Сезон охоты на единорогов [Ольга Ворон] (fb2) читать постранично

Ольга Ворон Сезон охоты на единорогов

Глава 1 Тилимилитрямцы

— Хочешь, я угадаю твоё имя?

Звонкий мальчик-колокольчик в коротких шортиках прыгал на одной ноге по полянке. Он смешно подрыгивал согнутой ногой и тряс вихрастой рыжей головой. Огонёк. Глупый огонёк на лучине.

— Хочешь? Я угадаю! Хочешь?

Он то ли убеждал, то ли уговаривал, при этом, ухитряясь делать это так громогласно! Он очень хотел, чтобы его заметили.

Я заметил. Тяжело не обнаружить, когда нечто медное с ног до головы крутится рядом и, не переставая, талдычит одно и то же. К тому же мотаясь так близко и неустойчиво, что периодически приходиться ловить себя на вялых мыслях о том, что же нужно будет делать, если эта Чуда свалиться. А ещё пацанёнок досадно мешал вкушать полуденное солнце, то полностью закрывая его, то открывая так, что оставалось только недовольно жмуриться от неожиданности.

Я крякнул, прочищая горло, и лениво согласился:

— Угадай…

Вихрастый, как подломленный, рухнул рядом со мной, ещё в полёте скрестив ноги. Пришлось окончательно открыть глаза. Лицо у него было счастливым. Нет, не потому, что взрослый обратил на него внимание и разрешил поиграть, нет. Просто есть такие детские лица, которые словно светятся изнутри, будто хелуиновская тыковка. А этот Чудо словно и был такой тыковкой — рыжий, вихрастый, с сверкающими карими глазёнками, загорелый, будто прожаренный летним солнышком. И даже с веснушками — будто мелкими пятнышками на свежеиспечённом блинке.

— Дай мне руку!

Он требовательно протянул ко мне свою ладошку на невозможно тонкий ручке — словно амулет на гайтане. Ничего не оставалось, как только выполнить необходимое условие. Не смотря на то, что было лениво даже шевелиться, пришлось приподняться на локте и протянуть ему руку. Хмуро подумалось о том, что в мою широкую ладонь можно завернуть с десяток таких маленьких детских ручонок. Пацанёнок жадно сцапал мои пальцы и потянул к себе с искренностью желания действия. Задумчиво уставился в линии жизни, нахмурился, поводя пальцем по шершавой коже. И сразу вспомнилось старое, неизбывное — «сорока-сорока кашу варила, деток кормила». Пришлось самому нахмуриться, прогоняя детство из глаз, и посмотреть на свою руку. Ничего там не было. Обычная ладонь. Однажды пожжённая. Дважды раз поломанная в разных местах. С посечёнными мышцами. Обычная. Во всяком случае, имя там точно не написано.

— Борислав! — наконец уверенно и весомо, словно взрослый, сказал мальчишка и посмотрел мне в глаза, застенчиво и робко улыбнувшись.

А вот мне стало не до улыбок. Тело подобралось для боя сразу. А вот сознание, расслабленное от долгожданного отдыха и невесёлых мыслей, догнало чуть позже. Я коротко вдохнул, напрягаясь, и насторожено оглядел мир вокруг. Где-то хватило взгляда, где-то подключилось внутреннее зрение, но окружающий мир я просканировал тщательно. Никого.

Ни тренированных тархов, ни ярых ведов, ни даже слабеньких вешев. Тишина и спокойствие мира такое, что кажется запредельным. То ли я совсем ослаб и потерял чуйку, то ли тут действительно никого нет. Тогда откуда тут он? Рыжий малец с нечеловечьим уменьем.

— Ауу! — позвал Чуда.

Но я уже упёр взгляд себе в ладонь. Нет, конечно. Имени там не было. И быть не могло. Но вот это рыжее бестолковое Чуда сумел его оттуда вытащить. Не угадать, нет. Сложно угадать такое имя — редкое среди людей, да и среди нас, чуждых тут, не частое. А вот нашёл он его там — и никуда от этого не деться.

— Ну? — спросил он, наконец, видя, что я глубоко ушёл в себя.

— Угу.

— Что «угу»? — ловко наклонился он, загородив своей головёнкой мою ладонь и заглядывая мне в глаза снизу вверх.

Стало понятно, что это недоразумение в покое не оставит.

Пришлось убрать руку и сесть.

Река сверкала нестерпимо. Сверкала и манила. В такой жаркий день хотелось залезть в неё и не высовываться. Чувствовать, как ласкает натруженное и зажатое тело вода, ощущать, как уходят в небытие застарелые тревоги. Но это всё фантазии. Мечты, мечты. Пока рана окончательно не затянется — рисковать не стоит. Да пока не подживут ожоги. Эдак дня два. Поэтому приходится только загорать. Доброе солнце весьма полезно для восстановления. А ещё полезен покой. Который исчез одновременно с появлением Чуды.

— Ладно. Я — Борислав. А ты? — вздохнув, незаметно оглядываю местность на предмет приближения других незваных Чуд.

— Я — Танистагор! — гордо заявляет он, пытаясь выпрямиться и сделать спину идеально прямой, будучи в весьма неудобной для этого позиции — сидя на заднице со скрещенными ногами. Кажется, такую позицию принято называть «сидение по-турецки».

Морщусь. Выдумщик! Хотя… Выдумщик-то выдумщик, но вот храмовое имя моё он угадал верно. Значит, стоит и к этому заявлению относится серьёзно. Мальчик — не из простых, хоть и вовсю дурачиться.

— И откуда ты взялся, Танистагор?

— Оттуда! — небрежно машет он рукой за спину.