Месяц над старым клёном. Рассказы [Юрий Александрович Фанкин] (fb2) читать постранично

Юрий ФАНКИН МЕСЯЦ НАД СТАРЫМ КЛЁНОМ (рассказы)

ПРОЩАНИЕ С ДЭЛИРОМ

1

Всадник был стар, а конь молод и норовист. Когда старик брал Дэлира под уздцы, конь сердито косился на него маслянисто-черным глазом и рыл землю кованым копытом. Нет, ему, молодому и сильному, вовсе не хотелось трусить противной рысцой или плестись шагом, угождая немощному телу старика. Он мечтал о бешеном галопе, когда жадно раздуваются ноздри и глаза плачут от ветра и счастья, когда темная грива веется над головой и каждый мускул, истосковавшийся в покое, радостно дрожит, а в седле – молодой уверенный наездник, ноги которого крепко, словно обручи, обхватывают колышущиеся бока.

Но вместе с неприязнью Дэлир испытывал любопытство к этому маленькому седобородому человечку, осмелившемуся ездить на нем. Когда старик нетвердой семенящей походкой приближался к Дэлиру, не верилось, что он сам, без посторонней помощи, сумеет забраться в седло. Наверное, так же думали и молодые люди, провожающие старика на прогулку,– они наперебой бросались к нему, стараясь помочь: одни услужливо подставляли плечи, другие хватали за шею Дэлира, но старик очень сердился и отмахивался от своих помощников, как от надоедливых слепней.

Он всегда садился сам, и это нравилось Дэлиру. Каждое движение своего хозяина конь угадывал заранее: вот он хватается за луку и начинает не спеша вдевать левую ногу в деревянное стремя, потом быстро опирается и с удивительной резвостью заносит правую ногу. Все повадки выдавали в старике опытного наездника.

Даже тогда, когда Дэлир начинал играть – весело взбрыкивать и вставать на дыбы, – всадник не терялся. Он привставал в седле, наклонялся в разные стороны и задорно гикал, словно лихой степной наездник. Дэлиру казалось, что старик разделяет его озорство и искренне радуется чужой молодости.

Конь, гарцуя, уходил со двора, и позади оставался белый двухэтажный дом с балконом, шумливые человечки, надоедающие старику, и эта женщина, которую Дэлир выделял особо: у нее немного выпячивалась нижняя губа, и большие карие глаза смотрели на старика пристально и ревниво.

Хозяин относился к этой женщине с подчеркнутым вниманием. Он говорил ей какие-то мягкие, приятно шелестящие слова и, махая рукой на прощанье, смотрел долго и ласково. И все же Дэлир догадывался, он ведь был умный конь, что этим двум пожилым людям нелегко вместе, и вздох облегчения, который вырывался у старика, когда он оставался один, говорил гораздо больше, чем все прощальные взгляды.

Весенние прогулки были частыми, но не утомительными. Всадник держал поводья свободно, и Дэлир шел туда, куда ему хочется. Он заходил в сырые чащобы, спускался по крутым склонам, перепрыгивая через ручьи. И даже тогда, когда нужно было возвращаться домой, всадник почти не напоминал о себе. Казалось, старик хотел, чтобы конь сам отыскивал дорогу к большому двухэтажному дому в золотистой зелени лип, и ему было любопытно, выберется Дэлир из леса или нет?

Да, старик давал ему свободу, и все же это была не та свобода, о которой мечтал Дэлир. Уже мысль о молодом сильном седоке не утешала его, как раньше. Ведь любой наездник, молодой или старый, – это хозяин, а разве можно чувствовать себя свободным с ношею на спине? И Дэлиру хотелось безудержно мчаться по широкому полю, без всадника и седла, без этих деревянных башкирских стремян.

Однажды майским вечером, когда конь и всадник возвращались Калиновым лугом, им встретился рабочий табун. Солнце быстро садилось, над росными травами курился туман, и кони катились лавиной, вытягивая шеи, и ржали громко и призывно, как могут ржать только расседланные кони. Мальчишки-табунщики кричали и свистели, хлопали ременными кнутами, и весь этот красно-рыжий, белый, пегий, вороной поток мчался неизвестно куда, и земля волновалась и дрожала, словно под ее темной кожей перекатывались и играли тугие мускулы.

Конь замер, как вкопанный, и всадник тихо опустил поводья, пораженный удивительным зрелищем. Дэлир широко раздувал нервные ноздри, и ему казалось, что он только сейчас почувствовал волнующий запах лошадиных тел, горечь мокрой луговой ромашки и еще что-то, родное, дикое, что можно уловить только лошадиным чутьем и гладкой, еще не огрубевшей кожей. И он вытянулся, как струнка, настороженно поводя короткими ушами. Глаза Дэлира сделались задумчивыми и тревожными.

– И-о-го-го! – вырвалось из его груди.

Молодая каурая кобылица ответила ему игривым ржаньем, и, услышав ее, Дэлир встал на дыбы и заржал еще громче. И тут же он почувствовал, как рот раздирают удила, а в раздувшиеся бока впиваются углы стремян. Нет, старик вовсе не хотел сделать ему больно, просто он напугался и машинально натянул поводья, но Дэлиру было этого достаточно, чтобы прийти в себя.

Он еще долго стоял на одном месте, перебирая тонкими ногами, и смотрел вслед умчавшемуся табуну. Туман медленно растекался по лугу, густел, лошади тонули в нем, и