КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706104 томов
Объем библиотеки - 1347 Гб.
Всего авторов - 272715
Пользователей - 124641

Последние комментарии

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

medicus про Федотов: Ну, привет, медведь! (Попаданцы)

По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.

cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".

Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.

Итак: главный

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Dima1988 про Турчинов: Казка про Добромола (Юмористическая проза)

А продовження буде ?

Рейтинг: -1 ( 0 за, 1 против).
Colourban про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно

  подробнее ...

Рейтинг: +2 ( 3 за, 1 против).
DXBCKT про Гончарова: Тень за троном (Альтернативная история)

Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах (ибо мелкие отличия все же не могут «не иметь место»), однако в отношении части четвертой (и пятой) я намерен поступить именно так))

По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...

Сразу скажу — я

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
DXBCKT про Гончарова: Азъ есмь Софья. Государыня (Героическая фантастика)

Данная книга была «крайней» (из данного цикла), которую я купил на бумаге... И хотя (как и в прошлые разы) несмотря на наличие «цифрового варианта» я специально заказывал их (и ждал доставки не один день), все же некое «послевкусие» (по итогу чтения) оставило некоторый... осадок))

С одной стороны — о покупке данной части я все же не пожалел (ибо фактически) - это как раз была последняя часть, где «помимо всей пьесы А.И» раскрыта тема именно

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).

Ищейки Российской империи [Анна Михайловна Пейчева] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

"Ослепительные перспективы развернулись перед васюкинскими любителями. Пределы комнаты расширились. Гнилые стены коннозаводского гнезда рухнули, и вместо них в голубое небо ушел стеклянный тридцатитрехэтажный дворец шахматной мысли".

Илья Ильф и Евгений Петров, «Двенадцать стульев»


"Леди отличается от цветочницы не тем, как она себя держит, а тем, как с ней себя держат".


Бернард Шоу, «Пигмалион»


"А что это такое там жужжит и вкусно пахнет?"

Кот Пуся

Кот Пуся

11 декабря 2019 года


Пуся мчался по набережной, как толстенькое пушечное ядро на лапках. Лиза едва за ним поспевала, задыхаясь и надрывно кашляя. Одышка в тридцать лет? Спасибо, ковбой Мальборо.

Забавно, что самые брутальные сигареты в мире изначально предназначались для женщин. Эти бестолковые суфражистки боролись за равноправие во всём, в том числе и во вредных привычках. Стоило ли так стараться ради того, чтобы спустя сто лет Лиза все выходные напролёт проводила за лепкой пельменей для своего жениха. Даже если за это ей и полагается утешительная сигарета.

Пушистый безобразник развил приличную спринтерскую скорость, достойную Усэйна Болта. Однако в отличие от знаменитого бегуна, известного своей любовью к отутюженным рубашкам, Пуся весь перемазался в классической петербургской слякоти, из-за чего совершенно слился с землей. Единственным маячком, ведущим Лизу в густых сумерках, оставался белоснежный кончик Пусиного хвоста. Путеводное пятнышко болталось из стороны в сторону, словно буек во время шторма, однако пока оставалось в зоне видимости.

Лиза на ходу смахнула с ресниц липкий снег. С черного неба летели не какие-нибудь там миленькие рождественские снежинки, а мерзкие ледяные блямбы, похожие на хлопья для завтрака, размякшие в молоке.

– Пуся! Стой! – Голос совсем охрип от бесполезных взываний к Пуськиной совести, которая у него отсутствовала напрочь. С тем же успехом Лиза могла просить пару капель дождя у египетских богов, отвечающих за обслуживание Аравийской пустыни. – Да остановись уже, кому говорят… чтоб тебя папавериновые пупырки побрали… А кто хороший котик? А кто хочет на ручки? – сделала она еще одну жалкую попытку.

Пятнышко задергалось вверх-вниз, из чего Лиза сделала вывод, что Пуся перешел на хороший галоп, – и резво устремилось в сторону Львиного мостика. Кот ясно давал понять: что уж кто-то, а он-то ни на какие ручки не хочет. Он выше этого. Он выше всяких подлых предательниц и их подлых предательств.

– Ну прости, слышишь? – Лизе было все равно, как выглядят со стороны её крики в пространство. Впрочем, набережные сейчас были пустынными: одиннадцатое декабря – не лучшее время для пеших прогулок по Петербургу. – Ну виновата, что теперь делать-то? Пойдем домой, дам тебе охотничью колбаску, а, Пусятина? Ладно, ладусики! Гулять так гулять. Дам тебе Игоревых пельмешек, так и быть, уговорил!

Белоснежный маячок, еле различимый сквозь толстую пелену на кончиках ресниц, дернулся посередине моста и пропал.

– Пуся! – в полном отчаянии крикнула Лиза, делая грандиозный рывок вперед, в темноту.

Нога в дешевом, промокшем насквозь ботинке неудержимо поехала вперед, правая рука инстинктивно схватилась за что-то холодное и прочное. Свободной ладонью Лиза стерла сугроб с лица и подняла голову.

Сверху на нее озадаченно глядел огромный белый лев, похожий на английского судью в парике. Грива его вилась крутыми буклями. Лиза держалась за чугунную лапу, отполированную тысячами рук: туристы постоянно бродили по Львиному мостику и приставали со всякими дурацкими желаниями к четырем чугунным хищникам, восседавшим на постаментах в начале и в конце переправы. Почему-то надоеды считали, что двухметровые кошки обязаны исполнять их бессмысленные просьбы. Львы, в свою очередь, справедливо полагали, что на них и так взвалили слишком многое: вот уже почти двести лет подряд они удерживали в зубах подвесные цепи тяжеленького моста.

Лиза, как и большинство врачей, была совсем не суеверна. Однако сейчас, цепляясь пальцами за ледяные лапы, забормотала:

– Слушайте, ребята, верните мне Пусю, а? Да знаю, знаю я, что виновата. Но теперь всё будет по-другому, правда, клянусь севофлураном.

Разумеется, ничего не изменилось. Пуся не возник из ниоткуда. Сверху по-прежнему сыпала мокрая дрянь, внизу угрожающе темнел канал, тусклые фонари выхватывали кое-где из тумана ободранные стены старых домов. Львы на противоположном конце моста равнодушно смотрели куда-то вверх и вдаль. Под ногами – снежная каша и никаких признаков котика толстенького животика, который наивно полагал, что со своей мимимишностью он и без Лизы прекрасно проживет в этом мире.

Нужно было признать: питомца она потеряла. Следовало идти домой и варить Игорю пельмени. А потом мыть кастрюлю, заполненную мутным свиным бульоном с ошметками вялого теста на дне и вязкими кругами жира на поверхности. Мда, иногда вегетарианство очень мешает семейной жизни. Пора уже взять себя в руки, подумала Лиза. Свадьба не за горами, а ты, дорогуша, всё ещё не начала есть мясо. Игорю будет стыдно за тебя перед гостями.

– Мяв, – совершенно отчетливо прозвучало из-за спины дальнего льва на другом берегу. – Мяу-мяв.

Этот вредный, требовательный, наглый и восхитительный мяв мог принадлежать только одному коту на свете.

– Пуся?.. Пуся, негодник ты эдакий! – воскликнула Лиза во весь голос, отцепилась от чугунной лапы и бросилась по мосту, черпая ботинками отвратительную жижу.

Разумеется, именно в тот момент, когда ей показалось, что она вновь заприметила хвостик-маячок, небо взбесилось окончательно. Это же Петербург, Лизонька, мировая столица плохой погоды, говорил в таких случаях дедушка, пожимая плечами, укутанными в неизменную вязаную кофту. Противная изморось превратилась в стену ледяного дождя. Струи хлестали по лицу так сильно, что казалось, будто это розги. Насквозь мокрый шарф липнул к шее, как удавка.

Лиза ухватилась за основание старинного фонаря, установленного ровно посередине моста. Идти дальше было невозможно. Вокруг творилось что-то несусветное: словно в царство Снежной королевы пришло стремительное глобальное потепление и всё имущество повелительницы льда внезапно превратилось в один большой поток воды, обрушившийся ей на голову. Реальность осыпалась дождём.

– Пуся ненавидит купаться, – сказала Лиза фонарю. – Надо его спасать.

Чувствуя себя водолазом в поисках затонувшей Атлантиды и надеясь лишь на то, что Пуся успел спрятать своё мягкое изнеженное тельце в укрытии (скажем, под широкой львиной грудью), Лиза пробивалась сквозь толщу воды. Она с детства знала, что переход переправы занимает 28 секунд, но сейчас путь к белым львам на том берегу казался бесконечным.

Освежающий небесный душ с давлением примерно в сотню мегапаскалей закончился так же неожиданно, как и начался.

Концом мокрого шарфа Лиза стерла с лица воду – и замерла на последней ступеньке мостика.

Перед ней блестел и переливался немыслимыми огнями ночной Лондон.

Или Мадрид? Лас-Вегас? Токио? Столица планеты-вечеринки А1705 Галактики Большого Коктейля с Долькой Лимона? Во имя всемогущего пенициллина, где она оказалась? И что вообще происходит?

Вокруг творилось нечто ошеломительное.

Во-первых, небо. Вечерний свод перечеркивали ярко освещенные прозрачные трубы диаметром с тоннель метро; в них то и дело бесшумно мелькали короткие алые вагоны – словно гигантские деловые хомяки сновали туда-сюда по лабиринту. Трубы уходили куда-то за горизонт, накрывая город своеобразной сияющей сеткой. Вокруг было светло как днем.

При этом каждое здание здесь лучилось своим отдельным светом. Изумрудные, голубоватые, нежно-розовые домики плотно прижимались друг другу. Удивительное архитектурное ожерелье отражалось в воде канала, на берегу которого застыла Лиза.

Тут и там с низким жужжанием носились квадрокоптеры, мигая разноцветными огоньками. Многие дроны несли на себе стаканы и небольшие картонки. Вертолетики поразительно ловко маневрировали между кварталами, снижаясь и вновь набирая высоту. Вдалеке высился громадный улей вроде пчелиного, только высотой с Исаакиевский собор и весь стеклянный, вокруг него сновали сотни квадриков. Над улеем крутился громадный светящийся конверт размером с футбольное поле, поставленное на ребро.

Один квадрокоптер прогудел совсем рядом с Лизой и деловито забрался в окно невысокого нарядного домика. На смену ему тут же вылетел другой квадрик, с корзинкой наверху, нагруженной зелеными упаковками. «Омела», прочитала Лиза изящную вывеску на домике. Постойте, это же русские буквы, изумилась она. Русские? Значит, она все еще в Петербурге?

Как и любой нормальный тридцатилетний человек на ее месте, первое, что сделала Лиза, – полезла в карман куртки за телефоном. Сейчас-то она всё выяснит. Сейчас она быстренько найдет на карте свою геопозицию, а заодно проверит время, дату и сигнал сети. Старина Джобс не оставил потусторонним силам шансов запудрить вам мозг. Интернет – всему ответ.

– Что за…

Телефона в кармане не было.

Батюшка миотропный бендазол! Она же оставила звонилку на зарядке в прихожей! В одном кармане куртки почему-то завалялась кошачья игрушка – мышка-меховушка. Еще зажигалка, конечно. В другом – жидкость для снятия лака (а она-то её искала по всему дому, пупырка папавериновая!). Но ни в одном из карманов не было ни телефона, ни, что еще хуже, сигарет.

Лиза изысканно обругала себя «курятиной безмозглой» и медленно обернулась, подспудно надеясь увидеть позади себя знакомый унылый пейзаж, словно сошедший со страниц Достоевского, и, может быть, парочку скучающих гопников, которым бы она сейчас обрадовалась, как родным братьям. Не тут-то было. Другой берег канала, откуда она только что, минуту назад прибежала, теперь тоже лучился разнообразным светом и шокировал фантастической транспортной инфраструктурой. Безумная, яркая мозаика. Единственный знакомый элемент – чугунные львы, все с тем же невозмутимым видом державшие в зубах цепи моста. Правда, нагрузка на челюсти у них увеличилась: на переправе неведомо откуда взялись десятки азиатских туристов в кепках, они носились как оголтелые между скульптурами и фамильярно потирали хищникам двухсотлетние лапы.

Лиза попыталась сориентироваться. Предположим, это всё тот же Петербург. Но где тогда её дом? Такой симпатичный бледно-желтый домишка, трехэтажный, немного потрепанный, но родной. Прямо напротив Львиного мостика. Но сейчас на этом месте, на месте её дома, рвалась ввысь узкая стеклянная башня, по которой скользил вверх-вниз ярко-освещенный лифт. Похоже, это была остановка воздушного поезда.

Она закрыла глаза, потрясла головой. Открыла глаза. Вокруг ничего не поменялось.

Так, давайте по очереди. Дом будем искать позже. Он не такой беспомощный, как Пуся. Пока сосредоточимся на поиске кота.

Но как отыскать его в таком оживлённом районе?

По набережной скользили бесшумные машины неизвестных марок. Мимо с большим достоинством прокатилась безлошадная карета с самоваром (погодите – самоваром?!) и четырьмя развеселыми пассажирами на борту. Тротуары были заполнены прохожими, многие из которых передвигались поразительно плавно и быстро. Присмотревшись, Лиза поняла, что народ разъезжает на самоходных досках – вроде такие назывались гироскутерами, хотя поручиться за это она бы не могла. В технике Лиза разбиралась на уровне отгадывания загадки «компьютерный грызунчик – по столу ползунчик, пальцу подчиняется, не сопротивляется1», а единственным ее средством передвижения был неподъемный советский велосипед «Урал», доставшийся от дедушки.

Надо бы спросить у кого-нибудь, где она оказалась. Лица большинства прохожих казались открытыми и доброжелательными. Но предсказать, как они отреагируют на приставание подозрительной незнакомки в промокшей насквозь одежде, было невозможно.

– Мяв, – снова послышалось Лизе откуда-то издалека.

Отложив выяснение метафизических вопросов на потом, она лихорадочно закрутила головой.

Разглядеть маленького глупого кота в густой толпе было нереально.

Хотя, позвольте – не следы ли это мокрых лапок?

Лиза присела на корточки. С нее самой натекла уже целая лужа, однако вся остальная мостовая была совершенно сухой. Гладкая брусчатка блестела в свете фонарей, как отполированная прибоем галька. Лиза приложила к плитке ладонь. Теплая. Кажется, мостовая искусственно подогревалась, поскольку воздух оставался морозным. Несмотря на ясное небо, здесь тоже чувствовалось приближение зимы.

– Да где же это я, ради всех трицикликов? – пробормотала Лиза, высматривая среди сотен спешащих ног, среди десятков крутящихся колес своего бестолкового пухлого питомца. – И куда делся этот негодник?

Цепочка кошачьих отпечатков на плитке неумолимо высыхала. Кажется, следы вели в сторону той самой «Омелы», вокруг которой суетились трудолюбивые квадрики.

Если Лиза не ошиблась и это всё ещё был Санкт-Петербург, то в Лизиной реальности в этом зданьице на набережной канала Грибоедова 98 располагался Дом ребёнка. Грустное учреждение для брошенных детей с отставаниями в развитии.

Но сейчас этот домик более всего походил на симпатичный ресторанчик. Ресторанчик? Ну разумеется. Наше пушистое величество решило срочно отобедать после перенесенного стресса. Тем более что дома, вместо ожидаемого пиршества с охотничьими колбасками, господин Пуссен получил сегодня ничем не заслуженное наказание в виде чувствительного шлепка газетой. Собственно, поэтому он и сбежал, весь такой гордый и одинокий, как только Лиза собралась выносить мусор. Не мог простить хозяйке, что в долгой и кровопролитной битве за клетчатое кресло, которую Пуся вел многие месяцы, Лиза встала на сторону Игоря. Отношения двух ее главных мужчин никак не складывались.

Лиза с кряхтеньем поднялась – день выдался исключительно тяжелый, – и, стуча зубами от холода, поплелась к «Омеле». Если даже Пуси там нет, она хотя бы немного согреется и сообразит, что делать дальше. Пока что в голове была совершеннейшая каша. Причём не рассыпчатая гречневая, а вязкая овсяная. Вопросов было бесконечно много, ответов – ни одного.

Допустим, она умерла и попала – куда? На ад как-то не тянет: грешники не вопят, а катаются радостно на самоходных досках, да и чертей с вилами не видно. Если не считать тот провокационный рекламный плакат, сияющий над головами прохожих: «Ради дивана от «Хохломы» вы продадите душу дьяволу».

Но если это рай, почему же тогда по прибытии ей не выдали сухую тунику с крылышками или, по крайней мере, приличный банный халат? На этом же всё строится: ничего, друзья, на земле помучаетесь, зато потом устроитесь с большим комфортом. В условиях договора с церковью ничего не было сказано про омерзительный компресс из ледяного мокрого свитера, липнущего к спине.

А может, у нее просто внезапное обострение невыявленной болезни мозга? Доктор Лиза больше склонялась именно к этой версии. Некоторые заболевания дают весьма причудливые симптомы. Очень может быть, что она сейчас на самом деле бредет по унылому темному кварталу, к которому привыкла с детства, а все эти огни, сказочные домики, улыбающиеся лица и даже вкусный, незагазованный морской воздух, – плод ее воспаленного воображения. Нет, ну правда, разве в здравом уме можно где-нибудь увидеть подобное: мороженое со вкусом щей в витрине кондитерского магазина «Абрикосов и сыновья»? Информационный стенд «Что взять с собой в туристическую поездку на Луну»? Бабульку на моноколесе и с палочкой?

Святые ноотропы! Да это лучшее помутнение рассудка на свете. Лиза твердо решила получать удовольствие до тех пор, пока за нее не взялись коллеги из психиатрической лечебницы.

Перед Лизой автоматически, как в электричке, раздвинулись тяжелые дубовые двери «Омелы», она почему-то вспомнила про лондонскую платформу 9¾, про которую без конца талдычил Игорь, большой фанат фантастики во всех ее проявлениях… И тут ей пришла в голову еще одна – необычайно дикая – мысль. А что если все эти дурацкие цветастые книжки о путешествиях между мирами, которые Игорь заглатывал пачками и к которым она всегда относилась с некоторым снобизмом и даже презрением, предпочитая им последние выпуски журнала «Сплетни и слухи», – что, если все они (или хотя бы часть) были основаны на реальных событиях? Что, если их авторы строго придерживались фактов, обладая фантазией не более бурной, чем у инфузории туфельки? Что, если в глупейших историях о так называемых «попаданцах» было в миллион раз больше правды, сколько в статье «У него даже пижама с перьями и блёстками: откровения тайной возлюбленной Киркорова»?

Так, дорогуша, тебя уже куда-то уносит, строго сказала себе Лиза. Ты подумаешь об этом завтра. А точнее – как только сядешь где-нибудь в теплом углу и как следует отожмешь волосы, а то вода струится с тебя как с колли, только что вылезшей из канавы.

Она решительно зашла в «Омелу», оставляя позади себя мокрые следы и дрожа всем телом.

«Омела» оказалась совершенно очаровательной кафешкой, полной тепла, невероятных запахов и зелени – словно кто-то додумался поставить столики в Ботаническом саду. Потолок было не разглядеть из-за переплетений плюща, живые деревья в горшках делили просторный обеденный зал на уютные закутки, в кронах обосновались то ли лампочки, то ли светлячки. В дальнем углу негромко журчал фонтанчик – и Лиза могла бы поклясться, что слышит чириканье птиц, хотя никаких пернатых вокруг не наблюдалось. Пожалуй, это было бы негигиенично.

Перед стойкой приема заказов, обыкновенной полированной доской на двух пнях, толпился народ, ожидая своей очереди. До Лизы доносились обрывки фраз:

– А я ему говорю – не хочу простой Перстень, хочу Кольцо Марсианского Всевластия! Все уже давным-давно ходят с новинками от «Владычицы Морской», одна я как черная крестьянка…

– Сходим потом в синематограф? В «Сатурне» на Невском – ретроспектива фильмов Василисы Прекрасной, я просто обязан пересмотреть «Дульсинею с улицы Сервантеса»…

– Может, лучше дома останемся? По «Всемогущему» – повтор «Воздушного замка», мы в прошлый раз пропустили серию про рождение единорога…

– Вообрази: этот наглец, пиар-агент моей собаки, заявляет, что двадцать четыре тысячи подписчиков мы потеряли из-за того, что Шарик сменил свою бабочку на обычный галстук…

– Видела сегодня в новостях Екатерину? Ну согласись, никогда раньше не носила она таких свободных толстовок! Или она беременна, или я не личный ассистент Лидваля…

– Светлого вечера, сударыня, чего изволите?

Это уже обращались непосредственно к ней. Как-то незаметно она оказалась в начале очереди. Из-за стойки на Лизу выжидательно смотрел бородатый длинноволосый парень в домотканом балахоне, типичный хиппи, к тому же босой.

– Э-э… Я, знаете ли, ищу своего котика, он к вам не забегал? – несколько смущенно начала Лиза, ожидая хамства в ответ, поскольку похожа она сейчас была на типичную бродяжку: старая дачная куртка, растянутые домашние легинсы, шарф в виде половой тряпки. Однако профессиональная улыбка кассира ее немного приободрила. Не похоже было, чтобы он мчался скорее вызывать ведущих программы «Сожгите всю свою одежду немедленно». – Да, в общем, котик такой черный, пушистый, толстенький, а на кончике хвоста белое пятнышко. Морда до крайности нахальная… Очень высокомерный, смотрит на вас как на пустое место, – прибавила Лиза для полной ясности. – И постоянно ищет, где бы что стащить мясного.

Бородач отрицательно помотал головой.

– Вынужден вас расстроить, сударыня. Вход на кухню у нас только по пропускам, это санитарная зона. Нужно прикладывать личный Перстень, всё очень строго, навряд ли он мог проскользнуть незамеченным. В зале я его тоже не видел. Возможно, кто-то уже сдал вашего кота в приют? Вы по чипу проверяли?

– Нет у Пуси никакого чипа, – вздохнула Лиза.

– Как же так – нет чипа, – удивился кассир. – Они у всех питомцев есть. Это же как Перстень, только для животных. – Лиза половину не поняла, но лишних вопросов задавать не стала – позади скопилась приличная очередь. – Что ж, может, Ищейки вам помогут – они занимаются такими сложными случаями, как ваш.

– Ищейки? – все-таки уточнила Лиза.

– Седьмое отделение Личной Канцелярии Ее Величества, Литейный 20, вы наверняка видели их рекламу по телевизору, ну ту самую, с резиновой курицей… – Посетители начали волноваться, и бородач заторопился. – Изволите выпить березового сока на дорожку, сударыня?

– Э-э… Давайте двойной эспрессо, – сказала Лиза. – Сахара побольше.

Ей показалось, что бородач взглянул на нее с изумлением, однако он лишь спросил:

– Блин с еловым повидлом на десерт?

– С каким-каким повидлом? Еловым? Батюшки-салицилы… Обойдусь без ваших деревянных деликатесов. Только кофе.

– Двадцать три копейки, будьте любезны.

Лиза вытащила кошелек, радуясь, что в ее воображаемом мире всё так дешево. Это помутнение сознания нравилось ей всё больше.

Она барским жестом кинула на стойку полтинник:

– Сдачи не надо.

Бородач с недоумением покрутил монетку в руках:

– Простите, сударыня, игрушечные деньги не принимаем.

– Какие еще игрушечные? – возмутилась Лиза. – «Банк России», что вам еще надо?

– Еще надо профиль императора Николая Прогрессивного, – пожал льняными плечами кассир.

Лиза занервничала. Если ей срочно не дадут горячего эспрессо, она абсолютно точно сойдет с ума. Фантазии фантазиями, параллельные миры – параллельными мирами, а без кофеина она долго не протянет.

– С профилем у меня нет… – Тут она нащупала в отделении для мелочи иностранные монеты. – Евроценты подойдут?

– Сударыня, что такое «евро», я не знаю, – устало отозвался бородач, – а вот американской валютой можно расплатиться… С вас три доллара шестьдесят пять центов.

– Сколько?! – поразилась Лиза. – Да что тут у вас за обменный курс? Нет, простите за беспокойство, я лучше пойду.

– Сударыня, просто скажите, что просите записать напиток на счет Императрицы, – посоветовал кто-то сочувствующий из-за плеча. – Сами они не имеют права предлагать.

– Эээ, ладусики, почему бы и нет… Прошу записать на счет императрицы! – объявила Лиза без всякого стеснения. Халява – она и в Африке халява, и в Галактике Большого Коктейля с Долькой Лимона.

Бородач послушно кивнул.

– О, разумеется. – Касса пискнула, но никаких чеков не выдала. – Двойной эспрессо, побольше сахара, счет отправлен Императрице. Следующий!

Покрепче ухватив миниатюрный картонный стаканчик, Лиза пробралась вглубь заведения, поближе к фонтану. Уселась за круглый столик, накрытый льняной скатертью. С наслаждением сбросила мокрые ботинки. Забралась с ногами на мягкий диван, обитый зелёным бархатом. Сделала первый глоток – обжигающий, горько-сладкий, божественный.

Затем, вместо того, чтобы лихорадочно обдумывать создавшееся положение, строить планы на ближайшее будущее и анализировать происходящее, она принялась с нездоровым интересом читать меню, написанное прямо на кирпичной стене:

«Обед «Ореховое безумие»:

– пирог с говядиной «Бук-бык», подается на буковой доске;

– огуречный салат с мелко нарезанными буковыми листьями;

– морковная лепешка, выпеченная в форме листа бука;

– козинак из буковых семян с медом;

– сбитень, подается в буковой кружке.

Торт «Ореховый взрыв»: шоколадные коржи, фундук, миндаль, грецкий орех, кедровый орех, фисташки.

Греча, подается с еловым повидлом.

Щи, подаются со сметаной и кедровыми орехами.

Леваши с миндальной крошкой (одобрено Ее Величеством!):

– малиновые;

– черничные;

– черносмородиновые;

– земляничные;

– новинка – яблочные.

Блины…»

Кофе у нас в стране любят три человека: Мелисса Майер – наша очаровательная премьер-министр; Гавриил Левинсон – креативный, во всех смыслах, директор телеканала «Всемогущий»; и ваш покорный слуга. Остальные двести миллионов граждан империи предпочитают чай, березовый сок, компоты и прочие совершенно бессмысленные морсы… Если позволите, сударыня, я крайне рад приветствовать пополнение в рядах российских кофеманов.

Лиза с трудом оторвалась от созерцания занятного меню, повернула голову – и увидела своего дедушку.

Нет, конечно, это не мог быть он. Ее дед, бедный учитель истории, никогда не выглядел столь шикарно. На жалкую школьную зарплату не купишь превосходно скроенное пальто, наводящее на мысли о заседаниях советов директоров, кубинских сигарах и расплывчатом понятии «сыграть седьмую лунку в длинной игре за пять ударов». Не говоря уже о блестящих коричневых ботинках, явно не с ближайшего вещевого рынка. Старик был буквально пропитан солидным буржуазным лоском профессора Преображенского – лоском, которого так не хватало скромному учителю Ласточкину. Лизин дед всегда ходил в вязаной кофте, носил одну и ту же бабочку в крапинку, роговые очки и ужасно сутулился. А "дед 2.0" казался моложавым гусаром в отставке.

Но, с другой стороны – те же усы, шикарные развесистые усы, главная дедушкина гордость… Этот проницательный, с веселым прищуром, взгляд… В усах спрятана до боли знакомая добродушная ухмылка. Ошибиться было невозможно.

И потом, где еще встретить своего деда, как не в этой альтернативной реальности? Он отошел в мир иной двадцать три месяца и пять дней назад. Отошел. В мир. Иной. Может быть, именно сюда?!

– Де…деда? – промямлила Лиза, бесцельно шаря руками по скатерти и последовательно роняя солонку, перечницу, массивную салфетницу в форме дубового листа, карликовое лимонное деревце в керамическом горшке и деревянную табличку с надписью: «Десерт в «Омеле» – лучше поцелуя».

– Филипп Петрович Шевченко, рад встрече, сударыня, – царственно склонил голову собеседник, не обращая внимания на жалкие Лизины попискивания и беспорядок, который она развела на столе. – Светлого вечера. Простите мою бестактность, но я стал невольным свидетелем вашей беседы с друидом на кассе…

– С кем?

– С тем босоногим юношей, – старик кивнул на бородача за стойкой, – и я полагаю, что могу вам помочь, сударыня.

Лиза, хотя так и не сумела до конца отделаться от ощущения, что разговаривает со своим горячо любимым дедушкой, уже почти пришла в себя. Двойной эспрессо засучил рукава и взялся за дело как следует: голова стала ясной, как небо над пустыней Атакама в Чили, где, как известны, располагаются крупнейшие обсерватории мира. Так что Лиза наконец осознала, что перед ней стоит обладатель того самого раскатистого голоса, подсказавшего ей выход из неловкой ситуации у кассы.

– Да вы садитесь, Филипп… эээ… Бедросович?

– Петрович, – поправил дедуля, опускаясь на диван напротив. – Благодарю. Прежде всего разрешите объяснить, почему я сам не предложил оплатить вам кофе…

– С какой стати? – удивилась Лиза. – Мы с вами не знакомы… Ведь так? – уточнила она на всякий случай.

– Именно потому, что не знакомы, – кивнул Филипп Петрович, аккуратно водружая обратно на подставку деревянную табличку, на оборотной стороне которой было написано: «Только по пятницам – «Ужин друида» со скидкой 10%», лимонное деревце, отделавшееся легким испугом, неубиваемую салфетницу, а также перечницу и солонку. – Простите мне мою бестактность, но мне кажется, что вы сейчас в таком состоянии, что я мог вас просто-напросто напугать до потери сознания своим бесцеремонным предложением. Как вам эспрессо?

– Обалденно, в жизни такого не пробовала, клянусь ибупрофеном и патентованными аналогами его, – призналась Лиза. – Бодрит, как пятилетка за три года.

Собеседник ухмыльнулся в седые усы.

– Мой капучино тоже заслуживает всяческих похвал… Ммм, если позволите заметить, сударыня, ваша манера речи весьма необычна.

– Вы о ругательствах лекарствами? Ага-ага, – понимающе покивала Лиза. – Это со студенческих времен привязалось. Нужно было как-то зазубрить дурацкие непатентованные названия препаратов. Я ветеринар.

– Перун-громовержец! Быть того не может! – поразился старик. – Неужто и правда ветеринар? Невероятное совпадение! Заглянуть в ближайшую «Омелу» за кофе – и наткнуться на ветеринара. И это на следующий же день после того, как Карл нас оставил… Немыслимо! – Он эмоционально взмахнул рукой, и на этот раз многострадальный цитрус не уберегся – с ветки слетел спелый лимончик размером с небольшую сливу. Желтый плод покатался по столу наподобие волшебного яблочка, затем затих возле Лизиного эспрессо.

– Но, откровенно говоря, я имел в виду не столько ваши экспрессивные выражения и даже не ваш удивительно резкий, будто рубленый акцент, сударыня, – продолжил Филипп Петрович. – Я отметил нетривиальность вашей речи в целом. Ваше замечание о пятилетке – при чем здесь пятилетний ребенок? Ваши удивительные деньги, которыми вы пытались расплатиться… Ваша неосведомленность касательно обязательного чипирования домашних животных – неосведомленность тем более примечательная, что тут мы говорим о краеугольном камне вашей профессии… А ваша одежда, промокшая до последней ниточки, хотя на небе ни облачка? Сударыня, вы словно прибыли из другой Вселенной, причем гораздо более мокрой, чем наша. Я крайне заинтригован. Откуда вы, милая барышня? Как ваше имя? Почему вы так промокли?

Лиза нахмурилась. Старик был, конечно, классным; но подозрительность у тех, кто вырос в лихой России девяностых, неровно пульсирует в венах, не давая расслабиться в беседе с незнакомцем.

Лиза со стуком отставила в сторону пустой картонный стаканчик.

– Слушайте, Филипп Петрович, я вам всё расскажу, честное ветеринарное слово. Но сперва я должна узнать, как вы можете мне помочь найти котика. Вы же с этого начали, так?

– Совершенно верно, сударыня. Надеюсь, вы простите мое навязчивое любопытство. – Дедулька опустил седую повинную голову, а когда поднял ее, лицо его преобразилось. В светлых глазах полыхнул огонь, подбородок гордо взлетел ввысь. Вот уж точно – Перун-громовержец. – Разрешите представиться по официальной форме. Начальник Седьмого отделения Личной Канцелярии Ее Величества, действительный статский советник, консультант Ее Величества по вопросам прав животных, а также звезда телерекламы с резиновой курицей, – Перун-громовержец неожиданно подмигнул Лизе из-под кустистых бровей, – и палочка-выручалочка для всех, кто потерял своих питомцев при загадочных обстоятельствах. Тот босоногий юноша, любитель глупой рекламы, меня сразу узнал, разумеется. Он громогласно взывал вам вслед, милая барышня, но вы необыкновенно быстро убежали со своим эспрессо. Я решил сам к вам подойти.

Лиза изумленно хлопала мокрыми ресницами.

– Анальгетик меня раздери, – высказалась она наконец, совладав со своими чувствами. – Вот это совпадение. И тащиться на Литейный не пришлось. – Тут ее вновь охватили сомнения. – А как докажете, что вы и есть та самая главная Ищейка, которая мне нужна? Я же эту пресловутую рекламу с курицей не видела. Откуда мне знать, может, вы только и ждете, чтобы я вам отдала свои «еврики», а потом скроетесь в неизвестном направлении?

Собеседник усмехнулся в усы.

– Что ж, справедливо. Недоверчивость и строгое следование фактам – отличные качества для врача. И для полицейского, кстати, тоже… Не буду тратить время и убеждать вас, сударыня, что ваши игрушечные «еврики» мне нужны не более, чем приме-балерине Мариинского театра – армейские сапоги со шнуровкой до колена… Просто покажу вам свои документы.

Далее произошло нечто исключительное. Старик прикоснулся к массивному кольцу на левой руке, тусклый изумруд засветился и прямо из него выпорхнула объемная голограмма: двуглавый орел размером с синичку. Несмотря на свои крохотные размеры и полупрозрачность, орел был совсем как живой: он подрагивал крыльями, время от времени важно моргал, наклонял то одну, то другую коронованную голову набок, как бы прислушиваясь к Лизиному испуганному оханью. Прочие посетители не обратили на техническое чудо никакого внимания: куриные ножки, запеченные в арахисовой крошке, вызывали у них гораздо больше эмоций, чем взлетевший над столом живой российский герб.

В своих когтях фантастический хищник удерживал вовсе не скипетр и не державу, а сияющую электронным светом табличку, гласящую:

«Имя: Шевченко Филипп Петрович.

Место службы: Седьмое отделение Личной Канцелярии Ее Величества Императрицы Всея Руси Екатерины Николаевны.

Должность: Начальник отделения.

Звание: Статский советник.

Обращение: Ваше Высокородие».

Орёл тихонько клёкнул на прощание, свернулся в тонкую трубочку и спрятался обратно в кольцо. Лиза выдохнула:

– Полный этилтиобензимидазол. Слушайте, Ваше Высокородие, может, я попала на съемки интерактивного фильма по братьям Стругацких, а? – с надеждой спросила она. – Что вообще тут у вас творится?!

– При всем уважении к творчеству князей Стругацкий, в их романах слишком много чудес, – старик снова весело подмигнул Лизе, – а у нас, в Российской империи 21-го века, всё держится исключительно на науке.

– У нас, в Российской империи? – переспросила Лиза.

Собеседник кивнул. Лиза уронила мокрую голову на руки и пробубнила куда-то в шарф:

– Что ж. Это многое объясняет.

* * *
Филипп Петрович наблюдал за ее реакцией с доброжелательным любопытством. С таким прищуром дедуля обычно смотрел поверх очков на учеников, мямливших на экзамене всякую ерунду в ответ на элементарный до смехотворности вопрос: «Какая татуировка появилась на правой руке будущего императора Николая Второго после его поездки в Японию?»2. Да, уроки дед проводил нестандартные, за что не раз бывал наказан директрисой.

Лиза тем временем боролась с очередным приступом головокружения.

Верить в то, что она оказалась в альтернативной России, Лиза просто отказывалась. Она была трезвым, циничным врачом, а не какой-нибудь там рохлей-поэтессой, уверенной, что можно плюхнуться на единорога и ускакать на нем в другой мир по ближайшей радуге. Все Лизино существо протестовало против подобного дикого объяснения.

И потом, товарищи! Она не за единорогом бежала, и даже не за собакой, занимающей вполне достойное место в разнообразных легендах и мифах. Она гналась за глупым толстым Пусей. Ну какой из него проводник между мирами? Разве может котик мягкий животик привести своего хозяина куда-либо, кроме как на кухню, к пустой миске, в которую не мешало бы положить пятнадцать-двадцать свежих сосисочек? Какие уж тут параллельные вселенные, когда надо насыщать свой пушистый организм едой каждые два часа.

Однако то же медицинское образование, которое мешало Лизе поверить в достоверность альтернативной реальности, не давало ей остановиться и на варианте с галлюцинацией. Таких насыщенных, наполненных ощущениями видений просто не бывает. Все пять ее органов чувств работали на полную катушку. Она могла разглядеть и потрогать каждую ямку на желтой упругой кожуре лимончика, лежащего перед ней на столе. Она чувствовала исходящий от него нежный аромат. Она слышала, как ее собеседник тихонько мурлычет себе под нос незнакомую мелодию, терпеливо ожидая, пока Лиза придет в себя.

Она ущипнула себя за руку. Вокруг ничего не изменилось. Тогда Лиза решилась на крайнюю меру. Если вкус кофе еще мог ей примерещиться, то уж кислятину ее бедный мозг точно выдумывать не станет.

– Ну, за ретинол и флавоноиды, – пробормотала Лиза и надкусила лимон. Рот мгновенно защипало. – Ой, дрянь какая!

– Милая барышня, не сочтите за бестактность, но вас и накормить здесь могут за счет Императрицы, – насмешливо сказал Филипп Петрович, вытирая капучиновую пенку с развесистых усов. – Не стоит давиться предметами интерьера.

– Нет, нет, это я проверяла кое-что, – морщась и отплевываясь в салфетку, ответила Лиза. – Похоже, я все еще жива и в сознании. Неужели я и правда в другой реальности?

– А это смотря что считать основной реальностью, – невозмутимо отозвался Филипп Петрович.

– Для меня основная реальность – эта та, где меня берут замуж, – честно сказала Лиза. – Что-то я тут своего любимого жениха Игоря не наблюдаю. Кто ему, по-вашему, пельмени должен теперь на ужин готовить? Я уже не говорю про пироги с мясом? – Лиза взволновалась. – Трёклятые трициклики, мне дико срочно нужно попасть домой! Вот найду Пусятину – и поминайте как звали. Пойдём с ним на мост и будем там стоять, пока Игорь не придумает, как нас забрать обратно. Он у меня умный, – похвасталась она Филиппу Петровичу, – придумывает всякие инновации для почты. Пока, правда, ещё не до конца придумал, работает почтальоном, но это временно, пока не разбогатеет благодаря своим изобретениям.

– Почтальоном? – переспросил Филипп Петрович. – У нас эта профессия такая же устаревшая, как, скажем, извозчик. Видели хаб Почтовой службы? С конвертом наверху? Квадрокоптеры давным-давно заменили почтальонов. А что касается пирогов, голубушка, то их у нас пекут Скатерти-самобранки, производства Волжского альтернативного затейливого завода. Добро пожаловать в Российскую империю-2019, сударыня.

– Вы сказали – Волжского… альтернативного… завода… Сокращенно – ВАЗЗа?

– Именно, – подтвердил дедуля. – Фантастически успешное предприятие. Можно даже сказать – культовое. Одни только их Разумные Зеркала чего стоят, мировой бренд, да, милая барышня… На налогах ВАЗЗа держится половина бюджета страны. Вторая половина – на отчислениях «Владычицы Морской».

– Кого?

Филипп Петрович кивнул на свое кольцо с квадратным изумрудом.

– «Владычица Морская», сударыня, выпускает Разумные Перстни. И это, пожалуй, главное, что вам следует знать о нашем мире. А теперь, быть может, вы все же раскроете вашему покорному слуге свое имя? Не хочу показаться назойливым, моя милая, но все же я как представитель Личной Канцелярии Ее Величества обязан разобраться в сложившейся ситуации, которая представляется мне все более и более необычной.

– Так я и знала, ферритин меня разбери, – вздохнула Лиза, с тоской оглядывая журчащий фонтанчик, кудрявые листья ампельных цветов и прочие уютности «Омелы». – За решетку посадите до выяснения личности? Бить по почкам будете?

– Упаси вас Стрибог! – ужаснулся Филипп Петрович. – Откуда такие страшные мысли у милой молодой девушки? Мы же не в Швейцарии, слава Николаю Второму… Что вы, сударыня. Я как полицейский должен обеспечить вам комфортное нахождение на территории Российской империи. И не только вам, но и вашему коту. Так давайте определим поскорее, что я могу сделать для вас обоих.

– Ладно, – сдалась наконец Лиза. Терять ей было особо нечего. Не считая почек, конечно… Но, кажется, этот веселый старик искренне желал помочь, а не тащить ее в пыточную камеру. – Меня зовут Елизавета Андреевна Ласточкина, мне тридцать лет, я родилась восьмого марта тысяча девятьсот восемьдесят девятого года в Ленинграде…

– Где-где, простите? – поднял кустистые брови Филипп Петрович.

– В Ленинграде, он же Санкт-Петербург, город трех революций…

– Каких революций?

– Так как же – тысяча девятьсот пятого года, потом была еще Февральская в семнадцатом и основная, Октябрьская, тогда же…

Теперь уже оба собеседника смотрели друг на друга с недоумением.

– Но в России никогда не было революций, сударыня, – вымолвил наконец Филипп Петрович. – А упомянутый вами господин Ленин, выходец из сибирской глубинки, действительно произвел государственный переворот в тысяча девятьсот пятом, только это было в Швейцарии. И до сих пор бывший Невшатель называется Ленинвиллем в его честь. И до сих пор несчастная Швейцария – это черное пятно на карте Европы, обнесенное железной стеной по границам, цитадель коммунизма…

– Погодите, коммунизм был у нас! Аж семьдесят лет подряд. Строили его, строили… И наконец он развалился в девяносто первом, когда мне было два года. Но печать Совдепии неизгладима. Столько лет прошло, но почтовые отделения по-прежнему закрываются на обед, а в Новый год мы смотрим советские фильмы. А вы говорите – в Швейцарии коммунизм. Ерундистика какая-то. Это же просто курам на смех. – Лиза сейчас соображала до крайности туго. Вот был бы дед на её месте, уж он бы нашёл, что спросить у местных жителей. – Но тогда… Но если в России никогда не было революций, значит, не было и расстрела семьи Романовых в семнадцатом году? Николай Кровавый не отрекался от престола?

Вот теперь Филипп Петрович был по-настоящему шокирован. Он прижал руку с Перстнем к груди.

– Елизавета Андреевна… Голубушка… – растерянно протянул он. – Что же вы такое говорите, милая моя! Мы недавно отпраздновали четырехсотлетие дома Романовых, и хорошо отпраздновали, пышно, радостно. Страной правит Ее Величество Екатерина Третья, прекрасная молодая императрица, ваших приблизительно лет… Недавно вот вышла замуж, в прямом эфире телеканала «Всемогущий»… А вы, барышня, про какие-то расстрелы жуткие… Эпоха Кровавых, Грозных и иже с ними в России давно закончилась! Теперь у нас Романовы Миротворцы, Прогрессивные да Великолепные… Вот с Екатериной пока неясно, но она молодая, всё ещё впереди… Уфф, что-то мне даже сердце прихватило, нужно в Котел Ершова заглянуть…

– Значит, не было расстрела? – переспросила Лиза. – Значит, тут есть настоящая живая императрица? – После чашки отличного эспрессо запасы её скепсиса были неистощимы. – И что, она в короне ходит?

– Иногда, на официальных мероприятиях, – слабым голосом сказал Филипп Петрович, все еще держась за грудь. – А так Ее Величество предпочитает джинсы.

– Значит, служите ей, как собачки? – свысока уточнила она. – Ну-ну… Ладусики… Дурацкий у вас мир какой-то, правда. Двадцать первый век на дворе – а подчиняетесь какой-то царице.

Она перевела дух.

– Слушайте, Филипп Петрович, если это как-то поможет в поиске Пуси, я расскажу вам всё, клянусь ибупрофеном. История моя очень простая и в то же время совершенно безумная. Не знаю, считается ли это другой Вселенной, с физикой я на "вы", но я действительно из какой-то альтернативной России. Судя по всему, я телепортировалась сюда из параллельной реальности. Я понимаю, звучит это всё как полная дурость…

– История ваша и в самом деле фантастическая, сударыня, – согласился старик. К нему уже вернулся румянец и он вновь стал походить на преуспевающего банкира. –Однако я совсем недавно смотрел по «Всемогущему» потрясающую программу об исследованиях наших ученых, которые потихоньку начинают экспериментировать с пятым измерением, а там и путешествия между параллельными мирами не за горами… Теория струн опять же… А шоу "Воздушный замок", где почти разгадали секрет телепортации короля Артура на таинственный остров? Нет, всё же я склонен вам верить. Если позволите, я проверю вашу сетчатку глаза прямо сейчас, сверимся с базами Центрального статистического комитета Министерства внутренних дел.

Лиза покорно убрала мокрые медные пряди с лица, спросив только:

– Это больно?

– Ни в коем случае, сударыня. В Российской империи, знаете ли, как-то не принято бить граждан по почкам и выживать им роговицу лазером. Мы же не варвары.

Филипп Петрович прикоснулся к Перстню. Изумруд засветился, нежно-зеленый мерцающий луч ударил Лизе в глаза и тут же спрятался обратно. Она моргнула. Больно не было. Перед глазами немного поплясали звездочки, но это могло быть и от усталости.

Кольцо чирикнуло, его хозяин кивнул:

– Ваших данных действительно нигде нет, сударыня. Ни на наших серверах, ни на зарубежных. На швейцарскую шпионку вы тоже не похожи, тут я, пожалуй, возьму ответственность на себя… А значит, за неимением другой версии остановимся на вашей. Значит, телепортация. Грандиозно, Елизавета Андреевна, просто грандиозно. Вы обязательно должны будете встретиться с президентом Императорской академии наук, господином Блюментростом… Он, несомненно, захочет узнать все подробности.

– Да не было никаких подробностей, Филипп Петрович. – Лиза пожала плечами. – Я бежала за глупым Пуськой по Львиному мостику, вдруг начался ливень, я прошла сквозь эту стену дождя – и вуаля. Получите-распишитесь. Какая-то глупая Российская империя. Причем совершенно сухая. В отличие от меня.

– Дома у вас осталась семья, наверное? – поинтересовался Филипп Петрович. – Вы, кажется, упоминали некоего почтальона Игоря, любителя пельменей и поклонника пирожков с мясом… – Он добродушно усмехнулся в усы.

– Да! И незачем так пренебрежительно о нём говорить! – возмутилась Лиза. – Мы с ним, между прочим, женимся. Вот у меня и колечко есть обручальное.

Лиза хвастливо покрутила перед носом Филиппа Петровича своей золотой гордостью. И вовсе необязательно ему знать, что она самолично взяла колечко в кредит сразу после того, как Игорь сделал ей предложение. Он всё ей вернёт, как только закончит разработку своего инновационного проекта. Может, ему ещё и грант от правительства дадут.

– Маменька, папенька? Дети, наконец?

– Детей у меня нет, пока. Но мы с Игорем обязательно заведём, как только поженимся. Он хочет троих мальчиков. Говорит, девочки никому не нужны. Родителей своих не помню. Воспитал меня дедушка, учитель истории. Вы на него похожи, кстати, очень похожи, как две капли хлороформа… – Лиза срочно сделала вид, что допивает последние капли из пустой чашки. – В общем, дедушки уже нет. А теперь, похоже, и Пуси тоже.

– Не беспокойтесь, Елизавета Андреевна, найдем мы вашего Пусю, – мягко сказал Филипп Петрович. – Как вы думаете, куда он мог побежать?

– Ну, сначала я думала, что он первым делом рванул сюда, в «Омелу», здесь же едой пахнет. Но теперь мне кажется, что он мог додуматься и в Эрмитаж метнуться.

– В Зимний дворец? – удивился Филипп Петрович. – В императорскую резиденцию?

– Это она у вас императорская резиденция, а у нас – просто музей, где куча старых картин, – объяснила Лиза. – Мыши их любят, как мы с вами – кофе, так что сами понимаете, без котов там не обойтись. Пуська там и родился, в подвале Зимнего. А назвали его в честь Пуссена, вроде есть такой художник. Это мне рассказали его бывшие хозяева. Пуси хозяева, не художника Пуссена, конечно. Типичные питерские интеллигенты, в худшем смысле этого слова. Притащили мне Пуську в клинику, чтобы я его усыпила, а то он им какой-то антикварный диван разодрал… Ну я им потом сказала, что усыпила животное, а сама его домой забрала. С дедом они сразу подружились, с Игорем вот не очень.

– Сударыня, минуточку… Боюсь, я не очень понял: хозяева могут усыпить здорового питомца, если он им просто надоел? – Филипп Петрович в растерянности потянул себя за ус. – Официально, в ветеринарной клинике?

– Ну не совсем официально, за взятку, конечно, но да, могут усыпить. – Лиза пожала плечами. – Ветеринару, чтобы сохранить работу, иногда приходится вредить животным. Удалять когти, чтобы не царапались, подрезать голосовые связки, чтобы не лаяли, усыплять без медицинских показаний. Первые годы чувствовала себя зомби-Айболитом. Потом ничего, привыкла. Автокредит, знаете ли, сам себя не выплатит. Так же как и все остальные кредиты.

Собеседник покачал седой головой.

– Мда. Милая барышня, я как официальное лицо вынужден вас предупредить: в Российской империи у животных почти столько же прав, сколько у людей. И уж конечно, никто не имеет права лишать их жизни или голоса. Наше Седьмое отделение тщательнейшим образом расследует подобные преступления. Хотя, откровенно говоря, пока ничего подобного нам не попадалось. В нашей стране, голубушка, настоящий культ животных. Хозяева выделяют своим питомцам отдельные игровые комнаты, нанимают им пресс-секретарей, заказывают особые мясные торты на именины, чуть ли не молятся на них.

– …И мы прерываем показ сериала «Пляжные амазонки» из-за экстренного выпуска новостей. Столичные жители массово стекаются к Никольской площади. Прилегающие улицы переполнены, городовые работают в усиленном режиме для обеспечения безопасности. Люди стремятся попасть в Храмовый Заповедник, чтобы лично увидеть так называемое Явление Усуса народу…

Гул в кафе затих. Посетители повернулись к большому экрану в центре зала, на котором обаятельное лицо ведущего сменилось кадрами бурлящей толпы.

– Что такое, во имя Семаргла, небесного вестника? – пробормотал шеф Седьмого отделения, останавливаясь на полуслове.

– Подробности у специального корреспондента телеканала "Всемогущий" Василия Крылова, он работает на месте событий. Василий, что стало причиной стихийного собрания петербуржцев?

– Да, Ричард, последователи Котолической церкви называют это чудом, а маркетологи – отличным рекламным ходом, возносящим Котолическую церковь на заоблачный уровень популярности. – Корреспондент казался весьма довольным происходящим. – Как нам удалось узнать у очевидцев, несколько десятков человек стали свидетелями загадочного происшествия на Львином мостике в паре кварталов отсюда. Предлагаю послушать интервью с одним из верующих.

Показали экзальтированную дамочку со светодиодной свечкой в руке:

– Вообразите, сударь, своими глазами я видела чудо, вот этими самыми глазами! Я просто переходила канал по Львиному мостику, часа два назад. Шла себе и шла по своим делам, хотела купить новую шляпку в «Ламе», как у Императрицы, видела недавно по телевизору…

– Что конкретно вы видели, сударыня?

– Вы про шляпку императрицы? Такая, знаете, зелененькая с белыми цветочками…

– Я про происшествие на мосту.

– Ах да, настоящее чудо, сударь, истинное! Вообразите – совершенно из ниоткуда ровно на середине моста вдруг появляется черный котик, такой миленький и мокренький, насквозь мокренький, а ведь погода великолепная, ни снежинки, ни дождинки. Вот только что его не было – и раз! Является прямо из воздуха. И кидается мне под ноги с оглушительным мяуканьем. У меня на замшевых сапожках даже шерсть осталась, я ее сегодня же в медальон спрячу. В «Ламе» есть такие милые медальончики на длинной цепочке…

– Сударыня, сударыня. Возможно, кот просто-напросто прибежал на мост с другого берега?

– Да говорю же вам, сударь, из ниоткуда он взялся, из воздуха! Небеса его нам прислали! Я сразу поняла, что это Он – Усус, и все вокруг тоже поняли…

– Куда же кот направился после того, как едва не сбил вас с ног?

– Конечно, сюда, в Заповедник! Ну а куда еще Усусу идти, как не в Храм Святого Котца, который и есть Его Домик на земле! Мы все, все, кто видел Его Явление, бросились за ним по пятам, и вот он привел нас сюда, на Никольскую площадь. Так жаль, что в такой знаменательной день я в какой-то ужасной старой шляпке!

– Филипп Петрович… – потрясенно прошептала Лиза. – Вы слышите? Да это же про Пуську моего!

В кадре вновь появился корреспондент.

– Ричард, насколько нам удалось выяснить, пресловутый кот сейчас находится в Храме Святого Котца – вот он за моей спиной, – и с минуты на минуту верующие ожидают выступления главы Котолической церкви, Папы Мяурисио дель Муро Второго…

Филипп Петрович неожиданно проворно вскочил с дивана.

– За мной, сударыня, – бросил он через плечо Лизе и с ловкостью, удивительной для столь курпулентного мужчины преклонных лет, принялся лавировать в потоке посетителей, устремившихся к дверям. Все горели желанием поглазеть, что там творится на Никольской площади, которая и правда располагалась совсем рядом с Львиным мостиком.

Похоже, зевак хватает во всех мирах, успела подумать Лиза, торопливо вдевая ноги во влажные еще ботинки и кидаясь за Филиппом Петровичем в людской водоворот. Конечно, она никогда не позволила бы незнакомцу собой командовать, но ей и самой необходимо было проверить – Пуся там в центре внимания или какой-либо другой мокрый чёрный котик.

На заднем плане продолжался бубнеж телеведущего:

– Нам удалось разыскать съемки камер видеонаблюдения, направленных на Львиный мостик, и, по необъяснимому совпадению, все устройства дали сбой в момент предполагаемого появления кота. На записях сплошные помехи. Остаётся только догадываться, чудо ли это или хорошо спланированная церковная пиар-акция… Мы вернемся к событиям на Никольской площади буквально через несколько мгновений – сразу после рекламы.

Из телевизора полилась задорная музыка, а затем к ней присоединился бодрый голос, поразительно напоминающий баритон Филиппа Петровича:

– Пропала курица? Это к нам. Если только она не резиновая…

Набережная канала Грибоедова ещё раз поразила Лизу экстраординарным освещением, квадрокоптерами и небесными поездами. Вокруг затевалась суматоха. На мостовой скапливался возбужденный народ, мешая проезду автомобилей.

Кряхтя и отдуваясь, но при этом мечтая о посткофейной сигаретке, Лиза едва поспевала за стариком, уверенно прокладывающим себе путь в этой плотной толпе, будто ледокол среди торосов и айсбергов.

– Почему же Пусино появление люди заметили… уфф… а на меня всем плевать? – пропыхтела Лиза в кашемировую спину шефа Седьмого отделения. – Я же тоже возникла там из воздуха… уфф… тоже вся мокрая…

– Котики всегда, без остатка, забирают себе всё внимание окружающих, – предположил Филипп Петрович, не оборачиваясь. – Это как выйти на сцену после всемирно известной певицы Беты… А теперь, голубушка, я должен вызвать подкрепление.

Не снижая скорости (да что ж такое-то, второй Усэйн Болт мне сегодня попался, сокрушенно подумала Лиза), дедуля постучал в особом ритме по Перстню, который немедленно засветился и тревожно замигал.

– Внимание, Седьмое отделение, – сказал Филипп Петрович в Перстень, – на Никольской площади – наш подопечный. Заложник – черный кот Пуссен, в базах не значится. Хозяйка – Елизавета Андреевна Ласточкина, в базах также отсутствует. Граф, жду вас в Заповеднике, добирайтесь на вакуумке. Будьте любезны прихватить с собой парочку городовых… – Видимо, подчиненные что-то отвечали шефу, поскольку он делал паузы между фразами, однако Лиза ничего не слышала. – Аврора, голубушка, для вас спецзадание – найдите всю возможную информацию по главе Котолической церкви Мяурисио дель Муро… Нет, сударыня, по Мяурисио Второму, вы же помните, что случилось с Первым… Сейчас мы с хозяйкой заложника на набережной Екатерининского канала. Предполагаем быть у храма Святого Котца через семь минут. Включаю свою геопозицию. Мои передвижения на ваших картах, коллеги.

– А что случилось с первым Мяурисио? – пропыхтела Лиза.

– Его переманили конкуренты из Церкви Репки, теперь он там руководит. Взял себе священное имя "Дед, Вырастивший Репку Из Семечка".

– Ясно, – сказала Лиза, хотя ничегошеньки ей было не ясно. – Тогда следующий вопрос – Екатерининский канал?

– А какой же еще, милая барышня?

– Так как же – Грибоедова…

– При всем уважении к великому драматургу – канал всегда был Екатерининским. Вы не перестаете меня удивлять, Елизавета Андреевна.

Лиза тоже удивлялась всему окружающему: родные места – здесь дедушка возил ее в коляске, а в этом доме был детский сад, – выглядели совсем по-другому, и все же оставались знакомыми. Странное ощущение. Словно бродяга, которого ты каждый день видел грязным, несчастным, больным, пропил курс витаминов, сменил свои обноски на дорогой костюм в мельчайшую клетку и обзавелся модной прической. И теперь уже ты на его фоне выглядишь так себе.

Она чувствовала себя Кисой Воробьяниновым, попавшим в родной Старгород спустя десять лет после революции.

Лиза остро заскучала по своему миру, уютному, как разношенные тапки, без всяких небесных поездов, квадрокоптеров, разумных перстней и храмовых заповедников. Однако туда ещё следовало найти дорогу. Ну ничего, успокаивала себя Лиза, мы с Пуськой поселимся на этом Львином мостике, будем до голодного обморока ждать, когда откроется дурацкая дождевая дверь между мирами.

Чем ближе к Никольской площади – тем больше вокруг попадалось верующих со светодиодными свечками в руках, скандирующими что-то вроде: «Уксус! Уксус!». Нет, наверное, все-таки Усус, о котором говорили по телевизору.

– Слушайте, а что это за история с Усусом? – поинтересовалась Лиза на подходе к площади.

– Сейчас сами всё поймете, Елизавета Андреевна.

Они повернули за угол – и перед ними открылся неожиданный вид. Такая Никольская не укладывалась у Лизы в голове. Если раньше здесь царил один-единственный Морской собор – золотые маковки, стены цвета усмиренной водной стихии, величественная колоннада, – то теперь старинный православный храм окружали постройки экзотические и экстравагантные. Тут были сооружения на любой религиозный вкус: мечеть, синагога, буддийская пагода; впивался в небо небольшой готический храм; слева хмурился деревянный славянский идол. А справа – не уменьшенная ли это копия Парфенона? Позади идола виднелся большой стеклянный куб, по стенам которого стекали голубые светящиеся цифры "1" и "0" в разных комбинациях. Вдруг среди них показалась надпись "Господь Бот: совершенный компьютерный разум", – и тут же распалась на тысячи единиц и нулей.

– Батюшки-салицилы, а это что еще такое? – ахнула Лиза, взглянув на невразумительное круглое здание по соседству с мини-Парфеноном. – На брюкву похоже!

– А это та самая Церковь Репки, сударыня. Некоторые наши соотечественники верят, что это священный овощ. Семейство крестоцветных, «зри в корень», глава церкви – репатриарх, и так далее. Новое религиозное течение.

После длительной пробежки дыхание ее пожилого спутника даже не сбилось. Лиза готова была поклясться, что измерь она сейчас Филиппу Петровичу давление, прибор показал бы 120 на 80.

– Так это и есть ваш дурацкий Храмовый Заповедник, – вздохнула Лиза, оглядывая культовый квартал, в котором мирно уживались самые разные конфессии. – По мне, так ерундистика какая-то. Просто курам на смех.

– Кстати, Церковь Смеха у нас тоже есть, но все подробности позже. Сейчас нас интересует Храм Святого Котца.

Филипп Петрович указал на трехэтажный домик, более всего похожий на картонную коробку. Коричневые стены были испещрены гигантскими отпечатками кошачьих лап. На фоне разноцветных храмов, изукрашенных росписью и сверкающих золотом, стеклом и сталью, домик выглядел чересчур скромно. Можно даже сказать – убого. Однако именно вокруг него сейчас собрались тысячи людей.

И все они с большим интересом уставились в гигантский экран, вмонтированный в торцевую стену домика-коробки, где крутились слова «Внимание! Внимание! Внимание!»

– В этой стране что, народ ни секунды не может прожить без телика? – хмыкнула Лиза.

– Вы совершенно правы, милая барышня, – согласился Филипп Петрович, проталкиваясь ближе к церкви. – Как-то раз нашим императором даже стал телеведущий, правда, всего на пару месяцев.

– Да ладно! – поразилась Лиза. – А ваши хвалёные Романовы как же?

– Долгая история, голубушка. Если угодно, расскажу вам ее позднее, а пока давайте пробираться ко входу в храм.

Между тем, экран порадовал собравшихся новыми кадрами. Сперва появилась надпись: «Явление Кота народу», а затем под ней неземным светом засияла недовольная и даже, пожалуй, кислая физиономия пушистого питомца. Конечно, это был Пуся.

Лиза остановилась так резко, как будто с размаху налетела на каменную стену.

– Филипп Петрович! – Лиза в ажитации схватила шефа Седьмого отделения за кашемировый рукав. – Там, на экране! Это моя Пусятина, клянусь всеми макролидами и их тетушкой!

– Вы уверены, милая барышня? – повернулся он к ней. До двери, ведушей в домик-коробку, оставалось метров двадцать и человек двести. – Ошибиться никак нельзя. Не тот случай.

– Чтоб мою фотку на доску позора навеки прилепили, – побожилась Лиза.

– Куда-куда? – ошарашенно переспросил шеф.

– На доску позора. Ну как объяснить-то? Это такое моральное распятие плохого работника перед всем коллективом. Весьма неприятная процедурка.

– Мда, – сказал Филипп Петрович. – А почему бездельника нельзя просто уволить? Но отложим культурно-лингвистические лекции на потом. Судя по всему, глубокоуважаемый Пуссен остро нуждается в нашей помощи. Эх, гром и молния мне в усы! Вляпались мы с вами и вашим котиком, Елизавета Андреевна, вляпались, уж простите за просторечие.

– Куда вляпались? – не поняла Лиза.

– В котолическую Библию, сударыня, ни больше ни меньше, – тяжело вздохнул Филипп Петрович.

Как бы в подтверждение слов шефа, кошачья физиономия на экране начала переливаться разноцветными огнями, а затем вспыхнула ослепительным светом и разлетелась на тысячи пикселей роскошным фейерверком. Откуда-то с неба – или из установленных на здании динамиков – зазвучали фанфары, и в телевизоре возник человек, представительный до изумления. Судя по картинке, находился он на плоской крыше этого же домика. В свете прожекторов он казался языческим жрецом, сошедшим со страниц Хаггарда… или со сцены отеля «Белладжио» в Лас-Вегасе.

Дядя был облачен в светлый льняной балахон в пол (это в декабре-то!). Всю грудь и половину объемистого живота закрывало тяжелое золотое ожерелье, сплетенное из крошечных кошачьих мордочек. На голове у толстяка красовалось что-то вроде золотого же поварского колпака со стилизованным отпечатком кошачьей лапки.

В руке колоритный деятель держал посох, напоминавший дразнилку с перьями, только из драгоценностей.

Брови у него были сбриты, что производило пугающее впечатление; зато свои поросячьи глазки толстяк густо подвел черным, как это делали египетские жрецы в фильме «Астерикс и Обеликс», который Игорь пересматривал раз сто.

Толпа заволновалась, приятный мужчина рядом с Лизой стал выкрикивать: «Ня! Ня!».

– Что за… Это что ещё за пупырка папавериновая в балахоне? – потрясенно прошептала Лиза. – А в руке у него что за чудо с перьями?

– Мяурисио Второй, главный котолик в мире, – пояснил Филипп Петрович. – Будьте любезны, сударь, разрешите пройти, благодарю…

– Это ваш Папа Римский?!

– Ну что вы, милая барышня, не путайте котоликов с христианами. – Старик усмехнулся в усы, будто Лиза особенно удачно пошутила. – Эти господа верят не в Иисуса, а в Усуса. В роли которого сегодня выступает ваша пушистая звезда.

– Дурость какая-то, – строго осудила адептов котолицизма Лиза. – Вот курятины безмозглые. А я все понять не могу, чего они так всполошились из-за моего Пуськи. А вот что, оказывается. Они его за божество приняли. Видели бы они, как она пельмени выпрашивает. Ничего божественного в этом кухонном спектакле нет. Ну разве не дурак ваш Мяурисио?

– Ну что вы, Елизавета Андреевна, – покачал седой головой Филипп Петрович. – За такие оскорбительные высказывания вы и за решетку можете угодить, милая сударыня. Мои коллеги из Второго отделения как раз на таких случаях нетерпимости и специализируются. Тюрьмы у нас, конечно, вполне комфортабельные, там и беспроводная Интерсеть имеется, но всё же…

– Мур-мур вашему дому, мышата! – энергично загремел толстяк из динамиков. Лиза не очень поняла, как попал туда его голос, но, может, в ожерелье был спрятан микрофон. В принципе, среди этого обилия золотых цацек можно было и целую студию звукозаписи уместить. – Возблагодарите Коспожу нашу, норушки мои! Сегодня свершилось чудо, которого мы ждали три тысячи лет, со времени почитания богини Бастет. Истинные котолики всегда верили, что рано или поздно к нам придет сын Бастет, Усус, готовый умереть за наши грехи не один, а девять раз подряд…

– Умереть? – тревожно сказала Лиза. – Так. Что-то мне это не нравится.

– …И здесь, в столице благословенной Российской империи, Усус явился своему народу! Ня, мышата!

– Ня! Ня! – забились в истерике солидные граждане. Филипп Петрович, продолжая протискиваться ко входу в здание, только крякнул.

Толстяк поднял вверх блестящую, усыпанную разноцветными камнями дразнилку.

– Десятки мышат прибежали сегодня ко мне с сей доброй вестью. Многие, многие из вас стали свидетелями чуда Косподня! Усус явился нам из пустоты и сразу направил лапы свои в свой Домик на этой земле, в наш Храм Святого Котца! Ня, мышата!

– Ня! Ня!

Толстяк взмахнул своей дразнилкой, дирижируя верующими.

– Мышата! Смотрите и мяулитесь… Вот он – Великий Усус!

Лиза, просочившаяся вслед за шефом уже почти к самому входу в церковь, замерла, задрав голову вверх. На экране, в режиме реального времени, показывали крупным планом ее Пуську. Он мирно спал в какой-то корзине у ног Мяурисио Второго, не обращая внимания на кутерьму вокруг, разве что ушки изредка подрагивали. Корзина была ему маловата, однако Пуссен сумел в нее втиснуться, лишний раз доказав, что коты – это жидкость.

– Вы гляньте на него! Дрыхнет! Я из-за него тут с ума схожу, бегаю по параллельным мирам, а он спит, как после лошадиной дозы димедрола! Негодяй пушистый. – Лиза ужасно рассердилась. – Кажется, с ним все в порядке, Филипп Петрович.

– Мышата мои! – вновь заорал дядька в балахоне. – Пушистое воплощение Коспожи нашей пожелало вернуться на небеса, самолично забравшись в корзинку грузового церковного квадрокоптера. И через несколько мгновений я, Мяурисио дель Муро Второй, провожу Усуса в лучший мир! Ня, мышата!

– Ня! Ня!

– Какой еще лучший мир? Какие, к клопамидам собачьим, небеса? – запаниковала Лиза. – Филипп Петрович, я не поняла, они что, моего Пуську собираются в космос запустить?

– Похоже на то, сударыня. Нам нужно срочно бежать на крышу. Где же подкрепление… – Шеф беспокойно оглядывал толпу, лоб его собрался в морщины. – Внимание, Седьмое отделение, – сказал он в Перстень. – Граф, Аврора, вы где?

Судя по всему, шефа не очень-то устроил ответ в наушнике, который Лиза наконец разглядела у него в ухе.

– Филипп Петрович, Пуся же выскочит из корзины и разобьется!

– Сколько еще минут, граф? – говорил в Перстень шеф. – Я понимаю, что здесь толпа, но прошу вас, постарайтесь сюда пробиться поскорее…

– Мышата, споем же перед вознесением Усуса нашу мяулитву…

– «Земля в форме клубка – и всё в лапках Коспожи нашей…» – затянули собравшиеся крайне сомнительный гимн.

– Филипп Петрович!

– Пока что нам везет, сударыня, молитвы у котоликов, насколько мне известно, довольно длинные, самое короткое песнопение – не менее получаса. Ждем коллег. Без прикрытия нам сейчас никак нельзя. Прервать религиозный ритуал на глазах у верующих и многомиллионной аудитории «Всемогущего»? Это чревато самым настоящим бунтом, последствия непредсказуемы – так же как и действия Мяурисио, который запросто нас скинет с крыши. Не стоит также забывать о коллегах из Второго отделения, которым это явно не понравится.

– Вы как хотите, а я лично иду внутрь, и вы меня не удержите, – заявила Лиза, а точнее, эспрессо в ней. Она решительно двинулась к дверям церкви, которые, как ни странно, никем не охранялись.

Спустя мгновение она поняла – почему.

Глухие железные двери были просто-напросто заперты. Наглухо. Она застонала от бессильной ярости. Пуся, ее приставучий, вредный, нахальный, непослушный и такой очаровательный кот, был так близко – и так далеко.

Вдруг пискнул электронный замок, к которому приложили знакомый Перстень. Внутри что-то щелкнуло, громыхнуло – и железная створка приоткрылась. Лиза повернула голову.

– Кодекс кофемана, – усмехнулся в усы Филипп Петрович. – Вы подобрали пароль к моему сердцу, Елизавета Андреевна. Несмотря на все требования здравого смысла и должностные инструкции, я с вами.

* * *
Интерьеры домика-коробки особенно не отличались от обыкновенного казенного учреждения на Лизиной родине. Лестницы, упирающиеся в заколоченные двери, против которых всемогущий полицейский Перстень был бессилен. Полутемные коридоры. Пустые комнатенки. Одним словом – лабиринт.

Лиза с Филиппом Петровичем искали проход на крышу и не могли найти. На улице все еще распевали «мяулитву», однако время безжалостно утекало, как молоко из бутылки, которую Пуся опрокинул на Игоревы чертежи сегодня утром на кухне (сегодня ли? будто миллион лет прошло).

«Возлижите ближнего своего, мышатки!» – доносилось откуда-то сверху. Откуда именно и как туда попасть? Было совершенно непонятно.

– Трёклятые трициклики! – наконец взорвалась Лиза. – Да что же это такое-то? Почему тут ни одной живой души? Где всякие церковные служки, дьяконы, протодьяконы, попадьи, монахи, наконец?

– Ну что вы, голубушка, нынешние церкви не могут себе позволить такой роскоши. По одному служителю на храм, даже у более массовых конфессий, чем эта. Религия в наши просвещенные времени – скорее аксессуар, чем основа жизни. Многие граждане считают себя последователями двух, а то и трех совершенно разных конфессий одновременно. Язычество, милая барышня, вернулось к нам спустя тысячу сто лет после крещения Руси и называется оно теперь "мультирелигиозность". – Филипп Петрович заглянул в пустую комнату и разочарованно захлопнул дверь. – Можно ведь одновременно увлекаться театром и живописью, футболом и гонками на лопатах…

– Значит, религия у вас – типа хобби, – заметила Лиза. – Ну-ну.

– Вы правы, голубушка, – согласился шеф. – Мало кто сейчас со всей серьезностью относится к этому важнейшему в прошлом аспекту жизни. У нас весьма популярна поговорка: "Человека карают только те боги, в которых он верит".

– Я лично верю журналу "Сплетни и слухи" – и совсем уже не верю, что мы когда-либо найдём нужную нам дверь, – раздражённо сказала Лиза. – Бродим тут без толку, пока Пусятина на грани жизни и смерти. Где выход на крышу? Это то же самое, что искать докторскую колбасу в столовском оливье!

– Какую-какую колбасу? – вздохнул Филипп Петрович, открывая очередную безликую дверь, ведущую в очередное пыльное помещение. Они бродили по второму этажу. – Еще одно изобретение вашей странной родины, сударыня? И почему нужно эту колбасу искать в изысканном салате, в состав которого, насколько мне известно, входят омары, черная икра и рябчики?

– Рябчики? Ну-ну. Ешь анансы, рябчиков жуй и так далее. Хотя вы, наверное, про Маяковского вы жизни не слышали.

– Отчего же, Маяковский – известнейший лирик, романтик, Лермонтов двадцатого века. Писал необыкновенно трогательные, сентиментальные поэмы про любовь… Превосходно танцевал на балах у императора Алексея Николаевича, был любимцем фрейлин… Однако про еду Владимир Владимирович, насколько мне известно, стихотворений не сочинял, продукты ему были неинтересны… – Он открыл следующую дверь. – Ох!

Рассуждения Филиппа Петровича прервал яростный лай. Из комнаты выскочил громадный пёс, явно не настроенный мирно поболтать о литературе за чашечкой кофе. Примерно таких страшилищ рисуют на табличках «Осторожно! Злая собака!»: шерсть дыбом, пасть оскалена, – словом, навряд ли Пэрис Хилтон взяла бы его с собой на вечеринку в розовой сумочке.

Недолго думая, пёс с разбегу прыгнул на старика, повалил его и прижал лапами к полу. Еще доля секунды – и собака вцепится шефу в горло.

Лиза среагировала молниеносно. Со всей силы дернула пса за задние лапы – тот потерял равновесие, позорно плюхнулся животом на Филиппа Петровича. В то же мгновение она одной рукой крепко обхватила хищника за морду, другой рукой сдернула с шеи шарф, едва не удушив себя при этом, и со скоростью, которая Усэйну Болту и не снилась, примотала собаке челюсти одна к другой. Затем, вцепившись псине в ошейник, с трудом оттащила ее от шефа. Животное глухо рычало и сопротивлялось. Обновка – толстый влажный компресс-намордник – ему не слишком нравилась. Пёс предпочитал оставаться, как говорится, au naturel.

– Как вы? – крикнула Лиза, пытаясь удержать собаку. В крови бурлил чистый адреналин.

– Ох… Наверное, еще поживу немного, сударыня, – криво улыбнулся Филипп Петрович, пытаясь подняться.

– Тихо, тихо, мой хороший… – тем временем приговаривала Лиза, поднося к собачьему носу свое запястье – проверенный годами способ успокоить разволновавшееся животное. Артерии на запястье близко к коже, пациенты чувствуют твой пульс, начинают доверять тебе. – А это что у нас с тобой такое? Ага, вот почему ты такой сердитый…

Глаз у Лизы был наметан – пёс постоянно дергал правым ухом, будто ему что-то мешало. И действительно, у основания ушной раковины виднелась подозрительно крупная родинка. Которая при ближайшем рассмотрении оказалась самым настоящим клещом. Сытым, прекрасно устроившимся на уютном местечке, – совсем как тот лощеный чиновник из собеса, куда Лиза неоднократно ходила выпрашивать для дедушки какие-то жалкие льготы.

– Ну сейчас я тебе покажу, дрянь ты эдакая, – прошипела Лиза, адресуясь к клещу. Зажав голову пса коленями, она нащупала в кармане куртки флакончик жидкости для снятия лака (естественно, сперва под руку попалась кошачья игрушка), зубами открутила крышку и накапала едко пахнущий раствор прямо на мерзкое насекомое.

Клещ был очень недоволен нежданным душем. Он зашевелился, завозился в ранке и решил, что пора и честь знать. Высунул хоботок – и на этом его потрясающая биография повелителя собак закончилась. Лиза безжалостно поставила точку в его блестящей карьере. Затем протерла ранку на собачьем ухе концом все того же мокрого шарфа.

– Подумать только, клещ в середине декабря! – воскликнула она, обращаясь к Филиппу Петровичу – он уже наскоро привел себя в порядок и нашел в себе силы подойти поближе. Пёс даже не зарычал – очевидно, наслаждался чудесным чувством свободы от надоедливого насекомого. – Впрочем, что я удивляюсь – ваша дурацкая подогреваемая мостовая создает им просто тепличные условия. Это еще повезло, что не энцефалитный попался…

– Елизавета Андреевна, вы спасли мне жизнь, – серьезно сказал Филипп Петрович. – Я ваш вечный должник, сударыня. Хрупкая, можно сказать, тургеневская барышня – и такая реакция, такие способности, полный контроль над ситуацией… Я восхищен, если позволите. Восхищен.

– Помогите мне с Пусей, и мы в расчёте, – сказала Лиза. – Кто ж знал, что мы наткнемся на хозяйские апартаменты – глядите, в этой комнате кровать стоит, стол, посуда какая-то. Наверное, этот ваш безумный Мяурисио и живёт. Пёс просто защищал свой дом… А знаете, Филипп Петрович, родилась у меня одна идейка. – Лиза заговорщецки подмигнула шефу.

Удерживая пса за ошейник, она вытащила из кармана мышку-меховушку и сунула собаке под нос.

– Ищи! Давай-ка, Дружок, найди нам нашего Пуську. И своего хозяина заодно. Мы вот кота потеряли, а твой владелец – связь с реальностью. Ну, нюхай! Ищи!

Пес послушно понюхал меховушку, чихнул и заскулил.

– А ты будешь хорошо себя вести, если я тебе сниму намордник? – строго спросила его Лиза.

Пёс завилял хвостом.

– Ну ладусики, – сказала Лиза, размотала шарф с собачьей морды и привязала его к ошейнику.

Дружок рванул вниз по лестнице. Лиза едва за ним поспевала. Да когда уже кончатся эти пробежки, ну сколько можно-то, ферритин вас всех побери! – злилась она, хватаясь за правый бок, который начал немилосердно колоть.

На первом этаже пёс принялся скрестись в неприметную дверь, которую Лиза с Филиппом Петрович ранее приняли за вход в кладовку, а потому проигнорировали.

– Вы гляньте – винтовая лестница! Ведет на самый верх! Ага!

Еще одно испытание для натруженных ног – похоже, влажные ботинки натерли приличные мозоли, – и троица (а если считать игрушечную мышку-меховушку, то квартет) оказалась перед выходом на заветную крышу. Сквозь распахнутую дверь лились яркий электрический свет и могучий бас Мяурисио, выводящего нечто вроде «Узри Коспожу в себе». Толстяк стоял к ним боком, метрах в двадцати, и не замечал незваных гостей. Так же как и глупый Пуська, беззаботно спящий в корзинке здоровенного квадрокоптера.

Пёс дернулся было к хозяину, однако Лиза скомандовала: «Тихо! Сидеть!» – и собака послушно опустилась на последнюю ступеньку, еле слышно поскуливая от нетерпения.

– Это он, сударыня? Ваш Пуссен? – уточнил Филипп Петрович на всякий случай. Лиза быстро-быстро закивала. – Попробуйте позвать его – возможно, тогда нам удастся избежать конфликта с главой церкви на глазах у тысяч его разгоряченных последователей.

– Пуся! Пуська! Пусятина! – зашипела Лиза, осторожно выглядывая из-за косяка. – Кто хороший котик? Кто миленький котик? Иди сюда, тебе говорят, пупырка папавериновая!

Миленький котик лениво приоткрыл один глаз, слегка приподнял голову, презрительно оглядел Лизу, решил, что она недостойна ответа, и вновь крепко заснул. Филипп Петрович тихо фыркнул в усы.

– Вот негодяй… Пуська! А кто хочет поиграть со своей любимой мышкой? – Лиза принялась призывно трясти меховушкой. – Смотри, какая вредная мышка, нужно ее обязательно поймать и проучить! А, Пуся?

Кот не реагировал.

Лиза не сдавалась.

– Пуся, кушать! Куш-куш-куш! А кто хочет сосисочку? А кому дать охотничьей колбаски? Скорее кушать! Мамочка тебя накормит, куш-куш-куш!

Пуся подал признаки жизни: сквозь дрему покосился на хозяйку, мгновенно оценил, что никакой колбаски, а тем более сосисочки, у нее и в помине нет, демонстративно выставил из корзинки заднюю правую лапу и в этой позе опытного йога вернулся к захватывающим снам.

– Похоже, дорогая повелительница собак, повелевать собственным котом у вас не очень-то получается, уж простите за бестактность, – весело прищурился Филипп Петрович, совершенно оправившийся после инцидента с псом.

– Идиотство полное, – согласилась Лиза. – Что будем делать?

– Полагаю, граф вместе с подкреплением уже здесь, сейчас выйду с ним на связь, и мы красиво, в полном соответствии с должностными инструкциями… Батюшка Перун-громовержец! А где же… где же мой Перстень? Неужто обронил? – Шеф принялся растерянно хлопать себя по карманам пальто. – Должно быть, потерял, когда меня повалил этот не в меру ретивый Цербер… – Он погрозил пальцем псу, который сидел с высунутым языком и послушно ждал дальнейших указаний от Лизы.

Лиза занервничала. Мяурисио завершил свои песнопения истошным «Ня!» и теперь тряс своей золотой дразнилкой перед квадрокоптерами, снимающими его с воздуха.

– Как же быть, Филипп Петрович? Нет у нас времени искать ваш Перстень. Так я и знала, что нельзя доверять всем этим дурацким гаджетам. Глядите, еще чуть-чуть, и Пуську запульнут куда-нибудь на Луну.

– Если бы на Луну! Туда рейсовые автобусы ходят повышенной комфортности… Что ж, сударыня, иного выхода, очевидно, нет. Выступали когда-нибудь в прямом эфире, Елизавета Андреевна? Нет? Тогда поздравляю с почином. За мной!

Шеф прыгнул в светлое пятно.

Лиза глубоко вздохнула и шагнула за ним.

Сверху город казался еще прекраснее, за такие виды любой фотограф продал бы душу хоть дьяволу, хоть Коспоже Бастет: расплавленная сталь Невы, гирлянды ярких улиц, головокружительные небесные поезда. Однако Лиза видела перед собой только умильную физиономию Пуси, устроившегося в корзинке бесформенной меховой кучей. Что за крепкая нервная система у этого кота! Ничто не могло потревожить Пуськин сон, даже жужжание телевизионных квадрокоптеров с золотыми молниями на борту, реющих над крышей, даже вопли Мяурисио. Как и его пушистый заложник, главный котолик тоже не замечал посторонних. Он в экстазе воздел пухлые руки к небу и повторял: «Ня! Ня!».

– Именем Императрицы и во имя Закона об уважении к животным, – загремел Филипп Петрович, приближаясь к дель Муро Второму, погруженному в религиозный транс, – вы арестованы за попытку…

– Да благословит нас Коспожа, мышата! – заорал Мяурисио и прикоснулся к своему Перстню.

Лиза кинулась к питомцу. Поздно.

Винты церковного квадрика бешено завертелись. Дрон дрогнул и оторвался от крыши.

– Мяв? – недовольно пробурчал Пуся, пробуждаясь от ангельского сна.

– Отмените запуск, сударь!

– Пуська, прыгай! Прыгай, тебе говорят, Пусятина безмозглая!

Квадрик с Пусей, орущим дурным голосом, поднимался все выше.

– Какого пса вы тут делаете, господа?!

Мяурисио только сейчас обнаружил, что на крыше есть еще кто-то, кроме него. Он смотрел на незваных гостей, разинув рот и недоуменно моргая подведенными веками. Золотой колпак с кошачьей лапкой съехал на сторону, и вообще глава Котолической церкви представлял сейчас из себя довольно комичное зрелище, эдакий доморощенный клоун из провинциального цирка, – вот только Лизе было не до смеха.

Толпа внизу заволновалась. Послышались выкрики. Людям явно не понравилось появление новых персонажей на религиозной сцене.

– Немедленно верните кота на землю, сударь! – Филипп Петрович наставил на Мяурисио короткую черную дубинку. Несерьезное оружие, подумала Лиза, кого он хочет этой игрушкой напугать? – Именем Императрицы и во имя Закона об уважении к животным вы арестованы за попытку покушения на жизнь кота, а также причинение морального вреда его хозяину…

Мяурисио отступил на шаг назад, нашел глазами ближайшую летающую камеру и заголосил:

– Это гонения! Такие же терпели первые котолики от жестокого египетского фараона! Они не сдались, и мы не подведем тебя, о Усус! Лети! Пари, пушистый сын богини Бастет! Возвращайся в свой Домик на небесах! Ня, мышата!

Верующие в едином порыве выдохнули «Ня!».

Ситуация была катастрофической. Пуся взмывал все выше. Его дикий мяв терялся в атмосфере. Филипп Петрович, несмотря на темный народный гнев, ощутимо поднимавшийся снизу, явно приготовился атаковать Мяурисио – из его смехотворной дубинки вдруг вылетели синие электрические разряды. Папа всех котофанатов, в свою очередь, метал искры из подведенных глаз, а его внушительная комплекция не позволяла шефу Седьмого отделения надеяться на быструю победу в схватке.

Вот все тут такие умные и продвинутые, а без меня все равно обойтись не могут, сказала себе Лиза, пробормотала «ну, кофеин мне помоги!» – и завопила во всю силу простуженных (наверняка) и прокуренных (вот это точно) легких:

– Дружок, ко мне!

Пёс с радостным лаем выскочил на крышу и широкими прыжками, волоча за собой Лизин шарф, понесся к группе приятных ему людей (и Филиппу Петровичу).

– А ну-ка расцелуй своего хозяина, Дружок, можно! Поздоровайся с ним, давай! – скомандовала Лиза, указав на Мяурисио, и пёс с восторженным подвыванием кинулся облизывать Папе лицо, встав передними лапами на его внушительный живот.

Толпа внизу ахнула. Особо нервные котолички испуганно завизжали. Мяурисио пытался спихнуть с себя навязчивое животное, но это было не так-то просто – громадине-псу не терпелось слиться со своим хозяином в неразрывных объятиях.

Лиза, с возрастающей тревогой посматривая вслед ускользающему Пусе, повернулась к ближайшей летающей камере и затараторила:

– Товарищи! Котодрузья! Вы, конечно, простите, что прерываю ваши безумные моления, но сами поглядите: некоторые товарищи вам совсем не товарищи! Я имею в виду вашего духовного котолидера, вот этого, эээ, Папашу – который, как мы выяснили, является самым настоящим собачником. То есть вашим, которебята, идеологическим противником. Да он же продал душу этой собаке! Вон как обнимаются!

– Это не моя! – невнятно запротестовал Мяурисио, и прибавил что-то еще, но что именно – понять было невозможно, потому что пёс именно в этот момент принялся вылизывать Папин нос-картошку.

Филипп Петрович тем временем каким-то чудом ухитрился сдернуть Перстень с толстого пальца обездвиженного дель Муро Второго, и теперь отчаянно стучал по кольцу, взывая к его разуму. «Разрядился, подлец, и в такой момент!», стонал шеф еле слышно. Усы его драматично обвисли.

Народ внизу шумел, как море в неспокойную погоду. Лиза прибавила газку.

– Теперь-то, уважаемые кототоварищи, вы понимаете, что перед вами демон-искуситель, одним словом, плохой парень, который не имел никакого права отправлять, эмм, Святого Усуса восвояси. Да еще и наверняка не покормил котика перед полетом! В общем, ребятки: Усус должен вернуться. Согласны? Ня, мышатки?

С площади раздались неуверенные, одиночные «Ня». И вдруг – о чудо! Квадрокоптер с Пусей на борту, превратившийся к этому моменту в едва различимую точку, внезапно сменил курс – на сто восемьдесят градусов. Теперь дрон начал стремительно увеличиваться в размерах, приближаясь к крыше церкви. Лиза вновь услышала Пусины недовольные завывания.

Не понимая, что происходит, – вмешательство инопланетян? Коспожа Бастет смилостивилась? – Лиза на всякий случай решила не останавливаться. Она подняла с крыши золотую дразнилку с перьями, которую Мяурисио выронил в разгар борьбы с песиком, и принялась ей размахивать во все стороны, по мере сил копируя движения главного котолика:

– Святой и Непогрешимый (не всегда, конечно, но по большей части) Усус должен быть здесь, среди нас, чтобы одаривать нас своей пушистостью и благословлять своим мотоциклетным мурлыканьем! Ня, товарищи!

– Ня! – Голоса верующих значительно окрепли. Теперь это уже было больше похоже на слаженный монолитный хор, провожавший Пуську на небеса.

Еще чуть-чуть, и квадрокоптер опустится на крышу… Сигнальные огни уже бросают отблески на золотую дразнилку.Главное – продолжать мяулитву, которая почему-то реально работает. Почему – будем выяснять позже. А сейчас – как там охмурял Мяурисио?

Она взглянула на дель Муро Второго, представлявшего из себя жалкое зрелище: пёс на радостях опрокинул хозяина на спину, для большего удобства в лизании. Макияж главного котолика, смешавшись с собачьими слюнями, тек по его щекам, делая Котопапу похожим на очень, очень грустного и очень, очень полного Пьеро. Дяденька, судя по всему, уже оставил попытки отделаться от восторженного питомца – теперь он просто злобно пыхтел, лежа на крыше большой сверкающей кучей. Золотой колпак откатился куда-то в угол, обнажив взорам верующих гладкую лысину вождя.

Так как же там было? Выпроси сосиску у ближнего своего? Раздери обои ближнему своему? Возлежи на любимом кресле ближнего своего и делай вид, что не слышишь, когда тебя по-хорошему просят пойти поспать в другое место? Нет, не то. А, вспомнила.

– Возлижите ближнего своего, товарищи мышатки! – крикнула Лиза. Пуся был совсем близко, квадрик мигал сигнальными лампами над парапетом крыши. – Усус только что по секрету мне мяукнул, что всех вас распускает по домам, вплоть до особого распоряжения… Меня, Лизу Ласточкину, Великий Усус назначает своей прислужницей и пресс-секретарем, я теперь несу за него ответственность, а не этот собачник Мяурисио… В общем, дорогие которебята, здесь вам больше делать нечего. Ня, товарищи мышата!

– Ня! – дружно ответили собравшиеся. Народ начал потихоньку рассасываться. Кажется, граждане не возражали против идеи отправиться домой. Устали стоять на холоде. Комфортная жизнь, подумала Лиза, быстро подрывает волю к сопротивлению обстоятельствам. Слабенькая нация, не то что мои соотечественники, с гордостью сказала она себе.

Пуся, сжавшись от страха, поблескивал на нее глазками из корзинки квадрокоптера, застывшего над крышей, и она уже было бросилась к своему питомцу на помощь, – как вдруг церковный дрон резко крутанулся в воздухе, спикировал вниз и аккуратно сел на широкие ступени крыльца церкви.

– Какого альбуцида? – заорала Лиза сверху. – Да что же это творится-то, люди добрые, трициклики трёклятые, пупырки папавериновые?

Ответ последовал незамедлительно.

С площади к крыльцу подбежала группа парней в лохматых шапках и белых шинелях, перехваченных темными ремнями. Впереди всех следовал высокий молодой человек в сером плаще, а в центре группы семенила пухлая девица с фиолетово-розовыми дредами, вооруженная – ноутбуком?

К парапету подошел Филипп Петрович.

– Аврора… – прошептал он в усы. – Аврора, слава Сварогу, покровителю техники.

Девица кинулась к квадрику, но не для того, чтобы погладить бедненького котика, а исключительно для того, чтобы изучить конструкцию винтов. Открыв лэптоп и не обращая ни малейшего внимания на пушистого страдальца, она уселась на ступени крыльца. Судя по возмущенно замигавшим огонькам дрона, Аврора решила дистанционно пообщаться именно с ним, а не с миленьким питомцем в корзинке. Что касается Пуси, то он, похоже, уже утомился горланить – свернулся в некое подобие гигантского сердитого ежа и ждал развития событий.

Авроре выдали двух парней для охраны, а остальные ребята, под предводительством высокого юноши в плаще, ворвались в церковь, и спустя несколько минут оказались на крыше – видно, у них проблем с поиском нужной двери не возникло. «Сидеть!», поспешно приказала Лиза неуемному псу. Тот как по волшебству прекратил бурную деятельность по вымачиванию хозяина в своих слюнях и с невинным видом уселся рядом с ним.

– Филипп Петрович, ваш Перстень – он валялся на полу; нашел его по геопозиции; что случилось? Вы в порядке, шеф? – на одном дыхании выпалил юноша в плаще. На вид лет 28–30, худощавый, благородный профиль, аристократический воротник-стойка и непослушные вихры на висках… Он напоминал поэта-декабриста Одоевского, чей портрет висел у дедушки в кабинете. – Мы с городовыми торопились как могли. Простите, что так долго: "Среди толпы ликующей и праздной, нарядной суетой объят со всех сторон…3"

– Всё в полном порядке, граф, – промурлыкал Филипп Петрович, бережно надевая Разумное кольцо на палец, – как видите, мы с Елизаветой Андреевной совершенно не пострадали, благодаря ее удивительной смекалке – и своевременному вмешательству голубушки Авроры. Это ведь она успела перехватить сигнал церковного квадрокоптера и вернуть заложника с небес на грешную землю?

– Кроме Авроры, это никому не под силу, – кивнул юноша.

– Фух, значит, я еще в своем уме, и никакое это было не чудо, – с облегчением отметила Лиза. – Вот не зря я никогда не верила во всякие церковные штучки – плачущие мощи, исцеляющие видения и что там еще. Конечно же, объяснение простое и прозрачное, как авоська. Сигнал квадрика перехватили!

Про сверхъестественное перемещение между мирами, которое она лично испытала сегодня же, причем буквально три часа назад, Лиза в этот момент напрочь забыла.

– Авоська? – Юноша озадаченно уставился на Лизу.

– Простите, коллеги, во всей этой кутерьме совсем упустил из вида правила этикета… Граф фон Миних, Александр Александрович. Елизавета Андреевна Ласточкина, моя спасительница.

– Рад встрече, – церемонно наклонил голову юноша.

Лиза, которая впервые в жизни видела настоящего, живого графа, да еще и с капельками пота на висках, не растерялась и с достоинством ответила:

– И я рада, товарищ граф. А авоська – это веревочная сумка для продуктов. Если подумать – супер эколочная вещица! Мы, знаете ли, тоже не лыком шиты, разбираемся в тенденциях.

Граф беспомощно смотрел на нее, кажется, не понимая ни слова.

– Мы? – переспросил он.

– Елизавета Андреевна прибыла к нам издалека, – вмешался Филипп Петрович. – Но об этом после. Сейчас есть дела поважнее, дорогие мои.

– Чудная вечеринка на крыше, господа! Не хватает только музыки, напитков, танцев и веселья – но спасибо, что пригласили.

В разговор вклинился жизнерадостный парень в белой шинели, который до той поры был занят отдачей приказов остальным городовым – те с превеликим трудом поднимали совершенно расклеившегося Мяурисио и наряжали его в наручники. Кто-то из стражей порядка милосердно накинул на льняные плечи котокомандира легкое одеяло из фольгированной ткани.

– Унтер-офицер Максим Абрикосов, жандармерия Санкт-Петербурга. Можно просто Макс.

Паренек, не дожидаясь официальной церемонии, прищелкнул каблуками ботфортов и слегка наклонил голову в лохматой белой шапке. Его форма отличалась от одежды коллег: на груди, помимо двух рядов золотых пуговиц, мельтешили какие-то нашивки, да и на алых погонах было больше полосок. Коренастый, живые любопытные глаза. Слегка за тридцать.

Полная противоположность графу Александру, окутанному неким романтическим ореолом. Сейчас вот граф картинно стоял в свете прожекторов, хмурясь на дразнилку с перьями.

– Лиза, – сухо представилась она.

Некогда ей было знакомиться со всякими унтер-офицерчиками. Ей нужно было бежать к Пуське, и сразу домой. Но без Филиппа Петровича, опасалась Лиза, кота ей попросту не отдадут. Шеф же спускаться не спешил. Поэтому приходилось торчать здесь, на крыше, открытой всем морским ветрам, и слушать всякую ерундистику, которую нёс этот парень в высокой шапке с золотым двуглавым орлом.

– Елизавета? Царское имя. Сударыня, ответьте мне только на один вопрос: вам было больно?

– Что?

– Падать с Олимпа на нашу грешную землю?

Лиза хмыкнула.

– Скажите спасибо, что не грохнулась с крыши, на радость зрителям.

– Кстати о зрителях: вы в курсе, что мы в прямом эфире «Всемогущего»? – Макс кивнул на ближайшую летающую камеру. – На нас сейчас смотрят не только те, кто остался на площади, но и миллионы бездельников по всему миру. Хорошо хоть, звук не пишется – дроны мешают, жужжат. Так что можете помахать ручкой своему бойфренду, сударыня, у вас ведь есть бойфренд?

Ответить ей помешал возглас графа Александра:

– Так вот где был микрофон, Филипп Петрович! Прямо в ручке этого жезла.

Мягкий голос графа, многократно усиленный динамиками, отразился от соседних храмов.

Люди, медленно разбредавшиеся с площади (Мяурисио уже увели, кот сидел в корзине и трюков не показывал, на крыше ничего интересного уже не происходило), одновременно остановились и повернулись к экрану.

– Превосходно! Благодарю вас, граф. – Филипп Петрович поманил к себе квадрик с камерой. – Дамы и господа, в завершение этого насыщенного дня позвольте сделать одно объявление. Нет, не про резиновую курицу, как вы могли бы подумать. – Он усмехнулся в усы. – Позвольте представить вам нового сотрудника Седьмого отделения Личной Канцелярии Её Величества. Приветствуйте – Елизавета Андреевна Ласточкина, наш ветеринар и представитель Великого Усуса на земле!

Лиза разинула рот. Филипп Петрович ей подмигнул из-под седых бровей.

Снизу донеслось изумленное дружное «ох», а затем – аплодисменты. К ним присоединились необыкновенно довольный шеф, удивленный граф и бодрый Макс.

– Этот ветеринар, дамы и господа, и резиновую курицу заставит полететь! – пошутил в микрофон Филипп Петрович. Толпа просто взорвалась от восторга. Видно, остроты по мотивам знаменитой телерекламы здесь пользовались особой популярностью.

Филипп Петрович, сопровождаемый порхающей камерой, подошел к Лизе поближе, откашлялся и молодецким жестом подкрутил усы.

– Елизавета Андреевна, – пророкотал он в микрофон, – готовы ли вы принять присягу, здесь и сейчас, перед лицом народа, Святого Усуса, квадрокоптеров «Всемогущего», а также всех резиновых куриц мира, которые нас сейчас смотрят?

Лиза сомневалась недолго. В конце концов, пообещать она может что угодно. Особенно – государству. «Честное слово» было для нее весьма размытым понятием. Таким же гибким и податливым, как гипотетическая резиновая курица.

– Да не вопрос, – легкомысленно кивнула она, думая про себя: соглашусь на всё, что приблизит меня к дому, ну или по крайней мере, для начала – к горячему душу, теплой пижаме и пуховому одеялу. А эти ребята из Седьмого отделения, похоже, отлично знают, где можно достать всё вышеперечисленное.

Филипп Петрович напустил на себя официальный вид и вызвал из Перстня старого приятеля – голографического орла, который завис над Лизиной головой, переливаясь синеватым светом и, кажется, еле слышно гудя. Вокруг него беспокойной стайкой сгрудились квадрики-камеры. Лиза сглотнула.

– Повторяйте за мной, сударыня: «Я, Елизавета Ласточкина, клянусь перед Великим Гербом Великой Империи в том, что хочу и должна Ее Императорскому Величеству Самодержице Всероссийской и гражданам Империи верно и нелицемерно служить, не щадя живота своего, до последней капли крови. Клянусь защищать права каждого живого существа Империи. Клянусь ставить интересы короны и народа выше своих собственных. Подтверждаю сию клятву своим открытым взором».

Шеф активировал свое Разумное кольцо, чтобы сканировать Лизин зрачок, он же – зеркало души, которую она только передала в бессрочное пользование правительственной организации. С другой стороны – мало ли чего и кому она обещала? Вот и ритуальную клятву Айболита произносила в душном актовом зале академии, стоя под выцветшим плакатом "Где ветеринарная служба с колхозом в дружбе – там коровы всегда здоровы!". А посмотрите, чем ей приходится заниматься на работе в клинике.

Мда, посерьезнее будет, чем клятва Гиппократа, которую она полушутя, хором с другими выпускниками, произносила в душном актовом зале мединститута, хихикая с подружками над выцветшим плакатом: «Где ветеринарная служба с колхозом в дружбе – там коровы всегда здоровы!».

Синий орел сделал три круга над Лизиной головой и спрятался обратно в свое электронное гнездо.

– Поздравляю, Елизавета Андреевна, – сказал Филипп Петрович, улыбаясь ей совсем как дедушка. – Теперь вы часть нашей семьи.

Голова у Лизы снова бешено завертелась, на манер лопастей кружащих над ней квадриков, перед глазами возникло разноцветное марево.

Сквозь туман она услышала: «Граф, распорядитесь, будьте любезны, чтобы господина Мяурисио определили в тюрьму для владельцев животных». Потом смутно почувствовала, что ее берут под локоток, ведут вниз по лестнице. Кажется, она даже сумела поздороваться со своей новой коллегой Авророй, а та, не отрываясь от ноутбука, буркнула в ответ нечто неразборчивое.

Потом Лиза совершенно ясно осознала, что Пуська, родной и глупенький Пуська, прижался к ее мокрой груди. Кто-то – возможно, Филипп Петрович – провел ее по площади к стеклянной остановке, которая на самом деле оказалась большим лифтом. Лифт вознес их с Пусей к сияющим трубам и выпустил на огороженной платформе. Мгновенно подошел остроносый поезд, который шеф почему-то назвал трамваем. Не успела Лиза пристроиться на мягкой скамеечке, как Филипп Петрович сказал: «Наша остановка», и прибавил: «Сейчас увидите, сударыня, какую превосходную квартирку я вам только что арендовал онлайн. В Доме с Утками-мандаринками, что на Черной Речке. Отзывы самые лестные. Впрочем, неудивительно – это путиловская сеть».

Лиза пробормотала, что она хочет домой. Филипп Петрович сказал: "Так эта квартира и будет вашим домом, голубушка, пока мы не разберемся, как вернуть вас в родную реальность".

Потом они шли пешком еще минут пять, Лиза смотрела только себе под ноги, потому что доверия к нижним конечностям уже никакого не было. Так что ни где находится пресловутая «превосходная квартирка», ни что это за таинственный Дом с цитрусовыми утками, она так и не поняла.

Разглядела только оранжевую стену парадной, к которой тут же и привалилась бочком. В голове пульсировали всего две мысли: «Пуся со мной» и «Где кровать?». Сейчас еще подсунут какую-нибудь голографическую подушку.

Батюшка миотропный бендазол! Какое счастье! Самая обыкновенная, банальная кровать с хлопковым постельным бельем и деревянным изголовьем. Без космической подсветки, без антигравитационного матраса и без голосового сопровождения. С нормальной подушкой, навряд ли пуховой, но мягкой и упругой, как свежеиспеченный белый хлеб из того подвальчика на канале Грибоедова.

Лиза из последних сил прошептала: «Филипп Петрович, позаботьтесь о Пусе – ему нужен лоток и что-нибудь вроде охотничьей колбаски…», сунула консультанту Ее Величества по вопросам прав животных теплое мягкое тельце, рухнула на подушку лицом вниз и отключилась.

Первый день Лизы в Российской империи выдался весьма насыщенным. Как у резиновой курицы, оказавшейся после тиши зоомагазина – в зубах молодой овчарки; а после – нашедшей спасение в пыльной щели между клетчатым креслом и стеной.

Варан Горыныч

18 декабря


Для северной столицы России выражение «встать на рассвете» не имеет смысла. О каком времени года речь? – мрачно уточнит петербуржец, измученный белыми ночами в июне, когда надоедливое светило никак не желает отправляться спать, и черными днями в декабре, когда солнце выглядывает из-за горизонта только для того, чтобы посмеяться над серыми лицами унылых горожан.

Однако в Российской империи рассвет был делом подконтрольным.

Розовые оттенки сменились нежно-желтыми, потом сияние усилилось, и Лиза открыла глаза.

Световая панель, вмонтированная в стену напротив кровати, переливалась мягкими тонами утреннего Тенерифе – острова с таким прозрачным воздухом, что восход солнца здесь становится поистине волшебным зрелищем. Режим панели назывался «Рождение удачного дня». Лизу раздражало и приторное название, и уж тем более – навязчивая панель (старый добрый будильник поднимает с кровати гораздо быстрее), но как отключить дурацкую Систему деликатного пробуждения, она за семь дней так и не разобралась.

– Поверить не могу, Пусятина, что мы тут околачиваемся уже целую неделю, – сказала она питомцу, который сидел неподалеку возле плоского телевизора и презрительно смотрел на ведущего новостей. Телевизор тут тоже включался автоматически. На корпусе устройства поблескивал логотип фирмы-производителя – мордочка весьма похожего на Пусю черного кота; компания называлась «Баюн». – Когда домой-то?

– Мяв, – важно отозвался Пуся, вероятно, имея в виду, что нас и здесь неплохо кормят, а дома злой Игорь, который имеет обыкновение выгонять миленьких бедненьких котиков на мороз.

За последнее время миленький бедненький котик изрядно растолстел. Пуськина шерсть лоснилась, как шевелюра голливудской актрисы, рекламирующей новый шампунь. Отъелся господин Пуссен на особых колбасках из дичи, а именно – из мяса рябчиков и куропаток.

Филипп Петрович, по его собственному признанию, оказался в совершеннейшем тупике, пытаясь выполнить поручение Лизы, впавшей в беспробудный сон. В Российской империи никогда не было никаких охотничьих колбасок. Фаршированный язык от углицкой «Фабрики Григорьева»4 – пожалуйста. Ветчина рулетная – на здоровье. Но охотничьи колбаски – позвольте, а что это?

Да ни один нормальный человек на моем месте, оправдывалась потом Лиза, не вспомнил бы, что охотничьи колбаски, равно как и любимая Пусей докторская, – это исключительно советское ноу-хау. А точнее – американское, внедренное в СССР в 30-х годах наркомом пищевой промышленности Микояном, о чем когда-то, давным-давно, мимолетом упоминал Лизин дедушка: что-то такое про командировку наркома в США, где тот впервые попробовал мороженое в стаканчиках и газированное вино, впоследствии выпускавшееся в Союзе под патриотичным названием «Советское шампанское». Здесь же, в альтернативной России, выпускник духовной семинарии Микоян был настоятелем Эчмиадзинского монастыря в Армении, да к тому же вегетарианцем, и к питанию граждан империи отношения не имел – разве что снабжал их монастырским вином и сыром. Охотничьи колбаски в этой параллельной вселенной так и остались неизобретенными. Равно как и несусветное "Советское шампанское".

Шеф Седьмого отделения, отчаявшись разбудить Лизу, храпевшую на весь изысканный Дом с Утками-мандаринками, решил пойти логическим путем. На кого охотятся в декабре? Глухари, рябчики, перелетные гуси. Все они значились в ассортименте местного супермаркета, он же – пассаж Второва.

В итоге тем памятным вечером 11-го декабря подоконник Лизиной квартиры на 33-м этаже стал напоминать взлетно-посадочную полосу международного аэропорта – грузовые квадрокоптеры тащили из пассажа свежее филе лесных птиц и на всякий случай – шесть видов сухого корма, а также все необходимое (по мнению Филиппа Петровича) для ежедневной жизни кота, в том числе:

– замысловатый лоток, больше похожий на космический корабль, который следовало напрямую подключать к системе мусоропровода, чтобы не маяться с уборкой;

– миска с верхним резервуаром для сухого корма, беспроводным подключением к Интерсетке и дистанционным управлением;

– лежанка в виде гигантского розового сердца со встроенной вибрацией;

– сумка-переноска из необычайно лёгкого и прочного материала с именной табличкой "Мсье Пуссен";

– десятки игрушечных хомяков, соединенных между собой в виртуальную сеть и умеющих доводить кота до остановки сердца неожиданным выпрыгиванием и бесшумным выползанием из-под различных предметов мебели.

Лежанку Пуся не взлюбил сразу, разодрал ее в клочья, розовый пух летал по всей квартире; с миской, устрашающе жужжащей и выплевывающей сухой корм, отношения у него тоже не сложились; а вот в новом лотке сидел целыми днями, очевидно, воображая себя первым котом в космосе. Хомяки-партизаны тоже пошли на «ура» – он доблестно с ними расправлялся и притаскивал добычу Лизе на подушку, в надежде на дополнительную порцию особенных колбасок.

Деликатес из дичи готовился прямо в квартире, в недрах поразительного устройства, который здесь называли «Скатерть-Самобранка». Снаружи она выглядела как обычный стол, накрытый белой накрахмаленной скатерью, на котором кто-то забыл планшет; а внутри… Под скатерть лучше было не заглядывать: сплошные металлические контейнеры, пружины и провода. Самобранка совмещала в себе всю возможную кухонную технику, от холодильника до духовки, плюс самостоятельно отправляла отходы напрямую в мусоропровод; для Лизы, ненавидящей готовку и ежевечернее ритуальное посещение отвратительной помойки, Разумная Скатерть стала единственным стоящим изобретением этого мира. Равно как и для прожорливого Пуссена, получившего доступ к еде ресторанного уровня в дополнение к своему сухому корму.

Как бы забрать этот супер-стол в сборе домой? Чтобы раз и навсегда решить вопрос с Игоревыми пельменями. Лиза прикинула, как Самобранка впишется на её коммунальную кухню. Нет, туда такая громадина не влезет, да и соседи её сразу же сломают. Может, в комнату поставить? Рядом с креслом.

Лиза потянулась к бархатной коробочке, в которой всю ночь заряжался ее Перстень. Вставила в ухо Разумный Наушник – неотъемлемую часть Перстня. Надела на безымянный палец левой руки само кольцо.

Сообразительный гаджет, почувствовав тепло хозяйки, мурлыкнуло и послало сигнал в центр управления Скатерти. В квартире сразу запахло свежемолотым кофе – совсем как тем ужасным утром 12-го декабря, на следующий день после телепортации.

* * *
12 декабря


Тогда Лиза еле-еле очнулась, будто в тяжелом похмелье. Организм протестовал против перемещений между мирами, исполняя сумбурную симфонию усталости: мышцы ныли пронзительными скрипками, голова гудела низким тромбоном, барабанной дробью колотилась мысль: «Как вернуться домой?»

Она с трудом убедила себя, что всё произошедшее не было кошмарным сном. Заставила себя встать с кровати и наконец-то снять дачную куртку. На кресле рядом с кроватью она обнаружила хрустящий бумажный пакет с надписью «Пассаж Ламановой», внутри которого пряталась мягкая пижама нежных оттенков. Сообщив Пусе, который раскинулся поперек ее кровати наподобие раскроенного мехового воротника, что она пошла искать душ и кофе, Лиза распахнула дверь спальни – и обмерла.

Первое впечатление от квартиры было ошеломляющим. Мандариновые стены, полное отсутствие нормальной кухни – только буфет и пустой стол со скатертью, множество загадочных гаджетов тут и там. В ванной комнате творилось ноотроп знает что: какие-то мигающие лампочки, датчики и подозрительно услужливые сантехнические приборы. На секунду Лизе даже закралась параноидальная мыслишка: а не подсматривают ли за ней какие-нибудь спецслужбы? Да и на здоровье, сказала себе Лиза и смело полезла в душ. Радуйтесь, негодяи.

Потом были бурные поиски кофе, перемежавшиеся вычурными медицинскими проклятиями. В конце концов, когда Лиза в ярости стукнула кулаком по столу, экран на скатерти неожиданно ожил и спросил: «Чего изволите?». «Изволю срочно отправиться домой», – буркнула Лиза. «К сожалению, данная позиция в меню отсутствует», – радостно сообщила Самобранка. «Ну тогда эспрессо», – заказала Лиза, сообразив, что слово «меню» должно иметь хоть какое-нибудь отношение к напиткам. «Возможно, вас заинтересуют брусничные леваши?» – предложила Скатерть. «Возможно», – настороженно отозвалась Лиза. «Приятного аппетита!» – пожелала Скатерть, и в центре стола разверзлось отверстие, из которого выехал поднос с дымящейся чашкой и блюдцем с горкой блестящих густо-розовых рулетиков на нем. Леваши оказались чем-то вроде плотного мармелада из брусники, свернутого в трубочки, – очень даже неплохая закуска к кофе.

Разумеется, Лиза тут же залила разумный экран своим эспрессо, после чего экран слегка заглючил и заявил о принятии заказа на званый обед – на тридцать четыре персоны. В разгар Лизиной борьбы со Скатертью в дверь позвонил Филипп Петрович, который сумел-таки остановить это безумие и отменить банкет с двенадцатью переменами блюд. Затем шеф научил свою подопечную обращению с основными приборами в квартире и выдал ей личный Перстень – по сути, продвинутый аналог привычного Лизе смартфона. Лиза слушала объяснения невнимательно, потому что не собиралась надолго задерживаться в этой дурацкой реальности.

* * *
18 декабря


А вот тем не менее сидит тут уже 156 часов. Но так ни к чему толком и не привыкла.

Разве что к кофе. Эспрессо из Скатерти был почти безупречным. Почти – в «Омеле» готовили вкуснее. Видно, ребята с ВАЗЗа не особо напрягались с рецептурой "горького пойла", как его называли во времена Петра Первого, – всё равно ведь вся империя предпочитала чай.

Лиза хмыкнула, представив, какой напиток выдавал бы умный стол производства Волжского завода из её родной реальности. Вероятно, по вкусу – что-то вроде отработанного машинного масла.

Самобранка по-автомобильному защелкала, загудела, однако, в отличие от Игоревой «Лады Гранты», известной так же как "синюшка-развалюшка", дала не клина, а стопку горячих блинов. Если из глубин стола и валил какой-либо пар, то аппетитный, от поджаренного теста, а не от кипящего тосола.

Лиза с жадностью открыла банку с малиновым вареньем. Шмяк! Перстень бухнулся в ягоды.

– Ах ты, пупырка папавериновая! – застонала Лиза, неохотно залезая в густую жижу пальцами. – И конечно, на самое дно. Как всегда.

За последнюю неделю непослушный Перстень успел перебывать в самых разных интересных местах, от раковины в дамской комнате «Омелы» – по-операционному стерильной, с бесконтактной дверью, – до теплой брусчатки Львиного мостика, куда Лиза ходила каждый вечер, в надежде, что портал между мирами вновь откроется. Пуся был категорически против этих моционов. Он ненавидел свою новую сумку-переноску. Равно как и идею возвращения к Игорю.

Купание в варенье, а затем – и под проточной водой, неубиваемый Перстень перенес прекрасно. Изумрудный экран размером с самородок из сказки Бажова дружелюбно мурлыкнул. Лиза вновь водрузила колечище на палец, чувствуя себя если не итальянским мафиози, то уж по крайней мере – мексиканским наркобароном. Или, на худой конец, российским чиновником средней руки. А что? Ее нынешняя зарплата («жалованье», как подобострастно говорили местные) вполне соответствовала доходам влиятельных взяточников на Лизиной родине. Шутка ли – двести шестьдесят деревянных в месяц! Путем сложных подсчетов выходило, что эту сумму можно было приравнять к четверти миллиона привычных Лизе рубликов. Оказалось, что сотрудники Седьмого отделения считаются здесь чуть ли не джеймсами бондами. Приятная новость после прозябания в государственной ветеринарной клинике с окладом в двадцать восемь тысяч девятьсот тридцать семь рублей.

– Мяв. – Из спальни вылупился Пуся. Он принялся со снисходительно-заинтересованным видом разнюхивать ароматы, исходящие от Скатерти.

Облив презрением автоматическую миску, он подошел к Лизе и вежливо, но настойчиво повторил:

– Мяв?

Лизе пришлось оторваться от блинов и самолично подать пушистому сударю его охотничьи колбаски на изящной тарелке с ликом действующей императрицы Екатерины Третьей. Государыня была больше похожа на девчонку из соседнего двора – хвостик, дутая жилетка, джинсы. Глаза только строгие. Мебельная корпорация «Хохлома» назвала эту серию предметов для дома «Романовы как мы». Лиза также обнаружила в буфете чашку с экс-императором Николаем, сфотографированном в сером рабочем комбинезоне, и кувшин с экс-экс-императором Константином в гавайской рубахе, похожим на беззаботного флоридского пенсионера.

Немного заморив червячка, Пуссен уселся перед гранд-телевизором и потребовал его немедленно включить.

– В спальне посмотри, – сказала Лиза. Местное телевидение ее не прельщало. Там совсем не показывали Киркорова.

– Мяв, – наотрез отказался Пуся.

– Ну иди тогда на подоконник – какие виды! – предложила Лиза фальшиво-воодушевленным тоном. – Сколько квадриков! Порхают туда-сюда! Мечта любого котика.

Пуссен ясно дал понять, что он значительно выше любых других гипотетических котиков, а потому будет смотреть только новости с Ричардом Кингом и ничего больше. Тем более, что за окном снег пошел, а ленивое декабрьское солнце еще и не думало просыпаться. Настоящее светило здесь вставало по своему извечному расписанию. Пока, по крайней мере.

– Ладно, только отстань.

Лиза принялась с раздражением тыкать в живой изумруд Перстня. Другое дело – дедушкин ламповый телевизор! Берешь плоскогубцы, переключаешь каналы, всё просто и понятно. Рябит – стукнешь кулаком, и все довольны. А тут – чуть ли не Стивом Джобсом надо быть, чтобы посмотреть новости.

Инструкции к Перстню, на который были заведены все Разумные домашние устройства, похоже, не существовало в природе. К колечку прилагалась лишь солидная бархатная коробочка. На дне которой было написано: "Больше, чем три. Намного больше. Наши гаджеты исполнят неограниченное количество ваших желаний. Желаний, совместимых с возможностями гаджета".

Лизины бессмысленные манипуляции с Перстнем привели к некоторому результату. Сперва она наткнулась на какой-то невнятный канал под названием "Демос", где абсолютно нефотогеничные люди несли всякую ерундистику, часто сменяя друг друга. В конце концов нашёлся и "Всемогущий".

– Изготовление космического зеркала для проекта «Второе солнце» подходит к концу, – заорал на всю столовую ведущий «Всемогущего».

– Да чтоб тебя, – выругалась Лиза и с удвоенной энергией застучала по дурацкому кольцу. С четвертой попытки громкость удалось уменьшить.

– Блестящий парус площадью в один квадратный километр можно свернуть в крошечный комочек, который я мог бы унести под мышкой, – разглагольствовал молодой, но уже вполне бородатый ведущий с претенциозным именем Ричард Кинг. – Его развернут на земной орбите. На первом этапе вечное солнце осветит Петербург. Если эксперимент признают удачным, отраженное сияние распространят и на другие губернии…

– Вот делать людям нечего, – пробурчала Лиза. – Дураки какие.

Она залпом допила кофе, закинула чашку в отсек Скатерти для грязной посуды и подошла к окну – проведать своего кислого дружка. Нет, не Пусю, который с высокомерным видом смотрел новости финансов (акции «Владычицы Морской» побили очередной мировой рекорд, "Баюн" же понизился почти до уровня японских конкурентов), – а росток лимонного деревца.

* * *
12 декабря


Надкусанный цитрус, сработавший в «Омеле» наподобие нашатырного спирта, Лиза обнаружила в кармане куртки на следующий вечер после телепортации, когда Пуська пристал к ней как банный лист, требуя немедленно выдать ему мышку-меховушку. Наверное, тогда, в кафе, сама и смахнула лимончик в карман, дернувшись при виде голографического орла. Либо автоматически положила фрукт в карман, потому что зачем добру почем зря пропадать.

К счастью, мышка в куртке тоже нашлась, так что от навязчивого кота удалось отделаться довольно быстро.

– Знаешь, Пусянтия, говорят, что коты снимают стресс и продлевают жизнь, – сказала Лиза питомцу, наблюдая, как тот лениво забавляется с мышкой – как будто и не было вчера фантастического перемещения между мирами, беготни под дождем, вознесения на квадрокоптере и много чего еще. – А ты, друг мой, делаешь все с точностью до наоборот. Такого стресса, какой ты мне устроил, еще ни один хозяин не видывал. Жизнь ты мне укоротил лет на двадцать, не меньше.

– Мяв, – зевнул Пуся в ответ. Лично он чувствовал себя превосходно: в новой квартире было тепло, вкусно и омурительно интересно.

Лиза же вымоталась до предела. Она находилась в другой реальности уже сутки, и ничего хорошего в этом не было. Новый день выдался не менее тяжелым, чем предыдущий, и ей просто необходимо было расслабиться.

– Ладно, тогда покопаюсь в земле, – решила Лиза. Возня с комнатными растениями всегда помогала. Дома она специализировалась на непритязательных фиалках, коих у нее насчитывалась 54 штуки. Однако где в этом мире магазин растений, и есть ли здесь вообще фиалки, Лиза не представляла; лезть же в местный непонятный интернет, называемый на русский манер Сеткой, лишний раз не хотелось.

Глядя на подсохший, скукоженный лимон, Лиза решила, что для ее целей он вполне сгодится. Косточки в нем были, хоть и крохотные. Осталось только найти емкость для посадки и землю. С первым проблем не возникло: ассортимент посуды в буфете поражал своим разнообразием. Лиза покрутила в руках сахарницу с физиономией мужа императрицы, поразительно похожего на британского принца Гарри. Подумала, что не желает каждый день смотреть на эту рыжую щетину (ну и вкус у Екатерины!).

Наконец она остановила свой выбор на салатнице с Эрмитажем, который едва узнала, – местный Зимний дворец почему-то был выкрашен в депрессивный красно-коричневый цвет.

Добыть землю оказалось нетрудно: спустилась на лифте вниз и столовой ложкой наковыряла чернозема прямо у парадной, под раскидистыми кустами можжевельника. Прохожие смотрели на нее с изумлением. Да и наплевать. Не видели они, как у нас скамейки бетонные на дачу уволакивают, усмехнулась про себя Лиза. Да и навряд ли эти избалованные прохожие когда-либо поймут, какие суперлюди вырастают на наших шести сотках.

* * *
18 декабря


За неделю из земли высунулись первые хиленькие всходы. Лиза удовлетворенно кивнула, пробормотав под нос мантру советского садовода: «Краденое лучше растет». Потом повернулась к Пусе:

– Не вздумайте слопать мои посадки, ваше святейшее высочество господин Усус! Понятно? А то были у нас прецеденты…

Пуся надменно повел ухом, давая понять, что такое высокоразвитое существо, как он, никогда не опустится до поедания какой-то унылой рассады. Особенно если перед уходом хозяйка выдаст ему еще одну порцию этих восхитительных охотничьих колбасок. И вообще, не надо мешать процессу самообразования Кота – он поглощен просмотром новостей.

– Новое шоу Горыныча, стартовавшее накануне в Санкт-Петербургском зоосаде, собрало рекордное количество зрителей, – сообщил тем временем ведущий с умильным видом. – Тысячи людей собрались поприветствовать живой символ наступающего года. Российский дракон теперь выступает в компании профессиональных танцовщиц. Публика реагирует восторженно, а критики сравнивают постановку с лучшими программами мировых кабаре..

По телевизору показали очень крупного варана, наряженного в нелепое красное платьице. Вокруг главного героя шоу крутились девушки в ярких восточных костюмах и с деревянными палочками в прическах.

– Дикость какая-то, – буркнула Лиза. Пуся же ужасно заинтересовался расфуфыренным Горынычем, даже подкрался к экрану поближе. – Напялили ящерице тряпку и радуются. Новогоднее шоу? Да они на календарь-то смотрели? Две недели еще до праздника. Ну уж Новый-то год я точно встречу не в этом мире.

– А мы переходим к прогнозу погоды. В столице ожидается похолодание до минус пяти градусов и снегопад. Не забудьте перевести ваши квадрокоптеры в зимний режим и обработать винты средством от наледи…

Уже перед самым выходом из дома Лиза вспомнила про шляпу.

* * *
12 декабря


В первый же день после телепортации Филипп Петрович потащил ее на медосмотр.

Лиза ожидала формального постукивания по коленкам, но на всякий случай морально подготовилась и к наиболее отвратительному исследованию – глотанию трубки с камерой на конце. Да кто знает, какие вообще варварские методы применяют в этом дурацком мире, где молятся котам и не пьют кофе. На все расспросы о предстоящей экзекуции шеф ухмылялся в усы и отмалчивался.

– Может, просто купим справку, и дело с концом? – тоскливо предложила Лиза, плетясь за Филиппом Петровичем к остановке вакуумного трамвая. Шеф шагал быстро и энергично, время от времени кивая узнавшим его прохожим. Курить хотелось неимоверно.

– Не понимаю, о чем вы, милая барышня.

– Да что ж тут непонятного – мы врачу взятку, он нам справку, что меня можно в космос отправлять, вот и всё. И тащиться никуда не надо.

– Но как же мы тогда узнаем актуальное состояние вашего здоровья, голубушка? – довольно наивно спросил Филипп Петрович. Седые брови недоуменно дернулись. – Как говорили древние, предупрежден – значит вооружен.

– Кому какое дело до моего здоровья…

– Как это – кому? Чем меньше вы болеете, тем это выгоднее государству, сударыня. Довольно странно слышать подобные заявления от доктора. И откуда в столь юной барышне так много цинизма?

– А вы постойте в очередях в нашей поликлинике, – вздохнула Лиза, накидывая на голову всё тот же грязный шарф и мечтая о сигаретке.

Интересно, а есть ли они вообще в этом мире, волшебные никотиновые палочки? И стрельнуть-то не у кого, все прохожие словно принесли массовый антитабачный обет. Спрашивать у Филиппа Петровича Лиза постеснялась – раз уж он так походил на ее дедушку, можно было предсказать, что идею с курением шеф не поддержит.

Лиза принялась оглядываться по сторонам в поисках сигаретного ларька, чтобы сбегать к нему вечером.

Ее новый дом располагался в районе Черной речки, совсем рядом с местом дуэли Пушкина. Спроси сейчас раненый, погрязший в долгах Александр Сергеевич: «Лизавета, не желаете ли поменяться со мной местами?», Лиза не раздумывая ответила бы: «Согласна! Клянусь всеми антисептиками мира, да!». За родные пейзажи можно и жизнь отдать.

Во времена Пушкина здесь кривились деревянные дачки, окруженные огородами и болотными кустами. Теперь же рвались вверх небоскребы. На Лизу, привыкшую к жизни в низкорослом историческом центре, высотки здорово давили.

При свете дня улицы альтернативного Петербурга выглядели еще более экзотично, чем накануне. Повсюду виднелись широкие панели солнечных батарей. Вот изобретатели-то дураки, усмехнулась про себя Лиза, что они будут делать, когда их прекрасные панельки завалит нормальным русским снегом?

По дороге скользили автомобили без водителей – и кажется, даже без руля.

На громадных экранах, занимающих целые стены зданий, крутилась всевозможная реклама, причем не пойми чего.

Столбы, которые Лиза сперва приняла за обыкновенные электрические, служили для подкормки квадрокоптеров, уставших в полете. Дроны приземлялись на площадку, венчавшую столб, и подпитывались киловаттами.

Через каждые двести метров попадались невысокие стойки для зярядки Перстней-Разумников – своего рода почетный караул технологий.

Там, где всего полтора века назад выращивали капусту и свеклу, ныне отблескивала хромом целая грядка автоматов с едой и питьем. «Горячий сбитень», – прочитала Лиза. «Леваши». «Свекольное печенье с тмином». Что ни говори, а для вегетарианца тут раздолье, с этим не поспоришь. Однако сигарет среди разноцветных упаковок не было.

Может, табак продают вот в этом затейливом розовом киоске?

– Напечатай шляпку от Ламановой за 5 минут! – предложил розовый киоск приятным женским голосом.

– Батюшки-трициклики… – Лиза шарахнулась в сторону, врезавшись в корпулентного шефа.

– Новинка, сударыня. Уличный трехмерный принтер, – объяснил Филипп Петрович. – В пассажах Ламановой такие давно стоят, но наконец удалось разработать и всепогодную модель… Если позволите, Елизавета Андреевна, я порекомендовал бы вам воспользоваться этим изобретением. Впереди похолодание. Время у нас есть – до следующего трамвая целых десять минут.

Лиза была не против. С балтийским ветром не поспоришь.

– А платить-то как прикажете?

– При помощи Перстня, разумеется, – пожал плечами Филипп Петрович. – Прикладываете его в нужный момент к экрану. Так же просто, как билет на Луну купить.

– Ну конечно, чего уж проще, – с сарказмом отозвалась Лиза. – Но я не в этом смысле. Денег-то у меня по-прежнему нет. Или ваша императрица нищих не только поит и кормит, но и в шляпки наряжает?

– У нас, конечно, есть благотворительные учреждения, где оденут любого нуждающегося, та же Ламанова туда новую одежду посылает, и даже Лидваль… – задумался Филипп Петрович. – Однако вам, сударыня, нет нужды обращаться в милосердные общества. Разве я не упоминал? Вам уже с утра начислили премию за успешное завершение «Дела об Усусе».

– Вот те на, – обрадовалась Лиза. – И большую?

– Скажем так – вы теперь можете позволить себе не только шляпку, милая барышня.

Киоск предложил Лизе тысячи моделей шляп, шапок, ушанок, кепок, цилиндров, обручей, котелков и даже парочку головных уборов из перьев: со стразами, под названием «Дягилевские сезоны», и брутальный, в индейском стиле. Естественно, Лиза совершенно растерялась, всё напутала, бездарно тыкала пальцем куда попало и в итоге заказала совсем не то, что хотелось. Присмотрела она себе непритязательный черный берет, а принтер распечатал роскошную широкополую шляпу в стиле Голливуда 30-х годов. С вуалью. Которую Лиза сразу же завернула наверх. Что за дикость. Архаизм. Нелепость. Особенно в салоне суперпрогрессивного вакуумного трамвая.

Впрочем, пальцем на нее не показывали и не смеялись. И на том спасибо.

До места назначения добрались без происшествий, хотя у Лизы и разболелась голова от невиданной скорости – шестьсот километров в час, почти как самолет. Расстояние от Чёрной речки до Литейного проспекта преодолели меньше чем за две минуты. С высоты город был похож на Перстень: драгоценный исторический центр в оправе из сверкающих небоскребов.

– Добро пожаловать в Офицерское собрание, голубушка! – сказал Филипп Петрович, отворяя своим Перстнем двойные двери старинного особняка.

Офицерское собрание Армии и Флота Российской империи Лиза знала под именем Дома Офицеров Ленинградского военного округа. Здание на Литейном немного напоминало средневековый французский замок: чудная угловая башенка, претенциозный фасад. Однако внутри Дома Офицеров всегда царило необыкновенное уныние. Изредка здесь затевались убогие ветеранские концерты, но по большей части пустынные гулкие залы тихо ветшали в темноте.

Ни темнотой, ни пустотой, ни убогостью здешнее Офицерское собрание похвастаться не могло. Лиза вошла – и застыла на месте от изумления. Всё здесь сияло, гудело, кипело и пульсировало, как вспышки нейронов в голове учёного, вплотную приблизившегося к гениальному открытию вроде того, кто стащил его бутерброд из холодильника.

Складывалось полное впечатление, что тут теперь располагается штаб-квартира перспективной IT-компании, получившийинвестиции в пару миллиардов долларов. Из знакомого на глаза попалась только великолепная парадная лестница белого мрамора, да и та была оборудована пандусом для гироскутеров. Все внутренние стены, похоже, снесли и на их месте построили принципиально новые помещения. Появились лифты, стеклянные перегородки и просторные зоны отдыха, оборудованные капсулами для сна. Более того, судя по указателям на стенах, здание получило несколько новых подземных этажей.

Лиза с Филиппом Петровичем прошли по центральному коридору, мимо элитных, по словам шефа, отделений: Третьего и Девятьсот Девятого. Спустились на минус второй этаж, подошли к двери с надписью "Котёл Ершова". Филипп Петрович кивнул на электронный замок:

– Прикладывайте Перстень, сударыня. Вы записаны на прием, дверь откроется автоматически. Мне с вами нельзя. Медицинская тайна.

Посередине большой комнаты возвышалась стеклянная капсула с хромированным основанием. Пресловутый котёл Ершова напоминал никакой не котел, а японскую душевую кабину. Хотя навряд ли японцы стали бы украшать свое детище полупрозрачной хохломской росписью. Глотательных трубок нигде не было видно, чему Лиза несказанно обрадовалась.

Возле капсулы хлопотала крепкая женщина средних лет – в старомодном коричневом платье, белом фартуке и – не может быть – накрахмаленном чепчике. На правой руке – голубая повязка с золотым крестом. Персонаж старой кинохроники в чистом виде. Не считая здоровенного Перстня-Разумника на пальце, конечно.

Женщина представилась доктором Бакуниной. Голос ее следовало разливать по бутылочкам и продавать в аптеках вместо валерьянки. Выспросив у Лизы различные интимные подробности вроде ее возраста (30 лет), роста (170 сантиметров) и веса (63 килограмма), врач приглашающим жестом указала на кабину:

– Раздевайтесь, сударыня, руки на матовые круги, ноги на ширину плеч, как всегда.

Стащив свои мятые и, чего уж там, отнюдь не свежие шмотки, в том числе штопанное нижнее белье, Лиза прикрыла жалкую темную кучку прекрасной шляпой и, стесняясь складок на боках, забралась в капсулу.

Доктор прикоснулась к экранчику кабинки – и началось приятное.

Внутри толстого стекла загорелись сотни крошечных разноцветных лампочек. По бледной Лизиной коже принялись бегать тонкие лучи, не оставляя следов и не вызывая никаких ощущений. Напротив лица засветился нежно-голубой круг, а с хромированного потолка полились звуки моря: плеск волн, шипение пены, далекие крики чаек. Лиза инстинктивно набрала полные легкие воздуха, как человек, оказавшийся на тропическом острове после долгой изматывающей зимы, и осознала, что тут и правда пахнет океаном: сплошные ионы, летучие соли, озон и кислород.

Цифровой таймер на хромированном потолке капсулы пискнул, десять восхитительных минут закончились. Огоньки потухли, стекло вновь стало прозрачным, и врач выпустила Лизу из кабинки.

Тут же запищал Лизин Перстень.

– Проверьте входящую почту, сударыня.

Конечно же, никакую виртуальную почту Лиза проверять не умела, поэтому докторше пришлось ей помогать.

Из изумруда поднялась целая таблица. Полный отчет о состоянии организма.

«Головной мозг – без патологий… Толщина стенки левого желудочка сердечной мышцы в фазе систолы – 12 мм… Эпидермис без существенных изменений… Слизистая пищевода в норме…» Десятки, сотни заключений.

– Типичные легкие курильщика прошлого века. Скопление копоти превышает все нормы… – Бакунина нахмурилась, а Лизе нестерпимо захотелось затянуться сигареткой. – Нечасто встречается такая концентрация сажи и пыли. Словно вы всю жизнь провели в швейцарской угольной шахте. Да и ваш гемоглобин это подтверждает, эритроциты чуть живые, еле ползают по венам. Вы истощены, моя милая, истощены и измождены, несмотря на вес в пределах нормы. Чем вы питаетесь?

– Ну как, в основном картошкой и сыром "Российский", – сообщила Лиза, вспоминая скромный ассортимент универсама «Грошик» – с появлением в Лизиной жизни Игоря другие магазины ей стали недоступны. – Я вегетарианка.

– Сударыня, в наше время у вегетарианцев огромные возможности полноценного питания, возьмите ту же «Омелу», – не поняла докторша. – Да зайдите в любой пассаж Второва, наконец… Понимаю, почему вы любите сыр "Российский", изысканный сорт, но нужно разнообразить свой рацион, это я вам как врач говорю.

Лиза почему-то постыдилась признаваться, что она тоже врач. Только не после лекции о копченой закуске к пиву, в которую превратились ее легкие.

– Система выписала вам лечебные ингаляции, – строго сказала врач, нажимая что-то на экране кабинки. – Назначение отправлено вам на Перстень. Приложите его к пульту управления в ванной, перед тем как в следующий раз мыться. Разумный Душ сделает всё сам, даст целительный пар в нужном объеме. Вам нужно просто глубоко дышать. Договорились? – Лиза кивнула. – В целом ваше состояние здоровья позволяет вам служить в Личной Канцелярии. Поздравляю, сударыня.

Шеф нервно дергал себя за усы в дальнем конце коридора.

– Прошла! – крикнула ему Лиза. Филипп Петрович просиял.

По дороге в кабинет Седьмого отделения Лиза задала давно мучивший её вопрос:

– А почему Котёл Ершова? Ершей в нём варить предполагалось?

– Перун с вами, голубушка! – удивился шеф. – Вы же помните сказку про Конька-Горбунка? Там ещё все купались в волшебных котлах и омолаживались.

Идея омоложения без усилий Лизе понравилась. Перед свадебкой неплохо бы пройти комплекс бесплатных спа-процедур. Глядишь, и румянец на щёки вернётся.

* * *
18 декабря


Отработанным за неделю движением она плюхнула на голову шляпу, включила Пуське канал «Мяу» для кошек (по нему круглосуточно крутили программы про голубей, мышей, а также разработанные фелинологами мультфильмы) и захлопнула за собой входную дверь.

– Добрый день-добрый день, милочка! Значит, подкарауливали меня? Раскусил я ваш тайный план. – Гулкую лестничную площадку заполнил капризный тенор. – Боже, подумать только – весь выложился в ночном эфире, целиком, без остатка, но этим ненасытным поклонницам всё мало! Дежурят у дверей квартиры. Ну хорошо, хорошо, уговорили, дам я автограф, дам. Протягивайте лапку, милочка.

К Лизе подлетел сверкающий торнадо – манерный юноша, весь в каких-то стразах, немыслимых манжетах, шляпе с пером, как у Робин Гуда. Не успела Лиза опомниться, как юноша уже вовсю чирикал маркером на тыльной стороне ее правой ладони. При ближайшем рассмотрении оказалось, что "юноше" уже ближе к сорока. Под слоем тонального крема проглядывали морщины.

– Э-э, – слабым голосом сказала Лиза.

– Знаю, знаю, милочка моя сердечная, вы потеряли дар речи от невыразимого счастья лицезреть такую знаменитость, как я, совсем рядом с вами. Да-да, эту встречу вы запомните на всю вашу серенькую жизнь! Вы задыхаетесь от фантастических эмоций, понимаю.

– Э-э, простите, товарищ, а вы вообще кто? – вымолвила наконец Лиза, задыхаясь от фантастического амбре, заполнившего площадку – похоже, ее новый знакомый не жалел одеколона.

– Господи боже мой, милочка, вы не только дар речи, вы и последний свой разум потеряли, увидев наконец в реальной жизни короля эфира, властителя умов, повелителя телевизионных бурь Ангела Головастикова! – понимающе закивал юноша. С воротника его несусветной куртки посыпались блестки, устилая кафельный пол нарядным ковром. – Но – мне тут вас приводить в чувство некогда, дружочек мой ситный. Звезду экрана ждут дома, а потому я вас покидаю, и даже не просите, нет, не надо просить меня остаться! Да, милочка, для вас это, конечно, станет откровением, но у вашего кумира есть своя личная жизнь и любящее существо – прямо за этой дверью! Целую, обнимаю, пока-пока!

Послав Лизе эффектный воздушный поцелуй, колоритный товарищ (Ангел? его правда звали Ангел?) скрылся за дверью с подсвеченным номером 99, располагавшейся напротив Лизиной квартиры №97.

– Ну и соседушка мне достался – просто укол адреналина в сердце, – пробормотала Лиза, остолбенело уставившись на вход в жилище Ангела. Потом безуспешно попыталась оттереть залихватский автограф со своей ладони – маркер, кажется, навеки впечатался в кожу наподобие татуировки, – и спустилась вниз на лифте, не переставая качая головой.

– Я уже три минуты сорок пять секунд тебя жду, – буркнула Аврора. Коллега застыла у парадной, словно памятник самой нелепой бунтарке в мире: лет двадцати двух, кругленькая, маленькая, и при этом – сиреневые дреды, насупленные брови и абсолютно несусветная одежда всех цветов радуги. Будто Красная Шапочка, отправившись в гости к бабуле, случайно забрела на лесной панк-рок-фестиваль, где ее накормили пирожками с галлюциногенными грибами. – Теперь уже сорок шесть.

Своевольная девица обитала на втором этаже того же доходного дома, в квартире под номером 5. Аврору Успенскую, программиста Седьмого отделения, шеф определил Лизе в няньки. Нужно было помочь новой сотруднице сориентироваться в новой реальности. Сам Филипп Петрович жил на старой ферме под Петербургом, граф Александр владел фамильным особняком на Английской набережной, и всё это были места для Лизы неподобающие; посвящать посторонних в свои семейные дела шеф не захотел. В итоге проведение курса молодого бойца пришлось взять на себя Авроре.

– А знаешь, ветеринар как программист – тоже всю жизнь с мышами и вирусами, – попробовала пошутить Лиза при первом общении с «наставницей».

Аврора закатила глаза.

Обе девушки были друг от друга не в восторге. Аврору жутко раздражала Лизина техническая отсталость. Кроме того, шеф представил Лизу коллегам как швейцарскую беженку – нужно было как-то объяснить, почему ее не было ни в каких базах и почему она не знает элементарных вещей, хуже воспитанника киндергартена. Собственно, и что такое киндергартен, она тоже не знала. «Шоколадное яйцо?» – наугад спросила Лиза. «Сад для детей», – буркнула Аврора.

Резкая программерша открыто презирала швейцарцев, называя их «унылыми бесхребетными овечками, которые не способны навести порядок в собственной стране и голове».

По Лизиному же глубокому убеждению, Аврора и сама была немного того.

– Не знаешь, что за интурист напал на меня возле лифта? – поинтересовалась Лиза по дороге к вакуумному трамваю. – Разряженный в пух и прах, эдакий павлин в блестящих штанишках. Я из-за него и опоздала. Нарисовал вот мне на руке какую-то дрянь.

Аврора мельком взглянула на нательную роспись.

– Это не турист, это Энджи. Ангел Головастиков. Телеведущий. Бывший император. Между прочим, я за него голосовала на референдуме. Он прикольный. Жаль, что выиграла Екатерина. Она скучная.

– Ясно, – сказала Лиза, хотя ничего ей было не ясно. Император? Референдум? А как же 400 лет правления Романовых? Ерунда какая-то. Хотя, кажется, о чем-то таком упоминал Филипп Петрович еще тогда, в «Омеле».

Лиза понизила голос и опасливо оглянулась по сторонам:

– Слушай-ка, а разве позволительно говорить об императрице в таком тоне?

Аврора не потрудилась ответить. Ее профиль очень хотел казаться надменным, однако все впечатление портили нос-картошка и щечки-яблочки, налившиеся на морозце легким румянцем.

В Петербург пришла настоящая зима. Здесь, в спальных районах, тротуары не подогревались, поэтому снег чувствовал себя вполне вольготно. Скапливался на дороге и неприятно удивлялся, когда беспилотные тракторишки неожиданно набрасывались на него из-за угла. Снег искал спасения на высоте, с облегчением приземляясь на просторные солнечные батареи; однако тут-то его и поджидала настоящая беда: энергоплиты сами себя отапливали, да к тому же еще были оборудованы «дворниками». Лиза представила, как Игорь сейчас, должно быть, прыгает вокруг своей заснеженной синюшки-развалюшки с криками: «Предохранитель! Да за что мне это? Предохранитель дворников сдох! Ну почему?! За что на меня ополчились жестокие небеса?», – и на душе сразу стало на мгновение теплее от того, что теперь ей не нужно бежать в далёкий магазин запчастей за дурацким предохранителем.

Руки заледенели, и Лиза сунула их в карманы куртки – всё той же, из родного мира. Нужно обзавестись перчатками. И раз зарплата позволяет – новым гардеробчиком.

Мода здесь почти такая же, что и дома: ну разве что многие женщины в шляпах, а некоторые мужчины в сюртуках, а так – обычный пестрый мегаполис. Ну, может, ткани более качественные. И безусловно, намного более яркие. В Лизином мире петербуржцы одевались как унылые воробушки – в черные, серые, коричневые цвета; местные же жители явно поставили себе цель перещеголять тропических птиц.

Вот, предположим, ее спутница. Неоновые косички выбивались из-под мужского цилиндра ярко-зеленого цвета. Поверх клубничного пуховика понавешаны какие-то цепочки, брелки, плюшевые единороги. Ослепительно-желтые спортивные штаны с надписями вроде «Взломать «Владычицу» и выжить». Ботинки в радужных кляксах. Наплечная компьютерная сумка, вся в каких-то значках. Поверить невозможно, что это мультяшное создание служит в полиции.

Официальная форма у Ищеек, конечно, была – и Лизе в первый же день работы выдали зимний комплект: белая шерстяная шинель с однотонными зелеными погонами, указывающими на то, что она никогда не имела отношения к армии; такие же брюки и лохматая белая шапка с двуглавым орлом. Однако форму полагалось надевать лишь на важные формальные мероприятия, поэтому Лиза продолжала носить свою дачную куртку и старые легинсы, совсем не сочетавшиеся с шикарной шляпой.

Размышляя о том, как отреагирует Игорь, если она появится перед ним в новом роскошном пальто («А мне-то, мне что-нибудь купила? Только о себе и думаешь! За что, за что небеса так жестоки ко мне?!»), она нащупала в кармане куртки тонкую салфетку. Нет, все-таки не зря тогда стащила целую стопку из «Омелы». Лиза принялась яростно оттирать автограф Ангела с покрасневшей от холода руки.

Шагать молча было скучно, поэтому Лиза предприняла еще одну попытку наладить светское общение с чудной девицей:

– Что тебе снилось, крейсер "Аврора"?

– Какой еще крейсер?

– Да никакой, это я так… Смотрела вчера новую серию «Пляжных амазонок»?

– Я такую ботву не смотрю. Мейнстрим.

– Ну разумеется, – с сарказмом отозвалась Лиза. – Наверное, и сам «Всемогущий», по твоему мнению, ерундистика полная.

– Отчего же, – высокомерно возразила Аврора из-под своего смехотворного цилиндра. – Я на этом канале в научном конкурсе снималась. «Воздушный замок» называлось шоу. Стивен Хокинг его вел.

– Кто? – растерялась Лиза.

– Сти-вен Хо-кинг, – по слогам повторила Аврора. – Или ты даже его не знаешь?

– А вот самое странное, что знаю, – ошеломленно сказала Лиза.

Они уже подходили к остановке вакуумки.

Салфетка из рисовой бумаги расползлась на глазах, нимало не исправив ситуацию с Ангеловыми художествами. Лиза с раздражением кинула бесполезный комочек в сторону.

– Мусор в урну надо выбрасывать, – тут же возмутилась Аврора. Хороша бунтарка! – Вот же урна, совсем рядом.

– Я думала, это какая-то современная скульптура. – Лиза с сомнением осмотрела гранитную чашу весьма изысканной формы. – Она же пустая. И чистая.

– Чистая – потому что мы не животные, – объяснила Аврора. – А пустая – потому что весь мусор сразу засасывается внутрь. Под землей сжигается. Обогревает город. Давай кидай.

Лиза повиновалась, не желая связываться с упрямой девицей.

Бумажка отправилась в чашу, которая тут же его поглотила, и лишь в последний момент Лизе удалось поймать на лету дурацкий Перстень, опять соскочивший с руки. Еще мгновение – и разумное кольцо отправилось бы в местный Мордор.

– Вот дрянь, – заключила Лиза, адресуясь к изрядно надоевшему Разумнику-неразумнику.

– Дай сюда, репка в кепке, – закатила глаза Аврора. – Соображаешь ты не лучше, чем шоколадное яйцо. Он настраивается по размеру. – Программистка покрутила Разумник в руках, тот послушно пискнул. – Согласна ли ты, Елизавета швейцарская, – насмешливо начала Аврора, протягивая кольцо хозяйке, – забыть свою прежнюю пещерную жизнь и отдаться научно-техническому прогрессу, любить, уважать и нежно заботиться о нём, пока смерть не разлучит вас?

Лиза сердито схватила Перстень.

– Ага, щаз. Может, мне ещё обет безбрачия принести во имя любви к техническому прогрессу? – предложила она с сарказмом.

– А зачем тебе муж? – без особого интереса спросила Аврора.

– Так как же, – растерялась Лиза. – Семья – главное предназначение женщины, вот зачем.

– Вот блин еловый, – Аврора в очередной раз закатила глаза. – Ну и рассуждения. Прямо каменный век.

– Ты так говоришь, потому что завидуешь, что у меня в конце зимы свадьба, а у тебя нет и не предвидится, – нравоучительным тоном сказала Лиза.

– У нас раньше сорока никто о семье не задумывается, – фыркнула Аврора. – Это просто даже неприлично. Я всегда знала, что ты отсталая, Лиззи, причём абсолютно во всём.

* * *
В Офицерском собрании, как всегда, было шумно, ярко и многолюдно.

– Па-а-асторонись! – раздалось у Лизы над ухом, и мимо девушек со свистом пронесся массивный генерал на гироскутере.

– Фу ты ну ты, – выдохнула Лиза, шарахаясь куда-то вбок и невольно вклиниваясь в веселый водоворот городовых в белых шинелях. Аврора закатила глаза.

– О, на нас снова медноволосая зеленоглазая богиня свалилась! Категорически приветствую! – хохотнул Макс, аккуратно выводя ее из шинельной круговерти. – Я был уверен, Лизавета, что наткнусь на вас сегодня. Не угадал – вы сами на нас наткнулись.

– А, здорово, Макс. – Лиза потерла затылок, ушибленный о каменные плечи городовых. – Какими судьбами?

– Ваши коллеги из Четвертого нас собирают – готовятся к школьным соревнованиям на Кубок Императрицы. Скачки через три недели, а совещания уже начали. Да еще и оффлайн, бюрократы, им бы в Швейцарии родиться… Вы в деле?

– А? – рассеянно переспросила Лиза, думая о том, что уж через два-то месяца она уж точно будет дома, с Игорем. В конце концов, опытным путем установлено, что дверь между мирами существует, и она может открыться при определенном стечении обстоятельств. Осталось только подобрать к этой двери подходящий ключ.

– Там же коняшки будут, ваши клиенты, – беззаботно продолжал Макс. – Или вы только на резиновых курицах специализируетесь? Аврора, богиня утренней зари! Симпатичный цилиндр. Давно мечтал о таком.

– Тебе пора, Макс, – буркнула Аврора. – Твои коллеги уже далеко.

– Эх, угостить бы вас мороженым, сударыни, но мне и правда пора. Электронная регистрация, строго по времени! А я пока не готов остаться без жалованья – коплю на собственную синемастудию, чтобы снимать себя в главной роли в боевиках, перед вами же просто образец мужественности, а, барышни? – созорничал напоследок Макс, подмигнул Лизе и резво поскакал за товарищами, пробиваясь сквозь толпу, как молодой лось сквозь кусты ивняка.

– Клоун, – сказала Аврора.

– А ведь он и правда похож на Брюса Уиллиса, – задумчиво сказала Лиза. – Только молодого и с шевелюрой.

– На кого? – спросила Аврора.

– Да так… Есть там у нас один. Крепкий орешек.

– Что, какой-нибудь таксист, ставший героем нации? – презрительно уточнила Аврора. – Выбился из низов и возглавил вашу рабоче-крестьянскую Швейцарию? И теперь его печатают на плакатах?

– Ха, вроде того.

Седьмое отделение встретило девушек задумчивыми фортепианными переливами.

Граф Александр музицировал.

Аристократические пальцы нежно перебирали клавиши белоснежного рояля «Братьев Дидерихс»5. Глаза прикрыты, брови страдальчески сведены, высокий лоб прорезала тонкая вертикальная морщинка. Худое лицо графа казалось необыкновенно одухотворенным – как у Пуси после мгновенной и тайной ликвидации банки сметаны.

Мелодия была незнакомая и странная. Слышались в ней трели птиц и низкое жужжание квадрокоптеров, переливы весеннего ручья и стрекот трехмерного принтера, печатающего модную шляпку от Ламановой.

– Сумбур вместо музыки, – вынесла вердикт Лиза, цитируя «Правду» от тридцать шестого года. – Лучше бы «Антошку, пойдем копать картошку» сыграли. А то за окном дрянь, и вы тут тоску вселенскую разводите.

Граф Александр оборвал композицию на полутакте. Не поднимая головы и не открывая глаз, он произнес:

– «Никогда ничему не поверите, прежде чем не сочтете, не смерите… Никогда никуда не пойдете, коль на карте путей не найдете… И вам чужд тот безумный охотник, что, взойдя на нагую скалу, в пьяном счастье, в тоске безотчетной прямо в солнце пускает стрелу»6. – Он открыл глаза и посмотрел прямо на Лизу. – Светлого утра, сударыня. Неужели в вас нет ни капли романтики?

– Романтика – удел богатых бездельников, – пожала плечами Лиза. – А мне работать надо. Домашки на дурацких ветеринарных курсах задают немерено.

И потопала к блестящей кофеварке, заказанной Филиппом Петровичем аж из Германии.

Вообще-то наверху, на шестом этаже, был бесплатный кафетерий, и очень даже неплохой, только для сотрудников Канцелярии. Но кофе там не подавалось – в связи с отсутствием спроса. Впрочем, это нисколько не мешало Лизе каждый день туда заглядывать и выносить полные карманы халявных пирожков с разными ягодными и овощными начинками. Пирожки с цветной капустой оказались на удивление хороши.

Потягивая вполне приличный немецкий эспрессо, Лиза бросила шляпу на свой тонконогий инкрустированный стол, включила плоский компьютер с золотой рыбкой и запустила очередное познавательное видео, присланное ей куратором курсов. Филипп Петрович на следующий же день после телепортации записал ее на онлайн-повышение квалификации. Штатный ветеринар Седьмого отделения обязан был предоставить в Статистический комитет диплом о высшем медицинском образовании.

Однако вместо того, чтобы послушно впитывать лечебную мудрость Российской империи, Лиза исподлобья рассматривала Розовую гостиную, в которой, собственно, и располагалось Седьмое отделение Личной Канцелярии Ее Величества.

Комната была не то чтобы небольшой – метров пятьдесят тут набегало, – но какой-то излишне насыщенной. Из всех помещений Офицерского собрания именно Розовая гостиная, располагавшаяся в угловой башне, подверглась наименьшей модернизации. По словам Филиппа Петровича, изначально она предназначалась для «традиционной релаксации» сотрудников, однако после создания Седьмого отделения старинный зал отдали Ищейкам, а всем остальным агентам Личной Канцелярии предложили релаксировать в тренажерном зале, напичканном всяким современным оборудованием.

В Розовой же гостиной сохранился эдакий оазис девятнадцатого века. Тут было всё: тот самый белый рояль, который Лиза за неделю возненавидела лютой ненавистью из-за графских музыкальных экзерсисов, пара-тройка нелепых китайских ваз, тяжелые бархатные портьеры с кистями, избыточная лепнина. Всё это барочное великолепие венчалось роскошной люстрой с сотней Разумных Лампочек (не считая компьютеров – одна из немногих примет двадцать первого века в этой принцесскиной башне). Люстра не нуждалась в выключателе и жила собственной жизнью, реагируя на восход солнца, количество облаков на небе и степень задернутости штор.

Со стен на Лизу смотрели хорошо известные ей лица Суворова, Кутузова и еще какого-то смутно знакомого дяденьки в мундире петровских времен. Однако хватало тут и современных картин военной тематики, ни герои, ни сюжеты которых Лизе были совершенно не понятны. Например, слева от ее стола висело батальное полотно, которое условно можно было бы назвать «Перелет квадрокоптеров через Альпы», а возле двери красовался гигантский яркий холст, получивший от Лизы пышное имя «Грюнвальдское робото-лазерное мочилово».

Лиза никогда не была большой поклонницей живописи, но эти картины вполне одобряла: во-первых, они ее развлекали и помогали отвлечься от скучного высиживания за столом (пока что никаких дел ей не поручали, да, кажется, и поручать особо было нечего – Ищейки явно не были завалены работой), а во-вторых, художества закрывали собой большую часть тошнотворно-леденцовых стен.

– Современный ветеринар обязан разбираться в технологиях на уровне опытного программиста… – вещал тем временем Лизин компьютер. – Трехмерная печать протезов внутренних органов… Рассмотрим пример успешной замены лопнувшего панциря красноногой черепахи на искусственный, распечатанный на принтере модели «Ветеринарный Особый №1801»…

– Во имя Господа Бота, что за трешняк-то? – заворчала Аврора со своего рабочего места. В отличие от Лизы и графа (который сейчас стоял в картинной позе возле окна), стола у нее не было – программистка забилась в угол изящного антикварного диванчике в стиле салона мадам Рекамье. Узоры золотистой атласной обивки скрывались под грудой пыльных проводов, пластмассовых переходников и прочей компьютерной дряни. – То на пианине бренчат, то про черепах красноногих мозг забивают. Сложно себе в наушник звук пустить?

– Сложно, – искренне пожала плечами Лиза. – И вообще, я даже не знала, что так можно.

Аврора тяжело вздохнула, выбралась из своего гнезда и по-утиному прошлепала к Лизиному столику. Пухлые пальцы легко пробежались по клавиатуре, Лизин Перстень коротко вспыхнул, и голос лектора плавно переместился в ее правое ухо.

– Наслаждайся. А у меня свидание.

– Да? Где?

– Прямо здесь и сейчас.

После такого анонса Лиза, естественно, потеряла остатки интереса к несчастной красноногой черепашке, которая жила себе не тужила, пока на нее не свалился грузовой квадрокоптер, доставлявший тройную порцию блинов с малиновым вареньем из «Омелы», – и, сгорая от любопытства, полностью переключилась на Аврору.

Между тем, та преспокойно забралась обратно на свой диван и уставилась в свой лэптоп с цветочками. Ну и выдержка, восхитилась Лиза, с минуты на минуты ухажер в гости пожалует, а она на дверь даже и смотрит.

Как выяснилось спустя пару минут – этот ухажер в дверях не нуждался.

– При-при-при-при-привет-вет-вет-вет… Я ску-ску-ку-ку-кучал. Ты сегодня выглядишь от-от-от-от-от-от…

– Блин еловый, опять заело.

Возле Аврориного диванчика материализовался невысокий щуплый парень в вязаной кофте, почти как у деда, только подлиннее и с широким отложным воротником. К Лизе он стоял спиной, поэтому лица она его не видела. Сложно было сказать наверняка, но, кажется, парень выскочил прямо из Аврориного лэптопа. Ухажер был полупрозрачным и мерцал синеватыми искорками, как давешний двуглавый орел из Перстня. Но в отличие от молчаливой птицы, кавалер-голограмма жаждал общаться со своей пухлой создательницей. Голос у него был довольно приятным, но сильно квадратил и заикался, как клубная музыка у плохого диджея, и это всерьез действовало на нервы.

Граф Александр равнодушно взглянул на призрачного гостя через плечо и вновь отвернулся к окну, за которым усилился снегопад. Разноцветные квадрокоптеры мужественно продирались сквозь белую пелену, расшвыривая винтами тяжелые мокрые снежинки.

Насколько Лиза успела понять за эти дни, отношения Авроры и фон Миниха складывались не очень. Она презирала его за снобизм, а он не принимал её бунтарства. Потому в Розовой гостиной, как правило, стояло густое, как осенний петербургский туман, молчание.

Лиза нервно хихикнула:

– Святые салицилы, ты что же это, с электронным джинном встречаешься? Потерла пару клавиш и выпустила бойфренда из заточения в дебрях микросхем? Впервые вижу джинна не в набедренной повязке, а в бабкиной кофте.

Аврора, не отрывая глаз от экрана, молча прошлась по клавиатуре, и ответ Лизе поступил от неожиданного источника. Мерцающий парень неуловимым движением повернулся к ней лицом – кстати, вполне приятным, хоть и немного угловатым:

– При-при-при-приввет! Я не-не-не-не джиннннн. Я бой-бой-бой-френд Авроры. Кондратий.

– Батюшка миотропный бендазол! От такого и правда кондрашка хватит, – пробормотала Лиза, лихорадочно соображая, какого поведения в данном случае требуют от нее правила этикета. Как следует здороваться с голограммой? Пожать руку было бы бестактно – пальцы просто сомкнутся в наэлектризованной пустоте.

– Эээ, здрасьте, Кондратий, – выдавила она.

Парень смотрел на нее уверенно и спокойно. Сквозь его синеватые очертания можно было во всех подробностях рассмотреть лица нарисованных роботов, плавящих друг друга лазерами с невозмутимым видом.

Интересно, у него есть собственный разум? Или он полностью управляется Авророй? Сейчас проверим.

– Кофе хочешь, Кондратий? – лукаво спросила Лиза, зная негативное отношение к подобным напиткам его создательницы, уважавшей исключительно свежевыжатые соки, преимущественно из брюквы. – Как ты подзаряжаешься?

– Я заррряжаюсь от электрррриче-че-че-ческой сети с напппппряжением двести двадцать во-во-во-вольт, – простодушно ответил мерцающий паренек. – Что та-та-такое кофе?

– Кофе течет в жилах лучших из людей, – торжественно сообщила Кондратию Лиза, поглядывая на Аврору, которая хмурила еле заметные бровки, но клавиатуру пока не трогала.

– В жилах течет кровь. Кровь де-де-де-делится на четыре группппы. Ни одна из них не называется "ко-ко-ко-фе". Зна-зна-значит, кофе – это пятая группа крови?

– Клянусь вселенским пенициллином, истинно так! – авторитетно заявила Лиза. – Это я как врач тебе говорю.

– За-заф-фиксировано, – отрапортовал Кондратий, всё так же спокойно глядя на Лизу. – Аврора Успе-пе-пенская – лу-лу-лу-лучшая из людей. Зна-значит, ее групппппа крови – «кофе». Вношу изме-ме-мения в медицинскую карту Успенской Авроры Валерьевны… Группа крови но-но-номер два – отмена; новые данные. В случае не-не-необходимости, переливать кровь группы «кофе»…

– Так, ну всё, хватит! – возмутилась Аврора и ожесточенно застучала по клавишам. Ухажер с едва слышным электронным потрескиванием спрятался обратно в свою розовую темницу. – Кондратий и так у меня глючил, а тут ты еще влезла со своим кофе. Всё его самообучение накрылось большим масляным блином с еловым повидлом… Теперь еще перезагружать его, возвращать к вчерашнему бэкапу. И свою карту медицинскую переписывать. Ну спасибо тебе, Лиззи!

– Ага, значит, не бывает идеальных парней, даже электронных? – злорадно спросила Лиза, довольная, что сумела за тридцать секунд взломать сложную компьютерную систему – это она-то, которая за свои три десятка лет так и не научилась вставлять таблицы в простой текстовый документ! – Ты бы лучше своего Кондратия чувству юмора обучила. Где ты вообще его откопала?

– Да есть у нас такая певица-голограмма Бета, система безопасности у нее смехотворная… – неопределенно сказала Аврора, углубившись в компьютер.

– Бета? – изумилась Лиза. – Я ее видела в рекламе по «Всемогущему». Русые косы, вышитый сарафан… Голос Фроси Бурлаковой… Она? Ты правда хочешь сказать, что эта румяная девушка с плаката «Будь победителем в соревновании за высокий колхозный урожай» – электронная фикция?! Так ты что, ее хакнула? Украла технологию?

– Не знаю, что такое «колхозный урожай», и уж тем более ничего не слышала ни про какую госпожу Бурлакову, – Аврора надменно поправила цилиндр, с которым не расставалась даже в теплом помещении, – но могу сказать тебе только одно: разработчикам защиты Беты следует идти в фермеры, разводить свиней, на большее они не способны… Хотя нет, – добавила она после некоторого размышления, – свиней им тоже нельзя поручить. И там всё напортят, лузеры.

– А в суд? В суд они на тебя не подали? – заинтересовалась Лиза.

– Чтобы обнародовать свой позор? Ха! – Аврора презрительно фыркнула.

– Слушай, но твой Кондратий совсем не похож на Бету.

– У тебя поразительная наблюдательность и необыкновенно острый ум, Лиззи, – с непередаваемым сарказмом отозвалась Аврора со своего диванчика. – Может, тебе в разработчики певиц-голограмм податься?

– А на кого он похож, твой парень? – допытывалась Лиза. Лишь бы только не смотреть занудливое обучающее видео!

– Да ни на кого, – поспешно сказала Аврора, оглядываясь на графа Александра.

– Нет, скажи, есть у него реальный прототип? Мне просто интересно, кто твой идеал мужчины?

– Пигмалион и Галатея двадцать первого века, – вдруг задумчиво сказал граф куда-то в стекло. – «Видел ваятель, как чистые крупинки камня смягчались, в нежное тело и в алую кровь превращались… Как округлялися формы – волна за волной… Как, словно воск, растопилася мрамора масса послушная и облеклася, бездушная, в образ жены молодой»7… Вся и разница, что у Пигмалиона нынче клавиша «Энтер» вместо резца, а Галатея состоит совсем из других, не мраморных, волн…

– Да, из волновых полей оптического электромагнитного излучения. Когерентное излучение лазера. Если вам, ламерам, о чем-то это говорит, в чем я лично сильно сомневаюсь.

– А верни своего галатейного-галантерейного Кондратия назад, я его еще чему-нибудь полезному научу, – забавлялась Лиза, радуясь, что нащупала слабую точку непробиваемой Авроры. – Разным важным медицинским понятиям: как заливать за кадык, что именно нужно принимать на грудь, и всякое такое.

– Блин еловый, Лиззи! – рассердилась наконец Аврора и выпрямилась на своем диване, насколько позволяла мягкая спинка. Фиолетовые косички грозно разметались по пухлым плечам, старательно изображая из себя причёску Медузы Горгоны. – Что за мерзкое желание всё портить? Бумажки на тротуар бросает, голограммы с толку сбивает. С твоим появлением у нас же хаос начался! Полный ураган! Мы тут с графом и Карлом сидели себе в нашей Розовой гостиной, никого не трогали. Каждый занимался своим делом. И тут явилась, репка в кепке! Наместница Святого Котца на нашей грешней земле. – Голос Авроры был полон иронии. – Похоже, мы сильно нагрешили, раз нам такую наместницу прислали. Ну скажи, Лиззи, чего тебе в своей Швейцарии не сиделось, а?

Граф Александр сделал страдальческое лицо, словно лорд Байрон, которому на завтрак подсунули тухлое яйцо, отошел в дальний угол комнаты и, всячески показывая, что он не собирается участвовать в женских склоках, с преувеличенным интересом принялся изучать картину под условным названием «Зевотный Чесменский бой кораблей-беспилотников». Зевоту эта баталия вызывала прежде всего тем, что на ней не было никаких выстрелов, пушек, горящих парусов, прыгающих за борт матросов и прочего морского драйва. Весь бой выражался в том, что невидимый противник при помощи спутника, хорошо различимого в ясном небе, сумел дистанционно отключить все системы навигации и нападения на одном из кораблей, и мощное сооружение беспомощно и грустно болталось по волнам, как пустая рыбацкая шлюпка. Соответственно, второй корабль беспрепятственно пересекал чужие воды. Рассматривать на этом холсте было особо нечего, разве что искусно выписанных чаек, устроивших гнездо на палубе современного Летучего Голландца.

– Аврора, не поверишь – я бы с превеликим удовольствием вернулась домой! Мечтаю об этом больше, чем ты о реальном поцелуе своего Кондратия, честное слово, клянусь трицикликами всех миров, – призналась Лиза.

Игривое настроение как-то само собой сошло на нет. Вдруг навалилась тоска и ностальгия. Что я делаю здесь, в этом чужом и странном мире? – билась в голове одна-единственная мысль.

И вдруг унылый вопрос уступил место внезапной, блистательной, гениальной идее.

Лиза подпрыгнула на своем ореховом стуле, достойном парадной анфилады особняка предводителя дворянства Воробьянинова.

Оглядываясь на графа Александра, Лиза жарко зашептала:

– Слушай, Аврора! Слушай! Нам с тобой срочно надо посекретничать! Куда пойдем? В женский туалет? Там камер случайно нет?

– Во-первых, камеры в туалете – это нарушение Двадцатой Поправки к Конституции 1905-го года. – Аврора взглянула на Лизу с некоторым интересом. – А во-вторых…

– Что? Что во-вторых? – дрожала от нетерпения Лиза.

«Во-вторых, посекретничать можно прямо здесь».

Сообщение от Авроры пришло на ее настольный компьютер, прямо поверх муторного ветеринарного видео, в котором теперь речь шла о никому не нужной медузе, получившей, благодаря трехмерному принтеру, новое щупальце взамен утраченного в бескомпромиссной драке с тихоокеанским лососем.

«Это 21-й век, Лиззи. У нас есть защищенная Болталка. Впервые слышишь о «Сороке»?»

Послания от Авроры и вправду были оформлены в виде кружочка, исходящего из клювика шустрой черно-белой птицы с длинным хвостом.

Лиза потыкала мышкой туда и сюда, сделала необыкновенное глупое лицо, непроизвольно открыла рот, но наконец разобралась, где писать ответ.

Тем временем, от Авроры пришло очередное письмишко:

«Похоже, вы в своей Швейцарии на глиняных табличках друг другу письма посылаете».

«Вот об этом я и хотела поговорить!!!» – медленно набрала Лиза, пока Аврора продолжала забрасывать ее мгновенными остротами вроде:

«Или у вас уже в ходу новинка – надписи на камнях?»

«А может, разжигаете сигнальные костры?»

«Знаю, что у вас даже интерсеть под запретом».

«Пока весь мир движется вперед, Швейцария марширует в средневековье».

«Я не из Швейцарии!» – наконец-то напечатала Лиза ответ на этот водопад сообщений.

«А откуда?!» – мгновенно спросила Аврора.

«Из альтернативной России. Из параллельного мира».

Молчание.

Лиза подняла глаза от монитора.

Аврора смотрела на нее пристально, прищурившись, да так, что глаза почти утонули в детских щечках. Затем подняла брови, по-воробьиному склонила голову набок. Потом снова обратилась к клавиатуре.

«Ты головой в последнее время не ударялась? Может, на тебя неисправный квадрик корзину с едой из «Омелы» уронил, как на ту черепаху? Это многое бы объяснило».

Лиза закатила глаза.

«Аврора! Я в своем уме! И книжки фантастические не люблю! Я правда из другого Петербурга 2019-го года!»

«Ха-ха-ха три раза. Чем докажешь?»

«Не знаю. Как это вообще можно доказать?»

«Кто у вас император?»

«У нас президент… Хотя он мало чем отличается от императора».

«А куда подевался император? И в какой момент?»

Лиза вздохнула.

«Долго объяснять», – набрала она одним пальцем. «Потом расскажу. Но мне нужна твоя помощь, чтобы вернуться домой».

«Почему именно моя?»

«Ты крутой программист – раз. Любишь нарушать правила – два. Терпеть меня не можешь – три».

«Да, да и ДА, я на многое пойду, чтобы от тебя отделаться… ОК, предположим, ПРОСТО ПРЕДПОЛОЖИМ, что ты из другого мира. Я должна знать, как тебе удалось попасть в наш. Навряд ли благодаря твоим научным/изобретательским способностям (уточняю, их нет). Глупая случайность?»

Далее Лиза, пыхтя, кряхтя, растирая уставшее запястье и часто останавливаясь, чтобы передохнуть, в общих чертах напечатала свою историю перемещения между мирами.

Получив сообщение, Аврора отключилась надолго. Она вновь и вновь перечитывала историю. Иногда она поднимала голову и с новым выражением смотрела на Лизу. Та в ответ пожимала плечами и разводила руками, как бы говоря: «Самой сложно в это поверить».

Наконец от Авроры пришло философское послание:

«Знаешь, что самое поразительное? Из всех миллиардов, квадриллионов, дециллионов обитателей бесчисленного множества альтернативных Вселенных… А там ведь наверняка, просто по дефолту, есть одаренные ученые, сеньорные кодеры… И вот из них из всех к нам попадает такой лузер, как ты… Эникейщик… Законнектились, называется. Эпик фейл».

Лизе уже порядком надоели эти подколки со стороны круглого пингвинообразного существа в цилиндре, однако приходилось терпеть ради собственной выгоды. К тому же она и сама не раз задумывалась, почему из всех миров Пуська выбрал именно этот, где всё ей чуждо и нет ей места. Хотя было бы значительно хуже, если бы Пуся выбрал альтернативный мир, в котором, допустим, Киркоров стал Вселенским Президентом. Или мир, в котором Киркорова нет вообще. Или мир, в котором Лиза повстречала бы своего двойника. Вот это, наверное, было бы самое неприятное. Дед рассказывал, что родители её встретились на XXVII съезде КПСС в 86-м году. Так что в альтернативной Российской империи навряд ли им вообще удалось бы познакомиться. В общем, в этом мире встреча с двойником Лизе явно не грозила. А Аврорины подзуживания вполне можно пережить.

Помогало и то, что половину подколок Лиза попросту не понимала из-за обилия программистских жаргонизмов в речи Авроры. Она уже раньше интересовалась, почему и в этом мире всякая компьютерная дрянь носит иностранные имена, если уж Интерсетка родилась в Российской империи, а не в Америке, и почему бы лэптоп не назвать, скажем, «наколенник». Ей объяснили, что дальновидные русские изобретатели искали как можно более короткие международные слова для своих придумок, и язык Ады Лавлейс и Чарльза Бэббиджа, создателей первой аналитической машины, подошел для этих целей идеально. «Английский – это новый латинский для нынешних ученых», важно заявил Филипп Петрович.

«Аврора! Так ты поможешь???» – взмолилась Лиза, боясь поднимать глаза от монитора.

Мучительная пауза…

«ОК».

Каким прекрасным может быть столь короткое слово! – подумала Лиза, чуть не задохнувшись от радости, а точнее, от мучительного приступа кашля курильщика.

«Пока поразмыслю над механизмом телепортации. Есть у меня кой-какие идеи… Надо будет поскрести по туториалам, лэп апгрейдить. Софт опять же наваять… Это тебе не с черепахами красноногими возиться! Но ничего не обещаю, гарантий нет. Блин еловый, даже саппорта нет, и позвонить-то некуда… Пока что ясно одно: стена из дождя очень важна. Просто мегаважна».

«Думаешь?» – обеспокоенно набрала Лиза, накашлявшись вволю.

«Уверена. Падает давление – разреженный воздух – легче перемещать объект – что-то в этом роде, нужно разобраться. Напишу своим френдам по «Воздушному замку». Есть там спецы по теории струн».

«Так что же, нам теперь ждать у моря погоды?» – в панике написала Лиза. «Как мы узнаем, что в такую-то минуту в таком-то месте пойдет дождь нужной нам силы? Мне ведь еще Пуську надо успеть с собой взять!»

«Лиззи, бейби, это 21-й век», – принесла сорока снисходительный ответ Авроры. «У нас есть климатическое оружие. Мы умеем вызывать любые атмосферные явления в любой момент в любой точке земного шара».

«Фуухх, святые трициклики! Гора с плеч».

«Рано радуешься… Доступ к климатическому оружию есть только у избранных».

«Что? У каких еще избранных?»

«У императрицы и премьер-министра».

Лиза в отчаянии посмотрела на Аврору. Та ухмылялась из-под своего нелепого цилиндра. Неужели придется обивать пороги первых лиц государства, надоедать им своей фантастической историей и выпрашивать разрешения устроить небольшой дождик в столице? Да ее тут же кинут либо в дурдом, либо за решетку! В лучшем случае – вежливо откажут.

«А еще у спецагентов Личной Канцелярии Её Величества», – вдруг чирикнула сорока вдогонку предыдущему сообщению.

Лиза вновь подпрыгнула.

«Так это же мы – агенты Канцелярии!»

«Мы, да не мы. Управляют климатом только ЛУЧШИЕ агенты – категории «К»».

«Что еще за «К»?»

«Во имя Господа нашего Бота! Ну и тупизм. С кем приходится работать! «К» – это «Климат»».

«Ааа. А у нас какая категория?»

««Д» – «Дубинки». Наша ламерская Семёрка имеет право использовать только электрошоковые дубинки. Если ты еще не поняла, Лиззи, мы тут хуже всех».

«Но Филипп Петрович говорил…»

«Мало ли что он тебе говорил. Он слишком любит свою работу. На самом деле, Семёрка – это всеобщее посмешище. Особенно после рекламы с резиновой курицей… На понятном тебе языке: в иерархии Личной Канцелярии мы на позиции инфузории туфельки».

«Кто же на высшей ступени?! Кого здесь считают Человеком?!»

«Кидаю крючок, цепляйся».

Очевидно, «крючком» здесь называлась ссылка на страничку в Интерсетке, куда Лиза, проявив недюжинную догадливость, сообразила перейти.

На экране появился алый лев, да не простой, а с шикарными крыльями. Лев стоял на задних лапах и разевал пасть, демонстрируя зрителям длинный язык. Для усиления эффекта лев также обзавелся золотым мечом и золотым же щитом с какими-то цветными стразиками. Сверху на щите сидел то ли петербургский чижик-пыжик, который на Фонтанке водку пил, то ли все-таки мини-орел.

«Приветствуем Вас на внутреннем сервере Личной Канцелярии Её Императорского Величества Екатерины Николаевны!»

Лиза прокрутила страничку. Ага, вот оно.

«Текущий Рейтинг Отделений ЛК ЕИВ:

I место – Третье Отделение (служба внешнеполитической разведки)

II место – Девятьсот Девятое Отделение (технологические преступления)

III место – Шестое Отделение (преступления в сфере экологии)

IV место – Первое Отделение (преступления в сфере злоупотребления властью)

V место – Пятое Отделение (преступления в сфере реализации программы «Разумная Изба»)

VI место – Второе Отделение (преступления в сфере терпимости)

VII место – Четвертое Отделение (преступления в сфере образования и здравоохранения)

VIII место – Седьмое Отделение (преступления против животных).

Рейтинг составлен на основе анализа отчетов о количестве раскрытых преступлений, а также степени влияния работы Отделения на климат в обществе по оценке независимых экспертов.

Подпись:

начальник Личной Канцелярии Её Величества,

действительный тайный советник,

барон Конрад Карлович Ренненкампф»

Влияние на климат в обществе? – воскликнула Лиза с негодованием, разорвав умиротворяющую тишину Розовой гостиной и напугав графа Александра, вернувшегося за свой стол, украшенный гипсовым бюстиком то ли Александра Блока, то ли себя самого. – Климат в обществе, ферритин меня побери! Да мы с Пусей им религиозную бурю остановили! Какое им еще влияние нужно!

– Без сомнения, вы блестяще провели "Дело об Усусе", сударыня, – галантно отозвался граф Александр, с удивлением подняв брови. – Но почему вы об этом сейчас вспомнили? А, позвольте предположить: вы наткнулись на нелицеприятный Рейтинг Отделений.

– Кстати, граф прав, – тряхнула дредами Аврора, – после твоего прикольного выступления по «Всемогущему» мы взлетели аж на четвертое место в Рейтинге. Потеснили агентов по борьбе со злоупотреблениями властью. Пару дней продержались. Сейчас опять скатились на самое дно. Событий много, про тебя и твоего Усуса давно уже все забыли.

– Увы, нечасто нам поступают такие знаковые дела, как Явление Усуса народу, – согласился граф. – Работы здесь, как и следовало ожидать, немного, да и что это за работа… Не то что в благословенном Третьем отделении… Изгнание из Рая… «И с той поры, изгнанник бедный, одной надеждой я живу, прошедшей жизни очерк бледный со мной во сне и наяву… Порой, знакомый голос слыша, я от восторга трепещу… Хочу лететь! Подняться выше! Но цепь – звенит мне: «Не пущу!»»8

Тонкое лицо графа исказилось, как от сильной боли, он резко встал, уронив гипсовый бюстик кудрявого юноши, и вновь отошел к окну.

«Он раньше был элитным спецагентом», – тут же принесла в клювике сорока подсказку от Авроры. «Работал в разведке, за границей. Его оттуда вышвырнули с позором. Понизили. Перевели к нам».

«За что?!»

«Прости. Еррор 404».

«Не поняла?»

«Это значит не знаю».

– Слушайте, товарищи, – Лиза в волнении поднялась со стула, – но ведь все-таки возможно влезть на самый верх этой дурацкой таблицы! Хотя бы на пару дней!

– Для этого нужно сотворить чудо, сударыня, – мрачно вымолвил граф. – Сравнимое с библейским.

– Елизавета Андреевна, прошу ко мне в кабинет! – раздался голос Филиппа Петрович откуда-то с небес. А точнее, из динамика, вмонтированного в золотисто-розовый потолок. – Для вас есть задание.


Кабинет шефа, примыкавший к Розовой гостиной, когда-то был будуаром, где дамы девятнадцатого века, прибывшие в Офицерское собрание на бал, могли перевести дух после французской кадрили с энергичными военными, привести в порядок свои пышные туалеты и посплетничать вволю.

Как ни старался Филипп Петрович, а легкомысленное женское царство выглядывало тут отовсюду.

В первую очередь вошедшему бросался в глаза огромный, во всю стену, пасторальный гобелен, на котором была тщательно выткана дебелая, пышногрудая особа, с утомленным видом возлежащая на траве. Особа не была обременена одеждой – легкая полупрозрачная простынка вполне удовлетворяла ее эстетические нужды. Вокруг отдыхающей крутились купидончики, птички, зайчики и парочка служанок с кувшинами вина и фруктами. Шеф стратегически приколол к наиболее интересным местам гобелена фотографии спасенных Ищейками животных, однако эффект получился неожиданным: новые участники вполне органично вписались в веселый хоровод вокруг полуобнаженной дамы.

На помпезную каминную полку Филипп Петрович водрузил бесстыдно-желтую, нахальную резиновую курицу Дуняшу. Среди хрупких подсвечников и фарфоровых пастушек сомнительный символ Седьмого отделения смотрелся просто нелепо.

Сам же начальник восседал за великолепным туалетным столиком эпохи Екатерины Второй, выполненным из полированного красного дерева и украшенным лавровыми ветками, венками и прочими античными красивостями. На позолоту щедрые мастера тоже не поскупились. Еще несколько дней назад Лиза с удивлением узнала, что подобная мебель не пользовалась в нынешней империи большим уважением – в последние годы все здесь просто помешались на экологии и сохранении лесов, а потому гонялись за интерьерными новинками из полимерных материалов.

На столе у Филиппа Петровича было довольно тесно: большой монитор, еще какая-то малопонятная компьютерная техника, вся с золотыми рыбками; широкая чашка для капучино с белым единорогом (абсолютно девичий вариант, однако шеф эту посудину обожал, он получил ее в подарок от Карла, предшественника Лизы на посту ветеринара Семёрки); справа стояла маленькая золотая кегля – приз, выигранный на соревнованиях в кегль-клубе «Рожки да ножки», давним членом которого он являлся; слева же тускло отблескивала серебром фотография покойной супруги Филиппа Петровича, Вареньки, мечтательной леди в длинных жемчужных бусах, неуловимо напоминающей увядшую, но все еще красивую розу.

При Лизином появлении шеф вскочил из-за стола, с грохотом отодвинув ореховый стул, и выпалил:

– Сударыня, дело не терпит отлагательств. Вы готовы к своему первому настоящему расследованию?

Он лихо подкрутил гусарские усы. Красная бабочка (оказывается, Филипп Петрович тоже носил бабочки!) придавала ему вид торжественный и воодушевленный.

– Я как пионер, всем ребятам пример, всегда готова! – отрапортовала Лиза с энтузиазмом. Куда делась та ленивая, расслабленная нехочуха, которая еле приплелась сегодня утром на работу! После разговора с Авророй Лиза поняла: от её усердия в этом мире зависит её долгожданная свадьба в родном мире. А ради свадьбы Лиза была готова на всё. Вот только сигаретку бы ещё для бодрости. Впрочем, ежедневные лечебные ингаляции немного облегчали никотиновую ломку.

– Почему – как пионер? – Филипп Петрович остановился и посмотрел на свою сотрудницу с недоумением. – «Всегда готов!» – это лозунг «Русских скаутов». Слышали когда-нибудь про генерала Баден-Пауэлла? Про лесных следопытов Сетон-Томпсона?

– Чего? – разинула рот Лиза, всю жизнь полагавшая пионерское движение исключительно советским изобретением.

Филипп Петрович оглядел ее растерянную фигуру и безнадежно махнул рукой.

– Потом, потом, всё потом. А сейчас вас, голубушка, срочно ждут в зоосаде. Мне только что звонил директор. Варан Горыныч захворал. И, кажется, милая барышня, серьезно.

– Но я же только сегодня утром видела вашего Горыныча по телику! – вспомнила Лиза. – Он там еще в красном платьице ползал.

– Верно, сударыня, но, если обратите внимание, шоу было вчера, а сегодня наш неповоротень ползать уже не может. – В голосе Филиппа Петровича читалась не только жалость, но и некоторый азарт. Он даже игриво пощекотал пасторальную даму под пухлым подбородком. – И мы обязаны разобраться, что случилось с любимым драконом Ррроссийской имперррии, – последние два слова он энергично пророкотал. – Эх, давненько не брал я в руки шашек, с превеликим удовольствием принялся бы за это новогоднее дельце… Но мне пора убегать на рейс до Нью-Йорка. Что поделать! Загодя запланировал цикл лекций об уважении к правам животных, тур по всей Америке, от побережья до побережья. Отменить никак нельзя, стадионы соберутся! Ну ничего, оставляю наше Отделение в надежных руках моего заместителя, графа фон Миниха. Кстати, сударыня, прихватите его с собой в зоосад, А то наш хрупкий Александр Александрович что-то совсем заскучал в последнее время.

* * *
– «Цветы, что я рвал ребенком в зеленом драконьем болоте, живые на стебле тонком, о, где вы теперь цветете?»9 – задавался риторическими вопросами зануда-граф, пока они плыли над эффектной территорией Санкт-Петербургского зоосада. Ходить пешком тут не полагалось – посетители, прибывшие на вакуумном трамвае, пересаживались на канатную дорогу.

Лиза прижималась носом к стеклянной стене кабинки фуникулера и на тоскливые декламации внимания не обращала – не до дурацкой поэзии ей сейчас было.

Петербургский зоосад отличался от родного Ленинградского зоопарка примерно так же, как голливудская звезда с гонораром в двадцать миллионов долларов за фильм отличается – нет, не от колхозницы – от карандашного рисунка «Моя любимая мамочка», выполненного трехлетним сыном этой колхозницы.

Никаких тесных грязных клеток. Никаких невоспитанных мальчишек, швыряющих хлебные корки сквозь прутья решеток. Никаких затравленных глаз и свалявшейся шерсти.

Зоосад здесь занимал приличную территорию – во власть животных отдали не только часть Артиллерийского острова, но и всю Петропавловскую крепость, разделив ее на разные климатические зоны при помощи гигантских стеклянных куполов. Внутри великанских пузырей творилось нечто фантастическое.

Вот знакомый с детства шпиль Петропавловского собора. Но здесь он весь обвит пышными, цепкими лианами. Прямо на руке золотого ангела свили гнезда семицветные райские птички-танагры. Вокруг старинного храма теснились густо-зеленые кроны авокадо, папайи, древовидных папоротников, острые листья бамбука, вялые опахала банана. Какой контраст классической архитектуры и буйства тропиков! Будто затонувшую Атлантиду внезапно выдернули со дна морского, вместе со всеми водорослями и океанской травой посейдонией.

Другой пузырь слепил рассыпчатым вечным снегом. Нарышкин бастион, с которого в октябре 17-го дали пушечный залп о начале революции, в этой реальности превратился в ледяную горку для пингвинов. Рядом шлепали ластами тюлени.

Вдоль мощных каменных стен Трубецкого бастиона, в тюрьме которого на Лизиной родине томились четверо великих князей и множество других жертв Красного террора, бродили флегматичные верблюды, изредка останавливаясь, чтобы пощипать одинокий саксаул или угоститься сухой колючкой.

Сердце Петербурга узнать было невозможно. Мрачный, царственный ореол Петропавловки растерзали на лоскутки голосистые попугаи и раcхватали на кирпичики шумные мартышки.

– Нелепость и дикость! Возмутительно! – не сдержалась Лиза, любившая гулять по гладким булыжникам великолепного форта. – Кто позволил поселить зверей в исторической крепости?

– Император Константин Алексеевич, еще полвека назад, – удивленно отозвался граф. – В качестве символа новой эпохи без политзаключенных… «Сады цветут там, где тюрьма стояла», есть такие стихи как раз об этом событии… И популярная песенка шестидесятых «Заячий остров – зайцам»…

– А как же великое наследие прошлого? – не могла успокоиться Лиза, глядя на двух леопардов, возлежащих на крыше Монетного двора. – Как же «твердыня власти», а? Петр Первый тут что, зря убивался по пояс в болоте, что ли?

– Видите ли, сударыня, если разобраться, зайцы поселились на этом острове гораздо раньше Петра, так что еще неизвестно, что считать наследием прошлого… Но почему вас, швейцарку, так беспокоит этот факт?

– Нипочему, – мрачно сказала Лиза. – Боюсь, как бы мартышки не заразились стафилококком в бывших камерах политзаключенных.

– Разумеется, внутри всех корпусов провели полную реконструкцию, приспособили здания под нужды животных, – простодушно успокоил ее граф.

– А денежки? Монеты где теперь чеканят, если Монетный двор закрыли?

– Деньги нынче в основном электронные, – пожал худыми плечами граф.

Лиза безнадежно махнула рукой.

Кабинка медленно проползла над песчаной отмелью Кронверкского пролива, на которой безмятежно дрыхли пятиметровые миссисипские аллигаторы. Бывшая протока Невы, стремительная и прозрачная, превратилась теперь в теплый и мутный бассейн, напоминающий знаменитые луизианские болота с их водяными гиацинтами и ловушками-кувшинками. Кое-где вдоль берега взмывали вверх кипарисы и кедры, по стволам карабкались разноцветные древесные орхидеи. Неподалеку Лиза приметила пару цапель, несколько бурых пеликанов, ондатру и подивилась, что те разгуливают совсем рядом с аллигаторами; однако тут же увидела полупрозрачную сетку, отделявшую хищников от вкусного обеда.

Лиза приготовилась к волне жаркого влажного воздуха и даже размотала свой шарф. Однако при перемещении капсулы из одного стеклянного пузыря в другой микроклимат в ней никак не изменился. Кондиционер, блестяще догадалась Лиза.

– И сколько же надо электричества для подогрева этих гигантских пузырей! – Лиза неодобрительно покачала головой. – Ни в жизнь не поверю, что всё от солнечных батарей. Мы ведь не в Сент-Луисе, в конце концов!

– Вы правы, сударыня, – согласился граф. – Энергетическая система зоосада работает на биотопливе.

– На каком еще биотопливе? – не поняла Лиза. – Неужели на…

– Именно. – Граф немного смутился. – Животные производят множество отходов.

Фон Миних сконфуженно закашлялся и перевел тему:

– А вот и наш клиент. Если цитировать Жуковского – во всем своем «дивном образе».

Фуникулер высадил Ищеек на площади перед Петропавловским собором. Впрочем, менее всего эта прогалина в джунглях походила на центральный двор одного из самых красивых фортов мира; и уж совершенно точно у этого здания не осталось ничего общего с собором – знакомые бежевые пилястры почти целиком скрылись в экзотических зарослях, а со второго яруса колокольни на Лизу строго смотрел величественный орел, весьма похожий на её голографического приятеля, только с одной головой.

Полянка для посетителей была обнесена забором из толстого стекла, не позволяющим нынешним хозяевам крепости присоединиться к ее гостям, которые лениво распивали вечный чай за круглыми столиками и наблюдали за тем, что происходило на сцене в дальнем конце площадки.

Стонали пекинские скрипки, свиристели бамбуковые флейты, вздыхали старинные тыквы-горлянки. В азиатские мотивы то и дело вплетался бодрящий голос испанской гитары – и, кажется, насмешливые взбренькивания русской балалайки? На невысоком подиуме полулежал трехметровый комодский варан меланхоличного вида в алом костюмчике, вокруг крутились двенадцать девушек в азиатских цветастых нарядах.

– Так, секунду. Я что-то не поняла. А почему пациент, во всей дивности своего образа, не соблюдает постельный режим, корвалол его побери? – растерянно сказала Лиза, обращаясь в пространство. – Столько было паники, что он захворал! Приехали, и гляньте-ка на него – звезда Больших и Малых Академических театров.

– Захворал, захворал, деточка, – отозвался дребезжащий голос справа. – Очень даже захворал, прости Господи… Да и все мы тут на ладан дышим, скоро Богу душу отдадим, с такими-то нервными потрясениями.

Лиза обернулась. Рядом с ней глотал таблетки дряхлый-предряхлый старичок-боровичок, будто сошедший с обложки детской книжки. Разве что вместо шляпы-мухомора боровичок нацепил на себя яркую кепку с надписью «Петербургский зоосад вашим лайкам будет рад!», а вместо костюма из осенних листьев – белую футболку и штаны-сафари с массой карманов. Одной рукой старичок ухватился за штурвал то ли электросамоката, то ли барного стула на колесах.

– Епифаний Васильич! Рад вновь приветствовать вас. – Граф Александр растянул губы в грустной, будто слегка надломленной улыбке. – Сударыня, имею честь представить вам блистательную, легендарную личность, потомственного владельца Санкт-Петербургского зоосада Епифания Васильевича Новикова. А это наш новый ветеринар, Елизавета Андреевна Ласточкина.

– Светлого дня, сударыня, светлого вам денечка. У нас в зоосаде все дни светлые, хотя на душе-то сейчас ой как темно… Позвольте… – Старичок осекся и в нерешительности приоткрыл рот. В этот момент блистательная, легендарная личность выглядела настолько впавшей в маразм, что Лиза задумалась, как этого дедульку вообще выпускают на улицу одного. – Позвольте-ка… А не вы ли, деточка, давеча с котом на крыше выступали?

– Я, – польщенно сказала Лиза. Несколько раз к ней уже подходили горожане – на остановках вакуумного трамвая, на улице. Просили автограф, будто она какая-то знаменитость. Это весьма льстило Лизиному самолюбию. – Где вам расписаться?

– Что? Вы уже расписались, уже расписались, моя милая! – Боровичок внезапно впал в гнев и начал во все стороны брызгаться слюной, едва не падая со своего мобильного стульчика. – Расписались в своем шарлатанстве! Ни копейки не вложили в Великое Искусство Развлечения Зрителя, а вовсю получаете дивиденды! Мы, истинные профессионалы, воспитываем в петербуржцах утонченный вкус к экзотическим животным, тратим миллионы на развитие зоосада, истекаем кровью в судах, отстаивая Традиционные Развлечения… А такие любители, как вы, хватают первого попавшегося бродячего кота, объявляют его святым – и готово! Ну, Бог-то вас и покарает…

Лиза изумленно взмахнула ладонью, пытаясь защититься от случайных плевков.

– Почему же бродячего? – растерянно сказала она, не зная, как остановить истерику. – Это мой личный кот Пуся. И ничего он не бродячий.

– Осподя помилуй! Еще и фамилию этого вруна, государственного изменника Головастикова на себе вытатуировала! Вот так следователя мне Бог послал, повезло так повезло. Матушка-Богородица, да за что же мне это всё на старости-то лет?!

Лиза поспешно объяснила, что маркер на руке – несмываемое последствие глупого инцидента у лифта, однако старичок оказался совершенно невменяемым, ругался на них с Пусей как заведенный, пока в разговор не вмешался граф Александр, процитировав к месту Сашу Чёрного, а именно его строчки: «Эти споры – споры без исхода, с правдой с тьмой, с людьми, с самим собой, изнуряют тщетною борьбой и пугают нищенством прихода»10, – чем ввел дедульку в состояние ступора, а затем деликатно принялся выяснять, что случилось с вараном.

Параллельно графу удалось мягко усадить суматошного деда на стульчик возле круглого столика, а также одним неуловимым движением Перстня заказать и оплатить в местной кафешке чайничек успокаивающего зеленого чая на троих.

Старичок трясущейся рукой налил себе чашечку горячей изумрудной жидкости и принялся жаловаться на свои злоключения. Про варана было сказано лишь, что он с самого утра беспокоится и отказывается от еды, а затем дедок переключился на подробный доклад о кровопролитных битвах зоосада на юридическом фронте.

Лиза слушала вполуха. Выкрутасы на сцене ей были интереснее, чем странные судебные проблемы старичка-боровичка.

А артистки вытворяли на сцене нечто несусветное. Похоже, это был танцевальный вариант сказки о принцессе, похищенной злым драконом, – причудливая смесь китайских и европейских легенд, да еще и с некоторым русским колоритом – звали-то варана не как-нибудь, а Горыныч. Граф Александр высокопарно охарактеризовал этот стиль как «фьюжн», а Лиза честно обозвала представление «кашей-малашей».

Главная героиня программы, высокая крупная девица в желтом наряде, то драматично припадала к варану, то с плачем кидалась к зрителям, едва не прыгая со сцены им на колени. Ее подружки мельтешили вокруг, изображая то ли лесных фей, то ли инспекторов налоговой инспекции, желающих знать, где дракон прячет свои незадекларированные богатства. Что касается собственно дракона, то его роль в шоу заключалась в безучастном валянии на сцене. Изредка он недовольно поглядывал на самозваную принцессу, когда она особенно его раздражала своими приставаниями. Красное платьице Горыныча, очевидно, должно было символизировать огонь, а не любовь варана-шоумена к высокой моде, как Лиза подумала сначала.

Больше всего Лизу поразило, почему варан, здоровенный опасный хищник, питающийся на воле всем, что движется, никогда не отказывающийся закусить даже собственным сородичем, позволяет проделывать с собой все эти штуки и даже не делает попыток напасть на доставучую королевну. Видно, совсем плоха ящерка, нужно срочно ее осмотреть, решила она, и уже даже привстала, а потом заметила цепи, которыми Горыныча пристегнули к толстым железным кольцам, намертво приваренным к сцене. Цепи были короткими, кандалы – широкими, так что варан не мог толком шевельнуться. Морду его перехватывал едва различимый стальной обруч, поэтому танцовщица могла безбоязненно хватать Горыныча за нос и проникновенно смотреть ему в глаза, умоляя пощадить ее.

Лиза отвернулась от сцены и переключила внимание на старика, поскольку тот наконец-то перестал причитать и жаловаться на кару небесную, обрушившуюся на его седую голову ни с того ни с сего, и перешел к сути дела.

По его словам, как раз сейчас адвокат зоосада выступал на заседании перед истцами – группой зоозащитников, возмущенных тем фактом, что зоосад не уважает права зверей, выставляя их личную жизнь напоказ и ограничивая свободу их передвижения. Речь шла в том числе и о главной звезде новогоднего шоу.

– Нелепица! Христом богом, нелепица! – восклицал старичок, безуспешно пытаясь поставить чашку в блюдце. – Эти самозваные зоозащитники, – это слово Новиков буквально выплюнул, забрызгав Лизу с ног до головы, – выросли в нашем зверинце, провели тут все свое детство, и счастливое детство-то, счастливое, заметьте! Они же здесь, в нашем зоосаде, и полюбили тех самых животных, которых сейчас так яростно защищают. И от кого защищают, от кого? От тех, кто по ночам не спит, заботится о своих пушистых и хладнокровных, хвостатых и перепончатокрылых подопечных? Батюшка моего отца, мой дед Семен Никодимович Новиков, возродивший в одна тысяча девятьсот десятом столичный зверинец, в гробу сейчас, должно быть, переворачивается. Он ведь отдал зоосаду всю душу. Артист, Артист с большой буквы! Антрепренер от бога. И уж он-то знал, что звери нужны для развлечения людей, а не наоборот! Матушка-Богородица, мог ли он себе представить, что найдутся такие защитнички… Животное должно быть сытым, ухоженным, ему нужно обустроить подходящую среду обитания, но самое главное – зверь должен служить человеку! Вот его главное предназначение…

Над ними нависали джунгли. Тут и там прыгали мартышки. С другой стороны стекла с независимым и весьма туповатым видом проковылял здоровенный тапир, очень похожий на Лизиного участкового.

– Так про крепостных говорили. И про рабов на плантациях, – буркнула Лиза куда-то в сторону. Никотиновое голодание вкупе с недостатком кофеина делало ее сварливой. Зелёным чаем душу не обманешь.

Старичок буквально взвился в воздух вместе со своим стульчиком и чашкой.

– Вот! Вот из-за таких казуистов, из-за таких безбожных софистов и рушатся вековые традиции! Осподя, да где человек, а где животное? Венец творения, созданный по образу и подобию Божию! Вся земля подчинена ему, так говорится в Библии.

– Мне больше нравится думать, что мы произошли от обезьян. – Лиза кивнула в сторону самки бабуина за стеклом. Та поймала ее взгляд и тут же решила похвастаться перед гостями наиболее примечательной частью своего тела, расположенной под хвостом и пламенеющей наподобие самого непристойного цветка джунглей – психотрии возвышенной.

Это спонтанное мини-представление заметно смутило графа Александра, который в "пустом споре без исхода" участия не принимал, а отстраненно глядел куда-то вдаль, изредка принимаясь шевелить губами – то ли повторял очередные вирши, то ли вспоминал, что нужно купить в магазине к ужину. Наткнувшись мечтательным взором на бесстыдную обезьянку, он по-юношески вспыхнул и стыдливо отвел глаза.

– Иногда очень велик соблазн поверить, что некоторые и правда произошли от павианов! – Старичок сверкнул на Лизу из-под седых бровей и со звоном поставил-таки чашку на предназначенное ей блюдце. – Однако есть, есть доказательства обратного. Среди всех Божьих творений только человек способен молиться.

– Ну не скажите, – замотала головой Лиза. – Мой Пуська ежедневно молится на охотничьи колбаски. Вы бы видели выражение его физиономии, когда вкусняшки выезжают из Самобранки. Благочестивая набожность в чистом виде. Свечки в лапах не хватает. Наша с ним знакомая Аврора настроила голосовое управление Скатерьтью, так что стоит Пусятине мяукнуть – и добрый бог исполняет все его колбасные желания. А ваш бог так может?

Старичок возмущенно фыркнул.

– Богохульство! Кощунственные, святотатские слова! Такая молоденькая барышня – и уже такая циничная!

Лиза усмехнулась, поскольку за последнюю неделю второй раз слышала эту фразу в свой адрес, и расценивала подобные высказывания как комплимент.

– Знаете, Епифаний Васильич, – сказала она, расстегивая дачную куртку, в которой уже стало жарковато, – вы меня обвиняете в кощунстве, а сами-то хороши: поселили в православный храм, – я имею в виду Петропавловский собор прямо перед нами, – птиц, змей, да тех же мартышек… Просто Ноев ковчег какой-то, клянусь севофлураном!

Старичок, однако, совсем не растерялся и с индифферентным видом подлил себе еще чайку:

– Поселил не я – простой грешник, – а Наместник Бога на земле, Император Всероссийский Константин. Царь православный! Его слово – это глас небес.

– Ловко, ловко, – признала Лиза. От чая ее уже тошнило, и она решительно отодвинула чашку в сторону. – Кстати об императорах – в соборе же столько Романовых было захоронено! – припомнила она. – С саркофагами-то теперь что?

– Как что? – удивился Новиков. – Вы, деточка, с Луны, видно, свалились. Всех усопших Романовых, и из кремлевского Архангельского собора, и отсюда, перенесли в новую интерактивную усыпальницу под Новгородом, откуда начиналась Русь… Там можно с призраками всех царей поговорить, безбожникам, особенно молодым, нравится… И школьникам тоже… А прах императора Алексея Николаевича, по его завещанию, развеяли над Невой… Его сын, Константин Алексеевич, говорил, что завещал развеять себя над Черным морем, но когда это еще будет! Дай Бог ему здоровья, отрекся давным-давно от трона и живет себе не тужит в своем маленьком домике на теплом побережье, виноград разводит… А я вот тут здоровье трачу, и все впустую… – И он опять принялся за таблетки.

Представление закончилось одновременно с невкусным зеленым чаем. В финале бестолковая девица вдруг поняла, что тот самый ненавидимый ей дракон как раз и был тем самым прекрасным принцем, которого она ждала всю жизнь. Она картинно прижала руки к желтой груди, затем опять накинулась на несчастного Горыныча, все музыкальные инструменты взорвались в оглушительном, лихорадочном фортиссимо, варан безуспешно попытался дернуть шеей, и всё закончилось.

Желтая королевна дважды сорвала овации – не хлопал только смуглый надменный мужчина за соседним столиком, черноокий и черноволосый, в кавказской папахе, – и упорхнула в служебную дверь под сценой.

К варану подошел служитель зоосада в белом комбинезоне и такой же кепке, как у старичка Новикова, и принялся отстегивать цепи от железных колец.

Граф Александр перестал шевелить губами, взгляд его приобрел осмысленное выражение, внезапно он весь подобрался, как гончая, почуявшая запах дичи, и резко встал.

– Елизавета Андреевна, пора, мой друг, пора! – настойчиво сказал он и повлек своих компаньонов к сцене. – Покоя сердце варана просит.

* * *
Вообще-то у Лизы был специальный инструмент. Ей его выдал Филипп Петрович как штатному ветеринару Отделения – вместе с особым ветеринарным чемоданчиком. Инструмент назывался «Анализатор «Веретено 3000»» и работал по принципу мобильной лаборатории. Предполагалось, что ветеринар, выехавший на место событий, кольнет пациента стилизованным (и стерилизованным, конечно) Веретеном, анализатор мгновенно прогонит капельку крови по всем тестам, и доктор тут же получит на свой Перстень полную выкладку по состоянию здоровья пострадавшего животного.

Но это в теории. На практике же Лиза кряхтела, обливалась потом, ругалась невообразимыми медицинскими терминами, но никак не могла активировать дурацкое Веретено. Не говоря уже о том, чтобы взять у варана анализ крови. Неактивированным же Веретеном можно было разве что пряжу прясть – никакой пользы для расследования оно не представляло. А ведь казалось – так легко им пользоваться! В ловких пальцах Филиппа Петровича Веретено плясало, как у оренбургской мастерицы, посвятившей всю свою жизнь изготовлению пуховых платков.

Как открывается пресловутый ветеринарный чемоданчик – Лиза тоже не могла разобраться, хотя внутри наверняка было множество полезных штук.

Когда от долгого сидения на корточках отнялась левая нога, Лиза сдалась. Признаваться благородному фон Миниху в своем фиаско было стыдно. К счастью, граф Александр был занят стандартным допросом Новикова и внимания на бестолковую коллегу не обращал. Она сунула бесполезный анализатор обратно в карман и взялась за визуальный осмотр гигантского пациента.

И очень вовремя – состояние Горыныча ухудшалось с каждой секундой.

Варан тяжело дышал сквозь стальной обруч, маленькие злые глазки были мучительно вытаращены. Лиза прижала два пальца к шершавой, бурой в желтую крапинку, шее. С трудом нащупала пульс сквозь толстую доисторическую шкуру. Чересчур горячую. Вроде бы у комодских варанов должна быть повышенная температура тела… Или нет? Что там в учебниках писали про гигантотермию? Лиза отчаянно пыталась припомнить содержание запутанной статьи «Гипотеза о теплокровных динозаврах в свете энергетики современных животных» из журнала «Международная ветеринария», который она стащила из приёмной одной пафосной клиники, куда ходила на собеседование пару месяцев назад, но в голове всплывала лишь какая-то бессмыслица про «разогретых до 40 градусов» рептилиях. Почему и зачем кому-то понадобилась разогревать рептилий, казалось сейчас неразрешимой загадкой. На некоторые вопросы могла дать ответы местная Интерсетка, однако времени на общение с Перстнем у Лизы не было.

Ясно было одно: такого хаотичного сердечного ритма ни у одного здорового живого существа быть не может. Сердце Горыныча билось быстро, слишком быстро, потом замирало, будто задумываясь, потом снова начинало отчаянно колотиться.

Медлить было нельзя.

Лиза резко прервала вежливую беседу фон Миниха с престарелым владельцем зоосада:

– Граф, можно вернуться к допросу позже? – Затем повернулась к Новикову: – Штатный ветеринар в зоосаде есть?

– Так он же тоже в суде, вместе с адвокатом, – сказал старичок. – Доказывает злыдням-безбожникам, что мы очень хорошо заботимся о наших подопечных…

– Ясно. Очень плохо вы заботитесь о своих подопечных, – отрезала Лиза. – Горыныч ваш сейчас помрет тут от разрыва сердца.

– Как?!

– А вот так. Аритмия, причем нешуточная, налицо. Где хранит лекарства ваш ветеринар?

– Так Господи боже, в клинике зоосада и хранит… Ох, что же делать-то нам, что делать? – Старичок расклеился окончательно.

– Нужно срочно транспортировать Горыныча в операционную. У него судороги начинаются. Передвигаться самостоятельно он уже не в состоянии. – Тут Лиза не удержалась от сарказма: – Так что можете спокойно снимать с него свои рабовладельческие кандалы, которые, конечно, нисколько не ограничивают свободу животного, просто служат стильным аксессуаром, дополняющим изящное красное платье.

Старичок находился в таком трансе, что никак не отреагировал на подколку. Он вообще производил сейчас самое жалкое впечатление: рот опять беспомощно приоткрыт, руки трясутся, и только повторяет без конца: «Судороги? Осподя помилуй! Как судороги? У него же просто аппетит пропал! Почему судороги?»

Граф Александр быстрее всех сообразил, что поблизости обретается еще один представитель зоосада. Служитель в комбинезоне всё это время скучал в сторонке, бездумно тыкая в свой Перстень.

– Сударь, будьте любезны распорядиться о немедленной подаче транспортировочной тележки к сцене, – распорядился фон Миних, подозвав бездельника поближе.

Через несколько минут на площадке появилась беспилотная повозка в сопровождении двух дюжих молодцев в белых футболках с логотипом зоосада. Дружно ухнув, санитары погрузили Горыныча на тележку. Далее вся кавалькада, состоявшая из варана на медицинской карете, всхлипывающего Новикова на барном стуле с колесиками, двух Ищеек и трех ассистентов, понеслась по служебному стеклянному тоннелю к зданию ветеринарной клиники зоосада, в котором Лиза с трудом, но узнала бывший Дом Фондовых капиталов, расположенный позади собора.

В Лизиной реальности это была мрачная казенная постройка с решетками на окнах, где хранились золотые, серебряные и платиновые слитки, а также всевозможные драгоценные монеты – словом, львиная часть богатства государства российского.

В этой же реальности домик сверкал белизной и хромом, как снаружи, так и внутри. Вместо горы старых монет – блестящее хирургическое оборудование, вместо тяжеловесных сейфов со слитками – прозрачные стеклянные стеллажи с новейшими достижениями фармацевтической промышленности.

Если бы Горыныч чувствовал себя чуть лучше, Лиза наверняка растерялась бы в этих белоснежных залах, постеснялась бы прикасаться ко всем этим красивым коробочкам, к пугающе разумной аппаратуре. В ее клинике всё было совсем не так.

Однако времени на колебания не оставалось. Варан нехорошо хрипел и дергал конечностями.

– Пациента на стол, – кивнула Лиза служителям.

Пока те выполняли приказ, она лихорадочно читала названия препаратов. Глаза разбегались. Ни одного знакомого слова. Похоже, местная медицина находилась на принципиально другой ступени развития. Лиза почувствовала себя мартышкой из басни Крылова, получивший доступ к высокотехнологичным очкам.

Она решительно скинула куртку, надела белый халат, обнаруженный на крючке, сполоснула руки (чудом догадавшись, как активировать смеситель причудливой формы) и, выругавшись сквозь зубы, вновь принялась перебирать аккуратные упаковки. «Naturasanat», «Invinoveritas», «Contrariacontrariis» – что за чертовщина?

«Barbiturarum» – вдруг заметила она крошечные черные буковки под яркой торговой маркой «Hocestinvotis». Да! Есть! Латинская зубрежка, бессмысленная и беспощадная, пригодилась-таки! Барбитураты, родненькие барбитуратики! Это от судорог. Теперь еще от аритмии для полного счастья…

– Как помочь? – спросил из-за плеча граф Александр. Обошелся даже без своих «сударынь», «Елизавет Андреевн» и прочего великосветского лоска. Умел парень собраться в экстремальные моменты. А Лиза еще удивлялась, как это такую размазню взяли в международную разведку.

– Граф, ищем метопролол либо лидокаин, смотрите мелкие латинские названия.

Варан мелко и тяжело дышал на операционном столе.

Спустя несколько мгновений, показавшихся столетиями, граф крикнул:

– Вот он! Лидокаин!

Лиза подпрыгнула на месте:

– Граф, вы гений! Нет, ну вообще-то это шведский химик Нильс Лофгрен гений, это он изобрел лидокаин, я про него курсовую писала, но вы тоже ничего.

– Благодарю вас, сударыня, – церемонно поклонился граф, вернувшийся в свое прежнее меланхоличное состояние.

– Ну а теперь – за дело, товарищи!

При помощи найденных в операционной приспособлений, как-то: длинной трубки, воронки и ковшика, – Лизе удалось проделать главную процедуру: промыть варану желудок. Затем пара уколов барбитурата и лидокаина (обыкновенные шприцы не сильно изменились с семнадцатого века даже в этой продвинутой империи), – и можно наконец выдохнуть. И доктору, и пациенту. Комодский динозавр начал дышать глубоко и спокойно, сердцебиение его уверенно стабилизировалось.

– Так я и знала, – удовлетворенно сказала она, глядя на итоги промывания. – Шоколадные конфеты! Несколько килограммов! Типичное отравление метилксантинами, а именно – теобромином, содержащимся, да будет вам известно, товарищ Новиков, в какао-бобах в большом количестве. Ну-с, что вы теперь скажете по поводу хорошего ухода за своими подопечными?

Престарелый владелец зоопарка во все глаза смотрел на малопривлекательные конфеты, ничего толкового сказать не мог, и, кажется, был как никогда близок к инфаркту. В итоге Лизе пришлось лично усадить старичка на стул и заставить эмоционально нестабильного дедульку принять пару таблеток из его собственной коробочки.

Граф Александр, еще в начале процедуры выбежавший из операционной с перекошенным лицом, потихоньку забрался обратно, держась за стенку.

– Какая же у вас все-таки тонкая душевная организация, граф, – насмешливо сказала Лиза.

– Простите, сударыня, – нетвердым голосом отозвался фон Миних. – Не выношу подобные низменные аспекты бытия.

– Так из них вся жизнь состоит, – философски ответила Лиза. – Ну что, есть у нас зацепка, клянусь парацетамолом, по-видимому, никому здесь не известным… Кто-то скормил нашему пациенту несколько килошек шоколадных конфет. Осталось выяснить сущую ерунду – кто и зачем.

* * *
Оставив выздоравливающего Горыныча под присмотром санитаров, Ищейки, захватив с собой чуть живого старичка Новикова и служителя в комбинезоне по имени Валерьян, отправились по стеклянному тоннелю обратно, на главную площадь зоосада.

В перерывах между представлениями варана держали под сценой, в специально оборудованном вольере, отгороженным от основного коридора толстой железной решеткой. Дальше по коридору шли многочисленные гримерки артисток – участниц шоу.

Драконье логово показалось Лизе вполне уютным и даже не лишенным некоторой претенциозности. Потолок из матового стекла мягко светился по всей площади, как одна огромная лампа. На полу – белый тайский песок, поверх него – сухие пальмовые листья, две массивные коряги со следами когтей и полутораметровый каменный диск с небольшим отверстием посередине. Если верить бормотанию Новикова, то это был оригинальный камень Раи – старинная микронезийская монета. Ничего себе монетка весом в тонну, поразилась Лиза.

Одна из стен вольера была одновременно экологичной и познавательной: живые растения с листьями разных оттенков образовывали на ней карту Тихого океана. Лиза, которая едва справлялась с неприхотливыми фиалками, даже застонала от садоводческой зависти.

В светлой темнице царила чистота, запах стойла почти не чувствовался. Песок был причесан граблями, пальмовые листья разложены симметричными стопочками. Клетку чистили во время каждого представления. По словам служителя Валерьяна, простого мужичка с грубыми, как наждачка, ладонями, во время прошлой уборки он ничего подозрительного не обнаружил. Ни конфет, ни фантиков от них. Собранный мусор он, в строгом соответствии с инструкцией, сразу же отправил на утилизацию – загрузил отходы в энергетическую систему зоосада, то есть, попросту говоря, сжег, уничтожив тем самым потенциальные улики.

Граф затребовал съемки камер видеонаблюдения – со вчерашнего вечера, когда варан был в полном порядке, и до сегодняшнего выступления. Ролик тут же прислали ему на Перстень. Ищейки вместе с хнычущим Новиковым и невозмутимым Валерьяном расположились в вольере на корягах, фон Миних спроецировал видео из Перстня на белую стену.

– «Разгораются тайные знаки на глухой, непробудной стене… Золотые и красные маки надо мной тяготеют во сне11…» – вполголоса прокомментировал граф происходящее.

Импровизированное кино получилось скучноватым, кинематографическая премия ему точно не светила. Смотреть на золотые и красные маки и то было бы веселее.

Вот варана повели на выступление, за ним побежали танцовщицы. Во время шоу Валерьян добросовестно убрался в вольере, отправил мусор на самоходной тележке восвояси. Изредка мимо него созабоченным видом курсировали различные люди с коробками в руках – костюмеры шоу, как объяснил служитель. К решетке они не приближались. После выступления варана привели обратно, а в коридоре началась суматоха, девушки бегали туда-сюда, хлопали дверьми, но опять же, от вольера все старались держаться подальше.

Затем варан жадно заглатывал куриные тушки, выданные ему на ужин служителем. Потом дрых до утра – эту медитативную часть посмотрели в ускоренном режиме. За пару часов до выхода на сцену Горыныч начал мотать головой, ходить по вольеру кругами и со страшной силой царапать те самые коряги, на которых сейчас сидели зрители. На записи хорошо было видно встревоженное лицо Валерьяна. Служитель вызвал владельца зоосада, Новиков прикатил на своем барном стульчике, всполошился, принялся названивать по своему Перстню в Седьмое отделение. Варана тем временем повели наверх, на сцену. Шоу должно продолжаться, сколько бы конфет ни слопал артист перед выступлением!

– Откуда курица, сударь? – спросил граф у Валерьяна.

– Со склада, Ваше Сиятельство.

– Будьте любезны предоставить видео транспортировки корма со склада, Епифаний Васильич, – утомленно обратился фон Миних к владельцу зоосада.

Следующая серия самого занудного сериала всех времен и реальностей была еще хуже предыдущей. Путешествие куриных тушек из точки А (огромный склад зоосада, похожий на мясной отдел супермаркета) в точку Б (вольер под сценой) не ознаменовалось никакими происшествиями. Все процессы были автоматизированы. Робот на складе погрузил вакуумный лоток с охлажденной курицей в беспилотную тележку. Та по служебным тоннелям доставила лоток к вольеру. Валерьян без всяких задержек передал вкусняшку Горынычу. Всё. Никакой возможности подсунуть варану шоколад у служителя не было. Да и мотивов – по крайней мере на первый взгляд, – тоже. Дяденька работал в зоосаде с юности и, похоже, искренне любил животных.

Валерьяна отпустили поглядеть на Горыныча.

– Полагаю, в гримерных барышень видеонаблюдение не ведется? – уточнил граф у владельца зоосада.

– Никак нет.

– Почему это? – не поняла Лиза.

– Так как же, Осподя! Это ж вмешательство в частную жизнь! – объяснил Новиков. – Барышни там переодеваются, мало ли какие еще у них дамские секретики. – Он тоненько хихикнул.

– Да, мало ли они там вздремнуть решили, – поддакнула Лиза. – Пообедав курицей.

Старикашка сарказма не распознал и энергично закивал.

– Что ж, полагаю, без обыска и снятия отпечатков пальцев нам не обойтись, – заметил фон Миних. – Площадь поверхностей большая… Вызову городовых.

– Ужасная мысль, граф, – решительно воспротивилась Лиза. – Давайте-ка сами тут разбираться, а иначе как еще Седьмому отделению подняться в Рейтинге? Будем цепляться когтями и зубами, но лезть вверх по табличке, как мой Пуська по занавескам. Где ваш корпоративный дух, граф?

– Христом Богом! Спасителем нашим! Умоляю! – возопил тут уже и Новиков. – Только не городовых! Огласка убьет зоосад! И меня, меня без сомнения убьет. Новый скандал я уже не выдержу, Петром и Павлом клянусь!

– Да, я с превеликим удовольствием сама пороюсь в вещичках этих девиц из кордебалета, – поддержала владельца зоосада Лиза, кивая на длинный ряд дверей дальше по коридору, ведущих в гримерные участниц шоу. – По обыскам я профи. В категории «копание в вещах жениха с целью найти заначку» у меня десять баллов из десяти.

– Впервые слышу о том, что у вас есть жених, сударыня, – изумленно уставился на нее граф.

– Был точно. – Лиза с гордостью показала обручальное кольцо. – Надеюсь, есть и сейчас.

– Впрочем, боюсь, Елизавета Андреевна, вы не отдаете себе отчета в том, что обыск не входит в список наших с вами непосредственных обязанностей, это дело рядовых городовых. – Граф сморщил породистый нос, как самый настоящий петербургский сноб в классическом понимании этого слова. – Кроме того, у нас нет соответствующего разрешения суда… Должностные инструкции дают совершенно ясные указания на этот счет.

– Христом богом… – стонал Новиков. – Только не огласка…

– Слушайте, граф, неужели вы не желаете взять реванш за свое позорное увольнение из Третьего отделения? – рубанула Лиза с плеча.

Фон Миних заледенел.

– О чем вы говорите, сударыня? Не понимаю.

– Богородицей молю… – ныл Новиков на заднем плане.

– Всё вы понимаете, не стройте из себя дурачка. Во имя вселенского пенициллина, граф, проявите характер, покажите всем, чего вы стоите на самом деле. Пусть те, кто выкинул вас из разведки, искусают себе все локти! Зададим чертякам жару!

Граф тяжело дышал, как варан на операционном столе. Бледный лоб пошел красными пятнами.

– Во-первых, сударыня, – с беспощадной вежливостью выговорил он наконец, – кто дал вам право вести беседу в таком тоне… Основываясь на недостоверных, не имеющих никакого подтверждения фактах… Отныне извольте обращаться ко мне по всей форме – Ваше Сиятельство!.. А во-вторых… Во-вторых, и правда, зададим им всем жару!

– Так точно, Ваше Сиятельство! – Лиза, необыкновенно довольная собой, взяла под воображаемый козырек. – С чего начнем?

– Будем действовать строго в рамках должностных инструкций, сударыня. – Граф быстро взял себя в руки. – Мы не имеем права трогать чужие вещи, однако никто не помешает нам задать артисткам несколько вопросов.

* * *
В первой же гримерке – небольшой комнатке, заполненной цветами, ароматами духов и ярким светом лампочек, отражавшихся в большом зеркале, – Ищейки наткнулись на романтическую сцену. Посреди помещения на одном колене стоял молодой мужчина и держал за руку главную героиню шоу, припадочную китайскую принцессу в желтом костюме:

– Виноградинка моего сердца! Звезда моей души! Согласна ли ты оказать мне величайшую честь и стать моей супругой?

– Упс, – сказала Лиза. – Корвалол меня побери. Кажется, мы не вовремя.

Актриса ойкнула. Граф вежливо кашлянул. Новиков тоненько ахнул из коридора.

– Вах! Это еще кто? Твои поклонники? Я разорву их на части голыми руками! – вскричал мужчина с явным кавказским акцентом, резко вскочил на ноги и, пылая от ярости, бросился к вошедшим.

Граф сделал шаг вперед.

– Прошу прощения за вторжение. Александр фон Миних, Седьмое отделение Личной Канцелярии Её Величества. На территории зоосада совершено преступление, мы проводим расследование.

– Ара! Здесь преступников нет! Только влюбленные! Которым вы, господа, страшно мешаете. Захрума! Вон!

Граф приосанился, приготовившись отразить атаку, хотя на фоне мощного грузина он казался щуплым и беспомощным. Болезненно бледное лицо фон Миниха контрастировало с загорелыми рельефами нападающего.

– Тише, Тимурчик, тише, мой барашек.

На рукав агрессора легла женская ладонь. Китаянка, которая при ближайшем рассмотрении оказалась не совсем китаянкой, и даже совсем не китаянкой, нежно погладила своего почти состоявшегося жениха по плечу, от чего тот несколько успокоился. Бешеные глаза горца постепенно приняли цивилизованное выражение.

Грузин, в котором Лиза узнала высокомерного зрителя с площади, выглядел как герой произведений Лермонтова: гордая осанка, расправленные плечи, хищный нос. Одежда соответствующая: длинная шинель, погоны, витые шнуры, кинжал в изукрашенных драгоценностями ножнах. Для полного сходства с иллюстрацией из школьного учебника к поэме «Мцыри» не хватало только черкески. Лиза поискала глазами: головной убор с красной нашлепкой обнаружился тут же, на туалетном столике под зеркалом.

– Князь Багратион-Имеретинский, Тимур Георгиевич. – Он прищелкнул каблуками, глубокий голос его теперь звучал ровно и властно. Даже грузинский акцент перестал быть таким явственным. – А эта царица, виноградинка моей души, Мария Тимофеевна Павлова. А теперь объяснитесь, уважаемый: о каком преступлении вы говорите?

– Отравлен варан Горыныч, – сообщил граф.

– Как? – воскликнула «китаянка» Павлова из-за плеча грузина. – Моего крокодильчика отравили?

– Вах-вах… – Грузин покачал головой. – Насмерть?

– К счастью, он жив – благодаря своевременной помощи нашего ветеринара, Елизаветы Андреевны.

Лиза горделиво напыжилась.

– Он сможет выступать? – с волнением спрашивала актриса, картинно хватаясь за виски. – Как мой крокодильчик себя чувствует?

– Ящерка держится огурцом, – доложила Лиза. – Но сегодня я бы рекомендовала Горынычу воздержаться от шоу-бизнеса.

– Спасителем нашим, Христом богом! Билеты все проданы на вечернее шоу! – взвыл Новиков из коридора. – На секундочку бы ему хоть выйти! Девой Марией и Сыном ее умоляю!

– Исключено, – отрезала Лиза. – Дайте ящерке отлежаться.

Вздорный старикашка явно хотел еще поспорить, но граф пресек его словоизлияния, завел всю компанию в гримерку, несмотря на явное недовольство грузинского князя, и усадил Новикова на диванчик в дальнем конце гримерки. Лиза пристроилась рядом с беспокойным дедом, статная хозяйка заняла крутящееся кресло возле трюмо, граф сел на стул рядом с ней, неудачливый жених прислонился к дверному косяку.

Граф начал издалека.

– Прежде всего, Мария Тимофеевна, позвольте выразить вам свое восхищение. На сцене вы были великолепны. Насколько свежее прочтение старинных легенд! «Бродили с драконами под руку луны, китайские вазы метались меж ними, был факел горящий и лютня, где струны твердили одно непонятное имя»12

Грузинский князь рыкнул от двери еле слышно.

Лиза тоже слушала графские излияния насупившись. Для раздражения у нее было сразу несколько причин:

1) Диванчик, который она делила с суетливым Новиковым, был маленьким и жестким; старикашка постоянно елозил и без конца бормотал «Осподя, грехи мои тяжкие»;

2) Обзору сильно мешала шуба под рысь, висевшая рядом с диваном на вешалке, ворсинки лезли в нос, от чего Лиза часто чихала;

3) Граф читал стихи лицемерной танцовщице вместо того, чтобы трясти эту влюбленную парочку как следует; нашел тоже светский салон!

4) И наконец – когда уже можно будет пообедать?

Мария сняла черный парик, под которым оказались стянутые в узел светлые волосы, и улыбнулась графу через зеркало.

– Благодарю, сударь. Если вы не против, пока мы беседуем, я смою сценический грим, раз выступления сегодня не будет. Зеркало включать не стану, чтобы не мешало нашему разговору… Похоже, мне выпал удивительный шанс – заранее подготовиться к важнейшему событию в жизни, помолвке! Верно, мой барашек? – Она бросила игривый взгляд на грузинского князя. Тот нетерпеливо застонал. – И я хочу достойно выглядеть, когда скажу главное слово своему главному мужчине!

– Как вам будет угодно, сударыня, – кивнул граф.

Лиза оглушительно чихнула на всю гримерку.

– Вах, быстрее спрашивайте и уходите! – воздел руку грузин.

– Итак, наша главная задача – выяснить то самое непонятное имя, которые твердили сегодня струны пекинской скрипки… – Граф непринужденно перекинул ногу на ногу, элегантно поддернув брюки. – А для этого я должен знать: как вы провели вчерашний вечер?

– О, было чудесно! – с восторгом сказала Мария, стирая влажной салфеткой розово-желтые всполохи теней и широкие черные стрелки с верхних век. – Премьера шоу удалась. Варан был таким лапочкой! – Она убрала черную краску с пшеничных бровей; белый, будто оштукатуренный лоб приобрел естественный розоватый оттенок. – Вы знаете, мне кажется, у нас ним вчера на сцене установилась какая-то кармическая, космическая связь! Вышло лучше, чем на всех репетициях, вместе взятых. В финале мы с ним просто слились в единое целое!

Еще несколько взмахов салфеткой – и в зеркале отразилось вполне симпатичное, но ничем не выдающееся рязанское лицо, с широкими скулами и добродушной улыбкой. Вообще она была довольно тяжеловесной для танцовщицы, и в Лизиной реальности такую Машуню в жизни не взяли бы на сцену, не видать ей было бы софитов, как своих ушей без зеркала, с такими-то габаритами. Однако, очевидно, в этом мире каноны красоты не предусматривали истощения артисток до состояния прозрачности. Чем-то девица напоминала голографическую певицу Бету, которую Лиза видела по телевизору, тот же типаж, однако Бета была всё же поинтереснее. Китайский костюм смотрелся теперь на среднерусской Марии просто нелепо.

Лиза шмыгнула носом.

– Какое немыслимое везение – попасть в одно шоу с легендарным Горынычем! – болтала между тем артистка, щедрыми плюхами нанося на свои круглые щеки увлажняющий крем. – До сих пор не верится, что я теперь выступаю на одной сцене с драконом, которого боготворю с самого детства. Мы с мамулей каждый декабрь приходили к его клетке, тогда в зоосаде еще были клетки, и просили у Горыныча что-нибудь хорошее. И всегда исполнялось, поверите ли, всегда! А вчера, скажу вам по секрету, оттанцевав премьерный спектакль, под заключительные аккорды коды, я обняла дракона за колючую шею и загадала свое самое, самое заветное желание! И вот – вот результат!

Она радостно простерла руки к грузину. Тот пал перед ней на колени и принялся исступленно целовать пальцы своей будущей невесты. Лиза сморщилась, чихнула и сказала «пардон». Новиков сменил пластинку на «Боже, спаси и сохрани раба своего Епифания».

Граф стряхнул пылинку с рукава плаща и пробормотал:

– «Твоих страстей повержен силой, под игом слаб»13… Сударь, неловко вас прерывать, но мы еще не закончили допрос.

– Вай ме… Скорее же! – Грузинский князь неохотно поднялся с колен и, горя негодованием, удалился обратно к двери.

– Сударыня, что вы делали после представления?

– Так я же как раз и рассказываю об этом, сударь! Прибегаю после шоу в гримерную, а здесь – здесь меня ждет он, мой давний поклонник и возлюбленный, мой барашек Тимурчик. Весь нарядный, красивый, с охапкой цветов, а самое главное – с целой горой вкуснейшей еды! Какой чудеснейший сюрприз! Он сам, своими руками, накрыл самый настоящий пикник прямо тут, на трюмо. Догадался, барашек мой золотой, как я проголодаюсь за день, а квадрик-то из «Омелы» сюда не долетит!

– Почему это еще? – подала голос со своего диванчика Лиза, отодвинув в сторонку надоедливый рукав дурацкой шубы. За неделю она уже привыкла, что доставку еды в этом мире можно было заказать когда и куда угодно, причем бесплатно, даже если речь шла всего лишь о чашке эспрессо. В родной реальности она жутко боялась курьеров с их бегающими вороватыми глазами, к тому же попросту не могла себе позволить оплачивать ни их услуги, ни тем более блюда из ресторанов.

– На территории зоосада запрещен пролет летательных аппаратов любых моделей, от детских вертолетиков до русско-балтовских «Фодиаторов», – послышался дребезжащий голосок справа. – А то, не дай Бог, упадет ваш новомодный коптер на голову леопарду, как после этого говорить на суде, что все звери у нас живут в естественной среде обитания? Коптеры небось на баобабах не растут! Ох, вот опять вспомнил про суд – как там мой адвокатик-то на заседании? Почему не звонит? – Дедок опять полез за таблетками. – Что за день-то сегодня такой, Осподя!

– Как вы вчера попали в служебное помещение, сударь? – обратился к грузину граф. – Входная дверь же заблокирована. Электронная система безопасности «Домовой», если я не ошибаюсь, с усиленной защитой от взлома.

– Вах! Защита от взлома… – Князь надменно усмехнулся. – Костюмер один попросил дверь придержать. У него в руках кипа платьев была. Я придержал. Потом следом за ним зашел. Вместе с коробкой, в которой была еда для моей царицы. Всё.

Лиза ни с того ни с сего вспомнила въедливую бабульку, наводившую страх на всё женское общежитие Ветеринарной академии. Ну просто невозможно было забежать в гости к девочкам, не отчитавшись подробнейшим образом перед бабуленцией – о своих планах на жизнь, политических взглядах, вкусовых пристрастиях, хронических заболеваниях и частоте посещения общественных бань. Вот кого в этом мире не хватало! Семидесятилетней вахтёрши Зинаиды Васильевны, мимо которой ни один грузинский князь не прошел бы незамеченным. И уж тем более – с подозрительной коробкой.

– Какую именно еду вы принесли Марии Тимофеевне? – спросил граф.

– Божественную, клянусь моим сердцем! Она достойна только самого лучшего!

– Ой, можно я расскажу? Это так замечательно! Такой сюрприз! – защебетала актриса, словно на встрече с подружками из кордебалета. – Тут тебе и помидорчики тбилисские, и огурчики, и лепешка такая мягкая, толстая, обсыпанная кунжутом, горячая…

Лиза громко, на всю гримерку, сглотнула. Так, сразу после допроса нужно будет мчаться в ближайшую «Омелу» и заказать там двойную порцию сырного пирога с грецкими орехами – ее нового фаворита. Тонна ярко-желтого, как платье Марии, сыра, вкрапления орешков, и всё это внутри хрустящей, тающей во рту корочки… Интересно, а квадрокоптеры доставляют еду на остановку вакуумного трамвая?

– Главное блюдо – конечно, моя любимая копченая курочка, а на десерт – целая гора самых изысканных, самых дорогих конфет «От Абрикосова»! Он такой щедрый, мой Тимурчик, ничего для меня не жалеет!

– Весь мир будет у ног моей виноградинки, кавказские горы склонятся перед ней!

– Минутку, сударыня, – насторожился граф, – вы говорите, что на столе была курица?

– Остренькая, вкусная курочка, – подтвердила Мария. – Волшебная! Мы с Тимурчиком съели по ножке.

– И шоколадные конфеты?

– Россыпь конфет, сотни, килограммы! Всех видов! С цукатами, с кремом, с орешками, даже с гречневой кашей, – девица мечтательно закатила глаза, – чего там только не было! Как в магазине!

Граф быстро встал.

– Елизавета Андреевна, можно побеседовать с вами тет-а-тет в коридоре? Будьте любезны, на минуточку.

Лиза, кряхтя и чихая, выбралась из недр дивана и присоединилась к фон Миниху возле вольера.

– Надеюсь, Ваше Сиятельство, вы меня вызвали, чтобы сообщить, что вы припасли для меня россыпь пирожков с картошкой. Или как минимум тарелку гречи. Только без шоколада, фу, дрянь какая, что за сочетание…

– Сударыня, прошу вас сосредоточиться! – остановил ее граф. – Я уверен, мы наткнулись на след. У меня к вам вопрос как к ветеринару: могло ли отравление конфетами наступить у варана не сразу, а спустя несколько часов после того, как он их съел?

Лиза задумалась.

– Теоретически – могло. Если конфеты были в некой оболочке, мешающей желудочному соку до них добраться. Тогда сначала растворилась бы эта преграда, и лишь затем дело дошло бы до токсичного шоколада. Это один мой сосед так героин перевозил через границу, в собственном желудке. Упаковали ему порошочек в пленку, он проглотил, отлично довез, клиенты были страшно довольны.

– Что? – остолбенело переспросил граф. – Даже не подозревал, что вы, сударыня, вращались в криминальной сфере.

– Я весьма разносторонне развитый человек, – важно ответила Лиза.

– А ваш жених… Если позволите… Он тоже имеет отношение к наркоторговле?

– Игорь-то? Неа, он на почте работает. Почтальоном. Письма, посылки всякие разносит.

– Ваш жених – почтовый квадрокоптер? – совсем растерялся фон Миних.

– Ваше Сиятельство! – Лиза деловито подтянула домашние легинсы в цветочек, в которых так и ходила с момента прибытия в этот мир. – Мы здесь не ради обсуждения моей увлекательной личной жизни. Время идет, и в моем желудке шоколада не прибавляется. Вернемся к теме, во имя амилазы, протеазы и липазы, помогающих пищеварению! Вы меня как специалиста спросили, возможен ли эффект отложенного отравления нашего клиента. Я вам как специалист отвечаю: да, если шоколад попал к нему в желудок в оболочке. Осталось выяснить – что это за оболочка.

– Полагаю, та самая волшебная курица, которая так понравилась Марии Тимофеевне. – Граф пожал худыми плечами. – Это очевидно.

– Вы думаете, кто-то из них напичкал дурацкую курицу конфетами и подсунул Горынычу? А что, очень может быть. Если эти двое слопали ножки и больше ничего, то целостность тушки нарушена не была. Желудок варана трудился бы над ней часа четыре, если не все шесть. А потом – бах! Мина замедленного действия! «Киндерсюрприз» наоборот.

– Детский сюрприз? – перевел граф. Видно, в этом мире, если такие сладости и были, то назывались как-то по-другому.

– Шоколадное яйцо, а внутри игрушка.

– Более подходящей в данном случае мне кажется метафора с яйцом Кощея Бессмертного, внутри которого скрывалась иголка, символизирующая его кончину, – церемонно сообщил фон Миних.

– Слушайте, мы с вами можем тут хоть до завтра делиться друг с другом поэтическими образами, но нам надо выяснить, как эта волшебная фаршированная курочка прилетела в пасть Горынычу. Не на квадрокоптере же, в самом деле!

– Вы правы, Елизавета Андреевна. Камеры видеонаблюдения нам в расследовании не помогли. Но есть у меня одна мысль…

Ищейки вернулись в гримерку, где влюбленные времени зря не теряли: грузин, оккупировав стул возле Марии, держал ее за руки и жарко нашептывал ей что-то на ушко. Та заливалась краской и нежно улыбалась. Они казались по-киношному счастливыми; в реальной жизни, по крайней мере, в Лизиной реальности, такого просто не бывает.

Старичок Новиков был весь в своих тревожных мыслях, сладкая парочка его не волновала.

Граф Александр согнал его с насиженного местечка, с видимым усилием отодвинул диван и внимательно осмотрел стену гримерки, смежную с вольером.

– А вот это уже небезынтересно, – сказал он, обнаружив под потолком решетку вентиляции.

Граф вежливо попросил грузина освободить стул, тот нахмурился, однако подчинился. Извинившись перед хозяйкой за причиняемый беспорядок, фон Миних встал сапогами на сиденье и потянулся к решетке. Та отвалилась от легкого прикосновения – крепеж был вырван с корнем.

Граф бросил быстрый взгляд на кинжал Тимура. Грузину это не понравилось:

– Вай ме, что за намеки?! – мгновенно вскипел он.

– Пока никаких, сударь, – спокойно отозвался граф, спрыгивая со стула. – Однако прошу вас дождаться результатов осмотра вольера.

– Я не нуждаюсь в ваших просьбах, чтобы оставаться возле своей возлюбленной!

Ищейки вновь вышли в коридор.

– Так и есть, – объявил граф. – Обратите внимание, сударыня. Вентиляция расположена прямо над изгибом верхней коряги. Если курицу протолкнуть через вентиляционную трубу, она упадет на широкий ствол, как на поднос. Позже пересмотрим видео. Уверен, что одну из тушек Горыныч схватил оттуда.

– А решетка? С той стороны ведь тоже решетка?

– Толщина стены небольшая. Рука, вооруженная подходящим инструментом, с легкостью вытолкнет вторую решетку наружу, на тот же импровизированный поднос… – Он вдруг встрепенулся: – Она наверняка и сейчас там же!

Граф тут же запрыгнул на корягу и неловко пополз по ней наверх, под потолок, цепляясь длинным плащом за сухие сучья.

– Вынуждена сказать вам как есть, Ваше Сиятельство: в акробаты вас возьмут только в том случае, если всех остальных циркачей мира назначат графьями, – ехидно прокомментировала Лиза.

– Есть! – крикнул фон Миних сверху, кое-как оседлав корягу. – Вот она! – Он торжествующе потряс решеткой вентиляции, найденной на стволе под трубой. – И кажется, она вся в жиру от копченой курицы. Превосходно!

– Урашечки! Но почему мы не заметили падения решетки, а тем более курицы, на корягу, когда смотрели видео?

Граф махнул рукой с зажатой в ней решеткой в сторону стены, на которой жила своей жизнью зеленая карта Тихого океана.

– Листья одного из растений заслонили камере именно этот угол.

* * *
Дальнейшая беседа с актрисой совсем не напоминала светскую болтовню.

– Мария Тимофеевна, что случилось с курицей и конфетами, когда ваш пикник закончился? – Тон графа был суровым, если не жестким. Фон Миних стоял возле трюмо, расправив плечи.

– Так как же… Подождите… – залепетала артистка из кресла, испуганно глядя на графа снизу вверх. – Где-то через час после окончания шоу всех участниц позвали на сцену, фотографироваться в честь премьеры… Я уже была сытая и счастливая, побежала наверх… Возвращаюсь – Тимурчик, мой барашек золотой, всё прибрал, навел порядок, своими руками! Вообразите: князь Багратион-Имеретинский! Я же из простой театральной семьи, а он ухаживает за мной, как за царицей!.. Да, так вот, везде такая чистота, как будто и не было ничего. Всё, что осталось от пикника, убрал обратно в коробку… Наверное, курица и конфеты у него дома, так, Тимурчик?

Грузинский князь, вновь занявший позицию у двери, медленно кивнул. И без того смуглое лицо потемнело еще больше.

– Сударь, вы сможете предъявить курицу и конфеты, если мы прямо сейчас отправимся к вам домой?

– Нет. Курицу я доел на завтрак, конфеты выбросил.

– Зачем? Такие вкусные конфетки, как жалко! – воскликнула Мария.

– Копченую курицу на завтрак? Да кто в это поверит! – одновременно возмутилась Лиза. Затем она снова расчихалась, поскольку другого места в гримерке, кроме как рядом с дурацкой искусственной шубой, попросту не было.

– Тимур Георгиевич, мы полагаем, что, воспользовавшись отсутствием госпожи Павловой, вы начинили курицу шоколадными конфетами, смертельно опасными для животных, и протолкнули ее в вольер к варану, – заявил граф, весь тонкий и звонкий, как оловянный солдатик. – С какой целью вы это сделали? Немедленное признание смягчит наказание.

– Вах! – пренебрежительно фыркнул грузин. – Не понимаю, о чем вы.

С диванчика, вновь занятого нервным Новиковым, раздалась серия изумленных аханий и оханий, а также возгласов религиозной тематики.

– Барашек мой! Тимурчик! Что такое говорят эти люди? – Актриса в волнении поднялась с кресла. – Ты отравил Горыныча?

– Конечно же, нет, моя виноградинка. – Грузинский князь был невозмутим, черные глаза пристально смотрели на графа.

Лиза чихнула и решила вмешаться.

– Во имя ферментов всех миров! Князь, признайтесь уже в своих грехах, и я пойду обедать! – Грузин даже не посмотрел в ее сторону. – Достала уже эта шуба. Лезет, как натуральная, я уже с ног до головы в этом фальшивой рысьей шерсти, а мне и Пусиной за глаза хватает… Хотя постойте-ка. – Лиза поднесла рукав поближе к глазам и чихнула на этот раз так, что ей позавидовал бы и простуженный слон. – Да она, кажется, и правда натуральная.

– Тимурчик! – Голос актрисы взметнулся сразу на две октавы выше. – Ты же сказал, она напечатана на трехмерном принтере! Я никогда не стала бы носить натуральный мех, это отвратительно!

– Любимая, не слушай никого, слушай своего Тимура, вай ме! Это новая модель от Лидваля, сто процентов синтетики.

– Ага, как же, сто процентов синтетики, – хмыкнула Лиза. – Пожалуйста, простой тест. – Она извлекла из кармана куртки зажигалку и подожгла одну из выпавших шерстинок. – Чувствуете? Запах горящего белка! А не расплавленной пластмассы. Настоящая рысь! Натуральнее не бывает!

– Как… Как же это… Значит, ради этой шубы пострадала настоящая рысь? – Актриса прижимала руки к желтой груди.

– И не одна, вай ме! – вдруг выкрикнул грузин. – Это самая редкая шуба из всех, что я смог найти! Моя царица не будет ходить в пластмассе! Нет! Только в лучших мехах! Если бы я мог, я сшил бы тебе шубу из шкуры единорога!

– Но Тимур! – застонала Мария. – Тимурчик, я не могу носить шкуры убитых животных! Мы же не доисторические люди!

– Ты будешь носить самые богатые одежды, когда выйдешь за меня! Это всё девичьи глупости. Я приучу тебя достойно выглядеть. Таких шуб у тебя будет десять, сто, сколько пожелаешь! Весь мир будет у твоих ног, кавказские горы отдадут свой снег для твоего свадебного платья!

Мария медленно осела обратно в кресло.

– Тимур… Не будет свадьбы. Не нужен мне снег кавказских гор. И шкура какой-то несчастной рыси не нужна. Мы с тобой, оказывается, совсем разные люди.

Лиза чихнула. Все ее проигнорировали.

– Пока разные! Пока, – страстно убеждал свою возлюбленную грузин. – Но это девичий ветер в твоей прекрасной головке. Поверь своему Тимуру, виноградинка! Всё изменится, когда мы поженимся и ты уйдешь со сцены.

– Я не уйду, Тимур, не уйду! Сцена – моя жизнь. Особенно сейчас. Мы с Горынычем горы свернем!

– Но только не кавказские. Вах! Пусть мне не удалось истребить дракона с первого раза, но я не остановлюсь! Я твой защитник, и не позволю тебе выступать на одной сцене с этой мерзкой тварью! Нет! Я должен был сразу прирезать его своим кинжалом, а не травить его конфетами, как последний трус. Я должен был выйти с ним один на один, по закону гор!

Кажется, грузин не замечал сейчас вокруг никого, кроме своей возлюбленной, которую он терял с катастрофической скоростью. Лиза его даже пожалела. Уж больно несчастным сделалось это мужественное лицо.

Наверное, у рыси было такое же – за мгновение до того, как она стала шубой.

– Так это все-таки ты отравил Горыныча, Тимур? – застонала Мария.

– Да! Жалею только о том, что не довел дело до конца. Вах! Я обязан был избавить тебя от чудовища.

– А вот это уже небезынтересный поворот, – подытожил граф, весь подобрался и повысил голос: – Именем Императрицы и во имя Закона об уважении к животным, князь Багратион-Имеретинский, вы арестованы за причинение тяжкого вреда здоровью варана Горыныча. Будьте любезны, ваши запястья, сударь!

Грузин бросил последний отчаянный взгляд на свою бывшую возлюбленную, наткнулся на отчужденный, полный презрения взор, развернулся и рванул в коридор.

– Стоять! – крикнул граф и бросился за ним, вытаскивая на ходу из складок плаща электродубинку.

Лиза и Мария выбежали следом, и вовремя: успели увидеть, как граф прижимает дубинку к основанию могучей шеи грузина. Князь обрушился на пол мгновенно и шумно, как Пуся после сытного обеда.

– Тимур, – всхлипнула актриса.

Фон Миних скинул серый плащ, под которым обнаружился корсет из черного блестящего пластика, наподобие тех, что надевают грузчики, – только весьма элегантный на вид, с длинными светодиодными лентами по бокам и имперским гербом на груди. Странное было сочетание: пышная белая блуза, как у мушкетера, и вместо жилета от модного в этом мире портного Лидваля – ультрасовременный экзоскелет. Корсет соединялся проводами с мягкими манжетами, обхватывавшими худые бедра и плечи графа.

Лиза разинула рот. Мария прижала руки к груди.

Граф легонько щелкнул по своему Перстню, диоды на корсете засияли невыносимо ярким светом – и тонкий, хрупкий, запредельно романтичный фон Миних, который не мог даже полуторный диванчик в гримерке толком двинуть, легко подхватил с пола неподвижную стокилограммовую тушу, затащил ее в вольер и аккуратно уложил на стопку пальмовых листьев. Захлопнул за собой тяжелую решетку, поправил пышный воротник блузы и едва заметно улыбнулся девушкам:

– В наше время гораздо проще усмирять преступников, чем сто лет назад, не правда ли, сударыни? Теперь всё решают технологии, а не физическая сила.

– Вы даже не запыхались! – изумленно подтвердила Лиза. Мария молча смотрела на бывшего возлюбленного, который постепенно приходил в себя.

– «Марии Моревне Кощей ли желанен? Он змейно-уродливо-странен. И Ворон, и Сокол с Орлом, все на Змея, Царевну спасли от Кощея»14… – тихо сказал граф, поднимая с пола плащ и вновь закутываясь в него. – Что ж, полагаю, теперь ничто не помешает нам вызвать городовых…

– Я! Я помешаю, во имя Двенадцати апостолов! – Сухонький Новиков выпрыгнул из гримерки, как чертик из табакерки. – Огласка… Христом богом… Репутация…

– Поймите, Епифаний Васильич, всё уже зашло слишком далеко. Мы выяснили, что варан пострадал в результате умышленных действий, мы нашли виновника… Я обязан дать делу ход.

– Да, и накормить голодающую коллегу, – вставила Лиза.

– Богородицей молю… Давайте как-нибудь договоримся, граф! Я согласен на всё!

– О чем договоримся? – не понял фон Миних.

– Сия блистательная и легендарная личность предлагает вам банальную взятку, – пояснила Лиза, с интересом наблюдая за развитием событий. – И думаю, что речь идет о весьма симпатичной сумме, которую мы сможем весело и со вкусом потратить. Например, на приобретение участка Луны под личную застройку – видела рекламу по телику. Хотя если вы спросите мое мнение, то я выступаю за огласку. Причем максимальную, чтобы даже на Луне прослышали о героизме Седьмого отделения.

Граф заледенел.

– Взятку?! Подобного оскорбления… – начал он торжественно.

Однако его перебила трель Перстня на стариковской руке.

– Осподя, это он! Адвокат! Наконец-то! – Новиков торопливо щелкнул по Перстню. – Да! – крикнул он в кольцо. – Слушаю! Что там?

По мере разговора с адвокатом лицо его все больше и больше вытягивалось. Если до сих пор он выглядел как лесовичок, страдающий от последствий урагана, пронесшегося над родным бором, то теперь старикашка походил на лесовичка, чей родной бор был сметен с лица земли ядерным взрывом.

– Что? Всех? – попискивал он в Перстень. – Всех животных зоосада выпустить на волю, кроме совсем старых и больных? Боже Всемилостивый! За свой счет доставить к месту обитания? Как? Почему? Во имя Христа, Спасителя Нашего, да что же в этом жестокого? И что же я должен детям тут теперь показывать? Пустые гнезда на деревьях? Может, мне еще и деревья на волю выпустить?.. Как сегодня же отменить спектакль? Шоу Горыныча суд признал бесчеловечным? Но это же варан, а не человек! Варан! Ящерица бездушная!

После окончания беседы Новиков обессиленно привалился к стене.

– Всё. Вот всё и кончено… Суд разрешил держать в неволе только тех животных, которые не появились бы на свет без вмешательства человека. Мы сейчас клонируем шерстистого мамонта, но когда еще работа закончится! – Он слабо махнул дрожащей рукой. – Я-то точно не доживу… А пока нужно всех, представьте, каждую зверюшку отправить домой, на родину… Какие расходы… А доходов-то теперь не предвидится… Горыныча вот на остров Комодо придется везти, шоу с ним запретили… Это конец, конец всему!

– Как запретили шоу? – очнулась Мария. Она отошла от решетки, сквозь которую тоскливо глядела на несостоявшегося жениха. Грузин уже полностью очнулся и хмуро смотрел в пол, сидя на стопке пальмовых листьев. – Моё шоу? Без Горыныча? А с кем же я буду выступать?

Грудь ее высоко вздымалась, глаза полнились слезами – сейчас она невероятно походила на голографическую певицу Бету из популярного клипа «Во поле береза». Лиза, по требованию Пуси, была вынуждена вновь и вновь включать изрядно надоевший ролик, поскольку помимо собственно певицы Беты, в ролике неоднократно показывали толстую полевую мышку.

– А вы виртуального варана сделайте, – осенило Лизу. – Знаете, голограмму, как певица Бета.

– Выступать на одной сцене с голограммой? Какой любопытный театральный опыт… Это возможно, Епифаний Васильич? – Мария с надеждой обратилась к Новикову.

Тот после Лизиных слов необыкновенно преобразился. Отбросил в сторону таблетки и аж задрожал от нетерпения.

– Да! Да! Конечно! Сделаем! Клянусь Богом, любые деньги потратим, но сделаем эти голограммы! И не только Горыныча – всех! Каждого животного! И кормить их не надо… Замечательная, замечательная идея, деточка моя милая! Нужно срочно звонить на телевидение! Вот будет новость для них!

Старичок, как мальчишка, кинулся в гримерку за своим самоходным стульчиком, уселся на него и умчался прочь, весь поглощенный идеей голографического зоосада.

А в коридор уже ворвались городовые под предводительством – Лиза обрадовалась – Макса. Белые шинели заполнили вольер и окружили мрачного горца.

– Лизавета, граф, категорически приветствую! – объявил Макс. – Вот спасибо, что сдернули с унылого совещания! Я там уже приготовился встретить старость.

– Макс, ответь мне только на один вопрос: обещанное еще утром мороженое принес?

– Увы! Стремился скорее предстать пред вашими манящими, полными страсти очами. Я про манящие очи фон Миниха, конечно.

– Ни мороженого, ни даже завалящей конфетки, хотя некоторым тут килограммами их выдают… А еще Абрикосов называется! Тогда нам с графом пора в «Омелу». Честно заслужили.

* * *
– Добрый день-добрый день-добрый день всем зрителям «Всемогущего»! С вами ваш лучший друг Ангел Головастиков, вы смотрите ток-шоу «Чудо в перьях», и сегодня обсудим необычайную, я бы даже сказал, шокирующую новость: во всемирно известном Санкт-Петербургском зоосаде не останется животных! Никаких, милые мои друзьяшки, вообще никаких! Все обитатели зверинца разъедутся по лесам, пустыням, степям и прочим родным ареалам. Вот вам и самое настоящее чудо, причем именно в перьях.

В «Омеле» было хорошо всё: и сырный пирог с грецкими орешками; и удивительный десерт со смешным названием «Дуля в домике», оказавшийся запеченной грушей с шоколадной корочкой; и, разумеется, обжигающий эспрессо, вернувший Лизу к жизни. Вокруг тихонько переговаривались посетители, журчал среди зелени фонтанчик, под потолком беззаботно свиристели то ли аудиоколонки, то ли городские воробьи… И лишь работающий телевизор на стене абсолютно не вписывался в эту эко-гармонию.

Впрочем, никого из присутствующих глупое ток-шоу, похоже не раздражало – местные жители, как успела понять Лиза, питали огромную слабость к любым электронным развлечениям. Даже изысканный граф, заказавший блины с какими-то селедочными щечками, копченными на ольховой стружке, и виноградный сорбет с лавандой, спокойно посматривал на манерного ведущего Головастикова, недавнего Лизиного знакомца, прыгавшего по студии, как мартышка.

Лиза только сейчас сообразила, что до сих пор так и ходит с автографом этой мартышки на руке. Она вновь принялась старательно оттирать маркер, заодно положив парочку лишних рисовых салфеток себе в карман.

– Сударыня…

Граф с укором покачал головой, заметив опустошения, произведенные Лизой в салфетнице.

– А что такого? – с вызовом спросила Лиза. – Зря я, что ли, такие деньги плачу за чашку кофе размером с наперсток для мышки? Я вообще могла бы просто так его получить, за счет Императрицы! Но у меня совесть-то есть!

Ведущий на экране состроил сочувственную гримаску:

– А ведь кое-кто из этих ребят, я имею в виду обитателей зоосада, мог и не дожить до Дня Освобождения! Я говорю о всеми нами любимом Горыныче, конечно. Держитесь крепче, милашечки мои: варана накануне отравили. Специально! Как вам, а? Аж мороз по коже, полюбуйтесь на эти мурашки! В общем, друзьяшки, Горыныч выжил исключительно благодаря смекалке двух Ищеек из Седьмого отделения Личной Канцелярии Её Величества. Седьмое отделение – это которое с резиновой курицей. А одну из этих Ищеек вы видели на нашем же канале совсем недавно – помните Явление Кота Народу?

Лиза с изумлением увидела на экране собственную физиономию на фоне ночного неба. Какая же она была растрепанная и напуганная!

На Ищеек начали с интересом оборачиваться посетители. Граф слегка склонял голову в знак признательности за внимание, Лиза же не знала, куда деваться от смущения, потому с преувеличенным интересом начала изучать рекламную табличку на столе, рассказывающую биографию основателя заведения. Тот ещё друид, подумала Лиза. Прирожденный маркетолог, даже в Зимний на приём к тогдашнему императору босым являлся.

– Знаете, Елизавета Андреевна, что говорится в Библии о драконах? – ни с того ни с сего брякнул фон Миних, ломая свой сорбет крошечной деревянной палочкой.

– Не знаю, не читала, – пожала плечами Лиза, – но готова поспорить на годичный запас анальгина, что ничего хорошего. Небось какой-нибудь посланец ада или что-то вроде того.

– Отнюдь, сударыня, отнюдь! – Граф выглядел довольным. – Есть там один эпизод… Моисей вел народ по пустыне. Людей сильно кусали змеи, началась эпидемия… Тогда Моисей поместил медный портрет змея, то есть того же дракона, на свое знамя. И тот, кто посмотрел на это знамя, оставался жив. Весьма небезынтересное чудо, весьма.

– Получается, ваш Моисей первым изобрел прививки, – подытожила Лиза. – Задолго до Дженнера. Лечить подобное подобным, и так далее. Класс.

– А хотите еще одно чудо, сударыня? – предложил граф.

– Ваше Сиятельство, может, хватит на сегодня Библии, символистов и прочих интеллектуальных завихрений? – взмолилась Лиза, мечтавшая как можно скорее отключить уставший мозг. И может быть даже, посмотреть ток-шоу своего соседа.

– Это чудо не имеет отношения ни к какой литературе, – успокоил ее фон Миних. – Разве что к деловой переписке. Аврора только что прислала мне сообщение на Перстень. Седьмое отделение рвануло вверх по таблице. Мы поднялись сразу на два пункта. Поздравляю, сударыня, с шестым местом Рейтинга Личной Канцелярии Её Величества! – Болезненное лицо графа разгладилось и будто засветилось изнутри. – И кстати – оставьте ваши «сиятельства»! Я должен благодарить вас сегодня. Если желаете, сударыня, зовите меня Александр.

– Ага… А Шурик можно? – осмелела Лиза.

– Пожалуй, пока остановимся на Александре, – усмехнулся граф.

Кабан Джим

22 декабря


Когда что-то дают бесплатно, думала Лиза, обливаясь потом, – надо брать. Даже если это изматывающие занятия на тренажерах. Крутить педали ей абсолютно не хотелось, нетренированные мышцы горели, однако волшебное слово «ХАЛЯВА» заставляло снова и снова истязать себя на дурацком, прибитом к полу велосипеде.

Особенное раздражение вызывала расслабленная фигура Авроры. Пухлая программистка полулежала на выключенной беговой дорожке в позе одалиски с гобелена из кабинета шефа. Роль кальяна, непременного атрибута любой порядочной персидской наложницы, играл сверхмощный лэптоп производства фирмы «Владычица Морская», а вместо прозрачного шифона и блестящего атласа Аврора была облачена в очередной эксцентричный костюм: на голове мохнатый розовый обруч с ушками; объемная футболка с фруктово-ягодными мотивами; полосатые штаны настолько свободного покроя, что они уже могли считаться юбкой; и грубые ботинки, обшитые кружевами нежного цвета бутонов вишни.

Вокруг было довольно много агентов из других Отделений Личной Канцелярии, мужчин и женщин, за десять дней службы Лиза кое-кого уже стала узнавать в лицо, часто кивали и ей. На пеструю кучу тряпья по имени Аврора никто из коллег не косился, видно, привыкли. Или просто предпочитали заниматься своей жизнью… А не паразитировать на чужой, как это было принято на прежней Лизиной работе. Ее клинику отапливали горячими сплетнями, раз уж батареи были вечно холодными.

– Какого ноотропа… фух… тывообще сюда явилась, если… уфф… не занимаешься? – сердито спросила Лиза, наматывая второй десяток километров на электронном одометре.

– А мне нравится смотреть, как вы, лузеры, колбаситесь. Ваши мучения меня вдохновляют. Оч прикольно, – лениво отозвалась Аврора, тыкая одним пальцем в «пробел». – Моему-то виртуальному Кондратию параллельно, как я выгляжу. Вы же, пещерные люди, ищете пару среди себе подобных. Качаетесь, чтобы обольстить партнера мускулами. Питекантропы, блин еловый!

– Лично я… уффф… качаюсь не поэтому… уфф-фуу… а чтобы пробудить аппетит. Наверху же бесплатное кафе! – Лиза на секунду прервала движение. – Чем больше потрачу калорий, тем больше в меня влезет пирожков! Фух… Продолжим!

– Мда, Лиззи… – Аврора подняла взгляд от монитора и покачала пестрой головой с плюшевыми ушками. – Ты точно не от мира сего. Могла бы хоть для приличия сказать: вот, типа, я забочусь об экологии, ведь этот велик подсоединен к энергосистеме здания. Каждый оборот педалей дает свет и тепло мне и моим коллегам. Что-то вроде этого.

– Плевать мне на экологию, пирожки важнее… Уффф… Нет, ну правда, невозможно же сосредоточиться, когда ты тут разлеглась, как мопс на солнцепеке.

Лиза, кряхтя, слезла с жесткого седла велосипеда и без сил рухнула на беговую дорожку рядом с Авророй.

– Кота своего дашь для испытаний? – между делом спросила Аврора, перестав забавляться с «пробелом». По экрану стали порхать стайки сложных формул.

– В смысле?

– В прямом. Кого в космос запустили перед человеком?

– Ээ, Белку вроде.

– Блин еловый, все время забываю, что у вас там всё по-другому. Что за лузеры придумали грызуна в ракету посадить? – Аврора перекатилась на живот, хлестнув Лизу по лицу кудлатыми цветными прядями. – В нашем – нормальном – мире в космос первым полетел поросёнок.

– Святые трициклики! – Лиза изумленно уставилась на Аврору. – Почему именно поросёнок?

– Вот ветеринар – а не в курсе, что ДНК свиньи почти совпадает с человеческой. – Аврора неодобрительно покачала мохнатыми ушками на обруче. – Включи головку, Лиззи. Поросёнка у нас с тобой нет, но хотя бы на коте телепорт отработаем. Про теорию струн вообще хоть что-то слышала, дерёвня? Черные дыры для тебя – пустой звук? Блин еловый, по глазам твоим близоруким вижу, что да. Ты ведь даже не понимаешь, какой это прикольный каламбур, чёрная дыра – пустой звук… А скрытые измерения? Нет? Скрытое от тебя понятие? Ну есессьно. Короче, Лиззи. Дай кота, пока никто не пострадал. Ты же не хочешь, чтобы в процессе тебя разорвало на гравитоны?

Лиза не знала, что такое гравитоны, но подозревала, что быть на них разорванной – процедурка не из приятных. Однако и Пусе – бестолковому, но родному – такой судьбы она не желала.

– Уж очень легко ты, Аврора, готова принести в жертву бедненького котятку. – Лиза поглядела на программистку с большим подозрением. – Не очень-то современные взгляды. Зоозащитники ваши вон зоосад целый закрыли, берегут, видите ли, чувства зверей, а ты, не моргнув глазом, предлагаешь растерзать Пусятину на мелкие гравитоны! Руки прочь от моего пушистика! Сама ты после этого пещерный человек.

– Господь Бот с тобой, Лиззи, скажешь тоже! – фыркнула Аврора всем своим круглым телом, отчего тряпки, игравшие роль ее одежды, взметнулись вверх. – Животные – это такой же архаизм, как и мускулы. В электронном будущем им делать нечего. А то еще все микросхемы шерстью забьются.

– Ясно. Готова поставить на кон свой диплом ветеринара, что никакого питомца у тебя и в помине нет.

– Вот и выкини свой фейковый диплом, – удовлетворенно заявила программистка. – В урну только выкини, не на тротуар. Есть у меня питомец. И очень прикольный.

– Дай угадаю. – Лиза приподнялась на локтях. Мышцы предплечий немедленно заныли. – Это явно должно быть что-нибудь экзотическое. Питон? Или, скажем, дождевой червяк? Нет! Знаю! Голографический жираф. Ну, угадала?

– Ха! Второй фейл за десять сек. У меня питомец – камень.

– Какой еще камень? – поразилась Лиза.

– Обыкновенный. С Черного моря. У тебя вот котяра какой породы?

– Есть в нем нечто сибирское… Но вообще-то никакой. Беспородные мы.

– А мой красавец – древней породы «галька морская», – с материнской гордостью сообщила Аврора, задрав нос-картошку. – Крупный экземплярчик! С черепаху размером. Благородного серого цвета, как плащ нашего графа. Он у меня в картонной коробке из-под лэптопа живет. Камень, а не граф, конечно. Коробка с дырочками, чтоб не задохнулся.

– Это же просто курам на смех, – с огромным, прямо-таки вселенским скепсисом в голосе сказала Лиза. Как ветеринар она была оскорблена в лучших чувствах. – И что ты с ним делаешь, с камнем своим? Дрессируешь?

– А как же! – невозмутимо отозвалась Аврора. – Командам «сидеть» и «лежать» он у меня сразу выучился. Такой понятливый! «Фас» тоже знает, может при случае хозяйку защитить. С командой «голос» вот пока проблемы…

– Только не говори, что у него и имя есть.

– Пётр! – провозгласила Аврора. – В переводе с древнегреческого – собственно, «камень» и есть. Ласково – Пет-Рок.

– Может, ты еще и деньги за него заплатила?

– А как же! Жалованье за целый месяц отдала, и не жалею.

– Ну и дурость, – не сдержалась Лиза. – Во имя парацетомола и аналогов его, ну что же может быть хорошего в питомце-камне?!

– Лучше спроси – что может быть плохого. Ответ – ничего. Он никогда не заболеет и не умрет, – сердито сказала Аврора, не глядя на Лизу. – В отличие от любых других домашних животных. Тебе ли не знать, блин еловый.

Лиза вспомнила все те случаи, когда ей приходилось усыплять больных и старых пациентов, и промолчала.

– Я и Пет-Рока завела, только чтобы в Семёрку устроиться, – прибавила Аврора. – Правила обломные. Каждый агент нашего Отделения обязан иметь какую-либо скотинку. Считается, что за защитник животных без питомца! Короче, сплошной палеолит кругом. Апгрейдить всё общество нужно.

– Ну в принципе, логичное правило… А какие животные у наших коллег?

– Да уж самые что ни на есть ламерные, аж стыдно за них. – Аврора принялась перечислять, загибая пухлые пальцы: – У Петровича – курицы. Они в его генном шорткоде прописаны. Он из семьи фермеров. У графа – русские борзые… Парень с претензией. Макс Абрикосов, городовой, лет сто уже мечтает перейти к нам на повышение, так даже фенька себе прикупил – лисичку с прикольными ушами… Он и то пооригинальнее тебя будет, бейби. Банальнее питомца не могла найти?

– Да на моего Пусюху вся ваша хваленая империя молится! – справедливо возмутилась Лиза.

– Короче, дашь кота для испытаний или нет? – опять взялась за свое Аврора.

– А кто тогда будет ваши Скатерти-Самобранки когтями драть? Исключено. От усыпления во цвете лет его спасла, от гибели под винтом квадрокоптера спасла, и от разрыва на гравитоны во время телепортации спасу, – торжественно поклялась Лиза.

– Вот репка в кепке, – вздохнула Аврора. – Хоть белку тогда найди какую для бета-теста. – Она снова уткнулась в свой лэптоп, пощелкала клавишами: – Сколько ты весишь?

– Эээ.. Шестьдесят три, если верить Разумному Душу в моей ванной. – Лиза заставила себя принять сидячее положение. – Слушай, а как отключить постоянное измерение веса во время мытья? Страшно раздражает. И вопли китов из верхних колонок. Кого они хотят обмануть? Я все равно не поверю, что купаюсь в океане.

– И вот с такими ламерами приходится работать, – пожаловалась Аврора своему лэптопу. – Окей, потом зайду к тебе, отключу. Короче: сбрасывай килошку, как хочешь. Больше шестидесяти двух мне не переместить. А еще же кот, блин еловый… Сколько в нем?

– Килограммов пять будет, – уныло прикинула Лиза.

– Ну вот если собираешься и свою зверюгу тащить обратно – сбрасывай все шесть. А то, может, котика отдельно, первым бета-рейсом, а?

– Ни за что!

– Океюшки. Тогда полезай обратно на тренажер и забудь про бесплатные пирожки! – злорадно сказала Аврора.

Лиза со стоном собрала себя воедино, кое-как отлипла с беговой дорожки и поплелась к своему пыточному седлу, достойному войти в список необходимого оборудования испанской инквизиции пятнадцатого века.

* * *
Смелый Лизин план по водружению своей тушки на велосипед был прерван самым неожиданным образом. Перстень на ее руке, все еще изукрашенной полустертым автографом Ангела, внезапно ожил: интенсивно замигал красным и препротивно запищал.

– Что? Что происходит, во имя анальгетиков всех миров? – забеспокоилась Лиза, оглядываясь по сторонам. У всех присутствовавших в зале Перстни взбесились одновременно, мгновенно превратившись из изумрудных в ослепительно-рубиновые. Агенты синхронно прекратили занятия. Шумная тренажерка вдруг замерла.

– Красный код… – пробормотала Аврора, прислушиваясь к строгому голосу диктора в наушнике. – Бот всемогущий!

Одновременно экстренные новости зазвучали и в Лизиной ушной гарнитуре:

«Внимание, агенты Личной Канцелярии Её Величества и городовые Санкт-Петербурга! Срочный вызов в Гатчинский аэропорт. Только что, в 9 часов 11 минут 22-го декабря 2019-го года, произошла жесткая посадка пассажирского самолета «Беркут» Гаккелевских авиалиний, выполнявшего межконтинентальный рейс «Нью-Йорк – Санкт-Петербург» под управлением сэра Джима Пига. Требуется присутствие на месте событий следователей Третьего Отделения, спецотряда городовых, а также ветеринара Седьмого Отделения. Электронная подпись – начальник Личной Канцелярии Её Величества, действительный тайный советник, барон Конрад Карлович Ренненкампф».

Ветеринара? Он сказал – ветеринара? – взволновалась Лиза. – Эх, жаль, Филипп Петрович в командировке, посоветоваться не с кем.

– В его отсутствие мы подчиняемся приказам Ренненкампфа, – подтвердила Аврора. – Тебе пора, бейби. Передай хэллоу янки.

– Наверное, на борту пассажиры с животными, – рассуждала Лиза, наскоро обтираясь полотенцем, – иначе зачем им ветеринар? Самолет, целый самолет едва не потерпел авиакатастрофу – Аврор, ты представь, какой шанс приподнять рейтинг родного Отделения! Это же общественное событие громадной значимости. Такими темпами, глядишь, мы получим допуск к климатическому оружию раньше, чем ты слепишь свою программулю!

– Ха-ха-ха три раза, там же будут лучшие агенты Трёшки.

Аврора кивнула на поджарых мачо, сорвавшихся со своих тренажеров и теперь обгоняющих друг друга на пути к выходу из зала. Вот кого надо было назвать Ищейками, подумала Лиза, а не нашу маленькую разношерстную компанию неудачников. Агенты Тройки, все до единого, словно сошли с обложек романов Рэймодна Чандлера, Джеймса Кейна и Дэшила Хеммета, отцов-основателей жанра американского крутого детектива – второй большой книжной любви Игоря после мужского фэнтези.

– Эти лощеные буржуи не выстоят против беспринципной, готовой на всё соперницы, закаленной с самого детства в боях за чайник на коммунальной кухне. В роли кипящего чайника сейчас – кипящие лавой вулканы, тропические дожди и прочие климатические радости, – глубокомысленно изрекла Лиза. – Как пелось в песне Лебедева-Кумача, «по полюсу гордо шагает, меняет движение рек, высокие горы сдвигает советский простой человек». Вот увидишь, как я горы сдвину.

Она накинула на потную майку куртку, надоевшую хуже горькой редьки. Надо уже в концов обновить гардероб. Десять дней в одной одежде! Лиза дала себе зарок: если удастся сегодня продвинуться в Рейтинге хоть немножко вверх, завтра она пойдет в пассаж Ламановой. Кутить.

Пристроив на мокрые волосы неизменную красную шляпу, Лиза обратилась к Авроре, по-прежнему валявшейся на беговой дорожке, как сомнительная инсталляция не самого талантливого художника:

– Меня только одно беспокоит – как я доберусь до аэропорта?

– На вакуумке, есессьно. – Аврора пожала пухлыми ягодными плечами. – В пределах города быстрее сообщения нет.

Лиза стартанула к выходу, услышав напоследок:

– И не вздумай объедаться аэропортовской едой! Я в курсе, что она прикольная, но тебе надо худеть, бейби!

* * *
Дорога до Гатчины была долгой: целых пять с половиной минут. До дома Лиза добиралась за полторы.

Пристегнувшись к экокожаному креслу в вагоне вакуумки и положив на колени ветеринарный чемоданчик, доставшийся ей в наследство от Карла, Лиза сразу уставилась в экранчик, вмонтированный в подголовник впереди стоящего сиденья. Там крутили трейлер нового блокбастера под названием «Над прудом во ржи», про какого-то юного натуралиста, который очень хотел узнать, где зимуют утки. Неугомонный деревенский паренек всю осень прятался в высокой ржи возле ближайшего прудика, успел-таки нацепить на одну серую крякву опознавательное колечко, а затем отправился вслед за ней в удивительное путешествие по всему миру. После возвращения энергичный паренек ловко поступил в Санкт-Петербургский Императорский Университет на факультет биологии, где его тут же стали называть «вторым Ломоносовым». «Новая экранизация знаменитого романа Давида Салингера, классика русской литературы XX века. Скоро во всех синематографах мира», – сообщали титры.

Лишь через пару минут, пролетая над территорией Пулково, которая в этой реальности не имела ничего общего с аэропортом, а явно относилась к гигантскому комплексу астрономической обсерватории, Лиза хлопнула себя по лбу, прошептав: «Трициклик меня побери, это же альтернативный Сэлинджер!» Кажется, дедушка говорил, что предки писателя эмигрировали из Литвы после революции… Или незадолго до нее. Почему же тогда – «классик русской литературы», а не литовской? Может, Литва входила в состав Российской империи? В голову почему-то пришло смешное слово «Курляндия». Мда, Лизины «тройки» по географии и истории явно давали о себе знать.

Так или иначе, но, судя по трейлеру, фильмец про деятельного юнната получился очень даже ничего себе, оптимистичный и забавный – в отличие от философского «Над пропастью во ржи». Лиза не отказалась бы от такого кинишки на досуге, потом вспомнила, сколько ей еще смотреть обучающего ветеринарного видео, и тяжело вздохнула. Нет, досуга у нее в этом мире быть не может. Нужно выкладываться по полной, чтобы поднять рейтинг Семёрки, получить доступ к неограниченному количеству дождя и свинтить отсюда Домой. А там уже можно расслабляться сколько душе угодно и работать спустя рукава, как все нормальные люди.

Салингер-Сэлинджер навел ее на мысли о литературе альтернативного двадцатого века – ведь каждая до боли знакомая книжка, каждый выученный наизусть советский фильм имели здесь абсолютно другой сюжет. Если уж даже Маяковский тут стал лириком, как сообщил ей еще в самом начале Филипп Петрович, а Сэлинджер – величайшим позитивщиком и душой компании, то что же случилось с Солженицыным? О чем писал местный Зощенко – всё равно про бани и трамваи или, скажем, про великосветские балы и венценосные интрижки? Какие здесь «Девчата» – если они вообще когда-либо снимались?

Неизвестно, до каких высот любомудрия дошла бы Лиза в своих рассуждениях, если бы миленький трамвайный звонок на стене – винтажный, в стиле начала прошлого века – не возвестил о прибытии вакуумного состава на станцию «Гатчинский аэропорт».

Двери поезда открывались сразу в шумное здание аэровокзала.

Какое там «Пулково»! Провинциальная почтовая станция девятнадцатого столетия по сравнению с этой громадиной из стали, стекла и зеленых оазисов!

«Welcome to Gatchina airport. Now and forever: gotcha, baby!» – гласила впечатляющая надпись над всем этим упорядоченным хаосом, что Лиза, с ее скудными познаниями в английском, перевела примерно как: «Добро пожаловать в Гатчинский аэропорт. Теперь и навсегда: попалась, детка!»

Повсюду здесь творилось броуновское движение пассажиров. Люди самого разнообразного внешнего вида сновали на гироскутерах и самоходных стульчиках по ярко освещенным залам, катались на эскалаторах, скользили в лифтах. Пешком тут ходили мало и неохотно – в основном иностранцы, судя по обрывкам незнакомой речи. На многочисленных экранах мелькали названия городов, номера рейсов, где-то крутили вездесущую рекламу, а в зале ожидания показывали кино. Тех, кто предпочитал другие способы настроиться на долгий перелет, ждали в комнате для йоги, о чём Лизе сообщили яркие указатели. Повсюду стояли трехмерные принтеры для распечатки еды.

А еще – цветы, цветы, множество цветов. Растения располагались продуманными тематическими группами, образовывая различные зоны отдыха. Был тут японский сад, с сакурой, бамбуком и сухим ручейком из белой гальки; среднерусский уголок мог похвастаться березками, деревянными лавками и декоративным стогом сена; австралийский зазывал посидеть в тени эвкалипта и пофоткаться на фоне колючей травы кенгуру.

Лиза, конечно же, сразу задумала отломить веточку у редкого эвкалипта. Хиленькому лимончику на ее подоконнике нужен товарищ! А какие растения лучше всего растут? Правильно, краденые! А уж эвкалипт-то грех не стащить – его ведь и в народе-то называют «бесстыдником», из-за его поразительного свойства раз в год сбрасывать собственную кору, открывая нескромным взорам зеленоватые, желтоватые, голубоватые разводы на обнаженном стволе.

Она бочком подкралась к ближайшему крепкому дереву с длинными ланцетными листочками, протянула изрисованную Ангелом руку…

– Стоп. – Лизино запястье перехватила железная мужская ладонь. – Попалась.

– Что? Что такое? В чем проблема? Я ничего не сделала! – затараторила Лиза, пытаясь высвободить руку из стальных пальцев. – И вообще, я повелительница Святого Котца и особо важный агент особо важного Седьмого отделения Личной Канцелярии Её Величества, между прочим!

– Знаю. Потому и остановил. Чтобы не позорила Личную Канцелярию.

Жесткий обруч разжался. Лиза выдернула пострадавшую конечность и гневно посмотрела на обидчика.

Если бы у Конана-варвара был сын, и этот сын добыл бы себе в бою Разумный Перстень, научился бы говорить по-русски, постригся бы ежиком, нацепил бы на себя коричневые экокожаные штаны и такую же куртку в молниях и нашивках, – то этот воображаемый сын казался бы жалким хлюпиком, бледной копией того атлета, что стоял сейчас перед ней. Черты лица – будто высечены из гранита, который применялся при строительстве знаменитых петербургских набережных; ярко-синие глаза находились сантиметрах в тридцати над Лизой – а она и сама была не маленькая, в лучшие годы метр семьдесят, между прочим.

– А я вас видела, – с вызовом сказала Лиза, баюкая ноющее запястье, – в Доме Офице… то есть в Офицерском собрании. Вы в тренажерном зале живете, что ли? С «бабочки» не слезаете. Лавры «Мистера Вселенная» покоя не дают?

Атлет ухмыльнулся – словно трещины пошли по камню. И удовлетворенно поиграл гигантскими мышцами, рельефными даже под теплой курткой.

– Бойкая девочка, – прогудел он. – Деревья портит, специальному агенту Третьего отделения хамит. Я сразу понял, что ты бойкая. Как только ты в нашей Канцелярии появилась.

– Ну прекрасно, – с сарказмом сказала Лиза, поправляя шляпу и досадуя на нежданное препятствие в виде двухметрового блюстителя порядка. – Очень благодарна за столь изысканный комплимент и пристальное внимание к моей скромной персоне. Но мне срочно пора по делам. Чего вы вообще ко мне привязались?

– Задание: встретить тебя, Елизавета, – бесстрастно отозвался атлет. – И проводить к самолету. Вместе будем вести расследование.

– Кромоглициевая кислота меня побери! Достался робот в напарники… – пробурчала Лиза, прикрывшись от великана широкой полой шляпы. – Только-только с графом Александром сработались… Почему бы нам его не вызвать? Он ведь тоже следователь!

– Фон Миних недостаточно квалифицирован. – Гранитное лицо потемнело, как петербургские набережные после дождя. – К этому делу допущены только лучшие. Он не лучший.

– Но-но, полегче! – предупреждающе вскинула руку Лиза. Граф Александр ее порядочно раздражал, но она не могла позволить всяким Конанам-варварам почем зря поливать грязью хрупкого, повернутого на поэзии юношу. – Кто вы такой, чтобы его оскорблять?

– Его бывший напарник. Платон Шварц. Хватит болтовни. Пойдем к «Беркуту».

По дороге к самолету Лиза буквально клещами вытянула из немногословного Платоши некоторые подробности его биографии. Отцом его оказался – ни много ни мало – Арнольд Шварценеггер, тот самый. Лиза разинула рот.

Австрийский бодибилдер и в альтернативном мире мечтал стать актером и грезил о кино. Разница между двумя реальностями заключалась в данном случае в том, что параллельная Россия сумела превзойти Голливуд в количестве и качестве снимаемых фильмов. Столицей мирового синематографа здесь считался отнюдь не Лос-Анджелес, а русский город Шепси, раскинувшийся вдоль побережья Черного моря. Сюда и прибыл херр Арнольд вместе со своим немецким акцентом и горой мускулов. Здесь он встретил свою фрау, работавшую специальным корреспондентом «Всемогущего» в Шепси, сказал с экранов знаменитое «Цзай-джен, баобей», местный аналог «Hasta la vista, baby», послужившее началом его блестящей карьеры в кино; а затем из рук предыдущего императора Николая Константиновича, отца Екатерины, женатого на актрисе, получил пост губернатора Черноморской губернии – а с ним и народное прозвище «Дядька-Черномор».

В отличие от Арнольда Густавовича, его сыночек категорически не желал жить в неверном свете софитов. Платон всегда знал, что хочет стать полицейским, чтобы ловить преступников. Он отучился на юридическом факультете и действительно стал им – и не просто рядовым городовым, а выдающимся агентом Личной Канцелярии. Ну, это с его слов, конечно.

– Выдающимся? – скептически переспросила Лиза. – Куда выдающимся? Вверх и вширь? Может, у вас хоть медаль какая имеется?

Медаль была бы, с горечью сказал Платон. А то и орден. Если бы не фон Миних, проваливший их совместное задание в Швейцарии. Какое задание? Секретное, разумеется.

– Я слышал, ты из Швейцарии, – прибавил Платон, глядя на нее со своей головокружительной высоты. – Ты не похожа на швейцарку. Я видел их. Ты другая. Откуда ты? Предупреждаю: ложь полицейскому – тяжелое преступление.

Лиза растерялась. До сих пор она как-то не задумывалась, что будет делать, если кто-то попробует копнуть ее легенду поглубже. Авроре она сама всё рассказала, а тактичный граф Александр никогда и ничего у неё не спрашивал. А тут – батюшка миотропный бендазол! Какое пристальное внимание к её скромной персоне.

Повеяло проблемами. Большими.

Старый добрый блеф. Вот что ее спасет. Покерная юность, окутанная горлодерным сигаретным дымом. Тут же Лизе нестерпимо захотелось курить. Угораздило же Пуську просочиться в мир, зацикленный на экологии и здоровом образе жизни! Скукотища какая, фу. Так, прочь посторонние мысли! Надо собраться.

– А я, знаете ли, из параллельного мира, – сказала она с дурацким смешком, подразумевающим, что сия остроумная барышня изволили сострить. – Про теорию струн слышали когда-нибудь, Платон Арнольдович? Черные дыры, скрытые измерения, то-се… Оседлала дождевую тучку, прилетела в вашу империю из своей альтернативной реальности… Ну, как вам такой вариантец?

– Невозможно, – рубанул ладонью воздух Конан-варв… то есть Платон. – Повторяю вопрос: откуда ты?

– Нет, ну а если на секунду вообразить, что всё так и было, что тогда? – невинно спросила Лиза.

– Я полицейский, а не сказочник, – отрезал Платон. – На случай инопланетных пришельцев есть инструкция. На случай пришельца-альтернативщика – нет. Следовательно, отнесём случай к разделу «Необъяснимые явления». Следовательно, место пришельца-альтернативщика – в лаборатории Императорской Академии наук. Следовательно, моя обязанность – доставить пришельца-альтернативщика в Академию под конвоем. Всё. Конец истории. Ты заявляешь о том, что ты пришелец-альтернативщик?

– Во имя висмута субгалата! Нет, конечно! – замахала руками Лиза. – Ничего я не заявляю! Нечего мне в дурацких лабораториях Академии наук делать! Пошутила я. По-шу-ти-ла. Понятно? Из Швейцарии я, из Швейцарии, не беспокойтесь.

Она принялась лихорадочно вспоминать подробности своей фальшивой биографии, выдуманной Филиппом Петровичем. Эх, надо было внимательнее слушать, а не как обычно! Придется дополнять по ходу своими выдумками:

– Родилась в Ленинвилле, в обычной швейцарской коммуналке с длинным коридором и велосипедами на стенках… Потом родителей распределили в колхоз на окраине кантона Энгельса… Там закончила ветеринарное училище имени Маркса, работала в колхозе, лечила коров, пока остальные колхозники косили люцерну, варили сыр с дырками, дерябали грушевый бренди до поросячьего визга…

Лиза наводила тень на плетень и радовалась: до чего складно и ладно выходит! А теперь – сочная вишенка на этом затейливом торте вранья, гениальное изобретение шефа:

– Я бы вам что-нибудь продекламировала на швейцарском, прямо сейчас. Скажем, классическую «Оду революции 1905-го года», или, допустим… – тут у Лизы закончились познания на тему современного культурного наследия Швейцарии, поэтому пришлось досочинить на ходу: – …ну например, «Дядя Стефан – милиционер». Но вот загвоздка, Платон Арнольдыч! Ваши же российские врачи, представьте себе, строго-настрого запретили мне говорить на родном языке. Говорят – психологическая травма после побега с родины, нужно восстанавливаться. Ведь мне пришлось делать подкоп, ползти по-пластунски, а там червяки всякие, корни растений, осколки бутылок, сплошная антисанитария… – с воодушевлением расписывала Лиза, уже и сама готовая поверить в собственные небылицы.

– Где именно ты копала? Какая часть Швейцарской Стены? – допытывался Платон, хмурясь.

– Погодите-ка! Я что, на допросе? – запоздало спохватилась Лиза. На ее родине полицейским можно было всё, в том числе и задавать любые вопросы кому угодно, не имея на то никаких полномочий. Однако здесь правила игры были немного другими. – Трициклик меня побери, да я сама представитель власти! По какому праву вы меня мучаете? Может, у вас есть ордер на мой арест?

– Нет. – Платон, шагавший большими размеренными шагами, остановился – словно каменный идол с острова Пасхи в окружении суетливых туристов. – Но я должен знать. Это может быть связано с тем заданием.

– Каким? – не поняла Лиза.

– Которое я не сумел выполнить. – Лицо Платона вдруг потемнело от ярости. Сжались булавы-кулаки, на шее проступили канаты-вены, напряглись снаряды-мышцы под курткой. Лизе стало неуютно. Да уж, сыночек Терминатора производил сильное впечатление. Враги Платоши могут сразу бронировать себе номер в отеле «Вечность» по адресу: Небеса, улица Райская, дом номер сто миллиардов один. – Елизавета. Я должен знать, где подкоп.

– Ай! Ой-ёй-ёюшки-ёй-ёй! Голова закружилась! Травма! Психологическая травма дает о себе знать! – возопила Лиза, мгновенно найдя выход – такой же ненадежный, как и выдуманный ей гипотетический подкоп под Швейцарской Стеной. – А-а-а! Не могу… Голова, голова раскалывается… Нет, не могу!

Платон окинул ее недоверчивым взглядом, однако тему со Швейцарией закрыл и возобновил движение.

Торговая галерея (с автоматическими кассами, без продавцов) привела напарников в зал настолько гигантский, что в нем не отказался бы поселиться и сам султан Брунея. А то и какой-нибудь министр с Лизиной родины – ну не вице-премьер, конечно, осеклась Лиза, а глава какого-нибудь малоизвестного, незначительного министерства, скажем, по развитию Дальнего Востока… или просвещения…

Зал отправления простирался вправо и влево, он был залит светом и гулом голосов. Повсюду колесили беспилотные машинки-тележки, похожие на гольф-кары. На них катались в основном люди постарше, молодежь предпочитала движущиеся резиновые дорожки – вроде той, на которой сегодня утром возлежала Аврора, только широкие и бескрайне длинные.

Вся эта земная предрейсовая суматоха оттеняла величие и невозмутимое спокойствие главных героев аэропорта – самолетов. Стеклянная стена зала отправления выходила прямо на летное поле, где эти блестящие гиганты жили своей непостижимой жизнью. Терпеливо ожидали очереди на взлет, медленно катились вслед за беспилотными автомобильчиками-проводниками, потом, утомившись следовать скучным земным правилам, резко разгонялись, взмывали и исчезали в низких зимних облаках.

Лиза узнала очертания «боингов» и «аэробусов», однако эти иностранные ребята выглядели довольно сиротливо на фоне многочисленных отечественных лайнеров. Никаких тебе банальных «тушек» и «илюшек». Вместо них – необыкновенной красоты золотые орлы и деревянные корабли. Те, что разукрашены под древнерусские ладьи – солидные, тяжеловесные. Стилизованные под птиц – легкие, дерзкие, с острым носом-клювом.

Логотипы многих западных авиакомпаний были Лизе знакомы, поэтому она сосредоточила внимание на российских: вот затейливый серебристый росчерк «Сандро»15, где-то – строгая, будто из учебника надпись «ФМ: Формула Можайского», но чаще всего попадались алые рубленые буквы «Гаккелевские авиалинии».

Вдалеке что-то тяжело задрожало. Низкий гул нарастал, Лиза почувствовала его во всем теле, пробрало аж до самой селезенки, как на концерте в ночном клубе. И – неясный, но ощутимый взрыв, сопровождающийся красным всполохом на краю летного поля. Лиза слегка пригнулась и приготовилась бежать.

– Что это? Что происходит, во имя корвалола и тинктуры валерианы? – спросила она с легкой истерикой в голосе, пытаясь сообразить, как бы побыстрее выбраться из этого ненормально огромного здания. Погибать во цвете лет, да еще и в чужой реальности никак нельзя. Пуся! У нее есть толстый и глупый Пуся, который без нее пропадет.

– Штатная ситуация, – бесстрастно сообщил Платон, продолжая шагать по залу. – Запуск рейсового автобуса. На Луну.

Видимо, все это знали, кроме Лизы, поскольку леденящий душу запуск лунной ракеты никого не смутил, народ как ни в чем не бывало продолжал заниматься своими делами.

– Ах, на Луну маршруточка поехала! – нервно расхихикалась Лиза, семеня за каменным Шварцем. – Луна – это мы понимаем. Луна там, звезды всякие… Одна звездочка, две звездочки, а еще лучше – пять звездочек…

Платон неожиданно расхохотался. Рокочущий смех рождался где-то глубоко в недрах его необъятной груди и вырывался наружу небольшими взрывами, вполне сравнимыми по мощности с давешним стартом лунного автобуса.

– Пять звезд – это коньяк. Смешно. Люблю хороший коньяк. Сама придумала?

– А то! – горделиво расправила плечи Лиза. Кажется, она случайно наткнулась на Ахиллесову пяту непробиваемого суперагента: парочка умело подобранных цитат из классических советских фильмов вроде «Карнавальной ночи» – и они с Платошей будут просто-таки не разлей вода.

Тем временем, агенты подошли к широким дверям, увенчанным цифрами «2212». Возле дверей дежурили городовые в белых шинелях. Из гейта выливался поток взбудораженных пассажиров. В основном говорили на английском с американским акцентом. К сожалению, Лизино знание языка Шекспира и Бейонсе ограничивалось убогим школьным курсом, ставившим своей главной целью вколотить в детскую голову сакральную фразу «Ландан из зе кепитал ов Грейт Британ». Аврора ей говорила, что Разумный Наушник от Перстня должен автоматически переводить иностранную речь на русский язык, но Лизин Наушник ничего этого не умел – видно, ей, вечной невезучке, достался бракованный экземпляр. Поэтому сейчас она улавливала лишь обрывки:

– …шикарные новогодние распродажи… лучшие цены на Перстни… хочу взять «Кольцо Марсианского Всевластия»

– …ага, сам Макс Фактор! Представляешь?!.. запись за два года… поверить не могу!.. Владелец компании дает мастер-класс по макияжу!.. Да, он праправнук того самого, первого Макса Фактора16… Мне пойдут смоки-айз?… жду не дождусь!

– …возьму Русско-Балт напрокат… до Одессы по хайвею сутки максимум… там штаб-квартира «натанов», и тестируют их там же, да… полигон с грязью, болотом, кострами… да, я и сам обожаю эти желтые ботинки17, ты прав, я и сейчас в них… поручили заключить контракт на поставку «натанов» в Армию США…

– …пятьсот книг, пятьсот! Написал пять сотен книг за семьдесят два года! Это по сколько получается? По семь книг в год, начиная с колыбели?… Мы взяли билеты на поезд-экспресс… его музей под Смоленском… там роботы вместо гидов, конечно… А какой твой любимый роман Исаака Азимова?

– …давно мечтал прокатиться на вакуумном трамвае… говорят, это «русские горки» нового поколения…

– …столько читала о новом шоу Горыныча!.. говорят, его уже отправили на Комодо… вместо него на сцене плюшевый дракон… голограмму еще делают…

– …Да! «Лебединое озеро»!.. Мариинский, разумеется… Я взяла красное вечернее платье… компьютерная анимация вместо декораций… пуанты с системой стабилизации балерины… а в этих пышных пачках – датчики движения… но главное – электронный буфет!.. Что? Нет, шампанское настоящее, но его приносит мини-дрон…

В разношерстной толпе показалось сплоченное сине-красное ядро: команда подтянутых спортсменов в цветах американского флага. Национальная сборная США, гордо заявляли надписи на их куртках. Парни и девушки громко обсуждали предстоящие гонки… на лопатах, как поняла Лиза. На лопатах? – подумала она. Да вы что, издеваетесь? Однако на спинах у ребят и правда были нарисованы лопаты, которыми снег убирают – в тех мирах, где еще не придумали беспилотных дворников-тракторишек, конечно.

– Категорически приветствую, Лизавета! Обзавелась новым блестящим кавалером? Поздравляю с покупочкой, удачная! В магазине была акция – получи два метра по цене метра семидесяти? – послышался знакомый голос, и откуда-то справа появился Максим Абрикосов собственной персоной. Вроде расслабленный, но в то же время и настороже. Болтать-то он болтал, однако при этом успевал зорко следить за толпой пассажиров. – Светлого утра, господин Шварц, – церемонно бросил он Платону.

– Светлого утра, сударь, – не менее церемонно отозвался тот.

– Макс! – обрадовалась Лиза. – Ты тоже здесь?

– По зову сердца, следовал за богиней в красной шляпе. – Макс молитвенно сложил руки, подмигнул ей, потом ухмыльнулся. – Плюс экстренный вызов от самого Ренненкампфа. Охраняем злополучный рейс из Нью-Йорка. Только что начали выпускать пассажиров. Тех, кто может передвигаться самостоятельно, конечно.

Он кивнул в сторону стеклянной стены, сквозь которую был виден золотой бок «Беркута» с логотипом «Гаккелевских авиалиний». Под самолетом, на расчищенном от снега асфальте, столпились десятки голубеньких микроавтобусов с красными крестами на борту. Очевидно, местные «Скорые».

– Сколько госпитализировано? – отрывисто спросил Платон.

– Двенадцать человек. Ничего серьезного. – Макс махнул рукой. – Давление, нервы. Уж больно народ нынче впечатлительный пошел! Слегка их потрясло при приземлении – и нате вам, сердечный приступ. Мы на учениях в Академии и пожестче посадочки видали. Помнится, катапультируемся мы с высоты восемьсот метров, а наш командир арбузные цукаты жует. Любил, понимаете, цукаты до потери пульса!

– Макс, парацетомол тебя побери, а питомцы-то там как? Что со зверьем? – прервала поток воспоминаний Лиза. – Ведите меня скорее к пациентам!

– Эмм, Лизавета… – Макс переглянулся с Платоном. – Ни у кого на рейсе не было питомцев.

– Нет, ну как же надоело чувствовать себя дурочкой с переулочка… – пробурчала Лиза и повысила голос: – Так какого альбуцида меня сюда дернули? Я, между прочим, едва на ногах держусь после тренажерки.

– Твоя задача: обследовать пилота. Дать заключение о его психическом состоянии, – граммофонным голосом сообщил Платон.

– Я же ветеринар! – воскликнула Лиза.

– Знаю. Потому тебя и вызвали.

– Лизавета, не нервничай. Дело в том, что пилот сэр Джим Пиг – кабан, – сжалился над ней Макс. – Причем не в переносном смысле, а в буквальном. Это самая настоящая розовая свинья, с пятачком, хвостиком колечком и всеми делами. Тебя что, не предупредили? Что у вас там в Семёрке творится? Где Филипп Петрович?

– В командировке. Не поверишь – в Нью-Йорке, – мрачно ответила Лиза. – Улетел туда позавчера. Какие-то дурацкие лекции читать. Может, как раз ваша розовая свинья с пятачком его туда и доставила. А Аврора, пупырка папавериновая, и не подумала меня ввести в курс дела. Кто вообще додумался назначить пилотом животное?

– Ха, была у нас одна забавная история… – Темные глаза Макса глаза игриво заискрились. – Джим – так звали бойфренда нашей восхитительной Императрицы, когда она была еще юной и свободной великой княжной. Потом паренек сделал большую глупость, бросил нашу чудную принцессу ради буфетчицы – так себе пампушка, откровенно говоря, Её Величество намного эффектнее. Я бы мог многое сказать о ее потрясных коленках, но, боюсь, этот вот дяденька, – он повел бровями в сторону непроницаемого Платона, – меня тут же и арестует. Словом, Екатерина Николаевна разозлилась и объявила на весь мир конкурс женихов. Выбирала будущего мужа в прямом эфира «Всемогущего», мы все не отлипали от экранов… Она давала кавалерам задания, они их выполняли. Одно из заданий было связано с поросенком, которого она из вредности назвала Джим.

– И как же он стал пилотом? – Лиза всё ещё ничего не понимала.

– А это один из женихов решил пошутить. Сказал, что в современных самолетах стоят такие системы автопилотирования, что в кабину можно и поросёнка Джима посадить, ничего страшного не случится. Ну а «Гаккелевские авиалинии» зацепились. В самом деле приняли свина на работу.

– Ну и дураки безмозглые, – постановила Лиза.

– Почему же? – не согласился Макс. – Ты не представляешь, какой это был сильный маркетинговый ход. Все стали ломиться к ним на рейсы. Популярность шоу женихов ведь была астрономической! Эх, жаль, не прошел я кастинг. А ведь какой презентационный видеоролик про себя соорудил! Прыгал там по крышам, ловил преступников, и всё это с мужественной усмешкой и острым словечком. Шепсинские блокбастеры нервно курят в сторонке… Да, был бы сейчас Императором-консортом, а не простым унтер-офицером… Основал бы собственную синемастудию, скажем, «СинеМакс»… Да ладно, что уж теперь говорить. Подождем Высочайшего Развода! – оптимистично заключил Макс. – А там, глядишь, «Всемогущий» и новую свадебную передачку затеет наподобие «Великой княжны лайв»… Постой, Лизавета, а разве в Швейцарии не писали об этом в газетах? Под заголовками «Царская дочь на продажу», "Прогнившие нравы"? Я видел репортаж по телику, как бравые швейцарские парни пытались вашу Стену перелезть, чтобы попасть на шоу.

– Ах да, теперь что-то припоминаю, – неубедительно соврала Лиза под пристальным взглядом Платона. – Царская дочь… Женихи… Да-да, определенно припоминаю… Просто нам в колхоз не все газеты вовремя доставляли… И там три коровы приболели, я их долго лечила, некогда было читать… Да и зрение у меня, знаете ли, так себе, не девочка уже, а в газетах буковки такие меленькие, лишний раз и не станешь их рассматривать…

– Где экипаж? – Платон решительно прервал жалкие Лизины лепетания.

– Все ждут вас в кабине пилота, – доложил Макс. – В царстве сэра Джима Пига. Другими словами, – он задорно хихикнул, – в летающем свинарнике.

* * *
Меньше всего кабина пилота походила на свинарник. Если честно, Лизина родная коммуналка гораздо больше соответствовала определению «хлев», чем это блестящее, стерильное пространство с панорамными окнами, которые занимали большую часть полукруглых стен, обшитых панелями из матовой стали.

Главное, что поразило Лизу, – полное отсутствие обычных приборов управления. В кабине не было ничего, кроме круглого железного загончика с прикрученной к нему табличкой «Сэр Джим Пиг». За решеткой возился и похрюкивал здоровенный лоснящийся кабан. Кабан был очень похож на Лизиного начальника, главврача ее клиники, так же блестел маленькими глазками и мотал толстыми брылями, только одет он был не в белый халат, а в мундир пилота – тёмно-синий, щеголеватый, с нашивками и логотипом «Гаккелевских авиалиний». Форменные брюки тоже наличествовали, с особой дырочкой для хвостика, достаточно просторные, чтобы под них можно было надеть великанские подгузники. В загоне было абсолютно чисто. Кабан во всем своем командирском великолепии отражался в полированном металле, покрывавшем пол. Копытца отбивали чечетку. Четвероногий летчик деловито урчал, поедая молодую морковь из синей пластиковой миски с фирменным значком авиакомпании.

Вокруг вольера оставалось достаточно места, чтобы вместить двух стюардов, одну стюардессу, парочку агентов Трёшки, постарше и помоложе, которых Лиза не раз встречала в тренажерке и кафетерии Офицерского собрания, а также стройную женщину необыкновенной красоты в винтажном платье. Агенты вполголоса беседовали со стюардами, темноволосая стюардесса в алой форме сидела на откидном стульчике в полной прострации – кажется, она даже не моргала, – а дама в платье задумчиво смотрела на ряды авиалайнеров за окном.

– Позвольте… – растерянно сказала Лиза, войдя в кабину вслед за Платоном и выглядывая из-за его экокожаной спины. – Чегой-то я не поняла. А где, простите, штурвал? Где, во имя вселенского корвалола, разные светящиеся кнопочки, джойстики, переключатели, стрелочки, которые обязаны быть в самолете? Где, в конце концов, мало-мальский дисплейчик с радаром? И потом, я слышала, у пилотов есть своя особая кофеварка, я бы от от эспрессо прямо сейчас не отказалась. Не успела после тренажерки, понимаете? Умираю хочу кофе, и хорошо бы еще с шоколадкой такой маленькой, квадратненькой, ну или с левашиком, тут есть леваши на борту?…

– Перед началом допроса агент обязан назвать свою фамилию и должность, – холодно пресек ее словоизлияния Платон. – Должностные инструкции ты не читала. Это очевидно. Вывод: господин Шевченко распустил своих подчиненных. Полная анархия. Об этом будет доложено Ренненкампфу. Не позорь Личную Канцелярию. Представься.

– Ах да, пардон-пардон-пардон, – смутилась Лиза. – Пардон. Я Елизавета Андреевна Ласточкина, ветеринар Семёрки… Широкой публике я известна как одна из Ищеек, а также как мамуля одного пушистого святоши и большая поклонница колумбийского эспрессо… или любого другого, лишь бы погорячее и покрепче.

Стюарды дружно разинули рты. Агенты Тройки синхронно закатили глаза. Кабан хрюкнул. Дама в платьеотвернулась от окна и с интересом посмотрела на Лизу. Впавшая в транс стюардесса никак не отреагировала на ее пламенное выступление.

Платон окинул взглядом всех собравшихся. Коротко стриженная голова поворачивалась медленно и внушительно, будто тяжелое артиллерийское орудие на шарнирах. Затем он веско произнес:

– Шварц. Платон Арнольдович. Старший агент Третьего отделения Личной Канцелярии Её Величества, Императрицы и Государыни Всея Руси, Великих Княжеств, Губерний и прочая, и прочая, и прочая, Екатерины Николаевны Романовой. Господа, – обратился он к коллегам, – прошу доклад.

– Платон Арнольдович, – с уважением начал тот, что постарше, – мы допросили экипаж. Картина вырисовывается следующая. Госпожа Фернанда Дельгадо, служащая на данном рейсе стюардессой, в соответствии со своим обязанностями в 8 часов 25 минут принесла сэру Джиму завтрак – свежую морковь в миске. Когда госпожа Дельгадо приблизилась к сэру Джиму с миской в руке, тот, по ее словам, взбесился и напал на нее, попытавшись вырваться из загона. Госпожа Дельгадо отшатнулась, выронила миску в загон и ударилась плечом о стену. Если точнее – врезалась в кнопку тревоги, сигнализирующую о террористическом акте на борту. При нажатии кнопки автопилот запускает систему экстренной посадки. В результате самолет приземлился в аэропорту назначения "Гатчина" по ускоренному сценарию. Некоторые пассажиры получили незначительные травмы. Самая серьезная – попадание в глаза бананово-апельсинового смузи с медом. Остальные связаны с обострением хронических сердечно-сосудистых заболеваний на фоне стресса.

– Оба стюарда подтверждают показания госпожи Дельгадо, – добавил молодой агент, – они всё видели через открытую дверь. Плюс мы отсмотрели съемки камер видеонаблюдения. Кабан действительно ни с того ни с сего набросился на госпожу Дельгадо.

– Принято. Мне нужны непосредственные участники инцидента. Прошу задержаться госпожу Дельгадо, – он посмотрел на чавкающего хряка, – и сэра Джима. Остальные свободны.

– Господин агент, если позволите… Я бы очень хотела присутствовать при допросе Фернанды, – вступила в разговор задумчивая дама, вертя на пальце длинное жемчужное ожерелье. Примерно так Лиза представляла себе Анну Каренину. Что делала героиня Толстого, типичная светская львица, здесь, в суперпрогрессивном самолете, среди спецагентов и хрюкающего пилота, напавшего на стюардессу? – Я княгиня Зинаида Николаевна Юсупова… Председатель правления корпорации «Гаккелевские авиалинии».

Упс. Вот тебе, бабушка, и светская львица, подумала Лиза. Председатель правления – женщина? В корсете, вся в драгоценностях? С высокой прической и нежным голосом? В представлении Лизы, глава международной мегакорпорации – это пятидесятилетний дядька с портфелем, весь красный от осознания собственной значимости, орущий на своих вице-президентов и окруженный стайкой глупеньких длинноногих секретарш. А тут – «Война и мир» какая-то. Или откуда там Анна Каренина.

Видимо, даже каменное сердце Платона дрогнуло от взгляда сияющих синих глаз Юсуповой.

– Принято, – буркнул он. – Оставайтесь. До первого замечания.

– Благодарю, вы очень добры, – грустно улыбнулась Юсупова. Лет ей было сорок пять, не меньше, но от ее красоты даже у Лизы захватывало дух.

Агенты Трёшки вышли, захватив с собой бесполезных стюардов, в кабине остались только стюардесса Фернанда, княгиня Юсупова, аппетитно хрумкающий морковкой сэр Пиг, Платон и сама Лиза.

– Итак. Елизавета. Сделай тест крови сэра Пига. Анализатор с собой? Гут. Проверь на бешенство и прочие заболевания. Оцени психическое состояние пациента. Насколько он опасен для окружающих. Думаю, сэр Пиг пойдет под суд по статье «попытка совершения террористического акта». Я усыпил бы его прямо сейчас. Но есть процессуальные нормы. От тебя мне нужно медицинское заключение. Приступай.

– Погодите, Платон Арнольдыч, – запротестовала Лиза, всячески оттягивая неизбежный момент активации «Веретена». За все эти дни она так и не удосужилась разобраться с прибором. – Что-то тут не так. Свиньи – спокойные и умные животные. Не мог он без причины накинуться на человека, готова поставить на это свой диплом! Может, она ему в миску «Озверин» подсыпала.

– Название данного медицинского препарата мне неизвестно. Были в миске посторонние примеси или нет – прояснит анализ крови. Запускай «Веретено», Елизавета.

– А я все-таки хочу сперва задать один очень важный вопросик вот этой вот сударыне. – Лиза повернулась к стюардессе, сгорбившейся на неудобном стульчике, и строго спросила: – Куда вы дели штурвал и всё остальное? Продали спекулянтам? Да-да, я знаю, как всё было! Она наверняка прятала отвертку в рукаве, чтобы открутить тут все приборы. А потом с выгодой толкнуть перекупщикам, которые загримировались под пассажиров. А Джим, молодчага, почуял неладное, и набросился на нее! Свиноумник, хороший мальчик, хотел предотвратить преступление! Обыщите-ка ее, Платон Арнольдыч, где она отвертку прячет? И кому продала штурвал, надо выяснить! Задержите всех пассажиров! У кого в сумке штурвал? Хотите, я к Максу сбегаю, попрошу его устроить рейд? Объявим план-перехват. А, Платон Арнольдыч? Так, нам нужен список всех, кто был на борту. Эх, упустили мы их, по Одессам да Смоленскам теперь отлавливать… Ну, я побежала? Одна нога здесь, другая там…

– Стоп.

Лицо Платона не предполагало возражений. Однако Лиза так загорелась собственной идеей, что уже взялась за ручку двери, чтобы немедленно мчаться командовать городовыми и разыскивать по всей империи гипотетический штурвал.

– Сударыня… Вы находитесь во власти заблуждения… – мягко обратилась к ней княгиня Юсупова. – В этой кабине никогда не было привычных приборов. Это же межконтинентальный «Беркут». Новейшая разработка… – Она присела в своем многослойном платье и приложила руку к полу. На тонких пальцах сияли старинные кольца, усыпанные бриллиантами и драгоценными камнями, среди них тускло отблескивал гладкий Перстень-Разумник, как инопланетная тарелка, приземлившаяся посреди Праздника Широкой Масленицы. – Все системы управления лайнером находятся под нами, в бронированном отсеке. Это полностью автоматизированный самолет. Беспилотный, понимаете? И сэр Джим своим присутствием на борту подчеркивает его беспилотность. По крайней мере, такова была задумка наших маркетологов-мечтателей…

– Нет, ну смысл я понимаю: беспилотные самолеты, бескурьерная доставка еды из «Омелы», трехмерные принтеры, печатающие шляпы, прогресс летит вперед, то-се, в коммуне остановка… Но лично я бы на таком самолете никуда бы не полетела, даже в светлое будущее, – сообщила Лиза, поправила шляпу и с индифферентным видом уселась на откидной стульчик. – Страшновато как-то, без нормального-то пилота.

– А напрасно, госпожа агент, как напрасно! – страстно воскликнула княгиня, поднимаясь. Кажется, она стала даже немного выше ростом. Печальное лицо ее преобразилось, глаза загорелись, как у Анны Карениной при виде Вронского… или Болконского?… Откровенно говоря, Лиза была не сильна в классической русской литературе. Ладно, пусть будет не Вронский и не Болконский, а беспроигрышный вариант: итак, глаза Юсуповой загорелись, как у Анны Каренины при виде поезда. – «Беркут» намного безопаснее любого другого лайнера под управлением несовершенного человека. Для «Беркута» не существует непредсказуемых ситуацией, он готов ко всему, понимаете, ко всему! От извержения вулкана на пути следования – до нашествия саранчи где-нибудь на камбоджийской стоянке. Спрогнозировано и заложено в программу всё! И это я еще не начала вам рассказывать про нейросистему «Беркута». Такого разумного орла вы в жизни не встречали, госпожа ветеринар! В его микросхемах накоплен, нет, сконцентрирован опыт лучших пилотов мира, а его комплекс самодиагностики превзойдет целую команду авиатехников. Технологии, какие волшебные технологии! Двойная, тройная защита от вирусов и взлома… «Беркут» сам общается с диспетчерами аэропортов, у него есть свой голос, а точнее – голос моего мужа… Мой муж… мой покойный муж Феликс… Он курировал рождение «Беркута» в «Гнезде», он вложил в этот самолет всего себя, свой талант, свое образование, свою душу…

– «Гнездо»? – не поняла Лиза.

– Крупный авиапроизводитель. Российский, – пояснил Платон. – Есть «Гнездо» и есть «Киевский завод Сикорского». Пассажирские самолеты. «Гнездо» – это «Беркуты», «Ястребы». «Сикорский» – это большие «Струги», частные «Ладьи» по спецзаказу. Вертолеты «Челн».

Платон активного участия в разговоре пока не принимал, стоял в позе выключенного Терминатора на фоне панорамного окна. Если бы этому истукану были свойственны человеческие чувства, можно было бы сказать, что он заворожен удивительной красотой Юсуповой и внимает каждому ее слову, как доберман-пинчер, приметивший в руке хозяина сочный стейк.

– А при чем тут «Гаккелевские авиалинии»? И ваш муж? – Лиза никак не могла разобраться.

– Феликс был председателем правления «Гаккелевских авиалиний» до меня… И при нем компания никогда бы не взяла на борт на свинью!.. А мне сложно, понимаете, невозможно спорить с маркетологами! Они сильнее меня… – Она как будто перед кем-то оправдывалась, глядя куда-то мимо Лизы, в прекрасных миндалевидных глазах застыли невыплаканные слёзы. – Они и Папу Римского убедят облачиться в буддийские балахоны, эти дьяволы в обличии рекламщиков… Только Феликс умел им противостоять. Он мужественно, как герой, отстаивал свою позицию, репутацию компании, всегда, всегда, даже на общем собрании, даже перед сотнями акционеров, алчущих прибыли… – Она опустила голову и принялась крутить на пальце Перстень, очевидно, собираясь с мыслями. В прическе сверкнули драгоценности. – Да, а «Беркут» был совместным проектом «Гаккелевских авиалиний» и «Гнезда». Каждый винтик, каждая плата – всё делалось под контролем моего мужа… моего покойного мужа… он пропадал на заводе сутками, отдал «Беркуту» здоровье… Слабое сердце… Его поэтому и в пилоты не взяли когда-то, а Феликс так мечтал покорять небеса… И он покорил их – создав «Беркута»…

Лиза слушала невнимательно, думая о том, как у нее болят мышцы и как же хочется курить. Не любила она высокопарную манеру выражаться. Вот с графом Александром эта Юсупова наверняка нашла бы общий язык. Лиза же не собиралась поддерживать поэтическую тональность беседы:

– Ну и сел ваш хвалёный «Беркут» с небес прямо в лужу. Образно выражаясь. Как свин плюхнулся. С брызгами во все стороны. Американских пассажиров аж заляпал. Не сумели вы, товарищ княгиня, всё продумать до конца! Не был ваш самолет готов к такой истории, которая случилась сегодня на борту. Где ваша пресловутая предсказуемость чрезвычайных ситуаций?

– О, как вы ошибаетесь, госпожа агент! – страстно возразила Юсупова. – Самолет среагивал безупречно! Сильный удар в стену мгновенно запустил программу экстренной посадки при террористическом акте.

– Но ведь никакого террористического акта, альбуцид его побери, не было! То, что «Беркут» принял за теракт – оказалось всего лишь банальной неловкостью стюардессы. – Лиза посмотрела в сторону Фернанды, замершей на своем стульчике. – Не учли вы человеческий фактор, товарищ княгиня, не учли.

– «Беркут» учитывает любые человеческие факторы, госпожа агент, – упрямо сказала Юсупова, скрестив руки на груди. – Ручаюсь вам именем моего покойного мужа. Но свинский фактор, конечно, не был заложен в программу. Разве мог мой Феликс даже в страшном сне увидеть, что в священной кабине пилота окажется столь грязное, низкое, агрессивное животное? – Она с брезгливостью посмотрела на очень даже миленького и совсем не грязного сэра Джима, который к этому моменту уже натрескался морковки и величаво возлежал на боку, весь такой симпатяга в летной форме. – Человек, госпожа агент, предсказуем. Свинья – нет.

– Это просто ерундистика, курам на смех, – мрачно ответствовала Лиза. – Вот тут вы ошибаетесь, товарищ княгиня. На животных как раз можно положиться. В отличие от людей. Сильно сомневаюсь, что Джим просто так напал бы на вашу стюардессу. Чем-то она его взбесила, ручаюсь вам именем – не вашего покойного мужа, а дяденьки Павлова, на которого равняюсь с детства.

– Госпожа агент! – В мелодичном голосе зазвенело напряжение. – Прошу вас никогда, никогда не поминать всуе имя моего Феликса, непостижимого, уникального человека, покинувшего этот мир в то время, как здесь остались такие отвратительные существа, как эта свинья… Никогда, слышите?

Лиза вздохнула.

– Не убивайтесь вы так, – дружески посоветовала она натянутой, как струна, Юсуповой. – Может, ваш Феликс сейчас где-нибудь в альтернативной реальности сидит, пиво пьет, на солнце щурится. Всякое бывает, товарищ княгиня.

– Елизавета, налицо злостное нарушение инструкции. – Платон вклинился в девичью беседу, как зубная боль – в песню. – Сэр Джим до сих пор не проверен на невменяемость. Я лично доложу господину Ренненкампфу. Твой шеф тебя не спасет. Это ты его потянешь за собой на дно.

– Пардон, Платон Арнольдыч, я уже приступаю, – спохватилась Лиза. – Без кофе-то мысли в кучку не собрать. И это я еще молчу про сигареты.

В этот момент из коридора послышалось дребезжание, и в открытую дверь кабины вкатилась самоходная тележка: продолговатый журнальный столик из светлого металла, с бортиками, на маленьких колесиках. Посреди тележки стоял картонный стаканчик с алым логотипом «Гаккелевских авиалиний», наполненный горячей черной жидкостью. Тележка остановилась в сантиметре от Лизиных колен.

– Эспрессо! Эспрессо, клянусь всеми трицикликами и блокировкой распада моноаминов! – с удивлением сказала Лиза, принюхиваясь и осторожно пробуя неплохой кофе. – А это что в красивых оберточках? Неужто десертик? – Она жадно накинулась на квадратик в алом фантике и крошечный малиновый рулетик в прозрачной упаковке с бантиком.

– Кофе, шоколад и леваш – как вы и заказывали, госпожа агент, – сообщила княгиня Юсупова, явно наслаждаясь произведенным эффектом. – Я же говорила: на борту «Беркута» не бывает непредсказуемых ситуаций! Мой Феликс предусмотрел даже автоматическую кофеварку, хотя пассажиры крайне редко заказывают этот напиток. Русские любят чай и морс, американцы – смузи и молочные коктейли… Пока мы с вами разговаривали, я через свой Перстень послала «Беркуту» запрос на эспрессо с доставкой в кабину пилота. У меня как у владельца компании, разумеется, есть электронные ключи от системы управления самолетом.

– Хммм… – с набитым ртом протянула Лиза. – Платон Арнольдыч, а вам это не подозрительно? Может, товарищ княгиня сама виновата в жесткой посадке? Например, причесывалась, случайно задела расческой Перстень, тот послал не ту команду «Беркуту», который в этот момент подлетал к Гатчине… А? Как вам такой вариантец? И Джим ни при чем.

Лиза победоносно подняла чашку кофе в воздух и замерла в ожидании комплиментов своим невероятным дедуктивным способностям.

Однако не дождалась.

Платон сурово сказал:

– В твою компетенцию ветеринара этот вопрос не входит. Это обязанность коллег из Девятьсот Девятого. Они расшифруют «черный ящик» «Беркута». «Черный ящик» фиксировал все команды на рейсе во время полета. Твоя обязанность – проверить свинью. Не строить предположения и не распивать кофе. А проверить свинью. Немедленно займись.

– Госпожа агент, – вмешалась княгиня Юсупова, – это решительно невозможный вариант. Во-первых, разве могла бы я быть настолько невнимательной, чтобы нанести вред родной компании, пусть даже и невольный? А во-вторых, мои электронные ключи действуют только на земле. Как только самолет выходит на рейс, любые внешние команды блокируются, ключи всех сотрудников деактивируются… Автопилот берет на себя полное управление. Если бы даже я была на борту в момент полета, мне пришлось бы заказывать мой любимый вишневый компот через обычный сенсорный экран на спинке впереди стоящего сиденья – как и любому другому пассажиру. Я бы не смогла сделать заказ через Перстень, как сейчас.

– Ну допустим, – недоверчиво сказала Лиза. – Вот только я, товарищ княгиня, одного не могу понять. Зачем вам стюардессы, если у вас компоты и кофе, не говоря уже про всякие смузи, сами катаются по всему самолету?

– Психологическое сопровождение пассажиров, – пожала плечами княгиня. – Многие наши клиенты испытывает такие же эмоции, как вы. Не готовы пока доверить свою жизнь автопилоту. Русские уже привыкли, а вот на международных рейсах много встревоженных пассажиров. Ведь ни в каких других странах ничего подобного нет… Наши стюардессы успокаивают клиентов. Пассажиры чувствуют, что всё в порядке, пока стюардесса улыбается.

Лиза покосилась на убитую горем Фернанду. Похоже, сейчас надо было успокаивать саму стюардессу.

После очередного терминаторского взгляда Платона Лиза залпом проглотила остатки кофе, с тяжким вздохом поднялась со своего стульчика и наклонилась к кабану. Джим уже проснулся и поглядывал на нее хитрыми глазками-бусинками. Лиза вытащила «Веретено». Как же там показывал Филипп Петрович?.. Три секунды держать палец на сенсорной кнопке… Нет, позвольте, не три, а пять. Или все-таки две?.. А потом – потом что? Синхронизировать со своим Перстнем? А как? Нужно что-то нажать в Перстне, но что? Вот вопрос.

– Дай сюда.

Платон выдернул у нее из рук бесполезный анализатор и мгновенно его активировал. Затем довольно грубо схватил ее за левую кисть, на которой Лиза носила Перстень, и правым Лизиным указательным пальцем нажал на экранчик Разумника, подтверждая беспроводное соединение с «Веретеном». Лиза ойкнула.

– Полная беспомощность, – процедил Платон. – Господин Ренненкампф узнает обо всём. А теперь работай.

Он отвернулся от Лизы и взялся за допрос Фернанды.

Лиза же наконец принялась за дело. Перебралась в загончик. Присела рядом с Джимом на корточки, погладила его по толстой шее. Поднесла запястье к влажному пятаку. Джим хрюкнул и вальяжно потянулся. Контакт был установлен.

Ну хотя бы она теперь умеет открывать чемодан! Это уже что-то.

Сперва Лиза достала из чемоданчика одноразовую спиртовую салфетку для обеззараживания места укола – первое правило любого медицинского работника. И только затем приступила к основной задаче.

Чем хорош был анализатор, так это тем, что для его работы нужна была совсем небольшая капелька крови. Джим даже не дернулся, когда тонкая иголка легонько кольнула в массивную складку шеи. Вероятно, он принял «Веретено» за комара. И этого благодушного пилота, способного превзойти в своем смирении тибетского монаха, подозревают в неуравновешенности и невменяемости! Безобразие. Просто в голове не укладывается.

На протяжении тридцати секунд, пока анализатор просчитывал показатели крови кабана, Лиза разглядывала форму Фернанды, вяло отвечавшей на вопросы Платона.

Форма была замечательной, в такой хоть сейчас на подиумы любых миров. Чуть расклешенные брюки, приталенная жилетка – всё королевского красного цвета. Белая блузка с пышными рукавами, напомнившая Лизе о графе Александре. Но самое чудное – крошечная алая шляпка с перышками и полукруглой вуалью, изящно спускавшейся на лоб. Эта шляпка в сочетании с темными кудрями Фернанды и ее страстными испанскими глазами производила сногсшибательный эффект. «Вот бы мне такую» – ни с того ни с сего подумала Лиза и тут же ужаснулась: «Да что это со мной, во имя вселенского парацетомола! В кого я тут превращаюсь? Запомни, мой милый Лизун: ты носишь свою красную шляпу не для красоты, а только чтобы голову вконец не отморозить! Шляпы – это анахронизм и дурость, в твоем родном мире они никому не нужны».

Выяснив полное имя стюардессы (Фернанда Мария Дельгадо Эстебан), стаж ее работы в компании (7 лет), обстоятельства инцидента на борту (она наклонилась, чтобы поставить миску, кабан взбесился, она отшатнулась, ударилась плечом о стену, сработал датчик теракта), Платон перешел к «свинским» вопросам:

– Вы провоцировали сэра Джима словом или делом?

– О, Диос мио! Нет. Конечно, нет!

Фернанда отрицательно качнула золотыми кольцами-серьгами. Она говорила со звонким испанским акцентом, растягивая «р» и смягчая твердые согласные. Русский язык в ее интерпретации казался зажигательным и напевным. Несмотря на состояние стресса, в котором стюардесса пребывала все это время, речь ее была по-кастильски эмоциональной.

– Вы когда-либо имели дело со свиньями?

– Си. Да, конечно! Я имела два образования: курсы психологии и курсы стюардов. Год назад получила третье: уход за сердо. За свиньями. Стажировка на ферме около Пскова! Компания оплатила. На борту «Беркута» нужны были люди для ухода за Джимом.

– Вы любите свиней?

– О, Диос мио… – Фернанда нерешительно взглянула на Юсупову. Та внимательно слушала, нервно крутя Перстень на пальце. – Честно?

– Вам придется быть честной, – отрезал Платон. – Каждое ваше слово проверят. Опросим ваших друзей и знакомых.

– Си… Тогда честно. Простите, Ваше Сиятельство, простите, пор фавор! Я люблю сердо, люблю свиней, в виде хамона… Фантастико! Деликатес! Но – пор десграсиа, к сожалению – не люблю с ними общаться. Это же свиньи! О чем с ними говорить? – Фернанда воздела кулак к небу, знергично тряхнув кудрями. Шляпка не шелохнулась. Шпильки, предположила Лиза, не в силах оторвать взгляд от этого произведения искусства. – Зачем им летать? Пор ке? Кабан позорит слово «пилот»! Кабан не авиадор!

Княгиня Юсупова отвернулась к окну и закрыла лицо руками.

Анализатор пронзительно запищал, одновременно с Лизиным Перстнем. Кольцо само собой засветилось и, неожиданно для Лизы, выдало яркую проекцию таблицы с показателями крови Джима на металлическую стену кабины.

– Ага, как я и думала, – удовлетворенно сказала Лиза. – Ни бешенства, ни ящура, ни даже банального гельминтоза, я уже не говорю про Ауески и прочую экзотику… Поздравляю, товарищи, наш хряк абсолютно здоров. Его можно в космос отправлять. Нет, не в космос – в международный рейс до Америки, ха-ха-ха!

Юсупова бросила на табличку безразличный взгляд через плечо и вновь обратила печальный взор на летное поле и здание аэропорта, похожее на многократно увеличенный уральский алмаз с множеством граней.

Фернанда тяжело дышала, как Лиза после велотренажера.

Платон скользнул взглядом по данным анализа:

– Превышение адреналина в крови.

– Конечно! – возмущенно согласилась Лиза. – Он же перенес стресс! Беднягу чем-то напугали, вот и адреналин подскочил. Последствие экстремальной ситуации.

– Или ее причина, – сказал Платон. – Сначала подскочил адреналин, по причине психической нестабильности сэра Джима. Затем он набросился на госпожу Дельгадо. Проведи тест на его психическую стабильность.

Волшебный чемоданчик Карла не содержал в себе никаких подсказок на тему того, как тестировать психологическое состояние свиней. Что-то такое мелькало в онлайн-курсе ветеринарии, который она крайне невнимательно прослушивала пару дней назад. В голове всплыл отрывок лекции какого-то дяденьки с бородой: «…А теперь перенесемся в лабораторию академика Петра Ивановича Павлова, представителя знаменитой династии ученых-бихевиористов. Здесь на протяжении последних двадцати пяти лет изучается влияние высоких технологий на психику животных. В частности, академику удалось доказать, что изменение миграционных путей перелетных птиц Северо-Запада напрямую связано с возросшим числом квадрокоптеров в столице…» Потом бородач поведал о радикальном сокращении популяции голубей в Петербурге, все из-за тех же квадрокоптеров, и о том, что в последние годы появился особый вид свиней, способных смотреть в небо. Строение мышечно-связочного аппарата обычных свиней не позволяет им поднять голову вверх, это Лиза прекрасно знала. А какие-то заводчики, если верить дядьке с бородой, вывели хрюшку с выйной связкой, значительно расширяющей возможности шеи животного. «Мечтательные свиньи» целыми днями наблюдали за квадриками в небе, что привело к резкому скачку в развитии их умственных способностей. Вот как раз в этом месте лектор и принялся рассказывать про психологию свиней, но Лиза тогда сочла эту информацию абсолютно лишней для себя, выключила компьютер и пошла наверх, в кафетерий, за бесплатными пирожками с цветной капустой.

Поэтому сейчас ей пришлось импровизировать. Она пощекотала Джима за ухом. Потыкала пальцем в мокрый пятачок. Пощелкала пальцами перед глазками-пуговками. Сэр Пиг безмятежно наблюдал за этими бездарными манипуляциями. Его выдержке мог позавидовать и английский лорд в двенадцатом поколении.

Тем временем Платон вернулся к допросу Фернанды:

– Если не любите свиней – зачем вызвались ухаживать за сэром Джимом?

– Это деньги! Это грандиозо прибавка к жалованью. Ке суэрте! Как повезло – такая сумма!

– Вы нуждаетесь в деньгах?

– О, но… Нет! Не нуждаюсь. Обычно мне хватает. Но сейчас – сейчас они мне нужны. Ми херманито… Мой братишка, мой маленький брат, ему двадцать три, он женится. Он очень упрямый. О Диос мио, какой упрямец! Мы поссорились несколько лет назад. Он со мной не разговаривает. Я коплю деньги на грандиозо подарок ему на свадьбу. Я привезу ему новый Русско-Балт, ему нужно авто… Он скажет: «Фантастико, Нандита! Вайа! Кома мола! Обожаю Русско-Балт!» Мы обнимемся и помиримся, компренде?

В порыве эмоций Фернанда вскочила со своего стульчика и оперлась рукой о загончик. Джим отреагировал моментально. Куда подевался флегматичный хряк, валяющийся на прохладном металлическом полу, как довольная жизнью сарделька? Теперь это был торнадо в образе бешеного кабана! Джим взревел, вскочил и врезался всем своим грузным телом в ограждение. Лиза ойкнула и выпрыгнула из загончика от греха подальше. Фернанда истошно завизжала и отшатнулась, ударившись все тем же левым плечом – на этот раз не о стену, а о непробиваемый торс Платона, что было ничуть не лучше металлической стены. Визг стюардессы перешел в надрывный стон. Юсупова тихо охнула. Платон мгновенно вытащил из кобуры электродубинку и прижал к шее разъяренного Джима. Кабан рухнул на пол в неестественной позе, испуганно тараща глазки. Вся сцена заняла несколько секунд.

– О Диос мио, о Диос мио, о Диос мио… – непрерывно повторяла Фернанда.

– Теперь вы видите, что человеческий фактор тут не при чем, господин агент? Теперь видите? Эта отвратительная свинья непредсказуема! – взволнованно сказала Юсупова. – И это ясно доказывает мою правоту в споре с акционерами. Я предупреждала, что компания будет скомпрометирована! Кабану не место в самолете Феликса! Так и вышло. Но теперь мне есть что сказать журналистам. Теперь всё в «Гаккелевских авиалиниях» будет по-моему! Теперь ничто не опорочит память моего мужа. Свинью следует убрать! Милая, а вам мы, естественно, выплатим компенсацию, – обратилась она к Фернанде.

– Согласен. Дело ясное. Кабан напал на госпожу Дельгадо при свидетелях. Нападение повторное. А следовательно, кабан подлежит усыплению. Я составлю распоряжение. – Он повернулся к Лизе. – Нужна будет твоя подпись как свидетеля.

– Но погодите, Платон Арнольдыч… Нужно еще раз всё обдумать… Я уверена, что всё не так просто… – залепетала Лиза.

– Всё просто. Было нападение. Мы его видели. Конец истории. Вам нужен врач, госпожа Дельгадо? Плечо в порядке?

Фернанда застонала еще сильнее:

– Мне не нужен доктор, мне нужно домой, куэро а каса! Я должна отдохнуть…

– Распишитесь на протоколе допроса и вы свободны.

Перстень Платона вспыхнул и выдал на металлическую стену проекцию стенограммы допроса Фернанды, слово в слово. Будто какой-то маленький гном-секретарь сидел в кольце и прилежно записывал всё, что говорила стюардесса.

Фернанда невидящим взглядом посмотрела на стену, прижала свой Перстень к кольцу Платона (очевидно, в этом и заключался процесс подписания документа) и, придерживая больное плечо, вышла из кабины пилота.

Платон принялся куда-то звонить и требовать спецавтомобиль для перевозки кабана в ближайшую клинику с целью его усыпления. Юсупова тоже с кем-то переписывалась, полностью углубившись в свой Перстень.

Джим тихо моргал, лежа на полу.

С места, где стояла Лиза, был виден салон самолета и опечатанные следователями туалеты.

– Чегой-то я с кофе переборщила… – задумчиво сказала она вслух. – Сбегаю в аэропорт попудрить носик. Ладусики, Платон Арнольдыч?

– Три минуты туда. Три минуты там. Три минуты обратно. Жду тебя через девять минут. Время пошло. Я пока подготовлю распоряжение об усыплении. Помни: твои низменные потребности не должны мешать своевременному устранению угрозы для общества.

– Ага, – кивнула Лиза и кинулась к выходу.

Однако ни в какую уборную она не побежала. «Низменные потребности» действительно могли подождать.

Выскочив из дверей гейта 2212, Лиза подлетела к Максу, стоявшему в мужественной позе на фоне стеклянной стены (руки скрещены на груди, ноги на ширине плеч, голова повернута на три четверти, подбородок устремлен вверх, глаза блестят – словно посетитель «Омелы» раздумывает, с какой именно начинкой ему взять блины сегодня):

– Макс! Срочно! Нужна твоя помощь.

– Погоди, Лизавета, не мешай, – не меняя положения головы, проговорил Макс уголком рта. – Не видишь, я позирую.

– Кому, во имя парацетомола?

– Самому Ангелу! – с пиететом выдохнул Макс и сменил позу на запредельно брутальную: одна рука на кобуре электродубинки, другая прижата козырьком ко лбу (посетитель «Омелы» увидел новинку в меню и готов устранить на своем пути любого, кто скажет, что от этой вкусняшки он наберет лишние килошки).

Только сейчас Лиза заметила неподалеку группу телевизионщиков в небесно-голубых жилетах с логотипом «Всемогущего». Суетились операторы с камерами, техники возились с осветительными приборами. Надо всей этой суматохой властвовал ее недавний знакомец – телеведущий Ангел Головастиков, ослепительно-великолепный в своём сверкающем розовом костюме. Несмотря на все потуги Макса, Головастиков на скромного унтер-офицера никакого внимания не обращал, а был поглощен интервьюированием Фернанды Дельгадо, почти такой же яркой, как и сам Ангел. Фернанда что-то томно лепетала в камеру, то и дело кокетливо поправляя свою восхитительную алую шляпку.

– Ага, отлично! Я боялась, она успеет скрыться… Макс, да прекрати ты кривляться. Нужно задержать вон ту стюардессу, – возбужденно заговорила Лиза, дергая городового за белый рукав. – Ее зовут Фернанда Дельгадо.

– Лизавета, богиня моя, ты знаешь, я ради тебя в огонь и воду… Но вот под суд, по статье Уголовного уложения «Превышение полномочий», как-то неохота. С твоими коллегами из Первого отделения, борцами со злоупотреблением властью, я тоже увидеться отнюдь не мечтаю. Понимаешь, я еще не успел стать суперзвездой, другие заключенные в тюрьме навряд ли станут боготворить меня, брать у меня автографы и угощать мороженым… Какие основания для ареста вышеозначенной Фернанды?

– Готова поставить на кон свой диплом ветеринара, что эта девица – наркокурьер, – выпалила Лиза.

Макс подобрался.

– Да уж, обвиненьице нешуточное. Но почему тогда твой дружок Шварц ее выпустил целой и невредимой?

– Этому дуболому такая мысль даже в голову не приходила, – с презрением сказала Лиза. – Зациклился на неадекватности кабана. А между прочим, миляга Джим – самая адекватная свинья из всех, кого я знаю. А знаю я свиней немало… Бьюсь об заклад, он взбесился, потому что почуял наркотики. Стюардесса где-то их прячет. Не исключено, что в желудке, как один мой бывший сосед. Не знаю, как у вас тут принято.

Макс, прищурившись, разглядывал Фернанду, прижимавшую руки к пышной груди: «Диос мио! Набросился, как торнадо! Комо ун торо! Но я не тореадор! Я так испугалась!».

– Не похожа она на наркокурьера, честно, Лизавета, – наконец сказал он. – Всякое бывает, но… Не знаю. Ты хоть представляешь, как нам обоим с тобой влетит, если мы сейчас ее тут задержим на глазах у миллионов зрителей?

– Влетит… Или прославимся, если она и правда окажется наркокурьером, – голосом бывалой соблазнительницы сказала Лиза. – А ведь среди этих зрителей вполне могут оказаться маститые продюсеры, кастинг-директоры, знаменитые режиссеры, подыскивающие актера на главную роль в новом боевичке… Мне продолжать?

– О-о-о, тебя нужно было назвать не Лизавета. Ева – вот как. – Макс стиснул кулаки. – Проклятье. Скажи мне только одно: ты как агент Личной Канцелярии приказываешь мне задержать стюардессу?

– А я могу? – удивилась Лиза. – Ну тогда ага, приказываю.

– Ох, Лизавета, а ведь мог тебе кто угодно попасться на моем месте… – вздохнул Макс. – Давай так. В случае провала нашей операции ты мне ничего не приказывала. Нечего тебе в тюрьме делать. Богиням за решеткой не место. Так что будем считать, это моя личная инициатива. Но в случае успеха – я действовал под твоим руководством. Награждают пусть обоих. Ну, поехали, Афина Воительница?

Лиза поправила шляпу.

– Ладусики. Поехали, товарищ Абрикосов.

Макс жестом подозвал двоих городовых и решительным шагом направился к Фернанде. Та с грустной улыбкой на лице слушала излияния Ангела, восторгавшегося удобствами своего недавнего полета на «Беркуте»:

– Да, друзьяшечки мои телезрители, коллекция фильмов и передач на сервере самолета просто чудеснейшая! А стюардессы могут посоветовать, что подойдет именно вам, под ваше настроение. Я прав, Фернанда? На рейсе в Нью-Йорк я пересмотрел все выпуски моего ток-шоу «Великая Княжна точка лайв», которое я считаю одним из лучших в своей карьере. Почему, спросите вы, милашки мои? Во-первых, из-за удачно подобранных нарядов, моих, разумеется…

– Именем Императрицы и во имя международной Конвенции об обороте наркотических и психотропных веществ, госпожа Фернанда Дельгадо, вы задержаны по подозрению в незаконном провозе наркотика через границу империи. Я унтер-офицер полиции Санкт-Петербурга Максим Абрикосов. Прошу пройти со мной для проверки.

Это было эффектно. Макс стоял под перекрестным огнем двух камер, освещенный яркими лучами прожекторов. Вот теперь он выглядел по-настоящему брутально. Дерзкие темные глаза, расправленные плечи, компактная, но крепко сбитая фигура в белой шинели. Эдакий стойкий оловянный солдатик из сказки.

– Ке?… Порке?! Почему?

– Вы подозреваетесь в незаконном провозе наркотических средств через границу Российской империи, – повторил Макс, краем глаза поглядывая на опешившего Ангела. – Прошу со мной.

Он сделал движение в сторону служебных помещений, скрытых за стеклянной дверью с довольно-таки юморной надписью «Вам точно не сюда. И это не шутка».

– Вот вам, госпожа Дельгадо, точно сюда, – прибавил Макс после некоторого раздумья, подмигнув в камеру. – И это не шутка.

Однако страстная Фернанда не спешила покоряться.

– Но! Но-но-но, господин офицер. Я ни в чем не виновата! О Диос мио… Мое плечо… Мне нужен врач! Мне срочно нужно в больницу! Я никуда не пойду!

– Товарищ стюардесса, – влезла в официальный разговор Лиза, – вы только что сказали моему коллеге из Третьего отделения, что с вашим плечом всё в порядке.

– А теперь не в порядке! Я страдаю! Я страдаю от боли! О, ке долор!

– Что решит этот строгий, но симпатичный офицер в миленькой белой форме, друзьяшечки мои? – ввернул реплику оправившийся от шока Ангел. – Пригласит ли он врача умирающей барышне? Или нарушит права человека у нас с вами на глазах, прямо в прямом эфире телеканала «Всемогущий»?

Макс кашлянул.

– Прошу пройти со мной для проверки, госпожа Дельгадо. Там же вас осмотрит врач. Не только по причине болей в плече, но и на предмет проглоченных упаковок с наркотиками.

Ангел с Фернандой ахнули одновременно и громогласно, на весь гигантский зал отправления:

– Друзьяшки, я щас умру от разрыва своего красивого сердца!

– О Диос мио – ничего я не глотала! Это бред! Десварио, чушь!

Лиза побоялась, что вот тут-то Макс и скиснет, поскольку Фернанда казалась в этот момент донельзя оскорбленной и донельзя прекрасной, не говоря уже об Ангеле, скандализованном диким (для этого благопристойного мира) предположением полицейского.

Но унтер-офицер Абрикосов мужественно держался Лизиной версии событий. Не слушая экспрессивных криков стюардессы и телеведущего, будто исполнявших Хабанеру и арию тореадора Эскамильо одновременно, Макс увлек подозреваемую в служебный корпус. От Ангела, желающего быть в центре событий, отделаться по-хорошему было невозможно, поэтому его пришлось прихватить с собой тоже. «Когда еще окажусь в прямом эфире!» – успел шепнуть Макс Лизе, пропуская в коридор для персонала назойливых телевизионщиков.

Комната для досмотра напоминала лабораторию сумасшедшего научно-исследовательского института по изучению вопросов межгалактической торговли. Здесь были сканеры в человеческий рост, сканеры поменьше и совсем крохотные. В углу стоял микроскоп. Посередине помещения отливал матовой сталью громадный конвейер. На экране, подвешенном к потолку, показывали мини-фильмы, посвященные различных способам провоза контрабанды в чемоданах, дамских сумочках и обуви. Целый стенд был посвящен отличиям настоящего грунта с поверхности Луны от наркотика под названием «Лунная пыль». На подоконнике цвели диковинные тропические растения, очевидно, изъятые у нарушителей. Стены тоже пестрели таможенными трофеями: швейцарский нож с ликом Ленина на рукоятке; мини-дрон с зазубренными лезвиями вместо винтов – крошечная смертельная мельница; тяжелая лошадиная сбруя, целиком сплетенная из золотых и серебряных нитей; и много чего еще, что Лизе было рассматривать некогда.

Оператор «Всемогущего», здоровенный бородатый богатырь, аж пискнул от восторга, увидев музей контрабандных диковинок. Ангел же зачарованно уставился на главное украшение комнаты досмотра: плакат размером примерно метр на два с его собственной сияющей физиономией. Головастиков на фотографии был значительно моложе нынешнего и гораздо больше похож на нормального человека. Видимо, телеведущий годами трудился над приданием своему облику того гламурно-лакированного вида, в коем он пребывал сейчас. На постере юный Ангел – худенький, лохматый, с беспокойным блеском в глазах – держал в руке микрофон, широко разевая рот.

По лаборатории слонялись люди, похожие одновременно и на ученых, и на городовых благодаря своей белоснежной форме. Кители таможенников отличались от обмундирования полицейских лишь зелеными манжетами и тонким зеленым кантом воротника-стойки. Эти тихие служаки, мирно занимавшиеся работой с документами, изрядно растерялись, когда к ним ввалилась шумная компания под предводительством Макса.

– Это что еще за безобразие? – Вперед выдвинулась крупная амазонка с короткой стрижкой – из-под фуражки выглядывали аккуратные височки. Благодаря белой форме могучие плечи амазонки казались совсем необъятными. Напор от нее исходил такой, что Лиза невольно попятилась. – Так-так-так, камеры, телевидение… Вы что себе позволяете, господа? Вломились в мою священную зону без спроса. Кто здесь в вашей шайке-лейке за старшего? А ну-ка подать его сюда!

Макс кашлянул и выступил вперед – на фоне мощной таможенницы невысокий городовой смотрелся довольно кисло. Словно нерадивый сынок, получающий нагоняй от грозной мамаши за очередную двойку.

– Унтер-офицер Макс Абрикосов, полиция Санкт-Петербурга, – храбро начал он. – Мы привели для досмотра подозреваемую в контрабанде наркотиков. А телекамеры здесь потому, что это дело имеет большой общественный…

– И слушать не желаю! – Амазонка сделала повелительный жест по направлению к дверям. – А ну-ка убирайте журналистов! Еще не хватало! Выдумали тоже! Без них проведем досмотр. Так, господа журналисты, пошли-пошли отсюда, давайте-ка поживее!

– Добрый день-добрый день-добрый день, милочка моя, – послышался капризный тенор. В игру вступил сам Ангел Головастиков, нашедший в себе силы оторваться от созерцания чудесного плаката. – А может быть, вы все-таки измените своё мнение?

– Ничего я не… Ой. Ой-ой-ой… – Амазонка разглядела, кто перед ней, и сперва просто остолбенела, а затем из ее обширных легких вырвался оглушительный визг: – И-и-и-и! Ребятушки! Ребятки! Это же он, это он, это он! Глазам своим не верю. Ангел! Головастиков! Собственной! Персоной!

После этого дело покатилось как по маслу. А точнее – как трамвай по вакуумному тоннелю.

Таможенница, оказавшаяся преданной и давней фанаткой Головастикова, была готова выполнить любое желание своего кумира – всего лишь за один его автограф на том самом плакате.

– Напишите «Ирусику от Ангелусика», – кокетливо прогудела она, одергивая свой китель-парашют.

В этот момент в помещение ворвался разъяренный Платон, потративший целых шесть минут на поиски Лизы, которая своим злостным разгильдяйством затягивала отправку кабана на усыпление. Однако начальница таможенной службы Платона мгновенно укротила и усадила на неудобную железную табуретку возле микроскопа. Агенту оставалось лишь прожигать Лизу взглядом.

Некоторую сумятицу в общую обстановку внес и аэропортовский врач, явившийся осмотреть больное плечо Фернанды. Бодрый мужчина в белом халате с ходу заявил, что аэропортовский Котёл Ершова на ремонте, поэтому он осмотрит пациентку по-старинке. Потом немного помял ключицу стюардессы, сказал «ну-с» и сообщил, что пациентка не нуждается в немедленной госпитализации, однако ей следует отдохнуть в комфортной обстановке, дабы успокоить нервы. Фернанда после этих слов зарыдала и запросилась домой, но ее никто не отпустил. Врача попросили остаться на случай, если при сканировании в организме бортпроводницы обнаружат упаковки с наркотиками. Доктор остался, показывая большой интерес к происходящему.

Тем временем, получив заветный автограф, амазонка Ирина сосредоточилась на деле. Приказав Фернанде зайти в большой сканер, она уставилась на экран.

– Всё чисто, ребятушки, – констатировала Ирина спустя несколько томительных минут. – Стюардесса ваша в полном порядке. Никаких следов наркотиков.

– Я так и знал, – хором сказали Ангел с Платоном.

Макс понурил голову.

– Си! – воскликнула Фернанда, выходя из сканера и нервно поправляя алую шляпку. – Отпустите меня наконец! Куэро а каса!

Доктор сказал: «Ну-с, я тут больше не нужен», – и ушел.

– Ну уж нет, папаверин вас всех раздери! – крикнула Лиза. – У вас аппаратура сломалась.

Это было жалкийвыпад, и таможенница немедленно размазала Лизу по стенке, разъяснив ей доступным языком, что лезут тут всякие со своими глупостями, аппаратура в полном порядке, и почему бы некоторым выскочкам не перестать отвлекать Таможенную службу Российской империи от оформления ежегодного отчета и не заняться своими делами, например, ловить настоящих преступников, а не воображаемых наркокурьеров.

Лиза поплелась вслед за всеми к выходу из помещения. Впереди ее ждал позор, выговор от Платона, чувство вины перед Максом, но что еще хуже – подписание смертного приговора Джиму. «Может, кабан взбесился из-за алого цвета формы стюардессы? Ну как бык на корриде», – вяло подумала она, глядя на шляпку Фернанды, подпрыгивающую на темных кудрях хозяйки. «Интересно, в Ламе есть такая модель шляпки? Надо будет полистать каталог в нашем уличном киоске на остановке…»

И вдруг ее осенило.

– А шляпу? Шляпу-то отдельно не проверили! – воскликнула она, обернувшись к таможеннице Ирине.

– И снова-здорово! – Амазонка раздраженно отмахнулась. Она была полностью поглощена разглядыванием автографа Ангела на плакате. – Если бы в подкладке шляпы были наркотики, сканер бы их распознал. Всё, барышня, хватит тут безобразничать, покиньте моё таможенное царство наконец.

– Нет, послушайте! Сканер распознал бы наркотики, если б они были зашиты в подкладку шляпы. А если бы сама шляпа была напечатана из наркотиков? На трехмерном принтере! Понимаете? Если бы внутрь этого принтера загрузили тюбик не с жидкой тканью, или фетром, или что там должно быть, не знаю. А тюбик с жидким, вязким, густым наркотиком!

Все замерли в дверях. Все, кроме Фернанды, которая попыталась выскочить из комнаты, однако Макс перекрыл проем рукой, ожидая ответа от начальницы таможни.

По непроницаемому лицу амазонки было сложно понять, о чем она думает.

– С таким воображением, барышня, вам не в Личной Канцелярии служить, а вон, на телевидении! – Таможенница кивнула на плакат с поющим Ангелом. – У нас ничего подобного никогда не было, а мы тут перевидали даже мини-обезьянок в консервных банках! Швейцарские контрабандисты живых мартышок перевозили в жестяных ёмкостях, дырочки им просверливали, чтоб свежий воздух поступал… Как же эти обезьянки назывались… Мармеладки… Нет, мадмуазельки.. Или мамзельки?.. Мы их еще потом в зоопарк отправили…

– Швейцарские лиллипуты-мармозетки, – предположила Лиза. – И сейчас они решением суда, вероятнее всего, отправлены обратно на природу. Но давайте ближе к делу. Есть способ проверить, из какого материала изготовлена шляпка?

– Только один. Под микроскопом. – Таможенница указала в сторону электронного увеличителя. – Но занятие это кропотливое и долгое, да к тому же я сильно сомневаюсь, что оно даст результат.

– Требую прекратить посторонние фантазии, – включился в беседу Платон. – Елизавета, немедленно возвращаемся в «Беркут». Ты уже полностью дискредитировала себя. А вам следует вернуться к работе, – сообщил он амазонке.

– А вы, юноша, не командуйте в моем хозяйстве! Будет мне тут еще руководить. Если я и откажусь от возни с микроскопом, то не из-за ваших указок, дорогой мой, а только потому, что у меня и без того дел полным-полно.

– Давайте всё же попробуем! – взмолилась Лиза. – Во имя благополучия всех мини-обезьянок и макси-кабанов всех миров… Нет, не так. Во имя нашей с вами Общей Любви!

И она воздела руку с полустертой росписью Ангела, которая к этому моменту приобрела вид давнишней татуировки.

– Позвольте, милочка, а это откуда у вас? – встрял Ангел уже из коридора. – И почему ваше лицо кажется мне знакомым? Ах, минутку! Не вас ли я встретил на своей лестничной площадке, озорница вы эдакая? Поглядите-ка на нее, повсюду следует за своим любимцем!

– О, так вы тоже из наших, барышня! – обрадовалась Ирина, а грудь ее заколыхалась от восторга. – Так бы сразу и сказали! Только истинные поклонники караулят своих кумиров возле квартиры. Да еще и с татуировкой, это уже высший пилотаж! Ладно, – решилась она. – Погляжу на эту шляпку в микроскоп, так и быть.

Вся компания вновь оккупировала таможенную комнату. Фернанда рыдала навзрыд, лишившись шляпки и остатков самообладания. Платон вернулся к прожиганию Лизы взглядом. При этом он суфлировал губами одно только страшное слово: «Ренненкампф». Макс воспрял и легонько даже подтанцовывал на месте от нетерпения. Все таможенники бросили свои скучные отчетные дела и сгруппировались вокруг начальницы, колдовавшей над микроскопом. Телевизионщики боролись с клерками за лучшие места в партере. Ангел пролез вперед всех со словами: «Я нужен ей сейчас, друзьяшки, не видите, что ли? Па-а-асторонись!».

Причудливая шляпка беспомощно алела на подсвеченном стекле микроскопа, как экзотическая птица кардинал с подрезанными крыльями. Рядом белела фуражка амазонки.

– Ребятушки, – не поворачивая коротко стриженной головы, сказала начальница таможни, – я вам сейчас один снимочек скину на сервер. Давайте-ка поживее, прогоните его через нашу базу запрещенных веществ.

Один из клерков выпорхнул из толпы и бросился к ближайшему компьютеру.

Компьютер пискнул, на экране возникла фотография хаотичного нагромождения разноцветных молекул в самых разнообразных комбинациях. Больше всего происходящее на картинке напоминало разбросанные по полу детские игрушки: тут вам и мячики, и шарики всех размеров, и детали конструктора, и ленточки, и веревочки, и какие-то колючие монстрики, и колеса от машинок, и огрызок яблока.

Снимок замигал, уменьшился в размерах и прыгнул в левую часть экрана, а в правой началось мелькание других картинок. Вероятно, компьютер искал нечто похожее в той самой базе, о которой говорила Ирина. Всё это очень напоминало вращание барабана «однорукового бандита» в казино. Только ставкой в этой игре были не деньги, а жизнь одного толстого симпатичного хряка.

Внезапно мелькание закончилось. Компьютер исполнил припев из «Триумфальной частушки», классического хита певицы Беты.

На экране сияли две абсолютно идентичные картинки с молекулами.

Это было лучше, чем три семерки.

Это был джекпот свинского масштаба.

– Поросячий визг… – прошептали все таможенники одновременно. Будто порыв ветра с Финского залива пронесся по помещению.

Платон скрипнул зубами на всю комнату, но никто даже не обернулся – все смотрели на монитор компьютера с двумя одинаковыми картинками.

Фернанда вскрикнула и попыталась вырваться в коридор. Макс ухватил ее за руку и защелкнул на тонких запястьях наручники.

– Именем Императрицы и во имя международной Конвенции об обороте наркотиков и психотропных веществ, госпожа Фернанда Дельгадо, вы арестованы за незаконный провоз "Поросячьего визга" через границу Российской империи, – провозгласил Макс. Фернанда разрыдалась.

– Что? Что такое поросячий визг? Какой еще поросячий визг? Что происходит? – дико взволновалась Лиза.

– Героин двадцать первого века. «Поросячий визг». Один грамм стоит как новый Русско-Балт. Спрячу-ка его от греха подальше, – сказала начальница таможни, накрывая алую шляпку своей просторной фуражкой. – Ребятушки, подготовьте мне герметичный контейнер, акты обнаружения и изъятия наркотического вещества, ну сами знаете… И сразу садитесь переделывать годовой отчет – это крупнейшая удача Таможенной службы с тех пор, как мы нашли девятьсот тысяч рублей в пирожках! Помните? Недоумки сворачивали купюры в трубочки, обматывали их фольгой и запекали в тесте. Ну кто в здравом уме потащит пирожки на родину сказки про Колобка и "Омелы"? Я сразу почуяла неладное. Но тут – ведь даже мысли не закралась. Впервые вижу наркотик в таком виде. А ведь как просто! Просто гениально, батюшки-светы! – Она растолкала телевизионщиков и пробилась поближе к Лизе. – Что, барышня, может, к нам в таможню переведетесь из своего нудного Отделения? Головка-то у вас варит, как хороший котелок! А? У нас интересно. Будем раз в неделю устраивать заседания клуба фанатов Ангела. Ну, соглашайтесь!

– Спасибки, конечно, но, пожалуй, откажусь, – замотала головой Лиза. – У меня есть неоконченные дела в нашей Семёрочке.

– Преданность делу – похвально! – загремела амазонка. – А вы и правда ценный сотрудник. Имейте в виду, барышня, мы тут всегда вас ждем. Верно, ребятушки?

Бледные клерки зашелестели нечто утвердительное.

– Поверить не могу, друзьяшки мои дорогие, что настолько миленький аксессуарчик оказался слеплен из смертоносного пластилина, – сказал Ангел в камеру. – Учитесь, дамочки: вот что такое «убить всех наповал своей шляпкой». Эх, не зря говорят: красота – страшная сила!

– О Диос мио, – обессиленно выдохнула Фернанда, глядя в потолок и молитвенно складывая ладони. На ее тонких запястьях наручники смотрелись элегантно и изысканно, как браслеты в стиле модерн. – Ми побре херманито… Мой бедный братик, ты остался без подарка… И без сестры. Теперь мы точно никогда не помиримся. Как же так? Этого просто не может быть! – Она невидящим взглядом посмотрела на Макса. В прекрасных карих глазах плескались слезы и отчаяние.

– Да ладно вам, знаете какой в тюрьме роскошный синематограф? – утешил ее Макс. – Каждую субботу там крутят последние шепсинские блокбастеры. Я вам даже немного завидую, если честно. И свиней в тюрьме нет – я так понял, вы их не особо любите. Радоваться надо, а не реветь в три ручья, мадам.

Не похоже было, чтобы Фернанду эти аргументы хоть немного успокоили, однако Макс счел свою психотерапевтическую миссию выполненной и повернулся к Лизе:

– Категорически прощаюсь, богиня ты наша поросячья, – ухмыльнулся он ей напоследок. – Знатно ты тут всех приложила. Прямо в лужу усадила. Блеск! До новых встреч в эфире.

И он увел рыдающую стюардессу прочь.

– Аста ла виста, бейби! – не удержалась Лиза.

* * *
– Приятно провернуть дельце-другое еще до обеда, – лениво сказала Лиза, развалившись на мягком диванчике возле фонтана в «Омеле». Спиной к окну, чтобы лишний раз не видеть остановку вакуумки на месте родного дома. – Найти ценный наркотик, спасти свинтуса от усыпления, получить предложение о работе… А вы как провели сегодняшнее утро, граф?

– Стыдно признаться, Елизавета Андреевна, в безделье… Не мог оторваться от телеэкрана. Смотрел, как вы виртуозно расследуете дело. Мы все так привыкли к высоким технологиям, поклоняемся им, почитаем их за величайшее благо двадцать первого века и часто забываем, что тот же трёхмерный принтер может стать величайшим злом, если попадет в руки злоумышленников… А у вас совершенно свежий, незашоренный взгляд, Елизавета Андреевна. Браво, сударыня, браво!

Граф Александр и правда был в приподнятом настроении. Можно сказать – в эйфории. Лиза его даже не сразу узнала, когда случайно столкнулась с ним в «Омеле». Ну, то есть это она сначала думала, что столкнулась с ним случайно, однако тут же выяснилось, что граф догадался, куда она помчится сразу после аэропорта, опередил коллегу и ждал Лизу в кафе, чтобы угостить обедом.

Да, после всех этих разговоров о пирожках с деньгами Лизе жутко захотелось перекусить. Поэтому она действительно кинулась в любимую ресторашку. И как фон Миних мог это предугадать? Не иначе как применил свои экстрасверхспособности опытного следователя.

Бледные щеки графа раскраснелись, глаза светились довольством. Кажется, он даже что-то напевал, пока Лиза жадно заглатывала пирожки с лесными ягодами, совершенно позабыв о том, что ей нужно худеть для благополучного возвращения домой.

– Я в восхищении, Елизавета Андреевна, от вашей совместной работы с господином Шварцем. А точнее – от того, как вы изящно поставили его на место. Он ведь полностью уверился в том, что всему причиной был Джим, но вы сумели, несмотря ни на что, найти доказательства обратному. Ваша настойчивость в Таможенной службе… Я просто обязан был немедленно угостить вас чем-нибудь вкусным. Прекрасная работа, сударыня!

– Ну, княгиня Юсупова с вами вряд ли бы согласилась, – невнятно отозвалась Лиза, наслаждаясь воздушным тестом с малиново-сливочной начинкой и чудным горьковатым эспрессо. – Мы потом вернулись на борт «Беркута», где она нас ждала в полной уверенности, что сейчас ее избавят от надоевшей свиньи, которую она всем сердцем ненавидит. И тут я ей сообщаю, что свинья будет жить, а вот ее лучшую стюардессу в данный момент увозят в кутузку. В общем, Платон ее еле откачал, хотя, по моему личному мнению, можно было обойтись и без расшнуровки корсета. Устроил там ноотроп знает что. Но потом пришла нежданная-негаданная помощь: Юсуповой позвонил глава рекламного отдела «Гаккелевских авиалиний». Он ей доступно объяснил, что общественности сильно не понравилось бы, если бы милую свинку пришлось усыпить. И если уж выбирать, кого кинуть на алтарь, так лучше Фернанду, которая явно проигрывает кабанчику в народной популярности. После этого княгиня пришла в себя и даже разрешила Платону увести ее в аэропортовское кафе. Ну а я к ним набиваться в компанию не стала и бросилась сюда. Хотите пирожок с брусникой?

– Нет-нет, благодарю, Елизавета Андреевна, мне достаточно и чая… Я так понял из репортажа господина Головастикова, что Джиму нашли новую работу?

– Ага. Начальница таможни Ирина – ух, какая грозная тетя! – решила взять его к себе в штат, раз кабанчик может учуять наркотик в любом виде. Но основная причина его трудоустройства не в этом. А в том, что Джим протащит ее в сияющую обитель шоу-бизнеса. Ангел собирается регулярно освещать таможенную деятельность кабанчика в своей программе. Крестный отец Джима, так он себя называет. Не знаю почему.

– Наверное, потому, что Ангел был первым, кто представил Джима публике – в своей программе «Великая княжна точка лайв», – рассеянно предположил граф, прихлебывая светлый чай. – Он тогда еще был бессмысленным поросенком. «Он» – я имею в виду «Джим». Ангел так и остался бессмысленным поросенком… Вы говорите, сударыня, Платон увлекся княгиней? Что ж, я ей сочувствую. Она не подозревает, что ее ждет. Лучше бы она пошла на свидание с бортовым компьютером «Беркута». Хотя, конечно, противостоять напору Платона непросто. Фактически – невозможно. Даже мне за все годы знакомства с ним не удалось этому научиться. А вот у вас – у вас врожденный дар, сударыня! Как же я рад, что вы проучили его сегодня, да еще и перед камерой «Всемогущего». Очень надеюсь, что Ренненкампф в прямом эфире наблюдал за сокрушительным фиаско его любимого агента!

– Ого, граф! Не думала, что вам свойственна банальная мстительность, – сказала Лиза, отдуваясь после пирожков и готовясь к гранд-десерту, заказанному ей просто от жадности.

Торт "Ореховый взрыв", состоявший из пятнадцати коржей и семи видов орехов, имел в высоту сантиметров тридцать и являлся самой дорогой позицией в меню «Омелы». Лиза просто не могла упустить шанса попробовать его бесплатно. Граф же угощает! Нужно пользоваться.

– Слушайте, а что у вас там была за история в Швейцарии? – спросила она, варварски закапываясь в самую середину "Взрыва". – Платон говорил, что вы провалили какое-то секретное задание.

Граф сразу помрачнел. От жизнерадостности, брызжущей пузырьками шампанского, не осталось и следа.

– Задание было секретным.

– Ой, да бросьте, граф! – махнула рукой Лиза. – Уж мне-то вы можете рассказать. Я же сама из Швейцарии!

– Раз уж вы об этом заговорили, Елизавета Андреевна… Это не мое дело, поэтому сам я не собирался поднимать эту тему… – Граф пожал плечами, отставил чашку с недопитым зеленым чаем в сторону и посмотрел Лизе прямо в глаза. – Вы уж простите, но я жил в этой стране много месяцев и готов поручиться, что вы не из Швейцарии. Вы можете ввести в заблуждение человека, который никогда не бывал в Альпах, но не меня.

Лиза взяла в руки деревянную вилочку и с новой энергией набросилась на многоярусный торт. Пусть она лопнет прямо здесь и сейчас, пусть ее вытошнит прямо на изысканный плащ графа, но она уничтожит этот трицикликовый «Ореховый взрыв». Ни грамма вкуснятины на помойку!

– Забавно, – пробубнила она, набив рот восхитительным тающим кремом. – Забавно, как вы все-таки похожи с вашим приятелем Платоном. Он тоже не поверил, что я из Швейцарии. Прямо не мог на нашей свинье сосредоточиться, только и талдачил, что моя история вызывает у него сомнения.

– Он мне не приятель, сударыня. – Лицо графа совсем заледенело. – «Но двуногих свиней в нашем мире не счесть: эти жрут без горчицы и перца всё, что в нас благородного, лучшего есть, что исходит из уст и из сердца…»18 Нет, он хуже, гораздо хуже любой свиньи, я должен просить прощения у свиньи, что сравнил его с нею. Нет – это амарок в кожаных штанах, это бездушная машина из антиутопии, это…

– Амарок?

– Чудовищный волк из эскимосских сказаний, способный замораживать своим дыханием… Если Платон взял ваш след, Елизавета Андреевна, поберегитесь. Не знаю, что с вашей биографией не так, но мой вам совет, сударыня: отшлифуйте легенду до полного совершенства, в противном случае ваша жизнь превратится в такие вот развалины. – Изящная рука графа указала на жалкое месиво, бывшее когда-то великолепным «Ореховым взрывом». Картонная коробка с остатками торта могла бы выиграть первый приз на конкурсе художественных инсталляций «Что может сделать с вашим городом одна маленькая злая ядерная бомбочка». – Ммм, к вашему сведению, правила «Омелы» позволяют забрать с собой любое блюдо, которое вы заказали. Простите, что вмешиваюсь не в свое дело, но вам совсем необязательно истязать себя.

– Что ж вы раньше-то молчали, граф? – всплеснула руками Лиза. – Ваша дурацкая псевдоинтеллигентская сдержанность чуть до инсульта меня не довела. Фух, значит, можно дома доесть эту роскошь. Охх. Ладусики. Теперь – что вы имели в виду, когда сказали, что я должна отшлифовать легенду?

– Географические названия, имена, даты, – пожал плечами фон Миних. – Всё, за что цепляются следователи.

Сигаретку бы сейчас, подумала Лиза, а вслух сказала:

– Слушайте, я понятия не имею, за что цепляются следователи. А вы, само собой, в этом вопросе как рыба в воде. Или я должна сказать – как квадрокоптер в небе?

– Лучше всего – как корова породы «ленинская пятнистая» на альпийском лугу, – посоветовал граф. – Швейцарское выражение. Это весьма примерный перевод на русский, разумеется.

– Вот! Вот видите! – воскликнула Лиза. – В общем, давайте так. Хотите с моей помощью утереть Платону нос, как сопливому трехлетке? Тогда я вам дарю шанс поднатаскать меня по различным аспектам швейцарской жизни. Раз уж вы такой знаток альпийских лугов, ловушек следователей и вообще всего в этом странном мире. Тогда Платошка сможет приставать ко мне со своими мерзкими вопросиками до посинения, а толку всё равно не добьется. Я, со своей стороны, обещаю вам пересказывать наши с ним беседы подробно, выразительно и с употреблением эпитетов вроде «стоеросовый Шварц», «дурилка платонная» и так далее. Гарантирую, что будет веселее, чем ток-шоу «Всемогущего». В моем скромном лице вы получите уникальную программу «Платон отшит», или «Платон умыт», или «Олух из Трёшки», над названием еще можно подумать… А за потрясающую возможность проучить вашего злейшего врага я попрошу совсем немного: «Ореховый взрыв» каждое воскресенье, плюс вы мне рассказываете, что там за секретное задание вы выполняли в Швейцарии. А то мне любопытно, что вы там могли такого натворить, что вас понизили до нашего убогого Отделения.

Граф неожиданно рассмеялся. Жаль, что делал он это так редко, поскольку смех у него был приятный, а лицо в этот момент казалось юным и словно бы освещенным изнутри.

– А вас, Елизавета Андреевна, голыми руками не возьмешь! Теперь я начинаю думать, что даже Платону будет трудновато к вам подступиться.

– Правильно, не надо вообще меня брать, а тем более голыми руками. Ну что, Александр – я ведь могу вас так называть, вы мне разрешили, – договорились? А? Скажите «да». Ну, скажете? «Да» – это всего две буквы, гораздо легче выговорить, чем «нет» – там целых три.

– Сударыня. – Граф наклонился к ней через стол. На лбу появилась вертикальная морщинка. – Елизавета. Давайте так. Я согласен. Я говорю «да», и неважно, сколько в этом слове букв. Вы нужны Седьмому отделению. Вы свежим ветром ворвались в нашу унылую жизнь, как бы ни банально это звучало. – Светло-голубые глаза были внимательными и серьезными. – Конечно, я помогу вам выкрутиться. Но я должен знать – из чего.

Лиза быстренько прикинула круг посвященных в ее истинную историю: Филипп Петрович – раз, Аврора – два. Ну, еще Пуся. Пока не так уж много. Очевидно, что без графа Александра, эксперта по швейцарским нюансам, ей будет архисложно удержаться в Личной Канцелярии, переполненной следователями и спецагентами всех мастей. Даже если речь идет о каких-то неделях до телепортации. Вот обидно будет, если ее арестуют за пару минут до возвращения домой!

– Ладусики, граф, – решилась она, – пристегните ремни покрепче, потому что вас ждут серьезные эмоциональные перегрузки.

Далее Лиза в красках описала свое внезапное путешествие между мирами, в лицах показывая Пусю, себя, чугунных львов, Филиппа Петровича и прохожих на гироскутерах. Она подпрыгивала на диванчике, подбегала к фонтану, чтобы намочить шарф для пущего эффекта, и рычала, как собака Мяурисио.

Граф Александр сосредоточенно слушал, закутавшись в плащ. Время от времени он прерывал ее будто бы случайными вопросами вроде: «Так во сколько вы вышли из дома? Вы говорите, в тот день с самого утра шел дождь со снегом? Простите, я не расслышал, как называлась клиника, в которой вы работали на родине? Просто ради интереса – и сколько соседей у вас было по коммунальной квартире?»

Наконец Лиза охрипла, а фон Миних глубоко задумался.

– Вы мне не верите, граф?

Он откинул со лба вольные пряди.

– Не должен бы верить, сударыня, но… Сейчас во мне говорит романтик. «Ночь, тайн созданья не тая, бессчетных звезд лучи струя, гласит, что с нами рядом – смежность других миров, что там – края, где тоже есть любовь и нежность, и смерть и жизнь, – кто знает, чья?..19»

– Вот и ладусики, – обрадовалась Лиза. – Тогда я закажу еще кофе – вы ведь всё еще угощаете меня? – а вы расскажите, как докатились до нашей Семёрочки.

Граф рассказывал сухо и без своих обычных лирических отступлений. Видно было, что повествование дается ему тяжело. Суть же была такова: два года назад грозный Ренненкампф выбрал Шварца и фон Миниха для спецзадания в Швейцарии – как лучших агентов Третьего отделения, да к тому же имеющих предков-европейцев. Платон и граф Александр должны были слиться с окружением, а затем эвакуировать из «обители коммунизма» местного писателя-диссидента по фамилии Лустенбергер. Парни долго планировали спасение своего подопечного, однако в конце концов операция закончилась полным провалом. Агентов раскрыли и выслали из страны (еще легко отделались), а беднягу-диссидента посадили.

– Великие антибиотики… Ну и дела… А почему Платон так настойчиво выпытывал у меня координаты подкопа?

– Да, где-то в Швейцарии существует тайный тоннель, ведущий на территорию свободной Германии. Мы были так близко к разгадке его местонахождения! – Граф стукнул кулаком по столу. Чашки жалобно зазвенели, очередной лимончик оторвался от мини-деревца и покатился по столу. – Сейчас про него знают единицы, но он мог бы спасти тысячи жизней. Тогда не только Лустенбергер, но и все его единомышленники сумели бы выбраться из швейцарской клетки! Я поставил всё на этот тоннель… И проиграл.

– Да бросьте, граф, уверена, вы тут ни при чём.

– О, сударыня, как бы я хотел, чтобы вы были правы… И как вы ошибаетесь. Дело было вечером первого августа, в день Трудового Подвига Жана Поля Готье, национального героя…

– Жан Поль Готье? – поразилась Лиза знакомому имени. – И что за трудовой подвиг он совершил? Скроил за один день двадцать платьев? Сочинил за один час шестьдесят видов парфюмерных ароматов? На частной вечеринке знаменитостей выпил залпом восемь коктейлей на основе кампари и мартини россо?

– Готье был шахтером, перевыполнившим план по добыче угля в пятнадцать раз, – сообщил граф. – Так что никаких кампари и платьев. Только грязная тяжелая работа под землей. В честь праздника швейцарцы зажигают огромные костры на холмах, потом углями мажут себе лица – «в стиле Готье», всё это выглядит до крайности дико… Операция по спасению Лустенбергера была запланирована на следующее утро, в шесть ноль семь второго августа. Расчет был в том, что швейцарские пограничники после большого праздника пребывают в похмельном тумане, досмотр в первые утренние часы производят поверхностно и невнимательно. Мы собирались вывезти писателя внутри пассажирского сиденья нашего автомобиля – долго работали над пустотелой конструкцией спинки, усиливали ее, сверлили дырочки для дыхания… Однако за несколько часов до старта один наш хороший знакомый дал нам понять, что следующим вечером он сможет отвести нас к тоннелю. Я помню его восторженное лицо в отблесках средневекового костра… Вы понимаете, перед какой дилеммой мы оказались? Либо мы, как и планировали, уезжаем утром второго августа и спасаем одного человека. Либо остаемся до вечера и тогда получаем возможность спасти всех диссидентов страны… Или никого, если тоннель мы не найдем. При этом с каждым часом бдительность пограничников возрастала, а это значит, что и шансы на успешную эвакуацию Лустенбергера в той же прогрессии уменьшались…

– А разделиться вы не могли? Один бы вывез этого деятеля с непроизносимой фамилией, второй бы остался и разведал, где находится пресловутый тоннель.

– Невозможно. Устав Личной Канцелярии, да и обыкновенная порядочность, в конце концов, запрещают оставлять партнера в опасной ситуации. Как бы я ни относился к Платону, но ни он, ни я не смогли бы бросить напарника одного в швейцарском аду.

– Лично я ничего такого в этом не вижу, но меня, конечно, никто не спрашивает… И что вы в итоге решили?

– Я предложил рискнуть и остаться еще на один день. Но Платон отказался менять план Ренненкампфа. Он сказал, это грубое нарушение должностных инструкций и если я стану настаивать, ему придется телеграфировать Ренненкампфу об изменениях в программе. Я сказал, что не стоит давать телеграмму именно сейчас, это слишком опасно, отчитаемся потом, по факту. Мы поссорились. Он всё же сделал по-своему. Отправил Рененнкампфу зашифрованную телеграмму. Её перехватили швейцарские спецслужбы. Разгадали шифр… Нас всех задержали той же ночью. Самого Платона, меня и Лустенбергера. К счастью, наш знакомый, который должен был отвести нас к тоннелю, сумел скрыться от погони. Наверное, в том самом тоннеле он и спрятался. Остальное вы знаете.

– Не пойму одного: почему из Трёшки выкинули вас, а не Платона, из-за которого всё сорвалось?

– Рененнкампф – большой поклонник железной дисциплины, сударыня. Ему бы родиться в древней Спарте, а не в нашей свободомыслящей империи… Он решил, что я не имел права отступать от утвержденного, просчитанного плана спасения Лустенбергера. Если бы я не проявил упрямство – не было бы роковой телеграммы – операция бы не сорвалась. По мнению Ренненкампфа, сначала нужно было эвакуировать диссидента, а только потом браться за следующую операцию.

– Вот это ерундистика! Просто курам на смех! Вы же хотели сделать добро многим людям.

– Да, а в итоге не сделал даже одному человеку. – Граф опустил голову. – Понижение и выговор – не самое страшное, Елизавета Андреевна. Я, лично я виноват в том, что Лустенбергер сейчас томится в сырых застенках швейцарских спецслужб. Я не должен был позволить Платону послать ту телеграмму.

Он сжал валявшийся на столе лимончик так, что едкий сок брызнул во все стороны, в том числе и Лизе в глаза. Этот инцидент несколько оживил кислую обстановку. Еще больше оживили ее Лизины витьеватые медицинские ругательства, среди которых «да какого гидрохлортиазида?» и «во имя реабсорбции ионов в дистальных канальцах нефрона!» были самыми невинными.

Граф, бормоча извинения вперемешку со стихами, бросился набирать фонтанную воду в чашку из-под чая, намочил в фонтане плащ, не заметил этого, разлил фонтанную воду из чашки Лизе на колени, завел длиннющую, полную раскаяния речь под заголовком «Могу ли я надеяться, что вы когда-либо простите мою неуклюжесть?», – однако довести выступление до конца ему помешали Перстни, его и Лизин, синхронно пискнувшие на весь зал.

– Сядьте же наконец на место, граф, – с досадой сказала Лиза, пытаясь салфетками высушить свои многострадальные легинсы. – Одного сюрпризного душа в месяц мне более чем достаточно. Что там пришло за сообщение?

– От Авроры – пишет, Седьмое Отделение только что поднялось на четвертое место в Рейтинге Отделений Личной Канцелярии… Грандиозно! Поздравляю, сударыня! Заказать вам еще что-нибудь?

Полученное Лизой сообщение содержало ту же отличную новость, только в конце вредная Аврора еще приписала: «Ты всё ближе к телепорту, Лиззи. Помни о диете, бейби!!! Стоп блинам и пирожкам!!! Толстуху в другой мир не пустят, ха-ха».

Поэтому, исключительно в знак протеста, Лиза ответила графу:

– Что? Да, закажите-ка мне еще парочку блинов с собой и кофе на вынос, я честно заслужила.

Кныш Принц Чарльз

31 декабря – 1 января


Если вы никогда не пробовали еловое пиво, считайте, вам крупно повезло, мрачно думала Лиза, сидя за столиком экзотического трактира на окраине имперского Петербурга.

В ее родной реальности эта местность называлось деревней Самаркой, сюда свозили мусор со всего мегаполиса. Мусор тихо копился в кучах, разлагался и постепенно заражал и без того непримечательные окрестности.

В альтернативной реальности никакой деревни Самарки тут и в помине не было – столица давно разрослась во все стороны. В этой части города вольготно раскинулся квартал безудержных ночных развлечений – Баронский квартал, "петербургская Ибица". Здесь империя зажигала, активно заражая окрестности грохочущими хитами Беты и накапливая кучи звенящих монет в недрах «одноруких бандитов». Баронский квартал Петербурга состоял сплошь из немыслимых ресторанов, ночных клубов, уличных танцполов, казино, баров сомнительного обличья и слоняющихся по широким проспектам бездельников. Возможно, баронов. Сложно было вот так сказать наверняка.

Трактир, куда притащила коллег Аврора, назывался «Нализаться до глобализации». Язык сломаешь. А это специально, пояснила Аврора. По скороговорке можно проверить степень своего опьянения. Добрался до «глобализации» – смело заказывый еще бокальчик. Бубнишь «нал… нализ… глолиз… зизация» – пора домой.

Напитки в трактире cоответствовали названию.

Граф пил «Осколки солнца»: дико дорогое шампанское, которое подавалось в узком прозрачном чайнике – с носиком и ситечком. В чайнике бродили пузырьки и кружились хлопья самого настоящего золота. Ситечко нужно было для того, чтобы золотые «чаинки» не попадали в бокал.

Аврора заказала себе ликер черного цвета, крепостью 65 градусов. Лиза принюхалась – и тут же отодвинулась на другой конец стола: от черной дряни несло то ли жженой резиной, то ли скипидаром, смешанным с гудроном, в общем, чем-то непередаваемо гадким. Называлась сия субстанция «Game over».

Филипп Петрович по-прежнему отсутствовал – завершал серию семинаров в Америке.

Макс, увязавшийся за Ищейками, налегал на безалкогольную рябиновую водку-«сумасбродку», в высшей степени странное изделие фирмы «Купец Сумасбродов и супруга». Напиток пах водкой и на вкус был как водка, настоянная на рябине, однако не содержал ни грамма спирта. Впрочем, Макс всё равно слегка захмелел: «Многовековая генетическая память, понимаешь, Лизавета? Сработал культурный код», – важно объяснил он ошарашенной Лизе.

Сама же Лиза, после долгих мучительных раздумий (меню здесь было совершенно дурацким), выбрала еловое пиво. Нормальных напитков трактир не предлагал. Слово «пиво» хотя бы показалось знакомым. Однако филологическим сходством всё и ограничилось. Пиво было густым, тягучим, почти что без пены, а на вкус – как зубная паста для чувствительных десен, в которую щедрой рукой добавили болотную сырость. Если бы кто-то на Лизиной родине додумался изготавливать коктейли на основе воды, взятой из отравленной отходами речки Самарки, протекавшей в одноименной помоечной деревеньке, – получилось бы примерно то же самое.

Однако со своей задачей – мягкого, но уверенного опьянения – еловое пиво вполне справлялось, поэтому Лиза продолжала его пить, морщась и кривя нос. Батюшка миотропный бендазол, Новый год всё-таки!

«Иронии судьбы» здесь не было, деда Мороза тоже, привычного оливье с колбасой тем более, пришлось отмечать праздник по местным традициям.

Которые включали в себя заказ новогодних блюд по коду ДНК.

– Что за… Что еще за пупырки папавериновые? – ошалела Лиза в начале вечера, когда при входе в трактир компьютерный голос попросил ее положить свой волос на стерильный подносик, выдвинувшийся из некого подобия банкомата.

– Влетит в копейку, но стоит того, – сообщила Аврора. – Индивидуальные блюда для каждого клиента. Оч прикольно. Ты будешь в шоке, Лиззи. Готовит единственный повар, которому я доверю – три-дэ принтер собственной персоной. А то иди доверься этим ламерам из обычных ресторанов – еще своих волос натрясут тебе в суп! Наши данные уже в памяти трактира. А ты тут в первый раз. Грузи свой волос на поднос. Через сорок пять минут заказ будет готов.

– Долго-то как… И дорого! Хоть бы скидку какую дали представителю Личной Канцелярии, изверги, – бурчала Лиза, оплачивая с Перстня 7 рублей 65 копеек за сомнительный ужин из одного блюда без названия на основе кода ее личной ДНК. – В моём мире даже простому гаишнику скинули бы с обычной цены процентов девяносто, да еще и в ножки поклонились.

– В этом-то и фишка, бейби! Некому тут кланяться в твои щуплые ножки! – радостно объяснила Аврора, пробираясь по ультрахромированному залу к свободному столику в углу. Всё здесь было холодным и безликим, за исключением двух больших портретов на стене с подписью: "Фёдор Крик и Джеймс Уотсон, первооткрыватели структуры ДНК". – Говорю же – принтер еду печатает! А вместо официантов – беспилотные тележки! Обожаю этот трактир.

– А как же «Омела»? – ревниво спросила Лиза, успевшая как-то незаметно привязаться к зеленому ресторанчику на Екатерининском канале. Тьфу ты, то есть на канале Грибоедова, конечно.

– Стандартная еда для стандартных людей, – пренебрежительно отозвалась Аврора, по-хозяйски рассаживая коллег вокруг прозрачного стеклянного стола. – Наш шеф это «Помело» уважает. Ну и мы туда таскаемся. По мне, так «Глобализация» в вигинтиллион раз лучше.

– Брось, Аврор, – влез Макс. – Знаем мы тебя, как облупленную. Не нравилась бы тебе «Омела» – не заманил бы тебя туда никакой Филипп Петрович. Да даже и сам Ренненкампф.

– Атмосфера «Омелы» помогает настроиться на нужный лад, – задумчиво сказал граф, расстегивая свой плащ, под которым сегодня, в честь праздничка, была одна только белая блуза, без каких-либо пугающих гаджетов.

– Зато в «Галлюцинации»… блин еловый, в «Глобализации» – вы попробуете такие напитки, которые босоногому основателю вашего «Помела» и в страшном сне не приснились бы, – упорствовала Аврора. – Даже после ужина из волшебных грибочков.

– Так рекламирует, – сказал Макс Лизе, – будто работает креативным директором этого трактира.

– Знаете что, унтер-лузер Абрикосов, а вас вообще никто с нами не звал, – рассердилась Аврора. – Почему ты не на службе?

– Выходной, сударыня, – с готовностью отреагировал Макс. – Даже у лучших из нас бывают свободные дни.

– А кстати, когда нам всем в следующий раз на службу? – вклинилась Лиза.

– Второго января, сударыня, – ответствовал граф.

– Как второго? – всполошилась Лиза. – Почему второго? Я-то думала, что числа десятого…

– Как же можно на целых десять дней остановить жизнь всей страны? – удивился граф. – Зачем?

– Лично меня интересует другое, – перебила его Аврора. – Зачем Макс болтался в Офицерском Собрании в свой выходной?

– В Трёшку вызывали, – сообщил Макс. – Ваш задушевный друг Платон Шварц заинтересовался моей скромной персоной. Оборудования у них там, доложу я вам! Как в рубке марсианского корабля, не то что в вашей девичьей светелке с резиновыми курицами. Сплошное стекло и сталь, стекло и сталь, прямо как здесь… И детектор лжи, встроенный в кресло для посетителей. Не самые приятные минуты в моей жизни! А ведь я однажды гнался за преступником по трубам вакуумки.

С едва заметным шорохом прорезиненных колес подкатилась автоматическая тележка с напитками.

– А зачем в Трёшку вызывали? Натворил небось чего, – с удовлетворением предположила Аврора, разгружая тележку.

– Отнюдь, прекрасная повелительница микросхем, – замотал головой Макс, наполняя свою рюмку безалкогольной «сумасбродкой».

Граф ухаживал за дамами: Авроре налил ее омерзительный ликёр, а для Лизы заботливо вскрыл вакуумную упаковку с крошечными хвойными шишечками, которыми полагалось закусывать еловое пиво.

– Если кто и натворил чего, так это не я, а вот эта великолепная богиня, упавшая с небес на крышу Храма Святого Котца. Платон расспрашивал меня про Лизавету. Ну, будем? Провожаем старый год!

Макс махнул рюмку в полном одиночестве: Ищейки застыли каждый на своём металлическом стуле. За столом воцарилось тягостное молчание. Только из аудиоколонок, спрятанных под стальными панелями потолка, доносились какие-то космические звуки: то ли свадебный марш планеты Зеты Ретикули, то ли фнукивание и флёпанье разумных матрассов с другого конца Галактики.

Трое Ищеек переглянулись.

Первым нарушил тишину граф:

– Максим, никогда не могу понять, когда вы говорите серьезно, а когда шутите. Это правда? Платона интересовала Елизавета Андреевна?

– Ага, – кивнул Макс. Он был страшно занят сенсорным меню, вмонтированным в стеклянную столешницу. – Возьму-ка я себе, пожалуй, соленых огурчиков к водочке. Так, простых русских огурцов у них, конечно, в меню не найдешь. Видно, ваша «Глобализация» слишком глобализированная для такой банальной закуски. Вот подлецы. Умеешь ты, Аврора, выбрать место для милых компанейских посиделок… Ладно, а что есть на замену? Соленый кактус? Отрава, наверное, но рискну. Проклятье, он не совместим с моим кодом ДНК. Система не дает сделать заказ. А с вашим ДНК, граф, кактус совмещается?

– Да, среди моих предков были бразильские немцы, эмигрировавшие в Южную Америку из Германии в одна тысяча восемьсот шестьдесят девятом. Тушили там кактусы с баварскими сосисками, варили кактусовый джем, так что суккуленты у меня в крови, – рассеянно сказал граф. – Но подождите с закусками, Максим. Что именно спрашивал Платон?

– Ой, граф, ну что вы как маленький. Всё как обычно: не заметил ли я чего-нибудь подозрительного в манере общения Лизаветы, что я знаю о ее ближайших друзьях и знакомых, как ей так быстро удалось приручить Великого Усуса, к которому Платон раньше относился с большим пиететом, а после недавних событий полностью разочаровался…

– Приручить Усуса? – пискнула Лиза. – И про Пусятину спрашивал? И что ты сказал?

– Да ничего. Мало ли что мне лично кажется подозрительным. Это никого не касается. Особенно такого неповоротливого служаку, как Платошка-тупая картошка. Одним словом, я прикинулся носком, набитым песком.

Граф немного расслабился, нацедил себе из чайника шампанского. Лиза отхлебнула пива – и едва не выплюнула его обратно. Чувство было такое, что она выпила протухшую, заплесневелую опару, замешанную на муке из осоки топяной, хвоща болотистого и еловых опилок. «Это ж что ж за дрянь-то несусветная!» – крикнула она в сторону очередной тележки, просвистевшей мимо их столика к другим посетителям. Тележка, естественно, промолчала. Лиза с горя забросила в рот несколько хвойных шишечек. Во рту стало немного веселее.

– Но детектор? – спросила Аврора.

– Детектор лжи обмануть нетрудно, – ухмыльнулся Макс. – Главное – контролировать свое тело и эмоции. На сто процентов. А это любой мало-мальский актер умеет. Не говоря уже про таких великих, но пока, к сожалению, недооцененных артистов, как ваш покорный слуга. Которому никто до сих пор не сподобился заказать соленого кактуса. Это я на вас, граф, намекаю.

– Максим, мне не жалко, поверьте! – воскликнул граф. – Однако как-то неловко перед владельцами ресторана, старавшимися создать идеальное меню для каждого.

– Ясен пень, – поддержала коллегу Аврора, любуясь ведьминским зельем в своей рюмке. – Система тебе ясно дала понять, что кактус не сочетается с твоей ДНК. Скажи, ты что, не доверяешь компьютерному разуму? Ты что, не веришь, что кактус навредит твоему глупому организму? По крайней мере – не пойдет тебе на пользу?

– Все полезно, что в рот пролезло, – нравоучительно сказал Макс. – Ваш компьютерный разум не всесилен. Откуда ему знать: может, у моего глупого организма стресс после общения с агентом Трёшки. Мой глупый организм, может быть, хочет объесться кактусов до потери пульса. Вы из простого чувства человеколюбия должны мне их заказать, граф. Не мучьте страдальца, вырвавшегося из клещей Третьего отделения!

– Аврор, водка у Макса точно безалкогольная? – Лиза потянулась к графинчику с «сумасбродкой». – Я тоже хочу так улететь, как он.

– Да что сегодня за бунт такой на подводной лодке? – возмутилась Аврора, выхватывая у Лизы графинчик и со звоном водружая его обратно на стеклянную столешницу. – Восстание ламеров. Сплошные нарушения рекомендаций компьютера. Один требует запрещенных кактусов. Другая нацелилась на чужой напиток. Тебе, Лиззи, система прописала еловое пиво – значит, пей еловое пиво.

Лиза насупилась.

– Ну и ладусики, – мрачно сказала она. – Тогда выпью его столько, чтобы свалиться под этот стеклянный стол. Постараюсь при этом захватить с собой одну из этих дурацких тележек. А что они в самом деле? – Она бросила горсть хвойных шишечек в очередную доставучую тележку, подкравшуюся к их столику с тихим шелестом. – Катаются туда-сюда. Как призраки официантов. Порядочным людям думать мешают.

– Смотрю, пиво-то тебе прямо с первого глотка в голову шарахнуло. – Аврора неодобрительно нахмурилась. – Надо бы тебя протестировать на произнесение «Нализаться до глобазиза…» – то есть «глобалила»… Тьфу, окей, потом протестируем. А сейчас –атакованная тобой тележка нам всем еду привезла. Разбирайте, лузеры.

Бедной Лизе система назначила именно то, чего она и боялась – рыбу. А точнее – щуку. А еще точнее – склизкий, дрожащий, мутный студень из щуки. Хотя откуда бы взяться древней героине русских сказок в этом интернациональном ресторане? Рыбья чешуя была изрыта неаппетитными ямками, оставшимися в результате обстрела хвойными пулями-шишечками.

Ошибочно думать, что если человек вегетарианец, он обожает рыбу и всё, что с ней связано. Лиза вот обожала углеводы и молочные продукты во всех видах. А рыбу терпеть не могла. Однако строгую систему «Глобализации» её жалкие субъективные вкусовые пристрастия не волновали. Ладно хоть какую-нибудь телятину не подсунули. Тогда бы Лиза просто встала и ушла (если бы смогла управлять своими ногами, потерявшими связь с мозгом после очередного глотка елового пива). Но, очевидно, несовместимость с мясом была прописана в Лизином коде ДНК.

Граф меланхолично глядел на содержимое своей тарелки: картофельные котлеты, бултыхающиеся, как киты, в белой жидкости, сильно пахнущей кокосом. Сверху всё это было усыпано мелкой коричневой стружкой.

– Это что за суп у вас такой? – спросила Лиза, морща нос.

– Крокеты картофельные с подливкой из кокосового молока и тертым жареным каштаном, сударыня. Причудливое танго бразильской и немецкой кухни под парижскую шансонетку… Знаете такие строчки? «Но лишь мотив танго, в котором есть упорность, и связность грустных нот захватит вместе нас… А я – я сам угрюм, спокоен, недоволен. И денег, Индии и пули в лоб хочу»20.

– Дрянь какая-то, – вынесла вердикт Лиза. – И стихи, и это ваше ККК – картофельно-кокосово-каштановое безобразие. И передайте вашему дурацкому грамотею-поэту, что ударение в слове «танго» ставится на первый слог.

– Но, сударыня, это ударение обусловлено стихотворным ритмом, а также французскими речевыми пристрастиями автора…

– Минутку! А где мои соленые кактусы? – обиженно спросил Макс, которому досталась порция сингапурских дамплингов, больше всего похожих на продолговатые пельмени из прозрачного теста с мясной начинкой. – Сижу тут как зайчишка, весь такой наивный, жду угощения… В высшей степени непорядочно с вашей стороны, господин фон Миних, обмануть своего коллегу-зайчишку в лучших ожиданиях!

– Сударь, – фон Миних совсем растерялся, – но мы же с вами договорились…

– Дайте графу поесть, лузеры, – вмешалась Аврора. – Он единственный из вас настроен позитивно. Отстаньте от человека. А не то система вас заблокирует за порчу аппетита клиентам.

Сама программистка при помощи большой ложки вела активные раскопки в печеной тыкве, заполненной взбитыми сливками с корицей.

Лиза с Максом стали неохотно ковыряться в своих тарелках.

– «Ты ласточек рисуешь на меню, взбивая сливки к тертому каштану. За это я тебе не изменю и никогда любить не перестану»21, – тихо сказал граф, адресуясь больше к своей картофельной котлете, чем к Авроре. Однако та (Аврора, не котлета) польщенно хмыкнула. – Коллеги, предлагаю поднять тост за вдохновительницу нашей чудесной новогодней встречи…

– Ага, чудесной, – недовольно пробурчала Лиза, пытаясь заставить себя проглотить хотя бы кусочек студенистой рыбьей массы. – Противнее забегаловки во всех параллельных мирах не сыскать. Даже наша школьная столовка – мишленовский ресторан по сравнению с этой вашей дурацкой нализ… наглоба… до глоба… – «Нализаловки», в общем. Я могу сказать только одно: ну и гадость эта ваша заливная рыба!

– Ха, рыба ей не нравится. Лиззи, бейби! – Аврора скрестила пухлые ручки на объемной груди. – В этой рыбке на несколько мегабайт меньше калорий, чем в твоих нездоровых пирожках. Которые ты поедаешь тоннами. Тебе худеть надо, АСАП!

– Как ты меня назвала? – пьяно вскинулась Лиза. – А ну-ка повтори! Что еще за арап?

– Блин еловый, не арап, а АСАП – as soon as possible. С английским у нас тоже биг трабл, как я погляжу. Короче, поменьше пирожков – побольше рыбы.

– Аххх! – Лиза едва не захлебнулась мерзким пивом из-за осенившей ее ужасной догадки. – А что это у тебя вид такой самодовольный? Как у Пуськи, когда он тайком слопает сметану, предна… предназнавш… в общем, которую я сама хотела съесть. Уж не приложила ли ты свои хакерские ручки к моему меню?

– Оу, Лиззи, какая клевета, – ненатурально возмутилась Аврора, ухмыляясь, как Красная Шапочка, выгодно продавшая волка бродячему цирку. – Я бы никогда не посмела… Клянусь Господом Ботом…

Макс, прищурившись, посмотрел на Аврору сквозь рюмку, полную рябиновой «сумасбродки»:

– Мда, владычица глобальных морей и окиянов… Я бы настоятельно не рекомендовал тебе: а) садиться на стул, оснащенный детектором лжи; б) надеяться даже на третьестепенную роль в третьеразрядном фильме. Врать ты не умеешь.

– Умею, еще как, я в этом мастер восмидесятого левела. Просто перед вами, лузерами, стараться неохота, – чванливо ответила Аврора. – Окей, я через свой заточенный Перстенек дистанционно вмешалась в настройки системы. Комп-то местный не в курсе, что тебе, Лиззи, нужно сбросить пару килошек! Назначила тебе наивная железяка аж даже пиццу «Четыре сыра» наполетано. Есессьно, я была обязана это исправить. Изменила на барракуду. И Господь наш виртуальный Бот одобрил бы меня на тысячу мегабайтов.

Лиза вообразила себе идеально круглую, с хрустящей корочкой и обжигающей неаполитанской начинкой пиццу-солнце – и громко застонала. Дрожать у нее в тарелке должен расплавленный сыр, а не мерзкий рыбий студень!

– Бессердечная ты, Аврора! Лишить меня вкусняшки, которая перебила бы гадкий вкус елового пива… У меня во рту такое творится, будто тухлая лягушачья икра затеяла вечеринку с древесными грибами. Думаю, ладусики – рыба дрянь, но хотя бы щука. Желание загадаю. А теперь выясняется, что это даже и не щука! Барракуда какая-то, ферритин её побери! И что мне теперь делать со всеми своими желаниями, коих у меня накопилось вагон и маленькая тележка? И под словом «вагон» я подразумеваю вовсе не маленький вагончик вашей вакуумки, а нормальный такой товарняк!

– Единственное твое желание сейчас должно быть – похудеть, – нравоучительно сказала Аврора. – Нет у тебя силы воли, как я погляжу. Совсем. Отсутствует. Хочешь эпик фейл вместо нашего запланированного ивента?

– А что за ивент у вас запланирован, дамы? – влез в беседу Макс. – Для чего этой восхитительной богине еще худеть? И, что гораздо важнее: граф, где мой кактус? Ну граф, ну закажите, что вам, жалко, что ли?

– Максим, мне неловко указывать на моральный аспект вашей просьбы, но я не хотел бы быть обвиненным в мошенничестве, – чопорно сказал граф.

Несмотря на то, что фон Миних пил настоящее шампанское, а Макс – безалкогольную водку, граф по-прежнему оставался собранным и сосредоточенным, как сжатая пружина, в то время как унтер-офицер небрежно развалился на своем металлическом стуле, словно старосветский барин в окружении цыганского хора. И это при том, что конструкция стула совершенно не предполагала никакого разваливания посетителей, и уж тем более такого разнузданного разваливания.

– Так что вы там задумали, прекрасные Ищейки? – не отставал Макс, вальяжно закидывая ногу на ногу.

Нужно было что-то ответить, и Лиза сказала:

– Э-э… Ну… Я должна буду влезть в одно платье. Как там Коко Шанель говорила? У каждой женщины должно быть маленькое телепортационное платье.

Она глупо хихикнула и отхлебнула еще елового пива, которое внезапно перестало ей казаться таким уж мерзопакостным.

– Ха, я вот сию секунду осознал, что ты, Лизавета, вылитая Коко, особенно в этой шляпенции. – Макс игриво ей подмигнул.

Лиза кокетливо стряхнула несуществующую пылинку с рукава своего новенького свитера.

* * *
23 декабря


Желая вознаградить себя за блестящее расследование в аэропорту, на следующий день после спасения Джима Лиза совершила набег на ближайший пассаж Ламановой.

Как выяснилось, в «Ламе» действовала особая система подбора одежды. При входе в пассаж стояло множество одноместных кабинок из темного стекла – они же примерочные. Покупатель заходил в одну из них, раздевался до белья, неоновые лазеры пробегались по всему телу, снимали все возможные мерки. После этого на сенсорный экран кабинки выводились иллюстрированные рекомендации: какие модели из всего бескрайнего ассортимента Ламановой подойдут именно этому клиенту, как их сочетать между собой, что поможет подчеркнуть цвет глаз и какой лечебный эффект окажут носки из новой коллекции «Марс – это новая Земля». Разумеется, никаких продавщиц в зале не наблюдалось, только самоходные вешалки на четырех колесиках подвозили к примерочным всё новые наряды.

Лиза осмотрелась. Громадный безлюдный зал больше походил на центральный склад, заполненный бесконечными стойками с одеждой. Найти себе здесь новые штаны было не более реально, чем одну золотую ворсинку – в клубах Пусиной шерсти, которые в таком количестве скопились у нее в квартире, словно мандариновые апартаменты сняли специально для них, клубов шерсти. Пылесосить Лизе было, конечно, лень.

Лиза бездумно тыкала в темный экран своей кабинки, но так и не сообразила, как активировать пресловутые лазеры. Она выглянула из примерочной. Вокруг никого, обратиться за советом не к кому – остальные покупатели попрятались по своим кабинкам, как космонавты по ракетам. Она попробовала призвать ближайшую самоходную вешалку. Однако та следовала заданному курсу и на Лизины пшикания и робкие махания руками не реагировала. Лиза вернулась к экрану и стукнула по нему кулаком. Экран молчал.

– Дурацкая кабинка сломалась, – решила Лиза и, прижав к груди комок со своим барахлишком, проскользнула в соседнюю примерочную.

Тут экран ярко светился и вовсю крутил модели спортивной одежды для мужчин. Очевидно, предыдущий клиент ушел, так и не совершив покупку. К кабинке подкатила очередная самоходная вешалка.

– Возьму, папаверин вас всех побери, пусть даже это будут плавки-стринги! – обозлилась Лиза. Она твердо решила не уходить из пассажа без обновок.

К счастью, это оказались не плавки, а добротные тренировочные брюки серого цвета («с карбоновыми нитями для особой прочности», гордо сообщил сенсорный экран) и отличный мужской свитер «оттенка зимней Невы» – проще говоря, тоже темно-серый. К комплекту прилагалась дутая черная жилетка. Вещи оказались размера на три больше, чем нужно, но Лизе они неожиданно понравились: теплые, удобные, неброские – чего еще желать?

Лиза поглядела на себя в зеркало: в просторной спортивной одежде и изысканной бордовой шляпе она смотрелась очень даже парацетомольно.

Старые легинсы, потрепанную водолазку и дачную куртку из родной реальности она выбросила в контейнер «На переработку», установленный на выходе из пассажа.

* * *
31 декабря – 1 января


Аврора фыркнула в ответ на замечание Макса.

– Лиззи наша – Коко? Скорее уж кар-кар. Или чирик-чирик. Что за унылый вид, да еще и в Новый год? Типичный воробей-лузер, который всю жизнь сидит под кустом. Потому что дико боится, чтобы его не сбил квадрокоптер. Не припомню, чтобы Шанель ходила в трениках.

Сама Аврора меньше всего походила на воробья. Или на любую другую скромную птицу. Или вообще на существо с планеты Земля. В честь Нового года она вырядилась в кричаще-розовый балахон с крошечными золотыми колокольчиками, звеневшими при каждом ее движении. Однако этого ей показалось мало, и потому поверх балахона Аврора набросила еще и короткую оранжевую кофту с огненным рисунком на спине. Поверх пламени красовалась глупая, но грозная физиономия золотой рыбищи в роскошной короне. Неведомый художник очень старался придать невинной рыбке черты разъяренного тигра. А чтобы ни у кого не осталось сомнений в серьезности ее намерений, он украсил кофту надписью: «Владычица Морская. Поджарим конкурентов». Пышную грудь пересекал ремень канареечной компьютерной сумки – Аврора никогда не выходила из дома без своего верного лэптопа.

– А знаете, сударыня, позволю себе с вами не согласится, – вдруг сказал граф, выходя из задумчивости. Картофельно-кокосовые крокеты он почти не ел, только потягивал шампанское. – Мой прадед был близким другом семьи Коко Шанель и ее мужа Константина Михайловича Веригина. Он часто бывал у них в гостях, в их уютном особняке на Васильевском острове… Вы ведь знаете, что Константин Михайлович посвятил Коко свой знаменитый аромат «Номер Пять»? Она всегда была его музой. Не только женой, не только известным модельером, но еще и вдохновительницей великого русского парфюмера… Да, так вот, по рассказам прадеда, Коко часто принимала гостей в домашних брюках мужа. Так что Максим прав: Елизавета Андреевна и правда сейчас напоминает мадмуазель Шанель.

Аврора надулась, а Макс спросил:

– А разве Коко говорила не про маленькое черное платье? Что-то не припомню ее высказываний про телепортационные платья.

Кажется, он был не так расслаблен, как хотел казаться. Лиза почувствовала смутное беспокойство сквозь пелену пивного тумана.

– Ну да… Я имела в виду черное платье. Черное платье, черная дыра, Стивен Хокинг, телепортация… Ассоциации, понимаешь, Максимка? У нас, швейцарцев, голова так устроена. Знаешь, как у нас в Швейцарии говорят? Же не манж па… тьфу, не то… гебен зи мир… Нет, погодите.

За последние дни граф её немного поднатаскал по истории, культуре и национальному языку Швейцарии, однако сейчас Лиза соображала ничуть не лучше альпийской коровы. Учебные посиделки в "Омеле" выветрились без остатка. Она не могла вспомнить не единой швейцарской поговорки.

Макс внезапно подобрался и вместе со стулом придвинулся поближе. Стальные ножки стула заскрипели по хромированному полу. Внимательные черные глаза смотрели Лизе прямо в душу, бултыхающуюся в еловом дурмане.

– Лизавета. Ты же не носишь платья. Вообще. – Он обвел взглядом всю компанию. – Господа Ищейки, может, хватит держать меня за дурачка? Что происходит? Случайные намеки на телепортацию. Лизин выговор, не похожий ни на один акцент на свете. Ее полное незнание реалий её мифической родины и этого мира в целом. Проклятье, любой человек на Земле старше трех лет хоть раз в жизни слышал про мороженое от Абрикосова! Любой, но только не она. Уверен, всё это связано с профессиональным интересом Платона к нашей богине. Я люблю греческую мифологию и два раза в год бываю в храме Афины в нашем Заповеднике. Но я не могу заставить себя поверить, что Лизавета и вправду спустилась к нам с Олимпа. Я увязался за вами не из большой любви к вашей «Галлюцинации», поверьте. Просто хотел узнать всё из первоисточника. Я должен понимать, что именно скрываю от Шварца. Не хочу быть соучастником покушения на Императрицу или захвата марсианами Шепсинской синемастудии. Ну? Что скажете, многоуважаемые заговорщики?

Аврора посмотрела на графа. Граф посмотрел на Аврору. Лиза ни на кого не посмотрела, потому что с трудом фокусировала взгляд. Барракуда так и осталась нетронутой. Чего никак нельзя было сказать о бутылке болотного пива.

– Выбора-то у нас нет никакого, блин еловый, – сказала Аврора.

– Максим известен своей преданностью интересам Седьмого отделения, – согласился граф. – Он наш давний друг. Полагаю, нам нужен союзник в рядах жандармерии. Мало ли что. Миссия предстоит сложная.

Лиза тихо икнула.

Аврора залпом выпила рюмку черного ликера и обратилась к Максу:

– Ну вот что. Лиззи в бессознанке, поэтому ответим за нее. Она из параллельного мира. Телепортировалась сюда случайно, сама не знает как. Правда не знает, она жуткий ламер во всем, что касается физики в целом и техники в частности. Сам уже наверняка понял. Гналась за котом своим, попала под дождь, оказалась в нашем мире. Всё нечаянно. Как обычно у лузеров бывает.

– Пуся! – возопила Лиза на весь зал, услышав слово «кот». – Я соскучилась по Пусятине. Отведите меня домой. Хочу ехать на такси!

На нее никто не обратил внимания. Макс напряженно слушал. Граф меланхолично потягивал шампанское.

– Короче, мы ее сейчас пытаемся отправить домой. Потому что тут она нам нужна, как баг в коде. Всё портит.

– Тут я, пожалуй, с вами не соглашусь, Аврора Валерьевна, – вступился за Лизу фон Миних. – У Елизаветы Андреевны нестандартный подход к расследованиям. Посмотрите, как мы поднялись в Рейтинге благодаря ее усилиям! И я до сих пор под впечатлением от ее совместной работы – или я должен сказать «соперничества»? – с господином Шварцем, который был вынужден признать полное поражение в этой интеллектуально-детективной битве.

– Блиин, – закатила глаза Аврора.

– Я был бы счастлив, если бы Елизавета Андреевна сумела здесь задержаться, – заключил граф. – Но она всеми силами души стремится домой, в другой мир. Хотя, судя по ее же рассказам, это поистине страшное место. Загробный мир и то кажется привлекательнее…

– Да! – выкрикнула Лиза, смутно понимая, что обсуждается ее биография. – Я из другого мира и горжусь этим!

– Тихо ты, репка в кепке, – накинулась на нее Аврора. – Короче, Макс, не буду грузить тебя нюансами, но мы работаем над тем, чтобы закинуть Лиззи домой.

– Да! Хочу домой! На такси! – поддержала Лиза.

– Вот блин еловый, совсем ее развезло… Энивей, я делаю одну изящную программку для телепорта. Но этой обжоре сперва нужно похудеть, чтобы не распасться на гравитоны во время перемещения между мирами. А она рот закрыть не может. Поглощает пирожки, как вирус – личные данные пользователей.

– Максим, мы понимаем, что в эту историю сложно поверить, – сказал граф. – Но я даю вам слово дворянина, что это чистая правда. Филипп Петрович сможет подтвердить всё до последнего слова, когда вернется из Америки.

Макс помолчал.

Посмотрел на Лизу, которая была страшно занята – тыкала пальцем в Перстень, приговаривая: «Колечко, покажи, что там Пуська делает? Небось колбаски у Самобранки заказывает? Колечко-колечко, а покажи мне Игоря! Как он Новый год отмечает – "ерша" делает из "Советского шампусика" и водки? С соседом опять дерется? Ну, покажешь ты уже что-нибудь или нет, дрянь изумрудная?». Разумный Перстень, принципиально не отзывавшийся на пошлое "колечко", надменно молчал.

Макс снова закинул ногу на ногу.

Опять посмотрел на Лизу. Теперь она, пригорюнившись, бормотала над своей заливной рыбой: «Если мы в таком темпе будем продвигаться, я на аэродром не попадаю».

– Чем я могу помочь? – просто спросил он Аврору и графа.

– И даже соленый кактус не потребуешь за молчание? – изумилась Аврора.

– Благодаря Лизавете мне премию дали за арест Фернанды, – сказал Макс. – Так что я в деле. Мне нужны новые эмоции. Хочу вжиться в роль героя фантастического фильма. А кактус мне ваш даром не нужен. Закажу себе нормальных соленых огурчиков из «Омелы». Ты будешь что-нибудь, королева шорт-кодов? И вы, граф?

– Ну океюшки, уговорил, – сварливо сказала Аврора. – Пусть пришлют мне блинов с вареньем из брюквы.

– Я не против чашки зеленого чая, если не трудно, – попросил фон Миних.

– А мне кофе! – воскликнула Лиза, мгновенно отреагировав на магическое название. – Умираю хочу кофе… И пирожков. Да. И… Я уже говорила, что хочу кофе? Значит так: я буду двойной эспрессо и по одному пирожку каждого вида… Постойте, я что-то забыла. Вот, Макс, вспомнила: закажи мне двойной эспрессо. И я ужасно хочу есть. Итак, я буду… А что я буду? Ах да, кофе! И пирожков. Закажи мне пирожков.

– Их там шестьдесят четыре вида, – предупредил Макс.

– Ладусики. Заказывай все. – Она положила голову на руки и отключилась.

– Вот блин еловый, – вздохнула Аврора.

* * *
– Доброй ночи-доброй ночи-доброй ночи, друзьяшки мои милые!

Кофе – это хорошо. Двойной эспрессо – это в два раза лучше, чем просто хорошо.

Лиза могла сейчас мыслить только очень простыми категориями. Ее сознание еще бултыхалось в пивном болоте, цепляясь за колючие еловые ветки. Однако доблестный кофеин, проникнув в отравленную алкоголем кровь, уже начал срочную операцию по спасению жалких остатков Лизиной соображалки.

Где-то рядом болтал ее лучший друг. То есть это он сам так себя называл. «Ваш лучший друг, ведущий телеканала «Всемогущий» Ангел Головастиков». Так. Телеканал. Телевизор. Дурацкая страна, которая секунды не может прожить без включенного на полную мощность телика.

Лиза оглянулась. Экранов в зоне видимости не было. Она оказалась в единственном ресторане империи, не оборудованном экранами. Вот почему тут так мало посетителей. Поэтому и еще потому, что еда здесь просто отвратная. Не говоря уже про напитки.

Лизу слегка затошнило, и она экстренно глотнула еще кофе.

– Радуйтесь, друзьяшки мои дорогие, потому что ваш лучший друг осчастливит вас своей компанией в эту миленькую новогоднюю ночь. Да-да, можете не отвечать, я знаю, что вы сейчас задыхаетесь от восторга.

Если телевизора нет – откуда доносится знакомая бессмысленная трескотня?

Лиза посмотрела прямо перед собой и вздрогнула. Напротив сидел Элвис Пресли и жадно поглощал пирожок. Кажется, с капустой и яйцом.

Тьфу ты, чего только спьяну не примерещится.

Лиза на какое-то время снова выпала из всех реальностей, потом сообразила сделать еще один глоток эспрессо. Ее сознание уцепилось за руку помощи, протянутую мужественным и сильным кофеином, и благополучно выползло на твердый берег.

Нет, металлический стол действительно был завален аппетитными пирожками и блинами в фирменных зеленых упаковках с золотыми листочками. Лиза с трудом, но связала-таки появление упаковок с тем низким жужжанием, которое полчаса назад так навязчиво прорывалось сквозь еловое марево, окутавшее ее мозг. Значит, это были квадрики из «Омелы». И судя по количеству пирожков, сюда пожаловала целая процессия курьерских дронов. Как только она могла пропустить такое зрелище?! Дурацкое пиво, работает лучше любого снотворного. Вырубило ее не меньше чем на полчаса.

А напротив, между Авророй и Максом, и вправду сидел Элвис. А точнее – Ангел Головастиков, выряженный Элвисом. Тут было всё: белый шелковый костюм с золотыми звездами, цепочками и красными заклепками, короткий плащ с алой подкладкой, невообразимый стоячий воротник. На голове – взбудораженный кок, в глазах – огонек превосходства. И голая грудь, конечно. Гладкая и блестящая от масла.

– Эмм… A little less conversation a little more action? – сказала Лиза нетвердым голосом. Она вполне лояльно относилась к старому рок-н-роллу.

Все недоуменно уставились на нее.

– А я-то думала, ты трезвеешь, – сказала Аврора.

– Так я и трезвею. Даже вот песню Элвиса вспомнила.

– Какого еще Элвиса, Лизавета? – спросил Макс.

– Того самого… Ну как же, Элвис – все знают Элвиса!

Лиза чувствовала себя совершенно беспомощной. Это как объяснять: «Солнце! Ну, солнце, понимаете? Такой шарик, который каждое утро поднимается над горизонтом! Ну кругленький, блестящий! Дарит всей планете жизнь и мешает вам смотреть телевизор».

– Генри Джон Элвис, сударыня? Британский ботаник, коллекционер бабочек? – с участием спросил граф.

– Нет! Вот дурацкая империя, просто курам на смех, – чуть не плача, сказала Лиза. – Что это вообще за мир без Элвиса Пресли!

– Что? Пресли? – вклинился Ангел, играясь с цепочкой на своем расклешенном рукаве. – Но при чем здесь песни, милочка? «Пресли» – это довольно классненький отечественный производитель джинсов. Основан в тысяча девятьсот сорок третьем американцем Верноном Пресли, он приехал в Россию на заработки. Первое время джинсы шила его жена Глэдис, эти первые пары сейчас ценятся как яйца Фаберже! Винтаж, история! Мне, конечно, удалось отхватить один ценный экземплярчик. Я их не ношу, держу дома под стеклом в специальном стеллаже… И как вы можете этого не знать? – Он окинул надменным взглядом Лизин мешковатый свитер: – Хотя да, с вашим-то стилем, милочка… Вы, наверное, и про Лидваля-то никогда не слыхали… Да, а потом фирма перешла по наследству сыну Вернона – Аарону Пресли, ну и пошло-поехало. У него была такая эффектная фигура, просто ух, восторг, он сам фотографировался для рекламных плакатов… С обнаженным торсом, о, римский гладиатор… Джинсы расхватывали, как горячие пирожки. – Ангел в ажитации уцепился за очередной пирожок, кажется, на этот раз с рисом, и затолкал его в рот. – У меня шестьдесят четыре пары «пресли», – невнятно сказал он, жуя пирожок, – считая ту коллекционную. Или шестьдесят пять? Нет, одну я проиграл в карты на той безумной вечеринке. Значит, да, шестьдесят четыре. Стоп! Нет! Шестьдесят три! Я забыл, что еще одну пару пожертвовал одному своему страстному поклоннику. Расписался за заднем кармане и подарил. Итак, подведем итог: у меня шестьдесят три «пресли», и это так же верно, что я сижу здесь с вами и ем этот пухлый пирожочек с яблоками.

Лиза медленно приходила в себя. Всё это было до трицикликов странно: на одной руке Перстень-Разумник, на другой – обручальное кольцо из другого мира и полустертый автограф местной телезвезды… И ни в одной руке не зажата сигарета, непременная спутница алкоголя. Новый год в альтернативном мире, где нет Элвиса-музыканта, зато есть Пресли-модельер; где нет оливье, зато есть препротивная заливная барракуда; где нет боя кремлёвских курантов, зато есть космические музыкальные переливы; где нет Игоря, зато есть… друзья?

– Пять минут до полуночи, – сказал Макс.

– А мы что, Новый год с этим кривлякой будем встречать? – хриплым шепотом спросила Лиза у Макса. – Что он вообще тут делает? На запах пирожков прилетел?

Макс ответить не успел – за него это сделал сам Ангел: Лизин так называемый «шепот» был слышен даже за соседними столиками.

– Отнюдь, милочка, – обиженно отозвался Головастиков, налегая на Аврорин блин с брюквой. – Я здесь вовсе не из-за ваших крестьянских пирожков и уж тем более не из-за ваших плебейских блинов. – Он высокомерно фыркнул, облил презрением кусок блина на своей вилке и сунул облитый презрением блин в рот. – Это еда слишком проста для такого изысканного херувимчика и чаровника, как ваш лучший друг и знаменитый телеведущий Ангел Головастиков. – Иногда он вдруг начинал говорить о себе в третьем лице, и Лизу это жутко раздражало, даже если она слышала подобное по телевизору, что уж говорить про личное общение. – Такие эталоны великосветскости, как Ангел Головастиков, питаются только из рук личного повара, либо посещают особенные места. Например, «Глобализацию». Ведь тут подают индивидуальную, строго выверенную еду и напитки, которые предназначены исключительно мне и никому больше, ясно вам, наивные друзьяшки?

С этими словами он взял не допитый графом бокал с золотым шампанским, широко, как лягушка на охоте, разинул рот и опрокинул выдохнувшееся шампанское прямо в горло, измазав край бокала жирным блеском. «Губы – мой инструмент, и я должен их увлажнять», – нахально заявил он в ответ на озадаченный взгляд графа и со звоном поставил бокал обратно на стол.

– Так вот, милочка, пока вы пребывали в прострации… Постойте-ка, постойте! А почему мне знакомо ваше лицо? – Лиза изумленно открыла рот, не в силах поверить, что после целого утра съемок в аэропорту Ангел так и не сумел ее запомнить. – Подождите, не отвечайте! У меня фотографическая память на лица. Я вас видел сегодня утром в вакуумке! Верно? Угадал? Ах, нет-нет-нет! Знаю! Вы меня гримировали перед дневной съемкой. Ну что, ваш кумир-очаровашка попал в самую точку? А? Признайтесь, что вы в шоке!

Лица молча показала Ангелу тыльную сторону своей правой ладони.

– А это что? Моя подпись? Ну я же говорю – вы были сегодня утром со мной в одном вагоне вакуумки, и я дал вам автограф, потому что я самый милый и обаятельный человек на земле, который никогда не откажет поклоннику!

С этими словами Головастиков торжествующе слопал пирожок с клюквой, на который нацелилась было Лиза.

– Энджи, у тебя сбой в системе. – В бессмысленный разговор вмешалась Аврора, явно недовольная утратой своей блина с брюквой. – Перезагрузи мозг, репка ты без кепки. Это наш ветеринар Лиззи. Ты снимал ее неделю назад в аэропорту. А до этого изрисовал ей всю руку на лестничной площадке, в нашем мандариновом доме. Она из девяносто седьмой квартиры.

Ангел безмерно удивился. Потом спохватился и срочно сделал вид, что и не думал удивляться.

– Ах да-да-да, именно это я и хотел сказать! Под словом «вакуумка» я имел в виду «лестница», а под словом «сегодня» я имел в виду… Когда там это было?

– Восемнадцатого декабря, – мрачно отозвалась Лиза.

– Да-да-да-да, именно восемнадцатого. Я сразу вас узнал, милочка! Ну что, какая у меня память на лица, а? Не отвечайте, сам знаю – фотографическая! Меня много раз просили завещать свой мозг науке как образец красоты и идеальных извилин, но я планирую жить вечно. А что? Если наши ученые уже даже единорога самого настоящего вывели, неужели не придумают эликсир бессмертия?

– Так что у вас случилось, товарищ Головастиков? – устало спросила Лиза, чувствуя, как у нее звенит в ушах от бесконечной трескотни телеведущего.

– Ах да, перейду прямо к делу. Итак, пока вы, милочка, спали с открытыми глазами, я как раз рассказывал вашим коллегам, что ваш лучший друг, симпатяшка и солнечный лучик Ангел Головастиков стал жертвой самого настоящего, бессовестного, более того, бесчеловечного преступления…

– Три минуты до Нового года, – сказал Макс.

– Что? Да, вот именно из-за всей этой новогодней суматохи я не дошел до вашего Отделения. Ну такая карусель! Вы, господа Ищейки, своими маленькими скучными умишками даже не можете себе вообразить, сколько у меня перед Новым годом дел. Всё собирался заглянуть к вам на Литейный, но просто на секунду же не вырваться! – Ангел утомленно закатил глаза. – Сплошные церемонии, шоу, награждения меня разнообразными статуэтками: «За лучшую прическу декабря-2019», «За самую нелепую ошибку года в телеэфире», «За самый накачанный пресс среди сыновей священников»…

– За что? – ошеломленно переспросила Лиза. – Среди кого?

– За самый накачанный пресс, – повторил Ангел, расстегивая ослепительный пиджак до пояса и демонстрируя вполне себе вялый и даже дряблый животик. – Среди сыновей священников. Мой папенька, черт его возьми, прожженный церковник. И если вы, милочка, думаете, что у меня не самый спортивный пресс, вы бы поглядели на других участников конкурса! Мы, прихрамовые дети, с детства приучены брызгать в людей святой водой, но никак не рассекать бассейн высокотехничным кролем…

– Телевидение – вот священная религия двадцать первого века, а вы, сударь, ее талантливый мессия, – меланхолично сказал граф. – Прошу прощения, но полночь наступит… – он щелкнул по Перстню, – …через две минуты.

Лиза поняла, что пора любой ценой прервать полившиеся как из ведра воспоминания Ангела о том, как он когда-то победил в турнире по речным салочкам среди самых завидных женихов Российской империи. От обилия подробностей касательно моделей плавок, в которых явились участники, у нее закружилась голова.

Она первая схватила пирожок с клубникой, к которому потянулся, ни на мгновение не переставая болтать, Ангел, и тем самым обратила на себя его (Ангела, не пирожка) внимание. Хотя пирожок тоже явно был счастлив спрятаться у нее во рту от потока сомнительных мемуаров.

– Что за преступление-то у вас произошло, дорогой мой человек? – успела выпалить Лиза в образовавшейся паузе.

– Камиллу! Камиллу похитили. – Ангел наконец-то добрался до ключевого момента своей истории. – Камиллочку, мою ненаглядную девочку, украли. Прямо у меня на глазах. Квадрик – вжжих! – влетел в открытое окно. И – всё, конец. Унёс Камиллу незнамо куда. Девочку мою беззащитную!

– Это ваша дочь? Или ваша супруга? – с участием спросила Лиза. – Так вам тогда не к нам, товарищ Головастиков. Мы только животными занимаемся.

– Унтер-офицер Абрикосов, полиция Санкт-Петербурга, – представился Макс, резко отставив в сторону рюмку с «сумасбродкой». – Готов принять ваше заявление о похищении. Несмотря на то, что до Нового года… меньше минуты. Непонятно только, почему вы так тянули с обращением в полицию. И сразу вопрос: что это за квадрокоптер, который сумел поднять человека?

– Что? А вы, друзьяшки, как я погляжу, совсем не интересуетесь частной жизнью ваших кумиров! Все, все вокруг, вся страна, вся планета, все параллельные миры знают, что Камилла – это моя драгоценная, обожаемая, прелестная курочка!

Макс хмыкнул и вновь взял рюмку в руку.

– Десять секунд, блин еловый! – сказала Аврора.

– Погоди, Аврор, тут всё равно дело серьезное. – Лиза забеспокоилась. – Курица, конечно, не дочь и не жена, но она тоже может быть в опасности.

– Лиззи, бейби, тебе столько предстоит узнать в Новом году, – вздохнула Аврора.

– Сударыня, уверяю вас, волноваться не о чем. Филипп Петрович мне как-то рассказывал про Камиллу Головастикову. – Граф впервые за вечер улыбнулся.

– Да что происходит-то, во имя вселенского альфакальцидола? – заорала Лиза, окончательно потеряв терпение.

– Камилла – это моя драгоценная, обожаемая, прелестная резиновая курочка! – торжественно объявил Ангел, закрыл глаза в знак невосполнимой потери и смиренно склонил голову, как после причастия.

В этот момент из колонок грянуло «Боже, Царя храни!», только без слов и в какой-то альтернативной переработке, с проникающими до самой селезенки басами. Все встали – улыбаясь, словно предвкушая что-то хорошее. Лиза тоже поднялась, чтобы не быть белой вороной. Хотя гимн её страны был совсем другим. И улыбаться под него не следовало.

Вместе с оглушительным звуком из перфорированных потолочных панелей хлынул поток разноцветных конфетти.

В одно мгновение безликий, стерильный ресторан превратился в океан ярких красок.

Российская империя вошла в 2020-й год. И это было сногсшибательно. Особенно для того, кто нетвердо стоял на ногах.

Гимн закончился.

– С новым годом! С новым цветом! – зашумели посетители.

Все бросились обниматься, смеяться и хлопать друг друга по плечам. Люди лепили из конфетти рыхлые «снежки», радостно швыряли их друг в друга, хохотали во весь голос, словом, вели себя, как бессмысленные пятилетки на прогулке в детском саду. Громче всех пищал Ангел, мгновенно позабывший о своей безмерной скорби по пропавшей Камилле. Он наподобие юного козлика скакал по усыпанному конфетти полу, хватал с чужих столов яркие кружочки и горстями засовывал их за шиворот всем подряд. Напомаженный кок на его голове растрепался и покрылся россыпью нарезанных бумажек; налипли они и на губы, и на блестящую грудь, сам же он весь раскраснелся от веселья и довольства.

Макс ни в кого ничем не кидался, а непринужденно прогуливался между столиками, сунув руки в карманы твидовых брюк, насвистывая и всячески делая вид, что он совсем не следит за соблюдением порядка, хотя, кажется, именно это он и делал. Изредка он запрокидывал голову к потолку и ловил ртом очередную «снежинку», пикирующую с металлических небес.

Присмотревшись, Лиза поняла, что конфеттишкой норовит угоститься каждый посетитель. В том числе и изысканный граф фон Миних. Откуда-то он взял чистый бокал, нацедил туда своего золотого шампусика и теперь был занят тем, что растворял в сверкающей жидкости круглые бумажки. Бумажки растворялись подозрительно быстро.

– Граф, какого папаверина вы делаете? И почему все вокруг едят эту цветную дрянь? – перекрикивая гул и гам, крикнула Лиза через стол.

Фон Миних подошел поближе со своим золотым бокалом.

– Это традиция, сударыня, – объяснил он. – Попробуйте хотя бы одну.

– Вот еще! – фыркнула Лиза. – Я пока еще в своем уме. Бумагу есть, выдумают тоже. А еще называют себя прогрессивной империей. Дураки какие. Одна я умная. Ну разве что еще Аврора.

Она кивнула на программистку, которая единственная из всех не ела конфетти, а с суровым видом их поджигала, прямо на лету, выпуская из своего Перстня крошечные, ослепительно зеленые лазерные лучики. Невесомые кругляшки вспыхивали в воздухе, как маленькие китайские фонарики, и сгорали, не успев приземлиться на стол.

– Класс, – с уважением сказала Лиза. – Я тоже так хочу.

– О, сударыня, так ни у кого из нас не получится, – усмехнулся граф. – Госпожа Успенская работала в «Емеле» – это научный оборонный центр, там в свое время и придумали климатическое оружие. Но оно закодировано на стольких уровнях, что даже Авроре взломать эту защиту не под силу… А вот Перстень со встроенным лазерным лучом она каким-то образом раздобыла.

– Как? Стянула из лаборатории?

– Боюсь даже предполагать. Модель «Ручной василиск» получают под расписку только агенты Третьего отделения… Когда-то и у меня такой был… – Граф помрачнел, глотнул шампанского, потом тряхнул головой, отмахиваясь от воспоминаний. – Так или иначе, Аврора никогда не ест лепестки. Принципиально. Она против любых традиций, и ее упрямство – уже тоже своего рода традиция Седьмого отделения.

– Лепестки?

– Да, так они называются. Попробуйте, Елизавета Андреевна. Не пожалеете, слово дворянина.

Невесомые «снежинки» продолжали потихоньку кружить в воздухе. Лиза протянула ладонь, поймала зеленую, белую и серебристую конфеттишку.

– Нужно произнести пожелание: чтобы год был ярким и сладким, – подсказал граф. – Мы тут в приметы не верим, но эта работает.

Лиза пожала плечами:

– Сказать я могу что угодно. Это всего лишь слова. Как там надо? Чтоб год был ярким и сладким, чтоб серотонин держался на уровне поросячьего восторга, адреналин бурлил в крови как ваше шампанское, а Пуська перестал драть Самобранку! Ну, с самым дурацким Новым годом вас, граф!

И она бесстрашно закинула в рот все три кругляша сразу.

Это и правда оказалось вкусно. Лепестки таяли на языке и напоминали то ли миндально-цитрусовые печеньки, то ли леденцы-барбариски, то ли сладкий воздух раннего летнего утра. Ничего подобного Лиза в жизни не пробовала. Это был вкус другой Вселенной. Вселенной, где никогда не слышали о пальмовом масле, пищевом формальдегиде и гликане пекарских дрожжей. Серотонин в крови у Лизы резко взмыл вверх.

– Вкусняшка какая… Еще! – Лиза потянулась к своему бокалу из-под пива, который наполовину заполнился восхитительными кружочками.

– Хватит тебе, – сварливо сказала Аврора. Ей, видно, надоело испепелять лепестки, поэтому она подъехала со своим стулом поближе к Лизе и принялась испепелять взглядом ее. – В дыру между мирами не влезешь. Да и пить ты, бейби, совсем не умеешь. Дай-ка я прямо сейчас приведу тебя в норму.

Аврора пустила лазерный луч из своего Перстня прямо в Лизин Разумник. Тот отозвался невиданной вибрацией, от которой Лиза моментально протрезвела. Она испугалась, что Аврорин лазер заодно сжёг ей безымянный палец левой руки, но нет, всё было в порядке.

– Другое дело, – удовлетворённо сказала Аврора. – Окей. Теперь соберись – сейчас кое-что начнётся. Не пугайся.

– Что, во имя анальгина? Что начнется? – тут же ужасно перепугалась Лиза.

Между тем, «кое-что» оказалось еще одной весьма занимательной и совсем не страшной новогодней традицией альтернативной России.

– Светлого года, сограждане! – раздался уверенный женский голос прямо у Лизы в ухе – в том, где сидел Разумный наушник. Таким голосом обычно разговаривают электронные навигаторы: «Через пятьдесят метров поверните направо».

Перстень на Лизиной руке тоже ожил сам собой, засиял неярким зеленым светом. Над ним возникла маленькая трехмерная картинка: спортивного вида девушка, Лизина ровесница, оседлавшая мощного гнедого коня. Благодаря Пуськиной телезависимости Лиза сразу узнала в виртуальной девушке местную императрицу Екатерину.

То же видеопослание запустилось у каждого посетителя ресторана. Перстни вспыхнули одновременно за всеми столиками – множество зеленых огоньков тут и там, будто светлячки на поляне. Ангел прекратил свои безумства, вернулся к Ищейкам. Макс присел рядом. Граф отставил в сторону бокал. В «Глобализации» мгновенно воцарилась тишина. Вся империя замерла, прислушиваясь к голосу молодой государыни.

Вся империя – кроме Авроры. Юная нонкомформистка гордо скрестила руки на пышной груди, демонстрируя всем и каждому темный экранчик своего Перстня.

– Блокировка массовой рассылки, – пояснила она в ответ в на недоуменный взгляд Лизы. – В том числе императорского спама.

– Дом Романовых поздравляет вас с наступлением нового года, – бодро вещала тем временем Екатерина в наушнике. – Вся наша семья – мой папенька Николай Константинович, мой дедушка Константин Алексеевич, моя бабушка Мадлен Густавовна, наконец, мой супруг Генри Маунтбаттен-Виндзор, – шлет наилучшие пожелания вашим семьям. Желаем вам расширить горизонты в наступившем году! И как всегда, мы не ограничимся пустыми словами. Каждый гражданин империи в этом году получит подарок от Дома Романовых. Подарок, стирающий границы между небом и землей, между привычным и незнакомым, между родным и новым…

– Ну? – нетерпеливо спросила Аврора у графа. – Она уже сказала про подарок? Что в этом году? Какой подарок? Надеюсь, не хуже прошлогоднего!

– Минутку, сударыня, сейчас как раз об этом речь.

– О, хоть бы всем начинающим художникам выставку в Зимнем в этом году подарили, умоляю, Боже! – бормотал Ангел, закрыв глаза. – Какой пиар моим картинам, какой пиар, мне нужно это, Господи! Обещаю, что буду весь год хорошо себя вести, если исполнится моя просьба. Очень, очень хорошо. Обещаю, обещаю. Да помогут мне небеса и Её Величество!

– Итак, сограждане – я дарю каждому из вас бесплатный билет на Луну! – радостно сообщила императрица. – Не все еще побывали на самой близкой к Земле планете. Но ведь сегодня это не более трудное путешествие, чем до ближайшего пригорода! Не пожалейте времени, выделите неделю на эту незабываемую поездку на комфортабельном космическом автобусе. Вы вернетесь другим человеком. Империи нужны просвещенные граждане, с гибким мировоззрением, умеющие взглянуть на любую проблему с разных сторон – в том числе и с обратной стороны Луны… Берите свой бесплатный билет – и вперед, к звездам! Причем без всяких терний.

Ангел чертыхнулся.

– Ну вот, – мрачно сказал он. – Опять придется вести себя плохо. Целый год.

Аврора пристала к графу, требуя рассказать о подарке. Граф коротко рассказал. Аврора сделала кислую физиономию, однако улыбка нет-нет да и прорывалась сквозь барьер. Макс казался довольным. Так же как и остальные посетители. Ресторандружно аплодировал подарку императрицы.

– А теперь – главная интрига года, – объявила Екатерина. Её роскошно-шоколадный конь встал свечкой, как в цирке, государыня при этом умудрялась держать изящную осанку. – Объявляю официальный цвет две тысячи двадцатого. Внимание… Это… Серебристый! Цвет Луны, как вы уже догадались. Мои поздравления всем, кто успел съесть серебристый лепесток в первые пять минут нового года, – следующие двенадцать месяцев вам будет сопутствовать удача. Удача космического масштаба! Светлого года, друзья. И не забудьте выглянуть в окно. На улице вас ждет еще один сюрприз.

Самоходные тележки кинулись со всех колес развозить верхнюю одежду посетителям.

Ищейки тоже засобирались на выход, стряхивая с плеч разноцветные конфетти. Лиза напоследок прихватила с собой пару горстей бесподобных лепестков. Если честно, набила ими все карманы – не только жилетки, но штанов. А что же, оставлять бесплатную вкуснятину вот так, на столе?!

Она хотела взять и золотые чаинки из графского шампанского, но очередная подлая тележка её опередила, увезла чайник с бесценной заваркой обратно на кухню.

– Куда это вы, друзьяшки дорогие? – капризно спросил Ангел, жадно доедая Лизину барракуду под шубой из сладких лепестков. – А кто будет расследовать пропажу моей Камиллы? Я думал, вы сейчас меня допрашивать станете. Кого я подозреваю, почему я подозреваю именно Левинсона, и так далее. Хрену к этой рыбе не хватает. Эй, человек! – махнул он проезжающей мимо самоходной тележке, нагруженной куртками. – Хренку мне, да поживее!

Чтобы скрасить минуты томительного ожидания, он мгновенно допил всё золотое шампанское, остававшееся в чайнике.

Аврора отобрала у него вилку.

– Энджи, телега тебе не официант, ничего просто так не повезет. Не получишь ты тут ни хрена, ни горчицы, успокойся. Идём на улицу, смотреть сюрпрайз.

– Понимаю, понимаю, милочка, что вам всем было бы лестно разгуливать по зимнему Петербургу в компании телезвезды, но работа прежде всего, – заупрямился захмелевший Ангел. – Никуда не пойду, пока не допросите меня по полной программе! И вообще, отправлю-ка я на вас жалобу куда следует. Самому Реннен… Ренька… Редькакампу, вот. Эй, Перстень, найди-ка мне электронный адрес начальника этой шарашкиной Канцелярии! Сейчас я заявочку-то оформлю на вас, Болонок ленивых…

В знак протеста он выдул остатки елового пива из Лизиной бутылки.

– Сударь, не принимайте поспешных решений, – взволновался граф. – Ваша жалоба нанесет серьезный удар по нашей репутации, а ведь мы только-только начали подниматься вверх по Рейтингу. Поймите, господин Головастиков, «преступление», жертвой которого вы стали, это не совсем наш профиль… А точнее, совсем не наш. Пропало не живое существо, пропала вещь, неодушевленный предмет… Хоть я и понимаю, сударь, насколько вам дорога, кхм, Камилла, но всё же, перефразируя «Горе от ума», вы герой не нашего романа.

– Очевидно, моего, – усмехнулся Макс. – И даже не романа, а так, записок на манжетах. Ну что, господин Головастиков, вы готовы подать официальное заявление в полицию о краже вашего личного имущества?

– Не готов! – Ангел был настроен жутко серьезно. Еловое пиво явно было лишним. – А вот и нет! Буду сидеть тут, как апостол Петр у райских врат, пока мной не займутся спецагенты Седьмого отделения! Я вам что, плебей какой-нибудь, чтобы мое дело, дело знаменитого и даже, не побоюсь этого слова, величайшего телеведущего двадцать первого века, поручать безмозглым городовым?

Макс надул щеки и с шумом выпустил воздух.

– Я мог бы показать результаты своего теста на интеллект, который мы в полиции проходим ежегодно, но, боюсь, это не спасет ситуацию, – пробормотал он.

Между тем, свет в ресторане стал тускнеть. Кроме растерянных Ищеек, возмущенного Ангела и самоходных тележек, устроивших грандиозную уборку пола и столов (при помощи разнообразных выдвижных приспособлений), в зале никого не осталось.

«Блин еловый, срочно на выход, иначе нас тут закроют до утра», – сказала Аврора, похожая на обеспокоенного поросенка. «Система обслуживает гостей только до двадцати минут первого. Без исключений. Пять минут на охоту за лепестками, пять минут на послание императрицы, десять минут на сборы. Всё. Ёлки-ёлки-ёлки. У нас пять минут, чтобы искейпнуть отсюда».

Лиза испугалась. Очень не хотелось застрять в неприветливой «Глобализации» еще на несколько часов. Вот если бы в «Омеле»… К тому же она возжелала увидеть обещанный сюрприз от императрицы, хотя и подозревала, что это всего лишь банальный фейерверк, ну в лучшем случае – китайские фонарики.

– Товарищ Головастиков. – Лиза отодвинула плечом расстроенного графа и приблизилась к разнузданному Элвису. – Вот что я вам предложу…

– А вы, простите, кто? – спросил елово-пивным голосом Ангел. – Где-то я вас видел, милочка.

– Опять двадцать пять! Ладно, слушайте. Я – ваша преданная фанатка, видите ваш автограф на моей руке?

Ангел величаво кивнул, едва не свалившись со стула.

– Вижу, милочка. Значит, вы плохого не посоветуете. Вкус у вас превосходный!

– Точно. В общем, я не только ваша фанатка, но еще и ветеринар Седьмого отделения Личной Канцелярии Её Величества. Совмещаю обожание своего кумира Головастикова с работой спецагента. Пока всё понятно?

– Как божий день! – согласился Ангел. – Мои поклонники – они везде, они повсюду… Во всех отделениях, во всех канцеляриях. В Личной Канцелярии Её величества… В небесной канцелярии… Все меня любят… Только я сам себя не люблю. И кисти меня не любят, не слушаются. Не получаются у меня пока картины, понимаете, милочка, не выходит живопись! Так, мазня какая-то, живописанина, честно вам признаюсь, как своей преданной фанатке…

Он загрустил, свесив голову набок.

– Товарищ Головастиков, не отвлекайтесь, – строго сказала Лиза. – Значит, так. Мы сейчас выходим на улицу, смотрим сюрприз, если он еще там, конечно, а потом едем все вместе к вам домой и смотрим место преступления. Договорились?

– А?

– Я спрашиваю, вы готовы показать агентам Личной Канцелярии свою квартиру? А точнее, комнату, из которой украли вашу Камиллу? Надеюсь, это была ваша спальня…

«Главное – доставить его домой и уложить спать, а завтра он протрезвеет и забудет про свою дурацкую курицу», – тихо сказала она графу. «Начнутся опять вечеринки, ему будет не до нас». Фон Миних кивнул.

Ангел неохотно встал и, покачиваясь, набросил на плечи роскошную шубу из искусственного красного меха.

– Готов, милочка, так и быть, покажу, – милостиво отозвался он. – Только, чур, гадкий городовой с нами не пойдет! А то лезут всякие в мои личные покои. Это место не для плебеев в твидовых штанах.

«Гадкий городовой» фыркнул и сказал «не очень-то и хотелось».

«Только у господина Абрикосова есть полномочия вести это расследование, дело вне нашей юрисдикции, мы потом документы не сможем оформить, Ренненкампф всех уволит», прошептал граф, наклонившись к Лизе. «Максим должен быть с нами».

– Мы берем лучшего унтер-офицера столичной полиции, чтобы он вас охранял, – нашлась Лиза. Этот поворот, кажется, устроил капризулю Головастикова. – Всё, утрясли? Вот и ладусики. Протрезветь быстро хотите? Аврора может организовать.

– Неа, – отказался Ангел. – Я пьяный себе больше нравлюсь.

– Странно, – хмыкнула Лиза, – но пусть так. И главное: жалобу на нас писать будете?

– Я? – безмерно удивился Ангел. – Зачем? Вы такие миленькие. Охотитесь за моими автографами, охотитесь за гадкими преступниками… Друзьяшки, да я же вас обожаю!

На этой оптимистичной ноте Ищейки наконец-то вырвались из холодных металлических объятий «Глобализации» на кипящую, бурлящую, искрящуюся огнями и весельем ночную улицу Корюшки. Следом за ними защелкнулась стальная дверь ресторана.

* * *
Впрочем, «ночной» улица Корюшки оставалась совсем недолго.

Ищейки успели к самому началу императорского сюрприза.

Нет, это были не фейерверки. И не фонарики. И не какой-нибудь там бумажный дракон или, скажем, оленья упряжка рождественского толстяка, любителя эля и бретцелей Санта-Клауса.

Это был по-настоящему крутой, немыслимый, достойный Вселенского монарха сюрприз.

Далеко-далеко, в темном небе, выстроились торжественным караулом сотни искусственных спутников Земли. Очевидно, отечественных, потому что сложились они в гигантские русские буквы: «СВЕТЛОГО ГОДА!». На одну только точку восклицательного знака ушло, наверное, не меньше пары десятков летающих объектов. Они сверкали, как звезды из детской книжки, отражая солнечный свет.

Впечатление от незабываемого зрелища несколько смазывали стенания Ангела, отморозившего себе голую грудь при смешных трёх градусах выше нуля. Впрочем, его хныканье тут же заглушил знакомый мощный рык:

– Дамы и господа, мы с вами наблюдаем уникальный космический танец семисот семнадцати спутников, принадлежащих различным компаниям Российской империи… Двести летательных аппаратов запущены при помощи космических лифтов, девяносто три выпущены из космических пушек…

Лиза узнала ведущего Ричарда Кинга, Пуськиного любимца. Звук доносился из огромного экрана, вмонтированного в фасад довольно мрачного ресторана с наглухо зашторенными окнами. Ресторан назывался «Народ безмолвствует: обед в полной тишине», и орущий на его стене телевизор не очень-то вписывался в концепцию заведения.

– Еще и на этого дешевого Дика смотреть! – окончательно раскуксился Ангел. – Метит, подлец, на мое место, надоело в новостях сидеть, хочет свое ток-шоу. А я не отдам! Друзьяшки, ну когда уже домой? На моей груди можно уже соревнования по фигурному катанию устраивать!

– Так застегните шубу, сударь, – прагматично посоветовал Макс, честно исполняя роль телохранителя. – Сразу станет теплее.

Ангел закатил глаза:

– Вот сразу видно – не разбираются простые жандармы в высокой моде. Шубу застегнуть! Так это весь образ рухнет. Что же за «Икона стиля» я буду после этого? А ведь такую награду мне тоже вручили на днях. Нужно держать марку, пусть даже я и скончаюсь в страшных муках от переохлаждения, у всех своих фанатов на глазах… – Головастиков всхлипнул от жалости к себе.

– Сейчас пойдем, – с досадой сказала Лиза. – Сюрприз досмотрим и пойдем. Может, спутники падать начнут или взрываться. Хочу поглядеть на позорище.

– С чего это они должны падать, бейби? – удивилась Аврора.

– Ну так – российские же, – пожала плечами Лиза.

– Значит – самые прогрессивные, – непонимающе уставилась на нее Аврора. – Или у вас как-то по-другому?

– Ну, в моем мире спутники, конечно, не такие разумные, как у вас, – сказала Лиза с вызовом, – но новогодние сюрпризы для народа не хуже. Вот, скажем, «Голубой Огонёк», он еще древнее дурацкого космоса… А там Киркоров выступает, и танцует он пободрее ваших глупых спутников, а ему, между прочим, уже лет сто…

– Мда, – только и сказала Аврора, быстро потеряв интерес к Лизиному бормотанию.

Тем временем с парящей в невесомости надписью и впрямь стало твориться что-то странное. Спутники подозрительно замигали и судорожно задергались, как вышеупомянутый Киркоров.

– Ага! – торжествующе воскликнула Лиза. – Взрываются! Я знала, что чудес не бывает! Это же Россия, товарищи!

В этот момент спутники превратились в 717 маленьких ярких солнц. Ослепительный свет залил столицу. А может, и половину Евразийского континента впридачу – Лиза, не будучи астрофизиком, не могла сказать наверняка. Что она точно могла сказать – что при таком освещении можно было провести нейрохирургическую операцию.

Толпа ахнула – и взорвалась аплодисментами. Люди щурились, моргали, но продолжали смотреть на удивительные искусственные солнышки.

– Дамы и господа! – объявил Ричард Кинг голосом Левитана. – Мы стали свидетелями успешного тестирования первых в истории Земли космических зеркал! Спутники развернули уменьшенные копии светоотражающих парусов, разработанных для проекта «Второе солнце». Поздравляю вас с грандиозным прорывом вселенского масштаба. В этом году мы сделали решительный шаг к званию Новой Империи, над которой никогда не заходит солнце…

* * *
– Кто включил свет? Уберите иллюминацию! – возмутился Ангел, закрывая лицо локтем. – Все мои морщины напоказ. Что за бред, это «Второе солнце». Никакого удовольствия от вечеринки, если за окном вечный полдень.

Тренировочные паруса начали складываться один за другим, ночная тьма постепенно возвращалась в Петербург. Праздник окончился, пора было заняться «расследованием века».

Ищейки побрели к остановке вакуумного трамвая, останавливаясь по дороге возле наряженных деревьев. Лиза с пристрастием осматривала незнакомые растения.

– Это еще что за дикость, папаверин меня покарай? – дивилась она, разглядывая нечто хвойное. Пожалуй, больше всего это дерево напоминало инопланетную тую, пережившую апокалипсис своей Галактики. Всё оно было какое-то многослойное. Ветви ширились во все стороны, переплетаясь друг с другом, формируя пушистый зеленый шар метра два в диаметре. Внутри шара светились разноцветные лампочки гирлянд. Мягкие иголки хвойника пахли салатом «Витаминный» из советской столовки.

– А вот как раз-таки, сударыня, не дикость, – поправил ее граф, – а искусственно выведенное новогоднее дерево под названием «ёлкокапуста». Произведение дендрологического искусства от внука знаменитого ботаника Добровлянского. Профессор Яков Васильевич Добровлянский, наш с вами современник, друг моего отца, скрестил гены быстрорастущей капусты с генами традиционной лесной ели, за что и получил Орден Подвески от экс-императора Николая Константиновича.

– Зачем? – ошеломленно спросила Лиза. – Зачем он скрестил ёлку с капустой?

– Так как же, сударыня? – в свою очередь, удивился граф. – Чтобы уберечь знаменитые русские леса. Профессора Добровлянского даже в министры звали после этого изобретения, но он отказался. Сказал: «Видели бы вы, какую я вырастил ёлкокапусту»… Да, новогодние деревья двадцать первого века разводят в специальных питомниках, всего за один год они вырастают из семечка вот до таких размеров… Такая же история и с трансгенным таёжным бамбуком. – Фон Миних кивнул в сторону еще одного внеземного хвойного высотой метров пять: какая-то колючая пальма с сибирскими шишками, украшенная зелеными и белыми стеклянными шариками. – Перед вами классическое генетическое сочетание кедра с вечнозелёным азиатским злаком. Вы знали, что бамбук принадлежит семейству злаковых?

– Но как же обычная ёлка? – всё никак не могла взять в толк Лиза. – В лесу родилась ёлочка, в лесу она росла-а-а – понимаете, в лесу росла, а не в каком-то питомнике сумасшедшего профессора!

– Пфф, милочка! – фыркнул Ангел. – Вы что, с альпийских гор вчера спустились? Что за деревенщина! Глупые лесные ёлки давно уже не в моде. Какая отсталость, друзьяшки мои, Ангел Головастиков просто в шоке! Вам с таким деревянным менталитетом, милочка, в Швейцарии надо жить. Вот там-то наверняка и по сей день какие-нибудь дурни-дровосеки берут в конце декабря свои глупые топоры, тащатся в лес, по колено в снегу, рубят всё что им попадется на глаза… Кошмар!

Пока Ангел громогласно обличал дремучих простаков-швейцарцев, Лиза незаметно отломала пушистую веточку. Краденое-то лучше растёт, это всем известно. Таёжный бамбук ей не понравился, а вот ёлкокапуста приглянулась. Главное – чтобы Пуся не слопал новые побеги, когда они появятся. Вкусовые пристрастия этого котяры просто непредсказуемы.

В вакуумном трамвае обсуждали новогодний подарок императрицы – бесплатный полёт на Луну.

– В гробу я видел эту Луну, – безапелляционным тоном сообщил всему вагону Ангел. – Я там на съемках был, вёл шоу «Расчётный час: полночь». Про лунный отель. Так я вам скажу: на этой гадкой планетке сплошная пыль и ни одного приличного ресторана. Делать там нечего. Ну то есть абсолютно.

– Товарищ Головастиков, вы, кажется, не расслышали главное, – сказала Лиза. – Это же бес-плат-но! Халява, понимаете? Лично я до потери пульса боюсь летать. Даже на самолете. Даже просто в небо смотреть не люблю. Но свой бесплатный билет не упущу. Обязательно полезу в дурацкую ракету.

Потом Лиза вспомнила, что вообще-то ей вскоре предстоит совсем другое перемещение в пространстве, и даже немного расстроилась, что вряд ли успеет до своего отъезда сгонять на Луну и обратно. Ну и ладусики. Свадебное путешествие с Игорем на их родной «синюшке» намного веселее всяких там покорений Галактики на каких-то сомнительных космоавтобусах. Так ведь? Разве сравнится второразрядный лунный отель с роскошным дагомысским пансионатом 1982-го года постройки, в котором есть горячая вода аж до семи часов вечера?

– А в вашем мире какие подарки делают гражданам в Новый год? – спросил Макс, улучив минутку свободы от своего подопечного. Ангел отвлекся на раздачу автографов восторженным пассажирам трамвая.

– Ну как – какие подарки? – Лиза пожала плечами. – Обыкновенные государственные подарки. Новые налоги, например. Эээ, коммунальные тарифы повышают с первого января. Но это ничего, в электросчетчик всегда можно вставить скрепку, и он остановится. Вот так-то, дорогая Аврора! – повернулась она к скучающей программистке. – Я тоже очень даже владею высокими технологиями!

– Ага, и поэтому тебя должны немедленно назначить шефом Великого и Могучего Девять-Ноль-Девять, – с сарказмом отозвалась Аврора. – Ты, пожалуй, внедришь что-нибудь новенькое в работу их Отделения. Скрепку, например, внедришь.

Лиза проигнорировала насмешницу.

– А что вам в прошлом году от императрицы досталось? – обратилась она к Максу.

– О, было забавно. Проект назывался «Твоя минута» в эфире. Каждый гражданин старше четырнадцати лет получил шестьдесят секунд на телеканале «Демос». Ну вроде как Гайд-парк, только телевизионный. Можно было говорить что угодно. И на сайте канала размещали твоё выступление.

– Что угодно?

– Что угодно, – подтвердил Макс.

– И критиковать Екатерину? – насмешливо спросила Лиза.

– Да, но никто этим не занимался…

– Я так и знала.

– …глупо было тратить на это свою бесценную минуту! У нас для критики царской семьи выделена особая дата. Двадцать девятое февраля. Праздник называется День Гнева.

– Как-то с трудом верится в такой праздник… Ну а про что ты тогда говорил во время своей телеминутки?

– Я? Я делал импрессии. Мини-скетчи, микро-миниатюры. Такая экспресс-презентация меня как актера. Нельзя было упускать свой шанс!

– Позвонил кто-нибудь?

– Пока нет, – бодро ответил Макс. – Но я не теряю надежды.

– А ты, Аврора, как воспользовалась своей телеминуткой?

– Да никак. – Аврора сморщила носик-кнопку. – Я в таком массовом трешняке не участвую. Отдала свою минутку Филиппу Петровичу. Он там все сто двадцать секунд размахивал резиновой курицей и рекламировал нашу Семёрку.

– Позвонил кто-нибудь? – снова спросила Лиза.

– Неа, – вяло отозвалась Аврора. – Никому мы и даром не нужны.

– А вы, граф? Вы наверняка в эфире читали стихи. Ананасы в шампанском и всякое такое. Ну, угадала?

– Отнюдь, сударыня, – тихо сказал граф. – Я говорил о черном пятне на карте Европы. О Швейцарии. О том, что не могут просвещенные, образованные граждане игнорировать тот факт, что совсем рядом с ними, за каменной стеной, находится страшное, темное место, где страдают люди. Я говорил о том, что готов в одиночку сражаться со швейцарским режимом, если только с меня снимут запрет на агентурную деятельность заграницей. Я говорил о том, что каждый заслуживает второго шанса…

– Батюшка миотропный бендазол! Впечатляет. А результат? Позвонил кто-нибудь? – спросила Лиза.

– Позвонил Ренненкампф, – сухо ответил граф. – Потому что ему позвонила сама Екатерина Николаевна. Спрашивала про меня. Просила повторно отправить на швейцарское задание. А он ей отказал. Вот и вся история, сударыня.

– Вот вечно вы, граф, уныния напустите, – подключился Макс. – Можно подумать, у вас одного в жизни бывают разочарования. Вот, помню, подарили нам от императора Николая Константиновича «Юрьев день 2.0». Идея – обалденная. Первого марта можно было явиться в любую компанию, прямо с улицы, и тебя обязаны были взять на стажировку. И какой же я был дурак! Пошел в жандармерию. Хотел набраться полицейского опыта для ролей в боевиках и сценического – в Театре Офицеров.

– Достойная актерская школа, – кивнул граф. – Уважаемые режиссёры.

– Да, спектакли мы даём, и при полном аншлаге, но это всё не то… И-эх, надо было рискнуть и сразу в Шепси метнуться, на студию. Никуда бы не делись продюсеры, взяли бы на пробы в «Рыбу с золотой чешуей» как миленькие… Всего одна роковая ошибка – и вот до чего докатился: играю роль телохранителя пьяной полузакатившейся телезвезды с голой грудью!

– Что, друзьяшки мои милые? – обернулся к ним Ангел. – Вы что-то про меня говорили?

– Хвалили вас, товарищ Головастиков, и вашу мужественную грудь! – поторопилась Лиза.

– Это правда, грудь у меня мужественная, – умильно согласился Ангел, поглаживая себе по впалой куриной грудке. – Прямо загляденье.

– А изобретательная у вас императорская семья, клянусь альбуцидом, – сказала Лиза. – Это же каждый год нужно что-нибудь эдакое придумать.

– У них консультант хороший, – сказал Макс. – Креативный директор «Всемогущего». Господин Левинсон. Вот бы познакомиться с ним.

– Что? – снова вскинулся Ангел. – Вы про этого гадкого Левинсона вспомнили? Надеюсь, в связи с моим преступлением? Я вам уже говорил, что я его подозреваю в наипервейшую очередь? Вы просто обязаны его допросить!

– Я не против, – сказал Макс.

– Давайте не будем торопиться, господа, – сказал граф. – Сперва нужно осмотреть место преступления.

– А вот и наша остановка, – сказала Аврора. – Эй, Лиззи, выходим! Вы гляньте, господа: она опять ест. Что? Лепестки? Откуда она их взяла, во имя Господа Бота? Поверить не могу, что агент Личной Канцелярии Её Величества таскает в кармане объедки из ресторана.

* * *
Квартира Ангела изначально не слишком отличалась от Лизиной. Те же мандариновые стены, та же Самобранка посреди гостиной.

Однако Лиза пока не успела придать своим съемным апартаментам индивидуальности – клочья кошачьей шерсти повсюду и чахлый лимончик на подоконнике не в счет. А вот Головастиков явно трудился над украшением интерьера в поте лица. Ну и немножко перестарался, с кем не бывает.

Пока все гурьбой раздевались в прихожей и пытались освободить буйного Ангела от его великой шубы («Не отдам! Это продуманный образ!»), Лиза подкралась поближе к широкой арке и заглянула в гостиную.

Всё здесь было в избыточном количестве.

Гостиная телеведущего напоминала личные покои арабского шейха, решившего все свои нефтяные богатства спустить на мебель и расшитые подушечки с кисточками. Кисточки присутствовали также и на портьерах, и на ковре, болтались они в большом количестве и по краям Самобранки. Пуську бы сюда, подумала Лиза. Это же для кота просто Диснейленд.

Тут были и диваны, и кушеточки, и низкие столики на позолоченных львиных лапах, и какие-то пуфики, и керамические вазы, и бронзовые кальяны, и медные лампы – ну разве что джинна не хватало. Но всё это вальяжное великолепие меркло по сравнению с картинами на стенах.

Это были не просто какие-то там картины, а КАРТИНЫ. От них перехватывало дыхание и кружилась голова.

– Во имя психотропов всех Галактик! Это что еще за несусветная выставка? – ахнула Лиза. Ей показалось, что она вновь опьянела, даже противный еловый вкус почудился во рту.

Это был космос. Или художественное воплощение шоколадного пудинга, в который накидали всего, что было в холодильнике: от вишни до кусочков вчерашней яичницы. Наверное, все-таки космос, потому что кто станет рисовать шоколадный пудинг вперемешку с овощным рагу и огрызком заплесневелого сыра, завалившегося за банку с огурцами?

Лиза присмотрелась. Да, определенно космос.

На темном фоне мелькали неумело выписанные кометы, взрывались кривоватые звезды, сновали туда-сюда космические корабли, больше похожие на мексиканские тако. Целая серия холстов была посвящена портретам планет Солнечной системы. По Лизиному мнению, Сатурн в исполнении данного художника не особо отличался от говяжьей фрикадельки с луковыми кольцами.

И Луна, Луна на десятках картин. Неприветливая, угрожающая, совсем не красивая, совсем не напоминающая Селену. Пыльная, как Пуся после освежающего дневного сна под кроватью. Вся в рытвинах, как кухонный стол в Лизиной родной коммуналке.

Ангела наконец вытащили из шубы. Он с видом оскорбленной невинности побрел по коридору, держась за мандариновую стену.

– Ну, знаете, товарищ! – обернулась к нему Лиза, потрясенная художествами до глубины души. – Предупреждать надо!

– Преданная фанатка – и не в курсе, что ее кумир пишет потрясающие картины! – Ангел всплеснул руками, потерял равновесие и едва не шлепнулся на пол. – Ох, боженьки, ну и фанаты нынче пошли! Учить и учить их надо: как правильно любить и почитать своё божество! О времена, о нравы! Небось с Ричардом такого никогда не случается, – прибавил он с обидой. – Все граждане империи, даже летние букашки-однодневки, даже Разумные Блюдца знают, что он страшно увлекается гонками на лопатах. Да он весь завален подарочными лопатами! Я однажды был у него в гостях на вечеринке. Золотые, карбоновые лопатки, рукоятки из сакуры, чехлы из скафандровой ткани, именные гравировки, на одной лопате даже автограф бывшего императора Николая Константиныча… Ух, как завидно! А на меня, бедняжку эдакую, всем плевать!

– Ну что вы, сударь, не стоит себя недооценивать, – дипломатично успокоил его граф. – Полагаю, вам будет приятно узнать, что наш шеф Филипп Петрович – большой поклонник вашего творчества. Ваша картина «Межпланетная битва межпланетников» занимает достойное место в нашем кабинете.

– Что?! Так этот негодяй Левинсон скинул моих «Межпланетников» вам? – возмутился Ангел. – А я-то думаю: куда это он дел мой подарок на его сорокапятилетний юбилей! Негодяй, какой негодяй… А ведь я столько лунной пыли извел на эту гениальнейшую зарисовку!

– Чего извели? – переспросил Макс. – «Лунной пыли»? Приехали. Это многое объясняет. В том числе и полет резиновой курицы на квадрокоптере. Вы, сударь, наркотики для вдохновения принимаете? Как художники начала двадцатого века – опиум и абсент?

– Что? – Ангел с недоумением уставился на своего «телохранителя». – Какие наркотики? Наркотики – это новый смертный грех по версии «Заповедей 2.0». Читали последний номер журнала Православной церкви?

– Вы же упоминали «Лунную пыль», сильнодействующее наркотическое средство.

– Ах, это! Нет, мой милый друзьяшка, я имел в виду настоящую лунную пыль, непосредственно с поверхности проклятой и глупой Луны. Муза явилась мне именно там. Я начал писать картины, когда снимал это отвратительное шоу «Расчетный час: полночь». Под рукой – ни масляных красок, ни акварели… Я взял каску со стройки, смешал в ней лунную пыль, ракетное топливо…

– Ракетное топливо? – удивилась Аврора. – Энджи, ты что, это же просто крейзи. Смертельно опасное вещество. Хотел стать первым человеком, погибшим на Луне?

– Ах, нет-нет, это же было топливо нового поколения, на основе кислорода, тринитро… тринитрамид, кажется. Как видите, оно и правда безопасно, как говорят в рекламе! По крайней мере, я все еще жив… Хоть и несчастен. Так о чем я? Да, смешал лунную пыль, ракетное топливо, добавил свои губные блески для вязкости и парикмахерскую краску для цвета – у меня с собой всегда индивидуальный, полноценный косметический набор… И получилась вот такая прелесть!

Он описал рукой королевскую дугу, указывая на наиболее дикие свои творения.

– Товарищ кумир, а в спальне у вас тоже есть картины? – спросила Лиза притворно взволнованным голосом, активно подмигивая коллегам. – Может, проведете нам небольшую экскурсию?

– Что ж, друзьяшки, почему бы и нет – тем более, что Камиллу украли именно оттуда, – согласился Ангел и двинулся через гостиную к дальней двери.

* * *
– С вами, Ангел Иваныч, каши не сваришь. Жду вас, жду. А вас всё нет и нет. Уж праздничная еда вся остыла. Я ее, Ангел Иваныч, выбросил.

Компания не успела добраться до входа в спальню, как из соседней двери, сливающейся со стеной, показался грустный мужчина средних лет в белом колпаке и фартуке. Сутулые плечи, уныло опущенные уголки губ, разочарованная физиономия. В Лизиной реальности он смотрелся бы вполне гармонично, типичный сложившийся неудачник, немного похож на Игоря, только старше. Но здесь, в этом бодром и динамичном мире, депрессивный дядька казался чуждым элементом.

– Ох, Юха! – Ангел в очередной раз всплеснул руками. – Божечки мои! Дружочек мой ситный, а я же и забыл про тебя! Ну то есть совсем!

– Я так и понял, Ангел Иваныч, что вы опять про меня забыли. – «Ситный дружочек» протяжно вздохнул. – Снова весь многочасовой труд в печку.

– Ну зачем же в печку, милый ты мой? Экий ты резкий… Дамы и господа, познакомьтесь: мой личный повар Юха… Как твоя фамилия, дружочек? Всё время забываю.

– Юхани Мякинен, – нараспев сказал повар. – Выпускник французского Института Поля Бокюза, обладатель «Золотого шара нью-йоркских ресторанных критиков», лауреат конкурса «Завтрак в Милане – обед в Риме – ужин в Венеции», победитель соревнования «Лучший микрокондитер Великобритании»…

– Ну, друзьяшка моя, если ты тут будешь все свои звания перечислять, мы до утра не управимся. Гости и так поняли, что у короля телеэфира и экс-императора кто попало работать не будет! – напыжившись, сообщил Ангел. – Я к своей Самобранке не подпущу неумёх с улицы. Всё, милый поварёнок, топай домой, на сегодня ты свободен.

– Приготовил обед на двенадцать персон, изнервничался, исстрадался, встретил Новый год в чужой пустой квартире с горой никому не нужной еды, выбросил всё в печку и свободен, – бормотал повар себе под нос, снимая колпак и фартук.

– Ой, ну уж как жалеет-то себя! – строго сказал ему Ангел, вновь двинувшись к спальне. – Готовила-то всё Самобранка, а ты, мой милый, просто её обслуживал. Так что нечего тут хныкать, дружочек, премию всё равно не дам – денег нет. Ну забыл я про тебя, ну бывает, ерунда какая! Ты бы меня, бедняжку, лучше пожалел. Знаешь, почему новогодний ужин сорвался? Мы ведь с этими задаваками из Общества поощрения художеств уже собрались выдвигаться ко мне домой. И тут эти хамы трамвайные начали критиковать мои картины, да еще так язвительно – гадкие людишки эти художники… Ну я со всеми рассорился, бросился с горя в Баронский квартал, потом застрял в «Глобализации»… Вот трагедия, достойная пера Шекспира или ток-шоу Головастикова! А ты всё о себе да о себе. Продукты закинуть в Скатерть – невелика работа!

– Продукты закинуть, – с горечью повторил Юха. – Я, Ангел Иваныч, создаю уникальные программы на основе авторских вкусовых комбинаций собственного сочинения. Вразумляю Самобранку, борюсь с бездарными разработками ваззовских инженеров, самозванцев от кулинарии. А вы… Эх…

– Ага, товарищ повар, точно вы их припечатали, самозванцы и есть, – поддержала Лиза. – В хорошем кофе не разбираются ни на грамм. Слушайте, а где же ваше рабочее место? Где вы клепаете все эти ваши авторские разработки? У меня в квартире кухни вообще нет. За этой дверью у меня кладовка, да посреди гостиной такая же дурацкая Скатерть торчит, как памятник Владимиру Ильичу Ленину.

– Кому памятник, милочка моя? – переспросил Ангел. – Кто такая Лена? И что за Владимир Ильич? Её бойфренд? Обожаю сплетни! А почему она поставила ему памятник? Чем это он так ей сумел угодить? Я тоже хочу памятник! Почему у него есть, а меня нет? Может, у него прическа красивее?

Он бросился к большому зеркалу в витиеватой золоченой раме и, весь озабоченный, принялся взбивать свой осевший кок.

Аврора с трудом оторвала его от зеркала, приговаривая: «Успокойся, Энджи, ну же! Ты в школе историю Швейцарии изучал? Не знаешь, кто такой Ленин?»

– Мое рабочее место, сударыня, в кладовке, – с печальной покорностью доложил повар, надевая слишком легкую для этого времени года куртку. – Ангел Иваныч великодушно поставил мне там стол для записей. Светлого вечера, дамы и господа. А я пойду изобретать никому не нужные деликатесы, которые закончат свой путь в раскаленной топке… Когда прикажете явиться на работу, Ангел Иваныч?

– Что? Ох, мой милый, даже не знаю, про еду сейчас думать не могу… Ну приходи часиков в семь, соорудишь мне завтрак. Может, я уже проснусь к этому времени. Может, и нет, так что будь как мышка. Во сне меня посещает муза, не спугни ее своими сапожищами.

– Слушаюсь, Ангел Иваныч.

Повар, понурившись, вышел из квартиры.

Ангел распахнул дверь в спальню.

– Уи-и!

К нему в ноги стремительно кинулась плюшевая игрушка. Живая. Игрушечная собачка цвета латте прыгала вокруг Ангела, скулила от счастья и всячески просилась к нему на ручки.

– Это что… Это кто… Это опять голограмма, что ли? Или радиоуправляемая игрушка? Типа тележки, только в виде пёсика? – с недоумением спросила Лиза. – Что происходит?

– Это кныш, Лиззи, – снисходительно пояснила Аврора. – Настоящая собака. Реальная, не голографическая и не радиоуправляемая. Тоже мне ветеринар!

– Домашний питомец дополняет мой модный образ, – заявил Ангел, поднимая приставучего чудо-пёсика на ручки. – Даже не знаю, друзьяшки, какой аксессуар важнее: мой ремень со стразами или эта вот милаха. Журнал «Имперские амбиции» назвал кныша самой трендовой породой собак наступающего года. Вы же понимаете, что я после этого был просто обязан его купить!

«Важный аксессуар» тем временем старательно вылизывал уставшее лицо хозяина, работая своим крошечным язычком с невообразимой скоростью.

– Как? Кныш? – уточнила Лиза. – Разве это не пирожок такой? С творогом. Если я не ошибаюсь.

– Про пирожки ты никогда не ошибаешься, бейби, – вздохнула Аврора.

– Кныши тоже в пирожках бо-ольшие специалисты! – сообщил Ангел, сунув восторженного питомца под мышку. – Только и разнюхивают, где бы что стащить вкусного. Поэтому я Принца Чарльза в спальне запираю, когда мой поваренок приходит. А то были случаи, были! Да, Чарли? Кто у Юхи круассаны с трюфелями и спаржей стянул? Кто? Кто плохой мальчик? А кто тарт с хамоном и ананасами слопал, когда Юха отвернулся? А? Ну-ка признавайся, милашечка моя!

Принц Чарльз, похожий более всего на пушистую карликовую таксу (хотя проглядывали в нем черты и померанского шпица, и вельш-корги), весело повизгивал у Ангела под мышкой, радуясь интересной беседе с хозяином. Толстенькие коротенькие лапки смешно болтались в воздухе.

– Резиновая курица Камилла принадлежала вашему Чарли, сударь? – поинтересовался Макс, заходя в спальню вслед за Ангелом. Видимо, он все-таки пытался вести расследование дурацкого похищения, несмотря ни на что.

– Да! Да, конечно же! – Ангел охотно пустился в объяснения. – Дело было вот как… Не толпитесь в дверях, друзьяшки, все сюда! Сейчас я поведаю вам историю, после которой вас будут преследовать кошмарики на квадриках.

– Энджи, ложись лучше спать, – предложила Аврора. – Слип тайм.

– Сперва история! – заупрямился Ангел, так что Ищейкам волей-неволей пришлось пройти в его спальню и расположиться там с разной степенью удобства.

* * *
Спальни во всех квартирах тоже были одинаковыми, однако Ангел привнёс сюда изюминку: стеклянную витрину с винтажными (а по Лизиному мнению, попросту старыми) джинсами.

Лиза с графом пристроились на кушетке. Аврора плюхнулась с ногами на большущую кровать, скинув на пол кучу желтеньких подушечек. Макс принялся бродить туда-сюда по комнате. Ангел, размахивая радостным Принцем Чарльзем, как сумочкой, никак не мог добраться до сути дела и беззастенчиво тратил свое и чужое время, разглагольствуя о великом смысле картин, украшавших стены спальни.

Ну, пожалуй, «украшавших» – слишком сильное слово. Так же как и слово «картины». Если бы кто-то спросил Лизино мнение, она выразила бы его кратко: мазня мазнёй. У Пуськи и то получилось бы лучше, если бы он случайно вляпался в краску и повалялся на холсте.

Из рассуждений Ангела выходило, что на самой большой картине он пытался изобразить себя в образе светила и своё позитивное влияние на жалкое существование зрителей-глупышей. Однако вместо «солнца русской телеиндустрии» вышли какие-то ярко-рыжие разводы с глазками и небрежно наляпанными стразами. На картине также имелся неубедительный подсолнух, символизировавший аудиторию Ангела. Цветок смотрел в противоположную от «светила» сторону и явно намеревался удрать отсюда как можно раньше.

Остальные живописные работы представляли собой вариации на тему «Господин Головастиков – центр телевизионной Галактики». Там тоже было много блесток, разлапистых солнц и сереньких безжизненных планеток, на некоторых из которых было маркером подписано «Ричард Кинг – дурак».

Лиза перевела взгляд. В изголовье кровати висело несколько фотографических портретов Ангела – в шапке Мономаха и роскошной царской мантии.

– Так это не шутка? Он и правда был императором? – шепотом спросила Лиза у графа.

– Совсем ненадолго, но да, господин Головастиков однажды стал официальным государем… Случайно, конечно. Нелепость, крошечная лазейка в законе, – пояснил граф. – Однако потом к правлению вернулась Екатерина Николаевна. Парадокс: механизмы демократии помогли Романовым восстановиться в своих монархических правах…

– Эй, друзьяшки на галёрке! – возмущенно окликнул их Ангел, выпуская кныша из рук. – Не вижу, чтобы вы меня слушали!

– А мы что? Мы ничего! – тут же стала оправдываться Лиза, как двоечница на уроке.

– Сударь, предлагаю перейти к рассказу о похищении, – сказал Макс. Он разворошил подушки, валявшиеся на полу, и заглянул под кровать. – Где находилась курица в момент совершения преступления?

– Вот прямо тут и находилась. – Ангел указал на симпатичный собачий матрасик из красного бархата – напротив кровати, под стандартной световой панелью. Кныш уже успел забраться на свою королевскую лежанку и теперь возился там, устраиваясь поуютнее. – Милая Камилла! Чарли не может без нее заснуть, бедняжка. Вы поглядите, как он измучен!

Все посмотрели на кныша. Он закрыл глаза и безмятежно задремал.

– Да, мы оба измучены, измучены этим жестоким миром… Так о чем я? Ах да, Камилла. Наша курочка лежала себе на матрасике, никому не мешала, никого не трогала, такая милая, резиновая и беззащитная… И вдруг в открытое окно влетает зелёный почтовый дрон, накидывает на нее сетку и уносится прочь вместе со своей добычей! Я закричал, закричал на весь дом, Чарли залаял, но что толку!

Макс по очереди выдвинул ящики прикроватной тумбочки, Лиза тоже не удержалась, поглядела: беспорядочно сваленные конвертики из рисовой бумаги с приглашениями на вечеринки; вскрытая упаковка с сушками; нательный крестик на холщовой бечевке; крупный синий камень, подозрительно похожий на сапфир из Шапки Мономаха на фото; пузырек с таблетками; "Утолитель жажды" в пластинках; золотое зеркальце с вензелем Дома Романовых; зарядка для Перстня; крем для рук «Лапа Джима на счастье» и прочая дребедень.

Макс разочарованно вздохнул и задвинул ящики обратно.

– Сударь, на дворе зима, – сказал он. – Зачем вы вообще открывали окно?

– Так я каждое утро открываю, мой милый, на полчасика. Мне после пробуждения необходим свежий воздух. В «Имперских амбициях» писали, что Клеопатра так сохранила молодость и красоту. А я что, хуже какой-то Клеопатры? Мне морщины не нужны, и не предлагайте!

– Ну, вы же всё-таки не в Египте. Сомнительная какая-то история.

– Это правда, Макс, – лениво подтвердила Аврора, играясь со своим Перстнем. – Я подключилась к его «Домовому». В программе заложено полное открытие окна в спальне в шесть ноль ноль. Круглогодично. Закрытие в шесть тридцать.

– Эй, милочка, кто тебе разрешил подключаться к моему «Домовому»? – с запоздалым возмущением воскликнул Ангел.

– Энджи, ты серьезно? Дата твоей коронации – пароль от всех твоих устройств? – хмыкнула Аврора, не обращая внимания на попискивания Головастикова. – И от твоего Перстня, и от твоей Скатерти? – Она присвистнула. – Блин еловый! Сколько изменений в заводских настройках Самобранки! Твой повар – реально мастер кулинарии, как я погляжу. Даже раздел «Собачье меню» сумел внедрить в систему. Вау.

– Сударь, где находились вы сами во время похищения? – строго спросил Макс, со всех сторон прощупывая собачью лежанку. Кныша, возлежащего на матрасике наподобие вишенки на торте, вся эта возня не волновала. Плюшевый пёсик имел стальные нервы.

– Ой, боженьки, вот сразу видно – простой жандарм, и образ жизни ведет простой и жандармный. – Ангел картинно закатил глаза к потолку. – Милый мой! Когда публичная личность просыпается, она куда первым делом бежит? Правильно, к любимке своей!

Он подошел к громадному напольному зеркалу в дальнем углу комнаты. У Лизы в спальне было такое же, и оно ее жутко раздражало: было оно какое-то мутное, будто залитое еловым пивом под завязку; да еще эта пошлая золоченая рама. Она поначалу думала отколупать один золотой завиток, чтобы потом его выгодно продать в своей реальности (вот дураки! драгметаллы без присмотра оставляют!), однако затея не удалась – завиток никак не поддавался. В конце концов Лиза утешилась мыслью, что это просто крашеная золотой краской железяка.

Ангел вытянулся перед уродливой мебелиной во весь рост. В глубине тумана что-то тоненько пискнуло и поверхность резко прояснилось. Вот теперь это действительно было похоже на зеркало: ясное и четкое. Рама засветилась, телеведущий озарился приятным, удачно падающим светом, который сразу стер с лица Ангела лет эдак пять-семь. Помятая физиономия Головастикова стала больше похожа на монархический фотопортрет над кроватью.

Однако Зеркало, кажется, осталось недовольно увиденным. На зеркальной поверхности, оказавшейся на поверку сложным экраном, тут же стали появляться сияющие советы: какие пилинги и увлажняющие маски для лица рекомендованы хозяину, на какую сторону ему сегодня лучше уложить волосы и что вообще отечественная косметическая индустрия может порекомендовать в его конкретном случае.

– А мое почему так не умеет? – с претензией сказала Лиза. Она с завистью наблюдала за тем, как Ангел заново начесывает себе кок, следуя указаниям интерактивной стрелки на поверхностиЗеркала. – Сломанное, что ли, подсунули? Я так и знала!

– Во имя Господа Бота, Лиззи! Ты своё Зеркало активировала, признайся?

– А как? – с необыкновенно глупым видом спросила Лиза.

– Перстнем, бейби, Разумником своим! Конечно же, Перстнем!

– Ну… да, – немедленно соврала Лиза. – Активировала. Я же не полная дурочка.

– Что-то не верится, – скептически отозвалась Аврора. – Ты – и догадалась, как включить бытовую технику? Готова поставить на кон свой лэптоп, что это не так.

– Сударыня, не стоит сомневаться в искренности нашей уважаемой Елизаветы Андреевны, – вмешался граф. – Вы обижаете коллегу своим недоверием. Я, например, совершенно не исключаю, что в квартире Елизаветы Андреевны и вправду установлено неисправное Зеркало.

– Вот именно! – возмущенно поддакнула Лиза, радуясь, что наивный граф приподнял ее имидж в глазах общественности.

– Окей, френды. – Аврора была преисполнена скепсиса. – У нас есть три подозреваемых в мутности Разумного Зеркала. Инженер ВАЗЗа. Управляющий нашим Мандариновым домом, не заметивший поломки. И Лиззи, которая до сих пор не в курсе, что в ее квартире есть центральный пылесос, способный за несколько секунд убрать всю кошачью шерсть с пола. Так за кого голосуем?

Граф отвел глаза и сменил тему разговора:

– Сударь, чем именно вы занимались в момент похищения? – обратился он требовательным тоном к Ангелу.

– Тем же самым, мой милый, тем же самым, чем и сейчас, – невнимательно ответил Головастиков, поправляя непослушную прядь волос, постоянно падающую на лоб. – Марафеты наводил. У меня есть определенный утренний моцион, которому я обязан следовать – это мой долг перед Красотой!

– Где был господин Принц Чарльз?

– Рядом со мной – я решил испытать на нем одну особо дерзкую укладку. Чтобы потом повторить ее на себе. Вечером мне должны были вручить премию «Самый ухоженный и харизматичный житель Южного округа Чёрной Речки». Событие ответственное, друзьяшки! Я должен был сперва потренироваться на кныше. Тем более, этот плюшевый баловень обожает, когда я его расчесываю.

– Итак, давайте восстановим картину произошедшего. – Макс мужественно пытался вести глупейшее расследование. – Вы спали в кровати, кныш в своей лежанке. Так?

– Так.

– В квартире еще кто-нибудь был?

– Нет, Юха приходит позже – завтракать я люблю в начале восьмого, когда организм полностью пробудится и чакры раскроются навстречу наступающему дню!

– Отлично, – невозмутимо согласился Макс. – Чакры так чакры. Пускай раскрываются, сколько душе угодно, полиция против этого не возражает. Итак, в шесть ноль ноль автоматически раскрылось окно. Верно?

– Верно.

– Вот так? – Он распахнул стеклопакет. С улицы повеяло свежим зимним воздухом.

– Именно, – подтвердил Ангел, мельком взглянув на окно. Он был слишком увлечен замазыванием темных кругов под глазами при помощи корректирующего крема с игривым названием «Очи-звезды».

– Отлично. После того, как окно открылось, вы встали с кровати…

– Несмотря на дикий холод! – с гордостью отметил Ангел, принимаясь похлопывать себя по брылям для поддержания тонуса лица.

– …несмотря на дикий холод, вы смело, как истинный воин и мужчина, встали с кровати, подошли к Зеркалу и принялись дерзко укладывать себе волосы. Так?

– Не совсем. Сперва я подозвал к себе Принца Чарльза и начал укладывать шерстку ему. Вот тут-то и влетел этот посланец ада, зеленый, как флаг Швейцарии, квадро…

На улице послышался ровный нарастающий шум. Тяжелое шмелиное жужжание приближалось.

Мигая красными сигнальными огнями, в окно влетел здоровенный дрон размером с журнальный стол. Зеленый, как флаг Швейцарии. С золотым двуглавым орлом на борту и надписью «Почтовая служба Российской империи». Спальня заполнилась гулом и вибрациями. Прическа у Ангела разлохматилась, как щетина у престарелой зубной щетки. Лопасти громадных винтов мелькали, как самурайские мечи.

– …коптер, – потрясенно закончил фразу Ангел. – Да, вот именно такой. Как вы этого сделали, дружочек?!

– Что? Я ничего не делал, – так же потрясенно отозвался Макс.

– А кто же…

В считанные мгновения дрон завис над собачьей лежанкой, выпустил блестящую сеть с грузиками и накрыл ей кныша, как одеяльцем. Затем – щёлк – грузики магнитами притянулись друг к другу – Чарльз оказался в ловушке – решил спросонья, что его переложили в удобнейший гамак – умиротворенно облизнулся и стал дрыхнуть дальше – дрон резко поднялся вверх вместе с кнышем в авоське – унесся в зимнее небо.

* * *
В комнате стало очень тихо.

Потом все заговорили одновременно.

Ангел: «Ой, боженьки! Ой, боженьки! Ой, боженьки!»

Макс: «Зачем Почтовой службе сдались резиновые курицы и собаки?»

Аврора: «Я знала! Я так и знала, что система у них сглючит, рано или поздно, и они начнут не приносить, а уносить объекты. Кто вообще сейчас пользуется наземными серверами? Все нормальные компании давно перенесли хранение данных под землю, в метро. Вот убогие! Репки в кепках…»

Лиза: «Дежа вю! Моего Пусю ведь тоже чуть не унес дурацкий квадрокоптер! У вас тут что это, норма жизни? Почему дроны до сих не запретили?»

Граф: «Высшая степень бесцеремонности! Высшая! На глазах у жандарма и трех спецагентов – пусть не Третьего отделения, но всё же… Такой беспардонности, такого нахальства…»

Телевизор на стене (неожиданно включается): «Светлого дня и светлого года, империя! В эфире утренний блок светских новостей и я, его ведущая Тинг Линь. Главная новость на сегодня: группу посетителей ресторана «Нализаться до глобализации» удалили из списков клиентов из-за грубого нарушения правил заведения. Несколько гостей «Глобализации», в числе которых был замечен известный в прошлом телеведущий Ангел Головастиков, нарушили индивидуальные рекомендации системы, разработанные в соответствии со структурой ДНК, и употребляли на территории ресторана блюда из масс-кафе «Омела». Отныне вход в «Глобализацию» для этих посетителей заблокирован…»

Макс со злостью треснул кулаком по единственной крошечной кнопке телевизора. Тот вякнул что-то напоследок и потух.

– Ойбоженьки-ойбоженьки-ойбоженьки… – Причитания Ангела слились в один отчаянный стон. – Сначала кныш, а теперь еще и «Глобализация»! Поверить не могу, что меня больше туда не пустят! Да еще эта противная Пинг-Понг вещает об этом на всю страну! За что, боженьки, за что? Ну почему у меня, страдальца, судьба-то такая тяжкая, прямо как у бурлака на Волге?

– Сильно сомневаюсь, что бурлаков отчисляли из крутых ресторанов, – сказала Аврора.

– Тем более! Счастливцы! Значит, мне еще тяжелее, чем им! – Ангел бросился лицом вниз на кровать.

– Камон, Энджи. – Аврора по-сестрински погладила непутевого соседушку по взъерошенной голове. – Не парься из-за всякого треша. Эта Тинг всё выдумала. Никого из «Глобализации» не отчислили. Нам прислали бы извещение…

Дзынь! У всех одновременно сверкнули Перстни.

– Эээ, а вот и оно, – сообщила Аврора, постучав по Перстню. – Мой аккаунт в «Глобалке» заблокирован. Ваши тоже. Гейм овер. Всё из-за вас, лузеров. Бабкины пироги вам милее прогрессивных индивидуальных блюд.

– Что же мне, бедняжечке, делать-то? – с новой силой возопил Ангел, перевернувшись на спину. – Как пробраться в элитную «Глобализацию»?

– Гораздо важнее, сударь, что нам теперь делать для спасения вашего питомца, – сухо сказал граф. – Максим, я официально забираю у вас дело. Теперь это забота Седьмого отделения. И я найду этих бессовестных негодяев! Я не сдамся! Только не на этот раз!

Граф Александр буквально горел негодованием. Его двойник, поэт Одоевский, так же воинственно задирал благородный подбородок, гарцуя перед строем верных гвардейцев на Сенатской площади сумрачным утром холодного декабрьского дня 1825-го года.

– Граф, я не могу отдать вам дело! – Макс, обычно такой веселый и спокойный, даже покраснел от досады. – Поймите, я должен довести его до конца сам, своими руками. Ведь я был совсем рядом с дроном – и не сделал ничего, чтобы его остановить! Просто тупо стоял рядом, как наивная дебютантка на своём первом балу, и смотрел, как кныша тащат в неизвестность. Проклятье! И ведь я сам открыл окно, сам впустил его в спальню!

– Сударь, извольте подчиниться приказу вышестоящего должностного лица. Я забираю дело! Из искры разгорелось пламя. – Голос графа звенел, в комнате сгущалось напряжение. Даже Ангел, валяющийся на кровати, как разваренная сосиска, перестал причитать и нашел в себе силы приподняться на локтях. – К мечам рванулись наши руки. Преступный квадрокоптер будет найден. Вместе с резиновой курицей Камиллой и кнышем Принцем Чарльзом. Даю слово дворянина!

– Что ж, граф, у нас с вами общая цель. Я согласен, командуете вы. Революции не будет. – Макс пожал плечами. – Но приказывайте же тогда скорее, что делать! Порвём этих мерзавцев, как кныш – круассан с трюфелями и спаржей.

– Да, сударь, вы правы, пора переходить к немедленным действиям, – кивнул граф. – Очевидно, что курицу украли по ошибке. Расчёт был на то, что в это время на лежанке находится кныш. Со второй попытки расчёт себя оправдал. Итак. Господин унтер-офицер, приступайте к обыску квартиры господина Головастикова. Нам нужны любые улики.

– Спальню я уже изучил, когда курицу искал. – Макс направился к двери. – Ничего примечательного. Пойду всё остальное осмотрю. Есть у меня кой-какие мыслишки…

– Хорошо. Господин Головастиков, какой номер чипа у вашего питомца?

– А? Номер чипа? – растерялся Ангел. – Ну, если честно, этот чип полгода назад сломался, недосуг было чинить. Вы же понимаете, друзьяшки мои, насколько я занятой человек!

– Печально, господин Головастиков, весьма печально, – сурово отозвался граф. – Вы нам значительно усложнили расследование своей безответственностью. Так, теперь Елизавета Андреевна. Сейчас три часа ночи. Будьте любезны отправиться в свою квартиру и как следует там выспаться. Мы можем наткнуться на следы кныша в любой момент. Нам нужен будет ветеринар, полный сил, а не падающий от усталости.

– Но только-только что-то интересное началось! – запротестовала Лиза. – Не хочу я спать! Это скучно! А Пуську Скатерть всё равно накормит. Ну граф, бросьте, можно мне остаться?

Однако граф был непреклонен:

– Прошу следовать приказу, сударыня. На время отсутствия Филиппа Петровича я имею честь исполнять обязанности шефа Отделения.

– Пфф, ну ладно, ладусики. Важные все какие.

Лиза надулась. Неохотно, нога за ногу, поплелась к выходу из спальни. В гостиной работал Макс – он погряз в тысячах подушечек, каждую из которых нужно было прохлопать и прощупать. Лиза поймала его взгляд. Она прижала палец к губам и тихонько устроилась на одной из подушек, валяющейся возле двери в спальню. Макс усмехнулся, но ничего не сказал, продолжил борьбу с избыточными аксессуарами.

Щелочка была маленькой, но перед Лизой открывался прекрасный обзор: вся спальня как на ладони, в том числе благородный затылок графа и мягкий воротник его белой блузы, Аврора, круглая, яркая и лохматая, устроившаяся со своим лэптопом на кровати, рядом Ангел, хнычущий что-то вроде: «На кого ты меня, Чарлик, покинул, на ком же я теперь буду тренировать укладки, кто меня теперь будет лизать в нос перед сном». Всё это было до жути увлекательно.

Ха-ха, нашли дурочку. Еще чего, спать в самый разгар событий.

И потом, она действительно переживала за кныша. Такие чудные плюшевые собачки должны мирно спать в своих миленьких мягких кроватках, а не летать по новогоднему небу в дурацких авоськах!

– Аврора, теперь вы, – говорил тем временем граф. – Прежде всего, отправьте запрос в Почтовую службу – не их ли это квадрокоптер. Навряд ли, но всё же.

– Уже, граф, уже. – Аврора с разочарованным видом отлипла от своего лэптопа. – Пока вы тут с Максом пушили павлиньи хвосты и мерились амбициями, я кинула почтовикам запрос. Уже получила ответ от дежурного координатора. Все ведомственные квадрики у них под контролем, сбоев по маршрутам нет.

– А вы не спрашивали про…

– Спрашивала, – опередила его Аврора. – Спрашивала про пропавшие, есессьно. Они у них чуть ли не каждую неделю пропадают. Некоторые дроны сами глючат, но чаще всего их крадут, разбирают на запчасти. Впрочем, лузеры, которые их похищают, не подозревают, что в корпусе каждого почтового квадрика запрятан секретный чип. Типа сигнального маячка. Так что до сих пор всех потеряшек удавалось найти…

– Неутешительная информация, сударыня.

– Я не договорила. Всех, кроме одного.

Она вывела над лэптопом двумерную светящуюся картинку, на которой сияло уменьшенное изображение уже знакомого злодейского дрона.

– Модель «Аист грузовой 2017». Старьё! Ну, ничего другого я от лузеров из Почтовой службы не ожидала. Отсталая техника, наземные серверы… Ламеры. Окей. Порядковый номер этого «Аиста» – SPB70995. Он пропал полгода назад, в июле девятнадцатого. Они там все с ног сбились, пытаясь его разыскать. Полиция тоже копошилась, но что они могут, неандертальцы!

– В Девятьсот Девятое обращались?

– Еще бы. Но Великое и Могучее отделение слишком велико и могуче для расследования подобной ерунды. Не взяли дело, снобы айтишные.

– Обстоятельства пропажи «Аиста»?

Аврора защелкала клавишами и переключила фотку квадрика на карту города.

– Мне дежурный прислал полное досье. Последняя зафиксированная точка – башня «Всемогущего». Доставка сомбреро из Мексики ассистенту креативного директора телеканала. Тут всё чисто, сомбреро благополучно доставлено. Висит на стене в рабочем кабинете креативного директора. На обратном пути «Аист» должен был разнести частным лицам несколько писем, но не долетел. Пропал где-то по дороге. С претензиями в компанию обратились все последующие адресаты. Почта выплатила им приличную компенсацию. Энд оф стори.

– Погодите-ка минуту, друзьяшки! – Ангел медленно поднялся с кровати. – Погодите-ка минуточку, милые мои! Доставка креативному директору? Гаврюшка Левинсон фигурирует в этой истории? Всё! Я раскрыл дело. Аплодируйте своему лучшему другу, дорогушки-глупыши. Сложите два и два: сперва он дьявольски на меня смотрит. Крадет тем самым мое чувство собственного достоинства. Потом крадет дрон. Потом крадет Камиллу. И, наконец, крадет кныша. Я был прав с самого начала! Ну, где ваши ладошки?

– Совпадений в деле много, в этом вы правы, сударь, – заметил граф. – Однако какие у господина Левинсона могут быть мотивы? Зачем ему плести такие изощренные преступные схемы против вас?

– А он меня ненавидит с тех самых пор, как я поднял рейтинг «Елея» до небес! – довольным тоном сообщил Ангел.

– Вы имеете в виду тот маленький православный канал? – уточнил граф. – Это когда вы, сударь, в прямом эфире стали коронованным императором Всея Руси?

– Именно. Гаврюшка тогда себе локти кусал, что он меня выгнал со «Всемогущего», а я раз – и на «Елей»! Раз – и на трон!

Ангел царственным жестом поправил воротник своего блестящего пиджака.

– Зачем же он взял вас обратно на «Всемогущий» после вашей, эээ, отставки?

– Мой милый граф! Рейтинг для Левинсона – всё! «Елей» же от меня отрекся после моего отречения от престола. Ну а Гаврюшка сразу расчухал, что мало какой телеканал сможет похвастаться бывшим императором в штатном расписании. Взял на какие-то гадкие, противные программки! На Луну послал! Платит копейки. Не могу поддерживать тот уровень жизни, к которому я привык! Диван у меня разорвался, а на штопку денег нет. А Левинсону всё равно. Мстит мне, как может! Дьявольски смотрит на меня, крадет моих питомцев! Ух, ненавижу!

– А кстати, граф, – задумчиво сказала Аврора. – Энджи не такой уж и бред несет. Ведь Левинсон однажды попался на нарушении закона. Помните «Воздушный замок»? Он меня из шоу выгнал, но суть не в этом. Левинсон своими руками украл новорожденного единорога, чтобы взвинтить рейтинг «Всемогущего». А тут – пропадает кныш. И от Почтовой службы мы снова слышим про Левинсона. Блин еловый! Слишком много совпадений.

– Но квадрокоптер от него благополучно улетел, – сказал граф.

– А он конторский дрон перекрасил под почтовый! – предположил Ангел. – Вы хоть знаете, сколько на балансе «Всемогущего» квадриков? Да еще и покруче почтовых!

– «Аистов» – тридцать семь, – подтвердила Аврора. – По крайней мере, так написано у них на сайте. И базу взламывать не пришлось. Даже скучно как-то.

– Итак, дамы и господа, подведем итог. Мотив у господина Левинсона имеется. Техническая возможность – тоже. К тому же ранее он был осужден по той же статье Уголовного уложения. Полагаю… Нет, я вполне уверен: у нас есть первый подозреваемый. – Граф взволнованно мерил шагами комнату. – Я нечасто это делаю, и в последний раз занимался этим в Третьем отделении… Но, по-моему, сейчас этого не избежать. Дамы и господа, у нас есть убедительные основания совершить принудительный звонок третьего уровня.

– А почему третьего уровня? Я хочу первого! Ну на крайний случай – второго! – раскапризничался Ангел. – Пусть Гаврюшка напугается, как червячок в невесомости! Своим жалким третьим уровнем вы ему обмен веществ не нарушите.

– Простите, сударь, первый уровень – это обращение государыни к народу, второй уровень – сообщения о чрезвычайных происшествиях глобального характера, а представители правоохранительных служб имеют право на третий уровень… Но лишь в исключительных случаях. То есть если полицейский или агент сумеет доказать в суде, что в этом была необходимость. Являются ли жизнь и здоровье маленького сонного кныша достаточным основанием для принудительного звонка? Я бы не имел права носить гордое звание гражданина Российской империи, если бы ответил на этот вопрос «нет».

– Граф, ну и здоровы вы языком молоть, – прервала его Аврора. – Нет в вас и капли бунтарства. Кондратий Ёрш, глава «Владычицы морской» – вот у кого вы должны поучиться! Он умеет думать по-другому. Think different, граф, не ведите себя как лузер. Звоните уже Левинсону, во имя Господа Бота!

Лизе не было видно лица фон Миниха, но, судя по его резкому тону, он слегка обиделся на Аврору:

– Сударыня, я полагаю, вы уже отслеживаете «Аиста»-похитителя при помощи городских камер видеонаблюдения? Составляете маршрут? Камеры есть на каждом доме, и они объединены в сеть, насколько мне известно.

– А? – растерялась Аврора. – Так к этой системе есть доступ только у парней из Девять-Ноль-Девять.

– Так вот, сударыня, вместо того, чтобы фантазировать на тему революционного мышления господина Ерша, будьте любезны отправить в Девятьсот Девятое отделение официальное письмо с просьбой предоставить нам информацию о передвижениях квадрокоптера, модель такая-то, вылетевшего первого января сего года примерно в два часа сорок пять минут из окна тридцать третьего этажа доходного дома, адрес такой-то… Ну, остальное вы и сами сообразите. Приступайте, Аврора Валерьевна.

Аврора скорчила графу рожицу, но всё же принялась щелкать клавишами лэптопа.

Граф же постучал по экрану своего Перстня в хитром ритме, который Лиза не сумела бы повторить, даже если бы к виску ей приставили охотничье ружье Игоря, – и из Разумника поднялась картинка видеосвязи.

Поскольку дяденька на том конце «провода» не ждал звонка, сперва перед графом мелькали какие-то сумбурные изображения со странного ракурса: потолок, изящная ручка фарфоровой чашки с молнией «Всемогущего», мексиканское сомбреро на стене. Потом в кадре появилось лицо, очевидно, принадлежащее искомому Левинсону. Лицо было немного грубоватым, но весьма харизматичным, даже выдающийся нос его не портил. Увидев пронзительные черные глаза креативного директора, Лиза поняла, почему Ангел без конца твердил про «дьявольский взгляд». О нет, это вовсе не было преувеличением, типичным для впечатлительного Головастикова.

Впрочем, сейчас взгляд Левинсона не столько прожигал, сколько выражал живой интерес к происходящему.

– Чем обязан, господин… если не ошибаюсь… фон Миних?

– Эээ, да. Но откуда…

– Знать всех, кто больше одного раза появлялся на российских экранах, моя работа. А вы, Ваше Сиятельство, на «Всемогущем» весьма популярны. Если хотите знать, даже моя ассистентка от вас без ума. Дайте-ка мне припомнить… Вот что приходит в голову: вас показывали в новостях в связи с покупкой самого дорогостоящего в мире орловского рысака по кличке Снежок… Еще вы были единственным студентом Императорского Санкт-Петербургского университета, получившим дипломы двух факультетов одновременно, причем оба первой степени… Потом ваша бывшая невеста возбудила против вас дело о незаконном расторжении помолвки, которое вы, впрочем, выиграли – и, кажется, отказались от компенсации…Что еще? Неприлично большой благотворительный взнос в Фонд помощи швейцарским беженцам. Учреждение Общества «Громокипящий кубок», объединившего поклонников поэзии символистов. Подписание петиции против подачи блюд из мяса в «Омеле». Ах да, совсем недавно вы были на крыше Храма Святого Котца, а спустя пару недель спасли Горыныча. А вы говорите – откуда я вас знаю.

Лиза во время этой речи не удержалась, несколько раз пискнула, особенно когда услышала про бывшую невесту графа и его петицию против мяса, но, к счастью, кроме Макса ее никто не услышал – Левинсон умел замыкать на себя сто процентов внимания собеседников.

– Кхм… Да… – Голос графа звучал совершенно растерянно. – Я должен задать вам несколько вопросов, сударь…

– Не вопрос, Ваше Сиятельство, задавайте свои вопросы – ничего себе каламбурчик, а? Особенно для трех часов новогодней ночи. Но если позволите, сперва я кое о чем вас спрошу. Можете повернуть свой Перстень немного правее? Мне кажется, я разглядел знакомую фиолетовую прядь – и еще более знакомые стразы… Благодарствую. Ага, я, как всегда прав. Креативный директор «Всемогущего» не имеет права ошибаться. Так-так-так, Аврора Успенская из моего "Воздушного замка" и Ангелок, мой лучший дружок. Светлого года вам, деточки! Ну, как дела-делишки?

Аврора, не отрываясь от компьютера, буркнула что-то в ответ, а Ангел аж подскочил на кровати:

– Он еще спрашивает, как дела! Сначала стащил моего кныша, а теперь спрашивает, злодейский человек!

– Какого кныша? – удивился Левинсон, прихлебывая темный напиток из фирменной чашки. – Ты про свою муфту на ножках?

– Не муфту, а Принца Чарльза! И резиновую курицу украл! Украл-украл-украл! – голосил Ангел.

Наконец и графу удалось вставить заготовленную реплику:

– Господин Левинсон, я бы хотел задать вам несколько вопросов касательно пропажи собаки господина Головастикова. Кныша унес квадрокоптер, прямо на наших глазах. Дрон ворвался в спальню, где мы с коллегами сейчас находимся, поймал Принца Чарльза в сеть и скрылся вместе с ним в неизвестном направлении…

– Вау, вот это сюжет! – обрадовался неизвестно чему Левинсон. – Просто гуси-лебеди двадцать первого века. Так-так, мне уже нравится, продолжайте, Ваше Сиятельство.

– Продолжать будете вы, господин Левинсон, – довольно сурово ответствовал граф. – Где вы были и чем занимались последние два часа?

– А, так это допрос! – сообразил наконец креативный директор. – А я всё думаю – зачем вы мне звоните ни с того ни с сего, начал уже местечко для вас подбирать в штате телеканала. Что ж, если вас так интересует моя свеженькая биография, извольте: начиная с десяти вечера я сидел здесь, в моём кабинете, следил за эфиром «Всемогущего», пил кофе… Что еще? Заказал из пассажа Второва молоко, у меня кончилось, а я люблю латте… Кажется, всё. Скучновато, да? А все говорят: какая у тебя, Гавриил, профессия интересная! Вот тебе и интересная. Молоко в новогоднюю ночь заказывать из пассажа Второва. А напиваться нельзя, ни в коем случае. Вдруг что с эфиром?

– Кто может подтвердить ваши слова, сударь?

Картинка снова задергалась, в кадре замелькали сомбреро, какие-то балалайки, соломенные куколки, ковбойское лассо, кожаные (подозрительно похожие на настоящие) кресла, сменившиеся красивым и дерзким женским лицом. Молодая женщина в ярко-красном жакете, с короткой темной стрижкой и алой помадой показалась Лизе смутно знакомой. Тонкие пальцы подруги Левинсона сжимали сигарету. О, святой никотин! – всхлипнула Лиза про себя.

– Думаю, свидетельство премьер-министра вас устроит? – насмешливо спросил Левинсон из-за кадра.

Мелисса Майер, дошло до Лизы. Глава правительства Российской империи. Они же с Пусей сто раз видели ее по телику. Пусе нравилось цоканье ее шпилек по брусчатым столичным набережным.

– Светлой ночи, госпожа премьер-министр, – церемонно поклонился граф. – Простите за беспокойство. Вы готовы подтвердить алиби господина Левинсона?

– Обычно Габриэлю не стоит верить, – усмехнулась Мелисса с едва заметным немецким акцентом. – Но только не в этом случае. Я была здесь с ним всю ночь. Мы пили кофе, смотрели телевизор. К собакам он равнодушен, к сожалению. Я бы завела пятнистого дратхаара, но с Габи невозможно спорить.

– Пусть откроет нам доступ к своему Перстню, – хмуро предложила Аврора. – «Аистом» можно управлять и с компа, но это только программерам восьмидесятого уровня под силу. Левинсон не потянет. Поэтому если он когда-либо имел дело с этим квадриком – я это выясню. Посылаю ему запрос. Ого, да у него «Кольцо Марсианского всевластия», новинка от «Владычицы»! Готово, пусть нажмет, что он не против мгновенного электронного расследования.

Левинсон с легкостью согласился.

Пока Аврора дистанционно терзала историю операций Перстня Левинсона, сам Гавриил, вольготно развалившись в директорском кресле, рассуждал на тему того, почему он никогда не стал бы использовать квадрокоптер, даже если бы задумал подобное похищение:

– Понимаете, Ваше Сиятельство, я в последнее время практикую воздержание от благ цивилизации, в особенности – от электронных устройств. С Перстня совершаю только необходимые звонки. На работу хожу пешком, благо мой Стеклянный дворец тут неподалеку… Не поверите: сам подметаю дома полы! Мою их тряпкой! Пустил свою старую косоворотку на это дело… Да, одежду стираю вручную. Сначала приспособился было ходить со своим бельишком на Неву, прямо на набережной постирушки устраивал. Но «зелёные» на меня накинулись. Стали орать, что я загрязняю символ Петербурга своей пеной. Я им говорю – я не мылом стираю, парни, а золой, заказываю её специально из экодеревни, трачу пол-жалованья, пены она вообще не даёт… Но нет, эти зелёные дурни, по-моему, глухие от рождения. Ладно, теперь раз в неделю летаю на самолете на Черноморское побережье, там мои постирушки пока никого не смущают. Вот как в жизни-то бывает! Не присудили бы мне четыреста часов исправительных работ за похищение единорожки – не узнал бы я всей прелести природы, работы на воздухе, крестьянского образа жизни. Какие там квадрики! Я бы и Перстень в Неву выбросил, вот честно! Но у меня есть обязательства перед аудиторией «Всемогущего». Не могу пока ее кинуть на произвол судьбы. Не могу. Пропадет канал без меня. Скатится до уровня какого-нибудь «Елея». А, Ангелочек мой? Что скажешь? Хотел бы избавиться от меня?

– То есть честно? – наивно спросил Головастиков.

– Нет, честно не надо, – расхохотался Левинсон. – Слушайте, ребята, вы меня здорово развлекли, но мне вообще-то уже пора. Скоро начнется прямая трансляция из Гатчинского аэропорта. Уже есть первые желающие воспользоваться подарком императрицы. Набился целый автобус на Луну. Мы не можем это не показать.

– К сожалению, сударь, я не имею права прервать принудительный звонок, пока мы не дождемся результатов проверки вашего Перстня.

– А знаете, Ваше Сиятельство, голос у вас классный. Прямо ложится на душу. Напевный, поставленный. Так вы никогда не думали о карьере телеведущего? Скажем, небольшая передача о литературе, с одиннадцати вечера до одиннадцати двадцати пяти, всего с одним – я подчеркиваю, с одним, это только из уважения к вам – с одним перерывом на рекламу? Ну, согласны? Жалованье космическое, с Филиппом я договорюсь, мы с ним приятели. Ну, заглянете ко мне сегодня, подмахнете договорчик?

– Господин Левинсон, я польщен, однако у меня тоже есть определенные обязательства перед Личной Канцелярией Её Величества, – сказал граф. – Впрочем, если вы ищете обаятельного ведущего, у меня есть один хороший знакомый…

– Всё чисто, – со вздохом констатировала Аврора, оторвавшись от монитора. – Блин еловый, он и правда таскает в Шепси своё грязное бельишко. А в Интерсетке ищет разве что «древнерусские способы стирки» и еще «рейтинги мировых телеканалов». Идиотизм. Репка в телекепке.

– Проверка успешно пройдена, ваша невиновность в похищении Принца Чарльза предварительно подтверждена, – торжественно объявил граф Левинсону. – В соответствии с правилами, прерываю принудительный звонок…

– Минутку, Ваше Сиятельство! – Левинсон со звоном поставил на блюдце опустевшую чашку. – Во-первых, скиньте мне на почту контакты этого вашего знакомого, я заинтригован. Во-вторых, признайтесь, вы всех новых сотрудников держите за дверью?

– Простите? – не понял граф.

– Просто любопытно, почему ваш новый ветеринар Елизавета Ласточкина, которую я уже знаю лучше собственной племянницы, робко заглядывает к вам через щелочку двери. А вы что, не знали, что за вами подсматривают, граф? Тоже мне Ищейки. Всё, вот теперь мне точно пора. Адьос, амигос!

* * *
– Елизавета Андреевна! – вздохнул граф, раскрывая дверь настежь. – Сударыня, я был уверен, что вы набираетесь сил во сне у себя в квартире. Неужели я должен прочитать вам лекцию о подчинении приказам вышестоящего лица – лица, которое заботится о стабильности вашей нервной системы и здоровья в целом?

Лиза ответить не успела, поскольку из коридора послышался радостный крик Макса:

– Нашёл!

Фон Миних тут же забыл про непокорную Лизу и устремился навстречу полицейскому. Ангел тоже выбежал в гостиную. Аврора осталась сидеть на кровати со своим лэптопом.

– Вы только взгляните, граф!

Макс держал в руке бирюзовый клочок бумаги, исписанный неровным, дрожащим почерком. Бумажка была заляпана красками, однако кое-какие слова всё-таки возможно было разобрать.

– «Как бы я хотела иметь частичку Вас… нет, Вашего сияния у себя дома», – начал читать граф. – «Вы мой ангел-хранитель, и мне хотелось бы…» Так, тут совсем непонятно… «Ежедневно прикасаться… Талисман мне сейчас жизненно нужен…» Что это за записка, сударь? Откуда она у вас? – Фон Миних повернулся к Ангелу.

– Ах, это – я и забыл про неё. Это от Матрёны.

– Кто такая Матрёна? – терпеливо спросил граф.

– Ах, боженьки! Вы же понимаете, что я знаменитость, да? А у каждой знаменитости есть поклонники. Вот эта милая барышня, например. – Ангел королевским жестом указал на Лизу, та закатила глаза. – Но вот Еленочка – я же не перепутал, милочка, вас зовут Леночка? («Лизочка меня зовут», проворчала Лиза.) Да, так вот Леночка мне ничего не дарит, я пока не видел от нее приятностей разных, а есть у меня поклонницы заслуженные, опытные. Вот взять ту же Матрёну – она мне ежедневно, на протяжении уже пятнадцати лет, присылает домой букет тюльпанов. Каждое утро! А внутри букета – миленькая записочка вроде этой. Я эти записки использую как промокашки для кисточек. Я уже говорил, что в каждом букете девяносто девять тюльпанов? Ровным счетом девяносто девять.

– Ровным счетом – это сто, – мстительно сказала Лиза.

– Значит, жду от вас, Леночка, ровным счетом сто тюльпанов завтра… нет, уже сегодня утром. Потому что Матрёна в последние недели совершенно забыла о своих прямых обязанностях! Бессовестная! Я весь, весь выкладываюсь перед жадной публикой, наизнанку выворачиваюсь, а она мне даже какие-то жалкие тюльпашки прислать не может!

Граф поднял правую ладонь.

– Правильно ли я понял, сударь, что вышеназванная Матрёна каждый день, пятнадцать лет подряд, присылала вам букет цветов, а затем внезапно перестала это делать – перед тем, как пропала резиновая курица Камилла?

– Ой, – дошло наконец до Ангела. – Ах, вы думаете, что… Матрёна? Хм. Ну не знаю даже… Ей же сто лет в обед. Она еще Алексея Миротворца видела. Ну уж Константина Великолепного так точно. Матрёна и в принтерах-то не разбирается, от руки вон мне писульки строчит. Навряд ли она с квадрокоптером сладит, друзьяшки мои милые.

– А я бы всё-таки не сбрасывал бабулю со счетов, – заметил Макс. – Старое поколение – оно знаешь какое непредсказуемое? Взять моего папаню, например. Фирма-то наша семейная как называется? «Абрикосов и сыновья». Так я с детства знал, что мне она и перейдет по наследству. А результат? Ни с того ни с сего старик берет и передает весь кондитерский холдинг моей сестренке Груше. Видели бы вы ее: в цветастом сарафанчике, с детскими хвостиками… Нет, я ее обожаю, конечно, но какова несправедливость! Аграфена в семнадцать лет возглавила семейную компанию «Абрикосов и сыновья». А я, старший сын Ивана Абрикосова, должен таскаться туда-сюда, как бездомная овца, любой ценой пробиваться на большой экран, чтобы сестра сочла моё портфолио достаточным и разрешила сняться в рекламе конфет с кокосом. Папаша же радостно потирает свои морщинистые ручки: вот как ловко придумал! Не дал сыну-оболтусу пустить фирму под откос! Так что на вашем месте я бы не был так уверен в невиновности бабули. Откуда вы знаете, может, она давно уже окончила курсы пилотов квадрокоптеров? Может, она с Перстнем половчее Авроры управляется? Мой папаня в свои шестьдесят внезапно страшно увлекся компьютерной игрой «Увернись от Бабы яги» и достиг в ней девятого уровня, между прочим.

– Что ж, полагаю, у нас есть основания совершить принудительный звонок Матрёне… Как её отчество и фамилия? – осведомился граф у Ангела. – Не знаете? Вы хотите сказать, что пятнадцать лет подряд эта пожилая женщина присылает вам цветы, а вы даже не знаете её отчества?

– А зачем оно мне? – искренне удивился Ангел. – Это она ведь моя фанатка, а не наоборот.

– Можно связаться с цветочной компанией, у них должен быть счет на оплату тюльпанов, – предположил Макс.

Поскольку невнимательный Ангел не имел ни малейшего представления, какая именно фирма доставляет ему цветы каждое утро (помнил только, что в названии компании есть что-то про любовь), расследование изрядно затянулось. Графу пришлось будить принудительным звонком владельцев всех цветочных магазинов города, коих оказалось не меньше пятидесяти, и спрашивать, не они ли имеют честь привозить тюльпаны знаменитому телеведущему Головастикову. Владельцы спросонья долго не могли понять, чего от них хочет мрачный посланец Личной Канцелярии, пугались до полусмерти, и лишь с двадцать седьмого раза графу повезло: глава флористической фирмы «Разнотравье» по фамилии Любшторм (и это было единственной любовной ассоциацией) сразу подтвердил, что в списках его клиентов есть такой Ангел, а счета регулярно оплачивала… секундочку, он сверится с онлайн-документацией… да, некая Матрёна Ивановна Киселькина из Тверской губернии.

Дальнейшее было делом техники.

Матрёна Ивановна Киселькина, 73 года, место рождения – с. Рамешки, Тверская губерния, легко обнаружилась в базе главного сервера Центрального статистического комитета Министерства внутренних дел Российской империи.

Граф набрал номер. Над его Перстнем вознеслась уже привычная Лизе двумерная картинка. Первое время в кадре показывался только круглый столик, на котором веером были рассыпаны фотографии Ангела в разнообразных позах и нарядах. Потом картинка задрожала – хозяйка подняла свой Разумник – столик исчез, вместо него Ищейки увидели вьющийся по стенам виноград, льющийся с потолка нежный свет и странного вида кровать с какими-то приспособлениями по бокам и монитором в изножье.

На мониторе крутились разные надписи:

«Добро пожаловать в госпиталь КОСМ, уважаемая Матрёна Ивановна!

Ваш лечащий врач: Хитрово Екатерина Александровна.

Ваш медробот: модель «Сеня», производитель «Айболит», серийный номер АМП1801183».

Госпиталь КОСМ – космические технологии на страже вашего здоровья.

Мы не лечим людей. Мы делаем их здоровыми.

Надеемся не увидеть Вас снова».

Проклятье, – с чувством сказал Макс.

– Что? Почему проклятье? Что случилось?

– Это больница. Бабуленция в госпитале. Причём почему-то в Петербурге.

Лицо пенсионерки, появившееся наконец в кадре, и правда с трудом можно было назвать цветущим.

– Слушаю вас, – вяло сказала Матрёна. Она совсем не производила впечатление человека, которому могут быть интересны похищения резиновых куриц и кнышей с пышными кличками, сложные манипуляции с квадрокоптерами и зависание в компьютерных играх вроде «Увернись от Бабы Яги». Больше всего она походила на Бабу Ягу, не сумевшую увернуться на своей ступе от помехи справа и влетевшую в нешуточное ДТП с грузовым квадрокоптером типа «Аист».

– Светлого года, сударыня. – Голос графа заметно дрогнул. – Простите за беспокойство. Разрешите представиться: граф Александр фон Миних, заместитель шефа Седьмого отделения Личной Канцелярии Её Величества. Я вижу, вы находитесь в госпитале Крестовоздвиженской общины сестер милосердия… Матрёна Ивановна, ваше состояние позволяет ответить на несколько вопросов?

– Могу и ответить… Всё лучше, чем одной бессонную ночь коротать… Робот Сеня большая умница, но душевного тепла от него ждать не приходится…

– Как вы оказались в Петербурге?

– Приехала в столицу на недельку – хотела погулять по тем самым набережным, где ступала нога моего кумира Ангела Головастикова. Ну, тут и сердце прихватило. От избытка чувств, наверное… Или от вашего вакуумного трамвая, не знаю…

– Сударыня, что вам известно о питомцах господина Головастикова?

Размытый взгляд бабули прояснился. Она даже слегка привстала на подушках.

– Я знаю о питомцах моей телезвездочки всё! Интервью моего Ангелочка-хранителя читаю регулярно, не беспокойтесь. В детстве у него был хомячок по имени Адам. Потом – пятнистая черепашка Гоша Победоносец. После отчисления из семинарии он завел себе ручного черного ворона, назвал его Илайя. Потом Илайю сбил один из первых квадрокоптеров, и Ангелочек поклялся никогда больше не заводить домашних животных. Но разве можно было устоять перед кнышем! – Бабулька перевела дух и продолжила с еще большим воодушевлением. – Я ходила в нашу сельскую библиотеку, брала на один день журнал «Имперские амбиции» – там в разделе «Стиль» напечатали фотографии моего кумира с собачкой, Принцем Чарльзем, на руках. Это такое умиление! Такая прелесть! А эта забавная резиновая курочка? Камилла. Наш Ангелочек всегда что-нибудь очаровательное выдумает. С резиновой курочкой он фотографировался для британского журнала «Лошадь и гончая», английские читатели были в восторге… Кстати, сударь, вы согласны, что в Ангелочке есть что-то английское? Я бы сказала, настоящая лондонская сдержанность, неизменное достоинство… Он же как английский лорд!

«Английский лорд» в этот момент громко высморкался в записку от Матрёны, являвшуюся вещественным доказательством по делу о похищении.

– Сударыня, вам что-нибудь известно о пропаже кныша?

– Что? – Бабушка ужасно разволновалась. – Кнышик наш пропал? Как? Когда? Этого не было в новостях! Я смотрю телевизор сутками, боюсь пропустить – вдруг покажут моего Ангелочка. Но про кныша ничего не было. А что случилось, сударь? Я должна знать! Вдруг я могу как-то помочь моему кумиру! Ой, может, мне нести вахту у его парадной? Давайте я прямо сейчас сбегу из больницы и встану на дежурство возле его дома! А, как вам такая мысль? – Матрёна очень вдохновилась своей идеей, даже щеки приобрели некоторый робкий румянец. – Сердечный приступ – это ерунда, у меня же теперь новый правый желудочек, распечатанный на трехмерном принтере, – похвасталась она. – Так что я помолодела на двадцать лет! Мне теперь хоть на Луну, хоть на Марс, хоть на круглосуточное дежурство у парадной. Глядишь, и похитителя вычислю. Преступник всегда возвращается на место преступления, так ведь говорят?

– Благодарю за ваше желание помочь, сударыня, но вынужден отказаться от ваших услуг, – отозвался граф. – Всё же это двадцать первый век и это Россия, у нас существуют более прогрессивные способы слежки. Кстати, вы очень нам поможете, если расскажете о своих отношениях с техникой.

– С техникой? – Бабулька явно разочаровалась. – Да какие там отношения, сынок! Я хоть и помолодела, но мне же все-таки не тридцать лет. Я и пылесос-то центральный включать толком не научилась! Подметаю избу по старинке. Смешно: Изба-то Разумная, напичкана всякими устройствами, а я соломенным веником в ней размахиваю.

Лиза немедленно дала себе зарок сегодня же, когда всё закончится, научиться включать центральный пылесос у себя в квартире, чтобы хоть в чем-то отличаться от семидесятитрехлетней бабульки.

– Вы узнайте у нее, граф, может, она детей своих надоумила, и они «Аиста» сюда послали – решили организовать матери подарочек для скорейшего выздоровления, – сказал Макс, без особой, впрочем, надежды в голосе.

– Матрёна Ивановна, а ваш сын умеет управлять квадрокоптером? – поинтересовался граф. Данные о семье бабуленции также хранились на сервере Центрального статистического комитета.

– Сын? Мой сын Андрюша? – Матрёна снова как-то обмякла, потухла и опустилась на подушки. – Ах, я не знаю. В африканских племенах не принято пользоваться гаджетами.

– Причем здесь Африка, сударыня? По данным Статистического комитета, ваш сын родился в Рамешках.

– Родился… А потом сбежал от цивилизации в Африку. Сказал, давят на него громадные экраны, душит его Интерсетка… Он одного возраста с моим кумиром Ангелочком, они даже родились в один день одного года… Слышали когда-нибудь про такое племя – химба? Андрюша писал, что это самое красивое племя во всей Африке, – с печальной гордостью сказала Матрёна. – Он живет среди них. Спит в хижине. Обмазывается какой-то красно-оранжевой грязью, чтобы не пахнуть – мыться им там нечем, воды нет… Да… Так что нет, сынок, не думаю, что он умеет управлять квадрокоптером. Он давно уехал к этим химбам, когда дронов еще не было.

– Светлой ночи, Матрёна Ивановна! – раздался новый голос рядом с бабулькой. Приятный такой мужской голос, хотя и немного искусственный. – Вас приветствует ваш верный помощник, медробот Сеня. Десять секунд назад я получил данные о резком скачке артериального давления. В соответствии с рекомендациями Вашего лечащего врача я приехал, чтобы сделать вамукол. Информация о лекарстве выведена на монитор, установленный на кровати. Ознакомьтесь, пожалуйста, и протяните мне руку.

Картинка дернулась, изображение поплыло и в кадре возник тот самый медробот Сеня. Лиза ожидала увидеть кого-то вроде андроида Си-Три-Пи-О, персонажа из любимых Игорем «Звездных войн». Однако это была всего лишь очередная самоходная тележка, только белая, глянцевая, стильной обтекаемой формы, как стерильный гоночный автомобиль. Плавно, как дверь Ламборгини, отодвинулась в сторону боковая панель. Внутри оказалось небольшое отделение с подсвеченной подставкой, на которую Матрёна положила свою морщинистую руку. Запястье автоматически пристегнулось к подставке ремнем безопасности. Сбоку показалась блестящая игла – короткий укол – и вот уже ремень отстегивается, а дверца задвигается обратно. Медробот Сеня, выполнив программу, выкатился из палаты.

– Последний вопрос, Матрёна Ивановна, – заторопился граф. – Почему вы перестали посылать цвету господину Головастикову?

– Ох, да, я виновата, очень виновата, оставила бедного Ангелочка без ежедневного вдохновения, – покаялась Матрёна, приложив к месту укола правую руку. – Он нуждается в моих тюльпанах, я знаю, я чувствую, что нуждается. Но у меня недавно что-то случилось с моим виртуальным личным кабинетом на сайте банка, у них там всё как-то по-новому, не могу пока разобраться… Вот выйду из госпиталя, и сразу же – к банковскому консультанту, налажу платежи, обязательно налажу. Ангелу нужны мои тюльпаны! Чтобы и дальше продолжать нас радовать своим хорошим настроением!

– А знаете, сударыня, у меня для вас превосходная новость, – вдруг сказал граф. – И даже, пожалуй, две превосходных новости.

– Да? – безучастно спросила бабулька. – Вы разбираетесь в виртуальных банковских личных кабинетах, сынок?

– Этот вопрос мы безусловно решим, я сегодня же пришлю к вам в больницу моего личного банковского консультанта, разумеется, бесплатно. Но! И платить за цветы вам больше не нужно. Только что ваш кумир сообщил мне, что теперь он сам будет отправлять каждое утро букет цветов вам, сударыня!

– Что? – растерялась Матрёна. – Как это?

– Отныне и на протяжении пятнадцати лет как минимум, – строго сказал граф, поглядывая на Ангела. – В знак признательности за вашу неизменную поддержку. Он будет посылать вам ваши любимые цветы. Какие цветы вы любите, Матрёна Ивановна? Тюльпаны?

– Я? Ох… Какие я люблю цветы? Ромашки, наверное… Андрюша в детстве мне собирал из них букетики.

– Значит, каждое утро квадрокоптер из «Разнотравья» будет приносить вам букет отборных ромашек от господина Головастикова.

– Что? – капризно скривил губки Ангел, чьи эмоции живо менялись на протяжении разговора графа с Матрёной. – Как это?

– А вот так, – тихо сказал ему Макс из-за плеча. – Если жалко денег – мы с Ищейками скинемся и сами счёт оплатим. Но она должна знать, что это от вас.

– И вторая превосходная новость, – продолжил граф, не давая опомниться ошеломленной Матрёне, – господин Головастиков лично пожелает вам здоровья прямо сейчас. Прошу, сударь! – И он перевел свой Перстень на Ангела.

У ведущего мгновенно сработал телевизионный рефлекс. Он улыбнулся в камеру Перстня и затарахтел своим «профессиональным» голосом:

– Добрый день-добрый день-добрый день, милочка моя! Ну как вы себя чувствуете, дорогая моя Матрёшечка? Уже лучше? Ну я так и знал. Ангел Головастиков – ваш лучший друг и лучшее лекарство, верно? Нет-нет, и не благодарите. Ну что же, разве мне сложно послать букет ромашек моей любимой поклоннице! Конечно, конечно же, это была моя личная идея и ничья больше! Разве вы знаете кого-нибудь с такой же светлой – и идеально уложенной головой, как у меня? Ну конечно же не знаете, милочка! Таких уникумов, как я, больше нет. Поправляйтесь поскорее и оставайтесь со «Всемогущим»!

* * *
Граф отключил связь, и Ангел вновь накуксился:

– А вы, мой милый, много на себя берете! Вместо того, чтобы искать кныша, вписываете меня в неподъемные расходы! У меня жалованье знаете какое маленькое? Повара вот с трудом могу себе позволить. А мебель! Вы только взгляните, как она обтрепалась! А новую не могу купить. Денежков, денежков нету! Теперь еще и за ромашкие глупые платить. Ну спасибо!

– Сударь, я готов взять на себя все расходы, – успокоил его граф.

– Ну вот теперь нетушки-конфетушки, – надменно отказался Ангел. – А если журналисты из «Желтенькой утки» прознают, что не я сам плачу за эти цветы? Это не та популярность, которая мне нужна. Уж лучше пошлю ей жалкие ромашки, зато обо мне напишут в «Имперских амбициях», какой я добрый и щедрый. – Он вдруг загорелся этой идеей. – Фото на разворот: ваш лучший друг Ангел Головастиков стоит на груде золота и рассыпает повсюду купюры… Правда, купюрами сейчас уже почти не пользуются… Что может символизировать электронные деньги? Ну, друзьяшки, накидывайте! Мозговой штурм! Ох, проку от вас… Потом сам придумаю. Ладно, на первый раз прощаю вас, граф, за самоуправство, но в следующий раз – ни-ни!

Граф усмехнулся:

– Благодарю вас, сударь, за гибкость и понимание.

– Да, я такой – гибкий и понимающий, – с готовностью согласился Ангел. – Да я такой гибкий и понимающий, что еще и картину ей свою пришлю вместе с первым букетом ромашек! Боженьки, это гениально. Какая реклама! Какое фото! Какая потрясающая статья для «Имперских амбиций»! Бо-жень-ки!

Ангел побежал в кладовку при коридоре – рыться в своих неудавшихся картинах, которые ему не жалко было бы отдать Матрёне, а граф с Максом уселись на потёртый марокканский диван среди подушечек и принялись вполголоса обсуждать дальнейшие перспективы расследования. Аврора так и залипла в спальне с лэптопом.

Лизе стало скучно, поэтому она организовала себе два дела.

Во-первых, она написала (с превеликим трудом) сообщение начальнице Таможенной службы Ирине, чтобы та взяла под своё мощное крыло ещё одну ярую поклонницу таланта Ангела Головастикова. Матрёне Ивановне не помешает подруга-единомышленница.

Во-вторых, Лиза решила испытать Скатерть на предмет изготовления достойного кофе! Время приближалось к семи утра.

У Лизы была робкая надежда на то, что этот хвалёный шеф-повар, весь увешанный европейскими наградами, сумел-таки научить ВАЗЗовское изделие готовить приличный эспрессо. За границей империи, судя по всему, кофе всё еще уважали.

Она принялась перелистывать сенсорное меню.

«Моноовощной ужин «Vive le céleri!»:

– салат с киноа, сельдереем, бататом и листьями молодого редиса;

– крем-суп из сельдерея с трюфельным маслом и миндалем;

– паста с сельдереем, шампиньонами и чесноком;

– клубничное парфе с замороженной крошкой из шампанского и сельдерея;

– кукурузный хлеб с сельдереем и сыром Ланкашир».

Лиза потыкала пальцем в строчку «кукурузный хлеб», но в этой части блюда шли исключительно блоками: «Поздний ужин после удачного эфира», «Ранний ужин после неудачного эфира», «Обед для хорошего цвета лица», «Обед на 540 персон на случай возможной повторной коронации», «Завтрак в день награждения значительной премией», «Завтрак в день награждения незначительной премией», «Фуршет в честь возможного присвоения звания Личный Художник Её Величества», «Энергетический полдник в день написания очередного луннопыльного шедевра». Разбить блоки на отдельные составляющие было невозможно – симфония вкуса в каждом случае была тщательно продумана, и расхватать ее на десяток разрозненных песенок не позволялось.

Лиза догадалась перейти в раздел «Свободный выбор»:

«Лепестки тюльпана во фритюре… Террин из беломорского окуня с черной икрой… Ризотто с хамоном по-псковски… Мороженое из новгородских сливок с сибирским кленовым сиропом…»

Она соблазнилась лепестками тюльпана, хотела заказать деликатес, но система грустно сообщила, что ключевого ингредиента (а именно, лепестков тюльпана) нет в наличии. Лиза надулась и возобновила поиски кофе. Однако и в этом разделе напитков не было. Лиза стала стала листать дальше.

«Индивидуальное меню Принца Чарльза:

– Мусака «Кусака» с оливковым маслом, отрубями и рубленой говядиной;

– Кныши по-украински «Прожорливый кныш» с фаршем из псковской свинины;

– Кнедлики «Вредлики» с куриной печенью и морской капустой;

– Круассаны «Ле тявк манефик» с говяжьим рубцом и овсяными хлопьями;

– Рулетный омлет «Завтрак босса» с сухим овечьим сыром и брюссельской капустой».

Вы гляньте, сколько тут всего для собаки! – с завистью сказала Лиза коллегам. – И главное, зачем? Ерунда какая-то. У собаки намного меньше вкусовых рецепторов, чем у человека.

– Это у простой собаки, милочка, рецепторов меньше! – высунулся из коридора Ангел, держа в руках холсты разного размера и разной степени испачканности. – А мой кнышик достоин самого лучшего! Так я и сказал Юхе, когда тот начал нудить, что не видит смысла в высокой кухне для щенка. Принц Чарльз вам не какой-нибудь плебейский пёс с молочной фермы, заявил я Юшке. Будь любезен выложиться для него по полной! Ну Юхе пришлось подчиниться, конечно. А не то остался бы без работы! Пусть бы попробовал найти новое место – повара нынче не в цене, я его только для экзотики держу! Ну и для Чарлика, конечно.

Он спрятался обратно в свою кладовку-мастерскую, а Лиза вернулась к изучению меню:

– Постарался повар на славу… Один рулетный омлет чего стоит!.. Знаете, раньше я думала, что самое счастливое существо во всех мирах – это районный инспектор пожарной охраны, который порхает по школам и собирает сладкую дань с директоров: конфеты там, конвертики интересные. Ответственности никакой, и повсюду встречают, как дорогого гостя. Но теперь я вижу, что нет! Тот, кто хорошо себя вел в предыдущей жизни, в следующий раз родится домашним питомцем телеведущего «Всемогущего»! Сколько изысков, какое баловство! Уж на что я люблю своего Пуську, но он и то у меня ограничен охотничьими колбасками да сухим кормом. А здесь – меню для наследного принца нефтяной державы!

Граф поднял брови:

– Сударыня, вы, кажется, до сих пор не осознали, что нефтяные державы в нашем мире плетутся в хвосте мирового обоза – подземное топливо у нас давно уже не в чести.

– Лично я не стал бы так уж завидовать кнышу Чарлику, – отметил Макс. – Он сейчас неизвестно где и неизвестно в каком состоянии. Разве твой порхающий пожарный инспектор может стать жертвой высокотехнологичного похищения с использованием квадрокоптера?

– Навряд ли, – задумалась Лиза. – Во-первых, у нас с квадриками туго. Во-вторых, пожарные инспектора – ребята тяжеленькие, конфеты сразу откладываются на боках. Ну и в-третьих, зачем их похищать? На место одного сразу придет другой такой же, только худой, и опять его надо будет прикармливать… Нет, никто их похищать не станет.

– Получается, тот, кто хорошо вел себя в предыдущей жизни, в следующей родится районным пожарным инспектором в твоем мире. Так?

– Выходит, так, – согласилась Лиза.

– Ну, значит, нам всем есть к чему стремиться, прямо сейчас и начнём, – заключил Макс и они с графом вернулись к своей дискуссии о различных методах поиска пропавшего кныша.

Макс, ковыряя пальцем поролон в лопнувшей обшивке дивана, предлагал воспользоваться старым проверенным способом. Нам понадобится, говорил он, еще одна собака и еще один квадрокоптер. Берем собаку, сажаем ее в корзину грузового полицейского дрона и пускаем по воздушному следу. Пусть разнюхает, куда «Аист» утащил Принца Чарльза. А что? У нас есть одна знакомая собака, которая беспрекословно слушается Лизавету. Помните Дружка, пса Мяурисио? Или можно взять сэра Джима, но он тяжеловат для полета на квадрике, это не его масштаб. Этому кабану трансатлантические лайнеры подавай.

А кстати, что с Дружком-то, спросила Лиза, рассеянно листая бесконечный список напитков. Как что, удивился Макс. Он в тюрьме, вместе с Мяурисио. Как в тюрьме, ужаснулась Лиза. Очень просто, объяснил Макс. У нас есть специальные тюрьмы для владельцев животных. В камерах можно жить со своими питомцами. Там особый режим охраны. Есть зеленый двор для выгула собак и морских свинок. Штатные ветеринары и прочее. Понимаешь, Лизавета, государство не имеет право разлучать животное с владельцем. Собаке же не объяснишь, почему сегодня вечером ее любимый хозяин не вернется домой. Так что приняли такой закон о совместном заключении преступников и их питомцев. Уже давно приняли, еще при императоре Николае Прогрессивном. О да, сударыня, добавил граф, подобный подход к содержанию заключенных невероятно эффективен с психотерапевтической точки зрения. Животные помогают хозяевам-преступникам снимать отрицательные эмоции, не дают им потерять человеческий облик за решеткой. Класс, сказала Лиза, мне теперь ваша тюрьма вообще не страшна, если Пуську ко мне в камеру пустят.

Граф заявил Максу, что его способ никуда не годится. Сперва нужно будет оформить кучу разрешений на эту операцию: от судьи, от адвоката Мяурисио, от самого Мяурисио как представителя своего пса. Да и вообще, кныш был украден четыре часа назад, и за это время его воздушный след безвозвратно развеяло ветром с Финского залива.

Как бы поступил на нашем месте Аркадий Францевич Кошко, родоначальник дактилоскопии и легендарный русский сыщик-инноватор начала двадцатого века? – спросил присутствующих граф. Присутствующие в лице Лизы и Макса пожали плечами. Аркадий Францевич придумал бы что-нибудь простое и гениальное, ответил за них граф. Например, он обратился бы к похитителям со всех экранов страны. Воззвал бы к их лучшим чувствам, попросил вернуть кныша домой. Технически это сделать нетрудно, тот же Левинсон мог бы это организовать за пару секунд.

Макс невежливо расхохотался. Лучшие чувства? У похитителей? Ваш Кошко в жизни на это бы не пошел. Уж скорее он устроил бы провокацию: сообщил бы с экрана, что попытка похищения кныша не удалась, Принц Чарльз прекрасно себя чувствует в теплой домашней обстановке, лопает деликатесы и нарушениями сна не страдает. Похитители тогда сильно озадачатся, а того ли пёсика они стащили, начнут нервничать, суетиться, выяснять подробности и попадутся в лапки современных Кошек, то есть Ищеек.

Графу эта идея не сильно приглянулась. Арестованные похитители, сказал он, подадут на нас в суд за намеренное введение в заблуждение, совершенное при помощи технических средств. Есть такая статья в Уголовном уложении и вы, Максим, как представитель жандармерии, должны цитировать ее с любого места. Также вы не можете не знать, что в новейшей истории российского судопроизводства были похожие прецеденты.

Спорщики сошлись на том, что доступ к городским камерам видеонаблюдения сильно облегчил бы им процесс расследования. Стали в два голоса звать Аврору и спрашивать, как продвигается написание запроса в Девять-Ноль-Девять. Аврора недовольно ответила, что написание продвигалось бы гораздо быстрее, если бы всякие лузеры ей не мешали, а дали вместо этого чашку горячего клюквенного морса.

Поскольку Лиза как раз каким-то чудом набрела на подраздел «Горячие безалкогольные напитки», заказ Авроры удалось выполнить на удивление быстро. Макс попросил березового сока, граф решил освежиться зеленым чаем с мятой, Ангел крикнул из коридора, что он будет горячий шоколад «а-ля Клод Моне», а для себя Лиза наконец-то отыскала «Эспрессо по-милански». Через пять минут на поверхность Самобранки выдвинулся поднос с дымящимися чашками – претенциозной треугольной формы.

Графу пришлось проявить недюжинное мужество и самостоятельно отнести Авроре её морс – остальные побоялись заходить в клетку к пухлому сердитому львенку с кудлатой фиолетово-розовой гривой.

В ожидании ответа из Девятьсот Девятого отделения уселись за стол. Ангел тоже подтянулся из коридора, приманился роскошным тяжелым запахом горячего какао. Заодно принес показать картину, предназначенную им в подарок Матрёне Ивановне.

– Ну что, друзьяшки, как вы думаете, что изображено на этом чудном холстике?

На холстике творилось дроперидол знает что. Пылающее в прямом смысле слова сердце – то есть планета в форме сердца, сверху донизу покрытая извергающимися вулканами. Более того, несчастную планету также насквозь пронзала исполинская молния.

Лиза предположила, что перед ними картошка, которую насадили на шампур и жарят на костре.

Ангел ужасно разобиделся. Оказалось, что на картине никакая не картошка, а планета Венера, сама же картина в целом посвящена тому, что он, Ангел, думает о любви.

После того, как граф похвалил мощный символизм, заложенный в данном произведении искусства, Ангел заметно приободрился, присоединился к гостям за столом, выпил свой горячий шоколад, после чего начал громко жаловаться на голод.

– Так у вас же есть превосходно обученная Скатерть, – с недоумением сказала Лиза. – Закажите у нее что-нибудь. Чашки, конечно, жутко неудобные, но такого классного эспрессо я, кажется, никогда в жизни не пробовала. Будь у меня побогаче словарный запас, написала бы поэму про ваш кофе. Граф, а вы стихи не пишете, часом? Может, вы сочините оду в честь «Эспрессо по-милански» из Самобранки товарища Головастикова? Такие стишата я бы послушала.

– «Жар, восторг и вдохновенье грудь исполнили мою – кофе, я тебя пою», – певучим речитативом продекламировал граф, глядя в подсвеченную темноту за окном. – «Вдаль мое промчится пенье, и узнает целый свет, как любил тебя поэт… О напиток несравненный, ты живешь, ты греешь кровь, ты отрада для певцов! Часто, рифмой утомленный, сам я в руку чашку брал и восторг в себя впивал22».

– Неплохо, – одобрила Лиза. – Бодренько. Жидкий восторг – это сильно.

– Но это не мое творчество, сударыня. Автор – небезызвестный Кюхля, один из лучших друзей Пушкина… Мои стихи не предназначены для чтения на публике.

– Почему? – заинтересовался Макс. – Они неприличные?

– Отнюдь, – пожал плечами граф. – Не неприличные. Слишком личные.

Ангел тем временем с недовольным видом копошился в меню Самобранки, приговаривая: «Ну интересно – я плачу последние деньги личному повару, и еще должен сам батрачить на кухне? Пальчиком своим тыкать в экран, напрягаться? Нет, милые мои, так у нас дело не пойдет». Так ничего и не заказав, он откинулся на спинку скрипнувшего стула и страдальчески заявил:

– Всё, друзьяшки. Буду ждать Юшку. Кстати – а что это он себе позволяет? Уже начало восьмого, а он до сих пор так и не явился! Придется его оштрафовать за опоздание – заодно и денежки сэкономлю, на массаж схожу. Всё тельце у меня болит из-за бессонной ночи! Это вы во всём виноваты, милые мои. Прошло уже четыре часа, а вы до сих пор не можете найти гадкого похитителя.

Лиза и сама ужасно устала, только эспрессо и давал ей силы держать глаза открытыми. Она с сожалением сделала последний глоток, думая о том, что бедному кнышу, избалованному сладкой жизнью, наверняка сейчас еще хуже, чем ей. Навряд ли похитители кормят его (если вообще кормят) авторскими блюдами высокой кухни, к которым он так привык.

Стоп. Погодите-ка.

– Слушайте, товарищи, – сказала она внезапно севшим голосом. – Слушайте, я знаю, кто это сделал.

Все с интересом посмотрели на нее.

– Это же повар! Я уверена, что Юха решил избавиться от кныша. Папаверин меня разбери, вы можете себе представить, что за жизнь устроил ему тут товарищ Головастиков? Бедняга учился-учился искусству готовки – а поверьте мне, это очень даже муторное занятие, – скитался по Европе, и вот он возвращается на родину и становится прислугой для собаки, которая попросту не способна оценить по достоинству его шедевры. Я как ветеринар за это ручаюсь. И не спорьте, товарищ Головастиков. Ваш Чарлик – как первоклассник, который только-только научился складывать два плюс два, а профессор университета пытается увлечь его красотой формул высшей математики.

– Пфф, что за глупости! – фыркнул Ангел. – Не стал бы Юшка мне мстить. Не за что. Он безмерно счастлив, что ему удалось найти в моем лице такого великолепного хозяина!

– Что-то я на его кислом лице счастья не заметила, – не согласилась Лиза. – Про обед на двенадцать персон, над которым он трудился всю новогоднюю ночь, вы забыли. Штрафуете его при каждом удобном случае. Рабочий график такой же непредсказуемый, как вы сами.

– Это просто смешно, – насупился Ангел. – Это просто смешно, и я с негодованием отметаю эту версию, потому что не могу себе позволить остаться без повара сразу после того, как меня отчислили из «Глобализации». Вы что же это, милочка, хотите, чтобы я умер голодной смертью? Не верю, что Юшка, который столько раз выгуливал Чарльза, читал кнышику сказки на ночь и вообще сроднился с ним, мог его похитить. Исключено, друзьяшки, исключено! Можете даже не тратить свое время. Вот он сейчас придет и сами его спросите.

– Господин Мякинен часто опаздывает? – уточнил граф.

– Еще чего! Во-первых, он боится меня рассердить – в гневе, друзьяшки мои, я страшен, уж поверьте! Как-то раз вашего лучшего друга даже наградили очень престижной премией «Самая большая истеричка российского телевидения», – похвастался Ангел. – Никто из конкурентов не умеет так визжать, как я. А во-вторых, финская пунктуальность у Юшки в крови! Обычно по нему часы можно сверять.

– Уже семь двадцать, – заметил Макс. – А кстати, ваш повар сам вводил рецепты в Скатерть?

– Кто же еще? – удивился Ангел. – Уж точно не я. Я творческий человек, далек от техники, она мне совершенно неинтересна. (Лиза сочувственно кивнула.) Самобранку настраивать не проще, чем, ну я не знаю, квадриком управлять! Я что, по-вашему, должен всё бросить, забыть о своей карьере на телевидении и с утра до ночи программировать какую-то глупую Скатерть?

– Эй, пипл! – В гостиную вбежала Аврора с лэптопом под мышкой. – Слышали когда-нибудь про такую ферму – «Имбирь и мята»? В двадцати километрах от города по Дворянскому шоссе. Похоже, наш кныш там.

Все вскочили со своих мест, словно в полуметре от них внезапно началось извержение венерианского вулкана с картины Ангела.

– Как вы это выяснили, сударыня? – взволнованно спросил граф.

– Камеры, граф, камеры видеонаблюдения! – Аврора ликовала. – Отсмотрела маршрут «Аиста» от начала до конца. Он ушел из зоны видимости, когда подлетел к этой ферме. Поля не освещаются, темно, но судя по сигнальным огням, он где-то там и приземлился.

– Аврора! Сударыня! О, Аврора… – Граф пытался подобрать слова. – Я не могу выразить всей степени своего восхищения… Поверить не могу, что вы сумели договориться с непробиваемыми, как стены крепости Крак-де-Шевалье, коллегами из Девятьсот Девятого отделения…

– А и правильно не верите, – хитро прищурилась Аврора. – Можно сказать, я сделала подкоп под стены их крепости.

– О нет. – Граф тяжело осел обратно на стул.

– А что? – с вызовом сказала Аврора. – Эти лузеры мне нагло отказали в доступе к серверу. Блин еловый, да кем они себя возомнили? Ладно, им плевать на кныша. Но они что, не знают, что я взломала «Владычицу»? Пришлось немного поднапрячься, и вуаля – теперь мы знаем про ферму.

– Да, но какой ценой, – с горечью сказал граф. – Вы же понимаете, сударыня, что я обязан доложить о вашем нарушении Филиппу Петровичу. А он, в свою очередь, обязан донести эту информацию до господина Ренненкампфа. А тот, естественно, отдаст вас под суд.

– Да и плевать, отдохну в тюрьме от вас, лузеров, – весело сказала Аврора. Она была страшно довольна собой. – И вот что – я, пожалуй, сама сообщу Ренненкампфу о взломе Девять-Ноль-Девять. Хочу поглядеть на его вытянутую физиономию. И на глупые лица этих Великих и Могучих ламеров тоже.

Граф с тоской посмотрел на нее.

– Дорогие Ищейки, не пора ли нам выдвигаться на вышеназванную ферму? – вмешался в беседу Макс. – Вы еще успеете поиграться с Фемидой в лице Реннекампфа. Кныш по-прежнему не с нами, дамы и господа. Кстати, никто так и не ответил на вопрос: что за «Имбирь и мята» такая. Не помню, чтобы эта ферма проходила у нас по протоколам. В жизни про нее не слышал.

– Юха берет там для меня пряные травы, – слабым голосом сказал Ангел, хватаясь за стразы в районе сердца. – Это небольшая семейная ферма, поставки органической продукции избранным клиентам. Я в каких-нибудь второсортных массовых пассажах не закупаюсь.

* * *
Граф прикрыл на мгновение веки, встряхнул головой и вновь поднялся – собранный, решительный.

– Максим, прошу вас немедленно связаться с коллегами из полицейского участка – какой там ближе всего к ферме? Выясните. Пусть отправят спецотряд для поиска и охраны кныша, пока мы туда добираемся. Далее. Нам нужно допросить господина Мякинена…

Тоненько пискнул входной блок, дверь в квартиру открылась – на пороге показался Юха. С абсолютно непроницаемым, типично скандинавским выражением лица.

Макс бросился к нему первым.

– Именем Императрицы и во имя Закона об уважении к животным, вы задержаны по подозрению в похищении кныша Принца Чарльза, – выпалил он. – Я унтер-офицер Максим Абрикосов. Попрошу ваши запястья. – И ловко защелкнул наручники.

– Что происходит, офицер? Ангел Иваныч, вы не знаете? – Невозмутимость повара пошла трещинами. Он казался удивленным и испуганным одновременно. – Я ничего не сделал, просто пришел на работу.

– Юшка! Как ты мог! Как ты мог, после всего, что я для тебя сделал! – возопил Ангел, вздымая руки к потолку. – Всё это время я привечал этого предателя, как своего лучшего друга! Под маскою овцы скрывался Иуда! Боженьки, поверить в это не могу!

– Кныш господина Головастикова похищен, сударь, и у нас есть веские основания подозревать, что без вашего участия в этом деле не обошлось, – сообщил повару граф. – Меня зовут граф Александр фон Миних, я агент Седьмого Отделения Личной Канцелярии Её Величества, и я должен задать вам несколько вопросов. Сейчас у нас на счету каждая секунда, поэтому я вынужден провести беседу на ходу, по дороге к месту предполагаемого нахождения кныша… Аврора, будьте любезны, вызовите наш автомобиль. Мы не можем ехать с подозреваемым на вакуумном трамвае.

Конторский беспилотный автомобиль подкатил к парадной, пока Ищейки одевались и спускались на лифте. Ранее утро первого января – гарантия отсутствия пробок во всех мирах. Машина была эффектной: золотая с белыми орлами по бортам.

Допрос в авто начался так себе. Юха сразу заявил, что он отказывается отвечать без своего адвоката. Всё, что он может сказать – он всегда с большой нежностью и теплотой относился к кнышу Чарльзу, никогда бы не причинил зла своему пушистому воспитаннику и переживает за его судьбу не меньше господина Головастикова. После этой декларации повар отвернулся к окну и ни на какие расспросы больше не реагировал.

Изрядно вымотанный граф вскоре прекратил эту бессмысленную игру в одни ворота, немного расслабился и прикрыл глаза. Аврора тыкала в кнопки лэптопа.

Ангел сперва громко отчитывал Юху за его неблагодарность (финн упорно молчал), потом стал забавляться со своим Перстнем, потом заскучал и начал рассказывать Максу о том, как он двадцать лет назад закатил знатный скандал на телевизионном песенном конкурсе, откуда его пытались выкинуть. Из конкурса его все равно в итоге выкинули, но благодаря вселенской истерике его заметил Левинсон и взял ведущим в новую программу. Так стартовала блистательная карьера бывшего семинариста на «Всемогущем».

Макс слушал Ангелово бахвальство с интересом, но постоянно отвлекался на собственный мигавший Перстень, куда ему приходили сообщения от коллег из Дворянского участка. Местные городовые уже прочесывали ферму с фонарями, но пока без особого успеха. Экспресс-допрос хозяев, судя по электронным онлайн-протоколам, тоже ничего не дал.

Лиза, чтобы не заснуть, изучала салон чудо-автомобиля.

Конторский Русско-Балт походил на микроавтобус для участников международного экономического форума. Были в нем мягкие экокожаные кресла, хорошая шумоизоляция, большой экран, на котором показывали фотографии лучших агентов Личной Канцелярии и их достижения за последний отчетный квартал. Достижения, на Лизин взгляд, были совершенно дурацкими:

– какой-то носатый деятель из Шестого отделения («Преступления против экологии») уличил мебельный холдинг «Хохлома» в злостном обмане. Как выяснилось, негодяи из «Хохломы» бессовестно врали на протяжении многих лет, утверждая, что биопластиковые упаковки, в которые заботливо завернуты их кресла и торшеры, разлагаются за три года. Носатый дяденька из Шестерки не поленился закопать у себя на балконе один такой биопакетик на основе крахмала и стал регулярно проверять, а как там идет обещанное разложение. Разложение шло неплохо, но медленно – пакетик полностью растворился в почве не через тридцать шесть месяцев, как гарантировали «хохломщики», а через тридцать восемь, то есть на целых два месяца позже. Итог – штраф в имперскую казну в несколько миллионов рублей и грамота носатому деятелю от премьер-министра Мелиссы Майер;

– серьезный дядя с бородой из Второго отделения («Преступления против терпимости») заслужил награду из рук императрицы благодаря аресту некоего Эдуарда Пышкина. В чем провинился вышеназванный Пышкин, Лиза поняла не сразу. Пришлось спрашивать у графа. Фон Миних объяснил: оказывается, по всемирному договору полувековой давности именно Российская империя объявлена площадкой для встречи с внеземным разумом, если таковой пожалует в гости на нашу планету. Для возможных переговоров с обитателями соседних Галактик даже был построен Коммуникативный центр "Земля-Небо" – на берегу Волги, в районе населенного пункта Васюки. В разработке проекта Центра принимали участие не только известные ученые вроде Стивена Хокинга, но и писатели-фантасты с их безумными идеями о том, как могут выглядеть космические пришельцы. Комплекс получился невообразимым, в Васюки валом повалили туристы, заштатный городишка мгновенно стал мировой достопримечательностью, и всё было хорошо до тех пор, пока житель Васюков Эдуард Пышкин не решил, что инопланетянам в России не место. Пышкин развел активную протестную деятельность, разбрасывал по всему городу листовки (не на рисовой бумаге, а на полулегальной сосновой) с призывами разрушить Коммуникативный центр, слал в космос сигналы с самодельного радиопередатчика с общим смыслом «Межгалактические янки, гоу хоум». При этом от представителей правоохранительных органов он весьма изобретательно прятался как раз-таки по многочисленным закоулкам того самого Центра, спроектированного для удобного размещения самых разных форм космической жизни, от говорящих гусениц до мыслящего газа. Бородатый дядя из Второго отделения охотился за Пышкиным по этому лабиринту несколько месяцев, а поймал на простейшую приманку: банальную бутылку елового пива. Фу, сказала Лиза, борясь с тошнотой;

– агент Пятого отделения («Преступления в сфере реализации программы «Разумная Изба»»), напротив, добился освобождения арестованного преступника. Пару месяцев назад один талантливый архитектор попался на мошенничестве с автомобильной страховкой, его задержали, он сознался и уже морально подготовился провести следующие пару лет в тюрьме. Однако агент Пятёрки, неожиданно явившийся на заседание, сумел убедить суд в том, что архитектор принесет гораздо больше пользы обществу, если вместо тюрьмы ему назначат два года принудительной работы на благо ИСК («Императорской строительной коллегии»). Так оно и вышло: архитектор сумел придумать, как без потери качества можно в полтора раза удешевить строительство типовой Разумной Избы. Результат настолько обрадовал идеолога программы, экс-императора Константина Алексеевича, дедушку нынешней императрицы, что престарелый государь своей рукой написал архитектору благодарственное письмо и пригласил «на винишко и солнышко» в свою скромную резиденцию на черноморском побережье, где он сам выращивал виноград.

Затем Лиза с удовлетворением увидела на экранчике собственный портрет в красной шляпе – ниже перечислялись ее заслуги перед Империей за последний месяц, начиная от спасения Пуси и заканчивая оправданием Джима. Это было, пожалуй, покруче обшарпанной Доски почета в их ветеринарной клинике, где обычно клеили не фотографии хороших работников, а всякую дрянь: объявления о том, что в учреждении из-за неуплаты отключают горячую воду, требования не красть бумагу из принтеров и мыло из туалетов и прочие указявки от начальства.

Только-только на экранчике появился Платон – Лизе было любопытно, а он-то с какой стати причислен к элитной компании лучших агентов Канцелярии, – как микроавтобус мягко остановился возле въездной арки с надписью «Имбирь и мята». Арка вела в бескрайнее темно-серое поле, обнесенное невысоким заборчиком. Темно-серое – потому что за забором был чернозем, лишь чуть-чуть прикрытый тонким слоем снега. В густой мгле дрожали светлые точки – фонари жандармов, разыскивающих Чарлика.

Рядом с аркой дежурил полицейский электромобиль – та же модель микроавтобуса, что и у Ищеек, но изумительно-белого цвета с золотыми орлами на бортах; впрочем, смотрелся он тоже весьма нарядно. На крыше мигал ярко-зелеными всполохами проблесковый маячок. Макс тут же выпрыгнул из агентской машины и побежал получать последнюю информацию у коллег.

– Судя по карте в Интерсетке, фермерский дом на другом конце поля, – сказала Аврора, глядя в свой компьютер. – Послать вам на Перстни координаты?

– Благодарю, но чуть позже, сударыня. Полагаю, начать нам нужно не столько с допроса хозяев, сколько с поиска Принца Чарльза – вы чувствуете, насколько здесь холоднее, чем в центре Петербурга? Подогреваемых мостовых за городом нет, январь за пределами столицы действительно январь. Однако снега на поле не так много, как я надеялся, маленьких следов кныша в этой грязи мы не найдем… Максим, какие новости? – обратился фон Миних к вернувшемуся унтер-офицеру.

– Увы, граф, пока никаких. – Макс выглядел встревоженным. – Двое жандармов общаются с владельцами фермы, пока без толку. Мирная семейная пара пожилых голландцев, любят животных, телевизора в доме нет. Ни про Ангела, ни тем более про его кныша и не слыхали. Еще шестеро полицейских бродят по полю с фонарями. Либо кныш их боится и где-то затаился, либо его тут нет… Эй, богиня утренней зари! Ты уверена насчет этого места? Квадрик приземлился именно здесь?

Аврора ужасно разозлилась:

– Блин еловый, Макс! Думаешь, я просто решила всем устроить увеселительную загородную прогулку в семь утра первого января?

Граф вновь попытался привлечь внимание повара, который, хоть и в наручниках, но с крайне независимым видом стоял возле золотого конторского микроавтобуса.

– Сударь, вы окажете серьезную помощь следствию, если прямо сейчас, я подчеркиваю, немедленно раскроете местонахождение Принца Чарльза. Если мы обнаружим его сами, без вашего участия, на снисхождение судьи не рассчитывайте.

Юха хотел было скрестить руки на груди, но наручники помешали ему воплотить задуманное, поэтому он просто отвернулся и принялся напевать сквозь зубы старый хит Беты «Ах ты, зимушка-зима, вот и снова я одна, мой милёнок на Луне, как билет достать и мне?». Слуха у повара не было. Совсем. Граф поморщился.

– Юшка, может, хватит дурака валять? – сердито предложил Ангел, высовываясь из теплого салона автомобиля. – Ты видишь, какая темень вокруг? Пока мы найдем Чарлика, он просто-напросто околеет. Ну, куда нам идти? Или лучше – как нам подъехать туда на машине? Ножки у меня нежные, нетренированные, в пешеходном искусстве ваш лучший друг Ангел Головастиков не силен, в отличие от искусства живописи!

Юха набрал полную грудь морозного воздуха и перешел к фальшивому исполнению второго куплета трогательной песни про путешествие влюбленной девушки на Луну вслед за своим парнем, который, судя по контексту, просто-напросто сбежал на другую планету от приставучей занудины.

– Кстати о темноте – я тут кое-что придумал, – интригующим голосом сказал Макс. – И если после этого мне не выдадут Орден из рук императрицы или хотя бы торт «Ореховый взрыв» из рук персонала «Омелы», я просто потеряю веру в высшую справедливость. Скажите мне только одно: вы готовы, Ищейки?

– К чему? – спросила Лиза. Очень трудно было думать на таком морозе – с этими теплыми мостовыми она совершенно отвыкла от настоящей зимы.

– Секундоньку… – Макс постучал по своему Перстню. – Дамы и господа! – объявил он голосом опытного одесского конферансье. – Представляю вам танец маленьких квадрокоптеров! Не парад орбитальных спутников, конечно, но тоже кое-что. Хореограф и идейный вдохновитель «Вальса дронов» – ваш любимец унтер-офицер Максим Абрикосов. Встречайте наших талантливых исполнителей!

Откуда-то со стороны переливающегося, как громадный воздушный пузырь, мегаполиса послышалось знакомое нарастающее жужжание. В темном небе разрасталась внушительная колонна пронзительно-зеленых сигнальных огней. На ферму надвигались десятки, сотни полицейских квадрокоптеров.

– Дурацкая затея, – скучающим голосом сказала Лиза, немного оправившись от изумления. – Ты погляди, какие у них огоньки-то тусклые. Еле-еле сами квадрики можно разглядеть.

Макс задорно расхохотался, будто Лиза отлично пошутила, и скомандовал в свой Перстень: «Свет – камера – мотор!».

Раздался гулкий звук, будто где-то в небесах откупорили бутылку шампанского – и ферму мгновенно залил яркий сценический свет.

– Святые ноотропы, – сказала Лиза, прикрывая глаза тыльной стороной ладони.

– Да будет Свет, как говорится в Библии… Это летающие прожекторы, сударыня, – пояснил граф. – Господин Абрикосов весьма вовремя сообразил их вызвать. Каждый квадрокоптер оборудован мощной лампой… Нет-нет, не смотрите прямо на них, это опасно для глаз! Давайте лучше поскорее приступим к поискам кныша.

Лиза с тоской поглядела на поле. В четком свете прожекторов рыхлая земля вперемешку со снегом казалась ничуть не более привлекательной, чем в темноте. Однако где-то там металась одушевленная плюшевая игрушка, и нужно было идти ее спасать, даже если брести придется по колено в грязи.

Труднее всего оказалось убедить Ангела в том, что автомобиль по полю не проедет, а ждать спецтехнику времени нет. Бедняжка Головастиков, страдая и хныча, выбрался из машины и пошел по полю впереди всех, выкрикивая: «Принц! Чарлик, ты где? Иди к папочке! Я тебе новую укладку придумал! Давай сюда скорее, пока я не забыл, с какой стороны прицепить серебряный бантик!». Справа от него шел Макс, слева – граф, чуть позади выстроилась цепочка жандармов, а Лиза решила от всех оторваться и пойти вдоль забора. Лично она на месте кныша не сидела бы, как дурацкое пугало, посреди неуютного поля, а прижалась бы к какой-нибудь стенке.

Аврору оставили дежурить в машине, на случай, если кныш внезапно выбежит из арки. Впрочем, надежды на то, что она заметит появление кого-либо мельче мамонта, было немного – программистка немедленно уткнулась в свой лэптоп, бормоча, что в новом году еще не успела увидеться со своим Кондратием, а он ведь и обидеться может, он же самообучаемый, расшифровывает человеческие эмоции потихоньку.

Юху, от греха подальше, посадили в полицейский микроавтобус, под надзор богатыря в белой шинели.

Лиза в полном одиночестве (если не считать компанией парочку ненавязчивых квадрокоптеров-прожекторов, сопровождающих ее по воздуху) шла вдоль забора, думая о том, что неплохо было бы захватить в свой мир одну такую летающую лампу, чтобы безбоязненно возвращаться домой с работы. Длинные перебежки по петербургским дворам-колодцам, доверху залитым чернильной тьмой, – удовольствие ниже среднего для молодой девушки.

– Ко-о-о! Ко-о-о!

– Святые трициклики! – Лиза подпрыгнула от испуга. – Какого папаверина?..

Сперва она заметила на земле нечто желтое с красным клювом и гребешком. Вот источник этих истошных воплей – резиновая курица! Совсем как у Филиппа Петровича в кабинете.

А рядом с курицей пушистым калачиком свернулся он, Принц Чарльз. Чудный кнышик элегантного цвета кофе с молоком, звезда журнала «Имперские амбиции» и большой любитель пирожков. Впрочем, сейчас Чарлика при всём желании нельзя было назвать элегантным: нарядная шерстка вся свалялась в грязевые комья, маленькое тельце била крупная дрожь холода и страха. Он посверкивал глазками на Лизу и еле слышно поскуливал.

В бело-коричневом поле разглядеть его было невозможно – кныш сливался с землей. Если бы он случайно не прижался к своей верной Камилле, а та не заорала, как будто ее режут, – Лиза попросту прошла бы мимо.

– Ох, Чарлик! – воскликнула Лиза и бросилась к пёсику.

* * *
Бежать обратно было легко и приятно, несмотря на то, что пальцев ног она почти уже не чувствовала, так же как и кончика носа. Это всё ерундистика, а главное – за пазухой у Лизы пригрелся грязный, но живой и, судя по всему, вполне здоровый Чарлик, вместе со своей спасительницей – резиновой курицей Камиллой. От счастья Лиза совсем позабыла, как делать звонки с этого мудреного Перстня, поэтому первым человеком, которого она порадовала лучшей новостью года, стала Аврора.

Программистка даже не стала особо стыдить Лизу за ее техническую отсталость – быстро дала отбой графу и Максу со своего Перстня и принялась помогать Лизе оттирать кныша от чернозема и кусочков льда, вмерзших в шерсть.

Еще до возвращения коллег Лиза провела быстрый визуальный осмотр Чарлика – пёсик оказался в полном порядке, так что ничто не помешало Ангелу устроить великолепную сцену «Возвращение блудного кныша»: с заламыванием рук, расцеловыванием пушистой мордочки Принца, подбрасыванием вверх резиновой курицы Камиллы, небольшим вальсированием вокруг микроавтобуса и вполне искренними слезами радости на глазах. Благодарные зрители – местные жандармы, вернувшиеся с поля, – рукоплескали импровизированному, но фееричному спектаклю.

– Елизавета Андреевна, Максим, можно вас пригласить на пару слов? – Граф отозвал их в сторонку. В отличие от остальных, он не выглядел довольным. Скорее уж, еще более обеспокоенным, чем когда они подъехали к ферме. – С тех пор, как мы задержали господина Мякинена, прошло почти два часа.

– Ну и что? – с недоумением спросила Лиза.

– Проклятье, – сказал Макс. Похоже, он сразу понял, в чем дело, в отличие от Лизы. Унтер-офицер бросил взгляд на Перстень. – Осталось девять минут.

– До чего? – Лизу всё это начинало раздражать.

– Сударыня, по закону мы обязаны отпуститьзадержанного через два часа, если у нас не будет достаточных оснований для предъявления ему обвинения. Пока что мы стоит на очень зыбкой почве.

– У нас практически ничего на него нет, – подтвердил Макс. – Ну и что, что он покупает зелень на этой ферме? Это еще ни о чем не говорит. Нужны улики, а у нас – ни одной. Ни квадрика с отпечатками пальцев, ничего.

– Вот если бы он сам признался в содеянном… – мечтательно сказал граф.

– Так что же мы тут столбами стоим, товарищи? – возмутилась Лиза. – Ну-ка быстренько побежали к Юхе! Сейчас мы его выведем на чистую воду.

– Он отказывается говорить без адвоката, – пожал плечами граф.

– А ему и не надо ничего говорить, – сказала Лиза уже на ходу. – Говорить буду я.

Повар, разумеется, знал свои права. Граждане империи вообще были очень подкованы в юридическом смысле, Лиза уже это поняла. Юха спокойно сидел в теплом полицейском микроавтобусе и беззаботно насвистывал мотивчик из популярной композиции Беты «Не кочегары мы, не императоры, мы марсианские колонизаторы», ожидая, пока его выпустят на свободу. Для пущего удобства он вывел дисплей виртуальных часов прямо над своим Перстнем. Винтажная секундная стрелка отсвечивала голубым в полумраке салона.

– Готовитесь к высадке десанта, товарищ Мякинен? – насмешливо начала Лиза, забираясь в микроавтобус.

Юха бросил на нее бесстрастный взгляд и стал смотреть в окно, где Ангел, с кнышем под мышкой и резиновой курицей в зубах, раскланивался перед восторженной публикой.

– Не терпится поскорее вернуться к работе на товарища Головастикова? – Лиза усмехнулась. – Это ваш потолок? Вы для этого учились столько лет, чтобы выгуливать чужую собаку и выслушивать нравоучения от человека, который подкрашивает губы помадой, но всем говорит, что это блеск?

Юха прищурился, но продолжал молча смотреть на окно. До освобождения оставалось шесть минут.

– А знаете, что я думаю? – продолжала Лиза. – Скоро ваша профессия вообще уйдет в прошлое. Как монастырский писарь или, скажем, деревенский кузнец. Разве можете вы, обыкновенный человек, конкурировать с разумными, самообучаемыми машинами по приготовлению еды? Нет, ну правда! Как говорит одна моя подруга, вы – неандерталец. Что у вас за образование-то, в конце концов? Профессор кислых щей? Маэстро собачьего омлета? Учились всю жизнь, как сковородку правильно держать? Так этому я вас и сама могу научить, причем за две секунды. Дурацкую работенку вы себе избрали в качестве призвания, согласитесь, товарищ Мякинен. Просто курам на смех. Я уточню – резиновым курам на смех.

Повар заметно заиграл желваками на скулах и бросил взгляд на часы. До освобождения – три минуты.

Лиза почувствовала себя на верном пути.

– Я вам посоветую на будущее, просто по-дружески: если вас товарищ Головастиков выгонит – он признался, что держит вас только ради экзотики, а значит, скоро ему игрушка под названием «личный повар» надоест, – так вот, когда он вас выгонит, бросьте вы свою никому не нужную кулинарию и подрабатывайте выгулом собак. В этом занятии и то больше смысла и перспектив, чем в вашей готовке. В конце концов, какая разница, чем заполнить объем желудка?

– О, пэркэлэ! – вдруг взорвался финн, вскочив с места. – Как вы смеете – как у вас только язык повернулся – как можете вы рассуждать о том, о чем не имеете ни малейшего понятия?

Голубоватый виртуальный циферблат, исходящий из его Перстня, скакал по стенам микроавтобуса, как мартовский солнечный зайчик. Кажется, у Ищеек оставалась еще полторы минуты.

– Кулинарное искусство – это высшая ступень развития цивилизации! Это то, к чему человечество шло веками! Скатерть-Самобранка – всего лишь очередная яркая пластмассовая игрушка. С ней позабавятся, а потом забросят под кровать и забудут там навсегда. Я верю, что Империя вернется к своему кулинарному величию, прославленному на всю планету! Петербург на протяжении последних ста лет был мировой гастрономической Меккой. Сюда приезжали, чтобы отведать самые невероятные сочетания тончайших вкусов, побаловать свои рецепторы изящнейшими кулинарными кружевами. Да, еще десять, пятнадцать лет назад повар были сродни императору, а сейчас мы – отверженные. Но я дождусь дня, когда всё вернется на круги своя! И я всё сделаю, чтобы приблизить этот день.

Голос Юхи стал громким и значительным, словно у верховного жреца забытой, но могущественной религии:

– Я не позволю позорить священное кулинарное искусство, растрачивая свой талант, свой небесный дар, свои отточенные умения на приготовление собачьего корма!

Стрелка, метавшаяся по сумрачному салону машины, показывала десять секунд до освобождения. Лиза заметила, что граф сжимает кулаки. Макс не мигая смотрел на подозреваемого.

– Да, я украл Чарльза! – грянул Юха. – Я украл его, потому что больше не мог терпеть надругательства над великим таинством гастрономии! Собака должна жить на ферме, есть свежее мясо и защищать хозяев от вторжения…

– Кого? Улиток? – не выдержала Лиза. – Вряд ли кныш справится с кем-то покрупнее.

– Место собаки – не в квартире, а на природе, так меня учили в детстве, – упрямо заявил финн. – Ей не нужны укладки и круассаны! Она будет счастлива побрызгаться из шланга и погрызть мозговую косточку! Я спас Чарльза от неподобающего образа жизни, а Кулинарию – от неуважительного обращения с ней.

– А Камиллу-то зачем украли? – поинтересовалась Лиза, чувствуя, как внутри разливается приятное чувство удовлетворения.

– Курицу? По ошибке. Я знал, что в это время на лежанке должен был находиться Чарльз.

Финн немного остыл и отвечал уже спокойнее.

– А квадрик откуда взяли? – дожимала Лиза.

– Это было еще полгода назад… Почтовый квадрокоптер принес мне письмо из Франции. Я ждал этого письма, в нем должны были прийти документы от одного моего знакомого француза, мы собирались вместе открыть в Петербурге ресторан классической европейской кухни… Но я сразу понял, что дрон принес отказ – письмо было слишком тонким. У меня потемнело в глазах от ярости, вот как сейчас… – Юха устало провел ладонью по лицу. – Я схватил дрон и разломал его на куски, голыми руками. Потом испугался, что меня арестуют. Тут же, в парке, разобрал его до последнего винтика, вскрыл корпус, нашел тот самый секретный чип геолокации, обнулил его, чтобы меня не нашли… Я ведь неплохо обращаюсь с гаджетами, волей-неволей пришлось научиться, пока осваивал Самобранку… А потом полгода отлаживал дрон, учился им управлять – хотел, чтобы похищение прошло безукоризненно, я не мог себе позволить потерять работу, которую с таким трудом получил.

– Я полагаю… всё? – Граф вопросительно посмотрел на Макса. – Закрывайте дело, сударь, раз вы его начали.

Макс подошел к Юхе и положил руку ему на плечо:

– Юхани Мякинен, именем Императрицы и во имя Закона об уважении к животным, Российская империя предъявляет вам обвинение в похищении кныша Принца Чарльза и краже государственной собственности, а именно, грузового почтового квадрокоптера модели «Аист»…

– Про Камиллу не забудьте, сударь, – усмехнулся граф.

– Ах да, ещё кража личного имущества собаки, – согласился Макс. – Значит, объявление предъявляется по трем статьям.

На сдержанном лице повара отразилось что-то похожее на облегчение.

– Это даже хорошо, что вы меня арестовали. Отдохну в тюрьме от придирок Ангел Иваныча и его вечной взбалмошности. А когда выйду на свободу, может, и проклятых Самобранок уже не будет. Киитос, господа. Спасибо.

– Это вам спасибо за эспрессо по-милански, – искренне сказала Лиза на прощание. – Кофе, в отличие от похищений, у вас классно получается.

* * *
В квартиру Лиза зашла с рассветом, часов в десять.

– Ну что, Пусятина, новый год начался очень даже динамично, – сообщила она коту, который встречал ее с весьма брюзгливым видом.

Судя по данным Скатерти, за последние двадцать четыре часа, пока хозяйки не было дома, Пуся неоднократно пользовался услугами Самобранки. Автоматический лоток тоже исправно исполнял свои обязанности, так что повода для брюзжания у Пуси не было. Однако вот же, сидит в коридоре с кислой физиономией.

– Мяв, – сказал Пуся и, величаво задрав хвост, направился к телевизору в гостиной.

– Ах вот оно что, – догадалась Лиза. – По своему говорящему дружку соскучился.

По «Всемогущему» показывали Ангела, который вместо того, чтобы идти спать, давал хвастливое интервью Ричарду Кингу в роскошной студии новостей. А Лиза-то еще удивлялась, почему Головастиков отказался возвращаться вместе со всеми на машине, а попросил высадить его на первой же остановке вакуумного трамвая! А он, оказывается, к началу выпуска хотел успеть.

– Мяв, – удивился Пуся, увидев на экране кныша. Пёсик сидел на столе Ричарда Кинга и обнюхивал его лэптоп.

– Это наш с тобой сосед, – объяснила Лиза. – Называется кныш. Я вас потом познакомлю… Хотя зачем? Мы же с тобой скоро домой вернемся, там кныш – это всего лишь пирожок.

Довольнехонькое лицо Ангела затемнилось: поверх картинки «Всемогущего» на экране телевизора появилось сообщение, только что поступившее Лизе на Перстень. В этом доме все Разумные устройства были связаны между собой в дурацкую единую экосистему.

Сообщение было от Авроры:

«Рейтинг видела?»

«Ты же знаешь, что я не представляю, где смотреть».

«Блииин елооовый… Пошлю тебе крючок, цепляйся… Хотя Бот с ним, с крючком. Короче, мы на 3-м месте!»

«Как?!! Так быстро?? Почему???! Мы же только что вернулись с дела!!!»

«Реня увидел по телику треп Энджи, запросил отчеты у Макса и у графа, и вуаля! Мы в Большой Тройке!»

«Кто такой Реня?»

«Лиззи, не тупи. Реня – это Ренненкампф. Всё, бай-бай, я спать. Кстати, проверь почту – я тебе переслала письмо, которое пришло на адрес нашего Отделения. Чао».

Заинтригованная Лиза с трудом, но сумела добраться до просмотра входящих писем. Так… Штраф за отломанную ветку ёлкокапусты – оперативненько, ничего не скажешь… Штраф за самовольное изъятие почвенного грунта у парадной Дома с Утками-мандаринками… Совсем с ума посходили.

А вот, наверное, то самое послание, о котором говорила Аврора.

Письмо было целиком на испанском, и сперва Лиза ужасно расстроилась, но потом нашла функцию автоматического перевода и ужасно обрадовалась.

«Пишу, чтобы поблагодарить агентов Седьмого Отделения за профессионализм. Да, из-за их дотошности я оказалась в заключении, и надолго. Считала ли я себя плохим человеком? Нет. Несчастным? Да. Но именно здесь, за решеткой, неожиданно решилась главная проблема моей жизни! О мой Бог! Мой брат, мой дорогой младший братик, которого я не видела много лет, ради которого решилась на преступление, пришел навестить меня в тюрьме! Пришел поддержать, восстановить нашу детскую дружбу и привязанность. Я не смогу побывать на его свадьбе, не смогу подарить ему дорогой подарок. Но оказалось, ничего этого ему не нужно. И подарок, добытый нечестным путем, он бы не принял. Всё, чего он хотел – быть уверенным, что нужен мне, что я так же хочу общаться с ним, как и он со мной. Мы с ним хорошо поговорили… Оказалось, за последние годы он выучился на юриста, и теперь будет добиваться моего досрочного освобождения. О мой Бог, от счастья я парю в небесах! Без всякого самолета! С любовью, Фернанда Мария Дельгадо Эстебан».

Ха, навряд ли какой-либо еще агент может похвастаться благодарностью от задержанного преступника за произведенный арест. А тут – целых две благодарности меньше чем за один час. «Неплохо, дорогой Лизун, очень неплохо!» – похвалила себя Лиза.

Однако благодарности от арестованных преступников, к сожалению, не отменяют унылые домашние дела простого агента Личной Канцелярии Её Величества. Лиза полила из чашки с императрицей свой лимончик, росток уже начал потихоньку крепнуть. Вспомнила про сорванную ветку ёлкокапусты, отыскала ее в кармане жилетки и воткнула ветку прямо рядом с лимоном в салатницу с Зимним дворцом, служившую ей цветочным горшком.

Включила Разумный Душ – подышала вкусным лечебным паром – дождалась пуска воды. На этот раз даже удалось отрегулировать ее температуру. Более того, Лиза сообразила, как активировать измерение веса, отключенное Авророй. На дисплее обозначились цифры: "56,3". Батюшка миотропный бендазол, вот это да! Несмотря на беспрестанное поедание пирогов, она всё-таки похудела. Ну еще бы, постоянный стресс! Лучшая диета – это перемещение между мирами.

На радостях Лиза рискнула и впервые решила постирать одежду не руками, как Левинсон, а при помощи мудреной хозяйственной машины. Жилетка, в которой отсиживались кныш с курицей, была вся перепачкана черноземом. Машина пообещала привести жилетку в полный порядок.

Вдохновившись сией грандиозной технической победой, Лиза пошла дальше: своими руками запустила центральный пылесос, чтобы спать в чистоте и красоте. Немного шума и неприятный завихрений воздуха – и клочья кошачьей шерсти, покрывавшие все видимые поверхности в квартире, за несколько мгновений исчезли с глаз долой.

– Папаверин меня раздери, – ошеломленно сказала Лиза. – Теперь я люблю животных еще больше, если только это возможно. Слышишь, Пуська? Ты где?

Пуся жалобно мяукнул из-под стола в гостиной. Кот жутко перепугался, когда ненавистные завывания пылесоса внезапно послышались со всех сторон сразу, и забился в крошечную щель между контейнерами Самобранки. Лизе удалось его оттуда выманить, лишь включив на полную громкость канал «Мяу», где как раз показывали захватывающий боевик про толстого взъерошенного голубя, который просто не мог пролететь мимо другого голубя, чтобы не затеять с ним драку не на жизнь, а на смерть.

После тотальной ликвидации шерсти в квартире дышалось на удивление легко, Лиза моментально заснула и впервые за всё время пребывания в этом мире спала без тревожных и волнующих сновидений.

* * *
2 января


Система деликатного пробуждения сработала, как всегда, в 6.00.

Лиза еле-еле разлепила каменные веки. На соседней подушке пушистой морской звездой раскинулся Пуся.

– Чувствую себя так, словно меня пыльным мешком по голове огрели, – хрипло пожаловалась она Пусе. – Проспать семнадцать часов подряд! И как ты, Пусятина, живешь в таком режиме? У меня всё затекло и к тому же я, кажется, поглупела процентов на восемьдесят.

Пуся насмешливо засопел и повернулся на другой бок, демонстрируя, что истинные мастера сонного спорта могут продержаться на подушечном ринге гораздо дольше, чем какие-то жалкие семнадцать часов.

Лиза, кряхтя и охая, как древняя старуха, поднялась с кровати и некоторое время пыталась сообразить, в какой последовательности нужно переставлять ноги. Все-таки Система деликатного пробуждения уж слишком деликатничала со своим владельцем. Лучше бы окатывала владельца ведром холодной воды. Дураки какие разработчики, одна я умная, похвалила себя Лиза и пошла открывать окно в надежде, что бодрящий январский ветер вернет ее к жизни.

Честно признаться, ей весьма приглянулся секрет Ангела-Клеопатры.

Распахивая створку, Лиза вспомнила давешнего «Аиста», ошарашенные лица коллег, беззащитного кныша… Нет, никогда она не полюбит технику и всё, что с ней связано. Разве можно привыкнуть к бездушным механическим птицам, заполонившим местное небо? За последние три недели она соскучилась по обыкновенным городским голубям. А теперь видит сизарей разве что по каналу «Мяу»…

На подоконник сел голубь.

– Ой, – сказала Лиза, невольно отпрянув в сторону кровати.

Пуся дернулся, увидел голубя, резко вскочил на все четыре лапы – и мгновенно спрятался под кровать. Очевидно, он предпочитал наблюдать за птицами дистанционно, по телевизору. А то клюнут еще, чего доброго. Обидят маленького миленького котика.

Лиза осторожно подошла поближе. Кажется, пернатый гость не был голограммой наподобие двуглавого имперского орла из Перстня. Голубь был настоящим, взъерошенным – и мокрым?

Сизарь, в отличие от Пуськи, вел себя спокойно. Ворковал ненавязчиво, посматривал на Лиза круглым глазом, переступал лапками по подоконнику. Он явно хотел что-то сказать.

– Откуда ты прилетел, дружочек? Заблудился? – спросила Лиза – и вдруг заметила, что к правой лапке птицы примотана бумажка. – А это что у тебя такое?

Она обхватила голубя за мокрое туловище и торопливо развязала веревку, на которой держалась бумаженция. Веревка показалась ей смутно знакомой – обыкновенная полиэтиленовая хозяйственная веревка, расползающаяся на белые волокна, – но Лизе некогда было об этом думать, потому что она раскрыла записку:

«Эх, Лиза… Нашёл я у тебя в тумбочке ту брошюру про остров. Ясно теперь, куда ты пропала. Бросила меня с кредитами и фиалками. Ну, спасибо. На декабрьский взнос ушла вся мамина пенсия целиком. Угадай, что теперь моя мамуля про тебя думает. Никогда ты ей не нравилась, но сейчас она совсем в тебе разочаровалась. Наша соседка Яна ей гораздо симпатичнее. Они прямо спелись, целыми днями пьют с Яной чай на общей кухне и твоё предательство обсуждают.

Фиалки твои на подоконнике все завяли, я их выкинул. Я не садовод, а изобретатель, и ты это знаешь.

Кот твой не вернулся. Но я по нему, честно, не скучаю. Думаю, и ты тоже, раз так легко его бросила и умотала на свой остров. Никто мне теперь не мешает сидеть в клетчатом кресле и думать над своим изобретением.

Звонили с твоей работы. Я пока сказал, что ты заболела. Надо будет достать где-нибудь больничный, когда вернешься. Мы же не хотим потерять твою зарплату.

Лиза, я тебе скажу как есть: мамуля очень настаивает на том, чтобы я разорвал с тобой помолвку. Яна ей видится более перспективной невесткой. Мама говорит, у тебя работа неинтересная, а Яночка работает ассистентом секретаря в отделе "Газпрома". "Будущее за нефтяными компаниями, сынок, а не за какими-то питомцами, от которых одна грязь", – твердит мне мама. Еще она постоянно повторяет, что Яна ласковая и приветливая, а ты колючка. Мне-то всегда именно это в тебе и нравилось, но твой последний поступок показал, что мама была права. Разве можно жениться на такой непредсказуемой женщине!

Однако мамочка считает, что она воспитала меня порядочным человеком и настоящим мужчиной. Поэтому давай договоримся так: я тебе даю срок в 24 часа. Если ты не вернешься домой к 12.00 2 января 2020 года, будем считать, что между нами всё кончено.

Раз уж ты остаешься жить на острове, я получаю моральное право оформить на себя твою комнату. Хорошо хоть, ты мне гендоверенность дала, когда деда не стало! А то бы я сейчас тут попрыгал. Если Яна согласится заключить со мной брак (а мама уверена, что она согласится), то у нас будет уже две комнаты в центре Петербурга. Вторую комнату оборудую себе под голубятню – мой инновационный почтовый проект перешел на стадию практической реализации. Дело сразу пошло как по маслу, когда твой кот перестал меня отвлекать.

Посылаю к тебе своего первого обученного голубя. Насколько я понял, на твоём острове нет никаких средств связи, поэтому ты и телефон не взяла. А птице Интернет не нужен, она летит без навигатора. В этом-то и есть моя инновация. Всё новое – хорошо забытое старое.

Мамуля просила тебе передать, что она бы на твоём месте поторопилась бы вернуться. Найти мужа в твоём возрасте уже невозможно. Она-то знает, она у меня мудрая. Еще она просила тебе написать, что ты глупенькая дурочка, но я сказал, что это уже лишнее.

С любовью (до 12.00 02.01.20г.), Игорь».

Тут Лиза поняла, почему веревка показалась ей знакомой. Это была веревка из ее родного мира. А точнее – из ящика ее собственного кухонного стола. Стола, на котором она приготовила сотни мясных обедов Игорю и его маме.

Единорог Афоня

2 января, 06:15


Шесть часов! До полудня осталось менее шести часов!

Лизу трясло.

Голубь улетел сразу, как только она освободила его от записки, но Лиза даже не заметила его исчезновения. Что ей какой-то голубь? У нее жених вот-вот упорхнет!

Игорь прав, абсолютно прав. Если она сейчас его упустит, останется до скончания веков старой девой во всех мирах. Кому она нужна в тридцать-то лет?

Может, тут, в Империи, и не принято заводить семью, пока не стукнет лет эдак сорок. С хвостиком. Тут считается, что сперва нужно состояться в жизни. Принести пользу обществу.

Но разве есть у нее что-либо общее со всеми этими людьми? Разве сможет она когда-нибудь привыкнуть к ним? К этому странному миру?

Да и плевать ей на это общество, честно говоря. Не собирается она самоотверженно строить карьеру. Никакая работа, никакие друзья не смогут заменить полноценную семейную жизнь.

К тому же иди, доверься этим друзьям. Вы посмотрите на Янку, пупырку папавериновую. Ну ничего, мы с ней ещё разберемся. Нет, доверять можно только животным. Люди не достойны доверия.

Все её бывшие одноклассницы лет через восемь-десять станут бабушками. А она что? Будет гоняться за нелепыми преступниками в компании еще более нелепых коллег?

Здесь у нее никакого романа не состоялось. Даже намека на роман. Надо это признать. Ни Макс, ни граф, ни Мяурисио, ни тем более Ангел предлагать ей руку и сердце не спешили. Альтернативы Игорю в этой альтернативной реальности нет.

Почему-то до сих пор Лиза не отдавала себе отчета в том, что не только она живет сейчас без Игоря, но и Игорь продолжает жить – без нее. Почему-то ей казалось, что в ее родном мире время остановилось. И когда она вернется, всё будет точно так же, как когда она ушла.

И вдруг – осознание: изменилась не только она сама. Изменился и ее родной дом. Еще чуть-чуть, и эти изменения будут необратимыми.

Так плохо ей не было с тех пор, как не стало дедушки.

Итак, до полудня оставалось менее шести часов.


До полудня: 4 часа 50 минут.

Лиззи, что за дикий вид? У тебя глаза безумные. А кота зачем на работу притащила? Погоди, это что – пижамная кофта у тебя под жилеткой? И где твоя шляпа?

– Ох, Аврор, не до нарядов мне сейчас.

Лиза плюхнула сумку с Пусей на стол рядом со своим компьютером. Пуся тут же стал тыкаться мордой в сетку, поскольку очень заинтересовался золотой рыбкой на мониторе.

Графа в «светелке» не было. Аврора расположилась с лэптопом на своем диванчике и внимательно наблюдала за тем, как у Лизы дрожат руки.

Лиза хотела было снять жилетку, в кабинете было тепло, но никак не могла ухватить язычок молнии непослушными пальцами.

– Плевать, плевать… – пробормотала она горячечным шепотом и подсела к Авроре. – Послушай, дело серьезное. Отправить нас с Пусей домой нужно сегодня, до полудня. Без вариантов.

– С чего вдруг такая спешка? – поинтересовалась Аврора. Сегодня она выглядела почти не раздражающе, в стиле райской птицы, инвентаризованной Карлом Линнеем в 1758-м году. Зеленые перья, вплетенные в фиолетовые и розовые пряди, желтая футболка с длинными рукавами и скромненькой надписью «While(noSuccess) tryAgain()» – и роскошнейшая, многоярусная красная юбка в пол. Лизе пришло на ум словосочетание «баба на чайник», но вряд ли Аврора добивалась именно такого эффекта. В любом случае, современный ноутбук смотрелся на фоне кружевной бальной юбки до крайности странно.

Впрочем, все эти мысли пронеслись где-то на периферии сознания. Сейчас Лизу волновали совсем другие вещи.

– Почитай, что я получила час назад голубиной почтой. – Лиза протянула ей письмишко.

– Какой-какой почтой? – уточнила Аврора.

– А вот такой. Эта записка из моего мира. Похоже, голубь каким-то образом повторил наш с Пусей путь, – предположила Лиза. – Он был весь мокрый. Вода лилась с перьев. Хотя никаких осадков на улице нет и не было.

– Всё может быть, – не стала спорить Аврора. – Дверь, открытая однажды, будет открываться и впредь. Continue While и так далее. Ну, что там за роковое послание?

По мере прочтения письма ее лицо приобретало всё более презрительное выражение.

– Только не говори, что это писал твой жених.

– Пока еще – мой жених, – подтвердила Лиза. – И если мы резко не ускоримся, то я окажусь совсем одна во всех мирах.

– Лиззи, бейби. – Аврора посмотрела на нее в упор. – Да он же редкостный лузер. Просто коллекционный экземпляр. А ты – пожалуй, ты всё же не безнадежна, несмотря на всю твою отсталость. Оставайся с нами.

Это было немыслимое заявление. Просто невозможно было поверить, что Аврора сказала нечто подобное.

Однако Лизу несло, она проигнорировала бы и глас небесный, раздайся он сейчас откуда-нибудь сверху, например, из Разумной Люстры с хрустальными висюльками.

– Я боюсь, понимаешь, Аврора? Боюсь. Это не мой мир. Тут всё чужое. Мне тут не место. Моё место – на моей родной кухне в моей родной коммуналке. А не в этом розовом кабинете с рыбьими компьютерами и неизвестными мне битвами. – Она махнула рукой в сторону батальных картин. – Ваши Перстни слишком умны для меня. Они разумны настолько, что это пугает. Я не могу, мне не перестроиться, я уже совсем не молода, фактически я уже должна думать о внуках. Мне не улететь с вами на Марс. Даже на Луну, даже на халяву. Я просто не могу, у меня голова по-другому устроена, понимаешь?

– Ну как знаешь. – Аврора пожала плечами. Зеленые перья взметнулись и опали. – У меня всё готово для первой итерации. Взяла разработки у своих френдов, "Артуровичей". Парни бились над разгадкой механизма телепортации раненого короля Артура на остров Авалон, слышала про такой? В вашей реальности его ещё не нашли? Я так и думала. Мир лузеров. Короче, "Артуровичи" не учли всего один фактор, до которого домыслила я. Это же Британия, бейби! Там вечные осадки! Есессьно, в момент той самой смертельной битвы шёл дождь. Готова поспорить на свой лэптоп. Так что уверена – у нас с тобой перемещение пройдет не хуже, чем у Мерлина с Артуром. У меня к тебе, Лиззи, всего два вопроса. Номер один: сколько ты сейчас весишь? Номер два: мы так и не провели испытания.

– Так, по порядку: вешу пятьдесят шесть. Испытания проводить не на ком, рискну. Уж лучше мгновенно разорваться на гравитоны, чем на всю жизнь остаться старой девой… В худшем случае, стану легендой, как король Артур. Что еще?

– Самое главное. – Аврора тяжело вздохнула. – У нас по-прежнему нет доступа к климату. За взлом «Емели» даже браться не стану. Нереал. Я там работала, знаю. Остается легальный способ – возглавить Рейтинг Канцелярии и получить ключи от всех осадков. Сейчас мы в Большой Тройке – но не первые. Снобы из Трёшки всё еще держат лидерство. Чтоб их цунами, ими же вызванное, унесло!

Старинная дубовая дверь заскрипела – в розовую гостиную ворвался Платон. Агент кипел тяжелой яростью.

– Елизавета. Вот ты где. Я направил тебе четыре официальных письма. Первое – вчера днем. Прошли почти сутки. Ты скрываешься от правосудия? С Третьим отделением не шутят!

– Что? – промямлила Лиза. Всё это было совершенно некстати. – От какого еще правосудия, Платон Арнольдыч? Ничего я не скрываюсь, отсыпалась после Нового года, потом пришла на работу, как положено… Руссо туристо – облика морале… А зачем вы меня искали? Хотели спросить, как пройти в библиотеку в три часа ночи?

На этот раз цитаты из советских фильмов совсем не сработали.

– Я вызываю тебя на допрос, – отчеканил Платон. – Прямо сейчас. По делу об угрозе безопасности Империи.

– А я-то тут причем, папаверин побери? – жалко возмутилась Лиза, уже предчувствуя катастрофу. Угроза ее личной безопасности надвигалась неотвратимо, как цунами на жалкую рыбацкую деревушку. Похоже, у нее появилась проблема посерьезнее, чем остаться до конца жизни старой девой. Как бы не остаться до конца жизни за решеткой! Она уже знала, что угроза безопасности Империи – одно из самых серьезных обвинений в этом мире.

– Я проанализировал каждое слово, сказанное тобой в аэропорту. Отсмотрел все видеосъемки с твоим участием. Проконсультировался с лучшими учеными-этнографами, политологами, историками и физиками – специалистами по черным дырам.

– Неужто и с сэром Хокингом? – вставила Аврора со своего диванчика. – Если с кем и консультироваться по черным дырам, так с ним. Only.

– Сэр Хокинг отказался от сотрудничества, – неохотно признался Платон. – Когда узнал, для чего мне это нужно.

– А для чего вам это нужно? – тоненьким голосом спросила Лиза, страшась услышать ответ. Подтверждались худшие ее подозрения.

– Елизавета… Пока я называю тебя так. Но, клянусь, я узнаю твое настоящее имя… Елизавета, я пришел к выводу, что ты проникла в Империю незаконно. Ты не из Швейцарии. Более того – ты не принадлежишь нашему миру в целом. Каким-то образом – и я узнаю, каким именно – ты нелегально пересекла границу между мирами. Не испросив разрешения у соответствующих служб. Не оформив визу. Не сообщив Империи о цели своего визита. Из этого следует, что ты представляешь угрозу безопасности страны. Возможно, ты вступила в сговор с котом, известным как Великий Усус, также появившемся в Империи нелегально и выдававшем себя за крупного религиозного деятеля. Моя задача – выяснить ваши намерения. Очевидно, преступные. Определить способ, при помощи которого вы передвигаетесь между мирами. Доложить о моем расследовании – расследовании тысячелетия – господину Ренненкампфу и тем самым реабилитироваться за швейцарский провал. Прошу немедленно пройти в мой кабинет.

Лиза медленно встала с уютного диванчика.

«Вот и еще одна железная причина сбежать из этого дурацкого мира… Если только мне удастся вырваться из медвежьей хватки Платона», подумала она, «а это вряд ли возможно, разве только прилетит вдруг волшебник в голубом вертолете».

Платон сделал шаг ей навстречу.

Внезапно распахнулась дверь между Розовой гостиной и будуаром – и всё помещение заполнил знакомый глубокий голос:

– Голубушки мои, вы уже здесь? А я вас не ждал в Отделении раньше восьми часов. Вот это я понимаю – истинная любовь к работе! Горжусь вами, милые барышни!

Энергичная походка, знаменитые усы, белая шинель с зелеными погонами – из кабинета вышел Филипп Петрович, пышущий калифорнийским солнцем и неизменной благожелательностью.

– Филипп Петрович!

Лиза ринулась к шефу. Она была до папавериновых пупырышек счастлива его видеть. Еще лучше, чтобы это был ее дедушка… Но и Филипп Петрович наверняка ее спасет. Обнимать его она постеснялась, поэтому просто встала рядом, торжествующе поглядывая на Платона.

– Шеф, вы вернулись? – воскликнула Аврора. – Когда? И как вы проскочили мимо меня? Я здесь уже чуть ли не час.

Филипп Петрович добродушно усмехнулся в усы.

– Я вернулся прямым рейсом из Лос-Анджелеса три часа назад, переоделся – и сразу на службу, с половины пятого работаю с отчетами… И тут есть над чем потрудиться, милые мои барышни, благодаря вам! – Он шутливо погрозил им пальцем. – Это что же вы тут натворили, сколько громких дел раскрыли за время моего отсутствия! Я глазам своим не поверил, когда увидел Рейтинг. Третье место?! Браво, голубушки, браво! О таких высотах еще месяц назад мы и мечтать не могли… А больше всего меня поразила прозорливость нашей дорогой Елизаветы Андреевны. Какое чутье! Какая интуиция, разрази меня гром! Впрочем, и Аврора Валерьевна, и граф Александр отличились. Именно о таком Отделении я и мечтал когда-то. Слаженная команда, великолепные расследования. Если бы спасенные вами животные умели писать письма, сервер Личной Канцелярии уже обвалился бы к этому моменту под грузом электронных благодарностей!

Шеф залихватски подкрутил усы и перешел на серьезный тон:

– А теперь к делу, барышни. Сегодня мы должны продолжить череду успешно раскрытых дел. Нам поступил срочный вызов из Семьсот первой Санкт-Петербургской гимназии. В одиннадцать утра у них по плану – торжественная церемония открытия школьных соревнований на Кубок Императрицы. Её Величество пожалует, собственной персоной! Государыня сделает круг верхом на моем старинном знакомце, единороге Афоне. Афоне всю ночь не здоровилось. Просят нас приехать на всякий случай. Графу я уже сообщил, встретимся с ним там… Словом, выдвигаемся, во имя Перуна-громовержца! Переодевайтесь, голубушки, в форму – мероприятие официальное. Это не бал, локоны накручивать не надо, корсеты зашнуровывать тоже, так что, уверен, справитесь за пять минут – и сразу на вакуумку…

– Не так быстро, Филипп Петрович.

Шеф заметно удивился – только сейчас он обнаружил темную глыбу в дальнем углу гостиной. Платон совершенно потерялся на фоне архинесуразной картины, изображавшей фантастическую битву не пойми кого не пойми с кем.

– Ах, и вы тут, Платон Арнольдович? Светлого утра, сударь.

Платон не счел нужным поздороваться.

– Госпожа Ласточкина никуда не едет, – мрачно процедил он. – Я забираю ее на допрос.

– Простите за бестактность, дорогой мой коллега, – Филипп Петрович поднял густые брови, – но на каких основаниях?

– В рамках расследования дела об угрозе безопасности Империи.

– Молния мне в усы! А вы, мой друг, замахнулись на весьма крупную статью. И основания для допроса моих сотрудников должны быть у вас весьма крупными. Особенно в тот момент, когда они заняты исполнением своего долга перед Империей. У вас есть приказ за личной подписью господина Ренненкампфа о немедленном отстранении агента Ласточкиной Елизаветы Андреевны от текущего расследования?

– Нет, – отрывисто сказал Платон. – Но…

– Вот когда получите соответствующий документ, голубчик, обращайтесь. А сейчас – прошу нас извинить. Мы все, включая Елизавету Андреевну, отправляемся в Семьсот первую гимназию, выручать Государыню. Как говорят в Америке – гудбай, май френд, гудбай!

* * *
До полудня: 3 часа 35 минут.

Это всего лишь отсрочка.

Совершенно очевидно, что Платон раздобудет необходимый приказ. Стену кабинета Ренненкампфа проломит каменным лбом, но получит документ.

– Нам никак нельзя сплоховать, – нервно шептала Лиза, сидя с Авророй на заднем сиденье прелестного электромобильчика, который вёз Ищеек на школьный ипподром.

Это учебное заведение радикально отличалось от той тесной школы, в которой преподавал историю Лизин дедушка. С тем же успехом можно было бы сравнить футуристический Музей Гуггенхейма в Бильбао и рукописную стенгазету "Поэты нашего двора", вывешенную в районной библиотеке.

Гимназия была настолько шикарной, что сперва Лиза долго не могла поверить, что все школы в нынешней Российской империи выглядят примерно так же, а потом стала тихо радоваться, что приехала сюда в нарядной официальной форме. Мешковатый спортивный костюмчик, при всех своих преимуществах, был бы здесь слегка неуместен. Не говоря уже о пижаме, в которой она сегодня явилась на службу. Белый китель и брюки делали её похожей то ли на Шэрон Стоун в старом фильме "Вспомнить всё", то ли на капитана трансатлантического круизного лайнера. Белая же лохматая шапка неплохо оттеняла медные волосы и румяное от мороза лицо. Впервые за много лет Лиза почувствовала себя привлекательной. Скорее бы Игорь увидел её такой. Она произведёт воистину парацетомольный фурор в их семнадцатикомнатной коммунальной квартире.

Территория гимназии была сравнима с территорией не самого бедного гольф-клуба. Так что и без гольф-каров тут было не обойтись: от корпуса к корпусу курсировали беспилотные «бусики» – забавные транспортные средства с нарисованными на капоте глазками, напомнившими Лизе старый мультик «Паровозик из Ромашково». «Кстати, такие бусики и во многих наших тюрьмах есть», – усмехнулась Аврора. Вот тут-то Лиза и принялась причитать, что им любой ценой нужно сегодня подняться на первую строчку Рейтинга.

– Да ладно тебе. – Аврора шмыгнула покрасневшей на ветру картошкой, которая по каким-то неведомым причинам вообразила себя человеческим носом. – Ну провалим твою телепортацию, ну застрянешь ты в нашем мире. Ну отдаст тебя Платон под суд. Ну посидишь немного в заключении. Ну и что? Сериалы посмотришь, всякий масс-трешняк типа «Пляжных амазонок», это твой уровень. На бусиках от души накатаешься. Современную ветеринарию изучишь онлайн. Котяра рядом, кормят примерно как в «Омеле», это тоже твой уровень. Чего тебе еще надо? Круто время проведешь. А если верить Филиппу Петровичу, так до тюрьмы вообще дело не дойдет.

Шеф и правда, как только Ищейки вышли их здания Канцелярии, выспросил у Лизы все подробности ее общения с Платоном, а затем немного подумал и постановил: нужно сдаться на милость имперского суда. К перспективе возможного Лизиного заточения он отнесся на редкость легкомысленно – Филипп Петрович наивно верил, что справедливость восторжествует и судья сразу же поймет, что у Лизы не было ничего дурного на уме, очутилась она в этой реальности по ошибке, ничем кроме ветеринарии здесь заниматься не собирается и вообще в ее лице на Российскую империю и весь мир в целом свалился настоящий новогодний подарок.

Однако жизненный опыт и здравый смысл подсказывали Лизе, что в суд любого мира лучше не попадать в принципе. Даже в качестве свидетеля, и уж тем более – в качестве обвиняемого. Возьмем, допустим, моего дедушку, думала она в вагоне вакуумного трамвая, поглядывая на Филиппа Петровича, похожего на ее деда как две капли воды.

Однажды дедушка нежданно-негаданно оказался под следствием. На него подали в суд родители пятиклассника Димули Чайки, который «получил травму на уроке». Дело было так. Дурацкий мальчишка затеял классическую диверсию под названием "Кнопки на учительском стуле". Сперва всё шло по плану: Димуля подкрался к цели, пока дедушка писал на доске тему урока «Нападение вандалов на Западную Римскую Империю», и начал торопливо выкладывать кнопками на сиденье неприличное слово – для максимального эффекта. Однако поскольку юный затейник особой ловкостью не отличался, да к тому же сомневался, как правильно пишется то самое неприличное слово, то в процессе осуществления диверсии Димуля исколол себе кнопками все пальцы. В итоге вместо проведения урока дедушке пришлось проводить Димулю в медпункт. Родители пятиклассника были очень недовольны, когда сыночек заявился домой весь обмотанный пластырями, как жертва нападения древних вандалов. Папа «пострадавшего» работал в прокуратуре, так что суд за пару минут приговорил деда к штрафу в сто тысяч рублей за незаконное хранение холодного оружия в кабинете истории. Лизе пришлось взять кредит, чтобы помочь деду с выплатой штрафа.

Словом, Лиза была убеждена, что на скамье подсудимых ее наверняка ждут кнопки остриями вверх. И никакое красноречие Филиппа Петровича не могло поколебать эту уверенность.

Сейчас шеф сидел на переднем сиденье бусика вместе с богатырём Иваном – хозяином единорога. Ивану было не больше двадцати пяти, он говорил густым басом и сразу дал понять, что молодость ничуть не мешает ему смотреть на мир через черное стекло. Суровости Ивана хватило бы с лихвой на целый хирд, то есть отряд викингов, включавший в себя: младших сыновей правителей, беднейших норманнов, любителей приключений и воинов в поисках наживы. При этом любой викинг мог бы позавидовать всепоглощающему стремлению Ивана найти и наказать обидчика единорога. Впрочем, до конца оставалось неясным, действительно ли такой обидчик имеется в наличии, либо Афоня просто приболел.

– Не волнуйтесь, сударь, с нами высококлассный ветеринар, сейчас Елизавета Андреевна во всём разберется, – утешал мрачного генетика Филипп Петрович.

– Лучше бы вы с собой Карла привезли, – буркнул Иван. – В прошлый раз именно он спас Афоню.

Выяснилось, что Седьмое отделение не впервые расследует дело, связанное с этим единорогом. Пока бусик катился по расчищенной от снега дорожке, Филипп Петрович вкратце рассказал Лизе, как около года назад Ищеек вызвали на реалити-шоу "Воздушный замок" – Афоня, не успев родиться, тут же куда-то пропал. Версии происшествия выдвигались самые разные, вплоть до самых диких, с упоминанием гномов и огненных колесниц. Всё же единорог – существо мифическое, даже если он выведен в пробирке и родителями его являются обыкновенная белая лошадь и яванский носорог. В конце концов Карл, предшественник Лизы на посту ветеринара Семёрки, случайно нашел Афоню вовсе не у гномов, а в нижнем ящике комода Левинсона. Креативный директор самолично украл единорога, чтобы подогреть интерес к своему шоу, и всё это время поил чудо-животное отличным немецким латте.

– Представляете, сударыня, оказалось, что Афоня очень любит кофе с молоком! – восторженно завершил историю Филипп Петрович. – Ну разве это не чудо?

Лиза не успела ответить, поскольку они уже подъехали к школьному ипподрому, который представлял собой впечатляющий стеклянный параллелепипед, похожий одновременно на советский бассейн, футбольный стадион в Дюссельдорфе и хрустальную масленку гигантских размеров. Стены "маслёнки", подсвеченные диодами, переливались фирменными цветами гимназии – голубым и синим. Вокруг ипподрома суетились летающие телекамеры и дроны полицейского видеонаблюдения, а на самом краю стеклянной крыши сидел насмерть перепуганный голубь – вероятно, Лизин соотечественник, поскольку других птиц в альтернативном Петербурге вроде бы не водилось. Лиза помахала ему рукой, мельком подумав, что надо бы голубю тоже как-то помочь, только пока неясно, как.

Внутри параллелепипеда было шумно, тепло и пахло лошадьми. Первое, что услышали Ищейки, зайдя в здание – непринужденный трёп Ангела Головастикова:

– Добрый день-добрый день-добрый день, мои милые друзьяшки, мы ведем наш прямой эфир с ипподрома столичной школы номер, эээ, семьсот одиннадцать? Ах нет, пардон, мне подсказывают, семьсот один. Да, так вот, как я уже говорил, съемочная бригада "Всемогущего" во главе с вашим лучшим другом Ангелом Головастиковым находится на ипподроме семьсот одиннадцатой… тьфу, семьсот первой школы Санкт-Петербурга, где, как известно, учились многие знаменитости… Ни одного из них я прямо сейчас вспомнить не могу, но знаю, что они все жутко знаменитые… Да, так вот, через полтора часа на манеже появится она – наше любимое Величество Екатерина Николаевна, во всей своей красе, верхом на… нет, мои наивные друзьяшки, не на своём гнедом жеребце Кирине, которого я, честно говоря, немного побаиваюсь, ну до чего здоровенная лошадина, ух… Государыня сделает торжественный круг верхом на национальном достоянии империи – белом единороге Афоне! Почему не на Кирине? А он сейчас работает талисманом на ипподроме в Царском Селе, центральной арене Недели петербургских скачек-2020. Ну и слава богу, скажу я вам, чем дальше от этой коняшки, тем спокойнее. Афоня, по моему разумению, должен быть помельче Кирина. Почему императрица выбралаединорога? Еще один глупенький вопрос, мои милые друзья. Сами подумайте, ну на ком же еще ей гарцевать по манежу, как не на единственном в мире единороге, символизирующем победу науки над мифологией! А теперь перейдем к гораздо более волнительным и важным моментам сегодняшних школьных лошадиных бегов… пардон, скачек… Итак, что наденет Её Величество? Какой наряд выберет Екатерина Николаевна для проезда по этой миленькой площадке, усыпанной лепестками роз? Делайте ваши ставки, господа! Лично я, ваш лучший друг Ангел Головастиков, готов поставить свою резиновую курицу Камиллу на то, что Государыня, как всегда, предпочтет джинсы и свою неизменную серую толстовку, которая, откровенно говоря, уже изрядно навязла в зубах…

Голос Ангела доносился из экрана, установленного в холле крытого ипподрома. На монитор транслировалась картинка с манежа, занимавшего три четверти всего здания. От кадров захватывало дух: небольшая уютная арена действительно была усыпана лепестками голубых и синих роз (и где только такие взяли, завистливо подумала Лиза); трибуны для зрителей располагались в нескольких метрах над манежем, они выглядели как длинные многоярусные балкончики. Самих зрителей на них пока не было. По пустой арене бродил Ангел в пурпурных штанах и кофте лазурного оттенка, пинал лепестки и на всю страну рассуждал о том, что императрице не мешало бы выстричь челку, а то лоб у нее слишком высокий, как и у всех Романовых.

Лиза была бы совсем не прочь послушать венценосные сплетни, однако Иван увлёк Ищеек в конюшни, располагавшиеся под трибунами. В такой конюшне Лиза и сама не отказалась бы получить стойло для постоянного проживания – повсюду хрустальные люстры, изящные бамбуковые перегородки, чудный запах свежего сена и стерильная чистота. Очевидно, идеальное санитарное состояние поддерживалась силами гимназистов: возле каждой лошади возилось по несколько школьников разного возраста, вооруженных щетками, тряпками, ведрами – и атласными ленточками, синими и голубыми, которые вплетались в гриву подопечных коняшек.

К Ищейкам подошли директор школы Иннокентий Федорович Анненский, давний знакомый Филиппа Петровича, и старший учитель по конному спорту, оба на нервах из-за возможного срыва торжественного мероприятия высочайшего уровня. Агенты успокоили их как смогли, после чего учитель убежал обратно к гимназистам, а директор Анненский увязался за Филиппом Петровичем на правах старого друга и ответственного за происходящее на школьном манеже.

Единорога Лиза заметила не сразу – вокруг Афони столпились его "приемные родители", студенты факультета авангардной генетики Томского госуниверситета в белых халатах.

– Ра-а-азойдись! – зычно скомандовал Иван.

Халаты расступились, и перед Ищейками открылось без преувеличения прекрасное зрелище: молочно-белый жеребец с самым настоящим рогом на лбу. Не витым, как в сказках, а вполне массивным, слоистым, как у носорога. Гордая стать, сильный круп, поразительные небесно-голубые глаза. Его линии были совершенны. Единорог был похож на греческую скульптуру. У Лизы закружилась голова, как в первый день после прибытия в этот мир. Невозможно было привыкнуть к научным чудесам, которые поджидали здесь на каждом углу.

Лиза откашлялась, собираясь с мыслями.

– Он стоит, не лежит, – констатировала она. – Это уже неплохо.

И робко подошла поближе.

– Эээ, на что жалуемся? – на всякий случай спросила она у Афони, подозревая, что это чудо-животное вполне может быть еще и говорящим.

Афоня кротко взглянул на нее своими удивительными небесными глазами, шумно вздохнул и отвернулся.

– Хандрит, – сказал Иван обеспокоенно. – По-прежнему хандрит. С каждой минутой всё грустнее. По-моему, ему еще хуже, чем полчаса назад. Я сегодня, наверное, кого-нибудь прибью. Лакшман, анализы готовы?

– Вань, я же говорил, что ждать не меньше шести часов.

От группы студентов отделился молодой индиец в сандалиях на босу ногу, выглядывающих из-под брюк. Смело, подумала Лиза, глядя на сугробы за окнами конюшни. Это в Мумбаи в январе +32, а в Петербурге, даже с учетом тёплых мостовых, сегодня всего лишь +2.

– Мы взяли у Афони кровь три часа назад, – сказал индиец Ивану. – Осталось ждать еще столько же. Твоё волнение не изменит ситуацию, а потому успокойся и просто отпусти её. Злость – как раскаленный уголь в твоих ладонях. Прежде чем ты бросишь его в кого-то, уголь обожжет тебя.

– Слушай, Лакши, твоя буддийская мудрость сейчас не к месту, злит меня еще больше, – признался Иван. – Вот, я привел ветеринара-следователя, расскажи ей всё. Елизавета… как вас?

– Андреевна, – отозвалась Лиза. – Ласточкина Елизавета Андреевна, ветеринар Седьмого отделения Личной Канцелярии Её Величества, – представилась она по всей форме и подумала: надеюсь, в последний раз. – Так что у нас с симптомами?

– Вялость, апатия, усиливающаяся светобоязнь, – сообщил индиец. – Как видите, мы даже свет в стойле притушили. Нарушения сердечного ритма. Других данных пока нет, мобильная лаборатория у нас устаревшая, целых шесть часов крутит кровь. Я надеялся, вы привезете с собой "Веретено", я слышал, в Личной Канцелярии его уже используют. Мы могли бы тогда сразу прогнать Афоню по всем показателям, будет от чего оттолкнуться. Как бы ни прятали в комнате сандаловую щепку, воздух всё равно наполнится ароматом… Так как насчет анализатора, Елизавета Андреевна?

Лиза представила, как прямо сейчас опозорится на глазах у десятка томских умников, показав свою неспособность справиться с простейшим ветеринарным оборудованием, и похолодела. Стыдно было не столько за себя, сколько за Филиппа Петровича, назвавшего ее только что высококлассным специалистом. Разве можно теперь при всех просить шефа активировать дурацкое "Веретено"?

Она торопливо перевела разговор на другую тему:

– А чем ваш Афоня питался в последнее время?

– Рацион стандартный, бразильские кактусы, – пожал плечами Лакшман. – Он питается так с самого рождения. Желудок ему достался от папочки-носорога… Мы привезли нарезанные кактусы с собой, на всякий случай. – Он кивнул в сторону большого пластикового контейнера, заполненного вакуумными упаковками с колючими зелеными кубиками. – Ничего лишнего он не ел, мы дежурим возле Афони круглосуточно.

– Ясно, что ничего ясно, – мрачно резюмировала Лиза, чувствуя, как приближается ее персональный позор с "Веретеном".

Тем временем Филипп Петрович обратился к директору Анненскому с просьбой предоставить Авроре доступ к съемкам школьных камер видеонаблюдения. Директор без колебаний назвал Авроре пароль от сети. Всем хотелось узнать, кто виноват в ухудшающемся самочувствии редкого – нет, единственного в своем роде – животного. Вокруг розового лэптопа с цветочками, помимо его владелицы, собралась тесная компания: Филипп Петрович, директор Анненский, Иван с сокурсниками. Лиза осталась один на один с пытливым индийцем, которому не терпелось приступить к активации анализатора.

Она вздохнула, потянулась к замку своего чемоданчика…

– Постойте! Погодите-ка секунду! – Лиза вдруг поняла, что владеет не всеми исходными данными. – Трициклик меня побери! А пьет-то он что? Ест – понятно, кактусы ваши. А пьет? Кофе?

– Нет-нет, кофе мы ему не даем, он от него дичает, – объяснил Лакшман. – С возрастом начал слишком бурно реагировать на кофеин. Поим обыкновенной водой. Поилка автоматическая, вода обновляется раз в день.

Он указал на чашу с небольшим фонтанчиком, установленную у входа в денник.

– Ладусики, водой так водой, – согласилась Лиза. – Но вы же понимаете, что кто угодно может в нее плеснуть что угодно? Посмотрите, как близко к ограждению она стоит!

– Ну что вы, Елизавета Андреевна, – мирно улыбнулся индиец. – Я согласен, что даже Будда, если он из глины, не уцелеет, переходя реку вброд… Но кто же станет желать зла такому чудесному существу? У Афони нет недоброжелателей! Лично я связываю его болезнь с внутренними, отнюдь не внешними причинами. Легенда хочет остаться легендой. Единорог не может жить среди людей, его призывают обратно, в тот зачарованный мир, откуда он пришел.

– Фух, ну вы и загнули, товарищ Лакшман – а это, кстати, ваша фамилия или имя?

– Моя фамилия Сингх, – с некоторой обидой сообщил коллега. – В переводе с хинди – "лев". Лакшман – моё имя.

– В общем, товарищ Сингх, вы тут, конечно, нагнали папавериновых пупырышек, а я вам отвечу так: у вашего голубоглазого непарнокопытного приятеля, может, и нет врагов. Но кто вам сказал, что их нет у императрицы?

– Так-так-так, – сказал сзади знакомый голос. – Эту фразу я тоже занесу в протокол.

– Платон Арнольдыч! – Лиза подпрыгнула и тут же расплылась в неискренней улыбке. – А вы что здесь делаете?

– Слежу за тобой, – просто ответил Платон и скрестил руки на груди. – Жду, пока ты закончишь расследование.

Филипп Петрович на секунду оторвался от просмотра видео:

– Сударь, вы и сюда пожаловали? Что ж, ценю ваше служебное рвение, но будьте любезны не мешать коллеге при исполнении. Прошу вас подождать в сторонке.

Платон свел брови в одну каменную гряду и сделал несколько шагов к дальнему деннику, где подпер плечом бамбуковый столб и принялся буравить Лизу темными глазами.

Лиза повернулась к нему спиной и попыталась собралась с мыслями. Полная концентрация! Если прямо сейчас она раскроет дело, Семёрка наверняка тут же взлетит на верхнюю строчку Рейтинга, автоматически получит доступ к климатическому оружию, Аврора запустит дождь и свою программу телепортации – Лизе останется только увернуться от Платона и прыгнуть в стену воды. А там пусть Арнольдыч хоть сотню протоколов на неё составляет. Она для него уже будет недоступна. Как Бубликов из "Служебного романа".

Так на чём она остановилась?

– Да, товарищ Сингх, я думаю, это вполне реальный вариант: кто-то идет мимо стойла – и раз – подливает некую отраву единорогу в поилку. Даже если вы неотрывно находились в деннике, вы могли просто этого не заметить. Надеюсь, камеры видеонаблюдения этот момент запечатлели. Вспомните, проходил ли мимо Афони кто-нибудь подозрительный?

Из экрана под потолком, настроенного на "Всемогущий", раздался радостный писк Ангела:

– Вы не поверите, друзьяшки, кого я видел сегодня на территории школьного ипподрома! Джима Смита, бывшего бойфренда императрицы! Мне неловко об этом вспоминать, ведь Её Величество давно и счастливо замужем, и я первый готов признаться в безумной любви к Его Величеству Генри, но – вы помните, каким страстным был этот роман, Кейт плюс Джимми? Екатерина Николаевна даже подумывала отречься от престола ради того, чтобы стать менеджером его модельной карьеры! И чем всё закончилось, милые мои? Вы не можете не помнить этот драматичный разрыв, Джим бросил нашу обожаемую Государыню ради простой кухарки… Отмирающая профессия!.. И вы будете безмерно удивлены, когда узнаете, что Джим растерял весь свой лоск, изрядно оброс, милые друзьяшки, увы! И самое главное, работает теперь установщиком солнечных батарей – сами понимаете, какое это падение после фотосессий! Я, конечно же, подошел к нему, спросил, как настроение, он ответил: "Нот соу гуд, май бест френд Энджел, нот соу гуд…"

– Филипп Петрович! Вы слышали? – Лиза взволнованно посмотрела на шефа. – Экс-парень императрицы находится на территории школы? Я думаю, он мог прокрасться сюда и плеснуть что-нибудь вредное Афоне в поилку.

Шеф еще раз окинул взглядом стойло, увидел незащищенную чашу с водой, нахмурился и обратился к директору:

– Иннокентий Фёдорович, дорогой мой, господин Головастиков ничего не путает? Где-то здесь разгуливает бывший жених нашей Государыни?

– Хм, на крыше соседнего корпуса, где бассейн, действительно уже второй день устанавливают солнечные батареи… – растерянно кивнул Аненнский. – Однако я и не подозревал, что среди служащих компании-подрядчика есть господин Смит… Разумеется, если бы я знал, я бы ни в коем случае не допустил его сюда…

Филипп Петрович отстучал на Перстне кодовую дробь, потом поднес его к губам:

– Вниманию всех полицейских, дежурящих сегодня в Семьсот первой гимназии Санкт-Петербурга. Говорит шеф Седьмого отделения Личной Канцелярии Её Величества, Шевченко Филипп Петрович. Где-то на территории школы находится Джеймс Смит, бывший жених Государыни. Прошу немедленно разыскать, задержать и привести сюда ко мне, в конюшню. Денник единорога Афони. Благодарю.

На протяжении нескольких минут все напряженно ждали, с надеждой глядя на двойные двери конюшни. Одна только Аврора продолжала упорно отсматривать съемки камер видеонаблюдения.

Наконец из холла послышались громкие возгласы на английском:

– Какого черта? Какого черта вы делаете? Какого черта я сделал?

На пороге конюшни возник потрепанный жизнью красавец – опухшее лицо, небритый, неряшливый, но всё еще типичный мачо, с квадратной челюстью и длинными ногами. На глаза падали светлые грязные волосы. Лиза сразу поняла, почему русская принцесса в него без памяти влюбилась. Сейчас Джим был облачен в мятый комбинезон с надписью "Солнце – наша работа". Красавец пытался вырваться из крепкой хватки Макса, но всё безрезультатно.

– Категорически всех приветствую! – заявил Макс, подводя светловолосого мачо к Филиппу Петровичу. – Вот вам подарок из Америки. А премия мне положена за турбодоставку подозреваемого?

– Всё может быть, – довольно отозвался Филипп Петрович. – Благодарю вас, сударь.

– Аспартам вселенский, Макс! – обрадовалась Лиза.

– Богиня, – Макс отвесил изящный полупоклон, продолжая удерживать подозреваемого за плечо. – Вот, кажется, расстались совсем недавно, а раз – и судьба снова сводит нас вместе. Я бы на твоем месте задумался, Лизавета. – Он игриво ей подмигнул.

– Мистер Смит, я Филипп Петрович Шевченко, начальник Седьмого отделения Личной Канцелярии Её Величества, – сказал шеф, легко перейдя на хороший английский. – Вы Джеймс Смит? Хорошо. Не желаете ли признаться в совершении противоправных действий прямо сейчас, до начала допроса, сэр?

Лиза понимала английский с пятого на десятого, поэтому из всех ругательств, выданных Джимом, распознала только два самых неприличных.

– А от него пахнет еловым пивом, между прочим, – заметила она. – Спросите его, не подливал ли он часом единорогу елового пива? Симптомы Афониной болезни уж очень похожи на похмелье. Сама пару дней назад от того же страдала.

Филипп Петрович спросил и получил в ответ еще одну коллекцию изысканных американских ругательств.

К содержательной беседе присоединился Лакшман:

– Мистер Смит, если позволите, я бы дал вам совет на все времена: победи себя, и выиграешь тысячи битв…

Джим высказал индийцу всё, что он думал о непрошеных советах и людях, которые с этими советами лезут к безвинным установщикам солнечных батарей.

– Не хочу вас расстраивать, шеф, – вступила в разговор Аврора. – Но Джима вы напрасно прихватили. Нашли тоже кого слушать. Технически отсталого лузера. Лиззи "Веретено" не умеет активировать, вот и выискивает любые способы этого не делать, неужели непонятно? Короче, я всё видео отсмотрела. И с ипподрома, и заодно съемки камер с соседнего корпуса. Джим ни при чем. Он в конюшне не появлялся. Два два честно колбасился на крыше бассейна со своими батареями. Ну пивка принял, ну и что, это не преступление… по крайней мере, не в нашей компетенции. Так что, Макс, гейм овер. Премии тебе не будет. Сорри, дьюд, – обратилась она к Джиму.

Филипп Петрович рассыпался перед "глубокоуважаемым мистером Смитом" в извинениях, достойных посла Российской империи, ненароком чихнувшего на платье датской королевы, подарил ему купон на бесплатный кофе в "Омеле" и отпустил несчастного работягу восвояси.

– Но хоть кто-нибудь заходил в стойло к Афоне, помимо его хозяев? – с надеждой спросил шеф у Авроры.

Та отрицательно помотала головой. Странно было видеть официальную фуражку на фиолетовых прядях, из которых к тому же во все стороны торчали зеленые перья.

– Позвольте, – Филипп Петрович что-то вспомнил, – позвольте, сударыня, вы сказали, что Елизавета Андреевна до сих пор не умеет активировать "Веретено"?

– Как это не умею, – необыкновенно довольным голосом сказала Лиза, – если я только что его включила и даже уже взяла у Афони кровь для анализа?

Да, и это было чудо похлеще рождения единорога. Как только Лиза осознала, что Джим невиновен, она достала дурацкий анализатор и принялась вертеть его в руках, лихорадочно пытаясь восстановить в памяти, чему там учил ее Филипп Петрович. Потом наткнулась на огненный взгляд Платона – и внезапно вспомнила, какие именно манипуляции тот проделывал с "Веретеном" в самолете, когда нужно было брать кровь у другого Джима, кабана-пилота.

– Ну? Что показал анализ? – встревоженно спросил Лакшман, словно это и не он мгновение назад излучал спокойствие спящего Далай-ламы. Вероятно, судьба Афони ему все-таки была небезразлична. – Какие цифры?

– Осталась пара секунд, сейчас всё узнаем, – небрежно отозвалась Лиза, всем своим видом показывая, что работа с мудреным ветеринарным гаджетом была для нее делом обыденным и привычным.

Как и в прошлый раз, "Веретено" заверещало на всю округу. Афоня, в отличие от невозмутимого хряка Джима, ужасно испугался истошного писка и отпрянул к дальней стене денника. Анализатор между тем выдал на бамбуковую перегородку яркий пучок света, немедленно превратившийся в таблицу с результатами анализа крови.

– Эээ… – протянула Лиза. – Всем видно? Что-то я не пойму. Цифры пляшут, словно наглотались стимуляторов. Сумасшествие какое-то. Бред папавериновый. Слушайте, товарищи, а бывает, что "Веретено" ошибается?

– Не бывает, – отрезала Аврора.

Лакшман прикоснулся темными пальцами к светящимся строчкам.

– Нет-нет, сударыня, всё в порядке, показатели в норме. У Афони состав крови с рождения уникальный. Его цифры никогда не соответствовали никаким нормам, ни лошадиным, ни носорожьим. Я вам потом предоставлю все исследования… Меня смущает здесь только одно – кальций. Сто двадцать семь миллиграммов на сто миллилитров! Трехкратное превышение его личной нормы!

– Гиперкальциемия? А знаете, товарищ Сингх, симптомы и правда один в один, – согласилась Лиза. – Кальций забивает Афоне сосуды, будто извести в вены насыпали. Конечно, ему даже дышать тяжело, удивительно, как он еще на ногах-то держится.

– Теперь мы знаем, что с ним, господа, – подвел итог Филипп Петрович. – Но по-прежнему не знаем, почему.

– И кто в этом виноват! – добавил Иван.

* * *
До полудня: 2 часа 10 минут.

Что я пропустил, господа?

В конюшню влетел граф Александр: парадная форма придавала ему вид целеустремленный и строгий.

Единорог безразлично взглянул на новое действующее лицо и отвернулся к стене денника. Афоня уже начал примериваться, как бы ему поудобнее прилечь на усыпанный сеном пол, и это был плохой знак.

Зато Пуся громко поприветствовал гостя из своей сумки, напугав тем самым графа – фон Миних вздрогнул и вопросительно посмотрел на Лизу. Та махнула рукой: потом, потом. Всё внимание сейчас следовало уделить единорогу. Она предложила Афоне воды, но единорог, похоже, хотел только одного – чтобы его оставили в покое.

Тогда Лиза взяла себе в помощники Лакшмана, они открыли ее ветеринарный чемоданчик и начали громко спорить по поводу того, какие препараты пригодятся для выведения лишнего кальция из крови единорога. Очевидного ответа на этот вопрос не было, поскольку ни один известный науке медикамент не сочетался с индивидуальными особенностями Афониного организма. Оставалось только гадать, какой укол с наименьшей вероятностью отправит единорога в моментальную кому.

Тем временем шеф наскоро ввёл графа в курс дела и продолжил расследование:

– Голубчики, давайте рассуждать логически, – сказал Филипп Петрович. – Мы выяснили, что единорог не получал ничего лишнего, пил воду и ел привычные кактусы. Иннокентий Федорович, откуда берется вода в поилке?

– Из центрального водопровода, – сообщил директор. – Подается во все стойла одновременно. Видите – такие же чаши установлены в каждом деннике. Все лошади пьют эту воду.

– Значит, с водой всё в порядке. Всё чисто, если вы позволите мне такой простой каламбур. В центре нашего внимания, дорогие коллеги, оказывается кактус. Сперва самое элементарное: не вскрыты ли вакуумные упаковки?

Иван принялся рыться в контейнере:

– Все целы.

– Значит, придется копать глубже. Откуда кактусы?

– Прямая поставка из Рио-де-Жанейро… – Иван покрутил в руках упаковку с зелеными кубиками. – Ферма Imortal opuntia, адрес Estrada do Pontal 577, Rio de Janeiro Brasil.

– Так это же Роберта Вяземского ферма, – с удивлением сказал граф. – Мы с ним год назад встречалась за стопкой текилы в одном грязноватом баре Рио. Он тогда закатил приличный скандал из-за дольки лайма в своей текиле, кричал, что жизнь у него и так кислая, аж скулы сводит…

– А "Воздушный замок"? – спросила Аврора. – Помните, какую истерику он устроил на финале шоу? Блиин еловый! Вынос мозга.

Студенты и директор школы активно закивали, видно, забыть такое было невозможно. Даже Лиза с Лакшманом заключили временное перемирие, потому что вдруг стало интересно.

– Голубушка, а ведь вы правы, – сказал Филипп Петрович. – Граф Вяземский тогда предъявил права на секрет философского камня, найденного в ходе реалити-шоу. Даже мой друг Гавриил не смог эти права оспорить – исследование базировалось на уникальной коллекции алхимических книг, собранных лично Вяземским. Если мне не изменяет память, дамы и господа, граф Роберт надеялся, что философский камень станет его личным ключом к бессмертию.

– Ага, только у него ничего не вышло, – с сарказмом заключила Аврора. – Толку от этого философского камня. Разве что свинец в золото может превращать. А шуму-то, шуму! Сколько сил на него потратили алхимики, лузеры средневековые! Чуть ли не целое тысячелетие его формулу искали. И где, спрашивается, эта хваленая вечная молодость?

– Может, в роге единорога? – предположила Лиза из своего угла. У Игоря была одна противная книженция под названием "Бессмертная воительница", на обложке которой изображалась толстая тетка в доспехах, приготовившаяся вонзить копье в несуразного единорога, больше похожего на взбесившуюся корову. – Может, ваш Вяземский специально напичкал свои кактусы раствором кальция, чтобы Афоня их слопал и отрастил себе рог немыслимой длины? А потом Вяземский этот рог аккуратненько спилил бы. Натёр его себе на тёрочке в утреннюю кашу – и вуаля! Бессмертие на завтрак! Человек без медицинского образования вполне мог такое придумать. Откуда ему знать, что от переизбытка кальция кости, волосы и уж тем более рога становятся хрупкими, как стекло.

Все уставились на Лизу, будто она внезапно заговорила по-китайски.

– Голубушка, – торжественно сказал Филипп Петрович. – Вы совсем не похожи на нашего романтика Карла – но эта идея вполне в его духе. Как удачно я встретил вас тогда в "Омеле"!

– Да, в этом что-то есть, – согласился граф. – Роберт вполне мог решиться на подобное, я бы не удивился. Вопрос вечной молодости его беспокоит не меньше, чем господина Головастикова… Вот если бы только мы знали наверняка, что кактусы с его фермы перенасыщены кальцием…

– У нас есть мобильная лаборатория, мы можем сделать раскладку химического состава, – сказал Иван. – Ребята, сколько времени на это уйдет?

– Часа два, – пожал плечами один из студентов.

– А давайте воткнем в кактус "Веретено" и поглядим, что будет, – предложила Лиза, которой не терпелось вновь продемонстрировать свои благоприобретенные технические умения.

– Ты инструкции принципиально не читаешь? – поинтересовалась Аврора. – Анализатор для этого не годится. Сломаешь дорогую штуку. Сглючит его.

– Уверена? – переспросила Лиза.

– Эпик фейл обеспечен, – кивнула Аврора. – Отсталым лузерам со мной лучше не спорить.

– В таком случае – кто теперь из нас отсталый лузер? – торжествующе сказала Лиза, выводя на бамбуковую перегородку результаты анализа химического состава кактуса. Она успела потихоньку активировать "Веретено" и уколоть мясистый зеленый кубик, пока Аврора ее отговаривала от этого не предусмотренного инструкцией шага.

– Аминокислоты, бета-каротин, всевозможные витамины, алкалоиды, – принялся перечислять Лакшман, глядя на светящуюся таблицу. – Святая корова! Сколько же тут кальция! И – да, и витамина Д, конечно, чтобы кальций принудительно усваивался.

– Я прямо сейчас беру билеты на ближайший самолет в Бразилию и лично разберусь с этим негодяем, – убежденно сказал Иван.

– Не совершайте опрометчивых действий, сударь, суд Линча запрещен законом. – Граф попытался остудить разгневанного богатыря. – К тому же нам следует собрать полную доказательную базу – пока что у нас на руках одни догадки, кроме разве что химического состава кактуса… Впрочем, я полагаю, у нас появились веские основания для принудительного звонка моему бывшему однокурснику. Как считаете, шеф?

– Звоните, сударь, – решительно сказал Филипп Петрович, дергая себя за ус.

Спустя несколько минут выяснилось два любопытных момента:

1. Граф Роберт Вяземский совсем не умеет обманывать.

2. Прямо сейчас он находится не в Бразилии, а на зрительских трибунах в нескольких метрах от Ищеек. Не желал, видите ли, пропустить выход единорога. Хотел посмотреть, как у Афони вырос рог. Подумал, а не пора ли уже собирать урожай. Принёс с собой на всякий случай ручной напильник. Бессмертие – дело такое, лучше с ним не тянуть.

– Я схожу на манеж, прибью этого Вяземского? – с мольбой в голосе спросил Иван у графа Александра.

– Исключено, – твердо отозвался фон Миних.

– Голубчик… – повернулся Филипп Петрович к Максу.

– Понял! – с готовностью отозвался Макс и повернулся в сторону выхода – аристократа-злоумышленника следовало брать тепленьким. – Лизавета, встретимся вечером в "Омеле"? – бросил он напоследок.

– А? Чего? Ну ладусики, давай встретимся… – растерянно согласилась Лиза, понимая, что опять она врёт, никогда она с ним больше не встретится, ни сегодня вечером, ни завтра, ни через сто лет. И вообще "Омелу" вместе с "Ореховым взрывом" в жизни больше не увидит.

Макс исчез в холле.

Двойные двери не успели за ним закрыться. В конюшню ворвался бесцеремонный торнадо, состоящий из пяти-шести человек (определить наверняка было невозможно) в голубых жилетах, украшенных знакомой молнией, с камерами и микрофонами наперевес.

– Разрази меня гром, – пробормотал Филипп Петрович. – Телевизионщики.

* * *
До полудня: 1 час 30 минут.

Ну что ж, милые мои друзьяшки, а сейчас настало время прогуляться по конюшне, полюбоваться на участников сегодняшних лошадиных гонок… пардон, скачек. И начнем мы, конечно же, с мировой суперзвезды – я имею в виду вовсе не себя, ха-ха-ха! Я говорю о белом единороге Афоне. Давайте-ка заглянем к нему в стойло и посмотрим, как наш Афанасий готовится к встрече с Екатериной Николаевной, которая состоится всего лишь через полчаса… Ой, что это с ним? И что тут делают Ищейки?

Возле денника стало очень людно и тесно. Телевизионщики снимали с двух камер всё подряд: потухшего Афоню, уже опустившегося на передние колени; озадаченных ветеринаров – Лизу и Лакшмана; расстроенного директора; злого, как берсерк, Ивана; встревоженного графа Александра; ироничную Аврору; и совершенно спокойного Филиппа Петровича. Платон, судя по всему, в кадр не попадал – его наблюдательный пост находился слишком далеко от эпицентра суеты.

Ангел сумел-таки сложить два и два и интригующим шепотом поведал зрителям, что если уж все Ищейки собрались в одном месте, значит, боженьки, случилось нечто обалденно серьезное! Чем это вы тут занимаетесь, друзьяшки, спросил он у шефа Семёрки.

Директор школы беспомощно смотрел на Филиппа Петровича.

Шеф подкрутил седые усы и добродушно сказал в камеру:

– Светлого дня, господин Головастиков и уважаемые зрители. Седьмое отделение Личной Канцелярии благодарит вас за интерес к его деятельности. Помните, дамы и господа, что мы всегда ждём вас в здании Офицерского собрания на Литейном проспекте. Мы расследуем любые преступления против животных. Защитим пернатых и пушистых, ушастых и хвостатых от любых бед. Они веками служили людям, теперь настал наш черед…

Лиза поняла, что шеф цитирует телевизионную рекламу собственного Отделения. Помнится, именно с этого ролика и началось ее знакомство с Филиппом Петровичем.

– Господин Шевченко, дружочек мой разлюбезный, – перебил его Ангел. – Все и так знают, чем вы занимаетесь в обычном режиме. Мы с друзьяшками интересуемся, что происходит здесь и сейчас! Зачем вы тут все столпились возле единорога?

Филипп Петрович понятливо покивал:

– Этот единорог, дамы и господа, как и любой другой питомец, имеет полное право не только на вкусняшку – но и на уважение к его жизни и здоровью. Мы, Ищейки, призваны охранять права Афанасия, мы стоим на страже его интересов, блюдем их денно и нощно…

– Черт побери, – сказал в сторону Ангел. – Милый мой дружочек! Вы меня что, не слышите, что ли? Я спрашиваю, что вы, Ищейки, делаете здесь, в стойле у единорога? Ищейки ведь не станут болтаться просто так в конюшне! Вы наверняка что-то разнюхиваете!

– Вы задаете очень правильные вопросы, господин Головастиков, – одобрительно сказал Филипп Петрович. – Итак, почему же нас называют "Ищейками Российской империи"? Потому что у нас есть нюх, – он принялся загибать пальцы на левой руке, поблескивая Перстнем, – у нас есть скорость… И у нас есть безжалостность к преступникам. Но при этом, голубчики зрители, мы любим котиков! Верно, господин Пусентий?

Он поднес к камере сумку с Пуськой. Котяра немедленно начал тыкаться носом в сетку и урчать низким голосом, желая поохотиться за пушистым микрофоном, похожим на очень сытого хомяка.

– Боженьки, – вздохнул Ангел. – С вами просто невозможно разговаривать. Да и некогда. – Он повернулся к камере. – Милые друзьяшки, мне только что сообщили, что Екатерина Николаевна уже въехала на территорию гимназии, так что мы побежали ее встречать! По моей информации, Её Величество изволили сами сесть за руль императорского Русско-Балта… – Ангел увлек операторов, звукорежиссеров и ассистентов к выходу из конюшни. Пестрая эскадра "Всемогущего" с грохотом выкатилась в холл.

– Как? – всплеснул руками директор. – Государыня уже здесь?

Анненский бросился вслед за телевизионщиками.

– Поистине виртуозно, шеф! – Граф изящно поаплодировал. – "Давай ронять слова, как сад – янтарь и цедру, рассеянно и щедро, едва, едва, едва…"23

– Если не бить в барабан, он будет молчать, – глубокомысленно вставил Лакшман.

– Благодарю, голубчики. – Филипп Петрович слегка поклонился, как артист после удачного выступления. – Телевизионщиков отвадили. Однако мы до сих пор не помогли бедняжке Афоне, так что радоваться рано. Елизавета Андреевна, какие прогнозы?

Студенты во главе с Иваном смотрели на неё с тревогой и надежой.

– Мы с товарищем Сингхом зашли в тупик, – признала Лиза, поглаживая гриву, которая, по воспоминаниям Лакшмана, раньше была шелковистой, а сейчас буквально ломалась под пальцами, как соломка. – Похоже, что любой стандартный препарат попросту прикончит Афоню. Проверенных лекарств для единорогов ни в одном из миров пока не существует. Остается ждать несколько недель, пока кальций самостоятельно выведется из организма и Афоня постепенно придет в себя.

Перстень Филиппа Петровича засветился небывалым, пронзительно-белым светом.

Запели трубы… А может, то были голоса других планет… В общем, Перстень шефа начал издавать некие немыслимые звуки.

– Сообщение от Ренненкампфа. Ох, не к добру…

Шеф казался раздосадованным. Не похоже было, чтобы он обожал общаться с главой Личной Канцелярии.

Филипп Петрович запустил над Перстнем полупрозрачное виртуальное послание небольшого формата, пробежал строчки глазами и помрачнел окончательно.

– Шеф, не томите, – сказал граф. – Что там?

– Гейм совсем овер? – предположила Аврора.

Лиза ничего не сказала, она думала, как помочь Афоне.

– Господин Ренненкампф ставит нас в известность, что он доволен интервью, которое я только что дал "Всемогущему", – сухо ответил Филипп Петрович. – По его словам, он высоко ценит тот факт, что я сумел избежать всенародного обсуждения плохого самочувствия единорога. Расследования, касающиеся государственной безопасности, не следует выносить в прямой эфир, пишет он.

Лиза не сдержалась:

– Нестыковка какая-то получается, Филипп Петрович – раньше ваш Ренненкампф ужасно радовался, когда наши расследования шли в прямом эфире, прямо-таки выпрыгивал из штанишек от счастья и тут же поднимал нас вверх по Рейтингу. А сейчас он, оказывается, категорически против того же самого прямого эфира и теперь бурно радуется, что нашу героическую деятельность не показали по телику. Ничего не понимаю.

– Голубушка, ничего странного в этом нет, – не согласился шеф. – Предыдущие расследования Седьмого отделения носили общий характер, они не затрагивали вопросов личной безопасности первого лица государства. А сегодня у нас с вами особо ответственная миссия, связанная с жизнью и здоровьем Государыни. Господин Ренненкампф совершенно прав, говоря о том, что мы могли взбаламутить сегодня весь народ, выдав в эфир двойную сенсацию: во-первых, тяжело заболел единорог, символизирующий российский прогресс, и во-вторых, того и гляди, Афоня не только упадёт сам, но еще и уронит Императрицу во время торжественного марша на манеже. Разве можно дарить такие подарки оппозиции и самозваным претендентам на престол, которые только и ждут, чтобы Её Величество оступилась? Поэтому мне и пришлось перед камерой выкручиваться, как шкодливому мальчишке, спрятавшему под подушкой коробку "Райских яблочек от Абрикосова". По мнению господина Ренненкампфа, мне это вполне удалось.

– Так круто же, чего вы скисли-то, – с недоумением сказала Аврора.

Филипп Петрович посмотрел на поникшего Афоню, помолчал, потом ответил:

– Потому что в последней части сообщения господин Ренненкампф требует, чтобы мы любой ценой взбодрили единорога и выставили на манеж. Императрице ничего не говорили. Она должна сделать тот самый почётный круг. Даже если после торжественного марша Афоня свалится замертво.

* * *
До полудня: 1 час 14 минут.

Единорог лежал на полу денника, подогнув под себя длинные ноги. Он смотрел в пустоту и ни на что не реагировал.

Студенты и Ищейки, окружив Афоню со всех сторон, устроили мозговой штурм.

Иван предложил дать единорогу погрызть мухоморов. Викинги же черпали силы из ядовитых грибов, и ничего, никто не умер – ну, в смысле, своей смертью. Лоси опять же мухоморы уважают. Может, и единорогу мухоморный допинг подойдет? Идею отмели как несостоятельную – побоялись, что в разгар торжественного марша Афоня впадет в "боевой транс" и нападёт на кого-нибудь, может, даже и на саму императрицу.

После этих слов Платон придвинулся поближе к "заговорщикам".

Граф придумал одеть единорога в свой экзоскелет, десятикратно увеличивающий силу его обладателя. Фон Миних даже начал расстегивать парадную шинель, чтобы тут же претворить этот план в жизнь. Показались провода и мягкие манжеты, обхватившие худые плечи графа. Однако и эту затею пришлось отменить: нужен был экзоскелет раз в пять больше, чтобы хотя бы попробовать обхватить массивный корпус единорога.

Один из томских студентов, робко посмеиваясь, сказал: а почему бы нам не соорудить рог из подручных материалов? Привяжем его к морде любой другой белой лошади, их тут навалом, императрица проедет на поддельном единороге круг почёта, и все дела. Граждане довольные расходятся по домам. Юного инноватора тут же застыдили его же сокурсники. Причем, к удивлению Лизы, главным аргументом было "ты что, это же обман!". Никто не ссылался на очевидный факт, что фальшивый рог наверняка отвалится аккурат посреди мероприятия, опозорив императрицу, генетиков и всю российскую науку в целом.

Филипп Петрович слушал дискуссию молча, посматривая время от времени на открытый ветеринарный чемоданчик, в котором, как патроны, рядами лежали ампулы для внутривенных инъекций – каждая из них могла стать для Афони последней. Шеф перевел взгляд на Лизу и печально ей улыбнулся:

– Кофейку бы сейчас, правда, голубушка?

– О да, клянусь тофизопамом! Кстати, может ему тофизопам вколоть? Хотя, пожалуй, нет, только не с его холестерином… Эх, двойной эспрессо точно бы сейчас не помешал, мысли ворочаются еле-еле, совсем как Афоня…

– А знаете, Елизавета Андреевна, я иногда думаю, что буду делать, когда уйду в отставку, – сказал Филипп Петрович. – Вы знали, что я развожу в своем поместье кур? Да-да, развожу. Но, разумеется, не убиваю их, ни в коем случае. Я с детства не ем курицу. Понимаете, я вырос на куриной ферме и эти смешные пернатые создания были моими лучшими друзьями… Вот уйду в отставку, построю своим подопечным крепкий трехэтажный курятник, сяду на веранде с розовый коктейлем – обязательно с крошечным разноцветным зонтиком и долькой лимона, меня покойная супруга приучила, – и буду смотреть, как мои любимицы бродят по двору, клюют зернышки, растят цыплят… Хорошо!.. Что ж, голубушка… Пожалуй, пора звонить Ренненкампфу. Мы не будем делать смертельные уколы Афоне. Пока я звоню – не будете ли вы столь любезны, милая барышня, заказать нам с вами по чашечке кофе из "Омелы"?

– Ладусики, шеф, – вяло согласилась Лиза. Она чувствовала, что всё идёт не так, но что она могла поделать? Ничего! Разве что организовать доставку кофе в денник к единорогу.

Стоп.

Кофе. Единорог.

– Лакши, что ты там говорил по поводу кофе? Почему вы перестали давать его Афоне?

– Он от него дичает, поэтому и перестали. – Лакшман вдруг охнул и посмотрел на Лизу новыми глазами. – Не хочешь ли ты сказать, что… Хотя…

– Что значит – дичает? – нетерпеливо спросила Лиза.

– Начинает скакать до потолка, разносит стойло в щепки…

– Ага! – торжествующе воскликнула Лиза. – Именно это нам и нужно!

– А ведь и правда, – ошеломленно сказал Лакшман. – Кофеин, он…

– …вымывает кальций из организма, – подвела итог Лиза и принялась лихорадочно стучать по своему Перстню.

Код вызова службы доставки "Омелы" она выучила в первую же неделю пребывания в этом мире. Денег на счету у неё скопилось неприлично много – постоянно приходили какие-то премии, авансы, а тратить всё это было некогда, да и особо некуда.

На все свои сбережения она заказала крепчайший эспрессо, опустошив запасы половины ресторанов сети "Омела" в Санкт-Петербурге.

А зачем ей в этом мире деньги? Буквально через час её здесь не будет! Конечно, если с единорогом всё пройдет удачно.

Откуда-то из-под бамбуковых потолочных балок раздался звук многократно усиленный глас Ангела – старший учитель прибавил звук телевизора. До старта мероприятия оставались считанные минуты.

– Итак, милые друзьяшки, мы с вами видим, как Её Величество подъезжает к зданию школьного ипподрома. Ну вот чего лично я, ваш лучший друг, не понимаю, так это того, что Государыня продолжает ездить на старом автомобиле своего батюшки, экс-императора Николая Константиновича. Неужели ей не хочется купить себе что-нибудь модненькое, современненькое, скажем, ярко-красного цвета? Этот тёмно-серый динозавр, откровенно говоря, совсем ей не подходит. И уж чего я не пойму никогда – так это что за удовольствие самолично сидеть за рулём. Вся в своего отца-автомобилиста! Вот, помню, когда я был вашим императором… Ой, пардон-пардон-пардон, режиссеры мне делают замечание, я отклонился от темы. Продолжим. Императорский Русско-Балт запарковался, его встречает делегация от школы, и прямо сейчас, славные мои друзьяшки, мы наконец-то увидим наряд Екатерины Николаевны… А это что? Операторы, поднимите камеры вверх! Небо потемнело от необыкновенного количества квадриков… Боженьки, их тут целая стая, слетаются со всех сторон! Это фирменные дроны "Омелы", я их знаю – и каждый тащит упаковку с горячими напитками… Что происходит? Кому в здании ипподрома понадобились сотни, если не тысячи стаканов чая, морса или что там эти квадрики несут? Всё это чертовски странно… Но не особо интересно, потому что гораздо важнее другой вопрос – что же сегодня надела императрица? Итак, она выходит из машины… Внимание… Боженьки! Я приятно удивлен. Операторы, крупный план Государыни! Она… в платье?!

В предусмотрительно открытые окна конюшни, пугая лошадей, влетали скоростные кофейные посланцы. Среди них выписывал воздушные маневры полностью дезориентированный голубь. Стойла заполнились энергичным жужжанием и непередаваемым ароматом свежесваренного эспрессо.

Афоня вскинул голову. Голубые глаза единорога постепенно заблестели.

– Сногсшибательный запах, сударыня, – радостно сказал Филипп Петрович, перекрывая шум винтов.

– Нет, наоборот – поднимающий на ноги! – крикнула Лиза, поднося первый стаканчик к чутким ноздрям единорога. – Вы гляньте! Вы только посмотрите, шеф! Он пьет как лошадь!

Афоня втянул один глоток, второй… С наслаждением пошлепал губами… Не торопясь допил порцию эспрессо… И встал.

– Скорее, выливайте кофе в поилку, ему из стаканчиков неудобно!

Иван бросился к чаше, одним движением отсоединил ее от центральной трубы (остальным лошадям кофеин был ни к чему) и трясущимися руками принялся заливать в емкость эспрессо. Филипп Петрович, граф, однокурсники, даже Аврора – все кинулись к нему на помощь.

– Императрица заходит в холл ипподрома… Школьники подготовили ей небольшое выступление, маленькие неумёхи, я танцую в десятки раз лучше, особенно когда выпью…

Лиза осторожно надела на единорога золотую уздечку и легонько потянула его за собой:

– Ну что, дружок, пойдем к поилке? Смотри, там целое Чёрное море энергии и бодрости! А? Это по-настоящему классный эспрессо, клянусь пирожками с малиной из "Омелы"!

Афоня удовлетворился такими вескими гарантиями и медленно, с дрожью в тонких коленях, направился к кофейной чаше.

Пожалуй, никогда еще Лиза не видела, чтобы эспрессо пили с таким фантастическим удовольствием. Уровень чернущей "живой воды" убывал с поразительной скоростью.

– Это чудо, – убежденно сказал Лакшман. – Он меняется на глазах. Даже шерсть стала лосниться. Реакция на кофеин мгновенная, как унекоторых – аллергия на орехи. Теперь я понимаю, что имел в виду Будда под словом "счастье". Целый мир озарился для меня новым светом. Воистину: тысячи свечей можно зажечь от единственной свечи.

Спустя пару минут Афоня оторвался от пустой поилки, встряхнул роскошной, налитой блеском гривой, переступил копытами, показывая, что ему не терпится немного размяться, и тихонько заржал. Потом в знак благодарности лизнул Лизу в ухо.

– А теперь, друзьяшки, гвоздь программы! – объявил Ангел с экрана. – Императрица ступила на манеж, усыпанный лепестками роз… Трибуны забиты под завязку… Её Величество приветствуют громом аплодисментов… И прямо сейчас к Екатерине Николаевне подведут ооочень класненькое мифическое животное. Встречайте, милые мои – единорог Афоня!

* * *
До полудня: 55 минут.

Неужели это и правда происходит, голубчики? Наш единорожка, живой и здоровый, гарцует по манежу, – умилялся Филипп Петрович, глядя в экран телевизора под потолком конюшни. – Государыня чудесно смотрится верхом… Вы знали, что она не раз выступала жокеем на скачках? Конечно, не в платье, как сегодня. Но этот наряд ей очень к лицу. Белый единорог, синие лепестки, красное платье… Вам ничего это сочетание не напоминает, дорогие коллеги?

– Оставьте ваши загадки на потом, шеф, – прервала его Аврора, щелкая клавишами лэптопа. – У нас сейчас есть дела поважнее.

Она подняла голову от монитора и внимательно посмотрела на Лизу.

– Реня только что поднял наше отделение на первое место Рейтинга.

Лиза вдруг осознала, что ей нечем дышать. Кто украл весь воздух? – хотела было возмутиться она, но не могла вымолвить ни слова.

– Ну что? – Аврора прищурилась. – Мы сделаем это?

Лиза кивнула, чувствуя, как перед глазами всё начинает плыть – совсем как тогда, в первый день.

К ним подошёл граф Александр.

– Сударыни, почему у вас такие напряженные лица? Всё закончилось просто превосходно.

– Ага, даже слишком превосходно, – с сарказмом сказала Аврора. – Настолько превосходно, что мы на первой строчке Рейтинга. У меня теперь полный доступ к климату.

Граф, конечно, сразу всё понял.

– Елизавета Андреевна, заклинаю вас не принимать поспешных решений… – В его голосе слышалась мольба.

– Я хочу домой, – сумела выговорить Лиза.

Она подняла сумку с Пусей – кот протестующе заорал – и повернулась к Авроре:

– Запускай.

Аврора пожала плечами и склонилась к компьютеру.

Филипп Петрович прикоснулся к Лизиному рукаву:

– Голубушка… Не оставляйте нас.

Лиза обхватила покрепче переноску и сделала шаг назад:

– Филипп Петрович, я не могу… Меня Игорь ждёт, понимаете?

– Внимание, включаю тропический ливень в радиусе пяти метров! – доложила Аврора. – Так, буквально пара секунд…

Слева возникло что-то огромное, заслоняющее свет. Платон. С нехорошей ухмылкой. Дождался своего.

– Елизавета. Дело официально закрыто. Ты больше не при исполнении. Я забираю тебя на допрос. Именем Императрицы и во имя Закона о государственной безопасности…

Граф прыгнул между ним и Лизой.

– Если бежать, то прямо сейчас! – воскликнул он, удерживая Платона борцовской хваткой, многократно усиленной экзоскелетом. – Его я беру на себя. Аврора?

– Готово! – завопила она. – Давай, Лиззи!

– Стоять! – хрипел Платон. – Именем Императрицы, стоять!

– Голубушка… – шелестел Филипп Петрович.

– Но куда?! – беспомощно крикнула Лиза, прижимая к себе Пусю. – Я не понимаю, куда мне бежать?!

И тут она увидела – куда.

В окна конюшни с улицы затекала тяжелая черная туча. Ползла мимо ошалевших лошадей, мимо растерянных людей. Поглотила хрустальные люстры – и разверзлась шумным водопадом у глухой стены в нескольких шагах от Лизы. Стойла немедленно заполнились стремительными ручьями, несущими клочья сена и кусочки кактуса. Лошади переступали в холодной воде копытами и жалобно ржали.

Из-за телевизора под потолком выпорхнул знакомый сизарь – и ринулся в водопад.

Стена воды поглотила голубя. Он бесследно растворился среди дождевых струй.

– Прыгай за ним! – Аврора размахивала руками, как семафор. – Видишь, его не разорвало на гравитоны! Блин еловый, я знала, что всё посчитала правильно! Прыгай, Лиззи!

Лиза, по щиколотку в ледяной воде, кинулась к водопаду. Её родной мир был совсем близко.

Так близко, что капли дождя стучали по носу.

Так близко, что сумка с Пусей мгновенно вымокла насквозь. Кот возмущенно заорал.

Так близко, что она еще успеет приготовить Игорю его любимые свиные пельмени, когда вернется. До полудня оставался почти час, а она уже – на границе двух реальностей.

Достаточно сделать всего один шаг, чтобы вернуться в уютное прошлое. На знакомую с детства кухню.

Лиза протянула вперед свободную руку – левую, с Перстнем. Ладонь сперва заполнилась водой, а потом вдруг растворилась в пустоте. Это было очень странное ощущение. Но совсем не неприятное. Вряд ли будет больно.

Ах да, Перстень ей теперь не нужен. У неё же есть обручальное кольцо на другой руке. А Перстень нужно вернуть Филиппу Петровичу. Халява – это прекрасно, но только если за государственный счет. А шеф покупал ей Разумник на свои деньги.

Она медленно вытащила руку из водопада – та ничуть не изменилась, – сняла Перстень и повернулась к Филиппу Петровичу.

Он смотрел на нее так, как смотрел на неё дедушка, когда провожал ее в летний лагерь. В точности так же. Но тогда она была маленькой, глупой и думала, что дедушка вечен. Поэтому делала ему на прощание ручкой и радостно укатывала навстречу комарам, строевым учениям и холодной манной каше с комками. Оставляя его совсем одного – сутулого, в этой старой вязаной кофте, с седыми обвисшими усами и тоской за стёклами потёртых роговых очков.

А теперь…

Ну уж нет, милые друзьяшки. Теперь она никуда не поедет.

Да, совсем недавно она поклялась сбежать отсюда и никогда не возвращаться… Но, в конце концов, слова – это всего лишь слова!

Лиза сдёрнула обручальное кольцо с правой руки и швырнула его в свой старый мир.

* * *
2 января, 11:11

Санкт-Петербург, Российская империя


Ветеринар Седьмого отделения Личной Канцелярии Её Величества Елизавета Андреевна Ласточкина решительно вернула Перстень на безымянный палец левой руки и подошла обратно к коллегам. Те наблюдали за ней в немом изумлении. Филипп Петрович при этом радостно улыбался.

– А знаете что, товарищи? – сказала Лиза. – Останусь я с вами, пожалуй. Пуся без ума от местных охотничьих колбасок, а я ради него готова на всё. Куплю ему в "Хохломе" клетчатое кресло… Ответьте мне лишь на два вопроса. Во-первых, в ваших тюрьмах дают по утрам кофе?

– Разумеется, голубушка, мы же не варвары! – с готовностью воскликнул Филипп Петрович.

– И во-вторых – почему у меня из-за ваших телепортаций постоянно ноги мокрые?

Ищейки дружно расхохотались. Потом все бросились обнимать Лизу и твердить, как же здорово, что она осталась.

Платон немедленно воспользовался тем, что граф, отвлекшись на Лизу, выпустил его из своих объятий. Спецагент Третьего отделения с достоинством поправил свою белую шинель и заявил:

– Вот и еще одна страница для твоего преступного досье, Елизавета. Только что, в присутствии многочисленных свидетелей, задержанная попыталась скрыться от представителя полиции, то есть меня. На чем мы остановились? Продолжим. Именем Императрицы…

– Кто здесь Елизавета Андреевна? – раздался властный женский голос.

– Эээ, я, – несмело отозвалась Лиза.

– Приятно познакомиться. Я Екатерина Николаевна, Императрица Всея Руси и так далее, вы и сами знаете. А что это тут у вас, трубу прорвало?

Подобрав подол строгого красного платья из твида, к Лизе приближалась стройная девушка примерно её возраста, с русыми волосами, забранными в высокий конский хвост, царственной осанкой и строгим взглядом зеленых глаз. Молодая государыня могла и не представляться – Лиза много раз видела ее по телевизору. Да что там, она каждый день пила кофе из чашки с ликом Екатерины.

Царские красные сапожки на плоской подошве, похоже, были водонепроницаемыми, чему Лиза, естественно, позавидовала. Шутки шутками, а ноги у нее и вправду жутко промокли.

За государыней следовал невзрачный пенсионер в старом сюртуке с медными пуговицами – наверное, местный сторож, подумала Лиза.

Аврора, собравшаяся было выключать тропический ливень, растеряла весь свой сарказм и буквально остолбенела при виде Екатерины Николаевны. Пухлые ручки замерли над клавиатурой лэптопа. Мужчины вежливо поклонились, но без явного подобострастия.

Дальше говорила государыня, а Лиза слушала и кивала.

Выяснилось, что барон Ренненкампф рассказал императрице драматичную историю единорога Афони, как только та благополучно завершила круг почёта. Да, императрица всегда подозревала, что граф Вяземский рано или поздно выкинет какой-то подобный фортель, он её буквально с ума сводил, когда участвовал в конкурсе женихов – чуть ли не рыдал, что хочет жить вечно, и вообще вёл себя отвратительно. Императрица восхищена Лизиной находчивостью, она давно следит за Лизиной потрясающей деятельностью на посту ветеринара Седьмого отделения своей Личной Канцелярии и хочет Лизу отблагодарить, пригласив её на приём в Зимний дворец.

Не успела Лиза согласиться, как в беседу довольно бесцеремонно вмешался Платон:

– Но, Ваше Величество, Елизавета обвиняется в подрыве государственной безопасности! В причинении вреда лично вам! Я не хотел этого говорить, но придется: у меня есть сведения, что Елизавета незаконно телепортировалась к нам из другого мира.

Императрица усмехнулась:

– Неужели вы полагаете, что я не в курсе слухов, которые сопровождают агента моей собственной Канцелярии со дня её зачисления в штат? Однако это обстоятельство требует аккуратного и бережного исследования. И уж совершенно точно – не в форме допроса. У меня нет никаких оснований подозревать Елизавету Андреевну в желании причинить вред ни моей стране, ни мне самой. В частности, у нее был шанс выпустить ко мне на манеж чуть живого единорога, который попросту свалился бы под моим весом и я свернула бы себе шею. Однако ваша так называемая "обвиняемая" приложила много сил, чтобы эту ситуацию предотвратить. О каком вреде вы говорите, сударь? – Она повернулась к пенсионеру в сюртуке: – Господин Ренненкампф, вам не кажется, что ваш подчинённый предъявляет Елизавете Андреевне по меньшей мере нелогичное, если не сказать – глупое обвинение?

Пенсионер степенно кивнул.

– Вот видите, сударь, – с укором сказала государыня Платону. – Не пора ли вам прекратить преследование человека, многократно доказавшего свою преданность интересам короны и страны в целом?

Она покрепче перехватила подол платья – мутная речка, бурлившая в конюшне, поднялась выше, потому что Аврора так и не выключила дождь, – и спросила:

– Нет, и всё же что у вас там за потоп, господа? Стену не видно из-за воды. И я уже молчу по поводу пола, который в данный момент напоминает Амазонку.

– Энтер забыла нажать, вот блин еловый! – воскликнула Аврора и тут же закрыла рот ладошкой. Императрица взглянула на неё с интересом – видно, не многие позволяли себе распускать язык в присутствии самой могущественной правительницы мира.

Потом все стали смотреть на стену дождя, ожидая её выключения.

Однако ливень припустил с ещё большей силой, словно ему предложили чашечку эспрессо.

Императрица нахмурилась.

Рененнкампф вышел из-за спины Екатерины Николаевны и приблизился к Авроре.

– Иии – есть! – выпалила Аврора, сыграв на клавишах компьютера финальный аккорд со страстью пианиста-виртуоза.

Из водопада выпал человек.

Ренненкампф расставил руки, закрывая собой императрицу.

Граф, Филипп Петрович и Платон бросились к незваному гостю и подняли его с колен.

Это был истощенный, небритый человек с чернильными пятнами на пальцах, татуировкой "425–001" на тыльной стороне правой ладони и испуганными глазами.

– Лустенбергер! – хором сказали граф Александр и Платон. – Как?.. Откуда?..

Потом они оба перешли на смесь немецкого с французским, и Лиза перестала понимать, о чем идет речь. В отличие от водопадного пришельца, который заметно оживился и начал им что-то отвечать на том же языке.

– Аврора, во имя вселенского амоксиклава, что происходит? – обратилась она к программистке. – Лустенбергер – почему-то мне знакома эта фамилия…

– Это известный швейцарский писатель-диссидент, – задумчиво сказала императрица. – Мы снаряжали за ним спасательный отряд, но агенты вернулись ни с чем. Как же он тут оказался?

– Да вот, знаете ли, я его сюда телепортировала из Швейцарии, делов-то, – небрежно отозвалась Аврора и нажала всего одну кнопку на клавиатуре лэптопа. Ливень немедленно прекратился. Остатки тучи унесло в открытое окно. – Говорить не о чем.

Лустенбергер уже оправился до такой степени, что мог самостоятельно держаться на ногах. К девушкам подошёл граф – невероятно счастливый. Казалось, он сейчас затянет песню.

Однако петь он не стал, а просто сказал:

– Аврора, мне кажется, я вас люблю.

– Ну надо же, как с вами интересно, господа! – сказала императрица. – А приходите-ка вы все ко мне на приём в Зимний. Всей своей теплой компанией. Господин Ренненкампф, будьте любезны внести агентов Седьмого отделения в список почётных гостей. Мне нужно о многом их спросить. Особенно Елизавету Андреевну. Вы не против встретиться с сэром Стивеном Хокингом, сударыня? Он будет на приёме и очень хотел с вами познакомиться.

Лиза кивнула, не зная, что сказать. Разве что…

– Спасибо, Ваше Величество, – в последний момент спохватилась она.

– Добро пожаловать в ряды Личной Канцелярии, сударыня, – скрипучим голосом произнёс Ренненкампф.

На месте водопада переливалась всеми оттенками волшебства едва различимая радуга.

* * *
Вечером в "Омеле" на Екатерининском канале Лиза пила горячий клюквенный морс с мёдом, потому что от запаха кофе она сегодня устала – впервые в жизни. Устала настолько, что даже курить не хотелось.

После утренней суматохи она успела съездить домой (да, отныне её Дом – мандариновая квартира на Чёрной речке) и освободить из мокросумочного заключения исстрадавшегося Пусю. Котик толстенький животик со всех лап кинулся к Самобранке, громко жалуясь Скатерти на злую и жестокую хозяйку Лизку. Самобранка, не без помощи злой и жестокой Лизки, которая понажимала нужные кнопки, выдала ему в утешение двойную порцию тёплых охотничьих колбасок собственного приготовления.

Сама же Лиза переоделась в уютный спортивный костюмчик, с наслаждением погрузила ноги в сухие кроссовки, нацепила красную шляпу – и отправилась в "Омелу" на посиделки с коллегами.

– Вы все меня сегодня угощаете! – заявила она с порога. – Я свои деньги на кофе для Афони спустила.

– Голубушка, разумеется, Канцелярия всё вам возместит завтра утром! – всплеснул руками шеф.

– Это не помешает мне сегодня заказать себе "Ореховый взрыв" за ваш счет, – нахально сказала Лиза, усаживаясь за привычный столик возле фонтанчика. На этот раз – лицом к окну. Теперь она могла спокойно смотреть на белых львов и остановку вакуумки на месте ее бывшего дома №99 по Екатерининскому каналу.

Филипп Петрович с умилением глядел на своих "детишек" – Лизу, Аврору и графа Александра – и развлекал их сказочкой о том, что ждёт Ищеек на приёме в Зимнем дворце:

– Слуг там почти не водится, голубчики мои, так что вокруг вас никто с закусками и напитками бегать не будет, полное самообслуживание. Электричество Её Величество старается экономить, бережёт экологию, поэтому лампы горят не все, в больших залах темновато. При входе вам выдадут гироскутеры – просторы нешуточные, пешком целый день будете до нужного места добираться…

– Лиззи точно с гироскутера свалится, клянусь Господом Ботом, – вставила Аврора. – Опозорит нас всех.

– Я договорюсь, чтобы ей завтра выдали казенный гироскутер, – сказал граф. – Уверен, что если Елизавета Андреевна немного потренируется, сумеет со свистом промчаться по анфиладам царской резиденции.

– Со свистом не получится, – усмехнулся в усы Филипп Петрович. – Говорят, Государыня согласилась устроить в Зимнем выставку работ господина Головастикова, так что повсюду будут расставлены его бессмертные холсты.

– Пупырки папавериновые! – ужаснулась Лиза. – Зачем же она на такое согласилась?

– Мой друг Гавриил Левинсон ей посоветовал, – сказал шеф. – Он иногда консультирует Государыню по творческим вопросам. По его мнению, подобный шаг со стороны императрицы вдохновит всех начинающих художников страны. Семья Екатерины Николаевны сотни лет назад обязалась всеми силами поддерживать искусство. Даже если от этого искусства глаза слезятся. Но – слово Романовых крепче карбона, как любит повторять наш бывший император Николай Прогрессивный.

– Ладусики, космические картины Ангела я как-нибудь переживу. В конце концов, я же сумела выжить после просмотра фильма "Святой Валентин" с Киркоровым в центральной роли. Главное – чтобы кормили на приёме хорошо. Я без еды не могу. Царских блюд поем, – оживилась Лиза. – Может, осётра дадут длинноносого? Или бламанже какое-нибудь миндальное? – размечталась она.

– Вот только и думает, как бы живот свой набить, – неодобрительно покачала пестрой головой Аврора. – Бейби, с таким аппетитом ты скоро в парадную форму не влезешь. Раз худеть для телепортации не надо – всё, велкам калории?

– Вынужден вас разочаровать, милая барышня, – покачал головой Филипп Петрович. – Навряд ли вы попробуете на приёме что-нибудь принципиально новое. Екатерина Николаевна не держит повара, бюджет не позволяет. Поэтому для своих гостей императрица, как правило, заказывает еду из "Омелы". Боюсь, даже "Ореховый взрыв", к которому вы относитесь с такой нежностью, для Государыни – непозволительная роскошь.

– Ну и дела, – поразилась Лиза. – Ну хоть со Стивеном Хокингом увижусь, и то хлеб… Или я должна сказать в данном случае – "и то бламанже"?

– Кстати о хлебе – вы бы видели, Филипп Петрович, с каким аппетитом накинулся на еду Лустенбергер! – восторженно поведал граф. – В швейцарской тюрьме его почти не кормили. Мы с Платоном разместили его в отеле "Европа", в номере с видом на памятник Пушкину. Лустенбергер цитирует с любого места почти все стихи Александра Сергеевича, конечно же, в переводе на швейцарский… Да, словом, он заказал полный обед, но сумел осилить только куриный бульон и кусочек ржаного хлеба. Желудок сократился, ничего удивительного! Потом попросил пишущую машинку – современные компьютеры Лустенбергер не признает. Боится электронной слежки, очевидно. Оказывается, пишущие машинки до сих пор продаются в пассаже Второва, я и не подозревал! Получается, на них есть спрос… После обеда Лустенбергер захотел посетить Русский музей императора Александра Третьего, он же совсем рядом, прямо напротив отеля "Европа" – но меня вызвал к себе Ренненкампф, пришлось оставить писателя на попечение Платона. Могу себе вообразить, насколько содержательную экскурсию устроил этот служака нашему швейцарцу!

– Значит, не только Аврора, но и вы сегодня успели побывать в кабинете господина Ренненкампфа? – Филипп Петрович отставил в сторону капучино и с любопытством взглянул на графа.

– О, рассказывать особенно нечего, шеф, – пожал худыми плечами граф. Он тоже был одет неофициально – просторная льняная блуза с отложным воротником, шерстяные брюки. – Ренненкампф предложил мне занять место Платона в Третьем отделении. Шварц, по его мнению, в последнее время потерял нюх. Я отказался. Вот и всё.

Филипп Петрович вернул на тарелку воздушное миндальное печенье, которым он закусывал компот, отряхнул пальцы и через стол протянул ладонь графу. Они обменялись рукопожатием. "Благодарю, голубчик", – прочувствованно сказал шеф.

– Позвольте… Вы сказали, что Аврора Валерьевна была сегодня у Рененнкампфа? – вдруг обеспокоенно переспросил граф. – Надеюсь, сударыня, не в связи с многочисленными нарушениями вами закона об охране электронных данных?

– В связи, в связи, – невозмутимо кивнула Аврора, налегая на карельский пирог с морковью. – Все мои кейсы закоммитил. Все мои лаги вытряхнул. Я уж думала, из кабинетика не выйду. На грузовом квадрике прямиком за решетку отправит.

Граф в отчаянии уронил голову на скрещенные руки.

– Это моя, моя вина. Я должен был предотвратить взлом базы Девятьсот Девятого, я должен был остановить вас…

– Да не парьтесь, граф, – добродушно сказала Аврора. – Всё ок. Меня откатили к последнему безгрешному бэкапу.

– В каком смысле, сударыня? – Граф поднял голову.

– Императрица особым указом освободила меня от ответственности за предыдущие преступления. За мои крутые заслуги перед отечеством. Ну, как вам такой поворот, лузеры? А в конце разговора ваш грозный Реня ни с того ни с сего дал мне полный доступ к базе Великого и Могучего. Андестенд?

– Это превосходное известие, сударыня! – искренне обрадовался граф.

Филипп Петрович не поленился встать и обнять Аврору.

Лиза салютовала ей стаканом с морсом.

Сегодня был тот редкий вечер, когда в "Омеле" выключали все телеэкраны и ресторанчик заполняла негромкая приятная музыка.

– "Поменьше говори, побольше действуй!" – вдруг послышалось из колонок, спрятанных в зарослях плюща под потолком.

Этот голос Лиза узнала бы в любом из миров.

– Кто это поёт? – ахнула она.

– Что? Ах, да. Это Мистер Миссисипи, голубушка. – Филипп Петрович заинтересованно посмотрел на Лизу. – Забавно, что он вас так зацепил, милая барышня. Это же главная загадка двадцатого века, человек-легенда. Он прибыл в Империю одним дождливым вечером – в буквальном смысле из ниоткуда, совсем как вы… Только это было в конце семидесятых. Все его называли Мистер Миссисипи. Настоящее его имя так и осталось неизвестным… Мистер Миссисипи сразу стал у нас звездой. Пел сперва на английском, потом выучил русский… Если желаете, сударыня, мы с вами потом прокатимся до Финского залива, посмотрим его особняк. Весьма приятное поместье в колониальном стиле. Называется Грейсленд.

– Всё, – сказала Лиза, откинувшись на бархатную спинку дивана. – Лучше уже точно не может быть.

– Лизавета, категорически приветствую! Рад, что ты пришла… – К столику подлетел Макс, – …и все твои коллеги тоже, – растерянно закончил он, здороваясь с остальными Ищейками.

Унтер-офицер уселся со всеми за стол и начал мять рисовую салфетку.

Салфетка была тонкой, поэтому порвалась почти сразу.

Макс взял следующую.

Отчего-то он растерял всю свою куртуазную легкость.

– Что-то вы сегодня весь вечер молчите, Максим, – доброжелательно заметил Филипп Петрович. – А между тем, я знаю, что у вас есть отличные новости. Мой друг Гавриил рассказал мне про вашу новую работу, лисёнок вы эдакий!

– А? Ну да, новости в самом деле отличные, – включился Макс, бросая салфетку на стол. – Меня позвали на "Всемогущий", вести полицейское шоу для детей. Шесть дней в неделю буду служить в жандармерии, как и прежде, а по воскресеньям стану рассказывать несмышленышам про работу городовых. Эфир раз в неделю. Предполагаемая аудитория – пятнадцать миллионов человек. Левинсон сказал, у меня типаж подходящий.

Граф подмигнул ему и поднял тост "за лучшего Абрикосова из всех, кого он знает".

Макс сказал, что он хочет отметить это событие чем-нибудь запоминающимся.

– Лизавета, поможешь мне выбрать кофе? – обратился он к Лизе. – Ни разу в жизни его не пробовал. А ты у нас вроде эксперт в этом вопросе. Как я в кондитерских изделиях, в синематографе и в полицейской службе. Прогуляемся до стойки?

– Ладусики, – удивленно согласилась Лиза. И без колебаний отставила в сторону недоеденный "Ореховый взрыв". – Думаю, начать тебе надо с чего-то полегче, вроде латте со взбитыми сливками…

– Послушай, – сказал Макс, когда они стояли в очереди к босому друиду с бородой. – Глупо, конечно, получилось… Словом, я купил пару билетов на Луну – еще до того, как их сделали бесплатными. Кто же знал, что мой красивый жест будет несколько подпорчен на высшем государственном уровне… Эдакая монаршая диверсия… Это я так тебя приглашаю прогуляться до космоса и обратно, если ты не поняла.

– Оригинально, – признала Лиза, чувствуя, как на лицо неудержимо наползает улыбка. – Значит, путешествие на Луну. А что, я там еще не была! Можно слетать. В хорошей компании тем более.

– Конечно, ты же богиня, – подтвердил заметно повеселевший Макс. – Кому и летать к звездам, как не тебе.

– Ну если под словом "звезды" ты имеешь в виду таких сомнительных личностей, как мой сосед Ангел Головастиков…

– Вовсе нет, под словом "звезды" я имею в виду таких восхитительных личностей, как унтер-офицер Максим Абрикосов, – парировал Макс. – Так что, согласна?

– Между мирами я уже перемещалась, – сказала Лиза. – Можно теперь и на Луну махнуть. Если там подают эспрессо, конечно.

Другие книги автора

«УЮТНАЯ ИМПЕРИЯ» – это серия романов, объединённых одной реальностью: успешной, процветающей Россией, в которой никогда не было революций. Впрочем, героям всё равно приходится решать массу проблем. «Ищейки Российской империи» расследуют преступления против животных (конечно же, в книге есть котики!), но делают это весело и непринужденно. А венценосные персонажи цикла «Романовы forever» борются за власть и влияние с мегапопулярным телеканалом «Всемогущий» – и сражение это не из легких.


– «Великая княжна. Live» – книга первая из цикла «Романовы forever». Российская империя, 2016 год. Страной, в которой никогда не было революций, успешно правит Николай Третий. Все у государя получается, кроме одного – никак не удается выдать дочь Екатерину замуж. На помощь приходит всемогущее телевидение. В прямом эфире, на глазах у миллионов зрителей, Екатерина выберет лучшего жениха. Но сможет ли по-настоящему полюбить его? Этот бестселлер вызвал настоящую бурю обсуждений в интернете. Забавная утопия, в которой главное – не сюжет, а атмосфера процветающей альтернативной России.


– «Императрица online» – продолжение нашумевшего романа «Великая княжна. Live». Книга вторая из цикла «Романовы forever». Не удался медовый месяц у великой княжны Екатерины Романовой: на свадьбу отец, Николай Третий, подарил ей российский трон – и уехал искать свою пропавшую супругу на край земли. Разрывается теперь Екатерина между молодым мужем и скучными государственными делами. Как хотелось бы отделаться от постылого престола! Императрица и сама не ожидала, что её желание исполнится так быстро… Захватывающая история с участием самовлюбленного телеведущего, остроумного патриарха, кокетливой актрисы – и, конечно, невероятных научных изобретений, которые прославили Российскую Империю на весь мир.


– «Государыня for real» – заключительная часть трилогии «Романовы forever». Первый день официального правления – и столько проблем разом! Из-за смены магнитных полюсов выходят из строя все без исключения электронные устройства в стране. Увольняется премьер-министр. Мало того, над империей нависает угроза Третьей мировой… Справится ли Екатерина со всеми кризисами? Кажется, молодой императрице пора уже проявить характер!


Также в серии "УЮТНАЯ ИМПЕРИЯ":

Рассказ "Единорог и кофе" (журнал "Мю Цефея" №5(6), май 2019);

– Интернет-блог Ангела Головастикова: ваш любимый телеведущий комментирует самые интересные события и свежие слухи Империи. Можете называть это интерактивной литературой. Или литературной игрой. Или вообще никак не называть, а просто читать "Новости Уютной Империи" на Яндекс.Дзен.


ВНЕСЕРИЙНЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ:

«Пушистый избранник» – неожиданная история о коте-депутате. За кого вы проголосуете на ближайших выборах: за скучного кандидата с красным лицом и пустым взглядом – или за котика в очаровательной «бабочке»? Конечно, за пушистую милашку! Так самый обычный домашний кот оказался в парламенте Петербурга. Слишком поздно избиратели осознали, что в комплекте с питомцем идёт его владелица – домохозяйка Наташа, которая тут же начинает решать свои личные проблемы, от имени кота-депутата проталкивая самые нелепые законы…


"Мяу из парламента" – интернет-блог кота-депутата Ваучера. Главный персонаж романа “Пушистый избранник” так полюбился читателям, что после опубликования книги зажил собственной жизнью. У Ваучера есть своя страничка "Мяу из парламента" на Facebook и одноименный канал на Яндекс.Дзен, где он с иронией комментирует текущие события, требует сохранить плантации сосисочных деревьев, рассуждает на тему “Литературные коты в политике” и учит жизни бестолковых мышек-избирашек.


«Селфи на фоне санкций» – актуальный роман о молодой тележурналистке, потерявшей работу из-за твита о санкционной косметике и нашедшей свою любовь. Лёгкая, остроумная и увлекательная книга для тех, кто не представляет свою жизнь без смартфона, самоотверженно строит карьеру, интересуется происходящими в стране событиями, но при этом не выносит назидательного тона ведущих аналитических программ на государственных телеканалах.


«Величайший зануда на земле» – история для тех, кто ненавидит праздники, шумные корпоративы и прочие радости экстравертов. «Нельзя быть таким букой! Учись радоваться жизни!» Сколько раз вы слышали подобное? Эх, если бы бы знать – как этому научиться… Кеша, робкий продавец-консультант, решил попробовать себя в роли весельчака и всеобщего любимца, руководствуясь нелепыми советами книжки «Как стать душой компании». А может, эти рекомендации помогут ему избежать увольнения и завоевать девушку, в которую Кеша давно и безнадежно влюблен?


«Мамусик против Ордена Королевской Кобры» – юмористический детектив нового поколения, в котором гармонично сочетаются юмор, приключения и драматичные повороты сюжета. Это забавная история о бойкой пенсионерке, которая ради спасения своего сына разбивает в пух и прах таинственный флёр мистического Петербурга – со свойственной ей веселой непосредственностью. Любовь Васильевна уверена, что ее обожаемого сына подставили. Ну не мог такой чудесный, воспитанный 25-летний мальчик украсть бесценную книгу рецептов Екатерины Второй! Да и зачем она Степочке? Мамусик все равно готовит лучше… Однако пенсионерке Суматошкиной никто не верит. Все доказательства – против Степы. Придется ей один на один сразиться с могущественным Орденом Королевской Кобры, вооружившись лишь собственным оптимизмом и безграничной любовью к сыну…


Подробнее на официальном сайте автора http://annapeicheva.ru

Примечания

1

Автор стихотворения Валентина Калиниченко.

(обратно)

2

Исторический факт: государь так проникся японской культурой, что действительно сделал себе наколку в виде дракона на правом предплечье.

(обратно)

3

Арсений Голенищев-Кутузов "Порой, среди толпы…", 1877 год.

(обратно)

4

До революции Углич считался колбасной столицей России. Именно там, например, располагалась всемирно известная «Фабрика колбасно-гастрономических изделий Н.Г. Григорьева», производящая 110 тысяч пудов мясных деликатесов в год. Продукция «Фабрики Григорьева» поставлялась в том числе и в европейские столицы. Печальный факт: колбасный магнат Григорьев умер в 1923-м году от истощения.

(обратно)

5

«Российская паровая фортепианная фабрика братьев Дидерихс» была основана в 1810-м году и выпускала лучшие рояли в империи. В 1900-м году российский инструмент был удостоен Гран-при парижской выставки, а А.Ф.Дидерихс получил орден.

(обратно)

6

Николай Гумилёв «Девушке», 1911 год.

(обратно)

7

Лев Александрович Мей «Галатея», 1858 год.

(обратно)

8

Николай Алексеевич Некрасов «Изгнанник», 1839 год.

(обратно)

9

Николай Степанович Гумилёв «Какая странная нега…», 1913 год.

(обратно)

10

Саша Чёрный «Споры», 1908 год.

(обратно)

11

Александр Блок «Разгораются тайные знаки», 1902 год.

(обратно)

12

Николай Гумилев «Маскарад», 1907 год.

(обратно)

13

Александр Блок «Servus – reginae», 1899 год.

(обратно)

14

Константин Бальмонт «Мария Моревна», 1907 год.

(обратно)

15

Сандро – домашнее имя великого князя Александра Михайловича Романова, основателя и вдохновителя российской авиации.

(обратно)

16

Макс Фактор, он же Максимилиан Факторович (1872-1938) – родился в Российской империи и долгое время работал в Санкт-Петербурге, гримировал оперных певцов, которые выступали перед Николаем II. Несколько лет даже служил советником по косметике при царском дворе. Эмигрировал в США в 1904-м году, где и основал собственный мейк-ап бизнес, прославивший его на весь мир. В альтернативной реальности он вполне мог никуда и не поехать…

(обратно)

17

Желтые ботинки – это, конечно же, знаменитые «тимберленды». Их создатель, Натан Шварц, родился в Одессе в 1902 году. Эмигрировал в США перед Первой Мировой, там же и основал обувную марку «Timberland», чьим девизом стало «Если вы любите Timberland, относитесь к ним как можно хуже». Останься он в Российской империи – его непромокаемые ботинки могли бы называться «натанами», верно?

(обратно)

18

Лиодор Пальмин «Ода свиньям», 1882 год.

(обратно)

19

Валерий Брюсов «Голос иных миров», 1917 год.

(обратно)

20

Алексей Лозина-Лозинский «Танго», 1912 год.

(обратно)

21

Игорь Северянин «Гурманка», 1910 год.

(обратно)

22

Вильгельм Кюхельбекер «Кофе», 1816 год

(обратно)

23

Борис Пастернак "Давай ронять слова…", 1917 год.

(обратно)

Оглавление

  • Кот Пуся
  • Варан Горыныч
  • Кабан Джим
  • Кныш Принц Чарльз
  • Единорог Афоня
  • Другие книги автора
  • *** Примечания ***