Короткие рассказы [Евгений Анатольевич Попов] (fb2) читать постранично

Короткие рассказы

Опубликовано в журнале Аврора N12 за 1974 год.

Евгений Попов

Предисловие

У Льва Толстого где-то сказано, что если об одном произведении все отзываются одинаково, то оно может быть или хорошим или плохим. Но если одни хвалят, а другие ругают его, то оно обязательно хорошее. Рассказы красноярского прозаика Евгения Попова обсуждались на зональном совещании молодых писателей Восточной Сибири и Дальнего Востока и вызвали различные суждения. И это прекрасно. Ведь даже противники манеры молодого писателя не смогли не отметить весомое содержание, хороший профессиональный уровень, несомненную одаренность автора.

У Евгения Попова — великолепное чувство юмора, его короткие рассказы по-настоящему смешны, хотя и написаны не только «ради смеха».

Георгий Семенов, руководитель семинара

Начало

Мы сидели на берегу и ждали Назара. Зимой он служил на крохотном деревенском маслозаводе, а летом подрабатывал у геологов: развешивал продукты, выдавал спальники, энцефалитки и кирзовые сапоги; пачкался желтой смазкой консервных банок.

У него была жена и две лодки: одна весельная, другая — моторная. С женой он жил хорошо, иногда, выпив, они укоряли друг друга, но любя, потому что потом плясали так, что ходили половицы, и дети, спрятавшись за занавеской, глядели и пихались локтями от восхищения.

Сейчас Назар должен был пригнать свои лодки, чтоб мы смогли переправить на тот берег лошадей, арендованных в райцентре. Мы гнали их почти сутки, и я измучился, в кровь сбив себе все о вьючное седло с множеством деревянных плашек, крючков и железок. Когда я, косолапя от боли, пошел наконец по твердой земле, рядом оказался Гаян Газиянов. Он внимательно осмотрел седло и ничего не сказал, а только свистнул тонко и протяжно, как суслик. Оказывается, я не сделал веревочных стремян, и меня зря бросало на жесткий клин седла, так что ноги все сорок километров болтались как у игрушечного зайца.

Папиросный дымок сносило в сторону, звенели комары, и мы клевали носами от усталости, а в глазах плыла серая ровная гладь, что зовется Енисеем, и казалось — можно пойти по глади, будто посуху.

— Едут, — очнулся Гаян. Кашлем старого курильщика зашелся мотор, маленькая лодочка упрямо ползла к берегу.

Вышел зубастый мальчишка, топнул сапожком по мокрому песку и сказал:

— Папаша велели сообщить, что приехать сегодня не могут, по причине, что пошли на свадьбу, но в чем просят у вас извинения из-за понимания того, что вам здесь не фонтан торчать. Вот палатку прислал.

И он уехал — веселый пацан в мятом картузе, и опять стало тихо-тихо.

Прыгали прозрачные языки костра, чадила обгоревшая жестянка, Гаян лежал, закрыв глаза, а потом заинтересовался:

— Скажи мне, зачем коню путы?

— Чтоб не убежал.

— Скажи мне, а убегут ли наши кони в путах?

— Нет, не убегут.

— Так почему же мы сидим при конях, как цыганы, вместо того чтоб съездить в Кирчиж и вкусить цивильных благ?

Я не знал, почему, и через час мы уже цокали по единственной асфальтовой полоске, ведущей к магазину. Прошел дождь, и осклизлые крыши домов походили на мокрую шерсть наших лошадок.

Ехали назад, и подозрительно оттопыривались наши карманы. Шли две девушки, мы не выдержали, заиграли поводьями, они же шли, будто вовсе нас и не замечая.

Одна свернула в проулочек, а другая шла, по-прежнему ничего не замечая, прямо глядя вперед.

— Девушка, разрешите с вами познакомиться?

— А еще чего?

— Мы же хорошие,— захохотал Гаян.

Так-то переговариваясь и ехали до ее маленького домика и даже познакомиться успели.

Размякший Гаян спрашивал:

— Клава, а вы нам стаканчик не вынесете?

— А вы заходите в хату.

— Вяжи татарским,— сказал мне Гаян.

Но я не умел татарским и привязал размякший от дождя поводок просто так, на бантик.

Я побаивался заходить, но когда зашел — развеселился. Там все шло полным ходом. Рыхлая крест-накрест перевязанная серым платком женщина — Клавина мать — резала розовое сало, а Гаян уже водку в стопки лил.

Стали приглашать хозяев, Клава согласилась, а мамаша ее долго куражилась, но потом все-таки выпила.

Они о чем-то говорили, а я захмелел, стало жарко, поплыли стопки, лица и фотокарточки, веером разбросанные по стенам. Потом мы вышли во двор, и Гаян сказал мне:

— Ты давай, того, езжай ка на место, все равно вторая не придет, я у Клавки узнал, что она флотского дожидается, да и Карьку моего заберешь, а я скоро приду.

Я ничего не понял, обрадовался, вышел за ворота и долго не мог вскарабкаться на теплую лошажью спину.

— Э-эх! — гикнул я.

Меня кренило.