Иннис [К. Т. Рин] (fb2) читать онлайн

Глава 1

– Когда я умру, то стану воздухом. Быть везде, все видеть, все знать… Я бы могла облететь весь мир, и никто бы меня не остановил. Никто бы не смог просто взять и запереть меня, ведь я проскользну даже в самые маленькие щели. Правда, было бы здорово?

Рэй засмеялся и чуть опустил книгу, которую читал.

– Значит, теперь воздухом? Помнится, только недавно ты говорила, что станешь деревом.

Я легонько толкнула его в плечо, а потом подсела ближе, уткнувшись носом ему в грудь. «Поторопись», – шептал мне лес. Нависавшие над нами ветви ивы зашумели от прикосновения ветра, и я невольно поморщилась. Времени оставалось мало, а возвращаться так не хотелось. Я еще сильнее прижалась к Рэю, стараясь впитать частичку него, которая помогла бы мне дождаться следующей встречи. Поправляя одеяло, Рэй укрыл меня, оставив снаружи только голову. Его губы, – такие мягкие и теплые, – прильнули к моему лбу.

– Ты слишком часто думаешь о смерти, – сказал он.

Я покачала головой.

– Мне просто нравится эта история. Ты сам рассказал ее мне, помнишь? Когда мы были маленькими.

– Я прочитал ее в книге сказок. Никто уже не верит во все это.

– Я верю.

Рэй улыбнулся.

– Хорошо, тогда и я верю. Но нас только двое.

– Правда не перестает быть правдой оттого, что в нее верят только двое. Она остается правдой, даже если в нее никто не верит.

Рэй посмотрел на меня так, как умеет только он – насмешливо, но при этом восхищенно.

– Если ты в это веришь, значит так и будет.

Он потянулся ко мне, но укрывавший нас занавес из ивовых листьев зашумел еще громче. Рэй вопросительно посмотрел на меня. Я кивнула. Он вздохнул и встал.

– Если я стану деревом, то пусть это будет сосна, – сказал он. – Может, так я смогу проводить с тобой больше времени.

Он подмигнул и потянул меня за руку. Мы побежали через лес, стараясь обогнать садившееся солнце.

Я так давно его не видела, что все вокруг наталкивает на мысли о нем. Я вспоминаю, какими мы были в двенадцать лет. Вернее, мне было двенадцать. Рэй старше меня, но я все время забываю об этом. Я даже не знаю, на сколько именно он старше. Как-то странно, что я никогда об этом не спрашивала. Наверное, рядом с ним мне не было дела до таких мелочей. Это сейчас у меня так много времени, что я просто слушаю тиканье часов, и с каждым движением стрелки в голове становится на один вопрос больше. Но тогда… Тогда были другие вопросы, и Рэй с готовностью на них отвечал.

– Ты не боишься упасть?

Рэй сидел на ветке сосны, которая растет под моим окном. С каждым разом он карабкался быстрее, увереннее. Ему нравилось, что я смотрю.

– Нет, – он мотал головой. – Я ничего не боюсь.

Сосна покачивалась, ветка слегка подрагивала под его весом. Было темно. Моя свечка едва освещала его лицо, и я боялась. Боялась, что ветер задует огонек. Боялась, что Вульфус проснется посреди ночи и решит выйти в сад. Боялась, что часовые выдадут Рэя, и его накажут. Неизвестно, чем он их подкупил, – Рэй не говорил, только смеялся. Я боялась, что он сорвется и больше никогда не поднимется ко мне.

– А если упадешь?

– Не упаду.

– А если все-таки упадешь?

Рэй пожимал плечами.

– Может, и упаду, но что с того, Лия? Что с того?

Он приходил почти каждую ночь и ни разу не упал.

В углу на потолке появилось желтое пятно. Возможно, оно всегда там было, просто ему потребовалось время, чтобы привлечь, наконец, мое внимание. Теперь я смотрю на него каждый день и пытаюсь понять, как быстро оно растет. Если провести невидимую линию от его границ до пола, то шкаф легко поместится за ней. Раньше невидимая линия натыкалась на сломанную незакрывающуюся дверцу. Когда это было? Неделю назад? Или две?

Наверное, эти часы сломались. Они смеются надо мной. Стрелки лишь хихикают и не двигаются с места.

Нам было по шестнадцать. То есть мне… Я так привыкла к нему, что порой мне кажется, мы родились в один день и всегда были вместе. Так странно думать, что он уже жил и что-то делал, когда меня еще не было на свете. Больше всего я хотела бы узнать о той его жизни. Отвечал ли он на чьи-нибудь вопросы, карабкался ли на деревья? Сбегал ли он из дома? Хотел ли сбежать? А сейчас? Что он делает прямо сейчас? Какая-то часть меня ненавидела его за ту жизнь, которую он прожил без меня.

Мне было шестнадцать, а ему немного больше. В то время Вульфус еще разрешал нам гулять по особняку, если мы не ждали гостей. Даже позволял выходить в сад, но только под присмотром часовых.

Как я все это любила! Дом, в котором пахло свежей краской, пыльными книгами, мамиными цветочными духами и кожаным плащом Вульфуса. В коридорах царила особенная тишина – эхо ловило и разносило по дому каждый наш шаг, каждое слово. Сдавленный смех – Рэй прижимает палец к губам. Мы замираем и прислушиваемся – кажется, Вульфус разозлился и ищет нас, – а мы уже в саду, где можно снять ненавистные туфли, которые и так постоянно соскальзывают, можно бегать, прятаться, нюхать цветы, брызгать друг на друга водой из фонтана. Можно незаметно исчезнуть, а потом выпрыгнуть из засады и напугать его. Он громко рассмеется и обнимет. Только ради этого и стоило все затевать.

Мне нравилось бежать по заднему двору, заходить в курятник. Рэй морщился от запаха, но все равно шел со мной. Я любила смотреть на этих птиц. Там было по-женски тепло и спокойно, а еще немного сонно и очень тихо – петухов Ависы не держали. Курочки были маленькие, с большими подвижными глазами. Мама часто заходила туда и долго сидела с ними. Курятник построили по ее просьбе, и она сама привезла туда кур, сама кормила их и собирала яйца. Вульфус жаловался, говорил, что все это можно купить, но мама стояла на своем. Тогда Вульфус просто вздыхал и говорил: «Делай что хочешь».

Рядом с курятником был загон с элатрами – самыми красивыми животными на всем Иннисе. Мы с Рэем часто бегала туда, приносили им воды или яблок из кухни. Чем старше мы становились, тем труднее было просунуть руку через прутья, но иногда Рэю удавалось выкрасть ключи, и тогда мы устраивали для них целый пир. Они радовались. Смешно дергали заостренными ушами и покачивали хвостами.

Мы садились в дальней беседке или просто ложились на траву. Солнце, отражаясь в золотой калитке, слепило глаза. Мы разговаривали.

– Что за этими воротами?

– Город.

– А за городом?

– Другие города… И леса…

– А за ними?

– Море.

– А за морем?

Рэй пожимал плечами.

– Ничего. Там все заканчивается.

Часовой смотрел безучастно, как будто не видя нас, но сам не упускал ни одного движения. Мама все чаще стала выходить с нами, постоянно подзывала меня по дурацким причинам, отвлекала… А у меня было так мало времени. Мне нужно было надышаться им, запомнить звук его голоса и тепло ладони так, чтобы хватило на всю жизнь.

Часы работают. Это не они, это я почти сломалась.

Я подошла к окну, сжала в руке край занавески. Мелкая лилия, вышитая на ней, смялась под моими пальцами. Мне открылся сад. Наш сад. Такой же, как вчера, как позавчера, вплоть до самой маленькой травинки. Я могла бы нарисовать его с закрытыми глазами, если бы умела рисовать.

Часовой вот-вот повернет за угол. Нужно быть осторожной, чтобы меня не заметили. Я так сильно сжала занавеску, что услышала треск под самым потолком – лопнул крючок, и край занавески сорвался с карниза. Я разжала ладонь и приготовилась. Длинная тень часового лениво ползла за ним. Он шел не спеша в заданном ритме, который я, как и всё в саду Ависов, знала наизусть. Шаг за шагом. Скоро, совсем скоро он повернет за угол и исчезнет из виду.

Я готова, нужно только чуть-чуть подождать. Мама расстроится, Вульфус будет в ярости, но меня тянет какая-то неведомая сила. Что-то вроде гигантского магнита заставляет меня высунуться в окно, жадно глотнуть воздух, почувствовать сладкий запах хвои, идущий от моей сосны. Я смотрю за часовым, считая про себя каждый его шаг. Сосна радуется, ждет те заветные тридцать секунд, когда первый часовой уже скроется за стеной, а второй еще не появится из-за угла. Она шепчет мне, соблазняет опустить ногу на ее ветку. «Ничего страшного, я не уколю». Я сама не понимаю, как оказываюсь внизу. Сосна заговорщицки подгоняет меня пушистыми лапами, и я бегу.

Сначала тяжело, нерешительно, подпрыгивая от боли в голых ступнях; потом невесомо, будто не бегу, а лечу, и мне уже не страшны никакие часовые, потому что я птица и меня не поймать. Я зарываюсь в кусты сирени, сердце колотится в эйфории, и я жду, когда второй часовой скроется за стеной. У меня будет еще пятнадцать секунд – первый часовой ходит быстрее второго.

Я снова лечу, не оглядываясь. Впереди невыносимо ярко сверкает золотая ограда. Сплошная, с мелкими витиеватыми узорами, она никого не пропустит. Я ныряю под нее, в небольшой подкоп, который когда-то выкопал Рэй. Листья, скрывавшие мою лазейку, послушно взлетают и тут же опускаются, чтобы спрятать меня.

Ненадолго, но я свободна. Мне хочется смеяться, дразнить часовых. Я снова их одурачила! Хочется увидеть, как Вульфус косит от ярости глаза, как задыхается от злобы. Что будет, если он узнает? Наверное, мне заколотят окно.

Я качаю головой и снова взлетаю. Бросаюсь вприпрыжку через пряный, душистый лес. Он, как всегда, просторен, великодушен, бесконечен, и, только забравшись на самое высокое дерево, можно увидеть далекие огоньки другого мира. Впереди, там, куда мне никогда не добраться, возвышаются небоскребы, прикрывшись призрачной пленкой облаков. Они неосязаемы и невесомы, без начала и конца.

Мне ничего не нужно, я дышу лесом. Земля здесь другая – мягкая, прохладная. В ней утопают ступни. Вокруг меня изумрудными полотнами кружится листва, деревья приветствуют, машут, свистят… Хочется поговорить с каждым, обнять их стволы, поцеловать ветки. Хочется послушать их радостный шепот, но времени так мало.

Они все понимают. Отпускают меня, едва коснувшись. Подгоняют, расступаются, открывая путь. Я иду долго, по давно протоптанной тропинке. Я тороплюсь, чтобы успеть до заката. Мне нужно увидеть ее. Только она может мне помочь.

Я всегда любила деревья, замирала с затаенным дыханием перед их красотой. Но я не знала, кто они. Я чувствовала их, понимала их шелестящий шепот, но не могла назвать по имени. Как и всегда, когда я чего-то не знала, я спросила Рэя. И он меня научил.

Ива.

Как это красиво. Словно древняя печальная песня. И-ва.

Моя ива раскинулась посреди поляны и радостно расправила ветки, завидев меня. Она выше и шире всех деревьев, что я когда-либо видела. Под ее кроной могла бы спрятаться дюжина человек, но это мое убежище. Мое и Рэя.

«Ива», – говорил Рэй, и я не могла поверить, что у такого могучего дерева такое нежное имя. Моя ива казалась невероятно сильной: будь она человеком, непременно стала бы высоким статным мужчиной, – как Вульфус, только добрее. Рэй смеялся над моей фантазией, качал головой. Я снова спрашивала, а он снова отвечал. Он подарил мне столько книг… «Там все ответы», – говорил он. Я брала их и прятала под иву, так и не прочитав ни одной.

Она уже близко. Я могла протянуть руку и коснуться ее прядей.

– Здравствуй, – прошептала я.

Она молчала, как будто затаившись.

– Здравствуй, – повторила я.

Ива чуть качнулась. Это было странно и совсем на нее не похоже. Наверное, что-то случилось. Она хочет сказать мне, предупредить. Я прислушалась к ее легкому шелесту.

«Ты здесь не одна».

– Не одна…, – растерянно повторила я.

Солдаты Вульфуса? Хотелось повернуться и убежать прочь, скрыться в своей комнате, притвориться спящей. Что со мной будет? Что еще они могут мне сделать?

Странно, но ива дышит мерно. Она спокойна. Ее тонкие прутья опускаются мне на плечи, тянут внутрь. Никто не знает, что я здесь. Это только мое убежище. Только мое. И Рэя.

Я вдруг перестала дышать. Тревога сменилась радостной надеждой, и я одним движением раздвинула листву, в мгновение оказавшись под ее сенью.

Но это не он. Не Рэй.

Незнакомый человек, ровесник Вульфуса. Неопрятный, оборванный, в серых закатанных штанах и выцветшей, когда-то зеленой футболке. Он сидел на наших с Рэем подушках, испачкал грязными ботинками наше с Рэем одеяло. Он спал, прижавшись к стволу моей ивы, вздымая и опуская чуть округлый живот. В темных, неровно остриженных волосах застряла листва и всякий мусор. Его густые брови изнуренно опустились над веками, а на пыльных щеках белели дорожки от слез.

Я схватила первую попавшуюся книгу и осторожно ткнула ему в грудь.

Он тут же открыл глаза. Большие и круглые даже спросонья. Прочистив горло, он оперся на руки и, кряхтя, поднялся. На его лице появилась дикая улыбка, и он шагнул вперед.

Я попятилась. Язык почему-то не слушался, отказывался говорить. Мужчина удивился моей реакции и замотал головой. Несколько травинок вылетели из его шевелюры и плавно опустились на землю.

– Не бойся, – прохрипел он и снова прочистил горло.

Я выставила перед собой книгу, давая понять, чтобы он не приближался.

– Кто вы? – выдавила я.

– Я, наверное, напугал тебя, Лия. Я не хотел.

Я чуть опустила книгу, но продолжала крепко сжимать ее. Мужчина все еще странно улыбался и пристально на меня смотрел. Я вдруг осмелела. Терять было нечего. Почти…

– Кто вы? – повторила я. – Откуда вы знаете меня?

Мужчина улыбнулся еще шире.

– Прости, ты, должно быть, думаешь, что я какой-то сумасшедший. Ты так похожа на него…

– На кого?

Мужчина не ответил, только настороженно замер.

– Похожа на кого?

Прозвучало требовательно, довольно громко. Я сама себе удивилась.

Он приложил палец к губам. Что-то во мне вздрогнуло – Рэй делал так же. Я прислушалась. Где-то очень близко хрустнула ветка. Со знакомым скрежетом потерлись друг о друга нейлоновые штанины. Свистящее дыхание солдат ледяной оболочкой накрыло мое тело. Кто-то перезаряжал автомат.

«Они пришли за мной». Я глухо выдохнула и выронила книгу. Мужчина сжался. «Тише», – молили его глаза, и меня осенило.

– Они ищут вас… – пробормотала я, и мужчина кивнул, вновь приложив палец к трясущимся губам.

Ему повезло, впрочем, как и мне, – солдаты искали не долго. Вскоре их шаги утихли где-то вдали, там, где росли ряды небоскребов.

Мужчина воровато огляделся.

– Мне пора, – сказал он. – Еще увидимся, Лия.

Он осторожно выглянул из-под ивы и, убедившись, что солдаты уже далеко, бросился бежать.

– Стойте… – прошептала я. – Вы не ответили. На кого я похожа?

Он убежал, не оглядываясь. Я кинулась вслед за ним, но он исчез. Я даже не поняла, в какой стороне он скрылся.

Вздохнув, я вернулась под иву. Испачканные подушки и одеяло я аккуратно сложила у ствола. Когда приедет Рэй, нужно будет принести новые, а эти незаметно вернуть в дом, чтобы их постирали. Проведя ладонью по прохладным наволочкам, я почти почувствовала касания Рэя, его взволнованное дыхание на моей шее. Год назад мы стояли вместе под этой ивой, как никогда счастливые, но вместе с тем испуганные. «Ты уверена?» – шептал он в миллиметре от моего лица. Его руки непроизвольно сжали мои плечи. Я безумно переживала, что он передумает, но, услышав еле сдерживаемую панику в его голосе, успокоилась. Я видела, как сильно он боялся того же, что и я. «Я люблю тебя», – сказала я. «А когда люди любят друг друга, они…». Рэй кивнул. Его губы почти касались моих. Сердце колотилось как бешеное. Я не могла поверить в то, что делаю. «Ты сумасшедшая», – твердил Рэй, и мне нравилось, какими глазами он смотрел на меня. Я смеялась и говорила всякую ерунду. «Ты знаешь меня столько лет, и только сейчас это понял?» Удивительно, как долго нам удавалось скрывать друг от друга свои чувства. Я качала головой, вспоминая, скольких усилий мне стоило притворяться, ругать себя… Я думала, что моя любовь разрушит нашу дружбу, не догадываясь, что он думал так же о себе. В тот день впервые за долгое время мы стали по-настоящему свободны.

В груди заныло, как бывало каждый раз, когда я думала о нем. Я шумно вздохнула и села на то же место, где недавно сидел незнакомец. Кто был этот человек? Откуда он знал меня? И самое главное…

– На кого… – пробормотала я. – На кого я похожа?

Рэй был похож на Вульфуса. Одинаковые карие глаза, одинаковые пшеничные волосы. У них даже походка была одинаковая. Наверное, это нормально. Наверное, это правильно, чтобы сын походил на отца. Но я не могла представить, что когда-нибудь Рэй станет таким, как Вульфус.

А я? На маму я не была похожа. Совсем.

Взгляд упал на книгу, которой я пыталась защититься и которую беспомощно обронила. Ярко-красный твердый переплет, плотные гладкие страницы, название, вышитое золотыми нитками – «История Совета». Любимая книга Рэя.

Я потянулась, охнув от тяжести, – удивительно, с какой легкостью я держала ее мгновение назад, – положила ее себе на колени и неуверенно раскрыла. Если я на кого-то и похожа, то это может быть лишь один человек, и его портрет должен быть в этой книге.

Ива опустила тонкую ветвь мне на голову. Ее крона раздвинулась словно занавес, открывая мне садящееся солнце. Я недовольно простонала. Почему в этом лесу время идет так быстро? Немного пораздумав, я взяла книгу под мышку и вышла из убежища.

«Поторопись», – пропела ива, тревожно шумя листвой.

Я бежала как могла. Книга своей тяжестью будто приковывала меня к земле. Я больше не летала, а еле ползла. Каждое дерево на моем пути подгоняло меня, нетерпеливо подталкивая. В лесу вдруг стало непроглядно темно, и если бы деревья не успевали убраться с моего пути, я бы непременно спотыкалась об их корни или врезалась в стволы.

Впереди желтела ограда. Я нырнула в подкоп и, чуть выглянув из-под листьев, следила за часовыми. Никогда еще я не возвращалась так поздно: скорее всего, они делали свой последний обход. У меня был только один шанс.

Прижав к груди книгу, я бросилась к кустам. Горло горело, ноги непослушно скользили, еле волочась по земле. Часовой показался из-за угла раньше, чем я успела добежать до сирени, и я, сильно оттолкнувшись, прыгнула под ее ветки. Дышать было больно. Готовая расплакаться, я опустила книгу на землю, размяла пальцы и снова схватила ее. Я глубоко вдохнула и приготовилась. Если не успею добежать до сосны и забраться в окно… Перекошенное от гнева лицо Вульфуса сверкнуло перед глазами.

Часовой шел медленно, лениво. Он уже не смотрел по сторонам: наверное, все его мысли были заняты сладким предвкушением ужина и отдыха в теплой постели. Еще несколько шагов. Он почти скрылся. Три… Два… Я ринулась сквозь сад. Желтые, белые, красные головы цветов поворачивались мне вслед, подбадривали своими нежными голосами. Добежать бы, успеть бы…

Сосна склонилась ко мне, готовая в любую секунду подставить свои крепкие ветви. Я закинула ногу, вскочила на нее на бегу, ухватилась пальцами, но… моя ладонь соскользнула с ветки. Сосна поднялась выше, а я уронила книгу и упала вслед за ней.

Тихо, очень тихо хрустнуло мое бедро.

Боль ослепила и оглушила меня. Ничего не видя, я пыталась расслышать шаги часового сквозь звон в ушах. Я отыскала книгу на ощупь и спряталась с ней за стволом сосны. Бедро пульсировало, дышать стало еще тяжелее. Я сидела неподвижно и крепко сжимала зубы, боясь пискнуть. Постепенно темнота перед глазами начала рассеиваться, открывая темноту опустившейся ночи. Часовые менялись.

Нужно скорее забраться на сосну, нужно встать, но почему так трудно шевелиться? Ночные часовые не упустят меня. Вульфус не дурак, он знает, что ночью особняк нужно охранять еще сильней. Живот неприятно скрутило, и к горлу подступила тошнота. Я сделала глубокий вдох и, уцепившись за сосновую ветку, попыталась встать.

Сосна усадила меня обратно. Поздно. Ленивые часовые были уже в особняке, а им на смену пришли бдительные ночные, которые ни на секунду не упускали сад из вида. Пятеро солдат охраняли территорию, и один из них был где-то очень близко. Я старалась сидеть как можно тише, но, казалось, даже моя кровь скакала по венам с бушующим ливневым шумом.

Я закрыла глаза. Знакомое видение затягивало. Его глаза блестели в темноте. Лицо Рэя окутано полумраком. Свеча освещала только одну сторону, а на вторую падала голубоватая тень.

«Что с того, Лия? Что с того?»

Искалеченное бедро будто парализовало меня. Я не могла пошевелиться. Я плакала и жмурилась от боли и несправедливости, мысленно кричала молитвы, клялась, что если спасусь, больше никогда, никогда не сбегу. Только бы Вульфус меня не поймал, только бы мама ни о чем не узнала. Они заберут книгу, заколотят окно, а когда Рэй приедет…

Когда Рэй приедет, я его не увижу.

Глава 2

Наверное, я потеряла сознание. Не знаю, сколько времени прошло – на доли секунды, а может быть, на целую вечность я словно выпала из жизни, перестала существовать и ни о чем не думала, совсем. А потом мое тело как будто ударилось о землю, я пришла в себя и поняла, что сижу под той же сосной, и моя нога все так же болит. Было непривычно, как если бы я очнулась от страшного сна, и поняла, что это вовсе не сон.

«Твой шанс», – прошептала сосна, и еще до того как увидела, я почувствовала его твердую походку в безукоризненно чистых острых туфлях, его темную фигуру, дышащую властью и превосходством, его кожаный плащ и гладкие нити волос, завязанные сзади шелковой лентой.

Часовые выстроились в струнку перед ним, а я медленно, морщась от каждого движения, встала на ноги. Встала на ногу – вторая еле касалась земли.

– В город.

Вульфус не терпит нерасторопности. Карета, запряженная четырьмя элатрами, – две спереди и две сзади – была готова в одно мгновение.

На меня никто не смотрел. Хвоя щекотала плечо. Не в силах взобраться на дерево, я просто легла на одну из веток, и моя милая сосна, моя верная соучастница сама подняла меня и аккуратно протолкнула в окно.

– Книга… – пробормотала я и только тогда почувствовала ее тяжесть в своих руках. Я не просто не упустила ее, но сжимала так крепко, что обескровленные пальцы страшно белели в полумраке.

Я разжала ладони, и книга, с грохотом упав на пол, раскрылась на полусогнутых страницах. Они помнутся, останутся следы… Любимая книга Рэя… Я обязательно подниму ее, обязательно. Только немного передохну.

Я присела под окном и закрыла глаза. Умом я понимала, что нога болит, но все мое тело онемело. Я ничего не чувствовала.

Я снова была маленькой девочкой в далеком-далеком прошлом, где не было Вульфуса, не было этой комнаты, и мама приходила в детскую, наклонялась над моей белой резной колыбелью, а я тянулась к ней, гладила ее чуть влажные щеки, скользила пальчиками по длинным ресницам, а ее сухие теплые губы целовали мои ладошки. Она обнимала меня, убаюкивала легким ароматом духов, и я могла часами играть с пушистыми завитушками ее волос, заправляя их за ее нежные уши.

Она уходила и снова возвращалась. Когда в доме бывали гости, она укладывала меня раньше, целовала в макушку, приговаривая: «Спи, моя малышка. Спи сладко, спи спокойно, а когда ты проснешься, мама будет рядом». И она была. Почти всегда.

Мне было четыре. Я проснулась и впервые не застала ее. До моей комнаты доносились чьи-то крики, и, казалось, их слышала только я. Кто-то в саду злился и ругался, а мне было любопытно. Я перелезла через стенку кроватки и, забравшись на подоконник, дотронулась до стекла. Окно поддалось и сразу открылось.

– Куда подевались чертовы слуги?

Мужчина в черном с прямыми длинными волосами ходил по саду, ведя за собой высокую крылатую лошадь. Я ахнула.

«С давних времен в лесах и горах

Чудесные звери парят в облаках.

Там, под покровом деревьев, в тиши

Живут элатры и их малыши».

Я вспомнила яркие картинки из книжки – длинные узкие шеи, большие янтарные глаза, и крылья, крылья… как узор из взбитых сливок. Только вживую она была в тысячу раз прекрасней. Ее шерсть походила на перистые облака – воздушные, невесомые, такие нежные, что могли бы растаять от любого прикосновения. Элатра. Живая и так близко… И, кажется, еще совсем юная.

«Малышка элатра боялась летать

Малыш элатра ей стал помогать.

Но месяцы шли, а проку все нет

Элатрам-близняшкам нужен мамин совет».

Как я любила эти стишки про элатр-близнецов. Мама читала их так часто, что я знала каждое слово, но все равно просила еще и еще. Сначала она читала мне из книжки, а потом у нее появился альбом с десятками красочных изображений элатр – парящих, плавающих, скачущих, спящих… Я могла часами их рассматривать. Шерсть элатр на этих рисунках была голубой, а не белой, как в жизни или в других книгах, и я никак не могла понять почему. Мама отчего-то грустила, когда я спрашивала ее об этом. Она говорила, что альбом очень старый, что в те времена еще не было белой краски. «И потом, будь они белыми, как бы мы увидели их на фоне бумаги?» – говорила она. Я чувствовала, что дело в другом. Мне казалось, что в альбоме нарисован их настоящий образ, – голубые, словно небо, они отражали то, что любили больше всего, что было частью их самих.

Элатры всегда завораживали меня. В ту ночь, встретившись с одной из них, я словно открыла дверь к чему-то важному, о чем раньше не догадывалась. Мне хотелось потрогать ее крылья. Я стояла на подоконнике во весь рост, а подо мной была пропасть с далекими бусинками росы на остриженной траве, но я совсем не боялась. Я что-то кричала элатре, радостно смеялась.

«Лови меня…»

Я сделала шаг вперед.

Она была очень мягкой, но под густой шерстью чувствовалась сила. Ее шея, вовсе не такая тонкая, как рисовали в книжках, вселяла в меня уверенность, хоть я едва ли могла обвить ее своими короткими ручонками. Я держалась за ее вытянутые уши и смеялась, кружа над садом. Кажется, ей нравилось катать меня. Мы как будто понимали друг друга.

«Правда, здорово? Как же хорошо! Только не упади, держись».

Элатра сделала еще один круг и медленно опустилась, приподняв крылья, чтобы я не соскользнула на бок. Приземлившись, она убедилась, что я сижу крепко, и опустила крылья. Мне было так весело и удобно. Я не хотела слезать.

Чьи-то холодные руки подняли меня. Они держали под мышками – сильно, так, что остались синяки.

Он ничего не сказал. Просто смотрел на меня, и в этом взгляде было все: любопытство, триумф, боль и что-то очень колючее, что не давало пошевелиться.

От его цепких пальцев ныла кожа. Он схватил меня и уверенно внес в дом, широко шагая туда, где в длинном сиреневом платье стояла моя мама. Он нес меня перед собой на вытянутых руках, как уличную кошку или не стираную одежду. Мама бросилась к нам и забрала меня из его рук. Я сразу оживилась, радуясь, что она рядом, а безопаснее ее объятий – ничего нет. Но ее пальцы в моих волосах чуть подрагивали, а тело окаменело. Я чувствовала, какими твердыми сделались ее плечи. И тогда, в тот самый миг, мне стало по-настоящему страшно, потому что мама… Мама боялась.

Мама элатра во всем знает толк.

Помочь им может лишь чудо-цветок.

Один лепесточек – и все дальше земля,

По синему небу летит вся семья».

В то утро, когда я, устав от долгой прогулки, легла на скамейку в саду, когда задремала, положив голову на мягкие мамины колени, я видела ее сжатые до белизны губы и мне хотелось к ним прикоснуться, хотелось, чтобы она поцеловала мою ладонь и улыбнулась. Но рука все не поднималась, а веки сонно опускались, и очень близко, над самым ухом, я услышала ее тяжелый вздох.

Больше я не видела ни тот дом, ни сад, ни скамейку.

Мое тело затекло. Хотелось пить. Какое-то время я ничего не понимала: голова гудела, как будто где-то рядом прошел строй барабанщиков. Я хотела встать, но резкая боль в бедре вернула меня в реальность, и я, тяжело дыша, вновь прислонилась к стене.

– Лия.

Я смотрела перед собой, ничего не видя и не понимая, пока, наконец, не смогла сфокусировать взгляд на женской фигуре, сидящей на моей кровати.

– Мама? Когда ты пришла?

Вместо ответа она лишь покачала головой и косо посмотрела на мои босые, покрытые засохшей землей, ноги.

Я снова попыталась встать, но, охнув, села на место.

– Сиди, тебе нельзя двигаться, – сказала мама.

Она подошла, подложила подушку мне под спину и помогла сесть удобнее. Она вздохнула и, несмотря на мой запоздалый протест, приподняла мое платье, открыв огромный лиловый синяк, начинавшийся чуть ниже талии и заканчивавшийся на середине бедра. Мама охнула и принялась тонким слоем наносить какую-ту мазь. Наверное, я просидела так всю ночь – в комнате царил предрассветный полумрак.

– Мама, – позвала я, но она не ответила. Кажется, она сердилась. – Мам… А чай…

Мама прикрыла мое больное бедро платьем и вопросительно взглянула на меня. Не прошло и секунды, как в ее глазах мелькнула догадка.

– Пить? – сказала она. – Сейчас.

Поднос стоял на тумбочке возле кровати. Она подхватила его и положила на пол. Огонек свечки, подогревавший стеклянный чайник, чуть дрогнул, уменьшился, но не погас, а с новой силой осветил заварившийся до красноты чай.

Мама наполнила чашку и хотела сама меня напоить, но я не дала.

– Руки-то у меня целы.

Я попыталась улыбнуться, но именно в этот момент боль в бедре снова дала о себе знать и вызвала на моем лице гримасу. Мамины брови дрогнули, а между ними появилась небольшая морщинка – знак того, что шутить не стоило. Я быстро глотнула чай. Черный, с еле уловимым пряным вкусом гвоздики. Мой любимый.

Вечернее чаепитие стало нашей традицией с тех пор, как мы переехали в этот дом. Мама старалась проводить как можно больше времени в моей комнате, правда, из-за Вульфуса это у нее получалось редко. Даже в самые сумасшедшие дни, когда дом полнился гостями из Совета, мама все равно находила минутку, чтобы принести мне чай и что-нибудь вкусненькое. Наверное, она не хотела, чтобы я чувствовала себя одинокой, и на эти недолгие минуты ей это удавалось. Но стоило ей выйти, и я снова оставалась одна в невесомости, будто падая в бесконечную пропасть.

Раньше, когда мне позволяли хоть ненадолго выходить из комнаты и общаться с Рэем, все было не так плохо. Вульфусу это никогда не нравилось: он хотел бы отправить меня куда-нибудь далеко и больше не видеть. Я не знала, за что он ненавидел меня, но чувствовала эту ненависть так отчетливо, что в его присутствии боялась произнести и слово. Когда он смотрел на меня, я без малейших сомнений понимала – он мог бы меня убить. Убил бы, если бы не мама.

Мама просила за меня. «Она всего лишь ребенок. Пускай хоть иногда выходит погулять. Что может случиться?» Вульфус вздыхал и нехотя давал добро. Эти годы я жила почти нормальной жизнью. Мне не нужно было ломать ноги, прыгая из окна, чтобы просто погулять в саду. У меня был друг. Лучший друг. Лучший человек. Часто приходилось прятаться от гостей, от любого чужака, который мог бы меня увидеть, но у меня была какая-то свобода, был Рэй.

Я лишилась всего в одно мгновение и стала бесправной узницей. Мне запретили выходить из комнаты. Совсем. Даже мама оказалась бессильна. Она старалась как могла, чтобы мне было не так плохо. Начала экспериментировать с чаем. Каждый раз приносила разный: из лепестков жасмина или розы, из колючих семян розмарина, из цветков ромашки (который очень полюбился ей, но совсем не понравился мне) или чуть горьковатый черный чай; начала добавлять в него гвоздику – пара-тройка стебельков сушеной приправы придавали чаю особый пряный вкус. С тех пор мы пили только его. А однажды она, как обычно, принесла поднос с чайником и двумя чашками, но теперь чайник стоял на небольшой подставке, а снизу его подогревала маленькая свечка. В те дни, когда она могла оставаться со мной подольше, мы много говорили, совсем забывая о чае, а когда вспоминали – он был еще горячим; а в те дни, когда она уходила, едва навестив меня, маленький огненный шарик не давал мне провалиться в бездну.

Синее перышко пламени, обрамленное золотом, подрагивало под стеклянным чайником. Я чуть ли не залпом выпила чай, обжигающе горячий.

– Не торопись, – сказала мама и налила мне еще.

Пока я пила вторую чашку, она прошла в ванную. Я услышала шум воды и шуршание бумажных пакетов. Мама вернулась, осторожно ступая и неся огромный медный тазик. Поставив его на пол, она опустила в него мои ноги. Горячая вода чуть покалывала кожу, но вскоре я привыкла. Мама высыпала в тазик морскую соль и поставила рядом несколько приятно пахнущих баночек.

– Как хорошо, – простонала я.

Мама усмехнулась и покачала головой.

– Это не шутки. Тебе повезло, что никто…

В дверь настойчиво постучали. Три громких резких стука.

– Я скоро буду, – закричала мама и начала быстро смывать грязь с моих ступней. Убедившись, что следов земли не осталось, она осторожно вынула мои ноги и укутала полотенцем. Затем она отнесла тазик обратно в ванную и слила воду.

– Мне нужно идти, – сказала она, вернувшись. Она чуть опустила взгляд и глядела мне в живот. – Если бедро будет болеть, нанеси одну из мазей, хорошо? Я попрошу Присциллу принести тебе завтрак – что-нибудь, что ты любишь. Поешь обязательно.

Я кивнула. Она уже стояла в дверях.

– Сегодня собрание Совета? В доме как-то шумно, – спросила я.

В доме действительно было шумно. Судя по доносившимся звукам, слуги много готовили и наводили чистоту.

– Нет… Не совсем.

Мама внимательно посмотрела на меня, а потом покачала головой, как будто отмахиваясь от неприятной мысли.

– Постарайся не двигаться. Я приду, как смогу.

Она скрылась в коридоре, тихо закрыв за собой дверь.

Я потянулась и положила ладонь на чайник. От горящего под ним огонька исходило приятное тепло. Он не только грел, но и освещал поднос и немного за его пределами. Это было мне на руку, ведь в комнате все еще было недостаточно светло, а мне хотелось как можно быстрее найти в книге портрет отца.

Отец был для меня короткой вспышкой, далеким призраком. Когда я думала о нем, силясь вспомнить хоть что-нибудь, в голове, словно выцветшие старые фотографии, возникали образы: высокие мужские ботинки, с длинными кожаными шнурками и густая серая борода с редкими черными вкраплениями, а на месте лица лишь размытое пятно. Я пыталась расспросить маму, но после того, как мы переехали в дом Вульфуса, она мало о нем говорила. Сказала только, что он сгорел в пожаре. Каждый раз мысли о нем вызвали в груди болезненную пустоту, и постепенно я стала вспоминать его реже и реже, стараясь не провоцировать эти странные ощущения. Если бы не тот причудливый человек в лесу, мне бы и в голову не пришло снова разыскать его фотографию, но чем больше я об этом думала, тем интереснее было узнать, как он выглядел. Почему-то его лицо никак не могло удержаться в моей памяти. Сколько бы я ни смотрела на портрет, облик отца исчезал, стоило мне закрыть книгу. А мне так хотелось изучить его, сравнить с собой. Похожа ли я на него?

Нужно лишь раскрыть книгу и посмотреть, но она куда-то делась. Я помнила, что она выпала у меня из рук, когда я потеряла сознание, а значит, должна быть где-то рядом. Стараясь не шевелить бедром, я положила голову на пол и посмотрела под кроватью – она была такой большой, что занимала почти всю комнату. Под ней валялись какие-то обертки и скомканные листы бумаги. Рядом с кроватью стояла небольшая тумбочка, но под ней я нашла только свою расческу. Я заглянула под кривой шкаф, которому не доставало одной ножки, – именно поэтому он стоял в углу, прямо под желтым пятном. Ничего. Я посмотрела налево, направо, вперед и назад. Ее нигде не было.

Мама? Присцилла? А вдруг кто-то еще забрал ее и доложил Вульфусу? Это книга Рэя, – они решат, что я ее украла.

– Этого не может быть, – бормотала я, силясь встать на колени и осмотреть комнату.

Бедро болело страшно. Я вся вспотела, но чувствовала, как холодеют спина и лоб. Я так и не смогла встать, чтобы включить свет, и жмуря глаза в полумраке, ползала и извивалась по пыльному полу, заглядывая в каждый уголок, словно ящерица, еще не успевшая отрастить потерянную конечность. В глазах так сильно потемнело, что будь книга у меня под носом, я бы не смогла ее разглядеть. Обессиленная, я перевернулась на спину и, тяжело дыша, принялась ждать, когда боль утихнет.

– Ты чего на полу валяешься-то?

Я почувствовала запах пыли и ношеных колготок. Передо мной предстали полные короткие ноги в коричневых тапочках, а над ними возвышалась их хозяйка – старая горбоносая Присцилла. В одной руке она держала поднос, а другой подпирала свой пышный бок.

– Ишь чего удумала – на полу валяться, – проворчала Присцилла. – Тебе кровати что ль мало? Смотри, какая большая.

– Я просто… ищу кое-что.

Я хотела проследить за реакцией, но никакой реакции не было. Присцилла лишь поставила поднос с завтраком на тумбочку и продолжила ворчать.

– Ну конечно, ты посмотри вокруг. Какой бардак развела! Раз встала свет ни заря, хоть бы прибралась, а то ступить некуда. Куда там! В этом доме только я порядок блюду. Дел по горло, да еще твоими завтраками меня нагрузили. Как будто мне заняться больше нечем, как нянчиться с тобой. Я, между прочим, всю ночь на ногах, то принеси, то подай, то полы еще раз помой…

Присцилла всегда жаловалась, но в особняке и правда всю ночь велись какие-то приготовления. Мне все-таки хотелось выяснить, в чем дело.

– Что случилось? Сегодня собирается Совет?

Присцилла часто кидала на меня презрительные взгляды, но в этот раз она превзошла саму себя. Я поежилась, почувствовав себя самым глупым человеком на свете.

– Ясное дело собираются, – сказала она. – Только не сегодня, а завтра. Молодой хозяин приезжает, как же им не собраться-то.

– Рэй… Рэй приезжает?

– Ну, так. Вчера письмо пришло. К утру, говорят, будет.

– З-завтра? З-завтра утром?

– Ох, и бестолковая же ты. Все, некогда мне с тобой возиться. Ешь давай свои булочки, да не отвлекай меня больше. Одни вон с утра до вечера пашут, а другие лежат себе на полу, в потолок смотрят.

Присцилла продемонстрировала мне свой затылок, покрытый пожелтевшим платком, и исчезла за дверью, с силой ее захлопнув. А я так и осталась лежать на полу и смотреть в потолок. В самый прекрасный потолок на свете.

Глава 3

Мне было семнадцать. Только исполнилось. Мама делала все, чтобы этот день стал особенным, даже уговорила Вульфуса подарить мне немного свободы: я могла гулять по особняку и по саду сколько захочу, правда, слуги не должны были спускать с меня глаз. В их обязанности входило следить, чтобы меня не заносило на запретные территории, а именно в кабинет и спальню Вульфуса, да еще в подвал, куда Вульфус не разрешал спускаться никому. В саду же можно было гулять почти везде, кроме какого-то строения на заднем дворе. Прямо мне этого никто не запрещал, но на входе висел такой большой замок, что посыл я поняла без труда. Мне и самой никогда не хотелось подходить близко к этому зданию. От него исходил какой-то холод, и на десятки метров вокруг совсем ничего не росло, даже маленькой травинки.

Сам Вульфус еще ночью куда-то ушел – видимо, не хотел сталкиваться со мной, – и мне сразу стало легче. В доме, в котором в присутствии Вульфуса дышалось тяжело, а стены нагнетали, было так приятно находиться, если хозяин куда-то выходил. Накануне я долго не могла уснуть, предвкушая, как буду наслаждаться свободой. Меня впервые так радовал мой день рождения.

Нам с мамой не всегда удавалось праздновать его. Сначала Вульфус и слышать не хотел о каких-то особенных привилегиях по случаю праздника. Они с мамой долго ругались, но все было бесполезно. Все, что она могла – это принести мне тортик со свечками: пятью, шестью, семью… И чай, который так хорошо утолял жажду после сладкого ужина. Только потом, на мой девятый день рождения, произошло чудо, и Вульфус разрешил мне задуть свечки и съесть свой торт не в комнате, как обычно, а в столовой. Сам он ушел из дома, но на мой праздник пришел Рэй. Он подарил мне серебряное колечко – сейчас я ношу его на мизинце. Элегантное, похожее на родовой перстень Ависов: в виде птицы, прикрывающейся крылом. Только мое кольцо намного меньше, и глаз птицы синий, а не рубиновый, как у Рэя.

К моему семнадцатилетию Вульфус и вовсе расщедрился: почти весь особняк переходил в мое распоряжение, пусть и на короткое время. Эта мысль так взволновала меня, что я то и дело просыпалась ночью и смотрела в окно в ожидании восхода.

В конце концов из-за беспокойного сна я встала позже обычного. Когда я открыла глаза в то утро, Рэй уже забрался в мою комнату – сидел на подоконнике с книгой в руках. Его новые очки чуть поблескивали на солнце. Красивые, в прямоугольной оправе, верхняя часть которой была черной, а нижняя – белой, они чуть преображали его, делали старше, серьезнее, и, к моему удовольствию, почти не похожим на Вульфуса. Эти очки очень шли ему, но он надевал их только когда читал. Увидев, что я проснулась, он закрыл книгу и улыбнулся мне.

– Ты влез в окно? – удивилась я. – Ведь Вульфус разрешил мне сегодня выходить. Наверное, и тебе можно было просто войти.

Рэй тихо засмеялся.

– Привычка. В голове никак не укладывается, что я могу просто прийти и увидеть тебя, без сговора со стражей и риска для здоровья. К тому же, так гораздо интересней.

Я улыбалась, не зная, что сказать. Солнце било в глаза, и Рэй, весь окруженный этим светом, казался мне ненастоящим, – продолжением сна. Мне хотелось притвориться, что я на него не смотрю, или закрыться от него, спрятавшись с головой под одеяло. Это было бы так глупо. Почему рядом с ним я становилась такой глупой?

Он подошел ко мне, весь чистый, свежий, с легким румянцем и глазами, такими высокими и далекими за стеклами очков. Если бы я подняла голову, то могла бы встретиться с ним взглядом, но это было так трудно. Вдруг, сама не понимая, что делаю, я протянула руку. Хотела коснуться его щеки, но не дотянулась – провела по шее. Прямо под моей ладонью сосредоточенно бился пульс. Чаще. Он вздрогнул и отвел взгляд. Мне казалось, что все происходит не наяву. Раньше я никогда не трогала его так. Не могла себе позволить. Наверное, я и правда думала, что это сон.

Он немного постоял, снова посмотрел на меня и тут же отвернулся. Он ушел, ничего не сказав. Я наскоро оделась и несколько раз обошла весь особняк, не получая никакого удовольствия от внезапной свободы. Я долго просидела у двери в его спальню, прислушиваясь. Рэя нигде не было.

Мама застала меня в комнате, – как будто ничего не изменилось. Она поздравляла меня, что-то говорила, целовала в щеки и лоб. Сказала, что пойдет на кухню, чтобы испечь мне торт, и я попросилась с ней. Она удивилась: «Разве этого ты хочешь в свой день рождения? У тебя в распоряжении целый особняк, и ты хочешь провести полдня на кухне?»

Все было неважно, лишь бы как-то сбежать от противного осознания, что как раньше уже не будет. Можно было изнемогать от ужаса, неизвестности и долгого ожидания сквозь тошноту и сухость во рту, сидя в каком-нибудь темном углу, в котором никто почти не бывает, с одной только мыслью: «Что теперь будет?»; а можно было погрузиться в работу, что-то делать руками до боли в пальцах и пустоты в голове.

Кухня так кухня.

Мы пекли бисквит. Мама попросила меня сбегать за яйцами в курятник, а Присциллу принести немного молока. На улице былопрохладно, и тем приятнее ощущалось живое тепло куриц, их маленькие яйца с прилипшими перышками. Присцилла пошла дальше, к стоявшим в загоне элатрам. Я сложила несколько яиц в корзину и пошла за ней. У одной из элатр недавно родилась двойня – прямо как в сказке об элатрах близнецах.

Близняшки-элатры играли весь день

Резвились, катались в упавшей листве

Прислушались — песня доносится вслед

То мама-элатра зовет на обед.

Они как раз кормились, когда Присцилла приблизилась, и нисколько не испугались, когда она взяла два свободных соска и начала выжимать молоко.

Я подошла к элатре и скормила ей принесенное яблоко. Она выглядела усталой, с розовым ободком вокруг потускневших глаз, – видимо новорожденные ее сильно изматывали. Она опустила голову и мягко сопела, пока я ее гладила.

Говорят, элатры любят с первого взгляда и навсегда. В природе они живут семьями и никогда не оставляют друг друга, но люди ловят их, разлучают и продают в разные дома. Раз в год их отвозят на ферму для размножения. Кажется, именно ее отвозили в том году. Может быть, и у нее был любимый, с которым она не виделась уже очень давно. Она дышала размеренно, как будто засыпала. Горячее дыхание грело мне руки.

– Сама донесешь? У меня еще дел невпроворот.

Присцилла протянула мне ведерко с молоком. Я молча взяла его и отправилась на кухню. Сев в углу, я наблюдала за мамой, то и дело снимая и снова надевая колечко, подаренное Рэем. Мысли о нем заполняли собой все вокруг.

Нога болела еще сильнее. Я лежала, глядя в потолок и мечтая о встрече с Рэем, а боль постепенно начала возвращать меня к реальности. Я поняла, что все плохо. Очень плохо.

Нужно найти книгу, пока ее не увидела Присцилла или другие слуги, но это было не самым главным. Я аккуратно приподняла платье. Синяк стал больше и доходил почти до колена. Местами он переходил в очень пугающий красный цвет. Встать было невозможно. Даже если Рэй приедет, даже если залезет в мое окно, я ничего не смогу сделать. Я едва могу шевелиться. Мама помыла мне ноги, но я все равно была вся в пыли. Я должна искупаться, вымыть голову, надеть что-нибудь красивое.

Я всхлипнула, стиснула зубы и поднялась. Опираясь на все, что попадалось мне под руку, и прыгая на одной ноге, я кое-как добралась до ванной. Я старалась совсем не шевелить сломанной ногой, но даже самые легкие движения отдавались в ней всплесками боли. Я набрала ванну, разделась и аккуратно забралась в нее. Все тело заныло от усталости, особенно бедро. Наверное, нельзя было опускать его в горячую воду. Пожалуй, так будет только хуже, но уже поздно, и сил совсем не осталось.

Вода изрядно подостыла, когда я, еще крепче держась за края ванны, попыталась из нее выбраться. Пол был скользким, и я старалась шагать как можно медленнее. Впрочем, быстро у меня все равно не получилось бы.

Голова кружилась, и меня тошнило. Мокрые волосы то и дело липли к щекам, лезли в глаза, а я не могла их убрать, потому что постоянно держалась за что-то обеими руками. Я вышла из ванной и рухнула на пол. Я начала жадно дышать, пытаясь глотнуть больше воздуха. Мне нужна была помощь.

«Мама…»

Если в детстве у меня что-то болело, она проводила там пальцами, рисовала круги на моей коже, и становилось легче. Она поможет. Она всегда помогает.

«Мама…»

Мама была такой красивой. Мне казалось странным видеть ее под ярким светом на большой кухне, в застиранном фартуке, со следами муки на щеках. Она учила меня месить тесто, добавлять ваниль на глаз – брать немного кончиком ножа. Она опускала палец в жидкое тесто, облизывала и одобрительно кивала. Я повторяла и, боже, каким неожиданно вкусным было то тесто. Хотелось пробовать еще и еще, но мама сказала, что нельзя – живот заболит. Зато бисквит можно есть вволю, когда мы его испечем.

Совсем скоро он был готов, горячий и такой мягкий, что сжимался от прикосновения и тут же выпрямлялся, стоило убрать пальцы. Мама украсила его заварным кремом и вывела шоколадным сиропом размашистое «Лия». Я впервые видела свое имя, написанное ее рукой, пусть и такими необычными чернилами. Ее почерк был чем-то похож на мой, только намного изящнее, как и все в ней. Я жадно ухватилась за это полупрозрачное сходство, за тоненькую нить, которая делала нас теми, кем мы были – матерью и дочерью, несмотря ни на что. Мама улыбнулась, радуясь внезапной перемене в моем настроении. Она принесла небольшой конвертик и одну за другой, вытащила оттуда семнадцать синих свечей. «Тебе ведь нравится этот цвет», – сказала она, одарив сияющим взглядом свою работу. Я кивнула. Мама знала обо мне все.

Боль притупилась. Мне стало немного легче, по крайней мере, уже не так трудно дышать. Я поползла к шкафу – нужно хоть что-нибудь надеть, теперь почти все равно что именно. Я протянула руку сквозь полуоткрытые дверцы и, ухватившись за подол одного из платьев, потянула его на себя. Наверное, я дернула слишком сильно, забыв, что у шкафа не доставало ножки, и он вдруг с грохотом свалился прямо на меня. Он бы, наверное, придавил меня, совсем раскрошив мою ногу, если бы дверцы не открылись полностью и не остановили удар. Я оказалась между дверцами под завалом одежды и всяких коробок, заполонивших все вокруг.

Темно.

Они словно душат меня.

Я снова проваливалась в забытье и не могла пошевелиться, похороненная под горой собственных вещей. Они вдруг стали такими тяжелыми, вдавливали меня в пол с такой силой, что я была уверена: ничего уже не будет. В голове пугающе отчетливо и холодно пробежала мысль.

«Я никогда не выберусь».

– Красивый торт.

Рэй был какой-то новый, высокий, с полураскрытыми, словно от удивления, губами. Очки он так и не снял.

Я даже не знала, когда он пришел, долго ли наблюдал за мной. Хотела спросить, но молчала, боясь сказать что-то не то – что-то такое, после чего он исчезнет уже навсегда.

Мама распорядилась, чтобы торт отнесли в столовую, а сама начала заваривать чай. Рэй подошел быстро и улыбнулся так, как только он умеет – непринужденно, но при этом внушая уверенность.

Стало легче. Мы поспешили в столовую, и я даже не успела понять, когда взялись за руки. Я почувствовала, как соприкоснулись наши ладони, и лишь небольшая выпуклая полоска стояла между нами едва осязаемой преградой: линия судьбы, нарисованная чьим-то ножом. Это была память о чем-то давно ушедшем, болезненный призрак прошлого, затянувшийся нежно-розовой оболочкой. Рэй не помнил, откуда у него этот шрам, но он был всегда – по крайней мере с тех пор, как мы друг друга знали.

Одна и та же мысль бесконечно крутилась в голове. Мне не хотелось говорить, хотелось только закрыть глаза и прислушаться – как же невероятно близко стучит его сердце. Его запястье, с живущим глубоко внутри шариком пульса, тепло и навеки прильнуло к моему.

«Я всегда буду любить тебя».

Пыль заставляла кашлять. В груди стало больно от нехватки воздуха.

Нужно было выкапываться из завала, иначе я могла задохнуться. Я и не думала, что в моем шкафу столько одежды – с тех пор, как Рэй уехал, я почти не заглядывала туда, нося только несколько вещей, которые по очереди стирались и складывались Присциллой на мою кровать.

Я убрала одежду с лица и открыла глаза. Шкаф нависал надо мной словно гигантский гроб. Я кое-как выползла из-под него и присела у окна. Рядом с моей полуживой ногой валялся маленький желтый сверток. Должно быть, он выпал из шкафа и отлетел в сторону. Я осторожно взяла его и шумно выдохнула. На глаза навернулись слезы, и какое-то время я просто тихо всхлипывала, прислонившись к стене. Потом я сжала в руках сверток и поднесла его к губам.

Рэй первым нашел мою иву. Он договорился с часовыми, чтобы они не докладывали Вульфусу о нашей отлучке, и отвел меня туда. Он заранее сделал подкоп, принес под иву подушки и одеяло, даже немного книг. Я волновалась, потому что выходить за пределы сада мне никто не разрешал, но Рэй так крепко и уверенно держал мою руку, что я забыла обо всем.

В тот день я впервые увидела лес, впервые встретилась со своей ивой и уже не могла смириться с жизнью взаперти. Наверное, Рэй чувствовал то же, что и я, когда видел это дерево. Под его листвой мы были в другом мире, где никто не имел права нам что-то запрещать.

Я не могла поверить, что целую его. Рэй всегда был рядом, но недосягаем, а теперь я могла любить его сколько захочу. Сколько хотел он. Хоть всю жизнь.

Мы пробыли там до вечера. Удивительно, как время может бесконечно тянуться, а потом пролетать в одно мгновение, когда ему вздумается. Я хотела бы, чтобы тогда оно поступило по-другому. Чтобы оно застыло, оставив нас в объятиях друг друга, оставив его теплую руку в моих волосах, а мою голову на его плече.

Когда начало темнеть, Рэй поднялся и вытащил из кармана небольшой сверток. Он взял меня за руку и аккуратно положил его мне на ладонь.

– С днем рождения, – сказал он. Рэй задумчиво погладил мою раскрытую ладонь, потом согнул мои пальцы на свертке. – Это подарок, Лия, но не открывай его сейчас. Если сможешь, не открывай его никогда. Только если ты будешь совсем одна… Без меня, понимаешь? Он поможет тебе справиться с любой неприятностью. Просто загадай желание, и оно исполнится.

Я с глупой улыбкой покачала головой. Рэй притянул меня к себе и поцеловал.

– Что бы ни случилось, знай, что я тебя не оставил.

Сверток был покрыт легким слоем пыли, и я, потянувшись к вороху одежды на полу, аккуратно протерла его первой попавшейся вещью. «Что бы ни случилось…» – Рэй обещал, что этот подарок поможет мне в любой ситуации, но было страшно открывать его. Как будто если я разверну упаковку, то потрачу свой единственный шанс.

Когда Вульфус узнал о нас, я собиралась открыть этот сверток, но Рэй остановил меня. Не послушай я его тогда, возможно, Вульфус не отправил бы Рэя учиться так далеко и так надолго. Возможно, мне не пришлось бы жить без него целый год. Возможно, Вульфус не запер бы меня в комнате, не довел бы маму до слез, не кричал и не винил бы ее в нашей с Рэем любви. «Я слишком часто шел у тебя на поводу, и посмотри что получилось!»

Нас раскрыли спустя две недели после моего дня рождения. Присцилла видела, как мы целовались, и рассказала все Вульфусу. Он был в бешенстве, мама ошарашена. Рэй злился и кричал, что они не имеют права заставлять его уехать, что он не бросит меня, что он меня любит. Рэй…

На следующий день его увезли. Вульфус отправил Рэя в академию Совета, где учились отпрыски богатых семей Инниса. Я узнала, что обучение там длилось пять лет, и на первый курс принимали в пятнадцать. Из-за возраста Рэя зачислили сразу на последний курс, но поскольку все это время ему нанимали всех возможных учителей, он без труда стал лучшим учеником. Я слышала, как слуги гордо рассказывали об этом друг другу. Когда я спросила маму, почему Рэя не отправили туда раньше, она лишь хмыкнула, а потом погрустнела, как бывало каждый раз, когда я задавала ей вопросы.

В день отъезда Вульфус запретил ночным часовым выпускать Рэя из особняка, но ему всегда удавалось договориться с ними. Он залез в мое окно, всю ночь провел со мной и только под утро ушел. Он просил поберечь сверток. Говорил, что скоро вернется, что заберет меня или убедит отца.

«Когда я стану главой Совета, никто не сможет приказывать мне».

Он просил ждать, и я ждала. Когда-нибудь Рэй и правда станет главой Совета, и тогда… Тогда, возможно, все будет по-другому. А пока главой был Вульфус, и он мог приказывать всем.

Я вздохнула и развернула упаковку. Я твердила себе, что осталась одна, что мне больно, и никто не сможет помочь, даже мама; а мне так нужно исцелиться, так нужно встретиться с Рэем…

Внутри лежал лист бумаги сложенный небольшим конвертом. Когда я раскрыла его, оттуда выпал плоский, словно вырезанный из картинки, сушеный одуванчик с еле державшимися тонкими нитями пуха. В нижнем углу на конверте аккуратным почерком Рэя было написано только одно слово: «Люблю».

Я осторожно взяла цветок, стараясь не сильно давить пальцами, чтобы не сломать хрупкий стебель. С трудом поднявшись, я привычным движением толкнула засов. Он податливо двинулся в сторону, и я открыла окно. Только снова вспомнив о мире за пределами моей комнаты, я поняла, что стою совсем голая. Свежий воздух сразу привел меня в чувство. Я посмотрела на сосну, и та чуть качнулась в ответ.

– Рэй приезжает, – прошептала я.

Сосна качнулась сильнее.

– Наверное, нам снова понадобится твоя помощь. Мы будем сбегать каждый день.

Мягкая хвоя коснулась моих пальцев. Я покачала головой.

– Все хорошо. Я скоро буду в порядке.

Вдохнув полной грудью, я закрыла глаза и подула на пушинки.

Глава 4

Странно, как будто все произошло во сне. Я почему-то проснулась на кровати, одетая. Я не могла разглядеть времени на часах, но знала, что царила глубокая ночь. Это чувствовалось по тому, как все затихло в саду и в доме: даже моя сосна застыла, будто задремав. Лишь стройные, почти бесшумные шаги солдат, еле уловимое скольжение их нейлоновых штанин и приглушенный треск ружей нарушали эту тишину. Мне показалось, что меня кто-то зовет, но в комнате никого не было. Я помотала головой, сгоняя остатки сна. Должно быть, я проспала весь день. Я сжала и разжала ладони – стебель одуванчика куда-то исчез. Протерев глаза и дав им немного привыкнуть к темноте, я огляделась. На тумбочке стоял поднос, но на месте нетронутых булочек появилась тарелка с еще теплым супом и несколькими кусочками хлеба. Рядом были расставлены тюбики с мазью. Шкаф, как всегда, прислонялся к стене. От горы одежды на полу не осталось и следа. Стало даже чище, будто кто-то хорошенько прибрался. Мама? Как же крепко я спала, что ничего не услышала.

Я осторожно привстала и пошевелила ногой, ожидая резкой боли, но вместо этого моя нога лишь послушно двигалась. Я быстро приподняла край ночной рубашки – синяк исчез. Поднявшись, я несмело зашагала по комнате и, убедившись, что нога действительно здорова, запрыгала от радости. Когда волна восторга поутихла, я вздохнула и вернулась к кровати. Я спала так крепко, что теперь была совершенно бодрой и не знала, чем занять себя до утра. Я села на покрывало, и мне вдруг снова послышался шепот, на этот раз более отчетливый.

Сумасшедшая мысль. Я бегу к окну, с нетерпением хватаюсь за засов, который протестующе скрипит, но все же поддается, открывая мне пару карих глаз – глаз, которые так красиво и правильно смотрелись на фоне моего окна.

– Наконец-то. Я уже испугался, что не смогу тебя разбудить.

Моя душа взлетела и закружилась по комнате. Все исчезло – только он, его улыбка. Это сон? Ничего, пусть будет сон. Только бы он не заканчивался. Поначалу я не могла выдавить и звука от потрясения, а потом чуть не взвизгнула от неожиданного счастья, но Рэй с озорной улыбкой приложил палец к губам.

Я думала, что он, как и раньше, поднялся по моей сосне, и, только обняв его, случайно коснулась чего-то чужого за его спиной. Мне резко стало не по себе, и где-то в груди отдаленно сверкнуло чем-то колючим. Я успела разглядеть черные перья, и вдруг ослепла и оглохла, как в тот раз, когда упала с дерева и сломала бедро. Перед глазами промелькнуло что-то красное, – жуткое и нечеловеческое.

Рэй удержал меня от падения, и, когда я очнулась, он нависал надо мной с тревогой в глазах. Я лежала на собственной огромной кровати.

– Лия! Ты в порядке?

Он был испуган, искренне волновался за меня. Я улыбнулась, и на его лице после волны облегчения появилась ответная улыбка.

Мне вдруг стало так странно, что он был рядом, так близко, на моей кровати. Он – Рэй, а я – Лия. Как же странно, что я – Лия. Но он – Рэй, и это еще более странно. Внезапное осознание, что мы вместе, он со мной, а я с ним. Тот мальчик из далекого детства. Так изменился, но это он. Это он.

Кто бы мог предположить? В голове столько вопросов. Как он здесь оказался? Знает ли Вульфус? Что будет с нами дальше? Они все развеялись в одно мгновение, в одно касание – как будто не было ни упрямого тиканья часов, ни желтого пятна на потолке, ни полуоткрытого окна. Ненужная одежда, мешающая, не дающая полностью вдохнуть друг другом… Как нетерпеливо скользили по ней пальцы, срывая, бросая далеко, туда, где заканчивались границы мира. Была только кровать, несуразно большая, гигантская, бесконечная. Были мы – снова вместе, – и удушающая тоска, и жадность прикосновений, и губы, и слезы, и он – так близко… Так близко.

Хотелось раствориться в нем. От него пахло дорогой, городом, далеким неизведанным миром. Его глаза сонливо сужались, но он не давал им закрыться.

– Лия, – прошептал он, гладя мою спину. – Ты убегала пока меня не было?

– Каждый день.

– К иве?

Я кивнула. Мне вспомнилось лицо незнакомца, которого я встретила в убежище, его слова. Я так и не увидела фотографию отца, потеряла книгу Рэя, сломала ногу… Я воспользовалась его подарком. Нужно столько всего рассказать ему, но потом. А сейчас…

– Давай сбежим сейчас? – сказал Рэй и заговорщицки подмигнул.

Я не успела ответить. Рэй поцеловал меня, вскочил и, подобрав с пола свою одежду, пошел в ванную.

– Только умоюсь, – сказал он.

Я лениво потянулась и не спеша начала одеваться. Закончив, я взглянула на свои ноги и осознала, что целый год не носила обуви. Я всегда сбегала босиком или в носках и уже привыкла к этому. Подойдя к шкафу, я достала из его глубины пару туфель – единственную обувь, которая у меня осталась. Ноги влезли в них с трудом, пальцы сжались и заныли. Туфли явно стали мне малы, но я, морщась, все-таки дошла в них до окна.

Взгляд скользнул по огромным черным крыльям, прислоненным к стене. Я стояла близко, но боялась дотронуться. От них исходила невероятная сила, что-то захватывающее и при этом зловещее. Ряды длинных перьев блестели под светом луны, как будто покрытые слоем лака. Посередине были пришиты два ремешка – видимо, так Рэй пристегивал их. Я знала, что такие крылья могли принадлежать только одной птице.

– Крылья алады, – Рэй подошел сзади и обнял меня. – Правда, потрясающие? Сейчас многие с такими летают.

Я неуверенно кивнула. Что-то сжалось в груди, когда Рэй взялся за ремешки и застегнул их на своем животе. Такое же чувство я испытывала, когда в особняк привозили новых элатр или когда слышала выстрелы, доносившиеся из леса. Во мне будто поднималась волна протеста, но я подавила ее. Открыв окно шире, Рэй встал на подоконник и протянул мне руку. Я, стараясь не касаться странных крыльев, поднялась вслед за ним.

Сосна плавно качнулась, чуть кольнув мою голень пушистой веткой.

– Я ненадолго, – прошептала я и прикрыла окно, чтобы не вызывать подозрений.

Рэй крепко прижал меня к себе, и мы взлетели.

Полет – непривычная пустота под ногами, тянущее, но приятное до мурашек чувство внизу живота, страшные черные крылья, нависающие над нами, словно призраки в широких плащах, шея Рэя с капельками воды или пота, тонкий любимый запах, родной лес далеко, на земле, и, словно маленькие звезды, сверкающие впереди – все ближе и ближе – огни небоскребов.

Я никогда раньше не летала вот так – не чувствуя под собой сильного тела элатры, никогда не видела город, никогда не сбегала из особняка ночью, никогда не делала всего этого с Рэем… Слишком много «никогда», слишком много «не».

Рэй, ты ведь тоже так думаешь? Ведь ты для этого приехал именно сегодня, именно ночью – чтобы этих «никогда» в моей жизни стало меньше. Хоть немного меньше… Правда?

– Закрой глаза, – шепнул Рэй, когда мы начали снижаться. – Это сюрприз.

С закрытыми глазами я отчетливее различала звуки – другие, новые, яркие; запахи – приятные и отвратительные, соединившиеся в неуловимую смесь, вплетенную в особый городской воздух. Ноги коснулись земли, и на открывшиеся от неожиданности глаза легли ладони Рэя. В ночной прохладе его дыхание приятным теплом щекотало мое ухо.

– С днем рождения, – сказал он и, открыв мне обзор, приобнял сзади, давая вволю рассмотреть все вокруг.

Если бы не теплые ладони Рэя на моих плечах, я бы решила, что умерла, стала призраком, стала воздухом и улетела в другой мир.

– Эта улица ведет к площади Совета. Видишь вдали колонны?

Я видела. А еще я видела бесконечные ряды зданий: высоких и низких, широких и узких; волны людских голов, сновавших в разные стороны, одиноких парней и девушек, взлетавших на крыльях алад к окнам небоскребов. Тележки с разной уличной едой, яркие горящие вывески всевозможных цветов, музыка, зазывающие крики торговцев, смех, звуки жарящейся еды и шипящих лимонадов.

Рэй взял меня за руку и вел вдоль магазинов. Я чуть поежилась, увидев на стене одного из зданий гигантское изображение Вульфуса, и тут же отвернулась. Даже от небольшого портрета, висевшего в холле особняка, мне становилось не по себе, а в городе его лицо смотрело на меня отовсюду. Я прильнула ближе к Рэю. От клубка запахов чуть кружилась голова. Мы остановились у небольшого окошка – Рэй купил себе кофе с глубоким горьким ароматом и легкой кислинкой. Он предложил и мне, но я отказалась. Я не могла оторваться от витрины соседнего здания, где были выставлены самые красивые торты и пирожные, которые только можно было себе представить.

Рэй проследил за моим взглядом.

– Как насчет того, чтобы купить огромный торт и восемнадцать свечей?

– Как же мы будем возвращаться с ним?

– Мы можем съесть его здесь.

Я покачала головой.

– Давай просто посмотрим.

Внутри пахло ванилью, какао, фруктами и особым сладковатым запахом жидкого теста. У каждой стены стояли широкие витрины с десятками видов красочной выпечки. Маленькие пирожные в форме колыбели, печенье из белой глазури в форме лилий, торты самых разных размеров от низеньких с цветочными узорами до огромных конструкций с шоколадными деревьями, фруктовыми домами и кремовыми облаками. Пышные, с воздушным суфле и яркими украшениями из ягод, элегантные, с изящным глянцевым покрытием и тоненькими узорами из шоколадных лент – все до одного настоящие произведения искусства. Но самым красивым был торт в виде кареты.

Видимо, я долго стояла перед ним с открытым ртом, совсем не замечая ничего вокруг. Я чуть вздрогнула, когда молодая продавщица обратилась к нам с Рэем.

– Я вижу, вас заинтересовал «Экипаж». Хозяйка лично испекла его, а работа над его украшением заняла у нее несколько дней.

– Он очень красивый, – сказал Рэй.

Я лишь рассеянно моргала. Продавщица сверкнула безупречно-белой улыбкой и открыла витрину.

– Посмотрите внимательней. Он не только искусно украшен, но и отличается превосходным вкусом. В основе торта нежный бисквит, пропитанный сочным вишневым сиропом. Внутри кареты ванильное мороженое с шоколадной крошкой. Элатры же сделаны из легчайшего розового зефира, покрытого высококачественным белым шоколадом. Две элатры спереди и две сзади, прямо как в жизни. На вашем месте я бы, не задумываясь, купила это великолепие.

– Думаю, так мы и поступим, – сказал Рэй.

– Подожди…

Я не успела остановить их. Едва услышав согласие, продавщица взялась за поднос, на котором стоял торт, и аккуратно вытянула его. Я не хотела, чтобы так получилось… Я просто собиралась попросить ее убрать его обратно – наверное, он стоил кучу денег, да и я бы ни за что не смогла съесть такую красоту. Я протянула руку и случайно задела одну из шоколадных элатр. От моего прикосновения по белой глади ее тела прошла трещина, передняя нога подкосилась и раскрошилась на мелкие острые кусочки.

Продавщица взвизгнула. От неожиданности она чуть опустила поднос, и потерявший равновесие торт соскользнул на пол. Вместо прекрасной кареты перед нами предстала приплюснутая багровая смесь, из которой, как на поле битвы, торчали отколовшиеся ноги, головы и туловища элатр с обнаженными зефирными внутренностями.

– Что вы наделали? – запищала продавщица. Поднос с грохотом выпал из ее ослабевших рук.

– Я не хотела, я просто…

Рэй легонько сжал мое плечо и повернул к себе. Я чувствовала, что вот-вот заплачу, но стоило мне встретить тепло его взгляда, как стало легче. В последний раз он смотрел на меня так год назад, когда Вульфус поклялся, что мы друг друга больше не увидим. «Увидим», – говорили тогда его глаза. И были правы.

– Не расстраивайся, – сказал Рэй и улыбнулся. – Это всего лишь торт.

Он увел продавщицу в сторону и что-то передал ей.

– Мы в расчете?

– Да, – сдавленно ответила она.

Рэй вернулся ко мне.

– Уверена, что ничего не хочешь? – спросил он.

Я кивнула. Мы уже выходили, когда продавщица растерянно закричала: «Спасибо за покупку!»

Когда за нами закрылась дверь, ее хлопок, словно короткий и резкий выстрел, заставил меня остановиться. Я вдруг всем телом почувствовала свершение чего-то бесповоротного. Это было сложно объяснить даже самой себе, но все вокруг будто подтверждало мое предчувствие: и рассыпанные в воздухе запахи, и блеск ночного города – все предсказывало приход чего-то неминуемого. Свет в кондитерской был слепяще-белым, и из-за контраста перед глазами мерещились темные фигуры. Я пошатнулась и почувствовала, как рука Рэя крепче сжала мою.

– Лия, – ласково сказал он и крепко обнял меня. – Ничего страшного, с кем не бывает? Не так уж нам нужен этот торт, правда? Твоя мама лучше испечет.

Я слабо кивнула.

– Пойдем, посмотрим площадь. Я покажу тебе фонтан.

Мы шли вдоль улиц разных и одновременно похожих друг на друга. Сотни людей скользили мимо нас и не замечали – они думали, что я одна из них, не понимая всей преступности нашей невинной прогулки. Чем ближе мы подходили к площади, тем плотнее становилась толпа. Было почти невозможно сделать и пару шагов, никого при этом не задев. Туфли сильно жали, и ступни горели от мозолей. Погруженная в свои мысли, я не заметила, как перестала передвигать ногами, остановившись прямо посреди толпы. Кто-то чуть не врезался в меня сзади. Обернувшись, я увидела высокого кудрявого парня. Он опустил взгляд, быстро пробормотал: «Извините» и скрылся в людском потоке.

Рэй то и дело целовал меня и оглядывал прищуренным взглядом.

– Ты как? У тебя что-то болит? Хочешь домой?– спрашивал он.

Я качала головой. Мы шли дальше, а толпа все сгущалась. Отовсюду раздавались обрывки разговоров, смех. Я никогда не видела такого оживления. Даже в особняке перед заседанием Совета было не так шумно. Люди как будто чего-то ждали.

Фонтан оказался размером с мою комнату, если не больше. Я не сразу поняла, что мы дошли до него, – решила, что впереди тупик. Он был трехэтажным: на нижнем, самом широком, ярусе сидели люди, а на дне сквозь зеленоватую пленку воды виднелось целое состояние из различных монет. На втором ярусе красовались бюсты основателей домов Совета, а над ними возвышалась гигантская тринадцатиконечная звезда, из каждого уголка которой били пенистые струи.

Я вдохнула арбузный запах влаги и как завороженная смотрела на фонтан. Рэй взял меня за руку и повел вдоль фигур к бюсту своего дедушки, Сигнуса Ависа. Я заметила, как плечи Рэя расправились, а подбородок стал выше. Он смотрел на каменное лицо своего предка, а я на него. Никогда еще он не был так похож на Вульфуса. Мужчины в семье Ависов вообще практически в точности повторяли черты друг друга. Насколько я знала из рассказов Рэя, бюст слепили за несколько месяцев до смерти его деда, когда тому едва исполнилось сорок. Кажется, он и его жена погибли во время какой-то поездки, оставив семнадцатилетнего Вульфуса сиротой. Рэй и все в особняке безумно гордились тем, как Вульфус занял место отца в Совете и благодаря уму и упорству стал его главой. Теперь портрет самого Вульфуса висел чуть ли не в каждом углу Инниса.

Стоя рядом с Рэем у фонтана, я подумала, что если бы с бюстом Сигнуса Ависа что-то случилось, его бы легко восстановили, глядя на Вульфуса, настолько они были похожи. Правда у мужчин Ависов были и неуловимые отличия, из-за которых сразу становилось ясно, что они разные люди. Я точно чувствовала эту разницу, потому что в Рэе я любила все и ничего из этого не любила в Вульфусе. Кроме сходства во внешности, у них было мало общего. Например, слыша только звук их речи, никто бы и не подумал, что они родственники. Голос Вульфуса вызывал мурашки, раздаваясь словно гром, даже когда тот говорил тихо, а голос Рэя был глубоким и звучным – он успокаивал и лучше всего подходил для длинных рассказов.

Я медленно обошла фонтан, разглядывая одно благородное лицо за другим. Наткнувшись на выгравированную надпись «ЗОРТ», я остановилась. На меня смотрел каменный старик с длинной бородой и глубокими морщинами на лбу и у глаз.

Рэй подошел и встал возле меня.

– Как думаешь, я похожа на него? – спросила я.

– Не знаю, – сказал он. – Может, если найти его фотографию в молодости…

Я кивнула. Хотелось подольше там постоять, найти хоть малейшее сходство, но я как будто боялась, что так ничего не найду. Я заставила себя перейти к следующей фигуре.

– А это что такое?

Я с удивлением смотрела перед собой. Все бюсты основателей были ухожены, и только последний покрылся такими частыми и глубокими трещинами, что из-за них его невозможно было разглядеть. Нетронутыми оставались только правый глаз и нос. По его голове и щекам стекала жидкая плесень, в темноте пугающе напоминавшая кровь. Я попыталась прочитать надпись, но не смогла ничего разобрать – судя по всему, ее намеренно стерли.

– Это основатель какого-то исчезнувшего дома. Там запутанная история. То ли предал Совет, то ли что-то такое. Кажется, его казнили.

Я не могла понять почему, но мне казалось, что я знаю этого человека. Странно, ведь я даже лица его толком не видела, но могла поклясться, что оно напоминало мне кого-то. Воспоминание скользило на самой поверхности, но просачивалось сквозь пальцы каждый раз, когда я пыталась за него схватиться. Мне было не по себе. Я подошла еще ближе и почувствовала, как до головы и плеч долетели брызги фонтана. Внезапный ликующий визг прервал мои мысли. Люди оживились и с новой силой начали толкаться, пробивая себе дорогу вперед.

Рэй взял меня за руку и помог отойти с их пути, отчего мы оба промокли под струями фонтана. Взобравшись на первый ярус, Рэй потянул меня за собой.

– Наверное, на площади выступает знаменитость, – пояснил он. – Или кто-то из Совета.

Я вздрогнула и невольно сделала шаг назад, чуть не очутившись в воде, – я привыкла, что членам Совета мне ни в коем случае нельзя попадаться на глаза. Рэй держал меня за руку и хотел притянуть к себе, как внезапно остановился и побледнел. Я оглянулась и застыла, не в силах пошевелиться. Впереди, на высокой сцене, окруженной битком набитыми трибунами, показалась фигура в длинном кожаном плаще. Я знала, что стояла слишком далеко, но не могла отделаться от ощущения, что он видит меня. Я будто чувствовала на себе его ледяной взгляд.

Какое-то время мы молча смотрели на приветствующего толпу Вульфуса. Ладони Рэя похолодели и вызвали у меня мурашки. Или это были брызги фонтана, которые капали на голову и скатывались по шее и спине? Хотелось закрыть глаза и очутиться в своей постели.

– Нужно уходить, – прошептал Рэй над самым ухом.

Я кивнула и начала пробираться сквозь толпу назад. Сначала я чувствовала его руку у себя на локте, потом она соскользнула к кисти. Я шла и шла, веря, что Рэй идет за мной и скажет, где остановиться. Прохожие задевали меня и ворчали, а я все двигалась вперед, пока не осознала, что он больше не держит меня. Я оглянулась и увидела десятки лиц – сердитых и уставших, с крупными каплями пота на лбу, красными глазами и жирным блеском на губах. Я пошла обратно, но прохожие постоянно сбивали меня с пути, и я уже не могла понять, в какую сторону идти. Мое тело лихорадило, ноги подкашивались, каждый локоть в толпе упирался мне в бока, меня толкали из стороны в сторону, что-то кричали. Я наступила на чьи-то туфли, кто-то наступил на мои, оттоптав и без того натертые до крови ступни, мои волосы застряли в застежке чьей-то куртки, голова закружилась, тысячи огней смешались в один большой клубок из искрящихся ниток. Я попыталась вдохнуть и не смогла, а потом почувствовала сильный удар в грудь.

Я упала. Несколько людей прошлись по моим рукам и одежде, прежде чем я смогла встать.

– Что ты здесь разлеглась?

– Ненормальная!

– Куда только стражи смотрят!

Я сняла туфли и, держа их в руках, побежала. На мгновение мне показалось, что я снова стала птицей, но люди вокруг будто забирали мой воздух, душили меня невидимыми веревками, избивали острыми локтями. Вскоре у меня отяжелело все тело и помутнело в глазах. Сильный удар, жар и снова запах, от которого подташнивало и кружилась голова. Я сидела на земле и сквозь шум толпы едва различала крик торговца. Поняв, что врезалась в его лавку и перевернула жаровню, я попыталась встать, но голову пронзила дикая боль. Вокруг были разбросаны ошметки мяса – жареные коричневые куски и еще не приготовленные сгустки кровавых масс. Я не смогла сдержать тошноту. Вопли торговца стали еще громче, но я уже ничего не могла разобрать. Я встала и, едва двигая ногами, хотела уйти, но торговец схватил меня за руку и швырнул на землю.

– А платить кто будет? – заорал он.

Я оказалась под прилавком. Запах крови стал еще сильнее, вызывая новый приступ тошноты. Дышать не получалось. Сквозь наплывшую тьму я разглядела несколько свиных голов с широко открытыми глазами. Торговец яростно накинулся на меня, схватил за волосы, придавил к земле своей тяжестью. Запах смерти. Свиные головы. Ноги. Столько разноцветной обуви… Я попыталась закричать, но не услышала собственного крика. Рэй… Мама… Кто-нибудь. Боль в груди. Ноги ходят кругами. Свиные головы. Запах смерти. Кислое дыхание.

– Кто заплатит? Кто за все заплатит?

Перед глазами мелькнуло чье-то бледное лицо, кудрявая голова. Все вокруг закружилось еще ярче, еще стремительнее. Я услышала голос Рэя и потеряла сознание.

Глава 5

Я почувствовала ее раньше, чем пришла в себя. Страх и боль сменились ощущением безопасности. Тихий шепот ивы успокаивал и утешал меня. Я открыла глаза и вдохнула запах леса. Легкий ветер бодряще скользил по моему лицу. Следы от слез стягивали щеки. Я сделала глубокий вдох, жадно хватаясь за воздух. Постепенно мое сознание прояснилось. Кто-то спал у моего плеча, накрыв мою руку своей.

– Рэй, – позвала я.

Он быстро поднял голову и тут же наклонился надо мной. Его уставшие глаза покраснели и опухли.

– Лия, – выдохнул он. – Я пытался разбудить тебя, но ты… Я уже думал, что…

Рэй затрясся, и на мое лицо закапали его слезы. Я приложила ладонь к его щеке. Он был таким красивым.

– Прости меня, – шептал он. – Я сам не понял, как это произошло. Мне показалось, что кто-то меня зовет, а когда я обернулся, ты исчезла. Я везде искал тебя. Облетел весь город, полетел домой, но не нашел… А потом решил заглянуть сюда, и…

– Значит, это не ты перенес меня?

Рэй покачал головой.

– Когда я пришел, ты лежала без сознания. Дышала, но так слабо… И все не просыпалась. Я думал, что потерял тебя…

Его голос дрогнул. Мы обнялись. Я чувствовала его сбившееся дыхание в своих волосах. Мы сидели так, пока стук его сердца не стал размереннее. Он гладил мои плечи и спину, грея меня теплом своей ладони. Все, что произошло, стало вдруг незначительным. Остальной мир будто остался в прошлом. Мы могли равнодушно вспоминать о нем, как если бы нас отделяли тысячелетия. Только мы бы не вспоминали, потому что все самое важное и нужное было здесь и сейчас.

Ветер настойчиво завыл в листве моей ивы. Рэй поднял голову и, чуть отстранившись, поцеловал меня.

– Уже рассвело. Нужно возвращаться.

Я только тогда поняла, что в лесу действительно светило солнце. Настоящая жизнь: мама, Присцилла, моя комната и желтое пятно на потолке, – все в одно мгновение рухнуло на меня. Рэй убрал руку с моих плеч, и я почувствовала, как они согнулись под весом всего остального. Я вздохнула и оглянулась по сторонам в поисках туфель, но их нигде не было. Должно быть, я потеряла их в городе.

Рэй помог мне подняться. Он надел крылья, молча прижал меня к себе, и мы взлетели. Вскоре под нами показался особняк, и, улучив момент, когда стражи отвлеклись, Рэй опустил меня на ветку сосны. Я толкнула окно и осторожно пролезла в комнату. Рэй оглянулся на стражей и прошептал:

– Мне нужно войти в ворота, как будто я только приехал. Увидимся вечером.

Он сжал мои пальцы и поднес их к губам. Я кивнула, и Рэй исчез.

Как только я отвернулась от окна, мне стало казаться, что я все выдумала. Я поднесла свою ладонь к лицу – на ней еще оставалось тепло от его прикосновения. Наверное, часы и желтое пятно тряслись в бесшумном смехе, глядя на меня. Я вздохнула и вошла в свою жизнь.

Кровать не была заправлена, а значит, Присцилла еще не приходила. Я с облегчением разделась и пошла в ванную. Несколько минут я разглядывала в зеркале свое пыльное, покрытое ссадинами тело. Только тогда я почувствовала, как сильно оно болело. Пришлось постирать свою одежду, чтобы Присцилла ничего не заподозрила. Я приняла душ, стараясь вместе с грязью смыть воспоминания о торговце и том ужасном запахе. Пока я стояла под горячими струями, перед глазами то и дело всплывали свиные головы.

Я надела брюки и закрытый свитер, полностью скрывавший руки и шею. Ссадины алели даже на моих ступнях – бежать по городскому асфальту оказалось гораздо больнее, чем по земле. Я натянула носки и легла на кровать.

По привычке я посмотрела на желтое пятно, а оно в ответ уставилось на меня. Стало ли оно больше? Кажется, да. Я лежала и смотрела в потолок, пока, наконец, не поняла, что умираю от голода. В последний раз я ела больше суток назад. Взгляд метнулся к серебряному подносу с остывшей едой, который мама оставила на тумбочке. Я перенесла его на кровать, накрошила хлеба в суп и съела все настолько быстро, что не успела осознать, когда отправила в рот последнюю ложку. На дне тарелки появилось изображение птицы, прикрывшейся одним крылом – герб дома Ависов. Я не понимала, какой был смысл метить тарелки, но, казалось, Вульфусу нравилось видеть этот символ везде. Он украшал не только золотою ограду, беседки, стены, перила, двери, но и любую безделушку, которая попадалась под руку. Даже поднос, на который я поставила опустошенную тарелку, был в форме птицы, а на ложке, которую я держала в руках, полуприкрытый перьями глаз был таким ярким, что вполне мог быть сделан из настоящего рубина.

Я отодвинула поднос на край кровати и снова легла. Больше еды в комнате не было, но Присцилла вот-вот должна была принести завтрак. Оставалось только ждать, а в этом мне не было равных.

За окном вдруг поднялся шум, стражи засвистели, служанки завизжали, и послышался голос Рэя. Обитатели дома приветствовали его, расспрашивали об учебе, перебивая друг друга, пытались угадать, как сильно он устал с дороги и чего бы ему хотелось больше всего. Потом голоса затихли, и воцарилась атмосфера страха и трепетания, такого сильного, что его отголоски донеслись и до моей комнаты.

Вульфус встретил сына сдержанно и с достоинством – как подобает главе древнего рода. Мне хотелось подойти к окну и хоть мимолетом снова взглянуть на Рэя, но присутствие Вульфуса вызывало во мне какое-то оцепенение. Я так сосредоточенно пыталась уловить их разговор, что совсем не заметила, как оказалась в комнате не одна.

– Рэй приехал.

Мама вошла, неся в руках поднос с завтраком. Обойдя мою кровать, она поставила еду на тумбочку и присела рядом со мной. Она недовольно покосилась на пустую тарелку из-под супа, догадываясь, что я только покончила с ее содержимым, но ничего не сказала. Мы сидели и молча смотрели на окно – яркий прямоугольник света, разбитый рамой пополам. Голоса Рэя и Вульфуса все еще доносились до моей комнаты, но оба уже вошли в дом и стены мешали расслышать их разговор. За окном виднелось лишь небо – необычно светлое, с идеально вычерченными облаками; и верхушка сосны, черной махровой тенью раскачивающаяся на его голубом фоне.

Мама выглядела немного странно. Красивая и опрятная, как всегда, но с каким-то неуловимым следом печали на лице. Видно было, что она плохо спала ночью – под глазами у нее темнели глубокие круги.

– Как твоя нога? – спросила она.

Я пожала плечами.

– Лучше.

Мама медленно кивнула и о чем-то задумалась.

– Лия, – сказала она тихо и чуть хрипло, – так получилось, что… Прости, но мы не сможем отпраздновать твой день рождения сегодня.

Мама бросила на меня быстрый взгляд в ожидании реакции, но я лишь недоуменно смотрела на нее. День рождения был единственным днем в году, когда мне разрешалось свободно бродить по особняку. Рэй только приехал, и я так мечтала, что мое восемнадцатилетие мы отметим втроем.

– Вульфус сегодня устраивает прием по случаю возвращения сына. Он пригласил всех членов Совета с семьями, и, сама понимаешь, нельзя, чтобы они тебя видели.

– Но…

– Мы отпразднуем в другой день. Испечем торт, как в прошлом году.

Я радостно закивала, забыв о том, что хотела сказать. Мне было абсолютно не важно, в какой именно день праздновать, если у меня будут свобода и Рэй. Мама все еще выглядела виноватой, и я вдруг почувствовала беспокойство.

– Я готова в любой день, главное чтобы Рэй пришел. Мы ведь позовем Рэя, правда?

Я пристально смотрела на нее. Мама закусила губу и покачала головой.

– Нет, Лия. Вульфус запретил вам приближаться друг к другу, помнишь?

Я думала, что она шутит. Не может быть, чтобы они всерьез считали, что могут так просто решить нашу судьбу. Я растерянно развела руками, не зная, какой из очевидных доводов привести.

– Но ведь прошло столько времени… – сказала я наконец.

Мама взяла меня за руку и наклонилась ближе.

– Лия, послушай меня. Я приду к тебе завтра, и мы отметим твой день рождения вдвоем.

Мне хотелось кричать. Хотелось встать и разбить что-нибудь, швырнуть поднос с завтраком об стену, создать больше пятен: красных, синих, зеленых – пусть они заполонят все вокруг, пусть сольются в одно сплошное разноцветное пятно. Хотелось выпрыгнуть из окна и убежать куда-нибудь далеко… Может быть, навсегда. Я сглотнула.

– Я не хочу… – как можно спокойней сказала я, хотя слезы обвили мое горло. – Не буду праздновать.

Мама молчала. Сосновая ветка застыла над подоконником. Стрелки часов надрывно тикали.

– Как хочешь, – сказала она наконец.

Я думала, что она сразу уйдет, но она не шевелилась. Ее губы были белыми, как в тот день, когда мы в последний раз гуляли в саду нашего дома. Я почти ничего не помнила из той жизни: ни сад, ни дом, ни отца… Странно думать, что у меня когда-то все это было. Что-то по-настоящему мое.

– Если бы папа был жив, он бы этого не допустил, – сказала я.

Слова, которые крутились у меня в голове почти всю жизнь. Они были легче воздуха, и я не могла понять, почему не получалось произнести их раньше.

– Ты ничего не знаешь, – глухо отозвалась мама. Она сильно побледнела и, казалось, могла в любой момент потерять сознание. Я вдруг испугалась за нее. Мне стало ее жаль, и захотелось прекратить ссору, обняться, но слов было уже неостановить.

– Может, потому что ты мне ничего не рассказываешь?

Прозвучало слишком колко. Я могла поклясться, что мама еле заметно вздрогнула. Она долго смотрела на меня, потом на свои руки.

– Хорошо, пойдем, – сказала она.

– Куда?

– Пойдем.

Она встала и потянула меня за локоть. Дверь в мою комнату открывалась только снаружи, поэтому мама всегда носила в кармане ключ. Повернув его в замке, она вытащила меня в коридор и повела за собой, так крепко сжимая мое запястье, что было немного больно. Еле поспевая за ней, я пыталась вырвать руку, но ее пальцы словно окаменели. Я не могла понять, специально ли она так вцепилась в меня или сама того не замечала, погрузившись в свои мысли. Судя по ее отсутствующему взгляду – скорее второе.

Я была в носках, и ноги постоянно скользили по полу. Попадавшиеся нам на пути слуги вопросительно смотрели на меня, потом на нее, но, казалось, мама ничего не замечала. Они неодобрительно хмыкали, а я лишь пожимала плечами.

Мы шли в ее спальню. Я уже бывала там в те далекие, кажущиеся теперь вымыслом, дни, когда Вульфус разрешал мне выходить из заточения. Тогда я проводила много времени у мамы, в ее светлой, всегда пахнущей цветами комнате. Наши спальни были одного размера, но моя мрачная полупустая темница казалась мне холодной и бесконечной, а в ее уютной спальне всегда было тепло и интересно. Я могла часами разглядывать круглые узоры на ее сиреневом покрывале, пушистые ворсинки на ее ковре – в нем так приятно утопали ноги, особенно в прохладные дни. У нее был туалетный столик со всевозможной косметикой – баночки и тюбики, которые мне нравилось открывать и нюхать. Там же на столике в высокой стеклянной вазе стоял красивый цветок на длинном стебле, у которого тут и там распускались лепестки. Он был мягким на ощупь, словно живой, но не увядал.

Когда мы вошли, мне стало легче от одного только воздуха в ее комнате. Я все еще злилась – на Вульфуса, на Совет, на весь мир, но только не на нее. Мамочка моя, как мне хотелось броситься к ней, уткнуться мокрым от слез лицом в ее живот, почувствовать, как он еле заметно вздымается и опускается, и плакать все тише и тише, пока она гладит меня по голове.

Она присела на кровать, достала что-то из-под подушки и молча протянула мне. Я ахнула.

– Это была ты!

Она держала в руках «Историю Совета» – книгу Рэя, которую я принесла с собой из-под ивы.

– Лия, нельзя совершать такие необдуманные поступки. В этом мире ничего не дается просто так, понимаешь? У всего есть последствия!

Я ничего не отвечала, лишь наблюдала, как ворсинки ее ковра обволакивали мои ступни. Мама вздохнула.

– Я устала просить тебя. Что бы я тебе ни говорила, ты все делаешь наоборот. Стоило ли так рисковать ради этой книги? Скажи мне, стоило?

Я молчала.

– Бери, читай, – сказала мама.

Я осторожно взяла книгу и виновато взглянула на маму, борясь с порывом тут же рассмотреть фотографию отца.

– Читай, – вновь сказала мама. – У нас мало времени.

Я недоуменно посмотрела на нее.

– Скоро прибудут гости, – пояснила она.

Я почувствовала, как негодование снова поднимается в груди, но подавила его. Мама права, кричать и ссориться бесполезно. Лучше потратить оставшееся время с пользой.

Его портрет был на первой же странице. Олен Зорт – основатель Совета. Редкие седые волосы, сдвинутые брови, глубокая морщина на переносице. Тусклые глаза неопределенного оттенка, нос с горбинкой, губы очень тонкие, их почти не видно. Густая длинная борода.

– А как он выглядел в молодости? – спросила я.

Мама пожала плечами.

– Я не знаю. Когда я вышла за него, он уже был стариком.

Ее голос звучал раздраженно – наверное, она еще злилась, – но мне так не понравилось это пренебрежительное слово «старик». Насколько я могла судить, общего у нас было мало, но, может, я нашла бы больше сходства, если бы увидела более раннюю фотографию. Мы могли быть похожи, пусть не так сильно, как Рэй похож на Вульфуса, но ведь что-то я должна была унаследовать, если не от матери, то от отца.

Стараясь не показывать своего разочарования и непонятно отчего появившихся слез, я перевернула страницу. Длинный текст, написанный курсивом, повествовал о жизни отца, которая в этом изложении ограничивалась лишь его деятельностью в Совете: ни слова о маме, тем более обо мне. Не думаю, что кто-то в Совете вообще подозревает, что у его великого основателя осталась дочь.

Я переворачивала страницу за страницей с какой-то бессмысленной надеждой – ведь я прекрасно знала содержание книги, которую Рэй читал мне не раз. Вот уже закончилась глава об Олене Зорте – бессемейном, старом от рождения, но великом только потому, что основал Совет. Остальные главы о представителях других семей Совета были намного длиннее, с родословными, отходившими на несколько поколений назад, родовыми гербами и подробными жизнеописаниями всех членов семьи. Всего двенадцать семей, включая мою, хотя мне и запретили быть ее частью.

Тут я вспомнила о тринадцатом полуразрушенном бюсте на фонтане Совета и вновь прошлась по всем фамилиям в содержании книги – двенадцать. Ни слова об изгнанном, когда-то несомненно великом, но потерявшем свою славу члене Совета.

Я закрыла книгу и взглянула на маму. Она сидела у туалетного столика, облокотившись на него и устало подперев голову. Она смотрела на свой не иссыхающий цветок с такой тоской, что у меня защемило в груди от беспокойства за нее.

– Мам, – позвала я.

Она ответила не сразу, как будто ее перегруженной мыслями голове нужно было время, чтобы уловить мой голос и понять, что именно он говорит.

– Ты закончила? – наконец сказала она. Взгляд у нее был потерянный.

– Да. Правда я никак не могу понять… В Совете ведь двенадцать семей, так?

Мама устало кивнула.

– А раньше было тринадцать, правильно? Что же такого сделал этот тринадцатый, что его изгнали?

Она прищурилась и настороженно подняла голову.

– Не знаю, с чего ты это взяла, и боюсь спрашивать. Учти, Лия, о делах Совета лучше не говорить. Положи книгу на кровать и иди в свою комнату.

– Но ты же знаешь! Ничего не случится, если ты расскажешь мне.

– Положи книгу на кровать и иди в свою комнату, – ледяным тоном отчеканила мама.

В такие моменты мне казалось, что со мной говорит не мама, а супруга главы Совета. Госпожа Авис… Я вздохнула и, оставив книгу, поплелась к двери.

– Это книга Рэя… – пролепетала я.

– Не волнуйся, я передам ее ему в руки.

Мама встала и открыла мне дверь.

– Только без глупостей, – сказала она. – Иди прямо в комнату и поторопись. Если тебя увидит кто-нибудь из гостей, у нас обеих будут проблемы.

Конечно же, я пошла сразу в комнату. Только не в свою, а Рэя. Я решила, что рано или поздно все равно окажусь в клетке, так зачем же ускорять заточение? Мне было немного стыдно обманывать маму, но что я могла поделать с этим будоражащим чувством, непреодолимым желанием во что бы то ни стало как можно дольше оставаться свободной.

Я научилась быть незаметной и никому не попадаться на глаза. На третьем этаже, где находились спальни мамы, Вульфуса и Рэя, почти никого не было. Прильнув к стене, я подождала пока слуги, спускавшиеся по лестнице, не скрылись из виду. Вскоре я уже тихо стучалась к нему и, затаив дыхание, прислушивалась. Ответа не последовало, и я дернула на себя дверь, которая, к моему удивлению, сразу же открылась. Наверное, Рэй куда-то вышел. Я поежилась от холода его спальни – сразу чувствовалось, что она пустовала долгое время. На полу у двери в ванную валялись футболка и брюки, в которых он приехал. На кровати лежала стопка постиранных и поглаженных вещей, которые пахли так же, как и вся моя одежда – лавандовым кондиционером. Они еще не впитали его запах, – это были самые обыкновенные, безликие вещи. Я положила голову на его подушку, надеясь хоть там уловить что-то от него, но она хранила лишь слабый призрак, тончайшие отзвуки его давнего присутствия.

Рэй все не приходил. Я обошла стеллажи с книгами – на них не было ни пылинки; посидела за его письменным столом – в большом кресле с высокой спинкой я чувствовала себя маленьким ребенком, которому нужно подложить на сиденье подушку. Больше от скуки, чем из любопытства я открыла ящики стола, и улыбнулась, наткнувшись на небольшую шкатулку. Несколько лет назад, когда лето на Иннисе выдалось особенно жарким, я пожаловалась Рэю, что длинные волосы совсем меня извели, а мама почему-то отказывалась их стричь. Она вообще никогда меня не стригла, и не переносила даже вида ножниц. В ту ночь он залез в мою комнату с длинными золотыми ножницами в виде птицы. Он помог мне постричься, целый час кружа вокруг меня, поправляя и подстригая концы, чтобы получилось ровно. Я и не задумывалась о том, что сделалось с отрезанными волосами, но перед отъездом в академию Рэй показал мне шкатулку, в которой хранил их все это время. «Когда я увидел их на полу, просто не мог решиться на то, чтобы выбросить. Это ведь часть тебя», – сказал он.

Шкатулка была заперта на небольшой замочек, поэтому я лишь немного покрутила ее в руках и убрала обратно. Закрыв ящик, я встала и подошла к окну.

Мне открылась золотая ограда и сад – вид тот же, что и из моей комнаты, вот только окно Рэя было выше и охватывало больше пространства. Оно смотрело чуть свысока на привычную для меня жизнь.

В небе появилась темная точка, которая становилась все больше и больше, пока я не узнала в ней летящую карету. Она походила на экипаж Вульфуса, на котором он ездил в город. Чем ближе она подлетала, тем четче я могла разглядеть эмблему дома Ависов на ее дверце. Это было странно, ведь сам Вульфус был дома. На всякий случай я спряталась за занавесками, но все еще видела сад сквозь полупрозрачную серебряную ткань.

Карета почти коснулась земли, как вдруг одна из элатр споткнулась, и ее передняя нога с хрустом согнулась. Потеряв равновесие, элатра упала, а за ней набок перевернулись и остальные элатры, потянув за собой карету. Я видела, как тяжело вздымалась грудь раненой элатры, как невыносимо ярко белела ее сломанная кость; слышала чьи-то визги и ругань, доносившиеся из кареты. На шум сбежались стражи, а вскоре вышел и сам Вульфус вместе с Рэем. Заметив недовольный взгляд хозяина, солдаты тут же бросились открывать дверцы кареты. С их помощью, оттуда выбрался низкорослый, полный мужчина в черном плаще Совета. Он был лысым, с безобразным шрамом на правом глазу.

– Чертова скотина, – проворчал он, отряхивая одежду.

Вульфус хмыкнул, без лишних слов достал из кармана пистолет и навел на лежащую элатру.

– Нет! – закричала я и тут же зажала себе рот. Меня все равно никто не услышал, потому что крик раздался в то же мгновение, что и выстрел: резкий и громкий, не оставляющий шансов.

В ее голове зияла дыра от пули, через которую прямо по открытым глазам стекала кровь.

– Эту на задний двор, потом порежете на мясо. Остальных в загон, – приказал Вульфус, и солдаты бросились исполнять.

Они отцепили мертвую элатру и с трудом подняли карету. Остальные элатры вели себя необыкновенно тихо и отказывались идти, как их ни погоняли солдаты. Вульфус вместе с вновь прибывшим гостем направились к крыльцу. Рэй какое-то время стоял над телом элатры, но властный окрик отца заставил его отвернуться и войти в дом.

Чертыхаясь, солдаты начали грозить элатрам дубинками и автоматами, и только тогда те нехотя начали передвигаться. Часть солдат отвела их за угол, а другая взялась общими усилиями тащить мертвую элатру, оставляя на земле длинную дорожку крови.

Ноги сделались ватными, и, отвернувшись, я соскользнула по стене на пол. Я все еще слышала выстрел, все еще видела открытые глаза элатры, забрызганные кровью.

Поборов тошноту, я встала и опрометью бросилась к двери. Перепрыгивая через ступеньки, я бежала вниз по лестнице. Носки скользили по паркету, и на повороте я врезалась в Присциллу. Она устояла, а я упала и больно ударилась коленкой. Присцилла начала что-то кричать, но я уже вскочила и побежала дальше. В голове сверкнула мысль, что она доложит Вульфусу, но я не могла думать ни о чем, кроме того выстрела. Оказавшись в холле особняка, я направилась к выходу на задний двор. Кажется, еще несколько человек заметили меня и что-то закричали, но мне было все равно.

Солдаты бросили ее посреди двора, возле запертого здания. Голая земля вокруг ее головы стала бордовой и влажной. На бегу у меня вырвался всхлип, и я упала на ее мягкую, еще теплую грудь. От нее пахло кровью и травой. Ее спина и живот перепачкались пылью и землей, травинки застряли в ее шерсти. Я начала стряхивать их и нащупала пальцами маленькую пушинку, похожую на пух одуванчика.

Слезы брызнули еще сильнее, и я зарылась лицом в ее шею. Чудовищность того выстрела, застывшее тело, лишенное жизни, густая вишневая кровь – все было неправильно. Этого не должно было произойти. Я не могла поверить, что она мертва. Ощущение бесповоротности, свершенности чего-то страшного и стойкое осознание, что все могло быть иначе, что возможно, я сделала что-то не так, грызли меня изнутри.

«Прости», – пыталась сказать я, но губы лишь бесшумно тряслись. «Прости… прости… прости…» – неустанно звучало в моей голове, а изо рта вырывались лишь всхлипы. Я изо всех сил прижалась к ней и зарыдала в ее грудь.

Тело элатры стало теплее, потом еще теплее, и мне даже показалось, что она ожила. Я недоверчиво оглядела ее, но передо мной все еще была простреленная голова с опустевшим взглядом. Медленно, элатра начала погружаться в землю. Вокруг нее появился золотистый ореол, как будто от огня свечи. Я держалась за ее крыло, которое до последнего оставалось над землей, но вскоре и оно исчезло где-то в глубине. Уже через мгновение на этом месте выросли белые лилии, самые красивые из всех, что я когда-либо видела. В них была та же воздушная красота, та же сливочная нежность, которая так нравилась мне в элатрах.

Цветы выросли на всей поверхности, где еще недавно лежала убитая элатра. Я, не веря собственным глазам, гладила их лепестки, чувствуя то же приятное тепло, исходившее от ее тела. Я забыла, что нахожусь на заднем дворе особняка, что в дом прибывают гости и меня никто не должен видеть. Как завороженная я смотрела на те лилии, пока до меня не донеслись приглушенные голоса. Один из них сразу привел меня в чувство.

– Пошевеливайся, Кларк. Нужно допросить его до того, как прибудут остальные.

– Мог бы быть и благодарнее. Все-таки его мои люди поймали. Если бы твои солдаты не пронюхали, что он у меня, ты бы еще долго рыскал по лесам в его поисках.

Наступила тишина, посреди которой я слышала лишь бешеный стук собственного сердца. Я сжалась, прислушиваясь к шипению Вульфуса.

– Благодарности захотелось? – сказал он. – Еще раз укроешь от меня что-то важное и получишь такую благодарность, что тебе и не снилась. Если бы Кларкия за тебя не просила, ты бы давно сгнил в нижних домах Совета или в какой-нибудь тюрьме. Как по мне, тебе там самое место. Осторожней, уродец, а то мало ли, проснусь в плохом настроении и объявлю тебя изменником.

– Я не…

– Закрой свой рот и радуйся, что ты и твои никчемные люди принесли хоть какую-то пользу. А теперь пошевеливайся, черт возьми.

Голоса и шаги становились громче, и я с ужасом поняла, что они приближаются. В панике я начала осматриваться, ища место для укрытия. Передо мной были лишь ворота, на которых висел огромный замок – я никогда не подходила близко к этому строению и не знала, что может быть внутри. Я ринулась вперед и потянула за дверь, но поняв, что это бесполезно, оббежала здание и спряталась за стеной.

Вульфус и человек, которого он называл Кларком, показались из-за угла. Они больше не разговаривали, а наоборот погрузились в какую-то мрачную задумчивость. Вдруг гость резко остановился и тоненьким голосом пропищал.

– Это еще что?

Он показал на лилии, которыми покрылась земля, забравшая элатру. Вульфус изменился в лице. Я никогда еще не видела его таким… растерянным? Испуганным? Он молчал.

Я сильнее прижалась к стене, молясь, чтобы меня не заметили. Слуги, особенно Присцилла, все равно доложат Вульфусу о моем побеге, но это будет потом, а сейчас попадаться под его горячую руку совсем не хотелось.

Кларк проследил взглядом за дорожкой крови, которая заканчивалась там, где начинались цветы. Трясущимися губами он пробормотал что-то, но я расслышала только слова: «…видел раньше».

Вульфус чуть постоял, а потом отвернулся и сделал несколько шагов к запертым воротам. Кларк бросился вслед за ним.

– Как это понимать? – завопил он.

Вульфус резко обернулся. Даже я чуть присела на ослабевших ногах от вида разозленного Вульфуса, а бедный Кларк и вовсе начал боязливо стучать зубами.

– П-прости… – бормотал он.

– Раз уж тебе не терпится получить объяснения, тащи сюда свою уродливую задницу и допроси уже пленника, – прошипел Вульфус.

Кларк охотно кивнул, и оба они направились ко мне. Еле удержавшись от того, чтобы не сорваться с места, я с ужасом наблюдала, как Вульфус подходил все ближе, пока не остановился у входа в здание. Он достал из кармана связку ключей, отпер замок, и ворота с жутким скрипом отворились. Вульфус молча прошел внутрь, а за ним просеменил и Кларк.

Я поняла, что не дышала уже с полминуты, и жадно глотнула воздух. Мне хотелось вернуться в свою комнату и, спрятавшись под одеялом, ждать своей участи, но я боялась пробежать мимо открытых ворот. Сквозь стену доносился гулкий голос Вульфуса и чей-то хриплый кашель. Я прислушалась, прижимаясь щекой к холодной кирпичной стене.

– Должен признаться, я не ожидал увидеть тебя в живых, – говорил Вульфус. – Как тебе удалось скрываться столько времени? Мне казалось, ты давно сгинул где-нибудь на Мертвых островах.

– Ты не так всемогущ, как думаешь, – слабо ответил ему кто-то. – Поверь, не все, кого ты считаешь мертвыми, на самом деле мертвы. И не все, кого ты хочешь выставить мертвыми…

Наступило напряженное молчание, затем послышался глухой стук и сдавленный хрип. Кого бы они там ни прятали, его голос казался мне знакомым. Я старалась не упустить ни слова и практически прилипла к стене.

– Допрашивать бесполезно, – сказал вдруг Вульфус, и мне показалось, что голос прозвучал испуганно. – Я слишком хорошо его знаю.

– Почему это? Мы же еще даже не начали, – возразил Кларк.

– Пустая трата времени. Убьем и дело с концом.

Чья-то ладонь легла на мой рот и крепко его зажала. Я оцепенела от страха, а человек второй рукой медленно повернул меня к себе. Передо мной стоял молодой кучерявый парень и глядел мне в глаза напряженным оливковым взглядом.

– Не кричи, – одними губами произнес он, и я кивнула. Кричать мне действительно хотелось, но кем бы ни был этот парень, он никак не мог быть страшнее Вульфуса.

Он чуть отвел свою ладонь и, убедившись, что я действительно не закричу, отпустил меня.

– Там мой отец, – прошептал он.

– Пленник?

Парень кивнул. Он прислушивался к разговорам за стеной. Вульфус и Кларк спорили о том, как поступить. Кларк предлагал применить различные пытки, а Вульфус настаивал, что нужно покончить с ним на месте.

– Ты ведешь себя странно, Вульфус. Кому как тебе не знать регламент? Этот вопрос надо вынести на решение Совета.

– Думаю, у Совета есть дела поважнее. Мы ведь не хотим отвлекать их такими мелочами? – угрожающе сказал Вульфус.

Кларк сдавленно пискнул и что-то промямлил в ответ.

Я посмотрела на стоявшего рядом парня. Он был очень бледным. Высокий – намного выше меня и даже немного выше Рэя, – он казался мне совсем еще юным, я бы не дала ему больше шестнадцати, особенно глядя в его большие часто моргающие глаза. Он вдруг прикрыл их и нахмурился, как будто вслушивался во что-то, то и дело сосредоточенно кивая.

– Пойдем, – сказал он и потянул меня за рукав.

– Эй, – чуть не завопила я, но вовремя опомнилась и понизила голос. – Туда? Я не пойду!

– Они хотят его убить!

– Они и меня убьют, если увидят!

Парень вновь прикрыл глаза, тут же судорожно открыл их и, махнув рукой, побежал ко входу.

– Ты куда?

Я бросилась за ним, но не успела догнать – он уже юркнул внутрь. Не дыша, я заглянула за ворота и увидела абсолютно пустую пыльную комнату с открытым люком в полу, где на миг показалась и исчезла кудрявая голова парня. Должно быть, Вульфус, Кларк и отец этого парня были там, внизу. Я могла бы побежать к черному входу в особняк и вернуться в свою комнату. Я хотела это сделать, но почему-то не могла пошевелиться. Не могла заставить себя просто уйти, и… бросить их? Вульфус сказал, что хочет убить того человека. Он так и сделает, я не сомневалась. Убьет пленника, а с ним и его сына, и потом, возможно, меня, когда узнает о побеге. Разве я могла хоть что-то с этим поделать? Я ничего не умею. Ничего…

Я топталась на месте, пытаясь решить, как лучше поступить, и вдруг в моей голове так отчетливо прозвучал голос мамы, что я вскрикнула от неожиданности и решила, что сошла с ума.

«Лия, помоги им и беги как можно дальше».

– Мама? – закричала я, оглядываясь вокруг.

На секунду наступила абсолютная тишина, а потом снизу донесся визг Кларка.

– Кто это кричал?

Через мгновение поднялся страшный шум. Грохот, крики, несколько выстрелов. Не успев ни о чем подумать, я бросилась внутрь и полезла в люк.

Помещение, в которое я спустилась, было на удивление большим и почти полностью погруженным во мрак. Лишь небольшой участок освещался одинокой круглой лампочкой, разливавшей вокруг себя лимонно-желтое свечение. Стоило мне появиться, и четыре пары глаз разом устремились на меня. Я ахнула, увидев связанного по рукам и ногам человека, сидевшего в углу. Это был тот самый мужчина, которого я встретила в лесу. Рядом с ним присел кучерявый парень и второпях пытался разрезать веревки, связывавшие его отца.

Я хотела кинуться к ним, но чья-то крепкая рука схватила меня: такая же сильная холодящая хватка, как и тогда – в далеком детстве.

– Пошла вон отсюда!

Это был первый раз, когда он со мной заговорил.

Он не просто злился, он был в бешенстве. Он закричал так, что его рев еще несколько секунд разносился эхом. Его лицо побагровело, пожелтевшие глаза покрылись капиллярами, рот искривился в яростной гримасе, а на иссеченных белыми трещинами губах проступила кровь.

Он отшвырнул меня, и я с силой ударилась о какую-то каменную плиту. Из-за удара она чуть соскользнула, и под ней я увидела серые ступни с безжизненно посиневшими пальцами и ногтями.

Я вскрикнула. Что-то снова ударило меня по голове, и в глазах ненадолго потемнело.

– Пошла вон, я сказал! – кричал Вульфус.

Шатаясь, я сделала шаг вперед, туда, где сидел пленник, но на моем пути встал Кларк. Он смотрел на меня маленьким глазом, который превратился в еле заметную щелочку из-за хитрого прищура. Второй глаз скрывался под сеткой шрамов. Он вцепился в меня липкими пальцами и притянул к себе. От него пахло чем-то кислым.

– Какая красивая девочка, – противно прощебетал он. – Кого-то она мне напоминает. А, Вульфус?

Вульфус тяжело дышал и смотрел на нас диким взглядом. Он навел пистолет на Кларка. Тот вздрогнул, грубо притянул меня к себе и приложил к моему виску холодное дуло.

– Еще одно движение, и я ее пристрелю, – пропищал он, крепко держа меня за запястья взмокшими пальцами.

– Идиот, – ухмыльнулся Вульфус и нажал на курок.

Кто-то толкнул меня, и я услышала два громких выстрела. Через мгновение я лежала на полу, вдавливаемая тяжестью упавшего на меня парня.

Я попыталась выбраться из-под него и чуть толкнула его руками в грудь. Меж моих пальцев побежали струи крови. Он что-то прохрипел, и новые струи крови полились у него изо рта. С трудом я перевернула его на спину и оглядела. Я не могла понять, куда именно его ранили – вся рубашка на нем была мокрая и склизкая от крови.

Я оглянулась на Вульфуса и Кларка. Они стояли, направив друг на друга пистолеты.

– С тобой я разберусь позже, – бросил мне Вульфус, не сводя глаз с Кларка. – Живо иди в свою комнату!

Я посмотрела на истекающего кровью парня, потом на готовых в любую секунду убить друг друга членов Совета, и, наконец, на связанного в углу пленника. Он тоже смотрел на меня. Он выглядел измученным и избитым, а взгляд горел отчаянием.

– Спаси его… Бегите, – прохрипел он.

Он закрыл глаза, и его голова вдруг безжизненно поникла. Через рукава футболки начала стекать кровь, собираясь в лужу. Постепенно она расползалась вокруг него все шире и шире.

Парень, который все еще лежал на моих руках, вдруг резко вскочил и словно в забытьи начал судорожно осматривать свое тело. Он проводил по нему руками, тщетно пытаясь найти те смертельные раны, которые теперь покрывали тело его отца.

Раздался выстрел, затем сразу второй. Я встала и помогла подняться парню. Он был ошарашен, еле волочил ноги, но послушно шел за мной. Мы взобрались по лестнице вверх и выбежали на улицу.

– Господи, – прошептал он и резко остановился.

– Нужно уходить, – сказала я. – Они будут нас искать.

Парень как будто не слышал меня. Он что-то бормотал себе под нос и норовил вернуться в подвал. Я удержала его и огляделась вокруг.

Они смотрели на меня. Семь элатр в огромной клетке, прижавшись друг к другу, не моргая смотрели прямо на меня, и мне казалось, что я читаю их мысли. Они тоже этого хотят, они помогут мне. Я взяла парня за руку и бросилась к ним. У меня не было ключей от загона, а сломать замок не хватало сил. Я тщетно дергала его, а элатры внутри клетки судорожно ходили по кругу, размахивая крыльями.

– Лия, – тихо сказал парень.

Я не успела удивиться тому, откуда он знает мое имя. Стоило проследить за его взглядом, как я невольно впала в ступор. Двое стражей стояли напротив нас, нацелив автоматы.

– Не двигаться, – сказал один из них. – Руки вперед, так, чтобы я видел!

Мы послушно подняли руки. Послышалось чье-то пыхтение, и во дворе показался покрытый пылью и ушибами Кларк. Он был ранен в правое плечо.

– Убейте их! – взвизгнул он. – Приказ главы Совета.

Солдаты переглянулись.

– Выполнять! – закричал Кларк. – Я новый глава, и я приказываю выполнять!

Кларк сам выстрелил в нас левой рукой, и, наверное, из-за этого промахнулся. Его пуля попала в замок на воротах загона, и что-то хрустнуло. Одна из элатр изо всех сил ударила копытом в дверь, и клетка со скрипом отворилась. Элатры начали выбегать друг за другом со стремительной скоростью.

Раздалось несколько выстрелов. Я почувствовала, как пуля пролетела в миллиметре от моего лица, обжигая щеки. Я бросилась вперед. Элатры сбили солдат с ног и взмыли в воздух.

– Быстрее, – закричала я парню, и он вскочил на одну из них.

Меня подхватила самая последняя, и через мгновение я уже парила над особняком. Мой взгляд был прикован к удалявшемуся саду и черной фигуре Кларка, которая становилась все меньше и меньше. Он продолжал стрелять нам вслед, но ни одна пуля не могла достать нас. Я чувствовала триумф и то окрыляющее чувство свободы, ради которого я столько раз сбегала в лес.

Оно пришло внезапно – осознание, что все происходит наяву. Что я делаю? Куда бегу? Мне ведь некуда бежать. А мама… А Рэй… Сердце сжалось, стоило мне подумать, что я его больше не увижу.

Я смотрела на особняк и не могла поверить, что больше не вернусь туда. Вдруг в каком-то из окон – в окне Рэя – показалась крылатая фигура. Все вокруг удалялось, а она приближалась.

– Рэй, – закричала я, но свист ветра заглушил мой крик. – Рэй! Рэй!

Он все еще был далеко, но я видела его лицо, видела, как он выбивается из сил, пытаясь поспеть за стремительным полетом элатр. Я чувствовала неподдельный ужас от того, что он мог разбиться, не справиться с управлением этих гигантских, пугающих крыльев.

– Уходи! – кричала я, и мои слова растворялись в воздухе. – Возвращайся!

Он не сдавался, хоть ему и не хватало сил двигаться против ветра. Он все больше и больше отставал от нас.

«Рэй, – воззвала я к нему в мыслях. – Прошу тебя, лети домой. Я вернусь к тебе, я обязательно вернусь к тебе».

Он вдруг остановился и повис на месте, только крылья без устали прорезали воздух. Как в тумане я видела его размытый силуэт.

«Я вернусь к тебе, – повторяла я. – Вернусь».

Он совсем скрылся из виду. Элатры уносили меня в неизвестность – знакомый лес и городские улицы, которые показывал мне Рэй, уже давно исчезли. Я еще никогда не убегала так далеко.

– Я вернусь к тебе, – шептала я.

Сбившееся дыхание постепенно восстанавливалось, участившееся до боли сердцебиение стало чуть спокойней. Я глядела на свои руки и на горизонт, видневшийся между ушей элатры, и понимала, что как раньше уже не будет. С этим осознанием пришел ужас, цепенящий страх перед неизвестностью, который я изо всех сил пыталась отогнать.

Почувствовав себя в безопасности, элатры пошли на снижение. Ветер стал тише, а полет размереннее. Под ногами проплывали верхушки деревьев, и я, крепко держась за шею элатры, следила за их течением. Сквозь одинокий гул ветра мне послышался чей-то голос.

«Береги себя».

Глава 6

– Крон.

Я недоуменно оглянулась на парня. Мы сидели на берегу небольшой речки, которую элатры приметили с воздуха. Оказавшись на земле, я увидела кровь на боках некоторых элатр и хотела осмотреть их раны, но они не дали и поспешили войти в воду. Пока элатры купались, утоляли жажду и голод, парень куда-то отошел и вернулся с большим рюкзаком. Я догадалась, что они с отцом прятались где-то неподалеку, но не стала ничего спрашивать. Мы сели друг напротив друга, прислонившись к деревьям.

– Это мое имя, – пояснил он. – Крон.

Я кивнула. Теперь, когда у нас появилось время, чтобы перевести дух, я вдруг с удивлением отметила, что у него приятный голос. В нем было что-то родное, что заставляло довериться. На мгновение я задумалась над этим, но вскоре отвлеклась. Голова полнилась вопросами, но мне совсем не хотелось разговаривать. Это могло и подождать, ведь судя по всему, у нас еще будет возможность все обсудить. Мне хотелось знать только одно.

– Куда мы пойдем? – спросила я.

– Ко мне домой.

Я снова кивнула. Этого было достаточно.

– Там нас не найдут, – добавил парень.

Я ничего не ответила, и он, посмотрев на меня несколько секунд, отвел взгляд на землю. Элатры негромко насвистывали свои песни. Видно было, что им нравится вода, хоть они и побаивались нырять. Стоя по шею в реке, они закрывали глаза и мерно дышали. Наверное, прохлада помогала им сбросить усталость от долгого полета. Вода возле раненых элатр становилась розовой, и они очень долго стояли в ней неподвижно. Искупавшиеся элатры выходили на берег и растягивались на земле, подставляя свою длинную потяжелевшую шерсть лучам солнца. Я вспомнила, что когда-то они могли днями жить под водой. В книгах Рэя говорилось о далеких предках элатр – чудо-зверях, летавших, как птицы, бегавших, как кони и плававших, как рыбы. Они были первыми существами, населившими Иннис. Не знаю, правда ли это. Старым рассказам никто не придавал значения, но я очень хотела верить. В детстве Рэй любил такие истории, но чем старше становился, тем более толстые и серьезные книги читал. Там не было места легендам об элатрах и о людях, которые, умирая, становились деревьями. Все эти сказки только вызывали улыбку на его губах: «Мы ведь уже не маленькие». Рэй… Раньше я молилась о том, чтобы скорее стать взрослой. Если бы я знала, что нам придется расстаться, что каждый год, проведенный вместе – это один год, отнятый у будущего, я молилась бы о другом…

Солнце играло на мокрой шерсти элатр, делая их похожими на сон. Слишком ярко, слишком невозможно, чтобы быть реальностью. Отряхнувшись, они легли между мной и Кроном, и я невольно посмотрела на него. Его рубашка была покрыта засохшей кровью. Эти неровные красные пятна отчетливо выделялись на его одежде, казались матовыми в лучах садящегося солнца, и один только взгляд на них сразу же воскрешал в памяти все самое пугающее, что успело произойти за последние несколько часов.

– Мой отец тоже умер, – зачем-то сказала я.

– Я знаю.

Крон не сводил взгляда с нескольких смятых травинок, которые росли у его ног. Я хотела сказать что-то еще – что-нибудь утешающее, хоть и не знала, что именно принято говорить в таких случаях. Крон не стал дожидаться моей реплики и резко встал.

– Нужно лететь, пока не стемнело, – сказал он.

Элатры, как будто поняв его слова, приготовились к пути. Все они казались отдохнувшими, даже раненые выглядели намного бодрее. Две элатры сами подошли к нам с Кроном – уже другие, не те, на которых мы прилетели. Наверное, они договорились нести нас по очереди. Элатры были самыми умными животными, которых я когда-либо видела. Они понимали все, что им говорят и даже больше – я была уверена, что они чувствовали людей и точно знали, кому стоит доверять, а кому нет.

Мы поднялись в воздух, и я с горечью осознала, что даже такое чудо, как полет на элатре, не вызывает во мне былого восторга. Мой первый и до недавних пор единственный полет из детства казался мне полусном, полувымыслом, игрой моей фантазии. Как я мечтала еще хоть раз почувствовать под собой это мягкое и легкое, словно взбитые сливки, но при этом невероятно сильное существо, его покалывающее тепло и то неповторимое ощущение потери равновесия, нарастающей паники от собственного бессилия и вместе с тем безоговорочное доверие, когда стоит лишь сказать: «Я верю тебе. Увези меня», – и она увезет.

В полете мысли не могут сосредоточиться на чем-то одном. Окружающий пейзаж ускользает, ему на смену приходят другие, и мысли начинают путаться. Мне хотелось есть и спать, а больше всего хотелось хоть на время отключить свою голову. Это моя голова, казалось бы, она должна быть на моей стороне, должна слушаться меня. Но она делала все, чтобы я ничего не могла видеть перед собой, кроме крови, – стекающей по остекленевшим глазам элатры, выступающей на рубашке Крона, струящейся по рукам его отца. Все это подпитывало гнетущий ком, который сдавливал мою грудь и расползался внутри меня, занимая все больше и больше пространства. Это моя вина.

Крон ни разу не обернулся за все время полета. Я смотрела на его спутанные черные кудри, на напряженную худую спину, на колышущуюся от ветра рубашку. Пятна крови были даже на спине.

Мы летели весь день и всю ночь. В какой-то момент мне показалось, что я видела перед собой Рэя, видела подол маминого платья, бежала в лес к своей иве. Я задремала и вздрогнула, когда поняла, что соскальзываю со спины элатры. Она чуть толкнула задними ногами, заставляя меня пододвинуться вперед и крепче ухватиться за ее шею. Крон, казалось, совсем не пошевелился с тех пор, как я смотрела на него в последний раз. Я сверлила его взглядом, ожидая, что он покажет хоть какой-то признак жизни. Наверное, из-за усталости я начала плохо соображать, но я вдруг действительно испугалась, – решила, что он мог умереть ни с того ни с сего, сидя на элатре и вцепившись похолодевшими пальцами в ее шерсть.

Крон чуть наклонился к элатре и пошевелил губами. Я облегченно выдохнула. Должно быть, мы почти прибыли, потому что она начала снижаться, а за ней и остальные. Солнце еще не встало, но я уже могла различать в темноте очертания деревьев и холмов, покрытых предрассветным синеватым свечением. Чем ниже мы опускались, тем отчетливее возникало ощущение, что мы летим к краю пропасти. Под нами были скалистые горы, а впереди чернела пустота, сливающаяся с небом. Стоило приглядеться, и на горизонте вырисовывалась тонкая линия, из-за которой вскоре начала виднеться первая солнечная полоска. Ее отблески засверкали на водной глади. Море. Наверное, то, что я видела перед собой, когда-то видел и Рэй. Быть может, мне, наконец, удалось урвать хотя бы маленький кусочек той его жизни, в которой не было меня.

Мы приближались к каменистым горным вершинам, и на секунду сердце сжалось от мысли, что мы разобьемся. Элатры одна за другой проворно проскочили в ущелье, и мы опустились на укрытое в кольце гор небольшое плато. Мы сошли с элатр, и Крон знаком показал мне следовать за ним. Мы вплотную подошли к скале, которая, на первый взгляд, ничем не отличалась от других. Крон прикоснулся к ней ладонью и сказал: «Я – Сайс».

Я не сдержала удивленного возгласа, когда перед нами проступил мерцающий прямоугольник в человеческий рост. Вскоре часть скалы исчезла, открывая нам путь прямо в сердце горы.

Не успели мы сделать и шага, как из появившегося прохода выбежала женщина и крепко обняла Крона. У нее были длинные кудрявые волосы, которые выбились из свободно заплетенной косы. Одета она была в широкую белую рубашку, подпоясанную широкой лентой, и такую же свободную длинную юбку, доходившую ей почти до самых пят. Они с Кроном не сказали друг другу ни слова, просто какое-то время стояли обнявшись. Из прохода показался еще один человек – крепенький мальчик лет двенадцати. Он мельком посмотрел на меня и, обойдя, подошел к стоявшим позади элатрам.

– Мам, смотри, – сказал он, восхищенно поглаживая одну из них.

Женщина подняла чуть покрасневшие глаза и кивнула.

– Отведи их внутрь и напои, – сказала она. Ее взгляд остановился на окровавленных боках одной из элатр. – А раненых оставь в саду, я как раз приготовила лекарство…

Она запнулась и снова обняла Крона. Мальчик, ведя за собой элатр, прошел в ущелье.

Когда последняя из них скрылась в проходе, женщина повернулась ко мне. Она слабо улыбнулась, взяла меня за руку и повела внутрь.

Мне открылся самый прекрасный сад, который я могла себе представить. За свою жизнь я видела только сад Ависов, и еще смутно в памяти вырисовывался сад в доме моего отца, но я была уверена, что даже если бы видела сотни других садов, вряд ли они могли бы превзойти по красоте тот, что расстилался у дома Крона. Несмотря на то, что мы были внутри горы, каким-то чудесным образом мы стояли под открытым небом, а под нашими ногами росла трава, мокрая и прохладная от росы, но уже приготовившаяся впитать в себя тепло солнца. Небольшой участок, огражденный ровным белым забором, был покрыт стройными грядками, на которых росли всевозможные овощи и зелень. По другую сторону сада десятки фруктовых деревьев с крупными сочными плодами и ряды кустарников с разноцветными ягодами всех форм и размеров окружали резную белую беседку; неподалеку расположился широкий колодец из неровных каменных блоков и небольшой фонтан, покрытый цветочными узорами. Живых цветов тоже было не счесть – клумбы тянулись до самого края сада и исчезали из виду за углом дома. Сразу бросалась в глаза самая яркая клумба: хороводы красноголовых маков, так плотно прильнувших друг к другу, что казалось, будто они и правда держались за руки. Издали они походили на сплошное красное полотно.

Крон проследил за моим взглядом.

– Мамина работа, – сказал он. – А маки они посадили вдвоем с отцом.

Стоявшая рядом женщина кивнула и улыбнулась, но почти сразу помрачнела.

– Мы с мужем вдвоем все обустраивали, – ее голос дрогнул, и она ненадолго умолкла. – Тебе здесь нравится?

– Очень, – сказала я. – Сад просто… волшебный.

Она взяла мою руку и сжала ее.

– Меня зовут Астра. У тебя, наверное, много вопросов. Не пугайся, Лия, ты не чужая нам. Здесь ты будешь в безопасности.

– Я…

– Подожди, – перебила меня Астра. – Без подносов нет вопросов, без обедов нет ответов. Так всегда говорил мой муж.

Она жестом показала нам следовать за ней, и я оглянулась на Крона.

– Пойдем, – сказал он. – Ты, наверное, умираешь с голоду.

Дом у них был двухэтажный из белого дерева. Окна украшали зеленые ставни. Кухня находилась на первом этаже и выходила как в сад, так и на задний двор, где стоял длинный стол, накрытый на пятерых. Крон оставил свой рюкзак у входа, подвел меня к небольшому крану и помог вымыть руки.

Мы сели за стол, и Астра принесла подносы с едой. Она положила перед нами тарелки с нарезанными фруктами и овощами, картофельной запеканкой и свежеиспеченными ароматными булочками.

Я старалась вести себя вежливо и не набрасываться на еду, но руки сами с поразительной скоростью хватались за все подряд. Астра улыбнулась и положила мне в тарелку всего по чуть-чуть, а потом взяла тарелку Крона. Он покачал головой, но она все равно положила ему еды.

– Без подносов нет вопро…

– Я просто не голоден, – перебил ее Крон.

Какое-то время все молчали, и мне казалось, что я невыносимо громко жую. Вскоре подошел младший брат Крона и сел рядом с ним.

– Ранены три элатры, но вроде не очень серьезно, – сказал он матери. – Они отдыхают в саду.

Астра кивнула, взяла горшок с зеленоватой смесью и вышла. Братья молчали, а я старалась как можно быстрее покончить с обедом. Кроме меня, к еде так никто и не притронулся. Когда Астра вернулась, я как раз проглотила последний кусок. Я видела, как она появилась на кухне, открыла воду в кране и смыла с пальцев остатки лекарства и кровь элатр. Закончив, она повернулась к нам и задумчиво посмотрела на пустой стул во главе стола.

Я встала и взяла свою тарелку.

– Спасибо, – пробормотала я, но Астра будто не услышала меня.

– Мам, – позвал Крон.

Она недоуменно оглянулась на нас, но вскоре смысл моих слов дошел до нее, и она отмахнулась.

– Не за что, – она взяла у меня посуду, обвела взглядом стол и добавила. – Крокус, ты хоть съешь чего-нибудь, не зря же я готовила.

Коренастый мальчик рядом с Кроном оглянулся на старшего брата и покачал головой. Астра вздохнула и обратилась ко мне:

– Ты, наверное, очень устала, Лия. Пойдем, я покажу тебе комнату. Все остальное пока подождет.

Она повела меня в коридор, откуда на второй этаж поднималась спиральная лестница с широкими деревянными ступенями. Лестница была построена в самом центре дома и делила этажи пополам.

– Слева спальни моих сыновей, Крона и Крокуса, – сказала Астра, когда мы поднялись. – Первая дверь справа – моя спальня, а вторая – твоя.

Астра открыла дверь и пропустила меня в мою новую комнату. Она оказалась гораздо меньше моей спальни у Ависов, но в ней было больше света и жизни. Вместо холодного голубого полумрака в комнату из приоткрытого окна лился солнечный свет, падая на ровные доски паркета, на небольшую кровать в углу, заправленную зеленым покрывалом и на кремовые стены. Слева от окна стоял еще блестящий, как будто только что покрытый лаком, шкаф из светло-коричневого дерева.

– Мой муж, Эрик, и Крон сделали его до отъезда, – сказала Астра. – Я приготовила для тебя кое-какую одежду. Думаю, на первое время хватит.

Я открыла дверцу шкафа. Внутри висело несколько рубашек, пара широких штанов и длинная юбка, такая же, что была на Астре, только более светлого оттенка.

– Отдохни немного, а к обеду я тебя разбужу.

Я кивнула, еще раз поблагодарила ее и, оставшись в комнате одна, подошла к окну. Смотреть на это окно было непривычно – больше, ближе, ярче, оно как будто бросало мне вызов. Неужели все это происходит со мной? Прозрачное – без занавесок, оно показывало мне похищенный из чьей-то жизни, чужой, не изученный вид. Оно показывало мне море.

– Рэй, – прошептала я, глядя напенистые следы волн, скользивших по песчаному берегу.

Тишина.

– Рэй, – снова позвала я.

Ничего. Я отвернулась от окна и прикрыла глаза. В голове раздался голос мамы:

– Ты цела?

– Да. Этого всего не может быть… Почему я слышу тебя?

– Потому что ты все, что у меня осталось.

Мне показалось, что мама плачет, и меня вдруг охватила паника. Я редко видела ее слезы. Мама всегда вселяла уверенность, что может справиться с любой проблемой. Я верила в ее непоколебимость, чувствовала себя в безопасности, когда она была рядом. Я поняла, что впервые в жизни, оказалась вдали от нее. Я легла на кровать и отвернулась к стене.

– Мне страшно, – призналась я.

– Я знаю. Мне тоже.

Мамин голос звучал так отчетливо, как будто она лежала рядом. Казалось, вот-вот и ее пальцы легко коснутся моего плеча, я повернусь и увижу ее большие глаза с грустинкой, ласково глядящие на меня из-под полуопущенных ресниц, и колечки каштановых волос, выбившихся из прически.

– Прости, Лия. Я должна была рассказать тебе…

– Об отце?

– Обо всем. Я расскажу тебе обо всем. Только дай мне немного времени. Я слишком долго молчала, и теперь мне сложно начать. Если бы ты только знала…

Она всхлипнула, и ее боль отозвалась в моем теле. Я сжалась и прильнула лбом к холодной стене. Мы молчали, но я ощущала ее присутствие, понимала, что она чувствует меня так же, как я чувствую ее. Мы будто лежали в обнимку, хоть и находились далеко друг от друга. Эти невидимые объятия успокоили меня, помогли ненадолго забыть обо всем. Я прикрыла глаза.

Глава 7

– Лия! Лия!

Я резко вскочила и чуть не сшибла Астру с ног. Она стояла у моей кровати и встревоженно смотрела на меня. Видимо, я задремала и не услышала, как она вошла.

– Извините, – пробормотала я.

– Ничего, сама виновата. Я бы не стала будить тебя, но… С тобой все в порядке?

Она протянула мне стакан воды и я, сделав большой глоток, кивнула. Казалось, она не поверила мне, и я попыталась улыбнуться, чтобы успокоить ее. На самом деле я чувствовала себя неважно, но не хотела признаваться в этом – я и так доставила слишком много хлопот этой семье. Астра нахмурилась.

– Тебе нужно отдохнуть. Скоро будем ужинать, но перед этим я собиралась искупаться. Не хочешь составить мне компанию? Мы моемся в крытом источнике во дворе.

Я оглядела свою пыльную, испачканную потом и кровью одежду. Как я умудрилась заснуть прямо в ней? Помыться мне действительно не мешало. Я снова кивнула.

– Вот и хорошо. Выбери одежду из шкафа и спускайся.

Она вышла. Я сделала еще один глоток и поставила стакан на тумбочку. Во всем теле была какая-то слабость, голова гудела. Я прислонилась к стене и закрыла глаза. В мыслях возникал образ мамы, почему-то очень молодой, – моложе, чем в самых ранних моих воспоминаниях. Не думаю, что когда-либо видела ее такой. Она обнимала какого-то мужчину, но я не могла разглядеть его лица. Мама улыбалась. Они держались за руки и кружились, словно в танце. Быстрее, быстрее… Казалось, они были в этой самой комнате. Я узнавала ее стены. Мама смеялась, и ее смех раздавался у меня в ушах. Я не понимала, откуда у меня это видение. Был ли это сон, или игра воображения?

Я открыла глаза, и мамино счастливое лицо исчезло. Поднявшись, я медленно подошла к шкафу. Взяв первую попавшуюся одежду, я собиралась закрыть дверцу, как вдруг наткнулась на свое отражение в небольшом зеркале на ее внутренней стороне.

Одежда выскользнула у меня из рук. Я прищурилась и потянулась к волосам. В зеркале при дневным свете отчетливо виднелись три белые нити на моей голове. Я долго рассматривала их, потом один за другим выдернула поседевшие волосы, открыла окно и разжала ладонь.

Воздух подхватил их. Медленно раскачиваясь, словно крылатые змейки, они опускались все ниже и ниже, пока я не потеряла их из виду. Наверное, они на долгие годы останутся лежать в песке или проведут вечность, оседлав морские волны, бесконечно двигаясь с ними вперед и назад. А может быть, ветер унесет их куда-нибудь далеко. Мне бы хотелось, чтобы хоть один из них полетел обратно к особняку Ависов и опустился на окно Рэя. Рэй стряхнет его, если заметит, и никогда не узнает. И я никогда не узнаю. Но это будет – еще одно событие, почти невидимое и ничего не значащее, как и сам этот волос, но связывающее меня с ним.

Я вздохнула и отвернулась от окна. Прикрыв дверцу шкафа, я подняла с пола одежду и вышла из комнаты.

Дом и сад были объяты необыкновенной тишиной, как будто все обитатели этого ущелья погрузились в сон, и только мы с Астрой медленно ступали по нагретой солнцем земле. Я смотрела на свои носки, износившиеся и покрывшиеся таким слоем грязи, что едва можно было угадать, какого цвета они были изначально.

– Тебе нужна обувь, – сказала Астра. – Я дам тебе что-нибудь из своего. Они будут тебе велики, но на первое время сгодятся. Потом Крон купит тебе что-нибудь в городе.

Я не стала говорить, что не люблю обувь. Наверное, это действительно странно – всегда ходить босиком.

– Вы часто выбираетесь в город? – спросила я.

Астра покачала головой.

– Я не помню, когда в последний раз уезжала отсюда. Обычно Эрик раз в год ездил на рынок продавать наши овощи и фрукты и попутно покупал все необходимое для дома. Иногда он брал с собой мальчишек.

Мы подошли к небольшой постройке с круглой крышей. Астра открыла дверь и пропустила меня вперед. Воздух в помещении был влажным и горячим. От неглубокого продолговатого бассейна поднимался пар и заполнял собой каждый угол. Я сделала шаг вперед, завороженная лазурными водами источника, в которых, словно живые, плавали перистые облака. Я подняла взгляд к потолку и наткнулась на открытый люк, через который на меня глядело небо.

– Это Крон придумал, – пояснила Астра. – Он подал нам с Эриком идею, когда был еще маленьким. Сказал, что хотел бы себе в комнату прозрачный потолок, чтобы засыпать под светом звезд. Прозрачный потолок мы так и не сделали, зато придумали этот люк. Ночью здесь очень красиво, особенно в ясную погоду. Можно увидеть звезды так близко, что все остальное забывается и кажется неважным.

Я подошла еще ближе, не отрывая взгляда от неба. Странно было думать, что звезды, о которых она говорила, – звезды, которые сияют по своей прихоти над головами одних и избегают других, – это одни и те же звезды, на одном и том же небе; и они там всегда – даже сейчас, когда их совсем не видно, а тот потолок, который был моим небом, и желтое пятно, которое заменяло мне звезды, не исчезли оттого, что я больше на них не смотрю.

– Чего же ты ждешь, Лия? Залезай в воду.

Я стеснялась раздеваться в присутствии Астры, но она вела себя так непринужденно, что вскоре это спокойствие передалось и мне. Я старалась не смотреть на нее, но все же заметила несколько глубоких шрамов, неровным плетением покрывших почти весь ее живот.

Я быстро отвернулась, разделась и залезла в бассейн. Было так горячо, что хотелось тут же выпрыгнуть, но вода вдруг сама собой стала нужной температуры. Я удивленно занесла руку вперед – там вода все еще была горячей, но стоило ей коснуться моей кожи, и она менялась. Я сделала несколько шагов вперед и в сторону, чтобы убедиться в этом, и с восторгом оглянулась на Астру.

– Вы тоже это чувствуете?

Она лежала, расслабленно прислонившись к краю бассейна, и с улыбкой глядела на меня.

– Вода очень умный элемент, Лия. Нужно только знать, как с ней обращаться.

– Так это делаете вы?

– Нет, конечно. Это делаешь ты.

Я недоверчиво взглянула на нее и еще раз прошлась по бассейну.

– Как-то странно, – пробормотала я.

Астра усмехнулась.

– Ты именно такая, какой я тебя представляла по рассказам Эрика. Мы оба так долго ждали этой встречи… Жаль, что он так и не смог познакомиться с тобой.

Я не знала, что ответить, и начала разглядывать свои руки сквозь прозрачную гладь воды. Кольцо, подаренное Рэем, сверкало на моем мизинце. Я по привычке начала теребить его. Оно плохо скользило и то и дело застревало на мокром пальце. Я отвлеклась и вдруг вспомнила, что так и не получила ответ на один вопрос. Астра все это время смотрела на меня, и я чуть смутилась от ее взгляда.

– Ты что-то хочешь спросить? – сказала она.

Я кивнула.

– На самом деле, мы с Эриком познакомились. Вернее встретились один раз в лесу. Он прятался там от солдат. Тогда он сказал, что я ему кого-то напоминаю. Сначала я думала, что он говорил об отце, но потом я нашла его фотографию и… В общем, мы с ним не очень похожи.

Астра медленно кивнула.

– Ты хочешь узнать, о ком он говорил?

– Нет. То есть, я думаю что знаю. Он ведь наверняка имел в виду моего отца? Они были знакомы, правда? Поэтому вы приютили меня? Если бы только у меня была фотография отца в молодости, я уверена, что нашла бы сходство между нами… Я подумала, может, у вас есть такая фотография?

Астра посмотрела на меня с сочувствием. Она чуть сжала губы, и мне показалось, что она раздумывает над чем-то.

– Прости, Лия, у нас нет его фотографий. Я бы хотела ответить на твои вопросы, но не уверена, что сама знаю все, что ты хочешь услышать. Я не совсем тот человек, который должен рассказать тебе обо всем. Эрик сделал бы это гораздо лучше меня…

– Но что-то вы знаете? Эрик, должно быть, говорил вам об отце… Прошу, расскажите. Каждый раз, когда я задаю маме вопросы, она уходит от ответа. Мне больше некого спросить.

–Уверена, что когда придет время, твоя мама обо всем расскажет тебе. Я понимаю, что ты чувствуешь, но я не могу отнять у нее возможность самой объяснить тебе все. Это ее право.

Я вновь опустила взгляд на свое кольцо.

– Скажите только одно. Эрик тогда говорил о моем отце? Это на него я похожа?

Астра улыбнулась.

– Да, Лия. Они были лучшими друзьями. Твой отец даже как-то спас Эрику жизнь, хоть я и не знаю подробностей.

По всему телу вдруг разлилось тепло. Я нашла ниточку, ведущую меня к отцу. Эрик не просто знал его, а был ему другом. Мысль о том, каким храбрым был мой отец, что он поступил как герой, спасая Эрику жизнь, залечила всю досаду, которую я чувствовала до этого. Если Эрик считает, что мы похожи, значит так и есть. Это знание придало мне сил, заставило почувствовать себя нужной. Я была так благодарна Эрику, Астре, Крону и даже Крокусу за то, что они появились в моей жизни. Я поняла, что глаза наполняются слезами и поспешила отвернуться. Астра потянулась к лежавшей у бортика сумке и достала мыло и баночку с шампунем. Мы мылись в тишине, пока я не смыла с волос остатки пены и не взглянула на Астру. Она встала в полный рост и собиралась выйти из бассейна. Шрамы на ее влажной коже переливались белым светом, и, не успев толком подумать, я выпалила:

– Можно еще один вопрос?

Астра кивнула.

Я мялась, не зная, как спросить, чтобы не обидеть ее. Мне казалось, что это было бы очень грубо, и я не решилась.

– Да нет, – я покачала головой. – Все в порядке.

Астра улыбнулась.

– Хочешь знать, откуда у меня эти шрамы?

Должно быть, я слишком долго на них смотрела. Проницательный взгляд Астры чем-то напомнил мне Рэя. Он тоже всегда знал, о чем именно я думаю.

– Извините, – пробормотала я.

– Не волнуйся, Лия. Когда-то мне было неприятно об этом вспоминать, но прошло много времени. Очень много. Честно говоря, так много, что я уже и забыла, как все произошло. Видишь ли, эти шрамы – подарок от моего мужа.

Я открыла рот и ошарашенно посмотрела на нее. Астра улыбнулась.

– Не от Эрика. От первого мужа.

– У вас был еще один муж?

Астра кивнула.

– И что с ним случилось? Почему он вас…

– Это долгая история. Я, правда, очень плохо все помню. Знаешь, каждый раз, когда я думаю об этом, будто натыкаюсь на какую-то преграду. Так сложно вспомнить все подробности, и я сдаюсь – просто оставляю прошлое в прошлом. Но самое интересное, это запах…

– Запах?

– Запах маков. Ты знаешь, как пахнут маки?

Я покачала головой.

– Они пахнут слабо, особенно если окружены кричащими запахами других цветов. Даже если поднести головку мака к самому носу, можно уловить лишь мерцание аромата, задушенный отголосок влаги. Но вместе, когда на тебя смотрят десятки маков, их запах такой сильный, что кружится голова. Так бывает, если долго сидеть рядом с клумбой в нашем саду. Почему-то именно этот запах я чувствую, когда думаю о прошлом.

Распущенные волосы Астры были такими длинным, что доходили ей почти до пояса. Она увлеченно выжимала из них влагу. Я вышла из воды и завернулась в полотенце. Мне все еще было неловко, и я постаралась одеться как можно быстрее. Когда мы надели чистую одежду и собирались выйти, я вновь заговорила.

– Может, моей маме тоже тяжело вспоминать о прошлом? Она не любит говорить о своем первом муже, моем отце. С тех пор как она вышла замуж за Вульфуса, она будто забыла о нем.

Астра лишь положила руку мне на спину и открыла дверь.

– Пора ужинать, Лия. Мальчишки, наверное, уже устали нас ждать.

В моей новой комнате очень светло, даже ночью. Я не могла понять, откуда именно лился этот свет, пока не подошла к окну и не увидела тысячи звезд. Ночное небо здесь синее, а не черное, как над особняком Ависов. Черными здесь были только морские волны, но мне это нравилось – они шумели, блестели и притягивали.

Выйти?

Это было так странно. Неужели я могла выйти просто так? Я дернула за ручку двери, и та сразу же открылась: меня больше не запирали. Сделав шаг за пределы комнаты, я заметила какую-то тень на полу и, нагнувшись, узнала свои туфли. Те самые, которые я потеряла во время вылазки в город. Я удивленно подняла их и подошла к окну, чтобы разглядеть под светом звезд. В том, что это были именно мои туфли, сомнений не было. Я положила их у стены и вышла.

Осторожно, чтобы никого не разбудить, я спустилась на первый этаж в открытую столовую, откуда прошла на задний двор. Море было так близко, всего в нескольких метрах. Песок под ногами отдавал приятной прохладой, и я ничуть не жалела, что оставила обувь в комнате. Хотелось погрузить ступни в воду – теплая она или холодная? Быть может, я могла бы зайти в нее по колено. Может, даже по пояс.

Я сделала шаг вперед и врезалась в невидимую преграду. На моем плече появилась кровоточащая ссадина, и я машинально потерла ее, оглядываясь вокруг. От столкновения со мной по воздуху прошла рябь, но вскоре он снова стал прозрачным. Я протянула руку и коснулась твердой стены – она была сухой и шероховатой, как камень. Я не могла понять, какая магия позволяла мне видеть звездное небо и морские волны из глубины скалы, но я точно знала, что выйти мне не удастся.

Наверное, меня все-таки заперли. Я усмехнулась. Возвращаться в спальню не хотелось – я проспала почти весь день. Сев на землю, я просто смотрела перед собой, вслушиваясь в ритмичную колыбельную моря. Вдруг вдали показалась чья-то фигура. В нескольких метрах от берега на волнах качалась чья-то голова, чьи-то руки то и дело взмывали в воздух и исчезали под водой.

Плавать в море ночью… Я никогда не плавала в море. Я вообще нигде никогда не плавала. Сложно ли этому научиться? Я бы тоже так хотела – в море. Ночью.

Веки тяжелели. Как странно, ведь я столько спала, а мне почему-то хотелось все больше и больше. Можно было вернуться в комнату, но мне так нравился ночной воздух, нравилось сидеть на остывшем песке.

Рэй… Мне невыносимо хотелось увидеть его. Хоть на миг, хоть издалека. Что он сейчас делает? О чем думает? Я как будто слышала его дыхание, ощущала его невесомое присутствие. Это было непривычно. Мне начало казаться, что я перенеслась к нему. Перед глазами вдруг возникла завеса из ивовых листьев. Я чувствовала, как по моему лицу стекают слезы, но оно было сухим. Все мое тело накрыло волной холода. Откуда этот страх? Почему мне так тревожно?

– Рэй, – позвала я.

«Рэй!» – повторила в мыслях. «Ты слышишь меня? Скажи, что ты слышишь меня!»

Это было как во сне, к которому так хочется, но никак не получается вернуться после пробуждения. Он смотрел прямо на меня. Слегка раскрытые губы, – от удивления, от внезапной радости, – мягкий шепот, полуслово: «Л…».

Мало. Так ничтожно мало продлилась наша связь. Мгновение – и я уже не видела его, не могла докричаться до него, как ни старалась. Он исчез, оставив мне свою тревогу и следы от невидимых слез.

– Рэй, Рэй, Рэй…. – бормотала я, силясь услышать хоть что-нибудь.

Перед глазами потемнело от усталости. Воздух был прохладным: я чувствовала, как спина и плечи покрываются мурашками, но не хотела возвращаться в дом. Я легла, положив голову на камень. От него исходило тепло, накопленное за день.

Несколько капель упало мне на голову. Я подняла взгляд к небу, думая, что начался дождь, но увидела перед собой лицо Крона. Вода стекала с его мокрых волос.

– Привет, – сказал он. – Интересное место ты выбрала для сна.

– Я не спала. Просто хотела выйти к морю, но не получилось.

Может быть, я и правда уснула. Я не знала, сколько времени прошло, но вокруг царил все тот же полумрак.

– Это наша защита, – пояснил Крон. – Только Сайсы могут открывать и закрывать проход.

Поднявшись на ноги, я отряхнула с себя песок. Ночь была тихая. Даже волны слабо покачивались, будто задремав. Крон пристально смотрел на меня, потом опустил голову. Его взгляд скользнул по моим ступням.

– Я не люблю обуви, – призналась я и удивилась тому, как это прозвучало. Я как будто пыталась оправдаться.

Крон лишь как-то странно усмехнулся и кивнул.

– Здесь обувь будет только лишней. Нет ничего хуже песка в ботинках.

– Я так и подумала. Мне хотелось зайти в воду… Я ведь никогда не плавала в море, тем более ночью.

– Я могу открыть, если хочешь.

Он стоял в одних шортах и держал в руках полотенце. Его влажные плечи, грудь и живот чуть мерцали под блеклым светом звезд. Я снова отряхнула свою одежду. Казалось, песок был везде.

Крон смотрел, не моргая. Еще одна капля сорвалась с кончика его волос и упала мне на лицо. Только тогда я поняла, как близко он подошел. Я покачала головой.

– Уже поздно. Я устала.

Крон кивнул. Он дотронулся до моего плеча, и я почувствовала легкое жжение – на его пальцах еще оставалась соль морской воды.

– На кухне есть живительные мази, – сказал он.

– Не стоит. Это всего лишь царапина, она почти не болит.

– Значит, тебе повезло. Однажды я тоже врезался в эту скалу, играя в догонялки с Крокусом. Мне тогда было лет десять. И вот.

Крон отодвинул мокрую прядь и показал небольшой красноватый шрам на лбу. Он кивнул на камень, который лежал у наших ног.

– Отец перенес его сюда, чтобы мы знали, где начинается ограда. Он расставил их по всему берегу.

Мы пошли в сторону дома. Я боялась, что споткнусь обо что-нибудь в темноте, поэтому вплотную следовала за Кроном. Он шел быстро, почти не глядя, но вдруг остановился и повернул на узкую тропинку меж грядок. Сорвав что-то в огороде, он вернулся и взял меня за запястье. Он сжал какие-то листья в кулаке и выдавил сок на мою рану. Влага приятно охлаждала кожу, смягчив жжение.

– Что это? – спросила я.

– Фокус, – улыбнулся Крон. – Завтра этой ссадины уже не будет.

Он снова пошел впереди, а я за ним. Мы вошли в дом и поднялись на второй этаж. С Крона все еще стекала вода, и на каждой ступени за нами оставались мокрые следы. Крон о чем-то задумался и вдруг усмехнулся.

– Никогда не плавала в море… – пробормотал он.

– Как-то не приходилось, – буркнула я.

Он реагировал так, будто я сказала, что никогда не просыпалась по утрам. Конечно, человек, который вырос в доме с видом на море, не поймет, как много для меня значило просто увидеть его, не говоря уже о том, чтобы искупаться.

Крон покачал головой.

– Тебе очень повезло. Плавать в море ночью действительно здорово, но нет ничего лучше, чем делать это в первый раз. Я даже завидую тебе.

Казалось, он вовсе не собирался смеяться надо мной. Он искренне улыбался, и я снова отметила, что мне нравится его голос. Мы стояли на вершине лестницы.

– Я хочу быть там, когда ты это попробуешь, – сказал он. – Ты ведь попробуешь? Когда-нибудь?

Я кивнула.

– Когда-нибудь.

Крон повернулся и пошел к своей двери.

– Хорошо, – сказал он. – Нельзя же в самом деле прожить всю жизнь, так ни разу не искупавшись в море?

Глава 8

Прошла неделя с тех пор, как я переехала к Сайсам. Мне все еще сложно было привыкнуть к новому дому. Каждое утро я думала, что проснулась в своей старой комнате, пока не открывала глаза и не видела играющие на безупречно ровном потолке солнечные лучи. Раньше я и представить себе не могла, что буду скучать по желтому пятну и полуразвалившемуся шкафу. Я вставала, открывала свой новенький, все еще пахнущий лаком шкаф, смотрелась в зеркало и неизменно находила седые волосы. Поначалу я вырывала их и выбрасывала в окно, но на следующий день белыми становились целые пряди, и я начала собирать волосы в хвост, чтобы скрыть седину.

Каждый день я помогала Астре ухаживать за садом и готовить завтрак, хоть она и говорила, что это не обязательно.

– Неужели тебе не хочется погулять? Одной выходить опасно, но с мальчишками можно пойти в горы или пройтись по берегу…

Я кивала, но продолжала всюду ходить за ней. Первое время я с восторгом изучала новое для себя искусство: мне нравилось чувствовать на руках землю, таскать тяжелые ведра с водой, видеть плод этих усилий. На кухне тоже было довольно интересно, потому что почти все блюда Астры были мне незнакомы. Я привыкла проводить с ней каждое утро и убедила себя, что таким образом могу расплатиться с Сайсами за их доброту. О том, чтобы выйти за пределы убежища я даже не думала. Мне и самой было непонятно, почему я, проведя полжизни в заточении, теперь добровольно ограничивала себя. Крон с Крокусом, закончив свою часть работы, часто уходили куда-то. Каждый раз Крон звал меня пойти вместе, отчего выражение лица Крокуса становилось угрюмым. Я отказывалась.

Иногда я садилась в саду и наблюдала за ними. Два брата поднимались так высоко в горы, что превращались в маленькие точки. Они ловко прыгали по скалам, соревнуясь друг с другом. Иногда они брали с собой элатр и взлетали к самой вершине. Там их было не видно, но я все равно сидела и смотрела, пока, наконец, не замечала в небе крылатую фигуру, медленно опускающую братьев на землю.

Ближе к вечеру я пряталась где-нибудь – обычно на заднем дворе или в своей комнате и разговаривала с мамой. Она общалась неохотно, и ее голос звучал слабо. Все чаще у меня перед глазами всплывала темная холодная комната. Мне казалось, я слышу лязг железных затворов. Я спрашивала ее об этом, но она не отвечала. Тогда я спрашивала ее о Рэе.

– А с ним я могу общаться мысленно, как с тобой?

Мама вздыхала и ничего не говорила.

– Мам?

– Не знаю, Лия. Может быть.

– Я пробовала. У меня даже почти получилось, но все так быстро закончилось…

– Это кровная связь, Лия. А он – не твоя семья.

Я все равно пыталась. Когда Сайсы отдыхали в своих комнатах, и мне ничего не оставалось, кроме как коротать время в своей, я звала Рэя то вслух, то мысленно, но он никогда не отвечал. Иногда он четко появлялся передо мной, и мне хотелось плакать. Я закрывала глаза и видела его спину, руки, зарытые в волосах. Будто он сидит в своей комнате и смотрит в окно на сад Ависов, и этот сад почти такой же, каким видится из моего окна, только больше, потому что окно Рэя выше. Именно из его окна я посмотрела на тот сад в последний раз. Иногда картинка путалась, и я видела Рэя на своей кровати – одинокое тело на бесконечно широком матрасе, – и желтое пятно размером в весь потолок. В такие моменты мне казалось, что мы поменялись местами, будто я украла у него ту жизнь, которую он жил без меня, а ему оставила свою. Нечестный обмен.

Рэй был растерян. Я чувствовала его страх, его бессонницу, – она настигала меня, как гигантская многоножка, начинаясь от его кровати, и заканчиваясь на моей. Мне снились его кошмары: бледное лицо Вульфуса в тусклом полумраке, высохшие губы, судорожный шепот. Тень от решетки. Багровые шрамы и длинные плащи Совета. И я. Ему снилась я.

Я видела себя глазами Рэя. Он бежал ко мне, а я стояла по колено в море, и чем ближе он подходил, тем дальше я уходила в воду. Рядом со мной почему-то появлялась Астра, мы брались за руки и вместе заплывали так далеко, что исчезали в волнах. В такие моменты я уже не могла понять, чей сон это был.

Мне снились и другие сны, которые повторялись из раза в раз. Я видела белый зал с мраморным полом и стенами, вдоль которых тянулись длинные скамьи из красного дерева. С высоких потолков свисали тяжелые трехъярусные люстры. В самом центре стоял большой круглый стол, накрытый алой скатертью, а вокруг него было расставлено двенадцать золотых стульев.

Люди в черных плащах один за другим проходили и садились за стол, заняв все места, кроме одного. Рассевшись, они поворачивались и смотрели прямо на меня, насмешливо и при этом нетерпеливо. Один из них, – Кларк, – вставал и растягивал губы в улыбке.

– Решение уже принято, – говорил он. – Один голос ничего не изменит.

Зал исчезал, и ему на смену приходили лестницы с широкими дубовыми перилами, а затем длинный коридор с множеством дверей. Эхо разносило отзвук стремительных шагов. Пальцы тянулись к дверной ручке, на которой, как и на всех дверях особняка, была выгравирована эмблема Ависов.

Темная комната со странным затхлым запахом. На бесчисленных полках чернели небольшие фигуры. Щелчок переключателя, и свет падал на сотни безглазых чучел птиц и животных.

Вдох, поворот, чьи-то цепкие руки и бритая голова с серыми пятнами. Кривая улыбка. Багровые шрамы вблизи казались сплетением дождевых червей. Я чувствовала отвращение, злость, и мне чудилось, что эти черви становятся длиннее, выползают из его глазницы и тянутся к моему лицу. Я пыталась отойти, сбежать от них, но они настигали. Когда мне казалось, что они вот-вот коснутся меня, все прекращалось, я просыпалась на своей новой кровати и слышала, как за окном шумели волны.

Через две недели после моего приезда Астра решила испечь торт, а я вызвалась ей помогать. Было странно это делать, вот так – без повода. Мне даже начало казаться, что у меня день рождения. За работой мы почти не разговаривали, но Астра время от времени бросала на меня дружелюбные взгляды, как бы подстрекая задать ей какой-нибудь вопрос. Так я и поступила.

– Я знаю, что близкие люди могут общаться мысленно, – сказала я. – А если мы близки, но не связаны кровью, это работает?

Она кивнула. Ее пальцы были в муке, и кое-где на них прилипли комочки теста.

– Для этого есть специальный ритуал. Связь можно установить обоюдным согласием или, если двое людей очень любят друг друга, она устанавливается сама собой. Знаешь, ведь муж и жена не связаны кровью, но между мной и Эриком всегда было понимание. Как далеко бы он ни был, я всегда его чувствовала, всегда видела то, что видит он… И когда он поехал за тобой, я ни чуть не переживала. Я думала, что бы ни случилось, смогу помочь ему. Мне и в голову не приходило, что он не станет показывать мне всего… Он говорил, что все в порядке. Он так хорошо держался, что я не видела, какая опасность ему грозит. Я узнала потом. Услышала мысли Крона…

Она запнулась, и мне показалось, что в ее глазах заблестели слезы.

– Наверное, он не хотел тревожить вас…

Она продолжала мешать тесто и ничего не говорила. Я решила, что она не услышала, и хотела повторить, но Астра продолжила.

– Я не представляла себе, что он мог скрыть такое от меня. Я верила, что знаю о нем все. А теперь мой муж мертв, и я ненавижу себя за то, что злюсь на него. Его больше нет, а все мои мысли о том, что он утаил от меня правду. Я не могу перестать думать об этом. Делал ли он так раньше? Врал ли он мне? Скрывал ли от меня что-то важное? Мне так давно кажется, что я что-то забыла, что-то, без чего просто нельзя жить, но сколько бы я ни силилась, как бы ни старалась вспомнить – ничего. И теперь я думаю… Я думаю – а что если он знал? А вдруг он знал, что именно я забыла? Знал, но не хотел, чтобы я вспомнила об этом. Как я могу быть уверена, что он – его мысли и чувства – были настоящими, если он так хорошо скрыл от меня свой страх? Как мне теперь узнать правду, когда он умер?

Я не знала, что ответить. Глаза Астры горели, а руки двигались судорожно, сами собой. Она взглянула на тесто, на свои измазанные пальцы, подошла к раковине и открыла воду.

– А потом я вспоминаю, – тихо сказала она, – каким он был рядом со мной. Нашу первую встречу… Он ведь спас меня. Когда меня искололи ножами и бросили в реку, это он нашел меня. Он вылечил меня, помог снова стать счастливой. Он говорил, что полюбил меня с первого взгляда, что хочет провести со мной всю жизнь. Мы стали семьей, и я любила его. Я очень любила его… Если бы только он не умер, если бы…

– Астра… – я подошла и положила руку ей на плечо. Она наклонилась над раковиной и затряслась.

– Я не знаю, как мне жить, – пробормотала она. – Мы даже не попрощались…

Обеими ладонями она зачерпнула воды из-под крана и спрятала в них лицо. Умывшись, она шумно выдохнула.

– Это хуже всего, – сказала она. – Тело осталось там. Я никогда его не увижу.

В тот день после того, как мы с Астрой положили тесто в духовку, я поднялась в горы вместе с Кроном и Крокусом. Крон был рад, а Крокус явно недоволен, но я старалась не замечать его хмурых взглядов. Когда элатры подняли нас к вершине, я спросила у Крона, в какой стороне находится особняк Ависов. Он показал.

Особняка, конечно, не было видно. Впереди на многие километры тянулся густой синеватый туман, из-под которого еле проглядывали вершины зеленых холмов. От такого вида у меня захватило дух и чуть закружилась голова. Бездна затягивала, и мне казалось, что я вот-вот не удержусь и упаду в нее. Я присела на корточки, не сводя глаз с того места, где за сотнями полей и лесов должен был быть особняк Ависов.

– Простите меня, – обратилась я к братьям. – Я виновата, и если бы могла вернуть все назад, я бы отдала свою жизнь вместо него.

Крон присел рядом, положил руку на мое плечо и покачал головой. Он хотел что-то возразить, но я жестом остановила его. Крокус хмурился.

– Мне правда очень жаль. Я знаю, как сильно вы скучаете по нему. Я не могу вернуть его к жизни, но я сделаю все, чтобы вернуть вам его тело. Во что бы то ни стало я найду его, и тогда мы вместе сможем попрощаться с ним.

– Ты можешь сделать намного больше, – сказал вдруг Крон. Его пальцы сжались на моем плече, и он бросил взгляд на брата.

– Я домой, – сказал Крокус и направился к стоявшим неподалеку элатрам.

– Стой, – окликнул его Крон, и тот нехотя обернулся. – Она может похоронить его. По-настоящему, как отец рассказывал. Я сам видел.

Крокус недоверчиво взглянул на меня.

– Я сам видел, – повторил Крон.

– Пусть докажет.

Крон кивнул и повернулся ко мне.

– Что? – не поняла я.

– Пойдем.

Мы сели на элатр, и те опустили нас в лес. Там мы бродили минут пятнадцать, пока Крокус что-то искал. Наконец он подозвал нас и показал на землю перед собой. У его ног лежало тело мертвого рабатара.

Я впервые видела рабатара вблизи. Это был маленький зверек в черно-белую полоску с вытянутым носом и длинными ушами. Крокус положил его передо мной и скрестил руки на груди. Крон повернул меня к себе.

– Лия, помнишь, в особняке убили элатру, и ты выбежала и начала плакать…

– Ты это видел?

Крон замялся и слегка покраснел.

– Я наблюдал за тобой, когда была возможность. То, что ты сделала тогда – невероятно! Такого не случалось очень много лет. Я и сам знал об этом только из рассказов отца.

Я взглянула на зверька у своих ног, потом на Крона.

– Я должна сделать как в тот раз? Но я не могу, я не знаю, как это вышло. Мне было так больно, и…

– Просто попробуй.

Я неуверенно присела на землю и дотронулась до рабатара. Он был холодным и пыльным. Я не знала, что делать, и просто смотрела на него.

– Мы зря теряем время, – проворчал Крокус.

– Дай ей шанс.

Крон уверенно кивнул, давая понять, что верит в меня. Я вновь прикоснулась к рабатару и закрыла глаза.

Как это работает? Что мне нужно делать? Крон явно надеется на меня, и я не хочу его разочаровывать, но ведь в тот раз все было по-другому. Я видела, как умерла та элатра. Мне было так больно, так тяжело смотреть на нее… А рабатар…. Я ничего о нем не знала. Он выглядел таким маленьким, беззащитным. Было странно видеть его мертвым, как будто кто-то сделал очень реалистичную куклу. Как это вышло? Почему он умер? Сам или его убили? Он очень маленький, даже для рабатара. Может быть, еще детеныш… Я почувствовала, как что-то кольнуло в груди. Бедный… бедный зверек.

Я провела рукой по его шерсти, гладя рабатара и представляя, каким он был, когда жил. Снова захотелось плакать, и в груди стало очень тепло. Я услышала шумный выдох ребят и открыла глаза. Тело рабатара медленно уходило в землю, а на его месте выросли три ярко-желтых хризантемы.

– Да! – закричал Крон и крепко обнял меня.

Крупные слезы катились по моему лицу, пока я смотрела на три маленьких цветочка и на счастливое лицо Крона. Крокус выглядел ошарашенным. Он часто моргал и старался не смотреть на нас. Потом он сдался, всхлипнул и тоже обнял меня.

Мы стояли так какое-то время.

– Теперь ты понимаешь? – сказал Крон. – Ты можешь сделать для отца гораздо больше, чем думаешь.

Братья смотрели на меня одинаковыми чуть покрасневшими от слез глазами, и в их взгляде искрилась надежда. Я кивнула.

Астра звала нас домой. Верхом на элатрах мы полетели к плато, а оттуда пешком дошли до ущелья. Что-то в самом воздухе, в стрекотании насекомых и колючем касании травы было новым, живым. Я шла рядом с Кроном, а в голове всплывали рассказы из книг Рэя о предках элатр, умевших дышать под водой, и древних людях, которые умирая, становились деревьями. Они рождались от Инниса и возвращались к нему после смерти. Это было так правильно, так идеально, что я не могла поверить, как не понимала этого раньше.

Мы были у скалы. Крон открыл проход и пропустил меня. Крокус замешкался, задумчиво глядя себе под ноги.

– Ты чего? – спросил Крон.

Крокус покачал головой и последовал за нами. Когда мы уже дошли до дома, он вдруг подбежал ко мне и взял за локоть. Он потянул, заставив наклониться к себе. Его щеки горели ярким румянцем, а в волосах застряло несколько сосновых иголок.

– Ты не виновата, – прошептал он. – Просто так получилось.

Я ничего не успела ответить, потому что через мгновение Крокус уже вбежал в дом. Крон удивленно посмотрел на меня, а я стояла и растерянно улыбалась. Это были простые слова, но от них стало так тепло на душе. Я почувствовала, как невидимые веревки, все это время крепко сжимавшие мои плечи, ослабили хватку и отползли.

Из кухни донесся голос Астры, торопившей нас за стол. Я глубоко вдохнула. Мое тело вдруг стало очень легким, я раздвинула руки в стороны, чувствуя, как ветер подхватывает и сажает меня на свою карусель. Впервые за целую вечность я побежала – полетела, словно птица, – еле касаясь земли.

Все, кроме меня уже сидели на своих местах. Я удивилась, глядя на ломившийся от всяческих вкусностей стол, посреди которого красовался торт.

– Сегодня какой-то праздник? – спросила я.

Сайсы молча переглянулись.

– Сегодня день рождения отца, – пояснил Крон. – Он мечтал, что в этом году ты будешь праздновать с нами. И хотя все сложилось не так, как хотелось, мы рады, что ты здесь, Лия.

Астра и Крокус кивнули и пригласили меня сесть.

Мы ели и смеялись, и мне было так хорошо, что я почти забыла о той жизни, которую оставила позади; а между тем я в первый раз ела торт, испеченный не мамой, и он был совсем другим: не лучше и не хуже, – это был новый вкус, и я не знала, что так бывает. В первый раз я сидела за одним столом с семьей, пусть не моей, но семьей и наслаждалась тем, как сильно они похожи друг на друга, как часто повторяются в них те же движения и слова, и могла представить, что и я – часть чего-то большего. Я знала, что мне еще многое предстоит сделать в первый раз, но эта мысль уже не расстраивала меня. Я поняла, что имел в виду Крон. Действительно, в каком-то смысле мне очень повезло.

Глава 9

Прошел месяц. Я настолько привыкла к Сайсам, что порой мне казалось, будто я родилась в этой семье и прожила всю жизнь в сердце горы. Только тоска по Рэю не давала мне забыть о той, настоящей жизни, которую я оставила позади. Не было и дня, чтобы он мне не снился.

Однажды спросонья я так ясно услышала его голос, что на миг не могла понять сон это или реальность. Я распахнула глаза и увидела его вымученное лицо с впалыми щеками, потухшим взглядом и темными кругами под глазами. Он посмотрел на меня, и его лицо перекосилось от боли. «Они ищут тебя. Я ничего не могу сделать», – сказал он и сразу исчез.

Я вскочила с кровати, понимая, что вот-вот задохнусь. Окно комнаты было открыто, и я первым делом подбежала к нему, чтобы глотнуть воздуха. Я была одна, но ощущение близости Рэя никуда не исчезло. Его тревога снова растекалась по мне. Мне было безумно жарко, и, сорвав с себя ночную сорочку, я встала на подоконник. Тучи заволокли небо, а волны бушевали, но в пределах нашего убежища все было спокойно. Легкий ветерок скользнул по мне, и я глубоко вдохнула. Раньше я не задумывалась о том, что внутри скалы погода всегда была одинаковой. Казалось, в этом далеком уголке время действительно остановилось. Здесь ничего не имело значения, даже хмурое небо не могло бросить тени на этот застывший мир.

Чуть придя в себя, я наскоро оделась и взглянула на свое отражение. Поседело почти полголовы, и мои черные пряди чередовались с белым, будто шерсть рабатара. Спрятать это было сложно, какую прическу я бы ни делала. Я заплела волосы в косу и тут же расплела ее. Глядя на свое бледное лицо, я пробормотала:

– Что со мной происходит?

Я не ожидала ответа, но голос мамы заставил меня вздрогнуть:

– Ты меняешься.

Я отвернулась и присела на кровать, снова чувствуя, как темнеет перед глазами. Маму было плохо слышно, как будто она говорила со мной из-под земли. По телу разлились холод и усталость. Ноги затекли, и безумно хотелось поменять позу. Во рту стало сухо. Я помотала головой, разгоняя эти странные ощущения.

– Что это значит? И что мне теперь делать? Я не хочу больше прятаться…

– Тебе придется. Они только и ждут, чтобы ты показалась…

– Я столького не понимаю… Почему меня ищут? Почему вы прятали меня от Совета? Почему тот человек, Кларк, так удивился, когда увидел меня? Что он сделал с вами? Что сейчас с Рэем?

Мама молчала. Я чувствовала, как тяжело ей дается этот разговор, как ей физически больно открывать рот, облизывать потрескавшиеся губы. Язык горел от мучительной сухости. Я потянулась к стакану воды, стоявшему на тумбочке, и залпом выпила его. Мама негромко заговорила.

– Потому что они боятся таких, как ты. Они думали, что убили всех, иначе давно бы пришли за тобой… Я не могла поступить иначе, я должна была прятать тебя. Я умоляю, Лия, не связывайся с Советом. Забудь обо мне, забудь о Рэе. Спрячься и никогда не возвращайся, что бы ни случилось.

– Мама…

Я сжалась, снова почувствовав, что она плачет, и снова растерявшись из-за этого. Ее голос исчез, а вместе с ним ушли боль и усталость. Я еще долго сидела на своей кровати, думая о ней, думая о тех ощущениях, которые передались мне во время разговора. Она отказывалась рассказывать мне, но я чувствовала холод, практически ощущала железные цепи на ее запястьях. Что Совет сделал с ней? Ни Вульфус, ни Рэй не смогут помочь. Я не могла забыть выражение безысходности, которое было на лице Рэя. Они оба страдали из-за меня. Я злилась на себя за то, что сидела в безопасности, спала на мягкой постели и нюхала цветы в саду, когда самым важным людям в моей жизни было так плохо. Я не могла смириться.

Когда я спустилась к завтраку, Сайсы уставились на меня, не сумев скрыть удивления. Я вспомнила о поседевших волосах и почувствовала, как краснею. Еле подавив желание прикрыть голову руками, я подошла к столу.

– Доброе утро, – сказала Астра. – Мы тебя заждались.

Крон отодвинул стул рядом с собой, приглашая меня сесть. Ели молча: я чувствовала напряжение, повисшее в воздухе, и не могла понять, чем оно вызвано. Крон никогда не был особо разговорчивым, но Астра и Крокус всегда болтали о том о сем во время еды. Теперь же оба смотрели только в свои тарелки.

– Что-то случилось? – спросила я.

– Нет, – быстро сказал Крон и попытался улыбнуться.

Я покосилась на Крокуса, затем на Астру. Встретив мой взгляд, она вздохнула.

– Рано или поздно мы должны будем ей рассказать, – сказала она.

Крон бросил вилку и та, звеня, ударилась о тарелку.

– Рассказать что? Мы ничего не знаем!

– Мы знаем то, что сказал Эрик.

– Да, только он должен был поехать с ней. А теперь… Все по-другому.

Крон замолчал и резко встал из-за стола.

– О чем вы говорите? – спросила я. – Что мне нужно знать?

– Не бери в голову, Лия, – Крон бросил сердитый взгляд на мать.

– Я же вижу, что что-то не так, – не унималась я.

Астра покачала головой и начала собирать со стола тарелки.

– Не волнуйся, Лия. Почему бы вам троим не прогуляться? Сегодня прекрасный день.

Я взглянула на черные тучи, покрывшие все небо. Крон молча встал и пошел к выходу. Мы с Крокусом переглянулись, он пожал плечами, взял небольшую плетеную корзинку и пошел вслед за братом, а я, вздохнув, поплелась за ним.

Дождя не было, но до нас то и дело доносились раскаты грома. Крон шел очень быстро, как будто пытался убежать от чего-то. Он был рассеянный – отвечал на вопросы коротко и невпопад, а чаще и вовсе их не слышал. Крокус, наоборот, вскоре приободрился и стал разговорчивее обычного. Он вел нас к небольшой поляне, где по его словам росла «умопомрачительная» земляника. По дороге он показывал мне деревья и говорил, на какие легче карабкаться, упругие у них ветви или нет и растет ли на них что-нибудь вкусное. Он собирал с земли желуди, каштаны и еще какие-то плоды и орешки, складывая их в корзину.

– Мама делает из них десерты, – пояснил он.

Оставалось недолго. Деревья становились реже и мельче. Приходилось продираться сквозь кустарники, отмахиваясь от их длинных цепких ветвей. Мои волосы растрепались, в них то и дело путались сухие листья, застревали насекомые.

– Пришли, – сказал Крокус. – Смотрите не раздавите ее.

Поначалу казалось, что перед нами обычная поляна с мелкой, но густой ярко-зеленой травой, и только когда Крокус аккуратно поднял приникший к земле листочек, из-под него показалась красная ягодка, размером с пуговицу. Крокус сорвал ее и протянул мне.

– Здесь еще много, – сказал он. – Можем и домой взять, но лучше на месте съесть. Так вкуснее.

Он улыбнулся и сорвал еще одну, которую сразу же отправил в рот. Я снова посмотрела на маленькую ягодку на своей ладони. Никогда еще я не ела земляники. Несколько раз я пробовала клубнику, и она была очень вкусной. Мама говорила, что купила ее у фермера на рынке. Наверное, он много сил отдал, чтобы вырастить ее такой сладкой, а земляника на моей ладони была мелкой, беспризорной. Я ожидала, что она будет кислой или горькой, или еще какого-нибудьнеправильного вкуса. Но она была…

– Умопомрачительная, – морщась от удовольствия, сказал Крокус и потащил в рот очередную ягоду.

Не просто вкусная – каждая ягодка была как будто маленькой наградой. Мои пальцы приподнимали листочки, ища и с восторгом находя все новые порции блаженства. Я оглянулась на Крона. Он не ел, но улыбался, глядя на нас с Крокусом. Я протянула ему землянику, но он покачал головой.

– Ешь, – сказал он. – Это для тебя.

Он лег прямо на землю, примяв головой мягкую траву. Собрав горсть земляники, я легла рядом с ним и насыпала ягоды себе на грудь. Я ела и смотрела в небо: наблюдала за кудрявыми верхушками деревьев, которые ветер заставлял танцевать на сером фоне; слушала их шепот, вдыхала запахи, которые прилетали ко мне со всего леса. Было хорошо. Слишком хорошо. Я потянулась за очередной ягодой, но на груди не осталось ни одной.

– Неужели это возможно? – сказала я.

– Что? – не понял Крон. – Хочешь, я соберу тебе еще?

Я покачала головой.

– Все это… Неужели возможно, чтобы было так хорошо?

Крон чуть приподнялся и посмотрел на меня.

– Я боюсь, – сказала я и вытянула вперед свою седую прядь. – Со мной что-то происходит, но я не понимаю, что именно. Видишь?

Крон отвел взгляд.

– Ты просто многое пережила за последнее время. Все мы…

Я покачала головой.

– Это что-то другое. Предупреждение. Я чувствую… я чувствую, что непременно случится что-то плохое. Потому что все не может быть так. Не может быть хорошо, как сейчас.

Крон был близко. Я видела свое отражение в его зрачках. Он чуть приоткрыл рот, будто хотел что-то сказать. На небе сверкнула молния, и с новой силой раздался рокот грома.

– Мама зовет.

Крокус стоял над нами, держа в руках корзину полную орешков и ягод. Он выглядел встревоженно.

– Она сказала что-то срочное.

До ущелья мы бежали без остановки. Грудь горела, ноги стерлись, но мы бежали сквозь звон в ушах, пока не увидели ее.

Астра была на пляже. Она стояла, растерянно глядя себе под ноги. Немного переведя дыхание, мы подошли ближе. Стало ясно, что именно так ее взволновало.

Следы. Чьи-то крупные ступни – раза в два больше моих – оставили их по всему пляжу. Наверное, там прошлись десятки человек. Я узнала рисунок подошвы. Таким была покрыта дорожка, по которой изо дня в день шагали часовые, обходя дом Ависов. Я почувствовала, как сжалось все внутри, и вспомнила слова Рэя. «Они ищут тебя».

Астра выглядела так, будто вот-вот потеряет сознание. Она вдруг схватилась за голову и присела. Крон бросился к ней и помог подняться.

– Мам… – испуганно пробормотал он. – Ты чего?

Астра будто не слышала его и, не отрываясь, смотрела на покрытый следами солдат мокрый песок. Ее глаза были широко распахнуты, а губы тряслись. Крокус сжал мою руку.

– Ей плохо? – пробормотал он.

Крон чуть тряхнул плечи Астры. Ее взгляд прояснился, как будто она очнулась ото сна и, наконец, узнала его. Братья шумно выдохнули.

– Мам, ты ужасно напугала нас!

Астра, все еще опираясь на Крона, выпрямилась и огляделась. Она поморщилась и снова схватилась за голову.

– Мне нужно прилечь, – сказала она.

Крон и Крокус повели ее в дом, а я осталась на пляже одна. Я нагнулась над одним из следов и внимательно оглядела его. В том, что там прошлись именно солдаты Совета сомнений не было. Я пошла по следам, сама не зная, что именно хотела найти.

Я шла вдоль берега минут десять, когда вдруг увидела тень от кареты и спряталась за скалу. Экипаж Совета пролетел прямо надо мной, но, казалось, солдаты меня не заметили. Они сбросили большой воздушный шар, который лопнул в воздухе, и сотни листовок разлетелись в разные стороны. Улучив момент, когда карета отлетела подальше, я подбежала и поймала один из падавших листов.

На передней стороне было изображение Вульфуса, закованного в цепи, а под ним большими буквами слова «Казнь бывшего главы Совета».

«По приказу главы Совета, Кларка Эвана, его предшественник, Вульфус Авис, признан виновным в измене и приговорен к публичной казни. Его супруга, Кларкия Авис, находится под стражей и может быть приговорена к пожизненному заключению за содействие в сокрытии преступника. Решение о ее наказании будет принято на заседании Совета сразу после казни Вульфуса Ависа. Совет уже опубликовал постановление, согласно которому дом Ависов переведен на последнее место в списке, все привилегии этого рода отменены, а имущество, приобретенное во время правления, возвращается во владение Совета».

Я взглянула на дату: казнь должна была состояться на площади Совета через две недели. Перевернув листовку, я наткнулась на изображение какой-то девушки. Только приглядевшись, я поняла, что пытались нарисовать именно меня. Огромная надпись гласила: «Особо опасный преступник». Совет сулил исполнить любое желание того, кто сможет меня поймать и привести к Кларку «живой или мертвой».

Я простояла несколько минут, вновь и вновь оглядывая листовку. Наконец, я скомкала ее и, спрятав в карман, бросилась бежать обратно в убежище. В небе то и дело сверкали молнии, волны с такой силой бились о берег, что часто касались моих лодыжек, хоть я и старалась уйти подальше от них. Когда я, наконец, добежала до скалы, то чуть не сбила с ног Крокуса.

– Вот ты где, – закричал он. – Мы тебя обыскались.

Он открыл проход, и стоило нам спрятаться внутри скалы, как хлынул ливень. Я стояла совершенно сухая и смотрела, как потоки дождя льются на песок, как смывают с него следы солдат, но не могут настигнуть меня. Вода струилась по невидимой преграде, словно по стеклу.

Крокус дернул меня за рукав.

– Прости, я просто задумалась, – сказала я. – Как Астра?

– Уже лучше. Крон заварил ей успокоительный чай, она сейчас спит.

Я кивнула. Пока мы шли к дому, я сжимала в кармане скомканную листовку. «Пожизненное заключение». Я не могла этого позволить. Вновь и вновь я думала об обещании Совета исполнить любое желание того, кто приведет им меня. Что если я сдамся сама? Отпустят ли они маму, если это будет моим желанием?

Я не заметила, как оказалась у спальни. Крокус помахал мне и скрылся в своей комнате. Я проводила его взглядом и глубоко вздохнула. Может, Кларк позволит мне похоронить заодно тело Эрика? Что-то говорило мне, что он вряд ли окажется таким добрым. Но я не могла больше бездействовать. Я должна была хотя бы попробовать. Я вошла в комнату и начала собирать вещи.

Крон и Астра о чем-то спорили всю ночь. Сначала я хотела спрятаться в саду, дождаться, пока Крон откроет проход и выйдет плавать (обычно он делал это на рассвете каждое утро), и незаметно сбежать. Но их ссора длилась всю ночь, и я не могла спуститься так, чтобы меня не заметили. В конце концов я сама не поняла, как уснула. Проснувшись еще до рассвета, я прислушалась и, поняв, что голоса затихли, решилась выйти. Я взяла узелок с одеждой и спустилась на первый этаж, но сразу увидела Астру. Она сидела за столом кухни и задумчиво глядела на меня. Бросив свой узелок у лестницы, я подошла.

– Мы уезжаем, – сказала Астра.

Я удивленно застыла, ожидая объяснений, но больше она ничего не говорила. Тогда я взяла из шкафчика мешочки с травами и заварила себе и Астре чай с мятой. Я поставила перед Астрой чашку, из которой медленно поднимались спирали пара.

– Куда? – спросила я, сев напротив нее.

– За море.

«За морем ничего нет», – хотела сказать я, но промолчала. Если бы я собиралась прятаться, мне нужно было бы именно это. Уехать в никуда. Исчезнуть, чтобы Совет нас никогда не нашел.

Мы пили тот чай очень долго. По небу растеклась оранжевая краска, и кухня постепенно становилась все светлее и светлее, пока солнечные лучи не начали играть в наших пустых чашках, а мы все сидели. Я думала о том, как возьму одну из элатр и вернусь в особняк, пока Сайсы готовятся к отъезду. Отчего-то мне было трудно глядеть Астре в глаза. Прижавшись щекой к стене, она напевала грустную мелодию.

– Что это за песня? – спросила я.

– Колыбельная. Мой отец часто пел ее, когда я была маленькой. Тогда я не замечала, насколько красивый у него голос. Он звучит у меня в голове, каждый раз, когда я напеваю эту песенку, и теперь я понимаю, как сильно мне его не хватает. Знаешь, я ничего не любила так, как его пение и его объятия. У него были большие руки, которые всегда так приятно пахли. Мылом и чернилами… Он был очень добрым, мой отец. Никто не знал его так хорошо, как я. Он работал, и все видели его серьезным и важным, а потом он приходил ко мне, чтобы пожелать спокойной ночи, и пел. Он пел мне про сонные глазки… «Песенки спеты, рассказаны сказки…». Я почти не помню слов, прошло так много времени… Знаешь, у меня ведь не было матери. Она умерла очень давно, и отец один заботился обо мне, уберегал, как мог. Он пел мне: «Спи, мое солнышко, засыпай… Папина радость, горя не знай…». Как-то так… Я сильно скучаю по нему, но знаешь, что странно? Недавно я поняла, что не помню его лица. Я не могла поверить в это. Я ходила кругами пытаясь вызвать в воспоминаниях его образ, но все тщетно. А потом я попыталась вспомнить его имя, и тоже не смогла. Разве это возможно? Как я могла забыть его имя? Я почти ничего не помню о нем, кроме его голоса, запаха его рук и обрывков этой колыбельной.

Астра задумчиво потянулась к чашке, но поняв, что та пустая, будто очнулась и огляделась вокруг. Вздохнув, она встала.

– Нужно собирать вещи, – сказала она. – Выезжаем после завтрака.

Я переложила чашки в раковину и хотела пойти к лестнице, но Астра окликнула меня.

– Лия, ты должна понять меня. Я знаю, Крон переживает за тебя. Он думает, что здесь ты будешь в безопасности, и, возможно, он прав. Но я не хочу рисковать своими детьми, не хочу, чтобы солдаты Совета всю жизнь бродили вокруг нашего дома… Чем быстрее мы во всем разберемся, тем лучше. Эрик всегда говорил, что мы должны взять тебя за море. Он говорил, что там ты найдешь ответы, которых нет больше нигде, и только так мы сможем остановить Совет.

– Остановить Совет?

Астра пожала плечами.

– Эрик всегда был мечтателем. Но он знал о тебе то, чего не знаем мы. Я думаю, было бы справедливо хотя бы попробовать сделать то, о чем он просил.

Я кивнула и направилась к лестнице. Незаметно подхватив свой узелок, я поднялась в комнату.

Я не стала сбегать от Сайсев. Узнав, что Эрик по какой-то причине хотел, чтобы я попала за море, я согласилась с Астрой – нужно попробовать. У меня было еще две недели до казни Вульфуса, и я могла вернуться в особняк чуть позже. А пока у меня был шанс узнать что-то по-настоящему важное.

Солнце все еще нависало над гранью моря, а мы верхом на элатрах уже парили над его отражением в воде. Вскоре все вокруг заблестело, а небо стало таким ярко-голубым, что невозможно было без слез поднять на него глаза. Почти всю дорогу я летела крепко зажмурившись. Летела туда, где не было ничего.

Крон сказал, что мы действительно летим в никуда.

– Мертвые острова – опустошенная земля. Там ничего нет.

Я спросила, зачем нам тогда туда лететь и что именно мы будем там искать, но он не ответил, только бросил недовольный взгляд на Астру. Она словно почувствовала это и крикнула вполоборота:

– Дома больше не безопасно!

Крон хмыкнул и отвернулся. Мы летели близко друг к другу, и только из-за этого я расслышала его ответ.

– Безопаснее, чем там.

Я не спросила, что он имел в виду. Чувствовала, что ничего хорошего, особенно для меня. Вскоре Крон, будто не выдержав молчания, сам заговорил. Он подлетел ко мне вплотную и сказал:

– Когда мы с отцом поехали за тобой, он говорил, что тебя нужно будет взять на Мертвые острова. Сказал, что там есть что-то и только ты сможешь это понять. Тогда нам станет ясно, как быть дальше.

Я кивнула.

– Астра сказала мне. Но почему мы сразу туда не полетели?

– Потому что мы не знаем, что там. Отец говорил, что мы должны быть осторожны. Он намекал, что поездка может быть… неприятной. Он должен был поехать с тобой и все рассказать. Без него не было смысла, поэтому мы решили ничего не делать, хотели, чтобы ты просто жила с нами. А теперь эти солдаты начали бродить вокруг дома. Совет ищет тебя, и они не успокоятся. Мама на взводе, говорит, что от них не спрятаться. Она почему-то жутко боится их. В общем, пришлось рискнуть, но не переживай, одну я тебя не оставлю. Что бы там ни было, пойдем вместе.

Из-за окружающего меня блеска, я не могла видеть его лица, и, наверное, он не мог видеть моего.

– Спасибо, – сказала я.

Мы летели уже несколько часов. Было неудобно и хотелось передохнуть, но море все не заканчивалось. Я чувствовала, как элатра подо мной борется с усталостью. Ей явно хотелось пить. Астра взяла с собой столько воды, сколько смогла – судя по тому, что мне рассказали о Мертвых островах, пресной воды там не было. Всю поклажу несла замыкающая элатры, и я никак не могла добраться до нее в полете.

– Потерпи, – прошептала я.

Я понятия не имела, как долго нам оставалось. Куда бы я ни смотрела, я видела только море и больше ничего.

– Интересно, где же эти острова… – пробормотала я, и вдруг произошло нечто удивительное. Так же, как я слышала голос матери в своей голове, я вдруг услышала звонкий голос, растягивающий слова, словно песню.

«Они под нами».

Я вздрогнула и чуть не упала с элатры. Я так растерялась, что не сразу поняла, что именно ее мысли я и слышала.

– Разве… Разве ты умеешь говорить?

«Все живое умеет говорить. Просто не все умеют слушать».

Элатра пошла на снижение, и я крепче ухватилась за ее шею. Какое-то время казалось, что мы падаем прямо в воду, и только когда мы опустились достаточно низко, я разглядела пустую серую землю, тянувшуюся вдоль горизонта.

Мы приземлились и слезли с элатр. Первое время никто ничего не говорил. Это было странное ощущение. Мы стояли на твердой земле, но казалось, вот-вот и она уйдет из-под наших ног и резким рывком заставит очнуться ото сна. Было ветрено. Серый каменистый песок летал вокруг нас, создавая причудливые силуэты – как будто стая угрюмых призраков скользила в воздухе. Из-за отсутствия других звуков, гул ветра был очень громким, пробирающим.

Элатры, тщетно пытавшиеся найти траву, легли на землю и заскулили. Я хотела броситься к поклаже, но Крокус опередил меня. Он всегда хорошо заботился о животных. Пока он кормил и поил элатр, мы с Кроном достали палатку, но, не зная, куда ее поставить, молча уставились на Астру.

– Здесь нельзя, – сказала она. Хоть она и стояла довольно близко, но гул ветра заглушил ее слова, и мы поняли их смысл только спустя некоторое время.

– Надо идти вглубь острова, – закричал Крон. – Там могут быть пещеры.

Идти было нелегко. Казалось, чем глубже мы заходили, тем сильнее становился ветер. Он поднимал столько пыли, что нельзя было разглядеть собственных пальцев, и я не раз случайно наступала на пятки Крону. Я старалась не дышать, но то и дело кашляла, задыхаясь от пыли. Чтобы она не попадала в глаза, я прикрыла лицо волосами, но это почти не помогало. Спереди и сзади доносился кашель Сайсев и недовольное мычание элатр.

– Что-то есть! – закричал Крон и тут же дико закашлял.

Я пошла на его голос, но ничего не видела. Я почувствовала, как кто-то схватил меня за плечи и куда-то потянул. Через мгновение все погрузилось в полумрак, но дышать стало намного легче, а потом вся наша компания – четыре человека и пять элатр – собралась вместе.

Мы оказались в небольшой пещере. В ней было сыро, холодно и темно. Крон достал спички и зажег несколько свечей, которые мы привезли с собой. Он расставил их по углам пещеры, стараясь создать хоть какое-то освещение.

– Уютненько, – сказал Крокус.

– Лучше сейчас уже не найти, – сказала Астра. – Давайте тут остановимся.

Мы установили палатку и постелили одеяла для элатр. Крон и Крокус разложили на земле хворост и разожгли костер.

– Я надеюсь, мы здесь не надолго, – сказала Астра. – Еды и воды у нас с собой только на пару дней.

– Как только ветер утихнет, мы с Лией пойдем на разведку, – сказал Крон.

– Вместе?

Мать и сын несколько секунд молча смотрели друг на друга.

– Хорошо, – сказала наконец Астра. – Обед в сумке. Я пойду прилягу.

Она ушла в палатку и, кажется, вскоре уснула. Поев, за ней последовал и Крокус. Мы с Кроном остались вдвоем смотреть на силуэты серых призраков, кружащих у входа в пещеру. Я видела, что Крон то и дело вздрагивает, борясь с накатывающим сном и вспомнила, что он всю ночь не спал из-за ссоры с Астрой.

– Иди, – сказала я. – Тебе нужно хоть немного поспать.

– Ты уверена? Я могу остаться.

Я покачала головой.

– Иди.

– Мне нужен только час, – сказал он и скрылся в палатке. Как только я убедилась, что все трое уснули, я встала и на цыпочках вышла из пещеры. В то же мгновение бушевавший ветер утих, и мне открылись Мертвые острова во всей своей красе.

Во всем своем ужасе.

Что-то тянуло меня вглубь острова, за пещеру. Там вдали можно было разглядеть еле заметное голубое свечение. Ноги сами повели меня. Я шла и даже не заметила, как перешла на бег.

Меня звали чьи-то голоса. Я слышала, как они подгоняли меня. Я бежала все быстрее и быстрее, боясь не успеть. Мне казалось, что я и так сильно опоздала. Я чувствовала их нетерпение. Слишком долго, уже целую вечность они ждали. Ждали меня.

Глава 10

Ивы.

Сначала казалось, что передо мной одно большое дерево с толстым стволом, который не могла бы обхватить и дюжина человек, но, приглядевшись, я увидела несколько тоненьких деревьев, вплотную прижавшихся друг к другу, как будто пытаясь обняться и согреться. Их окружал навес из упругих свисающих ветвей, но листвы на них осталось так мало, что они походили на каркас зонта, с которого сняли ткань, оставив голые спицы. Кое-где все же виднелись одинокие вытянутые листочки, и именно от них исходило свечение. Оно было не очень ярким, но на фоне пустоты, его нельзя было не заметить.

Отодвинув ветви, я сделала шаг под костлявый навес и протянула руку к одному из стволов. Я устала и запыхалась после долгого бега, но когда мои пальцы прикоснулись к шероховатой коре, отчетливо – так отчетливо, словно произошло чудо, и я вернулась в прошлое – почувствовала тот же трепет, то же манящее чувство свободы, тот же горячий вихрь радости, который рос и бушевал внутри меня, когда я сбегала из своей комнаты в лес. Мне показалось, что я чуть вознеслась над землей, но тут же упала, потому что вместе с эйфорией на меня вдруг нахлынула волна ужаса. Казалось, кто-то обвил меня невидимыми кольцами, и с каждым вдохом они затягивались все туже, пока, не в силах дышать, я не упала на колени.

«Помогите…» – стучали мои мысли.

Собственный страх отдавался диким шумом в ушах. Хотелось кричать, умолять, угрожать, но не получалось выдавить из себя и слова. Плотные стволы начали плавно расступаться, а их долговязые, поникшие ветви ожили и хлесткими взмахами принялись меня подгонять. Они бросались на меня все чаще и сильнее, и я поползла, закрывая лицо от их обжигающих ударов. Я не прошла и метра, как земля под моими коленями исчезла, и я провалилась в яму, окруженную ивовыми стволами, словно стеной. Их корни крепко вцепились в меня и со всей силой потянули вниз. Поймав меня в ловушку, деревья начали сдвигаться обратно, и едва я увидела проблеск неба, как оно скрылось под древесными заслоном, забрав с собой весь свет, весь воздух, все чувства.

«Помогите…»

Я глядела перед собой и ничего не видела; пыталась пошевелиться, но не чувствовала ни рук, ни ног. «Наверное, я умерла», – пронеслось в голове. Я не могла понять дышу ли я, не могла уловить ни одного запаха. Я старалась вспомнить, как пахло в лесу рядом с особняком Ависов. Как приятно было бежать по нему… Комочки мягкой черной земли прилипали к моим голым пяткам, и я сама становилась лесом, становилась Иннисом. Как нежно и гибко качалась моя ива, сколько разных напевов знал ветер и птицы… Мне так хотелось снова почувствовать все это и еще столько всего: сладость лесной земляники, теплое дыхание элатры и…

И любовь. Слегка нахмуренное лицо Рэя, полностью погруженного в очередную толстую книгу, его искрящийся взгляд, улыбка, полуосвещенная огоньком свечи, нелепые шутки, закатывающиеся глаза, звонкий смех, приглушенный смех, палец, прижатый к губам, его голос, которому идут все слова, его тонкий шрам, теплые ладони на моем лице, волосах, спине, его дыхание, его плечи, его руки…

Я помнила всю свою жизнь, каждую мелочь, каждую деталь, но не могла пережить их снова – я будто наблюдала со стороны. Все исчезло, остался лишь страх. Дикий, пробирающий до кончиков пальцев, холодящий, безумный страх. Все разрушено. Ничего уже не будет. Никогда. Только беспокойные призраки из серой пыли, блуждающие по пустоте…

«Помогите…»

В голове было слишком шумно. Я пыталась заткнуть свои мысли, пыталась успокоиться и глубоко вдохнуть. Грудь горела от давящей, острой боли. Все тело билось в судорогах, хотелось согнуться, свернуться калачиком, спрятаться… Хотелось рвать на себе волосы, стиснуть зубы до хруста… И кричать, кричать, кричать.

Помогите…

Помогите…

Помогите!

Никто не слышит. Никто не видит, как мне больно. Никто не хочет помочь… Меня забыли. Я…

Я сейчас умру.

Скоро я растворюсь. Исчезну. Все закончится, и мне будет все равно. Я стану воздухом. Воздухом. Воздухом…

–Открой глаза, – шепчет мне кто-то.

«Нет», – хочу сказать, но не могу.

– Открой.

Я чувствую свет сквозь сжатые веки. Они горят красным огнем, но я не хочу ничего видеть. Я жмурюсь еще сильнее.

– Лия… Давай!

Чей это голос? Такой родной… Я не могу, не должна сопротивляться ему…

Я открыла глаза. Зеленый, цветущий пейзаж вырос на месте подземельной мглы. От неожиданности я отпрянула и поняла, что меня больше ничто не держало. Я была не просто жива, я чувствовала все: как дышит каждая травинка, как свистит каждый листочек. Воздух был полон ими, полон движения, запахов, голосов.

Вся жизнь этой местности лежала передо мной. Я видела, как люди копали землю и приумножали ее плоды, сажали деревья и цветы, работали, ели, гуляли, засыпали под звездами на берегах рек… Здоровались друг с другом, любили, создавали семьи. Они летали на элатрах, плавали верхом на прозрачных дельфинах, заботились о животных и оберегали их.

Хранители.

Затаив дыхание, я смотрела, как жили эти люди. Их становилось все меньше и меньше. Элатры улетали и прятались в горах, дельфины больше не показывались из глубин, выжившие хранители собирались вместе и уходили в дальние земли. Когда-то они населяли весь Иннис, а теперь последние из них прятались в небольшой деревушке на краю земли.

В дверях одного из домов показалась молодая женщина с длинными светлыми волосами, собранными в высокий хвост.

– Лия! – позвала она.

Я вздрогнула. Попробовала подойти к ней, но меня будто снова связали. Я хотела сказать, что не могу пошевелиться, но она не смотрела на меня – она смотрела сквозь меня. Через мгновение мимо пробежала девочка лет пятнадцати.

Она налетела на стоявшую в дверях женщину и крепко ее обняла. Сзади к ним подкрался мальчик, примерно того же возраста, и резко выпрыгнул так, что женщина охнула, а девочка весело рассмеялась. Они были очень похожи, как бывают похожи только члены одной семьи. Мальчик с девочкой и вовсе казались разными воплощениями одной души: одинаковые глаза, одинаковая улыбка, одинаковые темные волосы – только у девочки они были чуть длиннее и не так взлохмачены.

Они втроем сели на землю перед домом. Мальчик увлеченно рассказывал о чем-то, а женщина расплела косу дочери и принялась медленно расчесывать ей волосы. Мне хотелось подойти ближе, уловить их разговор, но не получалось. До меня долетали только отдельные слова.

Восемнадцатилетие. День рождения. Церемония. Глядя на худенькие плечи девочки и на ее большие озорные глаза, я не могла поверить, что ей уже восемнадцать. Из разговора я узнала, что мальчик был на год младше ее, хотя казалось, наоборот. Женщина красиво причесала едва доходившие до плеч волосы девочки. Обе выглядели очень счастливыми. Они еще о чем-то говорили, потом все трое встали и скрылись в доме. Мне хотелось подойти ближе, заглянуть в окно, побыть немного с этой семьей. Что-то в них было очень знакомым, но как будто давно забытым.

Я стояла одна посреди двора, никем не замечаемая, и пыталась подавить внезапно возникшую тревогу. Я чувствовала, что должно произойти нечто страшное. Что-то в самом ветре, в самой тишине вечерней деревни предвещало беду, и когда я увидела человека, – запыхавшегося мужчину лет сорока с темными растрепанными волосами – со всех ног мчавшегося в сторону дома, я уже знала, что их ждет.

– Нандина! Лия! Саликс! – закричал он.

Дверь дома распахнулась, навстречу мужчине выбежала женщина, а за ней и ее дети. Он ничего не успел им сказать. Все больше людей начали выходить из домов и звать друг друга. Они кричали что-то о черных плащах.

– Совет? – лицо женщины стало мертвенно-бледным.

Мужчина кивнул.

– Бери детей и беги в лес, – сказал он.

– А ты?

Мужчина молчал. Нандина повернулась к детям и крепко их обняла.

– Бегите в лес и ни за что не выходите оттуда, пока мы не позовем.

– Ты должна пойти с ними, – сказала мужчина.

Нандина покачала головой.

– Саликс, береги сестру. Лия, береги брата. Что бы ни случилось, не оставляйте друг друга.

– Я не хочу уходить, – сказал Саликс. – Если на нас нападают, я хочу остаться и защитить вас.

– Я тоже, – сказала Лия.

Нандина достала что-то из кармана и надела на шею дочери. Это был длинный вытянутый кулон, светящийся изнутри ярко-синим пламенем.

– Не забывай, у тебя есть обязанности перед Иннисом, – сказала она. – И эти обязанности превыше всего.

Лия молча сжала кулон. Саликс взял ее за руку и посмотрел на родителей.

– Обещайте, что позовете на помощь, если она понадобится.

– Бегите скорее, – сказал их отец. – Что бы ни случилось, не высовывайтесь.

Саликс обнял отца, и они с сестрой побежали в сторону леса. Когда они скрылись из виду, Нандина и ее муж подошли к толпе, собравшейся посреди деревни. Сначала я хотела последовать за ними, но какая-то сила со страшной скоростью потянула меня в лес, за убегающими братом и сестрой. Это было странно – я не передвигала ногами и не шевелила, не могла пошевелить, ни одной частью тела, но я преследовала их практически вплотную без всяких усилий.

Они бежали довольно долго, потом, запыхавшись, перешли на шаг, но вскоре и вовсе остановились.

– Смотри, – сказал Саликс и показал на парящую в небе вереницу карет. Их было много – не меньше десяти, каждая запряжена элатрами спереди и сзади. Брат с сестрой молча проводили взглядом кареты и отвернулись, когда те исчезли за верхушками деревьев.

– Пойдем, – сказал Саликс.

Лия неуверенно кивнула, и они продолжили путь. Саликс шел впереди и вел сестру за собой. Не прошло и нескольких минут, как Лия остановилась.

– В чем дело? – спросил Саликс.

– Мы должны вернуться.

Лия выглядела очень испуганной. Она продолжала сжимать в руке подаренный матерью кулон. Он светился так сильно, что казалось, даже ее пальцы немного посинели от прикосновения к нему.

– Но мама с папой…

– Именно. Мама с папой, Саликс. Что если Совет доберется до них? Что если эти люди убьют наших родителей?

– Они не убьют… Никого… Просто разгромят деревню, как обычно.

– Ты уверен?

Саликс закусил губу. Он нерешительно покачал головой и сказал:

– Тебе нельзя туда идти.

– Я должна. Мы должны, Саликс. Это же мама с папой…

Не дожидаясь ответа брата, Лия бросилась обратно. Саликс в то же мгновение кинулся ей вслед. Они бежали быстро, но я от них не отставала. Я подкралась так близко, что видела мелкие капельки пота, рассыпанные по лбу и вискам Саликса, черный шнурок от кулона на белой шее Лии.

Со стороны деревни доносились голоса. Я услышала их еще раньше, чем брат с сестрой. «Стойте!» – хотела закричать я. «Не высовывайтесь! Там опасно…» Слова так и не слетели с языка, остались кружить в голове. Я не могла ни говорить, ни дотронуться до них, ни предупредить. Оставалось надеяться, что они сами все поймут.

Лия схватила брата за руку и, приложив палец к губам, потянула за росшее рядом дерево. Они были так близко от деревни, что могли разглядеть происходящее сквозь редкие кусты. Я же оказалась между притаившимися на опушке Саликсом и Лией, и людьми, оставшимися в деревне.

Все хранители были связаны по рукам и ногам. Я насчитала шесть женщин, девять мужчин и четырех детей. Они сидели на земле, прислонившись друг к другу и опустив взгляд на землю. Вокруг сновали люди в черных плащах, распахивали двери домов и рыскали по комнатам.

– Вроде все, – выкрикнул один из них, судя по голосу: молодой парень. Он обращался к высокому мужчине, рассматривавшему схваченных хранителей со скучающим выражением лица.

Я беззвучно ахнула. Мне показалось, что это был Рэй – его лицо, его глаза, только не такие добрые, а скорее усталые и как будто… неудовлетворенные. Жаждущие чего-то и отчаявшиеся это получить. Все в этом человеке напоминало Рэя, того, кем он мог бы быть в другой жизни, при других обстоятельствах.

– Вульфус, – еще один мужчина в плаще, довольно пожилой, подошел к нему и остановился рядом. – Что дальше?

– Дальше? – Вульфус вскинул бровь. – Эван, ты меня удивляешь. Не мне рассказывать тебе, чем заканчивается охота.

Я видела, как напряглись плечи Саликса, какими бледными были пальцы его сестры, когда она вцепилась в его рубашку. Люди в плащах подняли связанных хранителей на ноги. Напротив каждого встали солдаты Совета и нацелили на них автоматы.

Вульфус снял с пояса свой автомат и протянул пожилому мужчине, которого назвал Эваном. Тот молча взял и направил его на старого хранителя, стоявшего с краю.

–Что делать? Лия, что делать? – полушепотом кричал Саликс.

– Они убьют их, – пробормотала Лия.

– Что?

– Они убьют их.

Выстрелы послышались почти одновременно, словно кто-то махом стянул гигантский занавес с карниза, стремительно лопая крючок за крючком. Он упал на землю грохотом отяжелевших тел.

Саликс так крепко держался за ствол дерева, что поцарапал ладони до крови. Лия глядела широко раскрытыми глазами и не моргала.

Восемнадцать тел. Восемнадцать убитых хранителей лежали в расползающейся луже их общей крови, с черными дырами во лбу. И только одна хранительница стояла на ногах с закрытыми глазами, не видя, как сильно дрожат руки у солдата напротив нее. Это была Нандина.

– Что за черт? – процедил Вульфус. – Кто?

– Сайс, – сказал Эван, передавая оружие обратно Вульфусу. – Такой же слюнтяй, как мой сын.

Вульфус взял автомат и подошел к парню.

– Сайс значит?

Парень шумно сглотнул и кивнул.

– Как тебя зовут?

– Эрик.

– Стреляй, Эрик.

Парень поднял дуло повыше, прицелился, но задрожал всем телом и не смог нажать на курок.

– Стреляй! – закричал Вульфус.

Эрик стер пот со лба и снова прицелился. Его зубы стучали так сильно, что он искусал себе все губы.

– Ничтожество.

Глаза Вульфуса сузились, он ударил Эрика концом автомата, отчего тот повалился на землю, схватившись за кровоточащую скулу. Вульфус встал на его место и через мгновение пуля пронзила лоб Нандины, и ее тело упало рядом с остальными хранителями.

Ее падение было почти беззвучным – одинокий короткий удар.

Вульфус отвернулся и собрал вокруг себя солдат. Он велел им сжечь тела и удостовериться, что они сгорели полностью. Все кроме Эрика стояли спиной к мертвым хранителям, и он был единственным, кто заметил, как они медленно ушли под землю.

Он испуганно пополз назад.

– Смотрите! – кричал он. – Что это? Что происходит?

Вульфус повернулся с кривым лицом, но, заметив исчезновение тел, застыл с полуоткрытым ртом. Солдаты начали шептаться. Вульфус сделал несколько нетвердых шагов вперед.

– Что за…

Постепенно, словно кто-то невидимый вытягивал их из земли, девятнадцать тоненьких ивовых стволов начали расти там, где еще недавно лежали тела хранителей. Не прошло и нескольких секунд, как они начали обрастать длинными свисающими ветвями, полными продолговатых узких листьев мерцающих синим сиянием. Вульфус отшатнулся.

– Топор! Дайте мне топор! – закричал он.

Солдаты бросились врассыпную, начали о чем-то спорить, и один из них робко ответил:

– У нас нет топора…

Вульфус оглядел их свирепым взглядом.

– Сжечь. Немедленно, – процедил он.

Солдаты побежали к ивам с горящими факелами и подожгли каждый ствол. Огонь мигом обхватил их, и вместе с ними зарделись тонкие ветви и листья. Деревья горели, но не сгорали, а через какое-то время огонь и вовсе погас.

Все молчали. Старик Эван подошел вплотную к дереву, протянул к нему руку, но так и не решился дотронуться. Он с шумом упал на колени.

– Это правда… – прошептал он.

– Заткнись! – закричал Вульфус.

Солдаты снова начали шушукаться.

– Все заткнитесь! – закричал Вульфус. – Ни слова о том, что произошло! Этого не было. Всем ясно?

– Идиот, – сказал Эван. – Ты до сих пор ничего не понял?

– Я сказал тебе заткнуться!

Вульфус подошел и взял мужчину за ворот. Он замахнулся, чтобы ударить его, но не успел он это сделать, как послышался другой звук – глухой хлопок прямо за моей спиной.

– Лия! – закричал Саликс, и, спохватившись, зажал свой рот рукой. Он выглядел очень бледным, с дикими горящими глазами. Его сестра лежала на земле без сознания.

– Что это было? – спросил Вульфус.

Все молчали.

– Ты, – указал он на Эрика, – иди проверь.

Эрик с трудом поднялся и на шатающихся ногах поплелся в сторону леса.

– А ты, – прошипел Вульфус в лицо Эвану, – иди и проконтролируй, чтобы он довел дело до конца.

– Я больше не собираюсь подчиняться ни тебе, ни Зорту, – сказал Эван.

– Я не ослышался? Ты собираешься открыто противостоять Совету?

Эван долго смотрел в глаза Вульфусу.

– Не прикрывайся Советом, Авис. Думаешь, я не понимаю, чего ты хочешь? Я вижу тебя насквозь, и ты не получишь ее. Никогда.

Вульфус улыбнулся.

– Наверное, она очень расстроится, когда узнает, что ее папочка казнен за неподчинение Совету. Или все-таки обрадуется?

Эван поморщился и отвел взгляд. Он отдернул все еще державшую его руку Вульфуса и, сплюнув, подошел к ожидавшему его Эрику.

– И поживей там, – крикнул Вульфус ему в след. – Зорт ждет нас с докладом.

Видя, что Эрик и Эван приближаются, Саликс попытался оттащить сестру подальше в лес. Он взял ее под мышками и протащил несколько метров, стараясь не выпрямлять спину, чтобы люди Совета не могли его заметить. Кулон на шее Лии пылал и вибрировал так, что оставлял красные следы на ее коже. Времени почти не было. Саликс прислонил сестру к стволу широкого дуба, притянул к себе ее ноги и замер.

Эрик и Эван шли медленно, оглядываясь вокруг. Первым брата и сестру обнаружил Эрик. Саликс загородил собой Лию и с вызовом посмотрел на него. Эрик растерянно поднял руки. Рядом послышались нетерпеливые шаги Эвана.

– Ну что ты вози… – Эван не договорил.

Он посмотрел на бледного, плотно сжавшего губы Саликса, потом на его сестру.

– Что с ней? – шепотом спросил Эван.

Саликс молчал и не сводил с них глаз. Неизвестно, как долго бы они смотрели друг на друга, если бы Лия вдруг не сползла на землю и ее тело не забилось в судорогах. Саликс вздохнул, положил ее голову себе на колени и сжал ее руку.

– Что с ней? – снова спросил Эван.

Никто ему не ответил. Все смотрели на пылающий кулон на шее Лии. Саликс крепко держал сестру, но ее руки и ноги дергались слишком сильно. Эван сел рядом и схватил ее с одной стороны, а Эрик поспешно сел с другой. Прошло несколько минут, прежде чем ее тело застыло, кулон погас, и она медленно открыла глаза.

Саликс прижал ее к себе.

– Это ты, – прошептал он. – Ты проводник Инниса!

При этих словах Эван и Эрик мрачно переглянулись.

– Не высовывайтесь, – сказал Эван. – Иначе живыми отсюда не уйдете. Особенно девчонка.

Он резко повернулся и пошел прочь. Эрик замешкался и бросил еще один взгляд на брата и сестру. Он стоял, закусив губу, и как будто чего-то ждал. Опираясь на Саликса, Лия встала и внимательно посмотрела на него. Она мягко улыбнулась. Подойдя к Эрику, она положила руку ему на плечо. Тот вздрогнул и опустил взгляд.

– Ты не виноват, – сказала она.

Глаза Эрика наполнились слезами, он отчаянно покачал головой, всхлипнул и сполз на колени. Лия присела рядом с ним.

– Куда вы пойдете? – дрожащим голосом спросил Эрик. – Эту деревню сожгут.

– Не твое дело, – коротко ответил Саликс.

Эрик сжал руками траву, не решаясь поднять взгляд.

– Вас найдут… Непременно найдут… Вам нужно в город, нужно смешаться с толпой, там…

– Что ты предлагаешь? – перебил его Саликс, недоверчиво сузив глаза.

Эрик чуть успокоился. Он смахнул слезы и встал на ноги.

– Мой отец, он, очень болен… Редко бывает в сознании, и если ему сказать, что мои кузены приехали погостить у нас, он поверит… Он не любит показывать, что теряет рассудок. А мама… она не будет против.

– Нет, – сказал Саликс.

– Да, – сказала Лия.

Саликс недоуменно посмотрел на сестру, потом вздохнул и нехотя кивнул.

– Ладно. Если она тебе верит, значит, верю и я.

Послышался треск пламени, и вскоре над деревней поднялся черный дым. Саликс проследил за ним и сжал кулаки. Лия положила руку ему на плечо.

– Иди, – сказала она Эрику. – Мы будем ждать тебя здесь.

Я видела стремительно удаляющуюся спину Эрика, видела, как брат с сестрой снова обнялись и без сил рухнули на землю. В это мгновение небеса протяжно завыли и разверзнулись тяжелым, почти непроглядным ливнем. Все вокруг намокло – крупные капли скакали по листьям деревьев, бились обо все, что попадалась им на пути, и, падая, утопали в земле. Только я оставалась совершенно сухой – как будто меня там не было, не могло быть. Я больше ничего не видела, кроме густой завесы дождя. Все вокруг начало расплываться, и я снова погрузилась в темноту.

Глава 11

Кларк сидел в кресле Вульфуса. Странно, ведь я никогда не бывала в этом кабинете, но сразу узнала его, сразу почувствовала волну негодования при виде довольной ухмылки на лице нового главы Совета. Я задержала взгляд на его шраме – к нему невозможно было привыкнуть. Единственный глаз сверкнул злорадством, и Кларк, вальяжно растянувшись в кресле, указал на стул перед собой.

– Присядь, – сказал он.

– Я постою, – процедила я и удивилась собственному голосу. Конечно, все это происходит не со мной…

– Сын такой же безрассудный, как и отец. Признаться, Вульфус сильно удивил меня. Как он мог так облажаться? Если бы ты знал, каким он был раньше! Ради своей цели он был готов на все. На все! Он умел ломать себя, подчиняться, выжидать долго и упорно… Не было ничего, что бы он не стерпел. Неужели слава так вскружила ему голову? Хотя сдается мне, тут дело совсем в другом… Жалко смотреть, в кого он превратился.

– Что вам нужно от меня?

– Для начала я хочу, чтобы ты сел.

Я почувствовала, как злость заполнила собой все мысли. Хотелось схватить его и вышвырнуть в окно. Я стиснула зубы, осознавая, насколько бессильна перед ним.

– Это мой дом, и я сам решу, когда мне сидеть, а когда стоять.

Кларк моргнул уцелевшим глазом и громко расхохотался. Хотелось подойти и ударить его лицом об стол.

– Ох уж эти Ависы! – сквозь смех пробормотал Кларк. – Совсем не умеете проигрывать. Я – глава Совета. Теперь это мой дом.

От негодования зашумело в ушах. Я не понимала, как до сих пор не набросилась на него.

– Мой отец построил этот дом еще до того, как стал главой Совета. Дом никогда не принадлежал Совету. Это поместье Ависов.

– А вот тут ты ошибаешься, мальчик. Совету принадлежит все. Ты, Вульфус, твоя подружка, этот дом, даже каждый камень на дороге, каждая птица в небе – все принадлежит Совету. И только мне решать, что с этим делать.

Я сглотнула и сжала кулаки.

– Что вам от меня нужно? – повторила я.

Кларк фыркнул и облокотился на стол.

– Будь умницей, Рэй. Ты ведь хочешь спасти отца, не так ли? А для этого мне нужно, чтобы ты привел ко мне хранительницу.

– Я делаю все, что могу.

– Неужели? Ты говоришь это уже целый месяц. Если бы ты хотел, давно бы нашел ее! Она ведь доверяет тебе? Я слышал, что говорят часовые. Стоит тебе попросить, и она сама сюда прибежит. Или ты надеешься обмануть меня?

Я сжала кулаки. Чувство собственной беспомощности обвилось вокруг шеи и душило.

– Может, это вы пытаетесь меня обмануть? Вы обещали отпустить отца, а вместо этого назначили день его казни!

Я перешла на крик и крепко сжала край стола.

– Спокойно, – ухмыльнулся Кларк. – Я помилую Вульфуса, если ты доставишь мне девчонку. А если не сможешь, или не захочешь, я найду повод и для твоей казни.

Губы Кларка изогнулись в мерзкой улыбке. Я резко отвернулась и вышла из кабинета.

– Рэй! – закричала я и распахнула глаза.

В сознании сразу возникло его лицо, и все внутри сжалось, но на этот раз привычную тоску заглушило беспокойство. Я глубоко вдохнула, моргнула, рассеивая его образ, и поняла, что смотрю в темноту. Тогда пришел ужас, холодящая мысль о том, что я лежу в корнях деревьев – куда бы я ни глядела, меня окружала лишь мгла. Только когда надо мной склонился Крон со свечой в руке, я облегченно выдохнула.

– Лежи, – сказал он, видя, что я хочу приподняться.

– Мы в пещере? Почему здесь так темно?

Крон пожал плечами.

– Ночь. Нам повезло, что мы нашли тебя до заката. Иначе точно бы заблудились.

Послышалось покашливание Астры. Я не видела ее, – свеча освещала только нос и глаза Крона, смотревшие на меня с укором, – но чувствовала, что она сидит где-то у входа в пещеру. Там же белели фигуры элатр, лежавших на своих одеялах. Меня же, судя по всему, положили на спальное место в палатке.

– Ты голодна? – спросил Крон.

Я покачала головой. Казалось, я больше никогда в жизни не захочу есть. Живот неприятно отяжелел, а голова кружилась так сильно, что я была даже благодарна царившей вокруг темноте, – она успокаивала глаза. Все мое тело затвердело, будто я не двигалась несколько лет. Мне казалось, что моя кожа высохла и загрубела. Все силы будто иссякли.

Крон поставил свечу рядом с собой и сел у меня в ногах. Я слышала, как он в раздумьях стучал пальцами по земле.

– Почему ты ушла одна? – спросил он после долгого молчания.

Я приподнялась, но уловила только силуэт его кудрявой головы. Новая волна тошноты накатила на меня, и я поспешила лечь обратно.

– Не знаю, я просто… Я как будто знала, что должна пойти именно одна. Иначе бы не сработало.

– Что именно? – подал голос Крокус.

Я вздрогнула и посмотрела в сторону – оказывается, все это время он был с нами в палатке. Все молча ждали моего ответа.

– Это сложно объяснить. Я кое-что видела… Я как будто очутилась в прошлом.

– Что ты видела? – спросила Астра.

Я сглотнула.

– Эрика. Он был там с остальными.

– Ты видела отца? – одновременно спросили Крон и Крокус.

Я кивнула, потом вспомнила, что в темноте они не могли этого видеть и ответила:

– Да.

– В прошлом? Сколько лет ему было? – спросилКрон.

– Лет семнадцать, не больше.

Все погрузились в молчание. Я чувствовала, что Крон и Крокус хотят узнать каждую подробность, но не решаются спросить. Астра заговорила первая:

– Ты сказала, что он был там с остальными. Где там? И кто были остальные?

Перед глазами всплыло лицо, так похожее на лицо моего Рэя, и в то же время такое другое… Длинные черные плащи, безжизненные хранители и высокое пламя, охватившее их деревню.

– Я больше никого не узнала, – соврала я, не совсем понимая почему. – Вообще я плохо все помню…

– Ты очень устала, – сказала Астра. – Давайте все отдохнем, а завтра вернемся домой.

Я услышала, как она встала и со свечой в руке вошла в палатку. Мне все еще было не по себе после произошедшего. Я по привычке потянулась к кольцу на мизинце и застыла – оно исчезло. Не веря, я принялась судорожно щупать свои пальцы, вскочила и поднесла их к самым глазам, но кольца не было.

– Все в порядке? – спросил Крон.

– Кольцо… – пробормотала я. – Я потеряла кольцо…

– Может ты оставила его дома?

– Нет! Я никогда не снимаю его… Наверное, я обронила его рядом с ивами. Мы должны вернуться за ним, пожалуйста!

– Мы поищем завтра перед отъездом, – сказала Астра.

Ее голос раздался справа от меня. Она уже лежала в постели.

Все затихли и приготовились ко сну. Ночь на Мертвых островах была непроглядной. Горели все свечи, но едва могли осветить хоть что-нибудь. Крон и Крокус лежали в одном конце палатки, я и Астра в другом. Поначалу все часто вертелись, а Крон и Крокус долго о чем-то шептались. Когда все уснули, стало по-настоящему страшно. Ветер гудел и снова норовил поднять бурю из серой пыли, а волны с безудержной силой врезались в каменистые берега.

Долгое время я слышала только эти звуки, и постепенно начала привыкать к ним. Они больше не пугали меня, а, наоборот, убаюкивали. Я думала о доме Ависов и о том, что мне показали ивы, представляла, как утром побегу к ним и найду кольцо, подаренное Рэем. Мне то и дело казалось, что я уже там, что я ищу его, но не могу найти. Я задремала.

– Лия, – очень тихо прошептала Астра.

Я не сразу осознала, что она зовет меня.

– Лия, – повторила она. – Ты спишь?

– Нет, – прошептала я.

– Ты кого-то звала во сне.

Я не сразу поняла, о чем она, а поняв, почувствовала, что краснею.

– Правда? – пытаясь сыграть удивление, прошептала я.

– Рэй. Ты звала какого-то Рэя.

Я молчала, не зная, что сказать ей. Астра продолжила:

– Мне как будто знакомо это имя, – пробормотала она. – Рэй…

Ее голос был очень сонным и настолько тихим, что я еле расслышала эти слова. Она замолчала.

– Астра? – позвала я, но она не ответила.

Я повернулась на бок и закрыла глаза. Сознание вновь расплылось, мысли смешались. Я приготовилась уснуть, но неожиданный писк заставил меня прислушаться. Казалось, ничего не изменилось – все тот же гуляющий ветер, те же вымученные волны, но было что-то еще.

Я встала и на цыпочках, чтобы не разбудить Астру, вышла из палатки. На какое-то время звуки прекратились, и я даже подумала, что мне все приснилось, но, когда я уже собиралась вернуться в постель, из глубины пещеры вновь послышался скрежет. Чем глубже я заходила, тем ближе казались эти звуки. Свечи не освещали эту часть пещеры, и сколько я ни силилась разглядеть хоть что-нибудь, вокруг царила лишь кромешная тьма. Я осторожно ступала, вытянув руки вперед, пока, наконец, не коснулась каменной стены. Приложив к ней ухо, я пыталась понять, откуда именно доносятся звуки. Мне показалось, что источник перемещается, и я повернулась, чтобы проследить за ним, но врезалась в чью-то грудь, и, наверное, завизжала бы, если бы этот кто-то не зажал мне рот рукой.

– Тише, маму разбудишь.

– Не, не разбудит. Мама приняла сонную смесь, теперь до утра не проснется.

Я потянулась к своим губам и убрала зажавшую их ладонь.

– Крон? Крокус? Это вы?

– А кто еще? – прошептал Крон. – Все равно не шумите. Пускай отоспится.

Судя по всему, Крон стоял прямо передо мной. Я протянула руку и коснулась его груди и лица. Потом ощупала пространство вокруг и наткнулась на стриженые волосы Крокуса.

– Вы тоже это слышали? – спросила я.

– Мы слышали твои шаги, – сказал Крокус. – Вот и вышли посмотреть.

– Ты чего здесь бродишь? – вставил Крон.

– Тсс, – прошептала я. – Слушайте.

Как раз в этот момент скрежет начался с новой силой. Он был так близко, что если бы я могла видеть хоть что-нибудь, то непременно увидела бы его источник. Я подумала, что он доносится снизу, и присела на корточки, приложив ухо к стене и проведя по ней ладонями. Мои руки ощупывали стену сверху вниз, но всего в полуметре от земли они вдруг соскользнули, хватаясь за пустоту.

– Здесь яма, – прошептала я.

Не успела я это сказать, как что-то острое вцепилось в мои ноги и резко потянуло вниз. Я сдавленно вскрикнула и схватилась за единственное, что попалось мне под руку – чье-то тело. Послышался грохот и чертыхание, когти – а это были именно когти, – вцепились в мои икры и тянули с такой силой, что я стремительно скользнула в яму. В ней было узко и пыльно, а неровная поверхность больно царапала мои бедра. Кто бы ни тащил меня, он совершенно об этом не заботился. Спуск продолжался с полминуты, и изрядно потрепал меня, пока, наконец, не закончился резким и болезненным ударом о землю. Сзади на меня упало что-то тяжелое, а потом последовал еще один удар.

Я откашлялась и попыталась встать, но не могла пошевелиться под навалившейся на меня тяжестью. Чья-то рука коснулась моей спины и волос.

– Лия? Крокус?

– Я тут, – задыхаясь, проговорила я. Крон отодвинулся и дал мне встать.

– Я тоже, – послышался сдавленный голос Крокуса.

– Отлично, – прошептал Крон. – Но где мы?

Я огляделась, но ничего не увидела, кроме слабого мерцания впереди. В голове появилась смутная догадка, и, взяв братьев за руки, я повела их за собой. Мы не прошли и нескольких шагов, как стало чуть светлее, и уже можно было разглядеть очертания друг друга. Мы пошли дальше и вскоре поняли, откуда идет свет.

– Что это? – спросил Крокус.

На стене висел маленький полувысохший ивовый лист, от которого исходило слабое голубое свечение. Этого не было достаточно, чтобы осветить всю пещеру, но привыкшие к темноте глаза могли оглядеть небольшой участок вокруг него.

– Там еще один, – сказал Крон, показывая пальцем вперед.

Листья висели по всей стене в паре метров друг от друга, и стоило нам дойти до одного, как мы видели впереди другой.

– Странная пещера, – пробормотал Крокус.

Мы шли, держась за руки. Света было достаточно, чтобы не потеряться, и каждый мог бы идти сам по себе, но мы все равно не отпускали друг друга. Было страшно продвигаться по неизвестной мрачной пещере, но мы понимали, что не смогли бы вернуться к палатке тем же путем, каким спустились под землю. Оставалось только надеяться, что освещенный ивовыми листьями путь в конце концов выведет нас наружу.

– Стойте, – сказал вдруг Крокус. – Вы слышите?

Мы остановились. Где-то рядом бежала вода. Не билась волнами о берег, как море, а именно бежала.

– Наверное, мы приближаемся к выходу, – сказал Крон.

Мы ускорили шаг. Впереди забрезжил свет. Это не был дневной солнечный свет и даже не ночной свет звезд, а все то же ивовое сияние, только в тысячи раз сильнее. Там, куда мы шли, листья почти полностью покрывали стены и освещали все вокруг. Рядом с нами что-то журчало и искрилось.

– Речка! – воскликнул Крон. – Подземная речка!

Это был скорее небольшой ручеек, но от этого он не становился менее удивительным. Из-за света листьев пещера стала почти голубой, а река манила своим блеском. Мы подбежали и зачерпнули воду ладонями. Она была прохладной и чистой. Напившись, я умылась и посмотрела на свое отражение. На секунду мне показалось, что под водой кто-то есть, и это его лицо я видела перед собой, а не свое. В ужасе я отпрянула и потянулась к волосам и лицу. Моя голова была полностью белой, как будто кто-то высыпал на нее мешок муки, а лицо было иссечено мелкими морщинами. Я посмотрела на свои сухие покрытые трещинами руки. Сквозь тонкую кожу синели жилистые вены. Я растерянно оглянулась и встретилась с виноватыми глазами Крона.

– Прости, наверное, нужно было тебе рассказать…

– Я… я старая, – пробормотала я. – Как это произошло?

– Когда мы нашли тебя под ивами, ты уже была… такая. Мы решили не говорить тебе, ну знаешь, чтобы лишний раз не расстраивать…

Я отвернулась и оглядела свои исцарапанные ноги. Теперь, когда вокруг было достаточно света, я видела, что на икрах остались кровоточащие следы. Я зачерпнула немного воды и смыла кровь. Я никак не могла привыкнуть к виду своего тела. Казалось, я двигаю не своими руками, провожу пальцами не по своим ногам. Когда я снова потянулась к ручью, на глубине что-то проскользнуло, и я наклонилось, чтобы лучше разглядеть дно.

– Не двигайся, Лия, – прошептал Крокус.

Я мигом застыла, хоть и не знала, в чем дело. Голос Крокуса звучал довольно серьезно, и я знала, что что-то случилось. Мне совсем не нравилась эта пещера, и странное предчувствие не давало мне покоя с тех пор, как я услышала тот скрежет, судя по всему, издаваемый гигантским зверем с длинными когтями.

– Почему? – спросила я, шевеля одними губами.

– Только не пугайся, – сказал Крокус. – На тебе змея.

При этих словах я почувствовала, как все мое тело окаменело. Первым желанием было вскочить и смахнуть с себя все, что могло по мне ползти, но я усилием воли осталась неподвижна. Крокус медленно подошел и, сняв с моей спины небольшую змейку, опустил ее в воду.

– Это детеныш, – сказал он. – Их здесь много. Будьте осторожны.

– Как они вообще тут живут? – пробормотал Крон.

– Видимо, Мертвые острова не такие «мертвые», как кажется на первый взгляд, – сказала я, глядя, как хвост змеи еле заметно дергается под водой.

Мне очень хотелось повернуть назад, выползти каким-нибудь образом из пещеры и, оседлав элатру, улететь далеко, в дом Сайсов или даже в свою старую комнату, но я чувствовала, что пещера таит много загадок, которые нам придется разгадать, и поэтому добавила:

– Кажется, змеи не единственные, кто здесь живет.

Братья недоуменно взглянули на меня.

– Ты думаешь, здесь есть кто-то еще? – спросил Крон.

– Когти, которые схватили меня, были вполне реальными. Пойдем дальше, нужно скорее выбраться отсюда.

Мы встали, но другие обитатели пещеры дали о себе знать еще до того, как мы сделали первый шаг. Сначала я увидела длинные тени, скользнувшие по стенам, а потом перед глазами мелькнули гигантские крылья. Не успела я оглянуться, как цепкие когти сомкнулись на моих плечах и оторвали мои ноги от земли. Взмах черных крыльев прямо над головой на мгновение вернул меня в ту ночь, и мне показалось, что стоит глубоко вдохнуть, и я почувствую запах Рэя, а открыв глаза, увижу перед собой его гладко выбритое лицо и шею.

– Алады! – восторженно закричал Крокус. – Живые алады!

Тебя удивляет, что не все еще меррртвы. Зная вас, людей, это и пррравда удивительно.

Я вздрогнула и огляделась на Крона и Крокуса, но крылья схватившей меня алады закрывали их лица. Взглянув вниз, я увидела, что обоих братьев тоже подняли в воздух, и теперь нас несли вперед, туда, где ивовые листья светили особенно ярко.

Один взмах гигантских крыльев проносил меня на несколько метров, и вскоре мы влетели в небольшое полукруглое помещение. Сначала я видела только ивовые листья, которыми были обвешаны все стены и потолок, но когда алада опустила меня на землю, я увидела множество глаз, всматривавшихся в меня со всех сторон. Крон и Крокус стояли рядом со мной, и опасливо оглядывались вокруг.

Люди, люди, люди…

Я слышала нарастающий шепот и не могла понять, кто именно говорит. Мы были окружены десятками животных: волки и лисы с впалыми животами и выпирающими ребрами, целые семейства рабатаров с облезлой редкой шерстью, змеи – от гигантских, способных сложиться в несколько колец, до мелких, которые вполне могли бы поместиться у меня на ладони; вороны с щуплыми перьями, маленькие, неприметные совы, пара крупных, но довольно худых баранов с пожелтевшей шерстью и глазами, и даже старый, поникший медведь, – казалось все они непрестанно шептались, хотя никто не раскрывал рта.

Послышался стук копытом, и шепот тут же прекратился. Я не сразу увидела его. Он сидел в углублении под стеной и оставался в тени, но когда животные затихли, их главарь, – а он, несомненно, был среди них самым главным, – вышел на свет, и я не смогла сдержать восторженного выдоха.

Это было самое необыкновенное существо, которое я когда-либо видела. Все в нем, – его длинная, вытянутая морда, большие крылья с коротенькими перьями, две тонкие, почти птичьи лапы с тремя широкими пальцами, крепкие копыта на задних ногах и длинный, раздвоенный рыбий хвост, – дышало древностью и величием. Кое-где виднелась коротенькая белая шерсть, но почти все его тело, за исключением крыльев, было покрыто серебряной чешуей. Глаза у него были большие и янтарные, как у элатры.

Животные склонили головы и повторяли: «Элот». Я стояла, не двигаясь. Миллионы огоньков отскакивали от его чешуи и слепили меня, но я не смела закрыть глаза. Я не смела даже моргнуть. Мне казалось, будто я смотрю на картинки в старых книгах Рэя. Нет, мне казалось, будто я сама оказалась на этих картинках. Существо оглядело нас троих, и со скучающим видом отвернулось. Остальные животные вновь загалдели.

Я ужаснулась, услышав их мысли. Алады налетели на нас и непременно бы разодрали кого-то одного, – остальных они наверняка оставили бы в живых до следующего обеда, – но я закричала, и все уставились на меня.

– Мы можем помочь, – сказала я как можно громче.

Уходивший Элот медленно повернулся и встал передо мной. Он пристально осмотрел меня, задержавшись на моих волосах. Его огромные глаза выражали только горечь и пустоту.

Я знаю, кто ты. Сколько лет прошло? Сотни? Тысячи? Никто, кроме меня, уже не помнит, что говорили древние предсказатели. Дети Инниса посеют раздор и войну, и земля отречется от них. Сильные будут притеснять слабых, а слабые жалить в ответ, и всеми будет повелевать страх. Последний хранитель и три брата положат конец, и от них пойдет новое начало. В это верили мои предки, верил и я когда-то. Теперь уже слишком поздно, ты умираешь и ничего не сможешь сделать для моих братьев. Так почему бы мне не позволить им съесть тебя?

Я сглотнула. Слова о том, что я умираю на секунду накрыли все тело холодом, но я заставила себя заговорить.

– Мы можем помочь. Можем взять вас всех за море. Там…

Животные так громко и свирепо загудели, что я не сразу поняла, что они смеялись. Глаза Элота недобро заблестели.

Каждый день мои братья летают на большой остров за едой. Грибы, ягоды, орехи… человечина. Если удача на нашей стороне, мы побеждаем в бою и добываем еду, если нет, — погибаем от рук охотников. Но мы забираем одного человека, а они забирают всех, кого могут поймать. Животные и птицы сами покидают большой остров и приходят в эту пещеру. У них небольшой выбор: голодное существование и слабая надежда выжить здесь или непременная смерть там. Последние, кто летал туда, так и не вернулись. Так скажи нам, хранитель Инниса, зачем нам идти в лапы смерти, если судьба послала нам вас?

– Лия, – шепнул Крон. – Что происходит? Ты их понимаешь?

Я кивнула.

– Что они хотят от нас? Скажи им, что мы не опасны, скажи…

– Скажи, – встрянул Крокус, – что у нас есть элатры, и что мы скоро улетим. Скажи им, что они могут полететь с нами и жить в нашем доме.

Вы, люди, думаете, что мы вас не понимаем, только потому, что вы не понимаете нас.

– Он сказал правду. Мы не охотники и мы, как и вы, прячемся. У нас есть убежище в горах, там достаточно места для всех вас.

Было тихо: ни малейшего шороха, ни писка. Все молча ждали ответа своего вождя.

Я уже стар. Ты и представить себе не можешь, насколько я стар. Я жил достаточно долго, чтобы знать, когда мне говорят правду, а когда нет. Вас троих благословил Иннис, я вижу это. Но я больше не верю в Иннис. Я верю, что здесь и сейчас у меня есть возможность накормить тех, кто доверился мне. Как бы ты поступила на моем месте?

– Я не знаю. Я понимаю, как тяжело вам пришлось, но это не выход. Это только отсрочка. Я же хочу верить, что для Инниса еще не все потеряно.

Крон сжал мою руку.

– Клянусь, мы не желаем вам зла, – сказал он.

Элот оглядел нас и остановил свой взгляд на Крокусе.

Этот юноша добр к животным. Я чувствую в нем дух Инниса. Я дам вам шанс. Мы с ним полетим и посмотрим на ваше убежище, а вы вдвоем останетесь здесь с остальными. Если мы не вернемся, я разрешаю своим братьям поступить с вами, как им заблагорассудится.

Я передала эти слова Крокусу, и тот с готовностью кивнул.

– Я предупрежу маму, – сказал он. – Если мне позволят, возьму ее с собой.

– Будь осторожен, – сказал Крон, крепко обняв брата. – Возвращайся скорее.

Я тоже обняла Крокуса. Элот подошел к нему и присел, чтобы Крокус мог на него забраться. Я думала, что они пойдут туда, откуда мы пришли, но Элот низко взлетел и направился в небольшой проход, который тянулся с правой стороны. Когда они исчезли из виду, одна из алад заговорила со мной.

Сюда.

Пещера оказалась длиннее, чем я думала. Мы шли по бесконечным проходам, поворотам, лазейкам, пока наконец не прошли в маленький угол.

Пока Элот не верррнется, будете здесь.

В этой части пещеры было довольно темно, – на стенах висела только горстка листьев. Животные договорились стеречь нас по очереди. Две алады встали перед нами, как высокие статуи. Черные крылья слились с темнотой, и лишь неровный блеск перьев выделял их присутствие.

Я не могла видеть выражение лица Крона, но чувствовала, что он переживает за родных. Он молча прошел к стене и сел на землю. Я села рядом с ним.

На меня вдруг нахлынуло отчаяние. Все повторялось. Снова взаперти, снова в темноте, снова бессильна… Ждать, только ждать – пока часовой скроется за стеной, пока Вульфус выйдет из дома, пока Рэй вернется… Ждать, – одним словом можно описать всю мою жизнь.

Я нужна была маме и Рэю. Впервые в жизни я чувствовала, что от меня что-то зависит. Но стоило поверить, что я действительно могла что-то сделать для них, что я могла спасти их, как все мои надежды рухнули. Я поняла, что должна была отправиться к ним, когда у меня был шанс.

Я вздохнула и прислонилась к холодной стене, мысленно умоляя Крокуса поторопиться.

Глава 12

– Я никогда не говорил о том, как увидел тебя в первый раз. Это было давно, Крокусу тогда едва исполнился год. У нас дома был альбом со сказками об элатрах. Я до сих пор многое помню оттуда. «Темнеет, близняшки мчатся домой, там мама-элатра ждет на покой. Усталые крылья сложив на траве, они засыпают и летают во сне»… По этим сказкам я учился читать. Везде носил их с собой, показывал маме, папе, Крокусу, хотя он еще ничего не понимал. Мне так хотелось, чтобы у меня был старший брат, с которым я мог бы читать их вместе. А больше всего мне нравились рисунки. Несколько на каждой странице, такие яркие… Только элатры почему-то были не белыми, как в жизни, а…

– Голубыми…

– Да. Мне и это нравилось. Голубые, как небо. Будто кто-то нарисовал их душу, а не то, как они выглядят. Я выучил наизусть почти всю книгу, даже пытался срисовывать картинки, но у меня плохо получалось. Я не знал, кто создал этот альбом и откуда он взялся в нашем доме. Мне никогда не приходило в голову спросить родителей об этом. Он был там еще до меня, это точно. Я считал, что так и должно быть, считал, что он принадлежит мне. А потом отец сказал, что его нужно вернуть. «Девочке по имени Лия…»

Крон коротко усмехнулся. Мы сидели в углу, прижавшись друг к другу, и пытались согреться. От холода в пещере онемевали пальцы. Я положила голову ему на плечо и слушала с закрытыми глазами.

– Отец взял меня с собой. Он не хотел, да и мама была против, но я так упрашивал, что они сдались. Я должен был увидеть тебя, должен был узнать, кому отдаю свое сокровище. Помимо альбома, мы взяли еще длинный цветок, который стоял в свободной комнате, где теперь твоя спальня. Он был живым, но не увядал, как будто его кто-то заколдовал. Мама завернула его в бумагу и обвязала веревкой, чтобы отец мог закинуть сверток на плечо. Альбом я нес в руках. Чем ближе мы приближались к городу, тем больше прятались. Мы либо шли по безлюдным дорогам, либо наоборот смешивались с густой толпой, стараясь лишний раз не притягивать к себе внимания. Я не понимал, зачем все это, но слушался отца. Он всегда был таким уверенным, четко знал, что нужно делать. А еще он всегда поступал правильно. Всегда, что бы ни случилось. Поэтому я безоговорочно доверял ему.

Когда мы дошли, наконец, до золотой ограды особняка главы Совета, я думал, что они мерещатся мне от усталости. Никогда еще я не видел ничего подобного. Сверкающие узоры гипнотизировали меня, не давая отвернуться, хотя смотреть на них было физически больно. Мы подошли к особняку со стороны леса. Отец забрал у меня альбом и велел взобраться на одно из деревьев. Оттуда я видел, как он подозвал к себе какого-то мальчика, как разговаривал с ним сквозь ограду, как перекинул ему альбом и цветок. Я не понимал, где же та «девочка, по имени Лия», и вдруг совершенно случайно увидел тебя.

Ты лежала в кустах сирени. Если бы я не сидел так высоко на дереве, я бы никогда не увидел тебя. Ты будто нарочно спряталась там ото всех. Вокруг тебя были рассыпаны лепестки. Ты что-то напевала, а они взмывали в воздух и танцевали над твоей головой. Это было так красиво, ты была такой красивой, что я сразу перестал жалеть об альбоме. Мне хотелось только, чтобы я сам мог вручить его тебе.

Я не заметил, как подошел отец. Он выглядел угрюмо и ничего не говорил. Протянул ко мне руки, давая понять, чтобы я спускался. Напоследок бросив на тебя взгляд, я увидел, как тот мальчик подошел и лег рядом с тобой, – без альбома и без цветка, – лег с тобой, и ты, улыбаясь, посыпала его лепестками.

– Я не помню этого.

– А я никогда не забуду. Ты выглядела такой счастливой, такой… будто из другого, более совершенного мира. Отец сказал, что когда-нибудь он привезет тебя к нам, и мы будем жить вместе. Ты не можешь представить себе, как сильно я этого ждал. Еще он сказал, чтобы я не рассказывал маме о том мальчике. Тогда я просто кивнул, все еще думая о лепестках, которые танцевали в воздухе. Ни о чем другом я не мог думать еще очень долго. Но сейчас, вспоминая об этом, я не могу понять. Почему отец просил меня об этом?

Голос Крона звучал приглушенно, как будто сквозь стену, хоть я и чувствовала его рядом с собой. Он напоминал мне другой голос, голос, который я так давно не слышала. Мне начало казаться, что я сплю с открытыми глазами. Сознание унеслось в особняк Ависов, к тем самым кустам сирени, к золотой ограде, к Рэю. Воспоминания поглощали меня.

Мне было почти пять. Я стояла у входа в особняк Ависов, схватившись за край маминой юбки и робко глядя на высокие, сверкающие на солнце ворота. Мама задумчиво смотрела перед собой. Мы ждали. Я помню, как сильно мне хотелось сесть. Мы должны были полететь на карете, которую, наверное, прислал для нас Вульфус, но мама отказалась, и мы пошли пешком через весь город. Мы шли долго, и я с любопытством оглядывалась по сторонам, а мама крепко сжимала мою руку. В какой-то момент все прохожие вдруг засуетились и начали что-то кричать, показывая вдаль. Я оглянулась и увидела черные клубы дыма, поднявшиеся над домами. Мама мягко потянула меня за руку, и мы пошли дальше, не оглядываясь.

Вскоре мы стояли у огромных золотых ворот, которые со скрипом отворились, и Вульфус с плохо скрываемой радостной улыбкой вышел нам на встречу. Он чуть нахмурил брови, когда его взгляд скользнул по мне, но глаза заблестели, стоило ему подойти ближе к маме.

– А вещи? – спросил он.

Мама показала на небольшую сумку, которую несла на плече.

– Это все? – удивился Вульфус.

Мама хмыкнула.

– Помнится, ты говорил, что мы ни в чем не будем нуждаться.

– Не будете, – кивнул Вульфус и хотел забрать у мамы сумку, но она не дала. Тогда Вульфус взял ее под руку, и мы втроем вошли в особняк.

Веришь ли, Рэй, ты был первым, кого я увидела… В саду было столько людей, все что-то говорили, приветствовали маму и Вульфуса… А меня никто не замечал. Только ты смотрел на меня из окна, думая, что тебя никто не видит. Я так отчетливо почувствовала на себе твой взгляд, что сразу знала, куда смотреть. Наверное, тогда я полюбила тебя. В твоем бледном заплаканном лице я как будто увидела свое отражение.

Помнишь, как мы уходили подальше от всех, чтобы погрустить? Мы прятались в кустах, обнимались и плакали. Наверное, только это и помогло нам оправиться. Ты рассказывал мне о своей матери: о том, как она пела тебе перед сном, как нарочно роняла в саду свою расческу или заколку, всегда на видном месте, чтобы ты мог найти и принести их ей, а она бы поцеловала тебя и дала печенье. Ты рассказывал о том, как быстро она бегала, как часто догоняла и щекотала тебя, как учила тебя читать и рисовать, как вы ездили купаться на озеро. С каждым разом твой голос дрожал все меньше, пока однажды, после тысячи, а может, и двух тысяч раз ты научился говорить о ней без слез.

Мне нравится думать, что я помогла тебе. Ты стал таким веселым, уверенным. Мы рассказывали друг другу свои тайны. Помнишь, как ты сказал, что доверяешь мне больше всех на свете? Я была так счастлива, что не могла перестать улыбаться. Мы поклялись тогда, помнишь? «Пройдет сто лет, и мы будем старыми, но всегда будем вместе. Будем жить в этом доме, гулять в этом лесу и никогда ничего не скрывать друг от друга».

Мне так не хватает тебя, Рэй. Я снова заперта. Ты снова так далеко.... Раньше я думала, что ничего не может быть хуже стен моей комнаты, желтого пятна на потолке, кусочка неба и сада, обрамленного моим окном. Сейчас, я бы все отдала, лишь бы вернуть их.

Сколько дней прошло? День сейчас или ночь? Я все время сплю. Поначалу мы с Кроном только и делали, что разговаривали, но теперь на это не осталось сил. Во рту так сухо, что больно шевелить языком. Раз в день (по крайней мере, так мне кажется) нас провожают к реке, чтобы мы могли утолить жажду. Иногда нам приносят что-нибудь поесть, но еды бывает так мало, что проще совсем не есть. Стоит проглотить какую-нибудь маленькую ягодку, как голод становится только сильнее.

Я пыталась считать часы, но каждый раз сбивалась. Пыталась заговорить с аладами, но те угрюмо молчали. Они выглядели все беспокойнее и все чаще начали бросать на нас с Кроном голодные взгляды. Элот с Крокусом не возвращались. Мы не знали, что случилось с Астрой, успел ли Крокус рассказать ей о нас. Крон сильно переживал.

– Я не чувствую их. На этом острове совсем нет Инниса. Я даже не могу поговорить с ними, спросить все ли в порядке… Когда мы были вместе, я даже не думал об этом. А сейчас…

Больше он ничего не говорил. Пещера была холодная, и мы всегда сидели рядом, чтобы согреться. Как и я, он почти все время спал, либо молча смотрел на стену.

Я думала о Рэе, о маме, о моей комнате в особняке. Думать было больно, от усталости разбегались мысли, но я ничего не могла поделать с этими воспоминаниями. Хотелось отключить голову, и не получалось. А потом произошло нечто странное.

Когда Крон сказал, что на острове нет Инниса, я даже не пыталась связаться с мамой, – я была уверена, что она не услышит. Но однажды, когда я, дрожа от холода, прижалась к спине спящего Крона, я отчетливо услышала в голове ее голос.

– Лия.

– Мама?

Я думала, что сошла с ума. Я понимала, что не могла слышать ее. На острове не было Инниса, а значит ее голос мне чудился. Но мама вздохнула и тихо сказала:

– Ты и есть Иннис.

Мы молчали. Я слышала ее слабое дыхание, и боялась пошевелиться: мне казалось, она исчезнет.

– Прости меня, – сказала мама. – Я должна была сделать это еще очень давно. Я не готова и никогда не буду готова. Мое молчание лишь отбирало у нас время, которого теперь почти не осталось. Мне казалось, что скрывая правду, я смогу защитить тебя, но я обманывала саму себя. Это был страх. Трусость. Сможешь ли ты понять? Прошу тебя, не презирай меня. Наверное, я боялась именно этого: потерять еще и тебя. Но я должна, мне придется переступить через себя. Лия, я расскажу…

Я расскажу тебе тайну, которую хранила всю жизнь.

Глава 13

Когда-то у меня был брат. Мой братик… Я так любила его тоненькие ножки и ручки, большие глаза и такие мягкие, густые волосы. Они доходили ему почти до плеч и делали таким красивым. Он был для меня самым лучшим, самым близким человеком во всем мире.

Мы родились в один день и были одного роста, с одинаковыми голосами и похожими именами: Кларк и Кларкия. Кларк очень капризничал, когда его стригли. Так кричал и плакал, что его, наконец, оставили в покое. Когда волосы у него стали длинными, почти той же длины, что и мои, люди совсем перестали нас различать. Мне так это нравилось. Мы были неразлучны. С каждым днем мы все больше и больше становились похожи друг на друга, так, что даже нашим родителями иногда трудно было понять, кто есть кто.

Мама часто играла с нами, пела нам песни и рассказывала сказки об элатрах-близнецах. Она сама писала их. У нее был альбом, в котором она рисовала картинки по сюжету и записывала тексты. Почти каждый день она сочиняла новые стишки, а мы были ее первыми слушателями. Эта сказка была популярна тогда. Ее напечатали какие-то знакомые отца, и она стояла на полках во многих богатых домах Инниса. У нас тоже было несколько экземпляров книги, но мама всегда читала нам из своего альбома. Она любила элатр и надеялась, что благодаря ее сказкам другие тоже их полюбят.

В то время элатры жили в лесах и были совершенно дикими, но мама так часто навещала их, что они привыкли и стали сами прилетать к нам во двор. Их было пятеро – семья элатр, которая часто навещала нас. Мама всем им дала имена, и каждое утро бегала к ним поздороваться и угостить чем-нибудь. Она каталась на них верхом, взлетала к вершинам деревьев и кружила в небе. Она и нас с Кларком пыталась катать, но мы боялись. Отец сердился, говорил, что это опасно, но она не слушала.

Они часто ссорились. Он не мог понять ее любви к животным, которую она прививала и нам с Кларком. Отец был постоянно чем-то недоволен, и каждый раз срывал свою злость на Кларке. Меньше всего ему хотелось, чтобы сын вырос изнеженным, похожим на девчонку. Отец грозился остричь его длинные волосы, и если бы не мама, наверняка бы давно это сделал. Он запретил Кларку играть со мной и начал брать его с собой в город. Не знаю, что они там делали, но Кларк менялся. Я чувствовала это, хоть и не понимала, что именно с ним происходит. Мне было грустно, как будто у меня украли что-то важное. Но я не знала этого, не понимала тогда. Внешне мы все еще были похожи, но отдалялись друг от друга настолько, что иногда нам было неловко вместе. Все чаще я не знала, как вести себя с ним. Я не узнавала своего брата, и меня это пугало. Хотелось, чтобы все стало как раньше, чтобы мы снова проводили время вдвоем, изображая элатр-близнецов.

В то время на Иннисе начали собираться охотничьи группы. Люди разучились мирно жить с животными, начали бояться лесных зверей. Они чувствовали себя в безопасности, когда охотники приносили убитых элатр и других животных – больших, сильных и таких опасных. Торговцы же неплохо наживались на их шерсти.

Как-то раз в лесу мама наткнулась на измученную элатру, еле сбежавшую от охотников. У нее было сломано крыло и задняя нога. Она почти не могла двигаться и умерла бы с голоду, если бы остальные элатры не помогали ей. Когда мама увидела ее, то сразу подбежала, чтобы осмотреть и помочь, но элатра испугалась и толкнула ее здоровым крылом. Мама упала и сильно поцарапала руку. В тот день ей так и не удалось подойти к элатре, а когда она вернулась домой и отец обо всем узнал, он пришел в ярость. Он грозился убить эту элатру, но мама успокоила его. Она начала ходить в лес каждый день, приносила ей воду и еду. Видя, что другие элатры любят маму, та постепенно начала ей доверять. Вскоре мама вылечила ее и привела домой.

Мы звали ее Элией. В отличие от других элатр, которые только изредка прилетали к нам, Элия всегда жила у нас во дворе. Она еще плохо летала, и мама помогала ей во всем. Они так много времени проводили вместе, что мама даже как-то сказала, будто чувствует в Элии родственную душу. Отец только хмыкнул, а я начала приглядываться к Элии и другим элатрам. Мне было одиноко и хотелось понять, каково это – найти свою родственную душу в этих странных существах.

Элия крепла и летала все увереннее. Мама даже несколько раз взлетала на ней, невысоко. Они обе были в восторге от этих полетов, а я любовалась на них снизу. Небо было таким ярким, что глаза слезились, но мамина развевающаяся юбка и длинная искрящаяся шерсть элатры так красиво смотрелись в воздухе, что невозможно было оторваться.

Элия продолжала хромать, и крыло у нее осталось кривым, но она все равно была очень красивой. У нее были такие большие желтые глаза, что в них отражалось все вокруг – только в более теплом свете. Она прожила у нас три года. А когда нам с Кларком было пятнадцать, мама умерла.

Однажды вечером она вышла во двор, чтобы полетать с Элией. Они поднялись так высоко, что сквозь сгустившиеся сумерки их силуэты было почти не различить. Они кружили над домом, пока из леса не донеслись внезапные выстрелы. Один. Два. Три… Такие громкие и холодные, что даже мне стало не по себе, а бедная Элия и вовсе начала метаться в стороны. Я не видела, как это произошло, но мама соскользнула с ее спины, и Элия не смогла ее поймать. Послышался грохот. Мама ударилась о крышу дома и оттуда упала на землю. Она хрипло дышала и смотрела в небо. Она что-то сказала, но так тихо, что я не расслышала. Папа склонился над ней и плакал. Кларк стоял в стороне и не сводил с нее глаз. Я никогда раньше не видела у него такого взгляда.

Вскоре Элия успокоилась и, поняв что произошло, опустилась рядом с мамой. Она протяжно завыла, и я могу поклясться, что видела слезы. Настоящие крупные слезы. Они капали на мамино лицо. Отец начал кричать на Элию, и та попятилась. Он поднял с земли камень и швырнул в нее. Потом еще и еще. Элия увернулась и взлетела. Больше она не возвращалась.

*

Тело мамы стало серым и твердым, глаза потускнели, словно немытое стекло. Ее положили в каменный гроб и закрыли в склепе. Через неделю земля вокруг того склепа стала голой, вся трава высохла, оставив только серую пустошь. Это пугало. Иногда я ходила туда, чтобы побыть с ней, приносила ей цветы и фрукты, но быстро убегала – мне было страшно из-за холода и мрака, но больше всего из-за того, как странно выглядело ее застывшее тело.

Отец начал много пить. Он часто кричал на меня, а Кларка и вовсе бил за малейший проступок. Воздух в доме стал тяжелым. Элатры больше не заглядывали к нам, и без мамы было очень пусто. В доме от нее совсем ничего не осталось, кроме альбома со сказками. Отец сжег все книги об элатрах-близнецах, но я сохранила самую первую, написанную ее рукой. Ночью, когда отец засыпал, я зажигала свечу и перечитывала знакомые строчки, рассматривала мамины рисунки – ее голубые элатры смотрели на меня со страниц альбома. На какое-то время мне казалось, что мама была жива и дышала сквозь эту книгу. Больше у меня ничего не было.

В нашем доме часто стали появляться охотники. Отец присоединился к ним и весь день пропадал в лесах. Он убил столько элатр… Отец приносил их тела домой и заставлял нас с Кларком смотреть, как он сдирает с них кожу. Он называл это «сеансы воспитания». Шкуру он отдавал торговцам за гроши. Ему было все равно. «Истребить всех» – вот о чем он мечтал.

Элия не давала ему покоя. Он искал ее месяц за месяцем, не вылезая из лесов, почти без сна и пищи. Его глаза были страшными – красные, изнеможенные, подвижные – они пугающе выступали на его исхудавшем лице. Он не мог успокоиться, пока не найдет ее. И однажды он ее нашел.

Он привез ее еще живую. Это была она – мамина Элия. Она узнала меня, узнала все вокруг и слабо обводила все своим чистым теплым взглядом. Она не сопротивлялась.

Отец был сильно пьян. Он принялся сдирать с нее шкуру живьем. Сначала он отрезал ей крылья и хвост, а элатра только тихо взвывала и не сводила с меня взгляда. Отец приказал двум охотникам держать нас с Кларком, и те не давали пошевелиться. Я начала плакать, а отец только усерднее взялся за дело. Он оставил шерсть только на шее и голове – все остальное было открыто до мяса. Я рыдала и плохо видела сквозь слезы. Кларка стошнило. Отец бросил на него свирепый взгляд и крикнул нам обоим, чтобы мы смотрели. Я мотала головой, пока охотник не схватил меня за лицо. Я слышала его противное хихиканье сквозь звон в ушах. Он силой заставлял держать глаза открытыми. Отец дико улыбнулся и, взяв топор, отрубил Элие голову.

Я стояла и смотрела, как застыли ее глаза, как ее кровь орошала траву. Кларк вырвался и почти убежал, но отец поймал его. «Трус! Девчонка!» – закричал он. Отец схватил лежавшие рядом садовые ножницы и принялся стричь волосы Кларка. Тот дергался и мотал головой, но отец лишь выплевывал ругательства и крепко держал его. Когда Кларк в очередной раз дернулся, лезвие соскользнуло, рассекло ему кожу на виске и порезало глаз. Кларк взвизгнул от боли, а отец, чертыхнувшись, бросил ножницы на землю. На мгновение он растерянно замер, а потом его лицо вновь искривилось от злости. «Сам виноват!» – закричал он в след убегающему Кларку.

Я не могла пошевелиться. Отец, продолжая грубо ругаться, поплелся в дом. Его качало из стороны в сторону. Я стояла на том же месте, пока охотники не нашли Кларка. Он кричал и закрывал лицо руками, а потом его куда-то увели.

В саду остались только я и Элия. Ее отрубленная голова, с налитыми кровью помутневшими глазами, валялась рядом с растерзанным телом. Я почувствовала, как что-то тяжелое сдавило мою грудь, будто легкие начали сжиматься. Зажмурившись, я побежала в свою комнату.

Я не выходила из спальни несколько дней, прячась то в шкафу, то под кроватью, то под одеялом. Я дрожала при мысли о встрече с отцом, боялась даже выглянуть в окно. Я почти не спала ночами, то и дело просыпаясь и глотая воздуха, думая, что задыхаюсь. О том, какие сны мне снилось, говорить нет нужды.

Мне хотелось есть. Я пыталась утолить голод водой из-под крана, но, в конце концов, не смогла больше терпеть. Однажды, дождавшись глубокой ночи, когда мне показалось, что отец уже уснул, я осторожно вышла из комнаты и спустилась на кухню. В спешке проглотив все, что я там нашла и набрав в карманы все, что могла унести, я собиралась подняться обратно, но вдруг остановилась, услышав странные звуки из гостиной. Свист воздуха и резкие, хлюпающие удары.

Первым порывом было убежать, но я увидела ее – голову Элии. Она так отчетливо белела в темноте. Отец повесил ее на самом видном месте, над камином. Рядом с ней, стоя на стуле и держа свечу перед собой, кто-то раз за разом протыкал ей глаза ножом. Левый, правый. Правый, правый, правый. Левый, левый, правый. Хлюп-хлюп. Я громко ахнула, и он обернулся. Неровно остриженные волосы были в крови. Под желтой от гноя повязкой вырисовывалась рана, которая опускалась с виска на его правый глаз. Бросив все, что держала в руках, я взбежала по лестнице и заперлась в комнате.

*

Мне нелегко об этом говорить. Я сделала слишком много ошибок, и мне невыносимо думать, что ты узнаешь о них. Будешь ли ты меня осуждать? Сможешь ли простить мое слабодушие? Я не могу и не хочу оправдываться.

Я не буду рассказывать тебе обо всем, что происходило с Кларком. О том, что делали отец и его друзья, я тоже не люблю вспоминать. Да и, честно говоря, я мало что видела своими глазами. С тех пор как отец убил Элию, я почти не выходила из комнаты, но не думаю, что кто-либо это заметил. Полтора года я жила как призрак в собственном доме. Иногда мне казалось, что я действительно исчезла. Умерла, и для меня все остановилось, но продолжалось для других.

В доме часто бывали гости. Наряду с завсегдатаями охотниками к отцу стали наведываться новые люди. Я видела их длинные черные плащи в окно. Иногда они подолгу о чем-то беседовали с отцом, а иногда уходили, не пробыв в доме и нескольких минут.

До меня долетали обрывки разговоров – охотники, хранители, Совет… Власть. Я ничего не могла понять. Лежа на кровати и глядя в потолок, я пыталась думать. Я давно не разговаривала, так давно, что даже в моих мыслях больше не было слов – только образы, а чаще пустота; и так мало ела, что у меня всегда кружилась голова. Мне нужно было ухватиться за что-то, напомнить себе, что существую. Я пыталась думать в словах, строить в голове предложения, но это так выматывало меня. Я забывала начало фразы до того, как успевала ее закончить. Только потом, в очередной приезд гостей, когда привлеченная шумом о чем-то споривших людей, я подошла к окну и увидела исчезающие под крыльцом черные фигуры, я впервые четко подумала: «Как высоко».

Как высоко нужно подняться, чтобы, упав, разбиться, как она…

Я мерила расстояние от своего окна до земли, пытаясь понять достаточно ли это высоко. Быть может, мне нужно спрыгнуть с крыши. А может, взобраться на самое высокое дерево и…

Я думала только об этом. Любой предмет, который попадался мне на глаза, я оценивала по его высоте – по смертоносности его высоты. Большинство предметов были неинтересны: я с раздражением замечала, что вокруг меня нет ничего по-настоящему высокого. Несколько раз я спрыгивала с кровати, больно приземляясь на ступни и замирая на мгновение, пытаясь понять, жива ли я. Я прыгала с прикроватного столика, но он был не намного выше кровати. Я хотела спрыгнуть со шкафа и долго думала, как залезть на него.

Мне нужно было что-то высокое. Очень высокое. Ни в моей комнате, ни во всем доме не было такого предмета.

Я ушла. Однажды ночью я просто спустилась, открыла дверь и ушла. Я ходила и ходила, медленно ступая и оглядывая каждое дерево в лесу. Тогда мне показалось, что я нашла идеальную высоту – могучий кедр, ствол которого был таким широким, что, даже разведя руки в стороны, я не могла его обхватить. Я хотела взобраться на него, но так и застыла, уткнувшись лицом в чуть влажную кору. В ужасном изнеможении я засыпала и видела, как взбираюсь на него, но вскоре просыпалась и понимала, что так и не сдвинулась с места. В какой-то момент я совсем потеряла сознание, и мне приснился незнакомый человек.

Он был очень старым. Медленно, почти не отрывая ступни от земли, он подошел и положил свою сморщенную руку мне на плечо. Из-за невысокого роста ему пришлось приподнять голову, чтобы посмотреть на меня. Глаза у него были карие, такие яркие, как будто кто-то зажег лампочку внутри его головы. Почему-то глядя в них, мне хотелось плакать. Он чуть пошевелил сухими губами, наклонился ко мне ближе, как будто хотел что-то сказать.

Я не услышала. Проснувшись от чьего-то прикосновения, я увидела, что окружена людьми в черном. Они о чем-то переговаривались, носначала я не могла ничего разобрать и только потом поняла, что они задавали мне вопросы. Я попыталась что-то сказать, убедить их оставить меня в покое, но ничего не получилось. Я как будто разучилась говорить. Люди в черном все пытались понять, кто я такая.

– Похожа на дочку Эвана, – сказал кто-то.

– У него есть дочь?

Парень, который стоял ближе всех, склонился и приподнял мою голову. У него было красивое лицо.

– Как тебя зовут? – спросил он.

У меня снова не получилось ответить, и я лишь слабо моргнула в ответ.

– Что это с ней?

– Черт его знает, может, больна?

– Она точно Эван?

–Я же говорю, похожа.

Я почувствовала, как меня берут на руки. Из-под ресниц я увидела лицо того же парня и снова потеряла сознание.

*

Очнулась я на своей кровати. Рядом на столике стоял графин с водой и тарелка с фруктами. Я потянулась к графину и сделала несколько больших глотков прямо из горла. Потом с жадностью взялась за яблоко.

Оно было очень сладким, и его сок приятно капал мне на язык. Казалось, за всю жизнь я не ела ничего вкуснее. Быстро доев, я огляделась и, к своему ужасу, заметила, что дверь в мою комнату была открыта настежь. Я вскочила и заперла ее, а потом подошла к окну.

Он был там. Высокий, в длинном черном плаще, он стоял в саду и о чем-то тихо переговаривался с отцом. Как будто почувствовав мой взгляд, он посмотрел на мое окно и улыбнулся.

– А, проснулась? – сказал он. – Тебе лучше?

Я вздрогнула и, чувствуя как краснею, слабо кивнула. Отец тоже посмотрел на меня, и его взгляд был таким ядовитым, что я сразу отошла от окна.

– А мне это зачем? – услышала я голос отца.

– Разве вы не хотите богатства и уважения? Мы уже истребили почти всех хранителей. Помогите нам добить последних, и вам гарантируется место в Совете. От такого предложения не отказываются.

– Это я сам буду решать.

– Как знаете. Имейте в виду, противостоять Совету не в ваших интересах. Если там узнают о вашей незаконной охоте на элатр…

Отец громко рассмеялся.

– Не Совет ли первым назначил таксу за их шерсть?

– Это было до того, как для этих животных нашлось более полезное применение. Они нужны для передвижения, и пока их количество не возрастет, охота на них запрещена, – парень сделал небольшую паузу, а потом едко добавил, – и карается большими штрафами. У вас красивый дом, господин Эван, вы же не хотите его потерять?

Последовало долгое молчание.

– У меня не больше десяти человек. Зачем Совету мои люди? Разве у вас не хватает солдат? – спросил отец.

– Вы слишком много думаете. Любой на вашем месте был бы рад оказанной чести.

Отец вздохнул.

– Когда?

– Я сообщу.

Разговор прекратился, и отец вернулся в дом. Тогда я ничего не понимала. Если бы я только знала, чем обернется мой побег в лес, мое знакомство с этим человеком, клянусь, я бы лучше умерла, чем допустила то, что потом случилось. Но мне было шестнадцать, я чувствовала себя одинокой и затравленной, а у него был ласковый взгляд и красивые, благородные черты.

Вульфус. Вульфус Авис.

*

Он ужинал с нами каждый день. Со стороны мы, наверное, выглядели, как чинная семья, засевшая за молчаливую трапезу, во время которой только изредка зарождались разговоры – да и те обычно не длились дольше нескольких фраз, сказанных отцом или Вульфусом. Иногда Вульфус обращался ко мне, но у меня все никак не получалось выдавить из себя внятной речи. В такие моменты я краснела и растерянно улыбалась, так отчетливо слыша недовольное хмыканье отца, что казалось, он нависал в опасной близости надо мной, и я невольно сжималась, будто в ожидании внезапного удара.

Кларк редко появлялся за столом. Вульфус часто подтрунивал над ним из-за его шрамов и неуклюжей походки. Я смеялась. Я считала эти шутки безобидными – так мне хотелось верить. Вульфус был для меня чем-то вроде божества, и все, что он говорил или делал, было для меня безоговорочно идеальным. Я смеялась над собственным братом, стараясь не видеть, как менялся при этом его взгляд: сначала боль и обида, потом злость и горящая ненависть. Предательство – вот что это было. Если бы я могла вернуться в прошлое, я бы дала себе хорошенькую оплеуху за тот жестокий предательский смех.

В этих ужинах было мало приятного. Если бы не желание побыть немного рядом с Вульфусом, я бы и не подумала о том, чтобы выйти из комнаты. Каждый раз Вульфус улыбался, видя меня в столовой, и я сразу понимала, что ради этого готова провести вечер под острым, презрительным взглядом отца. Я чувствовала этот взгляд, ощущала его на коже. Мне было неуютно. Я почти не шевелилась за едой и съедала так мало, что ночью долго не могла уснуть от голода, прислушиваясь к звукам, доносившимся из гостиной, пытаясь понять, спит ли отец и можно ли спуститься на кухню. Отец был явно недоволен частыми посещениями Вульфуса и тем, что я не упускаю возможности бросить на него взгляд, но не мог ничего сказать. Я видела, что отец побаивается его, и это поражало меня больше всего. Вульфус же был бесстрашен, мог позволить себе все, что угодно. Наверное именно это восхищало меня в нем. Инстинктивная мысль: «Он сможет меня защитить» заставляла меня тянуться к нему.

Вульфус все чаще смотрел на меня за столом, и постепенно эти взгляды становились дольше, неприкрытее. Я не знала, как вести себя, чувствовала гнев отца, и одновременно злорадствовала его бессилию и боялась последствий. Обычно я убегала в свою комнату сразу после ужина, пока отец перекидывался парой слов с Вульфусом в саду. Я понимала, что в присутствии Вульфуса он ничего не сможет мне сделать, поэтому позволяла себе выходить из комнаты, но без этой защиты мне и подумать было страшно о том, чтобы остаться с отцом наедине.

Однажды, когда Вульфус уже встал из-за стола и отец по обыкновению пошел проводить его до ворот, я уже собиралась умчаться в свою комнату, как вдруг увидела на стуле Вульфуса перчатку. Я взяла ее и поднесла к губам.

Черная, с тонкими длинными пальцами, она была такой красивой и гладкой, мягкой на ощупь. Она пахла кожей и тем неуловимым терпким ароматом, который всегда исходил от Вульфуса. Немного пораздумав, я решила вернуть ее.

Вульфус уже собирался сесть в карету, – я видела его спину сквозь открытый дверной проем и ускорила шаг. Я так хотела отдать ему перчатку, что не заметила, как столкнулась с отцом на выходе в сад. Он крепко схватил меня за локоть и посмотрел на меня так… Что-то похожее было во взгляде Кларка, когда я вместе с Вульфусом смеялась над его шрамами.

На мгновение я оцепенела и начала задыхаться, как в тот раз, когда смотрела на мертвую Элию. Отец держал меня не дольше нескольких секунд, но мне казалось, что прикосновение его пальцев так глубоко въелось в мою кожу, что я никогда не смогу их смыть. Так же резко, как они сомкнулись на моем локте, они вдруг отцепились, и я от неожиданности чуть пошатнулась. Сглотнув, я не оглядываясь, побежала к Вульфусу.

– Вот, – сказала я и протянула перчатку.

Вульфус вскинул бровь, и я вдруг поняла, что это первое слово, которое я сказала ему с тех пор, как мы встретились. Первое слово, которое я сказала с тех пор, как отец убил Элию. За спиной у Вульфуса была карета, заправленная четырьма элатрами. Смотреть на них было странно, как будто какое-то щемящее чувство сдавливало меня изнутри. Я отвернулась.

– У тебя красивый голос, – сказал Вульфус и подмигнул. – Ты же не откажешь мне в удовольствии слышать его?

Я кивнула, чувствуя как снова краснею. Вульфус потянулся к перчатке в моей руке, но не стал забирать ее сразу. Наши пальцы соприкоснулись, и я вся задрожала, молясь, чтобы он никогда не убирал руку, но в то же время мысленно крича ему тут же прекратить, потому что мне хотелось провалиться под землю от стыда и счастья и от того, что я совершенно не представляла, что делать.

– Увидимся завтра, Кларкия, – сказал Вульфус, еще немного подержав мои пальцы в своей руке перед тем, как отпустить их.

Он уже садился в карету, когда у меня неожиданно вырвалось:

– Я буду ждать.

Поняв, что сказала ужасную глупость, я еле подавила желание побежать и запереться в своей комнате. Вульфус молча посмотрел на меня и кивнул. Когда он отворачивался, я могла поклясться, что видела, как уголки его губ приподнялись в улыбке.

Элатры разогнались и взмыли в воздух, поднимая карету. Он был уже далеко в небе, а я все стояла у ворот и смотрела ему вслед. Когда я, наконец, опомнилась и решила поспешить в комнату, то поняла, что отец все это время оставался на пороге и не сводил с меня взгляд.

– Дура, – процедил он и плюнул на землю.

Я сжалась и попыталась проскочить мимо него к лестнице, но он снова взял меня за локоть. Повернув меня к себе, отец крепко ударил меня по лицу.

– Ты никогда не уйдешь из этого дома! – закричал он.

Левая щека горела от удара, но я почти не чувствовала боли. Я чувствовала обиду и ярость. Я бросилась на отца, но он снова ударил меня, и я упала.

– Забудь об этом прохвосте. Я не позволю!

Голова кружилась. Сквозь слезы я увидела лестницу и начала по ней подниматься.

– Никогда! – ревел отец. – Слышишь? Чертова дура!

Ноги подкашивались, и приходилось держаться за перила. Еще несколько ступенек – и можно будет спрятаться под кроватью. Еще немного…

– Порхаешь перед ним, как бабочка. Да он проглотит тебя и не заметит! Чем думаешь, он занимается в этом проклятом Совете?

Я открыла дверь и влетела в комнату, падая на пол, царапая ноги.

– У него жена вот-вот родит!

Я захлопнула дверь и, тяжело дыша, легла на пол рядом с кроватью. Отец продолжал выкрикивать ругательства, но я закрыла глаза и слушала стук своего сердца. Я больше никогда не собиралась выходить.

*

Прошел месяц. Вульфус часто приходил на ужин, но я оставалась наверху, сидя на своей кровати в одной и той же позе, пока он не уходил. Иногда я слышала его шаги под своим окнами, почти физически ощущала груз его мыслей, но запрещала себе выглядывать.

Вскоре отец вместе со всеми своими охотниками куда-то уехал на два дня. В доме остались только я и Кларк, но мы почти не пересекались. Кларк весь день что-то делал в своей комнате, а я бесцельно бродила по дому.

Однажды, подловив момент, когда Кларк куда-то вышел, я заглянула в его комнату. Не знаю зачем: наверное, мне просто было интересно. Когда-то у нас с Кларком была одна комната на двоих, одна жизнь на двоих. Это было так давно… Я больше ничего не знала о нем, и мне казалось, что посмотри я на его комнату, мы могли снова стать ближе. Не представляю, что именно я ожидала там увидеть.

Чучела. Его комната была полна чучел убитых птиц и маленьких животных, вроде кошек, собак, крыс и рабатаров. Некоторые были расставлены на полках вдоль стен, некоторые лежали на его кровати, а одно из них лежало на его столе. У всех были выколоты глаза. Я подошла к столу и увидела убитого детеныша алады – он лежал, расправив крылья, и занимал собой весь стол. У него еще оставался один глаз, а рядом с клювом лежал окровавленный ножик.

Я стояла возле этого трупа и ни о чем не могла думать. Я просто смотрела. Потом мне послышались шаги Кларка, и я, схватив с полки чучело вороны, побежала в свою комнату. Зачем я это сделала? Я и сама не понимала. Многое из того, что я делала раньше, было необъяснимо, но так до странного правильно, как будто внутри меня жило нечто, и оно приказывало мне поступать именно так, а мое тело безропотно подчинялось.

Я поставила чучело у кровати и, прислонившись к стене, смотрела на него. Две черные дыры вместо глаз завораживали меня. Хотелось засунуть туда пальцы, потрогать эту пустоту на ощупь, но я не шевелилась. Мне казалось, я смотрю в глаза смерти. Мое тело так отяжелело, что я больше никогда бы не смогла сдвинуться с места.

Я сидела так, пока Кларк не ворвался в мою комнату.

– Отдай! – закричал он с порога.

Мое тело сразу ожило, и, схватив чучело, я спрятала его за спину.

– Отдай, – отчетливо повторил Кларк, делая шаг вперед.

Мой взгляд скользнул к ножику в его руке. «Тот самый», – промелькнуло в голове. Я покачала головой.

– Отдай или я тебя убью.

Он говорил серьезно, совсем не моргая и в упор глядя на меня своим покрасневшим целым глазом.

– Я ничего не брала, – сказала я, еще крепче сжимая чучело в руках.

Кларк подошел ближе и взмахнул ножом. Я закричала и бросилась вон из комнаты. На лестнице я споткнулась и с грохотом упала на каменный пол прихожей. Чучело вылетело из моих рук и покатилось к входной двери. Кларк спокойно спустился, обошел меня и взял чучело. Он оттряхнул его и пошел обратно к лестнице.

– Воровка, – сказал он, обходя меня.

– Я не воровка! – закричала я.

Кларк даже не обернулся. Он ушел, а я все лежала на холодном полу. «Я не воровка», – повторяла я, с каждым разом все тише и тише. Хотелось плакать. Я жмурилась, пытаясь выдавить из себя слезы, но ничего не получалось.

Когда отец вернулся, я все еще лежала в прихожей. Лил сильный дождь. Вода стекала с его одежды и сапог и хлюпала под его шагами. Он посмотрел на меня и молча обошел.

Он прошел в гостиную и налил себе выпить. Я тихо встала и хотела уйти к себе, но он окликнул меня. Отец налил мне рюмку и поставил на край стола. Когда я обернулась, он кивнул на нее. Я подошла.

– Девятнадцать, – пробормотал он.

– Что?

– Твой ненаглядный Вульфус справился блестяще. Девятнадцать жизней за медаль и новую должность.

Я не поняла, а может, и притворилась, что не поняла, о чем он. Я смотрела на полную рюмку. Она поблескивала и манила. Я осторожно взяла и залпом осушила ее. Горячая горькая жидкость обожгла мне горло, и я начала кашлять. Отец налил еще.

– Непоколебимый Вульфус Авис! Я даже завидую ему… – Отец выпил и чуть поморщился. – Никогда не думал, что окажусь таким слабым. Кто же знал? Эти деревья, эти чертовы ивы…

Он как будто забыл, что я стою рядом. Отец говорил не со мной, а скорее сам с собой, и я совершенно его не понимала. Мне было все равно. Я почти не слушала, и то и дело косилась на вторую рюмку.

– Не знаю, как жить, не знаю, что я должен сделать… Каждый поганый день я думаю о ней. Она лежит в склепе, как каменное изваяние. Мертвая! Если бы я знал раньше, если бы…

Я схватилась за рюмку, а отец вдруг посмотрел на меня так, будто только тогда осознал мое присутствие. Он вырвал ее у меня, выплеснув половину, и с грохотом поставил на стол. Он весь дрожал. У него был странный вид, – не рассерженный, а как будто испуганный. Мне показалось, что он вот-вот заплачет, и это напугало меня больше, чем самый злобный его взгляд.

Отец без сил опустился в кресло и схватился за голову. Радуясь, что он больше не смотрит на меня, я тихо ускользнула к лестнице. Пробежав вверх ровно пятнадцать ступеней, я скрылась, как мне казалось, в единственном безопасном месте во всем мире – под своим одеялом.

*

Мы с Вульфусом… были влюблены. Наверное, так это нужно назвать. После того, как отец бросил фразу о беременной жене, я долго избегала Вульфуса, притворялась, что не слышу, когда он стоял и звал меня под окном, когда стучался в мою спальню и просил открыть. Я чувствовала себя обманутой и преданной. Эта была даже не ревность, а досада, как бывает, когда расчитываешь на что-то, но не получаешь. Видя интерес Вульфуса ко мне, я думала, что нахожусь под его покровительством, и это давало мне силы продолжать жить, мечтать о том, как однажды уеду далеко от отца и Кларка. Все эти надежду рухнули, когда оказалось, что место, на которое я претендавала, было уже занято. Тогда я решила забыть обо всем, но Вульфус не унимался.

Однажды он подошел вплотную к моей двери, так близко, что мне казалось, он стоит у меня за спиной.

– Думай, что хочешь, но я не оставлю тебя здесь. Скоро ты уедешь отсюда, я обещаю.

Я ничего не ответила, но слышала его дыхание за дверью еще очень долго. Я больше не собиралась верить ему, но он сдержал слово. Всего через несколько дней к нам приехали люди в черном во главе с Вульфусом. Я увидела его приезд через окно и не успела спрятаться, – выйдя из кареты, он сразу посмотрел в мою сторону. Он подмигнул мне и улыбнулся. Отец встретил его, и они вместе прошли в дом.

Через несколько минут я услышала громкий крик отца. Я не сразу поняла, что он звал нас – меня и Кларка. Он как заведенный повторял наши имена, и чем чаще он их произносил, тем непривычнее было слышать их из его уст. Это было похоже на сломанный будильник и сильно раздражало.

Я вышла из комнаты, и мы с Кларком столкнулись на лестнице. Он был очень бледным и взъерошенным. Думаю, он не мылся несколько дней. Я демонстративно сморщилась, прикрыла нос ладонью и обошла его.

– Вот и они, – громко сказал Вульфус, и чуть задержал на мне взгляд.

Отец сидел в кресле в изношенном халате, с рюмкой в руках. Он даже не посмотрел в нашу сторону.

– Что происходит? – спросил Кларк.

Вульфус окинул его презрительным взглядом, но все же ответил.

– Видишь ли, по указу главы Совета, Олена Зорта, дети членов Совета должны учиться в специальной академии. Это особая привилегия и большая честь. Поскольку господин Эван, – Вульфус насмешливо посмотрел на отца, – с недавних пор вступил в Совет, вы двое можете собирать вещи.

– Я никуда не поеду, – сказал Кларк и повернул обратно к лестнице.

Один из людей в черном схватил его за шкирку и подтолкнул к Вульфусу. Кларк некрасиво взвизгнул.

– Уродец, – ухмыльнулся Вульфус. – Разве тебя не учили, что старшим надо подчиняться?

Вульфус был почти вдвое выше Кларка. Я только тогда заметила, что за последние несколько лет Кларк совсем не вырос. Я и сама была на голову выше него.

Кларк трусливо сжался под грозным взглядом Вульфуса и что-то невнятно промямлил.

– Молодец, – сказал Вульфус. – А теперь иди в свою комнату и собери вещи. И не забудь помыться, черт подери, от тебя несет.

Через мгновение Кларк, шумно дыша, бежал по лестнице. Я услышала, как с силой захлопнулась дверь его комнаты. Вульфус повернулся ко мне.

– Можешь не торопиться, у нас есть час на сборы. Бери только самое необходимое, всем остальным вас снабдит Совет.

Я кивнула. Краем глаза я увидела, как отец залпом осушил рюмку. Поднявшись в комнату, я взяла небольшой чемодан и положила туда немного одежды и мамину книгу об элатрах-близнецах. Оставшееся время я просто сидела на кровати и пыталась понять, что именно чувствую, глядя на стены своей комнаты в последний раз. Было странно. Казалось, я должна быть счастлива, но оставался какой-то осадок, как будто я сделала что-то не так.

Когда мы спустились, в саду нас ожидали две кареты, запряженные элатрами. Кларк так и не помылся, за что получил от Вульфуса очередной пинок. Его усадили вместе с солдатами Совета, оставив нам с Вульфусом один экипаж на двоих.

Я уже садилась в карету, когда кто-то резко схватил меня за локоть. Я вздрогнула и обернулась. Лицо отца никогда еще не было так близко: я могла разглядеть каждую морщину – они были глубокими и резкими, словно шрамы. Я только тогда поняла, как сильно он постарел после смерти мамы. У него были впалые, потемневшие щеки. В глазах – дно.

– Не уезжай, – прошептал он.

Голос слабый, еле слышный. Он весь стал каким-то беззащитным, подавленным. Было сложно поверить, что этот же человек живьем сдирал шкуру с элатры.

Его пальцы больно сжимали мой локоть, губы беспомощно дрожали. Мне хотелось сбросить его руку, но он держал так крепко, что нужно было прикоснуться к нему, самой оторвать от себя. Я не могла, не решалась дотронуться до него. Его рука – такая старая, чужая, с лопнувшими капиллярами и посиневшими ногтями. Держала ли я когда-нибудь эту руку? Я не помнила.

– Нам пора, – сказал Вульфус.

Я кивнула. Хватка отца чуть ослабла. Я не могла смотреть ему в глаза, в них было что-то, что заставляло отвернуться. Я с силой сделала шаг вперед, и его рука соскользнула с меня.

Мы взлетели, а он стоял на том же месте – я знала это, хоть и ни разу не взглянула на него. Неприятный осадок ковырял дыру в груди. Я сидела, прижавшись к окну. Хотелось ударить об него головой, помыться, содрать с себя кожу. Хотелось перестать существовать или стать кем-то другим. Карета чуть покачивалась, пока мы поднимались в воздух. Из окна виднелся стремительно удаляющийся сад, и на секунду промелькнула мысль, что именно такой вид открывался маме, когда она верхом на Элии парила над домом. Наверное, именно на такую высоту нужно подняться, чтобы разбиться, как она.

Мы летели долго. Я поняла, что задремала, потому что вдруг поймала себя на мысли, что не помню, о чем думала до этого, а из окна виднелись незнакомые места. Вульфус сидел напротив, положив ногу на ногу, и не сводил с меня глаз. Я не знала как вести себя. Карета вдруг стала такой тесной и душной, и казалось, ее стены вот-вот задавят меня. Куда бы я ни смотрела, – а в основном я, плохо скрывая свое смятение, смотрела в окно, – я все равно краем глаза видела его лицо.

– Может у тебя есть вопросы? – наконец сказал он. – Задавай, я все расскажу.

– Вопросы?

– Об академии, например. Или о чем-нибудь еще…

Не отрывая взгляда от окна, я покачала головой.

Вульфус потянулся и взял меня за руку. Это было так неожиданно, что я вздрогнула и хотела выдернуть свою ладонь, но все мышцы вдруг ослабели, и я ничего не могла сделать. Заметив мою растерянность, Вульфус разжал пальцы.

– Прости. Я больше не буду, если тебе неприятно.

– Нет, мне приятно.

Я ответила быстрее, чем сообразила, как прозвучат мои слова. На секунду мы оба замерли, а потом, – как это случилось? Я прижалась к нему или он прижал меня к себе? Мы поцеловались. Короткий, глубокий поцелуй – такой, от которого по спине пробегают мурашки. Первый в моей жизни.

Я застыла в его объятиях, его руки на моем плече и волосах казались горячими и тяжелыми. Он шумно дышал, прижавшись губами к моей шее. Я понимала, что вся дрожу.

– Это правда? – спросила я, в панике осознавая, что вот-вот заплачу.

– Что правда?

– Что у тебя есть жена.

Вульфус отстранил меня немного и провел пальцем по моей щеке.

– Правда.

Мы молчали. Вульфус пристально смотрел на меня, не убирая руки с моего лица.

– Тебя это расстраивает? – спросил он.

Я покачала головой, и из глаз покатилось несколько слезинок. Вульфус собрал их пальцем и улыбнулся.

– Ты очень красивая, когда плачешь. И когда не плачешь, тоже.

Карета начала снижаться. Вульфус снова коснулся моей щеке и прильнул к губам. Я чуть прикрыла глаза, стараясь остановить подступающие слезы и усмирить сердцебиение.

– Зачем ты увез меня? – спросила я.

– Хочу, чтобы ты была рядом.

Он еще несколько раз поцеловал меня и, когда карета летела совсем низко, отстранился. Я вздрогнула от легкого толчка, почувствовав приземление. Через мгновение дверь распахнулась. Вульфус как ни в чем не бывало вышел первый, за ним, чуть погодя, вылезла и я.

– Добро пожаловать в академию Совета! – сказал милый женский голос.

Выходя из кареты, я первым делом увидела ее круглый живот, так странно смотревшийся на фоне худеньких плеч. Она была молодая, должно быть, всего на пару лет старше меня. Ее коротко подстриженные и забавно торчащие в стороны волосы делали ее еще моложе на вид.

– Здравствуй, – сказала она, наклонившись ко мне. Она улыбалась красиво, искренне. – Остальные девочки уже расселились, ты последняя. Давай я провожу тебя до комнаты и все здесь покажу?

– Не стоит утруждаться, – холодно сказал Вульфус. Казалось, он не ожидал увидеть ее. – Тебе лучше отдохнуть.

Лицо его жены помрачнело, улыбка исчезла. Даже глаза вдруг стали какими-то отчужденными.

– Я только и делаю, что отдыхаю.

– Отдыха много не бывает, – тон Вульфуса не терпел возражений. – Я разберусь с учениками. Ты сама дойдешь до комнаты или тебя проводить?

– Сама дойду.

Его жена еще какое-то время смотрела на нас, потом отвернулась и мелкими шагами пошла в сторону голубоватого трехэтажного здания.

– Там спальни учителей и работников академии, – пояснил Вульфус, – общежитие для учеников с другой стороны.

Он предложил мне свой локоть, и я робко взяла его. За нами, отставая на несколько шагов, словно приведение, следовал Кларк.

Вульфус нес мой чемодан до комнаты. Она была довольно просторной, с большим квадратным окном, выходившим во двор, и двумя кроватями, поставленными у стен.

– Твоя соседка сейчас на занятиях, – сказал Вульфус.

Он поставил мой чемодан у одной из кроватей.

– Мне нужно идти. Могут пойти пересуды, если я слишком долго буду находиться в женском общежитии.

Я кивнула, глядя в пол.

– Если тебе что-нибудь понадобится, что угодно, сразу скажи об этом работникам.

Я снова кивнула.

– Кларкия…

Я подняла глаза. Вульфус слегка сжал мою руку.

– Приходи ко мне сегодня. За главным корпусом в пяти минутах ходьбы есть небольшой склад. Давай встретимся там после ужина.

Он притянул меня к себе, но сразу замер – в коридоре послышались голоса.

– Увидимся после ужина, – сказала я.

Вульфус кивнул, прильнул губами к моим волосам и обнял меня. Постояв так немного, он поцеловал меня в висок и быстро вышел из комнаты.

Закрыв за ним дверь, я прислонилась к ней, чувствуя легкое головокружение. Я еще не совсем осознала все произошеднее. Немного придя в себя, я принялась оглядывать комнату. Обе кровати были аккуратно застелены одинаковыми коричневыми покрывалами, у каждой стояли одинаковые тумбочки с выгравированной эмблемой Совета – тринадцатиконечной звездой. Я открыла свою и нашла несколько чистых тетрадей. На кровати лежало расписание занятий и записка.

«Кларкия Эван, добро пожаловать в Академию Совета. Если вам что-нибудь понадобится, обратитесь к смотрителю общежития (первый этаж первый кабинет слева) или к секретарю по учебной части (главный корпус, первый этаж). Удачного обучения!»

Я убрала записку в тумбочку и подошла ко второй кровати. Как-то не верилось, что она принадлежала другому человеку, живому человеку – моей ровеснице. Я не помнила, когда в последний раз видела новых людей.

Я открыла ее тумбочку – как и в моей там были тетради, но уже истрепанные и исписанные, с погнутыми страницами. Кроме них там была всего одна вещь – небольшой бархатный мешочек, на котором золотистыми нитками была вышита буква «Л». Я схватила его и спрятала у себя под подушкой.

*

Я думала, что она сразу обнаружит пропажу, догадается, что, кроме меня, сделать это было некому и тогда… Я не знаю, чего именно ждала, зачем делала то, что делала. Нечто внутри меня приказывало, а я подчинялась.

Девочку, у которой я украла мешочек, звали Лия. Иногда, когда мы обе были в комнате, и она, сидя на своей кровати, читала учебник или, задумавшись, смотрела в окно, я всматривалась в ее лицо – самое спокойное и доброе лицо, которое я когда-либо видела, с глубоким, чуть печальным взглядом и нежной тихой улыбкой, никогда не сходившей с ее губ. Я пыталась понять, винит ли она меня, знает ли, что ее вещь, – а это была важная вещь, я не сомневалась, – лежала у меня под подушкой, и что, каждый раз, оставаясь в комнате одна, я доставала ее, проводила пальцем по выпуклой золотой вышивке, собиралась потянуть за веревочку и посмотреть, наконец, что же там внутри, но каждый раз не решалась, пока не становилось слишком поздно, и за дверью не слышались ее легкие шаги.

Она знала. Я видела это в ее мимолетных взглядах, слышала в ее голосе, когда она здоровалась со мной каждое утро, называя по имени, – как давно никто не говорил мне: «Доброе утро, Кларкия!» – никто не говорил, а она говорила, и каждую ночь, когда я уже лежала в кровати, отвернувшись к стенке, рассматривая микротрещины в штукатурке, она выключала свет, и я слышала, как тихонько поскрипывала ее кровать, когда она на нее садилась, забиралась с ногами и куталась в одеяло, непременно говоря: «Спокойной ночи, Кларкия».

Она сидела со мной на занятиях. В первый день я села в самом далеком углу, и, хотя я не поднимала взгляда от своих рук, лежавших на новенькой деревянной парте, я чувствовала, как на меня то и дело поглядывают другие студенты. Я специально выбрала самое изолированное место – на последней парте у дальнего окна, где никого больше не было ни спереди, ни сбоку. Я пришла на занятия последняя. Лия уже сидела в центре аудитории и разговаривала с двумя мальчишками. Заметив меня, она улыбнулась, собрала свои вещи и пересела ко мне. Два ее друга – вернее, как я узнала позже, один из них был ее братом – последовали за ней и сели прямо перед нами. С тех пор мы так и сидели.

Саликс, ее брат, был высоким и во всем походил на свою сестру – от ярко-синих глаз до манеры все вокруг оглядывать каким-то странным, словно влюбленным, взглядом. Его друг, Эрик, был чуть ниже, но очень сильным и подвижным. Он так заливисто смеялся, что слыша его смех, невозможно было сдержать улыбку.

На занятиях я никогда не слушала преподавателя. Несколько раз меня ругали, спрашивали домашнее задание, задавали какие-то вопросы, – наверное, очень легкие, потому что все остальные громко смеялись каждый раз, когда я не знала, что ответить. Мне было все равно. Я постоянно забывала тетради и учебники, иногда вообще не приходила на занятия – вместо этого я оставалась в постели и теребила в руках украденный мешочек. На меня жаловались. Вульфус несколько раз просил меня быть чуть прилежнее, но вскоре он сдался, а за ним и все учителя. Меня оставили в покое, не замечали ни учителя, ни ученики. Я стала приведением, но Лия и ее друзья все так же садились рядом.

Место Саликса было прямо передо мной. Когда я пытаюсь вспомнить, чему нас учили на уроках, я вспоминаю его затылок с мягкими отросшими волосами, – не такими длинными, как у Кларка в детстве, но такими же красивыми. Иногда он оглядывался и, подхватив мой взгляд, улыбался. Эта была такая чистая, искренняя улыбка, что я невольно сжималась. Если бы он знал, какой я плохой человек, он бы мне так не улыбался.

Кларк почти не приходил на занятия. Несколько раз я видела его в окрестностях академии, – он всегда был в грязной одежде, растрепанный, часто в синяках. Иногда, когда Вульфус силой приводил его в аудиторию, Кларк угрюмо садился за первую парту – она была ближе всего к двери. В него швыряли бумажками и огрызками от яблок, а однажды кто-то отрезал ему все волосы на затылке, из-за чего его начали дразнить еще больше.

В такие моменты я отворачивалась к окну. Ветви росшей рядом осины мягко касались стекла. Иногда на них опускались вороны – их было много в тех краях. Я видела, как они машут крыльями, как кружат в небе, как плавно снижаются, и как будто снова попадала в комнату Кларка, щурилась от ее полумрака и затхлого запаха пота, гнили, смерти… Блестящий черный глаз вороны замирал на мне, и от внезапного ужаса немели ноги, крутило живот. Я пыталась спрятаться, отвести взгляд, но справа и спереди на меня с одинаковой грустинкой смотрели брат с сестрой. Им не нужно было ничего говорить, я знала, что они думают. Для них чудовищем была я. Я, а не Кларк. Если бы только они знали, какой он на самом деле, на что он способен…

Они как будто слышали мои мысли, вздыхали и звали Кларка, но тот притворялся, что не слышит. После уроков Саликс и Эрик бежали за Кларком, но никогда не догоняли – он слишком быстро исчезал из виду. От них же я узнала, что Кларк не ночевал в общежитии, – по слухам он жил в лесу, душил и съедал мелких птиц и животных.

– Ерунда, – морщилась Лия. – Не верь им.

Но я поверила сразу, как только услышала. Это было похоже на него. Таким он был, и ему нельзя было помочь. Я чувствовала, что кто-то следит за мной, смотрит из леса, как я изо дня в день, накрывшись плащом, бегу в заброшенный склад. И я знала, что это мой брат, и я знала, что он знает, но мне это казалось неважным, Кларк казался мне не важным. Недочеловек. Его как будто больше не существовало, он был лишь тенью, отголоском моих самых страшных воспоминаний. Как мне хотелось, чтобы он совсем исчез, чтобы он умер или вовсе не рождался. Отвратительное, жестокое чудовище… Я ненавидела его – безумное, иссушающее чувство. Чем отчетливее я осознавала эту ненависть, тем сильнее мне хотелось быть с Вульфусом, ощущать свою власть над ним, видеть, что он меня любит, понимать, что он рискует всем, что где-то в учительском общежитии плачет его жена: от обиды, от подозрений, от чувства собственной ненужности… А я нужна, меня выбрали, меня предпочли… И мне ничего не нужно было бояться. Вульфус сможет защитить меня от всего. От всего.

*

Это случилось через неделю. Я была с Вульфусом – в тот вечер мы делали это особенно долго. Я не хотела отпускать его, не хотела возвращаться в общежитие. Я чувствовала, что что-то произойдет, и как будто пыталась оттянуть момент.

Нас с Кларком искали и обоих не могли найти. Когда я за полночь вернулась в свою комнату, Лия в темноте сидела на моей кровати. На миг у меня похолодела спина. «Она знает, она нашла его под подушкой!» Я подошла и села рядом с ней.

– Где ты была? – спросила она.

Я удивилась ее вопросу. Я думала, она будет обвинять меня, спрашивать, зачем я украла ее вещь. Зачем я украла ее? Нужно было объяснить, но я не знала, что сказать.

– Я… В первый день, ты была на занятиях, и я…

Лия посмотрела на меня. В темноте мне показалось, что ее глаза как-то странно блестят, и тут я поняла, что они были полны слез.

– Кларкия, – сказала она. Ее голос впервые так дрожал. – Пока тебя не было, сюда приходили люди из Совета. Тебя искали, но не нашли и не могли больше ждать…

В мыслях я умоляла ее замолчать. Я не хотела знать. Я ничего не хотела слышать.

– Сегодня утром застрелился твой отец, – она покачала головой, и ее слезы брызнули мне на руку.

Я молчала. Глаза были сухими. Все остальное тоже словно высохло – казалось, если вскрыть мне вены, из них посыплется песок.

Лия все плакала громче и громче, пока ее плач не перешел в рыдание. Меня это злило. Она даже не знала его. Он не достоин жалости. Он был… Он был таким же, как Кларк.

– Перестань, – процедила я. – Почему ты плачешь?

Лия вытерла глаза, попыталась прекратить, но у нее то и дело вырывались всхлипы.

– Тебе правда жаль его? – не понимала я.

Лия покачала головой и, глубоко вздохнув, прислонилась головой к стене. Свет из окна падал на ее лицо – красное, с широкими следами от слез.

– Я видела, – сказала она. – Я чувствовала его. Его муку. Ему просто никто не помог. Он несчастный человек…

– Перестань!

Я сама удивилась своему крику. Она злила меня. Она ничего не понимала, она даже не знала, каким он был, что он делал.

Лия встала и перешла на свою кровать. Не умываясь и не переодеваясь, – как была в уличном плаще – я забралась под одеяло. Мы молчали. Долго. Я знала, что она не спит. Я и сама не могла уснуть – я не могла понять того, что она сказала.

– Ты видела? – спросила я.

Лия пошевелилась, но ничего не ответила.

– Ты сказала, что ты видела его. Как ты могла его видеть?

Она притворялась, что спала, но я слышала ее дыхание, слишком громкое, слишком взволнованное… Наверное, она все еще плакала.

Я не знаю, сколько прошло времени. Я была в полудреме, кровать как будто уходила из-под меня, но чьи-то цепкие щупальца тянули меня обратно в реальность. Мне постоянно чудились пальцы с синими пятнами от лопнувших капилляров. Они мертвой хваткой сомкнулись на моем локте. Я отмахивалась от этих видений. Хотелось забыться и не получалось. Вдруг я услышала ее голос. Приглушенный, словно каждое слово давалось ей с трудом.

– Он был пьян. Зашел в комнату твоего брата. В первый раз с тех пор, как… ты знаешь. Он очень жалел, Кларкия. Обо всем.

*

Кларк изменился. Внутри он был все тем же извергом, но Вульфус каким-то образом заставил его ходить в чистой одежде и посещать занятия. Теперь Кларк был членом Совета, представителем семьи Эван. Его больше не дразнили, несмотря на то, что он стал еще уродливее: так и не вырос и сильно потолстел. Он говорил писклявым голосом и брил голову налысо. У него появилась власть над людьми отца, наш дом перешел в его полное распоряжение. Во время каникул Кларк уезжал домой, а я оставалась в общежитии. До меня доходили слухи, что почти все люди отца уехали, а некоторые пропали без вести. Дом же был всегда закрыт для посетителей. Я не знаю, что Кларк там делал, – с тех пор, как я, проигнорировав мольбы отца, села в карету, я больше никогда не возвращалась в родной дом.

Вульфус один мог как-то влиять на Кларка. Они ненавидели друг друга, – это было видно невооруженным глазом, – но одновременно Кларк боялся Вульфуса и не находил в себе смелости противостоять ему. В этом он точь-в-точь походил на нашего отца.

Я продолжала ходить к Вульфусу. Мы встречались почти каждый день, занимались любовью и еще долго лежали на одеяле за сложенными друг на друга партами. Я равнодушно смотрела на его крепкое тело, обладание которым уже не приносило мне удовольствия. Он непрестанно говорил, какая я красивая, с горящими глазами рассказывал о том, как постепенно подчиняет себе одну семью в Совете за другой.

– Когда я узнал, что Совет открывает академию, сразу понял, какой здесь потенциал. Отпрыски самых богатых семей Инниса – их тайны, пристрастия, слабости – все это понадобится мне, когда я стану главой Совета. Только ради этого я и женился на дочери директора, – еще до того, как встретил тебя. Мне нужно было доверие ее отца. Раньше он был влиятельным человеком, пожалуй, самым образованным на Иннисе, но слишком романтичным. Его всерьез волновало будущее поколение, – Вульфус усмехнулся. – Наивный… Он возлагал на академию столько надежд. Несчастный старик ничего не видел дальше своих книг. Я почти у цели, Кларкия. Будь со мной, только будь со мной, и я подарю тебе весь Иннис.

Каждый раз он все настойчивее говорил о нашем будущем, обещал, что даст мне все, что я пожелаю. Я почти не слушала его, и видела, в каком он отчаянии. Мне казалось, он чувствовал, что теряет меня.

Что-то во мне действительно изменилось. Иногда, гуляя по окрестностям академии вместе с Лией, Саликсом и Эриком, я встречалась взглядом с его женой, и мне становилось не по себе. Ее живот был уже совсем большим. Она ходила медленно, часто садилась передохнуть. Когда мы встречали ее, Эрик сразу оживал, бросался к ней, брал под локоть и помогал дойти до скамейки. Они подружились. Эрик только и делал, что говорил о ней. Я замечала, что жена Вульфуса в последнее время выглядела очень подавленной, и думала, что это из-за меня, но Эрик объяснил, что недавно от сердечного приступа умер ее отец. Надо же, удивилась я тогда, как много у нас общего. Две сироты, связанные одним мужчиной.

После смерти ее отца Вульфус стал главой академии. Он выглядел еще выше, еще статнее, еще сильнее. Он наслаждался властью. Мы больше не встречались на складе, теперь он приводил меня в свой кабинет. Несколько раз я даже оставалась ночевать с ним на широком кожаном диване под портретом Олена Зорта. Вульфус продолжал делиться со мной своими планами, – глава Совета, повелитель Инниса, огромный особняк и дети. Он хотел детей. Я почти не слушала, но когда он заговорил о детях, я не сдержалась и сказала:

– У тебя скоро будет ребенок.

Вульфус недоуменно посмотрел на меня.

– Я хочу детей от тебя.

Он выглядел так, будто объяснял мне очевидные вещи. Я же долгое время не могла прогнать из мыслей его жену с ее растущим животом. С каждым днем она выглядела все подавленнее, и Вульфус начал пугать меня своим подчеркнутым безразличием к ней. Его бесстрашие, которое вначале так восхищало меня, теперь вселяло ужас. Я понимала, что от него можно ждать всего, и осторожно спросила:

– А что будет с этим ребенком?

Вульфус пожал плечами.

– Он останется со мной. Все-таки это мой ребенок.

– А она?

– Не думай об этом раньше времени. Все будет, как я сказал. Только доверься мне.

Он притянул меня к себе и начал целовать. Он всегда делал это, когда чувствовал, что что-то не так. С каждым разом его движения становились все требовательнее. Он все чаще звал меня к себе, все дольше удерживал. Иногда он так сильно сжимал меня, что на коже оставались следы. С каждым днем он хотел все больше, а у меня не было сил отказать ему, как и не было сил поднять взгляд, когда я видела его жену.

Я чувствовала, что все знают. Мы с Кларком были темой сплетен на каждом углу. «Сироты, что с них возьмешь», – говорили одни. «Неблагоприятная семья», – говорили другие. Студенты и учителя догадывались, что случилось с людьми отца, после того, как хозяином в доме стал Кларк. Об этом шептались все, кому не лень. Вся академия давно заметила, что Вульфус относится ко мне по-особенному, и многие бросали на меня то насмешливые, то презрительные взгляды. Я привыкла. Я знала, что заслужила все это.

Единственный человек, от которого я хотела бы все скрыть, был Саликс. Конечно, он знал, и я знала, что он знал. Мне так хотелось, чтобы он, как и остальные, сказал мне что-нибудь, оскорбил или ударил. Но он улыбался, когда видел меня, угощал конфетами и ягодами, постоянно рассказывал разные истории, но никогда ни о чем не спрашивал.

Лия тоже знала обо всем. Я не скрывала от нее, куда ухожу каждый вечер. Она не осуждала, но пыталась отговорить.

– Он сделал много ужасных вещей, – говорила она.

Обычно я отмахивалась, но однажды ответила ей:

– Я тоже.

Лия покачала головой.

– Не притворяйся, Кларкия. Ты знаешь, о чем я.

– Нет, не знаю.

– Знаешь.

Я не хотела, боялась признаться ей. Боялась рассказать о своих догадках, о страхе, который иногда сковывал меня, когда я смотрела в глаза Вульфусу. Планы, о которых он рассказывал, поступки, на которые был способен… Мне казалось, что Лия отвернется от меня, ведь я так давно была с ним. Я чувствовала себя соучастницей, понимала, что была не лучше него. Я сама была частью тех ужасных вещей.

– Мой брат тоже многое сделал, но ты постоянно просишь меня поехать к нему, – сказала я.

– Потому что ты любишь его, он твой брат. В тебе есть силы, чтобы помочь ему. А тому человеку ты не поможешь.

Я не хотела слушать ее. Я накинула плащ и пошла к Вульфусу, не заботясь о том, что меня кто-то увидит. Я даже хотела, чтобы меня видели. Чтобы обо мне говорили, называли грязными словами. Они были правы.

Я вошла к нему без стука, как всегда. Вульфус сидел за рабочим столом и что-то писал. Увидев меня, он улыбнулся и подошел. Он снял с меня плащ и повесил на вешалку.

– Я скучал, – прошептал он, обняв меня сзади, и начал целовать в шею, в висок, в плечи.

Я пыталась расслабиться, но не могла. Слова Лии не выходили из головы. Одна догадка за другой навязчиво вертелись в мыслях. Вульфус развернул меня к себе и поцеловал в губы. Мне было душно. Я с силой толкнула его в грудь и отошла к окну.

– Что с тобой? – спросил Вульфус. Я видела беспокойство в его глазах. Он не хотел знать правду.

Я посмотрела в окно на пустой дворик. Что-то изменилось в академии со смертью ее директора. Неуловимая перемена, которую чувствовали все студенты. Вульфус все вокруг менял под себя.

– Что произошло с отцом твоей жены? – спросила я.

Вульфус ответил не сразу. Он не ожидал этого вопроса и смотрел на меня с недоумением.

– Он умер, – сказал он наконец.

– Умер? – переспросила я.

Вульфус пристально смотрел наменя.

– Чего ты хочешь, Кларкия?

– Ты убил его?

Я не могла поверить, что сказала это вслух. Вульфус растерялся, я слишком хорошо знала его, и могла уловить любое чувство на его непроницаемом лице.

– Ты убил его… – повторила я.

Вульфус подошел и схватил меня за руку.

– Чего ты хочешь?

– Я хочу знать правду.

Я соврала. Я хотела не этого. Я и сама не знала, чего хотела.

– Да, – сказал Вульфус. – Но тебе не стоит думать об этом.

– Зачем?

Дурацкий вопрос. Конечно, я знала зачем.

– Кларкия, забудь об этом. Я сам во всем разберусь.

Он снова попытался обнять меня, но я увернулась.

– Ты знаешь, я все сделаю ради тебя, – сказал Вульфус. – Иди ко мне, пожалуйста.

Я покачала головой и потянулась к своему плащу. Вульфус схватил меня за плечи и приблизил к себе. Сердце забилось чаще от страха, но я старалась держаться хладнокровно.

– Ты заставишь меня спать с тобой? – спросила я.

Вульфус смотрел на меня ошарашенно. Он медленно опустил руки.

– Конечно, нет.

– Тогда отпусти меня.

Мы оба знали, что я имела в виду. Вульфус застыл, но вскоре решительно покачал головой.

– Нет. Я люблю тебя.

Он впервые это сказал. Я видела, что ему больно и что он пытался скрыть это.

– Я не хочу больше…

– Кларкия, – Вульфус протянул руки, как будто собираясь обнять меня, но не решался. – Не делай этого. Я дам тебе все, что пожелаешь. Я дам тебе весь Иннис.

– Мне не нужен весь Иннис.

Вульфус застыл, потом резко отвернулся и отошел к дальней стене. Он стоял ко мне спиной. Я хотела снова потянуться к плащу, но вздрогнула. Вульфус ударил по стене, отчего с нее сорвался портрет Олена Зорта. Стеклянная рама разбилась вдребезги. Вульфус пнул портрет и повернулся ко мне.

– У тебя кто-то есть? – спросил он.

Я видела, как его руки забились мелкой дрожью, и испуганно покачала головой.

– Не ври мне. Я видел вас. Саликс Сайс, так его зовут? Я видел, как он смотрит на тебя.

Вульфус снова подошел ко мне, на этот раз вплотную.

– Ты… Я видел, как ты смотришь на него.

Мне было страшно. Он не кричал, не угрожал, он даже не прикоснулся ко мне, но мое тело будто окаменело под его взглядом.

– Пожалуйста, отпусти меня, – пробормотала я.

Вульфус смотрел на меня не моргая. Я вдруг с удивлением осознала, сколько боли и горечи было в его взгляде. Будь он способен на слезы, то давно бы заплакал.

– Кларкия…

– Пожалуйста.

Вульфус наклонился и крепко поцеловал меня в губы. Он сжал меня в объятиях и прошептал над ухом:

– Я не собирался убивать его сейчас. Наивный старик грозился убрать меня с должности. Говорил, что я плохо обращаюсь с его дочерью.

Вульфус усмехнулся. Я застыла не в силах пошевелиться.

– Иди в свою комнату, – сказал он и отстранился.

Я схватила плащ и бросилась вон из кабинета. Я уже была на улице, когда услышала голос Вульфуса.

– Ты еще будешь со мной.

*

Без Вульфуса в моей жизни стало слишком много свободного времени. Я чувствовала, что избавилась от какой-то тяжелой обязанности, но совершенно не знала, куда себя деть. Я была счастлива, но на меня часто находило какое-то беспокойство. Я делилась им с Лией, и постепенно на душе становилось легче.

Они лечили меня. Все трое. Своим присутствием, заботой, улыбками. Среди них мне было так хорошо, что иногда я даже верила, что у меня могут быть друзья, что, может быть, я достойна того, чтобы меня любили. Любили другие люди, даже такие чистые, как Саликс и Лия.

Эрик все больше времени проводил с женой Вульфуса. Стоило ему увидеть ее вдалеке, как он тут же прощался с нами и убегал. Он сиял рядом с ней. Наверное, Эрик лечил ее, так же, как лечил меня – его задорный смех вызывал на ее измученном лице слабую улыбку. Оставив их, мы гуляли втроем, а иногда Лия, как будто нарочно, отставала и давала нам с Саликсом возможность побыть наедине.

Однажды он привел меня в лес. Он отказывался говорить зачем, – сказал только, что приготовил сюрприз. Саликс попросил меня закрыть глаза и осторожно вел за руку. Когда мы остановились, он сказал: «Открывай».

Мы стояли посреди лесной поляны, и перед нами, протянувшись на несколько метров, росли красивые сиреневые цветы. Они были крупные, по несколько цветков на высоком стебле с четырьмя продолговатыми лепестками, обрамленными белой полоской. Саликс аккуратно отломил один стебель и протянул мне.

– Это кларкия, – сказал он. – Твой цветок.

Я взяла и поднесла его к лицу. Не знаю, что дурманило меня больше: его аромат или глаза Саликса напротив меня.

– Я раньше не видела здесь этих цветов, – пробормотала я.

Саликс пожал плечами.

– Так бывает. Мы часто чего-то не замечаем.

Он подмигнул мне, а потом опустил взгляд.

– Знаешь, цветы – как люди. Они распускаются в любви, и засыхают, когда ее нет. Иногда, если цветок начинает увядать, еще можно все исправить: немного заботы, и он снова будет прекрасен. Но совсем увядшему цветку уже ничего не поможет, поэтому нельзя ждать слишком долго. Нельзя позволить ему совсем иссохнуть, понимаешь?

Я медленно кивнула. Саликс улыбнулся и вновь оглядел цветы.

– Однажды я встретил в этом лесу твоего брата. Он был за кустами в нескольких метрах от меня. Я, как и сейчас, стоял рядом с цветами и спросил, хочет ли он посмотреть поближе. Мне казалось, что он хотел, но как будто боялся. Я чувствовал, как много в нем страха. Он ничего не сказал, просто отвернулся и убежал. Думаю, если бы ты была рядом, то смогла помочь ему преодолеть тот страх.

Я открыла рот, чтобы возразить, – наверное, я хотела возразить, хоть сейчас и не могу вспомнить, что именно хотела сказать. Меня остановил окрик Лии. Она подбежала к нам и взволнованно посмотрела на брата, потом они оба посмотрели на меня. Я знала, что родственники могут общаться мысленно, но сама никогда не пробовала, да и не с кем было. Мне очень хотелось породниться с Саликсом и Лией. Возможно тогда, я могла бы стать равной им.

– Директор идет, – сказал Саликс.

Я не знала, что Вульфус забыл в лесу, но догадывалась, что искал он меня. Мы развернулись и пошли обратно к общежитию, когда столкнулись с ним. Он был в официальной форме Совета. Его черная фигура нависла над нами, он обвел всех взглядом, задержался на Саликсе, потом обратилась ко мне.

– Кларкия Эван, – сказал он. – Вас ищут уже час. Следуйте за мной.

Я молча пошла за ним, но Саликс остановил меня и громко спросил.

– А что случилось?

Вульфус так долго смотрел на руку Саликса, сжавшую мою кисть, что мне показалось, будто кожа начала нагреваться от его взгляда.

– Кларкию Эван ожидает высокопоставленный гость, – процедил он, – и было бы очень невежливо заставлять его ждать.

Саликс и не думал отпускать мою руку, а я вся горела под взбешенным взглядом Вульфуса. Другие могли бы подумать, что он совершенно спокоен, но я слишком хорошо его знала. Его терпение было на пределе.

– Все нормально, – сказала я Саликсу. – Увидимся вечером.

Он не шелохнулся и продолжал смотреть на Вульфуса с вызовом и каким-то новым чувством, которое никак невозможно было представить в глазах Саликса. Тогда Лия встала перед братом и отвела его в сторону за плечи. Через мгновение они скрылись в лесу, а Вульфус молча развернулся и зашагал в сторону главного здания академии.

Держа дистанцию в несколько шагов, я пошла за ним. Мне было интересно, кто именно приехал ко мне, тем более что во всем мире у меня не было никаких высокопоставленных знакомых, за исключением самого Вульфуса, но я боялась спрашивать, видя, как вся его фигура дышит злобой и ревностью.

Мы молча дошли до кабинета. Я начала думать, что меня вовсе никто не искал и Вульфус просто привел меня к себе для очередного свидания. Я уже хотела сказать ему в спину что-то язвительное и уйти, но Вульфус открыл дверь, и я увидела на полу чью-то тень.

– Она здесь, – сказал Вульфус и открыл дверь шире, чтобы я могла пройти.

Внутри в кожаном кресле Вульфуса сидел старый, но довольно крепкий мужчина с длинными седыми волосами до плеч и густой серой бородой. Его маленькие блестящие зрачки метнулись в мою сторону, стоило мне войти. Его губы растянулись в неприятной улыбке.

– Так вот вы какая, Кларкия Эван, – сказал он. – Рад познакомиться.

Я не сразу поняла, кто передо мной. В жизни он отличался от того, каким его изображали на портретах. Его голос был еще более властным, чем у Вульфуса. Я чувствовала, что этот человек был выше и сильнее него, не физически, конечно, а по своему положению, и мне было так странно видеть, что Вульфус, – Вульфус, который всегда вел себя как хозяин в чужих домах, который всегда получал то, что хотел, – теперь стоял в углу и избегал смотреть на этого человека.

– Кларкия, познакомься, – глухо сказал он. – Это глава Совета, Олен Зорт.

Старик оглядел меня с ног до головы и медленно кивнул.

– Кларкия, – сказал он и хитро прищурился. – Ты хорошо учишься?

– Я не очень способная, – автоматически ответила я, недоумевая, что ему от меня нужно.

– А я думаю, ты очень даже способная… – в глазах Зорта проскользнул какой-то блеск, от которого мне стало не по себе. – Ах, да. Я слышал о недавней трагедии в твоей семье. Соболезную.

Я кивнула. Мне не нравилось ощущать на себе взгляд этого человека. Казалось, он наслаждался тем, что остальные сжимались вокруг него.

–Ты красивая девушка, – сказал он. – Любая семья Совета будет рада такой невесте.

Краем глаза я увидела, как Вульфус убрал одну руку в карман. Я могла поклясться, что слышала, как он скребет ногтем о ноготь, – привычка, которая выдавала его беспокойство каждый раз, когда нас могли застукать или речь заходила о его, уже покойном, тесте. Это заставило меня насторожиться. Олен Зорт глядел на меня, как будто в ожидании ответа, и я снова кивнула.

– Ей только семнадцать, – сказал Вульфус.

Любой другой человек не заметил бы, как побледнели его зрачки, и хотя он твердо стоял на ногах, мне казалось, что перед глазами у него все потемнело. Я была уверена, что эта перемена не ускользнула и от главы Совета.

– Едва ли ее возраст может стать препятствием.

– Ее возраст – нет.

Какое-то время Вульфус и Олен Зорт молча смотрели друг на друга. Во взгляде главы Совета была какая-то усмешка.

– Что ты хочешь этим сказать, Авис? – спросил он наконец.

Вульфус опустил голову.

– Так я и думал, – Олен Зорт встал и похлопал Вульфуса по плечу. – Давай больше не будем задерживать прекрасную Кларкию. Я слышал, у студентов академии мало свободного времени.

Не дожидаясь ответа Вульфуса, я поклонилась и вышла чуть ли не бегом. Как только я закрыла за собой дверь, мне стало легче дышать, как будто чьи-то невидимые тиски перестали меня сжимать.

С тех пор Вульфус больше не звал меня к себе, не искал на территории академии. Он ничего не говорил, когда мы сталкивались с ним в коридорах и отводил глаза, если понимал, что я заметила его взгляд. Я не знала, что произошло, но мне было все равно. Я была даже рада, что мне так легко удалось уйти от него. Я и не подозревала, чем все это обернется.

*

Долгое время украденный мешочек не давал мне уснуть. Я почти физически чувствовала его под пухом своей подушки. Казалось, я лежала на камнях. Я остро ощущала свою вину перед Лией. Мне хотелось рассказать ей обо всем, но прошло так много времени, что я не знала, как начать.

Я призналась ей в тот день, когда родился Рэй. У меня так и не хватило смелости выяснить, что находилось в мешочке. Несколько раз, когда Лии не было в комнате, я пыталась незаметно положить его ей в тумбочку, но не решалась. Это было глупо: он не мог просто так появиться там спустя столько времени. К тому же, я была уверена, что она все знала. Она знала, но делала вид, будто ничего не произошло, и это убивало меня.

В тот день я ждала на своей кровати ее возвращения, чтобы во всем признаться. Было страшно, но, я понимала, что это единственный правильный выход. Все остальное было бы трусостью, а мне хотелось быть лучше. Хотелось быть достойной ее и Саликса.

В комнату ворвался Эрик, и еще до того, как я успела высказать свое удивление его внезапному появлению в женском общежитии, начал спрашивать, где Лия. Я была одна и сжимала мешочек в руках.

Запыхавшись, Эрик рассказал, что у жены Вульфуса начались схватки, пока они гуляли. Она отказывалась идти к учителям, не хотела, чтобы звали Вульфуса. Эрик помог ей добраться до склада за школой и бросился за Лией. В том, что она могла помочь, не было сомнений ни у него, ни у меня.

Лия была в библиотеке. Впервые за все время учебы я зашла туда и на мгновение, позабыв о том, что спешила, начала озираться вокруг. Я никогда не видела столько книг, даже в комнате мамы. Они были красивые, разноцветные, толстые, тонкие, громоздкие и совсем крохотные. Хотелось потянуться к полкам и посмотреть, о чем они.

– Что случилось?

Лия стояла прямо передо мной. Мы так громко ворвались в библиотеку, что все глаза пребывавших там учеников и учителей устремились в нашу сторону, и Лия сама к нам подбежала. Эрик, ничего не объясняя, схватил ее за руку и потянул за собой. Лия без расспросов побежала с нами.

Жена Вульфуса была такой бледной, что если бы она постоянно не дергалась и не кричала сквозь стиснутые зубы, я бы решила, что она умерла. Лия сразу подошла к ней сзади, собрала ее волосы. Они успели чуть отрасти с тех пор, как я приехала, и вились непослушными локонами. Наклонившись, Лия поцеловала ее в лоб.

Жена Вульфуса постепенно успокоилась: стала дышать размеренней, ее лицо больше не искажалось от приступов боли. Лия что-то тихо шептала и гладила ее волосы. На фоне внезапно наступившей тишины я слышала встревоженное дыхание Эрика, сжимавшего ладонь бедной девушки, судорожно бросая взгляды то на ее круглый живот, то на сидевшую у ее головы Лию. Спустя какое-то время жена Вульфуса резко приподнялась, и я увидела, как ее широко распахнутые глаза наполняются страхом.

Лия молча обошла ее и села спереди. Я была так напряжена, что не могла пошевелиться – казалось, я вросла в стену, к которой прислонилась. Я смотрела на нее, лежащую на полу, окруженную забытыми партами и стульями, и мне казалось, что это я лежу на ее месте, а Вульфус быстрым шагом переступает порог. Мне хотелось отвести взгляд и в то же время подойти к ней, но я ничего не могла, не смела пошевелиться. А потом родился Рэй.

Эрик вскочил и стал ходить кругами вокруг нее, а Лия протянула ей младенца. Он был очень маленьким, и я не могла поверить, что это – человек, что когда-нибудь он вырастет и станет таким же, как все вокруг. Когда я его увидела, что-то сжалось в груди, и мне захотелось лечь на пол и заплакать.

Я так живо представила себе, как плачу, сжавшись в углу, что мне показалось, будто я действительно зарыдала в голос. Я вздрогнула – жена Вульфуса прижимала к груди кричащего ребенка и, не сдерживаясь, громко плакала сама. Эрик обнял ее, и они сидели так до тех пор, пока ее всхлипы не затихли.

Лия подошла ко мне. Она выглядела такой уставшей, что я поспешила взять ее под руку – мне казалось, она вот-вот упадет.

– Пойдем, – пробормотала она.

На выходе я бросила последний взгляд на жену Вульфуса. Она тоже посмотрела на меня и вдруг улыбнулась. Я попыталась ответить, но на глазах выступили слезы, и я, лишь молча кивнув, поспешила выйти. До того как дверь закрылась, я услышала ее слова, обращенные к Эрику: «Он красивый, правда? Я хочу назвать его Мартил, в честь моего отца».

Мы шли в сторону общежития. Слезы на глазах искажали реальность, но дорога была привычной, слишком привычной, и я шла быстро. Не знаю, когда именно я перестала поддерживать Лию. Мы были почти на месте, когда она вдруг отстала и странно перекосилась, как будто от острой боли. Я подбежала и заглянула в ее опущенное лицо.

Она была бледной и вся дрожала. Она глядела на меня с обычной лаской и насильно улыбнулась посиневшими губами.

– Слезы – это хорошо. Они очищают душу, – пробормотала она.

Я не смогла удержать ее, но попыталась смягчить падение. Положив ее голову себе на колени, я приготовилась громко позвать на помощь, но на мое плечо легла чья-то рука.

Саликс тихо сел рядом и погладил сестру по волосам.

– Что с ней? – спросила я.

Он грустно улыбнулся, взял мою ладонь и поднес к своей груди. От неожиданности я застыла. Волна легкой приятной дрожи пробежала по всему телу. Он был такой теплый, мне стало так хорошо, что я готова была просить его не отпускать меня, если бы нашла в себе силы что-то сказать. Он сжал мои пальцы.

– Кларкия.

– Да?

У него были такие же горящие синие глаза, как у Лии. Они смотрели на меня так нежно, что в горле снова вырос комок.

– Если бы ты могла забрать всю боль из этого мира, если бы могла взять все на себя, ты бы это сделала?

– Всю боль… на себя?

– Ты будешь ужасно мучиться и страдать за всех. Ты одна. Все остальное в этом мире будет жить без боли. Все будут счастливы. Ты бы смогла вот так пожертвовать собой?

– Я не знаю.

Саликс улыбнулся.

– Я тоже. Но она… Она даже думать не будет.

Саликс встал и взял Лию на руки. Мы пошли в сторону общежития.

– Ей не пришлось бы так страдать, если бы люди были чуть добрее.

Волосы Лии тихо покачивались из стороны в сторону, а на ее лице воцарилось умиротворение. Она как будто спала.

– Мне нужно кое в чем признаться, – сказала я.

Саликс остановился перед дверьми общежития и посмотрел по сторонам. Многие студенты и учителя уезжали из академии на выходные, и вокруг было пустынно. Убедившись, что никто его не остановит, Саликс вошел и донес Лию до нашей комнаты. Он аккуратно положил ее на кровать и укрыл одеялом.

– Мне нужно… – хотела повторить я, но Саликс меня перебил.

– Я знаю. И она знает. Иннис у тебя.

Я смотрела на него с раскрытым ртом, а он сел на мою кровать и улыбнулся.

– Принеси его, – сказал он.

Я осторожно достала мешочек из кармана и протянула ему. Он не взял.

– Прости меня.

Я чувствовала, как горят мои щеки. Саликс похлопал по кровати рядом с собой.

– Садись и открой его, – сказал он.

Я села, волнуясь оттого, насколько близко было его лицо. Мешочек вдруг показался очень тяжелым, пальцы то и дело путались в движениях, и я долго не могла развязать веревочку. Наконец я открыла его и вытащила небольшой вытянутый кулон. Он сиял и изливался красивым голубым свечением. Я не могла оторвать от него глаз.

– Что это? – пробормотала я.

– Это все.

Я долго смотрела на кулон, потом, словно очнувшись, виновато протянула его Саликсу. Он покачал головой.

– Все, что мы делаем, имеет последствия. Разные последствия. Если он оказался у тебя, значит так нужно.

Я аккуратно положила кулон обратно в мешочек. Не вставая, я потянулась к тумбочке и спрятала его там. Я боялась держать его в руках, чтобы не сломать. Я повернулась к Саликсу и снова смутилась от его близости.

– Что мне с ним делать? – спросила я.

Саликс пожал плечами.

– Сейчас он пустой. Все, что было в нем, теперь в ней, – он с нежностью посмотрел на сестру. – Ты поймешь, когда он понадобится. Тебе или кому-нибудь другому.

Я поняла, что сидела с открытым ртом. Не в силах сдержать эмоции, я вскочила. Саликс смотрел на меня с доброй, но при этом насмешливой улыбкой. Я прошлась из стороны в сторону и встала, пораженная внезапной догадкой.

– Я так и знала, – сказала я. – Знала, что вы особенные…

Саликс тихо рассмеялся и покачал головой. Он взял меня за руку и притянул к себе. Я видела его огромные синие глаза, – такие чистые и бесконечные. Он прикрыл их, и я немного разочаровалась, – так сильно мне хотелось смотреть в них, – но в следующее мгновение его губы коснулись моих, и я забыла обо всем.

*

Лия пришла в себя уже на следующий день, и ничего в ее свежем лице не выдавало пережитого обморока. Я рассказала ей о кулоне, и Лия, как и Саликс, велела мне оставить его у себя. Жизнь продолжалась, и больше ничего не омрачало мои мысли.

Мы вместе ходили в библиотеку, и Лия помогала мне наверстать упущенное за целый семестр отлынивания от занятий. Я начала внимательно слушать учителей и с жадностью читать книги. Все вокруг казалось мне интересным. Хотелось знать и понимать, жить и наслаждаться. Саликс любил меня, и никогда еще я не чувствовала такую легкость на душе.

Прошло несколько месяцев, по-настоящему счастливых. Почти сразу после того, как родился Рэй, Вульфус и его жена уехали из академии. Я узнала об этом только спустя какое-то время, и если бы не удрученный вид Эрика, никогда бы не заметила их отсутствия. Он рассказал нам, что Вульфус занял пост заместителя главы Совета и теперь будет жить в огромном особняке вместе с женой и сыном.

– Мы даже попрощаться не смогли, – сокрушался Эрик.

– Значит, вы еще увидитесь, – говорил Саликс.

Я тоже старалась утешить Эрика, но в глубине души радовалась, что Вульфус отступил. Казалось, больше ничего не угрожало моему счастью.

Когда Вульфус уехал, Олен Зорт стал частым посетителем академии. Он начал приглашать меня в кабинет нового директора и вручать поощрительные призы. Так он их называл.

Это были разные подарки – одежда, украшения, сладости. Обычно за мной приходил кто-то из учителей и говорил, что меня хочет видеть высокопоставленный гость. Эти же учителя провожали меня до кабинета, но внутрь я всегда заходила одна. Мне было неприятно и страшно находиться с Зортом наедине. Он всегда вставал при моем появлении, брал мою руку обеими ладонями и сухо целовал. Я боролась с желанием тут же вытереть руку о платье. Мы садились. На столе всегда стояли чашки с крепким черным чаем. По крайней мере, в моей чашке был чай. Олен Зорт делал частые глотки и просто смотрел на меня, а я смотрела на что угодно, только не на него. От его пристального серого взгляда становилось не по себе.

– Я слышал, ты делаешь успехи в учебе, – говорил он.

– Стараюсь, – отвечала я.

Этот разговор повторялся снова и снова и каждый раз заканчивался его тихой ухмылкой.

– У меня для тебя поощрительный приз. Совет всегда готов поддержать образование нового поколения.

Я молча брала подарки, он снова целовал мою руку и разрешал уйти. Убедившись, что никто меня не видит, я бежала к складу, оставляла полученные призы в углу и уходила.

Не знаю, что нашло на меня. Я могла бы просто терпеть, молча смотреть на свою тень, растянувшуюся на полу, молча сжимать в руках чашку с горьким чаем и кивать, когда он говорит. Но в одну из встреч что-то вдруг сверкнуло у меня в голове. Мне захотелось прыснуть чаем ему в лицо и уйти, хлопнув дверью. Мне казалось, что по мне ползут его длинные невидимые щупальца. Я не смогла сдержаться.

В тот день он протянул мне очередной приз, – кажется, это было золотое зеркальце, – я не взяла, а молча встала и пошла к двери.

– Что-то не так?

У него был очень довольный вид, как будто я забавляла его.

– Если вы хотите поощрить образование, почему бы вам не купить книг в нашу библиотеку?

Он вскинул бровь и медленно поднес чашку к губам. Я начала жалеть обо всем и поздно прикусила губу.

– Я понимаю, – сказал он, прищурившись, и на его губах появилась омерзительнейшая улыбка. – Есть в тебе что-то. Раз уж ты решила говорить начистоту, то и я тебе кое-что расскажу. Ты нужна мне только для того, чтобы насолить Авису. Видишь ли, мне нужно поставить его на место, а ты для этого подходишь лучше всего. Бедняга совсем потеряет рассудок, когда ты станешь моей женой.

Смысл его слов не сразу дошел до меня. Я молча смотрела в его морщинистое лицо, а потом развернулась и выбежала из кабинета.

Это было перед экзаменами. Поникшие от усталости студенты шли мне навстречу со стопками книг в руках. Я мчалась меж их рядами, не разбирая дороги. Мои ноги так хорошо изучили академию за время учебы, что сами прибежали в общежитие. Лия и Саликс ждали меня.

Я бросилась на кровать и накрылась одеялом с головой. Мне вдруг показалось, что я вновь очутилась в своей старой комнате и мне ни в коем случае нельзя выходить.

– Кларкия, – одновременно позвали Саликс и Лия.

Саликс осторожно дотронулся до моего плеча. Я чувствовала его тепло даже сквозь толщину одеяла.

– У меня было плохое предчувствие, и я решила позвать Саликса, – сказала Лия.

Я высунула голову из-под одеяла и встретилась с их встревоженными синими глазами. Стараясь говорить как можно спокойней, я все им рассказала. Лия села на мою кровать, Саликс устроился рядом на полу и мы погрузились в молчание.

На следующий день весть о моей помолвке разнеслась по всей академии. Все думали, что Олен Зорт сделал мне предложение, а я согласилась, и свадьба состоится в ближайшее время. Я недоумевала и ничего не отвечала поздравлявшим меня студентам.

– Он получил разрешение у главы твоей семьи, – сказал Эрик, когда мы вчетвером ушли в лес, подальше от царившей суматохи.

– От кого? – не поняла я.

– От Кларка.

Я остановилась и без сил села на землю. Она была влажной и прохладной.

– Я не могу в это поверить, – бормотала я.

– Тебя никто не заставит, – сказал Саликс. – Мы можем убежать. Все вместе.

Я покачала головой.

– Куда? У меня нет дома. У вас тоже.

– У меня есть, – сказал Эрик.

– Там нас будут искать в первую очередь, – сказал Саликс. – И тогда все узнают, что мы вовсе не Сайсы.

Лия подошла и помогла мне подняться. Она задумчиво оглядела нас.

– Мы не можем вечно притворяться, – сказала она. – Наша жизнь не здесь.

Саликс кивнул.

– Куда бы вы ни пошли, я пойду с вами, – сказала я. В глубине души я ужасно боялась, что однажды проснусь, и их не будет рядом.

– Я тоже, – сказал Эрик.

Лия улыбнулась

– Тогда бежим ночью. Иннис найдет способ нас защитить.

*

Я хотела собрать вещи, но поняла, что собирать нечего. Почти все, что у меня было, на самом деле принадлежало не мне. Из одежды осталось лишь платье, в котором я приехала и в котором теперь собиралась бежать. В сумку я положила мамин альбом об элатрах-близнецах, цветок, который подарил мне Саликс, и кулон Лии.

Сама Лия не взяла с собой ничего. Ночью, когда настало время уходить, она распахнула окно, и, как будто следуя ее зову, росшее рядом дерево вдруг потянулось к нам. Мы сели на его ветви, и оно опустило нас на землю.

Было тихо. Мы зашагали в сторону леса, где должны были встретиться с Саликсом и Эриком, как вдруг чья-то рука схватила меня за плечо. От неожиданности я чуть не вскрикнула, но вовремя прикусила губу.

Это был Вульфус, но он сам на себя не походил. Вместо обычного ухоженного вида передо мной предстало покрытое щетиной лицо и растрепавшиеся волосы. Даже его одежда показалась мне неопрятной, хотя в темноте я не могла разглядеть наверняка его черную форму Совета. Он смотрел на меня дикими глазами. Он явно был пьян, и запах исходивший от него, вкупе с обезумевшим взглядом вдруг отчетливо напомнил мне отца. Я отшатнулась и стряхнула с себя его руку.

– Пойдем со мной, – прохрипел Вульфус.

Я лишь покачала головой не в силах ничего сказать. Я будто очнулась от долгого сна и не могла поверить, что это все происходит со мной. «Кто он? Что связывает меня с ним?» – бормотали мои мысли. Было странно осознавать, что я так долго знала этого человека. Я вдруг с удивлением подумала, что он стал для меня живым воплощением всего самого худшего, что было во мне, стал той частью меня, от которой теперь я пыталась отречься. Я больше не хотела быть связанной с ним. Мне казалось, что где-то есть другая, настоящая жизнь, и я забыла о ней, погрузившись в иллюзию; что на самом деле ничего этого не существовало. Он был мне незнакомцем, который не мог, не должен был быть частью моей истории. Пораженная этим осознанием, я как будто в первый раз вглядывалась в его лицо.

– Нам пора, – сказала Лия.

Она встала на носочки и что-то шепнула на ухо Вульфусу. Он отрешенно посмотрел на нее, потом снова на меня. Постепенно его глаза расширились, как будто он понял, что-то ужасное. Он медленно повернулся и поплелся к академии.

– Что ты сказала ему?

– Правду.

– О чем?

– О нем.

Мы взялись за руки и пошли в сторону леса. Я, будто боясь куда-то опоздать, шла так быстро, что Лия едва поспевала за мной. Когда мы дошли до опушки, Саликса и Эрика там еще не было. Мы сели на траву, ожидая их, и Лия вдруг задумчиво сказала:

– Он видел, как дерево опустило нас.

Лия еще никогда не выглядела такой встревоженной. Что-то явно не давало ей покоя. Я покачала головой.

– Он пьян. Даже если Вульфус что-то видел, завтра он об этом не вспомнит.

Я знала, что мои слова не убедили ее. Она не хотела беспокоить меня. Никого из нас. Когда впереди показались две стремительно приближающиеся фигуры, она встала и улыбнулась так беспечно, как могла. Она не хотела пугать нас еще больше, но у нее никогда не получалось скрывать свои чувства. Все заметили, но никто не подал виду.

Мы шли бок о бок в тишине. Плохое предчувствие разрасталось в моей груди. Мысли шептали мне повернуть назад, отпустить их. Я не хотела. Я крепко сжимала руку Саликса, отгоняя необъяснимый страх перед тем, что еще не произошло, но произойдет. Произойдет из-за меня.

*

Как Лия и обещала, мы были под защитой Инниса. На всем пути нам не попалось никого, кто мог бы нас узнать. Мы не рисковали и старательно обходили людные места, предпочитая двигаться через леса. Лия и Саликс без труда находили ягоды и грибы. Вода тоже почти всегда была рядом – мы часто шли вдоль реки. Время от времени мы заглядывали в отдаленные деревушки и покупали хлеб, пока у нас не закончились деньги. Мы шли ровно неделю.

Когда я впервые увидела море, я подумала, что от усталости и боли в ногах у меня начались галлюцинации. Я щурилась и никак не могла увидеть другой берег. Справа и слева продолжали тянуться горы, обильно поросшие зеленью, но впереди не было ничего, кроме воды.

Лия с Саликсом переглянулись. Мне показалось, что они уже бывали там раньше и теперь с грустью узнавали эти места.

– Останемся здесь, – сказала Лия.

Она отошла от берега и встала у высокой скалы. Прикоснувшись к ней, она закрыла глаза и стояла так несколько минут. Через какое-то время в скале появился проем, и я, не веря своим глазам, вошла туда вместе с остальными. Вместо темноты, в которой я ожидала оказаться, вокруг зеленела трава и росли деревья, а над головой синело небо, не обращая внимания на невидимый скалистый потолок. Лия сильно побледнела и еще до того, как она успела свалиться с ног, Саликс и Эрик подхватили ее.

Они бережно посадила ее под небольшой яблоней, и мы втроем начали оглядываться вокруг.

– Мы можем прожить здесь всю жизнь, – сказал Саликс. – Нас никогда не найдут.

На лице Эрика было то же выражение крайнего изумления, что, я уверена, было и на моем.

Первое время мы спали под открытым небом, прижавшись друг к другу. Потом мы переместились в небольшой сарай, который собрали на скорою руку, пока строился дом. Все работали каждый день с утра до ночи и были неимоверно счастливы. Мы с Лией занимались садом и огородом, Саликс и Эрик строительством. Спустя полгода, это место стало поистине нашим.

Дом был двухэтажным. Внизу мы сделали кухню, а наверху четыре спальни, для каждого из нас. Правда, мы с Саликсом часто делили одну на двоих.

Он стал для меня всем. Я просыпалась утром, чтобы лететь к нему, а ночью засыпала в предвкушении нового дня, – дня, который мы проведем вместе. Это было не так, как с Вульфусом: не вязкая страсть, а легкость, благодарность, упоение. Я никогда никого не любила так сильно, как его.

Это была идеальная жизнь. Я до сих пор вспоминаю, как вдыхала полной грудью тот невероятный, насыщенный воздух, ощущала босыми ногами свежесть земли. Все: Кларк, отец, Вульфус – осталось позади. Я была свободна, по-настоящему. Наверное, именно такого счастья искала мама верхом на элатрах. Мне хочется плакать, когда я думаю, что потеряла все это, что мы могли бы остаться там навсегда, но не остались.

Мы прожили в горах почти год, когда Эрик вдруг стал очень подавленным. Несколько дней он ходил сам не свой и ничего не отвечал на наши расспросы, пока, в конце концов, нам не удалось выпытать, что его тревожило.

– Мать зовет меня, – сказал он, и я видела, как тяжело ему произносить каждое слово. – Она говорит, что умирает.

Клянусь, я чувствовала всем нутром, что нам нельзя покидать наш рай. Я как будто знала, что стоит нам выйти, и все уже никогда не будет, как прежде. А еще я не верила ей. Я чувствовала себя плохим человеком, – чувство от которого я настолько отвыкла, что оно царапало мне душу. Я сказала:

– А вдруг это ловушка? Вдруг она просто хочет выманить нас?

– Мама бы не стала, – возмутился Эрик. – Она любит Саликса и Лию, как родных.

– Она очень добрый человек, – сказала Лия. – Жаль, что не все такие как она.

Саликс обменялся взглядом с сестрой и сказал:

– Пусть будет то, что должно быть. Я иду с тобой.

Слова вырвались у меня прежде, чем я успела их осознать.

– А я с тобой.

Лия улыбнулась.

– Мы пойдем вместе.

Все согласились. Казалось, было правильно, чтобы мы вместе продолжили путь, который начали, но странное предчувствие не оставляло меня. Как будто зная, что провожу последние часы в месте, которое стало мне желанным домом, я старалась все запомнить, впитать, чтобы унести с собой.

Когда мы вышли за пределы скалы, Лия задумчиво оглянулась на закрывающийся проход. Она подозвала Эрика и попросила его вытянуть руку. Он послушался, и она положила свою ладонь поверх его. На мгновение вокруг появилось золотой свечение, настолько слабое, что если бы я не стояла так близко, то ничего бы не заметила.

– Ты сможешь вернуться сюда, если захочешь. Ты и те, в чьих жилах течет твоя кровь. Просто дотронься до скалы и скажи: «Я – Сайс».

Эрик удивленно смотрел на нее. От волнения у меня потемнело перед глазами, и я почувствовала, как теплая ладонь Саликса коснулась моего плеча.

– Не переживай, – прошептал он. – Мы вернемся сюда вместе.

Я кивнула. Лия обошла нас и встала впереди. Она глубоко вдохнула и вдруг запела, сначала тихо, а потом все громче и громче. Я и не знала, что у нее такой красивый голос. «Ооооооо», – тянула она, и ее пение эхом отзывалось отовсюду. Поднялся резкий шум, и мы увидели, как вдали над лесом что-то взмыло в воздух. Снова и снова. А через несколько минут перед нами опустились четыре белоснежные элатры.

– Идти пешком через весь город долго и опасно, – сказала Лия.

Мы с Эриком с восторгом оглядывали элатр. Что-то екнуло у меня в груди, когда одна из них подошла и чуть присела, чтобы я могла на нее забраться. Я протянула руку и осторожно погладила ее.

– Нужно лететь очень высоко, чтобы нас не заметили, – сказал Саликс, и с усмешкой добавил: – Летать теперь принято только в каретах.

Когда все были готовы, элатры пробежали рысью несколько метров, а потом вознеслись над скалами, над морем, над нашим убежищем. Поначалу мне все казалось, что вот-вот и я соскользну с ее мягкой спины или она испугается чего-нибудь и сбросит меня. Я боялась смотреть вниз, но холодный ветер мешал мне смотреть вперед. Больше половины пути я провела с закрытыми глазами, и мне начало казаться, что я вернулась в детство и уснула в своей люльке, которую мама медленно раскачивала. Я открыла глаза только когда почувствовала, что ветер утих. Мы снижались.

Я посмотрела вниз. В голове снова мелькнула мысль, что нечто похожее увидела мама прежде, чем разбилась. Какое-то время ее безжизненное тело стояло у меня перед глазами. Приземлившись, я чуть пошатнулась и облегченно выдохнула. Я и не представляла себе, какое это счастье – чувствовать под ногами твердую землю.

Дом Эрика находился на окраине, и хотя у них было много соседей, нам удалось пройти незамеченными. Его мать жила в небольшом одноэтажном коттедже из белого камня. Кое-где на стенах виднелись трещины, заросшие мхом. На неровно покрытой синей краской двери виднелось множество царапин.

Эрик постучал. Нам открыла молодая девушка с красивыми, но острыми чертами. Ее лицо сразу искривилось, и она, громко и протяжно плача, упала на грудь Эрику. Он застыл.

Осторожно подвинув ее, Эрик прошел в дом. Мы последовали за ним, и краем глаза я заметила, как что-то блестит на шее отворившей нам девушки. Она закрыла дверь и пошла вслед за нами.

Внутри было не убрано и пахло затхлостью. Все, что попадалось на глаза, лежало под толстым слоем пыли, на полу валялась одежда, книги, кусочки еды. Эрик, не оглядываясь, побежал вглубь дома и распахнул крайнюю дверь.

Он зашел, а мы в нерешительности замерли у порога. В полумраке комнаты я видела небольшой диван и женщину с застывшим взглядом. Эрик приглушенно всхлипнул. Лия подошла, наклонилась и прикрыла ей глаза.

– Тебе нужно выйти на воздух, – сказала она Эрику.

Он как будто не слышал. Мы с Саликсом тоже вошли в комнату и обняли Эрика. Я увидела его мать вблизи – она не была старой, но ее голова, словно посыпанная серебром, белела в темноте. В ее лице отпечатались беспокойство и муки. Когда я смотрела на нее, мне вдруг ужасно захотелось протянуть руку и прикоснуться к ней. Не успев осознать, что делаю, я дотронулась пальцами до ее губ – они были сухими и холодными. Лия пристально посмотрела на меня, скользнула взглядом по моему животу, и вдруг накрыла мою руку своей. Я почувствовала легкое тепло, и на лице женщины воцарилось глубокое умиротворение, даже ее губы как будто чуть приподнялись в улыбке.

Мы вывели Эрика на улицу. Он не плакал, просто отрешенно смотрел перед собой. Время от времени его ладони подергивались, как будто он хотел поднять их к лицу, но не делал этого. Потом он вдруг вцепился пальцами в свои волосы и закричал. Лия и Саликс бросились к нему, а я судорожно оглядывалась вокруг, молясь, чтобы никто не услышал. Эрик кричал все громче и громче, пока Лия не прижала его к себе. Крики сменились бесшумным плачем. Лия и Саликс переглянулись.

– Я могу помочь, – сказала она.

Эрик ничего не говорил. Лия прикоснулась к его лицу, пальцем забрала с щеки слезинку и опустила в землю. Вскоре на том месте вырос небольшой красноголовый мак. Лия сорвала его и протянула Эрику.

– Сделай вдох, и тебе станет легче, – сказала она.

Эрик дрожащими руками взял цветок и поднес к носу. Мы застыли в ожидании.

– Ну как? – спросил Саликс, когда Эрик отвел от лица цветок.

– Мне лучше, – сказал он и вытер слезы. – Все еще больно, когда я думаю о ней. Может, если я вдохну еще раз…

Лия покачала головой.

– Тебе больно, потому что ты любишь ее. Это хорошо. Храни этот цветок, и пусть он оберегает тебя от страданий. Но помни, что без боли нет воспоминаний о человеке. Ты ведь не хочешь забыть ее, Эрик?

Он покачал головой.

– Нет. Это все моя вина… Я должен был вернуться к ней после академии. Я не должен был оставлять ее одну.

– Это уже не важно. Сейчас она почти счастлива, – сказала Лия. – Осталось только похоронить ее.

Эрик смотрел на нее непонимающим взглядом, а потом его лицо прояснилось от осознания, и он бросился в дом. Саликс побежал за ним. Через какое-то время они вынесли ее тело и аккуратно положили на землю рядом с Лией. Та взяла ее руку и, закрыв глаза, наклонилась над ней. С ее ресницы, поблескивая, упала слезинка, и тело женщины начало медленно погружаться в землю.

Мы смотрели, затаив дыхание. Когда ее тело полностью ушло под землю, оттуда появился небольшой росток и потянулся ввысь, утолщаясь и делясь на ветки. Нам пришлось сделать несколько шагов назад, потому что растущее на наших глазах дерево занимало все больше места. Через мгновение мы очутились в тени высокой липы.

Лия устало улыбнулась. Эрик обхватил руками ствол и прижался к нему. Новорожденная липа покачивалась на ветру. Эрик со слезами на глазах повернулся к Лие и одними губами прошептал:

– Спасибо.

*

Перед тем как отправиться в обратный путь, мы решили немного отдохнуть в доме Эрика, чтобы уставшие от долгого полета элатры могли восстановить силы. Лия напоила их и дала попастись, после чего завела в дом, чтобы они не привлекали лишнего внимания. Мелия (так звали девушку, которая помогала матери Эрика по хозяйству) накрыла стол прямо посреди гостиной и предложила нам поесть.

Мы были не очень голодны, несмотря на то, что ничего не ели с утра. Пережитое за день отпечаталось на нас, и нам нужно было время, чтобы все осознать. Нам не хотелось даже разговаривать – сидя за столом, мы молча глядели друг на друга и, наверное, думали об одном и том же. Мелие же, наоборот, не терпелось поведать Эрику все, что произошло в доме за время его отсутствия. Стоя напротив окна, она рассказывала:

– Совет искал вас, даже награду объявил всем, кто может сообщить, где вы находитесь. Солдаты постоянно приходили сюда, все громили и уходили. Я уж и убираться перестала, настолько часто они наведывались. Хозяина с позором выгнали из Совета, весь город тогда смотрел, как его казнили. Он бедняга настолько потерял рассудок, что под конец совсем не понимал, что происходит. Даже улыбался, когда палач заносил над ним топор. Хозяйка пыталась убедить Совет, что он болен, что ничего не соображает, но они не слушали. Одной казни им было мало, они даже его бюст на фонтане разрушили и надпись стерли. Это было больше полугода назад. С тех пор хозяйке и нездоровилось, еще бы – через такое пройти…

– Я должен был вернуться раньше, – пробормотал Эрик.

– Эх, если бы ты это сделал, уверена, она была бы жива. Конечно, я старалась ухаживать за ней, как могла. Но бедная моя хозяйка так и не смогла пережить разлуку с единственным сыном!

Эрик вздрогнул и опустил взгляд. Саликс сжал его плечо, а Лия вдруг нахмурилась.

– Мелия, а почему ты осталась в этом доме? После всех погромов, наверняка, хозяева больше не могли платить тебе зарплату.

Мелия чуть смутилась и почему-то сделала шаг назад, вплотную прижавшись к стене. Она резко замотала головой, и я снова увидела, как что-то блестит на ее шее. Приглядевшись, я заметила тоненькое ожерелье, которое показалось мне очень знакомым.

– Я здесь вовсе не ради зарплаты, – сказала она. – Я искренне любила свою хозяйку!

Эрик поднял взгляд. Лия продолжала хмуриться и не сводила с нее глаз. Я вдруг вспомнила, где именно видела ее ожерелье – точно такое же мне когда-то подарил Олен Зорт в качестве «поощрительного приза». Оно наверняка было дорогим, и вряд ли Мелия могла позволить себе такое украшение, тем более если не получала зарплату.

– А может тебе платит кто-то другой? – пробормотала я.

Мелия зарделась. Она хотела что-то сказать, но не успела. Мы услышали приближение людей. Поначалу звуки шагов не сильно испугали нас – мы думали, что кто-то просто идет мимо и притаились, выжидая, когда они уйдут. Шаги вдруг затихли прямо у двери, и Мелия бросилась к ней.

– Кто бы там ни был, не открывай, – сказал Эрик.

Им не нужно было открывать. Мы услышали, как в скважине повернулся ключ, и дверь открылась настежь. Через мгновение в дом вошел Вульфус, а за его спиной показались фигуры как минимум десятка солдат.

Мелия ринулась к ним и закричала:

– Они хранители! Я видела!

Вульфус, не отрываясь, смотрел на меня, и в его глазах сверкал триумф.

– Я так и знал, – сказал он и перевел взгляд на Лию.

Солдаты, не дожидаясь приказа, бросились к нам и вывернули рукиЛие, Саликсу и Эрику. Один из них неуверенно схватил и меня. Бежать было некуда.

– Молодец, заслужила, – сказал Вульфус и бросил Мелие мешочек, который со звоном ударился об пол. Эрик сверкнул на нее злобным взглядом, его губы задрожали, но он ничего не успел сказать – нас скрутили и повели наружу.

Во дворе стояли две кареты и восемь элатр, повернувших к нам свои длинные искрящиеся шеи. Мелия вышла за нами и протянула Вульфусу баночку с белым порошком, чуть скрывавшим дно.

– Осталось немного, – сказала она.

Вульфус молча кивнул и убрал баночку в карман.

– И еще кое-что, – добавила Мелия. – Они привели с собой элатр.

Вульфус подал знак солдатам, и те бросились в дом. Лия побледнела и зажмурилась. Я чувствовала ее боль, понимала, как тяжело ей осознавать, что она подвергла опасности тех, кто доверился ей.

Наши элатры смиренно вышли одна за другой. Кто-то из солдат присвистнул. Потом произошло нечто, о чем я до сих пор часто думаю и не могу вспоминать без слез.

Одна из элатр, запряженных в карету, вдруг протяжно завыла, забила крыльями и попыталась подойти к ним, но тяжесть кареты не позволила ей сделать и пары шагов. Одна из наших тоже взволновалась и, поскольку ее ничего не обременяло, бросилась к карете. То и дело издавая тихий плач, она ходила кругами вокруг элатры и пыталась перегрызть зубами железные оковы, сдерживавшие ее.

– Летите, – прошептала Лия так тихо, что даже стоя рядом я едва ее расслышала. Я была уверена, что элатры понимали ее, но не отваживались взлететь, со страхом поглядывая на автоматы в руках солдат.

Лия закрыла глаза, и ее лицо нахмурилось от напряжения. Она так сильно стиснула зубы, что на лбу проступили синие вены.

– Какого черта? –  один за другим раздались голоса солдат.

Оружие в их руках стремительно покрывались мхом как снаружи, так и внутри. Один из них попытался нажать на курок, но вместо выстрела раздался лишь глухой хлопок.

Три элатры, на которых мы прилетели, взмыли в воздух и в мгновение оказались на такой высоте, что никто из врагов уже не мог до них добраться. Четвертая так и осталась стоять возле кареты.

Обезоруженные солдаты растерянно оглянулись на Вульфуса. Тот чертыхнулся и, достав из кармана небольшой револьвер, направил его на Лию.

Она еще сильнее напряглась, и я увидела, как на землю перед ней упало несколько капель крови. Она алела и над ее губой. Я вспомнила, что Лия уже использовала свой дар сегодня, чтобы похоронить мать Эрика, и наверняка ей стоило больших усилий то, что она делала.

Вульфус приготовился нажать на курок, но вырвавшиеся из ослабевшей хватки солдат Саликс и Эрик загородили ее. Увидев дуло направленное в грудь Саликсу, я почувствовала, как холодная волна пробежала по моему телу. Еле удержавшись на подкосившихся ногах, я загородила Саликса собой.

На лице Вульфуса короткой вспышкой появилась растерянность, которая вскоре сменилась ревностью, а затем и яростью. Он направил револьвер на солдата, который должен был меня держать.

– Живо растащить их! –  закричал он.

Солдаты хотели снова взяться за нас, но неожиданный треск заставил их замереть. Я оглянулась и увидела, что обе кареты покрылись мхом и обветшали, отчего треснули пополам при рывке элатр. Цепи, которые сдерживали их, заржавели и легко оборвались. Все девять элатр взмыли в воздух. Вульфус выстрелил им вслед, но промахнулся. Видя его бешенство, солдаты в спешке растащили нас, открыв ему Лию.

Она еще никогда не была такой бледной. Ее губы и щеки были измазаны в крови, которая густой струей текла у нее из носа. Вульфус подошел и ударил ее по лицу, отчего та повалилась на землю.

– Что ты наделала? – заорал он.

Лия с трудом встала на четвереньки и посмотрела на него.

– Ты ничего не сможешь сделать. Любовь справедлива, – прохрипела она.

Вульфус стиснул зубы и снова замахнулся на нее, но она потеряла сознание, до того, как он успел ее коснуться.

– Пойдем пешком, – рявкнул Вульфус и оглянулся на все еще стоявшую рядом Мелию. – Дом твой, как и договаривались.

Она благодарно кивнула и скрылась внутри. Вульфус приказал солдатам связать нам руки. Двое из них вели Эрика и Саликса, еще четверо несли связанную по рукам и ногам Лию. Вульфус сам повел меня, и мы шли последними.

Вульфус ничего не говорил по дороге, только крепко сжимал мои плечи и кисти. Я видела, как Эрик и Саликс отчаянно склонили головы, как солдаты то и дело подталкивали их, тыча в спину бесполезными автоматами, как качалось бесчувственное тело Лии и алела высохшая кровь на ее лице. Я злилась. Мне хотелось стать выше и растоптать их, напугать так сильно, чтобы они больше не смели прикасаться к тем, кого я люблю.

Мы шли почти час. Вульфус приказал солдатам обходить людные места: наверное, не хотел вызывать подозрений. Вскоре вдали засверкала золотая ограда, и когда мы вышли из леса, перед нами предстал огромный особняк. Тут Вульфус оживился и прошел вперед, ведя меня за собой. Он посмотрел на меня, как будто ожидая чего-то, но я избегала его взгляда. Он отвернулся и приказал солдатам вести Эрика и Саликса в склеп.

– А с ней что делать? – спросил солдат, державший на руках Лию.

– Запереть одну в подвале, – сказал Вульфус.

Мы вошли в ворота, и я отметила про себя, что дом был действительно огромным. Эрика и Саликса увели на задний двор, и я едва успела обменяться с ними взглядом. Саликс выглядел спокойно, он даже слегка улыбнулся. «Не бойся!» – крикнул он перед тем, как скрыться за углом. Больше я его не видела.

Стоило нам войти в дом, и нас с Лией тоже разделили – ее повели вниз, меня наверх. Чувствуя тревогу, я начала вырываться и кричать. Я не помню, что говорила, как умоляла Вульфуса отпустить их. Помню только, как от криков еще долго болело горло, как Вульфусу пришлось поднять меня и силой нести вверх по лестнице. Лия исчезла из виду, а я все плакала.

Вульфус отнес меня в одну из комнат и, заперев за нами дверь, опустил на ноги. Не успела я оглядеться, как он крепко сжал меня в объятиях, шумно дыша мне в волосы. Запястья болели от того, как сильно я пыталась освободиться от веревок. Мне хотелось исцарапать ему лицо. Он начал целовать мои мокрые щеки и губы.

– Не смей, – зашипела я.

Вульфус застыл и еще крепче сжал мои плечи, а потом достал из кармана складной нож. Я сделала шаг назад, но он нагнал и резко развернул меня. Лезвие перерезало веревки, и мои руки бессильно повисли. Я поняла, что не смогу даже пошевелиться, не то что наброситься на него.

– Я пришлю тебе служанку. Увидимся вечером, – бросил Вульфус и вышел, хлопнув дверью.

Когда я осталась одна, ожидание показалось мне вечностью. У меня болели ноги от долгой ходьбы, но мне были противны мягкие пурпурные кресла, расположенные у стен, широкая кровать с красным покрывалом и даже белый ковер, который сверкал под падающим на него светом и подозрительно напоминал шерсть элатр. Куда бы я ни смотрела, мне хотелось отвернуться. Я подошла к окну и стояла так несколько часов.

Ко мне вошла служанка и принесла поднос со свежими фруктами и графином воды. Она поставила их на круглый столик между кресел и спросила, хочу ли я принять душ или переодеться. Я молчала, ожидая, что она скоро уйдет, но она просто встала у противоположной стены.

– Я хочу остаться одна, – не оглядываясь, сказала я.

– Господин Авис велел быть с вами все время, – ответила она.

Я закрыла глаза и попыталась представить, что нахожусь где-то очень далеко, у моря. Мне безумно хотелось сесть, но я пыталась отвлечь себя от этой мысли. Я ни разу не шевельнулась, пока в комнату не вошел Вульфус.

По его знаку служанка вышла и закрыла за собой дверь. Я заметила, что Вульфус переоделся. Он стремительно приблизился, но остановился в нескольких шагах.

– Не подходи ко мне, – на всякий случай сказала я.

Он сел в одно из кресел и устало подпер голову рукой.

– Я так больше не могу, – сказал он.

– Я тоже.

– Садись, – Вульфус кивнул на кресло рядом с ним.

Я покачала головой. Мы молчали какое-то время, потом он встал и все же подошел ко мне.

– Выходи за меня замуж, – сказал он.

Я засмеялась, но на его лице не было и тени улыбки.

– Ты женат, – возразила я.

– С этим я разберусь.

– Меня хотят отдать в жены Олену Зорту.

– Я решу и эту проблему.

Я покачала головой.

– Почему? – Вульфус говорил спокойно, но я чувствовала, что он злился. – Ты готова выйти за этого старика, но не за меня?

– Отпусти моих друзей.

– Чтобы они снова украли тебя у меня?

– Я ненавижу тебя.

Вульфус ухмыльнулся.

– Это лучше, чем ничего.

Он подошел еще ближе и приобнял меня. Я чувствовала себя куклой, которую тянут за веревочки.

– Выходи за меня замуж, – повторил он.

– Отпусти их, – взмолилась я, чувствуя, как слезы подступают к горлу. – Отпусти их, и я останусь с тобой.

– Нет.

– Значит, нет.

Страх перешел в злость. Я чувствовала, как ускоряется мое сердце, как нагревается кровь. Мы смотрели друг на друга, не моргая. Вульфус отпустил меня и отошел.

– Это мы еще посмотрим, – сказал он и вышел.

*

Меня никто не навещал весь оставшийся и весь следующий день, кроме служанки, которая была со мной всегда. Глядя в окно, я заметила какое-то оживление: несколько солдат выбежали за ворота и бросились в лес, на ходу заряжая автоматы. Я почувствовала, как холод пробежал по всему телу. Я сходила с ума и не могла отделаться от ощущения, что произошло нечто ужасное. Несколько раз я пыталась открыть окно и услышать, о чем говорят солдаты, но оно было накрепко заперто. Я пыталась звать в мыслях Саликса и Лию, но ничего не получалось. Все время я либо стояла у окна, либо сидела на полу в углу, там же ложилась спать, несмотря на протест служанки. Иногда, подозвав подмогу, она умывала и переодевала меня. Я не сопротивлялась, позволяя им играть со мной, как с куклой. Вместе они пробовали уложить меня в постель, но от одного вида красного покрывала мне становилось плохо. Я вставала и бежала в свой угол. Три раза в день мне приносили еду, и каждый раз я отказывалась от нее.

В какой-то момент в полудреме я услышала детский смех, а под дверью вдруг мелькнула тень от маленьких ножек. Их нетвердый торопливый топот как будто оживил меня. Это был глоток свежего воздуха, капля надежды, которой мне так не хватало. Но вместе с тем на меня нахлынуло отчаяние, чувство вины и желание удавиться. Я не знала, как спрятаться от собственных мыслей.

Вульфус пришел на следующий день. Он встал в дверях.

– Почему ты не ешь?

Я молчала. Вульфус сделал несколько шагов вперед.

– Кларкия, я не хочу мучить тебя. Я хочу, чтобы ты была счастлива.

Я поднялась. На мгновение перед глазами потемнело, но я не подала виду.

– Отпусти моих друзей, – сказала я.

Вульфус сжал губы. Я снова почувствовала, как холод пробежал по спине. Я знала. Я все знала.

– В чем дело? – еле выговорила я.

– Пойдем.

Он открыл дверь и встал сбоку, давая мне пройти. Я шла как в тумане, ничего не замечая. Только сойдя с последней ступени, я поняла, что оказалась в подвале. Вульфус вел меня к Лие.

Она сидела на полу в темноте и, как будто ожидая меня, смотрела прямо на вход. Когда я вошла, она улыбнулась.

– Спасибо, – сказала она Вульфусу.

– У вас пять минут, – ответил тот и закрыл за собой дверь.

Я подбежала и обняла ее. Лия поцеловала меня в лоб, и по всему телу разлилось тепло. Что-то приятно защекотало в животе. Мне стало легче, но страшное предчувствие и горькая догадка не давали мне покоя.

– Саликс умер, – сказала Лия.

Я почувствовала, что куда-то проваливаюсь, а потом будто разучилась управлять своим телом. Мне показалось, что я смотрю на себя со стороны. Я легла и уткнулась лицом в холодный пол. В нос ударил запах пыли. Я так и знала. Я знала, что все не могло быть так хорошо всегда. Знала, что когда-нибудь мои ошибки настигнут меня и за них придется заплатить. Я знала, я все знала…

Лия приподняла меня. Одной рукой она коснулась моего лица, вторую положила на живот.

– Это не значит, что его больше нет. И это не значит, что ты осталась одна.

Я непонимающе моргнула.

– Не лежи на холодном полу. Береги себя и не отказывайся от пищи. Ради нее, Кларкия.

Постепенно мое тело ожило. Я схватилась за живот, как будто пытаясь почувствовать что-то.

– Как? Когда? – недоумевала я.

Лия улыбнулась.

– Чудеса случаются, когда они больше всего нужны. Это счастливый ребенок.

Я не знала, что сказать. Я подумала, что погрузилась в странный сон, который только казался правдивым, настолько трудно мне было поверить в происходящее. Мне хотелось спросить ее о чем-то. Мысли смешались, и я никак не могла собраться.

– Послушай, – сказала Лия. – Сегодня меня убьют.

Эти слова отрезвили меня. Я схватила и сжала ее холодные пальцы.

– Я боюсь немного, но знаю, что так надо. Не переживай ни обо мне, ни о Саликсе – мы еще встретимся. Поклянись защитить свою дочь. Это важно.

Я покачала головой, прижимая к груди ее руку. Слезы лились так сильно, что я боялась, что не сумею ничего сказать.

– Они не могут убить тебя, – еле выговорила я.

Лия взяла мое лицо обеими руками и заставила взглянуть на себя. Она выглядела спокойно, даже хладнокровно. Она строго посмотрела на меня.

– Кларкия, мне нужно, чтобы ты пообещала. Защити свою дочь во что бы то ни стало. Храни мой кулон и отдай его ей на восемнадцатилетие.

Я кивнула и попыталась утереть слезы. Взгляд Лии стал мягче.

– Время вышло, – прошептала она.

Тут же открылась дверь, и вошел Вульфус.

– Время вышло, – сказал он.

Лия улыбнулась и кивнула. Я встала, снова чувствуя, что не контролирую свое тело. Вульфус подвел меня к двери.

– Она будет похожа на него, – сказала Лия.

Я зарыдала с новой силой, и подвал превратился для меня в размытые очертания. Я повернулась к Вульфусу.

– Не делай этого, – взмолилась я.

– Кларкия… Давай я провожу тебя в комнату.

Я отчаянно замотала головой.

Вульфус бросил тревожный взгляд на Лию и попытался отговорить меня.

– Не глупи, пойдем отсюда.

– Я останусь, – твердо сказала я.

Вульфус вздохнул и жестом пригласил внутрь пять вооруженных солдат. Они встали напротив Лии. Вульфус взял меня за плечи, как будто хотел все-таки вывести, но увидев мой взгляд, тут же отпустил.

Лия встала и еще раз кивнула мне. Она отвела руки в стороны и открыла грудь.

– Пять лет, – сказала она Вульфусу.

Солдаты открыли огонь. Я сжалась под оглушающим рокотом выстрелов. Бесконечные пули пронзали ее тело, и там, где они касались ее, выступали вишневые пятна. Капли ее крови падали на пол и тут же исчезали, превращаясь в ростки травы. Лия закрыла глаза.

Все вокруг нее начало зеленеть: пол, стены, потолок – все покрылось зеленью, сквозь которую ползли лианы и прорастали цветы. У ее ног выросло три маленьких одуванчика с еще закрытыми бутонами.

Лия посмотрела на меня, и я видела в ее глазах все. Я видела, как мама доставала с полки свой альбом, как садилась на край моей кровати, чуть приподняв подол своей длинной белой ночной сорочки. Я видела нежное личико Кларка, обрамленное мягкими кудряшками. Я видела Саликса, протягивающего мне цветок. Я видела Лию, сияющую, словно элатра, пролетающая по небу.

Она исчезла. Не упала, не превратилась в дерево, – просто растворилась в воздухе. На мгновение ярко-синее сияние ослепило нас всех, а когда мы открыли глаза, ее уже не было. Только расцветший подвал еще дышал ею.

– Она точно умерла? – оглядываясь, спросил один из солдат.

В это время я почувствовала, как трясется земля под ногами. Вульфус схватил меня за локоть, не давая упасть. Второй рукой он вцепился в рукоятку двери, чтобы самому удержаться на ногах, но землетрясение закончилось так же неожиданно, как началось. Позже я узнала, что в этот день по берегам Инниса прошла глубокая трещина и разделила его. Отколотые земли отдалились и вскоре опустели. Они превратились в серую пустошь, которую потом назвали Мертвыми островами.

*

Я видела жену Вульфуса с красивым мальчиком на руках. Они стояли у противоположной стены, пока я спускалась по лестнице, чтобы покинуть их дом. Из разговоров служанок я узнала, что это она помогла Эрику и Саликсу сбежать, но стража все равно нагнала их. Кто-то говорил, что их обоих убили на месте, кто-то, что Саликс принял весь удар на себя, давая Эрику возможность сбежать. Я не знала, жив ли Эрик и увижу ли я его когда-нибудь, но знала точно, что Саликса я потеряла навсегда. Вместе с ним ушли все чувства, и мне казалось, что внутри я уже мертвая. Только увидев бедную жену Вульфуса, я почувствовала, как сердце чуть отогрелось, наполнилось благодарностью и тревогой за нее. Мы обе понимали, что Вульфус такое не прощает. Его жена была еще бледнее, чем в тот день, когда на свет появился ее сын. Она так крепко прижимала его к себе, как будто боялась, что кто-то может забрать его у нее. Или ее у него.

Вскоре я вышла замуж за Олена Зорта. Он ничего не знал ни о смерти Саликса и Лии, ни о причине раскола Инниса, ни об одуванчиках, которые росли в подвале Вульфуса, но он узнал, что Вульфус прячет у себя его невесту и не замедлил явиться за мной.

Вульфус долго не хотел отпускать меня. Уверял, что позаботится обо мне, ничего не прося взамен, что решит все мои проблемы, но я не могла с ним оставаться. Я делала все, чтобы выжить. Я ела, – давилась слезами, но ела каждое блюдо, которое мне приносили. Бежать было бессмысленно, и я решила играть по их правилам. Я боялась лишь того, что на время ожидания свадьбы мне придется вернуться в родной дом, в котором обосновался Кларк. Мысли об этом так мучили меня, что я весь день изводилась, представляя нашу встречу. Оказалось, что я беспокоилась напрасно – мы с Оленом Зортом поженились тем же вечером.

Странно, но я не думала, как буду жить со своим будущим мужем ни когда меня одевали в откуда-то взявшееся белое платье, ни когда сажали в белую свадебную карету, ни когда открывали передо мной двери Собрания Совета, где меня ожидал жених. Все члены Совета и их семьи были там. Я специально смотрела только перед собой, чтобы ненароком не встретиться взглядом с Кларком. Только очутившись рядом с Оленом Зортом, я вдруг с удивлением осознала, что через несколько минут стану его женой. От этой мысли во мне проснулся неподдельный страх, и мне захотелось убежать. Перед нами в широкой узорчатой урне горел огонь – по древней традиции мы должны были отрезать друг у друга прядь волос и бросить туда, сжигая старую жизнь и вступая в новую, семейную.

Тяжелые двери захлопнулась, и эхо по всему залу разнесло чеканный шаг бракосочетателя. Он встал перед нами, поклонился Зорту и приготовился начать церемонию.

– Сегодня необычная свадьба, – сказал вдруг мой жених. – Почему бы не доверить ее одному из представителей Совета?

Толпа радостно принялась рукоплескать в поддержку его предложения.

– Вульфус Авис, – громко сказал Зорт. – Ты ведь не откажешь мне в этой маленькой услуге?

Толпа зашумела еще больше. Я все не решалась смотреть по сторонам, и, опустив взгляд, увидела, как в нашу сторону поползла длинная тень. Вульфус прошел рядом, и его мантия скользнула по моему обнаженному плечу. Он встал перед нами, поклонился и улыбнулся Зорту. Тогда я поняла, что когда-нибудь Вульфус его убьет.

– Мы собрались сегодня здесь, чтобы чествовать брак между подданными Совета, Оленом Зортом и Кларкией Эван. Прошу жениха и невесту высказаться о своих намерениях. Прошу ответить вас, жених.

– Согласен, – с ухмылкой ответил Зорт.

– Прошу ответить вас, невеста, – монотонно продолжил Вульфус.

– Согласна, – ответила я и сама удивилась своему спокойствию.

– Почитая древнюю традицию, для выражения решимости отправиться в новую жизнь я прошу жениха и невесту бросить пряди волос друг друга в эту урну.

Кто-то поднес бархатную подушечку, на которой лежали маленькие золотые ножницы. Зорт первый взял их и отрезал немного с кончиков моих волос.

– Клянусь всецело посвятить себя супруге, – громогласно объявил он и бросил мои волосы в урну.

Краем глаза я увидела, как Вульфус сжал и разжал кулак. Я взяла ножницы и потянулась к седой голове своего жениха. Он учтиво наклонился, чтобы мне было удобнее. Перед глазами вдруг возник отец с садовыми ножницыми, а потом Кларк, кричащий и прикрывавший рукой глубокий порез. Мои пальцы задрожали. В спешке отрезав клок волос Зорта, я бросила его в урну, а вмести с ним туда соскользнули и ножницы. Это было плохой приметой, но никто не подал виду.

– Объявляю вас мужем и женой, – сказал Вульфус. – Совет благословляет ваш брак.

Со всех сторон гости бросились поздравлять нас. Оказавшись зажатой в толпе, я принялась растерянно оглядываться. Я заметила, как двери открылись и тут же закрылись, скрыв за собой Вульфуса. Больше я никого не узнавала.

Забыв обо всем, я принялась искать глазами Кларка. Я одновременно боялась и хотела увидеть его. Нас поздравляли и осыпали лепестками. Кто-то целовал мои руки. Вот уже раскрылись двери, освещая весь зал, вот толпа расступилась, давая нам выйти к карете, а Кларка все не было видно. Только окончательно убедившись, что он не пришел, я поняла, что очень хотела его увидеть.

По дороге в свой новый дом я не проронила ни слова. Казалось, моего мужа это устраивало, – он и сам, как будто наслаждаясь полетом, все время смотрел в окно. Когда мы прибыли, его жилище показалось мне очень скромным – обычное серое здание с железными ставнями, окруженное черными воротами. Сад был пустым, не считая небольшого поросшего мхом колодца. Ни золота, ни цветов, ни беседок, ни бесчисленных окон на огромном особняке. Могло показаться, что это Вульфус был главой Совета, а не Зорт. Наверное, удивление отразилось на моем лице, и он, как будто услышав мои мысли, хмыкнул и сказал:

– Авис – выскочка, спит и видит, как бы занять мое место. Я знаю таких, как он. Мне хватило пары месяцев, чтобы понять: у него в этой жизни есть только две цели. Это Совет и ты. Ни того, ни другого он не получит.

Зорт растянулся в улыбке и открыл мне дверь. Я осторожно вошла в слабо освещенный и довольно прохладный дом.

– Твоя половина будет слева, моя справа, – буркнул он. – Дам тебе одну служанку, по всем вопросам обращайся к ней.

Я глядела на него с раскрытым ртом. Он явно наслаждался моим замешательством и притворно поинтересовался:

– Что-то не так, дорогая?

Я покачала головой.

– Вот и отлично, – его тон переменился на более серьезный. – Мне нужно было наказать Ависа, но я не собираюсь делать все то, что ты себе представляешь.

– Я…

– За пределами этого дома мы – образцовая супружеская пара, внутри – мне плевать, чем ты занимаешься, главное не нарушай правил. Их два. Первое: никто не должен узнать о том, что происходит в этом доме. Это ясно?

Я кивнула.

– Теперь второе. Иди сюда.

Я молча последовала за ним в гостиную. Там при слабом освещении камина сидел молодой белокурый парень, который при нашем появлении лишь бросил на нас беглый взгляд и снова уткнулся в книгу.

– Он будет жить с нами. Не разговаривай с ним и не докучай ему. Не входи на мою половину без разрешения, особенно если он там. Все ясно?

Я снова кивнула.

– Вот и хорошо. Присцилла! Присцилла!

Из примыкающей к гостиной столовой показалась невысокая темноволосая женщина с едва заметной горбинкой на носу.

– Вот моя жена, – сказал Зорт. – Будешь в ее распоряжении.

– Как скажете, – безучастно ответила служанка.

Олен Зорт захлопал в ладоши.

– Все, расходимся. Идите уже к себе. Ты, – указал он на парня, – за мной.

Тот закатил глаза, но подчинился. Ошеломленная странным поворотом событий, я стояла, не двигаясь, пока Присцилла не коснулась моего плеча.

– Пойдем, – сказала она. – Хозяин не любит, чтобы его беспокоили в это время.

Она проводила меня в спальню – серую и пустую комнату, как и все в этом доме. Ее голые стены и полы отдавали сыростью и ледяной прохладой. Из мебели там ничего не было, кроме небольшой кровати, стола и стула. Присцилла помогла мне разжечь камин, а потом принесла несколько толстых, пропахших кладовой, одеял.

– Не переживай, – сказала она. – Здесь не так уж плохо. Никто не будет приставать, это точно. Да и я помогу, чем смогу.

– Спасибо, – кивнула я.

– И насчет всего этого, – она обвела взглядом комнату, – тоже не переживай. Просто здесь никто не жил до тебя. Мы что-нибудь придумаем, перетащим мебель, и будешь жить-поживать, как королева.

Я попыталась улыбнуться. У нее были добрые, сияющие, будто черные жемчужины, глаза. Мне хотелось попросить ее остаться со мной, но я не решилась.

– Отдыхай, – сказала она и вышла.

Я легла на холодную, жесткую кровать, спряталась под слоями одеял и, дрожа, провела всю ночь без сна.

*

Шли месяцы. Первое время мне каждую ночь снился Саликс. Я упрекала себя за то, что не взяла с собой его подарок – кларкию, которая цвела, не увядая, с тех пор, как он мне ее вручил. Я представляла, как мой цветок стоит все там же, в высокой вазе в моей спальне, далеко в горах, дорогу куда никто не сможет найти, даже я. Только то, что он не попадет в чужие руки, утешало меня. Я засыпала и просыпалась с мыслями о Саликсе, и только его частичка, которая осталась со мной, давала мне силы справиться.

Присцилла много времени проводила рядом, помогала привыкнуть к новой жизни. Она была права, моя участь оказалась не такой уж плохой – после того, как я потеряла все, чем дорожила, я больше ни в чем и не нуждалась. С мужем я виделась очень редко, и это меня нисколько не разочаровывало. Я заметила, что он много времени проводит в компании молодого парня, чьего имени мне так и не удалось узнать. Они запирались в его спальне и иногда пропадали там часами. Зорт не любил, когда в доме заговаривали об этом, и все обитатели нашей пещеры делали вид, будто ничего не замечали. Так поступила и я. У меня было слишком много собственных тайн, чтобы пытаться выпытать чужие.

Иногда мы с ним уезжали на мероприятия Совета, на которых глава должен был присутствовать с супругой. Это случалось довольно редко, и мы почти никогда не задерживались на них дольше получаса. Если среди присутствующих был Вульфус, Зорт не упускал возможности поиздеваться над ним, выставляя напоказ свои якобы пылкие чувства ко мне. Я же в такие моменты старалась ни о чем не думать или представляла, что нахожусь где-то очень далеко. Эти поездки не нравились мне, и я была благодарна своему мужу за скрытный нрав, за то, что ему, как и мне, не терпелось вернуться и запереться в своей спальне.

Дома мне было спокойнее. Присцилла относилась ко мне по-доброму: старалась развеселить мебелью и различными безделушками, которые то и дело перетаскивала в мою комнату, хоть я и оставалась к ним равнодушна. Однажды я услышала волокиту в коридоре и, открыв дверь, наткнулась на Присциллу в сопровождении двух незнакомых мужчин. Они несли белую детскую кроватку с красивыми резными узорами.

Пока я растерянно глядела на них, Присцилла распорядилась, чтобы новую мебель внесли в комнату и поставили рядом с моей кроватью. Потом она поспешно вывела носильщиков на улицу и вскоре вернулась ко мне. Я стояла на том же месте.

Присцилла вздохнула.

– Ну не думала же ты, в самом деле, втихаря родить ребенка и прятать его здесь? – сказала она.

Я почувствовала, как глаза наполняются слезами, и покачала головой, смахивая их.

– Ну, ну, перестань, – Присцилла подошла и обняла меня. – Хозяин тоже не дурак, уже неделю как догадался.

Я с ужасом взглянула на нее.

– Что мне делать?

– Не болтать. Пусть все думают, что это его ребенок. Это на руку и ему, и тебе.

– Но ведь все знают, что…

– В этом доме умеют держать язык за зубами. А для остальных – вы обычные муж и жена, а теперь еще и будущие родители. Видишь? Ничего необычного.

– Твоя мудрость не знает границ.

Я вздрогнула, осознав, что мы с Присциллой больше не одни. Олен Зорт стоял в дверях и с ухмылкой глядел на нас.

– Улыбнись дорогая, у нас будет ребенок, – протянул он и, громко рассмеявшись, добавил: – А старуха дело говорит. Это и правда мне на руку.

Он вышел, все еще ухмыляясь. Когда его шаги затихли, Присцилла возмущенно фыркнула.

– Старуха! Это я-то старуха? Да я лет на двадцать его младше!

Я чуть улыбнулась и обняла ее. На душе стало легче, и я отчетливо почувствовала, что у меня есть ради чего жить. Я не хотела это потерять.

На следующий день я проснулась от того, что в доме шли шумные и суетливые работы. Спустившись в гостиную, я увидела множество незнакомых людей, наводивших везде порядок. Завидев меня, Присцилла пояснила, что Зорт нанял слуг, чтобы подготовить прием. Он решил устроить званый ужин, на котором объявит о моей беременности. Эта новость встревожила меня, но привыкнув подавлять свои чувства, я присоединилась к всеобщей подготовке.

Несколько девушек во главе с Присциллой нарядили и причесали меня. Под моим длинным платьем чуть проступал округлившийся живот. Я выдохнула и спустилась в сад.

Я стояла подле мужа и, не глядя, пожимала руки прибывавшим гостям. Зорт пригласил только представителей главных семей Совета с супругами, хотя многие приезжали одни. В числе таких оказался и Вульфус.

– Прошу извинить мою супругу, – холодно сказал он. – Наш сын приболел, и ей пришлось остаться с ним.

– Дети – это святое, – кивнул Зорт и хитро заулыбался. – Кому как не мне об этом знать. Не так ли, дорогая?

Вульфус метнул на меня взгляд, и я, не в силах ничего произнести, лишь слабо кивнула.

– Спасибо за приглашение, – пробормотал Вульфус и скользнул мимо меня в дом.

Когда все гости были уже в столовой (я отметила про себя, что Кларк не приехал, но старалась не думать об этом), мы с Зортом прошли внутрь и сели во главе стола. Я была так погружена в свои мысли, что механически встала вслед за ним, когда он поднял бокал, механически улыбалась, когда он что-то говорил, и механически поблагодарила всех, когда начались бурные овации и поздравления.

Подали ужин. Я была не в силах ничего есть, чувствуя на себе пристальный взгляд Вульфуса. Несколько раз я думала о том, чтобы сослаться на плохое самочувствие и скрыться в убежище своей спальни. Я уже собиралась сделать это, как вдруг дверь в столовую отворилась, и слуги проводили внутрь Кларка.

– Прошу прощения, – сказал он и отвесил поклон Зорту. На меня он даже не взглянул. – Примите мои поздравления.

Я осознала, что уже несколько долгих лет не видела своего брата, не слышала его голос. Я глядела на него и не могла поверить, что это тот же веселый кудрявый мальчик, которого я так любила в детстве. Прошлое казалось мне давно забытым сном, а Кларк – совсем чужим человеком, но мне так хотелось отыскать в нем остатки нашей прежней дружбы. Я так надеялась, что он простит меня, что мы снова будем частью друг друга, как это было раньше и как должно было быть всегда.

Кларк был сломан, а его сердце иссечено чередой предательств и жестоких слов. Мне так больно осознавать, что если бы я не изменила ему в своей любви, все могло бы быть иначе, но вместо моего братика, на меня смотрел облысевший неопрятный чужак, один глаз которого был изуродован опухшим багровым шрамом, а второй стеклянным, ничего не выражающим взглядом. Он выглядел очень болезненным, серым и отрешенным, будто оживший мертвец.

Весь оставшийся вечер я смотрела на него и думала, в каких словах выразить ему все, что беспокоило меня. Как заговорить с ним спустя столько лет молчания? Я понимала, что не могла выговорить даже его имени. Казалось, я расплачусь, стоит мне предстать перед ним.

Когда я очнулась от своих мыслей, гости уже уходили. Я кинулась к выходу, рассеянно кивая тем, кто благодарил меня за ужин, и всюду искала Кларка. Заметив его почти у самого выхода, я проскочила сквозь толпу, и даже не зная, что скажу, дернула его за плечо.

Он обернулся и бросил на меня полный ненависти взгляд. Он ничего не сказал. Я подумала о том, чтобы обнять его, но не могла решиться. Хотела прошептать: «Прости», но не получалось. Я поняла, что дрожу и плачу, поняла, что нужно сказать хоть что-нибудь, хоть как-нибудь попытаться вернуть его. Он отвернулся.

– Как бы я хотела родиться заново, – сказала я.

Он ненадолго замер, но почти сразу ушел, не оглядываясь. Я зарыдала в голос, не заботясь о том, что обо мне подумают. Я как будто забыла, где нахожусь.

Кто-то обнял меня и увел в дом. Я увидела перед собой ласковое лицо Присциллы, которая усадила меня на кровать и подала стакан воды. Впервые за долгое время на меня нахлынула безудержная тоска по Саликсу и Лие. Если бы они были рядом, они бы помогли найти правильные слова. Они бы знали, что нужно сделать. Лия творила такие чудеса, от которых захватывало дыхание. Неужто она не смогла бы вернуть мне Кларка? Я корила себя за то, что никогда не просила ее об этом, понимая, что упустила свой шанс.

До самых родов я больше никуда не выезжала и не встречала гостей. Каждый день я делала одно и то же: все с большим сожалением осознавала свои ошибки и горько расплачивалась за них. Моя жизнь так и осталась бы беспросветной и бессмысленной, если бы в ней не появилась ты.

*

Я прожила с Оленом Зортом ровно пять лет. Он был хорошим мужем, насколько это было возможно в нашей ситуации: никогда не упрекал меня и не расспрашивал о прошлом. В ответ он просил лишь соблюдать установленные с первого дня правила. Парень, который жил с нами, скоро сменился на другого, потом появился еще один. Он был щуплый и очень подвижный. Я слышала, что слуги называли его кузнечиком. Все свободное время Зорт посвящал ему, а я была предоставлена самой себе. Себе и тебе.

Ты родилась легко и быстро, будто выпорхнув в новую жизнь. Лия была права, ты действительно оказалась похожа на своего отца, а вместе с ним и на его сестру. Еще до того, как ты родилась, я знала, что назову тебя в честь нее. С каждым днем я видела все больше сходства между вами. Особенно во взгляде.

Ты была чудесным ребенком: никогда не плакала и не капризничала. С тобой в мою жизнь пришло счастье, которого я никогда раньше не испытывала. Я смотрела на все вокруг новыми, твоими, глазами и не могла надивиться на красоту Инниса. Я стала чаще выходить из дома, гулять с тобой. Я снова жила.

Я ждала и боялась, что ты окажешься хранителем. Ты была маленькая, и вряд ли помнишь, но природа всегда оживала рядом с тобой. Когда это произошло в первый раз – дерево вдруг наклонилось и протянуло тебе свою ветку, – я так испугалась, что несколько дней не решалась выйти из дома. Но ты загрустила, а это было так не похоже на тебя – всегда счастливую, беспечную. Казалось, что-то действительно тянуло тебя за стены. Я сдалась и возобновила наши прогулки, но всегда была осторожна, чтобы тебя никто не видел.

Когда тебе было два года, мы поехали к большому водопаду. Я была там в детстве с мамой, папой и Кларком. Воспоминание из другой жизни. Наверное, я хотела убедиться, что эти места, в которых мы когда-то были неподдельно счастливы, действительно существовали. Наверное, я хотела построить там новые воспоминания, хотела дать тебе немного времени, чтобы побыть собой. Дать волю себе и тебе.

Ты засияла, увидев воду, начала тянуться к ней. Я боялась, что ты утонешь, и крепко держала тебя на руках. Мы вместе вошли в реку и стояли, смотря на бушующий водопад. Его холодные брызги отрезвляли, били по лицу, напоминая о забытой, настоящей жизни. Я так устала притворяться.

Я не заметила, как начала плакать, не заметила, как ослабели руки, и ты выскользнула из них. На секунду мое сердце остановилось, и я подумала, что потеряла тебя. С головы до пят по моему телу пробежала волна ужаса, ноги затряслись, в глазах потемнело, и вдруг я услышала твой смех.

Ты смеялась и раскачивалась на воде. Я не могла понять, почему ты не идешь на дно, и вдруг догадалась, что ты сидишь на чьей-то спине – прозрачной, водянистой спине какого-то существа. Я никогда не видела ничего подобного. Честно говоря, я до сих пор не уверена, что мне это не приснилось. Их было много, они кружили вокруг меня, катали тебя, словно на карусели. Ты нисколько не боясь, прыгала с одной спины на другую, и смеялась, смеялась… Так невинно, так заразительно, что и я начала смеяться вместе с тобой.

Мы промокли насквозь. Прозрачные существа плескались и кувыркались, вызывая у тебя восторг, а потом вдруг замерли, будто прислушиваясь к чему-то. Один из них подхватил тебя и подбросил мне на руки, и вскоре они исчезли под водой. Я насторожилась. За спиной послышались шорохи и знакомый треск оружия.

– Эй! – послышался грубый мужской голос. – А ну выходи!

Я обернулась и встретилась взглядом с двумя солдатами Совета. Один из них удивленно приоткрыл рот, ударил локтем второго и что-то быстро прошептал ему на ухо.

– Госпожа Зорт… – растерянно пробормотал тот. – Я прошу прощения… Здесь небезопасно, вам лучше вернуться в город.

– Мы можем проводить вас, – добавил другой.

Крепко прижимая тебя к груди, я вышла из воды. Отяжелевшее платье сопротивлялось и тянуло меня вниз.

– Небезопасно? – спросила я.

Солдаты кивнули.

– Разве вы не слышали? Недавно в этих местах пропала супруга господина Ависа. Ее ищут десятки отрядов Совета, но до сих пор не нашли.

Смысл его слов не сразу дошел до меня. Ты вертелась, и мне приходилось извиваться, чтобы снова не выпустить тебя из рук. А еще ты была вся мокрая, и я боялась, что ты простынешь. Солдаты молча ждали моей реакции, и я, наконец, осознав о ком шла речь, застыла.

– Жена Вульфуса? – пробормотала я. – Пропала? Здесь?

Я оглянулась на бушующий водопад.

– В этих краях, – сказал солдат.

Я не могла поверить в это. Разве мог человек просто взять и пропасть… Я чувствовала, что это только начало, что неминуемо произойдет что-то, что навсегда изменит мою жизнь. Твою жизнь. Солдаты продолжали говорить, но я не слышала их. Они проводили меня до кареты, в которой нас ждала Присцилла, и ушли.

Присцилла начала причитать и суетиться вокруг нас. Она завернула тебя в несколько полотенец, а потом принялась рьяно выжимать воду из моего платья. Я позволила ей переодеть себя, как ребенка. Я почти не слушала ее. В голову лезли ужасные мысли, которые я не хотела признавать.

Мы вернулись домой, и я обо всем забыла. Сделала вид, что забыла. Мне отчаянно хотелось жить с тобой, дать тебе столько счастья, сколько могла. Я знала, что когда-нибудь всему придет конец.

Это случилось спустя два года. Не знаю, помнишь ли ты тот злополучный день. Зорт вдруг решил созвать гостей. Наверное, ему снова нужно было обсудить какие-то вопросы Совета и сделать это в непринужденной обстановке. Чем больше я об этом думаю, тем больше понимаю, что это все было предначертано судьбой. Вульфус знал. После он рассказал мне, что в этот день сбылось то, что обещала ему Лия.

Слишком много случайностей сошлись воедино. Вульфус опаздывал и по ему одному ведомым причинам решился прилететь верхом на элатре. Как возможно, что именно в этот день я забыла запереть окно, хотя я всегда – всегда, – проверяла его, когда оставляла тебя одну? Как возможно, чтобы именно в тот момент, когда под окнами бродил Вульфус, ты проснулась и подозвала к себе его элатру? Я уверена: случилось то, что должно было случиться.

Он выглядел таким самодовольным. Я помню, как все тело затряслось от страха, когда я увидела, что ты в его руках. Еще никогда в жизни я не боялась так сильно. Я попросила его дать мне время, чтобы уложить тебя. Присцилла осталась с тобой в спальне, а я вышла к нему в сад.

Конечно, Вульфус начал шантажировать меня. Одного взгляда на тебя было достаточно, чтобы понять, кто ты и кем был твой отец.

– Это его дочь? – спросил он, хотя прекрасно знал ответ.

– Прошу тебя, не трогай ее. Она всего лишь ребенок, – взмолилась я.

Его глаза горели триумфом. Он наслаждался тем, какую власть приобрел надо мной.

– Я все сделаю, – сказала я.

– Сделаешь, – кивнул он. – Ты соберешь свои вещи, переедешь ко мне и выйдешь за меня замуж. Она будет жить с нами, но никто не должен об этом узнать. Все будут считать, что дочь Зорта погибла при пожаре.

– Пожаре?

Вульфус злорадно улыбнулся.

– Надо же как-то избавиться от твоего мужа. Несчастный случай. С кем не бывает.

«А от своей жены ты так же избавился?» – подумала я, но ничего не сказала. Вульфус велел мне готовиться и ждать, пока он все устроит. Потом они что-то обсуждали с Присциллой, но я не хотела знать их планов. Я поднялась в спальню и обнимала тебя, пока не наступило утро.

Присцилла четко выполняла указания Вульфуса. Она сияла, когда речь заходила о нем.

– Как же тебе повезло! – всерьез говорила она.

Меня удивляло и пугало то, как легко Вульфусу удавалось манипулировать людьми. Прикажи он Присцилле спрыгнуть с моста, и она бы это сделала. За несколько лет он стал еще искуснее в своих играх. Невозможно было знать наверняка, когда он говорит правду, а когда нет. Ради своих целей он мог пойти на что угодно.

Как и обещал, Вульфус решил все «проблемы». Присцилла предупредила слуг, и на следующий день они исчезли. Олен Зорт недоуменно вскинул бровь, когда вместо дворецкого завтрак ему подала Присцилла, но ничего не заподозрил. Ночью, когда он уже спал, мы впустили в дом Вульфуса.

Мы ждали в моей спальне. Я слышала грохот и стоны и пыталась представить, что все это мне снится, что я вот-вот проснусь, выгляну в окно и увижу море. Звуки затихли и через какое-то время к нам вошел разгоряченный, шумно дышащий Вульфус. Я никогда не смогу забыть, каким он был тогда: его красные глаза, жилы, выступившие от напряжения, искривившийся от ярости рот и кровь на руках. Мне казалось, что он не человек.

Он ушел, а на утро прислал карету и двоих солдат. Присцилла осталась с ними, чтобы помочь сжечь дом, а я взяла тебя и наши вещи и пошла к нему пешком. Я знала, что для тебя все уже не будет так, как раньше. Знала, что Вульфус сделает тебя несчастной. Я думала о том, чтобы убежать. Я так хотела быть сильной ради тебя, но никогда за всю свою жизнь я не жила одна. Я не знала, как без посторонней помощи позаботиться о себе, не говоря уже о тебе. Когда я спросила совета у Присциллы, она только разозлилась и пристыдила меня за неблагодарность. По ее словам, я должна была быть счастлива, что Вульфус столько сделал ради меня. Я поняла, что больше не могу доверять ей. Он и ее отнял у меня.

Больше мне нечего рассказать. Дом сгорел, сгорел труп Олена Зорта, а вместе с ним сгорел и «кузнечик», но об этом я стараюсь не думать. Вульфус встретил нас у ворот особняка и вскоре женился на мне. Его жена исчезла без следа, и я никогда не спрашивала Вульфуса о ней. Только ее маленький мальчик, рождение которого я когда-то застала, живо напоминал мне обо всех, кому я причинила боль.

Рэй оставался хорошим ребенком, добрым, несмотря на все, что ему пришлось пережить. Вы с ним были так странно похожи друг на друга. Я почти полюбила его, но всегда боялась дать волю своим чувствам.

Однажды он прибежал ко мне и протянул мамин альбом и цветок, – тот самый. От удивления я ни о чем не успела расспросить его, – он так же быстро умчался к тебе. Уже позже я поинтересовалась, где он нашел эти вещи.

– Одинчеловек отдал мне их. Сказал, что его зовут Эрик и что ему очень жаль, – ответил он.

Я бы хотела дать тебе те ответы, которые нужны, но я знаю так ничтожно мало, что ничем не смогу помочь. Я даже не знаю, увижу ли тебя когда-нибудь. Я знаю только одно – тебе нужно вернуться к своей иве и взять то, что я там спрятала. С тех пор как ты начала бегать к ней, я поняла, что лучше тайника не найти. Лия просила отдать тебе ее кулон, и я оставила его в корнях того дерева. Тебе нужно найти его. Это очень важно.

Прощай, моя девочка. Помни, что я люблю тебя, всегда любила и буду любить. Ты спасла меня. Прости мою трусость и слабость. Будь я хоть немного похожа на тебя, мне бы хватило смелости поступить по-другому. Я рада, что в тебе больше от Саликса, чем от меня. Он бы очень гордился тобой. И я… Я очень горжусь тобой.

Прощай.

Глава 14

Пора, Лия. Проснись.

Я открыла глаза и очутилась в совершенной темноте. Я почувствовала слабое тепло, исходившее от сидевшего рядом Крона. Постепенно я смогла разглядеть его лицо со впалыми щеками и поникшими, полуприкрытыми глазами. Сколько времени мы так провели? Удивительно, что алады так и не набросились на нас.

Нужно было выбираться. Я пыталась сказать это Крону, но поняла, что у меня нет сил открыть рот. Я оперлась о стену и с трудом встала. С непривычки ноги подкосились, но я удержалась и потянула Крона за плечи. Тот что-то прохрипел.

– Вставай, – выдавила я. Получилось так сипло, что я сама бы не разобрала своих слов.

Крон лишь сполз ниже по стене.

– Вставай, – повторила я чуть громче и слегка потрясла его за плечи. Он молчал.

– Кто-нибудь, помогите! – воззвала я к обитавшим в пещере животным. Ничего. Ни единого звука.

Было тихо. Слишком тихо, как будто вокруг не осталось ни единой живой души. Охранявшие нас алады куда-то делись. Я отпустила Крона и, медленно ступая, пошла вдоль стены. Тут и там тонкий свет ивовых листьев освещал пещеру, но я не видела ничего, кроме пустоты.

Я шла и шла, едва различая дорогу. Впереди в нескольких шагах от меня чернел небольшой холмик. Я дошла до него и, наклонившись, прикоснулась к чуть теплым взъерошенным перьям. Это была алада, сжавшаяся на земле и погрузившаяся в глубокий сон.

Чувствуя неладное, я продолжила идти вдоль стены и увидела еще нескольких зверей и птиц, забывшихся сном в самых разных уголках пещеры. С каждым шагом свет становился чуть ярче, и я начала различать их серые, желтые, коричневые, черные грудки, еле колышущиеся от дыхания. Когда я дошла до той части пещеры, где собирались все ее обитатели, мне пришлось ступать осторожно и то и дело перешагивать через них, настолько тесно были повалены их туши. Завидев в углублении небольшой просвет, я прошла туда и нашла выход наружу.

Оказаться под открытым небом было так же странно и непривычно, как проснуться от долгого завораживающего сна и осознать, что все это время не выходил из комнаты. Облака так сильно заволокли небо, что солнечные лучи почти не могли пробиться сквозь них, но и этот скудный свет ослепил меня, и я быстро закрыла глаза. Чуть привыкнув, я огляделась. Ветер, бушевавший на острове, утих, и все вокруг было совершенно обездвижено. Мне показалось, что я единственное живое существо во всем мире, и от этой мысли на душе стало невыносимо тоскливо.

Я сделала несколько неуверенных шагов, не зная, куда и зачем мне идти. Завидев перед собой растянувшуюся серым полотном морскую гладь, я побрела к ней. Впереди замаячил чей-то силуэт.

С трудом передвигая отяжелевшие ноги, я пыталась бежать. Он сидел у самого берега, погрузившись в щебенистый песок. Все его переливающееся тело было покрыто кровоточащими ранами, а на земле – там, куда падали капли крови, – вырастала трава и цветы. Оставалось немного, еще несколько шагов. Элот поднял голову, и я упала рядом с ним.

Я потянулась к нему и попыталась закрыть ладонями его раны, но их было слишком много. Густая кровь продолжала стекать по его бокам. Его янтарный взгляд остановился на мне. Было больно и в то же время невыносимо прекрасно вглядываться в его глаза.

Все хорошо.

Элот опустил голову мне на колени.

Я увидела все.

Я увидела всех, кто жил, живет и будет жить, каждую мысль, каждое слово, каждое объятие и каждый удар, каждую улыбку и каждую слезу. Я почувствовала всю боль, которой дышал Иннис уже так давно. Я закричала громко, протяжно, – как не кричала никогда. Мой крик облетел весь Иннис и погрузился в его землю, растворился в его воздухе, разлился в его водах.

Я видела, как переливчатой кометой Элот рассекал воздух, парил над морем и над скалами, под которыми укрывалось убежище Сайсов. Крокус и Астра сидели на его спине и тревожно поглядывали вниз. Толпы охотников с ножами и топорами, луками и стрелами, с безумными кровожадными глазами преследовали их.

Десятки злобных, хищных стрел вонзились в тело Элота. Едва держась на лету, он тихо опустился на лесную поляну, где их тут же окружили охотники. В их руках ослепительно и беспощадно сверкали лезвия ножей. Они замахнулись. Крокус не думая загородил собой Элота и выставил вперед руки. Лезвие скользнуло по его ладони, оставив длинный кровоточащий след.

Астра вскрикнула и, обессилев, упала на колени. Она схватилась за голову. Ее мысли стучали в моей голове… Что-то похожее уже происходило когда-то давно. Ее сердце уже застывало в этом ужасе, страх уже пронизывал все ее тело, кровь ее сына уже стекала с порезанной ладони.

Я чувствовала боль Астры, как свою. Я чувствовала всю боль, что когда-либо была и будет. Она стала неотъемлемой частью меня, только сквозь ее призму я могла понять мир.

Исчезли охотники, исчезли Крокус и Астра, а передо мной вновь появился берег Мертвого острова. Элот погрузился в землю, оставив после себе вереницу всевозможных цветов. Они прорезались сквозь серый щебень и замыкались кольцами вокруг меня. Кровь Элота капала с моих рук и превращалась в яркую траву. Она оживила не только мертвую землю, но и меня. Мои бесчисленные морщины начали сглаживаться, спина выпрямляться, а волосы темнеть. Я почувствовала, как силы возвращаются ко мне.

Десятки глаз смотрели на меня. Все живое, что еще оставалось на этом острове очнулось ото сна и вышло на свет. Они медленно приближались и остановились, с изумлением глядя на цветущий берег. Среди них был и Крон.

Болезненно худой и измученный, он медленно шел ко мне. Не зная, как пройти к берегу, чтобы не наступить на цветы, он остановился в нескольких метрах. Уловив его желание, цепочки цветов один за другим начали размыкаться, образуя узкий проход.

Крон подбежал ко мне, и я видела, как заблестели его глаза. Мы стояли и вместе смотрели, как перерождаются мертвые острова. Зелень охватывала землю так быстро, как будто кто-то невидимый стелил по ней ковер. Из недр земли вырастали фруктовые деревья, и их плоды были вкуснее всего, что я когда-либо пробовала. В тот день все обитатели острова ели и пилы, летали и танцевали до самой ночи.

– Нам никогда не добраться до дома, но мы могли бы остаться здесь. Навсегда, – сказал Крон.

Я покачала головой.

Уже стемнело, и мы сидели, прислонившись к широкому дубу. Остров дышал жизнью. Звезды над ним горели так ярко, что я видела каждую травинку. Черные волны загоняли белую пену на берег и смывали ее обратно.

– Я готова.

Крон смотрел на меня с недоумением.

– К чему?

– Я никогда не плавала в море, помнишь?

Крон просиял, поднялся и протянул мне руку. Я взяла.

Мы пошли к воде. Я чувствовала себя полной сил, и, казалось, не было ничего, с чем бы я не справилась. Не снимая одежды, мы вошли в море. Оно тянуло меня, как когда-то лес призывал выйти в окно и сбежать в его объятия.

Я почувствовала короткий укол холода, но вскоре вода потеплела и приятно обволокла меня. Мы зашли глубже. Водяная колыбель подхватила мое тело и принялась раскачивать его. Я стала невесомой и полностью доверилась волнам. Мне казалось, что я родилась в море и наконец, спустя столько лет, вернулась в родное лоно.

Крон был прав, мы могли бы остаться там навсегда. Мы бы жили хорошо и долго, спрятавшись от всего и ото всех, если бы захотели. Я не хотела. Не хотела забыть того, что показал мне Элот.

Мы заплыли далеко, и я больше не чувствовала дна. Расслабившись, я тихо погрузилась под воду. Я помнила, что стало с моим телом без Инниса, – я состарилась и умерла бы, если бы Иннис не звал меня. Он найдет способ все вернуть, нужно только верить. Я медленно шла ко дну, пока не почувствовала их прикосновение. Они были прозрачными и влажными на ощупь, словно вода – существа из прошлой жизни, из далеких воспоминаний и забытых снов. Они ждали меня все это время.

Прозрачные дельфины, на которых когда-то плавали хранители, – такие, как я, – подхватили меня и подняли на поверхность. Рядом, на такой же невидимой спине, сидел Крон. Берег стремительно отдалялся, пока мы рассекали волны верхом на дельфинах. Они услышали мой зов и пришли на помощь.

Они мчали нас домой.

Глава 15

– Я никогда не был здесь один. Не думал, что мой дом может выглядеть таким пустым, – признался Крон, когда мы в очередной раз обошли все пространство, спрятанное в скале, и уже не оставалось сомнений, что ни Астры, ни Крокуса там не было.

– Нужно уходить, – сказала я, в последний раз оглядывая тихий уголок на краю земли, где когда-то так счастлива была моя мама и, возможно, могла быть счастлива я.

Мы взяли двух элатр и вышли из убежища. Я знала, что должна вернуться к своей иве, но не могла поверить, что действительно скоро увижу ее. Мы стояли, окруженные скалами, и Крон, запечатав проход, молча ждал, пока я соберусь с мыслями. Я кивнула ему, и мы сели на элатр.

Полет был долгим, и пару раз мы опускались, чтобы немного отдохнуть. Поев, элатры ложились на землю, а мы с Кроном прижимались к их мягким телам и засыпали на несколько часов. Ночью следующего дня, когда я поняла, что мы пролетаем над знакомыми местами, я попросила элатр опустить нас. Я бы не простила себе, если бы эти волшебные животные пострадали из-за меня. Отпустив их, мы с Кроном немного передохнули и дальше пошли пешком.

Мы шли по лесным тропинкам, и я не могла отделаться от ощущения, что вернулась в прошлое. Деревья приветствовали нас и расступались, звери прибегали посмотреть на нас, даже сама земля, словно мягкой пружиной, подгоняла наши шаги. Весь Иннис будто шептал нам: «Пора».

Мы пришли на рассвете. Сердце полутревожно, полурадостно забилось, когда я поняла, что осталось немного. Я бросилась бежать, зная, что впереди ива, моя ива, которую я не видела так давно.

Она была еще красивей, чем я помнила. Ее продолговатые синие листья мерцали под розовыми лучами солнца. Крон улыбнулся и отошел, давая мне возможность одной пройти под родную завесу.

Рэй. Я сразу почувствовала, что он приходил туда. Воспоминания о тех минутах, что мы провели в своем убежище, живо предстали перед глазами. Казалось, по-настоящему счастливы мы были только когда уходили от всего мира и были вдвоем. Наверное, он тоже чувствовал себя защищенным под покровом моей ивы.

Я всегда знала, чувствовала, что это особенное дерево. Оно влекло меня сильнее, чем другие с тех пор, как я его увидела. Я подошла и крепко обняла ее ствол. Ива дышала любовью, и по всему телу разлилось тепло. «Ты здесь», – сказал мужской голос. На меня смотрели синие глаза: грустные и добрые. Он был именно таким, каким я представляла его себе. Мой отец.

Настоящий, родной отец… Только тогда я поняла, как невыносимо тосковала без него, как сильно нуждалась в нем все эти годы. Мне так не хватало его ласкового взгляда, его неповторимого голоса, который звал бы меня домой, отвечал бы на вопросы, – на все вопросы, которые могли прийти в голову; так не хватало его рук, – больших папиных рук, – которые всегда были бы открыты для объятий, всегда бы защищали и укрывали меня, вели бы и не давали потеряться никогда и нигде. Папа… Столько лет, всю жизнь мне так хотелось сказать кому-нибудь: «Это мой отец», и так больно, так несправедливо, что я не могла, все это время не могла видеть его, не знала, кто он и любил ли он меня.

Я долго плакала, а он все понимал и молча обнимал меня, – впервые в жизни обнимал меня, а я впервые чувствовала тепло отцовских рук. Он тихо гладил меня по голове, нашептывая: «Моя Лия», а я все плакала и плакала, давая всей боли, обиде и горечи, которые так долго и так глубоко сидели во мне, вытечь с этими слезами.

Он взял меня за руку. Ива исчезла, мы вдруг оказались в лесной чаще, и он повел меня по извилистым тропинкам сквозь густой туман.

– Ты боишься? – спросил он.

Я крепче сжала его руку.

– Нет. Только не отпускай меня.

– Никогда.

Туман все сгущался, а мы шли нога в ногу вместе – отец и дочь. Я чувствовала гордость и твердую уверенность в нем, в самой себе. Мы справимся, что бы ни случилось.

Отец вывел меня на небольшую поляну. Туман чуть рассеялся, но все вокруг было покрыто синеватой пеленой.

– Где мы? – спросила я.

Папа загадочно улыбнулся.

– Что ты видишь?

Я снова огляделась. Впереди замаячил чей-то силуэт, приближаясь и стеля за собой серебряный шлейф. Элатра шла нам навстречу и вскоре начала легкими прыжками скакать вокруг нас, делая круг за кругом. Ее белая искрящаяся шерсть развевалась от бега, и после нее в воздухе еще какое-то время оставались сверкающие следы.

– Кажется, она рада тебя видеть, – сказал отец.

Я узнала ее. Это была та самая, которая когда-то умерла на моих глазах. Та самая, которую я, еще ничего не осознавая, вернула в царство Инниса. Элатра подбежала и остановилась рядом со мной.

– Готова? – спросил отец.

Я кивнула. Он помог мне забраться на ее спину. Элатра медленно ступала по тропинке, а рядом пешком шел мой отец. Одной рукой я держалась за элатру, второй сжимала его руку. Шерсть элатры была невесомой, полупрозрачной, но при этом ослепительно яркой. Она шла плавно, как будто скользя, но при этом на земле оставались ее следы. Отец не отставал. Он смотрел на меня сияющими глазами, и я чувствовала невероятное спокойствие и тепло от того, что мы были вместе.

– Куда мы идем? – спросила я.

– Зависит от того, что ты хочешь.

– Я не знаю… Я хочу, чтобы ты был рядом.

– Я всегда был рядом и всегда буду. Что может разлучить нас?

У него были красивые темные волосы, чуть прикрывавшие лоб и уши. Он выглядел очень молодо, почти таким же, как в видении, которое пришло мне на Мертвых островах.

– Смерть, – сказала я.

– Смерть?

– Она разлучила нас. Ты умер…

– Разве?

Он улыбался, глядя на меня так, как это делал Рэй, когда знал что-то, о чем я не догадывалась. Элатра остановилась. Отец повернулся и сжал обе мои руки.

– Нас связывает кое-что сильнее, чем смерть, – сказал он. – Смотри.

Он взмахнул рукой, и туман полностью рассеялся, открыв самый яркий пейзаж, который я когда-либо видела. Земля была покрыта разноцветным полотном из сотен тысяч цветов, над которыми жужжали пчелы и порхали бабочки. Вокруг нас бежали бирюзовые реки настолько прозрачные, что можно было сосчитать всю рыбу, – большую и мелкую в переливающемся чешуйчатом одеянии – они рассекали водяные трассы и исчезали в белой пене от шумевших водопадов. Звери от крошечных рабатаров до гигантских алад сновали по малахитовым полям, забирались на крепкие сучья деревьев, парили в небе, так бесконечно высоком, что, казалось, в нем можно утонуть. И элатры с их грациозными шеями и неповторимой воздушной легкостью кружили вокруг нас.

– Где мы? – задыхаясь от восторга, спросила я.

– Дома.

Отец прикрыл ладонями мои глаза, а когда он убрал их, перед нами вдруг возникла целая деревня с высокими соснами, разноцветными домами и красивыми лужайками, на которых резво играли дети.

– Здравствуй, Лия.

Рядом с отцом из ниоткуда возникла девушка, и теперь они оба глядела на меня одинаковыми глазами.

– Я знаю вас, – сказала я.

Она улыбнулась и положила руку мне на плечо.

– Тогда ты знаешь, зачем ты здесь.

Я покачала головой.

– Нет? – Лия удивленно вскинула бровь. – Разве ты не знаешь, кто ты?

Она достала вытянутый кулон, – тот самый, – и надела мне на шею.

– Кто ты, Лия? – спросила она.

– Она знает, – сказал папа. – Моя дочь.

«Моя дочь, дочь, дочь…» Эти слова крутились у меня в голове, опьяняя. Я знаю, кто я. Я – его дочь. Он – мой отец. Так просто и так важно. Я его дочь. Его дочь…

– Лия.

Отец и его сестра смотрели на меня, как будто ожидая чего-то. Я не успела заметить, когда они отошли так далеко.

– Лия, – звал меня отец.

Я попыталась сделать шаг к нему, но поняла, что не могу шевелиться.

– Лия, я здесь. Иди ко мне.

– Я не могу…

Крепкие лианы выросли из-под земли и намертво ухватились за мои ноги. Отец уходил все дальше.

– Лия! – кричал он.

– Лия! – кричала его сестра.

Я дергалась, пытаясь освободить ноги, но все было тщетно. Слезы брызнули из глаз.

– Я не могу! Не оставляй меня! Ты обещал!

– Лия! – кричал он.

Бездушный ветер заглушал его крик.

– Лия, – тихо послышалось из-за спины.

Я резко обернулась.

– Рэй? Рэй!

Он вот-вот исчезнет. Бледный, словно привидение. Ветер насильно гонит его все дальше от меня. Я пытаюсь выпутаться, пытаюсь докричаться до них.

– Лия.

– Мама?

На ее измученном лице немая мольба. Она тянет ко мне руки.

Лианы ползут по голени все выше. Они душат мои попытки, хлещут меня по ногам.

– Папа! – закричала я, и из глаз брызнули слезы. – Я не могу! Я не могу! Не оставляй меня…

– Ты можешь. Ничего этого нет, Лия. Посмотри на меня.

Его голос так неожиданно близко.

– Папа…

– Я люблю тебя.

Теплая волна по всему телу заставила лианы отступить. Вновь захотелось плакать, но уже по-другому. Я сделала шаг к нему, но лианы все еще пытались удержать меня.

Родное дыхание мамы на моей макушке. Ее голос.

– Я люблю тебя.

Лианы отступали. Я больше не боялась их, это они боялись меня. Я могла. Я правда могла.

Лицо Рэя прямо передо мной. Его пальцы сплелись с моими. Нежный шепот.

– Я люблю тебя.

Трусливые лианы уползли обратно в землю, ветер притих и спрятался от меня. Папа протянул ко мне руки. Я сделала шаг к нему и оказалась в его объятиях.

– Я горжусь тобой, – прошептал он.

Кулон завибрировал на моей шее. Хотелось сорвать его и хоть на мгновение забыть обо всем, но это было бы так же, как если бы я отрезала себе руку или ногу. Он стал частью меня.

– Ты знаешь, что должна делать, – раздался из-за спины голос Лии. – Ничего не бойся. Иннис поможет тебе.

– Я всегда буду с тобой, – сказал отец.

Я кивнула, и еще до того, как я успела сказать им все, что хотела, они исчезли. Я стояла под кроной своей ивы, – его ивы, – совсем одна. Со мной не было ни души, но вместе с тем что-то внутри меня, в моих венах, в моих мыслях миллионами голосов твердило: «Я с тобой». Кулон на моей шее опустел, его синее сияние разлилось по моему телу.

– Я готова.

Ива зашелестела и опустила на мое плечо одну из ветвей. Нагретая розовыми лучами рассвета, ее листва казалась иссиня-фиолетовой. Я поцеловала ее протянутую ветку, и она плавно раздвинула крону, открыв мне выход.

Крон сидел на земле в нескольких шагах от ивы и резко встал, когда она открыла ему меня. Он выглядел удивленным и смотрел на меня так, будто мы не виделись годы, и он не мог понять, действительно ли это я или кто-то похожий.

– Прости, что заставила тебя ждать.

– Тебя не было всего пару минут, – пробормотал он, все еще растерянно оглядывая меня. – Ты изменилась.

В глазах Крона снова загорелся огонь, как и в тот день на Мертвых островах. Он больше не выглядел изможденным, наоборот, его кожа будто сияла. Волосы сильно отросли и непослушно торчали в стороны. Ему это шло. Стоя вместе с ним перед ивой, я вдруг почувствовала, что повторяю сцену из прошлого. Крон до странности напоминал мне кого-то… В голове вдруг пронеслась фраза, сказанная Элотом. «Последний хранитель и три брата положат конец, и от них пойдет новое начало».

Я подошла ближе, вглядываясь в лицо Крона. Он чуть смутился, но сделал шаг навстречу.

– Ты тоже изменился… – сказала я.

– Не думаю.

Крон еле заметно улыбнулся. Я покачала головой.

– Ты ведь понимаешь, о чем я.

Крон стал серьезнее и как будто грустнее. Он чуть опустил голову.

– Да.

– Ты чувствуешь?

– Да. С тех пор как проснулся на Мертвых островах.

– Ты такой же, как я!

Я с воодушевлением схватила его руку. Если бы я могла описать, как приятно было произнести эти слова… Еще несколько месяцев назад я ничего о себе не знала, а теперь стала кем-то и была такой не одна. Будто чувствуя мой восторг, весь лес зашумел, приветствуя нас. Крон опустил взгляд на наши руки.

– Я не понимаю, как такое возможно. Отец говорил, что ты последний хранитель.

– «Последний хранитель и три брата». Так говорил Элот.

– Три брата?

Я кивнула и сжала его руку.

– Даже если так, Лия, это не могу быть я. Нас только двое. Я и Крокус…

По телу медленно пробежала дрожь. Я застыла. Во рту вдруг стало сухо. Я начала внимательно разглядывать черты Крона.

– Повтори это, – попросила я.

– Что?

– Повтори то, что ты сказал.

– Нас только двое. Я и Крокус.

– «Нас только двое», – прошептала я, и нахлынувшее воспоминание на мгновение затмило все вокруг. Я уже слышала эти слова, именно здесь, рядом с моей ивой. Улыбка Рэя, его мягкий голос… Он говорил мне: «Тогда и я верю. Но нас только двое». Как же похожи были их голоса!

Странная догадка сменилась внезапной радостью, и я крепко обняла Крона. Конечно, мне всегда нравился его голос, и теперь я понимала почему. Крон растерянно смотрел на меня, не решаясь пошевелиться. Я взяла его за руку и потянула за собой.

– Лия, в чем дело?

– Нужно кое-что проверить. Скорее.

Я перешла на бег, не отпуская его руки. Крон, еле поспевая, следовал за мной.

– Куда ты ведешь меня?

Я снова оглянулась на его растерянное лицо. Как странно, что раньше я не замечала их сходства. Я улыбнулась и побежала еще быстрее.

– Туда, где все началось.

Глава 16

Особняк Ависов выглядел мрачным, опустевшим. Даже золотая ограда, блеск которой раньше можно было увидеть издалека, потускнела и покрылась слоем пыли. Мы подошли к той части ограды, где был спрятан подкоп. Я наклонилась и очистила его от листьев. Замерев на какое-то время, я не услышала шагов часовых, лишь чей-то сдавленный плач разносился по саду. Я пролезла первой, Крон за мной.

Небольшой фонтан, который стоял перед домом, не работал и покрылся плесенью, цветы были растоптаны, некоторые деревья спилены. Кусты сирени, которые так часто укрывали меня от часовых, угрюмо наклонились почти до самой земли. Чем ближе мы подходили к крыльцу, тем громче раздавались чьи-то всхлипы. Кто-то выпрыгнул на нас из-за дерева, и мы столкнулись с испуганным Крокусом, который сжимал в руках длинную палку.

– Крон! – выдохнул он и выбросил палку.

Братья обнялись, и Крокус встретился взглядом со мной.

– Я думал, что вас съели, – прошептал он сквозь слезы. – Я пытался вернуться за вами, правда. Но мама…

Я сделала несколько шагов вперед, и братья последовали за мной. У лестницы, ведущей в дом, опустив растрепанную голову, сидела Астра. Она рыдала и кричала так, будто что-то терзало ее изнутри. Крон побледнел и подбежал к ней.

– Что случилось? – спросил он.

Крокус развел руками.

– Я и сам не понимаю. Она как будто не в себе. Как только мы вернулись на главный остров, на нас напали охотники. Элот помог нам отбиться от них и улетел, а мама вдруг начала плакать и кричать, и до сих пор не может успокоиться. Я попытался уговорить ее вернуться за вами, но она будто не слышит. Она просто шла и не обращала на меня внимания, не мог же я оставить ее одну. Клянусь, что я только ни делал. Маму как подменили, она даже не спала, шла несколько дней подряд, пока мы не дошли до этого дома. Я думал, что она очнется и поймет, что сюда не войти, но ворота открылись ей ни с того ни с сего… Она уже час сидит вот так и плачет…

Я подошла к Астре и взяла ее за руку. Ее плач стал бесшумным, но тело все еще содрогалось от всхлипов. Она скорчилась от боли, упала на лужайку и опустила влажное лицо на траву.

– Ты помнишь? – спросила я.

Она яростно замотала головой.

– Не могу! – закричала она сквозь слезы.

– Я помогу.

Я взяла ее под руку и потянула за собой. Мы сели на лужайке друг напротив друга. Она чуть затихла, но слезы продолжали скатываться по ее лицу. Я собрала их ладонями и опустила на землю.

Небольшая головка мака заалела между нами и вскоре вытянулась из-под земли. Слезы Астры продолжали капать на землю, и все больше красноголовых цветов показывалось из ее недр. Они раскрылись и наполнили воздух терпким, чуть сыроватым ароматом. Астра застыла и шумно вдохнула.

Все исчезло: и особняк, и заплесневевший фонтан, и золотая ограда, и Крон с Крокусом. Мы вдвоем сидели в красном море маков. Оно тянулось во все стороны и казалось бесконечным.

– Ты готова?

Астра посмотрела на меня красными от слез глазами.

– Я не знаю.

Я взяла ее за руку, и мы поднялись.

– Мы пойдем вместе.

Она кивнула. Маки неохотно отступали перед нашими шагами, собираясь в стены. Мы оказались заперты в лабиринте из миллионов маковых лепестков. Три дороги, ведущие вперед и в стороны, были покрыты туманом. Астра неуверенно показала направо.

Лабиринт превратился в освещенный камином кабинет, с гладкими стенами из темного дерева, мягким ковром с витиеватыми узорами и широким письменным столом, на котором громоздились стопки бумаг и книг. В воздухе стоял запах дерева и лака, чернил и табака. За столом в широком зеленом кресле сидел мужчина с короткой темной бородой и круглыми очками. Он задумчиво сложил руки на подбородке и замер, будто вслушиваясь в треск огня.

– Папа… – пробормотала Астра.

Он поднял взгляд.

– Ты уверена, что хочешь этого? – спросил он.

Рядом с нами возникло отражение Астры: совсем юная худенькая девушка с горящим взглядом. Она подбежала и присела на полу у кресла.

– Я правда люблю его, – сказала она.

Отец Астры вздохнул и усадил ее в кресле рядом с собой. Он обнял ее и тихо сказал:

– Он мне не нравится.

– Папа! Тебе вообще никто не нравится!

– Я бы не хотел, Астра. Он не сделает тебя счастливой. Я чувствую это.

– Почему? Почему я не буду счастлива, когда я так люблю его?

– Ты достойна лучшего.

– Кто может быть лучше? Он из хорошей семьи и очень умный. Ты сам говорил.

Отец Астры нахмурился, чуть прикрыл глаза, будто задумавшись.

– В нем есть что-то… Я не доверяю ему. Как я могу отдать ему самое ценное, что у меня есть?

– Но ведь он любит меня. Все будет хорошо, вот увидишь.

Девушка глядела на него с мольбой. Отец Астры поправил волосы дочери и поцеловал ее в лоб.

– Значит, ты решила?

Она кивнула.

– И не передумаешь?

– Не передумаю.

Мужчина вздохнул.

– Если ты так этого хочешь, будь по-твоему, цветочек. Но я буду рядом. Я не дам тебя в обиду.

– Нет, – пробормотала взрослая Астра рядом со мной и отчаянно замотала головой.

Кабинет исчез, исчезли сидевшие в обнимку отец и дочь, а вокруг нас снова выросли стены из маков. Астра, не оглядываясь на меня, побежала по лабиринту и на развилке, повернула налево. Я едва поспевала за ней, и вскоре мы оказались на тропинке, между двумя голубоватыми зданиями.

Молодая Астра с кудрявой стрижкой до плеч и большим круглым животом медленно шла под руку с парнем в форме студента академии.

– Эрик? – удивленно воскликнула взрослая Астра.

Мы шли за ними по пятам.

– Ты не обязан так много времени проводить со мной. Тебе, наверное, скучно.

Эрик остановился и нежно взглянул на нее.

– Почему мне должно быть скучно с тобой?

Астра грустно пожала плечами. Они подошли к небольшому каменному сооружению.

– Хочешь войти? – спросил Эрик.

Астра покачала головой.

– Я больше не могу видеть его… таким. Это страшно.

Эрик положил руку ей на плечо.

– Я знаю, о чем ты. Когда умер мой дед, я ни разу не навестил его могилу. Достаточно было воспоминаний о том, как он лежал весь серый и… – Эрик будто спохватился и оборвал себя на полуслове. – Прости.

– Все в порядке, – Астра покачала головой и улыбнулась, но глаза остались такими же печальными. – Ты проводишь меня до комнаты?

Эрик с готовностью подставил свое плечо, и они медленно зашагали дальше. Мимо них изредка проходили другие студенты, но почти все время они были вдвоем.

– Как думаешь, это мальчик или девочка? – спросил Эрик.

Астра пожала плечами.

– Думаю, я скоро узнаю наверняка.

Они почти дошли до входа в красивое трехэтажное здание с белыми железными ставнями. Эрик вдруг напрягся и застыл.

– Твой муж идет.

Астра хмыкнула.

– Ему все равно. Он ищет не меня.

Эрик открыл и подержал для нее дверь.

– И все же, кого бы ты хотела? – спросил он.

Астра положила одну руку на свой живот, второй дотронулась до щеки Эрика.

– Я хотела бы…

Они растворились, скрылись под покрывалом из маков. Я оглянулась на Астру.

– Чтобы этого никогда не случалось, – пробормотала она, прикрыв рот ладонью. Ее глаза снова наполнились слезами. – Я сказала ему: «Я хотела бы, чтобы этого никогда не случалось».

Я взяла ее за руку. Лабиринт превратился в сплошной коридор из маковых стен, ведущий только в одну сторону. Астра, крепко держась за меня, пошла вперед. Мы вошли через высокие красные двери, и уже я не смогла сдержать возгласа удивления. Мы стояли в холле особняка Ависов.

Астра судорожно подошла к лестнице, и мы начали спускаться в подвал. Я никогда даже близко не подходила к этой части дома, настолько рьяно Вульфус ее оберегал. Подвал освещался только тусклым светом нескольких свечей, стоявших в настенных подсвечниках. Вульфус с лязгом закрыл за собой железную дверь и недовольно нахмурился. Он быстро запер дверь ключом и повернулся к лестнице.

– Я запретил тебе спускаться сюда.

Астра из воспоминаний, в длинной ночной рубашке и распущенным волнистыми волосами, встала перед ним.

– Я знаю, что тебе нужно. Я знаю, что мешаю тебе. Дай нам уйти, и я клянусь, мы больше не потревожим тебя.

Вульфус ухмыльнулся, прислонился к двери и скрестил руки на груди.

– Хорошо. Ты можешь уйти, – сказала он. – Одна.

– Ты шутишь… Он мой сын!

– Он мой сын.

– Я не понимаю… У тебя могут быть еще дети. От нее. Разве не этого ты хочешь? Я прошу, дай мне забрать его…

Вульфус наклонился над ней и медленно, проговаривая каждое слово, сказал:

– Он останется здесь.

Астра вся тряслась. Вульфус обошел ее.

– Ты не можешь так поступить со мной, – прошептала Астра.

Вульфус, не оборачиваясь, поднялся по лестнице.

– Я могу все.

Они исчезли. На мгновение я забыла, что нахожусь в чужом воспоминании. Дверь, которую запер Вульфус, тянула меня. Я чувствовала, что там хранилось что-то важное, что-то знакомое.

Астра потянула меня за рукав. Она была бледной, ее губы тряслись. Сверху вдруг донесся детский плач и чьи-то отчаянные крики.

Мы бросились вверх по лестнице, поднимаясь пролет за пролетом. Астра знала, куда идти. Мы бежали по коридору третьего этажа. Дверь в спальню Рэя была открыта настежь, а внутри толпилось несколько человек.

Я сразу узнала его. Он был почти таким же, как в день нашей первой встречи, только младше на несколько лет. Тот самый мальчик, который смотрел на меня из окна, когда я, испуганная, вошла через ворота этого дома. Мальчик, который делился со мной всем, что знал. Мальчик, которого я так любила. Ее мальчик.

Астра прижимала его к груди и пятилась к стене. У ее ног валялись полусобранные сумки с вещами. Несколько солдат окружили ее и требовали отдать ребенка. Она дрожала, качала головой и только сильнее прижимала его к себе. Лезвия ножей безжалостно сверкали в руках солдат, упиваясь ее страхом. Взмах, другой. Рэй закричал и выставил перед собой руки, чтобы защитить ее, и на его крошечной ладони выступила кровь. Астра ударилась о стену и соскользнула по ней на пол. Один из солдат вырвал Рэя из ее рук.

Мое сердце сжалось при виде того, как он плакал, звал ее, изворачивался, дергал ногами. Боль Рэя, которую он пронесет через многие годы, эхом отдавалась в моей груди. Его увели. Четыре человека держали Астру, а пятый ударил ее по голове. Она потеряла сознание.

Рядом со мной Астра отчаянно вздохнула и бросилась вперед, но все исчезло, стены комнаты поросли красными лепестками, и мы вернулись в лабиринт. Маковые стены вокруг нас закружили вихрем, вращаясь сильнее и сильнее, пока не стерлись в пыль.

Мы вдруг очутились перед домом, который служил нам убежищем в горах. Молодая Астра сидела в пустом саду, скрыв лицо руками. Она протяжно завыла и согнулась пополам от боли. Эрик показался в дверях дома и бросился к ней.

– Тебе нельзя выходить. Раны еще не зажили.

Присев рядом с ней, он осторожно приподнял край ее рубашки и коснулся пальцами чуть пропитавшихся кровью бинтов. Вздохнув, он взял ее под руку, пытаясь увести. Астра только сильнее прижалась к земле.

– Пойдем в дом. Нужно обработать, – попросил Эрик.

Она покачала головой и зарыдала в голос.

– Я должна вернуться к нему. Я не могу без него, понимаешь?

– Астра…

– Пожалуйста, отведи меня к нему… Мой мальчик… Он ведь будет думать, что я бросила его.

Астра затряслась в бесшумном плаче, и Эрик прижал ее к груди. Я видела, как он отчаянно зажмурился, а когда открыл глаза, в них блеснула странная искра. Он чуть опустил взгляд и сказал:

– Я посадил кое-что. Ты ведь любишь цветы… А эти, они… Они особенные. Маки. Я получил такой от самой настоящей хранительницы и посадил семена. Давай покажу?

Астра покачала головой. Не переставая плакать, она сжала его футболку.

– Отведи меня к нему! – молила она.

Эрик чуть отстранился и вытер ее слезы.

– Эти цветы, они… лечебные. Так ты быстрее поправишься и сможешь вернуться за сыном.

Астра чуть успокоилась, в глазах появилась надежда. Она кивнула, и Эрик помог ей подняться. Клумба с маками была в нескольких шагах.

– Вдохни, – попросил Эрик.

Астра присела и наклонилась над цветами.

– Еще.

Она сделала еще один вдох.

– Еще.

Эрик чуть отвернулся и сжал кулаки. Он смотрел себе под ноги и повторял: «Еще, еще, еще…», а Астра послушно вдыхала аромат маков.

Когда, наконец, Эрик помог ей встать, она смотрела на него с беззаботной улыбкой.

– Давай перевяжем твою рану? – осторожно спросил Эрик.

Астра кивнула и взяла его под руку. Когда они подошли к дому, Эрик оглянулся на клумбу, сжал губы и крепче обнял Астру. Они скрылись внутри и все поплыло перед глазами.

Видения прекратились. Мы погрузились в мрак, но постепенно перед моими глазами начало вырисовываться сосредоточенное лицо Астры. Мы сидели друг напротив друга на лужайке в саду Ависов. На ее лбу сияли капельки пота. Лицо искривилось в болезненной гримасе. Астра распахнула глаза.

– Эрик… – пробормотала она. – Конечно… Он приходил ко мне, говорил, что поможет сбежать. Я должна была собрать вещи… Солдаты напали на меня, бросили в реку. Я думала, что умерла, но он нашел, увез в горы…

Астра прикоснулась к маку, который рос между нами. Она застыла, прерывисто дыша, и вдруг сжала его в ладони.

– Что он наделал, – прошептала она и тут же сорвалась на крик. – Что он наделал!

Астра подняла на меня полные страха глаза. Она походила на маленького ребенка, с которым обошлись несправедливо и жестоко, и который не знал, где искать защиты. Она задышала еще чаще, резко оглянулась на особняк, и, вскочив, бросилась в дом.

– Астра! – закричала я.

– Мама! – одновременно позвали Крон и Крокус.

Мы переглянулись и побежали за ней. Она бросалась из стороны в сторону, судорожно открывая каждую дверь.

– Рэй! – кричала она. – Рэй! Рэй!

Она исчезла на кухне, где открывала каждый ящичек, как будто могла найти его там. Она выбежала и направилась к лестнице, не переставая громко звать его.

– Астра, его здесь нет, – сказала я, но она не слышала. Поднявшись на второй этаж, она продолжала распахивать одну дверь за другой.

Я встретилась с взволнованными взглядами Крона и Крокуса, и не знала, как объяснить им все. Звуки открывающихся и закрывающихся дверей, и быстрые шаги Астры непрерывно доносились до нас.

– Она… – начала я, и не смогла продолжить.

– Это отец? – спросил Крон. – Он что-то сделал с ней?

Я кивнула. Внезапно наступила тишина, а через несколько минут Астра показалась на лестнице.

– Его здесь нет, – пробормотала она.

Мне показалось, что она вот-вот упадет в обморок. Крон и Крокус бросились к ней и помогли спуститься.

– Мы найдем его, – сказала я.

Астра еле заметно кивнула. Я чувствовала ее боль и растерянность, и мне хотелось хоть немного облегчить ее страдания. Я сделала шаг, чтобы подойти к ним, но застыла. Краем глаза я увидела тень на лестнице, ведущей вниз, и почти сразу услышала знакомый голос.

– Слишком поздно.

Я вздрогнула и резко обернулась. Голос доносился из подвала. Приглядевшись, я увидела в темноте чью-то фигуру, а потом она вышла на свет.

– Присцилла?

Она мрачно посмотрела на меня. Присцилла как будто постарела лет на десять с тех пор, как я видела ее в последний раз. Она стала ниже ростом, кожа пожелтела, а черные глаза потускнели. Ее губы чуть подрагивали, а руки безжизненно повисли.

– Слишком поздно, – пробормотала она.

Я была так рада ее видеть, что подошла и, наклонившись, поцеловала в седую голову. Она удивилась и неуверенно покачала головой.

– Ты всегда была непослушной девочкой, – сказала она. – Непослушной, но доброй.

Я взяла ее за руку и чуть нагнулась, чтобы посмотреть в глаза.

– Присцилла, где Рэй и мама?

Она опустила взгляд.

– Я не смогла помочь… Он надеялся на меня, а я подвела. Я сделала все, как он сказал, но…

– Присцилла, где они?

– Я так хотела помочь… Я ведь так люблю его… Твоя мама никогда не ценила свое счастье. Это она погубила его. Она и ты…

Плечи старушки затряслись, и я поспешила обнять ее.

– Присцилла, пожалуйста. Что с ними?

Она вцепилась ногтями в мои предплечья и посмотрела красными от слез глазами.

– Они казнят его. Совсем скоро… – она громко всхлипнула. – Он надеялся только на меня. Я – единственная, кто был верен ему все это время. Он сказал, чтобы я принесла ему одуванчик из этого подвала, что только так я смогу помочь. Я бежала, я все обыскала, но… его там нет. Там ничего нет!

Присцилла прикрыла лицо руками.

– Слишком поздно, – бормотала она сквозь всхлипы. – Его убьют…

Я обняла ее и погладила по спине.

– А Рэй? – подала голос Астра. – А мой Рэй?

Присцилла не ответила. Она отстранилась от меня и медленно побрела к двери.

– Где Рэй? – закричала Астра, но Присцилла ушла.

Астра сорвалась и хотела побежать за ней, но я взяла ее за руку.

– Я знаю, где он.

Он глядел прямо на меня, и я тотчас узнала его окружение. Он вздрогнул. Покачал головой, беспокойно оглянулся. В глазах вместе с ужасом появилась слабая надежда. Он протянул ко мне руку.

«Л…» – он исчез, не успев ничего сказать.

Глава 17

Нам… Мне почти исполнилось пять. Ты старше меня, хоть я и постоянно забываю об этом. Когда я вошла через золотые ворота особняка, крепко схватившись за мамины влажные пальцы, ты был первым, кого я заметила. Все кланялись маме и Вульфусу, приветствовали новую хозяйку, а меня будто никто не видел. Какое-то предчувствие, любовь, которая жила во мне, еще до того, как я узнала тебя, заставили меня поднять взгляд к твоему окну. Ты смотрел на меня, – не на Вульфуса, не на маму, не на деревья в саду. На меня.

Рэй… Я не помню, когда в первый раз заговорила с тобой. Что это были за слова? С тех пор как я увидела тебя, да и задолго до этого, – всегда – ты был частью меня. Моя душа оживала с тобой и засыпала без тебя. Твоя боль отзывалась во мне, шрам на твоей ладони стал впадинкой на моей. Я люблю тебя.

Ты говоришь, что нас поймают. Что они только того и ждут. Я не боюсь. То же предчувствие, та же любовь заставляют меня идти к тебе, и я знаю, что так надо. Рэй, жизнь всего Инниса пронеслась у меня перед глазами. Я знаю все: каждую радость, каждую боль. В мире так много жестокости, но счастья больше, чем кажется. Просто добро негромкое, а зло вопит – его легче услышать. И все же одного слова достаточно, чтобы положить всему конец. Главное, сказать его вовремя.

Никогда еще я не видела столько людей. Тот единственный раз, когда я была на площади Совета, та ночь, после которой все изменилось, ни в какое сравнение не шли с тем видом, который открылся нам. Тысячи людей, еле дыша в убийственной толкучке, собрались посмотреть на суд великого Вульфуса Ависа.

– Где он? Где он? – кричала Астра и тут же затихла, стоило ей увидеть в центре площади фигуру Рэя.

Он стоял рядом с Кларком на высокой сцене, возвышавшейся над трибунами. Перед ними, опустив голову и преклонив колени, сидел Вульфус. В самом углу, за их спинами, стояла карета, запряженная элатрами.

Читали приговор. «Нарушение кодекса Совета. Предательство ценностей Совета. Сокрытие преступника …»

Толпа ахнула, и поднялся гомон.

– Сюда, – позвал Крон, и мы вереницей начали пробираться к центру.

Он сильно похудел, после нашего заточения в пещере. Его тонкая рука крепко держала мою, не давая потеряться в крикливой толпе. Он стал сильнее. Всегда был сильным, только не знал об этом. Сам Иннис выбрал его своим хранителем.

Вторую мою руку держали крепкие пальцы Крокуса. Я и в нем чувствовала дыхание Инниса. Удивительный мальчик с глубокой душой. Элот не ошибся: он справится лучше, чем кто-либо.

Всхлипы бедной Астры доносились до меня сквозь гудение толпы. Мы почти пробились к центру площади. Меж мелькающими локтями и шеями я видела подножие широкого столба и лифт, который мог поднять нас на сцену.

Мгновение, и Крон вывел нас вперед. Двое солдат, стоявших по обе стороны от лифта, удивленно оглядели нас. Они направили на нас автоматы. Мы подошли ближе. Они задержали на мне взгляд, потом переглянулись и расступились. На их лицах мелькнула странная улыбка.

Астра первая забралась на лифт. За ней, плотно прижавшись друг к другу, встали и мы. Солдат нажал на кнопку, и мы медленно начали подниматься.

До нас доносился голос Кларка. Он закончил свою речь словами:

– Я, Кларк Эван, третий глава Совета, выношу Вульфусу Авису смертный приговор.

В этот момент мы оказались на вершине, и больше ничего не скрывало от нас хмурого лица Вульфуса и победную улыбку Кларка. Яростный шум толпы ненадолго оглушил меня. Я увидела бледное от ужаса лицо Рэя.

– Вы обещали помиловать его, – бормотал он. – Вы же сказали, что если я…

Кларк злобно оскалился.

– Не будь таким наивным. Разве ты не знаешь, как играют в эту игру? Вульфус был мастером! Жаль, он тебя уже ничему не научит.

Рэй с нескрываемым страхом в глазах загородил собой Вульфуса. Кларк ухмыльнулся.

– Отойди!

Вся площадь вздрогнула от ее крика. Астра пылала яростью и грозно надвигалась на них.

– Отойди, – повторила она, уже спокойнее.

Рэй смотрел на нее, прищурившись. Он выглядел растерянным и еще более испуганным, чем мгновение назад. Вокруг воцариласьбезупречная тишина. Казалось, толпа забыла как дышать.

Астра сделала осторожный шаг к сыну, и вдруг раздался безудержный хохот. Вульфус смеялся, как безумный, высоко задрав голову. Его лицо покраснело, из глаз хлынули слезы, он задыхался, но продолжал хохотать.

Астра остановилась.

– Смешно? – пробормотала она.

Ее взгляд сверкал безумием. Она достала из кармана небольшой столовый нож. Я разглядела на его рукоятке эмблему Ависов: должно быть, Астра взяла его в особняке. Она сделала шаг к Вульфусу.

– Смешно тебе?

Астра взмахнула ножом. Рэй без раздумий схватил ее за руку, и кончик лезвия чуть царапнул по его ладони. Астра ошарашенно глядела то на него, то на нож в своей руке. Она сдавленно вскрикнула, в глазах снова появились слезы. Она разжала пальцы, и нож со звоном упал у ее ног. Вульфус перестал хохотать и уставился на землю перед собой. Рэй отпустил руку Астры, и взглянул на меня с немым вопросом. Я кивнула, и он пристально посмотрел на нее.

– Мама?

Лицо Астры залилось слезами. Взяв порезанную руку сына, она потянула ее к своим губам. Рэй будто хотел что-то сказать, но не мог. Он застыл, пока она обнимала его, роняя крупные слезы. Мы с Кроном и Крокусом окружили их.

– Очень трогательно, – взвизгнул Кларк и показал пальцем на меня. – Что вы стоите, олухи? Не видите, кто она?

Десятки автоматов нацелились на нас. Я почувствовала, как Рэй испуганно схватил меня за руку и потянул назад. Я оглянулась на него, быстро поцеловала в губы, – мягкие и соленые, – а потом загородила собой. Крон тут же ринулся с места и встал передо мной.

– Где-то я это уже видел, – подал голос Вульфус. – А теперь что? Превратишь их оружие в букеты?

Я слышала его голос как во сне. Громче всего до меня доносился стук собственного сердца. Я крепко сжала руку Рэя и закрыла глаза.

«Папа. Папа, помоги мне».

Лицо отца – спокойное, уверенное, – прорисовалось в сознании. «Я с тобой», – прошептал он. «Всегда был и всегда буду».

Со всех сторон послышался резкий свист, рассекающий воздух, а за ним и бесчисленные крики. Я открыла глаза и увидела, как по земле скользили тени от гигантских крыльев.

– Не может быть… – прошептал Рэй, глядя в небо.

Алады кружили над нами, опускаясь все ниже. Кто-то сам уронил автомат, увидев надвигающуюся на него птицу, кто-то пытался выстрелить, но оказался зажат между их когтями. Раздался только один выстрел, но пуля не задела ни одну аладу. Они выхватывали оружие у солдат и уносили с собой, пока на площади не осталось ни одной алады и ни одного автомата.

– Что вы встали? Схватить их! – взревел Кларк, но солдаты лишь растерянно переглядывались и не двигались с места.

Кларк чертыхнулся и побежал к карете, оставленной на краю сцены. Он резко открыл дверь и грубо вытащил оттуда маму.

Она была бледной и поникшей. Тяжелый болезненный взгляд, мешки под глазами, грязное платье. Всегда аккуратно уложенные волосы выбились из прически, и в глаза бросались бесчисленные седые волосы.

– Стой на месте, – сказала она, видя, что я хочу подойти. – Я все начала, я и закончу.

– Молчать! – сказал Кларк и притащил ее к нам.

Мама обвела нас взглядом. Она чуть улбынулась, глядя на Астру и Рэя.

– Это все моя вина, – пробормотала она и повернулась к брату. – Если бы я тогда не предала тебя… Если бы…

– Хватит! – завопил он. – Как вы мне все надоели! Ты! – он показал на меня пальцем. – Сдавайся, или я придушу твою мать!

– Лия, стой на месте, – повторила мама.

Она плакала. Глядя в лицо Кларку, он приложила ладонь к его щеке. Кончики ее пальцев слегка касались его багрового шрама.

– Прости меня.

Кларк яростно замотал головой.

– Прости меня, – прошептала мама. – Я должна была остаться с тобой. Должна была поддержать. Я предала тебя… Предала в тот момент, когда ты больше всего нуждался во мне.

– Я никогда в тебе не нуждался, – прошипел Кларк.

– Нуждался. А я в тебе… Помнишь, какими мы были в детстве?

– Заткнись! – Кларк схватил руками шею мамы и принялся ее душить. – Закрой рот!

Мама странно захрипела. Вульфус вскочил и бросился к ним. Веревки, связывавшие его безвольно упали на землю, а в его руках сверкнул нож, который обронила Астра. Он замахнулся и резко ударил Кларка в бок, потом еще и еще. На губах Кларка проступила кровь, он пошатнулся, отпустил маму и упал на колени. Мама взволнованно села на землю рядом с ним.

– Нет, – судорожно бормотала она, придерживая брата за спину.

Выражение лица Кларка стало вдруг испуганным, беспомощным. В единственном глазу появился крошечный огонек света.

– Кларкия, – жалостливо прошептал он и закашлялся.

– Все хорошо, – тихо плача, сказала мама и погладила его по голове. – Все хорошо, я с тобой.

Она гладила его, роняя слезы ему на щеки и губы. Кларк тяжело дышал и испуганно глядел на нее. Мама наклонилась над ним, поцеловала в лоб. Она закрыла глаза и крепко сжала его руку.

– Что ты делаешь? – спросил Вульфус.

Он смотрел на нее с беспокойством, шумно дышал и все еще держал в руках окровавленный нож. Внезапная догадка исказила его лицо, он бросился к маме, отдернул ее от Кларка, но было поздно. Она безжизненно повисла на его руках, сквозь ее платье проступили расползающиеся следы крови, ее губы посинели. Она не открывала глаза.

– Мама! – вскрикнула я, но не услышала себя из-за бешеного рева Вульфуса. Он опустился над ней и начал трясти ее мертвое тело. Рэй сделал неуверенный шаг к отцу, но не решился подойти ближе. Вульфус казался безумным.

Кларк недоуменно смотрел на них. Его раны начали затягиваться, и он, не веря своим глазам, провел по ним рукой. Он испуганно посмотрел на меня, потом перевел взгляд на сестру.

– Я… – хрипло пробормотал он. – Кларкия…

Его единственный глаз наполнился слезами, а лицо искривилось в немом ужасе. Он подбежал к сестре, но Вульфус резко оттолкнул его. Кларк упал на колени рядом с ними, и молча смотрел, как Вульфус, рыдая, прижимал к себе тело мамы. Кларк затрясся. Шрамы на его лице вдруг начали расползаться, открывая второй глаз – здоровый и ясный.

Кларк испуганно отшатнулся, встал и провел руками перед своим лицом. Он чуть уменьшился в росте, его лицо изгладилось от морщин, а голова поросла мягкими кудрями. Слезы все катились по его лицу, а кожа становилась светлее, покрылась румянцем, влажные глаза засияли чистым блеском. Перед нами стоял маленький мальчик, красивый и нежный, с чудесной кудрявой головой.

Он бросился к сестре и прижал ее руку к своей груди. Вульфус отрешенно смотрел на него. Я подошла и присела у тела мамы.

Она выглядела умиротворенной. Вина, которая угнетала ее всю жизнь, исчезла, и ее душа успокоилась. Ее губы, усеянные почерневшими следами крови, были изогнуты в полуулыбке. Я положила руку ей на живот.

– Мама.

В груди все сжалось. Я не хотела ее отпускать, но понимала – она ждала. Ее ждали. Я видела, как рядом с ней выросла фигура отца. Он нежно посмотрел на меня и кивнул. Я вытерла навернувшиеся слезы, вздохнула и наклонившись, поцеловала ее.

– Я люблю тебя.

По каменной плитке, на которой она лежала, пошла трещина, и все вокруг затряслось. Ее тело медленно опустилось в землю. Вульфус и Кларк сделали шаг назад. Прорезаясь сквозь камень, из земли показалась темная ветка, которая с каждой секундой удлинялась и утолщалась, делилась и расползалась, покрываясь белыми цветами.

Многочисленная толпа, затаив дыхание, наблюдала, как в самом центре площади выросла высокая вишня. Она горела и слепила нас своим белым свечением, расточая в воздухе цветочный аромат. Время будто остановилось, никто не шевелился и не говорил. Весь Иннис, каждое живое существо, населявшее его, застыло в восхищении и умиротворении. Вульфус, дрожа, опустился на колени рядом с вишней, приложился головой к ее стволу и закрыл глаза. Он что-то судорожно шептал.

Кларк вдруг издал шумный вдох, и все взгляды устремились на него. Он на глазах становился все младше и теперь походил на четырехлетнего ребенка. Он испуганно достал из кармана высохший одуванчик, – такой же, каким когда-то воспользовалась я сама, – и выронил его из ослабевших рук. Рэй подбежал и подобрал его.

– Что ты загадал? – спросил он, пристально глядя на маленького Кларка.

Тот растерянно защебетал.

– Я хотел…

Он не успел договорить. Он уменьшался, пока не превратился в лепечущего малыша, а потом и в новорожденного младенца. Он был таким маленьким, что утонул в груде одежды, оставшейся от взрослого Кларка.

Я подошла и приподняла его. Кларк был крошечным. Он не кричал и не плакал, лишь спокойно глядел на меня большими глазами, такими чистыми, что от них не хотелось оторваться. Вся площадь застыла, не веря в произошедшее. Бережно неся младенца, я приблизилась к вишне, взяла его маленькую ладошку и приложила к стволу.

Мама в красивом сиреневом платье возникла перед нами и улыбнулась. Кларк моргнул, потянулся к ней. Их ладони соприкоснулись, и мне показалось, что и мама вновь стала маленькой девочкой. Она улыбалась все шире, роняя слезы, и гладила его крохотные пальчики. Кларк глядел на нее своими блестящими глазами и вдруг улыбнулся в ответ. Мама выдохнула, коснулась губами его ладошки. Она в последний раз одарила его ласковым взглядом, и спустя мгновение исчезла.

Я прижала Кларка к груди и обернулась к остальным. Никто ничего не говорил, все лишь удивленно глядели на нас. Рэй все еще сжимал в руках стебель одуванчика.

Я подошла, забрала стебель из его рук и какое-то время молча разглядывала его.

– Он хотел родиться заново, – сказала я, крепче прижимая к себе младенца. – Вот, что он загадал.

Глава 18

Вульфус неделю не выходил из своей спальни. Присцилла прилежно носила ему еду, забирала нетронутые подносы, часами дежурила у его двери, но он ничего не замечал. Когда я подошла, она встала и в ее глазах промелькнула надежда. Она обошла меня и тихими семенящими шагами направилась к лестнице.

Я занесла руку, чтобы постучать, но замерла, пытаясь собраться с духом. Я никогда не сталкивалась с ним лицом к лицу, наедине. Инстинктивный страх перед ним сковал мое тело. Сглотнув, я с трудом заставила себя пошевелиться. Я осторожно постучала и прислушалась. Не услышав ответа, я медленно открыла дверь и проскользнула внутрь.

Я не сразу нашла его в полумраке комнаты. Шторы были задвинуты и совсем не пропускали дневного света, но, оглядевшись, я увидела его сидящим в кресле в самом углу. В спальне стоял запах грязной одежды, залежавшейся еды, немытого тела. Я на цыпочках подошла к занавескам, раздвинула их и настежь открыла окно.

Вульфус недовольно поморщился от внезапного яркого света. Казалось, только тогда он заметил мое присутствие. Его взгляд безразлично скользнул по мне.

– Проваливай, – хрипло пробормотал он.

Он изменился до неузнаваемости. Исхудавшее лицо, болезненные глаза с тяжелыми темными мешками, спутавшиеся жирные волосы, почти все седые, сухие длинные пальцы с пожелтевшими ногтями, голые, бледные ступни. Глядя на него, вместо привычного страха, я вдруг почувствовала жалость.

Его спальня показалась мне еще больше, еще холодней моей бывшей темницы. Широкая кровать была идеально заправлена темно-красным покрывалом с огромным изображением птицы. Эмблема Ависов была везде: на шторах, на стенах, на рукоятках кресел, на комоде и даже на половицах. Полы скрипели от каждого шага, и из-за тонкого слоя пыли, на них оставались следы. Дорогая, массивная мебель была расставлена вдоль стен, и все же спальня казалась невыносимо пустой. Только портрет, висевший над креслом Вульфуса, намекал на то, что у этой комнаты был живой обитатель.

– Кто это? – спросила я, показывая на портрет.

Вульфус даже не взглянул в мою сторону. Я подошла, отметив про себя, что еще никогда не стояла так близко от него по своей воле. Я будто сбросила что-то тяжелое, цепенящее и с удивлением осознала, какими легкими могут быть мои движения.

Из портрета на меня смотрели молодые мужчина и женщина, сидевшие на небольшом диване. Он обнимал ее за талию, а она чуть склонила к нему голову. Они улыбались, и в их лицах проскальзывало что-то знакомое.

– Это Сигнус Авис, не так ли? Он здесь такой молодой… И эта женщина… Они выглядят очень счастливыми.

Вульфус хмыкнул и впервые посмотрел на меня с долей интереса.

– Мои родители, – сказал он. – Их не стало еще до того, как я вступил в Совет.

– Что произошло?

– Он убил ее. Потом себя.

Я застыла. Мне стало сложно дышать, и живот скрутило от тягучей, ноющей боли. Я оглянулась в поисках сиденья.

– На всем Иннисе об этом знаю только я, – сказал Вульфус, бросив на меня быстрый взгляд. – И ты.

Я села напротив него в точно такое же бархатное кресло. Голова чуть закружилась, и мне начало казаться, что все это происходит не со мной.

– Но… Почему он это сделал?

– Я не знаю.

Вульфус ответил слишком быстро, агрессивно, как будто желая скрыться от меня. «Он знает», – подумала я, но не стала переспрашивать. Вульфус закрыл глаза.

Какое-то время мы молчали, потом он неожиданно наклонился ближе и сказал:

– Хранительница предсказала мне это.

Я удивленно взглянула на него. Вульфус прикрыл лицо руками и покачал головой. Казалось, он говорил не со мной, а сам с собой:

– Я думал, что все выдумал… Я видел, как они выглянули в окно, и дерево вдруг ожило, помогло им спуститься. Я следил за ними, пытался увести ее, но хранительница подошла и начала шептать мне на ухо. Я был словно в бреду, но сколько раз мне снился этот шепот… Она сказала: «Ты никогда не будешь счастлив. Твоя любовь – проклятие. Она доведет тебя до безумия, а ты ее до могилы. Это у тебя в крови».

Вульфус откинулася на спинку кресла.

– Она все знала. Обо мне, об отце… Знала, что произошло. Это у нас в крови…

Вульфус усмехнулся, и вдруг зло сверкнул на меня взглядом.

– Когда Рэй заявил, что любит тебя, я понял, что ничего не смогу сделать. Я и тут проиграл… Ависы не умеют отпускать. Никогда не отпускают женщину, которую любят. Это наше проклятие.

Он покачал головой, еще сильнее схватившись за свои волосы.

– Да что она понимала? Я не хотел… Я всю жизнь презирал своего отца. Ленивый, безрассудный, безвольный… Он потерял свое состояние, потом ее, – Вульфус показал на портрет. – Меня тошнило при виде того, во что он превратился. Я должен был вернуть нам былое величие, должен был доказать всем, что я лучше.

Вульфус злобно посмотрел на меня. Он покраснел и стиснул зубы.

– Ты, наверное, дико счастлива? Я проиграл.

Я покачала головой, но он лишь раздраженно отмахнулся от меня.

– Я проиграл еще очень давно. Ты напоминала мне об этом проигрыше, кричала о нем, махала им перед моим лицом, одним своим видом, одним существованием…

Вульфус сжал подлокотник кресла. Он весь дрожал, и мне казалось, что он должен заплакать, но его глаза были безупречно сухими, только слишком подвижными, беспокойными.

– Сколько раз я просил ее, сколько раз умолял о ребенке, но нет… «У меня уже есть дочь», – вот, что она мне отвечала. Ладно. Я смирился. Зато она рядом, зато она со мной, а не с ним, вот что я думал! И где она? Где она?

Вульфус сорвался на крик. Его всего колотило. Я наклонилась вперед, пытаясь поймать его взгляд.

– Она счастлива. Сейчас она живее, чем была при жизни.

Вульфус шумно дышал и смотрел в пол. Он вдруг поник, сел глубже в кресло и покачал головой.

– Ее нет. Я остался один.

– Ты еще можешь сделать кое-что для нее.

Вульфус поднял на меня усталый взгляд.

– Ее нет.

– Зато есть Кларк, а ты всегда мечтал о ребенке.

Вульфус застыл, как будто не сразу понял мои слова, но вскоре рассмеялся, сначала тихо, потом чуть громче. Он смотрел на меня так, будто я сошла с ума. Я наклонилась еще ближе.

– Она отдала свою жизнь ради него, потому что любила. Он – часть нее. Разве этого не достаточно?

Вульфус вдруг стал серьезным и как-будто немного испуганным.

– Ты не знаешь, о чем говоришь.

– Знаю. Ты можешь ненавидеть меня за то, что я похожа на своего отца, но он… За что ненавидеть его? Просто взгляни. Он так похож на нее! Будь у вас дети, они могли бы выглядеть именно так.

Вульфус казался ошарашенным, растерянным. Он несколько раз облизнул губы, но так и не нашелся, что ответить. Я встала и подошла к двери.

– Любовь – не проклятие. Это дар. Если ты действительно любишь ее, то сможешь полюбить и его, – сказала я и вышла.

Особняк Ависов еще никогда не был таким тихим. Какая-то часть людей вернулась после падения Совета, но без хлопотливых снований прислуги и ритмичных шагов охраны, дом казался погруженным в какую-ту другую реальность. Реальность, в которой я могла стоять посреди холла и выбирать в какую сторону пойти. Я отвыкла от своего заточения в комнате, но еще не привыкла быть свободной в этом доме. Я не могла поверить, что действительно имела право подниматься по этим ступеням, касаться широких деревянных перил, открывать любую дверь, ничего и никого не боясь.

Я вспомнила, как бегала по этим коридорам в детстве, как спокойно открывала почти все двери, как любила изучать потаенные уголки этого гигантского особняка. «Дом Рэя», – думала я, а он говорил: «Наш дом».

– Наш дом…

Послышались шаги, и я, подняв голову, будто вернулась на десять лет назад. Сколько раз я ждала внизу, пока Рэй закончит свои занятия и спустится ко мне, сколько раз я с нетерпением взбегала к нему на встречу, пока он бежал вприпрыжку по ступеням, и мы встречались на середине лестницы; сколько раз мы гонялись друг за другом, скатывались по этим перилам, прятались в комнатах… Почему теперь это кажется таким нереальным?

Рэй ускорил шаг, увидев меня. Мои руки потянулись к нему, и мы молча обнялись. Впервые за долгое время я почувствовала, что за мной никто не гонится. Первые дни после падения Совета на Иннисе царил хаос. Все ждали от меня каких-то действий, и если бы не поддержка Рэя, я бы не справилась. Он отвечал на вопросы жителей, помогал мне принимать решения. Я облетела весь остров, хороня бесконечные мертвые тела. Постепенно, шаг за шагом мы возрождали Иннис. Теперь же мне хотелось только одного – чтобы объятия Рэя длились как можно дольше.

– Правда странно? – прошептал он. – Когда в последний раз мы стояли вот так? Здесь?

Я сильнее прижалась к его груди.

– Никогда.

– Никогда… Я только сейчас чувствую себя дома. Не могу поверить, сколько всего мне нельзя было делать раньше…

– А я не могу поверить, сколько всего мне теперь можно… Думаешь, мы могли бы жить здесь? Вместе… Как мы мечтали, помнишь?

– Думаю, теперь нет ничего, чего бы мы не могли, – Рэй улыбнулся и поцеловал меня. – В конце концов это был и остается наш дом. Без нас он уже не будет прежним.

– Здесь стало так тихо.

Рэй кивнул.

– Я привык. Мне нравится, как медленно течет время без лишнего шума, без суеты и бесконечных приготовлений. Сразу становится ясно, что важно, а что нет. Думаю, я должен поблагодарить Кларка за это. Все слуги, кроме Присциллы, ушли почти сразу, как он здесь поселился.

Рэй задумался и умолк.

– Как он? – спросила я.

– Спит. Иногда мне кажется, что я тоже. Как могло произойти то, что произошло?

Я посмотрела на лестницу, ведущую вниз – туда, куда никогда не ступала моя нога. Быть свободной в особняке означало, что и подвал больше не был для меня запретной зоной. Рэй угадал мои мысли, и, взяв меня за руку, повел вниз.

Мы встали у железной двери, и Рэй осторожно толкнул ее. Из приоткрывшейся щели проникло голубое мерцание, и я сразу вспомнила пещеру на мертвых островах, обклеенную ивовыми листьями. Мы вошли.

– Помню, как отец привел меня сюда. Это было в прошлом году, за несколько дней до твоего дня рождения. Я бы ни за что не поверил, что такое возможно, если бы не увидел своими глазами.

Подвал особняка Ависов был, пожалуй, самым живым местом на всем Иннисе. Стены и потолок были полностью покрыты мхом и лианами, под ногами росла трава и цветы, и от всего исходило необычное сияние.

– Здесь было два одуванчика, – сказал Рэй. – В тот день отец сорвал один и подарил мне. Сказал, что я могу загадать любое желание, и оно сбудется.

Я присела у мягкой зеленой стены и, погруженная в свои мысли, покачала головой. Рэй сел рядом.

– Ты чего?

– Просто думаю… Ты отдал его мне. Ты мог пожелать что угодно, но ты отдал его мне…

Рэй пожал плечами.

– Я долго думал, как поступить с ним. Все желания, которые приходили в голову, так или иначе были связаны с тобой. Я хотел загадать их, но не знал, как работает эта магия. Мне вдруг пришла мысль: «А что если мое желание не совпадет с твоим?» Что если я загадаю что-то вопреки твоей воле, и это сбудется, и ты будешь несчастна… Я не смог. Я решил, что ты сама должна сделать этот выбор. К тому же я понимал, что тебе он нужнее.

Я смотрела на него с полуоткрытым ртом, а Рэй непринужденно улыбнулся. Я снова покачала головой.

– А если бы мое желание не совпало с твоим?

Рэй пожал плечами.

– Разве такое возможно?

Его теплые пальцы коснулись моей щеки. Я чувствовала себя бесконечно влюбленной, бесконечно восхищенной и счастливой просто оттого, что Рэй был. Я улыбнулась.

– Если бы ты только знал, на какую глупость я потратила свое желание.

– Забудь. Разве нам нужно что-то еще?

– Сейчас мне совсем ничего не нужно.

Я опустила голову ему на плечо.

– В тот день, когда отец привел меня сюда, я почувствовал такую гордость. Он всегда говорил о важности рода, о том, как я унаследую все после него, и я был счастлив, что он – мой отец, но иногда мне казалось, что он ценит свое положение больше, чем меня. Он так сильно трясся над этим подвалом, так сильно оберегал свое сокровище… А потом он вдруг отдал его мне, посчитал меня достойным…

– Он любит тебя, Рэй.

– Он никогда не говорил, конечно, но, наверное, я всегда знал. Он был неплохим отцом. Даже хорошим. Но… Я не понимаю, как он мог поступить так с мамой. Как один и тот же человек может быть таким разным? Я не хочу верить, что он способен на такую жестокость, но я знаю, что способен. Правда остается правдой, даже если в нее не верят, так ведь? И все-таки я не готов отказаться от него. Я злюсь и не хочу его видеть, но я… Я все еще люблю его… Думаешь, это неправильно?

Он лег на траву и положил голову мне на колени. В его глазах отражалось мерцание комнаты.

– Разве любовь может быть неправильной? – сказала я.

– Я чувствую себя виноватым перед ней.

– Ты можешь помочь ей. Можешь помочь им обоим.

Рэй кивнул и прикрыл глаза. Я любовалась его лицом, – таким родным, давно изученным, но вместе с тем удивительным и бесконечно интересным. Его брови стали чуть гуще, они нависали над веками, как будто он напряженно думал о чем-то. Я провела по ним пальцем, и они разгладились. На его губах заиграла улыбка.

– Мне так не хватало тебя, – сказал он.

Я наклонилась над ним, но замерла, услышав тихий стук. Дверь, скрипя, приотворилась, и за ней показалась голова Крона. Рэй поспешил встать, и они обменялись неловкими кивками. Крон выглядел немного растерянным и смущенным.

– Лия, мы с Крокусом готовы, – сказал он.

Я встала.

– А Астра?

Крон покачал головой и многозначительно посмотрел на Рэя.

– Идите, – сказал Рэй. – Я побуду с ней.

Крон сосредоточенно наблюдал, как несколько человек из бывшей охраны Совета снимали тяжелый замок с дверей склепа. Они вызвались помочь нам, когда узнали, зачем именно мы туда пришли.

– Жаль, что Астры не будет, – сказала я.

Он лишь слабо кивнул, не сводя глаз с замка.

– Вы точно решили? Когда вы уезжаете? – спросила я.

– Завтра. Мама, говорит, что не может больше находиться здесь.

– Думаю, это поможет ей отвлечься. В академии у нее будет много дел, тем более, что ее отец всегда мечтал об этом. Может, там она будет счастлива.

Крон кивнул. Крокус посмотрел сначала на брата, потом на меня:

– Крон не едет с нами, – сказал он.

Я удивленно взглянула на братьев.

– Я вернусь домой, – подтвердил Крон. – Мне нужно побыть одному.

Крокус вздохнул и повернулся ко мне.

– А ты будешь навещать нас?

Я улыбнулась и погладила его растрепавшиеся волосы.

– Конечно. Рэй сказал, что поможет Астре в управлении академией. Думаю, мы будем часто видеться.

Крокус просиял, и как раз в это время замок с грохотом упал на землю. Мы переглянулись, и он первым зашел в склеп. Я хотела последовать за ним, но Крон вдруг взял меня за локоть.

– Подожди, – попросил он.

Крон достал что-то из кармана и положил на мою раскрытую ладонь.

– Мое кольцо! – воскликнула я и провела пальцем по сапфировому глазу маленькой серебряной птицы. – Где ты нашел его?

Крон опустил взгляд.

– Ты никогда не теряла его. Это я стянул его с тебя, когда ты была без сознания. Я думал, что так ты быстрее забудешь об этом месте и останешься с нами. Прости, Лия… Я был эгоистом. Боялся, что ты уедешь.

Я надела кольцо на мизинец. Я уже отвыкла от него, и было странно снова ощущать его тяжесть на своем пальце. Раньше, стоило мне снять его, и я чувствовала себя раздетой, неполноценной. Теперь же это было просто кольцо, – подарок Рэя и ценное воспоминание, но все же просто кольцо. Я взяла Крона за руку.

– Все в порядке.

Крон мрачно посмотрел на открытые двери склепа и сжал мою руку.

– Прости, – прошептал он.

Мы спустились в люк. Тело Эрика лежало перед нами на каменной плите. Тусклое лимонное свечение одинокой лампочки освещало его серое лицо, на пыльной бледно-зеленой футболке чернели высохшие следы крови. Глядя на него, я вдруг вспомнила полуразрушенный бюст на фонтане Совета. Все-таки удивительно, как дети бывают похожи на своих родителей.

Воспоминания вернули меня в тот день, когда я впервые оказалась в этом склепе. Как же сильно я боялась гнева Вульфуса, не подозревая о том, что скоро все изменится. Казалось, с тех пор прошла целая вечность.

Крон и Крокус растерянно стояли над телом отца.

– Нам нужно перенести его, – сказала я.

– Здесь есть еще тела, – сказал Крокус.

– Мы похороним всех, но сначала Эрика.

Братья кивнули.

– Я пойду за помощью, – сказал Крокус и поднялся через люк к выходу из склепа.

Оставшись одни, мы с Кроном одновременно шумно вздохнули.

– Мне так часто снилось это место, – признался Крон. – Теперь мне кажется, что я попал в один из своих кошмаров.

Я осторожно положила руку ему на плечо.

– Мне очень жаль.

– Ты ведь знаешь, я не виню и никогда не винил тебя. Когда отец пожертвовал собой ради меня, мне было очень больно потерять его, но в этом поступке был он весь. Он всегда делал все ради нас. Каждый раз, когда я думал о том, что произошло, я не мог представить, чтобы он поступил иначе. Тогда это был бы не он, понимаешь? И теперь оказывается, что я совсем не знал его. Сделать такое с мамой, это… Это совсем на него не похоже… И все же, я думаю, что могу понять… – Крон скользнул взглядом по кольцу на моем мизинце и добавил: – Это пугает больше всего.

Крон присел на полу у стены и опустил взгляд. Послышались шаги и свист крыльев. Голова Крокуса мелькнула в люке.

– Они готовы! – крикнул он и исчез.

Я отошла к стене, и вскоре через люк проскочила молодая алада. Она подлетела к телу Эрику, схватила его за плечи и пронесла к лестнице. Когда они исчезли в люке, мы с Кроном поднялись вслед за ними.

Мы решили, что лучшим местом будет рядом с ивой – там, где когда-то погиб мой отец. Алада опустила тело Эрика на землю в нескольких метрах от нее. Братья пропустили меня вперед, но я остановилась и обернулась к ним.

– Вместе? – спросила я.

Крокус с готовностью кивнул и подошел, за ним неуверенно последовал и Крон. Мы взялись за руки и закрыли глаза. Я чувствовала, как внутри Крона борется любовь к отцу и обида на него. Когда перед нами вырос широкий дуб с длинными волнистыми листьями, и Крокус, не сдерживая радости, бросился к нему, его брат стоял на том же месте с закрытыми глазами.

– Крон, – позвала я. – Он здесь.

Я подошла к нему, но он не шелохнулся. Я потянулась к его плечу, но он лишь чуть вздрогнул от моего прикосновения.

– Крон… Он ждет тебя. Посмотри.

Его ресницы дрогнули и уронили крупную слезу. Он открыл глаза, и я отошла, позволив ему взглянуть на отца. Плечи Крона затряслись, он медленно встал и сделал шаг вперед. Я услышала голос Эрика и приглушенный плач Крона. Я увидела, как обнялись отец и сын, и оставила их.

Передо мной сияла моя ива. Папа и мама, держась за руки, смотрели на меня и улыбались. Из-за плеча папы мне помахала его сестра Лия. Они пришли встретить своего старого друга, и ждали, когда Эрик будет готов воссоединиться с ними.

Я пошла к особняку, вдыхая ночной воздух. На небе появилась первая звезда, и я остановилась, чтобы посмотреть на нее. У меня было все время в мире. Пока я приветствовала каждое дерево, специально выбирая самый длинный путь, бархатное полотно ночного неба покрылось миллионами созвездий. Они были похожи на закругленные локоны моей мамы, с которыми мне так нравилось играть в детстве, на руки моего отца, прикосновения которых мне так не хватало, на брови и глаза Рэя, которые и теперь смотрели на меня с усмешкой, удивляясь моему воображению. Конечно, должен быть другой способ различать эти созвездия. Когда-нибудь Рэй расскажет мне, как правильно, но сейчас я видела все самое прекрасное, что когда-либо было и будет, и в этом ночном небе разлилась для меня самая глубокая, самая непостижимая суть всего Инниса.

Я подошла к золотой ограде, но вместо того, чтобы лезть в подкоп, направилась к главному входу. В нескольких шагах от меня кто-то ходил из стороны в сторону, раскачивая на руках младенца. На его лице поблескивали влажные следы от слез. Он несмело напевал:

«С давних времен в лесах и горах

Чудесные звери парят в облаках.

Там, под покровом деревьев, в тиши

Живут элатры и их малыши».

Я тихо обошла их и открыла ворота. Как когда-то в далеком детстве, я снова ступила по каменной дорожке и медленно пошла к крыльцу. Взгляд сам поднялся к окнам: в одном из них виднелась фигура Рэя. Он сидел напротив матери, которая снова и снова рассказывала ему о своей боли, а он слушал – слушал и забирал ее. Будто почувствовав меня, он повернулся. Его глаза, – освещенные крошечным огоньком свечи – встретились с моими, и я поняла, что спустя годы скитаний, наконец, вернулась домой. Там, за этими окнами, меня ждала жизнь, моя жизнь, полная Инниса.

Жизнь, полная любви.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 17

Глава 18