КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706129 томов
Объем библиотеки - 1347 Гб.
Всего авторов - 272720
Пользователей - 124656

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

a3flex про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Да, тварь редкостная.

Рейтинг: 0 ( 1 за, 1 против).
DXBCKT про Гончарова: Крылья Руси (Героическая фантастика)

Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))

По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...

В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
medicus про Федотов: Ну, привет, медведь! (Попаданцы)

По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.

cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".

Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.

Итак: главный

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Dima1988 про Турчинов: Казка про Добромола (Юмористическая проза)

А продовження буде ?

Рейтинг: -1 ( 0 за, 1 против).
Colourban про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно

  подробнее ...

Рейтинг: +2 ( 3 за, 1 против).

Что же ты наделала, Софи Рот? [Гейл Форман] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Гейл Форман Что же ты наделала, Софи Рот?

© М. Приморская, перевод на русский язык

© ООО «Издательство АСТ», 2016

Софи поступила в Университет Задрипанвилля пятнадцать недель назад, и за это время успела уже не меньше дюжины раз мысленно воскликнуть: «Что же ты наделала, Софи Рот?» Впервые это произошло, когда мама высадила её у дверей общежития — кирпичного дома, увитого плющом, как и обещали в каталоге. Мотор машины, взятой напрокат, ещё не успел заглохнуть, а Софи уже догадалась, что мысль об учёбе в деревенском колледже в самом в центре страны — это не пастораль, как она расписывала друзьям в Бруклине, — а нечто настолько незнакомое и чуждое, как если бы она вдруг решила подать документы в Университет Бейрута. Вместе с ощущением тяжести в животе наконец наступило прозрение. Хотя какое там прозрение, когда всё и так очевидно. И для друзей Софи, которых это решение озадачило, и для её матери, которую оно ничуть не удивило.

Втаскивая чемоданы в общежитие, Софи старалась не выдать свои истинные чувства, чтобы не расстраивать маму. Ведь Софи отправилась в Университет Задрипанвилля вовсе не из-за пасторального пейзажа.

Второй молчаливый возглас «Что же ты наделала, Софи Рот?» раздался позже в те же выходные, когда она знакомилась с соседками по общежитию. Девушки были милые, симпатичные, радушные. Но в первый же вечер (посиделки с пивом и пиццей, корка толщиной с большой палец) Софи пришлось произнести «я шучу» раз шесть, не меньше. Так продолжалось до тех пор, пока она не поняла, что сарказм — нечто вроде диалекта, который доступен далеко не всем. «Ты такая городская», — то и дело говорила одна из Кейтлин (их тут было трое). И Софи никак не могла понять, пытаются её обидеть или нет?

Она-то думала, что будет здесь в роли девушки-загадки — в конце концов, она ведь и правда городская. Но загадочными и непостижимыми оказались девчонки из маленьких посёлков на Среднем Западе, всю жизнь мечтавшие поступить в колледж, где учились их родители.

Да и парни были не лучше. Здоровые зубастые типы, которых звали Кайл, Коннор или ещё как-нибудь в том же духе. В начале семестра один из них пригласил Софи, как она думала, на свидание. А оказалось, поиграть во фрисби. Софи поворчала немного, но потом, как ни странно, втянулась, стала принимать пасы и выкрикивать оскорбления в адрес команды-соперника. На обратном пути к общежитию Кайл или Коннор сказал ей: «А ты боевая девчонка, я смотрю». И тут уж Софи не сомневалась, считать это оскорблением или нет.

Тогда мысленный возглас «Что же ты наделала, Софи Рот?» раздался в четвёртый раз. Или, может, в пятый? С местными парнями такое случалось не однажды, и она уже начала сбиваться со счёта. А надежду и вовсе потеряла.

* * *
Но за сегодняшний вопль «Что же ты наделала, Софи Рот?» винить некого, кроме себя самой. Экзамены закончились два дня назад, и большинство студентов разъехались на зимние каникулы.

На следующей неделе цены на билеты в Нью-Йорк снизятся вдвое, так что Софи пока пришлось остаться, груши околачивать. С утра она сдала учебники обратно в книжный магазин — и выручила за них всего ничего: как пояснил продавец, скоро должны выйти обновлённые издания. Софи попыталась вступить с бедолагой в дискуссию о необходимости перехода к электронным учебникам, которые будут обновляться автоматически, но из этого ничего не вышло — продавец отказался поддерживать разговор. На обратном пути на глаза ей попалось объявление: «Вечером во дворе колледжа состоится Рождественский концерт». И почему-то ей это показалось отличной идеей.

Когда же она наконец поймёт, что поначалу многое кажется заманчивым, но даже самого поверхностного анализа обычно хватает, чтобы выяснить: все эти якобы отличные идеи далеки от совершенства. Возьмём, к примеру, коммунизм. На первый взгляд прекрасная идея: все со всеми делятся, никто не голодает. Но стоит хорошенько поразмыслить — и приходишь к выводу, что для осуществления этой идеи потребуется нечеловеческая способность к взаимодействию. Ну или куда более человеческая способность к тоталитаризму. Да и от своей бабушки Любы Софи наслушалась достаточно историй об очередях за хлебом, телефонных жучках и ГУЛАГе, чтобы отчётливо представлять себе, к чему всё это может привести.

Рождественский концерт? Надо было догадаться, чем всё это обернётся. Главный смысл рождественского концерта — участие в нём. Но, во-первых, Софи — еврейка. Ей и так пришлось пропустить Хануку, что само по себе уже плохо. А если в последнюю ночь еврейского праздника она вдобавок будет воспевать рождение Иисуса… Нет. Вот просто нет — и точка. Даже если бы в программу включили «I Have a Little Dreidel»[1] (хотя этого произойти не могло: в Задрипанвилле дрейдл был диковиной похлеще метеорита), Софи всё равно не стала бы петь. Только не на публике. Только не здесь.

В её защиту можно сказать, что сами по себе рождественские гимны ей нравились — нет, не ужасные заунывные песнопения, раздававшиеся из колонок в супермаркетах, а те, где голоса сливались в прекрасной гармонии. Софи вспомнила, как впервые услышала людей, поющих рождественские гимны на улице, под окнами её квартиры в Бруклине. Их голоса звучали так гармонично, что она спросила у бабушки, не ангелы ли это? «Нет, милая, — ответила Люба, — просто гои».

В самом концерте не было ничего плохого, пели прекрасно. Но ничего похожего на волшебство или ангельское пение. А ещё все были в рождественских свитерах с изображениями Санты и оленя Рудольфа… У одной девушки на груди даже мигала огоньками ёлка. В Нью-Йорке так вырядиться можно разве что в шутку. А тут-то всё на полном серьёзе. От чистого, чтоб его, сердца.

И гимны тоже. Не то чтобы Софи ожидала услышать, к примеру, «Динь-динь-динь, Бэтмен — сгинь, а Робин снёс яйцо». Кажется, так они переиначивали «Jingle bells» в младших классах? И всё же с такими горящими глазами и воодушевлением петь про маленьких барабанщиков, так вкладываться в «па-рам-пам-пам-пам»… Да ещё и эти свитера. Невыносимо.

— Нед Фландерс[2] кругом какой-то, — пробурчала Софи себе под нос, что в последнее время случалось всё чаще. Когда она призналась в этом Зоре, подруга предупредила её, что так можно и Сумасшедшей Кошатницей[3] стать. Софи только расхохоталась в ответ, но потом вспомнила о маме, которая осталась одна в окружении скульптур, а теперь ещё и в компании Любиных кошек. Смеяться как-то сразу расхотелось.

— Эй, ты что-то сказала про Неда Фландерса?

Кто-то застукал её за «сумасшедшим кошатничеством»? Ох. Софи стало так стыдно, будто она по двору голышом бегала. Она сделала вид, что не слышала вопроса.

— Точно-точно. Ты говорила «Нед Фландерс то-то и то-то».

Софи обернулась. Футах в трёх от неё стоял один из чёрных парней из кампуса. Она мысленно выругала себя за такое определение — в конце концов, она сама выросла в Бед-Стае[4]. Но тут оно казалось вполне уместным, ведь чёрных студентов в колледже набралось не больше двадцати, и многие из них учились на бесплатном, как и Софи. Это выяснилось, когда она столкнулась с ними в самом начале учебного года, на приёме у декана в честь поступивших с отличием. Поначалу приглашение на мероприятие ей польстило, но уже на входе Софи получила кучу буклетов с программами «работа-учёба»[5] и поняла, что это просто общий сбор стипендиатов. Забившись в укромный уголок, она стала подслушивать, как парни из баскетбольной команды (оказалось, баскетбол был здесь в чести, что её удивило) обмениваются впечатлениями и пересказывают друг другу самые дурацкие замечания из тех, что успели нахватать за первую неделю учёбы. Софи до смерти хотела добавить ещё парочку реплик от себя, но сдержалась. Поскольку она ощущала себя в меньшинстве, ведь она всё-таки белая.

«Интересно, этот парень был на том приёме? Он смотрит так, словно меня знает».

— Не говорила, а скорее бормотала, — пробурчала она в ответ.

Парень рассмеялся так громко и искренне, что в сердце Софи на секунду закралась робкая надежда: может, шутка всё-таки удалась? Но ей на смену тут же пришли сомнения, ведь местные не понимали её юмора. Скорее всего, смех начинал звучать сразу же, как только за ней захлопывалась дверь. И вот это больше всего бесило Софи. Дома людям хотя бы хватало вежливости, чтобы не рассмеяться ей в лицо.

Зря она пошла на этот концерт, очень зря.

Софи развернулась, чтобы уйти, и тут почувствовала, как огромная ладонь легла ей на плечо.

— Прости. Не хотел к тебе лезть, честно. Просто думал о том же, что и ты.

Софи оглянулась.

— Ты думал про Неда Фландерса?

Она ждала услышать в ответ «диддли-о»[6] или что-то вроде того. Кайл или Коннор наверняка выдал бы именно это. А потом спросил о её специальности. Но этот парень только улыбнулся. Его губы медленно расползлись в усмешке, слишком жаркой для такой холодной ночи.

— Да, про Неда Фландерса. И не только.

И это «не только» прозвучало так двусмысленно, что щёки Софи запылали.

— Рассел, — парень протянул ей руку в перчатке без пальцев.

Она посмотрела на него, вверх: очень уж он высокий. Выше Софи на целый фут, если не больше, а ведь её рост — пять футов и пять дюймов. В баскетбол играет, наверно. Может, он тоже учится на бесплатном, как и она? Эта мысль успокаивала, как и его рукопожатие — твёрдое, но не сокрушительное; он явно был не из тех, кто девушке руку готов сломать, лишь бы доказать, что считает её равной.

— Софи, — отозвалась она.

— Итак, Софи, — он широко развёл руки, — что же привело тебя сюда?

Вопрос в духе «какая у тебя специальность?», за которым скрывается совсем другой — «что ты тут забыла?» Софи ненавидела, когда её спрашивали о специальности. (Да не выбрала я пока! Сейчас же только первый семестр первого курса идёт. Я вас умоляю! Не у всех жизнь распланирована наперёд ещё с пелёнок).

А вот что она тут забыла… Ещё год назад Софи понятия не имела об этом заведении, но школьный консультант посоветовал именно его, вероятно, взвесив все за и против и не понаслышке зная о том, какие астрономические бюджеты бывают порой у совершенно неизвестных колледжей. Ну и когда Софи предложили там очень приличную стипендию — намного больше, чем в других местах, — отказаться она просто не смогла. Не успев даже толком подумать о том, во что может вылиться вся эта пастораль, et cetera[7], она подала документы. И вот теперь ставила крестики в календаре, считая дни до выхода на свободу. (Да, она понимала, что драматизирует ситуацию, что должна быть благодарна за бесплатное обучение, которое вообще-то стоит пятьдесят штук баксов в год. Но сколько бы она ни убеждала себя, радости это не прибавляло.)

— Я верю в ценность классического образования, — выдала Софи один из своих стандартных ответов на надоедливые вопросы. Впрочем, она уже успела к ним привыкнуть. А заодно и к кочанному салату в столовой, и к сыру, которым тут посыпали все блюда подряд — независимо от того, сочетаются продукты или нет.

Рассел рассмеялся:

— Сюда — в смысле, на этот концерт имени Неда Фландерса в исполнении лучшего рождественского хора всех времён и народов.

В его тоне промелькнуло что-то такое… словно они с Софи были заодно. И её сердце дрогнуло.

— Провожу антропологическое исследование, — отозвалась она.

— Увлекаешься этнографией?

— Ага. Особенно меня интересуют свитера. Символическое значение аппликаций с огоньками.

Софи замолчала, ожидая увидеть непонимание на лице собеседника, а потом услышать «что, правда?», как часто бывало с Кайлом или Коннором. Тогда ей пришлось бы ответить «нет, я просто шучу», и разговор окончательно испортился бы.

Но Рассел с профессорским видом кивал, поглаживая подбородок.

— Полагаю, это часть ритуала ухаживания.

— Ухаживания?

— Да. Самец зажигает огоньки, чтобы привлечь самку и осуществить спаривание.

— Как светлячок? — спросила Софи.

— Да. Или рыба-удильщик, — подтвердил Рассел.

— А спариваться будут свитера или люди, одетые в них? Вот в чём вопрос.

Он фыркнул, и от его профессорского вида не осталось и следа.

— Кто знает, Софи! Но оба варианта пугают меня просто до чёртиков.

Софи засмеялась. Не похихикала из вежливости, а расхохоталась от души, едва не хрюкая. Давно такого не было.

— Если бы ты знала, чем заканчивается ритуал, тебе было бы не до смеха, — таинственно прошептал Рассел, прикрывая рот ладонью.

— Даже спрашивать боюсь, — Софи чуть подвинулась к нему, прислушиваясь и немного флиртуя, чего с ней тоже давно не бывало.

— Сигналом служит фраза «олень Рудольф, Красный нос». Стоит ей прозвучать, как все свитера… — он покачал головой. — Поверь, ты не захочешь это увидеть.

— Что? Оргию свитеров?

— Только представь: светящийся нос Рудольфа, красный и пульсирующий, символизирует…

— Поняла, поняла, — прервала Софи Рассела, со смехом пытаясь отогнать возникшие в голове картинки. — Я смотрю, ты успел подробно изучить эту тему.

— Ужас, правда?

Софи не совсем поняла, о чём это он. Имел ли он в виду свою теорию или то, как может выглядеть оргия с участием таких милых, опрятных, поющих людей?

Но когда несколько секунд спустя хор затянул: «Олень Рудольф, красный нос, ярко-красный нос…» — Софи и Рассел переглянулись и, не сговариваясь, рванули прочь.

Проблема в том, что пойти-то было и некуда. Пасторальный университет окружали сплошь леса и фермы. На территории кампуса — всего пара закусочных, да и те закрывались рано даже в разгар семестра.

Софи и Рассел стояли напротив двери студенческого союза. Она была открыта, но войти внутрь означало признать поражение, а после всего, что случилось за последние месяцы — или, может, минуты? — Софи не вынесла бы этого.

— У меня машина тут рядом, — Рассел достал ключи и нажал на брелок. Машина с техасскими номерами чирикнула; в салоне зажёгся свет.

— Надеюсь, я не окажусь потом на дне какой-нибудь каменоломни? — уточнила Софи для порядка. Она просто хотела показать, что храбрая девчонка из Нью-Йорка к первому встречному в машину не сядет, но тут же испугалась. «А что если Рассел неправильно поймёт? Ведь он чёрный. Глупости какие, не надо зацикливаться на этом. Вот Зора тоже чёрная, а я с ней так себя не веду. С другой стороны, Зора не парень…»

Но Рассел только ухмыльнулся и расстегнул две верхние пуговицы, показывая свитер. Просто серый, без рисунков.

— Ни оленей, ни огоньков. Можешь быть спокойна.

Рассел сразу завёл двигатель и тронулся с места. Похоже, он уже знал, куда собирается ехать, и это было здорово. Все немногочисленные вылазки Софи с Кайлом или Коннором каждый раз превращались в дурдом. Все галдели: «Чем хочешь заняться? — Не знаю; а ты?» И это сразу отбивало у Софи желание заниматься хоть чем-то.

В салоне было круто: сплошная кожа, запах новенького авто.

— Хорошая тачка, — одобрила Софи.

— Спасибо, — отозвался Рассел. — Отдали ненужную.

— Правда? Я так разве что шубу могу получить или коньки. Ну или яхту. Подсовывают свои старые яхты постоянно, спасенья уже от них нет.

— Понимаю, меня это тоже ужасно бесит, — рассмеялся Рассел.

На приборной панели Софи увидела кнопки управления сиденьем с подогревом. Она обожала такие сиденья. Обожала всё, от чего становилось теплее. В этих краях было на удивление холодно. Казалось, мороз пробрал её до костей да так там и остался. Софи могла минут двадцать простоять под горячим душем, но так и не согреться. Ей очень не хватало родной ванны.

— Может, раскочегарим сиденья? — спросила Софи.

— Для тебя я раскочегарю что угодно, — отозвался Рассел, и от одних этих слов её вдруг бросило в жар. А когда он включил подогрев, Софи и вовсе растаяла. Так тепло ей не было с самого начала зимы, которая наступила за день до Хэллоуина, словно по расписанию.

— Как насчёт музыки? — поинтересовался Рассел.

— Я за.

Он включил приёмник.

— Выбирай.

Софи огляделась в поисках айфона, пульта или чего-то в таком роде. Заметив это, Рассел пояснил:

— Он активируется голосом. Просто назови песню.

— О-о, магия, — восхитилась Софи, но с сожалением подумала, что теперь не сможет позволить себе роскошь покопаться в коллекции Рассела. Музыкальные вкусы самой Софи были такие, будто ей самой было лет пятьдесят. Словом, совпадали с мамиными. Но это как-то неловко. Что же любят нормальные люди? Зора слушала какую-то фолк-альтернативу, от которой Софи клонило в сон. Может, Канье Уэст[8]? Или это уже наглость? А что если Лорд[9]? Её же все любят, да?

— Ты не на экзамене, — напомнил Рассел. — Просто скажи, какая песня тебе больше всего нравится.

— «You Can’t Always Get What You Want», — выпалила Софи. Она хотела было пояснить, что это Rolling Stones, но Рассел уже попросил волшебную машину найти девятый трек с альбома «Let it Bleed». Несколько секунд спустя салон наполнился прекрасными звуками: сначала вступил хор мальчиков («Всё-таки это куда лучше сегодняшних гимнов», — подумала Софи), а следом раздался чудесный хрипловатый голос Мика Джаггера.

Так они ехали по тёмным просёлочным дорогам, под тихое пение Мика Джаггера. Софи шептала любимые строчки, изо всех сил стараясь не поддаться соблазну запеть во весь голос. Один из мысленных возгласов «Что же ты наделала, Софи Рот?» раздался как раз после опрометчивого решения исполнить в караоке «To Sir, with Love» в общем зале кампуса. «Наверное, стоило выбрать что-нибудь попроще, если у тебя нет слуха», — выдала тогда одна из девочек. Конечно, она сделала это из лучших побуждений, но в Нью-Йорке никто из друзей Софи — даже те, кто окончил музыкальную школу, — не считал себя вправе делать подобные замечания.

Софи не могла понять, куда же её везёт Рассел. Они просто ехали и ехали вдоль каких-то полей, и это было хорошо. Ладно, прогулка на машине под песни Stones в любом случае была самым лучшим свиданием Софи с начала учебного года. (Хотя это и не свидание вовсе. Или всё-таки свидание?)

Минут через двадцать Рассел свернул с шоссе. Сияя всеми огнями, точно маяк, посреди пустыря стояла закусочная. Самая настоящая старая добрая закусочная с алюминиевыми боками, похожая на огромный трейлер.

— Где это мы? — спросила Софи, когда колёса зашуршали по гравию парковки. Всё это было так неожиданно, словно ей вдруг без всякого повода вручили красиво упакованный подарок.

— Там, где готовят лучшие пироги в штате.

— Но откуда это здесь взялось? — невольно вырвалось у Софи. Вопрос был из серии «что ты тут забыла», только теперь речь шла о закусочных. Ведь на территории кампуса ей попадались только сетевые забегаловки: Applebee’s, Fridays и так далее.

— Из страны Оз, — ответил Рассел.

Прямо в точку. Ей как будто впрыснули что-то, и мир вдруг заиграл всеми красками, хотя последние несколько месяцев казался чёрно-белым. Пожалуй, теперь, когда у Софи будут спрашивать, откуда она приехала — знаете, таким чересчур заботливым и слегка подозрительным тоном в духе «где бы это ни было, мы рады, что сами не оттуда», — вместо «из Бруклина» (так по-городскому!) стоит отвечать «из страны Оз».

В стране Оз было не протолкнуться. Софи и Рассел еле нашли свободную кабинку. Официантка в джинсах и футболке с сенбернаром в шапочке эльфа шлёпнула на стол два меню. «Весёлого, мать его, Рождества», — прокуренным голосом прогудела она.

— И тебе того же, Лорейн, — отозвался Рассел. — Что у вас тут сегодня из вкусненького?

— Почему ты каждый раз меня об этом спрашиваешь?

— Мне нравится, как ты рассказываешь о пирогах.

— Ой, да перестань.

— А ещё я сегодня не один.

Официантка смерила взглядом Софи.

— Вот оно что, — Лорейн откашлялась. — У нас есть несколько особых пирогов: с банановым кремом, с арахисовым маслом, с бататом. Ещё вишнёвый очень хорош. Фрукты у нас замороженные, а вот вишни растут всего в двух милях отсюда.

Рассел повернулся к Софи.

— Ну что?

— А яблочный пирог у вас есть?

Лорейн посмотрела на Рассела.

— Серьёзно?

— Эй, я же не знал.

— Чего не знал? — спросила Софи, но никто ей не ответил.

— Значит, два яблочных, — записала Лорейн. — Как будете, à la mode или с сыром?

Софи поморщилась. Пирог с сыром. Может, ещё и подливкой полить заодно?

Рассел заметил её недовольство.

— А ты ела когда-нибудь яблочный пирог с сыром?

Софи помотала головой.

— И заранее уверена, что это невкусно?

— Да.

— Но ты ведь даже не пробовала.

— Ну, яблочный пирог с обрезками ногтей я тоже не пробовала, но вполне уверена, что он мне не понравится.

Рассел улыбнулся. Лорейн нетерпеливо постучала карандашом по блокноту.

— Мы возьмём по одному того и другого, — сказал Рассел официантке, а затем повернулся к Софи. — Держу пари, ты соблазнишься.

— Смотри не проиграй.

— Да я вообще люблю рисковать.

Он дразнит её, в этом Софи не сомневалась. Но только ли о пироге идёт речь?

— Это всё? — спросила Лорейн.

— Почти, — отозвался Рассел и заговорщицки подмигнул Софи. — Кофе, да?

— А как же.

— И два кофе, пожалуйста.

Когда Лорейн ушла, Софи огляделась по сторонам. Публика собралась самая разная: тут тебе и фермеры в рабочей одежде, и явно городские жители, хотя до ближайшего города больше сотни миль. Как же они все узнали про это место?

— Эта закусочная есть на сайте Yelp[10]?

— Я не уверен, что у неё даже название есть. Какой там Yelp.

— Как же ты её нашёл?

— Постучался трижды в четвёртый по счёту красный ангар слева по дороге, и кто-то шепнул мне адрес.

— Надо же, какая секретность.

— Ага. Место только для крутых ребят, — Рассел указал на пожилую пару за соседним столиком. — Никого, кроме своих.

Софи рассмеялась. Она в общем-то никогда нигде не была «своей», но последние месяца три ощущала это особенно остро.

— Я скучаю по таким закусочным.

— В Нью-Йорке отличные закусочные, — отозвался Рассел.

— Да уж. Мы с мамой иногда ходим туда на «ужин наоборот». Это…

— Завтрак вместо ужина, — перебил её Рассел. — Просто обожаю.

— И я тоже. Погоди, а как ты догадался, что я из Нью-Йорка?

Рассел не ответил, только расплылся в улыбке.

— А, ясно. Я же «такая городская».

— Городская?

— Мне это постоянно твердят. Правда, тут дело не в географии, а скорее в том, что я какая-то странная, на их взгляд. «Ты смотришь иностранные фильмы и говоришь с сарказмом, это так по-городскому».

Рассел на минуту задумался.

— Ты ешь острые блюда, это так по-городскому.

— Ты читаешь «Нью-Йорк таймс» не для учёбы, это уж точно по-городскому.

— Ты слушаешь джаз? Ничего себе, так по-городскому.

— Ты носишь чёрное, это так по-городскому.

— Ты сам чёрный, это так по-городскому. Правда, в этом случае они говорят «урбанистически».

Софи рассмеялась.

— Иногда мне кажется, что «городской» — это кодовое слово для обозначения евреев. Просто местные не осознают этого, потому что никогда раньше не видели евреев.

— Правда, что ли?

Правда. Когда Софи приехала сюда впервые, у неё спросили, какую церковь она посещает. Пришлось объяснить, что у евреев не церковь, а синагога (хотя сама она туда не ходит; её семья не настолько религиозна). Ей казалось, что это общеизвестный факт, но на самом деле многие были не в курсе. Мама положила ей с собой маленькую менору для Хануки, но та так и лежала в дальнем углу шкафа. Софи было страшно представить, сколько придётся всего объяснять, если всё-таки зажечь свечи.

Она задумалась, о чём из этого стоит рассказать Расселу, но тот уставился в телефон, а потом помахал Лорейн. На секунду Софи испугалась, что зашла слишком далеко (вечно она заходит слишком далеко) и он сейчас попросит счёт. Но он только спросил у официантки, есть ли у них хашбрауны[11]. «Такие, как оладьи, а не дольки».

— То, что дольками, называется хоум-фрайз[12]. Хашбрауны это и есть оладьи. У нас есть и то, и другое, — вздохнув, нетерпеливо объяснила Лорейн. Впрочем, Софи начала уже подозревать, что официантке нравится, когда Рассел испытывает её терпение.

— Ладно. В общем, нам хашбрауны с яблочным соусом и сметаной, — Рассел взглянул на Софи. — Правильно?

— Да, — с трудом выдавила Софи: у неё вдруг сдавило горло. Хашбрауны — это же, по сути, латке, с яблочным соусом и сметаной? Это же едят на Хануку.

— Откуда ты знаешь? — спросила она наконец, опомнившись.

— Есть такая штука — календарь называется. Гениальная вещь, оттуда столько всего можно узнать.

— Разве что дату. Но про латке там точно не пишут. Откуда же ты родом на самом деле?

Рассел усмехнулся.

— То есть чувак из Техаса никак не может знать про латке?

— Готова спорить, это нарушает сразу несколько законов штата.

Рассел засмеялся.

— Пожалуй, да. Ладно, сдаюсь. Я встречался с еврейкой.

Ясно.

— Значит, в Техасе есть евреи?

— Это было не в Техасе.

— Вот как.

Если подумать, его говор и правда не похож на техасский. Впрочем, когда она сказала, что приехала из Нью-Йорка, в кампусе все удивились. Видимо, её речь была не такой уж «городской».

— Так откуда ты на самом деле?

— На самом деле? Не уверен, что я вообще откуда-то на самом деле.

— А вот сейчас ты просто стараешься напустить туману.

— И как, получается?

— Вылитый Джеймс Бонд. Но даже он был откуда-то.

Лицо Рассела поскучнело.

— Я нигде не задерживался настолько, чтобы считать, что я оттуда.

И он выдал целый список мест, где успел пожить: Дубай, Сеул, Амман, Мехико, Северная Дакота, Колорадо. А в последнее время его домом стал Хьюстон в штате Техас.

— Отец занимается нефтяным бизнесом, — добавил Рассел.

— О, а я-то подумала… — начала Софи, и тут к ней, наконец, пришло осознание ещё одного очевидного факта: Рассел богат. Почему же она решила, что он учится на бесплатном, когда всё указывало на обратное?

— Что подумала? Что я «городской»? — он взглянул на Софи, и, похоже, обо всём догадался по её лицу. — А, ты решила, что я — качок с бесплатного отделения?

Голос Рассела звучал всё так же беспечно, но теперь в нём появились настороженные нотки. Его способ защиты, как фраза «я шучу» для Софи.

— Мне очень жаль, — сказала она. И это была правда. Более того, она вдруг ощутила какую-то опустошённость. Она уже свыклась с мыслью о том, что у неё с этим парнем есть что-то общее. А теперь оптимистический настрой, на крыльях которого она летала весь вечер, разбился о кирпичную стену.

— Ничего страшного, — отозвался Рассел, но на лице его читалось совсем другое. — Дай угадаю. Баскетбол.

Задумавшись, Софи потеряла нить разговора.

— Что? А, да. Кажется.

Рассел слегка кашлянул. Софи вздрогнула и подняла взгляд, рассчитывая увидеть в его глазах злость или насмешку. Но всё оказалось куда хуже. Рассел был, словно рождественская ёлка, на которой разом погасли все гирлянды. Софи стала в один ряд с другими тупыми комментаторами. Она разочаровала его. Ей хотелось объяснить, почему она так решила. Рассказать ему, что её лучшая подруга — чернокожая, и о детстве в Бруклине, и обо всех своих «городских» приключениях. Но не стала. Ведь он, в общем-то, тоже её разочаровал.

Неловкое молчание затягивалось, но тут подошла Лорейн с подносом, полным еды. Пирог с сыром. Пирог la mode. Хашбрауны с яблочным соусом. Вот только вместо сметаны официантка подала творог. «Кто бы сомневался», — подумала Софи.

Еда просто стояла на столе между ней и Расселом, постепенно остывая. Софи вдруг ощутила острый приступ одиночества, отверженности и тоски по дому. Пожалуй, этот мысленный вопль «что же ты наделала, Софи Рот?» был самым горьким из всех, звучавших до сих пор.

Она приехала сюда, чтобы получить знания, но почему-то чувствовала, что глупеет с каждой минутой. И эта неловкая ситуация — яркий тому пример. И дело не в том, что Софи не привыкла общаться с богатыми людьми. Правда, росла она в неприглядном, дешёвом квартале: ещё до её рождения мама сняла там квартиру по программе ограничения арендной платы[13]. Но со временем район преобразился. Когда Софи исполнилось десять лет, одна семейная пара выкупила особняк по соседству. Эти люди полностью переделали дом по своему вкусу и переехали туда вместе с дочкой, ровесницей Софи. Девочки быстро подружились, и потом на протяжении многих лет Ава постоянно предлагала заплатить за двоих — в кино, в ресторанах, в поездках за город. Поначалу эти «дружеские дотации», как их называла Ава, даже радовали Софи. Но со временем они стали тяготить её, остро напоминая об их неравенстве, о том, чего она лишена. Софи начала отказываться от «дотаций». Чем больше Ава настаивала, тем больше Софи обижалась. Наконец, в десятом классе они разругались в пух и прах. «Я тебе не оборванка какая-нибудь!» — закричала тогда Софи, и «дотации» прекратились. А вскоре умерла и дружба. Софи было совестно, но она не знала, как всё исправить.

Вот и сейчас совершенно неясно, как всё исправить. Но остывающая еда с немым укором смотрела из тарелок, намекая, что пора действовать. Рассел уже спас первую половину вечера. Он не только рассмешил Софи и помог ей улизнуть от оргии свитеров, но ещё и дал возможность хоть немного побыть собой. А ведь она даже не догадывалась, как ей этого не хватало. Странное дело: вроде в последнее время Софи успела соскучиться по множеству людей и вещей. А больше всего, оказывается, — по самой себе.

Глубоко вздохнув, она прервала молчание.

— Я подумала, что ты — такой же, как я. Вот что я хотела сказать.

Рассел снова посмотрел на Софи — уже прогресс, но на его лице читалось недоумение. Он явно не понимал, к чему она клонит.

И тогда Софи сказала ему то, чего не говорила здесь больше никому, хотя прекрасно знала, что стыдиться нечего. Наоборот, гордиться надо.

— Я учусь на бесплатном. Я думала… Надеялась, что если и ты тоже, то у нас может быть что-то общее.

Снова воцарилось молчание. Софи не знала, поможет ли её признание спасти вечер, но чувствовала, что сделала всё правильно. И вдруг Рассел произнёс:

— А кто сказал, что нет?

С этими словами он подтолкнул к ней пирог с сыром. «Это вызов или оливковая ветвь — знак примирения?» — подумала Софи, беря вилку. Сыр вздулся одним большим пузырём; пирог выглядел совершенно неаппетитно. И всё же она отломила небольшой кусочек и отправила в рот.

Господи. Боже. Мой.

Резкий вкус чеддера добавил корочке пикантности и оттенил сладость яблок. А потом она почувствовала удивительное сочетание: рассыпчатость, вязкость, сочность. И всё это окутано теплом.

Софи отломила ещё кусочек, побольше. Рассел с интересом наблюдал за ней. Когда третий кусок отправился в рот, он ехидно улыбнулся.

— Что? — спросила Софи.

— Похоже, я только что выиграл пари.

Они умяли пирог и почти все хашбрауны, которые, как оказалось, не так уж плохо сочетаются с творогом. Вскоре на тарелках кое-где остались только печальные островки мороженого. Когда принесли счёт, Софи потянулась за сумочкой, но Рассел покачал головой.

— Я собирался заплатить за двоих, ещё когда думал, что ты богата. А теперь вдруг каждый сам за себя? Попахивает снисходительностью.

Софи рассмеялась.

— Погоди, ты что, правда думал, что я богата?

Рассел сделал вид, что смутился.

— Получается, ничья? — спросила Софи.

— Я не веду счёт, — отозвался Рассел. — Но так определённо интересней.

Он положил пару двадцаток на стол.

— Спасибо, — сказала Софи. — За всё. Особенно за латке. Скорее всего, больше я их в этом году не поем.

— Почему?

— Сегодня — последняя ночь Хануки. Лавочка закрывается.

— Ты не собираешься домой на праздники?

— Только на Рождество и Новый год, но не на Хануку. Не в этот раз.

— И почему же?

Софи помолчала, думая, как бы лучше на это ответить.

— Двести шестьдесят семь долларов, — наконец сказала она. — Ровно настолько будут дешевле билеты на следующей неделе.

Софи даже поссорилась из-за этого с матерью, а это случалось нечасто. Вообще-то Софи привыкла экономить. Так уж повелось в их семье: дань необходимости, ведь жили они лишь на скудные мамины доходы. А если излишки и появлялись, их откладывали Софи на учёбу. Но прошлой зимой, когда она уже заполняла формы на поступление, у бабушки случился инсульт. Её рассудок помутился. Ни Софи, ни её мама не нашли в себе сил отдать Любу в государственный дом престарелых (порядки там слишком напоминали советские). И когда пять месяцев спустя бабушка умерла, от сбережений не осталось и следа. Нью-Йоркский университет, куда Софи мечтала поступить, согласился её принять и покрыть часть расходов на обучение. Но даже оставшаяся сумма была для их семьи неподъёмной. Так что щедрое предложение местного университета подоспело очень кстати.

Мама не смогла пригласить Софи домой на День благодарения, и вот теперь поездку снова пришлось отложить. Это были первые праздники без Любы. «Может, билеты — только повод? — размышляла Софи. — И мама просто не хочет ничего отмечать в этом году? Да и я, пожалуй, тоже».

Задумавшись об этом, она вдруг заплакала. О, господи, да что такое! Тут уж нельзя было не воскликнуть «что же ты наделала, Софи Рот?»

— Ты чего? — спросил Рассел.

— Да так, накатило, — всхлипнула Софи. — Сама не знаю, чего реву. Ханука — отстой. Ну пропущу её, подумаешь.

Рассел посмотрел на неё. С любопытством. С нежностью. С пониманием.

— А кто сказал, что ты её пропустишь?

Заговорив о Хануке, Софи и Рассел решили довести затею до конца: зажечь бабушкину менору, спрятанную где-то в глубине шкафа. Последний раз ею пользовались год назад, незадолго до Любиного приступа. Ханука тогда наступила очень рано и совпала с Днём благодарения, так что получилось настоящее семейное пиршество: тут тебе и индейка, и грудинка, и латке, и картошка, и пончики, и пирог на десерт. Но вспоминать об этом Софи позволяла себе не дольше секунды. Такие мысли обжигали, словно раскалённый горшок, который можно ненадолго схватить голыми руками, но тут же нужно поставить на стол.

На обратном пути в кампус Софи осенило, что менора-то у неё есть, а свечей нет, и они с Расселом заехали в небольшой магазинчик на окраине города. Там оказалось почти пусто. Вдоль узких проходов тянулись ряды грязных потёртых стеллажей. Рассел усадил Софи в тележку и стал катать её по магазину, игнорируя настороженные взгляды усталого персонала. Софи хохотала. Гонки в тележках! Кто бы мог подумать, что на свидании можно так развлекаться. К этому моменту Софи уже была уверена, что у них свидание.

Выбор свечей оказался ожидаемо унылым. Целая полка свечек-таблеток, странная подборка цифр для именинного пирога (четвёрок и семёрок гораздо меньше, чем всех остальных) и несколько больших свечей на случай отключения электричества и прочих экстренных ситуаций. Ничего из этого и близко не годилось для меноры.

Рассел достал телефон и стал искать магазины, которые работают допоздна. Но Софи уже потянулась за большими свечами.

— Этот праздник связан с умением приспосабливаться, — пояснила она. — Мой народ известен своей изворотливостью.

— Ясно, — отозвался Рассел. — Так сколько всего нам нужно?

— Девять. Восемь — на каждую ночь Хануки, и ещё одна, от которой зажигают остальные. Если строго соблюдать обычай.

На полке оказалось ровно девять больших свечей.

— Ничего себе, — удивилась Софи. — Прямо как настоящее чудо Хануки.

Она рассказала Расселу об истоках праздника, о масле в меноре, которое должно было прогореть за один день, но его хватило на восемь.

— Это всего лишь маленькое чудо, — добавила Софи.

Рассел взглянул на неё, чуть склонив голову набок.

— А по-моему, чудеса маленькими не бывают.

По дороге из магазина в машине по-прежнему играл альбом «Let It Bleed». Они снова включили «You Can’t Always Get What You Want», и на этот раз Софи подпевала — сначала тихо, потом во весь голос. Мимо нот? Ну и что, ей было наплевать.

Вернувшись в кампус, они оставили машину и направились к общежитию Софи. Во дворе университета было пусто: ни следа оленьей оргии, от которой они удирали, кажется, миллион лет назад.

— Почему ты заговорил со мной? — спросила Софи. — Из-за Неда Фландерса?

— С одной стороны — да, — протянул Рассел так, что она тут же попалась на эту удочку.

— А с другой стороны?

— Значит, ты меня совсем не помнишь?

Не помнит? Если бы она где-то видела его раньше, то наверняка уже вспомнила бы. И всё же Рассел смотрел на Софи так, будто их связывала какая-то история.

— Введение в поэзию.

Софи продержалась на этих ужасных занятиях всего неделю. Вёл их даже не профессор, а его гнусавая ассистентка, которая настаивала, что стихотворения нужно толковать только так и никак иначе. Однажды Софи крепко сцепилась с ней из-за стихотворения Йейтса «Когда состаришься». Тогда мысленный вопль «что же ты наделала, Софи Рот?» прозвучал особенно отчётливо. И заставил её задуматься, стоило ли вообще сюда приезжать.

— Я пожалел тогда, что не вступился за тебя, когда у вас вышла… размолвка.

Размолвка. Скорее уж словесная баталия. Они стали спорить о строке из стихотворения — «Твой грациозный стан пленял столь многих» — и в итоге Софи чуть не расплакалась и ушла из аудитории. И вообще перестала ходить на эти занятия.

— Если тебя это утешит, после того случая многие из нас выступили против неё, — добавил Рассел. — С боевым кличем: «Поэзия — не математика!»

Именно это Софи тогда говорила преподавательнице. Её вдруг охватило какое-то запоздалое чувство облегчения. Оказывается, у неё были защитники. Сторонники. Пусть даже она и не заметила их. Не заметила его. По правде говоря, Софи многое упускала из виду в университете. Не поднимала голову, пряталась «за шорами». Всё это было частью её тактики выживания. И вот теперь она задумалась — может, от этой дурацкой тактики не больше проку, чем от свинцового спасательного жилета?

— С тех пор я стал наводить о тебе справки. Разузнал кое-что — ну там, что ты «такая городская» и всё такое, — продолжал Рассел с дразнящей усмешкой — Но увидеть тебя удавалось только мельком. До сегодняшнего вечера. И тут я… засомневался, стоит ли говорить что-нибудь. Ты казалась такой суровой, нелюдимой.

Рассел снова улыбнулся, но в этот раз скорее смущённо, чем лукаво, и оттого в тысячу раз сексуальнее.

— А потом ты упомянула Неда Фландерса, и я понял: надо что-то сказать.

— Почему? Нед Фландерс — твой дух-наставник, что ли?

Рассел расхохотался — искренне, от души.

— Мы где только не жили, порой переезжали каждый год. И повсюду показывали «Симпсонов». Где-то они шли на английском, где-то — с субтитрами, не важно. Они были для меня своего рода константой, отдушиной. Как любимые с детства конфеты.

— Звучит как-то печально. А мне казалось, жить во всех этих местах здорово.

— Далеко не всё такое, каким кажется.

Рассел и Софи обменялись взглядом, в котором промелькнули основные вехи этого вечера.

— И каково же это на самом деле? — спросила Софи.

— Смотрела «Трудности перевода»?

Софи кивнула. Фильм ей нравился.

— Вот ровно так же, только снова и снова. И ещё умножь на тысячу, потому что я был чёрным в тех краях, где просто не понимают, что это такое. В Корее меня называли Обамой, — Рассел вздохнул. — А ещё раньше я был Майклом Джорданом.

— Ты поэтому приехал учиться сюда? Чтобы заранее знать, на что рассчитывать?

Рассел немного помолчал, глядя на Софи.

— Да, отчасти. А ещё чтобы взбесить предков. Они решили, что я свихнулся, а я-то хотел сделать такой демонстративный жест. Мол, видите, вот так я всегда себя чувствовал, и в этот раз просто отправляюсь за добавкой.

Рассел снова рассмеялся, но в этот раз чуть печальней.

— Проблема в том, что они меня так и не поняли. А если бы и поняли, то моя учёба здесь наказание не для них. Разве что обойдётся недёшево, — он вскинул руки. — Ну что ж, зато тут хорошая программа подготовки журналистов.

— И отличная программа по гуманитарным дисциплинам.

— И красивые городские девушки, которые болтают сами с собой про Неда Фландерса.

— Да, про них в буклете тоже упоминали, — ответила Софи слегка взволнованно — то ли из-за слова «красивые», то ли потому, что уже стояла на пороге общежития. — Вот мы и пришли.

Рассел взял её за руку. Тепло.

— Ну что, устроим с тобой Хануку?

— Окили-докили[14], — отозвалась Софи.

* * *
В блоке никого не было. Кейтлин, Мэдисон и Черил уже разъехались на каникулы, но перед этим всё же успели замусорить помещение праздничной атмосферой. Оказавшись в комнате наедине с Расселом, Софи вдруг занервничала до дрожи в коленках и начала болтать со скоростью мигающей гирлянды.

— Здесь стоит наша искусственная ёлка с традиционными украшениями: мятными палочками и нитями с попкорном. Обратите внимание на мишуру повсюду — понятия не имею, что она символизирует. А вот воздушный шарик в виде Санты.

Теперь сделайте глубокий вдох и ощутите тонкий аромат освежителя воздуха с нотками хвои. Добро пожаловать в край, где Рождество стошнило.

Софи пыталась подхватить шутку про свитера с оленем Рудольфом, но вышло натянуто. Может, это лишний раз свидетельствовало о том, как далеко они с Расселом зашли сегодня?

— Покажи, где ты живёшь, — мягко попросил Рассел.

Комната Софи напоминала декорации к передаче «Улица Сезам»: те выпуски, где учили находить предмет, не похожий на остальные. На стенах — ни постеров, ни доски с дружескими коллажами. Только на книжной полке стояло несколько фотографий в рамках: Зора; молодая эффектная Люба с лукавыми искорками во взгляде; и Софи с мамой в гондоле, в Венеции. Они несколько раз попадали к одному и тому же гондольеру, так что тот стал узнавать их. Называл девочку по имени — «София» — и пел ей песни на итальянском.

Рассел смотрел на последний снимок.

— Мама тогда участвовала в Венецианской биеннале, — пояснила Софи.

В детстве ей так часто хотелось, чтобы мама работала адвокатом, банкиром или продюсером, как у некоторых друзей. Но когда маму пригласили на престижную выставку, Софи испытала огромную гордость за неё — художницу, не изменившую своему предназначению. Бабушке пришлось продать кольцо, чтобы оплатить билет для внучки, но оно того стоило. Путешествие было чудесным: гондолы, узкие извивы каналов и улочек, многолюдные картинные галереи, но самое главное — ощущение, что теперь все пути открыты. Такого Софи неиспытывала уже давно. До сегодняшнего дня.

— А что делает твоя мама? — спросил Рассел.

— Скульптуры. Но не традиционные, из глины или мрамора, а абстрактные композиции.

Софи потянулась к верхней полке и сняла с неё маленький куб, весь из спутанных проволок и кусочков стекла.

— Как правило, её работы гораздо масштабнее. Одна из них легко могла бы занять всю комнату. Но, к сожалению, моей соседке Черил нужна кровать, так что с большой скульптурой не сложилось.

На секунду Софи вообразила ужас на лице соседки, если бы одна из этих крупных, странных инсталляций действительно оказалась у них в комнате. Но потом вспомнила, что Черил, кажется, понравилась мамина миниатюра. Она долго разглядывала её, когда увидела впервые — так же как и Рассел сейчас, — а потом выдала: «Твоя мама делает скульптуры, а моя — устраивает распродажи домашней выпечки». Тогда Софи услышала в этих словах очередной намёк на свою чужеродность. Но теперь она вдруг подумала: «Может быть, Черил таким образом проявила сарказм, а я просто этого не поняла?»

Рассел вертел фигурку в руке, следя за тем, как свет играет в гранях.

— Моя бабушка делала всякие штуки… не знаю, скульптуры или как они называются… из дерева и водорослей. На острове Сент-Винсент. Слышала о таком?

— Это в Карибском море?

— Да. Моя мама оттуда. Приехала в Штаты учиться, познакомилась с папой и решила не возвращаться. В детстве я каждое лето проводил там. Жил у бабушки, в маленьком домике, выкрашенном «в цвета острова», по её словам. По двору вечно мотались мои двоюродные братья. А ещё куры и козы.

Рассел улыбнулся воспоминаниям, а вслед за ним улыбнулась и Софи.

— Потом папа стал отправлять меня на лето в спортивные лагеря, где занимались теннисом, парусным спортом, гольфом. Теперь мы всей семьёй бываем на Сент-Винсенте только на Рождество. Последние несколько лет жили в дорогом отеле, как туристы. И люди стали к нам относиться иначе. Как к туристам. Даже мои родственники. — Он поставил скульптуру на полку, и взгляд его в этот момент был полон тоски. — Все, кроме бабушки.

Софи закрыла глаза. Она представила себе его бабушку: красивые черты лица; руки, огрубевшие от многолетнего тяжёлого труда; сдержанные манеры, за которыми скрывается глубокая, сокрушительная любовь. Потом этот образ смешался с образом Любы, какой Софи видела её в прошлом году: стоит с веником в руке, колотит по детектору дыма, который сошёл с ума из-за чада от жареных латке. Софи не стала резко прогонять воспоминание, а позволила ему постепенно исчезнуть. И странное дело: оно больше не обжигало. За него можно было ухватиться и держать.

Открыв глаза, Софи спросила:

— Твоя бабушка ещё жива?

— Да, — ответила Рассел.

— Ты собираешься навестить её?

Для Софи вдруг стало жизненно важно услышать «да».

— Да, улетаю в воскресенье. Жду с нетерпением, — он помолчал. — И боюсь. Знаешь, накатывает что-то. Вся эта праздничная суета.

— Всё будет хорошо, — произнесла Софи, и вдруг фраза будто эхом вернулась к ней.

«Всё будет хорошо». Сколько раз она слышала эти слова в последнее время. Когда умерла Люба: «Всё будет хорошо; время лечит». Когда поступила в колледж: «Всё будет хорошо; ты освоишься». Но Софи не верила. Нельзя восполнить потерю. Нельзя отменить ошибку.

А теперь она засомневалась. Что если сад воспоминаний раскинется над провалом, оставшимся после смерти Любы? Что если поступление в университет — как первое купание летом? Софи с нетерпением ждала этого момента, и всё равно каждый раз приходилось заново привыкать к холодной воде. Так может быть, куда бы она ни отправилась в этом году, ей везде почудился бы Задрипанвилль?

А ведь здесь, в этом Задрипанвилле, есть закусочные прямиком из страны Оз. Есть те, кто готов прикрыть её спину на поэтическом семинаре. Есть такие люди, как Черил: вполне «по-городскому» саркастичные, если подумать. А ещё есть такие парни, как Рассел.

Так может, она совершила ошибку не когда приехала сюда, а когда отказалась замечать всё это?

«Что же ты наделала, Софи Рот?» — мысленно в который раз воскликнула она. Но теперь ощущение от возгласа стало совсем другим. Ошиблась? Ну и пусть. Ещё есть время, чтобы всё исправить. И она стремилась к этому всей душой.

* * *
Софи и Рассел выключили все гирлянды, расставили свечи на полу, чтобы они выглядели как менора. Затем достали подарок Любы и поставили его рядом. Когда свечи зажглись одна за другой, темнота уступила место тёплому сиянию света.

— Вообще-то, теперь полагается произнести молитву на иврите, — сказала Софи. — Но мы тут вроде как что-то своё решили затеять, да? Тогда я хочу выразить благодарность за тот дурацкий рождественский концерт.

— Ладно, — отозвался Рассел. — А я тогда поблагодарю за свитера с оленями.

Софи сдержала смешок.

— За машины, где есть сиденья с подогревом.

— И задницы, сидящие на этих сиденьях.

— За хашбрауны, — продолжила Софи.

— Про пирог не забудь.

— За пирог с сыром.

Рассел мягко притянул Софи к себе. Он был высоким, и она легко уместилась у него на коленях, поджав ноги.

— За идеальные совпадения, — пробормотал Рассел.

— И за неидеальные тоже, — добавила Софи.

Она потянулась к его губам, а он перехватил её руку и стал целовать пальцы, один за другим: большой, указательный, средний, безымянный, мизинец; потом в обратном порядке.

— За Неда Фландерса, — предложил Рассел.

— О да, тысячу раз да. Ему нужно посвятить отдельный праздник.

Рассел приподнял её волосы и коснулся губами выступающих косточек шеи. Софи затрепетала. «За Rolling Stones», — промурлыкал он, и в тот момент даже Мик Джаггер не произнёс бы это сексуальнее.

— И за то, что «You Can’t Always Get What You Want»[15], — сказала Софи.

— Но иногда можешь получить то, что тебе нужно, — отозвался Рассел.

И тогда она поцеловала его в губы. И ощутила вкус яблок и сыра, вкус поразительно удачного сочетания, которое раньше было даже невозможно представить. А ещё — вкус тающего мороженого, тающих преград между ними, вкус слияния двоих.

Софи целовала Рассела и не знала, будет ли этот поцелуй длиться минуту, час или целую ночь. Она целовала его и не знала, что их ждёт в следующем семестре, в следующем году. Но в тот момент всё это было не важно. Единственно важным был только поцелуй. Вернее, даже не сам поцелуй, а то, что он означал. То, что он открыл. То, что открыла эта ночь. То, что открыли эти двое.

Завтра всё будет иначе.

Софи вдруг поняла: и правда, чудеса маленькими не бывают.

Примечания

1

«У меня есть маленький дрейдл» (четырёхугольный волчок, с которым дети играют во время Хануки).

(обратно)

2

Нед Фландерс — персонаж мультсериала «Симпсоны». Сосед семейства Симпсонов, крайне набожный христианин.

(обратно)

3

Сумасшедшая Кошатница — персонаж мультсериала «Симпсоны». Психически неуравновешенная женщина, живущая в окружении огромного количества кошек. Речь её чаще всего невнятна.

(обратно)

4

Бедфорд-Стайвесант (сокр. Бед-Стай) — район на севере Бруклина в Нью-Йорке, традиционное место проживания итальянцев, чернокожих и евреев.

(обратно)

5

Программа «работа-учёба» предусматривает такой график занятости студентов, который позволяет им параллельно работать на территории университета.

(обратно)

6

Диддли-о — одно из бессмысленных слов, которые Нед Фландерс часто вставляет в разговор.

(обратно)

7

И так далее (лат.).

(обратно)

8

Канье Уэст (англ. Kanye West) — американский рэпер.

(обратно)

9

Лорд (англ. Lorde) — новозеландская певица и автор песен.

(обратно)

10

Yelp — сайт для поиска на местном рынке услуг, например, ресторанов или парикмахерских.

(обратно)

11

Hash browns — картофельные оладьи с луком.

(обратно)

12

Home fries — картофель по-домашнему.

(обратно)

13

Rent stabilization program — программа поддержки населения, в рамках которой ограничивается рост арендной платы за жильё. Это делается, чтобы стабилизировать жилищные условия, в которых находятся малоимущие семьи.

(обратно)

14

Okily dokily — одно из странных слов, которые часто использует Нед Фландерс. Вероятнее всего, это изменённая версия слова «оки-доки», образованного от «окей» (хорошо, ладно).

(обратно)

15

Ты не можешь всегда получать то, чего хочешь.

(обратно)

Оглавление

  • *** Примечания ***