КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706129 томов
Объем библиотеки - 1347 Гб.
Всего авторов - 272720
Пользователей - 124655

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

a3flex про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Да, тварь редкостная.

Рейтинг: 0 ( 1 за, 1 против).
DXBCKT про Гончарова: Крылья Руси (Героическая фантастика)

Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))

По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...

В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
medicus про Федотов: Ну, привет, медведь! (Попаданцы)

По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.

cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".

Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.

Итак: главный

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Dima1988 про Турчинов: Казка про Добромола (Юмористическая проза)

А продовження буде ?

Рейтинг: -1 ( 0 за, 1 против).
Colourban про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно

  подробнее ...

Рейтинг: +2 ( 3 за, 1 против).

Не придумал (СИ) [Амброзий Богоедов] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

<p style="margin-left:241.0pt;">


«Когда-нибудь я напишу об этом абсолютно честно. Сейчас я потеряю из-за честности своих последних друзей. Я напишу, когда потеряю их по естественным причинам», — Дойчлянд.      </p>



25 мая


<p>


Солнышко безвольно опускалось за горизонт, а в квартире около «Елизаровской» неспешно поднимались девятнадцать сантиметров человеческой плоти.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Давай! Вставь мне! — неистово вращая расширенными зрачками, прорычала Алиса.</p>


<p>


— Ы-ы-ых!.. — запыхтел Дойч, накинувшись на юную ******надцатилетнюю прелестницу.</p>


<p>


 </p>


<p>


Ни второй день амфетами́нового марафона, ни третий догон мефедро́ном за эту ночь не могли остановить Дойча, когда речь шла о жаркой ебле. И хотя он порой паниковал, чувствуя аритмичный стук собственного сердца, невербальные сигналы, исходящие от Алисы, заставляли измождённый пенис включаться в работу.</p>


<p>


 </p>


<p>


Дедушка Дойча был пленным немецким офицером, отсюда и прозвище, сокращение от Deutschland. Герой унаследовал от предка не только голубые глаза и огромный член (по слухам, первопричина бабушкиного желания породниться с узником – его конские чресла), но и любовь к Гитлеру.</p>


<p>


Нет, Дойч не был расистом или юдофобом, не громил своим пятидесяти двух килограммовым телом лавки с шавермой, он просто коллекционировал портреты Адольфа в своей комнате и был, как и многие, пленником фюрерской харизмы и заложником шарма СС. В национал-социализме он видел не печи Освенцима и угнетение народов, а метафизическую волю к созданию того, что «до́лжно превзойти». Это было выше отдельно взятых личностей и государств. Утопическая мечта, утопленная бездействием. Ведь, подобно вейнбаумским лотофагам, Дойч имел разум, но был начисто лишён воли. Ситуацию меняли лишь хмельные пары́…</p>



26 мая


<p>


— …а, может, тебе сходить на хуй, пидор? А?! — гневалась Алиса, а её бледное тело озаряли лучи алеющей зари, проникавшие сквозь советский тюль на окне.</p>


<p>


— Я же не стал скрывать! По пьяни… Ты же знаешь, как это у меня бывает! — попытался «сгладить углы» Дойч. — Просто поцело…</p>


<p>


— В том и дело, Дойчлянд, опять по пьяни! — едва сдерживала накатывающие слёзы девушка. — Ты же обещал столько не выжирать!</p>


<p>


— Ладно, Алис, давай не будем… — попытался обнять подругу Дойч.</p>


<p>


— Да отъебись ты!.. — отстранилась Алиса, сдерживая дрожь – верный спутник амфетаминового психоза. — Спиды́ остались? Мне на учёбу надо.</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойч отворил дореволюционный комод, чтобы найти хотя бы полдорожки «скорости», на своём личном опыте понимая, в каком ужасном состоянии тела и духа сейчас находится его возлюбленная.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Всегда одно и то же с тобой… — доносилось буйство пошатнувшегося гормонального фона Алисы, преобразованного голосовым аппаратом в слова.</p>


<p>


 </p>


<p>


Герой, ища моральной поддержки, обратил свой взор к «красному углу», который отличался от каноничного тем, что вместо сюжетов о принимающем физические муки мужчине, являл портреты Адольфа Гитлера. Алоизыч был неутешительно затемнён падающими сквозь оконный проём лучами пробуждающегося Солнца. Пессимистическое мироощущение Дойчлянда из двух мистических посланий выбрало негативное.</p>


<p>


 </p>


<p>


В ящиках торжествовал беспорядок. Пальцы выхватывали полупустые упаковки от сигарет, ощупывали потрёпанные советские монеты, не столько больно, сколько обидно укалывались о булавки, скользили по вазелиновой глади наполненных спермой презервативов, которые Дойч принципиально не использовал и оттого удивлялся их наличию в своём комоде, всегда запертом на замок. Сердце неприятно забилось, когда глаза переконвертировали во флэшбеки корявую надпись зелёным маркером на зиплоке: «ДМТ не НАДО», с характерно маленькой частицей «не».</p>


<p>


 </p>


<p>


Попускаться было нечем. Даже дежурный кропалик «твёрдого» куда-то подевался. Встреча с недрами ящиков оставила больше вопросов, чем того бы хотелось.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Шустрые кончились, — несколько безжизненно продекламировал Дойч.</p>


<p>


 </p>


<p>


Облачённая в верхнюю одежду Алиса гневно взглянула на героя из проёма межкомнатной двери и пошла к выходу.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Алё, Штопор, у тебя есть… — успело донестись до ушей Дойча, пока его любимая не хлопнула входной дверью.</p>


<p>


 </p>


<p>


«Штопор?» — удивился он.</p>


<p>


 </p>


<p>


Охуевая от окружающего цирка, силясь держать под контролем поехавшие по пизде гормоны, Дойч пошёл на кухню, безразлично взглянул на росшую в сковороде плесень, за право на жизнь которой он ещё вчера стойко воевал со своей матерью, достал из морозилки дорогую водку, подрезанную из супермаркета накануне, и ёбнул «сотку». Пора было идти травить тараканов.</p>


<p>


 </p>


<p>


Ещё в юности Дойчлянда впечатлила профессия дезинсектора. Он узнал о ней из прозы Уильяма Берроуза. Тем не менее борьба с насекомыми не была его призванием. У него вообще не было никакого коммерческого призвания. Он умел только гореть.</p>


<p>


 </p>


<p>


Тёплые солнечные лучи протискивались через хмурые мохнатые брови петербуржских облаков. Этого было достаточно, чтобы улицы наполнились щебетанием птиц, а досадная необходимость ходить на работу не так сильно угнетала Дойча. Банка «Охоты» качнула, наконец, весы внутреннего настроения, приводя самочувствие к какому-то подобию баланса.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Дезинсекция! — громко объявил Дойчлянд, встав у стойки администратора в очередном сетевом суши-баре.</p>


<p>


 </p>


<p>


Несмотря на природную скромность, герой не мог удержаться от провокации. Вид вываливающихся из рук палочек для еды у заподозривших неладное посетителей поднимал ему настроение.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Я же просила вашего главного передать вам, чтобы вы делали всё по-тихому, — раздражённо прошептала мелкая начальница, провожая Дойча на кухню. Герой лишь блаженно оскалился.</p>


<p>


 </p>


<p>


Внутри всё было как обычно: нестерпимая жара, вынуждавшая снимать капюшон малярного халата, выданного в конторе вместо нормальной химической защиты, бегающие по стенам тараканы, половине из которых предстояло неестественно умереть и несколько недоумевающих от происходящего поваров.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Э, брят, зачэм два канистра? — спросил приветливый молодой узбек.</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойч бы и сам хотел узнать, зачем. Фактически ни вместе, ни по отдельности, эти жидкости адекватно не работают. Воняют, создавая иллюзию того, что могут свалить с копыт даже чёрта, – да, но каждый месяц на одних и тех же точках живут соизмеримые по количеству предыдущим легионы усатых.</p>


<p>


Однако на заданные вопросы принято отвечать, тем более, когда ты вроде как профессионал.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Смотри, дружок, эта, — Дойч показал на белую канистру с «Экстермином», — для того, чтобы тараканы выбежали из своих лазеек. А вон та, что темнее, — он махнул в сторону ёмкости с «Форсайтом», — убивает их к хуям.</p>


<p>


— А-а-а, панатна, — ничего не понял собеседник. — Помаш нужна?</p>


<p>


— Отодвинь холодильники от стен, пожалуйста, и накрой еду чем-нибудь.</p>


<p>


 </p>


<p>


Процесс работы смертоносных средств Дойчлянд, естественно, выдумал. После пары дезинсекций он заметил, что перед своей гибелью тараканы начинают хаотично бегать по поверхностям, периодически падая. Это происходило как от смеси двух реактивов, когда обе канистры были полными, так и от забуто́ривания одной из жидкостей с водой, если вторая заканчивалась, а ехать в офис за добавкой было лениво.</p>


<p>


 </p>


<p>


— А еду убрать? — напомнил Дойч, когда повар засобирался к выходу, передвинув рефрижераторы.</p>


<p>


— А, похуй… — махнул рукой парень.</p>


<p>


 </p>


<p>


К подобному отношению герой уже привык, поэтому больше не питал иллюзий насчёт того, что занимается общественно полезным делом. Своей деятельностью он откровенно вредил. График и зарплата Дойчлянда временно устраивали, поэтому сделка с собственной совестью заключилась достаточно быстро.</p>


<p>


Дойч принялся поливать отравой всё вокруг, включая будущие сашими.</p>


<p>


 </p>


<p>


Спустя пятнадцать минут, вывалившись из кухни потным и смердящим инсектицидами чучелом в обеденный зал, Дойч громко осведомился:</p>


<p>


 </p>


<p>


— Крыс травить будем?</p>


<p>


 </p>


<p>


Под аккомпанемент поперхнувшегося клиента и гневное «нет», вылетевшее из уст администратора, он забрал подписанные бумаги и довольный пошёл за следующей банкой «Охоты».</p>


<p>


 </p>


<p>


Дератизация – родственница дезинсекции. Дойч это тоже умел. Дело, вообще, нехитрое: расставлять по углам ядовитую хавку для грызунов, подписывать бумажки у администратора заведения и идти дальше.</p>


<p>


 </p>


<p>


Переводя дух на нагретой ласковым майским солнцем лавочке, герой взглянул на упаковку будущей крысиной погибели. Там было негусто. Максимум, на один объект из пяти запланированных.</p>


<p>


 </p>


<p>


Напрягать тело не хотелось, поэтому Дойчлянд пустил в ход когнитивные резервы. Креативность застонала, протестуя против пробуждения, но нежелание делать лишние движения было сильнее, поэтому она поддалась. Работа мысли в результате дала покой ногам: у Дойча появился план, как избежать поездки в офис.</p>


<p>


Встать ему всё же пришлось. Путь лежал туда, где получасом ранее была приобретена бутылка пива. У стойки со снэками мудрый дератизатор взял две упаковки соломки. Одну, чтобы съесть, а другую замешать с крысиным ядом. Смесь получилась правдоподобной.</p>


<p>


 </p>


<p>


26 мая 2015 года в пяти заведениях общепита Красногвардейского района бегали сытые и, без сомнения, довольные крысы.</p>



29 мая


<p>


За окнами дул промозглый ветер, но Дойчлянд чувствовал себя замечательно, забив хуй на работу и проснувшись в объятьях «остывшей» к тому времени Алисы.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Ждём, ждём тебя, гости уже пришли, — раздался торопливый женский голос в телефонной трубке Дойча.</p>


<p>


— Бля-а-а… — протянул герой. — Сегодня пятница уже?</p>


<p>


— Да, да, дорогой, пятница, пятница, — затараторила девушка. — Ты уже подъехал, да?</p>


<p>


— Нет… А-а-а… это-о-о… Около «Ломоносовской», за мостом? — припомнил расположение ЗАГСа Дойч.</p>


<p>


— Нет, нет! Туда потом, потом! — запротестовал голос из телефона. — На «Петроградку» едь. Торопись только, торопись! Все, все собрались уже, тебя ждём. Да!</p>


<p>


— Бля... Там родственники? Всё вот это?.. — начал паниковать герой.</p>


<p>


— Все собрались, тебя ждём, ждём! Звони, когда будешь! — и бормотание прервалось.</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойчлянд не забыл. Он просто проебался с днями недели. Конечно же, он помнил, что у его давней подруги, которую все называли Сукой, будет свадьба. Забудешь тут, как же! Когда единственный знакомый человек, обладающий «яйцами», — девка, работавшая в ФСБ. И этот «яйценосец» говорит, что ты будешь свидетелем. Тогда вариантов нет, будешь.</p>


<p>


Но не страх вёл Дойча, и даже не любопытство – её суженого он не видел до сих пор, а тёплые чувства из прошлого и ожидание Праздника в любом его проявлении.</p>


<p>


 </p>


<p>


Сука же удивила тусовку ещё пять лет назад, когда, размахивая ксивой федеральной службы безопасности, в полной мере оправдала своё настоящее прозвище, вышитое на её зимней шапке, вогнав в краску двух ППСников, с позором отдавших честь компании нетрезвых молодых людей. «Ну, точно сука!» — выкрикнул кто-то из толпы. Сука лишь горделиво хмыкнула.</p>


<p>


 </p>


<p>


При личном общении, когда социальные маски были сброшены, Сука оказалась образованной интеллектуалкой, занимавшейся в органах научной деятельностью. Это только помогало ей, когда обстоятельства требовали запивать коктейль из 2c-b и 2c-i манагой из листьев белорусской дички. Без развитого ума вывезти в этой ситуации было бы нелегко.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Алиска, я, блядь, совсем забыл! — начал впопыхах одеваться Дойч. — Сегодня у Суки же свадьба! Пойдёшь?</p>


<p>


— А там родители будут? — состроив капризную мордашку, уточнила Алиса.</p>


<p>


— Да… Пиздец, там вообще будут РОДСТВЕННИКИ… Я ебал… — встревоженно ответил герой, пытаясь найти хоть одну приличную рубашку, за исключением той, которая прожжена гашишным огарком.</p>


<p>


— Тогда нет, — возлюбленная Дойчлянда перекатилась к стене, зарываясь в одеяло.</p>


<p>


— Феназепам остался? Я что-то нервничаю…</p>


<p>


— Посмотри в куртке, там пласт должен быть.</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойч проглотил таблетку, сунул остатки «матраса» в карман, вернулся в комнату, чтобы поцеловать Алису, попросил безмолвного благословения у Адольфа Алоизыча и погнал на «Петроградскую».</p>


<p>


 </p>


<p>


— Очень хорошо, очень! — оттарабанила в телефонную трубку Сука. — Сейчас, сейчас кто-нибудь выйдет. Подожди пять минут. Пять? Да, да!</p>


<p>


 </p>


<p>


«Кем-нибудью» оказался Димасик – самый «приличный» человек из тех, кого знал Дойч. Что толкало этого непьющего и слабоупарывающего девственника посещать дионисийские сборища дойчляндской компании не понимал даже сам Димасик. А остальных это и вовсе не ебало, ведь он не был вовлечён в конкурентную борьбу за самок, наркотики и алкоголь.</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойча порадовало его появление не только потому, что их роднила одна на двоих страсть – показывать окружающим свои чресла, но и оттого, что Дима был гарантированно трезв и мог ввести в курс дела.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Привет, — начал Дойч. — Что там с Сукой?</p>


<p>


— Привет, — энергично затряс геройскую руку Димасик. — Сука совсем пизданулась.</p>


<p>


— А что случилось?</p>


<p>


— Ну-у-у… — протянул междометие Дима, ехидно сверкая глазами. — Для начала всем входящим настойчиво всовывают коктейль из циклодола и водки…</p>


<p>


— Что, блядь?.. — перебил Дойчлянд.</p>


<p>


— Это ещё хуйня. Сейчас сам всё увидишь.</p>


<p>


 </p>


<p>


Миновав один дом по Каменноостровскому проспекту, Димасик отворил дверь в подъезд и повёл Дойчлянда на третий этаж.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Осторожно!..</p>


<p>


— Блядь! — споткнулся Дойч, не заметив в потёмках прибитую к порогу высокую деревяшку.</p>


<p>


— Не спрашивай, — предвидел вопрос Дима. — Сам не ебу.</p>


<p>


 </p>


<p>


Прихожая была завалена обувью. По беглому зрительному анализу – весьма молодёжной.</p>


<p>


 </p>


<p>


Димасик начал тихо уссываться, закрыв лицо руками. Из комнат огромной дореволюционной коммуналки доносились вопли и пьяный хохот. Дойч закинул в себя ещё одну порцию транквилизатора, хотя в этом уже не было особого смысла.</p>


<p>


 </p>


<p>


Войдя в большую комнату, обнаруживавшую себя громким человеческим многоголосьем, Дойчлянд остолбенел.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Явился, божий ангел, явился! — завопила Сука.</p>


<p>


 </p>


<p>


Невеста была облачена в домашний халат, талия опоясана тюлем, голову венчала наволочка из постельного сета, а лицо, бог мой, было вымазано тушью и помадой так, будто макияж делал слепой от рождения медведь.</p>


<p>


 </p>


<p>


— «Чашу Циклов» ему! — с хрипом выдыхая возглас, скомандовала Сука, указывая перстом на Дойча. — И начинаем! Пастора сюда!</p>


<p>


— Вы что, блядь, смеётесь надо мной? — то ли с сарказмом, то ли параноидально-взволнованно произнёс Дойч. — Что за хуйня происходит?</p>


<p>


 </p>


<p>


В обозримом пространстве находилось пятнадцать человек, кого-то он знал, кого-то видел впервые. Все глаза смотрели на героя и ждали продолжения карнавала.</p>


<p>


 </p>


<p>


Из соседней комнаты вышел пьяный Философ – давний знакомый Дойча, заслугами которого, помимо алкоголизма и аптечной наркомании, было неоконченное высшее гуманитарное образование; он нёс эмалированную кастрюлю, держа её большими и указательными пальцами за ручки, а в оставшихся частях ладоней сжимал по горсти колёс.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Причастись, сын мой! — с плохо сыгранными нотками повеления, начал Философ. — Испей из братины, как и все мы, пред свершением великого таинства небесного венчания!</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойч недоверчиво оглядел собравшихся, потом остановил свой взгляд на Димасике, ища подтверждения сказанному. Про «как и все мы» герою что-то не верилось.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Вообще никто не пил, — прошипел сквозь приступ хохота Дима.</p>


<p>


 </p>


<p>


Толпа неодобрительно зашикала.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Лжёшь, окаянный! — как умел, пафосно прогремел Философ, после чего кинул себе в рот пригоршню таблеток и сам пригубил из кастрюли.</p>


<p>


— Что там? — недоверчиво покосился на собравшихся Дойч.</p>


<p>


— Циклодол с водкой, — ответил кто-то смеясь. — Циклы обеспечены.</p>


<p>


 </p>


<p>


Отвлечённый разыгравшимся вокруг спектаклем, который, как это часто бывало, казался Дойчлянду недоброй шуткой, призванной его жестоко развести, он мельком заметил, что Сука разговаривает непонятно с кем, величая его «любимым» и «муженьком».</p>


<p>


 </p>


<p>


— Заебал, Дойч! Не ссы! — очередной страждущий съел несколько кусков Тела Праздника и приложился к «Чаше Циклов», испивая Кровь Праздника.</p>


<p>


 </p>


<p>


Подогретые содержимым валявшихся повсюду бутылок из-под разношёрстного алкоголя, присутствующие один за другим теряли осторожность и глотали смесь из непонятной дозы холинолитиков и этилового спирта.</p>


<p>


 </p>


<p>


В комнату вошёл щуплый парень с менбаном на голове, наряженный в дешёвую псевдоэротичную версию рясы католического священника, купленную в рядовом секс-шопе. Форма являла собой плотно облегающие чёрные трусы и футболку в мелкую сетку с воротом, в центре которого была нашита бутафорская белая колоратка.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Ну… типа, можно начинать… хех… — промычал пастор, от которого на пару метров во все стороны разило шишками.</p>


<p>


 </p>


<p>


Люди начали подниматься с насиженных мест и подходить поближе.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Дойч! — гаркнула Сука.</p>


<p>


 </p>


<p>


Герой подошёл. Глаза невесты с чёрными шарами зрачков без радужки, подобно надписи «Закрыто» на дверях бакалейной лавки, красноречиво говорили, что во вместилище, будь то костяной мешок или помещение магазина, никого нет.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Ну, типа… держи… — протянул пастор две варочные стойки от старой газовой плиты. — Это… типа… венец, хех…</p>


<p>


— А где жених? — удивился Дойч.</p>


<p>


— Вот же, вот же он, идиот! — указала Сука на пустоту перед собой.</p>


<p>


— Хорошо, — не стал удивляться нахлобученный транками герой. — Так нормально? — уточнил он, подняв два обгоревших, липких из-за полувекового жира перекрестия чуть выше чела невесты и неизвестно насколько выше неосязаемой головы невидимого жениха.</p>


<p>


— Начинай уже! — проигнорировав Дойча, скомандовала пастору Сука.</p>


<p>


— Хех… Кхм… Ну, типа… Властью, хех, данной мне, типа… это… Богом… Кхм… Венчаю, типа, пред очами этих, хех, как их… свидетелей… двух, типа, рабов… Хех… Сашы́на, типа, кхм… Корца́ и Суку… Прости, хех, как тебя зовут, внатуре-то, хех?..</p>


<p>


— Не важно, Тоша! — вскричала Сука.</p>


<p>


— Согласна ли, хех, ты, мать… Кхм… взять в жёны… это… то есть… как его?.. в мужья, типа… властителя, хех, мирового Праздника?..</p>


<p>


— Да! — с жаром воскликнула невеста.</p>


<p>


— О-о-о… А ты, типа, который… ну, это… кхм… Сашын!.. Берёшь ты Суку нашу… в эти… жёны, кхм, свои?..</p>


<p>


— Он взял! Взял! — плюясь пережёвываемыми таблетками циклодола, благоговейно проговорил Философ.</p>


<p>


 </p>


<p>


Гости утвердительно загудели.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Ну вы, типа, кхм… теперь муж и это… жена… хех… Целуйтесь! Мда…</p>


<p>


 </p>


<p>


Сука, как сорвавшаяся с цепи медведица, на глазах которой разрывают её медвежат, ринулась на Дойчлянда и с нечеловеческим рыком яростно поцеловала его. Он несколько опешил, но сопротивляться не стал. Через десять секунд, насытившись им, Сука подбежала к пастору и проделала то же самое.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Дай-ка мне этого дерьма, Кант, — обратился Дойч к Философу.</p>


<p>


— Держи, родной, — растянулся в блаженной улыбке приходуемый циклодолом хранитель удовольствий.</p>


<p>


— Возлюбленный мой! Сашын! — рычала бегающая по комнате и целующая всех Сука.</p>


<p>


— Надо включаться в этот карнавал, — скорее себе, чем кому-то другому заявил Дойч, уплетая десять таблеток и звучно прихлёбывая из кастрюли.</p>


<p>


 </p>


<p>


Тем временем в комнате появлялись всё новые бутылки с алкоголем, кто-то, не стесняясь, кололся. Многие шмыгали носом. Вечеринка была в самом разгаре. Для Дойча это не было чем-то из ряда вон выходящим. Удивлял его только формат «свадьбы». Он знал Суку как достаточно уравновешенную и рассудительную барышню и ожидал, что поедет в ЗАГС, нажрётся с родственниками молодожёнов или хотя бы познакомится с настоящим, живым женихом из плоти и крови, а не с галлюцинацией пизданутого Фёдора<a href="#_edn1" name="_ednref1" title="">[i]</a>.</p>


<p>


 </p>


<p>


Историю про мутного азиата по имени Сашы́н-Корéц, который ездит по городу на лошади и раздаёт прохожим холинолитики, в тусовке слышали, наверное, все. И хотя всадника никто больше ни разу не видел, в том числе и сам Федя, небылица оказалась настолько хорошей, что стала местной притчей. Эдаким символом Праздника, который может произойти с каждым, кто отчаялся. Впрочем, с того момента как Фёдор впервые рассказал об этом кому-то из ребят, многие начали замечать, что чувак изменился. Он стал избирателен в том, что употребляет, и приобрёл некоторую суетливость, которую раньше за ним никто не замечал. Это могло быть следствием того, что он съел что-то жёсткое накануне или, быть может, понял что-то особенное.</p>


<p>


 </p>


<p>


Но вернёмся к свадьбе!</p>


<p>


 </p>


<p>


— А ты куда? — Дойч встретил в прихожей обувающегося Димасика.</p>


<p>


— По делам нужно… Да, ёпт! — ответил Дима, пытаясь отыскать на ощупь свою куртку в полумраке прихожей. — Вечером вернусь.</p>


<p>


— Вы меня точно не разыгрываете? Жених ещё придёт? — чуть заторможено спросил Дойчлянд.</p>


<p>


— Сашын-то?..</p>


<p>


— Да не-е-ет.</p>


<p>


— …обязательно придёт. Подожди ещё пару часиков, — заулыбался Дима, понимая, что в комнате скоро наступит холиновая неразбериха.</p>


<p>


— Я про настоящего, — ещё сильнее встревожился Дойч.</p>


<p>


— Нет никакого жениха, Дойчик. Сука уже полгода как пизданулась наглухо. Жрёт холиноту. Говорит, под ней только себя и может «отпустить», — пояснил Димасик. — Но, по-моему, там уже с башкой всё, аут. Увидимся ещё, будь здоров!</p>


<p>


 </p>


<p>


Димасик ушёл, забрав с собой последний луч трезвости. Дойчлянду оставалось лишь приготовиться к безумию, поскольку уже нагребало. Феназепам к тому моменту заключил любовный союз с алкоголем. Циклодол робко протискивался к ним, покупая их внимание волнами эйфории. Дойч почувствовал абсолютную вседозволенность.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Хайль Гитлер! — закричал он, на ходу стаскивая с себя штаны. — Зиг хайль!</p>


<p>


 </p>


<p>


Несмотря на то, что это повторялось каждый раз, когда Дойчлянд терял внутренние барьеры, собравшиеся радостно заулюлюкали. Те из них, чьи глаза ещё не потеряли осмысленности.</p>


<p>


 </p>


<p>


В углу смердящей жижей лениво растекалась чья-то рвота.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Ты точно пидор! — уверенно указал на пастора Дойч. — Не придуривайся!</p>


<p>


 </p>


<p>


Герой потащил Антона в первую попавшуюся комнату. Тоша был не на шутку накурен и являлся пидором, поэтому не сильно сопротивлялся. Комнату опоясывали пожелтевшие обои, на старой чехословацкой тумбочке нерешительно балансировал плазменный телевизор, а на плечевых суставах пола располагался потёртый диван, на который Дойч и забросил ещё более щуплого, чем он сам, парня. Засунув свой язык в рот пастора, Дойчлянд блеванул. Любовник оказался брезглив, и через несколько мгновений его стошнило в ответ.</p>


<p>


 </p>


<p>


— А-а-а… Блядь… Что же… буэ… делать?.. — в непонятках вскочил с дивана Антон.</p>


<p>


— Сходи подмойса, Маня, — смеясь, вальяжно раскинулся на чистой стороне лежака Дойч.</p>


<p>


 </p>


<p>


Ему блевотина была уже до пизды. И это неудивительно, ведь рисунки на обоях начали вибрировать и неторопливо сползать вниз.</p>


<p>


Циклодол стал забирать эйфорию, которой до этого дразнился, и дарить телу неприятную тяжесть. Не слабость, как под хорошим напасом индики, а ту противную неподъёмность, которую чувствует начинающий тяжелоатлет, пробуя взять вес мастера спорта, – сила есть, но у реальности на этот счёт другие соображения.</p>


<p>


Постоянные залипания и попытки совладать со спутанностью мыслей забрали у Дойчлянда полтора часа жизни, пока громогласный выкрик не вывел его из личных загонов:</p>


<p>


 </p>


<p>


— Сашын-Коре́ц явился! Он принёс Праздник! — истерил Философ.</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойч не мог внятно сформулировать своё желание даже внутри головы, но первобытные инстинкты сами потянули его поближе к стаду. Липко затягивали окружающие трещинки, царапинки, волоски и линии. Рот был сух, губы трескались. Герой продолжал ползти в сторону ликующих соплеменников.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Бля… — выдохнул Дойч.</p>


<p>


 </p>


<p>


Посреди комнаты, в которой прошло мистическое венчание, в окружении протянутых рук стоял азиат в жёлтом халате с оранжевой вышивкой. Дойч был опытным психонавтом и даже параноил профессионально, но в ту минуту он спасовал.</p>


<p>


 </p>


<p>


— И мне! Мне! Дай мне! — вопрошало многоголосье.</p>


<p>


 </p>


<p>


А человек в халате лишь ловко поправлял сползающие от энергичных пасов руками очки. После каждого взмаха, в ладонь одного из страждущих падали «диски», дополненные философскими напутствиями от азиата.</p>


<p>


Оранжевые узоры на его одежде оживали, когда Дойч смотрел на них. Они вертелись, драконами взмывали вверх, всасывали в себя. Из глубин коммунального коридора слышалось ржание лошади.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Ты совсем плох, чувак, попей водички, — протянул Дойчу пятилитровую баклаху с водой незнакомый парень. — Если захочешь умереть, пожалуйста, не в моей квартире.</p>


<p>


 </p>


<p>


Герой хотел поблагодарить его, хотел спросить, видит ли тот Сашына, но через секунду уже забывал слова и мысли. Лишь годами отработанный взмах нацистского приветствия сам собой вырвался в знак признательности. Пересохшими, заблёванными губами Дойч начал жадно хлебать воду, которая стекала по подбородку, перемешиваясь с остатками завтрака и желудочного сока, убегая вниз к оголённому пенису. Напившись, он неловко поставил бутылку на пол. Беззвучно шевеля губами, словно вынырнувшая на берег рыба, Дойчлянд пытался заговорить с азиатом, ступая в его сторону и протягивая руки.</p>


<p>


 </p>


<p>


Сашын Корец обратил на него внимание.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Тебя тревожит то, что ты не в силах изменить, старичок, — весело проговорил монголоид. — Расслабься, твоё время ещё не пришло.</p>


<p>


 </p>


<p>


Сашын щёлкнул пальцами, вспыхнуло небольшое пламя, и в его руке показалась горсть таблеток, которую он запихнул в рот Дойча. Из рукава второй руки вылетела бутылка, тут же пойманная его тонкой и ловкой кистью. Пробки не было и нечто тёплое и приятное протолкнуло «колёса» вглубь геройской утробы. Азиат поцеловал Дойчлянда в лоб и легонько толкнул в сторону дверного проёма. Упав, герой провалился в объятья ужаса собственного эго, ощущая на себе мощное дыхание животного с большими ноздрями.</p>



30 мая


<p>


Громкий хлопок входной двери вырвал сознание Дойча из беспокойного сна. Глаза не открывались, сухость была чудовищная. Рот напоминал использованный кошачий лоток с дорогим наполнителем, который абсорбировал всю влагу, но продолжал смердеть. Было холодно.</p>


<p>


 </p>


<p>


Кое-как поднявшись с пола, герой мог думать лишь о водопроводной воде. Надежда на то, что где-то поблизости есть иная, не успела даже родиться. Комната была сквозная, поэтому Дойч двинулся сразу в коридор. В прихожей разувался Димасик.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Опять я всё проебал, да? — с язвительной ухмылкой Дима оглядел полуголого заблёванного приятеля.</p>


<p>


 </p>


<p>


Без жидкости Дойч мог только беспомощно моргать.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Отвести тебя в сортир? — предложил Димасик.</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойчлянд закивал.</p>


<p>


 </p>


<p>


Флэт тем временем жил своей жизнью. Из комнат доносился храп. Философ бродил с пустой «Чашей Циклов», осеняя всё подряд крестным знамением.</p>


<p>


 </p>


<p>


Когда парни вошли в туалетную комнату, в их носы ударил кислый запах рвоты. Дима нащупал выключатель, и зловонная пещера озарилась светом электрической лампочки.</p>


<p>


 </p>


<p>


Заблёвано было всё. Свидетельства пищевых отравлений были в раковине, ванне, на ободе унитаза и на полу возле него. Но беспокоиться было не о чем, ведь человек, представившийся накануне хозяином квартиры, мирно посапывал среди рвотных масс и не казался встревоженным окружающим биохоррором.</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойчлянд повернул вентиль и жадно присосался к изгибу аэратора. Чужая тошниловка начала подниматься всё выше, поскольку льющаяся мимо рта вода не успевала уходить в слив. Героя чуть не вырвало повторно. Он наспех плеснул в лицо водой, закрыл вентиль и вышел из чудовищной комнаты, не выключив за собой свет.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Блядь, это какой-то пиздец… — отдышался Дойч.</p>


<p>


— Что у вас тут происходило, рассказывай! — заблестел глазами Дима.</p>


<p>


— Ну-у-у… Мне это или приснилось… Или это была галлюцинация? В общем, я видел того азиата, про которого Федя говорил.</p>


<p>


— Ха-ха, — засмеялся Дима, первым зайдя в комнату бракосочетания. — А лошадиное говно откуда?</p>


<p>


— Что-о-о? — не понял Дойч, находясь в коридоре.</p>


<p>


 </p>


<p>


Посреди комнаты действительно лежала куча лошадиных экскрементов.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Меня точно разыгрывают!.. — насторожился Дойчлянд, увидев навозную инсталляцию.</p>


<p>


— Это вряд ли, — засомневался Дмитрий. — А куда Сука подевалась?</p>


<p>


— Не знаю… — герой наклонился, чтобы подобрать свои штаны. — Не хочешь съебать отсюда?</p>


<p>


— Похоже, хочу-у-у! — простонал Дима, уворачиваясь от маломощной струи блевоты, пущенной Философом. — Фу… Только ты врубаешься, что сейчас ночь?</p>


<p>


— Извольте меня простить, судари, — утираясь рукавом, извинился Философ.</p>


<p>


— Прощаю тебя, сын мой, — перекрестил его Дойч. — Утро скоро?</p>


<p>


— Сейчас не больше часа ночи, — ответил Димасик. — У тебя футболка есть какая-нибудь с собой? Рубашка на тебе что-то не очень...</p>


<p>


— Нету нихуя… Пиздец! — критически оглядел себя в зеркало герой.</p>


<p>


— Давай у хозяина в шкафу стрельнём что-нибудь, потом отдадим, — зашагалв прихожую Дима.</p>


<p>


— А ты его знаешь вообще?</p>


<p>


— Нихуя, первый раз вижу. Это Сукин приятель какой-то, вроде…</p>


<p>


 </p>


<p>


Пока Дима рылся в шкафу, Дойчлянд съел две таблетки феназепама, запив их выдохшимся пивом, которое стояло на обувной тумбочке, подобрал штаны с отчётливыми следами от обувных протекторов и стал их натягивать. Трусов поблизости не было.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Вот, вроде сойдёт… — протянул Димасик розовую футболку с чёрной надписью «100% hetero».</p>


<p>


— У кого-то серьёзные проблемы с самоопределением, — Дойч начал напяливать её на вытертое сухой стороной собственной рубашки тело.</p>


<p>


 </p>


<p>


Ребята покинули квартиру, отдавая тела прохладе предпоследней ночи весны. Дойчлянд сунул руки в карманы штанов, оберегая мелкие сосуды своих кистей от чрезмерной работы. Подушечки пальцев ощутили безжизненную фактуру полиэтилена с характерной твёрдой прямой линией.</p>


<p>


 </p>


<p>


— А это откуда? — держа зиплок с порошком перед глазами, задал риторический вопрос Дойч.</p>


<p>


— Кто-то по-проёбу не в те штаны пихнул, хех?</p>


<p>


— Похоже на то… — герой открыл пакетик и без раздумий понюхал. — Шустрые!</p>


<p>


— Ночь длинная, приступай! — порекомендовал Димасик, не жаловавший стимуляторы.</p>


<p>


— Слушай, а давай аптеку найдём?</p>


<p>


— Зачем?</p>


<p>


— А чего продукт переводить? — резонно заметил Дойчлянд.</p>


<p>


 </p>


<p>


Парни спешно поплелись на Большую Монетную, в круглосуточную «Фиалку» за «двушкой» – двухкубовым шприцем. Зажигалка, ампула с розоватым B12 и спиртовые салфетки – те инструменты, которые Дойч старался всегда держать в своей сумке. Без баяна они не выглядели подозрительно. Столовую ложку он по иронии подрезал на днях в «Чайной ложке», поскольку было соответствующее предчувствие.</p>


<p>


В десятке шагов от аптеки находилась детская площадка, туда и отправились. Лавочку выбирали из соображений максимальной безветренности.</p>


<p>


Популярный труд Альберто Моравии, оказавшийся в дойчляндской сумке, превратился в стол. Скрюченный человек на обложке будто иллюстрировал недалёкое будущее, которое приближалось тем стремительнее, чем больше составных частей предстоящего укола оказывалось на переплёте.</p>


<p>


Дойч открыл зиплок. Он не знал, сколько внутри порошка, строил смутные догадки о его чистоте, но чутьё подсказывало, что примерные 200 мг будут в самый раз.</p>


<p>


На свете, пожалуй, не найдётся наркозависимого, который бы не доверял своему глазомеру. Дойчлянд в своём был уверен.</p>


<p>


Скорость посыпалась в ложку. Ампула с витаминизированным раствором пожертвовала миллилитр на алтарь Праздника. Расчехляя упаковку со шприцем, Дойч начал испытывать соматические эффекты: сердце забилось, в горле пересохло. Он облизнулся и стал аккуратно помешивать смесь узким краем тубы баяна. Руки затряслись сильнее, и он попросил Димасика подержать ложку.</p>


<p>


Порох полностью не растворялся. Пришлось подключить зажигалку и слегка нагреть жидкость. Бледновато-прозрачная субстанция на дне говорила о наличии пирацетама, которым буторят амфетамин нечестные уличные барыги. Впрочем, здесь примеси было не много.</p>


<p>


Дойчлянд сделал петуха – обмотал конец иглы ваткой и втянул остывшую жидкость в тело баяна. Пока он выпускал воздух из шприца, Дима начал давить на его левый бицепс. Дойч смазал проступившие вены спиртовой салфеткой. Через пару секунд сосредоточенной медитации игла аккуратно проткнула кожу. Плоты построены. Следует то ли звук, то ли ощущение, что второе препятствие – стенка вены, преодолено. Это начинаешь ощущать со временем, безошибочно прогнозируя ещё до взятия контроля, попали тебе в вену или нет. Войска грузят свой скарб. Контроль – кровь вошла в тубу. Солдаты усиленно гребут к противоположному берегу. Впрыск! Рубикон пройден.</p>


<p>


Время остановилось. Димасик прижал место укола салфеткой, это помогает избежать кровопускания и образования синяка, после чего высвободил стальной капилляр из вены товарища.</p>


<p>


Дойчлянд ждал выхлопа – характерного привкуса вещества в горле, когда оно проходит по тамошним венам. Выхлоп успокаивает. Даёт наркоману повод резюмировать: «да, меня поставили как надо, сейчас будет приход!»</p>


<p>


Звонок будильника в канун твоего пятого дня рождения, двенадцатый удар курантов на Новый год, доля секунды перед оргазмом. Томное расслабление. Ещё мгновение… Взрыв! Хорошо-о-о. Точнее, тонкая грань между заебись, пиздец и охуенно.</p>


<p>


Димасик всё понимал, хотя ни разу не ставился по вене и не приходовался амфетаминами удачно. Нужно было подождать, игнорируя приставания ветра.</p>


<p>


Тихая детская площадка, щедро освещаемая фонарями, отсутствие проезжающих машин, – такая среда могла убаюкать даже самого отъявленного социофоба.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Заебись! — блаженно объявил Дойч. — Ну что, пошли?</p>


<p>


— А куда пойдём-то?</p>


<p>


— Давай прогуляемся немного, а потом в «Очко»?</p>


<p>


— Окей, погнали.</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойчлянд достал из сумки бутылку дешёвого вина. Дима ухмыльнулся. Луна же стыдливо закрылась тучей.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Ебанутое состояние сейчас… — поделился переживаниями Дойч.</p>


<p>


— Хочешь об этом поговорить? — съехидничал Димасик голосом доктора Курпатова.</p>


<p>


— Под спидами это неизбежно, — заулыбался герой.</p>


<p>


— Неизбежно как смерть?</p>


<p>


— В последнее время меня поёбывает тема смертности…</p>


<p>


— Почему? — Дима озвучил вопрос, ответ на который был бы дан и без этого.</p>


<p>


— …потому что всё, что мы называем человеческим, мне кажется, оно вырастает из… и сознание в том числе, и все продукты культуры заодно… они вырастают из чувства смертности человеческого существа.</p>


<p>


Мне кажется, допустим, что большинство детских сказок… многие из детских сказок, скажем так, они… призваны как-то там… Ну, маленький ребёнок рано или поздно видит умирающего своего соплеменника, допустим. И это некоторый травматический эпизод, как мне кажется. И-и-и, какие-то сказки, да, там, они призваны рационализировать и сгладить это травматическое переживание. Ну, короче, всё, что мы говорим, всё, что мы делаем, оно как раз сводится к тому, хе-хе-хе, что мы не хотим умирать, по большей части. Это либо инстинкт личного самосохранения, либо сох-сохранения вида…</p>


<p>


— Объясни, чтобы было понятно, — встрял Димасик, — ну, та же самая реализация… Как она подвержена этому механизму?</p>


<p>


— Реализация? Самореализация? — отхлебнул Дойч из бутылки.</p>


<p>


— Да…</p>


<p>


— Я недавно тоже об этом думал, что вот… тоже через смертность, вот… что «пирамиду Маслоу» можно интерпретировать… Самореализация там – четвёртая ступень. Ну, да, смотри, короче. Первая ступень – это… она связана именно с лич-личным самосохранением.</p>


<p>


То есть там удовлетворение совсем инстинктивных, короче, штук: покушать, там… чтобы обеспечить своё тело энергоресурсами, посрать, чтобы избавиться от отходов, там… Потом, если ты это сделал, там… потрахаться, чтобы, короче, передать свои гены, ну и так далее, короче… Да?</p>


<p>


То есть ты выжил, потом ты, короче… как только у тебя появилась возможность, ты… у тебя появляется следующая потребность, чтобы… — Дойчлянд глубоко вдохнул, — продолжить свою… ну, то есть, ты сам конечен, да, там… но в следующий раз можешь не выжить, поэтому ты воспроизвёлся, а следующий пусть сам решает свою проблему. Ты удовлетворил это.</p>


<p>


Потом идёт потребность в безопасности. Она подразумевает то, что у тебя появляется потребность сохранить это ощущение, короче, когда у тебя удовлетворена пе-пе-первая ступень, когда ты постоянно сыт, постоянно можешь посрать и воспроизвести, короче, много таких же опёздолов, которые… передадут…</p>


<p>


Но это всё… это всё именно личное! То есть, вот… оно не требует, вот… то, что замкнуто в рамках одного существа живого, то есть, там, даже если ты передаёшь свои гены, там, посредством, там, оплодотворения, это не требует никакого вза-взаимодействия, кроме взаимодействия половыми органами с другими.</p>


<p>


Третье, да… это общение. Это именно кооперация. Короче, тут именно ключевое слово, – «кооперация». От конкуренции… за самок, да, там, допустим… Мы понимаем, что, да, лучше скооперироваться, сделать племя, да, там… И чтоб вот, как бы, мы обеспечили свою личную безопасность, мы можем сами, там… Мы научились собирать… Я научился собирать ягоды, допустим, и, там, убивать, там, леопардов… хы-хы-хы… и, там, находить спящую самку и трахать её, короче, да, там… Но я понимаю, что, короче, да, там, это эффективно, но если вот, короче… Для того чтобы это было ещё более эффективно, там, для вида… Потому что так меня может молнией, допустим, ебануть… или, там… может, там… инфаркт случится внезапно. Для того чтобы выживаемость подобных мне, даже генетически, существ была обеспечена, лучше скооперироваться… сделать племя… то есть, мы делаем племя, мы выживаем, — Дойчлянд сделал ещё пару глотков, — и, как бы, если там по всем ебанёт молния, хотя бы один, там, трахнет одну полумёртвую самку и всё равно, там, самый похожий на нас генотип – он передастся, то есть, вот, максимально похожий на нас передастся. Заебись! Мы это обеспечили.</p>


<p>


Дальше, вот, наступает четвёртая – самореализация. Посредством общения мы понимаем, что мы разные и заточены под разное. Один, там, сильный, один умный, да, там… Ну, то есть, пока мы, короче, затачивались индивидуально, под выживание, да, там… мы развили определённые способности. И самореализация означает максимально развиться в своей сфере-специализации. То есть максимально, то есть… Кто-то становится лучшим охотником, кто-то лучше всех выращивает детей, кто-то лучше всех ебёт детей, да, там, ну и так далее, короче… Кто-то… ну, ты понимаешь, короче.</p>


<p>


— Угу…</p>


<p>


— Ну а вот то, что на пятой ступени… где, там… творчество… это вот уже, как бы… Это что-то уже, что над… это нечто… какой-то некоторый… что существует в мире идей. И, грубо говоря, что одинаково будет сущ… что связывает нас, вот, с тем миром бесконечно… бесконечных детей в бесконечном раю. То есть, вот бесконечные дети в бесконечном раю будут существовать исключительно в этом… в этом пласте потребностей. То есть, вот, всё остальное, оно… э… служит выживанию, да… Творч-творческая какая-то активность, она… Истинная творческая активность, она… как раз таки наступает, когда… ты думаешь не о выживании. Ты уже как-то… Выживает… Творение, которое освободилось от творца. То есть, предмет искусства живёт отдельной жизнью от своего автора, как говорилось.</p>


<p>


— Ну, а как творение может быть истинным, если мы все люди и, банально, хотим чтобы все сказали: «О, этот парень классно лепит горшки»…</p>


<p>


— Не, ну… Классно… Ты хочешь, чтобы тебе это сказали… Это значит… Подтверждение того, что ты хорошо служишь выживаемости своей стаи, племени, вида, там, похуй, человечества, там…</p>


<p>


— То есть это опять замкнулось на «пирамиду», и ты не вышел за её пределы?</p>


<p>


— А творчество… это, мне кажется, вот… Сейчас творчество… Мне не понять вот чисто эту пятую ступень, да, то есть… Она для меня в любом случае, как ты г-говоришь про горшки сейчас, кажется потребностью конечного вещества, ой, существа. Потребность же существа бесконечного, она будет ограничиваться только этой с-ступенью, то есть она уже будет в чистом виде… Это уже то, о чём я могу домысливать только. Ну, вот как бы всё, что мы называем человеческой культурой, там, миром идей, феноменов, да, там… феноменов – неправильное слово. Вычеркни это, хе-хе… Ну, вот, именно того, что существует… Где человек выступает носителем, да, то есть, вот… Допустим, жесты, язык, слова… вот, да, можно назвать это фено-феноменами… что существует, да, как бы, но… это может быть воспроизведено на любом теле. Один и тот же жест может быть воспроизведён разными людьми, как бы. Или слово, да, там… Или идея, да, какая-то там… Носитель… Человек выступает исключительно конечным носителем. Эм… А там будет просто бесконечный носитель, хех, и…</p>


<p>


— Не проще просто сдохнуть и положить хуй на всё это говно? — скептически заметил Димасик.</p>


<p>


— Страшно умирать… — глухо пробормотал Дойч.</p>


<p>


— Почему тебе страшно? Мне лично трудно понять.</p>


<p>


То есть, я с удовольствием. Просто сделайте аппарат, который за тыщу рублей усыпляет, и я первый войду в него…</p>


<p>


— Просто отключить себя… Грубо говоря, выключить переключатель, там… ну, то есть как на компьютере, вот мы сделаем «выключить», он выключится, да, то есть… то есть вытащить вилку из розетки, да, – это иногда кажется привлекательным, да… но, с другой с-стороны, просто имеет место у каждого, как мне кажется, такой травматический э-эпизод, что смерть… смерть не бывает красивой… и приятной… то есть смерть – это что-то… что-то очень, короче… очень ху… ха-ха, очень хуёвое, ха-ха-ха. Возможно, это какой-то культурный миф, да. То есть озвучиваю какую-то культурную мифологему, которая присуща нашему Западному мышлению…</p>


<p>


Что бы я с собой ни делал, мне очень страшно… умирать… и… и я бы не хотел умирать… я бы не хотел, чтобы умирали люди, которых я знаю, чтобы они кончались… И, мне кажется, что это единственная главная про-проблема, что… я тоже про это часто говорил, что… потенциальная в-возможность создать одного бессмертного человека стоит миллионов, миллиардов потраченных на это жизней. То есть миллиард смертных – он рано или поздно умрёт… И не важно, в два, в двадцать, в восемьдесят или в триста лет, да. Но бессмертный – он никогда не умрёт. То есть… Эм… Максимальная ценность человеческой жизни сейчас… то есть… Я считаю, человек может сказать, что он пр-прожил свою жизнь не зря, если он хотя бы, там, малую долю… просто, там… миллиметр… на миллиметр продвинул человечество на пути к созданию одного бессмертного – человека, преодолевшего смерть. Вот, — наступила пауза, во время которой Дойч уже привычно промочил горло вином. — Мораль… Ну, конечно, мораль Достоевского, там… про сле-слезинку младенца… она тоже… не может быть вычеркнута… но тем не менее… я не знаю, короче, что правильно… но мне кажется, это главная проблема, которая стоит перед человечеством в принципе.</p>


<p>


Впрочем, слишком много, да, жизней было положено за какие-то идеи… Крестовые походы там, чьё-то тщеславие… не знаю… Может быть, это такая же бессмысленная трата жизней… не знаю.</p>


<p>


 </p>


<p>


Когда парни вышли на набережную Карповки, то увидели быстро приближающегося к ним человека. Он шёл, будто пританцовывая под ритмы одному ему слышимой музыки. Любой знакомый узнал бы его по походке – это был Фёдор.</p>


<p>


 </p>


<p>


— О-о-о, ребят, какая встреча! Привет, — поравнявшись с героями начал разговор Федя.</p>


<p>


— Здорóво, ты такое сегодня пропустил!.. — стал тараторить Дойч.</p>


<p>


— Шалом, — протянул руку Димасик.</p>


<p>


— А что было? — из вежливости спросил Фёдор, но тут же продолжил. — Парни, времени нет совсем, очень тороплюсь, и у меня к вам дело. Дайте тысячу или две до завтра, а? Верну с процентами, как обычно.</p>


<p>


— Отродясь столько не было, чувак, — не солгал Дойчлянд.</p>


<p>


 </p>


<p>


Дима полез в карман.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Мы азиата твоего видели… — не сдержался герой.</p>


<p>


— Ну, я-то не видел. Полторы штуки, сойдёт? — уточнил Димасик.</p>


<p>


— А вы меня ебанутым называли, — заулыбался Федя. — Да, сойдёт, Димас, благодарю. Завтра отдам! Надо срочно бежать. Адьёс.</p>


<p>


 </p>


<p>


И Фёдор стал удаляться лёгкой трусцой, пытаясь останавливать проезжающие машины взмахом руки.</p>


<p>


 </p>


<p>


В последнее время Федя начал выпадать из социального контекста. Он бросил работу, стал всё чаще попадаться людям на глаза пьяненьким или в меру обдолбанным. При этом ни одной ночи он ещё не просиживал на тусовках от и до, постоянно срываясь в самый разгар веселья. К тому же он активно занимал у всех деньги, которые непременно отдавал в срок. Вкупе с отсутствием постоянного источника дохода это вызывало опасения у друзей. Товарищи боялись, что он связался с продажей наркоты. На прямые расспросы Федя отвечал уклончиво, говоря, что жизнь открыла новые пути, нужно лишь соблюдать правила и брать то, что дают. Кто такая эта Жизнь и что она даёт Фёдору, никто так и не выяснил.</p>


<p>


 </p>


<p>


— На чём мы там остановились? — запнулся Дойч.</p>


<p>


— Да про смерть что-то тёрли, — вспомнил Дима.</p>


<p>


— А, да! В «Очко»-то пойдём?</p>


<p>


— Давай, только тогда нам обратно надо повернуть…</p>


<p>


— Не, оно ж на заводе сейчас находится, я знаю дорогу.</p>


<p>


— Да, и завод не там, — упорствовал Дмитрий. — Он напротив Ботанического сада, через речку.</p>


<p>


— Я знаю дорогу, доверься мне!</p>


<p>


 </p>


<p>


В общем-то, Димасику нравилось гулять и не хотелось проводить остаток ночи в прокуренном клубе, наполненном незнакомыми людьми. Дойчу же требовалось потрепать языком, поэтому против прогулки «не туда» никто не возражал.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Я недавно думал… Я часто говорю о Празднике… — продолжил Дойчлянд. — Что я называю словом «Праздник»… Если мы просто добьёмся некоторого… некоторой неразрушимости человеческого организма, в том смысле, в котором неразрушим, допустим, кремниевый механизм, да, что если мы уподобим человека кремниевому механизму – это будет не совсем то… это будет… будет именно механизм. То есть, вот, допустим, некоторые варианты достижения бессмертия: мы понимаем внешние законы функционирования, ну, системы, да, там… ну, которая вот… Ты видишь объект, да, там, ты его описываешь, и ты воспроизво… допустим, переносишь человека… предполагаешь воспроизвести его программно, да… Ты просто, как бихевиористы, забываешь про все внутренние переживания, которые личностные… внутри одного конечного механизма и просто воспроизводишь его внешние проявления. Мне кажется, это просто, вот… не… не сохранение жизни. Эт-это, хех, неправильное бессмертие. Правильное бессмертие – оно как раз таки со словом «Праздник» для меня созвучно, сохранение того, что присуще… то есть, вот… э-э-э… В жизни должна быть обязательно реализована эта пятая ступень – способность к творчеству… свободному… которое реализуемо даже нами в определённых состояниях, — Дойч лукаво подмигнул, — психоэмоциональных…</p>


<p>


— Ну, нами-то – не факт, — скорректировал Дима, помня, что они оба в творчестве уличены не были.</p>


<p>


— …нами – не факт, да, — задумчиво продолжил герой. — Где, там, присутствует то, что принято называть расхожими словами, вроде «честность», «любовь», ну, и так далее, короче… Ну, вот, что если убрать этот элемент, то получится, вот, именно бихевиористская модель, в которой, вот, именно… ну, воспроизвели, оно вроде, вот, есть, но жизнь – это нечто… Ну, это сложно… Сложно подобрать слова, короче… Но-о-о, я думаю, ты понимаешь…</p>


<p>


— Ну…</p>


<p>


— То, что называется «духом», да, там, в каких-то религиях Откровения… то, что назы-называется… я не знаю… — Дойч прикончил бутылку и выкинул её в реку, — дыркой… дыркой в глиняной фигурке… у суфиев: там у них есть такая метафора, да, что есть… человек – глиняная фигурка, да, там… и у него, там, есть отверстие, которое иголкой, там, сделал Аллах, да… Вот эта дырка как раз – «сущее»! Как раз сохранение этого – подлинное бессмертие.</p>


<p>


Возможно, оно… если обратиться к другим религиозным традициям, оно вообще не подразумевает сохранения какого-то физического носителя. Что оно само по себе есть… и всё, что есть, что происходит – это отражение… отражение его каких-то проявлений.</p>


<p>


— Это ты сейчас заново придумал бессмертие души?</p>


<p>


— Да, хех, но суть в том, что я мыслю в рамках Западной традиции, и я всегда буду в её рамках мыслить… по крайней мере, высказываться об этом. Потому что, как бы, все языки, которые я знаю, – они были созданы… ну, не созданы, а неотделимы от неё. Но, я считаю, что телесная смерть всё равно должна быть преодолена как-то… Вот… — Дойч звучно выдохнул.</p>


<p>


— А мы по-прежнему идём не туда, — заметил Дима.</p>


<p>


— Доверься! Сейчас придём… Обойдём сад этот по кругу и будем на месте, — настаивал Дойчлянд.</p>


<p>


 </p>


<p>


Набережная реки Карповки сменилась Аптекарской. Большая Невка куда-то торопилась, спешно уводя рябь своих вод в сторону Финского залива. Луна уверенно росла из непроглядной темноты космоса. Парней то и дело донимали порывы промозглого ветра, однако ночь не была безнадёжно холодной.</p>


<p>


 </p>


<p>


— В общем, знаешь, короче, когда ко мне… — продолжил Дойч, — зашёл сосед как-то… и принёс гашла, мы с ним накурились, и он начал рассказывать мне про своего умирающего отца, короче… который умирает от рака печени уже несколько лет, там… вот… он, там, попал в больницу, сосед всё это рассказывал. Ну, я понимал, в принципе, что ему не с кем поговорить, поэтому выслушивал его, там, задавал вопросы, но… и тогда мне пришёл такой образ-переживание, что… я представил себя в роли человека, который обречён на бессмертие и видит смерть всех близких людей, и понимает, что каждая смерть, короче, случилась по его не усмотрению, из-за нехватки внимания, по ошибке… И что он, как бы… что его «неидеальность», короче, в некоторых вопросах, привела к этой смерти… любого, кого он знает.</p>


<p>


Мне кажется, во многих литературных художественных произведениях была воспроизведена именно такая форма… мучений, да, там… наказания. То есть обречённость на вечную жизнь, но все, кого ты знаешь, умрут, да… И умрут по твоей вине, короче!.. В той или иной степени. И я подумал, что, короче, это тоже страшно… И потом ты остаёшься один, да, последний человек…</p>


<p>


Сущность христианской морали, я это тоже часто всем говорил, состоит в том, чтобы возлюбить каждого человека так, будто бы он последний человек на земле, с которым… тебе… выпало остаться, короче. Ну, вот, ты с ним вдвоём, да, и вот, всё… Мне кажется, мораль, вообще, сводится к тому, чтобы возлюбить всех именно так.</p>


<p>


И вот, представив тогда, надувшись с соседом, что он умирает по моей вине… и-и-и… страшно, короче… тоже… И это подразумевает, что в личном бессмертии нельзя оставлять человека одного…</p>


<p>


— Ну-у-у, почему? Если ты лишён, там, потребности в еде, в дефекации… — включился Димасик.</p>


<p>


— Так, а нахуй жить?..</p>


<p>


— Ты ж сам себе развлечение!</p>


<p>


— А нет развлечений… Мне кажется, всё хорошее, всё положительное, оно упирается в коммуникацию с кем-то…</p>


<p>


— Это ты думаешь, как смертный.</p>


<p>


— Возможно, конечно, человек разовьёт у себя… такой последний человек разовьёт у себя шизофрению, хе-хе, и, там, придумает себе ещё людей и сможет увлекательно разговаривать сам с собой, но, мне кажется, как… как конечному и, вероятно, свободному от таких психических заболеваний человеку… мне кажется, это сложно… То есть для меня вечная жизнь как благо имеет смысл только как в мысли Уэльбека: вечная жизнь вечно ласкающих и удовлетворяющих друг друга существ. Ну, во всех смыслах… Где просто всё превращается в творческий акт… творческий акт, свободный от проблем выживания как личного, так и коллективного.</p>


<p>


То есть, вот, когда мне говорят, что «мы достигаем бессмертия, но в какой-то момент нам станет скучно» – мне это кажется хуйнёй, потому что именно способность к творческому акту… то есть, вот, перед тобой, вот, миллиард людей… шесть — семь миллиардов… вы встречаетесь и каждый тебе говорит: «Вот я смогу сделать такую Хуйню! Ты посмотри, короче, это отражение моего внутреннего мира», ты встречаешься с каждым из семи миллиардов, на это уйдёт, блядь, семь миллиардов дней! И ты ещё можешь воспроизводить! Они воспроизводят друг друга… ты с каждым можешь воспроизводить. Это, блядь, бесконечный предел, после которого можно подумать, что делать дальше и хочешь ли ты умирать или нет… но это… об этом сейчас не имеет смысла думать совершенно.</p>


<p>


— Просто даже говоря о христианской морали, ты же её немножко извратил тем… ну, то есть коммуникация в ней – это уже понятно зачем, чтобы людей друг с другом соединить, и они не выёбывались, но ведь Библия и вообще учение Христа, оно ведь о тебе. Не о ком-то там, не о коммуникации, а о тебе. Чтобы ты сам, в молитве, был только с богом. То есть тебе не нужен кто-то другой. Ты сам и творец, и жнец, и на дуде игрец…</p>


<p>


— Нет, — возразил Дойч, — творец – не ты!..</p>


<p>


— Ты по образу и подобию бога создан.</p>


<p>


— Но творец – не ты, тем не менее. В авраамических религиях, и это очень важно, ты – тварь, а творец – другое. Творец он непознаваем, он за пределами этого мира. Ты создан по образу и подобию, но ты от него совершенно отдéлен. То есть, вот, Иисус – он указывает какой-то такой вот… Образ Иисуса, мораль – это то, о чём я говорил, некая идея, свободная от носителя. То есть Иисус – он существует, пока мы воспроизводим то, что сказал Иисус, хех. Помнишь серию «Саус Парка» про Имаджинариум, про Воображляндию?</p>


<p>


— Да.</p>


<p>


— Вот там в том же смысле. Что, вот, то, что мы создали – нечто, что не существует реально, но существует в мире идей, созданных человеком, проявившихся через человека, озвученных им, но просто воспроизводится на разных носителях. Как компьютерная программа может воспроизводиться на разных компьютерах. Оно существует, но в другом смысле… которое не в том смысле… мы тоже существуем в «этом» смысле, в каком-то смысле, ха-ха-ха. Но мы существуем ещё и как носители. Человек, вот… как раз, там, «Отец, Сын и Святой дух», да, там, короче…</p>


<p>


— Но ты же не достиг уровня бога. Ты развратничаешь, занимаешься…</p>


<p>


— Но я принципиально не могу достигнуть…</p>


<p>


— Почему? Ведь Иисус говорил, что если будешь жить по заповедям, то тебя ждёт Царствие Божие.</p>


<p>


— Ну, возможно…</p>


<p>


— То есть, возможно, если бы ты достиг его своим духовным ростом, тебе бы не понадобились люди.</p>


<p>


— Мне кажется, разврат, там, всё другое… слепо следовать букве закона – неправильно. Единственное преступление – это когда твои действия, да, там, заставляют другого страдать.</p>


<p>


— Ну, это уже личное морализаторство.</p>


<p>


— Не, не, по сути, как бы, похуй… любая заповедь – она может быть подвергнута сомнению. Ну, там, не укради, да, там, допустим, не убий… Можно, блядь, воровать у богатого, который даже не заметит твоего воровства, если ты, короче, своровал, чтобы ты не умер, или если ты своровал, чтобы отдать нищенке, которая умирает. Можно убить того, кто страдает, чтобы облегчить его мучения. Можно выебать жену своего брата, да, там, если она, хех, этого хочет. Как бы… это общие… очень обобщённые заповеди…</p>


<p>


— Поэтому тебе не стать творцом, ха-ха-ха, — издевательским тоном произнёс Димасик, тыча в Дойча пальцем. — Будешь быдлом ёбаным всю жизнь ходить.</p>


<p>


 </p>


<p>


Оба загоготали.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Стать творцом… — мечтательно протянул Дойчлянд. — Ты можешь стать творцом, но творить в другом смысле. Ну, ты не сможешь, естественно, стать творцом, который сотворил этот мир, потому что творец…</p>


<p>


— Этот нет, но, может быть, другой!</p>


<p>


— Ну, другой можешь! Вот ты пишешь свои книги, ты творишь другие миры.</p>


<p>


— Как вариант…</p>


<p>


— Ну! Я рассказываю сейчас всё это, я творю другой мир. Мы придумываем шутку, которую понимаем только мы вдвоём – тоже творческий акт. Человеческое общение… оно тоже, до определённого момента, сводится к определению общности, да, вот… момента, когда мы друг друга понимаем, а потом мы об этом не говорим, потом мы начинаем творческие акты. То, что осталось в культуре… например, мы придумали новое слово, мы придумали шутку, допустим… которую понимаем только мы вдвоём, потом мы её кому-то рассказали, да, там, и так, мне кажется, и откладываются в фольклоре слова, жесты и так далее… Человеческое общение, после определённой точки, это тоже творческий акт…</p>


<p>


— Но зачем оно нужно для идеального человека? У которого каждая клетка тела – это эрегированный член…</p>


<p>


— Потому что оно приносит удовольствие!..</p>


<p>


— А если оно не нужно будет для удовольствия?</p>


<p>


— … мне кажется, бессмертному человеку, потенциально, вот именно это и приносит удовольствие.</p>


<p>


— Почему? В чём логика? Ведь гораздо продуктивнее быть довольным самим собой, а не быть частью общества, пусть даже двух людей. То есть если уж мы фантазируем на тему того, что человек не должен срать, то давай дофантази…</p>


<p>


— Человек становится самим собой, когда он себя отделяет от другого, в том числе. Я не думаю, что это противоречит другому подходу.</p>


<p>


— Нет, я говорю, что когда ты самоудовлетворён самим собой – этого достаточно. Почему этого не может быть в бессмертном сверхчеловеке?</p>


<p>


— Возможно, я в силу своих личных проблем это воспринимаю. Мне нужен другой человек, который… я не могу быть совершенно удовлетворён в полном одиночестве, — грустно констатировал Дойч.</p>


<p>


— Да, тут, наверное, уже идут проекции на видение идеального мира. Потому что мне, например, нахуй не нужен сверхчеловек, который вынужден работать. Я ебал…</p>


<p>


— Я тоже ебал!</p>


<p>


 </p>


<p>


Парни засмеялись, закрепив этим единство мнений.</p>


<p>


 </p>


<p>


— То есть, жить вечно… — продолжил Димасик. — Ты знаешь, я как-то смотрел «Властелина колец», и я в какой-то момент понял, что на воротах страны эльфов стоит часовой! Ты, блядь, бессмертный, ты можешь есть грибы-ы-ы, танцевать, пежить Арвен, но вместо этого ты стоишь на воротах! Нет, я, конечно, понимаю, что, может быть, ты настолько крут, что тебе даже стоять в кайф, — параллельно с этими словами раздался мечтательный вздох Дойча, — но я ебал! Я бы лучше был Леголасом, ей-богу.</p>


<p>


 </p>


<p>


Герои приблизились к дверям, ведущим в «Очко». Как это обычно бывает, неподалёку толпились молодые люди разной степени поддатости. Чаще молодые, реже – люди. Сегодня интернет требует от юных бесконтрольного употребления алкоголя и наркотиков. Никаких духовных поисков впредь! Они под запретом. Ошо со своими мистическими бреднями здесь бы не прокатил, его бы даже не заметили в эпоху, когда каждый – сумасшедший. Восточный мистик бы заблудился среди себе подобных. Крепость духа – чепуха. Крепость тел и вливаемых в них напитков – вот мерило тех, кого увидели Дойчлянд и Димасик. Хотя Дойчлянд бы померился силами с любым присутствующим в ремесле Праздника.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Давай ещё кружок? — предложил Дима. — Хорошая ночь… Не очень хочется туда.</p>


<p>


— Погреться бы, — поёжился от ветра Дойч.</p>


<p>


— Погреешься вином. Угощаю, — соблазнил Димасик.</p>


<p>


 </p>


<p>


И они пошли в безымянный магазин, который располагался в двадцати метрах от бывшего завода, отданного под лофты и маргинальные бары. В таких магазинах (их в те времена называли хачмагами) алкоголь продавался вопреки всем запретам на ночную реализацию огненных вод. Владельцы таких заведений не прибегали к уловкам некоторых специализированных винных супермаркетов, в недрах которых устанавливались барные стойки, а все проданные бутылки за ней же сразу и открывались, тем самым имитируя деятельность кабака – на него запрет не распространялся. Нет! В хачмагах происходило Таинство Доверия. Синяки несли последнее, флиртуя с продавщицами, в надежде взять в долг «маленькую», поросль сгребала сэкономленные на школьных обедах барыши на «Блейзер», а продуманные господа брали сиську «Охоты», и никто не оскорблял друг друга недоверием. В молчаливой ненависти к системе сплетались продавец и покупатель, совершая противоправные деяния. И воздавалось обоим: кому хмельными грёзами, кому деньгами.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Я вообще не хочу умирать, — продолжил Дойчлянд, откупоривая бутылку. — Но вот самый пиздец – это как-то, вот, в мучениях… или по глупости, по чужой воле. Самая уёбищная смерть, когда я думаю перед концом: «ебать, что за глупость я сделал!» Ну, допустим, поставиться какой-нибудь ядерной смесью, ха-ха… Как знаешь… Помнишь то видео, где дегенераты прыгают на краю крыши, а потом падают с неё! Хах! Вот, блядь, я боюсь такой смерти, короче! Когда ты понимаешь, что, блядь, моя глупость привела меня, блядь… Вот ты, блядь, летишь две секунды и думаешь: «еба-а-ать, какой я долбоёб!». Блядь, я и так думаю об этом каждый день, короче, каждый час, каждую минуту. Я думаю… я надеюсь, хотя бы в последнюю минуту об этом не думать. Ну-у-у, и смерти в мучениях не хотелось бы…</p>


<p>


— Этого, я думаю, все боятся. Я вот, помню, заговоры себе в детстве делал. Помню, по телеку много про СПИД говорили, и очень не хотелось подхватить…</p>


<p>


— Я раньше боялся тоже смерти от СПИДа… то есть болезни, которая тебя точно убьёт за несколько лет, там… Когда я загонялся из-за гепатита… что у меня гепатит, я думал, что сейчас мне скажут, что у меня гепатит… ну, да, как бы страшно, хуёво, но это нихуя не изменит в моей жизни, я просто буду чувствовать себя долбоёбом, который по глупости наступил на одни грабли из тысячи… которые были разложены… Вот именно, что я буду переживать, что я идиот, короче. В большей степени потому что я умру скоро.</p>


<p>


— Блин, с другой стороны, посмотри на мою рафинированную жизнь без идиотизма, — предложил Димасик. — И чё? Я чем-то принципиально отличаюсь от тебя или от любого рака, который болеет гепатитом?</p>


<p>


— По-моему, у тебя интересная, насыщенная жизнь…</p>


<p>


— Ха-ха, «чё там, кого похилить? Аги, блесс…» — сымитировал Дима свои задачи за саппорт-класс в ММОРПГ.</p>


<p>


— Ну, тебе же доставляет?</p>


<p>


— Как бы, блядь… Я понимаю, что мы всегда хотим быть кем-то другим и это неизбежно, но я не таким себя видел, когда мне было четыре года. Когда я слушал Cannibal Corpse, я был не за компьютером, в своих влажных фантазиях. Просто… Мне не очень понятно… То есть, мне понятно, что самокопание – это очень сложный процесс, который непонятно как образуется и из-за чего, и, скорее всего, в мире нет ни одного человека, который удовлетворён, но это дело десятое… Мне не очень понятна именно не «чувственная», а «логическая» мысль о том, что «я – долбоёб». То есть, условно говоря, у тебя сейчас есть какая-то модель жизни, которая не долбоёбская? Если это не большая тайна, конечно. Мне интересно.</p>


<p>


— Ну-у-у… это следовать правилам, которые я сам для себя придумал. Мне, в последнее время, тоже… хех, новая мысль. Короче, я читал как-то Bitter Magazine, и там была статья про восемьдесят две заповеди жизни Алехандро Ходоровски, хе-хе, я их прочитал, у меня тогда ещё были отходосы от чего-то, я загонялся… И они смещают фокус твоего внимания из прошлого, что ты уже сделал, да, там… читаешь и понимаешь: «да, я допустил, там, ошибку»… они очень правильные, они расширяют христианские заповеди, вот, до 82… Вот, я так сделал, они смещают внимание на настоящее и будущее. Я просто обещаю себе не делать какую-то хуйню в будущем… Я захотел составить себе личный список заповедей, правил, вот, которые ты выписываешь и следуешь им. За основу можно взять чужие, того же Ходоровски… Это некоторый такой логический план, в который ты хочешь вписать свою жизнь, при этом оставить в ней… в ней, там, долю спонтанности… Но когда ты нарушаешь то, что ты считаешь правильным, хорошим… Ну, когда вот тыотрефлексировал, подумал и понял, что так стоит делать, а так – не стоит, потом теряешь контроль над собой, нарушаешь это и понимаешь, что делаешь это вопреки… И вот это… это… очень неприятно.</p>


<p>


— Есть же проблема в том, что мы как раз минут двадцать назад упоминали, – любой закон можно нарушить, даже библейский, поссать на него…</p>


<p>


— Угу… — энергично закивал довольный Дойч.</p>


<p>


— …и именно в этот момент, мне кажется, человек и чувствует себя свободным. Когда он понимает: я могу сделать всё что угодно! Но, составляя себе новые заповеди, и обрекая себя на их следование, ты каждый день будешь думать, что…</p>


<p>


— Каждую-заповедь-можно-каждый-день-переписывать! — выпалил Дойчлянд.</p>


<p>


— Тогда они не нужны, — развёл руками Димасик.</p>


<p>


— Нужны! В том-то и дело… в праве установления границ. Ты можешь заповедь на минуту принять. Я минуту буду дрочить, короче. Хе-хе, ну, то есть, грубо говоря… Или минуту не буду дрочить, или весь день я не буду срать, или буду говорить о себе в третьем лице… или… не буду о себе, буду спрашивать у людей вопросы о них… Похуй совершенно! Всю жизнь!.. Всю жизнь не буду воровать! Похуям, короче! Это как раз свобода самотворчества.</p>


<p>


— Поздравляю, ты придумал свободу и Филиппа, моего кореша. Он говорит, и я с ним согласен, просто он это в понятный миф обернул: я каждый день просыпаюсь, и я ебал следовать чьим-то ожиданиям, я каждый раз выбираю себе персонажа из «Карамазовых». Сегодня я проснулся, чувствую, я – Алёшенька, включаю пятидесятый псалом, крещусь…</p>


<p>


— Я об этом и говорил, можно взять чужие заповеди… Ты всё равно возьмёшь чужие, если неосознанно, но можно придумывать их самому…</p>


<p>


— В общем, это просто здоровый подход, чтобы не ёбнуться от своих прошлых обидок. Я думаю, все взрослые люди так делают, ну, не биологически взрослые…</p>


<p>


— Да, мне кажется… да… в этом как раз… есть вот… да… но-о-о, я не взрослый, — выдохнул Дойчлянд. — У меня не получается… у меня даже не получается каждую неделю, там, не всераться по выходным, хотя я это правило взял для себя уже месяц как… Хе-хе-хе.</p>


<p>


— Ну-у-у, тут просто попадаешь в петлю, в которой сижу я: с одной стороны, я понимаю, что жизнь проходит мимо меня. То есть я, например, сижу сейчас за своим компьютером, со мной не случается ничего плохого. Типа мне не дадут пизды, я не попаду в тюрьму, там… я не сойду с ума, если сожру ИМАО с ДМТ, я не съем какой-нибудь вкусный тирамису, я буду просто серо жить в своей квартире. Мне моих накоплений хватит чуть больше, чем на год жизни, и всё. У меня есть интернет, у меня есть пачка риса на неделю. Но-о-о… Это же ублюдство, в этом…</p>


<p>


С одной стороны, я избавился от всего того, что тебе только что описал, но, с другой, я понимаю, что где-нибудь на трассе я могу вляпаться в какое-то приключение, а здесь, в условной квартире, у меня ничего не произойдёт. Зато на обочине дороги я буду думать, какой я мудак, мне сейчас холодно, мог бы дома лежать, понимаешь? Это замкнутый круг: Уробо́рос съел свой хуй! Всё, пизда, это будет всегда, — грустно заключил Дима.</p>


<p>


— Вот у меня так же, когда я каждую субботу прихожу на какое-нибудь всералово. Я прихожу туда, чтобы что-то произошло, причём я понимаю, что произойдёт точно хуёвое! Потому что всегда в таких случаях происходит хуёвое: я там нажираюсь, начинаю рассказывать какую-то личную хуйню человеку, с которым я, например, не хочу встречаться, потому что знаю, что буду ему это рассказывать… Но я всё равно прихожу… — обречённо произнёс Дойч. — Потом жалею, но всё равно снова прихожу, потому что есть такая потребность. Просто её можно осознать и выразить как-то более эффективно.</p>


<p>


— Мне кажется, нам это вряд ли удастся перешагнуть, — напустил мрака Димасик, — ты в любом случае будешь жалеть…</p>


<p>


— Возможно… рано или поздно, да, будешь жалеть… Но перед тем как жалеть, ты будешь радоваться какое-то время, хе-хе.</p>


<p>


— И чё? Хах, ничего нового, опять замкнулись.</p>


<p>


— Проблема в том, чтобы создать Радость, — обрисовал состояние мироздания Дойчлянд, — даже зная, что всё равно пожалеешь.</p>


<p>


— А в чём проблема создать Радость? — удивился Дима.</p>


<p>


— У меня не получается… — начал Дойч, глядя на бутылку в своей руке. — Хотя нет, получается, ха-ха, чё я пизжу?</p>


<p>


— В том-то и дело, что очень многие люди просто пиздят…</p>


<p>


— Да, получается, получается, но просто я, короче, через три дня обсераю свои новые глупости.</p>


<p>


— Ага, поэтому похуй вообще! Пытаться быть логичным каким-то, последовательным – ну, это всё для биороботов. Просто делай, как бог на душу положит.</p>


<p>


 </p>


<p>


На том и порешили, вернувшись к вратам храма ужасной музыки, развратной молодёжи и заблёванных туалетов.</p>


<p>


 </p>


<p>


— …как это по спискам? — донеслось негодование Дойча до слегка зазевавшегося на ступеньках Димасика. — Значит, я должен быть там! Посмотри внимательно. Дойчлянд Елизаровский. Дойчлянд, да.</p>


<p>


 </p>


<p>


Дима сразу понял, что Дойч ошибся дверью. Было бы преступлением проводить в «Очке» настолько закрытые мероприятия.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Позови арт-директора, он меня знает… — не унимался Дойчлянд.</p>


<p>


— Нет тебя в списках, иди давай, пока пиздюлей не получил, — слишком дерзко для своей комплекции ответил парень на входе.</p>


<p>


— Дойч, давай-ка в соседнюю дверь зайдём, ты не туда ломишься, — уверил героя Дима.</p>


<p>


— Да туда, блядь, — стал упорствовать Дойч.</p>


<p>


— Чувак, — обратился Димасик к парню со списками, — это «Очко»?</p>


<p>


— Нет, здесь закрытое мероприятие.</p>


<p>


 </p>


<p>


Товарищи пошли в сторону входа, который располагался по соседству.</p>


<p>


 </p>


<p>


— А-а-а, блядь, точно здесь, — заулыбался Дойч. — Сейчас угощу тебя мефом, девочка одна тут должна быть…</p>


<p>


 </p>


<p>


Ребята стали подниматься на второй этаж, вдоль иллюстраций разрухи после приватизации в 90-х. Бывший завод, став ветхим и обшарпанным, лаконично вписался в нищебродский стиль, тиражируемый современными барами. Действительно, зачем нанимать дизайнеров, вкладывать деньги в материалы, когда можно объявить, что треснувшая побелка, вываливающиеся из стен кирпичи – это такой новый стиль и быдло неотёсанное тот, кто этого не понимает.</p>


<p>


Из каждого заведения доносилась музыка, смешиваясь в дикую какофонию в ушах тех, кто шёл по коридору.</p>


<p>


Среди снующих туда-сюда обдолбанных подростков Дойчлянд выцепил неизвестную Диме старшеклассницу. После приветствий Дойч стал страстно облизывать и целовать девушку, Димасик в это время решил сходить поссать.</p>


<p>


Помещение с сортирами имело пять кабинок. В первой лежал молодой человек, конвульсивно дёргавшийся в луже блевотины, остальные четыре были просто загажены так, что малую нужду сподручнее было справлять в рукомойник.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Мефедрона нет, — объявил Дойч, встретившись через несколько минут с Димасиком в коридоре, — но я сейчас что-нибудь придумаю… Знакомых много здесь.</p>


<p>


 </p>


<p>


И, действительно, минут через десять Дойчлянд нашёл Диму бесстрастно созерцающим происходящее на сцене зала, чтобы увести в место потише и нанюхаться эйфоретиков. Молодые люди на сцене что-то мычали в микрофон с накрученным дилеем, вырывая примитивный синтипоп из памяти ноутбука, будто противопоставляя своё унылое звучание предстоящему Празднику.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Только нужно будет заплатить… — предупредил Дойч. — Ты же знаешь Плаща? У него есть, короче, но… он продаёт.</p>


<p>


 </p>


<p>


Плаща Дима видел лишь несколько раз в своей жизни, и тот запомнился ему своим несуразным кожаным плащом, который не делал из хилого задрота персонажа рассказов Микки Спиллейна, а, наоборот, подчёркивал его тщедушность.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Сколько надо? — уточнил Димасик.</p>


<p>


— Я думаю… Триста за дорогу будет в самый раз.</p>


<p>


 </p>


<p>


Плаща они встретили на первом этаже.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Привет, — поздоровался он. — Только давайте не здесь. Вы видели туалеты…</p>


<p>


— Пошли в парк, там никого нет, — предложил Дойч.</p>


<p>


— Нет, на улице точно нет, палево, — отчеканил драгдилер. — Пойдём в «Город», там хорошие толчки.</p>


<p>


 </p>


<p>


Троица двинулась в сторону Каменноостровского проспекта, по пути обходя свору дерущихся непонятно за что кавказцев.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Плащ, вы же с Машей всё уже? — поинтересовался Дойч.</p>


<p>


— Да.</p>


<p>


— Я должен тебе кое-что сказать… — замялся герой. — Мы с тобой общаемся… и ты должен знать… короче, я её выебал!</p>


<p>


— Когда?! — встрепенулся Плащ.</p>


<p>


— Недели две назад…</p>


<p>


— Блядь, то есть когда мы ещё были вместе, да?</p>


<p>


— Да?.. — удивился Дойчлянд. — Блядь, я не знал же! Она не говорила.</p>


<p>


— Да, ёпт… Всё! Не дам тебе мефедрон! — обидевшись, как дитя, отрезал Плащ.</p>


<p>


— Ну, что ты!.. Я же честно сказал, не стал скрывать… Да я бы и не стал, если бы, там, знал… бля…</p>


<p>


— Нет, всё, отъебись, я обижен!</p>


<p>


 </p>


<p>


Дима шёл рядом и потешался над этими чувственными драмами. Проблемы ревности ему были неведомы, поскольку переспав с кем-нибудь, он мог изменить только своей девственности.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Да брось! Ну, хоть половинку дорожки? — не унимался Дойч, который к тому моменту был психологически зависим от мефедрона.</p>


<p>


— Нет! Я сказал, отъебись!</p>


<p>


 </p>


<p>


Подойдя к бару, который находился в подвале, Дойчлянд первым забежал в помещение. Когда Димасик и Плащ вошли, то сразу поняли, что нужно подключать дипломатию.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Ты не имеешь права меня не пустить поссать!.. По закону ты должен мне это позволить… — надрывался Дойч.</p>


<p>


— Здравствуйте, — включился Плащ, обращаясь к лысому охраннику, — это наш друг, он пьяный, извините его. Мы трезвые, — он указал на себя и Диму, — можно мы пройдём?</p>


<p>


— Вам можно, — отозвался секьюрити.</p>


<p>


— Дойч, подожди, пожалуйста, на улице, мы что-нибудь придумаем, — попросил приятеля Димасик.</p>


<p>


 </p>


<p>


Герой удалился. А его друзья пошли по лабиринту заведения, пытаясь найти ватерклозет. Добившись в этом деле успеха, они увидели, что в туалетной комнате была сколочена лишь одна кабинка. Она пустовала. В длинное жестяное корыто, которое часто можно увидеть в таких местах вместо писсуара, испражнялся мужчина лет сорока.</p>


<p>


 </p>


<p>


Плащ первым вошёл в кабинку. Обычно, чтобы не привлекать лишнего внимания, держатель веса посещает нужник первым, делает необходимое количество «дорог» и оставляет их на визитной карточке где нибудь на сливном бачке, после чего страждущие могут по очереди заходить и причащаться.</p>


<p>


 </p>


<p>


В этот раз всё было не так. Спустя минуту, Плащ приоткрыл дверь и пригласил Диму войти. Дилер достал купюру, скрутил её в трубочку и с воодушевлением вдохнул порошок, после чего передал инструмент Дмитрию. В тот момент, когда Димасик склонился над визиткой, чтобы опробовать новый для себя эйфоретик, в дверь что-то заскреблось и знакомый шёпот из просунутых в щель между дверью и каркасом кабинки губ, спросил:</p>


<p>


 </p>


<p>


— Ребята, вы там? — Дойч был очень обеспокоен. — Пустите меня к себе!</p>


<p>


 </p>


<p>


Дима от неожиданного приступа смеха едва не сдул дорожку мефа с карточки. Кое-как сдержавшись, он резко вдохнул. Оба наркопотребителя пытались безуспешно устранить обильное соплевыделение и слезотечение, вызванные раздражённой надругательством слизистой. Дойч продолжал скрестись и шептать свои заговоры на отворение туалетных дверей.</p>


<p>


 </p>


<p>


Спустя пару десятков секунд, прикинув, что выглядят более-менее нормально, парни вышли. Перед собой они увидели Дойчлянда, за ним – кабацкого охранника.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Заходите, ребята, — ничуть не смутившись присутствия посторонних, пригласил друзей в кабинку Дойч.</p>


<p>


— Спасибо, — вымолвил в сторону вышибалы истекающий слезами Димасик, представляя, как нелепо смотрятся двое молодых людей, вышедших из одной кабинки и выглядевших, вероятно, так, будто сейчас произошёл урок глубокой глотки. Причём учениками были оба!</p>


<p>


 </p>


<p>


— Дойчлянд, ты совсем пизданулся? — уже на улице, хохоча, спросил Дима. — Охранника ещё привёл, блядь.</p>


<p>


— А чего вы не вошли? Меф остался ещё?..</p>


<p>


 </p>


<p>


Ребята побрели в «Очко» мимо реки Карповки, мимо оставленного товарищами избитого кавказца, мимо луж рыготы, мимо свалки окурков... Посетителям клубов всё так же не давала заснуть громкая музыка. В хачмагах без устали производились сделки.</p>


<p>


Через пару часов неизменно должно было встать его величество Солнце, возвещая о начале 30 мая для честного рабочего люда.</p>



1 июня


<p>


Петербург был во власти шести часов утра. Солнцу не было дела до этого города, оно спряталось за ширмой серых облаков и ласкало иные широты.</p>


<p>


 </p>


<p>


Сам Господь не смог бы разбудить в это время Дойчлянда. В такую рань Он мог бы лишь уложить героя в кровать. Но есть сила, которая манипулирует даже богами – Случай. Случай наградил мать Дойча алкоголизмом и дал ей некоторые средства для проживания лета на даче. Он же развязывал руки и герою: Дойчлянд получил возможность избавиться от полусумасшедшей родственницы и устраивать всё, что ему будет угодно в своей квартире, которой он теперь безраздельно распоряжался. С большой радостью в столь ранний час герой проводил матушку к автобусной остановке.</p>


<p>


 </p>


<p>


Угоден оказался притон. Несколько спешных звонков и через пару часов квартиру начали заполнять первые гости.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Ефрейтор! — зычно представился сонной Алисе тучный молодой человек, из-за густой еврейской бороды казавшийся сорокалетним, и, направляясь к опочивальне матери Дойчлянда, гремя пакетами с бутылками, осведомился: — Здесь будем?</p>


<p>


— Да, пока туда… — отозвался герой.</p>


<p>


— Дойч, привет, — протянул ладонь долговязый крепкий парень в чёрном пальто. — Иван. Могила, — он отрывисто продекламировал своё имя подруге Дойча.</p>


<p>


— Ох, — смутилась девушка. — Привет…</p>


<p>


— Ха-ха-ха! О, какие приятные, светлые люди! Здравствуйте! — на пороге показалась женщина лет шестидесяти, с девичьими косичками на голове и фенечками на запястьях, в руках она держала большую старую икону. — Я Капитолина. Или Капа, ха-ха-ха. Какие вы все замечательные, ух!</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойч показал гостям комнату и предложил располагаться, забрал у них несколько глотков ликёра, после чего вернулся к себе, чтобы начать собираться на работу.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Дойчлянд, каждый раз, когда у тебя появляется возможность, ты превращаешь свою жизнь в сумасшедший дом! — вспылила Алиса.</p>


<p>


— Почему?..</p>


<p>


— Кого ты привёл вообще? Старуху безумную! Одну выпроводили, теперь вторая появилась.</p>


<p>


 </p>


<p>


«Ага, не понравилась Капитолина» — отметил про себя Дойч. Попав в немилость к Алисе, Капа ещё больше стала нравиться герою, несмотря на то, что он видел её впервые.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Да ладно тебе. Вроде милая женщина. А парни из «Евразийского союза молодёжи», она оттуда же… наверное… ха-ха, — заулыбался Дойчлянд и потянулся обнять подругу.</p>


<p>


— Ты невыносим! — сказала Алиса, но на объятия откликнулась.</p>


<p>


 </p>


<p>


Дом Дойчлянда начал оживать. Звон стеклянной тары и щёлканье пластиковых бутылок наполняли всё окружающее пространство предвкушением скорого Праздника. Эмоции, вырвавшись из людей, спешили просочиться в щели между кирпичами стен и деревом старых половиц, чтобы расползтись по окрестностям.</p>


<p>


Подобные изменения не остались незамеченными и в тонком мире, невидимом для трезвого глаза.</p>


<p>


Мерцающее существо с телом дельфина и шестью крокодильими лапами спрыгнуло с крыши рюмочной около метро и, по-собачьи потянув носом, устремилось в сторону преображавшейся двухэтажки.</p>



2 июня


<p>


Вернувшись домой за полночь, Дойч встретил в прихожей Капитолину. Она очень обрадовалась его приходу и позвала пить чай с булочками на кухню.</p>


<p>


Капа много говорила. О боге, о счастье, о светлых людях, об эфемерности невзгод. Подобные темы на этом флэту были в новинку. Её монологи исцеляли. Даже Дойчлянд, ни на миг своей трезвой жизни не выходивший из омута депрессии, заёбаный после дня непримиримой борьбы с насекомыми сумел расслабиться. Он ощутил на себе заразительную жизнерадостность, которой делилась Капитолина. Сначала это его даже немного сбило с толку: «Не подсыпали ли мне чего в чай?», — думал он. Но, прислушавшись к себе, герой осознал, что даже в нём может ютиться умиротворение. Что и в его теле есть некая сила, способная прогнать к поросячьим хуям тревоги и терзания. Дойч даже не заметил, как пролетели три часа. Время вынуждало отправляться спать.</p>



Неопределённые числа июня


<p>


Жизнь вроде бы шла своим чередом. Солнце скупилось на тепло для петербуржцев, они же, в свою очередь, держали при себе хорошее настроение и улыбки. Дойчлянд ходил на работу. А потом не ходил, потому что спал. Алкоголь в этой цепочке он старался не пропускать и совокуплял его со всеми возможными актами жизнедеятельности.</p>


<p>


«Евразийский союз молодёжи» плотно обосновался в комнате дойчляндовской матушки, покидая свой плацдарм лишь в случаях, когда из того, что звенит, переставало литься, а из того, что хрустит – не сыпалось.</p>


<p>


 </p>


<p>


Капитолина же, вливавшая бодрость и прогонявшая тоску подвернувшегося в коридоре Дойчлянда, со временем начала приводить шайку традиционалистов в бешенство. Мессианские проповеди пожилой хиппи были хороши и приятны, когда были мимолётны – Дойча они касались именно с этой стороны.</p>


<p>


А фашистам приходилось слушать её монологи всё время, потому что кантовались они вместе, в одном малогабаритном помещении.</p>


<p>


Капа, вообще, умела навести шороху. Однажды Дойчлянд тусовался у друзей, захватив с собой комплект ключей. Вторая связка была у Могилы. Он тоже спешно убрался из квартиры на «Елизаровской», заперев Философа, Капитолину и нескольких своих соратников. Оставшиеся мирно выпивали и вели беседы великосветского толка, как вдруг у Капы случилась паническая атака: женщине показалось, что кто-то украл её штаны. Возможно, их действительно спёрли, этот нюанс история умалчивает, но трудно представить, что кому-то из молодых людей понадобилось потрошить гардероб старушки.</p>


<p>


Капитолина не стала откладывать важные дела на потом, позвонила в милицию и заявила о краже. Менты долго стучались в дверь, негодуя, что их вызвали, но не открывают. Виновница переполоха быстро написала на клочке тетрадного листка заявление о пропаже штанов и попросила милиционеров принять его через форточку кухонного окна. Когда АКАБы прочитали содержание этого документа, то пригрозили вернуться с ОМОНом, если подобная хуйня повторится.</p>


<p>


Квартира к тому моменту уже несколько лет была на карандаше, поэтому лишнее внимание к своему адресу Дойчлянда не обрадовало. Впрочем, он выслушал историю, будучи пьяным, поэтому решил, что поднятое настроение того стоило.</p>


<p>


 </p>


<p>


После этого случая пожилая шалунья и не думала сдаваться. И снова история приключилась из-за недостатка ключей у жильцов притона.</p>


<p>


Двухэтажки в тех краях имеют общую прихожую на две квартиры. Вход туда возможен сразу с улицы. Однажды вечером Дойчлянд и Могила куда-то делись, при этом забыв закрыть входную дверь в прихожую. Капа вошла, безуспешно попыталась попасть в логово Дойча и как олдовый автостопщик, стала ждать хозяина флэта у дверей. Лампочка по стечению обстоятельств перегорела. А в темноте было совсем уж грустно. Но Капитолина имела привычку носить с собой иконы, свечи и термос с кофе. С иконами ей не было скучно, свечи помогали видеть «собеседников», а кофе хоть как-то бодрил, блуждая по недрам пищеварительной системы.</p>


<p>


Ночь оказалась долгой, ключники всё никак не появлялись. Трудовой люд, генетически впитавший петушиные вскукареки, поднимался со своих постелей, чтобы к шести утра прибыть в рабочие стойла. Около 5:30, повинуясь строгому графику, из квартиры напротив вышла соседка. Полумрак коридора, лёгкий восковой душок и шестидесятилетняя незнакомка с девичьими косичками, предлагающая отпить кофия. Странная картина для человека, который утром идёт не домой, а из дома.</p>


<p>


 </p>


<p>


— О-о-о, здравствуйте! — начала Капа. — У вас такое светлое, приятное лицо. Хотите кофейку?</p>


<p>


— З-з-здравствуйте, — удивилась соседка, — я уже попила, спасибо.</p>


<p>


— Это такая замечательная встреча. Мне кажется, Господь послал нас друг другу… — начала проповедовать Капитолина в спину удаляющейся в смятении соседке.</p>


<p>


 </p>


<p>


В начале месяца Ефрейтор приступил к празднованию своего дня рождения. Поскольку Дойчлянд и некоторые сожители продолжали ходить на работу, принося в дом деньги, которые быстро обменивались на алкоголь, то обмывать очередной год жизни своего товарища не прекратили и через неделю.</p>


<p>


 </p>


<p>


На вторую седмицу эзотерическое подполье расширилось благодаря деятельности в интернете. Идеи традиционализма, просеянные через постмодернистское сито, сформировались в сообщество со смешными тематическими картинками в социальной сети. Даже Юлиус Штрейхер позавидовал бы результатам такой успешной агитационной деятельности.</p>


<p>


 </p>


<p>


Новые молодые люди обоих полов ежедневно переступали порог притона, чтобы причаститься портвейном и потрогать томики Дугина и Эволы. А хитрые Ефрейтор и Могила убеждали пришедших, что нужно трогать и их тоже. Охочие до инициаций девицы редко отказывали трансляторам убедительных речей, пристыковывая свои рты и влагалища к лингамам новоиспечённых браминов. Адептов же мужского пола убеждали в том, что отречение от денежных купюр во славу дела революции – это почти как обретение вагины для коитуса с гуру – сакрально и вполне достаточно для таинства причастия.</p>


<p>


 </p>


<p>


К третьей неделе мирного запоя в Дойчлянде начала крепнуть идея бросить работу. Мысль эта не была нова, ведь карьеру он начинал строить не меньше двух десятков раз. Выбор стоял между умеренным потреблением алкоголя и наркотиков, которое предстояло чередовать с зарабатыванием денег, и запуском программы «Самотёк», позволяющей уйти в полный отрыв, оставляя надежду лишь на Случай, не дающий пропасть дуракам и пьяницам. То есть, в сущности, святым людям.</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойчлянду пока не хватало решимости последовать выбору сердца, поэтому приходилось заключать сделку с собственной совестью и продолжать ходить на работу.</p>



22 июня


<p>


Лето, как и прежде, числилось только в календаре. Стылый ветер заставил трёх человек искать убежище в квартире Дойчлянда.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Дойч, открой! Погреться надо, — колотил в дверь один из них.</p>


<p>


 </p>


<p>


Посмотрев в глазок, Дойчлянд увидел двух знакомых наркоманов, носивших в себе гепатит, и одного незнакомого парня, наличие гепатита в котором было под сомнением. Такая компания ему была совсем не нужна.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Пацаны, вписок нет, уходите! — вяло отказал троице герой.</p>


<p>


— Дойч, ты заебал! Ненадолго пусти, мы уйдём через полчаса, — настаивал молодой человек.</p>


<p>


— Говорю же, нет, — отрезал Дойчлянд.</p>


<p>


— У нас спиды есть, — достал козырь из рукава проситель убежища.</p>


<p>


— Входите, — сразу же согласился герой, у которого спидов не было.</p>


<p>


— Вот это разговор, — обрадовался переговорщик.</p>


<p>


 </p>


<p>


Нового парня звали Илья, и когда амфетамин пошёл в ход, о госте стало кое-что известно. Он оказался издающимся поэтом и музыкантом из Иркутска. Болезненная худоба и обветшалые вещи выдавали в нём бродягу, коим он и являлся.</p>


<p>


Последние три месяца Илья прожил в православном монастыре и по приезде в Петербург, напившись, потерял все свои документы. Оставшиеся деньги он сразу же пустил в дело и купил себе гитару в комиссионном магазине. Илья действительно хорошо играл и завораживающе пел, в основном песни Высоцкого и Розенбаума. За Высоцкого на улице давали не меньше полтинника, поэтому деньги в его карманах стали появляться сразу же. Так он и жил какое-то время, пока не познакомился с наркоманами, которые привели его к Дойчлянду.</p>


<p>


Илья оказался в доме к месту. Он был открытый и добродушный человек. Православными воззрениями Илья сразу же подкупил Капитолину, а десятилетним опытом инъекционной наркомании – всех остальных жителей притона.</p>


<p>


 </p>


<p>


Спустя пять часов, а не оговоренные тридцать минут, пришедшие погреться визитёры стали откланиваться. Илье же Дойч предложил остаться.</p>


<p>


 </p>


<p>


Так в притоне появился ещё один постоянный арендатор комнаты матери Дойчлянда.</p>



Начало июля


<p>


Ветер дул, и своим порывом он заставлял тщедушные тела купчинских наркоманов активнее работать ногами. Ускорившись где-то на улице Ярослава Гашека, трое парней, презрев опасности ночи, покатились на своих лонгбордах в сторону «Елизаровской». Местом притяжения был притон Дойчлянда.</p>


<p>


 </p>


<p>


Дом напротив бывшего завода тоже не думал засыпать. Спасённые от тюрем цен ликёры из ближайшего супермаркета помогли растолкать муз, которые, казалось, не выходили из летаргического сна до сего момента, и обитатели подполья принялись выдумывать логотип для своего движения.</p>


<p>


 </p>


<p>


А тем временем в мире, недоступном трезвому глазу, дельфинообразное существо с лапами крокодила по очереди обвивало собравшихся в притоне. Стоило кому-нибудь сделать глоток, как чудище стремительно прыгало на хмелеющего и втягивало своим дыхалом переработанные человеческой энергетикой пары́ алкоголя.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Эх, сейчас бы выебать дельфина… мдемс… — мечтательно протянул Ефрейтор.</p>


<p>


— Почему дельфина? — еле ворочая языком, спросил Могила.</p>


<p>


— Они умные, как Генон, — встрял Философ, и все собравшиеся загоготали.</p>


<p>


 </p>


<p>


Немного позже на деревянной разделочной доске, принесённой из кухни, появилось приглашение посетить Внутреннюю Россию в компании эзотерического клуба «Дельфин». Говорят, и по сей день, проходя по улицам близ «Елизаровской», можно увидеть эту табличку под окном одного из домов.</p>



Вторая неделя июля


<p>


Ветер стих. Ранее прибывшие купчинцы, под завязку набитые самоварным амфетамином, предусмотрительно не спешили уезжать, поэтому коллективное желание познать невыносимую лёгкость бытия только возрастало. Чтобы её ощутить, нужно было нюхать, колоть и есть… Хотя нет. Тогда уже не ели.</p>


<p>


Дойчлянда это расстраивало. Он просыпался, а все уже нюхают и пьют, он возвращался с работы, а они колются и подливают в бокалы. И ведь нельзя сказать, что Праздник проходил мимо него. Вовсе нет! Просто веселье касалось его мимоходом, умеренно. Зная, что оно может быть безмерным, герой не находил себе места. Впрочем, решение зрело давно, поэтому в один из июльских дней он перестал слушать будильник, который настойчиво репродуцировал сэмплы из «Зелёного слоника» с призывами «на работу!», и продолжил спать, возвращая долги организму после амфетаминовых забегов.</p>


<p>


 </p>


<p>


Так Дойчлянд уволился.</p>


<p>


 </p>


<p>


Новая жизнь – новые возможности. После пробуждения Дойч не стал долго думать и сомневаться, набрал несколько телефонных номеров, и спустя пару часов его квартира пополнилась жильцами.</p>


<p>


 </p>


<p>


Старые наркоманы, программисты и алкоголики стали бесконтрольно прибывать и убывать. Они вносили в дом подношения, а уносили непременно часть радости и благодати. Там, где пьют много и жадно, хорошие эмоции всегда в избытке. Поэтому чаша постоянно полнилась, даже когда гости уходили, испив из неё.</p>


<p>


 </p>


<p>


Разобрать, кто кем являлся, было попросту невозможно. Алкоголь уравнял всех: традиционалистов, мусульман, анархистов и фашистов. Жаркие споры, сулившие драку, с повышением градуса перерастали в рождение новых концепций. Политические и религиозные векторы сходились в одном – этиловом спирте, а уж он-то умел навести порядок!</p>



Третья неделя июля


<p>


Дойчлянд навёрстывал. Недопитое и недоколотое за месяцы дезинсекции вскоре стало пережранным и переупоротым. Шутка ли, ему даже наскучил секс с женщинами!</p>


<p>


Среднеиюльским вечером Дойч предложил Алисе групповушку с юношей, который несколькими месяцами ранее разрушил его гетеросексуальность. Подруга согласилась.</p>


<p>


 </p>


<p>


Часовое ожидание в «Скайпе», пятиминутные переговоры, и молодой человек уже вызывал такси. Дармовой мефедрон ещё никого не оставлял равнодушным. Или оставлял?..</p>


<p>


 </p>


<p>


Парень приехал с любовницей. К негодованию Алисы, Дойчлянд открыто пускал по новой девочке слюни.</p>


<p>


 </p>


<p>


Познакомившись, ребята не медлили. Пара глотков креплёного и невыносимое ожидание заставили хозяина квартиры поторопиться с поиском инсулинок. Мальчик попросил заварить ему 200, хотя даже Дойч не отваживался больше, чем на 150 миллиграммов за присест.</p>


<p>


 </p>


<p>


Как правило, мефедрон имеет воздушно-мучную консистенцию, из-за которой стандартные для новичка 100 миллиграммов похожи на две с хуем сотки спидов. С каждым разом, пытаясь добиться пиздатого прихода, и без того внушительная горка в ложке становится ещё больше. Отчаянные мефовые торчки за неимением весов отмеряют дозировку на глаз, до того момента, пока внутренний технолог не поставит галочку напротив пункта «дохуя». Если вышеупомянутые 200 мг амфетамина выглядят и прут примерно одинаково, то классическая инъекционная доза мефа – это солидная куча, которая своим размером уже должна обещать, что будет охуенно.</p>


<p>


Нередко можно было встретить «элитный» кристаллический мефедрон, дозировки которого казались адекватными на вид, он позиционировался как более чистый и стоил, понятное дело, дороже.</p>


<p>


Дойчлянд предпочитал привычную грязную «муку́». Её запах, пропитывавший пот и одежду, ни с чем не спутаешь, если знал его раньше. Вкус характерно отпечатывался в горле после выхлопа – сильного и сладковато-химического.</p>


<p>


Временами в притоне на «Елизаровской» химозный аромат мефовой муки был везде: от домашних тапочек до пыльного чайного сервиза, в котором скрытные гости хранили свои запасы.</p>


<p>


Как и в случае с амфетамином, выхлоп во время инъекции говорит о том, что сейчас точно будет заебись. И он не лжёт! Спустя секунду начинает размазывать, хочется лечь. После большой дозировки приятно и мягко закладывает уши, будто ты с головой окунулся в ванну, наполненную тёплой водой. Любые тактильные ощущения, звуки, – всё охуенно, и многие любят просто надеть наушники и слушать музыку с закрытыми глазами или залипать в бессмысленные игры на телефоне, но только не наш герой.</p>


<p>


 </p>


<p>


Мефедрон для Дойчлянда являлся ключом к клетке, в которой заперта его социальная сторона. Дойча нестерпимо тянуло к любым актам коммуникации, в том числе эротическим. Поэтому после укола он предложил всем присутствующим раздеться.</p>


<p>


При виде эрегированного члена юноши, он начал действовать решительно и жадно поцеловал парня в губы. Меф помог раскрыться, и мальчишка уже вовсю шурудил между ног у Дойчлянда. Девушки робко поглядывали друг на друга. Каждая хотела прильнуть к другой, но обе стеснялись, ведь десятилетия угнетения сексуальности и совковое воспитание наделали сотни ненужных стен между людьми. Бездна была настолько глубока, что герою пришлось взять всё в свои руки, ведь его барьеры давно рухнули и покрылись грибковым налётом. Дойчлянд поцеловал подругу своего кавалера, после чего подтолкнул девушек друг к другу. Когда он убедился, что процесс запущен, со всем своим рвением принялся обсасывать недетский член юнца.</p>


<p>


Пенис мальчика запульсировал, наполняя рот Дойчлянда спермой. Удовлетворённо хмыкнув и сглотнув, герой властно развернул опустошённого юношу задом. Дойч потянулся к тумбочке за презервативами, предварительно шлёпнув школьника по тощим полужопиям. Даже будучи обсаженным, он понимал, что надо сохранять хоть какое-то подобие контроля и оберегать себя насколько это возможно.</p>


<p>


 </p>


<p>


— М-м-м… Я хорошо прочистился дома, — остановил героя паренёк.</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойчлянд на секунду засомневался, но аккомпанемент отлизываемой Алисой вагины помутил его рассудок, и он бережно протолкнул свою залупу в ещё сопротивляющиеся ворота молодого ануса.</p>


<p>


 </p>


<p>


Увлечённо работая над эякуляцией, Дойч заметил, что у девушек плохо складывается досуг.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Пф-ф-ф! Это эгоистично, шалопай… — схватив мальчугана за яички, сказал герой и вытащил член наружу. — Надо помочь красоткам.</p>


<p>


 </p>


class="book"><p>


Девушки захихикали, и Дойчлянд воспользовался моментом, чтобы увлажнить свой инструмент во рту Алисы. Совершив пару фрикций, он оставил в покое голову любимой, чтобы засандалить новой знакомой.</p>


<p>


 </p>


<p>


Алисе сбила привкус чужого блуда хорошим глотком пива и принялась обрабатывать мальчишку.</p>


<p>


 </p>


<p>


Вскоре сексуальные игры всем наскучили. Даже Дойч, так и не кончив, угомонился. Годы брали своё, и тахикардия от химикатов и чрезмерной физической активности вынуждала его просто прилечь и ласкать всех, кто попадался под его руки и губы.</p>


<p>


 </p>


<p>


Напор эйфоретиков, привычный для старого Дойчлянда, оказывал на юного друга совершенно иное влияние. Парнишка, влекомый двойной дозой 4 метилметкатинона, устремился прочь из постели. Даже не надев исподнего, он покинул комнату и бездумно вошёл в соседнюю – прямиком на заседание «Евразийского союза молодёжи».</p>


<p>


Консервативно настроенные, но привычные ко многому православные фашисты, не выказав удивления, продолжили решение важных вопросов, касающихся России, расы, Христа и, конечно же, того, кто пойдёт за добавкой к хачам.</p>


<p>


 </p>


<p>


Мальчик, услышав пару знакомых исторических имён, почувствовал уверенность и вклинился в разговор. На потеху собравшимся, он делился своим виденьем геополитической ситуации в мире, включал на ноутбуке неофолковые композиции и вскидывал правую руку, уподобляясь ребятам из Гитлерюгенда.</p>


<p>


 </p>


<p>


Иван Могила к тому времени спал, налакавшись алкоголя до беспамятства из-за окончательного расставания с женщиной, которая ещё недавно собиралась быть его женой. Поводом к разрыву, кстати, послужил его алкоголизм.</p>


<p>


 </p>


<p>


Не зная тонкостей, голый юнец, перефокусировав своё внимание на доселе не исследованного субъекта, решил пообщаться и с Иваном.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Какого… муэф… блядь, хуя? — возмутился Могила бесцеремонному расталкиванию.</p>


<p>


— Здравствуйте. Меня зовут Глеб, — не растерялся мальчишка. — А ты кто по жизни будешь вообще?</p>


<p>


 </p>


<p>


Ваня не хотел думать в тот момент. Возможно, тогда он даже не мог. Поэтому расценил приставания, как доёб. Схватив «Восстание против современного мира» Эволы, Могила лениво размахнулся и впечатал парня книгой в стену.</p>


<p>


 </p>


<p>


Обнажённый юноша настроение своего собеседника понял и поспешил за порцией ласки в комнату к хозяину пристанища. Иван же заснул ещё в процессе замаха.</p>



2 августа


<p>


Солнце безапелляционно окутывало Всероссийский день фонтанных купаний светом, и негой своих лучей оно выжимало из квартир хмельные орды людей в полосатом белье. Не только их, разумеется. Но именно эта календарная дата давала бывшим военным элитных войск негласное право отринуть все законы приличия и морали, и на всеобщее обозрение выставить всё своё буйство и отсутствие оставленной где-то в казармах человечности.</p>


<p>


 </p>


<p>


До прихода утра Дойчлянд не спал. Он становился звездой интернета. Вместе с толпой аморалов, вписанных накануне, герой распотрошил матушкины армуары и извлёк на свет Божий её исподнее, всевозможные пеньюары и платья. Разлагавшиеся во всех сферах бытия упыри похватали хозяйские одежды и стали их напяливать на свои члены. Перевоплотившись в женщин, молодые люди принялись подпевать Ирине Аллегровой, ощущая себя, как и лирическая героиня песни, императрицами. Те же, кто не был столь расторопен, чтобы урвать себе одеяний, просто оголялись, прикрывая срамные места образами с Гитлером, или же вовсе безо всяких приличий светили чреслами. Вакханалия снималась на видеорегистратор, чтобы спустя несколько часов быть достоянием всех пользователей интернета. Так родился шоу-кавер бэнд «Deutschland’s Mother & The Alconauts».</p>


<p>


Пьяный Миро послал видео владельцу скандального бара, с которым пару раз пил на гей-вечеринках, и даже получил приглашение отыграть концерт осенью. Впрочем, тогда этому никто не придал значения.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Может, хватит уже пить?.. — со вздохом произнёс цыган Миро, в то время как в его родных краях в самую пору было кричать петухам.</p>


<p>


— Да ты ёбнулся! — встрепенулся Дойчлянд.</p>


<p>


— П-ф-ф-ф! — выдохнул Философ.</p>


<p>


— Пизданулся? — возмутился Ефрейтор.</p>


<p>


— Ладно вам, мудаки, не кипешуйте. Я лишь хотел предложить сделать что-нибудь ещё, кроме бухача, — объяснил смуглый возмутитель душевного равновесия.</p>


<p>


— Революцию что ли? — загоготал Ефрейтор.</p>


<p>


— Да видели мы твою революцию: Пивной путч с толстопузым Гитлером во главе, но без противников, — ужалил толстяка цыган, помнивший пьяные откровения Ефрейтора о том, как он пропивал в Новороссии выданные на акции деньги в ближайшей рюмочной, потому что до усрачки боялся помереть в стычках. — Шашлыков сделаем, а? На улицу хоть выползем, залупы конские.</p>


<p>


— А заебись идея! — поддержал Дойч.</p>


<p>


— Да нормальная была революция, блядь… — будто бы даже обиделся Ефрейтор.</p>


<p>


 </p>


<p>


И цветастый табор небритых трансвеститов, возглавляемый самым настоящим цыганом, ушёл в ближайший супермаркет освобождать продукты от гнёта капиталистических пут.</p>


<p>


 </p>


<p>


Удача сопутствует пьяным, поэтому бросающаяся в глаза пёстрая шайка, рассредоточившись по всему магазину, превзошла количеством местных охранников и покинула здание без шума и осязаемых причин для подозрений, зато с двумя ведёрками маринованной свинины и бутылём ликёра.</p>


<p>


 </p>


<p>


— А цыгане, вообще, свинину едят? — безобидно поинтересовался Философ, оправдывая своё прозвище желанием зреть в корень явлений.</p>


<p>


— Давай, ещё про ежей спиздани, Сократ хуев, — огрызнулся Миро.</p>


<p>


 </p>


<p>


Вообще-то, Миро не был обычным цыганом. На его малой родине, которая была где-то на юге, но им самим никак не уточнялась, сородичи хотели его заживо сжечь за то, что он совершил камин-аут после рождественского ужина. Парень тогда смекнул, что рискует, и делал свой камин- рядом с блэк-аутом. Это позволило ему избежать аутодафе, инициированного собственным отцом. Идею активно поддержали братья и уж тем более соседи, поэтому арапчонка спас только Случай и набитые трапезой животы новоявленных инквизиторов.</p>


<p>


 </p>


<p>


По дороге во двор к компании присоединилась одна из послушниц образованного в притоне культа, имени которой никто не помнил. Зато Дойч и Ефрейтор прекрасно воспроизвели в своих шаловливых мозгах вкус её губ и жар узких гениталий.</p>


<p>


В разгар кулинарной битвы между кривыми руками вдрызг пьяного Миро, назначенного поваром из-за национальности, и херовой жилистой свининой, Дойчлянд и безымянная девчушка репетировали прелюдию к постельной сцене, поставленной накануне.</p>


<p>


 </p>


<p>


И надо же было такому случиться! Из-за поворота вырулила Алиса. Ей было очень обидно, и, проигнорировав идеи фрилав и прочих неформальных договорённостей, витальная природа Алисы взяла своё, направив кулачок прямиком в губу Дойчлянду. Под хохот и хрюканье пьяных товарищей, герой, прижимая разбитую губу, смотрел вслед спешно удаляющейся пассии.</p>


<p>


С одной стороны, он был достаточно пьян, чтобы не придавать этому слишком много значения, с другой, ему не хватало градуса для впадения в своё привычное состояние стыда и раскаяния под неумеренными дозами алкоголя.</p>


<p>


В чём Дойчлянду не было равных, так это в поднятии того самого градуса в предельно сжатые сроки.</p>


<p>


 </p>


<p>


Не успела сердцевина свиных кусочков зарумяниться, как Дойч уже заканчивал с вынесенным из магазина ликёром. Друзья пожертвовали ему бутылку для лечения физических и душевных ран, а сами принялись смаковать детали разыгравшегося спектакля.</p>


<p>


 </p>


<p>


Девушку с забытым именем в расчёт тогда никто не принимал. А ведь ей тоже было обидно.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Надо вернуть её, чучело, — предложил Миро Дойчлянду, когда пить было уже нечего, а шуточки себя исчерпали.</p>


<p>


 </p>


<p>


Джентльмены не стали медлить и позвонили Алисе с телефона цыгана (потому что на номер Дойчлянда она не отвечала), уговаривая её вернуться. После кокетливых отнекиваний любовь Дойча всё же согласилась повернуть назад, и парни отправились встречать её у метрополитена.</p>


<p>


 </p>


<p>


День ВДВ – не лучший повод выглядеть как трансвестит. Да и вообще Россия – не лучшая страна для того, чтобы быть трансвеститом. Когда в России наступает день ВДВ – трансвеститы в удвоенном размере получают общественное негодование и пиздюли. Миро и Дойчлянд в этот день решили быть трансвеститами до конца.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Опа-а-а… Это что ещё за петухи, Женёк?! — показывая пальцем на наших героев, стоящих около входа в метро, воскликнул бритый представитель рабочего класса.</p>


<p>


 </p>


<p>


Нетвёрдо подперев собой земную твердь, Женёк оглядел пёструю парочку маслянистыми глазами:</p>


<p>


 </p>


<p>


— А хуй их знает, ёбана… Ща узнаем!..</p>


<p>


— Э, уважаемые… — обратился спутник Женькá к Дойчу и Миро, — а чё это вы, это, ёпта… в бабское нарядились?</p>


<p>


— Ты кто такой вообще, а? С какого района? — не растерялся Дойчлянд, после каждого подпития получая доступ к раскрепощённому разговорному жанру.</p>


<p>


— Автово, Кирзавод… — опешив, пошёл на попятную тот, кого в приличном обществе принято называть «быдло».</p>


<p>


— Во-о-о! А я с этого района, врубаешься? Так какого хуя ты на моём районе на меня выёбываешься? Мы пидоры. Проблемы какие-то?</p>


<p>


— Э, ща будут у тебя проблемы, э… — начал было Женёк, но товарищ что-то прошептал ему на ухо и тот поумерил пыл. — Встретимся ещё!</p>


<p>


— На Петровско-Разумовской, ага, — пошутил вслед Дойч, но не был услышан удаляющимися к ларьку агрессорами.</p>


<p>


— Алло, да, — взял трубку Миро, — Да, у метро ждём. Нет. Ща будем, да… Хорошо. Пока.</p>


<p>


— Чё там? — поинтересовался Дойч.</p>


<p>


— Алиса на такси вернулась, на притоне уже.</p>


<p>


— Бля… Зря тут как фуфелы стояли… Ещё рамсы эти… — расстроился из-за бессмысленных движений герой.</p>


<p>


— Да похуй, пошли.</p>


<p>


 </p>


<p>


И друзья пошли. Густо засаженные дворики в окрестностях «Елизаровской» настраивали на позитив. Благоухания зелени разбавляли типичное для мегаполисов газовое удушье, а щебетание птиц вплеталось в шелест автомобильных шин и пыхтение моторов. Благодать.</p>


<p>


Но это был день ВДВ, а бородатые парни были одеты в женские шмотки, да ещё и хамили незнакомым, поэтому «— Э, бля, а ну стойте!» — прозвучало так, будто было вплетено в нотный лист мироздания.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Ну что, пидоры, мы ща вас ебать будем, нах! — с грубым задором объявил второй голос.</p>


<p>


 </p>


<p>


Миро был пидором опытным, поэтому сразу дал дёру. Женёк (а окликнул парней именно он) побежал следом, послав за Дойчляндом своего товарища. Герой понял, что тоже должен бежать, но сделал это несколько неуклюже, отчего оказался в лапах преследователя, который потащил его к возвращающемуся с пустыми руками Женьку.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Ты кто ваще по жизни? — задал философско-риторический вопрос запыхавшейся Евгений.</p>


<p>


— А ты кто, сука? — отстаивал свою моральную целостность Дойч.</p>


<p>


— А вот кто! — и злопыхатель хорошо ударил героя в челюсть и не очень – в голову.</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойчлянд подгадал момент и с низкого старта рванул в сторону спасительных стен притона. Гопники побежали за ним, но вскоре интерес потеряли, так как выдохлись.</p>


<p>


 </p>


<p>


Позже мистики скажут, что дело не обошлось без помощи из тонкого мира, дескать, дельфин с шестью крокодильими лапами, воспользовавшись сивушными парами в телах преследователей, наградил тех спазмами и целым рядом иных сакральных деба́ффов. Впрочем, алкогольных ясновидцев всё равно никто не станет воспринимать всерьёз, а те и поверят в уверения окружающих о том, что просто слишком крепко напились.</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойч стремительно приближался к бетонным ступенькам своего подъезда, на которых уже отдыхал смеющийся Миро. Парни принялись перекуривать. Мимо проходил кавказец, не удержавший брезгливого любопытства.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Хах, ви чё так выглядытэ, э? — начал знакомую песню он.</p>


<p>


— Мы успешная группа «Deutschland’s Mother & The Alconauts». Через пять лет будем на всех сценах страны. Приходи в Олимпийский! — ответил Миро.</p>


<p>


— Ну ви дайотэ, э, ха-ха, — не стал продолжать давление джигит и ушёл по своим делам.</p>


<p>


— Припизднутый день, — заметил Дойчлянд.</p>


<p>


— Ха-ха, а по мне так заебись, — ещё больше развеселился цыган. — У меня есть немного ганджи.</p>


<p>


— И чё? — лаконично поинтересовался герой, не понимавший прелестей каннабиса.</p>


<p>


— Да в очо, ёбана. Будем трубку мира забивать, Ромео хуев.</p>



Внутри первой недели августа


<p>


Дойчлянд не мог заснуть, у него болела и кружилась голова, жутко ныла челюсть. Никто в его компании не был врачом, но по всем признакам выходило, что у него сотрясение мозга.</p>


<p>


 </p>


<p>


Он пролежал так несколько суток, пока в соседней комнате происходила солевая вакханалия, доводящая людей до психозов. То и дело оттуда доносились мольбы о помощи, угрозы и крики ненависти. Коварный метилендиоксипировалерон сначала дарил волшебные ощущения, перекрывающие даже мефедроновый экстаз, но за это требовал от наркомана вкалывать себя ещё и ещё, истощая все резервы организма.</p>


<p>


 </p>


<p>


Торчки 90-х и 00-х своими телами уберегли россиян 10-х годов от винта, но китайская промышленность быстро подсуетилась и подстроилась под новые запреты. Теперь любители кайфа стали колоть в себя то, что для маскировки продавалось как соли для ванн, цветочные удобрения или отрава для грызунов. Какое-то время это было дёшево и незаметно. Впрочем, во время описываемых событий многие о китайской химии уже знали.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Ебани-ка МДПВ, — предложил Философ на второй день дойчляндовских мучений, — меня так вылечили однажды.</p>


<p>


— Гонишь… — с недоверием отозвался герой.</p>


<p>


— Да не гоню, это даже логично, — продолжил настаивать друг. — Сердце быстрее стучит, кровь сильнее по сосудам прогоняет, больше кислорода в мозг идёт и всё такое. К тому же тебе будет заебись. Приходнёшься.</p>


<p>


— Что-то верится только в последнее… — измученно пробормотал Дойч.</p>


<p>


— «И каждому воздастся по вере его», — глубоко пророкотал Философ, на столе отделяя дорожки из общей солевой кучи.</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойчлянд захотел уверовать, ведь ему уже порядочно надоело лежать, играя в мобильную версию карточной «Тысячи» в попытке хоть как-то убежать от назойливых недугов, и он жадно въебал предложенный стимулятор.</p>


<p>


 </p>


<p>


На второй день назначенного Философом лечения тело Дойча стало чувствовать себя хорошо. А хорошее самочувствие говорило о том, что пора уже переходить на алкоголь, потому что иначе неизбежно накатит апатия и ужас – неизменные спутники МДПВ, которые, судя по всему, его не очень-то и любили, появляясь строго после отбытия солевого господина.</p>


<p>


Фашисты в соседней комнате что-то бурно праздновали. Герой пошёл уточнить, не требуется ли ребятам помощь. Его помощь им всегда требовалась, ведь именно в дойчевской квартире происходил кутёж, поэтому не брать этот факт в расчёт было бы некрасиво.</p>


<p>


Парни смотрели ролики с Дугиным и вставляли свои пьяные реплики. Дойчлянд умыкнул у них непочатый «Блейзер» и зашаркал в свою комнату.</p>


<p>


 </p>


<p>


Солевых буянов видно не было. Однако герой запланировал ввести запрет на любые аналоги МДПВ у себя в квартире, несмотря на чудесное исцеление. Первый и единственный запрет в своём притоне.</p>



Вторая неделя августа


<p>


В Санкт-Петербурге выдались неожиданно тёплые деньки. И вроде бы даже в личной жизни героя стало теплеть. Точнее, он изолировал себя от личной жизни, планомерно напиваясь. Алиса в это время тусовалась с соседями, практикуясь в многодневном бодрствовании. В этом ей помогали амфетамин и мефедрон. Все перечисленные обстоятельства способствовали перемирию.</p>


<p>


 </p>


<p>


Когда к Дойчу заглянул Миро, пришлось пить ещё больше. Сначала потому, что цыган явился не с пустыми руками, а потом уже особых причин и не требовалось.</p>


<p>


Вместе с человеческим обликом, алкоголь обычно забирал и социофобию Дойчлянда. Ребята пошли проведать Алису и остальных друзей.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Угораздило же меня, Миро, связаться с такой наркоманкой… — произнёс при всех некрасивую фразу Дойч.</p>


<p>


— Да… — не успел закончить цыган.</p>


<p>


— Что же вы за гондоны оба! — гневно прервала его Алиса. — Вы себя-то видели, свиньи синие?!</p>


<p>


— Видишь, Миро, что скорость с людьми делает? На честных, блядь, людей нападает, — с трудом ворочая языком, стал огрызаться Дойчлянд.</p>


<p>


— Честные, блядь? Один блядун, другой пидорас. Где тут честь хоть какая-то? — возмутилась девушка.</p>


<p>


— Но… — начал Миро.</p>


<p>


— Да идите к чёрту, надоели! — Алиса встала с кровати и нетвёрдо пошла к выходу.</p>


<p>


— Зачем девушку обидели, черти? — не поднимаясь с пола, стал заступаться Могила.</p>


<p>


— Бля, а правда… Зачем обидели, Миро? — расстроено спросил Дойч.</p>


<p>


— Э-э-эм, я даже рот не успел открыть… — запечатлел в словах правду цыган.</p>


<p>


— Блядь, ну что я за мудак?.. — поинтересовался незнамо у кого герой.</p>


<p>


— Мудак или не мудак – это, брат, хуй на трезвую разберёшь. Накатим-ка! — скомандовал Ефрейтор, ставя на паузу очередную лекцию о традиционализме.</p>


<p>


 </p>


<p>


И они накатили. Ведь, в сущности, кто такой мудак? Ежели с одного бока смотреть, то на другом боку все мудаки обязательно. И тут если логику включать, то крути хоть так эту мысль, хоть эдак, всех и оправдать можно, и очернить. Но если человек напился, то в дело вступает совесть или ещё какие-то христианские штучки. Не у всех, конечно, а у Дойчлянда. Бесконечная вариативность бытия заменяется в его голове на одну неприятную, но вполне чёткую мысль, лишённую противоречий, – «мудак – я».</p>


<p>


 </p>


<p>


Тяжкие думы прервал телефонный звонок. Гудело у Дойча.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Да… — нерешительно начал он, отвечая незнакомому номеру.</p>


<p>


— Привет. Узнал меня? — произнёс девичий голос.</p>


<p>


— Конечно… Да… — без колебаний спиздел герой.</p>


<p>


— Я хотела насчёт Алисы поговорить… Нехорошо получилось. Ты чужой мужчина, я же могла своей женской энергией нарушить ваш баланс…</p>


<p>


— Ага, — прихуел Дойч и смекнул, что это, должно быть, та девица с пикника.</p>


<p>


— Так вот… это… я хотела предложить… В общем, может, мы займёмся сексом втроём? Проведём обряд поклонения Лакшми, мне Ефрейтор показывал… Вернём вам благополучие…</p>


<p>


— Ага… Ну, ты понимаешь, что я один это не решу как бы… Надо… — не договорил герой.</p>


<p>


— Да, я понимаю, — перебила его девушка, — но, честно, мне стыдно такое Алисе предлагать, я её плохо знаю…</p>


<p>


— И-и-и, ты предлагаешь это сделать мне?</p>


<p>


— Ну, да, Дойч…</p>


<p>


— Я идиот, что на это соглашаюсь, — начал самобичевание Дойчлянд, — но я поговорю, ха-ха.</p>


<p>


— Хорошо! Держи меня в курсе.</p>


<p>


— Да, обязательно. Пока.</p>


<p>


— Пока.</p>


<p>


 </p>


<p>


Всех очень заинтересовало, какой же вопрос Дойч не может решить один.</p>


<p>


 </p>


<p>


— «Обряд поклонения Лакшми»? — давясь от смеха, уставился на Ефрейтора Дойчлянд.</p>


<p>


— Га-га-га, — раскатисто загромыхал Ефрейтор, а за ним и все остальные. — Ну да, га-га, они тащатся от всей этой индийской хуйни.</p>


<p>


— А пара книжек Эволы, конечно, сделали тебя знатоком? — подколол его Могила.</p>


<p>


— Вообще-то, восемь… Да какая разница? Это же сыграло! — только раззадорился Ефрейтор.</p>


<p>


— Что за ритуал-то? Где ты о нём вычитал? — поинтересовался Дойч.</p>


<p>


— Где-где? В пизде. Выдумал я его, га-га-га!</p>


<p>


— Подробнее! — потребовал Миро.</p>


<p>


— Х-х-х… — уже давился от смеха Ефрейтор, — залечил её, х-х-х… уже не помню… что-то про чакры, ноги массировать велел, а потом благодать из своего лингама сглатывать, п-ф-ф-ф-х-х-х…</p>


<p>


— Боже, какой же ты подлец! — заключил улыбающийся Могила.</p>


<p>


— Молодчина! — восхитился Дойчлянд.</p>


<p>


— Ебать ты жук, — закатывая глаза, покачал головой Миро.</p>


<p>


— Давай, Дойч, научу тебя, чтобы ты не обосрался. Готов вишудху прочистить? — начал подтрунивать Ефрейтор.</p>


<p>


— Да иди ты в жопу… — засмеялся Дойчлянд.</p>



На следующий день


<p>


— …Какой ты ебанутый! Что ты мне предлагаешь? — вскипела Алиса, сжимая телефонную трубку.</p>


<p>


— Да что такого? С каких пор это стало проблемой? — недоумевал Дойчлянд.</p>


<p>


— Я не знаю, что тебе ответить, блин!..</p>


<p>


— Ладно, всё в порядке.</p>


<p>


— Дойч, не в порядке! Девочку ту жалко! Ты даже имя её не спросил?</p>


<p>


— Спросил… Просто вылетело…</p>


<p>


— Аргх! Я приеду вечером.</p>


<p>


— Вот это разговор! Возьму колёс!</p>


<p>


— Да ну тебя! Манипулятор. Пока, — и Алиса повесила трубку.</p>


<p>


 </p>


<p>


Один лишь Господь знает, чем бы закончился этот диалог, если бы его участники не находились под воздействием психостимуляторов. Дойчлянд вряд ли бы решился спросить, а Алиса не согласилась бы. Идея о том, что любое действие лучше любого бездействия, работала в полную силу благодаря фармакологии.</p>


<p>


 </p>


<p>


К наступлению сумерек личная комната Дойча в притоне на «Елизаровской» полнилась юными телами. Тела эти активно перерабатывали э́кстази, а девочка, чьё имя всеми было забыто, заканчивала придуманный Ефрейтором ритуал. Происходившее в ту минуту, а также выкуренное и съеденное накануне, уносило Дойчлянда в путешествие внутри своей головы, в те вымышленные, но непременно далёкие времена, когда он мог быть римским патрицием или индийским кшатрием… Нет, Европа всё-таки ближе. Он – мужчина, у него власть, женщины, мальчики…</p>


<p>


 </p>


<p>


И лишь прикосновения к его члену в той реальности, где он – русский, но всё же мужчина, вытягивали героя из пелены грёз.</p>


<p>


 </p>


<p>


В действительности всё было не так уж и плохо: две голые девушки тянули свои руки к Дойчлянду, трогали его там, но всё, что его в тот момент интересовало:</p>


<p>


 </p>


<p>


— Что вы думаете о Традиции?</p>


<p>


 </p>


<p>


Впрочем, он и так догадывался, что его подруги думают об интегральном традиционализме, но глубинный порыв заставлял его снова и снова признаваться в любви к Дугину, великому, по его словам, философу.</p>


<p>


 </p>


<p>


Секс в тот вечер не получился.</p>



13 августа


<p>


Небо сердилось. Хмурился и герой. После неудачного коитуса Алиса уехала к подруге, да так и не появлялась. Их общение по телефону с каждым днём было всё более холодным. Дойчлянд начал что-то подозревать.</p>


<p>


Как это часто бывало, мост между двумя разобщёнными любовниками выстроил Миро. Подключив свои цыганские уловки, он уговорил Алису приехать обратно на «Елизаровскую», а сам умчался воровать лошадей или чем там обычно вольные люди занимаются.</p>


<p>


 </p>


<p>


И она приехала. За вещами. Да не одна, а с этой самой подругой.</p>


<p>


 </p>


<p>


Девушки выглядели измученно. Скрыть свою обхуяченность спидами они не смогли бы даже от слепого.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Алиса, что происходит? — пытался разобраться Дойч, отхлёбывая из сиськи «Охоты».</p>


<p>


— Мы решили бросить своих парней, — вмешалась подруга.</p>


<p>


— Отлично. Алиса, зачем ты упаковываешь эти вещи? — герой настаивал.</p>


<p>


— Потому что она не будет здесь жить, — продолжила подруга.</p>


<p>


— Сука, тебя-то кто спрашивает вообще, а? — вспылил Дойчлянд. — Кто ты вообще?</p>


<p>


— Да не трогай ты её, придурок, — обессиленным голосом запротестовала Алиса.</p>


<p>


— Ты как со мной разгова… — не удалось закончить подруге, потому что герой стал выпихивать её из комнаты.</p>


<p>


— Съёбывай! — приказал Дойч. — Ты в моей квартире.</p>


<p>


— Я без Алисы не уйду, — упиралась девочка, надевая, однако, кеды.</p>


<p>


— Проваливай! — навис над ней Дойчлянд.</p>


<p>


— Правильно Алиса говорила, что таких мудаков, как ты, ещё поискать… — удаляясь, обиженно пробурчала девица.</p>


<p>


— Эй, сука! — окликнул её хозяин квартиры. — Показать тебе мудака?</p>


<p>


 </p>


<p>


С этими словами Дойчлянд выплеснул в лицо ошарашенной девушке пиво. Возмущённая подруга Алисы только охнула, а довольный Дойч закрыл входную дверь.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Куда ты? — взволновался герой.</p>


<p>


— У Вали буду жить, — ответила Алиса, вытаскивая чемодан в прихожую.</p>


<p>


— У какой ещё Вали?</p>


<p>


— Которую ты только что выгнал!</p>


<p>


— Жить с такой сукой?</p>


<p>


— Уж лучше, чем с таким мудаком!</p>


<p>


— Да что вы сегодня все как с цепи сорвались? — растеряно проронил Дойч.</p>


<p>


— Не знаю, кто сорвался. Я с тобой больше жить не хочу. Пока! — Алиса вышла за дверь.</p>


<p>


— Пока, — махнул вслед рукой Дойчлянд и допил свою баклаху.</p>


<p>


 </p>


<p>


Вторник не задался.</p>



14 августа


<p>


А вот среда… впрочем, тоже не задалась. Дойчлянд был пьян, а две его мысли: «почему?» и «я – мудак», крутились бесконечными спиралями вокруг сознания.</p>


<p>


 </p>


<p>


Миро, пришедший на помощь другу, прихватил «Охоту» и «Путинку». Казалось, это может помочь. Друзья попытались вернуть Алису, бомбардируя её социальные сети, но ненасытное жерло Чёрного Списка девушки поглотило аккаунты Миро и остальных товарищей.</p>


<p>


 </p>


<p>


Душевные терзания Дойча приняли до того невыносимую форму, что он твёрдо вознамерился позволить себе всё. Если пить, то без ограничений, принимать – всё, что дают, и вообще комплексно деградировать до полной потери берегов. Слуги Диониса, прочно обосновавшиеся в каждом углу его квартиры, потребность домовладельца сполна удовлетворяли.</p>


<p>


Начав пить на «Елизаровской», Дойчлянд предположил, что хорошим продолжением Праздника мог бы быть поход на Лиговский проспект, где среди корпусов под номерами 50 слоняются адепты дурного пойла и непредвиденных случайностей. Именно этого и хотелось герою больше всего.</p>


<p>


У Вселенной на этот счёт были схожие планы, поэтому в одном из тупиков промзоны, которую плотно облепили бары и репетиционные точки, Дойч встретил свою старую знакомую.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Марта, привет! Давно не виделись! — пьяно пробормотал улыбающимся ртом Дойчлянд.</p>


<p>


— О, Дойч, и ты здесь! Привет, — заулыбалась девушка.</p>


<p>


— А меня сегодня бросила Алиса, вот, — признался герой.</p>


<p>


— Сегодня? Долго до тебя вести доходят…</p>


<p>


— Ну-у-у, вообще-то вчера, но… — не успел закончить Дойч.</p>


<p>


— Ха-ха-ха, — засмеялась Марта, — и не вчера, дружище. Они со Штопором уже недели две как воркуют.</p>


<p>


— Постой, постой!.. — запротестовал герой. — Штопор – это кто?</p>


<p>


— Как это кто? Генка мой… — осеклась Марта и быстро добавила, — бывший.</p>


<p>


— Так, погоди!.. Генка-Генка… Да, помню, твой парень, высокий такой!</p>


<p>


— Очнулся, Дойчик, — заулыбалась Марта.</p>


<p>


— Это получается… — Дойчлянд задумался, — ты бывшая девушка нынешнего парня моей бывшей девушки.</p>


<p>


— О-о-о, — разочарованно протянула Марта, — можно сказать и так, хотя это и не очень приятно для меня звучит: «ты – бывшая девушка».</p>


<p>


— Ай, прости пьяного дурака! — прижал руки к левой стороне груди Дойчлянд. — Пойдём, дёрнем пивка ещё, раз у нас тут клуб одиноких сердец.</p>


<p>


 </p>


<p>


И они пошли. И дёрнули. А потом Дойчлянд вообще забыл, что происходило всю оставшуюся неделю.</p>



17 августа


<p>


Дойчлянд кое-как разлепил веки, но Солнце уже караулило его, прячась за огромными незанавешенными окнами, чтобы безжалостно хлестнуть своими лучами по зрачкам. Зато остальному телу Дойча было мягко и тепло, а это значило, что он сейчас хотя бы не в кустах.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Проснулся, котик? — пророкотал глубокий мужской голос. Попытка изобразить кокетливые женские нотки этому голосу не удалась.</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойчлянд встрепенулся, но тут же заулыбался и блаженно обмяк. Он узнал голос Сильвии.</p>


<p>


 </p>


<p>


Сильвия не был женщиной в привычном понимании. Толком не было даже понятно, пидорас ли он. В своём гражданском паспорте он до сих пор числился как Матвей, но если бы кто-то дотошный провёл ревизию его тела, то недосчитался бы мудей, зато обнаружил бы две полновесные силиконовые груди и дряблую, не по-мужицки широкую жопу. Любил Сильвия мужиков и не любил, когда вспоминали его прошлое и называли Матвеем. Для тех, к кому он не проявлял любви, в его дамской сумочке всегда лежал шокер, который он то и дело пускал в ход. Неоднократные курсы женских гормонов не прибавляли устойчивости его нервной системе. Впрочем, стимуляторы тоже.</p>


<p>


 </p>


<p>


К безусловным плюсам Сильвии относили безразмерный карман его матушки, которая по иронии была управительницей самого громкого гей-клуба города. Жил Сильвия в огромной пятикомнатной квартире в центре Петербурга, в его холодильнике всегда дежурила чёрная икра, и к большим плазменным телевизорам были подключены современные игровые приставки. Дойчлянду нравилось здесь бывать, хотя удавалось это крайне редко.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Привет, Сильвия, — отозвался Дойч. — Как я здесь оказался спрашивать даже не буду, хе-хе… Как дела?</p>


<p>


— Да вот, припудрила носик, хо-хо-хо, — сотрясая телесами, загоготал Сильвия. — Хочешь?</p>


<p>


— Как откажешь такой красотке? — полушутя полусогласился Дойчлянд.</p>


<p>


— Хо-хо-хо! — притворно пророкотал Сильвия, и стал отмерять дорожку амфетамина своей золотой картой.</p>


<p>


 </p>


<p>


Стоило Дойчлянду наклонить ноздри над прозрачным стеклянным столом, как в его кармане завибрировал телефон. Нос опытного наркомана сработал как часы, даже не дрогнув.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Аллё, — с наслаждением вогнав стопы в ворс дорогого ковра, ответил на звонок герой.</p>


<p>


— Дойчлянд, привет! — раздался в трубке голос Ефрейтора. — Мы решили написать манифест о том, как обустроить Россию. Ты нам нужен. Парни из «Ante Bellum» уже подтянулись.</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойч тоже хотел вершить судьбу своей страны. Более того, он понимал, что пропускать такую большую сходку просто нельзя. Шутка ли, две фашиствующие молодёжные организации собираются в одном месте! Дело пахло «Виноградным днём», «Путинкой» и корвалолом.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Я не могу приехать, — ошарашил даже самого себя Дойчлянд. — У меня тут… дела.</p>


<p>


— Дела?! — возмутился Ефрейтор. — Какие, блядь, дела, безумец? Мы уже на притоне. Едь.</p>


<p>


— Да вот такие дела… — начал Дойч диалог с короткими гудками. — Блядь, что у меня не может быть дел? — продолжил он, обращаясь к Сильвии.</p>


<p>


— Может, может, котик, — фирменным басом произнёс Сильвия. — Побежишь?</p>


<p>


— Нет, дорогуша, мне у тебя нравится… Дай листок!.. — скомандовал Дойчлянд.</p>


<p>


— Что ты задумал, пупсик? — Сильвия, пошатывая внушительными ягодицами, пошёл рыться в столе.</p>


<p>


— …и ручку! — разминая пальцы, продолжил герой. — Набросаю план реформирования России.</p>


<p>


 </p>


<p>


Сильвия принёс канцелярские принадлежности и как бы невзначай скользнул по груди Дойчлянда ладонью.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Ты же понимаешь, что за гостеприимство придётся платить? — поднял бровь транссексуал.</p>


<p>


— Сильвия! — воскликнул Дойч. — Давай не сейчас. Что-то ты сегодня какая-то буйная!</p>


<p>


— У-у-у, Дойчлянд, дай хотя бы попристаю! — томно закатил глаза высокий обезображенный гормонами мужик.</p>


<p>


— Ладно, приставай, — согласился герой и начал выводить первые буквы своего послания для России.</p>


<p>


 </p>


<p>


Пока Сильвия шурудил в штанах у Дойчлянда, герой впал в пророческое безумие и начал спешно выводить на бумаге следующее:</p>


<p>


 </p>


<p>


«1. Политика кончилась. Вся политика, в которой нам предлагается принять участие – спектакль»</p>


<p>


 </p>


<p>


Возбуждение Дойчлянда стало очевидным. Глаза Сильвии заблестели.</p>


<p>


 </p>


<p>


«2. Слова „россия“ и „русское“, которые хоть как-то фигурируют в массовых дискурсах – бесконечно зашкваренные и обесцененные. В этом плане Стомахин и иже с ним – самое правильное и честное. То, что массово принято называть „россией“, „русским“ – это труп мертворождённого ребенка, который следует закопать»</p>


<p>


 </p>


<p>


Сильвия принялся облизывать уши Дойчлянда. Эти ласки герой игнорировал.</p>


<p>


 </p>


<p>


«3. „Россия“ про которую говорим мы ещё не наступила. Это то, что дóлжно создать. Единственная „Россия“, которую мы признаём и которой хотим – несёт в себе образ земли обетованной для людей, которые говорят на русском языке и воспитаны в рамках православной культуры и, в частности, того, что принято называть „русской культурой“ (хотя истинной „Русской культуры“ тоже пока не создано!). Этот образ существует в нашем общем бессознательном, как минимум, в силу общей эпохи, а также общего языка и прочих общих социокультурных феноменов»</p>


<p>


 </p>


<p>


— Ты будешь меня и дальше динамить, мужлан? — негодовал Сильвия.</p>


<p>


— Прости, милая, ещё пару строк!</p>


<p>


 </p>


<p>


«4. Существующие культуры агонизируют постмодерном. Истинная „Русская Культура“ придёт вместе с Великим Произведением, что бы то ни было. Это нечто, что вбирает необходимые фрагменты существующих коллективных мифов и объединяет их во что-то цельное, и ОДНОЗНАЧНО воспринимается определённой широкой группой людей. „Русский“ появляется именно в этот момент и определяется как раз тем, что это тот, кто однозначно понимает это Созданное. По отношению к существовавшим / существующим культурам, можно привести в пример Илиаду-Одиссею, Новый Завет, Коран. Искусство, не пытающееся стать одним из кирпичей, из которых впоследствии будет сложено нечто сопоставимое по масштабу с вышеперечисленными примерами – не нужно и бессмысленно»</p>


<p>


 </p>


<p>


— Всё, мне надоело! Отодвинь ты свои бумажки! — разъярился Сильвия. — Дай сюда свой член уже!</p>


<p>


— Погоди… — запротестовал было Дойч.</p>


<p>


— Лучше не сопротивляйся!</p>


<p>


— Но манифест?..</p>


<p>


— Хуест! Я долго ждала! — с этими словами Сильвия жадно всосал пенис Дойчлянда. — И только пошевелись! — пригрозил он.</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойчлянду пришлось расслабиться. Хотя в голове он строил свой пятый пункт.</p>


<p>


 </p>


<p>


«5. Для наших реалий ближе всего к п.4 – тексты Летова. Где его метафоры – совсем не метафоры в прямом смысле этого слова. Это механизмы, сигналы, инструкции на которые человек современной Летову и даже нам эпохи, реагирует однозначной эмоцией, рефлекторно. „Винтовка – это Праздник, все летит в пизду“ – это то, что слушателем на самом деле не понимается сознательно, а вызывает строго определённую бессознательную реакцию», — выстраивалось в его мозгу.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Ух ты ж ёбаныть! Сильвия, я сейчас кончу! — с неожиданностью для себя объявил Дойч, когда транс засунул свой мясистый палец в его сфинктер и ловко проскользнул к простате.</p>


<p>


— Фне фольфо фэфо и фафо, — пробубнил что-то хозяин квартиры, не вынимая чужого уда из своего рта.</p>


<p>


 </p>


<p>


Сперма брызнула. Сильвия, хохоча, выпустил член Дойча изо рта, продолжая дрочить ему.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Спасибо, котик!</p>


<p>


— Сильвия, мне НУЖНО ДОПИСАТЬ, — взмолился Дойчлянд.</p>


<p>


— Блядь, да ты сумасшедший! Меняешь такую женщину… на что? На бумажки? — возмутился Сильвия, вытирая нижнюю губу. — Я тебе совсем несимпатична?</p>


<p>


— Всё хорошо, подруга! Ты прекрасна, — подкинул леща Дойч, чтобы быть желанным гостем в «хорошей» квартире, — просто сейчас я должен доделать то, что начал.</p>


<p>


— Зануда, — картинно обиделся Сильвия и пошёл прихорашиваться к зеркалу, попутно выбросив обговлённый презерватив в мусорное ведро.</p>


<p>


 </p>


<p>


Гелевая ручка остервенело чиркала бумагу, переходя сразу к пункту номер шесть:</p>


<p>


 </p>


<p>


«6. Одна из задач – разгадать мифологические основы, которые определяют и объединяют нас, те механизмы, на которые мы бессознательно однозначно реагируем. Без осознания – почти любое действие бессмысленно и работает на существующий спектакль»</p>


<p>


 </p>


<p>


— Ты голоден?</p>


<p>


— Нет… Принеси попить что-нибудь, — обронил Дойчлянд, даже не взглянув на Сильвию и обидно проигнорировав новый образ, который так старательно выводил на своём лице с помощью косметики транссексуал.</p>


<p>


 </p>


<p>


«7. Что касается того, что можно Делать и Создавать в данный момент – это то, что ситуационисты называли „ситуациями“. В силу того, что слово „ситуация“ позаимствовано из другого языка, оно переведено и адаптировано несколько неадекватно, – оно не может быть должным образом воспринято и использовано нами. И я предпочитаю называть это „ПРАЗДНИКОМ“, как наиболее соответствующее ему по значению в наших социо-культурных условиях»</p>


<p>


 </p>


<p>


Мысли о Празднике прервал телефонный звонок:</p>


<p>


 </p>


<p>


— Аллё, Дойч? — прозвучал в трубке голос Марты.</p>


<p>


— Да, дорогая, — ответил Дойчлянд, ловя на себе разъярённый взгляд Сильвии.</p>


<p>


— Я тут подумала… Ты ж адрес Штопора тогда просил… В общем, я дам его тебе, только ты Генке не проболтайся, откуда он у тебя.</p>


<p>


— О! — аж подскочил Дойч. — Спасибо тебе огромное, Марточка, я никому не скажу, конечно. Я беру на себя всю моральную и юридическую ответственность, хе-хе.</p>


<p>


— У меня сейчас Минет сидит. Он говорит, что хочет с тобой поехать, ты где сейчас?</p>


<p>


— Минет? Ко мне? — удивился Дойч. — Странное дело… Я у Сильвии, он знает, где это.</p>


<p>


— Хорошо, жди, он уже собирается.</p>


<p>


— Спасибо!</p>


<p>


 </p>


<p>


«8. Праздник – действо, максимально противное спектаклю. Это – не политическое. Что это такое – мы понимаем все достаточно однозначно, как понимаем его в тех самых словах Егора Летова про „Если Праздника нет…“ Праздник срывает всю „нахлобучку“ (цитируя, простите, Угла из ОН), расстраивает сценарий спектакля, и затем, цитируя Башлачева „все под дождем-то оказались разные, в большинстве-то чистые хорошие“. Как в тюрьме – все такие, какие есть на самом деле. Но без тюрьмы, а наоборот».</p>


<p>


 </p>


<p>


— Я закончил, — подытожил Дойчлянд.</p>


<p>


— Я помню, — съязвил Сильвия и подтолкнул свою щёку изнутри языком.</p>


<p>


— Да ладно тебе… Минет сейчас за мной приедет сюда, ты не против?</p>


<p>


— Минет? — удивился Сильвия. — Вы же с ним не очень-то ладите.</p>


<p>


— Теперь, видимо, ладим, — удивлённо развёл руками Дойчлянд.</p>


<p>


 </p>


<p>


А удивляться было чему, ведь Минет был единственным человеком в жизни Дойчлянда, которого он отпиздил, невзирая на свой тщедушный вес. Дело, кстати, было в «весе».</p>


<p>


 </p>


<p>


Минет – молодой парень из благополучной семьи, лет восемнадцати от роду, который неблагополучно попал в компанию к Дойчлянду. Через время он из ранга «просто пару раз покурил» перепрыгнул в чин «полгода на марафоне», а после с гордостью шагнул в высшую лигу – «своя домашняя лаборатория».</p>


<p>


Но за это время рос не только антисоциальный статус юноши, но и его реальный физический вес. Раньше парень был хрупок, едва дотягивал до пятидесяти килограммов чистых костей и ливера, но за полтора года амфетаминовых забегов его обмен веществ пошёл по пизде, лихо сгенерировав два пуда жировых отложений. Последствия были видны и на коже: Минет покрылся отвратительными язвами.</p>


<p>


Варил Минет, конечно же, не только для себя, но и для других. И не бесплатно. Проблема заключалась в том, что его внешний облик к тому моменту был под стать облику моральному: Минет нещадно буторил свой продукт пирацетамом, причём в таких пропорциях, что конечный потребитель порой получал чистый ноотроп без какой-либо примеси амфетамина. По запарке так получалось или умышленно – знает один Господь, но уже сам факт того, что Минет некрасиво поступал по отношению к своим товарищам, говорил о том, что бит варщик был за дело.</p>


<p>


А дело было так.</p>


<p>


 </p>


<p>


Перед концертом «Ансамбля Христа Спасителя и Матери Сырой Земли», фашистской группы из Твери, Дойчлянд и Ефрейтор нанюхались только что взятым у Минета «порохом». Уже внутри клуба, когда стало понятно, что ни через полчаса, ни через час действие так и не начнётся, Дойч испытал горечь обиды и нестерпимое желание мести. Поскольку Дойчлянд никогда не отличался атлетической комплекцией или хотя бы нужной массой, которая, как мы помним из учебников по физике, умноженная на скорость давала бы силу, герой прибегнул к дипломатии и хитрости, подговорив Ефрейтора вместе напасть на расслаблявшегося Минета.</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойч понятия не имел, как нужно начинать грызню. Он дождался пока на сцене будет перерыв между треками, и не придумал ничего лучше, чем процитировать вступительную речь из фильма «Кровь и бетон».</p>


<p>


 </p>


<p>


— Ты хочешь меня трахнуть? — спросил Минета Дойчлянд, тряся пакетом с пирацетамом. — Я тебя сам трахну!</p>


<p>


 </p>


<p>


В этот же самый момент Ефрейтор обхватил ничего не понимающего Минета сзади, а Дойчлянд что есть мочи стал мутузить варщика по лицу.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Какого хуя, мудаки?! — взвизгнул Минет, пытаясь вырваться. — Отпусти, падла!</p>


<p>


— Охуел, пидор, своих кидать? — взревел Ефрейтор, разворачивая Минета лицом к себе.</p>


<p>


— Вам пизда, гондоны, вам пизда!.. — задыхаясь больше от обиды, чем от причинённого ущерба, прокричал Минет.</p>


<p>


— Съёбывайте отсюда! — заговорил один из двух охранников клуба, подоспевших к «спектаклю». — На улице хоть поубивайте друг друга, мне до пизды.</p>


<p>


— Ладно, ладно, — примирительно разводя руками, пошёл на попятную Дойчлянд.</p>


<p>


 </p>


<p>


Минет вышел первым. Ефрейтор хотел остаться и досмотреть концерт, но секьюрити были непреклонны: или вы покидаете клуб, или получаете пизды, — такой был ультиматум представителей заведения. Пришлось принять условия, ведь к серьёзной стычке ни один из участников драки не был готов. Под пристальным надзором охранников парни вышли на улицу.</p>


<p>


 </p>


<p>


— И где этот пидор? — поёживаясь от промозглого ветра, спросил Ефрейтор.</p>


<p>


— Хуй его знает… — закурил Дойчлянд. — Пошли на Думскую, нахуяримся.</p>


<p>


— Добро! — повеселел Ефрейтор.</p>


<p>


 </p>


<p>


За каналом Грибоедова в этот момент наблюдали из тонкого мира. На одном из «конфетных» куполов Спаса на Крови сидел средних лет мужчина похожий на хиппи. Почуяв сильный запах существа с телом дельфина и шестью крокодильими лапами, мужчина обратил свой не очень весёлый взор в сторону клуба, в котором играла группа с милым его сердцу названием.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Ловите, гондоны! — с этими словами Минет уже почти нажал на кнопку своего перцового баллончика, нацеленного на вышедших из двора Дойчлянда и Ефрейтора.</p>


<p>


 </p>


<p>


За то мгновение, пока палец Минета совершал усилие, необходимое для надавливания на поршень, хиппи из тонкого мира спрыгнул с купола собора, но приземлился не на мостовую, а на невесть откуда взявшийся левитирующий крест, и словно на доске для сёрфинга продолжил движение в сторону конфликтующей троицы. Очень уж любил неопрятный мужчина цифру три.</p>


<p>


Невидимый в привычном мире сёрфингист поднял порыв ветра своим манёвром, и вся жгучая смесь, которую выпустил из баллона Минет, отправилась ему же в лицо.</p>


<p>


Взвизгнув, Минет машинально нажал на кнопку ещё раз, совсем не целясь. В то же мгновение хиппи дунул в облако едкой перцовки, которое устремилось в лица готовящимся засмеяться Ефрейтору и Дойчлянду. Человек, спрыгнувший с купола, был поборником справедливости.</p>


<p>


Пока тройка драчунов откашливалась и рыдала, а случайные прохожие морщили раздражённые носы, мерцающий крест унёс бородача куда-то в сторону Думской улицы.</p>


<p>


 </p>


<p>


Исходя из этого, неудивительна настороженность Дойчлянда желанием Минета ему помочь. Сначала герой задумал позвонить Ефрейтору и Могиле, чтобы те поддержали его в опиздюливании Штопора. Но Дойч был реалистом. Он понимал, что если на «Елизаровской» пишут манифест и пьют, то никто не воспримет его всерьёз. Во всяком случае, сейчас.</p>


<p>


На агрессивного и крупного, но жеманного педераста Сильвию рассчитывать не приходилось – того и гляди, обломает себе маникюр. Поэтому помощь Минета была не самым плохим вариантом. Единственным реальным вариантом.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Алло, Дойч, мы приехали, — раздался в трубке мобильника голос Марты.</p>


<p>


— Мы? — удивился Дойчлянд. — Ты тоже здесь?</p>


<p>


— Да… Дома не сидится что-то, — ответила Марта. — Поспеши, Штопор дома сейчас должен быть.</p>


<p>


— Тебе не обязательно ехать, мало ли что, — побеспокоился Дойч.</p>


<p>


— Я в машине посижу, дорогу покажу вам просто.</p>


<p>


— Хоро… здеть… вы… ди… — через помехи донёсся мужской голос.</p>


<p>


— Иду уже, — и герой нажал красную кнопку телефона.</p>


<p>


— Побежишь уже, котик? — с наигранной грустью спросил Сильвия.</p>


<p>


— Да, Минет с Мартой приехали…</p>


<p>


— С той шлюхой из трубки? — перебил Дойчлянда транссексуал.</p>


<p>


— …дай отвёртку и молоток, дорогая, — продолжил герой, спешно выходя из комнаты в прихожую.</p>


<p>


— Ты что, собрался его убивать? — встревоженно спросил Сильвия, роясь, однако, в шкафу.</p>


<p>


— После той пизделовки с Минетом я понял, что вряд ли что-то кулаками решу, ха-ха, — весело смирился со своей слабостью Дойч.</p>


<p>


— Хо-хо, — засмеялся Сильвия. — Ну, мальчики, вечно вам приключения какие-то нужны.</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойчлянд со скепсисом посмотрел на «девочку», принимая из рук Сильвии удобный финский молоток и крестовую отвёртку.</p>


<p>


 </p>


<p>


Хмурые тучи, словно стая безликих гопников, отмудохали Солнце, и оно едва проглядывало из-за тел новоявленных фронтменов небесного полотна. Дойчлянда передёрнуло от прохлады дня, и он поспешил поскорее найти машину Минета, которую до этого в жизни не видел. Дойч заметил в окне старого «Жигуля» голову похожей на Марту девушки и торопливо залез на заднее сиденье. Он не ошибся.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Привет… — начал было Дойчлянд.</p>


<p>


— Ты где пропадал так долго, ёпт? — возмущённо спросил Минет.</p>


<p>


— Не гони, милый, не долго он, — заступилась за Дойчлянда Марта.</p>


<p>


— Ребята, спасибо вам за помощь, но я нихуя не понимаю, — издалека подступил к выяснению обстановки Дойч. — Вижу, у вас тут немного скорости есть, можно дорожку?</p>


<p>


 </p>


<p>


Раздался мощный вдох, и по книжке «Органическая химия» застучала банковская карточка, возвещая своим гимном акт создания новой порции синтетической бодрости.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Держи, — Минет протянул учебник по химии герою.</p>


<p>


— Спасибо, — не стал медлить Дойч и резко втянул ноздрями «порох». — Один вопрос: почему ты мне помогаешь? — на этих словах герой поёжился, ведь даже привычному ко всему носу так просто не стерпеть амфетаминовую пыльцу.</p>


<p>


— Чего только не сделаешь по просьбе любимой, — с этими словами Минет улыбнулся и обнял Марту. — Да и хочется посмотреть, как ты Штопора прессанёшь, ха-ха-ха.</p>


<p>


— Любимая?.. — Дойч удивлённо взглянул на Марту.</p>


<p>


— Ну, мы типа встречаемся</p>


<p>


— Ладно, я сейчас хуй что пойму, — развёл руками Дойчлянд. — Да и я не пиздить Штопора хочу, на самом деле… Мне бы посмотреть, что там с Алисой… Ну… И отпиздить, да.</p>


<p>


 </p>


<p>


Под общий хохот троица двинулась в сторону Ржевки, в дебрях которой находилась берлога Гены Штопора.</p>


<p>


 </p>


<p>


Где-то на середине моста Александра Невского машину слегка тряхнуло и повело влево.</p>


<p>


 </p>


<p>


Со стороны могло показаться, будто «разогнанный» стимулятором Минет просто захотел пощекотать себе нервы. Но тот, кто смотрел на ситуацию замутнённым взором или сам был не из привычного мира, видел как мерцающий голубой «Запорожец», управляемый болезненного вида подростком в растянутом свитере, влился в автомобиль Минета и будто бы давил ногой на педаль газа в обоих мирах.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Ебанулся, Минет?! Тормози, блядь! — взревела Марта.</p>


<p>


 </p>


<p>


Тело Дойчлянда сработало инстинктивно, резко подалось вперёд и крутануло руль вправо. Минет пришёл в себя только оттормозившись на светофоре. Он благодарил всех богов за то, что у Дойчлянда хватило реакции, чтобы вырулить в свободный ряд – это помогло ребятам не уебаться в останавливающиеся машины.</p>


<p>


 </p>


<p>


В тот же самый момент от их авто отпочковался мерцающий «Запорожец», и молодой водитель, безумно вращая зрачками в форме шприцов, с безучастным лицом вывернул в сторону Малоохтинского проспекта.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Простите, блядь, залип, — оправдался больше перед собой, чем перед пассажирами, Минет.</p>


<p>


— Под спидами залип?! — взволновано воскликнул Дойч. — Мне бы не залипнуть, когда я буду этого пидора отвёрткой дырявить, ха-ха.</p>


<p>


— Дойч, ты никого дырявить не будешь, ебанулся совсем? — возмутилась Марта. — Морду ещё набить – ладно, попугать – окей, но калечить не нужно никого, понял? Мы никуда не поедем тогда…</p>


<p>


— Ладно, ладно, дорогая. Едем просто поговорить, — примирительно соврал подруге Дойчлянд.</p>


<p>


 </p>


<p>


Пока Гена Штопор мял обнажённую сиську Алисы, мирно посапывая в своей постели, Минет, припарковавшись около нужного дома на улице Коммуны, раздавал подельникам резиновые перчатки. В надежде скрыть свою личность, он натянул на голову противогаз.</p>


<p>


Дойчлянд тоже приготовился и засунул молоток и отвёртку в передние карманы своей молодёжной толстовки.</p>


<p>


Ключи были у Марты, которая к тому моменту забыла, что собиралась оставаться инкогнито и не попадаться на глаза Штопору. Ребята вошли в подъезд и, найдя нужную дверь на площадке второго этажа, принялись ключом ковыряться в замке. От амфетамина ли, общего психологического ли волнения или по какой-то другой причине, руки у всех троих дрожали так, что попасть в замочную скважину ни у кого не получалось. Около четырёх минут они передавали эстафету ключничества друг другу, пока дверь не открыл хозяин квартиры.</p>


<p>


 </p>


<p>


Обсаженный транками Штопор упёрся в дверной косяк одной рукой, второй придерживая дверь.</p>


<p>


Несколько секунд Дойчлянд смотрел в глаза Гены, после чего юркнул ему под руку, достал молоток и ёбнул владельца квартиры инструментом по ключице. Удар нанёс мало урона, но вызвал серьёзное удивление всех присутствующих.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Пидор, ты же обещал! — сдавленно прошипела Марта, выхватывая из руки Дойча молоток.</p>


<p>


 </p>


<p>


Этим воспользовался пришедший в себя Штопор, превосходивший Дойчлянда по всем физическим параметрам, включая размер пениса. Гена схватил Дойча за плечи и прижал к дверному косяку, но у героя оставался козырь в рукаве – тонкая крестовая отвёртка! Плохо подумав, он вытащил её из кармана и стал вкручивать в бедро Штопора, которому пришлось ослабить захват, чтобы отстраниться от четырёхгранного жала. Дойчлянд тут же отпрянул и наугад потыкал отвёрткой в голое тело Гены, после чего решительным ударом всадил её в область шеи. Кровь закапала из небольшой раны.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Ай! Ты совсем пизданулся! — вскрикнул Штопор.</p>


<p>


 </p>


<p>


К удивлению всех собравшихся, Гена не продолжил схватку, а ушёл вглубь коридора, отпихнув загородившего проход Дойчлянда. Подельники героя лишь молча стояли и наблюдали за происходящим поединком.</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойч вошёл в первую попавшуюся комнату и увидел лежащую в постели Алису. Он бесцеремонно стянул с обнажённой девушки одеяло. И хотя в том помещении все уже давно были взрослыми и поддерживали свободную любовь, но ситуация, при которой возлюбленная несколько минут назад возлежала обнажённой с другим мужчиной, покоробила героя.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Вставай, Алиса, — начал будить девушку Дойчлянд. — Поехали со мной.</p>


<p>


 </p>


<p>


Алиса увидела искривлённое гримасой лицо Дойча, перевела взгляд на отвёртку и прорычала:</p>


<p>


 </p>


<p>


— Блядь, какой же ты ебанутый! Ты здесь-то что делаешь вообще?</p>


<p>


— Я за тобой! — объявил Дойчлянд. — Хватит уже хуярить, поехали, попустишься.</p>


<p>


— Ёбаный алкоголик, иди на хуй отсюда! Хули ты приехал?.. — успел услышать Дойчлянд, прежде чем получил доской по голове.</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойчлянд был дезориентирован. Штопор отобрал у него отвёртку и потащил к выходу из своей квартиры.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Ебанутый, ты меня грохнуть что ли хотел? — разъярился Гена, когда вытолкнул Дойчлянда на лестничную клетку, на которой уже не было свидетелей.</p>


<p>


— А хули ты выёбываешься? — парировал Дойчлянд, пытаясь ударить высокого Штопора головой.</p>


<p>


— Я выёбываюсь? Это мой дом! Иди отсюда на хуй вообще! — с этими словами Гена захлопнул дверь.</p>


<p>


— Совет да любовь вам, — гневно прокричал Дойч.</p>


<p>


 </p>


<p>


Почёсывая шишку на голове, Дойч вышел на улицу. Под недружелюбным ветром его подельники пытались поджечь сигареты.</p>


<p>


 </p>


<p>


— А почему один? — спросил Минет.</p>


<p>


— Потому что я теперь без Алисы, похоже, — с досадой принял судьбу Дойчлянд.</p>


<p>


— Так, мне тебя, конечно, жалко, но давай в машине поговорим, — с вызовом произнесла Марта.</p>


<p>


 </p>


<p>


Ребята сели в автомобиль.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Что это было, долбоёб? Ты же мне что обещал? — взъелась Марта.</p>


<p>


— Это был самый постыдный эпизод моей биографии…</p>



18 августа


<p>


После разборки со Штопором герой отправился в дом Марты и Минета, где они продолжили взбадриваться амфетамином и нагонять депрессию водкой. Старые обиды забылись, быстро вылетели из памяти и новые, поэтому Дойч уехал к себе домой с абсолютно чистой душой, а вот его тело было грязным и измождённым. Так он и завалился в постель.</p>


<p>


 </p>


<p>


Утро Дойчлянда началось ближе к пяти часам вечера. «Гуляй, шальная императрица» – слышал герой в своём сне. «Да, я шальная!» – он был в этом уверен. Но сознание стремительно вернулось, ведь эти грёзы были слишком хороши для объективной реальности. И действительно, трезвонил телефон. «В объятьях юных кавалеров…» – не успела закончить Аллегрова, потому что Дойч уже нажал на зелёную кнопку вызова.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Аллё, ты чего не отвечаешь, педрила? — завредничал с ходу Миро.</p>


<p>


— Я сплю, чего доебался? — еле ворочая языком, ответил Дойчлянд.</p>


<p>


— А того, что мы едем в Москву! В телевизор!..</p>


<p>


— Что, блядь, ты несёшь?</p>


<p>


— Звонили с РТР, у них там ток-шоу про экстремизм, — начал объяснять Миро. — Они гуглили, нашли каким-то хуем записи «Deutschland’s Mother» и вышли на меня. Говорят, оплатят перелёт в Москву. В телевизоре будем!</p>


<p>


— Ты меня разыгрываешь… — засомневался Дойч.</p>


<p>


— Хуйлуша, едь ко мне, позвоню им при тебе! С тебя водка, засранец!</p>


<p>


— Через пару часов, — согласился Дойчлянд.</p>


<p>


— Давай!</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойч не спешил вставать. Сначала он вяло попытался обдумать поступившую информацию. Первым делом пришлось принять возможность такого предложения как истину, в противном случае все версии сразу были бы ложными. Чем это могло быть? Запланированным телевизионщиками судом Линча? Но ведь очерняющая реклама – это тоже реклама! Провокацией спецслужб? Дойчлянд понимал, что он мелковат для такой сложной схемы. Проще было бы сломать ему ебучку и подбросить чего-нибудь, чем так всё обыгрывать. Хм, игры?.. Тяжкие думы. Дойчу захотелось еды и секса. Ничего из этого реальность предоставить ему не спешила, поэтому герою пришлось напяливать одежду и выдвигаться к другу.</p>


<p>


 </p>


<p>


Уныло смеркалось. Улицу патрулировал зловредный ветер, щекотавший прохожих во всех по глупости незащищённых местах. Досталось и Дойчлянду, который безрадостно плёлся в подземку, стараясь не замечать капризное урчание живота.</p>


<p>


 </p>


<p>


Миро жил добротно. Каждый год его зарплата неуклонно меняла первую цифру на бóльшую, иногда перепрыгивая несколько порядков. Впрочем, вида он не подавал: на людях пил дешёвое пойло, не гнушался подцепить модный прикид с помойки или стянуть недоеденный гамбургер со стола в фудкорте. Но его аскетизм не касался берлоги – она была просторной и уютной. На сей раз – в двух шагах от станции метро «Владимирская».</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойчлянд понуро прошаркал из вестибюля на улицу, скорбно взглянул на собор Владимирской Иконы Божией Матери и вяло перекрестился. Проходившие мимо молодые люди изумились, а смешная старушонка в кожаном ошейнике и с широкополой шляпой на голове, подмигнула, подкрепив мимический жест доброжелательной улыбкой. На душе у Дойчлянда даже как-то посвежело.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Если ты меня развёл, цыганская ты жопа… — с порога начал шутливую перебранку Дойчлянд.</p>


<p>


— Иди сюда, пидормот, буду при тебе звонить, — ответил Миро, набирая номер на телефоне.</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойчлянд прильнул к трубке.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Да, добрый вечер, — заговорил Миро. — Вы нам предлагали участие в передаче про экстремизм, я вот друга привёл, поговорите!</p>


<p>


— Добрый вечер, это не обязательно… — не успела договорить женщина на проводе, поскольку Дойчлянд уже выхватил трубку.</p>


<p>


— Да, здравствуйте, — Дойч попытался быть галантным, — а о чём передача будет, а?</p>


<p>


— Нас заинтересовала Ваша группа…</p>


<p>


— Да, да, «Deutschland’s Mother & The Alconauts»! — обрадовался интересу к своему проекту герой. — Мы пытаемся начать консервативную революцию… Коренное изменение систем мышления. Сто лет назад это вылилось в постмодерниз…</p>


<p>


— Это всё замечательно! — сухо перебила Дойча женщина в трубке. — Расскажете об этом на передаче. Мы ещё Вам позвоним. Ориентируйтесь на тринадцатое сентября. Вы должны будете прилететь в Москву, мы компенсируем все затраты на перелёт из любой точки России. До свидания!</p>


<p>


 </p>


<p>


— Ну что, сучара, съел? — ехидно заулыбался Миро. — Доставай водяру!</p>


<p>


— Она сказала… — Дойч полез в куртку за водкой, — … что Ефрейтора можно взять.</p>


<p>


— В смысле, «взять»? — заржал Миро. — Она его даже не знает!</p>


<p>


— Ну, она сказала, что можно из любой точки мира… то есть России, блядь, прилететь. Ефрейтор в Новосибе ещё?</p>


<p>


— Да, вроде… — Миро думал только о водке. — Откупоривай!</p>


<p>


— Блядь! — вскинул руки Дойч.</p>


<p>


— Штопор в столе посмотри, — попытался быть провидцем Миро.</p>


<p>


— Да я не об этом, — отмахнулся Дойчлянд. — Мы же выступать должны были у Очкова… Когда?</p>


<p>


— Тринадцатого и должны были, — призадумался Миро. — Но я не уверен.</p>


<p>


— Давай накатим сейчас и посмотрим в сообщениях.</p>


<p>


— Добро!</p>


<p>


 </p>


<p>


Водка легла хорошо, несмотря на то, что стоила… Ах, да, стоила бесплатно.</p>


<p>


Спустя две стопки ребята всё же добрались до компьютера и действительно убедились, что о выступлении в одном из самых маргинальных заведений на Петроградской они договорились на тринадцатое сентября.</p>


<p>


 </p>


<p>


— И куда поедем в итоге? — спросил Дойчлянд.</p>


<p>


— Ясное дело. В Москву! В телевизор! — ничуть не сомневался честолюбивый Миро.</p>


<p>


— А с Очковым как утрясём?</p>


<p>


— Давай как есть всё скажем, пусть перенесёт, — предложил Миро. — Телефон он оставлял же нам.</p>


<p>


 </p>


<p>


Очков был известным ленинградским ряженым маргиналом. Эту известность он получил, открыв клуб с нестандартными порядками, который самовлюблённо назвал «Очко». Посетителям заведения позволяли приносить алкоголь с собой и спать в зале. Естественно, бар тут же оккупировали люмпены околоинтеллектуального толка. Слухами земля полнится, поэтому молва о шалмане быстро достигла, наверное, каждой тусовки, в которой не лузгали семечки, сидя на кортышах. Спустя некоторое время Очков провёл свой именной фестиваль, понял, что даже в среде студентов младших курсов и опустившихся тридцатилетних недорослей водятся деньги, и стал постепенно завинчивать гайки. Сначала запретил спать в клубе, мотивировав это тем, что так не поступают даже в прогрессивных пивных подвалах Америки. А после вовсе убил весь шарм, заставив мордоворотов на входе обыскивать честных выпивох на предмет собственного огнетекущего. Будучи довольно неприятным типом, Очков всё же имел нестандартный подход к приглашаемым музыкантам. Благодаря этому, через несколько дней после возникновения «Deutschland’s Mother & The Alconauts», Миро просто послал видеозаписи Очкову через социальную сеть и пригласил бухнуть на вписку. Владелец клуба от приглашения отказался, но день концерта незамедлительно назначил – тринадцатое сентября.</p>


<p>


 </p>


<p>


Миро набрал номер.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Аллоу, привет! Это Миро, — поздоровался цыган.</p>


<p>


— Да, привет, — в трубке, помимо еврейского голоса, грохотала музыка. — Из «Алконавтов» же?</p>


<p>


— Да!</p>


<p>


— Тринадцатого выступаете… вроде.</p>


<p>


— Ты можешь выйти, чтобы не гремело. Есть вопрос.</p>


<p>


— Бля, ща, погоди, — музыка в трубке начала удаляться. — Что там у тебя?</p>


<p>


— Слуш, нам с телека звонили, с РТР, приглашают сняться в передаче про экстремизм, — объяснил Миро.</p>


<p>


— Хорошо, я при чём тут? — не понял Очков.</p>


<p>


— Они на тринадцатое сентября нас пригласили как раз… — не успел договорить цыган.</p>


<p>


— Ты туда пойдёшь? Это голимая провокация какая-то. Говно. Я не одобряю. Короче, ты или у меня выступаешь, или туда едешь. Выбирай, — резко закончил директор площадки.</p>


<p>


— Окей, окей… У тебя тогда будем! — сразу пошёл на попятную Миро.</p>


<p>


— Готовьтесь, — отрезал Очков и повесил трубку.</p>


<p>


 </p>


class="book"><p>


— Гондон злоебучий, — выругался на Очкова Миро, посмотрев, однако, на Дойчлянда. — Говорит, что хуй нам, а не телек!</p>


<p>


— В смысле? — не понял Дойч.</p>


<p>


— «Это голимая пrовокация», — передразнил картавый еврейский акцент Миро. — Хуяция, блядь!</p>


<p>


— Ты нихуя не объяснил.</p>


<p>


— Да этот хуй пархатый говорит, чтобы мы выбирали: или к нему, или в телевизор! — возмутился цыган. — Я согласился к нему, но нужно ещё телевизионщикам позвонить. Я не знаю даже…</p>


<p>


— Ну, давай им в другой день позвоним ещё, узнаем, — согласился Дойч. — Но и выступить хочется… Очко обидится ведь, если нас увидит в ящике-то!..</p>


<p>


— Да кто сейчас телевизор вообще смотрит? — резонно заметил Миро.</p>


<p>


— Ну, вдруг?..</p>


<p>


— Ладно, хуй с ним, разливай уже.</p>


<p>


 </p>


<p>


Звонкая капель нестабильной струёй мирно приземлилась в стаканы. Мужчины выпили, каждый думая о своём.</p>



21 августа


<p>


Солнце закатывалась куда-то за обшарпанные здания промзоны, оставляя на темнеющем небе розовые и жёлтые разводы. Но жители притона не замечали вокруг себя красоты засыпающей природы. На душе каждого была печать грусти, депрессии и чувства вины. А уж тех, перед кем они бывали виноваты, можно было пересчитывать десятками.</p>


<p>


Илья, музыкант, так и оставшийся жить с шайкой Дойчлянда, не искал спасения в молитвах, как это сделали бы его более рьяные товарищи по вере. Он знал, что лучший помощник в борьбе с хандрой и душевными терзаниями, – амфетамин.</p>


<p>


Ефрейтор, вернувшийся из деловой поездки, налегал на ганджубас и корвалол. Замедление помогало ему бороться с синдромом дефицита внимания.</p>


<p>


Капитолина, Могила и Философ забывались сном – была их очередь упасть на освободившиеся койки в комнате матери хозяина квартиры.</p>


<p>


Дойчлянд же пытался заглушить свои неконтролируемые приступы вины и самобичевания водкой. И так накатит, и эдак, а спокойнее на душе не становится! Терзала его нутро мысль, что Гену Штопора он зря обидел. И по совести, и по понятиям воровским, не прав был Дойчлянд.</p>


<p>


Собравшись с силами, герой написал Штопору в мессенджере, предложив приехать и помириться. Гена даже не колебался. Согласился сразу же, и сказал, что приедет в ближайшее время.</p>


<p>


 </p>


<p>


Негоже было начинать перемирие без «горючего». Дойчлянд покопался в карманах курток, висевших в прихожей, находя в них только смехотворную мелочь и чеки из разных магазинов. Состыковав её с теми скорбными запасами, которые он обнаружил в своём кошельке, Дойч понял, что лучше даже не выходить. Осознание – первый шаг к просветлению. Но, осознав, нужно было делать. Прислушавшись к голосу сердца, Дойчлянд отправился немного вздремнуть в свою комнату.</p>


<p>


 </p>


<p>


— К тебе пришли! — растолкал Дойчлянда ухмыляющийся Ефрейтор. — Я бы на твоём месте взял что-нибудь тяжёлое!</p>


<p>


— Что там ещё? — практически забеспокоился Дойч.</p>


<p>


— Штопор к тебе пришёл, ха-ха-ха!</p>


<p>


— А-а-а…</p>


<p>


— В смысле, «а-а-а»? — удивлённо передразнил героя Ефрейтор. — Тебя убивать пришли.</p>


<p>


— Да всё нормально, — с трудом поднимаясь с кровати, начал объяснять заспанный Дойчлянд, — я его сам пригласил.</p>


<p>


— Я сейчас слишком всрат, чтобы что-то понять, — сдался Ефрейтор. — Ты пригласил, я впустил. Расскажешь потом, если живой останешься.</p>


<p>


— Давай, жопа иудейская, иди уже, — весело огрызнулся Дойчлянд.</p>


<p>


— Я потомок атлантов!.. — донеслось уже из коридора.</p>


<p>


 </p>


<p>


Герой встретил Штопора на кухне. Как и Дойчлянд, Гена был уже нетрезв, но, в отличие от владельца притона, гость был не с пустыми руками. Штопор поставил две литровые бутылки с прозрачным содержимым и красочными этикетками, на которых отчётливо виднелась, пожалуй, самая важная для собравшихся информация – 40°.</p>


<p>


 </p>


<p>


Как по волшебству, звон посуды перекликнулся с трезвоном дверного звонка. Проинспектировав лестничную клетку через глазок, Дойчлянд, к своему неудовольствию, увидел в нём Миро. Не то чтобы герой не хотел видеть именно этого человека. Вовсе нет. Просто ситуация не располагала. Не располагала до того момента, пока Миро не пришёл. А раз он пришёл, и его надо впустить, то, получается, ситуация располагает. Так рассудил Дойчлянд, впуская дорогого друга в квартиру.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Ну что, хуйлуша, давай бухнём, — на ходу сбрасывая ботинки, прошёл в прихожую Миро. — Вот же ж блядь! — изумился он увиденному на кухне.</p>


<p>


— Ага, — выдохнул Дойчлянд. — Поэтому ты немного не вовремя.</p>


<p>


— После драки кулаками не машут, так у вас, мужланов деревенских, говорят? Хули он здесь? — стал отыгрывать жеманного гея мужеподобный Миро.</p>


<p>


— Мы решили помириться…</p>


<p>


— Вы ещё поебитесь! — всплеснул руками цыган.</p>


<p>


— И поебёмся, будь уверен… Только тебя не возьмём, — игриво надувшись, сказал Дойч.</p>


<p>


— Ладно, воркуйте, пидорасы. Налейте мне только немного, да я пойду в комп позалипаю у тебя.</p>


<p>


 </p>


<p>


Когда Дойчлянд и Штопор остались одни, им было что друг другу сказать. Оказалось, что чувство вины было обоюдным. Штопор не находил себе места из-за того, что отбил чужую женщину, Дойчлянд же после пары рюмок уже на коленях просил у Гены прощение за инцидент с отвёрткой и молотком. Оба простили друг друга. Потом дуэтом рыдали и снова прощали.</p>


<p>


 </p>


<p>


После выпитого литра общение становилось более интимным. Взгляды падали всё ниже, руки тянулись к чужому телу. Пара стопок из новой бутылки, и парни уже целовались. Ещё стопка, и они запускали руки друг другу в штаны.</p>


<p>


 </p>


<p>


Заскучавший Миро выполз на кухню и тут же начал смеяться.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Педики, что вы тут развели? — мерзенько хихикая, начал шутливо наезжать на парней Миро. — А если Алиса узнает, что тут происходит?</p>


<p>


— Отъебись, Миро, хватит завидовать, — оторвавшись от поцелуя, послал друга Дойч.</p>


<p>


— Ха-ха, а то что? Отвёрткой меня проткнёшь? — и, заливаясь хохотом от своей шутки, Миро скрылся из кухни.</p>


<p>


 </p>


<p>


Ни секунды не колеблясь, Миро принялся писать Алисе о случившемся. Посмотри, дескать, чем твои мужики занимаются. Алиса предпочла не придавать этому значения и холодно отвечала Миро в чате.</p>


<p>


 </p>


<p>


Когда Штопор отлучился в уборную, Дойчлянд вырубился и, скатившись на пол, заснул. Не решаясь будить хозяина флэта, Гена пошёл в его комнату.</p>


<p>


 </p>


<p>


Сквозь сон к сознанию Дойча прорывалось требование мочевого пузыря. «Давай, пьяная сука, иди ссы. Не хочу, чтобы мой носитель позорно валялся в луже мочи, как вонючий колдырь!» Пришлось повиноваться. Потрёпанный временем санузел не смог поймать все капли, которые выстреливал в него Дойчлянд, да он и не должен был. Некультурно обоссав стульчак и кафельную плитку, герой на автомате поплёлся в свою комнату. Даже сквозь ужасную пелену бессилия, Дойчлянд не мог не удивиться открывшейся пред его взором сцене: полуголые Штопор и Миро валяются на кровати, ласкают и целуют друг друга. При других обстоятельствах Дойч присоединился бы, но алкоголь заставлял его глаза смыкаться, поэтому он предпочёл вернуться под стол.</p>


<p>


 </p>


<p>


Спустя пару часов Дойчлянда разбудил грохот со стороны двери. Никто из сожителей не торопился открывать, поэтому устранять монотонный гул пришлось хозяину квартиры. На пороге стояла Алиса.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Привет, дорогая… — начал Дойчлянд.</p>


<p>


— Хует! Ты мне собираешься и дальше жизнь портить? — разъярилась Алиса. — Сам пидор, и всех вокруг хочешь сделать, а?</p>


<p>


— Да подожди ты!.. Мы помирились… — заплетающимся языком стал оправдываться Дойчлянд.</p>


<p>


— Гена! — не обращая внимания на Дойча, Алиса прошла в комнату.</p>


<p>


 </p>


<p>


На кровати в обнимку лежали мертвецки пьяный Штопор и ухмыляющийся Миро, поглаживающий Гену вокруг сосков, – этот перфоманс сразу бросался в глаза. Предназначался он, конечно, для Алисы.</p>


<p>


 </p>


<p>


— О, явилась, — давясь от смеха, начал Миро, — а мы тут твоего Генку-то чуть не проткнули, ха-ха-ха.</p>


<p>


— Нахуй пошёл, чуркобес дырявый! — сверкнула глазами Алиса. — Гена, блядь, подымайся!</p>


<p>


— Алиса… — пытался обратить на себя внимание Дойч.</p>


<p>


— Я в кал, — вяло пробормотал Штопор.</p>


<p>


— В кал тебя сейчас оприходуют, шакал ебучий, вставай! Такси ждёт, — с этими словами Алиса начала стягивать Штопора с кровати.</p>


<p>


— Ну, куда ты его тащишь, милая, он наш теперь! — картинно выгибаясь в пояснице, и хватая Гену за грудь, стал издеваться над Алисой Миро.</p>


<p>


— От вас, пидоров, подальше, — Алиса кое-как взвалила возлюбленного на плечи.</p>


<p>


— Алиса… Давай погово… — не оставлял дипломатических попыток Дойчлянд.</p>


<p>


— Нахуй тебя, дегенерат! Я жалею, что знаю тебя. Ты мне противен! — Алиса преодолела дверной проём, волоча Штопора на себе.</p>


<p>


 </p>


<p>


Всё это время из коридора за клоунадой наблюдали уссывающиеся от смеха Могила и Ефрейтор. Алиса применила красноречие портовой шлюхи и в их адрес тоже.</p>


<p>


Гневно проклиная всех, девушка вытолкнула Штопора в подъезд, так и оставив Дойчлянда без внимания, а других участников спектакля – в приступе гомерического хохота.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Обосрался ты, да, Казанова ёбаный? — хихикая, издевался над Дойчляндом Миро.</p>


<p>


— Неужели я такой хуёвый? Вот так вот прямо «я жалею, что знаю тебя»?.. — сокрушался Дойч.</p>


<p>


— Расслабься, пиздострадалец! Зато я барабанщика нашёл!</p>


<p>


— Что?.. — находясь в своих мыслях, Дойчлянд не увязал резкую смену темы с произошедшим.</p>


<p>


— Штопор на барабане играет… На этой стучалке ебучей, как её?.. Короче, он теперь в «Алконавтах»!</p>



Последняя неделя августа


<p>


Последние частички тепла уходящего лета строго сметались с улиц Петербурга человеконенавистническим ветром, а у жителей притона, наконец, появилась общая созидательная цель – аудиовизуальная группа. Илья, Миро и Штопор были на какое-то время заняты репетициями. Дойчлянд же их игнорировал: он пил.</p>


<p>


Естественно, саморазрушение не перестало быть движущей силой любых начинаний. Илья, как и прежде, колол в себя всё, что только попадало в его поле зрения, Гена и Миро шли по стопам Дойча и к концу репетиции всегда были «в ноль». Традиционалисты в те дни дома бывали редко, затянутые в водоворот своих кукольных политических движений.</p>


<p>


 </p>


<p>


С каждым днём Штопор становился больше другом Миро, нежели Дойчлянда. В некоторые моменты казалось, что и Алиса скоро останется не при делах, если романтические отношения между цыганом и Геной будут набирать оборот. Дойчлянда это задевало. Не то чтобы он был влюблён в Штопора. Просто было задето его самолюбие. Дескать, как так? Почему он целуется не со мной? Это ведь я всё начал! Да и вообще, надо же быть таким гадом? Ввинтился в мою Алису, штопор, блядь. К счастью, Дойч всегда оттаивал, когда ему предлагали ещё водки, поэтому взаимоотношения не накалялись.</p>


<p>


 </p>


<p>


Однако что-то тревожило тонкие материи, пронизывающие территорию «Елизаровской». Мерцающее существо с телом дельфина и шестью крокодильими лапами, облюбовавшее здание притона и только изредка изменявшее ему с рюмочной возле метро, беспокойно рыло лапами около соседнего от жилища Дойчлянда дома, в котором находилось кафе. Эфемерное создание изрыгало в яму переработанные алкогольные пары, которые, в свою очередь, оно высасывало из поглощавших этиловые смеси людей. Зачем оно это делало – разобрать сложно. Да и не так уж это и важно, ведь крокодилолапого дельфина в тот момент видел разве что перекинувшийся кубенсисами торчок, который плёлся по улице Седова в неизвестном направлении.</p>



2 сентября


<p>


За шиворот вышедших покурить посетителей клуба Очкова капал мерзкий дождичек. Чтобы не испортить костюмы, Дойчлянд, Философ и Миро забежали внутрь. У них была ответственная задача – развлекать зрителей, пришедших послушать стихи известной петербургской треш-поэтессы. Близкое знакомство с ней Философа позволило ребятам дебютировать с группой «Deutschland’s Mother & The Alconauts», получив хоть какого-то зрителя.</p>


<p>


Особых надежд никто не питал: сделать что-то непостыдное на музыкальной сцене мог только Илья и немного – подыгрывающий ему Штопор. Было решено начать с адекватных композиций Ильи, резко оборвав лирические песни, исполненные хорошим голосом, гадкими завываниями кавер-версий на творчество Аллегровой, исторгающимися из глоток остальных членов бэнда. Травести-кабаре шоу должно было услаждать очи зрителей на протяжении обоих актов. Миро нарядился в шубу дойчляндовской матери, Философ незатейливо оголился, а сам Дойчлянд откопал в чулане халат с американским флагом, женские трусы огромного размера и ушанку.</p>


<p>


 </p>


<p>


Искушённая публика сдержанно оценила молодых дарований. Но это не смутило ребят, ведь они рассчитывали просто бесплатно бухнуть бодяженного спирта из канистр и повеселиться. Однако на фуршете после выступления поэтессы, на них обратил внимание владелец одного известного магазина редких книг. Как и все антиквары, он был евреем.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Парни, это эпохальное представление! — восторженно произнёс букинист.</p>


<p>


— Мы долго репетировали, — шутливо солгал Дойч.</p>


<p>


— О, а эти рисунки… — еврей имел в виду портреты с Гитлером, которые нарисовал Дойчлянд в те мгновения, когда не тряс чреслами. — Я должен их иметь! Дело в том, что я коллекционирую реликвии Санкт-Петербурга: у меня есть письма Солженицына и Сахарова своим жёнам, партитуры Бородина, — вдруг книжник перешёл на шёпот и заговорщицки прикрыл рот рукой, — даже салфетка с семенем Гребенщикова!</p>


<p>


— Ну, в моих рисунках вряд ли есть ценность… — начал кокетничать Дойч.</p>


<p>


— Что ты, что ты!.. Я думаю, на сцене происходила иллюстрация нашей эпохи. Никакой грани между зрителем и творцом, между искусством и профанацией. Хтоническое творчество народа. Об этом будут писать спустя столетия. Так что я бы хотел эти рисунки!</p>


<p>


— Хорошо! Но лишь один. Второй – для Наташи, — с этими словами Дойчлянд протянул один из рисунков престарелой поэтессе, стоявшей рядом.</p>


<p>


 </p>


<p>


— «Иллюстрация, блядь, эпохи»? — переспросил у Дойчлянда Миро, когда парни отдалились настолько, чтобы эти слова не достигали ушей букиниста. — Под чем он был?</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойчлянд лишь устало развёл руками. Он был горд собой.</p>



3 сентября


<p>


Дождь провоцировал хаос даже в Петербурге. Вот люди спокойно себе идут, слегка поёживаясь от холодного ветра, при этом картинно сохраняют достоинство, стараясь степенно вышагивать, будто английские лорды, а вот с неба начинают падать капли-разведчики, которые, соприкасаясь с незащищёнными шеями или щеками, словно говорят своим ещё не десантировавшимся товарищам: «Вперёд, пацаны! Им это всё ещё не нравится». Та-да-дам! – бьют небесные литавры, и отвратительно неуместной прохладой падают на людей мокрые камикадзе. Личины графьёв и бояр слетают. Прохожие, словно нашкодившие карапузы, вдруг начинают метаться туда-сюда, толпиться в арках и под козырьками. Кто-то решает, что он, намокнув, будет суше, если побежит. А кто-то, как наш хмурый Минет, просто безучастно продолжает движение, ведь даже силы на ходьбу приходилось брать у организма в долг. Покипешуешь тут, когда третий день твой сон в заложниках у амфетамина! Минет брёл в притон к Дойчлянду, и одному чёрту известно, почему его ноги направились именно туда.</p>


<p>


 </p>


<p>


Даже мерцающий дельфин с шестью крокодильими лапами, живущий в тонком мире, не стал пить энергии молодого человека. Существо привыкло видеть каналы циркуляции Праздника даже в очень усталых алкоголиках и наркоманах, но вяло плетущийся парень выглядел пустой оболочкой. Испытав, наверное, некое своё мистическое удивление, дельфин с лапами крокодила в количестве шести штук вернулся к рытью ямы.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Мне нужно поспать, спиды в куртке, — монотонно пробубнил Минет, проходя мимо открывшего дверь Дойчлянда.</p>


<p>


— Сколько можно взять? — не стал занудствовать хозяин.</p>


<p>


— Мне поебать, — оставляя за собой мокрые следы, устало констатировал Минет.</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойчлянд вернулся на кухню, к партии в «Тысячу», которую они с Ильёй начали ещё утром. С каждым выпитым стаканом музыкант всё чаще скатывался на ноль, поэтому Дойч был рад тому, что их мозги сейчас взбодрятся.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Смотри, что я принёс, маэстро! — Дойчлянд энергично потряс пакетом. — Подарок от Минета.</p>


<p>


— О-о-о, — протянул Илья, — славно-славно. Что там у нас?</p>


<p>


— Обещал спиды, — Дойчлянд запрыгнул на принесённый с помойки небольшой диван. — Посмотрим…</p>


<p>


 </p>


<p>


Парни ахнули. Юный Минет отдал ребятам амфетамин целого спектра разных цветов, а, значит, и разных степеней очистки. Жёлтый, розовый, белый, сухой и мокрый порох был расфасован в прозрачные зиплоки.</p>


<p>


Размениваться на нос не стали. Тем более, последние месяцы Илья исключительно кололся в свои некогда толстые вены.</p>


<p>


 </p>


<p>


Апатия споро сменилась бодрым задором. Партия в «Тысячу» набрала обороты. На звуки быстрой речи слетелись фашисты из соседней комнаты, и вскоре у обоих игроков появилось по одному советчику.</p>


<p>


 </p>


<p>


Бедный, бедный Минет всё никак не мог заснуть, даже по-царски расположившись на кровати матери Дойчлянда. Парень понимал: сейчас нельзя даже нюхать! Но сон никак не селился в его разуме, поэтому Минет рискнул вылезти на кухню.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Минет, спасибо тебе, — полные зрачков белки Дойча с ебанутой благодарностью смотрели на дарителя.</p>


<p>


— Пожрать чего-нибудь есть у тебя? — мёртвым голосом пробубнил Минет. — Вряд ли в меня влезет, но надо…</p>


<p>


— Гречи вон ебани, недавно сварили, — зычно предложил Ефрейтор.</p>


<p>


— Нахуй мне твоя греча? Мне бы пожрать чего…</p>


<p>


 </p>


<p>


Полусекундное молчание и с трудом натянутая улыбка Минета дала ребятам сигнал к хоровому смеху.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Ух, наркоман еба́ный! — воскликнул Ефрейтор. — Еду-то тебе погреть?</p>


<p>


— Не, братан, я не буду эту хуйню есть. Еда должна возбуждать, — мечтательно проговорил Минет.</p>


<p>


— Ух, барчук какой! — шутливо возмутился Ефрейтор.</p>


<p>


— Барчук, ещё какой! — поддержал фашиста Минет. — Сейчас кто-то из вас мне ещё и за шавермой сходит.</p>


<p>


— Это с хуя? — сразу завёлся скорый на обиду Могила.</p>


<p>


— А вот с хуя! — Минет стал копаться в кармане влажных джинсов.</p>


<p>


 </p>


<p>


На стол упал целлофановый свёрток.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Что это? — первым активизировался Дойчлянд.</p>


<p>


— Концентрат для спайса, — невозмутимо ответил Минет.</p>


<p>


— О-о-о нет, меня этим говном не купишь, — полным брезгливости голосом открестился от подгона Дойч.</p>


<p>


— А как его курить? — спросил Илья, рассматривая пакет с порошком.</p>


<p>


— Это невысаженная смесь, её буквально несколько крупиц на сигарету надо, — объяснил Минет.</p>


<p>


— Ты и это говно теперь толкаешь? — проявил интерес Дойчлянд.</p>


<p>


— Да это так, пробная партия. Высаживать реагенты на траву заёбывает, — пожаловался Минет, и продолжил: — Тот, кто принесёт мне самую охуенную шаверму в этом районе, получит весь пакет.</p>


<p>


— Добро! — не стал раздумывать Илья. — Схожу.</p>


<p>


— Низко же ты пал, товарищ музыкант, — поддразнил Ефрейтор.</p>


<p>


— Пёс тебе товарищ, — отозвался Илья, одеваясь, — а я взрослый состоявшийся человек. Знаю, чего хочу.</p>


<p>


 </p>


<p>


Под гогот из кухни Илья скрылся за входной дверью, предвкушая новые ощущения. Ждать себя долго он не заставил, даже несмотря на то, что не поленился сгонять аж к метро, чтобы затариться самой приличной шавермой в окрестностях «Елизаровской».</p>


<p>


 </p>


<p>


Будущее Ильи Минету было безразлично, обеспокоился лишь Дойчлянд, но и его своенравный музыкант слушать не хотел: от такого количества дармовой спайсухи парень просто дурел.</p>


<p>


 </p>


<p>


Депрессия к тому времени совсем заела Илью. Мир настолько опротивел, что даже сомнительный вариант употребления смеси с непонятной нейротоксичностью казался ему привлекательным способом отвлечься. Музыкант желал хоть как-то срезать угол собственного страдания и прийти к непонятному финишу чуть раньше, чем мог бы своими силами.</p>


<p>


Был ли Илья склонен к зависимостям? Да, несомненно. Как и большинство из тех, кто пробовал то, что было неподвластно человеческой нервной системе в автономном её режиме работы. Зависимость ли толкнула парня аккуратно насыпать трофейного концентрата в бонг? Сложный вопрос, ведь на кухне все тоже были от чего-то зависимы. Пальцы Ильи крутанули колесо зажигалки. Пламя рвануло в колпак, спустя секунды изменив агрегатное состояние порошка. Мутным джинном дым заполнил колбу. Илья обхватил пластиковую трубку губами, палец открыл кик-хол. Вжух!</p>


<p>


 </p>


<p>


Существо с крокодильими лапами и телом дельфина вынырнуло из ямы, которую рыло. Потоки Праздника усиленно потекли по устьям в стенах притона, вызывая интерес мерцающего призрака. Среди привычных энергий, которые для жителя тонкого мира были любимы и знакомы, была и та, которая ему не нравилась. Один из рукавов этой мистической реки было пропитан гнилью и разложением. В мире крокодилолапого дельфина что-то вспыхнуло.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Азиат! — шипел Илья. — Азиат пришёл! Это конец!</p>


<p>


— Завтра кому-то будет стыдно, ха-ха-ха, — заливался смехом Ефрейтор, записывая корчившегося Илью на камеру.</p>


<p>


 </p>


<p>


За окном раздалось ржание лошади. Дойчлянд подскочил, словив флэшбеки прошлой весны.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Блядь, что-о-о? — с охуевшими глазами покосился на окно Дойч. — Вы слышали?</p>


<p>


— Будто лошадь… — неуверенно подтвердил Могила.</p>


<p>


 </p>


<p>


Парни подошли к окну, перешагнув скрючившегося на полу Илью. Ничего необычного за стеклом не происходило, лишь ветер гонял по двору рваные пакеты.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Пойду, погляжу, — неуверенно сказал Дойчлянд.</p>


<p>


— Что поглядишь? — не понял Могила.</p>


<p>


— Не знаю, — так и не внёс ясности хозяин квартиры.</p>


<p>


 </p>


<p>


Шелестели деревья, вечерние сумерки покрывали тротуары и дома, а тапочек Дойчлянда уткнулся в кучу тёплой и мягкой субстанции.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Ебаные, блядь, собаки, — выругался Дойч.</p>


<p>


 </p>


<p>


Но, увидев размах погружения, обомлел. «Нихуя себе собаки!» — подумал герой, вытаскивая полностью унавоженную ступню. — «Нихуя это не собаки!».</p>


<p>


Месиво на ступне было умеренно влажным и содержало в себе стебельки непереваренного сена. Лошадиное ржание, которое слышали все его товарищи, и навозный натюрморт на ноге не оставляли сомнений – животное о четырёх копытах было здесь!</p>


<p>


 </p>


<p>


Деревянная разделочная доска, висевшая под окном и являвшаяся гербом притона, шаркала о стену от прикосновений ветра. Это привлекло внимание Дойчлянда. Он увидел, что к ней на скотче прилеплена упаковка с лекарством. При более близком рассмотрении стало очевидно, что в руках у Дойча пузырёк «Тропикамида». «В хозяйстве пригодится» – подумал он, положив коробочку в карман.</p>


<p>


Дойчлянд закурил и попытался вытереть тапок о траву, после чего развёл навозный бульон в луже, скопившейся в асфальтовой расщелине.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Ну что там? — спросил Ефрейтор, когда Дойч вышел из ванной.</p>


<p>


— В говно вляпался… — с омерзением ответил Дойчлянд.</p>


<p>


— Да ты из него и не выбирался, — загоготал Ефрейтор.</p>


<p>


— Шутки за триста… — с пресной миной заметил Дойчлянд, усаживаясь на диван. — Судя по тому, что на гербе я нашёл упаковку тропика, к нам и впрямь явился тот холинолитический азиат, как его? Про которого Фёдор рассказывал…</p>


<p>


— Ага, наш Илюшка-то блаженный прав, поди! — улыбнулся Могила.</p>


<p>


— Полно тебе издеваться над святым человеком, Иван, — изображая боярина, стал отстаивать честь Ильи Ефрейтор.</p>


<p>


 </p>


<p>


К наступлению ночи Илья оклемался от спайса. Дойчлянда очень обеспокоили скрюченные конечности друга. Илья уверил его, что подобное уже случалось и тревожиться не стоит: дело временное.</p>


<p>


 </p>


<p>


От греха подальше Дойч незаметно убрал свёрток с концентратом в карман куртки Минета.</p>



4 сентября


<p>


Дойч проснулся под вечер. В окне лишь слабо угадывались солнечные лучи, плотно укутанные тучами. Дойчлянду хотелось тепла, пусть даже от недосягаемого светила, но и оно уже переваливалось за горизонт, оставляя героя наедине с нарастающим беспокойством. Илье не становилось лучше. Вместо того, чтобы позвонить в скорую или хотя бы попуститься, музыкант уверил хозяина квартиры в том, что отличным лекарством от спазма будет инъекция амфетамина.</p>


<p>


Дойчлянд воспринимал Илью как благоразумного человека и даже сейчас предпочёл довериться его словам.</p>


<p>


Герой пошёл на кухню, но вместо «скоростных» разносолов на столе лежала записка: «Спасибо за сон. Оставил вам немного дорожек для утренней пробежки».</p>


<p>


 </p>


<p>


— Заваришь на тропикамиде, а? — попросил Илья.</p>


<p>


— Может тебе тогда в артерию сразу укольчик? — добродушно пошутил Дойч.</p>


<p>


— Ну, я же не зря Сашын-Корца в трипе увидел, — заулыбался Илья. — Господь его мне и направил. А если Господу угодно, то кто мы с тобой такие, чтобы противиться?</p>


<p>


— Все вы, наркоманы, одинаковые, — вздохнул Дойчлянд, но тропикамид всё же достал.</p>


<p>


 </p>


<p>


Заваривать амфетамин на тропикамиде – наслаждение изысканное, не для всех. Тонкости оттенков прихода будут зависеть исключительно от пропорции смеси. В среднем из флакончика «Тропикамида» берут полтора — два куба. Физраствор в этом случае не используют. Если тропа взять мало, то усиление пойдёт в сторону эйфории. Говорят, если грамотно смешать амфетамин и тропикамид, то эффект будет напоминать твой самый лучший мефедроновый приход. А уж если глазные капли сделать основой для мефедроновой инъекции… Впрочем, речь сейчас не об этом.</p>


<p>


Если же тропа взять больше, то холинолитический эффект будет сильнее. Изменится цветовое восприятие: всё характерно пожелтеет. С увеличением дозировки появится ощущение безумия и сюрреалистичности всего происходящего. Если ставить совсем много, испытателя ждут выраженные псевдогаллюцинации. Но несомненным плюсом тропикамида по сравнению с другими холинолитиками является минимальное количество неприятных побочек: при малой дозе они вообще не чувствуются.</p>


<p>


 </p>


<p>


Когда используемые спиды не лучшего качества или их меньше, чем нужно, тогда происходит резкий эмоционально неприятный выход минут через тридцать или сорок. Продолжительность действия тропикамида даже меньше, чем у мефедрона, этим объясняется сильное желание догнаться. Порой люди, бахающиеся чистым тропом, дёргают поршень излишне часто, а, перекидываясь в холинолитическую несознанку, делают это нон-стоп, совершенно забывая, что минуту назад они уже укололись. При таких условиях пара флаконов улетает часа за два.</p>


<p>


Но вернёмся к Илье.</p>


<p>


 </p>


<p>


Через какое-то время ему действительно стало лучше. Кисти рук распрямились и стали подвижными, его общее самочувствие выровнялось. Но в работе его психики случился сбой. Илья стал бродить по комнатам в поисках всего, чем можно поставиться. В ход шли использованные шприцы, заваренный глицин и феназепам.</p>


<p>


Останавливать друга в его безумии вскоре перестали пытаться. В притоне уважали право на саморазрушение. К тому же это давало поводы для издевательств и шуток, которые сплачивали их микросоциум, наполняя его своим особенным мифом, непонятным никому извне.</p>



5 сентября


<p>


Около десяти утра в дверь притона бесцеремонно стучались. Время для пробуждения было неслыханное: у тех, кто проснулся из-за шума, даже была возможность увидеть Солнце.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Открывай, хуйло, — неизвестно к кому из-за двери обращался пьяный голос Миро.</p>


<p>


— Не ори ты, долбоёб! — в полубессознательном состоянии Дойч открыл дверь. — Честных людей будишь…</p>


<p>


— Не ной, педик, давай бухать, — Миро стал греметь содержимым рюкзака.</p>


<p>


— Отъебись! Иди к фашистам, я сплю, — отрезал Дойчлянд.</p>


<p>


— Ну и ладно, зануда хуев, — обиженным голосом ответил Миро и пошёл в общую комнату. — Гомики, просыпайтесь…</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойчлянду не было дела до принесённого пойла и пьяных кудахтаний цыгана, он воткнул отвёртку в отверстие для щеколды своей межкомнатной двери, тем самым обезопасив сон от посягательств сожителей. Ему так казалось…</p>


<p>


 </p>


<p>


Спустя двадцать минут, отвергнутый всеми Миро, стал искать утешения. Поскольку его самым близким другом был Дойч, то и жизнь портить своим присутствием цыган решил именно ему. Миро без перерыва тарабанил в дверь и призывал немедленно напиться. Дойчлянд ворчал, но вскоре уступил.</p>


<p>


 </p>


<p>


Пьянствовали до вечера. Между делом Миро обеспокоился состоянием Ильи, и, узнав, что музыканту от спазмов помогает амфетамин, предложил свою заначку. Илья незамедлительно согласился.</p>


<p>


Лютая коричневая спидуха легла в ложку, была залита кипячёной водой и через поюзанный шприц, без петуха, совершила стремительный вояж в «столицу Австрии».</p>


<p>


 </p>


<p>


К слову, Миро этот стафф пёр около суток, именно поэтому он не спешил его сдалбливать. Для Ильи же этот завар стал судьбоносным, даже роковым, хотя и временно избавил его от спазмов. В тот день музыкант сделал свою последнюю инъекцию. Только т-с-с! Ребята об этом ещё не знали.</p>


<p>


 </p>


<p>


В тонком мире дельфин с шестью крокодильими лапами бушевал. Тёмные струи сочились по каналам Праздника, отравляя призрачного хранителя. Существо чихало, прыгало по крыше притона, пыталось укрыться у стен рюмочной, но энергия, которую генерировало в нашем мире тело Ильи, находила мерцающее чудовище и мучила его.</p>


<p>


 </p>


<p>


Тем временем в притоне Миро терял человеческий облик, а к Дойчлянду на огонёк собирался зайти мальчик старшего школьного возраста, чтобы заняться сексом под чем-нибудь интересным.</p>


<p>


Услышав о предстоящих гомосексуальных утехах, гомосексуальный же Миро устроил целую истерику. Мол, как же так, бурить угольные шахты и без меня? Цыгана это страшно расстроило. Но на стороне Дойчлянда была бо́льшая трезвость. Миро грязно ругался, пытался вяло сопротивляться, когда Дойч выносил невменяемого цыгана спать на лужайку около дома. Поступок, на первый взгляд, не очень красивый, но даже Иисус после полугода вписок прогнал бы Иуду на мороз, если бы тот мешал ему ебать юного мальчугана под мефедроном.</p>


<p>


 </p>


<p>


Вернувшись в дом, Дойчлянд пошёл в ванную, чтобы привести себя в порядок. В зеркале отразилось лицо то ли святого, то ли мумии.</p>


<p>


Дойч понажимал на банку с шампунем, услышав лишь несущий разочарование «пфлуаф!». Взяв обмылок «Хозяйственного», герой наспех намылил голову, левую подмышку, жопу и яйца, и, под аккомпанемент страшно гудящего смесителя, стал чуть более достоин рая (хотя бы земного).</p>


<p>


 </p>


<p>


На холодной лужайке Миро чувствовал себя некомфортно. Сил продолжать конфронтацию с Дойчляндом у него не осталось, поэтому он набрал телефонный номер Алисы и взмолился, чтобы она его забрала. Цыгану было реально плохо. Поскольку хитрый жук имел какую-то потустороннюю харизму, люди вокруг не оставляли его в беде. С Алисой они имели особо тёплые взаимоотношения, что позволяло Миро ещё туже сжимать метафизические яйца Дойчлянда, вызнавая у девушки те секреты, которые Дойч доверил ей, но не Миро. Плут из породы конокрадов любил быть на шаг впереди.</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойчляндовский мальчик в компании такой же молодой девочки подходил к двери притона в то время, когда Миро уже уютно трапезничал в гостях у Штопора, куда отвезла его Алиса.</p>


<p>


Цыган надеялся на встречу с любовником Дойчлянда, ему так и хотелось запустить свои язвительные речи в уши молодого самца, но приехавшее такси вынуждало его покинуть мокрую землю, на которой он лежал в ожидании конфликта.</p>


<p>


 </p>


<p>


Помывшись, Дойч даже сменилпостельное бельё, приготовил дежурный грамм мефедрона, который он берёг на случай незапланированного секса, и стал ожидать. Дверной звонок издал трель. Через глазок Дойчлянд увидел фигуры мальчика и девочки. Маячила перспектива убить сразу двух молодых зайцев одним выстрелом. Дойч уже начал забывать, что такое вообще бывает, поэтому испытал приятное удивление.</p>


<p>


Дойчлянд по-царски встретил дорогих гостей, предложив сразу завариться. Для девочки, имя которой герой забыл сразу после знакомства, такой поворот был немного шокирующим: до этого она только нюхала. Но когда она увидела, что от инъекций ничего страшного с парнями не случилось, то сама подставила свои чистые струнки под стальной смычок.</p>


<p>


Через пятнадцать минут прелюдий и ласк девушке пришлось найти применение ещё для двух смычков – на этот раз мясных.</p>


<p>


 </p>


<p>


Случилась ебля, и во время неё взгляд Дойчлянда скользнул по экрану монитора. Его уставшие глаза на мгновение сфокусировались на размытой фотографии, которая появилась в интерфейсе популярного мессенджера. Что-то заставило героя прерваться, отодвинуть в сторону маленькую подругу, и приблизиться к монитору. Вблизи сюжет фотографии стал понятен: улыбающиеся лица Алисы, Штопора и Миро, в руках которого был молоток, как бы спрашивали Дойчлянда: «ну что, сучка, веселишься? А у нас тут не хуже!»</p>


<p>


И такая странная обида разобрала героя: вот они, те люди, которых он действительно любит, там, без него, весело проводят время и им хорошо. Юные тела на кровати сразу перестали возбуждать – они попросту обесценились в тот момент.</p>


<p>


Под удивлёнными взглядами молодняка Дойчлянд откатился на противоположную сторону кровати и заплакал.</p>



9 сентября


<p>


Илья умирал. По неведомым для нашего понимания причинам чах и дельфин с шестью крокодильими лапами: он продолжал копать яму около дома Дойчлянда, но делал это не так активно, как раньше.</p>


<p>


 </p>


<p>


Притон укрывал всё больше и больше людей от сентябрьской непогоды. Не видно было только Миро.</p>


<p>


 </p>


<p>


«Deutschland’s Mother & The Alconauts» продолжали репетировать. Дойч напивался и трогал Гену Штопора за всякое, мешая творческой практике.</p>


<p>


Зато Илья, как настоящий артист, шёл до конца, и пытался играть свои три аккорда негнущимися пальцами. Он храбрился и говорил, что будет выступать, даже если придётся бренчать хуем по струнам.</p>



11 сентября


<p>


Вечером пятницы Илье стало совсем плохо. Спазмы в его пальцах стали не столь сильными, как несколько дней назад, но зато боль уже охватила все конечности целиком.</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойчлянд вспомнил, что однажды вписывал парня, учившегося на патологоанатома – это был самый близкий к медицине человек, который приходил в голову. По счастливой случайности его номер был в записной книжке.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Привет, это Дойчлянд, — поздоровался в трубку телефона герой.</p>


<p>


— При, блядь, вет, — будто споткнувшись, обрывисто ответил «медик». — Напомни, кто ты.</p>


<p>


— Елизаровская… Ты у меня вписывался пару недель, долбили тогда мощно. Вот я – хозяин квартиры. Вспоминай, — потребовал Дойчлянд.</p>


<p>


— Ха-ха, — мечтательно хохотнул патологоанатом, — помню-помню! Зачем звонишь?</p>


<p>


— Помощь твоя нужна, ты же с медициной как-то связан…</p>


<p>


— Ну, это в прошлом! Я на химию переквалифицировался, если ты понимаешь, о чём я, ха-ха, — не стал обнадёживать бывший трупорез. — Но ты говори, в чём дело.</p>


<p>


— Короче, у нас тут парень много дней уже назад… сколько? — задумался Дойчлянд, — в общем, покурил реагента спайсушного…</p>


<p>


— Уф-ф-ф, — втянул воздух покойных дел мастер.</p>


<p>


— Да… И пизда случилась с ним, — раздосадовано констатировал не очень профессиональными терминами Дойчлянд. — Скрутило конечности, болит всё… руки, там, ноги…</p>


<p>


— Чувак, ну это совсем пиздец. Надо вызывать «скорую» ему.</p>


<p>


— У парня нет документов, вот в чём проблема, — объяснил Дойчлянд.</p>


<p>


— Блядь, тогда ждите до вечера воскресенья.</p>


<p>


— Нахуя? — удивился Дойч.</p>


<p>


— Без документов его «скорая» отвезёт в самую хуёвую больницу... бля, — опять споткнулся «медик», — там врачи по выходным не работают. Нахуй ему там лежать где-нибудь посреди отделения? Лечить его некому будет, я сталкивался. Он же у вас там не совсем помирает же?</p>


<p>


— Живой пока, но что-то же надо делать… — будто в пустоту произнёс Дойчлянд.</p>


<p>


— Дайте ему обезболивающего какого-то и ждите до воскресенья, мой тебе совет, — уверенно произнёс недоучившийся эксперт.</p>


<p>


— Ладно, спасибо. Пока, — попрощался Дойч.</p>


<p>


— Пока, чувак. Звони, если что.</p>


<p>


 </p>


<p>


Илью обезболили водкой и феназепамом, и стали надеяться на чудо.</p>



13 сентября


<p>


Звонок в 4:00 утра не разбудил Дойчлянда, ведь герой вместе со своей компанией был в мефедроновом угаре. Трезвонил Очков – это было странно.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Алло, Дойч, — взволнованным голосом начал Очков, — звонили из прокуратуры, концерт сегодня отменяем.</p>


<p>


— Да? Почему? — голос Дойчлянда был удивлённым, но внутри он испытал облегчение, ведь если всё так, то ему не пришлось бы вставать с дивана и тащить на себе негнущегося Илью.</p>


<p>


— Короче, кто-то настучал, или я не знаю… Им там гитлеры не понравились, ещё много всего. Удаляй встречу, группу, переписку. Всё удаляй, или вместе сядем.</p>


<p>


— Хорошо, понял, — не стал возражать Дойчлянд.</p>


<p>


 </p>


<p>


Очков бросил трубку.</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойчлянд не спешил всё удалять, лишь перевёл публичные аккаунты в статус приватных, а на своей странице в социальной сети оставил гневное сообщение: «Пацаны, концерта не будет! На Очкова давят мусора, он отменил тусовку. Смерть легавым от ножа. Сосите ХУЙ, краснопёрые! «Deutschland’s Mother & The Alconauts» не сдаётся! Ещё увидимся».</p>


<p>


 </p>


<p>


Через несколько минут телефон Дойчлянда снова зазвонил. На экране высветился номер Очкова.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Ал… — успел произнести Дойч.</p>


<p>


— Сука, ты мудак что ли совсем?! Совсем, блядь, дегенерат, блядь, ебучий, блядь?! — напал Очков. — Мы же оба, блядь, сядем, сука, блядь!</p>


<p>


— Стой-стой! — попытался остановить словесную атаку объебошенный Дойчлянд. — О чём ты сейчас вообще?</p>


<p>


— Ты что, блядь, устроил на стене? «Сосите хуй, краснопёрые», блядь?! Долбоёб, удаляй всё нахуй! Как можно быть таким мудаком, скажи мне, а?</p>


<p>


— Прости-прости! — пошёл на попятную герой. — Я хуйню сделал, наверное…</p>


<p>


— Ты ещё сомневаешься, блядь? Так вот я тебе гарантирую – хуйню! Причём полную! — всё никак не успокаивался Очков. — Удаляй нахуй и группу, и всё остальное. И уж конечно, это ебаное послание!</p>


<p>


— Хорошо, чувак, без вопросов! Прости, — до Дойчлянда начала доходить суть сформировавшейся проблемы.</p>


<p>


— Прости, блядь?! У-у-у, блядь! — Очков снова первым повесил трубку.</p>


<p>


 </p>


<p>


Концерт не состоялся, и все причастные вздохнули с облегчением. Но Илья продолжал умирать, и с этим нужно было что-то делать.</p>


<p>


Градусник, приставленный к телу Ильи на несколько минут, показал температуру в 34 градуса. Кожа музыканта была бледной, ноги отказывались ходить подобающим образом.</p>


<p>


 </p>


<p>


Посовещавшись, жители притона решили вызывать «скорую», но не в квартиру, а на улицу, чтобы не дискредитировать помещение – гасево там шло полным ходом.</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойчлянд, Ефрейтор и Могила, как самые близкие друзья Ильи, потащили его на улицу, в кафе, около которого в тонком мире чудовище с шестью лапами крокодила и телом дельфина рыло яму.</p>


<p>


 </p>


<p>


Скорая помощь приехала минут через двадцать. Парни сказали, что сидели вместе в кафе, незнакомцу стало плохо, поэтому они и вызвали медиков. Илью положили в машину, поставили капельницу с глюкозой и повезли в НИИ скорой помощи имени И. И. Джанелидзе в Купчино.</p>


<p>


 </p>


<p>


Гнилостная нить из иного мира, тянувшаяся от Ильи к монстру с телом дельфина и шестью крокодильими лапами, начала ослабевать, а когда машина скорой помощи доехала до Софийской улицы, совсем исчезла. Чудовище принялось жадно пить соки Праздника, сочившегося из борозд удовольствия, которыми были испещрены все окрестности «Елизаровской».</p>



15 сентября


<p>


Дождь лил непривычно долго. В такую погоду спать бы да спать, но Дойчлянда даже во сне мучила мысль о необходимости навестить Илью. Вчера это делать было не с руки – терзал отходняк. На сегодня же отмазок для самого себя у героя не нашлось, поэтому он собрался и поехал в Купчино.</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойч добрался до места полностью промокшим, но даже перспектива погреться не была заманчивой, учитывая, в какое неприветливое помещение нужно было войти. Обшарпанное бетонное чудовище нависало над Будапештской улицей. Обрамлённое вдобавок тяжёлыми тучами оно приобретало тот ещё видок: трудно было представить, что хотя бы на каком-то из этажей мог быть не морг. Однако именно сюда свозили люмпенов, наркоманов, стариков и бомжей, которых отказывались принимать в цивильных учреждениях. Трудно представить, что должен чувствовать человек, который давеча побывал в токсикологической реанимации и вынужден выйти покурить во двор с такими видами. Даже самая жуткая галлюцинация выглядит привлекательнее. Хотя… Дойчлянду ещё предстояло это узнать.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Привет, Илюша, — отыскав среди сорока коек ту, на которой лежал его друг, Дойчлянд поздоровался.</p>


<p>


— Привет, братец, привет, — не терял духа полумёртвый Илья.</p>


<p>


— Идите в жопу, пальцеглазые выпиздки! В жо-о-опу! — надрывался пожилой бородач, лежавший по соседству с Ильёй.</p>


<p>


— И это целый день так? — полушёпотом спросил Дойчлянд Илью, легонько кивая в сторону деда.</p>


<p>


— Братан, 24 на 7, ебануться, ха-ха, — ответил Илья. — Это самое жуткое место, в котором мне доводилось, блядь, бывать. Ты ж знаешь, я побывал много где, ебать, но тут… — Илья закатил глаза, — полный трындец. Ты посмотри на этого ебаната, — по одеялу Ильи полз таракан, — на помойке чище, ей-богу. Кормят помоями, но это ладно, но ещё и ебучие муравьи в еду заползают. Короче, мне надо отсюда съёбывать.</p>


<p>


— Погоди, погоди, а что с тобой в итоге случилось-то? — начал переходить к сути Дойчлянд.</p>


<p>


— А случилось… — всплеснул руками Илья, — нихуя!</p>


<p>


— В смысле? — удивился Дойч.</p>


<p>


— Они говорят, что жить буду и всё у меня заебись, — слегка улыбнулся Илья, но вышло у него совсем невесело.</p>


<p>


— Бля, как это не говорят? Они руки твои видели? — Дойч потрогал друга за почерневшие конечности. — Это некроз, не?</p>


<p>


— Дружище, я не ебу, — устало выдохнул Илья. — Говорят, полежать у них ещё надо, может, потом что-то скажут.</p>


<p>


— Это какое-то ебланство, — продекламировал недалёкую от истины сентенцию Дойчлянд.</p>


<p>


 </p>


<p>


Около часа герой пытался приободрить друга, после чего двинулся по страшным, кишащим тараканами и безумцами (в халатах и без) коридорам в поисках лечащего врача Ильи.</p>


<p>


 </p>


<p>


Пожилой седовласый мужчина, выполнявший роль эскулапа, только развёл руками, ничего большего, чем то, что уже знал о своём состоянии Илья, Дойчлянду не сказав. Так уж заведено, что в курс дела вводят только родственников. Но даже сам больной, видимо, в эту категорию не попадает.</p>


<p>


Не узнав ничего продуктивного, Дойч сгонял в магазин, накупил на все свои триста рублей разной вкусной ерунды, отнёс подгон Илье и поехал домой.</p>


<p>


 </p>


<p>


А дома набирал обороты локомотив Праздника, конечной остановкой которого был день рождения Ефрейтора. В притон стекались все сливки подпольного общества: традиционалисты, купчинские гепатитные наркоманы, тусовщики и прочие друзья злачной вписки.</p>


<p>


Дойчлянда встретили сливовым вином и даже кое-какой жрачкой, сварганенной на скорую руку. После трапезы у героя не осталось никаких моральных сил, и он заперся в своей комнате.</p>


<p>


Отдохнуть у него не получилось, поскольку через полчаса в дверь стал ломиться слегка пьяненький Миро. Герой испытывал эмоциональную зависимость от цыгана. Даже в минуты внутреннего опустошения или частых приступов отчуждённости и отчаяния, Дойчлянд принимал Миро. В этот раз случилось то же самое.</p>


<p>


Пока комната матери Дойчлянда взрывалась звуками музыки, пьяным гоготом, топтанием и хлопаньем, келья героя наполнялась водочным умиротворением. Миро редко приходил с пустыми руками.</p>


<p>


 </p>


<p>


Вдруг на телефон цыгана пришло сообщение от его молодого любовника: «Я на Московской, вызови такси, плиз». Дойчлянд был не против – когда количество человек в квартире зашкаливает за все мыслимые пределы, наличие лишних юнитов ничего не меняет.</p>


<p>


 </p>


<p>


Мальчуган приехал не один. Когда ему открыли дверь, в квартиру также зашёл сорокалетний мужчина, с лицом героя игры «Месть боксёра». Дядька почувствовал себя сразу как дома, пошёл на кухню и налил себе водки.</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойчлянд галантно вышел из комнаты, чтобы Миро и мальчик могли уединиться на время, и попытался забыться в кутеже празднования.</p>


<p>


 </p>


<p>


Владимиру, краснолицему мужику, который пришёл с пацанёнком, Дойчлянд не удивился: ну пригласили и пригласили. Тем более он нравился традиционалистам, они тёрли с ним за жизнь и шутили. Наркоманам же Владимир дал денег на ширку. Дядька казался в доску своим.</p>



16 сентября


<p>


К ночи незваный гость стал вести себя хуже. Он смертельно напился и порывался дать всем пизды. Традиционалисты по очереди выводили его на улицу покурить, в надежде, что Владимир куда-нибудь уйдёт, но мужик каждый раз возвращался и продолжал буянить по-новому. За всю ночь он так никого и не отпиздил, а утром незаметно для всех пропал.</p>


<p>


Спустя несколько часов после исчезновения мужчины с лицом побитого боксёра, гостивший в притоне Философ метнулся в аптеку и накупил на взятые ранее у Владимира деньги «Циклоптика» – аптечного холинолитика, похожего на «Тропикамид». Циклоп тоже был в формате глазных капель и превосходно скользил по венам. Двигаться холинолитиками Дойчлянд зарёкся, а вот купчинцы охотно вписались – поголовно с гепатитами, они уже были готовы на что угодно ради удовольствия… но удовольствия ли?</p>


<p>


 </p>


<p>


Заварившись, ребята достаточно быстро стали себя комично вести. Особенно отличался один из купчинцев: каждый раз, упоровшись, он лез в свой рюкзак, доставал женскую одежду, переодевался в неё и начинал дрочить. Его сознание работало немного странно: он это делал вне зависимости от того, что принял накануне. Лёгкая эйфория или галлюцинаторное безумие – для этого парня не было никакой разницы, так он, видимо, был устроен. Публикой девиантное поведение только поощрялось. Всем было интересно фотографироваться на фоне обкáпанных мудаков.</p>


<p>


 </p>


<p>


Традиционный в таких случаях трезвон дверного звонка поначалу мало кого удивил. Впускать пришедшего не торопились.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Дойч, — обратился к хозяину флэта малознакомый подросток, — тут опять этот хрен явился, разберись?</p>


<p>


— Ёбаный в рот, как вы заебали меня уже, — выругался Дойчлянд, оторванный от чаепития.</p>


<p>


 </p>


<p>


По пути к двери Дойч размышлял о том, как лучше поступить. Владимира он впускать не хотел, но и решать с этим странным мужчиной что-то было необходимо.</p>


<p>


Сначала Дойч попытался наладить общение через закрытую дверь.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Кто? — зная ответ заранее, спросил Дойчлянд.</p>


<p>


— Мне нужен Философ, открой, — потребовал Владимир.</p>


<p>


— Зачем тебе нужен Философ? — Дойчлянд не торопился впускать буяна.</p>


<p>


— Он должен мне денег, пусть выйдет, — объяснил мужик.</p>


<p>


— Если он выйдет, ты его будешь бить? — уточнил Дойч.</p>


<p>


— Нет, если он отдаст мне деньги, — отчеканил Владимир.</p>


<p>


— Я не думаю, что у него сейчас есть деньги, — замялся Дойчлянд, — он сейчас немного не в себе.</p>


<p>


— Всё равно пусть выйдет! — продолжил наседать Владимир.</p>


<p>


— Ты можешь мне пообещать, что если он выйдет, вы просто мирно поговорите? — Дойчлянд пытался вырулить из эксцесса без агрессии.</p>


<p>


— Хорошо, — как-то неуверенно ответил краснолицый мужчина.</p>


<p>


— Ты даёшь мне своё мужское слово, да? — Дойчлянд вынуждал Владимира согласиться.</p>


<p>


— Да, даю. Просто поговорим.</p>


<p>


— Тогда я открываю дверь, мы пожмём друг другу руки, да? — перенимал инициативу хозяин квартиры. — Обещаешь?</p>


<p>


— Да, обещаю, — ответил на рукопожатие Владимир и остался ждать в подъезде.</p>


<p>


— Сейчас позову, — Дойчлянд отправился выполнять свою часть сделки.</p>


<p>


 </p>


<p>


Философ в это время исполнял ритуальный танец, смысл которого был вряд ли ведом даже ему самому, однако зрелище всех радовало: парень тоже нарядился в девчачье, но не своё, а взятое в шкафу матери Дойчлянда. Ефрейтор делал видеозаписи, кто-то хлопал в такт гудению, издававшемуся из глотки Философа.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Философ, на выход! У тебя проблемы, — Дойч взял приятеля под руку и стал выводить из комнаты.</p>


<p>


— Погоди-погоди, — попытался остановить Дойчлянда Ефрейтор, — куда ты его?</p>


<p>


— Пришёл Владимир, говорит, что Философ у него деньги брал, я разбираться с этим не хочу, — и Дойч повёл радостного Философа к выходу.</p>


<p>


 </p>


<p>


Философ вышел в подъезд в одних носках и сарафане дойляндовской матушки, который был ему совсем не по размеру. Дойчлянд заметил, что друг вышел без обуви, но сначала не хотел вмешиваться, решив, что это ненадолго. Потом он взглянул в окно на этот угрюмый белый свет и сострадание его всё же разобрало. Дойч поспешил вынести Философу хотя бы домашние тапочки.</p>


<p>


 </p>


<p>


К несчастливой случайности, в это же самое время соседка со своими маленькими детьми мыла во дворе машину. Когда Дойчлянд вышел из подъезда, он увидел, как Философ с видом «Ляпапама» что-то пытается донести до соседки. Дойчу было необходимо срочно сгладить углы.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Дорогая Елена, давайте сделаем вид, что вы этого не видели? — предложил женщине Дойчлянд, надевая тапочки на своего неодупля́ющего друга.</p>


<p>


— … — Елена в недоумении лишь быстро моргала.</p>


<p>


— День рождения у него сегодня, — соврал Дойчлянд, похлопывая Философа по плечу, — перепил, вся хуйня.</p>


<p>


 </p>


<p>


Соседка сделала вид, что согласилась, Дойч вернулся домой, а Владимир и Философ пошли своей дорогой. Точнее, своей дорогой шёл кредитор, должнику же пришлось соглашаться с выбором более сильного самца.</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойчлянд проспал часов шесть. Встать пришлось потому, что кто-то тарабанил в дверь, а никто из гуляющей в соседней комнате братии не спешил подорваться, чтобы устранить источник звука. Гостем оказался Философ. Он был изрядно потрёпан. Вернее сказать, хорошенько отпизжен. Ворот сарафана на фасаде сменил свой васильковый цвет на красно-коричневые оттенки. Нос с запёкшейся кровью и разбитая губа красоты Философу тоже не прибавляли.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Напиздел Владимир, — засвидетельствовал Дойч, оглядев Философа.</p>


<p>


— Отпиздил! — будто бы поправил Дойчлянда Философ и направился в ванную комнату.</p>


<p>


— Что стряслось-то в итоге? — уточнил герой.</p>


<p>


— О-о-о, должничок! Что это с тобой? — весело пророкотал пьяный Ефрейтор, проходивший мимо ванной по коридору.</p>


<p>


— Ну, короче… — умываясь, приступил к рассказу Философ, — начнём с того, бля, что я мало что помню…</p>


<p>


— Ха-ха-ха, — излишне громко, как он это всегда и делал, захохотал Ефрейтор. — Охуительные у вас тут истории. Потом послушаю.</p>


<p>


— Короче, вышли мы с ним, и пошли в сторону метро, похоже. Бля-а-а, — во время своей речи, Философ потрогал разбитую губу, — И тут он достаёт палку откуда-то и начинает меня пиздить. А я ж под циклопом, я вообще, бля, нихуя не понимал, что происходит, но на каком-то ударе, бля, меня осенило вдруг! Ебануться! Будда ж, бля, тоже бил своих учеников, и Иисус же там тоже кого-то хуячил. Ну, я этого еблана и принял за мессию. Упал перед ним на колени и завопил: «О, учитель, спасибо за урок, я всё понял! Это большой урок для меня» или что-то такое. Ну, бля, этот хмырь охуел и куда-то съебал. Только по итогу у меня телефон после его урока пропал, блядь.</p>


<p>


— Ты его где угодно проебать мог, — резонно заметил Дойчлянд.</p>


<p>


— Да что я, первый день в говно? — взъелся Философ. — Никогда не терял, бля, а тут на тебе! Нет, он спиздил. Надо заяву писать.</p>


<p>


— Нахуя? Думаешь, кто-то почешется? — не спешил вставать на сторону друга Дойчлянд.</p>


<p>


— Да мне до пизды, телефон застрахован. Надо пруфануть этим долбоёбам, что у меня его украли, для этого заява нужна. Ну, и побои там, я не знаю… — объяснил Философ, направляясь на кухню.</p>


<p>


— В смысле застрахован? — не понял Дойчлянд.</p>


<p>


— Что непонятного-то, ёпт? Телефон дорогой был, больше пятидесяти штук, хули, я и застраховал, — Философ налил себе полный стакан воды из-под крана, хотя на столе был выбор из дешёвых вин.</p>


<p>


— Дожили, блядь, — картинно развёл руками Дойчлянд, — телефоны уже страхуют. Пятьдесят штук? Ты ебанулся? Зачем?</p>


<p>


— Ой, отъебись! Захотелось, — не стал ничего объяснять Философ. — Пойдёшь со мной свидетелем?</p>


<p>


— Бля, — засомневался Дойчлянд, но спустя пару секунд решился. — Пойду, хуле. Хату, главное, не засветить как-то…</p>


<p>


 </p>


<p>


Хату засветить всё же пришлось. Перед аудиенцией у милиционеров, Дойчлянд и Философ, конечно же, подготовились. И не только хлопнули по рюмашке, но и сговорились о том, какую версию событий будут рассказывать. Дойчлянд категорически отказался выдумывать что-то большее, чем то, что видел лично. Впрочем, оно не особо расходилось с тем, что собирался (и этот оборот, несущий на себе бремя сомнения, тут ключевой) рассказать акабам Философ.</p>


<p>


 </p>


<p>


Поскольку Дойчлянд пришёл в ментовку пьяным, то и играть из себя святошу смысла не было. Избегая сухих бюрократических формулировок, приведу примерные показания героя: «Я проснулся вечером пьяный. Выпил водки. Ко мне пришёл Е. (молодой любовник Миро, - примечание автора) с неким сорокалетним мужчиной Владимиром. Я открыл им дверь, выпил ещё водки и заснул. Ночью меня разбудил стук в дверь, я выпил водки и открыл дверь Философу. Я опять выпил водки и уснул. Утром Философ и Владимир пошли в метро, я закрыл за ними дверь, выпил ещё водки и продолжил спать. Вечером Философ пришёл с разбитым лицом и без телефона. Мы выпили водки, и я заснул».</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойчлянд умышленно давал расплывчатые показания. Пьяный был всё это время, – какой с него спрос? Придраться к формулировкам вроде «ночью», «утром» и «вечером» достаточно сложно.</p>


<p>


 </p>


<p>


А вот показания Философа даже с примерными выкладками Дойчлянда не сходились. Он слишком преуменьшал время и писал много несуразностей. Милиционерам это не нравилось, и они объявили Философу, что если он сейчас продолжит лепить весь этот вздор, то уедет по 307, за дачу ложных показаний. Философ этого, конечно, не хотел, поэтому сразу же пошёл по пути четырёхзвёздочного коньяка за помощь в составлении показаний. Милиционеры охотно согласились, а Философу пришлось вызванивать Миро, чтобы тот одолжил ему денег.</p>



17 сентября


<p>


Владимира нашли быстро – уже к прохладному вечеру четверга он был задержан после буйств в кафе около Ломоносовской. Натура, видно, у разбойника такая – ни дня без шалостей.</p>


<p>


Философ и Дойчлянд выехали по звонку из отдела, в который подавали заявление, и там Владимира срисовали, подтвердив, что это он и был тем самым подонком, укравшим мобильник. Версия негодяя несколько отличалась от предложенной нашими героями. Он утверждал, что Философ попросил у него ночью денег на наркотики, а наутро их не отдал. Владимир вежливо попросил обратно долг, но вредный Философ в уплате отказал, однако проводил до метро. Там они и распрощались, а телефона никакого в глаза Владимир не видел.</p>


<p>


 </p>


<p>


Милиционеры не поленились пробить Владимира по базам, и выяснили, что не только Философ имеет на него зуб. Мужик уже отсидел восемь сроков, и на тот момент на него было заведено аж пять дел, одно из которых – за педофилию! После таких откровений, выданных компьютером, заявление о пропаже телефона оказалось невинной каплей в море порока данного персонажа.</p>


<p>


 </p>


<p>


Получил ли Философ свою многострадальную компенсацию мне не ведомо.</p>



18 сентября


<p>


На притоне было традиционное пятничное всера́лово. Погодка выдалась приятная: поутих ветер, тучи куда-то заныкались, и на сером, словно жизнь офисного работника, небе обосновалось Солнце.</p>


<p>


Не удивительно, что при таких вводных Илье захотелось свалить из больницы. Он позвонил Дойчлянду и сообщил, что его выписали. Это было ложью, но в своём состоянии Илье очень хотелось Жизни. А токсиколожка предлагала только унылое Гниение.</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойчлянда обрадовала добрая весть, ведь когда выписывают, это значит – здоров! Настреляв денег у сожителей, герой вызвал такси и поехал вытаскивать друга из лап угрюмой лечебницы.</p>


<p>


 </p>


<p>


Илья уже ждал на улице. Про неофициальный статус своей выписки он так и не сообщил. Домой добрались без происшествий.</p>


<p>


 </p>


<p>


Тем же вечером Дойчлянд попробовал на себе самый экстравагантный способ употребления мефедрона – он влил его себе в задницу! Да, когда-то любой идиотизм перестаёт быть просто шуткой, а то, что казалось фантастическим, становится реальностью.</p>


<p>


В тусовке об этом способе много говорили. Не без улыбки, конечно. И каждый втайне мечтал быть первооткрывателем. В итоге судьба улыбнулась своим измученным ртом самому достойному.</p>


<p>


 </p>


<p>


Прознавшая про готовящееся безумие Капитолина стала отговаривать героя.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Дойчлянд, миленький, мало нам горя с Илюшей-то? — женщина была не на шутку обеспокоена. — Ну их, эти эксперименты!</p>


<p>


— Да всё хорошо, продукт знакомый уже, — пытался успокоить хранительницу позитива Дойч.</p>


<p>


— Это всё понятно, все молодыми были. Ладно там ещё колете, — перекрестилась Капитолина. — Ты знаешь, Дойчлянд, я не одобряю этого, но смирилась уже. Но вот то, что вы учудить хотите – это совсем уже изуверство какое-то. Зачем? Вы же и дозировок не знаете, и как оно себя поведёт...</p>


<p>


— Всё хорошо, — как болванчик повторял свою мантру герой, — интернет есть, всё там уже давно людьми попробовано и описано, не нужно тревожиться.</p>


<p>


— То есть решился всё-таки? — с досадой в голосе произнесла Капитолина.</p>


<p>


— Да. Я уверен, что всё будет нормально, — солгал Дойчлянд.</p>


<p>


— Ух, дурная ты голова. Хорошая, но дурная, — перекрестила героя Капитолина. — Буду молиться за тебя.</p>


<p>


— Да там страшного ничего, это ж мефедрон, — попытался успокоить и себя тоже Дойчлянд.</p>


<p>


— Да ну тебя… — Капитолина скрылась в общинной комнате.</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойчлянд позвал в свою опочивальню только Миро – проконтролировать. Хотя любопытствовали, конечно, всей квартирой.</p>


<p>


 </p>


<p>


Цыган заварил триста миллиграммов мефедрона в дежурной ложке, которая хранилась в старинном комоде Дойчлянда, достал шприц, отнюдь не кожаный, велел подопытному раздвинуть булки и бесцеремонно, как и положено опытному гомосексуалисту, всунул узкий конец в плохо разработанный анус героя.</p>


<p>


 </p>


<p>


— У-ф-ф… — глухо втянул воздух Дойчлянд, — аккуратнее, гад!</p>


<p>


— А я предлагал тебе быть пидором! — огрызнулся Миро, уверенно вдавив поршень в тубу. — Сейчас бы не пришлось страдать!</p>


<p>


 </p>


<p>


Раствор спешно хлынул в прямую кишку, обогнув рифы кала, решительно заполняя пространство слизистой дойчляндовского дупла.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Напряги булки, идиот, ща полезет, — порекомендовал Миро. — И на живот ляг, жопа ты волосатая.</p>


<p>


 </p>


<p>


Чем эта процедура аукнулась самочувствию Дойчлянда? Практически ничем. Да, без пиетета засунули что-то в жопу, но и откровения тоже не случилось – пальцы там не раз бывали. Зато никакого жжения и лишних дырок в венах. Вы-го-да!</p>


<p>


 </p>


<p>


А что насчёт нервной системы? Быстрый вход, будто от пыльцы по носу, да плавный полуторачасовой эйфорический стим, который Дойчлянд провёл под градом улюлюканья и подколов своих товарищей.</p>



19 сентября


<p>


Весь субботний день ребята хлопотали над Ильёй. Парень был совсем плох, даже не вставал с дивана. Бодрости духа он не терял, вёл себя так, будто всё нормально и путь дальше есть.</p>


<p>


 </p>


<p>


Но любой, кто мог бы в тот момент видеть тонкий мир, в котором чудовище с телом дельфина и шестью крокодильими лапами уже не рыло яму, а чахло около чёрного болота будто бы густой энергии, усомнился бы в том, что путь сочащегося смертью Ильи будет долгим.</p>


<p>


 </p>


<p>


Для Дойчлянда и товарищей последним оплотом надежды на спасение Ильи так и оставался недоучившийся патологоанатом.</p>


<p>


После очередного звонка труповеду у парней были ценные инструкции: дать Илье ряд анальгетиков, витаминов и активированного угля.</p>


<p>


 </p>


<p>


К вечеру принялись за лечение. К ночи небо разразилось громовыми залпами.</p>



20 сентября


<p>


Дождь лил всю ночь, размывая грунт лужаек. Природа вокруг становилась противной и нестабильной, сжиживаясь и растекаясь. Болезнь Ильи была похожа на природу.</p>


<p>


Но из сложившейся обстановки парни умудрились даже извлечь немного лулзов.</p>


<p>


На вписку пришёл молодой паренёк, который Илью не знал. Поскольку музыканта никто беспокоить не хотел, Дойчлянд положил его в своей опочивальне, чтобы друг мог набираться сил и греться в покое. В соседней комнате продолжались нескончаемые дебаты. Неожиданно для всех в дверном проёме показался Илья. Его посиневшая кожа, впалые щёки и чудовищно чёрные мешки под глазами заставили юнца, впервые Илью увидевшего, вздрогнуть. Прожжённым троллям сговариваться не пришлось, все заулыбались.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Ты, Витёк, ща тоже заразишься, — хлопнул парня по плечу Ефрейтор.</p>


<p>


— Чем? — испуганно спросил мóлодец, хотя его и звали Сергеем.</p>


<p>


— Подкожным гепатитом! — скорчив страшную рожу, подыграл Философ.</p>


<p>


— И внутривенным герпесом… — уточнил Дойчлянд.</p>


<p>


— Да, да, и все передаются через прикосновения, — схватил Сергея Ефрейтор.</p>


<p>


— Бля, да ну вас нахуй! Не хочу, — стал вырываться Серёжа.</p>


<p>


 </p>


<p>


Все откровенно хохотали. А Илья, изображая зомби, начал Сергея бесцеремонно тискать.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Да вы прикалываетесь, да? — неуверенно стал подбираться к истине Серёжа.</p>


<p>


 </p>


<p>


Парни переглянулись. А потом ещё сильнее заржали. Тут даже у наивного Сергея лицо просияло.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Кстати, Илья, — обратился Ефрейтор, — мы тут всё то время, пока тебя не было, слушали песню нашего друга Дмитрия Ткачёва – традиционалиста и хорошего музыканта.</p>


<p>


— Интересно, — тихо пробормотал Илья, — и что за песня?</p>


<p>


— «Памяти друга» называется, — заулыбался Ефрейтор, — она как раз об уличном музыканте, который умер. Вот думали, будет твоя посмертная, а ты взял и вернулся!</p>


<p>


— Включай уже, — оживился Илья.</p>


<p>


 </p>


<p>


Через полчаса Илье стало слишком плохо. Он лёг на кровать, начал трястись и ещё сильнее посинел.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Просто накройте меня, — шептал Илья ссохшимися губами, — мне будет хорошо…</p>


<p>


 </p>


<p>


Но Дойчлянд в это не верил. Он вызвал скорую помощь прямо к себе домой, выдворив всех гостей на улицу.</p>


<p>


 </p>


<p>


Илью погрузили в «скорую». Поскальзывающийся на грязи Ефрейтор остановил санитаров и, сунув тысячу, уговорил их взять его с собой и везти друга в Боткинскую больницу.</p>


<p>


class="book">  </p>


<p>


А Дойчлянд пошёл есть шашлыки, которые снова организовал Миро на том месте, где оборвалась нить дойчляндовской любви. В этот раз газон больше походил на болото.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Вы чё тут как свиньи расселись? — Дойчлянд понял, что Миро выбрал это место неслучайно. — Хуёвее поляны не найти было?</p>


<p>


— А у нас совесть есть, в отличие от тебя, — стал отстаивать свой выбор Миро. — Илья вон умирает, а мы тут будем пир устраивать? Да, жрём! Но этим мы бросаем вызов смерти, поскольку еда необходима для продолжения жизни. А грязь… Ну, это чтобы жизнь мёдом не казалась. Скорбим-с.</p>


<p>


— Да чего скорбеть… — особо не веря в свои слова, ответил Дойчлянд, — ещё непонятно ничего.</p>


<p>


— Садись уже, не пизди, — Миро с нетерпением ждал, когда и Дойч засрёт свою обувь в грязи.</p>


<p>


 </p>


<p>


Минут через двадцать пять Ефрейтор позвонил Дойчлянду и сообщил, что Илью не принимают в Боткинской больнице: в компьютерный век от администрации не ускользнул побег Ильи из НИИ скорой помощи. Пришлось спешно везти его в Джанелидзе.</p>


<p>


 </p>


<p>


Илью поместили сразу в хирургическую реанимацию, о чём и сообщил приехавший из НИИ имени Джанелидзе Ефрейтор. Вся тусовка принялась пить за выздоровление друга.</p>


<p>


 </p>


<p>


К концу дня музыкант умер.</p>


<p>


 </p>


<p>


В мире духов монстр с шестью крокодильими лапами, растущими из туловища дельфина, смерть своего отравителя тоже почувствовал. Почему среди десятков разлагающихся людей в одном только притоне Дойчлянда связь с чудовищем образовал именно Илья – совершенно непонятно. Однако со смертью человека из нашего мира, шестилапому существу из мира параллельного стало легче. Оно выпрямилось и с несвойственной для себя медлительностью отправилось поглощать энергии Праздника.</p>


<p>


Яма с чёрной эфемерной жижей оставалась нетронутой.</p>



21 сентября


<p>


К полудню Дойчлянд вынужден был проснуться: куда-то пропали его любимые плотные занавески и солнечные лучи, отражаясь в рамке, за которой покоилось изображение фюрера Третьего Рейха, щекотали веки спящего. Или это было сияние Адольфа? Впрочем, неважно.</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойчлянд полежал ещё какое-то время, отвернувшись к стене, но мысли о том, что Илья уже не жилец, не покидали тяжёлой головы героя.</p>


<p>


Не заканчивающееся веселье в комнате по соседству ещё сильнее угнетало, ведь Илья был вроде как другом, и сейчас он был совсем плох, если ещё был, поэтому оставаться дома и цинично угореть было бы не по совести. А у Дойчлянда совесть была. Своя, отличающаяся от общепринятых представлений, но была.</p>


<p>


 </p>


<p>


В тонком мире чудище с шестью лапами крокодила и телом дельфина принюхалось к Дойчлянду из нашей реальности, пока тот шёл в сторону метро, и стало сопровождать, отстав только тогда, когда поезд унёс героя в направлении Невского проспекта. Жетон у монстра никто не потребовал.</p>


<p>


 </p>


<p>


Лечащий врач Ильи не стал открывать Дойчлянду всех карт.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Вы не родственник, — ответил лекарь на просьбу уточнения причин смерти, — но Вы знаете, какой образ жизни вёл Ваш друг. Это логичный исход для наркомана.</p>


<p>


 </p>


<p>


Когда Дойчлянд шёл в НИИ имени Джанелидзе, он понимал, что Илью живым не увидит. Да и повышенной чувствительностью к чужой смерти не обладал: люди в тусовке периодически отбрасывали копыта. Но когда он вышел из здания больницы, то почувствовал давящее ощущения в висках, на периферии зрения всё зазернилось, как если бы он много часов подряд сидел за компьютером, а потом резко встал. Тело казалось потяжелевшим.</p>


<p>


Будучи опытным наркоманом, Дойчлянд стойко выдержал помутнение, но под землю спускаться не стал во избежание лишнего внимания милиции: человека, которому очевидно плохо, в вестибюль метрополитена вряд ли пропустят.</p>


<p>


Дойч достал две дежурные таблетки феназепама, которыми он лечил всё непонятное, что происходило с организмом, закинулся ими и пошёл к автобусной остановке. Он был уверен, что всё будет хорошо.</p>


<p>


«Неужели это знаменитое чувство потери?» — думал Дойчлянд. — «Не, хуйня, я его знал-то по хуйне… Подсыпали чего-то по запарке. Нет, специально подсыпали! Это ж такие мудаки, им только дай поиздеваться. Или в сепсисе подхватил что-то? Я трогал стены? Бля, похуй, всё хорошо. Ом, блядь».</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойч прыгнул в маршрутку № 253. Когда микроавтобус приблизился к углу улиц Цимбалина и Седова, Дойчлянд потерял сознание.</p>


<p>


 </p>


<p>


Потусторонний зверь с телом дельфина и тремя парами крокодильих лап, доселе дремавший у края вырытой им же ямы, резко вскочил и, издавая свист из дыхала, на пределе своей скорости понёсся к схождению двух вышеназванных улиц. Чудовище с «Елизаровской» яростно набросилось на чёрное мерцающее существо, сидевшее на Дойчлянде и пытавшееся отгрызть геройскую голову. Каждый, кто в тот момент мог взглянуть на эту сцену лишёнными линз сознания глазами, увидел бы, что Чёрный имел поразительное сходство с новоприставившимся Ильёй.</p>


<p>


Дельфин одним махом проглотил Чёрного, после чего понёсся словно паровоз, растопленный Сергеем Лазо, к своей яме. С нескрываемым облегчением шестилапый выплюнул вредителя в смердящую жижу.</p>


<p>


 </p>


<p>


В объективной реальности в ту же секунду раздался звук упавшей склянки.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Бля, опять весь пафос проебал, — с досадой произнёс азиат в пыльном восточном халате, уронивший колбу с чем-то прозрачным на то место, где в тонком мире происходило утопление гадкого духа в продуктах его же разложения.</p>


<p>


 </p>


<p>


Человек с восточным лицом стал править лошадь в сторону Невы. Ржание казалось разочарованным.</p>


<p>


 </p>


<p>


Зачем дух того, о ком так заботились, решил повести себя некультурно – вопрос для спиритистов. Им его и оставим. Нас, живых людей, сотканных из нежной, но вполне осязаемой материи, и имеющих пока ещё лишённый безумия мозг, интересует, что же стало с нашим собратом Дойчляндом?</p>


<p>


В общем-то, ничего страшного. Потерявший сознание герой пришёл в себя ещё в процессе падения на соседнее сидение. Странные визуальные эффекты вкупе с головной болью сразу же растворились. Дойчлянд в очередной раз вознёс незаслуженную хвалу изобретателю феназепама.</p>



27 сентября


<p>


Ранним утром Дойчлянду пришлось разлепить веки – его тряс Ефрейтор.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Пойдём взрывать! — с ошалелыми от амфетамина глазами рыкнул здоровяк.</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойчлянд мало что понял из этой фразы. Его в тот момент заботили ощущения в теле: просыпаться пьяным герою ещё не доводилось. Хотя «пьяным» здесь, скорее, эвфемизм, так как он был в шаге от того, чтобы охарактеризовать своё состояние как «в говно». Наступил переломный момент для печени Дойча. А ведь за стойкость перед этиловыми бомбардировками она давно была причислена им по меньшей мере к чудесам света, а в моменты особо трогательных алкогольных откровений – к божьему дару.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Пойдём взрывать, Дойч! Пора! — надрывался детина.</p>


<p>


— Кого? — пытаясь совладать с нежданным опьянением, еле проговорил герой.</p>


<p>


— Пацифистов и пидоров, — внёс ясность Ефрейтор. — Два марша, суть одна и та же, ха-ха-ха, одни там борются за мир на Украине, вторые в жопу хотят ебаться.</p>


<p>


— А чё? Пошли, хули, — барьеры в голове Дойчлянда ещё не вернулись на место, как это обычно бывает под давлением утренней трезвости, поэтому принимать решения было легко. — Весело, блядь. Только… взрывать-то чем? Не твоей же полыхающей жопой, а?</p>


<p>


— Бля, ну, обижаешь, братан, — разыграл обиду Ефрейтор. — Всё уже со спонсорами оговорено, вчера вечером москвичи денег прислали, анальгин с гидроперитом я купил уже…</p>


<p>


— Ебать, охуенный ты взрыватель, — немного разочаровался Дойчлянд. — Я думал, там серьёзное что-то…</p>


<p>


— Мы ж там не убивать будем, дубина! Нужно шороху навести, разогнать этих долбоёбов, — Ефрейтор был полон энтузиазма.</p>


<p>


— А-а-х… Пусть всё летит в пизду! Идём! — заключил Дойч.</p>


<p>


 </p>


<p>


Как оказалось, вечером прошлого дня в притон заехал парень, воевавший на Украине. Его звали Табор, он был красив, крепок и юн. В отличие от Ефрейтора Табор воевал не в пивной, а по-настоящему – в артиллерии.</p>


<p>


 </p>


<p>


К моменту выхода боевики были в разной степени готовности: Дойчлянд был элитой – он имел ранг «в говно», Ефрейтор, надевший чужие маленькие ботинки, постоянно спотыкающийся и ползающий на четвереньках, был «бухой», и лишь бравый Табор отнёсся к готовящейся акции со всей юношеской серьёзностью и выпить забыл.</p>


<p>


 </p>


<p>


Парень был настолько трезв, что чудовище с шестью лапами крокодила и туловищем дельфина поморщилось в своём параллельном мире, ловко семеня за троицей, лишь двое из которой источали Праздник. Настолько бесстыдно скучных людей, с точки зрения жителей другого мира, в притоне мира нашего просто не встречалось.</p>


<p>


 </p>


<p>


Террористы проебались в расчётах. Это стало понятно уже на «Горьковской» – станции метро, на которой и должны были вот-вот начаться марши. Оценив количество анальгина и гидроперита, военный совет постановил отправить фуражиром Ефрейтора, как самого бесполезного и богатого. Так звучала официальная версия. По неофициальной, Дойчлянд и Табор просто хотели поугорать над спотыкающимся пьяным громилой, прежде чем отправиться искать открытую парадную или подвальчик для приготовления дымовых шашек.</p>


<p>


 </p>


<p>


Нужное место отыскалось без труда в первом попавшемся дворе. Спустившись по ступенькам, парни засели в глубоком дверном проёме – дальше их не пускала дверь, и принялись толочь ингредиенты для дымовухи в позолоченной ступке XVII века, которую когда-то притащил Могила из своего похода в глубины Ленинградской области, где на кладбищенских просторах некой старой деревни он раскапывал могилы.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Ай, блядь, ёбаные тапки! — послышался сверху голос в сотый раз споткнувшегося Ефрейтора.</p>


<p>


— Пришёл наш ебанат, наконец, — обрадовался Дойчлянд.</p>


<p>


— Не ебанат, — спускаясь по ступенькам, поправил Дойча Ефрейтор, — а носитель тайного знания!</p>


<p>


— Какого? — шутливо поинтересовался Дойчлянд. — Как всосать сиську «Охоты» и не блевануть?</p>


<p>


— Вообще-то, как сделать нашу бомбу ещё лучше! — Ефрейтор выглядел очень самодовольно. — Мы ебанём туда марганцовки!</p>


<p>


— И как же эта светлая идея пришла в твою голову? — спросил Дойч. — То есть, с какого хуя ты взял, что это поможет?</p>


<p>


— А с такого, что мне Могила звонил, он так уже делал, — отстоял свою идею Ефрейтор.</p>


<p>


— Могила ровный мужик, я его уважаю, — вмешался Табор.</p>


<p>


— Ты ж с ним едва знаком, — резонно заметил Дойчлянд.</p>


<p>


— Впечатление такое, — задумчиво поскрёб щетину юный боевик.</p>


<p>


— Ай, хорош пиздеть, — Ефрейтор выхватил из рук Дойча пакет с готовым порошком и уверенно высыпал туда содержимое флакона с марганцовкой.</p>


<p>


 </p>


<p>


Смесь тут же сработала и густой дым заволок скромную площадь, занимаемую террористической ячейкой. Как пчёлы из сот, боевики выскочили из подвала, но вместо жужжания выкрикивали проклятия и обидные гадости в сторону Ефрейтора, который, в свою очередь, просто грязно ругался.</p>


<p>


 </p>


<p>


— …какой же ты мудак, Ефрейтор! — подытожил Дойчлянд, когда парни достаточно удалились от места дымопускания. — Марш мы теперь твоей рожей будем распугивать?</p>


<p>


— Это вопрос? — засмеялся Ефрейтор. — У нас порция из дома осталась.</p>


<p>


— Подумать-то можно было! Мозг тебе на что Господом даден, имперец? — продолжил наступление Дойч, но вдруг опомнился. — Ладно, как нести это будем?</p>


<p>


— Я предлагаю спрятать это в… — Табор потянулся за коробкой от выпитой кем-то винной жижи под названием «Изабелла», — …такой коробас. И незаметно, и удобно.</p>


<p>


— Хорошая идея, камрад! — Ефрейтор хлопнул Табора по плечу. — Вперёд, на подвиги!</p>


<p>


 </p>


<p>


После манипуляций с коробкой троица отправилась догонять марш ЛГБТ-сообщества. Табор – быстрее всех, протрезвевший к тому моменту Дойчлянд – чуть от него отставая, и только Ефрейтор, не в силах совладать с экстремально неподходящей обувью, ежеминутно спотыкаясь и роняя бранные слова, полз сильно позади.</p>


<p>


 </p>


<p>


Догнать парад гомосексуалистов удалось лишь у Марсова поля благодаря милиционерам – как раз на том месте кордон разворачивал секс-меньшинств.</p>


<p>


Пока Табор и Дойчлянд разбирались в обстановке, их нагнал испачканный и запыхавшийся Ефрейтор.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Что это за говно? Куда они расходятся? — возмутился Ефрейтор.</p>


<p>


— Их мусора развернули… — начал объяснять Дойч.</p>


<p>


— Тупые пидоры, даже марш организовать не могут! Боже, как меня это заебало уже, — отчаянно всплеснул руками Ефрейтор. — Дайте-ка мне «Изабеллу», беру всю ответственность на себя.</p>


<p>


— Ты тут собрался чудить что ли? — обеспокоился Дойчлянд.</p>


<p>


— Хуй! Пойду к Казанскому! — решительно повернувшись в сторону Невского проспекта, ответил Ефрейтор.</p>


<p>


 </p>


<p>


Тем временем у Казанского собора самоорганизовывался (во всяком случае, так думали пришедшие обыватели) «Марш мира» – митинг в поддержку Украины и против произошедшей там гражданской войны. Собравшиеся горожане выступали за мир, целостность Украины, европейские ценности и прочий гомосексуализм. С этим-то и намеревались бороться имперец, сторонник отделения Новороссии и просто нацист – Ефрейтор, а также идущие чуть поодаль и угорающие над другом Дойчлянд и Табор.</p>


<p>


 </p>


<p>


Достигнув места назначения, Ефрейтор пробрался вглубь толпы из пятидесяти человек, поставил под ноги коробку со смесью и поджёг её. Для конспирации он стал истошно орать «Слава Украине». После второго выкрика, только он успел набрать в свои лёгкие воздуха для ещё одной попытки, его спеленали псы режима и увели в автозак.</p>


<p>


 </p>


<p>


Тлеющая коробка из-под «Изабеллы» испустила галантную струйку дыма и потухла, не допустив встречи высокой температуры с союзом анальгина и гидроперита – так это случилось в нашем мире.</p>


<p>


 </p>


<p>


Однако каждый, кто шёл в те минуты мимо Казанского собора, неся в своём теле изменённое до определённых пределов сознание, отчётливо видел, как с самой вершины купола молодой мужчина в белом балахоне бесцеремонно мочился в коробку, стоявшую у ног еврейского здоровяка из нашего мира, что-то кричавшего среди толпы себе подобных. Была ли это месть за старые обиды или, быть может, так эфемерное существо проявляло заботу об астматиках среди человеческой массы – для нас, смертных, останется тайной.</p>


<p>


 </p>


<p>


Засвидетельствовав поражение Ефрейтора в борьбе с современным миром, Дойчлянд и Табор зашли в ближайший дворик и около часа смеялись над исходом своей нелепой акции.</p>



30 сентября


<p>


В этот погожий осенний денёк жители притона готовились хоронить Илью. Однако событию предшествовала целая череда розыскных мероприятий, ведь пока украденные документы музыканта бороздили прилавки чёрных рынков, Дойчлянд и компания не могли без них даже забрать труп из морга.</p>


<p>


В ходе анализа социальных сетей Дойчлянду удалось выйти на бывшую гражданскую жену Ильи, которая из всех родственников покойного могла вспомнить только троюродную тётю. Последняя, порывшись в старых папках, нашла копию просроченного паспорта Ильи. По этой мятой бумажке Дойчу выдали тело иркутского бродяги, и на десятый день после смерти Илью, наконец, собрались закапывать.</p>


<p>


 </p>


<p>


Похороны – дело не дешёвое, притончанам по карману бьющее. И тут снова на помощь пришла троюродная тётя: она выдала 15 000 рублей на погребение и 2 500 на поминки. Вписался также монастырь, в котором когда-то жил Илья: из-под ряс на благое дело монахи вытащили 20 000 деревянных. Не обошлось и без знакомых ребят: набросали кто сколько мог.</p>


<p>


 </p>


<p>


С горем пополам, несмотря на атеизм Дойчлянда, православного Илью стали хоронить по православному же обычаю – на Северном кладбище в Парголово.</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойчлянд, Ефрейтор и Могила в тот же день помянули Илью на одну часть выданной тётей суммы в баре, другую же было решено оставить до годовщины событий 1993 года.</p>


<p>


 </p>


<p>


Жизнь снова пошла своим чередом.</p>



4 октября


<p>


Чего хочет человек, который проснулся уже пьяным? Конечно, накатить ещё! Поэтому стук в дверь, не разбудивший Могилу и вынудивший подняться Дойчлянда, не показался последнему столь уж мучительным – на пороге стояло около пятнадцати национал-большевиков, которых привёл Ефрейтор. Пакеты в их руках гремели стеклом и хрустели упаковками от закусок.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Привет, — спросонья Дойчлянду показалось, что в его глазах как минимум десятерится, — я же не ебанулся, вас много?</p>


<p>


— Ха-ха-ха, — по своему обыкновению Ефрейтор чересчур громко рассмеялся, — много! И будут ещё!</p>


<p>


 </p>


<p>


Толпа начала вваливаться в прихожую и представляться хозяину квартиры.</p>


<p>


 </p>


<p>


— А что празднуем-то? — Дойчлянд не совсем понимал, что происходило в тот момент.</p>


<p>


— Как что? Девяносто третий год, дружище! — Ефрейтор хлопнул Дойча по плечу. — Годовщина атаки Белого дома!</p>


<p>


— А-а-а… Сегодня… четвёртое что ли? — начал приходить в себя герой.</p>


<p>


— А то! Священная дата для нас всех! — с юношеским задором проголосил Ефрейтор. — Так что вперёд! Пить!</p>


<p>


 </p>


<p>


С этими словами Ефрейтор увлёк владельца квартиры в комнату, которая теоретически принадлежала матери Дойчлянда. К вечеру ураган Праздника разошёлся настолько, что герою пришлось доставать остатки поминальных денег, чтобы веселье продолжалось.</p>


<p>


 </p>


<p>


В параллельном мире монстр с шестью лапами крокодила и телом дельфина довольно урчал, не успевая присасываться к размножившимся каналам Праздника. Энергия сочилась из всех стен притона.</p>



6 октября


<p>


Утром было сыро и серо, но в поисках лёгких денег Дойчлянд пошёл на подвиг – со вчерашнего дня не пил, встал по будильнику в 7:20, чтобы к 9:00 попасть в клинику на Чёрной речке для записи на исследование нового лекарственного препарата. Дойчлянд, разумеется, был не исследователем, а подопытным. Его роль заключалась в проглатывании того, что дают.</p>


<p>


После двух дней в стационаре и десятка посещений больницы для сдачи крови по утрам, разного рода лентяи, студенты, анабольные качки и ранние пенсионеры могли срубить до 40 000 рублей. Будучи в первой категории граждан, Дойчлянд в 9:13 уже сидел в очереди на ряд процедур по отбору кандидатов.</p>


<p>


Отбрили героя на самой первой – индикатор алкотестера показывал космическое значение промилле. Дойчлянда это удивило. Он был готов уйти домой, узнав, что у него СПИД, неровно стучит сердце или осталось совсем немного печени, но вот так? На алкогольном тесте, ради которого он целый день не пил?</p>


<p>


 </p>


<p>


Полный разочарования Дойчлянд отправился в притон, надеясь досмотреть тревожные сны.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Залупа, ты где сейчас? — вопрошал в телефонной трубке Дойчлянда Миро.</p>


<p>


— Домой еду, — устало пробормотал Дойч.</p>


<p>


— Нихуя, ты не домой едешь, а к Штопору! — повелел Миро.</p>


<p>


— Это с хуя ещё? — возмутился герой.</p>


<p>


— У него крыша поехала совсем, он в дурке… — Миро не успел закончить.</p>


<p>


— Так, если он в дурке, хули к нему домой-то ехать? — удивился Дойч.</p>


<p>


— Едь, не выёбывайся, потом расскажу.</p>


<p>


 </p>


<p>


Случилось следующее. Штопор находился на восьмом дне амфетаминового марафона. Изношенному организму это давалось нелегко, нужно было как-то останавливаться. К сожалению, просто взять и перестать не получалось: его ещё сильнее одолевали параноидальные мысли, а потрёпанные рецепторы предлагали лишь волны душевной боли и отчаяния. Нужно было на что-то пересесть. Для заместительной терапии Штопором было куплено два пузыря водки, которые он в кратчайшие сроки употребил.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Алло, Миро, приезжай, они опять злятся, я не знаю… что делать, бля? — сбивчиво протараторил в телефонную трубку Штопор.</p>


<p>


— Блядь, шизик ебучий, опять доторчался?! — с наигранной раздражённостью переспросил тогда Миро, а сам уже предвкушал очередной спектакль. — Кто «они»-то?</p>


<p>


— Да эти… бородачи… из ИГИЛа… — шёпотом произнёс Штопор.</p>


<p>


— Ха-ха-ха! — Миро был в восторге. — Прям из ИГИЛа?</p>


<p>


— Миро, мне… плохо, приезжай скорее, ну!.. — взмолился Гена Штопор.</p>


<p>


— Ладно, петушок, часа через три приеду, жди, никому дверь не открывай, — серьёзным тоном наставника дал указания цыган.</p>


<p>


— Спасибо, спасибо, не открою… поспеши только, пожалуйста… бля!.. — ответил Гена раздающимся гудкам.</p>


<p>


 </p>


<p>


Всё то время, пока Миро заканчивал свои дела и ехал в сторону Ржевки, Штопор стоял у двери и наблюдал в глазок за лестничной клеткой. Когда цыган появился в поле зрения, Гена открыл дверь, пригласил Миро войти, а сам – в халате и тапочках – побежал на улицу.</p>


<p>


 </p>


<p>


Поймав такси, Штопор предложил водителю поехать в Сирию, чтобы воевать за ИГИЛ. У таксиста на этот счёт было другое мнение, которое он изложил вызванным санитарам психушки. Против поездки в психиатрическую больницу Гена Штопор не возражал.</p>


<p>


 </p>


<p>


— …выбежал пьяный в халате, и съебался на улицу. Я его в квартире часа два прождал, жратвы, блядь, никакой, одна спидуха да водка. Пришлось напиваться. Ну а через два часа мне из больницы звонят, мол, ваш сын у нас, приезжайте, — закончил объяснения произошедшего Миро.</p>


<p>


— «Сын»? — угорая, переспросил Дойчлянд.</p>


<p>


— Да, блядь, сын! Он меня батей своим в дурке, похоже, представил! Ебать он дебил, конечно, — похлёбывая принесённое Дойчляндом пиво, улыбался Миро.</p>


<p>


— И чё будем делать?</p>


<p>


— Поехали вызволять, что тут поделаешь, — решил Миро.</p>


<p>


— Алисе сказать, может? — предложил Дойч.</p>


<p>


— А вы как с ней? Не перегрызётесь? — лукаво ухмыляясь, спросил цыган.</p>


<p>


— А я тут останусь, хату постерегу и посплю, заебался я что-то…</p>


<p>


— Вот ты рожа-то охуевшая, а?! Как водяру штопоровскую жрать, так ты первый, а как на помощь прийти… эх ты! — на этих словах Миро стал трепать Дойчлянда за щёки и выкручивать соски.</p>


<p>


— Да отъебись ты! — Дойч вяло оборонялся. — Звони Алисе, порешайте уже эту хуйню.</p>


<p>


 </p>


<p>


Спустя полчаса Дойчлянд закрыл за Миро дверь, и отправился досматривать свои поздние сны на ту кровать, где некогда умерла его любовь.</p>



7 октября


<p>


Проклятиям, которые слал Дойчлянд всему сущему в этом мире, казалось, нет предела. Во рту не то что разово нассали кошки – там будто бы неделю квартировался зверинец Куклачёва. И вместо ласкового, как весеннее солнце, пробуждения от того, что организм готов к новому дню, Дойчлянда разбудил телефонный звонок.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Паскуда, ты где? — в своей гнусной манере поздоровался Миро.</p>


<p>


— Я… не ебу… — не в силах поднять тяжёлую голову привставший на локте Дойчлянд снова развалился в кровати. — На како… кхе-кхе-кхе… блядь! На какой-то хате.</p>


<p>


— Ты там совсем что ли охуел, срака рваная. Тебя тоже в дурку сдать? — напирал Миро. — Ты же собирался сторожить обитель Генкину. Давай вспоминай, куда ты там схуйнул, творог ты подзалупный.</p>


<p>


— … — вопрос «куда» никак не мог встроиться в цепь вчерашних событий, которые пережил Дойчлянд, и будто спрашивая у самого себя, предположил: — Никуда?</p>


<p>


— Что значит «никуда», псина подзаборная? Тогда где ты? — Миро уже сам запутался.</p>


<p>


— Похоже… э-э-э, у Штопора на квартире, бля… Нихуя не помню, — Дойчлянд с надеждой поднял пластиковую бутылку, которую рукой нашарил на полу, но вместо питьевой воды там плескалась прогорклая жижа, которая выливалась из отверстия чуть выше дна бутылки. — Фу, бля!</p>


<p>


— Мамке своей фукать будешь, ослица, — принял на свой счёт Миро. — Короче, у Штопора параноидная шиза, он там выстраивает в голове своей дурной миры разные, в которых он жертва и крыша от этого течёт. Так пока лечащий врач говорит. А привезли его с алкогольным психозом. Собираются полгода у себя держать.</p>


<p>


— Ух! А чего так долго-то? — не на шутку взволновался Дойч.</p>


<p>


— Штопор совсем головой пизданулся, реально, — голос Миро был серьёзным. — Он мне в палате знаешь что выдал? Говорит, «у меня под кроватью есть человек, иногда я смотрю туда и он есть, а иногда его там нет. Хочешь, я вас познакомлю?»</p>


<p>


— Ну и как? Познакомился? — съязвил Дойч.</p>


<p>


— Да, его зовут Пётр, — Миро ждал этот вопрос.</p>


<p>


— В смысле?</p>


<p>


— Что?</p>


<p>


— Да ты меня троллишь, — неуверенно произнёс Дойчлянд.</p>


<p>


— И не говори, серьёзно троллю? — Миро уже откровенно ржал. — Короче, перхоть, не тупи, проспись там, чтобы завтра был готов…</p>


<p>


— К чему?</p>


<p>


— Я тебя придушу сейчас, проститутка! — голосом травести-артиста пригрозил Миро. — У меня день рождения завтра!</p>


<p>


— Ох… — жалобно выдохнул Дойч.</p>



8 октября


<p>


Дойчлянд позвонил Миро в тот час, когда Солнце уже грело другие народы. Приходить на начало вечеринки было ему не по рангу.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Алло…</p>


<p>


— Шлюха, ты скоро доиграешься! Мы выпьем всю водку, если ты не поторопишься, — начал затравливать Миро.</p>


<p>


— Да я только раздуплился, — оправдался Дойчлянд, — ща, оденусь, и поеду.</p>


<p>


— Ага, давай, заодно Алису увидишь, — скучающим голосом предупредил цыган.</p>


<p>


— Тогда не приеду, — решительно ответ Дойч.</p>


<p>


— А… — будто только этого и ждал Миро, — тогда мы сами всё разопьём и вынюхаем…</p>


<p>


— А что… вы… будете нюхать? — сглотнул Дойчлянд.</p>


<p>


— Тебе-то что? Мефедрон только для тех, кто соизволил прийти, — так же буднично ответил Миро, хотя в душе чертовски злорадствовал.</p>


<p>


— Позвони тогда, если Алиса уйдёт, — с долей надежды в голосе попросил Дойч.</p>


<p>


— Когда «быстрые» приходят, то с Праздника быстро не уходят, ты же знаешь, — Миро уже не сдерживал наслаждения, которое он испытывал из-за поражения друга. — Пока!</p>


<p>


 </p>


<p>


У Дойчлянда в кармане лежали какие-то незначительные купюры, поэтому он захотел сделать собственный Праздник, сбегал к хачам и наклюкался у себя дома.</p>


<p>


Прибухнув, герой осмелел, да так возгордился, что намеревался посмотреть своим страхам в лицо. Дойч достал из заначки последнюю пятихатку (хотя полгода назад в этом «неприкосновенном запасе» было пять тысяч), сладко хрустнул конечностями, растягивая их, зловонно пёрнул и вызвал такси, чтобы отправиться на «Владимирскую».</p>


<p>


 </p>


<p>


Однако встреча со страхами отменялась уже хотя бы потому, что Дойчлянд возлагал большие надежды на мефедрон, который был выбран как инструмент раскрепощения, но ещё с порога хорошенько вмазанный Миро разочаровал героя – наркота закончилась, осталась только водка.</p>


<p>


Желание Дойчлянда отложить встречу с Алисой хозяин вписки во внимание не принимал. Миро делал всё, чтобы они встретились. Цыганский мерзавец истинно кайфовал, когда бывал свидетелем спектаклей Судьбы. А что может быть приятнее акта Разлуки?</p>


<p>


Сначала Миро действовал открыто и немного по-детски. Будучи гораздо крупнее хрупкой Алисы, Миро просто силой вталкивал её в комнату, где расслаблялся Дойчлянд, но оба участника цыганских розыгрышей делали вид, что ничего не происходит, и снова расходились по разным комнатам. Но Миро не был так прост и прибегнул к более тонкому, хотя и весьма грязному приёму: он начал спаивать Дойчлянда, попутно нашёптывая ему свой план действий. И это сработало, но не в пользу Миро: пока парни пили, Алиса умудрилась ускользнуть из квартиры. Несмотря на это, решимость Дойчлянда поговорить с бывшей возлюбленной только возросла!</p>


<p>


 </p>


<p>


Раздосадованный своей неудачей Миро отчалил веселиться в другие комнаты, а Дойчлянд вышел в подъезд и набрал номер Алисы. После того как девушка сказала «алло», Дойч разрыдался и несколько минут не мог остановиться.</p>


<p>


 </p>


<p>


— …ыхм, прости пьяного дурака, — всхлипывал Дойчлянд. — Я хочу встретиться с тобой, поговорить…</p>


<p>


— Всё нормально, Дойч, — в голосе Алисы звучали нотки сочувствия. — О чём ты хочешь поговорить?</p>


<p>


— Я не знаю, — после некоторого замешательства ответил герой. — Я сейчас напился, как полный кретин и быдло, я не знаю, зачем я тебе звоню…</p>


<p>


— Если хочешь, мы можем поехать и где-нибудь поебаться. Может, тебя попустит, — предложила Алиса.</p>


<p>


— Да… хотя нет! Я обещал Штопору, типа мужская солидарность, вся хуйня, — Дойчлянд из последних сил выпихивал наружу своё благородство, опасаясь, что ублюдок внутри него наломает дров.</p>


<p>


— А с тобой он тоже из солидарности ебался за моей спиной? — вспылила Алиса.</p>


<p>


— Что? — удивился Дойч. — Со мной? К-когда?</p>


<p>


— На ваших репетициях. Рок звёзды, блядь!</p>


<p>


— Со мной он не ебался, — с долей грусти отверг обвинения Дойчлянд.</p>


<p>


— А с кем тогда?</p>


<p>


— Алис, давай не будем ругаться? — устало предложил герой.</p>


<p>


— Что ты хочешь тогда? Мне тебе сказать нечего, Дойч, тебе мне тоже. Давай не будем друг друга мучить? — предложила Алиса.</p>


<p>


— Тогда… — Дойч замешкался, — пока?</p>


<p>


— Пока, Дойчлянд. Хорошо проведи время!</p>


<p>


 </p>


<p>


Алиса повесила трубку и оставила Дойчлянда в плену его самоедства. Герою необходимо было напиться ещё сильнее.</p>



19 октября


<p>


19 октября – эту дату отмечали в органайзерах своих телефонов десятки петербуржцев. В этот день, каким бы пасмурным ни было небо, и какими бы дырами ни зиял карман, все эти люди старались ближе подступиться к «Елизаровской» – колыбели, которая взрастила именинника. 19 октября, многие годы назад, в руки акушерок местного роддома был исторгнут молчаливый младенец, шея которого была туго затянута в пуповину, но эффективная тактика реанимации, которую использовал пьяный врач, помогла тщедушному тельцу выкарабкаться и выжить. С тех пор «перегар» и «жизнь» стали неотделимыми друг от друга понятиями для того, кого через десятки лет начали уважительно именовать Дойчлянд!</p>


<p>


 </p>


<p>


Казанский первокурсник Вазелин не был другом Дойча – парня просто привёл с собой Философ. Подросток сбежал от родителей, как только его выпустили из психушки, и стал прятаться в другом городе. Скитаясь по Думской, Вазелин познакомился с Философом.</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойчлянду упали кое-какие деньги с прошлых клинических исследований, поэтому на свой день рождения он решил заморочиться и приготовить каких-нибудь закусок, резонно рассудив, что выпивку и без него организуют. Он гонял Вазелина по магазинам и напрягал шинковать овощи – словом, был доволен новым молодым камрадом.</p>


<p>


 </p>


<p>


За проявленное трудолюбие Дойч накормил пацана феназепамом.</p>


<p>


 </p>


<p>


Пришедший под вечер Миро, мгновенно возбудившийся от мысли об охоте на молодого сорванца и не знавший, что парень уже под транквилизаторами, начал Вазелина спаивать. Тут-то Миро и просчитался! Ведь вместо раскрепощения первокурсником овладело безумие. Вазелин начал раздеваться, но отнюдь не для того, чтобы обласкать Миро.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Я – шлюха! Хочешь, покажу жопу? — предложил Вазелин, всплеснул руками и задел ими люстру.</p>


<p>


 </p>


<p>


Все присутствующие обратили взоры на источник света, на мгновение забыв о подростке. Лицо Вазелина то обретало зловещие оттенки, когда люстра отдалялась от него, бросая тень, то принимало придурковатое выражение, когда свет приближался.</p>


<p>


Парень замер на несколько секунд, после чего уверенно повернулся задом к Миро, наклонился и, крякнув, вывалил на колено цыгану порцию нетвёрдого дерьма.</p>


<p>


 </p>


<p>


Окружающие поверили своим глазам гораздо быстрее, чем Миро, разразившись коллективным хохотом.</p>


<p>


 </p>


class="book"><p>


Сидевший в полулотосе цыган с несвойственным для гомосексуалиста омерзением к говну взвыл. Вазелин попятился, но Миро был быстр – вскочил, буквально роняя кал, и размашистым хуком выключил паренька.</p>


<p>


 </p>


<p>


— До-о-ойчлянд! — орал Миро. — Блядь! Кого ты привёл?!</p>


<p>


 </p>


<p>


Из своей инъекционной комнаты на шум вышел Дойчлянд. Перед его глазами была обескураживающая постановка: на полу лежит недвижимый Вазелин, полуголый цыган с грязной штаниной приплясывает около валяющейся футболки и орёт, тусовка неистово угорает.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Убери это! Убери эту хуйню! — вопил Миро.</p>


<p>


— Что это? — недоверчиво спросил Дойчлянд, осторожно выглядывая из дверного проёма.</p>


<p>


— Твой дебил на меня насрал, ёбаный рот! — Миро промчался мимо Дойча и завернул в ванную комнату.</p>


<p>


— Ха-ха-ха! — бескомпромиссно краснея, Ефрейтор пытался привлечь внимание Дойчлянда, чтобы что-то объяснить, но не мог вымолвить и слова, одолеваемый смеховыми спазмами, поэтому просто бессвязно жестикулировал.</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойчлянд подошёл к футболке. Его лицо исказила гримаса омерзения. Не это он хотел видеть после того, как щедро вмазался мефом.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Кто. Это. Сделал? — сурово спросил хозяин притона.</p>


<p>


 </p>


<p>


Ефрейтор свалился на пол, хрюкая и хрипя от спазма. Присутствующие показывали на лежащего в нокауте Вазелина.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Сучонок, вставай! — Дойчлянд пытался поднять проказника с пола.</p>


<p>


— Давай его водой обольём, — предложил Философ.</p>


<p>


— Давай! — согласился Дойч. — Помогите этого гондона оттащить.</p>


<p>


 </p>


<p>


Когда ребята приблизились к ванной, они встретили сопротивление: Миро, трущий мылом свою ногу, рычал и угрожал всем вошедшим пиздюлями.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Оставим этого уёбка в подъезде, пусть там в себя приходит, — распорядился Дойчлянд.</p>


<p>


— А говно что? Так и оставим в комнате вонять? — резонно заметил Философ.</p>


<p>


— Бля-я-я… — сокрушённо протянул Дойч. — Какие варианты?</p>


<p>


— Я могу только помолиться, — засмеялся Философ, потом неожиданно принял серьёзный вид и голосом клирика произнёс: — Отче! Благодарю Тебя, что Ты услышал Меня. Я знал, что Ты всегда услышишь Меня, но сказал сие для народа здесь стоящего, чтобы поверили, что Ты послал Меня. Вазелин, тупое ты ебло, иди вон!</p>


<p>


 </p>


<p>


Как по волшебству, Вазелин замычал и пошевелился.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Ух ты ж бля! — сам себе удивился Философ.</p>


<p>


— Молитесь благодарно Силе, создающей таких людей! — пророкотал Ефрейтор, наблюдавший за «воскресением» с пола, поскольку приполз в коридор на четвереньках, а теперь шутливо кланялся Философу.</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойч схватил Вазелина за уши и пристально посмотрел ему в глаза, ожидая, когда парень сфокусируется достаточно для того, чтобы внять вербальному посланию.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Ы-ы-ы, — Вазелин начал общение с нечленораздельной речи, — я – шлюха…</p>


<p>


— Блядь, я тебя сейчас ёбну ещё раз, дебил, сука, еба́ный! — заорал из ванной Миро.</p>


<p>


 </p>


<p>


Вазелин испугался и безуспешно попытался подняться.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Тихо, никто никого не ёбнет, — дипломатически пообещал Дойчлянд.</p>


<p>


— Как это никто? — всё так же из ванной возразил Миро. — Я. Ёбну. Ему! Если он не уберёт своё говно поскорее. До того, как я, блядь, зайду в комнату.</p>


<p>


— Во! Слышал, Вазелин? — стараясь выдержать доброжелательный тон, уточнил Дойчлянд. — Сейчас пойдёшь и дерьмо из комнаты уберёшь, и на улице в мусорку выкинешь. Только оденься.</p>


<p>


— Пусть голый идёт, — продолжал капризничать Миро, — я его рубашку заберу.</p>


<p>


— Ты-то заберёшь, да вот пузо носить не позволит, — заржал Ефрейтор.</p>


<p>


— Слышь, скотина, ты на своё брюхо посмотри. Нажрал с фронтовых бабок мамон, а пиздишь чего-то…</p>


<p>


 </p>


<p>


Пока друзья Дойчлянда выясняли причины происхождения избыточного веса друг друга, сам он отвёл Вазелина к загаженной футболке и велел выкинуть её. Первокурсник, массируя челюсть, надел штаны и аккуратно сложил из испорченной одежды кулёк, который брезгливо понёс на улицу, про себя недоумевая, как его говно оказалось здесь, и его ли оно вообще.</p>



20 октября


<p>


К середине ночи Дойч предложил сделать «русский абсент»: купить настойку пустырника или валерьянки, в которых были те же семьдесят градусов, что и в полынном оригинале, и начать глушить их, предварительно поджигая. Идею активно поддержал Ефрейтор, за что его и определили гонцом в круглосуточную аптеку.</p>


<p>


С задания он вернулся всего с тремя пузырьками пустырника, так как настойка была импортной и поэтому дорогой, а характерный резкий запах спирта, шлейфом преследовавший Ефрейтора, говорил о том, что один флакончик до притона даже не добрался.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Да! Я… уже выпил! — оправдывался Ефрейтор перед товарищами. — Но я сделаю это ещё раз… уф… при свидетелях!</p>


<p>


 </p>


<p>


Свидетели освободили три кружки. Несмотря на высокий градус общей нетрезвости, падать до уровня спиртовых настоек окружающие Ефрейтора люди не спешили. Все ждали подвига!</p>


<p>


Ефрейтор налил пустырник в одну из кружек, взял её в левую руку, а правой из кармана достал зажигалку.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Дой… уф… члянд! Эт-эта кружка – только за… а… тебя! — с этими словами Ефрейтор поджёг содержимое, и залпом выпил.</p>


<p>


 </p>


<p>


Собравшиеся затаили дыхание!</p>


<p>


 </p>


<p>


— Уф! Бля-а-дь, — Ефрейтор плюхнулся на жопу.</p>


<p>


— Ну?</p>


<p>


— Что скажешь?</p>


<p>


— Заебись пошло? — каждый на свой лад задал, в сущности, один и тот же вопрос.</p>


<p>


— За… ик… бись! — довольно выдохнул Ефрейтор.</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойчлянд и Философ, не сговариваясь, схватили по кружке. Чокнувшись, они опрокинули в себя по целой порции русского абсента. Философ побежал блевать в дежурное ведро.</p>


<p>


Спустя полчаса после того, как группа пьяниц отправилась на кухню играть в «Дурака», ленивую партию прервал оживившийся Ефрейтор. Он огласил свой приход ещё в коридоре мощным кличем: «На меня! Снизошёл! Зе-е-евс! А-а-ар-р-ргх!»</p>


<p>


 </p>


<p>


— Зевс, я призываю тебя, Зевс! — не растерялся Философ, сидевший на кухне.</p>


<p>


— Зевс занят! Зевс охуел! — врезаясь в мебель, откликнулся Ефрейтор.</p>


<p>


— Ты нужен нам, Зевс! Нам нужна твоя мудрость! — настаивал Философ. — Зевс!</p>


<p>


 </p>


<p>


На пороге кухни появилась оболочка Ефрейтора, внутри которой временно квартировался античный бог.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Ты, Философ, умрёшь первым! — начал вещать Ефрейтор, бессистемно вращая зрачками. — Извини, я тебя проклинаю!</p>


<p>


 </p>


<p>


Философ начал картинно изображать умирание.</p>


<p>


 </p>


<p>


— А ты, Дойчлянд, возвысишься и приблизишься ко мне! — указывая на именинника перстом, пообещал ничего не соображающий прорицатель.</p>


<p>


— О, это заебись! — обрадовался пьяный в полный кал Дойчлянд.</p>


<p>


— Ведите ко мне женщин! — велел бог. — Я охуел! Всем проклятия!</p>


<p>


 </p>


<p>


Под утро бог-громовержец вышел из земного тела, которое он позаимствовал у Ефрейтора. А к вечеру, когда посетители притона начали просыпаться: кто под столом на кухне, а кто на коврике возле входной двери, ко всем из них лично подходил осознавший истинного себя Ефрейтор, и просил прощения за своё поведение под управлением Зевса.</p>


<p>


А ведь дружба и срепляется тогда, когда ты перед кем-то обосрался, но все сказали, что так и надо!</p>



21 октября


<p>


Октябрь приносил с собой холод, а значит, рейсовый автобус мог в любой момент привезти в притон мать Дойчлянда.</p>


<p>


 </p>


<p>


Около двух часов дня Дойч окинул косым взглядом своё имение: тут и там лежали тела – одни были в чём мать родила, другие храпели так, что в шкафах звенела посуда; в раковине – даже страшно описывать, в ванне – наблёвано; пол был устлан упаковками от еды и объедками. Мягко говоря, в доме было неприлично.</p>


<p>


Однако Дойчлянд отчётливо понимал, что ни сегодня, ни в ближайшие несколько дней Праздник невозможно будет остановить, поэтому он пошёл на отчаянный шаг – сгонял к ближайшему банкомату, проверил свой остаток на счёте и, удовлетворившись, решительно набрал номер матушки.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Алло, мама, давай я пришлю тебе денег, как за месяц, но ты задержишься ещё на неделю? Напои там всю деревню в мою честь!</p>



26 октября


<p>


На шестой день гуляний Дойч проснулся рано утром в ожидании белой горячки. По его прикидкам печень уже должна была взбрыкнуть. Мантрой в голове героя звучала одна мысль: я больше не буду пить!</p>


<p>


 </p>


<p>


«…больше не буду пить…» — вибрациями в тонком мире раздалось эхо мыслей Дойчлянда. Пространство вокруг дома сначала подёрнулось еле заметной рябью, но с каждым новым кругом идея трезвости увеличивала амплитуду волн.</p>


<p>


 </p>


<p>


Существо с шестью лапами крокодила и телом дельфина, кормившееся у рюмочной, почувствовало странное шевеление у покинутого гостями и постояльцами притона. Оно с интересом и некоторым беспокойством приближалось к источнику усиливающегося волнения. Остановившись на том месте, где раньше была ядовитая яма, чудовище стало наблюдать за пляской материи. Спустя несколько мгновений, достигнув наивысшей точки колебания, оболочка вокруг дома Дойчлянда лопнула, словно убитый поринг, орошая ближайшее пространство брызгами Праздника. Самые жирные из них монстр ловил быстрым змеиным языком. Где-то вдалеке раздалось ржание лошади.</p>


<p>


 </p>


<p>


Дойчлянд лежал и вспоминал последние два дня, когда после интервью от лица «Deutschland’s Mother & The Alconauts» для маргинального интернет-журнала, он и Миро пошли слушать стихи в бар, откуда притащили на тусовку в притон с десяток незнакомых человек. Этим людям Дойчлянд рассказывал, как однажды он ехал в чудном поезде, который остановился на станции так не вовремя – аккурат в ту минуту, когда герою невыносимо захотелось срать. Справив нужду, Дойч дождался, когда состав тронется, и выплеснул содержимое отхожего ведра на головы людей, стоявших на проплывающем за его окном перроне. А потом в том же поезде, президент одной крупной мировой федерации сделал Дойчлянду горловой минет.</p>


<p>


Всего перечисленного в нашем с вами взаправдашнем мире не происходило, но герой уверял незнакомцев, что всё в точности так и было. Незнакомцы, впрочем, ему не верили. Утром за это было стыдно.</p>


<p>


Было стыдно и за прошлую неделю, а потом и за уходящий в историю октябрь. Через несколько часов рефлексирования щупальца стыда покрывали последние два года жизни героя. И вот это уже было невыносимо.</p>


<p>


«…я больше не буду… А, к чёрту! В "Полушку"! За самым дешёвым пивом!»</p>


<p>


 </p>


<p>


Пуф! Отлетает на тротуар пробка. Секунда, и вожделенная влага омывает берега пищеварительного тракта. Ах! На душе становится легче.</p>


<p>


 </p>


<p>


Мать Дойчлянда приехала около четырёх часов вечера. Сын живой. Только квартира слегка потрёпана. Жизнь вроде как продолжается.</p>


<p>


 </p>


<p>


— Сынок, у тебя есть чего-нибудь выпить?</p>


<p>


 </p>


<p align="right">


Декабрь 2015 — март 2017 года.</p>






<p>


<a href="#_ednref1" name="_edn1" title="">[i]</a> О том, кто такой Фёдор и о его галлюцинациях читай в новелле Амброзия Богоедова «Фёдор шагал» (2015).</p>




<p>


 </p>