Дневник мистера Дарси [Аманда Гранж] (fb2) читать онлайн

ПРЕДИСЛОВИЕ ПЕРЕВОДЧИКА

ПРЕДИСЛОВИЕ ПЕРЕВОДЧИКА

Роман Аманды Гранж написан в популярном ныне жанре фанфика, который предполагает обращение к первоисточнику и его цитирование. В оригинальном тексте «Дневника мистера Дарси» на английском языке автор дословно приводит некоторые фрагменты романа Джейн Остин «Гордость и предубеждение» - диалоги героев, их письма. Таким образом перед Переводчиком стояла дилемма: делать новый перевод этих фрагментов или, в стиле романа, цитировать оригинал, то есть более ранние переводы классического произведения. Переводчик выбрал второй путь, и включил в текст некоторые фрагменты первого перевода романа «Гордость и предубеждение», выполненного Иммануэлем Самойловичем Маршаком и впервые опубликованного в 1967 году. Этот прекрасный перевод стал классическим и за прошедшие десятилетия переиздавался много раз. Таким образом, «оригиналом» для данного романа в стиле фанфик является роман Джейн Остин «Гордость и предубеждение» в переводе И.С.Маршака.

Июль

Июль

1 июля, понедельник

Меня мучают сомнения, правильно ли я поступил, оставив Джорджиану в Лондоне. Встретившись сегодня утром, я не увидел в ней обычной живости, а лето обещает быть жарким. Думаю, отдых на побережье пошел бы ей на пользу.

2 июля, вторник

Поручил Харгривсу подыскать подходящий дом для Джорджианы в Маргейте или в Рамсгейте. Хотелось бы поехать с ней, но вряд ли удастся: не получается найти достойную замену такому управляющему, каким был Уикхем.

Уикхем! Удивительно и странно, какие противоречивые чувства может вызывать одно и то же имя. Управляющий в поместье моего отца был человеком, которого я уважал и даже любил, но его сын вызывает во мне только презрение. С трудом верится, что в детстве мы были друзьями, теперь Джордж совершенно изменился.

Не могу понять, как мальчик, которому было так много дано, который был наделен красивой внешностью, приятными манерами, получил хорошее образование и воспитывался в прекрасной семье, в конечном итоге вырос столь недостойным наследником всеми уважаемого человека. Когда я вспоминаю беспутную жизнь, в которую он погрузился после смерти своего отца…

Утешает, что я давно ничего о нем не слышал. Наше общение в последние годы не доставляло мне никакого удовольствия. Он настаивал, чтобы я выполнил обещания моего отца, и возмущался моим отказом предоставить ему место священника в моем поместье, хотя прекрасно помнил, что сам же отказался от всех претензий и что его характер сделал его совершенно непригодным для духовной стези.

К счастью, некоей суммы оказалось достаточно, чтобы успокоить его. Опасаясь, что всё возобновится, когда деньги закончатся, я твердо заявил, что он не должен рассчитывать на меня в будущем. В память о нашей былой дружбе я был щедр, но большего он от меня не может ожидать. Рассчитывать отныне Джорджу Уикхему следует только на самого себя.

6 июля, суббота

Харгривс нашел для Джорджианы дом в Рамсгейте. Миссис Янг осмотрела его и сочла подходящим. Доверяя их мнению, я арендовал этот дом.

Рамсгейт совсем недалеко от столицы, поэтому я смогу приезжать туда и проводить время с Джорджианой, когда дела не будут требовать моего присутствия в Лондоне. Уверен, что благотворный морской воздух сделает свое дело, и хорошее настроение вернется к ней.

9 июля, вторник

Не ожидал, что мне так сильно будет не хватать моей сестры. Ведь я привык видеться с ней каждый день. Однако она в хороших руках, и я надеюсь, ей понравится на море.

Обедал с Бингли. Он задержался в городе, но уже на следующей неделе отправится на север Англии навестить свою семью.

– Как ты знаешь, Дарси, я собираюсь снять дом на зиму, – напомнил он после обеда.

– В городе?

– Нет, где–нибудь в тихом месте, в провинции. Я даже не против купить там что–нибудь. Кэролайн твердит, что мне пора обзавестись собственным имением, и я уже созрел для такого серьезного шага. Пожалуй, мне стоит сначала снять дом, а потом, если он придется по душе, купить его.

Я поддержал его намерение:

– Отличная идея! Это прекратит твои бесконечные путешествия по Англии.

– Вот и я так думаю. Будь у меня дом хотя бы вполовину столь хороший, как твой в Пемберли, я бы никогда не переезжал с места на место. Я бы приглашал гостей к себе, вместо того чтобы разъезжать в поисках общества, – признался он.

– И какие места тебя больше привлекают, – спросил я, допив бренди.

– Что–нибудь в центральной части – не слишком далеко на север, не слишком далеко на юг. Кэролайн советует Дербишир, но посуди сам, зачем мне Дербишир? Уж если я захочу посетить эту часть Англии, я ведь смогу остановиться у тебя в Пемберли. Поэтому я дал задание своему агенту подыскать что–нибудь в Хартфордшире или в соседних графствах. Надеюсь,ты не откажешься съездить туда со мной, когда он найдет подходящий дом.

– Конечно, если ты все–таки решишься на это.

– Ты сомневаешься во мне?

– С тебя станет быстро поменять своё мнение, как только ты увидишь первую же симпатичную мордашку, и это не позволит тебе уехать из Лондона, – усмехнулся я.

– Ты выставляешь меня совершенно легкомысленным, –засмеялся он,– а я–то верил, что ты мой друг!

– Так я и есть твой друг.

– Тем не менее, ты не уверен, что я способен следовать собственным же планам? Клянусь честью, в этот раз я не проявлю слабости, и ничто не сможет отвлечь меня от покупки дома в тихом уголке. Ведь ты же не откажешься навещать меня там?

– Можешь на меня расчитывать.

– И ты должен захватить с собой Джорджиану. Кстати, как она? Давненько я не видел её. Пожалуй, нам с Кэролайн следует заехать к ней.

– Она сейчас не в Лондоне. Я отправил её на лето в Рамсгейт.

– Очень разумно. Я и сам жду–не дождусь, как бы уехать из города.

После обеда мы расстались. Будь это ещё Сезон, я бы не сильно верил, что он покинет Лондон, несмотря на его уверения. Но город опустел – никакого женского общества, и был шанс, что Бингли осуществит свой план. Ну разве что какая–нибудь леди из северной Англии поразит его воображение, и он останется в Лондоне до самого Рождества!

12 июля, пятница

Утром получил письмо от Джорджианы, живое и ласковое. Рад, что додумался послать её на море. Пишет, что они благополучно добрались до места и дом ей очень понравился: «Он невелик по сравнению с нашим лондонским, но очень удобен и с прекрасным видом на море. Мы с миссис Янг собираемся выйти на пляж попозже, и мне хотелось бы сделать наброски прибрежного пейзажа. Обязательно вышлю тебе, когда закончу. Твоя любящая сестра Джорджиана».

Я собрался было убрать его в бюро к другим письмам, но вдруг обратил внимание на её более ранние письма. Достал одно из них и сравнил с только что полученным. Прогресс был налицо – за последние годы и почерк, и стиль заметно улучшились. Однако я обратил внимание, что старые письма были удивительно трогательными, хотя почерк и грамматика оставляли желать лучшего.

Я перечитал эти старые письма и вспомнил, как беспокоился, что она будет несчастна в пансионе, но, как оказалось, мои волнения были напрасны. Ей нравились её учителя, и она завела там множество друзей. Может быть, стоит предложить ей пригласить кого–нибудь из подруг погостить у неё в Лондоне осенью? Если мне придется помогать Бингли в поисках дома, она составит компанию Джорджиане, пока я буду отсутствовать.

16 июля, вторник

Утром был в парке на конной прогулке с полковником Фицуильямом. Он рассказал мне, что заезжал в Розингс и повидался с леди Кэтрин и что у неё в церковном приходе новый священник. Я вдруг подумал с досадой, что им может оказаться Джордж Уикхем, ведь зная о достатке в Розингсе, он мог напрямую обратиться с просьбой о месте к моей тёте.

– Как зовут нового священника? – спросил я его.

– Коллинз.

Я вздохнул с облегчением.

– Тучный молодой человек с прекрасными манерами, – продолжил полковник Фицуильям. – Смесь самоуничижения и тщеславия. Расхваливает всё что угодно. Говорит долго, но ни о чем. Не имеет собственного мнения, за исключением только что веры в собственную значимость, в чем смешон, но непоколебим. Тетушке нашей он, однако, по душе. Он хорошо ведет службы в церкви и полезен как партнер за её карточным столом.

– Женат?

– Думаю, женится вскорости.

– Значит, обручен?

– Нет, но нашей тетушке, когда её развлекает так мало людей, скучно в Розингсе, поэтому уверен, что она скоро велит ему жениться. Невеста внесет некое разнообразие в её жизнь – появится кто–то, кого можно будет … направлять, – объяснил он, ухмыляясь.

– Да уж, направлять она любит, – поддержал я его иронию.

– Её удача, что у других людей нет иного выбора, лишь благодарить её за советы, – заключил полковник.

Надо сказать, что мы тоже получили свою, и немалую, долю наставлений от леди Кэтрин. Многие из них были вполне разумными, тем не менее, меня очень радовало, что Розингс находится не в соседнем Дербишире, а в далеком от нас Кенте.

– Как поживает Джорджиана? – спросил Фицуильям, когда мы уже выехали из парка и направлялись к моему дому.

– Очень хорошо. Я отправил её на лето в Рамсгейт.

– Это ты правильно сделал. В городе для неё было бы жарковато. Как, впрочем, для любого другого. Я собираюсь в Брайтон на следующей неделе. Жаль, что не увижу Джорджиану, но в следующий мой приезд в Лондон обязательно навещу её. А ты не собираешься к ней в Рамсгейт?

– Пока нет. Слишком много дел здесь.

– Но в Пемберли ты же поедешь?

– Да, но ближе к концу года.

– Завидую, что у тебя есть такое место как Пемберли.

– Женись и сможешь купить собственное поместье.

– Я подумаю, если подвернется подходящая наследница солидного состояния. Ну а пока буду наслаждаться холостяцкой жизнью.

На том мы и расстались: он направился в свою казарму, а я вернулся домой.

28 июля, воскресенье

Наконец все дела в городе сделаны, и я могу съездить к Джорджиане. Сделать ей приятный сюрприз и приехать прямо завтра.

29 июля, понедельник

Я и предположить не мог, отправляясь утром в Рамсгейт, что меня там ожидает. Погода была прекрасной, и все обещало приятный день. Я добрался до дома, в котором остановилась Джорджиана, и нашел его аккуратным и ухоженным. Горничная объяснила мне, что дом не настолько велик, чтобы содержать много слуг. Миссис Янг я нашел в гостиной. Вскочив при моем появлении, она с испугом уставилась на меня.

– Мистер Дарси, мы не ждали вас сегодня.

– Я решил сделать сюрприз сестре. Где она?

– Она… она вышла… сделать несколько этюдов.

– Одна? – удивился я.

– Нет, что вы, с горничной.

– Вас держат не для того, чтобы вы сидели дома, отправляя горничную вместо себя, –высказал я своё неудовольствие.

– Не сомневайтесь, я всегда сопровождаю её на прогулках, но вот сегодня не смогла сделать этого. Я … я не смогла. По–видимому, … рыба была несвежей …, и я почувствовала себя … неважно. Мисс Дарси очень хотелось продолжить делать наброски, погода этому благоприятствовала, и я не могла лишить её такого удовольствия. Она попросила разрешения выйти с горничной, и я посчитала это приемлемым. Её горничная не какая–нибудь неопытная девушка, а почтенная женщина, и она сможет позаботиться о безопасности леди.

Я смягчил тон – миссис Янг действительно выглядела нездоровой, а мне и в голову не могла прийти истинная причина её бледности.

– Куда они пошли? – поинтересовался я. – Пожалуй, присоединюсь к ним. Думаю, смогу погулять там, пока мисс Джорджиана рисует, а потом мы вернемся вместе.

После некоторой заминки она ответила:

– Они собирались пойти направо вдоль берега, чтобы мисс Дарси смогла закончить те наброски, что делала ранее.

– Отлично, пойду туда же и обрадую её.

Я вышел из гостиной в прихожую и неожиданно увидел Джорджиану, спускающуюся по лестнице. Я застыл в удивлении. Она была одета по–домашнему, и ничто не указывало на её намерение покинуть дом. Я было собрался обратиться к миссис Янг за разъяснениями, но она опередила меня.

– Мисс Дарси, а я–то думала вы уже вышли, – обратилась она к Джорджиане. – Ваш брат приехал навестить вас.

Затем добавила:

– Помните, совсем немного осталось, чтобы получить то, что угодно вашему сердцу.

Мне её высказывание показалась несколько странным, но я решил, что речь идет об этюдах Джорджианы, которые она сможет закончить к собственному удовлетворению. Боже, как я ошибался!

– Фицуильям, – промолвила Джорджиана, заметно побледнев.

Она остановилась на лестнице и не двигалась более. Выглядела она настолько растерянной и беспомощной, что я забеспокоился, не случилось ли что.

– Что с тобой? Уж не заболела ли ты? – и тут же вспомнил. – Рыба, ты тоже ела рыбу?

– Рыба? – она казалась сбитой с толку.

– Мисс Янг сказала, что рыба была несвежей. Ты тоже ела её?

– О, нет, – воскликнула она, нервно стиснув ладони.

– Но с тобой все в порядке? – настаивал я, заметив, что лицо её стало совсем уж белым, а лоб покрылся испариной.

Я взял её за руки и повел в гостиную. Миссис Янг намерилась последовать за нами, но я остановил её:

– Пошлите за доктором.

– Может не стоит… – начала она, но я резко оборвал:

– Моей сестре нехорошо. Немедленно пошлите за доктором.

Мой тон не оставлял ей выбора, и она исчезла. Я закрыл дверь.

Джорджиана подошла к окну и, увидев что–то снаружи, ещё больше побледнела.

– Прошу тебя, – я усадил её в кресло.

Но она сразу вскочила с него.

– Нет, я не могу, – она выглядела совершенно несчастной. – Я не могу обманывать тебя, что бы он ни говорил.

Я был озадачен.

– Что бы он ни говорил? – вымолвил я в недоумении.

Она решительно кивнула и продолжила в отчаянии:

– Он сказал, что если ты узнаешь, ты не допустишь этого.

– Кто, Джорджиана?

– Джордж, – ответила она,опустив голову.

– Джордж?

– Да, Джордж Уикхем. Мы с миссис Янг встретили его на набережной. Он тоже отдыхает здесь. Мы разговорились, и он рассказал, как сильно огорчает его отчуждение, возникшее в последнее время в ваших с ним отношениях. Меня это тоже огорчает. Мне больше нравилось, когда вы были друзьями. Мне кажется неправильным, что ваши отношения стали такими холодными. И я обрадовалась, когда он объяснил причины глупым недоразумением, которое уже благополучно разрешилось, и ничто теперь не мешает нам бывать вместе. Он напомнил о тех временах, когда помогал мне кататься по лужайке на пони и когда он приносил мне полные карманы каштанов, – заулыбалась она под конец.

– Он сказал, что рад нашей встрече и что это поможет восстановить нашу дружбу. Я ответила, что более не люблю каштаны, а он засмеялся и пообещал, что принесет вместо них бриллианты.

– Прямо–таки бриллианты? А что сказала на это миссис Янг? – был мой вопрос.

– Она согласилась с ним, сказав, что и мне было бы уместно поддержать и развлечь друга семьи. Именно так, по её словам, она бы и поступила, – ответила сестра.

– Поддержать и развлечь? – меня это начинало тревожить все больше.

– Именно так. Он время от времени обедал неподалеку в городке и заходил к нам, когда погода была ненастной. Он по–прежнему отлично играет в шахматы, но и я с тех пор кое–чего достигла и смогла выиграть у него пару раз.

Она оживилась, рассказывая все это, но стушевалась, увидев выражение моего лица.

– Ну вот, я огорчила тебя.

– Нет, – я взял себя в руки. – Ты не сделала ничего плохого.

– Я вовсе не потеряла голову, честное слово, – умоляюще произнесла она. – Я знаю, что ещё слишком молода, но он так увлекательно описывал наше будущее, что я посчитала возможным обвенчаться с ним.

– Обвенчаться? – в ужасе воскликнул я.

– Он… он сказал, что любит меня, и напомнил, что я тоже признавалась ему в любви.

– Когда это ты признавалась ему в любви? – удивился я.

– Помнишь, я упала с ограды нашего парка, а он помог мне.

– Но тебе тогда было всего семь лет!

– Конечно, в то время это было так по–детски, но теперь, чем чаще я его видела, тем больше мне казалось, что я всерьез влюблена в него. Поверь, я не хотела обманывать тебя, я не хотела ничего скрывать. Я говорила ему, что он должен попросить у тебя моей руки, как того требуют обычаи, но он возражал, что ты не позволишь нам пожениться раньше моего восемнадцатилетия, и мы потеряем, таким образом, три драгоценных года нашей счастливой совместной жизни. Он убеждал меня, что нам следует сбежать в Озерный край, а уже оттуда написать тебе и все объяснить.

Я был поражен.

– И ты согласилась на это?

Она окончательно сникла:

– Мне это показалось увлекательным приключением. Но теперь, когда я вижу, как сильно это тебя огорчает, мне уже так не кажется.

– Никакое это не приключение. Это чистейшей воды подлость с его стороны. Он изображал любовь к тебе, чтобы завладеть твоим приданым и чтобы отомстить мне! Ведь это чудовищно – заставить тебя забыть друзей, пренебречь долгом перед семьей, и сбежать с ним, обрекая себя на саморазрушение!

– Нет! – запротестовала она. – Это не так. Он любит меня.

Я увидел страх в её глазах и сдержал своё возмущение.

Джорджиане было очень больно осознавать, что этот хлыщ никогда не любил её, но и я не мог позволить ей заблуждаться на его счет.

– Мне не хотелось бы говорить тебе это, Джорджиана, – мягко начал я, – но, увы, это мой долг. Он никогда не любил тебя. Он просто воспользовался твоей наивностью.

Дух её был сломлен. Я не мог остановить её слез. Я не знал, что мне делать, как успокоить её, и в этот момент, более чем когда–либо мне не хватало моей матушки. Она–то знала бы, что делать. Она нашла бы правильные слова. Она сумела бы утешить свою любимую дочку, чья искренняя привязанность была так жестоко обманута. Мне оставалось только беспомощно ждать, когда горе Джорджианы иссякнет само.

Но вот рыдания Джорджианы стали стихать, и я протянул ей свой платок. Она взяла его и высморкалась.

– Я должен поговорить с миссис Янг,– это серьезное упущение с её стороны не замечать, что творилось за её спиной.

Что–то в лице Джорджианы остановило меня.

– Она действительно была не в курсе? – засомневался я.

Джорджиана ещё более сникла.

– Она помогла мне все спланировать и организовать.

– Она действительно так поступила? – мрачно спросил я.

Джорджиана кивнула с несчастным видом. Меня это потрясло до глубины души – какое–то ничтожество разрушило счастье моей сестры!

Я обнял её.

– Не горюй, Джорджи, – стал успокаивать я. – Когда ты повзрослеешь, ты обязательно встретишь человека, который искренне полюбит тебя, а не польстится на твое приданое. Это будет добрый, обаятельный, уважаемый человек, которого полюбим все мы. И который попросит у меня твоей руки, как того требуют приличия, и вам не надо будет никуда убегать. На вашу свадьбу съедутся много гостей, ты будешь в красивом белом платье, а потом вы проведете восхитительный медовый месяц в прекрасном месте, которое ты сама выберешь.

Улыбка постепенно возвращалась на её лицо, и она слабо сжала мою руку.

–У тебя столько неприятностей из–за меня, – виновато вымолвила она.

– Вовсе нет, – постарался я успокоить её.

Я лихорадочно пытался найти слова, способные направить её мысли в позитивном направлении. Мой взор остановился на набросках пейзажей.

– Отлично нарисовано, – похвалил я. – Тебе удалось поймать момент, когда рыбачьи лодки возвращаются с уловом.

– Да, но для этого мне пришлось проснуться непривычно рано. Рыбаки были удивлены, увидев меня на причале.

Я с удовлетворением наблюдал, что надобность в носовом платке уже отпала, она взяла в руки рисунки. Да и голос её окреп.

– Наверное, тебе не терпится закончить их. Сможешь ты сделать это дома или необходимо опять выйти на берег?

– Нет, выходить совсем не обязательно. Моих впечатлений вполне достаточно, чтобы закончить рисунки.

– Отлично. Тогда я оставлю тебя ненадолго, мне надо поговорить с миссис Янг.

– Но ты же не будешь с ней слишком строг?

– Буду, не сомневайся, я буду очень, очень суров. Через час её не должно быть в этом доме.

Последовавший разговор с миссис Янг не доставил удовольствия ни мне, ни ей.

Поначалу она решительно отрицала, что знала об отношениях моей сестры и Уикхема, твердила, что никогда не допустила бы его присутствия в доме, да и вообще не была с ним знакома. Более того, она попыталась убедить меня, что Джорджина оговорила её. Это окончательно вывело меня из себя, и миссис Янг, почувствовав это, во всем созналась – она действительно способствовала развитию отношений между моей сестрой и Уикхемом.

Учинив ей настоящий допрос, я выяснил, что миссис Янг ранее была знакома с Уикхемом и именно она подстроила первую его встречу с Джорджианой. Она информировала его о её каждодневных планах, так что он мог как бы случайно оказываться у неё на пути. Она приложила максимум сил, чтобы Джорджиана пригласила Уикхема в свой дом, а затем старалась убедить её сойтись с ним ближе, и даже стать его любовницей.

– А чего же вы хотели? – гневно воскликнула она, когда я стал укорять её. – После того, как столь неблагородно поступили с ним. Почему бы ему не получить сполна то, что причитается по праву, да к тому же получить и немного удовольствия?

До этих её слов я был готов терпеть её ещё целый час, но после таких откровений резко поменял мнение.

– Немедленно убирайтесь из дома, – произнес я ледяным тоном. – Ваши вещи вам скоро доставят.

Похоже, она собиралась высказать свое возмущение, но одного взгляда на меня ей хватило, чтобы понять неразумность своих намерений. Проклиная меня, она поспешно накинула плащ, надела шляпку и, не теряя времени, выскочила вон, захватив лишь корзинку.

Когда моя ярость поостыла, я сел за письмо к Уикхему, благо миссис Янг не стала скрывать его адрес. Потребовав, чтобы он немедленно покинул Рамсгейт, я пообещал, что если он в будущем попытается встретиться с Джорджианой или рискнет писать к ней, я сотру его в порошок.

Стоит признать, что я все ещё был вне себя, когда писал ему. Но это должно было удержать его от попыток использовать в своих грязных махинациях Джорджиану, невинную подругу его детских игр… В нем не осталось и капли порядочности. Я, однако, преодолел искушение разоблачить его публично, понимая, что в результате может пострадать репутация Джорджианы. Оставалось надеяться, что ему хватит ума впредь не делать ничего подобного.

Август

Август

1 августа, четверг

С Джорджианой мы вернулись в Лондон. Я сам прослежу за ней, пока не найду новую гувернантку. После истории с миссис Янг я предпочел бы всегда быть рядом с сестрой, но в то же время прекрасно понимаю, что рано или поздно мне придется оставить её. Я не смогу все своё время проводить в Лондоне, а она не сможет сопровождать меня во всех моих поездках, к тому же ей придется продолжить свою учебу в пансионе. В любом случае, хотелось бы быть уверенным, что я не ошибусь опять в выборе воспитателя для сестры. Простых рекомендаций теперь будет недостаточно. Прежде чем доверить кому–либо Джорджиану, обязательно навещу прежних нанимателей, чтобы убедиться в правдивости их похвал и наличии необходимых качеств у претендентки на место.

А из города Джорджиане не стоит уезжать. У меня на душе будет спокойно, если я буду знать, что в моё отсутствие Джорджиана в Лондоне находится под присмотром верных дворецкого и экономки. Они прожили в нашем доме столько лет, что я не сомневаюсь в их порядочности – они сразу известят меня, если что–то пойдет не так.

14 августа, среда

Во время обеда с полковником Фицуильямом тот сообщил мне, что у него есть подходящая претендентка на место гувернантки для Джорджианы: он любезно присоединился ко мне в заботах о Джорджиане, и я вынужден был рассказать ему, что случилось в Рамсгейте.

– Кто такая?

– Некая миссис Эннесли, из приличной семьи. Её контракт с моими друзьями Хаммондами как раз подходит к концу.

– Тебе случалось общаться с ней?

– Да, и не раз. Хаммонды ею очень довольны.

– Тогда я свяжусь с ними, и мы решим, как всё устроить.

15 августа, четверг

Я наведался к Хаммонддам и нашел миссис Эннесли весьма приятной, даже симпатичной дамой. Она произвела на меня очень хорошее впечатление чувством собственного достоинства и разумностью речей. Она сможет приступить к работе на следующей неделе. Я, в свою очередь, задержусь в Лондоне на несколько недель, чтобы убедиться, что моё первое впечатление о ней не было обманчивым. Затем можно будет рискнуть в течение пары месяцев нанести несколько пока незапланированных визитов и убедиться, что покой и порядок восстановлены в должной мере.

А пока мы пригласим одну из школьных подруг Джоржианы провести у нас некоторое время, это должно скрасить городское одиночество моей сестры.

23 августа, пятница

Сегодня утром наконец появилась миссис Эннесли. Похоже, они с Джорджианой пришлись по душе друг другу, и я надеюсь, между ними установятся доверительные отношения. Миссис Эннесли одобрила мое намерение пригласить подругу Джорджианы и сразу же предложила множество занятий, подходящих для молодых леди. Хотелось бы, чтобы все это способствовало окончательному установлению душевного равновесия у сестры после психологической травмы, нанесенной Уикхемом. Надеюсь, до Рождества вся эта история благополучно забудется.

30 августа, пятница

Теперь, когда Джорджиана окружена надежными людьми, я смогу спокойно оставить её дома, если Бингли начнет осуществлять свой план и ему понадобится моя помощь вдали от Лондона. Нет сомнений, что если пустить дело на самотек, то его выбор остановится на каком–нибудь поместье, регулярно подтапливаемом рекой, протекающей неподалеку, и к тому же населенном крысами, и все это за непомерную арендную плату. Он поспешит объявить его своим лучшим приобретением и успеет исполнить все сопутствующие формальности, прежде чем обратится ко мне с просьбой о помощи в разрешении возникших проблем. Проще включиться в процесс с самого начала, чем позволить ему действовать самостоятельно, а потом уже вытаскивать его из трясины.

Должен признаться, я с нетерпением жду встречи с ним. Лондон меня утомляет, и я настроен попутешествовать по провинции.

Сентябрь

Сентябрь

2 сентября, понедельник

Получил письмо от Бингли.

«Дорогой мой Дарси!

Мне кажется, я нашел то, что искал – милое поместье в Хартфордшире. Расположено так, что мне не составит труда в любой момент, если вдруг захочется, съездить в Лондон, или на Север, чтобы навестить свою семью. К тому же от него рукой подать до Пемберли, и мне легко будет навещать тебя. Мой агент настоятельно советует соглашаться, но я, как ты знаешь, слабо разбираюсь в этих вещах, и поэтому очень расчитываю на твоё мнение и твою помощь. Сможешь ли ты подъехать ко мне?»

9 сентября, понедельник

Я покинул Лондон и в тот же день был у Бингли в Незерфилд–Парке.

Должен признаться, что за хлопотами уже подзабыл, как приятно находиться в его обществе – он всегда легок в общении, всем доволен и весел. После сложностей прошедшего лета вновь оказаться в компании с Бингли – это истинное удовольствие.

Поскольку я не ответил сразу на его письмо, он воспринял это как одобрение его выбора.

– Кэролайн мучает меня последние три месяца, но теперь, когда я нашел–таки поместье, она должна почувствовать удовлетворение.

Стоит ли сомневаться, что Бингли приводило в восторг все, что попадалось ему на глаза. Он восхищался всем вокруг и даже и не пытался получить ответы на важные вопросы. Вместо этого он прогуливался, заложив руки за спину, и складывалось впечатление, что прожил он здесь лет двадцать. Ему нравились и местоположение дома, и его внутреннее устройство, он благосклонно воспринимал все похвалы в адрес имения, высказываемые мистером Моррисом, стряпчим. У них так и не дошло до обсуждения таких прозаических деталей, как исправность печей и каминов, наличие дичи в окрестных лесах и на озерах, и много чего другого.

– А тихие ли здесь места? – поинтересовался я у мистера Морриса.

Он энергично уверил меня, что более спокойных мест не найдется во все округе. Я принял к сведению его слова, но позже постарался убедиться в этом лично.

– А легко ли будет найти прислугу поблизости? Каких–то слуг мой друг захватит из Лондона, но ему понадобятся горничные, садовники, конюхи из местных.

– Вы легко найдёте их в Меритоне.

– Ну, что ты думаешь, Дарси? – в нетерпении спросил Бингли по окончании нашего осмотра.

– Дороговато.

Мистер Моррис постарался уверить нас, что дом того стоит, но в конечном итоге, под давлением моих аргументов, согласился на гораздо более скромную плату.

– Признаюсь честно, Дарси, не хотел бы я оказаться твоим оппонентом в споре или на переговорах. Мистер Моррис сэкономил бы кучу времени, если бы сразу принял твои условия, вместо того, чтобы пытаться переубедить тебя, – заметил Бингли, когда сделка была совершена.

Шутки шутками, но он ещё не раз поблагодарит меня, когда станет жить в имении.

– Когда ты намерен перебраться сюда? – поинтересовался я.

– Как можно раньше, в течение двух–трех недель.

– Не забудь послать слуг пораньше, чтобы дом был полностью готов к твоему приезду.

– Ты не упускаешь ничего! Они будут здесь уже на следующей неделе.

Я был доволен, что друг мой принял это всерьез. В противном случае слуги не намного опередили бы его, и он искренне удивлялся бы по прибытии, почему обед ещё не подан.

24 сентября, вторник

– Дарси, добро пожаловать в моё поместье, – приветствовал меня Бингли, когда я после полудня добрался до Незерфилд–Парка. Его сестры, Кэролайн и Луиза, тоже уже прибыли, их сопровождал муж Луизы мистер Хёрст.

– И дом, и окрестности в точности такие, как в моих мечтах.

– Поместье прекрасное, нет сомнений, но не так много соседей поблизости, – заметил я. – И я предупреждал тебя об этом.

– Вполне достаточно, чтобы составить общество для обеда, чего же ещё желать?

– Больше, чем просто компании для обеда? Как насчет занимательных бесед? – ирония была слышна в словах Кэролайн.

– Уверен, всё это будет, – защищался Бингли.

– Ты должен был бы обратиться ко мне за помощью в выборе дома, – настаивала Кэролайн.

– Зачем мне твои советы, дорогая, если Дарси был со мной?

– Вот в этом ты оказался прав, не далее как утром я говорила Луизе, что твой выбор был очень удачен, лучшего не пожелаешь, – улыбнулась Кэролайн в мою сторону.

– Клянусь, не могу себе представить ничего прекраснее Хартфордшира, – Бингли, как всегда, был в восторге.

Сегодня его пока ещё восхищали здешние леса и пустоши, но, боюсь, со временем это пройдет. Хотя, как знать? Он столь непостоянен в своих намерениях, что, возможно, через месяц его уже здесь и не будет. Я поделился этим соображением с Кэролайн, когда мы закончили обед.

– С него станется, – согласилась она. – А пока порадуемся, что хотя бы собрались здесь.

25 сентября, среда

Сегодня был наш первый полноценный день в Незерфилд–Парке. Кэролайн устроила все превосходнейшим образом. Ей пришлось по душе моё замечание, что невозможно подумать, что это арендованный дом: все как в давно и хорошо обжитом жилище. Конечно, не обошлось без проблем с поиском приличных слуг в окрестных городках, но, к её чести, она справилась и с этим.

26 сентября, четверг

Начались визиты соседей. Утомительно, но ожидаемо и неизбежно. Сэр Уильям и леди Лукас посетили нас утром. Бингли нашел их манеры превосходными, главным образом потому, что сэр Уильям кланялся каждые две минуты и между делом упомянул, что был представлен ко двору в Сент–Джеймсе. Кэролайн заподозрила, что их поспешный визит объясняется наличием засидевшейся в девицах дочери, которую они и хотели бы пристроить замуж. Как только гости отъехали, она поспешила поделиться своим мнением с Бингли.

– Смотри, будь осмотрительным, а то получишь в невесты тридцатилетнюю матрону вместо обещанной двадцатилетней девушки.

Бингли это развеселило.

– Уверен, у них нет никакой дочери, а если и есть, то она очаровательна!

– Кэролайн права, одна из горничных рассказала мне, что у Лукасов есть дочь, и зовут её Шарлотта. Ей двадцать семь, и она действительно не замужем.

– Ну это–то не мешает быть симпатичной. Уверен, она весьма привлекательная молодая леди, – стоял на своем Бингли.

– К тому же не сомневаюсь, что это типичная провинциалка, которая проводит время, помогая матери печь пироги, – не удержалась чтобы не съязвить Кэролайн.

– Что бы вы ни говорили, но это было очень любезно со стороны Лукасов навестить нас и даже пригласить на бал в Меритоне, – решительно вступился за них Бингли.

– Бал в Меритоне! Храни меня Господь от таких провинциальных собраний, – пробормотал я.

– Вы избалованы высшим обществом, – с укоризной заметила Кэролайн.

– Так оно и есть. Лондонское общество составляют самые элегантные люди Англии.

Почему–то мое замечание не доставило ей удовольствия, хотя ранее она с улыбкой принимала, что бы я ни говорил. Что–то ей не нравилось в моем лондонском окружении, иначе почему?

Сэр Уильям и леди Лукас оказались не единственными нашими гостями в этот день. За ними появился мистер Беннет. Этот производил впечатление джентльмена.

– У него пять дочерей, – сообщила Кэролайн, когда он откланялся.

– Милые девушки, – очнувшись от дремы, заявил мистер Хёрст. – Видел их в Меритоне. Очень милы.

– Ну вот! – воскликнул Бингли. – Так я и думал, выбирая Незерфилд. Будет с кем потанцевать на балу.

– Знаю я, о чем вы думаете, – начала Кэролайн, заметив, с каким выражением лица я воспринял восторги Бингли. – Вы вообразили, как это будет скучно оказаться в паре с провинциальной простушкой. Но вам не обязательно танцевать. Никто и не ожидает от вас такого самопожертвования. Предоставьте это Чарльзу, уж он–то справится, а вы сможете спокойно постоять в сторонке.

– Хотелось бы верить, – был мой ответ. – Возможность оказаться партнером совершенно незнакомой барышни просто угнетает меня.

Бингли рассмеялся.

– Дарси, ты же вовсе не такой. Обычно ты все–таки не столь нелюдим. Это здешняя погода на тебя так подействовала. Вот дождь прекратится, и ты станешь таким же общительным, как и я.

Бингли, как ни крути, неисправимый оптимист.

30 сентября, понедельник

Сегодня с утра Бингли и я объехали верхом почти все имение. Оно оказалось хорошо ухоженным, и если он все–таки решится на покупку, это будет удачным приобретением. Не стану, однако, подталкивать его к такому поступку. Характер у него таков, что уже на следующей неделе он может поменять своё мнение и захотеть приобрести поместье в Кенте, Чешире или Саффолке.

Прогулка наша была недолгой, вскоре мы уже возвращались домой.

– Может нам нанести ответный визит мистеру Беннету, – как бы между прочим предложил он, когда мы уже подъезжали к нашему дому.

– Не терпится увидеть всех барышень Беннет?

Он не стал возражать.

– Знаю, ты веришь, что я влюбляюсь чуть ли не каждые две–три недели, но я–то просто считаю долгом вежливости заехать к ним.

Мы расстались: он направился в Лонгборн к Беннетам, а я вернулся в Незерфилд.

– Ну как, увидел ты пятерых прекрасных дочерей, о которых столько наслышан? – полюбопытствовал я, когда он вернулся.

– Ничего подобного, – мрачно отозвался Бингли. – Я провел минут десять с мистером Беннетом в его библиотеке и не смог даже одним глазком взглянуть на молодых леди.

Октябрь

Октябрь

1 октября, вторник

Бингли поначалу воспрял духом, получив приглашение к обеду от миссис Беннет. Но был тут же обескуражен.

– Я не смогу быть у них. Они ждут меня завтра, а завтра никак не возможно – я должен быть в городе.

– Дорогой Бингли, и это как–нибудь уладится. В конце концов увидишь их на балу в Меритоне.

Он просветлел.

– Точно, как это я не подумал!

2 октября, среда

Как я и предполагал, с утра Бингли убыл в город. Никогда не поверю, что он сможет обосноваться где–либо вне Лондона. Ему не сидится на месте в провинции. Не удивлюсь, если уже к Рождеству Незерленд будет покинут и забыт.

12 октября, суббота

Бал в Меритоне состоялся, и всё было даже хуже, чем я ожидал. Не прошло и пяти минут после нашего появления, как я услышал шушуканье между женщинами – не рискну назвать их дамами – что мой годовой доход составляет десять тысяч фунтов. И это притом, что более всего я ненавижу, когда мнение обо мне составляют на основании моих доходов. Слух быстро распространился по залу, и меня начали рассматривать, как если бы я был мешком с золотом. Это уж точно не исправило моего настроения. К счастью, я был избавлен от обязанности общаться со здешней публикой. Хоть наша компания и была невелика: Кэролайн, мистер и миссис Хёрст и я, – мы ограничились своим кругом.

Бингли же полностью погрузился в атмосферу праздничного вечера. По отношению к нему, как впрочем всегда, все были внимательны и приветливы. Его непринужденные манеры делали его желанным повсюду, куда он направлялся. Я расслышал речи о том, что он в высшей степени приятен и красив. Меня тоже признавали симпатичным, но только до того момента, пока я не повел себя недостаточно любезно по отношению миссис Карлайл. Она начала комментировать что–то в довольно вульгарной манере, и я вынужден был не слишком деликатно поставить её на место. Хотя мог бы сделать это и несколько раньше, сначала, когда она делилась со своей соседкой намерением заполучить мои десять тысяч для своей дочери, или потом, когда она, не обращая внимания на моё категорическое нежелание, стала представлять мне эту дочь. Ей даже не хватило ума и воспитанности, чтобы удержаться от замечания, что в браке важно не благосостояние супругов, а их взаимная привязанность.

Бингли не пропускал ни одного танца, что забавляло его сестру.

– Он опять влюбится к концу вечера, – предсказывала Кэролайн.

Я был полностью с ней согласен. Никогда не встречал столь влюбчивого человека. Стоит ему увидеть милую мордашку, а к ней изящные манеры, и он уже ослеплен ими.

Я пригласил на танец миссис Хёрст, но музыканты были настолько неумелы, что мне и этого хватило за глаза. Я отказался от чести быть представленным какой–либо из молодых леди и ограничился прогулками по залу в одиночестве – пусть Бингли сам наслаждается таким обществом. Однако не оказаться вовлеченным в танцы было не так уж и просто – у стен дожидались партнеров несколько барышень. Одной из них оказалась сестра леди, которой увлекся Бингли, и тот не нашел ничего лучшего, чем попытаться свести нас.

– Пойдем, Дарси. Я должен заставить тебя танцевать, – сказал он, подходя ко мне. – Не могу смотреть, как ты весь вечер глупейшим образом простаиваешь в одиночестве. Право же, пригласи кого–нибудь.

– Ни в коем случае! В здешнем обществе – это было бы для меня просто невыносимо. Твои сестры приглашены, а кроме них, в зале нет ни одной женщины, танцевать с которой не было бы для меня сущим наказанием, – не стал скрывать я своего плохого настроения.

– О, я не так привередлив, как ты! – воскликнул Бингли. – Клянусь честью, я еще ни разу не встречал за один вечер так много хорошеньких женщин; среди них есть просто красавицы!

– Ты танцуешь с единственной хорошенькой девицей в этом зале, – продолжал сопротивляться я, взглянув на старшую мисс Беннет.

– Это самое очаровательное создание, какое мне когда–либо приходилось встречать! Но вон там, за твоей спиной, сидит одна из ее сестер. По–моему, она тоже очень недурна. Хочешь, я попрошу мою даму вас познакомить?

– Кого это ты имеешь в виду? – обернувшись, я увидел мисс Элизабет Беннет, но, заметив, что она смотрит на меня, отвел взгляд. – Что ж, она как будто мила. И все же не настолько хороша, чтобы нарушить мой душевный покой. А у меня сейчас нет охоты утешать молодых леди, которыми пренебрегли другие кавалеры.

Кэролайн поддержала меня.

– Ну и публика! – воскликнула она. – Ни стиля, ни вкуса, ни знания моды, а как довольны собой! Не поверите, но я вынуждена была благосклонно и с улыбкой выслушивать представление мне Мэри Беннет как самой образованной молодой леди в округе! При том, что окажись она не то что в половину, а хотя бы в десятую долю столь образованной и воспитанной, как Джорджиана, я была бы очень удивлена.

– Да, это было бы непросто – Джорджиана необычайно одарена.

– Это так, – согласилась Кэролайн. – Готова поклясться, она мне как сестра.

Как знать, может со времени она ею и станет.

Вслух я этого не произнес, но подумал, что Бингли не только приятный человек, но и достаточно состоятельный, чтобы претендовать на руку Джорджианы, из него получился бы хороший муж. Раньше я не имел намерения выдавать её замуж до достижения двадцати одного года, но после истории с Уикхемом стал подумывать, не поспешить ли с этим. Брак с Бингли оградил бы её от посягательств подобных типов. Не думаю, однако, что Меритон подойдет ей, поэтому если Бингли задумает переехать куда–нибудь, я поддержу его в таком намерении. Хотелось бы, чтобы она жила поближе ко мне – может, в Дербишире, а может в Чешире.

Бал, наконец, закончился, и мы вернулись домой.

– Никогда не встречал более милых людей и столь красивых девушек, – поделился своими впечатлениями Бингли после того, как мы расположились в нашей гостиной. – Все так добры и внимательны. Все просты и открыты. Я сразу почувствовал себя своим в их обществе. А мисс Беннет – не могу себе представить даже ангела, прекраснее её!

Взгляд Кэролайн был полон сарказма. Недавно в Брайтоне мы слышали от Бингли, что мисс Харт прекрасней всех на свете. А в Лондоне таковой была мисс Паретер… Похоже, в Меритоне на эту роль избрана мисс Беннет.

– Милая девушка, – не стала спорить Кэролайн.

– Очень милая, – включился я. В таких случаях Бингли нужно воспринимать с легким юмором. – Улыбается, правда, слишком много.

– Действительно, улыбка не сходит с лица, – поддержала меня Луиза, – Но все же очень миленькая. Думаю, с ней можно было бы подружиться, пока мы здесь. Не так ли, Кэролайн?

– В любом случае, – согласилась Кэролайн, – мы нуждаемся в ком–нибудь, кто способен скрасить нам здешнюю скуку и развлечь, когда джентльменов нет с нами.

Единственное, что вспомнилось мне, когда я писал эти строки, было то, с каким выражением посмотрела на меня мисс Элизабет Беннет, услышав мои слова, что она не столь хороша, чтобы нарушить мойдушевный покой и заставить меня пригласить её на танец. Это должно было бы прозвучать как шутка. Я не подозревал, что она слышит меня, да слова эти вообще не предназначались для её ушей. Что это я так забеспокоился о её чувствах? Характер у неё, судя по всему, решительный, и если она пошла в матушку, мои слова не заденут её. А эта неприятная дама резко осудила меня за моё замечание и тут же охарактеризовала меня окружающим как неимоверного гордеца и самого отвратительного человека в мире; более того, выразила надежду, что я более никогда не появлюсь в здешних местах.

Никогда бы не подумал, что соглашусь с подобной дамой, но как раз в этом мои намерения совпали с её пожеланиями.

15 октября, вторник

Вместе с Бингли объехали охотничьи угодья, принадлежащие имению. В наше отсутствие на долю Кэролайн и Луизы выпал визит к мисс Беннет.

18 октября, пятница

Сегодня, пока мы с Бингли совершали конную прогулку, Кэролайн и Луиза на коляске вновь отправились в Лонгборн навестить Беннетов. Похоже, они намерены установить более тесные отношения со старшими барышнями Беннет. Нашего с Бингли общества дамам недостаточно.

19 октября, суббота

Опять пасмурный, дождливый день. После целого дня взаперти поехать вечером в гости было большим облегчением.

Получилось не лучше субботнего бала: такие же неуклюжие люди, скучные разговоры, но хоть какое–то разнообразие.

Бингли провел весь вечер не отходя ни на шаг от мисс Беннет. Он флиртовал напропалую. Следует отдать ей должное, её непринужденные манеры не уступали его, и они смотрелись приятной парой. Не верится, что такое особое внимание поразит её, но, думаю, она багосклонно примет его и воспользуется им, что привнесет некое разнообразие в монотонную повседневную жизнь.

– Прискорбно, что младшие дочери Беннетов не переняли хорошие манеры у старших, – не удержалась от замечания Кэролайн, когда обед закончился.

– Да, жаль, – согласился я.

– Не удивительно, что вас не впечатлила мисс Элизабет Беннет. Она не столь красива, как её сестра.

– Верно, черты её лица не столь совершенны, – проговорил я, вглядываясь в лицо молодой леди.

– Именно так, – продолжила Кэролайн.

– Дарси, оставь свои придирки, – возразил Бингли – он присоединился к нам, позволив, наконец, мисс Беннет пообщаться с одной из своих сестер. – Она очень красивая девушка.

– Её красота не бросается в глаза, – заметил я.

– Отлично, оставайся при своем мнении. На тебя не угодишь.

Он рассмеялся и опять направился к Джейн Беннет.

Кэролайн продолжила свои язвительные комментарии в адрес соседей, а я не мог отвести взор от мисс Элизабет Беннет. Во мне крепла уверенность, что я ошибся в своих суждениях о ней.

В её лице, может, и не было правильных черт, но мечтательное выражение её темнокарих глаз делало его одухотворенным. Благодаря им лицо было полно живости настолько, что трудно было отвести взгляд. Она встала из–за стола, и стало видно как она стройна и изящна. Ещё не столь совершенна, чтобы покорить такого человека, каким я себя воображал, но и не столь проста, как я воспринял её вначале.

Ноябрь

Ноябрь

4 ноября, понедельник

Ещё один вечер в здешнем обществе. Неизбежный, но следует признаться, я уже воспринимаю их не так болезненно, как в начале. Собрания эти позволяют вырваться из нашего замкнутого и слишком привычного кружка. Сегодня всех принимал сэр Лукас в своем доме, Лукас–Лодже.

– Будьте готовы любезно раскланиваться каждые десять минут, – предупредила Кэролайн, когда мы прибыли на место.

– Каждые пять минут, – в Луизе пессимизма было больше.

– Сэр Уильям очень обаятельный человек, – постарался успокоить нас Бингли.

– Дорогой Чарльз, чтобы понравиться тебе, достаточно не мешать твоим ухаживаниям за мисс Беннет, – я оставался реалистом.

– Она истинный ангел! – воскликнул Бингли, наши комментарии ни в коей мере не могли остудить его восторг.

И он бросился на поиски мисс Беннет, в чем и преуспел. Мистер Хёрст танцевал с Кэролайн, а Луиза втянулась в разговор с леди Лукас.

Я же увидел мисс Элизабет Беннет, которая беседовала с полковником Форстером. Как–то само собой получилось, что я приблизился к ним и невольно услышал, что они обсуждают. Она вела беседу в присущей ей живой, даже игривой манере. Я невольно отметил задорные огоньки, которые вспыхивали в её глазах, и нежный румянец на щеках, как и здоровый цвет слегка даже смуглого лица. Может это не столь модно, как благородная бледность Кэролайн, но сколько во всем этом очарования!

Вскоре она закончила беседу с полковником Форстером и разыскала мисс Лукас. Похоже, они были подругами. Я уже было собрался заговорить с ней, чтобы вновь полюбоваться искорками в её глазах, но она сама обратилась ко мне.

– Не показалось ли вам, мистер Дарси, что, убеждая сейчас полковника Форстера дать бал в Меритоне, я привела достаточно веские доводы?

– Вы говорили с большим жаром. Впрочем, какая леди не воспламенится от подобной темы!

– О, вы к нам слишком суровы.

Это сопровождалось таким лукавым взглядом, что мне не оставалось ничего иного, как улыбнуться. Её манеры, возможно, не понравились бы взыскательной лондонской публике, но они были органичны здесь, вдали от строгих столичных условностей. Но разве мы не ценим разнообразие, не ищем его?

– Ну, а теперь не попробовать ли нам убедить и тебя, – вдруг сменила тему мисс Лукас. – Я открываю инструмент, Элиза, и ты знаешь, что за этим должно последовать.

Сначала она отказывалась, заявив, что ей не следует утруждать слух тех, кому знакомы в самом деле хорошие исполнители, но под мягким давлением мисс Лукас вынуждена была согласиться спеть.

Пела она хоть и не особенно мастерски, но на удивление приятно. Не то чтобы не к чему было придраться, но простота и безыскусность её исполнения были приятны моему слуху. Моё отношение к мисс Беннет явно менялось к лучшему, и я был не прочь продолжить наш разговор. Кстати или некстати, даже не знаю, как оценить, её младшая сестра оттеснила её от рояля и заиграла. Я силой сумел удержать любезную улыбку на лице – в жизни не слышал столь ужасного исполнения. Не думаю, что мисс Мэри Беннет когда–либо приходилось демонстрировать свою бесталанность более обширной аудитории. Продлись концерт хоть на пару минут дольше, клянусь, я бы не выдержал и высказал всё, что думаю о её мастерстве.

Окончательно всё испортили две младшие барышни Беннет, которые позабыли о всяких приличиях в своем желании танцевать с офицерами. Мамаша благосклонно поглядывала на них, все вокруг улыбались, в то время как младшая кокетничала направо и налево. Да сколько же ей лет? На первый взгляд, не более пятнадцати. Было бы уместней находиться в классной комнате, а не на публике, подвергаясь риску опозорить себя и всю семью.

Я был настолько обескуражен, что моё теплое отношение к мисс Элизабет Беннет угасло, и я не возобновил разговор с ней.

– Не правда ли, какое это прекрасное развлечение для молодежи, мистер Дарси! – сэр Уильям Лукас был доволен вечером. – В самом деле, может ли быть что–нибудь приятнее танцев? Я нахожу, что танцы – одно из высших достижений цивилизованного общества.

– Совершенно верно, сэр, – мой взгляд обратился к мисс Лидии Беннет, которая по–прежнему не слишком задумывалась о соблюдении приличий. – И в то же время они весьма распространены в обществе, не тронутом цивилизацией. Плясать умеет всякий дикарь.

Сэр Уильям лишь улыбнулся, но тут же затеял долгий разговор о танцах, расспрашивая, как часто мне приходилось танцевать в Сент–Джеймсе. Я сдержал себя и отвечал достаточно любезно, но в голове моей крепла мысль, что не будет большим грехом придушить его его же собственной подвязкой, если он ещё раз заговорит о Сент–Джеймсе.

Взгляд мой отчужденно блуждал по зале, пока не наткнулся на мисс Элизабет Беннет, которая направлялась ко мне. Мне стало не до её сестер, настолько я вновь был поражен изяществом её движений, и мне пришла в голову мысль, что если бы я и хотел с кем–либо потанцевать в этом зале, так это именно с ней.

– Как, дорогая мисс Элиза, вы не танцуете? – воскликнул сэр Уильям, словно прочитав мои мысли. – Мистер Дарси, я буду крайне польщен, если по моему совету вы пригласите эту очаровательную юную леди. Не правда ли, вы не сможете отказаться танцевать, когда перед вами находится само олицетворение красоты.

И, схватив руку мисс Элизабет, он хотел было уже соединить ее с моей. Я не имел намерения танцевать с ней и готов был ограничиться только наблюдением за тем, как изящно она делает это с другими партнерами. Несколько растерявшись от неожиданности, я, тем не менее, попытался этим воспользовался. Но мисс Элизабет внезапно отпрянула назад и, обратившись к сэру Уильяму, с неудовольствием воскликнула:

– Уверяю вас, сэр, я совершенно не предполагала принять участие в танцах. Право, я была бы очень огорчена, если бы вы подумали, что я подошла к вам, желая найти себе кавалера.

И мне опять пришло в голову, что я вовсе не отказался бы от возможности оказаться её партнером по танцу.

– Неужели вы откажете мне в этой чести? – я был задет её нежеланием танцевать со мной.

Увы, она вновь отвергла мое приглашение.

Сэр Уильям, однако, не отказался от своего намерения.

– Вы превосходно танцуете, мисс Элиза, и с вашей стороны просто жестоко лишить меня такого приятнейшего зрелища. И хотя этот джентльмен – небольшой любитель танцев, у него, конечно, не может быть возражений против того, чтобы так легко оказать нам столь большую услугу.

Улыбка осветила её лицо.

– Мистер Дарси – сама любезность! – сказала Элизабет.

В её улыбке чувствовался вызов, в том не было сомнений. Сказала–то она о моей любезности, но имела в виду прямо противоположное. Моё желание потанцевать с ней росло. Она явно противопоставляла себя мне, а мой инстинкт заставлял меня стремиться к победе в этом противостоянии.

Почему она пренебрегала мной? Из–за долетевших до её слуха слов, что она недостаточно хороша, чтобы вызвать мой интерес на балу в Меритоне? Так оно и есть! Мне это понравилось. Мои десять тысяч фунтов не перевесили её желания отыграться на мне.

Она покинула меня, а я, глядя ей вслед, все больше восхищался легкостью её походки и грациозностью движений, и не мог припомнить, как давно я не чувствовал себя так хорошо.

– Хотите, я угадаю, о чем вы задумались? – Кэролайн остановилась около меня.

– Надеюсь, вам это не удастся.

– Вы думаете, как невыносимо будет проводить таким образом много вечеров, один за другим, в подобном обществе. И я совершенно с вами согласна. В жизни еще не испытывала такой скуки! Лезут из кожи вон, чтобы себя показать! Сколько в этих людях ничтожества и в то же время самодовольства. Чего бы я ни отдала, чтобы услышать, как вы о них будете потом рассказывать.

– На этот раз, поверьте, вы не угадали. Я размышлял о гораздо более приятных вещах: скажем, о том, сколько очарования заключается в красивых глазах на лице хорошенькой женщины.

Кэролайн усмехнулась.

– И что это за леди удостоилась чести навести вас на подобные мысли? – потребовала она разъяснений.

– Мисс Элизабет Беннет, – отвечал я, продолжая провожать взглядом мисс Беннет.

– Мисс Элизабет Беннет? – повторила мисс Бингли. – Признаюсь, я поражена до глубины души! Давно ли она пользуется такой благосклонностью? И скоро ли разрешите пожелать вам счастья?

– Именно тот вопрос, которого я от вас ожидал. Какой стремительностью обладает женское воображение! Оно перескакивает от простого одобрения к любви и от любви к браку в одну минуту. Я так и знал, что вы мне пожелаете счастья.

– Что ж, если вы говорите серьезно, я буду считать дело решенным. У вас будет очаровательная теща, которая, конечно же, поселится с вами в Пемберли.

А я слушал с совершенным безразличием, как она развлекается подобными фантазиями. Уж если мне нравится любоваться мисс Элизабет Беннет, то я буду делать это, а Кэролайн может изощряться в остроумии сомнительного свойства сколько ей угодно.

12 ноября, вторник

Бингли и я этим вечером обедали с офицерами. В окрестностях Меритона расквартирован полк, и большинство офицеров неглупы и хорошо воспитаны. Вернувшись домой, мы обнаружили мисс Беннет, которую Кэролайн и Луиза пригласили к обеду. Она направлялась в Незерфилд верхом, попала под ледяной дождь и основательно промокла. Как и можно было ожидать, она подхватила простуду.

Бингли был ужасно взволновал и настаивал, чтобы она осталась ночевать у нас. Сестры поддержали его. Мисс Беннет удалилась в отведенную ей комнату довольно рано, а Бингли продолжал быть неспокоен весь остаток вечера. А я напоминал себе, что Бингли всего двадцать три. Сейчас он крайне озабочен здоровьем мисс Беннет, а к Рождеству уже будет в Лондоне и благополучно забудет её.

13 ноября, среда

С утра мисс Беннет всё ещё чувствовала себя нездоровой, и Кэролайн с Луизой настояли на том, чтобы она осталась в Незерфилде до полного выздоровления. Сомневаюсь, что они были бы столь же настойчивы, не одолевай их скука. Угроза остаться без компании сделала их аргументы очень убедительными. Бингли, как только узнал, что мисс Беннет не стало лучше, потребовал послать за мистером Джонсом, аптекарем.

– Думаешь, это действительно необходимо? – засомневался я. – Твои сестры так не думают, ведь у неё только в горле першит и голова болит.

– Должен ли я вам объяснять, к чему может привести воспаление в горле? – продолжал настаивать Бингли.

За мистером Джонсом послали, к тому же сочли необходимым известить семью мисс Беннет, после чего принялись за завтрак.

Мы ещё не закончили завтракать, когда доложили о посетителе. Кэролайн и Луиза оторвались от чашек с шоколадом и обменялись удивленными взглядами со своим братом.

– Кто бы это мог быть в такую рань и в такую погоду? – спросила Кэролайн.

Ответ не задержался – дверь открылась, и появилась мисс Элизабет Беннет. Взгляд её был озабоченным, а щеки раскраснелись. По одежде было видно, что пришла она пешком, обувь её была в грязи.

– Мисс Беннет! – воскликнул мистер Хёрст таким тоном, будто привидение явилось ему.

– Мисс Беннет! – вторила ему Кэролайн. – Неужели вы пришли пешком? – изумилась она, разглядев, что нижние юбки и ботинки мисс Элизабет дюймов на шесть испачканы грязью.

– Да, – просто ответила та, будто это само собой разумелось.

– Пройти три мили в такое раннее время! – опять воскликнула Кэролайн, в ужасе глядя на Луизу.

– И в такую ненастную погоду! – Луиза было поражена не меньше.

Бингли не поддержал их излишне горячего изумления.

– Мисс Элизабет Беннет, как любезно, что вы пришли, – обратился он к гостье, вскочив со своего места и схватив её за руки. – Ваша сестра серьёзно заболела, у неё лихорадка.

Кэролайн, наконец, справилась со своим удивлением.

– Чарльз, не расстраивай мисс Беннет понапрасну, – остановила она его и обратилась уже к ней. – Всего лишь головная боль и горло побаливает. Она не очень хорошо спала, но теперь уже проснулась. Пока ещё чувствует легкую слабость и её слегка знобит, поэтому она осталась в своей комнате.

– Вы, должно быть, продрогли и промокли насквозь, – обратился Бингли к Элизабет.

– Не обращайте внимания. Я часто гуляю по утрам, и сырость и холод совсем не беспокоят меня. Где Джейн? Могу я увидеть её?

– Конечно, – поспешил заверить её Бингли. – Я провожу вас к ней.

Я не мог не отметить очаровательную свежесть её лица после прогулки, но вовсе не был уверен, что она поступила правильно, отправившись пешком так далеко от дома. Если бы её сестра была серьезно больна, я бы понял, но из–за легкой простуды?

Чарльз увел мисс Беннет. Кэролайн и Луиза, чувствуя свою ответственность за гостью, последовали за ними. Бингли вскоре вернулся, оставив сестер в комнате больной.

– Нам пора, – напомнил я, взглянув на часы.

Мы сговорились ранее с несколькими офицерами сыграть на бильярде. Стоит ли говорить, что Бингли не хотел ехать, но я объяснил, как несерьезно мы будем выглядеть, если не явимся из–за недомогания подруги сестры. Вид у него был недовольный, но он привык доверять моему мнению и прислушивался к моим советам. И это было разумно. Уж полковник Форстер вряд ли принял бы всерьез подобное объяснение нашего отсутствия.

Мы вернулись довольно поздно, и в половине шестого все собрались за обеденным столом. Мисс Элизабет Беннет присоединилась к нашему обществу. Теперь она выглядела уставшей. Румянец сошел с её лица, а глаза потускнели. Но как только Бингли стал расспрашивать её о состоянии сестры, она оживилась.

– Как себя чувствует ваша сестра? – обратился к ней Бингли.

– Боюсь, лучше ей не становится.

– Ужасно! – воскликнула Кэролайн.

– Печально слышать это, – понизила тон Луиза.

Мистер Хёрст только хмыкнул.

– Ненавижу серьезные недомогания, – поделилась с нами Луиза.

– Как я тебя понимаю, нет ничего более утомительного, – согласилась Кэролайн.

– Могу ли я сделать что–нибудь для неё? – спросил Бингли.

– Спасибо, пока ничего не требуется, – ответила Элизабет.

– Может быть, ей хочется чего–нибудь?

– Спасибо, сейчас у неё есть всё необходимое.

– Рад слышать, но вы должны сразу сказать мне, если можно будет как–то облегчить её страдания.

– Спасибо, не премину, – она была тронута искренним вниманием Бингли.

– Вы выглядите уставшей, ведь вы провели с сестрой целый день. Позвольте предложить вам хотя бы тарелку супа? Не хочу, чтобы и вы свалились, ухаживая за сестрой.

Она улыбнулась в ответ на его заботу, и я тоже оценил его искренность. Есть в нем такая вот простота в общении, которой я, увы, не обладаю. Я был благодарен Бингли за то, что он своей заботой облегчает ей пребывание за столом.

– Я вернусь к Джейн, – сказала она, как только обед был закончен.

Я бы предпочел, чтобы она осталась.

Как только Элизабет оставила нас, Кэролайн и Луиза принялись злословить в её адрес.

– Никогда не забуду, в каком виде она появилась сегодня, словно какая–то дикарка, – начала Луиза.

– Она и была ею, – поддержала её Кэролайн.

– А её юбка! Надеюсь, вы видели ее юбку – в грязи дюймов на шесть, не меньше, – продолжила делиться своими наблюдениями Луиза.

Бингли не выдержал.

– Быть может, это все верно, – сказал он, – но я, признаюсь, ничего такого не заметил.

– Вы–то, надеюсь, её разглядели, мистер Дарси, – продолжала настаивать Кэролайн. – Боюсь, сегодняшнее приключение повредит вашему мнению о её глазах.

– Отнюдь нет, – ответил я. – После прогулки они горели еще ярче.

Кэролайн примолкла. Она поняла, что я не позволю ей злословить в адрес Элизабет, но кто бы сомневался, что она продолжит это делать в моё отсутствие.

– Мне очень нравится Джейн Беннет. Она в самом деле славная девочка. И я от души желаю ей счастливо устроиться в жизни. Но боюсь, что при таких родителях и прочей родне у нее для этого мало возможностей, – Луиза избрала менее агрессивную манеру.

– Ты, кажется, говорила, что их дядя – стряпчий в Меритоне? – уточнила Кэролайн.

– Как же! А еще один дядя живет в Чипсайде, – поделилась Луиза.

– Даже если бы их дядюшки заселили весь Чипсайд, – решительно заявил Бингли, – она не стала бы от этого менее привлекательной.

– Да, но это весьма помешало бы ей выйти замуж за человека с некоторым положением в обществе, – заметил я.

Бингли нуждался в ком–то, кто напоминал бы ему о реалиях нашей жизни. В прошлом году он настолько увлекся некой барышней, что чуть не сделал ей предложение, совершенно забыв, что отец её всего лишь булочник. Я ничего не имею против булочников, но они не принадлежат к нашему кругу, так же как стряпчие или жители Чипсайда.

– Как четко вы это выразили, мистер Дарси, – похвалила меня Кэролайн.

– Я не смог бы выразить это лучше, – подал голос мистер Хёрст, выйдя из своего забытья.

– Чипсайд! – закатила глаза Луиза.

Бингли промолчал с мрачным видом.

Его сестры решили, что пора навестить больную. Вернулись они уже в сопровождении мисс Элизабет Беннет.

– Не хотите ли составить нам партию в карты? – обратился к ней мистер Хёрст.

– Спасибо, нет, – ответила она, по–видимому, опасаясь, что игра идет на крупные ставки.

Сначала она действительно принялась за чтение, но потом изменила своё мнение, приблизилась к карточному столу и заинтересовалась игрой. Она стояла за креслом Кэролайн, и мне хорошо было видно её лицо.

– Мисс Дарси, я думаю, заметно выросла с прошлой весны, – Кэролайн обратилась ко мне. – Она, наверно, станет такой же высокой, как я.

– Вполне возможно. Сейчас она ростом, пожалуй, с мисс Элизабет Беннет или даже чуть–чуть выше.

– Как бы мне хотелось снова ее увидеть! Я не встречала никого в жизни, кто бы мне так нравился. Ее внешность и манеры безупречны. А какая образованность в подобном возрасте!

– Меня удивляет, как это у всех молодых леди хватает терпения, чтобы стать образованными, – высказал своё восхищение Бингли.

– Все молодые леди образованные? Чарльз, дорогой, что ты хочешь этим сказать? – поинтересовалась Кэролайн.

– По–моему, все. Все они рисуют пейзажи, раскрашивают экраны для каминов и вяжут кошельки. Я не знаю, наверно, ни одной девицы, которая не умела бы этого делать.

– Ваше перечисление совершенств молодых женщин, – улыбнулся я, – к сожалению, верно. Образованной называют всякую барышню, которая заслуживает этого тем, что вяжет кошельки или раскрашивает экраны. Но я далек от того, чтобы согласиться с вашим мнением о женском образовании. Я, например, не мог бы похвастаться, что среди знакомых мне женщин наберется больше пяти–шести образованных по–настоящему.

– Я с вами вполне согласна, – поддержала меня мисс Бингли.

– В таком случае, – заметила Элизабет, – вы, вероятно, можете дать точное определение понятия «образованная женщина»?

Мне показалось, что она подсмеивается надо мной. А может я и ошибался. Отступать, однако, было поздно.

– Да, оно кажется мне достаточно ясным.

Но мисс Беннет, вопреки моим ожиданиям, не выглядела смущенной.

– О, в самом деле! – пришла на помощь мисс Бингли, моя преданная союзница. – По–настоящему образованным может считаться лишь тот, кто стоит на голову выше всех окружающих. Женщина, заслуживающая это название, должна быть хорошо обучена музыке, пению, живописи, танцам и иностранным языкам. И кроме всего, она должна обладать каким–то особым своеобразием внешности, манер, походки, интонации и языка – иначе это название все–таки будет заслуженным только наполовину.

Я увидел на лице мисс Беннет веселое выражение. Сначала только задорные искры замелькали в её глазах, но к концу речи она уже вовсю улыбалась.

– Всем этим она действительно должна обладать, – веселье мисс Беннет задело меня. – Но я бы добавил к этому нечто более существенное – развитый обширным чтением ум.

– В таком случае меня нисколько не удивляет, что вы знаете только пять–шесть образованных женщин. Скорее мне кажется странным, что вам все же удалось их сыскать, – рассмеялась она.

Меня должно было бы рассердить то, как она подшучивает надо мной, но, к моему удивлению, это развеселило меня. Внезапно меня поразила мысль о том, как много я требую от представительниц противоположного пола, в то время как пары прекрасных глаз хватило, чтобы подарить мне счастье, какого я не знал ранее. Это было счастье слушать пение женщины или её игру на фортепьяно. Не припомню, чтобы я когда–либо испытывал такое.

– Неужели вы так требовательны к собственному полу и сомневаетесь, что подобные женщины существуют? – Кэролайн вернула моё внимание к спору.

– Мне они не встречались. Я никогда не видела, чтобы в одном человеке сочетались все те способности, манеры и вкус, которые были вами сейчас перечислены.

Я задумался, а встречал ли я сам таких людей.

Миссис Хёрст и мисс Бингли стали наперебой уверять, что им приходилось встречать немало женщин, вполне отвечающих предложенному описанию.

Мисс Беннет склонила голову, но вовсе не в знак признания своего поражения, а чтобы скрыть улыбку. И только когда я увидел эту улыбку, я сообразил, что сестры Бингли противоречили своим же более ранним утверждениям о том, что такие женщины редки. И по мере того, как я наблюдал игру улыбок на лице мисс Беннет, я все больше утверждался в мысли, что никогда она не нравилась мне так, как сейчас, и никогда я не получал такого удовольствия от беседы.

Кончилось всё тем, что мистер Хёрст призвал жену и её сестру к порядку, жалуясь на их невнимание к игре. Разговор прекратился, а Элизабет вскоре вышла из комнаты и вернулась к больной сестре.

Я видел, какая сильная привязанность существует между Элизабет и её сестрой. И я не мог представить себе, что Кэролайн или Луиза были бы способны провести столько времени у постели другой, заболей одна из них. А ведь они тоже родные сестры, но как мало это их связывает. Жаль. Любовь моей сестры – одна из величайших радостей моей жизни.

– Элиза Беннет, – сказала мисс Бингли, когда дверь за ней затворилась, – принадлежит к тем девицам, которые пытаются понравиться представителям другого пола, унижая свой собственный. На многих мужчин, признаюсь, это действует. Но, по–моему, это низкая уловка худшего толка.

– Несомненно, – отозвался я. – Низким является любой способ, употребляемый женщинами для привлечения мужчин. Все, что порождается хитростью, отвратительно.

Мисс Бингли не настолько была удовлетворена полученным ответом, чтобы продолжить разговор на ту же тему. Она вернулась к игре.

А я отправился в свою комнату с чувством явного неудовлетворения прошедшим днем. Присущее мне спокойствие покинуло меня. Я обнаружил, что думаю не о завтрашних делах и заботах, а о мисс Элизабет Беннет.

14 ноября, четверг

Жизнь вовремя напомнила мне об опасности увлечения парой прекрасных глаз. Элизабет отправила утром записку матери, приглашая её приехать и лично оценить состояние здоровья мисс Беннет.

После недолгого пребывания подле больной дочери миссис Беннет и две её младшие дочери, сопровождавшие её в поездке в Незерфилд, спустились в комнату для завтраков и присоединились к нам.

– Надеюсь, вы нашли состояние мисс Беннет лучшим, чем могли ожидать, – сказал Бингли.

Он был расстроен болезнью Джейн и пытался найти утешение в бесконечной череде указаний горничной, имеющих целью оградить мисс Беннет от любых неудобств.

– Несомненно, сэр, – отвечала миссис Беннет. – Но она ещё слишком слаба, чтобы перевезти её домой. Мы вынуждены будем пользоваться вашей любезностью несколько дольше, чем рассчитывали.

– Оставьте эти условности! – воскликнул Бингли. – Не следует об этом беспокоиться.

Кэролайн его добросердечие не пришлось по душе. Думаю, присутствие в доме человека, нуждающегося в особом внимании, начало тяготить её. Не появись Элизабет, сестре её досталось бы немного сочувствия, и всё своё время она проводила бы в одиночестве.

Тем не менее, ответ Кэролайн был достаточно любезен – она заверила, что мисс Беннет будет обеспечен должный уход.

Миссис Беннет посетовала на неожиданную болезнь дочери, но потом, оглядев всё вокруг, похвалила Бингли за то, что он арендовал такое чудесное поместье.

– Не знаю, есть ли в нашем графстве уголок, подобный Незерфилду. Вам не захочется скоро его покинуть, не так ли, хоть вы и арендовали его ненадолго?

– Я всегда отличался стремительностью, – не стал обнадеживать её Бингли. – Если я решусь покинуть Незерфилд, меня, возможно, не будет здесь уже через пять минут.

Это повернуло разговор к обсуждению особенностей человеческой природы. Элизабет призналась, что мало в этом разбирается из–за недостатка опыта и наблюдений.

– Провинция, – согласился я, – дает немного материала для такого изучения. Слишком ограничен и неизменен круг людей, с которыми здесь можно соприкоснуться.

– Люди, однако, меняются сами так сильно, что то и дело в каждом человеке можно подметить что–нибудь новое.

Разговор с Элизабет не похож ни на какой иной. Это не тривиальное занятие, это изощренное упражнение для ума.

– О, в самом деле, – неожиданно вступила в разговор миссис Беннет. – Смею вас уверить, что в провинции всего этого ничуть не меньше, чем в городе! По мне так провинция не уступает даже Лондону, конечно, если не иметь в виду магазинов и развлечений. В провинции жить приятнее, не правда ли, мистер Бингли?

Убедить Бингли было несложно. Он тут же признался, что счастлив в любом месте и в любом окружении.

– Да, но это потому, что вы обо всем здраво судите. А вот этот джентльмен, – она бросила взгляд на меня, – смотрит на провинциальную жизнь свысока.

Элизабет, конечно, могла краснеть от неловкости или говорить своей матери, что та неправа, но меня–то это просто привело в чувство и напомнило, что никакое смущение, пусть даже мило выглядящее, не сможет компенсировать ущерб репутации от наличия подобной мамаши.

А миссис Беннет невольно наносила своей репутации всё больший ущерб, то восхваляя манеры сэра Уильяма Лукаса, то намекая на «некоторые персоны, которые будучи крайне заносчивыми, не снисходят до разговоров с другими». Нетрудно было понять, что речь шла обо мне.

Худшее, однако, было впереди. Младшая из барышень навязчиво стала уговаривать Бингли устроить бал. Тот был столь любезен, что согласился на это, после чего миссис Беннет и её младшие дочери уехали. Элизабет сразу вернулась в комнату сестры.

После их ухода Кэролайн была крайне язвительной.

– Ну конечно, их приглашают к обеду в целых двадцать четыре дома! Не смешно ли! И эта бедная дама не сомневается, что это и есть благородное общество.

– Никогда в моей жизни не слышала ничего более смехотворного, – поддержала её Луиза.

– И вульгарного, – добавила Кэролайн. – А младшая девица! Подавай ей бал! Не могу поверить, Чарльз, что ты согласился.

– Но я люблю давать балы, – запротестовал Бингли.

– Тебе не следовало поощрять её бесцеремонность, – объяснила ему Луиза.

– Именно. Это только поощрит её на худшее. Хотя куда уж хуже! Китти была просто ужасна, но самая младшая… – как там её звали?

– Лидия, – подсказала Луиза.

– Лидия! Конечно, Лидия! Как можно быть столь бесцеремонной. Убеждена, вы не хотели бы, Дарси, чтобы ваша сестра походила на неё.

– Нет, не хотел бы, – мне слова Кэролайн не понравились.

Как ей пришло в голову сравнивать Джорджиану с подобной девицей!

– А ведь они одного возраста, – продолжила мисс Бингли. – Вообразить невозможно, какими разными могут быть две девушки: одна элегантная и изысканная, другая легкомысленная и болтливая.

– Это всё от воспитания, – сделала вывод Луиза. – Чего Лидия могла набраться от подобной матери, кроме вульгарности?

– Бедные девушки, – заключила Кэролайн, подчеркнув это решительным кивком.

– Боюсь, все они там такие.

– Но не мисс Беннет! – запротестовал Бингли. – Ты же сама говорила, что она очень милая девушка.

– Так оно и есть. Возможно, ты прав, и ей удалось избежать влияния здешнего общества. А вот Элизабет Беннет слишком уж самонадеянная, хотя её глаза кое–кому кажутся прекрасными, –Кэролайн явно обращалась ко мне.

Я уже почти выкинул Элизабет из своей головы, но после такого намека изменил намерения. Ни за что не доставлю удовольствия мисс Бингли, сколь бы саркастичной она ни была.

Вечером Элизабет вышла к нам в гостиную. Я ограничился коротким «Добрый вечер» и устроился писать письмо Джорджиане. Элизабет занялась рукоделием в дальней части комнаты.

Я ещё не написал и нескольких строк, как Кэролайн стала делать мне комплименты за красивый почерк и пространность письма. Я старательно игнорировал её замечания, но её это не обескуражило, и она продолжила льстить мне. Лесть приятна, но до определенного предела; когда ее слишком много, она начинает утомлять и может вызвать раздражение. Я же продолжал оставаться равнодушным, так как не хотел обидеть Бингли.

– Как рада будет мисс Дарси, получив это письмо! – Кэролайн не думала останавливаться.

Я по–прежнему хранил молчание.

– Вы пишите необыкновенно бегло.

Я попался на уловку, ответив: – Вы ошибаетесь. Пишу я довольно медленно.

– Напишите, ради бога, вашей сестре, как мне хочется ее повидать.

– Я уже написал это по вашей просьбе.

– Как это вы ухитряетесь писать так ровно? – она не собиралась закончить беседу.

Я подавил раздражение и промолчал. Дождливые вечера в провинции – худшее из того, с чем мне приходилось сталкиваться, особенно в небольшой компании. Следует сдерживать себя, чтобы не опуститься до грубости.

– Сообщите вашей сестре, что меня очень обрадовали ее успехи в игре на арфе…

Господи, да от кого же будет это письмо? Я собрался было ответить надлежащим образом, но не успел.

– … И, пожалуйста, передайте, что я в восторге от ее прелестного узора для скатерти и считаю его гораздо более удачным, чем рисунок мисс Грантли.

– Вы позволите отложить ваши восторги до следующего письма? Здесь у меня уже не осталось для них подобающего места.

Я увидел, что всё это стало забавлять Элизабет и, чтобы скрыть улыбку, она склонилась над своим рукоделием. Немного нужно было, чтобы вызвать её улыбку, и это становилось очень заразительным. Невольно, я и сам чуть не засмеялся.

Кэролайн, однако, не оставляла своих надежд втянуть меня в разговор.

– Скажите, вы ей всегда пишете такие восхитительные длинные письма, мистер Дарси?

– Да, они довольно пространные, – избежать разговора было невозможно, – но насколько они восхитительны, не мне судить.

– Мне кажется само собой разумеющимся, что человек, который способен с легкостью написать длинное письмо, не может написать его плохо, – сказала она.

– Для Дарси это не комплимент, Кэролайн, – вмешался ее брат, – письма даются ему не так–то легко. Слишком уж он старается все время выискивать четырехсложные словечки, не правда ли, Дарси?

– Стиль моих писем, разумеется, отличается от твоего, – согласился я.

– В моей голове мысли проносятся так стремительно, что я не успеваю их выразить. Оттого–то мои письма иной раз не доносят никаких мыслей до тех, кому они адресованы, – признался Бингли.

– Ваша скромность, мистер Бингли, – сказала Элизабет, отложив своё шитьё, – разоружила бы любого вашего критика.

– Нет ничего более обманчивого, чем показная скромность, – возразил я, засмеявшись над признанием Бингли. Но где–то в глубине души меня огорчило, что она хвалит его. – Под ней часто скрывается равнодушие к посторонним мнениям, а иногда и замаскированная похвальба.

– Чем же ты назовешь мое смиренное суждение? – заинтересовался Бингли.

– Разумеется, замаскированной похвальбой, – заулыбался я. – Ведь в глубине души ты гордишься недостатками своих писем. Ты считаешь, что их порождает быстрота мысли и небрежность исполнения – свойства хоть и не похвальные, но все же не лишенные привлекательности. Способность делать что–либо быстро всегда высоко ценится её обладателем, зачастую независимо от качества исполнения. Сегодня утром ты ведь хотел представить себя в самом выгодном свете, заявив миссис Беннет, что не задержался бы в Незерфилде и пяти минут, если бы тебе вздумалось его покинуть. По существу же, что похвального в поспешности, из–за которой важные дела могут остаться незаконченными и от которой никакого проку нет ни тебе самому, ни кому–либо другому? И если бы в тот момент, когда ты вскакивал бы на коня, поблизости нашелся друг, который сказал бы: «Бингли, а не лучше ли вам на недельку задержаться?» – быть может, ты так бы и поступил и никуда не поехал – другими словами, застрял бы еще на целый месяц.

– Вы только доказали, – засмеялась и Элизабет, – что мистер Бингли несправедлив сам к себе. И превознесли его больше, чем это сделал он сам.

– Мне приятно, что вы обращаете слова моего друга в похвалу мягкости моего характера, – сказал Бингли. – Но боюсь, ваше толкование его слов прямо противоположно мысли, которую вкладывал в них Дарси. Он–то, разумеется, думает, что при таких обстоятельствах для меня лучше всего было бы наотрез отказаться и ускакать как можно быстрее.

Я улыбался, но по непонятной мне причине радости не чувствовал. Хотя был уверен, что отношусь к Бингли очень хорошо, и мне приятно, когда другие люди ценят его также, как и я.

– Но Дарси одобрил бы меня, если бы в указанных обстоятельствах, я отказался и уехал бы, – добавил он.

– Разве мистер Дарси находит, что опрометчивость вашего первоначального решения искупалась бы упрямством, с которым вы его выполнили? – подзадорила его Элизабет.

– Честное слово, мне трудно вам объяснить, в чем тут дело. Пусть лучше Дарси говорит за себя.

Я отложил перо – письмо было забыто.

– Вы хотите, чтобы я защищал мнение, которое мне приписываете, но которого я не высказывал, – мне тоже стало весело.

– А разве вы не видите заслуги в готовности легко уступить настояниям друга? – продолжала настаивать Элизабет.

Против моей воли она втянула меня в спор.

– Неразумная уступка не сделала бы чести умственным способностям обоих, – возразил я.

– Мне кажется, мистер Дарси, вы недооцениваете влияние дружбы или привязанности.

Я видел, что разговор раздражал Кэролайн, но сам я получал удовольствие от нашего спора.

– А не следует ли нам, прежде чем обсуждать вопрос дальше, точнее определить значительность просьбы, так же как и степень близости между друзьями? – обратился я к Элизабет.

– Совершенно необходимо! – воскликнул Бингли. – Давайте условимся обо всех мелочах, не забывая даже о росте и силе друзей, – это, мисс Беннет, может иметь гораздо большее значение, чем кажется на первый взгляд. Поверьте, если бы Дарси не выглядел по сравнению со мной таким верзилой, я бы с ним меньше считался. При известных обстоятельствах и в определенных местах он, признаюсь, заставляет себя бояться, особенно в собственном доме и когда ему нечего делать в воскресный вечер.

Я продолжал улыбаться, но в душе был уязвлен. Я чувствовал, что в словах Бингли была доля истины, но не хотел, чтобы с этим согласилась Элизабет.

Было заметно, что Элизабет едва сдерживается, чтобы не засмеяться. Надеюсь, сдерживается не из страха передо мной. Да нет, конечно. Если бы она опасалась меня, то не подшучивала бы надо мной!

– Я разгадал твой замысел, Бингли, – был мой ответ. – Тебе не нравится наш спор, и ты решил таким способом с ним покончить.

– Быть может, – согласился Бингли.

Спор постепенно затих, и все почувствовали какую–то неловкость. Элизабет вернулась к своему шитью, а я смог, наконец, заняться письмом. Часы на каминной полке громко отсчитывали минуты. Я закончил письмо и отложил его в сторону.

Никто не предпринимал попыток возобновить разговор.

Чтобы как–то оживить вечер, я попросил дам немного развлечь компанию музыкой. Кэролайн и Луиза с радостью согласились и начали исполнять итальянские арии, а я обнаружил, что не отвожу глаз от Элизабет. Она отличалась от всех женщин, которые встречались мне ранее. Её красота не идеальна, но я предпочел бы любоваться её лицом, а не чьим–то пусть даже более совершенным. У неё совсем не мягкий характер, но её манера общаться с людьми нравилась мне больше, чем та, что я встречал в обществе. Она не получила блестящего образования, но у неё живой ум, который делает её интересным собеседником, а разговор с ней захватывающим. Давно уже мне не приходилось участвовать в подобных словесных поединках, а может такого не случалось вообще, и в нашем общении я каждый раз вынужден был противостоять её остроумию.

Кэролайн для разнообразия начала играть веселую шотландскую мелодию, а у меня неожиданно вырвалось: «А не желаете ли вы, мисс Беннет, воспользоваться случаем и протанцевать рил?»

Она улыбнулась, но ничего не ответила. Мне это показалось загадочным. Уж не сфинкс ли она, посланный, чтобы заставить меня страдать? Не иначе, ведь никогда раньше мне в голову не приходила подобная поэтическая чепуха. Вот и теперь, вместо того, чтобы привести меня в чувство, её молчание ещё больше воспламенило меня, и я повторил мой вопрос.

– Я вас прекрасно расслышала, – сказала она. – Просто я не сразу нашла ответ. Вам, конечно, хотелось, чтобы, приняв приглашение, я дала вам желанный повод убедиться в моих низменных вкусах. Но я всегда любила разгадывать такого рода ловушки. Вот почему мне пришло в голову сказать, что я вообще терпеть не могу танцевать рил. А теперь осуждайте меня, если можете.

Было ли у меня в действительности такое извращенное намерение? – задал я вопрос себе. Хотя улыбка сползла с моего лица в ответ на её шутку, я оценил прямоту объяснения.

– Поверьте, я никак не мог бы вас осудить!

Элизабет, считавшая, что её слова должны были меня задеть, была удивлена такой любезностью, а я был доволен, что мне, наконец, удалось озадачить её, ведь до сих пор преимущество всегда было на её стороне.

Я всё отчетливей понимал, что еще никогда не был так сильно очарован никакой другой женщиной. И мне было ясно, что, если бы у Элизабет оказалась более подходящая семья, моему сердцу угрожала бы некоторая опасность.

Но тут вмешательство Кэролайн нарушило ход моих мыслей и не позволило высказать то, о чем я потом пожалел бы.

– Надеюсь вашей сестре уже лучше, – промолвила она. – Я думаю, мне следует подняться к ней.

– Я поднимусь с вами, – сказала Элизабет. – Бедная Джейн, я оставила её одну так надолго.

Они покинули гостиную, а я остался гадать, намерено ли Кэролайн отвлекла Элизабет от нашей беседы и напомнила о больной сестре. А ещё меня тревожила мысль о том, как близок я был к тому, чтобы изменить своим принципам.

15 ноября, пятница

Утро выдалось прекрасным, и мы с Кэролайн прогуливались вдвоем по обсаженным кустами дорожкам около дома.

– Желаю вам удачной женитьбы, – начала она.

Я не хотел развивать эту тему, но и не надеялся, что мисс Бингли можно остановить. Она изводила меня разговорами о возможном браке уже несколько дней.

– Надеюсь, после того как столь желанное событие совершится, вам удастся намекнуть вашей теще, как полезно иногда держать язык за зубами. А когда с этим вы справитесь – отучите младших сестер от привычки бегать за офицерами.

Я сохранял улыбку на лице, но меня эти разговоры уже начали раздражать. Кэролайн касалась именно тех обстоятельств, которые беспокоили и меня. Я категорически не мог представить миссис Беннет своей тёщей, а её младших дочерей сёстрами Джорджианы. Это не укладывалось в моей голове.

– Может быть, вы посоветуете еще что–нибудь полезноедля моего семейного счастья? – спросил я, чтобы хоть как–то скрыть своё раздражение. Выкажи я его явно, она пошла бы ещё дальше в своём сарказме.

– О, разумеется! Непременно повесьте портрет дядюшки Филипса в Пемберли. Что же касается портрета вашей Элизабет, то даже не пытайтесь его заказывать. Разве какой– нибудь художник сумеет достойно запечатлеть на полотне эти прекрасные глазки? – она уже откровенно дурачилась.

Я не стал отвечать на её провокации, а представил себе портрет Элизабет в галерее Пемберли. И ещё один портрет, висящий рядом. На нем мы были вместе с Элизабет. Мне воображаемая картина понравилась, и я заулыбался.

– Их выражение в самом деле будет не так–то легко передать. Но их форму, цвет, необыкновенно длинные ресницы хороший художник сможет изобразить, – нашел я, как включиться в игру.

Кэролайн это не доставило удовольствия, но мне–то что за дело, если теперь её очередь почувствовать раздражение. Она собралась было ответить мне, но в эту минуту мы встретились с самой Элизабет и Луизой, которые шли по другой дорожке.

Кэролайн была смущена, да и было от чего. Мне тоже стало неловко. Не думаю, что Элизабет слышала речи Кэролайн, да и даже если бы услышала, вряд ли это вывело бы её из себя. Ведь не нарушили её спокойствие мои нелестные замечания на балу.

Увидев её, я вдруг сообразил, что она гость в нашем доме. А я так увлекся мечтами о ней, что забыл о реальной Элизабет и оставил её на попечение Бингли. Я почувствовал угрызения совести, когда понял, что она не ощутила ни теплоты, ни дружелюбия, оставаясь с нами. Конечно, в её присутствии всё было в рамках приличий, но стоило ей покинуть нас, не оставалось даже элементарной деликатности. Меня никогда ранее так не раздражали ни Кэролайн, ни Луиза, но этой–то хватило минимального радушия, чтобы предложить Элизабет выйти на прогулку, а мне не хватило! Я был очень недоволен собой. Глазками–то я любовался, а вот сделать что–нибудь, чтобы она не чувствовала себя чужой в Незерфилде, мне не пришло в голову.

Последующие слова Луизы, правда, умерили мою симпатию к ней: – Как вам не стыдно! Убежали из дому втихомолку, – и, уцепившись за мою свободную руку, она предоставила Элизабет дальше идти одной.

Я, заметив такую её бестактность, тотчас же сказал: – Эта тропинка недостаточно широка для нашей компании. Давайте выйдем на аллею.

Однако Элизабет, которой очень хотелось от нас отделаться, весело ответила, что мы образуем необыкновенно живописную группу, но гармония будет нарушена, если к нам присоединится четвертый. Затем, пожелав нам хорошей прогулки, она с радостью сбежала от нас, довольная, как ребенок, которому удалось освободиться от скучных занятий. А я, глядя ей вслед, чувствовал, как настроение моё исправляется. Во мне росло ощущение свободы, свободы от удушающих условностей, которые заполняли мою жизнь. И мне захотелось убежать вместе с ней.

– Мисс Элиза Беннет ведет себя не лучше своих младших сестер, – укоризненно сказала Кэролайн.

– Однако не столь недостойно, как мы, – меня это уже серьезно раздражало. – Она гость в доме вашего брата, и уже поэтому нам следует уважать её достоинство. Она не должна постоянно ощущать наше пренебрежительное отношение и должна быть уверена, что за её спиной никто не злословит на её счет.

Кэролайн сначала удивилась, а потом сделалась недовольной. Однако выражение моего лица удержало её от комментариев или возражений. Бингли может жаловаться на то, как я иногда на него смотрю, но польза от таких взглядов очевидна.

Я оглянулся вслед Элизабет, но её уже не было видно. Вышла она только к обеду. А после обеда сразу вернулась к сестре. Однако позже, когда мы с Бингли переместились в гостиную к его сестрам, Элизабет была уже там.

Кэролайн смотрела на меня с опаской. Днем я был очень резок, обращаясь к ней и Луизе, и с тех пор не выказывал никаких знаков внимания. Я бросил холодный взгляд на неё и обратил свой взор к мисс Джейн Беннет, которая чувствовала себя уже достаточно хорошо, чтобы спуститься вниз, и теперь сидела рядом с сестрой.

Бингли был искренне рад, что мисс Беннет стало лучше. Он суетился вокруг неё – то заботился, чтобы огня в камине было достаточно, то проверял, не угрожают ли ей сквозняки. Выражение моего лица стало не столь суровым, и я это отчетливо почувствовал. Бингли был безмерно заботлив, а Джейн заслуживала того, и это напомнило мне, почему он мне так по душе, и почему я счастлив называть его своим другом. Его мягкость и доброжелательность позволяют любому легко склонить его на свою сторону, но эти же качества делают его приятным компаньоном и радушным хозяином. Было заметно, что и Элизабет думает так же. Я чувствовал, что после наших дискуссий мы нашли с ней общий язык.

Кэролайн старалась продемонстрировать свою заботу о выздоравливающей, но на самом деле больше интересовалась книгой, которую я взял после того, как было решено не играть в карты.

– Как приятно так провести вечер! Говоря откровенно, я не знаю удовольствий, подобных чтению, – заявила она, противореча себе тем, что в мою книгу она заглядывала чаще, чем в свою.

Я промолчал – не нравилась она мне. Вместо ответа я уставился в свою книгу, хотя предпочел бы смотреть на Элизабет. Отсветы огня на её лице просто завораживали.

Убедившись, что меня не разговорить, Кэролайн обратила своё внимание на брата, заговорив о бале, который он собирался устроить, а затем стала циркулировать по гостиной. Она была неугомонна и нуждалась во внимании. Я же не был расположен оказывать его ей, как не намерен был и прощать обиду, нанесенную мне.

– Мисс Элиза Беннет, позвольте вам предложить последовать моему примеру и немножко пройтись.

Я невольно отвлёкся от книги и поднял глаза. Казалось, Элизабет была удивлена не менее моего, и я даже подумал, не устыдили ли Кэролайн мои слова о её отношении к гостье брата.

Ничего подобного! Она просто хотела завладеть моим внимание, и это было одним из способов добиться своего. Бессознательно я захлопнул книгу.

– Не хотите ли присоединиться к нам, мистер Дарси? – обратилась она ко мне.

Я отказался.

– Такая прогулка по комнате могла быть вызвана только двумя причинами, причем в обоих случаях моё участие сделалось бы для них помехой, – был мой ответ.

Моя сопутствующая улыбка была направлена, однако, не Кэролайн, а Элизабет.

– Что вы хотите этим сказать? – оживилась Кэролайн. – Мисс Элиза Беннет, вы что–нибудь поняли?

– Конечно, нет, – ответила та. – Но можете быть уверены, чем–то он хотел нас задеть. И самый верный способ вызвать разочарование мистера Дарси – это ни о чем его не расспрашивать.

Я почувствовал азарт. Она адресовала свой вызов мне, но обращалась при этом к Кэролайн, и меня эта игра увлекла.

Кэролайн, однако, не могла чем бы то ни было разочаровать меня. Кэролайн оставалось только настаивать на своём.

– Я должна понять скрытый смысл его слов. Мистер Дарси, соизвольте объясниться.

– Ничего не имею против. Вы выбрали этот вид препровождения времени, так как либо весьма доверяете друг другу и должны поделиться каким–то секретом, либо думаете, что выглядите особенно красиво, когда прогуливаетесь. В первом случае я буду для вас помехой, во втором же – я с большим успехом могу любоваться вами, сидя здесь у камина.

– Какой ужас! – воскликнула Кэролайн. – Я никогда в жизни не слышала ничего более дерзкого. Как наказать нам его за эти слова?

– Нет ничего проще, стоит лишь захотеть по–настоящему, – сказала Элизабет, и озорные огоньки вспыхнули в её глазах. – Дразните его, смейтесь над ним. Вы же с ним близкие друзья – должны же вы знать его слабые стороны.

– Честное слово, не знаю. Дразнить само хладнокровие и присутствие духа! Нет, нет, я чувствую, из этого ничего не выйдет. Не захотим же мы выглядеть дурочками, смеясь без всякого повода. О нет, мистер Дарси может быть спокоен.

– Разве над мистером Дарси нельзя смеяться? – удивилась Элизабет. – Какое редкое преимущество! Я люблю повеселиться.

Да и я не прочь. Но вот чтобы надо мной потешались – увольте. Однако публично признаться в этом я не мог.

– Мисс Бингли, – сказал я, – приписывает мне неуязвимость, которой я, увы, вовсе не обладаю. Мудрейшие и благороднейшие из людей, нет, мудрейшие и благороднейшие их поступки могут быть высмеяны теми, для кого главное в жизни – насмешка.

– Надеюсь, я не принадлежу к их числу, – отвечала Элизабет. – Глупость и причуды, капризы и непоследовательность кажутся мне смешными, и, когда мне это удается, я над ними смеюсь. Но всё это качества, которых вы, по–видимому, полностью лишены.

– Этого, наверно, нельзя сказать ни о ком. Но на протяжении своей жизни я немало потрудился над тем, чтобы избавиться от недостатков, которые могут сделать смешным даже неглупого человека.

– Таких, например, как гордость и тщеславие?

– Да, тщеславие – это, в самом деле, недостаток. Но гордость… Что ж, тот, кто обладает настоящим умом, может всегда удерживать гордость в должных пределах.

Элизабет отвернулась, чтобы скрыть улыбку.

– Вы как будто успели разобраться в характере мистера Дарси, не так ли? – спросила Кэролайн. – Хотелось бы узнать ваше мнение.

Не знаю почему, но её улыбка задела меня. Поэтому, когда она сказала: «Мистер Дарси свободен от недостатков. Да он этого и сам не скрывает», – я вспылил.

– Подобных притязаний я не высказывал. Слабостей у меня достаточно. Я только надеюсь, что от них избавлен мой ум. А вот за нрав свой я бы не поручился. Меня, вероятно, можно назвать обидчивым. Если кто–нибудь лишается моего уважения, то уже навсегда.

Говоря так, я подумал о Джордже Уикхеме.

– Вот это, в самом деле, серьезный порок! – воскликнула Элизабет. – Неумеренная обидчивость – безусловно, отрицательная черта характера. Но вы удачно выбрали свой недостаток. Смеяться над ним я не способна. Вы можете не бояться меня.

Вот в этом–то нет уверенности, подумал я.

– Мне хочется немножко послушать музыку, – вмешалась Кэролайн, устав прислушиваться к разговору, в котором она не принимала участия.

Она подняла крышку фортепьяно и стала умолять Элизабет сыграть что–нибудь.

Кэролайн меня окончательно утомила, но парой минут позже я был уже вполне доволен.

Я уделяю Элизабет слишком много внимания. Я во власти её очарования. Но было бы опрометчиво влюбиться в неё. Мне следует найти спутницу жизни совершенно иного типа – девушку, происхождение и состояние которой соответствует моим. Решено, я не стану более уделять столько внимания Элизабет.

16 ноября, суббота

Утром мы с Бингли верхом объехали восточную часть имения, чтобы проверить её состояние. Он был доволен всем и находил всё очень основательным. Я обратил его внимание на поломанную ограду и заметил, что земли стоило бы осушить. В ответ он, по своему обычаю, был оптимистичен: – Конечно, думаю, так и сделаем.

Легкость его характера общеизвестна, но в таком его поведении было что–то большее, чем обычная уступчивость. Похоже, думы о мисс Беннет занимали его больше, чем хозяйственные заботы. Очень неудачно получилось, что она заболела во время визита к его сестрам. Это внесло непривычное возмущение в их повседневную жизнь. А меня подтолкнуло слишком близко к Элизабет.

Верный своему решению, я не выказал особого внимания Элизабет, когда она с сестрой появилась в гостиной по нашему с Бингли возвращению с прогулки. После обычного обмена любезностями мисс Беннет обратилась к Бингли с просьбой позволить им воспользоваться его коляской.

– Моей матери едва ли удастся послать экипаж раньше вторника, а я уже чувствую себя хорошо, и мне не хотелось бы далее злоупотреблять вашим гостеприимством, – объяснила она свою просьбу.

Во мне боролись два чувства – облегчение от того, что Элизабет вскоре не будет в Незерленде, и сожаление, что я не смогу более разговаривать с ней.

Бингли, естественно, не разделял беспокойства мисс Беннет.

– Это преждевременно, – воскликнул он. – Вы можете себя чувствовать лучше, когда сидите у камина, но этого недостаточно для длительного переезда в Лонгборн. Кэролайн, объясни мисс Беннет, что ей следует остаться.

– Дорогая Джейн, вы должны остаться, – Кэролайн поддержала брата. Я отметил некую прохладу в её голосе и не был удивлен, когда она добавила: – Вам следует пробыть в Незерфилде хотя бы еще один день.

Задержка с отъездом более чем на один день явно не устраивала её.

Бингли выглядел озадаченным, но мисс Беннет приняла предложение Кэролайн.

– Завтра – это всё ещё преждевременно, – протестовал Бингли.

– Это очень любезно с вашей стороны, но нам действительно пора вернуться домой, – сказала мисс Беннет.

Она, конечно, девушка любезная, но способная проявить твердость. Никакие доводы Бингли не поколебали бы её решимость.

Мне же следовало проявить больше осторожности. Я уделял Элизабет на всем протяжении их визита слишком много внимания и, хоть и с опозданием, начал понимать, что это могло породить определенные ожидания. Необходимо было продемонстрировать, что любые ожидания с её стороны совершенно беспочвенны. Поэтому я сказал ей в субботу за весь день не более дюжины слов, и хотя нам пришлось около получаса пробыть вдвоем в одной комнате, я в течение всего времени с таким усердием читал книгу, что даже не взглянул в ее сторону.

17 ноября, воскресенье

Утром мы все посетили мессу в местной церкви, после чего мисс Беннет уехала.

– Дорогая Джейн, единственное, что может смирить меня с вашим отъездом – это сознание, что вы окончательно поправились, – сказала Кэролайн, нежно прощаясь с новой подругой.

– Боюсь, вы сочтете меня эгоистом, но если бы не страдания, выпавшие на вашу долю, я считал бы своей удачей, что вы простудились, – произнес Бингли, нежно сжимая руку Джейн. – Ведь это позволило мне провести целую неделю рядом с вами.

Надо отдать ему должное, он сделал всё от него зависящее, чтобы её пребывание в нашем доме было приятным, и взял на себя труд развлекать её, когда она спускалась в гостиную. Легко понять, почему он сделал её предметом своего внимания. Ей присущи не только мягкость манер и открытость, что делает её очаровательной, но и сдержанность чувств. Каким бы обаятельным и живым ни был Бингли, он мог не опасаться, что его намерения будут неправильно истолкованы.

– И вы, мисс Элиза Беннет, – продолжила Кэролайн с показательно радушной улыбкой. – Было … большой удачей, что вы оказались нашей гостьей.

Элизабет обратила внимание на заминку, и в её глазах промелькнуло веселье. Но ответила она вполне корректно.

– Мисс Бингли, это было большой любезностью с вашей стороны принимать меня в вашем доме.

Бингли она адресовала самые теплые выражения благодарности.

– Благодарю вас за всё, что вы сделали для Джейн, – сказала она. – Для меня было очень важно видеть, какой заботой окружена моя сестра. Было так трогательно наблюдать, как вы управляетесь с огнем в камине, передвигаете ширму, чтобы защитить её от сквозняков, или велите домоправительнице приготовить что–нибудь повкуснее, чтобы у Джейн пробудился аппетит.

– Об одном сожалею, что не мог сделать большего, – отвечал он. – Надеюсь снова видеть вас в Незерфилде в ближайшее время.

– Будем надеяться.

Она обернулась ко мне.

– Мисс Беннет, – я ограничился церемонным поклоном.

Она с удивлением взглянула на меня, но через мгновение её глаза уже улыбались, и она опустилась в реверансе, промолвив нарочито торжественно: – Мистер Дарси.

Это почти заставило меня улыбнуться, но я сделал усилие, чтобы удержать суровое выражение на лице, и отвернулся.

Приличия были соблюдены, визит закончился. Бингли сопроводил молодых леди к коляске и помог им разместиться в ней. Моя холодность совершенно не тронула Элизабет. Я был доволен, но вынужден был напомнить самому себе, что настроение Элизабет – не моя забота.

Мы все вернулись в гостиную.

– Ну вот они и уехали, – с облегчением вздохнула Кэролайн.

Я промолчал.

Она повернулась к Луизе и без промедления заговорила о каких–то хозяйственных делах. Всё, что касалось её новой подруги, тут же было забыто.

Сейчас, когда я пишу эти строки, я чувствую облегчение от того, что Элизабет уехала. Возможно, теперь я стану воспринимать её опять как мисс Элизабет Беннет. Я стану, как и раньше, судить обо всем рационально, а её подшучивания не будут затрагивать моих чувств.

18 ноября, понедельник

Наконец–то выдался спокойный день. Мы с Бингли осмотрели южную часть имения. Похоже, оно его действительно заинтересовало, и он готов стать землевладельцем. Однако следует иметь в виду, что пробыл он здесь всего несколько недель, и я поверю в серьезность его намерений только после того, как он проживет в Незерфилде хотя бы зиму. Если намерение его не изменится, я поверю, что это действительно подходящее для него место.

Кэролайн в этот вечер была само очарование. В отсутствие мисс Элизабет Беннет она не докучала мне, и мы провели тихий вечер, играя в карты. Я не томился по мисс Элизабет Беннет, всего лишь дюжину раз за день мельком вспомнив о ней.

19 ноября, вторник

– Я думаю, нам следует объехать сегодня оставшуюся часть имения, – предложил я Бингли утром.

– Возможно, чуть позже, – согласие было с условием. – Я хотел бы заехать утром в Лонгборн и справиться о здоровье мисс Беннет.

– Да вы же расстались всего лишь день назад, – напомнил я с улыбкой – забавно было наблюдать Бингли во власти очередного увлечения.

– Это означает, что я не видел её целый день. Как раз время исправить мой промах, – в тон мне ответил он. – Ты присоединишься ко мне?

– Конечно, – заверил я его.

Уже через мгновение я пожалел о своём согласии, но довольно быстро собственная трусость вызвала моё раздражение. Можно быть увереным, что я способен просидеть четверть часа с мисс Элизабет Беннет, не поддавшись её чарам. Да и вообще нет уверенности, что мы встретимся – ведь её может не быть дома.

Мы тронулись сразу после завтрака. Путь наш пролегал через Меритон, где мы и увидели на главной улице молодую леди, ради которой затеяли наше путешествие. Мисс Беннет прогуливалась в компании со своими сестрами. Услышав топот копыт, она обернулась.

– Я направлялся в Лонгборн, чтобы осведомиться о вашем здоровье, но теперь вижу, что вам гораздо лучше. Рад убедиться в этом, – обратился к ней Бингли, притронувшись рукой к шляпе в знак приветствия.

– Благодарю вас, – ответила она, мило улыбаясь.

– Бледность сошла с вашего лица, а румянец вернулся.

– Свежий воздух действует на меня благотворно.

– Вы направляетесь в Меритон? – поинтересовался Бингли.

– Да.

– Надеюсь, вас не утомила прогулка, – он нахмурился.

– Спасибо, ни в коей мере, она пошла мне только на пользу. Я столько времени провела в доме, что рада любой оказии выйти на воздух.

– Я всегда чувствую то же самое. Даже если я нездоров, не могу дождаться первой же возможности оказаться вне дома.

Они продолжили разговор в том же духе. Бингли глядел на мисс Беннет так, будто она избежала смерти от чумы, а не излечилась от обычной простуды. Мне же в течение их разговора приходилось делать усилия, чтобы не посмотреть на Элизабет. Для этого я старательно рассматривал остальных членов семейства. Присутствовали три младших девицы Беннет – одна держала в руках Книгу Псалмов, а две другие непрерывно хихикали, их сопровождал неизвестный мне полный мужчина. Судя по одежде, он принадлежал к церковному сословию. Пока я мысленно связывал духовную книгу в руках одной из девушек с этим священнослужителем, я увидел нечто, что повергло меня в шок. Группу довершали два джентльмена. Одним из них был мистер Денни, офицер, которого мы с Бингли уже встречали, а вот вторым оказался Джордж Уикхем.

Джордж Уикхем! Отвратительный тип, который оказался недостойным доверия моего отца и который чуть не погубил мою сестру! Встретить его в такое время и в таком месте… Это было невообразимо.

Я–то думал, что с ним покончено! Я–то надеялся никогда больше его не увидеть. И вот он передо мной, непринужденно беседует с Денни так, будто ему дела нет ни до чего. Думаю, его действительно ничто не беспокоило, потому что в этой жизни никто его не интересовал, кроме себя самого.

Он повернулся ко мне. Я почувствовал, что бледнею, а он покраснел. Взгляды наши встретились. Гнев, отвращение и презрение были написаны на моём лице. Однако он быстро оправился от замешательства, и к нему вернулась его обычная наглость. Он поприветствовал меня! Приветствовал! Меня! Я было отвернулся от него, но гордость взяла верх – не следовало устраивать сцены на публике, и я заставил себя кивнуть ему в ответ.

Однако моя вежливость обманула не всех. Краем глаза я увидел, что мисс Элизабет Беннет обратила внимание на то, как мы обратились друг к другу, и напряженность между нами не осталась незамеченной. Она поняла, что не всё ладно в наших отношениях.

– Но мы не должны вас задерживать, – донесся до меня голос Бингли.

Я скорее почувствовал, чем увидел, что он повернулся в мою сторону.

– Ну же, Дарси, нам пора.

Я был рад последовать за ним.

Мы попрощались с дамами и продолжили наш путь.

– Она чувствует себя гораздо лучше и уверена, что полностью выздоровела, – поделился Бингли.

Я промолчал.

– Выглядит она прекрасно, – продолжал он.

И опять ни слова с моей стороны.

– Что–то случилось? – наконец он обратил внимание на отсутствие моей реакции.

– Нет, ничего, – я не был склонен что–либо объяснять.

– Да нет, Дарси. Я же вижу, что тебя что–то обеспокоило.

Но я не стал делиться с ним своими проблемами. Бингли не был в курсе того, что произошло летом между мной и Уикхемом, и я не видел необходимости рассказывать ему всю историю. Проступок Джорджианы бросил бы тень на её репутацию, если бы о нем стало известно, поэтому ни Бингли, никто иной не должны узнать о нём.

20 ноября, среда

Сегодня утром я отправился на прогулку верхом, не спросив Бингли, хочет ли он присоединиться ко мне – мне было что обдумать в одиночестве.

Джордж Уикхем в Меритоне!

Это отравило всё удовольствие от пребывания здесь. Хуже того, в мыслях меня теперь преследует нечто неуловимое, в реальности которого я даже не уверен. Но это что–то не отпускает меня, заполняя все мои мысли. Вот оно! Вчера, когда мы встретили дам, я увидел, что Элизабет с восхищением смотрела на Уикхема.

Но не могла же она предпочесть его мне!

О чем это я? Ведь я решил, что её чувства для меня не важны. В том числе и чувства по отношению к Джорджу Уикхему. Если она считает его более достойным – это её право. Но не верится, что она сохранит свои добрые чувства, когда узнает его ближе, узнает всю правду о нем. Ведь он не изменился. Ведь он всё то же ничтожество, пустышка, а она достаточно умна, чтобы сразу раскусить его.

Не могу поверить – я сравниваю себя с Джорджем Уикхемом! Да я с ума сошел. А если ещё и Элизабет… Я же запретил себе думать о ней, как об Элизабет.

Если она решит, что мы оба достойны её внимания, так тому и быть. Это докажет, что она не достойна моего уважения, и я не стану впредь беспокоить себя мыслями о ней.

21 ноября, четверг

Бингли заявил, что он намерен посетить Лонгборн, чтобы лично вручить семейству Беннет приглашения на бал, который он устраивает в Незерфилде. Кэролайн и Луиза вызвались сопровождать его, а я остался дома, сославшись на необходимость написать несколько писем. У Кэролайн немедленно возникла такая же потребность, но Бингли строго заявил, что её письма могут подождать до их возвращения. Я остался доволен его решением. На сегодня мне не нужна была никакая компания. Мои мысли были сконцентрированы на Джордже Уикхеме. Из разговоров, услышанных в Меритоне, я понял, что он намерен поступить на службу в расквартированный там полк. Он уверен, что мундир будет ему к лицу.

Более того, Бингли направил приглашение на бал в Незерфилд всем офицерам, и, боюсь, Уикхем оказался в их числе. Единственный способ не встретиться с ним – не явиться на бал. Но этого–то я не могу сделать. Даже негодяй Уикхем не может заставить меня так обидеть Бингли.

22 ноября, пятница

Ещё один дождливый день. С утра мы с Бингли успели прогуляться верхом, но потом пошел дождь, и нам пришлось провести остаток дня, не покидая дом. Тем не менее, мы приятно провели время в обсуждении намерения Бингли приобрести поместье Незерфилд–Парк и необходимых улучшений, которые придётся произвести. Сестры его предложили кое–какие изменения в доме. Всё было мило, но мне не хватало Элизабет и той живости, которую она привносила в любую компанию.

23 ноября, суббота

По–прежнему дождь. Кэролайн в поисках развлечений. Я даже рад, что Элизабет нет с нами – ей трудно было бы вынести сомнительный юмор Кэролайн. Мы с Бингли проводим время в бильярдной. Очень удачно, что в доме завели бильярд, иначе пришлось бы скучать в компании дам.

24 ноября, воскресенье

Утром получил письмо от Джорджианы. Учеба её идет неплохо, и она счастлива. Начала разучивать новый концерт со своим педагогом, человеком, рад это констатировать, полность погруженным в мир музыки. Она всем довольна.

Дождь не прекращается. Кэролайн и Луиза занимают себя обсуждением нарядов к балу, а мы с Бингли обсуждаем военную политику Королевства. Провинциальная жизнь начинает меня утомлять. В моём Пемберли у меня нашлось бы множество неотложных дел, а здесь, если погода ненастная, мы не находим иного занятия, кроме чтения и игры на бильярде.

Вот и испытание для Бингли – посмотрим, не изменятся ли его намерения относительно Незерфилда. Всё же поместье в солнечный день сильно отличается от поместья в непогоду.

25 ноября, понедельник

С нетерпением жду бала. Если дождь продолжится, бал хоть как–то развлечет нас.

26 ноября, вторник

Утром дождь продолжился, и я посвятил время написанию писем. После завтрака Бингли и его сестры были заняты последними приготовлениями к балу. Мне занятия не нашлось, и я против своей воли опять размечтался о мисс Элизабет Беннет, причем увлекся этим занятием настолько, что без раздумий стал высматривать её, как только начали съезжаться гости и прибыло семейство из Лонгборна. А я–то полагал, что выбросил её из головы. Увы, это было иллюзией.

– Джейн выглядит очаровательно, – снизошла до комплимента Кэролайн, когда её брат направился поприветствовать мисс Беннет.

– Чего не скажешь о её сестре, – Луиза была не столь доброжелательна. – Что это надето на мисс Элизабет Беннет?

Кэролайн взглянула и сочла необходимым поиронизировать.

– Мисс Элиза Беннет презирает моду, она носит платье на три дюйма длиннее принятого и без меры украшает его кружевами. Не так ли, мистер Дарси?

– Я не разбираюсь в женской моде, – я не стал поощрять её, – но выглядит она, по–моему, великолепно.

Кэролайн замолчала, но надолго её не хватило.

– Интересно, кого это она высматривает. Определенно, она ищет кого–то.

– Возможно, она интересуется офицерами, – предположила Луиза.

– В этом она уступает своим сестрам, те уже нашли их, – Кэролайн не собиралась заканчивать свою атаку.

– Им следует держаться мистера Денни, и они окажутся в самой их гуще, – сказала Луиза.

– Думаю, вам было бы неприятно, если бы ваша сестра повела себя подобным образом, – Кэролайн повернулась ко мне.

У неё не было намерения задеть меня, но замечание пришлось более чем некстати. Оно направило мои мысли к Джоджиане, а от неё к Уикхему, собирающемуся поступить в здешний полк. Меня по–прежнему угнетала мысль, что не явись я в Рамсгейт без предупреждения, худшее могло бы произойти.

Кэролайн встревожилась из–за того, что я побледнел после её слов, но я сумел ответить довольно спокойно: – Уж не видите ли вы сходство между моей сестрой и Лидией Беннет?

– Они одного возраста, – попыталась смягчить слова сестры Луиза.

– Ну что вы, конечно же, нет, – ответила Кэролайн, сразу сообразив, какую ошибку она совершила. – Между ними нет ничего общего. Я просто имела в виду, что девицам Беннет всё дозволено, любая вольность.

Я холодно кивнул и отошел от них, надеясь, что Элизабет высматривала именно меня, и я попадусь ей на глаза. Подойдя ближе к офицерам, я услышал, как Денни объяснял Лидии, что Уикхема сегодня не будет, так как он вынужден был уехать по делам на несколько дней.

– Как жаль! – воскликнула та, и её лицо поскучнело.

Элизабет присоединилась к ним, она тоже выглядела разочарованной. Я не мог забыть, как она смотрела на Уикхема в Меритоне, и кулаки мои невольно сжались. Я понял, что не меня искал её взгляд, когда она появилась в зале, а Джорджа Уикхема.

– Трудно представить, какие обстоятельства заставили бы его покинуть город, если бы он не старался избежать встречи с неким джентльменом, – услышал я слова Денни.

Так он струсил! Это меня не удивило, ибо смелость никогда не входила в число его достоинств. Пользоваться доверчивостью, лгать невинным, соблазнять неопытных девушек – вот что было его оружием.

Неужели Элизабет столь неопытна и доверчива? Не может того быть. Её–то ему не удалось бы так легко обмануть. Может она пока и не разобралась в нём, но это неизбежно произойдет. А пока я не хотел упустить возможности хотя бы просто поговорить.

Я приблизился, наконец, к ней.

– Рад видеть вас здесь. Надеюсь, путь из Лонгборна не был утомительным? – обратился я к Элизабет.

– Спасибо, все было прекрасно, – сухо ответила она. – Я воспользовалась коляской.

Уж не обидел ли я её? Возможно, ей показалось, что я пытаюсь унизить её семью, намекая, что они не могут позволить себе содержать лошадей исключительно для экипажа. Я предпринял попытку исправить такое ошибочное впечатление.

– Вы думаете, бал обещает быть успешным?

– Успех балу обеспечивает общество, мистер Дарси. Я получаю удовольствие от любых встреч с моими друзьями.

– В таком случае я уверен, что он вам понравится.

Она отвернулась, демонстрируя тем самым нежелание разговаривать со мной. Её недовольство не прошло даже во время разговора с Бингли. Ну это уж слишком! Пусть отворачивается от меня, пусть предпочитает Уикхема. Для меня она более не существует.

Она оставила сестёр, пересекла залу и завязала разговор со своей подругой мисс Лукас. А затем её повел к танцу полный молодой священник, который был с ней в Меритоне. Мне стало жаль её, несмотря на собственное недовольство. Никогда не видел столь неуклюжего партнера. По выражению лица я понял, что её мнение совпадет с моим. Он с завидным упорством делал движение влево, когда следовало сделать шаг вправо, и шаг назад вместо шага вперед. Надо отдать ей должное, Элизабет это не смутило, и она танцевала так, будто партнер был на высоте.

По окончании танца я направился к ней, чтобы пригласить на следующий. Меня расстроило, что её перехватил какой–то офицер, но перед следующим танцем я был более решителен и успел пригласить Элизабет. Она выглядела озадаченной, а я почувствовал недовольство собой, едва выговорив слова приглашения – ведь я решил не иметь с ней дела, вообще не обращать на неё внимания. Но было поздно отступать. Приглашение на танец было сделано.

Она приняла его, скорее от удивления, я полагаю. А я никак не мог придумать, о чем бы заговорить. Так и не придумав ничего, отошёл от неё к менее будоражащим меня людям в ожидании начала танца.

Мы вышли в центр зала. Все поглядывали на нас с удивлением, хотя причин к тому я понять не мог.

Может это потому, что на городском балу в Меритоне я не танцевал вообще? Но теперешний бал в поместье имел иной статус.

Я по–прежнему лихорадочно искал тему для разговора, и по–прежнему безуспешно. Это было необычно и непривычно. Никогда ранее я не был столь растерян. Верно, что я испытываю трудности, общаясь с людьми малознакомыми, но уж легкую шутку–то я всегда способен был придумать. Похоже, это враждебность со стороны Элизабет лишила меня даже простейших навыков общения.

Наконец она нарушила молчание: – Прекрасный танец.

Для девушки, которая покорила меня своей живостью и остроумием, замечание было демонстративно сухим, и я промолчал.

После нескольких минут тягостного молчания она произнесла: – Теперь ваша очередь поддержать разговор, мистер Дарси. Поскольку о танце я уже сказала, вы можете сделать какое–нибудь замечание о величине залы или числе танцующих пар.

Это уже больше напоминало прежнюю Элизабет.

– Готов сказать всё, что вы пожелали бы услышать, – я, наконец, обрёл дар речи.

– Ну вот и отлично. На ближайшее время вы сказали вполне достаточно. Быть может, немного погодя я еще замечу, что частные балы гораздо приятнее публичных. Но пока мы вполне можем помолчать.

– А вы привыкли разговаривать, когда танцуете? – поинтересовался я.

– Да, время от времени. Нужно ведь иногда нарушать молчание, не правда ли? Кажется очень нелепым, когда два человека вместе проводят полчаса, не сказав друг другу ни слова.

– Говоря это, вы предполагали мои желания или подразумевали, что это угодно вам?

– И то и другое, – уклончиво ответила Элизабет.

Я не смог удержаться от улыбки. Вот такая лукавая манера вести разговор и привлекает меня. Провокация без намека на бесцеремонность. Никогда не встречал ничего подобного ни в одной женщине. К тому же она так поднимает ко мне лицо во время своих комментариев, что меня охватывает непреодолимое желание поцеловать её. Я пока ещё в силах удержаться от этого, но желание–то возникает.

– Я давно замечаю частые совпадения в нашем образе мыслей, – заговорила она опять. – Оба мы малообщительны и не склонны к разговору, если только нам не представляется случай сказать что–нибудь из ряда вон выходящее – такое, что может вызвать изумление всех присутствующих и наподобие пословицы из уст в уста передаваться потомству.

Я чувствовал себя неуверенно, не знал смеяться мне или гневаться. Если это всего лишь поддразнивание с её стороны, звучит забавно, ну а если она это говорит всерьез? Неужто я всегда был столь молчалив при ней? Я стал припоминать бал в Меритоне и дни её пребывания в Незерфилде.

Возможно, я не делал попыток понравиться ей ни тогда, ни позже. Возможно, я не был столь уж открыт для общения, но мне казалось, что исправил всё к концу её визита в Незерфилд. Я помнил, что был молчалив и имел намерение не разговаривать с ней. В моей памяти были свежи похвалы самому себе за то, что я не сказал и дюжины слов в её присутствии, что я в течение получаса хранил молчание, оставшись с ней наедине и делая вид, что увлечен чтением.

Я верил, что поступал правильно, храня молчание. Но в ту же минуту решил, что это было ошибкой. Я был прав … и неправ: прав, если хотел не дать повод для бесплодных иллюзий, которые могли бы возникнуть при нашем общении в Незерфилде, но совершенно неправ, если хотел завоевать её расположение или хотя бы просто быть гостеприимным. Я не привык к таким головоломкам и никогда не оказывался в таком положении до встречи с Элизабет.

И тут я сообразил, что, задумавшись, опять храню молчание и что мне надо сказать хоть что–нибудь, чтобы у неё не возникло подозрение, что молчание это не случайно, а за ним кроется что–то большее.

– Я думаю, что наши характеры не так уж и сходны, – сказал я, но неуверенность была слышна в моём голосе – я не мог решить, должно ли мне воспринимать всё с юмором или обидеться на её слова. – Не мне решать, насколько правильно вы охарактеризовали меня. Впрочем, вы сами находите, наверно, этот портрет удачным.

– Не могу судить о собственном искусстве.

Неловкое молчание опять установилось между нами. Она осуждает меня? Презирает меня? Или всего лишь играет со мной? Я был неспособен выбрать правильный ответ.

Наконец я заговорил об их поездке в Меритон, и Элизабет ответила, что там они завели на улице новое знакомство.

Я насторожился. Ясно было, о ком она говорит. Уикхем! И как она говорила о нем! Никакого презрения, только симпатия. Она хотела продолжить свой рассказ, но, по–видимому, почувствовала, что делать этого не следует.

Я не должен был поддерживать разговор на эту тему. Я не должен был объясняться с ней. И тем не менее, против свой воли, я сделал именно это: – Мистер Уикхем обладает такими счастливыми манерами и внешностью, что весьма легко приобретает друзей. Достаточно ли он способен их сохранять – вот что кажется мне более сомнительным.

– Он имел несчастье потерять вашу дружбу. Быть может, это наложит тяжелый отпечаток на всю его жизнь.

Что такое он ей сказал? Как всё изобразил? Мне хотелось бы рассказать ей всю правду, но я боялся причинить вред репутации Джорджианы.

И опять мы оба замолчали. Спас положение сэр Уильям Лукас. Он отпустил замечание, которое заставило меня в одно мгновение забыть об Уикхеме.

Он похвалил то изящество, с которым мы танцуем, а затем, глядя на мисс Беннет и Бингли, выразил надежду получать теперь подобное наслаждение особенно часто, после того, как произойдет определенное и, разумеется, столь желанное событие.

Я был поражен. Но ошибиться в интерпретации его слов было невозможно. Он не предполагал, он утверждал, что мисс Беннет и Бингли должны пожениться. Я на всякий случай посмотрел на то, как они танцуют, и не увидел ничего, что могло бы навести на мысль о женитьбе. Но если об этом уже поговаривают, то дело очень серьезное. Я не мог позволить Бингли испортить репутацию молодой леди, какое бы удовольствие от ухаживаний за ней он ни получал. Придя в себя, я попытался продолжить разговор и спросил Элизабет, о чем мы говорили.

– В сущности, ни о чем, – был её ответ.

Я попытался заговорить о книгах. Она была уверена, что мы с ней одних и тех же книг не читали и не испытываем при чтении одинаковых чувств. Я понял, что говорить нам не о чем.

Она призналась, что не в состоянии говорить о книгах во время бала, но я был уверен, что не танцы отвлекают её. Дело было в том, что мысли ее блуждали весьма далеко от предмета разговора.

Неожиданно она обратилась ко мне: – Помнится, мистер Дарси, вы признались, что едва ли простили кого–нибудь в своей жизни. По вашим словам, кто однажды вызвал ваше неудовольствие, не может надеяться на снисхождение. Должно быть, вы достаточно следите за тем, чтобы не рассердиться без всякого повода?

Имеет ли она в виду Уикхема? Пожаловался ли он на отчуждение, возникшее между нами? Казалось, ей было очень важно услышать мой ответ, и я поспешил успокоить её.

– О да, разумеется, – твердо ответил я.

Она стала задавать другие вопросы, пока я не поинтересовался, что она хочет выяснить.

– Я просто пытаюсь разобраться в вашей натуре, – ответила она, стараясь сохранить на лице непринужденное выражение. – Просто разобраться.

В таком случае она не Уикхема имела в виду. За это я был ей благодарен.

– И вам это удаётся? – не мог не спросить я.

Она покачала головой: – Увы, ни в малейшей степени. Я слышала о вас настолько различные мнения, что попросту теряюсь в догадках.

– Что ж, могу представить себе, – произнес я, но настроение моё упало из–за мыслей об Уикхеме. Неожиданно для себя добавил: – Я бы предпочел, мисс Беннет, чтобы вы пока не рисовали в своем воображении моего духовного облика. В противном случае полученная вами картина не сделает чести ни вам, ни мне.

– Но если я сейчас не подмечу самого главного, быть может, мне никогда не представится другого случая.

Ведь я просил о снисхождении. Невозможно для меня было бы повторить мою просьбу. И я холодно ответил: «Не хотел бы лишать вас какого бы то ни было удовольствия».

Мы закончили танец так же, как и начали – в молчании.

Но я не мог долго сердиться на Элизабет. Это же Уикхем что–то рассказал ей, но он–то не способен был на правду, и на её долю пришлась изрядная порция лжи. И как только мы закончили танец и разошлись, я уже простил ей всё, а мой гнев обратился на Уикхема.

Как же он всё–таки представил нашу историю? Мне не давало это покоя. И в какой степени это повредило моей репутации?

От тревожных мыслей меня отвлек полный молодой джентльмен, который расшаркивался передо мной и извинялся за то, что осмеливается представить себя сам. Я было уже отвернулся от него, но тут сообразил, что это именно его я видел с Элизабет, и мне стало любопытно, что же он может сказать.

– Мне прекрасно известно, что в обществе не принято представлять себя самим, но имеется глубокое различие между нормами человеческих отношений, принятыми среди мирян, и теми, которые определяют поведение священнослужителей. Я должен присовокупить к этому, что ставлю служение церкви, в смысле почетности, вровень с исполнением самых высоких обязанностей в королевстве. Поэтому я нарушил общепринятые нормы и решил представиться сам, будучи убежденным, что это не будет воспринято вами как неделикатность. Этому, как я думаю, послужит и то, что моим благодетелем, дамой, которая милостиво даровала мне привилегию служения в её церковном приходе, является ни кто иная, как ваша уважаемая тётя леди Кэтрин де Бёр. Она пожаловала мне приход в Хансфорде, где я, к моей радости, имею возможность исполнять свой долг, совершая церемонии, в силу своей значимости доверенные только высоким властителям, – сообщил он мне с подобострастным выражением лица.

Он таки сумел поразить меня, я даже заподозрил, что он не вполне вменяем. Казалось, он искренне верил, что всякий священнослужитель равен монарху, но оба они – священнослужитель и монарх – ниже моей тёти. Его речь состояла из излияний благодарности и похвал её благородству и снисходительности. Я находил его, по меньшей мере, странным, но моя тётя решила, что он достоин той жизни, что она ему даровала. Поскольку она знала его лучше меня, мне оставалось только предполагать, что он наделён добродетелями, о которых мне ничего не известно.

– Я уверен, что благосклонностью моей тёти могут пользоваться только истинно достойные люди, – я был корректен, но достаточно холоден, чтобы удержать его от дальнейших словоизлияний. Но на него мой тон не произвел ни малейшего впечатления, и он заговорил вновь, ещё более витиевато и пространно. Я воспользовался тем, что и ему необходимо время от времени набирать воздух в легкие и, дождавшись такой секундной паузы, поклонился и попросту сбежал. В жизни есть место и для абсурда, но я был не в том настроении, чтобы отвлекаться на него столь скоро после расставания с Элизабет.

– Вижу, вы уже познакомились с достопочтенным мистером Коллинзом, – посочувствовала мне Кэролайн, когда мы уже расселись за столом. – Ещё один родственник Беннетов. Воистину самая неординарная коллекция. Думаю, что этот превосходит даже дядю из Чипсайда. Вы не находите, мистерДарси?

– У каждого из нас могут быть родственники, которыми не получается гордиться.

Я не стал развивать свою мысль и дал возможность Кэролайн вспомнить, что её собственный отец сделал состояние, занимаясь торговлей.

– Истинно так, – согласилась она, и я подумал, что ей хватило сообразительности понять всю деликатность ситуации, но она тут же продолжила. – Я только что разговаривала с Элизой Беннет. Мне показалась, что она весьма расположена к Джорджу Уикхему. Не знаю, поняли вы или нет, но он собирается поступить в здешний полк. Самое неприятное, что вы вынуждены смириться с присутствием такого человека, как Джордж Уикхем. Мой брат не хотел приглашать его, но ему, в конце концов, показалось невозможным исключить его из числа приглашенных офицеров.

– Это выглядело бы вызывающим, – согласился я.

Бингли не заслуживал упреков за сложившуюся ситуацию.

– Я знаю, что Чарльз очень обрадовался, узнав, что тот сам уклонился от приглашения. Чарльз не хотел ставить вас в неловкое положение. Я знаю, что Уикхем не заслуживает ни малейшего доверия, и я предостерегла Элизу Беннет от излишнего сближения с ним. Я сказала, что не знаю всех подробностей, но мне известно, что он повел себя по отношению к вам самым недостойным образом…

Она сделала паузу, надеясь, очевидно, на мои разъяснения. Пришлось разочаровать её – причины моих холодных отношений с Уикхемом никогда не станут достоянием гласности. Никто, кроме уже посвященных, никогда не узнает о них.

– … но она не вняла моим предупреждениям и стала защищать его в весьма агрессивной манере.

Я уже намеревался прекратить этот столь болезненный для меня разговор с Кэролайн, как до меня донесся неприятный резкий голос, перекрывающий шум разговоров за столом. Я сразу узнал миссис Беннет. Меня не интересовало, о чем это она там разглагольствует, но не услышать было совершенно невозможно.

– Ах! Она такая красавица! Я всегда знала, что такая красота не может пропасть даром. Моя дорогая Джейн. И мистер Бингли! Какой красавец! С каким вкусом одет. Какие великолепные манеры. А Незерфилд! Ведь это всего три мили от Лонгборна. Она как раз не хотела, чтобы было ближе, но и чтобы не так далеко от их поместья, и это займет совсем немного времени, приехать и повидаться. Ведь у неё будет прекрасный экипаж. А может и два. Или даже три. Уж это–то человек с пятью тысячами годовых может себе позволить.

Я чувствовал, что её слова вгоняют меня в ступор.

– А как привязаны к ней его сёстры.

К счастью, внимание Кэролайн отвлек её сосед слева, и она ничего не слышала. Её симпатия к Джейн испарилась бы в один миг, пойми она, куда устремилась мысль миссис Беннет. Но не только миссис Беннет видела будущее в таком свете. Подобные мысли родились ведь и в голове сэра Уильяма.

Бингли сидел на другом конце стола, он оживленно беседовал с мисс Беннет. На первый взгляд, он как всегда был легок и раскрепощен, но присмотревшись, я увидел в его взгляде нечто необычное.

И чем больше я присматривался к нему, тем очевидней становилась его серьёзная увлеченность девушкой. Глядя же на мисс Беннет, я видел, конечно, что и ей беседа доставляет удовольствие, но вот каких–либо признаков влюбленности она не проявляла. Я вздохнул с облегчением. Если получится оторвать Бингли от Джейн, уверен, он её быстро забудет, а у неё не займет много времени забыть его.

Если бы речь шла лишь о мисс Беннет, меня не пугала бы в такой степени возможность их брака. Но дело–то было не в ней одной – была ещё её мать со своим несдержанным языком, её безвольный отец, младшие сестры – то ли крайне неумные, то ли просто неисправимые кокетки, да ещё и дядя в Чипсайде, к тому же странный родственник, совершенно неприличный священнослужитель.

И чем больше я слушал миссис Беннет, тем яснее мне становилось, что пора брать всё в свои руки. Я не могу оставить своего друга одного перед лицом такой опасности, в то время как способен без особых усилий вывести его из затруднительного положения, в котором он оказался.

Я был уверен, что в Лондоне через пару недель он найдет себе новый предмет поклонения.

– Надеюсь, вам тоже повезет, леди Лукас, – продолжала миссис Беннет, хотя всем своим видом она отчетливо и с торжеством давала понять, что считает это совершенно невероятным, – и ваша дочка будет столь же счастлива в ближайшем будущем. Как это прекрасно!

Ужин закончился, все встали из–за стола. Настало время показать себя Мэри Беннет – её невыносимое пение было под стать ужасному музицированию.

Довершил этот кошмар отец семейства, который оттеснил её от рояля со словами, заставившими обратить на него внимание всех приличных гостей: «Этого вполне хватит, дитя мое. Ты уже достаточно долго услаждала наш слух. Позволь теперь и другим молодым девицам себя показать».

Неужели он не понимал, что и где говорит?

Разъезд гостей затянулся, как обычно, допоздна, но, то ли по несчастному стечению обстоятельств, то ли от того, что всё в тот вечер было против семейства Беннет, их экипаж подали последним.

– Боже, как я устала! – громко воскликнула Лидия Беннет, сопровождая свои слова энергичным зевком. Кэролайн и Луиза обменялись понимающими взглядами, после чего закатили глаза.

Миссис Беннет даже не старалась сдержать себя и говорила без умолку. Мистер Беннет не предпринимал никаких попыток остановить её – это были самые мучительные четверть часа в моей жизни.

Необходимость спасти Бингли от этой компании заняла все мои мысли.

– Надеюсь, вы не откажетесь как–нибудь разделить с нами скромный обед, мистер Бингли? – настойчиво вопрошала миссис Беннет.

– Почту за счастье, – отвечал тот. – Я должен отлучиться по делам в Лондон, но навещу вас при первом же удобном случае после возвращения.

Я понял, что именно в этом и заключено спасение. Нет необходимости придумывать, как оторвать его от назойливых соседей, просто если он не вернется в Незерфилд, а останется в Лондоне, его связь с мисс Беннет естественным образом будет разорвана, и он более не вспомнит о ней.

Мне нужно поговорить с Кэролайн и убедиться, что чувства Джейн не пострадают, и она спокойно, как я предполагаю, воспримет разлуку; затем я должен убедить их, что нам всем необходимо сопровождать Бингли в его поездке в Лондон и уже там уговорить его остаться. Зимний сезон в столице быстро излечит его от ненужных привязанностей и обратит его чувства на более достойный предмет.

27 ноября, среда

Бингли уехал в Лондон.

– Кэролайн, я хотел бы поговорить с вами, – обратился я к ней, когда мы остались одни.

Кэролайн опустила книгу и улыбнулась.

– Я в вашем распоряжении.

– Мне хотелось бы спросить вас о мисс Беннет.

Улыбка сошла с её лица, и я лишний раз убедился, что симпатия к подруге улетучилась.

– Во время бала некоторые из новых соседей Бингли выражали уверенность в скорой его женитьбе на мисс Беннет.

– Что? – воскликнула Кэролайн.

– Я предполагал, что это вас расстроит, поэтому не обратил вашего внимания. Сам я не увидел в поведении мисс Беннет ничего, что свидетельствовало бы о её влюбленности в Чарльза, но я, тем не менее, хотел бы услышать ваше мнение. Ведь вы знаете её лучше меня. Она была с вами более откровенна. Не думаете ли вы, что она испытывает серьезное чувство к вашему брату? Окажись это так, ситуация становится очень деликатной.

– Ничего подобного, – Кэролайн была категорична, и это меня успокоило.

– Вы абсолютно уверены?

– Без всяких сомнений. Мы разговаривали о моём брате несколько раз, но она отзывалась о нем не с большей симпатией, чем о других знакомых молодых джентльменах. Отчего так? Да потому что она никогда не думала о Чарльзе как о потенциальном муже. Она прекрасно знает, что у него нет планов обосноваться в Незерфилде, и его пребывание в здешних краях всего лишь вносит некое разнообразие в их жизнь.

– Я тоже так считал. Но Бингли увлекся до такой степени, что готов сделать ей предложение.

– Да, и у меня сложилось такое же впечатление. Если он совершит глупость, породнившись с семейством Беннет, ему придется жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.

– Да, несомненно. Мы должны каким–то образом разлучить их до того, как их поведение даст ещё больше оснований для надежд и пересудов. Не сделай мы этого сейчас, неизбежно придет время оправдывать ожидания, в противном случае репутация молодой леди будет безвозвратно испорчена.

– Вы абсолютно правы. Мы не должны, пусть и невольно, нанести урон репутации Джейн. Она такая милая девушка. Мы с Луизой так полюбили её. С нашей стороны было бы непорядочным хоть как–то навредить ей.

В этот момент нас прервал мистер Хёрст.

– Присоединитесь к обеду с офицерами? – спросил он. – Они пригласили меня, но, уверен, будут рады видеть вас тоже.

– Вынужден отказаться, – мне было не до обеда с офицерами. Я хотел закончить разговор с Кэролайн.

Хёрст пожал плечами и велел подавать экипаж.

– Я предлагаю последовать за Бингли в Лондон. Если мы все вместе окажемся в городе, ему незачем будет возвращаться в Незерленд.

– Прекрасный план. А я завтра напишу Джейн. Не стану сообщать о нашем возможном отъезде, но дам ей знать, что Чарльз этой зимой не вернется в Незерленд, и пожелаю всех благ и веселья к Рождеству.

28 ноября, четверг

Кэролайн утром, незадолго до нашего отъезда в Лондон, написала и отправила письмо Джейн.

– Вчера вечером в Меритоне узнал потрясающую новость, – стал рассказывать мистер Хёрст, когда наша карета уже была на дороге в Лондон.

Я не обратил особого внимания на его слова, но обнаружил, что прислушиваюсь тем не менее.

– Одна из молодых леди Беннет – как там её зовут?

– Джейн, – подсказала Луиза.

– Нет, не эта, другая. У которой с юбкой не всё в порядке.

– Вы имеете в виду Элизабет.

– Эта самая. Она получила предложение от священника.

– Предложение? От священника? Вы это о чем? – в один голос заговорили Кэролайн и Луиза.

– Предложение руки. От Коллинза. Так его зовут.

– Мистер Коллинз! Замечательно! – выразила своё мнение Луиза.

– Похоже у её прекрасных глазок нашелся ещё один почитатель, – взялась за старое Кэролайн, с иронией поглядывая на меня. – Прекрасная будет пара – этакое сочетание бесцеремонности и глупости.

До того, как я услышал эту новость, у меня, оказывается, не было понимания, сколь сильны мои чувства к ней. От мысли о том, что Элизабет может выйти замуж за мистера Коллинза, у меня сжалось сердце. Я и не предполагал, как унизительно и болезненно для меня будет услышать такое. Однако я быстро взял себя в руки. Хёрст, должно быть, ошибся. Она не могла опуститься до такого. Быть привязанной к этому олуху всю жизнь…

– Должно быть, вы ошиблись, – с трудом выдавил я из себя.

– Никакой ошибки, – возразил Хёрст. – Мне Денни сказал.

– Неплохой выход, – стала прикидывать Луиза. – В действительности, даже отличный. Пять дочерей, все не замужем, да ещё проблема с наследованием имения, как мне помнится.

– Наследник – Коллинз, – подтвердил мистер Хёрст.

– Вот именно, – продолжила Луиза. – Мисс Элизе Беннет не придется покидать дом, а у её сестёр будет где жить после смерти отца.

– Как и у её матери, – весело добавила Кэролайн. – Как это мило, оказаться запертой в одном доме с миссис Беннет до конца жизни.

Никогда ранее Кэролайн не была мне столь неприятна. Никому я не пожелал бы такой судьбы, и уж точно не Элизабет. Мать постоянно ставит их всех в неудобное положение, и тем заставляет дочь страдать. Я мог видеть это собственными глазами. Она заливается краской каждый раз, когда мать выставляет напоказ свою глупость. И терпеть такое унижение всю оставшуюся жизнь…

– Но почему он не попросил руки Джейн? – удивилась Луиза.

– Джейн? – переспросила Кэролайн.

– Да, Джейн. Ведь она старшая из сестер.

Кэролайн посмотрела на меня, и я понял, о чем она подумала.

Мистер Коллинз не просил руки Джейн, потому что миссис Беннет без сомнения уверила его, что та скоро выйдет замуж за Бингли.

– Осмелюсь предположить, что, будучи наследником имения, он мог позволить себе выбирать, – Кэролайн нашла приемлемое объяснение. – У мисс Элизабет Беннет достаточно решительности и бесцеремонности, чтобы подсказать ему такой выбор, хотя я и не поручусь, что она будет подходящей женой для священника. Что скажете, мистер Дарси?

Я промолчал, чтобы не сказать что–нибудь, о чем потом придется пожалеть. Если я сам запрещал себе восхищаться Элизабет, то что мешало другому мужчине отдать ей должное? Возразить было нечего, но взглянув на свои руки, я обнаружил, что кулаки мои судорожно сжаты.

Кэролайн всё ещё ждала ответа, и я выдавил, скорее чтобы как–то успокоить себя, а не её: «Это может закончиться ничем. Денни мог ошибаться».

– Не стоит обольщаться, – обескуражила меня Кэролайн. – Он накоротке с Лидией и в курсе всего, что происходит в их доме.

– Лидия ещё ребенок и не всё может понять правильно, – я всё ещё пытался сопротивляться.

– Денни узнал это не от Лидии, – положил конец спору мистер Хёрст. – Сведения – от его тетушки. Она живет в Меритоне. Сама и рассказала Денни. Сообщила, что в доме был большой скандал. Мистер Коллинз сделал Элизабет предложение, а та ему отказала.

– Отказала?

Мой голос выдавал мои надежды.

– Отказала. Мать в истерике! Отец на стороне дочери, – продолжил мистер Хёрст.

Господи, благослови мистера Беннета! Я решил, что прощу ему все его промахи на публике.

– Если она не передумает, он женится на девице Лукас, – завершил свою речь Хёрст.

– Откуда вы всё это знаете? – Кэролайн было поражена.

– Тетушка рассказала. «Если Лиззи настоит на своём, он достанется Шарлотте», – вот её слова. «Он должен жениться, так ему велела его патронесса, а на ком, значения не имеет».

Я, наконец, смог вздохнуть свободно. И только после этого стал думать о том, как сильно я оказался привязан к Элизабет. И как хорошо, что я еду в Лондон, а не остался в Незерфилде. Я собирался спасти Бингли, но то же самое пора делать по отношению к самому себе.

Вдали от Элизабет я смогу не думать о ней. Я буду вести незамысловатые беседы с разумными женщинами и не думать более о её дразнящем чувстве юмора.

Мы благополучно прибыли в Лондон. Для Бингли было сюрпризом увидеть нас.

– Мы не хотели оставить тебя одного наслаждаться жизнью в шикарном отеле, – шутливо объяснила ему причины нашего появления Кэролайн.

– Но у меня дел всего на пару дней, – он все ещё не понимал, что происходит.

– Я надеюсь, что ты не уедешь, не повидав Джорджиану, – сказал я. – Я уверен, она будет рада увидеть тебя.

– Милая Джорджиана, – подхватила Кэролайн. – Пообещай, что мы останемся в городе хотя бы на неделю, Чарльз.

– Не имею ничего против того, чтобы остаться на день–другой, – он не способен был категорически отказать. – Я и сам был бы рад увидеть Джорджиану. Скажи Дарси, она ведь, наверное, подросла.

– Ты её не узнаешь, – я попытался заинтриговать его. – Она уже не выглядит девочкой. В ней появляется женственность.

– Но ещё достаточно юна, чтобы радоваться Рождеству? – в вопросе Кэролайн заключалась подсказка.

Я улыбнулся: – Я уверен, что это так. Вы должны отпраздновать Рождество с нами.

– Не думаю, что мы останемся в Лондоне так надолго, – сказал Бингли.

– Как, пропустить Рождество с Дарси и Джорджианой? – очень натурально расстроилась Кэролайн.

– Но я обещал отобедать у Беннетов, – возразил он. – Миссис Беннет специально разговаривала со мной об этом, причем в самой любезной манере.

– Неужели ты предпочтёшь новых друзей старым? – огорченно воскликнула Кэролайн. – Вспомни, миссис Беннет сказала, что ты можешь посетить их в любое время. Я сама слышала. Беннеты никуда не денутся из Лонгборна и после Рождества.

Бингли явно колебался, но, в конце концов, поддался на уговоры.

– Хорошо. Мы останемся в городе до самого Рождества,– он даже повеселел. – Так будет даже лучше. Рождество всегда праздновать веселее, когда в доме есть дети.

Дети – это не то, как следует теперь воспринимать Джорджиану. Но меня успокаивала мысль, что он её давно не видел, и что хотя во времена их последней встречи она и выглядела ребенком, сейчас она больше похожа на молодую женщину.

– А когда праздники закончатся, мы вернемся в Хартфордшир встречать Новый Год, – продолжил он. – Я напишу мисс Беннет и сообщу ей о наших планах.

– Не беспокойся, – поспешила заверить его Кэролайн. – Я собиралась сегодня писать ей, заодно расскажу всё это сама.

– Передай мои наилучшие пожелания, – попросил Бингли.

– Можешь не сомневаться.

– Напиши, что мы вернемся в Хартфордшир в январе.

– Я так и напишу.

– И наилучшие пожелание всей семье.

– Непременно.

Он бы и дальше продолжал давать указания Кэролайн, но я вмешался, заключив, – Ну вот и решено.

Кэролайн покинула комнату, чтобы написать письмо. Луиза и её муж тоже ушли, мы остались вдвоем с Бингли.

– С нетерпением буду ждать Рождество, а Новый Год – с ещё большим, – проговорил Бингли.

– Тебя тянет к мисс Беннет, – сделал вывод я.

– Я никогда раньше не встречал девушку, которая так нравилась бы мне.

Я сел, и Бингли устроился в кресле напротив меня.

– Но я так и не уверен, что она подходит тебе, – осторожно заметил я.

– Что ты имеешь в виду? – удивился он.

– Её родственников.

– Но я не собираюсь жениться на её родственниках, – рассмеялся Бингли.

– Один дядя стряпчий, другой проживает в Чипсайде. Они не упрочат твоё положение в обществе, а в конечном итоге повредят твоей репутации.

Улыбка исчезла с лица Бингли.

– Какое это имеет значение? Важно, чего я сам желаю, в конце концов.

– Всякий джентльмен должен думать о последствиях своих поступков. А как быть с её сестрами?

– Мисс Элизабет – очень милая девушка.

Он нашел слабое место во мне и моих рассуждениях, но я сумел сохранить свой настрой и продолжил.

– Но остальные её сестры невежественны и вульгарны. А самая младшая так ещё и неисправимая кокетка.

– Нам не обязательно видеть их часто, – возразил Бингли.

– Дорогой мой Бингли, ты не можешь жить в Незерфилде и не видеться с ними. Они будут там всегда. В том числе и мамаша.

– Значит, мы не станем жить в Незерфилде. Я ведь пока не купил имение, а только лишь арендую его. Найдем другое место.

– Но согласится ли на это Джейн?

Он нахмурился.

– Если она привязана к тебе так же сильно, как ты к ней, возможно, тебе удастся убедить её поселиться вдали от Лонгборна, – согласился я.

– А у тебя есть основания сомневаться в её чувстве ко мне? – спросил Бингли неуверенно.

– Она восхитительная девушка, но находясь в компании с тобой, она выказывала не больше приязни, чем в компании с другими джентльменами.

Он закусил губу.

– Мне казалось, ей нравится разговаривать со мной… танцевать со мной… Мне казалось, что ей это доставляет большее удовольствие, чем разговоры и танцы с другими мужчинами. Когда мы танцевали с ней…

– Ты танцевал с ней всего–то дважды на каждом балу, и столько же танцев она отдала другим кавалерам.

– Действительно, так и было, – признал он. – Но я думал, что это от нежелания обидеть других джентльменов.

– Но ведь то же самое, возможно, относится и к тебе – обидеть тебя она тоже не желала.

– Так ты думаешь, что она соглашалась танцевать со мной только из вежливости? – с опаской спросил он.

– Я не стану утверждать это. Напротив, я уверен, что ей было приятно танцевать с тобой, ей нравилось беседовать с тобой, и она была не прочь пококетничать с тобой. Но я думаю, что удовольствие от этого было не большим, чем от общения с другими мужчинами, а теперь, когда тебя нет в Хартфордшире…

– Мне надо вернуться туда, – проговорил он, вскочив с кресла. – Я уверен в этом.

– Но если ты ей безразличен, возвращение не принесет тебе ничего кроме боли.

– Если я ей безразличен. Но тебе неизвестны её чувства.

– Конечно, неизвестны. Но я наблюдал за ней вблизи и не обнаружил никаких знаков серьезной привязанности.

– Ты наблюдал за ней? – его это удивило.

– Твоё особое отношение к ней стало привлекать внимание. Все это заметили. Продлись твоё ухаживание чуть дольше, тебе пришлось бы сделать ей предложение.

– Почему «пришлось бы»? Я бы хотел сделать ей предложение, – поправил он меня, но вдруг запнулся. – Как ты думаешь, она приняла бы его?

– Без сомнения. Для неё это была бы отличная партия. Ведь у тебя приличный доход и прекрасный дом. Она стала бы жить недалеко от своей семьи. Почему же ей отказывать тебе? Но тебе понравилось бы быть выбранным по таким причинам?

Он выглядел озадаченным.

– Я бы предпочел быть выбранным вследствие моих собственных достоинств, – признался он.

– Так однажды и произойдет.

Он опять опустился в кресло.

– Я не достоин её, – мрачно сказал он.

– А вот это неверно, но если в её интересе к тебе нет нежных чувств, то зачем думать о женитьбе? Тебе ещё встретится другая девушка, такая же милая, как мисс Беннет, но которая искренне ответит на твои чувства. В Лондоне много юных леди.

– Но меня не интересуют другие юные леди.

– Всему своё время.

Бингли не нашел, что сказать, а я почувствовал облегчение. Он забудет о ней ещё до конца зимы.

Я был рад услышать, что он по–прежнему хотел бы навестить Джорджиану. Он знаком с ней намного дольше, чем с мисс Беннет, и новые увлечения вряд ли смогут устоять перед памятью о старых дружеских связях, когда он увидит, как расцвела Джорджиана. Такая партия устроила бы всех. И сделала бы всех счастливыми.

Декабрь

Декабрь

5 декабря, четверг

Сегодня Бингли обедал у меня. Он был занят всю эту неделю с утра до вечера, но к обеду прибыл минута в минуту. Повзрослевшая Джорджиана произвела на него сильное впечатление.

– Она стала настоящей красавицей, – признал он.

– И она совершенна во всем, – добавил, выслушав её игру после обеда.

Так оно и есть. Я почти забыл удовольствие от по–настоящему хорошего исполнения, и с содроганием представлял себе экзерсисы Мэри Беннет, которые вспоминались ещё более невыносимыми при сравнении с игрой Джорджианы. Но вот игра Элизабет воспринималась по–иному – она не была столь технически совершенной как у Джорджианы, но в ней было нечто неуловимое, что притягивало меня и доставляло мне особое удовольствие.

6 декабря, пятница

Утром заехала Кэролайн проведать Джорджиану. Мне пришлось развлекать, её пока не закончился урок музыки.

– Чарльз был очень впечатлен Джорджианой вчера вечером, – сообщила она. – По его мнению, Джорджиана самая красивая и образованная девушка из тех, что он знал.

Я был польщен. Похоже, Кэролайн тоже была довольна. Думаю, она не будет против их брака.

– Собираетесь ли вы до Рождества навестить вашу тетушку в Кенте? – спросила она.

– Нет, не думаю, что это получится, но вот на Пасху собираюсь съездить.

– Блистательная леди Кэтрин, – продолжила Кэролайн, снимая перчатки. – Я давно мечтаю быть представленной ей. Розингс – очаровательное место.

– Да, это так, очень красивое.

– Изумительная часть Англии.

– Согласен.

– Я посоветовала Чарльзу присмотреть дом именно там. Для меня было бы счастьем жить в Кенте. Но ему больше нравится Хартфордшир. Какая жалость. А ведь он избежал бы некоторых проблем, поселившись в другом месте.

– Теперь–то он освободился от всех возможных неприятностей.

– Да, благодаря вашему вмешательству. Ему повезло иметь такого друга, как вы. Хотела бы и я иметь друга, который бы так заботился обо мне, – многозначительно добавила она, взглянув на меня.

– У вас есть замечательный брат.

Она улыбнулась: – Конечно, но Чарльз ещё настоящий ребенок. Временами же возникает необходимость опереться на человека опытного и зрелого, понимающего наш мир и знающего, как жить в нем.

– Не подумываете выйти замуж?

– Пожалуй согласилась бы, если бы встретился достойный джентльмен.

– Теперь, в Лондоне, у вас будет больше возможностей встретить такого человека. Я знаю, что Бингли намерен дать несколько балов. Я даже подтолкнул его к этому. Чем больше симпатичных лиц он увидит в течение следующих недель, тем лучше. И ваш круг общения существенно расширится.

– Мой круг и так немал – «нас приглашают к обеду в двадцать четыре дома», как вы знаете,– с усмешкой процитировала она.

Она намекала мне на Беннетов, и я понял это, но ей вовсе не понравилось бы, узнай она, куда направились мои мысли. Как бы я ни старался, любой разговор заставляет меня вспоминать о них. К счастью, я заставил себя не думать об Элизабет, иначе Беннеты вообще не выходили бы у меня из головы.

7 декабря, суббота

Бингли занят своими делами и пребывает в отличном настроении, хотя иногда взгляд его становится задумчивым.

– Ты уверен, что она не испытывала никаких чувств ко мне? – обратился он ко мне, когда дамы оставили нас после обеда.

Не было нужды переспрашивать его, о ком он говорит.

– Уверен. Ей приятно было проводить время с тобой, но не более того.

Он кивнул, принимая мой ответ.

– Я надеялся на иное… такой ангел… но я все ещё не потерял надежды… хотя всё как ты сказал. Думаю, она найдет кого–нибудь в Меритоне. Кого–нибудь, кого она знает с детства.

– Скорей всего, так и будет.

– Не такого, что случайно встретился на её пути.

– Конечно.

– И она не станет скучать по мне теперь, когда я уехал.

– Не будет.

Он замолчал и погрузился в свои мысли.

– Что ни говори, а брак с человеком, которого знаешь всю жизнь или, по крайней мере, продолжительное время – вещь надежная, не таящая в себе неожиданностей, – выразил я общепринятое мнение.

– Да, тут не поспоришь, – согласился он, но в голосе его не было уверенности.

– Все слабости такого человека уже известны, и никаких неприятных сюрпризов можно не ожидать, – продолжил я.

– Ты прав.

– И неплохо к тому же знать и принимать его семью. Я надеюсь, что Джорджиана выйдет замуж за кого–нибудь, кого она хорошо знает.

– Да, это было бы неплохо, – вяло поддержал меня Бингли.

Жаль. Я надеялся, что он задумается над моими словами. Ну что ж, намек я сделал, и может в скором времени он вернется к этой мысли.

10 декабря, вторник

Я решил привести в порядок жемчужное ожерелье моей матери, чтобы подарить его Джорджиане. Ей уже пора начинать носить украшения, и это ожерелье должно быть ей к лицу. Побывав у Говарда–Гиббса, я отдал ювелирам и другие драгоценности моей матери, чтобы придать им более современный вид. Они по–прежнему хороши, хотя большинство из них хранятся в семье уже несколькими поколениями моих предков. Я специально обратил внимание на жемчужные брошь и серьги, решив подарить их Джорджиане на следующий день рождения. Мне хотелось бы, чтобы они были полностью приведены в порядок, да к тому же, чтобы они более соответствовали современной моде. Конечно, Джорджиана ещё молода, но ей придется носить их и через много лет.

12 декабря, четверг

Сегодня обедал с Бингли и его сестрами. Заодно поговорили о рождественских праздниках. Конечно, будет большой прием, на который мы пригласим множество гостей, но за несколько дней до этого события я хотел бы устроить несколько небольших встреч с семейством Бингли, в которых приняла бы участие и Джорджиана.

– Я думаю устроить небольшой вечер с танцами двадцать третьего, – сообщил я, – а потом, в канун Рождества, собраться поиграть во что–нибудь.

– Прекрасная идея, – поддержала меня Кэролайн.

– Я пригласил полковника Фицуильяма, с ним нас будет четверо джентльменов и три дамы. Как вы думаете, не следует ли нам пригласить ещё кого–нибудь из дам? – задал я вопрос Кэролайн.

– Нет необходимости. Мистер Хёрст никогда не танцует, вот и получатся три пары.

Невольно я вспомнил бал, который Бингли дал в Незерфилде, и как я танцевал там с Элизабет.

– Вы уже решили, когда Джорджиана начнет выходить в свет? – спросила Кэролайн, будто прочитав мои мысли.

– Не раньше, чем ей исполнится восемнадцать, а то и позже.

– Восемнадцать – подходящий возраст. Учение будет закончено, застенчивость уйдёт, но ещё сохранится аромат юности. Не одно сердце будет разбито.

– Надеюсь, такого не произойдет. Я хочу, чтобы она была счастлива, и если так случится, что найдется достойный джентльмен в первый же её сезон, я буду рад отдать ему её руку.

Кэролайн бросила быстрый, но внимательный взгляд на Бингли.

– Будем надеяться, что через два года кто–то достойный отыщется. Человек с легким характером, щедрый и добрый.

– Хотелось бы именно такого.

– А тем временем было бы неплохо, если бы она, время от времени, бывала в обществе достойного молодого человека, чтобы привыкнуть к мужскому обществу и не теряться в присутствии джентльменов. Она очень непринужденно ведет себя в обществе Чарльза, ей, похоже, нравится бывать в компании с ним, – предложила Кэролайн.

– Что это ты там говоришь обо мне? – насторожился Бингли, который беседовал с Луизой, но обратил внимание на нас, услышав своё имя.

– Я сказала, что Джорджиана не чувствует себя скованной в твоём обществе. Дарси хотел бы, чтобы она присутствовала на Рождественских вечерах для взрослых, и я уверена, что ты был бы отличным кавалером для неё во время танцев.

– Ничто не доставит мне большего удовольствия. Она стала такой красавицей.

Я добился того, что намечал.

16 декабря, понедельник

Дом наш в праздничном убранстве. Джорджиана помогала миссис Эннесли украсить его ветками падуба, живописно расположив зелень вокруг картин и подсвечников. Ей всегда, с самого детства нравились эти предпраздничные хлопоты. Когда я вернулся домой, она украшала ветками окна в гостиной.

– Через несколько дней у нас будет вечеринка с танцами, – сообщил я ей.

Щеки её зарумянились.

– Скромная, только с близкими друзьями, – успокоил я её.

– Возможно, вам захочется украсить своё платье новыми лентами, – подсказала Джорджиане миссис Эннесли.

– Конечно, – быстро ответила она, вопросительно глядя на меня.

– Вот и купи, всё, что тебе необходимо, – поддержал я её.

Я чуть было не сказал, что ей пора приобрести поклонника, но промолчал. Я сам подберу его для неё и преподнесу ей таким образом сюрприз.

18 декабря, среда

Сегодня выпал снег. Джорджиана радовалась как малый ребенок, и мы поехали с ней в парк. С удовольствием погуляли по заснеженным аллеям и вернулись домой с горящими щеками и отличным аппетитом.

Я не мог удержаться от воспоминаний, как выглядела Элизабет, когда пришла в Незерфилд. Глаза её тогда сияли, а лицо светилось свежестью.

Где она сейчас, что делает? Гуляет по заснеженным тропинкам в парке? Или она дома, украшает его зелеными ветками, как Джорджиана наш дом? Ждет с нетерпение Роджество? Если бы я не удержал Бингли вдали от Незерфилда, мы тоже могли бы быть там… и это было бы огромной ошибкой. Лучшее для всех нас – быть в Лондоне.

23 декабря, понедельник

Мы танцевали весь вечер, и я был рад видеть, какое удовольствие это доставляет Джорджиане. Она дважды танцевала с Бингли, потом ещё с полковником Фицуильямом, ну и разок со мной.

– Джорджиана необыкновенно грациозна, – отметила Кэролайн.

Такой предмет разговора не мог не доставить удовольствие уже мне.

– Вы так думаете?

– Не сомневайтесь. Это была прекрасная идея, устроить небольшую вечеринку с танцами для друзей. Прекрасная практика для Джорджианы. А вы прекрасно танцуете, мистер Дарси. Мы с вами могли бы научить её многому. Чарльз и я в полном вашем распоряжении, если вы надумаете ещё раз устроить такой же вечер. Джорджиане это поможет обрести уверенность.

А мне припомнилось, как она льстила мне, расхваливая моё мастерство в написании писем. Сцена повторялась с большим подобием. Было это в Незерфилде, и с нами была Элизабет. Я почувствовал, как что–то всколыхнулось во мне, когда я подумал о ней. Должно быть гнев из–за того, что она околдовала меня.

Танцы закончились. Наши гости разъехались, а я с радостью наблюдал, как Джорджиана поднимается к себе, уставшая и довольная.

Думаю, она уже забыла о Джордже Уикхеме. Ничто более не напоминает о нём, и верится, она забудет его окончательно.

24 декабря, вторник

Этот вечер, после обеда, мы посвятили игре в шарады. Я был доволен, когда Кэролайн предложила Джорджиане и Бингли вместе придумывать свои головоломки. Они удалились в другой конец гостиной, принялись за дело, склонившись над листами бумаги, и их головы почти касались друг друга во время работы. Зрелище было многообещающим.

Игра всем нравилась, и мы не заметили, как пролетело время, и пришла пора ужинать.

– Знаешь, Дарси, я думал, что в этом году мы будем праздновать Рождество в Незерфилде, – вздохнув, заговорил Бингли уже сидя за столом. – Это ведь входило в мои планы, когда я подыскивал дом. Интересно, чем они там сейчас заняты.

Я подумал, что лучше отвлечь его мысли от опасной темы.

– Тем же, чем и мы здесь. Попробуй лучше вот эту оленину.

Он последовал моему совету, и более не вспоминал о Незерфилде.

25 декабря, среда

Никогда ранее Рождество не доставляло мне такого удовольствия. Утром мы были в церкви, а вечером играли в разные забавные игры. Я отметил изменение в поведении Джорджианы. В прошлом году она играла с азартом, с детским увлечением. А в этом году было заметно, что играет она, просто чтобы не огорчить меня. Глаза выдавали её.

Интересно, Элизабет играет в те же игры, и часто ли ей удаётся выиграть.

28 декабря, суббота

– Тебе не приходило в голову жениться на мисс Бингли? – поинтересовался я у полковника Фицуильяма во время нашей прогулки верхом.

– Мисс Бингли?

– Она состоятельная молодая леди, а тебе нужны наследники.

Он покачал головой.

– Я не хочу жениться на мисс Бингли.

– Она очаровательна, элегантна, полна грации и хорошо воспитана.

– Она действительно такова, как ты описываешь, но у меня нет ни малейшего желания взять её в жены. От неё веет холодом, а я предпочёл бы жену более теплую и менее расчетливую. Кроме того, меня больше устроила бы женщина, которую привлекаю я сам, а не мой титул.

– Никогда не думал, что в женщинах ты ставишь на первое место именно такие качества, – удивился я.

– Я же младший сын в семье, и всю свою жизнь я должен был приспосабливаться к другим. Хотелось бы, наконец, оказаться в обратной ситуации.

Он говорил об этом легко, даже небрежно, но, думаю, за этим стояло выстраданное убеждение.

Некоторое время мы ехали молча, наслаждаясь видами заснеженного парка.

– Ты долго ещё пробудешь в городе? – нарушил молчание я.

– Недолго. У меня дела, которые требуют обязательного присутствия в Кенте. К тому же необходимо оказать уважение леди Кэтрин, погостив у неё. Передать ей, что ты навестишь её на Пасху?

– Да, как обычно в это время, я приеду в Розингс. Когда ты вернешься в Лондон?

– Надеюсь, скоро. Наверняка до Пасхи.

– Мы должны будем встретиться и пообедать вместе.

Январь

Январь

3 января, пятница

Произошло нечто совершенно нежелательное. Кэролайн получила письмо от мисс Беннет.

– Джейн пишет, что собирается в Лондон, – с беспокойством сообщила она мне. – Она остановится у своих дяди с тётей на Грейсчёрч–стрит. Судя по тому, когда отправлено письмо, она уже должна быть в городе.

– Неожиданный поворот, – вынужден был признать я. – Бингли, похоже, благополучно забыл её, но если увидит опять, его привязанность может вспыхнуть с новой силой.

– Ему не обязательно знать о её пребывании в Лондоне, – предложила выход Кэролайн.

Пожалуй, она права.

– Сомневаюсь, что им случится встретиться где–либо, – сказал я.

– Я не стану отвечать ей. Она не пробудет в городе долго и подумает, что письмо затерялось и не дошло до меня. Уж лучше так, чем продемонстрировать наше нежелание видеть её. Она милая девушка, и я не хочу обидеть её, но интересы моего брата мне дороже. Я сделаю всё, чтобы уберечь его от неподходящей партии.

Я высоко оценил чувства Кэролайн, но на душе у меня было тяжело. Мне претили обман и подобное манипулирование близкими мне людьми, однако, она была права. Мы не могли допустить, чтобы жизнь Бингли была исковеркана этим вульгарным семейством. Ведь обман наш совсем невелик, а потому заслуживает снисхождения.

6 января, понедельник

Не нарадуюсь на Джорджиану. В ней всё так, как мне и хотелось бы видеть – её успехи в учении, её поведение, её манеры. Когда–то, когда она осталась на моём попечении, я не знал, что мне делать, как воспитывать её, но сейчас я льстил себе тем, что Джорджиана превращается в настоящую молодую леди, какой её хотела бы видеть наша мать.

7 января, вторник

Чуть не попал в неловкое положение, вознамерившись сегодня навестить Кэролайн и её сестру. Подходя к их дому, почти столкнулся с Джейн Беннет, которая выходила от них.

– Что тут произошло? – спросил я позже, когда был принят.

Кэролайн явно была не в духе.

– Самая неприятная вещь. Приходила Джейн Беннет. Я–то предполагала, что она уже вернулась домой, но, похоже, её визит в Лондон затянулся.

– Неудачно получилось. Что вы ей сказали?

– Даже не помню наверняка, что я ей говорила. Она застала меня врасплох. Джейн рассказала, что писала мне, а я сожалела, что не получила её письма. Она поинтересовалась, как поживает Чарльз. Я уверила, что у него всё в порядке, но он всё время занят, проводит всё своё время с вами, и я его редко вижу. Рассказала о Джорджиане, как та выросла и похорошела, и что мы видели её недавно, обедая с вами. Потом я выразила сожаление, что ограничена во времени, так как нам с Луизой необходимо нанести визит, после чего она уже не могла оставаться.

– Вам придется наведаться к ней в ответ, – напомнил я.

– Ничего не поделаешь. Но я не останусь надолго и, надеюсь, по моему поведению она поймет, что наши отношения продолжения иметь не будут. Чарльз о ней почти не вспоминает. А ещё через пару недель он будет совсем вне опасности.

Вот в этом–то я и не уверен. Временами он начинает говорить о Джейн. Каждый раз внимательно следит за моей реакцией, но пока ещё небезопасно позволять ему, пусть только в воспоминаниях, возвращаться к мисс Беннет и к жизни в Хартфордшире.

21 января, вторник

Сегодня Кэролайн навестила мисс Беннет. Визит оказался кратким, и она использовала его, чтобы сообщить Джейн, что Бингли, скорей всего, не вернётся более в Хартфордшир и откажется от Незерфилда. Покидая дом, она не приглашала Джейн вновь навестить её. Мне она объяснила, как рада, что ей не придётся опять принимать мисс Беннет.

Когда–нибудь в будущем Бингли поблагодарит нас за заботу о нём. Только это и может послужить оправданием той неискренности и даже лицемерия, которые мы, к нашему стыду, проявили.

Февраль

Февраль

1 февраля, суббота

– Кэролайн предлагает весенние месяцы провести в Бате, – сообщил мне утром Бингли. И небрежно добавил: – Наверное, я сниму там дом.

Это был хороший знак – Хартфордшир уже забыт.

– Отличная идея, – одобрил я его выбор.

– Не хочешь присоединиться к нам? – поинтересовался он.

– Увы, мне пора в Пемберли. Во–первых, я должен убедиться, что мистер Джонсон справляется с управлением имением. Во–вторых, у меня имеются кой–какие планы по переустройству хозяйства – надо наладить как следует работу фермы в поместье. Наконец, пора и домом заняться, хочу сделать его более удобным.

– В таком случае увидимся только летом.

7 февраля, пятница

Полковник Фицуильям вернулся в город и вечером присоединился ко мне за обедом. Он рассказал, как протекает жизнь в Розингсе. Главной новостью была женитьба мистера Коллинза. Я затаил дыхание в надежде, что Хёрст оказался прав, когда говорил, что Элизабет отказала мистеру Коллинзу.

– Она производит впечатление приятной девушки, хотя, скорее уже, зрелой женщины. Выглядит она лет на тридцать, – сообщил мой кузен.

Я вздохнул с облегчением.

– Но это и к лучшему, – продолжил он. – Девушка помоложе с трудом воспринимала бы тетушкино постоянное…

– Вмешательство?

– Доброжелательное внимание, – заулыбался он. – А миссис Коллинз принимает советы леди Кэтрин довольно спокойно.

– Думаю, я знал её в Хартфордшире. Какой была её девичья фамилия?

– Лукас. Её звали мисс Шарлотта Лукас.

– Да, я знаю всю их семью. Рад, что у неё всё так хорошо устроилось. Мистер Коллинз может и не самая блестящая партия, но он способен обеспечить ей безбедную жизнь.

Я смог бы дать Элизабет много больше.

Но я не стану думать об этом. Я ведь решил вообще никогда не думать о ней.

Март

Март

28 марта, пятница

Утром получил письмо от леди Кэтрин, сообщавшее, что она рада будет видеть меня в Розингсе. Сюрпризом было прочитать последующее: «У миссис Коллинз есть сестра Мария, которая в настоящее время гостит у неё вместе с давней подругой хозяйки мисс Элизабет Беннет».

Я был поражен, узнав такую новость. Элизабет гостит в тех местах.

«Я думаю, обе дамы хорошо известны тебе. Был здесь и сэр Уильям Лукас, но уже отбыл домой. Мисс Элизабет Беннет весьма вольна в речах, но это совершенно не удивительно, так как воспитывалась она без гувернантки. Семья, в которой столько девочек, не может обходиться без гувернанток. Мистер Коллинз полностью согласен с таким моим мнением. Просто удивительно, скольким семьям принесли пользу мои советы. И я всегда с удовольствием помогаю подыскать место молодым особам. Мне, например, удалось отлично пристроить четырех племянниц миссис Дженкинсон.

Сестры мисс Беннет тоже никогда не получали правильного воспитания. Уж не знаю, о чем думала их мать. Пять дочерей, и никто ими не занимался! Очень странно. Более того, младшие сестры уже выезжают в свет, прежде чем старшие вышли замуж. Если бы я была знакома с их матерью, я бы самым решительным образом посоветовала ей нанять гувернантку. Я бы подыскала ей хотя бы одну и не сомневаюсь, что она была бы признательна мне за рекомендацию. Она мало и плохо занимается своими домашними.

Мисс Беннет высказывается довольно решительно для столь юной особы. Её взгляды на отношения в семье крайне необычны. Она заявила, что было бы слишком жестоко по отношению к младшим сестрам, если бы они лишились своей доли светских развлечений только из–за того, что старшие не имели возможности или охоты рано выйти замуж».

Я поймал себя на том, что невольно улыбаюсь. Никогда я не слышал ранее о ком–нибудь, мужчине или женщине, кто позволялбы себе разговаривать с леди Кэтрин с такой прямотой и непосредственностью! Это ведь действительно в высшей степени несправедливо, что младшие дочери вынуждены ждать своей очереди, чтобы начать появляться в обществе. А мне это и в голову не приходило.

Но почему, собственно, меня встревожила новость о пребывании Элизабет в имении моей тетушки? Может мне следовало обрадоваться этому? Ведь наша встреча даст мне возможность показать, что она более не имеет никакого влияния на меня. Я не только получу шанс убедиться, что способен находиться в её обществе, не испытывая никаких особых чувств, но и поверю, что смог удержать самого себя и Бингли от опасных привязанностей.

Апрель

Апрель

3 апреля, четверг

Сегодня обедал с полковником Фицуильямом в клубе. Мы решили, что поедем в Розингс вместе.

7 апреля, понедельник

Мы с моим кузеном отправились в приятное путешествие в Кент. После ни к чему не обязывающей беседы разговор вернулся к старой теме.

– Я уже в том возрасте, когда пора серьезно задуматься о женитьбе, хотя и чувствую, что предприятие это рискованное, – начал Фицуильям. – Так легко сделать неверный выбор, а потом быть вынужденным мириться с этим всю жизнь.

– Да, риск существует, – согласился я, подумав о Бингли. – Недавно мне удалось спасти от ошибки одного из моих друзей.

– В самом деле?

– Да. Он снял дом в провинции и там познакомился с девушкой, семья которой вызывала сомнения. Он серьезно увлекся ею, но, к счастью, дела очень вовремя заставили его вернуться в Лондон. Осознав всю опасность таких отношений, мы с его сестрами последовали за ним в столицу и уговорили остаться там.

– Таким образом ты спас его от нежелательного брака.

– Именно так.

– Он должен поблагодарить тебя за это. Неприятно в какой–то момент вдруг избавиться от иллюзий и понять, в какое ужасное положение ты попал.

Меня воодушевил его коментарий. Я всегда уважал мнение Фицуильяма, и мне было важно, что он поддержал меня в моих действиях.

Мы прибыли в Розингс во второй половине дня, и красота его парка захватила меня. Он не столь совершенен, как Пемберли, но весной выглядит просто прекрасным. По пути к дому мы проехали мимо мистера Коллинза, который прогуливался вдоль дороги и, похоже, высматривал нас. Он поклонился при нашем приближении, а затем устремился к своему дому, чтобы поскорее принести известие о нашем прибытии его обитателям. Мне вдруг стало интересно, встречала ли его у порога Элизабет и как она отнеслась к новости.

8 апреля, вторник

Мистер Коллинз явился утром, чтобы засвидетельствовать своё почтение. Он застал только нас с Фицуильямом, наша тетя с кузиной Энн уехали на прогулку.

– Мистер Дарси, для меня это огромная честь вновь встретиться с вами. Мне посчастливилось познакомиться с вами в Хартфордшире, где я имел удовольствие гостить у своих кузин. Я не был ещё связан узами брака в тот момент, ибо моя дорогая Шарлотта ещё не осчастливила меня своим согласием стать спутницей моей жизни. С первого взгляда я понял, что она придется по душе моим прихожанам в Хансфорде в силу своих смирения и благочестия, и получит одобрение моей благородной патронессы леди Кэтрин де Бёр, которая со всеми присущими ей любезностью и снисходительностью имеет честь быть вашей уважаемой тётей. Леди Кэтрин была столь снисходительна, что…

– Вы теперь собираетесь вернуться к себе домой? – прервал я его излияния.

Он моментально прервал свою речь и ответил: «Да, именно так».

– Утро сегодня прекрасное. Мы пройдемся с вами. Не так ли? – адресовал я вопрос полковнику Фицуильяму.

– Пожалуйста, как скажешь.

И мы тронулись. Мистер Коллинз без умолка описывал нам красоты парка, вплетая в свою пространную речь выражения смиренной благодарности за милость, которую мы оказали, выразив желание посетить его скромное жилище. Я обнаружил, что смысл его речей полностью ускользает от меня. Меня интересовало совсем иное. Изменилась ли Элизабет с прошлой осени? Удивит ли её моё появление? Нет, она же знает, что мы уже приехали. Обрадует оно её или реакция будет отрицательной? Конечно, обрадует. Любому должно быть лестно возобновить знакомство с человеком, занимающим столь высокое положение в обществе.

О нашем прибытии всех известил дверной колокольчик, после чего мы попали в гостиную. Я высказал свои приветствия и поздравления миссис Коллинз, она поблагодарила меня. Элизабет сдержанно склонилась в реверансе.

Она не изменилась с тех пор как мы виделись в последний раз, но радость, которую я испытал, увидев её, была неожиданной для меня. Я–то верил, что победил свои чувства к ней, а они едва ли не стали сильнее.

Стоило мне увидеть её, и всё опять вернулось, все мои усилия были напрасными.

– Надеюсь, вам понравился дом? – спросил я миссис Коллинз.

– Да, очень, – ответила она.

– Рад услышать. Я знаю, что тетя постаралась сделать его удобным и уютным к вашему приезду. А сад, вам понравился здешний сад?

– Он очень живописен.

– Именно так.

Я бы продолжил разговор с миссис Коллинз, если бы не обнаружил, что всё моё внимание помимо моей воли обращено на Элизабет. Она вела беседу с полковником Фицуильямом в присущей ей непринужденной манере. А у меня никак не получалось понять, нравится мне это или нет. Без сомнения, её правом было решать, разговаривать ли ей с мои кузеном, и решать, хочет ли она понравиться ему, но я почувствовал неудовольствие от того, что ей эта беседа нравится, да и он получает удовольствие от общения с ней. Наконец я признал, что полностью запутался в своих мыслях и желаниях, и постарался хотя бы не быть замкнутым.

– Я надеюсь, ваша семья в порядке, мисс Беннет? – вежливо поинтересовался я.

– Да, спасибо, – был ответ. После паузы она добавила, – Моя старшая сестра последние три месяца провела в Лондоне. Вам не приходилось встречаться?

Я был смущен, но ответил достаточно спокойно.

– Нет, мне не посчастливилось увидеть в столице мисс Беннет.

Я замолчал, чтобы избежать опасного поворота разговора, и вскоре после этого мы с кузеном покинули Хансфорд.

День Пасхи, 13 апреля, воскресенье

Я не видел Элизабет со времени нашего визита в пасторский дом, но встретил её сегодня утром в церкви. Выглядела она очаровательно. Под утренним солнцем щеки её разрумянились, а в прекрасных глазах появился особый блеск.

По окончании службы леди Кэтрин задержалась, чтобы поговорить с Коллинзами. Мистер Коллинз просиял, увидев, что патронесса обратила на него внимание. Но вовсе не к его радости.

– Ваша проповедь была слишком длинной, – указала леди Кэтрин. – Двадцати минут вполне хватило бы, чтобы дать наставления пастве.

– Да, леди Кэтрин, я…

– Вы даже не упомянули трезвость, а следовало. Слишком много пьянства в последнее время. Долг пастыря заботиться не только о душах прихожан, но и об их бренных телах.

– Вы совершенно правы, леди…

– И слишком много песнопений. Не люблю, когда в пасхальной службе больше трех псалмов. Немного найдется людей, которые любят музыку и получают от неё удовольствие более меня, но трех псалмов было бы достаточно.

Она направилась к карете, мистер Коллинз не отставал от неё.

– Конечно, леди Кэтрин, я…

– Одну из скамеек источил древесный червь. Я заметила, когда проходила мимо. Обратите внимание.

– Непременно, леди… – только и успел вымолвить Коллинз.

– Вечером извольте обедать у меня. Конечно же с миссис Коллинз. Мисс Лукас и мисс Беннет пусть тоже приходят. Составим партию в карты.

– Как милостиво… – говорил он, кланяясь и всплескивая руками.

– Я пришлю за вами экипаж.

Я сел вслед за ней в карету, и лакей закрыл дверцу.

Я сразу же начал испытывать нетерпение, предвкушая приезд Элизабет в Розингс, но усилием воли заставил себя успокоиться.

Их компания прибыла без опоздания, а поскольку я помнил, какая опасность подстерегает меня при разговоре с мисс Беннет, я сделал вид, что увлечен беседой с моей тетушкой. Мы неторопливо переговаривались о том и о сём, но при этом я не мог отвести глаз от Элизабет. Её общение протекало много живее. Она была занята беседой с полковником Фицуильямом, заинтересованность и оживление были написаны на её лице. Мне же никак не удавалось отвести взгляд от неё.

Леди Кэтрин тоже внимательно следила за ними и, в конце концов, воскликнула:«Что это ты там говоришь, Фицуильям? О чем вы толкуете? Нельзя ли и нам услышать, что ты рассказываешь мисс Беннет?»

Полковник Фицуильям отвечал, что беседуют они о музыке. Моя тетя тут же включилась в их разговор, принявшись расхваливать успехи Джорджианы в игре на фортепьяно, затем обратила своё внимание на Элизабет, советуя ей предпринять усилия в этом направлении, для чего начать регулярно упражняться на инструменте в комнате миссис Дженкинс… Предлагать заниматься в комнате прислуги? Никак не ожидал от моей тети такой бестактности.

Элизабет выглядела озадаченной, но промолчала, и лишь улыбка выдала её мысли.

Когда с кофе было покончено, Элизабет села за инструмент, а я, помня удовольствие, которое получал от её игры, подошел ближе. Глаза её лучились во время исполнения, и я разместился так, чтобы лучше видеть игру эмоций на её прекрасном лице.

Мои маневры не остались незамеченными. Закончив играть пьесу, Элизабет повернулась и с улыбкой обратилась ко мне: «Вы хотели меня смутить, мистер Дарси, приготовившись слушать с таким вниманием мою игру. Но я вас нисколько не боюсь, хоть ваша сестра играет столь превосходно. Упрямство не позволяет мне проявлять малодушие, когда того хотят окружающие. При попытке меня устрашить я становлюсь еще более дерзкой».

– Мне незачем доказывать, что вы ошибаетесь, – возразил я ей. – Не могли же вы в самом деле считать меня на это способным. Я достаточно с вами знаком, чтобы знать, как часто вы утверждаете то, чего вовсе не думаете.

Что на меня нашло, я не мог объяснить. Не в моём характере было вести разговоры в столь игривой менере, значит, что–то в характере моей собеседницы подталкивало меня к такому поведению.

Элизабет от души рассмеялась. Заулыбался и я, понимая, что это нравится нам обоим. Причем мне это нравилось настолько, что я забыл обо всех своих опасениях и приготовлениях и просто наслаждался общением.

– Ваш кузен может неплохо обрисовать мой характер, – сказала она, обращаясь в полковнику Фицуильяму. Обратившись же ко мне, она произнесла: «С вашей стороны не великодушно припоминать все дурное, что вы разузнали обо мне в Хартфордшире. Могу добавить, что это и неосторожно, так как может вынудить меня дать вам отпор. И тогда как бы и в отношении вас не открылось нечто такое, что не обрадует ваших близких».

– Я этого вовсе не боюсь, – сказал я с улыбкой.

Её глаза блеснули в ответ.

Полковник Фицуильям тут же потребовал рассказать, как я вел себя за пределами родного дома среди незнакомых людей.

– Ну, так вы об этом узнаете! – начала Элизабет. – Но приготовьтесь услышать нечто чудовищное. Могу вам сообщить, что в первый раз мы встретились с мистером Дарси в Хартфордшире во время бала. И чем, вы полагаете, он на этом балу отличился? Он соизволил принять участие только в каких–нибудь четырех танцах!

В её глазах мой отказ танцевать выглядел нелепым, и я сам впервые осознал, что это действительно было нелепо. Надуваться от гордости вместо того, чтобы получать удовольствие, как любой нормальный человек. Действительно, чистый абсурд! Однако в другое время я не потерпел бы такого подшучивания над собой, но что–то в том, как она это преподнесла, сделало всё безобидным, и ни у кого не вызвало насмешки.

Только теперь я начал понимать, что в жизни моей было не так уж много веселья. Я принял обязанности главы семьи довольно рано, после смерти отца, и я был горд тем, что исполнял их так, как это делал мой отец. Я управлял имением, заботился о процветании арендаторов, не забывал о здоровье, образовании и счастье моей сестры, а так же всех, оказавшихся на моем попечении. Я успешно справлялся со всеми заботами, свалившимися на меня. До встречи с Элизабет я не понимал, что этого недостаточно для нормального существования. И лишь теперь увидел, как бедна была моя жизнь. Всё в ней заранее предопределено, всё в ней предсказуемо, никаких отклонений. Только сейчас я это отчетливо увидел. А увидел благодаря тому, что во мне зародились чувства, которых я не знал ранее и о существовании которых не задумывался. И когда я осознал это, мне почему–то стало легко, и я рассмеялся.

– В тот вечер я не имел чести быть знакомым ни с одной из присутствовавших дам, кроме тех, с которыми приехал на бал, – защищался я, приняв её тон.

– О, разумеется. И ведь нельзя же было допустить, чтобы вас на балу с кем–нибудь познакомили!

– Быть может, обо мне судили бы лучше, если бы я потрудился кому–нибудь представиться. Но я не стремлюсь навязывать свое общество незнакомым людям.

Она явно дразнила меня, допытываясь, по какой причине образованный и неглупый человек, к тому же принятый в обществе, не вправе рассчитывать на расширение знакомств. Более того, Фицуильям оказывался на её стороне, объясняя всё моим нежеланием доставить беспокойство себе самому.

– Я и вправду лишен присущего некоторым людям таланта свободно болтать с человеком, которого прежде никогда не встречал. Мне нелегко, подобно другим, подлаживаться к тону его рассуждений или делать вид, что меня интересуют его дела, – признался я.

– Мои пальцы движутся по клавишам этого инструмента не с тем мастерством, какое мне приходилось наблюдать у других музыкантов. Но мне всегда казалось, что я виновата в этом сама, не дав себе труда поупражняться как следует.

Я улыбнулся:

– Совершенно с вами согласен.

В этот момент леди Кэтрин прервала наш разговор.

– О чем это вы там беседуете, Дарси?

– О музыке.

Леди Кэтрин подошла ближе.

– Мисс Беннет играла бы неплохо, если бы больше практиковалась и пользовалась указаниями лондонского маэстро, – просветила она нас. – У нее даже есть некоторая беглость, но ей не хватает вкуса, которым отличается Энн. Из моей дочери вышла бы превосходная исполнительница, если бы только здоровье позволяло ей заниматься музыкой.

Я совершенно не слушал тётушку, а наблюдал за Элизабет. Она с удивительным терпением выслушала замечания леди Кэтрин, а потом по нашей с Фицуильмом просьбе оставалась за инструментом до того времени, когда была подана карета ее светлости, чтобы доставить их в Хансфорд.

Я верил, что избавился от восхищения ею. Я верил, что забыл её. Я совершенно заблуждался.

14 апреля, понедельник

Я прогуливался утром по поместью, когда мои ноги сами по себе привели меня к пасторскому дому.

Оказавшись перед входом в дом, я не мог, без сомнений, только из соображений приличий, пройти мимо, не выразив почтения его хозяевам. К моему ужасу из всех обитателей в доме оказалась только Элизабет. Для неё не меньшим сюрпризом было увидеть меня, но она не выразила не малейшего неудовольствия по этому поводу. Да и почему она должна была бы быть недовольной? Ведь ей должно быть приятно видеть, что я полностью нахожусь в её власти. Она предложила мне присесть, и мне не оставалось ничего иного кроме как устроиться на стуле.

– Прошу прощения за моё вторжение, – начал я, осознавая всю неловкость ситуации и пытаясь дать понять, что всё это произошло непреднамеренно. – Я надеялся застать всех дам.

– Миссис Коллинз и Мария отправились по делам в деревню, – объяснила Элизабет.

– Вот как.

– Леди Кэтрин в добром здравии? – наконец задала вопрос она.

– Спасибо, у неё всё в порядке.

И опять молчание.

– А мисс де Бёр? У неё тоже всё в порядке?

– Да, спасибо, всё в порядке.

– И у полковника Фицуильяма? – опять спросила она.

– Да, и он здоров.

Ещё одна продолжительная пауза.

– Как неожиданно вы все покинули Незерфилд в ноябре, мистер Дарси! – наконец нашлась Элизабет. – И каким, наверно, приятным сюрпризом для мистера Бингли было увидеть всех вас так скоро после разлуки. Он сам, помнится, выехал в Лондон всего лишь за день до вас? Надеюсь, он и его сестры были здоровы, когда вы покинули Лондон?

– Благодарю вас, вполне здоровы.

– Как мне говорили, у мистера Бингли нет больше желания поселиться в Незерфилде?

– Я не слышал, чтобы он об этом упоминал. Но весьма вероятно, что ему не придется проводить там в будущем много времени. У него немало друзей, а сейчас он вступил в тот период жизни, когда число друзей и занятость увеличиваются день ото дня.

– Раз он не намерен жить в Незерфилде, для его соседей было бы лучше, если бы он вообще распрощался с нашим краем. Это поместье могла бы тогда занять другая семья. Впрочем, быть может, мистер Бингли арендовал Незерфилд, заботясь о собственных удобствах больше, чем об удобствах соседей. И следует ждать, что он удержит за собой Незерфилд или откажется от него, руководствуясь теми же побуждениями.

Мне не очень нравилось, куда повернул наш разговор, но приходилось отвечать.

– Меня бы не удивило, если бы Бингли, в самом деле, покинул Незерфилд навсегда, представься ему подходящая возможность приобрести дом в другом месте.

Момент был подходящим, чтобы покинуть дом. Я понимал это, но был неспособен уйти. Меня удерживало что–то в её лице, не позволявшее оторвать от него глаз. А ещё небрежно спадавший локон, к которому меня тянуло прикоснуться.

Она никак не отреагировала на мои слова, и опять повисла тишина.

Не могу объяснить, что творилось у меня в голове, но сдвинуться с места я был неспособен.

– Дом этот выглядит очень уютным, – нашел я новую тему.

– Да, действительно.

– Должно быть удобно, что миссис Коллинз поселилась так близко от семьи и друзей.

– Вы находите, что отсюда до Меритона «так близко»? – удивилась она. – Ведь это около пятьдесяти миль.

– Что значат пятьдесят миль хорошей дороги? Чуть больше, чем полдня пути.

– Мне бы не пришло в голову оценивать преимущества брака милями, – возразила Элизабет.

– Это свидетельствует о вашей привязанности к Хартфордширу. Все, что находится не совсем рядом с Лонгборном, кажется вам отдаленным, – предположил я.

– Я вовсе не хотела сказать, что, выйдя замуж, женщина любое расстояние от дома своих родителей должна воспринимать как большое.

Вот! Она прекрасно понимает дурное влияние своих родственников и не стала бы возражать против того, чтобы жить вдали от них. Когда она выйдет замуж, она без сомнений порвет с ними.

– Но я убеждена, что моя подруга не считала бы, что она живет слишком близко от родительского дома, даже если бы расстояние до него было вдвое короче пути из Кента в Хартфордшир, – продолжила Элизабет.

– Не следует так привязываться к родным местам.

Я продвигал свой стул по мере разговора, так мне хотелось оказаться рядом с ней.

– Не сможете же вы всю жизнь провести в Лонгборне!

Она смотрела с удивлением, и это привело меня в чувство. Моё восхищение ею подталкивало высказать сомнения в том, что она нашла бы возражения против того, чтобы жить в Пемберли. Но я удержался, и был ей за то благодарен. Я слишком опережал события и мог потом пожалеть, что зашел так далеко. Я отодвинул стул назад и взял со стола газету. Глядя поверх неё, произнес более холодным тоном:

– Как вам понравился Кент?

Сказано было достаточно холодно, чтобы пресечь любые надежды, которые могли бы зародиться вследствие моих необдуманных поступков и высказываний.

– Прекрасное место, – ответила она спокойно, но взгляд её был удивленным.

За этим последовал обмен мнениями о здешних местах, и лишь возвращение миссис Коллинз и Марии избавило нас от неоходимости продолжать беседу. Их удивило моё присутствие в доме, но я, задержавшись ещё на пару минут, объяснил им свою ошибку, а затем покинул дом и вернулся в Розингс.

15 апреля, вторник

Элизабет очаровала и околдовала меня. Здесь мне угрожает большая опасность, чем в Хартфорде. Там постоянно перед моими глазами была её семья, настойчиво напоминая о невозможности нашего союза. А здесь я остаюсь наедине с ней, совершенно безвольный.

Её живость и доброжелательный юмор, постоянно прекрасное настроение – всё это расслабляет меня, заставляя забыть об привычных условностях и раскрепоститься, но именно этого я и не должен допускать. Я не должен думать только о себе. Мне следует помнить о моей сестре.

Оставить Джорджиану беззащитной перед вульгарностью миссис Беннет было бы жестоко с моей стороны, и никак не совмещалось с понятиями братской любви. Невозможно было пожелать Джорджиане таких сестер, как Мэри, Китти и Лидия Беннет. Невозможно было допустить их малейшего влияния на неё, вовлечения в круг их ничтожных интересов. Но именно это произошло бы, женись я на Элизабет. Более того, сестра моя будет принуждена выслушивать рассказы о Джордже Уикхеме, который так мил младшим девицам. Нет. Я не могу допустить ничего подобного. Я никогда не пойду на это.

Но тогда я должен внимательно следить за собой, чтобы не сказать лишнего в присутствии Элизабет. Она не доложна догадываться о моих чувствах. Она наверняка подозревает, что я неравнодушен к ней. Нет сомнения, что её доброжелательность и открытость подталкивали меня к ней, и теперь она ждет, когда я ей откроюсь. Выйдя за меня замуж, она поднимется из своего круга в мой. В моем лице она обретет доброжелательного супруга с прекрасным характером, а сама станет хозяйкой Пемберли. Мужчина подобных достоинств, моего характера и безупречной репутации, обладающий таким состоянием и занимающий такое положение в обществе, притягателен для любой женщины. Но нашему союзу никогда не бывать.

17 апреля, четверг

Я не знаю, что со мной происходит. Мне необходимо избегать встреч с Элизабет, а я, вместо этого, каждый день сопровождаю полковника Фицуильяма, когда он направляется навестить обитателей пасторского дома. Я не могу противиться удовольствию увидеть её. Она не писаная красавица, но её облик не отпускает меня.

Я был достаточно тверд в намерении не сказать ничего лишнего, но моё постоянное молчание привлекало даже больше внимания.

– Почему ты не произносишь ни единого слова, когда мы приходим в этот дом? – поинтересовался полковник Фицуильям сегодня, когда мы уже возвращались после визита. – Совершенно не похоже на тебя, Дарси.

– Мне нечего сказать.

– Ты меня удивляешь. Я видел тебя, разговаривающим с людьми, принадлежавшими к совершенно разным кругам – от епископов до крестьян. Ты всегда находил правильные слова и для тех, и для других, и это при том, что ты постоянно утверждаешь, что тебе трудно общаться с незнакомыми людьми. Но стоит нам зайти в дом священника, ты рта раскрыть не можешь. Вместо прекрасно воспитанного джентльмена является совершенный нелюдим. Ты мог бы, по меньшей мере, поинтересоваться, как поживают курочки миссис Коллинз или как паства воспринимает проповеди мистера Коллинза. Если совсем не о чем спросить молодых леди, всегда можно поговорить о погоде.

– Постараюсь исправиться в следующий раз.

Пообещав это, я тут же осознал, что мне вообще больше не следует ходить в дом священника. Если я снова стану разговаривать с Элизабет, не могу поручиться, что это ни к чему не приведет. Она временами смотрит на меня с негодованием, а я продолжаю твердить себе, что она ждет моих признаний.

Неужели брак между нами совершенно невозможен.

Я постоянно задаю себе этот вопрос, и как бы я ни воображал наш союз, её семья предстаёт передо мной, а дальше легко домыслить, чем это закончится. Вот почему я полон решимости хранить молчание. Если я уступлю своей слабости, мне придется жалеть об этом всю мою оставшуюся жизнь.

19 апреля, суббота

Я решительно отказался от посещений пасторского дома, но моя любовь к прогулкам в парке сыграла со мной злую шутку. Я уже трижды сталкивался там с Элизабет. Первый раз встреча произошла случайно, а вот во второй и третий раз я почему–то оказывался в местах, где даже не имел намерения гулять. Всё началось вполне невинно – я, сняв шляпу, вежливо поприветствовал её и справился о здоровьи. Так бы и продолжать, но вот сегодня я забыл обо всем и задал больше вопросов.

– Надеюсь, Хансфорд пришелся вам по душе? – началось всё с совершенно невинного вопроса.

– Да, спасибо.

– Миссис и мистер Коллинз в добром здравии?

– Они здоровы.

– И счастливы?

– Думаю, счастливы.

– Розингс – очаровательное поместье.

– Да, действительно, и дом прекрасный. Я, правда, заблудилась в нем пару раз. Хотела попасть в библиотеку, а оказалась в гостиной.

– За один раз всего тут не узнаешь. В следующий ваш приезд в Кент сможете узнать всё лучше.

Её, похоже, удивили мои речи, а я начал ругать себя за проявленную слабость. Ведь я, таким образом, полностью отказался от своих намерений. Не означают ли мои слова, что при следующем её визите в Кент она сможет жить в Розингсе, а это случится только если она станет моей женой? Всё труднее быть осторожным в речах. Я должен немедленно уйти, чтобы не подвергаться опасности.

Но если я так и сделаю, это приведет к неоднозначным толкованиям, поэтому мне не следует принимать срочных мер, а напротив, следует потерпеть ещё немного. Мы с Фицуильямом скоро уедем, и я, таким образом, окажусь в безопасности.

22 апреля, вторник

Я в полной растерянности, я ничего не понимаю. После всего, что я заставлял себя делать, после всех моих мук и самоограничений – такой немыслимый результат!

Невозможно поверить в то, что случилось со мной в последние часы. Было бы лучше, если бы я мог списать всё на затмение разума, но, увы, нет никаких сомнений – катастрофа произошла. Я сделал предложение руки и сердца Элизабет Беннет.

Я не должен был идти к ней. Я не должен был этого делать всего лишь потому, что она не пришла к чаю. Ведь сказали – у неё разыгралась мигрень. Но какая из леди не страдает время от времени от головной боли?

Я сидел за чаем с тетушкой, кузеном, мистером и миссис Коллинз, но думал только об Элизабет. Она страдает? Она серьезно больна? Могу ли я что–нибудь сделать для неё?

Для меня день не мог продолжаться так, как будто ничего не случилось. Пока другие обсуждали состояние дел в церковном приходе, я заявил, что мне необходим свежий воздух, и я хочу немного прогуляться. Не могу даже сказать, было ли в тот момент моим намереньем зайти в пасторский дом. Пока разум и сердце боролись, подталкивая в противоположных направлениях, ноги принесли меня к двери дома священника.

На мой вопрос, дома ли мисс Беннет, служанка указала на гостиную, где меня встретил удивленный взгляд Элизабет. Я и сам пребывал в удивлении.

Начало было вполне обычным. Я поинтересовался её здоровьем, а она ответила, что ей уже лучше. Я присел. Посидел, не вымолвив ни слова. Затем вскочил. В возбуждении стал расхаживать по комнате. А когда не мог уже сдерживать себя, заговорил.

– Вся моя борьба была тщетной! – слова опережали мои мысли, и я не мог управлять ими. – Ничего не выходит. Я не в силах справиться со своим чувством. Знайте же, что я вами бесконечно очарован и что я вас люблю!

Всё. Выплеснул. Тайна, которую я так долго носил в себе, вырвалась наружу и обрела голос. Элизабет была ошеломлена и выглядела растерянной. Она покраснела и смотрела на меня молча. Да и как принять это иначе? Она не могла найти слов. Ей оставалось только выслушать меня, а затем принять всё как есть.

Не сомневаясь, что я полностью в её власти, она не могла не понимать, что вслед за этим двери Пемберли распахнутся перед новой хозяйкой, а сама она будет введена в высший свет.

– Не стану скрывать, что я постоянно помню о низком происхождении ваших родителей и об отсутствии у них состояния, – говорил я и не верил, что позволил своей любви преодолеть мой разум и отдать его во власть эмоций, которые я, к тому же, не способен контролировать.

– Проведя несколько недель в Хартфордшире и ближе узнав его жителей, было бы глупо отрицать тот ущерб, который я нанесу своему имени, соединяя наши семьи. Но сила моей страсти заставляет меня отбросить подобные соображения.

По мере того, как я говорил, перед взором моим представало семейство Беннет, и я понял, что разговариваю не столько с Элизабет, сколько с самим собой. Я размышлял вслух о вещах, которые мучали меня последние недели и месяцы.

– Ваша мать, вульгарная и болтливая; ваш отец с осознанным нежеланием обуздать ваших младших сестер. Породниться с такими девицами! – сказав это, я вспомнил Мэри Беннет, поющую на балу в Меритоне. – Самая приличная из них – унылая, бездарная девица без вкуса и понимания чего бы то ни было, а худшая – глупая, избалованная, эгоистичная, не способная найти ничего более привлекательного, чем бегать за офицерами, – продолжил я, вспоминая поведение Лидии и Китти на балу в Незерфилде. – Один дядя – провинциальный стряпчий, другой – коммерсант, проживающий в Чипсайде, – мои чувства изливались потоком. – Все эти недели на меня давила очевидная невозможность подобной партии. Не только мой разум, моя натура восстает против неё. И я прекрасно понимаю, какой урон нанесу своей репутации, заключая подобный союз. Это затронет всю мою семью, пойдет против семейных предрассудков. Испытывать подобные чувства к кому–либо, кто занимает положение настолько ниже моего – это непростительная слабость, к которой я должен был бы относиться с презрением. Но я не способен победить свои чувства. Я удалился в Лондон, погрузился там в дела и развлечения, но ничто не смогло стереть ваш облик из моей памяти, – говорил я, повернувшись к ней и не сводя глаз с её лица.

– Моя привязанность к вам устояла против любых агрументов, пережила разлуку, которая даже укрепила её. Моя привязанность стала крепче от усилий искоренить её. Даже рациональная природа не смогла победить мою страстную привязанность. Она столь сильна, что я готов забыть о недостатках вашей семьи и пренебречь болью, которую, без сомнения, доставлю своим друзьям и близким, предлагая вам свою руку и сердце. Единственная моя надежда – что моя борьба будет вознаграждена вашим согласием. Освободите меня от всех тревог и опасений, Элизабет. Скажите, что вы станете моей женой, – закончил я.

Я говорил со страстью. Я сделал то, чего другие люди никогда не могли от меня ожидать. Я обнажил свою душу. Я осмелился проявить все свои страхи и тревоги, высказать мои доводы и признать поражение в борьбе с ними. И теперь смиренно ждал её ответа. Ей не нужно времени на размышления, ведь она ожидала моего признания. Я уверен, она не сомневалась в том, что оно состоится.

Элизабет не могла не знать, насколько моя персона привлекательна для незамужних леди. Любая из них была бы счастлива заполучить Фицуильяма Дарси в мужья. А ей достаточно было сказать всего одно слово, и союз был бы заключен.

К моему изумлению, победной улыбки на её лице я так и не увидел. Она не произнесла вежливо: «Это большая честь для меня, мистер Дарси. Я польщена вашими признаниями и благодарна вам за вашу снисходительность. Невозможно было ожидать, что вам доставит удовольствие наблюдать проявления многочисленных пороков моих близких, но я ценю ту честь, которую вы оказали мне, игнорируя их слабости и предлагая мне вашу руку. Я принимаю ваше предложение с надлежащим смирением».

Она даже не сказала простого «Да».

Вместо этого щеки её раскраснелись ещё больше, и голосом полным возмущения она сказала:

– Чувство, которое вы питаете, независимо от того – разделяется оно человеком, к которому оно обращено, или нет, – свойственно, я полагаю, принимать с благодарностью. Благодарность присуща природе человека, и, если бы я ее испытывала, я бы вам сейчас это выразила. Но я её не испытываю. Я никогда не искала вашего расположения, и оно возникло вопреки моей воле. Мне жаль причинять боль кому бы то ни было. Если я её совершенно нечаянно вызвала, надеюсь, она не окажется продолжительной. Соображения, которые, по вашим словам, так долго мешали вам уступить вашей склонности, без труда помогут вам преодолеть ее после этого объяснения.

Я смотрел на неё в удивлении. Она отказала мне!

Мне и в голову не приходило, что она может просто отказать мне. Ни единый раз, просыпаясь ночами и внушая себе, что союз наш невозможен, я не мог вообразить, что невозможен он ещё и по такой причине.

Все мои страдания только ради того, чтобы быть отвергнутым?

Отвергнуть меня! Продолжателя благороднейшего рода Дарси! Отверегнуть меня как какого–то охотника за приданым или скомпрометированного поклонника. Моё изумление сменилось обидой. Я обиделся до такой степени, что и слова вымолвить не мог, пока не совладал со своими эмоциями.

– И этим исчерпывается ответ, который я имею честь от вас получить? – только и выговорил я. – Мог бы я узнать причину, по которой вы не попытались облечь свой отказ по меньшей мере в учтивую форму? Впрочем, это не имеет значения!

– С таким же правом я могла бы спросить, – ответила она, – о причине, по которой вы объявили, с явным намерением меня оскорбить и унизить, что любите меня вопреки своей воле, своему рассудку и даже всем своим склонностям? Не служит ли это для меня некоторым оправданием, если я и в самом деле была с вами недостаточно любезна? Но у меня были и другие поводы. И вы о них знаете. Если бы даже против вас не восставали все мои чувства, если бы я относилась к вам безразлично или даже была к вам расположена, неужели какие–нибудь соображения могли бы склонить меня принять руку человека, который явился причиной несчастья, быть может непоправимого, моей любимой сестры?

Я почувствовал, что кровь прилилась к моему лицу. Значит, до неё дошли слухи. А я надеялся, что она не узнает и не станет думать плохо обо мне. Но мне нечего было стыдиться. Я действовал в интересах друга.

– У меня есть все основания составить о вас дурное мнение. Ваше злонамеренное и неблагородное вмешательство, которое привело к разрыву между мистером Бингли и моей сестрой, не может быть оправдано никакими мотивами, – сказала она.

Лицо мое окаменело. Злонамеренное? Неблагородное?

Вот уж нет.

– Вы не станете, вы не посмеете отрицать, что являетесь главной, если не единственной причиной разрыва. Бингли заслужил из–за него обвинение в ветрености и непостоянстве, а Джейн – насмешку над неоправдавшимися надеждами. И они оба не могли не почувствовать себя глубоко несчастными.

Я не мог поверить в то, что услышал. Ветренность и непостоянство?

Кто посмеет судить Бингли как ветренного и непостоянного за то, что он уехал в Лондон, когда у него там были дела?

Насмешка над неоправдавшимися надеждами? У мисс Беннет не могло быть никаких надежд, кроме тех, что внушила ей мать, а та не видела ничего, кроме пяти тысяч фунтов годовых у Бингли.

Глубоко несчастными? Так оно и было бы, если бы Бингли открыл свои чувства Джейн. Он оказался бы мужем женщины более низкого положения.

– Я не намерен отрицать, что в пределах моих возможностей сделал все, чтобы отдалить моего друга от вашей сестры, и что я доволен успехом моих усилий. О Бингли я позаботился лучше, чем о самом себе.

– Но моя неприязнь к вам, – продолжала Элизабет, – основывается не только на этом происшествии. Мое мнение о вас сложилось гораздо раньше. Ваш характер раскрылся передо мной из рассказа, который я много месяцев назад услышала от мистера Уикхема. Что вы можете сказать по этому поводу? Каким дружеским участием вы оправдаетесь в этом случае? Или чьим неправильным толкованием ваших поступков вы попробуете прикрыться?

Уикхем! Она не могла выбрать имя, которое в большей степени ранило бы меня и вызвало бы большее отвращение.

– Вы весьма близко к сердцу принимаете судьбу этого джентльмена, – вспыхнув, заметил я.

И тут же пожалел о своих словах.

Что мне было до её интереса к Джорджу Уикхему? После отказа выйти за меня замуж, ничто в жизни Элизабет не должно было интересовать меня.

И все же я почувствовал ещё большее унижение, и меня захлестнуло новое чувство, которого раньше я не испытывал и которое было мне совершенно ни к чему. Ревность. Мне было невыносимо думать о том, что она могла предпочесть мне Джорджа Уикхема! Что она не смогла разглядеть под его лощеной внешностью черной души.

– Может ли остаться равнодушным тот, кому сделались известны его утраты?

– Его утраты! – повторил я. Что за истории он ей рассказывал? Уикхем, у которого было всё, которого любили и баловали в детстве и который, несмотря на доброе к нему отношение, вырос в самого распутного и развратного молодого человека среди всех известных мне.

Когда я подумал о деньгах, которые мой отец потратил на него, о предоставленных ему возможностях, и о помощи, в которой не отказал ему я сам, мои губы непроизвольно скривились в усмешке.

– Что ж, его утраты и в самом деле велики.

– И в этом виновны вы! – с жаром воскликнула Элизабет. – Вы довели его до нищеты – да, это можно назвать нищетой! Вы, и никто другой, лишили его тех благ, на которые он был вправе рассчитывать. Вы отняли у него лучшие годы жизни и ту независимость, которая принадлежала ему по праву и по заслугам. Все это – дело ваших рук! И при этом вы еще позволяете себе посмеиваться над его участью?!

– Ах, вот как вы судите обо мне! – воскликнул я, быстро шагая из угла в угол. – Вот что вы обо мне думаете! Благодарю за откровенность. Судить по–вашему – я и впрямь кругом виноват. Но, быть может, мои прегрешения были бы прощены, не задень вашу гордость мое признание в сомнениях и внутренней борьбе, которые мешали мне уступить моим чувствам? Не мог ли я избежать столь тяжких обвинений, если бы предусмотрительно от вас это скрыл? Я не стыжусь чувств, о которых вам рассказал. Они естественны и оправданны. Могли ли вы ждать, что мне будет приятен круг людей, в котором вы постоянно находитесь? Или что я стану себя поздравлять, вступая в родство с теми, кто находится столь ниже меня на общественной лестнице?

Возмущение Элизабет росло с каждой минутой. Однако, отвечая мне, она всячески старалась сохранить внешнее спокойствие.

– Вы глубоко заблуждаетесь, мистер Дарси, думая, что на мой ответ повлияла манера вашего объяснения. Она лишь избавила меня от сочувствия, которое мне пришлось бы к вам испытывать, если бы вы вели себя так, как подобает благородному человеку.

Я был поражен. Если бы я вел себя, как подобает благородному человеку? Я никогда не был никем иным, кроме как благородным человеком, джентльменом.

– В какой бы манере вы ни сделали мне предложение, я все равно не могла бы его принять, – бросила она мне.

У меня это не укладывалось в голове. Она никогда не приняла бы моего предложения? Никогда не согласилась бы войти в семью Дарси? Никогда не приняла бы привилегии, которые предоставил бы ей статус моей жены? Да она с ума сошла. А винит во всем мои манеры и мой характер! Лицо моё, должно быть, выражало недоверие и растерянность. Всё это происходит со мной, человеком желанным и принятым в гостиных всех лучших домов Англии.

Но это было ещё не всё.

– С самого начала я бы могла сказать: с первой минуты нашего знакомства ваше поведение дало мне достаточно доказательств вашей заносчивости, высокомерия и полного пренебрежения к чувствам тех, кто вас окружает. Моя неприязнь к вам зародилась еще тогда. Но под действием позднейших событий она стала непреодолимой. И не прошло месяца после нашей встречи, как я уже ясно поняла, что из всех людей в мире вы меньше всего можете стать моим мужем.

Моё недоверие сменилось гневом, а гнев – чувством унижения. Унижение моё было жесточайшим.

– Вы сказали вполне достаточно, сударыня, – я был краток. – Я понимаю ваши чувства, и мне остается лишь устыдиться своих собственных. Простите, что отнял у вас столько времени, – и чтобы доказать, что даже после обрушившихся на меня оскорблений я остаюсь джентльменом, добавил, – и примите мои искренние пожелания здоровья и благополучия.

И с этими достойными благородного человека словами я покинул комнату.

Я дошел до Розингса, не замечая ничего вокруг себя. Весь мир заменила мне Элизабет. Элизабет сказала, что я сделал несчастной её сестру. Элизабет сказала, что я разрушил надежды Джорджа Уикхема. Элизабет сказала, что моё поведение было недостойно джентльмена. Элизабет, Элизабет, Элизабет…

За обедом я не сказал ни слова. Я ничего не видел, я ничего не слышал, я не ощущал никаких вкусов. Я только думал о ней.

Никакие мои усилия не могли стереть из памяти её обвинения. Обвинение в том, что я воспрепятствовал счастью её сестры, может быть и справедливо, но я действовал из лучших побуждений. Но обвинение в том, что я разрушил надежды Уикхема, имело совсем другой смысл. Оно ставило под сомнение мою честь, и я не мог оставить его без ответа.

– Сыграем на бильярде? – предложил полковник Фицуильям, когда леди Кэтрин и Энн удалились к себе.

– Нет, спасибо. Мне абсолютно необходимо написать письмо.

Он пристально посмотрел на меня, но ничего не сказал. Я вернулся в свою комнату и взял перо. Я не мог не ответить на обвинения. Мне необходимо было доказать ей, что она неправа. Но как?

«Дорогая моя мисс Беннет…»

Я зачеркнул эти строки сразу, как только написал. Она не была «моей дорогой мисс Беннет». У меня не было никакого права называть её дорогой.

Я смял лист бумаги и выбросил его.

«Мисс Беннет…»

Имя вызывает ассоциацию с её сестрой. Не то.

Я швырнул в корзину второй лист бумаги.

«Мисс Элизабет Беннет…»

Нет. Следует начать по–другому.

«Мадам, из ваших уст прозвучали обвинения…»

Она не станет читать такое.

«Сударыня, получив это письмо, не тревожьтесь, оно не содержит ни повторного выражения тех чувств, ни возобновления тех предложений, которые вызвали у Вас вчера столь сильное неудовольствие».

Так лучше.

«Я пишу, не желая ни в малейшей степени задеть Вас или унизить самого себя упоминанием о намерениях, которые ради Вашего, да и моего, спокойствия должны быть забыты возможно скорее».

Да. С известной долей сухости, но, к моей чести, не жестко. Это должно успокоить все возникшие опасения и подтолкнуть её читать дальше. Но о чем написать дальше? Как облечь в слова то, что я чувствую и пытаюсь объяснить?

Я бросил перо и подошел к окну. Глядя на парк, попытался собраться с мыслями. Было тихо. На безоблачном небе сияла луна. Под этой же луной в пасторском доме была Элизабет. О чем она думает? Возможно ли, чтобы она думала обо мне? О моем предложении? О моих прегрешениях.

Мои прегрешения! Не согрешил я ни в чем! Я вернулся к столу и перечитал написанное. Взял перо и продолжил – слова потекли из–под пера.

«Вы предъявили мне вчера двасовершенно разного свойства и несопоставимых по тяжести обвинения. Первое заключалось в том, что я, не посчитавшись с чувствами мисс Беннет и мистера Бингли, разлучил двух влюбленных, а второе – что вопреки лежавшим на мне обязательствам, долгу, чести и человечности, я подорвал благосостояние мистера Уикхема и уничтожил его надежды на будущее».

Разрушил будущее этого негодяя! Я создал для него все условия, а он в благодарность за это попытался разрушить жизнь моей сестры. Но ответ на первое обвинение должен быть первым.

Я вспомнил осень, когда приехал в Хартфордшир помочь Бингли. Всего несколько месяцев назад, а как будто целая жизнь прошла.

«Вскоре после нашего приезда в Хартфордшир я, как и многие другие, стал замечать, что Бингли предпочитает Вашу сестру всем молодым женщинам в местном обществе. С этой минуты я стал присматриваться к поведению моего друга. Только тогда я обнаружил, что его чувство к мисс Беннет намного превосходит все его прежние увлечения».

Всё должно быть честно. Я не был искренним тогда. Я ведь видел привязанность у Бингли, и не строил иллюзий.

«Не менее внимательно я наблюдал за Вашей сестрой. Ее манеры и поведение казались, как всегда, приветливыми, веселыми и непосредственными и не давали ни малейшего повода думать, что ее сердце задето сколько–нибудь серьезно. Приглядываясь к ней в течение всего вечера, я пришел к выводу, что мисс Беннет охотно принимает ухаживания мистера Бингли, но сама не питает к нему глубокого чувства. Коль скоро Ваши сведения говорят о другом, по–видимому, я ошибся. Вы знаете Вашу сестру лучше, и поэтому так оно, вероятно, и есть».

Я проявлял понимание чувств Элизабет, вставшей на защиту своей сетры. Но мои чувства тоже необходимо понять.

«…Неравенство происхождения для моего друга играло меньшую роль, чем для меня. Однако существовали и другие препятствия. Эти препятствия существуют и поныне».

Сомнения одолевали меня. Я перечислил все эти причины во время нашего разговора. Вспомнились слова Элизабет «если бы вы вели себя так, как подобает благородному человеку». Джентльмен не должен напоминать о недостатках её семьи? Во мне начало закипать возмущение. Ведь я не открыл ничего нового, я просто высказал всем очевидную правду. И я могу повторить её вновь. Меня все равно уже воспринимают с отвращение, так чего мне бояться?

«Об этих препятствиях я все же должен вкратце упомянуть. Низкое общественное положение Вашей родни с материнской стороны значит весьма немного по сравнению с полным отсутствием такта, столь часто обнаруживаемым миссис Беннет и Вашими тремя младшими сестрами, а по временам даже Вашим отцом. Простите меня, мне тяжело наносить Вам еще одну обиду».

Неблагородно? Слова и мысли рождались в один момент. Ведь теперь я просил прощения. Что может быть благороднее?

«…постарайтесь утешить себя мыслью, что Вы сами, так же как Ваша старшая сестра, не заслуживаете ни малейшего упрека в том же роде и своим поведением постоянно свидетельствуете о присущем Вам вкусе и уме».

Не только благородный, подумал я, но и великодушный.

«На следующий день Бингли уехал из Незерфилда в Лондон, с тем чтобы, как Вы, несомненно, помните, вскоре вернуться».

Я остановился. Совесть моя не была чиста. Я действовал тайком, и это не давало мне покоя уже в то время. Характер мой не допускал обмана, но я все–таки обманывал.

«Сейчас я должен Вам рассказать о моей роли в этой истории».

Я опять задумался. Письмо необходимо закончить, а ночь уже почти наступила.

«Его сестры были встревожены так же сильно, как и я. Совпадение наших взглядов выяснилось достаточно быстро. И в равной степени убежденные, что необходимость повлиять на мистера Бингли требует от нас безотлагательных действий, мы вскоре решили последовать за ним в Лондон. Мы переехали в город, и там я постарался открыть своему другу глаза на все отрицательные стороны сделанного им выбора. Я обрисовал и подчеркнул их со всей серьезностью. Но хотя мои настояния и могли несколько пошатнуть его решимость и на какое–то время задержать осуществление его первоначальных намерений, я все же не думаю, чтобы они, в конце концов, предотвратили его женитьбу, если бы вслед за тем, – я решился на это без колебаний, – я не убедил Бингли в безразличии к нему Вашей сестры. Перед тем он был уверен, что она отвечает ему искренним чувством, хоть и не равным его собственному».

Я уберег его от того, от чего не уберегся сам. Но следует признать, поступал я не всегда порядочно. Честь моя требовала признать это.

«В этой истории я вспоминаю с неудовольствием лишь об одном своем поступке. Чтобы скрыть от Бингли приезд в Лондон мисс Беннет, пришлось пойти на некоторую хитрость. О ее приезде знали я и мисс Бингли. Сам он до сих пор не имеет об этом ни малейшего представления. Возможно, они могли бы встретиться без нежелательных последствий. Однако я боялся, что Бингли еще недостаточно преодолел свое чувство и что оно вспыхнет в нем с новой силой, если он снова ее увидит. Быть может, мне не следовало участвовать в этом обмане. Но дело сделано, притом из лучших побуждений. Я сказал по этому поводу все, и мне нечего добавить в свое оправдание. Если я и причинил боль Вашей сестре, я допустил это не намеренно. А если мотивы, которыми я руководствовался, не покажутся Вам убедительными, я не вижу, почему я должен был их отвергнуть».

Я закончил легкую часть письма. Впереди меня ждала более сложная. Но есть ли у меня право заходить так далеко. То, о чем я собираюсь рассказать, касается не только меня, но и моей сестры, дорогой для меня Джорджианы. Если они станут известны всем… Но я, как ни странно, не опасался такого поворота событий. Элизабет не станет обсуждать ни с кем то, что я ей сообщу, особенно если я попрошу её об этом, но рассказать ей всю история необходимо.

Но так ли уж ей необходимо знать всё? Следует ли рассказывать ей об ошибках моей сестры. Внутри меня шла отчаянная борьба. Чтобы успокоиться, я вновь подошел к окну. Луна светила с безоблачного неба. Придется поделиться историей несостоявшегося побега Джорджианы, чтобы она смогла оценить вероломство Уикхема. С этого я и начну.

Я мог бы представить эту историю как ответ на обвинение в том, что я сделал несчастной её сестру, но таким образом я опять покривил бы душой. Нет, я хотел объяснить без всяких оговорок свои поступки по отношению к Джорджу Уикхему.

Для меня была невыносимой мысль о том, что она предпочла его мне, что меня она ни во что не ставит.

Я вернулся к письму.

«По поводу второго, более тяжкого обвинения, – в нанесении ущерба мистеру Уикхему, – я могу оправдаться, лишь рассказав Вам о его связях с нашей семьей. В чем именно он меня обвиняет, мне неизвестно. Но достоверность того, что я Вам сейчас сообщу, может быть подтверждена не одним свидетелем, в правдивости которых нельзя усомниться».

– Полковник Фицуильям будет порукой моим словам, – пробормотал я себе под нос.

Но как построить рассказ? Как по порядку изложить историю беспорядочной жизни Уикхема? Какие слова найти, чтобы вражда не сквозила в каждом из них. Необходимо быть справедливым даже по отношении к нему.

Я находился в сомнении, но все–таки продолжил писать.

«Мистер Уикхем – сын уважаемого человека, который в течение многих лет управлял хозяйством поместья Пемберли и чье превосходное поведение при выполнении этих обязанностей, естественно, побудило моего отца позаботиться о вознаграждении. Свою доброту он обратил на Джорджа Уикхема, который приходился ему крестником. Мой отец оплачивал его обучение сперва в школе, а затем в Кембридже. Мистер Дарси не только любил общество юноши, манеры которого всегда были подкупающими, но имел о нем самое высокое мнение и, надеясь, что он изберет духовную карьеру, хотел помочь его продвижению на этом поприще. Что касается меня самого, то прошло уже немало лет с тех пор, как я начал смотреть на него другими глазами. Порочные наклонности и отсутствие чувства долга, которые он всячески скрывал даже от лучших друзей, не могли ускользнуть от взора человека почти одинакового с ним возраста, к тому же имевшего, в отличие от моего отца, возможность наблюдать за Джорджем Уикхемом в минуты, когда тот становился самим собой.

Сейчас я вынужден снова причинить Вам боль…»

Насколько сильны её чувства? Хотелось бы мне знать. Я швырнул перо на бумагу и испачкал её чернилами. Однако не обратил на это внимание, потому что лист был полон зачеркнутых строк и исправлений, и не было сомнений, что мне придется все переписать, прежде чем отправить Элизабет.

«…не мне судить, насколько сильную. Но какими бы ни были чувства, которые Вы питаете к мистеру Уикхему, предположение об их характере не помешает мне раскрыть перед Вами его настоящий облик. Напротив, оно еще больше меня к этому побуждает».

Побуждает защитить вас, дорогая Элизабет.

Я поймал себя на том, что думаю о том, как все могло бы быть. Если бы сегодня днем она приняла мое предложение, я бы уже крепко спал, представляя во сне, как завтра проведу с ней самое счастливое утро в моей жизни. Но всё было не так, поэтому спать я не мог, а вынужден был писать при свете свечи под лунным светом, который лился через окно.

Я снова взял перо и описал для неё, как мой отец в своем завещании пожелал, чтобы я обеспечил Уикхему самые благоприятные условия на избранном им жизненном пути, и как Уикхем решил отказаться от священнического сана и захотел получить компенсацию взамен ожидавшейся им привилегии, которую он тем самым утрачивал.

«По его словам, он возымел желание изучить юриспруденцию, а я, конечно, не мог не понять, что тысячи фунтов для этого недостаточно. Мне очень хотелось поверить искренности его намерений, хотя я не могу сказать, что это мне вполне удалось. Тем не менее, я сразу согласился с его предложением, так как отлично понимал, насколько мистер Уикхем не подходит для роли священника. Дело, таким образом, быстро уладилось: он отказывался от всякой помощи в духовной карьере, – даже в том случае, если бы в будущем у него возникла возможность такую помощь принять, – и получал взамен три тысячи фунтов. На этом, казалось бы, всякая связь между нами прерывалась. Я был о нем слишком плохого мнения, чтобы приглашать его в Пемберли или искать его общества в столице».

Коротко, но ясно. Она не станет упрекать меня за эту краткость, хотя мне и пришлось переписать эту часть пять раз.

«На протяжении трех лет я почти ничего о нем не слышал. Но когда священник в ранее предназначавшемся для него приходе скончался, он написал мне письмо с просьбой оставить этот приход за ним. Как он сообщал, – и этому нетрудно было поверить, – он находился в самых стесненных обстоятельствах. Едва ли вы осудите меня за то, что я не выполнил его просьбы, так же как отверг все позднейшие подобные притязания. Его негодование было под стать его бедственному положению, и он нимало не стеснялся поносить меня перед окружающими, так же как выражать свои упреки мне самому. С этого времени всякое знакомство между нами было прекращено. Как протекала его жизнь – мне неизвестно. Но прошлым летом он снова неприятнейшим образом напомнил мне о своем существовании».

Да, прошлым летом. Я пересек комнату, захватил графин и стакан, налил виски и выпил. Пасхальный огонь уже зажегся, но не мог побороть апрельскую сырость, поэтому мне необходимо было выпить виски, чтобы справиться с ознобом.

Мне трудно было приступить к продолжению письма. Я тянул с этим, но часы на каминной полке неумолимо отсчитывали минуты, и не было сомнения, что пора заканчивать историю. Нужно было только попросить сохранить её в тайне.

Я не сомневался в том, что могу ей доверять. У неё тоже есть сестра, которую она нежно любит. Ей легко понять мои любовь и привязанность к сестре.

И я поведал ей о встрече Джорджианы и Уикхема в Рамсгейте, о том, как он манипулировал ею, играя на её чувствах, и как убедил её согласиться на побег.

«Мистера Уикхема, несомненно, прежде всего, интересовало приданое сестры, равное тридцати тысячам фунтов. Однако я не могу избавиться от мысли, что его сильно соблазняла также возможность выместить на мне свою злобу. Он отомстил бы мне, в самом деле, с лихвой».

Я откинулся на спинку совершенно обессиленный. Я подошел к концу моего письма. Оставалось только пожелать ей всего наилучшего.

«Такова, сударыня, правдивая история всех отношений, связывающих меня с этим человеком. И если Вы хоть немного ей поверите, надеюсь, с этих пор Вы не будете меня обвинять в жестокости к мистеру Уикхему. Мне неизвестно, с помощью какого обмана он приобрел Ваше расположение, но, быть может, его успеху не следует удивляться. Не имея никаких сведений о каждом из нас, Вы не могли уличить его во лжи, а подозрительность – не в Вашей натуре. Вам, пожалуй, покажется странным, что я не рассказал всего этого вчера вечером. Но в ту минуту я не настолько владел собой, чтобы решить, вправе ли я и должен ли раскрыть перед Вами все здесь изложенное. Достоверность моих слов может Вам подтвердить полковник Фицуильям. И для того, чтобы Вы имели возможность его расспросить, я попытаюсь найти способ передать Вам это письмо в течение сегодняшнего утра.

Я добавляю к этому только: да благословит Вас Господь!

Фицуильям Дарси»

Дело было сделано.

Я взглянул на часы – была половина третьего. Переписал письмо начисто, чтобы она смогла прочитать его. Я был совершенно разбит, и решил хотя бы немного отдохнуть.

Я не спеша разделся и лег спать.

23 апреля, среда

Проснулся я рано, на рассвете. Вновь заснул и проспал до тех пор, пока камердинер не разбудил меня. Быстро встал и ещё раз переписал письмо начисто. После чего отправился к Фицуильяму, которого ещё неодетого брил слуга.

– Мне необходимо поговорить с тобой, – обратился я к нему.

– В такое время? – удивился он.

– Мне нужна твоя помощь.

Он сразу стал серьезным и отослал слугу.

– Я к твоим услугам.

– Мне нужно, чтобы ты сделал кое–что для меня.

– Только скажи.

– Необходимо, чтобы ты засвидетельствовал подлинность событий, описанных в этом письме.

Он удивленно посмотрел на меня.

– Оно содержит подробности истории, имевшей место между Уикхемом и моей сестрой.

Фицуильям нахмурился: – Я не думаю, что тебе следует рассказывать об этом кому бы то ни было.

– Некие события вынуждают меня сделать это.

Я коротко описал, что произошло вчера вечером. Рассказал, что я сделал предложение Элизабет и что она отказала мне.

– Отказала? – он был ошеломлен. – Господи, что такого ты ей наговорил, что она вынуждена была отказать?

– Ничего, кроме правды. Только то, что сказал бы любой здравомыслящий человек, – ответил я. – Рассказал о внутренней борьбе, которую вынужден был вести, чтобы преодолеть предрассудки и пренебречь неравенством между нашими семьями, забыть о бестактном поведении её родственников и о скудости их состояния…

– Только то, что, по–твоему, сказал бы любой здравомыслящий человек? – изумленно переспросил он. – Дарси, это совершенно не похоже на тебя. Ты не мог сделать такую глупость. Оскорбить леди, а потом ожидать, что она выйдет за тебя замуж?

Меня его реакция озадачила.

– Но все, что я сказал, было правдой.

– Если бы все и всегда говорили правду, мир был бы полон несчастными людьми, особенно в наше время. О некоторых вещах лучше промолчать.

– Я ненавижу обман, – выпалил я.

– А я ненавижу болванов! – отреагировал он, отчасти отшучиваясь, отчасти раздражаясь. Но сразу стал серьезным. – Сделать предложение мисс Беннет… Признаюсь, никак не ожидал от тебя такого. Не мог себе представить, что ты так увлечен ею.

– Я постарался, чтобы ты не заподозрил. Я не хотел, чтобы хоть кто–нибудь об этом догадался. Я надеялся победить эту страсть.

– Но она оказалась сильнее тебя?

Я лишь кивнул в ответ. Но никому, кроме себя, я не признался бы, что ничего не изменилось. Пусть пока я отвергнут, но я должен победить. У меня нет выбора.

– Ты не откажешься засвидетельствовать? Не откажешься встретиться с ней, если она пожелает? – задал я прямые вопросы.

– Ты уверен, что дальше неё это не уйдет?

– Уверен.

– Хорошо. В таком случае я подтвержу все твои слова.

– Спасибо. Теперь я должен покинуть тебя. Надеюсь передать это письмо ей в руки сегодня утром. Обычно она гуляет в парке после завтрака. Надеюсь встретить её там.

Я позволил слуге продолжить его работу, а сам направился в парк. Мне не пришлось долго ждать. Я увидел Элизабет и сразу пошел к ней.

Было видно, что она колеблется и, пожалуй, сдалала бы вид, что не видит меня. Но возможности не было, ибо я решительно приблизился к ней.

– Я давно брожу по парку в надежде встретиться с вами. Не окажете ли вы мне честь прочитать это письмо?

Я передал ей письмо, а потом, прежде чем она смогла вернуть его мне, слегка поклонился и быстро удалился.

Не могу ничего сказать о том, что я чуствовал, возвращаясь в Розингс. Да и чувствовал ли что–нибудь вообще. Я представлял её, читающей моё письмо. Поверит ли она всему, что я написал? Станет ли думать обо мне лучше? Или отбросит все мои рассказы, как выдумку?

Я не мог ответить ни на один из этих вопросов.

Мой визит к тетушке подошел к концу. Завтра вместе с кузеном мы вернемся в Лондон. Я не мог уехать, не попращавшись с обитателями пасторского дома, но побаивался идти туда. Как на меня посмотрит Элизабет? Что скажет мне? Что я смогу ей ответить?

На мою удачу, Элизабет дома не оказалось. Я сказал всё, что положено говорить в таких случаях, мистеру и миссис Коллинз и удалился.

Полковник Фицуильям зашел к ним позже, пробыл там час в надежде увидеть Элизабет и дать ей возможность задать ему вопросы, если она пожелает, но она так и не вернулась с прогулки. Я мог только надеяться, что она поверила моим словам и что её чувства ко мне были теперь не столь враждебными. Но любые другие чувства … надежд не осталось.

24 апреля, четверг

Я снова в Лондоне. После непредсказуемых и бурных событий в Розингсе размеренно текущая здешняя жизнь действовала успокаивающе. Джорджиана закончила разучивать сонату, вышила кошелек, и, кроме этого, ей удалось написать прекрасный портрет миссис Эннесли. Но несмотря на то, что Лондон не изменился, я обнаружил, что изменился сам. Дом мой казался мне безлюдным. Никогда раньше я не находил его таким большим и пустым.

Если бы всё повернулось иначе… но этого не произошло.

К счастью, меня ждет много дел, я буду занят, и мне некогда будет вспоминать недавнее прошлое. Днем меня ждет множество встреч, а по вечерам я намерен посещать все собрания и балы, на которые меня пригласят. Я не допущу, чтобы события последних недель выбили меня из колеи.

Я наделал глупостей, но более не намерен вести себя неразумно. Я полон решимости стереть из моей памяти всё, что касается Элизабет.

25 апреля, пятница

– Мистер Дарси! Как хорошо, что вы нашли возможность посетить наше небольшое собрание! – приветствовала меня леди Сьюзен Вигам, когда я появился в её доме нынешним вечером.

Было приятно вернуться в мир элегантности и высокого вкуса, где некому было оскорблять своей вульгарностью мои чувства.

– Позвольте представить вам мою племянницу Корделию, которая приехала навестить меня из провинции. Она не только очаровательная девушка, но и прекрасно танцует.

И леди Вигам представила мне мисс Фарнхем, ослепительную красавицу–блондинку лет девятнадцати или двадцати.

– Не хотите ли потанцевать, мисс Фарнхем? – обратился я к ней.

Она премило вспыхнула и смущенно выговорила полушепотом: – Спасибо, с удовольствием.

Когда мы вышли в зал для танцев, я обнаружил, что мысли мои заняты больше балом в Незерфилде, но справился с этим наваждением и заставил себя обратить самое благожелательное внимание на мисс Фарнхем.

– Давно ли вы в Лондоне? – завел я беседу.

– Нет, мы прибыли недавно, – ответила она.

Мне показалось, что я правильно понял её ответ. Услышать её было непросто, потому что она все ещё смущалась и говорила шепотом.

– Вам нравится в Лондоне?

– Да, благодарю вас.

Она опять замолчала.

– Что–нибудь понравилось вам особенно? – не отступал я.

– Особенно? Пожалуй, нет.

– Возможно, вы уже побывали в театре?

– Да.

Большего она не сообщила.

– Какой спектакль вы смотрели? – я пытался разговорить её.

– Не могу сказать вам точно.

– Наверное, вы уже посетили какой–нибудь музей? – я надеялся, что смена темы может оживить её.

– Не могу сказать. Музей – это такое большое здание с колоннами? Если это так, то мы были там. Мне не очень понравилось. Там было холодно и повсюду гуляли сквозняки.

– Возможно, вы предпочитаете походам в музеи чтение книг? – не отставал я.

– Не сказала бы, – шепотом призналась она. – Книги очень трудно понимать, не правда ли? В них так много слов.

– Да, это один из их серьезных недостатков.

Элизабет улыбнулась бы на это, но мисс Фарнхем вполне серьезно прошептала:

– Именно так я и думаю.

Мы погрузились в молчание, но заметив, что мои мысли направляются в сторону Элизабет, я решил продолжить свои попытки.

– Может, вы любите рисовать? – зашел я с другой стороны.

– Не особенно, – не поддержала тему она.

– А есть ли чтонибудь, чем вы особенно хотели бы заняться? – меня это начало раздражать.

Она взглянула на меня с неким оживлением.

– Да, конечно, я люблю играть со своими котятами. У меня их три – Капелька, Пятныш и Полосатик. Капелька совершенно белая, но у неё на мордочке черное пятнышко, как капля. Пятныш весь черный с белым пятном на спинке. А Полосатик…

– Позвольте мне угадать. Он полосатый?

– Как вы узнали? Вы видели его? – она была искренне удивлена.

– Нет, не видел.

– Вы шутите надо мной, вы видели его, иначе как вы могли узнать? – глаза её округлились. – Наверное, моя тетя показала его вам, когда меня не было дома.

Она рассказывала мне про своих котят пока не закончился танец.

Я не позволил разочарованию от первой партнерши разрушить мои надежды на приятный вечер и танцевал каждый следующий танец. Вернулся я домой вполне удовлетворенным, поскольку мне удалось вспомнить об Элизабет всего два–три раза.

Вспоминает ли она обо мне хотя бы изредка? Может быть, она обдумывает содержание моего письма? Я доволен, что она поверила моему рассказу про Уикхема – ведь она не обращалась позже за подтверждением к Фицуильяму. Но поняла ли она, почему я произнес именно те слова и с теми чувствами, когда предлагал ей свою руку? Должна бы понять. Ведь совершенно очевидно, что её семья социально ниже моей, и, поразмыслив, она должна не упрекать меня за неблагородное поведение, а понять и оправдать то, как я обратился к ней. Ей следует признать, что я был прав.

А претензии по поводу пренебрежения чувствами её сестры? Надеюсь, теперь–то она понимает, что я действовал очень деликатно. Она не может не понять и не признать, что я сделал всё правильно.

Что касается Джорджа Уикхема, то она знает теперь, какой это мерзавец. Но не испытывает ли она по–прежнему какую–нибудь симпатию к нему?

Предпочитает ли она его общество моему? Может она веселится на пару с ним в доме своей тети? Неужели она думает, что иметь дело со смазливым красавчиком лучше, чем с истинно благородным мужчиной?

Если она решит выйти за него замуж…

Я не стану думать об этом, потому что сама мысль об этом сводит меня с ума.

Май

Май

7 мая, среда

Вечером встретились с Бингли на балу у леди Джессоп. Он вернулся с севера Англии, где навещал своих родственников.

– Дарси! Не ожидал встретить тебя здесь.

– А я тебя.

– Как прошел твой визит к тёте?

– Все было хорошо, – ответил я. – А как ты съездил на север?

– Прекрасно, – сказал он, но радости в его голосе я не услышал.

Неужели я ошибся, разлучив его с мисс Беннет? Как знать? С тех пор я не замечал, чтобы он ухаживал за какой–либо девушкой. В этот вечер он не пропустил ни одного танца, но ни с одной леди не танцевал дважды.

Мой вечер складывался не лучше. Почти сразу я натолкнулся на миссис Паргетер.

– Дарси! Где это вы скрываетесь? Вы должны вырваться из столицы и приехать к нам. Посмотрите наши конюшни. Маргарет покажет вам новых лошадей. Маргарет! – позвала она дочь.

Появилась Маргарет. На ум пришел комментарий Кэролайн Бингли годичной давности – мисс Паргетер проводит так много времени среди лошадей, что и сама стала похожа на своих любимцев.

– Подумайте о том, чтобы заняться племенным коневодством, Дарси, – посоветовала миссис Паргетер. – У Маргарет есть чистые линии, отличные родословные. Великолепные чистокровные производители.

Маргарет с подозрительным интересом посмотрела на меня.

– Никаких душевных болезней в семье? – начала она исследование чистоты линии.

– Никаких, насколько мне известно.

– Иные недомогания?

– У моей кузины слабые легкие, – не стал скрывать я.

– Конечно. Энн де Бёр. Совершенно вылетело из головы, – подтвердила её мать. – Не стоит рисковать, Маргарет.

После такого приговора было неуместным приглашать чистокровную леди на танец. Пришлось обратиться к другим молодым дамам. Все они были достаточно забавны, но, как и Бингли, ни одну я не пригласил дважды.

15 мая, четверг

Сегодня Бингли приехал пообедать со мной и Джорджианой. Я оставил любые мысли о союзе между ними. Джорджина расцветала все больше, становясь настоящей красавицей. Но я понимал, что характерами и темпераментом они совершенно не подходят друг другу. Есть и другие препятствия для такой партии. Бингли был рассеян весь вечер. Может, он всё ещё не забыл мисс Беннет?

Что я говорил Элизабет по поводу её сестры? Не могу вспомнить. Я пытался восстановить всё дословно. Был ли я при этом высокомерен? Резок? Неблагороден? Нет, безусловно, нет. И все же утверждать категорически, что её сестра – неподходящая жена для Бингли... Я начал сомневаться в своей правоте.

Ведь у меня нет претензий к ней самой. У неё прекрасный характер и мягкий нрав, что очень подходит натуре самого Бингли. Её родственники ... вот тут беда. Но сам–то я готов был забыть все их промахи. Я прямо сказал об этом Элизабет. А она оскорбила меня в ответ.

Я вернулся от своих мыслей к обеду и гостю.

– Мы с Джорджианой хотим устроить пикник на следующей неделе, Бингли, – сообщил я ему.

– Звучит заманчиво.

– Ты ещё будешь в городе?

– Да.

– В таком случае ты должен присоединиться.

– Да, мистер Бингли, это было бы очень любезно с вашей стороны, – Джорджиана пока ещё не избавилась полностью от застенчивости.

– Буду рад. Кэролайн и Луиза тоже будут в городе, как и мистер Хёрст.

Я постарался скрыть своё разочарование и промолвил: – Ты должен привезти их с собой.

Июнь

Июнь

7 июня, суббота

Погода побаловала нас в день пикника. Мы выехали на природу и устроились под ветвями раскидистого дуба.

Джорджиана поначалу смущалась, но постепенно вошла в роль хозяйки и приветствовала своих гостей радушно, постепенно раскрепощаясь.

После того как мы закусили, Кэролайн воспользовалась тем, что рядом с Джорджианой никого не было, и о чем–то заговорила с ней.

Я подошел к ним и поздравил Джорджиану, как хозяйку, с успехом.

– Я рада, что тебе понравилось, – улыбнулась она.

– Я сказала Джорджиане, что она прекрасно выглядит, – объяснила Кэролайн. – Это же относится и к вам, мистер Дарси. Хорошая погода идет вам на пользу.

С некоторых времён её комплименты раздражают меня. Поэтому я только и заметил:

– Всем нам она на пользу.

– Джорджиана сказала, что на Пасху вы побывали в Розингсе. Мисс Элизабет Беннет тоже была там, насколько я поняла.

– Действительно, была.

– Ну и как её прекрасные глазки? – Кэролайн не переделаешь.

– Неотразимы, как и раньше.

Она улыбнулась, но видно было, что мой ответ не обрадовал её.

– Я поняла, что в конце вашего визита случилось какое–то недоразумение.

От Джорджианы она ничего не могла узнать, но вот полковник Фицуильям мог невольно проговориться. Однако я не стал поощрять её любопытство.

– Да нет, ничего не произошло.

Она попыталась зайти с другой стороны.

– Я недавно проездом оказалась в Лонгборне.

Я не отреагировал, но мне стало интересно.

– Мои сведения оттуда, – объяснила она.

Стало быть, это не кузен. Все–таки трудно было бы поверить, что это пошло от него.

– Я обедала в гостинице, а слуги, как это у них принято, делились сплетнями. Мистер Коллинз написал мистеру и миссис Беннет, что был приятно удивлен, встретив вас в Розингсе, а также рассказал, что у мисс Беннет случилось какое–то недомогание.

– Мой визит не стоит воспринимать как сюрприз – я часто бываю в Розингсе. Что до недомогания мисс Беннет, то у неё ничего серьёзней головной боли не было, – уточнил я. – Разве вызывали доктора?

Улыбка сползла с её лица.

– Нет, об этом речи не было.

– Следовательно, ничего, заслуживающего внимание, не могло случиться.

Но Кэролайн не отступала.

– Я слышала, Джордж Уикхем помолвлен...

Я почувствовал, что бледнею при одном лишь звуке этого имени, а ещё более от того, что он оказался помолвлен. Элизабет не могла принять его предложение после всего, что я ей рассказал о нем. Особенно после того, как отказала мне. Разве что, она не поверила моим словам.

– ... с некой наследницей немалого состояния, – закончила она.

Я почувствовал, что бледность сходит с моего лица. Он сделал предложение чьей–то наследнице, следовательно, моё опасение, что это была Элизабет, не имеет под собой оснований. Я почувствовал облегчение, но продолжалось оно недолго.

– Но семья услала её подальше от Меритона, к родственникам, – закончила она рассказ. – Интересно, почему?

Кэролайн ждала моей реакции, чтобы продолжить. Она прекрасно знала, что Уикхем ненавидит меня, и ждала моих разъяснений. Но я промолчал. Мне стало жалко Джорджиану, которая вздрогнула и замерла рядом со мной – для неё упоминание об Уикхеме было болезненным.

– Миссис Говард осталась одна, – обратился я к Джорджиане. – Не могла бы ты составить ей компанию и поинтересоваться её впечатлениями о пикнике?

Джорджиана с благодарностью посмотрела на меня и отошла от нас.

– Как же она элегантна! Одного возраста с Лидией Беннет, а насколько они разные. Мне сказали также, что Лидия едет в Брайтон, – а затем добавила с сарказмом. – Она так увлечена офицерами, что если их отправят во Францию, она последует за ними на первом же корабле.

Я бы предпочел, чтобы она не злословила по поводу Беннетов, но не хотел показать свой интерес к ним, пытаясь остановить её. Не хотелось слушать оскорбления в адрес мисс Лидии Беннет, независимо от того, имели они какие–либо основания или нет. Оскорбления не звучат в разговорах порядочных людей.

Подумав так, я почувствовал себя неловко. Ведь я точно так же оскорблял Лидию и её сестер. Что ж удивляться, что Элизабет это не понравилось? Тогда я гордился своей честностью, но теперь начал соглашаться с кузеном, что о некоторых вещах лучше промолчать, какими бы правдивыми они ни были.

– Её отец, по–видимому, решил, что морской воздух будет полезен всей семье, – предположил я.

Но Кэролайн мои объяснения не удовлетворили.

– Она едет не с ними. Их отец не любит беспокойств и переездов.

– Он отправляет её в Брайтон присматривать за матерью? – непроизвольно вылетело у меня.

– Лидия едет не с матерью, а одна, в компании с полковником и миссис Форстер.

Даже от мистера Беннета я не ожидал такого опрометчивого поступка – позволить девице с темпераментом Лидии отправиться на курорт без присмотра со стороны семьи. Она, наверняка, опозорит всех их там и нанесет заодно ущерб репутации Элизабет. Бедная Элизабет! Я сочувствовал ей, и всё во мне протестовало против несправедливости и безысходности ситуации. Её имя опорочит сестра, которая будет находиться вне всякого контроля или хотя бы малого влияния с её стороны.

А разве сам я, хоть это и было совершенно несправедливо, не попрекал её недостатками семьи? Разве не я говорил ей, что она не заслуживает моего внимания из–за недопустимого поведения её сестёр?

Мне трудно было поверить теперь, что я был настолько невеликодушный, но приходилось признать – именно так оно и было.

Как она сказала мне? «Неблагородно»? Я это вполне заслужил. Если бы я говорил такое, чтобы объяснить причины предполагаемого разрыва отношений, можно было бы как–то понять. Но заявить, что между нами нет равенства, что я снизойду к ней, а потом просить руки! И просить с уверенностью, что ответ будет положительным! Теперь я поверить не мог, что постоянно испытывая гордость за свои честность и здравый смысл, мог говорить такое и вести себя подобным образом.

Чтобы как–то отвлечь Кэролайн от обсуждения семьи Беннетов, я поинтересовался делами и планами Чарльза. Она объяснила мне, чем он был занят на севере, а потом рассказала, какое удовольствие им доставило моё приглашение опять посетить летом Пемберли.

Во время нашего разговора с Кэролайн я тайком наблюдал, не уделяет ли Бингли повышенного внимания кому–нибудь из присутствующих молодых дам. Ни одна из них не удостоилась его особого внимания. Он уделил внимание каждой из них, он был любезен, шутил и смеялся вместе с ними, но мой пристальный взгляд обнаруживал в его поведении какую–то скованность, как будто важная часть его мыслей была занята чем–то далеким от нашего собрания.

– Ухаживал ли ваш брат за молодыми леди на севере? – поинтересовался я у Кэролайн.

– Нет, ни одна из них не привлекла его внимание.

– Не думаете ли вы, что он всё ещё испытывает привязанность к мисс Беннет?

– Ни в малейшей степени, – категорически отвергла она.

Но я в это больше не верил. Понаблюдаю ещё немного за ним, чтобы не ошибиться вновь, но как только буду уверен, обязательно поговорю с ним и скажу, что был неправ, считая Джейн равнодушной к нему. Я должен сам исправить ошибку, которая, возможно, дорого стоила моим друзьям.

23 июня, понедельник

Я преподнес сегодня утром Джорджиане новый зонтик, и был счастлив видеть, сколько радости это ей доставило. Цвет особенно хорошо подходил к её слегка загоревшему лицу.

И сразу вспомнилась Элизабет. У неё всегда был здоровый цвет лица. Она любила прогулки на свежем воздухе и совершала их при первой же возможности. От этого глаза её всегда сияли, а на лице играл румянец.

Где она сейчас? Может быть, уже вернулась в Лонгборн? Вспоминает ли хоть изредка обо мне? Так же, как и раньше, презирает меня или уже простила?

25 июня, среда

У меня не осталось сомнений в том, что Бингли по–прежнему влюблен в Джейн Беннет. У меня ушло шесть недель на то, чтобы убедиться в этом, и к тому же осознать, что подходит время честно рассказать ему о моей роли в этой истории. Пришло время признать, что присваивать себе право решать, на ком ему жениться, а на ком нет, это не что иное, как высокомерие с моей стороны. А использовать ложь, чтобы реализовать свои замыслы, это проявление самоуверенности и непорядочности.

– Ты выглядишь потерянным, Дарси, – поделился со мной своими наблюдениями полковник Фицуильям. – С Бингли происходит что–то, что беспокоит тебя?

– Нет, все тревоги идут от меня самого.

– Даже так?

– Помнишь, я рассказывал тебе, как спас одного из друзей от неподходящего брака. По прошествии времени я думаю, что совершил ошибку.

– Я счел, что ты оказал ему добрую услугу.

– И я так думал в то время. Но он после той истории совершенно потерял интерес к молодым леди.

– Тем другом был Бингли, не так ли?

Пришлось признаться.

– Он молод ещё, найдет какую–нибудь другую девушку.

– Вот в этом–то я и не уверен. Тогда я думал, что делаю доброе дело, а сейчас понимаю, что это было неуместное и грубое вмешательство в его чувства и отношения.

– То есть теперь ты согласен с мисс Беннет?

– С мисс Беннет? – не понял я.

– Да, конечно, с мисс Элизабет Беннет. Ведь именно так она оценила твою роль в этой истории. Нет–нет, не беспокойся, – поспешил успокоить он меня, увидев выражение моего лица. – Я не сообщал ей никаких подробностей, только то, что ты спас Бингли от сомнительного брака. Я не упоминал имени леди, да и не знал его. Тебе не стоит беспокоиться, что она догадалась, о ком идет речь.

Я молчал. Я был подавлен. Значит, Элизабет услышала о моем вмешательстве, причем с комплиментами в мой адрес от моего кузена, который хотел показать, на что я способен ради друга.

Неудивительно, что она была со мной столь резка при нашем разговоре в пасторском доме. Удивительно, что наш разговор не пошел в ещё более резких тонах. Теперь–то мне было очевидно, почему она отказала мне. И чтобы осознать всю меру своей гордыни, высокомерия и глупости, я должен быть потерять женщину, которую люблю.

Июль

Июль

4 июля, пятница

Не знаю, что делать дальше. Если просто сказать Бингли, что мисс Беннет испытывает к нему какие–то чувства, можно сделать только хуже. Прошло уже больше двух месяцев с того дня, когда я объяснился с Элизабет, и вполне возможно, что за это время Джейн встретила и полюбила другого человека. Пожалуй, лучше не рассказывать ему о чувствах мисс Беннет, а посоветовать вернуться в Незерленд. Если она всё ещё хранит нежные воспоминания о нем, он быстро обнаружит это.

Когда Элизабет обвиняла меня в несчастьях своей сестры, мне казалось, что её гнев не столь силен, как в случае с Уикхемом. Но, похоже, я ошибался. Мой опыт стал богаче. Теперь, когда меня самого отвергли, я лучше понимаю, как страдала Джейн, будучи неожиданно покинутой. Если ей пришлось испытать такое чувство опустошения, что испытываю я, мне её искренне жаль.

7 июля, понедельник

– Как тихо стало, с тех пор как мистер Бингли и его сестры уехали навестить своих родственников, – заговорила миссис Эннесли, когда мы собрались за обедом.

– Мы снова увидим их скоро, – сообщила ей Джорджиана позже, когда расположилась со своим рукоделием у окна. – Они присоединятся к нам в Пемберли.

– С нетерпением жду поездки в Пемберли, – призналась миссис Эннесли. – Неужели это и вправду такое прекрасное место?

Этим простым вопросом она подтолкнула Джорджиану рассказать ей о поместье, а мне подумалось, что было большой удачей найти такую гувернантку для сестры. Она ненавязчиво помогала Джорджиане обрести уверенность в себе, и нашими совместными усилиями мы облегчим ей путь в мир взрослых.

8 июля, вторник

Сегодня я прибыл в Пемберли, чтобы предупредить миссис Рейнольдс о моем предстоящем возвращении, и сообщить о том, сколько гостей будет со мной. Конечно, я мог бы написать ей, но после вчерашнего разговора об имении мне захотелось поскорее оказаться там.

Когда я уже въехал в поместье и поскакал через парк, подумалось, что вот сюда я мог бы привести Элизабет. Через лес, по тропе, идущей вверх, я поднялся на вершину холма. Придержав лошадь, залюбовался домом, расположившимся на краю долины. Небо было безоблачным, и известняк, из которого был построен дом, светился в лучах солнца. Его живописно оттеняли ручей, бежавший перед домом, и лесистый склон позади него.

Элизабет могла бы стать хозяйкой всего этого. Но она не приняла моей руки. И ни преимущества высокого положения, ни соблазн богатства не смогли повлиять на её решение. И я не мог не отдать должного такой верности своим принципам. Никогда на моем пути не встречалась женщина, хотя бы в малом похожая на неё.

Я вновь почувствовал боль от своей утраты.

Тропа повела меня вниз, к мосту, пересекла реку и довела до двери дома. Спешившись и не торопясь войти, я понял, какой желанной женой была бы Элизабет для меня, как живость её характера могла бы смягчить мой, а отсутствие у неё неумеренной гордости смогло бы усмирить мою гордыню.

Я вошел. Дом был ухоженным, а миссис Рейнольдс обрадовалась нашему скорому возвращению в августе.

– Буду рада опять увидеть мисс Джорджиану, сэр.

– И она с нетерпением ждет поездки. Она скучает по Пемберли.

Если бы Элизабет приняла моё предложение, Джорджиана смогла бы опять жить здесь и при этом не быть в одиночестве. У неё тоже была бы семья. Они с Элизабет могли бы стать сестрами... Но не следует мне так мучить себя.

Я осмотрел ферму вместе Джонсоном – он показал мне, что уже было отремонтировано. Джонсон оказался очень неплохим управляющим, и я был доволен своим выбором.

Когда я вернулся в дом, миссис Рейнольдс рассказала мне, как она хочет разместить гостей. Бингли и его сестры смогут жить в привычных для них комнатах. Мы прибудем все вместе. Она уже продумала меню наших обедов. Я одобрил все её предложения и провел вечер, обсуждая с ней изменения, которые хотелось бы произвести в восточном крыле дома. После этого отправился спать.

18 июля, пятница

Я вернулся в город и принялся за дела, которые необходимо было закончить до переезда в Пемберли.

19 июля, суббота

Неожиданно встретил сегодня Бингли на прогулке.

– А я–то думал, ты у своих родственников, далеко от Лондона, – удивился я.

– Был у них, но не высидел долго и вернулся. Видишь как ты прав – я очень непостоянный человек.

Я был рад, что он не замкнулся в себе.

– Я долго думал об одном событии, о котором, наверное, думаешь и ты, – я решил рискнуть.

– О чем?

Он не спросил больше, но я увидел, как он напрягся.

– Я ведь тебе рассказывал, что на Пасху был в Розингсе? – начал я. – Навещал свою тетю леди Кэтрин де Бёр.

– Да, я помню, ты говорил, – безо всякого интереса отозвался Бингли. – Надеюсь, леди Кэтрин здорова?

– Да, спасибо. Здорова и в отличном расположении духа. У неё были и другие гости, кое–кто из Лонгборна.

Лицо его застыло.

– Из Лонгборна? Я не знал об этом. Что они делали в Кенте? – задал он вопрос, когда мы уже повернули в парк.

– Они навещали тамошнего пастора. Возможно, ты помнишь мистера Коллинза, полноватого молодого человека, которому моя тетушка предоставила приход в своём имении?

– Нет, не припоминаю.

– Он гостил в Лонгборне на Рождество. Ещё он был на балу в Незерфилде с семейством Беннет.

– Теперь вспомнил. Ходили слухи, что он собирается жениться на Элизабет Беннет.

– Только слухи, – слава Богу, подумал я. – Он, тем не менее, нашел себе жену, сделав предложение Шарлотте Лукас.

– Очаровательной дочери сэра Уильяма? – Бингли обернулся ко мне.

– Именно.

– Отличная партия, – сказал он. – Я знаю, она мечтала о своей семье в своем доме. Рад за неё. Какое у неёбыло настроение, когда вы встретились?

– Она была довольна, все было замечательно. Семья не забывает о ней – у неё гостили её отец и сестра. Сэр Уильям пробыл только неделю, а сестра оставалась дольше, – я сделал паузу. – С ними была ещё одна гостья, мисс Элизабет Беннет.

Он ожил, но сказал только: – Да, они же были подругами. – И вежливо добавил после паузы: – У неё всё в порядке?

– Да, всё в порядке.

– Помнится, она мне очень понравилась. Удача встретить такую. А как её родители, здоровы?

– Думаю, они в добром здравии.

– А её... сёстры? – задал он вопрос, глядя в сторону.

– У них все по–прежнему, хотя мисс Беннет не показалась мне очень уж счастливой.

– Не показалась? – он разрывался между надеждой и озабоченностью.

– Нет, – подтвердил я.

– Возможно, ей не хватало сестры. Она ведь очень привязана к ней, и разлука была тяжела для неё.

– Она была в плохом настроении ещё до того, как рассталась с сестрой.

– Значит, она скучала по Кэролайн. Ведь они провели много времени вместе, когда мы все были в Незерфилде, и так замечательно сдружились.

– Может быть. Хотя это не так уж часто бывает, чтобы молодые девушки подолгу скучали по уехавшим подругам.

– Верно.

Видно было, что он колеблется, но всё же спросил наконец: – Как ты считаешь, Дарси, стоит мне вернуться в Незерфилд?

– А тебе хотелось бы?

– Даже не знаю. Хороший дом, места красивые, приятные люди. Хотя, возможно, не совсем такие, как те, к которым мы привыкли здесь, – в голосе его звучала неуверенность.

– Да, не такие, но есть люди, соседство которых делает жизнь там очень приятной.

– Это верно. Например, сэр Уильям даже был представлен в Сент–Джеймсе.

– Я имел в виду не сэра Уильяма.

И хотя я старался помочь своему другу, а не себе, разобраться в чувствах, перед моим мысленным взором возникла Элизабет.

– Я мог бы съездить туда на несколько недель ближе к концу лета. Что ты об этом думаешь? – спросил он.

– Думаю, это прекрасная идея.

– В таком случае я поеду туда сразу после визита в Пемберли.

Я промолчал в ответ. Не хотелось пробуждать в нем надежды. Вдруг Джейн уже забыла его и отдала свои симпатии какому–нибудь местному джентльмену. Но если он окажется рядом с ней, то немного потребуется времени, чтобы понять, испытывают они по–прежнему взаимную привязанность. И что важно, в этот раз они будут избавлены от моего излишне заботливого вмешательства.

Август

Август

3 августа, воскресенье

Бингли со своими сестрами присоединился к нам с Джорджианой вскоре после завтрака, и все мы отправились в Пемберли. Поначалу Кэролайн стала рассказывать об их поездке к родственникам на Север, но затем она решила атаковать Бингли, используя неприкрытую лесть в мой адрес.

– Какая у вас прекрасная карета, мистер Дарси, – начала она, когда мы ещё тряслись по лондонским улицам. – У Чарльза нет ни одной подобной. Я не перестаю убеждать его, что он должен взять пример с вас и купить что–нибудь приличное.

– Дорогая моя Кэролайн, если бы я покупал всё, что вы мне советуете, то неизбежно стал бы банкротом уже к концу года, – попытался защищаться Бингли.

– Вздор! Каждый джентльмен должен иметь приличный экипаж, не так ли, мистер Дарси? – Кэтрин продолжила использовать мой авторитет.

– Это, безусловно, не повредило бы, – уклончиво ответил я.

– Дарси, я надеялся, что ты примешь мою сторону! Был уверен, что ты сочтешь это расточительством.

– Если тебе приходится много путешествовать, это обойдется дешевле, чем нанимать карету.

– Вот и я так полагаю, – Кэролайн улыбкой поблагодарила меня. – Мистер Дарси согласен со мной. Как замечательно, когда люди сходятся во взглядах. А с тобой, Чарльз, мы должны были бы спорить только о цвете обивки, – заключила она, рассматривая сиденья.

– Мне придется позаботиться, чтобы их цвет был совершенно другим, – не сдавался Бингли, – иначе как я буду знать, где моя карета, а где карета Дарси.

– Как удобно, – гнула свою линию Кэролайн. – Не так ли, Джорджиана? – она решила подключить всю нашу семью.

– Да, очень удобно, – ответила Джорджиана.

– И какой мягкий ход. Чарльз, ты должен будешь убедиться, что у твоей будущей кареты именно такие рессоры.

– Если я пойду на это, то как же Дарси будет обходиться без них?

– И ты должен оборудовать столик внутри, чтобы можно было писать письма.

– Я не люблю писать письма в дороге и впредь не собираюсь делать это в то время, когда меня трясет и подбрасывает на каждой кочке.

– Но твоим попутчикам это может понравиться. Что скажете, Джорджиана? Разве не практично?

– Да, конечно, – моей сестре не оставалось ничего иного, как согласиться.

– Вот видишь, Чарльз. И Джорджиана думает, что от этого была бы польза. И не только для письма, я уверена. Можно было бы делать наброски пейзажей. Как, кстати, ваши успехи в рисовании, – переключилась она на Джорджиану.

– Спасибо, неплохо.

– Сестра на прошлой неделе нарисовала для меня панораму Гайд–Парка, – заметил я.

– И как получилось, похоже? – тут же спросила Кэролайн.

– Очень хорошо получилось, – с улыбкой подтвердил я.

– Вспоминаю мои школьные дни. Как я любила рисовать! Вы должны показать мне свои рисунки, Джорджиана.

– Они остались в Лондоне, – извиняющимся тоном ответила Джорджиана.

– Не имеет значения. Я посмотрю их в следующий раз.

Мы ехали не спеша и остановились на ночлег в «Блэкбуле». Это вполне респектабельная гостиница с удобными номерами и отличной кухней. Я велел слуге разбудить меня пораньше, так как необходимо было написать несколько писем до того, как мы вновь тронемся в путь.

5 августа, вторник

Поверить не могу. Я встретил Элизабет. Не знаю, как это описать. Всё было так странно.

Итак, по порядку. Мы направлялись в Пемберли: Бингли, его сестры, мистер Хёрст, Джорджиана и я. Остановились пообедать в трактире. День был жарким, и леди чувствовали себя утомленными. Они бы предпочли заночевать здесь и передохнуть, да и моя экономка не ждала нас ранее завтрашнего дня. Но мне не терпелось поскорее попасть домой. Я решил продолжить путь один и завершить кое–какие дела в поместье до приезда гостей.

И я поскакал в Пемберли. День был прекрасным, я получил удовольствие от быстрой езды верхом. Уже поставив лошадь в конюшню и выйдя на лужайку перед домом, я был остановлен неожиданным видением. День был жарким, и я даже засомневался, не солнечный ли удар настиг меня. Передо мной возникла девушка, которую я сразу узнал. Это была Элизабет.

Она в компании двух незнакомых мне людей направлялась по лужайке к реке. Вдруг она оглянулась и увидела меня. Я застыл на месте. Нас разделяло не более двадцати ярдов. Даже если бы я захотел этого, невозможно было избежать встречи. Глаза наши встретились, и было заметно, как она покраснела. И я почувствовал, как вспыхнуло моё лицо.

Очень быстро я взял себя в руки и подошел к их компании. Она инстинктивно попыталась уйти, но вовремя поняла, что это выглядело бы неучтиво, и остановилась. Я поприветствовал её, а она с видимым смущением ответила мне. Я понимал её чувства, и, наверное, ей было бы проще, если бы она почувствовала это моё понимание.

Заговорив с ней, я мысленно задавался вопросом, как она попала сюда. Оказаться в Пемберли! Это выглядело столь странным, но в то же время очень желанным.

– Надеюсь у вас все в порядке, – поинтересовался я.

– Да, спасибо, – она опять разрумянилась и старательно отводила взор.

– Как поживает ваша семья?

Мои слова привели её в ещё большее смущение, а сам я почувствовал, что опять краснею. Не следовало спрашивать о семье после всех оскорблений, высказанных мною в их адрес. Она, однако, оставалась очень любезной.

– Хорошо, спасибо.

– Как давно вы из Лонгборна?

– Около месяца.

– Вы совершаете какое–то путешествие?

– Да.

– Надеюсь, оно вам нравится.

– Да.

Я ещё трижды задал ей на разный манер вопрос о её самочувствии пока не почувствовал, что лучше мне было бы помолчать, пока не придумаю чего–нибудь более оригинального. После нескольких минут замешательства я попрощался и покинул их.

Встретить Элизабет здесь, в Пемберли! И обнаружить, что она не отказывается разговаривать со мной. Она была растеряна, но не отвергла меня. Она ответила на все мои вопросы с любезностью, которой я не заслуживал.

Интересно, что она подумала о нашей встрече? Была ли она рада увидеть меня? Или испытала неудовольствие? Или не испытала никаких чувств? Ну уж точно не это!

Она залилась краской, когда я подошел. Возможно, она почувствовала раздражение, даже гнев, но точно не осталась равнодушной.

Это давало мне надежду.

Я вошел в дом, но вместо того, чтобы направиться, как я намеревался, к управляющему, оказался в гостиной.

Ей было не по себе, это ясно, а я даже не попытался помочь ей выйти из неловкого положения. Меня так ошеломила эта встреча, и так захватили эмоции и чувства, которые я не осмеливался даже назвать самому себе, что я оказался совершенно беспомощным.

Джентльмен справился бы с этим без всяких затруднений. Джентльмен сумел бы показать ей, что она может чувствовать здесь себя как дома. Джентльмен попросил бы её представить его своим спутникам. А что сделал я? Как далек я оказался от идеала благородного человека! Я решил немедленно исправить свои ошибки.

Выскочив опять на лужайку и поинтересовавшись у садовника, куда направились посетители, я устремился за ними.

Они все ещё спускались по лужайке к реке, и я направился вслед за ними. Никогда время для меня не тянулось так медленно. Не вызовет ли моё возвращение раздражения у Элизабет? Надеюсь, она воспримет его, по крайней мере, спокойно.

Я догнал её, и она удивила меня, сразу заговорив, причем гораздо любезней, чем в первые минуты нашей встречи.

– Мистер Дарси, у вас прекрасное поместье. Дом просто очарователен, а окрестности так живописны.

Заметно было, что она собиралась продолжить свои комплименты, но вдруг опять залилась краской и замолчала. Я подумал, что в этот момент у нас возникла одна и та же мысль: она могла быть хозяйкой этого очаровательного дома, если бы не отвергла моего предложения.

Чтобы помочь ей преодолеть замешательство, я спросил, не окажет ли она мне честь, представив своим друзьям?

Сначала на лице её промелькнуло удивление, но потом она улыбнулась. Улыбнулась с присущим ей лукавством, и, увидев это, я понял, как соскучился по ней.

– Мистер Дарси, позвольте представить вам моих тётю и дядю, миссис и мистера Гардинер, – с подобающей церемонностью обратилась она ко мне.

Я сразу понял причину лукавой улыбки. Это были те самые родственники, которыми я попрекал её и которых я совершенно несправедливо презирал. Они вовсе не выглядели людьми низкого происхождения, которых я так опасался. До того, как Элизабет представила их, я не сомневался, что они люди светские.

– Мы как раз возвращаемся домой, – объяснил мистер Гардинер. – Прогулка утомила мою жену.

– Позвольте мне проводить вас.

И мы тронулись всей компанией.

– У вас прекрасное имение, мистер Дарси.

– Спасибо. Я считаю его лучшим в Англии, но я, как вы понимаете, лицо заинтересованное.

Мистер и миссис Гардинер рассмеялись.

– Ваш садовник рассказал мне, как много форели в вашей речке, – заметил мистер Гардинер.

– Вы любите рыбалку?

– Да, очень, когда есть такая возможность.

– Тогда вы должны воспользоваться возможностью порыбачить здесь для своего полного удовлетворения.

– Очень любезно с вашей стороны, но у меня нет с собой снастей.

– У меня найдется всё, что необходимо. Можете пользоваться, когда задумаете порыбачить, – я огляделся. – Вот, взгляните, на той стремнине должно быть много рыбы, – и я указал ему место, где наверняка было много форели.

Я заметил, что Элизабет обменивается взглядами с тётей, причем Элизабет была явно удивлена. Неужели она не предполагала, что я способен быть вежливым и гостеприимным?

Кто знает. Впрочем, в это действительно трудно было поверить, если судить по моему поведению в Хартфорде.

Я не мог удержаться, чтобы не смотреть на неё, хотя разговаривал с дядей. Её лицо, её глаза, её губы – всё это притягивало мой взгляд. Выглядела она прекрасно, хотя и казалась смущенной, но в её лице не было никакой враждебности.

Через несколько шагов миссис Гардинер взяла мужа под руку, а я теперь шел с Элизабет.

– Я не знала, что вы уже приехали, – начала она оправдываться. – Моей тете очень хотелось вновь увидеть Пемберли. Она жила по соседству, когда была ещё девочкой. Нам сказали, вы вернетесь только завтра.

Значит, не ради меня она приехала в Пемберли. Жаль, но вместо того, чтобы упасть духом, я, напротив, воспрял, сообразив, что судьба преподнесла мне подарок. Если бы я не торопился заняться делами поместья, то остался бы с Джорджианой и другими в гостинице и не встретился бы с Элизабет.

– Так и было намечено, но я решил встретиться с управляющим до прибытия своих друзей. Они прибудут завтра, и среди них есть ваши знакомые, которые непременно захотят встретиться с вами – мистер Бингли и его сестры.

Я не мог не вспоминать всего, что произошло между нами и было связано с её сестрой и Бингли, и догадывался, что её мысли заняты тем же. Я не мог решить, должен ли честно рассказать или хотя бы как–то дать ей знать, что моё мнение и мои намерения кардинально изменились, но не мог придумать, как начать.

Вместо этого я сказал: «Позволите ли вы мне,– или я прошу слишком многого,– представить вам, пользуясь вашим визитом в Лэмтон, мою сестру?»

– Была бы очень рада познакомиться с ней.

Её голос потеплел, она улыбнулась, и искренние эти проявления сняли мои страхи.

Мы продолжили идти молча, но напряжения уже не чувствовалось, тревога ушла.

Мы подошли к коляске, которая по–прежнему стояла недалеко от дома. Мистер и миссис Гардинер отстали от нас.

– Не хотите ли зайти в дом? Могу я предложить вам какие–нибудь напитки?

– Нет, спасибо, – ответила Элизабет. – Я должна дождаться своих тетю и дядю.

Я почувствовал разочарование, но не стал настаивать.

Я не находил, о чем говорить дальше. Хотелось объяснить, как неправ я был в истории Джейн и Бингли. По ней было видно, что она тоже не против продолжить нашу беседу, но о чем, я не мог вообразить.

Наконец она начала, но сказала лишь: – Дербишир очень красивое графство.

– Вы успели уже многое увидеть?

– Да. Мы побывали в Мэтлоке и Давдейле.

– Прекрасные образцы здешней природы.

Мои мысли были в беспорядке, но меня спасало, что Элизабет гораздо лучше держала себя в руках.

Между нами было столько невысказанного, но ещё не пришло время объясниться. Может через несколько дней, когда мы успокоимся и начнем по–новому узнавать друг друга...

Мистер и миссис Гардинер приблизились к нам. Я вновь пригласил всех зайти в дом, но они отказались. Я помог дамам разместиться в экипаже, и они уехали. Я долго провожал их взглядом, а затем медленно побрел к дому.

Не было сказано ничего из того, что я хотел бы ей сказать, но то, что я вновь увижу Элизабет согревало меня.

На душе стало спокойнее, и тяжесть, которую я чувствовал последние месяцы, незаметно ушла.

6 августа, среда

Встал сегодня очень рано – проснувшись, не смог уже уснуть. Не мог дождаться, когда Джоржиана, а с ней и все остальные приедут в Пемберли. Я тепло поприветствовал прибывших гостей, а потом предложил сестре прогуляться, якобы хотел показать ей новые деревья в парке. Она с радостью согласилась. Когда мы отошли на приличное расстояние от дома, я обратился к ней:

– Джорджиана, здесь неподалеку гостят мои друзья, с которыми я хотел бы тебя познакомить.

Она пытливо взглянула на меня.

– Когда прошлой осенью я гостил в Незерфилде, я встретил там молодую леди, её зовут Элизабет Беннет. И она мне очень понравилась.

Джорджиана сначала удивилась, а потом обрадовалась.

– Она путешествует по Дербиширу и остановилась в местной гостинице. Если ты не очень устала после путешествия, я хотел бы вместе с тобой навестить её.

Я понимал, что это несколько неожиданно, но теперь, когда судьба вновь свела нас с Элизабет, мне не терпелось представить её своей сестре.

– Я вовсе не устала и очень хотела бы познакомиться с ней.

Мы вернулись в дом. Кэролайн и Луиза были наверху, в своих комнатах, и Джорджиана тоже поднялась в свою, пообещав спуститься сразу, как только смоет с себя дорожную пыль и переоденется.

Бингли я нашел в библиотеке.

– Здесь поблизости гостит некая особа, которую, как мне кажется, ты будешь рад увидеть, – сообщил я ему.

– Неужели? И кто же это? – оживился он.

– Мисс Элизабет Беннет. Она совершает поездку по графству со своими дядей и тетей. По счастью, вчера они осматривали мою усадьбу как раз в тот момент, когда я приехал. Я пообещал навестить их сегодня утром. Джорджиана выразила желание пойти со мной и, мне кажется, ты тоже не откажешься присоединиться к нам.

Он был удивлен, но не колебался ни секунды: – Конечно, Дарси. Мне будет приятно видеть её опять. – После некоторой заминки он спросил: – Может быть лучше, если я не стану задавать вопросов о её сестре? Или это будет выглядеть странно?

– Я думаю, что ты обязательно должен поинтересоваться ею.

Он заметно расслабился и даже заулыбался.

Джорджиана спустилась к нам. Я велел подать легкую коляску для Джорджианы, мы с Бингли следовали верхом, и все тронулись в Лэмбтон. Всю дорогу я беспокоился, не уйдет ли Элизабет на прогулку, но ещё издалека увидев её сидящей у окна, несколько успокоился.

Казалось, я нервничал не меньше Джорджианы, когда нас пригласили войти. Элизабет тоже выглядела смущенной, но успокоилась сразу, как только леди были представлены друг другу. Джорджиана сначала была скованной, говорила редко и односложно, Элизабет деликатно вовлекла её в беседу, задавая простые вопросы и доброжелательно поощряя её говорить. Сестре стало легче, скованность прошла, и уже вскоре они сидели вместе как подруги.

– Вы не должны забыть о своем намерении порыбачить в моей реке, – напомнил я мистеру Гардинеру.

Его, похоже, удивило мое предложение. По–видимому, он не поверил, что я вспомню о нём или не поменяю своё мнение. Но откликнулся он с энтузиазмом.

Мой взгляд постоянно возвращался к Элизабет, да, думаю, там бы и задержался, если бы в разговор не вступил Бингли. Его сестры ещё не привели себя в порядок после путешествия и, к счастью, мы не смогли пригласить их присоединиться к нам.

При виде Бингли выражение лица Элизабет стало приветливым. Значит, она не считала его более ветреным и непостоянным. Я был рад этому. Если бы не присущая ему скромность, он сделал бы тогда все по–своему, а не слушался бы меня.

– Ваша семья в порядке, надеюсь? – начал он с нейтрального вопроса.

– Да, спасибо, все хорошо.

– И отец, и мать?

– Оба здоровы.

– А ваши сестры?

– У них все хорошо.

– Это хорошо, – он в смущении замолк, в точности, как я накануне. – Сколько времени утекло с тех пор, как я имел удовольствие с вами встречаться!

Элизабет собралась было ответить, но он добавил: – Больше восьми месяцев! Ведь мы не виделись с двадцать шестого ноября – с того самого вечера, когда все мы танцевали в Незерфилде!

Как давно это было. И какие драмы пережили мы за это время.

– Когда вы возвращаетесь в Лонгборн? – поинтересовался он.

– Теперь уже скоро. Менее чем через неделю.

– И будете рады вновь увидеть своих сестер.

Элизабет улыбнулась. Уж ей–то был понятен смысл всех этих разговоров о сёстрах.

– Да.

– И они будут рады.

– Конечно.

– Я собираюсь вернуться в Незерфилд, – как бы между прочим сообщил он.

– А ходили слухи, что вы собираетесь покинуть его.

– Вовсе нет. Там самый лучший дом из всех, что я осматривал.

– И, тем не менее, вы давно там не были.

– Очень много неотложных дел навалилось, – объяснил он. – Но теперь я освободился и стал сам себе хозяином.

Глаза Элизабет встретили мои, и мы оба улыбнулись. Я думаю, она поняла, что Бингли имел в виду, когда говорил «Я стал сам себе хозяином»

Я обратил внимание, что её тетя внимательно наблюдает за нами, переводя взгляд с Элизабет на меня. Но я не стремился скрыть своё восхищение её племянницей. Пусть знает. Пусть весь мир знает. Да, я влюблен в Элизабет Беннет.

А стремился я к тому, чтобы быть любезным со всеми. Оказалось, это совсем не сложно. Я просто вел себя так, как будто знал Гардинеров всю свою жизнь. Удивительно, приходится признать, как легко общаться с незнакомцами, когда к тому есть привычка и решимость делать это. Я никогда не стремился к такому результату, но теперь я старался понравиться людям.

Мы пробыли у них уже более получаса, что для утреннего визита было дольше принятого, но я никак не мог оторвать себя от неё. Наконец я заметил, что миссис Гардинер начала поглядывать на часы, и понял, что пришла пора попрощаться.

– Надеюсь, вы найдете время пообедать с нами до того, как покинете наши места, – сказал я, многозначительно глядя на Джорджиану в надежде, что она поймет меня и поддержит моё приглашение.

– Да, мы были бы очень рады, если вы сможете приехать, – преодолевая застенчивость, выговорила она.

Я взглянул на Элизабет, но она смотрела совсем в другую сторону. Но я не беспокоился. На лице её можно было прочитать некоторое замешательство, но никак не враждебность. Со временем, я надеюсь, мы лучше узнаем друг друга, и её недоверчивость исчезнет.

– Будем рады, – решила за всех миссис Гардинер.

– Скажем, послезавтра?

– Прекрасно, послезавтра.

– С нетерпением буду ждать встречи, – поддержала её Элизабет.

Сказав это, она взглянула на меня, и я улыбнулся в ответ. Я увидел ответную улыбку, которая коснулась её губ, и почувствовал себя счастливым.

– И я буду ждать нашей встречи, – поддержал нас Бингли. – У нас есть много, о чем хотелось бы поговорить, узнать обо всех моих хартфордширских друзьях.

Мы попрощались и вскоре уже были в Пемберли.

Джорджиана ушла в свою комнату, чтобы переодеться, а мы с Бингли отправились в чайный салон, надеясь увидеть там Кэролайн и Луизу.

– Где это вы были? – заинтересовалась Кэролайн.

– Навестили мисс Беннет, – ответил Бингли.

– Джейн Беннет здесь? – изумилась Кэролайн.

– Мне следовало бы сказать, мисс Элизабет Беннет.

Ещё хуже – выражение лица Кэролайн говорило яснее слов. Она, однако, быстро взяла себя в руки.

– Боже, какое совпадение, она оказалась в Дербишире как раз к вашему приезду, мистер Дарси!

– Да, удачно вышло, не так ли? – я вовсе не издевался.

Вид её показывал, что она подыскивала какое–нибудь язвительное замечание, но потом передумала.

– Рада буду увидеть её снова. Наверное, и мне следует навестить её. Что скажешь, Луиза? Ты присоединишься ко мне?

– В этом нет необходимости, – сообщил её брат. – Она посетит нас в Пемберли.

– В Пемберли? – казалось, известие привело её в ужас.

– Дарси пригласил её отобедать с нами.

– С дядей и тетей, – добавил я.

– Не с тем ли стряпчим из Меритона? – она уже забавлялась.

– Нет, с тем дядей, что живет в Чипсайде, – не прошел её укол.

Её раздражение стало заметным. «Он не слишком вульгарен?» – спросила она.

– Ну каким ему ещё быть, дорогая! Это же Чипсайд! – с содроганием выговорила Луиза.

– Манеры у него как у настоящего джентльмена, а его жену я принял за светскую даму.

– И мы увидим это все собственными глазами? – изобразила восторг Кэролайн. – Как интересно.

Я с жалостью выслушал её словесные выпады. Никакие намеки, даже самые ядовитые, не могли нарушить моего счастья. Я думал только об Элизабет. Она не отвергла меня, она не обращалась ко мне ни с презрением, ни с отвращением. Она была доброжелательна и мила, что вообще было в её манере. И это позволяло мне надеяться, что я ей тоже небезразличен.

Как раньше я мог вообразить, что она безоговорочно примет мое предложение и выйдет за меня замуж? Воображал, что она не сможет отказать мне! И теперь, когда надежда моя крепла, я не мог, тем не менее, быть уверенным во взаимности с её стороны.

Но я не стану загадывать так далеко. Увижу её послезавтра, этого уже достаточно.

7 августа, четверг

Мистер Гардинер прибыл рано утром, и я проводил его и ещё несколько гостей, выразивших интерес к рыбалке, к реке. Он был весьма сведущ в рыбной ловле, а я предоставил все необходимые снасти, так что он имел возможность в полной мере испытать счастье, выудив что–нибудь. Другие любители прибыли со своими удочками и иными необходимыми приспособлениями. Я имел в виду присоединиться к ним, но случайное замечание мистера Гардинера изменила мои намерения.

– Это было очень любезно со стороны вашей сестры навестить нас вчера, мистер Дарси. Мои жена и племянница были тронуты её вниманием, – сообщил он. – Они намерены нанести ответный визит сегодня утром.

– Замечательная идея, – только и выговорил я, справившись с замешательством.

– Они не хотели бы затягивать с выражением своей признательности.

– Надеюсь, рыбная ловля развлечет вас, – пожелал я всем. – А я, с вашего позволения, покину вас и вернусь в дом.

Гости–рыболовы, уже отрешившиеся от окружающей реальности и сосредоточившиеся на увлекательном занятии, вежливо пробормотали что–то в ответ, позволяя мне заняться своими делами, но вот на лице мистера Гардинера я разглядел понимание. Значит, он все знает. Ничего удивительного.

Я не старался скрыть мои чувства во время вчерашней встречи с его племянницей и не стану сегодня изображать безразличие к ней.

Я вернулся в дом и направился в салон. Взгляд мой сразу нашел Элизабет. Я не сомневался, что она там. И глядя на неё, я вообразил будущее, в котором мы с Элизабет обосновались здесь, в Пемберли. Желание такого продолжения моей жизни становилось всё сильнее, и мне оставалось только надеяться, что и она захочет того же.

– Мисс Беннет, миссис Гардинер, очень приятно, что вы так быстро нашли время, чтобы навестить мою сестру, – обратился я к ним.

– Да, как замечательно, – сказала Джорджиана, и щеки её зарумянились. – Я не смела надеяться.

– Мы не могли поступить иначе после того, как вы любезно посетили нас, чтобы поприветствовать в ваших краях, – ответила миссис Гардинер ей.

Джорджиана опять вспыхнула, но я–то смотрел только на Элизабет. Я поймал её взгляд, но она засмущалась и отвернулась. Всё же мне показалось, что я увидел радость в её глазах, прежде чем она отвела взгляд.

Кэролайн и Луиза сидели молча, не вступая в разговор и давая возможность Джорджиане самостоятельно исполнять обязанности хозяйки.

Миссис Эннесли дала ей время успокоиться и постаралась завязать беседу, обратившись к Элизабет: – Окрестности Пемберли просто великолепны. Я думаю, вы смогли насладиться ими за эти несколько дней.

– Да, мы получили огромное удовольствие от пеших прогулок, – подтвердила Элизабет. – Какие прекрасные деревья в парке. – В подтверждение своих слов она обернулась к окну, в котором были видны развесистые кроны.

– Это испанские каштаны, – Джорджиана постепенно избавлялась от застенчивости и, к своему удовлетворению, уже могла внести что–то в беседу.

– И давно они растут здесь? – задала вопрос Элизабет, явно поощряя её к беседе.

– О, да, они очень старые.

Джорджиана посмотрела на меня, ища поддержки, и я ободряюще улыбнулся ей. У неё ещё не было опыта ни в приеме гостей, ни вообще в общении с незнакомыми людьми, но сегодня она очень неплохо справлялась со всеми трудностями.

Кэролайн явно чувствовала, что её молчание слишком затянулось.

– Поделитесь с нами, мисс Элиза, военные уже покинули Меритон? Для вашей семьи это было, наверно, подлинной трагедией!

Никогда при мне Кэролайн не подпускала столько яда в свои замечания. Её саркастические высказывания обычно сопровождались, по крайней мере, подобием улыбки. Но сегодня её речь не содержала ничего забавного, и я впервые ощутил, насколько ядовитой может быть Кэролайн.

Было видно, что это неприятно Элизабет. На меня навалилась тяжесть воспоминаний о моих собственных высказываниях о её сестрах, о том, каким было её лицо, когда она швырнула мне обвинение в уничтожении Уикхема; о моём злом ответе ей и, наконец, о моем письме к ней.

Я был полон сочувствия, но она справилась и без моей поддержки. Лишь на секунды неприятные чувства задержали её ответ:

– Всегда грустно расставаться с людьми умными и доброжелательными. Конечно, встречаются такие, что высмеивают всё вокруг, устанавливают неискренние дружеские связи с единственной целью скоротать время и не задумываются о чувствах тех, кого покинут потом. Но нам повезло с офицерами – все они были хорошо воспитанными и образованными. С ними было интересно общаться, а когда полк ушел, о них остались только приятные воспоминания.

Я поймал её взгляд и улыбнулся. Кэролайн нечего было сказать в ответ. Джорджиана оправилась от смущения, в которое привели её слова Кэролайн, напомнив о Джордже Уикхиме. А я почувствовал облегчение: спокойствие её ответа убедило меня, что увлечение Уикхемом осталось в прошлом.

Визит подошел к концу, но я никак не мог расстаться с Элизабет.

– Вы не возражаете, если я вас провожу до кареты, – обратился я к миссис Гардинер, когда они собрались уходить.

– Пожалуйста, – ответила она.

Я пошел с ними, радуясь случаю ещё немного побыть с Элизабет. Её тетя ушла вперед, давая нам возможность пообщаться друг с другом.

– Надеюсь, вы довольны сегодняшним утром.

– Спасибо, очень довольна.

– Надеюсь снова увидеть вас здесь.

Мы подошли к карете, пора было прощаться, но взгляд мой по–прежнему выражал мои чувства. Она покраснела и опустила глаза, надеюсь, от смущения. Между нами всё ещё сохранялась некоторая неловкость, но она пройдет, и я окончательно пойму, остались ли её чувства ко мне теми же, что и во время нашей встречи в Розингсе.

Я помог миссис Гардинер подняться в карету, затем подал руку Элизабет, все разместились, и карета уехала.

Возвращаясь из Лондона домой, я и представить себе не мог, как много приятного ожидает меня здесь. Надеюсь, у Пемберли появится новая хозяйка. Я оглядел лужайку и вообразил своих сыновей, бегущих к речке на рыбалку. Я взглянул на дом и увидел, как мои дочери возвращаются с прогулки, а юбки их «почти на шесть дюймов» испачканы в грязи. Если бы я окончательно поверил в реальность всего этого, я был бы уже не сомневался, что мне невероятно повезло.

Меня не тянуло вернуться в салон, но это было необходимо. Не стоило оставлять Джорджиану наедине с Кэролайн и Луизой. Они не только ничем не помогли ей в приеме гостей, но ещё и напомнили, пусть и невольно, о весьма болезненном эпизоде её жизни.

Если бы можно было пригласить в Пемберли только Бингли, без его сестер, я бы без колебаний так и поступил.

– Как плохо выглядела сегодня Элиза Беннет, не правда ли, мистер Дарси? – воскликнула Кэролайн, как только я вошел в салон. – Она ужасно погрубела и подурнела! Мы с Луизой считаем, что, попадись она нам где–нибудь на улице, мы бы ее просто не узнали!

Было очевидно, что ревность подталкивала Кэролайн говорить подобные вещи. Иногда у меня невольно возникал вопрос, не воображает ли она себя следующей миссис Дарси, но всегда мой ответ был отрицательным. Теперь же я был уверен, что воображала. Однако я не собирался позволить её злым замечаниям нарушить моё хорошее настроение.

– Я не заметил в её лице никаких перемен, кроме загара – естественного следствия путешествия в летнюю пору.

– Что касается меня, – добавила с неприязнью мисс Бингли,– я, признаюсь, никогда не замечала в ней ничего привлекательного.

Меня всё больше раздражали её нападки – ей не нравились нос, подбородок, цвет лица и губы Элизабет – но я промолчал, даже когда она решила уязвить меня: «А в ее глазах – кто–то однажды даже назвал их очаровательными – я никогда не находила ничего особенного».

Она с вызовом взглянула на меня, но я никак не отреагировал на её выпад.

– Помню слова, сказанные вами после того, как Беннеты обедали у нас в Незерфилде: «Это она–то красотка? Я бы скорее назвал ее мамашу душой общества!»

– О да, – все–таки выйдя из себя, ответил я. – Это было в самом начале нашего знакомства. Но прошло уже много месяцев, как я стал видеть в ней одну из самых прелестных женщин, которых мне приходилось встречать.

После чего покинул комнату.

Бесцеремонность Кэролайн переходила все границы. Если бы она не была сестрой Бингли, я бы потребовал, чтобы она покинула Пемберли. При мне оскорблять Элизабет! Ревность завела её слишком далеко.

Но она неспособна нарушить моё счастье. Я люблю только Элизабет.

Осталось понять, любит ли Элизабет меня.

8 августа, пятница

Я не мог заснуть прошлой ночью, но в этот раз причиной было ощущение счастья. Мне верилось, что Элизабет теперь не настроена против меня. Я надеялся, что со временем она сможет даже полюбить меня. Я был благодарен судьбе за то, что она привела Элизабет в Дербишир, а ещё больше, что судьба заставила меня оставить всю компанию, повела на день раньше в Пемберли и помогла нам встретиться. В Лондоне я старался забыть Элизабет, но это оказалось невозможно. Теперь я должен постараться завоевать её.

С такими мыслями я и пришел в гостиницу этим утром, надеясь побыть с ней хотя бы недолго. Слуга проводил меня в гостиную. Пока мы поднимались наверх, я всё гадал, с каким выражением лица она встретит меня. Оно бы многое мне сказало. Улыбка указывала бы на то, что я прощен. Смущение означало бы полную неопределенность. Холодный взгляд не оставлял бы надежд.

Дверь отворилась, но вместо того, чтобы увидеть Элизабет, спокойно сидящую со своей тётей, я встретил её, стремительно направляющуюся к выходу. Она была бледна и крайне возбуждена. Первое, что пришло мне в голову – с ней случилось что–то ужасное, только большая беда могла так преобразить её. Но ещё до того, как я смог выговорить хоть слово, она обратила ко мне свой взор, полный муки, и воскликнула: «Извините меня, я вынуждена вас покинуть. Мне сейчас же надо найти мистера Гардинера по неотложному делу. Нельзя терять ни секунды».

– Боже мой, что случилось? – обратился я к ней скорее участливо, нежели сообразуясь с правилами приличия. Но выразив таким образом свои чувства, я моментально понял насколько они бесполезны. Однако, тут же взяв себя в руки, добавил: – Разрешите отыскать мистера и миссис Гардинер мне или кому–нибудь из слуг. Вам может стать дурно, вы не в состоянии сами отправиться на поиски.

– О, да, слуга, – она позвала слугу и прерывающимся голосом велела ему: – Как можно скорее найдите моего дядю и приведите его сюда. Пошлите за ним мальчика. Пусть передаст, что он срочно понадобился племяннице. И позовите мою тетю. Скажите, что я жду её здесь.

Слуга заверил, что всё немедленно будет исполнено и вышел.

Я видел, что ноги её подкашиваются, и бросился к ней на помощь, но она успела сесть до того, как я приблизился. Выглядела она настолько больной и несчастной, что я никак не мог оставить её одну.

– Может быть, позвать горничную? – мягко сказал я, чувствуя себя совершенно растерянным и бесполезным. Я понятия не имел, как оказывать помощь женщинам в подобных обстоятельствах. Внезапно я сообразил. – Вам надо выпить что–нибудь, что подкрепит вас. Стакан вина, например,– позвольте, я вам налью?

– Нет, нет, благодарю вас,– ответила она, стараясь сдержать свое волнение.– Со мной ничего не случилось. Я совершенно здорова. Меня расстроило злосчастное известие, только что полученное из Лонгборна.

И тут она разрыдалась. Мне захотелось подойти к ней и утешить. Нежно обнять, чтобы боль её не была такой невыносимой. Но меня будто парализовало. Впервые в жизни я проклял учтивость, хорошие манеры и необходимость держать дистанцию. Они всегда казались мне очень важными, обязательными для джентльмена, но теперь я думал о них как о бессмысленных и бесполезных – ведь они лишали меня возможности облегчить страдания Элизабет.

Я готов был уже пренебречь всеми условностями, но тут она взяла себя в руки и проговорила: – Я только что получила письмо от Джейн с ужасной новостью. Моя младшая сестра покинула друзей – сбежала, оказалась во власти мистера… мистера Уикхема. Они вместе уехали из Брайтона. Вы достаточно знаете этого человека, чтобы понимать, что это означает. У нее нет ни денег, ни связей,– ровно ничего, чем она могла бы его удержать,– она погибла.

Я не мог поверить своим ушам. Какое вероломство! Увезти молодую девушку от родных и друзей! И все это он уже проделывал раньше, по крайней мере, пытался сделать и добился бы своего, если бы я вовремя не остановил его.

– А ведь мне это было так просто предупредить. Я так хорошо знала, что он собой представляет! – продолжала она.

Мне хотелось сказать ей, что её вины в этом нет. Это я должен был раскрыть всем его подлый характер. Но она не останавливалась в укорах себе, слова лились из неё, и мне оставалось только дать ей выговориться. Наконец, она немного успокоилась.

– Но уверены ли вы, что все произошло так, как вы рассказываете? Достоверно ли это известие? – на всякий случай уточнил я.

Новости, особенно плохие, распространяются быстро, но часто в пути приобретают иной смысл. Я не мог вообразить, что Уикхем сбежит с Лидией Беннет. У неё не было никаких средств, ничего, что могло бы прельстить его, а у него не было никаких причин так навредить Беннетам. Он не мог не понимать, что этот поступок сделает его изгоем. Слишком высокая цена за удовольствие жениться на глупой девице без имени и состояния. И потом, как бы он мог жениться на ней? Она же несовершеннолетняя. Да, он мог бы поехать в Гретна–Грин, но такое путешествие стоит недешево, а он никогда не потратит и половины необходимой суммы, если не будет уверен в наличии приличного приданого.

– Они выехали вдвоем из Брайтона в ночь под воскресенье. Их путь удалось проследить до самого Лондона, но дальше он затерялся. То, что они не поехали в Шотландию,– очевидно.

Я, кажется, начал понимать, что и как произошло.

Уикхем хорошо знает Лондон. Он знает, где они смогут укрыться, не опасаясь быть обнаруженными. А когда он полностью насладится приключением, он без всякого риска для себя бросит мисс Лидию Беннет.

Все это случилось из–за моей проклятой гордыни. Если бы все узнали от меня о характере Уикхема, ничего бы не произошло. Но гордость остановила меня, и в результате я причинил боль любимой женщине.

– Но что же предпринято? Пытались ли ее хоть как–то вернуть? – спросил я.

Мне нужно было узнать всё, что бы понять, когда и что могу предпринять я сам. Я не мог быть спокоен, пока сестра Элизабет не вернется.

– Отец выехал в Лондон. Джейн просит в письме, чтобы дядя поспешил ему на помощь. Через полчаса мы, наверно, будем в пути.

Полчаса! После всех моих надежд и мечтаний расстаться с Элизабет так скоро. Но это необходимо сделать.

– Разве на такого человека можно воздействовать? Каким образом удастся их хотя бы найти? Я ни на что не надеюсь. Все просто ужасно!

Мне нечего было сказать, я ничего не мог сделать, оставалось только молча выразить ей мою привязанность и верность и надеяться, что это её поддержит. Мне хотелось обнять её, но в любую минуту мог вернуться мистер Гардинер, и все стало бы только хуже.

– А ведь вы мне открыли на него глаза! Если бы я тогда знала, что я была обязана что–нибудь предпринять! Но я не понимала – боялась зайти слишком далеко. Страшная, непоправимая ошибка!

Я понимал, что ей может быть хотелось, чтобы я ушел. Ведь это именно я просил её сохранить в тайне правду об Уикхеме, я потребовал от неё хранить молчание. И вот результат. Репутация сестры уничтожена, семья в беде... Она и не взглянет после всего этого на меня. И удивляться будет нечему. Я выговорил несколько бессвязных фраз, оправдывая своё продолжающееся присутствие лишь искренним, хоть и бесплодным, сочувствием.

– Боюсь, это печальное событие лишит мою сестру удовольствия видеть вас сегодня в Пемберли?

Произнося эти формы вежливости, я видел, насколько нелепы были мои слова. Не стоило бы говорить их. Однако она, похоже, так не думала и ответила без всякого раздражения.

– О да! Будьте добры извиниться за нас перед мисс Дарси. Скрывайте от нее ужасную правду, пока будет возможно. Я понимаю, это продлится недолго.

– Вы можете положиться на мое слово. Мне искренне жаль, что дошло до такого. И надеюсь, все разрешится более счастливо, чем сейчас кажется возможным.

После чего я оставил её одну, а сам вернулся в Пемберли.

– Вы выходили так рано, – удивилась Кэролайн, когда я появился в салоне. – Наверное, навещали мисс Элизабет Беннет.

И вновь в её глазах светилась ревность, и голос выдавал то же чувство. Никогда до этого момента я не догадывался, как сильно она желала заполучить меня. Или, что было бы точнее, как сильно ей хотелось заполучить Пемберли. Без него я был бы для неё не так уж интересен. Как бы ровно и аккуратно я ни писал, это не привлекло бы её внимания и не заслужило бы комплиментов.

– Да, – не стал распространяться я.

– Как она себя чувствовала этим утром?

– Прекрасно.

– И мы будет иметь удовольствие видеть её позже, я полагаю? Как эти провинциалы утомительны со своими бесконечными визитами.

– Нет, она не сможет навестить нас.

– Надеюсь, никаких дурных новостей из дома? – заинтересовалась Кэролайн.– Лидия Беннет не сбежала с каким–нибудь офицером?

Я вздрогнул, но сразу взял себя в руки. Сама она не могла услышать об этом. Элизабет не сказала никому, кроме меня. Кэролайн просто злословила наудачу и случайно попала в точку.

– Или может её изысканная сестра – Мэри, не так ли – навещала Лидию в Брайтоне и покорила там сердце Принца Уэльского? Наверное, он пригласил всю их семью погостить у него, так что они смогут насладиться её триумфом, пока она будет развлекать его своим пением в Морском Павильоне, – теперь она уже откровенно глумилась над Беннетами.

– Мистер Гардинер отвезет её домой, так как срочные дела заставляют его сократить отдых и вернуться в Лондон.

– Ох уж эти деловые люди и их неотложные дела, – продолжила Кэролайн, не обременяя, как это уже стало обычным, свою память фактом, что её собственный отец сделал состояние будучи торговцем.

– Вот что значит иметь дядю из Чипсайда, – поддержала её Луиза. – Бедная мисс Элиза Беннет. Как это должно быть ужасно: сократить отдых из–за каких–то неблагородных занятий.

– Это напоминает мне, однако, что и меня ждут неотложные дела, которые я совершенно запустил, – воспользовался я моментом. – Надеюсь, вы извините мое отсутствие в течение несколькихдней.

– Ты поедешь в Лондон? – поинтересовался Бингли.

– Да.

– Прекрасная идея. Я с удовольствием провела бы несколько дней в Лондоне, – нашлась Кэролайн.

– В такую жару? – ужаснулась Луиза.

– Ну, разве это жара? – успокоила её Кэролайн.

– Не могут ли твои дела подождать? – спросил Бингли. – Мне самому необходимо будет съездить в Лондон в конце месяца. Мы могли бы поехать вместе.

– К сожалению, дело срочное. А вы оставайтесь и наслаждайтесь Пемберли. Здесь много приятных занятий, а моя сестра проследит, чтобы о вас хорошо заботились. Моё отсутствие не будет долгим.

– Я бы хотела воспользоваться возможностью поехать с вами в Лондон, чтобы купить кое–что, – сказала Кэролайн и решительно встала. – Я заеду к своему портному. Уверена, в вашей карете найдется место для меня.

– Неужели вы лишите Джорджиану вашего общества? – удивился я. – Я знаю, что вам очень нравится её компания.

Кэролайн не нашлась, что сказать. Она очень любила Джорджиану, или любила так говорить, поэтому не могла последовать за мной, не поставив под сомнение искренность своих чувств. Она могла быть лицемерной в отношении мисс Беннет, но никак не могла это себе позволить в отношении Джорджианы. Как я подозревал, отчасти потому, , что в её голове зрел план, подобный моему собственному, когда я намеревался сделать Джорджиану её невесткой.

Я даже почувствовал угрызения совести из–за того, что оставляю сестру в такой ядовитой компании, но подумал, что у неё будет достаточно собственных занятий музыкой и рисованием. Бингли будет развлекать её, а миссис Эннесли проследит, чтобы она не слишком утруждала себя. Да и выбора у меня не было. Я обязан был срочно отыскать Уикхема и найти достойный выход из создавшегося положения.

Хоть я намерен был уехать немедленно, оказалось, что отъезд требует некоторых приготовлений, и я решил тронуться на следующий день рано утром.

9 августа, суббота

Я прибыл в Лондон, уже понимая, с кого начну свои поиски – с миссис Янг. Удачно получилось, что я выставил её из дома в Рамсгейте без вещей, поэтому ей пришлось оставить свой лондонский адрес, по которому позже был отправлен багаж. Очень скоро я оказался перед домом на Эдвард–стрит.

– Мистер Дарси! – моё появление на пороге её дома вызвало немалое удивление. Она сразу забеспокоилась. – Что вы тут делаете? Если вы подозреваете меня в пропаже серебряных ложек после моего отъезда из Рамсгейта, то это наговор. Я к ним и не прикасалась. Я думаю, что украла их Уоткингс...

– Мой визит никак не связан с серебряными ложками, – прервал я её, чувствуя некоторое облегчение от того, что хотя бы это меня не касается. – Вы позволите мне войти?

– Нет, не позволю, – быстро ответила она, отступая назад к двери и кутаясь в шаль. – К счастью, у меня есть крыша над головой, где я могла укрыться после того, как вы без всякой жалости вышвырнули меня на улицу, не дав даже рекомендаций. Мне некуда было податься...

– Однако устроились вы неплохо, как я погляжу, – заметил я. – Не расскажите, миссис Янг, как это у вас получилось приобрести такой дом?

Она нервно облизнула губы: – Он достался мне по наследству. Хороша бы я была, если бы ...

– Я разыскиваю Джорджа Уикхема, – оборвал я её, не желая терять время на выслушивание очередной лжи и понимая, что уговорить впустить меня не получится.

Она выглядела удивленной, – Мистера Уикхема?

– Именно. Джорджа Уикхема.

Она помолчала, а потом сообщила, – Я его давно не встречала.

Видно было, что она опять лжет, но также ясно было, что большего сейчас мне от неё не добиться.

– Передайте ему, что я его разыскиваю. И скоро вернусь за ответом. Всего хорошего.

Я был уверен, что жадность заставит её искать встречи со мной. Оставалось подождать, и я направился к себе в Дарси–хаус.

11 августа, понедельник

Как я и ожидал, утром объявилась миссис Янг.

– Вы сказали, что разыскиваете мистера Уикхема? – обратилась она ко мне, когда дворецкий привел её в кабинет.

– Это так.

– Я знаю, где его можно найти. Случайно встретила вчера в парке, – сообщила она. – Я рассказала ему о том, что вы в городе, и он не против встретиться с вами.

Думаю, он надеется получить деньги от меня.

– Очень хорошо. Каков его адрес?

– Так, дайте мне вспомнить. Такое забавное название, – ответила она, жестом намекая на вознаграждение.

Я вложил ей в ладонь соверен.

– Да как же она называется?...

Адрес обошелся мне в пять фунтов, но необходимые сведения я получил.

Я немедленно отправился по указанному адресу и нашел там Уикхема, который уже ждал меня.

– Дорогой Дарси, – сразу обратился он ко мне, когда я вошел. – Как это любезно с вашей стороны не пожалеть времени, чтобы навестить меня.

Я осмотрелся и убедился, что убежище тесновато и убого. Положение его, вероятно, было отчаянным. Я остался доволен увиденным – это должно сделать его более сговорчивым.

– Присаживайтесь, – предложил он.

– Спасибо, я постою.

– Как вам будет угодно.

Сам он развалился в кресле, закинув ноги на подлокотник.

– Что привело вас сюда? – спросил он улыбаясь.

– Вам прекрасно известна причина моего визита.

– Клянусь, теряюсь в догадках. Неужто вы решили выделить мне содержание и пришли сообщить эту радостную новость.

Его наглость разозлила меня, но я сдержался.

– Я пришел объяснить вам то, что ваша совесть должна была бы подсказать и без моего вмешательства – вам не следовала соблазнять и похищать мисс Беннет.

– Мисс Беннет? – воскликнул он, изображая удивление. – Но я давно не встречал мисс Беннет. Я был в Брайтоне, а она находилась в Лонгборне.

– Мисс Лидия Беннет.

– Ах, Лидия. Но я не похищал Лидию. Она уехала со мной по собственной воле. Мне пришлось покинуть Брайтон, так как кредиторы становились всё настойчивее, а Лидия решила сопровождать меня. Я безуспешно пытался её отговорить. Сказать по правде, Дарси, она мне изрядно надоела. Слишком доступной оказалась. Убедила себя, что я самый красивый офицер в полку – и готова на все. Я предупреждал её, что у меня за душой ни пенни. Думаете, что она ответила? «Верю, что однажды ты станешь богатым». Что за беспечная девица! Знали бы вы, как я устал от её уговоров. Проще было согласиться, что она поедет со мной, чем отговорить от этого. К тому же она вводит меня в соблазн, – нагло закончил он свои объяснения.

И в этот момент дверь распахнулась и явилась Лидия собственной персоной.

– Господи, вот так сюрприз! Мистер Дарси! – воскликнула она, потом обошла кресло и пристроилась позади Уикхема, положив руку ему на плечо.

– Мистер Дарси явился, чтобы обвинить меня в твоём похищении, – объяснил он и демонстративно накрыл её ладонь своей.

Она рассмеялась.

– Мой дорогой Уикхем вовсе не похищал меня! Зачем ему это? Мне ужасно хотелось увидеть Лондон. Я попросила его взять меня с собой. Как это забавно!

– А вы подумали о вашей семье? – холодно спросил я. – Они в ужасном волнении с тех пор, как вы исчезли из дома полковника Форстера. Они теряются в догадках, где вы.

– О Боже! Я же забыла написать им, – призналась она. – Все мои мысли были заняты дорогим Уикхемом. Как прекрасно мы провели время! Неважно. Я напишу им сразу после того, как мы поженимся. Какое это будет удовольствие, подписать письмо новым именем – Лидия Уикхем!

Она нежно сжала его ладонь, а он, наглый сукин сын, увлек её к себе на колени и поцеловал, а потом ещё улыбнулся мне, продолжая ласкать её.

– Вот видите, Дарси, ваша забота о ней совершенно неуместна, – сказал он.

Слова Лидии указывали на то, что замужество входило в её планы. Я чувствовал, что её привязанность к Уикхему была бы не столь сильной, догадывайся она, что его планы были иными. Конечно, он не собирается её разочаровывать – зачем ему терять такую верную подругу – но мне следует попытаться объяснить ей бесперспективность её надежд.

– Я хотел бы поговорить с мисс Беннет с глазу на глаз, – обратился я к Уикхему.

– Почему бы и нет? – не стал спорить он и столкнул её со своих коленей. – Попробуйте теперь вы уговорить её вернуться домой. Она становится для меня серьезной обузой. Не понимаю, почему её судьба так заботит вас?– добавил он, вставая.

– Потому что я чувствую свою вину. Все случилось из–за того, что я никому в Меритоне не рассказал правду о вас. Вам не просто было бы вести себя подобным образом, знай все ваше истинное лицо.

– Может быть, может быть, – проговорил он задумчиво. – Но я не верю, что причина в этом. Сомневаюсь, что вы стали бы преследовать меня, если бы со мной уехала Мария Лукас.

Ничто не выдало меня, я остался спокоен. Если бы я дал ему повод заподозрить мою личную заинтересованность, вряд ли удалось бы откупиться от него разумной суммой.

– Останься, – попросила Лидия, удерживая его за руку, когда он направился к двери.

– Мистер Дарси хочет поговорить с тобой наедине. Он опасается, что я удерживаю тебя здесь силой, против твоего желания, и он хочет предоставить тебе возможность вернуться домой.

– Как если бы я стремилась вернуться в старый, затхлый Лонгборн? – сказала она, обвила руками его шею и поцеловала в губы.

Он обнял её, поцеловал в ответ, а затем, насмешливо глядя на меня, покинул комнату.

– Ну разве он не восхитителен? – задала вопрос Лидия, когда дверь зарылась за Уикхемом. – Все девушки в Меритоне сходили по нему с ума, а мисс Кинг выскочила бы за него замуж, если бы её опекун не воспрепятствовал этому. И так же было в Брайтоне. Любая убежала бы с ним. Мисс Уинчестер...

– Мисс Беннет, вы не можете оставаться здесь, – прервал я её признания.

– Конечно, все вокруг весьма непрезентабельно, не стану спорить, но постепенно всё наладится. Я бы хотела, чтобы вы помогли нам, мистер Дарси.

– Неужели? – я всё ещё надеялся на её здравый смысл.

– Как вы думаете? Сама я не могу решить. Мой дорогой Уикхем выглядит лучше в красном или в синем мундире?

– Мисс Беннет, – перебил её я. – Вы не можете оставаться здесь с Уикхемом. Он никогда не имел намерения жениться на вас. Я знаю, что вам он говорил обратное, но это ложь, и целью было уговорить вас сбежать с ним.

– Он вовсе не уговаривал меня сбежать с ним, это я убедила его уехать со мной. В Брайтоне стало скучно, – заявила она, зевнув. – Полковник Форстер так ограничивал меня. Часто он просто не разрешал мне выходить из дома – пару раз мне пришлось тайком выбираться из лагеря, чтобы попасть на вечеринку к моему дорогому Уикхему. Хорошо, Денни помог мне. Я переоделась в мужчину. Вы бы видели, родная мамочка не узнала бы меня.

– Но ведь ваша репутация будет уничтожена! Он бросит вас, как только наиграется вами, и вы останетесь в Лондоне одна, без поддержки, без жилья и без средств. Прошу вас, пойдемте со мной, я сделаю все возможное, чтобы убедить вашу семью простить и принять вас.

– Господи! Да не хочу я домой! Я умру там от скуки. Я уверена, что он женится на мне, а если и нет, то это не имеет для меня никакого значения, – отвергла она мои предложения.

Она была непоколебима. Она не хотела расставаться с ним. Поскольку в этом не было ничего рационального, только чувства, мне не оставалось ничего иного как постараться устроить их брак.

Уикхем вернулся в комнату со стаканом в одной руке и графином в другой. Он обнял Лидию, а она сразу же повернулась к нему и нежно поцеловала.

– Ну, Дарси? Получилось у вас уговорить её бросить меня? – спросил он.

– Она полностью утратила чувство реальности, – рассердился я, – но раз уж она не хочет расстаться с вами, вам придется жениться на ней.

– Да бросьте, Дарси. Вы же знаете, что это невозможно. Мои карманы пусты, а кредиторы разбросаны по всему Королевству. Уйма неоплаченных счетов в Меритоне, ещё больше в Брайтоне. Мне нужна наследница приличного состояния.

– Вы слышали? – обратился я к мисс Беннет.

Она только пожала плечами.

– Это ничего не значит. Наследница обеспечит нас деньгами, и у нас будет дом получше этого, – объяснила она.

Только ради Элизабет я выслушал эту ахинею и остался. Подмывало бросить всё и предоставить её сестре жить жизнью, которую она сама для себя выбрала. Но воспоминание о побледневшем, несчастном лице Элизабет удерживала меня от такого шага.

– Навестите меня завтра в моём клубе, – обратился я к Уикхему.

– Дорогой мой Дарси, вы ведь знаете, что мне туда вход закрыт.

– Я сделаю так, что вам позволят встретиться со мной.

Он выглядел озадаченным, но не возражал: – Очень хорошо.

Даже когда я покинул их дом, его наглая усмешка всё ещё преследовала меня.

14 августа, четверг

Мы встретились с Уикхемом в клубе, и переговоры начались.

– Вы должны жениться на ней, – кратко сформулировал я своё требование.

– Если я сделаю это, то потеряю навсегда возможность улучшить свою жизнь путем женитьбы на богатой наследнице.

– Вы же разрушите её жизнь, – я попытался образумить его. – Неужели это ничего не значит для вас?

Он закинул ногу за ногу и откинулся на спинку кресла. «Она сама разрушила свою жизнь» – возразил он.

Он попросил слугу принести ему виски. Я никак не отреагировал, так как понимал, что делает он это только затем, чтобы заставить меня нервничать и злиться.

– Сколько вы задолжали всем? – задал я вопрос, который должен был приблизить нас к сути проблемы.

– Несколько сотен фунтов.

– Ну что ж, я заплачу их за вас. Если вы отдадите расписки моему поверенному, он погасит все ваши долги. Но после этого вы женитесь на Лидии.

– Ну–ну, раз уж вы так заинтересованы в том, чтобы она стала замужней дамой, это будет стоить дороже. Интересно, кто это вас увлек – мисс Беннет или милейшая Элизабет?

– Моя совесть заставляет поступать так, – ответил я.

Он рассмеялся мне в лицо.

– Ни один человек не станет делать что–нибудь серьезное, только чтобы успокоить свою совесть. Позвольте всё же мне угадать. Это прекрасная Джейн Беннет? Милая, очаровательная Джейн. Она станет украшением Пемберли. Поздравляю вас, Дарси.

– Я не собираюсь жениться на мисс Беннет.

– Тогда, Элизабет.

Я промолчал, но он прочитал ответ на моем лице.

– Ага! Так это она! Её живость покорила вас. Никогда не поверил бы. Вы такой надутый, Дарси, чопорный, но, говорят, противоположности притягивают.

Преимущество оказалось на его стороне, и он наслаждался этим.

– Не забывайтесь, Уикхем, – я решил привести его в чувство. – Я соглашусь на многое, чтобы спасти репутацию Лидии Беннет, но если вы зайдете слишком далеко в своем упорстве и в нежелании платить свои долги, я спущу на вас всех ваших кредиторов в Брайтоне, да и в вашем полку, просто сообщив им ваш адрес.

– Я могу уехать в Бат, или Лайм, или в Озерный край, – он попробовал блефовать. – Я не обязан оставаться в Лондоне.

Но я–то мог напомнить ему, что средств ни на что из этого у него нет.

– Ну что ж, попробуйте, – ответил я, приняв его игру. После чего встал и направился к выходу.

– Погодите, – тут же отреагировал он.

Я остановился.

– Я женюсь на ней, ...

– Хорошо, – поощрил его я, опять усаживаясь в кресло.

– ... но это будет стоить тридцать тысяч фунтов.

– Сколько? – повысил я голос.

– Ровно столько, сколько мне причиталось бы при браке с Джорджианой.

Я с трудом совладал со своим бешенством. – «Ничего вы не получите».

– Хорошо, двадцать тысяч.

Я встал и не говоря ни слова покинул клуб.

Он скоро наверняка объявится. Ему просто некуда деться.

Общение с Уикхемом не доставляло мне никакого удовольствия, но сознание того, что это успокоит Элизабет, примиряло меня с неприятными чувствами и потраченным на это общение временем. Я доведу все до конца и, надеюсь, увижу её вновь счастливой.

15 августа, пятница

Как я и ожидал, Уикхем не задержался с ответным визитом. Положение его было отчаянным, и он не мог позволить себе отказаться от любых разумных сумм. Только мысль об Элизабет и её неминуемом несчастье поддерживала мою решимость завершить дело, хотя и сегодняшняя встреча с Уикхемом была такой же неприятной, как и вчерашняя, да и как все предыдущие. Если бы не Элизабет, я ни при каких условиях не встретился бы с ним. В конечном итоге, мы договорились, что я выделяю тысячу фунтов на оплату долгов и ещё тысячу ему лично.

– А как же с моей службой и жалованием в Брайтоне, – он решил выторговать ещё что–нибудь.

– Сомневаюсь, что вас захотят видеть в вашем полку.

– Вы же имеете некоторые связи и влияние там. Не скупитесь, Дарси, мне же нужно жить на что–то. Как иначе я смогу содержать жену?

В конце концов, я согласился, что он продолжит служить, но вступит в полк подальше от Лондона, на севере Англии. Не желаю видеть его, когда мы поженимся с Элизабет. Точнее, если мы поженимся. Однажды я уже совершил ошибку, возомнив, что она мечтает, чтобы я сделал ей предложение. Не стану снова повторять её.

Закончив дела с Уикхемом, я решил нанести визит мистеру Гардинеру и сообщить ему о наших договоренностях. Довольно скоро я оказался у его дома, но когда попросил доложить обо мне, слуга сообщил, что здесь же находится мистер Беннет. Сомнения охватили меня. В первый момент я даже испугался, что мистер Беннет может совершить какой–нибудь опрометчивый поступок. Но когда слуга сообщил мне, что он задержится лишь до завтра, я принял решение. Лучше подождать и позже иметь дело только с мистером Гардинером, который произвел на меня впечатление очень разумного человека. Мистера Гардинера история затрагивает в меньшей степени, чем отца, и с ним будет легче разговаривать.

16 августа, суббота

С утра я отправился в Чипсайд к мистеру Гардинеру, и на этот раз застал его дома одного.

Он удивился, увидев меня, но сердечно приветствовал.

– Мистер Дарси. Не ожидал, что вы столь скоро решите навестить нас. Как поживает ваша сестра? Надеюсь, у неё всё хорошо?

– Всё отлично.

– Было так приятно встретить её в Дербишире. Она очень красивая девушка.

– Благодарю вас. Очень любезно с вашей стороны. Однако я пришел не из–за моей сестры, я хотел бы поговорить о вашей племяннице.

Он изменился в лице.

– Не присядете ли?

– Спасибо. Я видел её очень недолго, сразу после того, как доставили письмо из Лонгборна от её сестры, – объяснил я, – и она рассказала мне об ужасной неприятности, которая случилась с Лидией. Я чувствовал свою ответственность, потому что знал всю правду об Уикхеме, но никому ничего не рассказал. Он уже пытался совершить нечто подобное раньше, а я молчал, опасаясь повредить репутации молодой леди. Если бы я рассказал о его вероломстве, то ни у одной женщины не могла бы возникнуть привязанность к нему и мисс Лидия Беннет не попала бы в беду.

На лице мистера Гардинера читалось очевидное сомнение в том, что такую необузданную девицу, как Лидия, можно было бы удержать хоть от чего–нибудь, если она вбила это себе в голову.

А вслух он произнес: « В том нет вашей вины».

– Тем не менее, я взял на себя ответственность найти их. Мне были известны его знакомые в Лондоне, от них я и узнал, где они могут скрываться. Я встретился с ним и убедил, что ему следует жениться на Лидии.

Удивление мистера Гординера росло по мере того, как я сообщал ему детали и результаты своих действий. Он категорически не согласился с тем, что я беру на себя финансовую часть сделки с Уикхемом. Более того, выслушивая мои аргументы, он становился всё более и более задумчивым. Он подозревал о моих чувствах к Элизабет, сомнений не было, но говорить об этом в открытую, конечно же, не мог. В конце концов, он сказал, что ему необходимо время, он должен все обдумать, и попросил меня навестить его завтра. Думаю, он хотел обсудить с женой мою роль в последующих действиях, и то, какую помощь с моей стороны они могут принять.

Я покинул их дом и направился в клуб. Теперь я был уверен, что вскоре все уладится. Как только Элизабет узнает об этом, она, наконец, избавится от тревоги и отчаяния, и эта мысль согревала меня. Она снова сможет беззаботно смеяться и дразнить меня, и забудет о неприятностях, которые доставила им младшая сестра.

17 августа, воскресенье

Я опять заехал к мистеру Гардинеру, в этот раз они оба с женой встретили меня. После теплого приветствия и обмена любезностями, я продолжил настаивать, что возьму на себя все долги Уикхема. В конце концов, они согласились с этим, но тем и ограничили мою роль. Необходимо, однако, было сделать ещё несколько шагов, чтобы успешно разрешить проблему. Поэтому я решил навестить их завтра, чтобы окончательно убедить мистера Гардинера позволить мне предпринять все необходимое.

18 августа, понедельник

Наконец мы обо всем договорились. Мистер и миссис Гардинеры приняли мой план и позволили мне поступать так, как я считаю необходимым. Мистер Гардинер отправил депешу в Лонгборн, и я успокоился при мысли о том, что Элизабет не будет больше переживать по поводу случившейся беды. Мистер и миссис Гардинер приютят Лидию до тех пор, пока брак не будет заключен. Не завидую им. Она не проявила ни малейшего раскаяния в содеянном и, похоже, считает это веселым приключением. Ну как тут усомниться в том, что это самая дрянная из всех известных мне девиц.

19 августа, вторник

Я вернулся в Пемберли и к моему удовлетворению обнаружил, что гости не нашли ничего странного или подозрительного в моем отсутствии. Воображаю, как бы их удивило, если бы они узнали, что я занимался сватовством вместо того, чтобы заботится о своих делах!

30 августа, суббота

Я перебрался в Лондон, где завтра меня ожидает не столь приятная обязанность обеспечить присутствие Уикхема на его собственном бракосочетании.

Сентябрь

Сентябрь

1 сентября, понедельник

Сегодня Лидия официально стала женой Уикхема, и её репутация, таким образом, оказалась спасена.

Утро началось отвратительно. Когда в половине одиннадцатого, как было договорено, я заехал за Уикхемом, он ещё не был готов, даже не был одет.

– В чем дело? – в раздражении обратился я к нему. – Вы должны быть в церкви через полчаса.

Он плеснул себе виски в стакан и выпил залпом.

– Тут до церкви – десять минут. У нас достаточно времени.

– Если мы не явимся вовремя, сегодня церемония уже не сможет состояться, – объяснил я ему.

– Послушайте, Дарси, если бы в своё время вы пошли мне навстречу и предоставили место в приходе, всех этих неприятностей можно было бы избежать.

Я удержался от резкого ответа.

– Мне больше подошло бы соединять узами брака других людей, чем венчаться самому. Я начинаю думать, что мне вообще не следует жениться, – заявил он.

– Тогда вам придется иметь дело с вашими кредиторами.

– А это меня ещё меньше привлекает.

Он поставил стакан и надел сюртук. В сомнении пожал плечами, затем завязал галстук и вышел к ожидавшей нас карете.

– Прямо как в детстве, – проговорил он, когда мы уселись. – Как раньше, вдвоём, как раньше, вместе. Я всегда верил, что именно вы будете рядом со мной во время моей женитьбы. Правда, позже начал сомневаться, но теперь, как видите, мы снова вместе, и вы – мой шафер, друг жениха.

– Но вы мне не друг, – напомнил я.

Тут он продолжил с усмешкой: – Если моя догадка верна, мы скоро станем ближе, чем друзьями. Мы станем братьями. – Он откинулся на спинку сиденья. – Наших отцов порадовало бы, что мы породнимся. А ведь в прошлом году мы уже почти стали братьями... – Он задумался на минуту, а я собрал всю свою волю, чтобы не ответить ему. – Увы, судьба распорядилась иначе. Или ваше вмешательство нарушило её планы. Как, кстати, поживает Джорджиана?

– Вдали от вас – замечательно.

– Жаль, не думал, что она так быстро забудет меня. Я–то воображал, что любовь её на долго. С удовольствием увижу её снова, когда мы с Лидией навестим вас в Пемберли.

– Уж этому–то никогда не бывать, – решительно заключил я.

Поездка до Сант–Клеман не заняла много времени. Церковь эту я выбрал, потому что она находилась в том же приходе, где и жилье Уикхема, и настоятель не был против того, чтобы провести церемонию бракосочетания. Он не был в курсе событий, предшествовавших и приведших к столь радостному финалу. Знал лишь, что молодые выразили желание связать себя узами брака. Он радушно приветствовал нас, когда мы вошли в церковь, и все вместе мы стали ждать прибытия Лидии.

– Может, она передумала? – засомневался Уикхем. – Но это не моя вина, и вы должны будете сдержать слово и оплатить мои долги.

– Она приедет. Тётя и дядя позаботятся об этом.

И в этот момент появилась Лидия. Она мельком глянула на священника, а затем расцвела, увидев, что Уикхем уже ждет её.

Дядя с тётей напомнили ей, куда и зачем она явилась, и повели её к алтарю.

– Какое облегчение я испытаю, когда все это закончится, – поделился со мной вполголоса мистер Гардинер

– И я тоже, – поддержала его жена. – Я пыталась объяснить ей, какое горе принесла она родителям, какое бесчестье навлекла на семью, и как она должна быть благодарна людям, спасшим её репутацию. Бесполезно, она ничего не желает понимать. Она даже не стала слушать меня, а всё говорила о своём Уикхеме, время от времени сетуя, что мы с ней никуда не выходим.

Церемония началась и быстро закончилась, не напоминая всем о том, сколько усилий потребовалось, чтобы она состоялась.

– Думаю, вам следует поблагодарить мистера Дарси за всё, что он сделал для вас, – попыталась вернуться к реалиям миссис Гардинер, когда все закончилось.

– Миссис Уикхем. Как восхитительно это звучит! – отозвалась Лидия, не обращая ни малейшего внимания на слова своей тёти и любуясь обручальным кольцом.

Церемония привлекла внимание каких–то случайных прохожих, и Лидия тут же стала хвастаться своим кольцом и настаивать, что они должны поздравить её и быть первыми, кто назовет её новым именем.

– Как будут завидовать мне сестрицы, – поделилась она с нами, когда мы уже покидали церковь. – Ни одна из них ещё не замужем, хотя все старше меня. Мне было бы стыдно не выйти замуж до двадцати. Джейн вообще уже старая дева. Ей придется уступить мне своё место за столом, потому что я уже замужняя дама. Как весело! Джейн, скажу я, это моё место, а ты теперь ниже меня, потому что у меня уже есть муж.

Мистер и миссис Гардинер переглянулись.

– Они все от зависти умрут, какой у меня красивый муж. Я так волновалась сегодня, когда направлялась в церковь. Меня в ужас приводила мысль, что он будет одет в черное. Каким же было моё счастье, когда я увидела, что он надел синий сюртук.

Я почувствовал облегчение, когда понял, что Лидия будет такой же глупой, как её мать, и, хотя это и было негуманно, порадовался, представив, какое наказание, в конце концов, ожидает Уикхема за его низость, – пожизненное наказание – ему придется прожить с ней всю оставшуюся жизнь.

2 сентября, вторник

Сегодня обедал у Гардинеров. Все мы почувствовали облегчение и были рады, что история побега благополучно завершилась. Последние недели были очень непростыми, но, к счастью, теперь всё позади.

Очень симпатичная пара. Мистер Гардинер изрядно умен, а миссис Гардинер полна здравого смысла. Я провел приятный вечер в компании образованных и хорошо воспитанных людей, настолько приятный, что напрочь забыл, что мы на Грейсчерч–стрит, в Чипсайде. Должен признать, что бывали у меня вечера не столь приятные, а совершенно отвратительные по адресам куда как более благородным.

А ведь когда–то я отверг их, не задумываясь и не пытаясь узнать ближе. Да и Элизабет я не признавал равной себе только потому, что её родственники, о которых мне ничего не было известно, не соответствовали моим представлениям о приличиях! Присмотрись я хоть с малой долей объективности к своим собственным родным, я бы понял, что не одной Элизабет я мог адресовать упрек в наличии нежелательных родственников. Леди Кэтрин, при всей своей хвалёной элегантности и постоянно подчеркиваемом благородстве, оказалась столь бестактной, что предложила Элизабет – своей гостье! – упражняться в игре на фортепьяно в комнате гувернантки, то есть то, чего никогда, я убежден, не сделала бы миссис Гардинер. Да и сестры Бингли оказались не лучше. У Кэролайн Бингли может и изысканные манеры, и одевается она по последней моде, но при этом не считает необходимым сдерживать себя и не скрывает ревность и раздражение.

3 сентября, среда

Я возвратился в Пемберли и застал там Кэролайн и Луизу за обсуждением планов посещения Скарборо.

– Вы же будете сопровождать нас, мистер Дарси?– обратилась ко мне Кэролайн. – В Скарборо в это время года такое оживление.

– Увы, у меня слишком много дел здесь, в поместье, – отклонил приглашение я.

– Но это было бы полезно для Джорджианы. Думаю, она не видела моря с прошлого лета, со времени её поездки в Рамсгейт. Она, должно быть, уже тоскует по нём, – и она повернулась к Джорджиане. – Ведь вам же хочется вновь увидеть море?

Джорджиана изменилась в лице и ответила, что не имеет ни малейшего желания ехать туда. Тогда Кэролайн опять принялась за меня.

– Уверяю вас, вы вернетесь в Пемберли полным сил и сможете сделать вдвое больше, чем если бы оставались здесь, – нашла аргумент она.

– Я не могу изменить свои планы, но вы должны поехать, – успел произнести я, прежде чем она решит остаться со мной и сообщит об этом вслух. – Морской воздух пойдет вам на пользу.

– Морской воздух, – воскликнул мистер Хёрст, очнувшись и вновь впадая в своё обычное забытьё.

4 сентября, четверг

Кэролайн, Луиза и мистер Хёрст отправились в Скарборо. Они пытались уговорить Бингли ехать с ними, но тот заявил, что не любит тамошние ветры и предпочитает остаться в Пемберли. Кэролайн сочла, что так будет даже лучше. Она еще верит в возможность его брака с Джорджианой и делает всё для того, чтобы они проводили больше времени вместе. Хотя на беспристрастный взгляд к этому нет никаких оснований.

8 сентября, понедельник

– Я думаю снова поехать в Незерфилд, – как бы между прочим обронил Бингли, когда утром мы выезжали верхом на прогулку.

– Отличная идея. Если ты намерен сохранить за собой дом, тебе следует регулярно появляться там.

– Это именно то, что я думаю. Ты присоединишься ко мне? Мне надо как–то отблагодарить тебя за гостеприимство.

Настроение моё заметно улучшилось. Ещё бы, если я поеду в Незерфилд, я смогу опять увидеть Элизабет.

– Когда ты думаешь отправиться? – спросил я.

– Где–то через неделю. Я хочу уже завтра отправить слуг, чтобы они все приготовили к нашему приезду.

– Отлично, едем.

Он выглядел довольным.

– Уже почти год, как я снял его. Мог ли я вообразить...

Его голос прервался, но не трудно было догадаться, куда направились его мысли. Я не стал ничего говорить, а позволил ему насладиться мечтами. Возможно скоро им суждено осуществиться. А мои мечты... Что суждено моим мечтам?

17 сентября, среда

После полудня прибыли в Незерфилд. Бингли немедля заявил, что хочет сразу поскакать в Меритон, и только начавшийся дождь предотвратил этот нежданный визит.

18 сентября, четверг

Утром появился сэр Уильям Лукас, чтобы приветствовать наше возвращение.

– Мистер Бингли, – начал он, сопровождая свои слова глубочайшим поклоном, – вы оказали нам огромную честь, вернувшись в наши края. Мы уже не верили в то, что найдется что–то привлекательное, способное удержать вас в Незерфилде. Ещё сохранив свежие воспоминания о великосветских развлечениях Лондона, вы почтили, тем не менее, наши скромные места своим присутствием. Мистер Дарси, – ещё один низкий поклон был предназначен теперь уже мне. – Кажется, это было только вчера, мы все вместе пили чай с леди Кэтрин в гостиной её восхитительного дома в Розингсе. Вы ведь тоже получали удовольствие от тех наших встреч?

Получал удовольствие? Вряд ли такими словами можно было описать те полные не самыми приятными событиями недели. Я промолчал, а он воспринял моё молчание за положительный ответ.

– Бывали ли вы после этого у вашей тетушки? – поинтересовался он.

– Нет, – я решил не вдаваться в детали.

– А я надеюсь вскоре навестить свою дочь, – сообщил он.

И он начал долгую и не вполне связную речь, превознося достоинства того положения, которое занимает теперь его дочь. Трудно сказать, как долго это продолжалось бы, если бы не прибыл следующий визитер, мистер Лонг.

Когда все гости оставили нас, Бингли принялся вспоминать: – Это ведь как раз после визита сэра Уильяма в прошлом году мистер Беннет пригласил нас заехать к нему. Ты не думаешь, что в этом году мы опять получим приглашение от него?

В этом я сильно сомневался, вспоминая леность и нелюбовь к визитам мистера Беннета.

– Но ведь не будет бестактным, если мы навестим Беннетов без всякого приглашения, – осмелился предположить Бингли.

– Подожди до завтра, возможно приглашение последует, – посоветовал я.

20 сентября, суббота

Мистер Беннет вчера так и не появился, поэтому Бингли решил ехать в Лонгборн без приглашения.

– Присоединяйся, Дарси, – позвал он меня.

Я, конечно же, сам себя убеждал, что мне надо ехать, чтобы окончательно понять, как относится к нему мисс Беннет, но настоящей причиной было желание увидеть Элизабет. Мне хотелось увидеть её не меньше, чем Бингли – её сестру, и это меня пугало.

Итак, мы тронулись. Бингли молчал, молчал и я, путаясь в мыслях и догадках о том, как меня примут. Если Элизабет посчитает меня виновным в падении Лидии, мне нечем будет оправдаться, главным образом, потому, что ей не известна моя роль в урегулировании инцидента.

Моей особенной заботой было, чтобы она ничего не узнала об этой моей роли. Я хотел, чтобы не благодарность, а любовь подтолкнула ее ко мне. Когда мы, наконец, приехали, слуга провел нас в гостиную. Я сразу обратил внимание, что Элизабет потупила взор, смутилась и обратилась к своему рукоделию. Что бы это значило? Ответа у меня не было. Значит ли это просто, что наш нежданный визит сделал ситуацию неловкой, или она вообще не желает меня видеть?

– Ах, мистер Бингли! – энергично начала разговор миссис Беннет. – Как приятно снова видеть вас в Лонгборне. Мы скучали по вам. Вы так стремительно покинули нас в прошлом году, даже не смогли проститься! Надеюсь, в этот раз вы не исчезнете так неожиданно?

– Думаю, что нет, – ответил Бингли, не отрываясь глядя на мисс Беннет.

Я заметил, как она улыбнулась в ответ, и отвел взгляд. Всё стало ясно – надежды Бингли, похоже, не будут обмануты.

– А мистер Дарси? – с этим вопросом миссис Беннет повернулась ко мне, голос её при этом выражал крайнее недовольство.

Мне не было дела до её настроения. Я только не мог поверить, что несколько месяцев назад из–за неё я колебался, делать мне предложение Элизабет или нет. Какое это вообще имело значение? Да, мать глупа и вульгарна, но я–то не собираюсь связать свою жизнь с миссис Беннет.

Я не смог сесть рядом с Элизабет – рядом с ней уже разместились её младшие сестры – тем не менее я начал разговор, поинтересовавшись здоровьем её тети и дяди. Она вежливо ответила, но после этого снова уткнулась в шитьё.

Внешне я сохранял полное спокойствие, но внутри был крайне возбужден, и ничего не мог поделать с собой. Я сидел довольно далеко от Элизабет и не мог говорить о чем–нибудь, касающемся только нас двоих. А что тогда было возможно обсуждать под присмотром её мамаши? Совсем не то, что мне хотелось ей сказать.

Чтобы как–то отвлечься от своих страданий, я стал наблюдать за мисс Беннет и был озадачен тем, как я не смог в прошлом году разглядеть её особого отношения к Бингли. Нежные чувства к нему проявлялись в каждом её жесте, каждом взгляде, каждой улыбке. Я был ослеплен своим же собственным желанием женить Бингли на Джорджиане? Неужели все так просто? В то время мне это и в голову не приходило, теперь же у меня не было сомнений, что так оно и случилось.

Я вновь посмотрел на Элизабет, стараясь угадать, что она думает.

– Мисс Дарси, надеюсь, в добром здравии? – неожиданно для меня поинтересовалась она.

– Да, благодарю вас, – ответил я радуясь, что хотя бы слышу её голос.

На этом удача отвернулась от меня – её мамаша заговорила о замужестве Лидии. Элизабет не поднимала глаз. Уж не узнала ли она о моём участии в столь значительном событии? Нет, невозможно. Я взял слово с Гардинеров и был уверен, что они меня не выдадут. Возможно, замешательство её связано с тем, что она была в курсе наших натянутых отношений с Уикхемом.

– Как приятно, когда дочка удачно выходит замуж, – поделилась миссис Беннет. Несколько месяцев назад меня её заявление взбесило бы, но сейчас я даже не обратил внимания на её слова. Мне не было дела до миссис Беннет! Пусть остаётся самой глупой женщиной в мире, если ей это по душе. Меня это не сможет удержать от женитьбы на Элизабет. Если, конечно, она сама того захочет.

Миссис Беннет продолжала восхищаться Уикхемом, заодно сообщив, что он решил поступить на службу в регулярную армию, после чего добавила:

– Слава богу, у него есть настоящие друзья. Хоть и не так много, как он заслуживает.

Лицо Элизабет уже пылало, а по глазам было видно, как тяжело ей было переносить такое унижение. Как я хотел бы помочь ей! Но невольно я залюбовался ею, не ко времени восхищаясь тем, как к лицу ей такой румянец.

Наконец она преодолела свою слабость и решительно сменила тему разговора.

– Надолго ли вы в наши края, мистер Бингли? – спросила она.

Я позавидовал Бингли в этот момент – ведь она обращалась к нему, а не ко мне. Чем я хуже моего друга? Почему она даже не смотрит на меня? Ей это неприятно? Вот же беда!

Приличия подсказывали, что время нашего визита истекало. Я бы оставался у Беннетов целый день, но это было бы явным вызовом приличиям.

– Надеюсь, вы не откажетесь отобедать у нас во вторник, мистер Бингли? – сказала миссис Беннет, когда мы уже готовы были покинуть дом. Затем она холодно взглянула на меня и с ледяными нотками в голосе выговорила:– И вы, мистер Дарси.

Какое мне дело до её манер? Я же смогу снова увидеть Элизабет.

При следующей встрече я смогу, наконец, понять, испытывает ли она ко мне хоть малейшую симпатию, сможет ли она простить мне все мои проступки по отношению к её семье и может ли она полюбить меня.

Мне оставалось только мучиться, пока ответы не получены.

21 сентября, воскресенье

– Вчера вечером мисс Беннет выглядела прекрасно, – наутро поделился со мной своими наблюдениями Бингли.

– Действительно, так и было.

– Я думаю, она выглядела просто замечательно, – продолжил он делиться своими новыми открытиями несколькими минутами позже.

– Согласен.

– И была в хорошем настроении. Похоже, она не скучала этим летом, – вдруг загрустил он.

– Следовало бы порадоваться за неё. Ты ведь не пожелал бы ей провести всё это время в черной тоске?

– Конечно же, нет, – поспешно ответил он.

– Мне она не показалась такой уж счастливой, когда мы вошли, – начал я издалека.

– Ты так думаешь? – с надеждой произнес он.

– Именно. Но она явно обрадовалась, увидев тебя.

Бингли расцвел: – Миссис Беннет приятнейшая дама. Просто очаровательная. И с такими прекрасными манерами. Я совершенно не ожидал, что она пригласит меня к обеду так скоро. Такой любезности я не заслуживаю.

О всяком, кто посчитает миссис Беннет замечательной, очаровательной женщиной, можно сказать, что он не просто с ума сошел. Он влюбился! Я радовался за Бингли и надеялся, что ко мне судьба будет такой же благосклонной.

23 сентября, вторник

Бингли был готов отправиться в Лонгборн задолго до назначенного времени.

– Мы не можем явиться так рано, – сдерживал его я, хотя и сам был не прочь уже тронуться.

– Что–нибудь может задержать нас в дороге, – беспокоился он.

– Но не на столь коротком пути, – пытался сопротивляться я.

– Дженнингс предпочитает править неспешно.

– Мы доберемся до Лонгборна слишком рано, даже если пойдем пешком.

– Дорога может быть перегорожена, например, упавшим деревом.

– Объедем его.

– Или у экипажа отвалится колесо.

– Мы не можем явиться на полчаса раньше, – я был непреклонен, но сам взялся за книгу, чтобы не сорваться с места.

Хотелось бы мне быть на самом деле таким спокойным, как я это старался изобразить. Мне, так же, как и Бингли, не терпелось побыстрее попасть в Лонгборн, но я старался сохранять хоть долю разума и не спешить с отъездом. Он был счастлив осознавать, что его пламенное чувство нашло отклик. У меня же такой уверенности не было. Мне просто не терпелось вновь увидеть Элизабет!

Я уже не смел и думать о взаимности. Она улыбнулась – какое счастье, она избегает моего взгляда – какое несчастье.

Бингли подошел к окну.

– Последуй моему примеру и почитай пока книгу, – посоветовал я ему.

Он подошел ко мне, выхватил книгу из моих рук, перевернул и вернул её обратно.

– Так будет лучше, неудобно читать её вверх ногами, –заметил он.

В нем вдруг проснулось любопытство, и он пристально посмотрел на меня. Но я не стал объяснять причин моей рассеянности. Вместо этого я продолжил внимательно рассматривать книгу, хотя ничего в ней не видел. Наконец время настало, и мы отправились в Лонгборн. В течение всей дороги ни один из нас не вымолвил ни слова. Наконец прибыли. Вошли. Миссис Беннет с преувеличенным радушием приветствовала Бингли и лишь холодно кивнула мне. Мы прошли в обеденную комнату. Когда мы вошли, мисс Беннет как бы ненароком взглянула по сторонам, и Бингли занял место рядом с ней. Счастливчик! Мне такой шанс не выпал. Я оказался на противоположном от Элизабет конце стола. Более того, моё место оказалось рядом с мамашей.

Миссис Беннет было не до обеда, происходящее на другом конце стола требовало её полного внимания. Взгляд её постоянно обращался к старшей дочери и Бингли, выдавая направление её мыслей. Но суп был хорош, а за ним последовали куропатки и оленина.

– Надеюсь, куропатки удались? – миссис Беннет решила ненадолго отвлечься на меня и проявить гостеприимство.

– Очень хороши, – я тоже со своей стороны предпринял усилия, чтобы не показаться невежливым.

– А оленина? Приходилось ли вам пробовать такой замечательный окорок?

– Такой – никогда.

– Возьмите ещё вот этот соус, – она всерьез взялась за меня.

У меня совершенно пропал аппетит, и я отказался от её любезного предложения.

– Полагаю, вы не привыкли к нашим простым соусам, – не давала она мне скучать. – В Лондоне вы найдете больший выбор изысканных блюд.

– Ну что вы, – я постарался как мог поддержать разговор.

– Вам приходилось обедать с Принцем Уэльским?

– Имел честь.

– Некоторые люди считают такое разнообразие серьезным излишеством, но, признаюсь, я всегда считала такое мнениепростонародным. Конечно, у нас не подают двадцати соусов к каждому блюду, но мы здесь, в провинции, просто не столь расточительны.

Указав мне таким образом моё место, она вновь направила своё внимание на Бингли, и я смог, наконец, заняться хваленой олениной. Я смотрел на Элизабет, нуждаясь в её ответном взгляде больше, чем в самой изысканной пище, но она даже не взглянула на меня.

Леди покинули комнату. Джентльменам подали портвейн.

Беседа меня не заинтересовала. Беззакония французов меня не интересовали, выходки прица Уэльского не привлекли моего внимания. Я взглянул на часы, а затем на других джентльменов. Их разговор никогда не закончится?

Наконец мы присоединились к дамам, и я направился к Элизабет, но для меня места рядом с ней не нашлось. Гостей было порядочно, и когда она наливала всем кофе, я так и не смог приблизиться к ней. Я попытался опять, но молодая леди подошла раньше и завязала с ней разговор, чем навсегда испортила свою репутацию в моих глазах.

Элизабет всё это раздражало? Мне показалось, что так оно и есть, и у меня появилась надежда. Я отошел в сторону, но как только, обжигаясь, чтобы побыстрее опорожнить чашку, допил кофе, сразу протянул её ей.

– Ваша сестра все ещё в Пемберли? – спросила она меня.

Она казалась спокойной, даже какой–то отчужденной.

– Да, и пробудет там до Рождества, – ответил я.

Она поинтересовалась ещё друзьями Джорджианы и более не проронила ни слова.

Я не понимал, должен ли я продолжить разговор или лучше помолчать. Хотелось продолжить, но мне так много надо было сказать ей, что я никак не мог решить, с чего начать. Подумав, я решил, что такое наше объяснение невозможно в многолюдной гостиной.

Моя молчаливость привлекла пристальное внимание одной из дам, и я посчитал лучшим удалиться, хотя и проклинал себя за то, что не воспользовался до конца предоставившейся мне возможностью.

Чайную посуду убрали и расставили столы для карт. Это был ещё один шанс для меня! Но миссис Беннет выразила желание иметь именно меня партнером в партии в вист. Естественно, я не мог отказаться, не обидев её. Я и так уже готов был поступить не слишком вежливо, и чуть не сказал: «Я бы с большим удовольствием поговорил наедине с вашей дочерью».

Интересно, что бы она ответила на это? Сказала бы, что она не пожелает столь неприятного мужа своей дочери, или была бы ошеломлена и замолчала, удовлетворенная? Меня подмывало попробовать, но я не мог поставить в неловкое положение Элизабет.

Мне никак не удавалось сосредоточиться на игре, и я всё время проигрывал. Потому что всё время обдумывал, как бы мне поговорить с Элизабет, но так за весь вечер и не придумал и вернулся в Незерфилд в мрачном настроении.

Бингли, напротив, сиял от счастья. Я решил завтра признаться ему, что мисс Беннет была в Лондоне, и что это я воспрепятствовал их встрече. Ему это не понравится, но он простит меня – ведь это было так давно.

24 сентября, среда

– Ну разве мисс Беннет не самая прекрасная из девушек, которых тебе пришлось встретить? – задал мне риторический вопрос Бингли, когда вечером мы играли на бильярде.

– Самая прекрасная.

– Я думаю, мои надежды не беспочвенны, – предположил он.

– Я уверен в этом. – Я колебался, но, в конечном итоге, решился. – Бингли, я должен тебе признаться кое в чем.

– В чем же?

Взгляд его был чист и невинен, и я с новой силой почувствовал свою вину за обман, на который пошел.

– Стараясь сделать как лучше, я оказал тебе медвежью услугу. Прошлой весной мисс Беннет была в Лондоне.

– А я с ней не встретился, – удивился он.

– Не встретился, я знаю. Я должен был сообщить тебе о её визите, но верил, что ты уже забыл о ней. Нет, не так, позволь мне быть до конца честным, я надеялся, что ты забыл её, а ещё точнее, я стремился, чтобы ты забыл её, более не встречаясь с ней.

– Дарси! – он был поражен.

– Я виноват, прости меня. Я не имел никакого права вмешиваться в твою жизнь. Это была самоуверенная бесцеремонность с моей стороны.

– Так она последовала за мной в Лондон? – выговорил он, совершенно забыв о моём обмане и думая лишь о своём счастье от того, что она не оставила его.

– Она приехала по приглашению своих дяди и тети, но пыталась увидеть тебя. Она даже написала Кэролайн.

– Кэролайн! Она тоже знала об этом?

– Да, мне стыдно признаться, но это по моему совету Кэролайн не позволила Джейн встретиться с тобой.

– Дарси!

Он был разгневан.

– Моё поведение было отвратительным и неприемлемым, и я прошу у тебя прощения за это.

– Если она согласится стать моей женой, я прощу тебе всё. Но, возможно, впредь ты позволишь мне самому решать, что мне делать и как мне поступать.

– Не сомневайся, надеюсь у тебя это получится лучше, чем у меня с моими делами.

Он с удивлением взглянул на меня, но я больше ничего не сказал. Не мог же я ему рассказать о моей любви к Элизабет до того, как узнаю о её взаимности. А пока ещё я в этом далеко не уверен.

25 сентября, четверг

Мне пришлось вернуться в город. Даже не знаю, сколько пробуду здесь.

30 сентября, вторник

Сегодня утром получил письмо от Бингли. Было видно, что писал он его впопыхах. Лист был исписан кривым почерком, полон исправлений и усеян кляксами. Прочитать послание было непросто, но я приложил максимум усилий и узнал, что произошло.

«Мой дорогой Дарси!

Поздравь меня! Мы с Джейн скоро поженимся!

Она – самый милый и очаровательный ангел! Я не верю в то, что мне так повезло. Её мать в восторге, отец вполне доволен. Элизабет очень рада за нас. Больше нет времени, должен ехать. Кэролайн просит передать тебе привет. Она уже думает над своим платьем, надеясь быть подружкой невесты, и с нетерпением ждет встречи с тобой на свадьбе.

Чарльз Бингли.

PS Совсем забыл спросить: ты же будешь рядом со мной в церкви?

ЧБ»

Я сразу же ответил на письмо, от всего сердца поздравляя его и подтверждая, что непременно буду шафером на его свадьбе. Мне не терпелось вернуться в Незерфилд и поздравить его лично, но Джоджиана чувствовала себя не очень хорошо, поэтому мне пришлось задержаться в городе до её выздоровления.

Пока я оставался с Джорджианой, я не мог не думать и об Элизабет.

Они, без сомнения, подружились бы, если бы Элизабет согласилась стать моей женой. Такое долгожданное завершение истории наших отношений было мною страстно желаемо, но опасения оставались. Мне не удавалось обнаружить ни в словах, ни в поведении Элизабет никаких признаков взаимности. Но и никаких признаков безвозвратного отчуждения я тоже не видел. Поэтому я побаиваюсь возвращения в Лонгборн.

Пока я вдали рядом с Джорджианой, у меня остается надежда, но вернувшись в Лонгборн, я могу лишиться всякой надежды.

Октябрь

Октябрь

2 октября, четверг

Полковник Фицуильям заехал проведать Джорджиану. Она уже почти поправилась, и через несколько дней я смогу вернуться в Незерфилд.

– Насколько я понимаю, ты уже был в Незерфилде? – поинтересовался он.

Мы обедали с ним внизу, а Джорджиана, ещё полностью не выздоровевшая, у себя в комнате наверху.

– Да, – и я рассказал ему о помолвке Бингли.

– И ты был не против?

– Нет. Я очень рад за него. Очень рад за них обоих.

– А мисс Элизабет Беннет ничего не сказала по поводу твоего к ней письма? Признала ли она, что ты вовсе не ломал судьбу Уикхема? – в голосе его было сомнение.

– Она ничего мне не сказала, но, мне кажется, больше так не считает.

– И стала ли она более благожелательной к тебе?

Я не нашел, что ответить.

– Все эти душевные страдания крайне болезненны, но только до тех пор, пока продолжаются. Ни одна история не может длиться вечно, – сказал он. – Пора посмотреть в будущее, Дарси. Ты должен жениться. И для Джорджианы будет лучше, когда в доме появится женщина, – он закончил с рыбой, а потом продолжил. – Энн уже много лет ждет твоего предложения.

– Энн? – я был удивлен.

– Послушай, Дарси, ты же знаешь, леди Кэтрин считает этот союз освященным с самого вашего детства. Я был удивлен, что ты сделал предложение Элизабет, но не счел возможным вмешиваться и напоминать тебе об этом. Теперь же, когда она отвергла тебя, тебе следует объявить о помолвке с Энн.

– Но у меня никогда и в мыслях не было жениться на Энн, – возразил я.

– Но это было в мыслях леди Кэтрин. Она уверена, что ваш брак состоится. Твоя мать и она обручили вас ещё в колыбели.

– Неужели для неё всё было настолько серьезно? Конечно, я слышал много раз, как она говорила об этом, но воспринимал как обычные родительские мечты, ну знаешь «когда ты был ребенком, мы с сестрой решили, что ты станешь военным», или «когда ты был ребенком, мы решили, что ты пойдешь в политику».

– Уверяю тебя, для тёти это очень серьезно.

– А что Энн? – я всё ещё не мог поверить его рассказу.

– И для неё тоже. Она очень серьезно относится к договоренности ваших матерей. Поэтому никогда даже не пыталась ослушаться мать и попытаться выйти замуж.

– А я думал, потому что она слишком молода...

– Ей уже двадцать восемь, как и тебе. Ты не забыл, что вас качали в одной колыбели, и что в детстве мы играли втроем?

А ведь я всё забыл! Энн повсюду следовала за нами, не уступая нам ни в чём. Она бегала так же быстро, как я, но мы не могли угнаться за кузеном, который был на пять лет старше нас. – Помнишь, как она быстрее нас забралась на вершину дуба? – напомнил он мне. – И хотя у неё не должно было получиться, она все–таки вскарабкалась. Порвала своё платье, за что была наказана: заперта на неделю в детской и посажена на хлеб и молоко.

– Боже, помню! Даже помню, как ты стащил для неё сандвич с говядиной и кусок пирога и, чтобы не заметили, завернул всё в платок. Я боялся, что ты свалишься с крыши, взбираясь наверх, к её окну. Тебя никогда не подозревали в кражах с кухни?

– Нет, миссис Хини обвинила во всем пса.

– Бедный Цезарь! И я совсем забыл о детских подвигах Энн. Она была таким живым ребенком, пока не заболела, – заметил я.

– И ещё был жив сэр Льюис, он всегда защищал её. Узнав о наказании, которое придумала леди Кэтрин, он пришел к Энн в детскую, чтобы поддержать её. Он подарил ей полусоверен.

– Он вправду сделал так? – невозможно было вспоминать без улыбки.

Я представил себе сэра Льюиса – он всегда был очень добр к Энн, а она очень любила его. Смерть отца стала для неё тяжелым ударом.

– Я часто задавался вопросом... – начал кузен.

– Каким?

– Ты не замечал, что её кашель становится сильней, когда рядом находится её мать?

– Не обращал внимания.

– И не только кашель, но и её застенчивость. Со мной она гораздо более раскованна и свободна.

– Она никогда не радуется, увидев меня, – открытие удивило меня.

– Потому что она обожает тебя, восторгается тобой.

– Мной?

– Но она побаивается тебя, Дарси. Ты же ужасен, когда не в духе. Плохая погода вообще превращает тебя в чудовище.

Я уже было начал укорять его за такие слова, но вдруг вспомнил, что Бингли говорил мне то же самое.

– Я виноват и должен попросить у всех прощения. Энн не должна лишать себя счастливой жизни из–за меня. Я поеду в Розингс и объясню ей, почему брак между нами невозможен.

– В этом нет необходимости. Леди Кэтрин в Лондоне, а Энн с ней. Я навестил их перед тем, как идти к тебе. Тетушка намерена посетить тебя до своего возвращения в Розингс.

Мы закончили обед, и, посидев ещё с полчаса, полковник Фицуильям ушел. Он пробудет в Лондоне две недели, в течение которых будет каждый день навещать Джорджиану, чтобы быть уверенным, что она здорова и счастлива.

4 октября, суббота

Леди Кэтрин заехала сегодня утром. Энн была с ней. Я уже собрался было, следуя правилам хорошего тона, поинтересоваться их здоровьем, но моя тетя начала без всяких церемоний и предисловий.

– Ты должен покончить с этим раз и навсегда, Дарси, – заговорила она, как только разместилась в кресле.

Я ещё даже не догадывался, о чем это она говорит, но, не позволив мне вымолвить и слова, она продолжила:

– Я узнала от мистера Коллинза, что ты собрался сделать предложение мисс Элизабет Беннет. Сейчас же сядь, Энн.

Энн поспешила выполнить приказ.

– Не сомневаясь, что это – нелепая ложь, я, тем не менее, съездила в Лонгборн, чтобы мисс Элизабет Беннет лично опровергла эти слухи. Дерзкая девчонка! Упрямая девчонка! Хотя чего можно было ожидать при такой матери и дядюшке в Чипсайде? Она отказалась подтвердить ложность сообщения, хотя и не выразила сомнений, что оно не может не быть выдумкой. Никогда в моей жизни не встречала столь наглой девицы. Она позволила себе шутить со мной в самой вульгарной манере. Когда я потребовала, чтобы она опровергла сообщение о помолвке, она заявила, что я сама объявила такое событие невозможным, поэтому ей нечего опровергать. Конечно, это невозможно! Ты слишком гордый человек, чтобы пойти на подобное, к каким бы уловкам и соблазнам она ни прибегала. Породниться с её семьей, а через них – с Джорджем Уикхемом, сыном управляющего твоего отца! Назвать его своим братом! Вообразить невозможно! Чтобы положить конец её притязаниям, я сказала, что ты помолвлен с Энн. И знаешь, что она мне ответила?

– Не могу представить, – выговорил я, легко вообразив, что Элизабет могла сказать в ответ на подобное обращение, но, при этом надеясь, – впервые с некоторыми основаниями – что она не была настроена против меня.

– Что если бы это было так, то ты не мог бы сделать ей предложение! В ней нет ни порядочности, ни малейшего такта. Честь, приличие, благоразумие, наконец, запрещают такой союз! И всё же она не подтвердила мне, что слух был ложным. Она не думает о позоре, которым будет покрыто древнее имя, или о скверне, которая обоснуется в Пемберли. Пемберли! Не могу вообразить себе эту невежественную девицу в Пемберли! Это невозможно. Ты и Энн, вы созданы друг для друга. По материнской линии вы оба происходите от единого знатного рода. Вы оба располагаете прекрасными состояниями. И вот эта выскочка без рода, связей и средств отказывается дать мне гарантии, что никогда не выйдет за тебя замуж.

Надежда вернулась ко мне. Элизабет не отвергает меня! Если бы было по–другому, она согласилась бы с тетушкой. А теперь всё за меня.

– Ну, что ты скажешь? – решительно спросила леди Кэтрин.

– Мама... – тихо начала Энн.

– Помолчи, Энн, – отрезала тетя. – Так что, Дарси?

– Что именно? – уточнил я.

– Поклянешься ли ты, что никогда не попросишь руки этой женщины?

– Нет, тетя, не поклянусь.

Она внимательно посмотрела на меня.

– Так вы обручены?

– Нет, тетя.

– Вот, я так и думала. Ты не мог потерять голову и забыть, что правильно, а что нет, совсем забыть о здравом смысле.

– Но если она согласится, я намерен жениться на ней.

Сначала она не могла вымолвить ни слова, а потом её как прорвало.

– Помни, что дорога в Розингс для тебя будет закрыта, если женишься на этой выскочке. Я не допущу такого позора и унижения моему дому, даже если ты настолько потерял разум, что готов допустить это в своем. Твоя мать была бы потрясена, узнав, кто стал её преемницей в Пемберли.

– Моя мать, я уверен, была бы рада моему выбору.

– Ты болен и бредишь. Это единственно возможное объяснение, – решила она.

– Если ты женишься на этой девице, то будешь осужден, отвергнут и заклеймен презрением каждого близкого тебе человека. Вы оба будете отрезаны от всей семьи. Союз с вами будет считаться позором. Никто из нас даже не вспомнит вашего имени. Вас откажутся посещать, и вы не будете приняты ни в одном доме. Я даю тебе неделю, чтобы ты одумался, чтобы здравый смысл вернулся к тебе. Если по истечении недели я не получу от тебя признания в том, что все твои намерения и действия были ошибкой, и если ты не попросишь прощения за то, что я вынуждена была выслушать в связи с твоими отвратительными поступками, то я тебе больше не тётя!

Я сдержанно поклонился ей, и она решительно покинула комнату.

Энн отстала от матери.

– Мне очень жаль, я виноват перед тобой, – обратился я к ней. – Я никогда не задумывался над тем, что ты считаешь наш брак чем–то само собой разумеющимся, давно решенным. Наш кузен объяснил мне всё. Мне давно следовало бы поговорить с тобой и сказать, что я не считаю нас помолвленными.

– Тебе не за что извиняться. Я вовсе не хочу выходить за тебя замуж, – ответила она и улыбнулась мне. А я опешил. В улыбке её не было ни капли застенчивости или робости – она выглядела очень уверенной в себе.

– Неужели я настолько ужасен? – спросил я.

– Нет, конечно. Ты очень нравишься мне как кузен и друг – до тех пор, конечно, пока погода хорошая, и ты не вынужден оставаться в доме – но я не влюблена в тебя, и мысль о нашем браке делает меня несчастной. Я рада, что ты женишься на Элизабет – она любит тебя. И я предвкушаю, как она будет посмеиваться над твоей прямолинейностью, и все мы будем добрыми друзьями.

– Она любит меня? Хотел бы я быть столь уверенным.

– Влюбленная женщина всегда узнает такую же, – сказала она.

Она снова улыбнулась, а затем последовала за леди Кэтрин.

6 октября, понедельник

Я снова в Незерфилде. Надежды на благополучный исход крепли, но я всё ещё был далек от уверенности в том, что Элизабет меня любит. Мы с Бингли рано выехали из Незерфилда и вскоре были в Лонгборне. Мисс Беннет сияла румянцем и никогда ещё не выглядела столь привлекательной. С Элизабет всё было не так просто: румянец тоже алел на её щеках, но причина этого была неочевидной.

Бингли предложил прогуляться.

– Я хочу надеть свою шляпку, – попросила Китти. – Нельзя ли повидаться с Марией? Мы ведь можем дойти до Лукасов?

Миссис Беннет нахмурилась, но Китти не придала этому никакого значения.

– Боюсь, я не очень подходящий вам спутник, – заговорила миссис Беннет, обращаясь к Бингли уже с улыбкой. – Вы должны извинить меня. Но вот Джейн любит пешие прогулки. Джейн, дорогая, не забудь надеть жакет. И этот джентльмен, полагаю, тоже пойдет с вами? – закончила она и взглянула на меня, как на противное насекомое.

Элизабет покраснела от неловкости, а я совершенно спокойно проигнорировал мамашино замечание. Но для себя решил: только моя любовь к Элизабет заставит меня вновь переступить порог этого дома. Бингли беспомощно смотрел на меня.

– Лиззи, ты тоже должна надеть жакет. Составь компанию мистеру Дарси. Я уверена, что он не захочет слушать рассказы Джейн.

– Я слишком занята, чтобы растрачивать время на прогулки, – заявила Мэри, на миг оторвавшись от книги. – Я заметила, что те, кто больше всего любит прогулки, как правило, демонстрируют отсутствие способностей к самообразованию и пониманию сложных вопросов окружающей жизни.

– О Боже, Мэри! – раздраженно воскликнула миссис Беннет.

Мэри опять занялась книгой.

Элизабет с сестрой вернулись, одетые для прогулки, и мы отправились в путь. Бингли и Джейн вскоре отстали. Китти, как я помнил, скоро должна была покинуть нас, чтобы навестить подругу. А Элизабет? Не захочет ли она тоже пойти к Лукасам? Я надеялся, что этого не произойдет.

Если она останется со мной, я смогу поговорить с ней. А поговорить я должен был обязательно. Мы дошли до поворота к дому Лукасов.

– Иди сама, – сказала Элизабет. – Я недавно видела Марию.

Китти припустила вниз по тропинке, оставив нас с Элизабет вдвоем.

Я повернулся к ней и уже собрался заговорить, как она опередила меня.

– Вы знаете, мистер Дарси, я ужасная эгоистка. Чтобы облегчить собственную душу, мне ничего не стоит невзначай взвалить бремя на вашу.

У меня внутри все сжалось. Все мои надежды оказались ничем иным, как тщеславными мечтами. Она собралась отвергнуть моё чувство. Я вообразил слишком многое, услышав об её отказе отрицать слухи о нашей помолвке. Он означал всего лишь, что она не поддалась давлению со стороны леди Кэтрин, посчитав всю историю, не заслуживающей внимания.

Она явно испытывала затруднение и подыскивала слова, чтобы продолжить.

Сейчас она попросит меня не приезжать более в Лонгборн. Ей тяжело видеть меня. Я вызываю в ней столь сильное отвращение, что она не способна с ним справиться. А я так и не воспользовался представившейся мне возможностью. Появившись в Лонгборне с Бингли, я ничего не смог сказать, решив, что вокруг слишком много людей. А теперь уже поздно. Но я не отступлюсь. Я объяснюсь, даже если она откажется выслушать меня.

Но пока все эти мысли метались в моей голове, она продолжила.

– Я больше не в силах удерживаться от того, чтобы выразить вам благодарность...

Благодарность мне? Не проклинать, а благодарить? Мои мысли окончательно запутались, я уже не знал, что думать.

–... за вашу необыкновенную заботу о моей злосчастной сестре.

Необыкновенную заботу? Так она вовсе не ненавидит меня!

Я почувствовал некоторое облегчение, но окончательно сомнения не рассеялись, поскольку я не знал, что ей известно о моем участии в этой истории и что именно она собиралась мне сказать.

– С первого же дня, как мне стало известно о вашем поступке, я все время испытываю жгучую потребность сказать вам о своей огромной признательности. И если бы о вашей роли узнала моя семья, мне, разумеется, не пришлось бы выражать благодарность только от собственного имени.

Благодарность? Мне нужна не благодарность. Симпатия – да. Любовь – да. Но вовсе не благодарность.

– Мне неприятно,– я всё ещё был растерян, – право же, очень неприятно, что вы об этом узнали. Представленные в неверном свете, эти сведения могли вас напрасно обеспокоить. Я не предполагал, что миссис Гардинер так мало заслуживает доверия.

– О нет, вам вовсе не следует сердиться на мою тетушку, – возразила она. – О вашем участии в этом деле мне стало известно от Лидии. А уже потом я обратилась к тёте за подробностями. Итак, все же позвольте ещё и ещё поблагодарить вас от лица всей нашей семьи за сострадание и великодушие, с которыми вы приняли на себя такие хлопоты и перенесли столько неприятностей в поисках беглецов.

Сострадание и великодушие. Она думает обо мне слишком хорошо, но что за этим последует? Мысли мои по–прежнему были в полном беспорядке.

– Если вам непременно нужно меня благодарить, пусть это исходит от вас одной, – сказал я. Мой голос выдавал моё волнение. Я не мог сдерживать чувства. – Другие члены вашей семьи, при всем моем к ним уважении, не обязаны мне ничем – я думал только о вас.

Я все сказал. У меня не осталось сил даже вдохнуть. Я облегчил душу. Я преподнес ей мои чувства, и она была вправе отвергнуть их. Но она промолчала. Почему? Она не ожидала этого и находится в замешательстве? Испугалась? Испытала удовлетворение? Во мне опять зародилась надежда. Может, она наслаждается моментом? Но нужно было довести дело до конца.

– Вы слишком великодушны, чтобы играть моим сердцем, – вырвалось у меня. – Если ваше отношение ко мне с тех пор, как мы с вами разговаривали в апреле, не изменилось, скажите сразу. Мои чувства и все мои помыслы неизменны. Но вам достаточно произнести слово, и я больше не заговорю о них никогда.

Казалось, прошла вечность, пока она снова не заговорила.

– Мои чувства настолько изменились,...– начала она.

Способность дышать вернулась ко мне.

–... что мне трудно верить в то, что вы по–прежнему можете любить меня...

Я смог улыбнуться.

–... и я принимаю ваши сегодняшние заверения с благодарностью и радостью.

– Я так долго любил вас без надежды, – сказал я и, когда она коснулась моей руки, накрыл её своей. Обращаться к ней было радостью. – Я ни на что не надеялся, пытался забыть вас, но всё безрезультатно. Когда я снова увидел вас в Пемберли, я посчитал это знаком судьбы. Мне была дана возможность доказать, что я не такой бесчувственный сноб, каким ранее предстал перед вами, что я могу быть благородным человеком. Когда вы не отвергли меня и приняли моё приглашение, у меня появилась надежда. Но проблемы вашей сестры вынудили меня покинуть вас, и с тех пор мы не виделись. Но я не мог позволить обстоятельствам помешать мне. Я должен был оказать помощь вашей сестре, потому что знал, что помогаю таким образом вам. И когда она вышла замуж, я уже не мог находиться вдали от вас. Признаюсь, я волновался не меньше Бингли, когда мы приехали в Лонгборн. Не было сомнений, что Джейн любит его, но я ничего не смог прочитать на вашем лице, ваше поведение не выдавало ваших чувств. Любите ли вы меня? Приемлете ли вы меня? Готовы ли терпеть меня? Иногда я думал, что всё хорошо, иногда – что всё кончено. Вы говорили так мало...

– Что совершенно не в моём характере, – заметила она и засмеялась.

– Верно, – я улыбнулся в ответ,– но мне это не приходило в голову. Я выбирал между вашим недовольством и смущением.

– Я была смущена, – призналась она. – Я не понимала, какова ваша цель. Я боялась ненароком проявить свои чувства. Не хотела выглядеть смешной или стать предметом насмешек. Ведь поначалу я и представить себе не могла, что столь гордый человек станет помогать мне, особенно после того, как я безжалостно отвергла его.

– Руку отвергли, но не сердце. Вы единственная женщина, с которой я хотел бы соединить свою жизнь. Принимая мои руку и сердце, вы делаете меня вашим должником до скончания жизни.

– Я как–нибудь напомню вам об этом, – шутливо предупредила она.

– Я никогда не забуду об этом.

– Это вы сейчас так думаете. А вот когда я оскверню своим присутствием славные стены Пемберли, посмотрим, как вы заговорите.

Я рассмеялся. – Ах да, тётушка описала это в сильных выражениях.

– Она пообещала мне, что ноги моей не будет в Пемберли.

– Я вынужден был разочаровать её, но я ей очень благодарен. Ведь именно её вмешательство окончательно соединило нас.

– Она побывала и у вас?

– Конечно. В Лондоне. Она была крайне возмущена. Она поведала мне, что была у вас, что потребовала, чтобы вы опровергли слухи о нашем предстоящем браке. Ваш отказ подчиниться окончательно вывел её из себя, но вселил надежду в меня.

Я поинтересовался своим письмом, спросив, – Оно заставило вас изменить мнение обо мне? Когда вы его читали, вы ему верили?

– Оно подействовало на меня сразу. Заставило думать о вас намного лучше, и мне стало ужасно стыдно за своё поведение. Я перечитывала его снова и снова, и пока от моих предубеждений не осталось и следа.

– Я знал, что письмо причинит вам боль, но оно было необходимо. Надеюсь, вы его уничтожили.

– Я сожгу его, раз уж вы считаете это важным для поддержания моего уважения к вам. Но оно не может повлиять на мои чувства – они не настолько изменчивы. Хотя, как мы оба знаем, иногда они все–таки меняются.

– Когда я писал это письмо, мне казалось, что я холоден и спокоен. Но по прошествии времени я вижу, в каком ужасном состоянии я находился.

– Письмо поначалу и вправду резкое, хотя дальше оно становилось совсем другим. Прощальная фраза – само милосердие. Но давайте о нем не думать. Чувства того, кто его писал, и той, которая его прочла, настолько изменились, что связанные с ним неприятные обстоятельства должны быть забыты. Одна из моих философских заповедей, с которыми я ещё вас познакомлю, гласит: «Вспоминай что–нибудь только тогда, когда это доставляет тебе удовольствие».

Я такого сделать не мог. Я просто не мог не вспомнить и не рассказать ей о своих родителях (прекрасных, в сущности, людях), которые сформировали у меня представление о правильном и неправильном, но не объяснили, как лепить своей характер.

Мне привили хорошие принципы, но позволили следовать им с гордостью и высокомерием. Я рассказывал ей, как на протяжении долгой и очень важной части моей жизни я был единственным ребенком в семье, испорченным моими излишне великодушными родителями. Они допускали, одобряли, почти воспитывали во мне эгоизм и властность, пренебрежение ко всем, кто находился за пределами нашего семейного круга, презрение ко всему остальному миру, готовность ни во что не ставить ум и заслуги других людей по сравнению с моими собственными.

– Вы были посланы мне, чтобы смирить мою гордыню. Я явился к вам, тщеславно не сомневаясь в положительном исходе. А вы показали мне, насколько несостоятельны мои претензии, насколько искажены мои представления о том, что люди ценят в других.

Мы говорили о Джорджиане и Лидии, вспоминали день, когда пришло письмо от Джейн. И, конечно же, мы заговорили о её помолвке.

– Не могу не спросить, вы были удивлены? – спросила Элизабет.

– Нисколько. Перед отъездом я уже был уверен, что она скоро состоится.

– Иными словами, вы на неё дали согласие? Я так и предполагала, – она начала иронизировать.

Но ее ирония не получила развития, потому что мы уже оказались около дома. До этого момента я даже не представлял, сколько времени мы отсутствовали.

– Дорогая Лиззи, где вы так долго пропадали? – обратилась к ней сестра, когда мы уже расселись за столом.

Элизабет покраснела, но нашлась: – Мы увлеклись разговором и не заметили, как заблудились.

– Прости меня за это, – прошептала миссис Беннет, но так, что я услышал. – Это ведь я заставила тебя пойти с этим неприятным джентльменом.

Лицо Элизабет застыло, но я поймал её взгляд и улыбнулся. Пусть её мать – самая ужасная из встретившихся мне женщин, но ради Элизабет я вытерпел бы и дюжину таких матерей.

Я был лишен возможности продолжить наш разговор. Джейн и Бингли сидели бок о бок, обсуждая своё будущее, а нам правила хорошего тона запрещали делать то же, пока я не испросил официально у мистера Беннета руки Элизабет.

Нам пора уже было возвращаться в Незерфилд. Я смог дать волю своим чувствам, пока мы ехали в карете.

– Я уже пожелал тебе счастливой женитьбы, – начал я.– Теперь я могу пожелать того же и себе.

Бингли в удивлении уставился на меня.

– Я женюсь на Элизабет.

– Элизабет?

– Да. Во время прогулки я сделал ей предложение, и она согласилась выйти за меня замуж.

– Это грандиозное событие! Почти такое же, как моя женитьба. Именно такая жена тебе и нужна. Она – единственный человек, встреченный в моей жизни, который может устоять против тебя. Никогда не забуду, как она дразнила и подкалывала тебя, когда гостила у нас в Незерфилде во время болезни Джейн. Тебе было скучно, и ты все время был не в духе. Кэролайн восхищалась всем, что ты говорил или делал. Помню, я даже подумал, какой это будет бедой, если ты женишься на ней – она же постоянно будет поддерживать твоё самомнение. Она убедит тебя, что ты выше и лучше всех. Впрочем, для этого понадобилось бы немного.

Я расхохотался.

– Неужели я и впрямь такой отвратительно высокомерный?

– Именно такой, – не стал утешать меня Бингли. – Да ты и сам знаешь, каким ты был. Но Элизабет позаботится, чтобы ты никогда впредь таким не был. Когда ты думаешь устроить свадьбу?

–Как можно скорее. Элизабет нужно время, чтобы купить свадебное платье. К тому же если она захочет, чтобы я что–то поменял в Пемберли до её переезда, мне понадобится время, чтобы выполнить её пожелания. Если бы не это, я бы предпочел обручиться немедленно.

– Поменять что–то в Пемберли? Боже, что творит любовь! – заключил Бингли. – Я уверен, мои пожелания сбудутся, и ты будешь по–настоящему счастлив.

– Мы с Элизабет говорили об этом, и пришли к заключению, что вы с Джейн будете счастливы, но мы будем ещё счастливее.

– Ну нет, с этим мы никогда не согласимся.

Карета остановилась.

– Ты сам расскажешь Кэролайн, или мне это сделать? – поинтересовался Бингли, когда мы уже вошли в дом. Но тут же решил: – Лучше, если я ей сообщу о твоей женитьбе, а то она может обидеться из–за того, что не первая узнала такую новость.

– Как скажешь.

И я направился в библиотеку, чтобы предаться мечтам о нашем с Элизабет будущем.

7 октября, вторник

Я встретился в Кэролайн за завтраком и был приятно удивлен её сдержанным поведением.

– Мне пора пожелать вам счастья?

– Да, я скоро женюсь.

– Рада за вас, – но Кэролайн не была бы собой, если бы этим и ограничилась, – вам действительно уже пора обзавестись женой. Кто бы мог подумать год назад, когда мы приехали сюда, в Незерфилд, что и вы, и Чарльз найдете здесь свою большую любовь.

Я решил не реагировать на её иронию.

– Может и вас судьба скоро одарит столь же щедро.

– Не думаю, что я вообще хотела бы выйти замуж, – заявила она в ответ. – Не могу вообразить, что отдам какому–нибудь мужчине власть над собой. Когда ожидать вашу свадьбу?

– Уже скоро.

– Значит, надо срочно наведаться к моему портному. Две свадьбы сразу требуют очень тщательного планирования.

– О, да, – подключилась Луиза. – Надо воспользоваться случаем и обновить гардероб.

Сразу после завтрака мы с Бингли снова отправились в Лонгборн.

– Кэролайн была вполне корректна, – поделился я с ним. – Похоже, она правильно восприняла новость.

– Когда я рассказал ей вчера, её реакция не была столь сдержанной, – внес ясность Бингли, – но я напомнил, что если она позволит себе хоть на малость выйти за рамки приличий, не видать ей впредь приглашений в Пемберли.

Мы благополучно добрались до Лонгборна. Миссисс Беннет была самим радушием, приветствуя Бингли, и непоколебимой строгостью в отношении меня. Интересно будет посмотреть на неё, когда она узнает, что я собираюсь стать её зятем.

Бингли с теплотой поглядывал на Элизабет, так что у неё не могло быть сомнений, что я ему всё рассказал. Чего я от него не ожидал, так это шутливого обращения к мамаше: – Миссис Беннет, не найдется ли здесь в округе еще каких–нибудь мест для прогулок, где Лиззи снова могла бы заблудиться?

Миссис Беннет готова была придумать всё, что угодно, чтобы он смог уединиться с Джейн. Она предложила нам дойти до Оукхемского холма. Бингли, продолжая веселиться, выразил уверенность, что это будет тяжело для Китти, и та сразу же согласилась остаться дома. Новости! Бингли манипулирует всеми и решает, что мне делать! Но, сказать честно, я не имел ничего против, потому что в результате оказался в приятной мне компании и волен был разговаривать с Элизабет сколько мне захочется.

– Я должен испросить у вашего отца согласие на наш брак, – напомнил я, когда мы уже направлялись к холму.

– А если он не даст его? – Элизабет это развеселило.

– Тогда я буду вынужден похитить вас, – я не колебался, но сразу стал серьезным. – Вы думаете, он может воспротивиться?

– Нет. Не думаю, что он станет возражать. По крайней мере, когда он узнает вас. Хотя поначалу может сильно удивиться. Когда пришло письмо от мистера Коллинза...

Она колебалась, а я продолжал с интересом смотреть на неё.

– Мистер Коллинз писал, что мне ни в коем случае не следует выходить за вас, поскольку это разгневает леди Кэтрин!

– И что сказал ваш отец?

– Что он так смеётся над шуткой о моём браке с вами, что ему даже некогда написать ответ.

– Вижу, что разговор с ним будет нелегким. Не сочтёт ли он шуткой мою просьбу вашей руки?

– Не думаю, что он осмелится, – успокоила она меня. Сказала она это небрежно, но я почувствовал, что сомнения у неё возникли.

– Я постараюсь убедить его, – пообещал я. – А когда мы лучше узнаем друг друга, надеюсь, он поверит, что ему никогда не придется пожалеть о своем решении.

Мы продолжили нашу прогулку.

– Остаётся моя мать, – продолжила Элизабет.

– Есть у меня хоть малая надежда на её благосклонность? – развеселился я.

– Ни малейшей, – загрустила она. – Если бы вы знали, сколько мне пришлось краснеть из–за неё или желать, чтобы она промолчала. Я думаю, что мне лучше сказать ей всё наедине, предположила она. – Тогда это избавит вас от необходимости испытать её первую реакцию, а ей даст время и возможность подготовиться к спокойному разговору с вами.

– Бингли высказал точно те же соображения, когда предложил сначала самому поговорить с Кэролайн!

– Интересно, продолжит ли она, после того как вы женитесь, восхищаться вашей способностью быстро писать длинные письма?

– Боюсь, нет. Она, возможно, придет к выводу, что получаются они неаккуратными.

Мы незаметно очутились на вершине холма.

– Ну, и как вам вид? – поинтересовалась Элизабет.

Я повернулся к ней, окинул её взглядом и ответил: – Очень нравится.

Она выглядела такой прекрасной, что я не удержался и поцеловал её. Она не ожидала такого от меня, но быстро пришла в себя и ответила нежным поцелуем. И я окончательно поверил, что брак наш будет счастливым во всех отношениях.

Мы пошли дальше, живо обсуждая наше будущее. Мне не терпелось показать Элизабет Пемберли не как случайной гостье, а как будущей хозяйке.

– Вы не станете возражать, если мои тётя и дядя как–нибудь навестят нас? – осторожно спросила она.

– Конечно же, нет. Они мне очень нравятся, и двери Пемберли всегда открыты для них.

– А мои сестры?

– Джейн и Бингли, думаю, будут частыми гостями у нас. Ваши младшие сестры смогут навещать нас в любое время, если вы не решите иначе. Но вот Уикхему дорога закрыта.

Мы подождали Джейн и Бингли и вернулись в Лонгборн.

Весь вечер Элизабет была неспокойна. Мне хотелось как–то облегчить её переживания, но я не мог поговорить с мистером Беннетом раньше обеда. Но как только он удалился в библиотеку, я немедля последовал за ним.

– Мистер Дарси, – удивился он, увидев, что я закрываю за собой дверь библиотеки.

– Я хотел бы поговорить с вами, – обратился я к нему.

– Я в вашем распоряжении. До вас, наверное, дошли слухи о том, что вы якобы собираетесь жениться на Элизабет, и вы, конечно же, хотели бы прекратить распространение подобных фантазий. Однако я посоветовал бы вам посмеяться над абсурдностью такой новости и не беспокоиться из–за этой безобидной чепухи.

– Я вовсе не нахожу это чепухой, – возразил ему я. – Я считаю это крайне важным и желательным. Я последовал за вами, чтобы просить руки Элизабет.

Его рот непроизвольно открылся от удивления.

– Просить руки Элизабет? – он никак не мог поверить моим словам.

– Да.

– Но это какая–то ошибка.

– Никакой ошибки.

– Но я посчитал... видите ли, мистер Коллинз не слишком умен! Он постоянно удивляет меня какими–то нелепыми историями, и я был совершенно уверен, что это ещё одна из его глупых выдумок. Вы ведь никогда и не глядели на Элизабет! А теперь заявляете мне, что хотите жениться на ней.

– Да, именно так. Я люблю её, а что касается отсутствия внимания с моей стороны, то внимание было, просто всё происходило вдали от ваших глаз. Поэтому ваше удивление вполне понятно. Когда она гостила в Незерфилде, я почти неделю имел возможность наслаждаться её обществом – почти всё время я проводил рядом с ней. Мы снова встретились в Кенте во время её визита к миссис Коллинз, и мы лучше узнали друг друга. А совсем недавно я встретил её в Дербишире. И с каждой нашей встречей любовь моя крепла. Поэтому чувства мои к Элизабет не недавние, они родились давно и доказали свою неизменность.

– Но вы же всегда были ей неприятны, – возразил он. – Это безумие настаивать на своём при таком её неприятии.

Я улыбнулся.

– Уверяю вас, я в своем уме. Её антипатия давно ушла, я уже попросил её выйти за меня замуж, и она согласилась.

– Согласилась, – повторил мистер Беннет упавшим голосом.

– Ну, а поскольку оба мы желаем одного, то нам не хватает только вашего благословения, чтобы назначить дату свадьбы.

– А если я не дам его?

– Боюсь, мне придется жениться на ней без вашего согласия.

Он смотрел на меня так, будто не мог поверить, что я говорю это всерьез.

Затем, окончательно собравшись с мыслями, он заключил: – Если всё обстоит так, как вы говорите, и Элизабет действительно хочет выйти за вас замуж, вы, конечно же, получите моё согласие и благословение. Но я хотел бы услышать это от неё самой. Пригласите её ко мне.

Я вышел от него и направился к Элизабет. По выражению моего лица она поняла, что согласие получено.

– Он хочет поговорить с вами.

Она кивнула головой и, не сказав ни слова, вышла.

Наши действия привлекли внимание миссис Беннет, которая всё это время была занята Джейн и Бингли.

– Куда это пошла Лиззи? – Заинтересовалась она.

– Не знаю, – ответила Джейн, хотя по лицу её можно было понять, что она догадалась о смысле происходящего.

– Она извинилась, уходя. Наверное, устала выслушивать этого неприятного джентльмена, – прокомментировала в полный голос миссис Беннет. – Я не в претензии. Есть вещи поважнее, Джейн, тебе нужно новое платье для свадьбы. Какого цвета ты бы хотела? Я выходила замуж в синем, – предалась воспоминаниям она. – Довольно красивое, по моде тех лет – с широкой юбкой и зауженным лифом. Необходимо, чтобы твоё было не хуже. Я бы остановилась на атласе и фламандских кружевах.

Джейн взглядом извинилась передо мной и повернулась к матери, но я почти не слышал рассуждений миссис Беннет. Меня занимало только то, что происходило в библиотеке. Мне показалось, что Элизабет отсутствовала вечность. Что сказал ей отец? Неужели необходимо столько времени, чтобы убедить его в своих чувствах ко мне?

– Я заметила, что красота свадебного платья никак не гарантирует последующего счастья в семейной жизни, – решила поделиться с нами Мэри, оторвавшись ненадолго от своей книги. – Всё это суть проявление тщеславия, направленное на то, чтобы заманить невинную женщину и подтолкнуть её на скользкий путь искушения.

– Ах, Мэри, помолчи, никто тебя не спрашивает, – миссис Беннет не скрывала своего раздражения. – Когда найдешь себе хоть какого–нибудь мужа, тогда сможешь поговорить о сути свадебных платьев, сколько тебе будет угодно.

Мэри обиженно умолкла.

– Когда я буду выходить замуж, у меня будет атласная нижняя юбка и кружевная верхняя, – решила проявить себя Китти, – и я не стану сбегать со своим мужем и потом начинать свою жизнь с ним на лондонских задворках.

– Помолчи, Китти, – потребовала миссис Беннет, а потом повернулась к Бингли и поинтересовалась с любезной улыбкой, – А что вы наденете, мистер Бингли? Синий сюртук или черный? Уикхем был в синем. Мой дорогой Уикхем! – и она вздохнула. – Такой красивый мужчина. Но до вас ему далеко.

Я поймал смущенный взгляд Бингли. Возможно, имей Уикхем пять тысяч годовых, ему было бы позволено быть таким же красавчиком, как Бингли.

– Я надену то, что понравится Джейн, – ответил он.

Да где же Элизабет? Моё нетерпение росло.

Но тут она вернулась в комнату, и её улыбка говорила мне, что всё в порядке.

Вечер завершился спокойно. Я получил ставший привычным холодный кивок от миссис Бенннет, когда прощался, и задумался, какой же прием ждет меня завтра. Губы Элизабет были плотно сжаты, и было ясно, что она не ждет ничего хорошего от предстоящего разговора с матерью.

– К этому часу завтра всё закончится, – напомнил я себе.

Она только кивнула, прощаясь с нами.

– Отецдал согласие? – в нетерпении спросил Бингли, когда мы вернулись в Незерфилд.

– Да.

– Мы с Джейн уже договорились о дате. И мы подумали, что неплохо было бы устроить двойную свадьбу.

Мне идея пришлась по душе.

– Я согласен. Если Элизабет не будет возражать, так и сделаем.

8 октября, среда

Ранним утром мы опять были в Лонгборне.

– Мистер Бингли, – коротко поприветствовала его миссис Беннет. Потом повернулась ко мне. Я увидел, как напряглась Элизабет. Но взгляд её матери был полон благоговения, и она с придыханием выговорила: – Мистер Дарси.

От холода в её голосе не осталось и следа. Казалось, она всё ещё не может прийти в себя. Я поклонился ей и уселся рядом с Элизабет.

Мы провели приятное утро. Миссис Беннет под каким–то предлогом удалилась наверх, захватив с собой младших дочерей, и мы с Элизабет могли свободно разговаривать. Когда подали обед, миссис Беннет усадила меня рядом с собой, Элизабет села с другой стороны.

– Попробуйте голландский соус, мистер Дарси, – предложила мне миссис Беннет. – Вы ведь любите соусы.

Я оглядел стол и обнаружил, по крайней мере, шесть соусников. Я было отказался от голландского соуса, но тут увидел, что Элизабет умоляюще смотрит на меня, и ответил миссис Беннет любезностью на любезность.

– Благодарю вас.

И я взял немного голландского соуса.

– А бернез? Я сделала его специально для вас.

Я не был готов к сопротивлению, и ложка беарнского соуса оказалась рядом с голландским.

– И немного соуса порто? – её любезность не знала предела. – Хотя бы немного. Повар старался специально для вас.

Я взял соус порто и с тоской оглядел свою тарелку. Поймав взгляд Элизабет, я увидел, что ей весело и она только что не смеётся вслух.

Мне пришлось добавить ещё соуса бешамель, горчичного и сливочного, после чего я получил возможность спокойно съесть моё необычное блюдо.

– Вам понравился обед? – миссис Беннет была полна внимания к моим вкусам.

– Да, благодарю вас.

– Именно к такому вы привыкли, мне кажется.

Если честно, то вовсе не к такому.

– У вас, наверное, два или три французских повара, не так ли?

– Нет, у меня только одна кухарка, и она англичанка.

– Она готовит для вас в Пемберли?

– Именно.

– Пемберли, – непринужденно поменяла тему миссис Беннет. – Как величественно звучит! Я рада, что Лиззи не приняла предложение мистера Коллинза – его пасторский домик не идёт ни в какое сравнение с Пемберли. Уверена, что камин там поболее, чем даже в Розингсе. Во сколько он вам обошелся, мистер Дарси?

– Даже не могу вам сказать.

– Наверное, в тысячу фунтов, а может и более.

– Должно быть, не просто следить за ним, – включился мистер Беннет. – Даже в Лонгборне не просто с постоянно случающимися ремонтами.

Завязался разговор о поместье и проблемах с хозяйством, и я нашел в лице мистера Беннета очень разумного собеседника. Может, он и не на высоте в том, что касается отношений в семье, но в остальном он выглядел человеком компетентным и ответственным.

Он заслуживает прощения за все свои чудачества, поскольку именно он воспитал Элизабет. Её живость и жизнерадостность не нашли бы развития при другом отце и другом образе жизни.

Я решил, что надо освободить Джорджиану от надзора и влияния гувернантки или компаньонки, чтобы позволить развиваться её собственному характеру. Думаю, что Элизабет поддержит меня.

10 октября, пятница

Элизабет решила докопаться до причин моей любви к ней.

– С чего это началось? – спросила она. – Я представляю себе дальнейший ход, но что послужило первым толчком?

Я задумался. Когда же зародилась моя любовь к ней? В те мгновения, когда она насмешливо посматривала на меня на балу? Или когда она, несмотря на грязь и дождь, пришла к больной сестре? Может, когда она не стала мне льстить вслед за Кэролайн по поводу моих писем? Или когда она, в отличие от других дам, не старалась изо всех сил привлечь моего внимания?

– Мне теперь трудно назвать определенный час, или место, или взгляд, или слово, когда был сделан первый шаг. Слишком это было давно. Моё чувство было уже сильно, когда я понял, что оно живет во мне.

Она потешалась надо мной, предполагая, что я так сильно сопротивлялся очарованию её внешности, что не хватило сил устоять против её дерзости.

– Строго говоря, ничего хорошего вы обо мне не знали – но кто вообще способен о чем–нибудь думать, когда влюбляется.

– Разве вы не доказали свою доброту, нежно заботясь о Джейн во время ее болезни в Незерфилде?

– Джейн – ангел! Кто бы не сделал для нее того же? Впрочем, пусть вам это кажется добродетелью. Мои хорошие качества находятся теперь под вашей защитой, и вам следует превозносить их как можно больше.

– Вас не так просто обидеть. Вам ведь нелегко пришлось в Незерфилде – мы не были очень гостеприимны. Но вы посмеивались над таким отношением вместо того, чтобы возмущаться и отвечать тем же.

– Я люблю посмеяться, – признала она.

– И вы без колебаний встаёте на защиту друзей. Мне крепко досталось за моё отношение к Уикхему...

– Не напоминайте мне о нём, – взмолилась она. – Мне стыдно вспоминать об этом.

– Но я не могу не помнить о нём. Он отвратительный человек, но вам–то не было об этом известно, когда вы стали защищать его. Немногие женщины встали бы на сторону бедного друга против богатого и перспективного холостяка.

– Каким бы недостойным ни был «друг», – с грустью закончила она мою мысль.

– И вы, не колеблясь, изменили своё мнение, когда узнали правду. Вам хватило мужества отвергнуть свои предубеждения и по отношению ко мне, и по отношению к Уикхему. Вы признали справедливость моих суждений.

– Да, пришлось признать, что человек, который не готов простить любой проступок, вовсе не является бесчувственным. В действительности, это признак мудрости!

– Вы сделали всё возможное, чтобы помочь Лидии, хотя и понимали насколько она глупа и необузданна, – напомнил я.

– Она моя сестра. Я не могла оставить её одну во власти мошенника, – возразила она.

– Но мне было позволено преувеличивать ваши достоинства, – продолжил я. – Вы сами так сказали.

– Она рассмеялась.

– Бедная Лидия. Я думала, что она навсегда разрушила надежду на моё счастье с вами. Невозможно было вообразить, что вы захотите связать себя с семьей, в которой одна из дочерей сбежала из дому, да ещё и с вашим злейшим врагом.

– А вот об этом я и не думал. Под вашим влиянием я уже понял, что такие вещи не имеют никакого значения.

– Похоже, я поучала больше, чем видела и понимала сама. Когда вы появились в Лонгборне после состоявшегося замужества Лидии...

– Да?

–... вы всё время хранили молчание, и я подумала, что вам больше нет дела до меня.

– Потому что вид у вас был очень серьезным, и вы не проронили ни единого слова, что не воодушевляло меня.

– Я была в сильном смущении, – призналась она.

– И я тоже.

– Признайтесь, зачем вы вернулись в Незерфилд? Только чтобы явиться в Лонгборн и вгонять меня в смущение, или ваши намерения были более серьезными?

– Моей истинной целью было повидать вас. Я хотел понять, есть ли у меня какая–то надежда добиться вашей любви. А признавался я себе только в одном – желании проверить, сохранила ли ваша сестра привязанность к Бингли. И в случае, если удостоверюсь в этом, я исповедаюсь перед ним. Позднее я на самом деле так поступил.

– Хватит ли у вас когда–нибудь смелости сообщить леди Кэтрин о том, что ее ожидает?

– Для этого мне нужно время, а не смелость, Элизабет. Но это должно быть сделано, и если вы дадите мне лист бумаги, я сделаю это тотчас же.

Пока я писал письмо леди Кэтрин, Элизабет решила написать своим дяде и тёте на Грейсчерч–стрит. Её задача была проще моей – для неё это было удовольствием, а мне пришлось быть довольно сухим.

«Леди Кэтрин,

Уверен, вы пожелаете мне счастья. Я попросил руки мисс Элизабет Беннет, и она оказала мне великую честь, согласившись выйти за меня замуж.

Ваш племянник,

Фицуильям Дарси».

– Теперь очередь гораздо более приятного послания, – с облегчением сказал я.

Я взял ещё один лист бумаги и написал Джорджиане.

«Дорогая моя сестра,

Уверен, тебе доставит удовольствие узнать, что мы с Элизабет решили пожениться. Подробности расскажу при нашей скорой встрече.

Твой любящий брат,

Фицуильям».

Я был краток, но время поджимало. Поэтому я перечитал письмо, дал подсохнуть чернилам и написал адрес.

– Не возражаете, что у вас появится ещё одна сестра? – задал я вопрос Элизабет.

– Конечно, не возражаю. Я с нетерпением жду встречи с ней. Она же будет жить с нами в Пемберли?

– Если вы не против.

– Никаких возражений.

– Думаю, она сможет многому научиться у вас.

– А я у неё. Она расскажет мне всё об обычаях и традициях Пемберли.

– Вы сможете поменять всё, что вам не понравится.

– Нет, я не намерена менять что–либо. Я согласна с моей тётей – Пемберли прекрасен таким, как он есть.

14 октября, вторник

Нас порадовало письмо от Джорджианы, которое пришло утром. Оно было прекрасно написано – на четырех листах Джорджиана описывала свою радость за нас и предвкушала удовольствие от общения с новой сестрой.

Менее доброжелательным было письмо леди Кэтрин.

«Фицуильям,

Я не обращаюсь к тебе как к своему племяннику. Ты мне более не племянник. Я потрясена и огорчена тем, что ты опустился до предложения руки женщине столь низкого происхождения. Это бесчестие не только для тебя, но и для всего рода Дарси. Этот союз не принесет ничего, кроме непонимания твоими близкими и твоего собственного вырождения. Он низведет ваш дом до состояния рассадника вульгарности и наглости. Ваши дети вырастут невоспитанными и дикими. Ваши дочери будут выглядеть, как кухарки, а сыновья станут стряпчими. Ваши друзья и знакомые отвернутся от вас. Вы будете опозорены перед светом, и все станут презирать вас. Вы горько пожалеете об этом дне. Вы вспомните, что я предостерегала вас от столь пагубного шага, но будет поздно. Не стану завершать моё письмо пожеланием счастья, ибо невозможно обрести счастье в столь богопротивном союзе.

Леди Кэтрин де Бёр».

15 октября, среда

Я прибыл в Лонгборн, чтобы пообедать с Элизабет, но, к своему удивлению, нашел там ещё нескольких гостей, а именно миссис Филипс, сэра Уильяма Лукаса и мистера и миссис Коллинз. Неожиданное появление Коллинзов вскоре разъяснилось. Леди Кэтрин пришла в такую ярость из–за нашей помолвки, что они сочли разумным на время покинуть Кент и переждать бурю в Лукас–Лодж.

У Элизабет и Шарлотты было о чем поговорить, и они были заняты друг другом до самого обеда. Я же оказался во власти мистера Коллинза.

– Я был рад узнать, что вы предложили моей дорогой сестре свою руку, и что она, с присущими ей великодушием и женской мудростью, приняла ваше предложение, – сияя начал он. – Теперь я прекрасно понимаю, почему она не смогла принять моё предложение, столь опрометчиво высказанное прошлой осенью, когда я даже не подозревал о грядущих счастливых событиях. В тот момент для меня было необъяснимым, как столь добродетельная девушка может отвергать союз с молодым человеком, обладающим безупречной репутацией, способным обеспечить ей весьма достойные условия жизни в собственном приходе и открыть ей всё богатство своей души. Отказ был непостижим для меня тогда, но теперь я полностью понимаю его причины. Сердце моей мудрой кузины уже было отдано тому, кто, посмею так выразиться, в силу своего положения заслуживал этого более, чем даже служитель церкви.

Я заметил, что Элизабет насмешливо смотрит на меня, но я терпеливо выслушал до конца речь мистера Коллинза. Ещё немного, и мне тоже стало бы весело.

– Превосходно сказано, – оценил его речь сэр Уильям Лукас, подошедший к нам. Он поклонился сначала мне, потом мистеру Коллинзу, потом почему–то опять мне. – Только это сможет примирить нас с фактом, что, увозя Элизабет в Дербишир, вы похищаете величайшую драгоценность нашего графства, – и он опять отвесил мне поклон. – Надеюсь, мы сможем часто встречаться если не в Лонгборне, то в Сент–Джеймсе.

К счастью, нас пригласили к столу, но я, хотя и освободился от общества мистера Коллинза и сэра Уильяма, угодил в соседи к миссис Филипс. Она испытывала заметный трепет передо мной, поэтому говорила мало, но когда всё же заговаривала, проявляла поразительную бестактность.

– Так это правда, мистер Дарси, что у вас десять тысяч фунтов годового дохода? – без обиняков приступила она к светской беседе.

Я посмотрел на неё, и меня охватило отчаяние.

– Уверена, так оно и есть – я слышала от многих. А Пемберли больше Розингса?

Я промолчал в ответ, но она повторила вопрос.

– Больше, – признался я.

– А во сколько вам обошелся камин? Мистер Коллинз говорил мне, что камин в Розингсе стоил восемьсот фунтов. Думаю, ваш в Пемберли должен стоит более тысячи. Мы с сестрой даже поспорили на днях. Я так и сказала ей: «По–разному может быть, но много дороже тысячи».

– Скорее всего, он стоил тысячу двести фунтов, – вернулась она к животрепещущей теме после некоторого раздумья. – Хорошо, что Лиззи не вышла за мистера Коллинза, хотя сестра моя была очень недовольна этим. Но что такое мистер Коллинз по сравнению с мистером Дарси? Даже леди Лукас согласна, что ничто. Десять тысяч годовых. А ещё наряды, кареты.

Я проявил чудеса выдержки и достойно перенёс все разговоры, но с нетерпение ждал того дня, когда мы с Элизабет окажемся в Пемберли, вдали от её родственников.

28 октября, вторник

Не думал, что буду волноваться так сильно. Но с утра я был возбужден и нервничал не меньше, чем в тот день, когда сделал предложение Элизабет. Мы вошли в церковь вместе с Бингли. Мне показалось, что он нервничает даже сильнее меня, когда мы заняли свои места перед алтарем.

Начали прибывать гости. Первыми появились Коллинзы, точнее, появился только мистер Коллинз, потому что его жена должна была сопровождать Элизабет. Сразу за Коллинзом вошла миссис Филипс. Затем прибыли Лукасы, а за ними многочисленное семейство Беннетов и их родственники. Из моих родных были только полковник Фицуильям и Джорджиана. Леди Кэтрин и Энн отсутствовали. Я не надеялся, что тетя пойдет на попятный и приедет, но был бы рад видеть Энн. Ей, как я верил, очень хотелось, чтобы нашей свадьбе ничто не помешало.

Церковь постепенно наполнилась, и гости заняли свои места. Мы с Бингли переглянулись и замерли в ожидании. Потом оглянулись на двери. Я в нетерпении стал посматривать на часы. Бингли взглянул на свои. Улыбка его была растерянной. Моя улыбка должна была подбодрить его.

Он в ответ кивнул мне. Я смиренно сложил руки. И тут мы услышали, как все гости выдохнули разом, и, оглянувшись, я увидел Элизабет. Она шла по проходу, опираясь на руку отца, на другую его руку опиралась Джейн. Но мне было не до Джейн, я смотрел только на Элизабет. Она было неотразима. Я почувствовал, что волнение оставило меня, как только она оказалась рядом со мной и заняла своё место, а Джейн оказалась рядом с Бингли.

Церемония было очень лаконичной, но она тронула меня до глубины души. А когда мы с Элизабет обменялись клятвами, я почувствовал себя самым счастливым человеком во всей Англии.

Мы вышли из церкви рука об руку, и я, глядя на Элизабет, осознал, что она теперь миссис Дарси.

– Миссис Дарси, – воскликнула её мать, повторяя мои мысли.

– Как восхитительно это звучит. И миссис Бингли! Ах! Если бы я поверила, что двум другим моим дочерям удастся найти таких же мужей, мне нечего было бы больше желать в этой жизни.

Мы вернулись в Лонгборн, где нас ждал свадебный завтрак. Сразу после завтрака мы с Элизабет отправились в путешествие по Озерному Краю. Джейн и Бингли уехали с нами. Мы остановились на ночлег в маленькой уютной гостинице, и я использовал недолгую паузу для того, чтобы описать события этого дня в моем дневнике. Потом времени не будет. Я с нетерпением жду вечера.

После ужина начнется наша настоящая семейная жизнь.

Ноябрь

Ноябрь

11 ноября, вторник

Сегодня мы вернулись в Пемберли из свадебного путешествия, проведенного на Озерах. Элизабет выглядела свежей и счастливой. Я наблюдал за ней, пока карета приближалась к дому. На лице её был написан восторг.

Карета подкатила к крыльцу, и мы вошли в дом. Миссис Рейнольдс выстроила всех слуг, и они приветствовали нас. Я знаю, что миссис Рейнольдс рада видеть Элизабет – теперь уже новую хозяйку – опять в Пемберли.

Мы поднялись в наши комнаты, единственные, которые Элизабет хотела преобразить и которые теперь были обставлены в соответствии с её вкусом

– Вам нравится? – поинтересовался я.

Она огляделась вокруг и решила: – Просто идеально.

Я подошел к ней и поцеловал.

– А вам нравится? – подумав, спросила она, ещё раз оглядев всё.

– Это не имеет значения.

– А я думаю, это имеет большое значение, – весело возразила она и объяснила: – Я надеюсь, вы будете частым гостем в этой спальне.

Я рассмеялся и снова поцеловал её. Спустились мы лишь через пару часов.

– Вы уверены, что больше ничего не хотите поменять в доме? – спросил я, когда мы уже входили в гостиную.

– Уверена. Я люблю его таким, какой он есть. Всё здесь напоминает мне о первом появлении в Пемберли, – она подошла к окну и стала смотреть на парк. – Какой захватывающий вид.

Я разделял ее восхищение. Холм был покрыт волшебным лесом, а река, пересекающая долину, искрилась бликами под солнцем. Я любил здесь всё, и меня согревала мысль, что ей это тоже нравится.

– Что вы подумали, когда увидели его в первый раз? – поинтересовался я.

Она хитро улыбнулась.

– Что могла бы уже быть хозяйкой, если бы приняла ваше предложение!

– И вы не пожалели, что отказали?

– Лишь на мгновенье – пока не вспомнила, что не смогу принимать здесь своих дядю и тетю.

– Не могу теперь представить, что был таким глупым гордецом. Ведь если бы не они, мы, возможно, никогда не встретились бы вновь. Мы будем приглашать их, когда вам только захочется.

Я обнял её.

– Они скоро могут приехать. Я ведь обещала тетушке, что она сможет кататься повсюду на коляске, запряженной парой пони, – она повернулась, не освобождаясь из объятий, и погладила меня по щеке.– Но мы же не станем приглашать их уже завтра, нам пока хорошо и без гостей.

18 ноября, вторник

Уже прошла целая неделя после нашего возвращения в Пемберли. Элизабет и Джорджиана с удовольствием проводят время вместе. Под влиянием моей жены Джорджиана постепенно стала освобождаться от своей обычной застенчивости, и хотя ей пока ещё далеко до Элизабет, пару раз она решилась – и у неё получилось – поддразнивать меня и подшучивать надо мной.

Я опять стал чувствовать себя её братом, а не отцом–матерью. Она взрослеет, а Элизабет помогает мне понять её проблемы, радости и печали. Теперь у меня нет причин беспокоиться, что я не понимаю чего–то в поведении молодой девушки – достаточно обратиться к Элизабет, и она всегда подскажет.

Да и для Джорджианы жизнь стала намного проще: она всегда может довериться Элизабет как старшей сестре.

20 ноября, четверг

Элизабет получила сегодня письмо от Лидии с просьбой помочь в оплате кое–каких счетов. Я случайно застал её в спальне за чтением этого письма. Она смущенно сложила его и подняла глаза.

– Секреты? – поинтересовался я.

Видно было, что она огорчена.

– Это от Лидии. Она столь безалаберна, что опять потратила больше, чем у неё есть. Она рассуждает, как, наверное, приятно быть богатой, и просит помочь ей.

– И вы откажете ей в помощи? – я наблюдал за выражением её лица. – Вы никогда ей не откажете.

– Она же моя сестра, в конце концов.

– Пусть попросит у Джейн.

– Она уже просила, – насмешливое настроение возвращалось к Элизабет. – Мне кажется, она обращается к нам по очереди.

– Вам следует отказать ей. Может, это научит её считать деньги.

– Только не Лидию! Они с Уикхемом будут набирать кредитов до тех пор, пока лавочники не потребуют оплаты, а потом поменяют адрес и примутся за старое. Посмотрите на это иначе – я помогаю не Лидии, а тем самым лавочникам, которых она обманывает.

Таким словам мне нечего было возразить.

– Я не перестаю удивляться, как в одной семье вы с Джейн получились такими правильными, а остальные сестры такими никчемными, –поделился я с ней, подходя и целуя в щеку.

– Китти не такая уж никчемная, – возразила Элизабет. – Я подумываю оставить её у нас после Рождества, через месяц. Я напишу ей приглашение и думаю, что правильное окружение положительно повлияет на неё.

– Если вы думаете, что это необходимо, пишите, приглашайте. Но вас в этом окружении я предпочел бы зарезервировать исключительно для себя.

– Она не будет проводить всё своё время с нами. Они с Джорджианой будут совершать долгие прогулки, – начала строить планы она.

– Или долгие поездки на коляске, – внес я свою лепту, а потом быстро поцеловал её в губы.

– А ещё пикники, – Элизабет оживилась и поцеловала меня в ответ.

– Любовь моя, нужно запереть дверь.

Декабрь

Декабрь

5 декабря, пятница

Элизабет попросила приготовить к Рождеству для гостей фаэтон и пару лошадей.

Её тетя и дядя будут праздновать Рождество с нами, они приедут через две недели. Элизабет убедила меня, что я должен пригласить свою тетушку. По её словам, пора забыть о разногласиях, и она права. Не могу же я враждовать с леди Кэтрин вечно.

Джейн и Бингли приедут пораньше, чтобы побыть с нами. С ними приедут Кэролайн и Луиза. Позже ожидаются миссис и мистер Беннет, а с ними Мэри и Китти. Они привезут и Лидию. Я неохотно согласился на её присутствие в доме, и то только при условии, что Уикхема с ней не будет. Ноги его здесь не будет никогда. Элизабет понимает и принимает моё решение. Ей тоже неприятно встречаться с ним, но более всего мы хотим пощадить чувства Джорджианы.

А вот мистер и миссис Коллинз, увы, не смогут приехать. Шарлотта в интересном положении, и путешествия ей противопоказаны. Элизабет снова напомнила мне о необходимости подыскать новый церковный приход для мистера Коллинза, что–нибудь получше, чем у него сейчас.

– Главное – побольше дом для Шарлотты, – уточнила Элизабет, – и побольше занятий вне дома мистеру Коллинзу. Лучше всего – что–нибудь вроде приюта в приходе. И надо быть уверенными, что у Шарлотты, как и у её мужа, будет своя комната.

– Я подумаю, что можно найти в нашем имении, но не ближе часа езды от Пемберли. Я хорошо отношусь к Шарлотте, но даже ваша дружба не заставит меня терпеть бесконечные речи мистера Коллинза.

В этом мы с Элизабет были единодушны.

13 декабря, суббота

Наши гости начнут съезжаться в понедельник. Приятным сюрпризом оказалось, что полковник Фицуильям будет сопровождать леди Кэтрин и Энн.

15 декабря, понедельник

Ну вот все и собрались. Первыми прибыли Бингли и Джейн в сопровождении Кэролайн, Луизы и мистера Хёрста.

– Миссис Дарси, – обращение Кэролайн было подчеркнуто церемонным.

– Рада снова увидеть вас, – и она улыбнулась так, что могло показаться, что они с Элизабет всегда были лучшими подругами. Затем настала моя очередь, – Мистер Дарси, вы прекрасно выглядите, – со мной она была краткой. – Ах, Джорджиана! Как вы выросли! Это, должно быть, воздух Дербишира так благотворно действует на всех.

Приветствие Луизы не содержало в себе никаких скрытых эмоций, а было просто теплым. Мистер Хёрст то ли пробурчал что–то, то ли просто хмыкнул и сразу скрылся в бильярдной. Кэролайн и Луиза вслед за Джорджианой направились наверх, в свои комнаты, а мы с Элизабет смогли по–родственному поговорить с Джейн и Бингли.

– Лидия будет? – сразу спросил Бингли, как только мы расположились в гостиной.

– Да, но одна, без мужа, – ответила Элизабет.

– Ты не думаешь, что я была неправа, не пригласив его? – обратилась она к Джейн.

– Лиззи, дорогая, конечно же, нет. Не такие уж они неприкаянные. Лидия и Уикхем уже дважды гостили у нас. Так получается дешевле для них. Они отказались от одного жилья, погостили у нас, сэкономив на арендной плате, потом наняли другое, когда вернулись.

– Как печально это слышать, – проговорила Элизабет.

– Печально, но не для Лидии. Она ни капли не изменилась – такая же взбалмошная и неразумная. Она наслаждается любыми переменами.

– Когда они явятся в следующий раз, я велю слугам сказать, что нас нет дома, – пообещал Бингли.

– Проблема в том, что мы слишком доступны в Незерфилде. Они приезжают в Лонгборн, а затем обосновываются у нас, хотя приглашали их не мы, а родители. И если бы только Лидия – мама каждый день находит повод, чтобы появиться у нас. Мы подумывает снять дом где–нибудь подальше от Лонгборна.

– Бедная Джейн! Вам надо переехать в Дербишир, – решила Элизабет.

– Здесь неподалеку есть несколько прекрасных имений, – подсказал им я.

– Я думаю, нам следовало бы обосноваться недалеко от вас, – согласился Бингли.

Звук подъезжающей кареты известил нас о том, что прибыла леди Кэтрин. Полная достоинства, она вышла и направилась в дом. Через несколько минут она появилась перед нами в гостиной, не дожидаясь представления. Затем критически осмотрела всё вокруг.

– Я вижу, мебель не поменяли, – начала она без промедления, даже не поприветствовав ни Элизабет, ни меня. – Я ожидала, что вы отправите на чердак любимую мебель моей сестры, а вместо неё расставите какое–нибудь современное убожество.

– Вашей светлости не следует думать, что я способна нанести ущерб собственному дому, – ответила Элизабет.

– Собственному дому. Вот как! – тётя нашла повод быть недовольной.

Во взгляде Элизабет я уловил снисходительную усмешку. Но она приложила все усилия, чтобы её приветствия леди Кэтрин, Энн и полковнику Фицуильяму звучали тепло.

– Ну вот мы и встретились опять, – обратился к Элизабет Фицуильям.

– Рада вас видеть.

– И по счастливому поводу. Дарси – счастливчик, – полковник был искренне рад за нас.

– Дарси был неправ, – тётя не отступала. – Он должен был жениться на Энн.

Энн потупила взор.

– Путешествие не было слишком утомительным? – заботливо спросила её Элизабет.

Энн взглянула на неё, но ничего не ответила. Её поведение совершенно не походило на то, что я видел во время нашей последней встречи в Лондоне, и мне припомнились слова кузена: только вдали от матери она чувствует себя свободной.

– У Энн такое слабое здоровье. Она с трудом переносит путешествия, – напомнила всем тетушка.

– Но поездка не утомила нас, – уточнил полковник Фицуильям. – У леди Кэтрин прекрасная, удобная карета, а дорога вполне приличная.

– Позвольте я покажу вам ваши комнаты, – Элизабет приступила к обязанностям хозяйки.

– Это дело домоправительницы, – пренебрежительно заметила леди Кэтрин.

– В таком случае вас проводит миссис Рейнольдс, – не стала возражать Элизабет, а затем обратилась к Энн. – Позвольте мне проводить вас. Это та самая комната, в которой вы всегда жили. Я специально попросила миссис Рейнольдс отвести её вам.

Энн бросила беспокойный взгляд на мать, но последовала за Элизабет по лестнице. Джейн присоединилась к ним, а леди Кэтрин пришлось остаться ждать миссис Рейнольдс.

Полковник Фицуильям рассмеялся.

– Элизабет не боится никого, – заметил он, когда миссис Рейнольдс и леди Кэтрин уже удалились наверх.

– Конечно, никого и ничего, – поддержал его Бингли. – Она даже замуж вышла за Дарси! Хотя, похоже, он стал мягче после женитьбы. Брак пошел ему на пользу.

– Женитьба, как мне кажется, пошла на пользу вам обоим. Может, и мне последовать вашему примеру? – задумался полковник.

Элизабет вернулась к нам, а вскоре и все дамы уже были в гостиной. Тётя и Энн были знакомы с Кэролайн и Луизой, и после обмена приветствиями тетушка начала бесконечный монолог, который был прерван лишь звуками прибывшей кареты.

– Кто там ещё? – удивилась она, глядя в окно.

– Это мои тетя и дядя, – радостно воскликнула Элизабет, вскакивая с места.

– Дядя стряпчий или дядя из Чипсайда? – с презрением поинтересовалась леди Кэтрин.

Элизабет ничего не ответила и поспешила вниз, чтобы поприветствовать гостей. Вскоре они появились в гостиной.

– Элизабет! Ты выглядишь прекрасно, – сказала миссис Гардинер.

Одета она была по последней столичной моде, и в ней был виден настоящий светский стиль.

– Просто расцвела, – добавил мистер Гардинер.

Было видно, что Элизабет получает удовольствие от удивления, невольно появившегося на лице Кэролайн. Мы обменялись взглядами, и мысли наши обратились к моей первой встрече с Гардинерами, когда их облик и манеры и для меня оказались сюрпризом.

Начался обычный разговор о дорогах, и Элизабет непринужденно сообщила, что приготовила для Гардинеров коляску.

– Я приготовила, как вы просили, фаэтон и пару лошадей. Как только вам захочется, сможем вместе – мы пешком, а вы в коляске – прогуляться по парку.

– Фаэтон, запряженный парой лошадей? Это зачем? Экипаж для прогулок? Я тоже хочу насладиться прогулками. Я обожаю объезжать здешний парк. Я, без сомнения, научилась бы править коляской, если бы сэр Льюис показал мне, как это делается, и достигла бы в этом совершенства, – напомнила нам леди Кэтрин о своих талантах. – Сэр Льюис так и говорил мне. Вы обязательно должны сообщить мне, когда задумаете ехать. Я поеду с вами. И Энн тоже.

– Но в коляске только два места, – напомнила Элизабет.

– Тогда только Энн поедет со мной.

– Я уверена, что вашей светлости прогулка не доставит удовольствия, – не отступалась Элизабет. – Мы ведь не только спустимся к реке по лужайке, но потом пойдем по лесу.

– И что тут необычного? – у леди Кэтрин имелись свои соображения. – Я получаю огромное удовольствие, гуляя в этом лесу. Когда моя сестра была жива, мы часто совершали такие прогулки.

– Многое изменилось с тех пор. Как вы сами сообщили мне, моё появление здесь осквернило окрестности, – слова Элизабет прозвучали с вызовом.

Тётушка моя не нашлась, что ответить. Никогда в жизни я не наблюдал ситуацию, в которой бы она не знала, что сказать. Но всё когда–нибудь бывает впервые.

Однако не так просто было с ней справиться. Через минуту она уже оправилась от изумления и спросила: – Я правильно поняла, что ваша мать и сёстры тоже приедут?

– Да, они скоро будут.

– Все?

– Именно так.

– Даже та, что сбежала с сыном управляющего поместьем Дарси?

– Да, и Лидия тоже, – ответила серьезно Элизабет, но глаза её улыбались.

– Я слышала, что ваша мать согласилась принимать её в Лонгборне после столь позорящего семью проступка. Это ведь не так, не правда ли? Слухи, уверена, были ложными. Ни одна мать не оставит без последствий столь безнравственный поступок дочери. Она навсегда отвергнет её, чтобы та осознала глубину своего падения.

Её представления о характере миссис Беннет были полностью ошибочными, что и подтвердилось вскоре. Миссис Беннет прибыла сразу после брата и его жены. Её мнение о поведении Лидии было не просто положительным – она была в восторге от дочери.

– Леди Кэтрин, какое удовольствие снова видеть вас, – начала она, присев в реверансе. – Кажется, только вчера вы посетили наш Лонгборн, принеся весточку от Шарлотты и оказав нам любезность, завернув в поместье. Если бы тогда вы сообщили мне новость, которую теперь уже знают все, я бы ни за что в неё не поверила. Моя Лиззи выйдет замуж за мистера Дарси! Но, с другой стороны, что тут удивительного? Она всегда была необычной девушкой, любимицей отца. Хотя Джейн более красива, у Лиззи – больше ума. И я не должна больше называть её Лиззи, её следует называть миссис Дарси. Миссис Дарси! Как восхитительно это звучит. Подумать только, хозяйка Пемберли! Я всегда была уверена, что её ждет счастливая судьба. Пемберли – прекрасное поместье. Я даже не представляла, насколько оно прекрасно. По сравнению с ним Лукас–Лодж выглядит простовато. Пемберли даже лучше, чем величественный дом в Стоуке. Что до Пурвис–Лодж, то крыша там самая ужасная из всех, что я видела, а Лиззи – миссис Дарси – уверила меня, что кровля в Пемберли самая лучшая в здешних краях.

– Я уверен, что она позволит вам забраться на чердак и всё там осмотреть, если вы хорошенько попросите, – прервал её восторги мистер Беннет, он подошел к Элизабет и поцеловал её. – Как ты, Лиззи? Выглядишь прекрасно.

– Всё хорошо, папа.

– Дарси не обижает тебя?

– Что ты!

– Это хорошо. Мне не придется вызывать его на дуэль.

– Я надеюсь, что вместо этого вы присоединитесь ко мне на рыбалке.

– Не сомневайтесь, с превеликим удовольствием.

– Приглашение, без сомнения, распространяется и на вас, – обратился я к мистеру Гардинеру.

– Для меня это будет неописуемой радостью.

– Как тебе нравится моя шляпка, Лиззи? – Лидия не могла долго оставаться без внимания. – Ну разве не восхитительная? Я купила её только вчера.

– Тебе не стоило попусту тратить деньги, – заметила Элизабет.

– Я стараюсь экономить, – не смутилась Лидия. – Там было целых три шляпки, которые понравились мне, а я купила только одну.

– Из прочитанного мною ясно следует, что экономность не является естественной чертой женщин, – просветила нас Мэри. – Они усваивают её, только строго следя за тем, чтобы их расходы не превышали доходов.

– Отлично сказано, Мэри. И вовремя прозвучало, – похвалила дочь миссис Беннет и тут же повернулась к полковнику Фицуильяму. – Какая мудрая девушка. Я даже не знаю, сколько книг она прочла. Она сделает счастливым какого–нибудь солдата, став его женой.

Впервые в моей жизни я видел кузена смущенным. Никто не ждал от него ответа, однако пока Лидия отошла к зеркалу и стала любоваться своим отражением, миссис Беннет завершила свои приветствия, обратившись к моей тетушке.

– Когда вы покидали нас после вашего визита в Лонгборн, леди Кэтрин, я чувствовала себя как та кошка, что видела королеву на балу, а вот теперь мы родственники.

– Никакие мы не родственники, – с негодованием отвергла тетушка.

– Конечно же, родственники. Ведь ваш племянник женился на моей дочери. Теперь мы в каком–то смысле двоюродные сестры. Ах, сестра леди Кэтрин! Вы бы видели, как завидовала мне леди Лукас, которой я объяснила всё это. Она–то не настоящая благородная дама, она стала леди только тогда, когда сэру Уильяму пожаловали титул баронета после его обращения к королю. До этого она была просто миссис Лукас, а муж её был всего лишь торговцем из Меритона. Его титул придал ей вес в обществе, но происхождение–то даёт себя знать.

– Этого никогда не скроешь, – многозначительно произнесла леди Кэтрин, взглянув на миссис Беннет.

– А это и есть девица, что сбежала с сыном управляющего? – она обернулась к Китти.

– Нет, что вы, – Китти покраснела.

– Это младшая из оставшихся со мной дочерей, – представила миссис Беннет. – Такая умница! А какие манеры! Да ещё скоро станет красавицей. Попомните мои слова, она вскружит головы многим джентльменам ещё до того, как станет взрослой. Капитан Денни был увлечен ею, и ещё пара офицеров оказывали ей знаки внимания. Хоть она и такая молодая, но...

– Быть этого не может, – перебила её леди Кэтрин и устремила взор на Лидию.– Да вы же ещё ребенок.

Лидия даже не повернулась к леди Кэтрин, а сняв шляпку, стала взбивать кудри перед зеркалом.

– Что за глупости вы говорите! – заметила она. – Я замужем уже четыре месяца. Мы обвенчались с моим дорогим Уикхемом ещё в сентябре. Да, я уже матрона.

Она, наконец, обратила лицо к леди Кэтрин: – Я так рада встретить вас, – сказала она, милостиво подавая руку так, будто она была графиней, а моя тётя – женой фермера.

– Мой дорогой Уикхем всё рассказал мне о вас.

– В самом деле? – грозно вопросила леди Кэтрин, не обращая внимания на протянутую руку.

Лидия, в свою очередь не обратив никакого внимания на выпад леди Кэтрин, опустила руку и повернулась к полковнику Фицуильяму. Затем точно так же подала руку ему.

– Ах! Офицер. Как приятно моему сердцу увидеть красный мундир. Он напоминает о моём дорогом Уикхеме.

– Я всегда обожала мужчин в красном, – поделилась миссис Беннет с леди Кэтрин. – Лидия пошла в меня.

– К сожалению всех тех, кто ищет хоть немного смысла в беседе, – вздохнул мистер Беннет. – Дарси, у вас же есть бильярдная?

– Конечно, сэр. Позвольте показать вам её. Джентльмены?

Сказав это, я дал им шанс на спасение.

– Моя жена постоянно веселит меня таким вот образом, – поделился со мной мистер Беннет, когда мы вышли из комнаты, – а Лидия пошла в неё. У меня были большие надежды на Мэри, что и она станет развиваться в том же направлении, но она явно перестала глупеть, потому что чаще бывает на людях и не страдает больше от сравнений со своими сестрами. Хотя её сегодняшние высказывания показывают, что изрядная доля глупости всё ещё осталась. Китти тоже не вселяет надежд на то, что станет похожей на мать. Она стала настолько разумной, что проводит много времени в Незерфилде с Джейн, а это прямой путь стать серьезной молодой леди.

Мне всё ещё нелегко воспринимать манеру, с которой мистер Беннета говорит о своих дочерях, но поскольку насмешливое его отношение к серьёзным вещам помогло сформировать живой характер Элизабет, вряд ли мне стоит жаловаться на это или быть недовольным.

16 декабря, вторник

Как и было обещано, Элизабет покатала свою тётю по поместью. Вернулись они с ярким блеском в глазах и здоровым румянцем на щеках.

– Вам всё ещё нравится Пемберли, так же как при первом визите?– поинтересовался я.

– Гораздо больше, – ответила она. – Тогда это было просто прекрасное поместье, а теперь это дом, в котором живет моя племянница Элизабет.

– Должно быть, это замечательный способ видеть вещи, – заметила Энн.

Она явно о чем–то задумалась. Элизабет поняла это и тут же предложила: – Вы должны прокатиться со мной сегодня днем.

Я был благодарен ей за это – у Энн было не так много развлечений в жизни.

Они отправились на прогулку после обеда, и хотя поездка оказалась короче утренней, они вернулись заметно посвежевшими и оживленными.

– Я думаю, мои представления об Энн были неверными, – позже призналась Элизабет. – Я всегда считала себя способной объективно судить о людях после первой же встречи с ними, но в этом году я всё время ошибаюсь. Я совершила ужасную ошибку в отношении вас, а теперь, я думаю, я ошибалась по отношению Энн. Я посчитала её болезненной и безвольной, но теперь я думаю...

Она неожиданно замолчала.

– И что вы думаете теперь? – спросил я.

– А теперь я думаю, что вы друг друга стоите, – закончила она развеселившись.

– Жаль, что вы не сказали мне это раньше – я бы лучше на ней женился, – я не упустил случая подразнить её.

Никогда до встречи с Элизабет ни я никого не дразнил, ни меня никто не поддразнивал. Но я учусь быстро.

– Не такая уж она беспомощная и безвольная, мне кажется. Удивительно, но чем дальше от дома мы отъезжали, тем более раскованной она становилась.

– В детстве она была очень живой и активной, пока однажды зимой очень сильно не простудилась; с тех пор она не перестаёт кашлять. Тётушка сразу забрала её из школы и не пустила обратно, заявив, что она слишком слаба для жизни в пансионе.

– Ах, вот как. И она с тех пор оставалась одна в Розингсе с леди Кэтрин?

– У неё была компаньонка.

– Какая же это должна быть компаньонка, чтобы ужиться с леди Кэтрин.

Я не возражал.

– О чем вы разговаривали с Энн?

– Для начала, поговорили о парке. Она с радостью вспоминала о том, как вы в детстве играли в нём во время её визитов. Она показала мне место, где она потеряла свою любимую куклу, а потом место, где её нашел полковник Фицуильям, хотя тогда он, конечно же, не был полковником. Но он, судя по её отзывам, был хорошим мальчиком. Вряд ли его радовало, что за ним повсюду следует маленькая девчонка, но он, похоже, был очень добр с ней.

– Он всегда покровительствовал ей.

– А потом мы поговорили о книгах. Она очень начитана, и нам было что обсудить. Думаю, ей лучше почаще бывать вдали от матери. Я попрошу тетю Гардинер завтра опять покатать её. Между нами, мы должны постараться разделить Энн и леди Кэтрин на время их визита.

18 декабря, четверг

Каникулы в Пемберли, похоже, нравятся всем гостям. Каждый нашел занятие по душе. Миссис Беннет находит удовольствие в ежедневных прогулках по имению, объезжая его вдоль и поперек. Она с восторгом запоминает пейзажи, предвкушая, как поразит своими описаниями их великолепия всех соседей по возвращению в Лонгборн. Лидия развлекается тем, что кокетничает с садовниками. Бесполезно удерживать её от этого, но в результате она много времени проводит на свежем воздухе. Мистер Беннет наслаждается покоем в библиотеке и выходит из своего убежища, только чтобы отправиться на рыбалку. Леди Кэтрин не жалеет своего драгоценного времени на длинные беседы с Китти и Мэри о правилах поведения юных леди в обществе. Китти с таким трепетом относится к моей тётушке, что часами с выражением восторга внемлет её речам, и это весьма льстит леди Кэтрин. Мэри тоже слушает внимательно и время от времени вставляет собственные глубокие мысли, родившиеся при чтении книг. Кэролайн и Луиза заняты просмотром и обсуждением журналов мод, а мистер Хёрст большую часть времени проводит в полудреме.

Энн в полной мере воспользовалась представившейся возможностью избежать пристального внимания матери. Она совершает частые прогулки по знакомым ей с детства окрестностям, в которых её сопровождает полковник Фицуильям. Кашель стал редким, и она уверена, что такое времяпрепровождение идет ей на пользу.

Когда у всех есть свои занятия, мы: Элизабет, я, Джейн, Бингли, Джорджиана и чета Гардинеров – приятно проводим время.

20 декабря, суббота

Мы с Элизабет вместе с Джейн и Бингли сегодня утром отправились посмотреть поместье милях в десяти от Пемберли. Отличный дом с прекрасным видом. Мы объехали всё вокруг, и Джейн с Бингли загорелись желанием переехать сюда.

– Если не найдется ничего лучше, то, думаю, можно покупать этот дом, – подвел итог Бингли.

– Видно, что ты успешно учишься покупать дома – уже знаешь, на что обращать внимание, – похвалил я Бингли. – Год назад ты купил бы его, не раздумывая.

– Теперь это для меня невозможно, – подтвердил он, качая головой. – Если я чему и научился у тебя, Дарси, так это тому, что абсолютно невозможно купить дом, не поинтересовавшись состоянием каминов!

– Я заклевал в своё время Бингли за то, что он не задал ни одного серьезного вопроса,выбирая Незерфилд, – пояснил я, уловив вопросительный взгляд Элизабет.

– Это просто замечательно, что он не стал задавать слишком много вопросов, – заметила Элизабет, – иначе мы могли бы никогда не встретиться.

Мы вернулись домой, где нашли миссис Беннет, обсуждавшую с миссис Рейнольдс столь важные вопросы, как размеры комнаты для танцев и во сколько обошлись шторы на окна в ней.

Энн была в гостиной с миссис Гардинер, оттуда доносился их смех. В гостиную мы и направились.

Энн выглядела гораздо лучше, чем по приезде. В ней появилась жизнерадостность, которой не было и в помине раньше, когда леди Кэтрин своей властностью парализовала её активность, а мысли были заняты тем, что ей придется выйти замуж за меня.

– Понравился вам дом, который вы смотрели?– поинтересовалась миссис Гардинер.

– Да, очень понравился, – ответила Джейн. – Он меньше дома в Незерфилде, но всё же достаточно большой.

– Меньше чем в Незерфилде? – ужаснулась миссис Беннет, появившись в гостиной. – Тогда не подойдет.

– Но зато недалеко от Пемберли, – возразила Джейн.

– Это серьезное достоинство. Я смогу навещать вас обеих за один приезд. Сначала побуду у Лиззи, а потом, дорогая Джейн, поживу у вас. Для визита к одной дочери Дербишир слишком далеко, но оказывается близко, если позволяет увидеть сразу двух дочерей. Могу пообещать, что буду проводить у вас все своё время.

– Парк показался мне небольшим, – вдруг засомневался Бингли, бросая недвусмысленные взгляды на Джейн.– Да, и крыша мне не понравилась.

– Если крыша нехороша, я бы не стала и думать о таком доме, – согласилась миссис Беннет. – Тогда лучше оставаться в Незерфилде.

22 декабря, понедельник

День выдался дождливым. Леди Кэтрин удалилась в свои покои сразу после обеда. Китти и Лидия занялись переделкой своих шляпок, а миссис Беннет, чтобы не терять время, наставляла Китти, объясняя, что когда та выйдет замуж, дом её должен быть не хуже Пемберли. Мистер Гардинер и мистер Беннет играли в шахматы, а миссис Гардинер увлеклась альбомом с гравюрами.

– Кто–нибудь желает сыграть на бильярде? – обратился к оставшимся незанятыми мужчинам полковник Фицуильям.

– Дарси сыграет с вами, а я с удовольствием посмотрю, – отозвалась Элизабет. – Энн, присоединитесь к нам?

Энн приняла приглашение, и мы вчетвером переместились в бильярдную. Но, как только мы оказались там, у Элизабет разболелась голова, и она попросила меня проводить её в гостиную.

Однако, стоило двери бильярдной закрыться за нами, головную боль у Элизабет как рукой сняло.

– Я думаю, Фицуильяму и Энн будет лучше без нас, – объяснила она.

Я с удивлением посмотрел на неё.

– Его надо чуть–чуть подтолкнуть, чтобы он понял, что влюблен в Энн.

– Фицуильям влюблен в Энн?

– Я думаю, это взаимное чувство, и они отлично подходят друг другу. Она не сводит глаз с него, когда он в комнате, и обязательно упоминает его, о чем бы ни говорила. Со своей стороны, он с детства был влюблен в неё. Это была бы отличная партия, и, к тому же, брак по любви. Ему нужно жениться на богатой наследнице, а Энн унаследует Розингс и всё семейное состояние.

Её объяснения привели меня в ещё большее недоумение.

– Откуда вам известно, что ему необходимо жениться на богатой наследнице?

– Он сам мне рассказал.

– Когда это?

– В Розингсе, когда все мы были там на Пасху. Полагаю, он хотел уберечь меня от бесплодных иллюзий и дал мне понять, что не следует ожидать от него предложения руки.

– Какими же самонадеянными мы были! Мы оба верили, что вы ждете предложения от кого–то из нас.

– Возможно, я была бы не против получить его от полковника, – подколола она меня.

– Любовь моя, предупреждаю вас, что я очень ревнивый муж. Кузену будет запрещено появляться в Пемберли, если вы сейчас же не признаетесь, что вовсе не надеялись на предложение полковника, – решительно заявил я в ответ.

– Отлично, признаюсь, что я пошутила и вовсе не ждала предложения от полковника Фицуильями. А вот Энн, уверена, ждет.

– А ведь это могло бы быть неплохо, – начал наконец соображать и я. – На самом деле, чем больше я думаю, тем больше мне нравится такой поворот событий.

– И это понравится леди Кэтрин.

– Так вы это всё затеяли, чтобы доставить удовольствие леди Кэтрин? – задал я невинный вопрос.

– Мистер Дарси, вы становитесь таким же невыносимым, как ваша жена, – улыбнулась Элизабет.

– Но я не уверен, что леди Кэтрин будет довольна, – засомневался я.

– У неё не получится придраться к его происхождению.

– Возможно, и нет, но он младший сын, ему ничего не достанется в наследство, – напомнил я.

– Но состояния Энн хватит на двоих.

– У него нет поместья.

– Будет жить в Розингсе, – парировала Элизабет.

– Отправив леди Кэтрин во вдовий дом.

– И это вместо того, чтобы остаться хозяйкой Розингса, выдав Энн замуж за вас и сделав её, таким образом, хозяйкой Пемберли.

Мы оба представили, как леди Кэтрин отреагирует на известие, что ей придется переехать в дом, предназначенный для вдовы хозяина.

– А вы уверены, что у Энн хватит смелости сообщить всё это матери? – спросил я

– Интересно будет увидеть.

25 декабря, четверг

Разве можно было вообразить на прошлое Рождество, которое мы с Джоржианой праздновали в Лондоне, что год спустя я буду уже женат. Пемберли сейчас выглядит очень праздничным: зеленые гирлянды обвивают перила, а ветки падуба с красными ягодами украшают рамы картин и свешиваются с подсвечников.

Нас разбудили запахи праздничных пирогов, распространившиеся по всему дому. После завтрака мы все отправились в церковь. Погода была солнечной, и мы с Элизабет и Джейн с Бингли решили идти пешком, остальные гости разместились в карете.

– Это напоминает мне прогулки, которые мы совершали вместе, когда были только что помолвлены с Джейн, – вспоминал Бингли под хруст наледи у нас под ногами. – Только тогда не было так холодно.

– Вам было куда как лучше – вы же уже официально были женихом и невестой. Вы могли проводить время наедине и разговаривать друг с другом, не обращая внимания на окружающих. А мы с Элизабет даже сидеть рядом не могли.

– Зато у вас отлично получалось заблудиться сразу за порогом дома, – напомнил Бингли с улыбкой.

– Такие уж там тропинки, – попыталась оправдаться Элизабет.

– И наша матушка очень помогла вам, настаивая, чтобы ты отвлекала внимание этого джентльмена от нас, – добавила Джейн.

– Не было в моей жизни большего огорчения, – заявила Элизабет и залилась смехом.

Мы дошли до церкви и вошли внутрь. Все наши гости уже были здесь, и как только мы разместились на скамьях, служба началась. Всё было красочно и соответствовало общему настроению праздника. Леди Кэтрин вполголоса критиковала псалмы, содержание проповеди, недостаточный свет от свечей и состояние молитвенников, но остальные были увлечены службой.

Потом нас ждал праздничный обед, и мы развлекались весь вечер, играя в шарады. Кэролайн выбрала своим напарником полковника Фицуильяма, но позже Элизабет постаралась отвлечь его внимание, предложив ему открыть танцы в паре с Энн. Они выглядели замечательной парой и сумели успокоить волнения леди Кэтрин по поводу возможного кашля Энн.

Китти танцевала с мистером Хёрстом, и даже Мэри потанцевала, хотя решительно заявила, что танцы это совершенно бессмысленное занятие, и она с большей пользой провела бы время, читая книгу.

Когда праздник закончился и все гости разошлись по своим комнатам, мы поднялись к себе.

– Устали? – спросил я.

Вместо ответа Элизабет подняла руку над головой, и я увидел в ней веточку омелы. Рождественская традиция предписывала обязательно поцеловаться под ней.

29 декабря, понедельник

Рождественские каникулы закончились. Леди Кэтрин и Энн уехали первыми в сопровождении полковника Фицуильяма. Элизабет надеялась, что будет объявлено о помолвке. Фицуильям и Энн проводили много времени вместе, но объявления не последовало.

Затем убыли Беннеты, а за ними и Джейн с Бингли.

– Вы непременно должны приехать в Незерфилд, – настаивала Джейн.

– И не забудьте привезти Джорджиану, – добавил Бингли.

Мы обещали им не затягивать с визитом.

И вот мы остались одни в доме.

– До чего же приятно принимать гостей, – сказал я, когда последняя карета покинула двор. – Но ещё приятнее их провожать.

Мы вернулись в гостиную. Джорджиана и Элизабет быстро нашли себе занятие, вспоминая праздники и обсуждая забавные поступки наших гостей. Джорджиана осторожно высказала пару шуток в адрес леди Кэтрин и сразу посмотрела на меня, чтобы узнать мою реакцию. Увидев, что меня это никак не задело, она расслабилась.

Она почти избавилась от своей робости и уже проявляет черты самостоятельной и уверенной в себе молодой женщины. За это, как и за многое другое, я должен быть благодарен Элизабет.

Март

Март

4 марта, среда

Утром приехали мистер и миссис Коллинз. Они пробудут у нас неделю, поскольку сочли более безопасным покинуть Кент и переждать вдали гнев леди Кэтрин. В этот раз в такое состояние тетю привело сообщение, что Энн решила выйти замуж за полковника Фицуильяма.

– Поначалу её светлость терпимо отнеслась к известию, хотя милостиво разделила со мной своё мнение, что предпочла бы видеть какого–нибудь более состоятельного джентльмена в роли своего зятя. Но у достопочтенного полковника есть старинное и славное имя, и она великодушно сочла подходящим его союз с представительницей её собственного древнего и благородного рода. Она была столь великодушной, что изволила предположить, что Энн станет самой элегантной невестой сезона. Мне удалось порадовать её светлость, уверив её, что мисс де Бёр украсит любую церковь своим венчанием.

– Но она резко поменяла своё мнение, когда Энн сообщила, что собирается продолжать жить в Розингсе и полагает, что леди Кэтрин надлежит переселиться в дом, предназначенный для вдовствующей матери, – сообщила Шарлотта.

– Леди Кэтрин решительно объявила это невозможным. Она почтила меня своим высочайшим доверием, сообщив, что не покинет дом только потому, что так пришло в чью–то бездумную голову. Она любезно разделила со мной мнение, что Энн – упрямая и неблагодарная девица.

– Энн напомнила ей, что если бы она была наследницей мужского пола, то матери пришлось бы покинуть дом после женитьбы наследника, на что её светлость ответила, что Энн – не мужчина, и поэтому она останется в доме. Я ожидала, что Энн уступит, – сказала Шарлотта, – Но она не пошла на попятный. Любовь сделал её решительной и сильной.

– Атмосфера, к сожалению, стала весьма напряженной. Больше всего я не люблю раздоры. Это оскорбляет человека моего сана столь ужасным образом, что мне трудно описать. Я попытался принести им оливковую ветвь мира, напомнив, что дом для вдовствующей матери очень хорош, в нем прекрасные комнаты, а окружен он великолепным садом. Но леди Кэтрин в ответ на мои слова примирения так глянула на меня, что моя отвага испарилась, и я вынужден был признать: «Но, конечно, он не такой, как сам Розингс». Я думаю, это пришлось по душе её светлости.

– Но не дочери, – уточнил я.

Лицо мистера Коллинза выразило глубокую печаль.

– Увы. Боюсь, для меня невозможно оставаться в одинаково хороших отношениях с обеими сразу, поэтому мы подумали, что нам лучше уехать.

– К тому же была и другая причина навестить вас: я хотела, чтобы вы увидели Элинор, – завершила рассказ мужа Шарлотта.

Няня принесла Элинор. Я никогда не испытывал особой радости при виде младенцев, но Элизабет пришла в восторг от этой малютки и взяла её на руки. Когда она обняла ребенка, её взгляд, направленный на меня, выражал такое умиление, что сердце моё замерло, а потом наполнилось нежностью. И внезапно дети стали для меня самой привлекательной и желанной вещью на свете.

Я думал, что прошедший год был самым лучшим в моей жизни, а теперь поверил, что нынешний станет ещё более счастливым.

Оглавление

ПРЕДИСЛОВИЕ ПЕРЕВОДЧИКА

Июль

Август

Сентябрь

Октябрь

Ноябрь

Декабрь

Январь

Февраль

Март

Апрель

Май

Июнь

Июль

Август

Сентябрь

Октябрь

Ноябрь

Декабрь

Март