Новогоднее чудо (СИ) [Viktoria Nikogosova] (fb2) читать онлайн

Пушистый снег щедрыми хлопьями валит с небес, накрывая и без того укутанную, как в одеяло, землю. Кружка с глинтвейном приятно согревает ладони, и я ненадолго закрываю глаза, наслаждаясь звуком потрескивающих в камине поленьев. Хорошо так, безмятежно. Тишина, тепло и мерцающие гирлянды, развешенные над сводами дверей и окон.

— Твою падшую! Цепляйся же ты!

Коротко хохочу. В этом весь Кафриэль. Не смотри, что чистокровный ангел: никогда не откажет себе в удовольствии крепко выругаться, выпить парочку добрых кружек эля или же приударить за красоткой. А лучше все вместе.

— Ай-яй, чистокровный, как не стыдно? — подначиваю, разлепив глаза.

Умудренный столетиями, он давно отошел от миссии Хранителя и открыл небольшую таверну в Ангельском Оплоте. Белокурый, с кристально-голубыми глазами и мягкими чертами лица, он визуально смахивает на юнца. Вот так сходу и не скажешь, что второе тысячелетие разменял. Лестница покачивается под ним, и он старательно ловит равновесие, махнув роскошными крыльями. Белые, словно первый снег, они усеяны причудливой вязью заметных только вблизи рун. Знак Предназначения… Особая метка, одна на двоих…

— Очень смешно, Кас. Лучше бы поднял задницу и помог.

Закатив глаза, поднимаюсь с места. Этот ворчливый ангел — единственный, кому я всегда готов прийти на выручку. Он заменил для меня отца. Кошусь в окно, на заваленную снегом улицу. Именно в такую погоду меня, завернутого в кокон покрывал, и подбросили на ступеньки таверны. Если бы Кафриэль не нашел меня вовремя, то я, скорее всего, сгинул бы на морозе.

Полукровка. Полупадший. Отребье. Каждое из этих слов скребет душу изнутри. Мой отец — падший ангел, что соблазнил чистокровную ангелицу, а затем бросил одну, беременную «презренным выродком». Мать родила, но, не выдержав позора, бросила младенца на улице умирать, а сама скрылась из виду. Ее не искали, надеясь, что ей не хватит смелости явиться назад.

Потягиваюсь, блаженно распрямляя крылья. Черные, как самая потаенная тьма мира падших. Я здесь один такой, оттого и был вечным изгоем. Каф оббил все возможные пороги, чтобы пристроить меня в школу, а затем и в университет. Полукровку отказывались признавать равным. Чаще всего такие, как я, остаются на обочине жизни. Их не принимают светлые, отмахиваясь, как от проказы, игнорируют и падшие, считая слабыми и изнеженными по крови. Но Кафриэль не дал меня в обиду, и за пару сотен лет своей еще короткой жизни я ни разу не видел в его глазах и тени пренебрежения. Будто только он один способен видеть во мне душу, а не цвет крыльев.

Фантомная боль внезапно сковывает грудную клетку. Замбрим* тебя раздери! Опять? Одной рукой придерживаю лестницу, а второй хватаюсь за грудь. Ноет, как после настоящего удара под дых. Дыхание сбито, и воздух с трудом вползает в легкие. Давай же. Следующая волна приходится на долю бедра, а затем перепадает и лицу. Тихо скулю сквозь сжатые зубы, в этот раз ощущения слишком сильные.

— Кассиэль? — с опаской Каф косится на меня. — Опять?

Киваю урывком, обеими руками вцепившись в перекладину лестницы. Вроде больше ничего… Вдруг резь обжигает плечо. Да что это?! Будто лезвием полоснули, но кожа цела. Только ощущения, слишком медленно сходящие на нет.

Кафриэль спускается с лестницы, а я оседаю на пол, концентрируясь на собственных ощущениях. Откуда приходит эта боль? Почему появляется внезапно? У этого должны быть причины. Шершавая рука Кафа ложится на мою голову и приглаживает короткие черные волосы.

— Полегчало?

Только киваю, вновь глубоко закапываясь в свои ощущения. Кафриэль садится рядом, плечо в плечо.

— Может, это какое-то наследие падших? В детстве у тебя такого не было.

Передергиваю плечами. Я много раз думал об этом. Проблема в том, что чистокровные слишком мало знают о падших. Только как о воинах и политиках, но никак не о физиологии и болезнях.

— Неважно, — улыбаюсь. — Все уже в порядке. Давай развешивать гирлянды дальше, до Нового Года пять часов, да и скоро придут посетители.

Каф кивает и вновь берется за украшение зала. Начинаю наряжать елку. «Слеза агнца» — самое популярное место в городе, и Кафриэль приложил к высокому статусу заведения немало сил. Обычно в таверне свободных столиков не сыскать, но сегодня особенный случай: все улицы, магазины и забегаловки замерли в томительном ожидании праздника. И если некоторые сейчас как раз торопливо заканчивают работу на сегодня, то мы, вопреки привычному графику, начнем ее ближе к ночи.

Таверну пришлось ненадолго закрыть для посетителей, иначе мы бы не справились даже вдвоем. Гости порой сильно отвлекают Кафриэля от текущих мелочей, а я появляюсь набегами, в свободное от основной работы время. Хотя лучше бы я помогал Кафу, чем корчил из себя Хранителя. Тем более что никого, кроме домашних животных, мне не доверяют в попечение. Боятся, что кровь падшего возьмет верх и я примусь склонять человека ко тьме. Фыркаю, развешивая яркие игрушки по веткам.

Дверь открывается слишком резво, и в зал влетает взбешенный до ручки Акхазриэль.

— Где эта полукровка?!

Латы его изрядно запачканы кровью, несколько капель осели на пепельно-белых волосах. Крылья взъерошены, видать, после крепкой битвы, а руны горят ярким, нежно-голубым цветом, да так, что дополнительного источника света не потребуется даже в темноте. Волевое лицо исказил злобный оскал. У-у, сейчас мне не поздоровится. Янтарные глаза того гляди испепелят дотла. Хорошо, что он не умеет убивать взглядом. Хотелось бы пожить ещё хотя бы с десяток сотен лет.

— Предположим, здесь, — язвлю, пряча руки в карманы штанов.

Довольно шустро он покрывает немалое расстояние между нами и мертвой хваткой здоровущей ладони вцепляется в мою глотку.

— Что ты натворил, выродок?! Тебе даже кота несчастного нельзя доверить!

Он орет что-то еще, а я не реагирую, стараясь отцепить его руку. Кота мне нельзя доверить, гляньте-ка на них, передовых архангелов.

— У него уже девятая жизнь на ладан дышала! Что я мог поделать? И бабка твоя сама ему в миску вместо вискаса отраву всыпала!

— Она почти слепая, понимаешь ты это или нет?! — вопит на самое ухо, аж до болезненной рези. — Ты — Хранитель! Ты должен был остановить кота! Ты хоть понимаешь, что у Эстер инфаркт из-за кошки, будь она сто раз неладна?! Я еле спас ее, еле отстоял в бою со смертью! В ее возрасте каждое такое потрясение может стать последним, а костлявая сучара крепнет с каждым разом!

Дышать почти нечем, и я вяло киваю в ответ. И под дых-то ему для успокоения не дашь, весь в латы закован, воин доблестный.

— Акхазриэль, отпусти его! Задушишь…

— Замолчи, Каф! — архангел прерывает заступника на полуслове. — Не зря полукровок не принимают в наши ряды, он никогда не станет достойным Хранителем! Именно поэтому тебе и доверяют исключительно животных!

Только я собираюсь ударить его хотя бы в латы, как он бросает меня на пол. Судорожно втягиваю воздух сквозь приступы хриплого кашля.

— И тебя с наступающим, Акх, — язвлю. Стандартная реакция на претензии чистокровных. — Вы не доверяете мне людей не поэтому. И да, за смерть кошки я уже ответил, у совета старейшин не было вопросов. За твою подопечную я никакой ответственности не несу.

Он порывается вновь кинуться на меня, но Кафриэль, стоящий неподалеку, преграждает ему путь. Внезапно все нутро вновь скручивает от фантомной боли. Да что ж ты разыгралась-то? Давненько тебя не было, а сегодня целый марафон! Архангел только усмехается.

— Тебя, убогого, даже трогать необязательно. Сам загнёшься от своих болей, — сколько презрения. Мне ли удивляться? Живу с этим всю жизнь, а потому подобные слова встречаю с безразличной улыбкой. — Ты даже Знака Предназначения не удостоился! Ни единой руны на крыльях. Асшарэт**!

— Пошёл вон из моей таверны, пока я свои боевые навыки не вспомнил!

Злобно глянув на заступника, Акх все же уходит. Кафриэля лучше не злить. Он хоть и отошел от дел, но любому бойцу до сих пор способен задать знатную трепку. Так позориться архангелу ни к чему.

— Ты в порядке? — обеспокоенный взгляд Кафа обводит меня с ног до головы.

— Да.

Выходит слишком машинально. А ведь Акх прав. Я один без вязи на крыльях. У меня попросту нет Знака, а значит, и нет уготованной судьбой пары. Одинокие ангелы постоянно страдают от боли и не живут долго. Каф не в счет… Его суженая умерла давным-давно, оттого руны на крыльях практически выцвели, став бледнее, чем у тех, кто еще не встретил пару.

— Не слушай его, Кассиэль, — будто поняв ход моих мыслей, Кафриэль помогает мне подняться. — Одна из моих подопечных любила говаривать в таких случаях: «Собака лает — ветер носит». Какие твои годы, всего двести лет, мальчишка еще совсем.

— И тем не менее. Знак должен быть. Ладно, плевать, — улыбаюсь. — Падшим не положено. Давай наряжать зал быстрее, скоро посетители повалят.

Возвращаюсь к елке. Пальцами провожу по массивному навершию для ели, в форме звезды. Вглядываюсь в стеклянную поверхность. По-бесовски зеленые глаза, кажется, смотрят в самую душу. И внезапно я вспоминаю глубокое детство. Каждый год Кафриэль усаживал меня на плечо и вручал огромную, яркую-яркую звезду в руки.

— Надевай ее на самую верхнюю ветку, Кассиэль, и обязательно загадывай желание. Обычно их исполняем мы — Хранители, но раз в год можем загадать и сами. Если боги будут благосклонны, то твое желание исполнится!

Улыбка озаряет мое лицо, и я хитро скашиваю взгляд за свою спину. Каф увлекся развешиванием праздничных колокольчиков и бантов. И пусть я уже не ребенок, но в шанс на исполнение желания верю. И пусть оно не сбывалось ни разу… Может, повезёт в этом году?

Тянусь к макушке и медленно венчаю ель красивой звездой.

Хочу… Хочу обрести свою пару, как все ангелы.

Еще долго любуюсь огромной рубиновой игрушкой с золотыми узорами. Надо бы пошевеливаться. Посетители нагрянут меньше чем через полчаса, а нужно еще успеть разлить по барным бочонкам эль и разложить по тарелкам новогодние угощения.

Вскоре в зал начинают стекаться первые посетители. Семейные ангелы встречают праздник дома, а вот одиночки и молодежь, вроде меня, предпочитают веселиться в компаниях.

— Иди в зал, — улыбаясь, предлагает Кафриэль. — Пообщаешься с ровесниками, может, найдешь себе кого.

Фыркаю. Так они и станут со мной любезничать, куда уж там. Делаю вид, что не слышал этого предложения и продолжаю стоять за стойкой. Может, все же сняться со службы Хранителем? Кошка сдохла… А жаль, милая была. Теперь кого всучат? Хомяка? Или попугая? Позорище. Обычно животных дают под опеку совсем юным ангелам. Так они учатся заботиться о своем живом создании. И только я застрял в этом периоде, кажется, навечно.

— Эль заканчивается. Я принесу еще бочонок из подсобки.

Каф загруженно угукает, раскладывая новогодние угощения по тарелкам. Его лучше не отвлекать. Скрываюсь от зала за дверью в подсобку и окидываю тару взглядом. Без разницы, какую выбрать, все равно за сегодня все запасы выпьют. Новый год все-таки.

Тянусь за бочонком и внезапно чувствую, как нутро окатывает приятное тепло, такое нежное и мягкое, что хочется утонуть в нем. Будто после веков скитаний оказался дома, среди родных. Что это? Не элю же я обрадовался, в самом-то деле! Нужно будет все же сходить к старейшинам и попытаться выяснить хоть что-то о природе фантомных болей и вот этого странного чувства.

Настырно волоку бочонок к стойке. Звонкий девичий смех ласковой трелью доносится до ушей:

— Что, все в кусты попрятались? — дерзит, широко улыбаясь, держа руку на поясе с мечом. — Не может быть, чтобы у меня одной засияла вязь на крыльях!

Поднимаю взгляд на девицу и замираю. Каскад черных волос широким водопадом струится по плечам. Глаза отливают благородным серебром, а во взгляде пляшут озорные смешинки. На плече свежий бинт, с чуть выступающей кровью. Безупречно-белые крылья полыхают слепящим голубым пламенем. Так происходит, когда первый раз встречаешь своего предначертанного. Ярко, чтобы заметить.

— Святые архангелы, Кассиэль!

На возглас Кафа оборачивается вся таверна, и я, от растерянности, с грохотом роняю бочонок на пол. Не люблю такое пристальное внимание. Почему они все смотрят?! А главное — смотрит она. Так внимательно, с мягкой улыбкой на лице и искренним любопытством во взгляде.

— Выходит, мое Предназначение — красавец-полукровка?

Растерянно смотрю на Кафа, но тот лишь кивает на мои крылья. Расправляю их и впадаю в ступор. Объятые ярким золотистым пламенем, черные перья покрылись золотой вязью рун, точь-в-точь, как у девушки.

— Я ведь тебе говорил, — шепотом подытоживает Кафриэль. — Иногда в Новый год чудеса происходят не только у смертных людей.

Вот же чудо… Я загадывал желание, конечно, но кто знал, что оно исполнится так внезапно? А главное, что так запросто выбьет из колеи.

В таверне повисает почти гробовая тишина, и лишь редкие шепотки невнятной сумятицей доносятся до ушей. Сердце, кажется, вот-вот выпрыгнет из груди, и, несмотря на суматошный трепет, все естество заполняет нежное очарование. Кафриэль рассказывал, как встретил свою предначертанную. Ангелы влюбляются моментально и без шансов, на всю оставшуюся жизнь.

— Ты можешь пытаться отвергнуть чувства, искать ласки в чужих объятиях, но разлюбить суженую не выйдет никогда. Помни одно: ты всегда должен будешь быть рядом с ней. Ты — мужчина, и какими бы сильными ни были Хранительницы, им всегда нужно надежное плечо и крепкая рука. Долгая жизнь в любви с предначертанной, или же скорая смерть в одиночестве, на которую обречены оба.

И чем дольше я смотрю на девушку, тем больше понимаю, что все эти рассказы, казавшиеся сказкой, — самая настоящая правда, в которой я тону без малейшего желания спасаться.

— Лайла, — она деловито протягивает мне руку, совсем как люди, когда встречают друг друга на улицах, и улыбается, так широко, что на щеках проступают еле заметные ямочки. — А тебя как зовут?

Будто бы даже снег за окном внезапно перестал идти. Или только у меня в глазах все замерло? Беру ее за руку. Наши пальцы сплетаются так легко, как будто не в первый раз.

— Я… — не нахожу слов, любуясь её игривой улыбкой.

Таверна взрывается хохотом, а я непонимающе смотрю на окружающих. Ну вот и что смешного? Куда уж, обласканные вниманием девиц ангелы и не знают, что такое робость. Посмотрел бы я на их смелость, если бы всю жизнь прекрасная половина Ангельского Оплота от них нос воротила, потому что полукровки.

— Кассиэль, — обезоруживающе улыбаясь, вмешивается Каф. — И сегодня он совершенно свободен.

Вскидываю на него вопросительный взгляд, все еще не отпуская руки Лайлы. Что, вот так сходу?! Дорого бы я дал за возможность скрыться в подсобку, хоть на пару минут. Попытаться привести сознание в равновесие, хоть чуточку осознать произошедшее, но едва ли предоставят шанс.

Лайла звонко смеётся на слова Кафа.

— Прекрасно, — подмигивает ему, взбираясь на высокий стул за стойкой. — Тогда нам две кружечки эля и чего-нибудь сладкого.

Мечтательно подпирает кулачком подбородок, поглядывая то на меня, то на Кафриэля. Все до единого гости предательски молчат, будто ожидая от меня реакции, а я и сам не знаю, что делать. Почему она не шарахается от меня, как от прокаженного? Я ведь полукровка… А она даже ни на каплю не расстроилась из-за этого. Или делает вид? От череды мыслей отвлекает легкий тычок локтем в бок. Каф всегда видел меня насквозь, оттого ему не составляет труда догадаться о природе ступора.

— Женщины, — шепчет он. — Не тормози давай!

И правда, своей растерянностью я только порчу все. А потому пора брать себя в руки. Но эти глаза, святые боги!.. Стальные, с почти металлическим блеском, полные озорного любопытства. Судьба и так подарила редкий шанс, мешкать нельзя. Под лавиной любопытствующих взглядов усаживаюсь рядом с Лайлой.

— Я никогда не видел тебя здесь, — с чего-то нужно начать, так ведь? Обычно так себя ведут, когда знакомятся поближе?

— Разумно, иначе бы Знак Предназначения проявил себя раньше, — с легким смешком она сходу придвигает к себе кружку с элем.

Каф едва заметно закатывает глаза, всем своим видом требуя собраться.

— Спасибо…

Беру кружку и делаю крупный глоток. Я не раз видел, как человеческие мужчины пили. Однажды даже слышал, что для смелости. Прибавит ли?

— Честно говоря, я никогда не бывала в таких местах. Всегда встречала праздник дома, а тут решила выбраться, — улыбается нежно, а у меня на душе словно весна расцветает. — Видимо, нужно было прийти сюда раньше. Я так понимаю, ты здесь работаешь?

Мешкаю. Говорить ли ей, что я Хранитель? Что доверяют мне только кошек да хомяков? Скрывать нет смысла. Да и до сих пор помнятся крепкие подзатыльники от Кафа за вранье, при желании приукрасить аж звон в ушах начинаю слышать.

— Скорее помогаю Кафриэлю в свободное время. Я — Хранитель.

Она изумленно косится на мои крылья, а потом и на лицо. Нет, светленькая, это не обман зрения… Можно сказать, я — единственное живое исключение из правил.

— Мне казалось, что полукровок не допускают до людей.

— Да, — вновь делаю крупный глоток эля, эдак и до дна кружки недалеко. Слова застревают в горле, и, честно говоря, я жутко не хочу расписываться перед ней в собственной ущербности. Ведь Хранителем я являюсь постольку-поскольку. — Моя подопечная — кошка. Марлен. Увы, почила немногим больше суток назад. Из-за этого чуть не померла её престарелая хозяйка. В общем, Хранитель я не лучший, — самореклама хоть куда, впору бежать от меня с криками: спасите, мало того, что полукровка, так ещё и бестолковый. И хочется глаза рукой прикрыть, да бестактно будет. Пожимаю плечами. — Зато эль хорошо варю и за порядком следить умею.

Она смеётся. Это хорошо… наверное.

— Может, пройдемся? А то здесь слишком много лишних глаз.

Кошусь на окружающих. Она права. Все хоть и вернулись к своим разговорам, но все же поглядывают на нас. Спокойно и начистоту тут не поговорить.

— Давай, только к полуночи нужно будет вернуться, — бросаю взгляд за стойку, на суетливо разливающего эль Кафа. — Мы с ним всегда встречаем Новый год вместе.

Лайла кивает и, поблагодарив Кафриэля, лезет в небольшую кожаную сумочку за деньгами. Успеваю её опередить и положить на стол десять монет. Как раз хватит за две кружки эля и тарелку сладостей. Она коротко улыбается, поднимаясь с места. Подаю ей руку и, под присвистывание парочки порядком напившихся ребят, помогаю надеть легкую шубку. На улице морозно, без верхней одежды не погуляешь. Одним отточенным движением натягиваю куртку на плечи. Крылья сами находят специальные прорези в полотне, и я до самой шеи застегиваю массивные пуговицы. Ненавижу холод… Из-за того, что в детстве належался на нем сполна? Все может быть.

Мы покидаем таверну, и напоследок я киваю Кафу. Вернусь в любом случае. Оставлять своего ворчуна в компании пьяных святош не стану.

— Вы с Кафриэлем родственники? — спрашивает Лайла, как только за нами захлопывается дверь.

Мороз шершавым языком лижет щеки, да так, что кожу аж пощипывает от холода. Снег приятно хрустит под ногами, белым-бело, и только яркая луна, чуть подкрашенная багрянцем, выбивается из общей картины черно-белой ночи. Она такая только в Новый год. Как символ противостояния света и тьмы.

— Мой отец — падший, а мать — ангел. Она бросила меня еще ребенком на этих самых ступеньках, — неловко пожав плечами, улыбаюсь я. — А Каф подобрал… Если бы не он, я бы умер на морозе. Он был рядом всегда, своим воспитанием, образованием и жизнью я обязан ему.

— Удивительно. — Лайла наклоняется к снегу и загребает целую пригоршню, сминая его в ладонях. — И как светлый не побоялся приютить полукровку? Более того, даже выбил образование. Это настоящий подвиг, учитывая, как святоши относятся к изгоям.

— Не знаю, — недоуменно смотрю на неё, обычно ангелы обижаются на «святош» и ни в коем случае не называют так друг друга. Вопросов больше, чем ответов. — Тебя тоже черные крылья не отпугнули.

— Помилуй, они так красиво светятся! Мы, женщины, любим все красивое, будь я хоть сто раз суровым Хранителем, — хохочет. — Выходит, ты тоже родился зимой… Хм.

— Д-да… И что?

— Ничего, — улыбается в ответ на мое недоумение. — Лови!

И бросает в меня снежком. Инстинктивно уворачиваюсь, получая в крыло. Голубоватый огонек ее крыльев удаляется от меня. Она бежит, время от времени оборачиваясь и хихикая, а я стою, как истукан. Ну, нет. Ты ответишь мне на вопросы! Бросаюсь вдогонку.

И холод будто растворяется, уступая место пламенному азарту погони.

Все детство я наблюдал за чем-то подобным из окна. Сверстники шарахались от меня, не принимали в компании, оттого и игр, со всем этим ребячеством и восторгом, у меня толком не было.

Догоняю Лайлу и в один короткий прыжок заваливаю в пушистый сугроб. Она смеется, глядя мне в глаза. Свет крыльев отблесками играет на снежинках, смешивается с моим золотистым огнем.

— Ладно, бегаешь ты быстро, сдаюсь! — Ее холодные пальцы ложатся на мою скулу, нежно проводят по коже к подбородку. Приятно, Замбрим подери… Она резко опускает руку к шее и одергивает воротник от куртки вниз, обнажая кожу. — Расскажешь, откуда синяк? Я чуть не задохнулась сегодня вечером.

— Акх разозлился из-за смерти кош… — замираю на полуслове, ошарашенно глядя сверху вниз. — В смысле «чуть не задохнулась»? У светлых не бывает фантомных болей, если они не встретили предначертанного и не отказались от отношений с ним.

Она кивает, а я отстраняюсь. Готов спорить на целый бар эля, что глаза у меня сейчас размером с авшэтрийскую*** монетку каждый.

Она явно заинтересована, а я потерянно провожу ладонью по лицу.

— Ты тоже полукровка?..

— Просто более удачливая, — улыбается она. — Пошла в отца. Он был ангелом, а мать падшей. Как видишь, святоши судят по крыльям. Поэтому я не испугалась, Кассиэль. Потому что такая же, как ты. Только унаследовала больше ангельских черт.

— Но ведь светлые не соблазняют падших. Или твоя мать…

— Нет, — перебивает она, с терпеливой улыбкой на губах. — Никто никого не соблазнял, Кас. Мой отец — Рахмиэль, генерал армии Ангельского Оплота. Ты наверняка слышал о нём.

Киваю. Красноречие как рукой сняло. Я даже выдавить из себя ничего не могу.

— Так вот. В одной из военных компаний к границам земель падших, он встретил мою мать — Касикандриэру. Тогда была зима, перед самым Новым годом. Их связь была не просто праздным интересом или мимолетной страстью. У падшей и ангела оказался один Знак Предназначения на двоих…

Лайла увлеченно говорит, наблюдая за моей реакцией, а я сижу на снегу и не нахожу ни одного разумного объяснения ее словам. Как это могло быть? У полукровки и ангела ещё куда ни шло, но у падшего и чистокровного?!

— Но так не бывает…

— Нам говорят, что так не бывает, в этом большая разница, Кассиэль, — она смотрит в мои глаза без тени веселья. Пристально так, что становится не по себе. Протягивает руку к щеке. — Они боятся таких, как мы… Светлые гнобят всю жизнь, безучастно наблюдая, как мы вырастаем никем, а падшие и вовсе убивают и родителя, и дитя. Мои отец и мать не смогли быть вместе. Она родила и поплатилась жизнью, а отец увез меня сюда и воспитал. Врал напропалую, говоря, что я рождена одной из селянок. Боялся осуждения и косых взглядов.

Киваю. Когда-то мы были едины, пока Мергинэт**** не проклял поддавшихся грехам. Их окрестили падшими, и после наложения проклятия крылья почернели, покрывшись тьмой их грехов. Появление полукровок и прекращение их гонений… Словно символ невозможного — единства?!

— Мы несем в себе качества и ангелов, и падших, Кас, — будто понимая ход моих мыслей, припечатывает Лайла. — У нас есть Знак на крыльях, как у светлых, и мы чувствуем фантомную боль друг друга, как падшие, что после проклятья не имеют рун защиты.

— К чему ты клонишь?

Мой вопрос вызывает у нее лишь ухмылку. И она, все так же уверенно, наносит решающий удар:

— Видишь ли, — говорит она, — столько самого разного случается лишь зимой, а не летом, и не осенью, и не весной. Зимой случается все самое страшное, самое удивительное. Будто морок, что держит светлых с падшими поодаль друг от друга, сходит на нет. Это у людей Новый год символизирует лишь начало нового периода времени. У нас все иначе. Новый год — новый цикл жизни, который начинается после очередной победы Мергинэта над силами тьмы.

Слова Кафриэля всплывают в памяти сами собой:

— Под Новый год, Кассиэль, силы тьмы начинают крепнуть. В это время труднее всего сопротивляться их влиянию. Но когда Мергинэт вновь побеждает Шимриэтара*****, все возвращается на круги своя. В это время ты должен быть стойким и не дать тьме в твоём сердце взять верх.

— Проклятье Мергинэта теряет силу зимой… — словно в трансе, говорю я, глядя на Лайлу. — И его приходится накладывать вновь.

Ответом мне служит бодрый кивок и задумчивый голос Лайлы:

— Вот только зачем, если изначально они должны были провести в изгнании лишь год?

Интересный вопрос, ответ на который стал бы настоящим чудом, если бы не был ценою в жизнь. Ведь тайны всегда берегут не просто так…

Свет гирлянд, украшающих близлежащие дома, вальсирует в стальных глазах Лайлы. Она смотрит пристально, а я ощущаю, как мысли растворяются одна за одной. Слишком пространные размышления для новогодней ночи. Решившись, притягиваю ее ближе к себе. С осторожностью настоящего охотника накрываю её губы нежным, даже скромным поцелуем. Первым поцелуем.

Глаза закрываются сами собой. Как же хорошо на душе рядом с ней. Она и Кафриэль — все, что нужно для счастья. А опеку над очередным животным как-нибудь перенесу. Главное, что есть дом, полный волшебного уюта и атмосферы абсолютного понимания. И теперь я хочу, чтобы частью всего этого стала и Лайла.

Удар колокола. Низкий, почти утробный. Открываю глаза. Второй… И я отстраняюсь от вожделенных только что губ. Третий… Сердце подсказывает, что происходит что-то недоброе, что-то неправильное. Совсем не праздничное. Четвертый удар — добивает, словно молотом по голове.

Это тревожный колокол, в который звонят только в чрезвычайных случаях, когда нужно собрать всех.

— Каф… — настороженно шепчу я и порываюсь встать.

Лайла удерживает меня за рукав.

— Куда ты?

Пульс глухим набатом колотит в висках, и я бросаю взгляд на луну. Неестественно алая, такая, какой не была все годы до этого. Но ведь полуночи ещё не было. Стрелки часов на ратуше показывают одиннадцать.

Бой колокола звучит все надрывнее.

— Что-то не так. Я должен быть рядом с Кафриэлем, идем.

Она поднимается со снега вслед за мной. Один за другим, с порогов небольших домов, выбегают облаченные в броню ангелы. А при мне даже меча нет, он остался в таверне. Кто знал, Замбрим подери, что меч может понадобиться в Новый год?! Взгляд выхватывает в толпе знакомое лицо, и я, без лишних церемоний таща Лайлу за собой, перерезаю Акхазриэлю путь.

— Акх, что происходит? — в гомоне мой голос тонет, но архангел все же услышал.

Презрительно глянув сверху вниз, он на мгновение застывает на месте.

— Твою падшую, крылья!

— Я в курсе, сейчас не до этого! Почему зазвонил колокол? Ты архангел, ты должен знать!

Он с подозрением оглядывает Лайлу с головы до ног, а она почему-то отводит глаза.

— На Ангельский Оплот напали падшие. Как звать твою подружку? Я такой не помню.

Я отчего-то напрягаюсь, чувствуя, как нервы натягиваются, словно струна. Но это не моё ощущение. Выходит… чувствую напряжение Лайлы?

Почему Акхазриэль её не помнит? Если она дочь генерала армии, то Акх наверняка ее видел не раз. Тем более что он как раз под командованием Рахмиэля.

Она выдергивает руку из моих пальцев и отступает на пару шагов.

— Лайла? — растерянность в моём голосе вызывает у Акха смех.

Девушка молча пятится назад, а затем резко срывается на бег, пытаясь скрыться за иссиня-черными стволами многолетних сосен.

— Взять её! — словно спускает псов с цепи.

Кто-то из ангелов кидается следом за ней. Акх улыбается, хватая меня за загривок. Пытаюсь отцепить его руки.

— Вот и настало время выбирать, Кас, тьма или свет? Я убью тебя, если ты на стороне падших.

— Отпусти! — пытаюсь вырваться. — Если все правда, то Каф в безумной опасности! Я должен ему помочь.

Акх отшвыривает меня в снег, а я в безмолвном приступе бешенства сминаю пушистые снежинки в бесформенные куски. Лайла… Она… Все было ложью! Все, от начала и до конца, за исключением чертового Знака Предназначения. Выходит, она с падшими, и история о погибшей матери и отце-генерале — способ переманить меня на свою сторону?! Каф… Ради Мергинэта!..

Акх как раз отвлекся на раздачу команд своим. Подскакиваю, как ужаленный. Ноги несут меня так быстро, что окружающая картинка мельтешит перед глазами. Таверна, надо добраться туда, оповестить празднующих, застать Кафа живым… Защитить, если понадобится. Он сам учил меня драться, я сумею. Хоть сколько-то, но продержусь!

Вылетаю на площадь — и сердце пропускает удар.

Всполохи пламени лижут почерневшие доски. Кровли уже нет, крыша хищно скалится обнаженными балками. Тьма, подогреваемая адским пламенем горящей таверны, множество черных крыльев вокруг. Одни, вторые, третьи. Мечи в руках. Они бьются со светлыми. Снег шипит от раскаленных углей, сыплющихся со стен, от горячей крови, обагряющей девственно-чистый покров.

Все, что мне дорого, — горит в безжалостном огне одного невинного желания.

Шаг, второй. Я смотрю на пламя — и не боюсь его жара. Словно что-то в подсознании толкает вперед.

— Нет! — голос Лайлы доносится издали, а затем возникает совсем близко, будто кричат в самое ухо.

Меня перехватывают возле двери две пары крепких рук. Чернокрылые… Падшие! И Лайла рядом — как белая ворона на их фоне.

— Ты погибнешь там, Кас!

Не отвечая, я смотрю в огонь, пляшущий среди стен. Кафриэль… Как же я мог… Как мог оставить его одного?!

— Идем со мной, — холодные пальцы проходятся по лицу, чуть поправляя спадающие на лоб прядки волос. Но сейчас они не успокаивают. — Падшие без пяти минут победили, Шимриэтар набрал силу. Идем… Ты будешь как дома, всем обещано единство. Полукровки, падшие и светлые будут жить бок о бок, когда мы победим!

— Ты уже врала мне! — чуть не рычу в ответ, стараясь не глядеть ей в глаза.

— Да, я полукровка, воспитанная падшими, а не светлыми, — мягкий тон заволакивает уши. — И я хочу единства. Разве ты никогда не хотел этого? Это наш шанс, Кассиэль. Ведь мы нашли друг друга.

Дышу загнанно, будто бегу, и куртка кажется несусветно тесной. Разум плывет, а сердце трепещет. Ей нельзя доверять. Нельзя! Один раз она уже солгала.

А так хочется… Так больно от лжи, я хочу просто ей верить…

Но Кафриэль дал мне жизнь. Я не могу его бросить.

Не знаю, откуда берутся силы. Внутри будто что-то лопается, жар тягучей лавой проходит по жилам. Кричу, расправляя крылья в стороны. И падшие, что держали руки, невесомыми куклами отлетают в стороны.

Даже не замечаю, как оказываюсь в горящей таверне. Угольки валятся с балок, но не обжигают кожу. Мне даже не жарко.

— Каф! — ору, надрывая горло. — Кафриэль!

Прошу тебя, отзовись…

— Кафриэль! — озираюсь по сторонам.

Я не могу потерять его!

— Желания порой способны играть с нами злую шутку, Кассиэль. Ты всегда должен осознавать их вес и главное — последствия. Они не должны никому вредить.

Вокруг никого.

— Нет, пожалуйста, только не он…

До ушей доносится слабое:

— Я здесь, Кас…

Что-то рушится вокруг, трещит огонь, но словно чутье ведет меня. Дым от огня даже не застилает глаза, и вижу я невероятно четко. Нахожу Кафа, придавленного одной из балок. Архангел слабо улыбается:

— Беги, падшие в городе…

— Я не брошу тебя.

Пытаюсь приподнять балку. Тяжелая. Но, слава Мергинэту, ангелы — крепкие создания.

— Кас, уходи. Они ещё здесь, я чую.

— Здесь. — Упираюсь ногами покрепче, и балка наконец поддается. — Лайла с ними. Она лгала… Она привела их сюда! Они хотят, чтобы Шимриэтар победил и наступило единство! Но разве может такое быть?!

Каф делает глубокий вдох, заходится в приступе тяжелого кашля. Ангелу нечем здесь дышать. Но почему тогда я могу? Врожденная способность от папаши? Что ж, хоть что-то сгодилось.

Тащу Кафа на себе. Последние перекрытия с хрустом валятся вниз, едва пересекаю порог. Вовремя. Такого удара можно было бы и не пережить. Белые и черные перья вальсируют в пылу сражения, голубое и золотое пламя перемежаются друг с другом, бросая отсветы на снег.

В лазарете уже ажиотаж, но Кафа принимают сразу, едва узнав. Целители подлатают его быстро, критичных травм нет.

А я понимаю, что не могу ждать. Я должен быть там, в строю Оплота. Должен защитить место, которое стало мне домом. Пусть не всегда дружелюбным.

— Кас, — поняв мой настрой без лишних слов, Кафриэль протягивает ножны с мечом со своего пояса. — Будь осторожен. И помни: ты рос, как ангел. Но это не значит, что нельзя использовать наследие падших, когда в этом есть необходимость.

— Как, если я ничего о нем не знаю?

— Оно само подскажет тебе, — улыбается он. — Как с огнём.

Киваю и напоследок крепко его обнимаю.

— Я постараюсь вернуться.

По пути до основного поля битвы я сбрасываю с себя куртку. Воздух легким облачком пара покидает легкие. Я смогу, ведь не зря учился? Но истинным новогодним чудом сегодня станет победа — падших куда больше, чем нас…

С криком бросаюсь в бой. Клинки хищными отблесками мерцают перед глазами. Один взмах, второй — и первый падший валится на снег, захлебываясь в собственной крови. Раскаленная жаром схватки, она брызгает мне на лицо, согревая покусанную морозом кожу.

Вскоре я перестаю разбирать лица врагов. В этом бою нет чести, нет идеи. Мясорубка, порожденная расколом пантеона, делением на падших и светлых. И мы лишь жертвы этой игры.

Слова Лайлы всплывают в разуме сами собой. Была в её словах доля правды, или же мне попросту хочется ей верить?..

Сталкиваюсь с кем-то спиной, резко оглядываюсь. Акх. Он молча кивает мне и отворачивается, держа меч наготове. Так биться удобнее — сзади не подойдут.

Время растянулось в вечность. Кровь, везде кровь, лицо неприятно стянуло от засохшей корки. Руки то и дело пронзает короткая усталая дрожь. И я чувствую фантомную боль. Где-то сражается Лайла. Еще жива… Она на стороне врагов, но как же хочется, чтобы она выжила, просто хотя бы выжила в этой бойне…

Часы на ратуше бьют полночь, смешиваясь с низким боем колокола, утробными криками сражающихся и умирающих.

Сейчас в пору поднимать кружку эля за очередной, дай Мергинэт, добрый год, а мы бьёмся насмерть. И под последний, двенадцатый удар, яркая вспышка света болезненной резью бьёт по глазам.

Лязганье мечей. Тяжелое, надрывное, над самым ухом, а картинки и вовсе появляются перед глазами будто всполохами. Мергинэт и Шимриэтар?! Судя по портретам из учебников — да. Пытаюсь оглянуться, но не могу, власти над телом нет. Что я делаю здесь? Почему вижу все это?!

— Будь ты проклят, Шимриэтар, — цедит сквозь зубы Мергинэт. — Ты и все воины, которых ты привел к моему порогу!

— Мы устали от твоего произвола, пора положить тирании конец, ангелы уже молятся кому угодно, кроме тебя!

Разве у бога падших были золотые крылья, как у всех богов светлых? С самого детства нам рассказывали, что он порождение тьмы. А сейчас?.. Наблюдаю за ним, с виду таким же, как и Мергинэт. Удар меча, и с рассеченной грудью он оседает на пол.

Мергинэт только надменно улыбается, глядя сверху вниз. Он шепчет что-то, но я не могу разобрать и слова. Это высокий, божественный язык, которым владеют только жрецы храмов и старейшины. Лицо бога озаряется тонкогубой ухмылкой:

— Отныне будет так, Шимриэтар.

Крылья поверженного бога стремительно чернеют, теряя золотистый блеск.

— Проклятым богам не место в Пантеоне Великих. Ты сослужил мне хорошую службу, теперь ангелам будет кого винить во всем произошедшем, а все те глупцы, что последовали за тобой, разделят участь изгнанника. Ты будешь гнить в изгнании вечно, Шимриэтар, а я буду спокойно править разделенными.

— Я ещё вернусь, — цедит сквозь зубы бог падших. — И в день, когда я одержу победу, все вернётся на круги своя.

Видение рассыпается перед глазами, и я проваливаюсь в тьму. Тяжесть разливается по телу, и я не чувствую ничего, кроме пронзительного холода. Наконец тишина…

***

В ту Новогоднюю ночь случилось самое волшебное чудо. Шимриэтар из последних сил взял верх над Мергинэтом. Бог светлых ангелов был повержен, а Пантеон объединен. Падшие не зря верили в своего бога. Он действительно привел всех к миру и единству. А мы, как оказалось, чудовищно ошибались в Мергинэте.

Все павшие Битвы под Оплотом были воскрешены Шимриэтаром, а само событие вошло в историю и положило конец многолетней вражде. Ангелы и падшие воссоединились, узнав правду, и прекратили гонения полукровок. Как оказалось, то странное видение пришло к каждому и стерло последние противоречия, открыв страшную правду о проклятии Мергинэта.

Сегодня мы забираем Кафриэля из лазарета вместе, рука об руку с Лайлой. Мы поклялись друг другу на крови, что больше никогда не станем лгать, и я простил её. Все же она билась за благую цель.

Каф не заставляет себя ждать и вскоре появляется на пороге лазарета. Забавно нахохливается от холода. Да, морозы окрепли. После битвы прошло две недели.

— Надеюсь, все в порядке? — обнимаю Кафа, бережно похлопывая по плечу.

— Мне хоть и пошла вторая тысяча лет, но я все же не рохля древняя, — засунув руки в карманы, ворчит он. Глядит на Лайлу в упор, а та неловко мнётся.

— Ну, что, домой?

— Э, нет, — отмахивается архангел. — Пойдем, на таверну глянем. Хочу понимать масштабы бедствия.

Поджимаю губы. Там даже посмотреть не на что, кроме угольков… Но все же не отказываюсь. Снег хрустит под ногами, свежий слой скрыл пропитанный багрянцем наст от глаз. Так лучше… Жизнь с чистого листа, для обеих сторон…

— М-да… — присвистнув, выдает Каф, когда мы наконец подходим к пепелищу.

— А знаешь… Мне никогда не нравился старый ремонт, — пожимаю плечами. — Хороший повод обновить.

Лайла неловко смеётся, безотрывно держа меня за руку. Только Кафриэль собирается ответить, как к нам подходит Акхазриэль с женой.

Надменный архангел после той битвы смотрит на меня куда более снисходительно. Такой неожиданный подарочек.

— И когда мы теперь эля отведаем, а, Каф?

Фыркаю. Это у нас вместо «здрасьте», только и успевай наливать. Ангелы, мать их, хранители синих соплей!

— У меня дома есть запасик… — грустно шмыгнув носом, выдает Каф.

— Отлично. — Неожиданно Акх с улыбкой смотрит на меня. — А то Кассиэлю в подопечные не сегодня-завтра младенца выдадут, а мы даже не обмоем.

Шокированно смотрю на архангела, не веря собственным ушам. Человека? Мне?!

— Только Мергинэта ради, — вскидывает руки Акх. — Не сгноби, как кошку!

Каф смеётся, веселье подхватывает и Лайла. Я щурюсь и подаюсь вперед, практически нос к носу сближаясь с Акхом.

— Ишь ты, бравый святоша… Погоди, пройдет лет сто, и будешь звать меня архангел Кассиэль!

Тот растягивает губы в язвительной ухмылочке.

— Это даже звучит ужасно.

Закатываю глаза и, наверное, впервые смеюсь в ответ на язвительность Акхазриэля.

А по улицам гуляют ангелы. И бывшие падшие веселятся бок о бок со светлыми. Чудо воскрешения и единство, подаренное Шимриэтаром, стерли былую вражду.

Каф и Акх с женой обмениваются любезностями, а я притягиваю в свои объятия Лайлу. Утыкаюсь лоб в лоб, пристально глядя в полные озорного блеска любимые глаза.

— То, что ты говорила тогда, на этом самом месте… — трусь кончиком носа о ее кожу. — Что почувствовала меня и пришла. Это правда?

Тихонько смеётся, холодными пальцами бродя по моим скулам.

— Да… Светлые чувствуют только эмоции предначертанного, оттого и понимают друг друга с полуслова. Но найти по таким ощущениям свою половину трудно.

Киваю. Про чувства светлых я знаю и так.

— А падшие?

— Они ощущают боль, — легонько щиплет за щеку. — И чувствуютдушевное равновесие, когда половинка рядом. Не может быть, чтобы ты не знал.

— Откуда? Меня воспитывал Каф, а о падших он ничего толком не знал. Но, когда ты пришла в таверну, я почувствовал тепло на душе… Будто нашел что-то невероятно дорогое.

Улыбается и мягко целует в губы. Я закрываю глаза, расплываясь под лавиной приятных ощущений.

— Так же тепло, как сейчас? — чуть отстраняется она.

— Да.

— Воронёнок ты мой необразованный, — язвит, а я уже привычно закатываю глаза. — Ничего, ты научишь меня обращаться с наследием светлых, а я тебя — с фишками падших.

Я обнимаю Лайлу покрепче и с улыбкой оглядываю руины. Мы вместе выстроим новую таверну.

И новый мир.

Комментарий к

Замбрим* — правитель падших ангелов, упоминается в церемониальной магии;

Асшарэт** — презрительное обращение чистокровных ангелов к полукровкам и падшим;

Авшэтрий*** — наименование валюты в Ангельском Оплоте;

Мергинэт**** — верховный бог ангельского пантеона;

Шимриэтар***** — верховный бог пантеона падших.