ладно, с Зеленогорском я и сама управлюсь, а ты — марш домой. Выспись как следует.
— Но я могу… — неуверенно лепечу я приличия ради, а в душе не верю своему счастью.
— Ну да, загнёшься, а я виновата буду. Служба охраны труда мне потом устроит… Так что давай, дуй домой, голубушка. Жертвы нам не нужны. И знаешь что, возьми-ка ты и завтра отгул, у тебя уже порядком их накопилось. Отдохни, сил наберись. Иди-иди, обрадуй Вячеслава, а то он в последнее время ходит мрачный и дёрганый.
Я готова обнять необъятную Аллу Аркадьевну и расцеловать её в пухлые румяные щёки, но, боюсь, она не поймёт, поэтому благодарю скупым, но искренним спасибо.
— Молодёжь, — качая головой, усмехается она. — Ну всё, беги уже давай.
Я и побежала. Точнее — поплелась, как старая замученная кляча. Не очень-то разгонишься с дорожной сумкой, которая почему-то к концу дня стала в два раза тяжелее, чем была в обед.
По пути, уже у самого дома, захожу в супермаркет. Покупаю тортик «Тирамису» (Славик его любит), профитроли с творожным кремом (это мы любим оба), бутылку красного полусухого (мириться же будем), фруктов, Пармезан, помидорки черри, багет, зелень, курочку-гриль ещё горячую…
На этом пресекаю порыв скупить всё, что вижу, напоминая себе, что иначе до дома просто не дотащусь.
Я и так еле-еле добираюсь до подъезда с остановками на передышку каждые пять шагов. А там уж добрый сосед любезно помогает донести мою поклажу до лифта.
Жму кнопку одиннадцатого этажа и приваливаюсь спиной к холодной стене кабинки. Всё-таки здорово, что Алла Аркадьевна не потащила меня за собой.
Сейчас приду домой, переведу дух и примусь за ужин. Жаль только — не купила какой-нибудь готовый салатик. Ну ничего. Черри и зелень — чем не салат? Сыр ещё нарежу, курочку подогрею, виноград, сливы, абрикосы выложу на блюдо. Ну и главный козырь — вино. И накрою не в кухне, а в гостиной. Кажется, где-то были у нас ароматические свечи. На антресолях, по-моему. Достану! А то так и заваляются без дела.
Славик сначала изо всех сил будет изображать обиду, но не устоит. Он — раб своих пристрастий и вкусно поесть просто обожает. Так что быстро капитулирует. Затем мы выпьем вина, ну а потом скрепим мир сексом.
Если честно, я бы предпочла без секса, энергия и так на нуле, но оно как бы принято… К счастью, Славик это дело не размусоливает. Трах-бах и отстрелялся. А уж пару минут ради мира в семье я потерплю.
Выхожу из лифта, звоню, жду…
3
Однако Славик открывать мне не торопится.
Прислушиваюсь — за дверью тишина, никаких шагов. Спать, что ли, так рано лёг? Хотя нет. Наверняка играет по сети в эти свои танчики. И как всегда в наушниках.
Порывшись в сумочке, достаю ключи, открываю сама. В полутёмной прихожей натыкаюсь на его ботинки и еле удерживаю равновесие. Чёрт! Сколько раз просила его поменять лампочку, а он только обещает: завтра, завтра… Я бы и сама уже поменяла, но потолки в этой квартире высоченные.
Слышу, из ванной доносится шум льющейся воды.
О, ну ясно. У нас не танчики, у нас водные процедуры.
Ну это даже хорошо, учитывая, что в программе запланирован секс. Славик будет чистым. Не могу сказать, что мой муж прямо такой уж законченный неряха, но чистюлей его тоже не назовёшь. А я чрезвычайно чувствительна к запахам…
Так что это он здорово придумал — после работы принять душ. Всегда бы так. Ну а я, пока он там полощется, успею всё приготовить.
В потёмках раздеваюсь, заношу пакет с продуктами на кухню. Врубаю на тв какой-то музыкальный канал с ритмичной попсой. Тороплюсь. пританцовывая. Мою, режу, грею… Почти успела… Только вот ароматические свечи так и не нашла. Ладно, как-нибудь потом…
Шум воды стих, но тут же что-то громыхнуло, потом звякнуло и посыпалось, словно он снёс в ванной полку со всякими бутылочками и баночками.
Я озадаченно хмурюсь. Что там со Славиком? Буянит? Или плохо ему стало? Обычно такой неуклюжести за ним не водилось.
А вдруг и впрямь плохо? Я отшвыриваю кухонное полотенце и выбегаю из кухни. И в этот самый миг дверь ванной распахивается.
— Сла… — мой возглас застревает в горле, перехваченном спазмом.
Как рыба я беззвучно раскрываю рот, не в силах выдавить и звука. И так же не в силах отвести глаз от Славика… полностью голого, страстно целующего какую-то женщину.
Руки его жадно скользят по её влажному телу, оглаживают бёдра, стискивают ягодицы. Лица женщины я не вижу, вижу только, что и она полностью обнажена.
Я стою, смотрю на них и не могу даже сдвинуться с места, словно меня парализовало. Наверное, это шок. И неверие. Не может такого быть, только не Славик… Нет-нет-нет! Это какая-то чудовищная нелепость, глюк, чей-то идиотский розыгрыш…
Он отрывается от женщины и, похоже, что-то говорит ей — я не слышу, у меня в ушах грохочет пульс, разрывая перепонки и заглушая все остальные звуки. Она томно выгибается в его руках, отклоняясь назад, и я наконец вижу её лицо. Боже, нет!
Эллочка…
Она трётся о него так развязно, так по́шло. И улыбается ему, хитро́, маняще, а потом бросает случайный взгляд за его плечо, и улыбка её моментально сползает. Хорошенькое личико лучшей подруги тотчас искажает гримаса страха. Резко отпрянув от моего мужа, она заскакивает обратно в ванную.
Славик оборачивается, и взгляд его, сначала недоумённый, становится таким же суетливо-испуганным, как у Эллочки.
Именно этот взгляд отрезвляет меня, и я с ужасающей ясностью понимаю: это не розыгрыш и не глюк. Это страшная, мерзкая, беспощадная правда. Мой муж изменяет мне с моей лучшей подругой, как в дурном анекдоте.
Оцепенение постепенно отпускает. Но пол, стены, всё вокруг качается и плывёт перед глазами, будто меня крепко приложили по голове мешком.
На деревянных ногах я прохожу в комнату, сажусь на диван. Сажусь, чтобы не упасть. Мне дурно. Мне тошно. И воздуха не хватает. Лёгкие как будто скукожились. И вдохнуть так больно, словно меня ударили в солнечное сплетение. Нет, хуже. Будто нож воткнули.
Что делать? Что мне теперь делать? Жизнь моя разбита. Вдребезги…
4
Сколько я так просидела — не знаю. Может, пять минут, может, двадцать. Время для меня замерло.
В прихожей хлопнула дверь. Видимо, Эллочка сбежала, потому что затем ко мне подошёл Славик. Уже одетый в домашние шорты. Сел рядом, широко расставив ноги. Наклонился вперёд, упершись локтями в колени. С минуту молчал, потом тяжко вздохнул и произнёс:
— Ксеня, это вышло случайно. Я не хотел, чтоб так получилось… просто… ну, мне очень тяжело в последнее время… хотелось какого-то релакса, чтоб не сойти с ума… Понимаешь, мне нужно было просто спустить пар… иначе я не знаю, что бы со мной было…
Странно это, но я понимала, что всё-всё рушится и летит со свистом под откос — налаженная жизнь, надежды, планы, мечты, что больше ничего этого не будет, но внешне оставалась спокойной. Ни всхлипа, ни слезинки. Не тянуло закатить скандал, не было желания копаться в причинах. Хотелось просто отключиться, никого не видеть и не слышать, ничего не чувствовать, погрузиться в небытие…
Взгляд мой упал на нетронутую бутылку вина — ну вот, верный способ отправиться в это самое небытие.
Я поднялась с дивана, взяла вино, достала штопор. Славик потянулся помочь, но я не позволила, отвела его руку. Уж с этим-то и сама справлюсь.
— Ты понимаешь, мне было очень тяжело, — повторил Славик. — А я ведь живой…
— Надеюсь, теперь тебе полегчало, — процедила я, выкручивая пробку из горлышка.
— Ты никогда меня не понимала, — упрекнул он меня в ответ. — Ты и сейчас даже попытаться понять меня не желаешь. А, по-твоему, это легко, когда твоя жена тебя… — Славик осёкся, помолчал, но всё же договорил. — … командует тобой.
От удивления я сморгнула и не нашлась, что ответить, а он, решив, что на верном пути, бойко продолжил:
— Да-да, ты командуешь, помыкаешь, раздаёшь указания. Ну ты, конечно, ловко маскируешь свои приказы под просьбы… тю-тю-тю, дорогой, сделай то, сделай это… Но я-то вижу эти твои манипуляции. И мнение своё мне постоянно навязываешь, а моего вообще не спрашиваешь. Я с тобой перестаю себя чувствовать мужчиной!
Вот это была бессовестная ложь! Сроду ему ничего не приказывала и не навязывала.
— И когда это я командовала? Наверное, когда твердила тебе каждый вечер: «Славик, дорогой, вкрути в прихожей лампочку?». Или когда просила вынести мусор?
— О! Вот оно, в этом вся ты! Вижу этот взгляд! — Он аж подскочил с дивана. — Это прям в твоём духе: унизить, показать, что ты выше… Ну, конечно, ты же у нас начальница, а я так… пешка… Даже лампочку вкрутить не в состоянии. Ты вся такая правильная, умная, замечательная, а я никчёмный типа… обуза для тебя. Не достоин левой пятки своей умницы-жены…
— Какие глупости ты говоришь!
— Да так и есть! Если хочешь знать, то наш брак развалился не сейчас… Ты же сама меня, считай, подтолкнула на измену.
— Я?!
Ну, приплыли!
— Потому что ни один нормальный мужик такого отношения не потерпит! — кипятился Славик.
— Какого — такого?
— Наплевательского! Тебе же плевать на меня, плевать на моё мнение… Тебя кроме карьеры ничто не волнует. Ты же непробиваемая. Ты… ты не женщина. Вот она, — Славик указал в прихожую, и я поняла, что он имеет в виду Эллочку. — Она — женщина. А ты… ты просто деревяшка. Ты и в постели бревно бревном… Я, дурак, думал поначалу, что ты это так… ну, по неопытности. Но нет. Ты же фригидная. И даже не пытаешься сделать вид, что тебе… хоть немного секс с мужем нравится. У тебя же такое лицо всегда… будто тебе противно, и ты ждёшь, когда же всё кончится. Как я с тобой ещё импотентом не стал!
5
Славик завёлся не на шутку. Его буквально прорвало. Сыпал и сыпал претензиями, упрёками, оскорблениями.
А я сидела и думала: ну и зачем я всё это выслушиваю? Если бы он не изменил мне, тогда — да, я бы слушала, расстраивалась, рыдала, винила себя, может быть…
Но его измена эти упрёки лишила всякого смысла. Больнее, обиднее и горше мне уже не будет.
Я молча поднялась, прошла в прихожую. Надела сапоги, пальто.
Славик сначала кричал из комнаты, потом тоже выскочил.
— Ну и куда ты?
— А тебе не всё равно? — глухо отозвалась я.
Как удобно, что сумка оказалась собрана. Там есть всё необходимое на первое время. А за остальными вещами приеду потом, когда мало-мальски приду в себя.
Славик вцепился в сумку и попытался затянуть меня обратно в квартиру, когда я шагнула в подъезд, но я вывернулась. Он раздражённо зашипел:
— Куда ты на ночь глядя? Зайди домой. Не устраивай концерты.
Бороться с ним я была не в состоянии, но и возвращаться не хотела. Провести вдвоём целую ночь, выслушивая и дальше его нескончаемые обвинения — нет уж. Да и просто видеть его невмоготу.
У соседей по площадке щёлкнул замок, и Славик тотчас выпустил и ручку сумки, и мой рукав.
Соседка, милая бабуля, отправилась выгулять своего той-терьера на сон грядущий. Завидев меня, она поздоровалась и полюбопытствовала:
— Никак уезжаете? По работе опять или на отдых?
— По работе, Марья Иванна, — фальшиво улыбнулся Славик, но поймав мой взгляд, тотчас посерьёзнел.
А я вдруг впервые ощутила острую, почти непереносимую неприязнь к собственному мужу. К его ранним залысинам, влажно лоснящимся на свету, к его бегающему взгляду, к рыжеватой щетине, к линялой майке, которую он в спешке натянул наизнанку.
— Нет, — с такой же фальшивой улыбкой откликнулась я. — Я ухожу от мужа. Навсегда.
Славик так и подвис, скроив красноречивую гримасу. Соседка тоже удивлённо приоткрыла рот на моё внезапное откровение. Забормотала сконфуженно:
— Ну, все ссорятся…
— Мы не поссорились, — не переставая искусственно улыбаться, возразила я. — Я просто застукала его с другой.
— Ксеня! — подал голос Славик.
Наконец приполз лифт. Мы вместе с соседкой и её пёсиком зашли в кабинку. А Славик так и остался стоять на площадке в оранжевых парусиновых шортах и старой растянутой майке.
А когда двери лифта сомкнулись, во мне вдруг будто что-то надломилось и треснуло. Я невольно всхлипнула, раз, другой, и разрыдалась.
— Что ты? Что ты, Ксюшенька? — заволновалась соседка, а я ни слова сказать не могу, реву в голос.
Её той-терьер принялся визгливо мне подвывать. И скулил, дурачок, не утихая, пока лифт дребезжа ехал вниз.
Соседка тоже что-то лопотала без умолку. Даже потом на приподъездную лавочку со мной рядом присела.
— Может, наладится ещё… Правда, я так и думала, что рано или поздно что-то такое случится.
Я аж плакать перестала.
— В смысле? — шмыгнув носом, уставилась на неё недоумённо.
Соседка опять сконфузилась, заёрзала.
— Говорите, говорите, Марья Иванна, теперь-то уж что.
— Ну… видела пару раз и раньше… ходила к твоему какая-то… когда тебя не было. Вот на той неделе… И где-то пару месяцев назад… Брюнетка…
Я протяжно выдохнула, зажмурилась, стиснула зубы. Я и не думала, что может быть так больно…
— Ну что ты? — вновь запричитала соседка. — Оно, конечно, неприятно, но это жизнь. Все мужики гуляют, все. Уж поверь мне.
Бабуля взялась рассказывать мне чьи-то чужие драмы, я даже не вслушивалась. Что мне они? Тут свою-то не знаешь, как вынести.
И всё же я потихоньку взяла себя в руки. Попрощалась с сердобольной соседкой, вызвала такси.
Видать, сегодня судьба моя такая — ночевать в гостинице. Ну а куда податься потом — подумаю завтра. Или послезавтра… Квартира ведь Славика, точнее, его родителей, так что придётся теперь подыскивать новое пристанище. Но всё это потом…
6
Сейчас мне хотелось просто упасть ничком и забыться, уснуть крепко-крепко, чтобы ничего не чувствовать…
Однако удалось мне только первое. Кровать в одноместном номере оказалась неожиданно широкой. Можно было лечь хоть вдоль, хоть поперёк. Я так и сделала: рухнула без сил поверх покрывала.
А вот уснуть не получилось. Болело в груди очень. Сейчас даже острее, чем сразу. Сразу — оторопь худо-бедно сглаживала едкую горечь. А вот теперь меня придавило.
Говорят, что женщина всегда чувствует, если мужчина разлюбил, если ей изменяет. Но я ничего не чувствовала. Ничегошеньки.
А ведь если припомнить, то были подозрительные моменты, просто я — слепая наивная дурочка. И ему верила, и Эллочке. И даже вообразить не могла, что живу в сплошном обмане. ...
Последние комментарии
7 часов 35 минут назад
1 день 56 минут назад
1 день 1 час назад
1 день 1 час назад
1 день 1 час назад
1 день 1 час назад