Поцелуй или жизнь. Книга 1 [Ирина Литвинова] (fb2) читать онлайн

1.1

— Хей, Николка! Поди сюда!

— Николь! — тут же прервал меня голос кормилицы. — Не след юной госпоже горлопанить на весь окрест, як дурная чёрная девка. На кой те племяш мой?

— Матушка Донна, пусти нас с Николкой в старый замок! — состроила я самую милую мордашку, на которую только была способна.

— Ещё чего! Неча по руинам ползать, ещё ноги попереломаете и навернетесь так, что шеи посворачиваете!

— Ну Матушка Донна! — теперь завыли уже на пару с Николкой.

— А я говорю, неча юной наследнице славного рода Монруа и будущей хозяйке всего Северного Предела здесь делать! — громыхнул на все поместье голос Матушки.

Руины старого замка раскинулись совсем недалеко от нашего имения, всего три четверти часа ходьбы, а верхом так вообще не заметишь, как доедешь. Все крестьянские там уже побывали, а меня Матушка все не пускала. Говорила, мол, не к лицу знатной деве вместе с мальчишками-босяками лазить невесть куда. Ну и что, спрашивается, с того, что я Монруа? Как будто меньше хочется по разрушенному замку погулять!

Но делать нечего, Матушка меня за порог не пустит, а посему садимся обратно в кресло и продолжаем чинно, как и подобает наследнице земельного рода, вышивать, склонившись над пяльцами так, чтоб ещё и спина ровной оставалась. Вообще я люблю такие зимние вечера: с середины дня темно, в камине потрескивают дрова, Матушка напевает под нос какую-то деревенскую песенку, Николка через каждые десять минут заглядывает и спрашивает, не нужно ли нам чего, а на самом деле хочет вместе со мной посидеть, и тетя, наконец, сжалившись над ним, закрывает глаза на «приличия». Друг всегда садится у моих ног и поминутно косится снизу вверх. Вот и сейчас пятнадцатилетний мальчишка-слуга устроился на полу рядом с креслом и, незаметно для Матушки, игрался с кончиками моих завитых волос. Да, они всегда нравились Николке! Длинные, золотые, шелковистые. Многочисленная дальняя родня из Веридора, что к югу от наших пограничных земель, и из северных знатных домов, что под властью Саратского Вождя, многократно повторяла, что волосы — самая прекрасная моя черта, а «особенные подхалимы», как их порой бурча звала Матушка, уверяли всех и каждого, что из меня вырастет дивная красавица. Лишь одно считали досадным недостатком моей внешности, о чем также не раз упоминали при встрече, — мои глаза, большие, но какие-то нечеловеческие, почти звериные. Желтые, горящие янтарем, казалось, они светились даже в темноте. Явный признак наличия крови магической расы… Но папа мигом пресекал все эти рассуждения, а перед своим отъездом дал мне

зелье, за баснословную цену выкупленное у одной из скрывающихся от церковных гонений ведьм, и велел каждое утро закапывать им глаза. Что ж, теперь они непонятного светло-карего цвета.

Папочка… его портрет висит над камином с того самого дня, как он впервые отбыл в столицу Веридора на большой турнир в честь юбилея Ее Величества королевы Пенелопы Безжалостной. С тех пор я его и не видела, уже восемь лет. Нет, от папы каждые десять дней приходит весточка, но все же мне его не хватает. И не мне одной: Матушка нет-нет, да и вздохнёт о том, что не отправься лорд Седрик к королевскому двору, не увидал бы красавицу Пенелопу, не потерял бы голову и не затесался во всю эту придворную свору, прожил бы жизнь долгую, как человек, вырастил бы дочку, вёл бы хозяйство, а не геройствовал на ристалище и в будуаре королевы. А я думаю, что правильно папа уехал. Грустно, конечно, без него, но не брать же ему пятилетнюю дочку с собой в столицу. Папа, он рыцарь без страха и упрёка, благородный лорд и красивый богатый мужчина. Он нашёл себе жену по сердцу. Хоть родня и причитала, что быть консортом при королеве оскорбительно, но, если по чести говорить, то куда лучше, чем фаворитом. А ещё у меня малютка братик есть, Галахат. Мне даже подержать его дали, когда папа со своей женой-королевой приезжали навестить меня. Ее Величество мне очень понравилась. Именно в такую прекрасную и добрую женщину и должен был влюбиться папа. Правда, Пенелопа Веридорская подозрительно косилась на портрет первой жены лорда Седрика и наедине долго расспрашивала меня о маме.

Папу обвенчали с ней ещё в детстве. Не сказать, что у них были плохие отношения, но и любви, говорят, тоже не было. Может, они и привязались бы друг к другу, если бы прожили вместе дольше, а так мама ушла меньше, чем через год после свадьбы.

Однажды я услышала голос папы из кухни. Думала, послышалось, ведь даже мне запрещалось носиться по «вотчине» слуг вместе с Николкой, но все же пошла проверить. Так и есть, через щель между косяком и дверью углядела папу и полдюжины пустых бутылок. Он наполнял ещё один бокал, непривычно сгорбившись и подперев рукой голову, совсем не как высокородный лорд, и выговаривался сидящей напротив Матушке, которая на удивление не указала ему на «крестьянское» поведение, хотя обычно была строга в этих вопросах как со мной, так и со своим молочным братом — лордом Седриком. Папа много чего говорил. Говорил, что виноват в смерти жены, что обязан был помнить о ее юном возрасте, что не должен был оставлять семя, что нужно было думать наперёд и понимать, как тяжело может протекать беременность в семнадцать то лет! А Матушка только грустно кивала и все твердила, что на все воля Богов.

Богов… Я до сих пор не понимаю, как нужно говорить. Все северяне ссылаются на Богов, но Папа говорит, чтобы я упоминала не Богов, а только Единого, и ни в коем случае не произносила имени Мрачного Бога, а на вопрос, почему так, отвечал лишь, что подрасту и пойму. Но ведь я сама видела, как папа ходил в старый заброшенный храм и поклонялся тринадцати Богам, в том числе и Мрачному. Так почему надо скрывать, в кого ты истинно веруешь?

О папе и о тех его словах как раз я и думала, когда почувствовала руку у себя под юбкой. Не знала бы, что это Николка, вскрикнула бы. Нельзя ж так пугать!

Я уж хотела было шикнуть на друга, когда поймала его взгляд. Непонятный взгляд, пристальный, потемневший и какой-то голодный. Никогда его таким не видела, хотя знакомы мы с первых дней жизни. В последнее время он иногда ведёт себя странно: то засмотрится на меня и так неподвижно сидит часами, то за руку меня схватит и к себе притянет, то волосы мне распустит и играться начнёт, то и дело касаясь тёплыми пальцами шеи и плеч. Но чтоб коленки под платьем гладить, такого ещё не было!

— Никола… — начала было я, но он приложил к губам палец в знак молчания, и не думая вынимать из-под ткани вторую руку. Его грубоватая, уже по-мужски большая ладонь поползла вверх по бедру и, остановившись на кружевном верхе чулок, огладила полоску обнаженной кожи между ними и коротенькими панталончиками. От удивления я закономерно дар речи потеряла, а вот с Николкой творилось что-то странное: зрачки расширились, взгляд ещё больше озверел, а в довершение всего, стоило ему коснуться не прикрытой бельём ножки, как у него судорожно дернулся кадык.

Мое оцепенение разрушил звук звонкого подзатыльника и ругань Матушки:

— Ах ты ж кобелина! Ты кого, охальник, лапать вздумал! Лорд Седрик тебя, сироту несчастного и моего племяша, приютил по доброте душевной, а ты его дочурку тискать!

Ещё раз увижу, как ты юной хозяйке под юбку лезешь, поотрываю тебе все ненужное, так что хоть в горничные к ней пойдёшь!

Николка тут же вскочил и бросился прочь подальше от тетиного полотенца, которым она его всякий раз охаживала, стоило племяннику пошалить. Но сейчас у друга был такой несчастный вид, что мне его даже жалко стало.

— Матушка! Ну зачем ты его так?

— Ой, девочка моя, да как же ж с ними, жеребцами, по другому?! Ты, Николь, ещё малая, не понимаешь ничего. Но я тебе так скажу: до добра не доведёт то, что он тебя везде где ни попадя трогает. Так и до греха недалёко. Оно, может, для тебя и не так страшно, коли ты замуж не за северянина пойдёшь, у остальных чистота невесты не так важна. Но Николка то к тебе душой и сердцем прикипит и, как репейник, не отцепится от тебя.

— Матушка Донна, да мы с Николкой просто дружим…

— Дружат они! В постели вы ой как сдружитесь! Ай, помилуйте Боги, тебе ж недавно тринадцать годков минуло! Ой, позор на мои седины, кого я из племяша воспитала! Он же на дитё позарился!…

— Матушка! — оборвала я ее причитания. — Расскажи о Богах! Почему ты говоришь как будто их много, а папа — что только Единый?

Кормилица аж икнула от удивления, но все же объяснила:

— Я — коренная северянка и язычница, так же как и все мои деды да прадеды. Много лет назад Мрачному и Единому поклонялись как Создателям, по силам разным и величию, однако где-то лет сто назад или чуть больше на земле между немагическими государствами и нашим королевством осели фанатики веры и поборники нравов. Они то и создали культ Единого и с помощью денег и армии насадили «истинную веру» большинству окрестных народов. Только в Веридоре да у нас в Северном Пределе до сих пор не жгут на кострах язычников, но у высоких аристократов и даже у глав родов при Саранском Вожде, рассчитывающих на династические браки, обязательно поклонение только Единому.

— Они же лицемерят!

— Возможно, — пожала плечами Матушка. — Только это не их прихоть, а необходимость. Эти же фанатики проклятые ещё и «карающих стражей» себе завели. Чёрных колпаков, простите Боги милостивые! Они то как раз выявляют всяких еретиков и неверных, а тех, кто откупиться не может, к сожжению приговаривают. До нас, простой челяди, им дела нету, но вот знатных шерстят постоянно. Так что неча на каждом углу о своей вере в Мрачного вопить и в тех руинах шляться…

— А причём тут руины древнего замка? — оживилась я.

— Дык ведь черные колпаки тот замок и порушили. Мол, некогда там главный храм Мрачному был и сам нечестивый Бог туда порой спускается. Так что не вздумай даже глядеть в ту сторону!

Я молча кивала, а сама уж думала, как бы ночью выбраться с третьего этажа на улицу, минуя Мамушку и прислугу…

1.2

Балдахином пришлось пожертвовать, но да ладно, все равно от него никакого толку, а ткани много, аж до самой земли хватило! Так что ровно в полночь я спустилась во внутренний двор по отвесной стене из окна своей спальни и крадучись пробралась в конюшню. Двери здесь никогда не запирают, потому что на соломе всегда Николка спит, а сон у него чуткий. Вот и сейчас, стоило мне переступить через порог, как меня прижали к стенке стальные руки.

— Николка… — шепотом позвала я, всматриваясь в темноту. — Это я, Николь.

— Николь… — обжег мне ухо глухой хрипловатый шёпот, и горячая ладонь сжалась сильнее. — Ты ко мне пришла?

— К тебе. Оседлай мне лошадь, хочу на руины замка съездить.

— Ночью нехорошо, опасно, — отозвался друг, — давай лучше в земли Саратского Вождя на праздник наведаемся. Сегодня в Антрополе всю ночь гуляют — день Пришествия Мрачного Бога. Поедем, там нас никто не знает, повеселимся с городскими. Я тебе свои тряпки дам и шляпу с полями, никто и не пронюхает, что ты девчонка и уж тем более дочка лорда Седрика Монруа. Ну, так едем?

Эх, в руины, конечно, очень хотелось, ну да ладно, днём как-нибудь выберусь. А вот случая погулять на празднике в честь «нечестивого Бога» скорее всего больше не представится случая, тем более наследнице знатного рода.

— Едем! — провозгласила я на всю конюшню.

***

Ночной Антрополь — невероятное зрелище: всюду огни, смех и брага. Если в деревне царили шум и суета захмелевшей толпы, то город манил романтикой и кишил развлечениями вроде циркачей, бардов и бродячих артистов. Николка за медяшку купил кулёк с сахарными леденцами, и теперь мы, в практически одинаковых штопанных рубашках и потёртых шляпах, смахивающие на братьев, поочередно тянулись за вкусненьким и иногда сталкивались руками. Причём Никола практически не ел сам, а подносил леденцы к моим губам и сам вкладывал их в рот. Ближе к концу кулька я, очередной раз забрав у друга сладость, в шутку облизнула его сахарные пальцы и заливисто рассмеялась. Николка остолбенел.

— Николь, ты…

Что там я, слушать не стала, поскольку уловила задорный мотивчик, но слов было не разобрать. Музыка шла от перекрёстка двух небольших улочек: там, рассевшись на бочке и лихо закинув ногу на ногу, сидел заморский артист — скоморох — и умело перебирал струны тара.

Граф… это уже интересно! В северных землях показатель знатности — принадлежность к роду, но иерархии там никакой нет; в Веридоре королевская династия и множество дворянских титулов; а графья и виконты водятся только на юге, где, говорят, круглый год светит солнце и все цветёт и пахнет. Не земли, наверное, а сплошное чудо! Но что за странности там творятся, о которых в песне поётся?…

— А это о настоящем графе? — обернувшись, спросила я у Николки, который уже успел догнать меня и теперь обнимал сзади своими огромными мускулистыми руками. А ещё у него появилась привычка прижимать меня к себе и шептать прямо в ухо, щекоча дыханием кожу.

— Да, он поёт про самого состоятельного и знатного южанина, лорда Себа'стьяна, графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон. Он похоронил уже четыре жены, причём все они «отдали ему во власть свою плоть и кровь», купившись на его обещание «подарить им вечность» и сделать сон явью, и не переживали первую брачную ночь. Потому что граф «о смерти обожает видеть сны».

— А как же целители? От чего умирали жены графа? — я развернулась в кольце его рук и уперлась взглядом в кадык, который опять почему-то судорожно дернулся.

Друг нахмурился, словно раздумывая, говорить мне или нет, а спустя несколько секунд наклонился ещё ниже и шепнул ожидающей услышать нечто ужасное и невероятное мне:

— От любопытства.

— Ну Никола! — для виду возмутилась я, но улыбку сдержать не смогла.

На том про графа и забыли. Дался он нам, в самом деле!

Ночь близилась к рассвету, и началось самое волнующее событие праздника: воззвание к Мрачному Богу. Народ собрался на Главной площади и, подбрасывая к небесам пригоршни крупы и стоя под дождём манки, гречки и риса, кричали хвалебные речи Мрачному, кто-то ещё и благодарил его за помощь, некоторые просили что-то. Мы с Николкой уже подкинули две горсти, а в волосах собрали и того больше, и друг отправился за третьей к примостившимся в переулке бочкам, специально выставленным по случаю. Вокруг бросали крупу, смеялись, взывали к высшим силам, и все без исключения высматривали Божественное явление на темном небосводе… Поэтому-то никто ничего и не заметил…

— Чёрные колпаки!!! — заорал кто-то справа, и площадь мигом превратилась в бурный океан. Люди бросились в рассыпную, отшвыривали друг друга в разные стороны, кидались напролом, задавливали недостаточно расторопных, метались туда-сюда, неслись не разбирая дороги, лишь бы скрыться от кровавых палачей культа Единого. Жуткая давка грозила похоронить под ногами тучи народа и маленькую меня, поэтому я посчитала за лучшее прижаться к стене ближайшего здания… там-то мои плечики и обхватили стальные тиски пальцев. Обернулась — слуга культа. В обтягивающих чёрных одеждах и таком же колпаке палача с прорезями для рта, открывающим и подбородок, и для глаз, через которые на меня смотрели горящие жгучей ненавистью, невероятного насыщенного зеленого цвета очи. И не только глаза были невероятными. Почему-то мне с первого взгляда показалось, что этот мужчина красив. Про лицо не скажу, но вот фигура у него была примечательная: рост выше среднего, так что я ему до подбородка макушкой только в прыжке достану, непомерно широкие плечи и мускулистые, словно у борца или у морехода, руки, узкие бёдра и длинные крепкие ноги. Прекрасный мужчина! Был бы, если бы не фанатизм.

Пока я рассматривала своего будущего палача, он тоже мерил взглядом меня, а вокруг нас раздавались возгласы «карателей»:

— Нечестивцы! Еретики! Идолопоклонники! Слуги Мрачного! Казнить! Всех на костёр!

Никогда я не видела казней. И что, этот красивый мужчина напротив схватит меня за шкирку, бросит на вязанку дров и запалит их?! Наверно, в моих глазах отразились неверие и ужас, потому как чёрный колпак, усмехнувшись, спросил вкрадчивым низким голосом:

— Страшно?

О да, кому было бы не страшно? Но чтобы я хоть одной живой душе призналась, что боюсь! Да скорее культ Единого провозгласит своим кумиром Мрачного!

— Это варварство! — твёрдо и уверенно заявила я в лицо палачу без тени страха. — Как можно заживо сжечь человека? За что?! За то, что он в предрассветный час подкинул вверх горсть крупы?! Или за хвалу какому-то Богу? Да что значат какие-то просьбы или благодарности?! Судить надо не за слова, а за дела!

Колпак, естественно, не ожидал от меня такого отпора. Мужчина пристально всмотрелся в мое лицо и вдруг прикоснулся рукой у моей щеке и скользнул вниз, к шее. Я вздрогнула, но не от неожиданности, а от странного чувства, вызванного чужими пальцами, скользящими так уверенно и томительно медленно. Когда меня касался Никола, ничего такого и в помине не было. Ну, дотронулся и дотронулся. О руку же колпака мне неожиданно захотелось потереться. А он между тем подцепил мой подбородок указательным пальцем, а большим провёл над верхней губой, затем выдал очевидное:

— У тебя не растёт ни бакенбардов, ни бороды, ни усов.

Растерянная нежность тут же сменилась возмущённым негодованием: чего это он тут меня как кобылу в торговом ряду осматривает?! Спасибо, что хоть зубы не проверил! «Хуже все рано не будет!» — решила я и, изловчившись, изо всех сил укусила его за палец.

Колпак скривился, но стерпел мои остренькие клычки без единого звука, даже хватку не ослабил. Вот что за человек! Нет бы хоть чуть-чуть разжать свои клещи, чтоб можно было резко дёрнуться и, выдрав плечо, удрать в ближайший проулок! Но нет, не вырваться из «объятий» палача.

Тут мужчина вновь протянул ко мне руку со следами моего «бунта», резко сорвал с меня шляпу Николки и бросил под ноги на мостовую. Мои чудесные золотые локоны рассыпались по плечам, шатром укрыв надежнее, чем изодранная в толчее рубаха друга.

Изумрудные глаза уставились на меня пристальнее прежнего, но на этот раз в них сквозило удивление, интерес и, кажется, капля нежности. Клешни, мгновение назад готовые выворачивать суставы и заставлять кости трещать, стали мягче, тем не менее не отпуская.

— Сколько тебе лет, маленькая? — негромко спросил у меня инквизитор. Ага, значит, из-за малого возраста и из-за того, что девочка, пожалел.

— Десять, — интуитивно сбросила пару лет я.

— Как тебя зовут?

— Ника… — неуверенно пробормотала я так, что сама еле-еле себя расслышала.

— Как ты сказала? Лика? Значит, Анжелика, — сделал свои выводы он.

Ну, а я не стала его переубеждать, просто скромно потупила глазки.

— Анжелика, послушай, сейчас всех арестованных поведут в камеры под монастырем в окрестностях города, а потом — в пыточные на допрос. Я заберу тебя к себе в келью и побуду с тобой. Утро поспишь у меня, потом я накормлю тебя завтраком, а там и суд над слугами Мрачного. Не бойся, со мной тебя никто не тронет. Обещаю, смерть тебе не грозит.

— Почему вы так добры ко мне? — все же подозрительно, я же для него еретичка, к тому же покусавшая его.

— Потому что ты понравилась мне, — просто ответил палач и, кажется, улыбнулся под маской. — Не смотри так удивленно, все же я не монах и не евнух. Пройдёт лет пять — шесть, ты расцветёшь и станешь настоящей красавицей. Может, ещё вернусь и разыщу тебя здесь, — тут случилось уж совсем невероятное — колпак задорно подмигнул мне!

Все так же не отпуская мое плечо, он повёл меня вслед за другими горожанами, праздновавшими Пришествие Мрачного Бога. Многих из них избили, кто-то вообще был не в состоянии идти сам, таких бравые широкоплечие палачи взваливали на себя и бодренько устремлялись к своему оплоту.

1.3

Келья колпака больше походила на оружейную, чем на обитель смирённого божьего слуги: во всех углах обретались шпаги, рапиры, двуручники, даже восточные ятаганы и воровские кинжалы. Интересно, а мой знакомец умеет обращаться со всем этим? Увы, удовлетворить мое любопытство было некому, ибо колпак только впустил меня к себе, велел ложиться спать и тут же скрылся за дверью. Ничего не оставалось, как забраться на застеленную кровать и, свернувшись калачиком, прикрыть глаза, хотя сна не было ни в одном глазу.

Сколько я так пролежала, не знаю. Судя по посеревшему в маленьком оконце клочку неба, несколько часов, но ощущение было такое, что никак не меньше суток. Беспокойные вопросы бестолково роились в голове, сводя с ума неизвестностью. Где Николка? Поймали ли его колпаки? Если да, может, ему повезло так же, как и мне… Почему то в последнее не верилось вообще. Николка уже взрослый, кто ж его пожалеет? Да и не факт, что меня спокойно отпустят.

Наконец-то ключ заскрежетал в замке, и в келью вошёл, судя по всему, мой палач. Колпак он так и не снял, зато чёрную хламиду сменил видавший виды кожаный дублет, на котором местами виднелись прожжённые дыры, водяные разводы и… кровь?!

— Не пугайся, — проговорил палач, проследив за моим взглядом. — Практически со всеми уже закончили. Ты слышала крики из пыточных? — к горлу подкатила тошнота, но я постаралась не выдать своего ужаса. — Вроде не должна была, стены здесь толстые, подвал глубоко. Хочешь есть? — как ни в чем не бывало перевёл тему колпак, доставая из-за пазухи свежий ломоть.

Серьезно?! Он только что мучил людей и сейчас предлагает мне пожевать вместе хлебушка?!

— Скажите, — голос мой звучал на удивление ровно. — Вы не видели там… в подвале, моего брата? Его зовут Николой, ему пятнадцать, он темно-русый и был в такой же шляпе, что и я.

— У меня из парней только один был, — задумчиво протянул палач, сосредоточенно перебирая в памяти жертв прошлой ночи. — Да, точно, мальчишка, вроде как, откуда-то из Северного Предела. Имя не спросил, мне нужно было знать только как далеко распространилось поклонение Мрачному.

— Вы его пытали?! — слёзы чудом ещё не катились из глаз.

— Нет, — все так же невозмутимо отвечал палач, разламывая завтрак на две части и протягивая одну из них мне. — Он сразу же ответил на мой единственный вопрос, поэтому для него все практически тут же и закончилось.

— Можно мне к нему? — с надеждой пролепетала я.

— Зачем? — хоть лицо собеседника и было скрыто колпаком палача, уверена, он нахмурился. — Не думаю, что его ещё не обглодали дворняги. Зачем тебе прощаться с безликими костями?

— Вы… вы убили его?!

— Ему досталась пытка водой. Как только он сказал, откуда родом, я залил в него три кувшина подряд.

Я лежала на кровати, как пришибленная, и не могла поверить. Никола… Нет! Пытка водой… Я знала, что это. Связанного человека клали на спину, наклоняли ему голову, рот насильно удерживался открытым — в него вставляли воронку и зажимали нос. В жертву вливали воду постепенно, время от времени останавливаясь, чтобы задать интересующие вопросы, а как только выясняли все, что нужно, в считанные минуты доводили до того, что несчастный захлебывался… И эти твари… они даже не бросали тела замученных в общую яму и не закапывали, на скорую руку проведя отпевание всех разом! Они бросали их на съедение псам, как куски мяса! Ненавижу… Никогда не забуду. Но говорить вслух этого не стала, только бросила на палача короткий взгляд, от которого того передернуло.

— Тебе так дорог был этот пацанёнок? Если он действительно твой брат, хотя, по-мне, не так то вы и похожи, то его следовало бы забить как бешеную собаку хотя бы за то, что он приволок маленькую сестренку на сборище поклонников Мрачного. Ты могла бы быть с сейчас с теми, кого допрашивали ночью…

— Лучше уж так, чем отсиживаться в сторонке и оплакивать дорогих людей! — прошипела я, и звук, вырвавшийся из моего горла, действительно напоминал речь змеи.

Последнее обстоятельство не укрылось от колпака, и он подозрительно всмотрелся в меня, затем, дожевав свой хлеб, резко подался вперёд и схватил меня за руки.

Горячее прикосновение обожгло, как будто я положила ладонь на раскалённую жаровню. Я всегда была холодна, как ледышка, и сколько бы ни пытались укутывать меня в шали и пледы, ничего не помогало. При этом холода я совсем не чувствовала!

— Ты ледяная… — задумчиво протянул мужчина, и не думая убирать свои обжигающие руки.

— Замёрзла, — не моргнув глазом, соврала я, пытаясь незаметно высвободить свои ладошки.

Палач усмехнулся и вдруг быстро поцеловал обе мои ручки, неотрывно глядя в мои глаза. Не поняла… с чего это вдруг светские реверансы, причём от «чёрного колпака»!?

— Ты никогда не мёрзнешь, — завораживающе прошептал мужчина, гипнотизируя меня своими невероятными изумрудными очами. — Скажи, какого цвета мои глаза?

— З-зелёного… — еле выдавила из себя я, чувствуя, что совершаю роковую ошибку.

— Ты видишь сквозь морок, — огорошил меня палач, и на губах его заиграла добрая улыбка. — В тебе есть сила древней магической расы. Ты нагиня, Анжелика.

Я… кто?! Память услужливо подбросила картинки из талмуда по древнейшей истории. Огромные чудовища с клыками, дотягивающимися практически до подбородка и парой, а то и не одной, жилистых рук, увенчанных десятком длинных, изогнутых когтей. Но не это самое ужасное. Хвост! Огромный чешуйчатый змеиный хвост вместо ног! Или же просто длиннющая змея!

— Кровь нагов в тебе разбавлена, — с усмешкой наблюдая за моей реакцией, принялся объяснять колпак. — Промежуточной ипостаси у тебя точно нет, иначе ты с детства бы могла, пусть и спонтанно, наполовину перекидываться. Возможно, после пробуждения ты сможешь обращаться змеей… Не бледней, — фыркнул на мое вытянувшееся лицо рассказчик. — Только мужчины принимают форму исполинского змея, длинной метров пятнадцать, а то и больше. Женщины выглядят как обычные твари. Длинные, но ничего сверхъестественного. Ещё есть вероятность, что у тебя сохранились способности расы, например, гипноз, ядовитый укус, способность слышать телом…

Бред! Это все было сплошным бредом! Какая нагиня, какой укус… И тут перед глазами встал один полночный разговор с папой.

1.4

Я, трехлетняя крошка, в сотый раз размазывала слёзы по камзолу благородного лорда Седрика и, заикаясь, сбивчиво пересказывала свой кошмар. Каждую ночь, что я помню себя, мне снился один и тот же сон: я гуляю по залитой солнцем лужайке, вокруг видимо-невидимо южных цветов и сочной зелени. Я сижу на мягкой густой траве, облокотившись спиной о прохладный ствол дерева и укрывшись в его тени от полуденной жары. Солнце светит необычайно ярко, совсем не так, как на севере, поэтому мысленно я окрестила это место райским южным уголком… Раем то оно было, но только до кульминации моего сновидения. Как бы приятно мне ни было нюхать дурманящие запахом соцветия или щуриться на солнышко, каждую ночь я с замиранием сердца ждала его… Протяжное глухое шипение над головой, сопровождающиеся легким шелестом. Каждую ночь я вскакивала с места и оборачивалась, уже зная, что увижу. Длинная гибкая змея, обвиваясь вокруг дерева, скользила вниз, не сводя с меня кровавых глаз. Жуткости змее придавала ещё и абсолютная белизна кожи, обтягивающей сильное вертлявое тело, переливающееся сверху вниз мне навстречу. Нет, мой личный страх не нападал на меня, но всякий раз меня пробирал первобытный ужас от взгляда этой твари. А просыпалась я тогда, когда мое отражение в алых глазницах вдруг теряло человеческие очертания и вытягивалось в змеиные, точно такие же, что я видела напротив…

Однажды папа посоветовал мне в следующий раз, когда встречусь со своей змеей, попробовать покормить ее с рук, а на все мои вопросы туманно отвечал, что именно так оборотни-змеи, вошедшие в древнюю историю как наги, проходили первую половину обряда инициации. Оборотень должен был предложить своему зверю еду, которая пришлась бы ему по вкусу. Оказалось, вторая ипостась нагов питалась не только традиционными для змей блюдами, но и авторскими рецептами первой ипостаси. Я понятия не имела, что не против была бы сожрать та скользкая хладнокровная гадина, поэтому, как только провалилась в сон следующей ночью, обследовала все окрестности на предмет чего-нибудь съестного. Мда… если любимое кушанье змеюшки здесь, то она абсолютно точно вегетарианка. Трава, листья, цветочки, стебелечки…

Сверху послушалось уже знакомое шипение. Ну вот и гостья жданная пожаловала. Мне ничего не оставалось, кроме как развернуться и стоически выдержать колючий взгляд краснющих ярких глаз… Глаза… если не брать в расчёт ассоциации с кровью, то этот благородный алый оттенок мне очень нравился. Мелькнула мысль, что змее понравится что-то под цвет ее рубиновых очей. Странная, мягко говоря, мысль, однако мозг явно не собирался выдавать нечто более логичное, поэтому я ухватилась за ту догадку, что в единственном числе имелась в черепной коробке. Итак, красный! Не долго думая, я представила перед собой яблоко. Большое такое, чтоб можно было обхватить его только двумя руками, сладкое, сочное и непременно насыщенно красное. Пока воображала, слегка прикрыла глаза, а подняв веки, обнаружила перед собой… Яблоко! Точь-в-точь как то, что мгновение назад стояло перед моим мысленным взором!

Не веря своим глазам, я схватила спелый плод в руки и, напрочь позабыв о не самом приятном соседстве, откусила. Боги! Сладкое, сочное, с хрустящей под зубами налитой мякотью, это было самое вкусное яблоко из всех, что я когда-либо ела!… И тут с другой стороны послышался характерный звук — второй румяный яблочный бок укусила змея…

Я проснулась в холодном поту, но не из-за страха, а из-за волнения. В тот момент, когда мы обе отведали чудное яблоко, змея вдруг перестала быть для меня склизким чудовищем. Она показалась мне прекрасным существом, грациозным, таинственным, способным мыслить и чувствовать, преданно любить и люто ненавидеть. У меня не было ни брата, ни сестры, и мне, порой, было одиноко в величественном особняке Монруа. Поскольку Николка вполне мог сойти за старшего братишку, я просила папу подарить мне маленькую сестренку. Немногие вопросы повергали лорда Седрика в такую же смущенную растерянность, как этот. Он осторожно объяснял мне, что если у него появится ещё одна дочка, то, значит, у малышки будет мама, которая станет и моей мамой тоже. На что я заявляла, что согласна, чтобы мамой моей сестры стала Матушка Донна. На этом аргументы у папы заканчивались, впрочем, сестры я так и не дождалась, только братика, и того видела раз в жизни… А теперь смотрела в глаза змее, и чувствовала, что передо мной что-то родное, ближе, чем сестра. Что передо мной я сама…

С тех пор я перестала плакать по ночам и очень радовалась, когда моя змейка приползала ко мне во сне. Я не стала придумывать ей имя, потому что знала, что ее зовут так же, как меня. Однажды я спросила у неё, увидимся ли мы когда-нибудь наяву. Змея внимательно посмотрела на меня… и ответила на человеческом языке! Нет, она не открыла пасть и не произнесла ни слова, но я услышала в голове ее голос, точь-в-точь такой же, как и мой, только с присвистами и лёгким шипением:

— Я всссегда сссс тобой. Я сссмогу выйти наружшшшу и ты обретешшшь чшшасть сссвоей ссссилы, когда твоя пара преподнессссет тебе в дар зсссаветный плод. Но помни, чшшшто мы ссстанем одним цссселым и ты получшшшишшшь полный контроль над сссвоим магичшшшесссским Даром, только когда ты и твоя пара вдвоём надкуссссите один плод. До техссс пор твой поцссселуй ссстанет ядом любому чшшшисссстокровному чшшшеловеку и ссссильно, практичшшшшесссски насссмерть отравит ссссына Хаосссса. Дажшшшшшшше твою пару отравит. Найди сссвою пару и разсссссдели ссссс ней зсссаветный плод, не то влюблённому в тебя юношшше придетссся выбирать: поцсссселуй или жшшшизссснь…

Годы шли, змейка все реже навещала меня во снах и я стала забывать ее наставления. А тут…

1.5

— Ты ведь понимаешь, что об этом никто не должен знать, — продолжал тем временем колпак, перебирая мои пальчики и упорно не замечая моих попыток освободиться. — На всех полукровок объявлена охота. Культ Единого не охватил разве что Веридор, и то это вопрос времени. Веридорские — потомки демона Рагнара, а значит, порождения Мрачного. Как только их династия падет, культ утвердится и там и прятаться полукровкам будет негде. Ты как-то скрываешь цвет глаз? — утвердительный кивок. — Маскировка хорошая, никогда не забывай о ней. Полукровок опознают в большинстве случаев именно по неестественно ярким глазам.

И тут меня осенило!

— Вы тоже полукровка! — воскликнула я, таращась в огромные изумрудные глаза, глубиной и переливчатостью цвета посрамившие драгоценные камни.

— Умница, — одобрительно хмыкнул палач. — И да, тебе не показалось, я на самом деле очень горячий мужчина.

Намёка я не поняла, однако странный пристальный взгляд, чем-то неуловимо напоминающий поглядывание Николы исподтишка, напрягал и навевал смешанное чувство страха и любопытства. Но все пересилила злость.

— Вы мучаете и убиваете людей и полукровок, в то время как сами такой же, как они?! Порождение Мрачного!

Зелёные глаза под маской палача нехорошо сощурились, а голос прозвучал глухо, с пробивающейся сквозь напускное спокойствие угрозой:

— Надеюсь, тебе хватит ума не голосить об этом, а то придётся отвечать ещё и за очернение имени служителя Единого.

— Ещё? А разве к смертельному приговору можно добавить ещё какое-то наказание? — с вызовом бросила я, буравя ненавидящим взглядом человека, который был хуже зверя, как и все эти проклятые фанатики.

— Я же сказал, что смерть тебе не грозит. Я не дам такой красоте навсегда пропасть в пыточной, так и не распустившись до конца. Я не смогу вывести тебя незаметно, невиновных на праздниках в честь Мрачного, сама понимаешь, тоже нет. Я сказал братьям, что ты простая воровка, которая захотела под шумок обобрать поклонников нечестивого Бога. В качестве доказательства предъявил кошелёк с золотыми, который якобы вытащил у тебя из-за пазухи. Не бойся, за воровство наказание не смертельно.

Не успела я возмущённо пикнуть, как меня схватили за локоть и потащили из кельи. Я не знала, как по закону наказывают воров. В Северном Пределе верховным судьей был папа, а мелкие преступления находились в ведении городских и деревенских старост. Хотя у этих нелюдей и законы не людские!

У массивных дверей, судя по всему, на улицу, палач неожиданно смягчился и, притянув меня к себе, опалил горячим дыханием шею под ухом.

— Не бойся, я не дам тебя в обиду. Скажи мне, где тебя искать?

— Чтобы вы знали, куда ещё распространилось поклонение Мрачному? — попыталась отпрянуть от него я.

— Нет, маленькая. Чтобы, когда ты подрастешь, я смог тебя найти.

— Надеюсь никогда с вами больше не увидеться! — выплюнула ему в лицо чистосердечное пожелание.

— И не надейся, малышка, — напоследок недобро сверкнул зелёными глазами мужчина. — Через минуту тебе только на меня и останется надеяться.

Но я его уже не слышала. Свежий воздух предрассветного утра неприятным холодком пробрался под мое поношенное крестьянское платье. Но лучше бы он превратился в настоящую бурю и разорил все вокруг. Лишь бы не слышать мерзкого чавканья из-за забора неподалёку от крыльца и не вдыхать затхлого запаха смерти. Стоило подкоситься в ту сторону, как в глазах потемнело: огромные жрущие псины и кровавое месиво на их мордах и на земле. Я уже знала, какая участь постигла тела замученных «во имя Единого», но увидеть это вот так, своими глазами, в нескольких шагах…

Из приближающегося обморока меня выдернул противный, словно скрежетание металла о стекло, голос одного из колпаков, кругом выстроившихся во дворе и, видимо, поджидающих свою последнюю жертву на сегодня.

— Анжелика, девка из трущоб Антрополя, ты обвиняешься в воровстве и попрошайничестве. По законам нашего братства ты приговариваешься к позорному клейму висельницы. Отныне ни один верный слуга Единого не возьмёт тебя в жены, не откроет тебе двери своего дома и не обмолвится с тобой словом. Ожог в виде веревки, затянувшейся на шее, скажет все за себя!

В середине этой речи, плюющейся гневом и слюной, меня схватили с двух сторон два дюжих колпака и поволокли куда-то на задний двор. В нос ударил запах костра и чада, а взору предстал огромный мужик в перчатках, вытаскивающий из костра раскалённые докрасна окромные клешни, каждая как половина дуги, как раз чтобы шею обхватить. Секунды текли, меня волокли к нему, а я, как пришибленная, таращилась на орудие пытки и не могла осознать, что это все на самом деле происходит со мной. Только когда меня бросили под ноги живодеру-кузнецу и подняли, больно схватив за волосы и заодно оголяя шею, голос ко мне вернулся — я заорала.

Матушка Донна всегда говорила мне, что благородной леди не след повышать голос даже на чернь. Но благородных леди и не клеймили раскалённым металлом «чёрные колпаки»! Я визжала на самой высокой ноте, которую могла взять, вопила дурниной громче, чем дворовые коты по весне, хрипела из последних сил, когда мне заталкивали в рот какой-то замусоленный лоскут, попутно скручивая запястья веревкой, больно врезающейся в кожу. Мне показалось, что время замедлило свой бег: железка неспешно плыла к моей шее, остановилась у самой кожи, словно раздумывая, обласкать меня своим прикосновением или нет, затем, окончательно придя к положительному ответу, начала примеряться, с какого бы боку начать своё круговое путешествие…

— Быстрей давай! — гаркнул один из тех, кто чуть не вывихнул мне руку, стараясь крепче связать.

Ну вот и все. Я уже приготовилась заголосить в три раза громче от боли, чтобы сорвать связки, но хоть оглушить этих сволочей на всю оставшуюся жизнь, как вдруг…

— Отпусти девочку, — этот голос был не в пример моему спокоен и тих, однако подействовал на колпаков куда больше.

Палачи прервали экзекуцию и уставились на человека, небрежно облокотившегося на ограду и в упор смотрящего на нас. По его виду нельзя было угадать ни возраст, ни происхождение, поскольку темный костюм для верховой езды, обрисовывающий статную худую фигуру, мог с равным успехом принадлежать как умудрённому опытом охотнику, так и только что вошедшему в брачный возраст младшему сыну какого-нибудь лорда. Лицо у незнакомца было скрыто маской, однако не балахонистой, как у колпаков. Она, точно слепок, повторяла рельеф лица хозяина, оставляя на виду только бледные худые губы и упрямый, идеально гладкий подбородок.

— Чё те надо, мужик? — гаркнул в его сторону колпак с железкой в руках. — Не видишь, воровку клеймим. Иди куда шёл, а то сейчас своих кликнем!

— Эта девочка не воровка, — так же невозмутимо отвечал мужчина, отрываясь от стены и неспешно подходя к нам.

— Ещё какая воровка! Такой кошель у какого-то прихвостня Мрачного увела! Да вон, сам глянь!

Мне выпала возможность посмотреть на пресловутый звенящий мешочек, который я украла! Боги, а если этот мужчина сейчас им поверит? Он ведь хотел защитить меня…

— Это не она украла этот кошелёк, — не впечатлился доказательством случайный свидетель моей казни.

— А кто же? — хором спросили колпаки, видимо, всей душой желающие послать нежданного гостя куда подальше, но не решающиеся из-за тяжелой ауры, незримым ореолом витающей вокруг неизвестного. Ауры силы и власти.

— Я, — было им коротким, исчерпывающим ответом.

— Ты чё, с дубу рухнул, мужик?! Как это ты украл, если кошель при ней нашли?! — возмущённо спросили фанатики, хотя их явно интересовал другой вопрос, а именно какого демона вор признаётся в краже и сам под клеймо подставляется?!

Следующая фраза незнакомца все им объяснила.

— Она моя племянница, я дал ей подержать добычу, пока тянусь за вторым кошельком.

Меня отпустили сразу же. Колпаки подскочили к незнакомцу, однако схватить его не решались и, похоже, практически уверились в необходимости звать подмогу.

— Не голосите, бежать не собираюсь, — презрительно хмыкнул мужчина, ободряюще подмигивая мне.

А мне вдруг показалось, что получить клеймо — это не так уж и страшно. В конце концов сама попалась в руки «чёрных колпаков», а этот человек просто проходил мимо и решил помочь мне. Он же пожелал забрать такое страшное наказание, чтобы спасти незнакомую девчонку-оборванку, а я буду просто стоять и смотреть на это…

Незнакомец раскрыл мне свои объятия, и я, не раздумывая, бросилась в них. Страх, неверие и скорбь вылились слезами на его дублет, а сильные руки с длинными белыми пальцами прижимали меня к твёрдой тёплой груди. Наверное, я могла бы стоять так не один час, если бы не грубое:

— Быстрей давай!

А в следующий миг я задохнулась от запаха паленой кожи. Слёзы продолжали течь, но ужене от жалости к себе. А этот невероятный мужчина даже не вздрогнул, только успокаивающе погладил меня по голове и не дал отстраниться, чтобы я не видела ужасной, несправедливой казни.

Мы стояли на заднем дворе целую вечность, пока колпак тщательно выводил полоску вокруг шеи моего спасителя, но и этот кошмар, слава Богам, кончился. Меня подхватили на руки и, все так же прижимая к уже ставшей родной груди, понесли куда-то. Мне было все равно куда. Подальше от этого места! Подальше от безумных животных, по ошибке зовущихся людьми! Подальше от обожравшихся дворняг, обгладывающих людей, которые всего несколько часов назад бросали крупу в небо, славя опального Бога…

***

Бессонная ночь, слёзы, усталость… Конечно же я заснула в уютных надежных объятиях. Не знаю, сколько я спала, но, открыв глаза, обнаружила, что меня все так же несут на руках в сторону особняка Монруа. Причём мы уже на подъездной дороге! И как только узнал, куда идти?!

— Проснулась, красавица? — тепло спросили меня, и я подняла глаза у безликой маске.

— Спасибо… — вот и все, на что меня хватило.

Ворот закрывал шею мужчины, но я точно знала, что на ней красуется клеймо. Боги, а ведь он ни разу не вскрикнул, пока его казнили, даже не пошевелился!

— Как хоть зовут тебя, скажи?

— Ника… — уже второй раз за эту безумную ночь представилась я.

— Ника, — медленно проговорил мужчина, внимательно разглядывая меня. — А полное Вероника?

Я хотела было отрицательно покачать головой, но тут услышала знакомый голос, доносящийся от дома. Прямо к нам из ворот бежал… Николка! Живой, слегка потрёпанный, но вполне здоровый Николка!

Я мигом слетела с рук незнакомца и бросилась к другу, ещё не веря в такое счастье.

— Вероника! — бросил мне в спину мужчина, и я почувствовала укол совести, что не узнала его имени и даже не попрощалась.

Я обернулась, собираясь исправить свою оплошность, но тут спаситель что-то бросил мне, и я, хоть и растерялась, поймала небольшой холщовый мешочек.

— Держи, никак, проголодалась, — вот и все, что сказал этот невероятный мужчина, прежде чем на его руках засверкала магия и он скрылся в яркой вспышке света. Папа так не умел, но, кажется, говорил, что такое волшебство называется порталом.

… Уже бредя к воротам особняка рядом с болтающим без умолку Николкой, я удосужилась заглянуть в мешочек, отданный мне незнакомцем… и оторопела. Внутри лежало большое, красное-красное яблоко. Наперёд зная, что оно сладкое и сочное, я все же потянулась к нему и надкусила. А в следующее мгновение во мне всколыхнулась что-то неведомое, а в голове прозвучал уже начавший стираться из памяти голос:

— Зсссдравссствуй, сссс иницсссиацсссией!

2.1

Ее Величество королева Веридора Пенелопа Безжалостная и ее муж-консорт лорд Седрик Монруа ушли из жизни в один день. Вечером после их похорон на юного принца Галахата, единственного наследника династии Веридорских, было совершено покушение, в результате которого крыло дворца сгорело дотла, а в обугленном трупе с трудом можно было узнать мужчину. Тут же были провозглашены виноватые — коварные Монруа, задумавшие отобрать престол у Веридорских и посадить на трон свою единственную прямую наследницу, дочь почившего короля-консорта от первого брака…

— Это возмутительно! — в тысячный раз выкрикнула я, тревожно мечась по комнате и взметая юбками простого, но удобного домашнего платья. — У них нет никаких доказательств!

— Да разве нужны им доказательства, голуба моя? — причитала Матушка Донна, с беспокойством наблюдая за моим мельтешением. — Разве, думаешь, важно им, кто принца приговорил? Щас! Им главное вид сделать, что виновные наказаны, а уж кто они… Козу отпущения лучше тебя им не сыскать.

— Да как они смеют…! — уже готовилась зайти на сто первый круг я, как в залу с шумом ворвался Николка.

— Отряд Веридора на подъезде! По твою душу, Николь!

И правда, у подножья холма, на котором высилось наше родовое имение, уже клубилась пыль под копытами пяти десятков всадников. На солнце яркими бликами переливались латы и мечи. Боги…

— Николь! — зычный голос Матушки не дал мне удариться в истерику. — Вам немедленно надо уезжать! Сию секунду! Хватай плащ, кошель, брось туда золото да камушки свои фамильные, сколько влезет, и бегом на конюшню! Возьмёшь с собой только Николку, выедете через задние ворота! А я их здесь задержу!

— Матушка! — мигом взвилась я. — Ты едешь с нами! Мы не оставим тебя здесь!

— Ты видела, как я в седле красуюсь? — криво усмехнулась кормилица. — Мешок с картошкой смотрится изящней, да и держится лучше. А вам надо быстро скакать. Не время спорить, Николь. Я потяну время, скажу, что, мол, моется госпожа, или что пошла помочь тебе одеться. Голубка моя, мне в будущем году полтинник стукнет, мне уж и помирать не страшно. Беги, моя красавица, и не оглядывайся!

— Нет, Матушка! — начала было кричать я, но меня поперёк талии схватил Николка и, даже не прощаясь с тетей, его единственной семьей, поволок меня к выходу из залы.

Он тащил меня до самых конюшен, и чем дальше мы шли, тем меньше я брыкалась. А что толку? Матушка уже все решила.

Окончательно отрезвил меня топот копыт, причём стук подков о брусчатку перед главными воротами невозможно было с чем-либо спутать. Не сговариваясь, мы с Николой ускорились, и через три минуты уже запрыгивали на осёдланных и взнузданных лошадей.

— Мы ищем леди Николь Монруа, она обвиняется в организации убийства Его Высочества принца Галахата Веридорского и предстанет перед судом при королевском дворе! — последнее, что я услышала, втихаря покидая стены отчего дома, как преступница.

«Ну, хоть не просто прирезать заехали. Значит, не головорезы, и Матушку не тронут,» — попыталась успокоить себя я, но, если волна паники улеглась в душе, то на смену ей пришла ярость и только-только начала набирать обороты.

Не успела я оплакать папу, как до Северного Предела долетела ещё одна скорбная весть: Его Высочество принц Галахат Веридорский погиб. Братец… Я три часа кряду плакала навзрыд над письмом о его гибели, хотя мы не росли вместе и последний раз виделись лет восемь назад, когда впервые попробовала взглянуть сквозь пространство с помощью своего Дара. Ему тогда только-только исполнилось десять. И уже тогда Галахат был статен, как самый настоящий принц, со взглядом и осанкой папы. Я видела, как они бились на мечах. Два безупречных рыцаря: превосходные воины и благородные лорды. Весь Веридор гордился своим принцем, пророчил ему блестящее будущее и готовился вписать его в историю как одного из великих королей… А он погиб. Едва-едва перешагнув порог совершеннолетия. Это было горько. Противоестественно, безвременно. И ужасно несправедливо. Жестокая судьба обманула талантливого венценосного юношу, адским огнём спалила все его надежды и забрала в Царство Мертвых задолго до срока.

А эти сволочи дворцовые, мало того, что допустили покушение на единственного наследника, так ещё и решили на других всех собак повесить! Конечно же, во всем виноваты Монруа! Кто же ещё?! Даром что из прямых наследников имеется только девица на выданье, а остальная родня настолько дальняя, что им в жизни к трону не подобраться. Как, спрашивается, я, леди Николь Монруа, смогла организовать заговор, ни разу в жизни не побывав в Веридоре?! Предположим, я могла нанять наемных убийц. Только все разом почему-то забыли, как именно погиб Галахат. Наемники пустили бы в ход кинжал, стрелы, яд или же удавку. Мало ли способов гарантированно упокоить человека? А брат — сгорел! Потомок высшего демона сгорел, вместе с КАМЕННЫМ крылом замка!!! Не нужно быть провидцем, чтобы понять: на принца напал отнюдь не обычный человек, а полукровка, скорее всего тоже высший демон, ну или дракон, хотя их, если верить фолиантам в папиной библиотеке, совсем не осталось. Матушка Донна права: никто бы не стал слушать ни мои доводы, ни оправдания. Меня уже объявили виновной и везли скорее для вынесения приговора, чем на полноценный суд. А эта тварь огненная будет где-то преспокойно жить…

«Я отомщу,» — вот единственная мысль, которая помогала мне твёрдо держаться в седле и уверенно скакать по пустырю на север от особняка, где я провела всю жизнь. У меня отобрали дом и честное имя. У меня больше нет семьи. У меня осталась только месть…

Я пришпорила коня. Не знаю, в какой момент я поняла, куда мне нужно ехать. Может, сами Боги шепнули мне, куда держать путь? Где-то позади отстал Николка и что-то кричал мне вслед, но я и не подумала осадить разгоряченного скакуна. Я мчалась во весь опор к бывшему храму Мрачного, от которого бешеные фанатики оставили только развалины. Мне не довелось поплутать в древних руинах в детстве. Что ж, видимо, время пришло…

2.2

Бывшее святилище Мрачного, окутанное загадочным туманом, словно специально сошедшим с небес, чтобы укрыть божественное пристанище, выступало из дымчатых клубов медленно, будто наслаждаясь моим растущим изумлением. Я и не подозревала, что нечто настолько огромное, к тому же расположившееся на вершине кургана, может скрыться от глаз сотен людей. Разрушенный замок был воистину велик, давя на нежданную гостью и высотой, и неприступностью, и незримым присутствием высших сил. Крики Николки давно смолкли позади, словно он не отстал на пару сотен шагов, а затерялся много миль назад. Вокруг шепталась сама с собой тишина, то донося до моря обрывки фраз с едва различимыми словами на неведомом языке, то шурша невидимой листвой прямо у меня над ухом, то потрескивая несуществующим пламенем где-то вдалеке. Густой туман обступил меня и, по мере того, как мой каурый наугад ступал вперед, рассеивался ровно на полшага от лошадиного переднего копыта.

Зажмурившись, я попробовала призвать магию, чтобы зажечь на руке огонёк и пустить его вперёд, но ничего не вышло. Странно…

Магические силы проснулись во мне после памятной полуинициации и, кроме немалого резерва и приличных способностей практически ко всем видам магии, у меня появился Дар. Поначалу мне начали сниться вещие сны, я видела отрывки из грядущего дня, узнавала лица людей, с которыми мне только предстояло познакомиться. Затем в сновидениях мне стало являться прошлое, но это не были мои воспоминания. Я видела судьбы других людей, поворотные моменты в их жизни, причём каждый раз сны были настолько яркими и насыщенными мелкими деталями, что отличить от яви их было практически невозможно. А не так давно видения стали приходить ко мне и при свете дня. Я могла дотронуться до ручки двери и в следующее мгновение увидеть, как Матушка Донна чумазой конопатой девчушкой пряталась за ней вместе с долговязым щуплым мальчуганом, в котором я с трудом узнавала папу. Предметы хранили отпечаток эмоций, оставленных людьми много лет назад. Я точно знала, каким подсвечником дворецкий замахивался на юнца-лакея, застав того в темной нише вместе со своей молоденькой дочкой-горничной, за каким гобеленом впервые поцеловались экономка и повар, ее будущий муж, под какой лестницей конюх украдкой потягивал саранскую настойку посреди дня. Порой мне попадались и видения, открывающие пикантные сцены, изрядно меня смущающие, или же истории любви, которые я предпочла бы не знать. Так, наш родовой особняк поведал мне историю любви двух самых близких мне людей…

2.3

Наш зимний сад рассказал мне о том, как мой папа и Матушка, а тогда ещё просто Донна, первая красавица Северного Предела с древним красивым именем, не типичном для безродной девки, признались друг другу в любви. Оба знали, что вместе им не быть. Папа был давно помолвлен, да и ни один священник не соединил бы жизни лорда и простолюдинки. Папа предлагал своей возлюбленной уйти, обещал договориться, чтобы ее приняли на службу к самому Саратскому Вождю. Но Донна была непреклонна: ей все равно, что им не стоять вместе перед алтарём. Сердце северянки сложно растопить, но если уж оно любит, то любит раз и навсегда. Свою судьбу она нашла, и место ей в Северном Пределе, в доме Монруа. Почти год она зазывала его на сеновал, но папа всякий раз останавливал ее. Не хотел ей жизнь ломать. Уж сколько раз возлюбленная твердила ему: «Не боись за меня. Просто люби меня сейчас и все! И не майся, что меня потом никто другой замуж не возьмёт. Я и сама не пойду! И о будущем не кумекай. Главное, что мне зараз с тобой хорошо. Люби, просто люби!» А папа все держался. Но и алмаз когда-нибудь, да даст слабину, а лорд Седрик был хоть и стойкий, но не каменный.

Видела я и свою маму. Тоже златовласку с янтарными горящими очами, только намного ниже и худее меня. Она была настолько миниатюрной, что рядом с высоким широкоплечим лордом Седриком казалась куколкой, без выдающихся женственных округлостей, но стройненькой и аккуратненькой. Папа признавал, что она красива, но, судя по сложению Донны и Ее Величества королевы Веридора Пенелопы Безжалостной, все же предпочитал женщин с пышными формами. Признаться, рассматривая худощавую леди Монруа в шикарном платье с корсажем, прикрывающим роскошными кружевами совершенно плоскую грудь, я возблагодарила Богов, что фигурой пошла не в маму.

Весь свой недолгий первый брак, продлившийся ровно девять месяцев, лорд Седрик был верен супруге, только порой бросал нежные взгляды на Донну, у которой уже отчетливо виднелся живот. Папа загадывал, чтобы у неё родилась дочка, а жена подарила ему наследника, но Боги решили иначе. Сын Донны родился мертвым, а я появилась на свет на три недели раньше срока. Матушка принимала роды у своей соперницы, встречала мою душу и провожала мамину. Леди Монруа запомнили как ангела во плоти, чья доброта, нежность и бескорыстие заставляли усомниться в том, что это земное создание. Даже Матушка искренне плакала на ее похоронах, а потом под покровом ночи пришла к свежей могиле, попросила прошения за то, что при жизни завидовала ей, и пообещала, что сделает все возможное, чтобы вырастить меня настоящей леди и подарить мне счастливое детство.

После того, как папа уехал на Большой Турнир в Веридор и влюбился в королеву Пенелопу, он приезжал объясниться с Матушкой. Просил прощения, хотя, в общем то, не за что. Она в ответ только сказала, что, мол, сердцу не прикажешь. Потом он ускакал навстречу новой жизни и наведывался в Северный Предел нечасто. Мне кажется, он не хотел мозолить бывшей возлюбленной глаза, хотел так уйти из ее памяти и из сердца. Матушка, конечно, горько плакала, но со временем успокоилась, лишь изредка грустно улыбалась, смотря на вещи, хранившие память о ее любви и поведавшие мне их с папой историю. Но замуж так и не вышла.

2.4

Мой Дар открывал мне прошлое и будущее, так что я была уверена, что это Прорицание. Уникальный Дар, доставшийся в наследство от магической расы, поэтому я его скрывала так же, как и сущность полукровки. Я научилась по желанию перекидываться во вторую ипостась и с помощью зеркала убедилась, что превращаюсь точь-в-точь такую же змейку, что приходила ко мне во сне. Поцелуй свой, хвала Богам, мне еще не доводилось проверить.

И вот мои не безупречен развитые, но все-таки сильные магические способности мне отказали. Ни светлячок не загорался, ни пламя не занималось, ни ветер не дул. Похоже, бытовая и стихийная магия бывшему храму Мрачного не по нраву. Ладно, а если так… Я позвала свою змейку и тут же почувствовала, как вторая сущность сгустком магии завозилась в районе солнечного сплетения, но оборачиваться не стала. Мне нужен был только змеиный слух.

Сквозь непролазный туман змея телом услышала родственное шипение. Меня звали сородичи.

— Ссссюда… — голосами прокладывали мне путь духи древних нагов, и я направила коня на их зов.

Спустя четверть часа я спешилась и, привязав каурого к полуразвалившийся балюстраде каменной лестницы, напекла через неровную каменную арку, которая, видимо, до вооружения «чёрных колпаков» была дверным проемом, во мрак замка. Я недолго петляла по отвалившемся лестницам и узким коридорам. Родственное шипение вывело меня в просторный, освещённый неведомо откуда идущим голубоватым светом зал, в центре которого кругом стояли исполинские статуи. Воплощенные в камне облики порождений Мрачного. Вот демон раскинула крылья, словно собираясь взмыть в небеса над дышащей жаром, изрыгающей смерть и пламень огненной землей Хаоса. А вон сирена протягивает руки к кораблю вдалеке и приоткрывает губы, чтобы затянуть роковую песню и растревожить море, изголодавшееся по телам корсаров и фрегатов. А с другой стороны оборотень, вспарывающий когтями землю, оскалил клыкастую пасть и присел, готовясь к смертоносному прыжку и вперив свирепый взгляд прямо перед собой. Но больше всего меня поразили другие две фигуры. Огромный змей, извиваясь кольцами и раздув капюшон, взирал на меня с невероятной высоты, но даже с такого расстояния были видны его глаза. Все остальные статуи были целиком каменными, и только у этой вместо глазниц поблёскивали леденящим душу светом голубоватые кристаллики, будто подкинутые поволокой, и оттого ещё более пугающие. Однако гложила мое сердце дикая мысль, что если очи аспида прояснятся, то их взгляд пронзит меня вернее, чем длинные мечи-клыки, выглядывающие из разинутой пасти. Рядышком с ним, изящно присев на длинный чешуйчатый хвост, устроилась милая нежная девушка. Длинные волосы плащом укутывали наготу прекрасной нагини, придавая ее образу невинности и беззащитности. Но я то знала, что глаза у этого «ангела» скорее всего невероятно яркие, что напрямую указывает на ядовитость. Но привлекла меня статуя не своим безупречным видом и даже не тем, что, похоже, именно от неё исходили проводники-голоса. Нагиня сидела, повернувшись к гигантскому змею, которого, кажется, в папиных фолиантах называли василиском, и протягивала ему… яблоко! Такое же, как из моего детского сна и какое мне некогда подарил незнакомец, спасший меня от позорного клейма на шее. На веточке сочного плода была повязана лента, на конце которой болталась скрученная в маленький свиток записка. Не долго думая, я развернула послание, которое словно предназначалось для меня. С одной стороны косым острым прочерком черкнули несколько строк без подписи:

«Бог Мрачный, Тот, Кто правит в самых темных уголках наших душ, Кому подвластно отравить сердце человеческое ядом злости, ревности, зависти или же излечить его от них, Чья сила покровительствует нам, потерявшим луч надежды и блуждающим во Тьме! Изгони из мира ярость и боль, вызванные обидой давней, искорени проклятие, брошенное в горе и в запале, но проросшее на земле нашей, ибо скрепила его с родом обидчика безбожная смерть…

Ещё смею просить Тебя за юную деву Веронику, которой я сегодня на рассвете преподнёс тот же дар, что и тебе. Огради ее от мрака, а если суждено ей по воле Твоей узнать боль душевную, направь Свой взгляд в сторону ее и сбереги от пропасти Смерти»…

Ну ничего себе! Неужели тот самый благородный незнакомец двенадцать лет назад направлялся в разрушенный храм Мрачного, чтобы поклониться идолам Его порождений и оставить это прошение. И за меня просил! Но как это яблоко сохранилось за десяток с хвостиком лет?! И почему именно это подношение выбрал мой спаситель?!

Однако на этом сюрпризы не закончились. Записка с прошением словно сама собой повернулась у меня в руках, и на обратной стороне свитка, будто выводимые невидимым пером, начали появляться витиеватые слова, складывающиеся в строки и предложения:

Песня, песня, песня… Не может быть! Это что же, в записке просят снять проклятие с легендарного вдовца и по совместительству богатейшего южного аристократа графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон, чья слава дошла даже до другого конца света и гремит в бардовских песнях?! Интересно, кто же это написал и что там за проклятие, которое, судя по записке, было произнесено от большого горя перед самоубийством? С одной стороны, логичнее всего было бы самому вечному вдовцу или же его родственнику просить помощи у Мрачного. Но ведь в прошении нигде не уточнено, что его автор каким-либо образом относиться к графскому роду. Вполне может быть, что это был брат девушки, влюбившейся в графа и опасающейся скоропостижной и безвременной кончины сразу же после свадьбы. А может, преданный слуга из обнищавшего дворянского рода или же друг проклятого… Как бы то ни было, а их прошение двенадцатилетней давности до Мрачного не дошло: судя по слухам, за последний десяток лет самый завидный по состоянию и знатности и в то же время самый несостоятельный по причине кратковременности брака жених-южанин похоронил пол дюжины жён.

Из мыслей меня выдернул мерный стук каблуков, причём по тому, как неизвестный поклонник Мрачного отбивал каждый шаг, можно было сказать практически наверняка, что это военный. А каблуки не звонко цокают, как на женских туфельках, а глухо отмеряют каждое соприкосновение подошвы и пола. Ага, значит, сапоги охотничьи.

Прихватив с собой яблоко, я проворно шмыгнула внутрь одного из внушительных колец василиска и притаилась за каменным туловищем. Некто из местных, а может и не из местных, прихожан уверенно прошёл мимо моего укрытия и, судя по звукам, остановился где-то через треть круга от змеиных родственников. Осторожно высунувшись из «объятий» магического апсида, я быстро отыскала глазами новоприбывшего. Им оказался мужчина, судя по посеребрённым сединой волосам, в летах, но на удивление хорошо сложенный, высокий и с бойцовский разворотом плеч. Он стоял ко мне боком, и полностью рассмотреть его лицо я не смогла, однако ту часть, что была открыта моему взору, щедро осыпали язвы, как у прокаженного. Ради интереса я тихонечко позвала свою вторую ипостась, которой было по силам на глаз и «телесный» слух определить степень тяжести почти любой болезни. Змейка встрепенулась внутри меня и подняла голову, сканируя мужчину. И — вуаля! — вердикт таков: незнакомец здоров как демон, перед которым как раз таки остановился. Зачем тогда уродовать лицо? Врожденный дефект? Или, может, от суда скрывается? «Ты сссама тут от сссуда сссскрываешшшьсссяяяя…» — заметила змейка, снова удобно сворачиваясь и прикрывая глаза.

— Бог Мрачный! — прокатился по всей зале могучий звонкий голос, на котором, в отличат от косматой шевелюры, ещё не оставила своего следа старость. — Тот, Кто правит в самых темных уголках наших душ, Кому подвластно отравить сердце человеческое ядом злости, ревности, зависти или же излечить его от них, Чья сила покровительствует нам, потерявшим луч надежды и блуждающим во Тьме! Направь ярость мою на виновного в злодеяниях против рода моего! Дай силы мне не сгореть во Тьме, а выйти к Свету и справедливость в этом мире отыскать! Пошли мне знак, как доказать своё право, и благослови на месть, душу успокаивающую!

Ох ты ж! Значит, сюда все за разрешением погрешить ходят? Что ж, не буду мешать человеку молиться. А то видок у него откровенно разбойный, ещё заприметит ненароком да и прибьёт за то, что откровения его душевные тут подслушиваю.

Незнакомец при всем желании не смог бы увидеть, как в темноте залы к высоким двустворчатым дверям скользит белёсая чешуйчатая лента, а вот я не отказала себе в удовольствии обернуться и ещё раз поглядеть на него. Поэтому то и успела расслышать, как мужчина зачитал, не иначе, ответ Мрачного на его призывы, причём послание, так же как и оставшийся при мне свиточек (а яблоко некуда было положить, пришлось оставить, жаль!), радовало стихотворной формой:

Все таки Мрачный Бог — поэтичная натура.

2.5

Выбралась я из развалин достаточно быстро, словно глубоко в душе опасалась погони. Мрачный храм, мрачные идолы, мрачный мужик, мрачные истории, мрачные чувства… бррр! Нет, лучше я отсюда пошлю свою молитву нечестивому Богу, может, и услышит. Обернувшись человеком, я прикрыла глаза и сама себе в мыслях прошептала: «Мрачный Бог, я не знаю, как правильно взывать к Тебе, но на помощь Твою и светлого брата Твоего Бога Единого уповаю. Тебя прошу свести меня с врагами моими и дать силы отомстить за гибель брата и очернение моего рода. Единого прошу послать мне в дорогу и на подмогу друзей и дать мне мудрости отличить их от врагов!»

Меня обдало дыхание ветра, и почему то я сходу приняла это за знак: моя молитва была услышана и просьбы мои будут исполнены. Со мной благословение Богов… и их наказ, что никак не шёл у меня из головы:

«Коли страх не гложет сердце,

В омут, графская невеста!»

Граф, невеста, проклятье, брачная ночь, омут… Все это крутилось у меня в голове, потому я совсем забыла про своего скакуна, который так и остался привязанным недалеко от руин преданного забвению храма. Хватилась я пегого, когда выбрела из тумана и заметила под ногами следы копыт. Эх, возвращаться придётся! Не заплутать бы в этом мрачном мареве…

К счастью или нет, но возвращаться мне не пришлось. Точнее, мне не дали — стальные тиски сомкнулись на моем предплечье, и меня со всей дури рванули куда-то назад. Я закричала бы, не будь в непосредственной близости подозрительного вида незнакомцев, молящихся за скорое свершение собственной мести, к тому же, обернувшись, я смогла разглядеть в редеющем тумане расшитый рукав холщовой рубахи. Уж свою то работу я за версту узнаю — месяца не прошло, как я эту рубашку лично три ночи кряду расшивала и Николке на именины дарила.

Развалины бывшей обители Мрачного уж остались далеко позади, а друг все не сбавлял шага, да и мертвая хватка и не думала выпускать меня. Наконец эта безмолвная демонстрация ярости мне надоела, и я крикнула в спину парню:

— Ты чего, головой о камень невзначай в тумане приложился?! Пусти, Николка, совсем, что ли озверел?!

— Да это ты, девка, никак, умом тронулась! — неожиданно рыкнул на меня друг, все в том же темпе сворачивая к показавшимся из-за холма заброшенным баракам, где некогда останавливались паломники, зачастую не одну неделю добирающиеся до Храма Мрачного.

От подобного обращения я на несколько минут оторопела и даже бросила вырываться. Чего это сталось с Николкой? Никогда он еще на меня так зверем не шипел, да и чернавкой и не думал дочку лорда величать.

Грубо втолкнув меня в ближайший ветхий домишко и еле-еле протиснувшись со своим богатырским разворотом плеч следом, Николка в два шага приблизился к копне свалявшегося прошлогоднего сена в углу и, покопошившись пару секунд, выудил какой-то сверток.

— На, переоденься! — в меня полетели скрученные тряпки, в которых при ближайшем рассмотрении угадывалось ситцевое платье в пол и потертый передник, который носили прислужницы на кухне. Далее уже бережнее оторопевшей мне вручили деревянные башмаки, явно перекочевавшие сюда со скотного двора, и большие портновские ножницы. — Волосы обрежь, не след жене пастуха такой гривой щеголять, да и попортятся без ухода Матушки, жаль будет.

— Ты чего несешь, Никол? Какой жене пастуха?

— Моей жене, — пояснили мне, а потом, видя изумление на моем лице, все же решили осветить план дальнейших действий. — Сейчас едем в церковь, венчаемся, потом, авось, подкинет кто до града Саратского Вождя. Отец твой, да упокоится душа его в Царстве Мертвых, в свое время за полюбовницу свою хлопотал, а заодно и за меня — я служил там пару месяцев, меня там знают. Спасибо Матушке, хоть какой прок с лорда стребовала, а так ни земли, ни прочего наследства со старухи, на кой черт, спрашивается, в бабках всю жизнь просидела?

От таких слов о кормилице, которую я с малых лет почитала за родную маму, у меня даже гневные слова из головы вылетели. Я просто стояла посреди покосившейся лачуги и молча буровила взглядом, кажется, уже своего бывшего друга.

— Чего столбом стоишь, глазами лупаешь, девка? Живей давай! — как гаркнет парень, да только разве меня с места криком сдвинешь?

— Ты кого девкой кличешь, дворовый? — злобно сощурилась я. Честное слово, никогда дружбой с Николкой не брезговала и на разницу в нашем положении не указывала, но сейчас не сдержалась. — Ты девчонку, под стать себе, крестьянкой нагулянную и на попечение сердобольной тетушки брошенную, девкой звать будешь, в церковь тащить, в обноски рядить да косы ей обрезать.

— Крестьянкой нагулянный, говоришь, — зашипел сквозь зубы парень. — Что ж, не хорош тебе, кровинушке лордовской? Только и ты без титула и не леди вовсе. Нет больше рода Монруа! И имени у тебя больше нет папенькиного, и особняка шикарного! Зато шавки веридорские носом всю округу рыть будут, тебя разыскивать, чтобы прилюдно на Главной площади казнить на убийство принца! Так что выбор у тебя не велик, красавица: либо ко мне в жены и на север, либо в петлю на потеху Веридору. Ты ж не дура, Николь. Поехали со мной! Все равно только со мной тебе теперь и житье. А род свой забудь и замашки лордовские, о тебе же пекусь!

Он еще что-то говорил, но я его не слышала. Одна мысль набатом отдавалась в голове: он прав! Мне не жить теперь в Северном Пределе, без посторонней помощи не скрытья в землях Саратского Вождя, да даже овеянный тайнами и потусторонними силами Восток не решится укрыть леди Монруа и пойти против Веридора, даже отгородившись от могущественного соседа морем! И вновь послание Богов пришло на ум…

"Коли страх не гложет сердце,

В омут, графская невеста!"

Юг… Боги, вот же оно, решение! Есть на свете такой человек, который не побоится бросить вызов могущественнейшему государству всего мира и уже не один год, подобно своим предкам, отстаивает независимость своей вотчины. Крупнейший ученый современности, уникальный маг и, по слухам, искусный воин, чье оружие звенит не только сталью, но и золотом. Граф Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон!

А между тем Николка, видя, что я и не собираюсь выполнять его приказы, решил мне помочь с переодеванием, хотя скорее всего захотел поднатаскать меня в исполнении супружеского долга до венчания. В общем, его пальцы уже сосредоточенно рвали шнуровку у меня на корсаже, когда вдруг меня и след простыл. Парень растерянно огляделся и даже пару раз позвал меня, да только не догадался опустить взгляд, где среди разброшенного по полу сора быстрее молнии скользила к двери беленькая чешуйчатая лента.

2.6

Я не решилась снова перекидываться в человеческий облик, боясь, что обезумевший то ли от похоти, то ли от осознания нашего "равенства" друг нагонит меня и на этот раз будет еще более учтив. Поэтому к своему бывшему дому я ползла. Если Николке все равно на Матушку, то мне — нет…

Не знаю, лучше было бы мне не видеть того, что осталось от моей прошлой жизни или же нет… Боги, он Храма Мрачного остались хотя бы развалины, а от особняка, в котором не первый век встречали свой первый рассвет лорды Монруа… ничего. Ничего, кроме пепелища. Вся округа была черна от золы. Казалось, все вокруг выгорело, до самой своей сути. Особняк, земля, мое сердце… Боги, а Матушка?!!!

Но ведь не веридорцы же устроили здесь такое? Да и не потух бы такой пожар настолько быстро. Я всего-то час — полтора назад их Храма Мрачного убралась, а тут все… до основания… Сознание огненной плетью хлестнула мысль: это был не обычный пожар. Ни один огонь не может в момент разгореться и столь же быстро угаснуть, даже запаха после себя не оставив. Демонический огонь! Тот же огонь, что сожрал моего брата!

Подтвердили мои догадки и отдаленные голоса, на которые я тут же и поспешила.

— Чегось, спалил же все! — послышался немолодой голос с явным лакейско-крестьянским акцентом.

— Нечего шухер с поисками леди Монруа устраивать, — отвечал ему мужчина явно моложе, и от звука его голоса, даже не отдающегося под высокими сводами Храма, меня невольно передернуло. — Сегодня "болезную" из особняка силой выволакивать да поперек седла закидывать, а так вернутся завтра веридорцы, увидят пожарище, вернутся с докладом. Мол, леди от нервов свечу уронила, портьеры пламенем и занялись. Сам знаешь, какие они там во дворце сказочники!

— То-то! С принцевой смертью то что придумали! Но все равно, мог бы и не жарить здесь все. На кой ляд? Все равно сегодня же уезжаем.

— Коли солдатня будет по округе всей рыскать, не ровен час и нас с золотыми монетами веридорской чеканки застукают. И как мы объясним, за какие-такие услуги нам столько золота из королевской казны плачено?

— Мда уж, столько за обгорелый труп принца только и платят, — согласно протянул тот, что постарше.

А вот это очень интересно… Вскоре я увидала и самих говоривших. Так и есть, мой давешний незнакомец, "молящийся" о мести и, между прочим, умыкнувший моего пегого, все так же сверкал своим "прокаженным" лицом. Ну теперь то многое стало ясно: эти молодчики, скорее всего, наемные убийцы. Ой Боги, не свели ли вы случайно меня с теми, кому Веридор обязан "обгорелым трупом принца"?

— Ну чегось, кудой мы? — вопросил пока незнакомый мне субъект, по всей видимости, в некотором роде слуга "прокаженного".

— Навестим графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон, — недобро усмехнулись ему в ответ.

Вот оно как! Уж не к графу ли с местью едешь, или очередной заказ? А впрочем, мне пока без разницы. Все сложилось — нарочно не придумаешь! Я скоренько подползла к своему верному пегому, который уж привык к моей змеиной натуре и не шарахался, проползла вверх по ноге и незаметно скользнула в дорожную суму. Ну, давай, дорогой, скачи во весь опор!!!

3.1

Ехать в дорожной сумке, болтающейся на крупе жеребца, было жутко неудобно, но это только пол беды. Нам предстояло проскакать две трети Северного Предела, пересечь весь Веридор и еще неведомо сколько топтать лошадиными копытами южную землю. На все про все не менее десяти дней. Во-первых, у меня свои естественные потребности имеются, во-вторых, у моих случайных попутчиков — тоже, и они будут останавливаться на привал. Скидывает этот "прокаженный" сумку с седла, привычным движением открывает, а там… белый, но не пушистый, а чешуйчатый сюрприз! Поразмыслив, я пришла к выводу, что безопаснее будет ехать к черному вдовцу вместе с этими головорезами. Смешно? А вот нисколечко. Уверена, что мои разбойники ничуть не лучше, чем те, что кишмя кишат к югу от моих родных пенатов. В одиночку, без денег и знакомых, к тому же в стране, где меня разыскивают, как государственную преступницу, я навряд ли смогу добраться от одной границы до другой. К тому же мне не давал покоя нечаянно подслушанный разговор моих спутников. Конечно, ничего такого, что напрямую указывало бы на их причастность к гибели моего брата, но в такие совпадения я не верила. Ну и конечно же, не давали покоя вопросы: зачем эти двое направляются к легендарному вдовцу и не ему ли собирается мстить "прокаженный", а если да, то за что?

Можно сказать, мне повезло. Перед первым привалом мужчины, хранившие гробовое молчание всю дорогу, наконец разговорились.

— А что, старина Жак, ты так уверен, что граф примет тебя с рапростертыми объятиями? Может, забыл уж давно, за щесть лет то! — послышался голос "прокаженного".

— Я служил лорду Себа'стьяну верой и правдой десяток лет еще до того, как на его палец плотно сел перстень главы рода. В какой-то мере я был молодому хозяину умудренным опытом другом. Ну и добытчиком всякой всячины для его экспериментов, а лаборатория с юных лет была страстью господина.

— И что ж ты такое добывал, кровь девственниц? — мерзко усмехнулся "прокаженный", явно посмеиваясь над лакейскими замашками своего друга.

— Зря вы так, господин. Какие бы небылицы ни ходили о лорде Себастьяне, он человек чести. Не слухайте вы молву…

— "Не слухайте", — передразнил молодой. — Жак, ты уж больше десяти лет в столице прожил, а все "слухаешь"!

— А почто мне лордские замашки? Дед мой по-простому говорил, отец говорил, и я буду, и дети мои!

— Вот за детей не говори! Может, хоть они выучиться захотят. И смех, и грех, Жак! Отец хотел погнать тебя со двора только за то, что ты ни читать, ни писать не умеешь…

— А слуге такого лорда это не подобает, — продолжил за него, теперь понятно, слуга уже давно набившую оскомину фразу. — Спасибочки, хоть матушка ваша — да упокоится ее душенька светлая в Царстве Мертвых! — заступилась, благодетельница! Да и вы, господин, не смолчали, благодарствую!

— Жак, мы же договорились, пока на "ты" и без этих твоих "господинов", — попытался остудить лакея "прокаженный", но я то слышала, что строгость в его голосе напускная, — Ты лучше толком объясни, как так вышло, что ты со службы графа не уходил, но к нам попал. А то ты все про какое-то неведомое поручение графа твердишь. Мол, случайно в наших краях оказался, хотел даже отказаться у моей семьи служить, как вдруг граф отписал тебе, что в твоем задании нет смысла. Объясни же мне наконец, друг ситный, что тогда случилось то?

— Ох, господин! — тяжко вздохнул верный слуга. — Не могу я вам всего рассказать… То есть, извиняюсь, тебе, не господин, не могу всего рассказать.

— Ну, давай хотя бы то, что можешь.

— Что могу… — в голосе слуги послышалась глубокая задумчивость. — Ну, слухай. В то время мой хозяин, в очередной раз овдовев, зол был шибко, ведь опять заголосила вся округа, что проклят весь род графский. Господин, напротив, пытался разгадать это "проклятье". С детства ничего на веру не принимал, все по тысяче раз перепроверял, всему объяснение искал. Ученый, словом. В сердцах он назначил следующую свадьбу ровнехонько через месяц и приставил к "невесте" такую охрану, что и порождение Хаоса на шаг не подползет. И все это только затем, чтобы доказать, что нет проклятия никакого. А мне по большому секрету рассказал, что перед гробом отца своего, сэра Гвейна Благородное Сердце, клялся продолжить славный род графов Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон и жениться на аристократке. В женах у него перебывали все дочки знатных соседей, но он, положа руку на сердце, разницы между ними не видел. Казалось бы, граф может себе и по любви кого найти, вот только не цепляла его ни одна южанка. А на той, последней на моей памяти, он "показательно" женился и хотел развестись через недельку после свадьбы, выплатив большие отступные. Она, кстати, была счастлива аж до неба, ведь сама то бесприданницей была, а такой уговор с самим графом Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон — большая удача. Ну, а меня граф послал найти свою настоящую суженную.

— Какую такую суженную? — встрепенулся "прокаженный".

— А вот тут вся загадка и начинается. Велел мне господин найти девушку-златовласку в чужих краях. Сложность была в том, что видел ее лорд Себастьян ребенком, когда на севера вместе с "черными колпаками" добрался…

— Это еще зачем? — нахмурился нынешний господин Жака.

— Так ведь не жалуют его фанатики за опыты и науку. Брешут, что знание графское самое что ни на есть бесовское, да и в общем занятие, благородного дворянина вовсе не достойное. А могет быть, и у лорда Себастьяна в родне затесался кто-то из детей Мрачного. Помнится, какая-то мутная история была с его матушкой. Гутарила местная челядь, что она всегда в одной спальне с супругом своим почивала, даже в свои женские дни, зато порой, чуть смеркается, запиралась в своих покоях, и будто бы из-за дверей ночами странные звуки слышались. Уж не знаю, правда оно али нет, я тама свечку не держал. Одно верно: граф ездил поклониться Мрачному Богу в его Храм, да только никакого подношения ему не взял. Поэтому, думаю, его молитву и не расслышал Нечестивый Бог А может и не смог он до Храма добраться, говорят, не всем туда дорога открыта. К чему, бишь, я? Ах, да! Когда господин у "черных колпаков" хоронился, повстречал он в тех краях девчушку. Уж не знаю, магия то была али снова проклятие какое, но та зазноба так в сердце его засела, что с мясом вырвать не мог. Как только исполнил он клятву, данную у последнего ложа его славного родителя, велел мне найти свою избранницу и везти на юг.

— Как же тебе ее найти, раз ты не видел её никогда? И почему граф сам за своей суженой не поехал?

— Не может он. Пробовал, но, стоит ему подъехать к границе с Северным Пределом, корёжить его начинает, ломать, да легкие как огнем горят. Прогневал, видать, Мрачного тем, что видел, как казнят тех, кто в Него верит, а может и самому мучить "нечестивцев" приходилось. Вот и осерчал на него Бог, не пускает к своим чертогам. А мне он показывал портрет девчоночки. Могёт быть, изменилась она, столько годочков утекло — не счесть! Сам то я не верил, что найду её. Да и не пришлось в конце. Та "показательная" невеста скончалась, как и все остальные до неё. Тогда господин решил вовсе навек холостяком остаться… то бишь, вдовцом.

— Ну, вдовцом остаться у него получилось, — скептически хмыкнул "прокаженный". — Только скажи, если он, как ты утверждаешь, человек слова, чего он продолжил жениться то, чуть не каждый год?

— Чего не знаю, того не знаю, — пожал плечами слуга.

— Да в Хаос! — отмахнулся от собственных мыслей его собеседник. — Слушай, я вот что думаю. Неплохо было бы нам отвлечь графа, пока все не закончим. Может, прихватим по дороге какую-нибудь блондиночку и подсунем Его Светлости как суженую? Ну, или хоть как возможный вариант?

— Дурна идея, — недовольно цокнул языком слуга. — А вот просто привезти с собой какую-нибудь дворяночку, а тебя за её слугу выдать — это мысль! Граф то знает, что нет у меня никаких родичей, а на просто друга вы… то бишь, извиняйте, ты… ты ну никак не тянешь. И "проказа" твоя больно приметная. Еще возьмется господин по доброте душевной лечить тебя. А так скажем, дама в беде, бежит из-под венца, пускай схоронится. А чужой лакей — чужая собственность.

3.2

Второй раз мне повезло, когда путники, спешившись, не сразу полезли перебирать свои пожитки, так что у меня была возможность выскользнуть из своего убежища и мгновенно скрыться в густой траве…

Мммм, трава… Значит, мы уже далеко от Великих гор, в чьей тени укрылся родной Северный Предел. Да и вечереет уже… А я и не заметила, как время промелькнуло, так заинтересовал меня рассказ бывшего слуги графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон.

Предположим, Жак с предубеждением относится к хозяину и не такой уж он и образец чести и благородства. Однако Матушка, когда я ее спрашивала, как понять, хороший человек или нет, отвечала, что достаточно посмотреть, как он обращается со своими слугами, и приводила в пример моего отца. Лорд Седрик никогда не бил замковую челядь, подобно многим нашим дальним родственникам, однако не спускал им провинностей и своеволия. Раз слуга не держит на господина зла, значит, человек должен быть хорошим.

Еще "прокаженный" явно намеревается мстить не графу. А еще он из веридорской аристократии. Почему из веридорской? Да потому что среди приближенных Саратского Вождя да и прочих знатных северных родов этого человека я точно не видела. И потом, Жак сам сказал, что ехал с юга на север и осел на службе у дворянской семьи где-то в дороге, даже столицу упомянули. А кратчайший путь из южных краев в северные земли лежит как раз через Веридор. Понятнее стало и желание "прокаженного", высказанное в Храме Мрачного: "доказать свое право и отыскать справедливость". Скорее всего речь шла о порядке наследования. По праву рождения место главы рода принадлежало ему, но, видать, нашелся какой-то шустрый родственник, решивший, что законный наследник — не стенка, подвинется. Однако не многие решаются на убийство, не из-за морали и совести, нет, просто если вдруг дело не выгорит и на какой-то мелочи проколешься, можешь сам взойти на эшафот. А вот подставить неугодного претендента куда безопаснее. Может, поэтому то "прокаженный" скрывается и накладывает на лицо "проказу"… Однако же это не отменяет того факта, что он задумал какое-то мутное дело под носом у графа, да и вероятность, что он причастен к покушению на принца Галахата Веридорского никуда не исчезла.

Ладно, как до места доберемся, все как-нибудь выяснится. А пока самое время явить соответствующую плану героиню двум мужчинам, которые будут иметь удовольствие сопровождать меня на юг и охранять мою разыскиваемую всем Веридором персону. Хотя они о своем счастье пока даже не подозревают…

Из леса к ним я выходила перепуганной, с красными от недавних слез глазами и слегка растрепанной девицей, весь вид которой кричал: "Опустите мечи! Здесь леди!" А призыв про мечи был бы кстати, ибо шла из ближайших кустов я абсолютно не таясь, чтобы не вызывать подозрений, и на звук моих шагов ответом стал лязг обнаженной стали. Только убедившись, что я действительно одна, "прокаженный" вернул клинок обратно в ножны, а Жак сунул нож в голенище сапога.

Мой сбивчивый рассказ был прост и банален, а оттого более всего походил на правду. Нет, я, конечно, не стала причитать, в стиле Мрачного Бога рифмуя строфы:

Меня хотели выдать за старого вдовца!

И вот я перед вами прям вся из-под венца!

Я срывающимся голосом вещала им, что ехала в отдаленный монастырь вознести молитву Единому Богу, чтобы он поскорее даровал мне возможность составить выгодную партию и вскоре подарить своему супругу наследника, а также окунуться в целебные воды, которые, по преданиям, благотворно влияют на здоровье будущей матери. Подобное ежегодное паломничество было обязательно для всех незамужних девиц дворянских родов Веридора, начиная с их тринадцатилетия. Далее случилась не менее обыденная вещь: на мой кортеж напали разбойники, которых в местных лесах водилось больше, чем дичи. Весь мой немногочисленный, по причине несостоятельности семьи, эскорт был перебит, и только мне чудом удалось сбежать, и то лишь потому, что ехала я, вопреки наставлениям батюшки с матушкой, верхом позади кареты. Моя верная лошадь, хоть и пала от бандитской стрелы, помогла мне сохранить жизнь и, что куда более важно, честь!

Жак, внешность которого мне наконец удалось хорошо рассмотреть (ничего так, мужчина лет пятидесяти или больше, суховатый, но не дряхлый, с посеребреннойым вихром на лбу, но не плешивый), слушал мой рассказ с участием, а вот его спутник — с иронией и не скрываемым пренебрежением. Однако же мысль, что это то им и надо, все таки промелькнула в его "замороченных" очах. Да, однозначно, он скрывал свои глаза, так что цвет радужки становился максимально неопределенным. Может стороннему человеку и бросилась бы в глаза эта черта, но ничего особенного он бы не заподозрил. То ли дело полуинициированная нагиня, которая с детства так маскирует внешность. Кстати, хорошо, что "прокаженный" тоже подобным средством пользуется, а то вещей у меня никаких с собой нет, кроме прихваченных из особняка денег и драгоценностей, что сейчас надежно спрятаны в корсаже, а глаза мои, хотя к зелью давно привыкли и одной капли теперь хватает на две недели, а то и больше, рано или поздно загорятся своим истинным янтарным цветом.

— Едешь с нами, — коротко бросил мой собрат-полукровка, и, отвернувшись, занялся костром.

Больше он не взглянул на меня за вечер, зато Жак вел себя вполне дружелюбно и, сидя за потрескивающим костром с кружечкой "травяного отвара от всякой хвори", а мне сдается мне, у настоечки и градус немалый имелся, травил байки о своих скитаниях по белу свету и разношерстных господах, перед которыми ему довелось гнуть свою тогда еще молодую спину.

3.3

Если не принимать во внимание постоянный страх, что кто-то из веридорцев неведомым образом пронюхает о том что по стране в наглую колесит "та самая убийца наследного принца Галахата" (а приговор мне заочно вынесли, об этом сообщил Жак, вернувшийся с мужской одеждой для меня из первой же деревеньки, рядо с которой мы остановились передохнуть), поездка наша была приятной и местами смешной. Даже наши непонятные, поначалу настороженно-пренебрежительные отношения с "прокаженным", так и не назвавшим мне своего имени, порой веселили и меня, и его.

Так, например, передо мной на второй день пути встал вопрос о нижнем белье. Штаны и рубаху то Жак мне добыл, но вот все остальное… Не просить же мне об этом незнакомого мужчину, в самом деле! А сама к людям соваться боялась, мало ли кто увидит, запомнит и кому потом расскажет. Видимо, "прокаженный" был весьма опытен в общении с женщинами или просто сообразителен, потому как догадался о моей проблеме не многим позже, чем я сама. И нашел решение, правда, оно пришлось мне не совсем по вкусу…

Пока Жак, покряхтывая и причитая о том, что завтрак — это чуть ли не главное в жизни, а мы — молодежь! — только пару ложек похлёбки похлебали, а еще и в дорогу намылились, сворачивал лагерь и собирал наши скудные пожитки, ко мне вразвалочку подошел его молодой друг и с премерзкой ухмылочкой как выдал:

— Раздевайся.

Честно, я чуть не подавилась чаем, который как раз допивала. Не поняла, это что еще за новости? С чего бы у этого таинственного мстителя проснулось истинно мужское желание, тем более что он лишний раз не взглянул бы на меня и все недолгое время нашего знакомства старательно демонстрировал, что относится ко мне как к приблудной девке (коей я, впрочем, для него и являлась, так что обижаться не на что)?

Вдоволь насладившись моим ошарашенным видом, этот… скажем, человек, хотя на деле демон-полукровка, все же снизошел до объяснений:

— Давай сюда исподнее, схожу в городок неподалеку, закажу у швеи. Не знаю уж, как по жизни, но по легенде ты у нас дворянка и смылись мы от разбойников недалеко от графского поместья, поэтому к нему и ломанулись. Думаю, Его Светлость очень удивится, когда, забравшись тебе под юбку, обнаружит белье десятидневней свежести или, еще лучше, хлопковое деревенское тряпье.

— Я вообще то не планирую, чтобы граф мне под юбку забирался, — думала, что от его наглости дара речи лишилась, ан нет, какие-то слова нашлись, даже цензурные!

— А этого обычно не планируют, — со знанием дела заявил этот нахал. — Давай, говорю. Сама ты, вижу, под страхом смерти не пойдешь, а мне как объяснить, какого размера шить надо? Сказать швее, чтоб с меня мерки для женского белья снимала? Так у нас с тобой размерчик разный, что сверху, что снизу.

А вот это было правдой, мужчина передо мной поражал шириной плеч да и в целом габаритами. В очередной раз мелькнула мысль, что он должен быть молод, ибо не может быть такое сложение у человека в возрасте и серина его такая же "натуральная", как и проказа на лице. Сколько же ему лет?

— Я могу каждый вечер стирать свое… — начала было я, но "прокаженному", видимо, успел надоесть такой непривычно длинный разговор со мной.

Поэтому меня решили просто напугать:

— Не отдашь добром — сниму сам, заодно и погляжу, дворяночка ты или нет.

Напугать меня не получилось, зато смутить — еще как, так как намек я поняла и зарделась, как маков цвет. Среди мужчин ходила пошлая присказка: "чтобы определить, благородная девица или нет, надо смотреть не на юбку, а под юбку". В дорогую одежду может и черная девка нарядиться, но она следит за собой, как это делают дворянки. Даже легкий пушок на теле знатной дамы считался верхом неприличия, так что все леди регулярно с помощью горничных избавлялась от ненужной растительности абсолютно везде. Среди же простого народа подобные процедуры считались чуть ли не самым срамным занятием, ибо в их среде так "приводили себя в товарный вид" только женщины легкого поведения. Так что да, присказка верна и намек более чем ясен. А еще почему-то я ни на секунду не усомнилась, что эта полушуточная угроза воплотится в жизнь, если я немедленно не сделаю то, что сказали.

Пришлось, сжав зубы и полыхая в душе от стыда, раздеться за ближайшим кустом и вернуться уже с бельем в руках. А этот хам еще напоследок окинул меня оценивающим взглядом и… облизнулся! Медленно так, показно, явно специально. Сволочь! Знает же, что под одеждой у меня по его милости ничего нет, так еще и паясничает!

Хотя спустя несколько часов, на которые задержался наш отъезд, я мгновенно простила "прокаженному" все ужимки, только увидав, что за чудо он принес. Это было не просто женское белье, это было произведение искусства! Диковинные кружева, такие легкие и причудливые, я таких никогда не видела! Воздушные стежки белоснежными шелковыми нитками! И да, на мне все сидело как нельзя лучше, и грудь в новом бюстье с небольшими мягкими вставочками в чашках, смотрелась бесподобно!

— Как же мало нужно, чтобы женщина светилась от счастья, — вырвал меня из восхищенного созерцания самой себя в обновочке язвительный комментарий.

Вздрогнув, я резко крутанулась вокруг своей оси и натолкнулась на озорной взгляд глаз, чернее самой Тьмы. Интересно, он сразу за потерявшей от вида шмоток мной пошел или все же позже обогнул те заросли, за которыми я, как приличная девушка, скрылась перед тем, как померить эту кружевную прелесть? Одно помогло мне не сгореть от смущения — в его взгляде не отразилось ни капли вожделения. Да-да, в двенадцать лет я понятия не имела, что такое похоть и почему Матушка отвешивает Николке затрещины за какие-то странные взгляды, но потом друг меня просветил насчет этого аспекта жизни и даже порывался показать, как там и что у мужчины устроено, но я тогда, вмиг растеряв все свое природное любопытство, не на шутку перепугалась и дала деру, стоило парню, не ждавшему моего ответа, положить руку на пряжу ремня. Так вот, "прокаженный" хоть и увидел меня в весьма… провокационном "наряде", насколько я могла судить по его взгляду, оценил мою внешность как красивую, но ничуточки не соблазнился.

— Ну, теперь у меня только два предположения, — между тем продолжал мой спутник, и не думая отворачиваться. — Либо нам на пути действительно попалась дворяночка после нападения разбойников, либо отбившаяся от борделя пташка… Хотя, судя по тому, что переодеваешься ты всегда за кустами, и как краснеешь, скорее все же первое. Как зовут хоть тебя, чудо?

О, какие перемены! А вчера то нос воротил, как от чумной, хотя это не я тут проказой щеголяю, хоть и не настоящей!

— Ника, — все же решила не вредничать я и протянула ладошку для рукопожатия.

Брови "прокаженного" удивленно взметнулись.

— Северянка?

Теперь пришла пора мне удивиться. Как он догадался?!

— В Веридоре не слишком распространены сокращенные имена, напротив, знать стремится назвать своих чад подлиннее и позаковырестее. Что-то вроде стремления подчеркнуть свою исключительность, — ответил на мой немой вопрос "прокаженный". — Да и руки у нас жмут только мужчинам, а приветствуя аристократку, целуют тыльную сторону ладони. Так ты, выходит, не здешняя?

Врать не хотелось, только что ведь хоть какой-то контакт с этим загадочным мстителем наладился. Да и, как показывает практика, выдать себя с головой я могу любой мелочью, например, такой элементарной и обыденной вещью, как приветствие. Но имя рода называть тоже нельзя.

— Я из Северного Предела, — осторожно отвечала я.

— Ну да, учитывая то, что мы подобрали тебя недалеко от границы… — похоже, моими объяснениями вполне удовлетворились. — Но мы собираемся врать, что ты их южных районов Веридора, что граничат с землями графа, поэтому и поехала на ближайшие целебные источники в провинции Виконтесс. Лорд Себастьян бывал в твоих "родных" краях и может что-нибудь заподозрить. Так что, если не возражаешь, я в дороге расскажу тебе о местных порядках и этикете.

— Конечно, — улыбнулась "прокаженному", а потом хитро, стрельнув на него глазками, добавила, — учитель. Или, может, все таки представишься?

— Учитель меня вполне устраивает, — подхватил мой игривый тон мужчина, который, оказывается, умел не только грозно хмуриться, но и лучезарно улыбаться. — Но, думаю, у графа возникнут вопросы, если ты будешь звать "слугу" учителем. Так что зови меня… — усмешка, — зови меня "Азизам".

— Азизам? Что это за имя такое? — не поняла я.

— Это на порсульском, — последовал ответ. — В свое время я долго и кропотливо изучал Восток, в том числе и язык заморского соседа Веридора.

— Твой род как-то связан с дипломатией? Ты сын кого-то из советников? — предположила я. Вполне логично, зачем наследнику аристократического, но не приближенного к власти рода, старательно изучать другие страны? Никак, отец — посол, и со временем должен был передать пост сыну, а послами назначают только членов Совета, это мне еще папа рассказывал.

— Что-то вроде того, — криво улыбнулся "прокаженный", но тему развивать не стал. — Скажем, что я оттуда родом, поэтому по нашему не говорю, но жесты понимать могу.

— Это еще зачем?

— Жак убедил меня смыть "проказу". Не изображай удивление, если бы ты верила, что я действительно прокаженный, шарахалась бы. Раз уж моя маскировка такая неубедительная, смысле в ней нет. Поэтому в южных землях я буду носить арафатку. Платок такой, который можно завязать поверх нижней части лица на восточный манер и, соответственно, не вызвать подозрений.

— Ты от кого-то прячешься? — все же решилась спросить я, не особенно надеясь на чистосердечное признание. Дождалась я только пристально взгляда и брошенного ответного вопроса:

— А ты? Ты же явно остерегаешься поселений, да и просто людей, попадающихся нам в дороге. Отворачиваешься, замолкаешь, чтобы взгляд не привлекать. От кого хоронишься, красавица?

Он знал, что я не признаюсь, как и он мне. Развернувшись, он направился к давно заждавшемуся, но по отточенной во время лакейской службы привычке не прерывающего нас, напоследок крикнув, чтобы одевалась быстрее. Дорога не ждет.

3.4

Веридор мы пересекли вполне благополучно, если не считать случай, когда мы умудрились не просто напороться на разбойников, но и все втроем проглядеть их. Ну ладно я, мне после бессонной ночи ничего не стоило задремать в седле, нимало не заботясь о том, что могу на ходу свалиться с лошади и потом во время привала выслушивать колкости от Азизама, который пока так и не смыл проказу с лица, которая на деле оказалась ни чем иным, как застывшей глиной! С Жака тоже спросу никакого, он привычно кемарил верхом после сытного завтрака. Но Азизам то! Он, как выяснилось, профессиональный воин, с двучником на "ты", да и меток, как будто стрелы и ножи не рукой в полет отправляет, а магией!

Тем не менее ранним туманным утречком, когда до южной границы Веридора оставалось не более дня пути, наш воин завел нас прямо в засаду. Мы ехали по тракту шириной в две повозки, по бокам которого метров на пять вверх тянулись заросшие мхом и лишайником холмы, на вершинах которых начинался глухой лес. Видимо, некогда здесь бежал звонкий родничок, потом он застоялся и превратился в болото, и наконец совсем высох, освободив место для дороги через весь лес, которую довольно быстро взяли в оборот местные. Идеальное место для ловушки на состоятельных южных торговцев, не желающих платить пошлину и едущих через лес в обход пограничной веридорской заставы, и их товар. По понятной причине мы также избрали нелегальный способ пересечения границы. И пропустить бы нас этой шайке бандитской, ведь по одному захудалому виду нашей единственной походной сумки да кульку за плечами Жана, что взять с нас нечего, разве что добротный меч Азизама призывно поблескивал на солнце позолоченной рукоятью. Так нет же!

Набросились на нас неожиданно, без устрашающих воплей, в практически полной тишине. Какого же было удивление моего пегого, когда прямо перед ним возникло нечто растрепанное, грязное, судя по спутанной бороде с висящими на ней крошками и прочим сором, мужского пола существо и жутко оскалилось наполовину беззубым ртом и дыхнуло ему прямо в морду тошнотворным запахом. А конек мой к таким потрясениям не привык, вот и встал на дыбы, чуть было не скинув свою непутевую разоспавшуюся хозяйку, и зашиб этого безумца копытом прямо по темечку. Окончательно разбудил меня звон стали и заоравший дурниной Жак: "А ну положь мешок! Там же ж вся жратва на ужин!" Мда, Жак это Жак…

Бегло осмотревшись, поняла, что все разбойники пешие, а значит, оборачиваться змеей — только своих лошадей пугать и понапрасну свой секрет раскрывать. Их было человек пятнадцать, двоих уже положил Азизам, но на него навалились еще четверо, еще двоих мутузил Жак, один пал от копыт моего жеребца. А вот остальные были только на подходе. Так и есть, шестеро громил направлялись в сторону Азизама, а каким бы искусным воином ни был мой спутник, против такого количества ему одному не выстоять. И демонический огонь не пустишь в ход, застава веридорская рядом, да и лес кругом, как пить дать погорим!

Сильнее ударив своего пегого под бока, чтобы заржал погромче, с диким визгом "случайно" упала с лошади и "с перепугу" не забралась обратно в седло, а кинулась назад бежать на своих двоих. Обернулась: четверо из здоровенных детин, передумав идти товарищам на помощь, бросились вслед за верещащей во все горло девкой. Есть!

"Выдохлась" я буквально через сотню шагов и, споткнувшись о выпирающий из земли корень, растянулась прямо на дороге.

— Куда спешишь, красотка? — похабно загоготали прямо надо мной и, одним пинком перевернув меня с живота на спину, сверху навалился самый резвый из бандитов.

Схватив меня за подбородок, мужик припал к моим губам своим слюнявым ртом… и через секунду обмяк, испробовав вкус моего поцелуя, узнав напоследок, сладок ли самый сильный в мире змеиный яд.

Наверное, самой бы мне не удалось спихнуть с себя тушу таких габаритов, но на помощь мне пришел второй разбойник, бесцеремонно схвативший за шкирку своего товарища и не глядя отшвырнувший его в сторону. Стоит ли уточнять, что бандиты, не обращая внимания на неподвижные тела своих предшественников, по очереди нависали надо мной и всех их ждала одинаковая незавидная учесть?…

Я как раз возвращалась обратно к лошадям, когда навстречу мне вылетел Азизам с мечом наперевес, а следом за ним — Жак, вооруженный котелком и залихватски занесший над головой, словно дубинку, половник.

— Цела? — срывающимся голосом спросил "прокаженный", придирчиво осматривая меня с ног до головы, но, убедившись, что на мне даже одежда не особо помята, ожидаемо устроил головомойку. — Ты какого рожна в лес поперлась, да еще и орала, как резанная?!!! Специально чтобы эта братия за тобой кинулась?!!!

Ну не говорить же ему, что на самом деле так и было. А этот воин даже не догадался спросить, что же сталось с четырьмя разбойными мордами и как я, хрупкая безоружная девушка в единственном числе осталась невредимой. Эх, вот и спасай после этого кого-то…

Каково же было мое удивление, когда Жак, дождавшись, пока Азизам, все еще плюющийся ядом под стать моей второй ипостаси, отошел подальше, шепнул мне прямо в ухо:

— Спасибо, змейка.

Я так и встала посреди тракта, не зная, бояться мне разоблачения и радоваться, что хоть кто-то разделит со мной тайну и, дай Боги, поможет.

— Откуда знаю? — усмехнулся слуга, лукаво сощурившись. — Так ведь я ж припасами ведаю, сразу заметил, что запас хозяйского зелья ровно на одну порцию уменьшился после первой же ночи, что ты провела с нами. А кому еще нужно снадобье для маскировки цвета глаз, кроме полукровки? Да и заприметил я белую змейку, заползшую в сумку господина там, в Северном Пределе. Уж больно необычная с виду с виду тварюшка была, сразу понятно, наг или нагиня. Вот и не стал ничего говорить. Раз сразу не напала, значит, нет у тебя худого на уме. Да не гляди ты на меня так жалостливо! Не выдам я тебя хозяину.

— Точно? — еще не веря своему счастью, с надеждой спросила я.

— Точно, — кивнул Жак. — Он, конечно, лично против тебя ничего не имеет, но доля у него такая — ото всюду ждать удара в спину да всех в дурном подозревать.

— Что за доля такая? — мигом навострила уши я, но, как оказалось, зря.

— А вот этого, девочка, тебе не скажу. Тайна эта только господина, пущай он и рассказывает, коли сочтет нужным. А я — могила. Но и тебе помогу: как только зелье для глаз тебе понадобится, только свистни — все будет.

— Спасибо, — искренне поблагодарила я и хотела было спросить, почему верный слуга так тепло ко мне относится, я же ему не дочь и не госпожа, но тут нас настиг недовольный окрик Азиза, который чуть ли не на весь лес возмущался, что нам еще ехать целый день, а мы там плетемся, как на светской прогулочке и задушевные беседы ведем.

Несмотря на гневную отповедь, я искренне улыбнулась "прокаженному", буровящему меня недовольным взглядом. Я же видела, как он испугался за меня и как волновался, проверяя, не пострадала ли я. Приятно. Очень…

***

Начавшийся так лихо день прошел без приключений, и вот на землю опустилась ночь, а мы разбили свой последний привал на веридорской земле. Костер весело трещал дровишками и озорными искорками прорезал непроглядную мглу. Спасенный Жаком ужин мы умяли за несколько секунд и теперь сидели молча, любуясь пляской огненных язычков по сухому дереву и думая кто о чем. Обычно перед тем, как укладываться спать, мы слушали одну из невероятных баек о делах давно минувших дней, случившихся или с ним самим, или просто когда-то услышанных у такого же лагерного костра. Но сегодня слуга был невероятно молчалив. Оно и понятно, так долго не был на родине, и теперь возвращается к прежнему хозяину. Наверняка у него много, что вспомнить… А если…

— Жак, — позвала я слугу. — А расскажи нам о проклятии рода Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон. — и жалобно так добавила. — Пожааалуйста!

— В самом деле, старина, — поддержал меня Азизам. — Как я понял, рассказывать что-то о личной жизни графа ты не хочешь. Но все же удовлетвори наше любопытство, поведай нам хотя бы то, что знают все южане и что не дошло до севера.

— Долгая это история, — попытался было уйти от вопроса слуга, но был прерван нашим дружным:

— А у нас вся ночь впереди, мы никуда не торопимся!

Жак обреченно вздохнул, но все же начал свой рассказ:

— Что ж, детки, слухайте…

Проклятие графского рода

Начать, пожалуй, надобно сначала, а начало, как водится, было давненько. Так и тут вышло, что проклятие графа Себастьяна началось даже не с него самого, а с батюшки его, сэра Гвейна Благородное Сердце, да упокоится его душа светлая да великая в Царстве Мертвых!

Сэр Гвейн, как вы знаете, родом с юга, а там бастарды приравниваются к законнорожденным детям, если оба родителя благородных кровей. Так вот было у сэра Гвейна три кровиночки, три сыночка, да все любимые.

Старшой, Франциск, был бастардом от неизвестной, но, по всему, очень знатной леди, скорее всего не южанки, ибо имя ее по сей день никто не знает. А может, дама уж замужем была, а ребеночка в своей семье оставлять не решилась, поскольку Франциск как две капли воды походил на своего славного родителя.

Средний тоже бастард, тольки от иноземной девушки, вроде как сэр Гвейн в свое время к королевскому двору Веридора имел самое что ни на есть прямое отношение и послом его отправили в заморский Порсул. Там то он эту дивну пташку увидал. Бают, что дочкой какого-то бея была да имя рода носила дюже странное. Вроде как Изменчивая. Но ни разочку такого не бывало, чтобы она сэру Гвейну изменила, так любила господина! Даже злые языки об ней ничего худого не мололи, так то! Так вот, не сразу он на этой восточной диве женился, а почему, про то не ведаю. Но еще до того, как сэр Гвейн повел её под венец, на свет появился второй сын графа, Франсуа.

Ну, а третий, Себастьян, родился как положено, ровнёхонько через девять месяцев после пышной родительской свадьбы. Тоже хлопец гарный был, не такой, может, как Франциск, а все равно орел, как есть орел! Только самое лучшее от обоих родителей взял, это уж можете поверить мне!

Не житье у графского рода было — а благодать! Сыновья у сэра Гвейна загляденье были. Франциск — тот краше всех был, богатырь, какого не сыскать. Волос черен, лицом смугл, очами изумрудными грозен, голос зычен, ростом высок, плечами широк, а коли меч в руки брал, страшнее самого сына Хаоса. А магией владел такой, что сильнее той, что у отца его, была. Дерзок был, отчаян, цену знал себе. Побалагурить, конечно, да позадираться тоже любил, как же без этого? Но для благородного аристократа, скажите на милость, плохо это? Нет, был Франциск всем графьям граф, уж такого молодого дворянина, чтоб порода аж за сто миль видна была, днем с огнем не сыщешь! Лорд, словом, чистокровный, происхождением, красотой и богатством своим гордый.

Франсуа тоже хорош был, но совсем на Франциска не похож. Он лютню в руки взял раньше, чем ходить научился, и так больше и не выпускал. Днями играл, да так, что пройдешь мимо по хозяйскому поручению — невольно остановишься, заслушаешься, а как опомнишься, глядь — и пол дня уже прошло! А главное, спрашиваешь его, кто тебя играть так научил? Откуда мелодию эту знаешь? На все один ответ: просто знаю, а слова сам в песню сложил. Никак, дар свыше у Франсуа. Брат его старший порой фырчал, что, мол, только тренькать да стишки выводить младший и горазд, а как мужским делом каким заняться: мечом помахать али верхом галопом все графство проскакать, — это не про него. За слова такие Франциск не раз подзатыльник от сэра Гвейна получал, а Франсуа не обижался на брата — добрый был очень, светлый. Но забавами лордскими он и правда развлечься не смог бы, даже коли захотел бы. Слеп Франсуа. С рождения.

Ну, а Себастьян, стало быть, с детства поражал всех тягой к ученью. Если Франциска было палкой за книги не загнать: знает себе скачет без седла на жеребцах необъезжанных, клинками машет, вино хлещет да девок по темным углам зажимает, — то Себастьян жизни своей без книг не мыслил. Оружием и магией он, конечно же, тоже владел виртуозно, но более всего на свете любил всякие опыты, открытия, диковинки магические. Один в один как батюшка его после того, как совсем оставил двор и перебрался из веридорских будуаров в родовой замок. А больше всяких прочих наук, любил Себастьян с артефактами баловаться, опять же, под присмотром сэра Гвейна, да еще всякими запрещенными древними магиями интересовался: магией крови да силами пораждений Мрачного.

Жили братья, в целом, мирно. Франциск и не помышлял о том, что Франсуа или же Себастьян, да и вообще кто-то может его в чем-то превзойти. Франсуа, как и прочий творческий люд, был весь в своих песнях, лютня была ему и братом, и женой, и другом, и дитем. Себастьян тоже человек увлеченный, к Франсуа как к брату относился и безмерно уважал за талант, редких нападок Франциска не замечал и тоже любил. Вроде бы, будущее их было ясно и всех устраивало: Франциску графом стать, Франсуа на лютне играть, Себастьяну научные дебри бороздить. Ан не так распорядилась судьба…

Уж много лет как предсказано было сэру Гвейну, что помереть ему в рассвете лет по доброй воле, ровно в день и час, когда первая его любовь родит на свет ребенока не от него. И вот однажды ранехонько с утреца подъехала к особняку графов Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон карета без герба и вышла из нее дама вся в черном да во вдовьей вуали аж до колен. Но даже под вуалью той видно было, что живот у ней выпирает! Часа два с сэром Гвейном беседовала, потом попросилась в комнату к молодому хозяину, к лорду Франциску. Никак, матушка то была его. Каюсь, грешен, подслушал я чуток тогда у дверей. В то времечко раннее молодой господин еще почивать изволил, вставал он задолго после восхода солнца. А та дама и не будила его, только полушепотом каялась за то, что не нашла в себе мужества забрать сына. Знала, что сэр Гвейн его больше жизни любить будет, вот и отпустила с легким сердцем. Прощения просила, что вспоминала о нем так редко и так и не решилась приехать ни разу за эти годы. А еще извинялась на чем свет стоит за то, что не бывать Франциску графом Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон.

Ну, тут уж я ухо от двери отлепил и поспешил убраться восвояси. Думал, сдурела слегка дамочка. Как это не бывать лорду Франциску наследником? Да кому же, коли не ему?! Старший он, этим все сказано, и только воля родителя его может существующий порядок изменить. Так за что бы сэру Гвейну так осерчать на старшенького, чтоб всего и разом лишить?!

А вот права оказалась незнакомка та. Через месяц, может чуток больше, позвал сэр Гвейн к себе всех троих сыновей и объявил волю свою: не бывать бастардам наследниками его рода древнего да славного, стало быть, главой после его кончины Себастьяну быть, но никак не Франциску. Озлобился тогда Франциск. Помню, ревел, как лютый дикий зверь, а отец его ухом не повел: моя воля и не тебе, мальчишка, мне перечить. Уж и Себастьян, и Франсуа за брата заступаются, говорят отцу, что не надобно ни одному из них ничего, от всего отречься готовы в пользу Франциска. Сэр Гвейн тогда поднялся, поцеловал каждого в лоб, сказал, что любит всех своих детушек, одинаково любит, да и прогнал всех троих с глаз долой, двое младших и правда ушли, да разве старшего с места сдвинешь, коли у него отбирают то, что, по его разумению, только ему и принадлежит? Долго разговаривали они, но не кричали уже, а наоборот перешептывались. Помню, вылетел Франциск из отцовского кабинета, как ошпаренный. Злой, аки тысяча чертей…

А на следующий день нашли сэра Гвейна, спокойно лежащим на бережку у Черного пруда, что в графском парке уж давно кругом белоснежными лилиями оброс. Он будто задремал на траве прямо на краю обрыва, под которым омут притаился. Вот только славного рыцаря вечный сон сморил. В покое из жизни этой ушел, как и пророчили ему, не старым, но по воле доброй. Разве что о сыночках сердце его болеть могло, ждал их раздор и разлад невероятный.

В кабинете нашли его завещание, магией зачарованное, чтоб никто супротив воли его пойти не мог. Так и есть: наследник — Себастьян. Осерчал Франциск дюже, покуда братья его по усопшему родителю горевали, весь отцовский кабинет перерыл. Уж не знаю, что искал и нашел ли, но выходил оттуда с таким ошалелым видом, что до сих пор, как вспомню, так вздрогну.

Надо сказать, была у лорда Франциска невеста, чьи родители прочили красавицу-дочку в жены наследнику графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон. Сама она замуж не желала, видно, уж любила кого-то. Да как же такой красавице да не любить. Видит Бог, прекрасна была, аки эльфийская дочь: глаза голубы, локоны, один в один снег первый, белы, фигурой стройна, ликом бела. Что тут говорить, первая красавица всего юга и самая завидная невеста на сто верст окрест. В общем, под стать лорду Франциску, хоть она его терпеть не могла. Да кто ж ее мнение слушать будет?

А теперь, когда лорд Себастьян стал графом и водрузил на палец перстень главы рода, потребовали, чтобы он эту девушку за муж взял. А лорд Себастьян… а лорду Себастьяну тогда было все равно, на ком жениться, но, прощаясь навек с отцом, он клался продолжить род. В общем, согласился он.

А на свадьбе скандал случился страшный: невеста браслета брачного не надела, а, зажав в ладони, прокричала в небеса, что будут прокляты те, кто убивает истинную любовь и что, раз графьям Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон по карману любая невеста, пущай они попробуют выкупить у смерти жизнь хоть одной несчастной, надевшей на руку этот браслет. Прокляла, бесноватая, да смехом демоническим залилась! А потом еще как повернется к лорду Франциску и бросит ему в лицо: "Что, титула с землями тебе не иметь, так и невеста не положена!" Ну, а наш гордец такого вытерпеть не мог: вскочил, кинулся к алтарю, сорвал перстень главы рода с руки Себастьяна, схватил на руки невесту и как даст деру, только его и видели!

Искали их четверть часа, убежали то недалеко. К Черному пруду. Ровно на том месте, где не так давно нашли мертвым сэра Гвейна, нашли залитое кровью венчальное платье невесты, что уж и белым не было, а насквозь алым, да кинжал рядом. От Франциска же остался только родовой перстень в траве.

Прочесали весь графский парк, Франсуа вообще несколько дней пропадал. Даже из пруда пытались выловить тела. Но нет, омут своих жертв не отдает. Лорд Себастьян определил, что вся кровь на платье принадлежала Франциску, и только кинжал последний раз явно входил в тело несчастной невесты. Больше никто, сколько бы ни бился, ничего не нашел.

Вот уже сколько лет прошло… Почитай, еще чуток и двадцать стукнет. А южане до сих пор гутарют о том, что невеста ненавистному Франциску всю кровь выпустила, скинула с себя платье, а потом, несчастная и отчаявшаяся, повторила свое проклятие и закрепила его самым страшным и надежным способом — самоубийством. Сама она утянула ненавистного бывшего жениха в омут или же это его предсмертная работа — никто не знает, да то и не важно. Важно, что проклятие унесло уж не одну невинную душу: стоит лорду Себастьяну надеть фамильный браслет на руку какой-то девушки, рассвет она встречает уже бездыханной…

3.5

— Вот такая вот трагедия с графским родом и приключилася, — напоследок вздохнул Жак, заканчивая свой рассказ о трех сыновьях сэра Гвейна Благородное сердце.

— Печально, — ничуть не расстроено начал Азизам, аж подаваясь вперед от желания выпытать у слуги подробности. — Только скажи мне, друг, что такого страшного в этом проклятии, раз у вас на юге бастарды от благородных и законнорожденные равны? Что мешает графу не жениться, а просто заиметь постоянную любовницу, ну или просто сделку с какой-нибудь бесприданницей заключить? Мол, она рожает ему наследника, предварительно не связав себя священными узами брака, получает кругленькую сумму и мотает со свежеприобретенным приданным под венец с кем-нибудь другим.

— Чего не знаю, того не знаю, — пожал плечами Жак. — Все, как на духу рассказал, о прочем не ведаю, уж не обессудьте.

— Погоди, — не сдавался Азизам. — По твоим словам, средний сын сэра Гвейна, тот, который поющий и играющий на лютне Франсуа, слепой с рождения. Так каким это таким чудесным образом он в одиночку несколько суток шарахался по графскому парку, ища то ли старшего брата, то ли несостоявшуюся невесту?

— Странно это, соглашусь. Но лорд Франсуа, сдается мне, какой-то магией обладает… В общем, с младенчества он ходит с плотной повязкой на глазах и никогда ее не снимает, но никаких проблем с движением у него нет, как будто впрямь видит все, как обычный человек. Даже когда разговариваешь с ним, смотрит прямо тебе в лицо.

— Какой невероятный слепой, однако… — сосредоточенно протянул Азизам, и оба мужчины погрузились в свои мысли, совершенно не замечая моего состояния.

А была я в немом ужасе. Просто я знала, кто такие Изменчивые. Не так давно, лет в пятнадцать, я, как и многие девочки-подростки, стоя перед зеркалом, критически осматривала свою внешность и находила "непоправимые изъяны". Уникальной я не была, как и мой "изъян": мне казалось, что у меня маленькая грудь. Заверения Матушки, что я еще подрасту, я принимала за пустые успокаивающие слова и в стремлении исправить собственное несовершенство перелопатила всю папину библиотеку. Поиски мои увенчались грандиозным провалом: иллюзии, которые можно было не только взглядом обласкать, но и пощупать, способны накладывать некие Изменчивые, искусственно выведенный в Порсуле сорт рабов. С помощью одной капли крови они могли полностью скопировать ее обладателя, повторяя абсолютно все: внешность, походку, голос, непроизвольные движения, даже манеру речи! Их иллюзии можно было не только потрогать, они отражались в воде и в зеркалах, отбрасывали тень, к тому же держались очень долго. Конечно, так могли не все Изменчивые, все зависело от силы Дара.

В принципе, одного этого было вполне достаточно для обоснованного волнения. Два Изменчивых, предположительно способных натянуть любую личину! Но это было еще не все: кроме всего прочего, Изменчивые обладали одной примечательной характеристикой. Их истинная форма идеально повторяла одного из родителей, то есть дочь была абсолютной копией матери, а сын — отца, вне зависимости от того, кто из старшего поколения являлся носителем Дара Изменчивого. Жак, так подробно расписавший сходство Франциска с сэром Гвейном Благородное Сердце, вполне обыкновенное сходство отца и сына, вряд ли бы упустил из виду то, что сыновья Изменчивой являлись отражением графа и, соответственно, друг друга. А вытеснить это противоестественное сходство из детей могла либо искусственная личина матери, с которой она фактически срослась, и все равно мальчики получились бы как близнецы, либо сильная кровь магической расы. А за женой сэра Гвейна странное замечали…

Добили меня подробности о "слепоте" Франсуа. Детское любопытство, подстегиваемое запретами на разговоры о Мрачном Боге, гнало меня, опять же, в библиотеку, к талмудам о Нечестивом и его порождениях. Во всех трудах о Мрачном упоминалось лишь одно существо, которому ради безопасности окружающих накладывали зачарованную повязку на глаза… Василиск! И, судя по тому, что с возрастом Франсуа так и не "прозрел", контролировать исполинского змея, второй сущностью притаившегося в глубине его души, он так и не научился. Все он видит через повязку, какой бы плотной она ни была, также как и я вижу через морок, вот только если он снимет её, кому-то это может стоить жизни. А граф, по всему выходит, тоже василиск-полукровка, но с меньшей примесью магической крови, чем брат, или же контролирующий себя.

С Франциском были одни вопросы, но бесконтрольные гигантские аспиды по-любому насущнее, чем мертвец, канувший в омут при загадочных обстоятельствах…

Коли страх не гложет сердце,

В омут, графская невеста!

От этих слов, нежданно негаданно всплывших в голове, на миг похолодело сердце. В омут… Мда уж, тут только в омут с головой, прямо в змеиное логово!

А, в Хаос! Все равно больше некуда, да и среди змей я как-никак своя! Тем более я ж теперь умру от любопытства, если не узнаю, что же там на самом деле за проклятие графского рода!

4.1

Почему-то я думала, что особняк легендарного вдовца, ежегодно пополняющего фамильный склеп молодым привлекательным и похолодевшим после жаркой первой брачной ночи телом жены, — эдакая мрачная громадина на вершине отвесной скалы, овеянная роковыми тайнами и насквозь пропахшая опстностью.

Местная "обитель зла" действительно возвышалась над округой, однако вид имела далеко не устрашающий. Напротив, огромный светлый особняк, прозванный Зеленым Горбом как раз потому что обосновался на вершине большого, поросшего густой травой холма, словно земляной горб выдающегося посередь ровного ландшафта, производил самое благоприятное вречатление. В лучших традициях юга, он был овит цветами, яркими и дурманящими сладковамыми ароматами. Все здесь казалось таким насыщенным, полным солнца и жизни, что у меня, урожденной северянки, в первые минуты даже зарябило в глазах. Сказка… Это был именно сказочный замок. Сказочная подъездная дорога, мощеная незнакомым мне светлым камнем, по которому звонко цокают копыта незванных гостей. Сказочный внутренний двор, в центре которго игрался струями высокий белоснежный фонтан, скорее всего из мрамора. Сказочные люди, судя по всему, слуги, высыпали из особняка и с живым интересом в глазах рассматривали нас, некоторые даже приветливо улыбнулись. Бросалось в глаза, что сказочне южные мужчины имели цвет кожи практически такой же, как обожаемый мной шоколад, а сказочные девушки все как одна носили платья с открытыми плечами и без рукавов, что на севере было, во-первых, не особенно прилично, а во-вторых, не практично, с нашим то климатом! Сказочным было и неожиданная, но оттого не менее приятная для меня новость, что хозяина особняка сейчас нет и ждут его не раньше завтрашнего утра, а то и того позже!

Первым несказочным персонажем, нарушившим преобразившуюся действительность, был высокий мужчина, сложением и слегка диковатым видом напоминавший телохранителей Ее Величества Пенелопы Веридорской… Хотя нет, мужика с такой физиономией напорог любого приличного дома не пустили бы! Лицо могучего воина (об этом красноречиво заявляли как заметные даже под рубашкой мышцы, так и два меча, сложенных крестом и висящих за широкой мужской спиной) было вдоль и поперек исполосовано глубокими шрамами. Как будто сумасшедший целитель долго и кропотливо вспарывал скальпелем кожу, тщательно следя за тем, чтобы после этой процедуры пациента не узнала даже мать родная! Это были не когти зверя, это был именно кинжал… Боги, неужели это граф его так изуродовал во время свих опытов?!

Впрочем, последнюю жуткую догадку опроверг Жак, нисколечки не убоявшийся этого покалеченного, который в добавок к своему зверскому лицу еще и грозно зыркнул на меня!

— Гарет, сколько лет, сколько зим! — воскликнул слуга, спрыгивая с коня и с распростертыми объятьями направляясь к изуродованному. — Что, последний подарок порсульских янычаров победителю так и не исчез?

— Как видишь, даже слегка не затянулся, я все таким же красавцем, — оторвав тяжелый взгляд от меня, он криво улыбнулся Жаку и крепко обнял так, что я на миг испугалась за ребра нашего слуги, потом убийственный взгляд вновь зацепился за меня. — Кого это ты притащил?

— Да вот, дворяночка веридорская ехала в дальний монастырь… — начал было выдавать заученную легенду Жак, но Гарета, похоже, объяснения не интересовали, свои выводы он уже сделал.

И, судя по его брошенному с презрительной ухмылочкой:

— Еще одна желающая до постели и денежек Себастьяна, даже проклятия не убоялась. Не переведутся никак отчаянные, доблестные девы… — выводы он сделал ошибочные, но оно мне надо, переубеждать его? Нет, спасибо, пускай думает, что хочет, а я к этому исполосованному не ногой! Выглядит он не безопаснее василиска, того и гляди взглядом сожжет!

Но тут чернющие глаза Гарета натолкнулись на такие же глаза Азизама… и я поняла, что на меня он смотрел еще ласково. А вот моего спутника он готов был убить прямо здесь и сейчас…

— Вас сюда никто не звал, — пророкотало это страшилище, теперь в упор пялясь на мужчину рядом со мной.

— Хей, полегче, Гарет! — попытался одернуть его Жак. — Чего ты так озверился? Что тебе до дамочки?

— До очередной потассс…пострадавшей дворяночки, — неохотно поправился Гарет, сбившийся только потому, что друг ощутимо толкнул его локтем в бок, — мне дела ниакого, разве что потрачу на нее парочку серебряников. А вот мужика её я здесь не потерплю.

Припомнив, что по легенде Азизам — мой слуга из Порсула, не говорящий по-местному, да и поддавшись всколыхнувшемуся задиристому чувству собственного достоинсива, я расправила плечи, не хуже принцессы крови, и сказала в точности с такой же интонацией, как некогда обращалась королева Пенелопа к неугодным зарвавшимся аристократам:

— Во-первых, лорд, я попрошу вас следовать правилам этикета. Я не потерплю ваших пошлых намеков и пренебрежительного отношения. Если вам настолько неприятно мое общество, вы можете меня покинуть. Признаться, ваше присутствие рядом меня тоже вовсе не радует. Во-вторых, вы не представились. Вы здесь хозяин? Насколько я знаю, титул графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон сейчас принадлежит лорду Себастьяну, сыну сэра Гвейна Благородное Сердце, также как и эти земли. Удовлетворите мое любопытство: по какому праву вы решаете, кому позволено гостить в родовом особняке графа, а кому следует убираться вон…

— Вы, леди, — последнее слово Гарет нарочито выплюнул, как самую отъявленную ложь, — можете гостить в любой постели этого особняка, хоть в хозяйской, хоть в лакейской. Но ваш пес, как вы точно выразились, уберется вон!

Азизам схватился за рукоять меча, явно намереваясь в бою отстаивать честь, уж не знаю, свою или мою. Как бы там ни было, я пригвоздила его руку к ножнам одним выразительным взглядом и продолжила:

— Ваше поведение, лорд, не достойно благородного человека. Очень жаль, что придется некоторое время жить с вами под одной крышей. Однако, повторюсь, прогонять меня вы не имеете никакого права. Что же касается моих слуг, то они будут сопровождать меня всегда и везде. Предупреждая ваш сальный юмор: да, и в спальне тоже. Если в вас нет ни капли достоинства, можете и дальше поливать грязью мое честное имя, но претензии к моему нахождению здесь прошу оставить при себе, то же касается и моего сопровождения, и относиться ко мне с уважением.

— С уважением я отношусь только к тем, кто этого заслуживает, — холодно отозвались мне в ответ. — А с такими, как вы, у меня разговор короткий. Но так и быть, если вы хотите, чтобы вас выставил за ворота лично граф, так тому и быть. Говорите, я поливаю грязью ваше честное имя? А оно было у вас когда-то, это честное имя? Относиться к вам как к леди… кажется, вы упрекнули меня в том, что я не назвал своего имени. Здесь меня зовут просто Гаретом, я же начальник охраны особняка и доверенное лицо графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон. Смею утверждать, я не только верный слуга, но и друг Себастьяна. Но у вас на родине я более известен как Гарет Бесновытый.

Кажется, если бы я стояла на ногах, я бы осела прямо на мостовую. Боги Всемилостивые и Всемогущие… Даже в Северном Пределе судачили о тринадцатом принце Веридорском, им пугали детей и молоденьких девушек, каких только грехов и злодеяний ему не приписывали! Всю жизнь я думала, что чудовище в образе человека — всего лишь миф! И вот передо мной стоит… это…

— Бастард Тьмы… — простонала я прозвище, более расхожее в моих краях, а в мыслях возблагодарила свою любовь к верховым прогулкам, благодаря которым я надежно держалась в седле и даже в таком пришибленном состоянии осталась сидеть, как влитая.

— Вижу, вы обо мне наслышаны, — остался доволен моей реакцией Гарет, растягивая губы в зловещем оскале. — Добро пожаловать на Зеленый Горб…

Кажется, он сказал что-то еще, вроде как опять что-то про то, что юг хоть и жаркий, постели все равно нуждаются в согревании, но я его уже не слышала. Во мне совсем некстати всколыхнулся мой Дар, разрывая пелену времени и унося меня далеко в прошлое… прошлое ужастного человека, что стоял передо мной и пугал одном своим именем…

***

— Я никогда не сделаю этого! — я узнаю этот голос сразу, хотя видела его обладательницу всего один раз в жизни в далеком детстве. Обычно властный и исполненный королевского величия, сейчас он дрожал, как и сама великая королева, судорожно хватающаяся за ворот мужчины, равнодушной громадиной возвышающегося перед ней.

— Нет, сделаешь, — голос его много лет назад был совсем таким же, как сейчас, чего нельзя сказать о лице.

Соболиные брови вразлет над большими выразительными глазами чернее самой Тьмы, высокие скулы, волевой подбородок, по-мужски большой нос и четко очерченые губы… да он красавцем был. И теперь, без шрамов, он был невероятно похож на свою сестру. Хотя по другому и быть не могло, ведь, если не лжет молва, они близнецы.

— Никогда! — надрывается великая королева Пенелопа, и слезы из ее глаз струятся совсем не по-королевски.

— Другого мага Жизни мне не найти, — упрямо мотнул головой Бастард Тьмы, стараясь не замечать отчаяния своей сестры. — Шрамы от обычного ножа с моей регенерацией пропадут бесследно максимум через год. А лицо мне надо изменить навечно.

— Гарет, я прошу тебя! — Пенелопа уже не сдерживалась, безвольно повиснув на нем и уже не пытаясь задушить в груди рыдания. — Зачем ты хочешь себя изуродовать?! Зачем тебе она?!!!

— Ты знаешь, она дорога мне, — Бесноватый неожиданно тепло улыбнулся, — она моя единственная.

— Так хватай ее в охапку и всего делов! — истерика явно набирала обороты.

— А как же Гвейн? — иронично вздернутая бровь.

— Да что мне Гвейн? Гвейн, он, он… Но ты мой брат! Не смотри на меня так! Да, меж вами я однозначно выберу тебя! А ты… Гарет, ты же демон, в Хаос!

— Ваше Высочество, что за выражения? — притворно возмутился Гарет, нежно обнимая сестру и слегка покачивая ее, успокаивая. — Ну ты что, ты что? Не надо плакать, Пенни. Зачем мне смазливое лицо? Девок приманивать? Так все, не нужно мне это больше, я свою уже нашел. А то, что демон… Знаешь, может я и поступил бы так. Если бы она сомневалась, если бы хоть искорка любви тлела в ее сердце. Она не ненавидит меня, нет. Хотя имеет на это полное право. Я изрубил всю ее родню у нее же на глазах, сжег ее дом…

— Таков закон войны, — попыталась было возразить Пенелопа, но брат не дал ей договорить.

— Не надо, Пенни. Я жесток, я знаю. Видимо, за мою жестокость мне и награда. Я не хочу калечить ее жизнь еще больше. И никогда не отравлю ядом жизнь Гвейна. Он простит, я знаю. Он не был бы Благородным Сердцем, если бы не простил. Я сам себя не прощу, Пенни! Навек изувеченная морда — малая плата за спокойствие и счастье моих близких. Единственных людей, кто дорог мне, кроме тебя, сестрица. Зачаруй кинжал, Пенни, и не думай боле об этом.

— Ты… ты сделаешь это сам? — плечи великой королевы поникли, слезы утихали. Она лучше кого бы то ни было знала, что переубедить ее брата невозможно, если решение уже принято, и, видимо, смирилась.

— Мне некого просить, кроме тебя, но так пытать собственную сестру не может даже такое чудовище, как я, — горько усмехнулся Гарет, а затем добавил, глядя прямо в глаза Пенелопе. — Обещай мне никогда не вспоминать о том, что это ты зачаловала для меня кинжал. Это мой выбор, Пенни. Ты еднственная в семье всегда понимала меня и уважала МОЙ выбор. Я так хочу. Помоги мне!

— Да… — последнее, что услышала я, проваливаясь куда-то в беспросветную тьму…

4.2

Он снова перевел взгляд на прекрасную девушку, раскинувшуюся на отвратительно черных простынях. Нет, все же у хозяина не все дома! Это ж надо, постельное в цвет вечного траура заказать! Портьеры в комнате тоже безмолвно напоминали о том, что особняк нередко скорбит… он бы даже сказал регулярно! Как выяснилось, раз в год, Хаос забери этого… нет, назвать графа человеком даже у него, полукровки-демона, язык не поворачивался! Даже если он и правда ничего не делает со своими молодыми женами (а между тем бредовые мысли о жертвоприношениях так и лезли в голову, учитывая системность "несчастных невероятных смертей"), человеческое существо после десятой — десятой, мать его! — скоропостижно скончавшейся новобрачной должно было остановиться! Но нет, граф из года в год пытал счастье… ну, или кликал несчастье на свою голову и женился, женился, женился… Даже если на нем изначально проклятия не было, уже должно было появиться, после стольких то загубленных юных дев. Странно, как его еще никто из безутешных родственничков не приговорил? Хотя, чего ж тут странного? Знатнейший и богатейший аристократ местного разгульного общества, без каких-либо преувеличений, король юга. Обширные земли, сельскохозяйственные угодья, фермы, важнейшие торговые тракты, рудники и месторождения, ремесленные центры, магические школы… Да, здесь граф Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон — царь и бог, и купить может что угодно и кого угодно. Кроме жизни, угодившей в цепкие лапы смерти. Правильные слова произнесла та несчастная, нечего сказать. Сам то он, несмотря на трепетные чувства друга и слуги ко всему графскому семейству, считал, что кару и Франциск, и Себастьян заслужили: первый — ибо сволочью, судя по рассказам Жака, был редкостной, надо признать, хотя о почивших или хорошо, или никак; второй же по дурости или тоже по сволочной натуре. Ведь наверняка знал, что сердце девичье уже занято. Но нет, договоренности с другим знатным родом, понятно дело, важнее, чем жизнь какой-то там девчонки. А то, что ему с ней жить до конца дней своих, обстоятельство маловажное. Главное, он долг свой треклятый выполнит и достойную партию составит!

Он и сам не знал, почему его так задела эта история. Может, потому что видел не одну подобную историю, и все как одна происходили с его друзьями и оканчивались ожидаемо печально. Родители, несмотря на свое положение, не раз повторяли ему, что ни политика, ни денежная выгода, ни "поддержание породы" не стоят того, чтобы ломать судьбы и обрекать самого себя и других на несчастье. Войны, несмотря на династические браки, все равно разразятся, может, на несколько лет позже, но все же; благородное происхождение, к величайшему сожалению, не гарантирует благородство души; а человек, для которого дороже денег только очень много денег, хуже безумца или наркомана.

А может, дело было в том, что он в душе ревновал старого слугу к этому Себастьяну? Ведь для Жака граф был таким же обожаемым "молодым хозяином", а демоническая натура в своей обычной эгоистической манере остро реагировала на наличие другого существа, которое мог бы любить дорогой ему человек. Помнится, дядя даже несколько раз дрался практически в полную силу с ухажером своей сестры из-за "братско-демонической" ревности, но потом все более-менее утряслось, кавалер стал мужем, потом появился на свет маленький демоненок, собственно, он сам.

А может, дело было в этой хрупкой прекрасной девушке, смело бросившейся на его защиту против самого Бастарда Тьмы. Все-таки прав был отец, когда за спиной матери прочувствованно матерился и на все лады желал, чтоб черти Гарета побрали, даром что на отродье Хаоса своих же натравлял. Признаться, появление Бесноватого немало путало карты, учитывая то, что он вполне мог приложить руку ко всему, что вокруг него завертелось. Вообще то в Веридоре были уверены, что тринадцатый принц уже давно счастливо скончался и вздохнули спокойно. Поэтому, собственно, никому даже в голову не пришло, что это он мог бы извергнуть огонь, поглотивший покои наследного принца Веридорского вместе с их хозяином, даром что Галахат был сыном его любимой сестры. За титул да за власть, как говорится…

Однако, как ни странно, все это казалось неважным по сравнению с тем фактом, что от одного долгого взгляда на него Ника упала в обморок и до сих пор не пришла в себя. Он отчетливо почувствовал волну магии, с невероятной скоростью понесшуюся на нее от Бастарда Тьмы, но перехватить не смог бы. Его стихией были боевые заклинания да защитные плетения. Со стихией огня, опять же, демон был на ты. Но магию Бесноватого он даже идентифицировать не смог! А Ника… судя по всему, их Дары вошли в резонанс: ее магия, сходная по природе, защитила владелицу и, подстроившись под чужеродные потоки, сама кинулась на нападающего. Что же за Дар у его напарницы? И почему его сердце, кажется, гложит хранившая до сих пор гробовое молчание совесть за то, что он притащил ее в поместье, где с завидным постоянством мрут от невиданной напасти или же графа-маньяка молодые девушки?

Это была однозначно не любовь, он проверил сразу же. Демоны узнавали свою истинную пару, взглянув в глаза, и скрыть предназначение было не под силу никакой магии. В замороченных зеркалах души Ники он не разглядел свою судьбу. Может, просто понравилась? Не истинная, конечно, но бывает же неполная совместимость или же просто интрижки. Нет, опять мимо. Девушка, бесспорно, была прекрасна, но не захотелось ему ее, когда увидел практически обнаженной. Ни разу не пришла в голову мысль поцеловать или невзначай прикоснуться. Не хотелось без конца слушать её голос или даже понравиться ей. Нет, это была не любовь мужчины и женщины… Просто какое-то странное, неведомое доселе чувство в груди, теплое, щемящее и нежное, расползающееся от сердца к мозгу и заставляющее его думать о безопасности девушки.

Внезапно вспомнился отрывок из послания Мрачного Бога, дарованного ему в Древнем Храме:

Ну, Ника его спутница, тут, положим, все понятно. Но почему "сестра"? Может, Бог имел в виду, что она тоже полукровка. Это объяснило бы, почему она скрывает цвет глаз под мороком. Но она ведь не демон, нет же? В послании было сказано, что она: "сестра василиска и дракона". Это же получается, что она…

Додумать он не успел: звонкий перестук лошадиных копыт о подъездную дорогу оповестил всю округу о том, что кто-то на ночь глядя наведался на Зеленый Горб. Были у него подозрения, кто мог нарушить вечернюю тишину и позднюю сонную дремоту графского особняка, но проверить все-таки стоило. Он оказался прав: лорд Себастьян вернулся!

Жаль было поднимать Нику, которая совсем недавно вынырнула из обморока и теперь просто спала, но надо: во-первых, пока Гарет на науськал графа на нежданных гостей, а во-вторых, застать его в расплох, чтобы не успел подготовиться к разговору.

Решившись, он направился к гостевым покоям вырывать Нику из объятий этих траурных простыней, а заодно подкинуть ей идейку, чтобы, договорившись о долгом пребывании здесь, вытребовала еще и новое постельное.

***

Спальня Его Светлости графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон была чуть ли не самой необжитой комнатой во всем особняке. То ли дело кабинет! Вот где во всей своей красоте воплотился внутренний мир владельца, который проводил здесь чуть ли не все время, когда не пребывал на улице. Несмотря на то, что лорд Себастьян порой спал здесь, иногда ел, частенько принимал разномастных гостей и, бывало, даже коротал ночки в компании прекрасного пола, в кабинете всегда был безупречный порядок, все работало как часы.

Поэтому то Жак, не раздумывая, направился именно сюда. Знал, что господин сейчас, не переодеваясь с дороги, кликнет слугу с легким ужином и засядет за очередной опыт или же заумный трактат, чтобы на рассвете наконец вырубиться в широком кресле и проспать до обеда. Все как всегда, даже за пятнадцать годков ни чуточки не изменилось!

Опыт был отложен, а легкий ужин спешно поменяли на вполне себе нормальный, на две персоны. Да-да, привычку трапезничать вместе с дорогим другом и верным слугой граф сохранил еще с тех далеких времен, когда никто и не помышлял о том, что ему светит стать наследником рода. И вот, во всех южных традициях, беседа шла под бокальчик настоечки.

— То есть до Северного Предела ты так и не добрался? — осведомился лорд Себастьян, переваривая последний кусочек хорошо прожаренной дичи вместе с рассказом Жака.

— Вестимо так, хозяин, — кивнул слуга. — В Веридоре пригодился, да видно, пришла пора вернуться, уж не знаю, надолго али нет.

— Знаешь, я, конечно, велел тебе бросить мое поручение, но все же надеялся, что ты найдешь ее, — тихо признался граф.

— Дык на кой, господин? Вы же решили, что не бывать вам вместе?

— Я бы хоть знал, что она жива, здорова…

— Да что с ей станется! Право слова, лорд Себастьян, выкинули бы вы уже эту кралю из головы. Вы ж не демон какой, чтоб у вас мозги на ком-то одном повернулись.

— А что, если не демон, то и полюбить не могу? — горько усмехнулся граф, в мыслях самому себе отвечая, что да, полюбить он не может. Права не имеет.

— Это ж почему? — невозмутимо глотнул еще настойки слуга. — Любовь — это, сами изволите видеть, штука такая, капризная. Она с каждым может приключиться. Да разве ж вы влюблены, Ваша Светлость? Ну увидали вы девчонку разок, ну запомнилось. Так это ж ничегошеньки не значит!

— Жак, а ты любил когда-то? — попытался перевести тему Себастьян, просто тошно ему было говорить об этом. Вроде бы и привыкнуть за столько то лет можно было, а все никак.

— Мне не довелось, — признался старый друг, который, в сущности, был не то чтобы стар, едва-едва за пятьдесят перевалило. — Да, признаться, любви я не искал никогда. Вот кто-то мчится куда-то, всю жизнь мыкаются, типа судьбу свою разыскивают. А я так думаю: коли судьба ваша — от вас она не уйдет. Главное — узнать, когда встретишь. А за то, что встретишь, волноваться не приходится, пущай об этом госпожа Судьба и волнуется.

— Сказал человек, которого госпожа Судьба возлюбленной обделила. Хороша твоя логика, нечего сказать, — хмыкнул Себастьян, тоже прикладываясь к бокалу с крепким саратским алкоголем, от которого мозги отшибало даже у самых твердолобых солдафонов, а вот ему — чисто слабенькое вино. — В таком случае, госпожа Судьба! Слышите меня? Сделайте такую милость! Пускай по вашей воле сейчас в эту комнату зайдет моя суженная и скажет… ммм… — на миг задумался лорд, придумывая самое маловероятное развитие событий, и тут глаз его упал на початую бутыль саратской настойки. — И пусть она, даже не представившись, воскликнет на северный манер, как чистокровные саратцы приветствуют: "Долгие ле'та вам, мой лорд!"

И сам расхохотался от своей придумки.

Затих смех графа под скрип открывающейся двери. Ум Себастьяна тут же выдал, что никто из своих не посмел бы вваливаться к нему в кабинет. Даже Гарет сперва постучал бы и дождался бы разрешения войти. Да даже Никалаэда…

Странное ощущение, липким холодком пробежавшееся по спине и скрутившееся в узел где-то в районе сердца, было непривычно, и Себастьян рад бы был сбросить это непривычное, ничем не объяснимое оцепенение… но не мог. Отчего то не мог ни пошевелиться, ни просто слова вымолвить. Словно вот она, госпожа Судьба, действительно пришла по его душу, и шаги ее зловещим роком отдаются у него в душе.

В абсолютной тишине четко прозвучал звонкий голосок с едва уловимым певучим северным акцентом:

— Долгие лета вам, мой лорд.

Сказание о Тринадцатом Принце Веридорском (1)

Сознание металось в бреду, игнорируя тот факт, что хозяйка пытается привести его в нормальный вид. Я никогда раньше не падала в обмороки и теперь поминала тихим словом судьбу, которая все же решила преподнести мне сей печальный опыт. Если в нормальном состоянии видения приходили ко мне или во сне, или при прикосновении к напитанной воспоминаниями вещи, то сейчас реальность ускользала от меня, а на Дар навалилась древняя невиданная сила, вязкой необузданной магией разливающаяся по всему Зеленому Горбу. И от того, сколько тайн хранит особняк графов Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон и его обитатели, становилось страшно. По настоящему страшно.

Но оградить сознание от этого потока прошлого я не могла…

***

Статный молодой мужчина застыл перед величественным портретом в полный рост и задумчиво всматривался в чернющие глаза, темнее самой Тьмы. Точно такие же, как и у него. Не надо быть провидцем, чтобы понять: мужчина, изображенный на холсте, — его отец. Он был практически отражением портрета, с той лишь разницей, что его вьющиеся густые локоны цвета воронова крыла едва-едва доставали до плеч, а у того, что взирал с картины, волосы иссиня-черным, идеально гладким и, кажется, даже чуть блестящим каскадом спадали практически до пояса. А еще я знала одного человека, оглушающего своим сходством с этими двумя… Сомнений не было, передо мной Его Величество великий король Веридора Персиваль, прозванный в народе Похотливый за количество детей — двенадцать сыновей, если не считать полуреального-полумифического тринадцатого принца Веридорского, и младшенькая дочка Пенелопа. Сын первого великого короля Веридора и основателя королевства демона Рагнара, в Северном пределе более известного, как Хранитель.

— Я ждал тебя, сынок, — раздался низкий хрипловатый голос совсем рядом, но Персиваль не вздрогнул, а напротив, улыбнулся — узнал голос родителя, да и ждал он его.

Рядом с королем Веридора появился сизый дымок, за несколько мгновений соткавшийся в полупрозрачную человеческую фигуру. Глаза Рагнара, хоть и были, как у всех призраков, дымчатыми, глядели совсем как при жизни, цепко и пронзительно.

— Отец, — слегка поклонился ему Персиваль. — А матушка…?

— Она не придет, не сегодня, — отрезал почивший великий король, на миг прикрывая взгляд — явный призрак, что тема, которую собирался обсудить сын, и для него была весьма болезненна.

— Спасибо, что пришел, — практически прошептал Персиваль, пряча взор. Понятно, стыдно.

— Это сложное решение, сын, которое, как ни крути, принимать только тебе. Боюсь, то, что я пришел, ничего не изменит. Ты ведь уже знаешь, как поступишь, мальчик мой…

— Да, — твердо отвечал великий король, вскидывая глаза и усилием воли не отводя взгляд от призрачного лица родителя. — Я женюсь на Анивер, отец, таково мое решение. Я готов связать с ней свою жизнь и быть верным до последнего вздоха. Я люблю ее… Прости меня. Прости, я плохой сын. И никудышный правитель, знаю. Я помню свой долг, что должен продолжить королевскую династию, что обязан оградить страну от смуты из-за наследования престола. Я сделал все, что мог. Все целители, шаманы, лекари, знахарки, — да Хаос знает кто! — все сказали, что Анивер бесплодна. То была плата, затребованная Богами, за жизнь ее сестры-двойняшки. Обе не умерли при родах, но обеим не суждено самим стать матерями… Она плачет, отец. По ночам, тихо, когда думает, что я не слышу. А утром, наглотавшись успокоительного и смотря куда угодно, только не мне в глаза, вторит, что все понимает, что Веридору нужен наследник, что, раз королева не в состоянии исполнить свой долг перед мужем, пускай это сделает кто-то из фавориток… Я не могу, отец. Она — моя единственная, я слышу ее горе, я чувствую, как у нее сердце рвется, как будто это мне в грудь когти вогнали! — на миг Персиваль умолк, успокаивая голос, который так и норовил сорваться, как у простого смертного, что вообще не подобало великому королю, а потом продолжил, хотя бы внешне сладив со своими чувствами. — Ты прав, я принял решение и его не изменю. Я проведу обряд, связующий наши жизни, как в свое время сделали вы с мамой. Мы уйдем с ней в Царство Мертвых в один день и в один час, и до тех пор будем верны друг другу, иначе — смерть. Никогда я не разделю ложе с другой женщиной… и на престол, после меня, не сядет следующее поколение Веридорских. Мне жаль…

— Твой выбор, сын, — склонил голову Рагнар. — Знай, я горжусь тобой. На твоем месте я поступил бы так же. Уверен, твоя мама тоже одобрила бы… Что ж, будем уповать на милость Богов. Да не прервется их волей династия Веридорских!

***

Все смешалось перед глазами, и я уж понадеялась, что сейчас меня выкинет в проблемную и неприглядную реальность, которая, несмотря ни на что, была куда как лучше мутных, изрядно пропитанных горечью и отчаяньем закоулков прошлого. Но нет, побалансировав на грани яви и забытия, сознание вновь соскользнуло во тьму, перенесясь туда же, к тем же действующим лицам, только вот на несколько лет позже…

***

— За что, отец?! — выл, словно раненный зверь, Персиваль, рухнув на колени и сжимаясь, словно на плечи его легла непосильная ноша. — За что Боги так карают меня?

— Сын, ты должен быть силен, — Рагнар хотел казаться спокойным, однако сожаление и боль сына, душащая отца, пульсирующие в воздухе, чуть ли не рукой потрогать было можно. — Боги… даруют тебе шанс исполнить свой долг. Королева может подарить тебе наследника, даже не одного, а, учитывая ее наследственность, даже двоих, близняшек…

— Какой ценой, отец? — ревел Персиваль, хватаясь за сердце, готовое малодушно разорваться, лишь бы не принимать рокового решения. — Ценой жизни Анивер! Отец, я не пойду на это никогда!

— Воля Богов ясна: жизнь получает либо Анивер, либо ваш ребенок, возможно, дети. Несмотря на связующий обряд, ты останешься жить и, возможно, тебе будет дарована еще одна единственная. Решать только тебе, сын.

Великий король в бессилии корчился на полу, вцепившись в собственные роскошные кудри, а Рагнар впервые пожалел, что не может хоть на кратким миг вернуть себе плотское обличье, чтобы дотронуться до задыхающегося в душевной боли сына, и хоть так поддержать его. А так он мог только опуститься на корточки рядом с ним и хрипловатым голосом нашептывать бессмысленные слова утешения.

Взять себя в руки Персиваль смог далеко не сразу, но решение принимать было надо. Что ж, не впервой. Однажды он уже высказал Богам свою волю. Неужто с тех пор что-то изменилось?

Увы, изменилось. Сама Анивер была готова даже на смерть в страшных муках, лишь бы подарить любимому долгожданное дитя. А Боги с несвойственной им жестокостью позволили ей забеременеть и теперь либо его жена не увидит их детей, либо подержит в руках их мертвые тела. Как передал ему отец, "случайно" скинуть плод королеве они не дадут. Его Анивер… переживет ли она смерть малышей? Не повредится ли рассудком?… Не возненавидит ли его, когда узнает, что это он подписал их еще не родившимся детям смертный приговор, пусть даже спасая ее?…

Да, решение было принято.

— Пусть наш ребенок или наши дети упокоятся с миром в Царстве Мертвых, однажды мы с Анивер встретимся с ними там, — таково было решение великого короля. — Но я е позволю своей жене умереть от горя, рыдая над бездыханными телами младенцев. Перед днем родов я поручу верному слуге отыскать в какой угодно веридорской семье новорожденных двойняшек и угрозами, подкупом, шантажом, да как угодно, заполучить их…

— Насколько я понял, Боги могут поставить тебя перед таким же выбором не один раз, — заметил Рагнар, задумчиво глядя на сына.

— Отец, прошу тебя, передай послание Богам. Сколько бы чужих детей мне ни пришлось принять в семью, я буду любить их так же сильно, как и своих собственных. Кто-то из них, вероятнее всего, станет наследником, остальные же получат герцогские титулы и составят высшую аристократию и ближайший круг нового правителя. Я прошу Богов указать моему слуге тех детей, которые, возмужав, будут достойными основателями знатных родов. И еще… я прошу, чтобы они были похожи на нас с Анивер, чтобы никто и никогда даже не заподозрил что-то неладное в их происхождении.

— Я услышал тебя, сынок. Будь по-твоему. Уверен, Боги благосклонно отнесутся к твоей просьбе, — отозвался Хранитель, про себя отметив, что, вполне возможно, намерения Богов были именно такими.

***

За десять минувших лет Персиваль Похотливый все таки отпустил длинные волосы, и теперь они, заплетенное в сложную косу, нервно метались у него за спиной в такт не менее нервным шагам. Вроде бы, это уже седьмой раз — седьмой! — когда он ожидает у дверей покоев Анивер, когда же закончится эта пытка, затихнут крики роженицы, его старый преданный друг-камердинер принесет двух новорожденных мальчиков и передаст их своей сестре, принимающей роды у высокородных дам, сам же заберет тела королевских отпрысков и увезет их к свежевыкопаным могилкам при монастыре недалеко от столицы. Шесть беременностей и двенадцать прекрасных сыновей, действительно походивших на родителей, — вот подарки Богов ему, веридорскому королю.

Десять лет назад он думал, что Боги ниспослали ему величайшее проклятие, теперь же был тихо благодарен им. Это были ИХ дети! Маленькие существа, о которых они с женой не могли мечтать! Так ли важно, что все эти дети, как на подбор не нужные родителям, так как появлялись на свет в результате измен или разгульной бестолковой молодости, были рождены дочками неродовитых горожан? Для себя Персиваль уже давно нашел ответ — это было ВООБЩЕ не важно.

Однако в этот раз все шло как-то не так. Анивер мучилась уже почти сутки, хотя обычно Боги позволяли ей забыться сном после часа или двух, чтобы она не увидела, как выносят мертвых младенцев из спальни. Да и камердинер запаздывал, что было ему вообще не свойственно. Три дня о нем не было ни слуху, ни духу, но Персиваль знал, что он ищет замену детям, поэтому и не разыскивал. Сейчас же предчувствие, расшалившись, противно брюзжало, что определенно случилось нечто непредвиденное, раз надежный, как скала, и педантичный, как идеально выверенные часы, доверенный человек выбивается из графика.

Раздавшиеся из коридора шаги слуги, которые Персиваль за столько то лет научился безошибочно узнавать, заставили короля вздохнуть свободно, но только до того момента, пока он не обернулся на звук.

— Где дети?! — грянул глас монарха, в запале совсем позабывшего о конфиденциальности предприятия.

— Мой король, — в отличие от Персиваля, слуга говорил тихо, вот только дрожь в голосе с головой выдавало его волнение, — я обшарил всю столицу. Видите ли, раньше меня как будто кто-то вел и я находил нужный дом и нужную семью не более, чем за час. На этот раз дорогу мне никто совершенно точно не указывал. Но я обошл город вдоль и поперек, навестил всех знакомых повивальных бабок и лекарей. Это невероятно, мой король, но в ближайшие три месяца ни в столице, ни в ее окрестностях ни в одной семье не родился ни один ребенок! Никак, на то воля Богов…

— На то воля Богов, — сдавленно проговорил Персиваль.

Он ни на миг не усомнился в искренности камердинера, и теперь не знал, то ли проклинать этих самых Богов, то ли…

Мысль так и не успела оформиться в голове, а ее невнятные отголоски вышиб из сознания… крик! ДЕТСКИЙ КРИК из спальни!!!

Персиваль ворвался в покои супруги, сметя дверь, и, подлетев к широкому ложу, упал на колени рядом с ней. Анивер была бледна, но жива и даже улыбалась, глядя, как умелые руки помощницы пеленают ребенка… Боги, неужели…

— Ваш сын, Ваше Величество! — долетело до его ошарашенного сознания, как с другого конца света. — Его Высочество Тринадцатый Принц Веридорский!!!

… Спустя час, в течение которого Персиваль, так до конца и не поверив своему счастью, категорически отказывался выпускать из рук сына и вместе с ним прохаживался в коридоре рядом с покоями жены, малыш, до сих пор спокойно посапывающий в объятиях отца, вдруг распахнул чернющие глазки, темнее, чем сама Тьма, и в них полыхнул огонь! Огонь Изначальный, сама суть демонической натуры, зажегся в его душе — в мир пришел сын Хаоса!

А одновременно с пробуждением стихии на свет появилась единственная дочка Персиваля Веридорского…

Сказание о Тринадцатом Принце Веридорском (2)

Чеканный шаг эхом раздавался в длинной картинной галерее королевского дворца, возвещая всех о приближении Его Высочества Тринадцатого Принца Веридорского Гарета Бесноватого, в народе прозванного Бастардом Тьмы. Все его двенадцать братьев выросли достойными светлыми юношами, добрыми сердцем и прекрасными душой, о сестре и говорить нечего, вот уж кто был отражением Веридоры, первой великой королевы. А вот тринадцатый принц словно впитал в себя все зло, что было отмерено их поколению. Поверить в то, что кровожадное чудовище, прекрасное внешне, но уродливое душой, — родной брат Пенелопы, сын великодушного Персиваля и милосердной Анивер… нет, уж скорее его появление на свет припишут темным силам, даром что принц на диво похож на отца! А чтобы не оскорбить ни одного из правящей четы подозрением в измене, "родительницей" Гарета назначили древнюю языческую то ли богиню, то ли просто аморфное существо, с которым ассоциировались различные беды и страхи. Сам Гарет своим прозвищем был невероятно доволен и скалился не хуже дикого зверя, стоило ему услышать, как кто-то произносит его едва различимым для человеческого уха шепотом. Человеческого, но не демонического. И да, удовольствие Тринадцатого Принца Веридорского непременно было сопряжено со сдавленными стонами, надрывными воплями, предсмертными проклятиями и хрустом ломающихся и перемалывающихся костей… О да, все это было музыкой для его демонического слуха, а вид хлещущей фонтаном алой крови или же льющегося рекой вина как нельзя лучше влиял на настроение Его Высочества. Немудрено, что любимыми развлечениями Тринадцатого Принца Веридорского были игры со смазливыми невинными служанками, а порой и дворяночками, да еще затравить гончими слуг или же собственноручно избить до полусмерти.

Персиваль только смотрел на все это и горестно вздыхал. Он то понимал, что это беснуется демоническая натура сына и Дар Смерти — могущественная и в той же мере опасная магия, причем опасная и для владельца тоже. Он знал, что после тридцати — тридцати пяти Гарет станет более — менее взрослым по меркам Хаоса и научится сдерживать животные инстинкты своего демона. О том, сколько душ искалечится до того момента, страшно было даже помыслить. Великий король уже давно услал бы сына в Хаос, где он пережил бы бурное демоническое отрочество и вернулся к людям уже адекватным, но, стоило магической завесе, отделяющий человеческие земли от территории порождений Мрачного, затянуться за спиной Тринадцатого Принца Веридорского, Пенелопа забилась в истерике, потеряв связь с братом-близнецом, и успокоить ее смогло только возвращение Гарета. Тогда Персиваль приставил к своему сыну младшего отпрыска "короля юга", по сути, противника Веридора, но настроенного на диалог, а не на вооруженное противостояние. Уж чего не ожидал великий король, так это того, что этот образец доблести и сострадания, без преувеличений олицетворяющий все качества сказочных рыцарей без страха и упрека и прозванный за это Благородным Сердцем, станет Гарету и Пенелопе ближе, чем остальные братья!

— Гарет! — прервал мысли Бесноватого знакомый спокойный голос, и тот нехотя развернулся к своему лучшему и единственному другу.

Нет, принц очень любил Гвейна, но сейчас предпочел бы скрыться с его глаз, ибо знал, что его ждет нравоучительный разговор. Он был не только названным братом, он был совестью Гарета. И сейчас эта самая совесть пришла как нельзя не вовремя.

— Ты все же решил напасть на Северный Предел? — строго спросил Гвейн, хмуро глядя на Его Высочество. — Король не позволит…

— Только не начинай снова о том, что эта земля священна и находится в тени Великих гор, откуда на них взирают Боги! — досадливо поморщился Гарет. — А отец может выражать свое недовольство сколько угодно… потом. Сам виноват, раз позволил мне иметь личную армию, значит, понимал, что я не просто хочу со своими же в войнушку играться! Мне нужны те рудники! Еще не хватало, чтобы Хомут закупил у горцев закаленные магией мечи. Сам знаешь, против них даже наши оплетенные всеми защитными чарами доспехи не выстоят! А секрет мечей гордецы-горцы ни за что добром не выдадут.

— И поэтому ты готов пленить весь народ и под пытками заставить их говорить? — голос Гвейн звенел сталью, совсем как те чудо-мечи.

— Они могут рассказать все добровольно, — равнодушно отозвался Тринадцатый Принц Веридорский. — Я не отступлюсь, брат. Вчера утром я получил ответ от Хомута: он как Саратский Вождь согласен продать свой народ и не пришлёт им на помощь армию, обещал так же обеспечить невмешательство Монруа. Вроде как юный Седрик Монруа сейчас гостит в его резиденции. Что ж, ему предложат задержаться чуть дольше. В камере, дабы его родители были сговорчивее. Хомута вполне устраивает, что мы не претендуем на сами рудники, только угонем рабов. К ночи триста пудов золота за них будут в его столице, а наша армия осадит форт горцев. Они, может, и воины, но нас больше. А решат отсиживаться за стенами форта — возьмем их измором. Думаю, не все там настолько безумны, чтобы ценой жизни хранить тайну мечей, жрать своих же соседей и сдирать с них кожу, лишь бы не подохнуть от голода и лютых морозов.

— Остановись, — прервал короля Гвейн. — Ты собираешься устроить бесчинства и накликаешь этим беду и на себя, и на весь Веридор. Эти отважные люди, единственное преступление которых в том, что они верны своему слову до последнего вздоха и знают, что такое долг, не заслуживают такой ужасной смерти.

— Даже их собственный Вождь, которому они так верны, не оценил их преданности и

продал за драгоценный металл, так почему их должен уважать я? — жестоко усмехнулся Кристиан и, обогнув друга, продолжил свой путь. На внутреннем дворе его уже ждала его личная гвардия, семеро из двенадцати братьев, что решили избрать для себя военную стезю и уже получили герцогские титулы. С ними он направится к месту дислокации всей армии.

— Ты просил благословения у Богов? — полетел ему в спину вопрос Гвейна.

Бастард Тьмы, помянув крепким словцом свою медлительность, все же не стал притворяться глухим и ответил честно:

— Нет.

Вот и еще один повод Благородному Сердцу разочароваться в своем царственном друге. А все дурацкая древняя традиция, согласно которой король перед войной, карательным походом и другими кровавыми мероприятиями обязательно должен покаяться перед Богами за то, что собирается унести столько жизней, и просить их благословения на это. Бред! Не Боги ли сделали его Тринадцатым Принцем Веридорским? Так почему же он не может пользоваться той силой и властью, что они даровали ему? Дурости ситуации придавал тот факт, что обращаться правитель должен был и к Единому, и к Мрачному. Если с первым все было гладко, то почитатели второго в последнее время подвергались жестоким гонениям со стороны невесть каким образом расплодившихся многочисленных фанатиков, образовавших чуть ли не отдельное государство, и поклонение ему каралось обвинением в ереси и сожжением на костре. Мрачному Богу до сих пор обращались, только тайком, и храмы его скрывались за непроходимыми зарослями. Вот зрелище: великий король, на ходу теряя корону и оставляя на ветках лоскуты золотой парчи, огородами пробирается к ветхому храму! И смех, и грех!

— Гарет, — тяжело вздохнул Гвейн, — прошу, послушай меня хотя бы в этом. Если уж мне не под силу переубедить тебя, может, это получится у Богов.

— Ха! — недобро усмехнулся Его Высочество, не поворачиваясь к верному другу. — Не трать сил, дружище, в храм я не пойду. Не за чем это. Не нужно мне благословение Богов, и даже если кто-то из Них явится ко мне и скажет, что мой замысел против Его воли, я даже за Его прощением не приду, когда поступлю по-своему! Я узнаю, как делать мечи, способные пробить любую броню, даже если Боги обрушат на меня весь свой праведный гнев!

— Зачем тебе это? — спросил Гвейн, уже понимая, что принца ничто не остановит.

— Я пойду войной на север и поставлю Саратского Вождя на колени. Эти северяне мнят себя такими же могущественными правителями, как великиекороли Веридора? Они станут нашими рабами и будут ползать в грязи, обливаясь кровавыми слезами! Уже давно пора великому королю объединить два государства. Скажи, Гвейн, неужто Хомут, эта продажная скотина, достоин править объединенными королевствами? Его жадность и эгоизм недостойны великого короля.

— И твоя гордыня и жестокость тоже, — тихо зловеще проговорил Гвейн. — Ты так жаждешь власти и славы. Ты не получишь этого, Бесноватый. Ты немилосерден к другим, судьба поступит с тобой так же жестоко: позволит ощутить вкус того, что действительно ценно: вкус жизни, вкус верности, вкус любви, — и отнимет. Отнимет все и разом, в тот самый миг, когда ты этого будешь меньше всего ожидать, когда ты, напротив, будешь думать, что для тебя все только начинается, а на самом деле это будет твой закат.

Но Тринадцатый Принц Веридорский, спеша навстречу своему очередному "подвигу", его уже не услышал.

***

Армия Его Высочества принца Веридора Гарета Бесноватого осадила горцев в форте, стоящем у подножья Великих гор. Небольшое деревянное укрепление не выдержало бы и одного удара армады, если бы отважные защитники не укрыли его магическим щитом. Тринадцатый Принц Веридорский, завидев почтового белоснежного голубка, взмывшего в небо и устремившегося к столице Сараты, злорадно усмехнулся: осажденные тратили всю свою силу на оборону и даже пожалели магии на отправку доклада их королю. Глупцы! Интересно, через сколько дней они поймут, что их бросили на произвол судьбы?

Понимать горцы не хотели, причем упорству их можно было только позавидовать. У принца, не оставляющего своих воинов все время осады, даже мелькала мысль, что это еще вопрос, кто кого измором берет, ибо с каждым днем, нервы натягивались все сильнее, победа приобретала все более призрачные очертания, а сомнения все настойчивее бередили разум. Пару раз Гарет в этой "ожидательной горячке" даже подумывал все-таки помолиться Богам, но затем одергивал себя и долго ругал за приступы идиотизма.

Год держались горцы. Держались в лютые холода. Держались в проливные дожди. Держались в жаркий зной. Держались… держались… держались… Но вот однажды, в разгар золотой осени, щит вокруг города, бледнеющий с каждым днем осады, в последний раз вспыхнул магическими потоками и пропал. От неожиданности Гарет сначала даже не понял, что это значит. А когда осознал, издал дикий победный клич и, взлетев на своего верного вороного скакуна, помчался к форту, а вслед за ним устремилась и его рать.

Принц уж думал, что придется тараном сносить ворота, которые наверняка изнутри заперты на засов, как вдруг тяжелые добротные створки медленно растворились перед ним. Не ожидавший такого маневра Гарет резко натянул поводья и остановил разгоряченного скачкой коня как раз во время, чтобы не затоптать, собственно, того, кто радушно открыл им дорогу… Никогда Его Высочество не видел такого худого человека. Это был паренек лет восемнадцати, истощенный и усохший настолько, что казался воскресшим мертвецом. Его обтянутое посеревшей кожей лицо было типично горским: крупный горбатый нос, выдающиеся скулы, большие карие глаза — единственное, что пока выдавало в нем живого. Он стоял босиком, одетый в оборванные практически до колен потертые штаны. Кровавые язвы усыпали все его тело, волосы явно уже выпадали клоками, зубы почернели, ногти обломались, сиреневые тени залегли на половину впалых щек. И тем невероятнее прозвучал его звонкий голос:

— Весь форт вымер. Если вам нужно мертвое поселение — забирайте. Только грабить у нас нечего, уж и подметки от сапог все съели.

— И ничего не оставили захватчикам, — оскалился Гарет. — Хей, ребят! Хватайте этого последнего героя!

Бравые воины спешились и мгновенно скрутили паренька. Он даже не сопротивлялся. Сил не было. Оставалось только дивиться, как эта немощь смогла сдвинуть пудовый засов и открыть ворота форта.

Принц хотел уже поворачивать коня, но внезапно вороной под ним взбрыкнул и впервые не подчинился ему. Вместо этого лошадь ступила в разоренный оплот горцев и, поводив туда-сюда головой, словно принюхиваясь и прислушиваясь, направилась прямиком к одной из землянок, притаившейся у самой стены форта. Гарету пришлось не по нраву желание скакуна. Все же ехать по полу-сгнившим скелетом и полу-обглоданным трупам, попутно дыша могильным смрадом, — удовольствие не из приятных. Но конь и не думал останавливаться, уверенно следуя к ничем не примечательной покосившейся дверце, ведущей в подземное жилище. Его Высочество уже достал кнут, чтобы стегнуть непокорную животину по морде, как вдруг до него долетел насмешливый хрип паренька-горца:

— Что, Ваше Высочество, мертвечинкой любуетесь? Может, и откушать изволите? О ваших предпочтениях даже у нас легенды слагают…

Слова яростью обожгли принца. Рванув поводья, он всё же развернул коня, вонзил шпоры ему в бока и, минуя своих воинов и скрученного ими пленника, хлестнул наглеца кнутом по лицу.

— Домой! — гаркнул на ходу Гарет, чем заслужил одобрительный гул своей армии и единодушное желание немедленно повиноваться повелителю немедленно. Последний воин, закинув парнишку-горца к себе поперек седла, напоследок швырнул горящий факел в деревянный форт.

Когда бывший оплот горцев практически скрылся из виду, принц обернулся, чтобы в последний раз полюбоваться тем, как полыхает последнее упоминание о народе, не сдавшемся ему. Вдруг Гарету почудилось, что смутная тень выскользнула из пожарища. Сморгнул — и нет никого. Значит, привиделось. Но двоих воинов принц все же отправил еще раз прочесать всю округу. Спустя пару дней они догнали армию и доложили, что на несколько миль вокруг обратившегося в потухший костер форта нет ни души.

***

Три дня Тринадцатый Принц Веридорский лично пытал парнишку-горца, но так и не вырвал из него ни слова о секрете изготовления разящих все мечей.

— Что ты молчишь, сволочь? — чуть не рычал Его Высочество. — Я же тайну из тебя с душою вытрясу!

— Казни, Бесноватый, — только ухмылялся в лицо правителю парень. — А тайну я не выдам и умру, если такова цена исполнения моего долга.

— Долга?! — кричал в ярости Гарет. — Опомнись, мальчик! Долга перед кем? Ваш Вождь продал вас всех! Он за несколько возов золота позволил мне угнать всех горцев в плен! И ты хранишь верность ему?!

— То, что у Вождя нет ни чести, ни совести, отнюдь не значит, что её нет у его подданных, — отвечал пленник. — Я клялся, что секрет мечей умрет со мной, а слово горца крепче алмаза. А ты, принц, хоть изойди весь злостью, но от меня ты ничего не узнаешь. Мне даже жаль тебя, Бастард Тьмы. Я-то умру со спокойной душой, а тебя сожжет изнутри твоя же тьма!

И парнишку продолжали пытать час за часом, не ослабляя боль ни на минуту, но теперь принц стоял в стороне молча и мрачно следил за этим действом. Когда же горец в очередной раз потерял сознание от боли и его начали приводить в чувство, глухо проговорил:

— Сильный, смелый, преданный — идеальный слуга. Жаль, служит не мне.

— Казнишь? — спросил стоящий рядом Гвейн, не проронивший до этого ни слова.

Гарет ответил не сразу. Раньше он был уверен, что любой враг не достоин ни сострадания, ни тем более уважения. Все просто: не повинуешься королю — умрешь, скорее всего медленно и в муках. Но этот мальчик не был врагом Веридора, хоть и был подданным враждебного государства. К тому же мужество и верность принципам, редкие и завидные качества, которыми, как показывает практика, не могли похвастать даже короли, подкупали. Гарет поймал себя на мысли, что вряд ли бы смог выдержать жестокие пытки только ради исполнения долга. Скорее он бы попытался схитрить или уже давно бы переметнулся к правителю-победителю. Этот мальчик держался на одной силе воли и до сих пор ни разу не вскрикнул на потеху безжалостному завоевателю.

— Не казню, — последовал ответ принца. — Ты же беседовал с ним?

— О да, чудесный мальчик, к тому же не дурак выпить, — довольно фыркнул Гвейн.

Гарет не смог подавить улыбку. Горилка — вот единственная греховная страсть Благородного Сердца. Порой Его Высочеству казалось, что друг мог бы споить самих Единого и Мрачного или поспорить с демоном на свою бессмертную душу, что перепьет того. Сам Бастрард Тьмы бы в этом деле Гвейну не товарищ, ибо уважал только вино, в не это "деревенское пойло", способное сжечь всю глотку половиной стакана!

— И что же, не раскололся даже под градусом? — не поверил принц.

— О мечах молчал, как немой, — подтвердил названный брат Гарета и Пенелопы. — Так что ты с ним решил?

— Пытки прекратим, в камеру отнесем, целителя утром пришлем, чтоб подлатал, а потом предложу ему служить мне.

— Не согласится, — уверенно заявил Гвейн.

— Сам понимаю, что этот упрямец не сразу сдастся мне на милость. Так мы поможем ему принять правильное решение, только не кнутом, а пряником. Кормить будем хорошо, ты с задушевными разговорами под рюмочку расположишь у верной службе, служанку фигуристую и со смазливой мордашкой приставим ему еду и воду носить. Посидит месяцок-другой, и жить захочется. Не самоубийца же он, в конце-то концов.

— Надо было один раз допросить его и сразу такое решение принять, — проворчал Гвейн, но принц только махнул на него рукой.

***

Неспокойно было на сердце у Благородного Сердца, и в полночь он, так и не сомкнув глаз, спустился в подземелье к пленнику. Парнишка бился в лихорадке и горел, словно внутренности его объяло пламя. Гвейн хотел было кинуться за целителем, но горец схватил его руку мертвой хватку и еле слышно, уже в полубреду, прошептал потрескавшимися губами:

— Не надо… поздно уже, пора мне… пора к родителям и братьям, пускай она одна с живыми остается… а может, и она в форте сгорела… Мне страшно… Побудьте с мной, пока я не уйду…

— Тише-тише, — успокаивал умирающего Гвейн, устраивая его голову на своих коленях. — Как тебя зовут, мальчик?

— Янислав… а её… её — Янислава… Славка… Яна…

— Шшш… Успокойся, Ян, я не оставлю тебя…

На рассвете в камеру ворвался Бастард Тьмы, не нашедший друга в его покоях, и узрел Гвейна, баюкающего паренька-горца. Он был еще жив, но Гарет чувствовал, что счет до его отхода в Царство Мертвых уже идет на минуты. Всего миг глядел Его Высочество на несчастного горца, и сердце его дрогнуло. Этот мальчик мог бы прожить долгую жизнь, построить головокружительную карьеру или открыть свое дело, разбогатеть, жениться, стать отцом и дедом, и всего этого он, великий король, лишил его походя, как и сотни таких же горцев, и даже не обернулся бы на его бездыханное тело, если бы не видел, как смерть забирает его. Гарет вдруг понял, что, хотя он не раз сражал врагов в бою, вихрем проносясь мимо, никогда не видел, как у них навечно закрываются глаза, не слышал их последнего вздоха. Да и забитых или затравленных слуг уносили быстрее, чем его чуткое демническое ухо улавливало последнее трепыхание их жалких сердец. Он просто нес смерть и не оглядывался на тех, кто уже никогда не встанет. А сейчас Боги решили показать ему, как тлеет жизнь, угасая, явить ему Дар Смерти во всей его жуткой тошнотворной красе. А еще впервые почувствовать вину и скорбь.

Гарет не заметил, как рузнул на холодный каменный пол перед горцем и вгляделся в его лицо. Парнишка еле-еле разомкнул веки и, увидев, кто перед ним, выдохнул:

— Дайте слово, что не тронете её… клянитесь…

Принц хотел спросить: "Кого?", но вместо этого ответил:

— Клянусь своей честью, что не трону… последнюю, о ком ты думаешь, и кого я еще не умертвил.

Пересохшие губы юноши чуть двинулись в улыбке, и Гарет, отрываясь от его стекленеющих глаз, потянулся за кружку с водой, примостившуюся неподалеку на табурете. Но, когда он прислонил её ржавеющий край к бледным губам, паренек не сделал глоток, только его выдох поднял легкую рябь в кружке. Последний выдох.

Сказание о Тринадцатом Принце Веридорском (3)

Цокот копыт эхом раздавался по окрестностям Саратских земель, возвещая всех о приближнии Его Высочества Тринадцатого Принца Веридорского Гарета Бесноватого. Сам принц соседнего враждебного королевства летел во главе вооруженного отряда, костеря про себя все введенные Богами порядки, чтоб к ним в гости на вершины Великих гор демоны с огневодкой пожаловали! Постановили они, видите ли, что каждый король Веридора должен попробовать наладить отношения с Саратскими землями, причем каждая из стран должна нанести визит сопернице, одарив гостеприимную хозяйку щедрыми дарами. И почему, спрашивается, Дьявол всего один на всех Богов?! Понятно дело, он их всех побрать не в состоянии, вот и вещают они со своей недосягаемой человеку высоты. Куда уж нам, людям, божественные вершины покорять, нам бы бюджет страны не угробить этими "щедрыми подарками". Лучше б потратились на усиление охраны границ! Одна надежда на то, что с Саратского Вождя удастся содрать подарков побольше и подороже. Север же кишит пушниной и драгоценными камнями… Ага, щас! Да от Хомута, отсиживающего в вечно занесенной метелью цитадели, снега не выпросишь!

В общем, Его Высочество рассуждал о том, что ему, дабы не разорить казну своей любимой сестренки, которая вот уже несколько дней как надела корону правительницы Веридора, но сама ловко перекинула на него участие в этом фарсе под названием посольство (одно утешало — Гвейн составил ему компанию, так что ему веселее, а сестренке тосковать в одиночестве!), надо срочно сокращать штат любовниц и егерей, подъезжал к летней королевской резиденции Хомута, где ему предстояло гостить минимум месяц, имитируя бурную переговорническую деятельность, к которой он не то что таланта не имел, рядом не лежал!

Так и пролетела дорога, и опомнился Его Высочество уже в конюшне, подведя следующий итог: любовницы в количестве двух штук и егеря в составе пяти человек на развлечение принца стране по карману. Правда, за соотнесением доходов и расходов Гарет задержался и спешился, когда его вороного уже взяли под уздцы… Служанка взяла! Удивленный принц даже зажмурился, не веря в увиденное, но, когда он вновь распахнул глаза, рядом с ним до сих пор стояла именно девушка, о чем красноречиво заявляло платье, изящные линии рук, гладкое лицо, длинная смоляная грива и женственные формы, заметные даже под мешковатым рубищем служанки.

— Чавой енто вы на мя вылупились? — прозвучал низкий грудной голос с диким акцентом.

— Прошу прощения… — выдавил из себя Бастард Тьмы, и чуть не поперхнулся словами, вспомнив, что произносит эти слова впервые в жизни, да и извиняется перед простой девкой. — Просто у нас в королевстве на конюшне служат исключительно мужчины.

— Ммм… — промычала в ответ девушка и повела королевского скакуна в стойло.

Вообще его конь был самым строптивым жеребцом во всем Веридоре, и Гарет, более чем уверенный, что женщине с такой своенравной лошадью не сладить, хотел было совершить еще одно дело впервые в жизни и предложить ей помощь, но во время одернул себя. Что это за муть ему в голову лезет?

Взгляд невольно опять остановился на… конюхарке? конюхине? конюхальше? конюхнице? конюхалке?… А, в Хаос! На той девке. У неё было странное лицо, не сказать, что некрасивое, но не похожее ни на одно, что Бастарду Тьмы уже приходилось встречать у прекрасной половины человечества. У неё были непривычные взгляду резкие черты, складывающиеся в хищное, какое-то звериное выражение. Похожие рожи он видел разве что у полусъеденных мертвецов-горцев. Нос с горбинкой придавал девушке сходство с птицей, выдающиеся скулы и большие карие глаза отдалённо напоминали чье-то уже давно забытое лицо. Может, он её уже видел? Нет, такой экземпляр он бы точно запомнил, но смутное, непонятно откуда взявшееся беспокойство не давало просто так отвести от неё глаз.

— Чой то с вами, ваш сочство? — даже голос у неё был не высокий девичий, а какой-то грубовато-мужской. — Подите ужо отседова, не то усе лорды ваши коников своих побросають и сюдой набьються поглядать, чаво вы туточки простаиваете.

Гарет с трудом понял, что она сказала. Боги, да в Веридоре последний нищий лучше изъясняется, чем местная дворцовая челядь! Что тут говорить, их королевство и эту дыру не сравнить. Тут и девки за мужиков работают. Вот у них служанки в основном только перестилают и согревают постель, а тут навоз убирают! Хотя такую вряд ли бы взял прислуживать какой-нибудь лорд, если фигурка еще ничего, то лицо подкачало, уж больно страшновато. Правда, принцу тут же подумалось, что, в общем-то, лицо — не ходовая часть и не так уж обязательно на него смотреть…

— Гарет! — третий раз позвал его невесть когда подошедший Гвейн.

Принц, вздрогнув, наконец повернулся и вопросительно посмотрел на друга.

— Ты что, изображаешь памятник самому себе? — иронично приподнял бровь выходец южных графств.

— А?

— Пошли, говорю. Я мальца нашел, которому поручили нас всех до комнат проводить, а то в этом бессистемном нагромождении коридоров без карты себя потерять недолго.

На выходе из конюшни их действительно поджидал паж лет двенадцати с абсолютно белыми кудрями, завитыми мелким бесом, молочной кожей и невероятно светлой, издали даже сливающейся белками радужкой глаз.

— Северянин, коренной, — кратко пояснил Гвейн.

— Драсте, ваш сочство, — мальчишка отвесил неуклюжий поклон, подметя длинным пером своего берета дорожку под ногами Тринадцатого Принца Веридорского, а тот едва не поморщился.

— Тудой нам, — кивнул паж в сторону резиденции. — По парадной лестнице пойдем, шоб усе видали, шо к нам ваш сочство пожаловали! Я, коды разнюхал, кого к нам приедуть, ажно с табурета об пол шиндарахнулся, а Нуна, кухарка наша, як начнет ме у самое ухо орать, шо уволень я да растяпа, шо я чуток не оглох. Чаво, спросишь, ореть? Кажите на милость, якая польза из того, шо я оглохну? Будто лучшее слыхать яё буду. Таки не буду, енто я точнехонько знаю…

Какой кошмар! Это даже не выговор, это новый вид казни для просвященных людей — слушать это все! Хотя, раз уж мальчишка такой болтливый, можно его и разговорить.

— Послушай-ка, малой, — прервал рассказ о недалёкой, но горластой кухарке Нуне Бастард Тьмы. — А не знаешь ли ты, что за девушка служит у вас на конюшне?

— Отчаво же не знать, Горянка енто. Она Нуне по кухне, бываеть, помогаеть, да ищо с лошадями обходиться.

— Горянка? — переспросил Гарет. — Это имя?

— А черт яё знаеть. Могёт быть, и имя, но сдаеться мяне, шо енто позвище. Мобуть потому шо гордая деваха, легко яё не объездить. А мобуть, горилочку любить.

Принц не удержался и краем глаза покосился на своего друга. У того при слове "горилка" даже глаза загорелись. Ясно, он найдет, с кем здесь задушевно поговорить, и даже этот чудовищный акцент его не смутит. Кстати…

— Слушай, парень, а вы все тут так мерзко разговариваете, — не удержался от вопроса Гарет.

— Нэ! — поспешил заверить его паж. — Енто тольки я туточки такой, коренной из северных провинций.

— А как же Горянка?

— А она, ваш сочство, притворяеться, — вдруг перешел на заговорщический шепот мальчишка. — На людях брешет, як наши, да и уверяеть усех, шо она оттудова родом. Но я-то своих различаю. Да и слыхал я разочек, як она прямехонько як вы, на чистом веридорском наречии якому-то лорду осточному из Порсула сказки баяла, шо замужем, а потому платок на голову не напялить, шоб лица яё звериного не видать было, и в гарем к няму не подёть. Ну шо туточки кажешь, дурёха есть дурёха…

— Погоди, значит, Горянка разговаривает так, как говорят в Веридоре?

— Вестимо так, ваш сочство, як веридорцы али предельцы.

— Жители Северного предела… — догадался Гарет, больше не слушая болтливого пажа.

Ему предстояла встреча с Хомутом, знакомство со всем двором Саратского Вождя, начало переговоров, торжественный банкет, представление во дворце, огневое шоу и многочисленные предложения местных светских дам провести незабываемую ночь вместе. В другой время все это развлекло бы его или, напротив, вызвало раздражение и поток нелицеприятных комментариев. Но сегодня он ходил, как в тумане, и практически не видел ничего вокруг. Его мысли вновь и вновь возвращались к девчонке на конюшне. Что же все-таки привлекло его? Не красота уж точно. Манеры и выговор, пусть даже наигранный, тоже не располагали к зарождению теплых чувств. Навряд ли она умна и начитана. Одним словом — служанка! Что тогда? Поразмыслив, Гарет решил, что это из-за тайны, витающей вокруг неё. Что за странное имя Горянка? Почему она кажется ему смутно знакомой? Зачем она выдает себя за коренную северянку, в то время как сама родом из Северного предела или Веридора?

***

Неделя пролетела в непонятных непривычных мыслях и витаниях в неизвестных далях.

На восьмой день посольства Гарет пошел в конюшню и отыскал Горянку. Девушка задавала овса лошадям и упорно игнорировала принца, пока все её подопечные не склонились над яслями.

— Чавой вам, ваш сочство? — наконец повернулась она лицом к страху и ужасу всея Веридорской земли.

— Говори со мной, нормально. Ты же умеешь, я знаю.

— Шо вы знаете, то с вами останеться, а я вами по-людски балакаю.

— Ладно, — вздохнул принц, про себя подумав, что ради утоления своего столь невовремя разыгравшегося любопытства можно немного и потерпеть, а потом в качестве моральной компенсации, так сказать, всласть исполосовать плетью спину девки и вдоволь наслушаться ее жалобных подвываний. — Скажи, верно ли мне сказали, что тебя зовут Горянка?

— Правду бають, — кивнула служанка.

— Неужели тебя так назвали родители?

— Отчаво же, мати и батя кликали ме не так, тольки померли они ужо несколько годков как, а с ими и имечко мое погибло.

— Как же так?

— А вот так, ваш сочство, родичи мои усе померли, с ними и прошлая моя жизнь. А туточки мя Нуна отыскала, приютила и имечко дала. Мол, горя у мя было, вот и выла я в три ручья целы дни, так шо чуток от слез совсем не ослепла, вот и баяла, шо я — Горянка — горюю. А следом и усе тутошние подхватили, тольки они мя гордой кличут: гордая Горянка. А хлопцы дюже приставучие, — не хуже волчицы оскалилась девушка, — брешут, шо горячая я, коды узнают, як у мя рука тяжела.

— Принципиальная значит и неприступная? — скептически усмехнулся Гарет. — Может, просто цену себе набиваешь?

— Не разберу я, чавой вы, ваш сочство, толкуете, но рожу наглую, даже вашу, кулаком угощу, коли лапать станете, — грозно нахмурилась девушка.

Принц, не удержавшись, залился смехом. Откажет? Ему? Кто, эта девка? Ударит? Его, Бастарда Тьмы?!!! Боги, так и живот от хохота надорвать недолго. Да была бы она кому-нибудь нужна! А то ведь на неё, звероватую, ни один приличный лорд даже не покосится, разве что как диковинку рассматривать будет!

— Смеешься, Бесноватый? — словно гром средь ясна неба прозвучало чистое веридорское наречие. — Весело тебе, что девка черная себя человеком считает? Не веришь, что могу самого Тринадцатого Принца Веридорского привлечь и ему же отказать?

— Не думаю, что у вас на севере все с женщинами так плохо, чтоб правители бросались на… такое, — Гарет окинул её взглядом с ног до головы… и натолкнулся на горящий взгляд опаловых глаз. Какая же ярость кипела в них!

С трудом подавив желание вздрогнуть, Его Высочество рывком развернулся и пошел прочь из конюшни, как вдруг расслышал шепот-шипение:

— Не каждому принцу моё внимание привлечь.

Гарет оглянулся, чтобы гневным окликом, а лучше еще и висящим за поясом хлыстом осадить дерзкую девку, но её уж и след простыл.

***

На следующий день Гарет велел мальчишке-пажу донести до дворецкого, что Его Высочество Тринадцатый Принц Веридорский желает видеть в своих личных горничных девку с конюшни. От удивления парнишка подавился собственной словоохотливостью и ушел молча. Конечно, пожелание высокого гостя исполнили незамедлительно, однако вся летняя резиденция начала практически в открытую обсуждать предпочтения Бастарда Тьмы. Пока одни перемывали чужой монаршей персоне косточки и гадали, с чего бы его потянуло на экзотику (в то время как он, положа руку на сердце, и сам не знал, что это ему в голову ударило), другие спорили о том, как быстро сгорит хваленая гордость Горянки, и даже делали ставки.

В первый же вечер новой службы девушка, теперь чисто вымытая и аккуратно причесанная, удостоилась первого подарка принца — перстня с алмазом. Пока она разглядывала сверкающую в свете свечей драгоценность, он украдкой любовался ей. Чумазая девка с соломой в колтуне на голове, по ошибке названном волосами, и босыми ступнями в навозе казалась ему редким чучелом. Сейчас же он видел перед собой, конечно, не писаную красавицу, но можно сказать, что своеобразная внешность Горянки обладала особым шармом и привлекала своей уникальностью. Даже крупный нос с горбинкой — чисто мужская черта — как будто отражал характер девушки: гордая, упрямая, неповторимая. Да, в чем бы там не убеждал сам себя Гарет, глубоко в душе он уже понял, что Горянка далека от простых служанок.

— Нравится? Забирай, это тебе. Хочешь? — искушающе шептал в полумраке, словно демон, Бастард Тьмы. — Признайся, я ведь "привлек твое внимание" этой безделушкой.

Служанка бросила короткий взгляд на Его Высочество. О Боги! Гарет только сейчас заметил, какие у неё длинные пушистые бархатные ресницы, и огромные карие глаза, стоило взглянуть в них без попыток узнать спрятанные в недрах памяти черты неизвестно кого, показались невероятно прекрасными.

Горянка примерила перстень на руку и легко встряхнула ладонью. Украшение мигом соскользнуло с тонкого длинного пальчика и покатилось по полу.

— Что ж это, Ваше Высочество, у Веридорских леди такие большие пальцы? Или вы обычно такие подарки дарите мужчинам? Бедные ваши леди, раз вы пренебрегли ими ради своего же пола!

Гарет не успел ничего ответить на эту возмутительную дерзость, как служанка, посмеиваясь, выскользнула из его комнат. В бессильной беспричинной злобе принц изо всех сил ударил кулаком по каменной стене так, что даже трещины пошли, но боль так и не долетела до его сознания.

— Гарет! — окликнул его уже давно ставший родным голос Гвейна. — Хорош, Гарет! Зачем ты сам себя изводишь? Почему так злишься?

— Эта девка! — заскрипел зубам Бастард Тьмы. — Она отказала! Отказала мне! Мне! Не приняла подарка, голь босоногая! Дрянь безымянная!

— О-о-о… — понимающе протянул Гвейн. — Тогда понятно, что тебя от ярости трясет. Ей тут знаки внимания сам Тринадцатый Принц Веридорский оказывает, а она, дура бестолковая, своего счастья не понимает и не кидается ноги тебе целовать.

— Гвейн!

— Ты на меня-то не рычи, а лучше подумай, надо ли тебе все это? Какое тебе дело до этой Горянки?

— Она пренебрегла моим вниманием! — чуть ли не брызжа слюной, изливал свое негодование Бастард Тьмы. — Она посмела вякнуть в мою сторону, что не всякий принц привлечет её внимание! К демонам, не нужно мне её внимание! Я возьму её и сломаю её дорогую гордость! Да любая женщина Веридора будет моя, стоит мне хлыстом махнуть, и эта будет!

— Хватит! — резко оборвал его Благородное Сердце. — Опуская моральную сторону вопроса, ибо до несозревшего демона мне не достучаться, проверено, повторяю: зачем? Ну, сломаешь ты её, пару ночей будешь победу праздновать, а потом вышвырнешь её из своей жизни и ведь не вспомнишь больше ни разу! Гарет, когда же начнешь понимать, что в этой жизни важно? Что надо любить женщину, а не радоваться очередному трофею, доставшемуся сложнее, чем предыдущие? Что это не титул принца делает тебя великим, а ты должен доказать всему свету, что титул принца в праве носить только великий человек? Что власть — не вино, охмелев от которого ты в праве творить все, что заблагорассудится, а в первую очередь — ответственность?

Гарет не хотел слушать друга, но не мог не слышать. Его слова, словно камни, летели в него, и он готов был выть от их правоты и одновременно отрицать их, как самую богопротивную ересь… А это Гвейн еще о Богах не начал.

— Вижу, сейчас ты меня не слышишь, — понурил голову друг. — Что ж, твое право обманывать самого себя, Бастард Тьмы. Уверен, однажды ты вспомнишь слова Благородного Сердца и поймешь их. Дай Боги, чтобы не было слишком поздно.

С этими словами Гвейн удалился в общество бутыли горилки, которую для него

утащила из дворцового погреба Горянка, а принц остался один в пустой комнате, с каждой минутой все больше погружающейся в сумрак.

***

На следующий день Гарет нетепреливо ждал свою личную горничную, в то время как она нисколько не спешила к нему, однако причиной было отнюдь не желание подразнить Тринадцатого Принца Веридорского. Вот уже полчаса девушка вертелась перед осколком зеркала, висящем в её комнатушке под самой крышей резиденции, а с табурета в углу на нее взирала подвыпившая "совесть Гарета Бесноватого".

— Гвейн! — в конце концов не выдержала Горянка, резко поворачиваясь к нему. — Чего ты так хитро и довольно щуришься?

— Для него наряжаешься?

На девичьих щеках проступил легкий румянец, преобразив причудливое лицо с крупными редкими чертами.

— Вот так Гарет точно ума лишится, — уверенно заявил Благородное Сердце, снова прикладываясь к горилке. Между тем у него самого "румянец" был уже во всю щеку, в трети бутыли как не бывало.

— Глупости ты болтаешь! — вскинулась Горянка. — Да он же самовлюбленный эгоист и бессердечное чудовище! Да чтоб я на такого хлыща хоть посмотрела…!

— Эх, два сапога — пара, — глубокомысленно изрек Гвейн, сдерживая икоту, — Что он — принцевская дурная голова напополам с демонической сущностью и гордыней, что ты — гордячка.

— Но не принцесса? — усмехнулась служанка.

— А это уж смотря, сумеешь захомутать Его Гордейшество и Беснейшество или нет, — пожал плечами Гвейн. — Только времени много потребуется, а мы все же не навсегда тут останемся.

— Время, говоришь, понадобится? — как-то недобро пошептала Горянка. — Отчего же, совсем недолго, — и добавила так, чтобы священник её не услышал, — всего-навсего один глоток…

Сказание о Тринадцатом Принце Веридорском (4)

Горянка шмыгнула в покои Тринадцатого Принца Веридорского уже затемно и никак не ожидала удилеть его, расположившегося на стуле прямо напротив двери и явно ожидающего её. Гарет, до этого невидяще глядящий в пустоту, вздрогнул и вскинул чернющие глаза, темнее самой Тьмы, в которых то и дело вспыхивала ярким пламенем пока не обузданная до конца демоническая сила сына Хаоса. На миг служанке показалось, что он сейчас раскричится на неё за опоздание, но нет, Бастард Тьмы… улыбнулся, но не так, как обычно, с предвкушением чужой крови и боли, а как-то по-иному, светло… И таким красивым стало его мужественное лицо, что девушка сама невольно просияла.

— Горянка… — непривычно хриплым голосом проговорил принц. — Посмотри, что у меня есть для тебя. Перстень пришелся тебе не по нраву, может, он приглянется?

Мужчина разжал ладонь, и на его руке сверкнул тонкий изящный браслет, сплетенный из трех видов золота, а в пересечениях поблескивали таинственным светом чёрные опалы. Боги, какая же красота! Девушка и сама не заметила, как диковинное украшение защелкнулось на её запястье, так поразил её монарший подарок. Пришла в себя она только от горячего шепота вплотную придвинувшегося мужчины:

— Он один такой на свете. Я сам начертил эскиз вчера ночью и весь день напролет мучал местного ювелира, чтобы браслет был готов сегодня же и чтобы в него непременно вставили опалы, именно их. Они совсем как твои глаза, да и сам браслет похож на тебя: необыкновенный, привлекающий, неповторимый. Он только для тебя, Горянка. Ну что, угодил я тебе?

Девушка не смогла солгать и скрыть счастливую улыбку, сияющую белизной зубок-жемчужинок… Которая в следующую секунду угасла, стоило Веридорскому принцу властно приподнять её подбородок и впиться в девственные губы жестким, собственническим поцелуем. Горянка, безумно таращась в его демонические очи, отпрянула от Гарета, как от чумного, выскочила в коридор и убежала бы, куда глаза глядят, если бы цепкие сильные пальцы стальной хваткой не сомкнулись на её предплечье.

— Куда же ты? Постой, красавица.

— Что ты сделал? — воскликнула девушка, от смятения незаметно для самой себя переходя на "ты".

— Взимаю плату, — осклабился Бесноватый. — Не за браслет, а за право принимать подарки от принца. Ты же сама не против. Разве не по этому ты стала нормально со мной разговаривать? Чтобы понравиться мне.

Говорят, что правда жалит гордость стократ больнее, чем наветы. Вот и Горянка зашипела, как подколодная змея, вырвала свою руку, на которой скорее всего останутся синяки, замахнулась и ударила изо всех сил. Звонкая пощёчина показалась громовой по сравнению с тишиной, повисшей в темном коридоре.

— Ты что, сдурела? — с трудом выдавил из себя Бастард Тьмы. — Да я тебя до смерти забью на виду у всей резиденции!

Горянка только презрительно усмехнулась.

— Гарный, видать, вы принц, ваш сочство, — и словом, и кнутом приласкать могёте! Я вас уперед упредила, шо роже вашей венценосной не поздоровиться, ежели лапать мя вздумаете. Ну так Горянка слову свому хозяйка. И браслетом своим подавитесь!

Сдернув украшение с руки и бросив под ноги дарителю, служанка грозной фурией умчалась прочь.

Первым порывом Гарета было догнать мерзавку и задать ей знатную трепку, чтоб до конца дней своих запомнила, ибо такие шрамы вовек не сойдут, но он подавил горячую волну, безумным штормом затапливающую душу, и вернулся к себе, но не направился в глубь комнат, а интуитивно притаился у неплотно прикрытой двери. Так и есть — спустя несколько минут юркая девичья фигурка вынырнула из темноты и, подхватив брошенный на произвол судьбы браслет, растаяла в коридорах резиденции.

***

Как бы ни хотелось Горянке не видеть Тринадцатого Принца Веридорского, этот самодур и не думал отпускать её из своих личных горничных, так что следующим вечером она явилась к нему в покои. Девушка намеревалась быстренько прибраться и перестелить постель (последнее, кстати, было абсолютно лишним, так как кровать вот уже третий день стояла нетронутой), но у Его Высочества явно были и другие планы, и кардинально изменившееся настроение (одно слово — демон!).

— Яна! — девушка вздрогнула, услышав это имя из уст Бесноватого, и только поэтому ему удалось, изловчившись, схватить её в объятия у самых дверей. — Яночка — Горяночка моя… Прости.

Это ещё что за номер? Что за приступ нежности и просветления сознания? На её немой вопрос, отразившийся в опаловых глазах, Гарет ответил:

— Мне очень тяжело понять тебя. Я ещё не видел таких девушек, как ты.

— Вы хотели сказать, служанок, — ощетинилась Горянка.

— Я правда не понимаю, на что ты обижаешься. Ты не моя единственная, я проверил, иначе было бы проще, я бы хоть улавливал твои чувства и отголоски мыслей, а так… Извиняться я с детства не приучен, не по статусу мне и не по сущности, поэтому вот…

Ну конечно же, еще один подарок! На этот раз хрупкая брошь, усыпанная маленькими бриллиантами, в центре которой горели алым огнем рубиновые лепестки распускающейся розы. Признаться, Его Высочеству вкуса было не занимать, но извиняться он действительно не умел. А даже если бы умел, Горянка извинения принимать не умела!

— И что же вы хотите за "право визжать от восторга при виде вашей подачки"? Поцелуй? О, не мелочитесь, давайте сразу с королевским размахом и без долгих прелюдий…!

— Яна! — оборвал её Гарет. — Мне не надо ничего взамен. Это просто тебе. Носи, пускай твои подружки увидят эту брошь и завистью поперхнутся.

— Или увидят, что нашелся-таки укротитель Горянки! Знаете что, Ваше Высочество? Я из ваших рук краюхи хлеба не возьму и гордость вашу не потешу!

Бастард Тьмы чуть было не задохнулся от взявшей его ярости. Эта девка, похоже, его в шуты записала! Вот уж кто чужую гордость тешит. "Тринадцатый Принц Веридорский просит прощения у оборванки" — бесплатный театр, к демонам! Последней каплей стал хруст прекрасной брошки под каблучком поношенных… да нет, даже не туфель, а жалкого подобия на них!

— Гордость не потешишь! — сверкая безумными глазами, Бесноватый схватил её за плечи и припечатал к стене. — Зарвалась ты, девочка! Меня королевы веселят и принцессы, и с тебя корона не упадет!

Служанка ожидала, что болезненный поцелуй вновь достанется её губам, но ошиблась, — Гарет рванул ворот её платья до самого пояса и припал губами у оголенной коже. Он не целовал, нет, он терзал и унижал её везде, куда мог дотянуться, а когда девушка попробовала вскрикнуть, грубо зажал ей рот. Её отчаянные попытки вырваться выглядели откровенно жалко перед его силой и властью, и она терпела. Терпела бесстыдные губы, которые клеймили ее своими прикосновениями, зубы, которые пару раз сжались на тонкой коже на шее и окрасились кровью, отчего Бесноватый чуть не заурчал от удовольствия. Терпела еще и еще, пока мужчина наносил выверенные удары по её гордости и самоуважению, медленно, смакуя каждое "ранение", ставил её на место.

Пытка казалась бесконечной, но и она закончилась, пусть даже намного позже, чем надо. Гарет отстранился от неё и, оглядев плоды своих стараний и удовлетворительно хмыкнув, отпустил её. Горянка, совершенно обессиленная и физически, и морально, осела на пол и тяжело привалилась к прохладной стене. Покосившись вниз на свое тело, она узрела множество следов так называемых поцелуев, уродливыми пятнами расползшихся от впадинки между ключиц практически до талии.

— Не хотела щеголять брошью — получай другой знак принадлежности, — жестко прокомментировал Бастард Тьмы. — Вон!

Подавив всхлип, девушка уперла в него горящий ненавистью взгляд и выплюнула в спину принца:

— Что ж это вы, Ваше Высочество, дело до конца не доводите? Раз уж начали насиловать, с чего на полпути останавливаться?!

— Как я уже говорил, — равнодушно промолвил Бесноватый. — Я предпочитаю ярких, красивых, эффектных женщин, а на деревенщин меня не тянуло даже в отрочестве. Меня "тешат" лучшие представительницы прекрасного пола, так что, сама понимаешь, было бы странно, если бы я позарился на девку, место которой на конюшне навоз месить и в стогу перед свинопасом ноги раздвигать. А теперь пошла вон!

Он не расслышал, как Горянка встала, как прошла к двери и удалилась, но его чуткого слуха отчетливо коснулся глухой шепот:

— Ты пожалеешь об этом… Ты заплатишь за все!

***

Уже третью ночь кровать Тринадцатого Принца Веридорского оставалась в идеально чистом и застеленном состоянии, а под его чернющими очами темнее самой Тьмы залегли сиреневые тени. Почему же он снова не может сомкнуть глаз? В предыдущие две ночи он метался по комнатам, воображая подарок, способный растопить ледяное сердце Горянки и пробить каменную стену её гордости. Все, он своего добился, правда, не тем путем, каким хотел изначально. Или все-таки нет?

А чего вообще он хотел? И хотел ли вообще? Боги, что за бред снова лезет в голову?! Эх, был бы здесь Гвейн, он бы непременно задвинул что-то вроде: "Это ты прогневал своими грехами Богов и Их кара пала на тебя!" А сейчас, как назло, "совести" даже в подвыпившем состоянии не наблюдалось. Благородному Сердцу можно было часами изливать душу, сотни раз повторяя одно и то же, только разными словами, и он все внимательно слушал и всегда умудрялся найти нужные слова. Но, увы, сегодня утром Гвейн получил какое-то письмо с родного юга и, не медля ни минуты, умчал в родные пенаты Хаос знает на сколько!

В итоге Гарет все же прилег на кровать и смежил веки. Перед его мысленным взором вновь появилась Горянка, сияющая при виде прекрасного браслета с опалами… И почему он раньше думал, что она некрасива? Она же очаровательна! Особенно когда улыбка смягчает её резкие черты и делает нежнее лицо, когда её глаза не пронзают стальным взглядом, а излучают спокойное тепло… Но вот она же, только не радостная, а наоборот, разгневанная. Смоляные локоны черными змеями струятся по её плечам, груди, стану, карие глаза широко распахнуты, губы плотно сжаты. И так она неповторима!… А вот она сломленная, униженная, ослабленная. И снова прекрасна!… Она-то прекрасна, а он чудовищен. Зачем он причинил ей боль? Кристиан знал ответ — взыграла его гордыня, подначиваемая самолюбием. Словно наяву он видел, как Горянка поникает под его напором, продолжает держать спину идеально прямой, но все же опускается на пол. Разве такой он хотел её видеть? Нет, ему нравилась она счастливой и мягкой… К демонам, да даже строптивой гордячкой она была ему милее, чем поломанной куклой! Неприступной и знающей себе цену она была ему ближе, чем какая бы то ни было другая женщина мира. Может, потому что он видел нечто схожее между ними?…

Нет, определенно, философские мысли — это кара Богов! Ни толку, ни сна! Надо думать, что делать? Точно не просить прощения еще раз… Он увезет её! Именно. Завтра же во время очередного "приятельского разговора" с Хомутом сторгуется с этим скупердяем о продаже девчонки. Он увезет её как рабыню, но в Веридоре устроит, как принцессу! Отдельная переоборудованная камера рядом с пыточной, чтобы, если внезапно до интересной игры в его вкусе дойдет, далеко не шляться, расслабляющие массажи в его личном исполнении и совместные купания вместе с парой-тройкой жутко ядовитых экзотических тварюшек, специально привезенных им из заморского Порсула для… скажем, убедительности… Она растает, обязательно растает, очарованная им… Да он так расстарается, что любой женщине будет до смерти приятно! Ни одна после такого не сможет отказать и с радостью бросит к его ногам все: свою душу, сердце, тело, чувства, мысли!…

В голове навязчивый голос, чем-то сильно напоминающий речи Гвейна, начал было спрашивать, зачем ему… Не давая себе снова нырнуть в разбирательства со своими желаниями, Гарет решительно сел на кровати, потом снова откинулся на подушки с твердым намерением наконец-то поспать.

Правда, этому не суждено было сбыться: только Его Высочество удобнее устроился на застеленной (ибо расстилать самому было лень, а со служанкой у него пока не ладилось) постели, как в его покои ворвалась дюжина солдат…

Сказание о Тринадцатом Принце Веридорском (5)

Не успела зарумяниться утренняя заря, как вся летняя резиденция Саратского Вождя была несколько раз перевернута вверх дном. Даже все вещи гостившего там Тринадцатого Принца Веридорского снова и снова осматривали, перебирали, перетрясали. А причиной такого переполоха стала кража из королевской казны, которую Вождь Хомут решил перевезти в подвалы под летней резиденцией "для сохранности". Пропали родовые драгоценности правительниц Саратской земли: бриллиантовоеожерелье в тринадцать рядов ("Понятно, выреза у платьев северных королев нет, им украшения покровом служат," — не преминул ухмыльнуться Бесноватый), серьги, дюжина подвесок, диадема, перстень, парные браслеты и три кольца. Хомут, уверенный, что его обокрали, пока казну переносили в подземелья под дворцом, велел под страхом смерти никого не выпускать из резиденции.

Тридцатый круг поисков, после позднего обеда, наконец привел к результатам, да к каким! Все драгоценности нашли под одеждами младшего брата Хомута! Дабы не раздувать скандал сразу же, Саратский Вождь велел приволочь вора в свои покои по тайным ходам. И вот тот валялся на коленях перед своим царственным братом и клялся всем на свете:

— Смилуйся, брат! Не думал я обокрасть тебя! Это все ведьмины происки! Знает дочь Дьявола, куда ударить побольнее! Все она, проклятая!

— Кто? — гневно вопросил Вождь.

— Да девка эта бесноватая с конюшни, Горянка! Эта чертовка не далее, как месяц назад огрела меня кнутом, когда я завалил её на стог сена. Да у меня совсем недавно шрам на лице затянулся! Кто, скажи мне, одержимый, если не она?!

Хомут ни на секунду не поверил в бредовые оправдания брата, однако выносить сор из избы очень не хотелось бы. Историю с кражей уже не замнешь, раз переполошили все посольство из Веридора и даже их правителя, так что виновного непременно надо было найти и жестоко покарать. Но не признавать же на весь мир, что брат Вождя — вор и что в на северном краю мира все уже настолько от жадности очумели, что друг у друга крадут! И тут Хомут подумал: к чему эта чушь про ведьму? Просто подкинуть этой девке драгоценности и "справедливо судить", основываясь на прямых доказательствах её вины! Заодно и покажут всем слугам, где их место и что бывает с теми, кто желания королей не уважает. И Нуну как раз припугнет, что если добром с ним не ляжет, ждет её судьба Горянки.

***

Вечер уже начинал постепенно сменять день, когда Гарет расслышал робкий стук в дверь. Это, как ни странно, оказалась Горянка. Вообще-то служанка всегда приходила к нему после ужина и с пустыми руками, а сейчас… несла поднос с двумя кубками! Судя по всему, это было вино.

— Ваше Высочество, — мягко защебетала девушка. — Я хотела бы… попросить прощения…

— Тебе не за что извиняться! — горячо воскликнул Бастард Тьмы и, ловко отобрав у нее поднос с вином и за неимением вблизи стола водрузив это богатство на стул, который так удачно обретался рядом, сжал её в объятиях. — Я нес бред в прошлый раз. Просто когда вижу тебя… не могу! Говорю тебе то, что сказал бы любой другой служанке, и понимаю, что готов казнить себя за то, что так оскорбил тебя.

— Отчего это вы меня выделяете? — лукаво глянула на него девушка, и в глазах её сверкнули озорные огоньки.

— Не знаю… — выдохнул Гарет практически в губы девушке.

— Знаете, Ваше Высочество, врете просто самому себе, — уверенно заявила Горянка, отвернув от него лицо.

— Иногда намного проще обманывать даже самого себя, чем сказать вслух правду. Яна, я Тринадцатый Принц Веридорский, и не могу признаться, что неравнодушен к служанке. К тому же где-то топчет эту грешную землю моя единственная, в чьих глазах я в первый же миг увижу отражение моего демонического пламени. Но это не значит, что я не могу испытывать чувства к тебе. Но сказать… не нужны меж нами слова, все и так яснее некуда. Да и слов этих я никогда в жизни не произносил и, даст Хаос, никогда произносить не буду, даже искать не придется.

"Что ж, поможем тебе выражаться вслух и яснее," — усмехнулась про себя девушка и обвила крепкую шею в ответ на его объятия. Глубоко в груди что-то сжалось в ожидании боли и грубости, но ничего этого так и не последовало. Миг, второй… и её губ коснулся легкий, практически невесомый поцелуй. Кажется, первый не только в ее жизни…

— Я заберу тебя с собой в Веридор, — прошептал Кристиан. — И там дождусь твоего признания.

— Разве не мужчина всегда первый, Ваше Высочество? И признается, и инициативу проявляет.

— За свою инициативу я в прошлый раз получил затрещину, — Гарет чуть отстранился от неё и заглянул прямо в опаловые глаза. — А это был не поцелуй, а извинения.

— Хорошо… — все с тем же хитрым выражением протянула девушка.

— Что хорошо?

— Целуетесь — хорошо, извиняетесь — плохо, — и вдруг сама подалась к нему и поцеловала.

"Ты тоже," — мелькнуло в голове у Бесноватого. Он не ожидал от неё такой покладистости после их последней размолвки, что уж говорить о неожиданном страстном порыве. Бастард Тьмы уже готовился к долгому воздержанию, ибо был уверен, что она не позволит ему не то что поцеловать себя, а даже за руку взять! И вот она, гордая Горянка, горячая и дерзкая, раздающая пощечины даже венценосным особам и способная посмотреть свысока даже на принцев крови, льнула к нему и ластилась, словно домашняя кошка. Огненный поцелуй так и манил позабыть об ужине и насладиться победой, которой планировал добиваться долго и тяжело и которая так неожиданно сама шла в руки. Но где-то на задворках сознания голос разума, подозрительно походящий на нравоучения и душеспасительные речи Гвейна, твердил, что все это очень странно, что не может такого быть, чтобы Горянка вчера шипела, что ненавидит его, а сегодня пришла, чтобы ублажать его.

— Ах, Ваше Высочество! — вдруг воскликнула эта невероятная девушка и немыслимым образом вывернулась из его стальной хватки. — Вы так нетерпеливы, аж обжигаете. Дайте хоть дух перевести, а то в ваших объятиях не вдохнуть.

— А не для этого ли ты пришла? — Бесноватый вновь стал угрожающе надвигаться на неё. — Разве не чтобы сгореть в моих объятиях?

— Верно, — кинвула Горянка. — Но страшно. Верите, впервые в жизни страшно.

— Отчего страшно?

— От вас, от желаний ваших и мыслей. А еще больше — от своих… А давайте, давайте выпьем! Чтоб раз — и все, и в омут с головой!

Гарет глазом не успел моргнуть, как в его руке оказался один из тех кубков, что принесла с собой служанка. Выпить? Что ж, некоторым женщинам и правда помогает, так сказать, для храбрости. Чокнувшись, Тринадцатый Принц Веридорский провозгласил:

— За нас!

— Да, за нас и за наши чувства, в которых мы не можем признаться, — вторила ему Горянка. — До дна, Ваше Высочество!

Мужчина залпом осушил бокал. И вздрогнул! Горло обожгло… нет, не ядом, а приворотным зельем, смешанным с концентрированным нейтрализатором темной магии, разом усыпившим и его Дар Смерти, и демоническую натуру! Взглянул на Горянку — она не пила, только с победной улыбкой взирала на Бастарда Тьмы, только что опрокинувшего целый кубок дурмана, рецепт которого был уже много лет выжжен из всех книг в Веридоре… Что ж, либо рукописи все же не горят, либо Северный Предел и впрямь вотчина Богов, где все происходит только по Их воле. А может, и то, и другое…

Он уже чувствовал, как пелена заволакивает сознание, как мысли начинают мутиться, как реальность утекает как сквозь пальцы. В последнюю секунду здравого рассудка Бесноватый резко подался к девушке и, воспользовавшись её растерянностью, заставил сделать несколько глотков из своего кубка…

***

Горянка вылетела из покоев Его Высочества, как ошпаренная. Она выпила совсем немного, но и этих капель было достаточно, чтобы тугой узел в груди сжимался еще болезненнее от мыслей о Гарете. Она шла, прилагая все усилия, чтобы не развернуться и не броситься назад, чтобы говорить, говорить, говорить ему о том, что… любит. О том, что Гвейн Благородное Сердце был прав, во всем прав… О том, что таки да, нашелся укротитель Горянки. Давным давно она загадала, что ее судьбой и ее погибелью станет тот мужчина, что угадает ее имя, которое было погребено вместе со всеми ее сородичами и осыпалось прахом, такое нереальное, как будто из другой жизни и практически стершееся из ее собственной памяти, затерявшееся в горе и воспоминаниях… Нет, это неправда! Это не может быть правдой! Это все приворот. Вот пройдет несколько дней, и действие пройдет…

Её мысли прервали горестные всхлипы в другом конце коридора. Предчувствуя неладное, девушка бросилась на звук и увидела кухарку, тяжело привалившуюся к голой стене и задыхающуюся от безудержных рыданий.

— Нуна! — схватила её за плечи Горянка. — Нуна, что с тобой?! Боги, что случилось?!

— Вождь… Вождь… — еле-еле выдавливала из себя слова несчастная женщина. — Горяночка… Горяночка, тебе бежать надо… Прямо сейчас… Они хотят тебя…

Договорить она не успела: словно из-под земли выросли дворцовые стражи и схватили девушку.

— Что?! Что я сделала?!

— Ты обвиняешься в краже драгоценностей из королевской казны и предстанешь перед судом короля.

— Гарет!!! — только и успела истошно завопить служанка, прежде чем страшный удар

обрушился ей на затылок.

***

Хомут планировал осудить девчонку быстро, то есть просто зачитать ей приговор, да не такой, какой выносили за кражи даже особо дорогого имущества, то есть каторга. Служанку ждала публичная казнь. Однако на суде изъявил желание присутствовать Тринадцатый Принц Веридорский, да еще и посол из восточного Порсула, который, как без умолку трещал белокурый паж-северянин, предлагал этой звероватой девке умчаться на всех парусах с ним за море и счастливо жить-поживать в его гареме. Последний, кстати, исподволь во время всего разбирательства исподволь торговался за эту служанку, накидывая цену и явно переплачивая за товар, но напрямую действовать, как и все порсульские проныры, явно не собирался. Вот устроить девке побег, это как раз по-порсульски…

Так что пришлось растянуть этот фарс, включив в сценарий изложение обстоятельств дела, предъявление украденных драгоценностей, показания стражей, нашедших пропажу в каморке служанки. Во время последнего и произошла заминка в деле.

Пока одухотворенный страж в красках описывал драгоценности, хитроумно запрятанные воровкой, Гарет сидел со скучающим видом, так что Хомут все больше дивился, что понадобилось его сопернику на суде, однако в конце длинного пламенного повествования ледяным голосом осведомился:

— И вы, несмотря на все ваши… хм… старания, нашли драгоценности, как я понимаю, только с тридцатого раза?

— Она коварна! — возопил страж, тыча пальцем в стоящую на коленях посреди тронного зала Горянку. — Никак, ведьма!

— Тебя что, тоже пощечиной приласкала? — не удержался от язвительного вопроса Хомут.

Под изумленными взглядами зала этот придурошный неистово закивал головой, а напоследок ещё и прошептал, выкатив глаза: "Ведьма!"

"Боги, неужели не могли не такого тупого свидетеля из всей гвардии выбрать?" — простонал про себя Саратский Вождь. Думать, что во всей страже остальные в лучшем случае такие же, а то и похуже, не хотелось.

— Что ж, полагаю, все обстоятельства дела более чем ясны, — поднялся со своего месте Хомут, уже предвещая момент, когда наконец произнесет приговор и покончит со всем этим балаганом.

— Не совсем так, — вдруг снова подал голос Тринадцатый Принц Веридорский. — Скажите, Ваше Величество, когда, по-вашему, украли драгоценности?

— В позапрошлую ночь, когда казну переносили в подвалы, — уверенно заявил обвинитель. — В ином случае до них было не добраться.

— Что ж, в таком случае вынужден сообщить вам, что ваши обвинения ложны, — невозмутимо продолжал Бастард Тьмы. — Ту ночь Горянка провела со мной.

— Но позвольте, Ваше Высочество, разве эта девка пробыла у вас до рассвета? Всем нам, — легкий кивок в сторону придворных, по периметру обступивших подсуимую и явно гордых тем, то статус позволяет им присутстовать на суде короля, — прекрасно известно, что эта служанка ходит к вам по вечерам, однако же навряд вы пользуетесь её услугами целую ночь?

— Отнюдь, Ваше Величество, — Бесноватый даже в лице не переменился. — Я не позволяю своей женщине шляться ночами по темным коридорам.

— Но вы могли ошибиться! — не выдержал брат Саратского Вождя, косясь на нахмурившегося брата-правителя. — Может, именно в ту ночь эта девка не согревала вам постель!

— Вы заподозрили в моих словах ложь? — глаза Бастарда Тьмы сверкнули в предвкушении славной драки, потоков крови и предсмертной агонии вякающей что-то там потенциальной жертвы. — Это повод для дуэли. К вашим услугам, лорд. Когда и где вам будет угодно?

— Вы извратили смысл моих слов! — мигом стушевался тот. — Я имел в виду, что вы ненамеренно могли запамятовать, что именно в ту ночь…

— Лорд, — холодно оборвал Гарет, прекрасно понимая, что против его слова лепет придурковатого стражника ничего не стоит и спорить с ним никто здесь не осмелится, — спешу сообщить, что эта девушка бывала у меня каждую ночь, и уверяю, до рассвета её занимал только я. К тому же ей ни к чему воровать, я сам готов бросить к её ногам все золото Веридора лишь за те ночи, что она дарит мне.

— О, брат, теперь ты просто обязан на ней жениться! — воскликнул Хомут, желая шуткой сгладить назревающий конфликт и попутно обдумывая, что делать с неожиданным заступничеством.

И тут на глазах всего двора Сараты и посольства Веридора Бастард Тьмы поднялся со своего места и провозгласил на весь тронный зал:

— Я, Тринадцатый Принц Веридорский Гарет Бесноватый, объявляю эту женщину своей невестой и заявляю, что наша свадьба состоится по прибытии в Веридор. Надеюсь, у Саратского Вождя нет претензий к моей будущей жене?

Зал окутало молчание. Казалось, все даже дышать боялись, оглушенные словами Его

Высочества. В царившей тишине чеканные шаги Гарета прозвучали громоподобными ударами. Бастард Тьмы спустился с возвышения, где для него в соответствии с его статусом установили трон, приблизился к служанке и, не обращая ни малейшего внимания на её конвой, поднял с колен и порывисто обнял. Девичий всхлип был тихим, однако и его все расслышали. Ошеломленный картиной "Воссоединение короля и блудной черной девки", высший свет Саратских земель продолжал цепенеть, даже когда чужеземный монарх подхватил на руки спасенную девушку и, распахнув дверь с ноги, покинул их сиятельное общество.

Дорогие читатели, надеюсь, Вам понравилась история Тринадцатого Принца Веридорского Гарета Бесноватого и Горянки))) Эта история могла бы завершиться счастливым концом, до которого успел показать Дар своей обладательнице, прежде чем Николь Монруа разбудил ее соратник. Но увы…

Если в тексте вдруг остались насастыковки с именами или же титулами (например, Гарет назван Кристианом или королем, а Гвейн — Вавилоном или святым отцом), не удивлякетесь. Дело в том, что изначально история планировалась как отдельная, соответственна, и имена у героев были другие. Я старалась все исправить, но если что-то упустила — пишите, исправлю))

4.3

— Ник! Ника-а-а! — донеслось до меня как будто из другого измерения.

Честно, после всего увиденного у меня не было ни сил, ни желания куда-либо направлять свое сознание, благо, несколько раз я уже пыталась сбежать от этого кошмара, но вязкое, дурно пахнущее болото прошлого не хотело отпускать меня. Поэтому я была несказанно рада, когда мне не пришлось никуда рваться, рискуя оставить рассудок где-то в чертогах своего Дара, я просто поплыла по течению, которое — хвала всем Богам! — вынесло меня в реальность, к трясущему меня за плечи Азизаму. Оказывается, я, как и была, в платье, только разутая, лежала в спальне, судя всему, одной из гостевых покоев графского особняка, а за окном уже укутала все темнотой глубокая ночь. Даже не так, не темнотой, а самой настоящей Тьмой. В цвет глазам моего посланного Богами соратника.

Меня, еще не отошедшую от историй всяких бесновытых рогатых, итак трясло, но, взглянув в глаза Азизама, я поняла, что сейчас у меня начнется самая натуральная истерика. Точно такие же чернющие очи темнее самой Тьмы до сих пор стояли перед глазами… Боги, спасибо Вам, что послали Азизама разбудить меня до концовки этой истории. Увы, развязку я знала… Вернее, я знала официальную версию, которая, судя по тому, что Бастард Тьмы был жив — здоров, если не считать изувеченной морды, была не совсем верна. Поэтому то я и чуть не отпустила душу в Царство Мертвых, стоило мне услышать имя изуродованного шрамами хама.

… Ведь на следующий день после скоропалительной свадьбы Гарета Бесноватого и Горянки всему миру было объявлено, что невеста, усыпившая подлым обманом демоническую сущность жениха, после первой брачной ночи пронзила его собственноручно выкованным и закаленным неведомой магией мечом со словами: "Ты спрашивал мое настоящее имя? Так знай, мои родители, чистокровные горцы, нарекли меня Яниславой, а моего брата — Яниславом. Он вышел к твоим воинам, чтобы у меня была возможность не подохнуть от голода, как все наши сородичи, и спасти свою жизнь. Я знаю, он исполнил свой долг и попал в райские сады после того, как Бастард Тьмы лично запытал его. А ты, Бесноватый, отправляйся в Хаос на потеху такому же зверью, как ты сам!" Говорили, Тринадцатый Принц Веридорский умирал долго и мучительно: зачарованная сталь сперва выжигала по капле его величайшую и ужаснейшую магию на свете, а затем тело бессильно трепыхалось, пытаясь регенерировать, и так метался Бастард Тьмы чертову дюжину дней, спустя которые до Веридора долетела ошеломляющая новость: Саратского Вождя, также как и Гарета Бесноватого, пронзил насквозь все разящий клинок и как будто помогал Горянке какой-то из северных лордов, не урвавший себе, однако, от этого переворота ничего. Поэтому, наверно, никто до сих пор и предположить не может, кто это был и был ли вообще помощник у мстительницы. Так или иначе, Пенелопе Безжалостной не было до этого абсолютно никакого дела. Был всего один способ пробудить порождение Хаоса в груди чахнущего Бастарда Тьмы: Гарет должен был призвать Огонь Изначальный и испепелить до горстки пепла свою "отравительницу". Нет, он бы уже не стал прежним. Возродилось бы демонское начало, но вся человечность бы, превращая его в самое обыкновенное животное с бледным подобием прежнего разума. Но он был бы жив! Естественно, Горянку приволокли в Веридор. Или та, что сумела однажды сбежать из логова своего злейшего врага, а после убийства Саратского Вождя и от преследователей-северян, не пожелала такой страшной участи Тринадцатому Принцу Веридорскому, все же — безумная! — пришла сама? Те, кто видел казнь Горянки до сих пор вспоминают, как приговоренная смотрела прямо в яростные очи своего из последних сил держащегося на ногах палача и, когда ее вопросили, хочет ли она покаяться, попросить прощения или же назвать последнее желание, она… запела… Я слышала в воспоминаниях великой королевы Веридора ее сильный голос, поющий о чувствах к тому, кому она мечтала отомстить, кого, казалось, ненавидела всей душой, и кого обрекла на мучительную агонию, заставляющую желать смерти как избавления…

Я не знала и не хотела знать, услышало ли звериное сердце Бесноватого признание Горянки. Не хотела, потому что собственными глазами видела живого Бастарда Тьмы, а это значило, что цена за его жизнь, вторую сущность и магические Дары была заплачена…

— Ну ты чего? — надо же, а я и не заметила, как разрыдалась, уткнувшись в арафатку Азизама, все так же скрывающую его лицо. — Что, сон плохой приснился? Ты прости, я с ментальной магией не в ладах особо, даже кошмары отогнать не могу. Но могу за успокоительным метнуться…

— Нет, — я порывисто схватила его за запястье и притянула ошалевшего от такого маневра парня к себе. — Я прошу… я прошу тебя, просто не оставляй меня…

Мда, живописно мы, наверное, выглядели со стороны: руки соединены, пальцы сплетены, взгляд глаза в глаза. Ни дать, ни взять, парочка влюбленных. Только вот ни он, ни я и не подумали смущаться. Все было так правильно, как будто по другому и быть не могло. Второй раз я заглянула в его очи, как в омуты, и увидела там свой собственный взгляд: в нем отражалось понимание того, сколько же страшных, овеянных туманом прошлого загадок притаилось под этими сводами, и желание довериться хоть кому-то. Просто знать, что в этом чужом непонятном месте ты не один и что хоть к кому-то ты можешь повернуться спиной и не холодеть от немого ужаса, ожидая клинка в спину.

— Кажется, нас тут не ждали, — невесело ухмыльнулся Азизам, не выпуская моих холодных ладоней из своих непривычно горячих для человека рук, — и, сдается мне, рады нам не будут многие, не один Гарет.

— Ты знаешь его?

— Лично не знакомы. Мне, знаешь ли, не по возрасту, он же официально испустил дух в день сожжения своей супруги. Я, конечно, слышал от родителей, что он вроде как жив и кто-то его даже видел, но дела мне, честно говоря, особого не было.

— Чего тогда Бесноватый на тебя озверился? — сосредоточенно нахмурилась я. В самом деле, если Бастард Тьмы на моего Азизама зуба не имеет, что тогда?

Ответом мне было только недоуменное пожатие плечами. Тогда я решила зайти с другой стороны, интуитивно в доверительном жесте сжав его руки сильнее:

— Скажи, что тебе здесь нужно? Ты ведь ничего не знал о графе Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон. Значит, у тебя дело не до него. Ты искал Бастарда Тьмы? Или кого-то другого? Доверься мне, я помогу!

— Я понятия не имел, что Гарет здесь, — кажется, искренне отвечали мне. — И нет, я искал не его… Хотя, может статься, и его конечно. Я ищу демона, пытающегося отобрать то, что принадлежит мне. Я не знаю, кто мне нужен… вполне может быть, что Гарет. Но это не главное. Ты действительно можешь помочь мне, Ника. Только что в поместье вернулся лорд Себастьян. Ты можешь наладить с ним хорошие отношения. В идеале он должен без вопросов пускать тебя в свою спальню и, что более важно, абинет и лаборатории.

— Зачем? — положительно, чем дальше, тем непонятнее.

— Его отец, сэр Гвейн Благородное Сердце, сделал для моей семьи артефакт. Уникальный и бесценный артефакт. Скорее всего нынешний граф о нем даже не знает, если только первый не нашел. Я должен найти его, чтобы он подтвердил мое право.

— Право наследства? — озвучила я вслух самую очевидную догадку.

— Именно, — кивнул Азизам, а потом резко перевел тему, не спуская с меня пронзительного взгляда. — Твоя очередь, красавица. Что ты забыла у легендарного вдовца?

Я едва подавила порыв нервно закусить губу. Вот же ж… И соврать нельзя, мы вроде как доверительные отношения наладить пытаемся. И правду так просто не скажешь. Не во время назойливой мухой зажужжала в сознании мысль, что, как бы ни хотелось верить в обратное, вполне вероятно на руках Азизама кровь моего брата. А если ответить ему под стать, правду, но с минимальной долей конкретики, без имен, времени и места…?

— Меня обвиняют в преступлении, которого я не совершала, — тщательно взвешивая каждое слово, начала я. — Поэтому мне приходится скрываться. На юг я сразу согласилась ехать с вами, потому что здесь меня точно искать не будут, а если и будут, я надеюсь на покровительство графа… так что я с удовольствием помогу тебе, — лучезарно улыбаясь, закончила я.

— Надеюсь, ты хочешь стать его любовницей, — хмуро отвечали мне, отчего я чуть не подавилась воздухом; правда, вдоволь насладившись моей реакцией, мне все же пояснили. — Я имел в виду, что ты не метишь ему в невесты. Мне, знаешь ли, будет не очень приятно хоронить тебя.

— О да, в лежачем положении мужчин интересуют не холодные и безучастные, а горячие и отзывчивые представительницы прекрасного пола, — не удержавшись, съязвила я.

— Мда, сводить все в горизонтальную плоскость — это заразно, — скорчил прискорбную физиономию Азизам. — Ладно, давай поднимайся, я тебя провожу.

— Куда? — встрепенулась я. — Ночь же на дворе.

— Я же сказал, граф только-только прискакал. Сейчас к нему будет ломиться Гарет с настоятельными советами выпнуть нас отсюда, лучше прямо сейчас, средь ночи. Поэтому пойдешь к нему прямо сейчас. Белье надень непременно то, что я для тебя заказывал, — мне заговорщически подмигнули, — чтобы сразить Его Светлость своими… аргументами, чтобы он с первой встречи был готов…

— Иди ты…! — беззлобно крикнула я, швыряя в него подушку, но этот шут гороховый ловко увернулся, словно и правда был акробатом, и шустро вымелся из моей спальни.

4.4

Я полагала, что лорд Себастьян, ну или в крайнем случае Бесноватый, — самый страшный зверь на Зеленом Горбе? Наивная… Как стало понятно на полпути до графского кабинета, в этом террариуме водятся гады и позубастей, и поядовитей, от одного вида которых по непонятным причинам кровь стыла в жилах.

Когда я средь темной ночи в сопровождении Азизама завернула в очередную галерею, наверняка щеголяющую роскошными лепнинами на сводах (жаль, в темноте не видно), я меньше всего ожидала услышать, как мелодично перешептываются где-то недалеко в укромном уголке струны лютни. Кому это захотелось приобщиться к музыке в столь неурочный час? Гонимая любопытством, как на беду разыгравшимся столь не вовремя (впрочем, как и всегда), я замедлила шаг и заглянула в одну из нескольких маленьких ниш, искусно спрятанных архитектором в стенах особняка и идеально подходящих для разного рода тайных дел, как то романтических свиданий или же убийств-"несчастных случаев".

Там прямо на полу сидел, поджав под себя одну ногу, мальчик… Да-да, именно мальчик, ибо его хрупкое сложение и идеально гладкое лицо могло принадлежать только ребенку, едва-едва вошедшему в юношеский возраст. Нежная даже на вид холеная кожа и мягкие локоны цвета спелой пшеницы делали его похожим на сказочного принца, переодевшегося для маскарада в костюм странствующего менестреля. Маленькие ухоженные руки, перебирающие струны, словно не лютню держали, а трепетно ласкали возлюбленную, гладили идеальные формы и творили не просто музыку. Из-под его пальцев вырывалось разливалось настоящее волшебство, будто нотах и аккордах воплотился подлинный глас любви. Мелодия пленяла с первого звука, поэтому то я, позабыв рассказы Жака и свои собственные выводы, замерла перед ним… И пожалела об этом в тот миг, когда юноша поднял на меня лицо.

Бешеные глаза Бесноватого были страшны? Возможно, но не страшнее ажурной зачарованной повязки дивного менестреля… Франсуа, теперь я вспомнила его имя. Его взгляд я ощутила так же отчетливо, как почувствовала бы падение в ледяной океан. Я не видела его глаз, но знала, что они прекрасно видят меня. Кожа холодела от того, что ее ощупывали эти скрытые ажуром глаза, ужас сковал все мое существо, словно я безвольной жертвой застыла перед хищником, загипнотизированная его смертоносной силой. Кажется, Азизам пытался дозваться до меня, но я просто не могла…

Я вдруг почувствовала, как Дар концентрируется где-то глубоко во мне, прорывается наружу, стекает вниз по рукам и зудит на кончиках пальцев. Всесильные Боги… я же Прорицательница, что могло всколыхнуть мою магию?! Ответ я знала, но от этого становилось только хуже: мне до безумия, до кровавых мозолей на ладонях, хотелось сорвать с него повязку. Это была верная смерть, однако Дар настойчиво толкал меня к самому краю. Нет, убить хозяйку он не хотел. Но магия вопела, что мне просто жизненно необходимо увидеть его глаза. Зачем, Боги?! Неужели цвет его радужки важнее того, что это будет последнее, что я увижу в своей жизни, если все же решусь на самый безумный поступок в своей жизни.

О да, вот уж омут так омут! Хотя, графской невесте, должно быть, было бы все равно, что так, что эдак помирать. Но я то не собираюсь выскочить за графа замуж!

К счастью, мне хватило сил сдержать магию, которая так и толкала меня к "прекрасному" менестрелю, до того момента, пока он не оторвал от меня взгляда. Юноша отложил лютни, сделал пару шагов в нашу сторону… Тут мне отчетливо послышался глухой утробный рык совсем рядом. Я покосилась назад через плечо — на мою защиту ожидаемо встал Азизам, кому еще здесь есть до меня дело? Неожиданно было то, что мужчина щерился, одним взглядом показывая графскому брату: "Остановись, смертник, пока прошу по хорошему. На счет десять нападаю, и учти, девять было только что!" Интересно, а что он чувствует? Он же не Прорицатель? Учуял вторую сущность полночного певца?

Франсуа, не будь дураком, остановился. На его месте я, наверное, уже сотый раз проклинала бы больных на голову гостей, вломившихся в мой дом нежданно негаданно, да еще и скалящихся на хозяев. Но нет, юноша мило улыбнулся, словно целомудренный возлюбленный, которому выпало внезапно увидать предмет своих сладких грез, и с самым дружелюбным видом полез себе в карман. Азизам тут же за моей спиной сформировал ударную волну, сотканную из ветра, — не самое сильное атакующее заклинание, но способное сбить с траектории летящий кинжал, стрелу и встречную атаку средней мощности. Мельком отметив, как быстро мой спутник создал не самое легкое плетение и управился со стихией воздуха, которая, судя по демонической натуре, не была врожденной, я сама на скорую руку связала из витающих вокруг в невероятно большом количестве потоков магии отражающий прозрачный щит. Не самая лучшая идея, учитывая то, что мы находимся в замкнутом пространстве, но, во-первых, сохранность графского особняка — не моя забота, тем более что первыми нападать мы не собираемся, а во-вторых, отражающий у меня выходит крепче, чем поглощающий.

Рука юноши не дрогнула ни на миг. Вот она погружается в карман, долю секунду ухватывает что-то там и вытягивает под свет магических светильников… Боги, лучше бы он выудил отравленный клинок или зажал в кулаке какие-нибудь запрещенные смертоносные чары! А Франсуа без слов, все так же излучая дружелюбие и даже какой-то мальчишеский романтизм, протягивая мне… яблоко!

На этом нервы, итак расшатанные после встречи с кошмаром всея Веридора и его же истории жизни, сдали окончательно. Я схватила за плечо Азизама и рванулась прочь со всех ног, а перед глазами у меня до сих пор стоял кроваво-крсный, крупный, и, без сомнения, сладкий и сочный плод…

Дивное зрелище наблюдал Зеленый Горб: благородная леди чуть ли не в обнимку со слугой несется по особняку, задрав юбку практически до колен и на всю округу отбивая дробь каблуками туфель! Впрочем, то, как оригинально мы поприветствовали брата хозяина, это можно назвать милым недоразумением, бесспорно, экстравагантным, не не стоящим ничьего внимания.

4.5

Свой внеплановый забег по мрачным коридорам Зеленого Горба мы все же решили прекратить минут через пять. До кабинета Его Светлости оставалось всего пара поворотов, не хотелось бы. чтобы он запомнил меня в первую очередь как левую девку, скачущую с задранным подолом по его полночному особняку и отбивающую каблуками ритм не хуже танцовщиц из развеселых ромаловских таборов. Азизам, видимо, тоже считал, что оповещать весь дом о нашем неурочном визите не стоит, поэтому остановились мы одновременно, обменялись понимающими взглядами и хотели было двинуться дальше. но уже подобающим образом. Ну, подобающим ровно в той степени, в какой можно незванным гостям вламываться без приглашения в личные комнаты хозяина посередь ночи.

Вот в том-то и дело, что мы только "хотели было" продолжить путь, но разве мог день первого знакомства с одним из самых таинственных и предположительно проклятых мест чужеземного юга закончиться чинно и спокойно, не преподнеся нам все возможные сомнительные встречи, случайные и не очень?

В предпоследнем коридоре нас настиг голос, уже успевший изрядно потрепать мне нервы и, увы, не сказать, что совсем уж неожиданный.

— Леди Падучая Монашка! — сарказм ядом так и сочился ис уст Бастарда Тьмы, демоны ведают из какого закоулка вынырнувшего недалеко от нас и теперь с непринужденным видом и выражением светского альфонса загораживающего нам проход. — Смею предположить, что ваши умерщвлённые истязаниями и изнурительными постами во имя спасения вашей безгрешной души телеса выбрали неверное направление. Впрочем, блондинистость и фигуристость отнюдь не предполагают еще и смышленность, достаточную для ориентации в незнакомом пространстве. В таком случае спешу уведомить благочестивую леди, что жилые покои вместе со спальнями находятся в противоположном крыле особняка. Если ваша невинность уповает добраться до графского будуара, боюсь, вас ждет разочарование: у него наверняка уже занято. Правда, Его Светлость вполне возможно захочет нескучно провести время с двумя достойными девами, а может и меня позовет присоединиться или брата своего…

— Прикусите язык, Гарет Похабный, — не менее ядовито улыбнулась я Бесноватому. Азизам, конечно, по дороге основательно промыл мне мозги на тему местного этикета, но, сдается мне, с Бастардом Тьмы иначе не сговориться, да и ситуация, мягко скажем, приличиями не регламентированная. — Провожатый у меня уже есть, в ваших услугах я не нуждаюсь, хотя вы, бесспорно, превосходно ориентируетесь и в особняке, и в постели.

— Язвите? Скоро же вы оправились от столь внезапного глубокого обморока, — вернул мне ухмылку бесноватый, да такую, что чистокровные оборотни обзавидовались бы. — Будьте столь любезны, просветите меня относительно одного немаловажного вопроса: что же так повлияло на вас? Мне, конечно, лестно думать, что один мой вид поражает юных смазливеньких леди в самое сердце, что они просто не в силах устоять. Однако мне кажется, что потерей сознания вы обязаны отнюдь не моему неподражаемому мужественному лику.

— Если кажется, осените свой раздражающий контуженный лик крестным знамением, — пропела я, сама чуть не давясь от приторности в голосе. — А сейчас позвольте, я планировала посвятить этот вечер…

— Точнее, эту ночь, — любезно поправили меня.

— Эту замечательную ночь я планировала разделить с другим мужчиной, — проникновенно прошептала я, бочком обходя эту крупногабаритную высоченную мускулистую тушу.

— Я надеюсь, — мне снова мягко заступили дорогу, — в ваших девичьих фантазиях фигурирует не этот юноша, — кивок на Азизама.

— Вы сомневаетесь, что мой телохранитель не справится с задачей глубокой ночью развлекать свою госпожу максимально… плодотворно?

— Мыслишки о плодотворности лучше сразу выкиньте из головы, — неожиданно сухо и серьезно отвечал Гарет. — Озаботьтесь хотя бы такими последствиями, как ваша стройная фигура. А что касается этого мальчишки, я ни минуты не сомневаюсь в его умениях. У него есть все для подобного рода службы: он молод, крепок телом и определенно не лишен псовских замашек. Однако настоятельно советую вам помнить, что, ко всему прочему, он — слуга. А иметь в постельных игрушках, а уж тем паче в любовниках второсортную помесь портовой шлюхи и восточного кобелька-бея уж точно не достойно особы, которая столь упорно выдает себя за благовоспитанную спесивую леди.

Меня так и подмывало спросить его о двух вещах. Во-первых, по какому принципу он делит постельные игрушки и любовников. А во-вторых, как это он на глазок определил родословную Азизама. Ну да ладно, любопытство можно оставить до лучших времен, а вот к графу надо прорываться прямо сейчас.

— Если это вас утешит, — безразлично дернула плечом, мужественно выдерживая пристальный взгляд двух чернющих омутов, таких же беспросветных, как и душа стоящего напротив меня, — то мой слуга только провожает меня до кабинета Его Светлости графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон. Все свое внимание я планировала уделить именно лорду Себастьяну и никому иному.

— В таком случае я украду вашего слугу буквально на пару мгновений, — безапелляционно заявили мне, попутно хватая Азизама за плечо и увлекая в ту сторону, откуда мы только что пришли. — Уверен, как бы прискорбно не обстояли ваши дела с ориентацией на местности, вам не составит труда завернуть за угол и отыскать кабинет графа. Вам даже не придется мучительно вспоминать право и лево: дверь там всего одна.

Я уж хотела было возмутиться, но Азизам едва заметно махнул мне рукой в сторону, собственно, моей цели. Понятно, хочет узнать, что надо от него Бесноватому. Разумно, главное, чтобы во время их задушевного разговора никого не задушило.

Нарочито медленно двигаясь к нужному повороту, я вся превратилась в слух в нажеде услышать хоть обрывки первых фраз.

Начало диалога я услышала полностью, всего лишь шесть слов, произнесенных с непередаваемой интонацией, в которой перемешались и бешенство, и бессилие, и непонимание, и горечь. Всего шесть слов, но они лучше любой пламенной речи ввергли меня в шок и заставили лихорадочно перебирать факты в голове:

— Какого бухого демона ты творишь, Франциск?!!!

4.6

Стоит ли уточнять, что от услышанного все мои мысли заметались в голове, как растревоженный косяк диких уток, бестолково крякая и соревнуясь, ктокого переорет. Однако с моим Даром быстро учишься упорядочивать рой слов в перемешку с эмоциями, поэтому мне удалось взять себя в руки буквально через несколько шагов и более менее структурировать информацию, вычленив из нее абсолютный бред и вычленив здравое зерно.

В первую очередь я отнесла к горячечному воспалению сознания мысль, что Азизам — это и есть Франциск, старший сын сэра Гвейна Благородное сердце. Мы вместе ехали с севера на юг, он ровным счетом ничего не знал о семействе Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон. Притворялся? Возможно, вот только для кого? Для меня, что ли? Так ведь он расспрашивал Жака еще до моего открытого появления. Кстати, о Жаке… Верный слуга не мог не узнать молодого хозяина, ведь тот, по его словам, вырос у него на глазах. Жак так же много лет прислуживал семье Азизама в Веридоре. Да и возраст не совсем сходился. Нет, я не могла с уверенностью сказать, сколько лет Азизаму, однако Франциску, если бы он вдруг каким-то невероятным образом оказался жив, уже давно перевалило бы за тридцать пять, а посланный Богами спутник все-таки казался моложе… В общем, идея была абсурдна и не имела ни одного шанса оказаться правдой.

А вот то, что Гарет принял Азизама за Франциска наталкивало на определенные мысли. Судя по тому, что я читала о порождениях Мрачного, более взрослые и опытные из них чуяли себе подобных, иногда в самом прямом смысле чуяли. Азизам — демон-полукровка, в этом нет сомнений, как и в сущности Тринадцатого Принца Веридорского. Раз Бастард Тьмы допустил, что мой слуга — пропавший, а скорее всего погибший, бастард графского рода, это значит, что Франциск тоже был сыном Хаоса! А теперь вопрос: каким таким невероятным образом хрупкая южная барышня смогла укокошить демона?! Сопутствующий вопрос: какой же невиданной тварюшкой была невеста?

Вот с такими мыслями я заворачивала за угол, чтобы выйти на финишную прямую к кабинету лорда Себастьяна. Моему взору предстал очередной коридор, ничем, в сущности, не отличающийся от нескольких предыдущих, за исключением двух немаловажных вещей. Во-первых, там действительно находилась одна-единственная, нужная мне дверь. А вот вторая "вещь", а мой взгляд, была скорее лишней.

Прямо у заветной двери замерла с поднятой для стука рукой девушка… Невероятной красоты девушка. Видимо, она собиралась, также как и я, потревожить хозяина Зеленого Горба в этот поздний час, и до сих пор не постучалась только потому, что расслышала мои шаги. Огромные лазурные глаза, которые вполне могли бы принадлежать сказочной фее, прошлись по моей фигуре, скользнули по моему лицу и замерли где-то в районе моего лба или чуть выше. На что это она уставилась?

Озарение пришло спустя мгновение — волосы! Девушка вперилась взглядом в мои золотые локоны, которые я уложила в слегка небрежный, но миловидный пучок. Я не смогла сдержать легкой довольной улыбки. О да, волосы — моя гордость и мое сокровище! Я — златовласка, и мои пряди сверкали на солнце так же ослепительно, как и драгоценный металл. Даже сейчас, в неверном свете магических светильников, казалось, что по ним каплями бежит вниз сама магия. У самой незнакомки между тем тоже были светлые волосы, только, на мой взгляд, несколько странного оттенка — практически снежно-белые! Они тоже были восхитительны, особенно в сочетании с загорелой кожей, темными бровями и выразительными глазами-озерами. Как сказали бы про нее у нас в Северном Пределе, гибкая, как ивовая ветвь, и звонкая, как песня, настолько она была стройна и изящна. Вообще внешность девушки своей странной, непривычной для человека гармонией и неописуемой экзотической прелестью наталкивала на мысли о волшебных добрых существах, славящихся своей утонченной нежной красотой. Не такой, как у страстных демониц, дерзкой и огневой, а как у изящных эльфов… тут меня передернуло от Дара, уже в который раз за этот сумасшедший день всколыхнувшегося в глубине души, а в ушах эхом зазвучал голос Жака: "Да как же такой красавице да не любить. Видит Бог, прекрасна была, аки эльфийская дочь: глаза голубы, локоны, один в один снег первый, белы, фигурой стройна, ликом бела. Что тут говорить, первая красавица всего юга и самая завидная невеста на сто верст окрест"… Не-е-ет… Нет, вот это тоже из разряда непроходимой глупости. Это же невозможно! Такими темпами и Азизам Франциском может оказаться! Но ведь не может же в одном месте твориться одновременно столько абсурда напополам с тайнами, от которых кровь в жилах стынет!

Однако что-то мне подсказывало, что мой Дар не ошибся, а у Золотого Горба еще много чего припасено, чтобы свести меня с ума…

— Доброй ночи, — пропела девушка, разжимая готовый постучаться в дверь кулачок и медленно, с тщательно скрываемой, но все же угадывающейся неохотой опуская руку. — Да преисполнит Единый благочестием ваш дух и вашу плоть в этот полночный час!

О Боги! Южный этикет, чтоб его! Вся суть в том, чтобы почаще вворачивать в разговоре фразочки подлиннее и попоэтичнее, но абсолютно бессмысленные. Любят тут, видите ли, соревноваться в умении языком трепать… то есть, простите, приторные сливки утонченного южного общества, соревноваться в прекраснословии! А во искусно вытесанный камень вмой огород — это она зря. Ладно уж, не зря же Азизам меня всю дорогу натаскивал плеваться сладким ядом под стать местным гадюкам.

— Прекрасная леди озаряет своим целомудрием даже непроглядный мрак в любом уголке этого гостеприимного дома!

Получай, зараза! Благочестия она мне тут желает, своим бы целомудрием возле графских комнат не отсвечивала!

— Мне кажется, нас не представили друг другу, — уже более сухо и без всяких этикетных трелей отвечал эта "эльфийская дочь" в человеческом воплощении.

— Разумеется, ибо я прибыла в поместье графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон только сегодня и, утомившись с дороги, проспала вплоть до позднего вечера. Воспитание не позволяет мне провести ночь под кровом лорда Себастьяна, не спросив его согласия…

— О, я вас уверяю, граф — вежливый человек, он не выгонит даму в ночь из своего дома, — перебила меня прекрасная леди. — Однако, поскольку я пришла первой к Его Светлости, с вашего позволения, я пройду к нему. Сожалею, что вам придется подождать, с Себастьяном никогда не получается… быстро…

Что-то моя интуиция шипит змеей со дна сознания, что после этого визита лорд Себастьян вышвырнет нас еще вернее, чем после рекомендации Бесноватого, и даже непроглядная темень не будет помехой его хваленому гостеприимству. Кстати, о Батарде Тьмы, не будь к ночи помянут… Если мне не изменяет память, он как-то между делом намекнул, что нас двое таких, готовых скрашивать досуг "королю юга". А ну-ка…

— Прекрасная незнакомка, — сахарным голоском откликнулась я, намекая, что у леди, видимо, совсем плохо с этикетом, несмотря на все ее словеса, — конечно же я, леди Шамали, уступлю вам. Раз уж лорд граф Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон принимает вас исключительно в темное время суток, не мне нарушать порядок, заведенный самим хозяином Зеленого Горба. Знаете, по пути сюда я встретила лорда Гарета и он настойчиво просил меня, если вдруг обнаружу лорда Себастьяна, непременно позвать его, чтобы он мог присоединиться к вашему полночному совместному и, несомненно, приятному и продолжительному времяпрепровождению. И конечно же, я, как благовоспитанная леди, великодушно согласилась оказать лорду Гарету эту небольшую услугу.

Мне показалось, или у ангелка скрипнули зубы? Видимо, не одной мне начальник местной охраны поперек горла.

— Полагаю, будет не совсем уместно, если я заставлю ждать дорогую гостью, — быстро совладав с эмоциями, все так же светски-дружелюбно заявила леди. — Прошу, леди Шамали.

Поворачиваться к ней спиной не хотелось, но, к счастью, красавица не собиралась провожать меня до порога графского кабинета и, проворно обогнув меня, куда-то припустила на максимальной допустимой приличиями скорости. Держу пари, пошла Бесноватого звать, чтобы он в наше общение вмешался!

Хотя первый "бой" был за мной, явление этой недоэльфийки резануло по сердцу дурным предчувствием. Боги, сколько же аспидов, нагоняющих одним своим видом иррациональный страх и странные подозрения.

А ведь я еще не видела главного гада… то есть графа!

4.7

Входила в кабинет лорда Себастьяна я в самых растрепанных мыслях. Именно растрепанных, ибо сравнение с прической как нельзя лучше отражало то состояние, в котором пребывало мое сознание. С одной стороны, волосы до сих пор не пригладились после того, как встали дыбом от встречи со "слепым" юношей-менестрелем. С другой, на макушке все спуталось в неряшливый клубок: явь и бред, прошлое и настоящее, правда и ложь, людские проклятия и посланный Богами злой рок, — все смешалось под сводами Зеленого Горба и сплелось настолько тесно, что не разделить. И одновременно с этим возбужденная вторая сущность в уме уже любовно сплетала в сложные косы судьбы обитателей замка и мою. Я пыталась шикнуть на нее, мол, красное яблоко — эка невидаль! Увидала наш "заветный плод" и все, поплыла, хуже чем влюбленная девчонка?!

"Ничшшшего ты не понимаешшшь, — недовольно откликалась моя змейка из глубин души. — Я чшшшувсссссствую, чшшшшто ОН зссссдессссь… Иссссстинный…"

— Ну да, куда еще могут послать Боги, — скептически хмыкнула я про себя и толкнула дверь кабинета, даже не подумав постучаться. Хотела бы я оправдать себя тем, что поступила так из-за осознания, что подобная демонстрация вежливости никоим образом не сможет оправдать меня в глазах владельца поместья. Во-первых, какой тут этикет, когда незнакомка вваливается в личные комнаты посередь ночи? А во-вторых, кажется, все обитатели Зеленого Горба, чье мнение хоть чего-то стоит, в один голос заявят графу, что гнать нас надо в шею. Так что одним соблюдением этикета больше, одним меньше, в общем то, значения не имеет ровным счетом никакого…

Это мне так хотелось думать. На самом же деле я была слишком оглушена всем случившимся, чтобы немедленно взять себя в руки и вести себя как подобает. Как ни прискорбно, самообладание — не самая сильная моя сторона, да и не достоинство это для северян. Но на юге правила совсем другие…

Об этой простейшей истине я забыла так же легко, как и о стуке. Ох и разразился бы нравоучительной тирадой Азизам, услышав, как я поприветствовала спину сидящего за столом спиной ко мне легендарного вдовца! Час бы мозги промывал, и язык бы не отсох!

— Долгие лета вам, милорд! — громко и уверенно заявила меня и в следующую секунду чуть не чертыхнулась! Сдержалась только потому, что поминать нечистого под одной крышей с Бесноватым — к его появлению или другой бесовщине, похлеще этой!

Вот же идиотка! Это ж надо было ляпнуть одну из традиционных фраз вежливости северян! Это все равно что брякнуть в Северном Пределе фразочку на восточный манер, вроде: "Да продлит Властелин Семи Небес ваши дни на земле!" Мда, хотела впечатлить графа? Это у меня явно получилось! Вот как замер, словно вмиг каменным големом обратился. Осталось добить южанина нашим коронным северным "живите, милорд, долго, и да придет ваша смерть во время!" О да, пожеланьица и менталитет у моих сородичей тот еще.

Однако что-то однозначно шло не так. Текли мгновения, а лорд Себастьян все не оборачивался, насколько я могла судить, уставившись на не менее обалдевшего Жака. Слуга же таращился на меня как на чудо чудное, диво дивное. Настолько чудное и дивное, что сразу и не разберешь, то ли меня хватать в охапку, нестись куда-нибудь подальше со всех ног и оберегать, как несметные сокровища, то ли все равно бежать, так же сломя голову, вот только в противоположном направлении от меня и молить всех известных Богов, чтобы никогда в жизни со мной больше не пересекаться… Эм, я, конечно, понимаю, что сплоховала с приветствием, но все же что с этими двумя? Или я невзначай облила ушатом грязи все южное общество, своей невинной фразой нарушив какое-нибудь местное негласное непреложное правило?

Отмер граф так же неожиданно, как и закаменел. Нечеловечески быстрым движением лорд вскочил с места, подлетел ко мне практичеки вплотную, потом, словно опомнившись, шарахнулся, как от чумной, и, судя по глухому звуку, неслабо приложился о противоположную стену комнаты. Что-то явно треснуло. Нет, не черепушка лорда. Стена.

Все это мужчина проделал настолько быстро, что первое впечатление, наиболее точно сформулированное истеричным смешком "Вампир, в Хаос, куда Боги послали далеко и надолго", врезалось в память намертво. А потом я наконец смогла хорошенько разгляеть эту легендарную пожизненно вдовую, неприлично богатую и возведенную в статус монарха местным населением особу… что ж, мнение не изменилось.

Почему-то я думала, что граф Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон красив. Может, потому что Жак восхвалял внешность прошлого хозяина Зеленого Горба и чуть ли не оды слагал его сыновьям, статью и красотой пошедшим в славного отца. Хотя я сама никогда не видела портрета сэра Гвейна Благородное Сердце, только мельком во время блужданий в прошлом. Может, на подсознательном уровне мне казалось, что человек, имеющий успех у женщин (такой, что умереть — не встать!), должен покорять своим видом или хотя бы пробуждать заинтересованность. С другой стороны, ясно же, что главным достоинством графа, с точки зрения охотниц на состоятельных родовитых аристократов, является отнюдь не внешность. Как бы то ни было, Его Светлость, бесспорно, сражал своим видом в самое сердце, да так, что оно немедленно начинало колотиться с утроенной скоростью и трепетать… не от нежных чувств, правда, а от безмолвного ужаса. Лорд Себастьян не был уродом. Он просто был жутким. Действительно как вампир. Ну, или умертвие.

Первое, что мне бросилось в глаза — поблескивающие в полумраке кабинета светлые волосы. До колен! Я не шучу: распущенные пряди, извиваясь пышными кудрями, доставали до голенищ сапог! Мелькнула непристойная мысль, как же он с таким хозяйством спит? Мешается, небось. У нас на севере, если мужчина отпускал волосы до плеч, уже считался длинноволосым. Пору раз я видела уроженцев Веридора, носивших косы, но точно не настолько длинные! Даже у демона Рагнара локоны гладким водопадом струились всего лишь до пояса! Однако же длина волос не вызывала ассоциаций с прекрасным полом, ибо обрамленное ими лицо не могло бы принадлежать даже высохшей злобной ведьме, разменявшей не первую сотню лет. Нет, само лицо, возможно, когда-то было очень даже ничего. До того момента, как приобрело немалое сходство с мертвечинкой. Такому изумительному пепельно-серому оттенку с синюшным румянцем на впалых щеках позавидовала бы даже нежить со стажем! И волосы поражали не одной длинной, но и цветом. Седым. Тонкие бескровные губы графа, сейчас скривленные в нечто среднее между гневным выкриком и обескураженным удивлением, гармонично смотрелись бы с двумя парами небольших заостренных клычков, но, слава Богам, этого атрибута порождений Тьмы и Хаоса у лорда Себастьяна не было. Узкое лицо, резкие черты, острые скулы, обтянутые кожей, — все недвусмысленно намекало на хищную природу владельца, но отступать было уже поздно.

Стараясь смотреть куда угодно, только не графу в глаза, я прошлась взглядом по его фигуре. Она у "мертвяка" оказалась неплоха: нет, конечно, плеч шириной с дверной проем и накаченных рук, но фигура была подтянутая, хорошо сложенная и, как я уже убедилась, отличалась скоростью и, вероятно, гибкостью. Одет лорд Себастьян был в простой черный квезот, из-под которого выглядывала темная рубашка с наглухо застегнутым воротником и манжетами. На их фоне еще сильнее выделялись своей серостью волосы и кисти рук, которые можно было бы назвать красивыми, если бы все их изящество и ухоженность не перечеркивала болезненная бледность. Зато одежда гармонировала со смоляными бровями вразлет — единственная черта графа, обладающая цветом и выделяющаяся из общего мертвецкого вида.

Собственно, с бровей мой взгляд все же соскочил вниз… и потерялся во взгляде лорда Себастьяна, едва ли не более жуткого, чем его хозяин. Если глаза и правда зеркало души, то любой, хоть раз заглянувший в лицо легендарному вдовцу, мог бы с уверенностью утверждать: у графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон нет души. Его глаза были прозрачными, без какого либо намека на цвет, если не считать все ту же могильную серость, окутывающую мужчину.

Меня передернуло. Человек передо мной выглядел неестественно! Да при одном взгляде на него в голову невольно лезут мысли о том, что из него вытянули жизнь, оставив без капли цвета, без проблеска былой красоты, без искорки души…

Между тем молчание затягивалось. Граф, снова замерший в одной позе, не спешил заводить разговор или просто отвечать на мое приветствие. Мне кажется, или он вообще не моргает?!

С каждой минутой под немигающим взглядом становилось все неуютнее, да еще и Жак — предатель! — смылся под шумок треснувшей стены! Поняв, что граф предпочитает гипнотизировать, а не коммуницировать, я решила, что так даже лучше — перебивать не будет! — и начала свой рассказ, изо всех моральных сил стараясь не контролировать голос и усилием воли не разорвав зрительный контакт с жуткими глазами:

— Многоуважаемый граф Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон. Позвольте представиться: леди Шамали. Воля Богов привела меня к вашему дому, и я была бы благодарна вам, если бы вы любезно предоставили мне кров на несколько дней, чтобы я…

Договорить мне не дали: Его Светлость так же молниеносно, как и до этого, пересек комнату и впечатал ладони по бокам моего лица, наклоняясь ко мне. "Высокий," — отметило сознание, прежде чем потеряться от близости этого недовапира. Как выяснилось, рано.

Самое время уплыть в спасительный обморок пришло после первых слов, сказанных мне легендарным вдовцом.

— Я предоставлю вам кров… на многие лета, которые вы столь щедро пожелали мне, — тонкие губы расползлись в плотоядном оскале, демонстрируя два ряда на удивление белоснежных и идеально ровных зубов. — Вы смелая девушка, если решились завернуть к легендарному вдовцу на огонек. Уверен, во всем мире осталось от силы несколько дюжин людей, которых не задушил бы страх от моей славы. А вы, судя по всему, не прочь и в омут с головой, леди Шамали…

— Я… — попыталась было выдохнуть что-то возмущенно-протестующее я, но все мои попытки были зарублены на корню одной уверенной фразой, прозвучавшей в тиши Зеленого Горба как приговор:

— Вы не уедете отсюда, моя дорогая невеста!

4.8

"Вы не уедете отсюда, моя дорогая невеста!"

Вот и все. Не просто утвердительный, а приказной тон с тенью угрозы не подразумевал ни возражений, ни жалоб на горькую судьбу. Я даже проглотила саркастическое замечание: "Не уеду? Живой?" А все потому что в миг накрыло понимание: Его Светлость не шутит. Он действительно решил оставить меня здесь в качестве своей невесты без перспективы стать женой, и не уехать мне отсюда даже мертвой, ибо хоронят графских "супружниц на одну ночь" наверняка где-нибудь на территории поместья.

От апатии меня спасла обеспокоенно зашевелившаяся змейка. Я обескуражено уставилась на свои сцепленные на животе руки, чувствуя вибрацию и легкий зуд, как перед оборотом. Воодушевленная вторая сущность едва не вырывалась из-под контроля от… радости!?

"Осссстаемссссся… осссстаемссссся… — шипяще мурлыкала, видимо, самая оптимистичная часть меня. — Шшшшшикарный мущщщщина…От него зссссаветным плодом пахссснет…"

Серьезно? Я на секунду отвлеклась от своего Богами одаренного внутреннего мира и незаметно втянула носом воздух. И правда, мужчина передо мной благоухал, вопреки виду, не свежевыкопанным трупом, а яблочком, как будто только что с головой искупался в соке спелых фруктов!

"Отлично, — мысленно закатила я глаза, обращаясь к своей змейке. — Ну теперь вся ясно, наша судьба — садовник! А если серьезно, с ума я, что ли, сошла, в омут бросаться за мужиком только потому, что у нас с ним вкусы на яблочки сходятся?! Если так смотреть, так и под повязку тому "слепому" трубадурчику я должна заглянуть только потому, что он яблоню перед нашей встречей обобрал! Она продала свою душу василиску за яблоко! Тьфу, надо было не эту банальщину загадывать, а какую-нибудь хурму порсульскую, да цвета лилового в ядрено-желтую крапинку, чтоб на всех восточных берегах такой диковинки не нашлось!"

"Вот сссссама бы эдакую дрянь и сссссела…" — залилась было гневным шепотом змейка, но закончить не успела, так как нас бесцеремонно прервал, собственно, предмет спора.

— Вы общаетесь со второй ипостасью? — ворвался в мою голову голос лорда Себастьяна и я, напоследок строго шикнув на змейку, вернулась мыслями в реальность.

— Почему вы так решили? — самым нейтральным тоном, на какой только была способна, спросила я. — Понятия не имею, о чем вы.

— Мне доводилось видеть, как отец, разговаривая со своей второй сущностью, отрешается на несколько минут от всего земного. Не раз я пытался расспросить его об этом процессе. Интересно с научной точки зрения. Но отец всегда пресекал на корню любые разговоры о крови магических рас.

— И правильно делал! Вы что, совсем ума лишились, говорить, что члены рода Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон — полукровки?! И это когда "черные колпаки" хватают всех виновных и невиновных за поклонение Мрачному и тащат в казематы, а то и сразу на костер?! — на одном дыхании выпалила я и чуть не прикусила язык, когда осознала, каким тоном сгоряча заговорила с графом.

— Вы так эмоционально реагируете, — казалось, лорду Себастьяну даже понравился мой ответ, он даже улыбаться стал шире, что не могло не настораживать. — Так говорите… словно видели это все воочию. Встречались с "чеными колпаками"?

Эко он ловко тему переводит! Вот только зачем? Я то помнила рассаз Жака, что некогда проклятый вдовец ездил поклониться Мрачному Богу в Храм на окраине Северного Предела и встретил там, по своему собственному убеждению, "суженую", но я старалась как можно реже вспоминать об этом и под возмущенное шипение змейки гнала прочь воспоминания двенадцатилетней давности…

— Я не понимаю вас, — для придания уверенности своему ответу даже бесстрашно уставилась в его пустые глаза. — Я ничего не знаю о порождениях Мрачного и е имею никакого отношения к еретикам, почитающим его.

Он пронизывал меня пристальным взглядом мгновение, второе, третье, пятое… а потом отступил на шаг и отвернулся, а еще мне почудился… вздох разочарования?! Да нет, конечно же, показалось. В этом пугающем особняке, под стать хозяину, да еще и наедине с последним, все что угодно привидится!

— Завтра я объявлю всему Зеленому Горбу, что вы, леди Шамали, моя новая невеста…

— Вы хотели сказать "очередная", — да, я осмелела, стоило Его мертвейшеству отвернуться и прекратить давить на меня своей близостью и яблочным запахом.

— Как вам больше нравится, — равнодушно пожал плечами лорд Себастьян, по прежнему глядя куда-то в стену напротив. — Леди Шамали, вы знаете, почему все избегают проклятых мест и людей?

— Потому что боятся тоже попасть под действие проклятия? — неуверенно предположила я.

— Совершенно справедливо. А еще потому что чувство сохранения настойчиво твердит им, что проклятые места не отпускают тех, кто хоть раз ступил на их земли, также как и проклятые люди вцепляются в каждого, приблизившегося к ним на небезопасное расстояние.

— Это не я к вам приблизилась, а вы ко мне, — сочла нужным уточнить я, на что получила только веселый хмык:

— Вы и сами не торопились бросаться от меня подальше, а детально разглядывали минут семь, как породистого жеребца перед покупкой. Приглянулся я вам, леди Шамали? — граф резко развернулся во мне лицом, снова напугав меня скоростью своих движений, и встряхнул своей седой, непомерно длинной гривой. — Что, не хорош? Масть не та? А поздно, леди Шамали, я тоже хорошо вас рассмотрел, и товар мне приглянулся.

— Что, графьям Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон по карману любая невеста? — презрительно выплюнула я прежде, чем подумать…

А когда сообразила, что случайно произнесла часть проклятия графского рода, было уже поздно.

Если я раньше полагала вид лорда Себастьяна пугающим, я глубоко заблуждалась! Жутким он стал сейчас: губы сжались в тонкую линию, челюсть выдвинулась вперед, желваки заходили, плечи как будто раздались, кулаки сжались, вгоняя ногти в кожу… А глаза почернели, как самый настоящий омут.

— Вон… — раздался тихий спокойный шепот, резанувший по нервам больнее, чем самое грозное проклятие.

Не тратя время на бесполезные расшаркивания, извинения, прощания, пожелания спокойной ночи и иже с ними, я со всех ног ринулась прочь из кабинета.

Бежала я до самой своей комнаты, но даже когда дверь с шумным хлопком отредала меня от коридора, спину продолжал жечь немигающий взгляд взбешенных глаз.

Боги, кака же я дура! Я разозлила самого лорда Себастьяна, графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон, хозяина Зеленого Горба! Легендарного вдовца!

Своего, в Хаос, жениха!!!

4.9

Азизама в комнате не оказалось, также как и чего-нибудь съестного. Оба обстоятельства огорчали одинаково, но делать нечего, пришлось мне улечься спать, страдая от голода и любопытства. Честно говоря, я думала, что глаз не сомкну в эту ночь, однако, стоило мне укутаться в мягкий черный (оригинальненько!) кокон из одеяла, как сон незаметно подкрался к моему уставшему телу и — хвала всем Богам! — даже не бросил меня блуждать по туманным лабиринтам моего Дара, а преподнес мне обычные человеческие грезы. Как мало надо для счастья!

***

Если во мне просыпалась магия прорицательницы, меня не смогла бы разбудить даже разразившая прямо надо мной война. Что хотите со мной делайте! Хоть ведьмы на шабаше вокруг меня пляшите, хоть демоны для жертвоприношение похищайте! Однако, когда Дар благополучно дремал, бдела моя вторая сущность и не давала мне упустить даже колебание воздуха в непосредственной близости от себя.

Вот и этой ночью, по ощущениям, часа через полтора — два после того, как заснула, я почувствовала, как кто-то приближается к двери в мои покои. Именно почувствовала, ибо неизвестный двигался неестественным для человека бесшумным шагом, и уловить его присутствие удалось только благодаря возможности моей змейки "слышать кожей".

Некто двигался быстро, явно хорошо ориентировался в особняке даже впотьмах. А еще незваный гость преспокойно справился с магическим замком на двери! Во всех личных покоях Зеленого Горба висели магические замки, открывающиеся прикосновением хозяина комнаты, тех, для кого он снимал ограничение на проход, а также владельца особняка и его родственников. Казалось бы, ответный ночной визит графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон в мои покои — чем не повод подскочить на кровати от паники?! Однако моя змейка флегматично сообщила, что опасности не чует. Полуночник, конечно, явился по мою душу, но нет абсолютно никаких причин сразу показывать ему, что я не сплю. Почему бы не притаиться и не посмотреть, что этому неизвестному от меня надо? Любопытство ожидаемо победило здравый смысл. Последнему, к слову, уже давно пора было смириться, что один факт моего нахождения здесь в качестве невесты легендарного вдовца не предполагает наличия логики и инстинкта самосохранения.

Не слышать ни звука и одновременно чувствовать каждой клеточкой тела, что совсем рядом кто-то есть, — странное ощущение. Как будто в миг ослепла и оглохла, но интуитивно чувствую чужое присутствие. Я чувствовала, как ночной гость остановился в ногах кровати, потом без единого шороха скинул с меня легкое покрывало. Здравый смысл опять нервно заметался, пытаясь докричаться до хозяйки, что она лежит в задравшейся ночной рубашке перед незнамо кем, и этот незнамо кто скорее всего мужчина. Я отмахнулась от него, успокоив себя мыслью, что в темноте моих обнаженных ног не видно и визитер совсем не обязательно мужчина…

Последнее оправдание разлетелось вдребезги, стоило грубоватым подушечкам пальцев коснуться моих щиколоток и ласково огладить мои лодыжки снизу вверх, сменившись широкой шершавой ладонью, оглаживающей мои коленки! Рука однозначно была мужская, большая и сильная, настолько уверенно очерчивающая женские ножки, что не оставалось сомнений в опытности ее владельца на любовном фронте. "Генерал альковных сражений и ветеран разведок боем в будуарах," — фыркнула змейка, не уловившая и намека на заветный плод и потерявшая интерес к мужчине. Ей то хорошо иронизировать, а мне что делать?! Продолжать лежать смирно и получать удовольствие?!

Ответить на мой гневный мысленный выкрик змейка не успела: мужчина, видимо, получив эстетическое наслаждение от нескольких секунд поглаживания нежной девичьей кожи, решил перейти непосредственно к цели своего визита и, подхватив мои ножки под коленями, молниеносно развел их. Его левая ладонь тут же скользнула по внутренней стороне бедра и задела родинку, находящуюся в каком-то дюйме от кружева нижнего белья!

Дальше все случилось как по наития. Я вскинулась и, выдернув ноги из рук неизвестного, со всей силы заехала ему пяткой в… не знаю, куда, но метила в лицо. А в следующий миг меня ослепила вспышка портала. Вот гад! Побоялся, что я сейчас магический светлячок выпущу и увижу его рожу побитую! Зря боялся, со световыми чарами у меня не ладилось с детства. Кто ж знал, что меня закинет в место, где по ночам неизвестные мужики гостьям под ночную рубашку лезут?!

"Ну почему же неизвестные? — подала голос змейка. — Вариантов то не так много. Либо сам лорд Себастьян, либо его братец, либо Азизам, которому ты сама пропуск дала".

А вот у меня была еще одна кандидатура, ничем не хуже других, а на мой взгляд, даже вероятнее остальных. Бастард Тьмы.

5.1

— Давай-давай… ещё… ещё! А! А! Не могу! Ай!

Вот под такой развеселый аккомпанемент я разлепила глаза и натолкнулась взглядом на спину стоящего на коленях Азизама, который то резко отстранялся от невидимой мне и, судя по всему, разлегшейся на полу голосистой девушки, то напротив склонялся к ней…

— Ммммм! — в полный голос завывала та особа, и моему взору предстала закинутая на плечо моего слуги ножка в алом чулке. — А! А… Азиз… Азизам… Боги… какой же он… А!… маленький!

Стоп! Маленький?! А вот тут несостыковка.

— А-а-азизам… — неуверенно позвала я слугу, а в ответ получила только раздражённое:

— Сейчас тут закончу и тобой займусь!

Нет, ну это уже ни какие ворота!

Я поднялась с самым гневным видом и хотела уже разразиться гневной тирадой о том, что я думаю о превращении моей спальни в бордель в целом и об Азизаме в частности, но тут раздался слаженный мужской и женский стон наслаждения… и прямо у меня над головой пролетела туфля, чуть не задев меня каблуком!

— Фух! — шумно выдохнул Азизам. — Кончили!

— Блаженство… — промурлыкала белявенькая кучерявенькая девица в платье горничной, не спеша снимать ножку с мужского плеча. — Никогда больше к нашему Жаку не пойду…

Не поняла. Это девица что, ещё и с Жаком…?!

— Ты на Жака не гони, может, это у тебя нога выросла, — не смолчал мой доблестный слуга и тут же добавил, расплываясь в улыбке довольного кошака, дорвавшегося таки до сметаны. — Хотя я не прочь ещё разочек помочь прекрасной леди снять тесные туфельки.

Мда уж, у нас на севере как-то так не принято, чтобы слуги горничным в господских покоях помогали обувь снять, практически развалившись при этом на полу, а потом обувными изделиями в господ же и кидались… Ну да ладно.

— Азизам! — попыталась я привлечь внимание мужчины, который, судя по траектории руки, намеревался помочь растрепанной девице снять еще и чулочки (где только нашла такие, кроваво-алые? Не забыть спросить!) — Ты нашел для меня горничную или будем продолжать шокировать юг своими дикими нравами?

— А разве в Веридоре слуг считают за людей и знатные дамы видят в лакеях мужчин? — уставилась на меня эта беспардонная девка, ради такого даже прекратившая пробираться взглядом под одежду Азизама.

— То есть здесь бы не удивились, назначь я своей горничной мужчину-слугу? И кто же так поливает грязью Веридор? — скептически вскинула я бровь.

— А что, неправда? А Гарет рассказывал…

— Так тебе еще и Гарет временами… услуги оказывает, — оскалилась я. — Что ж, одно точно: в Веридоре слуг держат в строгости и не позволяют распускать язык, а открывают рот они только тогда, когда им позволяют хозяева, а в противном случае их порют. А теперь скажи мне, милое дитя, правда ли, что на юге признают право иноземцев придерживаться своих традиций.

— Вы пороть меня вздумали? — мигом вскочила на ноги девица и накинулась, но не на меня, а почему-то на Азизама. — Ты! Ты же уверял меня, что твоя госпожа смирная, как овечка! Я только поэтому и согласилась. Зачем мне менять одну стерву на другую?!

— О, он тебя не обманул, — ухмыльнулась я. — У меня действительно обладаю нежной ранимой натурой и тонкой душевной организацией. Именно поэтому мне противопоказано нахождение такой оторвы, как ты, в непосредственной близости. Азизам, как я поняла, ты привел служанку, которая согласилась взять на себя обязанности моей горничной на неопределенный срок, что я проведу в этом гостеприимном месте. Верни эту языкастую с мужицкими ступнями туда, откуда взял: девушка не подходит мне по всем статьям.

— Жаль, — искренне понурился Азизам, — я ее с таким трудом у местной ведьмы отжал. Ее госпожа сама чуть не оприходовала меня прямо на пороге своей гостиной, не дотерпев каких-то двадцать шагов до кровати. А эта полотерка мне как раз по всем статьям подходит… Слушай, может все-таки возьмешь ее, а? Мне ж не с тобой одной все вечера коротать, да и ты скоро графа в наши покои заманишь, мне будет неудобно третьим быть… а вот если еще одну девушку…

— Извращенцы!!! — заверещала белявая кучерявая, уносясь прочь и матюгаясь себе под нос, как солдат за три дня до окончания трехгодичной службы на границе.

— Еще и нервная, — скорбно подвел итог слуга. — Только ходел досказать, что мне б ее на сеновал, ибо в неравной борьбе за единственную здесь кровать, боюсь, мне графа не одолеть, а она чего сразу понадумала… Нет, все-таки порой южане совращены до масштабных оргий, а еще на нас гаркают, что мы извращенцы.

— Найдешь другую, поадекватнее и посдержанней. А чего ты там ляпнул про то, что она тебе со всех сторон подходит? — полюбопытствовала я.

— Я ж демон, красотуля, — хитро подмигнул мне Азизам. — Да не округляй глаза, я бы на твоем месте тоже давно догадался. Регенерация после стычки с разбойниками, глазные капли, поиск родственника-демона, метящего на мое место. Все один к одному. Так вот у меня где-то в этом мире должна быть единственная. Вполне возможно, она еще даже не родилась и встретимся мы чеез десятки лет. Так вот, до тех счастливых пор я могу иметь близкие отношения с женщинами, но только с некоторыми ограничениями. Во-первых, они должны внешне примерно соотноситься с моей единственной: похожий цвет волос, глаз, кожи, рост, фигура и все в этом роде. Во-вторых, они должны обладать таким же магическим уровнем и соответствующими Дарами. В-третьих, она однозначно должна быть свободна, причем не формально, от брачных уз, например. У нее в серде не должно никого быть. Вариант, что девушка априори не умеет любить тоже принимается. Таким образом, подходящих мне девушек не так то и много, если разобраться. Ну, вот это была одно из них. Эх, а теперь и она ко мне на милю не подойдёт.

— Перебьешься, — не вняла я его горю. — А что за ведьма?

— Так проживает здесь еще одна кандидатка на брачный браслет и мягкую постель графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон, — невозмутимо отозвался Азизам, как будто рассказывал мне о певчей птичке, свившей гнездышко под навесом сарая на заднем дворе!

— Прикуси язык, я не намереваюсь претендовать на его лорда Себастьяна, — гневно прошипела я, на что тут же получила замечание от змейки, что этот умопомрачительно пахнущий яблочком мужчина может оказаться моей парой и надо бы попробовать скормить ему заветный плод…

— Азизам, а как у нас там дела обстоят с завтраком? — вторя своим мыслям, медленно протянула я.

— Ты чего, Ник?! Какой завтрак?! — возмутилс до глубины души мужчина. — Нам надо работу работать! Рысью одеваться, а то я приступлю к процессу стягивания с тебя ночнушки сам, так сказать, для оптимизации процесса! Вот, это я тоже у твоей врагини изъял, специально со шнуровкой спереди отхватил, чтобы быстрее дело шло, — мне тут же всучили легкое платье болотного цвета, полностью открывающее плечи и с широкими рукавами, ончающимися завязками на локтях, и в то же время целомудренное и создающее образ невинной хрупкой девы.

— Ладно — ладно, не кипятись, — примирительно подняла руки я, забирая одежду и поспешно ныряя в ванную комнату, пока угроза не начала воплощаться в жизнь (с Азизама станется!).

Привела в порядок себя я на неполные полчаса, и за это время мужчина чертову дюжину раз колотился ко мне и пугал, что вот сейчас зайдет и выволочет пред светлы очи всего Зеленого Горба в том виде, в каком я сейчас есть.

— Выхожу — выхожу, — крикнула я ему через дверь, завершая свой образ несколькими взмахами рассчески и в очередной раз радуясь, что в свое время научилась моментально высушивать волосы и завивать их в соблазнительные кудри. — Куда мы хоть торопимся то, скажи.

— Я ж тебе говорил, артефакт надо найти. Ладно, пока ты там копаешься, объясняю тактику нашей победы…

— Какой победы? Мы с кем-то сражаемся? — не выдержала я.

— Именно, — донесся до меня неутешительный ответ. — Судя по последней встрече с Бесноватым — со всеми. Так что рвем когти, как только добудем артефакт, если, конечно, ты от меня ничего не скрыла и у тебя тут нет никаких других дел. Насчет своей безопасности не волнуйся, я возьму тебя под свою защиту. Уверен, ты догадалась, что моя семья далеко не последняя в Веридоре, наша поддержка существенна. Итак, план простой: мы обследуем все места, где теоритически мог бы храниться артефакт, а дабы нам никто не мешал, ты будешь сражать своим обаянием и влюблять в себя всех, кто подвернется под руку. Влюбленные, как известно, ничего вокруг себя не наблюдают, кроме объекта обожания, и это нам на руку!

В этот момент терпение Азизама все же лопнуло, и он выволок меня, слава Богу, уже полностью готовую, из ваны и потянул к двери, ведущей в коридор.

— Так куда мы? — спросила я, наивно полагая, что теперь ничто не в силах сразить меня еще больше.

Знала бы я, насколько ошибалась…

— Графа грабить и лабораторию его выносить, — как ни в чем ни бывало заявил Азизам, излучая энтузиазм и предвкушение очередной авантюры. И возмутиться бы мне, честной благовоспитанной леди, но как же его эмоции были созвучны с моими!

5.2

Вот уж не думала, что мое первое утро в Зеленом Горбе начнется с попытки ограбить его хозяина!

И тем не менее вот она я, леди Николь Монруа, стою на стреме у дверей графской лаборатории, пока мой слуга деловито роется в шкафчиках и ингридиентами и бормочет какие-то названия и формулы, находящиеся за гранью моего понимания, ибо, как ни прискорбно, от артефакторики и зельеварения я всегда была бесконечно далека. Однако даже несведущая в данной области я, услыхав несколько знакомых экстрактов, догадалась, что, помимо прочего, предусмотрительный Азизам запасся всем необходимым для глазных капель, скрывающих их истинный цвет. Правда, зачем это моему слуге, понятия не имела. Как объясним мне Жак, особенностью всех "родственников змей" была возможность видеть сквозь практически все иллюзии, соответственно, я всегда видела настоящие глаза собеседника. Да, конечно, демонические очи темнее самой Тьмы были выразительными, но я бы не сказала, что кричали о его нечеловеческой сущности. Или за цветом глаз скрывается еще что-то, не связанное с магией? Мелькнула яркой вспышкой мысль, что меня тянуло стянуть повязку с Франсуа именно чтобы посмотреть цвет его глаз, но тут же скрылась, так и не дав схватить себя за хвост и разобраться в том, что же именно здесь нечисто…

Закончив разорять шкафы лорда Себастьяна, Азизам не успокоился и теперь под моим шокированным взглядом деловито вытряхивал все из ящиков стола. Меня ожидаемо захлестнуло любопытство, и, попросив змейку некоторое время быть начеку, я присоединилась к мужчине. Чего тут только не было! И выписки из талмудов, и результаты экспериментов, и какие-то рассчеты, и рассуждения на тему какой проходимостью и температурой плавления должен обладать металл для того или иного артефакта. Я вдруг поймала себя на мысли, что мне интересно читать записи лорда Себастьяна, ведь они были куда понятнее, чем сухие главы учебных пособий, да еще и сопровождались собственноручными рисунками ученого! А что, отлично граф рисует…

— Нету! — раздраженно возвестил на всю лабораторию Азизам, отбрасывая последний листок из выбранной им для самого себя стопки. — Надо в кабинет лезть!

— Чего нету? — удивленно воззрилась на его я.

— Описания нужного нам артефакта, — морщась от досады, пояснил мужчина. — Я знаю, что он должен признавать наследника рода по праву старшинства и защищать его, убивая остальных, рискнувших дотронуться до него. Но понятия не имею, как он выглядит! Его разработал еще сэр Гвейн, так что тебе надо будет отыскать в кабинете графа записи, сделанные его почерком, — мне продемонстрировали пожелтевший от времени лист, с косым мелким почерком, больше походящим на следы от лапок муравьев, чем на цепочку букв.

Я хотела было возмутиться этой наглостью, как вдруг в голове всплыло еще кое-что: "В кабинете нашли его завещание, магией зачарованное. Так и есть: наследник — Себастьян. Осерчал Франциск дюже, покуда братья его по усопшему родителю горевали, весь отцовский кабинет перерыл. Уж не знаю, что искал и нашел ли, но выходил оттуда с таким ошалелым видом, что до сих пор, как вспомню, так вздрогну". А что, если…

— Азизам… Как думаешь, а мог ли Франциск узнать про этот артефакт и, решив с его помощью избавиться от брата, начать искать?

— Мог, — спустя несколько минут раздумий, кивнул мой слуга, — но вряд ли нашел.

— Почему? — не поняла я.

— Если нашел, то каким образом в таком случае лорд Себастьян еще жив? Делов то — подержать артефакт самому, а потом заставить коснуться и младшего брата.

"Возможно, артефакт рассчитан только на людей, а граф, очень может статься, василиск-полукровка, да и не сказать, что легендарный вдовец выглядит очень уж живым," — хотела было ответить я, но тут змейка взвилась в душе обеспокоенной волной — кто-то подошел к двери лаборатории и уже положил руку на ручку! Боги, как этот кто-то смог проскользнуть мимо восприятия моей второй сущности?! Ответ напрашивался лишь один — такой же змей! А я даже перекинуться уже не успевала!

Демонический слух уловил присутствие постороннего позже меня на секунду, но Азизам, в отличие от своей неопытной в деле грабежа подельницы, и не думал теряться и паниковать. Прижав ближе к груди все награбленное, чтобы склянки не звенели под жилетом, этот… демон шепнул мне:

— Выкручивайся! — а сам сиганул в окно!

А в следующее мгновение дверь лаборатории распахнулась, впуская внутрь… собственно, своего законного владельца, пред пронизывающим взором которого я и предстала, застигнутая посреди чужой лаборатории, с разбросанными по столу чужими бумагами и наполовину опустошенными шкафчиками с ингредиентами!

Думаете, я замерла от прошившего сердце ужаса по этому поводу? Вовсе нет! Виной моей тихой паники был… фингал под глазом у лорда Себастьяна, спелой сливой красовавшийся на болезненно-бледной коже проклятого графа!

5.3

Боги, неужели я ему так сильно пяткой по физиономии зазвездила? С одной стороны, так ему и надо, но с другой…

— Что, любуетесь теперь мной при свете дня? — иронично вздернул бровь граф, не выказав и капли смущения.

Хм, по-моему, он должен был хоть немного растеряться, поняв, что я узнала в нем ночного визитера… Или тут действует принцип "я здесь хозяин, а посему что хочу, то и ворочу"?

— Читаю немой вопрос в ваших глазах, прекрасная леди Шамали, — переступая порог, проговорил Его Светлость все с тем же ироничным выражением на лице. — Спешу удовлетворить ваше любопытство: вчера ночью я в потемках возвращался в свои покои и налетел на дверь. А у вас какая отмазка? — неожиданно сменил он тон с подчернуто-официального на наигранно-веселый.

— Прошу прощения, — изо всех сил пыталась удержать маску спокойствия я.

— Ну… — показно задумавшись и, к моему тихому ужасу, закрывая — на магический запор, который я понятия не имела, как открыть! — дверь, проговорил лорд Себастьян. — Вы могли бы сейчас начать рассказывать мне о том, что в предрассветных сумерках пытались отыскать дорогу в столовую, но заплутали и исключительно из-за отсутствия солнечного света приняли мою лабораторию за искомое помещение, ингридиенты — за чудную южную кухню, а мои заметки — за свежую корреспонденцию. Или же вы могли бы сократить время до вожделенного приема пищи и сказать правду прямо сейчас.

— И какую же правду вы хотите услышать? — дерзко вскинула подбородок я. А что? Раз у него такая хорошая фантазия, может, он сам уже и "правду" додумал?

— Видите ли, моя дорогая леди Шамали, — мягкой, хищной походкой приближаясь ко мне, продолжало это анамальное умертвие, при свете дня нисколько не похорошевшее, — я порой не закрываю дверь в свою лабораторию, потому что в дверцы всех шкафов встроены артефакты, распознающие ингридиент, который из него достают. Я отключаю их от источника энергии, когда работаю сам, в остальное же время они служат своеобразной защитой от воров. Так вот они прислали мне оповещение, какие именно ингридиенты незаконно покинули свое место и в каких количествах. Как вы думаете, о молчаливая леди Шамали, что же пропало из шкафов? Подскажу, один из ингридиентов весьма специфический и был изъят в такой малой пропорции, что сгодится только для одного определенного зелья.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — выпалила я ему чистую правду прямо в лицо.

Наверное, именно то, что я действительно ни демона не смыслила ни к каких травах, экстрактах и прочей подобной мути из разряда ингредиентов, и помогло мне выдержать пробирающий до глубины души взгляд легендарного вдовца.

Пару минут он меня гипнотизировал и, так и не дождавшись потупленного взора, коротко вздохнул и как-то обреченно проговорил:

— Если вам так срочно понадобилась концентрированная настойка от беременности, могли бы просто попросить у меня, я бы сделал для вас столько, сколько нужно, и даже расспрашивать бы ни о чем не стал. Я же не Гарет, — грустно улыбнулся лорд Себастьян, а потом вдруг спросил, в упор глядя на меня. — Неужели я настолько страшен?

И вотчто тут ответить? Правду? Можно. Только осторожно.

— Вы выглядите несколько необычно для обычного человека, — осторожно выдала я версию, максимально близкую к правде и самую необидную.

— Деликатная северянка… изумительное сочетание, — тепло улыбнулся мне граф, предлагая свой локоть. — Вы так побледнели, когда я закрыл дверь на засов, что мне оставалось только гадать, каким же чудовищем вы меня считаете. Я не желаю вам зла, леди, и, поверьте, пока не буду уверен в вашей безопасности, не поведу вас под венец.

— Очень убедительно звучит от легендарного вдовца, — не удержавшись, фыркнула я, осмелевшая после того, как внезапно захлопнувшаяся ловушка так же спокойно отворилась, выпуская меня, правда, с нежданным женихом под ручку. — Зачем вам вообще я?

Ответа не последовало, и я уж думала, что лорд Себастьян решил оставить мой вопрос без внимания, однако спустя три коридора, подходя к двустворчатым дверям в столовую, он вдруг проговорил:

— Вы верите в судьбу, леди? Я вот не верил… до вчерашнего дня. Вас привела ко мне судьба, она же воля Богов, и в моей власти удержать вас здесь. И да, с Гаретом я поговорил, и к вашему слуге он претензий не имеет. Мне остается только просить у вас прощение за разыгравшуюся подозрительность и заверить в том, что вашего слугу никто не погонит из Зелегого Горба.

"Конечно, не погонит! Бесноватый к нему претензий не имеет, зато я имею! Он мне еще за "концентрированную настойку от беременности" не ответил!" — злорадно подумала я, покорно следуя за лордом Себастьянам к желанному завтраку.

5.4

Завтрак действительно был прекрасен, а вот компания — не очень. Когда граф ввел меня в шикарный обеденный зал, скромна названный им "столовая", я узрела длинный стол человек на тридцать, не меньше, убранный скатертью (…хм, зеленой? А что, миленько. Только непривычно, у нас на севере скатерти не в ходу, стелют их только по большим праздникам и всегда белые, без рисунков. Хотя, от особняка, для особняка, где постельное белье черного цвета, зеленая скатерть — это даже консервативно) и уже сервированный на… четыре человека. Нет, я, конечно, не горела желанием трапезничать наедине с лордом Себастьяном, но с двумя другими лицами, уже обретающимися в столовой и явно только нас ожидающими, я предпочла бы пересекаться как можно реже.

Во главе стола, залихватски оседлав стул с резной спинкой и покачиваясь на двух его ножках, с видом сыскавшего славу бравого героя, вернувшегося в отчий дом после долгой кровопролитной войны, расположился Гарет. Его камзол цвета запекшейся крови щеголял разрезанным до плеча рукавом, открывающим перебинтованную правую руку, которая, однако, не доставляла мужчине ни малейшего дискомфорта, судя по тому, как расслабленно она устроилась на спинке стула рядом со здоровой левой. Стоит признать, первым делом меня привлекла не его пострадавшая конечность, а лицо… Оно все так же было покрыто шрамами, и я невольно содрогнулась от мысли, что это он сам сделал с собой. Боги, насколько же безумным надо быть… или насколько влюбленным в девушку, ради которой, судя по услышанному мной разговору брата и сестры, чтобы собственноручно изуродовать себя навсегда? Но все эти вопросы быстро отошли на второй план, стоило мне поближе рассмотреть глаза Тринадцатого принца Веридорского, до которых на полдюйма не дотягивались уродующие рубцы. Под левым глазом алел и постепенно наливался лиловым цветом… синяк!

— О! Мой брат — близнец! — вместо приветствия воскликнул Бастард Тьмы, обласкав взглядом меня и остановившись на таком же, как у него самого, фингале, только на лице легендарного вдовца.

— И тебе доброе утро, Гарет, — нисколечко не обиделся хозяин Зеленого Горба. — Что это твое лицо сегодня привлекает внимание больше, чем обычно?

— А что, стандартная отговорка, что на дверь налетел, уже занята? — наигранно грустно вздохнул Гарет, почему то ко мне обращаясь!

— Ваш лик воистину незабываем, лорд, — серебряным колокольчиком разнесся по залу голос третьей персоны, с которой мне предстояло разделить сегодня завтрак и которая нервировала меня едва ли не больше, чем Бесноватый. — Но, может, мы все же наконец сядем за стол.

— Да уж, одной моей физиономией сыт не будешь, — Гарет вдруг весело подмигнул мне, и я не удержалась — отвернулась, мысленно прося Богов, чтобы они не дали предательскому румянцу вспыхнуть на щеках.

Вот что со мной, спрашивается? И что вообще происходит в Зеленом Горбе, если тут не только невесты после первой брачной ночи мрут, но и хозяева особняка с фингалами расхаживают?! Не подрались же они, а самом деле! Может, тут еще и кто-то третий с синевой под глазом светит?!

Пока я нервно задавала себе эти вопросы и закономерно не получала никакого ответа, граф галантно проводил меня к месту во главе стола прямо напротив Бесноватого и, проигнорировав мои робкие попытки соблюсти приличия и занять положенное гостье место, практически насильно усадил меня на стул, где, согласно этикету, имел право сидеть только хозяин. Сам лорд Себастьян, зачем-то обогнув стол, уселся по левую руку от меня. "Неподбитым глазом к тебе поворачивается," — ехидно подала голос змейка. Мысленно возвела глаза горе и попросила эту комментаторшу разглядеть лорда Себастьяна на предмет болезней. Все же с таким видом нормальные люди не живут…

Змейка привычно взглянула на человека передо мной через мои глаза и вдруг… испугалась! Просто в одно мгновение скользнула обратно в самый дальний уголок души и не отзывалась, сколько бы я ее не звала.

— С вами все в порядке, леди Шамали? — раздался рядом со мной приятный и оттого еще больше действующий на нервы девичий голосок. — Возможно, я не в полной мере осведомлена об особенностях этикета в Веридоре, но, насколько я знаю, даже наши северные друзья во время представления смотрят на того, с кем их знакомят.

Ах да, граф, видимо, представил мне прекрасную южанку, с которой мне уже пришлось столкнуться вчера ночью, а я с отсутствующим видом продолжала пялиться на него, вместо того чтобы склонить голову в приветствии этой леди и бросить ей несколько бессмысленных вежливых фраз. Эх, жалко, пропустила, что еще сказал лорд Себастьян, кроме имени. Что ни говори, а проживание этой дамы в Зеленом Горбе без должного сопровождения (в зале не наблюдалось ни ее родственника, ни сопровождающего, ни хотя бы компаньонки) наталкивало на определенные мысли, да и отпускаемые Бесноватым замечания даже нельзя было назвать намеками — он открыто заявлял, что эта леди — любовница графа.

— Никалаэда, — мягко осадил ее хозяин, лишний раз подтвердив последнюю догадку тем, что назвал ее по имени и даже без "леди". Хотя, какая она в таком случае леди то…

— Действительно, Ладушка, — сфамильярничал Гарет, пребывающий в настолько хорошем настроении, что лично мне уже стало не по себе. — Чего леди Шамали тебя разглядывать? Завидную красоту она и так каждый день в зеркале видит. А вот баснословно богатый, подозрительно галантный и легендарный аристократ, к тому же еще полудохлый на вид, — вот это диковинка.

Южанка с поистине королевским равнодушием проигнорировала реплику. Бросалось в глаза, что она Гарета терпеть не может, хотя владела она собой идеально, мне бы так.

— Очень приятно познакомиться с вами, леди Никалаэда, — все-таки выдавила из себя нечто, подходящее случаю, и переключила свое внимание на соседку справа.

При свете дня ее невероятная красота. Она была не просто привлекательна, ее яркая внешность врезалась в память, белоснежные волосы притягивали взгляд и наводили на мысли о нимфах, эльфах и других чудесных существах из сказок и легенд. Правда, я не преминула отметить с чисто женским злорадством, что леди Никалаэда далеко не юна. Конечно, у нее не было морщин или других признаков, указывающих на увядающую молодость, однако не было и девичьей легкости и хрупкости, а при одном взгляде на ее декольте, едва удерживающее в корсете пышную грудь, невольно рождались мысли, что ее уже не раз ласкали мужские руки, и не одни. Искушенная женщина, скрывающаяся за ангельской внешностью и виртуозно плюющаяся ядом, вежливо смотрела на меня с нежной полуулыбкой на устах, алых, словно она только что кусала их от отчаяния, и я кожей почувствовала, что к этой хищнице мне отныне нельзя поворачиваться спиной, ибо я имела дерзость положить глаз на ее добычу.

— Как вы устроились, леди Шамали? — участливо поинтересовалась она, словно уже была здесь радушной хозяйкой, пока материализовавшиеся с подносами на руках лакеи мельтешили вокруг стола. — Ваш слуга в арафатке сегодня утром потревожил мой сон, когда забрался в мою спальню, чтобы обокрасть мой туалетный столик и замазать кремом такой же ужасный синяк, что и у Себастьяна с Гаретом. Я, конечно, помогла ему в столь непростом деле и попутно поинтересовалась, не нужно ли вам что. Говорят, вы прибыли в Зеленый Горб с прискорбно малым количеством вещей, никак не удовлетворяющими запросы благородной дамы. Но это же не повод, чтобы ваш слуга влезал в чужие личные покои и, прости Единый, воровал…

— Кстати, о воровстве, — прервал ее довольный голос Бесноватого. — Так это вы в преддверии последствий "помощи" этому юноше изъяли для личных нужд все, чтобы сварить концентрированную настойку от беременности?

— Приятного аппетита, — прервал этот балаган одной единственной фразой лорд Себастьян.

Вроде и говорил негромко, и тон был исключительно вежлив, но эти двое сразу притихли и наконец уделили внимание своим тарелкам. Я тоже, не медля ни секунды, накинулась на золотистые сырники, щедрой рукой политые вареньем. Мммм… клубничное…

— Клубничку любите? — раздался вдруг ироничный голос… ну конечно, Бастарда Тьмы, кого же еще?

Чтоб ты языком собственным подавился! Вслух, конечно, я этого не скажу, а вот отвечу вопросом на вопрос.

— Будьте столь любезны, лорд Гарет, — чуть ли не с придыханием начала я таким сахарным тоном, что Бастард Тьмы даже подобрался, словно перед ним змея приготовилась к прыжку. Правильно натуру мою чуешь, Бесноватый! — Объясните мне, по какому праву вы присутствуете здесь, за семейным столом. Насколько я знаю, вы здесь далеко не гость и тем более не родственник графа. Вы — глава охраны особняка.

— Намекаете, что я эдакий слуга высокого ранга, — недобро усмехнулся Тринадцатый принц Веридорский и мельком сверкнул на меня демоническими очами с полыхающим в их глубине адским пламенем, обдав меня волной первобытного ужаса перед порождением Хаоса.

— Я ни в коем случае не хотела оскорбить вас, — очень надеюсь, что голос мой не выдал всколыхнувшейся в душе паники. — Однако мне кажется, что на вашем месте должен сидеть брат Его Светлости. Не так ли, лорд Себастьян? Или лорд Франсуа по каким-то причинам не смог почтить нас своим присутствием сегодня?

Вот не удивлюсь, если и этот сейчас с фингалом ходит, да таким, что из-под края повязки виден!

5.5

— Мне приятно ваше беспокойство о моем брате, — отвечал мне граф таким тоном, что у меня не возникло ни малейшего сомнения, что ему нисколечко не приятно. — Однако, прошу заранее прощение за пренебрежение приличиями, Франсуа не будет присутствовать на совместных трапезах. Видите ли, в силу своего характера и одаренности, мой брат — личность своеобразная. И нелюдимая. Он выходит в общество только вместе с лютней и абсолютно равнодушен к обычным развлечениям, таким как охота, вино, карты…

— Женщины, — как бы между прочим вставила леди Никалаэда. — Вы не знаете, леди Шамали, но на юге слава лорда Себастьяна как легендарного вдовца меркнет по сравнению с ореолом асексуальности вокруг лорда Франсуа. Мне даже порой кажется, о нем тоже слагали бы легенды, если бы Себастьян регулярно не передавал ему право первой ночи с каждой своей новой женой. Неужели вы не знали? — тут она поймала недовольный взгляд графа и, состроив самое невинное выражение лица, простодушно так заявила. — Прости, Себастьян, конечно же, просветить леди Шамали относительно непреложной южной традиции, касающейся первой брачной ночи, должен ты. Но ты представил ее как свою очередную невесту и леди Шамали не выказала ни удивления, ни недовольства, поэтому я решила, что она уже в курсе, что ночь после свадьбы проведет в объятиях Франсуа. Леди Шамали, вы побледнели? Не переживайте, конечно, опыт у Франсуа невелик, но раз в год он успешно консумирует брак Себастьяна.

Как я не подавилось сырником, не знаю. Что…? Нет, даже не так. ЧТО???

Наверное, мое лицо очень красноречиво вытянулось, поскольку ответ я получила незамедлительно, правда, с другого конца стола.

— В далекие времена, когда эти края еще не были поделены на графства, — тоном сказителя из заморских восточных стран начал объяснять Тринадцатый принц Веридорский, — здесь утвердилось Право Возлюбленного, которое, по преданию, было даровано людям Богами и со временем распространилось и на Веридор. Согласно ему, если девушка хоть раз в жизни провела ночь с мужчиной, он имел на неё права, даже если потом она выходила замуж за другого. Одновременно с этим юг жил под властью языческих культов, призывающих в гроб к умершему мужу класть и его жену, хороня ту заживо, ровно как и наоборот. Мужчины погибали часто: на охоте и боях, в пьяных драках и столкновениях с пограничными кочевыми племенами и разбойниками. Естественно, они не желали своим возлюбленным мучительной смерти, поэтому и придумали традицию первой брачной ночи: после свадьбы новобрачная делила ложе не со своим мужем, а с его братом или лучшим другом, чтобы в случае смерти законного супруга тот по Праву Возлюбленного забрал вдову себе в дом как наложницу. Почему традиция в последствии коснулась и права мужа спать с подружкой невесты, не помнили, а может никогда и не знали. Возможно, из чувства справедливости. Давно исчезло из этих земель язычество, но традиция осталась и, надо сказать, южане не стремятся искоренять её как пережиток прошлого. Им, с их свободолюбивым нравом, культом любви и признанием ревности худшим из людских пороков, импонирует своеобразное проведение первой брачной ночи. Я бы даже сказал, эта традиция в некоторой мере составляет часть южного менталитета.

— А самым близким человеком Его Светлость полагает своего брата, — подхватила Гарета южанка. — Поэтому и ходит молва, что Себастьян уже который раз вдовеет вовсе не по вине проклятия. Особенно слуги любят сплетни распускать про ядовитое семя Франсуа, а…

Я все-таки подавилась. Не скажу, что северяне — очень щепетильный и деликатный народ, но у нас все же дамы не обсуждают подобные темы. Не при мужчинах уж точно! И не за столом!

— С вами все хорошо? — встревожилась эта недоэльфийка. — Или вас так взволновало известие, насколько сильно Себастьян доверяет своему брату…

— Возвращаясь к вашему вопросу, леди Шамали, — наконец оборвал эту… леди граф. — Я безгранично доверяю не только своему брату, но и Гарету. Может мы и не родня по крови, но Гарет мне как отец, и в Зеленом Горбе он проживает на правах члена рода Ла Вионтесс Ле Грант дю Трюмон.

Мне случаем скрип зубов прекрасной южанки не показался? Надеюсь, что нет. Не знаю, как во мне так быстро поселилась неприязнь к леди Никалаэде, но за одно то, как Бастард Тьмы бесил эту "радушную хозяюшку", ему можно было простить присутствие здесь.

Что же касается этой южной дикости… Будем решать проблемы по мере их поступления, так что сначала пытаемся найти неизвестный артефакт в особняке, полном артефактов и принадлежащем артефактору, а заодно своего истинного и разгадку проклятия графского рода.

Вот с таким оптимистическим настроем я продолжила завтрак и даже смогла насладиться еще тремя видами варенья, ни разу не подавившись под прицельным обстрелом взглядами справа и с другого конца стола.

5.6

В кои то веки завтрак выдался на славу! Не будь он Бесноватый, если кто-то его больше веселил за последние… да последние лет двадцать, в Хаос, когда как раз началась вся это свистопласка с женитьбами Себастьяна!

Тут и Ладушка постаралась, в душе окатывая "соперницу" волнами презрения и ненависти. Эко лихо вывела разговор на брачную ночь по-южному! Красавица! Наверняка бьет стервочка, любая другая на месте незваной гостьи уже бежала бы. Но только не эта девочка…

Бастард Тьмы снова потянулся своей магией к златовласке, с аппетитом поглощающей сырники, попутно отметив, что Никалаэда, словно противопоставляя себя северянке, нарочито мало ест и даже не притрагивается к варенью, хотя, он точно знал, без ума от клубничного. Послушные его воле потоки привычно сплелись в невесомое, неразличимое для чистокровных людей воздействие, однако магия в очередной раз натолкнулась на какую-то преграду… Да что ж такое? Это ведь не щит, он бы увидел! Просто его потоки начинают путаться с ее потоками. Но у нее точно не такой Дар, как у него. Гарет очень хорошо помнил, какой откат ему прилетел во внутреннем дворе особняка, когда прекрасная незнакомка только въехала в Зеленый Горб и еще не знала, что ей предстоит задержаться здесь не много, не мало — на всю жизнь… Хотя, чего это он? Какая же эта малышка для него незнакомка?

Бесноватый в сотый раз за это утро впился взглядом в изящную фигурку напротив (все же балбес Себастьян, на кой демон он мальчишку столько лет учил?! Если хочешь пораздевать глазами приглянувшуюся леди или же взять штурмом неприступную крепость — занимай стратегически выгодную позицию! В данном случае — во главе стола прямо напротив). Совершенна… Да, именно так. Она была совершенна. Она просто не могла быть другой. Девчушка, в чьих глазах он семнадцать лет назад увидел отражение своего демонического пламени, а в следующую секунду оно возродилось и в нем самом…

Ника…

***

Карета, петляя по горным стежкам, которые по непонятным причинам местные именовали дорогами, который час едва не ходуном ходила с такой амплитудой, которая, казалось, физически была недоступна ей, а неугомонный Монруа еще больше раскачивал чудом еще не завалившееся набок транспортное средство, то и дело высовываясь из окна и выглядывая среди туманных далей свое родовое поместье. Шило у него, что ли, в одном месте!? Ладно бы он просто карету раскачивал, так нет же! Пацан всеми фибрами души желает поскорее доехать до дома и схватить на руки малышку-дочку. Понятно дело, он ничего вокруг не замечает. Но мог бы хоть раз за всю дорогу взглянуть на Галахата! Сын, как-никак!

Гарет физически чувствовал напряжение сестры. Нет, Пенелопа Веридорская восседала на сидении напротив с идеальной осанкой и величественным спокойствием (не в пример своему мельтешащему мальчишке-муженьку! Боги, угораздило же сестру влюбиться в лордика, на десять лет младше! Понятно дело, она полукровка-демонесса и, если ее возраст переводить на человеческие мерки, она даже младше окажется. Но все равно же сопляк!… даром что столько крови Бесноватому попортил, да и пролил немало.) Однако Бастард Тьмы знал: Пени не просто нервничает, она практически в истерике.

Она больше не могла удерживать своего благоверного от поездки в Северный Предел и едва убедила Седрика повременить с переездом его дочери в королевский дворец в Веридоре. Даже рождение сына не отодвинуло на задний план мысли консорта о маленькой Николь Монруа, а напротив, как будто усилило его тягу к ребенку от первого брака. Видя состояние сестры и понимая, что Пени скорее убьет мужа, чем отпустит его одного к "оплоту прежней жизни", Бастард Тьмы настоял на том, что под видом одного из телохранителей поедет он сам. Во избежание, так сказать.

Как же Гарету порой хотелось зятю морду начистить, кто б знал! Вот берет эта сволочь на руки новорожденного сына, укачивает, жене улыбается… и вдруг как ляпнет, что его Никуша в этом возрасте плакала часто. А порой еще и добавлял, что девчонку могла успокоить только кормилица! Убил бы! Как будто сестра не знает, что эта черная девка была его подстилкой и кормилицей при малолетней госпоже стала только потому, что его бастарда мертвым в подоле принесла!

А иногда кто-то из "друзей"-придворных тяжело так вздыхал и соболезновал малютке Николь Монруа, ведь она в столь нежном возрасте лишилась матери, и гадали, похожа ли наследница всего Северного Предела на упокоившуюся в Царстве Мертвых леди Монруа. Пени после таких "сочувствий" всегда запиралась у опочивальне и подолгу смотрела на заключенный в медальоне магический портрет пресловутой леди. Как она раздобыла его, уму непостижимо! Видел однажды Бесноватый портрет в полный рост этой особы, высвечивающийся на стену из центра медальона, и, не удержавшись, презрительно фыркнул. Нашла сестра, из-за чего беспокоиться! Одно слово — бледная моль!… Да в Хаос! Будь леди Монруа хоть раскрасавица, она уж много лет мертва!

Но когда до влюбленной женщины, ко всему прочему еще и накрутившей себя до предела, доходил голос здравого смысла?…

Добрались… Наконец-то!

Пени была явно не согласна с братом. Судорожно вцепившись в хныкающего Галахата, чувствующего метания матери, она даже не думала выходить из кареты. Зато Седрик подскочил, как ошпаренный, стоило им остановиться, и рванул со всех ног навстречу заливистому детскому смеху и счастливому женскому вскрику. Мда уж… Бастард Тьмы был вынужден признать, что сестре есть, о чем беспокоиться. У ее мужа было здесь будущее. Дочь. Любящая и некогда любимая женщина. Статус. Эта служанка вполне могла бы родить ему сына, и не одного. Со временем Седрик мог бы претендовать на престол Саратского Вождя. Вот только великая королева Веридора без него своей жизни уже не мыслила…

Гарет хотел было вылезти из осточертевшей за столько дней кареты, как вдруг Пени схватила его за предплечье и неосознанно вцепилась мертвой хваткой.

— Гарет… — хрипло прошептала она срывающимся голосом, устремив на него полные слез чернющие глаза темнее самой Тьмы, совсем как у их отца. — Гарет, помнишь, ты просил меня зачаровать кинжал, чтобы ты изуродовал себя до конца жизни? Я была против и больше всего на свете желала, чтобы ты передумал… Но ты попросил, и я приняла твой выбор.

— Конечно, помню, — сосредоточенно нахмурился Бесноватый, еще не понимая, куда она клонит. Забудешь тут! Он и сейчас едет в маске, чтобы не светить своей исполосованной рожей за пределами Веридора.

— Теперь я прошу тебя принять мой выбор… и помочь. Гарет, прошу тебя, используй свой Дар, воздействуй на Седрика… Я хочу, чтобы он забыл все, что было до меня! Забыл свою первую жену! Забыл эту шлюховатую девку!… Забыл свою дочь…

— Пени…

— Гарет, прошу тебя! Я не смогу так! Я не хочу видеть эту девочку каждый день рядом с ним! Смотреть, как он играется с ней, ласкает ее, улыбается ей, когда мог бы все это подарить нашему сыну! Я знаю, что прошу о непозволительном. Знаю, что ребенок не виноват, что я такая психованная. Но… Гарет, братик… Я прошу…

— Успокойся, — Бастард Тьмы мягко накрыл ее руку своей. — Я сделаю все, как ты просишь, даю слово. Когда мы вернемся в Веридор, я поставлю Сердику блок на воспоминания, так что даже если кто-то из придворных увальней вдруг "невзачай" обронит фразу о его дочери, твой муж тут же забудет об этом.

— Спасибо… — легкая улыбка тронула губы Пени, и из кареты она вышла уже по-прежнему гордой и блистательной правительницей могущественнейшего государства в мире.

Выскользнув вслед за сестрой, Гарет остановился чуть позади нее, как и положено телохранителю, и окинул открывшуюся его взору тошнотворную картину "Возвращение блудного отца". Седрик чуть ли не рыдал, прижимая к груди девчушку лет семи, а подле него, сложив руки на груди, умилялась пресловутая девка-кормилица. Собственно, на нее Бесноватый и обратил внимание в первую очередь. Хм… а ничего так она, все же вкус у сестриного муженька есть. Статная дева, хоть и была безродной, стояла, расправив плечи и выпрямив спину. Внушительный бюст, хоть и был наглухо закрыт платьем, не становился менее соблазнительным, а уж в сочетании с тонкой талией и, насколько мог судить наметанный на женские предести глаз Тринадцатого принца Веридорского, крутыми бедрами получалась роскошная фигура. Да и лицо не подкачало, крупные, приятные взгляду черты без лести можно было назвать красивыми. Словом, подмять такую девку под себя не погнушался бы и высокородный аристократ, и Бесноватый, прикинув, что перед лордом Монруа эта потаскушка уже раздвигала ноги, думал, как бы незаметно уволочь ее, скажем, во-о-он в тот сарай…

— Любовь моя, — наконец вспомнил этот му… муж о своей жене. — Это моя дочурка, моя Никуша.

— Позвольте представиться, — пропело дивным звонким голоском это маленькое создание, выплывая вперед и грациозно приседая перед королевой в реверансе. — Леди Николь Монруа, наследница Северного Предела.

И рассмеялась. Так заразительно, что даже Пени не выдержала — улыбнулась.

А потом золотая макушка повернулась в сторону Бастарда Тьмы, и в душу Бесноватого заглянули невероятные, чуть раскосые глаза, горящие янтарем… и в тот же миг в их глубине зажглось пламя, но уже другое. Демоническое! Тринадцатый принц Веридорский увидел, как в ее душе отразилась сама суть его второй ипостаси, много лет назад убитой Горянкой…

Демон! Он всколыхнулся глубоко в душе, разнося огонь по венам и разливая магию Хаоса по телу! Словно все эти годы он не был мертв, а просто спал, ожидая своего часа… Ждал свою единственную…

С тех пор Бесноватый каждые десять дней строчил юной Монруа письма, подписываясь именем Седрика Монруа, вот только вырваться из южных графств не мог: Себастьян увядал с каждым годом, и никто понятия не имел, сколько ему осталось чахнуть и когда пробьет его последний час.

5.7

Решив, что с Азизамом разберусь позже и стребую с него ответы на все интересующие меня вопросы, а именно что в итоге произошло между ним и леди Никадаэдой, почему Бастард Тьмы принял его за Франциска и, наконец, где он умудрился за ночь заработать фингал, я преспокойно разделалась с завтраком и милостиво согласилась на предложение графа осмотреть особняк. Сказать по правде, даже если бы лорд Себастьян не вызвался быть моим сопровождающим, я бы сама взялась исследовать поместье, показавшееся мне сказочным замком вчера.

Зеленый Горб действительно был прекрасен! Просторные комнаты и светлые залы, широкие лестницы и коридоры, высокие сводчатые потолки, опирающиеся на строгие колонны и стрельчатые окна являли собой идеал геометрических форм и точных пропорций. В нем воплотился сам благородный классицизм! В то же время Зеленый Горб не назвали бы банальным или чересчур строгим даже любители пестрящего украшениями барокко или же вычурного ампира. Прекрасные лепнины гармонично вписывались в общий стиль особняка и придавали ему изящную неповторимость. Словами не передать, как же я была восхищена этим местом. Не зря оно покорило меня с первого взгляда! Пока мы пересекали Веридор, Жак успел многое порассказать о южанах, в том числе и об их особняках, чуть ли не целиком покрытых крикливой позолотой и предсавляющих собой дикое и абсолютно безвкусное смешение разнообразных стилей. Если Жак не соврал, то они не шли ни в какое сравнение с этим произведением искусства!

К моему удивлению, граф Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон делил свое родовое гнездо не на левое и правое крыло и этажи, как обычно делали хозяева дворцов. Лорд Себастьян разбил свой особняк на крылья по выполняемым ими функциям и оформил каждое своим цветом! Например, хозяйские покои располагались в Бордовом крыле, на что указывали цветы, обивка мебели и гардины соответствующего цвета. Я проживала в Опаловом крыле (единственное крыло, названное не просто цветом, а драгоценным металлом. Неужели хозяин не хотел упоминать траур даже в банальном названии?), здесь же располагались все остальные гостевые покои. Какие чувства у меня вызвало известие, что Бесноватый проживает фактически по соседству со мной, точно не скажу, а вот тот факт, что леди Никалаэла пока не пробралась дальше, чем гостевое крыло, меня неожиданно обрадовал, хотя жить со змеей под боком — сомнительное удовольствие. Бирюзовое крыло содержало столовую, бальную залу и одноименную гостиную. Персиковое крыло, соответственно, — Персиковую гостиную и еще несколько помещений для развлечений вроде карточных и настольных игр. Сиреневое крыло отводилось под хозяйственное помещения и комнаты слуг. Золотое крыло растягивалось на три этажа и, пожалуй, было самым важным из всех: здесь находилась многоуровневая библиотека — сердце и гордость Зеленого Горба. Да что там Зеленого Горба! Жемчужина всего юга и предмет зависти соседнего Веридора и заморского Порсула! Кабинет графа, а также его лаборатория, экспериментальная и архив были отделаны в зеленых тонах.

Обойти все это великолепие нам удалось за пару часов, после чего лорд Себастьян заявил, что весь особняк мы уже посмотрели и, если прекрасная леди не слишком устала, можем выдвигаться на улицу. Там нас ждало еще немало красот Зеленого Горба, стоящих внимания: сады с диковинными экзотическими, а также обычными, но от этого не менее прекрасными растениями, с беседками и фонтанами…

— А Черный пруд? — как бы между прочим спросила я.

Граф тут же помрачнел и, смерив меня подозрительным взглядом, процедил сквозь зубы:

— Вот не поленюсь и специально для Жака зелье вечной немоты разработаю…

— Не тратьте время и силы, все равно игра не стоит свеч.

— Почему это? — удивленно вздернул выразительную бровь легендарный вдовец, попутно увлекая меня к лестнице.

— Потому что самый надежный способ заставить человека молчать — отхватить ему голову или же язык. Грубо, кроваво, но действенно, и эффект стопроцентный, так что ни одно зелье не переплюнет. А зачем изобретать что-то, если есть беспроигрышный, к тому же простой вариант получить однозначный результат?

— Логично, — согласно склонил голову лорд Себастьян, и мне даже показалось, что в его взгляде промелькнуло уважение. Или не показалось? Да какая разница, все равно приятно!

Его Светлость, ограничившись этим комментарием и "забыв" ответить на мой вопрос о Черном пруде, хотел было потянуть меня вниз по лестнице к холлу на первом этаже, а потом и на улицу, но уже на четвертой ступеньке я встала, как вкопанная, задрав голову. Мы сейчас были на третьем этаже резиденции, как я думала, на самом высоком. Однако эта лестница шла вверх! Припомнив, каким предстал передо мной Зеленый Горб, когда я вчера подъезжала к нему, я воскресила в памяти помпезного вида купол, играющий ослепительными бликами на жарком южном солнце и возвышающийся над плоскими крышами ровно в геометрическом центре незамкнутой колоннады особняка. Получается, эта лестница ведет прямо под купол!

— А что там? Белое крыло? — предположила я, тщательно осматривая интерьер на предмет цветов и натыкаясь только на различные оттенки белого.

— Не совсем, — каким-то странным голосом отозвался лорд Себастьян. — Видите ли, это тоже в некотором смысле часть южных традиций. Обычно эту часть поместья называют Венчальной, но в Зеленом Горбе к этому месту прочно прицепилось название Невестин Саван. И да, название говорящее, здесь испустили свой последний вздох все мои жены.

От последних слов меня передернуло, но внешне я постаралась не выказать своих чувств, а граф тем временем продолжал:

— Такие Венчальные есть во всех южных поместьях, обычно они располагаются за пределами особняка и представляют собой небольшую часовенку. Только архитектор Зеленого Горба был настолько… оригинален.

— Там проходит обряд венчания? — ровным голосом осведомилась я, мысленно похвалив себя за сдержанность.

— Не совсем, — хитро прищурился легендарный вдовец, отчего-то развеселившись. — Знаете, леди Шамали, мне импонирует ваша невинность и чистота, однако остальной юг вряд ли признает их достоинствами. Согласно местным представлениям, укоренившимся еще во времена язычества, брак закрепляется не перед священным алтарем, а на брачном ложе. Не смотрите так осуждающе, благочестивая леди! Мы не безбожники и, как и веридорцы, произносим клятвы в соборах. Вот только в Веридоре брак считается заключенным после завершения обряда бракосочетания, а южная свадьба не может состояться без двойной консуммации, о которых вам предупредительно поведала леди Никалаэда. Так вы догадались, что находится в Венчальной?

— С-спальня, — тихо выдавила я, невольно краснея. Вот дикий народ! Это ж надо специальное помещение возводить для проведения брачной ночи, да еще и в форме часовни!

— Спальни, — поправил меня граф, акцентировав внимание на множественном числе. — Южные мужья, конечно, позволяют лучшим друзьям проводить первичную консуммацию брака, однако любовников жены в своей собственной постели не терпят. Так что спальни две, правда, разделенные настолько тонкой стеной, что звукоизоляция примерно такая же, как если бы одну комнату разделили ширмой. И да, — лицо Его Светлости неожиданно приобрело шкодливое, истинно мальчишеское выражение, которое не испортила даже мертвенная бледность, — считается, что, вступая в Венчальную, невеста может выйти оттуда только венчанной, причем речь идет совсем не о церковном обряде. Так что, леди Шамали, вы все еще хотите осмотреть данную часть особняка? Я с удовольствием составлю вам компанию.

— Брата позвать не забудьте, — недовольно буркнула я, вырывая руку из его ладони и устремляясь вниз.

Далеко я, правда, не ушла. Лорд Себастьян резво сбежал вслед за мной и, непринужденно обхватив мою талию, легонько прижал спиной к себе, не нарушая правил приличия, ибо в таком положении и на таком расстоянии могли бы оказаться партнеры в танце, но и не давая мне возможности вырваться. В последнем, к слову, особой нужды не было: может, в первую секунду я и хотела выскользнуть из его ненавязчивых объятий, но потом меня окутал его яблочный аромат, напрочь вырубающий сознание и заставляющий разомлеть от одного присутствия самого завидного и одновременно самого несостоятельного жениха всего юга, а может и всего мира.

— Леди Шамали, уверяю, я ни в коем случае не хотел обидеть вас. Что же касается смущающих вас особенностей южных брачных традиций, я готов одобрить любую кандидатуру, которую вы предложите в качестве первого консумматора. До сих пор ни одна из моих невест не выказывала недовольства моим братом. Франсуа красив, чуток и с искренним восхищением относится к прекрасному полу. По его собственному утверждению, не бывает некрасивых женщин. Знаете, наверное, только творческим людям дано не опошлять душевные порывы плотскими желаниями. Я, например, не могу получать от женщины исключительно эстетическое наслаждение. А Франсуа может сразить любую искренним обожанием. Но если вы резко против… Если хотите, место Франсуа может занять ваш слуга, кажется, Азизам. Уж не знаю, насколько он красив — без арафатки его не видел — но он высок, хорошо сложен…

— Давайте обсудим этот вопрос, если назначим дату свадьбы, — нервно прервала его я. Боги, я стою практически в обнимку со своим нежданным-негаданным женихом и обсуждаю качества своего официального любовника! Одно слово — юг!

— Когда назначим дату свадьбы, — коснулся завитков волос, выбившихся из-за уха, его жаркий шепот, заставивший вздрогнуть от разбежавшихся по всему телу мурашек, а в следующий миг ледяные обветренные губы оставили на виске ожог от поцелуя. Как такое возможно, губы холодные, а от поцелуя становится жарко?!

Долго задаваться этим вопросом мне не дали, подхватив под локоток и продолжив спускаться.

Уже в холле лорд Себастьян внезапно остановился и, бросив на меня долгий задумчивый взгляд, вдруг проговорил:

— Знаете, в той Венчальной, кроме двух спален, есть еще одно помещение, под самой вершиной купола.

— И что же в этой комнате? — подстегнуло меня любопытство.

— То, до чего пытаются дотянуться многие охотники до титула и богатства, — усмехнулся легендарный вдовец, только вот в его улыбке сквозила горечь, а я отчего-то почувствовала себя виноватой, да и Азизам с его поисками некстати вспомнился.

— Даже представить не могу, что это, — вполне искренне пробормотала я.

— Мое сердце…

5.8

Что отвечать на такое заявление, я не знала. Буйное воображение вмиг нарисовало картину: демоническая лапища с длинными изогнутыми когтями вонзается в грудь графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон и вырывает бьющееся в предсмертной агонии сердце. Дальше возможны разные варианты развития событий. Самый яркий из них: лорд Себастьян невиданным усилием пронзает насквозь монстра, успевает подхватить свое еще бьющееся сердце и помещает в чудо-шкатулку, обязательно хрустальную, чтобы через стенки все было видно, в которой его сердце томится по сей день, но невиданным образом функционирует. Мда, все же живое воображение — удовольствие не для слабонервных.

— Почему вы мне рассказываете об этом? — придумала наконец я вопрос, после трех минут молчания.

— Хочу, чтобы вы не сомневались в твердости моих намерений, — флегматично отозался легендарный вдовец, и что-то его тон заставил мою интуицию отчаянно вопить о какой-то подставе, которая не заставила себя долго ждать. — Вы помните, как закрываются двери у меня в особняке?

— Конечно: магические замки, магические засовы. Некоторые комнаты не запираются.

— А у двери, ведущей в комнату под самым куполом, уникальный в своем роде замок, единственный механический во всем особняке. Однако же сама дверь опутана чарами, испепеляющими пламенем, максимально приближенным к огню Изначальному, любого, кто дотронется до нее и попытается снять слепок с замка. Поэтому то там не стоит никакой магической следилки, предупреждающей меня или же главу безопасности о неучтенном проникновении, как, например, в не запирающейся на первый взгляд лаборатории. Так вот, прекрасная леди Шамали, — предвкушающим тоном продолжил лорд Себастьян, вытягивая из наглухо застегнутого воротника квезота цепочку и расстегивая ее, — чтобы вы не употребляли сомнительный предлог "если", говоря о нашем бракосочетании, я вручаю вам ключ от своего сердца.

Мне в раскрытую ладошку опустился перстень с немыслимых размеров изумрудом, до сих пор висящий на шее хозяина Зеленого Горба. Казалось, вздумай я надеть его, он закроет всю мою пятерню! Но не размер драгоценного камня напрягал больше всего, а источаемая им магическая энергия! Даже получившая домашнее образование я, весьма поверхностно знакомая с отраслями магической науки, которые не входили в сферу моих способностей, чувствовала, что мне вручили артефакт невиданной мощи, которому действительно под силу выдержать натиск воплощение демонической силы Хаоса — огня Изначального.

— Не вздумайте надевать на палец, — тут же последовал комментарий. — Я понятия не имею относительно вашего резерва, но, поверьте, связываться с этим камушком не рискует даже Гарет, а он внук чистокровного демона, что говорит о многом. Отец предупреждал меня, чтобы старался лишний раз не прикасаться к самому камню, хотя сейчас он в неактивном состоянии. Вставите этот перстень в дверной замок, повернете вправо на три полных оборота — и она откроется. Признаюсь, вы — далеко не первая невеста, которая получила от меня этот дар, и всех я предупреждал, что участь тех, кто попытается залезть в святая святых, будет печальна. Да, в общем, если хорошенечко припомнить, все невесты так или иначе получали этот перстень: кто-то выклянчил у меня, кто-то, не поверите, выкрал! Кому-то я презентовал сам. Знаете, леди Шамали, хоть слава обо мне гремит далеко за пределами южных земель, однако никому, кроме местных, даже в голову прийти не может, что я стоял перед алтарем далеко не со всеми своими невестами и женами их назвать можно назвать только с большой натяжкой, и то только по южным меркам.

— Вы хотите сказать… — не могла я поверить своим ушам.

— Именно, леди Шамали: как я вам уже сказал, если невеста ступила в Венчальную, она станет женой, чей брак дважды консуммирован. Я заставал своих невест на пороге запретной комнаты, тут же вызывал брата и "заключал брак". Бывали и те, кто умудрялся не попасться мне, но я поднимаюсь в самую высокую комнату каждый день, и она любезно уведомляет меня об очередной посетительнице. Далее невеста поднимается в Венчальную уже в нашем с Франсуа сопровождении… ну, а спускаем ее тело тоже мы.

— Неужели не было ни одной, кто сдержал бы любопытство? — кажется, мой голос все же дрогнул, наверно потому, что я совершенно точно знала, что не отношусь к категории тех, кто не прыгнет в омут из-за этого самого "не порока", даже если на кону окажется моя жизнь. Будь это не так, меня бы здесь не было!

— Ну почему же, — пожал плечами лорд Себастьян, — были и такие, но, как вы можете судить по моему статусу вдовца, это не спасло их от печальной участи. Поэтому-то я убежден, что комната под самым куполом е имеет отношения к гибели моих невест, и отдаю этот перстень вам.

— А как комната "уведомляет" вас о посетительницах? — задала я еще один немаловажный вопрос.

— А вот об этом, прекрасная леди Шамали, вы узнаете, только если рискнете поторопить наше бракосочетание, — улыбнулся граф, и почудилось в его улыбке мне что-то плотоядное.

И после всех этих заявлений этот непонятно чем довольный мужчина как ни в чем не бывало повел меня на свежий воздух и продолжил показывать красоты Зеленого Горба!

Стоит ли говорить, что насладиться живописными видами, разнообразием сада и фонтанами, претендующими на звание произведений искусства, в полной мере я не смогла?

5.9

Каким бы радушным хозяином ни был граф Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон, провожать меня к Черному пруду он отказался, признавшись, что ему тяжело находиться в том месте, где он лет двадцать назад нашел безмятежно спавшего отца, чьи глаза закрылись навсегда. Мне показалось странным, что Его Светлость не упомянул о том, что возле того же пруда пропал без вести старший из сыновей сэра Гвейна Благородное Сердце, а от несчастной невесты наследника графского рода осталось только залитое кровью белоснежное платье и необратимое проклятие. Однако решила в душу графа не лезть и прогуляться до пруда самой, попутно обдумывая тот небольшой пласт информации, что все таки выдал хозяин Зеленого Горба относительно этого примечательного места.

Итак, у подножья холма, на котором возвышалось родовое гнездо графов Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон и в честь которого оно, собственно, и было названо, анезапамятных времен протекала звонкая речушка Арана. Никто уж точно не помнил, кому и чем не угодил перекинутый через нее мост. Как бы там ни было, лет триста назад, не меньше, недалеко от Зеленого Горба ее засыпали землей, по которой свободно переходили с одного "берега" на другой и пешком, и верхом, так, что река продолжала течь по подземному тоннелю и ее поток вырывался под солнечные лучи в километре от ближайшего к особняку места. А у другого конца земляного "моста" сам собой образовался Черный пруд, чьи воды круглый год отливали чрнотой, опять же по неизвестной причине. И все по той же неизвестной причине со временем по краям этого пруда распустились прекрасные лилии белее снега, о котором в этих краях только слышали, но мало кто видел это зимнее чудо. Северянку снегом, конечно, не удивить, но, я думаю, белоснежные лилии, цветущие вреди черных вод — зрелище волшебное. Хотела я взглянуть и на притаившийся под крутым обрывом омут. Нет, кидаться в него головой я не собиралась! Но интересно же, куда меня с завидным постоянством Боги посылают!

"Коли страх не гложит сердце,

В омут, графская невеста!" — словно мантру, твердила я, бодрым шагом двигаясь в указанном графом направлении.

Как оказалось, не все представители рода Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон не могли переносить Черный пруд. Еще издали я заметила фигуру, судя по дублету и развороту плеч, мужскую, спокойно так сидящую ко мне спиной, свесив ножки с пресловутого обрыва. Опознав по копне вьющихся локонов цвета спелой пшеницы личность любителя прудов и лилий, я немного поменяла траекторию движения и стала аккуратно пробираться ближе, скрываясь за пышной растительностью, что, к счастью, цвела здесь буйным цветом.

Правда, Франсуа навряд ли обратил бы на меня внимание, даже если бы я не таилась. Как истинный трубадур, он в порыве вдохновения полностью отдавался своей музе, в упор не видя ничего вокруг. На этот раз не только пальцы "слепого" менестреля умело ласкали лютню, рождая невероятную музыку, которую раз услышишь — и никогда больше не забудешь, он и сам пел, негромко, чувственно, словно вливая в каждое слово собственные чувства, кипевшие глубоко в душе, хотя песня была явно не о нем.

Ну ничего себе… это о ком он, если не секрет? Хотя какой тут секрет! Из всех официально живых демонов с подтвержденным статусом полукровки здесь, слава Богам, обитает только Бастард Тьмы! Внезапно вспомнился обрывок воспоминаний Бесноватого, где он в разговоре с сестрой упоминает свою единственную. Где же она? Почему ей было необходимо изуродованное лицо Гарета? И при чем во всей той истории был лучший друг Бесноватого?

Однако все эти вопросы разлетелись стайкой испуганных птичек от увиденного: еще несколько минут поперебирав струны, Франсуа тяжко вздохнул, отложил любовь всей своей жизни, заменившую ему любовницу, стянул с себя повязку и…

Соскользнул с обрыва прямо в омут!!!

5.10

Первым моим порывом было заорать во всю глотку и, вереща, как недорезанный поросенок, припустить к Зеленому Горбу с громогласными призывами о помощи. Но потом в процесс генерирования мысли включился разум, резонно заявив, что мои крики все равно уже не помогут утопленнику. Омут его уже не отпустит, а вот на меня могут не много не мало повесить умышленное убийство! Доказывай потом тому же Бесноватому, который тут вроде как за безопасность отвечает, что это не я столкнула Франсуа с обрыва, а он сам решил свести счеты с жизнью!

И убраться бы мне отсюда поскорее, чтобы — не дайте Боги! — никто не увидел. Но вся моя недолгая жизнь до сих пор свидетельствовала о том, что любопытство меня однажды погубит. Вот и сейчас я не смогла просто развернуться и уйти, не попытавшись выудить хоть каплю информации о самом, на мой взгляд, мутном персонаже всей этой истории с проклятьем графского рода. Воровато оглядываясь, я стремительно подошла к тому месту, где так недавно сидел сладкоголосый певец, опустилась на корточки и, внутренне дрожа от волнения и нетерпения, взяла в руки ажурную повязку. Лорд Франсуа всю жизнь носил нечто подобное, а уйти из жизни решил с развязанными глазами? Хм… Ладно, не моего ума дело, в конце концов, у каждого свои тараканы в голове.

Глубоко вздохнув, я призвала свой Дар и с головой нырнула в воспоминания… Темные, как самый настоящий омут…

***

Подвал. Кромешную тьму разгоняют только подвешенные под самым потолком тусклые магические светляки, но их скудного свечения хватет, чтобы разглядеть нетривиальное действо: двое молодых людей привязывают третьего за руки к балке на потолке. Бросив взгляд вокруг, я едва удержалась от вскрика, хотя даже если бы и произнесла что-то, меня все равно не услышали бы… Это была пыточная! Плети, металические щипцы, кандалы… Боги, что я здесь делаю?!

— Ты крепче вяжи, Змей! — говорит тот, что держит несчастного под мышками, пока его подельник возится с веревками наверху. — Может, с кандалами надежней было бы? А то еще накинется, а мне мое достоинство дорого.

Тут раздалось протестующее мычание, и я с ужасом поняла, что тот, кого привязывали, в сознании и до сих пор молчал, потому что ему заткнули рот. Приглядевшись к нему, я практически точно могла сказать, что это Франсуа: его невысокий рост, хрупкое сложение, буйная копна волос… А потом мой взгляд перешел на того, кто привязывал, и сердце мое заледенело. Если насчет Франсуа я еще могла допустить вероятность ошибки (ничтожно малую вероятность, ведь я перенеслась в его воспоминания, а другие двое были выше него минимум на голову), то спутать с кем-то этого было просто невозможно. А все потому что я не знаю ни одного другого мужчины, который носил бы волосы ниже колена, кроме нынешнего графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон!

— Все выдержит, — отмахнулся от собеседника лорд Себастьян, опуская руки. — Рви давай!

Далее я во все глаза смотрела, как двое молодых мужчин рвали в клочья одежду на Франсуа, оставляя его полностью обнаженным! Только я собиралась порадоваться, что в подвале темно, хоть глаз выколи, как лорд Себастьян поманил вниз один из светляков, чтобы его лучи падали на связанного брата. Боги… чтобы не глазеть на раздетого парня, я устремила свой взор на будущего легендарного вдовца. А посмотреть было на что: оказывается, до того, как безутешная невеста наслала проклятие на весь графский род, младший сын сэра Гвейна Благородное сердце был весьма привлекателен. Не писаный красавец, конечно, но его внешность была по-своему интересной. Он был похож на своего отца, чей портрет в полный рост я не так давно изучила в одной из гостиных Зеленого Горба, однако черты его были жестче, острее и чем-то неуловимо напоминали хищника. Было в его внешности что-то угрожающее, вызывающее первобытный ужас на какой-то животном уровне и в то же время завораживающее… Неотвратимо смертоносное и ядовито прекрасное… Может, он и сейчас был таким, просто под "мертвецким" налетом не разглядеть?… А глаза? Интересно, какого цвета у него были глаза до того, как выцвели? Увы, во мраке не разобрать.

— А если он обернется? — снова подал голос тот первый.

— Подвал большой, — меланхолично отозвался лорд Себастьян, опускаясь на колени прямо на пол, протягивая вперед руки и… мамочки, даже думать не хочу, что он там щупает и во что так плотоядно всматривается! — Черт, он уже готов, ты посмотри!

— Еще чего! Я, знаешь ли, не по этой части, — фыркнул тот в ответ. — До сих пор удивляюсь, что ты меня в это все втравил.

— Я могу, — самодовольно ухмыльнулся лорд Себастьян. — Давай активнее! Чего ты там у него по спине руками шаришь?! Давай ниже!… Вот-вот…

Глухой то ли стон, то ли всхлип огласил весь подвал, а далее последовал и торжествующий клич Себастьяна:

— Чешуя! Черт, он чешуёй начал покрываться! А глаза, глаза!

И, прежде чем я успела что-то сообразить, он резво вскочил на ноги и сорвал с глаз брата ту самую повязку, которую я сжимала в руке на берегу Черного пруда недалеко от проклятого омута, и мой взгляд встретился с затуманенным взором Франсуа… Словно в омуты, я заглянула в два больших чернющих глаза темнее самой Тьмы, и их чернота затянула меня в другое воспоминание…

5.11

После такого "увлекательного" путешествия в прошлое я уж готовилась попасть в воспоминание о каких-то непотребствах, истязаниях или чего еще более изощренного, до чего мое неискушенное сознание само бы ни в жизнь не додумалось, так что перемещение в самую гущу траурной процессии на таком фоне воспринималось как нечто обыденное и даже банальное.

Как несложно догадаться, в последний путь провожали сэра Гвейна Благородное Сердце. Во главе процессии по традиции несли открытый гроб с почившим, сразу следом — наследник. Не удержавшись, я скользнула к лорду Себастьяну, и меня обдало горячей волной раздирающих его чувств. Ого… а я и не подозревала, что могу через чужие воспоминания ощущать чувства окружающих! Или, может, это потому что чувства юного графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон. Внешне высокий, стройный, даже несколько худой, юноша, у которого только-только начал пробиваться пушок над верхней губой (лет шестнадцать, не более!), выглядел идеально спокойным и держался с достоинством, подобающем его статусу и положению. Но я то чувствовала, что в душе он захлебывается слезами от горя. Его водянистые глаза, видимо, уже начавшие тускнеть (странно, ведь свадьбы и, соответственно, проклятия, еще не было…) неотрывно смотрели на лицо отца, который, казалось, в самом деле просто уснул и, судя по тронувшей губы легкой улыбке, видел прекрасный сон. Кажется, до меня долетали даже мысли Себастьяна… Он вспоминал, как отец часто был недоволен им, говорил, что сыновний азарт ученого до добра не доведет и что он за исследовательским интересом забывает о чести и морали, вздыхал о том, что младший так безответственно относится ко всему, что не относится к его опытам и экспериментам. И в то же время сэр Гвейн гордился им. Отец говорил об этом редко, но от этого каждая его похвала была еще слаще и желаннее. Жак по секрету рассказывал молодому хозяину, что граф ставит в пример другим сыновьям жажду знаний Себастьяна, его прилежание и пытливый ум. Франциск, конечно, бесился от этого, а Франсуа просто пропускал мимо ушей, попутно искренне соглашаясь с отцом.

Кстати, об этих двоих… Я отыскала взглядом Франсуа, как всегда с повязкой на глазах, а вот Франциска нигде не было. Неужели шарится в кабинете отца вместо того, чтобы проститься с ним навсегда? Вернувшись к среднему сыну сэра Гвейна, я попробовала услышать его мысли или ощутить чувства… и ничего! Я попробовала раз, второй, третий… Глухая стена! Что ж это такое? Почему я смогла почувствовать Себастьяна, а его брата — нет?!

Сосредоточившись, я прислушалась ко всей процессии, чтобы понять, кого я еще могу так странно ощутить, кроме нынешнего графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон. И я услышала еще одного! Просто таки кожей услышала, как и положено моей змеиной натуре! Услышала… что?!

Устремляя взор в конец вереницы людей, я уже знала кого увижу. Насколько я знаю, на юге, также как и в Веридоре, принято, чтобы вдова почившего шла под руку с наследником сразу за гробом, но невысокая хрупкая леди в платье цвета скорби, с траурным крепом, спускающимся ниже талии, решила пренебречь этими правилами, скорее всего потому что у нее не хватало моральных сил держать лицо… а может она не считала это нужным. Супруга сэра Гвейна плакала навзрыд, пряча лицо на груди у своего кавалера и все еще держась на ногах только благодаря его поддержке. Зная южные традиции, можно было предположить, что леди так ведет себя с ним, потому что он был вторым консумматором брака, а значит, после смерти законного мужа оставался покровителем безутешной вдовы. И вот этот, с позволения сказать, человек, легендарный Страх и Ужас всея Веридора и северных земель впридачу, на юге более известный не как Тринадцатый Принц Веридорский, а просто как Гарет, начальник охраны Зеленого Горба и побратим сэра Гвейна Благородное Сердце, сейчас с немалым удовольствием поглаживал по тонкой талии его рыдающую жену и, смотря вслед гробу с телом своего лучшего друга, чувствовал… облегчение!

5.12

Выдернуло меня из чужих воспоминаний неожиданно. Раньше я все время медленно выплывала из дебрей своего Дара сама, а сейчас… Рывок! И спустя одно мгновение кромешной тьмы я снова в своем теле, которое, между прочим, немилосердно трясли!

— Вы… Вы что делаете?! — немного запинаясь, воскликнула я и, открыв глаза, увидела таки того, кто так бесцеремонно обращался с гостьей.

— Это вы что делаете?! — не отставал от меня в выражении своего гнева хозяин Зеленого Горба. — Так и знал, что нельзя вас никуда пускать одну!

— А не много ли вы на себя берете? — решила похорохориться я, тщетно пытаясь вывернуться из клешней лорда и попутно удивляясь, как в таком дохлом на вид теле может скрываться просто таки нечеловеческая силища. — В своем доме распоряжайтесь, сколько душа пожелает, но здесь уже не территория вашего поместья!

Граф пару мгновений сверлил меня своими жуткими стеклянными глазами, а потом внезапно ухмыльнулся и, наклонившись практически к самому моему уху, доверительно прошептал:

— Красавица моя, на всей этой земле один хозяин. Я! Могу без ложной скромности сказать, что практически весь юг — моя вотчина и что моих денег и влияния хватит, чтобы заставить плясать под свою дудку знатнейших и состоятельнейших людей, что уж говорить о маленькой бедной дворяночке, у которой, судя по всему, за спиной ни гроша, ни тем более богатой влиятельной родни. Ты ехала в монастырь? Зачем? В лучшем случае, чтобы рухнуть на голый пол коленями перед образами и слезно умолять Единого ниспослать тебе хоть какого мужа. Не красавца, не молодого, не богача, не знатного, да даже не доброго. А просто какого-нибудь! Жизнь с ним, конечно, будет никакая, но она хотя бы будет… А в худшем случае ты собиралась похоронить себя под одеждами монахини, ибо лучшей участи для тебя просто нет, разве что содержанки. Ведь в Веридоре не принято жениться на бесприданницах, как бы очаровательны и прекрасны душой они ни были.

— Поэтому вы и предложили мне стать вашей женой. Потому что считаете, что ничего хуже в моей жизни уже случиться не может?! — выплюнула ему в лицо и, все-таки вырвавшись и не дожидаясь его ответа, прошипела под стать своей змейке. — Не смейте угрожать мне! А еще раз намекнете мне на то, что вольны распоряжаться здесь всем, даже гостьями, нарветесь на еще одно проклятие! Готова подписаться под каждым словом своей несчастной предшественницы: если уж графьям Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон под силу купить всех и вся, пускай попробуют выкупить у смерти жизнь хоть одной своей невесты!

С этими словами я рывком развернулась и бросилась прочь, практически срываясь на бег и едва сдерживая клокочущую в груди ярость. Нет, все, крадем с Азизамом этот чертов артефакт и валим куда подальше отсюда, даже любопытство свое усмирить смогу! И плевать на намерения Богов и беспокойные заверения второй сущности, что где-то в этом гадюшнике затаилась моя пара!

5.13

— И что это такое сейчас было? — иронично вздернул бровь немой свидетель этой сцены, несмотря на свою во всех смыслах примечательную личность, неведомым образом остающийся незамеченным всегда, когда ему это было выгодно.

— Не знаю, — резко выдохнул Себастьян, внезапно устыдившись собственной вспышки и отчего то не решаясь встретиться взглядом с другом. — Я не знаю, что со мной, Гарет. Просто когда увидел, как она с закрытыми глазами наклоняется вперед, свешивается с обрыва и каким то чудом пока еще не летит навстречу омуту, у меня все в глазах потемнело. Я ведь не думал, что она все-так придет сюда. Вот зачем, скажи мне?! Зачем специально приходить на то место, где люди пропадают без вести или умирают при странных обстоятельствах?!

— Дурная слава порой привлекает куда больше, чем добрая, — усмехнулся Бесноватый, неслышно подходя к краю и, пользуясь тем, что Себастьян отводит взгляд, незаметно столкнул в омут лютню, оставшуюся от сладкоголосого певца.

— Что ж она в таком случае не ломанулась в тайную комнату под куполом?

— А нечего было сразу все карты раскрывать. Промолчал бы про Невестин Саван и про то, что ступившая в Венчальную становится, собственно, венчанной в кратчайшие сроки, и птичка бы сама вспорхнула в клетку.

— Это подло, — мотнул головой Себастьян, прогоняя подальше мысль, что так, наверное, было бы проще всем… и вдруг рухнул на колени, как подкошенный.

Казалось бы, дикая боль должна была уже стать привычной за столько лет, но молодому графу казалось, что с годами терпеть становится только тяжелее. К тому же в последнее время вспышки случались все чаще, прямо пропорционально влияя на частоту бракосочетаний.

— Совсем плохо, — Гарет, единственный, кто знал о его тайне и всегда был рядом, периодически снимая боль одному ему ведомым способом, присел рядом с ним на корточки и ободряюще сжал руку. — Рановато что-то на этот раз… вовремя невестушка нарисовалась.

— Нет! — оборвал его Себастьян, и сам удивился, как сильно прозвучал его голос. — Гарет, может, хватит уже… Я не могу. Каждый год одно и то же. Не надо, я уже давно смирился со своей смертью, в конце концов так жить невыносимо… Жить, зная, что ты еще год будешь дышать, потому что очередная девушка испустила дух у тебя в объятиях…

— Ты же вроде не верил в проклятие, — недовольно поморщился Тринадцатый Принц Веридорский, легко поднимая Себастьяна на руки и унося в сторону задних ворот графского особняка.

— И сейчас не верю. Но, Гарет, она… Она не должна погибнуть! Я умираю. От проклятия или же от чего-то другого неважно. В конце концов, это я виноват перед Никалаэдой, или же это просто кара Богов, опять же, для меня. В любом случае умереть должен я, а не кто-то другой.

— Женился бы ты уже на Никалаэде, авось, не померла бы! — не выдержав, Бесноватый даже сплюнул с досады.

— Гарет, она не виновата, — в который раз начал было оправдывать прекрасную южанку, и снова его оборвал едва сдерживаемый демонический рык.

— Вот не начинай снова эту песню! Ладно, демон с этой стервой, но вот мысли о том, чтобы добровольно самоубиться ты мне брось! Как я буду в глаза твоему отцу смотреть, когда все же соизволю отправиться в Царство Мертвых?!

— Спасибо, Гарет, — только и отвечал Себастьян, блаженно прикрывая глаза и чувствуя, как боль начинает отпускать.

5.14

Отыскался Азизам предсказуемо… в конюшне! Уж не знаю, почему любители низкопробных бульварных романчиков в пошло-любовным уклоном и сходным сюжетом так тяготеют к этому месту и считают его идеальным для уединения страстных любовников. Как по мне, так не ровен час конюх застукает или другая пылкая пара, да и пованивает. Мой подельник, видимо, придерживался другой точки зрения, ибо самозабвенно лобзал нежные губы и мял внушительные достоинства женской фигуры, когда я, через лошадиное ржание заслышав пыхтение, решила заглянуть проверить, не мой ли слуга развлекается. И я бы даже обломала кайф этому мартовскому котяре… если бы не узнала со спины невероятно светлые, практически белоснежные длинные локоны, придающие еще больше сказочности владелице. Боги, а я ее еще леди называла…

Прерывать их я передумала, но и уходить не собиралась. Притаившись за стойлом и стараясь не фантазировать на тему того, что происходит с той стороны, я принялась ждать, когда вздохи напополам со вскриками наконец умолкнут и начнется разговор. Должны же они перекинуться хоть парочкой слов.

Мои ожидания оправдались, и спустя минут десять — пятнадцать я услышала, как эта… "эльфийка" сквозь прерывающееся дыхание шепчет моему слуге:

— Так вы с этой девчонкой не любовники?

— И не были никогда, — откликается Азизам. — А если бы и были, то после такого я на нее и не покосился бы.

— Да, эта соплячка мне не соперница, — самодовольно фыркнула Никалаэда. — Хороша она, нечего сказать, но со мной не сравнить, так ведь?

— Да вас рядом и не поставить! — горячо заверил ее мужчина, а мне почему-то захотелось улыбнуться, словно Азизам только что сделал мне комплимент.

Впрочем, южанка никакой иронии в его ответе не углядела и продолжала мурлыкать:

— Скажи, она приехала сюда, чтобы выскочить за графа? И не боится проклятия?

— Да малахольная она! — вдруг выдал слуга. — Ей бы хоть на какое место рядом с графом метить: хоть рядом с ним перед алтарем, хоть под боком у него в постели. А ей, видите ли, мертвяк не люб!

— О, это она зря… Хотя, возможно, я бы тоже побрезговала Себастьяном, если бы не видела графа до того, как проклятье изуродовало его.

— Так правду челядь говорит, ты и есть та невеста, наславшая проклятие на графский род?

— Она самая, — охотно призналась Никалаэда.

— И как же Его Светлость в таком случае держит тебя у себя под крышей? — удивился Азизам.

— Благородный, — презрительно выплюнула южанка. — Совесть, видите ли, его заела за то, что он хотел на мне жениться, когда я другого любила.

— И кого же ты любила, если не секрет, — жарко зашептал мужчина, и мне даже поворачиваться не надо было, чтобы понять, что он делает, одних звуков с головой хватало!

Только я начала беспокоиться, что Азизам такими темпами ее очень сильно отвлечет от вопроса, и ответа нам так и не дождаться, как "эльфийка" умудрилась выдохнуть между поцелуями:

— Франсуа…

5.15

Занавес!

Боги, какой пассаж! Прекрасную леди против ее воли силой выдают за наследника знатного и богатого рода, потом ненавистный жених волею судьбы сменяется менее ненавистным братом первого, но все же не любимым, а покорил сердце прелестницы не кто иной, как третий брат… Бывает же такое, из всех лишь один приглянутся, и тот асексуальный! Вот непруха! Да, злая я.

— Уж не поэтому ли ты хочешь выйти замуж за лорда Себастьяна? Чтобы затащить в постель его братца?

— А вот это уже не твоего ума дело, — осадила его «эльфийка», судя по звукам, поднимаясь и отряхивая платье. — Много вопросов задаёшь, а ты мне не для разговоров нужен.

— А для чего же, прекрасная госпожа? — картинно удивился Азизам.

— Для того, чтобы благородства графа хватило до венца, — туманно отвечала южанка и гордо прошествовала к выходу, как будто это не она только что оббилась на сеновале с первым встречным, к тому же ещё и слугой.

Я даже на несколько секунд засмотрелась ей вслед, в душе немного завидуя царственной осанке и величественной поступи. Из мыслей меня вырвал насмешливый шепоток Азизама:

— Все слышала?

— И даже то, что не хотела бы, — не растерялась я, поворачиваясь у мужчине, который как раз оправлял последнюю деталь своего туалета, то есть арафатку, и не удержалась от вопроса. — Зачем ты закрываешь этой тряпкой лицо?

— На всякий случай, вдруг кто внимательный попадётся, — уклончиво отвечал Азизам и тут же перевёл тему. — Ты что-нибудь про артефакт разнюхала?

Мгновение я сомневалась, рассказывать ему про тайную комнату и вручённый мне ключ или нет, но потом решила, что все равно узнаёт, не от меня, так от Жака, и выложила ему все, как на духу… Только о видениях, пришедших после того, как сжала в руке повязку Франсуа, умолчала.

— Слушай, — озадачено протянул слуга. — Так это же выходит почти как в сказочке.

— Какой сказочке? — не поняла я.

— Есть в Веридоре одна такая народная, называется лорд Сирус Синий Ус. Мол, жил не тужил, злато копил да каждый год по новой женился, ибо все его жены мёрли с пугающей скоростью. Потом вышла за него очередная бесстрашная, до денег охочая, а он ей говорит, мол, доверяю тебе ключ от комнаты, в которой лежит самое дорогое, что у меня есть, но заходить туда не вздумай, а ослушаешься — пожалеешь. И что ты думаешь? Эта ушлая девица залезла в тайную комнату, а там — опа! — складированы тела ее предшественниц!… Ник… Ник, ты чего побледнела так? Плохо?

Плохо? Да нет, мне было не плохо. Мне было просто отвратительно! Я же сразу все это себе в красках представила…

— Ник! Ник, да ладно тебе, это всего лишь сказка! — пытался достучаться до меня Азизам. Вот не везёт сегодня моему несчастному телу, второй раз за день его уже так нещадно трясут. — Ник, ну хочешь, давай проверим.

— Ни за что! — тут же отмерила я. — Я в эту Венчальную не сунусь!

— Да я не об этом, — махнул рукой подельничек. — Хотя об этом тоже подумай. Уверяю тебя, та горячая леди, что совсем недавно чуть ли не силой затащила меня на сено и тут же оседлала, о-о-о-очень хочет замуж за графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон и наверняка всю эту Венчальную уж исходила вдоль и поперёк, дабы кто-то наконец соизволил провести с ней консуммацию брака. Только она, почитай, здесь чуть ли не все эти годы, что над графским родом тяготеет проклятие, а брачные оковы на себя все никак не наденет. О чем это говорит? О том, что из каждого правила есть исключения. Кстати, ты вот ещё что: с этой Никалаэдой будь поаккуратнее. Согласись, если не брать в расчёт проклятие, есть основания полагать, что она может быть причастна к гибели графских невест.

— Думаю, лорд Себастьян и Бастард Тьмы не дураки и как-нибудь за столько лет дошли до этого, а раз она здесь, то они уверены, что она ни при чем, — не согласилась я.

— Лорд Себастьян страдает благородством. А что касается Бесноватого, то откуда нам знать, что у него на уме? Ты сама пораскинь мозгами: лорд Себастьян не соблазнился даже Никалаэдой, а там — без обид! — есть на что клюнуть. Все слуги говорят, что у графа нет любовницы, у него одна страсть — наука. А если он так и не женится на более-менее приличный срок со всеми вытекающими, то что?

— Что?

— А то! Наследники, Ника! — словно маленький девочке, начал разъяснять мне Азизам. — У лорда Себастьяна не будет наследников! Также как и у его бестолкового с точки зрения продолжения рода братца! А если идёт путаница с наследованием, начинается хаос и разруха. Я тебя уверяю, Гарет отхватит себе тут кусок, да и гибель сильного знатного южного рода выгодна Веридору…

Он говорил мне что-то ещё, но я уже не слушала. Просто на миг в сознании вспыхнула дельная мысль, и я поспешила ее ухватить и развить. Дар не зря подталкивал меня стянуть с прекрасного певца повязку и увидеть его глаза. Жак говорил, что у Франциска, также как и сэра Гвейна Благородное Сердце были изумрудные глаза, у супруги графа то ли голубые, то ли серые, в видении точно не разглядела. А у Франциска были чернющие очи темнее самой Тьмы — фамильная черта правящей династии Веридорских. И рожденный вне брака бастард сэра Гвейна всю жизнь носил повязку, чтобы никто не понял… И кажется, у Бастарда Тьмы действительно есть мотив, чтобы не дать Себастьяну стать Счастливым отцом и оставить единственным наследником Франсуа… Своего Франсуа.

5.16

— Но да демон с Бесноватым, — между тем продолжал разглагольствовать Азизам. — Вообще я имел в виду другое, когда предложил проверить, воплотилась ли кошмарная сказка в жизнь. Ник, мы должны разорить графский фамильный склеп!

— Что???!!! — нет, после предложения обокрасть легендарного вдовца, я много ожидала от своего сообщника, но это…

— Склеп, Ника! Ведь, если до сих пор никто не нашел артефакта, он либо и правда в той тайной комнате, либо сэр Гвейн Благородное Сердце в буквальном смысле унес его с собой в могилу! Заодно и поглядишь, на месте ли тела несчастных графских невест.

— Азизам, ты совсем сдурел?! Я не полезу на кладбище шарахаться по склепам и взламывать гробницы! Да я вообще мертвецов боюсь!

— Да ладно заливать, тут в Зеленом Горбе поднятый упырь заправляет и разъяренный демон во плоти шастает! Ника, бояться надо не мертвых, а живых, — глубокомысленно закончил мужчина и, не дожидаясь новых протестов с моей стороны, категорично заявил. — Через три недели, в последнюю ночь месяца, идем громить местную усыпальницу. Без тебя я не справлюсь, так что возражения не принимаются. Не дрейфь, красотка, быстрее кончим с этим — быстрее свалим в счастливое будущее… совместное, — усмехнулся мой собеседник, а я вдруг вспомнила кое-какие вопросы, еще с утра накопившееся…

Развернувшись поудобнее и, растянув губы в нежной улыбки, я со всей силы отвесила Азизаму подзатыльник!

— Эй! За что?!

— За концентрированную настойку от беременности, — просветила я этого дамского угодника, и тут же сделала ход конем. — И за фингал под глазом.

— А фингал то здесь при чем? — недоуменно приподнял брови Азизам, у которого, кстати, благодаря демонической регенерации остался только едва различимый желтоватый след от синяка, который и не заметишь, если не знать, что и где искать.

Я подозрительно прищурилась, стараясь поймать его на лжи, но и интуиция, и змейка, попутно оценивающаяся физиологические показатели, такие как биение сердца и частота дыхания, хором заявляли, что мужчина не притворяется, а значит, это не он наведывался ко мне ночью. Что ж, остаются только Бесноватый или граф. Мда уж, впечатляющая перспектива…

— Откуда синяк? — уже более миролюбиво осведомилась я.

— На дверь налетел, — не моргнув глазом, заявили мне. И почему я не удивлена? — А насчет настойки, это мера необходимая. Не хотелось бы пополнять популяцию южан, да и тебе полезно будет.

— Мне?! — подавилась я собственным возмущением.

— Тебе — тебе. Да будет тебе известно, если немного изменить пропорции в изначальной формуле, конкретно это противозачаточное может превратиться в зелье ровно противоположной направленности. Подозреваю, местная красавица не упустит шанса забеременеть, а потом будет давить на благородство лорда Себастьяна, чтобы не оставил дитятко без отца. Поэтому не спи и не давай ей занять пальму первенства!

"Да я могу хоть в спячку уйти, это ничего не изменит — Его Светлость сам активизируется и собственнические замашки проявляет!" — мрачно подумала я, но спорить с Азизамом не стала.

6.1

Поскольку до запланированной самоволки на местные погосты был практически месяц, я пока вздохнула спокойно и принялась за изучение библиотеки Зеленого Горба. Азизам одобрил мое рвение, наказав проштудировать все фолианты по артефакторике на предмет заметок или записей, сделанных рукой сэра Гвейна. Я добросовестно выполняла поручение, однако уже шла вторая неделя поисков, а результат был по-прежнему отрицательный. Зато я не раз встречала записки, явно давно оставленные лордом Себастьяном в книгах. И странное дело, все они начинались либо "Черт….", либо "Малыш….", а далее шли бытовые просьбы, напоминания, назначение встречи и прочая ничем особо не примечательная информация. И если насчет второго я еще могла предположить, что эти послания адресованы возлюбленной, то вот насчет "черта"… Что-то не замечала я за хозяином Зеленого Горба привычки чертыхаться. Хотя, помнится, в воспоминаниях Франсуа лорд Себастьян дважды помянул черта. Возможно, этот грешок водился за ним в юности и со временем ушел, но чтобы чертыхаться и на бумаге…

В конце концов я решила расспросить Жака по этому поводу, на что получила ошеломляющий ответ:

— Да не чертыхался молодой хозяин никогда, это он так брата своего старшего называл.

— Что?! — не поверила своим ушам я.

— Ну так Черт — прозвище Франциска. Оно и правильно, шальной был с детства, аки бесенок, с малолетства к нему прицепилось, так и братья переняли. Франсуа вот Малышом звали, потому как в нем магия темная с рождения живет, от матушки, гутарили, досталась. А темные же и живут в два раза дольше светлых, а то и больше, да и внешне взрослеют медленнее. Вот лорду Франсуа сейчас, почитай, тридцать восьмой годок идет, а на вид больше двадцати не дашь.

— А Себастьян, слало быть, Змей…

— Вестимо так! Это его Франциск так за манеру боя называл. Уж как старший сын лорда Гвейна был искусен с оружием, а все же, если б случись им с Себастьяном сойтись в нешуточной схватке, так и не скажешь, кто победителем выйдет. А все потому, что младший, хоть по силе уступает, быстрый, верткий, хитрый, и удар у него все четкие, идеально выверенные.

Сразу вспомнились собственные доводы, что Франциск, очень может быть, в прямом смысле был "чертом", раз его с демоном Азизамом перепутал сам Бесноватый…

Бастард Тьмы. С того дня я боялась его еще больше. Стоило мне завидеть поблизости высокую плечистую фигуру начальника охраны, я тут же сбегала куда подальше. А все потому что я помнила, зачем на самом деле приходила в Храм Мрачного и потом увязалась следом за Жаком и Азизамом. Я искала убийцу брата, и, возможно, Боги действительно привели меня к нему. Галахат сгорел дотла в демоническом пламени, и Азизама я заподозрила только из-за случайно подслушанного разговора, ничего в сущности не доказывающего, и его адской сущности. Но вот передо мной брат умершей великой королевы Веридора, имеющий право претендовать на престол. Да, судя по слухам и по моим ведениям, он действительно любил Пенелопу и никогда не помышлял сместить ее с трона… Но как бы Бесноватый ни был привязан к племяннику, родной сын ему, конечно же, дороже. Водрузить корону Веридора на голову единственного наследника рода Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон, этим фактиески объединив королевство и южные земли, — гениальный политический ход. Отсюда вытекает один единственный вопрос: почему тогда лорд Себастьян до сих пор жив? Ответ я предполагала: в память о возлюбленной.

Бастард Тьмы изуродовал собственное лицо до неузнаваемости, чтобы, если Франсуа, повзрослев, стал бы похож на него, никто бы уже не мог заподозрить между ними сходства. В первую очередь его лучший друг. Гарет так и сказал Пенелопе: "Я не хочу калечить ее жизнь еще больше. И никогда не отравлю ядом жизнь Гвейна. Он простит, я знаю. Он не был бы Благородным Сердцем, если бы не простил. Я сам себя не прощу, Пенни! Навек изувеченная морда — малая плата за спокойствие и счастье моих близких. Единственных людей, кто дорог мне, кроме тебя, сестрица".

Боги, и это ему я собиралась мстить! Да мне смотреть на него страшно, и не только из-за своих предположений, которые пугающе походили на правду. Просто каждый раз, стоило нам встретиться друг с другом взглядом, моя змейка замолкала, словно парализованная его силой, а в глубине его чернющих глаз темнее самой Тьмы вспыхивало завораживающее пламя…

6.2

Я наивно полагала, что мне удастся избегать Тринадцатого Принца Веридорского до того счастливого дня, когда наконец уберусь подальше от Зеленого Горба с его тайнами и интригами, а потом и вовсе буду вспоминать о встрече с ним, как о самом страшном в жизни сне. Конечно, Гарет продолжал прожигать меня взглядом на ежедневных трапезах и даже пару раз порывался отловить меня в особняке, но я в самый ответственный момент, укрывшись в каком-нибудь неприметном уголке, оборачивалась змейкой и проворно уползала.

Не знаю, сколько бы мы так играли в догонялки, если бы однажды во время "погони" я не застопорилась, услышав с улицы невероятной красоты мелодию. Не веря своим ушам, я подлетела к окну и во все глаза уставилась на… Франсуа! Нет, конечно, меня насторожило, что так долго никто не поднимает шум из-за пропавшего менесреля, а он, слава Богам, жив… Но у меня же не помутился рассудок! Я собственными глазами видела, как он бросился в омут!

— Нравится? — раздался у меня над ухом жутко знакомый голос, и я, мигом позабыв о невероятном воскрешении Франсуа, рывком обернулась… и только потом осознала, что зря это сделала, потому как исполосованное шрамами лицо Бесноватого оказалось в непозволительной близости от моего лица, что аж дух захватило. И я с ужасом признала, что не от страха.

Боги, как бы я хотела смотреть на него, как в первый день в Зеленом Горбе, чуть ли не кривясь от отвращения при виде урода и едва не падая в обморок от его чудовищной славы. Теперь же я смотрела на глубокие порезы, которые никогда не заживут и даже чуть-чуть не затянутся от времени, и думала не о том, что склонившийся надо мной мужчина безобразен… Я вспоминала о том, что он собственноручно навек заклеймил себя уродством ради любимой женщины и сделал все, чтобы его друг был счастлив со своей любимой. Я хорошо помнила, как Пенелопа предложила брату силой отобрать избранницу у лучшего друга, а тот отказался, потому что в душе девушки не тлела даже малюсенькая искорка нежных чувств к нему, Бесноватому. Так не поступил бы человек без чести и благородства.

— Страшный? — выдернул меня из дум тихий вопрос Гарета.

Я медленно покачала головой, отрываясь от шрамов и, чтобы не смотреть ему в глаза, скользя взглядом по богатырскому развороту плеч, сильным рукам, лежащим на высоком (таким, что на его и не залезть, чтобы потом сигануть в окно!) подоконнике по обе стороны меня, отрезая все пути к бегству, крепкой шее, на которой время от времени судорожно дергался кадык, на распахнутый ворот рубашки, из которого выглядывали короткие черные завитки волос…

— В Хаос! — вдруг зло выдохнул мужчина, а в следующее мгновение мои губы смяли в неистовом поцелуе.

Да, в этом был весь Бесноватый: властный, напористый, с оттенком диковатого безумия. А я даже испугаться не успела! Потому что от меня отстранились так же быстро, как и начали целовать. Единственная мысль, которая все же успела мелькнуть в голове испуганной птицей: почему он не отравился?! Неужели на него не действует яд моего поцелуя?!

— З-зачем… — вот и все, на что я сейчас была способна.

— Затем, чтобы у тебя хоть повод был бегать от меня, — привычно осклабился Бастард Тьмы, только его демонические очи смотрели как-то по-другому, не иронично или насмешливо… что же в них было? Я решила не разбираться, итак не знаю, что теперь делать.

А вот Бесноватый знал: оглядев меня так же, как, подозреваю, и я его до поцелуя, и остановил жадный взгляд на не очень-то скромном вырезе платья, одного из подаренных графом. Я тогда попыталась заикнуться о том, что принимать такого рода подарки от постороннего мужчины неприлично, на что лорд Себастьян предложил немедленно отправиться в Венчальную, где он перестанет быть незнакомым мужчиной и я заодно "расплачусь" за все подарки. Ну, гардероб я, естественно, приняла, еще и по той причине, что денег у меня не было, а посылать каждый раз Азизама красть платья у леди Ниналаэды…

— Еще раз замечу, что прячешься от меня, — закрою у себя в спальне на ночь. С внутренней стороны закрою! — окончательно выбили почву у меня из-под ног и, не говоря больше ни слова, оставили ошарашенную обдумывать все то, что здесь только что случилось…

И что это было?!

Тут в душе робко зашевелилась змейка, предлагая сходить в сад, разыскать там яблоню с красными плодами и эмпирическим методом выяснить, кто же моя пара. От этой в чем-то здравой мысли меня отвлекло ощущение тяжелого, чем-то неуловимо знакомого взгляда, но, обернувшись и снова выглянув в окно, я никого не увидела…

А ночью мне приснился сон… Это было не проявление Дара, и тем не менее проснулась я в холодном поту. Потому что мне постоянно грезились изумрудные глаза "черного колпака", двенадцать лет назад схватившего меня в день Пришествия Мрачного Бога, полукровка, который, я почему-то была уверена в этом, был невероятно красив, с горячими руками, практически обжигающими своим прикосновением… Он обещал дождаться, когда я вырасту, найти и забрать…

6.3

Обычно во время тренировок Гарет совмещал приятное с полезным, соревнуясь с Себастьяном не только в искусстве владения оружием и магией, но и в ловкости, хитрости и скорости реакции. Боевая трансформация так и не вернулась к Бесноватому, но это его нисколько е беспокоило, ибо равных ему воинов во всем мире было раз, два и обчелся. Однако сегодня Бастард Тьмы не получал от привычного танца с мечом удовольствия, и дело было вовсе не в отсутствии привычного соперника (Себастьян валялся после очередного приступа, и Гарет отрабатывал удары на "кукле") и даже не в руке, регенерировавшей уже давно, но все еще отзывающейся неприятной легкой болью. А мальчишка то не промах оказался, чтоб его! А Бесноватый уж и забыл, каково это — сойтись в темном закутке с демоном, да и те, с кем его сталкивала жизнь, не были потомками высших сынов Хаоса. А вот этот щенок был как раз из таких, что уже не просто настораживало, а грозило перерасти нешуточные проблемы.

Вспомнился разговор с Себастьяном сразу после приезда гостей в Зеленый Горб, когда он убеждал своего названного сына вышвырнуть из южных земель слугу леди Шамали, а граф благополучно пропустил мимо ушей предупреждения начальника охраны, что случалось нечасто.

— Зачем гнать его? Или ты что-то знаешь про этого Азизама? — спросил у него тогда Себастьян.

Боги, да если бы он хоть что-то про него знал, это кратно облегчило бы ситуацию! Но нет, Тринадцатый Принц Веридорский понятия неимел, кто такой этот Азизам, зато были у него соображения насчет его намерений. Артефакт ищет, не иначе… Перспектива вырисовывалась нерадужная: если этот "искатель" пронюхает про Франсуа, первым под удар попадет именно он. К тому же Азизам мог напасть на след Франциска. Вероятность, конечно, ничтожная, раз уж сам Гарет так и не смог разыскать его, но чем Боги не шутят.

В то, что старший сын сэра Гвейна Благородное Сердце жив, не верил никто, а вот Бастард Тьмы считал, что раз уж Никалаэда "чудесным" образом спаслась, что мешало и Франциску обмануть смерть? К тому же невеста так и не рассказала, что произошло на берегу Черного пруда, да и тело несостоявшегося наследника так и не нашли. Так какого демона, спрашивается, зародилась такая незыблемая вера в то, что Франциск мертв?! Да, с тех пор не разу не засветился, но это же не ничего не доказывает! Сколько же раз он повторял это Себастьяну, но тот с несвойственной ему слепотой продолжал упираться: "Не верю, не верю…" А признаться другу в том, что чует вблизи родственную демоническую кровь Бастард Тьмы не мог. Чуял, причем в непосредственной близости, в особняке! Хитро спрятался чертяка! В другое время Гарет выслеживал бы его днем и ночью, бдел бы каждый час, пытаясь понять, чего же из происходящего вокруг он не замечает. Ведь явно Франциску кто-то помогает. Но кто? Никалаэда? А может, Жак? Или вообще сам Себастьян? Упустил, он явно что-то упустил в этой истории, что-то проглядел, также как и с этим Азизамом…

Короче, проблем было выше крыши, дел океан и вопросов море, но все это меркло, стоило вспомнить тот короткий случайный поцелуй… Боги, он ведь не собирался ее целовать, даже клялся сам себе, что унесет в могилу свои чувства и правду о том, что ее признал его демон. Но теперь… теперь вкус ее поцелуя остался на губах, не давая ни на миг забыть… Смертельно ядовитый для любого чистокровного человека и бесконечно желанный для него… и для Себастьяна…

Бешеный рык разнесся по всему тренировочному залу, и Бесноватый одним яростным ударом рассек деревянную "куклу" пополам! В Хаос, однажды он уже уступил свою единственную лучшему другу! Да, тогда Боги жестоко посмеялись над ним и наказали так, что врагу не пожелаешь, но ведь служил им верой и правдой, почитай, сорок лет, две трети своей жизни!

От воспоминаний, каким "благословением" наградили его Боги, передернуло. Не поленились явиться со своих заоблачных высот и лично зачитать ему приговор! Оказывается, если бы он таки испепелил Горянку Огнем Изначальным, то вместо предполагаемого спасения получил бы страшную кару, потому как до этого дал клятву ее умирающему брату, что не тронет ее. А так, помимо того, что лишили его демонической сущности, Тринадцатого Принца Веридорского наградили "милостью"! А как на его взгляд, так натуральным проклятием! Отныне каждый первенец династии Веридорских, включая его, будет становиться чернокнижником! Эдакая помесь демона и человека: вроде бы сила как у сына Хаоса, а то и больше, только без животных "прелестей" второй ипостаси. Казалось бы, бесценный дар для королевского рода, если в каждом поколении будет гарантированно рождаться один из сильнейших магов своего времени, и можно будет не молиться всем Богам, чтобы в наследнике проснулась демоническая кровь. Но у каждой божьей милости, как водится, двойное дно, а в данном конкретном случае это было даже не дно — днище! Оказывается, после совершеннолетия, которое Боги по одном им ведомым причинам определили как двадцать один год, чернокнижники в прямом и переносном смысле перестают ощущать вкус жизни. Они не могли наслаждаться ни едой, ни азартными играми, ни женщинами (отсюда же вытекает невозможность иметь детей) до того момента, пока не встретят свою единственную. А когда находили, привязывались намертво, то есть начинали сходить с ума, долго находясь вдали от нее, не могли изменить ей. Предполагалось, что эта дева, назначенная каждому чернокнижнику Богами, есть величайшее благо, за которое надобно земные поклоны бить. Может, для кого-то из потомков так и будет, но вот для Бастарда Тьмы это была самая настоящая пытка!

Он не смог убить Горянку, потому что что-то в его черством сердце ожило и потянулось к ней. Нет, он не собирался с ходу жениться, как тогда, под действием приворота, но он впервые почувствовал желание остаться надолго с одной женщиной, разделить с ней не только постель, но и жизнь… И конечно же, она не была его единственной! Он мог сколько угодно рваться к ней душой, но тело, впервые предав его, не могло желать другую женщину, кроме некой единственной, которую впору было возненавидеть!

Гордая Горянка горевала, Гарет бесился, Пенни переживала… и в конце концов решила, что лучшее в данной ситуации разлучить брата с девушкой. Спустя несколько месяцев Горянка с ней согласилась, поняв, что против воли высших сил не пойдешь, и однажды ночью сбежала на Восток с порсульским послом, который, несколько лет назад потеряв покой и сон с первого взгляда на служанку в резиденции Саратского Вождя, с тех самых пор за ней и увивался, умудряясь не попадаться под горячую руку Бесноватого.

Что же было тогда с Гаретом! Не помня себя от ярости, он бросился в Порсул в погоню за Горянкой, отыскал один из дворцов посла и, узнав, что тот смылся с молодой женой (второй, к слову, бросив первую!), в приступе жгучей злости перерезал не только всех в его владениях, но и во всей округе. Сэр Гвейн Благородное Сердце, получив весточку от Пенелопы и кинувшись следом за другом, чтобы хотя бы попытаться утишить его гнев, ужаснулся, подплывая к восточному берегу, ибо даже морские воды окрасились алым, такую бойню устроил Бастард Тьмы. Поздно, слишком поздно… Гвейн уж думал, что на несколько миль в округе никого живого не осталось, но ошибся. В разоренном дворце, где обосновалось "посольство" Веридора, ему сказали, что Бесноватый пощадил девчушку со странным именем Индия, вроде как дочку того самого посла от первой жены, и заперся с ней в покоях, даже слугу с едой и выпивкой не пускает, все забирает у порога, потом за дверь посуду выставляет. Две недели Гвейн не мог достучаться до друга и в конце концов решил подойти к делу нестандартно, то есть пробраться к Гарету через окно. Так они и встретились… Гарет так и не признался лучшему другу, что Индия — его единственная. Знал, что благородный Гвейн уступит возлюбленную ему. Сам умрет от тоски, но уступит. Не потому что слабый или не любит, а потому что не сможет отнять у друга единственную женщину, с которой тот смог бы связать свою жизнь и завести семью наконец!

Каждый раз, вспоминая Индию, Гарет не мог сдержать горестного вздоха. Как же он напугал бедняжку! Благо, после того, как в нем уснула демоническая сущность, он занялся развитием своего второстепенного Дара — Менталистики, и смог осторожно подправить ее воспоминания, чтобы все учиненные им зверства стерлись из ее памяти. Может быть, если бы у них было время, она смогла бы ответить на его чувства. Гарет видел, как она боялась насилия с его стороны и, чтобы лишний раз не нервировать, не позволял себе даже запустить руку в густые пшеничные локоны — настоящая редкость для восточных краев. Постепенно она перестала бояться его, даже робко улыбаться начала и что-то тихо лепетала на ломаном веридорском. А потом явился Гвейн — и все! Бастард Тьмы не знал, какая такая магия заставила их полюбить друг друга с первого взгляда, но таким безоглядно счастливым и "пьяным" от любви Гарет никогда не видел друга.

Боги! Вы не могли послать ему другого испытания, и Тринадцатый Принц Веридорский искренне полагал, что выдержал его с честью. Ему предсказуемо выпала участь первого консумматора брака, причем заключали его не на юге в родовом поместье, а все в том же Порсуле, и Бесноватый с охотой "забыл" негласное правило южной свадьбы, по которому друг жениха обязан был минимизировать вероятность того, что невеста забеременеет от него. Нет! В ту ночь и в тот час она была только его, и она получит от него все: и боль первого раза, и первое удовольствие, и его семя… Тяжелее всего ему было отпустить ее от себя к законному супругу. Смотря, как Гвейн уводит их возлюбленную, Бесноватый сам себя мысленно убеждал, что это не их последний раз. Естественно, он не собрался наставлять рога брату, да и Индия, он был уверен, не будет изменять мужу. Но жизнь есть жизнь: чернокнижнику Гарету полагался срок жизни, соизмеримый с демоническим, то есть триста лет и более, Гвейн был вдвое старше своей молодой супруги… Друг по-любому уйдет в Царство Мертвых раньше, и тогда Индия достанется ему. Эта мысль помогла ему смириться, а потом, узнав, что возлюбленная забеременела от него, сделать все, чтобы Гвейн и никто другой не догадался, кто же отец ребенка.

А потом был фарс с повторной свадьбой, ибо возмущенные южанки не не поверили, что самый перспективный среди дворянской братии и как любовник, и как супруг граф Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон связал себя священныи узами с какой-то восточной куклой, заявили о неверии высшего общества в эту нелепицу. Только на этот раз Гвейн и не подумал подпустить друга к жене, смешно краснея, признавался ему, что ревнует, и просил не обижаться на его нелепое недоверие. Эх, одно слово — Благородное Сердце. Он ведь ни разу в жизни не усомнился в "слепоте" собственного ребенка и по настоянию Гарета даже не думал взглянуть в глаза сына.

Так где же он успел так нагрешить с того времени, что судьба снова нещадно бьет его?! Вроде Боги сжалились, послали единственную для его демона, пробудив его вторую сущность и позволив ему не уйти в Царство Мертвых вслед за Индией. Но что ему делать, если Их волей Ника предназначена не только ему?! Всего двух людей из ныне живущих он не готов был изодрать в клочья в борьбе за свою избранницу: Франсуа и Себастьяна. Так почему, о Боги, его соперником Вы назначили Себастьяна?!

6.4

Вот в таком душевном раздрае Тринадцатого Принца Веридорского и застал оклик Жака:

— Гарет, там леди Никалаэда настойчиво требует твоего внимания.

— Передай Ладушке, что услуги интимного характера я предпочитаю заказывать ночью, — бросил через плечо Бесноватый, критическим взглядом меряя разрубленную "куклу" и прикидывая, подлежит ли она восстановлению. Тьфу, да демон с ней, новую выточит! Руки чем-нибудь займет, может, в голове просветлеет!

— Как будто леди тебе в любовницы когда-то набивалась, — недоверчиво фыркнул Жак, тоже удостаивая вниманием бывший "снаряд" и сокрушенно качая головой — хозяйственный слуга всегда очень трепетно относился к незапланированным растратам.

— Эта "леди" успешно косит под профессиональную шлюху, так что ее визиты навряд ли можно трактовать двояко.

— Она сказала, что срочно и что по делу…

— Ну вот и я говорю, что проститутки к клиентам тоже по делу заходят, — недовольно буркнул Гарет, припираясь скорее от плохого настроения. К тому же леди Никалаэда, сказать прямо, не жаловала его, а сейчас сама выступала инициатором встречи… Интересно, что заставило ее отступить от прежней тактики презрительного игнорирования "солдафона с должностью начальника охраны" с видом особы голубых кровей, а сесть за стол переговоров? Конечно же, он пойдет хотя бы для того, чтобы узнать.

Никалаэда обнаружилась в кабинете начальника охраны. Красавица удобно устроилась в кресле для посетителей, будто бы случайно скользя взглядом по бумагам на рабочем столе Бастарда Тьмы, и Гарет сделал в памяти заметку надавать по шее Жаку, которому как неофициальному ключнику Зеленого Горба были открыты практически все двери особняка, в том числе и эти покои, чтоб неповадно было кого ни попадя впускать! Естественно, Бесноватый не хранил ничего по-настоящему важного в местах, куда мог добраться хоть кто-то, кроме него, но сам факт!

— Лорд, — коралловые губы прелестницы растянулись в идеально сыгранной приветливой улыбке. — Я так рада, что вы нашли минутку для меня.

— Для такой утонченной дамы многим не жалко всей жизни, — отвесил ей сомнительный комплимент Бесноватый, усаживаясь за стол и устремляя пронзительный взгляд чернющих демонических глаз прямо в лазурные "эльфийские". — Однако, насколько я знаю, вы предпочли бы выслушивать все эти бестолковые глупости не от меня. Так чему я обязан вашим визитом?

Пару секунд милое создание взирало на него, гипнотизируя своими чудесными глазами, но, быстро поняв, что сын Хаоса не собирается поддаваться ее чарам, сбросила маску девичьего обаяния. Нет, она не подурнела, но все "эльфийское" из облика пропало так стремительно, словно это другую деву всего несколько мгновений назад многие могли заподозрить в родстве со сказочным лесным народом. Теперь перед Бесноватым сидела уже не беспечно юная девушка, но уверенная в себе молодая женщина, чей взгляд не скрывал жестокости натуры и притаившейся в глубине души угрозы.

— Я не собираюсь играть с вами, лорд. Уже давно поняла, что бесполезно. Вас ни соблазнить, ни смутить, ни запугать просто невозможно.

— Сочту за комплимент, — благосклонно склонил голову Бастард Тьмы. — В свою очередь могу сказать, что равной вам по части соблазнения, компрометирования и угроз я за свою немалую жизнь не встречал ни на южном конце света, ни на северном, хотя гадюк там как мошкары над пограничными топями в знойный полдень. И несомненно, меня радует, что вы решили сэкономить наше время и не разводить со мной реверансы и игры на чередование лжи разного толка. Так чего же вы хотите, о прекрасная леди Никалаэда?

— Помогите мне выйти замуж за Себастьяна.

— Вот это просьба! — нарочито восхитился Бесноватый. — Свежо, непредсказуемо, а главное — актуально!

— Не спешите иронизировать, лорд, — красавица и бровью не повела, выслушав его сочившееся сарказмом заявление. — Позвольте я сперва объясню, почему вам выгодно мне помочь.

— А вот это уже интересно, — Гарет даже подался вперед, почуяв в воздухе дух азарта. — С удовольствием послушаю.

— Если граф Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон женится на мне, леди Шамали достанется вам. Ведь вы любите ее, так? Не отрицайте, я все же что-то понимаю в этой жизни и на слепоту не жалуюсь. А еще мне известно, что демоны могут связать свою жизнь только с единственной или одной из избранных, которых, впрочем, найти не легче, чем первую. Я не знаю, к какой категории ваш демон относит леди Шамали, однако это, возможно, ваш единственный шанс обрести пару. Вы богаты, лорд, у вас во владении несколько лучших поместий Веридора. Откровенно говоря, я не понимаю, что вы здесь делаете. Вы же демон, так хватайте свою избранницу и уносите подальше отсюда. Ради кого вы здесь? Ради названных сыновей, детей вашего лучшего друга? А своих вам не хочется? Вы без малого сорок лет практически безвылазно сидите в Зеленом Горбе и поддерживаете Себастьяна. Вы уже сполна выполнили долг перед сэром Гвейном. Ни за что не поверю, что вы уступите возлюбленную Себастьяну. Или будете напрашиваться на роль первого консумматора брака? Зачем, если в ваших силах забрать все и сразу?

— Красиво говорите, складно, — задумчиво протянул Бесноватый. — Ну, допустим, я согласился. У вас и план уже имеется?

— Вы во мне сомневались, лорд? — усмехнулась Никалаэда. — От вас требуется минимальное вмешательство. Насколько мне известно, кроме королевского Дара Смерти, вы обладаете Даром Менталистики, — утвердительный кивок в ответ. — Все, что мне нужно, это чтобы вы послали Себастьяну сон, в котором мы бурно проводим ночь вместе и который он впоследствии сможет принять за правду.

— Леди, Себастьян, конечно, страдает благородством, но не настолько же, чтобы из-за одной ночи поскакать вприпрыжку под венец, — начал было Бастард Тьмы… и осекся. — Или… Ох, Ладушка, какое коварство! Зря, значит, Себастьян повесил кражу всех ингридиентов на леди Шамали и ее слугу, там и ты, так сказать, отметилась и умыкнула все для настоечки, которая вроде как готовится, как противозачаточное, да только эффект имеет обратный?

— Не буду даже врать, — легко созналась девушка. — Более того, это я надоумила Азизама влезть в лабораторию графа именно тем утром и сказала, что там никаких охранок нет. И да, очень может быть, что я уже ношу под сердцем дитя. И если вы мне поможете, мой ребенок будет провозглашен наследником или наследницей рода Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон.

— А не боитесь, что малыш будет явно не похож ни на вас, ни на "отца".

— Мой любовник темноволос, ростом с графа, сложением напоминает Себастьяна до того, как его иссушило проклятие. Нет, не боюсь.

— Скажите, леди… а на благо продолжения графского рода трудился случайно не Азизам?

— Именно, — подтвердила Никалаэда, и тут же насторожилась. — Что-то не так?

Не так… это слабо сказано. Хотя… Гарет рассрабленно откинулся на спинку кресла и, переплетя пальцы, опустил на них взгляд. Сначала он и не думал соглашаться на предложение амбициозной невесты. И если бы дело было только в его Нике, он бы подумал и честно попытался бы наскрести хоть какие крохи благородства, которого в его исконно демонической душе априори быть не могло… Но если бы дело было только в этом…

— Я согласен помочь вам, леди Никалаэда, — наконец произнес Бастард Тьмы. — Только у меня есть три обязательных условия.

— Говорите, лорд! — просияла красавица, мысленно уже поднимаясь в Венчальную под руку с женихом.

— Во-первых, вы прямо сейчас дадите мне клятву на крови, что по вашей вине и с вашей подачи с Себастьяном ничего не случится. Более того, вы сделаете все, чтобы в браке вы жили долго и счастливо.

— Как вам будет угодно, — согласилась та, послушно принимая кинжал от Бесноватого, делая маленький разрез поперек ладони и, вычерчивая кровью нужную руну, громко и четко произнесла. — Я клянусь, что буду любить и уважать своего будущего мужа, графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон, и сделаю все, чтобы наш брак был долгим и счастливым.

Руна на миг вспыхнула ярким багровым цветом — клятва была принята, и цена за ее нарушение — смерть.

— Далее, — невозмутимо продолжал Бастард Тьмы. — Вы поклянетесь, можно без руны, что ребенок, которого вы носите сейчас, не то что никогда не санет наследником графского рода — он никогда не увидит солнечного света. Мне все равно, что вы сделаете: вытравите его зельем или же "случайно" упадете с лестницы. Расказывать ли о выкидыше Себастьяну, также исключительно ваше дело. В конце концов, более чем вероятно, что с моей помощью вы вскоре переберетесь в покои будущего мужа и будете иметь возможность быстро зачать другого ребенка. Вы меня поняли.

— Нет, — честно отозвалась Никалаэда. — Я не поняла, почему вы не желаете появления на свет именно этого младенца. Не хотите, чтобы Себастьян нянчил бастарда?

— Мои резоны — не вашего ума дело. Вы просто сделаете так, как я сказал. И учтите, что правду я все равно узнаю и, если уж у вас не хватит духу убить этого ребенка в утробе, это сделаю я. Согласитесь, не хотелось бы, чтобы ваш недано появившийся на свет первенец трагично скончался еще в колыбели.

— Хорошо, — кивнула Никалаэда. — Он погибнет сразу после того, как Себастьян удостоверится, что я беременна, и возьмет меня в жены.

— И наконец третье. Леди, скажите, правильно ли я понимаю, что Азизама вы уже употребили по назначению, а следовательно, вы ичего не имеете против его скоропостижной гибели?

— Да… — удивленно протянула она.

— В таком случае вам выпадет честь непосредственно поучаствовать в этом замечательном мероприятии. Дело в том, что сей слуга далеко не прост. В нем есть примесь крови Хаоса, а соответственно, подступиться к нему сложно. Однако есть у таких, как он, одна слабость: в большинстве своем в еще незрелом возрасте они бездумно подпускают к себе женщин, с которыми спят, и чутье на любую отраву притупляется так, что подсунуть сильнейший яд — пара пустяков. Я дам ва нужное снадобье, оно не портится, но чем раньше вы поможете мне, тем лучше. Ну так что, договорились?

— Договорились, — и прекрасная южанка пожала руку Бесноватого в знак заключения договора.

6.5

С того памятного дня изумрудные очи преследовали меня во снах, вытесняя даже видения из прошлого обитателей Зеленого Горба, которые неподъемным грузом давили на меня через Дар. Мне бы обрадоваться, что перестала метаться в дебрях прошлого… но почему-то явление этого демона прошлого настораживало меня куда больше, чем постепенно разворачивающаяся передо мной жизнь Тринадцатого Принца Веридорского, непонятные извращенные издевательства лорда Себастьяна над родным братом, да чего уж там, даже воскрешение Франсуа! Почему я вспомнила того "колпака" именно сейчас? Ответ напрашивался лишь один: мы с ним столкнулись вновь и он увидел меня с Бесноватым. И, видимо, наш поцелуй разозлил его не на шутку, если его прожигающий взгляд ощущался мной почти что физически!

Против воли я раз за разом возвращалась мыслями к тому зябкому утру в обители "черных колпаков", когда я, свернувшись калачиком, не могла сомкнуть глаз, гадая, жив ли Николка, сумел ли сбежать, а потом зеленоглазый незнакомец, так и не сняв маски, поведал мне о том, что я нагиня. Далее мысли неизменно переходили на другого мужчину… того, что угостил меня крупным красным сочным яблоком и оказался моей парой. Как ни пыталась, я не могла вспомнить ни его глаза, ни его волосы. Тогда он показался мне очень высоким, с широкими плечами, но то было двенадцать лет назад, навряд ли я могла объективно оценить его габариты. А еще терзал вопрос: "черный колпак" и мой спаситель — один человек или все же двое? С одной стороны, должно быть двое, потому что каждый спросил у меня имя и услышал по разному: "колпак" ослышался и принял меня за Лику — Анжелику, а второй решил, что я Ника — Вероника. Но ведь "колпак" мог еще раз переспросить и на этот раз расслышать правильно. Еще я отчетливо помнила, как горячи были руки "колпака", а руки моего избавителя? Не помню… Почему я не помню?! Я же подробно писала обо всем отцу в письме и — точно помню! — описала незнакомца, оказавшегося моей парой! Помню, мне в тот день еще сон снился, что отец качает меня на руках и приговаривает: "Прости… прости меня…" За что я должна была простить папу? Не помню.

Ладно, предположим, сейчас это все неважно. Важно то, что тень "колпака" и его изумрудный взгляд следовали за мной и наяву! Я не понимала, откуда на меня смотрят, почему я ощущаю тихую ярость другого существа… демон. Если это и впрямь "колпак", это должен быть демон — "горячий мужчина с горящими глазами полукровки".

Видя, как я, зашуганная, вздрагиваю от каждого трепыхания портьер, Азизам взялся меня пытать о причинах страхов, а когда я ему все рассказала, фыркнул и заявил, что тот "колпак" — однозначно граф Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон.

— Вспомни сама, Жак же нам рассказывал, что как раз в то время Его Светлость мотался на север в Храм Мрачного Бога, чтобы спросить у него совета, как справиться с проклятием. Лорд Себастьян еще и с "черными колпаками" инкогнито ехал — все сходится! А то, что ты говоришь, что тот "колпак" был демоном… ну, я в нем родича не чувствую, но в Бесноватом я тоже, не зная, кто он, сына Хаоса не распознал бы. Да и то, что ты чувствуешь его взгляд, но не понимаешь, где сам наблюдатель, просто объясняется — граф же здесь каждый закуток знает, наверняка в каких-нибудь потайных ходах прячется и через глазки наблюдает.

Был в его словах смысл, вот только… Вот только я точно помнила, что в воспоминаниях Франсуа на похоронах сэра Гвейна, которые были чуть ли не на десять лет раньше, глаза Себастьяна уже начали выцветать…

Устав дрожать от неизвестности, я решила, что глупо надеяться только на то, что мы с Азизамом уедем при первой возможности. Не покидало меня ощущение, что этот зеленоокий кошмар не оставит, да и Бесноватый всю душу вынет. Поэтому я решила во что бы то ни стало узнать, что же происходит в Зеленом Горбе!

Помощи я решила просить у самого особняка. Стены помнят все, как было, а люди, даже когда не хотят врать, пересказывают историю, как ее видели они. Тем утром после традиционного завтрака в не менее традиционной компании я, вопреки обыкновению, не засела в библиотеке, а принялась бродить по дому, не задумываясь о том, куда, собственно, иду. Ноги сами принесли меня к высоким двустворчатым дверям с позолотой, которые вот уже четверть века открывали только горничные, проскальзывая внутрь, чтобы вытереть пыль. Туда меня не заводил даже лорд Себастьян, когда мы вместе осматривали особняк. Кабинет сэра Гвейна… все здесь хранило отпечаток своего владельца, как будто тот буквально только что был здесь и отлучился буквально на минуту. Прежний граф Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон, очевидно, любил зеленый. Оно и понятно, изумрудные тона должны были изумительно

сочетаться с его глазами. А ведь вполне может быть, у Себастьяна были такие же невероятные глаза под стать изумрудам, завораживающие очи Змея… Что-то не о том я думаю!

Не давая себе времени засомневаться и струсить, я неслышно проскользнула внутрь и затворила за собой дверь… И практически сразу уплыла в небытие. Последнее, что я запомнила, это как ноги подкосились от давления воспоминаний, переполненных чувствами и предчувствием роковой опасности…

***

— Ты что наделал?! — рычал Бесноватый, чуть ли не бросаясь на своего собеседника, от которого его отделял письменный стол с опрокинутой чернильницей и несколькими истерзанными листками. Бастард Тьмы ожидаемо разговаривал с сэром Гвейном.

— Гарет, я должен был…

— Должен?! Да нет, Гвейн, ты обязан был! Ты обязан был молчать!!!

— Это право моего сына знать правду…

— Кому от этой правды легче стало?!!! Ты что, и правда не понимаешь, что наделал?! — в приступе ярости Тринадцатый Принц Веридорский заметался по комнате, по пути сшибая все, что неудачно подворачивалось у него на пути. — Знаешь, Гвейн, как человек ты лучший из тех, кого я знаю. Воистину, южане верно нарекли тебя Благородным Сердцем. Но как отец, уж прости, друг, но ты не просто плох, ты ужасен! Ты что, не осознаешь, что ты вырастил?! И ладно бы только вырастил!…

— Я ничего не сделал! — вскинулся хозяин кабинета. — Я давно собирался открыть ему правду.

— Да???!!! А знаешь, почему ты до сих пор не рассказал?! Потому что твоему сыну никогда не было никакого дела до нее! Она любила его, переживала, плакала… А ему было хорошо: титул, почет, состояние! Правда, зачем ему сдалась она?! И это все ьы, Гвейн! Взгляни на своих сыновей и ужаснись!

— Ну, вот и исправишь мои косяки, когда меня не будет, — грустно улыбнувшись, проговорил Гвейн. — Гарет, я понимаю, почему ты злишься. Может, ты даже и прав… Я просто не мог по-другому, понимаешь?

— Понимаю, — неожиданно успокоился Бесноватый, останавливаясь у стенки и тяжело приваливаясь к ней плечом. — Когда тебе?

— Завтра утром, — меланхолично отвечал благородный рыцарь. — Гарет, я прошу тебя… присмотри тут за моими. Я сам понимаю, что многое упустил в воспитании детей, но… пожалуйста…

— Мог бы и не просить, — хмыкнул Бастард Тьмы, отводя взгляд от друга, но я то видела, как в уголке глаза Тринадцатого Принца Веридорского сверкнула… слеза?!

— И еще… Гарет, я понимаю, что это противоречит законам чести и…

— Да говори уж!

— Я прошу тебя… когда придет твоя очередь и кто-то один вызовет тебя на поединок, чтобы с твоей смертью забрать готовый артефакт… Я прошу… Гарет, если твоим противником станет мой сын…

— Нет! — рявкнул Бесноватый. — Вот тут не обессудь, брат, поддаваться я никому не намерен, и вовсе не потому, что мне жалко собственной жизни для твоего сыночка. Но в последнюю минуту жизни я расскажу, где артефакт и как его закончить, только достойнейшему! И уж прости, дружище, но я практически уверен, что это будет не твой сын.

— Гарет… Гарет, и Франциск, и Себастьян превосходные воины, но им никогда не сравниться с тобой. Гарет… не убивай, Гарет. Скажи, что испытание провалил, выбей из рук оружие, кольни в грудь напротив сердца, но… клянись! Клянись, Гарет! Если для тебя хоть что-то значит наша дружба и моя последняя просьба…

— Беру свои слова назад, ни демона ты не благородный, — как-то обреченно вздохнул Бастард Тьмы. — Ладно, сам ведь не смогу заколоть никого из твоих. Стыдно, конечно, признаваться, но твоих пацанов я люблю, как е пристало сыну Хаоса! Клянусь своей жизнью, что никогда моя рука не отнимет жизнь у твоего сына!

6.6

Выплывала из видения я, ожидаемо лежа на полу. Но все вроде хорошо, даже не ушиблась — удачно рухнула… И вдруг я поняла, что плачу! Что это?! Когда я заплакала? Почему?! Да, я догадалась, что видела вечер на кануне таинственной смерти сэра Гвейна, о которой он, похоже, действительно знал заранее. Все сходилось на том, что причиной был неизвестный артефакт. Могло ли быть такое, что Азизам ищет другую вещь? Вряд ли. Особенно если учесть тот факт, что ни сам создатель, ни Бастард Тьмы не сомневались в том, что заполучить его попытается один из сыновей сэра Гвейна. Кажется, упомянули Франциска и Себастьяна. Почему их? Потому что Франсуа за всю жизнь держал в руках только лютню, но никак не оружие? Хотя… Артефакт, который неким образом доказывает право наследования, — вещь, нужная любому дворянину от потомственных аристократов до лордиков, у кого от знатного происхождения разве что не так давно прикупленный низший титул. Другое дело, что знают про это диво дивное только в пределах Зеленого Горба. Азизам говорил, что сэр Гвейн сделал этот артефакт по просьбе его матери, а потом про него, скорее всего, узнал Франциск, то есть у моего подельника образовалась конкуренция. Но ведь Франциск мертв…

Да кого я обманываю?! Не интересует меня, кому в итоге владеть этим артефактом! А если и волнует, то далеко не до такой степени, чтобы рыдать по этому поводу! Надо хотя бы самой себе признаться, что плачу я из-за Бесноватого. Он ведь знает о своей гибели, как и сэр Гвейн когда-то. Знает, что рано или поздно ему бросят вызов и только его смерть закончит всю эту историю с артефактом!

Я не должна была плакать… Только не из-за него! Бастард Тьмы — воплощение всех пороков и практически мифическое сосредоточение зла. Да, возможно, молва что-то приукрашивает, но факт есть факт: он убивал. Убивал много и жестоко, калечил жизни и за это сами Боги наказали его. Да что там говорить, он — демон! У порождения Хаоса не может быть светлой души. К тому же он унизил меня в первый день в Зеленом Горбе. Так что плакать не по кому!

Почему же слезы и не думают остановиться?!

***

Несколько дней я слонялась только по своей комнате с таким похоронным видом и опухшими глазами, что расторопная рыженькая, аки южное солнце в погожий летний денек, служанка с завитыми мелким бесом кудряшками и россыпью мелких веснушек, приставленная мне самим хозяином Зеленого Горба после того, как незаменимый в деле мародёрства, но безнадежный на поприще прислуги Аизам с треском провалил задание найти мне приличную горничную, осторожно осведомилась, не желаю ли я прогуляться до лавки с тканями и прикупить черной материи? Оно и понятно, вою, как будто умер кто. Еще нет, но, чувствую, умрет, так что моно впрок запасаться… Боги, что за бред лезет в голову?!

Азизам, чувствуя мое состояние, благоразумно держался от меня подальше, только порой я обнаруживала маленькие подарочки от него с сопроводительной записочкой типа "Красной (в прямом и переносном смысле) госпоже от черного (ибо чумазого) слуги" на прикроватной тумбочке: вазочку с полюбившимися мне пирожными с чудной, небольшой и алой, словно капля крови, ягодой холоникой, которая почему-то росла только на юге; небольшой букет цветов, в котором, если приглядеться, можно было узнать сбор трав, из которых делали успокаивающий настой; музыкальная шкатулочка, которая играла веселую народную песенку северян про развеселую селянку, которая одним взглядом свела с ума сразу троих — старосту деревни, лорда тех мест и его главного егеря… Напророчил, в Хаос!

Заходили ко мне трое.

Лорд Себастьян являлся при свете дня, пару минут наблюдал за мной, не произнося ни слова, да и я мне, откровенно говоря, нравилось вот так сидеть с ним молча, не выясняя отношений, и исподтишка любоваться. Я уже привыкла к его виду и даже разглядела в нем того рокового красавца из своих видений, который врезался мне в память с первого взгляда. Доходило до абсурда: я всерьез думала, что проклятие кое в чем улучшило внешность графа! Его волосы… От природы они были иссиня-черными, как отцовские, сейчас же говорили, что Его Светлость седой. Признаюсь, мне тоже так показалось при первой встрече. Но однажды я взглянула на его распущенные локоны практически до колен, которе, несмотря а свою длину, никогда не мешали ему, и чуть не ахнула от восторга: они блестели, переливались серебром, словно грива единорога из веридорских мифов! И глаза его, мне казалось, с каждым днем меняются, оживают и постепенно наливаются цветом. Какими они будут? Я загадала, чтоб изумрудными.

Сидел лорд Себастьян со мной недолго, минут двадцать, а потом, пробормотав под нос что-то вроде "Я убью его" и не давая мне даже слова вставить, уносился прочь.

А ночью его сменял зеленоглазый кошмар, который так же сидел вместе со мной во сне и грозился кого-то убить. А я не могла ни сбежать от него, ни прервать сновидение…

В реальность меня каждый раз возвращал короткий поцелуй, а когда я распахивала глаза, в спальне я уже была одна. Но, хотя я не видела, ночного визитера, я почему-то начинала улыбаться, думая о том, что до сих пор мой поцелуй не отнял жизнь лишь у одного…

6.7

Дабы отделаться от тяжелых мыслей, а заодно и попытаться разузнать что-нибудь полезное, я решила погулять по особняку, но не днем на виду у всех, как раньше. Нет, я перекидывалась в змейку каждый вечер, после того как конопатая служанка расстилала кровать перед сном и, пожелав мне спокойной ночи, удалялась. Дождавшись, пока в доме везде погаснет свет, я выныривала из-под двери и и неслышно скользила по плинтусам на разведку.

За несколько ночей, остававшихся до часа "икс" — нашей с Азизамом самоволки в фамильный склеп графов Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон, — я убедилась, что по ночам в Зеленом Горбе спит разве что челядь.

Во-первых, практически каждую ночь, минуя лестницу, я слышала шаги спускающегося Франсуа и почему-то была полностью уверена, что он торопится к Черному пруду. Видят Боги, не знала бы, что он женщинами не интересуется, решила бы, что он на свиданки мотается. Была у меня мысль, что Франсуа может так притворяться. Может, чтоб внимания благородных южанок или навязанной женитьбы избежать, а может, чтобы тайком встречаться с замужней дамой или же с безродной крестьянкой. Но это предположение я опровергла быстро. Лорд Себастьян не показался мне человеком, способным принуждать родного брата к выгодному браку, от навязчивых поклонниц можно уворачиваться более традиционными способами, да и, откровенно говоря, брат самого "короля юга" мог позволить себе роман с кем угодно. Может, у смерти графский род невест выкупить не сможет, но чтобы обелить репутацию средств хватит, к тому же на южане не слишком заморачивались по этому поводу. Я остановилась на мысли, что надо бы как-нибудь проследить за менестрелем. Все же странный он, и это еще мягко сказано!

Во-вторых, Азизам бдел днем и ночью, так что я терялась в догадках, когда же он спит. Мой подельник не только наведывался в леди Никалаэде, которая, кстати, однажды попалась мне выходящей из покоев Бастарда Тьмы, но и методично обшаривал все уголки Зеленого Горба. Ничего не находил, но, как говорится, отрицательный результат — тоже результат.

В-третьих, Бесноватый циркулировал по поместью со страшной скоростью, так что я сталкивалась с ним по несколько раз за ночь. Проходя мимо меня он всегда резко останавливался, словно почуяв что-то заставляя мое сердце уйти… ну, наверное, в самый кончик хвоста. Стоял он так секунды три-четыре, потом встряхивал головой и устремлялся дальше, бормоча под нос что-то о вреде воздержания. Однажды я ради интереса всю ночь ползала за ним… и ничего! Гарет носился по всему особняку, словно стараясь быть во всех местах одновременно, заглядывал во все углы, словно кого-то искал. Уж не моего ли Азизама? Но нет, однажды натолкнувшись на него на лестничной площадке, Бастард Тьмы только рыкнул, чтобы убирался и помчался дальше. Боги, лично мне кажется, что Бесноватый такими темпами мог бы догнать даже ветер. Что за призрак сумел от него спрятаться?

В-четвертых, лорд Себастьян зачастую засиживался допоздна в своей лаборатории, но, на мой взгляд, ничего подозрительного не делал. Я, конечно, в артефактах и зельях полный ноль, однако любые яды моей змейке на один зуб, учует даже четверть капли в полном чане. Так вот граф Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон не варил никакой отравы.

Ну, а в-пятых, однажды я увидела в коридоре свой кошмар из прошлого… Темная мужская фигура тенью скользила куда-то в сторону кухни по коридору с комнатами слуг, и я бы даже не обратила на нее внимания, если бы незнакомец, обернувшись, не сверкнул в кромешной темноте яркими, изумрудными глазами, своим нечеловеческим светом выдающими в нем полукровку с примесью магической расы. Превозмогая всколыхнувшийся в душе страх, я поспешила за ним следом, но мужчина, будто поняв, что его преследуют, сорвался на бег. Размышлять о том, почему этот некто от меня убегает, времени не было — я не успевала! И возблагодарила Богов, пославших мне и моей "добыче" на пути Жака. Беглец пробежал мимо слуги, весьма ошарашенного при виде него, а вот я, напротив, притормозила за углом и вынырнула из-за поворота. Я хотела было спросить у доброго слуги, кто это тут только что пробегал, но потеряла дар речи, услышав вопрос Жака, впрочем, получив нужный мне ответ:

— О, Ника, это от тебя что ли Его Светлость ноги делал?!

7.1

Ночь. Тайная встреча. Луна скромно льет робкий свет с вершины небесного купола. Романтично? Да ни разу, стоит вспомнить о цели "прогулки"!

Честно говоря, я так и не поняла, какого демона Азизам потащил меня с собой. Сам он выдал потрясающее по своей внятности объяснение: "Для прикрытия". И как прикажете понимать? Или он тоже заметил, что ночами Зеленый Горб не спит, и прикинул, что, если он будет со мной, случайный свидетель нашего променада решит, что у нас свидание. Ну так он просчитался, ибо, если нас и впрямь углядит Бесноватый, он тут же бросится за нами, чтобы испортить все "романтическое уединение".

Вот кому расскажешь, не поверят: я, леди Нинель Монруа, в прошлом и, надеюсь, в будущем наследница всего Северного Предела и одна из самых завидных невест не то что всех северных земель, а всего мира, с ломом наперевес под покровом ночи иду вместе с подозрительным практически незнакомцем с бандитскими замашками разорять саркофаги южных графьев. Это было бы смешно, если б не было правдой! Кстати, на вопрос, зачем нам лом и здоровенная кувалда, лихо закинутая на плечо Азизама, мой подельничек ответил, что склеп наверняка зачаровали от всякого волшебства, так что магичить — не вариант. А на мое предположение, что могли наложить защиту и на механическое вмешательство, фыркнули и иронично осведомились, у кого же хватит мозгов переть с молотом на магически зачарованный склеп? У нас! Но те, кто века назад возводил последний приют для рола Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон, наверняка о подобном и не подумали. Оно и правильно, в чем смысл громить усыпальницы? Это в Порсуле по восточным традициям в гроб к умершему укладывали самые ценные или же дорогие его сердцу вещи и с ними же хоронили. Наши же покойники представляли интерес разве что для какого-нибудь ошалелого некроманта, но так как Дар Смерти водился в основном только в правящей династии Веридорских, монархи могли себе выкопать захоронения хоть по всему королевству и свезти во дворец, естественно, не самолично колошматя киркой по верхней плите гроба.

За такими рассуждениями промелькнула дорога до ближайшего кладбища, раскинувшегося ровно между Зеленым Горбом и Болерном — ближайшим к графскому поместью городом и по совместительству центром графства. Странно, я думала, что до смерти перепугаюсь полуночного скопления могил, но произошедший прошлой ночью случай вытеснил из головы все мысли о настоящем, так что преспокойненько прошла мимо заборчиков, за которыми мелькали солидные надгробья, искусно сделанные мемориалы и пышные букеты, посрамившие бы даже некоторые клумбы в графском саду, и невозмутимо прислонилась к стеночке, собственно, места назначения. Склеп рода Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон имел вид монументальный и важный. Вроде я когда-то читала, что, когда такие склепы полны до предела и умирает следующий представитель рода, давно позабытая магия Времени и пока еще живая магия Пространства, сплетаясь вместе, образовывали новый этаж и "старые" гробы опускались туда, освобождая место для "новых".

Пока Азизам на всякий случай пробовал отпереть засов на двери магией, я безучастно смотрела в пространство прямо перед собой и занимал полезным, но не всегда, делом. Я думала… Вроде надо было наконец признать очевидное: тот "колпак" из прошлого и граф Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон — одно лицо. Все сходилось, да и Жак вряд ли перепутал бы кого-то с "молодым хозяином". Все так но… Вот это самое "но" настораживало больше всего: я не хотела в это верить. Я очень хорошо помнила, как в душе впервые всколыхнулась ненависть, когда этот… даже не знаю кто, но назвать его человеком у меня язык не поворачивался, с непоколебимым равнодушием рассказывал, как пытал моего "брата", а потом убил ни в чем не повинного мальчика, который просто пришел на праздник. Сколько их там было? Женщин, детей, совсем молодых и уже давно убеленных сединой мужчин? За что?! И потом этот самый "колпак" сам отправился в Храм Мрачного и вознес ему молитву! Нет, яне верила, что лорд Себастьян такая тварь. Я видела его совсем другим. Добрым, когда случайно подсмотрела, как он лично лечит ноющие на дождь суставы Жака. Благородным, когда предоставил леди Никалаэде кров, в то время как ее родня поспешила отречься от глазливой невесты. Понимающим, когда уверял меня, что если мне нужно противозачаточное, он сам сделает и ни о чем расспрашивать не будет, извинялся передо мной за нескромное предложение немедленно прогуляться в Венчальную и позволил самой выбрать кандидата для первичной консуммации брака. А еще умным, безумно увлеченным наукой, любящим сыном и братом, и почему-то нежным… А когда я смотрела на графа, сил оторвать от его взгляд просто не было. Он завораживал одним своим видом, даже его некрасивость сглаживалась у меня в глазах и становилась привлекательней всех эталонов красоты. С замиранием сердца я вспоминала о том, как он мягко удерживал меня в объятиях там, на лестнице, ведущей вниз от Венчальной, и каждый раз, приближаясь к нему, надеялась на мимолетное прикосновение. Но Его Светлость словно специально держался на приличном расстоянии от меня, а стоило мне подступить к нему или же невзначай протянуть к нему руку, он замирал, будто змей перед прыжком, буровя меня своими мертвецкими глазами, в которых начинал сгущаться цвет, а потом резко отстранялся, так же молниеносно и порывисто, как в нашу первую встречу. Казалось бы, все прекрасно: в мою жизнь пришло то великое светлое чувство, о котором столько пишут в романах и стихах, которое воспевают в балладах и серенадах трубадуры, о котором мечтают все юные девушки. Вроде и взаимно все, и змейка от яблочного аромата графа без ума, но я не решалась спуститься в сад, сорвать заветный плод и попробовать угостить им лорда Себастьяна. Нет, не потому что боялась, что не он окажется моей парой, а потому что, стоило мне об этом помыслить, я наталкивалась на горящие демонические очи бесноватого и тут же вспоминала наш быстрый, случайный поцелуй, от которого начинала кружиться голова…

Шарах!!!

Мда, магический гений создателей склепа пересилил Азизама, поэтому в ход пошла тяжелая артиллерия, то есть кувалда. Как говорится, гениальность гениальностью, а против лома нет приема!

Бабах!!!

Наверное, нас расслышали все поднятые мертвецы на милю вокруг, и быть ы нам бесславно съеденными или же растерзанными на части, но Азизам еще на подходе к кладбищу сделал какой-то замысловатый финт рукой и заверил меня, что, дескать, поднятых умертвий нет. Поверила ему на слово, а что мне еще оставалось.

После пары-тройки ударов магический запор таки уступил физической силе, пропуская непрошенных гостей внутрь… Ну что сказать, красиво и истинно в духе Зеленого Горба: там постельное белье черное, а тут склеп изнутри отделан белоснежным мрамором и голубоватыми прожилками. Но не это было самым прекрасным: по какому-то непонятному мне принципу всех однодневных жен Его Светлости, погруженных в стазис, хоронили в стеклянных гробах без крышки, так что мы имели возможность наблюдать целый цветник. Юный прелестные девы спали в белых венчальных платьях и, казалось, вот-вот их веки затрепещут и приоткроются…

Пока Азизам с деловым видом пошел разыскивать саркофаг нужного нам сэра Гвейна, а таких тут было немало (вот уж фантазии у предков лорда Себастьяна не было, практически все как один: Гвейн Первый, Гвейн Второй… Гвейн Пятый… Гвейн Десятый и так далее) и обнаружил рыцаря Благородное Сердце под счастливым тринадцатым номером, я прошлась вдоль невестиных гробов. Насторожило меня две вещи: первая — все невесты были блондинками. Но это еще ладно, может, граф брюнеток на дух не переносит. Но вот вторая странность: у всех невест алела на губах яркая, я бы даже сказала крикливая помада. И если где-то это казалось уместно и вполне сочеталось с тяжелым вечерним макияжем, который никто не стал смывать с покойницы, то некоторые девушки явно не жаловали косметику и были накрашены совсем чуть-чуть, ровно настолько, чтобы немножко выделить природную красоту. И вот на таких невестах алая помада, подозрительно напоминавшая атрибут работниц борделя, смотрелась дико. Или это какой-то очередной выверт южного национального колорита?!

Сзади послышалось пыхтение и скрежет камня о камень — это Азизам, поднатужившись, сдвигал крышку саркофага, прикладывая всю свою демоническую силу. Я решила, что тут он точно справится без меня, и призвала свою змейку взглянуть на эту странную помаду… Так и есть! Яд! Не помня себя от волнения, я под сосредоточенное бормотание Азизама носилась от одной усопшей к другой, осматривая каждую. У каждой на губах виднелись следы смертельного яда! Никакое это не проклятие, а покушения! Вот только на невест ли? А может, на их супруга, который по идее должен был целовать молодую в губы?! Почему же граф за столько раз не отравился? "Потому чшшшто Зссссмей…" — выдала свою версию змейка.

Дальше я подумать ничего не успела: и я, и Азизам, были настолько увлечены свим делом, что не заметили того, как стены склепа начали ехать, точнее пол опускаться, а над нами — бесшумно нарастать второй потолок… Последнее, что я успела увидеть, это как Азизам с криком "Держись!" расправил черные крылья, разорвав рубашку, и рванул вверх, в последний момент успев проскочить на этаж выше. А дальше пришел могильный мрак с пониманием: склеп бы набит под завязку, и сейчас этаж спустился… потому что кто-то из графского рода только что ушел из жизни!

7.2

За себя я не волновалась — Азизам как-нибудь вытащит. Не сможет сам, так помощь приведет. А вот при мысли, что кто-то из графского рода только что испустил дух, сердце холодело: их же осталось всего двое, Франсуа и Себастьян. Кого догнала костлявая? А может, склеп и не считает Франсуа за своего. Хотя его мать ведь лежит здесь…

Судорожно выдохнув, я крепко зажмурилась, нарисовала в сознании образ легендарного вдовца и на удачу призвала Дар…

***

Я оказалась в кабинете графа и первое, что увидела, это сам хозяин, мечущийся по комнате. Снова я услышала его мысли как свои: как она посмела?! Она его невеста! Прав был Гарет, надо было вышвырнуть этого слугу к демоновой бабушке еще на подъезде к Зеленому Горбу. Сегодня он видел, как она с ним под ручку семенит прочь из особняка средь ночи, а завтра что?! Застанет этого Азизама с ней в постели?! Может, намекнуть Гарету, что несчастный случай в стенах Зеленого Горба не будет выглядеть очень уж подозрительно. Мальчишка итак лазит где ни попадя, ну надышался чем-то в лаборатории, а может и просто решил выпить, шел себе, шел да и упал… неудачно упал… с лестницы или под копыта взбешенному жеребцу… Это он что, про меня? Приятно, конечно, однако…

Однако здесь где-то яд! Я заозиралась по сторонам, стараясь определить источник. Может, графин с чем-то бордовым? Нет, есть какая-то примесь, но не смертельная, может даже сбор трав… Что ж так жарко то?… О, это, кажется, не мои мысли, а Себастьяна. Граф, ворча про себя на Жака, который непонятно зачем так натопил все камины посреди лета так, что не продохнуть, направился к пресловутому графину и тут же ополовинил, отпив прямо из горла… А дух яда просто таки висел в воздухе… Видят Боги, без змейки никогда бы не нашла: одна их свечек в трёхрожковом подсвечнике отличалась от своих товарок тем, что при горении источала сильнейший яд, который могли опознать только полукровки-змеи и то спастись могли далеко не всегда, ибо конечности теряли дееспособность спустя три минуты контакта, а сознание парализовывалось спустя семь! И только я все это сообразила, как услышала шорох позади — это утомленный после полутора суток работы граф опустился на колени, подкошенный успокаивающей настойкой, в которой при детальном рассмотрении обнаружилась сон-трава! Не надо быть провидцем, чтобы понять, — лорд Себастьян больше не встанет…

И где носит Бесноватого, когда он так нужен?! Стоило мне подумать об этом, как где-то вдали послышался отголосок кашля — это демон почуял, как на него начал действовать яд, но он не смог бы сам найти его источник! К глазам подкатились слезы, и от бессилия я закричала во весь голос… и мое видение вдруг завертелось и снова потянуло меня куда-то…

***

Я оказалась в кабинете графа и первое, что увидела, это сам хозяин, мечущийся по комнате. Снова я услышала его мысли как свои: как она посмела?! Она его невеста! Прав был Гарет, надо было вышвырнуть этого слугу к демоновой бабушке еще на подъезде к Зеленому Горбу. Сегодня он видел, как она с ним под ручку семенит прочь из особняка средь ночи, а завтра что?! Застанет этого Азизама с ней в постели?! Может, намекнуть Гарету, что несчастный случай в стенах Зеленого Горба не будет выглядеть очень уж подозрительно. Мальчишка итак лазит где ни попадя, ну надышался чем-то в лаборатории, а может и просто решил выпить, шел себе, шел да и упал… с лестницы или под копыта взбешенному жеребцу… Все один в один, как я видела только что!

Что ж так жарко то?… Я знала, что сейчас будет, и с ужасом смотрела, как граф, ворча про себя на Жака, который непонятно зачем так натопил все камины посреди лета так, что не продохнуть, направился к пресловутому графину…

— Стой! — я хотела крикнуть, но получился сдавленный хрип вперемешку со всхлипом.

А Себастьян протянул руку к графину и… остановился! Нахмурился и повернулся в мою сторону. Он услышал! Боги, он меня услышал! Неужели я видела не прошлое, а будущее и мне по силам его изменить?!

— Не пей! — в упор глядя на него, четко проговорила я.

Рука отпустила графин.

— Уходи! В кабинете яд! В воздухе! Яд!

Его Светлость недоверчиво прищурился и вдруг глубоко вдохнул. Совсем болван что ли?! В следующую секунду глаза, в которых опять на миг сгустился цвет, распахнулись, и лорд Себастьян без промедлений рванул к двери… Вот как рванул, так и упал на пол, как подкошенный! А нечего было эмпирическим путем выяснять, есть здесь яд или нет, и ноги бы не отнялись! Но главное, он знает, что надо выползать отсюда, так что я могу смело оставить его. И я понеслась по закоулкам Зеленого Горба, с отчаянием вслушиваясь в надрывный кашель вереди.

Когда я ворвалась в покои Бесноватого, тот едва стоял, опираясь руками о стол. По наитию Бастард Тьмы обернулся в полубоевую трансформацию и теперь демонический хвост нервно метался и бил по полу. Боги, если бы он не догадался и остался в человеческой форме, он бы уже был без сознания!

— Гарет! — позвала я, подбегая к нему. — Гарет, надо уходить! Сейчас же! Этот яд и на демонов действует!

Демоническая голова дернулась, поворачиваясь ко мне, и сквозь меня взглянули чернющие очи темнее самой Тьмы, в которых медленно, но верно тлело адское пламя. Поздно… Я с ужасом поняла, что опоздала. Если бы я бросила Себастьяна и сразу кинулась сюда — ведь я знала, что и Гарет в опасности! — я бы успела! Тут Дар отозвался, что у меня есть время на еще одну попытку: я могу снова вернуться в начальную точку и сделать так, чтобы спасся не легендарный вдовец, а Тринадцатый Принц Веридорский. Смогу ли я, один раз уже увидев гибель графа, оставить его?! Нет…

— Гарет! — снова позвала я. — Гарет, ты должен спастись! Борись!

Он слышал меня, пытался собрать силы хоть на один рывок, но не мог… А скоро и слышать перестанет…

— Артефакт… — прошептал в пустоту Бастард Тьмы, — он у тебя на шее. Изумруд… Капля моей мертвой крови на нем — и он готов. Он из большой церемониальной короны Веридорских. Его надо вернуть… Тот, кто водрузит ее на голову и произнесет фразу "Величье — королю, правда — изумруду, воля — Богам", станет правителем Веридора, — и, в последний раз сверкнув демоническим огнем в глазах и навек закрывая их, едва слышно проговорил. — Я люблю тебя…

Я хотела ответить ему, пока он еще может слышать и понять, что я ему говорю, но меня прервал громоподобный звон стекла вперемешку с отборной бранью… и я чуть не разревелась от облегчения.

— Ваша честь! Мне нужно ваше высокое разрешение начальника охраны на то, чтоб раздолбать пол в фамильном склепе, — начал было Азизам, сворачивая крылья, и тут увидел Бесноватого, с секундой позже, начав вдыхать, поперхнулся и сморщился.

Почему-то я была уверена, что Азизам не услышит меня, но, слава Богам, ему это и не потребовалось. Мужчина подлетел к Бастарду Тьмы и, подхватив под мышками, быстро потащил из комнаты. Боги, спасибо Вам! Спасибо, что надоумили Азизама напрямую, то есть через окно, устремиться к начальнику охраны и за то, что у него хватило знаний с полувздоха опознать такой редкий яд! Успел! В последнюю минуту успел!

В коридоре Азизам столкнулся с Жаком, у которого на руках без чувств лежала леди Никалаэда. И этой повезло. Тут из-за поворота показался уже бодрый легендарный вдовец, сразу возвещая:

— Леди Шамали в ее покоях нет, но отравилась ее служанка. Двушку уже не спасти. Все живы? А где Франсуа?!!!

Что ему ответили, я уже не услышала, ибо меня начало вытягивать в реальность. Но последнее, что я заметила, повергло меня в шок — на губах у леди Никалаэды алела точь-в-точь такая же помада, что свела в могилу всех графских невест!

7.3

Реальность встретила меня приятным известием: кто бы из графского рода ни был одной ногой в могиле, он сумел выкарабкаться, а заклятие "опускающегося этажа склепа" оказалось обратимым, и теперь я, как и прежде, находилась выше уровня земли, что не могло не радовать. Уберусь-ка я отсюда, пока еще чего-нибудь не случилось. Вот только сначала прихвачу что-нибудь у одной их невест, чтобы завтра попробовать что-нибудь увидеть из ее жизни. Вдруг что-то интересное? Но это уж точно не сегодня, и так потрясений выше крыши!

Припомнив, что метал лучше всего держит эмоции и отпечатки воспоминаний, я решила снять с ближайшей девушки, как раз не являющейся поклонницей вечернего макияжа, маленькое простенькое колечко ободком. Раз уж она надела его на собственную свадьбу, хотя украшение роскошью и особой красотой не блещет, значит, любимое или же память о ком-то, то есть носила она его часто, может и вовсе не снимала. То, что надо!

Припрятав вещицу в карман, хотела было направиться к выходу… но тут мое внимание привлек саркофаг с телом сэра Гвейна Благородное Сердце. Вот точно однажды любопытство меня погубит! Эх, ну ладно, все равно больше я сюда ни ногой, особенно после аттракциона "пол уехал ниже плинтуса", а раз я здесь, надо вынести отсюда максимум.

Я никогда раньше не пробовала применять свой Дар, дотрагиваясь до покойников. Какое видение мне явится? Последние минуты благородного рыцаря? Самое яркое воспоминание его жизни? А может, то, о чем он думал, отпуская душу в Царство Мертвых? Чего гадать, сейчас все и узнаем. Бережно сжав по-мужски широкую ладонь с музыкальными пальцами и попутно порадовавшись, что на бывшего графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон тоже наложен стазис и не приходится пожимать полусгнившие косточки далеко не свежего скелета и вдыхать благоухание разложившейся плоти, я в очередной раз призвала свой Дар…

***

К своему удивлению, я оказалась в комнате, как сестра-близняшка похожей на ту самую, что сейчас служила мне спальней в Зеленом Горбе. Вполне возможно, это она и была, только кровать была застелена нормальным белым бельем.

Как раз на белых простынях я увидела девушку, лежащую на животе и самозабвенно рыдающую, сжав в объятиях подушку. Развалилась она на кровати в уличной одежде; костюм для верховой езды явно намекал, что хозяйка провела не один день в седле, а также соблазнительно обтягивал нижнюю часть тела девушки.

Скрипнула дверь — ну точно как в моей комнате! — и внутрь вошел хозяин Зеленого Горба, совсем молодой сэр Гвейн, вполне возможно, еще не сыскавший славу Благородного Сердца. Он осторожно приблизился к кровати, присел на краешек и бережно погладил девушку по встрепанной голове, невзначай зарывшись в густые кудри цвета воронова крыла.

— Я не буду… — начала она, задыхаясь от слез. — Я им живой не дамся! Они… Они хотят… И даже Гарет!

— Маленькая, не сердись на него, — ласково проговорил Гвейн. — Он не со зла. Ты же знаешь, что это нужно…

— Нет! — взвизгнула девушка, рывком садясь на кровати, но заглянуть в ее лицо было все равно что уставиться в печную трубу — чернота одна, но ей, похоже, волосы не мешали, а может, она не хотела, чтобы мужчина видел ее покрасневшее от слез, распухшее лицо. — Я скорее умру, чем… Я выжгу из себя Дар!

— Успокойся, — граф ловко перехватил ее поперек талии и устроил у себя на коленях, а девушка не замедлила уткнуться ему в плечо и начать поливать горькими слезами уже его камзол. — Обещаю, я тебя никому не отдам, даже если по твою душу явится сам Бастард Тьмы.

Словно расслышав его слова, провидение именно в этот момент послала лакея с докладом:

— Прибыл Его Высочество Тринадцатый Принц Веридорский Гарет Бесноватый!

***

Бастард Тьмы, без уже привычных мне глубоких шрамов по всему лицу, обнаружился в хозяйском кабинете вольготно развалившемся в комфортабельном кресле для гостей и, в своей пренебрежительной к этикету и приличиям манере, закинувшим на стол ноги в высоких охотничьих сапогах. Впрочем, граф, устроившись на своем месте, не только не возражал против таких финтов, он сам повторил маневр друга! Мда…

— Она здесь? — без обиняков начал Бесноватый, хотя внешне, в отличие от бьющейся в истерике девушке, не выглядел хоть чуточку обеспокоенным.

— Как вычислил? — ответил вопросом на вопрос Гвейн.

— От меня ее можешь "защитить" разве что ты, а в нашем последнем разговоре я четко обозначил свою позицию, — меланхолично отозвался Гарет, а потом, вмиг посуровив, добавил. — Надеюсь, тебе мне не надо объяснять прописных истин?

— Не надо, получше тебя знаю. Но и ее понимаю. Гарет, она готова отказаться от величайшего Дара, лишь бы не спать с левым мужиком потому что "так должно".

— Я ее предупреждал, чтобы поторапливалась и искала не левого. Сейчас время на исходе. Месяц — два, и она перегорит. Это в лучшем случае. А в худшем — сам знаешь. Так что если желаешь ей добра, убеди в том, что никакой трагедии не случится, если она разок — другой проведет ночь с не любимым мужчиной, но просто приятным фаворитом. Она ведь даже о детях уже мечтает, имя дочке придумала такое заковыристое… Фа… Фэ…

— Франциска, — тепло улыбнувшись, подсказал ему Гвейн.

— Вот! Ну и что мне, рассказать ей, откуда дети берутся? Не думаю, что сие ей неизвестно. Однако я готов внести свою лепту в это мероприятие, предоставив ей самый широкий выбор кандидатов.

— Гарет, — вдруг оборвал принца граф. — Гарет… оставь ее мне!

— Тебе? — насмешливо изогнул бровь Бесноватый. — С какой такой стати?

— Я… я люблю ее, — шепотом признался другу Гвейн. — Давно, с самого детства. С той самой первой встречи, когда сопровождал отца в Веридор.

— А я то думал, что мерещится мне. Ну да ладно, может, оно и лучшему. Если кто ее на постель уломать и сможет, то только святой Гвейн!

— Гарет!

— Я уж четверть века, как Гарет. Только помни, времени у тебя немного.

— Успею в срок, — уверенно заявил Гвейн.

***

Девушка металась по широкому ложу, подвывая от нестерпимой боли, словно выворачивающей ее наизнанку. Мда, а я то думала, что это мой Дар порой не жалеет меня, а тут вон какие страдания магия приносит…

Уж не знаю, дежурил ли сэр Гвейн под дверь или же слуги донесли, но вскоре он без стука заявился в спальню и, сдернув с нее одеяло, ловко забрался на кровать коло босых девичьих ступней.

— Тихо — тихо… потерпи, маленькая… — приговаривал мужчина, оголяя ее ноги выше колена и скользя рукой по внутренней стороне бедра.

Я тактично отвернулась. Никогда не любила смотреть на подобное. Нет, конечно, было интересно, но как представлю, что кто-то за мной будет так подглядывать… Б-р-р-р!

Постепенно крики девушки утихли, сменившись сбившимся тяжелым дыханием. Изредка проскальзывало имя сэра Гвейна или невнятное мычание. Короче, все как у всех…

— Гвейн… — наконец отдышавшись и придя в себя, начала было девушка, судя по звукам, хватаясь за одеяло и пряча под него ноги. — Гвейн, что это было?

— Тебе понравилось, — констатировал Его Светлость, и я, обернувшись, убедилась, что он все так же безупречно одет. По звукам я, конечно, могла предположить, что он не раздевался, но кто его знает. — Пока твоему Дару хватает просто твоего удовольствия, чтобы перестать донимать тебя болью. Так что пока я буду ночевать с тобой, чтобы быть рядом во время приступов.

— А потом? — с замиранием сердца спросила она.

— А потом — ррешать только тебе. Ты же королева. Королева моего сердца! И если ты, выбирая между близостью со мной и необратимой потерей магии, предпочтешь второе, я тебя пойму, потому что сам бы никогда не разделил ложе с нелюбимой женщиной… Я приму твой выбор и помогу пережить кризис магии, пусть меня даже потом Гарет на ремешки порежет.

— Гвейн! — девушка кинулась ему на шею и, крепко обняв, уткнулась носом в основание шеи. — Я выбираю тебя…

Ну, в общем, предсказуемо. Только получился у них Франциск, а не Франциска.

7.4

Дежавю! Меня выкинуло из чужих воспоминаний, пока мое несчастное тело немилосердно трясли. И — вот неожиданность! — это оказался все тот же нахал, что и в прошлый раз, еще и речь выдавал практически такую же.

— Вы что творите?! Нет, я вас спрашиваю, леди Шамали! — поумерив свой пыл, но в эмоциональном порыве продолжая легонько встряхивать меня за плечи, высказывал свое недовольство граф Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон. — Раз — я застал вас в лаборатории, где полно всяких вредных веществ и ингридиентов, которыми вы могли отравиться по незнанию, понюхав или прикоснувшись, — "Ха, я что, дура?!" — подумалось мне, но прерывать легендарного вдовца я не стала. — Два — я вылавливал вас прямо над проклятым омутом когда вы чуть ли не всем телом свесились с обрыва, — Хм, что свешивалась, не помню, но возможно. — И вот три! Скажите на милость, как мне придется разгребать последствия ваших необдуманных поступков в следующий раз?! Откачивать вас? Обшаривать дно близлежащих водоемов? Откапывать вас, заживо погребенную в чужом фамильном склепе?! На что еще способно ваше живое незаурядное воображение, леди Шамали?! Положительно, я предполагал, что вас нельзя отпускать одну на на шаг, но что вы с легкостью можете влипнуть в такие неприятности…

Он говорил еще что-то в том же духе, но я его не слушала. Мои мысли лихорадочно метались вокруг только что увиденного отрезка прошлого, который помогал наконец-то хоть что-то прояснить во всей этой мутной истории с графским родом.

— Ваша Светлость, — прервала я воспитательную тираду графа на полуслове, — скажите, матерью Франциска была Ее Величество великая королева Пенелопа Веридорская?

От удивления лорд Себастьян, кажется, даже зубами клацнул, резко замолкая, затем, подозрительно прищурившись, спросил:

— С чего вы это взяли?

А вот это хороший вопрос. Как-то не хотелось рассказывать ему про свой Дар, тем более что он неожиданно преподнес мне приятный сюрприз, с которым надо бы разобраться. Но что ответить? Как объяснить, откуда я узнала, что Дар Жизни королевы требовал, чтобы к определенному возрасту у нее были близкие отношения с противоположным полом с немалой частотой, и она решила "спрятаться" у сэра Гвейна, который весьма удачно оказался влюблен в подругу детства и сумел добиться взаимности? Да и Бесноватый не стал бы переживать ни из-за какой другой женщины…

В поисках внятного ответа на вопрос, я скользнула взглядом по телу лучшего друга Бастарда Тьмы, мазнула глазом по саркофагу… и неожиданно наткнулась на то, что нужно!

— Жак рассказал мне, что пророчество гласило о неминуемой смерти рыцаря Благородное Сердце в день, когда его первая любовь родит ребенка не от него. Взгляните, — указала на дату смерти, выбитую на последнем ложе графа. — Это день рождения Его Высочества принца Галахата Веридорского.

— Действительно, — принял мое объяснение граф. — Не скажу, что сильно верю во всякие пророчества… Однако в данном случае я склонен скорее согласиться с вами. Дело в том, что в тот день, когда к отцу приезжала дама, под вдовьей вуалью и уже заметно ожидающая дитя, оказавшаяся матерью Франциска, я застал ее отбытие… Помню, я возвращался верхом в Зеленый Горб и притормозил, чтобы пропустить незнакомую карету и из любопытства заглянул в окошко. Я мог ошибиться, конечно, ведь выхватил я лицо леди лишь на миг, потом она резко задернула шторку. Но я частенько ездил в Веридор вместе с отцом, так что тогда не сомневался, что в карете была именно Пенелопа Веридорская. А как только въехал во внутренний двор, ко мне коршуном подлетел Франциск и, заявив, что только что от особняка отъехала его мать, начал выпытывать, видел ли я ее…

— И вы ему обо всем рассказали! — с ужасом поняла я.

— Естественно, — пожал плечами лорд Себастьян. — Это его право — знать правду.

Точно сын сэра Гвейна. Вот однозначно! А я почувствовала себя родней Бесноватого. Да какая, к демонам, разница, на что там имел право Франциск?! Правильно сказал Бастард Тьмы своему другу: "Твоему сыну никогда не было никакого дела до нее! Она любила его, переживала, плакала… А ему было хорошо: титул, почет, состояние! Правда, зачем ему сдалась она?!" Он говорил о своей сестре… Франциск загорелся желанием все же узнать, кто она, только когда она, думая, что он спит и не слышит, обронила, что из-за ее происхождения ему никогда не стать наследником сэра Гвейна. Оно и понятно "король юга" и одновременно претендент на Веридорский престол…

Кстати…

— Лорд Себастьян, а вы уверены, что ваш старший брат мертв? — задала я в лоб вопрос, который учил меня с первого дня, как я услышала легенду о проклятии графского рода.

Реакция меня удивила: лицо Его Светлости вдруг исказилось в неподдельной злобе, и он прошипел не хуже гадюки:

— Не смейте произносить этих слов в моем доме!

Чего это он? Я же просто спросила…

Граф резко развернулся и прошествовал на улицу, не оглядываясь и, кажется, даже не думая о том, следую я за ним или нет. Вот и как это понимать? Ладно, все равно я не собираюсь тут оставаться одна, поэтому я поспешила за хозяином Зеленого Горба.

Отошел Его Светлость спустя шагов двести.

— Прошу прощения за свою вспышку, — виновато поглядывая сверху вниз на меня и ловко подцепляя меня под локоток, чтобы не подвернула ногу в темноте на каком-нибудь ухабе или не растянулась в грязи, споткнувшись о корягу или выступающий из земли корень, — и за то, что не могу сейчас открыть портал. Не так давно я был на волосок от смерти, но выкарабкался… вашими молитвами.

Моими молитвами? Богов я молила за Гарета, но графу этого знать совсем не обязательно, да и хотелось бы избежать объяснений, каким это таким образом мне удалось докричаться до него и как распознала яд, так что перейдем-ка мы на другую тему.

— Скажите, Ваша Светлость, как к вам относились ваши братья. Франсуа меня интересует больше, чем Франциск, ибо его чувства к нежданному-негаданному наследнику всего отцовского состояния я могу предположить, а вот с первым не имела счастья близко пообщаться.

— Вы намекаете на то, что покушение на меня, а заодно и на половину обитателей Зеленого Горба мог устроить Франсуа? Право слово, я такого даже представить не могу. Франсуа — добрейшей души человек. Чуткий, ранимый, скромный, гений искусства. Да и мы с братьями никогда не питали друг к другу ни ненависти, ни даже ревности.

— Возможно, Франсуа держит на вас зло… за некий случай в прошлом…

— Не надо туманных намеков, леди Шамали, говорите прямо. Что вас смущает? Даю слово, что отвечу на все ваши вопросы честно.

Ага, попробуй на такой вопрос ответить честно. Хотя… судя по тому, как Его Светлость охож на своего отца, может, и правда выгорит?…

— Лорд Себастьян, — начала я, осторожно подбирая слова. — До меня дошли слухи, что некогда вы, не будучи еще наследником рода… ммм… закрывались со своими братьями в пыточных под особняком и… вместе с Францисом привязывали Франсуа…

— Вот что мне делать с Жаком?! — оборвал мою насквозь пропитанную смущением речь легендарный вдовец. — Нет, сдается мне, даже если ему отрезать язык, этот старый сплетник будет пантомимы показывать! Леди Шамали, я понимаю, что все эо со стороны, должно быть, выглядело несколько… неблаговидно, однако, уверяю вас, на самом деле все было совсем не так, как могло бы показаться на первый взгляд…

— Так объяснитесь, Ваша Светлость.

Вот тут настала очередь легендарного вдовца смущаться. Я даже не поверила своим глазам, когда разглядела в темноте, как у самого графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон побагровели уши, как у нашкодившего мальчишки! В смятении лорд Себастьян даже остановился и, виновато шаркая ногой и совершенно нехарактерно для своей внешне холоднокровной персоны пристыженно пряча взгляд, забормотал:

— Видите ли, леди… Право, я даже не знаю, как вам объяснить-то. Вы такая юная, нежная и непорочная… Что ж… Понимаете, леди Шамали… Обычно… в большинстве случаев мужчина и женщина влюбляются друг в друга, венчаются, выполняют супружеский долг, заводят детей. Порядок, правда, время от времени варьируется, но не суть… А бывает такое, что… кхммм… пару составляют не мужчина и женщина, а, скажет, двое мужчин…

Наверное, я неприлично разинула рот. Нет, конечно, я мельком слышала, что такое бывает, но у нас в северных землях за такое и побить могли. В Веридоре, особенно в богатых аристократических кругах наверняка всякое можно встретить. А на юге?

Словно прочитав мои мысли, лорд Себастьян продолжил:

— У нас не порицается, если ты… питаешь симпатию к человеку своего пола, однако обязательным условием является то, что ты и с противоположным полом имеешь близкие отношения…

Боги Всемилостивые… Садом и Гамора отдыхают, а Хаос нервно курит в сторонке…

— Так вот… Я вас прошу сохранить в тайне то, что я вам сейчас скажу. Слухи об асексуальности Франсуа верны лишь отчасти. Мо брат действительно совсем не испытывает физического влечения к женщинам… однако он влюблен… До сих пор влюблен в одного мужчину… привлекательного с всеобщей точки зрения, так что, наверное, это не должно быть странно…

Уже предчувствуя грядущее потрясение от откровения лорда Себастьяна, я предусмотрительно вцепилась в его локоть. Как оказалось, не зря, ибо от услышанного было в пору рухнуть наземь от изумления и культурного шока.

— В общем, вы наверняка уже догадались, что Франсуа с юности любил и, к моем отчаянию, до сих пор продолжает любить… Франциска.

7.5

Боги, куда вы меня послали?!!! В который раз я уже задавалась этим вопросом и, понятно дело, ответа не получала. Нет, я еще могу понять мутные истории с переменной наследника, терки за отцовское состояние и титул между братьями, особенно не полностью родными, а единокровными, да дае массовое отравление невест в принципе можно было бы уложить в мою картину мира. В конце концов, северяне тоже далеко не святые и, бывало, заключали брак из корысти, а потом, войдя в права наследования, избавлялись от постылого супруга или же ненавистной супруги. Но такое… и ведь они же считали себя братьями по крови…

— И что, Франциск… тоже… — попыталась я хоть как-то сформулировать вопрос, но, похоже, я действительно была слишком неискушена, чтобы говорить о подобных вещах.

Граф мое состояние понял и проявил догадливость.

— Нет, что вы, леди! Франциск купался во внимании всех южных барышень и не только. Но и брату позволял любить себя. Тогда я не задумывался о таком, но сейчас, наверное, считаю, что это было жестоко с его стороны. Я убедил его не придавать гласности любовь Франсуа, а ведь Франциск мог. Просто чтоб посмеяться над братом. Но потом он согласился со мной, что такое потрясение может подкосить отца…

Мне одной кажется, что старший брат вовсе не пожалел сэра Гвейна, а стушевался от мысли, что если правда дойдет до графа, тот за издевательства над Франсуа его по головке не погладит?

— Знаете, Франциск… он будто с колыбели чувствовал, что он выше других. Что он рожден править. С первых лет жизни он походил на короля. Он просто знал, что он не такой, как все. Это было не просто бахвальство, в нем жило что-то такое… Что-то, что делало его первым всегда. Он действительно был лучшим во всем. Это признавали все… кроме отца и меня. В отрочестве и юности я всей душой радел за вселенскую справедливость и не мог просто принять то, что кому-то от рождения дано все, а кому-то ничего. Отец, видя это, пытался объяснить мне, что кому много дано, с того много спросится. Что всему есть своя цена и каждому Боги отмеряют не только милости, но и тягости. Но я его не слушал… Не желал слушать! Я довольно быстро распознал во Франциске сына Хаоса и загорелся идеей победить его. Человек не в силах победить потомка высшего демона?! Плевать я хотел на это! Я рвался к своей цели, желая переиграть самих Богов и попрать законы всего мироздания! Помню, Франсуа пытался утихомирить мою одержимость, призывал вспомнить о любви к ближнему своему и не желать сокрушительного поражения родному брату. Но чтоб я тогда кого-то послушал!

Изумленная столь длинной прочувствованной речью, я с жадностью ловила каждое слово и завороженно смотрела на то, как радужка Себастьяна, словно оживая, начинает наливаться цветом… пока не разобрать каким, просто темнеет… Тут мелькнула шальная, совершенно дикая мысль: если его глаза окажутся изумрудными, я его поцелую!

— И вот он настал, день моего триумфа! Я впервые участвовал в турнире между молодыми дворянами. Вот уже три года победитель оставался бессменным — Франциск, и я был полон решимости положить этому конец! Не поколебали меня и слова Франсуа, брошенные мне перед выходом на арену. Как сейчас помню… Брат сказал мне вспомнить пророчество, посланное в день моего рождения, и не гневать понапрасну Богов, ведь однажды, сражаясь за нечто действительно важное, в решающий момент Они могут отвернуться от меня. Франсуа вообще любил всякие такие высказывания. Помнится, в подростковом возрасте меня немало раздражала то, какой он… то ли верующий, то лли суеверный, даже не знаю. Франсуа верил в судьбу, в предназначение, в знаки, в милость и кару Высших Сил, в Их Божественный промысел… Я же тогда только презрительно кривился, слушая всю эту лабуду, и, кажется, даже ни разу не бывал в сознательном возрасте в часовенке при особняке до гибели отца, ФФрансуа же любил это место больше всех в Зеленом Горбе.

"Только сейчас почему-то предпочитает Черный пруд," — подумала я, а вслух высказала другую свою мысль:

— Вы так интересно рассказываете. И что же, Франциск был повержен?

— Я выбил меч из его рук и хотел было приставить свой клинок к его шее, чиркнув по коже и расчертив ее алым. Вокруг бесновылись зрители, все восторженно голосили, кто-то уже скандировал мое имя и с свистом и смехом поминал имя низвергнутого кумира. Шум стоял невообразимый, но я ничего вокруг не слышал. Эта была та самая вожделенная победа… Но в последний момент я встретился взглядом с братом… В нем кипела такая ненависть. Боль. Звериное отчаяние. И тогда я понял, что не хотел этого. Что мне не нужно его унижение, не нужно почитание толпы и ореол сильнейшего воина юга. Все, что хотел, я сам себе доказал, но мои порывы это не повод окунать в грязь Франциска. Да, я выиграл честно, но добивать его тогда… И тогда вспомнились слова Франсуа. Повторяя, как мантру, что за это поражение с самую важную в моей жизни победу мне улыбнется удача, я незаметно подтянул магией к руке брата кинжал, который он тут же нащупал и, сделав резкий рывок, вогнал мне практически под сердце… Помню, отец тогда, вместо того, чтобы объявить победителя, крикнул Гарету, чтобы помог мне, а сам отхлестал Франциска хлыстом на глазах у всей южной знати. Я то сам не видел, но говорили, что он захлестал его чуть ли не до смерти… Но я утомил вас своим рассказом?

— Нет, что вы, напротив, мне приятно слушать вас, — поспешила я заверить его.

— В таком случае давайте сначала зайдем к Гарету и Никалаэде, справимся об их самочувствии, а потом, если вы не слишком устали, я прикажу подать ужин в кабинет и я продолжу свою "исповедь". Видят Боги, никогда не думал, что у меня будет такой обольстительный исповедник, — и лукавое подмигивание мне.

Едва сумев подавить улыбку, удосужилась наконец взглянуть на дорогу. О, ничего себе, а я и не заметила, что мы уже достигли Зеленого Горба.

7.6

Как бы мне ни хотелось проведать Гарета, я настояла на том, чтобы сперва мы зашли к леди Никалаэде. Прекрасная эльфийка, бледнее простыни, на котрой раскинулась, была похожа на принцессу из сказки, которая вот уже сотню лет ждет, когда же в замок, где ее сковал магический сон, через густые кусты с ядовитыми шипами продерется храбрый герой и поцелуем разрушит колдовские оковы и разбудит ее… Кандидат на сию почетную должность обретался здесь же.

— Лорд Франсуа, — я вежливо присела в книксене, скромно потупив взор и подмечая, что сладкоголосый менестрель устроился на краю кровати незамужней леди — верх неприличия, а если еще и учесть, что леди возлежит в одной нижней рубашке под одном тонким покрывалом, обрисовывающим контуры соблазнительной фигуры, да и рука музыканта, когда мы вошли, подозрительно метнулась в непосредственной близости от ручки Никалаэды. — Надеюсь, вы не пострадали.

— Леди Шамали, — поднявшись, мне отвесили такой же формальный поклон. — Благодарю за беспокойство. Нет, я не пострадал, ибо, по счастливой случайности, меня не было в Зеленом Горбе.

"Да — да, невероятная случайность… Или все же и правда совпадение? Он же по ночам бегает к Черному пруду?…"

— С вашего позволения, я оставлю вас, — бросил это неразговорчивый тип и, даже и не думая получать от кого бы то ни было позволение, спешно вышел. Чего это он?

Ладно, пес с ним пока. Подойдя к кровати, я нагнулась над леди Никалаэдой и в первую очередь стерла помаду с ее губ краем покрывала. Она была жива, но я понятия не имела, сколько яд был у нее на губах. Будем надеяться, что все обойдется. Подругами мы, конечно, не были, но и смерти я ей не желала. Змейка долго недовольно шипела, отказываясь помогать "нашшшшей сссоперницссссе зсссса нашшшу пару", но после долгих уговоров все же послушалась меня. В первую очередь я хотела оценить степень отравления… но забыла об этом сразу же, как углядела, что под сердцем у нее уже теплится жизнь… Совсем недолго, меньше месяца, но моя змейка уже видела, что это, скорее всего, будет мальчик, и что в нем полыхает стихия Хаоса… А еще пришло осознание, что это ребенок Азизама. Боги, что теперь будет? Как мой друг отнесется к этому? Ведь он из высокородной веридорской семьи, а в королевстве не жалуют бастардов. Да и леди Никалаэда забеременела, чтобы выйти замуж за графа… То есть меня попросят отсюда…

Я бросила беглый взгляд за спину и увидела, что легендарный вдовец пристально рассматривает леди Никалаэду. Его взгляд скользил вдоль девичьего тела, изучая каждый изгиб. От того, каким пристальным был его взгляд, даже мне стало не по себе.

— Ваша Светлость, — нерешительно позвала его я. — Скажите… Ответьте мне как своей невесте: в каких отношениях вы состоите с леди Никалаэдой?

От моего вопроса графа передернуло и, оторвавшись от прекрасной эльфийки и теперь сверля взглядом уже меня, усмехнулся:

— Ревнуете?

— Я уважаю себя и вас, — стойко выдержала его взгляд и выпад. — Поэтому не потерплю в нашем доме вашей любовницы, будь она хоть знатной южанкой, хоть самой веридорской королевой.

— Наш дом… — довольно протянул Его Светлость. — Не скрою, мне приятно, что вы, кажется, примирились с мыслью, что станете моей женой, а не брыкаетесь, как в первое время.

— Рано радуетесь, — оскалилась я. — И да, Ваша Светлость, не уходите от вопроса.

— Да, в общем, это не тайна, — как-то безрадостно усмехнулся граф. — В отрочестве я считал ее близкой подругой. Видите ли, из прекрасного пола вокруг меня крутились избалованные доченьки состоятельных папочек, которых инересовали только они сами, количество их поклонников и то, что драгоценные камни у них в ушах и на шеях сверкают завлекательнее, чем у ее заклятой "подруги". Как вы понимаете, эти тщеславные жеманницы меня не интересовали. Как однажды выразился Франциск, грубо, но весьма точно: с этими дамами пересекаешься только в горизонтальной плоскости. Единственной их добродетелью можно было считать красоту, и то далеко не у всех. Образование они получали исключительно приличествующее благонравной девице, то есть ограничивались "наукой" кормилиц и нянечек о том, как следует леди вести себя в первую брачную ночь, оставшись с мужем наедине. Право слово, уж лучше бы в преподаватели куртизанок нанимали… А Никалаэда была другой. Не только красивее всех них. Уж не знаю, кто озаботился ее обучением, но леди блистала умом с пятнадцати лет. Я восхищался ее знаниями, которые, казалось, были безграничны, обожал играть с ней в шахматы, слушать, как она разговаривает на языках, о существовании которых я даже не подозревал, декламирует поэмы народов, которые некогда жили в этих землях и кочевали от самой южной окраины до Великих гор в Северном Пределе, а порой и плавали за море… Нет, не смотрите так, леди Шамали, я никогда не любил Никалаэду. Симатизировал, восхищался — это да, но любить — никогда. Как я уже сказал, я считал ее другом…

— Считали?

— Да, к сожалению, именно так, в прошедшем времени, — тяжело вздохнул лорд Себастьян, и его глаза снова помертвели. — Потом я понял, что я был всего лишь средством. Я был неким связующим звеном между ней и Франсуа, на которого оа как раз таки нацелилась. Когда ей в голову пришло, что мой брат не обращает на нее внимание, потому что считает, что между нами что-то есть, она велела мне больше не подходить к ней.

— Но не помогло, — без особого сожаления констатировала я.

— Именно. Только Никалаэда не даром так умна. Она изучила меня вдоль и поперек и знала, на что давить. На мое практически фанатичное желание обхитрить саму судьбу и доказать, что в этом мире не существует ничего, не подвластного мне. Она пообещала, что преподнесет мне такой дар, который могли бы пожаловать мне разве что Боги. Она посулила мне, что на всем свете не будет существа, могущественнее меня, что я смогу бросить вызов даже высшему демону с немалой вероятностью победить. И что вы думаете? Конечно же, я согласился ей помочь.

Тут лорд Себастьян резко отвернулся и, отойдя к окну, уперся руками в подоконник. Я не торопила его, просто молча любовалась серебряным водопадом его волос, переливающимся загадочным светом. Я чувствовала, как тяжело ему дается"продолжение исповеди", и почему-то смущало неведомо откуда взявшаяся уверенность, что так он не открывался никому и никогда. Даже Гарету.

— Знаете, леди Шамали, храмовники говорят, что любой грех можно отмолить. Я так не считаю. Мне никогда не оправдаться ни перед собой, ни перед небесами за то, что я сотворил, и за мою ошибку, подозреваю, будет расплачиваться не одно поколение. Жизнью расплачиваться. А Никалаэда… Вы, возможно, догадались, что она хочет выйти замуж за меня. Естественно, это не любовь. И даже не рассчет. Это ненависть. Лютая яростная ненависть, заставляющая желать отомщения.

— Почему же вы позволяете ей жить в Зеленом Горбе?! И почему она должна вас ненавидеть? Вы же помогли ей?

— Я не гоню ее, потому что понимаю, что виноват. Непростительно виноват перед ней и перед братом. А помочь — да, я помог, причем сделал именно то, что от меня просили. Мне даже дар преподнесли, правда, до сих пор не разобрался, то ли она изначально планировала меня убить, то ли это все же следствие побочных эффектов моей помощи. А скорее всего, ей было все равно: разорвет меня сила — не велика потеря, выживу — тоже не беда. Хотите узнать, что это был за дар, леди Шамали?

Я уже не была уверена, что хочу, но тем не менее кивнула.

— Это был… укус.

7.7

Который раз я уже теряю дар речи за эту ночь?

Первое, что пришло мне в голову — укус оборотня. Но где леди Никалаэда могла откопать оборотня? Да и с высшими демонами, насколько я знаю, могли потягаться разве что альфы, вожаки оборотней. Остальные были сильны физически, могли похвастать запредельным слухом и чутким обонянием, но вот магами были весьма посредственными.

Насладившись моими широко распахнутыми глазами, лорд Себастьян все же изволил пояснить:

— Вы наверняка слышали легенду у Хранителе. Высший демон по имени Рагнар навсегда оставил Хаос и поселился на вершинах Великих гор. Много веков он защищал земли в их тени, которые с незапамятных времен звались Северным Пределом. Однажды он увидел внизу, на земле, прекрасную девушку Веридору и признал в ней свою единственную. Он согласился променять бессмертие и божественные высоты на несколько десятков лет рядом с ней среди людей. Вместе они объединили разрозненные племена, создали могучее королевство, названное в честь Веридоры, и дали начало династии великих королей. По идее, Гарет приходится Рагнару внуком.

— Конечно, слышала, — кивнула я, не понимая, какое отношение имеет родоначальник династии Веридорских к леди Никалаэде.

— Так вот, у нас на юге бытует другая легенда. Она не противоречит северным сказаниям, однако несколько дополняет их. Легенда гласит, что их было трое, сынов Хаоса, по воле Богов пришедших на земли людей. Первый — Рагнар — поселился в снежных краях, потому что любил парить между занесенных гор, к тому же чувствовал, что именно здесь встетит свою судьбу. Второй — Нарцисс — был изгнан из Хаоса за свою заносчивость. Более того, он впутался в какую-то неблаговидную историю, опять же из-за своего дурного характера, за что фактически попал в рабство к Богам. В Веридоре его чаще зовут Инквизитором, потому что он является, чтобы вынести смертный приговор тому, кто исчерпал своими злодеяниями терпение Богов, и, соответственно, казнит приговоренного. Уж е знаю, насколько легенда не лжет, но то, что Инквизитор вполне реален — факт. Поговаривали, что он временами заходил к моему отцу. Жак до сих пор клянется и божится, что видел самого лорда Нарцисса. Мол, волосы у него были белоснежные, как венчальное невестино платье, глаза — стальные, такие, что одним взглядом дух вышибают, а вот брови, а противовес волосам, черны. Сам он высок, худощав, изящен и на всех смотрит, как на грязь у себя под ногами.

— Вспомнила! — от неожиданной догадки встрепенулась я. — У меня на родине палачом Богов называли Великого Дракона. Говорят, он высокомернее любого лорда, и за это Боги покарают его, послав ему единственную из так презираемых им людей. А третий?

— А вот третий — самый загадочный из всех. Одни говорят, что он тоже чем-то Богов прогневал и его тоже ждет их кара, другие утверждают, что он добровольно последовал за своим единоутробным братом — Нарциссом. Но все сходятся на одном… Вы же понимаете, что эта легенда пошла от тех, кто предположительно видел пришествие из Хаоса всех троих. Итак, их было трое, раньше невиданных в этих краях существ: угольно-черный крылатый высший демон, серебристый могучий дракон и… такого же цвета исполинский змей.

— Василиск… — тихо прошептала я.

— Вы знакомы с порождениями Мрачного? Хотя, с вашим любопытством, я удивиля бы, будь это не так. А почему не наг? Некоторые представители этого народа умеет полностью перекидываться в гигантских аспидов?

— Не знаю, — пожала плечами я. — Просто предположила.

— Тем не менее, предположили правильно. Василиск облюбовал для себя графство Виконтесс, и здесь порой находят тела несчсастных, которым не повезло попасться на глаза змея. Заморозить василиск не может только свою пару. Я, будучи еще малолетним несмышленышем, прочел все, смог найти в библиотеке о василисках, и узнал, почему они всегда замораживают взглядом жертву, а не рвут клыками. Оказывается, кусая, василиск выплескивает яд, в котором и заключена вся магия его превращения. Если укушенный выживает, есть вероятность, что у него приживутся какие-то способности василиска. Отчасти поэтому сложилась присказка, что змея кусает только раз.

— То есть, укусив, василиск превращается в человека?

— Смотря, сколько яда вложил. Догадайтесь, леди Шамали, что я вознамерился выкинуть в свои десять?

— Раздобыть яд василиска? — предположила я, мне бы это идея первой пришла в голову.

— Верно. Я захотел поймать и сцедить каплю яда с зутов василиска. Огромной древней твари из Хаоса, которая по зубам далеко не всем демонам и драконам. И тем не менее я даже разработал план: вычитав, что змеи реагируют на музыку, я уговорил Франсуа пойти со мной к Черному пруду и поиграть. И что вы думаете? Змей приполз! Я, позабыв об осторожности, во все глаза уставился на непомерно огромную зверюгу, упоминающуюся в мифах и не одну сотню лет живущую здесь, в южных землях. К счастью, василиск на меня не смотрел. Он не сводил глаз с Франсуа, который, конечно, был, как всегда, в повязке, но, думаю, взгляду василиска это не проблема. Он заметил нашу "добычу" не сразу, а когда все же оторвался от своей лютни, взглянул прямо на змея… И улыбнулся. Я чуть не вскочил от удивления, когда брат прошептал: "Красавица!" Тут змей странно встряхнул головой и с куда-то нырнул, так что его как не бывало. А я принялся расспрашивать, почему брат решил, что это девочка. Он ответил, что просто почувствовал и что мы больше не будем на нее охотиться. Да я, честно говоря, больше и не собирался — понимал, что такое мне пока е по силам. А еще подумал, что за Нарциссом действительно могла последовать сестра. Почему обязательно брат?

— Погодите! Вы хотите сказать, что…

— Да, леди Шамали, именно это я и хочу вам поведать. После разрыва наших с леди Никалаэдой отношений, я начал задаваться вопросом: почему она так взросло выглядит, хотя ее родители утверждали, что ей пятнадцать? И почему о дочери этих самых родителей никто никогда не слышал? Сказали, что она бастард отца и ее долго не могли найти, мол, родная мать куда-то запрятала девушку. Но многое, слишком многое не сходилось. И чем дальше, тем отчетливее я понимал, что что-то здесь нечисто. И оказался прав… к сожалению. Я хотел получить яд василиска? Что ж, леди Никалаэда отмерила мне его сполна, так что я не должен был выжить.

— Но вы живы…

— Как видите, — пожал плечами граф. — Мне помог брат — сам подставил мне шею, чтоб я смог укусить его и отдать часть яда. Вдвоем у нас был шанс.

— Франциск? — предположила я. Ведь он был охоч до власти и наверняка не отазался ы от дармовой силы, которой, к тому же, ни о кого не было.

— Нет, Франсуа. Хотя Франциск тоже помог, затащив нас как раз в ту комнату под куполом в Венчальной и заперев, чтобы мы не напали на на кого в Зеленом Горбе.

"Ага, и чтобы вы перегрызли там друг другу глотки," — подумала злая я.

— Не знаю, сколько мы пролежали там вдвоем, лично меня хватило, по моим ощущениям, минут на двадцать, потом я благополучно потерял сознание. А когда очнулся, успел заметить, как с кожи Франсуа исчезает чешуя. У себя я ничего подобного не видел. Изучив все особенности василиска, я сначала проверил на себе. Надеялся, что, может, сохранилось что-то… но нет. Шутка ли, я переглотал все смертельные яды, которые только знал, и каждый раз терпел до последнего, надеясь, что полученная доля магии василиска меня защитит, но все равно приходилось глотать противоядие. Некий гипноз у меня, правда, выходил, но не могу поручиться, что это передалось в момент укуса, а не приобретенное умение. Все же для василиска слабовато… В общем, не вышло из меня даже дефектного василиска, ни одна способность не прижилась. Тогда я решил проверить Франсуа… Собственно, о той проверке и растрындел вам Жак. Видите ли, в одном из гримуаров по порождениям Мрачного я нашел, что можно вызвать спонтанный перескок из человеческой формы в боевую трансформацию, если подвергнуть существо смертельной опасности или же сильно возбудить. Ну, Франциск предложил приложить Франсуа каким-нибудь заклятием посильней, но я настоял на способе побезопасней… ну, тогда Франсуа и сказал, что помочь мне провести этот эксперимент может только Франциск. Выяснилось, что мой брат может только покрываться чешуей в области живота, но эту кольчугу не пробить даже зачарованным клинком. Но полностью "обрасти защитой" Франсуа так и не смог.

— Лорд Себастьян, а вы так и не рассказали, как именно помогли леди Никалаэде, — напомнила я.

Его Светлость уже набрал воздух в легкие и даже приоткрыл рот с готовностью все мне выложить, как на духу… и закрыл. Пожевал губами, задумчиво глядя мне в лицо, и тут выдал, что засиделись мы здесь, а нам еще Гарета проверить надо.

Не поняла, это что такое было? Я ж теперь умру от любопытства!

7.8

Пока мы переходили от одних покоев к другим, я воспользовалась перерывом в рассказе графа о прошлом и спросила у змейки, распространяется ли на нагов передача способностей через укус, как у василисков? Та откликнулась, что нет, а потом еще и добавила, беспокойно мечась в груди: "Зссссмей… исссстинный — зсссмей… Ссссстрашшшшный, но ссссильный… Хорошшшо…" Я хотела было спросить, о графе ли она — хотя о ком еще? — но тут ко мне неожиданно обратился лорд Себастьян:

— Какая у вас вторая ипостась?

Он так резко остановился, что я впечатылась бы в него, если бы меня галантно не удержали, когда расстояние между нами было меньше полушага… и отпускать не спешили! Это он что, решил так дезориентировать меня? Что ж, расчет верен — я растерялась.

— Простите? — только и смогла выдавить я, вдыхая чудесный яблочный аромат и признавая: да, не может быть, чтобы змейка говорила о ком-нибудь другом… и мертвецкая бледность с его кожи сходит, возвращая хороший матовый цвет, прозванный аристократическим… глаза у него опять оживают, оживают… изумрудные, они точно будут изумрудные…

— Я вас уже спрашивал в нашу первую встречу, но вы отвечали, что не понимаете, о чем я.

— Помнится, вы сказали, что, когда я погружаюсь в себя, чем-то напоминаю вам медитации вашего отца. Кажется, вы предположили, что у него была какая-то вторая ипостась?

— Была, — кивнул Его Светлость. — Еще в юности он побратался с Гаретом, установив связь по крови, в результате чего мог принимать практически полную промежуточную трансформацию. Он разговаривал со своим демоном так же, как и вы… Но огонь в ваших янтарных глазах не похож на демонический…

— Лорд Себастьян, вы ошибаетесь, — твердо отвечала я. — Я не имею никакого отношения к демонам.

Прищурился, словно что-то разглядывая прямо у меня в душе… А я поняла две вещи: пара способностей василиска у легендарного вдовца все же прижились: способность видеть через морок и умение отличать правду от лжи. Вот правильно я всегда юлила, но никогда ему в открытую не врала!

— Мы пришли, — констатировал очевидное Его Светлость, открывая передо мной дверь и галантно пропуская внутрь первой.

***

Почему-то я думала, что спальня Бесноватого обставлена по-спартански, как кабинет и гостиная. Но нет, оказывается Бастард Тьмы тяготел к разного рода излишествам роскоши, как то тяжелый бархатный балдахин винного цвета, покрывало, расшитое золотой нитью, хрустальный графин с бокалами на изящном прикроватном столике орехового дерева с гнутыми ножками, порсульский ковер с длинным пушистым воспом застилает весь пол… Мда уж, красиво жить не запретишь. И белье постельное не траурное, как у меня, но и не нормальное белое. Все того же винного цвета. Вот даже предположить не могу, что за напиток такой вот в этом самом хрустальном графине, характерного цвета…

В отличие от леди Никалаэды, Гарет был в сознании. Я боялась встретиться с ним взглядом… Нет, не потому что стеснялась, а потому что следом за мной шел граф Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон. Отступив к окну и предоставив лорду Себастьяну проверить состояние друга, я попросила про себя Богов, чтобы они надоумили Тринадцатого Принца Веридорского не глядеть на меня в упор хотя бы в присутствии хозяина Зеленого Горба, и снова позвала змейку.

"Ты говоришь, наш единственный — граф. А Гарет тогда кто?"

"Ссссебасссстьян — иссссстинный… А Бессссноватый — единсссственный…"

"Как так? В чем разница?"

"У зсссмей — исссстинные, а у демонов и чшшшшернокнижшшшников — единссственные".

"То есть я — единственная Гарета, а граф — мой истинный?!"

"Весссстимо… Хотя проверить надо. Зссссаветный плод надо вмесссссте надкуссссить, и тогда ссссвязссссь зссссакрепитсссся…"

"А как же Гарет? — мне показалось, или мой голос дрогнул даже в мыслях? — С ним тоже яблоко разъесть?"

"Нет, ссс демонами по-другому. Сссс ними ссссвязь во время близссссоссссти усссстанавливаетсссся. Но тогда ты не зссссавершшшшишшшь иницссссиацссссию сссс исссстинным…"

"О Боги, что вы наделали!?" — убито думала я, переводя глаза с одного до второго. Как можно выбрать между ними?! Да даже если выберу, они оба из тех, кто не проигрывает и за свое бьется до конца…

7.9

— Жить будешь, — авторитетно постановил Его Светлость, дружески похлопывая Гарета по плечу. — Глотнул яд ты, конечно, сполна, чуть ли не смертельную дозу. Никак, ангелы божьи рядом с тобой в тот момент были, раз выжил.

— Один ангел точно был, — вроде бы пошутил Бесноватый, но я была уверена, что он мимолетом бросил на меня огненный взгляд.

Так, надо собраться! Надеясь, что мое волнение со стороны незаметно, усилием воли заставила себя взглянуть на Бастарда Тьмы, который и в самом деле мерил меня взглядом, но не иронично-насмешливым, как обычно, а со светящейся в глубине светлой радостью, и как можно нейтральнее проговорила:

— У вас есть предположения, кто мог устроить покушение?

— Целых два, — деловым тоном откликнулся Гарет. — Первое и самое вероятное — Никалаэда.

— Но ведь она сама пострадала, — возразил граф.

— Она пострадала не от того же яда, что и мы. Да, — добавил, увидев удивленное лицо хозяина Зеленого Горба, — я способен воспринимать причитания Жака даже в полуобморочном состоянии. Он не идиот, как только ему Азизам сказал, что яд исходит от горящих свеч, тут же заявил, что Ладушка, несмотря на ночь и темень, не спала, ибо была полностью одета, и не зажгла ни одной свечи. Вот только все свечи хранятся в подсобке рядом с кухней, а там леди Никалаэду никто никогда не видел. А отравлены были все длинные из верхнего ряда, которые слуги ставят в хозяйском кабинете и в покоях, то есть травили скорее всего не в каждой комнате по отдельности, а все разом. Кстати, Себастьян, ты невесте то уже про свои непростые взаимоотношения с леди Никалаэдой рассказывал?

— Только что, — признался Его Светлость.

— Да, но ответ на мой вопрос, почему леди Никалаэда все еще здесь, показался мне неубедительным. Особенно в свете последних событий.

— Ладно, так и быть, — неожиданно лорд Себастьян нехорошо прищурился на меня, — Я готов вежливо, но настойчиво попросить леди Никалаэду перебраться в твердыню Грант в трех днях пешего пути отсюда. Но тогда ее постоянным провожатым я назначаю вашего Азизама.

— По какому это праву вы распоряжаетесь моим слугой? — тут же вскинулась я.

— По такому, что вы — моя невеста. Как вы сказали, когда спрашивали о моих отношениях с леди Никалаэдой? "Ответьте мне как своей невесте"? В таком случае я как ваш жених имею право требовать, чтобы ваш любовник убирался из моего дома.

Мда, картина маслом: граф закипает, я начинаю беситься в ответ, Бесноватый веселится, глядя на нас… Так не пойдет.

— Ваша Светлость, вы несправедливы к моему слуге, — попыталась я сгладить ситуацию, попутно загоняя в глубину души всколыхнувшееся негодование. — Я не понимаю вашей уверенности в том, что между мной и Азизамом близкие отношения. Кажется, до сих пор я не давала поводов думать обо мне как о любвеобильной ветреной особе. Так на чем же основаны ваши выводы?

— Я тоже изучал порсульский, — заявил лорд Себастьян так, как будто это все объясняло. При чем здесь язык востока? И что значит "тоже изучал", я то его никогда даже вполуха не слышала. Хотя… кажется, Азизам говорил, что изучал порсульский. Неужели этот пакостник…?

— Если уж вы питаете слабость к восточным юношам и желаете видеть одного рядом с собой в качестве личного слуги, — между тем продолжал хозяин Зеленого Горба, — сразу же после нашей свадьбы я свожу вас в Порсул и куплю вам раба на лучшем невольничьем рынке. Любого, даже самого дорогого…

— Евнуха, — встрял Бесноватый, которого явно забавляло все происходящее, однако, поймав мой разъяренный взгляд, поспешил вернуться к первоначальной теме разговора. — Что насчет второй гипотезы… вот только не начинай сразу фонтанировать гневными репликами, Себастьян. Это может быть Франциск.

— Гарет, я же столько раз просил тебя! — от возмущения Его Светлость даже вскочил на ноги и зачем-то понесся к двери. Не поняла, он что, проверяет, не подслушивает ли нас кто?

— Лорд Себастьян, — решилась вмешаться я. — Прошу прощения, что затрагиваю эту тему, но предположить, что ваш старший брат жив, можно хотя бы по количеству усопших в фамильном склепе. Когда туда зашла я, там точно были заполнены все "места". Но ведь среди похороненных нет тела Франциска. По официальной версии ваш брат погиб уже после смерти сэра Гвейна, но ведь тело вашего отца сейчас в склепе, значит, тело Франциска не могло уже "перенести" на этаж ниже.

— Я велел вам никогда не произносить этой крамолы под крышей моего дома, — зашипел хозяин Зеленого Горба, возвращаясь на прежнее место. — Я же объяснил вам, леди Шамали… Франсуа очень тяжело переживает смерть брата, Франциск был ему дорог, — при этом на меня так выразительно глянули, что я сразу поняла — Гарет о наклонностях Франса не в курсе. — Он итак не может смириться с его смертью, а тут еще и вы с этими бредовыми предположениями. Да Франсуа до сих пор в такой депрессии, что не сочинил ни одной новой песни с того проклятого Богами дня! Скажи мне, Гарет, где и как мог спрятаться Франциск, чтобы его даже ты не нашел? Мы тут с леди Шамали пришли к выводу, что Франциск приходится тебе племянником. Это так?

В ответ Бастард Тьмы только скупо кивнул, почему-то переводя взгляд на меня. Это он что, решил, что это я графа надоумила. Хотя логично, ведь столько лет эта мысль не посещала лорда Себастьяна, по крайней мере он не высказывал этого вслух.

— Значит, ты мог бы его как-то почуять. Тоже демон, тоже из Веридорских. И что же?

— Я чувствую его, Себастьян, — тихо проговорил Бесноватый. — Я практически уверен, что остаточные следы, которыми запятнан практически весь особняк, принадлежат Франциску. Но я не могу догнать его, столкнуться с ним лицом к лицу… Я не понимаю, что это.

— Знаешь, — задумчиво проговорил Его Светлость, заметно успокаиваясь. — Пару раз мне тоже казалось, что я вижу его… как будто призрак: на миг мелькнут зеленые глаза и тут же исчезнут, словно призрак. Скажи, Гарет, мог ты учуять след призрака? Ведь Франциск ушел из жизни безвременно…

— Лорд Себастьян, — бесцеремонно прервала я графа, вспомнив одну важную деталь. — Ответьте честно, где вы были прошлой ночью?

Рисковый вопрос, едь если я все же видела графа, правды он не скажет. Ответит что-то вроде "проводил опыт в лаборатории" и черта с два убедишься, правда это или нет. Но Его Светлость, заметно удивившись, ответил совсем иное:

— В ночь перед покушением мы с Гаретом практически до рассвета задержались у него в кабинете, разбирая налоговые документы со всего графства.

— Так и было, — поддержал друга Бесноватый. — Сидели до последнего, но разом добили все до конца.

— Господа, я знаю, кто преступник, — загадочно улыбнулась я, донельзя довольная собой.

Вдоволь насладившись их изумлением и нетерпеливым ожиданием, заговорщическим шепотом поведала:

— Лорд Франсуа, и я могу доказать это.

7.10

— Объяснитесь, — тону лорда Себастьяна могли бы позавидовать многовековые ледники на вершинах Великих гор и айсберги, порой доплывающие из-за горизонта до северных берегов, но его реакция была мне не очень интересна.

Все свое внимание я сосредоточила на Бесноватом. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что Гарет самый бесстрастный и объективный свидетель всего, что здесь творилось, в отличие от графа, заведомо предвзятого и знающего далеко не все загадки Зеленого Горба. Мне пришло в голову, что, раз я чувствую мысли и эмоции Бастарда Тьмы в прошлом, то, может и наяву получится… Прислушалась к собственым ощущениям, по-преднему стараясь сосредоточиться на Гарете. Да, слышу! Изумление. Тревога. И еще что-то… Осознание ошибки? Скорее всего. Он ведь наверняка проверял и перепроверял последнюю поломойку в особняке. Всех, кроме сына, которого никогда бы ни в чем не заподозрил…

"Догадалась, значит, о Франсуа," — вдруг услышала я… в то время как Бесноватый даже рта не раскрывал!

Так, еще одно открытие: Гарет, оказывается, тоже слышит меня! Боги, неужели Себастьян тоже…

"Нет, Себастьян пока не может. А вот как научится и дополнит наш скомпанованный Богами тройничок, вот тут пойдет потеха," — кажется, я даже в мыслях услышала его усмешку.

Ладно, потом расспрошу его. Сейчас граф ждет, он же не знает, чего это мы друг на друга таращимся.

— Лорд Себастьян, прежде всего должна сказать, что у меня есть привычка гулять перед сном.

— Положительно, это заразно, — не мог не вставить свои пять копеек Бесноватый. — Сдается мне, все в Зеленом Горбе могут похвастаться этой привычкой, кроме самого хозяина.

— Мне незачем впотьмах шарахаться по особняку, — поморщился Его Светлость.

— Так вот, в ту ночь я также прогуливалась уже затемно. Я не шла куда-то конкретно, просто брела, куда ногам вздумается. Проходя мимо коридора, сворачивающего к кухне, я обернулась на легкий скрип. Я не уверена, но, кажется, единственна дверь, которая там есть, — как раз пресловутая кладовая.

— Если я верно понял, о каком коридоре вы говорите, то да, — кивнул Бесноватый. — И что же, в том коридоре вы увидели Франсуа.

— Никак нет, — невозмутимо покачала головой я. — Я видела Франиска.

— Что за чушь! — воскликнул хозяин Зеленого Горба, снова вскакивая на ноги и начиная нервно мерить шагами комнату. Кажется, это привычка…

— Минуту терпения, Ваша Светлость. К моему удивлению, встреченный мной… Скажем, незнакомец, потому как я не смогла бы поклясться перед ликом Единого, что видела именно Франциска, потому что он был слишком далеко от меня и единственная черта, четко отложившаяся у меня в памяти — это зеленые глаза, будто светящиеся в темноте.

— Было такое у Франциска, демон все же, — вставил Бесноватый.

— К моему удивлению, незнакомец начал от меня убегать. Я же ни за что не упустила бы возможность узнать, что это за мрачный дух из прошлого.

— И погнались за ним, незнамо за кем с подозрительными намерениями? Почему я не удивлен? — в притворном удивлении проговорил лорд Себасттьян, но я решила проигнорировать его иронию и продолжала:

— Думаю, у меня бы не получилось настигнуть его, но по счастливой случайности нам навстречу попался Жак. Можете расспросить у него, правду ли я говорю. Так вот, когда я его спросила, кто это только что пронесся мимо него, удирая как черт от ладана, он уверенно заявил, что это были вы, Ваша Светлость.

— Ничего не понимаю… — озадаченно проговорил лорд Себастьян.

Зато Бесноватый меня прекрасно понял.

— Изменчивые, — одно-единственное слово расставило все по местам, впрочем, видя обескураженное лицо друга, Бастард Тьмы пояснил. — Ваша мама была из Изменчивых. Если коротко, то порсульским беям некогда приспичило вырастить мага с Даром Иллюзии, которого в природе не существует. Нет, мороки, чары невидимости иже с ними не имеют к этому никакого отношения. Изменчивые знамениты тем, что они, обладая всего одной каплей крови человека, могут надеть его личину, причем копируют не только внешность, но и голос, походку, манеру речи. Все, короче, кроме магии. У Изменчивых есть две отличительные черты: во-первых, в истинном обличье Изменчивый полностью идентичен внешности родителя соответствующего пола, то есть мальчик — отражение отца, девочка — матери, вне зависимости от того, от кого перешел Дар; а во-вторых, Изменчивые, как правило, не способны ни к какой иной магии, кроме своего аномального Дара. Признаться, когда вы с Франсуа подросли, мы думали, что Дар Иллюзии проявится у тебя, потому как ты очень много взял от отца, а вот Франсуа был как две капли воды похож на мать. Но, видимо, из-за того, что к крови Изменчивых примешалась не чистая человеческая, а демоническая, произошел некий сбой. Так, ты, Себастьян, оказался сильным магом, как Гвейн, а вот Франсуа мог только виртуозно прятаться под чужими масками.

— Почему я этого не знаю? — все еще не верил граф.

— Видишь ли, Изменчивые сами по себе — страшное оружие. Сам подумай, где еще найти шпиона лучше. А чтобы Изменчивым не пришло в голову использовать свой Дар против хозяев, Порсул выдумал своего рода традицию: практически всем Изменчивым, а в первую голову тем, кто шел на службу государству, отрезали язык.

— Это же варварство! — это уже я не сдержалась.

— Восток, — только пожал плечами Бесноватый. — Индии удалось избежать этой участи только стараниями ее отца. Этот верткий уж сумел убедить Великого султана, что девочка бездарна, да и путь у нее только один — в гарем к какому-нибудь паше, а может и к самому султану, ведь она с детства обещала вырасти дивной красавицей. Ну, вот султан и прикинул, что так уродовать товар — непозволительное расточительство. Да и пение он любил, так что все его наложницы, помимо красоты, обладали еще и чарующими голосами. А у Индии тоже голосочек был серебряный, Франсуа талант к музыке унаследовал от нее.

— Это все хорошо, — встряхнул своей длиннющей шеверюрой граф. — Но это все не значит, что отравить нас пытался Франсуа.

— А по-моему, все сходится. Он укрылся под личиной Франциска, чтобы, если его кто-то встретит, шарахнется, как от призрака, и бросится прочь со всех ног. Но ему попалась неместная, а я, знаете ли, к неупокоенным душам отношусь без пиетета. А когда он понял, что навстречу идет Жак, он принял ваше обличье, чтобы ему даже в голову не пришло его останавливать. В конце концов вы — хозяин Зеленого Горба и имеете полное право бродить где и когда вам вздумается.

— Хорошшшшо… — мне кажется, или в голосе Его Светлости прорезалось шипение? — Допустим, вы правы. Мой брат бродит под разными личинами по особняку. И что? Вы же не видели, как он травит свечи? Более того, Франсуа прекрасно знает, что я частенько зажигаю только одну свечу в канделябре. Не из соображений экономики, просто чадит, а магические светлячки нуждаются в постоянном контроле, а я все внимание уделяю своим экспериментам, а в темноте я вижу так же хорошо, как и при свете дня…

"Третья способность полукровок," — меланхолично отметила про себя.

— Так что вполне могло оказаться, что конкретно в эту ночь я не буду зажигать "новую" свечу, поскольку еще не дожег старые. Да и вообще, Франсуа незачем кого бы то ни было травить, это я не упоминаю о том, что с его характером это невозможно в принципе.

— Характер — это, знаете ли, вещь относительная, — принялась я отстаивать свою теорию. — И мотив у вашего брата есть. Если вы погибнете, не оставив наследников, он останется единственным наследником рода, ему перейдет состояние всего графского рода. И не начинайте, пожалуйста, о том, что он светлейшей и честнейшей души человек! Все мы люди, лорд Себастьян, и всем в той или иной мере свойственна жадность. К тому же, раз уж вы сами признаете, что Франсуа до сих пор слекга не в себе от смерти Франциска, он вполне мог обвинить в его гибели вас и пожелать отомстить.

— В последнем предположении еще есть рациональное зерно, — примирительно поднял руки брат, но вот глаза по-прежнему резали ледяным взглядом. — Однако, с наследством — мимо. Зато вы меня натолкнули на другую дельную мысль. Да будет вам известно, недавно я составил завещание… нет, не бледнейте, скоропостижно помирать я не собираюсь. Я написал его на тот случай, если все-таки проклятье и Боги не пощадят меня, вам было куда идти. Вы — моя единственная наследница, вне зависимости от того, усмеем мы пожениться или нет. Да, свечи в вашей комнате тоже были отравлены, но скажите, леди Шамали, зажигаете ли вы их в спальне? Лично я такого ни разу не видел.

И правда… я как раз пользовалась магическими светлячками. Зажигала свечу только моя служанка, когда работала, или у себя в прилегающей к моим покоям комнатушке… Бедняжка!

— Уверяю вас, Жак всем раструбил, что в ваших покоях даже свечи менять не надо, потому как вы ими не пользуетесь и вот уже месяц у вас старые стоят. Итак, подбиясь к главному: есть у меня предположение, кто такой шустрый и пронырливый мог разнюхать о моем новом завещании, сунуть свой любопытный нос и в ту треклятую кладовку и, наконец, вознамериться оттяпать себе целое графство, окольцевав богатенькую наследницу… Что ж вы так разрумянились, леди Шамали? Жарко? Или поняли, что все вышеперечисленное указывает на вашего Азизама?

7.11

— Что за чушь?! — воскликнула я, самой себе напомнив Его Светлость.

— Почему же чушь? По-моему, план замечательный, тем более что вас ему даже добиваться не нужно, он уже в фаворе.

— Ну знаете, это уже наглость! Я вам повторяю в последний раз: у нас с Азизамом нет близких отношений, — это сказала вслух, а вот в мыслях воззвала к Бесноватому: "Мой слуга спас тебя! Если бы не он, ты бы не протянул и минуты!"

— Это ты перебдел, Себастьян, думаю, Азизам, кем бы он ни был, здесь не по твою душу, — мда уж, вступился так вступился…

— Может, и не по мою, давайте разбираться, — оскалился граф, да так, что я поняла: сейчас и до меня очередь дойдет.

Как в воду глядела!

— Я не спрашиваю у вас, леди Шамали, от кого вы скрываетесь. Не делаете такие круглые глаза, я же уже сказал вам, что знаю порсульский. Имя рода вы себе выбрали подходящее, на вскидку около дюжины мелких дворянчиков с миниатюрными клочками земли у горного перевала Шамаль, что на границе с Северным Пределом, носят похожее имя. Но я не поленился, раскопал все родословные, благо что местные — дворяне, в самом лучшем случае, в седьмом колене. Так вот, я не обнаружил вас, леди, в перипетиях генеалогических древ. Но, опять же, сейчас мы не о вас, в конце концов травили нас точно не вы. Меня интересует ваш спутник. И прошу, не начинайте о том, что он ваш слуга! Он же даже ванну приготовить не в состоянии, я уж молчу о том, чтобы вымыть полы! Извольте объяснить, где вы его такого откопали и кто он вообще такой?!

Знала б я сама! И вот что мне ответить? Правду? На дороге нашла… А граф еще и ложь чувствует…

— Себастьян, — пришел мне на помощь Бастард Тьмы (ха, безвозмездная помощь от демона — это к подставе!), — у меня есть одно предположение. Я считаю, что Азизам действительно не причастен к покушению и приехал сюда вовсе не чтобы нажиться.

— Что за предположение? — интересно, мне мерещится лихорадочный огонек в глазах Его Светлости? Нездоровый какой-то…

"Нет, не мерещится, что-то здесь нечисто," — пришел ответ от Бесноватого. Боги, теперь и не подумать спокойно!

— Сейчас в Веридоре смута, связанная с безвременным уходом из жизни консорта Седрика Монруа, следом за которым последовали Ее Величество великая королева Пенелопа Веридорская и их сын принц Галахат…

— Что значит "безвременным уходом"… — перебила я Гарета, чувствуя, как мерзкий холодок начинает ползти по коже.

Тринадцатый Принц Веридорский тяжело вздохнул и, подняв на меня глаза, полные скорби, проговорил:

— Лорда Монруа отравили… на следующий день после того, как он на празднестве в честь совершеннолетия Его Высочества Галахата Веридорского во всеуслышание заявил, что, раз уж они с женой уже вырастили одного достойного сына, можно приниматься за второго… Пенелопа, когда выходила замуж за Седрика, провела ритуал, связующий жизни. Она ушла вслед за ним. Я лично проводил расследование и выяснил, что мужа моей сестры отравили точно такими же отравленными свечами, какими пытались угробить и нас всех. Такого яда не знал ни один ученый муж в Веридоре.

— Знамо дело, кто-то из наследников появился, — выдал Его Светлость, и голос его звучал как-то непривычно… и глаза снова стали жутко-прозрачными. — Избавился и от действующей королевы, и от законного наследника.

— Теперь очередь за мной, — искривил губы в печальной усмешке Гарет, а сам шепнул мне в мыслях, чтобы молчала про артефакт. — Так вот, в тот день, когда вы, леди Шамали, прибыли в Зеленый Горб, я принял вашего слугу за Франциска. Меня не смутил даже его цвет глаз, ибо заморочить можно практически все, что угодно. Я опознал в ем сына Хаоса, чуял родственную кровь. Я уверен — тот, кто прячется под именем Азизам, из Веридорских. Судя по любви к порсульскому, да еще и принимая во внимание тот факт, что у нашего с Пенелопой отца была сестра-близнец, уже промелькавшаяся в легендах как демоница страсти Персия, Дочь Хранителя, этот неучтенный претендент на трон — один из моих "восточных кузенов". К сожалению, проверить это никак нельзя, потому как Персия, спустя десять лет после смерти своего первого мужа первого Великого султана Объединенного Порсура могучего Кайсара, повторно вышла замуж, на этот раз за самого талантливого мага всего Востока, шаха Ардешира. Поговаривали, что он, ко всему прочему, милостью Богов еще и чернокнижник. В любом случае, потомков Персии от второго брака раскидало по гаремам всего Крайнего Порсула, там концов не найти.

— То есть велика вероятность, что у меня гостит убийца королевской семьи соседнего государства, — подвел итог Его Светлость.

С катушек съехать можно… Нет, это не может быть правдой! Не сходится: и Жак, и Азизам говорили, что до нашей встречи много лет жили в столице Веридора. Предположим, Азизам мог соврать, но Жак, столько раз вспоминавший свое служение в доме семьи "молодого господина", должен был хоть раз, да проговориться! Как бы то ни было, Азизам защищал меня, успокаивал после вспышек активности расшалившегося Дара, я за невероятно короткий срок я немыслимым образом прикипела к нему, значит, я буду до конца отстаивать его невиновность.

— Вы ошибаетесь, — холодно произнесла я. — Да, Азизам не дворовый служка. Он — мой телохранитель, превосходный меченосец и доблестный воин. Естественно, ему не знакома такая премудрость, как уборка.

— Вы так ревностно защищаете его… — снова неприятно прищурился граф.

— А вы — так ревностно нападаете на всякого, кого вы додумались записать в мои любовники, — в тон ему отвечала я.

— Все, Себастьян, теперь к тебе очередь выстроится из тех, на кого надо бы понападать, — не мог не внести свою лепту в очередной назревающий конфликт Бесноватый.

— А это идея, — вдруг удовлетворенно осклабился хозяин Зеленого Горба. — Леди Шамали, как владетель этих земель и ваш будущий муж, я желаю убедиться, что ваш слуга — достойный телохранитель, которому можно доверить вашу охрану. Завтра я сойдусь с вашим Азизамом в честном поединке на мечах, и если он проиграет мне — уберется в твердыню Грант вместе с леди Никалаэдой, когда та поправится.

— А если выиграет? — с вызовом спросила я.

— Это вряд ли, — это уже Бастард Тьмы. — Чтобы уложить на лопатки Себастьяна, даже мне попотеть придется, а я в свое время слыл первым воином Веридора…

Кажется, Гарет хотел сказать еще что-то, но тут лицо Его Светлости исказилось, и обессиленно оперся локтями о колени. Я хотела было кинуться к нему, чтобы спросить, что с ним, но меня остановил голос Гарета:

"Не надо. Я помогу ему, сейчас приступ не очень сильный. Приходи ко мне завтра… вернее уже сегодня. Я тебе все расскажу, — а потом добавил. — Иди, пожалуйста, он не хотел бы, чтобы ты видела его слабость".

Да, страдают мужчины гордостью… Ну ладно, напоследок подарив Гарету улыбку, я побрела к себе. Сумасшедшая ночка… которая приготовила мне еще одно потрясение.

Когда я проходила мимо покоев леди Никалаэды, черт меня дернул заглянуть в ней! Неслышно скользя так, что меня и оборотень не расслышал бы, я просочилась сперва в гостиную и начала пересекать комнату… когда услышала из-за приоткрытой двери тихое дивное пение. Неужели Франсуа? Подкравшись к самой спальне, я осторожно заглянула внутрь… и чуть не отпустила душу в Царство Мертвых!

На первый взгляд мне показалось, что на краешке кровати леди Никалаэды силит приведение, таким нечеловеческим мне показалось это существо. В длинном, до щиколоток, простом прямом белом платье (один в один ночная рубашка!), там сидела девочка, на вид лет десяти, с кожей настолько бледной, что казалось, что она ни разу в жизни не видела солнца. Снежно-белые локоны до пояса добавляли ее образу сходства с чем-то потусторонним и загробным. А еще она пела… тихо печально пела, как неусопшие души… От призрака ее отличали только глаза, ярко выделяющиеся на фоне белого и бледного… большие выразительные чернющие глаза темнее самой Тьмы, в которых уже полыхал огонь Изначальный…

7.12

Так, спокойствие. Это просто ребенок. Да, на первый взгляд выглядит… хм, необычно. Но я же смогла привыкнуть к внешности Его Светлости, хотя его с первого взгляда заподозришь в самом непосредственном отношении к свежеподнятой кладбищенской нежити. А тут всего лишь девочка на призрака смахивает!

Глубоко вздохнув, я решилась зайти в комнату, нарочно громко закрыв за собой дверь, чтобы не напугать девочку внезапным появлением. Она и в самом деле уставилась на меня настороженно, но вроде не собиралась ни плакать, ни убегать, ни что еще там может выкинуть испугавшийся ребенок. Кстати говоря, сколько же ей лет? Сперва я решила, что десять. Ну, я, кажется, была примерно такого роста в десять… но, приглядевшись, я поняла, что под свободной рубахой простого покроя угадывается уже частично сформировавшаяся женская фигурка. И в то же время лицо совсем детское, но все равно сходство с леди Никалаэдой очевидно.

— Привет, — приветливо улыбнулась я ей, присаживаясь на корточки у кровати. Кем бы она ни была, все дети охотнее доверяют таким же маленьким, как они, а не большим взрослым, взирающим на них сверху вниз. — Как тебя зовут?

— Франсуаза, — ответила девочка, тоже улыбаясь мне.

Ну да… с умением графов Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон выбирать имена своим детям, ожидаемее была бы разве что Гвейна. С другой стороны, практически точно отец этого чуда не Гарет.

— А меня Ника, — представилась я. — Я здесь в гостях. Скажи, а почему ты не живешь в доме? Я тебя здесь никогда не видела.

— А ты никому не скажешь?

— Буду нема, как рыба, — искренне пообещала я.

— Я боюсь страшного лорда. Он хотел убить меня.

Да такую красоту ночью при плохом освещении встретишь — с перепугу каким-нибудь боевым заклинанием запульнешь. Но интересно, о ком она? Вряд ли о Гарете, он, конечно, весь в шрамах, но должен же отличать своих сородичей от привидений, тем более что это, выходит, его внучка.

— А кто такой страшный лорд?

— Змей, — доверительным шепотом поведала Франсуаза. — Он думает, что я умерла, когда была совсем маленькая. Он усыпил меня зельем, положил в ящик и закопал в саду, но меня нашел папа. Мне сказали прятаться от Змея, но я иногда дразню его. Он меня за неприкаянную душу принимает!

Боги, что за страсти… Лорд Себастьян? Живьем зарыл в саду новорожденную племянницу?! Так, ладно, сейчас разберемся…

— То есть ты живешь с папой?

— И с Франциской, — с готовностью выложила Франсуаза.

Держите меня, кто-нибудь… А Себастьяны там случаем нет?

— А Франциску тоже хотел убить страшный лорд?

— Не-е-ет, — протянула девочка. — Он про нее не знал. Мама, — взгляд на леди Никалаэду, — хотела избавиться от нее, но папа не позволил. Теперь мы вместе прячемся от страшного лорда и от мамы.

— А от мамы то зачем? — не поняла я.

— Она хочет выйти замуж за Змея, зачем мы ей?

Мда уж… И что теперь со всем этим делать?

— Франсуаза, — снова начала я. — Скажи, а кто еще, кроме папы, знает о вас с сестрой.

— Жак знает, — мигом расцвела улыбкой девчушка. — О для нас всякие вкусности носит с кухни. И еще один лорд подозревает, но от него нам папа тоже велел прятаться.

— Какой лорд? — спросила, уже предполагая, о км говорит Франсуаза.

— В шрамах весь, огромный, сильный. Он такой же, как я! Только взрослый!

— А сколько тебе лет? — интересно все же.

— Семнадцать.

С-с-сколько? Кажется, у меня недвусмысленно раскрылся рот, поскольку маленькая демонесса звонко рассмеялась и сказала:

— Папа говорит, что в начале жизни полукровки, у которых магической крови больше, чем человеческой, взрослеют по-другому.

Ну, тогда ладно…

Тут девочка встрепенулась, как будто что-то услыхав, затем вскочила с кровати и, схватив меня за руку, потянула из спальни, а затем и вон из покоев, заявив:

— Сейчас будет весело!

О, в этом я не сомневаюсь…

Оставив меня прижиматься к двери, ведущей в коридор и подсматривать в маленькую щелку, девочка бросила напоследок:

— Он только что змея успокоил, сейчас пойдет в себе, — выскользнула наружу и встала прямо посередине коридора.

Послышался звук открывающейсядвери и приближающихся шагов, а я, шустро перекинувшись в змейку, тоже выползла в коридор и притаилась в темноте.

К нам шел Его Светлость, слегка пошатываясь, как от сильной усталости. Оно и понятно, так замотаться за эту ночь. Умаешься тут… Тут граф вздернул голову и узрел девочку, всю белую, только глаза бездонными омутами чернеют на лице, стоящую прямо у него на пути и пристально глядящую на него. Себастьян побледнел так, что это было отчетливо видно даже на его болезненной коже.

— Что… что тебе нужно от меня? — мужчина явно пытался скрыть страх в голосе. — Убирайся! Убирайся в Царство Мертвых!

— Я пришла сказать, что сегодня тебе повезло, но недалек тот день, когда ты отправишься в сырую землю вслед за всеми теми, кого ты убил, — медленно, четко проговаривая каждое слово, произнел "призрачный" ребенок.

— Ты ничего не знаешь! Они заслуживали смерти!

О ком это он?

— Я знаю, что ты убивал и этим проклял сам себя! — обличительно бросила племянница ему прямо в лицо. — И ты поплатишься за все!

— Это все бред, — легендарный вдовец прикрыл глаза и начал лихорадочно шептать себе под нос. — Это все бред… Ты не могла знать, что свечи отравлены, этот яд я разработал лично… Ты не нашла бы тайник, о нем знал только… только… — тут его стеклянные глаза снова распахнулись, вытаращившись на милого ребенка, продолжающего безмятежно улыбаться. — Нет… Нет, он не мог… он…

Тут граф нечеловечески быстро развернулся и припустился куда-то так, что рванувшая за ним я едва поспевала. Фу ты, никогда не заподозрила бы его в такой прыти, на вид ведь дохлый!

Сбегая по парадному крыльцу, граф ненадолго притормозил. Остановив ближайший патруль, обходивший по периметру территорию Зеленого Горба, и голосом, к воротам то и дело прорывалось шипение и рычание, проговорил:

— Собрать всех, прочесать особняк! Чтобы через четверть часа мой брат был в допросной! Будет сопротивляться — приволочь! Живым или мертвым!

И рванул дальше, по направлению к саду.

Природа, пробуждающаяся в первых лучах восходного солнца, была прекрасно, но сейчас ни мне, ни ему не было до этого дела. Добежав до неприметного плетня, который, если я правильно помню, к концу лета должен порадовать обитателей Зеленого Горба сладким виноградом, из которого потом сделают фирменное южное вино, которое в цене не только в этих местах, но и в Веридоре, и у на на севере, Его Светлость рухнул коленями прямо на землю и начал рыть… Я оцепенела, глядя на то, как граф Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон, пачкая дорогущий квезот, расшитый серебряными нитями, словно мародёр, вскрывающий могилу, отбрасывал в стороны комья земли, разгребал целые пригоршни, копал все глубже и глубже…

Я не верила до последнего. До той самой минуты, пока Его Светлость не вытащил на свет божий небольшой сундук со сбитым замком, не открыл и не завыл раненым зверем, вытряхивая на землю одну небольшую простнынку…

Выпустив сундук из рук, Себастьян закрыл перемазанными в грязи ладонями лицо и вдруг всхлипнул. Самый завидный жених всего юга, а может и всего мира, сидел возле собственноручно закопанного у тихом уголке сада "гробика"… и плакал.

7.13

Наверное, нужно было уйти. Бежать как можно дальше, ужасаясь столь неожиданно всплывшей правде. Сожалеть в душе, что граф оказался преступником… не просто преступником, убийцей. Более того, в коридоре он обронил, что отнял жизнь не только у своей племянницы. Может, тела его жертв тоже где-то здесь, зарытые много лет назад в стылой земле, не оплаканные и не отпетые… может, пропавшие без вести, и их не найдут никогда…

Да, бежать — вот та единственная здравая мысль, которая посещала меня в Зеленом Горбе. Отсюда надо было бежать с самого начала, без оглядки, пока еще можно было уйти. Но теперь уже, наверное, поздно. Как сказал Его Светлость в нашу первую встречу, проклятые люди и проклятые места никогда не отпускают тех, кто имел смелость (или глупость?) приблизиться к ним. Вот и я не смогла просто отвернуться от поникшего мужчины, тихо плачущего над пустой "могилой", и уйти, не оборачиваясь. Вместо этого я перекинулась в девушку и осторожно направилась к нему.

— Не говори ему, что я живая, — прилетело мне в спину. Значит, Франсуаза последовала за нами. Что ж, может, оно и к лучшему, путь увидит, что "страшный лорд" раскаивается. Но выдавать ее я не собралась.

Полностью ушедший в себя хозяин Зеленого Горба не услышал моих шагов и вздрогнул, когда мои пальцы осторожно коснулись его запястий. Меня тут же мертвой хваткой схватили за ладони и дернули вниз, так что я опустилась на землю рядом с ним. Ладно, это платье уже под землей побывало, навряд ли посиделки на ней сильно его испортят. А вот руки мгновенно стали грязными, да и граф, схватившийся за меня, как утопающий за соломинку, неосознанно растирал земляные разводы по моим рукам.

— Что это значит, Ваша Светлость? — я выразительно покосилась на валяющийся в шаге от нас сундук.

— Как вы нашли меня? Вы следили?

— Ни в коем случае, — отвечала, как на голубом глазу, — просто, когда направлялась к своим покоям, я вспомнила об одной вещи, которую хотел спросить у вас, и повернула назад. Я услышала, что вы как будто с кем-то разговариваете, но, повернув, не увидела в коридоре никого, кроме вас. А потом вы пробежали мимо меня так стремительно, что даже не заметили, приказали страже разыскать своего брата и направились сюда… и раскопали… это…

— Значит, все-таки душа… — облегченно выдохнул лорд Себастьян.

— Я не совсем понимаю…

— Знаете, леди Шамали, у каждого человека свои скелеты в шкафу. Эта тайна, — кивок на "гробик", — единственная, которую я пожелал бы унести с собой в могилу, похоронить, чтобы никто никогда… Дело не в моей репутации, напротив, многие, узнав всю историю до конца, не осудили бы меня. Но мне самому не простить себя…

— Расскажите мне все, — мягко попросила его, в душе надеясь, что действительно найдется какое-то оправдание или хотя бы объяснение… Боги, могла ли я месяц назад предположить, что буду всем сердцем обелить человека, живьем похоронившего свою только что родившуюся племянницу, тайком прикопав ее в саду?! Одно утешение — здесь кто угодно свихнется.

— Это была дочка Франсуа… Никалаэда, — начал лорд Себастьян, глядя мне прямо в душу и не отпуская мой взгляд. — Она пришла в Зеленый Горб средь ночи, спустя больше, чем полгода, после того скандала. У меня как раз наклевывалась вторая женитьба… Она плакала. Рыдала, рассказывала, что мой брат… ммм… бесчестно поступил с ней, и, захлебываясь слезами, умоляла помочь избавиться от ребенка. Кричала, что это отродье ей не нужно, что она будет вспоминать об унижении всякий раз, глядя на этого ребенка, что она сама выбросит ее на первый попавшийся порог, если я не дам ей средство, которое поможет вытравить плод, безопасно для нее и без повреждений репродуктивной системы. Но я отказался… Наверное, надо было согласиться. Надо… Я же понимал, что малыш будет никому не нужен. Франсуа тогда пропадал демоны ведают где, даже Франциска уже не было…

— Франциска? — не поняла я.

— Да, — тут по лицу Его Светлости пробежала теплая улыбка. — Франциск обожал детей. Любых детей. Мальчиков и девочек. Подрастающих и еще совсем маленьких. Капризных и совсем тихих. И дети тянулись к нему. Гарет даже шутил, что, если я женюсь на науке, а Франсуа обвенчается с лютней, Франциск с удовольствием настругает детей за троих, а отец говорил, что если его младшие сыновья все же сподобятся жениться и обзавестись семьей, наших детишек все равно будет нянчить Франциск. Но его не было, а мне надо было принять решение… Я поступил так, как, мне казалось, поступил бы отец: сказал, что помогу Никалэде родить и заберу младенца, выращу, как своего собственного ребенка. Помню, Никалаэда верещала, что я дурак, ведь я собирался жениться и закономерно у меня должен был появиться наследник. И в какие ворота, спрашивается, этот никому не нужный ребенок?

— Вы поступили благородно, — решила высказать свое мнение я.

— Благородно… — грустно усмехнулся граф. — Благородство оказалось мне не по плечу. В те годы как раз набрал силу культ Единого, и храмовники под предводительством Отче объявили Тринадцатого Принца Веридорского сосредоточением мирового зла и постановили изничтожить Бастарда Тьмы. Гарет тогда уехал, чтобы меня не подставлять, он этой истории не знает. Но кто-то донес Отче, что видел в Зеленом Горбе Бесноватого. Карательные отряды храмовников нагрянули в южные земли. Я не имел права развязывать войну. При поддержке Веридора мы, конечно, одержали бы верх, но многие бы полегли… Их было много, и я решил, что надо любой ценой сохранить худой мир и не допустить кровопролития.

— Вы думали о благе своих людей, как и подобает достойному правителю.

— Думал… Думал и договорился с Отче, что "черные колпаки" безоружными обыщут все графство и все полукровки предстанут перед нашим совместным судом. Если будет доказано, что в них течет кровь магической расы, храмовники могут приговорить их в соответствии со своими понятиями о праве. А параллельно я подпольно изготавливал в промышленным масштабах глазные капли, скрывающие неестественно яркий цвет. Жак под покровом ночи развозил их… Но беда пришла, откуда не ждали. Никалаэда разрешилась от бремени, и я, взяв на руки новорожденную девочку, увидел, как в ее глазках вспыхнул демонический огонь… Я пытался… Я сделал все, чтобы спасти ее. Пытался закапывать ей глазки, но она плакала, к тому же у нее обнаружилась редкая аллергия на один из ингридиентов. Я лично пробовал вывезти ее из графства в Веридор. Пытался хотя бы Гарета позвать! Но кто-то… хм! Действительно, чего это я? Мать малышки это и была…

— Сообщила храмовникам, что в Зеленом Горбе новорождненная девочка-демон?! — нет… нет, не понимаю… Как можно так ненавидеть собственное дитя?!

— Именно. Тогда Отче велел мне выдать девочку по-хорошему и осадил Зеленый Горб. Мне грозили, что разорят все мои земли, но я, не будь дураком, отдал приказ о мобилизации армии еще на подъезде "черных колпаков" к моим владениям и предупредил остальные южные графства, они были готовы. Тогда я и понял, что существует таки в этой жизни злой рок, которому не по силам противостоять ни одному человеку. Малышка умирала. У демонов есть одна особенность: они пьют эмоции. Взрослые сыны Хаоса могут превратить это умение в смертельное оружие и выпить до дна, вместе с жизнью. Моя племянница… видимо, она тянула столько, сколько могла, потому что мать не раз пыталась от нее избавиться еще в утробе. Она пыталась так накопить больше жизненных сил. Из отцовских книг я узнал, что, пока она не научится контролировать это, будет вытягивать все до дна, неосознанно убивая всех окружающих. Ей нужен был постоянный донор, демон, его бы она не смогла вычерпать полностью… Знаете, леди Шамали, если бы Франциск был жив и не явился на мой зов, это была бы вселенская несправедливость. Я не мог позволить ей выпить весь особняк и впервые упал на колени перед ликом Единого и Мрачного. Я умолял их послать девочке спасение. Я слезно просил, чтобы они вернули к жизни Франциска, если он мертв, или привели его домой, если жив, потому что только он мог помочь ей… Но Боги остались глухи… а девочка чуть-чуть не убила Жака. Тогда я решил, что… что…

— Я поняла, — остановила его, видя, что дальше он говорить уже не может.

Я хотела успокоить его душу, сказать, что девочка чудом спаслась. Боги, спасибо Вам, что все-таки помогли ее папе найти ее…

Но, раз обещала, буду молчать. Поэтому я просто придвинулась ближе к графу и светло улыбнулась ему, глядя прямо в ожившие глаза… изумрудные…

— Кажется, проклятие спадает с вас, Ваша Светлость.

7.14

— Что, простите? — удивленно изогнул брови граф.

— Ваша внешность, — пояснила я. — Она изменилась… — и улыбнулась. — Вы больше не мертвец.

Неверяще глянув на меня, лорд Себастьян все же сотворил прямо перед собой нечто вроде зеркала, сгустив над рукой воздух… эх, вот бы мне так владеть стихиями! Хотя не мне жаловаться, способностей мне Боги отмерили предостаточно и даже больше, чем хотелось бы. А Его Светлость хмуро посмотрел на свое отражение… и обомлел.

А было от чего. Был упырь, стал царевич, почти как в сказочке: черная бровь с изломом, матовая ровная свежая кожа, ни одной морщины, и чуть раскосые глаза-изумруды. Практически точь-в-точь как тот красавец из прошлого… только волосы не смоляные, как были у сэра Гвейна, а так и остались серебряными, и я, честно говоря, была этому очень рада, любовно следя за тем, как сверкающие блики переливаются на длинных прядях, которые невероятным образом не пачкались, хотя и струились по земле.

— Это ты… — уверенно заявил Его Светлость, переводя глаза на меня и глядя с таким восхищением, словно я по меньшей мере посланница Богов. — Это рядом с тобой меня отпускает проклятие… Ключ с тобой?

Сначала я даже не поняла, о чем это он, и только когда он сам отыскал ответ на свой вопрос, догадалась, что он имел в виду тот чудной перстень с изумрудом невероятных размеров. Поскольку носить такое на шее было просто невозможно и палец этим смертоносным украшением не украсишь, я примотала его к запястью шелковым шнурком, расшитым золотой нитью, которые "позаимствовал " у кого-то в Зеленом Горбе Азизам. Мда уж, если посмотреть со стороны, не так уж и неправ был Бесноватый, когда в день нашего приезда всеми силами пытался выставить нас за порог. Грабят, в склепах шарят, местных гадюк развращают…

Дальше подумать я не успела, меня снова схватили за руку, вздернули на ноги и куда-то потянули. Себастьян практически бежал по направлению к особняку, и мне оставалось только хвалить саму себя за то, что на вылазку на кладбище догадалась надеть платье с укороченным подолом.

Я молчала, когда меня вели в дом. Молчала, когда мы начали подниматься куда-то. А вот когда впереди недвусмысленно замаячили исключительно белые цвета, отделывающие эту часть замка, я не смолчала.

— Куда мы?! — требовательно вопросила у хозяина Зеленого Горба, упираясь изо всех си и не давая утянуть меня вверх по ступеням в печально известную часть особняка, к тому же с конкретным предназначением, меня отнюдь не воодушевляющим!

— В Венчальную, — ага, спасибо, а то я не вижу, куда вы меня так целенаправленно тащите, Ваша Светлость.

— Не согласная я, — заявила как могла твердо и категорично, ухитрившись таки вывернуть руку из железного захвата. — Да и куда же мы без второго консумматора?

— В Хаос! — высказался Его Светлость, снова пытаясь затянуть меня наверх. Не на ту напал!

— Лорд Себастьян, брак, заключенный по принуждению, является недействительным, — выплюнула ему в лицо прописную истину, уворачиваясь от проворных хваталок и пытаясь придумать, как бы вразумить легендарного вдовца. От него мне точно не убежать, уже проходили… Точно!

"Гарет!!! — завопила на все свое подсознание. — Меня Себастьян хочет замуж затащить!" Надеюсь, услышит…

— Я не понимаю, что вас смущает, леди Шамали, вы моя невеста, и вот пришел счастливый день заключения нашего священного союза. Так что пойдемте заключать! — меня снова попытались поймать, но я ловко поднырнула ему под локоть, вот только не рассчитала, что оказалось ближе к Венчальной и так меня затолкать будет проще, просто наступая на меня! Ничего себе заявленьица!

— Заключают заключенных в камеры!

— Как же с тобой сложно, Вероника! — возвел очи горе Его Светлость. — Ладно, попробуем так.

И начал раздеваться пряо перед обалдевшей от всего происходящего мной! Вот одну за другой вырывает серебняные пуговицы из петелек квезота, вот срывает белоснежный шейный платок, вот берется за воротник батистовой нижней рубахи…

— Вы… вы что? — кажется, я сорвалась на фальцет. — Вы что, хотите… здесь?!

От услышанного легендарный вдовец на мгновение замер, а затем разразился таким гоготом, что, наверное, было слышно даже в холле первого этажа.

— Что за пошлые фантазии, фи, леди Шамали! Я не настолько экстравагантен, чтобы в первый раз уединяться со своей избранницей на лестничном пролете. Я всего лишь хочу показать вам кое-что.

— Хотите сразить своим обнаженным атлетическим торсом? — скептически спросила я, скорее стараясь приободрить саму себя и успокоить мечущиеся в голове мысли.

— Атлетическое сложение это скорее к Гарету.

Я хотела было съязвить, мол, может позовем его для сравнения… но поперхнулась собственными словами, когда увидела, собственно, то, что хотел показать мне легенарный вдовец. А я то все гадала, почему Его Светлость, в отличие от остальных южан, щеголяющих распахнутыми воротами и подворотами на рукавах, всегдя наглухо застегнут под горло… На шее лорда Себастьяна красовалось клеймо в виде веревки, которое традиционно носили воры и прочие висельники. То самое клеймо, которое двенадцать лет назад должно было достаться мне…

— Вероника… Ты что, плачешь?! Не надо, милая… Знаешь, я боялся, что ты и не помнишь уже… Это ведь правда ты?

Забудешь такое… И да, это я, только не Вероника. А это он… тот самый, неведобый истинный, который спас меня тогда и угостил крупным, красным и сочным яблоком, сладким — сладким… "Зссссаветный плод надо разссссъесссть," — напомнила мне змейка, а я стояла, растерянная, и не знала, чего я хочу… Зато точно знала, чего не хочу: экспресс-вариант свадьбы прямо здесь и сейчас!

Но, похоже, моим мнением не особенно интересовались. Улучив момент, когда я задумалась, граф исхитрился перехватить меня и, по-варварски закинув на плечо, чуть ли не поскакал вверх, за раз перепрыгивая несколько ступенек.

— Пусти!

— Нет… я ждал тебя дюжину лет!

— Отпусти немедленно, — в отчаянии я замолотила кулаками по мужской спине, попутно пытаясь лягнуть жениха острой коленкой в грудь. — Я не хочу сейчас замуж!

— Почему? — чуть сбавил темп Себастьян. — Только не надо уверять меня, что тебя так сильно расстраивает то, что мы благополучно пропустим первичную консуммацию.

— Ну почему же пропустим? — прозвучал голос, как гром средь ясного неба, так, что даже граф остановился и обернулся.

Я тоже изловчилась и взглянула на третьего подтянувшегося участника разворачивающейся драмы, хотя прекрасно узнала его по голосу. Франсуа стоял несколькими ступенями ниже и неспешно двигался к нам, не отрывая насмешливого взгляда от своего застывшего в оцепенении брата.

— Второго консумматора не заказывали? — осклабился сладкоголосый менестрель совсем неподобающим образом для творческого человека с тонкой душевной организацией, к тому же равнодушному к женскому полу. — Чего стоим, кого ждем? Я уже пришел!

— Что, прямо сейчас?! — Боги, они что, все дружно с ума посходили? Может, это такое побочное действие того яда?!

— Ну, можно и сейчас, и через час, — покладисто согласился трубадур, начиная развязывать узел ажурной повязки на затылке. — Можем пока побеседовать о высоких материях. Ведь вы, леди Шамали, не из тех барышень, с которыми пересекаешься только в горизонтальной плоскости.

Кажется, мы с Себастьяном вздрогнули одновременно. Может, оговорка? Но такая… нет, не может быть, чтобы такая фраза, и один в один совпала…

Повязка упала на ступеньку под ногами брата моего жениха, а я, провожая ее взглядом и еще не глядя ему в глаза, знала, какого они цвета…

7.15

— Крыша едет!!!

Сей громогласный вопль, прилетевший сверху, максимально точно обрисовал мое душевное состояние и, что более важно, отвлек лорда Себастьяна, так что сумела соскользнуть на пол, однако хватка вокруг моей талии ничуть не ослабла.

Азизам явился в своей обычной манере, то есть шумно, неожиданно и внося такой хаос, который даже жителям преисподней не снился. Мой подельник, скатываясь вниз по лестнице, да так решительно и стремительно, словно решил пойти на таран и сшибить нас с графом с ног.

— Что происходит?! — первым опомнился Его Свтлость, теснее прижимая меня к себе.

— Пожар… огонь Изначальный. Металлические крепления оплавились, верхний этаж с минуты на минуту завалит, купол рухнет еще раньше, — преспокойно сообщили нам снизу, как будто речь шла о вчерашнем пятиминутном дожде, а потом "второй консумматор", воспользовавшись тем, что брат переключил свое внимание на моего слугу, выпустил из ладони… нет, не боевое заклинание, ударившее в спину, а простой магический огонек невероятной яркости, зависший прямо перед глазами лорда Себастьяна.

Зажмуриваясь, легендарный вдовец взвыл сперва от слепящего света, а затем от того, что проворный Азизам ловко отобрал меня у железной графской руки. С дурными криками:

— В Бесноватого бес вселился!!! — Азизам подхватил меня на руки и рванул вниз.

Когда мы пробегали мимо брата Его Светлости, тот бросил нам вдогонку:

— Через пять минут чтоб были готовы!

— Стоять!!! — практически тут же раздался дикий рык хозяина Зеленого Горба. — Не сметь ее трогать! Убью!

— Клыки обломаешь, Змей…

За спиной у нас стало жарко от накала боевой магии, но как лорды произносили заклинания, я не слышала, потому как Азизам летел в сторону моих покоев быстрее ветра, продолжая выкрикивать во всю глотку нелепицу за нелепицей, вгоняя всех встречных в ступор и ставя их перед непростым выбором — куда бежать, в гущу событий или все сохраннее в противоположную сторону?

— Бастард Тьмы призывает свою Богиню-мать! Сын Хаоса открыл врата Хаоса! Огненный демон решил самоубиться из-за несчастной любви к графской невесте и сгинуть в пекле вместе с соперником и всем Зеленым Горбом впридачу!!!

— Азизам! — наконец удалось мне вклиниться в этот поток бреда вперемешку с несуразицей. — Что здесь происходит?

— Ника, быстро, четко и по существу: ты хочешь прямо сейчас позволить лорду Себастьяну затащить тебя в Венчальную и похоронить саму себя здесь?

— Нет…

— Тогда мы бежим, — меня осторожно поставили на ноги у моих дверей и, распахнув последние, втянули в покои. — Так, быстро собирай все шмотки, которые тебе накупил Его Светлость, за тот пучок нервов, которые нам здесь намотали на кулак и чуть ли не с мясом от нас оторвали, можно весь особняк вынести и грабежом это даже самый отпетый святоша не назовет! Быстро, Ника!

Я собралась за три минуты: уложила в узел все мои не столь многочисленные вещи, нацепила на руку мешочек-кошелек, в котором в целости и сохранности лежали деньги и фамильные драгоценности, которые я сунула в него, практически так же убегая от веридорских солдат из собственного дома, который вспыхнул гигантским костерищем спустя какие-то полчаса…

— Азизам, — в последний раз оглядывая комнату и пытаясь вспомнить, не забыла ли чего, проговорила я. — Скажи, ты из Веридорских и приехал сюда за артефактом, который должен указывать достойного правителя?

От моего прямого вопроса мужчина едва не порезался о меч, который как раз убирал в ножны, но у меня уже не было сил осторожно расспрашивать и намекать. Столько вылезло наружу этой ночью, но на свои места встало далеко не все…

— Догадалась все-таки. Как, по цвету глаз? — действительно, могла бы сразу додуматься. Догадалась же я по отличительной черте Веридорских о том, чей сын Франсуа, но вот на Азизама не подумала…

— Не важно. Ты решил бежать, так и не найдя то, зачем приехал?

— Знаешь, красавица, пока ты миловалась с моим братом у "растревоженной могилы", мы тут с кузеном столкнулись в темной нише, познакомились, помозговали и пришли к выводу, что дядю мы все же любим и не готовы перегрызть глотки сперва друг другу, а потом оставшийся в живых — Гарету. Может, мы и поцапались бы, но девочки все решили за нас. Представляете, как Боги подтасовали…

— Ника! — перебил говорившего Азизам. — Ника, я ж тебе не сказал! Это просто чудо! Я нашел ее! Свою единственную! Она еще маленькая, но это она, точно она! Представляешь, она василисочка! Маленькая змейка! У нее глаза лазурные, как небо над Веридором, и волосы золотые, практически как у тебя! И имя у нее необыкновенное, красивое! Франциска…

Но я только отмахнулась от этого фонтана комплиментов, во все глаза глядя на нежданного — негаданного героя всего того неописуемого кошмара, что разворачивался последние двадцать лет, а то и больше в Зеленом Горбе. На моих глазах миловидный мальчик-трубадур превращался в матерого демона-искусителя: рост вытянулся на две головы, бледная кожа потемнела до смуглой, пшеничные кудри распрямились до плеч и почернели, бескровные губы налились алым цветом, а пресловутые примечательные глаза сменились очами-изумрудами, совсем как у сэра Гвейна, только у рыцаря Благородное Сердце они не горели магической силой.

Франциск… Теперь я понимала, что имел в виду лорд Себастьян, говоря, что его брат был рожден, чтобы править. На нем как будто красовался невидимый венец, он просто не мог оказаться никем иным, кроме короля. А еще без каких-либо признаков вроде светящихся глаз было понятно, что это демон. Азизам таким не был. От Франциска фонило невероятной силой, в нем за милю чувствовалась древняя сильная сущность, без сомнений принадлежащая Хаосу. Он был ужасен и одновременно прекрасен тем самым очарованием грациозного и жестоко хищника. Нечто подобное чувствовалось рядом с Бесноватым. Наверное, дело в том, что в них с Франциском демонической крови было больше, чем человеческой.

— Скажи, кузен — гений! — продолжал между тем тараторить Азизам. — Это ж надо такое выдумать, уму непостижимо! А графу без хорошего управляющего не обойтись с такой рассеянностью: это ж надо, не заметить, что у тебя увели редчайший артефакт, способный вытягивать магические силы и пользоваться ими! Понятно, конечно, что эту вещицу не назвать очень полезной, ведь без добровольного согласия магического "донора" не действует, но все равно, такую пропажу проворонить! Говорю же, Ник, было б время, вынесли бы весь особняк, а Его Светлость все равно заметил бы только то, что ты исчезла!

— А времени у нас, кстати, нет, — снова подал голос Франциск, тоже с любопытством рассматривая меня. — Дядюшка свалился с истощением, пока выручал леди, сейчас брат приводит его в чувство, но это ненадолго. Так что план прежний: этот день хоронимся, под покровом ночи уходим… вернее, улетаем.

— Куда? — слабым голосом спросила я.

— Подальше отсюда, — заявил Азизам, снова беря меня на руки и подталкивая ногой сверток с моими вещами ближе к Франциску. — А если серьезно, то все вместе: я, ты, Франциск, девочки и Жак, — рванем в Веридор, пора уже кому-то престол занимать. Но об этом потом. Готова?

— А где прятаться?

— Коли страх не гложит сердце, в омут, графская невеста, — усмехнулся Франциск, хитро подмигивая мне. Неужели…?

Если бы остальные обитатели Зеленого Горба не были заняты пожаром, который в считанные секунды охватил всю крышу особняка и наотрез отказывался тушиться, они бы узрели невероятную картину: из окна один за другим вырываются два чернющих крылатых демона, на руках одного из которых сжалась в комочек прекрасная дева, и понеслись в строну Черного пруда… А там на полном ходу спикировали прямо в омут, пролетев мимо проклятого обрыва…

Дорогие читатели, мы выходим на финишную прямую))))) последняя маска будет сорвана, раскроются оставшиеся тайны Зеленого Горба, и героям придется решать, что делать с открывшейся правдой

Я до последнего не знала, какой сделать концовку книги. Кроме того, что сюжет несколько раз менялся по ходу написания (впрочем, как и всегда у меня))), по ходу повествования появвлялись новые герои (тоже не редкость для меня)))))). Не знаю, можно ли назвать книгу полноценным любовным романом и понравится ли Вам концовка, но очень-очень надеюсь, что да)))

Огромное спасибо Вам за ваши лайки и комментарии)))) каждый раз, видя еще одно "сердечко" или "благодарю!", автор не просто счастлив, он рвется писать еще и еще, чтобы снова получить отклик от Вас))))))

7.16

Я широко распахнутыми глазами рассматривала… даже не знаю, как это назвать то? Пещера? Грот? В общем — чудо и шедевр природного рельефа! Кто бы мог подумать, что под самым проклятым обрывом, не доставая до водяной глади омута какую-то пядь, а то и меньше, берег распарывала узкая расщелина, которая, углубляясь, расширялась и тянулась подземным ходом аж до погребов Зеленого Горба! О том, природа так постаралась или же кто-то из людей, история умалчивает.

Между тем пещера была обустроена чуть ли не с комфортом. Видимо, любовь Веридорских к порсульским коврам семейная: предметы роскоши были расстелены на всех плоских поверхностях, по которым скользил взгляд, и на каждом, гармонично добавляя картину эдакого логова восточного бея, красовались маленькие пестрые подушечки. Под потолком пучками висели магические светлячки, почему-то малиновые. Где-то в глубине грота мне даже послышалось журчание подземного источника.

Нас встречали, если так можно выразиться о пещере, на пороге: стоило Азизаму опустить меня на ноги, как пришлось подхватывать на руки маленький вихрь, с радостным криком налетевший на него. Так, это, я так понимаю, Франциска… Ну что сказать, не соврал Азизам, завидная красавица. Но внимательнее рассмотреть девчушку мне не дали, так как и на меня набросились с объятиями, только не с восторженными визгами, а молча. Я слегка обалдела от такого поворота событий, но все равно обняла уже знакомую мне Франсуазу, которая преданно глядела на меня невероятными чернющими глазами темнее самой Тьмы. Совсем как у Бастарда Тьмы… При воспоминании о Гарете сердце болезненно сжалась, и даже змейка, до это все время агитирующая меня с яблоком наперевес разыскивать своего "иссссстинного", беспокойно заворочалась на дне души. Я ведь сказала ему, что навещу. И на помощь он мне бросился, вон, половину особняка чуть-чуть не спалил, чтобы я могла от Его Светлости ноги унести. А я убегаю, даже не поблагодарив его напоследок…

"Я тебя слышу," — вдруг раздалось у меня в голове.

"Гарет! Гарет, как ты? Все в порядке?"

"Да чего с Бесноватым станется? — усмехнулись в ответ. — Себастьян меня выходит, так что через пару дней буду как новый. Вы то где? И чего Себастьян носится по всему поместью, злой, аки дракон, у которого из-под носа всю его сокровищницу увели?"

"Это меня увели Азизам и Франциск".

"Живой таки племянничек, — я отчетливо расслышала вздох облегчения. — Вот же чертяка! Я так понимаю, он все это время прятался где-то у Черного пруда. Следов там магических тьма тьмущая, да и видел я пару раз, как он прямиком в омут с обрыва сигал. И еще слышал там… мне казалось, голоса… детские…"

"Гарет, — я нерешительно покосилась на обнимающую меня девочку и все же решилась. — У тебя есть внучка… Даже две: Франциска и Франсуаза. Первая, я так поняла, василиск, и, кажется, Азизам признал ее своей единственной. А Франсуаза — демонесса, и глаза у нее Веридорские, черные…"

"Боги… озарите милостью Своей Франциска!"

"Франциска?"

"Конечно, Франциска, чтоб кто-нибудь другой из детишек Гвейна детворой себя окружил! О том, чтоб уберечь девочек от их мамаши, я вообще молчу".

"Как там леди Никалаэда?" — из вежливости поинтересовалась я.

"Яд ей особого вреда не причинил, только что-то больно расторопный ее погрузил в целебный сон на несколько дней и еще ее ребенка оплел коконом Жизни, так что выкидыш Ладушке теперь не грозит. Я так понимаю, благодарить опять Франциска надо?"

"Его, — подтвердила я. — Он, оказывается, позаимствовал у графа артефакт, способный вытягивать магию, и все это время пользовался Даром Иллюзии Франсуа".

"А моего там нет нигде?" — в голосе Гарета проскользнула искорка надежды, и тем больнее мне было его разочаровывать.

"Нет, Франсуа я не видела… Гарет, я хотела попросить тебя дать нам уйти из южных земель. Знаю, от тебя нам не скрыться и лорд Себастьян наверняка обшарит каждый уголок в поисках меня, тебя о помощи попросит… Но я не хочу… не могу! Я не знаю, что мне делать… я так в этом всем запуталась…"

"Не бойся, — мне послали теплую ласковую волну понимания и уверенности, — Себастьян не найдет вас. Куда вы, в Веридор? Эти орлы еще за трон не подрались?"

"Как я понимаю, они решили все уладить по-родственному… Но мне кажется, что Франциск не горит желанием надевать на себя корону, и донельзя доволен тем, что его дочка может стать женой короля".

"Чтоб Франциск вот так просто уступил кому-то пальму первенства… впрочем, всякое бывает. Может, за столько лет он изменился. Будь осторожна, Ника. Я едва не выгорел и не могу нагрянуть в Веридор прямо сейчас, распугав всех злоумышленников своей физиономией страшнее чем у Мрачного и рыком как у бешеного берсерка. Вот что: на всякий случай никому, даже Азизаму, пока не говори, что ты Монруа, все же мы так и не разобрались, кто он такой".

"Откуда ты знаешь, кто я?!"

"Долгая это история, любовь моя, и рассказывать ее надо бы с начала до конца. До встречи, мой нежный северный цветочек, и помни, я услышу тебя даже из Хаоса".

"До встречи…" — прошептала в ответ, чувствуя, как на губах расцветает счастливая улыбка. Не "прощай", а "до встречи"…

8.1

— С братом говоришь? Или с дядей? — раздался издевательский голос прямо над моим ухом, и я, вздрогнув, отшатнулась.

Оказывается, девочки уже утянули Азизама куда-то в глубь расщелины, где слышалось привычное бухтение Жака о важности здорового питания (интересно, а как старый слуга сюда спускался?), и в "прихожей" остались только мы с Франциском.

— Не твое дело, — хорохорилась я, чувствуя, что страх медленно, но верно расползается где-то в районе солнечного сплетения.

— Ну конечно же, — неприятно ухмыльнулся демон, отходя от меня и устраиваясь на ближайшем ковре вместе с лютней.

Изящные длинные пальцы привычным движением пробежались по струнам, пробуждая прекрасный инструмент и рождая мелодию, западающую прямо в душу.

— Франсуа отдал мне и свой серебряный голос, — неожиданно заговорил Франциск, но на этот раз его голос звучал как-то надломлено. — Говорил, что этот дар Богов его и погубил. У меня нет его таланта, поэтому мне не принести в этот мир ни одного шедевра. Я могу лишь повторять за ним, но и этого немало.

— Где сейчас Франсуа? — робко поинтересовалась я.

Ответом мне было тяжелое молчание, от которого отчетливо веяло скорбью.

— Что случилось в тот день, когда прокляли графский род? — попробовала я другой вопрос.

— Да не было никакого проклятия, — горько усмехнулся Франциск. — Ты же нагиня, Анжелика… то есть, прости, Ника. Вы же с Азизамом наведывались в фамильный склеп? Ты видела, что невест Себастьяна отравили, также как и леди Индию.

Мать Себастьяна и Франсуа?! Хотя, если хорошенечко подумать, она тоже должна была лежать в склепе, а помада была на губах у всех девушек. Но, получается, она тоже была в венчальном платье. Неужели…?

— Да, — кивнул Франциск, — она погибла, так же как и другие невесты, в день собственной свадьбы. Дядя чуть не умер от горя… Не удивляйся, я неплохо знаком с ментальной магией.

— Не смей копаться у меня в голове! — тут же вскинулась я.

— Да больно надо, — фыркнул демон в ответ. — У тебя там такая неразбериха, что только рассуждения и остается подслушивать. Ладно — ладно, не буду, но ты тогда думай вслух… Помню в тот день из всех душу вытрясли, даже северян развернули, которые к нам тогда зачастили.

— Каких северян? — поинтересовалась я.

— Я с ними тесно не общался, хотя они и сейчас порой гостят, хотя непонятно, что их связывает и что им надо. Могу только имена припомнить… Один — лорд Чарльз, смазливенький такой, русый, голубоглазый, дамы от него млели… Второй — лодр Бартехальд, этот чистый медведь: огромный, грузный и грубый… И еще леди с ними ездила молоденькая, вроде как Ивенснесса… дурные все же у северян имена!

Тираду о наших национальных именах я не слушала, тихо поражаясь всему происходящему. Я знала всех троих. Первого, Красавчика Чарли, знал, наверное, весь север. Воистину, самая скандальная личность наших краев: наши традиции были суровы к незаконнорожденным детям, но, как известно, раз есть правило, есть и исключения из него. Вот признанный красавец всего севера был тем самым исключением: бастард самого Саратского Вождя. Гнилой Барти тоже был небезызестной личностью. Он был знаменит как паршивая овца в своей семье, издревле славящейся благородными воинами и доблестными рыцарями. Из пяти братьев он единственный был озабочен порядком наследования и расчищая себе дорогу к отцовским денежкам многочисленными покушениями. В конце концов глава дома изгнал его из рода без гроша в кармане, и только один из братьев, добрая душа, рискнул приютить его, хотя кинжал в спину прилетал и ему. С третьей же особой я была знакома лично: Иви была одной из моих немногих подруг.

А еще я знала, что связывало этих троих: все они были связаны с родом Монруа. У моего отца не было родных братьев и сестер, зато были две кузины, с похожими именами Гертруда и Гризельда, но разные, как день и ночь. Старшая — Гертруда — яркая видная брюнетка, была замужем аж шесть раз и шесть же раз оставалась вдовой, исключительно богатой вдовой, при невыясненных обстоятельствах. Насколько я знаю, последний, седьмой, муж был еще жив, что само по себе чудо, ведь он то как раз и был тем сердобольным братом, пожалевшим Гнилого Барти. Его же двоюродной племянницей считалась Иви, хотя шептались, что та на диво похожа на леди Гертруду, а глаза у нее один в один как у лорда Бартехальда. А вот Гризельда, напротив, достигнув совершеннолетия, приняла решение отправиться в монастырь, хотя белокурая миниатюрная красавица с кротким нравом могла бы стать прекрасной женой и матерью. Поговаривали, что она бежала от настойчивых ухаживаний самого Саратского Вождя. Монахини не любили ее, злословили, и в конце концов составили послание Отче, в котором обвинили новую послушницу в ведьмовстве (не зря ж она в расцвете лет заперлась в святых стенах и неведомые грехи отмаливает?). Я много раз слышала историю, как Вождь примчался к костру, в последний момент выхватил Гризельду из огня и увез с собой. Больше ее никто не видел… а потом при дворе появился Красавчик Чарли, на диво похожий лицом на осужденную леди.

Мда, неблаговидная выходит картина. Масла в огонь подлил Азизам:

— Вы это о ком? Лорд Бартехальд… это ж глава посольства северян в Веридоре, он уж лет двадцать своим видом наш двор шокирует, также как и его дамы. Вся веридорская знать уж голову сломала, вычисляя, кто же из них его любовница: броская Гертруда или милашка Ивенснесса. Но на том, что обе спят с Красавчиком Чарли, сошлись единогласно…

— Завтрак! — оборвал изложение столичных сплетен Жак, и я вдруг поняла, что страшно хочу есть. И спать…

И тем не менее ворочалась я долго, пытаясь отделаться от чувства, что не только Зеленый Горб оплели липкой паутиной интриг, и во всей этой мерзости мы вс увязли по самые уши. Что, спрашивается, забыли мои недородственнички, "седьмая вода на киселе", как говорила Матушка, во владениях Его Светлости графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон? Они вертелись в Веридоре, и мой род обвинили в том, что они желают смены власти, правда, по официальной версии во главе заговора стояла я. А что, если… додумать я не успела, все же уплывая в уютные объятия сна.

8.2

Проснулась я уже затемно (это ж надо было так выдохнуться за прошлую ночь и проспать весь день!) от того, что кто-то перешептывался в "прихожей" пещеры. Впрочем, почему кто-то? Голоса то я узнала сразу.

— Вот куда тебя демоны несут? — как-то устало вопрошал Франциск. — Пойми, этим ничего не исправить.

— Я просил Мрачного Бога благословить меня на месть, и он привел меня к моему врагу. Никто не смеет безнаказанно проливать кровь моих родных, их смерть будет отомщена.

— Не надо, — Франциск снова попытался остановить Азизама. — Послушай, не думаешь о себе, подумай о моей дочке. Она же зачахнет без тебя. Отступись, тебе не победить: там и Себастьян, и дядя.

— Ты думаешь, Гарет будет против меня?

— Я знаю, что он будет за Себастьяна. Знаешь, мне порой казалось, что это он, а не Франсуа — тайный сын Тринадцатого Принца Веридорского, так к нему привязан дядя. Мыслимое ли дело, в день той знаменитой, самой первой свадьбы проклятого брата, он сразу кинулся к Черному пруду и застал там нас троих, но не помог нам. И ладно мне, в конце концов ему всегда было проще вешать на меня все грехи и косяки детишек своей любимой Индии, но он не пришел на помощь даже Франсуа и просто смотрел, как его родного сына — другого слова и не подберу — насилуют, параллельно держа меня на рубеже жизни и смерти. Потом, правда, пытался мне рану зажать платьем невесты, и спрятал в это расщелине, но Франсуа!

— С тех пор он пропал, — понятливо покивал головой Азизам. — Ладно, буду иметь в виду, что от Бесноватого ничего хорошего ждать не приходится. Но другого пути у меня нет, Франциск. Так что если не вернусь до полуночи — уходите без меня. Все равно даже труп мой никогда не найдут…

— Да черт с тобой, хочешь сдохнуть — иди! — с досадой сплюнул Франциск. — Только вот, держи, пригодится.

— Что это?

— Это яд, который дядюшка дал Никалаэде, чтобы отравить тебя. Она так натурально сожалела, что не смогла сохранить нашего ребенка и самозабвенно рассказывала, что когда я, Франсуа, займу место графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон, мы долго и счастливо жить поживать да добра наживать, как она и обещала Бастарду Тьмы. Тьфу! Дядя тоже хорош, такую подлянку проворонить, а еще демон! Но мне посчастливилось подслушать их разговор, так что все пока живы, а выманить такое пойло у Никалаэды с помощью гипноза василиска — невелика задача. Все же неосмотрительно она со своей сущностью рассталась, только способность переваривать любые яды оставила.

— А у тебя то гипноз откуда?

— Франсуа оказался слишком слаб, не мог выдержать давления древней силы, поэтому однажды ночью прокрался ко мне в покои и укусил… ну, или это он не специально, а в порыве страсти, — усмехнулся Франциск.

— И ты, добрый, дал мне эту отраву, чтобы облитьдядюшку?

— Нет, Себастьяна. И еще… не смотри ему в глаза. Когда он надел кольцо главы рода, оно увеличило его резерв, и василиск, который до этого спал внутри него, пробудился и раз в год, во время линьки, пытается вырваться на свободу. Гарет выкачивает из Себастьяна резерв и так гасит боль, но так дальше продолжаться не может. Сила и так выпивает из него слишком много жизненных сил, еще чуть-чуть, и подавит совсем. Для вхождения в силу василиску нужна не просто смертельная опасность. Помочь змею вырваться может только яд, способный отравить даже василиска.

— Змея изнутри сожрала змея, — хохотнул Азизам. — Правильно я понимаю, ты хочешь, чтобы я подверг твоего брата смертельной опасности, чтобы его василиск наконец вырвался на свободу? Так не буду я этого делать, еще не хватало с адским аспидом сражаться!

— Так у тебя будет время улизнуть, пока он впервые будет перекидываться…

— Не собираюсь я бежать, — голос Азизама звучал твердо. — И яд этот припрячь — в хозяйстве пригодится.

С этими словами мой слуга исчез в проходе, а Франциск, вздохнув и опустив бутылочку на стол, пошел проверить, спят ли девочки, поэтому и не увидел, как я ловко сцапала яд, спрятала в корсаж, а затем, перекинувшись в змейку, выскользнула из пещеры вслед за Азизамом.

***

Мы застали графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон в ярости мечущегося по собственному кабинету под скептическим взглядом Бастарда Тьмы и посылающим проклятия, собственно, Азизаму, вперемешку с угрозами найти и шкуру заживо сдереть.

— Ну, можете попробовать, Ваша Светлость, — не стал таиться мой слуга, выступая из коридора и под настороженным взглядом Гарета выходя на середину комнаты.

— Да не может быть! Сам пришел, никак самоубийца… — притворно восхитился лорд Себастьян, сейчас как никогда походящий на свирепого хищника, изготовившегося для смертоносного прыжка. Боги, неужели это его так карёжит из-за второй сущности? Змей, вылитый змей…

— Не говори гоп, пока не перепрыгнешь, — отвечал Азизам, предусмотрительно не снимая руки с рукояти меча. — Я пришел, лорд Себастьян, чтобы потребовать у вас ответа за ваши преступления. Очень удачно, что Гарет здесь, его происходящее тоже касается.

— Да кто ты такой, щенок, чтобы чего-то у меня требовать?! — вскричал легендарный вдовец, едва не бросаясь на Азизама, но его удержал Бастард Тьмы, всем своим видом призывающий друга к спокойствию.

— Кто я такой? Что ж, я представлюсь, — уже привычная глазу арафатка была сдернута с красивого мужественного лица, которое я ни разу толком и не рассмотрела и уже начинала забывать, обычно веселый голос звучал глухо, словно предвещая страшную бурю. — Вы имеете честь разговаривать с Его Высочеством принцем Галахатом Веридорским, с недавних пор полноправным наследником королевского престола… Удивлены, Ваша Светлость? Понимаю. Ведь это вы, граф, сперва отравили моего отца, лорда Седрика Монруа, а в ночь после похорон устроили покушение, после которого не было ни единого шанса выжить? Вас, лорд Себастьян, знают как человека чести, презирающего и отвергающего ложь. Так будьте любезны, ответьте честно, в присутствии брата умершей великой королевы и моей матери, которого вы имеете наглость называть лучшим другом. Ответьте: кровь моей семьи на ваших руках?!

8.3

Галахат… Боги, Галахат… Этого просто не может быть. Но чем дольше я всматривалась в красивое лицо, тем отчетливее понимала, то, чего я даже в самых несбыточных мечтах представить не могла, что он жив, — правда! Мой брат жив! Вот они, широкие отцовские скулы, упрямый подбородок, высокий лоб, даже шея, кажется, такая крепкая и в то же время по-мужски красивая. А от Ее Величества Пенелопы Безжалостной — вороные, чуть вьющиеся пряди да фамильные глаза Веридорских. Горящие очи будущего великого короля…

— Ваше Высочество… то есть, прощу прощения, уже практически Величество, — как ложная нота в прекрасной мелодии моего счастья прозвучал обманчиво вежливый голос Его Светлости. — Бесконечно рад приветствовать вас в своем доме… живым.

— Не кривите душой, граф, — сморщился Галахат. — Я, конечно, еще юн, но ни за что не поверю, что вы можете бесконечно радоваться своему провалу.

— Галахат, — оборвал Тринадцатый Принц Веридорский уже открывшего рот для очередной колкости Себастьяна. — Это слишком серьезные обвинения, чтобы бросаться ими без доказательств.

Тон Гарета был ровен и бесстрастен, но я то слышала его чувство. Видят Боги, если бы не страшные слова, только что произнесенные мои братом, Бастард Тьмы бросился бы к племяннику, которого только-только оплакал в душе, обнял со всей своей демонической силы, зная, что ребра Галахата от его объятий не треснут, ибо прочные, как и у всех детей Хаоса, и тайком смахнул бы с ресниц скупую мужскую слезу.

Кажется, я была настолько счастлива, что сперва и не поняла, что только что выдал Галахат. А вот когда до меня дошел смысл его слов… наверное, если б я была в человеческом облике, я бы второй раз в жизни упала в обморок… ага, второй раз в жизни все там же, где и в первый раз.

— Дядя… — обращение прозвучало с легким оттенком вопроса, словно принц спрашивал у Гарета разрешения так его называть, а получив едва заметный удовлетворительный кивок, продолжал. — Вы ведь и сами знаете, что это правда. Вы же поняли все сегодня ночью. Покушение не было организовано специально… Две девочки, одна из которых — маленький василиск, отыскали отравленные свечи, и второй сущности старшей понравился запах этого экзотического яда, и она утащила их с собой. Потом их трофей нашел Франциск и решил вернуть на место. Но вот ирония судьбы: легендарного вдовца, великого ученого и известного своей гениальностью во всем мире изобретателя едва не убила его собственная разработка, которую он уже успел опробовать на других.

Лорд Себастьян как-то странно дернулся, а в руке у него блеснул длинный кинжал, и снова его остановил Гарет, без каких-либо усилий отбросив к противоположной стене… Ох, чуть стол не сшиб!

— Что, Ваша Светлость, правда глаза колет? Но я все еще жду ответа! Это вы составили яд, неизвестный ни одной живой душе на всем свете? Это вы, прибыв на празднование моего совершеннолетия, организовали покушение на королевскую чету? И тот огонь, который сожрал целое крало замка? По всем признакам он был демоническим — легко можно все свалить на какого-то приблудного неучтенного претендента на престол с примесью демонической крови — если б не одно "но" — цвет. То пламя было зеленого цвета. Точно такого же, как то, что защищало вашу тайную комнату под куполом. В таком бы никто не выжил, но, спасибо леди Ивенснессе, я ушел в последний момент.

— Но я чувствовал, там, в комнате, ауру высшего демона…

— А она и была, — лицо Галахата исказилось болью. — В том огне по вашей милости вместо меня сгорел шут, пришедший ко двору немногим позже моего рождения… Знаете, он всегда носил маску — говорил, что скрывает уродство. Уж как он пел… как никто другой в Веридаре, поэтому его с легкой руки мамы прозвали Серебряным Голосом Королевства. Мама… она любила его. При дворе даже шептались, что она в кои то веки заприметила себе любовника. А я, дурак, только сейчас понял: его глаза были точь-в-точь, как фамильные Веридорские. Так что спешу поздравить вас, Ваша Светлость! Вы убили собственного брата!

Гарет пошатнулся. Он не знал. В ту роковую ночь он только почувствовал, как что-то обрывается в душе, как будто кусок от сердца оторвали и сжали в пятерне, раздавили, растоптали… Франсуа… Ужасная, несправедливая смерть…

— Нужны вам еще доказательства, дядя? — недобро усмехнулся Галазхат, в упор глядя на лорда Себастьяна так, что сразу становилось ясно: один из них умрет здесь и сейчас. — Все это время вы защищали убийцу своей сестры!

— Да! — в конце концов сорвался Себастьян, сверкая потемневшими глазами не хуже моего брата и оскаливаясь пострашнее оборотня. — Вы желаете правды, Ваше Высочество?! Ну так извольте! Ваша мать была прожжённой интриганкой и отравительницей, совсем как ваш покорный слуга! Я много лет пытался разгадать тайну проклятия, тяготевшего над графским родом, и, думаю, никогда не разобрался бы, что к чему, если бы лорд Чарльз не обратил внимание, что у всех моих невест одинаковая помада на губах!

Ну да, Красавчик Чарли разбирается в женских туалетах получше некоторых представительниц прекрасного пола, но какого демона он делал в фамильном склепе графов Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон?!

"Пришел от имени отца поклониться праху друга, — пришел мне ответ от Гарета. — Где ты, я чувствую, что ты рядом, но не вижу?"

"Потом покажусь, — увильнула я. — А что, сэр Гвейн был на короткой ноге с Саратским Вождем?"

"С нынешним, — смешок, — даже знаком не был".

— И знаете, что я выяснил, Ваше Высочество? — между тем продолжал лорд Себастьян. — Оказывается, в этой помаде была вытяжка из редчайших северных цветов, которые, по преданию, распускались на могиле отца первой великой королевы, жены демона Рагнара Веридоры. В народе их зовут любимки. Говорят, что они растут только на вершинах Великих Гор, и найти их под снежными шапками по силам только юношам, которые всем сердцем влюблены в свою избранницу, и эти цветы никогда не вянут в знак вечной любви. Эти цветы лорд Седрик Монруа преподнес Ее Величеству в день свадьбы, и с тех пор они стали ее любимыми.

Да, все правда… Но никогда не знала, что из любимок можно получить яд. Хотя, говорит же кто-то, что любовь — яд.

— А потом я принялся выяснять, откуда эта дрянь могла взяться у моих невест и у моей матери, и — вот так новость! — оказалась, что все эти помады присылала как подарок на свадебное торжество Ее Величество великая королева Пенелопа Безжалостная… Вот именно, что безжалостная! Безжалостная брехливая сука травила юных девушек, чтобы выкосить под корень графский род и захапать себе южные земли. Вы тут гневно брызжите слюной, потому что убили ваших родителей? Моих — тоже! Отец отдал собственную жизнь, оставив нас, свою семью, по просьбе вашей матери! Вложил свою жизнь в какой-то артефакт, который бы обеспечил вам восхождение на престол! Не Франциску, своему сыну! Не Гарету, лучшему другу! Вам!

— Взойти может не только Галахат. Соглашаться на создание артефакта или нет — это был выбор Гвейна… — попытался оборвать его Бастард Тьмы.

— Допустим. А мама?! Это тоже был ее выбор — отравиться в день свадьбы?! Признай, Гарет, твоя сестрица изо всех сил пыталась отговорить тебя от свадьбы и призывала отказаться от мысли связать жизнь со своей избранницей. Ведь это из-за этой лживой стервы увещеваний ты не провел связующий ритуал в день свадьбы, а потом было уже поздно!

— ВЫ ЛЖЕТЕ!!! — кажется, от яростного крика Галахата в окнах зазвенели стекла. — Вы не имеете права поливать грязью имя моей матери!

— Лгу? Так проверьте, Ваше Высочество, — неприятно осклабился граф, наслаждаясь обескураженностью противника. — Вы же стянули с руки моей матери кольцо, пока шуровали в фамильном склепе? Простенькое такое колечко, обычный вор на такое и не позарится, а на деле — редчайший артефакт, свадебный подарок отца. Индикатор лжи, теплеет, если собеседник врет, реагирует и на недоговорки.

Ну ничего себе я подарочек у покойницы выбрала! А хотела то всего-навсего вещицу с воспоминанием… надо бы вернуть, все же такая вещь…

"Не надо возвращать, — отозвался на мои мысли Гарет. — Оно по праву принадлежит тебе. Себастьян надел бы его на руку только избраннице… той самой одной-единственной, которая на всю жизнь…"

"Гарет…" — мне было ужасно неловко от того, что он говорит о таком и в то же время любит меня, но смутиться я не успела.

— Мне все равно, считаете вы правдой тот бред, что несете, или нет! Но заткнетесь вы прямо сейчас! Навечно! Защищайтесь, лорд!

Оба одновременно вскинули клинки, причем, Себастьян бросил свой кинжал и выхватил меч из ножен Бесноватого.

— До смерти, Ваше Высочество!

— До смерти, Ваша Светлость!

Мечи скрестились…

8.4

Мне всегда нравилось смотреть, как дерутся мужчины. Даже в уличных мордобоях я видела какую-то своеобразную прелесть, что уж говорить о непередаваемой атмосфере поединков. Вот и сейчас я, как завороженная, наблюдала за яростным танцем — по другому и не назвать стремительные ловкие выпады! — двух великолепных бойцов, у каждого из которых были свои тузы в рукаве. После первой атаки Его Светлость на пробу метнул в Галахата какое-то незнакомое мне боевое заклинание, но мой брат даже бровью не повел. Плетение просто рассыпалось, натолкнувшись на родовую защиту, невидимым куполом опутывающую его даже в человеческой форме! Ого! Это все демоны так могут?

"Не все, только вошедшие в полную силу высшие, — прокомментировал Бесноватый, внимательно следя за боем. — Силен племяш. Но у Себастьяна, когда василиск наконец пробудится, будет не хуже, только заклинания будут не распадаться, а рикошетом отлетать от его чешуи".

Но неудача не смутила графа. Напротив, он с хищной ухмылкой стянул ленту, стягивающую волосы в высокий хвост, и серебристые, мерцающие в полумраке пряди, словно живые, скользнули вперед. А потом две вдруг взвились, как змеи в прыжке, и, со свистом рассекая воздух, плетями хлестнули Галахата по лицу. Буть я сейчас девушкой, взвизгнула бы: лицо моего брата украсили два багровых шрама, стремительно наливающиеся цветом. Но на этом таланты графской шевелюры не исчерпались! Стоило тем прядям опасть, как взметнулись другие две: одна резким броском распорола рубаху Галахата прямо напротив сердца, но — хвала Богам! — защита ей была не о зубам, вторая обвилась вокруг запястья левой руки, разнося по комнате запах паленой кожи! Галахат одним махом отсек последнюю прядь и брезгливо стряхнуд волосы на пол, открывая чудовищный ожог чуть ли не до мяса, который, однако, быстро затягивался. А графский локон… моментально вытянулся и вернул себе прежнюю длину! Теперь понятно, почему с Его Светлостью не тягаться даже лучшим воинам мира! А Галахат, видя такое дело, сейчас в боевую трансформацию перекинется!!! Минуты не пройдет, как они поубивают друг друга! Куда, в Хаос, смотрит, Гарет?!

А Бастард Тьмы, нахмурившись, смотрел уже не на дерущихся, а куда-то на потолок. И чего он там интересного нашел?!

"Я вешал туда светляки, три секунды назад потухли, и заново не зажечь… Человеческую магию блокировали!"

Что?!

И тут я услышала… что-то страшное. Шаги, много шагов… Еще не в самом особняке, а на подходе. Восемь дюжин, никак не меньше, но не это самое страшное. Я расслышала низкое рокочущее разноголосое рычание и гортанные вскрики на саратском наречии… Этот грубый выговор был знаком любому северянину, хотя все без исключения предпочли бы никогда не встречаться с его носителями. Викинги-берсерки… свирепые, безумные в бою существа, поражающие своей жестокостью. Навряд ли кто-то мог точно сказать, люди это или же звери, и как они появились в этом мире. Скорее всего, опять какая-то причуда Богов. Не могли эти звери быть детьми природы! Начать хотя бы с того, что у них не было женщин и они всегда нападали на поселения в первую очередь чтобы увезти рабынь. Во-вторых, чутье у них было и впрямь звериное, а от запаха крови они в прямом смысле теряли рассудок. Мясо они не откусывали, а рвали зубами. Казалось бы, собрались бы всем миром да истребили бы этих не столь многочисленных полу-зверей-полу-людей. Так нет же, ушлые Саратские Вожди нашли им другое применение: они стали использовать берсерков как наемников, а для тех из них, кто был мореходом, снаряжали ладьи и отправляли пиратствовать в восточным берегам, потом "по-честному" разделяя наживу. Кажется, как-то раз Иви обмолвилась при мне, что викинги отказались бы от своей доли, даже сказочно богатой, в обмен на одну меня или троечку таких рабынь, как Матушка в юности. И вот сейчас совсем не ко времени всплыл у меня в голове вопрос: а откуда подруга знакома с берсеркскими расценками?!

"Прикидывала, насколько она сама дешевле тебя! — вдруг донесся до меня окрик Франциска. — Ник, они про расщелину знают! Я девочек с Жаком уже вынес, мы летим к Болерну. Вам надо бежать. Всем. Немедленно. Их слишком много! Насколько я понял их обрывка разговора, у них задание обескровить всех в Зеленом Горбе и по камешку разнести поместье до основания! Либо артефакт хотят похоронить, либо Себастьяна вместе с дядюшкой. Яд ты стащила?"

"Да…" — слегка обалдела от такой быстрой смены темы.

"Отдай Гарету. Сейчас дядюшка пустой, а без магии сотню берсерков не завалить. Одна капля в глаза — и труп готов, да Гарет и сам знает. Сама хватай братана в охапку и ползите — летите к нам!"

"А как же Себастьян?!"

"Я не знаю другого яда, который смог бы свести в могилу недоразвившегося василиска. А пробудит змея только яд, а вот топор в темечко убьет. Донеси до него, что драпать надо. Если не дурак — смоется и шкуру свою спасет! Живо, Ника!"

"Разними их!" — это уже от Бесноватого.

Бастард Тьмы опрометью бросился вон из кабинета, и я в последний момент успела перекинуться в человека и ментальным криком: "Гарет, держи!" — швырнуть ему пузырек я ядом. Он поймал, посмотрел, узнал, удивился, но ходу не сбавил и в следующий же миг вылетел за дверь.

Вздохнув, я перевела взгляд прямо на "поле боя"… как раз вовремя, чтобы увидеть, как Себастьян врезал локтем Галахату куда-то в район виска, и тот рухнул, как подкошенный, на пол, потеряв сознание. Меч, видимо, из рук Его Светлости выбил противник, поэтому граф магией притянул свой длинный кинжал и занес руку над принцем.

— Нет!!! — Боги, а я и не подозревала, что могу вопить так громко. Понятно дело, Себастьян уставился на непонятно откуда взявшуюся меня. А я — в его невероятные прекрасные глаза-изумруды…

И пропустила тот момент, когда Галахат резко рванулся вперед и, повернув лезвие клинка, вогнал кинжал графа между ребер отвлекшегося хозяина.

Его Светлость судорожно дернулся, все так же не отрывая от меня глаз, и неловко завалился на бок, из уголка рта потекла тоненькая струйка крови.

— Ника? Ника! Ты чего тут делаешь?! — бросился ко мне брат, но я его не слышала. Я практически физически чувствовала, как жизнь вытекает из Себастьяна… моего истинного… а средство, способное пробудить в нем василиска, я отдала Гарету, чтобы у него был шанс спастись… Где-то на задворках сознания мелькнула дурная мысль, что это справедливо: тогда, с отравленными свечами, я помогла графу, фактически обрекая на мучительную смерть Тринадцатого Принца Веридорского, теперь же шанс выжить по праву принадлежал Бастарду Тьмы…

"Вероника…" — даже в мыслях Себастьяна уже слышался предсмертный хрип.

"Это не мое имя. Меня зовут Николь, Ника… Леди Николь Монруа, дочь лорда Седрика Монруа".

На несколько секунд слепая пелена, уже начавшая заволакивать его глаза, как будто спала — он понял! Он продолжал, не отрываясь смотреть прямо мне в глаза, а я — ему… Рука сама собой нашарила в маленьком неприметном карманчике колечко, снятое с руки леди Индии в фамильном склепе графов Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон, и надела на безымянный палец. Вот так, я хочу увидеть правду, всю правду. Хочу раз и навсегда понять, кого признала своей парой моя вторая сущность: благородного рыцаря или двуличного урода. Дар откликнулся на мой зов молниеносно, и в следующее мгновение я, судорожно сжимающая в кулаке индикатор правды, взглянула через зеркала души Себастьяна в самую глубину его сути.

8.5

На этот раз видения были не обычные. Я словно неслась сквозь мутную пелену прошлого, и перед моими глазами то и дело мелькали образы, события, а в голове эхом отдавались слова, сказанные мне Его Светлостью не далее, как прошлой ночью…

***

"Франциск… он будто с колыбели чувствовал, что он выше других. Что он рожден править. С первых лет жизни он походил на короля. Он просто знал, что он не такой, как все. Это было не просто бахвальство, в нем жило что-то такое… Что-то, что делало его первым всегда. Он действительно был лучшим во всем. Это признавали все… кроме отца и меня".

Чистая правда: вот вижу чернявого мальчишку лет четырех-пяти от роду, с горделивой посадкой головы, явно осознающего свою привлекательность и с вызовом взирающего на мир вокруг завораживающими отцовскими глазами… А рядом с ним сквозь мрак времени пробивались фигурки еще двух мальчонок. Светлый, нежный Франсуа еще ходить толком не научился, а уже прижимает к груди лютню и, устроив инструмент на коленях, ибо держать малыш его еще не мог, и глядя на нее с неподдельным обожанием и, трепетно ласкает струны, не обращая абсолютно никакого на копошащегося рядом братика. Себастьяну годик, хотя нет, наверное, даже меньше. Непоседливый ребенок возится на мягком ковре, пытаясь выпутаться из рубашечки, и, неловко завалившись на бок, ударяется головкой о ножку колыбели. Начинает хныкать, детское личико кривится, но нянек, кажется, и след простыл, а сидящий рядом брат, словно глухой, даже не повернул головы на плач маленького.

Я уж хотела было сама подступить к ребеночку и попытаться успокоить, но тут к Себастьяну подлетел Франциск. Надменного выражения как не бывало: теперь на нем читалось беспокойство и сосредоточенность. Осторожно уложив малыша на сгиб левой руки (а ведь ему, наверное, тяжело, все же Себастьян уже не младенец, да и Франциск маленький), мальчик сделал какой-то странный жест правой, и тут из его пальцев вылились сверкающие безукоризненной белизной магические потоки. Ничего ж себе! Это так выглядит магия Жизни?!

Себастьян мигом успокоился и, устремив взгляд на брата, что-то заагукал, смешно улыбаясь маленьким ротиком, в котором еще не было ни одного зубика. Каким же счастливым было лицо Франциска! Он с таким умилением смотрел на крошку-брата, что я невольно залюбовалась. Интересно, это особенность магов Жизни, любить детей, или Франциск сам по себе такой?

Тут из тумана, окутывающего прошлое, вынырнула миловидная девушка с привлекательным лицом и такой безупречно тонкой талией, что ее никак нельзя было заподозрить в том, что двое из троих маленьких графов — ее чада. И ем не менее это была она, леди Индия…

— Франциск! — кинулась графиня к пасынку, намереваясь взять у него малыша. Видимо, боялась, что мальчик не удержит братика.

Но Франциск и не собирался отдавать предмет своей искренней любви, и в конце концов женщина смирилась.

— Нравится тебе братик? — светло улыбаясь и присаживаясь рядом с детьми прямо на пол, спросила она и ласково погладила Франциска по красиво лежащим (видимо, это от природы, не делали же ему укладку в пять лет?!) смоляным локонам.

— Очень! Жаль только, что он не девочка, брат то у меня уже есть! — заявил тот и тут же выдал. — Леди Индия, а вы родите мне сестричку?!

***

Что ответила ему леди Индия, мне услышать не довелось. Но я поняла одно: насчет Франциска я была неправа, когда думала, что это он и устраивал покушения на невест Его Светлости, а заодно и на их жениха. Почему-то после увиденного одна мысль о том, что старший сын сэра Гвейна желает смерти братьям, казалась откровенным наветом.

***

"Франциск купался во внимании всех южных барышень и не только. Но и брату позволял любить себя. Тогда я не задумывался о таком, но сейчас, наверное, считаю, что это было жестоко с его стороны. Я убедил его не придавать гласности любовь Франсуа, а ведь Франциск мог. Просто чтоб посмеяться над братом. Но потом он согласился со мной, что такое потрясение может подкосить отца…"

И снова граф Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон сказал мне абсолютную правду.

Вернее, то, что он считал правдой.

Пред моим взором предстала шумная компания, судя по всему, арендовавшая целый этаж одного из местных элитных клубов для своих гульбищ. Франциска я углядела сразу же: самый завидный на тот момент жених юга развалился на одной из кушеток, позволяя белобрысой девице с низкой степенью одетости усесться на нем верхом и бесстыдно тереться об него, попутно слегка царапая заостренными коготками его обнаженную грудь. Молодой граф явно наслаждался процессом, но друзья-приятели и не думали оставлять его на попечение партнерши.

— Ну, с Себастьяном все понятно, он хоть и с придурью, но нормальный, — прогрохотал густым басом шкафоподобный детина несуразных размеров, сосредоточив свое внимание на самой пышнотелой из представительниц прекрасного пола, обеспечивающих сборищу местной золотой молодежи мужского пола "приятный досуг". — Может, даже зря мы над ним потешаемся. Вот изучит малой "внешние и внутренние факторы влияния на длительность и глубину женского оргазма" — а с его дотошностью и кошельком сэра Гвейна изучит основательно, это можно не сомневаться! — и заткнет нас всех за пояс. Но Франсуа то?! Чего это наш дивный менестрель не ищет вдохновения в объятиях обнаженных нимф? Или муза будет ревновать? Слышь, Франциск! Тут разговорчики пошли, что твоего брата вдохновляет и не муза вовсе, а муз…

Договорить громила не успел: Франциск бесцеремонно скинул с себя обольстительную деву и, за долю секунды оказавшись рядом с говорившим, зарядил ему такой удар кулаком по лицу, что у того из носа кровь как из ведра мощной струей хлынула и мигом заляпала и роскошный костюм из дорогущего сукна, и начищенные до блеска туфли с франтовскими бантами, и передние выдающиеся формы пышнотелой девицы.

Все хором взвизгнули, Франциск же, напротив, выглядел неестественно спокойным. Устрашающе спокойным…

— Никто не смеет плодить нелепые слухи про моих братьев и разносить их по всему графству. А тот, у кого хватит кретинизма распустить свой поганый язык, будет иметь дело со мной.

— Но ведь ты же сам шутил…

— Мне — можно! Это мои братья. А кто в их сторону хоть взглянет косо, напорется на мой меч, ну, или налетит на кулак, это смотря как повезет. Ну что, Рувер, рассчитаем, какого диаметра будут синяки у тебя на физиономии, если я еще хоть один раз услышу от тебя нечто в этом же духе?

***

Тут туман времени снова сгустился, скрывая от меня и незадачливого Рувера, и поскуливающую проститутку, и заступившегося за Франсуа Франциска, который сам выражался в адрес братьев, как хотел, но не терпел нападок от других.

***

"Я выбил меч из его рук и хотел было приставить свой клинок к его шее, чиркнув по коже и расчертив ее алым. Вокруг бесновались зрители, все восторженно голосили, кто-то уже скандировал мое имя и с свистом и смехом поминал имя низвергнутого кумира. Шум стоял невообразимый, но я ничего вокруг не слышал. Эта была та самая вожделенная победа… Но в последний момент я встретился взглядом с братом… В нем кипела такая ненависть. Боль. Звериное отчаяние. И тогда я понял, что не хотел этого. Что мне не нужно его унижение, не нужно почитание толпы и ореол сильнейшего воина юга. Все, что хотел, я сам себе доказал, но мои порывы это не повод окунать в грязь Франциска. Да, я выиграл честно, но добивать его тогда… И тогда вспомнились слова Франсуа. Повторяя, как мантру, что за это поражение через много лет, в самую важную в моей жизни битву, мне улыбнется удача, я незаметно подтянул магией к руке брата кинжал, который он тут же нащупал и, сделав резкий рывок, вогнал мне практически под сердце…"

Да, вот клубы прошлого расходятся передо мной, открывая картину боя. Вот оружие вылетает из рук Франциска аж к жругому краю арены. Вот Его Светлость приставляет лезвие своего меча к горлу брата. Вот он морщится от рева зрителей. Вот на его лице что-то меняется. Вот он едва слышно шепчет несколько слов, и кинжал незаметно подползает к руке Франциска… Тот неверяще смотрит на соперника, но потом чуть виновато улыбается и — я это точно вижу! — целится в предплечье Себастьяна, чтобы вывернуться из-под его меча, встать на ноги и продолжить поединок… И тут прилетевшая со стороны трибуны силовая волна, которую не мог видеть никто из присутствующих, но которую почувствовала я, ударила Себастьяна сзади прямо под коленную чашечку. Меченосец ожидаемо привалился на один бок… а в следующую секунду Франциск уже ошалело таращился на кинжал, с его умелой руки вошедший в грудь младшего брата чуть ли не по самую рукоять. Ужас, неверие, паника — все это закружилось в изумрудных глазах.

— Это не я… — вот все, что он смог выдавить из себя, но Себастьян, скорее всего, этого уже не слышал…

Его действительно забили плетьми чуть ли не насмерть перед всей той высокой публикой, что пришла поглазеть на турнир. Сэр Гвейн нещадно хлестал его, не просто рассекая кожу и пуская кровь, а чуть ли не вырывая со спины куски мяса. Сказать, что Франциску было больно — ничего не сказать. Но он стойко держался, зажмурив глаза и не произнося ни звука. Он мог бы использовать свой Дар, чтобы утишить боль и мгновенно зарастить шрамы, но вместо этого юноша (Боги, ему же не больше семнадцати, а он перетерпел такое мучение и ни разу не вскрикнул!) сплел кокон Жизни, почему-то видимый только мне, вокруг тела брата и не давал ему уйти в Царство Мертвых, пока вокруг хлопотали лекари и Бесноватый. И все сочли своим долгом поахать и поохать на тему того, какое же чудо сотворил Единый и юный граф не испустил дух после такого страшного подлого смертельного удара…

***

Уносясь прочь из этого видения, я все же рискнула обернуться и в последний момент выцепила из толпы ту, кого искала. Я ни минуты не сомневалась, что, глядя на исполнение унизительного несправедливого наказания, леди Никалаэда улыбалась…

***

"Храмовники говорят, что любой грех можно отмолить. Я так не считаю. Мне никогда не оправдаться ни перед собой, ни перед небесами за то, что я сотворил, и за мою ошибку, подозреваю, будет расплачиваться не одно поколение. Жизнью расплачиваться…

Никалаэда не даром так умна. Она изучила меня вдоль и поперек и знала, на что давить. На мое практически фанатичное желание обхитрить саму судьбу и доказать, что в этом мире не существует ничего, не подвластного мне. Она пообещала, что преподнесет мне такой дар, который могли бы пожаловать мне разве что Боги. Она посулила мне, что на всем свете не будет существа, могущественнее меня, что я смогу бросить вызов даже высшему демону с немалой вероятностью победить. И что вы думаете? Конечно же, я согласился ей помочь".

И это было правдой, все: от слов до глубокого раскаяния, навсегда поселившегося у душе графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон.

— Ты ведь видел глаза Франсуа и догадался, кто его отец? — послышался голос леди Никалаэды, а через мгновение она сама выплыла из-за елены времени, а следом передо мной предстал и ее собеседник. — Не отводи взгляд, Себастьян, мне нет дела до чужого грязного белья. Для меня важно другое: молва гласит о "милости", которую навлек Бесноватый на всех первенцев рода Веридорских. Старший сын Бастарда Тьмы должен быть чернокнижником, значит, у него где-то есть единственная. Этот бред с любовью к Франциску у него рано или поздно продет, а вот эта напасть — нет. Так вот, я хочу, чтобы взамен могущества, которое я подарю тебе, ты изобрел такой приворот, который разорвал бы даже цепи, навешанные на чернокнижника самими Богами. Ну что, о великий, хватит силенок поспорить со всем мирозданием?!

Конечно, хватит! Только Себастьян не изобрел нечто новое, а раскопал старое, даже древнее, не задумываясь о том, что не зря это "нечто" так глубоко закопали и старательно старались забыть.

Магия Крови — запретная магия… Магия давно выродившихся шаманов, часто требующая смертных жертв. В старинных фолиантах писали, что в каждом шаманском поселении — становище — над всеми стоял один жрец, каждую полную луну возлагающий на чернвый алтарь кровавую жертву, а в день Излома сам жрец орошал алтарный камень своей кровью, уступая место своему приемнику. Все свои премудрости шаманы записывали в книгу, почему-то называемую летописью (может, потому что каждый жрец вносил свою лепту в течение своего "лета"?).

Были даже гипотезы, что берсерки — потомки шаманов. Им под силу было вырвать душу безвременно погибшего из Царства Мертвых, наслать мор на лиги вокруг, расчертить небеса молниями, по приказу создателей выжигающими дотла все живое и неживое. Многие тысячелетия назад все знания шаманов уничтожили, спалив в огне Изначальном, чтобы никто не смог возродить страницы с давно позабытыми рунами…. Но разве такие мелочи могли смутить пытливый ум Себастьяна?!

О да, он сделал то, что доселе считалось невозможным: возродил из пепла одну из летописей, в которой, среди прочих запретных заклинаний, обнаружилось то, что нужно, — приворот на крови. Он действовал на всех без исключения, и на людей, и на Богов, и на сынов Хаоса. Вот только у чистокровного человека приворот полностью отнимал рассудок — привороженный становился просто куклой, покорной и безвольной. Полукровки в зависимости от доли магической крови отчасти сохраняли себя. А вот дети Хаоса? Мог ли юный экспериментатор отказаться от приобретения уникального знания, тем более что выволочь из преисподней чистокровного демона ему пока было не по силам. Вот он и решил испытать приворот на чистокровном василиске, и, не рискнув подвергать брата непредсказуемому риску, замкнул заклинание на себе. Оказалось, что приворот на крови будил в порождениях Мрачного желание размножаться… но потом дурман отпустил Никалаэду, и она обнаружила, что, оказывается, уж полтора месяца как уволокла Себастьяна в свое самое дальнее от Зеленого Горба логово (благо, юный граф запросто мог вот так запропаститься демоны ведают куда и никто особенно за него не волновался и не рвался искать), а также то, что этот эксперимент имел вполне определенные последствия. Незапланированная беременность нисколько не смутила леди, напротив, она была ужасно довольна результатами и решила приворожить Франсуа, как только родит и предоставит его оцу избавиться от случайного ребенка. Как объяснил ей Себастьян, если вытравить плод, в особенности наделенный магическими способностями, можно потерять способность к деторождению, а это ей было совсем не нужно.

И вот я сквозь время смотрела на совсем молодого… нет, даже не мужчину, юношу, держащего на руках истошно орущий куль и не знавшего, что ему теперь делать. Вот как с этим показаться на глаза отцу? Да сэр Гвейн за такие опыты с него три шкуры сдерет и будет прав! В итоге гениальный ум решил отнести новорожденную дочку к храму и оставить на крыльце. Мир не без добрвых людей, подберет кто-нибудь. А не подберет, так священники — славные ребята, у этой братии подкидыш не пропадет…

Всю ночь Себастьян вертелся с боку на бок, вставал, даже хлебнул крепкого пойла прямо из горла, но душа была не на месте. Он примчался к храму засветло, как раз когда один их храмовников отворял тяжелые створки дверей, через которые проходили прихожане. Девочки не было…

— Дык забрали малютку, — выдал привратник с характерном сельско-прислужнным выговором. — Вчерась вечером ее оставили, я ужо хотел забирать, не век же ж ей на ступенях в корзине лежать. А тут смотрю: якой-то господин, знамо дело, лорд, козлом через калитку праг, рванул к ребенку да вцепился в нее намертво. Папашка, вестимо так!…

Себастьян качнулся, словно собираясь упасть в обморок, но устоял. Игнорируя предложения о помощи добродушного священника, он развернулся и побрел прочь, не расслышав концовку рассказа привратника:

— Тогда же, чуть не ночью, малую и крестили. А имя ей папаша дал гарное, под стать натуральной леди. Франциска…

8.6

Я ждала, что Дар, сегодня щедрый на разномастные видения и показывающий мне, кроме того что я хотела, еще и ответы на незаданные вопросы, перенесет меня еще и на берег Черного пруда в день приснопамятной свадьбы новоиспеченного графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон. Я, конечно, по подслушанному диалогу примерно представляла, что там случилось, да и смотреть не больно то хотелось на то, как леди Никалаэда, как выразился Франциск, "фактически насилует" Франсуа, я так понимаю, шантажируя жизнью старшего брата, из которого потом столько крови натекло, что невестино платье насквозь промокло… Но все же мне не верилось, что Гарет видел это все и не вмешался!

Однако сознание неожиданно выкинуло не в очередной момент, давно канувший в прошлом, а в печальную реальность. Но почему? Ответ был прост и ужасен: сердце Себастьяна билось все медленнее, веки смежились и глаза закрылись. Навсегда…

— Ник! — брат резко встряхнул меня, пытаясь привести в чувство и ошарашенно уставившись на покатившиеся из глаз градинки слез. — Ник! Ника-а-а! Ты что, плачешь? Из-за этой гадюки?! Дурочка моя, ты что, правда влюбилась в этого Змея?!

Змей… Ну почему, почему василиск не может проснуться от того, что сталь вогнали в сердце?! Он же смог бы регенерировать! Он смог бы уйти отсюда живым! Почему Гарет не позволял его второй сущности вырваться на волю?!… Сейчас это все уже не имело значение. Сейчас уже было поздно…

— Ника! Ника, пошли! — меня изо всех сил рванули к двери, прочь от него. — Там внизу, на первом этаже, дрянь какая-то! И ее там до черта! Валим, говорю!

Галахат был прав. Конечно, надо немедленно бежать, пока еще можно. Какой прок сидеть сиднем над еще теплым трупом и горевать по утрате. Недолго горевать, если брать в расчет неведомо каким ветром принесенных с северных окраин "гостей"… Но тут я вспомнила обещание, которое опрометчиво дала самой себе, и не смогла уйти, не исполнив его. Ведь его глаза действительно оказались изумрудными…

Ловко вывернувшись из рук Галахата, я кинулась обратно к легендарному вдовцу, упала на колени рядом с ним и, обхватив руками бестолково болтающуюся голову, склонилась над привлекательным лицом с немного хищными резкими чертами, которое совсем недавно помолодело и ожило у меня на глазах. "Нельзссссяааа… — оглушительно зашипела внутри змейка. — Нельзссся, ссссначашшшшала плод зсссссаветный дать надо! Чшшшшеловек! Он ещшшше чшшшшшеловек! Поцссссселуй или жшшшшизсссснь! Дашшшшь поцсссселуй — отнимешшшшь жшшшшизсссснь!"

Я не слушала ее. Прикрыв глаза, чтобы не видеть возвращающуюся к нему мертвенную бледность, я потянулась к тонким бескровным губам и припала к ним своими, чувствуя на них соленый привкус своих слез и его крови…

Вдруг тело рядом со мной вздрогнуло и изогнулось под неестественным углом, словно внутри него заворочалось что-то несоизмеримо большое, и сильная рука, схватив за волосы на затылке, намертво притиснула меня к губам графа. Себастьян не просто ожил, его поцелуй был жадным, безумным, так в пустыне умирающий от жажды путник припадает к вожделенной воде, пусть даже знает, что она из отравленного колодца. "Яд! Васссссилисссск пьет яд!" — не оставила меня на произвол судьбы змейка. Я чувствовала ее безумный страх перед огромным аспидом родом из Хаоса, но она не заныкалась в чертогах сознания, а, вибрируя и мечась в груди, поддерживала меня.

Не знаю, сколько Его Светлость "пил", но, сдается мне, не отпускали бы меня долго, если бы потолочная балка с отчаянным грохотом не рухнула в непосредственной близости от нас!

Себастьян мигом оторвался от меня, и я узрела невероятное: угольно черный зрачок в изумрудных глазах вытянулся и стал вертикальным! Змей… Боги, как же невыносимо прекрасно… пленительно ужасно…

— Хей, молодожены! — Галахат безжалостно развеял, как мираж, этот волшебный миг. — Я могу начинать церемонию сочетания?! Итак, мы, то бишь вы, я и стадо обезумерших, жаждущих крови берсерков, собрались здесь в этот замечательный день, то есть полночь, чтобы стать свидетелями вашего счастливого получасового союза! Согласны ли вы, Ваша Честь… то есть, прошу прощения, Ваша Нечисть! Согласны ли вы, Ваша Нечисть, взять в законные супруги эту леди, любить и уважать ее, пока рухнувший потолок не разлучит вас?!

— Что происходит???!!! — о как подействовал обваливающийся потолок, даже мои волосы разжал!

— Ваша Светлость! — все же я даже после поцелуя не решилась бы обратиться к нему просто по имени. — Вы стали василиском!

Змеиные глаза вытаращились не хуже человеческих, но я не дала ему пуститься в научно-философские дебаты о том, что сие невозможно, и поспешно выпалила:

— И на Зеленый Горб напала сотня берсерков, может больше. Цель — превратить все здесь в руины. Человеческая магия почему-то не работает.

— Убираться надо, они чудом наш этаж проскочили и поперлись сразу наверх! Гарет уже отпустил всю челядь и сейчас летит, как черный всадник конца света, к границе с Веридором с леди Никалаэдой на руках! Ходу!

С этими словами брат схватил меня в охапку и без обиняков отправился к окну. Да, судя по звукам снаружи, через коридор нам уже не пробиться. Я глянула через плечо Галахата, чтобы убедиться, что Себастьян следует за нами, и уж готовилась попросить братика как-нибудь вынести нас двоих хотя бы за пределы поместья… Но легендарный вдовец направился в противоположную сторону, к стеллажу с ингридиентами!

— Граф, времени нет, да и вас с поклажей я не потяну! — рявкнул Галахат, проследив за направлением моего взгляда. Я чуть не прослезилась: только что готов был заколоть Себастьяна, но увидев, как он мне дорог, тут же подключился к миссии спасения.

— Я остаюсь, — меланхолично сообщили нам, перебирая какие-то баночки-скляночки и перекладывая с места на место пучки засушенных трав и нечто, лично мной неопознаваемое. То ли заспиртованные глаза, то ли еще какое непотребство…

— Граф, вы белены объелись? — очень по-принцевски выразился мой брат. — Помнится, в начале аудиенции вы заподозрили меня в суицидальных наклонностях. Решили последовать моему пагубному примеру?

— Я остаюсь, — голос графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон был абсолютно спокоен и тверд. — Это моя земля. Это мой дом! Моя библиотека, моя лаборатория, мой кабинет. И я никому не позволю громить его! Я — владетель этих земель, и мой долг защитить их. Поэтому, Ваше Высочество, прошу меня простить, но наш разговор придется закончить в другой раз. Хоть волос упадет с головы моей невесты, не важно, по вашей вине или нет, — в крови захлебнется весь Веридор.

Я хотела было брякнуть что-нибудь протестующе, но меня оборвал Галахат, которому, видимо, было не столь принципиально, кто именно вышибет дух из Себастьяна.

— Удачно сдохнуть, Ваша Светлость, — от всей души пожелал мой добрый брат, вместе со мной выходя в окно.

9.1

Принес меня Галахат в небольшой трактир на окраине города, где, как успел бросить по ментальной связи Франциск, уже уминали за обе щеки завтрак Жак с девочками. План не изменился: ждем темноты и валим в Веридор. Только вполне возможно, что преследовать нас будет уже некому…

Стараясь гнать подальше от себя мрачные мысли и еле удерживаясь от того, чтобы из последних магических и моральных сил в очередной раз призвать Дар и попробовать взглянуть сквозь пространство (не хватало еще вычерпать до дна резерв и свалиться с истощением!), я сперва приняла ванну, баснословно дорогую — три серебрушки! — для такого захолустного заведения, а потом, понимая, что сейчас свалюсь не от магического, а уже от телесного истощения, наконец доковыляла до стола. Мда, еще даже светать не начало, и на ранний завтрак Галахат заказал нам свиные ребрышки с картошкой и маринованными огурчиками — мммм! Ну что сказать, молодец братишка!

Он как раз хрумкал огурцом, а я примерялась к последнему ребру, когда на пороге комнаты возник Жак с потрясающим во всех смыслах заявлением:

— Леди Монруа, к вам хахаль леди Никалаэды…

Подавились мы с Галахатом синхронно. Ай да Жак: вот так, одним махом и мое настоящее имя молодому хозяину открыть, и меня с толку сбить. Какой такой хахаль? Любовник? Но, кажется, сей почетный статус носил только мой Азизам, то есть Галахат, а он же здесь. Как оказалось, это были еще не все сюрпризы.

— … и ваш земляк! Лорд Чарльз!

Что?! Красавчик Чарли? Хорошо хоть Жак не добавил, что он мне родич (хотя знал бы, обязательно вывалил бы!). Ага, еще бы припомнить кем мы друг другу приходимся. Так, его мать леди Гризельда была троюродной сестрой отца, ну, значит, мы — четвероюродные, так ведь?

— Я тебе все потом объясню, — клятвенно пообещала Галахату, выпучившему на меня свои фирменные королевские глазищи.

— Отмечен смертью любой, что страстью к тебе охвачен, сестра моя! — это строчки из пророчества, посланного мне в Храме Мрачного, — пробормотал он, и вдруг вскочил с места, схватил в объятия и закружил по комнате, чуть не опрокинув стол с остатками еды. — Ника! Сестра! Я так боялся, что это все правда, что Монруа стоят во главе заговора! Я всегда хотел братика или сестру, просил папу привести тебя в Веридор, но мама не хотела… — он явно собирался еще что-то сказать, но его оборвал тактичным покашливанием Жак.

— Прошу прощения, но лорд весьма насточив и, судя по нервному притопу каблуком ботфорт, долго ждать внизу не намерен.

— Зови! — распорядился Его Высочество и, хитро подмигнув мне, проворно полез под кровать!

Боги, принц, практически король, обтирает грудью пыль под моей кроватью!

***

Красавчик Чарли остался точь-в-точь таким, каким я его запомнила: накрахмаленный, вычищенный, вычесанный, отполированный до блеска и слащавый до горечи. Вроде он был красив, действительно красив, однако смазливость, от которой млели все дамы без разбору от двенадцати до девяноста девяти, нисколько не нравилась мне. Сквозило в Красавчике нечто скользкое, насквозь лживое, плутоватое… Или это мое воображение так разыгралось? Избаловали меня своим видом и принципами сыновья сэра Благородное Сердце. Да, Чарли не рыцарь без страха и упрека, но ведь это же не значит, что его можно сходу в мерзавцы записывать…

— Прекрасная кузина! Рядом с вами меркнет даже солнце, — глаза пробежались по моим золотым волосам и остановились в районе декольте, где из тугого корсажа выглядывал край груди. — Я ослеплен!

О, да! Сколько раз я слышала этот комплимент на приемах в резиденции Саратского Вождя, вот только обращен он был не ко мне. Кстати…

— Кузен, — вежливый кивок. — Присаживайтесь. Я рада видеть вас, хотя, признаюсь, ваш визит стал для меня неожиданностью, ведь мы даже не были представлены друг другу…

— Да, к сожалению, вы не жалуете развлечения при дворе Вождя, а я ни разу так и не доехал до Северного Предела, — согласился Чарли, критически осматривая предложенный стул и, все же сочтя его пригодным для своего седалища, опустился напротив меня.

— Однако до здешних краев вы добирались, и не раз, — бросила пробный камень я.

Красавчик тут же растерял весь свой светских лоск, вцепившись в меня пронзительными голубыми глазами. Я отвечала ему маской спокойного внимания.

— Как интересно… Я слышал, что вы умны и наблюдательны, кузина. Значит, вам удалось что-то выяснить о моих визитах во время пребывания в Зеленом Горбе?

— Например, то, что это вы натолкнули Его Светлость на мысль, где именно искать яд, которым раз за разом убивали его невест? Или что этот яд, как ни странно, можно извлечь из любимок, которые растут только на вершинах Великих Гор, которые, в свою очередь, расположены в вотчине вашего славного родителя? — невинно приподняла бровки я.

Красавчик Чарли неожиданно расхохотался, глядя на меня сверкающими восхищением взглядом.

— Право, я и не подозревал, какое же вы чудо, дорогая кузина! В кои то веки молва не лжет: вы на редкость сообразительны! Как приятно осознавать, что я в вас не ошибся! Именно такая королева и нужна Веридору!

От удивления я чуть не распахнула рот, а между тем меня продолжали шокировать дальше:

— На самом деле я прибыл к вам с деловым предложением, о моя прекрасная леди! Позвольте объяснить: не так давно мне удалось пробраться в сокровищницу Веридорских. Не спрашивайте, как! Просто поверьте на слово, этот рассказ не для нежных ушек благовоспитанных незамужних леди!

Кто б сомневался! Как будто с Красавчиком когда-либо случались иные истории!

— И там мне довелось убедиться в существовании гобелена-артефакта династии. А ведь ходили упорные слухи, что его уничтожили! Вы же слышали о свойствах этой прелюбопытнейшей вещицы? Если приложить руку к определенному месту и точно зазвать число ныне живущих представителей рода Веридорских, поклоняющихся Единому или Мрачному, под рукой распустится фамильное древо с кровными связями и именами, которыми крестили всех членов королевского дома. Недаром все же ее запрятали там, куда честным путем ни одной живлй душе е пробраться. Так вот я — исключительно интереса ради! — решил попробовать. И результат меня ошеломил! Я перебирал числа, пока наконец не выяснил, что в данный момент живут и здравствуют четверо Веридорских, в то время как все королевство убеждено, что вся династия уже почила! Ну, то, что Тринадцатый Принц Веридорский жив, меня не особенно удивило, ибо ходило множество слухов, что Бастард Тьмы осел в поместье своего лучшего друга и преспокойно развлекается с его женушкой. Представьте, до чего доходила нелепость сплетен: говорили, что Бесноватый батрачит на легендарного вдовца и цепным псом бегает по его поручениям как начальник охраны!

Представляю…

— Но что интересно, оказывается, Бастард Тьмы прижил здесь ублюдка, и он, до того как благополучно скончаться, успел оставить Гарету Бесноватому внучку! А дальше полезли из шкафа скелеты Ее Величества великой королевы. Кто бы мог подумать, что Пенелопе Веридорской удастся спрятать от всего мира своего бастарда с благородным именем Франциск, который практически на двадцать лет старше ее законного сына! Жаль, конечно, что гобелен показывает только заключенные в храме браки и узнать, кто же умудрился забрюхатить юную королеву, нет никакой возможности. Ну, и наконец десерт: Его Высочество принц Галахат Веридорский жив!

Мда, еще месяц назад я бы бухнулась в обморок от всех этих новостей, но после всего случившегося, в особенности после памятного похода на кладбище, меня уж ничем не удивить. Тем более что ничего нового мне не сказали. А интересно вот что…

— С чего это вы решили проверить, кто из Веридорских жив, а кто — мертв? Возникли сомнения в чьей-то смерти?

— Именно. Видите ли, на церемонии прощания с Его Высочеством я обратил внимание, что тот огарок, что остался от тела принца Галахата, хоть и невозможно опознать, но ростом явно ниже наследника. Конечно, после такого ужасного пожара с трупом могло случиться что угодно, но — вот совпадение! — в ту же ночь бесследно пропал королевский шут, по росту как раз подходивший. И я оказался прав! Тогда встал вопрос: а где же принц? Зная характер Галахата, я предположил, что он пожелает мести. Что ж, дорога ему была на юг.

— Вы знали, — дошло до меня. — Вы знали, что граф Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон с вашей подачи догадается о яде, обвинит во всем Пенелопу Веридорскую и тоже решит отомстить.

— И не только! — с охотой продолжал Красавчик. — Мы проворонили покушение на королевскую чету, но в ночь "гибели" принца это я задержал графа, чтобы дать время Иви предупредить и увести Галахата. Бедняжка безответно влюблена в Его Высочество и готова положить жизнь, лишь бы с его головы не уал ни один волос. А он — каков подлец! — исчез незнамо куда, даже слова ей не сказав!

— А о тех злосчастных помадах вы, случаем, ничего не хотите мне поведать?

— Случаем знаю, — прищурился на меня Красавчик. — Но пока я не выложил вам все карты, давайте договоримся, прекрасная кузина.

— Давайте, — покладисто согласилась я.

— После столкновения принца Галахата и графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон в живых останется лишь один. Если бы речь шла о поединке один на один, я бы, наверное, поставил на Его Светлость, однако на стороне принца сам Бесноватый, поэтому, судя по тому, что я видел из окна своего номера, вас принес живой крылатый демон… Это ведь был принц, а не Бастард Тьмы? Конечно, первый, у второго то сущность уснула после одной давней грязной истории с девкой из горцев… Так вот, как я понимаю, победу одержал принц и теперь самое время женить Его Высочество.

— На мне? — скептически приподняла бровь я.

— Именно! Невесты, завиднее вас, Галахату не сыскать! Вы — наследница всего Северного Предела. Конечно, нашу землю мы веридорцам отдать не можем, — мне больше всего понравилось это его "нашу землю", как будто он уже к ней хоть какое-то отношение имеет, — но приданное у вас и без того немалое. А получить союзника на северных границах, особенно в свете того, что отношения с югом напряжены до предела.

— А вас не смущает, что мы с Его Высочеством — единокровные брат и сестра?

— Да кого интересуют столь незначительные мелочи, — отмахнулся Чарли. — Со святошами договоримся. Что касается принца, думаю, Иви бует достаточно убедительна, если вы урегулируете с ней график исполнения вашего супружеского долга и ее привилегии фаворитки. Ну так что, вы согласны примерить корону великой королевы?

— Предположим, я соглашусь. И что же вы хотите от будущей великой королевы лично для себя?

— Как приятно разговаривать с умной женщиной! — осклабился Красавчик. — В качестве жеста вашей доброй воли я хотел бы, чтобы вы признали меня своим братом и приняли в род Монруа…

— Хотите Северный Предел в наследство, — понятливо покивала головой я.

— И статус шурина короля Веридора, — не стал юлить Чарли. — Ну что, ваш родич может рассчитывать на благосклонность?

— Конечно, — расплылась я в милой улыбке. — Можете считать, что мы договорились. Я — дочь своего отца, а сдержать для лорда Седрика было делом чести. Так, я даю вам слово, что от меня вы получите всего и сполна. К тому же у меня не так много родичей и доверенных людей. Так что, теперь вы мне поведаете, откуда у Ее Величества взялся яд из любимок?

— А загадка невелика, — пожал плечами Красавчик. — Пенелопа Веридорская никогда не пользовалась помадами, поскольку губы у нее итак были коралловые, четко очерченные. Однако каждый день рождения ей в подарок присылали потрясающего цвета алую помаду. Презент от северных друзей.

— И кого же хотели отравить? Саму королеву? Или моего отца? Известно, действует ли этот яд на демонов? И да, кто именно присылал?

— Насчет первых трех вопросов ничего сказать не могу, сами понимаете, ответ известен только заговорщикам. А вот последнее — не тайна. Подарки приходили от рода Монруа, подписанные поверенным в делах юной наследницы, лордом Бартехальдом.

О, как интересно! У меня, оказывается, и поверенный в делах есть… И да, надо бы не забыть потом спросить Жака, что он имел в виду, назвав Чарли хахалем леди Никалаэды!

9.2

— Ну вообще… — протянул Галахат, выползая из-под кровати, стоило двери захлопныться за Красавчиком Чарли, и тут добавил. — Как-то я не замечал у леди Ивенснессы пламенной любви ко мне.

Боги, он что, только это из всего разговора услышал?! Я уж хотела было открыть рот, чтобы возмутиться, но тут в дверном проеме снова возник Жак и объявил не хуже церемониймейстера на Большом королевском балу:

— Леди Монруа, в вам вдовствующая леди Джанин, в девичестве леди Монруа!

Что, уже седьмой раз вдовствующая? А пресловутое девичество у троюродной тетушки было уже столько мужей назад, что можно его и не упоминать. Эх, жаль лорда Джанин, добрый человек был. Доброта то его и погубила…

— Сегодня день посещений, — хмыкнул брат, снова протискиваясь под кровать, а я, глубоко вздохнув, приготовилась к встрече одного из "родичей", которые отчего-то стали появляться, как грибы летом после дождя.

Леди Гертруда являла собой эдакий классический образ роковой женщины. Безупречная фигура с гибким станом и высокой полной грудью могла бы принадлежать совсем юной девушке, а по яркому запоминающемуся лицу с хищным разлетом бровей и чуть крупноватым носом с небольшой горбинкой, который нисколько ее не портил, а напротив, придавал некоторый шарм, ей можно было дать не больше тридцати. Темно-каштановая грива, умело сплетенная в косы и причудливо уложенная на затылке, открывала белоснежную точеную шею. Да уж, дайте Боги всем выглядеть так, как тетушка, в свои сорок пять с лишком.

— Моя леди! — Гертруда опустилась передо мной в таком глубоком реверансе, что, наверное, едва не коснулась пола коленом выставленной вперед ноги.

Я с трудом подавила желание пошарить рукой по макушке: может, на меня уже водрузили королевскую корону, а я и не заметила?!

— Доброе утро, тетушка, — осторожно начала я (все же такое почитание от столь горделивой особы настораживает). — Прошу вас, встаньте, садитесь…

— Как я могу сесть за один стол с будущей королевой? — мягко улыбнулась Гертруда.

Так, понятно.

— Ну мы же с вами родня, а значит, политесы меж нами ни к чему. И что вы говорите про королеву? Неужели ко мне надумал свататься Саратский Вождь?

Вообще, не хотелось бы повторить судьбу тетушки Гризельды.

— О нет, милая племянница, — элегантная светская львица с поистине аристократическим достоинством опустилась на шаткий трактирный стул, на котором не далее, как несколько минут назад, восседал другой ее "милый племянник". — Я принесла вам радостную весть: Его Высочество принц Галахат жив!

— Как?! — изумленно ахнула я, а затем, осенив себя крестным знамением, пробормотала хвалебную молитву Единому, как и положено истинной леди, и, выдавив одну малюсенькую слезинку, с чувством произнесла. — Да благословят Небеса моего брата и да хранят от всяких напастей!

— О, мое милое дитя! — еще больше размазала итак размытую степень нашего родства тетушка. — Я знала, что эта новость не оставит тебя равнодушной! Более того, я уверена, когда Его Высочество вернется в Веридор, он будет есказанно рад наконец познакомиться со своей сестрой. Я лично знакома с принцем Галахатом и могу точно сказать, что юноши, прекраснее Его Высочества, и вообразить нельзя: статен, красив, силен, благороден. С ним ты будешь как за каменной стеной, и никто больше не осмелится сотворить такого святотатства! Когда я узнала, что наше родовое гнездо обратилось пеплом, я готова была сама спалить до уголька этих веридорских вандалов!

О, знали б вы, дражайшая тетушка, что мое родовое гнездо спалил никто иной, как расхваливаемый вами принц Галахат!

— Вы так говорите, тетушка, словно сватаете мне Его Высочество, — "смутилась" я.

— Ах, девочка моя! Разве такое возможно? Невообразимо жаль, что вы с принцем Галахатом родные по крови. Были бы хотя бы двоюродными, я бы первая радела за ваше совместное счастье, но, увы…

— Тогда почему же вы назвали меня будущей королевой?

— Девочка моя, — глаза Гертруды заговорщически сверкнули. — Быть признанной сестрой короля, может, даже лучше, чем его законной супругой. Ты же знаешь историю местного графа? Кто его наследники? Нет детей — нет прямого наследника. А теперь представь, кому пожелал бы передать трон бездетный Галахат? Конечно же, обожаемым племянникам!

Ну ничего себе! Вот слух пойдет: проклятие графского рода заразно! Его Высочество один раз в жизни ступил на землю легендарного вдовца с сам заразился этой напастью!

— Любезная тетушка, — робко улыбнулась я. — Я полностью согласна с вами, но мне кажется, Галахату сейчас будет не до принятия меня в род. Он желает найти убийцу своих родителей и того, кто на него покушался.

— Это не помеха, — уверенно заявила Гертруда, довольно улыбаясь. — Его Высочество думает, что уже нашел убийцу — графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон.

— "Думает"? — повторила за ней.

— Ты умная девочка, Николь, поэтому, если будешь впредь прислушиваться к моим советам, я открою тебе все, что знаю, — покровительственно улыбнулась тетушка. Я, понятно дело, усиленно закивала, педанно глядя ей в глаза. — Вот и хорошо. Тогда слушай. Ты же помнишь Иви, двоюродную племянницу моего несчастного мужа, вы с ней дружили? Так вот, бедная девочка безумно влюблена. И ладно бы в достойного лорда, если б было так, я бы немедленно взялась за подготовку к свадебному торжеству. Но моя несчастная названная дочка отдала свое сердце никому иному, как Красавчику Чарли! А это — прости, Единый! — мерзкое отродье… проу прощения, дорогая, я должна была сдержаться. В общем, Чарли использовал благосклонность Ее Величества к моей Иви и с ее помощью втерся в доверие к королевской чете. Он и придумал эту схему: присылать в подарок Пенелопе Веридорской отравленную помаду, которой она точно пользоваться не будет, а потом подавал ей идею передарить ненужное. Кому? Ясно дело, очередной невесте легендарного вдовца. А потом сам заявился к графу и помог ему "раскрыть преступление"! Стравить Галахата и лорда Себастьяна — умно. Если верх одержит принц, то Чарли живо напомнит ему, что это именно он вместе с Иви спас его от покушения графа, и пригреется на хорошем месте. А если победа достанется графу, Веридору в свете разгорающейся войны с югом срочно потребуется король, и тогда на престол нетрудно будет посадить дочку убитого консорта, к тому же наследницу стратегически важного района, отделяющего Веридор от севера, то есть тебя. А рядом с тобой на троне окажется твой супруг. Не удивлюсь, если первым, кто пожелает встретиться с тобой, как только ты ступишь на веридорскую землю, будет именно Красавчик Чарли. Я тебя уверяю, из всех желающих поживиться за чужой счет он окажется самым ловким и первым попробует заманить тебя к алтарю.

Да он уже. Только вот Красавчик смекнул, что Галахат жив, а значит, я буду полезнее как супруга новоиспеченного короля. Кровосмесительные связи его мало заботят. Но как все-таки интересно выходит: Чарли валит вину на лорда Бартехальда, Гертруда — на Чарли, а лорд Бартехальд на кого? И во всех версиях мелькает непонятно в кого влюбленная Иви…

9.3

Разговор с тетушкой был не в пример дольше, чем с Красавчиком Чарли, однако итог его был примерно таким же: мне, как будущей королеве-матери, без надобности еще и Северный Предел, так что я могу отписать его своей ближайшей родственнице, тем более что она позаботилась об расширении границ наших владений, коллекционируя поместья своих мужей. Я кивала и со всем соглашалась, так что уходила Гертруда, донельзя довольная мной и собой.

На сей раз брат даже вылезать не стал и, вольготно развалившись на полу и заложив руки за голову, единственно высовывающуюся из-под кровати, внимал мне. До появления очередного родича я успела рассказать Галахату все: о своем Даре Прорицания, который недавно проявил себя с неожиданной стороны, о своих видениях, о том, что оказалась единственной для демона Гарета… и о своей второй сущности и своем истинном.

— Дядя лучше, — авторитетно заявил с пола брат. — Уж не обессудь, сестра, но если этот змей переступит границу с Веридором, я в лучшем случае "вежливо" попрошу его проваливать подобру-поздорову. А в худшем Его Светлости представится исключительная возможность изнутри изучить казематы королевского замка и сравнить со своими пыточными.

— Галахат, ты же сам слышал, вас с лордом Себастьяном по-любому стравили специально. Представь, что это твоих невест травили одну за одной, что и твоя мать попала под действие "проклятия". Ты бы тоже бросился мстить.

— Веришь, Ник, я его понимаю. Кроме всего перечисленного тобой, я его понимаю как правитель. Граф — фактически король юга, он обязан защищать свою землю и свой род. Тут все ясно: Веридорские, вольно или невольно, десятки раз устраивали покушения на невест Его Светлости, более того, воткнули кинжал в спину союзников, оборвав жизнь леди Индии. Такие преступления искупают только кровью. Так что да, понять я графа могу, но вот простить… никогда. Также как и он никогда не простит наш род. Если кто-то и наладит по-новой добрососедские отношения между Веридором и юго, это будем уже точно не мы, а наши дети, может, даже внуки.

Мне как будто пощечину дали… Конечно же, теперь "проклятия" нет, вон, Себастьян даже внешне преобразился. Он женится. Естественно, женится. Мы с ним не закрепили связь, у него есть возможность выбрать другую девушку, тоже стройную невысокую златовласку, которая окажется для него кем-то вроде избранной для демона. Как только что упомянул Галахат, Себастьян — правитель, граф, глава и единственный представитель рода, и у него есть долг: составить достойную партию и дать графству наследников. Да, у него будут дети, внуки… Может, кто-то из них даже родится василиском… а еще, возможно, у кого-то из них прорежется серебряный голос и чудесное умение играть на лютне так, что сердце замирает… И конечно же, они будут такими же гениальными учеными и благородными лордами… и унаследуют прекрасные изумрудный глаза…

— Ник, ты чего, опять ревешь что ли? — недовольно поморщился брат. — Подумай, ты сама то сможешь, скажем, целовать его, зная, что эти самые губы радостно улыбались, когда по всему миру разнеслась весть, что наш отец безвременно отошел в Царство Мертвых, а следом за ним и моя мать? Он ведь искренне верит, что смерть лорда Седрика Монруа была справедлива!

Да понимаю я все, понимаю… но ничего с собой поделать не могу. Боги, кому же под силу распутать этот клубок и прекратить этот пир ненависти?!

Озарение пришло внезапно — Гарету! Именно ему! Себастьян почитает его, как второго отца, Галахат послушает дядю. Облегченно вздохнула. Видят Боги, словно камень с души упал! Надо было всего лишь вспомнить о Гарете! Уж не знаю почему, но присутствие Тринадцатого Принца Веридорского внушало незыблемую веру, что все будет хорошо…

За разговорами мы чуть не пропустили явление третьего примечательного северянина, а все потому что лорд Бартехальд, призрев общепринятые нормы этикете, сдвинул со своего пути Жака и вознамерился лично объявить о своем прибытии. Заслышав тяжелую поступь за дверью, Галахат скрылся с глаз, как раз вовремя, чтобы непонятно каким чудом вписавшийся на такой скорости со своим ростом в дверной проем, ворвавшийся в комнату мужчина не заметил его. И вот эта здоровенная туша неописуемого сложения, даже не шкафоподобного, а скорее кубического, кинулась на меня, словно таран на ворота. Не знаю, как я не вскрикнула, ведь такое не просто сшибет — насмерть задавит! Однако лорд Бартехальд исхитрился остановиться в последний момент, рухнув на колени прямо передо мной — мне показалось, или половицы жалобно скрипнули? — и возопил дурниной на весь трактир:

— Пощадите, госпожа!!!

Мамочки… так и подмывало спросить, что я, некрупная девчушка в полтора раза ниже визитера и в чертову дюжину раз меньше в обхвате, могу сделать этому громиле, которого, готова биться об заклад, и берсерк бы испугался? Разве что поцеловать… И это он еще без двуручного топора…

Как оказалось, вымаливал прощение лорд Бартехальд не для себя.

— Умоляю вас, спасите мою Иви от гнева Его Высочества!

Хм…

— Встаньте, лорд, — попробовала я внести долю адекватности в ситуацию.

— Не встану! — гаркнули мне в ответ, неведомым образом соблюдя умоляющую интонацию. — Не встану, покуда вы не сжалитесь над несчастной влюбленной девушкой и не пообещаете защитить от неминуемой кары!

— Давайте по-порядку. Что натворила Иви?

— О, моя несчастная дочь! — завыл этот бизон, встряхивая львиной гривой и отпущенной до середины груди бородой. — Не смотрите так, моя леди! Всем уже давно прекрасно известно, что Иви — плод нашей греховной связи с Гертрудой! В глаза никто ничего не говорил только из уважения к моему всеми уважаемому брату — да упокоится его душа в Царстве Мертвых! Благодетель наш, племянницей называл… Но теперь за нее даже некому заступиться, кроме вас, ее старинной подруги!

— Так что слу…

— Казните меня! — после такого вопля мне показалось, что это меня сейчас казнят через оглушение! — Казните меня, моя леди! Ибо во всем случившемся единственно моя вина! Я недоглядел! Своим пагубным примером я сбил с пути истинного дочь! Эх, его греха таить, яблоко от яблони, дитя греха…

Чего это лорда Бартехальда так на церковную тему пробрало? Иви что, храм какой-то обокрала? Или забеременела?

— Соблазн вторгся в неокрепшую душу, ядом отравив помыслы! Моя нежная, хрупкая Иви… позволила себе мечтать о женатом человеке!

О, новая версия! Ни Галахат, ни Чарли не женаты. Чье же имя мы услышим сейчас? Неужели легендарного вдовца?

Не угадала…

— Моя маленькая глупышка пленилась красотой, силой и доблестью лорда Седрика!

Та-да-да-дам! Одна версия круче другой. Иви? В папу? И это когда он уже был женат на великой королеве? — Моя бедная дочь мучилась от своей запретной любви и нашлись люди, готовые помыкать безнадежно влюбленной девушкой ради своих корыстных целей! Ее, с позволения сказать, мать! Эта падшая, беспринципная женщина, губительная для всех, кто подходит к ней на расстояние вытянутой руки!

— Ну, раз Иви, как вы утверждаете, ваша дочь, значит, вы подходили к леди Гертруде ближе, чем на расстояние вытянутой руки, — вклинилась я в этот поток подвываний, а про себя добавила: "Или зараза к заразе не пристает?"

— Это была моя самая большая ошибка в жизни! Я надеялся, что под опекой моего брата дочка окажется за пределами пагубного влияния этой женщины! Но нет, Гертруда свела в могилу и моего брата! А теперь я могу потерять еще и дочь! Не верьте ни единому слову этой подлой гадюки, моя леди! Она совратила мою Иви, впустила в ее светлую душу злобу и ревность! О Единый, моя дочь! Она забыла и о чести, и о совести в угоду своему греховному чувству! Она набилась в любовницы самому Красавчику Чарли, чтобы остаться гостить на землях Саратского Вождя и разыскать в Великих Горах любимки! Гертруда лично делала вытяжку из цветов, а моя несчастная дочь уговаривала меня — дурня! — отпустить ее в Веридор, чтобы лично преподнести сей скромный дар Ее Величеству Пенелопе Веридорской! Малышка даже предположить не могла, что это все выльется в ужасный международный скандал!

— Зачем вы мне это все сейчас вываливаете?

— О моя леди! Иви не заслужила казни! Единственная ее вина в том, что она горячо любила! Рано или поздно Его Высочество узнает правду, и я прошу вас, умоляю! В память о вашей дружбе с моей дочерью! Из милосердия, которым вас одарили сами Боги! Вступитесь за Иви перед королем, вас он послушает! Я понимаю, что прошу о неслыханной чести, но если вы заявите, что благоволите Иви, и подкрепите слова чем-то… например, примите ее в род и дадите за ней приданое, то это может спасти ей жизнь! А я, как ее законный опекун, клятвенно вам обещаю, что не допущу боле такого непотребства!

— Успокойтесь, лорд. Я вам обещаю, мой брат не будет никого казнить сгоряча, — подобрала максимально обтекаемую формулировку я. — А еще мне интересно, как вы узнали, что я здесь?

Тут лорд Бартехальд завозился, замялся и, целенаправленно пятясь к двери, начал тараторить извинения за свое бесцеремонное вторжение, мол, беспокойство за судьбу дочери… Сбежал он, в общем.

— Ну дела! — донеслось из-под кровати, и я с братом была полностью согласна. — Что думаешь?

— Думаю, что Иви дурит всем голову, — сообщила я и продемонстрировала Галахату так и не снятое с пальца кольцо леди Индии. — Ни один из них не врал в открытую, но все юлили, что-то скрывали, замалчивали, незначительно искажали истину. Однако все они искренне верят, что правы относительно чувств Иви.

— Какая у тебя любвеобильная подружка, — хитро подмигнул мне Галахат, а потом перевел взгляд на кольцо. — Нет, все же мы точно брат с сестрой — расхитители! — и, не дав мне ничего возразить, как выдал:

— Леди Монруа, а выходите-ка вы за меня замуж!

9.4

Интересно, сколько раз за этот день мне предстоит подхватывать отпавшую от удивления челюсть? Ну ладно Красавчик, тетушка и Гнилой Барти, но Галахат то!

— Слушай, Азизам, — прищурившись, протянула я. — Ты там, под кроватью, случаем, маковкой о деревяшку не ударился?

— А что? Гениальный же план!

— После первого твоего гениального плана меня застукал на месте преступления Его Светлость, после второго мы чуть заживо не похоронили сами себя… — начала перечислять я.

— Зато все вылазки были удачными! И эта авантюра обречена на успех! — уверенно заявил этот вороватый гробокопатель. Боги, и это будущий великий король!

— Обречена — это верное слово, — не сдавалась я.

— Да ладно тебе вредничать, Ник! Ты глянь, от нашего с тобой брака одни плюсы! Во-первых, — брат вышел в центр комнаты и показно обернулся вокруг своей оси, демонстрируя себя, — как верно подметила леди Гертруда, я статен, красив, силен, благороден…

— И скромен, — поддакнула я.

— Именно, ведь я не побрезговал лакейской службой! — возвестил этот демоняка. — Во-вторых, со мной нескучно!

— О, да-а-а! Кстати, веселый мой, ты расскажешь мне, как с посрульского твое замечательное имя переводится?

— "Дорогой мой", — улыбка этого… принца растянулась до ушей. — А "шамали" значит северная. Не отвлекайся! Ну и в третьих, друг в друге мы можем быть уверены! А вообще, я не Красавчик Чарли, чтоб на собственных сестрах жениться, да и у дядюшки тебя отбивать не намерен. Да и Его Светлость позлим! А посему мы объявим о нашей помолвке, чтобы твои все успокоились — мол, все идет по плану, даже лучше — а свадьбу отодвинем на некоторый срок. В конце концов у нас траур по королевской чете! Ник, — голос Галахата вдруг стал серьезен, а взгляд посуровел. — Я прекрасно понимаю, что у всех твоих родичей рыльце в пушку. Но меня абсолютно не волнуют их честолюбивые замыслы. Ты же поняла, что им всем нужно?

— Северный Предел…

— Не только. Если бы только земли, они бы просто попытались потравить вас с отцом. Им нужен статус приближенного к веридорскому монарху, поэтому тебя и прочат то мне в супруги, то в признанные любимые сестры, уверен, они искренне верят, что до третьего варианта ты сама додумаешься — до фаворитки.

— Они ничего не получат от меня, — я сама удивилась, как уверенно и властно прозвучал мой голос.

Кажется, я тоже начинаю понимать Себастьяна. Я — единственная законная наследница Северного Предела, этот титул по праву рождения принадлежит только мне Это моя земля! Мой дом! То, что досталось мне от отца! И я никому не позволю марать своими интригами и поползновениями в сторону короны Веридора честное имя прославленного рода Монруа!

— Молодец, — улыбнулся Галахат, видимо, что-то прочитавший на моем лице. — Мне понадобится твоя помощь, Ник. Повторюсь, всех твоих родственничков можно за что-то прижать, если капнуть поглубже, но я хочу знать только одно: кто на самом деле виновен в гибели моих родителей? Кто кого хотел отравить и кто решил перевести стрелки на графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон. Я так понимаю, твой Дар капризен и выдает видения не по заказу, а как ему вздумается? — утвердительный кивок от меня. — Кольцо леди Индии может только направлять нас. Поэтому нам придется разворошить этот клубок змей самим. Вы со мной, моя королева?

Мне протянули руку, будто приглашая на танец. Каков был мой выбор? Реабилитированной укатить обратно в Северный Предел выстраивать новый особняк? Или найти убийцу отца и выяснить, кто же так виртуозно подставил моего истинного? Надо ли из этого выбирать?!

— Я с вами, мой король, — я вложила свою маленькую ладошку в его руку. — До самого конца.

***

Уезжали мы уже в потемках, правда, не полным составом. Утром я и не заметила, что кого-то не хватает. Франциска не было! Оказалось, он только закинул Жака и девочек в трактир и сразу рванул назад, и мы с ним пересекались в полете. Тогда то он и бросил Галахату, куда лететь. На сердце сразу стало спокойнее: я знала, что Франциск помчался на помощь брату. Хоть он не вернулся к вечеру и даже не дал о себе знать, я была уверена — они отбились! Вот еще, надо будет выяснить, кто натравил на поместье графов Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон орду берсерков.

Гарет тоже пока не выходил на связь. Я пока не разобралась, по какому принципу работает моя ментальная связь с Бесноватым и Франциском, и по прибытии в столицу собиралась обшарить дворцовую библиотеку. А еще надо было разобраться со всеми истинными — единственными и решить, что ж теперь со всем этим делать…

Когда мы выезжали из Болерна, я в последний раз обернулась на Зеленый Горб. Вроде стоит… Интересно, выжил ли тот дивный сад, красотой которого я так и не успела полностью насладиться? А Черный пруд с белоснежными лилиями и скрытой в берегу расщелиной? А Венчальная?… Эх, все-таки одну тайну Зеленый Горб мне так и не открыл: какое такое "сердце" лорда Себастьяна хранилось там, в комнате под самым куполом?

Может, мой хранитель знает? Да-да, в мыслях я стала так называть Гарета. Теперь у меня есть свой демон-хранитель…

"А еще Змей-искуситель…" — долетел до меня из неведомой дали голос, который я еще никогда не слышала по ментальной связи, но который узнала сразу!

Ну все, ждать гостей на торжество нашей с Галахатом помолвки. Какая ж королевская помолвка без драки?

Оглавление

1.1

1.2

1.3

1.4

1.5

2.1

2.2

2.3

2.4

2.5

2.6

3.1

3.2

3.3

3.4

Проклятие графского рода

3.5

4.1

4.2

Сказание о Тринадцатом Принце Веридорском (1)

Сказание о Тринадцатом Принце Веридорском (2)

Сказание о Тринадцатом Принце Веридорском (3)

Сказание о Тринадцатом Принце Веридорском (4)

Сказание о Тринадцатом Принце Веридорском (5)

4.3

4.4

4.5

4.6

4.7

4.8

4.9

5.1

5.2

5.3

5.4

5.5

5.6

5.7

5.8

5.9

5.10

5.11

5.12

5.13

5.14

5.15

5.16

6.1

6.2

6.3

6.4

6.5

6.6

6.7

7.1

7.2

7.3

7.4

7.5

7.6

7.7

7.8

7.9

7.10

7.11

7.12

7.13

7.14

7.15

7.16

8.1

8.2

8.3

8.4

8.5

8.6

9.1

9.2

9.3

9.4