Золотые вёсла времени или «Уйди-уйди» [Евгений Серафимович Велтистов] (fb2) читать постранично

Евгений Велтистов Золотые вёсла времени или "Уйди-уйди"

Самый белый в мире милиционер

Во времена моего детства, в годы войны с фашистами, дядя Серега был для всех мальчишек самым справедливым в мире милиционером. Жил он в нашем дворе — в отдельном домике, отгороженном сиреневым палисадником, бывшим ранее то ли сторожкой, то ли кладовкой лавочника.

Милиционеры носили летом белые гимнастерки с красными петлицами, подпоясанные ремнями с кобурой. Жена дяди Сереги была работящая, мы ее почти не видели. Сбоку от домика день и ночь сушилось на веревке белье многочисленной милицейской семьи, в том числе и знаменитая гимнастерка.

В свободный час, ближе к вечеру, дядя Серега в выглаженной, накрахмаленной форме ступал на порог своего дома, молча наблюдал, как мы гоняем в клубах золотистой пыли тряпичный мяч, и долго еще, до самого выхода на ночное дежурство, светился сквозь сиреневые кусты.

Он никогда не вмешивался в наши мелкие распри и даже в крупные драки, но все в округе знали, что если у кого-то в момент безрассудства нальется кулак, мелькнет в руке камень или палка, нарушителя ждет «встряска».

Много лет спустя я обнаружил на месте нашего дома, нашего двора жилую башню, на месте жилища милицейской семьи — стандартный гараж. Гараж раздражал меня. Нет, я не надеялся увидеть все один к одному, как на старой фотографии. Время — я знал это по многим другим примерам — неизбежно сдувает приметы прошлого. Но, ей-ей, кирпичный в два окна дом с сиреневой подсветкой был куда более человечнее железного ящика для автомобиля. Старые друзья разбрелись по свету, на их месте поселились люди со своей особой новой жизнью. Я стал писателем и не раз порывался заглянуть в наш двор, но заветное желание долго оставалось лишь желанием. И теперь, увидев, как все изменилось, я понял, что слишком поздно решил навестить свое детство.

Я смотрел и смотрел на безликий гараж, стараясь восстановить по деталям прошлое. И вот увидел то, что ожидал: закат, сирень, какие-то знакомые силуэты, белую гимнастерку. Так родилась писательская мечта — написать повесть.

Это было похоже на кадры немого кино, которое прокрутили слишком быстро. Мне захотелось задержать, возвратить родные образы, и сделать я это мог только... написав новую книгу.

Так получилось, что первым я рассказал о милиционере моего детства ребятам, которых пригласили в клуб на встречу с писателями. Ребят в зале было полно, а нас на сцене — четыре писателя-выступателя и один писатель-председатель.

Я рассказал, как дядя Сергей вылавливал бандитов, оберегая покой московских домов, переулков и улиц, как обезвредил ворюгу-убийцу Карлушу. Как дядя Серега радовался ночным праздничным салютам в честь освобождения от фашистов новых и новых городов и земель.

Дядя Серега уходил на дежурство, надвинув на лоб краснозвездную фуражку с лакированным козырьком. А однажды вернулся с орденом Красной Звезды. Мы сразу догадались: орден — за всех спасенных от подлого Карлуши и других бандюг. И тут же забыли о подвигах соседа: наутро чистая милицейская форма, как всегда, сохла на веревке, а мы привычно гоняли по площадке мяч.

Когда я закончил выступление, то и не подозревал, какие неожиданности случатся вскоре и что их причиной будет обыкновенная лампочка.

После выступления я шепнул председателю, что спешу, и пошел за кулисы. А за сценой — тьма египетская: кто-то выключил «дежурную» копеечную лампочку. Взобрался я осторожно по ступеням, попробовал найти дверь с табличкой «выход» и не нашел ее. Сделал в темноте несколько шагов и рухнул куда-то вниз, в глухое, мертвое пространство, будто в ночную пропасть. Успел лишь выбросить вперед руку со своим верным портфелем, с которым не расстаюсь никогда.

...Очнулся я на лавочке в маленьком уютном дворе. Со всех сторон зеленый квадрат обступили старинные особняки. За особняками — современные дома, и среди них — знакомое пузатое здание с куполом. Да это клуб, где я только что выступал!

Недалеко от лавочки — мой портфель. И все из него вытряхнулось. Зонт, бумаги, авторучка. Попытался встать, чтоб собрать вещи, и повалился на лавку. Так... Левая нога совсем непослушна — вывихнута или, даже хуже того, сломана.

— Больно? — вдруг раздался рядом писклявый голос.

Я повернул голову и увидел девочку с исписанным листком в руке.

— Девочка, — сказал я, — положи бумагу в портфель.

— Сейчас. А что такое «Уйди-уйди»? — Она вчитывалась в мои каракули.

— Это рукопись, — ответил я. — А рукописи нельзя читать без разрешения автора. Иди играй.

Я нарочно соврал: в новой повести, кроме названия и нескольких страниц начала, ничего пока не было.

А девчонка не отстает:

— Вы тот самый писатель, который пропал из клуба? Вас ведь ищут, мы были там...

— Раз ищут, значит, найдут, — успокоил я ее. — А «Уйди-уйди» — это древняя довоенная игрушка...

— Довоенная, — повторила шепотом моя собеседница и затаила на миг дыхание. — А