КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 710600 томов
Объем библиотеки - 1388 Гб.
Всего авторов - 273938
Пользователей - 124924

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

Михаил Самороков про Мусаниф: Физрук (Боевая фантастика)

Начал читать. Очень хорошо. Слог, юмор, сюжет вменяемый.
Четыре с плюсом

Рейтинг: +2 ( 2 за, 0 против).
Влад и мир про Д'Камертон: Странник (Приключения)

Начал читать первую книгу и увидел, что данный автор натурально гадит на чужой труд по данной теме Стикс. Если нормальные авторы уважают работу и правила создателей Стикса, то данный автор нет. Если стикс дарит один случайный навык, а следующие только раскачкой жемчугом, то данный урод вставил в наглую вписал правила игр РПГ с прокачкой любых навыков от любых действий и убийств. Качает все сразу.Не люблю паразитов гадящих на чужой

  подробнее ...

Рейтинг: +2 ( 2 за, 0 против).
Влад и мир про Коновалов: Маг имперской экспедиции (Попаданцы)

Книга из серии тупой и ещё тупей. Автор гениален в своей тупости. ГГ у него вместо узнавания прошлого тела, хотя бы что он делает на корабле и его задачи, интересуется биологией места экспедиции. Магию он изучает самым глупым образом. Методам втыка, причем резко прогрессирует без обучения от колебаний воздуха до левитации шлюпки с пассажирами. Выпавшую из рук японца катану он подхватил телекинезом, не снимая с трупа ножен, но они

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
desertrat про Атыгаев: Юниты (Киберпанк)

Как концепция - отлично. Но с технической точки зрения использования мощностей - не продумано. Примитивная реклама не самое эфективное использование таких мощностей.

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
Влад и мир про Журба: 128 гигабайт Гения (Юмор: прочее)

Я такое не читаю. Для меня это дичь полная. Хватило пару страниц текста. Оценку не ставлю. Я таких ГГ и авторов просто не понимаю. Мы живём с ними в параллельных вселенных мирах. Их ценности и вкусы для меня пустое место. Даже название дебильное, это я вам как инженер по компьютерной техники говорю. Сравнивать человека по объёму памяти актуально только да того момента, пока нет возможности подсоединения внешних накопителей. А раз в

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).

Лёгкое дыхание (СИ) [Гайя-А] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

========== Казнь для львицы ==========


Солнце освещало залив. Морская вода казалась такой чистой, и чайки кружили над портом, высматривая свою добычу в сетях рыбаков. Издалека не было видно ни грязи, ни отбросов, в изобилии плавающих вокруг пристаней, не было слышно грязной ругани бродяг, рыбаков и продажных женщин, лая блохастых тощих собак и криков зазывал.


Серсея Ланнистер смотрела на Гавань в последний вечер своей жизни.


Она не была уверена в том, что спасение не придет в последнюю минуту, как не раз бывало в прошлом. Но, как и в предыдущие разы, она готовилась к смерти.


Это было так странно, смотреть на город, где она провела большую часть своей жизни, практически его не покидая, и видеть его маленьким, ничтожным, жалким. Даже сейчас, после всего, она чувствовала свою власть над ним. Но город изменил ей — как и королям и королевам до нее.


Молодая драконья королева, пришедшая из-за моря, восседала на Железном троне и думала, что правит.

Серсея усмехнулась.


В комнату постучали — чистая вежливость, не больше. Заскрипели петли. Заключенным не полагалось встречать посетителей, но для Серсеи было сделано несколько исключений. Она не хотела видеть никого.


Особенно Джейме.

Но с одной персоной встретиться была просто обязана.

*

— Из всех, с кем она могла поговорить перед казнью, она выбрала вас, миледи, — задумчиво сказал Тирион, и женщина перед ним постаралась выглядеть меньше, подогнув ноги под кресло.


Бриенна Тарт с трудом могла проделать этот трюк в своем облачении, а ведь раньше ей это удавалось легче. Лет в четырнадцать она могла назвать себя большой мастерицей подгибать колени, опускать голову и сутулиться настолько, чтобы спрятать лишние пятнадцать дюймов своей высоты, если ей это казалось необходимым.


Те времена прошли.


— Я плохо знакома с ее милостью… с леди Серсеей, — ответила она, мысленно проклиная свои тяжелые сапоги: один из них как раз застрял между полом и сиденьем. Тирион Ланнистер вздохнул.

— Полагаю, речь пойдет не о вас. Однако, прошу вас. Будет излишним просить вас не бояться свергнутой королевы?


Бриенна выдернула ногу из-под кресла, едва не перевернув при этом соседнее, и встала. Сердце неистово колотилось в груди, когда она, наклонившись, чтобы пройти в дверной проем, вошла в покои заключенной.

*

Серсея стояла перед ней с удивительным смирением на красивом лице. Невольно Бриенна задумалась, как вообще такое красивое существо может нести в себе хоть каплю злобы.

На низложенной королеве не было украшений. Она не носила прически, волосы едва доходили до плеч. Ее простое серое платье было лишено дорогой отделки. Она была прекрасна, может быть, даже больше, чем в сиянии своей славы на так запомнившейся Бриенне свадебной церемонии Джоффри.


Она обошла медленно вокруг Бриенны, внимательно рассматривая ее с ног до головы, потом картинно вздохнула и села в кресло, указав на другое Бриенне.


— Пожалуйста, милая.

— Я постою, миледи.

— Не будем столь церемонны между собой, это ни к чему. Серсея. Просто Серсея. Вина?

— Благодарю. Я не пью вина.

— Так я могу называть вас Бриенной? Присядьте. Вам это не повредит.


Бриенна прокляла свои длинные ноги, пытаясь вытянуть их так, чтобы они не мешали ей. Впрочем, мешали не столько ноги, сколько платье.


— Я пригласила вас, чтобы получше познакомиться с вами, — вздохнула Серсея, приветливо улыбаясь, и отпила из бокала, — завтра меня собираются казнить, и я не могла не воспользоваться случаем. Говорят, мы теперь родственники?

— Ваша милость? — нахмурилась Бриенна.

— Джейме. Я говорю о Джейме. О своем брате. О своем любовнике, — Серсея прищурилась, наслаждаясь тем, какой эффект имело последнее слово, — о нашем с вами общем любовнике.

— Я… вы заблуждаетесь, ваша милость… миледи.

— О, зачем нам эти глупые оправдания! Есть вещи, которые бессмысленно скрывать, и они рано или поздно выйдут наружу. Скажите честно, Бриенна, как вы думаете. Он еще жив?


«Если есть что-то, что нас объединяет, — думала леди-рыцарь, глядя на свергнутую королеву перед собой, — так это то, что нам обеим не наплевать на Джейме Ланнистера. Но это всё». Она отрицательно покачала головой.


— Я не знаю, миледи.

— Вы провели с ним долгое время вместе. Согревали его постель. Спасали ему жизнь, как мне говорили. Но меня занимает вопрос, спал он с вами из благодарности или из жалости? Или было что-то еще между вами?


Бриенна почувствовала — скорее, по многолетней привычке к лицу Джейме — что Серсея медленно начинает выходить из себя, хоть и скрывает это. Она сглотнула.


— Мы воевали на одной стороне, миледи. Это всё.

— Как он делал это с вами? Был он нежен или груб? — продолжила Серсея, подаваясь вперед, и яд с ее языка лился все тем же медовым голосом, со всеми его изысканными, мелодичными переливами, — когда это случилось в первый раз, он стонал? Вы делали это долго или быстро? Он брал вас, не раздеваясь? Каждую ночь или когда придется? Вы просыпались вместе по утрам?


Бриенну бросило в краску.


— Я никогда не была близка с сиром Джейме, — резко бросила она. Серсея закатила глаза, вновь издала вздох, и поднялась. Медленно подошла к зарешеченному окну, с улыбкой посмотрела вдаль. Она казалась такой юной в эту минуту. Золотые волосы чуть вились, изящные руки были сложены у талии, как и подобает высокородной леди.


От сладости ее духов Бриенну подташнивало. Казалось, Серсея отравляет собой все пространство, в котором находится, подавляет одним своим присутствием, одним звучанием своего голоса. Но, как бы ни отвратительны были слова этой красивой и жестокой женщины, Бриенна не могла отрицать главного. Она действительно была его сестра. И действительно была матерью его детей. Он когда-то был с ней. От этой мысли замутило еще сильнее. Серсея обернулась со все той же приклеенной красивой улыбкой.


— Вас тошнит? Советую есть по утрам имбирь. Мне помогало. И избегайте лестниц.


Она вернулась назад к столу, фамильярно закинула ногу на ногу, опустошая еще один бокал вина.


— Хотите вы того или нет, Бриенна, но вы теперь связаны с Ланнистерами. Это вряд ли понравится новой королеве, — она выплюнула эту фразу, словно избавляясь от горечи во рту, — особенно, если вы родите ему сына. Бедный Джейме. Надеюсь, это все же будет сын.

— Я никогда…

— Каковы бы ни были причины, толкнувшие моего несчастного брата в объятия к такой скудоумной, толстокожей, уродливой дылде, как вы, леди Тарт, есть кое-что, что важнее причин. Последствия, — глаза Серсеи загорелись зелеными огнями, как у лесной кошки, — вы родите не Ланнистера, а бастарда. И даже если этот Бес, который стоит, я уверена, сейчас за дверью и подслушивает нас, найдет способ узаконить ваше отродье, это будет уже не лев. Что бы он ни задумал, этот самодовольный карлик, у него это не получится. Я не советую вам участвовать в его затеях.


С Бриенны было довольно. Она вскочила со своего места — как и ожидалось, кресло упало на спинку за ее спиной, и уставилась, пылая от гнева, на невозмутимую Серсею, что так и осталась сидеть и даже не шелохнулась.


— Сир Джейме никогда — никогда! — в жизни не сделал бы ничего бесчестного. Ни в отношении меня. Ни в отношении кого бы то ни было. Он не заслуживает такого мнения о себе. Даже от вас.

— О. Сколько экспрессии, — брови королевы взлетели вверх, но лишь на мгновение, — в постели вы, стало быть, властвуете, Бриенна? Что вы знаете о мужчинах? Вы так ловко притворяетесь одним из них, когда это необходимо. Вы этим его взяли?


Да она безумна, поняла вдруг Бриенна, хоть это понимание ее и не успокоило.


— В вашей постели нас было трое. Всегда, — наконец, сказала Серсея без улыбки, вставая и подходя к застывшей, словно изваяние Тартской Деве, — всякий раз, когда вам казалось, что он смотрит на вас с любовью, это была я, на кого он смотрел. Когда он говорил о том, что вас ждет в будущем, там была я, потому что я — его будущее, единственно возможное. Когда он закрывал глаза или отворачивался, не сомневайтесь, чье лицо он представлял в это мгновение. Теперь он мертв, мне говорят. А если нет, то после меня его не будет. И вашим он не будет никогда.


— Мне это известно, леди Серсея, — ледяным голосом ответствовала Бриенна. «Хотя бы сохраню свое достоинство перед этой змеей». Серсея снова окинула ее взглядом с ног до головы

— Правда? Тогда почему я в это не верю? Вы все еще питаете надежды, все еще мечтаете о нем. Я могу это прочитать по тому, как вы смотрите на меня сейчас. О, если он увидит вас, он пощадит ваши чувства. Джейме всегда был великодушен. Он сочинит что-нибудь для вас, какую-нибудь героическую историю, подарит вам еще что-нибудь острое, приспособленное для убийства, отправит как можно дальше прочь от себя, и это все, на что вы когда-либо можете рассчитывать.


— Он хотел этого ребенка, — выпалила вдруг Бриенна, сжимая зубы и надеясь только на то, что причинит боль в ответ своими словами: бессмысленный, женский поступок, — он говорил это каждую ночь, когда мы ложились вместе.


«Что я несу?!». Но заледеневшее лицо Серсеи и отсутствие следов всякого удовольствия на нем заставили ее продолжать.


— Он говорил, что мы встретим старость вместе.

«Почти правда. Он шутил, что я буду старой каргой с фехтовальной клюкой, а у него будет костыль».


— Мы не вставали с постели, даже если нас приходили поднимать по нескольку раз.

«Правда».


Против воли рука Бриенны сжалась на мече. Это движение не укрылось от глаз Серсеи, она скривила презрительную усмешку, ничуть не испортившую ее красивое лицо, открыла рот, чтобы изречь очередную реплику, но в эту минуту дверь отворилась, и появился королевский гвардеец, а за ним — едва заметный Тирион.


— Что ж, боюсь, наше время истекло. Весьма признательна за то, что вы навестили меня, леди Тарт.


Бриенна не дошла до конца коридора, когда ее начало тошнить. Она сдерживалась недолго, это было слишком, слишком много — сладкие духи Серсеи, золотой блеск ее волос, ее кошачьи глаза и ее слова, слова, и все это — и ее рвало долго, она едва успела убрать подол платья, чтобы не запачкать его.


Когда она смогла поднять голову — и ее шатало от слабости и дурноты — то в нескольких шагах увидела Тириона, внимательно созерцавшего ее. Она прижала руку ко рту, не вполне понимая, как себя вести в такой неприятной ситуации.


— Не за что извиняться, миледи, — вежливо опередил ее карлик, чуть кланяясь, — в вашем положении это естественно. Берегите свое здоровье. Буду рад видеть вас в любое время. Не стесняйтесь обратиться.

*

Шепотки и косые взгляды сопровождали ее всегда. Но сейчас это было что-то другое. Эти взгляды стирали ее защиту, обнажали кожу до костей.


Бриенна вдруг поняла. Поняла, как издевательски звучит ее прозвание «Тартская Дева», и сколь чаще ее зовут «Шлюхой Цареубийцы», пусть и не в лицо. Пока.


— Говорят, его видели в Хайгардене.

— Конечно, там еще можно найти сильную поддержку после их примирения…

— Но надо же быть таким подонком: бросить женщину одну, когда она в таком положении, при дворе, в такое время, когда… хотя, ему не привыкать.

— Ему недолго осталось, если он еще жив. Тот, кто доставит его к королеве живым или мертвым, озолотится.


Они не договаривали, замолкая лишь на то мгновение, когда она проходила мимо. Бриенна вздрагивала, заслышав свое имя. Ей негде было найти опору. Прежде ею было служение, рыцарская честь, попытка соответствовать идеалу. Прежде — до Джейме Ланнистера. Он ворвался в ее жизнь как ураган и разрушил ее, и, что самое страшное, все, чего она хотела — только оставаться в центре урагана. Теперь Джейме не было. Все клятвы были исполнены, все обещания засчитаны. Осталась страшная пустота, которую прежде заполняли смеющиеся зеленые глаза, дурманящий запах его кожи, щекотка его щетины на плече.


Мир потерял вкус, цвет, смысл. Она почти не могла есть. Она тренировалась через силу. Подрик отправился к семье, хотя и изъявлял самое горячее желание вернуться к ней в скором времени. Леди Санса была слишком занята своими обязанностями придворной дамы — много времени она уделяла благотворительности и помощи сиротам и нищим. Больше друзей при дворе Бриенна Тартская не завела. Она надеялась вернуться на Тарт, но также надеялась, что узнает еще хоть что-нибудь о судьбе Джейме. Одиночество было невыносимо, а всеобщее отчуждение и смешки только усиливали тяжесть, которая душила ее.


«Леди Оленна Тирелл, вот кто мне нужен, — вспомнила вдруг Бриенна пожилую Розу, которая всегда относилась к ней с некоторым снисхождением, но без презрения, — я могу поговорить с ней».


Леди Тирелл приняла ее в солярии, украшенном в том самом стиле, который всегда ассоциировался у Бриенны с настоящими придворными дамами — множество роз, тяжелые портьеры, преувеличенно слащавые гобелены, изображающие куртуазную любовь между нарядными красавицами и рыцарями в полном облачении. Невольно Тартская Дева улыбнулась, вспоминая, с какими стонами облегчения Джейме падал на кровать, когда после суточного марша она помогала ему — в последние месяцы она и только она — избавиться от тяжелых доспехов.


Леди Оленна, казалось, навсегда застыла в своем возрасте. По ней нельзя было сказать, что прошло еще несколько лет ее жизни, разве что двигалась она чуть медленнее. Но ее упрямый, решительный подбородок все так же был вздернут высоко, и все так же прямы были ее речи.


— Я ждала вас, дорогая. Садитесь. Чай? Пастилы? Может быть, имбирного печенья?


Бриенна открыла рот, чтобы как-то начать беседу, когда до нее дошло, что редкая мягкость в глазах пожилой леди обусловлена все теми же слухами, той же дикой ложью…

Она опустила локти на стол, запустила пальцы в волосы и умоляюще взглянула на старую Розу. Та лишь понимающе усмехнулась.


— Стало быть, вы пришли ко мне, леди Бриенна. Надо сказать, я ждала вас раньше. Я полагаю, вы хотите поговорить о Джейме Ланнистере.


Краска бросилась Бриенне в лицо. Она не могла кивнуть, не могла сказать «да».

— Он жив?

— Не знаю. Но неделю назад был жив — я надеюсь, наша новая королева об этом не узнает. Не от вас, во всяком случае. Угощайтесь, дорогуша. Вы исхудали невозможно. Я сама, когда носила своего первенца, ничего не могла взять в рот, но надо пересилить себя.

— Леди Оленна! Это все неправда! — воскликнула Бриенна, кусая губы, — я… это неправда.

— Неужели? — брови старой дамы взметнулись вверх, но лишь это выдало ее изумление, — я готова была порадоваться за вас и за Джейме.

— Мы воевали вместе, это все.

— Ваши глаза вас выдают, милочка. Поступки Джейме Ланнистера выдают его. Ваши чувства ни для кого не секрет. Особенно для меня, ведь я знала его ребенком. Их обоих знала.


Серсея. Снова Серсея. Видимо, окаменевшее лицо Бриенны и то, как она сглотнула, заставили леди Тирелл разговориться.


— Да бросьте, милая. Вы думаете, почему я все еще здесь, а не дома, где могу наслаждаться последними днями своей жизни, оплакивать умерших и любоваться весной? Я должна была увидеть смерть этой надменной твари, Серсеи, когда ее протащат через город, как ободранную кошку, и водрузят ее голову на самую высокую пику на стене.


Бриенна опустила голову. Днями и ночами она думала о том, не доведется ли ей увидеть казнь Джейме, а теперь, после слов Серсеи, страх снова родился и не желал сдаваться перед доводами разума. Оленна Тирелл смотрела на нее с тенью понимающей улыбки на лице.


— Возможно, иногда слухи лишь предвещают события, — вдруг сказала она, — задолго до того, как они произойдут.

— Сир Джейме всегда относился ко мне с уважением, как к соратнику и воину, не больше.

— Что вы включаете в это понятие, мне неизвестно, но вы единственная, с кем он сблизился за все годы, я имею в виду, женщин — кроме гадюки-сестрицы. Представьте себе шок всех дам, которых он обделил вниманием в свое время, — леди Оленна будто бы поджала губы, но на ее щеках внезапно обозначились смешливые ямочки, — гордость у Джейме от отца. Я неплохо знала Тайвина в юные годы. Он никогда не опускался до таскания по борделям — как это любит делать этот маленький злобный уродец Тирион.


Леди Оленна посмотрела в окно, сохраняя едва заметную полуулыбку на сухих морщинистых губах. Величественные повадки, размеренность речи — Бриенне хотелось бы узнать, как выглядела пожилая леди в молодости. Должно быть, она была красавицей.


— Конечно, если Лев отверг свою сестру, дамы надеялись, он обратит внимание на одну из них. И вдруг его пассией становитесь вы. Вы наступили на змеиный клубок, дорогая Бриенна, своим поношенным воинским сапогом. Терпите укусы.

— Я не пассия… — Бриенна проглотила все, что могла бы возразить. Все напоминания о своих шрамах, своем росте, комплекции, неуклюжести, неумении быть леди…


Потому что на плече снова вдруг почувствовала призрачный мираж, легкую дрожь — память о тех месяцах, когда губы Джейме касались его, и тихое его дыхание согревало кожу, добираясь до самого сердца. «Может быть, если допустить, на одно мгновение, на секунду, что это правда, просто, чтобы не было так больно…». Леди Оленна продолжала созерцать ее с самым невозмутимым видом в эту минуту. Решив для себя что-то, она покивала, вздохнула.

— Я уже старуха, милочка. Я могу позволить себе быть чуждой предрассудкам. И я стала сентиментальна. Полные превратностей истории любви начинают меня занимать снова, как в юности.


Они посидели в тишине. Леди Оленна попивала чай, Бриенна смотрела вдаль, пытаясь впитать атмосферу поддержки, хоть какого-то понимания. И надежды.


— Вы придете завтра на казнь? — как ни в чем не бывало спросила пожилая дама, — надеюсь, это будет зрелищно.


Бриенна покачала головой. Она надеялась избежать присутствия при последних минутах Серсеи Ланнистер.


— А я не могу отказать себе в удовольствии позлорадствовать.


Бриенна представила себе, как будет кричать толпа, а возможно, даже и погромы начнутся в нижнем городе после казни свергнутой королевы. Ясно представила себе чувства, что терзают Серсею накануне. Она была бы рада не знать, что такое смерть, но Бриенна знала это слишком хорошо. Вспомнилась петля на шее, отрезающая доступ воздуху, и то, что перед глазами летела вся жизнь — детство, пятна солнца на водах Тарта и Джейме, Джейме, Джейме. Это ли испытает Серсея? Она невольно прижала руку к горлу. Высокий воротник скрывал шрам.


Леди Оленна смотрела на нее с хитрым прищуром.

— Говорят, если дурно во второй половине дня, будет мальчик, — вдруг высказалась она, вздыхая, — уж не знаю, так ли это, но на заметку.


В тот вечер Бриенна прорыдала в подушку почти до полуночи.

Без доспехов и меча, вне поля битвы, и самое главное, без Джейме, она была беззащитна.

Он мог смеяться над ней сам, но он и только он. Он не позволял делать это другим. Никому и никогда.

*

Выпивка, доступная женская ласка и немного золота — это было то, что держало Бронна Черноводного в Королевской Гавани. Еще, конечно, пара неотложных Ланнистерских дел. Должно быть, он действительно привязался к идиоту Ланнистеру-старшему и подпал под сомнительное, тлетворное влияние Ланнистера-младшего.


Счастье, что избежал когтей львицы Серсеи. Хотя, конечно, это было бы познавательно. Если бы только такое в принципе было возможно. Бронн отлепил спину от стены, лениво покатал во рту смоляной шарик жвачки и сплюнул, удовлетворенно отметив, что попал точно между булыжниками мостовой, как и метил.


Джейме, конечно, полный засранец, но одному Бронн был рад: идея мчаться и умереть вместе с сучкой Серсеей пришла другу лишь раз и покинула достаточно быстро. Пришлось влить в него немало пойла, чтобы привести в чувство, но по-настоящему вернуть его мысли в подобающее русло удалось только упоминанием Тартской Девы.


Странная компания подобралась у них. Ланнистеры — это зависимость.


«Мирцелла. Ах, сладкая Мирцелла. Где были твои когти, лапочка?». Бронн вздохнул, оглядывая со своего возвышения толпу на площади. Люди начали собираться еще с утра, а казнь должна была свершиться после полудня. Уже сейчас было не протолкнуться. Бодрые разносчики горячей еды развернули торговлю. Несколько гадалок заунывными голосами зазывали клиентов в свои углы. Сонные гуляки и унылые рыбаки бурно обсуждали предстоящее зрелище.


— Сир Бронн!

— Лорд Тирион, — Бронн отвесил бодрый поклон, покосился на исполинов в золотых шлемах позади Ланнистера-младшего. Зрелище поистине необычное. Тирион, однако, не казался смущенным ничуть.

— Я был уверен, что вы не пропустите зрелище, — заметил Десница, неторопливо следуя к возвышению, где уже потихоньку начинали располагаться представители знатных домов.

— Кто палач? — Бронн отправил в рот еще один смоляной шарик. Тирион покосился на него.

— Есть некоторое осложнение. Ее величество посчитала слишком почетным казнить Серсею через отсечение головы. Возможно, нам предстоит костер. Точно пока неизвестно.

Бронн поежился.


Слишком много огня за последнее время. Ничем хорошим это не кончится. Нужно равновесие. Нужна гармония. И чуточку меньше самомнения. Восхождение на трон Дейенерис начала с громких заявлений о всеобщих свободах, грядущих переменах и борьбе с голодом, но пока что жители Гавани видели только казни и слепое повиновение Безупречных.


Вряд ли эта королева продержится на троне дольше предыдущих. Не было ничего в Вестеросе, от чего люди устали бы больше, чем от перемен.


Наконец, появилась стража королевы Таргариен. Наполовину состоящая из Безупречных, наполовину из дотракийцев, она выглядела довольно непривычно для тех, кто знал Королевскую гавань до возвращения драконов. Маленькая, сияющая белоснежная фигурка в кольце копий, мечей и настороженных головорезов казалась ожившей статуей, а не женщиной из плоти и крови.


Бронн сделал шаг назад. Она несла огонь, говорили они, она им повелевала, но, сколь он замечал, не было ничего холоднее взгляда этой напыщенной самодовольной сучки, которую радостно звали Матерью те, на кого опиралась ее власть.


Они тянули к ней руки, кричали ей о любви, жаловались на свои беды и взывали к ней, как к божеству.

— Победительница Зимы! Спасительница! — кричали они. Бронн сплюнул, жвачка прилипла к его сапогу.


«И это после всего, через что мы прошли на Севере, — усмехнулся он горько про себя, — после того, как мы морозили себе задницы, погибали от голода, жрали тухлятину, дохлятину и падаль, видели лица своих друзей перед тем, как их глаза обращались в синие зеркала Ночи. Чтобы еще раз я ввязался во что-либо подобное! Грелся бы себе на дорнийском солнышке и не знал бы бед».


Атмосфера накалялась. Солнце было уже в зените. А на эшафоте по-прежнему не было ни палача, демонстрирующего свои умения на арбузах и капусте, ни его жертвы.


Когда появилась Серсея в сопровождении стражи, Бронн вытянул шею, чтобы рассмотреть происходящее. Знакомое беснование охватило народ на площади. Возможно, не будь Безупречных, образовавших коридор для осужденной леди, ее бы разорвали на части. Но на эшафот Серсея поднималась с прямой спиной, гордо, как на трон. Бронн тревожно оглядел обстановку вокруг. Вязанок дров не видно. В небе нет драконов, пока, по крайней мере. Должно быть, Дейенерис решила все же отказаться от своих привычек на этот раз.


Серсея проводила взглядом стражников, оглядела с легкой улыбкой нездешнего знания толпу перед собой, подняла глаза на королеву. Безмолвный диалог между ними продолжался не дольше полуминуты.


— Тишина! Тишина! Ее величество, Дейенерис Бурерожденная, Таргариен, королева Семи Королевств…


Перечисление титулов выпало из внимания Бронна. Он увидел, что позади стоящих чуть в отдалении кресел северных лордов — серая печальная фигурка леди Сансы Старк, громадина Пса над ней сзади, пустующее место вечного отшельника Джона — появилась рослая, заметная из любого угла, Тартская Дева.


Она была в доспехах. Верный Клятве на бедре, полное облачение, безжизненное, решительное лицо, волосы зачесаны назад, не пряча шрамов. С удивлением Бронн обнаружил, что взгляд Серсеи также прикован теперь вовсе не к сместившей ее кхалисси.


«Эге-ге. Ланнистер до последнего! — с некоторым сожалением Бронн вздохнул, — как этот напыщенный придурок мог запутаться в двух таких разных женщинах? И уж точно непонятно, как они могли в нем запутаться».


Перечисление титулов закончилось, началось перечисление преступлений Серсеи. О связи с родным братом не было сказано ни слова. Бронна теснили опоздавшие. Он был почти прижат к краю площадки, и хороший обзор никак не искупала опасность свалиться прямо на мостовую с немалой высоты. Какой-то омерзительный тип с гнойными прыщами по лицу дышал ему прямо в лицо. И где те титулы и те замки, обещанные за верность? Сидел бы себе в кресле, как настоящий лорд, а не терся бы среди всякой голытьбы, уныло подумалось Бронну.


Палачом оказался никто иной как Джорах Мормонт.

— Я встречу смерть стоя, — громко произнесла Серсея, глядя перед собой, и убрала волосы с шеи, после чего опустила руки.


Дейенерис кивнула. Джорах Мормонт поднял меч. Плечи Серсеи чуть дрогнули, но она не опустила голову. Дейенерис кивнула второй раз.


— Ох, блядь! — скривился Бронн, выдохнув вместе со всей толпой, когда первый удар не достиг своей цели.

«Застрял между позвонков? Ну ты и тупица, Мормонт. И откуда руки у тебя растут?».


— Ох, да ёб твою мать! — не поверил своим глазам Бронн, когда второй удар также не приблизил Серсею к окончанию мучений.


В толпе слышались разные выкрики, проклятия, слезы, звуки отвращения, но когда Джорах занес меч третий раз над головой, то на короткие доли секунды все затаили дыхание. «Замахнись нормально, кретин, не плашмя, дубина, — взмолился Бронн, прижимая пальцы к губам, — ты же не курице рубишь голову, меньше замах, больше разгон, ну же…».


— Да ну нахер…

Бронна шатнуло. Он не мог поверить, но Серсея все еще содрогалась с наполовину перерубленной шеей, скорчившись на эшафоте, а Мормонт навис над ней с унылым лицом, как будто не совсем соображал, что делает.


— Похмеляться с утра надо лучше, извращенец! — не выдержал кто-то из знати.

Дейенерис приросла к трону. Ее глаза не выражали ничего.


Наконец, на четвертом и тут же последовавшем пятом ударе Бронн зажмурился. Это было слишком даже для него. Но когда он открыл глаза, то голову Серсеи уже показывали толпе, воющей и вопящей, а Джорах Мормонт, залитый кровью с ног до головы, с отсутствующим видом стоял позади.


— Отмучилась, бедненькая, — с приторным сочувствием утерла глаза торговка около Бронна.

— Да, что ни говори, а петля надежнее была, — прошамкал лысый старик с другой стороны.

— Драконий Мясник! — крикнул кто-то, и клич подхватили несколько десятков голосов.


Люди бросились вслед за зрелищем — голову узурпаторши должны были пронести по улицам, прежде чем надеть на пику.


Несколько раз медленно выдохнув и пообещав себе вечером надраться до потери сознания, Бронн направился к площадкам для знати. И весьма удивился тому, что увидел.


Бесчувственную Тартскую Деву на руках уносил прочь Сандор Клиган вслед за леди Сансой.


Дейенерис отсутствовала. Тирион Ланнистер, мертвенно бледный, застывший неподвижно в своем кресле Десницы, молча плакал, глядя в никуда, ничуть не обращая внимание на происходящее вокруг. Зато улыбалась с чуть прикрытыми глазами Оленна Тирелл.


«Где бы ты ни был, Джейме Ланнистер, хорошо, что ты не здесь, — думал Бронн, направляясь верным шагом в гостиницу, — и ты, милое дитя, солнце Дорна, Мирцелла».

Комментарий к Казнь для львицы

Поехали…)


========== Скорбь по льву ==========


…Война против Зимы закончилась. Первые лучи еще зимнего, но уже греющего солнца явились над заснеженными полями Севера. Шумные одичалые вовсю обживали свои новые земли, и Бриенна задумалась, почему их не становится меньше. Они брались словно из ниоткуда — толпы, орды бородатых мужчин, воинственных горластых женщин и вороватых детей. Куча орущих младенцев. Лающих собак. Король Джон Сноу приказал не препятствовать одичалым обживать избранные ими земли, но кто же знал, что они будут столь бесцеремонно вторгаться в военные лагеря, теснить привычный порядок, заведенный в Семи Королевствах?


Впрочем, некоторые изменениями были довольны.


Бриенна следовала за Джейме, направляясь к их лошадям. Они надеялись успеть и быть первыми, кто проедет по тракту на юг. Одичалые умели собираться мгновенно, но пока ничто не говорило о том, что вскоре все их юрты и палатки, шалаши и кибитки на полозьях сделают невозможным проезд по дороге, разбив ее и оставив многочисленные колеи и ямы.

Джейме рассуждал о перспективах будущего.


— Надеюсь, в ближайшие несколько лет не услышать ничего о восстаниях, Стене, перемене погоды или драконах с кракенами, — Джейме фыркнул, — нет. Не хочу больше иметь ничего общего со всем этим дерьмом. Мы все заслужили хороший отдых.


Бриенна замолчала, обдумывая то, что услышала.

— Куда вы отправитесь, сир Джейме?

— Куда-нибудь. Пока я направляюсь на юг.

— Все идут на юг, — не поняла Бриенна.

— Значит, мы идем вместе, — это прозвучало полувопросительно. Она не ответила, но любопытство продолжало ее терзать.

— Вы хотите в Королевскую Гавань?

— О-о, не терзай меня вопросами, женщина, — он запрокинул голову, надувая щеки.

— Может быть, вы отправитесь в Кастерли…

— А может быть, я проведу остаток дней с тобой, исполняя глупые клятвы, шляясь вдоль дорог и тиская тебя в кустах?


Тишина, упавшая на долю мгновения между ними, прозвучала для Бриенны знакомым звоном металла, лезвием, вынимаемым из ножен. Еще один. Их было так много, этих ножей, которыми он резал по живому. Джейме повернулся в ее сторону, его взгляд смягчился.


— Прости меня. Это было грубо.

— Опять, — она закончила за него, втягивая воздух носом.

— Ты задаешь мне вопросы, которые я сам должен задать себе, миледи. Я не хочу о них беспокоиться прямо сейчас. Но, — тут он улыбнулся, — все же спасибо, что задаешь их.


А потом прилетел ворон из гавани, и они никуда не уехали.


Тем вечером был праздник. Вероятно, он предполагался веселым. Бриенна нашла себе угол вдали от всех. Насупившись, она созерцала, как танцует и кружится толпа одичалых, как Джон Сноу, король Джон, отвергший королеву драконов, оставляет осторожный поцелуй на губах какой-то лохматой дикарки, как улыбки и смех согревают зал, словно за окном все еще не оставалось Зимы.


«Холод уйдет, — говорили все друг другу и улыбались, — холод скоро закончится». Но Бриенна не была так уверена. Она хотела, чтобы так и было. Чтобы снова было тепло.


Джейме Ланнистер находился в строго противоположном углу зала. Она искала его глаза, но они смотрели куда угодно, только не на нее. Их совместное путешествие было почти закончено. Это всё? — спрашивала себя она потерянно. Неужели всё? Еще вчера, нет, еще утром все было иначе. Они проснулись вместе, под одним меховым одеялом, его руки обнимали ее, его губы были у ее плеча, и шею щекотала его борода. Они смотрели друг другу в глаза, то и дело бросая все обыденные утренние дела и просто садясь рядом, чтобы поговорить. Продлить прикосновения друг к другу, возможные только наедине. Они препирались о том, кто первый пойдет вниз. Кто принесет воды. Они спорили, кто виноват, что вчера у Джейме промокли сапоги, а у Бриенны порвались завязки на рубашке.


Все было, как во сне. До ворона из Королевской Гавани. До мгновения, когда глаза Джейме не посерели, улыбка не покинула его лицо, и не опустились руки. Опустив глаза себе под ноги, он ушел, и сир Бронн вздохнул, качая головой.


— Серсею приговорили к казни, — пояснил он, сообщая Бриенне первой, — Дейенерис не потерпит львиную шлюшку живой.

— Леди Серсея в заключении?

— Пока да, — Бронн все еще смотрел вслед Джейме, — но ее одной драконихе будет мало.


«Мы пришли в этот мир вместе и уйдем вместе», похоронным воплем плакальщицы услышала Бриенна. Она не хотела ненавидеть никого, кто был дорог Джейме. Она ненавидела, тем не менее. Не задаваясь вопросом, имеет ли право. Бриенна хотела бы не знать, что Серсея существует. Что она когда-либо существовала.


Глаза Джейме смотрели сквозь танцующих, сквозь стены маленького постоялого двора, вокруг которого разбили свой лагерь и распугали деревню одичалые и солдаты Старков, и, что самое обидное, глаза Джейме смотрели сквозь Тартскую Деву.


Он смотрел на темный лес вдали, в отдалении от последнего костра стоянки Вольного Народа. Бриенна не знала, можно ли ей подойти, но он сам дал ей знак встать ближе, чуть обернувшись.


— Мою сестру казнят.

— Мне жаль, — ей не было жаль, они оба это знали.

— Меня тоже приговорили.


Она безотрывно смотрела на Джейме. Он опустил голову, задумчивый и напряженный, искоса бросил на нее взгляд.


— Живая собака лучше мертвого льва, говорят люди. Ты так считаешь?

— Живой лев лучше, — тихо ответила Бриенна. Джейме ухмыльнулся. На мгновение улыбка снова пробежала по его лицу, оставив тлеть свои угольки в глубине его глаз.


Они прогулялись неторопливо через лагерь, говоря обо всем подряд и ни о чем серьезном. Полюбовались на борьбу в снегу. Бриенна издалека посмотрела на копьеносиц, шумно веселящихся у отдельного костра. Она стеснялась других воительниц, тогда как Джейме несколько раз проводил с ними время, расспрашивая, изучая, интересуясь. Они несколько раз приветливо кивали Бриенне, приглашая присоединиться, но она все еще держалась в стороне.


У постоялого двора вовсю гремел праздник. Несколько уроженцев Западных земель устроили снежную битву, присоединившиеся выстраивали крепость.

Они веселятся, как дети, вздохнула Бриенна. Как мы вчера.


— Женщина, — тихо позвал ее вдруг Джейме, отсутствие смешинки в его голосе она почувствовала сразу, — ты бы плакала по мне после моей смерти?


Он задавал ей этот вопрос сто раз, в шутку, и она всегда отвечала «Я не плачу», после чего разговор сворачивал на слезливые истории, призванные заставить ее расчувствоваться. Это был не тот случай.


— Да, сир Джейме.

— Ты обещаешь?


Она была готова начать прямо в эту же минуту, когда он это сказал.


— Вы поедете к ней? К вашей… — она не договорила, как всегда. Джейме ничего не ответил.

Это было больно, потому что она знала, что ни один из его ответов не будет тем, который она хочет услышать. Знала так же ясно в эту минуту, как и то, что Джейме мог слышать ее бесконечные «я люблю тебя» в каждом взгляде, который она направляла ему в глаза. Это было похоже на удавку на ее шее, которая теперь ее никогда не покинет, и лишит дыхания навсегда, оставив только вкус пепла и гари. Бриенна ждала — и он молчал, горько глядя ей в лицо.


— Джейме, твою мать, ты только послушай! — хохочущий, вывалился из ворот конюшни Бронн, и хлопнул друга по плечу, — нет, ты должен это услышать, должен, блядь, услышать…


Она отвернулась, тихо выдыхая и закрывая глаза. Слезы текли по лицу, но Бриенна уговорила себя принять их на этот раз. Последний раз, когда она позволит себе плакать по Джейме Ланнистеру. На этот раз точно последний. Она обещала себе это десятки, если не сотни раз, и даже держалась своего решения какое-то время. «Соберись, тряпка, дура тупая, соберись, ты можешь, ты можешь и гораздо больше, — она выдохнула, но теперь у нее текло из носа, — давай, досчитай до двадцати одного, успокойся, это было так очевидно, ты знала…». Но когда она вытерла лицо и обернулась, он все еще был там, в нескольких шагах, смотрел на нее тревожным, больным взглядом, сжав губы и не моргая. О чем он думал?


Взрыв хохота раздался из конюшни, и Джейме исчез внутри.

Момент был упущен.


Звенья цепи с грохотом рассыпались по полу.

Это был последний раз, когда Бриенна Тарт видела Джейме Ланнистера.

*

Когда Бриенна на следующий день после казни Серсеи была приглашена в покои леди Старк, меньше всего она ожидала найти там лорда Десницу. Судя по виду, он уже немало выпил с утра, как и накануне.


Если бы Бриенна пила вообще, именно это она бы и сделала. Мгновение, когда зеленые глаза Серсеи — глаза Джейме, всего лишь на мгновение его глаза! — смотрели на нее с эшафота, она видела снова и снова. Как и неуклюжие, бессмысленные замахи меча Джораха Мормонта. «Мы умрем в один день», слышала она шипение львицы.


— Как ваше самочувствие, миледи? — светски осведомился Тирион, — я полагал, вы найдете неподходящим для себя зрелище казни.

— Это было жестоко.

— Это так. Я рад, что под тем же мечом не оказалась шея моего брата. Он бы мучился дольше Серсеи. Но он не мучился.


Бриенна напряглась. Санса подплыла к ней, положила руку ей на локоть, сочувственно погладила по руке, глядя в лицо.


— Мне жаль, миледи, — сказала она, и рука ее сжалась, — пришли вести. О сире Джейме.

«О, нет. Нет, нет. Не надо, пожалуйста. Я не выдержу больше».


— Межевой рыцарь из Хайгардена сообщил, что мой брат пропал без вести, направляясь в сторону Перешейка. Он также сообщает, что скорее всего, Джейме пал в схватке с одичалыми, которые засели там в одной из деревень вдоль дороги.

— Присядьте, — пропела Санса, пытаясь сдвинуть Бриенну с места.

— Официально — подчеркиваю, официально, мы должны признать моего брата мертвым, — продолжил Тирион. Его слова доносились до Тартской Девы как свозь ватное одеяло.

Джейме. Ее Джейме.


— Нужны некоторые формальности, процедуры, вы понимаете, миледи.

— Выпьете что-нибудь? Может быть, лимонной воды?

Мертвое любимое лицо, забрызганное кровью и грязью, где-то на краю света, в полном одиночестве.


— За невозможностью привезти тело, обычно проводят бдения в септе — у ног Воина, как подобает… но, благодаря ныне почившей королеве Серсее, септы у нас более нет, зато есть алтарь Воина и Тропа Скорби — популярный маршрут после всех этих войн. Думаю, это было бы уместно, если бы вы оказали нам эту неоценимую услугу…. Вы слышите, леди Бриенна?


Она, наконец, вырвала свою руку у Сансы. Прежде она могла бы принять слова Тириона за чистую монету, но слишком долгое время провела рядом с Ланнистерами. Очередной спектакль.


— Поймите меня правильно, леди Тарт. Было бы немного странно, если бы моего брата оплакивала леди Санса, ну, а я тем более — я Десница.

— Я не буду оплакивать того, кто еще жив, — упрямо повторила Бриенна. Тирион вздохнул и понизил голос.

— Кто может быть жив. И вы окажете ему любезность в обоих случаях. Вряд ли кто-то усомнится в искренности ваших чувств.


Живот скрутило от понимания его правоты. Бриенна предпочла промолчать. Ей хватило позора за последние дни.


— Вы совершили достаточно отважных поступков ради моего брата, миледи. Вы сражались за него, он сражался за вас, так поется в песнях, некоторые из них я не хотел бы упоминать в присутствии дам, но — давайте будем откровенны. Если Джейме еще жив, он по крайней мере не будет предметом охоты всех наемников в королевствах. Если нет, что ж… — Тирион сделал печальную паузу, но закончил с усмешкой, так напомнившую усмешку старшего из братьев, — вы будете единственной, кто оплакивал его.


И Бриенна решилась. А решившись, она готова была пройти через многое. Почти через всё.

Она была не готова к тому, что ее ждало.

Алтарь Воина из разрушенной септы Бейелора перенесли на одну из тесных, но заново расширенных улиц. Казалось, Дейенерис не желает оставить ничего от столицы, что не изменилось бы с ее приходом.


Длинная широкаяулица, полная народу и уже пристроенных где только можно лавок и кабинок, вела к алтарю Воина. Бриенна сделала несколько вдохов, убеждая себя, что ей нечего бояться, потому что, в конце концов, на дворе был день, сама она находилась на одной из центральных улиц города, и — ради Семерых, каждый имеет право на скорбь, разве нет?

Оказалось, нет.


Она не сделала нескольких шагов по улице вниз, когда услышала это впервые.

— Шлюха Цареубийцы!


У меня есть Верный Клятве, повторила она про себя. Слова ничего не значат. У меня есть его меч. Они ничего не знают.


Длинное траурное платье было одним из трех, которые у нее вообще были. Голубое, подаренное Джейме, она не могла видеть, не могла к нему прикасаться. Она любила его, единственное платье, которое хотела бы носить, но оно было неуместно. А Тропа Скорби не допускала женщин в мужской одежде, и это не подлежало обсуждению. Траурное на ней болталось. Впрочем, какая разница, чем прикрыть свое уродство.


Которое ее больше не тревожило.

— Шлюха Цареубийцы! Тварь!

— Она идет, смотрите, она идет… у нее его лев на стяге…


Руки задрожали. Бриенна заставила себя соблюдать ритм шагов и дыхания. Джейме заслужил. Хотя бы оплакивания. Это слова.


— Вырежьте Ланнистерского бастарда у нее из живота!

— Сними платье, детка, мы хотим видеть твою дырку, если она устроила льва, устроит и нас.

— У тебя щелка или шары, а? Или и то, и то? Ты любишь, когда рычат, р-р-р!


Это слова.

— Шлюха!


Она не видела дороги. Не видела алтаря, заваленного бесчисленным множеством гербов, щитов, знамен и пустых ножен. Не видела статуи Воина в дыму от многочисленных сжигаемых благовоний. Она вообще не была уверена в том, что видела хоть что-то. Это были не слезы в глазах. Ее глаза были сухими. Уничтожающе сухими, настолько, что она едва ли могла моргнуть, не причинив себе боли и не почувствовав в них песка и земли.


«Я делаю это для него». Это дало силу продолжать, и Бриенна, едва не замедлившая шаги, продолжила свой путь.


Серсея прошла той же тропой, подумалось ей отрешенно, когда под ноги ей бросили какую-то тухлятину. Она не была уверена, что метили в нее. Возможно, в герб Ланнистеров.


Чернь знала, кого винить. Чернь всегда знала. Но с параллельной улицы, поднимавшейся почти к стенам замка, на нее смотрела знать, а не чернь. Все те, кто ненавидел Тайвина. Кто желал смерти Джейме за его войну против них — или за них, и получил порцию издевательств от Серсеи. Кто был ими отвергнут.


— Шлюха заслуживает камня или огня!

— Куда смотрит Королева?


В пекло вас всех, беззвучно прошептала Бриенна. Руки ныли от того, как она вцепилась в знамя перед собой. Она должна была нести его свернутым, но — и на этом настаивал Тирион — несла почти на вытянутых руках, повернув золотого льва к солнцу.


«На меня, наверное, смотрит леди Санса, — и только это заставило слезы навернуться Бриенне на глаза, — верит ли она мне? Верит ли, что я не… не…».

— Шлюха! Смерть бастардам Ланнистеров!


Наверное, не верит. А если и сомневается, то все равно, леди Старк была самым душевным человеком среди всех в Королевской Гавани. Такая же заложница, как и прежде, и даже охраняет ее все тот же Пёс. Только теперь никто ее не бьет и не насилует. Достаточно ли этого для счастья? Бриенна знала счастье прежде.


Оно было соткано из золотых волос Джейме, когда сквозь них просвечивало солнце поутру. Когда они прижимались друг к другу в поисках тепла на севере, и какое-то время он принадлежал лишь ей одной, в бесконечности, там, где были враги — и они против всех, и никого больше.


Оно зеленело заливными лугами у Черноводной, как его глаза, когда он шутил, и намечающиеся морщинки у глаз лучиками разбегались в разные стороны, если шутка была хорошая.


Оно пахло кожей и металлом, острым мускусом и свежестью леса, дубовой корой и пряным мужским потом. Его можно было найти, прижав вещи Джейме к лицу, когда никто не видел, и дышать им.


Бриенна чуть не врезалась в кучу неряшливо сваленных у алтаря знамен и щитов. Она едва ли могла сделать вдох. Рыдания так и остались где-то между сердцем, легкими и глоткой. «Я плачу? — удивилась Бриенна, чувствуя влагу на своем лице, — я еще умею?». Но это была одна соль. Она разъедала кожу, глаза, она жгла.


Почти так же, как звенящий шум в ушах, прерывающийся только возгласами:

— Шлюха Цареубийцы!


Она долго не могла отпустить древко знамени. Как будто вместе с ним отпускала и его, Джейме, Ланнистера, Цареубийцу и мужчину.


И когда она это все-таки сделала, и алая ткань мягко скользнула вниз, мир обрушился на Бриенну со всех сторон — отвратительными звуками, запахами, вонью, руганью, летящими в нее предметами и нечистотами, плевками.


Она опустилась на колени. Рука привычно легла на меч. Ее друг. Поддержка. Львов на нем касалась рука Джейме. Бриенна закрыла глаза. Силы, одолженной у меча, должно было хватить, чтобы встать. Надо было проделать весь путь назад. Встретить мир, в котором Джейме не будет. Именно в ту минуту она почувствовала, как перестает дышать.

*

Санса Старк знала, как быть придворной дамой. Иногда она размышляла: было ли это заложено в ней с рождения — или привито средой?


Санса Старк поклялась, что никогда в жизни больше не даст себя использовать в игре престолов. Она вежливо, но решительно отвергла все предложения о замужестве, не примкнула ни к одному из альянсов придворных дам и вела жизнь, достойную своего положения.


Она была скромна и учтива. Никогда не высказывалась так, чтобы ее мнение однозначно поддерживало одну из сторон, если речь шла о споре, и своего мнения не высказывала вообще никогда, ни в каком виде. Если ей были нужны слова — она пользовалась цитатами, если ей нужны были чувства — она одалживала их у песен.


Санса была очень мудра, второй раз становясь частью королевского двора. Скромные одеяния по северной моде, от которых она не планировала отказываться, общество одиноких старых дев и вдов, а также очень благочестивых замужних дам, читающих за вышивкой «Семиконечную Звезду», сделали ей славу добродетельной особы.


Добродетельной и, естественно, скучной. Это леди Старк более чем устраивало.

Новая королева не была ни мила, ни груба с Сансой. Она не выделяла ее из других, не позволяла себе никаких неподобающих реплик в ее сторону. Она ее не замечала. Скромное поведение леди Старк тому способствовало. Тихое, незаметное существование при дворе в качестве представительницы короля Джона также удовлетворяло Дейенерис Бурерожденную.


Поначалу Сансе казалось, что оно устроит и ее саму. Но лишь поначалу.

Тирион Ланнистер был опытным соблазнителем. Маленький человек с большими амбициями. Надо признать, и недюжинным умом.


— Вы бы не отказали мне, леди Старк, — мягко обратился он к ней, и Санса приветливо улыбнулась лучшему из своих бывших мужей.

— Нет, милорд. Не отказала бы. Мне отрадно видеть, что люди сознают свои ошибки и пытаются их исправить.

— Я не думаю, что это была ошибка, дорогая Санса. Скорее, маневр.

— Вы это сейчас придумали? — осведомилась девушка. Тирион вынужденно рассмеялся. Качнул головой в сторону Пса, молчаливо замершего в углу комнаты.

— Ваш рыцарь, кажется, не слишком доволен моим присутствием.

— Сандор не рыцарь. И кто может быть недоволен визитом Десницы Королевы? Сандор, вы довольны?

— Я в восторге, — мрачно проскрипел Пёс. Тирион подмигнул ему.


Они попивали вино, иногда любили сыграть несколько партий занятных настольных игр — Тирион привез новые заморские правила, и Санса наслаждалась такими вечерами.


Поначалу то было лишь развлечение, встреча друзей, товарищей по минувшим несчастьям, но теперь переросло в нечто большее. Нечто, что может стоить обоим жизни.


Заговор, просто сказала себе Санса, делая ход и забирая фишку у Тириона. Занятно. Ее отца казнили за несуществующий заговор. В буре мятежа она лишилась большей части своей семьи. Она клялась не играть в игры великих домов.


И все же она здесь. И хочет быть не фигурой на доске, а той, что переставляет фигуры.


— Ваш брат прислал подарок ее величеству, — потягивая вино, между делом сообщил Тирион, — она поставила его в своих покоях у постели.

— И что же это за подарок? — Сансе совершенно не хотелось знать, что мог прислать Джон драконьей королеве.

— Хрустальный столик. Выполненный будто бы изо льда, но не тает. На нем танцуют драконы.

— Инкрустация?

— Отсутствует. Только резьба.

— Как мило, — сухо высказалась Санса.


Отношения Джона и Дейенерис казались ей противоестественными с самого начала. И не их родство было тому причиной. Джон, когда Санса получила возможность его получше узнать, оказался душевным, добрым человеком с простым сердцем, снисходительным, прощающим, отважным. В нем было больше душевного тепла, чем в ком бы то ни было. Санса знала, что он не умеет казаться приятным с первого взгляда, то ли стесняясь отчего-то, то ли вечно пребывая в состоянии отрешенной задумчивости. Но, стоило ему проникнуться к кому-то приязнью, и он готов был оказать любую помощь, рискнуть собственной жизнью. Она знала, пожалуй, еще только леди Бриенну, что так же трепетно относилась к понятию «долг» и слову «честь». Джон был честен, обязателен и несколько простодушен. Его всегда легко было использовать, и Санса радовалась, что он находится далеко от Королевской Гавани.


Дейенерис, в противоположность ему, умела быть доброй лишь изредка, издалека, к тем, кому не представится шанс приблизиться к ней второй раз.


Возможно, они составили бы прекрасную пару. Возможно. Но в Винтерфелле Дейенерис показала себя не лучшей спутницей для Джона, и их отношения перешли в союз на расстоянии. Сансу это абсолютно устраивало.


— Ваш ход, леди Старк, — напомнил Тирион. Санса улыбнулась, поднимая руку.

— Ничья, — и она посмотрела противнику в глаза, — самый частый итог наших встреч, лорд Десница.

— И я чрезвычайно удовлетворен этим результатом, миледи. Мы пришли к соглашению?

— Мы пришли. Север за Старками.

— Юг за Ланнистерами. Возможно, мне придется задуматься о женитьбе.

— Я не слишком хороша как советчица, милорд, — спокойно ответила Санса, поднимаясь из-за стола и раскланиваясь с Тирионом. Дверь еще лишь хлопала — а она уже с улыбкой подставляла шею нетерпеливым поцелуям Сандора Клигана, глядя на свой столик для игры и представляя вместо него хрустальный. Это было бы, пожалуй, слишком претенциозно. Не в ее стиле.


Львы. Волки. Двух игроков более чем достаточно. Дракону на доске не место.


========== Беглецы ==========


Бриенна стояла перед Дейенерис Таргариен в тронном зале. И снова задыхалась.


С момента, когда она въехала в Королевскую Гавань, это и началось. Она не могла запихнуть в себя ни кусочка еды без того, чтобы ее не тошнило. Она не могла спать — ее или мучила бессонница, или кошмары. Она чувствовала, что ей не хватает воздуха.


Через два месяца пребывания в столице ей пришлось ушить свою тренировочную одежду и поддевать дополнительный слой под доспехи. Лунная кровь перестала приходить к ней на обратном пути от Стены, и Бриенна забыла, когда в последний раз сталкивалась со знакомыми симптомами женского недуга.


Одичалые воительницы говорили, после тяжелых сражений и многих потерь такое бывает, и однажды пройдет, но она боялась вслушиваться в их разговоры. Ее пугала сама мысль, что и среди них она окажется чужой, посторонней, вдруг сделает или скажет что-то не так. Она всегда избегала общества других женщин, насколько это было возможно. Кое-что она все-таки уловила из их веселых бесед у отдельных костров. Они с равным удовольствием говорили об оружии и о мужчинах, которых любили или ненавидели; у многих из них были дети, некоторые увешивали себя побрякушками и разукрашивали татуировками, других сложно было внешне отличить от мужчин. Но они существовали, и они знали, что такое быть женщиной на войне.


Сам факт того, что где-то живет множество женщин, понимающих ее, грел душу Тартской Девы, даже если она никогда не сказала этого ни одной из них. Другое дело — знать Королевской Гавани.


Они смотрели на нее все. Под их взглядами, под их смешками, Бриенна привыкла к ним, она могла выстоять всю жизнь. До сих пор. Они всегда были правы: она не такая.


Неправильная. Ошибка природы, насмешка Семерых, собственная дурость. Не могущая никогда стать мужчиной. Не желающая быть женщиной. Ей велели желать, но это было невозможно. Переделать себя Бриенна не могла и не собиралась пытаться больше никогда.

И она могла выстоять прежде. Белые Ходоки, клятвы, смерть Ренли, все дороги, все испытания, даже то, что Джейме больше не было рядом, она перенесет все, только не клеймо «Шлюхи».


Она не сделала ничего, в чем ее обвиняли. Она не предавала друга (по крайней мере, он не посчитал ее поступки предательством), и была верным товарищем. Но это никого не волновало.


Ее назвали «Шлюхой Цареубийцы» перед всем двором. И никто не выступил в ее защиту. Смешки и комментарии, летевшие за ней вслед, мало чем отличались по смыслу от тех, что она приняла на себя на Тропе Скорби.


Но Бриенна Тарт не могла представить, что пытка не закончится даже теперь.


— По высочайшей просьбе моего Десницы, лорда Тириона, — Дейенерис отправила короткую безэмоциональную улыбку Ланнистеру, который в ответ поклонился, — я готова помиловать вас, Бриенна Тартская, за вашу связь с Джейме Ланнистером, Цареубийцей, если, конечно, вы искренне раскаиваетесь в связи со столь низким человеком. Я намерена позволить вашему ребенку взять имя его отца, если вместе с ним он откажется от притязаний на престол в будущем, а вы удалитесь в изгнание на Тарт и присягнете на верность.

— Ваша милость. Это ошибка. Я… никогда не… у меня нет ребенка, — Бриенна не могла заставить себя произнести целиком ни одну из фраз, которые хотела. Дыхание перехватывало все чаще.

— Вы отрицаете существовавшую между вами и Цареубийцей связь? — спокойно спросила королева.

— Мы никогда не были… любовниками, ваша милость, — голос Тартской Девы выдавал ее волнение, как и ее лицо, — мы сражались и путешествовали вместе, это верно. И только.

— У меня другие сведения, — спокойно возразила Дейенерис, — и вы оплакивали его на Тропе Скорби.


Бриенна промолчала. Замыслы Тириона? Его планы? Планы внутри планов? Она не была сильна в политических интригах. Она не умела и боялась пытаться читать чувства других людей, так же, как не умела скрывать свои. И, что самое ужасное, теперь ей не верили, когда она говорила правду. Это ее обезоружило. Это лишило ее опоры.


— Разве не меч Ланнистера в ваших ножнах? — в зале раздались отдельные смешки, — вы не делили с ним шатер? Ложе? Свидетелей тому сотни. Ваше недомогание более чем очевидно выдает ваше положение. Ваши служанки подтверждают все признаки беременности.


«Только не упасть в обморок, — Бриенна пошатнулась, — не упасть. Это ошибка. Это какая-то проверка». Она сделала медленный вдох — это было сложно, и подняла глаза на королеву, надеясь, что та увидит правду.


— Я клянусь своей честью, ваше величество, что никогда, никогда не вступала в связь ни с Джейме Ланнистером, ни с кем-либо другим. Никогда.

— О-о, но это уже становится смешным, — донеслось со стороны Мартеллов.


Уцелевшая после войн знать поспешила присягнуть королеве, и они все были здесь. Санса Старк, заложница с Севера, смотрела на Бриенну с глубоким сочувствием в глазах, но что она могла? Кто желал бы выступить на стороне Тартов, которые, по слухам, тоже имели в себе кровь Таргариенов? Кто мог заступаться за Цареубийцу?


Дейенерис внезапно подалась вперед, сложила руки перед собой, встала и прошлась туда и обратно возле Железного Трона. Когда она вновь посмотрела на Бриенну, в ее глазах была нежность. Много материнской нежности и понимания.


— Леди Бриенна, — мягко произнесла она, — люди в Вестеросе полны предрассудков, но я не одобряю ханжества и лжи. Я не могу винить ни одного человека за то, кого он любит или кем любим. Вы не виноваты ни в чем из того, что совершил Цареубийца в прошлом. Его преступления известны. Он соблазнил вас? Или принуждал?


Смех в зале заставил Бриенну сжать зубы еще сильнее.

— Я все сказала, — просто ответила она, — мне нечего больше добавить.


Глаза Дейенерис мгновенно наполнились холодом.

— Есть простой выход, ваше величество, — вышел вперед человек в одежде септона, которого Бриенна не знала, — нет сложностей в том, чтобы мейстер, септы и Молчаливые Сестры в присутствии доверенных свидетелей заинтересованных сторон, конечно, — он повернулся к Деснице, — осмотрели леди Тарт и либо подтвердили, либо опровергли ее слова.

— Заинтересованные стороны определены, — тут же повысила голос Дейенерис, — мы дождемся лорда Селвина Тарта, и правда будет открыта.

— Пока мы будем его ждать, правда может быть открыта природным способом, — усмехнулся кто-то.

— До того времени леди Бриенна будет находиться под стражей. Я заверяю вас, условия будут соответствовать вашему титулу и положению.

— Я никогда не пойду на это, — тихо пробормотала Бриенна, но ее уже не слышали. Вокруг разразился спор, и она желала бы оглохнуть, но никогда не слышать ни слова из него.

— …пока приедет, она может избавиться от бастарда!

— В чем проблема? Одним меньше, одним больше, Ланнистерам не привыкать.

— А Тартам? Кто такие они вообще, что связались со львами?

— Ставлю, что она девица. Посмотрите на личико. Невинность обеспечена пожизненно, — с этим замечанием, сделанным глубоким толстым басом, многие рассмеялись.


С нее было довольно. Развернувшись на пятках, Бриенна отправилась прочь из зала.


Стража за ней отправлена не была. Пока, знала Бриенна. Широко шагая по коридору и вцепившись рукой в меч, она старалась держать себя в руках. Слишком долго Тартская Дева оплакивала себя и свою безответную любовь. Это смешно. Но станет еще смешнее, если дело дойдет до осмотра перед любопытствующими старухами, лордом Тирионом, как последним Ланнистером, и тем более ее отцом.


Отец не проклянет ее. Нет. Он посмотрит своими понимающими добрыми глазами на нее, вздохнет тяжело и опустит голову. И слухи о том, что и как она делала, ублажая Джейме Ланнистера, не умолкнут никогда, даже пройди она сто осмотров. С нее довольно.


Возле ее комнат стражи не было. Бриенна напряглась, не рискуя открыто подходить к дверям. Когда на ее плечо сзади опустилась тяжелая рука, она среагировала, как обычно, ухватившись за нее и намереваясь перебросить противника через бедро — удержала ее только проклятая длинная юбка.


— Да, миледи, вы не теряете формы, — простонал неизвестный, и превратился в Бронна. Бриенна выдохнула, оперлась о стену. Хорошо, что у нее не было ничего острого или тяжелого в руках.

— Что вы здесь делаете, сир?

— Прислал весточку от друга, — невозмутимо пожал плечами межевой рыцарь, — извольте…

— От него? — она повысила голос, Бронн хмыкнул. Его глаза смеялись, — Он жив? Он здоров? Где?

— О, миледи. Вы наполняете мое сердце соплями гребанного сочувствия к юным влюбленным. Он жив. Сорок миль к западу от Винтерфелла есть городишко — поганая дыра, там я его видел в последний раз.


Она метнула взгляд в сторону своих комнат.

— Мои доспехи. Меня могут взять под стражу в любую минуту.


Бронн выпучил глаза.

— За что?

Она не ответила.

— Будьте так любезны, сир, окажите мне помощь. Мои доспехи. Мои деньги. Я отправляюсь сейчас же.

— Всегда к вашим услугам, — галантно расшаркался Бронн и уверенным шагом направился по коридору. Бриенна метнулась вниз. Винтовая лестница была бы в сто раз удобнее, если бы на женщине не было платья. Она ругнулась, злясь на себя, когда в десятый раз зацепилась за что-то подолом.


На конюшнях она еще несколько раз споткнулась. Всего несколько десятков шагов, и она будет верхом, мчаться прочь от унижения и бесчестья…


— …обещай, что это будет сегодня.

— А что, скучаешь по такому, Пташка?


Бриенна успела только отметить, что второй голос, кажется, принадлежит Сандору Клигану, и едва не влетела в леди Сансу, отпрянувшую испуганно, как вспорхнувшая с ветки синица, от рослого воина. Пёс свирепо стиснул зубы, уставившись на Тартскую Деву, она, в свою очередь, послала ему уничижительный взгляд.


— Леди Бриенна! Я как раз вспоминала… я так сожалею…

— Леди Санса. Я вынуждена покинуть вас. Я уезжаю.

— Это срочно? — ровно спросила Санса, казалось, ничуть не удивленная, — я полагаю, что могла бы задержать вас на некоторое время.

— Это очень срочно, — лицо Бриенны пылало.


«Надо мной посмеялся бы любой. Любая. Они все проходят такие проверки перед свадьбой. Они зовут мейстера, приходит родня жениха, их оценивают, как породистых кобыл перед случкой. На них смотрят…, но нет. Этого никогда не случится со мной. Я не дамся».


Санса Старк размышляла недолго. Жестом подозвала свою служанку, ожидавшую в отдалении, попросила о чем-то тихо, затем повернулась к Бриенне. Пёс возвышался над ней, сурово озирая обстановку. Минуты текли бесконечно.


Служанка вернулась с письменными принадлежностями и двумя уже запечатанными письмами. Одно, более толстое, Санса распечатала и принялась дописывать, преспокойно воспользовавшись коленом Пса как столиком. Ровные строчки изысканными каллиграфическим почерком ложились быстро и без запинки. Закончив, она вручила письма Бриенне.


— Я полагаю, вы отправляетесь не на Тарт? — спросила леди Старк участливо. Бриенна сглотнула.

«У меня что, в самом деле все написано на лице? Как на нем вообще что-то можно прочитать под этими шрамами?».

— Нет, миледи.

— Вероятно, вы желаете лично встретиться с кем-то очень вам небезразличным? — тут Пёс заинтересованно покосился на Бриенну — словно собака навострила уши.

— Да, миледи.


Лицо Сансы сияло — Бриенна никогда не видела ее такой. Как будто на ее глазах свершалось нечто значительное, волшебное. Словно у девочки, услышавшей сказку со счастливым концом.


— Это письма, которые адресованы этому человеку. Они от меня и Тириона… лорда Десницы.

Пёс утробно заворчал при упоминании имени Ланнистера-младшего.

— Боги да помогут вам, леди Бриенна, — прошептала Санса, обнимая ее. Этот неловкий момент прервало появление Бронна, несшего в охапке предметы ее амуниции, а подмышкой несущего узел другого барахла.

— Дно пекла! Это было непросто, — пыхтя, он скинул поклажу, — вы были правы, миледи. На всех парадных лестницах стража. Чем вы успели провиниться?


Бриенна не ответила.

Возможно, если дела будут идти так же скверно, ей придется принести обет молчания пожизненно.

*

Огонек из почти остывшего угля взвился — и наконец, весело побежал по сухой траве, мху, маленьким кусочкам коры и трухи, крохотным веточкам…


Джейме убедился, что больше он не погаснет, и обессиленно привалился к каменной стене за своей спиной. Шея затекла от долгого пребывания в одной позе.


Не то чтобы он не умел разжигать огонь. Но с одной рукой делать это было чрезвычайно сложно. Как и многое другое, что ему приходилось делать каждый день в этом проклятом лесу. Поставить силки, освежевать попавшуюся добычу, просто собрать сухих веток. Сколько еще предстояло выдержать, он даже не хотел думать.


Джейме начинал ненавидеть все, что связано с самообслуживанием в принципе.


По крайней мере, его голова по-прежнему была при нем. Он задавался вопросом, жива ли Серсея, и уговаривал себя верить, что жива. Иначе и быть не могло, говорила она ему. Но многое из того, что она говорила, оказалось из разряда тех убеждений, которые он вынужден был подвергнуть сомнению и отбросить.


В короткие дни после победы над Королем Ночи им казалось — всем им, кто сражался у Стены, за Стеной, на Севере — что теперь ничего плохого с ними просто не случится. Не может случиться. Так же казалось и ему. Он дышал полной грудью, он строил планы, он надеялся. Казалось, прощены все прошлые ошибки в одну минуту.


Таргариены не умели прощать. Может быть, Серсее было суждено стать одной из них? Он не считал себя мягкотелым, но простил многим многое.


Джейме подтянул ноги к себе, уперся в колени подбородком и поежился. Весна весной, но ночами все еще бывало прохладно.


«Не думать о ней. Не думать. У женщины все хорошо». Но, чем больше он старался не думать о ней — тем чаще ее имя приходило на ум, и тем чаще он вспоминал Тартскую Деву.


Ему было что вспомнить. Их моменты-на-двоих. Конечно, обычно в них еще бывали задействованы Подрик, Бронн, некоторое количество Старков (больше упоминаний, чем живьем), плюс-минус несколько тысяч одичалых (некоторые особенно навязчивые и бесцеремонные). В плохие дни присутствовали враги всех сортов. И всегда Честь и Долг. Они ложились с ними в постель, они сидели с ними за едой, они, кажется, только и выжидали момента, чтобы вылезти из какой-нибудь долбанной дыры и все испортить.


Джейме поймал себя на мысли, что на этот раз испортил все сам. Предпочел жизнь, когда мог предстать перед судом и закончить на плахе. Может быть, Бриенна разочарована. Человек чести предпочел бегство. Серсея так точно в отчаянии и ярости. Что ж, после всего, он был один. Все еще живой.


Хотя и не чувствовал себя им.


По дороге в Винтерфелл Бронн заволок его в какое-то ужасное место, где огромное количество голых нетрезвых женщин зарабатывали своими потасканными телами на жизнь. «Выбирай любую, сказал Бронн, — присунь, наконец, какой-нибудь бабенке и прекращай вести себя, как прыщавый сопляк». Если бы он не был пьян, он бы врезал приятелю. Если бы он был трезв, то точно не зашел бы вслед за одной из этих «бабенок» в комнату.


Смутно осознавая, что происходит что-то, что требует его участия, он тупо смотрел на обнажавшуюся шлюху, на ее костлявую спину, покрытую бесчисленным количеством родинок и прыщиков, и не мог понять, что следует ему делать. Ему надо ей что-то сказать? Ему надо просто снять штаны и предоставить ей самой делать то, что она привыкла?

«Подойди ко мне, — она сказала, глядя на него через плечо, и с жестикуляцией Серсеи медленно повернулась, опираясь о стену, — возьми меня сейчас и здесь». Джейме задался в ту секунду вопросом, имеет ли право отказаться.


У него не было никакого желания тратить себя на какую-то придорожную шваль. Его охватывало омерзение при мысли, что придется разделить ее с бесчисленным количеством мужчин до и после него. Он с трудом переносил присутствие Роберта в жизни Серсеи, и окончательно перестал ее хотеть, когда мужчины в ее постели принялись сменяться чаще, чем наряды.


Он хотел быть верным для верной.


Поэтому бабенка, увлекшая его за собой, получила заслуженную монету и провела следующий час, разминая ему шею и оттирая мочалкой грязь с ног. По крайней мере, это было полезно.


Познавательно, помимо прочего. Светловолосые, темненькие, пухлые, откровенно ожиревшие, тощие, низкие, высокие — ни одна не заставила его захотеть себя. Тогда как одно воспоминание о мускулистой обнаженной спине Бриенны Тартской, которую он углядел, пока она отмывалась в палатке-купальне у одичалых женщин, вынуждало содрогаться от желания.


Может быть, это с ним что-то не то. Для рыцарских романов дело было обычное, но Джейме Ланнистер слишком хорошо знал настоящую жизнь рыцарства. Бывает так, что можно хотеть только одного человека?


Джейме вытянулся вдоль очага, натянул второе одеяло на голову и свернулся в клубок. Бриенны отчаянно не хватало рядом.


Она дождется меня, повторял он, как молитву. По крайней мере в Королевской Гавани точно не было ни одного из тех бородатых сволочей, что норовили украсть ее. И одному почти удалось. Тормунд его звали. Джейме стиснул зубы.


Он услышал ее рычание и визг в сумерках, когда солнце уже почти переставало всходить над ними. Вид рыжего верзилы, волочащего женщину со спущенными штанами по снегу за волосы, заставил Джейме действовать без раздумий. Еще двое дикарей стояли у шатра, судя по виду — ближайшие родственники рыжего.


Если он что-нибудь ей сделал, я его распотрошу живьем.


— Убери руки от нее!

Тормунд оглянулся с видом человека, предвкушающего добрую забаву.


— А то что? — хрюкнул он смешливо через просвет в передних зубах.

— Убери. Руки. От моей женщины, — слава Семерым, вслед за ним все-таки догадался выползти сонный, и тем озлобленный Бронн. Кое-кто из его ребят начинал просыпаться, и можно было ожидать поддержки.


Тормунд задумчиво созерцал собрание. Хватку, однако, не ослаблял. Бриенна шипела, схватившись за запястья одичалого, но в ее положении сопротивляться было затруднительно.


— Она твоя? Я нашел ее одной, писающей во-он там, — рыжий смачно харкнул в сторону, — выходит по всему, что она ничья.

— Отъебись, — услышал Джейме сдавленный голос женщины и очень удивился. Бриенна никогда не ругалась. Он взмолился всем богам, чтобы женщина не упрямилась и подыграла ему.

— Она моя. Если мне приспичит отлить, я должен собирать отряд обороны? Или просить твоего разрешения?


Послышались смешки, и Тормунд, вздохнув, приподнял Бриенну над снегом, истоптанным тысячью пар ног.


— Говори, женщина! Знаешь этого однорукого? Или он тебе надоел, может быть, и ты предпочтешь кого-нибудь покрепче и поцелее?


Взгляд Бриенны был более чем красноречив. Джейме покусал губы, давя неуместный нервный смешок. Надоел ли он ей? Можно было не сомневаться!


— Я его женщина, — сквозь зубы сообщила Бриенна, наконец.

— Не слышу, — пробасил Тормунд, беззастенчиво лапая свою добычу за белеющее в сумерках бедро.

— Я его женщина!


Джейме едва успел поймать ее, когда одичалый с немалым сожалением, читаемым на лице, толкнул Бриенну в его сторону.

— Следи за своим добром, ворона. Или кто ты там есть из вас, зверюшек с юга.


Бриенне всегда приходилось туго среди мужчин. Это Джейме понял в первый день их знакомства, и напоминал себе почти каждый за все их время вместе. Это он осознал снова, когда она сидела в палатке, так не застегнув штаны, трясясь как лист и шипя сквозь зубы. Джейме опустился напротив.


— Ты как, нормально? — спросил он, стараясь не глазеть на нее. Она отрицательно помотала головой, мрачно зыркая исподлобья.

— Нет. Он урод.

— Он что-нибудь сделал тебе?

— Он меня лапал. Он зашел со спины. Я даже не услышала. Один из них наступил мне на руку, другой держал ноги.


Джейме на мгновение прикрыл глаза. «Разобраться с рыжим», отметил он в списке дел на обозримое будущее.


— Ладно. Хорошо. Хреново, то есть.

— Я не буду больше отходить так далеко, — пробормотала Бриенна. Джейме пожал плечами:

— Я бы предложил постоять рядом, но пристойно ли это, а, миледи?

— Джейме, тебя когда-нибудь волокли голым задом по льду трое здоровых дикарей, твердя о том, каких отличных «медвежат» тебе сейчас заделают? — зубы ее стучали, — пожалуйста, если ты только можешь, сир Джейме. Постой рядом.


И они жили; они убивали и убивали их, они мерзли, голодали, сражались, им было страшно, но они жили. Каждый день был прожит не зря, он длился, как год, он был полон событий, эмоций, он приносил боль и счастье, радость, горе, тоску, надежду. Она разделила это с ним. Они были вместе.


Она была с ним вместе, когда они оба провалились под лед на какой-то речке, и мокрые, замерзающие убегали от врагов, и отсиживались в каких-то обгорелых развалинах. Она была, когда ледяной клинок Иного по касательной задел его бедро, и только ее мгновенная реакция и ловкие руки спасли его от смерти. Он мог прикоснуться к шраму и вспомнить, как женщина накладывала жгут, он держался за ее шею, и она повторяла своим неестественно спокойным глубоким голосом:

— Не закрывай глаза. Не теряй сознания. Оставайся со мной.


«Оставайся со мной». Как будто это было так просто. Но Джейме повиновался.


— Спой мне что-нибудь, женщина, — попросил он после, лежа в их палатке и отогреваясь, пока она в темноте разоблачалась из своих доспехов.

— Я не пою.

— С таким голосом ты просто обязана петь.

— А что не так с моим голосом? — она спросила устало, уверенная, что он шутит. Но Джейме был предельно искренен, когда ответил:

— У тебя роскошный голос. Чувственный и завораживающий. После твоих глаз это твое главное очарование.


«Серьезно, я применил к Бриенне слово „очарование“? Должно быть, сказывается кровопотеря». Даже в темноте он слышал ее натужное сопение и пыхтение, и едва не расхохотался, представляя ее красное лицо. И, что еще удивительнее, она ему спела. Усевшись на колени, сложив руки на них и откашлявшись, открыла рот и проникновенно, вкладывая всю себя в каждый звук, исполнила незнакомую ему песню, мелодия которой до сих пор отдавалась морозом по коже.


Джейме даже подпел ей в конце. Такие минуты запоминаются. Как и тишина вокруг, говорящая о том, что Джейме не один затаил дыхание, слушая трогательную песню о потерянной безответной любви.


Этого не испортил даже сир Черноводный, без чьих комментариев не могло обойтись:

— Подрик — дело дошло до менестрелей. Смотри, мальчик, я говорил тебе, что случается, когда думаешь не той головой. Дальше хуже. Леди пора учиться вышивать львят на носовых платках. Если я не погуляю на свадьбе, мой призрак никогда не прекратит преследовать маленьких Ланнистеров…

— Пошел ты, Бронн! — выкрикнул Джейме с Бриенной одновременно; но Бриенна, поющая над ним в кромешном мраке, вплавилась в каждый волосок, в каждый дюйм кожи, этого нельзя было забыть.

Никогда.


Джейме припомнил последний раз, когда держал Бриенну в объятиях накануне их расставания. Это была широкая лавка, между досками которой западал старый, в пыль рассыпающийся матрас, из щелей дуло, изморось оседала на всех металлических предметах. Бриенна дрожала всем телом, пока он не пробрался к ней под меха и не прижался к ней, тело к телу, вдыхая ее запах — конюшня, кожа, металл, зерно, сосновая смола, теплое молоко и листья малины, которыми пропахли все костры и те, кто у них сидели. Ее собственный запах был выраженный, острый, с легкой горчинкой.


Джейме провел рукой по ее боку, как будто бы растирая ее, чтобы согреть. Было так трудно не запустить руку ниже, в ее штаны, не попробовать узнать, какова она там, как пахнет, как звучит, если дотронуться между бедер. Было трудно не прикасаться к ней так, как, он знал, не прикасался никто и никогда.


Я потерял себя и нашел заново, чтобы прикасаться к ней так, вспоминал Джейме. Начиная с потери руки и прыжка в медвежью яму, расставания с Серсеей, и до отправления на Север — все это было из-за нее. Тем утром он мог это признать. И не собирался поворачивать назад. Не оставил себе путей отступления.


Сердце стучало в горле, кровь билась ритмами весны, Джейме хотел ее — и знал, что стоит так близко, как никогда прежде, и что он на этой тропе первый. Ночью, ворочаясь, она давала его телу свое тепло, свой жар, и бывали ночи — и эта стала счастливейшей из таких — когда он вжимал бедро между ее ног, и так они лицом к лицу спали до утра, задыхаясь в снах друг о друге.


Утро бросило рассеянный солнечный луч через затянутое окошко в их тихий приют, и Джейме, не в силах оторваться от спящей женщины, боролся с тремя потребностями: опорожнить мочевой пузырь, попить воды и — немедленно, немедленно что-то сделать со стояком, который лишал всякой возможности здраво мыслить и требовал взять ее.


Сейчас. Сонную. Мягкую после сна. Еще не надевшую всей своей брони и не закрывшейся за стенами неприступности своего прославленного воинственного девичества.


— Женщина, — прошептал он, невесомо касаясь губами ее плеча, на котором проснулся, — я хочу тебя. Я так блядски невозможно хочу тебя.


Она вздохнула, сопя носом. Ритм ее дыхания под его рукой — где размеренно вздымался ее плоский, мускулистый живот — подсказал, что скоро она проснется. Это было лучшее время, чтобы признаться ей и надеяться на взаимность желания.


Это было худшее время для того, чтобы дверь в их каморку распахнулась, и на пороге появился сияющий, хоть и очевидно слегка похмельный Бронн Черноводный. Бриенна подскочила на месте, столкнувшись с Джейме и опрокинув его всей силой своего неотвратимого рывка к стене.


— Ауч. Это было… неожиданно, — потирая висок, проворчал он, поднимаясь из-под одеяла. Бронн с намеком облизал губу, цокнул языком.

— Сладкая парочка собралась дрыхнуть до полудня?


Слепо щурясь и моргая, женщина одной рукой держалась за руку Джейме, другую протянула к Верному Клятве, что стоял в изголовье.


— Бронн, свали. Только рассвело. Дверь, кстати, была заперта.

Бронн хмыкнул, оглядывая жалкую щеколду, сорванную одним его пинком.


— Ты бы подпирал чем-то покрепче ворота своего любовного гнездышка, Ланнистер. Или поставь стражу. Подрик ваш, кстати, терся всю ночь с одичалыми тётками у костров. Не удивлюсь, если его уже украли и вернут только за выкуп.

— Мы еще приплатим, чтоб не вернули, — зевнул Джейме.

— Мы? — свирепо уставилась Бриенна на него, и зевок застрял смешком у него в горле. Бронн закатил глаза, прижал руки к груди:

— Голубки! Мое сердце тает, сейчас здесь будет лужа. Дам вам еще пять минут на подъём.

— Что так рано-то?

— Если не хотите топнуть в трясине после трех тысяч дикарей и их кибиток, советую поторопиться. И это, Джейме… кхм… держи себя в руках. В руке. Ну ты понял.


Дверь так и осталась болтаться, когда Бронн поспешно убрался из-под летящего по немного кривой траектории сапога.


Бронн с успехом приударил за какой-то одичалой девахой с гигантской грудью и трубил налево и направо, что готов сношаться с ней сутками. Наличие выводка в пять или шесть дикарят межевого рыцаря не сильно смущало. По крайней мере, хоть кто-то из их компании успешно решил проблему утренней эрекции.


Бриенна, уже было принявшись одеваться, вдруг застыла, не вытаскивая ноги из-под одеяла, потом упала назад и сладко потянулась. Уронила руки поверх мехов. Она всегда спала с края. Если Джейме поворачивался к ней спиной, она устраивала свою голову ему в ямке между плечом и шеей, обхватывая его своими длинными руками и закидывая ноги, словно защищая.


Пять минут ничего не решат, подумал Джейме, и воспользовался ее ненавязчивым приглашением поваляться еще под мехами. Не сговариваясь, они повернулись лицами друг к другу. Дистанция была меньше, чем накануне.


Осталось совсем немного, знал Джейме. Неделя. Может, полторы. Полторы недели, и граница сотрется, стены падут.


— Весна, — сказала женщина.

— Весна, — согласился Джейме.

— Хорошо.

— Очень.

— Но я буду… немного скучать по этой Зиме.


Ее глаза, огромные, голубые, сияющие, полные утреннего солнца и тепла, говорили с ним. Сказали, что она будет скучать по их меховым одеялам, пахнущим мокрой псиной. По своей собольей шапке. По его неухоженной бороде, щекочущей шею. По тому, как они были открыты друг перед другом на Стене, когда смерть шла на них — и отступила, обошла их стороной, оставив их жить.


— Наша Зима всегда с нами, женщина.


Найти пальцами ее щеку, уголок ее глаза, висок — «она позволяет, идиот, действуй, Бриенна позволяет так прикасаться к себе, смерть не стоит над нами, смерти нет, она позволяет», — пело все тело, и Джейме потянулся к ней, желая поцеловать ее немедленно, забывая про все…


…и самое главное, про Бронна.

— Нет, ну вы посмотрите на них. Где трубадуры? Это надо воспеть в гребанных балладах. Вы намерены оставаться там доследующей Зимы?


Сапог Бриенны в цель все-таки попал.

— Я его ненавижу, — сообщил Джейме, все-таки выпутываясь из затягивающего тепла постели.


Ее голубые глаза, ее дыхание, пар, вырывавшийся у нее изо рта маленькими клочковатыми облачками, короткое прикосновение к его правой руке ниже локтя — лишь легкий призрачный намек, ласка, на которую она отважилась, мольба о большем…

Он запомнил это утро.


Это был последний раз, когда он видел Тартскую Деву.


Джейме запрокинул голову. В звездном небе плясали точки ночных мотыльков, изредка слышался крик совы. Журчал родник. Он чувствовал себя самым одиноким человеком на свете.


========== Тихий Приют ==========


Бриенна открыла глаза. Казалось, прошло всего полчаса, но она опять отключилась на три или больше. Солнце уже было очень высоко. Стоило ей сесть, и голова закружилась. Быстрее, чем вчера. Со стоном она медленно поднялась на ноги, опираясь о дерево, у которого спала.


Она не снимала доспехи больше, зная, что просто не сможет их надеть, почувствовав легкость без них. Прошли дни с тех пор, как она ела в последний раз, и это были долгие дни, в каждый из которых она брела вперед до тех пор, пока могла вообще переставлять ноги.


Она лишилась лошади, вещей и денег. Письма, которые она старательно завернула в промасленную бумагу и спрятала на своем теле, были единственным ее богатством, если не считать Верного Клятве и доспехов, что были на ней. Лучше, чем ничего.


Проклиная все на свете, а особенно себя, она глазами поискала какой-нибудь признак тропинки. Никакого. Она окончательно заблудилась. И худшим, что можно было сделать, так это идти вперед в надежде наткнуться на кого-нибудь, потому что на Севере это никогда не срабатывало.

Но она пошла.


Может быть, рассуждала она, ожесточенно продираясь через какие-то колючие заросли, я тут и умру. Все лучше, чем пережить позор возвращения в Королевскую Гавань или на Тарт. При мысли о том, что теперь знает или думает о ней отец, Бриенне захотелось выть. Слезы редко теперь покидали ее грудь, но никогда не проливались из глаз.


Бронн проводил ее достаточно далеко, чтобы осточертеть до крайности со своими подначками и пошлостями, но он все же был хорошим спутником. Если не считать его болтовни, песен и анекдотов, и того, что он распекал ее и Джейме — говоря о них, как о состоявшейся паре — всю дорогу, прерываясь лишь на сон, еду и справление нужды. Впрочем, иногда он продолжал болтать даже и в последнем случае.


— Если найдешь этого мудака живым, миледи, передай ему, что за ним знатный должок, и он растет! — сообщил он ей напоследок, — я свое возьму, пусть знает!


Бронн, в противовес поговорке о Ланнистерах, всегда платящих долги, придумал собственную версию: Черноводные всегда забирают своё. Звучало это не столь эффектно, но он гордился.


Вспомнилось, как они продирались через похожий лес — только там был снег, много снега, везде снег — и Джейме, конечно, куда без него. У него было особенно хорошее настроение. Он хохмил без остановок. Основным поводом было внимание к Бриенне со стороны некоторых одичалых, один из которых даже попытался ее украсть, когда она на минуту выбежала облегчиться.


— Тебе нужен подобающий девиз теперь, женщина. Что-то, что еще больше подчеркивает твою недоступность. «Тартская Дева: мочусь на ваши надежды!».

— Заткнись.

— Или так: «Не подходи сзади!».

— Просто заткнись.

— Или даже герб. С какой стороны я от тебя обычно стою? Слева? Значит так, указывает влево: «Я его женщина!».

— Джейме!


Мир вращался вокруг них: взвесь снежинок в воздухе, меховые пушинки на щеках, покрытые инеем, ноги по колено в сугробах, счастливые смеющиеся глаза Джейме напротив, обещающие, что все это — ненадолго, что это все не по-настоящему, и есть только этот миг.


— Я… — начинает он, и дыхание замирает рассеивающимся клубком пара у его усмехающегося рта, — Боги, Бриенна, я…


«Я люблю тебя», опередив, сказала она глазами, неважно, что он имел в виду, что хотел сказать, о чем еще пошутить, как еще посмеяться. Пусть продолжает это делать, только остается живым.


— …я совершенно уверен, что тебя еще попытаются украсть. У одичалых, знаешь ли, странные вкусы.


Ей кажется, почему-то, что он хотел сказать что-то другое. С десяток следующих шагов Джейме молчит. Но не больше.


— Нет, женщина, серьезно, а как насчет: «Охраняется львом»? Это звучит внушительно…


…И почему теперь так трудно идти? Нет снега, нет Ходоков, а единственный враг у нее — она сама. Кто просил ее оставлять лошадь в конюшне постоялого двора? Кто заставлял вообще доставать кошелек, когда вокруг было полно вороватой придорожной голытьбы? Это не считая сжеванных какой-то заблудившейся коровой подштанников, когда она задумала помыться и постирать белье. Пять дней назад умудрилась промахнуться, сесть на какую-то корягу и поранить копчик. Джейме бы не оставил это без комментария, и не одного.

Семь небес, она по нему скучала.


Ориентиры, оставленные сиром Бронном, звучали примерно как «раскидистый дуб» и «три елки». Он что-то говорил о болотных родниках, но местные жители еще больше ее запутали своими противоречивыми советами, и, как итог, она окончательно заблудилась. Пожалуй, третий день подряд мокрые ноги серьезно умаляли жар ее теплых чувств к Джейме Ланнистеру.


Наткнувшись на куст в очередной раз, Бриенна ругнулась, попыталась выпутаться, и в эту минуту услышала сзади ворчание. Кровь заледенела в жилах мгновенно. Она знала этот звук.


Харренхолл. Розовые тряпки. Издевательская песня, мужчины над ней, вокруг нее, ждущие ее смерти. Медведь. Медленно, не делая резких движений, она развернулась, ища вокруг какое-нибудь дерево.


Это был медвежонок. Шагах в тридцати, любопытно взирающий на нее, совсем маленький.

«Медведица где-то близко». Бриенна продолжила скользить взглядом по деревьям вокруг. Достаточно тонкое для того, чтобы медведица не полезла. Достаточно толстое для того, чтобы выдержать ее. Что-нибудь для разгона.


Ворчание приняло жалобные, зовущие нотки. Женщина тревожно оглянулась еще раз, шаг за шагом отступая прочь от медвежонка, то скрывающегося в кустах, то вновь выглядывающего из них. Быстро, стараясь скользить плавно, Бриенна двигалась, пригибаясь как можно ниже, еще ниже, как можно ниже.


А когда между ней и зверем было сто шагов, она побежала.


«Весна, они голодные, и у нее медвежата — я доступное мясо, и от меня пахнет кровью». Эта мысль подстегивала ее бежать дальше, она останавливалась, пыталась отдышаться — и бежала снова. Лес изменился, стволы деревьев стали тоньше, появились папоротники, подушки мха, гигантские валуны, заросшие лишайниками — она, задыхаясь, упала на один из них, стесала кожу на ладонях.


«Бежать дальше. Намного дальше».


В голове шумело, во рту пересохло, но она лишь подождала, пока в глазах перестанет рябить, и побежала опять.


Лес мельчал, появились кусты, наконец, впереди был просвет, Бриенна выпала на опушку, влажную и заросшую высокой травой — часть сохранилась, видимо, еще с предыдущих лет. Ноги по колено увязли в земле, и она упала, пытаясь выбраться назад. Не хватало утопнуть в болоте, это было слишком бесславно после всего пережитого…


Едва выбравшись, она побрела, запинаясь и почти теряя сознание, вдоль опушки. Ноги промокли, все лицо было в грязи, но Бриенна не рискнула пить болотную воду. Но у каждого болота был родник, и, судя по направлению течения, она как раз направлялась к нему.


Начало смеркаться, когда она больше не могла идти. Она слышала журчание воды, звуки, с какими вода падала, разбиваясь о камни, слышала все: собственное слабеющее дыхание, ток крови в своих жилах, стук сердца. Небо было безумно красивым, просвечивая сквозь ветви раскидистой сосны над ней. По крайней мере, это не самое плохое место, чтобы умереть.


Она закрыла глаза. Джейме был рядом. Он шагал, как всегда, уверенно, никогда не останавливаясь, и она, при всей своей резкости и поспешности, никогда за ним не успевала. Наконец, остался только звук его шагов.

И тишина.

Это было под Риверраном. Или в Королевской Гавани. Или в Винтерфелле. Где угодно, может быть, за Стеной. Или на Стене. Она не знала, где, но он нес ее на руках. Прекрасный сон. Она прижималась носом к его шее, прячась от себя самой, прекращая бороться и позволяя событиям течь, как они текут.


Позволяя ему уносить себя все дальше и дальше, нежно, раскачивая в воздухе…

Пока не начала ощущать неприятную боль в спине. Ей совершенно не хотелось покидать небеса. Но так или иначе, а жесткость под ней никуда не исчезла, превратившись во вполне знакомое ощущение камушка, впивающегося в кожу. Бриенна не выносила этого. И, так или иначе, ей пришлось пошевелиться.


Одно движение — и болью усталости отозвалось все тело: спина, ребра, колени, лодыжки, голени, ступни. Она застонала, с удивлением обнаруживая, что еще жива.


Но с еще большим удивлением услышала ответ на свой стон:

— Боги, женщина, ты так истощала, что доспехи составляют две трети твоего веса, ты знала об этом? Ты костлява, как сушеная рыба, и пахнешь так же. Не то, чтобы ты раньше была чистюлей, но есть кое-что, что чересчур даже для тебя.


Его голос вызвал, вопреки ожидаемому спазму в горле, тепло. Она снова закрыла глаза, позволяя слезам течь по щекам.

Спасибо. Спасибо, что я снова могу дышать. По крайней мере, пока.


Она нашла в себе силы поднять веки и попытаться найти источник голоса. Он был там. Джейме Ланнистер.


Она видела не очень хорошо — мир все еще не желал прекращать вращение в нескольких направлениях сразу. Но он во всем своем золотом сиянии предстал перед ней ясно. Заросший бородой, но румяный, уверенная грация льва в каждом движении, пружинящая поступь, он, это он, нет никаких сомнений.


— Джейме, — прошептала Бриенна, закрывая глаза и пытаясь дышать.

— Я думал, ты уже никогда не проснешься. Прошли почти сутки. Что с тобой случилось? — уже мягче прозвучал его голос. Она не открыла глаза, даже когда его рука опустилась на ее голову. Это нужно было пережить вначале. Потом, может, станет легче. Не станет. Но это надо пережить.


Внезапно его рука оказалась на ее животе, и она снова сжалась. Все подавляемые реакции, с которыми она боролась уже почти два месяца, явили себя, и Бриенна сжалась в комок, проклиная себя и не в силах подавить напряжение в каждой мышце тела. Джейме тут же убрал руку.


— Понятно.

Его голос прозвучал как-то тускло. Едва слышно.


Дальнейшая тишина снова стала давящей. Бриенна закрыла глаза, понемногу дыша носом и пытаясь пережить очередной приступ скручивающей, парализующей боли. Когда она снова пришла в себя, Джейме сидел к ней спиной, яростно строгая ножом какую-то веточку, зажатую между колен. Она видела очертания его мускулистой спины, видела край бороды, видела движение плеча. Внезапно накатило осознание ситуации, того, как она выглядит и какое зрелище собой представляет.


Засохшая кровь на заднице, царапины, тина, грязь…

— Меня не насиловали, — сказала она, и Джейме мгновенно обернулся, — я ударилась… я упала.

— Где рана? Я посмотрю.

О нет, этого она допустить не могла.


— Все уже зажило.

— Женщина, не валяй дурака. Дай посмотреть.

— Это просто ссадина.

— Как ты вообще сюда попала? Сколько дней ты уже не ела? Сколько не мылась? — его голос поменял выражение и приобрел интонацию, с которой он командовал армией, — леди Бриенна, отвечай.

— Я не помню, — пробормотала она, проклиная себя, затем медленно, все еще стараясь контролировать дыхание, села. Джейме подал ей воды, придержал мех, пока она пила.


Оглядевшись, Бриенна поняла, что находится в небольшом каменном гроте. Судя по тому, что здесь был устроен каменный очаг и лежал немаленький запас сухого валежника, а вход был наполовину завален еловым лапником, это было пристанищем беглеца уже немалое время.


— Ты пешком пришла?

— Последние двадцать… или тридцать миль. Бронн передал мне, где ты.

— Кто? — Джейме был удивлен.

— Он сказал, как добраться. Примерно.

— Он не должен был дать знать никому. Вот засранец.


Бриенна опустила на миг глаза. «Конечно, тупая ты корова. Если бы он хотел, ты бы уехала с ним сразу». Потом, вспомнив, она потянулась под перевязь на груди. Ткань, должно быть, уже вросла в кожу под слоем грязи, пыли и застарелого пота. Письмо Тириона Джейме взял осторожно. Первую половину читал, изредка усмехаясь. Развернув второй лист, улыбаться он перестал.


Бриенна не шевелилась. Она впитывала в себя осознание того, что он все-таки жив. Он жив. Это заставляло ноги дрожать. Она взмолилась Матери и Воину, вспомнила было Деву — и тут же перед ней встала Тропа Скорби и последующее унижение перед всей знатью Королевской Гавани. Пережитое не становилось менее значимым. Но может быть, как-то, каким-то чудесным образом, именно это сохранило ему жизнь.


Он уронил лист в огонь. Бриенна увидела, как из сложенного листа туда же падает локон золотистых волос. Сердце мгновенно заледенело. Серсея. Конечно.


— Ты видела, как все закончилось? — бесцветным голосом спросил Джейме. Она отрицательно покачала головой. Она просто не могла говорить. Прошло не больше пары минут прежде, чем он вздохнул и заново принялся перечитывать первую часть письма.


«Это все? Никаких сожалений? Никаких вопросов?». Она смотрела ему в лицо, и видела, как глаза его изумленно расширяются, как ходят желваки на скулах, как раздуваются края ноздрей. Не дочитав, он вскочил со своего места и отошел к краю освещенной костром площадки. Уже начинался рассвет и на траве выпадала роса.


— Значит, вот почему ты здесь, — наконец, подал голос Джейме и оглянулся на нее, без привычной улыбки, без усмешки, чистая ярость в глазах и чертах, — ты такая дура, женщина. Ты просто дура.

Она могла только пялиться на него молча.


— Ты опять позволила себя использовать. Стоило мне исчезнуть ненадолго, — на какое-то мгновение привычное выражение лица вернулось к нему, — ты когда-нибудь перестанешь вляпываться в проблемы? Или стоит их поперчить словами вроде «долг» и «честь», и ты летишь на них, как навозная муха на кучу дерьма? От Тириона надо держаться подальше!


Это письмо он бросил в огонь с силой, скомкав перед этим.

Затем сел к ней ближе.


— Я сомневаюсь, что Тирион желает меня видеть для чего-то, кроме как преподнести мою голову своей драконьей королеве. Головой Серсеи он пожертвовал без колебаний.

— Он просит вас вернуться?

— И куда, а? Если бы я надеялся, что могу остаться в живых, после всего, то не бежал бы, в чем был, в ту ночь, когда узнал о приговоре Серсее. Я должен был исчезнуть. У меня не было времени продумать детали, — отрывисто бросил Джейме, — не говоря о том, чтобы размышлять, как я смогу вернуться, если смогу вообще. Тирион не полоумный кретин, чтобы предполагать, что я могу возглавить бунт против королевы, особенно сейчас. И это письмо должен был доставить Бронн. Но какого хрена ты поперлась вслед за мной?


Он не ждал ответа, и это спасло Бриенну от унизительного объяснения. Она при всем желании не могла ничего придумать, да и лгать ему у нее не получалось, поэтому она просто опустила голову. Если Тирион не упомянул о том, что леди Тарт была обвинена в пособничестве Ланнистерам, это только к лучшему. Она поискала под перевязью письмо леди Старк, но не обнаружила его. «Вестница из меня бесталанная».


Джейме тем временем подсел к огню и заглянул в котелок. Из-под крышки пошел запах рыбного супа, и у Бриенны заурчало в животе.


— А что-нибудь… вроде… хлеба? — спросила она. Мужчина лишь пожал плечами:

— Если бы он рос на деревьях или камнях, но увы. Ты не поверишь, женщина, какую только дрянь я тут не попробовал впервые в жизни. Можешь радоваться, тебя ждет уже опробованное меню.


Она тихонько вздохнула.

— Ладно. Здесь есть вода, и она проточная, так что — помойся. Не хотелось бы быть грубым, миледи, но смердите вы так, что режет глаза.

Это она прекрасно знала и без него.


Родник оказался достаточно холодным, но ниже по течению ручей был вполне удобен для мытья. Бриенна добрела сама, обернулась.


Джейме, прислонившись к стволу дерева, спокойно смотрел на нее. И кажется, даже не собирался притворяться, что смотрит куда-то еще.


— Вы не могли бы отвернуться, сир? — гневно спросила она. Он развел руками в стороны:

— Я нашел тебя лежащей без сознания. Не знаю, сколько Тартов утонуло в ручьях, но не думаю, что ты хочешь стать одной из них. Мойся — и побыстрее.


Она фыркнула, задирая тунику и принимаясь за ремень штанов, когда вспомнила.


— Извините, сир Джейме. Не найдется ли у вас запасной смены белья? Или рубашки? Или… чего-нибудь.


Джейме преувеличенно тяжко вздохнул, с усмешкой покачал головой:

— Они начинают с этого: сначала забирают у тебя одежду и оружие, потом части тела. Или порядок был обратный? Я запамятовал.

— Придурок, — сквозь зубы зло бросила Бриенна, качаясь на носках у кромки воды. Она просто мечтала о мытье.

— Ладно. Я дам свою, — он скинул дублет и принялся стягивать рубашку через голову, являя миру вокруг и в частности, Бриенне, свой подтянутый торс и золотистые волосы на груди. Немного неловко он дернул ворот, глянул мельком на Бриенну:

— Могла бы помочь раздеться, женщина. Это же для тебя.


Она сосчитала в уме до трех и подошла к нему, молча помогая стянуть рубашку, которая осталась в ее руках.

— Боюсь, сейчас она будет тебе даже велика, — на этот раз его голос звучал сочувственно, без малейшей примеси издевки.


Бриенна проигнорировала его, отправляясь в воду и оставляя рубашку на берегу. Она опустилась под воду с головой, наслаждаясь ощущением чистоты, окружающей ее. Плевать, что холодно — отогреться она успеет. Вынырнув, она принялась яростно оттирать себя, пообещав себе, что обязательно свяжет мочалку из лоскутов, которые остались от ее рубашки и лосин. Она присела, шевеля под водой пальцами ног, быстро протирая их руками. Только после того, как она третий раз принялась соскребать ногтями грязь с коленей, позади раздалось покашливание. Бриенна замерла.


Она не забыла. Конечно, нет. Просто… это было так естественно, быть рядом с Джейме, что ей в голову не пришло, что он может смотреть.


Но когда она обернулась, он не подсматривал. И не выглядел так, будто только что подсматривал, тем самым дразня ее. Он разглядывал ее грязную одежду, стоя над ней и двигая ее протертую до дыр, засаленную тунику носком сапога. Пожалуй, от нее придется избавиться совсем.


— Хватит плескаться, женщина, вылезай. Там не так и тепло.

— Отвалите, сир, — Бриенна прополоскала горло и с удовольствием промыла нос. Теперь она чувствовала себя почти чистой. Оставалось, как всегда, самое сложное: уговорить Джейме бросить ей рубашку, не заставляя ее выходить из воды.


Стоило их взглядам сойтись на рубашке — и его улыбка приобрела то самое, коварное, грязное выражение, которое было ей так знакомо.


— Ну ты же понимаешь, да? — заговорил он низким тоном, прогуливаясь вдоль берега и наблюдая насупившуюся Бриенну, сидевшую по плечи в воде и действительно, начинающую замерзать.

— Сир Джейме…

— Не-а. О, мой золотой рыцарь в сияющих доспехах!


Она вздохнула.

— Ты как шут на ярмарке, Джейме. Сколько тебе лет?

— Много. Не так уж. Навсегда семнадцать. Ну, я жду.


Эта игра была изобретена им так давно, что Бриенна даже не могла вспомнить, когда. Еще один тяжелый вздох, и она закатила глаза и послушно пробубнила, чувствуя себя счастливой дурой:

— О, мой золотой рыцарь в сияющих доспехах! Не соблаговолите ли вы подать мне рубашку?

— Фи, как бесчувственно. Но я буду добр к тебе сегодня.


Она поймала ее и поспешно натянула. Запах Джейме мгновенно окутал ее, прикосновение льна к телу заставило ее забыть о том, что рубашка вряд ли прикрывает бедра, и она блаженно прикрыла глаза.

Идеально.


— Пойдем, женщина. Там обед может быть уже готов. Рыбная похлебка, запеченный кролик и немного шиповника на десерт.

Абсолютно идеально.


— Осторожно, женщина! У тебя капают слюни — поскользнешься!

…Почти.

*

Женщина была с ним. Снова. Джейме шагал, перепрыгивая через расщелины между камней, периодически оглядываясь и стараясь не слишком таращиться на Бриенну, но желая убедиться, что она все еще не свалилась без сознания где-нибудь и не разбила свою упрямую башку о камни.


Семеро, он не мог не чувствовать, что сердце вырывается из груди.


После двух месяцев без единого живого существа вокруг, не считая тех, на кого он охотился, он готов был приветствовать появление хоть занудного септона, хоть, будь он неладен, Мизинца. Но небеса послали ему лучшее. Он определенно был любимчиком судьбы.


Вся радость в первое мгновение от появление Бриенны пропала, стоило Джейме приняться за медленное развязывание ее лат. Это было долгое и мучительное занятие для человека с одной рукой, но иначе он бы ее просто не дотащил до своей пещеры. Однако, когда он все же снял одну из ножных пластин, то у него появился кислый вкус во рту.

Женщина была до крайности истощена.


Он не поверил глазам, он потрогал ее — помня симпатичные округлости ее мощных, мускулистых бедер, прижимавшихся к нему ночью под одеялом в поисках тепла, он мог точно сказать, что она потеряла фунтов тридцать своего веса, если не больше.


Красоты это ей не прибавило.

Под доспехами он обнаружил ее невозможно грязные штаны с кровавыми пятнами, и дело стало выглядеть совсем дурно.


«Самое предполагаемое — ее держали в каком-нибудь застенке, морили голодом, насиловали, а потом она освободилась каким-то образом и бежала». Зубы заскрипели друг о друга, он наморщил лоб, потер его, выдохнул несколько раз, заставил себя не думать. В мире было достаточно подонков, которые готовы были делать что угодно, представься им только случай и жертва.


Потом она очнулась. После того, как он двадцать часов сходил с ума, делая обычные дела — чуть дольше, чем это заняло время, будь у него вторая рука, и чуть быстрее, чем если бы он был один. Но он больше не был один.


— Как дела в Королевской Гавани? Много ли голов на копьях? — осведомился он, когда они отобедали. Бриенна ела без аппетита. Джейме отметил это, как и то, какие усилия застенчивая леди предпринимает для того, чтобы спрятать под одеялом свои умопомрачительные ноги.

— Много, — вздохнула женщина, — очень много.

— И как, интересно мне знать, голова моего братца уцелела.

— Королева не предпринимает никаких решений, не посоветовавшись с лордом Тирионом…


Пока Бриенна ела, а потом говорила о Тирионе, о Дейенерис, о Сансе, Джейме был не здесь. Он задавал вопросы и отшучивался, но мысли его, как и сердце, были заняты другим.


Перед глазами стояло лицо Серсеи, каким он последний раз ее видел. Уже совершенно потерявшая рассудок, утопающая в ненависти к всем, кто, как ей казалось, не ценил ее должным образом (и Джейме в списке был первым), она смотрела на него с презрением и любовью одновременно, и задавала один и тот же вопрос: «Почему ты бросил меня?».


Он прощался с ней каждый день своей жизни после побега, оплакивал ее, хоронил по одной крупице воспоминания об их связи, перебирал заветные страницы их истории, но она рассыпалась на части. Из них двоих она всегда была сильнее. И беспощаднее. И когда любимая девушка, выданная замуж за пьяного монстра, оказалась погребена, осталась любимая сестра, а теперь не было и ее.


Джейме не чувствовал потери. Он потерял ее слишком давно, чтобы скорбеть по смерти, которую не видел. Было невозможно просто поверить, что ее нет. Не любовницы, не сестры по духу, нет чего-то другого, важного, очень важного. Нет Серсеи — как возможна Королевская Гавань без Серсеи?


Джейме попробовал вспомнить, что делал в день ее казни. Он должен был что-то почувствовать, но оглядываясь, видел только пустоту. Возможно, осознание придет позже. Или никогда не придет.


Она ничего ему не передала, кроме локона своих волос, и он не намерен был его хранить. Когда Джейме отправлялся на Север, Серсея произнесла вслед одну фразу: «Женщин и детей ты найдешь, но сестры у тебя больше не будет», и ему казалось, он начинает чувствовать ее отсутствие.


Даже отдалившись от Серсеи, он возвращался к ней снова и снова, стоя рядом, как будто охраняя крипту — занятие бесполезное, но почетное. Когда они перестали понимать друг друга? Наверное, в тот день, когда она отказала ему, искалеченному и отчаявшемуся, разбитому и ищущему тепла в ее руках. Серсея никогда не выносила несовершенства и слабости. «Наверняка, она держалась гордо до последнего. Я надеюсь, она не была пьяна в день казни. Я надеюсь, ей не было больно. Я надеюсь, она любила меня хотя бы на десятую долю так же, как я любил ее когда-то».


И, стоило Джейме мысленно произнести слово «любовь», как перед глазами появлялось совершенно другое лицо — широкое, веснушчатое, изуродованное шрамами лицо Бриенны. Только теперь не нужно было мечтать, вспоминать — а ему было что вспомнить — достаточно было посмотреть направо. Она была с ним.


А потом это начинается.

И тут же кажется, что и не заканчивалось. Бесконечная повесть о самоуничтожении и пытке в глубине голубых невинных глаз. Мечта о том, чтобы она округлила свои пухлые, созданные для поцелуев — и еще не знавшие ни одного — губы, и произнесла какую-нибудь хрень со словом «честь». Еще, конечно, желание сорвать с нее свою собственную рубашку и попробовать на вкус каждый уголок ее тела, а потом наслаждаться ее удовольствием, смущением и…


«Опять. Ты конченная сволочь, Ланнистер, если первая мысль при виде несчастной обездоленной девицы — это поскорее ее раздеть». Стоило, правда, уточнить, что мысли эти почему-то касались одной конкретной девицы — и никакой больше в целом свете.

С этим пристрастием ему еще предстоит разобраться.


В конце концов, если в закрытом пространстве поместить взрослого мужчину и какое-нибудь существо женского пола, рано или поздно между ними двумя возникнет симпатия, нет? Проблема только в том, что пристрастие оформилось и превратилось в болезненную тягу слишком давно, и не было ничего более открытого, чем пространство вокруг них тогда.


— Мы не поедем в Гавань? — десятый раз за вечер спрашивает упрямая женщина, и Джейме не подавляет зевок.

— Боги, нет. Отвечаю еще раз, нет. Мы не поедем, не пойдем, не полетим и не поплывем. Боюсь, пока ты вообще с трудом доползешь до выхода, чтобы пожурчать на ветерке.

— Я доползу, — пообещала Бриенна, заражаясь зевотой.


Второе одеяло было еще сырое после стирки, и спать они легли вместе. Вопреки ожиданиям Джейме, вместо привычной пытки близостью ее тела он испытывает странное чувство, граничащее с испугом, когда под его рукой оказываются легко проступающие ребра. Она вырубилась моментально, что в целом для Бриенны характерно не было. Тихо похрапывая и иногда издавая смешной свист своим переломанным носом, нашла его руку, уткнулась в локтевой сгиб и сопела там, льнущая к нему, уставшая и изможденная.


Вот она, здесь, все такая же противоречивая — закрытая, откровенная, доверчивая и подозрительная, опасливая — и бесстрашная. Спит в его руках, как будто ничего не случилось, спит, даря тепло и покой, спит, даря ощущение дома.


А Джейме, прижавшись щекой к ее плечу, полночи смотрит на нее и никак не может насмотреться, изредка осторожно целуя ее руку и обнимая ее крепче, когда женщина начинает что-то сонно бормотать, борясь с подступающими кошмарами.


Кажется, эта война никогда не закончится, пока есть те, кому о ней снятся кошмары. Джейме не чувствует мира. Он знает, что должен, но не чувствует.


Маленькое убежище должно было бы стать ему домом или дать ему представление о том, что такое дом, каким он хотел бы его видеть — переосмыслить, переформулировать, может быть даже, начать делать какие-то шаги в этом направлении. А вместо этого спустя множество бесплодных попыток сняться с затянувшегося привала, на него падает его женщина в доспехах с призывом к новой битве. И он чувствует, что попал домой.


Джейме находит это весьма ироничным.


Шансы для Бриенны выжить в северном лесу, а тем более, найти кого-то в нем равнялись шансам Тириона окончательно завязать с выпивкой. Она была островитянка, эта неуклюжая голубоглазая женщина. Созданная для легких прозрачных одежд, фруктовых садов на берегу моря и соленой воды, омывающей ее длинные ноги. Пожалуй, только невероятное упрямство и сила воли, которой Джейме завидовал, помогли ей добраться именно к тому, кого она искала.


И некоторая доля чуда.


Оно же помогло ему прожить два месяца в проклятом лесу, дожидаясь скотину Бронна, который так и не явился. С недавних пор Джейме начал дорожить своей жизнью, и потому вынужден был отсиживаться в чаще до последнего. Нет, больше никаких ошибок. Об одноруком Льве знали в самых отдаленных деревушках.


Но теперь его признали мертвым, и можно было думать о том, как жить заново. И вновь в качестве ответа на этот вопрос Джейме называет имя Бриенны Тартской. Он совершенно не это имел в виду, когда подшучивал над ней, еще с обеими руками, будучи закован в цепи. Теперь цепи будут покрепче, и он все еще пленник.


Это совершенно не укладывалось в рамки логики и разума. Но вполне соответствовало всей предыдущей их истории.


«Ну надо же, у нас уже есть история. Осталось только повязать ленты и протрубить на долбанном ристалище».


========== Перестановки на доске ==========


В конце концов, Тирион, нелюбимый сын Тайвина Ланнистера, занял его место. Это было любопытно.


Всю жизнь бежать от того, чем ты являешься, бунтовать, враждовать, переродиться, уничтожить то, на что не хочешь походить — и спустя некоторое время прийти к тому же знаменателю. Цикл замкнулся, и Тирион поймал себя на том, что никогда не оставляет дверь уборной открытой, а оружие — на видных местах.


Какая странная наследственная наивность.


— Вы унаследовали ум лорда Тайвина, но не его умение налаживать связи, — проворчала леди Оленна Тирелл, неприязненно взирая на младшего Льва.


Тирион развел руками, мол, так и есть, не добавить, ни отнять.


— Что мы можем? — спросила леди Оленна, задумчиво взирая на карлика, — армия Хайгардена мала и раздроблена. Лорас едва ли пришел в себя, чтобы вести их. А что касается вашего брата, то мы не знаем, жив ли он.

— Я вынужден признать, что немного… поспешил, предлагая вам свою дружбу и альянс в прошлый раз, леди Тирелл, — Тирион сжал губы, изображая улыбку, но глаза его оставались холодны, — боюсь, вы неправильно расценили некоторые детали в моем изложении.

— Неужели? Просветите же меня.

— Мы не собираемся вести войну. Никаких битв, никаких споров о границах. Это было бы глупо. Я не вижу смысла затевать очередное разорение королевства. Тем более сейчас, когда оно разваливается само.


Леди Оленна хмыкнула.


— Вы же не предлагаете мне ждать, пока последняя из Таргариенов покинет этот мир, не оставив наследника? Боюсь, этого времени у меня в запасе нет.

— Нет, я не предлагаю. Тем более, она не последняя. Есть еще Джон Старк.

— Король Джон, — пожилая леди откинулась назад и задумалась, глядя вниз, — он не показался мне тем, кто способен быть королем.

— Он нуждается в твердой руке, которая его направит. Но меня не заботит Север, миледи. По правде говоря, еще меньше, чем раньше.

— Так что же вы все-таки предлагаете и чего хотите, Тирион?


Он помедлил, приглядываясь к старой Розе. Можно ли ей доверять? Совершенно точно, нет. Можно ли на нее рассчитывать? Вне всякого сомнения, да. Союз Хайгардена с Мартеллами остался в прошлом; эти два дома не связывали никакие родственные отношения, налаженная торговля Дорна не нуждалась в раздираемом на части Хайгардене как основном покупателе.


Тириону хотелось верить, что он все продумал.


— Мирцеллу. Для Лораса. Золото Ланнистеров — для Хайгардена. Ваших солдат — в тот день, когда они мне потребуются, в Королевской Гавани. Пусть остальное не заботит вас, леди Тирелл.


Снова повисла тишина. Леди Оленна не поднимала глаз, усиленно размышляя. Тирион ожидал ответа. Внешнее спокойствие уже давно давалось ему легко. Возможно, с того дня, как Дейенерис начала сжигать людей за неповиновение, мгновенно переходя от ледяного спокойствия к ничем не спровоцированной ярости. Несколько раз она порывалась лишить жизни Джораха Мормонта, и Тирион опасался, что следующим в списке может оказаться он сам.


Осторожность, напомнил себе Лев. Осторожность. Мы были полны надежд и мечтаний и хотели освободить весь мир, но пришло время протрезветь от грез.


— Голову Серсеи я получила, — задумчиво протянула, наконец, леди Оленна, постукивая пальцами по столу, — золото Ланнистеров — миф, но я думаю, меня также не должно заботить, откуда вы добудете его, если оно будет добыто. Что же касается Мирцеллы…

— Уверен, ваш внук как-нибудь сможет перебороть себя, чтобы консумировать брак с моей очаровательной племянницей, — перебил ее Тирион, подавляя язвительную улыбку, — двух наследников было бы достаточно.

— Их не бывает достаточно, милорд, — сухо сказала леди Тирелл, поднимая на него непроницаемые темные глаза, — это всё?

— Из основного предложения — да. Должен сказать, миледи, я тоже подумываю о семейном счастье. Возможно, вы подадите мне идею?

— Это вряд ли, — бросила леди Оленна, тяжело поднимаясь, — брачные союзы между нашими домами показали себя не слишком-то успешными. Моя поддержка будет вашей не раньше, чем Мирцелла прибудет в целости и сохранности в Хайгарден, вместе с приданым. О большем пока говорить рано.

— Я бы женился на вас, леди Оленна, — пробормотал Тирион вслед удаляющейся Розе, покачиваясь на плетеном кресле и задумчиво глядя вдаль, — если бы только это могло помочь.


Он уже отправил письмо в Дорн с просьбой о возвращении принцессы Мирцеллы в связи с кончиной ее матери и предполагаемой кончиной дяди, и собирался отправить за ней Бронна. Он продумал, на каких улицах Гавани будут расставлены солдаты, какие вести будут разнесены воронами. Он даже выбрал несколько способов удержать Безупречных в повиновении. Возможно, официальной версией будет миеринская чума. Заодно поможет ограничить вероятность вторжения.


Он не решил только одного. Какой смертью умрет Дейенерис Таргариен.


Тирион отхлебнул еще немного из бокала. Покатал в ладони брошь со львом. Когда-то она принадлежала леди Джоанне, его матери, которую он не знал, после нее — Серсее.


Последний его разговор с сестрой был за два дня до казни. Тирион не знал, что именно привело его к мысли посетить поверженную львицу — должно быть, мистические семейные узы Ланнистеров? — но увидев ее, выпивающую, как ни в чем не бывало, у своей шкатулки с драгоценностями, почувствовал себя вернувшимся… к себе самому.

Она лишь мельком глянула на младшего брата.


— Чего тебе надо? — бросила она ему, перебирая золото перед собой, — у тебя полно дел, не так ли? Ты Десница.

— А ты одинокая сестра, ждущая своей смерти в заключении. Я не займу у тебя много времени.


Он сел на каменную лавку в нише, разглядывая, как она перебирает свои драгоценности. Броши она складывала к браслетам с камнями, серьги с подвесками-к ожерельям из жемчуга и камней, нанизанным на нитку. Из маленького ящичка она достала плетеную из цветных ниток ленту.


— Мирцелла дарила такие всем, — припомнил Тирион. Серсея кивнула, глядя на нее, затем отложила в сторону.

— Ты уже писал ей? — спросила она брата.

— Нет. Я думаю сделать это после.

— Хорошо.


Тишина напоминала ту, что возникала в их семье, когда кто-то надолго уезжал. Тирион напомнил себе, что из этого путешествия она не вернется.


— Что ж, драгоценности моей матери достанутся Мирцелле, — подвела итог Серсея, отодвигая обеими руками сокровища от себя жестом, сопровождавшим ее всю жизнь, — хорошо, что распорядителем являешься не ты. Я не хочу, чтобы твои шлюхи носили золото нашей семьи.

— Нашей, — повторил Тирион, — нашей матери.

— Да.

— Ты сказала «моей».

— Неважно. Ты что-то хотел?

— Вообще-то, да, — Тирион спрыгнул с лавки и подошел чуть ближе к сестре, помня, впрочем, что она может проявить свой нрав в любую минуту после того, что он собирался ей сказать, — драгоценности нашей матери не достанутся Мирцелле.


Серсея прищурилась.


— Возможно, у Джейме будет дочь, — не стал тянуть Тирион, — тогда все отойдет ей, а не Мирцелле.

— У Джейме? Нонсенс.

— Мирцелла принадлежит дому Баратеон, дорогая Серсея. А вот дочь Джейме от Бриенны Тартской я могу ввести в семью одним росчерком пера. Хотя… даже сын получит все.


Тирион с удовольствием вспомнил выражение лица Серсеи в момент, когда она услышала эту чудесную новость. Как жаль, что единственным, кто по-настоящему мог оценить его, был Джейме.


Из каких мелочей состоит настоящая политика! Из выражений лиц родственников, которых ты отправляешь на казнь. Из союзов, заключенных между грудными и еще не родившимися детьми. Из допущений и оговорок. Пока Дейенерис не поняла этого. Она еще пытается решить все, мечась между абсолютизмом, диктатурой и вседозволенностью. Но это время быстро закончится, когда закончится последняя еда у черни, а хозяйства, погубленные страшной Зимой, не станут нахлебниками сами.


И тогда альянсы с прижимистыми скупердяями знатных кровей, и только они, сохранят королевство. Дотракийцы не способны вести оседлую жизнь, они не научатся этому за год или два. Безупречные нуждаются в еде и питье, и все они пришли на чужую землю. Очень быстро они из решения проблем сами станут проблемой.


Можно подождать. Но Тирион не хотел ждать.


Он продумывал детали. Прочерчивал вероятные маршруты. Здесь будут ставленники дома Ланнистеров, здесь — его наследники — таковых наблюдался дефицит, что прискорбно. Граница с Севером закреплена. Атака с моря маловероятна — но это лишь вопрос времени, когда Острова снова взбунтуются. Возможно, следующий альянс должен успокоить именно их.


Фигуры расставлены. Все еще одна лишняя.

Дракон.

*

Пожалуй, думала Бриенна, оглядывая свои ноги в его штанах, она действительно немного… похудела. Раньше она бы в них точно не влезла, а теперь они были ей малы только в бедрах. Прошедшие месяцы почти казались ей сном. Как будто женщина, проживавшая их, к ней самой отношения никакого не имела.


По дороге, скучной, долгой, грязной и переполненной переселенцами — казалось, весь Вестерос снялся с места — она только и делала, что думала о Джейме. Чем дальше, тем меньше чувствовался голод, а вместо сна она сворачивалась в комок и молча страдала, сдаваясь перед бессонницей.


Во снах, если они все же приходили, не было Ходоков, не было медведя, не было Братства и леди Кейтилин, были бесконечные коридоры замка, Тропа Скорби в Королевской Гавани и Серсея. Это не Дейенерис, похожая на статую, с неживым лицом восседала на троне. Это Серсея кривилась в усмешке и выплевывала ей в лицо снова и снова: «Он никогда не будет вашим».


А на эшафоте оказывался Джейме. Снова и снова лишался правой руки. Открыв глаза и чувствуя, что задыхается во сне, Бриенна уговаривала себя забыть слова львицы. Но злые зеленые глаза видели ее насквозь. Они читали ее легко, такие же пронзительные, как глаза Джейме. И словам Серсеи верилось так же легко, как и ему. «Он всегда был великодушен. Он сочинит что-нибудь для вас, какую-нибудь героическую историю, подарит вам еще что-нибудь острое, приспособленное дляубийства, отправит как можно дальше прочь от себя, и это все, на что вы когда-либо можете рассчитывать».


Он так и сделал. Разве не это он сделал?


Болело все тело. Болела кожа, болело сердце, становилось трудно дышать, было больно снаружи и внутри. Ей хотелось с кем-нибудь подраться. Ей хотелось как-нибудь отвлечься. Но война закончилась, и она лицом к лицу оказалась с тем, что не могла изгнать из себя, и с тем, от чего не могла убежать. От себя не убежать никуда.


Может быть, отец найдет ей кого-нибудь. Бриенну тошнило при мысли о том, что придется пройти через это. Она слишком часто представляла себе Джейме и невозможную счастливую жизнь вместе с ним, после войны. Она запрещала себе это, она боролась, но он сам не дал ей бороться.


У них была Зима. Она не примерещилась Бриенне, ее видели люди вместе с ней. И был Джейме Ланнистер, зимний лев, заставивший ее верить в тепло, которое никогда не исчезнет между ними.


Было холодно, мороз усиливался, снежные ветры задували в палатки, и даже одичалые попрятались кто куда. Люди Джона Сноу мрачно обходили лагерь по кругу, то и дело цепляя растяжки палаток. Бриенна стояла на ветру, облаченная в доспехи, и дышала воздухом, закрыв глаза. С севером лицом к лицу.


После случая с похищением она не отходила далеко, но в такую метель, можно было не сомневаться, рискнуть могли только самые отчаянные. За спиной заскрипел снег.

— Миледи, одичалые предлагают меховые одеяла и шапки.

— На что меняют, Подрик?

— На нитки и иголки. У нас есть лишние, я поменяюсь, миледи?


Она позволила. Мех на севере был дешев, доступен и необходим. А иголки живут у нее долго. Она не вышивала и не собиралась начинать.


Снова заскрипели шаги.

— Что еще, Подрик?


Но вместо ответа шаги приблизились, и сначала на правое плечо легла толстая шерстяная ткань плаща, а затем на левое. Она подхватила ее, зная, чувствуя спиной сквозь доспехи — Джейме, Джейме, Джейме, его солнечное тепло, его золотой свет.

— Ты стоишь на ветру уже полчаса. Здесь холодно.


На мгновение она закрывает глаза, отчаянно борясь с глупыми мыслями, с краской, заливающей лицо, с мечтами, которым не было места. Он развернул ее к себе, неловко кутая в плащ и поправляя на ней меха, упорно избегая ее глаз.


— Подрик развернул торговлю, — сказал Джейме, все еще не отпуская ее и продолжая расправлять плащ вдоль тела, — сегодня мы спим под соболями и едим оленину.


Когда их взгляды встречаются, Бриенна чувствует, что его слова должны что-то значить. Она привыкла доверять своим чувствам в битве, угадывать движения противника, читать его мысли. Только ей страшно верить чувствам, потому что Джейме Ланнистер красив и весел, остроумен, отважен, опасен, и — никогда не будет ее.


Их так много, картинок, которые она бережет, но они не складываются в целое, не поддаются анализу.

— Хватит миловаться, любовнички, или не достанется ни куска, — звучит вездесущий Бронн, руки Джейме падают вниз, и Бриенна слышит отчетливо, как еще одно звено их истории остается потерянным в глубоком снегу.


Но Бриенна слишком много потеряла теперь, чтобы и от этой памяти отказаться. Она уговаривает себя, что это еще один день, украденные часы, оставшиеся с Зимы, запасенные на следующую, когда смотрит на Джейме на опушке весеннего северного леса.


«Хватит мечтать, — грубо оборвала себя Бриенна, сжимая зубы и делая очередной волевое усилие, — прекрати пялиться на него, как дура; он это видит — где твой стыд? Хватит вспоминать то, что ничего не значит, и постарайся прийти в себя, тупая ты уродина».


Она решила, что этой ночью ляжет отдельно.


— Не желаешь попробовать размяться? — это был прежний Джейме, и меч в его левой руке покачивался, сверкая на выглянувшем солнце. Бриенна неуверенно потянулась, развела руки, разгоняя кровь. Она не чувствовала себя в достаточно хорошей форме, но от спарринга с Джейме не отказывалась никогда.


Он крутил мечом, дожидаясь, пока она пройдет круг, когда встретила его первый удар. Но запястье ее ослабло, и она выронила Верный Клятве, даже не доведя движение до конца. Глаза Джейме распахнулись обеспокоенно, и он метнулся, подхватывая ее, падающую назад.


— Бриенна! — как сквозь одеяло донесся его голос.

— Я в порядке, — пробормотала она, выпрямляясь и находя положение ног, при котором ее не так шатало, — все хорошо.

— Нет, — он все еще придерживал ее за пояс, — будь я проклят, но ты совсем плоха. Как ты вообще сюда дошла при таком раскладе, мне непонятно.

— Я в полном…

— Ш-ш, женщина. Подыши воздухом. Отдохнешь и отъешься — и снова будешь в форме для этих игр.


Он не оглянулся, возвращаясь в убежище. Бриенна смотрела на бесполезный меч у своих ног, размышляя, сколько времени ей придется возвращаться в форму прежде, чем она сможет себе позволить снова взять его в руки для поединка.


— Веселее, миледи! — донесся удаляющийся голос с камней, — чего здесь в избытке, так это мяса и рыбы. Если через неделю тебя не затошнит от кролика и карпа… или не появится, наконец, Бронн…

— Меня и так тошнит, — пробормотала она себе под нос, нога за ногу волочась вслед за ним.

В конце концов, больше ей ничего не оставалось.


Весна продолжала наступать. Не слишком быстро — она отвоевывала по пяди северной земли за день, но она была неотвратима. Заморозков больше не было, птицы пели все громче, где-то далеко в лесу слышались звуки оленьих схваток.


Бриенна спала, ела, день за днем собирала валежник и препиралась с Джейме. Джейме расставлял силки и ловушки, не уставал дразнить Бриенну и травить бесчисленные армейские байки.


Иногда ей думалось, что от такого посмертия она не отказалась бы. Вечность провести рядом с ним, просто живя одним днем, от рассвета и до заката, проводя день в труде, а вечера — в отдыхе. Играя в ножички, в кулаки, в какие-то детские шарады, пересказывая все смешные и грустные истории и споря по поводу каждой детали в них.


— Лорд Тирион думает, что ты мог бы победить драконью королеву, — задумчиво говорит Бриенна, пытаясь представить теоретическую возможность такого развития событий.

— Разве я могу? — спокойно ответил Джейме, поднимая на нее глаза, — однорукий беглец, у которого нет ничего, кроме имени — и ценность его в нынешние времена более чем сомнительна.

— Еще я есть.


«Не смотреть на него, не смотреть, это просто слова, просто фраза, просто оборот речи, оно само вырвалось».


— О, прости, запамятовал. Как я сказал, калека, и невероятно упрямая, бестолковая, отважная женщина, которая выпадает из своих доспехов и все равно не сможет даже поднять свой меч.


Это было обидно. Но это была правда.


— Какая ирония, — добавил вдруг Джейме, подкладывая дрова в костер и устраивая подбородок на скрещенных руках, — когда-то меня называли Цареубийцей. Теперь умоляют снова им стать. Я долбанный герой песен.

— Джейме Драконоборец? — подкинула идею Бриенна.

— Почему бы и нет. А как нам назвать тебя?


«Шлюха Цареубийцы», услышала она в голове голос Серсеи.


— Я придумал, — добавил мужчина, глядя ей в глаза, — Джейме Драконоборец и его леди Веснушка. Как тебе?


Она улыбнулась. Внутри Бриенны лопались пузырьки счастья, и кровь кипела. Все прикосновения, которыми он когда-либо одарил ее — случайные, преднамеренные, загорелись под кожей, и их оказалось немало. Это было счастье, которое, она знала, не продлится долго.


Она должна была быть благодарна Серсее за то, что та напомнила ей об этом.

— Я хочу рыцарское имя. Я не хочу быть «леди», — все же возразила Бриенна.

— Леди-рыцарь Ослиная Голова! Очень похоже. Я нарисую морковку на гербе, и мы напишем «Честь хлева превыше всего».


Джейме снова вздохнул.

— Но я должен дождаться Бронна. Я не окончательно спятил для одиночных подвигов — это твоя привычка, женщина. И мы никуда не отправимся, пока на этих упрямых костях, — тут его рука чуть сжала ее бедро, — не появится немного больше крепкого мяса.

— Хочешь поединка сейчас, чтобы проверить, насколько это мясо окрепло? — лениво пробормотала Бриенна. «О, нет, я опять сказала что-то не то». Его усмешка ощущалась в каждом глотке воздуха.

— Смотря какого.

— Я иду спать, — решительно оборвала начинающиеся поддразнивания девушка, но ворота уже были открыты:

— Как это не по-рыцарски, оставить меня таким разочарованным, когда я услышал только что…

— О, ты идиот, Ланнистер.

— Но я своими ушами слышал, что кто-то предлагает поединок. Как я могу отказать своей леди? Честь Драконоборца будет задета. Куда вы, миледи? Обнажите оружие. Мой клинок готов к бою.

— Доброй ночи, сир Джейме.

— Какое коварство!

*

Возможно, Бронн Черноводный не был образцом добродетели, но предательство также не входило в его привычки. Обязательность и исполнительность — лучшие черты для наемника. Бронн знал толк в ведении дел.


С Ланнистерами дела неизбежно начинали занимать все его время. Ланнистеры требовали невозможного и получали это. Вот как, скажите на милость, было ему разорваться на две части, спасая Джейме от охотников за головами и одновременно исполняя повеление Тириона по доставке принцессы Мирцеллы в Кастерли?


— Никаких сомнительных судов, непонятных капитанов, подарков на прощание, — перечислял Тирион перед отправкой корабля, — никаких новых маршрутов. Никаких остановок…

— Да понял я, понял, милорд, — отмахнулся рыцарь, — а что потом мне делать?

— Возьми надежных людей и отправляйся за моим братом, — невозмутимо велел Тирион. Бронн тяжело вздохнул. Вечно ему приходилось разрываться.


Север, конечно, помнит своих спасителей, но вряд ли солдаты Ланнистеров приведут местное население в восторг. А значит, ему опять набирать всяких отщепенцев по Блошиному Углу и терпеть их компанию, надеясь, что они не прирежут его или не перебьют друг друга.


Вся затея начинала пахнуть все более скверно.


Особенно вторая ее часть. Против путешествия в Дорн он, конечно, ничего не имел.

«Мирцелла, золотая девочка. Подросла ли ты? Стала ли похожа на своего отца или мать? Или ты в этом гадючьем клубке одна такая? До сих пор ли вьются твои волосы? До сих пор ли ты бесстрашно доверяешь незнакомцам?».


Мартеллы незнакомцам, а тем более, знакомым, не доверяли. Почти три дня Бронну пришлось дожидаться, прежде чем ему вернут Мирцеллу Баратеон. Он извелся с самого утра последнего из них. Буйство красок, зелени, экзотических цветов и уже появившихся фруктов ничуть не отвлекало. Бронну Черноводному было неспокойно.


Наконец, из мозаичных ворот внутренних садов дворца появилась невысокая тоненькая фигурка, сияющая золотом, и Бронн поднялся с борта фонтана, где третий час бездумно наблюдал брачные игры радужных рыбок.


Подросла. Немного, на пару пальцев. Сквозь персиковое платье просвечивали тоненькие руки и ноги. Тяжелые браслеты словно не давали ей жестикулировать, когда Мирцелла остановилась перед Бронном и чуть печально улыбнулась.


— Рада видеть вас, сир.

— Миледи, — он несколько развязно поклонился, улыбаясь, и на короткое мгновение застыл, согреваясь ее присутствием и напрочь забыв, по какой причине вообще находится в Дорне.


Она стала больше похожа на Джейме, как Бронн заметил. Удивительно, до чего похожа. Те же ужимки, повадки, улыбчивость, но больше скромности, сдержанности, не наносной, внутренней. Маленькая львица, в которой Бронн отказывался признавать хищницу, даже в будущем. Готовая, как и прежде, одарить любого дружбой и благосклонностью, Мирцелла положила ему руку на локоть, и Бронн, не сводя с нее глаз, повел ее прочь.


— Соболезную, — брякнул он, очнувшись через некоторое время.

— Благодарю вас, сир. Я помню, как вы и мой… Джейме приезжали сюда. Я не могу поверить, что он…

— Он жив. А вашу матушку казнили.


Мирцелла не просила подробностей. Она не задавала вопросов, но Бронн выложил ей все как на духу, все, что ему было известно; возможно, даже больше, чем следовало бы. Он никогда не понимал, почему из всех Ланнистеров только в этой девочке нет ни капли высокомерия или чувства превосходства. И почему только она вызывает у него почти болезненное желание откровенничать по-настоящему.


Он, повидавший грязь и смерть, по колено стоявший в крови, рядом с ней чувствовал себя кем-то, кто еще может стать лучше.


Плавание они провели, читая друг другу сонеты и поэму «О межевом рыцаре и его пропавшей возлюбленной». Бронн находил это изощренной формой мазохизма. Он знал немало всевозможной похабщины, но чтение юной леди эротической стихотворной повести тревожило души (и некоторые части тела) гораздо сильнее.


Мирцелла почти не спрашивала о Серсее, как заметил ее попутчик. Ее интересовал Джейме. Она спрашивала об отце все; где он бывал, с кем, что любил и чем интересовался. У берегов Тарта Бронн проговорился о существовании леди Бриенны и ее неоднозначной роли в жизни Джейме. Мирцелла нашла это чрезвычайно трогательной историей и требовала подробностей.


И Бронн рассказывал. Забывшись, он передавал юной леди все байки их походных лагерей, истории о Ходоках, о попойках, о драках — и она смеялась, заливисто и искренне. И просила еще.


Она была так юна! Но когда Бронн смотрел в ее светлые, почти прозрачные глаза, то ему казалось, эта девочка понимает его, как никто и никогда не понимал. И понемногу он обнаружил, что Мирцелле его приключения Зимой интересны не меньше.


А потом она добралась и до него самого. Требовала рассказать о его любовных похождениях (о них он благоразумно умолчал, сократив количество интрижек до трех и обозвав их «трагическими ошибками юности»). Расспрашивала о том, что ему нравится или не нравится в людях. Что он видит во снах.


— Вы прекрасный человек с чистым сердцем, — вывела умозаключение Мирцелла как раз перед тем, как их перехватил корабль с кракеном на парусах, — вы заслуживаете счастья. И исполнения заветной мечты.


К этой минуте Бронн Черноводный был абсолютно уверен, что за эту самую мечту (пусть и неисполненную) Джейме Ланнистер оторвет ему яйца.


Но, когда он поднялся на палубу, то обнаружил, что возможно, это случится гораздо раньше: собственной персоной Морская Сука, Аша Грейджой, кровожадно скалилась, поигрывая ножом у горла капитана.


— Ланнистеры, — сделала она вывод, увидев Бронна, — я знала, что в этих водах встречу что-нибудь интересное, но не думала, что это будут Ланнистеры. Проверьте трюм.

— Только шагни, — Бронн преградил дорогу первому же из ринувшихся пиратов.


Аша вразвалочку подошла к рыцарю, криво ухмыляясь, хлопнула его по заду и сплюнула.


— Ты думаешь, я буду торговаться? Не ломайся как целка, за бортом тебе понравится гораздо меньше.

— Думаю, ты будешь торговаться, — Бронн отчаянно изыскивал способ выйти из ситуации живым, желательно, со всеми наличествующими частями тела, и вытащить Мирцеллу, — но не со мной. Я здесь по поручению Десницы Королевы, лорда Тириона. Это его судно.

— Да что ты! И почему корабль держит курс не на Королевскую Гавань? И идет под чужим флагом? Что-то происходит за спиной ее величества?

— Спроси его, а не меня, — огрызнулся Бронн.

— Так и сделаю. Перебрасывайте грузы!


Единственное, что делало ситуацию не столь отвратительной — или хотя бы терпимой — так это то, что корабли Железнорожденных шли в два раза быстрее торговых суден, и на них выпивку не экономили даже на пленниках. Опрокидывая первый стакан крепкого, приторно сладкого пойла, Бронн пожелал себе выкрутиться из очередной западни. Второй он посвятил лорду Тириону. Третий с ним разделила Мирцелла.


— У нас большие неприятности или Ланнистеровские неприятности? — спросила она, невинно улыбаясь и глядя на него своими чистыми глазами. Бронн прикинул.

— Второе. Ты уверена, что тебе стоит это пить?

— Вот и узнаем, — ее рука упала ему на рукав, золотом подсвеченная кожа оказалась совсем близко от его, грубой, в шрамах, покрытой темными волосами, — произнесете что-нибудь?

— Залпом. Не вдыхая, — предупредил Бронн и поднял свой стакан, — за Джейме. Пусть продержится как-нибудь там — если он с Бриенной, я надеюсь, хотя бы одного из них я в итоге найду живым. А нам я желаю удачи. Один сраный Утонувший Бог знает, как сильно мы вляпались — и чего нам будет стоить выбраться.


И они выпили.

Комментарий к Перестановки на доске

Пвнимание! Присутствует техническое допущение в виде тренировки с настоящим оружием. Автором допущено по ограниченному опыте общения с реконструкторами.


========== Союзы против союзников ==========


Санса помнит Мирцеллу едва ли.


Для нее фамилия «Ланнистер» — это практически приговор, и она прекрасно знает, как и весь мир, что Мирцелла не несет в себе ни капли крови Баратеонов. Конечно, можно быть выше распрей из-за родословных, но никто не отменял предубеждений. Санса помнит слишком хорошо монстра Джоффри. Еще лучше помнит искалеченные ноги своего брата Брана, смерть брата и матери, голову отца на стене.


Мирцелла происходит из стана врага, и Сансе стоит ее опасаться, ненавидеть ее, но маленькая львица так одинока, испугана, что напоминает леди Старк о том, какая наивная маленькая Пташка из Винтерфелла когда-то прилетела в Королевскую Гавань, чтобы погибнуть там, оставив по себе только память.


— Меня сопровождал рыцарь, сир Бронн Черноводный, — жалуется Мирцелла сокрушенно, — его бросили в темницу. Дядя Тирион не освободил его до сих пор.

— Это удивительно для лорда Десницы, — осторожно отвечает Санса, чуть свысока глядя на Мирцеллу, пока обе они идут по галерее вдоль прекрасного вида на наименее загрязненную часть залива. Мирцелла мило смущается.


Румянца нет, отмечает Санса. Фамильная черта Ланнистеров. Они не краснеют практически никогда.


— Дядя говорит, я скомпрометирована, — живое лицо Мирцеллы немного ассиметрично, но это лишь придает ей дополнительную прелесть, — но он сам отправил сира Бронна за мной.

— У вас есть свой рыцарь? — с вежливой улыбкой интересуется Санса, и Мирцелла закатывает глаза. Ее передние зубы тоже чуть кривоваты. Она красива — но красота ее отравлена, чувствует волчица; это второе поколение чистых Ланнистеров, яд кровосмешения в ее жилах. Опасный сосуд, какое бы семя ни попытался посадить туда Тирион, рассуждает про себя Санса.


Мирцелла рассказывает про Бронна Черноводного, про принца Тристана, про Дорн. Когда обе они подходят к кабинету Десницы, Сансу тошнит от шепелявости львицы, от наивности ее рассуждений и от имен «Бронн» и «Джейме».


Лорд Тирион тоже не в настроении, и при виде племянницы выражение его лица не становится счастливее.


— Леди Санса. Мирцелла, дорогая.

— Дядя! Я прошу вас — простите сира Бронна, — горячо подается вперед Мирцелла, Санса скашивает глаза: через прозрачную юбку почти видны очертания ягодиц, ну и мода, — ничего неподобающего в отношении меня он себе не позволял.


Санса — вся слух и память.


— Я поговорю с тобой потом, дитя. Леди Санса?

— Я просто воспользовалась случаем повидать вас, милорд, — потупляет Санса взор и задерживает руку у губ лорда Тириона, когда он целует ее.

— Вижу, вы разделили утро с моей дорогой племянницей Мирцеллой. Как вам она? Не слишком испорчена вольными нравами Дорна? — в голосе Тириона звучит скрытая озабоченность и заинтересованность.

— Она очаровательна. Возможно, немного наивна. Она будет представлена королеве?

— К сожалению. Я не думаю, что они обе получат удовольствие от этого знакомства. Мирцелла должна была отправиться в Хайгарден сразу, но — судьба.


«И Аша Грейджой со своими Железнорожденными, ручными пиратами Дейенерис, — подумала Санса, — которые стоят на якоре уже который день».


— Я слышала, что будет свадьба. Леди Мирцелла выйдет замуж?

— Мы все еще ведем переговоры, — голос Тириона слегка напряжен, и Сансе следует отступить, не давить слишком, она чувствует, — леди Оленна пока не решила с датой и пиром.

— Я бы хотела присутствовать, но надеялась навестить Винтерфелл, — мнимо расстроилась Санса, — хотя и не думаю, что задержусь там дольше, чем на неделю.

— Говорят, вы не очень ладите с сестрой, леди Арьей, — намекает Тирион, и Санса издает короткий лживый смешок.

— У нее горячий нрав. Достается и нашему брату, его величеству Джону. Но я думаю, ей просто надо выйти замуж, тоже.

— Мне казалось, ваш жизненный опыт доказал, что замужество чаще приносит проблемы, чем решает их, — мягко заметил Тирион, и леди Старк качает головой, снова задерживая руку у его губ.

— Чаще. Но не всегда. Я могу ждать вас вечером на пару туров кайвассы?


Распрощавшись с бывшим мужем, леди Старк долго, задумчиво смотрит ему вслед. И в какую-то секунду ей действительно жаль того, что с ними не произошло. Они не делили ложе, не зачинали детей, не примиряли враждующие семьи. Спустя годы она действительно находит его харизматичным и интересным мужчиной, и совершенно не замечает того, что он карлик.


— Сандор, кто такой этот Бронн Черноводный? — вполголоса спрашивает Санса через плечо, даже не оборачиваясь: Пёс всегда там, если только жив.

— Есть один, на побегушках у Беса, — гундосит Клиган неразборчиво, — наемник, приятель Ланнистера-старшего. Был женат на Лоллис Стокворт. Вы могли видеть его в конюшнях — он провожал леди Бриенну, миледи.

— Поняла. Организуй нам свидание, — она встречается с ним взглядами, — я подожду тебя здесь. У меня беседа с леди Оленной.

— Будет сделано, миледи, — пружинящей походкой, необычной для человека своей комплекции, Пёс удаляется.


Санса никогда не смотрит ему в спину. Ему и Джону. Для нее это дурное предзнаменование.


Леди Оленна плывет по отстроенной крытой оранжерее, как по собственному отдельному королевству. Санса улыбается ей издалека. Пожилая дама навсегда завоевала ее симпатии в тот день, когда отравила Джоффри Ланнистера — и Санса не забывает.


Но политика чужда сантиментов. Тиреллы все еще не самый слабый дом, и перетянуть их на свою сторону значит немало.


— Я видела Мирцеллу Баратеон сегодня, — после обмена любезностями вставила Санса, поддерживая леди Оленну под локоть, — прелестная девушка.

— На мой взгляд, слишком много золота, — фыркнула леди Оленна, — и Дорн внес лепту. Она нездешний цветок. Простушка, а в сочетании с ее генеалогией это даст непредсказуемый результат.

— Она освоится.

— Этого я и боюсь. Меньше всего двор нуждается во второй Серсее, — вздохнула леди Тирелл, — Союзы Ланнистеров и Тиреллов не приносили удачи нашим домам, как и союзы с Баратеонами.

— Вы никогда не роднились со Старками, — спокойно заметила Санса, и пару минут над гуляющими неспешно дамами царила тишина.


Затем леди Оленна хмыкнула, качая головой, и посмотрела снизу вверх на Сансу, после чего погрозила ей в шутку пальцем. Санса ответила нежной улыбкой.


— Я помню, моя дорогая, что задатки были у вас всегда. Но вы были осторожнее моей милой Маргери.

— Леди Оленна…

— Нет-нет. Ничего, — леди Тирелл промокнула глаза вуалью, выдыхая и печально кивая, — вы обе страдали. Нельзя сказать, что вам повезло больше — если не считать того, что вы все еще живы. Ваш путь не был осыпан золотыми розами.


Это был правильный момент. Санса ждала его долго.

— Возможно, я бы хотела, чтобы роз в моей жизни было больше, — тихо произнесла она без улыбки. Леди Оленна остановилась, подняла на нее прямой строгий взор, и они продолжили прогулку.


Санса знала ход мыслей леди Тирелл. Знала, та просчитывает варианты. Ее внук Лорас был достоин благородной девушки, но Мирцелла Баратеон — или Мирцелла Ланнистер — хоть и отвечала этому условию, была ребенком ненавистной Серсеи, ее единственной дочерью, плодом кровосмешения. Оленна не могла не думать об этом. Не могла не просчитывать вариантов.


— Ваш брак с Боллтоном, — вдруг заговорила леди Тирелл, пристально вглядываясь в лицо Сансы, — каков он был? Мне говорили, этот бастард имел обыкновение сдирать с людей кожу живьем.


Леди Старк не сбавила шага.

— Это так.

— Вы жили с ним довольно долго. Но детей у вас не было.

— Некоторым бракам лучше оставаться бесплодными, миледи.

— Смело, — фыркнула старая Роза, — однако, если мы говорим о браке моего Лораса, он таковым быть не должен. Наследники нужны Хайгардену так быстро, как это возможно. Наследники Лораса, моя дорогая.


Леди Тирелл оглянулась на маячившую в отдалении фигуру Пса. Санса подавила усмешку. Она еще помнила наставления Оленны Тирелл о супружеской жизни и рождении детей. Возможно, леди Тирелл хотела намекнуть, что не потерпит в семье детей от потомка псарей. Но оказалось, мысли леди Оленны были о другом.


— Вы уверены в этом человеке? Он служил Ланнистерам.

— Это было давно. Теперь он служит мне.

— Допустим. Однако остается еще вопрос. Я не могу отказаться от помолвки Лораса с Мирцеллой Баратеон. Это было бы неразумно в сложившихся обстоятельствах.

— Не беспокойтесь, леди Тирелл, — Санса сжала руки Розы и ободряюще улыбнулась ей, — возможно, Мирцелла предназначена именно Лорасу. Я уверена, что ее происхождение не помешает ей подарить вам много прекрасных наследников.


Проницательный взгляд леди Оленны не смущал девушку. Она была спокойна. О том, что леди Санса дружна с лордом Десницей, знал весь двор, как и о том, что она была за ним замужем прежде. Тирион оказывал покровительство благотворительным занятиям Сансы, а она никогда не пренебрегала возможностью преподнести ему подарок или лично озаботиться выбором служанок для Десницы. Дружба бывших супругов вызывала своего рода умиление при дворе — многие помнили, как начинался их брак, в который обе стороны вступали по принуждению.


И он все еще Ланнистер, ее кровный враг.


— Лорас всегда высказывался о вас с большим уважением, леди Старк, — вздохнула, наконец, пожилая дама, — жаль, что он очень замкнулся в себе после трагедии в септе Бейелора. Я думала, после возвращения с Севера он станет прежним, но кажется, это невозможно.

— Я думаю, слишком яркий блеск покрытия мешает увидеть то, что внутри, — ответила Санса убежденно.


Это была та истина, которая открылась ей еще во время помолвки с Джоффри; навязшая в зубах, давно известная, но постигнутая на личном опыте, эта правда была ей особенно дорога. Тогда Санса начала понимать, что прежде была слепа. Она не обманывает себя, думая, что прозрела; она продолжает учиться у всех, кого встречает.


— Вряд ли вас смутит внешность Лораса, если ваш рыцарь-защитник Сандор Клиган, — высказалась леди Оленна, останавливаясь, чтобы попрощаться. Санса покачала головой.

— Он не рыцарь, — тихо сказала она вслед леди Тирелл.


Прогуливаясь в одиночестве по расцветающему саду в сопровождении своего бессменного телохранителя, Санса размышляла о том, что слишком много в ее будущей жизни зависит от случайностей. И от того, чего еще не произошло. Если оно произойдет.


Если Тирион действительно сместит Дейенерис. Если Джон не вступится за нее — она знала, что убедить его будет непросто. Если Ланнистер не опередит ее и не выдаст Мирцеллу за Лораса. Хотя, как прекрасно знала Санса из своего опыта, многие браки оказываются на редкость недолговечными.


В отличие от тайных или запретных союзов. Она полуобернулась, улыбаясь Псу.


— Сорвите мне несколько веток мимозы, Сандор. Я хочу украсить альков кровати чем-нибудь золотым. Сегодня мы играем в кайвассу с лордом Десницей.

— Этот Бес, — прорычал себе под нос Клиган, топая через клумбы к указанному растению, — это?

— Нет-нет, что вы делаете! Сломаете всю! Небольшие. Вы ходите прямо по тюльпанам.


Она присела перед поникшими цветами и потрогала их лепестки. В детстве она иногда дула на них, мечтая облегчить их боль, когда ее братья ломали стебли. Пёс возвышался над ней, сжимая и разжимая охапку желтых мимоз в своих громадных ручищах.


— Я хочу тебя обнять, — пробубнил вдруг он, — и гулять с тобой под руку хотя бы иногда. Полдня вижу только твою задницу. И то она под юбкой.


Санса тихо прыснула, оглянулась вокруг, вставая и быстро даря своему защитнику невинный поцелуй в обгорелую щеку.


— Верьте мне, Сандор, — тихо сказала она, глядя ему в глаза, — такое время наступит. А обнять меня вы можете вечером.


Она принюхалась к мимозам в его руках.

— Хорошо, что я не цветок, — добавила Санса, — я не сломаюсь.

*

Многие великие Дома содержали свои собственные темницы во дворце. Это не было секретом ни для кого. Дворцовое правление философски относилось к тому, что с утра повздоривший с супругой лорд мог заточить в темницу свою жену, а вечером оказаться в ней сам. Королевские подземелья едва не навек покрыли себя дурной славой при Безумном Короле, и вновь наполнились криками несчастных жертв во время правления Серсеи.


У Ланнистеров своих темниц во дворце не было никогда. Поэтому Бронн Черноводный находился именно в подземелье, где еще не закончили убирать последствия опытов Квиберна, и где с потолка подкапывало, а по углам копошились лягушки и крысы.


На Тириона он зла не держал: тот желал лишь проучить свою племянницу, перешедшую границы вольности. На Мирцеллу обижаться было тем более невозможно. Досадовал Бронн исключительно на себя.


Благородные леди — не чета потаскушкам из таверн. Даже пьяные благородные леди. Пьяненькая Мирцелла Баратеон, усевшаяся ему на колени и лепечущая что-то о том, что назначает его своим рыцарем, была тем еще испытанием на стойкость, но Бронн прошел его достойно.


— Вы еще дитя, миледи, — усмехаясь, сказал он ей, глядя в ее беспечные, чуть косящие зеленые глаза, горящие жаждой познания, — скоро вы выйдете замуж, и у вас будут настоящие рыцари.

— Как мой отец? — она вдруг тоже усмехнулась, глядя на него сверху вниз и обнимая за шею.

— Король Роберт…

— Сир Бронн, мы оба знаем. К чему это? Я говорю о Джейме, — она наклонилась и ее волосы упали ему на лицо, пахнущие ароматическими маслами и цитрусом.


Железнорожденные не могли не считаться со статусом пленницы, и Аша все-таки выделила ей каюту, изгнав в трюм кого-то из команды. Плохо было то, что наверху страшно качало, и, помимо скрипа всех деревянных частей, мебели, на каждой следующей волне Мирцеллу и Бронна подбрасывало, как на качелях, а затем вжимало друг в друга силой тяжести.


Бронн был сама сдержанность. Видение собственной головы, отсекаемой мечом неумехи Мормонта, здорово отрезвляло.


— Вы дружны с Джейме, — нежно продолжала Мирцелла, — я надеюсь, вы не расскажете ему?

— О чем? — Бронн ожидал чего-то в этом роде, когда Мирцелла наклонилась и легко поцеловала его в щеку.

— Об этом, — она обняла его шею сильнее и устроила щеку на его макушке.


Поглаживая ее обнаженную тонкую руку, лежащую на его груди, своими грубыми, привыкшими к оружию пальцами, Бронн пытался вспомнить, когда ощущал прежде что-то подобное. Наверное, лет в тринадцать, когда девочка, которая ему нравилась, задрала юбку… нет. Не из той истории.


— Я совсем не хочу возвращаться в Вестерос, — продолжила заплетающимся языком Мирцелла, — я никого не знаю там, а тех, кого знаю — не люблю. Только Джейме и дядю Тириона. Я не хочу выходить замуж в Вестеросе.


Она подняла голову, совершенно опьяневшими глазами уставилась на мужчину и соблазнительно улыбнулась.

— Только не говорите моему отцу…, но мы кое-что делали в Дорне, я, леди Эдрия Мартелл и Тристан…


Она наклонилась к его уху, зашептала, и лицо Бронна вытянулось.

«Ланнистеры. То ли проклятое семя, то ли золоченые развратники».


— В Хайгардене принято провожание, — сказал он, когда девочка, хихикая, отодвинулась от его уха, — просто, чтобы ты знала, миледи. Такие вещи выясняются и выплывают наружу.


Она отмахнулась, прикрывая глаза.

— Это легко поправить. Меня научили.

— Многому, должно быть, любопытному тебя научили, — проворчал Бронн, пытаясь избавиться от веса ее тела на своих коленях, ставшего вдруг еще более опасным.

— Есть кое-что, чего я не умею, — чистосердечно вздохнула Мирцелла, грустно потупляя глаза, — и хотела просить вас, сир Бронн, показать мне кое-что.


«Джейме, Вдовий Плач, мои яйца с членом в моей глотке. Тирион, криворукий Джорах Мормонт, моя голова на пике. Я не буду с ней спать».


— И чему же ты хочешь, чтобы я тебя научил?

— Я не умею заплетать волосы, — едва слышно произнесла Мирцелла, от стыда не поднимая лица, и на руку Бронна упало три горячие слезинки.


…Простонародная прическа из двух кос, закрепленная шнурками из его дублета, заставляла рыцаря удивляться своим скрытым талантам. Он смотрел на локоны золотистых волос, выбивающиеся у девушки на висках, и пытался вспомнить мать. Прикорнувшая у него на плече Мирцелла спала счастливым сном, укутанная в лазурное парчовое покрывало из ее сундука. Бронн смотрел в потолок над собой, на тени, что отбрасывал качающийся фонарь на крюке, и слушал шепот волн.


Он почти никогда не мечтал. С тех пор, как ему исполнилось двенадцать, жизнь была переполнена суетой, спешкой, сотней необходимых дел, потребностями, долгами и отдачей долгов. Мечтать стоит лишь о несбыточном, не так ли? Были планы, цели, желания, но мечтать он разучился.


До этой ночи ему так казалось. С Мирцеллой, сладко спящей на его плече, Бронн мечтал, улыбаясь, как дурак. Он представлял себе пляж, залитый солнцем, и ее, в прозрачных шелках бегущую от него к раскидистым деревьям, за которыми плавилось в море закатное солнце. Днем они плескались в море, собирали ракушки, строили крепости из песка и наблюдали за крабами, боком опасливо уползающими под камни. А ночью любили друг друга, каждый раз, как в первый, каждый, как в последний, под песню волн и под сиянием звездного неба.

Сначала высокая темная фигура, появившаяся в арке в едва освещенном подземелье, заставила Бронна напрячься, выискивая глазами камень или кирпич, которым можно было бы проломить врагу череп. Но фигура двинулась вперед, шагнула на свет и оказалась всего лишь Псом.


— Сандор Клиган, — ухмыльнулся Бронн, выдыхая, — эта конура занята. Или ты мои старые кости пришел проведать?

— Миледи пришла, — грохочет Клиган, отступая, и Бронн с удивлением наблюдает, как к нему приближается леди Санса Старк.


Серо-голубое платье сливается с тенями от факела.


— Миледи. Я польщен, — чуть кланяется Бронн, подходя к решетке, — чем обязан?

— Вы привезли леди Мирцеллу из Дорна, сир Бронн, — сказала негромко Санса, — и теперь вы здесь. За что вы наказаны?

— Как давно вам стали так близки дела Ланнистеров, леди Старк? — блеснул улыбкой Бронн.

— С тех пор, как я сама была из них. Неужели вы обесчестили леди, сир Бронн?


Он вскипел мгновенно, неожиданно для себя.

— Девочка, не меряй всех по себе или своим друзьям.

— Язык укороти, или я сделаю это, — прорычал Пёс. Санса оглянулась на него, поднимая руку:

— Благодарю, Сандор. Подождите меня у выхода.


Она прошла вдоль решетки туда и обратно, затем посмотрела на Бронна вновь. Он задумался, как бы ее называли, если бы она правила Винтерфеллом. Лютая Волчица, может быть? Обманчивая кротость в глазах испарилась без следа, оставила по себе только острый лед.


— Мирцелла помолвлена с Лорасом Тиреллом, — заговорила Санса, — но конечно, это очень шаткая помолвка. Последний шанс для Ланнистеров примириться с Хайгарденом. Если же выяснится, что Мирцелла еще и состояла в связи с кем-нибудь вроде вас…

— Почему это вроде меня? — вырвалось у Бронна, — она жила в Дорне много лет, и никого не волновало…


Он осекся. Леди Старк деланно вздохнула.

— Кто обвинит союзников из Дорна? А кого волнует судьба межевого рыцаря на побегушках у низложенных львов?

— Леди имела неосторожность заснуть рядом со мной и опереться на мое плечо, если вас эти пугающие интимные подробности не смутят.

— То есть, если мейстер от леди Тирелл осмотрит ее, то никаких неподобающих заявлений сделано не будет, и свадьба состоится, как и запланировано?


Бронн промолчал. Леди Старк коротко кивнула.

— Благодарю вас, сир Бронн. Я поговорю с лордом Десницей. Думаю, он сочтет леди Мирцеллу достаточно наказанной вашим заточением. Сандор! Мою корзину.


Она поставила тяжелую корзину на пол у решетки.

— Я подумала, вы захотите пообедать. Пожалуйста, не благодарите. Я часто разношу узникам еду и теплую одежду. Прощайте.


Несколько минут после их ухода — Пёс скорчил ему жуткую рожу на прощание — Бронн сидел у решетки, подложив под себя ногу, и мрачно размышлял, за какие грехи Семеро свели его с Ланнистерами. Дело чаще всего заканчивалось клинками, битвами и темницами. Или ядами — он покосился на оставленный леди Сансой подарок.


Через некоторое, надо признать, непродолжительное время подозрение о яде сдалось перед мыслью о настоящем обеде, и Бронн протянул руку через решетку.


Спустя два часа мрачный дюжий тюремщик с лицом в оспинах молча открыл замок и выпустил Бронна на свободу. Первой мыслью было отправиться к Тириону, но рассудив, мужчина предпочел не показываться карлику на глаза, а как можно скорее покинуть Королевскую Гавань. Что-то здесь затевалось, и он не горел узнать, что именно, пока это могло стоить ему головы. А к тому, кажется, все шло.


Быстро собрав в гарнизонной свои весьма скромные пожитки, Бронн Черноводный передал короткое сообщение о своих планах Деснице через парнишку-пажа, шлепнул одну из знакомых служанок по заду и был таков.


Он держал путь на север.

*

Однажды утром это снова случается с Бриенной.


Это было так неловко и ужасно в первый раз, он над ней издевался и шутил, она краснела, но, путешествуя вместе, сражаясь вместе и пользуясь одними вещами — одним одеялом, например, — нельзя избежать подобных ситуаций.


— Кровь девицы на моих штанах, — фальшивым голосом заблеял Джейме похабную трактирную песенку, пока пунцовая Бриенна сдирала эти самые штаны и заворачивалась в то, что осталось от ее собственной одежды.

— От твоего взгляда скиснет и молоко в вымени, женщина! Я уже все видел, это для меня не тайна.


Бриенна, наконец, была снова собой. Не то что ее очень обрадовало возвращение лунной крови. Это никогда не было удобно. Зато ее перестало выворачивать от еды, она крепко спала, а главное — Верный Клятве вновь был послушен ее рукам, и она могла сражаться. Иногда еще подводило дыхание, но сила вернулась, окрепли мышцы, и из доспехов Бриенна больше не выпадала. Что бы за хворь ни одолевала ее в Королевской Гавани, она отступила. Спустя шесть дней она одолевает Джейме в поединке, и это заставляет радоваться обоих.


Тартская Дева размышляла над этим, всматриваясь в свое отражение в клинке. Оставаясь наедине с собой, занимаясь и тренируясь с оружием, она была благодарна богам за то, какой силой обладает. Ей нравилось чувствовать себя могучей, выносливой, стремительной. Но, стоило только попасть в окружение тоненьких, грациозных, юрких дев на три головы ниже, и все это теряло значение.


— Женщина и зеркало, — прокомментировал Джейме, подлавливая ее за рассматриванием себя, — впервые за сколько месяцев, мне интересно? Три, четыре? Запредельное самолюбование!

— Ничего нового, — коротко ответила она, убирая меч в ножны.

— А могло быть? Серьезно, неужели ты все еще веришь: «Вот проснусь однажды красавицей, и полюбит меня прекрасный принц»? Скорее у меня отрастет рука. Но ты неплохо выглядишь. Серьезно. Не такая ужедохлая и бледная, как была.


Про себя она отправила его в пекло.


Они все еще спали порознь. Обоим это казалось немного неуютным и неправильным, и каждый вечер оба не могли вспомнить, кто с какой стороны спал накануне. Засыпая каждый раз, Бриенна чувствовала — его запах, ее запах, смешавшиеся и родившие странную, опасную, отравляющую смесь — дикий огонь, бегущий по венам, каким-то мистическим образом передающийся от нее — к нему и наоборот без посредства прикосновения.


Лишь при нахождении в одном пространстве. Даже при использовании одних и тех же вещей. Она чувствовала эту связь, дотрагиваясь до своего меча.


Чувствовала ли это Серсея? Бриенна никогда не задавалась этим вопросом. Прежде. Была ли связь Серсеи с братом такого рода, или нет? Могла ли она знать, что с ним, просто дотронувшись до его вещей, вдохнув его запах, прикоснувшись к себе там, где он касался ее? Бриенна вздрогнула, поймав себя на том, что касается своей шеи. Серсея мертва.


Серсея никогда не могла этого, вдруг вспомнила Бриенна: когда он потерял руку, она прогнала его. Она не хотела его видеть. Она никогда бы не сделала этого, чувствуй его хотя бы немного.


Тихо вздыхая, она улеглась, вытянулась, принялась смотреть в огонь. Она думала о том, увидит ли еще когда-нибудь Тарт. Или застанет ли посвящение Подрика Пейна в рыцари. Настанет ли такой день, когда из памяти сотрутся битвы Зимы, леди Бессердечная и собственное предательство Джейме Ланнистера.


Хотелось бы ей вспомнить из своей жизни хоть что-нибудь, о чем при этом не нужно было плакать.

*

Тихие всхлипывания не примерещились Джейме с противоположной стороны костра. Он извелся, ворочаясь несколько бесконечных минут. Женщины иногда плакали по пустякам. Только не Бриенна. Или, может быть, он об этом просто не знал.


Джейме подумал, что никогда в жизни в течение столь продолжительного времени не наблюдал Бриенну Тарт без доспехов. И очень редко видел ее, рассматривающей свое отражение в зеркале.


Она некрасива. И, зная об этом, она не пытается ею быть или казаться — и потому прекрасна. Надо лишь знать, как смотреть, чтобы понять. Нужно сразиться с ней, чтобы почувствовать. Приглаженные обычно волос к волоску светлые пряди растрепаны и торчат в разные стороны, бездонные глаза прищурены, сапфировая рябь морской волны блестит в них. Любуясь ее крепким, тренированным телом, в движениях которого чувствуется прежняя сила, Джейме испытывает нечто большее, чем влечение.


Он любуется ее шрамами. Ее несовершенством, которое становится частью ее красоты. Любуется жесткой неулыбчивой линией рта, маленькими сухими мозолями между большими и указательными пальцами, широко, по-мужски, по-воински расставленными ногами, на которых, в отличие от его собственных, ни волоска, лишь едва-едва заметный прозрачный пушок на лодыжках, торчащих из коротковатых штанов.


Перевязи под рубашкой нет, и ее грудь — маленькая, аккуратная, девичья — изредка являет себя его взору при удачно выбранном ракурсе относительно огня очага.


Крупные, длиннопалые, довольно узкие ступни Бриенны имеют высокий подъем, пятки у нее розовые и гладкие, на ее ногах ни одной мозоли, и это так не соотносится с ее остальным обликом, что впору прикоснуться, чтобы поверить.


Они начинают свой путь в Зиму с ночей в полном облачении, разве что без металлических деталей, спиной к спине, а заканчивают тем, что Джейме жиром натирает от обморожения ее мягкие розовые ступни, пока она, валяясь на мехах, одетая в его рубашку и шерстяные кальсоны, распевает с сиром Марбрандом на два голоса «Рейнов из Кастамере».


Воспоминания о том, как близки они стали, заставили Джейме встать, когда ее всхлипывания приняли совсем отчаянный характер. Она лежала к нему спиной и дернулась, когда он опустился на колени рядом.


— Женщина, что с тобой? — она не ответила, — тебе плохо? Больно? Бриенна, где? Где болит?


Он услышал лишь слабое:

— …везде.


Он попробовал поднять ее или хотя бы повернуть к себе, но она ответила ударом по его руке.


— Женщина. Ты видела меня в крови, дерьме и блевотине. Мне ты можешь сказать.

— Джейме, пожалуйста… просто уйди и дай мне побыть одной.

— Не выйдет. Кем я буду, если брошу друга в беде? –он приподнял ее одеяло, намереваясь лечь рядом, но она лягнула его ногой.

— Отстань.


Джейме был бы не собой, если бы послушал ее.

— Ты никогда не просила себя утешать. А я знаю много способов, и некоторые из них…

— Ты оглох? Отвали!


Он больше не колебался. Несмотря на ее сопротивление — несерьезное, ненастоящее — лег рядом, прижался к ее спине, обхватил ее за талию и обнял, поглаживая по плечу.


— Просто признай, женщина, что иногда тебе нужна ласка, — сказал он чуть погодя, замирая в ожидании того, что она ответит. Но Бриенна промолчала. Джейме ждал. Тишина тоже ждала.


— Ты позволишь мне сделать это для тебя?

Комментарий к Союзы против союзников

Итак, обновление следующее через день-два, чтобы все успели дочитать до этого момента)


========== Сокрытое внутри ==========


Бриенна поперхнулась, когда он предложил это.


«Ласка». Она покраснела от одного только слова. Это было не ее слово. Слово девушек вроде леди Сансы. Бриенна прекрасно знала, что такое самоудовлетворение, хотя ей крайне редко приходилось прибегать к нему, даже если Джейме оказывался рядом.

Особенно, если он оказывался рядом. Трогать себя самой не помогало. И, если она поняла верно, что-то в этом роде он предлагает со своим участием.


Ее бросило в жар.

— Что именно ты намерен делать?

— Проще показать.

— Нет, ты лучше скажи.

— Боги, женщина, тебе нужно все обговаривать? Твоя драгоценная девственность останется при тебе. Это ты хотела знать?

— Не смей смеяться, — сквозь зубы с угрозой сказала Бриенна, поворачиваясь и сталкиваясь с ним лицом к лицу. Но Джейме, хоть и сохранял привычное выражение ухмылки, потряс головой.

— Женщина, как я могу над таким смеяться. Твоя стойкость делает тебе честь. Хотел бы я сказать о себе что-то подобное, но увы. Всё, всё! — теперь он расхохотался, ловя ее за пояс, когда она рванула прочь, пылая от обиды, — я не смеюсь над тобой. Я тебя уважаю. И понимаю. Бронн не мог не рассказывать тебе про историю с «одной левой». Или там было про «сходить налево»?


Бриенна краснела. Она паниковала. Она была растеряна. Она не могла противостоять его мальчишескому обаянию. Но обеими руками остановила его, когда он потянул за шнурок на штанах. Джейме улыбнулся, глядя ей в глаза.


— Ты мне доверяешь?


И женщина зажмурилась, отворачиваясь, выдыхая и отдаваясь его рукам. Сама стянула штаны до колен. Сама легла перед ним спиной к его груди, стараясь казаться спокойной.

Это не было похоже на то, как если бы она прикасалась к себе сама. Ничуть. Джейме лишь погладил ее по животу и опустил руку ей между ног. Она постаралась отрешиться. Острота ощущений и новизна сглаживали удовольствие. «Если он скажет что-нибудь по поводу того, что я мокрая, то я его удушу». Но Джейме промолчал.


Странное чувство при проникновении его пальца оставило ее слегка разочарованной. И заинтересованной. Это оно? «Ужас и боль»? Септа Роэлла из далекого прошлого появилась перед внутренним зрением как живая. По ногам бегут мурашки, немного страшно, немного щекотно, но нет ни боли, ни других ощущений.


Зато есть знание того, что с ней Джейме.

— Это просто ласки, — хрипло произнес Джейме откуда-то из тумана, и Бриенна вдруг поняла, что он прикасается к ней и изнутри и снаружи, медленно, очень медленно, неспешно, — ничего такого.


Ритм и сила нажатия растут так медленно, что она сама не понимает, когда ее начинает накрывать волной странного удовольствия. Ничего общего с ожиданиями. Оно идет изнутри. Оно начинается там, глубже, за его пальцами, разгорается, как костер на ночном привале, который раздувают постепенно, и охватывает все новые, новые точки, завоевывая тело, добираясь до мышц, до кожи, до встающих дыбом волос. Она тихо ахает. Это так стыдно, но так необходимо.


— Вот так. Вот так, женщина, — его прерывистый шепот заставляет обхватить его за руку и потереться о его плечо.


Не двигаться нельзя. Нельзя молчать. Где-то внутри рушится плотина, за которой все, что она прятала в себе: чувства, мечты, слова, признания. Второй палец проникает внутрь, и ритм учащается. Джейме дышит над ее плечом часто и тяжело.


Молчать не получается. Звуки рождаются глубже, чем обычно, они сами рвутся наружу.

— Да. Да. Не молчи. Все хорошо.

Удовольствие вырывает его имя из уст. Это уже почти не стыдно. Это правильно. Так же, как прикасаться к себе, к телу, которое согрето изнутри.


Оно все ближе, яркое солнце, к которому Джейме ведет ее, оно все ярче, слепящее, сладкое. Под его прикосновениями цветет сама весна. Когда за первой слабой судорогой приходит вторая, прошивает ее тело насквозь, звуки исчезают, но дальше ее передергивает третий, четвертый раз, и где-то на высоте растворяется все вокруг, горячее и влажное. Она висит над пустотой — и падает вниз, снова вместе с ним.


Так уже было.


Они были на Стене. Часть ее обрушилась, и им удалось устоять на выступе. Здесь их не могли достать — или пока не хотели — Иные. Было зверски холодно. Острый, колючий снег летел в лица. На соседнем выступе Бриенна могла видеть слепнущими из-за метели глазами таких же выживших.


Это был конец. Они сражались с Королем Ночи двадцать дней подряд, и потеряли слишком многих, а те, что еще оставались, были измождены до предела. Бриенна не помнила, когда спала дольше десяти минут в последний раз. Она смотрела на наступающую стену льда, снега, всего, что буря несла с собой — деревьев, останков людей, и кто знает, чего еще. Обеими руками она вцепилась в Джейме. И дрожала.


Встретить смерть с мечом в руках. Почему ей казалось, что это будет легко? Это никогда не бывало. Когда против вставали люди, она могла надеяться унести их с собой, ценой жизни победить. Это действительно утешало, знать, что победа возможна. Но против наступающего стихийного бедствия Бриенна была бессильна. Меч тоже.


И Джейме. Он держал ее, трясущуюся, заливающуюся соплями, теряющую рассудок от ужаса: только что он не дал ей упасть вниз и теперь шептал, прижимая к себе: «Я рядом. Все хорошо. Я здесь».


Но она не могла дышать, видя, что надвигается на них с севера. Им не устоять.

— Джейме, — всхлипнула Бриенна, подтягивая ноги к подбородку и сжимаясь, — Джейме, это… это…


Смерть шла на них. Она заберет их через минуту.


— Женщина. Женщина! — внезапно он встряхнул ее, оказался близко — он никогда не был прежде так близко, такой большой, и сильный, и глянул на смерть с севера лишь мельком.

Джейме повернул ее лицо к себе силой.

— Смотри на меня, — прошептал, и она не могла не повиноваться, — Бриенна, смотри только на меня.


Обещания несбывшегося прошлого, настоящего, будущего — она падала в его глаза с радостью, с облегчением, надеясь, что утонет в них до того, как холод скует ее и оставит под слоем льда в мертвом сне на века.


— Смотри на меня, говори со мной, — выговорили его обмороженные губы.

— Мы умрем, — собственный голос показался ей истерически высоким. Джейме расхохотался.

— Срань Семерых, женщина, ну конечно же, когда-нибудь! Старыми дураками, путающими тарелку и ночной горшок.

— Я не хочу путать, сир Джейме, — жалобно пролепетала Бриенна. Он потерся заросшей щекой о ее щеку, прижался к ней так, обнял ее крепко, крепче, чем она когда-либо кем-либо была обнята, и прошептал ей в ответ:

— Наши дети не дадут тебе этого сделать. Они будут отбирать у тебя клюку, которой ты будешь фехтовать, и поить тебя успокоительными каплями.

— Тебя пусть успокаивают, — буркнула она.

— Я отобьюсь костылем. Я буду боевым стариканом.

— Я не хочу умирать.

— Знаю. Я тоже.

— Я не хочу умирать… девственницей, — она не знала, почему эта чушь сама слетела с ее языка, но зато она изрядно повеселила Джейме, потому что он, смеясь негромко, прищурил глаза и облизал губы.

— Боюсь, такая скорость решения проблемы тебя не впечатлит. А, впрочем…


И тут на них обрушилась тьма.


Их вмяло друг в друга, закружило, подхватило в воздух нечто сильнее, чем они сами; их трясло, швыряло, уносило куда-то, но, в конце, когда страх уже не давал дышать — внезапно вихрь остановился, и они рухнули в бездну.

Но даже тогда Джейме не разжал объятий.


… Бриенна врезалась затылком в его плечо, распахнув глаза и встречая ими бездонное, высокое, светлое небо над ними. Она чувствовала его через потолок грота. Это было прикосновение к вечности. Она была пуста и свободна. «Интересно, как долго я смогу не дышать, если сейчас не начну? — плыло перед ней в голубом небе, пока под затылком чувствовалось надежное, крепкое плечо Джейме, — если я умру сейчас, я умру счастливой… Джейме, ты — болезнь… и ты — лекарство». Но все же спустя бесконечность Бриенна сделала первый вдох.


И услышала его, точно такой же.

*

Пекла и глубины, она кончила с ним.

Джейме плыл в сладком тумане желания. Он не мог сказать, что сдерживает его от того, чтобы немедленно сделать попытку овладеть ею. Он не был уверен, что его сдерживает хоть что-то.


Что это было? Когда он почувствовал нежность ее влажных складок под пальцами? То, какая она мокрая — невозможно, подумал он, она так сильно желает этого и все равно сдерживается. Что это было — упругость, теснота, едва впустившая его палец, сжавшаяся вокруг него и заставившая замереть его сердце?


Я у нее первый.

— Тише, женщина. Не дрожи. Я не делаю ничего… ничего, что… Это просто ласки.

Еще одна ужасная ложь для нее. Джейме закрывает глаза, чтобы не видеть веснушки на шее и румянец на щеках, которые маячат перед его глазами, и удерживается от того, чтобы поцеловать эту самую шею, впиться в ее плечо зубами, ласкать языком ее приоткрытый рот. Никакой интимности.


Он старается быть медленным, неторопливым, и несколько минут она почти не подает признаков жизни, но потом начинается преображение — приходится вытянуть шею, чтобы посмотреть ей в лицо. Светлые ресницы дрожат, брови сдвинуты, появляются складочки на лбу и на переносице, губы она облизывает, прикусывает, снова облизывает, и, наконец, он слышит первый стон.


Высокая нота, короткая песня, но она повторяется. Джейме продвигает палец глубже, не прекращает большим неспешно поглаживать выступающий бугорок над входом, сдвигая тонкую чувствительную кожу вверх, вниз, позволяя ритму расти неспешно, но постоянно.


Тихие стоны становятся чаще. Пальцы продолжают движение. Это проще из-за того, как много влаги между ее ног, и Джейме решается рискнуть добавить средний палец, почувствовать ее лучше, ласкать ее быстрее. По кругу, вверх-вниз, не останавливаясь, нажимая и растягивая — и получая в ответ лишь большее сжатие, он слышит, как сладко она дышит, на ее лице блуждает улыбка, искажаясь гримасой чрезмерного удовольствия. Бриенна еще не знает, что будет лучше. Он старается говорить с ней ровным голосом, мягко, не выдавая желания, не давя, но это почти нереально.


Джейме кусает губы в кровь, чтобы не стонать самому, мотает головой, чтобы только не накинуться на нее, не поцеловать, не обнять, не перейти черту, за которой возврата не будет.


У нее это впервые. И с ней я.


Джейме не останавливается. Он испытывает, кроме болезненного возбуждения за гранью человеческого терпения, стыд, волнение, страх, и что-то еще.

Что-то, что с ним впервые тоже.


— Джейме! — вдруг звучит сладко, восторженно из ее губ, — о, Джейме!


Стоны становятся похожи на хныканье, на мольбу, и Джейме обнаруживает, что она поднимает руки к груди и трогает себя, щекочет соски — никакой грубости, никакого скручивания, только простые круговые прикосновения.


«Я пропал. Я хочу ее. Я возьму. Возьму. Сейчас, глубже, моя, сейчас…». И только отсутствие правой кисти мешает Джейме Ланнистеру содрать с себя штаны и овладеть Тартской Девой в это же мгновение.


Победной песней звучит ее долгий, переливистый стон, почти крик, когда Бриенна выгибается, ловя прикосновения глубже, и пальцы Джейме оказываются сжаты тесным, трепещущим теплом, снова и снова. А потом по ним, по ладони текут тонкие горячие прозрачные струйки, и Бриенна, наконец, замолкает и обмякает в его руках.

Он убирает пальцы очень осторожно, губы печет от желания поцеловать ее, от пупка до паха тело пульсирует и горит огнем. Джейме поднимает пальцы к губам и неторопливо облизывает их, пробуя и запоминая, вдыхая и улыбаясь.


— Джейме, — сладкий хриплый шепот звучит снизу, Бриенна вполоборота прижимается к нему — торчащие через ткань рубашки соски манят прикоснуться, — что ты делаешь?


Она мурлычет — голос все еще чуть дрожит, глаза блестят, на щеках цветет румянец, захватывает шрам. Ткань на колене у Джейме промокает, когда она зажимает его между бедер, непроизвольно вздрагивая.


— Умираю от желания трахаться, — честно ответствует он.

Все, что она делает-это развязывает его штаны, глядя ему в лицо мутным, мягким голубым взглядом, и кладет ладонь на бедро.


И этого оказывается достаточно, боги, этого хватает.

Когда Джейме все-таки поднимает лоб от ее плеча, то Бриенна смотрит на него все так же. Ее бедро блестит брызгами его семени, и это должно смущать, но не смущает никого. Джейме подтягивает ее штаны обратно, закрывает одеялом.


— Ложись, женщина, — шепчет он, — ложись и спи.

— А ты?

— Я скоро приду.


Свежий воздух остужает пылающие щеки, но не помогает забыть. Приходится постараться, но ощущения так свежи, вкус во рту, запах на ладони, и ему удается довести себя до оргазма еще два раза, чтобы на подгибающихся ногах добрести до спящей Бриенны. Эту ночь он желает продлить на годы. Ее запах, ее кожа, ее — его — рубашка, волосы, бугристые шрамы, ее веснушки; глупые споры, низкий чарующий голос, разговоры о чести и долге — это то, что он хочет, что ему нужно, и не тайком по ночам на краю земли. И это болит.


Ты не настолько же дура, чтобы верить, что это дружеская услуга, Бриенна Тарт, рассуждает Джейме, пребывая между сном и явью. Ничего общего с дружбой то, что я хочу с тобой делать, не имеет. И это уже давно не тот жестокий эксперимент, с которого все когда-то начиналось, когда ему казалось даже забавным принимать ее чувства, терзать ее, ранимую и беззащитную, злыми словами и насмешками.


«Бронн или умер, или я убью его сам, когда он появится, — сжимал Джейме зубы, — это предел. Я не был с женщиной с коронации Серсеи. И вряд ли можно назвать большим удовольствием то, что было последнее время между ней и мной».


Он позволил себе смеяться над неуклюжей девицей, мечтающей быть рыцарем, и посмотрите — оставшейся рукой стирает член до мозолей, пытаясь не наброситься на эту самую девицу, как сошедший с ума от страсти дикарь. «По крайней мере, до утра я не буду в состоянии попытаться ее изнасиловать». Попытка вряд ли увенчается чем-то иным, нежели кастрацией, но он не мог за себя ручаться. Действительно не мог.


Сны тяжелы и тошнотворны. Бриенна погибает снова и снова, облаченная в Ланнистеровские цвета; он видит два войска, сражающиеся насмерть; мертвое тело женщины покрывают голубым стягом со звездами Тарта.


Если она умрет в бою, то только из-за него. Сколько вины он взял на себя, начав с ней игру в честь-и-клятвы? И когда это началось? На мосту, отвечает себе Джейме, распахивая глаза в темноту, когда мы впервые вступили в схватку.


Она страдает издалека, она умеет сохранять безответное чувство, но Джейме этого всегда будет мало. Он первый делает шаги навстречу, всегда, и вот они, после Зимы, бывшие враги, соратники, нечто большее, чем друзья.


Будущие любовники, прошептал Джейме беззвучно. Так же невозможно, как воевать против Дейенерис. Тартская Дева — его любовница? «Нет, не любовница. Женщина. Моя женщина». И то, что на самом деле составляет суть страданий, так это слово «моя». Этому не быть.


Это болит. Это нельзя исцелить, просто переспав с ней раз, два, сто раз. Этого не изменить — Джейме пытался, пыталась Серсея, мертвая леди Кейтилин, живая Санса Старк.


Джейме оставить Бриенну не в состоянии, не может последовать за ней, не может взять ее с собой, не разрушив ее жизнь тем самым. Но он нуждается в ней, как в еде или питье, она его ориентир, стержень, спутница души, без нее горька любая победа, и —

Это болит.

*

Если бы Тириона спросили, какие женщины его пугают, то сидящая напротив него особа уверенно делила бы первое место с его почившей старшей сестрой. Серсея пугала его потому, что была доведена до безумия и отчаяния жизненными испытаниями: она не держала удар. Аша Грейджой такой родилась и воспитывалась. Тирион задумался, всегда ли она выглядит такой потасканной.


«Морская Сука» стояла на приколе в Гавани уже третью неделю, и в доках начинали жаловаться на буйных моряков. Где Аша проводила время, Тирион не знал точно, но догадывался.


От нее несло спиртным, дешевыми духами и нижним городом. Судя по слегка отсутствующему виду, похмелье ее не оставило, если вообще она была действительно трезва хоть когда-нибудь.


— Леди Грейджой, думаю, мы прояснили все наши вопросы, и вы довольны оплатой.


Она отмахнулась, буквально падая на спинку кресла назад и закидывая ногу на ногу.


— Я хорошо отдохнула. Мы хотели сниматься завтра. Есть дела на севере.

— Вы не можете уплыть, не встретившись с ее величеством. Это будет выглядеть, — он едва не произнес опасное слово «подозрительно», но вовремя остановился, — невежливо.

— Зайду к ней вечером.

— Это Красный Замок. Здесь так не происходит. Нужно заранее подготовиться, спланировать обед, прием…


Аша запрокинула голову и издала низкий стон отчаяния. Тирион вскинул брови. Звучало совсем неплохо. Хотя выглядела пиратка удручающе. Скверная потертая одежда, грязная обувь, сальные нечесаные волосы. Чтобы привести ее в подобающий вид, нужна армия умелых банщиков и цирюльников, не говоря об орде портных. Дейенерис любила церемонии и парадные одежды. Тирион подозревал, что королеве просто нравится всякий раз выслушивать перечисление своих титулов.


— Я постараюсь назначить аудиенцию на утро, — снизошел Тирион, — прислать вам служанок?

— Обычно я ночую на корабле. Служанок? — глаза Аши блеснули оживлением, — зачем?


Или ему мерещилось, или в глазах Грейджой он увидел след похотливых намерений. Тирион не хотел бы признаваться, что это его взволновало. Добропорядочные вечера с Сансой и пикировки с леди Оленной могли составить развлечение, но, пора признать, ничего нет лучше совместной дружеской попойки в компании не столь высоконравственной.


— Я пришлю служанок в ваши покои, — повторил Тирион, ухмыляясь.


И — нет, ему не показалось, Аша Грейджой ковыряла в носу, когда он уходил. Ужасная женщина.


Несколько часов он провел, перечитывая планы поставок провизии в вассальные земли. Впору было предаться отчаянию. Дейенерис отказывалась даже говорить о том, чтобы кхалассар расположился подальше от города, опасаясь, что дотракийцы не смогут прийти к ней на подмогу в нужное время. Конечно, это было разумно (Тирион именно об этом и думал), но пришлые кочевники вытаптывали посевы и сады жителей, постоянно становились источником проблем для регулярных войск местных лордов.


Дейенерис могла всецело владеть своими людьми, стоя с ними лицом к лицу, но она не могла быть в ста местах одновременно.


Тирион вздохнул, постукивая по карте. Слабое место его плана могло бы стать самым сильным, если бы только Джейме вернулся и согласился вести войска Ланнистеров. Но от него все еще не было вестей, Ланниспорт молчал.


Это не остановит меня, решил Тирион, попытавшись проявить ту храбрость, которая просыпалась в нем не один раз в жизни. Обычно это было нечто поистине безумное. Нужны были еще войска. Еще люди. Еще провизия. Тирион потер виски руками.


Рано или поздно все будет сделано и собрано, а он до сих пор не смог определиться, как убить королеву Дейенерис.


За вдохновением для работы над заговором лорд Десница отправился именно к ней.


— Приветствую вас, Тирион, — улыбнулась ему Дейенерис, когда он вошел, — я давно вас ждала.

— Возникли проблемы, ваше величество. Мелкие, не стоят вашего внимания.

— Для меня нет мелких проблем. Прошу. В Миерине поспел прекрасный виноград, попробуйте.


Она обращалась к нему по-домашнему просто. Тирион вспомнил с печалью и неожиданной болью в сердце те времена, когда ему казалось, что глаза Дейенерис смотрят глубже, чем у других людей. Спустя многие тяжелые испытания он вынужден был признать, что в тот период ему хотелось в это верить.


Они все были немного влюблены в нее, очарованы ее энтузиазмом, ее бескомпромиссной верой в высшее предназначение. Это казалось естественным в Эссосе, но Тирион слишком хорошо помнил, что становилось с городами, когда Дейенерис покидала их и теряла интерес к их проблемам и перспективам.


Она была слишком юна, с печалью понимал Десница. Слишком неопытна. Слишком Таргариен, после всего; поколение за поколением Таргариены усугубляли все дурные черты своего рода, женясь на ближайших родственниках, пока вся родословная не превратилась в перечисление безумцев и слабоумных в той или иной степени.


К сожалению, в последнее время лорд Десница все чаще замечал, что Дейенерис демонстрирует признаки наследственного проклятия.


— Банды и повстанцы вокруг Ланниспорта, Харренхолла и возле Переправы? Мелкие неприятности? Вы разочаровываете меня, Десница, — ответила ему королева, когда он в красках, но слегка запинаясь, будто бы от нежелания вдаваться в подробности, описывал ситуацию, — вы не можете справиться?

— Позвольте мне возглавить отряд, Кхалисси, — жарко заговорил Мормонт, на которого Тирион бросил утомленный взгляд. Дейенерис ответила ему нежным взглядом.


«Ага. Помирились. До следующего раза».


— Ты нужен мне здесь, Джорах. Я не могу доверить безопасность города незнакомым мне рыцарям.


«Плохо: Джорах предпочитает грубые действия. Хорошо: он склонен к риску».


— Возможно, Безупречные? — равнодушно осведомился Тирион, — дотракийцев туда точно не отправить: они не имеют опыта действий в нашей среде.

— Они легко привыкают ко всему, — возразила Дейенерис, — они даже на севере были.


«А, бедное дитя. Не наигралась в ручных зверюшек? Ты еще драконов натрави».


— Безупречные нужны вдоль Тракта и в городе.


«Сука!». Один из самых надежных способов доставки войск Королевский Тракт, прежде практически не охранялся. Тирион был абсолютно убежден, что так останется и впредь. Ланнистерам придется найти другой путь для разовой переброски всех войск на нужные позиции. Он откашлялся.


— А что, если приказать вассалам самостоятельно созвать их собственные войска и разом подавить бандитские восстания? Мне это кажется логичным, лучше, чем перебрасывать войска из города.


Дейенерис предложение одобрила. Джорах горячо поддержал — еще бы, Медведь был без ума от любой идеи ее величества. Тирион, покидая королевские залы, утирал пот со лба потными же руками.


Тирион давно заметил, что с каждым днем обстановка в непосредственной близости от Дейенерис становится все сложнее. Она и Красный Замок существовали независимо друг от друга, сообщаясь исключительно посредством него, меча Джораха да пары дальних родственников Мартеллов.


Лорд Десница вернулся к себе — это была долгая дорога, для человека его роста и сложения особенно, — и принял решение отдохнуть. Он не успел задуматься о том, что именно включит сегодня его отдых — а уже спал, положив голову на стол и закрывшись от света несколькими королевскими указами, как ширмами.


Проснулся он от звуков коротких ударов. Встряхнулся, прислушался — звуки определенно доносились откуда-то сверху. Что-то, похожее на хохот и визг.


«Аша Грейджой, это ее комнаты над моими, — вспомнил Тирион утреннюю беседу с пираткой, — и кажется, она не замедлила воспользоваться моим гостеприимством». Он уныло посмотрел на гору бумаг на столе, на нуднейшее описание сортов пшеницы, выращиваемой один Неведомый знает где, потом перевел взгляд на потолок. Там раздавался женский смех и пиратские песни.


Через несколько минут он стучался в покои леди Аши.


Зрелище, которое встретило его там, определенно исключало обращение «леди».

Аша, одетая в нечто вроде набедренной повязки и кожаную куртку поверх голых грудей, чистила ногти, сидя на столе, пока маленькая брюнетка ублажала ее языком. Две девицы той же породы лежали на кровати, со скучными лицами и вялыми попытками изобразить взаимную страсть. Еще одна — или это был парень, переодетый девушкой? — наигрывал нечто невыразимо фальшивое на флейте.


Но Аша была уже так пьяна, что ей нравилось все, и она периодически хохотала, обмениваясь репликами с какими-то двумя мужчинами — Тирион видел, что один развлекается с девкой за гобеленом в нише, а другой льет в себя стакан за стаканом все, что попадается под руку. Аша принялась стонать. Тирион с содроганием прошел мимо, стараясь не смотреть на далеко не самую стройную талию в Вестеросе, татуированные якоря вокруг сосков и красное лицо Грейджой. Она сфокусировала взгляд на нем, ее ухмылка приняла безобразное выражение.


— Лорд Десница! — она толкнула ладонью затылок своей брюнетки между ног, — вы решили присоединиться к моему развлечению?


«Оргия? Вот что развлекает тебя, Аша? — Тирион усмехнулся, — и тут я с тобой солидарен, но потаскух могла найти поприличнее». Он огляделся, убедился, что одежда для аудиенции леди Грейджой доставлена. Пока Аша задирала свои бледные полноватые ноги, он разглядел шершавые пятки и родимые пятна на лодыжках. Грейджой издавала немыслимо противные звуки.


А еще она чесала в паху с утра в его кабинете, он видел и это. Ужасная, ужасная женщина.


— Выпивайте, развлекайтесь, — посоветовала довольная Аша, утирая пот со лба.

— Да я разве против, — пробормотал карлик.


В разномастных бокалах — и других емкостях — было не вино. Какая-то гремучая смесь рома, ликера, кажется, даже пива. Тирион принюхался к одному из графинов, к другому.


— Полагаю, это пойло может вполне оказаться ядом, принесенным в Красный Замок с целями государственного переворота, — пробормотал он, — вы это пьете?

— Еще ржавчину неплохо отчищает, — зевнула Грейджой, не давая себе труда хотя бы слегка прикрыться. Тирион налил себе полстакана сомнительного эликсира, посмотрел на хозяйку пиратского пира. Она подняла свой.

— У нас даже нет ничего, за что мы могли бы оба выпить? — спустя некоторое время спросил Тирион. Пиратка пожала плечами, плюнула в сторону.

— Возможно, после того как мы выпьем, что-нибудь придет на ум. Твое здоровье, милорд.


Тирион всегда считал, что хуже дотракийского алкоголя на перебродившем конском молоке нет ничего. Это была фатальная ошибка. Значительное упущение в познании мироустройства.


— Ты так морщишься, как будто хлебаешь драконью мочу, — добродушно гаркнула Аша.

— Вы невысокого мнения о драконьей моче, леди Грейджой, — скривился еще раз Тирион.

— Ух ты, а не так и плох напиток, миледи, — опустошил он стакан немного погодя. И еще один. И еще два.

— Это божественная жидкость, моя прекрасная госпожа. Божественная ночь. И вы, моя милая…


Его разбудила тошнота. Голова гудела, болела спина, а запах в комнате стоял тот еще. Он с трудом и не с первого раза сел — комната медленно догоняла его, вращаясь и растягиваясь по осям. Его трясло и знобило, и он не сразу понял, что полностью раздет — не считая двух шелковых лент на руках и каких-то перьев, запутавшихся в волосах. Вытащив их и оглянувшись, он тихо застонал в ужасе.


Обнаженная Аша Грейджой в его постели на испачканных и слегка влажных простынях действительно была сюрпризом.

Комментарий к Сокрытое внутри

moving closer…


========== Тайное, явное ==========


Санса ненавидела Королевский Тракт. Этой ненависти было много лет. С того самого дня, когда она впервые покинула Винтерфелл, чтобы отправиться на юг, ее детство закончилось, а вместе с ним и ее семья.


Но всякий раз, отправляясь с юга на север, она испытывала иррациональную тоску, как будто надеясь снова вернуться в прежний Винтерфелл, где живы были родители, братья, где она могла мечтать без оглядки на жестокую реальность.


Дорогу расширяли уже третий раз. Перемещения войск, торговля, переселенцы с севера и из-за моря наводняли тракт круглосуточно. Вдоль него вырастали новые деревни и городки, наполненные смешением языков и обычаев, и путешествие стало значительно безопаснее и удобнее.


Если не считать того, что ее Псу приходилось приставлять сундуки или стулья к кровати, потому что во весь рост он на них не помещался.


— Блядский север, вот не люблю я тебя, а рад вернуться, — высказался Сандор за их ужином на двоих: ее служанки и трое его людей ели внизу в общем зале.


Санса мило улыбнулась, оглядываясь. Да, гостиница уже была обставлена по-северному.


— Ты разлюбила Винтерфелл, Птаха? — спросил вдруг Пёс, глядя на нее и выковыривая застрявшую еду из зубов.

— Нет. Конечно, нет. Но… я не могу забыть, что со мной случилось там. Много того, что я пока не могу просто оставить позади, — она отпила из своего бокала и задумчиво посмотрела на своего спутника, — и потом, мне кажется, из нас всех я никогда по-настоящему не принадлежала Северу. Но и Юг мне чужой.

— Давай не вернемся в Гавань. Давай убежим.


Она встала из-за стола, подошла к Псу, села к нему на колени и обняла его голову щедрым материнским жестом, словно убаюкивая его в своих руках. Он зарылся носом в ее грудь, сопя и ворча. Санса не могла сдержать улыбки. Такой могучий, выносливый, сильный, он перед ней был щенком, послушным, покорным, открытым и понятным.


— Осталось немного, — прошептала она ему в обгоревшее ухо и поцеловала, — потерпи. Скоро все изменится. Не будет больше ничего, что напоминало бы нам о прошлом. Мы начнем все заново.

— Мы начали. За Стеной, — глухо пробасил Сандор, — когда победили, и я, блядь, плакал, как гребанный младенец, что вернусь к тебе живым. И посмотри, где мы сейчас. Как ты не боишься после всего жить так?


Санса знала, что он подразумевает. Обжиматься в темных углах, проскальзывать друг к другу под покровом ночи, постоянно помнить о том, что за углом ждет яд, удавка или удар ножа — это была их жизнь при дворе.


— Я боюсь. Но я иду через свой страх. Мы сможем, Сандор.


Он смотрел на нее так, как никто не смотрел.

— Я с тобой до конца, Пташка, — твердо пообещал Пёс.


…В Винтерфелле Джон затеял перестройку и расширение, и Санса была удивлена тем, что изменения ей понравились. Ее брат — вернее, кузен — выглядел почти счастливым, был глубоко вовлечен во все дела Севера и полон энтузиазма.


Он говорил о том, чтобы восстановить Стену, и Санса поежилась. Пожалуй, Стена ее пугала до сих пор, изредка являясь в призрачных снах. Но куда страшнее было зрелище разрушенной Стены, и Санса понимала, что Джон совершенно прав.


К сожалению, его мнение не разделяла королева Дейенерис. Санса на мгновение прикрыла глаза, глубоко вдохнула и сосредоточилась перед тем, как постучать в покои своего кузена-короля.


— Джон, это Санса. Могу я войти?


Ей послышалась возня за дверью, но, когда она вошла, Джон был один, смущенно прикрывавший халатом обнаженную грудь.


— Извини, что я так поздно, — Санса чуть присела в поклоне, — я хотела поговорить с тобой… о твоем браке. Понимаю, это личное, но дело в том, что…

— Тебе не за что извиняться, — перебил ее Джон, подходя и касаясь ее рук своими, глядя на нее мягко и ободряюще, — ты знаешь, как этот брак был заключен.


Санса знала. Она смутно помнила себя в те тревожные дни, зато хорошо видела печальное лицо Джона, когда Дейенерис называла его чужим именем, убеждая его, что вся его жизнь с рождения и до их встречи была не более чем чередой ошибок и заблуждений. Драконья королева не сомневалась в том, что имеет право менять имена и судьбы людей на свое усмотрение. Джон всегда был слишком мягок, чтобы противостоять давлению.

Нужно было лишь знать, куда давить.


— Дейенерис поможет с восстановлением Стены? — спросила Санса напрямик. Мягкая улыбка Джона погасла.

— Нет, — резко бросил он, — нет, она не поможет.

— Я так и думала. Джон, люди волнуются. Она ведет себя странно.

— Что ты имеешь в виду?


«О простой, неиспорченный Джон Сноу!». Санса поджала губы, неосознанно копируя мать.


— Она начала проявлять жестокость. Не в наказаниях, нет. Просто так. Внезапно, — она покусала губу, будто бы в расстройстве отвернулась. «Возможно, слишком резко». Но Джон купился.

— Она обижала тебя? — стальные нотки в его голосе набирали силу.

— Нет, нет. Не то чтобы. Но Джон, я боюсь, что она станет гораздо хуже Серсеи. Я видела, как это происходит. Ты должен что-то сделать. Ты один можешь критиковать ее, не рискуя быть поджаренным заживо.


Джон несколько раз прошелся туда-сюда по комнате, скорбно нахмурив брови. Санса прошла к кровати, села на нее, облокотившись о столбик в углу, посмотрела на кузена. Он был хорош собой, очень хорош. Но она надеялась, что ей не придется очаровывать его, как когда-то она делала это в Черном Замке, еще до возвращения в Винтерфелл. Несколько их ночей до сих пор отзывались чувством вины у обоих, и Санса старалась, чтобы у Джона оно не погасло.


Это была упряжь, знакомая ему с детства. Дейенерис не могла знать таких деталей. Даже Санса, считавшая Джона бастардом своего отца и избегавшая его, могла назвать с тысячу подробностей его повседневной жизни. Дейенерис в голову бы не пришло ими интересоваться.


Наконец, он был Старк. Старк не только по крови, но и по духу.


— Это правда, что Мормонт казнит людей по ее приказу? — вдруг спросил Джон. Санса кивнула.

— Он не очень хорош в этом. А может, именно это ей и нравится. Хуже всего пришлось на казни Серсеи. Пять ударов меча.


Он поморщился, качая головой и тоже поджимая губы с выражением леди Кейтилин.

— Скверно. Я бы поехал хоть завтра, Санса, милая, но…


Она терпеливо выжидала.

— Думаю, мне и Дейенерис лучше встречаться на нейтральной территории.


Леди Старк не смогла удержаться от улыбки. Два зверя делили территорию и не хотели пускать друг друга в логово. Сандору бы понравилось такое сравнение. Если Джон и Дейенерис встретятся не в Королевской Гавани, это будет даже лучше для их дела. Осталось только сообщить Тириону. Она поднялась и склонила голову.


— Спокойной ночи, Джон. Самое главное, я тебе все рассказала. Ты лучше знаешь, что делать.


Эта ложь давалась ей всегда очень легко.

*

Когда Джейме проснулся, он не сразу понял, где находится. Яркий сон о тех временах, когда он еще имел обе руки, спал с сестрой и служил ее мужу, заставил его несколько секунд дрожать, задерживая дыхание. Ему снилось борское вино и дорогая одежда, Серсея, выбирающая ткани для платьев, и их переглядывания через приоткрытую дверь, и отец, гордо рассказывающий Томмену и Мирцелле о временах расцвета Кастерли.


Пожалуй, он мог назвать этот сон кошмаром. Джейме и не подозревал, сколько много страха носил в своем сердце в те далекие времена. Страх разоблачения. Страх позора. Страх перед правдой.


Он выдохнул с облегчением и только тогда окончательно открыл глаза.


Рассветало. Джейме повернул головунаправо и улыбнулся. Бриенна. Они спали, обнявшись, как обессиленные любовники; руки ее обнимали его за плечи, ноги были переплетены с его. Безмятежность ее лица казалась удивительной и незнакомой. Губы она немного смешно вытянула вперед, и Джейме усмехнулся, склоняясь к ней, чтобы…


«Стоять». Вечернее отчаяние истаяло почти без следа, но сдержанность проявить следовало. Словно почувствовав, что была чего-то лишена, женщина легко вздохнула с сонным гнусавым звуком. Он едва сдержал хихиканье. Семеро, она умела умилять его любой ерундой.


Он осторожно снял ее ладонь с шеи и выпутался из ее объятий. Навык с Зимы сохранился без потерь.


Предрассветный холод заставил его поспешить с умыванием, и назад он возвращался почти бегом. Стоило ему заползти под одеяло, и Бриенна вновь оплела его собой, как повилика старую стену. Джейме погладил ее по плечу и задержал дыхание, бессмысленно борясь с собой.


Какая разница, как он возьмет ее, если возьмет все равно?


Бездумно, отказавшись от бесполезного самоистязания, он распустил шнурок на вороте ее рубашки и приспустил ткань с ее плеча, почти обнажив грудь. Она чуть изменила положение тела, словно подставляясь его прикосновениям.


Он поцеловал ее плечо. Поцеловал еще раз. Медленно, осторожно, он целовал ее руку до локтя, целовал локтевую ямку, чувствуя под губами биение ее пульса там, где просвечивали вены. Целовал запястье, задержав в руке ее твердые пальцы. Она сладко потянулась, когда он целовал ее спину около лопатки.


«Спина, значит, женщина? — усмехнулся Джейме, чувствуя трепет первооткрывателя, — я так и знал. Боги, вы дали этой женщине самую нежную кожу в мире, чтобы я сошел с ума». Он дотянулся до ее шеи, до сладкого места за ухом, где мог вдыхать ее утренний аромат.


— Джейме… что? — ее голос из сонного почти сразу стал тревожным.

— М-м. Ничего. Я тебе снюсь.


Она забурчала что-то со спорящей интонацией, и он положил на ее уже обнажившуюся грудь руку, которую она тут же попыталась убрать. Но потом их пальцы переплелись, и Бриенна сделала движение навстречу — открывая его губам шею, ключицы, грудь.

Ее рука невесомо лежала у него на затылке, другая комкала одеяло, она выдохнула, подаваясь к нему, и Джейме подхватил ее, садясь и нетерпеливо задирая ее рубашку, когда женщина окончательно проснулась, пытаясь отстраниться.


Это было слабое сопротивление.


«Только без грубости, — повторял Джейме про себя, — не напугать. Она мне доверяет. Только не напугать».

— Ты хочешь. Я хочу. Позволь.


Мгновение перед тем, как она станет его, лучше, чем в мечтах, лучше, чем во сне; руки, скользящие по нежной коже, и она не отстраняется от культи правой, она ловит любое прикосновение, настороженная, но, наконец, открывшаяся…


— Стоит их оставить на минуту!


Бриенна прикрылась одеялом, Джейме обернулся.

На фоне почти посветлевшего утреннего неба, сложив руки на груди, ухмылялся Бронн.

*

— …еще раз убедился, какой ты козел, Ланнистер…

— …всегда ходили слухи. Люди иногда стучат в гребанные двери перед тем, как войти, понял?

— …еловый лапник, а не дверь. И как, разрази меня, я мог предполагать, что вы начинаете трахаться уже на рассвете?


Бриенна закрыла лицо руками. Она просто не могла поверить, что это все происходит с ней. Она чувствовала руками, как сильно покраснела, но у нее были все причины краснеть.


Септа Роэлла учила бояться близости, романтические песни и баллады, куртуазные истории — желать ее. Иносказательно, но они описывали удовольствие от физической любви, и Бриенна робко надеялась, что они хоть чуточку правдивы. Служба у Ренли избавила ее от иллюзий. Солдаты не утруждали себя долгими ласками или разговорами, а шлюхи начинали визжать, едва раздвинув ноги и принявшись подпрыгивать, лежа на спине. Это выглядело и звучало ужасно.


Но та одичалая и ее мужчина, которых она случайно подсмотрела в Зиму… Бриенна застыла всего в нескольких шагах от них. Мужчина, высокий крепкий брюнет с густой бородой и звучным смехом, затащил женщину за остатки соломы и сложенные колотые дрова. Они не раздевались донага. Женщина, пышнотелая, невысокая, гладила любовника по животу под шубой. Он целовал ее, что-то шепча. А затем они принялись яростно сдирать с себя мешающие детали одежды, брякнули пряжки ремней, зашуршала одежда, женщина прогнулась, опираясь на поленья. Мягкая улыбка на ее лице, прикрытые глаза, звуки соприкосновения тел — Бриенна отвернулась, не рискуя шевелиться, чтобы не выдать себя. Они шептали и стонали, и вроде бы даже смеялись, а потом звуки приняли более беспорядочный характер…


Когда Бриенна вернулась в палатку, она не могла даже просто смотреть на Джейме. Ее тело горело, словно подсмотренное зрелище запустило какой-то тайный механизм, который был заложен в ней. Она могла детально представить, как это происходило бы между ней и им.


Как будто бы она точно знала, что следует делать.

Как этим утром. Как ночью. Бронн Черноводный никогда не был так близко от мучительной насильственной смерти, думала Бриенна мрачно.


Мужчины наговорились, вернулись в грот. Джейме упорно избегал ее глаз, чему она даже была рада, зато Бронн лучился гордостью, словно только что женил удачно старшего сына.


Под его многозначительные ухмылки и двусмысленные намеки, обращенные, слава Семерым, к Джейме, а не к ней, они принялись собираться. Бриенна облачилась в доспехи. Джейме собрал ножи.


Она едва ли соображала, что делает.

— …сначала в Ланниспорт. Потом на Переправу. Или и туда, и туда. Двойной заход, да?

— Так.

— Я бы свернул в одну неплохую нору по дороге. Кстати, — Бронн задвигал бровями и кашлянул, привлекая внимание к своим словам, — там прекрасные просторные кровати. С чистым бельем.

— Бронн!

— Там даже можно помыться, — не сдавался рыцарь-сводник, — никаких клопов, никаких шлюх, зато толстые стены…

— Заткнись.

— И я уверен, что в одном из номеров можно найти толстую медвежью шкуру у камина.


Бриенна краем глаза увидела, как Джейме проводит ребром ладони по горлу, намекая Бронну на его скорую бесславную кончину. Тот преувеличенно сладко вздохнул, затем вдруг вспомнил.


— Леди Бриенна! Вы оставили одно из писем у меня.

— Я была уверена, что взяла его, — нахмурилась Тартская Дева.

— Мне повезло, что я его не потерял, миледи. Во всем виновата дождливая погода: я переложил его, чтобы не промокло. Сир, — Бронн протянул Джейме толстую пачку листов. Тот воззрился на них с удивлением, развернул.

— От Сансы Старк? Что она может мне писать?

— Прочти и узнаешь. Миледи, — Бронн обратился к Бриенне, — рыжая лошадь для вас. Уже наготове. Я не думаю, что займет много времени собраться — если только кто-то не начнет — молчу, молчу. Жду за скалами.


Она кивнула, принялась сворачивать одеяла и обратила внимание на Джейме, что вчитывался в письмо леди Сансы. Его брови сошлись на переносице, когда он дочитал первую страницу. Его глаза расширились, а уголки губ опустились, когда он дошел до третьей. Четвертую он держал дрожащими руками. Когда же он прочитал шестую, то издал звук — она слышала его лишь дважды: в последней схватке с Иными и тогда, когда он потерял свою правую руку.


Это был рев раненного льва.


Джейме бросил письмо на землю, прижал руку ко рту и медленно, очень медленно, словно нехотя, перевел взгляд на Бриенну.


Она замерла.

— Ты, — прорычал он низко, едва слышно, — ты… безумна. Ты безумна? Скажи, что да. Прошу, скажи, что ты была так больна, что не понимала, что делала.


Она медленно встала, выпрямилась, неосознанно просчитывая шаги до удара. Джейме нагнулся, вновь взял письмо, выглядящий так, словно не верит себе.


— Может быть, это я безумен? — почти истерический хохоток в его голосе, — нет, нет, о, нет.


Бриенна медленно, шаг за шагом, отступала. «Санса написала ему все о произошедшем со мной, — поняла Бриенна в ужасе, — что он мог там прочитать? Что он узнает?». Она вспомнила Королевскую Гавань, и весь пережитой позор и бесчестье, о которых она отказалась вспоминать и думать рядом с Джейме, разом навалились на нее.


— Что ты наделала, — простонал он, раздирая пальцами письмо, — что же ты наделала, женщина… Ты понимаешь, кем ты стала теперь в глазах каждого, кто услышит о тебе? Ты, Тартская Дева? Что ты делала на Тропе Скорби? Ты понимаешь, что при Таргариенах я — навсегда Цареубийца? Почему ты бежала из Гавани? Зачем бежала?

— Меня и тебя обвиняли в том, чего мы не делали, — пылая, она едва нашла силы взглянуть ему в лицо и снова отвернулась, — никто не хотел верить моему слову…


Он схватил ее за волосы, запрокинул ее голову назад, заставил смотреть в свое разъяренное лицо, горящее от гнева.


— Да я бы умер за твою честь, отдал обе руки и голову в придачу, женщина, а ты кинула ее под ноги сраной суке Таргариен и толпе черни! Ради чего? Ради чего ты сделала это?

— Ради тебя, — она сложила губы в слова беззвучно, и Джейме отпустил ее, разжав пальцы, отошел, прижимая культю к губам, словно пытаясь удержать рвущиеся наружу слова, а затем и вовсе вышел и сел снаружи, сразу за заслоняющим лишний свет еловым лапником.


Бриенна не посмела идти за ним. Она видела, как он закрывает ладонью глаза, как сидит, сгорбившись, злой, одинокий и молчащий. Но молчал Джейме недолго.


— Хватит сверлить мою спину взглядом, миледи.

Она опустила глаза.


— Я провожу тебя до безопасной гавани, откуда ты отправишься на Тарт, — его голос был сух, — я напишу твоему отцу письмо, где объясню, что произошло и почему. Если этого будет недостаточно — что весьма вероятно, ты знаешь, что делать.


«Пройти проверку». Злые слезы навернулись на глаза. Вот так просто. Она знала, что рано или поздно он отвергнет ее. Но теперь? После всего?


— Если ты захочешь в мужья кого-нибудь… кого-нибудь, у меня еще есть верные люди. Среди них немало хороших рыцарей, которые не окончательно просрали свое доброе имя, в отличие от меня. Выберешь сама.


Комок в горле вернулся и рос, рос, угрожая задушить.


— Если тебе придется, ты должна присягнуть Дейенерис, служить ей, быть верной. Скажет, что я Цареубийца? Так и есть. Скажет, что я трахал свою сестру и наплодил бастардов — согласись, от правды не уйти. Пройдет время, и ты поймешь, какую глупость совершила, но будет поздно. Первое, что ты должна была сделать — это бежать к мейстерам и везде трубить о своей нетронутой невинности. Вернись и присягни ей, и я разрешаю подтираться моим знаменем, если надо будет, ты меня поняла?


— Нет, — прошептала она, и слезы вдруг перестали течь, — нет. Все не так.

— А как? Леди Тарт, вы, кажется, не так давно прошли по Тропе Скорби со стягом Ланнистеров в руках в гордом одиночестве. После чего бежали от исполнения несложного королевского приказа — всего-то раздвинуть ноги перед несколькими старыми фригидными стервами, озабоченными чужими постельными утехами в свободное время. Чем фактически подтвердили слухи о том, что вскоре станете матерью Ланнистерского бастарда. Я все верно понял из пространного письма леди Сансы, или есть какие-то неточности? — хотя он и пытался звучать сухо, но сначала сарказм, а затем и ярость слышала Бриенна в словах Джейме, и видела краем глаза, что он повернулся к ней в профиль.


Серсея хохотала, прижимая руки к щекам. Бриенна посмотрела в сторону леса. Оставит ли он меч ей? Умрет ли она быстро, истекая кровью, упав грудью на Верного Клятве, или пройдет какое-то время? Найдут ли ее когда-нибудь, или ее останки съедят лесные звери, а кости растащат волки и лисы?


Но у нее были. У нее в самом деле были двенадцать месяцев Зимы и недели счастья теперь. Были его прикосновения. Были взгляды. Были объятия на Стене, когда он перед лицом смерти шутил с ней и обнимал ее. Были одичалые, которым он сказал о ней «моя женщина». И была прошлая ночь. Что она не так поняла из того, что было?


— Мы вместе прошли очень многое, сир Джейме, — собралась с последними силами Бриенна, — невозможно посчитать, сколько раз кто и кому спасал жизнь. Вы сделали бы то же для меня. Я знаю.

— Да, потому что мне нечего терять! Я — человек без чести, мое слово ничего не стоит, и последние годы я — мертвец. Меня приговаривали к смерти чаще, чем ты произносила какую-нибудь дурацкую клятву, — повысил голос Джейме, рывком поднимая ее с земли и заставляя смотреть себе в глаза, — а ты просрала за мое имя место рыцаря у Королевы. Это была твоя долбанная мечта, Бриенна. Ты отказалась присягнуть ей. Поставила себя вне закона. Ты ничего не получила взамен. И не получишь. Мне нечем тебе отплатить, потому что, если бы я был там, и мне дали бы выбор — я не позволил бы тебе сделать этого.

— Вы забыли, что есть вещи, которые нельзя купить и за которые не ждут оплаты, сир Джейме, — холодно произнесла Тартская Дева.


Внезапно она оказалась в кольце его рук, притиснутая к его телу, но тепла в его объятиях не было. Только властность, желание причинить боль. Кривящиеся в ухмылке губы напомнили ей о лице Серсеи, застывшее надменное выражение лица не выдавало ни единого знакомого чувства; ни смешинки, ни дружелюбия. Только злость и насмешка.


— Я? Забыл? Я помню все, — без малейшей примеси смеха и шутки, но с угрозой заговорил Джейме, глядя ей в глаза и не давая ей отвернуться, поглаживая мозолистыми пальцами ее затылок, — помню ясно, четко, знаю абсолютно точно, что происходило и в какой последовательности. Ты смотрела на меня такими же глазами, Бриенна. Удивленная, испуганная, юная девочка в моих доспехах.


Она сглотнула, моля всех богов дать силы сбросить его руку и вырваться из плена его зеленого взгляда, но победить его слова было невозможно.


— Пытающаяся найти смысл в рыцарстве, которого не существует и не существовало никогда, кроме как на росписях и в сказках, предмет всеобщих насмешек и издевательств — девица Тарт. И вот ты решаешь сделать такого же героя из меня. Мечи, клятвы, песни — миледи, ты не могла найти времени хуже, чтобы играть со мной в рыцарей.


— Сир Джейме, — отчеканила она, собираясь с духом, но он покачал головой.

— Ц-ц-ц. Ты должна дослушать, женщина, — его большой палец скользнул по ее нижней губе, и Бриенна могла только застыть, что было частой ее реакцией на обилие взаимоисключающих чувств и переживаний, — дослушай. После всего, на середине нашего зануднейшего куртуазно-абсурдного пути я вдруг понимаю, что теперь ты — моя ноша. Да, Бриенна. Потому что вокруг тысячи ублюдков, которые мечтают тебя поиметь и выбросить умирать в канаву. Потому что ты смотришь на меня этими гребанными голубыми глазами глубиной в семь небес и десять морей, и уже умудрилась раструбить всему Вестеросу, что у меня, оказывается, есть честь, да так успешно спасала мое имя, что окончательно погубила своё. Я спасен? Ты довольна?


Нежность его рук, жестокость его слов и откровенно жаждущий и злой взгляд приковали ее к земле. Бриенна не могла ни кивнуть, ни ударить его, ни плюнуть ему в лицо. Лишь кипеть внутри обидой, не шевелясь, не двигая даже пальцем, не моргая.


— И наконец, нас несет на Север. Мы вязнем по уши в снегу, дерьме и крови. Мы мерзнем, голодаем, мы идем на смерть, и все, о чем я могу думать — это сохранить тебе жизнь, плюнув на все остальное. Насрав на королевства, стороны света и свое имя тем более. И вот ты стоишь передо мной теперь, живая, все же живая, женщина, после всего. Я уже упомянул твою попытку организовать нам пошлейшую из всех смертей-на-двоих, которая даже увенчалась твоим успешным повешением?


Его пальцы переместились вновь на ее шею, на след от веревки.


— Ты все еще не знаешь, кто ты есть, и жаждешь определиться, Бриенна? Я не тот, кто тебе поможет в поисках смысла. Меня не нужно спасать. Найди себе другого калеку с нелегкой судьбой. Спасай его. Спаси себя. И — будь я проклят сильнее, чем есть! — если увидишь меня на краю пропасти споткнувшимся — толкни. Толкни, и покончим с этим. Пока ты играешь в рыцаря, а я тону в твоих глазах и пускаю пузыри, идя на дно, на берегу проходит наша жизнь. А у меня ее совсем уже не осталось, Бриенна.


С последним рухнувшим и рассыпавшимся в прах звеном цепи упала оглушительная тишина.

Бриенна опустила руку, положила на меч. Она услышала достаточно.


Нет, меч я ему не отдам. Я сохраню его. Я буду смотреть на него каждый раз, когда мужчина улыбнется мне. Или попробует прикоснуться. Я ненавижу тебя, Джейме. Я люблю тебя. Ты разбил мне сердце, и я не жалуюсь; но ты ответишь за то, что называешь мой путь игрой.


Она ступила на шаг, осторожно сняла его руку со своей щеки, и свободной залепила Джейме пощечину — у нее не было практики, но она уже знала, что это был весьма неплохой пробный удар.


Затем, не глянув даже мельком в растерянные зеленые глаза, развернулась, прямая и спокойная, и широким шагом покинула грот, бездумно направляясь прочь, в лес, на север, юг, восток, в пекло прямиком, в петлю к разбойникам или в бордель к дорнийским шлюхам.


Куда угодно. Куда угодно подальше от Джейме Ланнистера.


========== В поисках причин ==========


Тирион Ланнистер сидел в своем кабинете, запустив в волосы руки, и пытался сосредоточиться. Это было сложно по нескольким причинам. Во-первых, он являлся Десницей королевы, которая не желала вникать в повседневные дела своего народа, зато уделяла чрезвычайно много времени своим любовникам, своей внешности и сочинению всевозможных воззваний к простому народу.


Тирион не имел ничего против простого народа, но прекрасно понимал, что в иной год преданность может стоить булки хлеба, а словами хлеб не заменить.


Во-вторых, он также являлся главным заговорщиком, вознамерившимся убить королеву и поделить ее владения на всех заговорщиков. Это означало, что ему нужна была защита от врагов, от друзей, от союзников и — в недалеком прошлом — от родственников.


Родственники действительно представляли проблему. Старший брат, приговоренный к смерти, пропал без вести на просторах Севера, а племянница вот-вот должна была быть обручена с важным политическим союзником.


И третьей причиной беспокойства Тириона Ланнистера была его новая любовница, Аша Грейджой.


Потому что, внезапно для себя, он накануне вечером сделал ей предложение, на которое она ответила согласием.

«Жениться после четырех ночей вместе. Я бью собственные рекорды».


Тирион, в отличие от старшего брата, всегда был любвеобилен. Он умел восхищаться женщинами — и оставлять их довольными совместным времяпровождением. И он не сомневался, что леди-жена, если таковая появится в его жизни, может получить множество преимуществ и от его привилегированного положения, и от его денег, и от него самого.


Его больше беспокоило, какую выгоду от брака может получить он сам.


— Ты забавный, и ты компактный, — тяжело дыша после раунда постельных утех, сообщила Аша, — пожалуй, я соглашусь.

— Потому что я компактный? Запросы дам падают все ниже.

— Я не дама. Я хочу беспошлинную торговлю в Узком Море.

— Запросы некоторых дам превосходят возможности Семи Королевств, — Тирион перекатился на бок и провел рукой по ее бледному бедру, — напомни мне, почему мы это обсуждаем?


С утра после того, как он обнаружил Ашу в своей постели — а вернее, себя в ее, Тирион перешел от самобичевания и отрицания к раскаянию, а затем — внезапно — к желанию повторить. Какие бы талантливые наложницы, куртизанки, служанки ему не попадались по обе стороны Узкого Моря, Аша не была похожа ни на одну из них.


Подавляющее большинство его женщин считали своим долгом распевать лживые песенки о величии маленького Льва, а эту игру с годами Тирион стал находить примитивной.


В конце концов, он был Десницей, и те же самые льстивые слова, разве что в немного иной ситуации, каждый день обращал к королеве.


Грейджой песен не распевала — разве что морские, грубым голосом повествуя об уходящих на дно кораблях, кракенах, своими щупальцами уволакивающих неверных жен с берега и матросах, тоскующих по дому.


— Напомни мне, миледи, разве у твоих людей нет особых милостей, дарованных королевой? — Тирион разлил вино по бокалам и подал один своей морской леди.

— Раньше мы были свободным народом, — проигнорировала Аша его вопрос, потягиваясь и мечтательно глядя вдаль, — мы сами решали, что делать, и никаких «милостей» не ждали. Если бы не мой милый дядюшка, чтоб его хреном рыбам отрыгнулось, не пришлось бы лезть в драконью политику. Это не для нас. Не для меня.

— Дорогая, ты свободна как ветер. И я уже плачу о том моменте, когда буду ронять слезы на пристани вслед уплывающей вдаль «Морской Суке», — Тирион галантно запечатлел на поцелуй на покрытой мозолями и обветренной руке Аши. Она сделала в его сторону гримасу.

— Да ты только и ждешь этого дня, пушистик. Нет, я не свободна, — она опустила глаза и усмехнулась, — море было нашим, берег был тем, что мы могли взять.

— Мы не сеем! — возвысил Тирион голос, с улыбкой провозглашая девиз Железных Островов. Ему нравилась внезапная ностальгия Аши.

— Мы заходили в порт, с тем, кто сильнее нас, торговали, тех, кто слабее — грабили…

— Какая нравственность. Невеста моей мечты.

— Я хочу беспошлинную торговлю, — повторила Аша, без улыбки глядя ему в глаза, нависая над ним, — ты можешь взять мои корабли. Не все, несколько.


От нее пахло морем, даже когда она была надушена и отмыта. Ее кожа на вкус отдавала горьковатой солью и была слегка влажной даже в самый жаркий день, и Тирион удивлялся тому, что это ему нравится. Но еще больше ему нравился ее подход к переговорам.


— Честная торговля, — он задумался, — а как насчет обмена торговли — на весь твой флот, но один раз? На один, возможно, два дня?


Это был риск. Вопрос практически выдавал намерения. Он знал. Грейджой знала. Она прищурилась. Водянистые светлые глаза слегка потемнели. Она просчитывала варианты.


— Мне нужна гарантия отсутствия дикого огня, — наконец, сказала она.

— Мне нужны наши корабли, плавающие и торгующие без убытка и грабежей. И жена, — он ухмыльнулся ей. Аша щипнула его за ногу.

— Ты получаешь больше, Бес. Это нечестно. Ты ведь Полумуж.

— Могу возместить недостающую половину мужа пышной свадьбой.


Тирион был удивлен тем, как загорелись глаза Аши. Что ж, теперь у него могли появиться корабли, жена (о, это будет исключительно необычная леди Ланнистер — как жаль, что отец не увидит!), и пираты в Узком Море. Это было бы достижение. Переманить часть Железнорожденных под свое крыло было весьма недурно. Никакие войска из Эссоса не рискнут отправиться через Узкое Море поддержать Дейенерис, да и Королевскую Гавань можно будет контролировать с моря.


Тирион Ланнистер будет так сиять на свадьбе, что это назовут свадьбой по любви.

*

Джейме никогда не любил север и холод. Но после прошедшей Зимы, когда, казалось бы, его тем более должно было тянуть на юг, все изменилось. Только эта Зима была по-настоящему согрета в сердце Джейме Ланнистера.


После трех подряд схваток с Иными нельзя было точно сказать, кто к какой семье или народу принадлежит из тех, что лежали на снегу раненные, мертвые или на полпути от первых ко вторым. Боевое братство быстро стирает различия между южанами, северянами, нищими, богатыми, знатными и безродными. Есть живые — и есть мертвые.


Карстарки обнаруживают среди своих раненных Сандора Клигана. Джейме выкарабкивается из снега среди каких-то ополченцев Джона Сноу. Подрик оказывается у теннов.


Продрогшую Бриенну, закутанную в огромное меховое одеяло из серебристого песца, придерживая за плечи, в палатку к Джейме возвращает тот самый рыжий. Неловко топчась и хмурясь, он, отводя глаза, приглашает ее к копьеносицам в банный шатер — отогреться.


— Эй, эй, ты, милорд! Ты охренел, что ли? — уворачивается тут же одичалый от ринувшегося на него Джейме, — я что, по-твоему, какой-нибудь изувер? Я не стал бы ее трогать сейчас, после сражения! Да и не возвращал бы уже тогда, — добавляет он тихо.


Пока мрачный Сандор Клиган распространяется относительно своего видения всеобщих перспектив, а Тормунд его радостно переубеждает, Джейме Ланнистер, как дурак, караулит Бриенну у банного шатра.


Он слышит обрывки тихого женского разговора — смешки, плеск воды, грудной голос Бриенны, сначала она говорит мало и тихо, потом Джейме слышит улыбку в ее голосе. Через просвет он видит ее, с незнакомой вольностью движений вытягивающую голые ноги — розовые от жара и мочалки — и жмурится, прогоняя наваждение. Но оно проникает в самую кровь.


Он возвращается к Тормунду и компании. Одичалый совсем не похож на себя той ночью, когда пытался забрать Бриенну. Под обильной курчавой бородой сложно разобрать, но кажется, он смущен.


— Мы воруем наших жен, — басит он, широким жестом едва не снося палатку по соседству, — но бывает, наших у нас тоже крадут. Если у отца есть хорошие дочери… — он вздыхает тяжко.


На Джейме косится с категорическим неодобрением.


— Она мне улыбалась, — вдруг сообщает одичалый с вызовом, — когда здесь была сестра Джона Сноу. Я бы украл ее еще тогда, но для новой женщины нужен новый дом. Ей бы у нас понравилось. Я бы хорошо с ней обращался.

— Достаточно, — Джейме скрипит зубами, но Бронн пинает его незаметно в бок.

— Может быть, я еще попытаю удачи, — смелеет Тормунд, подкручивая ус.


Лицо слегка мокрой и красной после бани Бриенны, вошедшей в палатку, вытягивается, когда присутствующие при виде нее неловко поднимаются на ноги. Даже Пёс. Даже Бронн. Она цепенеет, напрягается, хмурясь еще больше, чем обычно, при виде Тормунда. Но он не говорит ей ни слова, лишь, улыбаясь и подмигивая, протягивает ворох меха, в который кутал ее до этого.


Вечером в палатке Бриенна расстилает огромное одеяло из песца и с едва слышным урчанием растягивается на нем.


Джейме намеревается ночевать где-нибудь в снегу. Женщина, расслабленно возлегающая на мехах от одичалого — это пытка. Мех ласкает ее кожу, она удовлетворенно щурится, потягивается, наслаждается комфортом. Север и Зима отнимают всякие иллюзии о пользе аскетизма. Здесь нужно жить одним днем.


Отдаться рыжему великану, например, на мехах. Бриенна выпила горячего вина с медом — копьеносицы спасаются от простуды своими средствами — и ее так разморило, что она вряд ли оказала бы сильное сопротивление, задумай Тормунд снова ее украсть.


«Нахуй ее», шепчет Джейме себе под нос, и Вдовий Плач в его руках блестит, отражая огни костров. Он заставляет себя вспомнить сестру, вспомнить ее объятия, но — и это неприятный сюрприз для мужчины любого возраста — это не работает. Он помнит Серсею, ее тяжелые круглые груди, ее бедра, привычные размеренные движения ее тела, когда она соединена с ним, и это естественно, но меньше всего похоже на желание, на свободную волю. Это больше напоминает нужду, постыдную, но истребимую зависимость.


Эта связь разрушительна. Потребовалось почти семнадцать лет, чтобы перерасти ее. Он стал сильнее. Он действительно изменился.

И теперь какой-то рыжий вонючий дикарь отнимет у него женщину?!


«Ты ревнивец, Ланнистер», сказал себе Джейме, прокрадываясь в палатку с тяжелым сердцем. И замер.

Вот она была, расстелившая песца и соболей, разметавшаяся по ним в легкой одежде; один край одеяла заботливо отогнут.


— Джейме, — бормочет Бриенна сквозь сон, голос ее низок, и половина слов сливается в нежно гудящее «бу-бу-бу», — где ты был.


Он срывает с себя верхнюю одежду и сапоги с такой скоростью и нетерпением, что полог трясется и провисает. Сине-зеленый сумрак смягчает все происходящее. Мех пахнет лесом, зверем, диким временем Первых Людей и первобытными желаниями. Бриенна ворочается, раскидывая ноги и руки, пока не занимает очень необычную позу, и Джейме спешит прижаться лбом к ее руке между плечом и локтем. Их бедра соприкасаются, и женщина, что-то мыча и урча, находит его руками, телом, закидывает на него колено, и Джейме кутает их обоих в соболей.


Почему нет. Почему не взять ее — она не станет протестовать. Он мог бы. Но есть нечто большее, чем просто желание. Есть уважение. Есть страх разрушить ее. Однажды он насиловал Серсею, и воспоминание об этом заставляет Джейме чувствовать тошноту.


Бриенна достойна большего. Лучшего, чем он. И все же он не может не мечтать, что однажды она захочет его сама.


В ее щедром тепле, согретый ее вниманием, неизменной, ничего не требующей взамен заботой (что все еще нередко тревожит, потому что Ланнистеры всегда платят долги и никогда не дают в долг сами), он не может снова увидеть страшную нескладную девицу-рыцаря, встреченную когда-то.


Возможно, поиски тепла привели его к неожиданным решениям. Переменам мышления. Пересмотру стандартов. «Настанет весна, и я стану собой, — думал Джейме, — вновь увижу Серсею. И все будет по-прежнему».


Но всё изменилось навсегда.

Ворон, принесший вести о внезапной грядущей свадьбе Тириона, выпрашивал гостинцы. Бронн скармливал ему чуть подпорченную ветчину, пытаясь научить каким-то непристойностям. Джейме смотрел сквозь него.


Они держали путь на Ланниспорт. Тирион сообщал, что, хотя дата встречи королевы Дейенерис и ее формального супруга короля Джона еще не назначена, пройдет она на открытой местности вне городских стен. Это требовалось обдумать.


Кастерли и Ланниспорт. Хайгарден. Мало. Даже с Железнорожденными на море, этого мало для любого восстания. Нужны были силы всего севера, все возможные ополченческие войска юга, чтобы гарантировать успех в прямом столкновении с Дейенерис. Это был ее способ победить, и он сработал: королева завалила трупами дотракийцев улицы не одного города. Джейме мог плевать на собственную жизнь, но своих людей отправлять в бессмысленную бойню не собирался.


Тирион настаивал на выжидательной позиции. «Дорогой брат, — писал он своим размашистым небрежным почерком, — возможно, мы не получим поддержки Старков, а встретим их сопротивление в деле, которое нам известно. Успех зависит от того, насколько король Джон послушает свою сестру, известную тебе леди Старк». Джейме усмехнулся. Тирион, вечный романтик. «Нейтралитет Севера был бы к месту, но гарантировать пока невозможно ни одного из вероятных исходов. Тиреллы все еще колеблются в вопросе предоставления поддержки. Твой Т.».


Джейме не раз задумывался, есть ли смысл в его участии в планах коварного младшего братца. Что бы он ни делал, это не вернет ему ничего. Ни его прошлой жизни, ни его руки, ни Серсеи и детей. Ни молодости. Он отмахнулся от видения высокой голубоглазой леди, которая была вовсе не леди, предпочитающей доспехи платьям, не умеющей лгать и обладающей потрясающе нежной кожей.


Он был зол на нее, на Тириона, на Сансу Старк, на Дейенерис Таргариен. Но больше всего Джейме Ланнистер злился на себя.


Я знал, что она любит меня. И делал вид, что не догадываюсь, насколько сильно. Это — то, чего я хочу? Всегда видеть ее уходящей прочь? Отдать ее другому мужчине? Оставить ее самой смывать грязь со своего имени, которое я запятнал?


Гордая, до колик честная Бриенна, шла Тропой Скорби, со всех сторон слышала оскорбления, стояла перед королевой, клялась своей честью. Наказана за свое доброе сердце и его грехи. За двенадцать месяцев Зимы в его постели, где он использовал ее как грелку. Джейме смеялся над сплетниками и всеми, кто комментировал их дружбу, шутил сам, называл ее «любовь моя», «принцесса», и вот как отозвались его шутки.


Он не мог прекратить думать о том, что сам стал всему причиной. Джейме мучил себя мыслями с того дня, как они расстались, и это приносило страдания куда сильнее, чем те, что когда-то причинила ему свадьба Серсеи и Роберта Баратеона. Ему следовало прекратить. Он и так был разрушен достаточно.


— Ну что, Ланнистер, твоя лунная кровь уже закончилась, и мы можем нормально говорить, или как? — раздраженно зазвучал Бронн справа, Джейме едва глянул на него, — что дальше?

— Ждем Тириона.

— Нет, я о тебе и нашей все-еще-не-леди-Ланнистер?


Джейме вздохнул и закатил глаза. Бронн умел доводить. Почти три недели он только и делал, что утомлял его разговорами о Тартской Деве. Как будто одних его собственных навязчивых мыслей и воспоминаний недостаточно.


— Она рванула с места в галоп, ни слова не сказав, когда я уже хотел заплетать ленточки Рыжей в гриву и кричать «Долгих лет!». Что ты все-таки натворил?

— Это не твоего ума дело.

— А, но в этом-то и загвоздка, дорогой Джейме. Я не говорю о том, что застал вашу игру в «покажи свою, а я покажу свой», мне, в общем-то, плевать, — Бронн мог быть язвительным, но правдивым до тошноты, — я просто хочу определиться. Здесь парни, которые были с нами в Зимнем Братстве. Всех занимает такой вопрос. По Семи Королевствам леди Бриенну, которая тоже была с нами, ославили как шлюху. Твою шлюху. Когда что-то подобное случилось с твоей сестрой…

— Ни слова о Серсее! — прорычал Джейме, но Бронн был из упертых:

— …дело дошло до крови. А она-то заслуживала того, что получила. Так что, ты оставишь все как есть? Может быть, кому-то из нас, у кого яйца покрепче, все-таки не ждать, пока ты созреешь, и дать ответ сталью?

— У нас есть о чем думать, кроме как меряться крепостью яиц, — заметил Джейме. Бронн поднял брови, закатил глаза и воздел руку к небу.

— Срань Семерых, свои оставь при себе! Ланнистеры всегда платят свои долги, разве нет? А как насчет тех, кто должен вам?


Джейме не ответил. Но мысли, которые Бронн заронил, нашли свое место, чтобы расти и укрепляться.


Отомстить за Бриенну. Это было так просто, когда дело касалось Коннингтона или Ханта. Это было так сложно, когда о ней дурно отзывалась злоязычная Серсея. Кому мстить на этот раз? Опять же, рассуждал Джейме, если он будет мстить за Бриенну, не будет ли это означать, что они все-таки были близки? А если не будет — то не покажет ли тем самым пренебрежительное отношение?


Он разозлился на себя, поняв, что запутался только сильнее. Все, что он знал, так это то, что после всего, что он в пылу наговорил ей, Бриенна Тартская вряд ли вернется снова.

Он старался не думать о том, что позволил себе больше, чем просто оскорбить ее словами. Он сделал это после ночи вместе.


Его пальцы, медленно и осторожно проникающие в ее тело, ее вкус, ее запах, ее тихие, сдерживаемые стоны, заломленные едва заметные светлые брови, вздрагивающее веснушчатое плечо под его губами…


Не думать. Джейме усмехнулся невесело. Когда другие юноши целовали девиц и прокрадывались к ним под покровом ночи, все, о чем он переживал, это жизнь Серсеи в ее несчастливом браке. Он никогда не пытался забраться к девушке под юбку, не зажимал их в темных углах. Идея флирта, однако, его забавляла, хотя он понятия не имел, каковы правила этой игры, и действовал интуитивно, обычно преуспевая.


Не с Бриенной. С ней никогда не было легко.


Но может быть, он немного исправит ситуацию, если хотя бы откроет рот в защиту ее чести. Или поднимет меч. Тирион бы сказал, что это идеальный предлог для начала войны. Джейме не знал, чему верить: тому, что он действительно готов поднять восстание из-за оскорбления Бриенны, или тому, что он подумал о ней лишь как о предлоге для исполнения своих целей. Настоящий рыцарский жест: цареубийство во имя любви к непорочной девушке.


Кому какое дело, что эта история не о любви, а о двух идиотах, которые шлялись вдоль дорог, исполняя глупые клятвы, и тискали друг друга в кустах, вместо того, чтобы жить как нормальные люди.

*

Винтерфелл остался для Бриенны своего рода местом особого устремления. Здесь она могла воссоединиться с памятью о леди Кейтилин, впитать все еще сохранившуюся атмосферу дома Старков, и сюда она без единой мысли направилась, как только история ее великой невзаимной любви подошла к финалу.


Она приехала в Винтерфелл со спокойным сердцем. Бриенна позволила себе признать свою слабость. Если ей хотелось плакать — она плакала. Она не заставляла себя перестать переживать, пытаясь переключиться на что-либо стороннее. Очень скоро слезы иссякли. Должно быть, рассуждала она, это своего рода защитная реакция, такое ледяное спокойствие, что-то вроде макового молока для души.


Она никогда не была дамой из баллады, но по крайней мере, Джейме Ланнистер получил от нее пощечину. Воспоминание об этом наполняло ее смесью сложных чувств: гордостью, стыдом, сожалением, обидой.


Стыд боролся с желанием.


Она все еще чувствовала пальцы Джейме на внутренней стороне бедра. Слышала его замирающее дыхание, вдох-выдох, точно тогда, когда она вдыхала и выдыхала. Она чувствовала его запах. Она чувствовала его самого. Она чувствовала его на любых расстояниях.


Возможно, Серсея никогда не стояла и не встанет между ними. Но то, что было в Серсее и иногда пробуждалось в Джейме — вот это было причиной.


Леди Арья приняла ее чуть прохладно, но, узнав об обстоятельствах ложного обвинения Бриенны в связи с Джейме Ланнистером, разъярилась, как настоящая лютоволчица, и выместить свое зло пожелала на гостившей Сансе.


К несчастью для Бриенны, она присутствовала при этой сцене.


— Ты подстилка Беса! Как ты могла молчать при унижении леди Бриенны? — бушевала Арья, скалясь на старшую сестру, — как ты могла отправить ее за этим бесчестным козлом?

— Леди Арья, я сама… — пыталась вставить хоть слово Тартская Дева, но ее, такую высокую и большую, попросту не замечали.

— Потому что пока ты лижешь зад этой сучке Дейенерис и позволяешь так относиться к нашим людям… — Арья завелась и уже не слышала никого, кроме себя

— Это было оправдано политическими целями, — спокойно отвечала Санса.

— Ебала я твои цели, понятно?


Притаившийся в углу неизменный Сандор Клиган, до сих пор притворявшийся мебелью, внезапно хрюкнул при последней реплике Арьи. На него оглянулись все.


— Продолжайте, леди, — прохрипел он, кривя на обожженном лице что-то похожее на искреннюю улыбку, — Тарт, добро пожаловать в семью.


Бриенна обменялась кривыми ухмылками с Псом. Их боевое братство было скреплено Зимой. Здесь, в Винтерфелле, она как никогда чувствовала, что Зима близко.


«Наша Зима навсегда с нами, женщина».


Сославшись на усталость, она удалилась, и долго сидела на кровати, глядя в никуда и задаваясь вопросом, способна ли она вообще существовать, и быть счастливой тем более, где-то, кроме полевых лагерей. С кем-то, кроме Джейме.


Через несколько дней вернулся король Джон, а с ним появилось и множество знакомых лиц. Бриенна переборола себя и познакомилась с копьеносицами из Вольного Народа, каждый вечер был скрашен историями за ужином, а вскоре, к ее неподдельному ужасу, ее вновь принялся осаждать неутомимый Тормунд.


— Прости меня, леди, что я был груб с тобой, — извинялся он, глядя на нее сверху вниз и комкая в руках ее ладонь, — когда вокруг только Ночь, и всему конец, в каждом из нас просыпается что-то… животное.


Его глаза смотрели с прямой, неприкрытой страстью. Бриенна отводила взгляд и пряталась от него, словно какая-то дурочка. Но она бы покривила душой, если бы сказала, что ухаживания Тормунда ей неприятны. Он был напорист, прям и решителен, но всякий раз, когда она останавливалась у какой-либо черты — темы, прикосновения, способа времяпровождения — он послушно прекращал свои домогательства. Но ненадолго.


— Ты не только красавица, но еще и очень умна, — вздыхал он, — но если ты дашь мне шанс, сладкая, то я обещаю тебе, ты забудешь обо всем, кроме…

— Это то, что ты хотел сделать той ночью? — оборвала его Бриенна. Тормунд прищурился, затем сделал шаг назад от нее, отпустил ее руку.

— Рассказать? — мягко промурлыкал он, — я бы принес тебя к очагу и уложил на меха, нагой, а потом своими губами…

— Я бы сопротивлялась, — немедленно ответила Бриенна, краснея, но чувствуя странное удовольствие от возможности говорить прямо.

— Конечно. Так все и задумано. Я бы тоже разделся, и мы дрались бы до тех пор, покау одного из нас не кончились бы силы.

— Это была бы я? Ты в этом уверен?


Глаза одичалого голодно сверкнули, рот сложился в улыбку.

— А ты подумай. Я дрался с медведем и голыми руками убил его. Он оставил мне кое-что на память. Хочешь посмотреть?


«Что я делаю? — спросила себя Бриенна, кивая и чувствуя почти болезненное сердцебиение, — чего я хочу? Я этого хочу?». Тормунд легко скинул несколько слоев своей одежды, размял плечи и развел руками, представляя Бриенне любоваться своим обнаженным торсом. Она открыла рот — и это было оно. Желание прикоснуться. Следы огромных когтей крест-накрест на его мощной, волосатой груди так манили, что она сжала кулаки, чтобы не поддаться желанию.


— У тебя губы дрожат, — тихо сказал Тормунд, приближаясь лишь на полшага, — ты давно не была с мужиком, а?


Она не стала ничего отвечать. Тормунд понимающе усмехнулся, затем легко оделся, скрываясь под своими мешковатыми одеяниями, и взял ее руку. Он поднес ее ладонь ко рту, влажно поцеловал — она вздрогнула, когда его язык остро прочертил круг по коже, и отпустил ее.


Они виделись почти каждый день, проводили вместе время, и Бриенна неоднократно ловила себя на мысли, что, не существуй в мире Джейме Ланнистера, она бы рискнула. Она бы ушла к Вольному Народу. Туда, где ей позволено быть самой собой, не переставая быть женщиной. Туда, где живут мужчины, рядом с которыми она кажется и чувствует себя маленькой, как рядом с отцом когда-то.


Для этого нужно было найти в себе силу отринуть все, чем она жила прежде.


— Джон сказал, что оторвет мне причиндалы, если я попробую тебя украсть, — с сожалением сказал Тормунд, — но клянусь предками, если бы не он и не твой однорукий приятель тогда, Зимой, ты бы уже была с животом второй раз.


Тогда, Зимой. Это было для них навсегда боевым кличем, паролем к памяти. Общность, единение, то, что они помнили, то, что изменило все. Примирило непримиримых врагов, разорвало нерушимые союзы. Бриенна, одиноко прогуливаясь по стенам Винтерфелла, перебирала зимние воспоминания. Ей их было мало.


Леди Санса была довольна ее присутствием, но, хотя она собиралась назад в Гавань, Бриенну с собой не звала. Король Джон приглашал оставаться у него навсегда и служить Арье. Ей нравилась эта идея. Из-за того, что они были Старки. Из-за того, что здесь Зима была близко.


Она знала, что ей следует идти вперед, а не пытаться остановить время, не пытаться вернуть Зиму, когда вокруг была весна, но просто не могла устоять. Ее угнетала мысль о том, что когда-либо придется вернуться на юг. Наконец, она решилась.


— Мой брат предложил вам остаться, леди Бриенна, — Арья не утруждала себя светскими беседами для вступления и сидела, развалившись на стуле с расставленными слишком широко ногами, — что вы скажете?

— Это была бы честь, миледи, — улыбнулась Тартская Дева. Арья хмыкнула.

— Иногда мне кажется, он хочет переманить на Север половину Вестероса. Джон мог бы открыть приют для бездомных. Но вы уверены, что хотите этого? Он же почти не бывает на одном месте. А Север велик.


Бриенна представила себе эту жизнь. Сердце заполнила странная, далекая радость. Она представила себе жизнь-путешествие, полную приключений и новых встреч. Ее не смутила бы даже компания одичалых. Хотя, она стала бы одной из них. Бриенна вздохнула. Стоили ли ее сожаления о Джейме Ланнистере исполнения этой мечты?


Арья наблюдала за ней внимательнейшим образом. Ее пристальный взгляд ничуть не напоминал о мягкости леди Кейтилин или вежливом холодке в глазах Сансы.


— Я думаю, это то, для чего вы рождены, — сказала вдруг Арья, — но никто из нас не держит людей, пользуясь их честью как поводком. Почему бы вам не присягнуть мне? Если вы захотите покинуть Винтерфелл и отправиться домой, я не стану возражать. Если вы присоединитесь к Джону и его людям — тоже.


Бриенна опустила голову, размышляя. Долгое время она была свободна от клятв или думала так. Но это не делало мир проще. На самом деле, это делало его только скучнее. Возможно, Джейме был прав, и ее самообвинение всего лишь замещало те части жизни, в которых она не преуспела.


Разозлившись на себя за соотнесение всех мыслей с рассуждениями Джейме Ланнистера, Бриенна вскинула голову и торжественно поклонилась.

— Буду счастлива, леди Арья, служить вам.


Итак, следующим утром она носила цвета Старков.

Еще через день она получила приказ отправиться вместе с Сансой, проводить ее до нейтральных территорий, и оставаться там, дожидаясь прибытия войск короля Джона, что собирался встретиться с Дейенерис. Весь Север замер, ожидая результатов этой встречи.


Ничего общего с внешне расслабленным существованием в Красном Замке. Никаких интриг, переговоров — только постоянная воинственная напряженность. Бриенне это было по душе. Люди Старков были взволнованны, осторожны и в постоянной готовности к обороне. И только Санса оставалась спокойна и равнодушна.


Бриенна не пыталась сблизиться с ней — рядом всегда маячил Пёс, отпускающий злобные комментарии и вклинивающийся в любой разговор. И сама леди выглядела погруженной в себя.


Зарядили мелкие дожди. Понемногу небо заволокло тучами. Близилось время ливневых гроз. Бриенна нашла Сансу у одной из богорощ, но она не молилась, лишь смотрела в никуда, словно не замечая, что платье промокает. Клиган, как всегда, ошивался поблизости.


— Возьмите плащ, миледи.

— Благодарю, — тихо выговорила Санса, даже не оборачиваясь.


Тартская Дева немного потопталась рядом, мучительно раздумывая над предлогом для беседы. Но леди Старк сама обратилась к ней.

— Скажите, леди Бриенна, на что вы готовы ради своей клятвы верности?


Бриенна готова была ответить «на всё», но прикусила язык. Она уже попадалась в эту ловушку. Никто не мог сказать, чем это «всё» окажется, и она нарушила почти все те обещания, которые давала сама себе.


— Вы готовы отказаться от дома? От семьи? — продолжила, не глядя на нее по-прежнему, Санса, — от любимого человека?

— Я сделаю все, что будет в моих силах, миледи.

— О, это правильный ответ. Но не правдивый. У любой верности, у любой присяги есть границы. и есть причины переступить их. Я хочу знать, где ваша верность Старкам закончится. Я хочу быть готовой.


Призрак Джейме Ланнистера вновь встал между ними во всем своем сияющем великолепии. Бриенна сжала губы. Однажды это произойдет, они встанут на разных сторонах. Хотела бы она быть уверена, как прежде, что сможет остаться тогда в строю.


— Моя верность с вами, если мне не придется бить в спину и лгать, миледи. И если я сама не буду обманута.

— В таком случае, вас ждут большие испытания.


Бриенна хотела спросить леди Старк, о каких именно событиях будущего она так беспокоится, но поймала взгляд Клигана, который медленно покачал головой, прищурившись. И она смолчала.


— Просто я знаю, что будет, — едва слышно прошептали бескровные губы Сансы Старк, — война.


========== Меркнущее золото ==========


Ланниспорт кипел.


Бронн любил эту суету. Спешно проходя вдоль рядов с оружием, мешками с зерном, мешками с овощами, он наслаждался атмосферой подготовки, моментом вооружения. Он любил чувствовать силу, так же, как считал неразумным расходовать ее по пустякам.

Пожалуй, у них есть шансы отстоять Западные земли, если все остальные планы младшего Льва сбудутся. Не то чтобы Бронн был в них посвящен, но он мог догадываться.


Когда прилетел ворон, сообщающий, что леди Мирцелла направляется в Хайгарден для помолвки и последующей свадьбы, Бронн был первым, кто прочитал письмо. Потоптавшись немного у входа в шатер, где Джейме разбирался со счетоводами, он расправил плечи и вошел внутрь.


— Милорд. Милорды. Письмо от Десницы.

— Я занят, — не поднимая головы, буркнул Ланнистер, — оставь Пеку.

— Это о леди Мирцелле.


Взгляд Джейме за последние недели стал очень пронзительным. Бронну не нравилось выражение лица друга и командира — он слишком мало спал, ел и разговаривал, и гораздо больше пил, рычал и злился.


В шатре остались они одни. Джейме пробежал письмо глазами, отложил его.


— Я бы лучше оставил ее в Дорне, чем отдал этому слизняку Лорасу. Но я мертвец, и не могу предложить ей ничего лучше этого. Куда мы можем ее вывезти? В казармы? — зло бросил Джейме. Бронн прищурился, глядя на Ланнистера.


Последние месяцы пришлись не самыми радужными для этого семейства. А Джейме всегда был чересчур чувствителен. Долбанный герой песен, мать его. Слишком много трепетных клятв, сожалений и угрызений совести — причем не по тем поводам, по которым следовало их иметь.


— Он просит меня проводить их до Хайгардена длинной дорогой, — постукивая пальцем по столу, сказал Джейме, — но если там будут люди королевы Таргариен, а они там будут, мы рискуем.

— Я могу, — вызвался Бронн немедленно, затем осадил себя.

— Тебя мало. И я сам хочу ее повидать, спустя столько лет. Имитация разбойного нападения?

— Захват заложницы, — предложил тут же Бронн, — можно и золотишка выпросить… молчу, молчу.

— Или, мы можем ничего не делать, — тут внезапно Ланнистер со всей силы швырнул прочь чернильницу, которую держал в руках и повернулся спиной к Бронну, опираясь на стол, — потому что смотреть ей в глаза, после того, как я оставил умирать ее мать, а ее опять продают, как мула…


«Нет, эти дни у него подзатянулись, — решил для себя Бронн, — такой лорд-командующий не добьется даже самой маленькой победы. Долбанный Ланнистер, золотая принцесса! Все-таки нервишки у благородных слабенькие».


— Перекопать дорогу, — пришло ему в голову внезапно, — надеть цвета Тиреллов и предложить помощь в объезде.


Джейме обернулся, на лице его было весьма задумчивое выражение. Бронн знал, что друг любит свою дочь — и свою племянницу. Возможно, это была такая же искалеченная любовь, которую он когда-то питал к своей сестре, отцу, брату. В этой ненормальной семейке Ланнистер не мог научиться ничему другому.


— Она зовет тебя отцом, Джейме, — серьезно сказал Бронн, думая о золотистых косах и чуть косящих зеленых глазах, — и она слишком задержалась в одной клетке с драконьей сучкой Таргариен. Ты, конечно, не будешь стоять рядом с ней в гребанной септе, но хоть побыть с ней накануне можешь.

— Я помню.


Больше он ничего не сказал. И молчал до вечера.


Они собрали не всех из вассальных рыцарей. Тирион предупредил, что несколько домов могут быть разорены, и не стоит давить на них. Остальные выглядели мрачными гораздо больше, чем когда направлялись на Север. Бронна это удивляло. Все же, на его взгляд, куда лучше было сражаться с живыми людьми, чем с мертвецами.


Никогда еще люди Ланнистеров не были одеты в такое тряпье. Ни один герб не был взят, не было ни одного знамени. Все алые шатры, все парадные туники были перекрашены, львы на эфесах, шлемах или доспехах залеплены грязью, воском, гипсом, чем угодно. Никто не пел песен, не разъезжал по окрестностям в поисках одиноких вдовушек и доступных женщин. Львы залегли в засаде. Бронн мог только восхититься масштабами мистификации.


Восстание изменит историю, так или иначе.

Хотя мало толку для тех, кто останется в земле. Бронн надеялся, что он не войдет в их число.

*

Дейенерис Таргариен была не первой королевой, которую видела Санса. Возможно, Дейенерис об этом забыла.


Она смотрела на нее с Железного трона снисходительно, всем видом давая понять, что считается с необходимостью разговаривать с ней, но не стала бы сближаться, если бы не нужда. Из-за Джона, конечно.


Дейенерис не привыкла к отказам. Мужчина, отказавший ей, мог считать себя обреченным. Но Санса прекрасно знала, как Джон умеет очаровывать сердца людей. А королева была человеком, сколько бы драконьей мишуры не водилось вокруг.


Драконы на портретах. На шторах. Драконы на мозаиках. Санса пересчитывала их, стоя перед королевой.


— Я хочу встретиться со своим мужем, королем Джоном Таргариеном, в самое ближайшее время. Я надеюсь, он пребывает в добром здравии. Что вы скажете о своей поездке на Север, леди Старк?


Драконы на знаменах. На вазах. На картинах. Санса старалась смотреть сквозь Дейенерис пустыми глазами. Не замечать ее, не видеть, не думать.


— Ваше величество очень добры. Мой брат, король Джон, мудро управляет северными землями, хотя они сильнее всего пострадали от Зимы. Он с нетерпением ожидает вашей встречи и просит беречь себя.


На губах драконьей королевы заиграла улыбка. Санса опустила глаза. Растянула губы. Слишком гордая, чтобы играть прежде, она боролась с собой теперь. «Это всего лишь игра. Что за прок от гордости, если сломать можно каждого?».


— Вы проделали огромный путь, леди Старк. Должно быть, вы устали.

— Благодарю, ваше величество.


В отведенных ей покоях, конечно, побывали шпионы королевы. А возможно, и не ее одной. Но Санса Старк не была больше той наивной девчушкой, что сентиментально хранила опасные сувениры прошлого.


Пока служанки раскладывали ее вещи и возвращали жилищу прежний обжитой вид, она вышла на балкон. Он был очень небольшой, но с него открывался вид не на море, а на тесные улочки города. Санса любила стоять здесь подолгу, всматриваясь в суетливую жизнь горожан. Ветер трепал натянутые веревки с бельем между домами. Мяукали коты. Чуть дальше маленький мальчик дразнил собаку, которая притворялась, что злится, но виляла хвостом.


Санса размышляла о том, была ли она когда-нибудь счастлива после того, как выросла.


— Сандор, есть кое-что, что нам необходимо сделать, — произнесла она, не оборачиваясь, — я хочу знать, когда лорд Десница отправляет леди Мирцеллу в Хайгарден, и кто едет с ней из служанок и придворных дам.

— А пообедать? — проворчал из-за спины Пёс.

— Быстрее возвращайся с новостями, и не только пообедаешь. Я как раз попросила наполнить ванну, — она не удержалась от того, чтобы улыбнуться ему через плечо.


Клиган испарился моментально.


Санса остановила служанок, разбиравших привезенные с Севера подарки. Этим она хотела заняться сама. Не следовало пренебрегать знаками внимания, даже самыми мелкими, даже для самых незначительных особ. Дейенерис, конечно, вряд ли развернет ее набор кружевных салфеток, ну и пусть. Саженец чардрева для одной северянки, чей муж осел в поместье неподалеку от Черноводной. Руны от одичалых с правилами игры для лорда Тириона — стоило немалых трудов записать все правила и быть свидетельницей неизбежной драки между теми, кто придерживался разных их версий.


Несколько наборов деревянных украшений для дам, интересующихся севером. Травяные сборы для леди Оленны. Ткани. Деревянные безделушки. Резные шкатулки из кости мамонта. Речной жемчуг.


— Это на кухню, — Санса сморщила нос: заносили сушеную рыбу.


«Никогда не понимала пристрастия Джона к этой гадости. Испортил моего Пса, как будто мало у него дурных наклонностей».


Отдельный ларец Санса выделила, чтобы сложить подарки для Мирцеллы. Набор для вышивания. Книгу «О достоинствах целомудренного поведения», написанную какой-то занудной септой. Сироп для улучшения цвета лица.


Вернулся Сандор, одновременно с ним начали носить воду для ванны. Санса обернулась.


— Она выезжает послезавтра, — сказал он тихо, — свадьба в Хайгардене по прибытии.

— Служанки?

— Две септы, горничные, и еще эта, — Пёс скривился, — страшненькая-то. Леди Кракехолл.

— Вассалы Ланнистеров, — задумчиво протянула Санса, — я передам подарки с их слугами. Найди мне одну из этих горничных. И, Сандор… не могли бы вы сказать, чтобы они носили воду побыстрее?


…Лорд Десница принял ее вечером в своих покоях. Санса протянула ему обе руки, широко улыбаясь.


— Север положительно освежил ваш взгляд, миледи.

— А что освежило вас, милорд? — она обратила внимание на многочисленные ящики при входе в спальню. Обстановка также переменилась: несколько предметов мебели исчезло, и комната казалась пустой. Тирион вздохнул.

— Ах, моя леди. Вы узнаёте эту новость при дворе первой — после ее величества и моей семьи, конечно. Я решил жениться.


Улыбка Сансы не померкла. Она умела сохранять тревогу незамеченной. Тирион Ланнистер мог быть опасным противником, если союз, заключенный им, окажется выгоднее. Она не рассчитывала снова стать его супругой, хотя и не исключала этот вариант из всех возможных. Санса любила сохранять открытыми как можно большее количество дорог.


— Кто эта счастливица, которая украдет у меня ваши вечера?

— Леди Грейджой, — небрежно бросил Бес.


От двери послышался сдержанный смех Пса. Санса округлила глаза, делая ему знак, но это не помогло.

— Сандор.

— Ахаха.

— Сандор! Что вы себе позволяете!


Тирион невозмутимо потягивал вино. Санса обратила внимание, что он подстригся.


— Я ожидал примерно этой реакции, леди Старк, — мягко произнес он, — пути сердца к сердцу — полет шмеля по цветущему лугу, как говорили древние.

— Мне не доведется побывать на свадьбе вашей племянницы, леди Мирцеллы, но на вашей я побываю непременно, милорд.

— Да, Мирцелла выйдет замуж в Хайгардене. Думаю, это разумнее, — Тирион пристально взглянул Сансе в глаза, и она подалась вперед, — мы не праздновали окончание войны с Иными, и королева одобрила идею больших торжеств. На несколько дней. Вряд ли она сможет посетить их все, ведь она как раз собирается встретиться со своим супругом, вашим дорогим кузеном. Но это же не означает, что мы должны лишать себя праздника? Мы ожидаем множество гостей. Будут даже фейерверки.

— Я люблю фейерверки, — прошептала Санса горячо.

— Над морем. Флотилия леди Грейджой обещает нам представление, которое никогда не забудется.

— Когда это будет, милорд? — Санса сжала его руку, Тирион уставился на ее ладонь, крепко обхватившую его пальцы. Затем сжал их в ответ, и глаза его лучились, когда он ответил:

— Скоро.

*

Джейме ждал встречи со своей дочерью.


Это было похоже на ощущение предстоящей битвы, которую он должен выиграть. Чувство страха и одновременно чувство уверенности, чувство правильности. Как перед тем, как раздвинуть Серсее ноги в каком-нибудь затхлом углу. Оно сохранялось, это чувство, ровно до того момента, пока он не опускал ее ноги обратно — или не заходил к своему отцу с докладом о победе.


И в те минуты он был грязным, слабым, обесчещенным. Серсея уходила к своему мужу, не уставая напоминать Джейме, что он мог бы избавить ее от него, лорд Тайвин скептически щурился, недовольный результатами: слишком много потерь, слишком малые результаты. «Мирцелла не будет меня оценивать, — напомнил себе Джейме, — она признала меня. Она знает, кто я, она знает, кто она».


Он сглотнул. Лорду-командующему не к лицу беспокоиться и спешить. Тем более, он не стоял впереди своих людей, как подобает, а прятался среди самых доверенных рыцарей, одетых в туники, присланные леди Тирелл.


Тирион славно потрудился, сплетая заговор. Поддержка великих домов значила контроль над Вестеросом, как бы ни пыталась королева Таргариен доказать обратное. Но Тириону было далеко до мастеров, и его план не предусматривал постепенное развитие событий в течение долгих лет. Если не начать действовать быстро, эффект неожиданности будет утерян, и все, что останется — затяжная война с очередными погромами, разорением и уничтожением всех Семи Королевств.


Однако, они задерживаются. Джейме тревожно взглянул на дорогу.


— Я могу выехать навстречу, — предложил Бронн, с самого утра напряженный как струна, — или сир Аддам, — добавил он словно в оправдание. Джейме покачал головой.


Внезапно перед глазами замелькали золотые мушки. Их становилось больше, они кружились, пока не превратились в заливающий весь мир ослепительный свет. Он сморгнул, но золото, залившее глаза, только становилось ярче. Что-то было не так. Именно сейчас. Именно в эту секунду. Джейме выдохнул, попытался вдохнуть снова, но — почему-то, не смог вдохнуть обратно. Грудную клетку прожгло распирающей болью, он схватился за луку седла, прижимая правую руку к груди, открыв рот и отчаянно борясь за каждый глоток воздуха, но —


— Милорд!

— Воды, кто-нибудь, сюда. У него раньше бывало плохо с сердцем?

— Твою мать, Ланнистер, ты в могилу меня сведешь, что за херня?


Серсея. Что-то произошло с Серсеей, была его первая мысль. Что-то с ней случилось, он чувствовал это. Он несколько раз моргнул, когда пришла вторая мысль: Серсея мертва. Наконец, Джейме затряс головой, и слепящий свет перед глазами стал меркнуть, оставляя встревоженные лица над ним. Боль в груди исчезала мягко, совсем не так резко, как появилась. Он несколько раз моргнул, приподнялся с земли, не представляя, как именно оказался лежащим на ней.


— Ты свалился, как подкошенный, я думал, это стрела, — Бронн хлопнул его по плечу, пока Джейме растирал горло, — ты как?

— Не знаю, — пробормотал мужчина, — не уверен.


Холодок пробежал по его спине, когда он, наконец, понял, устремляя взгляд вперед.


— Мирцелла, — прошептал Джейме и ринулся к лошадям, — все, быстро, за мной!


Он был уверен, что загонит лошадь; почти наверняка, так бы и случилось. Не было мыслей, не было идей вроде: «Я действую неразумно» или «нужно оставаться незамеченными», он словно был над самим собой и шел по видимой ему одному дороге. Золотое сияние оставалось в уголках глаз, таяло, исчезало, меркло. Он не знал, к кому спешит — к Серсее или к Мирцелле, или, быть может, к самому себе, но, кто бы ни ждал в конце дороги, этот кто-то покидал его навсегда.


И все, что Джейме должен был встретить — пустую, в никуда ведущую тропу, за которой обрывались над бушующим морем высокие серые скалы.


Он соскочил с седла слишком рано и с десяток шагов проехал по траве на пятках сапог. Бросив поводья, влетел, безошибочно угадав, в охряного цвета новый шатер…


— Мирцелла! — и, слыша собственный крик, Джейме уже знал, что не успел.

— Милорд… как вы смеете!

— Это Джейме Ланнистер?!


Он не слышал слов вокруг. Он смотрел вперед. Сердце больше не сжимало неясное предчувствие, но осталась та самая боль пустоты, боль оборвавшейся тропы.


Мирцелла была мертва.

Она лежала на койке, платье еще в пыли, ее переносили, очевидно. Он стоял, боясь, что земля уйдет из-под ног, как только он сделает первый шаг, но когда он, наконец, смог идти, то вокруг была звенящая тишина. Или так казалось. Ноги были тяжелыми, он не мог поднять рук, он вообще не мог ничего, только смотреть.


Мирцелла была мертва. Тонкая струйка крови из угла рта, распахнутые зеленые глаза, из которых до сих пор не ушло выражение испуга и какой-то обиды, простое дорожное платье оливкового оттенка. Ее руки были вытянуты вдоль тела.


Джейме бездумно сел рядом, не в силах оторвать взгляд от ее лица. Взял ее за руку. Семеро, она все еще не остыла. На левой были видны заусенцы, следы дурной привычки — в детстве Мирцелла грызла ногти, и ее так и не удалось отучить.


— Она выпила всего лишь одну чашку, упала, она не кричала, просто лежала… — за спиной оправдывалась, рыдая, какая-то из служанок. Бронн тряс кого-то с проклятиями, требуя допросить каждого, кто имел доступ к еде и питью. Все суетились, бегали вокруг, как будто это могло иметь какое-то значение.


Джейме не двигался. До тех пор, пока не понял, что соленый вкус во рту — это слезы, стер их с щек, удивился тому, что еще способен плакать, и вот тогда это и пришло. Понимание того, что золотое сияние жизни, покидающее его год за годом — надежда, любовь, его дети, которые так и не успели стать по-настоящему его, то немногое, что могло быть названо смыслом. Точно не служение королям и отцу, не львы на знамени, не собственная дурная слава и не грехи, за которые были наказаны другие.


Они были обречены из-за того, что мы делали.


— Серсея, — произнес ее имя Джейме, и слезы полились рекой, — о, моя дорогая. Моя милая.


Это она лежала перед ним, шестнадцати лет от роду, еще совсем невинная, дитя, проданное за золото и славу. Это ее он хотел спасти, тогда, жизнь назад, и не спас никого. Серсея. Девочка, игравшая за рыцаря, когда он мог изображать принцессу. Выбиравшая ему ткань на рубашки. Поправляющая повязку на его первой ране от меча. С синяками под глазами, лежащая на полу спальни короля, когда он не мог подойти, потому что она повторяла снова и снова: «Он все-таки сделал это. Он сказал, что сделает это со мной, как с грязной шлюхой, он сделал это». Серсея, мертвыми глазами глядящая в сторону, когда он грубо, без малейшей вовлеченности души и сердца, трахал ее у тела Джоффри — он не мог разделить ее скорбь, она не могла принять его как прежде.


Серсея, которую Джейме хотел любить, и которой у него никогда не было.


Слишком много дерьмовых поступков в его жизни. Слишком много нарушенных клятв, грязных слов и намерений. После всего, их будут забирать у него по одному, тех, кого он любил. Пока не заберут всех.


— Пойдем, — подхватил его кто-то за плечи, поволок прочь, прочь от остывающего золотого сияния.

— Серсея, — прошептал он, надеясь дозваться ее, но ее больше не было.

— Пойдем, милорд. Я налью тебе что-нибудь выпить, — в голосе Бронна Джейме услышал отражение своих слез.


Когда он держал третий — или тридцать третий? — стакан, то понял, что его рука трясется. Обе руки.


Он не помнил остаток дня. Он не помнил ничего, только сжимающуюся пустоту вокруг, меркнущее золотое сияние, постепенно превращающееся в серый туман, и Бронна, подсовывающего ему то выпивку, то какие-то письма на подпись.


Потом его куда-то вели, поднимали, сажали, кажется, раздевали — он бездумно поднимал руки, вытягивал ноги, не чувствуя и не зная, что происходит. Кто-то толкнул его в плечо — он лег на бок.


«Попрощайся со мной, Мирцелла. Попрощайся, Серсея, — молил он перед тем, как заснуть, снова и снова, — попрощайтесь со мной, все. Не уходите молча».


Когда Джейме закрыл глаза и провалился в пустоту, его там не ждал никто.

*

Над головой Бриенны басил Тормунд. В основном, он травил байки и анекдоты, но также распространялся о своих ожиданиях и последующем разочаровании от южных земель. Это бы не смущало Бриенну нисколько, но беседа, а точнее, монолог продолжался почти три часа, а она очень хотела выспаться.


Одичалые, которые отправились с ней по указанию Джона, были сущей проблемой. Возможно, будь здесь сам Джон, он мог бы с ними сладить, в чем Тартская Дева сомневалась. Ей это было тем более не под силу.


Конечно, регулярные войска юга тоже не отличались идеальной дисциплиной — Бриенна хорошо помнила свое разочарование, когда познакомилась с бытом лагерной жизни при Ренли Баратеоне. Но все же Вольный Народ трактовал идею свободы слишком… вольно. Они играли в кости на ночные дежурства, как правило. Недовольные проигрышем могли не дежурить вовсе. Они пили — и напивались всегда до чудовищного состояния. Донести до одичалых, что охотиться на южных землях где угодно и как угодно нельзя, не получилось.

Поскольку им не с кем было сражаться, они скучали и дрались между собой. Или часами, днями просиживали у костров, ничего не делая, кроме как разговаривая.


Бриенна терпела безусловное фиаско в качестве лидера.


— Это мужики, — доносила до нее Дагна, чьи навыки обращения с оружием уступали Тартской Деве лишь немного, — ты просто не можешь заставить их работать так и тогда, когда тебе это надо. Можно, конечно, попробовать. Раз или два получится, но потом тебе дадут отпор.

— Король Джон назначил меня нести ответственность за порядок, — протестовала Бриенна. Дагна пожала плечами.

— Дак и неси. Кто не дает-то?


Ко всему прочему, Тормунд удвоил свои мероприятия по осаде ее неприступной, и оттого привлекательной особы.


«Мне везет на болтливых соратников, — пришла к удручающему выводу Бриенна, — любой разговор сводится к шуткам ниже пояса».


С другой стороны, было в одичалых кое-что, что Бриенне нравилось. Образ их мысли. Они были свободны в своих рассуждениях, и, может быть, бесконечные разговоры у костра тому способствовали.


— Так ты расскажи еще раз, почему они бросили тебя в медвежью яму? — допытывался особо настырный одичалый, — из того, что я до сих пор услышал, они сделали это только потому, что ты женщина.

— Они развлекались, — вздохнула Бриенна.

— Но тебя не брали в эту вашу, где все в железе, на лошадях…

— В рыцари. Меня не посвящали в рыцари. Это что-то вроде разрешения сражаться… за кого-то… сложно объяснить.

— Потому что ты женщина? — получив утвердительный ответ, ее собеседник развеселился, — интересно получается. Ты можешь сражаться с медведем, но не можешь сама решать, с кем ты спишь, и от кого рожаешь детей. Ты можешь ездить на лошади, убивать людей, но все равно, скольких бы ты не победила, ты не считаешься воином. А если рыцарь этот сделает что-то запрещенное, его в женщины не разжалуют?


Бриенна только вздыхала.


Копьеносицы вздыхали вместе с ней. Они проводили вместе большое количество времени, и ей это нравилось. По крайней мере, с ними можно было поговорить, как она никогда и ни с кем не говорила. Это была сущая ерунда, темы их разговоров, и Бриенна гораздо чаще слушала, чем высказывалась сама, но даже возможность услышать была бесценна.


Она жадно впитывала познания. Вместе с воительницами смеялась над историями о влюбленных противниках, примеряя их на себя. Вместе с ними горевала над потерями мужей или возлюбленных, не вернувшихся из схваток. Вместе они осуждали ужасные мужские привычки — мочиться в костер, например, сушить обувь рядом с котлами с едой, бросать где попало точильные камни, перетягивать одеяло на себя.


Именно им однажды Бриенна поведала историю своего знакомства с Джейме Ланнистером. Одичалые оказались мастерицами вытягивать информацию, опять же, делать больше было нечего, кроме как рассказывать и выслушивать. Она запиналась, краснела, и рассказ вышел скомканный, пришлось кое-какие детали упустить, но женщины слушали ее внимательно, не перебивая, и проявили все возможное сочувствие. И все жаждали поделиться с ней опытом.


— Если у тебя мужчина воин, то насчет шрамов не переживай, — сказала одна из них, — если бы на шрамах все заканчивалось! Поживи годика три с ним, узнаешь…


Умудренные жизнью воительницы дружно закивали, вздыхая.


— Главное — почувствуй себя, когда он ляжет с тобой, — страстно жестикулировала другая, пышная черноволосая красавица с повязкой на одном глазу, — хочешь ты быть над ним, под ним или как угодно, неважно. Откройся, отпусти себя. Целуй, как наносишь удар — уверенно!

— …иногда нужно его приласкать, — советовала третья — на вид совсем девчонка, — пожалеть. Сделать что-нибудь, что он просит. Но только одно дело за раз, а то они сразу наглеют.


От всех этих многочисленных премудростей Бриенна в конце концов тоже утомилась. Джейме у нее больше не было. Из «Шлюхи Цареубийцы» в ближайшее время ей суждено было переименоваться в «Бывшую шлюху Цареубийцы», и она не знала, каким будет дно падения. Возможно, возвращение на Тарт в возрасте, когда она уже не сможет сражаться, чтобы стать иждивенкой дальнего родственника, унаследовавшего остров. Возможно, нищета в каком-нибудь захолустье с прижитыми от удачливых насильников бастардами. Замужество было исключено. Самый небрезгливый межевой рыцарь, и тот вряд ли просит у богов послать ему громадную, уродливую, покрытую шрамами шлюху, славившуюся путешествиями по окраинам мира в компании с кем-то вроде Джейме Ланнистера.


Подобные перспективы все чаще обращали взор Бриенны к костру Тормунда. «По крайней мере, теперь я знаю, что выбор у меня все-таки есть, — она представила себе ту „роскошную“ жизнь, о которой любил рассказывать ей рыжий великан, и едва не застонала в голос, — ну да, он будет рад видеть меня с оружием в руках, только вот каждый год я буду рожать по ребенку до самой смерти, свариться с другими его женами и их детьми за каждый фунт оленины и безнадежно тупеть от пересказов унылых сплетен у костра».


Десять лет назад отец говорил ей, что даже лучшие воины рано или поздно стареют, и тогда им нужен кто-то, кто позаботится о них, в противном случае, они пополняют собой орду нищих попрошаек возле септ и на перекрестках. Она знала, что он прав, но была слишком занята, доказывая свою правоту и самоутверждаясь в качестве воительницы.


Пожалуй, пришло время задуматься вновь. Старки не бросают преданных им людей, но Старки не вечны тоже.


Возможно, ее приютит Подрик. Когда она станет согбенной старухой (если доживет), что с ее ранениями и травмами должно было случиться годам к сорока двум, то он вряд ли откажет ей в теплом углу и миске супа (желательно, без твердых кусков, которые пришлось бы жевать).


Тартская Дева окончательно приуныла.


В ту ночь ей приснилась Серсея. Не та полубезумная женщина, с которой она разговаривала накануне казни. Это была другая Серсея. Она вышла к ней из красивого сада, одетая во что-то длинное и зеленое, и приветствовала ее улыбкой, какую Бриенну больше всего любила на лице Джейме. Бриенна во сне чувствовала себя на удивление бесстрашно рядом с той, что так смущала и пугала ее при жизни.


— Мой брат нуждается в тебе. Почему ты не приходишь? — спросила Серсея, глядя на нее с невозможным участием и беспокойством. Бриенна пыталась шагнуть от нее прочь, но, куда бы она не поворачивалась, леди была перед ней.

— Он не зовет.

— Разве? Ты не слышишь? — она подняла глаза к лазурному небу, — он слаб. Его сердце изранено. Ты еще можешь его исцелить.


Сон кажется настолько реальным, что даже травинки в саду колышутся от ветра. Серсея отпускает ее руку и уходит куда-то в тень плакучих ив.


На следующий день ворон от Сансы Старк приносит известия о гибели Мирцеллы Баратеон под Хайгарденом и обнаружении внезапно ожившего Джейме Ланнистера в непосредственной близости от него.


Бриенна взвесила все «за» и «против», перебрала в памяти все оскорбительные речи, услышанные от Джейме, все те прозвища, которыми он ее награждал. Это помогло очень ненадолго. В памяти гораздо легче обнаруживались другие мгновения с ним. Реже слова. Чаще ощущения. Тепло. Безопасность. Дрожь во всем теле, когда их руки случайно соприкасались при свете дня. Чувство дома, когда он обнимал ее ночью. Звон валирийской стали при встрече их мечей.


И первый раз, когда они легли вместе той Зимой. Холод, который после казался им небольшим морозцем, для обоих был внове. Почти час перед сном они спорили, кто будет спать под единственным одеялом, и, конечно, Бриенна упрямилась до последнего, поэтому оно так и оставалось лежать у нее под головой. Они спали спиной к спине, очаг в комнате давно остыл. Бриенна чувствовала дрожь Джейме в полудреме. Полчаса, час — она не знала, сколько смотрела перед собой в темноту, думая над тем, что впереди сотни таких ночей, и в каждую из них ему будет холодно.


Она встала, развернула одеяло, накрыла Джейме, легла рядом. Он уже не спал. Он ждал. Бриенна придвинулась ближе, обхватила его сзади, неловко, не зная, как надо, как можно — положила руку ему на грудь, и через мгновение встретила его руку на своей, прижимающей ее крепче, ближе. Слова были не нужны.


Возможно, это был не лучший выбор, говорила Бриенна Тарт себе, разворачивая карту и рассматривая возможные пути добраться до Хайгардена. Возможно, король Джон все-таки появится раньше, чем планировал. Или одичалые без нее разбегутся. Да и Джейме, очень вероятно, не будет так уж счастлив видеть ее.


Но стойкая вера жила в ее сердце, подогреваемая памятью: ругались они, оскорбляли друг друга или даже били, они никогда не отказывали друг другу в тепле и заботе, когда нуждались в них.


И предлагали помощь и поддержку без того, чтобы дожидаться просьбы, зная, что попросить первым ни один из них не решится.


========== Семейные узы ==========


«Дорогой брат! Я получил все письма Бронна за прошедшую неделю, но ни в одном из них не было и строчки от тебя. Дейенерис сообщили о твоем возвращении, но, к нашему облегчению, у Переправы голодный мятеж, а наследники Фреев не поделили запасы. У тебя есть три недели прежде, чем…».


«Дорогой брат! Наша племянница Мирцелла обрела свой покой. Крипта новая, и отделка еще идет. Я провел бдения и тому подобное, все соблюдено. Пожалуйста, будь спокоен. Я также отправил известия в Дорн. Тристан Мартелл соболезнует утрате и скорбит…».


«Джейме, дорогой брат. Я встретился с мейстером — которого ты отправил обратно. Душить его было необязательно. Я обеспокоен, Джейме. Ты должен стоять твердо. Стормы, Ривергейты и Хоулы присоединятся к тебе под Хайгарденом. Теперь, когда открыто, что ты собираешь людей, только беспорядки у Переправы стоят между тобой и Безупречными. Она все еще пытается не проводить карательных рейдов. Это не продлится долго. Джон откладывает встречу. Обратись к Тиреллам. Ты нам нужен. Твой Т.».


Джейме закрыл глаза. Усталость накапливалась постепенно. Он знал, что должен спать, но спать не мог. Он метался почти всю ночь по койке, вставал, пил, пытался заснуть снова, но он не мог. Безвкусная еда, одни и те же разговоры день за днем, одни и те же шутки солдат, мрачный юмор Бронна, все сливалось в один сплошной, долгий, утомительно бесконечный день.


Иногда он доставал рубашку, одну из тех, что носила Бриенна, и прижимал к лицу. И тогда мог убедить себя, что она рядом. Он не представлял себе, как она окажется с ним. Он не фантазировал, что она ему скажет, как посмотрит, улыбнется ли или нахмурится. Но, если бы она была рядом, она бы сделала что-то, одним своим присутствием, и ему не пришлось бы притворяться, не пришлось бы говорить себе с утра «ты должен, ты Ланнистер» до тех пор, пока эти слова окончательно не потеряют свой и без того сомнительный смысл.

Просто была бы она рядом.


До Хайгардена было пятьдесят миль. Они не меняли позицию вот уже неделю. Их могли обнаружить, и Джейме надеялся отойти к холмам, где лагерь был бы не столь заметен, через день.


Поэтому, когда раздались звуки тревоги, Джейме, как и все, готов был сражаться.

— Знамена Тарта, милорд, — вбежал почти радостный Пек, — всадники со знаменами Тарта!


Джейме замешкался, собираясь с духом. Что я ей скажу? Что она скажет мне? Он едва ли успел удивиться тому, что Бриенна появляется у него со знаменами и отрядом, скорее можно было ожидать ее в компании Подрика Пейна — в лучшем случае. Но с крупного рысака у его шатра величественно спустился незнакомый ему пожилой мужчина, и Джейме хватило одного взгляда в его лицо, чтобы узнать Селвина Тарта, Вечерную Звезду, хранителя Тарта — и отца Бриенны.


— Прошу вас, милорд. Принесите еды и вина в шатер лорда-командующего! Поживее, вы! — суетился Бронн, пока Джейме провожал лорда Тарта внутрь.


Пожалуй, не только исполинский рост выделял Вечернюю Звезду среди остальных его воинов. Селвин Тарт двигался легко, словно не знал гнета прожитых лет, его жесты были плавными и уверенными, и он не стал затягивать приветствие.


После того, как Джейме произнес подобающие речи о чести знакомства, Селвин оглядел его внимательнейшим образом, и зазвучал его голос. Чистый, глубокий, как у Бриенны, четко выговаривающий слова.


— Это было непросто, разыскать вас, даже зная, где вас видели в последний раз. Я хотел взглянуть на вас, сир Джейме, — лорд Селвин глядел на Джейме спокойно, — вы ведь знаете мою дочь, Бриенну?


Джейме подумалось, что поправлять именно этого человека и напоминать, что он лорд-командующий, а не просто «сир», будет крайне неразумно.


— Да. Знаю.

— И я думаю, вы знаете о том, что она признана ее величеством беглой предательницей короны?


Джейме опустил голову. Он хотел бы оставаться равнодушным и отстраненным, но не мог.

— Знаю. Из-за меня.

class="book">— Именно, сир Джейме, — лорд Тарт прошествовал неспешно мимо Ланнистера, присел у стола, указал на место напротив, — расскажите мне, что стало причиной.


Джейме зажмурился, закусил губы. Это было слишком много. Он уже почти не чувствовал себя живым. День выпил его до дна. Он чувствовал себя дряхлым старцем. И маленьким мальчиком одновременно. И он слишком устал, чтобы думать о приличиях или говорить о чести, выбирая формулировки. Ложь была привычна, но так хотелось сказать правду!


«Я мог поиметь твою дочь тысячу раз. Я помню свои пальцы внутри ее тела. Помню свои сны о ней, помню, как увидел ее голой напротив впервые, помню ее на мехах, раздвинувшую во сне ноги, словно специально для того, чтобы я оказался между ними…».


— Я и леди Тарт провели много времени вместе, — заговорил Джейме негромко, — она очень ценила мою поддержку, посчитала себя обязанной мне. Из-за ее исключительной преданности и зависти к ее военному таланту, я думаю, пошли слухи, порочащие ее честь. Пытаясь оправдаться и оправдать меня, она надеялась переубедить королеву Дейенерис, но не преуспела.


Лорд Селвин смотрел на него пристально, без улыбки, но и без осуждения. Джейме чувствовал его внимательный, изучающий взгляд.


— Говорят, она носит ваш меч. И ваши доспехи. Мне также сказали, она делила с вами шатер. Ложе.


Джейме опустил голову еще ниже.

— Молчите. Ну что ж. Благодарю.


Лорд Селвин поднялся, направился было в сторону выхода, но Джейме удержал пожилого воина.

— Вы поверите моей клятве, милорд? — спросил он почти отчаянно, — вы поверите мне, если я поклянусь, что леди Бриенна покинула мое общество такой же непорочной, как и пришла?


Лорд Селвин прикрыл глаза на мгновение, затем опустил руки и посмотрел на протез Ланнистера. Он изучал его лицо, глаза, присматривался к нему внимательно. Во взгляде его голубых глаз, так похожих на глаза Бриенны, не читалось ни беспокойства, ни вражды. Скорее, это было нечто между брезгливостью и жалостью.


— Мне все равно, сир Джейме, — заговорил Селвин все с той же размеренной интонацией, — мне совершенно все равно, как моя дочь распорядится своей непорочностью, если она только не станет жертвой соблазна и обмана жестокого лжеца, который бросит ее, посмеявшись над ее чувствами. Последнее, что хочет узнать отец о своей дочери, так это то, что она растит чьего-то бастарда, а его отец бросил ее, наигравшись и оставив в позоре на всю жизнь.

— Не последнее, — Джейме сел у стола обратно, посмотрел лорду в глаза, — последнее, что хочет слышать отец, это о смерти своей дочери.


Лорд Селвин подобрался и напрягся, но Джейме покачал головой.

— Моя дочь. Мирцелла. Недавно она умерла. Была отравлена. Перед своей свадьбой.


Лорд Селвин вновь опустился напротив, и после Джейме не мог вспомнить, сколько они так сидели, молча, друг напротив друга.


— Простите мой неуместный визит в час скорби, сир, — наконец, произнес лорд Тарт, — соболезную вам. Полагаю, вы можете понять мои чувства, тогда как я предпочел бы никогда не испытать ваших.

— Я желаю этого всем сердцем вам, милорд.

— И вы не знаете, где Бриенна.

— Хотел бы я знать. Я очень виноват перед ней.

— Полагаю, это так, — лорд Селвин откинулся назад, его большие, глубокие глаза не покидали лица Джейме. Они были не столь чистого оттенка, как у Бриенны; к ним примешивался серый, свинцовый оттенок. Лорд Селвин напоминал неспокойное море, надвигающийся шторм, заключенный в стены самообладания.


— Я прибыл на материк с одной только целью, сир Джейме, — продолжил Селвин Тарт, — забрать свою дочь и внука на Тарт, где они будут в безопасности. Мне не нужно королевское помилование, или согласие, или что угодно. Мой внук не будет Ланнистером. Он будет Тартом.

— Милорд, разговоры о бастардах — это наговор на леди.


Селвин из миролюбивого внешне пожилого человека в мгновение превратился в угрожающего вида великана, отточенные движения которого лишь чуть-чуть замедлял возраст. Джейме мог видеть знакомые, привычные жесты, унаследованные Бриенной.


— Бастарды? Наговор? — рыкнул он, — Мне глубоко чихать на дворцовые сплетни. На песенки на рыбных рынках. Но королева Дейенерис, глядя мне в глаза, сказала, что мою дочь именуют «Шлюхой Цареубийцы». Ваша дочь мертва, мне жаль вас, Джейме Ланнистер, но представьте, что все знают вас, как отца шлюхи. И поймете, почему больше всего на свете я сейчас желаю перерезать вам горло и вздернуть вниз головой на Тартском маяке.


Это было слишком больно — слышать от ее отца слово «шлюха» в отношении Бриенны. И он это заслужил. Он, а не Бриенна. Джейме судорожно выдохнул, опуская руки на стол. Затем поднял глаза на пожилого лорда. Что ж, как минимум, Селвин порадуется правде. Если когда-нибудь она будет открыта кем-то более достойным доверия, чем Цареубийца.


— Я не прикасался к леди Бриенне. Она все так же невинна, как и в первый день жизни. За то, чтобы она оставалась таковой, я в свое время отдал правую руку — и об этом теперь не жалею. Тех, кто чернит честь леди Тарт, я считаю своими личными врагами. Я должен вашей дочери свою жизнь и не откажусь выплатить свой долг в любое время, когда это будет необходимо, лорд Селвин.

— Каким образом? — холодно спросил тот.

— Каким она того пожелает.

— Вы убьете тех, кто говорит о ней дурно?

— Да.

— Все королевство? Весь двор? Что ж, ваша сестра действовала схожим образом. А что насчет самой Бриенны, сир? Вы озаботитесь устройством ее семейной жизни? Будете следить за тем, чтобы ее не оскорбили в доме мужа? Защитите ее детей от упреков в сомнительном происхождении?


Теперь Джейме Ланнистер понимал истинную причину застенчивости Бриенны. Ее отец оказался прозорливцем куда более способным, чем даже Тайвин Ланнистер. Селвин Тарт знал, что сказать, чтобы заставить замолчать других. Он, лорд-командующий Ланнистер, мужчина не юных лет, не мог от стыда поднять голову, чувствуя себя мальчиком перед закаленным в боях ветераном.


— Я мог бы жениться на ней, — едва слышно сказал Джейме, ненавидя себя за слабость. Но грохот кулака лорда Селвина о стол заставил его посмотреть в глаза грозному владыке Тарта.

— Не после всего, львенок! — рявкнул Селвин, распахивая потемневшие глаза, — не представлю, что за подвиг придется совершить тебе, Цареубийца, чтобы заслужить подобной чести! Я лучше отправлю свою дочь на дно моря с наковальней на шее.


Джейме усмехнулся и фыркнул, живо представив эту картину.

— Бриенна справится с ситуацией, — объяснил он поспешно свое неуместное веселье лорду Селвину, — выползет на берег с наковальней, Кракеном и парой затонувших кораблей в придачу.


Селвин взглянул на него чуть теплее, а затем тоже расплылся в кривоватой ухмылке согласия. Хмыкнув, лорд Тарт, наконец, склонил голову набок и продолжил рассматривать Джейме в упор.


— Она хороший воин? — спросил он внезапно, — какова она?

— Бриенна побеждает в шести из семи случаев, — ответил Джейме сразу же, чувствуя постыдное щипание в носу, — в седьмом случае отступает для отдыха, потом нападает снова, и снова, и снова. Она тренируется каждый день, до тех пор, пока не падает с ног от усталости. Она никогда не жалуется на неудобства или трудности, или нездоровье. Среди моих лордов после Зимы немало найдется тех, кому она спасла жизнь, а то и не по разу. Она верна своим принципам и идеалам даже тогда, когда они могут стоить ей жизни. Воин, которым большинству из нас никогда не стать.


«Почти не соврал. Так, кое-что утаил. Не рассказывать же, что отвести женщину к мейстеру под силу лишь пятерым, даже когда она истекает кровью, спасать других она любит, исключительно подставляясь сама, а любимое занятие — находить неприятности на свою роскошную задницу, чтобы затем мужественно и стойко их преодолевать».


Лорд Селвин смотрел ему в лицо молча. Джейме почувствовал непреодолимое желание отвести глаза.

— Мне говорили, у нее много шрамов после тяжелых ран. На лице, в том числе.

Джейме кивнул.

— Я нашел ей хорошего жениха, — лорд улыбнулся сухо, — который видел ее на Севере. Он вдовец и сильно старше, но он хороший человек. Видимо, его ее уродство не смущает.


В голосе Тарта послышалась горечь, но Джейме кипел. Бриенна заслуживала тысячекратно большего, чем мужа, который будет ее просто терпеть. Он хотел открыть рот и высказать все это, но что он сам мог предложить взамен?


— Моя дочь редкостная упрямица, это так. Я говорил ей, что ничем хорошим не кончится это ее увлечение рыцарством, военным делом. Но она преуспела в том, к чему стремилась. Бриенна, — пожилой лорд вздохнул, — упертая, своевольная, прямолинейная и несгибаемая, что корабельная мачта.

— Это все о ней, — подтвердил Джейме, улыбаясь. Селвин покровительственно глянул на него.

— И вы все же любите ее, стало быть.


Это утверждение заставило Джейме застыть и почти испуганно взглянуть на Селвина Тарта. Тот, кажется, удовлетворился своим визитом и поднялся из-за стола, чтобы попрощаться. Его глаза теперь лучились той едва уловимой нотой веселья, которую хорошо знал Джейме. Иногда на него точно так же смотрела Бриенна. Джейме встал напротив и постарался выполнить как можно более искренний и глубокий поклон.


«Меня отчитали, как мальчишку, и, боги, это было мучительно». На ум пришли мрачные мысли о Мирцелле, и все, что он только мог осознавать из происходящего — так это то, что это был один из дней его глубочайшего бессилия и бесчестья.


И признания, которое он не мог заставить себя ни произнести, ни обдумать.


— Я прошу вас простить мое вторжение, сир Джейме, — церемонно поклонился лорд Селвин, — и помнить обо мне, если вы еще увидите когда-либо мою дочь.


Это звучало почти как угроза. После его ухода Джейме в несколько приемов осушил мех с вином, нашел флягу с другим, похуже, дождался, пока опьянеет достаточно, после чего упал на кровать, кое-как сбросил сапоги и заснул.

*

Все шло замечательно, потерянно рассуждал Тирион Ланнистер, стоя на коленях перед королевой в ее спальне. Все шло так, как надо, если исключить досадный случай смерти Мирцеллы — и почти потерянного союза с Тиреллами.


Безупречные карали недовольных голодом крестьян, безжалостно разгоняя целые поселения, дотракийцы скучали и начинали проявлять недовольство, заранее продуманные небылицы распространялись по рынкам и трактирам: королева позволяет себе совокупляться с лошадьми, драконами, и чрево ее производит монстров каждое полнолуние, королева и Драконий Мясник занимаются черной магией (этот слух был плохо продуман, но бездельники, пересказывающие его друг другу, додумали недостающие фрагменты). И, наконец, королева собирается вывезти все зерно за Узкое Море.


Последний слух, в противовес двум предыдущим, которые все-таки воспринимались как байки, возбудил массовые волнения. Особенно в регионах, где свое хозяйство было развито не слишком сильно. Долина Аррен взбунтовалась неожиданно даже для самого Тириона.


Все шло, как нельзя лучше. Ланнистер-младший забыл лишь об одном деликатном обстоятельстве: он, лорд Десница, будет призван королевой к ответу за беспорядки в первую очередь.


— То есть, вы хотите мне сказать, что ничего не знали о том, что ваш брат жив? — мягко сказала Дейенерис, возвышаясь над ним.


Она умела возвышаться, даже если сидела на полу, раскладывая узоры из цветов. Тирион глубоко вздохнул.

— Моя королева… — он запнулся; звучало, как у Мормонта, — ваше величество…


Ее взгляд по-прежнему был отсутствующим. Тирион отважился.

— Дени, — он взял ее руку, открыл рот, кусая нижнюю губу в нерешительности, — моя семья причинила много бед вам и многим. Но не меньшие пережили мы сами.


Она улыбнулась ему, фиалковые глаза заполнились светом южной ночи. Кивнула. Величаво присела рядом — с прямой спиной, изящным разворотом шеи.


— Вы знаете, моя сестра никогда меня не любила. На самом деле, она ненавидела меня. Джейме наоборот. Но мы всегда держались друг за друга, все трое, но не потому, что любили друг друга, — Тирион усмехнулся, глядя в прошлое, — а потому, что никто не любил нас…

— Вы знали, что ваш брат жив?

— Я надеялся бы на это, даже если бы увидел его тело перед собой так близко, как вижу вас. Он все еще мой брат.


Тирион не лгал. Это была одна из тех правд, которые и так являлись очевидными. Он смотрел на Дейенерис безотрывно, размышляя, могла ли она любить своего брата? И если могла, то что это была за любовь — обязательство, долг, желание или привычка? «Львам дракона не понять, — пришел к выводу Тирион, — драконам не понять никого. Слишком сильные. Слишком высоко летают».


— Я хочу верить вам, Тирион. Вы, Ланнистеры, имеете свойство выживать, когда от вас этого никто уже не ждет. Я хотела казнить вас не единожды, — Дейенерис вновь возвышалась над ним, недоступная, недосягаемая, — что мне следует делать? Охотиться на Цареубийцу, чтобы отомстить за отца? Сделать вас приманкой для Цареубийцы?


«Подавлять мятеж на Переправе? Попытаться надавить на Хайгарден? На Орлиное Гнездо? Она одержима местью за отца, которого не знала. Она не безумна, нет. Она слишком молода, самоуверенна и не очень опытна. И скора на расправу».


— Позаботиться о себе, ваше величество, — протянул Тирион, — встретиться с королем Джоном. Пока этого не произойдет, вы не можете быть уверены, что действительно контролируете ситуацию.

— Я встречусь с ним, Десница, — холодно подвела итог Дейенерис, — вскоре. Затем, мы соединим наши силы, найдем шайку Цареубийцы, и тогда, Тирион, я смею вас заверить, ни у кого не останется сомнений в смерти Джейме Ланнистера.


В эту минуту Тирион притворился удрученным. Младший Лев видел неуверенность в ее движениях. Она боится встречаться с Джоном, понял он и отметил эту немаловажную деталь. Джон оттягивает момент встречи тоже, но кто знает, в чем его причины. А Дейенерис боится.


Возможно, этот страх можно будет использовать, чтобы спасти Старшего Льва, когда тот угодит в западню — Тирион надеялся, что Джейме избежит этого. После всего, что было между ними, он не мог злиться на него. Не так много львов осталось, чтобы чураться друг друга.

*

Сандор Клиган навис над столом, внимательно изучая карту Перешейка. Сейчас можно было сказать, что он действительно похож на Пса, возможно, на ищейку, а может, на волкодава. Санса усмехнулась этой мысли и откусила еще один кусок от пирожного, роняя крошки в постель.


Она наблюдала за ним с удовольствием. Линии его мощного тела, неожиданная грация и плавность его движений приводили ее в восторг, хотя Сандор никогда не разрешал ей смотреть на свои тренировки. Он говорил, это заставляет его нервничать и проигрывать. Иногда она подсматривала незаметно для него.


Многие придворные дамы развлекались подобным образом.


Дейенерис содержала целую армию гладиаторов. Санса узнала значение этого слова недавно, и ей показалось занятным изучить историю боев. Галереи вокруг тренировочных дворов — половина из которых раньше была отведена под разнообразные развлечения королевы Серсеи — были ее любимым местом.


— Я встретила сегодня Джораха Мормонта, — сказала Санса, облизывая пальцы и протягивая руку за следующим пирожным, — наверху.

— Опять подглядываешь, — Пёс не обернулся, но она знала даже малейшие признаки его смущения. Он уже успел загореть после Зимы, и по смуглой спине полз румянец.

— Мормонт организует турнир на свадьбе лорда Десницы, — Санса опять замолчала. Клиган, конечно, ужасный грубиян и невежа, но даже наедине с ним ее не удастся заставить говорить с набитым ртом.


Турнир за пределами Королевской Гавани, но недалеко от нее; пятый день торжеств — первый день свадьбы, который жених и невеста проводят вместе. Это было идеальное время для покушения. Санса не знала, воспользуется ли Тирион случаем или дождется менее многолюдного собрания. Ей всего лишь нужно было убедить Джона оставаться слепым и глухим к тому, что происходит на юге.


Это оказалось сложнее всего. Пока он в Винтерфелле, занятый своими планами и строительством, стяжающий славу король Джон Добрый, Дейенерис для него слишком далекая реальность. Как и сама Санса.


— Да и хрен на них, на турниры, — пробормотал Пёс. Санса затрясла головой. Распущенные волосы упали ей на обнаженную грудь.

— Мы поедем.

— Девочка, я уже не тот, чтобы сражаться, труха сыплется изо всех дыр, — он поднялся от стола, потянулся, с хрустом разминая плечи и словно нарочно — Санса не сомневалась, так и есть — демонстрируя силу своего крепкого тела. Она улыбнулась, показывая зубы, засмеялась, перекатилась на живот и обняла подушку руками.

— Конечно же, ты будешь. И ты победишь, — она уловила его едва заметную улыбку, — сначала я надеялась, что там будет Лорас Тирелл, и тогда тебе пришлось бы ему проиграть.

— Пошла бы ты! — зарычал Сандор, оборачиваясь. Она не дрогнула, зная его нрав.

— …и ты бы проиграл. Он нам нужен. Возможно, я выйду за него замуж.

— Двоемужница. И обольстительница. Где твои былые наивные песенки, Пташка?


Санса зарылась носом в подушку, молча глядя на него. Наконец, мужчина перестал притворяться, что погружен в изучение карт. Хищный стальной блеск его глаз говорил с леди Старк яснее любых речей. У него всегда был честный взгляд. Он бы проиграл, если бы она потребовала. Честь рыцаря этого не допустит — но он и не рыцарь. Он воин.

А воин может позволить себе проиграть одно сражение, чтобы выиграть войну.


— Ты стала настоящей волчицей, — сказал Сандор. Она слышала его гордость, горечь, восхищение и боль. Но сейчас ей не хотелось задушевного разговора. Она улыбнулась, приподнимаясь и поглаживая себя по шее.

— Так кто я? — рука скользнула к груди.

— Лютая волчица, — выдохнул он.

— А еще? — ниже, по животу, еще ниже, между ног.

— Моя рыжая сука.

— Расскажи мне, — она поднялась, позволяя волосам рассыпаться по плечам, по груди, скользя руками по своему телу и давая возможность ему видеть, — расскажи мне, кто я. И покажи, что ты сделаешь со мной за это.

— О, ты напрашиваешься, девочка.


Санса Старк всегда молилась Деве, когда была младше. Но в последнее время все чаще она чувствует потребность в покровительстве Воина. Тот из его детей, который рядом с ней — ее Пёс — единственное честное зеркало, единственный друг, и она рискнет вступить в сражение, имея только его на своей стороне.

*

Если в природе существовал тот тип мужчин, которых Бронн Черноводный не мог представить себе в качестве ближайшего друга, то Джейме Ланнистер был сам по себе абсолютным эталонным представителем такого типа.


Он был лжив, даже когда не желал быть лживым. Исполняя одно случайно данное обещание, он умудрялся наобещать в сто раз больше, не думая, как расплатится с долгами, но искренне намереваясь расплатиться. Он был неуверенным, неудовлетворенным, постоянно сомневающимся, жестоким мерзавцем, легко ранящим чувства всех, кто подходил к нему слишком близко. После чего, конечно, жалел себя за то, что остался в одиночестве.


И у него была самая прелестная дочь в мире. Была. Бронн закрыл глаза, прислонился к столбу-подпорке тента, вздохнул, отхлебнул из горла фляги и принялся скорбеть.


Он умел выделять время для чувств, чтобы не поддаваться им все часы в сутках, как это делали некоторые невоздержанные личности. Десяти минут хватило, чтобы внутренне оплакать роскошные золотистые косы, зеленые глаза, мелкие неровные зубки и прелестную, отливающую сладким золотом юга, кожу с таким невинным пушком на ней. Следующие десять минут Бронн намеревался посвятить планам мести.


Когда-нибудь Ланнистер, если прекратит предаваться самобичеванию и пьянству, разыщет тех, кто сделал это с Мирцеллой. Тогда Бронн возьмется за нож. И поседеют те, кто услышит рассказы о том, что он сделает с ними, а те, кто и так был седой, облысеет.


На мгновение Бронн задумался, что случится с уже лысыми, потом встряхнулся. Из-за проливного дождя его все время клонило в сон. Вероятно, также было виновато вино, потребляемое им в значительных количествах, и местный крестьянский эль — смертоносное пойло.


Делать нечего. Бронн направился к Джейме.

Ланнистер, как и все последние дни, сидел молча, глядя в никуда, отрешенный, потерянный, совершенно на себя не похожий. Бронн сел напротив.


— Дождь, — сказал Джейме негромко. Бронн пожал плечами.

— Ага, — согласился он.


Я твой друг, хотел кричать Бронн. Я все равно твой друг. Не знаю, как получилось так, но я твой друг. Пусть ты трахал свою сестру, пусть ты вел себя, как козел, но — и тут он снова поднял глаза на Джейме, уверенный, что никогда не сможет объяснить, даже сам себе, что забыл рядом с этим страдающим, сломленным человеком.


— Ты же не собираешься отравиться, повеситься или что-то в этом роде? — ляпнул он, кривя усмешку, чтобы скрыть беспокойство. Джейме медленно покачал головой.

— Нет.

— Хорошо. Ты мне еще прилично должен, не забывай.


Джейме медленно кивнул, по-прежнему глядя куда-то в сторону.

— Да что с тобой, блядь, такое, а? — не выдержал Бронн, — ну поехали, найдем каких-нибудь потаскух, нажремся в сопли, набьем морды каким-нибудь деревенским охламонам…


Джейме печально усмехнулся в ответ.

— Дождь, — сказал он снова, помолчал, потом прикусил губы, — и я все проебал.


«Ему бы прореветься, — подумал Бронн, абсолютно точно не готовый к такого рода помощи, как утирание слез лорду-командующему, — отоспаться. Только хрен когда мы это увидим, похоже». Он знал, что имеет в виду Джейме, когда говорит это. Просто в одно прекрасное мгновение до Льва, кажется, дошло, что он не становится моложе, а накопленные долги приходится отдавать немедленно, и с процентами. Жизнь — жестокий ростовщик.


Не желая заражаться меланхолией, Бронн ушел, оставив Джейме одного.


Под тентом собрались Ривергейты, отец и сыновья, Хоулы, Кракехоллы, Марбранды и остальные. Настроение у большинства было не многим лучше, чем у лорда Ланнистера.


— Мы выгребли последнее, — доложил Марбранд, — весь хлеб, всю скотину. Сколько еще нам ждать?

— Мы не можем атаковать Гавань. Мы вряд ли осилим даже дойти дотуда, — кажется, это был один из Хоулов.

— Нужно заслать кого-то к Переправе. У нас скоро не останется разведчиков. Если Безупречные там, она может перебросить их сюда очень быстро.

— Им все равно надо есть и спать, — Бронн сплюнул, скептически хмурясь, — по дороге все разорено.

— Кто-нибудь рискнет предложить Лорду Ланнистеру отступить?


Ответом была тишина. Джейме не хотел даже слышать о том, чтобы разделиться, даже для пополнения припасов. Бронн уже говорил с ним об этом. Сражение редко длилось больше суток, но до этих суток армии нужно было дожить, а до места столкновения — добраться. Если прежде маленькие отряды легче могли скрыться от глаз наблюдателей, теперь это не имело большого значения. В едва пережившем Зиму Вестеросе спрятаться могла любая армия, если только вставала не на дороге: люди переселялись с одного места на другое, те, что оставались на земле, были заняты только вспашкой и севом.


Тирион выбрал хорошее время, чтобы затеять заговор, подумал Бронн. Не рассчитал только, что солдатам нужна еда.


— А может, разместимся в Хайгардене? — вяло предложил Бронн. Высокородные рыцари посмотрели на него с тем самым выражением, которое он ненавидел.


«Подождите, вот придет в себя Ланнистер, он скажет то же самое». Бронн хотел было изречь нечто, подобающее случаю, когда внезапно заметил издалека знакомую фигуру, тяжело шагающую по дороге.


А узнав одинокого путника, упрямо идущего вперед под проливным дождем, не мог не расплыться в улыбке.


— Гляньте-ка, кто к нам пожаловал, — кивнул он, и мужчины обернулись. Пооткрывали рты все.

— Чтоб я сдох! — высказался сир Аддам.


========== Тактическое подчинение ==========


Бриенна в очередной раз проклинала свое женское сердце.


Всю дорогу до Хайгардена она пыталась убедить себя в целесообразности своего визита к лорду Ланнистеру. Получалось скверно. Кто не озадачивался вопросами осмысленности, так это Тормунд и компания — тридцать одичалых, увязавшихся за ней, по ее мнению, исключительно с целью отравить ей жизнь.


Тормунд вообще был умелым преследователем. Он топал за ней на расстоянии пяти шагов, куда бы она ни направилась. Она не уставала напоминать себе, что он может в любую минуту украсть ее. Одичалый клялся, что не сделает этого, но Бриенна не верила.


— Ты так часто говоришь об этом, что я начинаю задумываться, — распевал Тормунд, — может, ты просто хочешь, чтобы тебя действительно украли? Чтобы нашелся сильный мужик, который покажет тебе, что такое жаркий трах, а? Что бы ты скулила, когда мой здоровый…


Со следующим шагом он полетел вниз через ее подставленную ногу. Распластавшись по земле, он глянул на Бриенну с непередаваемым восторгом, который не сильно уменьшился от ее слов.


— Последний, кто говорил со мной подобным образом, ползал передо мной на коленях, харкая кровью и собирая в траве свои зубы сломанной рукой. Какой частью тела пожертвуешь ты?

— Любой, которая не устроит тебя, моя леди. Но дай сначала проявить их в деле, — ухмылялся Тормунд.

— Начну с языка.

— Как пожелаешь, красавица, — он облизнулся, окидывая ее нехорошим взглядом, и Бриенна подавила желание пнуть его хорошенько. Он мог бы воспринять это как намек.

Вечером, сидя у костра, она не могла отделаться от воспоминаний, которые отзывались в теле жаждой прикосновений и возбуждением. «Я совершенно и полностью сошла с ума, — с трудом вздыхала Бриенна, — что можно сделать, ну что, чтобы не думать постоянно об этом?».


«Убить Тормунда», тут же пришел ответ, и Тартская Дева тихо зарычала.


Дорога до Хайгардена была унылой, но зато она научилась некоторым интересным трюкам у одичалых: маскировке лагеря, ложным тропам. Они все были охотники и неплохо ориентировались в лесу. Но жизнь на севере за Стеной совершенно не давала им опыта жизни на юге. Вольный Народ с трудом признавал границы частной собственности, если они не выглядели как крепостные стены.


Начались проливные дожди. Первый день они переждали, но затем стало ясно, что погода переменилась надолго: небо закрылось тучами до горизонта, ветра не было совсем. Следующие четыре дня Бриенна мокла, мерзла и проклинала тот день, когда впервые увидела Джейме Ланнистера.


«Ну и куда меня опять несет из-за него?!».

*

Тирион был мучительно трезв уже неделю.


Две ипостаси: главный заговорщик — и лорд Десница, вступили в неминуемый конфликт. Переправа уступала позиции. Фреи были упрямым народом, но Безупречные превосходили их в этом, даже при учете недостающего пайка.


Недалек был тот день, когда угроза Дейенерис могла сбыться, и Львов в Вестеросе стало бы еще на одного меньше.


Его последней надеждой оставался король Джон. Но ни одной весточки с Севера не поступало, Санса начинала нервничать, и Тирион опасался, что раскрытие их заговора — вопрос ближайшего времени. Он решил ускорить подготовку к своей свадьбе с Ашей (которая отчалила на Железные Острова и пылко пообещала в качестве предсвадебной подготовки воздерживаться от вина и иных плотских удовольствий не менее двух недель до даты свадебной церемонии). Ланнистер-младший был поражен такой беспримерной силой воли, проявляемой ради будущего супруга.


Было что-то слегка порочное в том, что его новую свадьбу помогала организовать его бывшая жена. Это Красный Замок, это двор. Тирион вздохнул.


— Миледи, я намерен соблюсти все традиции, унаследованные от давних предков, — заявил он, созерцая Сансу Старк, составляющую схему посадки гостей за столами.


Санса подняла на него сияющий взгляд. Тирион мог только удивляться, как в ней сочетались такие черты, как крайний прагматизм и сентиментальность.


— Все, милорд?

— Абсолютно. Провожание, конечно, — он послал ей ухмылку, от которой Пёс в углу комнаты зарычал, — помнится, я был так стремителен в свою первую брачную ночь, что мы были лишены этого дивного удовольствия.

— Утренний визит? — Санса перелистнула две страницы из фолианта, добытого в библиотеке Ланнистеров.

— Обязательно. И я настаиваю на плаче невесты. Плач невесты — это ее жалобы на жениха, — пояснил Тирион, — в наших обычаях это было принято. Насколько могу помнить, моя сестра просто-таки рыдала, — он и Санса разделили на двоих понимающую улыбку, — знатные леди ведут невесту в септу или на брачный пир и плачут вместе с ней. Или, — он обошел Сансу со спины, игнорируя утробное ворчание ее бессменного защитника, — поскольку я не уверен, что моя будущая жена будет достаточно убедительна в своих жалобах, есть еще «песня девицы». Крики с брачного ложа. Девушки должны кричать, разве нет?


Ему нравилось, как Санса смущается неподобающей темы разговора. Ему нравилось смущать людей, и он надеялся преуспеть с Дейенерис однажды.


— Моя тетя Дженна прославилась своей «песней девицы». Говорят, она ни разу не повторилась. Уверен, леди Грейджой сможет доставить немало радостных минут тем, кто окажется рядом с нашими покоями…

— Это трогательно, — серьезно сказала Санса, задумчиво глядя в книгу, — с годами начинаешь ценить традиции. В них есть определенная красота и мудрость.


Тирион усмехнулся. Традиция выдавать замуж недозревших девиц не казалась ему мудрой, и казалось, Санса должна быть первой, кто восстанет против нее. Он хорошо помнил ее взгляд, когда они остались вдвоем после свадьбы, связанные друг с другом против своей воли. Иногда Тирион задумывался, не лучше ли было для нее остаться его женой.


Он, по крайней мере, не издевался над своими женщинами.


Тирион собирался навестить своих осведомителей и побывать в монетном дворе, когда, запыхавшись, к нему прибежал его сквайр с письмом. Лорд Десница напрягся, увидев на нем печать Винтерфелла. Быстро развернув его, он пробежал содержание глазами. Затем сглотнул.


Письмо было от Арьи Старк.


Официальным назвать его было никак нельзя, но печать говорила сама за себя. «Мы, король Джон Старк…». Арья не была сильна в придворном этикете, но очевидно, имела чутье на интриги. Ее неопрятный почерк с большими промежутками между строк сообщал Тириону, что:


«Джон Старк намерен оказать помощь своей названной жене Дейенерис Таргариен в борьбе с изменническим восстанием Джейме Ланнистера. Вместе с тем, исходя из всеобщего желания сохранения мира и безопасности, король Джон планирует проведение предварительных переговоров с упомянутым изменником Джейме Ланнистером без присутствия Десницы ее величества, Тириона Ланнистера».


Когда он ворвался в покои леди Старк-старшей, она сидела перед зеркалом. Пса не было видно. Она молча взяла письмо из его рук, прочитала, шевеля губами, отложила в сторону.


— Я ожидала, — спокойно сказала Санса, оглянулась на него, — вы беспокоитесь, милорд?


Он подошел к ней сзади. Удобнее всего было устроить руки ей на талию, что он и сделал, оказываясь достаточно близко, чтобы чувствовать запах лаванды от ее волос.


— Я беспокоился бы меньше, милая Санса, если бы Джорах Мормонт точил свой меч несколько чаще. Возможно, мне следует предпочесть костер.

— Не стоит, Тирион, — она развернулась к нему, — Джон не нападает без переговоров. В чем Дейенерис обвиняет вашего брата? В убийстве короля-безумца? Это смешно.

— Даже если она будет обвинять его в том, что он мочился в штаны в три года, у нее все еще есть Безупречные, чтобы воевать за это. Видите ли, милая Санса, королей можно ненавидеть, осуждать и обсуждать, но люди не выносят, когда их убивают.

— Я попробую решить это осложнение с Джоном. Возможно, мне придется покинуть дворец на время, — задумчиво сказала Санса и протянула руку Тириону для поцелуя, — прикроете мое отсутствие, милорд?

— Для меня его ничто не сделает менее горьким, миледи. Санса! — позвал он ее от порога, глаза их встретились, — мы на волоске. Сделайте все возможное.


Она встретила его взгляд смело и решительно, затем отвернулась, и он видел ее непроницаемую улыбку в зеркале на столике перед ней.

— Не беспокойтесь, милорд, — снова услышал он ее тихий голос.


Вечером Десница наблюдал за королевой, которую намеревался свергнуть. Дейенерис играла с драконами. Тирион склонил голову, любуясь ее грациозными движениями. «Вот она, — думал он, против воли улыбаясь, — королева всего мира. Освободительница, победительница и прочее, прочее. Может быть, если бы у нее не было столько честолюбия и амбиций, а главное — иллюзий, она стала бы прекрасной королевой. Если бы у нее были дети».


Дейенерис звала своими детьми драконов, и они отвечали ей взаимностью, но конечно, Тирион не назвал бы близость королевы и ящеров семейными отношениями. Ее короткое замужество за кхалом Дрого, по слухам, любившего ее беззаветно со всей силой своего дикого сердца, не могло научить ее тому, что собой представляет семья. Даже самая несчастная, нездоровая, воспитывающая предрассудки и поощряющая разврат, семья лучше, чем одиночество, рассудил младший Лев.


Когда-то он бежал от своего львиного прайда. Настал день, когда он хотел бы в него вернуться. Семья, из любви или из ненависти, давала силы. Тирион вновь посмотрел на Дейенерис.


Бесплодная, беззаботная, бездомная королева. Даже у Серсеи было больше шансов, подумал он.


Следующим же утром Тирион получил несколько сообщений. Хайгарден сообщал, что раскрывает свои двери для Ланнистеров и Старков, не делая различия между ними; король Джон и Арья Старк объявляли Долину Аррен территорией переговоров; в Близнецах бесчинствовали дотракийцы. Ну и, как завершающий штрих, Аша Грейджой сообщала, что будет счастлива выходить замуж, соблюдая все традиции Ланнистеров, но также просит жениха почтить Утонувшего Бога.


Тирион подозревал, что ритуальное утопление после всех остальных его проблем будет актом милосердия.

*

Джейме перечитывал свой ответ леди Оленне на ее приглашение в Хайгарден и вспоминал своих детей.


Он так и не узнал, был ли Джоффри на самом деле его сыном. Первенец Серсеи, умерший в младенчестве, точно принадлежал Роберту. Джейме по прошествии многих лет хотелось бы верить, что и Джоффри был Ланнистером только наполовину. Он невесело усмехнулся.


«…поскольку союз между нашими домами посредством брака невозможен, мы, Дом Тирелл, предлагаем…».


Томмен и Мирцелла были другими. Иногда он думал, как счастлив был бы хотя бы подержать их на руках, просто побыть рядом, но он почти не видел своих детей до того момента, пока им не исполнялось три. «Они только мои», страстно рычала Серсея, сверкая глазами. Она сама решала, сколько львят ей нужно. Она решала, как их будут звать, что они будут любить, чему их будут учить. Джейме с трудом мог вспомнить, что тогда он сам думал о границах ее чувства собственности.


«Теперь мы одни, ты и я, против всего мира, — шептала Серсея незадолго до их расставания, — мне нужен ребенок, Джейме. Мне нужен еще ребенок». Он так и не узнал, был ли этот ребенок его, принадлежал ли он Эурону Грейджою или кому угодно еще. Возможно, она не знала сама. Просто, в одно утро Квибирн не пустил его в покои королевы, куда ее брат и так заходил с опаской и неохотой, и сообщил, что Серсея решила прервать беременность.


Уже немалый срок, возраст, злоупотребление вином — она болела после спровоцированного выкидыша долго, становясь только злее, жестче.


Он обманывал себя, переставал обманывать, говорил себе, что не может, не имеет права бросить сестру больной и слабой, обещал уйти завтра, послезавтра, вытерпеть еще день. Однажды утром Джейме проснулся, понимая, что еще один день ничего не изменит. Не в лучшую сторону, в любом случае.


Серсея сидела на своей постели. Одетая в одно из старых платьев времен «среднего Роберта», как она говаривала, она смотрела перед собой в одну точку, и брови ее были сдвинуты к переносице. «О чем-то дорогая сестрица размышляет».


— Как ты себя чувствуешь? — он сел рядом, положил руку рядом с ее. Она убрала ее, отвернулась. Слабая улыбка скользнула по губам. «Они всегда были такой формы? Или это в последнее время она так их поджимает?».

— Когда ты стал так себе позволять разговаривать со мной?

— Мои извинения, ваша милость, — пробормотал он.

— Так ты уходишь.


Серсея знала его очень хорошо. Она не читала его мыслей. Она просто была наблюдательна. Хищница, предпочитающая нападать из засады.


— Уходишь к своей… зверушке? — она скривилась, — этой сапфировой леди, твоей питомице с коровьим взглядом? Она будет в восторге. Девица, для которой не нужна охрана и пояс верности. Ты здорово сэкономишь.


Он не пытался ее переубеждать. Утешать. Он даже не смотрел Серсее в глаза, как и она в его.


— Вместе против страшных чудовищ с севера. Как романтично. Как раз для таких страшилищ. Они любят сказки. Она должна тебе больше, чем просто трахаться. Она должна тебя боготворить, что ты позволяешь ей смотреть на себя.


Он молчал.

— Если я еще когда-нибудь увижу ее, я выколю ей глаза. Как тебе, а?

— Ты закончила? — тихо спросил Джейме. Серсея легла назад на подушки, как будто израсходовала свой запас яда. Но он быстро пополнялся.

— Ты закончился. Пошел вон. Почувствуй себя героем, сдохни с ней на севере, ты мог иметь все, ты мог…


Он уходил с тяжелым сердцем, но горе не было вечным. Всего через несколько дней печаль стала тише, а потом прошла. И начала забываться.


Возможно, и теперь Джейме Ланнистер тосковал не по Мирцелле. Не по Томмену. По несуществующей, не рожденной дочери, по сыну, которого не мог назвать своим, по женщине, которая могла дать их ему, дать себя, или хотя бы не отвергать за то, кем он был.


«А единственную такую я прогнал».

*

Когда Бриенна снова увидела Джейме, он был совсем серый — как мир вокруг. Очень тихий и погруженный в себя. Это не был гнев. Не тот, который он испытывал, когда лишился руки. Тот был направлен на мир вокруг, на Варго Хоута, на нее саму, на кого угодно. Тогда мир был враждебен Джейме Ланнистеру. Бриенна не могла не думать о том, какую работу он проделал над собой с тех пор, пускай даже это не всегда было очевидно для тех, кто знал его поверхностно.


Проходя под дождем по лагерю Ланнистеров, она встречала обращенные на себя взгляды. Ей кивали. Изредка кланялись. Многих она не видела с Зимы. Она привыкла отрешаться от того, что слышала. Дождь скрадывал звуки, но все равно, слышно было:

— Что-то Тарты зачастили. Быть пирушке и плачу невесты!

— Блудная леди возвращается к порогу.

— Можно расходиться по домам, парни. У лорда будет с кем повоевать…


Она поздоровалась с сиром Аддамом, который напоил ее горячим вином и немедленно приказал «обеспечить леди всем необходимым». Странное чувство того, что все это было с ней уже не раз раньше, охватило Бриенну, когда она заходила, одна и без доклада, в шатер лорда-командующего Ланнистера.


Она стояла там, опять в одежде с чужого плеча, с мечом на бедре — она никогда не оставляла Верный Клятве, без обуви, мокрая, растерявшая все силы притворяться равнодушной. И отчаянно, безнадежно любящая его. Любым. Серым, жалким, слабым, гордым, сильным, хитрым, веселым, злым. Дождь барабанил по шатру, свет внутри не горел — серый полумрак и голубые тени окружали Джейме.


Ты почувствуешь мой взгляд. Я не дам тебе похоронить себя заживо. Ты не дал мне сделать этого с собой, ты простил мне предательство, простил мне мои глупые ошибки, и я пришла.

Она знала, где найти то тепло, в котором он нуждался.


…Бриенна открыла глаза. За шиворот набился снег, она пошевелилась, нашаривая рукой Верный Клятве. Зажмурилась. В глаза бил свет. Ослепительно яркий, он грел. Солнце взошло. Моргая и прикрывая глаза рукой, онасползла осторожно по сугробу, из которого выбралась, огляделась. Джейме нигде не было. Она хотела вскочить, осмотреться — и с визгом поехала вниз, катясь все быстрее и быстрее, по снежному завалу.


Кажется, она сломала несколько пальцев на ногах. И почему-то приземлилась в стороне от остальных.


Внизу были люди. Все еще оглушенная, она кое-как поднялась, шатаясь и почти ослепнув от белого золота перед ней, первого рассвета за долгое время. Натыкаясь на кого-то и падая, она шла мимо раненных, оглядываясь, искала знакомые лица.


Но они все казались знакомыми. Почти прозрачные, бледные, с синяками под глазами, такие же беспомощные. Звон в ушах вдруг прекратился, а затем, постепенно набирая громкость, на нее обрушился мир. Мир дня.


— …и я ему — раз! Он надо мной, глазищи — во, я держусь за Бакстера, да простят его Старые Боги, бедолагу…

— Носилки! Носилки! Пропустите!

— …а она нет. А я да. А она — ну одну ночь хоть поживем. А я — да ведь Ночь-то долгая!

-…да порви ты ее к гребанной матери, перевязку ты эту, хуле вылупился…


Ее толкали, она опустилась на колени, сложила руки перед собой, пытаясь принять происходящее.


Джейме. Надо искать Джейме. Что-то, что проснулось с одним лишь его именем, подбросило ее на ноги, она не чувствовала мороза, не боялась света, бежала, как могла, блуждая, как если бы все вокруг было в кромешном мраке, заглядывала в лица всем, одному, другому:

— Вы не видели Джейме Ланнистера? Кто-нибудь, видел?


Бриенну заносило, она поскальзывалась, падала, ноги слабели — пока ее не поймал за руки сир Бронн Черноводный.

— Ох блядские пекла, ёбанные небеса! — он был невозможно, свински пьян, и лучился счастьем, — миледи, ох да чтоб меня! Ты жива!


И расцеловал ее в щеки, дергая туда-сюда, еще и ущипнул, как ребенка.

— Джейме, — прошептала она. Лицо Бронна приобрело торжественное, страдальческое выражение, разве что слезы не побежали из глаз. И она увидела прямо за ним сложенные Ланнистерские знамена и лежащий поверх них Вдовий Плач. Сердце упало и перестало биться. Не может быть…

— Да стой ты, ну куда, ну теперь-то что, — причитал Бронн ей вслед.


Она бежала на золотой свет. Она слышала смех Джейме, вымученный, горький, далекий, но потом —

— Женщина!


И там был он. Хромающий, спешил ей навстречу, бледный и такой же растерянный. Они поймали друг друга, Бриенна обхватила его лицо руками, жадно всматриваясь в него, не прячась от внимающих, ярких глаз, светлая зелень которых обещала тепло и весну. Ловила на своем лице его прикосновения. Подчинилась радостно его сильной руке, когда он обхватил ее за шею и сдвинул их лбы вместе. Они назвали имена друг друга и засмеялись. И продолжали смеяться, улыбаться и смотреть друг на друга, повторяя, что теперь все будет хорошо.


Пар их дыхания, легкий, морозный, напитанный белым золотом солнца на исходе зимы, вдруг заткал весь мир вокруг туманом, оставив их только вдвоем. Бесконечность, в которой был Джейме и была Бриенна, и никого больше, даже самого времени.


…света этого мгновения могло хватить на тысячи жизней. Бриенна распахнула полог шатра, впуская мелодию дождя, и перевела взгляд на одинокого лорда Ланнистера.


Он медленно, как будто опасаясь не увидеть никого, повернул лицо в ее сторону, не отнимая руки ото рта. Взгляд вспыхнул — зеленые угли, золотое пламя, огни призрачного города — и Джейме поднялся ей навстречу.


— Рада видеть вас, милорд, — чуть склонила она голову, Джейме шагнул вперед.

— Миледи.


Между ними вновь состоялся молчаливый диалог, тот, в котором были уверены оба — как тогда, когда он дал ей меч, как на Стене, как после Стены. Было абсолютно бессмысленно отступать. Не с ним, не после всего. Он знал, что женщина приехала из-за него и ради него. Она знала, что Джейме подкошен тем, что переживает, и нуждается в ней.

— Джейме.


«Женщина», услышала она его прозвучавший ясно, как если бы он сказал вслух, призыв. Бриенна подошла, пока он оседал на стул, протянула руки — и прижала его к груди, прижала к себе его голову, гладила по затылку, по шее, по плечам, обхватив его руками, как сделала бы мать. Его плечи дрогнули, он всхлипнул, рвано выдыхая и позволяя литься слезам, и так они стояли, в одном из своих молчаливых моментов, о которых не нужно было потом говорить, чтобы помнить всегда.


Дождь выбивал ритмы дыхания и неровный стук сердец. Оплакивал вместе с ним то, что он потерял и то, чего никогда не имел. Бриенна прижимала его к себе, шепча то, что когда-то слышала в детстве — едва слышные ласковые слова о том, что все пройдет, что все будет хорошо, и она будет рядом. Джейме молчал, впитывая ее тепло.


Опора для слишком многих, он мог опереться только на нее. Фантомный образ Серсеи поблек и растаял, давно, еще после того, как он потерял руку. Бриенна шикнула на ее призрак, напомнивший о себе.

«Не приходи без приглашения, львица. Ты здесь не нужна».


У входа деликатно прокашлялся оруженосец. Джейме поднял голову, но она не разомкнула рук.

— Горячая вода для леди, ужин и письмо из Хайгардена.

— Заходи, — голос Джейме ничуть не выдавал его минутной слабости. Бриенна встала за его плечом, как всегда, убрав руки за спину.


Ведро с горячей водой поставили перед табуретом, и она с удовольствием опустила туда замерзшие ноги, чуть подкатав штаны. Шатер озарился светом, тени ушли. Она закрыла глаза и наслаждалась теплом, пока до нее не дошло — это было очень интересное осознание, второй раз в жизни — она пьяна: горячее вино внутри и горячая вода снаружи сделали свое дело.

По крайней мере, она согрелась.


Джейме заметил это тоже, потому что прищурился и усмехнулся. Бриенна послала ему хмурый оскал, который обычно говорил, что она сердита. И была вознаграждена — Джейме прикусил губу, мальчишеская улыбка заиграла на его лице, он поднял палец вверх:

— И еще вина для нас!


Они сидели друг напротив друга. Бриенна едва могла удержать ухмылку, то и дело расползающуюся на лице. «Септа Роэлла говорила, оно и так широкое, поэтому лучше выглядеть грустной, чем вульгарной».


— Так ты теперь служишь Старкам, — заметил он негромко, с аппетитом поглощая ветчину и поджаренный хлеб, — опять.

— Пути замыкаются, — высказалась Бриенна. Язык немного заплетался, а губы онемели. Вино было приятным на вкус, и она чувствовала необходимость оставаться в состоянии опьянения.

— Твой замыкается рядом со мной, кажется. По крайней мере, чаще всего, — Джейме указал на нее вилкой, — сколько прошло времени? Три месяца?

— Больше. Джейме, — она немного запнулась, гадая, стоит ли добавлять титул, — я приехала, когда услышала новости о твоей… о Мирцелле.


На мгновение он застыл, затем брови его коротко взметнулись вверх, и он опустил глаза в тарелку.

— Я помню, что ты говорил о том, чтобы спасать и жалеть тебя, милорд, — добавила Бриенна спешно, — обещаю не пытаться.

— Прости меня, — вскинул Джейме глаза на нее и снова отвел их в сторону, — иногда я сам не знаю, что несу.

— Иногда? — она фыркнула, — всегда.

— Часто. Женщина, прости, я извиняюсь, — он никогда не умел просить прощения, это Бриенна давно знала, — я идиот. Сдаюсь. Спасибо, что ты здесь.


Возможно, это было действие вина. Или многолетняя привычка к Джейме Ланнистеру. Или внутреннее прозрение, быть может, но Бриенна поняла, что извинений на словах ей будет недостаточно. Слова Джейме легко обращал в прах, в отличие от нее. «Мечом, делом или словом, но я заставлю его по-настоящему попросить прощения, — подумала Бриенна, — я заставлю его пожалеть. Понять. Я не „девочка в доспехах“. Он не будет пользоваться моей слабостью, когда ему захочется поиграть, чтобы потом прогонять, когда я не нужна».


Она отсалютовала следующей порцией вина и едва не подавилась, когда услышала вдруг обыденное:

— Кстати, я виделся с твоим отцом.

*

Мгновение — и Бриенна была рядом, взволнованная и заинтересованная. Джейме почти наслаждался этой агонией. Снова видеть ее, обонять, чувствовать затылком, спиной, поясницей, членом, даже пятками — всей кожей, каждым волоском чувствовать ее движения, это было бесценно. А еще хмельная муть ее голубых глаз, полуприкрытых, сонных и счастливых, манила его, и он радостно тонул в них.


Ничуть не беспокоясь о том, как спасется.


— Твой отец очень переживает, — повествовал Джейме, — мы недолго говорили. Лорд Тарт немного рассказал мне о визите к королеве, — чтобы не повторять то, что услышал лорд Селвин от Дейенерис, Джейме добавил, — еще он сказал, что хочет перерезать мне глотку и подвесить на маяке на вашем чудесном Сапфировом острове.

— А что ты ему сказал? — тревожно спросила женщина. Джейме сглотнул.


«Спроси меня, что я не сказал ему. Я не сказал, что хочу тебя так, что сводит ноги. Я не сказал, что хочу вылизать тебя с ног до головы, заставить тебя стонать, кричать мое имя, заставить тебя этим твоим чудесным голосом умолять меня взять тебя глубоко и жестко. Не сказал, что хочу смотреть, как ты возьмешь мой член в рот, округлив свои пухлые розовые губы. Что я выверну наизнанку потрохами наружу любого, кто попробует отнять тебя у меня».


— Он спрашивал, стала ли ты хорошим воином, — сглотнул Джейме, чувствуя першение в горле и тесноту в штанах, — о твоих ранах.

— Он очень зол на меня? — тихо спросила Бриенна.

— Зол немного. Но все равно любит тебя.


«Я тоже зол. И тоже…», подумал Джейме, оборвав себя на страшном слове «люблю», которое прозвучало легким эхом над ним и вокруг них обоих.


Она смотрела на него, все еще улыбаясь при мысли об отце, но глаза — семь небес и десять морей чистой бирюзовой голубизны — были крепко связаны с его собственными. Джейме вспомнил, как смотрел в эти глаза Зимой, когда все вокруг стало серым и мертвым. Он откашлялся.


— Бриенна, прости меня, — начал он снова через минуту, и это была непростая минута, — я наговорил тебе ужасных вещей. Я оскорбил тебя, и я не должен был этого делать. Я должен был поблагодарить тебя за спасение моей гребанной жизни, упасть на колени, не знаю, посвятить тебе стихи и…

— Только не стихи.

— Это вызов? — Джейме усмехнулся.


Она закатила глаза, и он почувствовал себя окрыленным. Все было в порядке. Может быть, его мир опять разваливался на куски, но все было именно так, как надо. По крайней мере, они опять встречали будущее вместе. Уютная тишина, наполненная теплом ее присутствия, заставила его вспомнить о тех сотнях вечеров, которые они провели наедине. Совсем недавно Джейме клялся себе, что, если ему доведется еще раз увидеть Бриенну Тарт, он непременно соблазнит ее.


Но после того, как лорд Селвин рассказал ему о помолвке, которую запланировал для дочери, Джейме словно окатили ледяной водой. Все то время, что они были вместе, он ни разу не думал о будущем. Будущего не существовало. Его собственная никудышная репутация, грядущая вероятная казнь — Джейме не думал о них тогда.


Но Тартская Дева заслуживала лучшего, чем чувствовать себя позором семьи. И все же он не смог удержаться, чтобы не спросить:

— Миледи, я хотел спросить, сегодня ты… ты ляжешь со мной?


Она кивнула, поднимаясь из-за стола и чуть пошатываясь. Джейме высунулся на улицу — дождь прекратился на какое-то время, отовсюду капало, Бронн ошивался под тентом.


— За воссоединение влюбленных! — поднял он свою любимую флягу.

— Пошел в задницу. Она мой друг.

— О, нет, Ланнистер. Вот я — твой друг. Друзья, смею надеяться, не проводят время, только и думая, как бы запихать один в другого поглубже свой…


Когда он вернулся, женщина уже лежала в постели. Разморенная вином и теплом, уставшая с дороги, она мужественно боролась с подступающим сном. Джейме разделся, нырнул к ней и был тут же пойман в кольцо ее сильных, но нежных рук.


Это было больше, чем облегчение. Прижиматься к ее груди, позволяя себе сдаться — перед правдой о чувстве, которое он больше всего боялся познать и потерять. Особенно теперь. Джейме представил — это было не иначе как наваждение — что мог потерять и её. Это заставило его вновь испытать ту самую боль в груди, неописуемый страх, ужас перед поглощающей пустотой.


И, как бы он ни старался забыть о тех прикосновениях и близости, которую они разделили, это было невозможно. Дороги назад просто не существовало. Джейме дотронулся до ее плеча, потерся щекой о ее грудь — Бриенна вздохнула и вжалась носом в его волосы. Он провел рукой по ее руке, обвел ее бока, добрался до обнаруженного чуткого места на пояснице сзади — она поджала колено, давая ему возможность обнять себя крепче.


Прикосновений становилось больше, жадных, нетерпеливых, им мешала одежда, рваное дыхание заполняло пространство. Джейме был рад, что не видит ее глаз. Вряд ли он смог устоять хотя бы минуту.


Он осторожно положил руку поверх ее ладони, потянул вниз. Ее близость и откровенность дали дорогу растущей страсти. Бриенна осторожно провела рукой по его животу, пальцы проследили дорожку волос от пупка ниже, замерли под штанами на мгновение. Джейме подумал о том, что они могли бы — ну может быть, попробовать, это же ничего, только ласки, просто взаимные, вместе — надо предложить.


— Женщина. Бриенна, — прошептал он, чуть поднимаясь, — ты позволишь мне… ты не могла бы… если тебе понравилось, что мы делали тогда, перед тем, как…

— Я помню.

— Тебе понравилось.

— Да.


Она резко отстранилась назад, упираясь руками в его плечи, отворачиваясь, и пробурчала:

— Ты просишь сделать это для тебя?

— Я… да. В общем, да.


Она молчала, не глядя на него. Джейме мог видеть морщинку на ее лбу. Возможно, он был слишком настойчив? Но Бриенна подняла глаза, коротко кивнула, и ее ладони надавили на его плечи.


— Да, — твердо сказала она, — ложись.

— А, ты командуешь? — он ухмыльнулся, пользуясь моментом и хлопая ее по бедру, — займи свое место, женщина, и мы…


Джейме не успел закончить фразу, потому что Бриенна заломила его запястье, ловко вывернулась из его ослабших объятий и толкнула его вниз, прижала его своим весом к кровати, не давая шевельнуться.

— Я сказала, ложись, милорд. Сверху буду я.


Дыхание куда-то исчезло, мир сузился до пространства между ее ногами, провалился в бездну ее глаз, и он издал неясный звук — протест, мольба, удивление, желание, в нем было все. Должно быть, он выглядел глупо. Лицо Бриенны чуть смягчилось, когда она наклонилась и спросила:

— Ты доверяешь мне?


И Джейме кивнул.


========== Опыт и наивность ==========


Джейме Ланнистер знал, что не является самым опытным любовником Вестероса.

Пожалуй, он занял бы одно из почетных мест в конце списка. Где-нибудь среди тех мифических септонов, что не увлекались шлюхами, неполовозрелыми мальчиками или друг другом.


До последнего времени его это тревожило слабо. У него всегда была Серсея, у него был меч. Обе руки на месте. Был отец, грозная тень Льва над картой материка, гарант возвращения всех долгов и беспощадной мести врагам, коварный, хитроумный, несгибаемый Тайвин. Слишком хорошо, чтобы быть правдой или остаться таковой навсегда.


Он редко задавался вопросом, каково было бы спать с другой женщиной. Серсея звала его к себе не слишком часто. У нее были свои интимные привычки, которые не нравились ему, и она спала с другими мужчинами — но очень долгое время Джейме был убежден, что другой женщины ему не нужно. Пока был жив Роберт, он просто не мог размениваться на других, зная, что что-то, что принадлежит ему, было отнято и испорчено, и он не вправе забрать это назад.


Но когда Роберта не стало, он все равно не остался единственным в ее объятиях.


У них никогда не было достаточно времени, им всегда приходилось молчать. Каждая встреча рисковала стать последней. Со временем Джейме заметил, что стирается не только новизна ощущений, но и воспоминания о прежней страсти. Серсея никогда не была нежна с ним — она не считала это необходимым, а после того, как он потерял руку, именно в нежности нуждался больше всего. Но там, где он надеялся ее найти, все оставалось по-прежнему: быстрое сношение в любом подходящем углу, его разрядка, сдавленные проклятия из-за испорченной прически или платья.


Это была рутина, одной Серсее известно, зачем потребная. Она не уставала упрекать его, когда не получала удовольствия, что с ее пристрастием к крепким напиткам случалось все чаще.


В тридцать и шесть лет своей жизни Джейме Ланнистер обнаружил, что не имеет представления, чего хочет в постели. Мог сказать только совершенно точно, кого. И она была с ним. Меч в левой руке, новизна от начала, непройденная дорога — это была Бриенна, это был он с Бриенной, вдвоем перед сладкой желанной неизвестностью.


Неудивительно, что голова кружилась у него, когда он оказался прижат к матрасу мускулистыми бедрами Тартской Девы, а его руки были зажаты точно у нее между ног безо всякой надежды освободить их. Он не был бы воином, если бы не попытался — безнадежно, в никуда рванувшись и стиснув зубы, почувствовал через ткань ее брюк жаркую влажность точно над своим членом. Она тоже ощутила это — и отодвинулась, настолько, чтобы между их телами оставалось не более дюйма.


Бриенна наклонилась к его лицу. Ни тени улыбки в сияющих глазах, лишь знакомое предвкушение битвы.

— Ты говорил, что я играю в рыцаря.

— Я был неправ, — он едва смог выжать из себя эти звуки.

— Так я играю, милорд? — ее рука поперек его груди надавила сильнее. Если бы она хорошенько тряхнула его, то разом сломала бы четыре ребра как минимум. Но ее лицо в опасной близости от его губ заставляло думать только об одном: как ее хотелось сейчас. Воинственную леди, нежную подругу, верного друга, женщину, Бриенну, одну — и никого больше.

— Я… извинился… — Джейме подергал плечами, проверяя, нельзя ли освободить хотя бы одну руку, не удержался от усмешки. Ее глаза чуть сузились.


«Грёбанное пекло, женщина, ты будешь моей погибелью».


— Этого мало. Ты не по-настоящему извинился, — правой рукой она все еще прижимала его к постели, левая двинулась вниз. Ее губы были совсем близко, пахнущие вином и дождем, пряностями ужина и ею самой. Он подался вперед, ловя ее дыхание, словно желал ее заманить, ближе, еще ближе…

— Я очень извиняюсь, миледи, — выдавил Джейме, пытаясь пошевелить левой рукой, но встретил только крепкий обхват ее бедрами и коленями.

— Повтори так, чтобы я поверила, — ее рука замерла чуть неуверенно на внутренней стороне его бедра, Джейме ругнулся сквозь зубы.


«Я сделаю всё, слышишь, всё, только не останавливайся».


— Ты не играешь, — пересохший рот едва складывал звуки в речь, — ты действительно рыцарь. Я был зол, сказал это в гневе, это был момент, чувства взяли верх…


Она прищурилась сильнее, чуть отдалилась, освободила его грудь, но не слезла с него, медленно подбираясь рукой к более чем выдающей его состояние выпуклости в штанах. Джейме попытался было подняться, но рухнул назад, когда Бриенна его толкнула ладонью.

И в следующую секунду ее рука была на его члене, а ее глаза внимательно изучали реакцию на каждое движение длинных, жестких, крепких пальцев. Джейме же мог только дышать. Или хотя бы пытаться.


— Я не «девочка в доспехах», — стальные нотки в ее голосе напомнили о тех временах, когда она вела его в цепях из Риверрана, только теперь Джейме ей верил.

— О нет, ты женщина, — простонал он, ахая и давясь сердцебиением, когда рука ее скользнула ниже, к опасно чувствительным и напряженным частям его тела, — никакие доспехи этого не изменят.

— И я не твоя ноша.

— Может быть, это про нас обоих, периодически, — Джейме готов был потерять сознание, но Бриенна не предоставила ему такой возможности.


Она задвигалась на нем в такт с движениями своей руки. Вверх-вниз чуть влажная ладонь, вверх-вниз — сильные бедра, мягкость и сила, страсть и сдержанность. Это были немного неловкие ласки, но после трех недель даже без самоудовлетворения их было более чем достаточно. И это были ее, Бриенны, пальцы, ее руки, взгляд искоса, частое поверхностное дыхание.


— Дай мне дотронуться до тебя, женщина, я тебя умоляю, — прошептал Джейме, теряя всякое терпение. Но она завертела головой, закусывая губы.


Он выгибался, пробовал толкаться в ее ладонь с нужным темпом под другим углом, пробовал вывернуться, но Бриенна с присущей ей стойкостью не сдавалась. Джейме был близок к тому, чтобы кончить, стоял на грани, не зная, когда именно перешагнет ее. Когда женщина подавалась вперед, задиралась ее рубашка, и его член задевал полоску обнаженной кожи на ее плоском мускулистом животе, когда она поводила плечами, перенося вес с одной стороны на другую, все, о чем он мог думать —


Я хочу, я хочу, ты будешь моя, двигайся, боги, вы наказали, наградили меня ею, за что, ее некем заменить, это она, только она, Бриенна — не останавливайся.


— Запомни, милорд, — влажный, низкий, чувственный голос зазвучал у его уха, — если ты еще раз подвергнешь сомнению то, кто я есть, то серьезно пожалеешь.


Она резко отклонилась назад, не переставая двигать рукой, сжала его бедра своими. И на его правую щеку опустилась звонкая пощечина.


В ту же секунду он кончил, вскрикнув почти испуганно, словно девственник в борделе. Хватая ртом воздух, корчась, кусая губы и издавая рычание, Джейме бился под ней, распластанный, практически обездвиженный, полностью покоренный. Когда он прекратил содрогаться и смог дышать, то открыл глаза и встретил ее любопытный, хотя и немного смущенный, взгляд.


— Слезай и иди сюда, миледи, — хрипло простонал Джейме. Она снова покачала головой, и лицо ее залил румянец. Он успел увидеть, что белыми мутными каплями влажно блестит ее живот, когда она одернула вниз рубашку. Джейме думал, она уйдет, убежит из шатра вовсе, но Бриенна снова его удивила.


— Нет. Ты знаешь правила. О, мой доблестный рыцарь-избавитель!


Он закатил глаза и рассмеялся. Семеро, она была неподражаема в своей серьезности и вечном пафосе, от которых сводило зубы, но когда решала пошутить — это всегда было нечто.


— Надо тебя спаивать почаще. Ты становишься… забавной, — Джейме не хотел отводить взгляда от нее, — о, мой доблестный рыцарь-избавитель! Не будете ли вы так любезны… отпустить мой член, слезть и позволить дотронуться до вас?


Она краснела, она то и дело отводила глаза, но оставалась на месте. Смотрела на его спущенные штаны, на его живот, на золотистые волосы у него в паху, на его ноги. Потом подняла свой взор на него, позволила ему освободить руки и приподнялась, чтобы спустить свои штаны. Джейме достаточно было увидеть волнующий треугольник густых волос у нее между ног, чтобы возбуждение понемногу начало возвращаться. Она была влажной и горячей и коротко ахнула, когда он дотронулся до нее. «О Воин, мне действительно снова семнадцать».


Бриенна поерзала на нем, вновь опустила руку ему между ног, и их пальцы соприкоснулись.

— Боюсь, я плохо поняла вас, милорд, — едва слышно выговорила она, — возможно, к словам вам придется добавить еще что-нибудь. И несколько раз повторить.

*

Санса покидала Королевскую Гавань на рассвете.


Город еще не наполнился суетой и гомоном. Соленый легкий ветерок приносил утреннюю свежесть. Не было полуденного зноя, не было вихрей пыли, поднимаемых чересчур усердными хозяйками и их метлами, не было вездесущих попрошаек и ни о чем беседующих соседей, праздно проводящих день на открытом воздухе.


Когда Санса впервые увидела Королевскую Гавань, она немедленно влюбилась. Она готова была открыть сердце всему: Джоффри, Серсее, ужасным пошлым платьям, высоким прическам… и городу. Он, как и все, что в нем было, казался ей безупречным, лишенным недостатков.


Заблуждения ранней юности развеялись быстро. Но, что бы ни возненавидела Санса из пережитого, она уже не разлюбила Королевскую Гавань. Это было чувство особое, глубокое, меняющееся и растущее в ней каждый день. Кирпичные стены, красный неровный булыжник мостовых, ящики с цветами, которые никогда не могли бы расцвести на севере, оливковые рощи вдоль побережья — Санса любила все это. Она видела нищету и грязь этого города, видела его славу и позор, ссорилась с ним и мирилась, покидала его и возвращалась.


Потому что там оставила свое сердце.


Она вспоминала утреннюю тишину улиц все время, пока лошади сменяли друг друга, повозка тряслась на дороге, а Сандор бурчал, что ненавидит переезды, и что вороны летают быстрее, чем двигаются люди, а вся эта «птичья политика» не приведет ни к какому результату, кроме ссылки на Север.


Если это было то, чем она рисковала, это того стоило.


Долина Аррен так и оставалась территорией запустения. Приграничные столбы были той точкой, дальше которой Санса заходить не планировала. Безжизненные скалы, у которых стояло три небольших шатра, вполне соответствовали настроению, которое овладело девушкой, когда она подъехала ближе. Сандору и его людям она приказала ждать ее поодаль. С противоположной стороны она видела нескольких из людей Арьи.

Сестра ждала ее внутри. С кинжалом в руках.


Санса устало потерла виски. Арья была ненамного ее младше, но всегда считала себя умудренной жизнью, даже если вся ее мудрость заключалась в подражательстве бездомным мальчишкам и сомнительным каторжанам.


Если бы Арья не была Старк, Санса была бы рада ненавидеть ее. Но она не имела на это права. Ей приходилось смириться с тем, что жесткая, упертая, неделикатная девица была ее крови.


— Здравствуй, Арья.

— Твой приблудный с тобой? — нарочито грубо спросила Арья. Санса кивнула. Клиган и Арья имели свою запутанную историю отношений.


Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Санса рассматривала одежду своей сестры, та приглядывалась к прическе старшей и ее скромным серебряным украшениям.


— Чего ты хочешь, Арья? — спросила Санса первая, негромко, глядя в сторону, — или тебе все равно, что будет, но ты сделаешь что угодно, если мне это не понравится?

— Все та же Санса, — насмешливо скривилась младшая волчица, — вокруг которой вращается мир и желания других.

— Может быть. Так чего ты хочешь? Пытаясь настроить лорда Десницу против Старков, ты делаешь ошибку. Что мы не поделили? Винтерфелл? Забирай, он твой; Бран за Стеной навсегда, я не претендую на место леди Севера, — Санса говорила спокойно и мягко, — платья нашей матери? Их не осталось.


Арья фыркнула. Платья были скорее по части старшей сестры, и обе они улыбнулись, зная правду.


— Джона, может быть? — Санса остановилась в пяти шагах от сестры, ловя возмущенное шипение той, — забирай. Спи с ним. Мне все равно. Я знаю, что ты это делаешь.

— Пошла ты! — Арья при всей своей воинственности плохо ладила с некоторыми эмоциями и редко могла их скрыть. Санса усмехнулась.


Джон, лже-бастард ее отца, так или иначе был ее братом, кузеном или сводным, она не делала разницы. Если Арья стесняется правды, значит, она сама в нее не верит. Санса глянула искоса на младшую сестру. Они обе прошли через испытания, которые любого сломали бы. Но они выкручивались из них, стремясь в противоположных направлениях. Санса училась маневрировать. Арья боролась с течением.


Пока обе держались на плаву. Возможно, оба способа были хороши, в зависимости от того, кто их применял.


— Джон не твой. И не мой, — тихо сказала Санса, устало глядя через свой меховой воротник, — пока жива она, он ее. Они женаты.

— Это фиктивный брак, — пискнула Арья. Санса пожала плечами.

— Сейчас. Сегодня. Вчера, в прошлом, они были вместе. Завтра они встретятся. Может, она бесплодна. Может, это не так. Ты знаешь Джона. Если он посчитает, что должен жить с ней, он будет.


Арья молчала.

— Джон пустит в Винтерфелл любого, ты знаешь и это. Север заселяется. Однажды придет драконья королева, и ты обнаружишь, что в твоей спальне дотракийцы держат своих жеребят, а кровные всадники только и ждут, чтобы поиметь тебя на пути от кровати до уборной. Ты стоишь за нее потому, что думаешь, что это понравится Джону?

— Я ненавижу Ланнистеров!

— А я люблю? Ты смешна, Арья, — Санса надеялась, что ночью ее ждет хороший отдых; дорога действительно утомила ее, — Ланнистеры не претендуют на север. Они ослабли. Не натравливай Джона на тех, кто пригодится ему. Занимайся делами Винтерфелла. Оставь столичные дела мне.

— Да подавись, — выплюнула младшая Старк. Санса кивнула. Очевидно, они почти пришли к соглашению.

— Ты не будешь писать Тириону. Ты не будешь нападать со своими людьми на Ланнистеров. По крайней мере, пока мы не избавимся от Дейенерис.


Арья помолчала, глядя на Сансу исподлобья. Она никогда не отличалась красотой, так ценимой на юге: она не была ни мила, ни очаровательна, у нее был слишком острый взгляд, слишком резкие черты лица, ее движения не несли отточенности придворных танцев. Еще и возраст сказывался: она переросла угловатость девочки-подростка, но не стала девушкой того периода юности, когда красива почти каждая. Санса, глядя на сестру, задумалась, как она нравится Джону. Видит ли он в ней женщину или ему интересна именно Арья-сестренка?


— Бран говорит, я похожа на мать Джона, — вдруг сказала Арья, — на тетю Лианну.

— Отец тоже так говорил.

— А ты не Старк, — продолжила убежденно младшая волчица, — ты совсем не такая. Ты и не Талли. Тебе хорошо было бы оставаться женой Беса. Ты как они. Тебе все это нравится, вот.

— Все еще думаешь, что имя семьи действительно так многое может изменить? — усмехнулась Санса, — должно быть, ты никогда не повзрослеешь, Арья. Не глупи. Возомнила себя великим стратегом? Ты наивна. От этого недостатка советую избавиться как можно скорее. Прощай.


Дул холодный ветер, когда она вышла наружу. Сандор встретил ее у каменных ступеней. Она придерживала плащ, опираясь на его протянутую руку. Он не спрашивал о результатах встречи, она не собиралась с ним это обсуждать.


— Эй, Пёс! — раздался им вслед голос Арьи, — вот чудная парочка! Вы стоите друг друга, знаешь? Только ты безобидная дворняжка по сравнению с этой Лютой Сукой!


Сандор так искренне, счастливо смеялся, запрокинув голову к небу, и так был красив в это мгновение, что Санса застыла, держа его за руку и забываясь на короткое мгновение, в котором были горы вокруг, он, его смех и бесстрашно соединенные в крепком пожатии руки.


— Удачно получилось у твоей сестренки, — сказал Пёс, и глаза его смеялись, — ох и семейка. Живьем жрете друг друга. Зверинец!..


Санса не могла сказать, любит ли она своих братьев и сестру. Пожалуй, она делала все, что полагается тем, кто любит. Она писала им поздравительные письма. Присылала подарки. Желала выздоровления, если кто-то болел.


Но, сколько бы раз она ни пыталась вспомнить, каково это — любить свою семью, ей приходили на ум одни и те же картины: тело Робба после издевательств солдат Фреев, мертвая леди Кейтилин в реке, Рикон на поле между Боллтонами и одичалыми, и — как самое глубокое и шокирующее из воспоминаний — голова ее отца на стене, на которую она обязана была смотреть так долго, как велит малолетний король-изверг.


Все, что она любила, что ей нравилось и было не безразлично, все разрушали, топтали и оскверняли.

Она хотела бы любить свою семью. Только ни любви, ни семьи у нее почти не осталось.

*

Закат над Хайгарденом заливал золотом и багрянцем знаменитые плетистые розы, увивающие высокие башни почти до самых небес.


Все вокруг казалось ненастоящим, до того походило на гобелены, что изображали дам и их рыцарей, вкушающих изысканные яства на берегу пруда в эпоху настоящего рыцарства, добрых королей и нерушимых обетов. Сам замок точно отвечал закону жанра: множество изящных башенок, галерей, переходов, шпилей, огромное количество растительности вокруг и чистые, ровные полянки между каштанами, вязами и дубами.


Если забыть о том, что вскоре все благолепие, окружающее их, будет перекопано траншеями, канавами, растоптано в грязь тысячами пар копыт и уничтожено наверняка осадой, рассуждала Бриенна, глядя с высоты одной из башен вниз, то можно почувствовать себя героиней какой-нибудь баллады. Или одного из тех ужасных куртуазных романов, что так любила Маргери.


Примерно так себя Тартская Дева и чувствовала, неуверенная в том, должна она занимать место рыцаря или прекрасной дамы. К счастью, долго ей не придется играть ни одну из ролей: пора было возвращаться на исходную позицию. Ворон из Гавани от Тириона принес вести о том, что Дейенерис отправляется на Север и планирует остановиться у Перешейка, а значит, король Джон вскоре выдвинется ей навстречу.


Они вторую ночь проводили у Тиреллов, дожидаясь, пока все воины Ланнистеров не получат запасы пайка хотя бы на месяц. Бриенна не собиралась задерживаться.


Она и Джейме не говорили об этом. Он вел себя так, будто нет ничего естественнее, чем Бриенна в цветах Старков в его компании, она же просто боялась сказать, что ей придется уйти. И — как и прежде — на противоположную сторону.

Он знал это и так.


— Женщина, я знаю, о чем ты думаешь, — услышала она ночью за ухом его шепот, когда они, свернувшись вдвоем, лежали и разговаривали, — когда бы ты ни решила ехать, задумайся, стоит ли. Говоря о Старках — я ненавижу Старков, и ты знаешь это… ты веришь Джону?

— Да, — сказала Бриенна в ответ уверенно, — он человек слова.

— Не то что некоторые, правда?

— Ты никогда не лгал мне, милорд.

— Я не хочу узнать, что тебя выдали полоумной драконихе твои любимые Старки, — он прикоснулся губами к ее спине и вдохнул ее запах, — странное понятие верности у них заразно. Слишком не от мира сего. Старки! Честь, долг, что там еще было? Или это у каких-то их родственников? Все они со странностями. И одеваются безвкусно. Мрачная обстановка, унылые лица эпохи Первых Людей, заумные застольные беседы. Не приведи Неведомый, начнешь изъясняться речитативом и цитировать «Семиконечную Звезду» или «Сагу Детей Леса». Серьезно, со Старков берут начало самые нелепые истории. Помнится, однажды одна воинственная девица на службе у Кейтилин Старк желала соблюсти клятву и подрядилась доставить одного преступника в цепях в Королевскую Гавань…

— Джейме.

— Да, Веснушка?

— Заткнись.


Когда она проснулась с утра, Джейме не было рядом. Но была девочка-горничная, серебряный поднос, накрытый вышитой салфеткой (розы, единороги, выпучивший глаза кривой грифон), под которой обнаружился неожиданный подарок и приглашение посетить вечером прием у Оленны Тирелл.


Джейме опять подарил ей платье. Она задавалась мыслью, где он успел его достать. Размышляя, повертела в руках наряд. Больше всего это смахивало на гигантский чехол из очень дорогой ткани бордового оттенка. Платье, как объяснила служанка, надевалось на голое тело, что Бриенну уже смутило. Оно было чуть коротко — стоило ей чуть поднять руки, и подол задирался. Но девочка протянула второй сверток.


Проклиная себя последними словами, Бриенна смотрела на себя в зеркало, впервые фокусируясь не на своих шрамах. Пожалуй, это было очень странное платье. У него не было рукавов, талии, оно представляло собой обилие ткани, в которой, как ни странно, она не запуталась. «Огромный мешок, — думала Бриенна, не сразу находя отверстия для рук, — где такое вообще можно найти?». Штаны, которые к нему прилагались, из того же нежного материала, больше смахивали на юбку, собранные у щиколоток. Из отделки была лишь золотая лента по подолу и вдоль ворота и манжет, и Бриенна сомневалась в том, должно ли ей нравиться то, что она видит.


Еще больше смутили ее сандалии, обнажавшие ступни. Но иной обуви на ее ногу все равно найти было негде, а эти подходили практически идеально.


С другой стороны, Джейме знал толк в красоте и нарядах. Может быть, сокрушенно размышляла Бриенна, это — красиво? «Вряд ли это спасет ситуацию, — она сжала зубы и упрямо подняла подбородок, — я — не принцесса, не прекрасная дама, и пора перестать надеяться». Чувствуя себя неуютно, она набрала в грудь воздух, последний раз бросила взгляд в зеркало, и зашагала по коридору в направлении приемного зала.


Вопреки ожиданиям, в этом платье было удобно ходить. Пожалуй, она никогда не носила ничего столь длинного и удобного при этом. Можно было двигать руками, не боясь оторвать рукав, можно было потягиваться, пожалуй, учитывая эти странные штаны, даже ездить верхом. По крайней мере, она не упадет, запнувшись о подол.


Зал был полон разодетой знати. Изящные девушки, ухоженные матроны, много мнящие о себе мужчины и разодетые в пестрые костюмы юноши. Бриенна посмотрела поверх толпы, что всегда удавалось ей легко, выискивая Джейме — его не было, затем нашла Оленну Тирелл.


Хозяйка приема заметила ее тоже. Она неспешно приблизилась, одобрительно окинула Тартскую Деву взглядом.

— Неожиданно, — хмыкнула леди Оленна, кивая, — я не думала, что вы разбираетесь в моде, леди Тарт.

— Благодарю, ваша милость, — Бриенне показалось, голос ей отказывает.

— Пожалуй, некоторые дамы здесь могут быть весьма озадачены, — леди Оленна взяла Бриенну под руку, — пользуйтесь преимуществом, прежде, чем настанет день, когда ваша юность пройдет.


Бриенна сомневалась, что юность красит ее столь уж сильно. Как и в том, что выглядит подобающе. Ей казалось, на нее все смотрят, и так оно и было. И взгляды отличались от привычных. «Бедняжка, так уродлива, неудивительно, что ей пришлось превратиться в мужчину». Сейчас было что-то еще. Правая рука сжалась, неосознанно ища меч, но Верный Клятве был надежно спрятан в ее комнатах, и она чувствовала себя беззащитной.


Мысль о предстоящих светских беседах заставила ее почувствовать резь в желудке.

К тому же, она ненавидела ходить под руку с кем-либо.

— Леди Бривспоинт, леди Роуз, — Оленна Тирелл подвела Бриенну к нескольким дамам, собравшимся в кружок, — леди. Думаю, вы не знакомы с леди Бриенной Тартской, нашей гостьей?

— Леди, — Бриенна чуть поклонилась, но тут же вспомнила, что кланяться ей не следовало. Нужно было присесть. Леди Оленна уже уплыла к следующим гостям. Поддержки рядом не было.


Ну вот, началось. Дамы смотрели на нее откуда-то снизу, но казались огромными.


— Тартская Дева, я права? — сказала, наконец, старшая из них, — я слышала, вы не расстаетесь с мечом.

— Обычно нет, миледи.

— Должно быть, это ужасно, — немедленно подхватила нить разговора другая, — сражения, кровь, все это оружие. Вы не устаете от этого, леди Тарт?


Это был сложный вопрос, требующий обдумывания, но, как однажды сказал Джейме, никому на самом деле не интересна правда. Пусть они думают, что хотят, если только они вообще думают. И Бриенна ограничилась коротким ответом:

— Нет.


Дамы переглянулись и преувеличенно эмоционально хором высказали восхищение ее храбростью. Фальшь их слов была очевидна даже для Бриенны. Она терпеливо ждала продолжения допроса.


В зале было прохладно, и скользящая ткань платья холодила тело. Бриенна повела плечами. Слишком легкая одежда. Нет тяжести. Ничто так не дарит чувство безопасности, как доспехи.


— Вы были на севере, леди Тарт. Что там носят одичалые? Как вам Север?


Холодно, подумала Бриенна. И опасно. И — вам все равно не понять. Она открыла рот, чтобы хоть что-то произнести, но за спиной услышала знакомый голос с неизменной чуть смешливой интонацией:

— Дамы. Неужели нам стоило обмазаться жиром и облачиться в меха? На Севере мы делали именно так.


Возможно, она обернулась слишком быстро. Джейме Ланнистер сиял еще ярче, чем обычно. Бриенна покраснела. Он направлялся к ней, жадно оглядывая с ног до головы. Это определенно было неприлично. На мгновение Бриенне показалось, что она в зале одна. Джейме даже не ответил на два или три поклона, пока шел к ней.


Между ними состоялся короткий сокровенный обмен обоим очевидными мыслями — одними глазами, без жестов. «Мое платье только чуть-чуть темнее твоейодежды. Они подумают, что ты ухаживаешь за мной» — «А что, если так?» — «Ты невозможен» — «Я великолепен, присоединяйся».


Он улыбался. Он подал ей руку так быстро, что она сама не поняла, как приняла ее. Ткань платья легла на пол вместе с этим движением. Оба проследовали к столам, накрытым, по моде Хайгардена, не в центре зала.


— Милорд, ты смотришь на меня все время, — зашипела Бриенна, немного паникуя.

— Леди Бриенна, — негромко ответил Джейме, — если ты не перестанешь смотреть на меня, я тоже не перестану смотреть на тебя.


…В выделенной ей комнате она сбросила обувь и с выдохом облегчения упала лицом вниз на кровать. Все, кончено. Когда дверь заскрипела и раздались шаги, которые она могла бы узнать из тысячи, она застонала.


— Оставь меня в покое, я хочу отдохнуть, — пробормотала Бриенна, — это было ужасно.

— Почему?

— Платье.

— Тебе не понравилось. — в его голосе она услышала сожаление. Это заставило ее сесть на кровати и взглянуть на него.

— Мне понравилось. Оно удобное, — вынуждена она была признать, — но я в платьях… они не для таких, как я.


Джейме фыркнул, снимая туфли и поднимая ноги на кровать, чтобы опереться о стойку балдахина. Он выглядел настолько грациозно и беззаботно, как только он это умел. Бриенна отвернулась, мрачно думая о том, как выглядит она сама. Волосы, в которые она запускала руки не единожды, точно стояли дыбом.


— Ты выглядела потрясающе, — словно обращаясь к ребенку, сказал Джейме, — ты и сейчас выглядишь. Ох, женщина, — он опустил ноги и сел ближе, — как ты думаешь, почему леди Бривпоинт была злая, как гадюка? На ней вещь такого же покроя смотрелась как трактирная скатерть.

— Я в этом ничего не понимаю, — честно призналась Бриенна. Джейме усмехнулся.

— Встань. Пройдись. Посмотри в зеркало. Давай, женщина. Не трусь.


С ним было проще согласиться, чем дожидаться, пока он все равно добьется своего. С тяжелым вздохом Бриенна поплелась к зеркалу.


— Не стой. Пройдись перед ним, — объяснил Ланнистер, вертя пальцем, — покрутись.


Она протопала туда, обратно, и далеко не с первого раза до нее, наконец, дошло. Бриенна прижала ладони к лицу. Видимо, дело было в ткани: достаточно легкая, но плотная, струящаяся, она облегала ее тело до последней черточки при малейшем движении. Торчащие от холода соски точно были видны — Бриенна представила, что должны были подумать о ней дамы. Стоило ей чуть ускорить шаг, и ткань вырисовывала даже пространство между ног. А ведь Тартская Дева славилась быстрой походкой.

Бриенна свирепо уставилась на Джейме. Он улыбался во весь рот.


— Это шутка такая? Очень зря, — дрожащим от гнева голосом сказала Бриенна, — выставить меня как посмешище…


Улыбка исчезла с лица Джейме мгновенно, он выглядел как будто испуганным.


— О чем ты?

— Ты знаешь, — ей хотелось запустить в него чем-нибудь тяжелым. Джейме подошел к ней быстрее и почти силой вернул ее к зеркалу.

— Глупая женщина, — он обхватил Бриенну за плечи и зазвучал у самого уха, — ты ничего не понимаешь. С твоими ногами, дивным телом, упругой, высокой грудью и невозможными бедрами… ты их всех уделала одним своим появлением.


Бриенна едва дышала. Из-за его слов ли, или из-за низкого рокота его голоса, а может быть, из-за его рук, держащих ее в крепком захвате. Или из-за того, что левая поползла вниз, по ее бедру, сминая и задирая ткань.


— Джейме?

Он смотрел на нее из зеркала с незнакомой ухмылкой. Бриенна впервые видела себя рядом с ним, вместе, его руки на своем теле. Она была выше, но очертания ее нагого тела под платьем не оставляли никаких сомнений в ее принадлежности к женскому полу, и определенно, Джейме давал понять, что ему нравилось то, что он видел. Бриенна осознала, что именно это он демонстрировал сегодня всем в замке.


— Джейме, если ты мне друг, не надо, — выдохнула она, когда его губы коснулись ее плеча. Он с улыбкой отстранился, для того, чтобы потереться о него щекой и затуманенным взором уставиться в ее огромные глаза в отражении.

— Почему? — мягко спросил он, — потому что ты не хочешь? Или потому что ты упрямо отказываешься видеть, что я желаю тебя одну?


Джейме встал между ней и зеркалом, притянул к себе ее лицо — блеснули зеленым пожаром прищуренные глаза — и Бриенна замерла, понимая, что чувство озноба в ее сердце, которое распространяет волны по телу, он может почувствовать тоже.


Звуки музыки из сада доносились снизу, но она слышала только дыхание Джейме, затаившиеся вдохи и выдохи, складывающиеся в неповторимую мелодию вместе с ее собственными. Они приближались друг к другу медленно. И Джейме улыбнулся перед тем, как их губы соприкоснулись.


Это был ее первый поцелуй. Тот-самый-мужчина целовал ее. Размыкая губы и соприкасаясь ими едва-едва с ее, он осторожно привлекал женщину ближе, обнимая крепче. Бриенна боялась открывать глаза, но когда открыла — не смогла перестать смотреть на Джейме. Он был прекрасен. То, как он прижал языком ее верхнюю губу, обхватив ее затылок нетерпеливыми сильными пальцами, заставило ее колени ослабнуть. Это длилось, длилось — постепенно ускоряющиеся движения губ, языка, его дыхание со вкусом каких-то сладостей и вина, прикосновения, твердость его широкой груди и сумрак в комнате. Она тонула. Она летела.


Она сдавалась. Шаг за шагом отступала с выбранной позиции. Найти, где найти опору, в чем, в ком, если есть Джейме — и она скользнула взглядом по их отражению в зеркале, испустила удивленный вздох. Это было красиво.


Я люблю, я люблю, люблю тебя, кричала она в каждом все более смелом прикосновении своих губ к его, и откуда-то рождалась отвага продолжать. Бриенна обхватила его за шею, Джейме, едва оторвавшись от поцелуя, глядя ей в глаза, прошептал:

— Почему мы не сделали этого на целую вечность раньше, Бриенна?


Она отстраненно подумала, стоя перед Джейме и глядя на его губы, по которым он провел языком, что его пальцы побывали внутри ее тела еще раньше. Все внутри горело и сжималось в предвкушении. Пришлось собрать все свои силы, чтобы ответить ему в их дружеской непринужденной манере, хотя задыхающийся голос ее выдавал:


— Стоило мне надеть платье, и ты сразу превратился в придворного соблазнителя, сир Джейме.

— Я соблазнитель? — мальчишеская улыбка снова заиграла на его лице, — ты права. В пекло платье. Снимай.


Они целовались снова.


Стена рушилась, ночь падала, мешалась с днем, снег сверкал жаркими огнями костров, весенние ливни обернулись грозами, разрывающими небо раскатами грома и проблесками молний. Я умру с тобой, клялась тысячу раз за секунду Бриенна, я умру за тебя, я люблю тебя.


— Что за слезы в этих прекрасных глазах? — услышала она, перед тем, как Джейме поцеловал ее веки, бережно, обходя лаской едва ощутимых прикосновений губ ее лицо — щеки, шрамы, лоб, веснушки на носу…


Шум у дверей комнаты не заставил его остановиться. Только на третий стук он рыкнул достаточно недоброжелательно:


— Миледи занята!

— Леди Тирелл просит вас, милорд, — почтительно донеслось из-за двери. Бриенна с трудом выдохнула, сглатывая. Его даже искали всегда рядом с ней. Джейме закатил глаза, опустил голову, усмехаясь.

— Буду через минуту, — и снова посмотрел на Бриенну, легко коснулся губами ее губ, прошептал, — жди. Это может быть долго. Я приду.


Стоило двери за ним закрыться, Бриенна сползла на пол, словно растаяв. Закрыв глаза, она смеялась, тихо, едва слышно, и стирала слезы счастья с лица. Трогала свои губы руками, не в силах поверить, что это было на самом деле. Прижимала ладони к горящим щекам. Проживала все снова и снова.


Не думала ни о чем. Был Джейме, его запах, его глаза, поцелуи, губы, короткая борода, мягко щекочущая ее опухшие губы, влажная ласка его рта, крепкое тело воина под ее руками — он был весь мир, и весь мир в эту минуту был он и только.


Она надеялась, что доживет до его возвращения, не сойдя с ума.


========== Бесстрашие любви ==========


«Моя дорогая леди Санса! Уверен, вы добрались в здравии и безопасности до вашей вотчины после визита в Долину». Тирион скомкал лист бумаги. Нет, не подойдет. «Леди Санса! Заклинаю Старыми и Новыми Богами, не покидайте Винтерфелл, не ешьте ничего, что прежде не попробуют мейстер и дегустатор…». Тоже нельзя.


Лорд Десница поймал себя на том, что смотрит в зеркало, не сразу понимая, кого в нем видит. Все кричало о том, что ему надо бежать. Как можно дальше от драконьей королевы. Не один раз она вспыхивала гневом в его присутствии, называла его исключительно «Ланнистер» и один раз высказалась на тему того, что было бы неплохо взять его в заложники и заманить таким образом его брата в Королевскую Гавань.

Тирион спал с кинжалом в руке и топориком под подушкой. Одержимость Дейенерис Цареубийцей приобрела характер самого что ни на есть безумия.


Последний раз она пригласила Тириона на набережную, где в два ряда стояли Безупречные, и у него нехорошо засосало под ложечкой. Если это был конец, он хотел бы знать заранее. Но в конце пирса обнаружилась клетка с облезлым львом.


Без передней правой лапы. Тирион медленно выдохнул.

— Будет ли справедлив поединок двух львов, когда я наконец получу вашего брата в свои руки?

— Определенно, вы уже продумали идею наказания, — мертвым голосом произнес Тирион, — но как вы хотите получить моего брата в свои руки живым? Мирцеллы больше нет. Его ничто не держит здесь.

— Здесь нет. И даже лорд Тарт покинул свой остров. Шлюха Цареубийцы служит сестре моего мужа, леди Арье, — спокойно ответила Дейенерис, — и я как раз направляюсь на север.


Тирион сглотнул еще раз.


— Мы не построим будущее без возмездия за прошлое, — продолжила со своими отработанными интонациями пророка королева, вышагивая рядом с ним, — как бы вы смотрели на королеву, которая оставит в живых убийцу своего отца? Ваша сестра не оказала значимого сопротивления. Ее смерть была подобающей благородной женщине.


Тирион до сих пор видел в кошмарах эту «благородную смерть» и уже подозревал, что Джейме ожидает нечто похлеще.


— Мой муж не откажет мне, — уверенно продолжила Дейенерис, — я отправляюсь к нему.


Тирион остановился и внимательно посмотрел на Дейенерис.


На ней должен был пресечься род драконов. Окончиться история безумия. Как бы Тирион не любил Мирцеллу — с самого детства это чувство было взаимным, — он не мог не думать, оплакивая ее, что смерть спасла ее же саму от вероятных горестей, ждущих в будущем. Живой пример перед глазами не оставлял сомнений. Отдаленные последствия инцеста, поколения за поколениями обожествление власти родили ее — красивую, очаровательную, бесстрашную Дейенерис Таргариен, принесшую столько блага одним народам — и не меньше бед другим.


И весы качнулись в сторону безумия. Десница мог только надеяться, что Джон Старк не станет рядом со своей властной полубожественной супругой бастардом Сноу, не прогнется, сохранит рассудок ясным. Но если нет, все надежды Тириона были устремлены на леди Старк-старшую. Если только драконью королеву внезапно не замкнет на ее персоне так же, как на Джейме.


«Милая Санса! Сердечная привязанность, которую я питаю к вам, заставляет меня тревожиться больше за вашу безопасность, нежели за собственную. Однажды, много лет назад, вы были чересчур честны со мной, а я — недостаточно напорист с вами, и годы спустя я могу только сожалеть об упущенных возможностях подарить вам счастье, которое, смею надеяться, вы все же обрели либо обретете.


Для меня нет большей заботы сегодня, чем опасность, угрожающая вам и моему брату Джейме. Королева Таргариен отправилась в Винтерфелл. Скорее всего, продвижение ее будет замедлено в Речных Землях. Не мешкая ни минуты, готовьте замок к долговременной серьезной осаде. Убедитесь в лояльности вашего ближайшего окружения. Лианна Мормонт достойна всяческого доверия, но не стоит забывать, что ее кузен Драконий Мясник Джорах. Родственные узы могут рваться и восстанавливаться.


Пять тысяч Безупречных и восемь тысяч дотракийцев сопровождают королеву. Ни я, ни кто-либо другой не может знать, будет ли у нее другая поддержка на суше. Самые различные сведения поступают из Эссоса. Будьте наготове. Я буду искать любой возможности оказать помощь и послать весть. За сим остаюсь ваш, навеки преданный вам, Т.».


Было ли ребячеством поцеловать письмо на прощание? Он усмехался, глядя вслед ворону. Мужчины Ланнистеры славились своей склонностью к романтическим жестам и безответной платонической любви.


Улыбка Тириона померкла, когда он подумал о Джейме.

*

Письма от Тириона Бронн Черноводный всегда хранил отдельно от прочих. С Ланнистерами никогда не знаешь, что может пригодиться и когда. Но когда вороны стали прилетать по три раза на день, пришлось задуматься.


Бронн знал Беса достаточно, чтобы понять, что младший Ланнистер в отчаянии. Отчаяние выражалось во все более длинных письмах, бурной деятельности и огромных тратах.


В свое время Маленький Лев предложил ему заниматься деликатными делами, такими, что требовали бы исключительной ловкости, умения скрываться, втираться в доверие. И в этом обманули, вздыхал Бронн.


Ибо перемещение и снабжение восьмитысячной армии никак нельзя было назвать таким маленьким делом.


Пополнив запасы в Хайгардене, львы отбывали к Перешейку. Бронн считал это мероприятием сомнительным, особенно в свете продолжавшихся беспорядков. Со слов Тириона, беспорядки усиливались и уже охватывали Штормовой Предел и Речные Земли, хотя пока их и подавляли достаточно быстро. А мятежи всегда значили голод для армии и раздолье для мародеров. Бронн побывал по обе стороны. Этой весной он предпочел бы мародерствовать, конечно.


Если бы не Джейме Ланнистер, его братец Тирион и их сомнительные планы по захвату мира и установлению справедливости с перевесом на львиную сторону. Гори они огнем, эти высокородные лорды!


Еще один ворон жалобно каркнул, пикируя сразу под навес. Бронн покачал головой.

— Бедолага! В такую сырость моду взяли письма писать!


Когда он развернул его, то плечи его опустились. Он поднял глаза на крепостные стены Хайгардена. Развернувшись в сторону стоянки одичалых чуть поодаль, он гаркнул:

— Тормунд! Живо сюда! Хопер, Бруст, ко мне, трубите подъем, тревога!


«Живо» для Тормунда длилось почти пятнадцать минут. Рыжий здоровяк был медлителен везде, кроме битвы. Он добрался до Бронна, когда лагерь уже сворачивали.


— Чего тебе?

— Поднимай своих людей. Вы выезжаете с леди Бриенной на Север.

— А что так? Только осели же! — не понял одичалый.

— Никаких оседаний. Королева Дейенерис требует выдачи для казни леди Бриенны Тарт, где бы она ни находилась. Вот, слушай, «замеченной в Хайгардене». Она и ее Драконий Мясник направляются в Винтерфелл. Сраный Свет, будем надеяться, Переправа задержит ее. Если кто и может защитить от Дейенерис, так только король Джон. Все-таки леди Тарт спасала его сестер…

— Джон никого не казнит только потому, что так на бумажке накалякано, — убежденно возразил Тормунд. Бронн мог только удивляться наивности простофили.

— Есть другие лорды, друг мой, и все хотят выслужиться перед королевой.


Тормунд скривился. Он не любил тонкостей южной политики. Все, что тоньше топорной рукоятки, казалось ему чересчур сложным для понимания. Бронн потратил почти целый день за Стеной, объясняя принцип наследования власти — дискуссия развилась из рассказа о Безумном Короле. Дикарь искренне недоумевал, почему «хотя бы один хороший человек не прирезал подонка во сне». Было довольно забавно наблюдать лица Джейме Ланнистера и его леди, когда они услышали эту эмоциональную речь.


Бронн вздохнул. Кажется, Ланнистер невезуч, потому что «его леди» снова отправляется к Старкам.


В лагере началась суета. Лорас Тирелл требовал немедленно отвести войска либо запереться в крепости и «не отсвечивать»: официально Тиреллы не отрекались от своей присяги Таргариенам. Один за другим спешно начали отбывать отряды. Звучный голос сира Марбранда раздавался в темноте, почти перекрывая топот копыт и звон стали. Бронн нервничал. Одичалые преспокойно проверяли оружие, будто готовые вступить в схватку с армией любого размера.


Предрассветный сумрак все еще дымился кострами, отбывали последние из Ланнистерских солдат, кто не оставался в Хайгардене. Бронн оставался. Лорд-командующий тоже.

— Поторапливайтесь! Закрыть западные ворота! Мост!


Бронн побрел к главным воротам, когда из них вылетели паренек-конюх с взнузданной лошадью, и еще двое. В полураздетом, стремительном, в одной нижней рубашке поверх спадающих штанов, юноше Бронн с трудом признал Джейме Ланнистера. Сомнения вызывала и степень надежности крепления доспехов леди Бриенны, которую лорд-командующий вел за собой, держа за руку, и подсадил в седло. Боком. По-дамски.

Насколько мог помнить сир Черноводный, за такие фокусы Бриенна Тарт имела обыкновение ломать пальцы и пинать между ног. Но не в этот раз.


— Ну дела, — покачал Бронн головой.

Тартская Дева склонилась, Джейме подтянулся, держась за гриву…


— О! Ну и дела! — Бронн расплывался в улыбке.


Паренек-конюх стоял и пялился на долгий и страстный поцелуй с открытым ртом. Наконец, парочка оторвалась друг от друга, прощальный взгляд, никому не слышные слова — Бронн не сомневался, нечто Ланнистерское, — и леди рванула прочь.


Джейме смотрел ей вслед, прижимая к губам руку.


Если бы менестрели пели об этом поцелуе, они сделали бы голоса достаточно грустными, чтобы дать почувствовать слушателям, какая беда ожидает влюбленных в конце. Возможно, дамы прослезились бы, а их галантные ухажеры свели бы брови и выпятили подбородки. Бронн Черноводный опустил голову, на мгновение окунаясь в разлитую в воздухе вместе с утренним туманом печаль.


«Мое солнце Дорна, Мирцелла. Ты была прекрасна, как ясное утро над морем. Я бы мог целовать тебя так же, как твой несчастный отец эту женщину. Ты не узнала бы смерти, а я — разлуки с тобой, мечта моя. И мы бы жили долго и счастливо, только хрен что вышло. Не стоило и мечтать».


Но, в отличие от большинства рыцарей львов, Бронн Черноводный был преисполнен оптимизма. Он не верил, что леди Бриенна поднимет меч на своего Льва. Он не верил, что Джон присоединится к драконьей королеве против всего остального Вестероса.


Зато он верил, что, даже если мир обрушится на них, в последнюю минуту Джейме Ланнистер выкинет какой-нибудь свой идиотский трюк и спасет положение. Или это будет леди Бриенна. Или они оба.

*

Санса Старк смотрела на южный горизонт со стен Винтерфелла.


С момента получения письма Тириона прошло уже почти две недели, и разведчики не могли сказать, сколько у них есть времени, чтобы успеть действительно запастись для осады. Винтерфелл был богат подземными ходами и проходами, но большая их часть находилась в плачевном состоянии, и вряд ли выдержала бы постоянное использование для снабжения продуктами.


Отовсюду в Винтерфелл стекались недовольные происходящим в королевствах. Хуже всего приходилось беглецам из Риверрана и Речных Земель. Они редко задерживались дольше, чем на ночь, предпочитая двигаться дальше, со всем добром, какое смогли унести с собой, окончательно решившись сняться с насиженного места.


— Может быть, нам стоит построить каменную дорогу к Стене? — вздохнула Санса, глядя искоса на Джона. Он сверкнул беспокойными черными глазами, свел брови.

— Они верят, что мы защитим их. Что война не уйдет севернее Винтерфелла. Смешно, — Джон хмыкнул без улыбки, — сначала все бежали с севера на юг. Теперь двигаются в обратном направлении.


Среди прочих прибывших в Винтерфелл однажды утром Санса встретила леди Бриенну Тарт. Общение их было весьма формальным и кратким. Они не говорили о том, что произошло на юге. Они ни разу не произнесли имя «Ланнистер». Бриенна проводила дни, яростно упражняясь с мечом среди одичалых, Санса встречала подводы с запасами, какие только можно было раздобыть, и все чаще подолгу стояла на южных стенах.


Опять двойственность, опять развилка на пути. Есть север, есть Винтерфелл, воинственный, всегда готовый к сражению, прямой, как удар меча. И есть юг, Красный Замок и его ядовитое очарование, отравленный воздух интриг, соперничества, обманчивая роскошь Королевской Гавани. Две противоположности, вкус каждой ей знаком. Она вкусила обе. Она может сравнивать и оценивать.


В эти дни, сбрасывая маски, имея возможность делать то, что ей нравится, чуть меньше следить за выражением лица, удаляться в опочивальню с Сандором Клиганом под руку или даже обнявшись (страшное преступление против собственных убеждений, но это приятно), Санса не хочет сворачивать на один из двух путей, принимать одну из двух сторон, не желает выбирать. Она хочет всё.


Наконец, в один из дней южный горизонт приходит в движение.

*

— Зря я тебя тогда не украл, — в сотый раз повторил Тормунд, и Бриенна зарычала.


Одичалый донимал ее всю дорогу до Винтерфелла. Подглядев ее прощальный поцелуй с Джейме Ланнистером, он никак не мог успокоиться.


— Вот скажи, как он мог тебя отпустить? — продолжал он, — если бы я был на его месте…

— Да ты вообще затыкаешься когда-нибудь?! — не выдержала Тартская Дева. Тормунд горько вздохнул.

— Ты запала мне в самую печенку, красавица, — признался он, — и смотреть не могу, и не смотреть не могу. Жжешься!


И он выехал вперед, напевая какую-то невеселую песенку Вольного Народа. Голос у него был приятный.


Она не ощущала времени. Дорога пролетела в одно мгновение.


Джейме. Джейме. Она проклинала себя за все, что сделала, за все, чего не сделала, не сказала. С той первой ночи, когда он дотронулся до нее, даря те самые «ласки», она оправдывала себя, говоря, что иногда такое случается между близкими друзьями, ведь у Вольного Народа…


Но даже у Вольного Народа поцелуи что-то значили.


Бриенна поклялась не влюбляться никогда еще лет в двенадцать. Безответная любовь, чувство издалека, молчаливое восхищение со стороны, это было безопасно, это было то, чего она не боялась. Следующим шагом стала бы взаимность. Чаще всего это значило невинный обмен любовными посланиями и подарками. Но Бриенне Тарт было уже не двенадцать.


«Мужчины похожи на животных, — говорила ей септа, сжав губы и делая скорбные глаза, — они хотят совокупляться, хотят владеть и покорять молодое тело, их не волнует цена». В целом, после многих лет среди солдатни и старых вояк, преступников, разбойников и даже именитых благородных рыцарей, Бриенна склонна была с ней согласиться.


Женщины, которые кричали под мужчинами, когда она видела их, обычно были шлюхами, иногда прачками или подавальщицами, и все они позволяли себя бить, иметь, оскорблять, использовать. Это никогда не будет обо мне, клялась раз за разом Тартская Дева, скрежеща зубами и сжимая кулаки. Я не захочу быть с мужчиной. Еще одно разрушенное «никогда». Жизнь жестоко учила ее внимательно относиться к словам.


Она держалась своего намерения. Пока не побывала на Севере. Пока не увидела воительниц Вольного Народа. Тех, которые сражались, были ранены, носили на себе не меньше шрамов, чем она сама — и носили на руках своих детей, обнимали своих мужчин, иногда даже и других женщин, громко смеялись, пели, страшно ругались — и кричали, когда им было хорошо. Это были другие крики, совсем другие.


Не те, что она слышала от шлюх и подавальщиц. Бриенна не знала, чем именно они отличаются, но чувствовала всем телом. Иногда Зимой, когда она спала, обняв Джейме или будучи им обнятой, какая-нибудь из них кричала достаточно громко, чтобы быть услышанной в их палатке. Бриенна закрывала глаза, чувствуя, как мокнет между ног, как дыхание становится тяжелым, а запах Джейме — опасным. Тогда ей хотелось прижаться к нему сильнее, еще ближе, почувствовать его больше, и чтобы он тоже почувствовал ее. И она бы кричала так же.


Как в их ночь в Хайгардене.


Он пришел поздно, Бриенна почти спала, когда почувствовала прикосновения на лице, на шее, повернулась — и их губы встретились в жадном, страстном, глубоком поцелуе. Его волосы были чуть влажными, он пах улицей и лагерем, немного костром. Под его поцелуем хотелось таять, быть слабой, быть застенчивой юной девой, и она подчинялась: сняла рубашку, когда Джейме попросил, потянулась навстречу…


— Ты позволишь мне дотронуться до тебя?.. — услышала Бриенна.


Она кивнула. Ей не хотелось нарушать тишину своим голосом. Ощущения, трепещущие в груди, мешались между собой: желание, страх, доверие, опаска, стыд. Но она отодвинула их в дальний угол. Любовь стоила небольшого отступления от правил. Пусть это на одну ночь, на две, пусть она всего лишь заменяет ему кого-то, кем она никогда не станет — Бриенне было почти все равно. Все, что ей говорили, все, что она думала, что ей следует делать, куда-то ушло. Это было знакомо - быть ему нужной. Заботиться о нем. Быть сильной для него. Быть…


— О, — она вздрогнула. Губы Джейме на ее груди были почти что неощутимы, пока он не нашел ими сосок, потянул, отпустил, выдохнул. И взглянул на нее снизу вверх, без обычной улыбки, ищущим взглядом мужчины.


Усталость затянувшейся битвы в твоих глазах, подумала Бриенна. Она подалась вперед, не размышляя, давая ему возможность приникнуть к ее груди еще раз, а затем запрокинула голову и закрыла глаза. Это было совершенно новое ощущение. Странное, по-своему будоражащее. Определенно, необычное. Ей всегда казалось, что маленькая грудь непривлекательна. В любом случае, она была очень чувствительна, и Бриенна всегда старалась перевязывать грудь потуже, чтобы не причинить себе боль верховой ездой или ношением доспехов.


Но только приятную дрожь и немного стыдное возбуждение дарили его губы на ее груди. Нежно напоминающие о том, кем она была для него, в доспехах или без них. Женщина. Несмотря на все невысказанное уважение, несмотря на все те испытания, что они прошли вместе, Джейме всегда оставлял ей право отступить назад, побыть девицей, нуждающейся в защите. Даже если Бриенна им почти никогда не пользовалась.


— Женщина, ты прекрасна.

В его едва слышный шепот нельзя не поверить. Не теперь, когда его пальцы, его губы, его язык, жаркое дыхание на веснушчатой коже, а голова плывет и между ног опять мокро.


— Женщина, у тебя бесподобная кожа.

Она дрожала, она боялась, но она верила. И теперь могла представить — на минуту — себя без доспехов. Без своей брони. Той, о которой заботятся. Которая дарит заботу. Той, которую желают.


— Джейме, что ты делаешь, — она не могла не издать легкий смешок щекотки, когда он целовал ее живот.

— Узнаю тебя.

— Джейме? — она распахнула глаза — ахнула, открыла рот, слишком шокированная, чтобы протестовать или двигаться, потому что он целовал ее между ног, схватившись за ее бедро так сильно, что наверняка останутся синяки.


Слишком откровенно, слишком открытая поза, не так, как она себе представляла, как такое бывает. Они хвалились друг перед другом, мужчины, они рассказывали о каких-то банщицах, о куртизанках Мизинца, о сладкоголосых развратных юных леди, но —


Это было в тысячу раз лучше всего, что Бриенна могла себе представить.


Она не могла закрыть глаза, не могла не кусать губы, не могла не дышать, это было легко, и не могла не издавать стонов, которые ее почти пугали. Она не могла звучать так. Жалобно, похотливо, женственно. «Я бы теребил твой крохотный бутончик, милашка, и ты бы умоляла меня взять тебя», издевались над ней в лагере Ренли. Тогда, под вой лагерных шлюх и отчаянные крики крестьянок, имевших несчастье попасться солдатам под руку, это звучало отвратительно.


Сейчас, когда это делал с ней Джейме, она именно так себя и чувствовала. Готовой умолять.


«Так это еще не все? Будет еще лучше? — Бриенна слышала свои стоны чаще, она круче поднимала бедра, губы дрожали, ноги дрожали, под его языком все горело и текло, — неужели… неужели…».


Одно движение его пальцем внутри ее тела — и ее затрясло, свело мышцы внутри, оборвало дыхание, заставило действительно закричать. И упасть на кровать, когда слабость, прекрасная, чистая слабость охватила тело. Ничего общего с болезнью, раной, усталостью. Вспышка света. Возрождение. Легкость полета.


Голова Джейме лежала у нее на животе, она держала руки вплетенными в его волосы. Простыни под ней были влажными, прохладный ночной воздух заставлял кожу покрыться мурашками.


— Я хотел этого с той минуты, когда ты встала передо мной в Харренхолле, — прервал тишину негромкий голос Джейме. Она приподняла голову, но он на нее не смотрел, — не переставал хотеть ни на день.


Они посмотрели друг на друга и захихикали. Харренхолл для обоих остался особым воспоминанием.


— Ты почему смеешься? — спросила Бриенна первая. Джейме покусал губы, притянул ее выше, устраивая ее к себе ближе.

— А ты? — почти прошептал он. Она подумала, что никогда не видела его таким красивым.

Я люблю тебя, хотела она сказать, открыла рот, но только мотнула головой, боясь отравить себя еще сильнее этим признанием. Джейме улыбнулся, затем потянулся с кровати вниз.

— Ты хоть ужинала? — спросил он, нашаривая что-то рядом со своей наспех сброшенной одеждой.

— Не хочу.

— Силы понадобятся, — он не смог удержаться от насмешливой ухмылки и подвигал бровями, — если думаешь, что я так просто лягу спать…


Пока он пил вино и быстро жевал хлеб и сыр, Бриенна, спрятавшись под простыней, любовалась им молча. Он поймал ее взгляд, слегка смущенный им, отвернулся. «Решайся, Бриенна, — говорил в ней кто-то, — ты хочешь знать, как это, быть с ним. Быть его. Принадлежать ему. На пару месяцев. На один день. На всю жизнь. На минуту».

«Бриенна Красотка», кричали мужчины ей вслед. «Шлюха Цареубийцы», снова и снова повторяла королева Таргариен. «Толстокожая, тупоумная тварь», кривилась Серсея. И, чем больше было этих голосов, тем больше улыбалась Бриенна, зная, что уже приняла решение, давно.


Джейме смотрел на нее, затаив дыхание, когда она потянулась к нему и произнесла, подползая ближе и позволяя простыне упасть вниз:

— Я хочу, чтобы ты взял меня.


…Бриенна встряхнулась, когда Тормунд третий раз что-то переспросил у нее. Отчаявшись добиться ответа, он просто потыкал перед собой в открывшееся пространство. Бриенна вздрогнула. Где она была всю дорогу до Винтерфелла? Мечтала и вспоминала о ночи с Джейме? Повезло, что не пришлось ни с кем драться.


«Любовь не сделает меня слабее, — поклялась она, сжимая руку на Верном Клятве, — она помогла мне выживать до сих пор. Я буду сильнее. Я смогу».

*

— Она решила осадить Винтерфелл? — не веря, спросил Джейме, и лорды открыли рты все как один. Лорас мрачно кивнул.

— Это наш шанс. Возможно, единственный. Меняем первоначальный план.


Джейме медленно выдохнул. Оперся о стол. Поднял взгляд. Его вассалы из тех, что остались в Хайгардене, кивнули все как один. Знать Простора чуть помедлила. Но встали тоже все. Джейме ожидал меньшего. Тирион ли потрудился, или голодная весна отрезвила их? На другом краю стола восседала Оленна Тирелл, сложив руки перед собой в жесте задумчивости.


— Что ж, милорды, это может быть самоубийство для каждого из вас, — сказала она, прищурившись, — вы видели Безупречных. Мартеллы тоже не слабая семья. И я молчу о ее дотракийцах.

— Пока она без драконов, это всего лишь люди, — пожал плечами Лорас, — пока она вдали от подкрепления, в землях, которые не славятся изобилием…

— …разреженное население, — добавил кто-то, — они не выдержат дольше пары месяцев.


Дух войны в комнате перенес их на предполагаемое поле сражения, растворил каменные стены, протащил каждого по оврагам севера, напомнил об удачных позициях и слабых местах в обороне, осаде и штурме. Почти все присутствующие были из Зимнего Братства. Джейме обменялся понимающими ухмылками с Лорасом.


«А он стал смелее, — заметил Джейме, — отчаяннее. Была бы с ним счастлива Мирцелла?». Он опустил голову, размышляя, когда сам бывал бесстрашным. Редко, в юности, он мог рисковать собой, не задумываясь о последствиях вовсе. Юноши мнят себя бессмертными. И все же, Джейме мог вспомнить минуты, когда страх умирал, оставалась чистая ярость схватки и желание победить любой ценой, даже если придется отдать жизнь. Как Зимой. Подойдя к Стене, увидев ее издалека, он сказал себе, что умер, и дальше вперед идет лишь его меч. Он хотел в это верить.


И он ошибся.


…Вокруг снова была зима. Белый снег, алая кровь, черное золото обагренной валирийской стали на льду, и костры, выхватывающие неясные очертания фигур в зимней ночи. Джейме смотрел в почти беззвездное небо над собой и не мог сжать стучащие зубы.


«Почему мне говорили, что замерзать не больно? — думал он, — почему мне говорили, что большая потеря крови действует как обезболивающее? Почему я в это верил?». Живот сводило жуткой болью, он застонал, чувствуя, как слезы на лице превращаются в крупинки льда. Когда снова открыл глаза, надеясь отчаянно, что умрет поскорее, над ним был Подрик.


— Миледи! Сир Джейме! Он здесь.


«О нет, нет, она опять будет меня спасать, упрямая глупая женщина», закрыл он глаза, слишком уставший, чтобы радоваться. Он боялся, что Иные все еще рядом. Бриенна никогда не обращала внимание на опасность для себя.


Их оттесняли к Стене. Обманчивая легкость, с которой отдельные отряды уходили на север, чаще всего означала, что они не вернутся. Он оказался из тех, что поддались на этот обман. Были бы силы хотя бы встать, он дотянулся бы до Вдовьего Плача и вскрыл себе вены, потому что несколько часов боли уже почти лишили его рассудка.


— Ты не вытянешь одна, — сказал Джейме, увидев женщину над собой, кусающую губы, — ты знаешь.

— Заткнись, — сцепив зубы, бросила она и сорвала с себя шубу, накрыла его. Короткое ощутимое прикосновение ее ускользающего тепла, задержавшегося в густом мехе.

— Милосердие, миледи. Чистая смерть, — он перевел взгляд на Верный Клятве, — ты можешь. И уходи скорее. Беги.

— Заткнись, сир Джейме.


Внезапно Бриенна подскочила и замахнулась мечом в темноту за собой. Джейме зажмурился, не желая видеть ее смерти. Он слышал ее отрывистые выкрики, обращенные к Подрику, слышал холодный зимний ветер высоко над ними, слышал скрип снега под тяжелыми шагами Неведомого.


Рассыпались один за другим мертвецы, пока, наконец, не наступила тишина. Ни одного звука. Даже Бриенны не слышно. Над ним распахнулась беззвездная ночь, и в эту минуту появился улыбающийся во все зубы, как деревенский дурачок, Подрик Пейн.


— Ну вот, мы пробились к вам с носилками и мейстером, сир. Сир-миледи Бриенна всегда…

— Иди и скажи командующему Лорасу, чтобы отводил людей, — перебил его запыхавшийся голос женщины, — мы возвращаемся к Стене.

— Стена пала, — бормотал Джейме в полубреду.

— Мы еще держим ее.

— Стена пала. Они пройдут на юг.

— Мы удержим ее, сир Джейме, — над его головой виден был ее локоть, его трясло из стороны в сторону, и почему-то это происходило в ритм с ее широкими уверенными шагами. Льняные волосы Бриенны торчали во все стороны, грязные и в крови, губы были плотно сжаты и чуть вытянуты, в устремленных в никуда глазах он мог прочитать настоящий ужас. Женщина впервые сражалась с мертвецами в одиночку.


Уже три недели. Неужели к этому можно привыкнуть, если выживешь? Проживут ли они столько? Всегда ли будет так страшно?


— Больно. Как же блядски больно, — он и не понял, что сказал это вслух.

— Джейме, — ее голос у самого лица, он бы и рад отвернуться, да не может, — посмотри на меня. Потерпи. Это все из-за нижнего ребра…


Бриенна говорила, объясняла, но он не слышал. Три недели! «Ты в нижнем пекле, Ланнистер. В его холодной версии». Одичалые еще не понимают, как с ними сосуществовать и вместе сражаться, у них все время нехватка людей и оружия, одежды и лекарств, мейстеры пропадают и погибают, вороны мерзнут, вся затея кажется безнадежной. Джейме пришел сюда умирать. Они все пришли.


— Уезжай, Бриенна. На Тарт. Собирай ракушки на берегу… купайся в море… я видел дельфинов, когда проплывал мимо.

— Не уеду. Прости меня за леди Бессердечную.

— Я сто раз простил тебя, дура ты набитая, — хотел бы он звучать солиднее, но уже как-то совсем нет сил, — хватит донимать меня этими извинениями. Я был тебе должен. Я всегда буду.


Сколько миль она прошла с боем? Сколько крови пролила? Бриенна бормочет что-то про свои собственные долги. Двадцать первый день их пребывания на Севере. Кажется, хуже невозможно, но — и это переворачивает наутро их мир — все становится хуже. И будет становиться еще двенадцать месяцев подряд. И придется привыкнуть.


Они научатся спать в снегу и есть сырое мясо, чтобы восполнить кровопотерю. Будут пить хвойные настои и растирать обмороженные конечности. Жевать смолу от зубной боли. Петь песни одичалых. Кататься на лыжах. Плакать, не стесняясь, по дому, по себе, по солнцу. Смеяться смерти в лицо. Заниматься любовью, не переживая, что услышат или увидят — в этом умении преуспеет больше всех Бронн, конечно.


Они будут говорить шепотом обо всем на свете, каждому живому смотреть в глаза, как родному брату, принимать новичков в семью, в Зимнее Братство, прощаться с теми, кто ушел в страну вечного Лета, придумывать свои истории, переплетая реальность, выдумку и то, что примерещилось в бреду. Или после мухоморной настойки Вольного Народа. Они будут спать там, где застигнет сон, перестанут считать дни и часы, и в темноте долгой Ночи каждый отыщет какую-нибудь свою правду, которую вынесет либо в жизнь, либо в смерть.


В ту минуту Джейме еще не знает, что все это будет с ним дальше. Прошлое его покидает навсегда, будущего не существует. Настоящее — это снег, лед, мороз, мех, пахнущий лесом и тайнами, валирийская сталь и Бриенна.


Джейме снова открыл глаза. Темные очертания фигуры бормочущего мейстера, строгие углы высокие елей и синие, синие звезды ее глаз в бесконечности над ним.


— Есть какая-нибудь глупость, которую ты не сделаешь ради меня, а, сумасшедшая ты ослица? — пробормотал Джейме, не прекращая цепляться уплывающим сознанием за эти яркие звезды. И услышал в ответ летний смех, в котором звенели водопады и пение птиц:

— Я сделаю всё.


«Любовь рождает бесстрашие», понимает тогда Джейме. Это его правда.


…Тех, кого он любил, оставалось не так много, чтобы позволить себе отступить из страха.


«Дорогой брат! Впервые пишу тебе после долгого молчания. Я принял решение идти на Винтерфелл. Мы выдвигаемся небольшими группами, соединимся перед первой атакой. Возможно ли договориться о пополнении обоза в Долине Аррен? Можно ли отводить людей через Переправу? Выясни.


Спасибо за то, что позаботился о, — Джейме сглотнул, затем вывел с нажимом, — моей дочери Мирцелле. Поздравляю с помолвкой. Хотел бы гулять на свадьбе. Если мои племянники будут Грейджоями, не завидую Железным Островам». Он хотел было написать о том, что вкус Тириона на женщин просто ужасен, потом подумал о себе самом, рассмеялся. Перо капнуло чернилами на бумагу. Когда он последний раз видел брата? Говорил с ним? Сердце сжало болью, Джейме шмыгнул носом.


Он потерял почти всех. Они уходили, не прощаясь и не предупреждая.


Поэтому Джейме сжал перо в непослушной левой руке — почерк был просто ужасен, и дописал. «Я думаю, я тоже созрел для семейной жизни. Старею? Мы давно не виделись. Я скучаю. Твой Д.».


========== Невозможное ==========


Она похожа на Зиму.


Это то, что думает Джон, глядя на свою все-еще-жену, и это то, что он подумал о ней в первый раз. Она похожа на время года, что несет мертвый сон. У нее лед в глазах, снежно-белые волосы, и она не похожа ни на что из мира живых. Чуждое существо, действия и мысли которого сложно оценить, исходя из опыта человеческой жизни, где есть плоть, кровь,начало и конец, страх, боль, радость и любовь.


Джон видел свою смерть. Его страх все еще с ним, и может быть, стал еще больше.


В Дейенерис страха нет. Может ли тот, кто не испытывает страха, чувствовать все остальное? Желание? Ненависть? Симпатию? Тоску по другу? Любовь?


— Ты не приезжал ко мне, — говорит его жена, неотрывно глядя ему в глаза, и он улыбается, качая головой.

— Я отдал себя Северу. Слишком многое должно быть сделано. Мы пострадали сильнее всех.

— Ты никогда не просил меня прийти к тебе.

— Ты можешь сделать это в любой день и час.


Бессмысленная ложь между ними — словно избыток перца в еде, притворяться, что его нет, невозможно: горчит. Джон морщится. Дейенерис остается неподвижна, ни одна морщинка не появляется на ее совершенном лице.


Они зовут ее матерью, те, кого она привела с собой из-за Моря. Или звали. Но Джон знает матерей. Они могут наказывать, жалеть, презирать, обожать своих детей. Не могут они только одного: не подозревать об их существовании. Когда Мать-Дейенерис говорит о своих детях, ему кажется, она говорит о каких-то других людях, как будто признает своими детьми только тех, кто лишен своей воли и подчиняется ей безоговорочно.


Освободить из рабства, заменив ошейники из стали и кожи на ошейники из страха, невозможно.


— Как ты собираешься подавлять мятежи на юге? — спрашивает Джон, наконец, оставив попытки хотя бы изобразить близость к ней.


У драконов веки — две тонкие пленки, опускающиеся на глаза. Дейенерис не моргает, у нее тоже есть что-то вроде драконьих век, только невидимых, когда ее взгляд становится еще менее похожим на взгляд живого человека. Джону кажется в такие минуты, что она подбирает из всех заложенных в самой крови, заученных наизусть фраз подходящую, анализируя, делая выводы, учитывая реакцию собеседника, но не чувствуя веса своих слов.


— Я собираюсь уничтожить Цареубийцу и его армию. И всех его союзников.

— Как? — снова спрашивает Джон.

— Безупречные. Кхалассар. Возможно, я призову Даарио Нахариса. Еще есть войска Мартеллов.

— Первого урожая еще не было. Сейчас весна. Люди голодают. Как ты сможешь прокормить армию, да еще и призвать новых солдат из-за Моря?


Пауза затягивается. Дейенерис отпивает из бокала с водой.


— Я соберу подати. В Просторе еще немало запасов зерна, уверена. Я видела стада скота в Риверране.

— Чем они будут засевать поля? — Джон заставляет себя оставаться спокойным: эмоции на нее не подействуют, — на сколько времени хватит всего скота из Риверрана? Что останется после того, как и он закончится?

— Ты отказываешься поддержать меня? — легкая тень угрозы в ее голосе приводила к покорности города-государства.

— Я хочу понять, чем я могу помочь тебе, Дени, — он подается вперед, почти соединяя их руки, — неразумно сейчас затевать новую войну. Ты не можешь преследовать Ланнистера по всем землям только лишь ради эфемерной надежды отомстить. Оставь его. Западные Земли в таком же состоянии, что и остальные, если не в худшем. Отправь свои армии засевать поля!

— Ты отказываешься поддержать меня.

— Я дам своих кузнецов. Столяров. Чертежи новых орудий. Я отправлю тех, кто научит дотракийцев возделывать землю и поможет обжить ее.


Снова пелена падает между ними, и она, наконец, смотрит в сторону. Джону вспоминается в это мгновение, что она говорила ему слова о любви, и дыхание ее даже не учащалось, как и стук сердца под ее ладонью. И ему казалось, что однажды он растопит ее ледяной замок, отогреет ее, и в зеркальном блеске ее нечеловеческих глаз появится тепло, приязнь, интерес. Но Джон не преуспел.


Мужчины рядом с ней не задерживались надолго. Он не был наивен, вступая с ней в политически выгодный союз, скрепляя его браком. Редкие браки заключаются по любви, да и это не гарантирует долговременного счастья. Но общие дела, интересы, устремления могут помочь родиться уважению, сочувствию, дружбе…


У Дейенерис нет друзей, есть лишь подданные, и иногда Джон чувствует себя одураченным, понимая, как именно она его воспринимает. «Я был бы доволен и этим, Дени, — с грустью признается Джон себе, — если бы только ты не затевала войну».


— Итак, ты не дашь мне свои войска, — Дейенерис медленно встала и обошла их стол, улыбаясь в пространство, шаги ее были мягки, как у кошки, — ты не дашь мне запасов зерна и провизии. И ты сам не хочешь воевать за меня.


Джон не двигался, лишь оглянувшись на нее через плечо. Она смотрела в окно. Затем оглянулась.


— Ты совсем задавил в себе дракона.

— Я не дракон. И не волк, — Джон был уверен, что она отведет глаза первая, — я человек. Я хочу заботиться о людях. А не о гербах.


Дейенерис сделала неспешный круг по комнате, провела рукой по его плечам сзади, словно помечая свою территорию. Джон ждал ее следующих слов. И они его удивили.


— Отдай мне Шлюху Цареубийцы. Это все, что мне нужно.

— Ее зовут Бриенна Тарт. И она служит моей сестре. Зачем она тебе?

— Я хочу казнить ее, если она не присягнет и не раскается. Или получить Цареубийцу, когда он придет за ней, — спокойно отвечает Дейенерис, и все, что видит Джон — ее прекрасные волосы, падающие на ее спину, и маленькие точеные руки, ласкающие плетеный кожаный ремешок на ее тонкой талии.

— Если Ланнистер не придет за ней? Если это домыслы, об их связи? Если она присягнет тебе?

— Тогда она отправится воевать против него, — в ее голосе слышна улыбка.


Когда Дени оборачивается, она кажется почти живой, протяни руку, и получишь, и Джон готов в это поверить. Так уже было: он замерзал, он был ранен, и в призрачных фигурах у постели ему мерещилась она, веселая, игривая, смешная, любящая взаимно.


А когда он очнулся, то это была всего лишь Санса.


— Ты дашь мне ответ завтра. Не в стенах Винтерфелла, — задевает его лицо волна ее серебристых волос, когда Мать Драконов уходит прочь, не оборачиваясь.

*

Родной дом, превратившийся в тюрьму. Санса забыла, когда последний раз испытывала это чувство. Оно неизбежно возвращало ее во времена Рамси Боллтона. Она сжала кулаки и закрыла глаза, молясь истово и от сердца. Взъерошенный и мрачный Сандор внимательно исследовал взглядом войско, расположившееся в миле от стен.


— Тысяч двадцать, — буркнул он зло, — вместе с обозом, шлюхами и бродягами.

— Что это значит? — спросила Санса. Пёс развел руками.

— Мы в жопе, Пташка.

— Сандор!

— Говорю, как есть.


Она поспешила к кладовым. Если Арье охота играть в полководицу, то настоящая леди Винтерфелла должна позаботиться о людях. Им нужно будет что-то есть и где-то спать.


Она знала, что и как нужно сделать. Вместе с женщинами еще раз тщательно пересчитала запасы сушеного и соленого мяса, проверила сохранность зерна и крупы, убедилась в наличии масла, соли, винного уксуса и солода. Следовало подготовить лазарет. Почти до вечера Санса провела время в труде, и Джона увидела только на закате. Он, конечно, был на южной стене. Милый, уставший, измученный Джон.


— Что мне написать Тириону? — спросила леди Старк, — что ты решишь?

— Выбор невелик, Санса, — тихо сказал Джон, поднимая на нее непрозрачные глаза, — я знаю, что такое Дени. Мы оба знаем. Если нам нужна сиюминутная выгода, нам нужно выдать ей леди Тарт — и она отступит. Она действительно отступит на этот раз. Но Ланнистер не простит.


Санса оставалась неподвижной.


— Леди Бриенна верна нам. Я не знаю за ней ни одного проступка, не считая дружбы с Джейме Ланнистером. Она бы поняла. Одна жизнь за несколько тысяч. Это нечестно? Предположим, я отказываю Дейенерис, оставляю у себя эту женщину. Тогда нас осаждает Ланнистер, потом Дейенерис, а то и оба сразу, мы голодаем, умираем, и Иные б меня побрали, если я знаю, за что.


Санса сохраняла молчание.


— Или, есть занятный вариант развития событий, — Джон улыбнулся, и она подумала, что в общем, борода ему идет, но только если он будет улыбаться, а не печалиться, — мы заключаем соглашение с одним из них, сражаемся вместе против третьего. Я думаю, именно этот вариант устроит всех. Ты согласна?

— Джон, мы оба знаем, что на самом деле выбор лишь один, — Санса опустила руку рядом с его, ободрительно кивая, — позаботься, чтобы Арья была где-нибудь подальше, когда это произойдет.

— Она будет визжать, как поросенок, когда услышит о союзе с Ланнистерами, — усмехнулся Джон, — может быть, она приведет нам помощь из Долины, — он тревожно взглянул в сторону лагеря Таргариен, — будем ждать, пока они устанут, измотают себя, и тогда ударим по ним снаружи и изнутри, разом.

— В чем недостатки плана? — спросила Санса. Ее брат деланно усмехнулся.

— Драконы. Ну и наша кровная вражда со львами, конечно, обязательно усложнит переговоры. Это если не считать возможности штурма…


Почти пустая комната Сансы Старк ничуть не напоминала ее покои в Красном Замке. Но она была ею довольна. Для холодных вечеров здесь был очаг. Чуть мутноватое зеркало по-прежнему оставалось на месте. Глядя в него, она слышала далекую песню няни, голос матери, зовущий к утреннему визиту к отцу для приветствия. Глядя в него, она когда-то видела первые признаки своего расцвета и мечтала, как однажды станет королевой.


Зеркало отражало все прошедшее с тех пор время. Санса сглотнула, медленно выдохнула, поймала случайно прокравшуюся наружу слезинку. Когда Сандор встал за ее спиной, ему пришлось слегка пригнуться, чтобы поместиться в отражении. Санса улыбнулась, утирая еще две непрошенные слезы.


— Долго этот суке драконьей не продержаться, Пташка. Не бойся. Если что, убежим за Стену.

— В эту осаду уж будь добр, укради меня, — рассмеялась она, опуская взгляд.

— Ну что ты разнылась-то? — проворчал Клиган.

— Я хочу детей.


Он застыл на мгновение, потом изобразил блудливый оскал и толкнул ее плечом — вернее, сделал вид, что толкает.


— Дело-то за малым, Пташка.

— Сейчас рано. Надо снять осаду. Надо… сделать все, чтобы не провалить наше дело, — она снова выпрямилась, расправила плечи, встречая прежний твердый взгляд в зеркале, — но я не представляю, что можно сделать, когда мы в осаде.


Жесткий рот захватил ее ухо, она почувствовала его зубы, его тяжелое дыхание, знакомую силу рук на своей талии, на спине, и Сандор мгновенно превратился в Пса. Страшного, сильного, порывистого и страстного. Разве что чуть-чуть одомашненного.


— Осада — это всегда здорово, — прорычал он в ее шею, — спи, жри, трахайся. Это мы и будем делать. Ты еще будешь вспоминать эти дни как свои лучшие.


И, когда он уже волок ее, как долгожданную добычу, в постель, то Санса услышала его тот, больной голос из прошлого, произносящий:


— Я с тобой до конца. Будет штурм завтра или через сто лет, будут там сраные драконы или живые мертвецы, мне насрать. Я надеру задницу Неведомому, если он попробует забрать меня раньше, чем ты этого захочешь.

*

…Зимняя стужа проникала в самое сердце. Никакие меха не могли остановить холод, пробирающийся под кожу. Бриенна дрожала, слезы застывали на щеках. Она не была уверена в сильном морозе, но задувающий со всех сторон мокрый ветер заставлял ее мерзнуть.


Одичалые предпочитали тесные круглые жилища со стенами и крышами из кож и мехов, но они не спасали от сквозняков, да еще запахи немытых тел, повсеместные вши и блохи доконали Тартскую Деву. Она не могла спать больше, дыша пятками Скорбного Эдда, невесть как затесавшегося в их укрытие.


Матерчатые палатки были давно забыты. Даже заваленные лапником, они не спасали от непогоды. Она поднесла руки ко рту, надеясь согреть замерзающие пальцы. Соболий мех на шапке вымок и свалялся. Северный горизонт полыхал потусторонним зеленым светом. Она бы хотела не смотреть на него, но не могла.


— Они приближаются, — глухо донеслось со стороны Бронна, тоже всматривавшегося вдаль, — завтра будут здесь. Твою мать, а у меня сапоги текут…

— Миледи, я все разобрал, — робко подобрался Подрик. Бриенна медленно выдохнула, распрямила плечи. Мальчик не должен был видеть ее боящейся.

— Спасибо, Подрик. Сейчас отходят последние раненные. Я хочу, чтобы ты ушел с ними. На юг.


Тишина продлилась некоторое время, за шумом ветра было плохо слышно, и Бриенна решила, что ее оруженосец промямлил что-то, обернулась. Подрик Пейн выпрямился во весь свой рост и смотрел на нее с решимостью, какой она в нем и не подозревала.


— Я останусь с вами, миледи, — твердо сказал он, гордо задирая подбородок, — я знал, куда иду. Ну, не знал, — он на мгновение растерялся, — но теперь я знаю. И точно не оставлю вас.


Она отвернулась, снова борясь с подступающими слезами. Ветер затушил последний масляный светильник в их углу, теперь оставался только полумрак от костра и свечение зеленого огня в небе. Бриенна откашлялась. Насморк был редким гостем в морозы, но в сырую погоду почти всегда у нее текло из носа.


Хлопнули кожи у входа. Тенн, сидевший у входа, оскалился в приветствии. Бриенна вытянула шею. Это был Джейме. Веселый и улыбчивый.

— У соседей свадьба, — громко сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь.


Ответа не последовало.


— Эй, все оглохли? Свадьба у соседей!

— Ты предлагаешь организовать пир или провожание? — огрызнулся Бронн, удрученно пытающийся спасти свои дырявые сапоги с помощью стелек из шкурки бобра, — мало ли кто как с ума сходит.

— Да это самый разумный поступок. Если бы я собирался умирать, то непременно женился бы накануне. Хорошо погулять и уйти в мир иной с брачного ложа — разве это не достойный конец для легенды? — ответил Джейме, округляя глаза и прижимая культю правой руки к сердцу.


Через метель раздались звуки дудок, свирели и какого-то инструмента, который Бриенна слышала первый раз.


— А, волынка, — подал голос тенн у входа, не переставая смотреть вдаль.

— Это что-то значит? — не успокаивался Ланнистер.

— Танцы. Невеста обходит гостей.


Бриенна вышла наружу. Смрад и теснота опротивели ей. А у соседей действительно звучала музыка и пляски. Внезапно ее руку нашла рука Джейме, он взял обе ее ладони в свою и поднес к лицу.


— Замерзла совсем, — пробормотал он, дыша в их сплетенные пальцы и не глядя на нее.


Простые жесты, над которыми он вряд ли задумывался, заставляли Бриенну трепетать. Постоянное напряжение измотало всех, но она все чаще ловила себя на том, что отрешается от происходящего с ними. Она была предельно сосредоточена на движениях меча, на том, как поставить ноги, как развернуться, но в то же время какая-то часть ее не переставала пребывать с Джейме в мире, где скопились тысячи их мгновений вместе.

И даже зная, что им, скорее всего, осталось жить не более суток, Бриенна наслаждалась каждой минутой с ним рядом.


Несколько гостей со свадьбы, громко хохоча, выбрались наружу из-под шкур и принялись валять друг друга в снегу.


— Заходите, заходите! — заметили они наблюдателей, — поздравьте нашего брата! Он бегал за ней года три.

— Она говорила, что скорее рухнет Стена, чем он созреет, — рассмеялся один из одичалых, — дождалась-таки.

— А, вот кто виноват, — ответно улыбнулся Джейме, — ну, может быть, сходим. Сходим? Ты же не считаешь, что это глупо? — добавил Джейме, глядя на Бриенну, — а, женщина?


Бриенна помотала головой. Она боялась, что если откроет рот и издаст звук, то разрыдается ему в плечо или набросится на него с поцелуями и признаниями. Останься со мной. Убегай, спасайся. Останься живым. Не бросай меня. Придумай что-нибудь. Скажи, что все будет хорошо, даже если солжешь. Солги мне первый и последний раз.


— Я думал, что я мертвец и жить не хочу, уходя на Север, — продолжил он, и показался ей совсем молодым, юношей, которого она никогда не знала, — но кажется, что только здесь я по-настоящему жил. Есть в них что-то, в одичалых. Да хоть твоего Рыжего взять…

— Его зовут Тормунд, — произнесла Бриенна автоматически, затем вспыхнула, — и он не мой!

— «Его зовут Тормунд», — передразнил Джейме, щурясь.


Музыка становилась громче. Мокрый ветер бросал капли на их лица. Зеленое свечение на северном горизонте едва позволяло увидеть за собой звезды. Но они все-таки были видны.


— Я хочу туда, — выпалила Бриенна, неосознанно хватаясь за меч, — но я совсем не умею танцевать.

— Да там все так перепились, что никто не заметит, — Джейме уже тянул ее за собой.


Внезапно весь мир оказался забыт, забыта Зима, ночь, Иные. Молодая черноволосая невеста в расшитом всем подряд — бусинами, костями, монетами, осколками камня — коротковатом платье поверх обычных штанов, не сводила глаз со своего жениха — косматого парня, по которому сложно было сказать, сколько ему лет, улыбается ли он или хмурится. Их приняли радушно, и, хотя было очень тесно, нашли новым гостям место.


— Может, тебе тоже такую татуировку сделать? — зашептал Джейме на ухо Бриенне, кивая в сторону матери невесты, — или кость в нос вставить?

— Себе вставь.

— Я всерьез задумываюсь. Ты никогда не носила даже серег? — его пальцы сжались на мочке ее уха, Бриенна втянула воздух, — я знаю, какие тебе нужны. И платье…

— Ради всех богов, ты даже на свадьбе не можешь от меня отстать?

— Особенно на свадьбе. В чем ты будешь выходить замуж?

— В доспехах.

— Вот как сейчас? В этих? Или это будут особые, свадебные, с бантами…


Бриенна застонала, потом стукнула его по шее. Джейме ухмылялся, как крестьянский подросток, добившийся внимания своим фокусом перед господами. Молодожены спели со своими друзьями и родственниками, гостей обнесли элем, от которого Бриенна благоразумно отказалась, а Джейме лишь для вида пригубил, и в центре у очага поднялся старец, опирающийся на посох. Бриенна заметила, что одной руки у него не было по локоть, а на лице виднелись старые шрамы.


— Сказаны слова, преломлен хлеб, обиды прощены и песни прозвучали, — он обвел лукавым взглядом присутствующих, — настало время уединиться двоим, а нам — радоваться за них втройне!

— Барсука в нору! — заорали со всех сторон, даже те, кто уже лежал без сил, — барсука в нору!

— Дикий вариант провожания? — губы Джейме коснулись ее уха, когда он шептал, хихикая, и Бриенна позволила себе насладиться этим без чувства неловкости, — кто бы мог подумать, что с барсуком может ассоциироваться такая часть тела. «Меч в ножны» все же звучит романтичнее.

— На Тарте говорят «плуг в борозду», а еще… — Бриенна зажала себе рот рукой, поняв, что сказала.


Джейме хохотал так, что у него выступили на глазах слезы. Шипя на него и посылая извиняющиеся взгляды одичалым — которым не было до них никакого дела — она вытащила веселящегося Ланнистера наружу.


Ветер почти утих.

Посмеиваясь, Джейме смотрел на нее, красную, сдерживающую улыбку из последних сил, ступил на шаг ближе, заговорщицки сузил глаза:

— Надеюсь, прогулки барсука по борозде не помешают нам выспаться в оставшуюся часть ночи.


Она была той, кто покатился со смеху первой.

— Это было бы так несправедливо и грустно, — заметила Бриенна, когда они уже собрались внутрь своего убежища, — умереть после… после того, как они нашли друг друга и решились быть вместе.

— Может быть, это будет их первая и последняя ночь вместе, — отводя глаза, ответил Джейме, — но разве не так только и стоит…


…бесконечность, уместившаяся в миг, между двумя ударами сердца, вся история, все, чего не было, что могло бы быть…


— …любить?

Они не спали оставшуюся часть ночи. Обняв друг друга, они молчали, отдавшись ощущению, которое вызывала близость, вдыхая друг друга, быть может, в последний раз. И Бриенна подумала тогда, борясь с желанием повернуться к нему, поцеловать, позвать: «Если мы умрем завтра, то будь со мной этой ночью, в первый и последний раз». Как знать, быть может, они выжили именно потому, что этого не случилось.


…Она забилась в самый дальний угол зала, отведенного для гостей и воинов Арьи Старк. Вокруг были в основном северяне и одичалые, и потому Бриенна не стеснялась с ногами залезть на скамью у стены.


Ланнистерские знамена появились с востока с утра. Джейме здесь.


Она почти чувствовала его присутствие. Она могла чувствовать его усмешку, его грациозные, полные силы движения, когда он проходил круг танца, за пару кругов освоив новые движения. Она ощущала на себе его взгляд, как будто он выслеживал ее, стоя где-то очень близко. Это было вполне вероятно, он мог бы прокрасться, перелезть через стену — потому что это был Джейме; но только тогда, когда Джейме Ланнистер мог так поступить, он не нес ответственность за целую армию.


Тогда была Зима. «Наша Зима всегда с нами, женщина». Она не смогла сдержать слезы.

«Ты прекрасна». Зачем ему было это говорить? «Я желаю лишь тебя одну», ну зачем он так сказал?


Ночь в Хайгардене разрушила ее сильнее, чем все, что было до нее.


— А. Бабьи сопли. Везет мне сегодня.

— Что ты забыл здесь, Клиган? — резковато бросила Бриенна, отворачиваясь и старательно утирая лицо. Пёс занял собой большую часть скамьи. Прямо перед лицом Бриенны оказалась его грудь, заросшая почти до кадыка густыми волосами: он накинул поверх голого торса только несвежую куртку, очевидно, спустившись в зал прямо из постели. Она скривилась.

— Ты слышал про существование белья, подозреваю?

— Экая трепетная девица, — вполне миролюбиво ответствовал Сандор, растягиваясь во весь свой рост и демонстративно почесывая в паху, скалясь на ее возмущение, — помнится, Зимой мне как-то пришлось сторожить твой голый зад, пока ты мочилась под палатку Рыжего…


Она побагровела:

— Не под палатку! Просто рядом!

— А мы его спросим. Эй, Рыжий!

— Чего радуешься? — фыркнула Бриенна, хмурясь, — тебя веселит осада?

— Да, пока в небе нет ничего летающего и огнедышащего, — развел руками Клиган, — давненько я не видывал хорошей заварушки. Ты еще не забыла, какой стороной колоть плохих дяденек, девушка? — он кивнул на меч, который лежал рядом с ней, усмехаясь, — завтра быть сраной резне, по всему.


Бриенна пожала плечами.


Это ее не пугало. Она давно потеряла счет убитым врагам. Помнила, как их было сорок два, потом считать уже было некогда, Иных и мертвецов тоже никому в голову считать не приходило. Юнцы считали шрамы и драки. Она сбилась еще в медвежьей яме. Воспоминания заставили дотронуться до поврежденной щеки. Она сжала зубы.


Джейме мог быть хорошим другом, но его дружба имела границы, которые он не собирался перейти даже ради нее. «Будь я привлекательнее, он наверняка не отказал бы, — горько усмехнулась она, чувствуя неприятную пустоту в груди, — благодарный и галантный рыцарь, все еще».


Она похоронила значительную часть своей наивности на Севере. Северянки-одичалые нередко находили себе мужей-в-бою. Они говорили, что разделившие ложе боевые товарищи будут держаться друг за друга крепче. Бриенна вспомнила о Лорасе и Ренли, и вынуждена была согласиться с ними.


В отличие от Джейме.


— …Бриенна. Хотя бы смотри мне в глаза, когда о таком просишь.


Его голос звучал непривычно серьезно и глубоко. Она прикрылась руками, рефлекторно, прежде чем поднять на него взгляд. Его лицо не несло и следов улыбки. Вся разница в их положении, истории жизней, возрасте оказалась с ними в постели в это мгновение.


— Я извиняюсь, милорд, — пальцы никак не могли найти край простыни, чтобы расправить ее и прикрыться. Джейме ее опередил, отвел ее руку, дотронулся до ее лица, приблизился и медленно поцеловал. Оба дышали тяжело, когда оторвались друг от друга.

— Я очень польщен, миледи, — прошептал он ей в ухо, оставляя короткие поцелуи на ее шее, — твоим доверием и желанием. Но ведь я не могу на тебе жениться. И видимо, никогда не смогу.


Хотя Бриенна даже не думала о такой перспективе, его заведомый отказ больно отозвался в сердце.

— Ты удивительная. Такая сильная и гордая, и такая глупая, женщина. Разве прекрасным девам не положено беречь девичество до замужества? — тон насмешки заставил ее разгневаться.

— Посмотри на меня! Кто на мне женится? Хайлу было все равно, но он мертв.


Джейме отстранился, напряженный.

— Я говорил с твоим отцом, — тихо сказал он, не глядя на нее, — он сказал, есть кто-то, кто захотел.

— Он заключил помолвку? — потрясенно спросила Бриенна. Джейме кивнул. Она колебалась лишь минуту, — мне все равно. Кто бы это ни был. Все знают меня как Шлюху Цареубийцы.

— И поэтому ты сделаешь все, чтобы соответствовать их ожиданиям, и будешь вести себя как шлюха? — бросил он раздраженно.


Она среагировала быстрее, чем подумала: Верный Клятве всегда был в изголовье кровати. Джейме блокировал ее руку, и они упали друг на друга, утопая в перинах, оба вцепившись в меч и ножны. Джейме рассмеялся. Это был довольно напряженный смех.


— Мой язык сведет меня в могилу. Мне следовало занять его чем-нибудь более подобающим.


Он замолчал, потянулся к ней и поцеловал ее щеки, ее веки, и снова оказался сверху.


— Прости. Прости меня. Прости меня, женщина. Я никогда больше не произнесу этого, — зашептал Джейме, целуя ее снова и снова, — ближе, чем ты, у меня нет никого. Давай наслаждаться тем, что можем дать друг другу. Давай не думать о том, что будет.


Острота удовольствия, к которому он привел ее языком и пальцами, была почти непереносима. В последний раз они ласкали друг друга долго, одновременно, доходя до грани. Джейме контролировал себя гораздо лучше.


— Что еще ты хочешь, женщина, не считая того, чего мы делать пока не будем? — задыхающимся шепотом дразнил он, пока его пальцы заставляли ее выгибаться и дрожать, — может быть, тебе хочется еще… чего-нибудь?


Она не могла даже вымолвить и слова. Она была влажной под его прикосновениями, она текла, рычала, требуя своего, но всякий раз он оставлял ее все еще жаждущей большего. Она не могла, не смела попросить его не издеваться, она забыла все существующие слова.


— Хотел бы я быть в тебе сейчас, — хрипло простонал Джейме.


Затем прикусил мочку ее уха, и в эту же секунду его мизинец скользнул ниже, ниже ее входа, влажный, и Бриенна распахнула глаза, желая протестовать, желая остановить его, неприемлемо трогать там, тем более проникать внутрь, это ведь —

— О, сладкая.


И это был пик. И она закричала, сжимая его пульсирующий член между бедер.


Мокрые, насытившиеся страстью, прижавшиеся друг к другу, они упали на перины. Долго смотрели друг другу в глаза. Бриенна все еще чувствовала отступающие волны наслаждения, заставляющие ее вздрагивать и задерживать дыхание. Джейме смотрел на нее чуть сверху. Касался ее лица.


Бриенна не надеялась быть его женой, леди Кастерли-Рок, никогда не смела мечтать об этом. Иногда только за последние дни, слишком часто слыша от него, что он ее друг, она давила надежду на то, что когда-нибудь будет для него чем-то большим. Возлюбленной, которой он не предпочел бы Серсею, будь она жива. Любовницей, страстной и раскованной в его объятиях. Матерью его детей, возможно…


Никогда.

— Я не сделал тебе больно?

— Нет, — она выдохнула, обняла Джейме, прижала к себе и устроила его головой на своих коленях. Это была горькая тишина, и Бриенна не знала, отчего. Что-то, чего он не произнес, и все то, чего не сказала она.

— Я не шлюха.

— Я это знаю.


Он вытер слезы с ее щеки.

— Я не хочу, чтобы это был кто-то чужой, — сказала Бриенна, и увидела, как сглотнул Джейме, кусая губы. Он открыл рот, чтобы сказать что-то, но, лишь взглянув на нее, вместо этого поднялся и поцеловал ее.


И тогда прозвучал сигнал тревоги.


…Она вздрогнула, потому что резкий звук дудки вырвал ее из воспоминаний. Одичалые расхохотались: тощий парнишка, красный от натуги, пытался исполнить что-то из их мелодий на своем немудреном пастушьем инструменте. Клиган дремал, сцепив руки на животе в обнимку с опустевшим мехом с элем.


«Ты сделал мне очень больно, Джейме, — думала Бриенна, не в силах не вспоминать его прикосновения, решительное, красивое лицо, мягкую ласку его губ, — ты заставил меня хотеть того, что невозможно. Не для меня. Не для нас».

Комментарий к Невозможное

Поскольку ситуация становится напряженная, возможно, будет выходить по две главы, но чуть реже)

*ключевое слово - возможно*


========== Вольны сражаться ==========


Бронн придирчиво оглядел поджарившийся с одного края кусок хлеба. Неспешно насадил его обратной стороной на прутик, опустил над огнем. Идрик Пейн смачно обсасывал кусок сала. Бронна передернуло.


— Все хорошо в одичалых, но это, — он указал прутиком на сало, — просто не укладывается у меня в голове.

— Я сначала не распробовал, — признался рыцарь, — а потом Нала меня угостила, с этой их, гадостью острой… из-под снега которая…

— Черемша?

— А я знаю? И какой там только дряни не растет, и ядовитой, и целебной, и всякой разной. Ну, — Идрик дожевал свое сало и задумчиво почесал заросший подбородок, — вот Диафер, знаешь, такой, конопатый? — наелся у теннов каких-то орехов. Говорит, сидят, молча, щелкают, я и подошел, сел, угостили. Дозор подходит, сна ни в одном глазу, но еще, — он вздел в воздух кулак и потряс им, — стояк, как у коня.


Бронн покатился, предвкушая пару удачных шуток над несчастным рыцарем.


— Говорит, печет аж, не могу, куда идти-то? И тут послала ему Матерь какую-то бабу мимо. Говорит, чую, не глазами, темень стоит, кожей — как оглушило, мол, она, самая. Он, долго не думая, хвать ее — не бросать же пост! Приноровился, как-то там ее развернул… лицо, говорит, помню так себе, грязная, брови косматые, глаза круглые. А много там в капюшоне увидишь? И давай ее жарить…


Бронн чертыхнулся: заслушавшись, он совсем забыл про свой хлеб на прутике. Идрик покончил с салом и с интересом следил за его манипуляциями с хлебом.


— Баба, ясное дело, вырывалась, визжала, царапалась, а он ее загнул, притиснул… слышит, уже ее разбирать начало. И вот так он в Дозоре был часов семь. Только, значит, время подошло, отпустило, и ее он тоже отпустил, пришел, завалился… с утра не помнит ничего. Яйца болят, в голове звон. И поди узнай, с кем был, был ли?

— Орехи-то хоть остались? — полюбопытствовал сир Черноводный с живым интересом. Идрик развел руками, улыбаясь.

— А то! У него теперь по двору растут, только за Стеной они с ладонь, а у нас по колено вырастают. Так к чему я вел-то. Месяца два назад открывает слуга его дверь, и стоит эта баба — с ребенком. С Диафером одно лицо, до родинки, сын.

— А баба? — жадно спросил Бронн.

— Отмыл, одел — теперь плачется, слишком красивая оказалась, ревнует ее. Ох и баба. Пешком до Штормовых Земель, родить под кустом, еще и найти его-таки. Вот угораздило. Что говорить — Зима! — Идрик философски воздел руки к небу.

— Блядская Зима, — согласился Бронн, безуспешно пытаясь разгрызть свой кусок хлеба.


«На заметку: орехи теннов, — прищурился он, уходя, — штука пригодится, мало ли».


Утро выдалось солнечным, что на Севере было делом нечастым. Джейме Ланнистер все-таки был рассудительным ублюдком, признал Бронн: он со своими отрядами занял господствующую высоту, откуда передвижения армии Дейенерис были видны хорошо. Сам он безотрывно глядел на стены Винтерфелла. Бронн тяжело вздохнул, увидев спину лорда-командующего перед собой.


С самого рассвета Джейме готовился к тому, что им предстояло. Встретиться лицом к лицу с драконьей королевой в присутствии представителей Винтерфелла. Никаких парламентеров она не присылала, предупреждений и условий не выдвигала. Бронн не сомневался, что Цареубийца вряд ли может рассчитывать на какие-либо милости от Дейенерис.


Они выдвинулись вниз, когда Дейенерис в сопровождении нескольких воинов направилась под знаменами переговоров навстречу Джону. Бронн потеснил несколько недовольного его присутствием сира Кракехолла.


Вряд ли Джон и его супруга успели сказать друг другу хотя бы пару слов, когда перед ними появился Джейме Ланнистер. Никто из его рыцарей не спешился.


— Какое солнечное утро. Вы так не считаете, ваше величество? — с показной учтивостью обратился Джейме к Джону. Тот поднял брови, обреченно кивнул. Дейенерис и ее сопровождающие глядели на Ланнистера молча. Королева буквально сверлила его своим непроницаемым взглядом. Бронн едва не хихикнул в ладонь.


«Слишком юная. Слишком привыкла ко всеобщему почитанию и восторгам. Стоит долбанному Ланнистеру трижды пошутить над ней, и она забудет, что он Цареубийца, и предпочтет раздвинуть ноги для него».


— Сир Джейме, — кивнул Джон, — приятно видеть, что вы почтили нас своим присутствием.

С равной вероятностью его слова могли быть и приветствием, и оскорблением.

— Было бы весьма невежливо просто молча стоять с двумя десятками тысяч солдат под вашими стенами, вам так не кажется? — улыбочка Ланнистера просто-таки сверкала, — как насчет впустить нас, чтобы мы могли поговорить?

— Я здесь решаю, кто будет говорить.


И Джон, и Джейме повернули головы в сторону Дейенерис одновременно. Бронн нашел это весьма забавным. Джейме медленно объехал драконью королеву верхом, держась на минимально допустимом расстоянии. И — Бронн был прав — она оглянулась на него через плечо, посылая пристальный взгляд. «Напугать, что ли, хочет?».


— Что это? — кивнул Джону Ланнистер, удовлетворившись беглым осмотром, — твоя жена? Какое упущение, — он обратился со все той же ухмылкой к замершему позади Дейенерис Мормонту, — видимо, леди уже не так озабочены изучением хороших манер, как в наше время.


Непроницаемое лицо Старка (про себя Бронн по-зимнему звал его лордом Сноу) не выражало ничего. Но почему-то Бронн чувствовал, что тот улыбается. Где-то очень глубоко внутри себя.


— Цареубийца, — наконец, произнесла Дейенерис, — ты всегда являешься без приглашения?

Джейме склонил голову набок, не удостоив ее и взглядом. Он смотрел прямо на Джона.

— Ты можешь не делать ничего, просто подождать. Через два года самое большее, народ сделает тебя вдовцом без твоего малейшего участия. Весна обещает затянуться. Можешь присоединиться к своей так называемой жене и ее бродяжкам. Тогда не потребуется даже двух лет, но ты и Старки разделите ее участь.

— Жалкое зрелище, — встряла Дейенерис, но Джон безотрывно смотрел на Ланнистеров, все так же восседавших верхом.

— Еще альтернативы? — спросил, наконец, король Севера. Джейме поднял руку с протезом.

— Мы вместе решаем проблему с некоторым, — он драматически обвел широким жестом видневшееся войско Таргариен, — перенаселением твоих территорий. И расходимся.

— То есть, наступает минута, в которую я открываю ворота Ланнистерам, превосходящим по численности население Винтерфелла.

— Именно.


Джон повернулся к Дейенерис, дернул подбородком, приглашая ее высказаться. Бронн без смущения любовался на Таргариенскую красотку. «Ну и задница, — облизнул он губы, — просто отпад. Хренова политика! Бедняга Джон, если между юной красоткой и среднего возраста одноруким мятежником приходится выбирать. И выбрать нужно долбанного Ланнистера».


Он не вслушивался в то, что говорила Дейенерис. Он ею просто любовался. Очнулся от своего развлечения, когда его пихнул в бок Марбранд. Джорах Мормонт смотрел на Ланнистерских лордов и не выглядел столь же отрешенным, как до того. Казалось, он просчитывает все их слабые места, разбирает по статям, пересчитывает их войска, присваивает им номера в списке будущих жертв.


— …не вижу смысла, — услышал Бронн Джона. Король Севера был сам на себя не похож. Сейчас он казался если не ровесником Джейме, то точно кем-то сильно старше своего возраста.

— Ты отказываешься от меня? — Дейенерис сделала два шага к Джону, он не дрогнул, — ты выбираешь своего врага вместо своей жены?

— Я выбираю своих людей и себя, — твердо ответил Джон, — я твой муж, а не твой телохранитель. Мы сохранили свою свободу, несмотря ни на что, и не планируем ее лишиться ради твоих амбиций. Ворота Винтерфелла останутся закрытыми. Для всех. За помощью не ходят с мешком добра в руках, Дени, а у тебя приличный мешок за спиной, — изрек он поговорку, и Бронн вскинул брови: он узнавал прежнего Сноу в серьезном короле Севера.


Молодая Таргариен повернулась к Ланнистеру, и Бронн подался назад невольно. На мгновение ему показалось, что ее глаза горят знакомым синим свечением. Ему до сих пор являлись во снах призраки побежденной Зимы. И, насколько Бронн знал, не ему одному.

Джейме не шевельнулся и встретил ее взгляд спокойно.


— Драконье пламя ждет тебя, Цареубийца. Я не проявлю снисхождение ни к тебе, ни к твоей шлюхе. Ты будешь смотреть, как она горит.

*

Джейме ухмыльнулся. Он составил свое мнение о Дейенерис Таргариен из того, что увидел и услышал. Она все еще играла, и до сих пор ей чудесным образом везло всегда. Он перекинул поводья в левую руку, послал лошадь вперед, наклонился — Мормонт напрягся, второй воин шагнул вперед, положив руку на меч.


Между лицами, его и Дейенерис, было совсем небольшое расстояние. Он хотел, чтобы королева видела его глаза. И, когда он открыл рот, то сам удивился тому, что услышал — почти что голосом Серсеи и уж точно с ее интонациями:


— Ты угрожаешь мне, не так ли? Ты безобидная ящерка по сравнению со своим отцом. Он был драконом — и я его убил, будучи младше, чем ты сейчас. И мне будет приятно закончить то, что я начал в тот чудный день.


Когда она покидала место переговоров, Джейме смотрел не на нее. Джорах Мормонт. Драконий Мясник, был его целью.


Бронн не сразу рассказал о том, как именно закончила свои дни Серсея; Джейме не спрашивал, но однажды, будучи в подпитии, Черноводный сам не выдержал. Его распирало от желания поделиться. Джейме с трудом выдержал несколько предложений, начиная с «Это надо кем быть, чтобы за пять ударов такую шейку не перерубить». Лучше бы он убил ее сам, мелькнула тогда тяжелая мысль. Задушил бы собственными руками — Джейме мог, были минуты, когда он едва сдерживался, чтобы не сделать этого. Не меньше его потрясло то, что Бриенна присутствовала на казни Серсеи и лишилась чувств.


«Она не сказала мне», — Джейме не знал, радоваться ли ему или огорчаться скрытности Тартской Девы. Если бы не письмо Сансы Старк — еще нужно было выяснить, чем он заслужил такое внимание девушки, Джейме Ланнистер нескоро бы узнал о том, какие испытания перенесла по его вине Бриенна. Дейенерис ей угрожала. Он стиснул зубы. Она звала ее шлюхой. Звала тогда, когда Бриенна даже не целовалась ни разу в жизни. Джейме мотнул головой. Ярость и ненависть нужно запасти для битвы.


Победить или умереть за любимую женщину. Всего пару лет назад он обрывал себя на мысли, что влюбился в Бриенну Тарт. Он говорил себе, что никогда не мечтал о ком-то вроде нее. Потом говорил, что не может тосковать по ней, как по возлюбленной, что это привычка, дружба, влечение, постылое одиночество — что угодно, только не любовь. Но время расставляло все по местам, как бы Джейме ни хотелось считать себя все тем же семнадцатилетним юношей, каким он был когда-то. Тогда Серсея могла заменить ему всех женщин мира и стать любой из них в его фантазиях. Но Бриенну заменить было некем. Тартская Дева была единственной в своем роде. Единственной в его сердце.


И вот теперь он согласился участвовать в сомнительном восстании, организованном братцем-перебежчиком, только ради нее.


Джейме Ланнистер смотрел на ворота Винтерфелла, на его стены, на то, как разворачиваются под окрики на валирийском Безупречные, как гортанно что-то выкликают дотракийские кхалы. Первые являли пример бесподобной, неповторимой дисциплины, у вторых уже, кажется, возникали свары между соседствующими отрядами. Армия Дейенерис была весьма разношерстной.


— Расходимся, — приказал Джейме, — резерв— Кракехолл. Марбранд, возьми передний фланг. Я зайду слева. Кто пойдет справа?

— Они не пустят все силы сразу, — заметил Марбранд, — и их в три раза больше, чем нас.

— Старки должны встать на нашу сторону, — упрямо покачал головой Джейме, — Джон не дурак.

— Если ты так думаешь, то я тоже надеюсь на это, — проворчал сир Аддам.


Джейме медленно выдохнул. Вновь взглянул на стены Винтерфелла.


Она должна быть где-то там. Почти наверняка, высматривает его. Или упрашивает Джона открыть ворота. Уговаривает одичалых присоединиться к Ланнистерам. Уговаривает Старков. Может быть, плачет одна в каком-нибудь укромном уголке. Но Джейме хотелось представлять ее на стенах, с полными непролитых слез голубыми глазами, которые так часто являлись ему во снах. Он замурчал под нос мелодию, на которую сами собой ложились строчки. Пожалуй, стоит, наконец, вспомнить дела юности и записать все те стихи и песенки, которые сложились сами собой за последние годы. Если они выживут…


«Мы должны выжить, — он качнулся в стременах, проверяя последний раз посадку седла, — я должен». Они пережили слишком многое, чтобы просто так пасть от рук каких-то рабов и кочевников из-за Моря.


— Дерьмо гребанного Неведомого! — ругнулся Бронн, хлопая Джейме по плечу, — глянь-ка. Она высылает вперед своих кхалов.

— Командует всем Мормонт. Он знает, что мы на открытой местности не так подвижны и быстры. Для дотракийцев это самая выгодная площадка боя, у них преимущество, — Джейме свистнул Идрику — сигналь! Они будут нас изматывать. Отходите к узким пространствам, ближе к лесу!


Оглянувшись на своих воинов, он сжал пальцы на мече.

«Ты славно потрудишься сегодня, Вдовий Плач».

*

…Иные были воинами. Как бы ни казались они страшны поначалу, через два месяца боев Джейме Ланнистер понял, что их поведение предсказуемо, так или иначе. Их можно было понять. А противник, которого можно понять, всегда уязвим, в той или иной степени.

Это воодушевляло.


Главным оружием, кроме драконьего стекла, валирийской стали и большего опыта выживания у Вольного Народа, был огонь. И сплоченность. Через полгода практически ежедневных боев Джон Сноу устал объяснять всем соратникам в Зимнем Братстве, как важно отринуть принадлежность к народам, кланам или сословиям.

Он сломал свои волчьи зубы о львиное племя.


Ланнистеры никогда не могли переступить через гордость. Падая на колени, они делали это ради выживания, но поднимаясь, не упускали случая отомстить за унижение. Джейме столько раз водил войска, попадая в западни и даже в плен, что для него не составило труда согласиться с доводами Бриенны: Старки лучше знали, как жить на Севере. Но еще лучше это знали одичалые.


Вольный Народ пленил сердце Джейме Ланнистера не сразу. Они были свободны, разумны и сильны. Они не нуждались в господах, чтобы нести за себя ответственность, а понятие «служить» им было неизвестно. И они подвергали осмысленной критике все, что относилось к обитателям мира к югу от Стены. Джейме, как и любой Ланнистер, критику переносил с трудом, даже обоснованную.


Постоянно отирающийся возле Бриенны Тормунд после того, как извинился за попытку похищения, предпринимал попытки ухаживания в среднем трижды за день. И не уставал. Джейме ревновал, злился, планировал страшные кары, но — и вынужден был учиться. Великанья Смерть знал что-то такое о женщинах-воительницах, чего Джейме при всем желании узнать не мог бы.


Хотя несколько раз они были на грани драки. Бронн подзуживал Подрика собрать ставки: кто из претендентов на пространство между ног Тартской Девы убьет другого. Джейме хотел набить морду и Бронну тоже. Бриенна считала, что весь этот фарс — сплошное издевательство, и проводила дни одна, мрачная, злая и недружелюбная.


Но когда прошло какое-то время, Джейме научился терпеть общество Тормунда. Это удавалось не всегда. Тормунд говорил о Бриенне. Много. Часто. Постоянно. Джейме признал Бриенну «своей женщиной» перед Вольным Народом, и было бы странно позволять другим мужчинам говорить о ней, пусть и сколь угодно хорошие вещи.


— Сейчас у меня две жены, — делился Тормунд, — одна умерла. Женщины мной всегда были довольны. Даже одна ваша южная леди как-то приглашала к себе, — в голосе дикаря послышалась гордость, — ей хотелось от меня сыновей, но пришлось отказать: там меня все называли «милорд», и было слишком много дурацких правил.

— Две жены? И они не ссорятся? — не смог удержаться Джейме от вопроса. Тормунд пожал плечами:

— Как меня это касается, ха? Если одна из них побьет другую, я поколочу ту, которая начала первая, но до этого не доходит. Они мирно живут. Всего у нас хватает. Хватало, — он помрачнел.

— Но тебе твоих двух жен не хватает, — Ланнистер сдвинул брови, посмотрел Тормунду прямо в глаза, — иначе зачем тебе было воровать еще женщину?


Рыжий закраснелся. Джейме разозлился еще сильнее, заметив, что одичалый и краснеет как Бриенна, резко и ярко.


— Слушай, если ты будешь идти по дороге, и на обочине увидишь, не знаю, мешок с сокровищами — хотя у вас на юге сокровища разные тоже… — в общем, если ты увидишь что-то дорогое, даже бесценное, и такое прекрасное, и покажется, что оно никому не нужное… ничьё…


Бриенна не чья-то, хотел крикнуть Джейме. Она своя собственная. И вот это вдруг и стало главной болью.


— Я имею в виду, никогда не знаешь, что ищешь, пока не найдешь, — выдохнул Тормунд, наконец, довольный формулировкой, — и иногда оказывается, что кто-то успел это самое найти до тебя.


«Эти сокровища мои. Эта женщина моя. Я нашел ее. Я не отдам ее никому». Это глупо, когда мир вот-вот падет под натиском Ночи и мрака, но Джейме с того вечера усаживал Бриенну всегда справа от себя, когда они ели, как леди-жену. Это смешно, он ведь не мальчик, а это не игра в «кастеляне и крестьяне». А затем с легкой руки сира Аддама Бриенна превращается из «Красотки» в «нашу леди» для всего Ланнистерского общества за Стеной, и начинает казаться, что играют они все.


Примерно тогда же Джона Сноу начинают величать королем Севера, причем и южане тоже. Зима проходит в зализывании ран, получении новых и разговорах.


Настал день, когда с юга пришли новости о Серсее, вступившей в схватку с королевой драконов. Джейме даже не сразу отреагировал на имя сестры. Она, весь Юг, интриги королевского двора, все это было слишком далеко, в другой жизни. Джейме смотрел назад, словно на жизнь, прожитую кем-то другим. Другой мужчина был лордом, рыцарем, любовником Львицы, сыном Тайвина Ланнистера. В настоящем был воин Джейме; он сражался, пел у костра, спал под мехами, обнимая единственную женщину, которая была ему нужна. С прошлым попрощались все.


И в последнюю схватку с Иными, сплоченное Зимнее Братство стояло насмерть.

— Не поздно повернуть назад, женщина, — сказал Джейме, обращаясь к Бриенне. Она фыркнула, оскалившись самым отвратительным образом.


Я люблю эту злобную гримасу на ее изуродованном лице. Веснушки на сломанном носу. Глаза, в которых утонут Семь Королевств, и останется еще место для семисот семидесяти семи королевств, с королями, рыцарями и крестьянами. Если бы было возможно отговорить ее, остановить, спасти, но — и это тоже было ее частью, которую так любил Джейме, знаменитое упрямство.


По очереди здоровались и прощались те, что давно не виделись. Воины занимали последние минуты перед боем всем, чтобы только не поддаться страху, не ослабнуть.


— Ланнистер.

— Клиган, — они пожали друг другу руки. Пёс раскрасил лицо на манер восточных теннов. В глубине души Джейме всегда знал, что он склонен привлекать излишнее внимание к своей и без того запоминающейся внешности.


Джейме заметил на том ворохе меха и кожи, что был обернут вокруг Клигана, крошечную деталь. Платок с вышивкой. Лишь отметил эту деталь, не вдумываясь, не желая знать, при каких обстоятельствах Пёс получил такой подарок и от кого — это было неважно.

Но кто-то ждал его назад. Кому-то он был нужен живым.


— Как оно, Клиган? — спросил Джейме шутливо. Пёс осклабился и провел ребром ладони по горлу:

— Да как-то херовато.


Они были готовы. Они готовились каждый день, каждую минуту. Остались лучшие из лучших. Сосредоточенные, прекрасные, гордые лица. Лица идущих на смерть. Шрамы, переломы, швы, раны, синяки. Клинки, копья, стрелы, кожа. Пар, вырывающийся изо ртов. Последние из лошадей, которых еще не съели, которые не умерли от голода и холода. Лай собак со стоянки Вольного Народа.


Воины Зимнего Братства, люди без прошлого, стояли против смерти, не надеясь на будущее.


Джейме был один из них. Справа стояла Тартская Дева. Слева Бронн Черноводный. Сзади был Аддам. Где-то за правым плечом — Подрик Пейн, несколько теннов, трое или четверо копьеносиц…


В четверти мили от них стояли Иные. Было мгновение, когда каждый готов был прогнуться, уйти, показать спину, дрогнуть. И конечно, был Джон. Джон, видевший свою собственную смерть. Джон Сноу, поднявший меч и закричавший, срывая голос в морозном воздухе:

— Ночь собирается! И начинается мой дозор! Он не окончится…

— До самой моей смерти! — грохнули ряды.

— Поцелуй на прощание, — повернулся Джейме к Бриенне с улыбкой.


Светлый взгляд, наполненный небом вечного лета, обратился к нему. Ее рука скользнула по его левому запястью. Связь была крепка, как никогда прежде. Бриенна подняла к своим губам его руку, коснулась поцелуем сначала рукояти Вдовьего Плача, потом поднялась к его пальцам, стертым, в мозолях и порезах, разбитым костяшкам. Джейме внутренне благодарил всех богов за то, что не успел еще надеть перчатку.


— Благодарю, миледи.


Ее чистый взор сказал все, что она не посмела произнести вслух.

И раздался звук рога. Три сигнала к атаке.

*

Бриенна не сразу подняла глаза, когда над ней нависла чья-то фигура. В нише, где она уселась полировать свой меч, было достаточно уютно, а вокруг царил полумрак. Лишь в конце коридора горел один факел — оттуда можно было пройти к тренировочным дворам.


— А я тебе везде искал, красавица.

Она не отреагировала, и Тормунд, скрестив ноги, сел на пол рядом с ней. Она видела край его бороды. Одичалый отказывался ее укорачивать, но иногда стал заплетать и расчесывать, и одежда на нем теперь была лучше, чем прежде.


— Стоит твой мужчина того, чтобы так убиваться? — мягко спросил одичалый. Бриенна не отреагировала. Она слишком устала от разговоров. Она слишком устала быть бесполезной. И устала смотреть на то, как Джейме Ланнистер раз за разом слабеет под натиском бесчисленных войск Дейенерис.


— Я не понимаю вас, южан, — продолжил Тормунд без обычной ухмылки в интонациях, — в чем разница, драконы у тебя нарисованы на щитах или волки? Да хоть дырка в заднице, лишь бы щит покрепче был, как по мне.


Он сделал паузу, давая возможность Бриенне высказаться, но она молчала, не глядя на него.

— Вот подумай, моих людей здесь с полторы тысячи. Мы бы их порубили за раз, только зайди они в лес. Только кто нас туда отправит.


Она молчала.

— Я говорил Джону, что эта беловолосая ему не пара. Она мне нравилась сначала. Но…

— Оставь меня, пожалуйста.

— Ты его до дыр протрешь, — его рука легла на Верный Клятве, и Бриенна дернулась в сторону, уводя меч из-под его прикосновений.


Тормунд сел на корточки рядом с ней. Она чувствовала на себе его пристальный, внимательный взгляд. Он покачал головой, приподнялся было, чтобы уходить, и в эту минуту она удержала его за рукав и притянула к себе.


Это было чистое отчаяние. Непослушными пальцами, по-прежнему не глядя на мужчину, она расстегнула два верхних крючка на кожаном жилете, вытянула рубашку из штанов. Звук его дыхания приблизился, слышно стало, как он сглатывает. Большая рука оказалась на ее плече, на груди, Бриенна заставила себя усилием воли не податься в сторону от него. В четыре руки снимать одежду было удобнее. Его грудь вздымалась перед ее носом, когда он опустил ладонь в ворот ее рубашки, коснулся ее груди кончиками пальцев. Его ремень плохо поддавался: пряжка была слишком тяжелая.


— Если я… я буду с тобой этой ночью… — она по-прежнему не поднимала глаз, — ты… ты не…

Он понял по-своему.

— Я не осужу тебя. Я понимаю.


Его руки были так сильны, когда он приподнял ее, чтобы легче было снять штаны. Бриенна закрыла глаза. На мгновение ей захотелось никогда не знать Джейме Ланнистера. Тогда она могла бы по-настоящему быть в этом моменте и наслаждаться им, она знала. Чувствовать удовольствие от крепких, мощных рук, шарящих по ее телу, сжимающих ее бедра. Радоваться прикосновению его жаркого рта к коже.


— Если я буду с тобой этой ночью, ты со своими людьми выйдешь со мной на поле против драконов? — на одном дыхании выговорила Бриенна.


Тормунд отскочил от нее, как ошпаренный. Глаза его были распахнуты широко, он утер рот, сжал руки в кулаки, словно не в силах вымолвить и слова.


-Значит, так южане делают всегда? — прорычал он низко, скривившись, — как с сестрой Джона было — так всегда?


Он встал на ноги, отвернулся, отдышался, затем вдруг опустился снова на колени рядом с ней, протянул руки к ней — и стал осторожно застегивать крючки обратно. Густые брови были сведены к переносице, глаза смотрели строго, но с сочувствием.


— Послушай меня. Посмотри на меня, — он взял ее лицо в ладони, но это был жест скорее семейный, — никогда так не делай. Что бы ни было раньше. Как бы к тебе ни относились. Чего бы ни требовали. Если Джон только приоткроет ворота на пядь, я и мои люди, мы все, конечно же, пойдем за тех, кто был нашими Зимними Братьями.


Он обнял ее, прижал к груди, гладил по волосам.

— Ты очень дорога моему сердцу, Бриенна, — ее имя звучало в его устах непривычно, он произносил его с ударением на каждом слоге, — и ты моя Зимняя Сестра. Я тому хрен по корень обглодаю, кто тебя обидит. Так живет Вольный Народ. Ты тоже его часть для нас. Поняла?


Она закивала. Собственное падение еще никогда не казалось ей настолько глубоким.

— Молоденькая еще ты совсем, — вздохнул Тормунд, поцокал языком, поднял ее на ноги, — поганый у вас народец, Бриенна. Да и ты не лучших видала. Так вот не думай, что все люди таковы.


«Что я делала только что. Что я готова была сделать. Еще одно мертвое „никогда“, которое я нарушила. Правда такова, что есть люди — и есть чувства, ради которых в какую-то секунду мы готовы на всё, на любую глупость и низость», подумала Бриенна. Она не сразу сообразил, что Тормунд ведет ее на кухни. Там он сел напротив, разлил вина по деревянным кружкам, потом сложил руки на столе и внимательно посмотрел на нее.


— А теперь, Тартская Дева, рассказывай с самого начала свою историю.

*

Все битвы похожи для него друг на друга, и все различны. Джейме любит себя в бою. По-настоящему, не напоказ. Любит свой страх, свою ярость, любит злость и хитрость, любит чувствовать собственную силу, и даже любит иногда чувствовать натиск противника — если знает, что может противостоять ему и победить.


Дотракийцы, как и ожидалось, напирали без построения, соблюдать очередность кхалы не могли: стоило им оказаться верхом, они забывали о дисциплине.


Это спасло немало Ланнистерских солдат. Схватка не продлилась дольше получаса.

— Это странно, — тяжело дыша, нашел лорда-командующего сир Аддам, — может, Мормонт сегодня пошлет еще кого-то?

— Хочет измотать нас дотракийцами, — заметил Джейме.


Не прошло двадцати минут, как налетела следующая волна. Снова дотракийцы.

— Берегите лошадей! — кричали со всех сторон, — встречайте их в лесу! Рассредоточиться!


Так продолжалось еще несколько часов. Джейме потерял счет времени. Он упорно снова и снова вставал в строй, но последнюю атаку пропустил — их действительно измотали. Затем напор прекратился, и воины едва нашли в себе силы вернуться в лагерь на ночлег. С ног валились все. Удивительно, но здесь, весной, без снега, лютого мороза и безмолвных белых теней Иных, сражаться столько часов подряд было невозможно.


«Как же мы пережили Зиму и победили ее?», раз за разом удивлялся лорд-командующий Ланнистер. Судя по лицам многих, эта же мысль приходила и к ним.

— Мы потеряли сто тридцать одного, — сообщил с каменным лицом Хоупсворд, неприязненно сплевывая в сторону Винтерфелла, — если завтра повторится такая же картина, потеряем вдвое больше.


Джейме проклял про себя все племя Старков. Медлительное и осторожное. И безоговорочно преданное своим присягам и клятвам, даже когда становится очевидно, что ничего хорошего это не принесет никому. Старший Лев таким не был. Он хорошо запомнил и применял поговорку отца: «Война — это обман». И до сих пор ему удавалось выигрывать и выживать. Он соврал Дейенерис о численности своих армий — это было не внове. Но также он соврал о количестве поддержки Джону: Хайгарден все еще не нарушал свой объявленный нейтралитет.


Вечером взгляд Джейме обращался к стенам Винтерфелла все чаще. Но ворота не открылись, а на стенах — как ему показалось, что-то мелькало, — нельзя было никого разглядеть. «Джон Сноу, ну не будь идиотом, — ругался Джейме, — пара тысяч твоих людей, и у нас будет шанс!». Ему не хотелось думать о том, насколько шанс был мал. Они все еще не столкнулись с Безупречными.


Бледный паренек-оруженосец, который принес прибывшее письмо, смотрел на своего лорда с надеждой. Джейме, развернув и прочитав послание, сжал зубы и выдохнул. Сир Аддам, Кракехоллы, Хоупсворды — все они смотрели на него внимательно, и все напряглись, когда он скомкал единственной рукой лист бумаги. Затем произнес бесцветно:

— Лорас не придет.

*

— Это от Арьи. Долина не поможет, — Джон вздохнул, оперся о стол в своем кабинете, побарабанил пальцами по поверхности, — следовало отправить тебя. В тот раз удалось.

— От Лианны получили известия? — спросила Санса.

— Сто человек. Послезавтра. Я знаю, что этого мало. Но достаточно, если мы останемся в стенах крепости и не примем участия в битве.


Они не смотрели друг на друга, но думали об одном и том же. Джон принял единственное верное — с его информированностью — решение, заняв нейтральную позицию. Санса задумалась, не следовало ли рассказать ему обо всем плетущемся заговоре против Дейенерис, но отказалась от этой мысли. Он был слишком благороден для того, чтобы поддержать идею.


— Львы сражались за нас Зимой, — нарушила молчание Санса, — а она нет.

Внезапно Джон вскинул голову, глаза его горели, словно уголья.

— Если тебя не затруднит, я бы просил тебе удалиться, — не своим голосом произнес он.


Санса не стала медлить. Она присела в поклоне и вышла, оставив своего брата одного.

В коридоре она на мгновение прислонилась к стене. От противоположной отделилась тень, Санса взмахнула рукой, и Сандор подхватил ее под грудью, понимая без слов ее состояние. Санса не спала почти трое суток. Она готова была бы пить маковый отвар, чтобы по-настоящему забыться. Но ей требовалось сохранять ясный ум — насколько он мог быть таковым после нескольких дней без сна и в переживаниях.


На Джона давить было уже опасно. Тирион не мог помочь ничем, кроме слов. Хайгарден не отвечал на ее послания, а Риверран был окончательно разорен. Она видела карту Вестероса со вспыхивающими и гаснущими огоньками на ней каждый раз, когда закрывала глаза.


В один из этих раз она все-таки заснула, провалившись в темноту без снов.

Разбудил Сансу звук тревоги. Клигана не было рядом. Она даже не взглянула в зеркало, не остановилась, чтобы умыться, бегом направляясь наверх. На стены Винтерфелла.

Рассвет только-только разорвал кромешную тьму ночи, но бой уже кипел, и гораздо ближе, чем накануне. Санса сглотнула, не в силах заспанными и все еще болящими глазами рассмотреть в деталях происходящее.


Ланнистеры разделились на две группы: большая часть теснила Безупречных к тракту, где располагался их лагерь, меньшая добивала дотракийцев почти у ворот Винтерфелла. Одновременно, дотракийцы прибывали окольными путями, вылетая группами и поодиночке едва ли не из всех подряд кустов и рощиц в некоторое отдалении. Там Санса разглядела еще группу воинов со львами на знаменах — самую небольшую.


Джон был на смотровой башне, когда Санса, наконец, нашла его. За его спиной Тормунд держал за локти Бриенну Тарт. Она что-то быстро говорила, лицо ее выражало крайнее страдание. Джон в ее сторону не смотрел. Заметив леди Старк, Бриенна замолчала, опустив голову.


— Оставим это, — резко бросил Джон, также увидев сестру.

— Что случилось, леди Бриенна? — Санса подошла к воительнице, минуя своего короля.

— Санса, — предостерегающе зазвучал Джон. Она резко обернулась. Волосы она распустила вечером и с утра не успела заплести или хотя бы собрать их. Ветер трепал их, оборачивая вокруг шеи и бросая в лицо.

— Открой ворота, Джон. Видят Старые и Новые Боги, у меня больше причин ненавидеть Ланнистеров, чем у всех собравшихся. Но сейчас нам нужно…

— Спустись к себе.

— Открой ворота!

— Я сказал, твое место не здесь! — повысил голос король Севера, рявкнув на нее коротким волчьим рыком. На мгновение Сансе показалось, что ее собственный отец, Эддард Старк, восстал из мертвых, так был Джон на него похож.


Как пояснил ей Тормунд, когда Джон отошел дальше от собравшихся, леди Бриенна пришла умолять короля Джона о том же, а когда он отказал, просила отдать ее драконьей королеве в обмен на прекращение боя. Санса опустила плечи, невольно сочувствуя леди-рыцарю.


Ее заинтересованность в сохраняющем силу доме Ланнистеров была основана на прагматичном подходе. Тартская Дева имела личные мотивы.


Ланнистеры едва держали Безупречных с востока, дотракийцы разбегались, тем не менее, с западной стороны. Но маленькая группа была разбита, и леди Старк обернулась, когда Бриенна издала неясное горестное восклицание. Только что она рвалась из рук Тормунда, который сжимал зубы, не улыбаясь, но мрачно глазея на происходящее. Одичалый вздохнул, придерживая ее за плечи, как будто разом помертвевшую.


Санса поняла. На землю упало личное знамя Джейме Ланнистера. Она прикусила губу, отвернулась, пряча горькие злые слезы. Леди писала Тириону каждый день. Как она сообщит ему о смерти брата? Или еще хуже, о пленении? «Лучше бы ему быть мертвым, — подумала она, — чем попасть в руки Дейенерис живым». Дрожь пробежала по ее телу. Рамси. Она помнила слишком хорошо, что такое каждодневная пытка.


Стены Винтерфелла были в этот час многолюдны. Постепенно, один за другим, северные лорды, вожди Вольного Народа, все переводили взоры на Джона. Санса ничем не выдала своего волнения. Сложив руки перед собой, она ждала. На ладонях от ногтей появились кровоточащие лунки. Она закрыла глаза.


Джон, рискни. Поодиночке нам не выжить, она расправится с нами в наших норах. И рано или поздно очередь дойдет до тебя.


Внезапный звук рога с дозорных башен заставил Сансу и остальных наблюдателей встревожиться. С востока, огибая становище Ланнистеров, к месту сражения с Безупречными летели, выбивая пыль и заставляя землю содрогаться, сотни, уже тысячи всадников. Лорды переглядывались, пытаясь рассмотреть знамена, но это едва было возможно. Один из всадников отделился от основного потока. Маленькая фигурка гарцевала там, где только что пали последние знамена Ланнистеров, а вокруг копыт лошади вился лютоволк.


— Это Арья! — Санса схватила Джона за руку, — но как же отказ Долины? Кто с ней?

— Это не рыцари Долины, — Джон закрыл глаза и выдохнул, затем счастливая улыбка осветила его лицо.

— Сколько их? Кто это? Джон!

— Отец! — услышала Санса голос Бриенны, потрясенно созерцающей происходящее. Джон повернулся к тем, кто ждал в стенах, внизу.

— К оружию! Готовиться! Открывайте ворота!


========== Вольны выживать ==========


«Милая моя Санса! Каждое мое утро начинается с ожидания твоего письма, каждый вечер заканчивается с тем, что я выучиваю его наизусть…». Тирион сгреб со стола все, что там лежало — насколько хватило длины его рук, запустил пальцы в волосы и зарычал. Искаженный звук львиного рева.


Он погряз в переписке со всем Вестеросом.


Два дня никаких новостей от Сансы Старк. Три дня без писем от армии Ланнистеров, зато дюжина противоречивых посланий от Дейенерис и два — от Мормонта: в первом он сообщал, что намерен срочно вернуться в столицу, во втором сообщал, что туда должна вернуться королева. Оба письма не были датированы и прибыли в один день.


— Как можно кого-нибудь свергнуть с такими правителями и сообщниками? — пробормотал Ланнистер себе под нос.


Единственный, кто был точен в постановке дат (а также никому не интересных координат), так это Аша Грейджой. Но она ничего интересного или полезного не писала, кроме того, что давала ему забавные прозвища и придумывала милые комплименты. «Полулюбимому Полумужу», например, — это письмо (с требованием денег на новые паруса для «Морской Суки») Тирион сохранил для потомков, если они когда-нибудь появятся.


Тирион перечитал последнее письмо Джейме. Брат писал его накануне встречи с королевой у Винтерфелла, и с тех пор вестей от него не приходило. Оно было похоже на Джейме, это письмо: длинное, написанное частями, начинающееся так, словно они оборвали важный разговор на минуту, а затем продолжили его с последнего слова. Тирион несколько раз откладывал его, не в силах дочитать: это было тяжело, и он не мог сказать, почему.


«Дорогой брат! Хорошо, что наш отец этого не увидел. Мы стоим на проклятущем Севере у проклятущего Винтерфелла. Нужно ли мне описывать все, что я вижу? Сколько лет прошло с того нашего визита? Джон хорошо следит за состоянием оборонных сооружений, но в остальном это все еще самое унылое место из всех на земле». Тирион улыбнулся, пробегая глазами строго вычерченные таблицы расположения частей. Ага, вот оно: «Марбранд-старший считает, в лучшем случае мы отбросим их к Перешейку. Это если с Добрым Джоном». Дальше шли зачеркнутые строчки, и, наконец, твердый нажим возобновлялся: «Если что, то самое, приключится (слова после „если“ были зачеркнуты), у меня будет просьба. Не надо крипты. Зимой мы не хоронили мертвых, и я (снова было зачеркнуто, скорее даже закрашено). Вдовий Плач отдай ей».


Пожалуй, дела шли не так радужно, как планировалось, раз уж даже Джейме задумался о своих похоронах. Тирион сморгнул и выдохнул, когда дошел до последних строк. «Знай, что я действительно сделал всё, что мог. Люблю, помню, прощаю. Твой Д.».


Письмо Лораса Тирелла выглядело так, словно его кто-то наполовину прожевал и переварил, но на полпути передумал и отхаркнул. Лорасу, по мнению Тириона, следовало обратиться к мейстеру, а лучше к какому-нибудь жрецу-мозгоправу. Сумбурное, лишенное всякой логики послание сообщало, что леди Оленна болеет особо коварной простудой, а потому ее внук считает нужным — дальше шли неразборчивые каракули — оставаться в Просторе с армией. Каким образом армия могла спасти престарелую Розу от простуды, не сообщалось.


Знать, еще не решившая, чью сторону в мятеже принять, попряталась по замкам. Напуганные возможными голодными временами, дворяне только усугубляли ситуацию, закрывшись от своих крестьян за каменными стенами. Близнецы были разграблены. Переправа стала приютом сразу нескольких полуразбойничьих банд, меняющих знамена так же часто, как и предводителей. Талли появились в Королевской Гавани, как побитые собаки, перепуганные и умоляющие королеву о снисхождении, отрекающиеся от всякого родства с кем бы то ни было со стороны повстанцев.


«Рыбки без хребта, — подумал Тирион, позволяя семейству из Риверрана занять место при дворе в ожидании возвращения Дейенерис, — но юркие. И мне это не нравится». Кто откровенно наслаждался происходящим, так это Мартеллы. Они заполонили собой двор. Мода Дорна захлестнула Красный Замок, а после — и всех дворян в Королевских землях, кто еще мог себе позволить о моде думать.


«Нет, — подумал Тирион, ожесточенно втыкая перочинный нож в стол, — Львов не так просто заставить отступить». Он сжал кулаки и направился к тому, кто неожиданно оказал ему поддержку, что могла спасти Джону и Джейме жизни.


А заодно стоить жизни самому Тириону.


— Ну как, мейстер Тарли? — осведомился он, едва переступив порог лаборатории, — есть ли успехи в нашем деле?

— Милорд Десница… — Сэмвелл Тарли был очарователен в своей неловкой застенчивости, — вообще, изменить поведение животных возможно, но драконы отличаются от нас. Организм их устроен принципиально иным образом. Например, их кровеносная система…

— Прошу вас, мейстер. Не утруждайте себя деталями. Мне важен результат.


Сэм сглотнул и протянул Тириону крохотную склянку. Тирион взял ее с осторожностью, пожал плечами.


— Рискую показаться назойливым тупицей, но: что это?

— Это, милорд, должно сработать как аттрактант. Я провел серию опытов с мочой драконов, она весьма концентрированная, но можно выделить…

— Что? Моча дракона? — Тирион воззрился на застенчивого толстяка с искренним весельем и удивлением, — как вы получили ее, позволите спросить?

— Вам лучше не знать, милорд, — снова сглотнул Сэм, в его круглых глазах мелькнул отблеск пережитого. Десница развел руками:

— Продолжайте.

— Это вещество у вас в руках — видоизмененная моча дракона, имитирующая запах особи, готовой к спариванию.


Ланнистер поднял ампулу к глазам. Хотел встряхнуть, откупорить, но мейстер Тарли почти бросился на него, раскинув руки:

— Нет-нет! Ни в коем случае!


Тирион замер.


— Если вы случайно разольете или хотя бы капнете, то станете для дракона, — Сэм густо покраснел, огромные глаза были полны настоящего ужаса, — объектом… эээ… полового интереса.


Судя по всему, мейстер Тарли уже подвергался настойчивому ухаживанию со стороны рептилий. Тирион с трудом подавил рвущийся из груди хохот.


— И вы проводили опыты, мейстер?

— На дорнийских варанах, — развел руками Сэм, — они, как считается, также способны менять пол на период размножения. Но на всех других рептилий оно действует одинаково. На два месяца они могут становиться неуправляемыми, агрессивными, и заняты исключительно… эээ… спариванием и размножением.

— То есть, как поведет себя дракон, неизвестно, — пробормотал Тирион, возвращая ампулу Сэму, — как в теории должно подействовать это зелье — быстро?


Сэм охотно объяснил. Покидая своего ученого протеже, Тирион Ланнистер был абсолютно уверен, что последнее, что он желал бы знать, если бы у него был выбор, так это подробности интимной жизни драконов.


Дейенерис рано или поздно обязательно прибегнет к помощи своих чешуйчатых детей. Тирион не сомневался в этом, пусть даже она клялась никогда не отправлять их в бой после смерти Визериона. Письма Мормонта только убедили его лишний раз в намерениях королевы Таргариен. И это значило, что Вестеросу опять гореть. Младший Лев почти готов был отравить их — но они были… драконы.


Он не мог. Он не хотел. Если существовала вероятность избежать их смерти, Ланнистер хотел испробовать ее. И, вдобавок, мелькнула любопытная мысль: сможет ли мейстер Тарли придумать что-то вроде подобного приворотного зелья, но для человека. Тирион затряс головой, сбрасывая наваждение.


Ну бред же.


«Дорогая моя леди Санса! Надеюсь, вы простите мне мою вольность в обращении к вам. Исключительно письма от вас не дают отчаяться в нашей более чем серьезной ситуации. Я не получил от вас очередного письма и весьма переживаю. Нет никаких новостей от моего брата Джейме. Ее величество сообщила, что планирует призвать резерв из столицы, но сегодня изменила свое решение. Что у вас происходит, миледи? Надеюсь на скорейший ответ».

*

«Хоть бы Аддам догадался отвести наших на края», — надеялся Джейме, отрезанный со своими тремя десятками отчаянных парней от основной группы. С тяжелым вооружением и со своей броней, они порядком устали, как и лошади, а дотракийцы все еще были полны сил, несмотря на непривычную для себя скачку по лесу.


Мормонт знал тактику Вестеросских рыцарей слишком хорошо. А может, это Дейенерис запаниковала и решила бросить на них все силы разом, чтобы добить.


Ничто так не благословлял Джейме Ланнистер этим весенним утром, как леса Севера. Леса, в которых дотракийцы вынуждены были разделяться, а Безупречные не могли держать строй. Был бы еще снег…

Но снега не было.


— Ты ранен, отступай, — бросил Джейме Бронну, когда они делали уже третий круг по еловому пролеску. Дотракийцы умели быть упорными, даже если теряли при этом больше, чем получали.

— Пошел ты, — прохрипел Бронн, и Джейме заметил, что с его седла капает кровь.

— Это приказ! — он развернул движение их группы в сторону Винтерфелла, — отступаем!


Вдоль опушки можно будет отойти к лагерю, лихорадочно соображал Джейме, хотя бы для перегруппировки. Он оглянулся — от тех, кто был с ним, едва ли осталась половина, и было несколько раненных, чье состояние внушало опасения. Бронн Черноводный, например, хоть и бодрился, припав к передней луке седла, на глазах бледнел, а губы у него вообще были почти синими.


— Они отошли? — прислушался паренек-знаменосец. Джейме вслушался.

Тишина. Опасная лесная тишина.


— Не думаю.

— Обходят? — повысил юнец голос тревожно.

— Заткнись, блядь, — Бронн зашипел на парня, и в это мгновение вихрь гикающих, кричащих, воющих дотракийцев налетел на них сбоку. Со стороны опушки.


«Блядь», — успел возмутиться мысленно Джейме прежде, чем оказался сбитым на землю. Дотракийцы спешились, догадавшись, как лучше всего сражаться с конными тяжеловооруженными рыцарями. Долбанные дикари.


Он увернулся от первого удара, перекатился через какое-то бревно — долбанные леса Севера, — упал щекой на шишки, какую-то гниль, двинулся затылком о пень, оборвал ремни о сучья — долбанные ёлки, долбанные северяне, долбанные Старки, — и подсечкой сбил своего противника вниз. Они покатились куда-то, через кочки, муравейники и пни, борясь и рыча друг на друга.


Джейме не имел представления, куда еще можно пнуть и с какой силой своего врага: с равным успехом Клигана мог пытаться сдвинуть с места трехлетний ребенок. Здоровенный волосатый мужик был больше Джейме раза в полтора по всем параметрам. И чрезвычайно быстро двигался, гибкий, меткий и отчаянный. Вряд ли он справился бы с ним и двумя руками лет десять назад.


— Срань Отца! — услышал он стон Бронна, когда тот подобрался к напавшему и проткнул ему горло сзади. Бронн, как ни странно, удержался верхом, — Ланнистер, ты бы еще за Стену убежал!

— Я не бежал, — Джейме, цепляясь за ствол дерева, встал на ноги, пытаясь отдышаться, — этот дотракийский хрен меня уволок…

— Давай в седло, хрена ли ноешь?!


Так быстро, как хотелось бы, не получилось, Джейме путался в отскочившем ремне ножен, закинул их, поставил ногу в стремя, и в эту минуту еще трое дотракийцев показались из-за небольшого овражка.


— Давай живее! — но Джейме уже знал, что они не успевают.

— Пошел, пошел! — он хлопнул лошадь по крупу, и Бронн, рыча от боли и дико ругаясь на каждой кочке, исчез за деревьями. По крайней мере, у него был шанс уцелеть.


В руках у Джейме остались только ножны. Он отбросил их, выпрямился, скалясь.


Не та это битва, чтобы умирать, но особо выбора нет. «Сраные Старки, сраные клятвы, сраный Север». Хороших битв почти не было, вспоминает он, пока дотракийцы медленно окружают его. Только в Зиму. Тогда он сражался за что-то стоящее. Тогда и теперь. Пусть даже никто и не знает, ради кого и чего он сражается.


Они знают, пронзает мысль — вместе с вереницей воспоминаний, пролетающих мгновенно перед внутренним зрением. Сир Марбранд, ухмыляющийся: «Не сделать ли нам кличем на этот раз имя Тартской Девы, милорд?». Бронн — ну, он вообще вне конкуренции. Тирион. Подрик Пейн. Леди Санса Старк. Лорд Селвин. Серсея. Не знает только сама его женщина.


Первый дотракиец замахивается своим странного вида оружием, и Джейме уклоняется, не размышляя. Слева заходит следующий — кривое лезвие проходит между нагрудником и поддевом, чудом не протыкая его. «Как бы ты хотел умереть?», спрашивает Бронн у побережья Тарта.


«На руках любимой женщины». Он однажды в них уже умирал и умер. И переродился в ее крепких объятиях.


Джейме просит всех богов, богинь, небо и землю, он не знает, кого, но просит, чтобы она забыла его, разлюбила, любила не так сильно, не узнавала его никогда.


Я никогда не забуду тебя, Бриенна. Я умру с твоим именем.


Джейме уже знает, что обречен, но это никогда не значило, что он сдастся. Иногда везет в последнюю минуту. Иногда нет. Иногда удается выжить там, где не выживал никто. За Стеной, Зимой, я бы жил с тобой, напевает он сочиненную им самим песню, когда бросается третий, а спустя доли секунды и двое других.


Ты бы гордилась мной, женщина.


Север окрашен в серые, синие и красные тона. Джейме падает на серую землю, которая медленно становится красной под ним; что-то падает сверху, но уже почти невесомо. Он не сдается, но это что-то другое, это не отступление. Прозрачный весенний воздух похож на ее поцелуи — нежные, настоящие, ничего не вымогающие, это чистая любовь. И узел в груди у Джейме развязывается, тает: он дышит легко, двигается легко, он теряет чувство своего веса, тела, ран и болей.


Я дышал тобой много лет. Ты была моим настоящим счастьем. Не спеши за мной, упрямая женщина.


В стране вечного лета он бы украшал ее волосы ромашковыми венками, собирал бы с ней ракушки на берегу моря. Целовал бы ее глаза. Исправил бы всю историю с самого начала. У них была бы целая вечность.


Я дождусь тебя, сколько бы ни пришлось ждать.


…мама, первые игрушки, отец, молодой и влюбленный, мама и шкатулка, и Серсея, золото ее волос, золото их счастья, мама и медовые сладости, мама толстеет, приходит Тирион, уходит мама, уходит отец, появляется Лорд Старший Лев; одиночество, тоска, Серсея, Серсея взрослеет, ее красота, ее горе, жизнь перед его глазами набирает обороты, ускоряется…


…Из странного состояния безвременного забытья, лишенного боли, страха, ощущений, его вырывает рычание. Косматый черный кочевник с безумными глазами нависает над ним, поверх тела своего приятеля, кровь льется ручьем Джейме в лицо, на грудь. Но рычит не человек. Рычит зверь.


Мгновение спустя в горло дотракийцу вцепляется челюстями лютоволк.


Джейме отползает назад, инстинкты требуют бежать, но он просто не может, он сглатывает, отворачивается, не глядя на то, как расправляется огромный зверь с врагом. Третий нападавший уже мертв. А что с первым?


«Чем я мог перерезать ему горло, если он держал мне руку?». Подняв правую к глазам, Джейме прыснул. Хихикая, как слабоумный, он не мог остановиться: деревянный протез треснул точно посередине, и торчащий обломок оказался по форме чем-то вроде турнирного копья.


Истерическое веселье мгновенно сошло на нет, когда лютоволк перевел взгляд на него.

— Ты местный или из-за Стены? — не нашел он ничего лучше, чтобы спросить. Волк поднял уши, склонил голову, облизываясь, — ты голодный?


Волк облизнулся, с надеждой глядя на него, шагнул вперед. Джейме сглотнул, вжался спиной в еловый ствол, медленно выдохнул. «Неужели ему не хватит троих мертвых дотракийцев?».

— Они конину едят. Наверное, вкусные…, а меня женщина зовет «костлявчиком».


Лютоволк сел. Вильнул хвостом.

— Долбанные Старки…


Волк улыбнулся. Джейме моргнул. «Брежу. Умер и попал в ад. Галлюцинирую из-за ран. Просто сошел с ума». Волк продолжал улыбаться и вилять хвостом. Внезапно навострив уши, он подскочил, оглянулся, виновато тявкнул на грани слышимости и был таков.


Джейме медленно запрокинул голову и уставился в небо, просвечивающее через хвою.

Голубая бездна в очередной раз обещала ему жизнь.

*

— Старайтесь увести какможно больше лошадей! — перекрикивал Тормунд воинственный рев своих людей, — после Зимы этого добра у нас еще нескоро прибудет!


Одичалые с гиканьем загоняли отставших дотракийцев в лес. Бриенна не последовала за ними. Она едва могла отдышаться. Дотракийцы оказались непростыми противниками. Ей повезло обойтись без ран только благодаря своему росту и отточенной скорости движений. Доспехи здорово мешали.


Раненные и умирающие вокруг были для нее привычной картиной после Зимы. Но она все равно не могла не испытывать чувства озлобленности, ни на кого не направленного.

Вдали, почти у тракта, всадники теснили Безупречных. Джон со своими людьми ринулся в самое пекло, где Аддам Марбранд и другие лорды Ланнистеров стояли насмерть, не давая врагу отбить ни пяди земли. Она, как ни старалась, не могла разглядеть, что там происходит. Горячка боя медленно покидала ее, и она могла оглядеться.


Бриенна бы присоединилась к людям своего отца, но лошади у нее не было. Поэтому она направилась к тем, что уносили раненных с поля. Больше всего ей хотелось мчаться туда, где последний раз она видела знамена Джейме, но она пересилила это глупое желание. Пешком она в любом случае не добралась бы достаточно быстро. К тому же, оттуда уже начинали привозить раненных и убитых. Она заглядывала в лицо каждому. Почти как жизнь назад, после победного боя у Стены.


Появились первые всадники, возвращавшиеся со стороны тракта. Это были наиболее изможденные воины Ланнистеров. Бриенна почти повисла на поводьях Идрика Пейна. Подрику он приходился сводным кузеном и всегда проявлял к ней почти родственное отношение.


— Сир Идрик! Как положение?

— Миледи. Лорд Селвин в порядке. Они перегруппируются и будут возвращаться. Кажется, на сегодня это всё: драконы сворачиваются и отходят.

— Вы ранены, — Бриенна взяла лошадь под уздцы, заметив его неловкость. Похоже было, он сломал либо вывихнул левую руку. Идрик скривил благодарную улыбку.

— Неудачное приземление. Боюсь, у нас большие потери.


Винтерфелл не был готов к осаде и последующим боям подобного масштаба. Леди Санса взяла на себя заботу об организации временного убежища и госпиталя. Бриенна видела ее, закатавшую рукава и завязавшую волосы платком, встречающую у ворот бывшей конюшни, ныне опустевшей, каждого раненного.


— Нимерия! Стоять! Кто-нибудь, помогите мне, — раздался звонкий голос за Бриенной, она обернулась — и сердце ее остановилось на миг. Верхом, обнимая перед собой почти бесчувственного сира Черноводного, восседала Арья Старк. Ее рук едва хватало, чтобы держать его и не уронить поводья.

— Он тяжелый, — пожаловалась младшая Старк, — Нимерия нашла его посреди поля. Лошадь его убежала.

— Сир Бронн! Придите в себя! — Бриенна отпрянула: в руках мужчина сжимал Вдовий Плач, без ножен, обагренный кровью. Она прижала руку ко рту, отказываясь верить в то, что видит.


Бронн был ранен: проникающий удар разорвал мышцы и сосуды над ключицей, второй пришелся в грудь почти у самого сердца, не считая многочисленных синяков, порезов и двух сломанных пальцев. Нужен был мейстер или хотя бы целитель из Вольного Народа, но они были перегружены.


Он открыл затуманенные болью глаза лишь на мгновение, посмотрел на Бриенну, закрыл их, замычал что-то, сжимая меч и пытаясь протянуть его ей. Она приняла его уверенной рукой, сжала его пальцы, кивнула, хотя он и не мог ее видеть.


— Я сама займусь им, — решилась Арья, оглядевшись и сжав губы в тонкую линию, — мейстеров не хватит, а я кое-что умею. Эй, Пёс! Помоги леди Тарт занести его ко мне!


К тому времени, когда Бриенна спустилась обратно, начали возвращаться отряды за отрядом. Первыми в ворота влетели, как будто боялись куда-то опоздать, люди под знаменами Баратеонов.


Возглавлял их юноша, которого она никогда прежде не видела, но с легкостью перепутала бы с некоторого расстояния с Робертом Баратеоном — если верить его портретам в молодости, или даже Ренли, разве что этот был юн, плечист, и выражение его лица было жестким и неулыбчивым.


Появление воинов Штормовых Земель заставило Бриенну вспомнить начало своего пути, и она вышла из ворот, надеясь дождаться возвращения отца и его людей под знаменами Тарта.


Это слишком много. Я не могу вернуться назад. Назад нет пути. Я никогда не буду прежней, та Бриенна мертва, и умерла она не единожды. Отец проводил из дома девушку, которая… — она проглотила ком в горле. Да, это тоже приобретенное умение — затыкать собственные мысли.


Она безучастно наблюдала, как оседает пыль на юго-западном горизонте, обозначая отступление драконьей королевы. Но ни король Джон, ни одичалые, ни сир Аддам еще не возвращались. Бриенна вспомнила Давена Ланнистера, кузена Джейме — он погиб Зимой, явившись на подмогу спустя пять месяцев после них. Отец когда-то говорил, что жизнь становится горькой на вкус, когда большинство твоих знакомых, о которых ты мог сказать «мы, бывало, с ним…», мертвы.


Горечь определенно становилась преобладающим вкусом в ее жизни.

Она опустила голову, думая о Бронне Черноводном.

Усмехнулась — горько.


Сир Бронн, вечный участник любой суеты, всеведущий наблюдатель, повелитель сплетен и слухов Ланнистерского лагеря, обладающий невероятной памятью на песни, стихи, когда-либо кем-либо произнесенные слова и подробности и обстоятельства их изречения.


— Миледи, вы совершили невозможное, вытащив нас сюда, — заявил он, когда они стояли перед Стеной — перед Зимой, — я мог греть свой зад в Дорне, а Золотой Лев — в шелковой постели…

— Заткнись, — мертвенно произнес Джейме, глядя вверх, — я там, где должен быть. Там, где хочу быть.

— А я нет. Я не хочу отмораживать себе хозяйство за Стеной. Если выбирать место, где умереть, то это - последнее в моем списке. Я не хочу и знать, что за Стеной что-то есть. Я даже смотреть на нее не хочу.

— Тогда отвернитесь, сир, — промурлыкала Бриенна, как и все, задравшая голову вверх и не отрывающая взгляда.

— Не могу, — вздохнул Бронн.


Стена потрясала. На нее действительно нельзя было не смотреть. Все равно что в полнолуние не заметить луну на небе. Или море упустить из виду, стоя на берегу. Возле Черного Замка перевалочные лагеря расползались на несколько миль. Здесь были походные кузницы, госпитали, склад оружия, редеющие конюшни, но с первого же взгляда Бриенна могла сказать, что занимаются организацией люди не самые опытные. Джейме только тихо вздохнул. Бронн не смолчал, в отличие от них обоих:


— Кто здесь устроил этот хлев, засранцы? Как можно ставить рядом сральню и котлы для еды? Кто главный? Как тебя зовут, ребенок? Чей ты? Какого хуя здесь забыл?


Джейме с Тартской Девой все еще не разговаривал. Только по делу. Его ровный холодный тон, демонстративное избегание ее взгляда, все вместе давало понять, как он зол на нее, как недоволен. Правда, они спали в одной постели — спина к спине, но это он же и предложил. Своим равнодушным тоном, не меняясь в лице. Естественно, им приходилось разговаривать. И Джейме оставался неизменно вежлив, отстранен и словно наказывал ее своей нарочитой холодностью за что-то. Бриенна бы извела себя до смерти мыслями о причинах, если бы не Бронн.


— А, миледи, ваш Лев еще замурчит, — махнул он рукой вслед молчаливо удалявшемуся Джейме Ланнистеру, — дайте только пометить территорию.


Бриенна, как всегда, ничего не ответила.

А Бронн, как всегда, оказался прав. Неужели, пережив Зиму, он погибнет у стен Винтерфелла?


Она кусала губы, давясь подступающими рыданиями. Что скажет отец? Он прощался с любимой девочкой, умеющей немного играть мечом, но встретит убийцу, клятвопреступницу, Шлюху Цареубийцы, Зимнюю Сестру. Сможет ли она когда-нибудь снова смотреть ему в глаза, как прежде? Бриенна прикусила кулак, загоняя постыдные слезы туда, где им было место. Пусть задушат ее опять. Пусть останется только месть, злоба, Верный Клятве и…


…и прямо перед ней из овражка со стороны леса, чуть прихрамывая, быстро шагал — Бриенна прокусила кожу на указательном пальце, открыла рот в беззвучном «Джейме», уронила руку, в которой все еще держала Вдовий Плач, рукояти их мечей встретились у ее бедра, издав мелодичный звук, разрывающий оцепенение.


Он увидел ее, махнул правой рукой, ускорил шаг. Она пошла навстречу, дыша, дыша снова. Он побежал. Она тоже, перепрыгнула через что-то, через кого-то, разбрызгивая весеннюю грязь.


Джейме состроил гримасу, преувеличенно страдальчески хромая у чьих-то носилок.

Бриенна показала ему кулак.


Они схлестнулись грудь к груди. Джейме растерял половину своих доспехов, и оставшиеся держались кое-как. Бриенна, не переставая смотреть ему в глаза, вложила Вдовий Плач в его руку. Он вонзил его в землю рядом с ее ногами. Замешательство было отринуто за секунду.


Пальцы на ее затылке решительны, больше никаких пряток, сказал его уверенный яркий взгляд.


— Женщина. Женщина моя, — оглушительно зашептал воздух весны его голосом, когда Джейме обнял ее, оставляя быстрые поцелуи на ее лице, на волосах, на подбородке, шее, прижимая ее голову к груди, для чего ей пришлось склониться, и было все равно. Она целовала в ответ. Руки, пальцы, волосы, бороду, губы, брови. Морщинки веселья лучились у его глаз.


— Живой. Живой! — только и прошептала едва слышно Бриенна, закрывая глаза и улыбаясь, позволяя ему кружить ее, подхватив за бедра.

Забывая в эту минуту обо всем. Дыша светом его присутствия.


— Поставь меня, я тяжелая, отпусти!

— Неа. О, мой неуязвимый победитель!

— О-о, мой… — поцелуй, ноги болтаются в воздухе, руки на его шее, смех, снова поцелуй, львиное урчание, — неуязвимый… победитель, верни меня на землю, пожалуйста…


«Не возвращай меня, — их глаза снова наши друг друга, близко и честно, как и прежде, — давай останемся здесь навсегда. Где бы это самое „здесь“ ни было».


Но когда Джейме опустил ее, и они повернулись, чтобы идти к воротам, то в нескольких шагах Бриенна увидела смотрящего безмолвно на них своего отца, лорда Селвина Тарта.

*

Санса Старк привыкла с детства относиться к Джону Сноу слегка свысока. Нередко она забывалась до сих пор, не привыкнув к тому, что бастард Сноу вдруг превратился в высокородного дворянина по обеим линиям.


Тем более, она не могла привыкнуть звать своего брата королем. Но с таким Джоном, какой вернулся с битвы, говорить было много проще.


Он был зол, избит, он был в ярости. Отряд Мандерли подвел оборону, отряд Карстарков зашел в тупик, Ботли вообще отступили без команды, и только одичалые не подвели, хотя и перестарались немного, опередив остальных и рискуя лишний раз.


— Лианна прислала людей, — делился Джон, пока Санса промокала глубокие следы от косого удара на его лице, — она сама тоже прибудет. Очень вовремя. Я думаю, ее кузена мы вскоре тоже увидим. Они захотят переговоров. Им придется — мы их потрепали сегодня.

— Не дергайся, — предупредила Санса, протянула Клигану мокрую окровавленную тряпку, — полотенце, будьте добры, Сандор.

— Дени в лагере нет, — вдруг уже более спокойно произнес Джон, Санса помотала головой в знак непонимания.

— А где же она?

— Я абсолютно уверен, что она отправилась сегодня с утра на юг, за драконами.


Санса окаменела. Пёс тихо зарычал.

— Я не знаю, что нам делать, — тихо сказал Джон, опуская голову и напряженно всматриваясь в пространство, — от драконов стены не помогут.

— Я напишу Тириону. Он говорил, что попробует их… обезвредить.

— Убить дракона? Бес? — Джон кисло улыбнулся, качая головой, — даже не хочу спрашивать, как.


Молчание было страшным и тягостным, но затем Санса продолжила свою работу. Закончив с его лицом, она взяла у Клигана ножницы и осторожно разрезала на спине Джона рубашку. Деревянные осколки щита впились под лопаткой. Вытаскивать их следовало очень аккуратно и осторожно. Ее тонкие пальцы, привычные к работе с иглой и шелковой нитью, справлялись с этой задачей достаточно споро.


— Где Арья? — пробормотал Джон, закрывая глаза и морщась, — она заслужила взбучку за то, что кричала на меня в присутствии людей.

— Нимерия приволокла ей Ланнистерского дружка с дырой в брюхе, — пророкотал Клиган, — маленькая леди сейчас играет в расчленителя.

— Сандор! — округлила глаза Санса. Джон хмыкнул. Пёс составлял достойный противовес его благопристойной сестренке.

— Если к ночи наши люди придут в себя, собери в большом зале на стол что-нибудь, — кивнул он, не открывая глаз, Сансе, — попробуем побеседовать с лордами Штормовых Земель. Я говорил с их молодым наследником, Джендри Баратеоном. Их положение хуже, чем у нас, поэтому они готовы присоединиться; семь замков разграблены дотракийцами. Тарт постоянно в опасности вторжения с моря.


Джон запрокинул голову, стиснув зубы и все же тихо застонав, когда Санса дернула неудачно вошедший деревянный осколок.


— Баратеоны в давнем родстве с Таргариенами, — тихо сказала Санса, пробуя выколупать засевший кусок длинной спицей, прокалив ее над свечой, — неудивительно, что пришли только некоторые.

— Если бы их не грабили, и они бы не пришли… две — ай! — с половиной тысячи. Слишком юный лорд-бастард, знаменосцы-бастарды и изгнанные нищие, — Джон выдохнул, когда Санса триумфально вытянула особо длинную щепку, — Уайлды, Феллы, Морригены… и Тарт, конечно…

— Кто на их стороне? — Санса вымыла руки и приготовилась протереть раны раствором полынной горечи.

— Селми. Сванны. Эстермонты. Кафферены. Ай, Санса! — Джон и морщился, и улыбался, — что там за крики снаружи? Уже начали воевать между собой?


Пёс высунулся в первое же окно в коридоре, выходящее во внутренние дворы конюшен. Махнул рукой:

— А, это Ланнистеры с Тартами. Цареубийцу, кажись, нахрен запинают сейчас…

— Джейме жив! — просияла Санса, роняя полотенце и прижимая руки к лицу. Джон удивленно воззрился на нее. Клиган не повел и бровью:

— Жив? Если Тарт-старший разошелся, то это может быть ненадолго. Хотя… Ланнистера за его блядскую натуру из любого пекла назад выгонят.


…Санса нашла Арью все в той же пыльной дорожной одежде, на пороге ее собственной комнаты. Младшая сестра прищурилась и исподлобья глянула на нее. Санса лишь скользнула взглядом по ее неподобающему внешнему облику и уперлась в обнаженного мужчину на кровати сестры. Вокруг сновали трое одичалых с бинтами, иглами и ножами.


— Сир Бронн Черноводный, позвольте представить, — изобразила Арья для Сансы поклон.

— Мы знакомы.

— Эк его распотрошило, — прохрипел зависший над девушками Пёс и тут же убрался обратно.

— Что Орлиное Гнездо? Как ты встретила рыцарей Штормового Предела? Туда почти месяц пути по нынешним дорогам.

— Джендри, — пожала плечами Арья, — он был в Зимнем Братстве, сдружился с кем-то из Орлиного Гнезда. Он сам нашел меня: они тоже явились в Долину, просили о помощи. Но Долину можно забыть. Они едва сами держатся и никуда не спустятся со своих гор.


Сестры Старк так и стояли на пороге. Сансе вспомнилось, как леди Кейтилин всегда напоминала никогда не делать так: не стоять на пороге, не скрещивать руки на груди. Это вульгарно, говорила она. Это непристойно и похоже на поведение доступных женщин, добавляла септа Мордейн. Но почему-то именно так думалось легче. «Может быть, нам и не полагалось думать ни о чем, кроме того, как встать, как пройтись и как выглядеть, — отметила Санса, — если бы мне кто-нибудь сказал шесть лет назад, что я буду думать о видах вооружения и качестве поставок металла, я бы не поверила, что это вообще возможно».


— Мы можем выиграть время, если отдадим Цареубийцу драконихе, — высказалась Арья, — она отвлечется на игры с ним и забудет нас.

— Отдай леди Бриенну тогда. Если думаешь, что ее это остановит.

— Я не отдам Бриенну! — взвилась Арья.

— А я не отдам ни ее, ни Джейме, — ответила Санса, кидая короткий взгляд на сестру сверху вниз, — нам нужны Ланнистеры.

— Штормовые Земли сейчас враждуют с Ланнистерами. Они перегрызут друг друга.

— Но нам нужны все союзники, какие возможны. И зачем тогда, если так их ненавидишь, ты притащила сюда его? — Санса кивнула на неподвижного Бронна, разворачиваясь.

— Это Нимерия, — Арья шмыгнула носом, — он лежал в зарослях вереска. Она не отходила. Да и на нем не было их цветов и гербов. Ты бы бросила? — Санса молчала, лицо ее оставалось неподвижно, — да? Лютая Сука! А я еще твою собаку подпаленную пожалела когда-то!


Санса вздохнула самым картинным образом и удалилась к себе в сопровождении Сандора Клигана.


Той самой походкой от бедра, которую так не одобряла некогда ее септа.


========== Маленькие большие мечты ==========


Лианна Мормонт была юной девушкой. Возможно, самой юной из тех, что воевали в Зимнем Братстве. Бриенна не могла взять в толк, что эта довольно миловидная, знатная леди забыла в компании одичалых. Ее украли на пятый день после приезда ее и ее людей, и Тартская Дева искренне переживала за судьбу маленькой Медведицы Мормонт. Она даже готова была найти того, кто это сделал, по слухам, одного из людей с восточной стоянки, и как следует проучить. Или даже убить, если придется.


Пока на шестой день ее не вернули с извинениями. Сопроводить Лианну до ее стоянки вызвался Тормунд. Бриенна не рискнула оставлять девушку с ним наедине.


Стоянка Медведицы находилась в незначительном отдалении от лагеря Сноу. Это было скромное, отлично замаскированное обиталище, ничто в обстановке которого не наводило на мысль о присутствии знатных хозяев. Лианна скользнула внутрь своей берлоги, приоткрыв полотно занавески, обернулась, в упор глянув на Тормунда. Он повел плечами и отодвинулся.


— Ведьма, — неодобрительно, но с уважением высказался Рыжий, — из такой породы. Знаем, видели.

— Она же леди, — неуверенно высказалась Бриенна, не уверенная насчет того, бывают ли леди ведьмами.


Серсея, определенно, могла ею быть. Тормунд закивал.

— Вот у Джона Сноу сестра немножко ведьма. А эта очень, очень.

— Если ты скажешь, что и я одна из них… — зевнула Бриенна, но Тормунд затряс своими рыжими кудрями:

— Нет, конечно, нет. В тебе такого нет. Никакого колдовства.


«Должна ли я хотеть обратного? — задумалась Бриенна, немного по-детски обижаясь на ответ одичалого, — какие только глупости не приходят в голову!». Но уже через два дня Лианна Мормонт здоровается с ней в их палатке и появляется как раз вовремя: Джейме едва успевает надеть рубашку после сеанса втирания целебной мази от Вольного Народа. Воздух в палатке прогрет и пахнет свежестью луговых летних трав. Лианна втягивает его носом, даже не щуря темные глаза. Настоящая медведица.


— Леди Мормонт. Чем обязаны?

— Бриенна Тарт, — глаза Лианны вспыхивают угольями, она величаво присаживается на край мехового одеяла, — сир Джейме, сир… а, это Подрик.


Подрик только всхрапывает в своем углу.


— Я желала пригласить вас на небольшую прогулку, если изволите, — голос Лианны лишен всех интонаций куртуазности, и вежливые обращения кажутся почти издевательством, — мне нужно посетить богорощу. Мои люди вернулись с Дозора и отдыхают, а дело не терпит.

— Я буду рада сопроводить вас, миледи.


Лианна покидает их, не прощаясь, когда Джейме подскакивает на своей половине.

— Женщина, ты с ума сошла? Какая богороща? — почти стонет он, указывая наружу, — там мороз, Ходоки, Зима!

— Может быть, ей надо… помолиться? — пробормотала она, чувствуя себя непроходимой тупицей.

— Так кто мешает молиться, сидя здесь, перед огнем! Долбанные северяне, — Джейме, ворча и хмурясь, начинает одеваться, кряхтя и вздыхая с нарочитым выражением крайней усталости.

— Куда ты собрался? — хмуро спрашивает она. Он лишь косится коротко.

— С тобой, конечно.


И если почти всю дорогу до богорощи — не более полумили, но для Зимы это могут быть фатальные полмили, тем более, по колено в снегу, — Джейме ворчит и ругается, то, когда они достигают богорощи, он замолкает. Лианна от них в десятке шагов, и только теперь Бриенна замечает на ней длинный плащ, дорогое, хотя и не излишне украшенное платье. От Джейме можно ждать язвительных комментариев, но он молчит.


Глазеть на молящихся Бриенне всегда бывало неловко и в септе, а преклоняющихся перед чардревами северян она стеснялась особенно. Это особое чувство никогда не посещало ее перед Семерыми. Оно подступает снизу, из самой земли, врастает в нее. От него кипит кровь. Присутствие чего-то сверхъестественного и необъяснимого заставляет трепетать.


Это сродни той дрожи, которая охватывает ее при прикосновении Джейме в ночи.

Как сегодня, когда он медленно проводит пальцами по ее руке от плеча до кисти, задерживая пальцы на ее запястье. Его дыхание едва уловимо в темноте, и это происходит ночью, когда он точно знает, что она должна спать. Это не попытка разбудить. Это не поиск тепла, не случайность, это не — это не что-то, что необходимо. Это что-то, чего он хочет.


«Если бы он хотел тебя, ему достаточно было бы дотронуться между ног тебе, и ты бы стонала под ним, — шепчет густой темный воздух вокруг, факелы отбрасывают странные играющие блики на чардрево; вырезанное лицо на его стволе словно насмехается, — только ли этого ты хочешь? Или есть что-то большее?».


Плечи ее и Джейме соприкасаются, она чувствует, как он вздрагивает. Ей приходится крепко вцепиться в его руку, и он сплетает их пальцы крепко.

— Ты тоже это чувствуешь, — констатирует Джейме, облизывая пересохшие губы.

— Что это?

— Не знаю, — шепот едва слышен, хотя ночь беззвучна, ни единого звука, кроме далеких песен от их лагеря, — северяне и их долбанные кустарниковые божки.


Она распахивает глаза, намереваясь потребовать никогда не богохульствовать в священных местах, когда Джейме поворачивается к ней лицом.

— Поклянись. Только ты это можешь сделать.

— Что, Джейме? — она напугана отчаянием в его глазах.

— Если я потеряю себя от страха… неважно, будет это смерть, боль, или что бы это ни было, — она слышит непроизнесенное имя «Серсея» в его речи, — если это случится, и ты будешь рядом…


Тревожное его лицо похоже на то, с каким он рассказывал ей о смерти Безумного Короля, о безумии Серсеи, о снах, в которых Брандон Старк разговаривает с ним.


— Я буду рядом, — Бриенна сжала его руку, уверенно кивнула. Джейме покачал головой, сделал глубокий вдох.

— Поклянись, что я буду смотреть в твои глаза до тех пор, пока не стану собой снова.

— Клянусь. А ты для меня это сделаешь? — неловкая попытка сделать вес его слов не таким давящим. Джейме ответно пожимает ее руку.

— Клянусь.


Ухмылка играет на лице Лианны Мормонт, когда она обходит их, не задевая и краем платья и плаща, закончив свою молитву, когда ее стражи держатся за руки, глядя друг другу в глаза. Этой ночью, когда Джейме прижимается щекой к ее руке, вздыхая о чем-то своем, она больше не притворяется спящей, но находит его руку своей и сплетает их пальцы, прижимает к груди и сосредотачивается, надеясь передать ему столько своего тепла, сколько необходимо.


Каждый следующий шаг навстречу сделать проще, хотя и страшнее, между каждыми двумя последующими все меньше времени проходит, и чем ближе они становятся, тем сильнее притяжение. Тем естественнее сделать еще шаг. Подойти еще ближе. Взяться за руки. Повернуться друг к другу. Спрятать лицо на его груди. Проснуться так и не убежать. Обнять его, когда он кусает губы, мучаясь собственными мыслями. Прекратить притворяться, вдыхая запах его волос.


И улыбаться, подставляясь его прикосновениям, зная, что это, что бы ни было, как бы ни называлось, происходит с обоими одновременно.

*

Бронн Черноводный давно разучился мечтать. Так же редко, как мечтал, он видел сны. И точно ни разу не сталкивался с призраками, говорящей водой, зеркалами и прочими байками-страшилками, о которых так любили поговорить после стаканчика-другого в придорожных харчевнях. Бронн был на редкость здравомыслящим реалистом.


Но в знаменитый день Внезапной Битвы за Винтерфелл сир Черноводный видел нечто, что позже не мог назвать иначе как видением.


Он скорчился верхом на лошади, держась за Вдовий Плач, а не за луку седла, не за поводья или гриву даже, с трудом соображая, что должен делать, и что делал минуту назад. Помнил только долбанного Джейме Ланнистера, которого оставил с врагами, но сколько их было, и сколько было Джейме — не помнил.


Внезапно ветер бросил запах снега и ландышей ему в лицо, и он взмыл над собой — над лошадью, над своим истерзанным, окровавленным телом, над Винтерфеллом, высоко и легко, так, что перехватило дыхание, но мысли вдруг приобрели утраченную четкость и ясность.


«Как же охеренно красиво!», подумал Бронн, глядя вниз на армии, вмятые друг в друга, как разноцветные бумазейные кульки торговок семечками на рынке. Тяжелая еловая зелень леса, кое-где разорванная пятнами цветущих лесных полян, оставалась далеко внизу, скрываясь под облаками. Он поднял глаза — и далеко перед собой увидел Стену.


— Нет, блядь, туда нам никогда не надо, — взмолился он, — только не туда.


И, конечно, его протащило высоко над Стеной, словно на веревочке ребенок пускал в небо бумажного дракона. Он смотрел на Стену — совсем не такую страшную в окружении зелени, серых камней, покрытых пестрыми разводами лишайников и мха, на стадо мамонтов, бивнями боронящих торфяное болото, в котором они тонули Зимой, на красные заплатки богорощ…


…В одну из них он и упал с высоты. Распахнув глаза, он вытянул руки перед собой, проверяя, что происходит.


— Это не сон, — руки дрожали, покрытые знакомыми шрамами и трещинками, мозолями и царапинами, — гребанное пекло, куда меня унесло-то? Это я помер, что ли?

— Такого я не припомню, — раздался голос с ноткой веселья. Бронн вздрогнул, глядя перед собой.


Темноглазый, худощавый юноша стоял в нескольких шагах перед ним, опершись о ствол чардрева. У его ног разлегся лютоволк, и Бронн прищурился.


— Ты Старк, — признал он, — Брандон Старк?

— Да, это я, — продолжая веселиться, хотя и стараясь не слишком демонстрировать это, ответил юноша, — но тебя здесь быть не должно. Я ждал Джейме Ланнистера.

— Долбанный Ланнистер, — пробормотал Бронн, вытягивая ноги перед собой и встряхиваясь, — даже умереть умеет заставить других.

— Это в его привычке. Типично, — развел руками Бран и рассмеялся, белозубо улыбаясь, — и надо сказать, это не первый раз, когда я жду его, но встречаю кого-нибудь еще.

— То есть, назад мне уже никак? — стараясь выглядеть незаинтересованным, спросил Бронн, тяжело поднимаясь. Бран вскинул темные густые брови. Лицо у него было живым и подвижным. Совсем не таков он был в жизни, насколько мог помнить Бронн — правда, он видел молодого искалеченного Старка лишь однажды и то издали.


— Никто не уходит отсюда просто так, — пояснил он, — потому мне нужен Джейме Ланнистер. Ему есть в чем раскаяться.

— Послушай, милорд, он вообще-то кается, — осторожно вступился за приятеля Бронн, — тут сказать нечего. Исправляется, знаешь ли.

— Не в том, в чем следовало бы, — спокойно ответствовал юноша, — но это его дело. Ну, а что привело тебя сюда, сир Черноводный? Не стесняйся.


Бронн оглянулся, пряча лицо от провидца. Может быть, он и так все знает, но кое в чем ему следовало признаться самому себе.


«Мирцелла, — тяжесть в груди никуда не проходила, сколько бы он себя ни уверял, что это просто глупо, — ну не мальчик же я в самом деле. Ее нет больше, она умерла. Хватит уже вспоминать. Поцелуй в щеку не стоит того». Бран кивнул, глядя перед собой.


— Как говорят, не болит сердце у тех, кто его не использует, чтобы любить.

— Какая там любовь, парень! — махнул Бронн, вздыхая и опуская голову, — мне… мне жалко. Мне так жалко. Она в жизни ничего и повидать не успела. Я бы… — и он снова отмахнулся.

— Ох уж эти настоящие рыцари, — услышал он словно издалека понимающий голос Брана Старка.


Корни чардрев, как одичалая модница в меха, были укутаны в зеленый мох, и между некоторыми скапливалась вода. В такой лужице Бронн увидел свое отражение, и тут же оно зарябило. И еще раз. «Дождь, что ли?» — но это был не дождь, это были слезы.

Он не плакал с семи лет. Эти три упавшие слезы вызвали оторопь, заставили открыть рот, хватая воздух губами, потеряться… вдали громыхали грозовые тучи, клубились черными башнями облака над Стеной и далеко на Севере, ветер нес красные листья деревьев по просторам бескрайних равнин и перелесков, полных суровой прелести и красоты.


А когда водная гладь успокоилась, вместе со своим отражением он увидел там другое лицо.


— Это ты! — он опустился на колено, чтобы заглянуть в лицо девушке, не медля, отбрасывая все сомнения. Это была она. В прекрасном серебристом платье, распустившая волосы и дразнящая его зеленым взглядом. Бронн подхватил ее, протянувшую к нему руки, закружил.


— Мой рыцарь.

— Чего ты хочешь? — это был не сон, это было в сто тысяч раз лучше, чем сон, и уж точно лучше, чем жизнь.

— Делать тебя счастливым, — Мирцелла обвила его шею руками, нежно улыбаясь своей чуть асимметричной улыбкой.


Ощущения вплавлялись в кровь, растворялись в воздухе, которым он дышал, когда вокруг теплый ветер кружил опавшую хвою, нес запахи близкой грозы, падали красные листья, выстилая им ложе.


Бронн знал множество женщин, но это было что-то другое, что-то значительно большее. Что-то волшебное, рождающееся в сердце, а не теле. Целая бесконечность асимметричных улыбок, зеленых глаз и золотых волос, которые он мог бы собирать в самые затейливые прически. Танцы под опадающими листьями, песни, стихи, долгие прогулки…


Ее ладони скользнули по его лицу, потом ее маленький аккуратный ротик прихватил невинным поцелуем его верхнюю губу, и Бронн воспарил вверх, взлетел обратно, снова высоко, глядя вниз, на нее, машущую ему рукой не с дорнийского берега, а с Севера за Стеной.


Светлая печаль сменила тупое отчаяние, рвущее грудь; но когда он открыл глаза, под ним снова был Винтерфелл, и Бронн сделал маленькое «оуч», когда понял, что сейчас произойдет.


Он видел себя, распростертого на земле, и какую-то фигурку над своим бездыханным телом. Падение с высоты оказалось почти таким же болезненным, как вернувшаяся боль от ранения. На своем лице он почувствовал нечто липкое и мокрое.


«Уж точно не поцелуи невинной девы. Блядские Старки! Это ж хрЕнова зверюга!», он попытался отмахнуться, кое-как открыл глаза.


— Блядские Старки, — хотел поздороваться он с Арьей, но издал лишь неясное мычание.

— Держитесь, сир, — девочка сжала на мгновение его руку своей, — Нимерия, ищи врага! Сторожи!


«Джейме, — холодный пот и испарина боли прошибли Бронна, вынужденного опять терпеть, — он же где-то там. Долбанный Ланнистер! Только свяжись — и не то примерещится!».


А когда в следующий раз он открыл глаза, над ним была не золотоволосая сказочная принцесса, а лохматая Арья Старк, огрызающаяся через плечо и дико кого-то проклинающая; пахла она не медом и шелками, а сталью и мокрой псиной.


«Чего ты хочешь?», спрашивал Бронн свое волшебное видение.

— Чтоб ты не сдох, сир, — серьезно хмурилась в ответ бесконечно далекая от волшебства Арья Старк.

И он, как настоящий рыцарь, вынужден был подчиниться просьбе дамы.

*

В первую секунду, увидев отца, Бриенна даже не поверила тому, что это он. Она так давно не видела его, так давно забыла родной Тарт, боясь прикасаться к тем воспоминаниям, что были ей дороги. И вот он стоял, ее отец, единственный человек, в любви которого она никогда не сомневалась.


— Бриенна. Доченька! — лорд Селвин протянул к ней руки, и она ринулась к нему, упала в его объятия.

— Папа. Папа, наконец-то, — она никогда не боялась быть маленькой девочкой рядом с ним. После стольких лет это все еще так просто. Он крепок, как и прежде, он по-прежнему такой большой и сильный, он пахнет все так же, морским берегом, розовыми водорослями, своей любимой лодкой, янтарем, выброшенным на песок…


Но его лицо рассказывает, что годы не прошли бесследно. Морщины, пятнышки от долгого пребывания на солнце, поблекшие, выцветшие губы, глаза, заметная рядом с картинкой из памяти осторожность в движениях — видеть это больно. Второй взгляд дает Бриенне понять, что на самом деле прошла целая жизнь.


Все, что ей казалось, она будет говорить, что он будет делать, оказалось неважно. Отец смотрит на ее шрамы на лице, гладит ее щеки, глаза, рассматривает ее руки, поднося их к губам, ерошит волосы, улыбаясь, как всегда, показывая зубы.


Бриенна спрашивала у септы, почему ему так делать можно, а ей нет. Он хохотал заливисто, когда она рассказала ему об ответе. «Улыбаться никогда не бывает неприлично. Тот, кто не любит твою улыбку, не достоин ее». Если бы только он бывал почаще рядом…


— Страшно было? — тихо спросил отец, касаясь ее изуродованной щеки. Она кивает, — отомстила?

Она снова кивает.

— А это?

— Медведь. Сир Джейме… он тогда…спас. И отомстил, — дыхание прерывается, когда она представляет, сколько всего ей нужно ему рассказать. Но Селвин уже разжал руки, отпуская ее, отодвинул дочь в сторону, чтобы посмотреть на Ланнистера. Серая буря в его взгляде заставила Тартскую Деву опустить голову.


Как будто отец мог прочитать в ее памяти всё. Ее и Джейме. Все: их Зиму, их ночь в пещере, их Хайгарден, ее ложь, ее обман, его прикосновения, губы, поцелуи, язык на ее теле, жаркий шепот, нагота, щекотка волос на его груди, стоны…


— Так.

Она неосознанно попыталась выполнить маленький блок, когда он схватил ее цепко за руку и поволок за собой. Но Селвин Тарт был крепче скал своего острова. Хватка его разжалась, она споткнулась, припадая на колено, и подняла глаза, чтобы увидеть, как кулак ее отца врезается Джейме в скулу.


— Отец, не надо!

— Ланнистерская сволочь, — Бриенна могла видеть, что Джейме сознательно пропустил второй удар, принимая его как заслуженный, хоть и издал легкий звучащий выдох боли, — клялся, глядя мне в лицо!


Он занес кулак для третьего удара, затем опустил его, отступая назад, как и всегда, медленно моргая и успокаиваясь.


— Кейн. Сейлбаг. Взять его и за мной.


Бриенну за руку он сгреб с земли. Она едва успевала переставлять ноги, поспевая за ним. Возле конюшен оруженосцы отца уже расседлали его жеребца. Бриенна даже знала, от какой кобылы он наверняка родился; она узнавала масть и приметы. И даже ее страх перед отцом остался все тем же. Все люди Тартов бросали свои дела, когда появлялся их лорд. Они кланялись почтительно, даже когда лорд просто проходил мимо.


Отец отпустил ее, сделал несколько шагов вперед, расстегнул и скинул свой короткий верхний плащ, какие носили на Тарте, размял плечи и обернулся. Джейме смотрел в ответ, опустив подбородок.


— Ты клялся, что не касался ее. Ты знал, что она должна выйти замуж, — отчетливо произнес Селвин Тарт, завязывая свои серебристые густые волосы, ниспадающие на плечи, в короткий хвост, — я отказал тебе в этом недостаточно ясно, и ты решил так добиться своего? Или уже тогда ты смеялся надо мной?


Бриенна открыла рот, поймала виноватый взгляд Джейме.

— Прости, — сложились его губы беззвучно.


«Он просил у отца моей руки?». Это не укладывалось ни в какие рамки.

— А значит, по законам Тарта ты — растлитель и насильник. Последнего я казнил двенадцать лет назад. Надеюсь, навык не растерял.

— Отец, он никогда…

— В Молчаливые Сестры, Бриенна. Или под замок. На всю жизнь. Держи-ка его крепче, Кейн. Не встречал никого, кто стоял бы смирно…


Бриенна рванулась вперед и встала между Джейме и отцом. Она отступала назад, пока Селвин не остановился.


— Отец, прошу, выслушай. Я клянусь, сир Джейме — лорд-командующий — он никогда не делал ничего непочтительного, он всегда уважал меня, — словно ей снова было тринадцать, Бриенна оправдывалась, запинаясь и оговариваясь, — я знаю, я виновата, я неправа, отец, я прошу…


Что она знала о своем отце точно — так это то, что он остывает мгновенно, как только она заплачет. Но слез из себя не могла выжать, как ни старалась. Так что пришлось притворяться: она закрыла лицо руками. Лорд Селвин помедлил.


— Что здесь происходит? Милорд! — Аддам Марбранд с мечом Джейме в руках не размышлял прежде, чем броситься к лорду Тарту.


Меньше чем за минуту двор был наполнен Ланнистерами. Послышались крепкие словечки и брань. Джейме отпустили, но Бриенна не могла подойти к нему, чтобы посмотреть на наливающиеся синяки на его лице. Он все еще отводил глаза.


— …давайте просто успокоимся. Давайте всех выслушаем…

— …по всему континенту, зовут «Шлюхой», что ты скажешь, когда я отрежу ему его грязный…

-…его величество, кто-нибудь, это не смешно. Эй, как там тебя! Быстро ищи короля Сноу, то есть, я хотел сказать, Старка.


Бриенна не с первого раза, но ухватилась за руку отца, заглядывая ему в лицо. Сир Аддам как раз увещевал его, рассудительно и со всем почтением, которое способен был проявить в подобной ситуации. Лорд Тарт успевал замахиваться на Джейме в это же время, не сдаваясь под напором. С его ростом и статью ему не составляло труда даже в его преклонном возрасте с легкостью раскидать двоих-троих средних воинов


— …конечно, все рады, да от радости, да я его тоже поцелую, я думал, конец Льву…

— …один шатер, одна постель, одежда и то…

— …а где ей было спать? На улице? Чтобы ее украли? Чтобы замерзнуть? Наша леди…

— Ваша?!


Бриенна ничего не могла сделать, лишь наблюдать, как Джейме уворачивается от ударов ее отца, не нанося в ответ ни одного, даже ложного. Рука лорда Селвина потянулась к мечу, когда раздался рык Тормунда:


— Клинки прочь! Его величество, король Джон Старк!

*

Тирион Ланнистер трижды поднимал руку, чтобы открыть последний замок на двери, за которой его ждали драконы. Трижды он не решался. Дейенерис никогда не оставляла их без своего общества надолго, и они могли соскучиться по человеческому обществу.

А могли и одичать. И обозлиться.


Мейстер Тарли сказал, что, если верить Эйемону Таргариену, окончившему свои дни в Черном Замке, драконы не имеют пола до первого сезона размножения. Тирион надеялся, что также они при его приближении не начнут облизываться и мечтать о нескромных утехах с его участием. В полумраке подземелья Тирион слышал тяжелое дыхание.


Он замер. Мейстер Тарли сказал, что лучше всего бросить склянку туда, где драконы ее раздавят, но насчет вероятности этого события у Тириона были сомнения. Вариант, предложенный Сэмом как альтернатива, требовал найти у дракона холку и вылить на эту самую холку пузырек. Тирион подумал еще в минуту, когда это услышал, что его собственное лицо можно предлагать в качестве примера крайнего замешательства.


Наконец, навстречу ему двинулся Дрогон. Тирион закрыл глаза, постарался успокоиться. Дрогон был его старым приятелем, относился к нему с небольшим подозрением, но в целом одобрял. Рейегаль был другим. Слишком страстным, быть может. Он просто не мог оставаться в одном и том же эмоциональном состоянии дольше часа.


«Как мне понять, что зелье подействовало? И что делать, если нет?» — эти вопросы, мучавшие Беса на протяжении полутора недель, должны были решиться сегодня. Сейчас же. Он улыбнулся Дрогону, слегка поклонился — тот потряс головой в ответ.


— Здравствуйте, друзья, — Тирион протянул руки ладонями вверх, — сейчас вам принесут полдник. Но сначала у нас есть кое-какое дело.


«Знать бы, кто в итоге из вас станет мальчиком, а кто девочкой».

Дрогон сопел, ожидая ласки или игры. Тирион никогда не участвовал в забавах Дейенерис с ее детьми, как, впрочем, и большинство ее подданных, за исключением бездельничающих королевскихгвардейцев, разжалованных, но оставленных при дворе после того, как подозрительных казнили. Дрогон сжег одного, Рейегаль откусил ногу другому. Желающих развлекать любимцев королевы поубавилось.


Младший Лев решился. Он обошел драконов, снял ошейники. Дрогон подставил шею сам, Рейегаль слегка покапризничал. Оба дракона уставились на него в любопытном ожидании. Маленький человек приносил им угощение и любил поговорить с ними, а в последнее время он один был их собеседником.


«Долго ли будет действовать чудо-средство? Я успею убежать? А если нет?». Сжав флакон в руках, он зажмурился на миг, призывая всю крепость духа, которая в нем когда-либо водилась. Понадеявшись на интуицию, он последний раз осмотрел драконов.


По всем признакам, которые были известны Тириону, самцом в паре должен был стать Дрогон. Уверенный в себе, самодостаточный, строгий, всегда точный в исполнении приказов, черный дракон был лаконичен в своих движениях, и, к тому же, крупнее.

Но уже ненамного. Рейегаль был меньше с самого начала, хотя и подрос в последние полгода, и лишь чуть уступал собрату в размере. Его нефритового оттенка с матовыми отливами прозрачного изумруда чешуя занимала каждое утро его внимание на пару-тройку часов. Рейегаль был капризнее, придирчиво выбирал куски из каждого блюда, когда был сыт, любил принимать картинные изысканные позы и славился особо переменчивым настроением.


«Будь что будет, помогите мне, все Старые и Новые, и Утопшие, и Сгоревшие — и так далее, далее. Будем надеяться, мейстер Тарли не такой идиот, каким порой кажется, и они не взбесятся от снадобья». Тирион дрожащей рукой поднял факел, махнул вправо, влево — это был сигнал к угощению — и замирая, дождался появления двух драконьих морд перед собой. Отступив, Ланнистер подвинул ближе к краю площадки два бараньих окорока. Дрогон не брезговал сырым мясом и любил поджарить его сам. Рейегаль наморщил нос, демонстрируя недовольство поданным блюдом. Пока драконы оценивали деликатесы, Тирион последний раз сглотнул комок в горле, и ножом срубил верхушку запаянного флакона. Точно по половине флакона он плеснул каждому из драконов между задних рогов.


Он и сам от себя не ожидал, что это вовсе не займет времени. Бросив флакон на пол, он медленно, не поворачиваясь к ящерам спиной, зашагал вверх по лестнице.


— Будьте здоровы, дружочки, — пролепетал он, чувствуя слабость в ногах, — наслаждайтесь…


Он почти побежал в конце, надеясь, что не захлопнул дверь слишком сильно, но его ждала наверху не массивные цельнолитые шлюзы с воротом — а освещенный прямоугольник, в котором застыла белоснежная фигурка Дейенерис.


«Может, не так плохо было бы и остаться со сладкой парочкой внизу», подумал он, встретив немигающий взор своей королевы.


— Ваше величество, — он поклонился, — счастлив, что вы вернулись.

— Ты сам их кормишь? — она наклонила голову, сделала несколько шагов вниз по ступеням, — а слуги?

— Я подумал, им может быть одиноко без вас.


Испарина на его лбу выдавала его, да и актерские способности у Беса были не на высоте. Но Дейенерис не посмотрела на него. Она стояла, прищурившись, изогнув одну бровь, ноздри ее раздувались. Тирион свел брови, когда осознание волна за волной начало накатывать на него. Медленно, как будто в священном танце, Дейенерис повернулась спиной к своим драконам — насколько мог видеть Тирион, они преспокойно обедали, тихо ворча.


Или ворчали не они. Нет. Утробный звук, похожий на рокот дальнего прибоя, издавала сама Мать Драконов. Тирион еще раз сглотнул.


Губы ее разомкнулись. По кайме пробежал ее острый язычок.

Тирион сделал еще шаг назад.


Помутневшие, затянутые аметистовым туманом глаза с встающими вертикально зрачками обежали его с ног до головы.


— Десница, — низкий звук не из этого мира доносился, казалось, отовсюду, проникал в его плоть и кровь, приковал к месту, парализовал.


Он отступал назад, не в силах не смотреть в драконьи глаза, шаг, еще шаг, дверь хлопает, вокруг снова свет. Впервые в жизни Тирион жалел о том, что является карликом, не потому, что к нему относились предвзято или оскорбляли. Его короткие ноги не могли унести его достаточно далеко и быстро от королевы драконьей крови.


Его неосуществленная мечта стояла перед ним. Готовая осуществиться. «Сэмвелл Тарли, если я переживу это, ты покойник».


— Тирион Ланнистер, — низко пропела Дейенерис.

Края ее ноздрей раздулись. В глазах заблестел огонь. Они никогда не бывали теплыми. Либо горели, либо обжигали льдом. Он моргнул. Она медленно набрала воздуха в грудь, словно для того, чтобы выдохнуть пламя. Он моргнул еще несколько раз, отступая, глядя в лицо своему проклятию, своей смерти, пока уже некуда было отступать. Извиваясь, как змея, сбрасывающая старую кожу, Дейенерис стянула с себя одежду — все детали, лиф, штаны, все те крючки, которые всегда удручали любого мужчину, расстегнулись сами собой или просто предпочли испариться.


— О, миледи, это, конечно… — он сглотнул, облизывая губы и прикусывая язык, — это все так неожиданно, я, право, я не знаю, что сказать, возможно, вы…


Она опустилась напротив, обнаженная, несфокусированный взгляд неестественно округленных глаз скользнул по его одежде, ее маленькие руки быстро пробежались по застежкам, пуговицам и шнуркам, и в какую-то минуту Тирион ощутил, что то, что ему предстоит пережить, ни один мужчина в мире никогда не испытывал и вряд ли испытает впредь.


«И не все из того, что меня ждет, будет приятным. Боги, смилуйтесь, кажется, ничто не будет. Мне срочно нужно засесть за мемуары. Так и сделаю».


Если увенчаются успехом все замыслы, и если он переживет этот день. Или сутки. Или — сколько Тарли говорил, длится сезон размножения у драконов?..


========== Под одними знаменами ==========


Санса последний раз бросила пристальный взгляд в зеркало и расправила плечи. Клиган непослушными пальцами терзал свой камзол. Крохотные пуговички не поддавались. Леди Старк смилостивилась.


— Оставьте, Сандор, — она подошла ближе, расправила воротник у него на груди, — мы не в Гавани. А она не королева.


«Хотя может ею стать, — усмехнулась Санса про себя, — когда мы уберем с ее пути Дейенерис».


В Винтерфелл прибывала Лианна Мормонт. Джон приветствовал ее в воротах. Сестры Старк обе приветствовали гостью. Арья слева, Санса справа, обе чуть позади, две противоположности: Арья подчеркнуто небрежно одетая и снова укоротившая волосы, в мужской одежде, и Санса, в лучшем платье, с меховой отделкой, выгодно подчеркивающем достоинства фигуры.


— Чувствую себя идиотом, — рычал с утра Клиган, хмурясь, — ненавижу эти, сука, бархатные подштанники с бахромой.

— Сандор.

— А что? Только всякие типчики вроде Тирелла, который твой Лорас Цветочный, такие носят. Ни присесть, ни пройтись. Врезаются в жопу.

— Сандор! Во-первых, это не бархат, — Санса хлопнула его по руке, которой он пытался, кривясь, расправить бриджи у себя между ног, почесываясь заодно, — а во-вторых, будь так любезен, следи за языком. Леди Мормонт, конечно, была с вами за Стеной, но нужно относиться к ней с уважением. И мне тоже будет приятно слышать от тебя что-нибудь… изысканное. Приятные слова, Сандор.


Он засопел. Леди Старк-старшая, на самом деле, никогда не ждала от Пса комплиментов. Но иногда получала их, тем не менее.


— Пташка.

— Да?

— У тебя классная жопа.


Она прикрыла глаза, отвернулась, давя улыбку. Спиной чувствуя взгляд Сандора. Ну и не только спиной.


Джон сделал два шага вперед, когда на тропе показались всадники с Лианной Мормонт во главе. Санса улыбнулась гостье от души, когда она спешилась, игнорируя руку Джона, но награждая его темным нечитаемым взглядом.


Лианна нравилась Сансе. Прямотой, задумчивым глубоким взором, спокойным чувством собственного достоинства и острым умом. И Санса очень надеялась, что Джон зайдет дальше восхищения и вежливых комплиментов.


— Миледи, вы долгожданный гость, — приветствовал Джон Лианну, когда они вступали в Винтерфелл, — вижу, вы привели еще людей.

— Это Зимние Братья. Они пришли сами, — ответила девушка, — я слышала о прошедшей битве немало небылиц. Неужели дотракийцы действительно разгромили Цареубийцу?

— К счастью, нет, — натянуто ответил Джон, — я надеюсь на вашу помощь в деле установления мира. У нас пополнение из Штормовых Земель.

— Кто ведет их? Я не припомню живых Баратеонов.

— Джендри — бастард, получивший имя, миледи.


Лианна усмехнулась уголком рта, обратила взор к Сансе. Та чуть присела, прикрыв глаза на мгновение. Маленькая Медведица не сказала ничего, но улыбнулась в ответ. Арью она практически проигнорировала. Младшая волчица смотрела на гостью, не отводя мутного серого взгляда. Дружелюбием он не отличался.


Джон предложил леди Мормонт отдохнуть с дороги, но она решительно отвергла такую «бессмысленную трату времени». Через час, не больше, главы домов, предводители армий и их доверенные лица собрались в приемной зале Винтерфелла. Одичалые также занимали свои места вдоль стен, кроме Тормунда, что считал себя кем-то вроде телохранителя Джона и курсировал вдоль стола всякий раз во время переговоров, бесцеремонно разглядывая всех, кого посчитал подозрительным.


Осознанно или нет, но Джон копировал стиль Черного Замка. Санса множество раз упрекала его в излишнем, на ее взгляд, аскетизме. Лианна же, оглядевшись, одобрительно посмотрела на Джона.


— Разительные перемены к лучшему, ваше величество.

— Вы находите? — Джон был окрылен. Санса спрятала улыбку. Насколько она помнила обстановку в знаменитой Берлоге Мормонтов, Винтерфелл при Джоне чем-то напоминал ее. Призрак обнюхал Лианну, приветственно вильнув пышным хвостом. Последние недели он много времени проводил в лесах, но на время военных действий Джон не выпускал своего друга.


У Джона не было ничего, отдаленно напоминающего трон, он предпочитал место во главе длинного стола. Лианна уверенно заняла кресло слева от него. Призрак немедленно оказался рядом с ней под столом. Насколько Санса могла расслышать со своего места — справа от брата, Джон тихо сказал леди Мормонт, чтобы она прекратила «закармливать негодяя и поощрять вымогательство, как вы всегда это делаете».


Арья, надувшись, уселась рядом с Сансой. Старшая только вздохнула. Пока собравшиеся занимали свои места, леди Старк-старшая не удержалась, чтобы не толкнуть сестру локтем:

— Возможно, тебе стоит начать подыскивать себе мужа, дорогая Арья. Мне помочь в поисках?

— Себе помоги, — огрызнулась Старк-младшая, — не всякий захочет терпеть в своей постели третьим твоего очаровательного питомца, — она бросила уничижительный взгляд на Сандора Клигана за спиной сестры, что скривился в ответ.

— О, я нашла нескольких, кто согласится видеть там хоть Короля Ночи со всей его армией. Но с тобой даже вторым не всякий рискнет оказаться, если ты понимаешь, о чем я, — Санса сделала знак разносить напитки и закуски.


Если бы Арья была умнее и покладистее, думала Санса много раз, они бы могли всё. Они бы давным-давно заставили Джона забыть драконью королеву, а возможно, и выступили бы против нее на ее территории. Вместо этого они обороняли от нее собственный дом. «Пока я и Тирион планировали заговор, она решила пойти и взять Север себе, — Санса отметила, что недооценила противницу, что должно было стать уроком на будущее, — Север, который ей не нужен, как и сам Джон, который ей неинтересен».


Санса внимательно изучала лица сидящих за столом переговорщиков. Вассалы Старков ее интересовали мало. Она знала, что проблем стоит ждать от Карстарков и Мандерли. Карстарков угомонить просто: на то есть одичалые, породнившиеся с этим домом.

Штормовые Земли — разношерстная компания. Большинство слишком отчаялись, раз решились объединиться под знаменем недавнего бастарда Джендри. Санса кисло усмехнулась. Арья слишком поглощена Джоном и всем его трагически-героическим обаянием, чтобы заметить, как новоявленный Баратеон смотрит на нее.


«Штормовые Земли разорены больше всех других. Если Дейенерис продолжит в том же духе, она их истребит по одному, — анализирует Санса, — у них так или иначе нет выбора». Но, к сожалению, была еще одна сторона — не считая Вольного Народа.


Ланнистеры. Слишком гордые, чтобы склониться. Слишком импульсивные, чтобы сначала рассуждать, а затем действовать. И, если судить по их предводителю, который бросал мрачные взгляды на противоположную сторону стола, щеголяя свежими кровоподтеками на лице (по два на каждой скуле, не считая разбитой губы и запекшейся крови под носом), последний раз порыв не обошелся без последствий.


Лорд Селвин Тарт в сопровождении своей дочери и четверых своих рыцарей присоединился к ним последним. Санса, ежедневно наблюдающая Сандора со всех возможных ракурсов, могла с уверенностью сказать, что лорд Тарт на дюйм или два выше. Бриенна заняла место слева от отца и ни разу не подняла глаз от поверхности стола, бледная и печальная. Надо признать, печаль придавала ей своеобразную прелесть.

Джон откашлялся, приподнялся, приветствуя всех.


— Милорды. Миледи. Прошу вас, давайте сэкономим наше время и перейдем к сути дела, не отвлекаясь на предисловия. Я в них не особо хорош. Честно признать, я и не самый талантливый политик — если судить по тому, что моя жена осаждает нас в эту самую минуту.


Улыбки и смешки все еще оставались слегка вымученными.


— Тем не менее, у меня есть идея, и я прошу вашего совета, — повысил голос Джон, — я считаю, что нам следует собрать все войска в одно, разделить его на авангард и прикрытие. Прикрытие будет нашим же резервом и щитом. Дотракийцы маневренная, но неорганизованная сила. Но их в десять раз больше. Нам нужен резерв в непосредственной близости от авангарда, мы не можем позволить себе дожидаться союзнических армий, это слишком долго и опасно.

— Вольный Народ может также быть в резерве, — кивнул Тормунд.

— Восемнадцати тысяч не хватит, чтобы осадить Гавань, — Морриген, вассал Баратеонов, поднял руки, — даже если мы не учитываем Мартеллов. Безупречные хуже дотракийцев. Я считаю, нужно использовать повстанческую методику. Изматывать их. Выжидать.


— Я не повторяю ошибок, — лицо Джона внезапно приобрело каменное выражение, — три года выжидания с Королем Ночи хорошо показали, к чему это приводит. Но я также и не планировал осаждать Королевскую Гавань. Я хочу разбить войска Дейенерис Таргариен в Риверране, или, если не удастся, на Перешейке. Я надеялся, что лорд Ланнистер лично возглавит авангард для первой прямой атаки, а я разделю с ним вторую. Лорд Ланнистер?

— Конечно. Польщен честью, — пробормотал Джейме, постукивая пальцем по столу.


— Вы, возможно, желаете высказаться? — обратился Джон к Джендри Баратеону, тот прочистил горло, поднял глаза от своих рук, что держал на столе сцепленными в замок, словно пряча мозоли и обломанные ногти, — прикрытие возглавит кто-то с вашей стороны. Из Штормовых Земель. Полагаю, это будет сочтено справедливым решением.

— Я не смыслю в политике и стратегии, — Джендри словно поперхнулся именем короля, не произнеся простое «Джон», виновато улыбнулся, — ваше величество, все, что я знаю о войне — это Зимнее Братство. Вряд ли я сам мог бы руководить в таких вопросах, как переброска войск… снабжение…


— Кхм. У меня есть предложение по поводу руководства, — Джейме расправил плечи, поднимая кубок с вином, — я хотел предложить кандидатуру леди Бриенны. Она могла бы взять на себя командование всеми силами прикрытия и резерва.


Шокированные Старковские вассалы молчали, уставившись на Бриенну. Штормовые лорды словно все впали в прострацию. Ланнистеровские переглянулись, и подавляющее большинство кивнули сразу. Санса изучала ошеломленное выражение лица Тартской Девы. «Она не подозревала, — решила для себя леди Старк, — не надеялась даже. Опасно, Хромой Лев. Это будет понято превратно, даже если Бриенна действительно безукоризненно исполнительна и отдаст служению саму себя».


— Леди Бриенна присягнула дому Старков, ваше величество, — пояснил Джейме Джону, — одновременно с тем, ее прекрасно знают мои войска, а происходит она из Штормовых Земель. Она прошла весь путь Зимнего Братства. Последние три месяца занималась прикрытием и отводом резервистов за Стеной — но вы знаете лучше, ведь это ваших людей она выводила. Вы не найдете никого лучше.


И среди вассалов Старков, и среди обитателей Штормовых Земель наблюдалось некоторое волнение. Многие лорды качали головами. Санса присматривалась, стараясь не выдавать своего волнения. Конечно, не все могли легко принять идею служить под командованием женщины — не просто формальной правительницы или наследницы, но полководца. И когда такую идею выдвинул самый старорежимный дом Западных Земель, это тем более ввело их в ступор.


Лианна Мормонт подняла кубок и осушила его в один прием:

— Достойно, милорд. Справедливо.

— Поправьте меня, если я ошибаюсь, — лорд Уайлд простер руку в сторону Тартской Девы, даже поднявшись со своего места, — вы хотите отдать этой женщине половину своей армии?

— Возможно, даже две трети, — спокойно ответил Джейме, — хотя… полагаю, вас смущает мое намерение?

— Смущает?! Да это безумие.

— Вы не были в Зимнем Братстве. Иначе вы бы знали все истории о миледи, — Джейме только открыл рот, чтобы продолжать, когда Уайлд притворно зевнул.

— Да-да-да, истории, милорд. Песни о леди Тарт поют по всему Вестеросу, — гаденькое выражение мелькнуло у Уайлда на лице, — но мы говорим о настоящей армии, пекло и преисподняя! Извиняюсь, лорд Селвин.


Старый Тарт промолчал. Взгляд у него был отсутствующий.


— Мы все ценим достоинства леди, но, — Мандерли посмотрел на Джона, — ваше величество, разумно ли оставлять все наши силы Ланнистерам?

— Леди Бриенна не Ланнистер, — поднял палец Джон, и в эту же секунду над залом сгустилась тишина, продлившаяся одно лишь мгновение, которое говорило больше, чем тысячи слов.

— Это как раз легко исправить, — пожал будто бы беспечно плечами Джейме, скользнув взглядом по Бриенне и остановив взор на лорде Селвине.


Джон откинулся на спинку кресла, оставив одну руку на подлокотнике леди Мормонт. Санса скосила глаза на Арью. Младшая леди Старк кипела от возмущения.


Лорд Селвин усмехнулся, покачал головой, медленно поднимаясь и подаваясь вперед. Он едва касался кончиками пальцев поверхности стола. Джейме встал напротив.


— Вы упорный человек, сир Джейме, — лорд Тарт улыбался, но глаза его оставались холодны, как зимнее море, — мне это по душе. Но берегитесь применять свое упорство ко мне. Мне есть чем ответить.


Бриенна из-за спины своего отца делала страшные глаза и отчаянно мотала головой, делая Джейме знак немедленно заткнуться и отступить. Лорд Селвин сверкнул глазами, катая кубок между своими длинными, неожиданно тонкими и даже по-своему изящными пальцами.


— Это часть натуры, милорд, — Джейме возвел глаза к потолку, делая гримасу, — если хотите, изъян в воспитании.

— К определенному возрасту клетка, кандалы и годик-другой на хлебе и воде только и могут помочь в таком случае, — лорд Селвин не сводил глаз с Цареубийцы.

— Леди Старк-старшая пыталась, не преуспела. Но всего несколько месяцев в компании с леди Тарт — и я переродился!


Улыбка испарилась с лица лорда Тарта. Из перевернутого кубка на пол выплеснулось вино.


— Есть способ быстрее. Дыба или плаха. Или вы предпочли бы петлю?


Теперь и Джейме погас, придвинулся ближе.

— Я расскажу вам кое-что о том, что предпочел бы — это к слову о петлях, казнях и судьбоносных поединках. Леди Тарт дополнит мой рассказ подробностями…


Санса ткнула Джона в бок. Он, как и большинство присутствующих, увлекся зрелищем и несколько забылся. Эти двое были великолепны и стоили друг друга, бесспорно.


— Милорды. Ланнистер и Тарт. Мы здесь не для того, чтобы решать семейные проблемы, — жестко произнес Джон, и Джейме ослепительно оскалился в его сторону, не двигаясь с места напротив лорда Селвина и не сводя глаз с него.

— Мне казалось, именно за этим. Сейчас два континента решают вашу семейную проблему, ваше величество. Это ведь ваша жена все еще осаждает нас?


Звук тревожного рога заставил всех вскинуться. Но с башен дозорных раздалось: «Посланник от лагеря Таргариен!». Джон поднялся, что сделали и остальные.


— Через полчаса мы принимаем окончательное решение. Милорды. Ланнистер, Тарт. Остыньте. И решите ваши разногласия сейчас же, до того, как я вернусь. Леди Бриенна — вы вправе отвергнуть предложение о предводительстве или согласиться. Осуждению подвергнуты не будете в любом случае. Прошу вас, миледи, — он подал руку леди Мормонт.


Санса улыбнулась Лианне. Не осталось незамеченным для леди Старк, что Маленькая Медведица пила много вина, но это никак не отразилось на ее походке или разговоре. Разве что она стала чаще улыбаться. И смотреть на Джона чуть дольше. Сложно было удержаться от очередной колкости в адрес Арьи:

— Ты только взгляни на Призрака! Он даже у меня с руки не ест, а за леди Мормонт идет шаг в шаг. Все-таки у Лианны столько потрясающих талантов.

— Отъебись, — услышала она на грани слышимости от сестры.

*

Винтерфелл был благословлен запутанными коридорами. Множество глубоких ниш, закрытых от взоров посторонних, укромных уголков, тупиков и развилок. И все же Джейме пришлось побегать в поисках действительно уединенного места, волоча за собой упирающуюся Бриенну.


«Я влюблен, как мальчишка, меня ждет смерть впереди, яд, аракх дотракийцев, драконий огонь или меч лорда Тарта — но я не могу без нее».


— Джейме, не спорь с ним, — простонала Бриенна, когда они оторвались друг от друга: это был голодный, глубокий поцелуй, от которого кружилась голова, — зачем тебе это?


Он прижался к ее лбу губами, вдохнул запах ее волос, не в силах оторваться от нее, клянясь себе, что еще один поцелуй, еще одно объятие, и все будет кончено, но — если ее лорд-отец отдаст ее кому-то еще, то как после этого жить? Джейме Ланнистер никогда не представлял себя мужем, отцом, никогда не думал о том, как это будет — на самом деле, с настоящей женщиной, а не Серсеей — он никогда не верил в то, что у них возможно общее будущее.


Но есть жизнь с Бриенной — и это смысл и суть вещей, и есть серость существования и пытка каждой минутой без нее. А существовать, зная, что кто-то другой забрал себе его женщину? На дне седьмого пекла эта пытка наверняка считается самой жестокой.


«Я бы не только женился, я бы и убил, и обманул, и дезертировал, — отчаянно признался себе Джейме, — я бы все сделал, чтобы быть с ней. И ведь почти все сделал. Никогда не думал, что дойду до этого. Только твой упрямый, как осел, отец не сдастся так просто на мольбы Цареубийцы».


— Соглашайся. Ты создана для этого. Леди-командующая Тарт, — он склоняет голову набок, любуясь мечтательным огнем ее взгляда, — если не ты, то кто?

— Зачем тебе это? — повторяет она требовательно.

— Ты прикроешь мою спину, женщина. Ты всегда это делала. Как же я без тебя?

— Они не подчинятся…

— Когда такое было, пока я еще Ланнистер? — рыкнул Джейме, — ну кто, если не ты? Старки? Джон не обладает достаточным самообладанием и терпением, его людям я не верю, Вольный Народ не понимает в планировке поля боя. Пейн и Марбранд нужны в авангарде. Кракехоллы мертвы все.

— А если… у Баратеона…

— Женщина, не доводи. Джендри сопляк. Его лорды ссут под себя при мысли об ответственности. А ты Зимняя Сестра. Ты нужна нам. Ты мне нужна. Дуру не играйте, леди-командующая Тарт.


Семь небес и десять морей не вместят голубой кристальной чистоты ее глаз.


— Хотя, леди-командующая Ланнистер — звучит даже лучше, — вырвалось у Джейме.


Голубое сияние заполоняет мир, Бриенна заставляет его замолчать поцелуем. Мягкие губы, короткие удивленные выдохи, вкус ее одинокой слезинки, нужно всё, нужно больше, болит то, чего еще не было. Одинокий, почти умирающий от жажды, влюбленный, Лев шепчет, боясь открыть глаза, одуматься:


— Я хочу тебя. Мне не нужна другая. Я не могу думать ни о ком, кроме тебя. Если ты не будешь моей, женщина, я дышать не смогу. Я не отдам тебя никому. Никаких помолвок, никаких одичалых…

— Джейме. Что мы делаем? — Бриенна дрожит в его руках всем телом, сдается, ногтями впивается в его тунику, им мешает дышать каждый дюйм расстояния между сердцами.


«Мы желаем друг друга. И сражаемся. Живем и дышим. Любим. Кажется, мы оба. Думаю, да».

— Нечто бесконечно глупое и дивно прекрасное, — говорит он и целует ее снова.

*

«Дорогой брат! Я не знаю, найдешь ли ты время написать ко мне. Я — не нахожу. Я сегодня, как и вчера, как и все бесчисленные дни до этого, нахожусь в покоях ее величества, Бурерожденной Таргариен. Наша сиятельная государыня не спит и не ест. Все, что она делает — трахает меня с утра и до поздней ночи. Ее детишки разносят подземелье третий день. Если так пойдет, до конца недели они прорвутся на волю и тогда берегись, Вестерос».


«Дорогой брат! На наше счастье, Даарио Нахарис отказался пересекать море ради сомнительного удовольствия лицезреть справедливость по-вестеросски. Если я выживу и смогу отправить тебе заморских деликатесов…».


«Дорогая моя леди! Ненагляд…», — он дрожащей рукой зачеркнул лишнее слово, вместо него вывел аккуратное «леди Санса» и попытался придумать, как описать происходящее с ним так, чтобы деликатно избежать слов вроде «доминирование», «связывание» и «порка».


Тирион Ланнистер не выдержал. Он отбросил перо и чернильницу. Порвал в клочья все письма, встал со стула, распахнул окно и несколько долгих минут дышал глубоко и медленно.


Дрогон и Рейегаль вели себя странно. Дейенерис тоже вела себя странно. Но смысл поведения королевы Таргариен Тирион мог понять, а вот что происходило с драконами, не укладывалось в схему. Дрогон и Рейегаль дрались. Они катали друг друга по каменным полам подземелья, вырывали друг у друга еду, рычали друг на друга. При этом они спали рядом, как когда-то в детстве, но все равно в течение дня вели себя как смертные враги.

Тем не менее, Дейенерис они подчинялись. А это значило, что, даже и поссорившись слегка из-за странного снадобья мейстера Тарли, они по-прежнему несли мучительную смерть всему живому.


Что ж, пожалуй, время поставить точку в истории со свержением Дейенерис приблизилось, решил Тирион, сжимая в мокрой ладони кинжал со львом Ланнистеров. «Жить хочется, — уговаривал он себя не бояться, — но меня убьют, как только я убью ее. Но… если не я, … то вероятно, никто». Свадьба Тириона Ланнистера и Аши Грейджой была назначена — как и налет драконов на войска Джона или Винтерфелл.


Самым странным во всей этой истории для Тириона было внезапно желание посетить развалины септы Бейелора, что до сих пор так и не были ни полностью разобраны, ни восстановлены в какой-либо степени.


Там хоронили его отца.

Там он брал Сансу в жены. Боги, жизнь прошла мимо, как будто и не с ним все это было.


— Лорд Десница. Я жду вас у себя, — томно позвала Дейнерис, и Тирион оперся руками о стол.


Это ли чувствовала Санса Старк, интересно стало ему, с последним мужем, эту ли беспомощность и отчаяние? Но когда он вошел к королеве, она, в отличие от предыдущих часов, не лежала обнаженная на постели. Она отправляла финики в рот, рассматривая карту Вестероса, ведя пальцем по Королевскому Тракту от Винтерфелла до Гавани и обратно.


Ее ноготь сделал отметку там, где должен был находиться Перешеек.


— Мне нужно написать письмо Джораху, — Дейенерис улыбалась хищно, но сыто, — я буду там с драконами, и он должен быть готов к налету с юго-запада. Пусть уберет своих людей. Думаю, двух-трех недель для выбора места и подготовки ему хватит.


Она потянулась, жмуря глаза.

— Я подержу их голодными, — сказала Дейенерис, — накануне дам немного воды…

— Да, ваше величество.

— Скоро ведь ваша свадьба, милорд. Мы отпразднуем победу одновременно, — огни в ее глазах вспыхивали и гасли, и Тирион только понадеялся, что она приходит в себя, — Напишите своей леди. Пора уже собирать столы и готовить наряды. И Джону, — она расплылась в улыбке, глаза ее полыхали, — Джону напишите обязательно.


Он поклонился, едва не упав.

— Тирион. Мой друг. Я вами насытилась.


Дейенерис повернулась к нему спиной. Это было лучше, чем освобождение из рабства. Язык у Беса прилип к небу. Ланнистер-младший, покидая королевскую опочивальню, не мог остановить собственную дрожь. Ему пришлось несколько раз останавливаться, дышать, а последние несколько шагов он едва не полз.


Руки не слушались, больше всего на свете хотелось спать, но было кое-что важнее.


«Дорогой Джейме! Любимый брат! Драконы живы. Она направится на Север. Я держал ее, пока мог. Не верьте Мормонту. Из добрых чувств прошу позаботиться о леди Сансе. Мое почтение королю Сноу, леди Бриенне и всем, кто помнит меня добром. Нас спасет только чудо. Я люблю тебя, твой Т. Постскриптум: выбирая между петлей, мечом или огнем, я выбрал бы петлю. Веревка все-таки скорее порвется. Или грызи ее зубами».

*

— Предупреждаю последний раз. Подойди к ней на шаг, Ланнистер. Подойди, и я вырву тебе ноги, кастрирую голыми руками и вздерну на воротах Винтерфелла в назидание другим, — это была угроза из уст того, кто намеревался ответить за свои слова.


Лорд Селвин разлил по кубкам вино и подал Джейме.

— Я понятно разъяснил?


Джейме кивнул, принимая угощение. И не стал его пить. Кое-что нужно было признавать на трезвую голову. Он знал, что для лорда Тарта его намерения тайной не являются. Откашлялся, не зная, с чего именно начать.


С чего начать? С начала? С упавшей на сырую землю отрубленной правой кисти? С прикосновения ее рук, сильных, нежных, заботливых? С ее голубых глаз, научивших его верить в честь и чистоту заново? Теплого гостеприимства под ее меховыми одеялами? Ее кожи, на ощупь мягче, чем шелк и бархат, чем лепестки роз? Петли на ее шее и Тропы Скорби?


— Вы имеете полное право меня ненавидеть, милорд, — произнес Джейме, наконец, — думаю, я этого заслуживаю. Но я надеюсь на снисхождение.

— По какому праву? — холодно спросил Селвин.


«Лгать себе еще хуже, чем лгать другим».

— Я люблю вашу дочь. Надеюсь, что взаимно. И давно.


Слова были сказаны. Он стоял один перед миром, без кожи, и был беззащитен. Но все же Джейме выдохнул. Он и не подозревал, какую тяжелую ношу взвалил на себя, пытаясь притворяться «просто другом» Бриенны Тартской. Лицо Селвина Тарта коротко скрасила понимающая улыбка.


— Я тебя не ненавижу, сир Джейме, — мягко возразил лорд Тарт, занимая вновь свое место в кресле и вытягивая ноги перед собой, — ты мне даже нравишься. Ты больше похож на нас, чем на Ланнистеров, которых я знал. Нет, я не ненавижу тебя. Но я ненавижу то, что ты сделал с моей дочерью. То, что превратило ее в женщину, которую я вижу сейчас.


Джейме действительно хотел рассказать, но слова не шли на язык. Он хотел рассказать обо всем, если бы была жива мать, она услышала бы это и поняла. Он рассказал бы. Поведал бы о иррациональном желании поцеловать Бриенну после того, как она пыталась его утопить в самом начале их знакомства. Вспомнил бы слезы в ее бездонных глазах, когда она прощалась с ним, отправляясь за Сансой — будь прокляты Старки, их клятвы, все, что с ними связано. Перебрал бы детали счастливой Зимы: соболье одеяло, искристый снег, гомон одичалых, теплое вино с медом, песни, которые они сочиняли на ходу…


И их два меча, ночующие в своих ножнах на одном гвозде у общей кровати.


— Она исполнила свою мечту. И даже больше. Бриенна действительно может стать леди-командующей. И побеждать. Я в нее верю, милорд.

— Если бы ты заботился о ней на самом деле, сир Джейме, то давно бы сделал вот что, — вздохнул Селвин, грустно глядя в окно, где видно было только пасмурное небо, — выдал бы ее замуж за достойного человека. Отобрал бы у нее меч из рук и дал иголку. Сорвал бы доспехи и заставил носить платье. А ты потакаешь ее бредовому увлечению — как я в свое время.

— Она не будет счастлива, если я сделаю так, как вы говорите, — медленно произнес Джейме. Лорд Тарт фыркнул.


— О, Семеро. Наивность — удел девушек. Она будет в безопасности — не больше, не меньше. Но ты хочешь дать ей свободу. Большую, чем сам способен вынести. Вот я дал ей свободу — и расплачиваюсь за эту ошибку. Она нашла тебя. Очень она счастлива? Скажи честно, сынок?


Джейме опустил взгляд, раздумывая и не приходя к единому выводу. Селвин снова тяжко вздохнул.


— Я знаю, что ты любишь ее. Как и она тебя, — лорд поднял вино, закрыл глаза, покачал головой, — что за парочка! Ее мать бы очень удивилась. Она думала, таких, как мы, больше не будет.


Лорд Тарт опустил глаза, глядя мимо событий настоящего времени. Джейме стоял перед ним, чувствуя все еще не прошедшую боль его потери. И чувствуя его гордость за дочь.


— Твое здоровье, твои победы, сир Джейме, — поднял тост лорд Селвин и махнул рукой, — пойдем. Маленький Джон будет рассказывать нам о том, что такое война сейчас.


Джейме не чувствовал твердой земли под ногами. Шагая по Винтерфеллу, он думал, что сейчас делает Тирион, и что чувствовал бы — если бы мог — Тайвин, и что сказала бы Серсея, зная, что он собирается принести присягу Старкам и Северу.


— Мы назначаем командовать войсками авангарда лорда Джейме Ланнистера. Вы еще не приносили присяги. Милорд, преклоните колено и повторяйте слова присяги…

— Прошу простить меня, ваше величество, но королю Старку я не присягну. Я уже присягал своему королю, — ответил Джейме просто, — вы там были. Вы должны помнить.

— И кому же?

— Королю Джону Сноу. Зимой.


Джон улыбнулся искренне. Кивнул.


— Что ж. Джон Сноу будет помнить об этом. Санса, зачитай, пожалуйста.

— Лорд Джейме Ланнистер. Мы назначаем вас лордом-командующим войсками авангарда и атаки. Знайте, что вы наша отвага и слава тогда, когда отступают другие. На вас смотрим, когда ищем честь, вас видят наши враги и друзья первыми. Будьте благословенны, и за вас наши молитвы, — когда Санса подняла глаза, Джейме не сразу понял, что чувствует. Но поднял Вдовий Плач и преклонил колено перед леди Старк, дождавшись ее прикосновения к мечу.


А ведь если бы она решила меня зарезать им, я бы не удивился, несмотря ни на что. Вы стоили мне нескольких лет жизни, Старки. Вы стоили мне моей семьи. Почему я не могу хотеть мстить вам?


Он дождался, будучи коленопреклоненным, присяги Бриенны. Она была так бледна.

Ты прекрасна, любовь моя.


— Леди Бриенна Тарт. Мы назначаем вас леди-командующей войсками прикрытия и резерва, — Джон откашлялся, опуская глаза к «Хроникам Старков», что регулярно перечитывал, набираясь фамильной мудрости, — помните, что вы наша опора и наш очаг вдали от дома. К вам мы взываем, когда слабеем, в вас черпаем свою силу и надежду. Будьте благословенны, и за вас наши молитвы.


Это было такое странное чувство, одновременно с ней подниматься с колен, в присутствии всех этих людей, держа все те же мечи, и смотреть друг на друга.

— Наконец-то снова на одной стороне, женщина?


Боги, мои небеса в этих глазах, других мне не нужно.

— Ну и времена настали, — вдруг раздался голос от стола, и обернувшись, Джейме встретил взгляд Карстарка, — всякое бывало. Короли-бастарды, короли-узурпаторы, два, три, четыре короля одновременно. Но я не помню, чтобы шлюхи водили нас в бой.


Тишина была глубокой и темной. Джейме не слышал — возможно, кто-то и говорил, он видел краем глаза лорда Селвина, но вперед вышла сама Бриенна, чеканя шаг, с обнаженным мечом.


— Я. Не. Шлюха!


Она стояла одна против всех. Джейме шагнул вперед, но его удержал сир Хоупворд.


Да они все в это верят, понял вдруг Джейме. Даже если они не скажут, даже если никогда не дадут понять словами, но в глазах почти всех и каждого он читал слово «шлюха». «Но… как? Почему, почему я никогда не… — это был удар в спину, — неужели и мои — мои! Нет, они только лишь подозревают, и на том спасибо». Кто уже был готов учинить резню, так это одичалые. Тормунд медленно кивнул ему, когда их взгляды встретились.


— Я никогда не сказал бы о вас такого, леди Бриенна, — заговорил, наконец, Джон, — лорд Карстарк немедленно извинится и…

— Я пойду за тобой, король Джон. Я не клятвопреступник, — Карстарк не удостоил ни Бриенну, ни Джейме больше взглядом, — я отдам свою жизнь за тебя и за Север. Но — думаю, что пора прояснить этот вопрос. С какой целью король наводнил Север Ланнистерами и прочим южным отребьем? У Хромого Льва хороша армия? Пусть дерется! — сначала раздались робкие и одиночные крики и протесты со всех сторон, со стороны парней Тормунда готовился отпор, — а свою потаскушку держит в койке, а не под нашими знаменами…

— Стоять! — на Джейме повисли с двух сторон Аддам и Сигурд-тенн, но по-настоящему остановила его лишь рука лорда Тарта.


Солидарные с Карстарком встали со всех сторон, их было не меньше дюжины. Никто не поднялся лишь со стороны одичалых. Джейме глянул Бриенне в лицо. Она стояла боком к нему, похожая на статую, но не на живую женщину. Окаменевшая в своей боли.


Он знал, что она испытывает сейчас. Даже ее отец не знал ее такой, какой любил ее Джейме. Может быть, она была последним и единственным из существовавших рыцарей, и одной из немногих девушек, действительно хранивших себя в целомудрии. Пока не повстречала его. Пока ее жизнь не полетела под откос рядом с Цареубийцей. На ее месте другая бы прокляла того, из-за кого попала в столь унизительное положение. Тартская Дева лишь послала короткий, нежный взгляд через плечо, скривила на бледных губах подобие улыбки.


Так она смотрела на него, вставая против мертвой Кейтилин Старк. Эту вину ему не искупить никогда.


— Лорд Карстарк, мне очень не хочется накануне вероятного сражения рубить головы своим командирам, — Джон, вставший со своего места, показался Джейме опасно похожим на короля Эйериса, — но вы просто вынуждаете задуматься. Немедленно принесите извинения леди Тарт.

— Не раньше, чем я буду знать, что мне есть за что!

— Осмотр мейстера решил бы все вопросы, извращенец старый, — пробурчал лорд Мандерли, вставший со своего места также, — не много ли ты хочешь?

— Как? Ты понимаешь в бабских дырках? Мейстера можно купить. Я верю тому, что вижу! Будем в очередь выстраиваться, чтоб заглянуть?

— Лишнюю «дырку» сейчас найдешь у себя! — гаркнул Тормунд, и на этот раз Джейме тоже не мог сдержаться, и его никто не пожелал остановить.


Даже спустя долгое время Джейме Ланнистер не мог сказать, как он вырвался вперед, сбросив с себя двоих гигантских одичалых, разметав их в разные стороны. Его руку с мечом перехватила тонкая ладонь Лианны Мормонт. Как Маленькая Медведица успела броситься ему наперерез?


Однажды она так уже делала, тогда, к северу от Стены… Призраки Зимы столпились рядом с ним в зале, окружили его, вынуждая блуждать между ними, не понимая, где реальность, а где побежденное прошлое.


— Все идет своим чередом, Лев. Не пачкайся об него. Дыши легче.

Глядя в глаза юной девочки, прошедшей с ними через Зиму, Джейме сделал несколько шагов назад. Он чувствовал, как дергаются желваки на лице.


— Не примите как личное оскорбление, лорд Тарт, — с самым похабным выражением лица развел руками Карстарк, — честность — основа доверия. Ланнистеру верить сложно, а у разумных людей есть глаза и уши.

— Карстарк! — зарычал Джон.

— Это так великодушно, милорд, — негромкий голос Селвина Тарта заставил весь гомон в мгновение утихнуть, — что бы делали несчастные отцы дочерей без таких озабоченных их честью людей, как вы? Я надеюсь, приглашение на свадьбу будет принято вами, лорд Карстарк. Я надеялся успеть организовать действительно достойное торжество, ведь Бриенна моя единственная дочь. Новремена непростые. Если его величество дозволит…

— Хоть завтра, — Джон махнул Тормунду, — после переговоров с Драконьим Мясником. Сторона жениха не возражает?


Удар ножом был бы менее болезненным. Джейме прищурился, оглядывая толпу, надеясь увидеть того, кто посмел претендовать на его женщину. Кого должен убить, растерзать на части, но не позволить —


— Сир Джейме? — мягкий глубокий голос лорда Тарта вырвал его из приступа слепой и немой ярости, — я надеюсь, вы не возражаете?

— Я? — переспросил он, чувствуя землю плывущей под ногами.

— Вы предпочли бы церемонию в богороще или в септе?

— А?

— Он хотел бы жениться сегодня, здесь и сейчас, — пришел на помощь Марбранд, неестественно скалясь всем присутствующим, — но день выдался непростой. Да и сир Черноводный наверняка захочет поучаствовать!


Впервые за очень, очень, очень много лет Джейме Ланнистер не мог сказать ни слова. Он только смотрел на Бриенну, уставшую, измученную, униженную перед людьми Бриенну, смотрел так, как никогда не осмеливался прежде, лишь тайком, всегда как будто невзначай.

И медленно таяли люди вокруг, когда она ответно взглянула на него, сжав руку на мече, разомкнув губы в безмолвном удивлении, а потом рухнули небеса, когда яркое осознание отразилось в ее огромных глазах. Теперь их больше ничто не разделяло, разве что три шага и несколько часов времени.


Мы не к этому шли, подумал Джейме Ланнистер ошеломленно. Но — если подумать, если только позволить себе вспомнить все, через что они прошли, они могли найти друг друга только так, среди войны и шатров, костров и звона стали.


— Милорд, — обратился Джейме к Селвину, пересохшее горло едва позволило издать и звук, — вы… я мог бы… вы бы позволили…

— Ах, сынок, — лорд Тарт хлопнул его по плечу, понимающая улыбка украсила его широкое, обветренное морем лицо, — поцеловать невесту будет вполне уместно.


========== Уйти, остаться, воевать ==========


Бронн Черноводный любовался Арьей Старк.


«Наверное, я все-таки конченный козел, — безо всякого сожаления рассуждал он, — но молоденькие девушки самые очаровательные создания в мире. Чтоб меня трахнуло! Как она хороша — совсем, совсем не так, как другие; и как она грустна». Так же, как Мирцелла сияла счастьем лишь от того, что была юна и хороша собой, Арья постоянно хмурилась.


Бронн был рад обнаружить, что леди Старк-младшая разговорчива не меньше, чем он сам, и чрезвычайно откровенна. Бронн находил это одновременно отталкивающим и очаровательным.


И информативным.

— Так что, трахался он с этой драконихой? — жадно поинтересовался он, услышав имя Дейенерис, — когда она приезжала к нему в осаду в первый раз?

— Они даже не закрывали дверей. — возмутилась Арья.

— Ну да. Но ночью, в спальне…

— Не было там никого! — и Бронн вскинул брови, но леди Старк и так все поняла.

— Он мой брат, и я бывала у него в спальне — Арья покосилась недовольно. Бронн едва сдержал кривую ухмылку.

— А. Ну да. Я служил Ланнистерам, девочка. Я знаю все о братьях и сестрах.


Молодая волчица подскочила, пылая.

— Это не так, — отрывисто выдохнула она, — все так думают, но это не так. Из-за проклятых Ланнистеров теперь уже нельзя никому даже сказать, что ты просто любишь своего брата, потому что он все, что у тебя есть из семьи, без того, чтобы кто-нибудь…

— Успокойся, успокойся, миледи! Я пошутил.


Бронн откинулся на подушки назад. Закрыл глаза. Бронн был одним из лучших мечников Вестероса, и не добился бы своего положения, не обладая вниманием и способностью подмечать тонкие детали.


Кажется, Арья не врала. Пожалуй, она бы хвалилась связью и с родным братом, если бы сама считала ее допустимой. «Прямолинейная девица, — задумался Бронн, — почти наверняка, не в ладах со старшенькой».


Санса заставляла Бронна постоянно опасаться удара ножа в спину. Глаза у нее были холодные и злые. Арья, при всей своей прямоте и жесткости, была похожа на северный очаг — грубый, простецкий, но греющий непрерывно, не прячущий огня. И ему нравилось, что ей интересно происходящее вокруг — не политические аспекты, договора и альянсы, а детали, которые он сам считал важными: глубина рвов, острота клинков, объем запасов воды.


А вот целительница и сиделка из нее была никакая.


Зато она догадалась позвать одичалых, и Бронн сам себе поражался, когда меньше чем через сутки после ранения более-менее способен был поддерживать разговор, не отключаясь в процессе. Какая-то дрянь, похожая на подтухшее сливочное масло, которой его потчевали, вместе с пилюлями и каплями, если и не помогала ранам закрываться быстрее, то во всяком случае сделала его значительно бодрее.


— Только надо заедать чем-то теплым, — предупредила Арья, — можешь ложку держать, сир?

— Левой, — он самодовольно усмехнулся, — как и меч, кстати.


«Ну спроси меня, принцесса, давай, и я расскажу тебе о том, что умею». Но она промолчала.

— Ты умеешь обращаться с клинком, леди Арья, — заметил Бронн, — тебя Джон учил? То есть, король Джон, я хотел сказать?

— Да. И Иглу он подарил. Но ему некогда теперь, — она вздохнула.

— Поэтому ты позвала к себе служить Тартскую Деву, да, миледи? — Бронн был доволен своей догадкой, зачерпывая густое горьковатое месиво и стараясь прожевать его как можно скорее, — вот у кого стоило бы учиться другой женщине.


Арья пожала плечами.

— Я и хотела. Но теперь твой лорд Ланнистер женится, — сказала она, сложила руки перед собой, — на леди-командующей Бриенне. Вряд ли у нее будет время.

— Да ну?! — выдохнул рыцарь, роняя ложку.


Арья объяснила, весьма эмоционально, путая слова, но балуя подробностями дня накануне. Бронн млел. Если долбанный Ланнистер мог притворяться перед самим собой равнодушным, то для сира Черноводного раскусить этого неопытного юношу (прикрывшегося латами, шрамами и сединой и играющего во взрослого мужика) было как раз плюнуть. Достаточно было посмотреть на ненормальную парочку по утрам в Зиму.


Об этом он, естественно, поведал Арье, открывавшей рот и выдававшей возмущенные комментарии.


— Не могу поверить, — призналась она наконец.

— Ну, как видишь, дело-то шло к одному, — философски высказался Бронн.


Вскоре за Арьей явились служанки Сансы и потребовали выходить готовиться к церемонии свадьбы лорда-командующего и его леди — теперь также леди-командующей. Санса сказалась заболевшей и не покидала покоев, и Арья должна была представлять леди Винтерфелла, а значит, выглядеть и вести себя достойно, а также — присутствовать при провожании.


— Провожание — это ужасно, — высказалась Арья, без энтузиазма разглядывая себя в платье в зеркале.

— Не так уж, — Бронн пожал плечами, — по мне, так это весело.

— А ты женат? — полюбопытствовала девочка.

— Вдовец, — он на мгновение вспомнил Лоллис. Бедняжка не пережила Зиму. Его счастье, что за детьми было кому присмотреть. Он бы, может, и вернулся в имение Стоквортов, но там властвовала теща, а с этой личностью сир Черноводный зарекся иметь дело, кроме крайней необходимости.


Он редко вспоминал жену. Но все же не смог не улыбнуться, думая о провожании на собственной свадьбе.


— Ты не понял, сир, — Арья вздохнула, закатывая глаза, — сегодня придется Джейме Ланнистеру попотеть. Это же полное провожание.


«Полным провожанием» называли старинный обряд, включающий наблюдение непосредственно за консумацией брака. Бронна передернуло.


— Старки, вы блядски удивляете. Кто вспоминал о такой херне последние лет сто?

— Держал бы себя львиный упырь подальше от леди Бриенны, и не пришлось бы вспоминать, — парировала Арья, — Джону это тоже не нравится. Но ты бы пошел в битву за леди-командующей, женщиной, да еще «Шлюхой Цареубийцы»? Им ничего не остается, чем доказать обратное. Иначе лорд Селвин и не согласился бы на эту свадьбу.

— Поверь мне, прекрасная маленькая леди: мужчины, вынужденные подчиняться женщине сильнее, чем они сами, никогда не перестанут называть ее шлюхой, — вздохнул Бронн.


Поразмышляв немного и отыскав в затуманенном лекарствами мозгу несколько вариантов дальнейших действий, он попытался спустить ноги с постели. Арья оказалась рядом, едва он дернулся.


— Тебе нельзя вставать, сир!

— У меня выбора тоже нет, — пропыхтел мужчина, стискивая зубы, — помоги мне, маленькая леди. Веди меня вниз, к долбанному Ланнистеру. И если есть здесь в Винтерфелле тенны, то отправь к ним кого-нибудь. Есть у них такие орехи…

*

«Дорогой Тирион! Рада вас поздравить одной из первых. Ваш дорогой брат, наш дорогой друг и лорд-командующий войсками авангарда и атаки, Джейме Ланнистер, сочетается браком с леди Бриенной Тартской, с одобрения и в присутствии ее отца, Селвина Вечерней Звезды». Тирион подавился, потер рукой лицо. Нет, все верно. Не примерещилось: его брат решил жениться.


По крайней мере, этот заговор стоило затеять уже для того, чтобы Джейме обрел личное счастье.


Насчет своего собственного счастья Тирион не был уверен. Утомившись от моря, его невеста вновь навестила Королевскую Гавань. Кто совершенно не боялся драконьей королевы, так это леди Грейджой. Ей было наплевать на позы Дейенерис. Тирион пришел к мысли, что Аша знала некий секрет, позволяющий ей оставаться столь спокойной.


Она уверяла, что дело в утреннем любовании рассветом над морем. Ланнистер-младший сомневался. Аша уже ополовинила запасы спиртного своего жениха, и с утра ей было не до рассветов.


— Кто-то обещал воздержание, — напомнил ей Тирион, не поднимая головы. Она фыркнула, потом расхохоталась.

— Ты вот обещал свадьбу, и сколько месяцев прошло? Что ж мне, год не пить?

— Слишком много свадеб в последнее время, моя дорогая…

— А, я слышала. Интересно, как это происходит на Севере.


Сильные удары сотрясли пол и стены. Оба замерли на мгновение. Звук шел снизу, Тирион слишком хорошо знал, откуда. Аша повела плечами, поморщилась. Он видел, как ей неуютно стоять на твердой поверхности, особенно, когда под ней беснуются драконы.


— Они становятся все более нетерпеливы, — она сглотнула, — ты обещал, никакого огня.

— Это не огонь, — покачал головой Тирион, — это любовные игрища. Или прелюдия. Затянувшаяся, пожалуй.

— Как наша помолвка? — Аша зевнула.


Драконы все еще выясняли отношения. Последний раз, когда Тирион видел Дрогона и Рейегель, оба были похожи на ободранных ящериц. Целыми оставались лишь крылья. Царапины, покусы, несерьезные раны. Мейстер Тарли заламывал пухлые руки и уверял, что все сработало не так, но как и когда сработает, не знал. Дейенерис как будто нимало не беспокоилась, предпочитая утешаться то своими гладиаторами, то одуревшими от счастья межевыми рыцарями, расплодившимися после Зимы, как грибы после дождя.


Последний раз, когда Тирион видел ее, она в компании троих таких рыцарей — все трое юные и беспечные — читала письмо Мормонта.

— Сир Джорах считает, что дотракийцев необходимо отозвать, — она обратилась к Тириону, — а я отправлю туда кровных всадников. Пусть наведут порядок. Некоторые кхалы забываются.

— Мне написать ему?..

— Я разберусь сама, — ее улыбка опасна, похожа на оскал, — не утруждайте себя, мой друг.


Что-то было в ее голосе, что заставило Тириона напрячься.


Тем же вечером Аша появилась у него в спальне в необычно ухоженном виде. В какую-то минуту Тирион ее даже не узнал. Та ли беззаботная пиратка стоит перед ним? Блестящие волосы расчесаны, шелковая рубашка прикрыта пеньюаром из тончайшего кружева, на Аше много золота — на руках, ногах, на голове, и золото это не из Дорна, не из Эссоса. На поясе пляшут морские коньки, спрут обвил щупальцами ее руку, а обруч в волосах представляет мурену, кусающую себя за хвост.


— Она тебя убьет, — без предисловий заявляет Аша Грейджой, привычно хмурясь, — хочешь жить, поплывем со мной.

— И тебе добрый вечер, моя все-еще-не-жена, — ухмыльнулся Тирион, хлопая по кровати рядом с собой, — я имею право на последнее желание?


Но вопреки обыкновению, Аша не улыбнулась и не рассмеялась. Морская даль ее глаз оказалась напротив его собственных, и она повторила:

— Она тебя убьет. Я вижу это в ее глазах. Она уже решила, когда.

— Не раньше, чем она получит моего брата, а она его не получит, пока он на стороне Джона.

— Он тоже мертвец, — просто ответила Аша, выпрямляясь над ним, — твой брат, его люди, ваши союзники, Джон Сноу. Я знаю. Я предлагаю тебе бежать.


Она словно застеснялась вдруг, и Тирион был поражен тем, как ей идет это стеснение — легкое, с которым она боролась, но которое, тем не менее, было очевидно. Сев рядом, Аша хмурилась, играя с кольцами на своих пальцах, к которым явно не привыкла.


— Железные Острова не самое гостеприимное место. Но мы не выдаем тех, кого решили укрыть.

— Я тронут, — признался младший Лев, поглаживая ее руку, шершавую и сильную, лежащую рядом с его, короткопалой и искривленной, на кровати, — но не могу.

— Ну и идиот, — буркнула Аша, отворачиваясь.


«Дорогой Джейме! Сердечно поздравляю тебя с решением, которого ждал, без преувеличения, весь двор последние несколько лет. Твоему выбору избранницы я не удивлен, но конечно, одобряю. Островитянки, брат мой, женщины исключительные. Мой опыт говорит мне, что из всех женщин стоит остановить свой выбор на одной из них. Жажду подробностей церемонии и пира. Старый нытик Бронн не так сильно ранен, как ты описываешь, потому что три страницы посвятил любованию прелестями Арьи Старк, и на бред умирающего это не похоже». Достаточно оптимистичное письмо. Именно то, что надо, чтобы убедить Джейме оставаться в Винтерфелле.


«Как будто драконы не доберутся туда, как только придут в себя, и она сможет их контролировать снова, — подумал Десница, ругая себя за малодушие, — следовало давно просто убить ее. Просто. Убить. Дейенерис. Не думая о последствиях, как не думал Джейме, уходя от нашей милой сестрицы в Зиму». Тирион глубоко вздохнул, посмотрел на свой кинжал на столе.


У него должно быть имя, разве нет? Какое-нибудь запоминающееся. Такое, чтобы умереть с ним в руках было не стыдно.


Бесов Коготь, пришло вдруг на ум. Тирион покусал губы. Обмакнул перо в чернильницу.

«Не беспокойся о решении проблемы с королевой Таргариен. Я в полной безопасности, не сомневайся. Постарайся не рисковать понапрасну. Твой Т.».

*

Джорах Мормонт на встречу явился еще до полудня в компании двух десятков кхалов, сомнительных типов с чересчур неестественной осанкой — командиров Безупречных, судя по всему, и обглоданных лордов Риверрана, задиравших носы выше, чем они имели на то право.


— Пожалуйста, милорд, молчите, — попросил король Джон Ланнистера, когда Мормонт и его люди показались с флагами переговоров у края рощи, где должны были пройти переговоры.

— Как вам будет угодно, — сухо бросил Джейме.


Леди-командующая Тарт смотрела на приближавшегося Мормонта с нечитаемым выражением. Джендри Баратеон, Карстарк, сир Аддам и кто-то из одичалых — все они тоже были с Джоном, но вперед вышли лишь Бриенна и Джейме.


Мормонт спешился и подошел. Как бы Джейме ни старался оставаться хладнокровным, это было почти невозможно. Пять ударов мечом по шее Серсеи. Джейме сглотнул.


…Зимой, через несколько месяцев после прибытия резервов из Хайгардена с Лорасом, Зимнее Братство столкнулось с дезертирством. Понимая, что существовать в страхе за Стеной нельзя, командующие почти сразу решили, что уставших от боев будут отправлять на передышку в безопасные земли, где руки также требовались. Первая удача, когда им удалось отбросить Иных назад за Стену, сменилась отчаянием: они по-прежнему не могли вернуть Стену в исходное состояние. С обеих сторон от разлома расположился лагерь Братства. Еще два растянулись почти до выгоревшего во времена Манса Налетчика леса и в противоположную сторону на восток — туда, где пролегала дорога на Замок Крастера.


Его называли Отдаленным лагерем. Джейме не удивился, что Бриенна вызвалась отводить оттуда людей лично. Куда больше его удивило, что она решила делать это без него.Они не обсуждали ее планов, она вообще не сказала ни слова. Просто однажды утром под собольим одеялом было холодно и пусто, Вдовий Плач сиротливо лежал на месте Тартской Девы, а Подрика Пейна и след простыл.


Бронн у костра сражался с бинтами: ему никак не удавалось перемотать повязку на двух своих пальцах на левой руке. На вопрос о том, куда могла подеваться Бриенна, он пожал плечами:

— К Джону Сноу, я так думаю. Лезут эти твари на Крастеровские угодья, как пчелы на карамель.

— Она мне ничего не сказала!

— А, сладкая парочка повздорила? — Бронн был не в настроении, — если через три дня не вернется, значит, все-таки Рыжий увел ее у тебя.

— Тормунд там? — Джейме вскинул брови. Бронн отмахнулся, снова разматывая бинты.

— Любовная история, утомившая даже меня. Если по твоей милости я лишусь пальцев…


Со следующими же отступающими из Отдаленного лагеря резервистами Джейме получил новости: Бриенна Тарт взялась отводить остальных, пока Джон Сноу и его люди прикрывали их отход. Люди возвращались, но Тартской Девы среди них не было. Она решила уходить последней. Ожидаемо, признал Джейме.


И вот, Отдаленный фронт пал. Иные подбирались все ближе.


Трое суток спустя он отправился навстречу последним отступающим. Ночной лес не молчал, продолжая жить своей жизнью; где-то возились кабаны, где-то кричала сова. Мороз заставлял утоптанный снег скрипеть под ногами, он же был причиной того, что культя правой руки начинала ныть и болеть. Как раз к тому моменту, когда ему пришлось остановиться, чтобы пережить приступ пульсирующей боли там, где когда-то была правая кисть, за поворотом лесной тропы показались огни.


Бриенна нашлась в середине колонны. Он увидел ее издалека. Конечно же, она выглядела просто ужасно. Конечно же, она неоднократно рисковала собой и жертвовала ради всех подряд.

— Я знал, — сам себе сказал Джейме, — знал ведь.


У него не было сил даже злиться на нее за ее привычную, беспримерную, необходимую отвагу.


Она была без шубы. Насколько он мог видеть, ее женщина отдала какому-то молоденькому парнишке из людей Джона. Бледная и трясущаяся, Бриенна едва перевела на него взгляд, когда он укрыл ее своей шубой. На ее светлых ресницах намерзали крошечные кристаллики льда.


Шесть миль до основного лагеря они прошагали почти молча. Несколько раз она начинала терять сознание, ее глаза закрывались, и Джейме спешил подставить плечо женщине.

Вряд ли эти дни она ела или спала. Радовало хотя бы отсутствие ран.


Джон Сноу нагнал их уже у дозорных костров.

— Мы потеряли Отдаленный лагерь, — сквозь зубы сообщил старковский бастард, — леди Бриенна! Не потрудитесь ли сообщить, куда вы отпустили того дезертира, что оставил дозорный костер без присмотра?


Ее глаза смотрели в никуда, когда она ровным голосом отвечала:

— Я привела его с собой. Вот он.

Тот, что согревался под ее шубой всю дорогу. Джейме по-звериному зарычал:

— Тупая ты корова!


Она не отреагировала, зато шокированно оглянулись все: Лорас Тирелл, сир Аддам, Джон, и — криво скалящийся — Тормунд. Бриенна лишь махнула рукой, как будто слова Джейме были пушинкой, которую она могла стряхнуть, прилипшую, с одежды.


— Вы приговорили его к смерти, миледи? — спросил Джон участливо. Она кивнула, по-прежнему глядя в никуда своими светлыми, прозрачными глазами.


Сердце у Джейме прихватило: паренек лет пятнадцати, с кривыми зубами, вытянутым лицом, неоформившийся подросток, едва научившийся держать меч, должен был быть казнен Бриенной, это был закон, неукоснительно соблюдаемый в Зимнем Братстве, закон Старков, закон Севера. Она удалилась в палатку, села с Верным Клятве, приготовилась точить его, когда Джейме ворвался вслед за ней и перехватил ее пальцы с точильным камнем.


— Откажись.

Вырвать меч у нее из рук никогда не было простой задачей, но ему удалось — он протянул его Подрику. Вряд ли женщина могла действительно хорошо наточить его в таком состоянии.


— Откажись, женщина, — он затряс головой, — ты не сможешь. Ты не должна. Ты когда-нибудь казнила людей? Ты вообще представляешь себе, что такое отрубить голову человеку, который стоит перед тобой на коленях? С одного удара?


Голубые глаза выцвели до оттенка знойного летнего неба, до августовского цикория, поблекшего на жаре. Она даже не моргнула, выслушивая его. Он обхватил ее затылок рукой, приблизился, страх поднимался по телу, парализовал.


— Эй. Есть в этой пустой голове еще что-нибудь? — тихо спросил он, — ты в себе?

— Вполне.

— Я сделаю это сам, если нужно. Джон сделает. Пожалуйста, ложись. Поспи.


Но она стряхнула его прикосновения, как необъезженная лошадь, что бежит от узды, махнув гривой; поднялась на ноги, отобрала у Подрика меч и зашагала наружу.


Дезертир стоял на снегу на коленях, но Бриенна не посмотрела в его лицо. Джейме не был уверен, увидит ли она его — ее движения были скованными, напряженными. Он взмолился, чтобы ей хватило хотя бы двух ударов.


Плевать на трусливого идиота. Мы убили слишком многих, чтобы плакать по еще одному отчаянному мальчишке. Это для нее. Пусть хотя бы два удара.


Но Тартская Дева всегда делала все наилучшим образом. Один замах меча — и все было кончено. Спокойно, с прямой спиной, она развернулась, вручила меч Подрику, отправилась назад, в палатку.


Когда все распоряжения были исполнены, все оружие пересчитано, и Джейме оказался рядом с ней снова, она оттолкнула его. Раз, другой, третий; но он мог быть настойчивым. Ее трясло. Ему пришлось долго снимать с нее латы, разматывая спутавшиеся узлы. В его руках она тряслась и дрожала, молча, зубы клацали друг о друга, но потом, согретая его теплом, под собольими мехами, Бриенна успокоилась и притихла.


Ни слова ни произнеся в последующие часы.

— Пожалуйста, женщина, — прошептал тогда Джейме, прижимаясь лбом к ее плечу, — пожалуйста, вернись на юг. Я знаю о твоих сраных клятвах. Я знаю о сраной Зиме. Но я прошу тебя. Прошу тебя. Прошу. Уходи. Бриенна, уходи.


Это то, что он говорил каждый раз, когда кто-то из них был ранен, болел, отчаивался или возвращался живым из одиночного дозора.


Это то, чего он хотел. Зная, что его приговор от Таргариен предсказуем — смерть, конечно, — Джейме Ланнистер и не рассчитывал на что-то еще. Но знать, что погибнет Бриенна, и он почти видел, как это произойдет, было невыносимо. «Приди и умри со мной», говорила ему Серсея, и Джейме видел ясно, как никогда, цену такой просьбе и все возможные чувства, что за ней стояли. Потому что он говорил Бриенне нечто иное. Каждый раз, когда знал, что она не могла услышать последние три слова.


Прошу тебя, уходи и живи, потому что я люблю тебя.

*

…Джейме показалось, он ослышался, когда Мормонт бесцветно зачитал последние строки требований королевы Дейенерис. Видимо, не ему одному, ведь Джон тоже нахмурился.


— Я польщен приглашением, но не вижу смысла в посещении свадьбы Десницы, — Джон покачал головой.


Дейенерис, обещающая безопасность гостям — Джейме не верил ни слову.

— Ее величество предлагает обмен заложниками, если это вас устроит, — почтительно добавил Мормонт. Джон покосился на него с неприязнью.

— Кого она даст нам? Дрогона? Рейегаля? — фыркнул он, — это единственные заложники, что могли бы представлять цену. Что ж, мой ответ остается прежним. Перешеек — территория Севера. Я не желаю видеть ни одного из тех, что присягнули Железному Трону, севернее. Безупречные и дотракийцы не будут иметь моей поддержки в сражениях с мирным населением юга. Я не выдам своих командующих для казни.


Джорах приветливо склонил голову.

— Боюсь, речь идет не о заложниках со стороны ее величества. Я слышал, старший Лев также женится? Примите мои поздравления. Хотя, как я слышал, Ланнистерам не особо везет со свадьбами в последние годы.


Джейме больше всего на свете желал бы сжать руку Бриенны в эту минуту. Сука Таргариен все-таки сделала это.

Она торговалась за жизнь Тириона. И она угрожала всерьез.


— Да. Лорд-командующий и леди-командующая решили пожениться. Сегодня, — голос Джона был мягок, как растопленное масло, — если вы освободите путь в богорощу, командующий Мормонт, это будет благородно с вашей стороны.

— Я полагал, вы предпочитаете обряды в Свете Семерых, — наконец, Драконий Мясник смотрел прямо в лицо Цареубийце.

— Север меняет людей, — вымолвил он, представляя себе лицо Тириона и его смерть под мечом Мормонта.

— Ее величество нашла бы это весьма сентиментальным.

— Наверняка. Но вряд ли более сентиментальным, чем приглашение для вас. Окажите нам честь, командующий Мормонт, посетив свадебную церемонию. Возможно, мы окажем ответную любезность, посетив ее величество.


…Джон остановил Ланнистера, едва только они отошли на достаточное расстояние.

— Нет, — вот было все, что он сказал, — Ни один из наших людей не сделает и шаг южнее Перешейка.

— Как будет угодно вашему величеству.

— Один шаг — и я буду рассматривать это как дезертирство. Кого бы дезертир ни желал спасти. Даже родного брата.

— Конечно, ваше величество.

— Вы женитесь сегодня, лорд Ланнистер, — Джон приблизился к Джейме так, что он мог разглядеть собственное отражение в его блестящих черных глазах, — люди Штормовых Земель получают свое удовольствие и долгожданный союз от вашей внезапной свадьбы, честь леди-командующей прославляют по всем землям, а мы дожидаемся удобного случая, когда оголодавшие дотракийцы покинут Риверран. Вопросы?


Когда Джейме взглянул на Бриенну, стоило Джону покинуть их, отчуждение между ними ощущалось остро, как никогда. До лагеря Ланнистеров вне стен Винтерфелла оставалось не больше полумили. Джейме чувствовал невыносимую тягу убежать — он не знал, куда. Возможно, в прошлое, возможно, в будущее — как можно дальше от всего, что болело внутри.


— Нам следовало остаться за Стеной, — сказал Джейме, — навсегда.

— Мертвыми.

— Нет, нет. Живыми. Или мне следовало умереть. Не знаю. Мирцелла осталась бы жива. Тирион не помышлял бы о мятеже и не стал бы заложником. Тебя бы украл кто-нибудь вроде Тормунда.

— Зачем ты просил моего отца… зачем ты хотел жениться на мне? — вдруг повернулась она к нему, краснея и хмуря брови. Джейме развел руками, кривя губы.

— Женщина, я не хотел — я предложил. И он мне отказал. Не о чем говорить.

— Но теперь он не отказал.

— А в этот раз я и не просил, — Джейме повел плечами, злясь и досадуя на то, что чувствует в эту минуту.


Лорд Селвин был добр. Король Джон был добр. Все вокруг были добры к нему, пока у него были люди, армия, преданные ему командиры и солдаты, Зимние Братья. Только Бриенне было все равно, есть с ним армия или нет ничего и никого.


— Тогда зачем ты это делаешь? — зазвенел ее голос, полный тревоги и опаски, и Джейме воззрился на нее, сжимающую кулаки и кусающую губы.

— Выбирай сама что тебе понравится больше, — отрывисто бросил он, — можешь думать, что мне некуда идти, кроме как в твою постель, потому что Западные Земли не выстоят против Таргариенской королевы. Можешь думать, что я забочусь о твоей чести. Многое можно сказать о Цареубийце, это все будет правдой, но только не то, что он развращает Тартскую Деву, а потом отказывается…

— Но ты меня не развращал, — упрямо сказала она.

— Прости, что? Весь Вестерос думает иначе. И я — тоже. Как насчет наших маленьких игр в той пещере? Или, — он не произнес слова «Хайгарден», но знал, что Бриенна поняла, что он имеет в виду, — или ты действительно считаешь, что это моя каждодневная рутина? — Джейме сам не заметил, как повысил голос, — может быть, ты думаешь, я каждую девку трактирную лапаю? Или, о, я наивен, может быть, это для тебя дело обычное, а? Как насчет твоего одичалого дружка, может быть, ему с двумя руками и не то удавалось сотворить? Должно быть, я переоценил свою исключительность, и ты хнычешь всякий раз во время бессонницы, когда рядом есть какой-нибудь завалящий…


Ее глаза наполнились слезами мгновенно, и она зашагала прочь.

— Женщина, подожди. Бриенна! Постой.

— Ты все сказал, лорд-командующий Ланнистер.


— Что? Что я сказал? — он обогнал ее, встал на ее пути, встречая ее злой и полный слез взгляд, — что я не собирался на тебе жениться? Так давай я буду врать тебе! Давай я расскажу тебе, что всю блядскую жизнь мечтал об этом. Или ты — скажи, ну давай, что мечтала! — Джейме закатил глаза, гримасничая, — приговоренный калека, виноватый во всем, наверное, даже в падении Валирии; наследник сраного имени, никому не интересной истории, и вдруг женится на тебе, такой честной, чистой, великолепной и непобедимой Тартской Деве…


Он завелся. Глядя в ее суровое лицо, наблюдая сжатые губы, злой блеск ее глаз-уже без слез, и то хорошо, Джейме должен был говорить. Рассказать ей, что думает, что чувствует, даже если через пять минут все будет совершенно иначе.


— Тебе не обязательно это делать, — плоско прозвучало вдруг из ее губ, — то, что меня называют шлюхой, мои проблемы. Я найду другого.


Это она сказала зря.

— Я был прав? — он подошел ближе, вздернул подбородок, сдул прядь волос с глаз, — я хорош для того, чтобы скрасить тебе досуг, но не больше? Наслаждаешься, что получается мной вертеть, зная, как я хочу тебя, зная, что… где ты прятала до сих пор все эти женские уловки, Бриенна?


Она отбила его руку, когда он схватил ее за запястье, а на следующее прикосновение ответила прямым ударом, от которого Джейме едва увернулся. Если бы не нагрудник, он вполне мог бы сломать ему ключицу или даже грудину.


— Так, значит? — зарычал он, пиная ее в лодыжку, зная, что она всегда пропускает этот самый удар.


В следующую секунду они оба катились по земле, но это не была честная схватка, отработка ударов, тренировка; это было что-то, чего еще не происходило никогда прежде. Нечестные удары со стороны Джейме, пощечины от Бриенны, и даже — он взвыл, когда она вцепилась зубами в его незащищенный броней локоть. Они еще раз перекатились, Бриенна оказалась сверху, и Джейме поблагодарил всех богов, что она не сняла перчатки, потому что еще по опыту с Серсеей знал, какие следы оставляют женские ногти на лице, когда дело доходит до яростной стычки с применением всех запрещенных приемов.


Один тычок под дых, и он оказался сверху, прижимая ее руки к земле весом собственного тела. Она зашипела и зарычала, дергаясь под ним, но собственная сила играла против Бриенны.


— Как насчет сохранить страсть для брачной ночи, а, женщина? — выдохнул он в ее лицо, наслаждаясь собственным гневом и забытым чувством превосходства, — или ты теперь правильная, положительная невеста и будешь играть такую же правильную, положительную леди-жену?

— Пошел ты, — оскалилась Бриенна.

— А мне некуда идти, если только не в твою постель, забыла?

— Я задушу тебя, когда ты будешь спать, — прошипела она и боднула лбом в плечо, но сил, чтобы отбросить его, ей не хватило, и он лишь отклонился назад, чем Бриенна воспользовалась.

— Оу.


Это был еще один отчаянный порыв, когда она оседлала его, действительно будто пытаясь задушить. Но и Джейме, и Бриенна израсходовали запал, причинили друг другу достаточно боли, и теперь тяжелое дыхание значило нечто иное. Как и блестящие глаза обоих, полные хмельного желания, отринуть которое уже не было возможности и права. Она сидела на нем, притиснутая крепко, широко расставив мускулистые ноги, обе руки вокруг его шеи, и, несмотря на доспехи, впивающийся в тело металл, несмотря на грязь вокруг, на холодный ветер, несмотря ни на что, жар, охвативший обоих, требовал немедленной разрядки.


— С тобой мне будет не до сна, — прошептал Джейме, ловя дразнящее прикосновение ее языка своим и забывая обо всем в целом свете.


Если бы не звучание свадебного рожка от ворот Винтерфелла… он застонал в голос, приникая лбом к ее плечу и чувствуя знакомую последовательность ее движений — руки на его шее, руки в его волосах, ее губы на линии роста волос надо лбом. Лишь тень нежности, но гораздо больше — знакомой дрожи страсти. Ее грудь под доспехами вздымалась часто и сильно.


— Просто пойдем и сделаем это, — наконец, нашел в себе силы признать Джейме Ланнистер свое поражение, — если для того, чтобы взять тебя и быть с тобой, нужно жениться, валяй. Получи меня в качестве мужа.

— Если для того, чтобы быть леди-командующей, нужно спать с тобой — я не против.


Ее улыбку он почувствовал всем телом. Усмехнулся, принимая ее руку, когда оба они встали, пытаясь выровнять дыхание. Самым сложным оказалось перестать смотреть Бриенне в глаза.


Но не было ничего проще, естественнее, привычнее, чем держать ее за руку, спускаясь к шатрам.

Комментарий к Уйти, остаться, воевать

Боже, я могу сказать, что вижу финал.

В смысле, большая часть уже сказана, кажется)


========== Когда закончатся дожди ==========


Дождь над Королевской Гаванью лил уже две недели.


Тирион начинал беспокоиться. Цитадель сообщала, что погода изменится после суровой Зимы, но никто не предупреждал, что она изменится настолько.


Это было незаметно поначалу, долгие проливные дожди, сменяющиеся странными периодами холодной засухи, но все сложнее было игнорировать то, что по улицам города почти невозможно стало пройти: потоки сносили все на своем пути.


Море бушевало.

Дейенерис бушевала.

Драконы затихли. Тирион лишь изредка слышал их тихое поскуливание в подземелье. Один — по звуку, кажется, Рейегаль — в одном углу, Дрогон в другом.


Каждое утро Дейенерис выходила на балкон, всматривалась в низкое серое небо, в морскую даль, затем снова и снова спускалась к драконам, убеждаясь, что они не покинут своего убежища, пока дожди не закончатся.


Тирион любовался морем рядом с королевой. Вокруг бушевали шторма, но он оставался спокоен. Почти неделю он не вспоминал о вине, не думал ни о собственных ошибках, ни даже о женщинах — исключая тех, что были задействованы в его заговоре либо той, которую он собирался убить. Покосившись на нее, широко раскрытыми глазами уставившуюся в море, он усмехнулся. Это был короткий, но многозначительный смех.


— В чем дело, Десница? — обронила она в ответ немедленно. Тирион закусил губы, опуская голову.


Бесов Коготь был на его поясе.

— Ни в чем, ваше величество. Кроме того, что вы прекрасны.

Ее лицо смягчилось. Дейенерис любила комплименты.


— Я не могу забыть вас в те ночи и дни, что мы разделили, — добавил Тирион, поглаживая кинжал.

Смирно, друг, смирно. Твое время, возможно, еще не пришло.


— Женщина имеет право на маленькие слабости, — Дейенерис отвернулась, но он мог видеть, что вид моря уже не так волнует королеву.

— Маленький? Возможно, это обо мне. Но слабость? Это не о вас, — шаг, даже, скорее шажок в ее направлении.


Ответное движение навстречу. Сверкающая и великолепная, королева Таргариен наклонилась, запечатлевая на его губах короткий, нежный, почти невинный поцелуй.


— Я тоже буду вас помнить, Тирион, — величаво кивнула она, покидая его. Не оборачиваясь.


«Дорогой Лорас, я получил ваше сообщение. Весьма рад, что вы приняли решение относительно нашего предварительного договора. Я все еще рассчитываю на вашу поддержку в случае необходимости. Возможно, новости об отступлении Безупречных из Риверрана заставят вас задуматься о перспективах союза между нашими домами. Его величество король Джон не планирует дальнейшее вторжение в Речные Земли без крайней необходимости…».


Тирион зевнул. Тиреллы всегда были занозой в заднице. Розовым шипом, быть может, но все там же.


Он встряхнулся. Письмо от Грейджой. Пробежав глазами — третий раз за последний час, он улыбнулся. «Мой дражайший и невероятный! Мой желанный! — писала Аша, и он не мог не смеяться, представляя, как она гримасничает, произнося эти слова вслух, — я направляюсь к вам с трепетом в сердце, желая воссоединиться с вами». На взгляд Ланнистера, ее письма были угнетающе слащавы, когда касалось личных обращений. Но среди всех этих выражений вроде «коварный похититель непорочности» и «обольститель» спряталось главное.


«Мой свадебный подарок уже в пути, милорд», писала Аша.

До свадьбы оставалось десять дней. Десять дней до флотилии Железнорожденных в Гавани, подумал Тирион.


От Риверрана, где войска Джона теснили Безупречных, до Королевской Гавани всадники могли добраться за семь.


Он поднял глаза на небо. Пока дожди не закончатся, у них есть шанс. Силы почти равны, пока крылья не расправят драконы.

Пусть дожди не закончатся.

*

«Леди-командующая Бриенна Тарт». Она вздохнула. Ее имя путали до сих пор, хотя прошло три недели с их с Джейме поспешной свадьбы. «Леди-командующая Бриенна Ланнистер». Может быть, так было бы правильнее?


— Главное, чтобы выполняли приказы, — решила она для себя, когда очередной рыцарь потерялся в ее именах, — пусть как хотят зовут.


Видеть мужчин, многие из которых когда-то кривились перед ней, посмеиваясь за ее спиной, встающими на ее сторону… это было странно. Почти так же, как наутро после свадьбы покидать шатер Джейме, краснея и стараясь не обращать внимания на взгляды и перешептывания. Это оказалось тяжелым испытанием. Почти таким же, как совещаться с другими лордами и рыцарями. Джейме редко вставал на ее сторону. Он предоставил Бриенне самой добиваться уважения среди войск.


Она была горда его стойкостью, и она же немного, неожиданно для себя, обижалась.


Свадьба так и осталась чем-то призрачным, что случилось не с ними. Или так ей казалось, ведь прошло всего три недели. Или целых три недели.


Джейме тогда выглядел таким же потерянным, как она себя чувствовала. Это не то чтобы утешало. Но она была не одинока в своем неверии в происходящее. Все это было похоже на игру, на спектакль перед турниром. Даже ее путь в богорощу. Даже то, что она не стала отвечать служанкам, предлагавшим ей — слава Семерым, не особенно настойчиво — поискать подходящее платье.


Она выходила замуж в доспехах.

Все это уже было, замечала Бриенна больше знакомых деталей. Плащ Джейме на ее плечах, клятвы перед чардревом, шаги прочь рука в руке…


То, что было дальше, она могла воссоздать досконально, но не могла вспомнить, что чувствовала. Помнила отца, поднимавшего кубок, помнила его лицо — мягкий свет его глаз, то, как он отвернулся, закрывая рот рукой, как пожал руку Джейме и обнял его, что-то сказав ему, на что Джейме, бледный и сосредоточенный, ответно улыбнулся.


Помнила Арью Старк, суетливо подражающую старшей сестре в своих бестолковых распоряжениях — готовился пир. Помнила короля Джона, приветствующего сквозь зубы Джораха Мормонта, который все же явился, и помнила, что Лианна Мормонт поклонилась ей и ушла прочь сразу, как только появился Джорах.


Все летело мимо, пока ее не ошарашило пониманием того, что произойдет, сейчас, именно сейчас, перед всеми этими людьми. Перед отцом. Она смотрит в небо, пока ее несут воины, не в силах моргнуть.


«Они несут меня к Джейме. К Джейме».


Провожание, ужасная традиция, да еще и в подобных обстоятельствах, которую она ненавидела, разговоры о которой заставляли ее чувствовать себя плохо, вдруг оказалось ее Тропой Чести. Не было жадных рук, не было пьяной родни, не было ненужных гостей… были Зимние Братья и Сестры: женщины пели воинственные, но в то же время нежные песни Севера, мужчины сменяли друг друга, аккуратно, уважительно передавая ее друг другу, словно хрустальную. Без шуточек не обошлось, но они заставили ее улыбаться икраснеть.


Это не со мной. Я не заслуживаю такого счастья.


— Позвольте и мне, миледи спасла меня у Стены!

— В очередь, парень! Барсука в нору!


«О, идиоты, — нежно обругала она их про себя, чувствуя, как десятки рук дотрагиваются, словно прося благословения, до ножен ее меча, — какая я была дура. Даже если эти минуты будут моими последними, они были из лучших».


— Пусть твои сыновья ведут наших в бой!

— Пусть твои дочери не отстают! — их смех заставил ее прослезиться.


Сир Аддам и Тормунд были из тех, что все время шли рядом. Она краснела, слушая их разговоры, но улыбалась.


— Милорд, если ты поможешь мне украсть эту женщину сейчас, пока не поздно, я отдам тебе одну из своих, — подмигивая ей, басил Тормунд, — какую хочешь?

— Я женат. А какие есть? — сир Аддам сообразил подыграть одичалому.

— Таких нет больше, — повысил голос Тормунд, и дружно подхватили клич все вокруг, — лучших Сестер забирают смелые Братья!

— Красивая женщина — это часть света, — нараспев зазвучало со стороны копьеносиц, где вышагивали северяне, — когда она изогнет шею, дорога поцелуями проляжет до холмиков грудей, затеряется ниже…


Бриенна помнила эту песню с Севера. Джейме пел ее у костра, сверкая кошачьими зелеными глазами, почесывая отросшую бороду. Ей было немного страшно, но она уговаривала себя терпеть и бороться со страхом. Сердце колотилось в груди, она не могла перестать улыбаться, что бы ни ждало ее в конце пути — а до него еще было далеко.


— …когда она раскинет ноги, горизонта линию преодолею, что отделяет меня от юга…

— Гребанные дикари, — весело зазвучал вдруг сир Черноводный, и Бриенна заерзала, завозилась, находя бедрами опору, едва не падая, вызывая восхищенные стоны у тех, что несли ее.

— Сир Бронн! — она действительно была рада его видеть. Рядом с ним стояла тихая Арья Старк, поддерживающая его за талию и подпирающая слева, — ваше здоровье вряд ли позволило бы вам прийти.

— Миледи, я ждал этого дня последние три года, — серьезно ответил Бронн, — жалею, что здесь нет Подрика. Старина Под! Но я напишу ему.


Краска бросилась Тартской Деве в лицо. Она была рада, что Подрика Пейна рядом нет. Ее смущение не укрылось от глаз Бронна, и он разулыбался, с намеком поклонился, поддерживаемый Арьей. Это было очевидно трудно с его ранами. Он побледнел, но не выдал своего состояния.


— Есть здесь достойные Зимние Братья? — Он прочистил горло, откашлялся, опираясь на Арью, — кто помнит песню «Твоё тепло»?


Бриенна знала ее — одна из новых, сочиненных Зимой, песен. Это была ее любимая, и у нее всегда прерывалось дыхание, когда она слышала ее. Бронн был отличным певцом.


— Мир погребен под снежным покрывалом, — Бриенна едва смогла удержаться от того, чтобы не подпеть, — и Ночь простерла надо мной крыло…

… Из уст холодных воздух забирала, — радостно вступили Тормунд и Аддам, — но я дышу. Ведь ты — мое тепло!


Она закрыла глаза, позволяя себе качаться на их руках, как на волнах. Она почти не почувствовала, как очень деликатно с нее снимали латы. Только глянула раз, чтобы убедиться, что делали это женщины.


Бронн, закончив песню, тяжело дышал, с присвистом, в котором Бриенна угадала сильную боль.

— Ох, вот и гребанный шатёр впереди. Благословят вас Семеро, миледи, — выговорил он, — наш львиный друг извелся ждать вас.

— Будьте благословенны, — голосок Арьи Старк был совсем тих.


Когда ее поставили в шатре перед занавесью и кроватью, Джейме был там. Глаза его покраснели, как у утопленника, причем дважды утонувшего и спасенного. Им не удалось и минуты побыть наедине. Он успел только прошептать, извиняясь сдвинутыми бровями, зелеными глазами, кривой усмешкой:

— Это должно было быть не так.


В любой другой день Бриенна бы сдалась и позволила его словам разрушить всю ту силу, которую ощутила в себе, но не сейчас. Она не будет думать о том, что теряет его, разрушает тайну, открывает их общие секреты. Из Тартской Девы превращается не в леди-жену, а в леди-командующую.


Это не столько о том, что между ними, а о том, что их разделяет. О нем, его сестре, о том, чем все закончилось. О том, что у него осталось достаточно силы воли, чтобы не обесчестить ее, когда она отдалась бы по одному лишь взгляду.


Он всегда защищал меня, поняла вдруг Бриенна. Своими насмешками. Своими шутками. Подаренными платьями. Представлением ко двору, доспехами, той самой, фантомной правой рукой, которой всегда держал ее, а не Серсею. Закрывается, шелестя по полу, занавеска, скрывая лица: король, леди Арья, отец, лорды. Мир стерт. Есть бухающее сердце в груди, сброшенные сапоги, рубашка, полетевшая мимо цели и упавшая ему на плечо.


Смех. Дрожащее пламя свечи, дающее рассмотреть его усмешку, нетерпеливо вздымающуюся грудь. Бриенна коротко выдохнула, сев спиной к занавеси — выходу и зрителям.


«Как повернуться? Как посмотреть? Что он будет делать? Что, если он не захочет так?».

Но, бросив взгляд через плечо, она тут же оказалась глядящей на него снизу вверх. Его короткая борода и губы у ее самого уха, дыхание в ее волосах.


— Сложно забыть, что мы не одни, женщина? Не тебе одной. Будь я проклят, если однажды не оторву голову Карстарку и каждому в их долбанной компании.

— Что ты сказал отцу перед тем, как мы вошли? — это был глупый вопрос, но отчего-то важный.

— Пообещал засадить тебя за вышивку и бабские сплетни.

— Джейме! — зашипела она, теряя терпение, и не представляя, как еще прикрыться, когда он прикасался к ней, простыми поглаживаними заставляя ее трепетать. Прикосновениями и словами. Будничными беседами, как раньше, как всегда. Стоя рядом, одним коленом на кровати, — между ее ног. Обычный разговор.


Зимой в такой позе они могли разговаривать часами. Часы сладкой пытки.


— Ты мокнешь, да? — развратная улыбка на его губах обнажила краешки зубов, она сморгнула, глотая слюну, пытаясь дышать ровно, — я знал.

— Когда ты так делаешь…

— Это ты делаешь со мной. Боги, женщина, — его шепот прерывался, пальцы сжались в кулак, — я так хочу… но… не при них… это не будет правильно. Это не будет… не так.


Мгновенное короткое сомнение в его глазах мелькнуло тенью, и Бриенна вспомнила.

— Джейме, — она убрала руки, открываясь в своей наготе и поднимаясь к нему, — смотри на меня. Смотри только на меня.


Поцелуй был коротким, его грудь вжата в ее, частое дыхание обрывало все просящиеся на язык слова.


— Я… — это было сильнее, Бриенна не смогла сказать, не сказать тоже не могла, губы дрожали, она приложила руку к груди, там, где билось сердце, и Джейме покачал головой.

— Я знаю. Я всегда это знал, — шепнул он в ее губы.

— Я люблю тебя, — первая слезинка прокатилась по ее щеке со шрамом, затерялась где-то в рубце.

— Да. Это.


Он был с ней. Джейме был с ней. Она медленно опустилась на спину, подняла колени, развела их, не переставая смотреть ему в глаза, и он подался вперед.


«Ты тяжелее, чем я думала», — говорила она ему Зимой, когда волокла, раненного в бедро, через замерзшую реку, а Джейме отвечал раздраженно: «А ты думала носить меня на руках? Вот я бы тебя мог».


Ворота Винтерфелла, его поцелуй сладок, коридоры Винтерфелла, бесконечные коридоры, бесконечные поцелуи. Бриенна отвечает, смеясь, в один из этих поцелуев: «О мой сияющий рыцарь-драконоборец…».


Золотистого отлива кожа на ее, белой, похожей на крапчатый алебастр. «…И его леди Веснушка».


— Пощади мое самолюбие, леди-командующая, — хрипло дышит Джейме ей в ухо, — скажи хотя бы что-нибудь вроде «какой ты большой» или — а! — скажи… о… хотя бы… «ай».

— Ай, — послушно произносит Бриенна, чуть раньше, может, чем следовало, потому что потом это происходит самопроизвольно, — ай! Ай!


Это было похоже на укол. На один, второй, третий укол чем-то режущим, но плохо заточенным. Но она не закрыла глаза, только распахнула их шире, позволяя ему видеть, вбирать, чувствовать. Бриенна дышала. Через рот, часто, пока он двигался в ней, глубже. На какое-то мгновение потерянное выражение его лица дало ей обманчивое ощущение, что все закончилось, но спустя лишь мгновение он двинулся назад, и толчки стали сильными, частыми и беспощадно болезненными.


«Барсука в нору», вспомнилось вдруг, и она подавила смешок, но, глядя ему в глаза, поняла, что Джейме помнит. И они еще будут смеяться. Обязательно будут.


Она не слышала своих восклицаний. Она не чувствовала слез, бегущих из глаз. Зато видела, как дрожат губы Джейме, как он напряжен, как пульсирует вена на его шее, как он дышит, и это чувство его близости заставило ее улыбнуться, глядя на него, вскинуть колени выше, обхватить его ногами, насколько она смогла это сделать, и потянуться, чтобы поцеловать его.


— Иди ко мне, — выдохнул он. Подхватил ее, подсадил на себе, послышались какие-то звуки из-за занавеси — Бриенна таяла, напрочь забыв о том, что на них кто-то может смотреть.

— Смотри на меня.

— Я вижу. Я здесь. Я знаю.


Его движения стали еще чаще, жгущими ее изнутри, но она все еще видела только Джейме. Его уплывающий взгляд, его напряженная широкая спина под ее руками, короткий гортанный звук, глубокие рваные движения. По ее лбу ползла струйка ее собственного пота. Их ноги, руки переплелись, она прижалась к его лбу, глаза в глаза, все еще. Теперь Бриена могла лишь дышать им, слабеть в его руках и отдаваться движению. Принимая его, открываясь и вздыхая, пока, наконец, Джейме, дрожа, взмокший и тяжело дышащий, не вскрикнул коротко, вжавшись особенно глубоко и резко в ее тело несколько раз, не опустился с ней медленно на постель, встретив ее соленый поцелуй.


Бриенна закрыла глаза, обнимая его, приникшего к ее шее. Несколько раз потерлась щекой о его плечо, и он вскинулся, скривил подобие улыбки ей в ответ и сел рядом, все еще тяжело дыша.


— Плащ! — властно прозвучал его чуть севший голос, и в следующее мгновение она была им укрыта от взглядов, которые по-прежнему были устремлены на них обоих.


Затем Джейме выдернул простыню из-под них, вытер ее бедра, вытерся сам, отвернулся, быстро натягивая штаны, и в эту минуту вокруг снова были люди. Люди, о существовании которых Бриенна на самом деле позабыла.


— Ваше… величество, — голос Джейме был холоден, но Бриенна чувствовала, как он все еще дрожит от возбуждения и ярости, — поздравьте нас.


Простыня с пятнами крови перешла в руки Арьи Старк, и она устремила на Джона знаменитый старковский взгляд. Бриенна услышала, как фыркнул Джейме.


Резко распахнув полог шатра, Арья вышла, подняла простыню над собой и пронзительно закричала:

— Чиста!


Бриенну, по-прежнему съежившуюся под плащом Ланнистеров, обнял отец.

*

Первое, что подумал Джейме, глядя на отвоеванный Риверран — на то, что от него оставалось — это то, что однажды это уже было с ним.


Второе — это то, что Бриенна и тогда была с ним рядом. И тогда она отговаривала его осаждать Риверран, тогда как теперь она и ее отряды заходили с обратной стороны, и она вошла в стены крепости первая, и не уставала гордиться этим.

Как и он сам.


Джейме шаг за шагом возвращался назад. История повторялась, слова, сказанные без какого-либо умысла, сбывались, и он все чаще догадывался, чем его песня закончится. Он уходил на Север умирать, но остался жить. Теперь — когда ему нужно было жить, как никогда прежде, он двигался на юг.


Этими мыслями ему не хотелось делиться ни с кем. Все, о чем они говорили — так это о том, что дожди, хоть и замедляют продвижение, нужны, как никогда. Пока шли дожди, можно было не опасаться драконов.


«Потому что драконы будут нашей смертью».


Той же ночью Серсея приснилась ему. Северный пейзаж окружал их, вокруг была богороща, и она стояла у чардрева, внимательно и немного подозрительно глядя на него. Это была Серсея. Джейме вжался спиной в дерево, рука нашла рукоять Вдовьего Плача. «Она мертва. Она не может прийти за мной. Этой власти у нее нет, даже если она и хотела бы ее иметь».


— Что с тобой, дорогой брат? — лукавая улыбка изогнула ее губы, глаза изучали его лицо, — что случилось? Ты ранен?

— Где ты была? — спросил Джейме, стискивая зубы. Она оглянулась.

— Где же еще, как не здесь. Что с тобой? Почему ты смотришь на меня с таким… злом?


Он присмотрелся к ней внимательнее. Вне всякого сомнения, это была Серсея. Его кровь, львица, его сестра. Но — не… не его любовница. Джейме заморгал. Женщина, что стояла в нескольких шагах от него, тревожно всматриваясь в его лицо, никогда не была близка с ним.


Он мог видеть отсутствие печати порока на ее лице. От нее не исходило флюидов соблазна, больного отравленного самомнения. Он несколько раз еще моргнул, и внезапно оказался с ней не в богороще за Стеной. Они были в Красном Замке.


Здесь все было иначе. Обстановка, запах. Это были ее покои, но в синих тонах, тяжелые бархатные шторы скорее напоминали о северных ночах, чем о багрянце Ланнистеров.


— Джейме, — зазвучал рядом с ним ее встревоженный голос, и ее руки обвили его шею. Прохладная ладонь легла на его щеку, и он задохнулся ее близостью.

— Я скучаю по тебе. Я так скучаю, — это было слишком больно, чтобы даже рыдать, это давило со всех сторон на сердце, — тебя не хватает.

— Ш-ш. Я с тобой, — но в ее прохладных пальцах нет страсти или пламени, нет ничего, что отравляло его разум и душу на протяжении многих лет, — я всегда была и буду с тобой.

— Помоги мне. Я тебя прошу. Я люблю. Что мне сделать, чтобы уберечь ее? Как мне спасти ее? Помоги, — шепчет он, слабея, сдаваясь, и Серсея оказывается рядом, обнимает его за шею, прижимается к его щеке, целует в голову. Ее руки возвращают ему силу своим прикосновением.

— Скоро ты будешь со мной, — слышит он вдруг изменившийся, ее-не ее шепот, и это заставляет холодеть его сердце, — скоро ты снова будешь моим.


Глаза, что смотрят на него с ее лица, горят синим огнем мертвой зимней ночи. Вырываясь из отравленных объятий, Джейме подскакивает на постели, трясясь от пронзающего ощущения близкого холода.


Вдыхая воздух через зубы, он пытается успокоить бьющееся сердце, пока со всех сторон вновь не оказывается окутан теплом и знакомым ароматом — Бриенна рядом, ее теплые ладони на его лице, на его плечах, на его спине. Она не говорит ничего, она целует его — прихватывает губами, зубами его кожу, трется об его тело, как большая кошка. В ее гибкой хватке, знакомом тепле он засыпает спокойно.


Их ночи бывают очень разными. Они могут спать, греясь друг об друга, могут до хрипоты спорить о чем угодно, могут заниматься любовью до сладкого бессилия. Три недели Джейме счастлив по меньшей мере по ночам.


— Когда дожди закончатся, войскам придется разойтись, а нам расстаться, — шепчет Бриенна. Риверран оставлен позади, впереди граница Речных Земель и Безупречные.

— Пусть никогда не заканчиваются в таком случае.


Он открыл рот, желая, наконец, сказать те самые слова, когда оказался между ее колен, высоко задранных длинных ног, идеально принимающих его — вес, размер, сила нажатия. Слова подождут. В какую-то минуту неловкости ему пришлось перенести вес на правую руку, и оказалось, что он полностью лежит на ней, обвитый ее руками.


— Тебе же тяжело.

— Нет, конечно, — Джейме услышал короткий смешок.


Под его пальцами и напряженным членом оказалась ее влажность, теснота, Бриенна затаила дыхание, он двинулся, находя правильный угол. Следующее движение вышло почти болезненным для Джейме.


Когда он, дрожа всем телом и почти теряя рассудок, посмотрел ей в лицо, то встретил плавающую улыбку и незнакомый румянец. Джейме ухмыльнулся, целуя ее губы, вырывая удивленный вздох осторожным медленным толчком.


— На что это похоже? — прошептал он, влажно целуя уголок ее глаза, и она медленно моргнула, словно прислушиваясь, — когда я в тебе?

— На тебя, — она сладко вздрогнула, чуть сползая и подаваясь бедрами навстречу, — на… о, Джейме… на то, как ты… если бы с мечом…


Он не думал о том, что его могут поймать, заметить, остановить, он не думал о том, что должен и чего нет, он просто двигался в ее теплой, тесной влажности, снова и снова, чувствуя, как она просыпается под его движениями. Становится женщиной, действительно. Играет, осознавая силу мягкости, быстро осваивая новые способы победить и проиграть — с равным удовольствием проигрывая и побеждая.


Любопытство и желание заставляют Бриенну быть смелее.


Оказывается, Джейме ничего не знал о собственном удовольствии, кроме самой примитивной формы. Он всхлипнул сухо, когда пальцы Бриенны скользнули снизу по его члену, находя странные, ему самому незнакомые точки почти у корня. Вздрогнул, блаженно улыбаясь, когда она трогала себя, сжимая его в себе и встречая его толчки уверенными ответными движениями бедер.


Джейме хочет, чтобы это произошло, почти мучительно желает кончить, испытать снова сладостное чувство слияния, полета с ней, в ней; и он хочет, чтобы никогда это не заканчивалось.


Особенно, когда Бриенна каким-то образом оказывается сидящей на нем.

Ему становится не стыдно. За короткие громкие стоны, за отсутствие правой руки, за некрасивое, должно быть, выражение лица на грани между жаждой и экстазом, за то, что он готов вечность провести между ее мускулистых широких ляжек, и за шлепок по ее роскошной заднице, Семеро.


— Джейме, — дышит Бриенна часто и глубоко, глаза распахнуты, вбирая его, лаская, желая, — Джейме.

— Женщина. Бриенна. Моя Бриенна.

— Джейме. Пожалуйста. Пожалуйста!


Грудной, глубокий ее голос и звон близкого удовольствия в нем заставляют его ускориться, бедра раз за разом встречают ее упругое тело, и, когда она сжимается вокруг, всем телом встречая его вторжение, Джейме сдается. Изливаясь в ее тело, глубоко, он держит ее, как будто она может вдруг вырваться и убежать.


Но Бриенна не убегает. Им больше некуда и незачем бежать.


Впервые в жизни Джейме Ланнистер лежит рядом с женщиной полностью нагим, не намереваясь вставать и уходить никуда. «Здесь мое место, — думает он, поглаживая правой рукой — тем, что осталось — ее взмокшую грудь, все еще покрытую румянцем, — здесь моя женщина». Когда она закрывает глаза и стыдливо усмехается, Джейме начинает улыбаться тоже.


— Что?

— Я всегда думала, что со мной нельзя, как с другими женщинами.

— А?

— Ну… я думала, что, раз я отличаюсь от них, — Бриенна закрывает алеющее лицо ладонями и смотрит поверх них, смущенно и внимательно с тем, — телом, я имею в виду. То и… устроено оно у меня как-нибудь… не так.

— Послушай меня. Послушай, — он обвил ее руками, прижался к ее шее, зашептал ей на ухо, — все у тебя устроено так, как надо. Ты безупречно сложена. Ты самая желанная из всех женщин, которых я только мог себе представить.

— Они красивее.

— Но я здесь. С тобой. Не хочу и не могу быть ни с одной другой в целом мире. И не хочу делить тебя ни с кем.


Почему он не сказал этого раньше? Почему не Зимой? Почему не нашел в себе сил тогда рассказать ей, как хочет ее? Почему до сих пор ничего не сказал о том, что любит? Джейме проклинал себя за каждую ночь, которую провел с ней рядом, не занявшись с ней любовью.


— Джейме, — нежнее ее рук он не знал ничего, особенно, когда она прикасалась так к его лицу, — я люблю тебя.


Поцелуй — не самый правильный ответ на эти слова. Но все же ответ.


— Джейме. Давай не умрем.

— Я совсем не против еще немного пожить, женщина.

— Я серьезно…


Днем она — несгибаемая воля, леди-командующая, рыцарь без страха и упрека. Ночью в его руках Бриенна, случается, плачет, признается в любви, в другие ночи заставляет рыдать его — умолять, просить, подчиняться и сдаваться, в конце концов.

И он сдается, снова и снова.


— Я не умру, пока живешь ты, — обещает Джейме, глядя ей в глаза — семь небес, десять морей, полные любви и веры, — пока ты…

— Не говори, не надо.

— Это правда. Я твой. Навсегда. У меня не так много этого «всегда» осталось, женщина, чтобы шутить с твоим сердцем.

— Ты даже не представляешь, как часто это делал, — слабо улыбается она, вытирая опять слезы; это дождь, должно быть, заставляет ее расчувствоваться, оправдывает женщину Джейме.


«Мы когда-нибудь будем живы и счастливы?», спросил он ее Зимой, но и тогда она не знала ответа. Неизвестность окружает их со всех сторон. Одно известно обоим: ритм сердцебиения, размеренный и привычный, изменился у обоих в первый миг их первой встречи. И изменился мир, даже если сначала перемены были малы и незаметны. И с каждой следующей встречей перемен становилось больше, они накапливались, они встречали их на их новых дорогах вместе, они ждали их в изобилии везде, куда бы они ни пошли.


Была Зима. Было Лето. Были тысячи Зим и тысячи Лет, и в каждом времени года они были вместе, препираясь, признаваясь в любви, целуясь, сражаясь, споря, ругаясь, отстаивая честь друг друга и разбивая друг другу сердца.


Порыв ветра ворвался в шатер, затушил единственный источник света, бросил серые тени плясать на полог тента, разметал бумаги со стола, принес запах костров и походного быта. Они сели — Джейме хмыкнул, когда их руки столкнулись, тянущиеся к мечам одновременно.


— Смолой пахнет, — прошептал он, вдыхая ветер, — и акациями.

— Морем, — добавила Бриенна.


Ее теплое, крепкое плечо прижато к его собственному. Ее растрепанные волосы щекочут его шею и ухо. Ее полные горячие губы на его затылке, пока руки сплетаются, пока они дышат вместе, и это больше, чем влечение, больше чем война, чем даже их мечи, их Зима, это —


Вдох-выдох —

— Без тебя больно, — сказала Бриенна.


Вдох-выдох —

— Надо быть довольной тем, что есть? — продолжила она, — как, если хочется больше, хочется всегда, и всего мало, что есть, если —


Вдох. Выдох. Вдох.

— Ш-ш-ш, -выдохнул Джейме, и ветер тоже сказал «ш-ш-ш», остановил время, пока длился их поцелуй. Пока глаза отражали, как бездна падает в бездну: зелень, синева, общая бесконечность.


Далекие удары барабанов Вольного Народа выбивали ритм сердец, но ветер молчал, и время не спешило никуда. Выдох. Выдох.


— Ты мой воздух, Бриенна, — Джейме вдохнул, она вдохнула тоже, — ты моя жизнь. Ты моё всё.


Ветер взметнул полог еще раз.

Дождь прекратился.

Комментарий к Когда закончатся дожди

bittersweet romance before drama)


========== Не сдаваясь страху ==========


Леди Арья, на которую Бронн из самых лучших побуждений не смотрел, все еще оставалась с ним. Пожалуй, сир Черноводный ничего не имел против. Да и кто бы имел. Джон был только рад, кажется, занять чем-то младшую сестрицу, пока он в отъезде, леди Санса по-прежнему не показывала носа из своих комнат.


Бедной девочке было скучно. Бронн начинал зевать от развлечений дам на юге, но на севере дела обстояли еще хуже. «Здесь же даже в садах ни хрена не растет, — ужасался рыцарь, — от чтения целыми днями одуреть можно. Что ей делать, кроме как не таскаться за мной?». И все же ему было приятно составлять ей компанию.


По пустым садам, где ни хрена не росло, он бродил с ней несколько часов кряду. Это было больно, спину жгло от того, что он вынужден был постоянно напрягать плечи, принимая вынужденное положение, но Бронн Черноводный все же был рыцарем, и замкнутое пространство наедине с девушкой ассоциировалось у него с тавернами, шлюхами и служанками, а никак не с благородными дамами.


Благородных дам, к сожалению, полагалось выгуливать на свежем воздухе. Поэтому он и Арья восседали на лавке напротив унылых пустых клумб, и он надеялся, что сможет добрести до постели, когда, наконец, поднимется и распрощается с леди Старк.


Чего делать не хотелось, но следовало. Он переоценил свои возможности и почти сразу остановился, ища глазами какую-нибудь опору, и Арья поняла без слов, обхватила его и повела дальше.


— Вы необычно молчаливы сегодня, миледи, — заметил Бронн, останавливаясь, чтобы оба передохнули.

— Я могу вас кое о чем попросить, сир Черноводный? Я хочу, чтобы вы научили меня нескольким вещам, которых я не умею, — вместо ответа сказала вдруг Арья.


Бронн вздрогнул. Поневоле вспомнилась каюта корабля Грейджой, золотые косы под его неловкими пальцами, светлый доверчивый взгляд…


— Я хочу продолжать тренировки. На обеих руках, если можно.

Он усмехнулся.

— Можно. Леди-командующая произвела долбанное впечатление, а?


«Я горжусь тем, что юные девочки видят во мне наперсника, — с нежностью осознал Бронн, — к Клигану они не обращаются и за этим».


Он опустил глаза, усмехаясь. Даже Клиган был ловеласом более везучим, чем несчастный Джейме Ланнистер. С одной стороны, Бронн завидовал Ланнистерам, что старшему, что младшему: богатые, именитые, влиятельные. С другой — он ни за что не променял бы свою вольную жизнь наемника на судьбу любого из львов.


И если бы даже и променял, то предпочел бы жизнь Тириона.

«Уж точно не овладевать женой на глазах у всех северных дворян и командиров своей армии».


С другой стороны, прославился Джейме Ланнистер именно своей неординарностью. Вечер его удивительной свадьбы нашел подавляющее большинство лордов Западных и Штормовых Земель в состоянии крайнего опьянения. Даже и сам Бронн, чьи раны не позволяли ему ни танцев у костров, ни даже простой самостоятельной прогулки, не отставал от приятелей.


— …Тот не имеет чести, кто не выпьет за лорда-командующего — и за нашу леди-командующую!

— До дна! — грохнуло со всех сторон, и они выпили. Праздник начался.


Простыню с консумации брака на копье пронесли по лагерю тем же путем, что и леди Бриенну на провожании. Арья довольно быстро появилась рядом с Ланнистерами, пылающая гневом и злобная, как хорёк: она находила сам обычай ужасным, но еще более ужасным — свое в нем участие, о чем считала необходимым сообщить всем, кого видела.


— Не угодно ли миледи выпить? — поприветствовал ее сир Аддам. Леди Старк выдохнула, протянула вперед руку, и сразу двое подскочили, чтобы провести ее на почетное место. Бронн был удивлен тем, что она предпочла сесть рядом с ним.


Вначале рыцари выпивали и закусывали молча. Обычные шутки и смех на свадьбах казались неуместными.

— Нет, ну вы подумайте! — не выдержал, наконец, Идрик Пейн, — ну вы могли подумать, парни?

— Я думал, — пробубнил Марбранд-старший, — но сомневался.

— Они спали вместе больше года. Год в постели с женщиной!


Послышались предположения о том, кто был сверху, смешки, размышления о «господских поцелуях», и Бронн поднял руку с кружкой.


— Я, конечно, блядски извиняюсь за то, что порчу вечеринку, — он всем продемонстрировал свой оскал, — но если кто-то не проявит гребанное уважение к леди и лорду-командующим и не заткнется, я буду очень рад заткнуть его сам. Раз и навсегда.


Он сам не ожидал от себя такого благородства, но его поддержали, подняли кружки.

— У лорда Ланнистера есть честь. Золотые львы!

— Услышь мой рёв! — снова грянул хор, и постепенно, по мере того, как объем выпивки уменьшался в бочках и увеличивался в желудках, веселье набирало обороты. Разве что леди Арья Старк по-прежнему сидела без улыбки, глядя в пустоту.


Улыбка появилась на ее сосредоточенном лице только, когда Идрик Пейн принялся одну за другой пересказывать истории Зимнего Братства. «Подрик не в кузена пошел, — улыбался Бронн, вспоминая подробности приключений Зимой, — где ты теперь, старина Под! Ты бы здесь был очень кстати». Так или иначе, Арья повеселела.


И даже поведала собственную историю, в которой принимали участие и леди Бриенна, и она сама, и Сандор Клиган. Все стонали в голос, когда дошло до поединка леди и Пса: Арья умудрялась отпускать ехидные, но весьма остроумные комментарии.


— Клигана, кстати, не видать, — заметил Бронн.

— Не показывался, — сир Аддам махнул рукой, — зато Джейме… лорд Ланнистер только что пел у Тартов в лагере.

— У лорда Селвина? А… почему не у себя?..


Была уже полночь, когда Бронн и Арья, обнявшись, словно загулявшие любовники, направлялись медленно к воротам Винтерфелла.


Воздух, наконец-то, пах весной. Бронн прикрыл глаза, размышляя, как в Западных Землях цветет, должно быть, жасмин. Опустив глаза, он обнаружил, что Арья тоже улыбается, глядя куда-то в сторону. В свете луны, она казалась почти хорошенькой — конечно, ничего общего с кукольной красотой южных девиц, но что-то, возможно, более утонченное. Поймав на себе его взгляд, она не нахмурилась, как обычно.


— Мне не представился случай поблагодарить миледи за свое чудесное спасение, — Бронн улыбнулся одним уголком рта, и Арья ответила ему в той же непринужденно-насмешливой манере:

— Полагаю, не меня вам следует благодарить, сир.

— А, действительно. Нимерия!


Лютоволчица следовала за леди Старк повсюду, даже если ее не было видно. На свое имя она откликнулась, простодушно высунувшись из-за одного ближайшего шатра. Арья возмущенно открыла рот. Бронн воспользовался предлогом для отдыха и уселся на землю, когда волчица несколько боком подошла к ним.


— Или мне полагается звать вас «леди Нимерия»? — он протянул руку и потрепал ее по загривку, — позвольте выразить признательность, прекрасная госпожа, и пообещать всегда одарять вас почестями и… что вы предпочитаете вкушать на завтрак?


Нимерия уселась напротив, облизываясь. Бронн поднял глаза на Арью — леди Старк застыла, как изваяние.

— Что-то случилось, миледи?

— Вы ее трогаете, — едва слышно вымолвила она, — вы трогаете Нимерию, и она ничего не делает. И вы ее не боитесь.

— Ну да. Она ночью спала у меня в ногах, — Бронн вновь посмотрел на лютоволчицу, — по-моему, ей нравится…


Нимерия задрала голову и зажмурилась, подставляя прикосновениям шею, словно в доказательство.

Бронна Черноводного всегда любили животные, дети и юные девицы.


Джейме действительно обнаружился в лагере лорда Тарта, что располагался у самых ворот Винтерфелла. Пожалуй, пьян он был больше, чем все его рыцари вместе взятые.


— Могу я тебя на минуту отозвать, милорд? — Бронн, опираясь на Арью, недоброжелательно зыркающую на Ланнистера, подобрался к нему, — ты что, блядь, делаешь? Ты должен быть с леди-командующей.

— Я не могу, — выдохнул Ланнистер, почти падая на него, — не могу. После всего.

— Струсил? А ну-ка, милорд. Если леди Старк будет угодно помочь?


Арья кивнула, сузив глаза.

— Вода в бочках у сторожки в воротах есть, — напомнила она.


Вода, по счастью, доходила до нужного уровня, чтобы Бронн окунул туда своего лорда, оглядываясь по сторонам. Арья страховала его. Во второй раз Джейме за волосы схватила уже она.


— Ты что, блядь, возомнил о себе? — приговаривал Бронн, следя, как раз за разом вынимает мокрого и чуть более трезвого Ланнистера из бочки леди Старк, — кто ты есть, нежная ёбанная принцесса? — Джейме пробурчал что-то о том, куда он его посылает, Бронн не обратил внимания, — ты оставил свою леди одну, после того, как поимел ее на глазах у двух войск, кучи знати и одни сраные боги знают, скольких одичалых!

— Он все-таки твой лорд, — заметила Арья, не отпуская волосы Джейме, тем не менее. Бронн замотал головой. Раны уже так пекло, что весь следующий день, если не больше, ему следовало провести в постели.

— А я от него уйду к леди Бриенне. Да что там, вот сейчас прямо и пойду. Если там еще Тормунд место не занял…


Одно из воспоминаний, которое Бронн Черноводный намеревался сохранить до своего смертного часа — это лицо Джейме Ланнистера, когда его, лишь слегка протрезвевшего, сдавали на руки сонной, недовольной и совершенно не похожей на трепетную новобрачную Бриенне Тартской. И последующие его рычащие претензии, в которых легко можно было расслышать нотки львиной ревности, а заодно — ответное низкое гудение Бриенны.


Можно было не сомневаться, им было о чем поскандалить в брачную ночь.


Другое, более личное воспоминание, Бронн хотел как-то выбросить из головы, но оно вставало перед глазами, слегка смазанное похмельем и болью, навалившейся сразу, как он лег.


Полуобнаженная Арья Старк, ночью пробравшаяся к изножью его койки, чтобы погладить свернувшуюся там Нимерию. Он мог рассмотреть ее детально. Короткую льняную рубашку, прозрачную в лунном свете, крепкие ягодицы, показавшиеся из-под нее, когда Арья села к нему спиной, трепля шкуру лютоволчицы.


Бронну Черноводному всегда везло на любовь животных, детей и юных девиц.

Свое везение с Арьей Старк испытывать он не решился. И трусость была ни при чем.

*

Последние резервисты отходили на позиции за Риверраном. Это был не слишком сложный маневр: им следовало пройти десять миль к западу и ждать дальнейших указаний лорда-командующего, не более. Но Бриенна уже успела дважды взвыть от всех тех бед, что навалились на нее вместе со званием леди-командующей резервом. Этот день исключением не стал.


«Джейме меня ненавидит, — мрачно рассуждала она, выслушивая истерические разборки лордов Уайлда и Фелла, чьи солдаты не могли поделить площадки для лагеря, — как я должна справиться с ними, если они меня не слушаются?».


Ей приходилось справляться со всем. С едой, водой, выгребными ямами, с размещением заболевших, раненных, уставших. Она должна была постоянно находиться в движении, от чего к вечеру спину ломило, а ноги тряслись.


Ее донимали с просьбами и вопросами, ее игнорировали непосредственные подчиненные, ее бесили непроходимо тупые командиры. Единственным способом угомонить некоторых из буйных рыцарей было прямое применение силы, и это даже могло развлечь ее, не иди речь о настоящих боях, предстоящих им всем.


За последнюю неделю она дважды являлась к лорду-командующему Ланнистеру для отчета, и второй раз почти пала в ноги, прося помочь хотя бы советом.


Джейме, милый, смешливый, любимый Джейме скривил усмешку на лице, закатил глаза:

— Дорогая моя леди-командующая, ну, назначьте кого-нибудь себе помощниками. Старший по сортирам. По кухням. Они пусть и разбираются.

— Я не умею быть главной, — взмолилась она. Лорд-командующий Ланнистер поджал губы.

— Учитесь, миледи. Что-нибудь еще?


Только теперь Бриенна Тарт поняла, как бесценен был Бронн Черноводный, оставленный в Винтерфелле на поруки леди Арьи. Как бы Джейме ни распускал хвост, на самом деле большую часть обеспечения тыла порядком и предотвращения хаоса брал на себя Бронн.


В свое время Бриенна посчитала его примитивным, приземленным мужланом, озабоченным дуралеем, готовым дни напролет греться у огня и травить анекдоты. Зима изменила ее мнение.

Зима почти все изменила.


Сир Черноводный заботился обо всех и каждом. Когда Бриенна мерзла в пустой палатке, размышляя о собственной близкой смерти, Бронн не давал ей и минуты покоя, поднимая на ноги и отправляя за дровами, за едой, за какой-нибудь ерундой на другой конец лагеря. Когда Подрик впадал в отчаяние, Бронн веселил его и таскал за собой по кострам Вольного Народа. Заботу о меланхолии Джейме он оставил самой Тартской Деве, справедливо посчитав, что это пойдет на пользу обоим.


— Я уже не могу слушать его нытья, — сообщил он безапелляционно, — я тут вам в долбанные нянечки не нанимался.


Джейме оправлялся от ранения в бедро, и, как могла видеть сама Бриенна, тосковал по хоть какой-нибудь осмысленной деятельности. Но вокруг был только снег, опасное затишье долгой Ночи и Вольный Народ, чья жизненная философия вся заключалась в терпеливом ожидании чего-нибудь и безделье в любую свободную минуту.


— Тупое, бессмысленное самоедство, — прокомментировал Джейме сам свои же мысли, когда он и Бриенна остались у костра, — ничего, что стоило бы обсуждения. А проклятый сир Черноводный докапывается с вопросами.


Бриенна в очередной раз молча порадовалась тому, что мужская дружба оставалась за пределами ее понимания.

— Серсея в темнице, — вдруг высказался Джейме, и морозная ночь стала еще холоднее для Тартской Девы.


Бриенна знала, что ничто не выдает ее чувств к Джейме Ланнистеру столь же быстро, как одно упоминание его сестры-близнеца. Он не произносил имени Серсеи с тех самых пор, как оказался на Севере, и она могла притвориться сама перед собой, что златовласой Львицы и не существовало никогда.

Но она существовала.


— Ты думаешь, я хотел бы вернуться и освободить ее. Думаешь ведь. А я не хочу. Я хочу, чтобы она сгнила там заживо. Я слишком давно потерял ее, и сам не заметил.

Бриенна видела уверенность на его лице, когда он произносил эти слова, опустив подбородок на скрещенные руки.


— Я знаю, что ненавижу ее последние лет пять, — продолжил Джейме, с трудом выдавливая из себя каждое слово, — я ненавижу все в себе, что связано с ней. И этого слишком много. Так что я теперь не знаю, кто я. Возможно, просто еще один мертвый южанин за Стеной.


Бриенна смотрела на него, стараясь найти силы, чтобы не плакать. Это было ужасно. Ужасно то, что он говорил, ужасно то, что она чувствовала от его слов и выражения его красивого лица, ужасно то, что он кусал губы, яростно чесал бороду, терзаемый болью, против которой она не знала лекарства.

Потому что сама была ею охвачена слишком давно.


— Ты больше, чем то, что о тебе думал или говорил кто-либо, сир Джейме.

— А, женщина, — он горько усмехнулся, ковыряя ножом снег, — какой твой любимый цвет?

— Что?

— Цвет. Тебе нравится какой-то цвет больше, чем другие? — он тряхнул волосами, — тебе нравится какой-нибудь звук? Тебе нравится какая-нибудь еда? Какая у тебя любимая песня? Погода? Ты любишь дождь? Ты любишь радугу?


«Я люблю тебя, — ей казалось, она думает достаточно громко, чтобы он услышал, — это всё, что я знаю».


— Представь, что ты родилась внезапно, и за тобой — тысячи людей, сталь и кровь, мечи и копья, имя «Цареубийца», львы на знаменах. Это все я. Но я представления не имею, что я такое еще, кроме этого. Что я теперь.

— А что нравится тебе? — Бриенна чувствовала себя беспомощной и глупой.


Я никогда не была дамой, умеющей вести подобные беседы. Я безоружна. У меня нет нужных слов. У меня есть только меч. Но, к ее удивлению, и того, что она ответила его же вопросом, было достаточно.


— Мечи, запах кожи, теплый дождь, — он задумчиво посмотрел вдаль, молодеющий на ее глазах, — звон металла в кузнице. Ромашки. Оленина, которую тушит Бронн. Когда ты поёшь. Когда ты улыбаешься. Когда…


Он осекся, и Бриенне показалось, наверное, но он словно покраснел, засмущался, борясь с собой, отводя глаза в сторону.

— Ты. Ты мне нравишься. Это я знаю точно. Я не могу вынести мысль, что…


Трепет от его слов, который оказался бы сладок в любое другое время, теперь имел горький привкус.

— Я боюсь потерять тебя, Бриенна. Я действительно боюсь.


Я люблю тебя. Я люблю тебя. Это то, что ты должен услышать. Это то, что ты должен чувствовать. Это всё, что у меня осталось. Я люблю тебя больше, чем жизнь, честь, клятвы, меч, Тарт и все, что между небом и землей.


— Мы когда-нибудь будем счастливы? — спросил Джейме, глядя на нее, слезы стояли в его светлых зеленых глазах, — скажи мне, Бриенна? Хоть однажды? Пока живы?


И тогда она разревелась. Как девчонка. Уронив меч. Закрыв лицо ладонями и не переживая, что выглядит еще хуже, чем всегда.


Она плакала по себе, по отцу, по Лету, по Зиме. Но больше всего — по несбывшейся мечте, по Джейме. Ей следовало быть счастливой, что он говорит с ней, сидит рядом, что он жив, и искать шанса умереть за него.


Снег таял, ноздревато проседая под каплями селовой хвои, где-то вдалеке шумел костер и одичалые. Джейме обнимал ее за плечи, прижимая к груди, и это было так тепло, так хорошо…


Пока они не оказались близко, слишком близко, настолько, что она чувствовала вкус его дыхания, видела странный блеск его глаз, пока его губы не были так близко, разомкнутые, блестящие, как ее собственные, и все, о чем она могла думать —


Поцелуй меня, поцелуй меня, прошу, пожалуйста, один раз, поцелуй меня —


И конечно, никто иной как Бронн Черноводный собственной персоной явился, пыхтя, из кустов, гнусно ухмыляясь:

— Ага! Это они, неразлучники, и мы нарушили еще один интимный момент.


Улыбка на губах Джейме — само совершенство. Улыбка, которой отвечает Бриенна, не отворачиваясь, не отстраняясь, играя роль той, что имеет право сидеть с ним рядом, быть с ним вот так, близко — редкость. Они смотрят друг на друга, улыбаясь.


— …возможно, вы могли бы делать это ночью, когда все спят…

— Позволь напомнить тебе, что сейчас все время Ночь, — наконец, Джейме отвернулся — но его рука все еще лежала на ее плечах, и Бриенна боялась лишний раз вздохнуть, если от этого он убрал бы ее.

— Слова истинной любви! Но скажите-ка мне, юные влюбленные, неужели огонь вашей страсти столь жарок, что никто, блядь, не заметил тухнущего костра?..


…Вот бы был здесь Бронн, тоскливо напомнила себе Бриенна, завидуя себе в прошлом — Зимней Сестре, даже не думавшей о таких приземленных вещах, как копка сливных ям или раздача пайка до того, как он испортится.


Но все ее недовольство испарилось, когда к ней подлетел запыхавшийся парнишка, сунул измятое послание ей в руки:

— Лорд-командующий… прислал… Безупречные… дотракийцы в двадцати… милях.

Она медленно вздохнула, разворачивая записку. Кривой почерк Джейме.


«Ждать приказа. Не покидать позиций. Первыми выслать лучников».

*

Джорах Мормонт или кхал Вриго, Белая Нога, предводитель Безупречных — или сама Дейенерис, или кто-то из Мартеллов — Джейме не мог даже приблизительно предположить, кто именно выступит против них сегодня.


Он потер лицо, встряхнулся. Каждый день приносил одни сплошные разочарования. Они наступали и отступали, отбивались и нападали, но так и не продвинулись за границы Речных Земель дальше, чем на пару миль. Здесь, в землях, разоренных дотла, голод уже подступал к самым именитым землевладельцам и знати.


«Еще одна неделя такого пайка, — подумал Джейме горько, — одна неделя, и мы снова будем отлавливать десятки дезертиров каждую ночь».


Что хоть немного, но утешало, так это то, что Бриенна понемногу начала вникать в тонкости управления армией, даже если речь шла о резерве. Джейме ненавидел себя за эту мысль, но в какой-то степени его решение выдвинуть ее как леди-командующую резервом было обусловлено тем, что тыловые лагеря представляли собой скорее вестеросский вариант кхалассара, а он не выносил забот об обустройстве лагерного быта.

Так что предпочел перекинуть их на женщину.


Первые две недели она жаловалась в отчаянии на безалаберных командиров, на неподчинение, на собственное бессилие, но за последние дни не появилась у него ни разу.


— Ну как там леди-командующая, справляется? — поинтересовался он у возвращавшегося от лагеря резерва Идрика. Тот расплылся в веселой улыбке.

— Милорд, ты должен это видеть, конечно. Строит их беспощадно. Всех заняла делом. Теперь и у костерка просто так не присесть: леди пинает с разбегу, доложу я тебе. Тормунд уже просится в авангард, а это кое о чем говорит.


Джейме спрятал улыбку, опустив голову в коротком кивке.


Последний раз он видел Бриенну пять дней назад. Это была вечность. Пять дней мучительной агонии. Его словно разрывало на части. Один лорд Ланнистер был занят делом, раздавал привычные команды, контролировал войско, объезжал позиции. Другой метался раненным зверем по койке в шатре, обнимая себя руками и умирая от желания прикоснуться к своей женщине и ощутить ее ответное прикосновение.


Пять дней назад он целовал ее плечи, пока она в третий раз с рассвета пыталась, наконец, покинуть их уютное лежбище, выговаривая ему за его шуточки и приставания накануне.

Она пересчитывала телеги в обозе — он хлопал ее по заднице; она посещала отца и его людей — он шел за ней, отпуская комментарии, она грела воду, надеясь хотя бы немного ополоснуться после тяжелого дня — он отбирал у нее мочалку, шепча, как желает ее любой. Даже потной и грязной, и может быть, именно такой, больше всего.


А потом они сражались, и он победил.


Джейме был потрясен не меньше, чем сама Бриенна. Это была не та схватка, которая должна была проверять умения одного из них. Это не был способ решить, кто прав в споре. На самом деле, это был один из вариантов их предварительной игры, от которого кровь закипала у обоих. Одно из их общих удовольствий с первого дня. Звон валирийской стали, отработанные легкие движения, танцевальная грация выпадов и обманных ударов.


И вдруг Джейме обнаружил, что выбил меч из ее руки, а свой приставил к ее горлу.

Вряд ли хоть один другой рыцарь был так же счастлив проиграть, как его женщина в эту секунду. Ее глаза сияли чистым огнем восторга.


— Сдаешься? — он улыбнулся, невольно смущаясь. Она медленно кивнула, вставая с земли.

— Невероятно, — прошептала Бриенна, поднимая Верный Клятве.


В эту ночь — их последнюю ночь — Джейме чувствовал себя неутомимым, как девятнадцатилетний юноша. А его женщина внезапно взялась ревновать. Он нашел это очаровательным.


— Что за девушки приходили сегодня? — спросила она, нависая над ним, все еще расслабленным и сонным.

— М-м. Какие?

— Девушки. Сегодня. К тебе.

— Женщина! Ты меня удивляешь, — он не мог не воспользоваться случаем, — разве может быть еще причина? Моя леди-жена весь день занята с другими мужчинами. Кто-то должен составить мне компанию.

— Я не леди-жена, — мрачно ответствовала Бриенна, отстраняясь.

— Нет. Слава Семерым, что нет. На самом деле, девушки приходили из-за тебя. Я не против, чтобы ты донашивала мою одежду, но я не настолько скупердяй, чтобы не заботиться о тебе подобающим образом. Это были белошвейки, женщина…


Бриенна, конечно, запротестовала, говоря о военном положении и абсолютно бессмысленной трате средств, Джейме, разумеется, принялся ее переубеждать. И он не мог позволить себе упустить еще один шанс любить ее в эту ночь. Медленно. Запоминая. Давая запомнить.


Утром он прощался уже с леди-командующей Тарт, напоминая ей все, о чем они договорились.


— Выбери место повыше для себя, но овраг — лучшая маскировка. Дня три ты там просидишь. Ничего, переживут. Пусть не высовываются из-за леса. То еще прикрытие, но лучше, чем ничего. По крайней мере, их никто не сможет сосчитать.

— У нас есть раненные, которые не отступили в Риверран, — напомнила Бриенна.

— Пусть отойдут как можно дальше в чащу.

— Они зашлют лазутчиков.

— Отсреливайтесь, — легко бросил Джейме, махнув рукой, — не люблю лучников, но это тот самый случай. Одичалых сосчитали?

— Две тысячи.

— Хорошо. Бриенна, — вдруг его голос приобрел тяжелую глубину, он сглотнул, глуша яростное желание надавить на нее, — Тормунд хороший воин, но я не хочу, чтобы он ошивался рядом с тобой по ночам. Да и днем тоже.


Она захлопала глазами, открыла рот, Джейме сделал шаг навстречу.

— Ты слышала. Никаких дозоров, «просто посидеть у костра», баек о медведях, великанах. Никаких «угощайся, это орешки». Да! Особенно орехи!


Лукавая улыбка, изогнувшая ее губы, ранила в самое сердце. Эти самые губы… теплые морские волны в глазах заиграли бликами на солнце. «Ты тоже ревнуешь?» — спросила она глазами, улыбкой, румянцем на щеках. «Да», вынужден был он признать.


Говоря себе, что не буду думать о любви на поле битвы, я делал одну и ту же ошибку; любовь от сражения отделить нельзя. Не в нашем случае.


— Пообещай мне еще кое-что, миледи.

— Говори, — произнесла Бриенна, кивая.

— Не струсь, — Джейме рассмеялся, глядя на то, как она возмущенно открывает рот и сводит брови, — нет, я не к тому веду! Для тебя это нехарактерно. Помни, что за тобой не один Подрик. Я отдал тебе своих людей. У тебя мало опыта, — он кивнул, прикрывая глаза, — многими сложно управлять даже мне. Иногда приходится уступить им. Но тебе нельзя. Потому что ты…

— Женщина, — она усмехнулась, тоже опустила взгляд вниз. Джейме ухмылялся до ушей.

Моя.

— Так что выбирай тщательно, что именно будешь делать и говорить. Если я призову резерв, отправляй именно столько, скольких я приказываю отправлять. Если надо будет отвлечь, после обстрела крайних флангов отводи их ближе к лесу и одичалым. Делай два отступления на одну атаку, так мы выиграем время. Бриенна, — он понизил голос, погасил улыбку, заглянул в ее глаза, — не суйся сама. До последнего. Ясно?

— Поняла, — она кивнула, вникая в каждое его слово. Джейме не мог оторвать от нее глаз.


Да, она была выше его ростом, вид имела самый серьезный и внушительный, но она была его женщина, его жена, и вот это последнее обстоятельство удивляло его до сих пор, и он сомневался, что перестанет поражаться этому обстоятельству.


— Пора. Давай не умрем, Бриенна.

— Да.


Поцелуй был коротким, скорее дружеским, как и взгляды, которыми он обменялся с ней. Не допуская прежней тоски, как в те времена, когда они могли себе это позволить.


«Я стал сильнее рядом с ней, — заметил Джейме, — стал лучше. Честнее. Будем надеяться, она рядом со мной станет рассудительнее». Он проводил глазами ее к лошадям, ловя и бережно сохраняя в памяти внезапное женственное движение, с которым она оглянулась, короткий, почти игривый взгляд, которым она его одарила.


Бриенна в бордовом платье. Бриенна у костра, засыпающая на его плече во время рассказов одичалого старца. Бриенна накануне битвы с Иными. В прозрачной рубашке в пещере. Вышагивающая рядом с его носилками за Стеной. Поющая над ним, раненным. Стонущая под ним. Оседлавшая его, покрасневшая, будящая его с утра робкими поглаживаниями…


— Милорд! Они наступают!

Что ж, по крайней мере, ему было что вспомнить.

*

— Мы спустимся к ним, Пташка? — голос Сандора звучал неуверенно. Санса поправила поводья. Она не любила возиться с уздой, а Сандор всегда оставлял повод слишком длинным.

— Нет. Леди-командующая вряд ли нуждается в нас. К тому же, там могут быть люди Джона. А я не хочу, чтобы он знал, что я здесь.

— Ты когда-нибудь расскажешь мне, что именно задумала?


Она оглянулась на него. Пёс смотрел сурово, но она знала, где найти доброту и слабость в глубине его темных глаз. Возможно, только она во всем мире это и знала.

— Нет.


…Увидев его в воротах Винтерфелла, когда Джон покидал ее, отправляясь на Север к Стене, она за одно мгновение поняла все. Всё: чего он хотел в ночь битвы на Черноводной, что он не сделал с ней в ту ночь, хотя хотел, и всё, чего теперь хотела она.


Три последующих дня они смотрели друг на друга с расстояния в тридцать шагов.

Крепкий, сильный мужчина. Знающий цену словам. Умеющий убивать. Желающий ее. Санса молчала. Он молчал тоже. Они просто смотрели друг на друга, слишком уставшие от всего пережитого, чтобы играть в ухаживания. Ей эти игры не принесли ничего хорошего в жизни, а Клиган всегда их ненавидел.


Через три дня она решилась.


Была ночь. Были блестящие снежинки, мягко опускающиеся на землю, не тающие на его лохматой голове, был его растерянный и полный надежды взгляд, были его большие руки, которые она прижала по очереди к губам. Он пах углем, костром и конюшней.


— Я хочу быть с тобой. Ты будешь?

— Пташка, — прошептал он, моргая, и она в очередной раз заметила, какие у него длинные ресницы. Так же не вяжущиеся с общим обликом сурового воина, как и то, что он убрал руки за спину, опустил голову, уставился в землю.

— Ты согласен? — спросила Санса снова, мягко.

— Я и так… — Клиган издал смешок, — я не ожидал тебя увидеть, миледи.

— Это не то, что меня интересует. Ты хочешь меня так же, как я тебя?


Почти испуганный взгляд его глаз превратился в жаждущий, откровенный, когда он сгреб ее в объятия, поднял и понес без лишних слов со двора.


Возьмет ли он меня у стены, как нам обоим хочется? Возьмет ли он меня на ворохе сена? Отправимся ли мы в мои покои? Будут ли гореть свечи?


Но не было свечей. За перегородкой храпели немногочисленные оставшиеся лошади. Где-то в двадцати шагах храпели вповалку конюшие-мальчики. Квохтали куры на насесте. Тишина казалась почти умиротворенной. Зима опускалась на Винтерфелл мягко. Зима целовала землю Севера, как опытный любовник сдавшуюся ему возлюбленную.


Санса отдавалась Сандору Клигану, задрав юбки и прогнувшись в спине, схватившись за поручни на лестнице, ведущей к складам амуниции и упряжи.


Второй раз последовал через десять минут. На этот раз она видела его лицо. Прекрасное лицо.


На третий раз она остановила его, рычащего и ругавшегося — «…блядь, как же охуенно, как же, ох, ты прелесть, Пташка, ты прелесть…» — притянула к себе и поцеловала.


Рассвет встретил их в богороще у чардрева. До последней минуты Клиган смотрел на нее в неверии, и она произносила клятвы первая, давая ему шанс поверить.


— С этого дня и до конца моих дней, — повторил он покорно, обхватил ее лицо своими ручищами, склонился, чтобы неловко поцеловать, и встретил ее уверенный взор, — как мне поверить, что это все правда?

— Чем еще это может быть? Я Старк. Я знаю, чего хочу.


Во всем огромном мире не было никого, кто знал бы настоящую Сансу Старк, кроме Сандора Клигана. У них не было друзей и союзников, кроме друг друга, и они никогда не обсуждали это положение, просто знали оба, что так оно и есть. Пёс вообще был неразговорчив, когда дело касалось чувств, отношений, тонкостей придворных игр или политических альянсов.


И не задавал лишних вопросов.

— От Беса давно не было писем, — вдруг заметил Сандор. Санса поджала губы, сглотнула.

— Но и мы давно в пути. Мы прибудем в Королевскую Гавань через четыре дня.

— Три, — поправил Клиган, — мы не будем останавливаться сегодня. Можно, я тебя поцелую?

— Нам обязательно придется остановиться в таком случае, — она улыбнулась. Спонтанность Сандора была самым большим его достоинством.


В рыцарских романах о подобных поцелуях не писали ничего. О том, что можно любить вкус его слюны, пряный запах вина, бесстыдные движения языка на губах, во рту, на лице. Не рассказывали о голодном взоре мужчины, пахнущем зверем и лесом, не говорили о желании, рождавшемся в глубине тела, от которого хотелось кричать, как шлюха, отдаваться снова и снова. Не было ни одной саги, баллады, песни, где хоть что-то сообщалось о благородных леди, любящих брать член любовника в рот и не желающих никак иначе начинать любовную игру.


Не говорили ничего о том, как мужчина при этом запрокидывает голову, как рычит и содрогается, как почти плачет, выгибаясь и извиваясь. И говорит, говорит, шепчет пересохшими губами, даже если молчит все остальное время:

— …люблю тебя, люблю, ты одна, ты моя единственная, сука, давай глубже, ты моя любовь, мое сердце, моя душа, оближи его, вот так, люблю тебя…


Почти безупречно, если бы не внезапный удивленный звук, от которого она приоткрыла глаза, выпустила его член изо рта, и обнаружила Клигана глядящим вверх сквозь ветви деревьев.


— Ни хера себе, это дракон. Точно.

Санса смотрела на низкие тучи, и на черную фигуру дракона на их фоне. Клиган поднял ее с земли, прижал к себе, как будто желая защитить.


— Он нас не видит, — прошептала она, чувствуя дрожь в его руках, — надо спешить.

— Где второй? — пробормотал Пёс, тревожно оглядываясь, — давай, что ли, действительно, прибавим ходу.

— Сандор.

— Блядски не хочется сгореть.

— Сандор, стой, — Санса потянулась к нему, схватила его за шею, заставила посмотреть на себя, — тише. Спокойно. Выдыхай. Дыши спокойно. Тише. Дыши. Нет огня. Слышишь? Нет огня.


«Как ты выжил Зимой, бедный мой, несчастный Пёс, — плакало где-то глубоко внутри ее сердце, — как ты сражался, как ты не отступил, когда тебе пришлось быть с огнем на одной стороне?».


— За тебя я бы сгорел, — сказал он отчаянно, и под его густыми длинными ресницами она видела влагу, — даже не сомневайся. Но чтобы ты горела — не хочу.

— Никто. Из нас. Не сгорит. Все получится, — Санса медленно кивнула, глядя ему в глаза, — дыши. Мы не повернем назад.


Дракон виднелся уже над границей Речных Земель, похожий на чернильную кляксу на сером пергаменте.


========== Слабости львов ==========


Каким бы хорошим командиром ни был Джейме Ланнистер, он всегда полагался на своих подчиненных, когда дело доходило до принятия решений.


Лорд-командующий не может быть одиночкой. Ланнистеры всегда все решали сообща. Однако на этот раз даже совещания не помогли.


Их разметали в стороны какие-то кочевники из-за моря. Джейме трясся от злобы, но что он мог сделать? Самая дисциплинированная армия, сытая и воюющая на своей земле, вряд ли могла одолеть войско, в несколько раз превышающее ее по численности на открытом пространстве.


А у него армия была далеко не самая дисциплинированная, не говоря о сытости и амуниции. Дотракийцев же, казалось, кто-то словно переносит волшебным образом сразу из-за Моря, потому что поток их все не заканчивался и не заканчивался. Джейме не надеялся на перелом ситуации.


— Откуда они все?! — крикнул он Марбранду, но Аддам не ответил. Зато отозвался Пейн:

— Хоуп, отводи наших! Милорд, мы отступаем. Где прикрытие?


Джейме хотел сказать, что «отступать» не намерен, но самоубийственное упрямство никогда не ассоциировалось у него с отвагой. Следовало признать: Львы сдали. Впрочем, Волков это тоже касалось, как и людей Штормовых Земель. Дольше держался Вольный Народ, но и им приходилось туго.


Тайвин Ланнистер, окажись он здесь, рвал бы волосы на голове, проклиная день — или ночь, когда зачал старшего сына. Отец не выносил подобных провалов. Джейме поморщился, только представив себе лицо Тайвина.


Мормонт не щадил своих людей. С холма, где располагался лагерь авангарда, хорошо было видно, как Джорах бросает один за другим отряды на резервистов, и понемногу они начинают прогибаться и отступать. Джейме мечтал о том, как он доберется до Драконьего Мясника. Возможно, это останется мечтой. Возможно, он сам останется мертвым на этом поле. Было бы весьма обидно, учитывая, с каким трудом они прошли Речные Земли. До столицы оставались сутки езды, не более.


Джейме призывал резерв уже в пятый раз, но Мормонт планомерно отсекал подкрепление от него, и, судя по всему, не собирался прекращать.


Лорд Ланнистер не мог представить себе ничего хуже битв за Стеной, и общее впечатление от происходящего примерно совпадало с зимним опытом. Дотракийцы нападали так, словно не собирались оставаться в живых.


Джейме поднимался с земли, едва в состоянии отдышаться, когда король Джон, наконец, соизволил появиться рядом с ним.


— Где твое ебанное величество носило? — рявкнул Ланнистер на него, — нас некому прикрыть, Мормонт стоит насмерть!

— Отдохнули, пообедали, поиграли в кайвассу, — невозмутимо ответил Джон, и Джейме обратил внимание, что одна рука у короля Севера на перевязи. Легко не приходилось никому.


Джон сделал несколько коротких распоряжений, задержался.


— Лорд Ланнистер, вы ранены?

— Нет, но меня здорово взгрели, — он вытер культей кровь с разбитой губы, сплюнул, — как и нас всех. Кто-нибудь знает, что за нашествие с юга? Откуда столько дотракийцев?

— Там весь кхалассар, — заметил сир Аддам, — женщины, дети, лошади…

— Дейенерис думает, живым щитом она прикроется надежнее?

— А вы пойдете в атаку, если вас там встретят младенцы и старики? — спросил Джон.


Джейме окинул его взглядом. Король Сноу мог быть сколь угодно благородным, победителем Зимы, спасителем Вестероса, но было кое-что во всех проклятых Старках, что вызывало оторопь.


— Да, я пойду в атаку и перебью их всех. Возражения?

Джон смолчал. Лорду Ланнистеру хотелось слышать возражения. Была бы Бриенна, она бы обязательно препиралась, а он приводил бы ей аргументы в пользу своего мнения. Но ее не было.


— Мандерли. Сноу-Рид. Прикройте Марбранда, — бросил Джон, внимательно оглядывая Джейме, — у нас неудачная позиция, чтобы отражать одновременно Безупречных и дотракийцев. Попробуем разорвать строй всадников.


Джейме не был уверен, что это возможно. Явная нехватка лошадей сказывалась на подвижности войска.


Он проклинал себя, переоценившего собственные возможности. Джона, рискнувшего выдвинуть вперед молодых и неопытных новобранцев. Несговорчивых лордов Штормовых Земель. Снова — себя, за то, что рискнул отдать Бриенне прикрытие, потому что, насколько он мог видеть, именно на нее должен был прийтись основной удар. Никаких известий от лагеря резерва не поступало.


Она могла быть где угодно. Она могла быть мертва.


Внезапно натиск ослаб, с гиканьем дотракийцы развернулись и исчезли в направлении своего прежнего расположения. Это не понравилось Джейме, он последовал за ними, спотыкаясь и падая. Земля, размякшая под копытами лошадей, кое-где пропиталась кровью. Он терял людей.


Молодой парнишка, растерзанный и затоптанный. Знамя Кракехоллов — занятно, ведь самих их не осталось. Сир Лайл, мертвый, как и оба его сына. Сир Хоупворд-старший, умирающий. Сир Райт. Отрубленные ноги, руки, головы. Мертвые лошади. Внутренности людей, потроха лошадей.

Умерли ни за что.

Грохот копыт заставил его обернуться и едва не оступиться. Лорд Селвин Тарт, невзирая на свой возраст, возглавлял своих людей, на его нечитаемом лице — как у дочери, в точности, — застыло странное выражение.

— Прикрытие подошло? — спросил он, не подбирая поводьев. Его гигантский жеребец нетерпеливо перебирал копытами.

— Нет. Они не прорвутся. Старки пробуют разогнать Мормонтов и дотракийцев.

— Безупречные отступили, — сообщил так же ровно лорд Селвин. Джейме затряс головой.

— Что?

— Мы их разбили. Они вернулись на исходные позиции. Если ваши люди присоединятся, нам следует добивать их.

— Но прикрытие…

— Подождут, милорд. Старков на их сторону хватит.


Джейме почти видел, как Бриенна торжественно соглашается со своим отцом. «Бросьте меня и моих людей — сражайтесь». Тарты. Честь, гордость, верность — и самоубийственная глупость. Полнейшее самоотречение.


— Лошадь лорду-командующему! — повысил голос лорд Селвин, оглядываясь на своих людей, — попробуем пробить себе дорогу через тракт.


Внезапно из-за рощи показалась вереница всадников, в которых Джейме опознал дотракийцев, от которых меньше часа назад он едва отбился. Однако они двигались медленно, и их предводитель поднял обе руки, демонстрируя отсутствие оружия. Они замерли в двухстах шагах от леса — и в ста от Ланнистера.


— Лорд Селвин, — обратился Джейме к Тарту, — похоже, предполагаются переговоры. Я остаюсь.

— Извольте. Мы направимся к тракту. Удачи, сир.


«И ни слова о Бриенне, — подумал в который раз Джейме, разглядывая всадников кхалассара, — все-таки странные люди эти Тарты». Расправив плечи и приготовившись к засаде, он направился к дотракийцам.


Главный — кхал, спешился. Перед ним шла девица, судя по потасканному виду и затрапезному платью, вчерашняя шлюха. Растрепанные светлые волосы были перетянуты кожаным ремешком, как и у кочевников из-за моря. Вне всякого сомнения, иноземные воины почти сразу обзавелись местными подружками.


— Это кхал Виго, — представила девица заросшего улыбчивого всадника, — и его кхалассар с окраин Травяного Моря. Он брат Вриго, сын кхала Зарга, сына кхала Шарги…

— Меньше всего меня волнует родословная кхала, — оборвал ее излияния Джейме, — чего хочет этот человек?


Дотракиец забормотал. Для Джейме его речь звучала, как сплошной набор «чак-чак-гун-хар-ери» или что-то подобное. Унылая блондинка рядом с ним внимала его бормотанию со скучающим видом.


— Кхал Виго готов пропустить ваших воинов к тем людям, которых ему велели сторожить, если взамен вы позволите ему уйти за ваши спины и жить в безопасности на вашей земле.

Несмотря на напряжение момента, рыцари за спиной Ланнистера захохотали. Дотракиец прекратил улыбаться моментально. Джейме смотрел на него, не мигая.


— Кхал Виго пусть забудет о том, чтобы торговаться с нами. Возможно, если он немедленно заберет своих людей и исчезнет в неизвестном нам направлении, мы не убьем его сейчас. лишь чуть попозже. Никаких сделок.


Дотракиец прищурился, выслушав ответ. Подведенные сурьмой черные глаза внимательно изучали лорда Ланнистера с ног до головы. Удовлетворившись увиденным, он взял что-то у одного из своих стражей — кровные всадники, вспомнил Джейме — и протянул ему.

Ножны Верного Клятве.


— Кхал Виго говорит, у вас такой же меч, — переводчица яростно чесалась, очевидно, мучимая вшами, — как у того странного создания, которое он захватил.


Нет нет нет нет


— Он говорит, когда он снял с этого создания железо и тряпки, оказалось, что оно похоже на женщину всеми признаками. Но дерется храбро, как ни один из его кровных всадников. Кхал полагает, на мече сильные чары. Хотите свой заколдованный меч назад?


Нет нет нет


— Вы все еще не будете торговаться?


Дотракийцы могли быть коварными, жестокими, невежественными. Но Джейме не был бы собой, если бы считал их тупоумными из-за всего перечисленного. Он почесал бороду, цокнул языком. «Выдержать паузу. Они думают, мне нужен меч. Выяснить ее судьбу. Если она жива, то надо что-то делать. Если — если нет, если она — то я…». Кхал Виго смотрел серьезно и пристально.


— Три мои женщины, — вдруг сказал он вполне понятно, немного путая ударения, — мои дети. Кровь моей крови. Дети крови. Кони. Жеребята. Земля жить.


Он протянул руки ладонями кверху, потряс ими в воздухе.

— Что насчет королевы? Дотракийцы служат Матери Драконов, — сир Аддам правильно расценил молчание командующего. Кхал переглянулся со своими спутниками.

— Кхалисси?

— Дейенерис, кхалисси, Таргариен…


Послышалась ругань. Дотракийцы всячески демонстрировали отвращение при упоминании Матери Драконов.

— Кхал Виго не хочет знать ничего о Матери Драконов. И не хочет, чтоб она знала о нем. Он хочет землю для своих людей, не больше.

— Твоя большая белая женщина — лучше для кхала, его кхалисси, — вновь высказался Виго, обращаясь к Джейме.

— Кхал спрашивает, нужна ли вам странная женщина… он мог бы оставить ее себе. Он мог бы дать вам за нее много хороших лошадей и других женщин.


В голове у Джейме Ланнистера по-прежнему билось маленькими молоточками «нет-нет-нет», но он держал лицо.

— Так почему кхалассар оставляет Матерь Драконов? — спросил он вместо прямого ответа. Виго скривился, сплюнул. Весьма откровенно и очень эмоционально, жестикулируя, он почти минуты две рассказывал без пауз и остановок что-то, и, судя по лицам остальных дотракийцев, дело было важное.


Но девица ограничилась весьма усеченным переводом.

— Они голодают, их кони умирают, а железный стул, который просила кхалисси, ничего полезного или интересного из себя не представляет. Сначала было очень холодно, потом стало очень мокро, но назад уже не добраться. Они слышали, что за вашими спинами есть земля, где мало каменных домов, но много травы. Этого они хотят.

— Пропустите их, — послышался голос Джона, и рыцари Ланнистеров расступились, кланяясь. Джейме не двинулся с места, приветствуя короля Севера кивком.


Джон изучал кхала Виго с минуту, и дотракиец неуклюже, но старательно попытался изобразить нечто вроде поклона. Очевидно, ему казалось унизительным кланяться в принципе, поэтому получилось подобие реверанса. Джон не среагировал.


— Пропустите, лорд Мандерли, — повторил он, через плечо обращаясь к своей свите, — объясните им, что такое Зима. Как мы кормим лошадей, когда нет свежей травы. Скажите, что за каждого ограбленного или убитого из наших северян мы будем забирать у них по одному коню и по два человека, — его глаза сверлили кхала, тот издал неясное горловое клокотание, — пусть немедленно освободят леди-командующую.


Кхал Виго вновь эмоционально прогрохотал что-то, упоминая «кхалисси», и протянул руки к Джейме ладонями кверху снова, загибая пальцы.


— Кхал отдаст меч, раз вы пропускаете их. Он предлагает за большую белую женщину сорок лошадей и десять молодых девушек, которые еще не рожали.

— Нет, — наконец, нервы у Джейме сдали.

— Пятьдесят лошади, — рыкнул Виго, сверкая глазами и делая шаг навстречу Ланнистеру, — пять и десять женщин. И две с молоком, большие груди, хорошие, здоровые.

— Нет, — Джейме ощутил, как дергается скула. Виго оскалился, обнажая ровные белые зубы.

— Шестьдесят… возьми мои…

— Нахер пошел, — едва слышно выдохнул Джейме.


Он был почти готов увидеть Бриенну обесчещенной, избитой, окровавленной, но когда она, наконец, появилась, то шла твердо и не хромала, доспехи за ней дотракийцы несли на вытянутых руках, а кхал Виго демонстративно запустил руку в штаны, когда она проходила мимо.


Бриенна не среагировала. Глядя на ее бледное лицо и напряженные движения, Джейме стиснул зубы. Она прошла мимо, даже не взглянув на него, глаза широко распахнуты, руки сжаты в кулаки.


— Готовьте проход, — приказал Джон, удаляясь со своими людьми, — кхалассар идет на Север. Мы идем на юг.

*

Это была лихорадка, не иначе. Ее так трясло, что она едва могла вспомнить, как все началось, как закончилось. Осталось одно осознание, сжимающее грудь, посылающее боль по всему телу, словно кожу снимали с нее живьем: «Я подвела их всех. Я подвела его».


Ей следовало думать самой, а не слепо исполнять приказы Джейме, надеясь ему угодить. Ей следовало догадаться, что дотракийцы не используют знакомую в Вестеросе тактику. Они налетали внезапно и так же внезапно исчезали, не позволяя себе задерживаться и нести большие потери. Бриенна Тартская с легкостью могла бы сражаться, не беспокоясь об отступлении. Леди-командующая Тарт-Ланнистер должна была думать не о славе и чести, а о том, чтобы не погубить своих людей.


Она полностью провалила эту задачу.

— Отходи! — Тормунд почти выволок ее из-под бьющей копытами умирающей лошади, — назад, все!

— Мы их не удержали, — вяло протестовала она.

— Да и срать! — заорал в ответ одичалый, одной рукой сгребая ее в охапку и унося прочь с поля боя.


Они отбивались, разделялись, снова отбивались, и в конце концов она осталась совсем одна. Главная мысль, когда дотракийцы ее все-таки скрутили, была неприемлемой. Неподобающей леди-командующей.


— Джейме меня прибьет, — сказала Бриенна вслух, — он сказал «не высовываться».


Так могла бы говорить и думать леди-жена, из тех, что спрашивают своих мужей обо всем, включая оттенок ниток на вышивке. «Вот все и встало на свои места, — глотала Бриенна слезы, пока ее волокли к дюжему смуглому дотракийцу, лопоча что-то на своем гортанном непонятном наречии, кочевники, — и женщина из меня никакая. И воин никакой».


Она потеряла по меньшей мере триста человек резерва.


Она до сих пор не могла вспомнить, отдала ли приказ одичалым отступать перед тем, как ее схватили.


Она, конечно, сопротивлялась, и только шестеро смогли ее остановить и одолеть.

Связали ее крепко — она могла бы провести несколько часов, тщетно пытаясь выпутаться. Всадники Травяного Моря знали хитрые узлы, с которыми она дела не имела. Веревки перетереть обо что-нибудь острое тоже не представлялось возможным.


Кхал заинтересовался Верным Клятве, на Бриенну внимания не обратил. Он крутил меч и так, и эдак, даже понюхал его, а на нее взглянул, лишь когда с нее начали срывать доспехи.


«Я не буду кричать, — зажмурилась она, — даже если меня будут иметь их кони». Мысль была такой глупой, что она захихикала сквозь рвущиеся из груди всхлипывания. Почему в ее жизни все вечно так нелепо?

— …Женщина. Ну-ка, ну-ка. Давай, приходи в себя.


Она не могла найти в себе сил смотреть ему в глаза.

— Они тебя тронули? Нужен мейстер? Тут такой кровоподтек… точно все хорошо? Отлично. Вставай на ноги — тебя ждут.

— Я подвела тебя, — прошептала она в пространство, но Джейме уже испарился.


Ей хотелось свернуться на койке, что пахла им, залезть с головой под одеяло, спрятаться, но она не имела на это права. Пришлось встать. Снова выходить наружу. Она нашла Тормунда — с перебинтованной головой, угрюмый, он кисло усмехнулся, увидев ее.

— Тебя украли все, кроме меня.


Следующие часы слились в одно бесконечное таскание по залитому кровью полю в попытках оценить потери и перспективы.


Она даже не помнила, как вновь оказалась в шатре лорда-командующего Ланнистера. Хорошо запомнила только, что Джейме на нее орал, пока она сидела на краю его заваленного барахлом лежбища, — соболье одеяло, рубашки, свертки, ножи, стрелы, какие-то мешки — уронив руки между колен и глядя в никуда.


— …если ты сдохнешь где-нибудь, растерзанная на части, то каково будет мне, а? Что я говорил, я ведь говорил, я приказал — тебе нужен Подрик, чтобы чистить уши, женщина? — не соваться вперед всех; нет, тебя несет, тебя несет именно туда, где тебя обязательно повесят, покусают, захотят отыметь…


Звук его голоса был так приятен, что смысл слов вообще не имел значения.


— …ну давай, скажи мне, что ты должна была, скажи. Ждешь, пока тебе что-нибудь отрежут? Вот парочка будет из нас, а? Ты и так, прямо скажем, красотка та еще. Лучше будет без глаз, или без руки — о, вот без руки, об этом мы оба знаем, или ноги… глупая ты женщина, я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось; да, я идиот, мне не все равно…


Как была, она упала на койку, закрыла глаза и отключилась. Не имела представления, сколько пролежала там, но, когда открыла глаза, была ночь, и Джейме обнимал ее, лежа поперек койки и почти сползший с нее, в одном сапоге, сочно храпящий.


Бриенна осторожно подняла его руку, которой он прижимал ее к себе, выползла — голова кружилась, нужно было срочно что-нибудь попить, сняла с него сапог, накрыла его двумя одеялами, старательно подоткнув верхнее. Во сне он улыбнулся, пробормотал что-то бессмысленное.

Пристало ли леди-командующей умиляться по ночам дрыхнущему беспробудно лорду-командующему?


Снаружи ее уже ждали.

— Что случилось? — она не могла не заметить, что поневоле подражает Джейме в его интонациях.

— Его величество только что получил сообщение из Винтерфелла, — сир Идрик протянул ей письмо, — дракон, миледи. Холт! Разбуди милорда!


Бриенна молчала, пока не смогла совладать с сотней бунтующих мыслей.

— Потери? — в письме не было сказано ничего, кроме того, что люди укрылись в замке. Бронн сделал две ошибки в слове «эвакуация» — он был большой любитель военного словаря, и периодически щеголял модными словечками перед остальными солдатами. Типичный наемник.


Как он справится с драконом?

— Тормунд со своими людьми отчитались? — Бриенна окончательно проснулась, вспоминая, где лежит ее персональная ответственность. Идрик кивнул.

— Потери были велики, но они сообразили попрятаться в оврагах. Дотракийцы плохо передвигаются по рельефной местности.

— Леди-командующая.


Она обернулась, кивнула. Джейме коротко подмигнул.

«Наша семейная жизнь, если продлится дольше нескольких дней, как и сама наша жизнь вообще, будет состоять преимущественно из такого рода общения», подумалось Бриенне.


— Потери — шестьсот двадцать три общим числом, — отрапортовал Пейн. Лицо Джейме побелело мгновенно.

— Письма от Тириона?

— Никаких.

— Хайгарден?

— Не отвечает, милорд.

— Меняемся местами, — Джейме обратился к Бриенне, — отправьте вперед наименее изможденных людей из прикрытия. Нам нужно оттеснить их к лесу.

— Не лучшая идея, если сука Таргариен выпустила драконов. На открытом пространстве или в лесу, она спалит нас как соломенные чучела, — прокомментировал Марбранд. Командиры все как один уставились в землю, размышляя.


Внезапно Бриенну осенило. Пожалуй, для того, чтобы голова хоть как-то начала работать, ей все-таки следовало иногда высыпаться.


— Огонь, — выпалила она, оглядывая мужчин, — нам нужно использовать огонь.

— Эм, миледи, чего? — промямлил лорд Фелл.

— Мы можем использовать ту же тактику, что Зимой, — она стукнула по столу с планом расположения частей, — но в этот раз нам не нужны дровосеки с топорами. Драконы не сжигают то, что уже горит. Эти овраги идеальное место для обороны кольцом. Наверху лес, его можно поджечь. Есть выход на юг. Через огонь не сунутся ни лошади, ни Безупречные. Дракон не сможет опуститься ниже, размах крыльев не позволит. Какое-то время это нам даст.

— А что дальше будем делать, когда все спалим? — ворчливо осведомился Уайлд. Бриенна развела руками.

— Подозреваю, нам останется только убить дракона.


И, созерцая потрясенные лица, поспешно добавила:

— Я не доброволец. Нет.


Первым очнулся Марбранд. Он хрюкнул, подавился смехом, толкнул Идрика.

— Сумасшествие, миледи, но что-то в этом есть.

— А мы там всех не поместим… Фелл, придется потесниться.

— Пошел ты, милорд. Сам теснись. Надо прокопать тогда канавы…


Джейме молча смотрел на Бриенну, потом дотронулся до ее плеча.

— Отличная идея, Веснушка, я тебя люблю. Приступаем. Подготовьте отходы, сворачивайтесь по-быстрому!


Лагерь суетился. Котлы, лошади, очажные цепи, крючья, шатры, телеги, люди — все пришло в движение, круговерть лагерного хаоса захватила всех. Слышалась ругань, жалобы, протесты, и тем не менее, один за другим воины собирались в отряды, а отряды потянулись к узким оврагам, заросшим кустарниками.


Бриенна смотрела в холодный предрассветный воздух и слышала умирающее эхо слов Джейме Ланнистера.


«Веснушка, я тебя люблю».


Он не обернулся, уходя. Дружеский жест, ничего не значащие слова, легко слетевшие с его губ. Ей нужно было быть сильной, быть леди-командующей, но — и Бриенна судорожно выдохнула, напоминая, что для переживаний не время.


Она сглотнула, встряхнулась, шагнула в сторону шатра — одеваться и готовиться — когда внезапная темная пелена медленно начала сползать на нее откуда-то сверху. Ноги ослабли, дурнота подобралась к горлу, она ухватилась за край стола, но пальцы никак не желали слушаться, и Бриенна осела на землю.


— Нет-нет, все хорошо, все в порядке, — она отмахнулась от помощи сира Аддама, — это все удар от дотракийцев. Мейстер свободен?

*

«Дорогая моя леди Санса!

Я полагаю, что вы прочитаете эти строки уже после того, как ваш преданный друг и бесконечно боготворящий вас слуга покинет этот бренный мир…


Я не знаю, как мне просить вас о прощении. Если бы не мое честолюбие и тщеславие, вы никогда не столкнулись бы с тем, что теперь охватило весь наш привычный мир, и без того лежащий в руинах».


Тирион надул щеки, запрокинул голову, подыскивая более интересные эпитеты к «лежащему в руинах миру». Определенно, эпистолярный жанр был его сильной стороной. Жаль, что он не догадался писать письма Дейенерис. Возможно, это помогло бы ему.


В животе заурчало.Он посмотрел направо. Рейегаль, свернувшись, тяжело вздыхал, похожий на грустного огромного кота. Чешуйчатого и огнедышащего.


— Ох, друг мой, — грустно сказал Бес, — ведь рано или поздно твоя хандра закончится, и твой аппетит вернется. Полагаю, меня ничего хорошего не ждет тогда.


Рейегаль печально вздохнул. Звуки, которые он издавал, были похожи на плач. Тирион и представить не мог, что драконы способны издавать их.


Благословите Семеро сумасшедшего экспериментатора Сэма Тарли. Рейегаль оказался самцом. Более того, скучая по улетевшей Дрогон, он отказывался от еды, на что вряд ли рассчитывала Дейенерис, отправляя Тириона ему в качестве десерта.


А может, наоборот, она посчитала, что лучшего стража для пленника ей не найти. Тирион и сам не понял, как и когда королева определила его дальнейшую судьбу. Как сам он подозревал, она просто хотела побыстрее избавиться от надоедливого мешающего обстоятельства. Скармливать дракону ценного заложника — Ланнистера, — было неразумно, а значит, она знала, что Рейегаль им обедать не станет. Так же она оставила Рейегаля одного не случайно. Поодиночке драконами королева все еще могла управлять, по крайней мере, это касалось Дрогон.


Загадочный эликсир мейстера Тарли возымел удивительный эффект.


Тирион застал королеву в гневе в тот момент, когда Дрогон покидала свое логово. Черная драконница поминутно оглядывалась на своего товарища, что рвался за ней безуспешно вслед, но в конце концов, подчинилась зову Матери Драконов. Рейегаль оставался взаперти. Как и сам Тирион, которого Дейенерис пинком отправила к зеленому дракону, никак не прокомментировав его заточение.


— Ты похож на моего брата Джейме, знаешь? — обратился Тирион к дракону. Тот издал вздох, потерся головой о столб, у которого имела обыкновение располагаться Дрогон.

«Из них двоих она — точная копия Бриенны Тарт. Тоскливые взгляды, вздохи — однако она послушалась Дени. Интересно было бы знать судьбу бедняжки Дрогон».


— Как я сразу не догадался, — усмехнулся Тирион, вытягивая ноги перед собой и глядя в высокий свод подземелья, — ты капризный, наглый, любишь собой любоваться, не выносишь и намека на несовершенство… ты самец.


Рейегаль отвернулся. Тирион не был уверен, что дракон понимает собеседника хоть немного, но ему жизненно необходимо было с кем-то пообщаться.


— Приступ любовной тоски не вылечить вздохами и слезами, — Тирион закрыл глаза; желудок сводило от голода, начинала мучить изжога, — но будет весьма мило с твоей стороны подсказать, как нам отсюда выбраться.


Он перепробовал все. Замок двери можно было открыть лишь снаружи. Окошки в сводах, выходящие непосредственно к покоям королевы, могли бы быть доступны для здорового подростка, еще достаточно ловкого и легкого, чтобы вскарабкаться по колоннам на высоту сорока футов. Рейегаль мог бы помочь– но он предпочитал страдать, демонстративно и бессмысленно.


Похоже, им обоим суждено зачахнуть здесь. «Дорогая Санса! Вспоминая ваши прекрасные глаза, — Тирион кашлянул, — в ту ночь, когда я мог бы… — не годится, нет, — вспоминая движения ваших бедер и слюну, которой истекал ваш Пёс… — да что ж это, — Санса! Позвольте признаться вам: последние мои шлюхи, за исключением леди-невесты, все были рыжими». Он призадумался над формулировкой. В одном предложении помещать «леди-невесту» и «шлюх» было как-то невежливо, хотя как раз упомянутая леди могла дать фору многим из них.


Внезапный звук ворота дверей заставил и карлика, и дракона вскинуть головы. Тирион вскочил на ноги, осторожно сделал несколько шагов в сторону Рейегаля. Дракон был его единственным союзником сейчас.

— …Сандор, я уверена, что вы можете открыть эту дверь.

— Ни хера. Там дракон.

— Там лорд Десница.

— Там долбанный огнедышащий дракон! Насрать на Беса!


«Я тебе это припомню», — скривился Тирион. Рейегаль предупредительно рыкнул.

— Открывайте! — Тирион метнулся к лестнице, спотыкаясь и едва не падая.


Голос Сансы Старк он узнал бы из тысячи других, так же, как бормотание и хрипы Клигана. Тирион уже почти добрался до двери, когда грустный вздох за спиной заставил его обернуться. Рейегаль с обиженным видом повернулся спиной к выходу.

«Как есть Джейме».


— Друг. Тебя ждет небо и твоя женщина, — свистнул Ланнистер, пока с проклятиями Клиган отворачивал один за другим замки на дверях подземелья, — вылезай, найди ее и…


Рейегаль обернулся. Тирион мог поклясться, что сейчас дракон понимал все до последнего слова, даже непроизнесенного. Он помотал головой.

— Рейегаль, пойдем. Ну давай, нас там ждут. Отойдите от двери! — крикнул Тирион, освобождая путь дракону, который, наконец, решился, — подальше!


Сандор Клиган грязно ругался, спрятавшись где-то вне зоны видимости. При свете было заметно, как сильно Рейегаль изменился за последние два месяца: окреп, обзавелся более яркой чешуей на боках, длинным гребнем вдоль хребта. На людей внимания он не обращал, сразу направившись к солярию, переделанному по приказу Дейенерис —отсюда драконы могли взлетать, ничего не разрушив.


И только Санса смотрела не на дракона.

— Рад видеть вас, миледи, — прошептал Тирион: голос изменил ему.


Леди Старк подошла к Ланнистеру, наклонилась и поцеловала его. На какое-то короткое мгновение для Тириона не существовало ничего, кроме ее нежных губ и едва заметной, чуть холодноватой улыбки. Но затем он расслышал громкий звон колокола над Красным Замком.


— Тревога? — он взглянул на Сансу, — неужели король Джон дошел до Гавани?

— Нет, милорд, — прикрыла глаза девушка, — это Железнорожденные в заливе.


Другие звуки доносились от северных ворот. Леди Старк вновь улыбнулась, но от этого выражения на ее лице ощутимо веяло холодом.


Что-то не так, подумал Тирион Ланнистер. Что-то совсем неправильно. Ведь все получилось? Все ведь удалось?


— А это — войска Лораса Тирелла. Хайгарден здесь.

Что за сигнал донесся с дозорных башен, Тириону спрашивать не пришлось. Он и так знал, что этот звук возвещал появление дракона над столицей. Рейегаль отправлялся вслед за своей подругой. И за своей Матерью.


Младший Лев набрал воздуха в грудь, намереваясь произнести несколько остроумных слов о перспективах восстания, когда внезапная боль в груди разорвала мир пополам перед его глазами. Он распахнул глаза, чувствуя, как из-под ног уходит земля, меркнет вокруг все, и только яркой вспышкой невозможной, отравленной, недоступной красоты является лицо Сансы над ним.


Последним, что он почувствовал, было прикосновение ее пальцев к лицу и губам.

Последним, что услышал, ее «Прощайте» и шорох ее платья по мраморному полу королевских покоев.


Последним, что увидел — брошенный ее рукой Бесов Коготь в его же собственной крови.


========== Сила волков ==========


— Чтоб меня, это ж гребанное чудовище, — в темноте Бронн чувствовал на своей шее дыхание леди Арьи. Это единственное, что примиряло его с окружающей действительностью.


…Черная тень дракона над Винтерфеллом, после отъезда короля Джона и большей части войск пустого и сонного, появилась внезапно, чуть позже полудня. Больше всего Бронн ненавидел внезапные неожиданные визиты врагов. Нужно иметь немножко гребанного мужества, всем, даже королевам, чтобы проигрывать с достоинством, или хотя бы предъявлять претензии непосредственно мужьям, а не безвинным межевым рыцарям вроде сира Черноводного.


Одичалые во дворе, открыв рты, молча смотрели на то, как по серому небу мечется дракон с крохотной беловолосой всадницей, но Бронн понимал, что одними устрашающими маневрами дело не обойдется.


— Вниз! Все вниз! — скомандовал он, бросая тренировочный меч.


За прошедшие недели он оправился от ран достаточно, чтобы понемногу вернуться в форму, и провел немало прекрасных часов с леди Старк-младшей в тренировочном дворе. Да и копьеносицы редко отказывали ему в благосклонности — не только в спаррингах с оружием. Пожалуй, он почти восстановил свои силы. Но все же Бронн никогда не был из безрассудных личностей (если не считать приступа безумия, в результате коего он впервые связался со львиной семейкой).


В отличие от Джейме, мать его, безумца Ланнистера.

Бронн не собирался бороться с драконом.


Бронн вообще не собирался больше воевать ни за что и никогда («ни за что» было обсуждаемо, но цена серьезно возросла). Так что он подхватил леди Старк под локоть и поволок за собой в укрытие. Одичалые испарились в неизвестном направлении — этот их талант был известен Бронну.


— Не бросай меня здесь! — взвизгнула Арья, когда он бросился наверх.


Но до того, как прятаться с ней в потемках, следовало любой ценой сообщить лорду-командующему — хренову Ланнистеру, — о нападении. Вполне вероятно, следующей мишенью будет армия Джона, если второй дракон не дожаривает в данный момент их останки. Вороны, как надеялся мужчина, были достаточно умными птицами, чтобы ускользнуть незаметно, не взлетая слишком высоко над землей.


В подвалах Винтерфелла было многолюдно, но Арья выбрала себе самое уединенное место, поближе к проходам в крипту. Бронн не был уверен, что она желает разделить с ним свое одиночество, но она все же кивнула ему, когда он сел рядом.


— Как думаешь, она хочет сжечь Винтерфелл? — прошептала девушка.

Они оба сидели у стены, и, хотя Бронн заботливо предложил ей свернутый плащ, она предпочла собственные ноги.


— Нет, маленькая леди. Она ревнует и хочет насолить королю Сноу — прости, миледи, королю Старку. Или Таргариену? — Бронн не мог удержаться от укола, наблюдая едва заметное в потемках лицо Арьи. Девушка мрачно щурилась.


— Он Старк больше, чем любой из нас был и будет, — ответила она, отворачиваясь.

— Итак, все еще братья и сестры, м? — мужчина вздохнул, — Таргариены, Ланнистеры… теперь Старки?


Внезапно девица оказалась у него на коленях, верхом на нем, оседлав его, молниеносно, без единого сомнения приставив Иглу к его горлу. Он вскинул брови в удивлении. Это было исполнено мастерски.


— Я никогда не спала со своим братом, — прошипела Арья, и рука ее не дрогнула, когда острие надавило чуть сильнее, — никогда не хотела спать со своим братом. Никогда не буду. Я люблю Джона. И он один относится ко мне с уважением. Воспринимает меня всерьез.


Хотя ее голос был серьезен, а глаза полны решимости, Бронн почувствовал нотку слабости, скорее звериным чутьем, чем прочитав это на ее лице.


— Я воспринимаю тебя всерьез, маленькая леди.

— Я не…! — она осеклась, опустила голову, убирая Иглу от его горла.


Это было облегчение, хотя ему и не составило бы труда вывернуться прочь.


— Ты леди. И ты маленькая, — он издевательски обрисовал руками формы ее тела, добавив ограничение по росту, — но разве это должно печалить тебя? Леди Бриенна большая леди. С тех пор, как она это признала, жизнь ее стала много легче.

— Это Джейме-то Ланнистер большое облегчение? — фыркнула Арья, — да он просто воплощение всего, что люди вкладывают в понятие «заноза в заднице».


Бронн не мог не согласиться с ней. Умная девочка, эта маленькая Старк.


Они посидели молча, прислушиваясь к происходящему наверху. Не было ни единого звука, свидетельствующего о пожаре, разрушениях или горящих заживо людях. В любом случае, Арье показываться на глаза Дейенерис было нельзя.


— Вот бы стоять с ней лицом к лицу, — вздохнула Арья, злобно щурясь, — как же она меня бесит.

— Чтобы победить, недостаточно только бешенства. Тебе еще нужно поучиться, миледи. Скорости.

— Я недостаточно быстрая?

— Ты слишком серьезная. Добавь немного улыбки, и дело пойдет на лад, — посоветовал Бронн от души. Ему льстило, как внимательно она относится к его словам — и это выводило его на определенный уровень откровенности, которого у него, следовало признать, не было раньше ни с кем.


Никогда. Разве что с Брандоном Старком? Долбанные Старки!


— Убивать с улыбкой?

— Не «убивать», а сражаться. «Убивать» — явление разовое. Это как, не знаю… ты танцуешь? — Арья опустила голову.

— Я люблю танцевать, — призналась она негромко, — что-нибудь веселое. Ритмичное. Но не выношу придворных танцев. По-моему, это уныло.

— А, и могу поклясться, с тобой танцевал только твой брат Джон, — догадался сир Черноводный.


Ему в голову внезапно вернулась картина ее впечатляющей наготы ночью у его ног.


— Как-нибудь мы станцуем, миледи. И вряд ли тебя хватит надолго.

— Ты старый, — фыркнула в его сторону девушка, — я тебя загоняю до сердечного приступа за час.

— Напор за час испарится. А выносливый старый бык… — Бронн осекся, не закончив пошлого комментария про стадо коров, вслушиваясь.


Из темноты раздалось тихое скуление. Нимерия виляла хвостом, всем видом давая понять, что им следует покинуть подземелья. Очевидно, огромный дракон оставил Север. Когда они оказались на воздухе, Бронн удивился. Огня почти не было. Каменные стены не пострадали бы в любом случае — драконов должно было быть много больше, но все же, Дейенерис отступила слишком быстро.


Это почти наверняка могло оказаться быть ловушкой.

— Где зернохранилища, миледи? — пришла Бронну глупая мысль в голову. Может быть, сучка Таргариен желала оставить их голодать до новых урожаев. Арья огляделась.

— Сеновалы у ворот. А овины…


Все было цело. Бронну все это нравилось еще меньше, чем прежде.

Но еще больше его удивила — и ужаснула — картина, ждущая их в башне, где содержались вороны. Он даже сделал шаг назад. Арья схватилась за его локоть.


— Блядство какое-то, — Бронн скривился.

— Нет, — замотала головой Арья, делая шаг к распахнутым клеткам, — нет, это… это послание от моего брата. От Брана. Здравствуй, Бран. Это ты прогнал дракона?


«Долбанные Старки!», взвыл про себя Бронн Черноводный.

У черного ворона, что торжественно восседал посреди стола — единственный ворон среди распахнутых настежь клеток — было три глаза.

*

Зимние Сестры представляли собой сообщество, отличающее их от Братьев.


Бриенна Тарт была довольно типичной представительницей этого сообщества. Иногда ей казалось, что она родилась за Стеной, никогда не знала Юга. Когда Бриенна впервые увидела лагерь Вольного Народа и Зимнего Братства, она выдохнула — и дышать в морозном воздухе стало легко и сладко.

Она была дома.


Она никогда прежде не была настолько собой. Тартская Дева шла мимо Зимних Сестер, большинство из которых ничем не отличались от нее самой, не боясь взглядов других женщин.


Да, они были разные; одеты по-разному, с разным оружием, разного роста, возраста, но все были похожи. В тот первый вечер Зимние Сестры собрались вместе, и Бриенна была одной из них. У их костра было шумно, но не слышно было ни пьяных криков, не было ни одной драки, сама атмосфера отличалась от той, к которой привыкла воительница.


Конечно, она не собиралась с ними дружить, делиться историями, но простая возможность помыться, не оглядываясь поминутно, ожидая похищения или нападения, была бесценна. Ради этого удовольствия, пусть и нечастого, Бриенна рисковала пройти через лагерь Вольного Народа. В этот раз женщину сопровождал Подрик Пейн и двое солдат Ланнистеров, без которых Джейме отказался ее отпускать к одичалым, хотя прошли месяцы с первого знакомства с обычаями воровать женщин.


— …вообще не представляю, как ты справляешься, Дагна…, а мне как?

— Подкинь дровишек!

— Марж, спину потрешь? Ой, нет, ну потише, там же синяки.


Бриенна разделась, подошла к двумя котлам, под которыми горело пламя, поежилась. Дагна поприветствовала ее: несколько раз им довелось сражаться вместе.


— Как дела? Как твой жених, не сдается? — Дагна величала «женихом» Тормунда. Бриенна фыркнула.

— Иные скорее сдадутся.

— Кого слышно, тот не опасен, — философски заметила Дагна, опрокидывая на себя ковш воды, — ты послушай, что с Таби было, нежданно, негаданно.


Дагна была своего рода Бронном женского пола среди Зимних Сестер. Бриенна не узнала, сколько ей лет, но подозревала, что она старше Джейме (что казалось ей достаточно солидным возрастом). Дагна сражалась большую часть своей жизни; у нее было пятеро детей, отсечена левая грудь, не хватало пальцев на ногах и на руках, и она считалась одной из признанных красавиц Вольного Народа.


Таби же, ровесница Бриенны, если не младше, вытирала лицо, только что прекратив плакать. Бриенна кивнула ей.


— Да вот. Так и знала, что этим закончится, — она встала с корточек и обеими руками указала на начинающий выпирать живот.

— Это ведь кто-то из южан, — добавила Дагна, — расскажи, как все было.


Таби рассказала, изредка всхлипывая. По ее словам, она преспокойно шла вдоль линии Дозора, когда какой-то южанин, страшный, как сам Король Ночи, заволок ее в укрытие дозорных и взял, не раздевая и даже не знакомясь.


— Ты запомнила, где это и когда было? Мы можем найти его, — Бриенне слова дались с трудом. Таби прищурилась.

— А и правда. Ну я ему задам.

— Лорд Сноу велит его повесить, — добавила еще одна одичалая, но Таби издала звук протеста.

— Еще чего! Отца моего ребенка вешать? Нет уж. Так легко он не отделается. Да и… не то что он смазливый, но сильный, все-таки. Всю ночь…! И… эти, — она указала на Бриенну, — как у тебя, веснушки у него были. Мило.


Было кое-что в Вольном Народе и его воительницах, чего понять Бриенна не могла, но хотела. Что ей нравилось.


На сто миль от Стены к югу едва ли можно было найти человека без оружия. Мирная жизнь полностью оказалась сметена Зимой. Но тем не менее, жизнь продолжалась. И даже в лагерях Зимнего Братства изредка раздавался плач новорожденных младенцев.


Это казалось Тартской Деве тем более удивительным. Почти так же, как то, что однажды Джейме Ланнистер поделился палаткой с одной роженицей, не успевшей уехать на юг. Вернувшись из Дозора, она обнаружила его с ребенком на руках у постели одичалой.


— Тш, — он коротко нахмурил брови, обращаясь к Бриенне, — она только что уснула.

— Откуда ты это взял? — ответно прошипела она.

— Показать, как их делают? — ухмыльнулся он и слегка отклонился, ожидая тычка от нее. Бриенна так и сделала бы, если бы не младенец у него на руках.

— Это девочка, — прошептал Джейме, качая ребенка, закутанного в пеленки и овчину, — имени у нее еще нет. У тебя есть хорошие женские имена в запасе?

— Почему у меня они должны быть?

— Неужели ты никогда не придумывала… как будут звать твоих детей? — кажется, Джейме был удивлен на самом деле. Она смолчала.


Если молчать достаточно долго, он поймет, догадается, прочитает ее мысли, в конце концов. Она никогда не хотела заводить детей и семью, а когда задумалась о таком желании, было уже поздно — ей дал понять мир вокруг, что она создана не для этого.


— Такая прелесть, — прошептал Джейме, глядя на ребенка в своих руках, — ей ведь все равно, что сейчас Зима.


Младенец в его руках заворочался, издавая тихий писк. Одичалая в полусне нахмурилась ответно, приоткрыла глаза, протянула руки к Джейме, молчаливо прося его вернуть ребенка. Он так и сделал. Дикарка нимало не застеснялась кормить ребенка грудью при незнакомце. Когда Бриенна подошла с дополнительным одеялом, Джейме поймал ее руку, подбородком указал на картину перед ними. Улыбка на его лице заставила ее застыть, осев на меха рядом. Ради любой из его улыбок она готова была убить и умереть, но эта была особенной.


Ради нее хотелось жить.


…Мейстер, вздохнув, развел руками. Бриенна не сразу перевела на него взгляд, хотя он позвал ее несколько раз.


— Слишком рано, миледи, беспокоиться. Уверен, у меня найдется средство для того, чтобы предотвратить неприятные симптомы, если они появятся…

— Мне нужно что-то вроде лунного чая, — перебила она, — но сильнее.


Мейстер поднял бровь.

— Я пила лунный чай, — Бриенна сжала зубы, — может быть, раз или два забыла.

— Могу я взглянуть на него? Ага. Такое количество вы заваривали? Для вашего роста и веса этого слишком мало. Хотя, конечно, вы рано забеспокоились в принципе, ведь, кроме дурного самочувствия… но, если желаете быть уверенной… я поищу.


Пока мейстер искал нужное снадобье в своей корзине, она взглянула на свое отражение в блестящем чайнике, что он принес с собой. Даже по сравнению с обычным своим видом она была бледна.


— Вот, миледи, то, что вы просите, — она взяла в руки предложенный флакон из темного стекла, — но побочные эффекты могут быть сильными.


Бриенна готова была к худшему.

— Если вы действительно уже успели забе-

— Пожалуйста, каков будет эффект? — ей не хотелось даже слышать этого слова.

— Если это произошло, то примерно три дня можно ожидать головокружения, болей в спине, ногах и животе, а также последующего двухнедельного необильного кровотечения. Если же нет, то, пожалуй, единственными побочными действиями будут сонливость, слабость и, возможно, некоторое кишечное расстройство.


Три дня слабости, рассуждала Бриенна, сжимая флакон. Недели крови. Или слабость и сонливость. Она не могла рисковать временем, когда Джейме и их люди нуждались в немедленной поддержке. Она не могла не выйти в бой. Только не она. И не могла рисковать остаться беременной.


Зимняя Сестра могла быть свободна. Она оставалась собой, с мужем, без мужа или с несколькими одновременно, с детьми или без них, и шла в бой, когда считала это нужным. Леди-командующая прикрытием вообще не должна была существовать.


Мейстер удивился, что она подозревала о беременности, тем более, ее цикл никогда не был регулярным, особенно во время войны. «Невозможно сказать ничего с уверенностью еще месяц», сказал он ей, качая головой. «Нет ни одного признака», повторил настойчиво. «Если у вас случались прежде приступы одышки, трудности с дыханием, внезапное сердцебиение, то можно с уверенностью сказать, что виной всему ваши многочисленные ранения».


Но Бриенна не знала, как объяснить, почему она чувствовала, что это не так. Это было особое чувство, абсолютная убежденность и уверенность. Хотелось бы ей ошибаться. Было сложно не паниковать. Даже со спасительным флаконом ядовитой настойки в руках. Если не сделать это сейчас, будет поздно. Если сделать, Джейме Ланнистер будет один на один с драконом и королевой Таргариен, пока она будет метаться по койке, охваченная болью и слабостью после выкидыша.


Выбор был очевиден. Она всегда выбирала Джейме. Может быть, она успеет разобраться с обеими проблемами после, если выживет.


— Миледи, лорд-командующий просит срочно явиться, — раздался голос за ее спиной, Бриенна резко обернулась.

— Что-то случилось?

— Не знаю, миледи.

— Мне нужен оруженосец, как только я буду готова, отправлюсь.


Как бы она ни пыталась сохранять спокойствие, привычно чувствуя тяжесть доспехов вновь на теле, это уже было в сто тысяч раз сложнее.


Мысли ее возвращались от последнего розданного пайка к тому, что сказал мейстер. Она подсчитывала разбитые щиты своих солдат — и подсчитывала возможные дни своей беременности. Продумывала план отступления к оврагам, поджог леса — и продумывала, как спрятаться от Джейме.


Ему будет достаточно один раз взглянуть ей в лицо, чтобы все понять. Она никогда не могла лгать ему убедительно. Что он скажет? Она не хотела знать. Ей вспомнилось, что Джейме рассказывал о Серсее и их детях, уже после того, как они оказались на Севере Зимой. Бриенна старалась забыть, как он признался — не без странного ревнивого давления с ее стороны, — как Серсея обманывала его, не сразу поведав правду о его отцовстве.


И она помнила, как он горевал по Мирцелле. «Я пропащий человек, Бриенна, — говорил он в Хайгардене среди прочего, — мои дети погибли из-за меня. Больше их нет, и терять мне теперь нечего».


Если бы все было иначе, и они каким-то чудом были на Севере и остались там после победы, всякое могло случиться, почему не предположить? — она закрыла глаза, позволяя себе мечтать, вспоминать, еще раз вспоминать и добавлять мечты по капле к воспоминаниям. Может быть, тогда он бы даже обрадовался. Может быть, он позволил бы ей оставить ребенка.


Но это было невозможно. Серсея была матерью его детей. Даже с мертвой, Бриенна боялась соперничать с ней на поле, где обречена была проиграть.


Она вздрогнула, вырванная из своих горьких мыслей внезапным шумом снаружи. Зазвучал сигнал тревоги.

*

Зимой случались дни — и ночи — когда, очевидно, у Короля Иных бывало плохое настроение, или своего рода разочарования, или приступы самобичевания и раскаяния. Тогда внезапно начинал идти мокрый снег с дождем, а весь лагерь Зимнего Братства тонул в слякоти и грязи. Самым противным в такие дни было то, что сырость мгновенно заставляла замерзать гораздо сильнее, чем в самый сильный, но сухой мороз.


В такие ночи им приходилось переставлять палатки, подкладывая под них еловый стланник, что после пожаров Манса не всегда бывало легко, и они спали все вместе в палатке, когда хвоинки то и дело впивались в тело, стоило только повернуться. Подрик ворочался особенно сильно.


Зато в эти дни можно было спать без опасения, ведь Иные никогда не появлялись в дождь. И все, кто мог, отсыпались. Джейме любил спать в дождливую погоду. Это было приятно, открыть глаза и обнаружить, что вокруг по-прежнему сухо и тепло, и Бриенна сладко сопит в его руках, улыбаясь во сне и приветствуя его прикосновения. Если бы только не Бронн, который часто обнаруживался рядом, ухмыляясь и гримасничая, если не храпя так, что уши закладывало.


— Бедолага Под, — прошептал Бронн, глядя на юного оруженосца, что лежал, притиснутый к Бриенне между ними, — он сегодня подрался с одним одичалым за кусок хлеба.


Подрик во сне лягался, как двухлетняя кобылка, впервые подвергшаяся домогательствам жеребца, и Бронн использовал одеяло, чтобы как-то его стреножить. Джейме не возражал — мальчик спал лицом к лицу с Бриенной, и она получала пинки ничуть не реже сира Черноводного.


— Вишневые пирожки! — зачмокал Подрик во сне губами, хныкающие интонации заставили и Джейме, и Бронна тихо вздохнуть. Бриенна во сне недовольно замычала и выпростала ладонь вперед, вслепую гладя своего оруженосца по лицу.

— Бедная девочка, — прошептал Бронн еще тише.

— Мы все голодные, — ответил, наконец, Ланнистер, зарываясь носом в ее светлые волосы на затылке.

— Я не о том. Ты видел драконов Таргариен, кстати? — Бронн дождался кивка — одни Семеро знали, как он разглядел его в кромешном мраке, — король Сноу наконец-то догадался, что им тоже что-то надо есть.

— Не сильно они помогли.

— Долбанная истина. Хорошо, что убрались восвояси.


Бриенна снова заворочалась, поворачиваясь к Джейме лицом и приникая к его груди. Ее гибкость позволяла ей во сне принимать невообразимо затейливые позы. Ему оставалось только ревниво следить, чтобы наиболее примечательные части ее тела не оставались открыты любопытному взгляду Бронна — или кого угодно еще.


Приятель проследил движения руки Ланнистера, закутывающего Тартскую Деву в одеяло, и усмехнулся.

— Я знаю, что она твоя. Дыши ровно.

— Пошел ты.

— Нет? О, перестань. Кто бы отказался от красотки под боком в такую минуту.

— Пошел ты.

— Я бы не отказался. Долбанные Семеро велели делиться.


Но когда Джейме подскочил в ту же секунду, неосознанно притискивая Бриенну еще ближе к себе, свирепо хмурясь в сторону Бронна, тот ухмылялся, подпирая голову ладонью и изображая преувеличенно театрально, словно вытирает слезы. «Идиот».


Он прищурился, укладываясь обратно и вжимая Бриенну крепче в свое тело. Она закинула руку ему на шею, сопя во сне. Только девушки могут спать так сладко, подумалось ему в ту же секунду. Девушки и дети.


— Бедная девочка, — повторил Бронн снова, ложась на спину и закидывая руки за голову, — ей бы спать где-нибудь в долбанной нормальной кровати с тремя детьми в обнимку и четвертым внутри.

— Сколько у тебя сыновей? — спросил вдруг Джейме.

— Двое.

— А бастардов?

— Почем мне знать? — Бронн вздохнул, — думаю, один в Дорне есть. Так мне кажется. Э-эй, Ланнистер, давай без уныния. Не все еще потеряно.


И Джейме показалось, он услышал перед тем как заснуть:

— Она будет отличной матерью.


Когда они засыпали в ту Зиму в последний раз вместе — после победы, накануне прощания, накануне того дня, когда ворон из Королевской Гавани принес весть о приговоре Серсее, Джейме раздевался долго. Он оттягивал момент интимности, когда ему приходилось перелезть через нее, чтобы оказаться у стены. Бриенна уже дремала, когда он занял свое место за ее спиной и обнял ее, запечатлевая ставший обычным поцелуй на ее плече. Нижняя рубашка на ней была тонкой, прозрачной, и почти наверняка не грела.


— М-м-м.

— Не замерзни, — прошептал он, — иди сюда.


При всей длине своего тела, при том, что она была действительно крупной женщиной, в его руках она всегда помещалась с легкостью. Песцовое одеяло накрыло их обоих приятным пушистым теплом, и Джейме потерся носом о ее затылок. Ее лодыжки были зажаты между его голеней, Бриенна двинулась назад, не просыпаясь, сгребла его правую руку своими двумя, пристраивая ее под своей шеей.


Джейме хотел ее.


То, что он ее любил, было фактом, с которым пришлось смириться давно, очень давно. Это было фоном его жизни, явлением столь же привычным, как небо над головой, воздух в легких, жажда или голод. Рассвет — завтрак — я люблю Бриенну Тарт — я дышу, тренируюсь — я ее люблю — погодка ничего себе — я люблю — раздать приказы, проверить седло — люблю — обед… Но желание, желание такое, что опасно было находиться рядом и нельзя не находиться, росло и пускало корни, менялось, оно было нестабильным, появлялось и почти исчезало.


Она никогда не спала столь крепко, как в эту ночь. Или ему так казалось, когда он убрал левую руку с ее тела и опустил себе в штаны, закусывая губу и стараясь не издавать слишком очевидных стонов удовольствия, прижимаясь к ее спине, ягодицам — Бриенна никогда не возражала, она любила его тепло — но вряд ли одобрила бы то, что Джейме делал сейчас.


Слава Семерым, он сообразил подготовиться и кончить не ей на спину. Пару раз такое случалось, и ему везло, что она не замечала последствий в суете наступавшего утра.


Мысль о Бриенне в его объятиях, будь то Зимой или в любое другое время года, была приятна, и возвращение в действительность оставило его совершенно разочарованным.


— …Милорд, письмо из Гавани. Подписано леди Сансой Старк.

— Леди Старк? В столице? — Джейме развернул послание.


«Спешу сообщить вам, лорд-командующий Ланнистер, что, согласно предварительной договоренности…». Он быстро пробежал глазами первые две страницы. Леди Санса никогда не упускала ни единого этикетного обращения, не сокращала слов, и то, что он уместил бы в трех строчках — даже с нынешним почерком — в ее исполнении могло занять с десяток листов.


Хайгарден и Железнорожденные вместе занимали Королевскую Гавань — это была главная новость, и она стала ясна только к концу письма. Джейме опустил руку, посмотрел в пространство.


Ай да Тирион. Невозможно. Он сделал это. Джейме усмехнулся, поискал глазами короля Джона, переворачивая последнюю страницу, и в эту минуту улыбка его застыла на лице, а мир свелся к двум строкам, выписанным все той же рукой.


«С глубочайшим прискорбием вынуждена сообщить, что наш любимый друг, ваш брат, лорд Десница, Тирион Ланнистер, стал жертвой гнева ее величества в день, накануне…».

Он вновь перечитал.


«Ваш брат, Тирион Ланнистер…».

Не может того быть, это же Тирион, это —


«…останусь в столице до проведения положенных обрядов…».


Не то, не то, а, вот оно: «Ваш брат, Тирион Ланнистер, пал жертвой гнева ее величества в день, накануне нападения дракона на Винтерфелл». Джейме сглотнул, прижал кулак к губам, оглянулся, почти беспомощно, по сторонам. Сир Аддам, сир Пейн, они все, даже Джендри Баратеон, смотрели на него, вопрошая своими взглядами, но произнести вслух значило признать, что все это произошло на самом деле.


— Налейте лорду-командующему выпить, — приказал Марбранд, вынимая письмо у Джейме из судорожно сжавшейся ладони.

— Я… — Джейме не знал, что сказать, — я… отдал бы… я многое отдал бы. Тому, кто отомстит. Если это не я буду.


Сир Аддам пробежал письмо глазами, хмурясь, дошел до последней страницы, передал молча Пейну, затем сам опустошил первую кружку.

— Лорд Тирион убит, — коротко прокомментировал Идрик и потянулся за элем, — помилуй его Отец.

— Помилуй, — вразнобой тихо сказали другие вассалы Ланнистеров, а заодно и Баратеон.

— Доложите его величеству, — приказал Джейме, — из Винтерфелла вестей нет?

— Ни одной, милорд.


Он постарался сосредоточиться. Тирион мертв. Они все еще теряли людей, а драконы были на свободе. Драконья сучка убила Тириона. Она заплатит. Он остался один, это было худшее сиротство; Полумуж, но не полубрат, вся его семья — почти вся, за исключением последнего луча света, его жены, была стерта с лица земли.


— Найдите леди-командующую, — приказал он коротко, — срочно. Она мне нужна немедленно. Милорды, — он обратился к своим рыцарям, — давайте попробуем собрать все наши силы, потому что теперь мы знаем, что Королевская Гавань под контролем восстания. Значит, все, что есть у Таргариен, здесь. Возможно, нам осталось продержаться сутки. Может быть, меньше.

— Или больше, — вдруг подал голос Джендри Баратеон, не стушевавшись под взглядами, обратившимися к нему, — я не особо знаю… но, если Простор не пришел до сих пор на помощь — то и сейчас нечего ждать.

— Справедливо, — согласился Джейме.


Он не хотел разбираться в политических интригах. Они опротивели ему еще при Серсее эпохи Роберта. Казалось, это было в другой жизни.

— Леди-командующая будет через несколько минут, милорд.

Джейме кивнул, вздыхая.


Он будет горевать по Тириону, он знал это. Он будет; так же, как по Серсее и даже больше, гораздо глубже. Но он не мог почувствовать этого сразу. Это подкосило бы его слишком сильно. Пока что все, чего он хотел — это знать, что Бриенна в безопасности. Насколько это вообще было теперь возможно.


Раздался внезапный тревожный звук рога.

— Дракон! Дракон в небе!

*

Довольно забавно было узнать для Сансы Старк, что леди Оленна все еще имела власть в Хайгардене.


Пожилая Роза была прикована к постели и, судя по письмам, действительно доживала последние дни, приходя в себя ненадолго, чтобы затем вновь впасть в прострацию и потерять память о недавно произошедших событиях. Тем не менее, Лорас чрезвычайно был озабочен тем, чтобы бабушка осталась им довольна.


Санса нашла забавной, хотя и несколько пугающей, ситуацию с леди Оленной.

Наиболее интересной и по-своему заслуживающей внимания ей показалась та часть, в которой пожилая Роза уговорила Дейенерис подарить ей, ни много ни мало, голову Серсеи.

Возможно, это конец многих королев, которые не были казнены, отравлены, забиты насмерть толпой или собственными мужьями и любовниками.


— Последние дни жизни проводить, глядя на мертвого врага, — задумчиво сказала Санса, разглядывая себя в зеркале, затем оглянулась на Сандора. Он молчал, хмурясь. Он стал намного реже смотреть ей в глаза. Санса вздохнула.


Причины были ей понятны без слов. Но игру следовало довести до конца прежде, чем подсчитывать окончательный итог.


— Миледи, бдения начнутся в дворцовой септе через час.

— Я буду готова, — она последний раз взглянула на себя в зеркало.


Лорас Тирелл все еще не контролировал часть города, что протянулась вдоль берега Черноводной. За последние годы она разрослась, а с прибытием Дейенерис хаотическая застройка сделала ее еще более тесной, полной сомнительных тупиков и трущоб, населенных всеми сортами отребья и бандитов.


Санса покинула свои покои в молчании. Она знала, что Клиган следует за ней.

Она была почти готова к тому, что ей предстоит увидеть в септе.


Тирион Ланнистер, ее бывший муж, союзник и друг, убитый ее рукой, возлежал в центре, осыпанный цветами и окруженный золотом и парчой. У Тиреллов и их вассалов не было никакого вкуса к трауру, подумалось Сансе. Едва ли они понимали, где нужно остановиться со слащавым украшательством.


Но Санса была Старк.

Ее траур был строг и лаконичен. Никаких лишних цветов и драгоценностей. Никаких попыток украсить то, что не нуждалось в украшениях. Не помешает добавить немного драмы, подумалось ей, но затем она оборвала себя. Еще не время. Она должна быть достаточно печальной к тому мгновению, когда бдения закончатся. Печальной, но не истеричной.


Мертвый отец. Мать. Робб. Его беременная леди-жена. Рикон. Насилующий ее Рамси. Домогающийся Бейлиш. Джоффри. Лорд Тайвин. Серсея. Мертвая Леди. Увечье Теона. Если она постарается, то перечислять придется намного дольше, чем будет длиться скорбное молчаливое присутствие у тела Тириона Ланнистера. Тетя Лиза. Робин. Санса дернула уголком рта.


На нее смотрели. О том, как она и лорд Десница близки, знал весь двор. Она не упускала случая добавить пряного привкуса интриги в их ежевечерние посиделки. Никаких сплетен. Только скромность и правда — оружие истинных леди. Сплетники додумают все, что им угодно, сами. Эта история слишком красива, чтобы ее обошли стороной поэты-лизоблюды и романтически настроенные барышни.


Они полюбили друг друга спустя много лет после того, как были насильно обручены, ах. Он погиб, она скорбела. Санса прикрыла глаза на миг.


Мертвый отец. Мать. Робб…

В крипте должно найтись место еще для одного льва.


========== Открывая истину ==========


Призрак всегда следовал за своим другом Джоном Сноу.


На то он был и Призрак. Он знал о Джоне больше, чем кто бы то ни было. Он приветствовал его первую самку, он караулил его, когда плохие злые люди забрали его тепло сталью в Черном Замке, он радовался возвращению Подруги, сестры Джона. Призрак, конечно, не помнил Леди, но точно знал, кто когда-то дружил с ней, с другими волками.

Призрак любил Джона.


Ему нравилось, когда тот чесал его за ухом, и Призрак любил пошутить с ним, утаскивая его сапоги, занимая место в его кровати (если только там было достаточно пусто, и Джон не кричал ничего о грязных волках со свалявшейся шерстью). Конечно, люди не всегда ценили широкие волчьи жесты вроде подарков, которые Призрак оставлял для Джона: овечьи копыта, кости, приятно пахнущие беличьи шкурки. Что и говорить о той замечательной, бесподобно благоухающей поросячьей голове! Понадобилась вся сноровка, чтобы затащить ее под покровом ночи на кровать, и вся выдержка, чтобы не съесть ее. Вместо этого Призрак удовлетворился тем, что покатался вместе с ней по лежбищу Сноу как следует.


Джон ругался, а вот маленькая самка в его постели смеялась.

Маленькая самка нравилась Призраку куда больше, чем другие. Он скучал по ней, когда Джон опять взял сталь в руки и отправился на юг, и пришлось, конечно, отправиться вслед за ним. Призрак не любил юг. Больше всего он любил дом.


Дома была Нимерия, и с ней было просто замечательно; она, по крайней мере, никогда не задавалась глупыми вопросами о смысле дарения поросячьих голов и костей. С недавних пор Нимерия обзавелась новым другом. Даже двумя. Один был Волк — просто Волк — из-за Стены, обитающий неподалеку, другой ходил на двух ногах. От этого, второго, волчица была в восторге.


«Где тыего нашла? — Призрак осторожно обнюхал сапог Хорошего Человека, — он замечательно пахнет».

«Он лежал в траве. Сестра Арья подобрала его, — Нимерия горделиво ухмыльнулась, — он любит сталь».

«Еще один», уныло заключил Призрак. Он не любил сталь. Он любил снег, еловую хвою и охотиться на белок.

«Его зовут Бронн. Он делился со мной своей едой, — Нимерия со значением качнула головой, — он сильный самец. Сестра Арья созрела. Может быть, если я буду проводить больше времени с Хорошим Человеком, она решится».

«Она человек, а у людей все сложнее, чем у нас. Ненавижу, когда у тебя течка, — оскалился Призрак, — твой Волк чуть мне лапу не отгрыз в прошлый раз».

«У Ящерицы Джона не бывает течки, как у ее Ящеров, — вспомнила Нимерия, — лучше бы ты присматривал за ним. Это неправильная самка. Она слишком любит огонь».


Тут Призрак соглашался. Ящерица — с белыми волосами, сухими глазами и пахнущая чешуей — была неправильной. Он не любил ее, а она его. Он не любил огонь. Никто так не понимал волков, как Горелый Человек.


— Лучше б я, блядь, замерз, — сказал Горелый Человек в первый раз, увидев Ящерицу и ее Ящеров, Несущих Огонь, — ну их нахер.

Призрак был с ним солидарен.


Поэтому, когда над полем, пропахшим кровью, сталью и болью, пронесся ветерок с запахом Ящерицы — огонь, чешуя, сухой змеиный запах, запах песка и солнца — он запаниковал. Это могло быть опасно для Джона. Огонь, который жгли люди, они как-то пытались контролировать, хоть Призрак и не понимал, как. Но огонь Ящерицы был из другого сорта.


«Джон, уходим отсюда, — он появился у ног своего друга, всем видом показывая, что пора сваливать, — давай уйдем, поближе к воде».


— Я знаю, малыш, — рука его человека была одета в чужую кожу, теплую от его собственной, — я знаю, что она здесь. Она нас не тронет. Она не сможет подобраться к нам.

«Это ты так думаешь», проворчал Призрак, нимало не успокаиваясь.


Когда Ящер показался над ним, он прижал уши к голове, припадая к земле. Это было страшное создание, очень большое, и оно пахло огнем. Но, помимо прочего, оно пахло иначе, чем в прошлый раз.


— Рейегаль не прилетит, — сказал Джон, поглаживая Призрака, — он бы никогда не пошел против меня. Она взяла Дрогона.


«Нет, Джон. Кое в чем ты ошибаешься, — Призрак втянул воздух носом и зарычал, — она принудила ее. У Черного Ящера течка. Это самка». Сверху оврага послышался звук, с которым Ящеры обычно выдыхали воздух, приземляясь. Призрак попятился назад, ненавидя свои непослушные длинные лапы и трусливо поджимающийся хвост. Джон не боялся.


— Ты должен мне больше, чем дал, король Севера! — послышался голос беловолосой Ящерицы, — ты был нечестен со мной!

— Как и ты со мной, — повысил голос Джон.

— Здесь наверху много твоих людей. Ты хочешь их смерти?


Призрак коротко зарычал. Он не был уверен, но ему показалось, что наверху действительно есть еще их люди.


Та большая женщина, дружащая с Арьей, например. Почуяв неумолимую угрозу смерти, Призрак задрал голову к небу и протяжно завыл.

*

…В конце концов, этого она хотела, не так ли? Умереть за Джейме.


В первый раз это было страшно. В те далекие времена, когда у него еще были две руки, ее поволокли в кусты, и он посоветовал ей «уйти в себя», оставив насильникам только оболочку, над которой они могли бы издеваться.


И сам не выдержал наблюдать за тем, как это произойдет.


После, слушая его крики, наблюдая страдания от увечья, Бриенна в какую-то минуту пожелала умереть самой, но не видеть его мук. И все же она разделила их с ним, как бы страшно ей порой ни становилось, какими бы словами он ее ни проклинал. «Не смей меня жалеть», стонал Цареубийца, изредка приходя в себя. Сначала она говорила, что не жалеет, а позже врать не могла — пришла жалость. Это было мимолетное, слабое чувство, но оно присутствовало.


В какую минуту из жалости и сочувствия появилась привязанность, переросшая позже в любовь, ведующую ее следующие годы, Бриенна не знала и сама. Он звал ее «коровой», «ослицей», «тупой девкой» — и тут же отпускал двусмысленные комментарии, звучащие почти как комплименты, упрекал и оскорблял — и благодарил, и через какое-то время все это потеряло значение, когда осталась она, он и дорога.


А потом была медвежья яма, в которую прыгнул уже не Цареубийца, а рыцарь из ее детской мечты, и Бриенна Красотка влюбилась окончательно. И призналась себе в этом тут же.


Не было ничего мучительнее, чем дни между первым проблеском симпатии к Цареубийце — и падением в пучину обожания Джейме Ланнистера, думала она тогда. Очень скоро оказалось, что жизнь с безответной любовью сама по себе мучение. Пыткой стало все, каждый глоток воздуха, каждое случайное прикосновение его руки, каждый добрый взгляд его ясных глаз.


Лучше не стало, когда явилась Серсея. Серсея, о которой Джейме говорил мало, но которую любил, и Бриенна, конечно, тоже готова была ее полюбить, наивно полагая, что это возможно для ее большого сердца.


Женщина, которую любил солнцеликий Джейме, не могла быть меньшим, чем луна и звезды, разве не так?


Какой наивной я была. Какой наивной остаюсь, раз иногда мне кажется, что теперь Джейме любит меня больше, чем тогда — Серсею.


Зимой она редко вспоминала о существовании коварной Львицы. Со всей своей красотой и властью, королева была бессильна в схватке со льдом и снегом, в схватке с Иными. Серсея вряд ли знала, как бинтовать раны или зашивать глубокие порезы. Почти наверняка, она не знала ничего о том, как помочь Джейме пережить боли в культе, не заставляя его даже просыпаться при этом. И он сам сказал, что сестра никогда не пела ему, а с тех пор, как Бриенна сделала это впервые, она часто получала от него просьбы повторить.


Она, а не Серсея, сидела у его постели, когда у него была лихорадка, она поддерживала его, хромающего и стискивающего зубы, спасала его жизнь и была им спасена не единожды.


— …Женщина, слева! — кричит он Зимой, когда они отброшены в последней схватке Иными к самой Стене, и Бриенна, не размышляя, замахивается с разворота.

— Джейме, сзади! — ответно предупреждает она его, и еще один оживший мертвец рассыпается под валирийской сталью.


Костры, окружившие лагерь, отступают все дальше на юг. Сплошная огненная преграда заменяет ту часть Стены, что рухнула под натиском Иных. Джон Сноу слишком далеко на Севере. Утомились все: одичалые, южане, даже Призрак и лошади — те, что еще остались.

Бриенна видит, как Джейме устал. Подмечает, что его движения замедлились. Видит, что он уже несколько раз едва не подставился под ледяной меч Иного. Она старается быть ближе к нему, даже когда он оказывается на Стене — обрушившаяся часть похожа на лестницу с гигантскими ступенями.


— Уходи, — слышит Бриенна от него.

— Я тебя не брошу.

— Дура, уходи! Уходи вниз, за Стену!


Ей удается отбросить врага от него в последнее мгновение, но вместе с тем она балансирует на самом краю на одной ноге, и только Джейме ухитряется удержать ее, бросившись к ней и втащив ее обратно.


Над северным горизонтом разгорается зеленое пламя близкой смерти. Буря идет на них, и жизнь ведет счет на минуты. Но Джейме рядом, и она смотрит только на него и дышит только им.


Теперь, стоя между позициями Джейме и королевой Дейенерис, Бриенна снова чувствует уверенность и гордость.


Страх понемногу отступал по мере того, как дракон приближался. Огромная черная чешуйчатая шея клокотала, мелко подрагивали шипы на загривке. Бриенна не видела Дейенерис. Она смотрела черному дракону точно в глаза.


— Дракарис, — услышала она над собой голос королевы.

Послышался звук, с которым обычно в мехе с молодым вином лопаются пузырьки от долгой тряски.


На короткое мгновение Бриенна зажмурилась, не желая смотреть смерти от огня в лицо.

Но ничего не произошло, кроме того, что жар приблизился, и ее рук коснулось теплое, даже горячее дыхание дракона. Она приоткрыла один глаз.

— Дрогон, Дракарис!


Ноздри дракона раздулись. Он обнюхивал ее, начиная с живота. Совершенно очевидно для Бриенны было, что происходило нечто, неподвластное человеческому пониманию.


Огромные глаза дракона открылись чуть шире, и правого бедра Бриенны коснулось нечто горячее и влажное. Затем дракон двинулся назад. Шаг за шагом, сопя и порыкивая.

Бриенна почувствовала головокружение, стоило ей только понять, что смерть в ближайшие секунды ей не грозит. И, чем больше накатывало это осознание, тем сильнее кружилась голова. Она постаралась дышать как можно глубже, но это привело лишь к тому, что ее совершенно повело в сторону.


Дракон обеспокоенно остановился, вдруг дернулся снова к ней.


«Сзади», услышала она вдруг так же ясно, как если бы это прокричали ей в ухо, и прыгнула вперед, разворачиваясь, готовая встретить что угодно и кого угодно.

Только не Джораха Мормонта.

*

— Дракон ее не тронул, милорд.

Джейме медленно, боясь лишний раз вдохнуть, обернулся. «Твоя шлюха будет гореть, Цареубийца», звучала угроза Дейенерис у него в ушах. Надолго ли его женщина спаслась, если все же спаслась?


Дым и копоть, спускавшиеся сумерки поглотили все поле боя, и Джейме уже не мог разглядеть противников. Следующее, что он смог увидеть, был медленно взлетающий дракон. Очевидно, Бриенна, если уцелела, отступила в лес. Ни ее знамен, ни герба Мормонта видно не было.


— Прикрытие потеряло много людей? — ровно спросил лорд Ланнистер. Сир Аддам прищурился, прикидывая.

— Пятьсот, я полагаю.

— Имеет ли смысл идти к ним?

— Милорд…


«Конечно, имеет. Там наша леди», было написано у него на лице. Но Джейме и так это знал.


— Я пойду, — за его спиной появился лорд Селвин. Джейме совершенно забыл о его присутствии. Лорд Тарт, как всегда, величественный и спокойный, казался совершенно не утомленным долгим противостоянием с дотракийцами и Безупречными. В очередной раз Джейме подивился, как это ему удается.


— Уже темнеет, — добавил Тарт убежденно, — пойдем без лошадей. Тогда возможно будет использовать огонь.

— Я пойду с вами, — Джейме решился, — сир Аддам, возьми наших людей, обходите овраги и спускайтесь у ручьев. Пока лучше отсидеться, в темноте для нас опасен только дракон. Где Баратеон?

Джендри никто не видел.

— Где король Сноу?


Джон, отправившийся в овраги, тоже не давал о себе вестей. В лиловых туманных сумерках Джейме мог разглядеть костры Старков, но кто именно был там? Он поправил ножны, последовал за лордом Селвином.


— Рассредотачиваемся вдоль опушки, — скомандовал лорд Тарт, — двигаемся тихо. Возможно, дракон отправился за ужином. Будет лучше, если мы не станем рисковать.


Джейме согласно кивнул, молчаливо подчиняясь своему тестю. Сейчас он был не лордом-командующим Ланнистером, а всего лишь воином Джейме, отправившимся на помощь любимой женщине.

Совсем как Зимой.


— …Ты могла умереть, Бриенна, — серьезно надавил он голосом, и она стыдливо опустила глаза. В другое время он бы улыбнулся.

— Я же не умерла.

— Но ты могла. Боги, чем я заслужил это всё?

— Джейме…


Это было не совсем то, о чем он мечтал после победы. Им следовало поцеловаться, признаться друг другу в любви, им следовало обнять друг друга нагими под мехами, но вместо этого они свалились в палатке обессиленными, держась друг за друга, еле стянули сапоги и доспехи — мятый нагрудник Джейме сдирал почти заледеневшими пальцами — и лежали, грязные, ободранные, уставшие, даже не в силах открыть глаза и посмотреть друг на друга.


Но он все же взглянул ей в лицо. Она засыпала. Полосы грязи, размытые слезами и мокрым дождем, начинались на щеках, сползали вниз.

— Давай-ка разденем тебя, — прошептал он, находя силы подняться. Бриенна промычала что-то согласно.


Он отвел глаза, когда задрал вверх ее тунику. Почти на ощупь нашел завязки рубашки. Провел рукой по глубокой царапине — вспухшие края, запекшаяся кровь — вдоль ее левой ключицы.


— Я позову мейстера?

— Ложись спать, — простонала она, поворачиваясь с трудом на бок и терпя неудачу в этом.


Джейм подчинился. От ее плеча, в которое он ткнулся носом, пахло потом, кровью, снежной свежестью и сталью. От ее волос пахло примерно так же.


— Ты обросла, — прошептал он лениво, — я, надо думать, тоже. Завтра хочу подстричься.

— Угу.

— У меня, кстати, вши.

— Опять? — это прозвучало тихо и обреченно. Значительную часть времени Зимой Тартская Дева проводила, вычесывая вредителей из его золотистой гривы. Сама при этом, парадоксальным образом, не заражаясь ими.

— Просто у тебя кровь ядовитая, вот они у тебя и не задерживаются, — попробовал он пошутить.

— Сам ты ядовитый, сир Джейме.


Она засопела. Джейме прикрыл глаза. Сердце пропустило несколько ударов. Он почти не дышал. Пришло время.

— Бриенна. Я люблю тебя.

Тишина.

— Женщина?

Но она уже спала, крепко и глубоко, и он не стал тревожить ее сон.


…Джейме Ланнистер ни о чем так не жалел в жизни, как о том, что не разбудил ее тогда.

*

«Мы все еще в прежнем положении», гласило послание Джона. «Короля Джона, — напомнила себе Санса, стискивая руки и ломая пальцы, вглядываясь в блеск воды в заливе, — чья жена, Дейенерис Таргариен, все еще жива. И все еще королева».


Лорас Тирелл взял город за каких-то восемь часов. Определенную поддержку оказала Аша Грейджой и ее Железнорожденные. Их нельзя было отправить на помощь Джону против дотракийцев и Безупречных. Слишком много окончательно потерявших всякое доверие к любой власти мародеров оставалось в Королевской Гавани.


Несколько мертвых Мартеллов, найденных кто где по Красному Замку, также были признаны жертвами неизвестных преступников.


Вряд ли с этим будут спорить даже в Дорне. Никому не хочется снова развязывать междоусобицу, когда предыдущая все еще не завершена, а в Вестеросе едва ли можно найти несколько уголков мира и относительного спокойствия.


На шею Сансы сзади легли огромные руки Клигана. Она закрыла глаза, расслабляясь.

— Теперь ты довольна, миледи? — его строгий голос прозвучал чуждо и отстраненно.

— Нет.

— А будешь когда-нибудь?

— Да.

— Когда? Когда это прекратится? Когда будет мертва дракониха? Твой брат? Твоя долбанная сестра? Может быть, я тоже тебе мешаю, а?


Внезапно Сандор оказался над ней, она пискнула, потому что в его движениях не было ни нежности, ни осторожности, никакого намека на то, как он обычно был с ней внимателен, заботлив, терпелив. Злые серые глаза горели пламенем гнева и боли.


— Сегодня с утра я думал о том, чтобы убить тебя, потом убить себя, и поминай как звали. Но потом мне стало себя слишком, блядь, жалко. В тебе ничего не осталось от Пташки? Ты навсегда Лютая Сука?


Санса лежала под ним, распростертая и распятая, не таящая секретов, не желающая объяснять. Арья бы объяснила. Она приводила бы примеры. Она сказала бы что-нибудь о мести. Сансе было нечего сказать. Она и так достаточно разрушила тем, что сделала, чтобы добивать Сандора Клигана словами.


— Когда ты сказал, что снова будешь моим Псом… — она поджала трясущиеся губы, — помнишь, что я ответила?

— Не играй со мной, Санса.

— Помнишь, что я сказала?

— Не играй со мной!


Она обняла его голову, прижала к своему животу, беспорядочно целуя его лицо, торчащие дыбом волосы. Огромный и сильный, ее защитник никогда не был сам столь беспомощен, как теперь. Он рычал и ругал ее последними словами, но вырваться из ее слабых, тонких рук не мог.


— Пташка жива только для тебя. Только и единственно. Она будет матерью твоих детей, — он вскинул на нее безумный, полный надежды взгляд, она мягко улыбнулась в ответ, — она будет любить тебя до последнего вздоха. Она не позволяла тебе покидать ее, не потому что боялась за себя. У нее хватает защитников.

— Я должен был догадаться, — мрачно вздохнул Сандор.

— Но о том, что Пташка существует, никто, кроме тебя, знать не должен.


Теплая грудь, заросшая курчавыми темными волосами, вздымалась за ее затылком как Стена, почти неприступная. Санса потерлась спиной о его живот, наслаждаясь реакцией, которую каждое ее движение вызывало у него.


Леди Старк знала, что будет делать дальше. Если выживет Лорас Тирелл, выйдет за него. Если выживет Джендри Баратеон, — может быть, за него. Нужно выбрать, но конечно, стоит предпочесть Хайгарден разоренному Штормовому Пределу. Всегда остается в запасе Теон Отшельник, но это был бы чувствительный удар по репутации. Даже маленькие дети знают, что за напасть постигла Теона Грейджоя, а последнее, в чем еще нуждалась Санса Старк, это смех над женихом на свадьбе.


Бастарды Клигана должны родиться в крепком браке.


Серсея хорошо научила свою истинную преемницу, как избежать повторения ее ошибок. Мужья должны быть союзниками, а не врагами или угрозой. Мужья должны быть зависимыми, и не только от того, что у жены между ног — этого, как раз, всегда слишком мало.


Можно было бы пойти проторенным путем Таргариенов и выбрать Джона.


Так поступила бы Санса, не имей она перед глазами прямых последствий в двух семьях сразу. Кровосмешение всегда отзывается большими проблемами. А Джон никогда не будет удобным мужем. Он не рожден для интриг и лживых союзов. Он хочет и заслуживает настоящую жену, которая родит ему множество настоящих, его собственных, детей и будет верна ему по велению сердца.


Главное, никогда не забывать о все еще существующей опасности. Санса скорее умерла бы, чем произнесла это имя вслух теперь. Арья.


Обнимая Сандора Клигана, покрывавшего поцелуями ее грудь, шепчущего слова любви, она смотрела в пространство, механически отвечая на его ласки. На другом краю Вестероса все еще жила Арья.


Если бы на нее можно было опереться. Или если бы она не была ее сестрой. Если бы не подошла слишком близко к тому, чтобы стать врагом. «Я дам ей шанс, — решила для себя Санса, — я дам ей еще один шанс, чтобы мы были вместе, на одной стороне, верны друг другу. Но только один».


Санса не имела привычки играть с врагами — этому ее тоже научила история Серсеи.


Пока что она защищала только Пса. Но очень скоро ей нужно будет думать о детях, о том, чтобы их будущее было достойным, чтобы они не нуждались ни в чем и ни в ком, чтобы не перебили, в конце концов, друг друга.

Она справится.


— Я люблю тебя, — она поцеловала Сандора, сворачиваясь в его руках и наслаждаясь жаром его нагого тела, — с этим ты спорить не станешь?

— Нет. Знаешь, может быть, я смогу полюбить и Лютую Суку, — вздохнул он в ответ. Санса расхохоталась в ответ.

— Конечно, — она заглянула в его глаза, не боясь дарить все то немногое тепло, которым обладала, — конечно, ты полюбишь.

— Сраная геральдика, — проворчал Клиган, поглаживая ее бедро, — как знать, может, это я виноват во всем.

— Ты? Как это?

— Может, не была бы ты сукой, не будь я грёбанным кобелем.

Они снова смеялись.


Чуть позже, оставив Пса спать в их постели, утомившегося и удовлетворенного, она проскользнула вниз. Стража Тиреллов у каждого поворота коридора не казалась леди Старк излишней.


Почти никто не рисковал передвигаться без вооруженной охраны по Красному Замку в эти часы и дни. Санса, закутавшись в серую шаль, легкими шагами прошествовала в полном одиночестве по галерее, пересекла два кабинета, пустующих и разоренных — здесь, еще до Дейенерис, Серсея держала писцов — и оказалась над тронным залом.


Железный Трон, пустой и манящий, притягивал ее взгляд, даже когда она пыталась на него не смотреть.

Будет забавно однажды увидеть на нем кого-то из ее детей. Изнеженные птенцы — не то, что тебе нужно, Вестерос. Лютая Сука и ее щенки очень кстати.


«Юг за Ланнистерами. Север за Старками», сказал когда-то, год назад, Тирион. Бедный, милый Тирион. Он был ее единственным другом все эти печальные годы. Он ни разу ей не солгал, и Санса ценила это.


Возможно, если бы он не предложил ей возглавить бунт против Дейенерис, его голова соседствовала бы с головой Серсеи на стене перед тем, как украсить спальню Оленны Тирелл. Санса зябко повела плечами. Ноги сами повели ее в дворцовую септу. Она прикрыла голову шалью перед тем, как войти. Северные привычки были в ней все еще сильны.


Не все из них она планировала изжить.

Он все еще был там. Молчаливые Сестры скорбно поклонились леди Старк. Они почти привыкли видеть ее каждый день несколько раз у тела лорда Ланнистера.


Большинство из них вовсе не так уж молчаливы, как этого требует их служение. Так даже лучше для нашего дела.


Возможно, это Тирион восседал бы на Железном Троне, а она была бы его королевой. Она с легкостью могла бы этого добиться. Если бы ее план не удался, так и получилось бы. С другой стороны, если бы она действовала в одиночку, Дейенерис была бы уже мертва. Санса встрепенулась, заслышав шаги за своей спиной.


Аша, подошедшая к ней вразвалочку, была пьяна. Не настолько, чтобы не устоять на ногах. Санса чуть двинулась в сторону, когда та встала рядом. Не совсем жены и не совсем вдовы Тириона Ланнистера.


— Чувствуешь себя победительницей, леди Старк? — ухмыляясь, повернулась Аша к Сансе, — когда смотришь на него.

Санса не шелохнулась. Она не может знать наверняка.


— Победительница маленького льва.

Прежнее молчание. Она проверяет меня. И она пьяна, а вино всегда туманит рассудок.


— И как, стоило оно того?

Аша Грейджой пару раз смачно харкнула под ноги, смерила леди Старк презрительным и насмешливым взглядом.

— Я разделяю вашу скорбь, леди Грейджой.

— Хер собачий тебе, а не скорбь.


Ее шаги удалялись с неодинаковыми интервалами. Санса выдохнула. Она смотрела в прошлое. Смотрела на королеву Серсею, ненавидевшую своего мужа, своего отца, брата, потом обоих братьев. На Неда Старка, искавшего честь и верность там, где ее никогда не было и не могло быть, в среде рыцарей Безумного Короля — где теперь последние из них, если еще живы?


Санса смотрела на свою мать, на свою тетку, отданных замуж за выгодных союзников — это не помогло семье Талли, последние из них вскоре будут повешены за пособничество Безумной Королеве, если все продолжится так, как идет.


Санса смотрела на себя, сдавшуюся, сломленную, мучимую Джоффри, Серсеей, Рамси Боллтоном, обманутую Бейлишем. На изнасилованное свое детство и порушенную юность.


Смотрела на Тириона, давшего ей приют посреди логова хищников, короткую передышку перед новыми испытаниями и бедами.

Смотрела на Тириона, которому за эту доброту отплатила.


Когда леди Старк прежним путем возвращалась в свои покои, то за гобеленом со львами — неизвестно как уцелевшим со времен Серсеи — увидела леди Грейджой. Привыкшая к плеску волн за бортом и шуму ветра, Аша не услышала ее легких шагов.


Морская разбойница рыдала, согнувшись на каменном полу, зажав рот рукой; она выглядела ужасно. Санса стояла над ней, не прячась больше, но Грейджой не видела ее — она вряд ли видела что-то вообще. Казалось, сердце вырезают у нее из тела все еще бьющимся, так она корчилась, такие звуки вырывались у нее из груди. Это не было красиво, не было изящно, это нельзя было бы поместить на картину, воспеть в песне.


Отвратительное зрелище, настоящее горе. Такое же невразумительное и отталкивающее, как все, что происходит на самом деле, не напоказ, — счастье, любовь, месть, победа или поражение. Очень редко оно оставляет сочувствие в душах зрителей к тому, что переживают участники.


Санса опустила гобелен и с прямой спиной двинулась дальше, не ускоряя шагов.

Железный Трон по-прежнему пустовал.

*

Джорах Мормонт сражался лучше, чем большинство противников Бриенны. А может быть, все дело было в том, что в прежние времена она могла выйти с врагом один на один, а теперь ей следовало думать о столкновении десятков, сотен других людей.


Джорах был свиреп и хитер; Бриенна не раз подумала, горько усмехнувшись, что боги смеются над ней, то и дело сталкивая ее с медведями или их победителями. Этот медведь ее все-таки должен был одолеть.


Тормунд потерялся где-то в кустах бересклета, через которые одичалые продирались, спасаясь от настойчивых дотракийцев. Небольшая, но яростная группа теннов пропала еще раньше. Бриенна подозревала, что они попросту дезертировали, спасаясь, в овраги к Джону, и не могла найти в себе достаточно злобы винить их за это.


В кустах наметилось шевеление. Бриенна пригнулась. Может быть, это заяц. Или кабан. Какой бред, с другой стороны, всю живность войска или съели, или распугали. Или…


Мгновение спустя она была сбита с ног тремя дотракийцами — ей показалось, она двигались в противоположных направлениях, и разорвали ее на несколько кусков. Спину прострелило болью, она хватила воздух ртом, но вырвался лишь короткий стон.


Бриенна Тарт могла бы сдаться, но леди-командующая должна была выживать любой ценой. Она сама не поняла, кто именно из них обеих схватил первого дотракийца за яйца, кто — укусил второго — зуб шатался, и слюна отдавала кровью, и кто всадил нож в третьего. Перекатившись, она кое-как поднялась на ноги, встретила удар в лицо — искры в глазах заиграли, но она упрямо держала руки вытянутыми, сжимая что-то неожиданно мягкое и податливое.

Человеческая шея.


В темноте она едва видела. Голова кружилась, ноги слабели, земля утекала куда-то из-под них. Ее самым жестоким образом тошнило, но она сжимала руки крепче, сильнее, не обращая внимания на боль. Мир поблек перед глазами в минуту, она выдохнула —


Еще один вдох, но получался только выдох —

Выдох —


Это была Серсея, чье горло она сжимала. Не соображая, что происходит, Бриенна разжала пальцы, отбросила ее от себя. С трудом приподнялась, потирая спину. Львица укоризненно покачала головой. Подол ее платья был в крови. Бриенна уставилась на него, соображая с трудом.


— Ты отвратительно выглядишь, Тартская Дева, — закатила глаза Серсея.

— Я… не Дева… больше, — пробормотала Бриенна. Она оглянулась. Вокруг был хаос боя, в темноте вспыхивали огни факелов, раздавались крики, но она чувствовала странное спокойствие.

— Тебе так только кажется. Если ты захочешь, то откроешь глаза — и окажется, что ты и Цареубийца даже не знакомы, — Серсея расхохоталась, делая изящный жест рукой.

— Но мы знакомы, — Бриенна упрямо нахмурилась, — мы женаты.

— Некоторые уродливые люди бесконечно уверены в себе, — вздохнула Серсея с интонациями Джейме, приподнимая подол своего зеленого платья.


Бриенна с трудом сфокусировала взгляд, внезапно поле битвы принялось растворяться. Она ухватилась за меч, чувствуя, как тают доспехи, и ей стало страшно.


Она вновь стояла напротив Серсеи Ланнистер в первый раз. В синем платье, та выглядела не менее роскошно, чем в пурпурном. За столами сидели другие люди. Бриенна видела Томмена — его волосы были темными, как и глаза, хотя черты остались прежними. Видела Тайвина Ланнистера — он отсалютовал ей кубком. Видела Джейме, сердце ее закололо: он был прекрасен, свеж, и обе его руки были целы. Подняв глаза от Тириона, с которым он разговаривал, он мягко ей улыбнулся.


«Я брежу. Или нет. Или я раньше бредила. Или сошла с ума. Это точно. Сошла с ума».

Голова у Бриенны кружилась, она растворялась в пространстве своего сна — если только это был сон.


Она моргнула еще раз. Теперь она стояла на Севере, на Стене, и была одета в серое платье, вроде тех, что носили одичалые. Бронн, целующий Серсею Ланнистер и что-то шепчущий ей на ухо, был зрелищем, от которого Бриенне стало совсем плохо. Еще один вариант развития событий.


Следующий головокружительный скачок во времени — и Джейме был перед ней, на побережье Тарта. Грязный, худой, с костылем — и лорд Селвин качал головой:

— Мы не примем Цареубийцу. Зализывай свои раны в другом месте, Лев.

— Я поручусь за него, отец! — она среагировала прежде, чем подумала, бросаясь к Джейме и подхватывая его со стороны, где ниже колена нога у него отсутствовала, — не прогоняйте его!


Ткань видения рвалась, наслаивалась, демонстрируя ей все вероятные возможности прошлого и будущего. Руку отрубали ей, а не Джейме. Она рождалась мужчиной, а он прекрасной девушкой. Серсея была ее родной сестрой. Серсея становилась ее матерью — это было страшнее. Джейме погибал, погибала она сама, задолго до знакомства, сразу после; леди Кейтилин занимала место Серсеи, Серсея занимала место леди Кейтилин, все было иначе, история рушилась, история повторялась.


Наконец, все вернулось в Зиму. Она стояла против Короля Ночи одна, чувствуя теплое дыхание Джейме за спиной.


Он был ее постоянная. Если бы это была легенда, придуманная глупыми людьми для глупых слушателей, на его месте должен был быть кто-то другой, кто-то безупречный, кто-то, кто никогда не совершал ни одного дурного поступка, кто вещал о чести и достоинстве. Кто-то, кого она никогда не смогла бы полюбить. На самом деле, на его месте не мог быть никто другой. Бриенна обернулась, сжимая дрожащие губы.


— Скажи мне, пожалуйста, сир Джейме, — взмолилась она, — скажи, что я не зря умираю. Скажи, что ты выжил.


Но он только протянул руку и погладил ее по щеке, взъерошил ее волосы, покачал головой.

— Глупая ты женщина, — ласково произнес Джейме.


Они снова были в палатке, укутанные пахнущими лесом мехами, теплый отблеск костра давал достаточно света. Оба нагие — Бриенна невольно прикрыла грудь руками, сжалась, испуганно глядя на него. Джейме сморщил нос, усмехаясь.


— Не смей смеяться.

— Я не смеюсь. Я любуюсь, — его губы оказались близко, теплое дыхание согрело ее скулу, — бесконечно любуюсь. Я люблю тебя.

— Я знаю, как выгляжу, — пробубнила она, опуская глаза.


А когда подняла их вновь, снова стояла в лесу, а между ней и схватившимся за шею Джорахом Мормонтом была Серсея, щурящая глаза.

— Отомсти за меня, — прошептала Серсея, и огромные зеленые глаза оказались перед Бриенной.


Бриенна почти успела кивнуть, когда меч Мормонта блеснул над ней, рассекая синий сумрак вечера.


«Кому из нас она велела отомстить и за что именно?» — неуместно подумала перед тем, как его меч опустился, Бриенна Тарт.


========== И пришла весна ==========


Утро окрасило горизонт холодным рассветом. Малиновые лучи пробивались сквозь облака снизу. Джейме поежился. Они почти всю ночь отбивали небольшую, но заросшую рощицу у дотракийцев, и от резерва их отделяло не более полумили, если не меньше. Но никаких признаков одичалых под предводительством леди-командующей не обнаруживалось.


Дотракийцы держались за рощицу так, словно она была их последним приютом в Вестеросе.

К рассвету Джейме трясло от усталости, голода, холода и страха за Бриенну.


Лорд Селвин, казалось, не подвержен ни холоду, ни голоду — тем более, страху. Хотел бы лорд-командующий Ланнистер сохранить эту бодрость в таком же возрасте. Если доживет.

Он был абсолютно уверен, что не доживет.


— Не унывай, сынок, — послышался голос лорда Тарта, — нас не так просто убить. Тарты всегда были крепким народом.


Джейме вспомнилась ночь, которую он и лорд Селвин проводили за выпивкой. Сразу после того провожания, от которого у него остались самые смешанные чувства.


Джейме и Бриенна могли быть среди поля боя, но все равно видели бы лишь друг друга. Теперь это казалось самым правильным, что могло произойти. Вокруг их чувств всегда было слишком много зрителей. Лорд Селвин обнял его тогда, и от души — как Тарты это, видимо, только и умели — извинился за неподобающие мысли. Поздравил. И напоил, да так, что Джейме едва мог вспомнить, кто именно и каким путем довел его до его собственной постели и его женщины.


Не то чтобы он сильно возражал против любого из эпизодов. После того, как Арья Старк объявила с лицом, словно у извлеченного из крипты трупа, что им предстоит «полное провожание» — что случилось непосредственно во время посещения богорощи и принесения обетов — Джейме был близок к побегу с собственного брачного ложа.


— Это долбанное изнасилование, — сквозь зубы бросил он, обращаясь к Бронну. Тот лишь хлопнул его по плечу.


И ничего не сказал. Даже одичалые, категорически не приветствующие обычаев южан в отношении брака, были наслышаны о том, как Бриенна, Тартская Дева, получила прозвище «Шлюхи Цареубийцы». Джейме слышал, как они рассуждали, логичнее с точки зрения Ланнистера было бежать с ней вместе, украсть ее или полениться делать то или другое, а просто взять ее принародно, можно и безо всяких шатров.


— Я бы поступил именно так, — пробасил Тормунд, — если бы не мог позволить себе нахрен их всех убить, ха.

— Будь мужчиной, возьми ее, чтоб земля дрожала, — незнакомая Зимняя Сестра сжала локоть Джейме, пока он шагал к шатру.

— Наша сестра стоит того! Что стоит снять штаны? А можно и не снимать!


Он поймал свое отражение в отполированном до блеска нагруднике одного из Ланнистерских солдат. Он ли это? Борода, новые морщины у рта, больные, полные незнакомого хмельного отчаяния глаза — это он ли?


Определенно, не тот же самый человек, что зажимал Серсею в каждом темном углу Красного Замка. Возможно, больше похожий на того, кто убил Безумного Короля.

Воспоминания об Эйерисе придали сил.


Испуганные, полные надежды и веры голубые глаза Бриенны заставили его мгновенно забыть — на самом деле — что вокруг были люди. Ему что-то говорили, кажется, но все, что он мог видеть — была она, прижимающая рубашку к груди, лохматая — Джейме усмехнулся — как всегда. Он любил эту женщину. Любил любой.


Но это было не место и не время, чтобы говорить о любви. Это был вопрос чести, верности и отваги. Свечи за занавесью бросали тени на полупрозрачный лён. На покрытое крупными каплями пота ее тело. На ее длинные ноги. Раздвинутые достаточно для того, чтобы он уместился между ними, но так, чтобы не показать лишнего наблюдателям.


А потом стало не до наблюдателей. Джейме знал, что такое провожание, знал, что никто не ждет от пары долгих прелюдий, хотя многие опытные любовники наслаждаются своеобразным театральным представлением, в котором становятся главными героями. Но сияющие в дрожащих бликах свечей слезы в глазах Бриенны, ее тихие «ай» и вздохи, удивленно округленные мягкие губы, ее «я люблю тебя», и почти неслышное «мой», которое он скорее угадал в последнее мгновение перед тем, как окончательно потерять себя в тесноте ее большого, горячего тела…


Ему не пришлось играть.


После, когда Арья Старк, с едва уловимым облегчением выдохнув, отправилась свидетельствовать консумацию брака и непорочность Тартской Девы, лорд Селвин был тем, кто увлек Джейме за собой.


Он едва ли сознавал, о чем именно говорит его тесть, думая только о той, которую оставил одну. Первые две бутылки крепленного вина ушли в считанные минуты. Островитяне с Тарта, против своей обычной суровости, радовались, словно дети подаркам на канун Весны.

За третьей бутылью пришло время для песен. За четвертой — задушевных разговоров.


— …Ее мать была воительницей? — пьяно поинтересовался Джейме Ланнистер тогда. Лорд Селвин неопределенно взмахнул рукой. Вино могло чуть развязать ему язык, но на четкости движений практически не сказалось.

— И да, и нет. Она любила оружие, но ее отец не одобрял ее увлечения. Она расторгала все помолвки, вызывая своих женихов на поединок.

— Как Бриенна?

— От Бриенны этого ждали. Ализе никогда не была столь же откровенна. Помню, как я ее впервые увидел. На ней было ужасное желтое платье, — лорд Селвин усмехнулся, — и много краски на лице. От такой девушки ждешь чего угодно, кроме удара мечом. Я пропустил его, едва не лишился головы… и сразу решил, что женюсь на ней во что бы то ни стало. Между помолвкой и свадьбой прошло три года, между свадьбой и брачной ночью… ха. Точно не скажу. Но достаточно для того, чтобы зажило мое лицо после того, как она сломала мне нос и челюсть, вырываясь.


У Джейме в глазах троилось. Его собственная брачная ночь все еще продолжалась. Ему следовало быть с новобрачной, шепча ей нежные слова и клятвы. Но после принародной консумации брака это, как он справедливо полагал, обоим было бы слегка неловко. Именно так он себя утешал и оправдывал.


— Я удивлен, сир Джейме. Приятно удивлен, — лорд Тарт блеснул глазами, поднимая палец и грозя новоявленному зятю, — я действительно ожидал найти свою дочь с ребенком или вот-вот готовую родить. Наша порода плодовита, а она пошла в Тартов. Одна ночь ее слабости, а она влюбчива — она Тарт — и у меня был бы наследник. Но она в Ализе, упрямство пришло к ней от матери… даже если вы ее соблазняли…

— Но не соблазнил, — Джейме неожиданно для себя мог ответить трезво. Лорд Селвин отмахнулся.

— Как угодно. Когда-то я пообещал ее матери, что не поставлю бастардов вперед законных детей, пока они живы. К несчастью, каким-то образом Бриенна узнала об этом обещании. Думаю, это сыграло роль в ее решении покинуть Тарт. Младший Баратеон был тем еще смазливым мерзавцем, но я все равно был уверен, что она вернется через год или два. Было три помолвки, но претендентов гораздо больше…


Джейме слышал старого лорда, то и дело возвращаясь мыслями к своей женщине.

Он хотел вернуться к ней. Он хотел никогда не возвращаться. Он стыдился своего желания снова ею обладать. Он хотел отправить ее на этот их прекрасный, ныне захваченный врагами, Тарт. Вернуть ее в безопасность их зимней маленькой палатки. Вернуться с ней вместе.


— …у нее много бастардов-братьев. У вас есть дети?

— Нет, — встрепенулся Лев. Лорд Селвин развел руками.

— У меня их… дайте-ка подсчитать…


Джейме почти отключался. То и дело выпадал из разговора, пропускал фразы.

— …потому что последний из претендентов ударил Ализе в живот, сломал несколько ребер. Но я надеялся, что это не оставит последствий. Я ошибался. Нет ничего страшнее, чем смерть любимой женщины и ребенка в один день. Я поэтому боюсь за свою дочь…


…Глядя на лорда Селвина Тарта в сумерках перед рассветом, Джейме вспоминал их разговор после свадьбы (которую Ланнистер отказывался считать настоящей свадьбой), и думал о своей дочери.


Если бы Мирцелла была жива, он вряд ли смог взрастить в себе отцовские чувства к ней, но если и смог бы — то именно к ней. Не к Томмену, и уж точно не к Джоффри. И, если даже Мирцелла умоляла бы его на коленях, даже если бы у нее было двадцать, тридцать братьев и сестер, он не был уверен, что позволил бы ей взять меч в руки и отправиться на настоящую войну.


Рассвет выбелил верхушки деревьев там, где их не тронул пожар. Джейме сделал несколько шагов по направлению к тропинке, усеянной телами — дотракийцы, одичалые, сталь, кровь — и споткнулся, глядя себе под ноги и не смея верить тому, что видит.


На земле лежал Верный Клятве.

*

— Почему я должен опять трястись по скверной дороге, вместо того, чтобы отсыпаться в тепле и комфорте, хотя бы и на проклятом Севере? — ворчал Бронн, оглядываясь на свою главную заботу последних дней и недель, — потому что трехглазая ворона так сказала волчице, а волчица — тебе?

— А трехглазому ворону это передал дракон, — невозмутимо ответствовала леди Арья Старк, — никто не держит вас силой, сир.

— Да как же, — вздохнул он тяжко.


Вести о смерти Тириона Ланнистера, пришедшие в Винтерфелл, были достаточной причиной отправиться на юг — опять. Но не меньшей причиной были и другие тревожные сообщения. Например, о битвах в Речных Землях, перемещавшихся все ближе к Гавани. Отом, что войска Хайгардена во главе с Лорасом Тиреллом занимали теперь саму Гавань, пополам с пиратами Железнорожденных.


— Пидор сраный и морская блядища, — резюмировал злобно Бронн, когда знал, что его могут слышать только лошади и Нимерия, — ох и компания ждет короля Сноу у Железного Трона!


Отрывочные сведения о судьбах войск короля Джона не содержали никаких подробностей, а воронов у них — кроме периодически из ниоткуда появлявшегося трехглазого — не было. Это сомнительное долгое путешествие по разоренному Королевскому Тракту напомнило Бронну Черноводному кое-что из прошлого. Тогда он двигался с юга на север, но впереди точно так же ждала неизвестность, а спутником был Джейме Ланнистер, поникший и одолеваемый всеми печальными думами разом.


…Дурная гостиница, продуваемая всеми ветрами, была полна всяческого сброда — знатного и не слишком, одичалых, южан, всех подряд. И все были пьяны, грязны и смердели войной и смертью. Поганое местечко для того, чтобы переночевать, но после полутора месяцев пути с ночевками в канавах, под дождем, а затем и снегом, эта сраная забегаловка могла в глазах Бронна соперничать с Красным Замком. И с Водными Садами Дорна.


— Одна комната, сир, то есть, половина комнаты, — отчиталась девица за стойкой. Бронн послал ей обезоруживающую улыбку, но скидки или флирта за ней не последовало.


Ну конечно, обругал он себя. В эти дни к Стене тянулись все рыцари и лорды, которые только могли себе это позволить. Он сам видел древнего старика в ржавых доспехах, что достойны были бы занять место скорее на каком-нибудь гобелене эпохи Первых Людей — или чуть после них. Уж кокетничающими рыцарями деваха не была обделена точно.


Ее не впечатлил даже Джейме Ланнистер, а это уже о многом говорило. Хотя Лев вряд ли способен был в своем состоянии хоть кого-то впечатлить. Пожалуй, привередливая шлюха, и та отказала бы ему.


У него на заросшем неухоженной бородой исхудалом лице было написано крупными буквами: «Умираю от долбанной любви, потому что идиот».


Таких следует сторониться здравомыслящему человеку. Особенно, если у них меч, и неважно, в какой руке. Бронн засыпал, а Ланнистер, как хренов поэт, смотрел в окно или в очаг, Бронн просыпался — и он все еще — или уже — был там. У него вокруг глаз появились небывалые темные круги, как у безумца, пристрастившегося к маковой росе. Он почти перестал говорить, есть, спать, и только на предложение выпить отзывался охотно.


«Сраные боги, старые и новые, да он опять нажрется еще до полуночи!» — разозлился Бронн.


Последняя гостиница перед Стеной, напомнил он себе. У Стены будет не до переживаний и пьянства. Не может быть никого хуже Джейме, мать его, Ланнистера, в качестве спутника.


Ланнистер свалился на лавку в их с трудом отбитой у девицы за пару монет половине комнаты, когда полночь едва миновала. Сир Черноводный предпочел остаться в общем зале. За охапку хвороста или вязанку дров кто-то ночевал и на конюшне, а он собирался упасть замертво непосредственно под стол.


Мужчина был весьма близок к тому, чтобы так и поступить, когда, топая сапогами и стряхивая снег с шубы, в дверь ввалилась, громыхая оружием и поклажей, Тартская Дева. За ней маячил синий от холода Подрик Пейн.


Бронн едва поднял в приветственном жесте свою фляжку — никогда не расставался с ней, а теперь тем более, — когда леди уже держала его за плечи и трясла, создавая опасные вибрации в его переполненном разнородной выпивкой и плохой едой желудке.


— Меня стошнит на вас, миледи, — предупреждающе пробормотал он, — осторожнее.

— Сир!.. — она открывала рот, как будто задыхалась, с ее меховой шапки капало, снег валился тающими мокрыми хлопьями ему за пазуху.

— О, я так рад, блядское счастье вас видеть, эй, Под, ты как там, жив?

— Бывало лучше, — мальчуган дул в распухшие от тепла руки, согреваясь и бросая полные восторженного ужаса взгляды на леди.

— Он наверху, — упредил вероятное начало светской беседы Бронн, и хватка Тартской Девы мгновенно разжалась, — пьян в стельку. Спит. И я бы посове…


Он только моргнул, а Бриенна уже, перескакивая через ступени, исчезла наверху. Подрик закрыл глаза и медленно выдохнул. Бронн потер горло.


— Это, мой юный друг, называется «любовью», — прокашлялся он, обращаясь к пареньку, — как мне кажется, ночевать нам придется здесь. Готовься услышать стоны и крики…

— Ставите пять монет? — поинтересовался устало Подрик Пейн, укладываясь тут же, в углу. Бронн вновь сморгнул. Да, мальчик растет.

— Да ты, никак, готов поставить против! Неужели ты освоил искусство пари?

— Откуда, сир, у нас, по-вашему, появляются деньги… — зевок перешел в тихий храп.


С утра они никуда не поехали. Возле гостиницы расположились шумным беспокойным лагерем одичалые, что отправлялись на юг, потом — какие-то люди Старков — или Ридов? — что двигались на Север. Еще ночью Бронн не мог сдержать любопытства, слушая звуки из-за двери, за которой, как он надеялся, Джейме Ланнистер наконец-то должен был познать истинную страсть и прекратить быть кромешным идиотом.


Но не звучало ни стонов, ни сладостных признаний. Они ругались из-за одеяла. Теперь идиотов возле Бронна Черноводного ровно в два раза больше. Эти двое!


— …оно наше общее, будет правильнее, если мы оба…

— …тебе холоднее, сир Джейме, и я…

— …тогда я буду спать без одеяла, женщина…

— …тогда мы оба будем без одеяла!


Но ближе к полудню, когда Бронн заглянул к ним, навоевавшиеся вдоволь голубки уже спали в обнимку, одетые, под злосчастным одеялом. На лице Ланнистера блуждала счастливая улыбка, леди Тарт спала, уткнувшись в его подбородок носом и вцепившись в Джейме обеими руками. Дружный храп и сопение заставили Бронна улыбнуться и устыдиться своего умиления.


Теперь же, направляясь спустя целую вечность на юг вместе с Арьей Старк и ночуя не в захудалых вчерашних стойлах, а в нормальных постоялых дворах, он поймал себя на том, что умиляется беспрерывно.


Умиляется девушке, предпочитающей компанию своей волчицы и сон на полу, даже имея возможность спать на кровати. Умиляется ее странной манере то говорить загадками, упоминая Многоликого, Браавос, каких-то меняющих лица убийц, то выдавать пошлые шуточки и словечки, явно позаимствованные за время путешествий со всякими типами вроде Пса. В пекло палёного придурка.


Бронн нежно восхищается даже ее привычкой держать во время сна Иглу — и это при том, что она не запирала дверь.


Поймав на себе насмешливый взгляд Нимерии в один из приступов подобного умиления, Бронн с неприятным чувством собственной ничтожности осознал, что сам превратился в кого-то вроде влюбленного идиота Ланнистера.


— Ну и что? — разозлился он, ворчливо обращаясь к волчице, — что с того? Она милая. Да, она милая сочная девица, а я мужик. Это для тебя новость, меховой коврик?


Нимерия вильнула хвостом и оскалилась, давая понять, что оценила не самую блестящую шутку.

— Я, кстати, видел твоего приятеля, девочка. Да-да, того самого, с черной шеей, — Бронн прищурился, — уверен, он ошивается где-нибудь поблизости. Может быть, прямо сейчас таскает для тебя ёбанных цыплят у хозяина.


Нимерия взволнованно села, тихо издав вопросительное поскуливание. Бронну показалось, прозвучал вопрос: «Ты никому не расскажешь?».


— Я всегда на стороне любви, детка. Так что твой волчара может спокойно продолжать потрахивать тебя за сеновалами…

— Что? — а это была Арья. Бронн и Нимерия замерли, застигнутые за обсуждением преступления.


«Как много она успела услышать?», мелькнула у Бронна мысль. Впрочем, мысль была унесена прочь ураганом чувств, эмоций и желаний: Арья, проснувшаяся, представляла собой зрелище не просто милое. Она была сама страсть в чистом виде, без примесей.


— Ты видел ее с лютоволком? — настойчиво повторила Арья. Бронн прикусил губу, поскреб бороду.

— Я бы позвал тебя посмотреть, миледи, но зрелище считается неподобающим для юных дев.

— Срать на приличия, они долго там были? Вот так, да? — Арья изобразила позу при помощи пальцев. Бронн медленно выдохнул через рот. На этот раз потребовалось значительно более умелое самовнушение, чтобы предотвратить катастрофу.


«Джон Сноу, или Старк, или Таргариен, хер поймет, кто он там есть, и — меч в его руках над моей злосчастной головой. Тормунд Великанья Смерть — забьет меня насмерть. Какой-нибудь гребанный Безликий удавит или отравит. Да срань Семерых, Джендри, мать его распутницу, Баратеон, и его пудовые кулачища! Я — не буду — с ней — спать».


— Это имеет значение, миледи? Минут десять точно.

— У нас будут волчатки! — взвизгнула Арья, принимаясь обнимать смущенную Нимерию, целовать ее в морду, а Бронн, с кружащейся головой и членом, готовым прорвать штаны, отполз на пару шагов в сторону.


Да, ему следовало думать о том, что их ждет впереди — особенно, когда от встретившихся беженцев они услышали о восседающей в гордом одиночестве на Железном Троне Сансе Старк.


А вместо этого он мог только вздыхать, вспоминая свое давнишнее путешествие на Север, к Стене, в компании долбанного Ланнистера.


Как выяснялось, существовали спутники куда как более опасные, даже если с виду и не казались таковыми. И Арья Старк была именно из таких.

*

…Зимой — тогда, проснувшись с утра после победы — Джейме долго размышлял, глядя на Верный Клятве и Вдовий Плач, что лежали рядышком, наполовину заваленные всевозможным хламом. И мысли его текли в нескольких не связанных направлениях сразу.


Первое из них относилось к Бриенне Тарт, что сопела, не шевелясь, в его крепких объятиях, и ее сладкие губы шевелились во сне, складываясь в невнятные слова, сонное бормотание, редко несущее какой-либо смысл. Иногда проскальзывало его имя, и тогда Джейме улыбался и целовал ее — руку, плечо, волосы, что угодно, к чему его губы оказывались близки.


Зная, что она не проснется. Было ли это трусостью? Бесчестьем?


Второй, о ком Джейме думал, был сир Артур Дейн. Ему хотелось бы посмотреть на то, что сказал бы великий рыцарь, узрев Зимнее Братство. Он с трудом мог представить себе его реакцию, и именно это заставляло его все интенсивнее рассуждать о вероятных словах сира Артура.


Третьим объектом его размышлений был Брандон Старк. Бран появился накануне — по крайней мере, так сказал Джон Сноу, так говорила Лианна Мормонт, и были одичалые, видевшие юношу, который сам не мог ходить. Юношу, которого мальчиком из окна вытолкнул Джейме Ланнистер.


В те дивные времена, когда у него еще была правая рука, дети и любимая сестра-любовница. О которой, кстати, он отчего-то совершенно не думал в это чудесное утро.


Удивительно то, что Серсея была той, о ком Джейме подумал, когда лежал на земле рядом с телом Селвина Тарта. Вновь глядя на Верный Клятве и Вдовий Плач — вместе, под кучей хлама, нападавшего с мертвых друзей и врагов. «Ну же, приходи, сестра, — подумал он, закрывая глаза и готовясь испустить последний вздох, — приходи и уводи меня отсюда, как обещала. Мое время пришло? Скажи мне, Серсея». Золотые искры в глазах становились жарче, плавили реальность.

Но Серсеи не было.


Была роща — вязы, дубы, липы, чахлые елочки, были кусты, колючки, какие-то ямы, истоптанные травянистые полянки, были вопящие дотракийцы без лошадей, были знамена, втоптанные в грязь.


Было численное превосходство на стороне Мормонта, или кто там их вел — Тарты не прогнулись, не дрогнули, но на каждого приходилось по пятеро врагов, и Джейме отчаялся сосчитать, сколько раз его вмяло ответным ударом в очередной ствол очередного дерева, сколько раз он споткнулся, упал, поднялся и снова встал в стойку, готовясь отразить удар.


Верный Клятве в руке. Вдовий Плач на бедре — до той минуты, когда ремень лопается, встречая удар сбоку, и Джейме падает, в последнее мгновение отбивая натиск черноволосого паренька, решившего быть героем.


Львы никогда не стремились быть героями. И на этот раз тоже. Он не был бы им. Если бы не Верный Клятве, не мысль о мести, не эта женщина, за которую нужно отомстить, не ее отец, в нескольких шагах все еще сражающийся, как будто прямиком явившийся из книги о чудесах, рыцарях и прекрасных дамах.


И умирал Селвин Тарт не как умирают простые солдаты — корчась в грязи, ругаясь и проклиная все и всех вокруг.


Нет, он даже умирал не так, как другие. Он ложился на землю медленно, с достоинством, не позволяя некрасивому или недостойному слову или звуку сорваться с языка.

— Окажешь милость, сир? Давай, сынок, — улыбнулся Селвин Тарт, и струйка крови с уголка его губ достигла подбородка в седой щетине, — не бойся.


Даже Тайвину Джейме ответил бы дерзко на слова о страхе. Но это был не Тайвин.


«Отец», хотел — и не смог — сказать Джейме. Должно быть, боги его миловали, потому что ему не пришлось пронзить грудь Селвина Тарта мечом. Вечерняя Звезда перестал дышать сам. И мертвый, глядящий Ланнистеру в глаза своими, серыми, застывшими, он улыбался. Джейме размазал по лицу кровь, грязь и — он надеялся, это были не слезы, но кто знает? Поднялся тяжело на ноги и тут же был сбит наземь вновь.


— Да что с вами, блядь, такое творят, что вы такие здоровые! — почти простонал Джейме, перекатываясь под ударами дотракийца.


Влево — тяжелый удар с гортанным ругательством. Вправо — замах, и из-под него Джейме едва удалось увести свою левую руку. Сердце ухнуло куда-то в район пяток. Только этого не хватало, быть расчлененным напоследок.


«Я не молодею», признал он, применяя каждый из всех своих заготовленных подлых ударов и обманных захватов.


«Я тут, должно быть, сдохну!» — а это была куда менее приятная мысль, чем мечта о возможной седой старости. Прекрасная мечта.


«Хотя бы один день, кто-нибудь, Воин, Отец, Мать, один день для меня и для нее». Но привычный торг не работал. Не было ни Бронна, ни лютоволков, никто не пришел на помощь. Не было Тартских знамен и женщины, лишь ее меч. Был пролетевший низко над деревьями черный дракон, на которого отвлекся на миг дотракиец, что стоило ему распоротого живота и вывалившихся прямо на Джейме кишок.


И рухнувшего сверху грузного тела, пахнущего чем-то еще более отвратительным, чем его потроха.


— Гребанные дикари, — пробормотал лорд-командующий Ланнистер, спихивая с себя кочевника. И тут же взвыл, чувствуя одновременно боль в груди, животе и плечах.


Он хотел бы посмотреть вниз, чтобы оценить свое состояние, но на это его уже не хватило. Поэтому Джейме смотрел на Верный Клятве в бессильной левой руке, на тело Селвина Тарта поодаль, на ручеек крови, бегущий весело вниз — туда, где его не впитывала хвоя и песок.


Скоро трупы растащат звери. Распотрошат кабаны и волки, дикие собаки, крысы и хорьки, источат черви и мясные мухи со своими опарышами. Стервятники уже слетались. Прямо в двух шагах от Джейме прыгал ворон, наклоняя голову и весело присматриваясь к нему, словно выбирая кусок помясистее. Джейме моргнул. В голове гудело.


У нормальных воронов бывает два глаза, у этого же —


Он вдохнул, мгновенно покрываясь ледяным потом, чувствуя, как теснота в груди внезапно смыкается тесными стенами, а мир проваливается с ним вместе все глубже и глубже в темноту —


Но на этот раз не было картин из прошлого. Не было прозрения. Не было Серсеи или их детей, и никакого золота. Был только один короткий вопрос, который ему следовало задать себе много лет назад, и задавать каждый день, снова и снова.


Трехглазый ворон смотрел на него глазами Брандона Старка — или Бран смотрел глазами ворона? — и ждал ответа. Ложь была бессмысленна.


Вдох. Выдох. Вдох. Джейме сжал меч крепче.

— Нет. Мой ответ — нет, — твердо сказал он, и уголок губ сам пополз вверх в горькой усмешке, — я ни о чем не жалею.


Ворон негромко каркнул, кивнул. И, внезапно, Джейме вместе с мечом, болью и головокружением, на следующем же выдохе выбросило, выплюнуло обратно.


Земля была синей, серой и красной. Немного больше серого — сталь, грязь, немного меньше красного — туники, флаги, кровь. Джейме лежал на боку, рассуждая, сколько ребер он сломал, если сломал, и где же, наконец, Вдовий Плач, и почему так блядски больно, и что бы на эти его стоны и сопли сказал сир Артур Дейн. И почему его не обнимает сильными, нежными, любимыми руками Бриенна.


Землю трясло, он мог слышать топот копыт и звуки отступления — не мог только сказать, чьего именно.


Если он все еще был жив, и впереди ждала только месть, лучше было бы умереть, но Джейме Ланнистер слишком устал хотеть смерти, бояться жизни, слишком устал постоянно выбирать, принимать решения, находить оправдания. Все, что мог знать, он сказал уже: он действительно ни о чем не жалел.


Даже если потом будет больно. Даже если всегда будет все так же блядски больно, если то, что было, было на самом деле — оно того стоило. Не обо всем стоит петь в песнях, конечно, но…


Знакомый звук. Нет, не этот, помимо рога, криков сира Аддама и воплей Мандерли. Шаги, которые он узнал бы из миллионов других, на которые реагировала сама кровь в его жилах. Ритм, сила, решимость, размеренная поступь, волочащиеся ножны, чертящие по мягкой хвое — он почти мог нарисовать перед внутренним взором то, что спешил увидеть наяву.


— Бриенна Тартская! — раздавались крики все ближе, — Бриенна Отважная! Наша леди!


Джейме скривился, группируясь. Ноги дрожали, руки тоже, горячка битвы все еще не покидала его тело — все вокруг было в том самом мерцании, которое он так любил и ненавидел, и по которому так томился. Но его женщина — его воительница — широкими шагами шла к нему, и самое время было принять героический вид.


Он увидел ее, когда переворачивался, в глазах троилось, но скорее он упустил бы появление солнца на небе, чем очертания ее фигуры между деревьев.


Бриенна шла к нему, лохматая, залитая грязью и кровью, растрепанная и помятая. И Вдовий Плач был в ее правой руке, а голова Джораха Мормонта в левой.


«Ты суть и смысл моей жизни, Бриенна.Ты мое солнце, моя луна, мои звезды, небо, блядские облачка в знойный день, теплый очаг в зимнюю ночь. Я хочу к тебе. Я хочу в тебя. Я хочу быть с тобой вечность. И не приведи любой старый или новый божок Бронна невзначай нарушить наше уединение. Ты любовь моя, Бриенна. Поцелуй меня, женщина моя». Но когда она встала над ним, то все, что Джейме смог сказать, было:

— Ради блядских богов, где ты так долго была, женщина?


Голова Мормонта покатилась прочь. Бриенна подалась вперед, прямая спина, горящий взор неестественно широко распахнутых голубых глаз, уверенная четкость движений — и подхватила его левой рукой с земли, поставила на ноги, слегка встряхнув при этом и вырвав у него задушенный стон боли. А затем, после нескольких секунд созерцания, скользящим движением приблизилась, насколько могла, чуть пригнулась и поцеловала его.


Джейме Ланнистер не был бы собой, если бы позволил ей разорвать поцелуй. Даже если он на вкус был полон крови, пепла, слез и всего прочего: шерстинок с одежды, пресных сухарей, кислого вина, земли, пыли, лошадиного пота.


Ее руки обхватили его наручи, но кроме губ, они не могли коснуться друг друга — доспехи не слишком способствовали. Кураж, с которым Бриенна сделала первый шаг, покинул ее, но Джейме поймал ее нижнюю губу своими, лизнул верхнюю, встретил ее робкое движение навстречу, тихий звучащий выдох — и осознал вдруг, что поцелуй длится, длится, длится, и вокруг глазеют появившиеся из ниоткуда солдаты, на то, как командиры, словно недозревшие подростки, лижутся посреди поля битвы.


В этом была особая прелесть.


— Лорд-командующий! Докладываю: мы разбили их у реки, есть пленные…


Бриенна нехотя разорвала поцелуй и обернулась на прервавшего их посыльного. Джейме видел синий, холодный, умный блеск ее глаз, их особый прищур, замечал румянец на ее щеках. Глубокий, с хрипотцой голос не дрожал, когда она поправила мальчика:

— Леди-командующая. Командовала атакой я.

— Д-да, миледи. Миледи, докладывают о приближении драконов. Мы отступаем?

— Отступайте, — кивнула женщина, — сейчас.


Парнишка растерялся, но ненадолго. Несколько мгновений — и мимо неслись, удирая к оврагам, их люди. А леди так и стояла, прижав свою растрепанную светловолосую голову к щеке лорда-командующего Ланнистера.


— Ты обещала мне кое-что, женщина, — прошептал Джейме, и она отпрянула, часто моргая и хмурясь, — помнишь?

— Нуждаюсь в напоминании, милорд, — нарочитая почтительность ее голоса заставило Джейме сжать зубы: таким твердым и жаждущим он не был лет с двадцати. Нормален ли я, что так хочу ее, когда мы оба в крови с ног до головы и чудом живы, как знать, надолго ли?


— Ты сказала, что, если мы победим, чего никогда не произойдет, ты либо отдашься мне, если придется, в грязи и крови у всех на виду, либо убьешь меня.

— Когда я такое говорила? — встрепенулась она, и Джейме рассмеялся. Их обычный, бессмысленный, нелогичный спор обо всем и ни о чем, у которого, кажется, не было начала. И не могло быть конца.

— Не совсем в этих выражениях, но…

— Я не говорила.

— Дай-ка вспомнить, там было что-то вроде: «Эта победа невозможна, мы проиграем, скорее я тебя сама убью».

— Это было Зимой! И там не было про «отдаваться», — она упрямо хмурилась.


— Зима не считается? А как же наши клятвы перед чардревом в той богороще за Стеной? — он обхватил ее за бедра, притянул к себе, опираясь на ее плечи при этом, — тогда я повторю сейчас в более простых выражениях. Повторю, что готов всю жизнь провести с тобой, исполняя глупые клятвы, шляясь вдоль дорог и овладевая тобой в кустах и канавах… если придется. С этой минуты и до конца моих дней.

— Ты говорил, «тискать», — немедленно поправила Бриенна. Джейме фыркнул.

— Возможно, я и говорил, но имел в виду «трахать».

— Но сказал «тискать», и там не было про канавы, только про кусты…

— Долбанные кусты, Бриенна, ответь мне «да»! — он снова сжал руки на ее бедрах, отмечая приятную мягкость, по которой соскучился.

— «Да»?

*

— «Да»? — растерянно повторила Бриенна. Он закатил глаза, прижал ладонь к ее щеке.

— О, моя прекрасная и доблестная леди Веснушка! Соизволишь ли ты… — Джейме вдруг запнулся, затем мотнул головой, — нет, я не буду. Просто ответь. Сейчас. Я люблю тебя. А ты? Ты меня?


Спроси меня, как я выжила. Спроси, чего мне стоило найти тебя. Спроси, знаю ли я об отце. Скольких мы потеряли, как я вела Ланнистерские отряды в атаку, о Джоне, обо всем — спроси. Пошути надо мной. Посмейся. Ты должен. Я боюсь. Я ничего так не боялась, как теперь боюсь, видеть в твоих глазах, что это правда, что ты на самом деле…


«Драконы! — кричали уже прямо около них, метались одичалые туда и сюда, — два дракона!».


Но Бриенна слышала только его дыхание. Своё собственное — вдох и выдох, невозможно не дышать рядом с ним. История, пронесшаяся над ними во всех направлениях одновременно, не могла закончиться смертью. Она бы продолжалась на много поколений дольше, в любом из последующих миров.


Тени сверху приблизились. Она знала, что это драконы. Она слышала их рев, слышала, как кричали со всех сторон о том, что нужно искать убежище и прятаться.


Ей было все равно.

— Да. Я говорю «да». Я люблю. Люблю, — она быстро чмокнула Джейме в губы, скользнула ими по его неравномерно заросшему подбородку и отстранилась, краснея, — сир Джейме Драконоборец.

— Моя Веснушка, — он сжал ее руку, — женщина! — вдруг его голос поменял тональность, — что они делают?


Бриенна подняла взгляд в небо. Драконы были там. Они гнались друг за другом, пикируя с немыслимой скоростью почти к поверхности земли, чтобы через мгновение расправить синхронно крылья и взмыть вверх. Слегка неловко поначалу, всего через несколько заходов они приноровились к движениям друг друга. Спирали и круги, петли и внезапные пике — это был танец, и это была схватка. Но рычание драконов больше не звучало угрожающе.


Наконец, их движения обрели завершенность. Они играли, шутливо толкали друг друга в небе, пуская струйки дыма в стороны, закручивая хвосты и словно обнимаясь. Ни один не проявлял интереса к тому, что происходило внизу.


Джейме обнимал ее руку, глядя с ней в небо и то и дело подтягиваясь к ее лицу с короткими поцелуями, морщась от боли в ребрах при этом.

— Тирион сказал бы, что это похоже на нас с тобой. Дерутся, потому что хотят друг друга. Это весна, женщина. Сезон размножения в природе. Все цветет и плодится.

— Они любят, — вздохнула Бриенна, не отрывая взгляда от пары драконов.

— Я сказал, что люблю тебя, не потому, что думал, что нас сожрут или сожгут, — предупредил ее еще не родившиеся мысли Джейме, и она хихикнула, вытирая одновременно слезы с глаз.


В пыли и пепле, с опаленными бровями и бородой, Джейме Ланнистер, ее Джейме был жив и прекрасен, и она не хотела ничего, как только знать, что он все еще рядом, каким бы он ни был, пока это был он. Что-то еще приходило на ум, путанное, о цветении, размножении, любви и войне, о будущем…


— Ты… — но всё, чего хотелось — это снова поцеловать его.

Что Бриенна и сделала.


Драконы любили друг друга в небе, хлопая крыльями и нежно рыча. Мужчина и женщина целовались, стоя на земле.


Впервые за долгое время Бриенна не скучала по Зиме, наслаждаясь теплом и легким дыханием весны.


========== Братья и сестры ==========


Арья Старк въезжала в Королевскую Гавань через несколько дней после того, как это сделал ее брат Джон.


Задержка войск была обусловлена тем, что они потратили недели, разгоняя дотракийцев: великий кхалассар распался, но энергии не растерял ни один из мятежных кхалов. Как и предполагали, именно разгром Безупречных определил исход восстания, как и смерть Дейенерис Таргариен.


О смерти этой уже ходили легенды. Останавливаясь в гостиницах — каждая охранялась тем сильнее, чем ближе была к Тракту и Гавани — Арья устала выслушивать новые и новые бредовые теории о смерти Матери Драконов. А уж имя Джона вызывало у нее особый гнев.

В чем его только не обвиняли!


— Король есть король, маленькая леди, — прокомментировал сир Бронн, — короли всегда виноваты. Хреново, конечно, быть королем.

— Как будто ты, сир, не мечтал.

— Однажды. Когда был маленьким. Я думал, что короли едят много сладостей и спят, сколько захотят.


Арья ничего не стала спрашивать о его детстве. Сам он не рассказывал ничего.


Изо всех спутников Бронн был наиболее сложным. Его зашкаливающая откровенность относительно здесь-и-сейчас существовала отдельно от его личности, и, сколько бы она ни пыталась, за его привычками, жалобами на погоду, шутками и историями, не могла разглядеть его самого. Чем больше времени она проводила рядом с ним, поверхностным, открытым, тем больше погружалась в мысли о том, кто же скрывается за маской. И что это за человек.


Иногда только он показывался, и в основном, когда общался с Нимерией. Волчица испытывала симпатию к Бронну, и уже это примиряло бы Арью с его компанией, не находи она сама его довольно забавным.


К тому же, он пел, и у него был довольно приятный голос.

— А эту песню знаешь? — Брон промурлыкал первые несколько нот, — «За Стеной». «За Стеной, Зимой, я бы жил с тобой, одевал бы тебя в меха; за тебя воевал, от всех бед спасал, и мечтал бы не без греха…».

— Зимнее Братство — сплошь похотливые извращенцы, — пробормотала Арья. Бронн хмыкнул.

— Не все. Ты дослушай, миледи. «…Твоих длинных ног целовать изгиб, тайных мест твоих знать бы вкус…».

— Я и говорю — похотливый блудник, кем бы он ни был.

— Автора этой песни знаем мы оба, миледи. Один наш общий друг, Хромой Лев.

— Не верю!

— Да. Джейме, хер на него, Ланнистер. Стихоплет, мать его. Чем хреновее времена, тем слаще стишочки.


Ей не стоило большого труда заставить Бронна перейти к Зимним историям — они были поистине бесконечны. И над ними можно было смеяться.


Но когда Арья достигла Гавани, ей стало не до смеха. Распевавший за ее спиной сир Бронн Черноводный как-то замолк. Оба они смотрели на дорогу перед собой в тяжелом молчании. Нимерия негромко зарычала.


— Что это? — спросила Арья у солдата, прикорнувшего у одного из тополей вдоль тракта. Тот сонно всхрапнул, приоткрыл один глаз. Облаченный в цвета Штормовых Земель, он смерил подозрительными взглядами ее, лютоволчицу и Бронна, но снизошел до ленивого ответа:

— Висельники.

— Это я вижу. Но почему их до сих пор не сняли?

— Встань, скотина, — гаркнул Бронн, перебрасывая поводья в левую руку и опираясь на луку седла, — ты говоришь с леди Арьей Старк, сестрой его величества!


Солдат мгновенно принял стойку, но выражению его лица почтительности это не прибавило.

— Ее милость королева Санса приказала войти в город, ваш-ство, а лорд Тирелл приказал повесить предателей, а потом вышел лорд Мартелл, и сказал повесить предателей, которые пошли за лордом Тиреллом и ее милостью, и сказал, что прилетит обратно ее королевское величество Мать Драаа… леди Таргариен и задаст всем жару, а потом пришел лорд Тирелл и побил и повесил лорда Мартелла…

— Так почему до сих пор висят тела?

— Дак снимаем, ваш-ство. Дюже много их-то.


Кто кого вешал или казнил в какой последовательности, было неясно, но тел было действительно очень много. Почти три мили дороги до Гавани Арья смотрела по сторонам в отвращении. Чем-то картина напоминала Харренхолл.


Мысль о том, что Санса даже косвенно могла быть виновата в том, что Арья видела, пугала ее гораздо больше, чем то, что несколько сотен начавших разлагаться тел висели кормом для ворон и стервятников вдаль Королевского Тракта.


Арья мрачно размышляла о том, что ее никогда и никто не желал слушать, даже если она говорила правду, только из-за тона, который кому-то не нравился, из-за прически, кого-то смущавшей, из-за какого угодно тому подобного дерьма. Но никто не обращал внимания на то, что за банальности выдает Санса, и как мало в этом от нее самой.


А ведь это было тем, что выдавало отклонения, начинавшееся безумие Дейенерис Таргариен.


Арья задумалась, что в своей жизни Санса сделала именно потому, что хотела — сама, лично. Любила ли она, пусть детской любовью, Джоффри? Или нет? Что она вообще представляла собой на самом деле, внутри? Что было ее собственной волей, деяниями ее души? Убийство Рамси? Сожительство с Клиганом? Обольщение Джона, чтобы впоследствии им управлять?


— …М-м-м, най-на-на, с плеч твоих сцеловать бы хотелось мне обещаний тяжелых груз, — вновь зазвучал Бронн за ее спиной, — за Стеной, вдвоем, под полночной звездой…

— Ты еще и Нимерию плохому научил! — вознегодовала себе под нос Арья Старк: волчица тихо поскуливала, иногда даже попадая в ноты.

— …стать бы телом одним с тобой.


О чем бы ни думал Бронн, въезжая в ворота Королевской Гавани, он продолжал петь.

*

…Когда меч Джораха Мормонта встретился с деревом за ее спиной, Бриенна не могла поверить, что это происходит с ней. Мгновение назад она видела своими глазами Серсею, секунду спустя ударилась затылком о шершавый ствол бука, а со следующим движением Мормонта перекатилась по земле, пытаясь восстановить равновесие.


Кажется, она поранила ногу. Или обмочилась. Или…

Сердце в ее груди ударило больно и неровно.

Только не выкидыш. Не сейчас.


Обычно она справлялась со страхом за свою жизнь, с легкостью отдавала себя битве, превращаясь в кого-то сильнее, лучше, быстрее, чем была обычно. Но не в этот раз. В этот раз ее мысли вращались по кругу вокруг ощущения липкой теплой влаги на внутренней стороне бедра, паника нарастала, и она никак не могла найти ни сил, ни времени сосредоточиться на бое, разделенная, разорванная. Воин и женщина. И второго слишком много.


Нужно было оставаться девственницей. Никогда не знать Джейме. Не ложиться с ним. Не целоваться даже.


Джорах Мормонт не был так хорош, как она обычно. В схватке один на один на тренировочном дворе она с легкостью одолела бы его. Но он умел сражаться в настоящем бою. Он был страшен в своей слепой ярости и тяжелых, хищных ударах. Настоящий медведь.


Только не выкидыш. Только не это. Сколько крови можно потерять прежде, чем сознание оставит меня? Джейме, Джейме, Джейме, приди.

Она слабо пискнула, вдруг чувствуя, как правое запястье немеет.


Мормонт усмехнулся, заходя справа, а затем слева. Реакция у него была отменная. Как он вообще мог пять раз бить королеву Серсею по шее, не справившись за один удар?


«Это был приказ, — поняла Бриенна, снова чувствуя присутствие мертвой Львицы рядом, — он не хотел, если вспомнить его лицо, но ему приказали — и он сделал это». Пять ударов — как и теперь. Справа, слева, сверху, наискосок, снизу. Эйерис, Элия Мартелл, двое их детей, Рейегар. Это была месть.


Справа — запястье Бриенны дрожит. Слева — выгибается под наручем. Сверху — она падает на колено. Наискосок — на землю, и меч выпал из ее руки. Снизу — на спину. Джейме, приди и спаси.


Но в следующую минуту рев дракона точно над рощицей заставил Джораха Мормонта задрать голову, и Бриенна носком сапога подвинула к себе то, что показалось ей достаточно подходящим оружием — это была реакция тела, никакого обдумывания. Что-то острое, что можно было упереть в землю, в ствол, и на что следовало его толкнуть.


Смертью сира Джораха стал не Верный Клятве и не Вдовий Плач, а остро обломанная коряга, на которую Бриенна его опрокинула, кинувшись ему под ноги.


Сидя в предрассветных потемках на земле и вытирая лицо, пытаясь проморгаться, Бриенна тяжело дышала, оценивая уровень собственных повреждений. Когда она убрала ладони от лица, Мормонт все еще был жив, содрогаясь в агонии.


Отведя взгляд, она выдохнула. Где-то здесь должен был лежать Верный Клятве, но она не могла найти его, а идти по следам наверх в таком состоянии просто боялась. Еще не хватало свалиться под копыта дотракийским коням.


Между ног было сухо. Она проверила трижды. Никакой крови. Ощущение повторялось, уже с другой стороны — чувство прилива крови к коже, и нужно было быть идиоткой, чтобы действительно его бояться, как она испугалась. Похожее чувство появлялось, бывало, с Джейме ночью, перед тем, как он всегда шептал: «Отпусти себя, дыши, отдайся, иди ко мне», и она дышала — и оно захватывало все тело, это влажное чувство полета и удовольствия.

Бриенна всхлипнула, постаралась дышать носом.


Она добрела до края опушки, не оборачиваясь. Почти врезалась в кого-то, кто носил цвета Баратеонов.

— Леди-командующая? Сир Аддам! Сир Аддам! Отправьте кого-нибудь к нему, тут наша леди!


Не сразу ей удалось вспомнить, что Ланнистеры, маскируясь, перекрашивали свои туники и шатры, что придало им в конечном итоге бурый оттенок.


Ланнистеры на краю оврага бурно ругались, когда она подошла к ним. Рассуждая о том, следует ли отправлять солдат на помощь лорду Тарту и лорду-командующему, они почти проигнорировали ее первый приказ. Бриенне пришлось повысить голос.

К ее удивлению, второй раз это сработало.


Вероятно, они слишком устали, чтобы препираться, а главные спорщики — Уайлд и Фелл — были заняты дележом позиций в овраге и не могли принять участия.


Дальнейшее плохо запечатлелось в памяти Бриенны. Она помнила, что орала на сира Аддама, когда тот пытался оставить ее позади, едва не подралась с Идриком Пейном, что непременно сделала бы, не будь он весь в крови и синяках, а все-таки появившийся Мандерли предпочел вовсе убраться с ее дороги, бормоча что-то отвратительное о «трахнутых бабищах».


Следующее, что она помнила, так это крик короля Джона: «Дени!», и распростертое на земле тело Дейенерис Таргариен.


Мир снова представал в картинках. Рассвет. Хвоя, осыпающаяся с ее сапог. Вдовий Плач у тела ее отца. Штандарты Тарта на земле, в крови и грязи. Не об этом она мечтала. Да, иногда ей хотелось скакать впереди войска, еще больше — скакать на выручку Джейме, но это было тогда, в далеком прошлом, до того, как она стала его женой. И, хотя она еще ни разу не произнесла этого слова в отношении себя, в те минуты Бриенна повторяла его, боясь услышать даже в отдаленных мыслях другое.


Вдовий Плач — не для нее ли теперь? Не вдова ли она?


Внезапно солнечный свет, заливший рощу, отсек все звуки, кроме утреннего пения птиц. Бриенна оглянулась. Мелькнувшие на периферии золотые локоны заставили ее обернуться.

Край зеленого платья. Смех Серсеи. «Иди за мной». Она шагнула вперед. Еще раз. Серсея таяла в золотом сиянии утра. Оборачивалась, тянула к ней руки — настоящая, другая, которой никогда не знала Бриенна. «Он ждёт». Смеялась, танцевала в своем зеленом платье между деревьев, наклоняясь то к одному, то к другому мертвому воину.


И Джейме был там, но живой, несомненно, живой.


В памяти Бриенны он всегда был красив и молод. И всегда был здоров и счастлив. Сколько бы раз она ни находила его страдающим, больным, слабым, равнодушным или притворяющимся таковым — он был ее Джейме, и остальное не имело значения.


Не имела значения орда дотракийцев, уносящаяся прочь. Рассвет над лугами и оврагами. Мертвая Дейенерис Таргариен. Даже каким-то образом оказавшаяся в ее руке голова Джораха Мормонта. И откуда она там взялась?


— Я люблю тебя, — сказал Джейме, глядя ей в глаза, и она позволила себе поверить, наконец.


Три недели между мгновением, когда Джейме сказал ей, что любит ее, и мгновением, когда она стояла на пристани, все вращалось с той же безумной скоростью. Бриенна едва могла вспомнить, что это был не один день или час.

Некоторые дни ее жизни были бесконечны.


— …Дочь моя.

Голос отца прозвучал строго. Нотки угрозы в нем едва угадывались. На угрозу Бриенна всегда знала, чем ответить. Потому она вздернула подбородок и прищурилась.


— Как мне это всё понимать? — спросил Селвин, и она закатила глаза.


Когда они были наедине, все менялось. Так было всегда, но дома, на Тарте, когда она была еще маленькой, когда она была девочкой, это отчего-то причиняло боль, притворство и все, что следовало за ним.

А может быть, это она позврослела.


— Сир Джейме действительно меня не трогал, — она угрюмо опустила лицо. Отец хохотнул.

— Тогда почему…? Я не слепой, Бриенна!


Но она и сама не знала, чем объяснить все эти поцелуи, объятия и все, что последовало за чудесным спасением Джейме у ворот Винтерфелла. Как и в детстве, отец поморщился, потряхивая рукой, она привычно потянулась к ней, поцеловала его ладонь, так похожую на свою собственную, только шире, крепче, сильнее — до сих пор. «Болит?» — спросила глазами, в которых стояли слезы. «Твой Джейме твердый камушек», ответил ей одобрительной ухмылкой отец. И мир установился между ними вновь. Но Бриенне все равно было стыдно.


— Как дома? — спросила она, не поднимая головы. Лорд Селвин вздохнул.

— У тебя родилась сестра.

— Десять итого.

— Одиннадцать. Тебя долго не было.

— Троих из младших братьев я тоже не видела. Госпожа Илиза? — Бриенна ковырнула носком сапога отходящую облицовочную плитку на стене.

— Госпожа Динара. Ты ее не знаешь.


Она только вздохнула. Последний раз, в день, когда она покидала остров, они стояли на пристани все до единого, ее единокровные братья и сестры, которых знали на Тарте, но никогда не могли признать на материке.


И первое, что она выучила, попав к Ренли — что бастардов могли не знать их собственные братья и сестры. К счастью, семнадцать маленьких соглядатаев, готовых донести за конфеты септе или даже отцу, приучили ее держать язык за зубами едва ли не с рождения. Она ничем не выдала своего удивления. Может быть, ее братья и сестры не наследовали отцу, что их самих ничуть не огорчало, но они не переставали быть ее семьей.


И вот, спустя столько лет, отец стоял перед ней, живой, все еще крепкий в свои годы, и отчего-то она его теперь больше жалела, чем боялась; больше любила, чем уважала и почитала. Что же до его маленьких слабостей, всегда приводящих к появлению новых бастардов…


«Милые крошки, — говорил лорд Селвин, широко обнимая своих многочисленных детей, — а где же ваша… а, вот она. Бриенна!».

Старшая. Наследница.


Они могли быть просто детьми, чьи имена он путал, чьи матери стеснялись его, называли «ваша светлость», но она — она была его наследница, честь его имени, и это осталось неизменным. Может быть, отцу следовало окончательно отказаться от попыток соответствовать навязанным материковым обычаям, рассуждала Бриенна, повзрослев. Чем больше она узнавала их, тем больше скучала по вольному нраву простолюдинов Тарта. Тем, которые уважали и почитали своих лордов-правителей не из-за страха перед их гневом. Тех, что могли купаться с ними в море, нырять за раковинами и потом, нагими, печь с ними на плоской гальке осьминогов и мидий. И предлагать их, почтительно кланяясь: «Отведайте, миледи».


Подумать только, она отказалась от прекрасного островного бытия ради лицемерия, жестокости и притворства несуществующего рыцарства.


Чтобы однажды найти вновь мир и покой на другом краю мира, среди Зимы, снега, льда, где, казалось, не могло быть ничего общего с теплом песчаных пляжей, сапфировыми водами побережья Тарта и печеными мидиями у рыбацких лодок.


Девять ее братьев и сестер в Королевской Гавани вместе с ней должны были почтить память лорда Селвина Тарта, Вечерней Звезды. Их она и встречала три недели спустя танца драконов на пристани.


Джейме стоял рядом, взбудораженный с самого утра. «Твои сестры столь же прекрасны, как и ты, леди-жена? — доводил он ее вопросами, — как ты думаешь, не пошатнет ли их красота мою верность?». Она могла только вздыхать и отмахиваться.


Достаточно было, чтобы чувствовать себя в дурном настроении, запахов на пристани. Бриенна могла предполагать все, что угодно, но только не то, что ее будет тошнить от запахов рыбы и морских водорослей, добываемых в нескольких милях от берега. Высматривая паруса корабля с Тарта, она размышляла о превратностях судьбы, находя в себе силы признать то, что подозревала вот уже почти месяц.


Она была беременна. Сомнений не оставалось.


Плодовитость Тартов сыграла с ней злую шутку. Септа Роэлла поджимала губы, глядя из прошлого и повторяя, как ей повезет, если мужчина — какой-нибудь, кто угодно — когда-нибудь, когда-то — соизволит оплодотворить ее. Септа использовала именно это слово. Бриенна скривила губы. Каким-то странным образом это слово соотносилось с тем, что Джейме обзывал ее «коровой» или «кобылой». На Джейме она почти не обижалась.


— Ты меня не слышишь, — обвиняюще зазвучал он у ее уха, — что с тобой творится, женщина?


Слезы, навернувшиеся ей на глаза, постоянная тошнота и усталость — все это было достаточным наказанием само по себе. Другим наказанием стали мысли о том, как сказать о беременности Джейме. Бриенна не хотела даже представлять его реакцию.


Она успела послать ему виноватую улыбку, когда внезапно ее глаза отыскали тех, кого она ожидала — и улыбка погасла, превратившись в оскал.

— Смотрите, это же она, это наша Старушка Бри!


Налетевшая толпа едва не опрокинула Джейме наземь. Вряд ли он был готов к проявлению столь бурных родственных чувств. Братья — Бриенна насчитала пятерых — трясли по очереди его руку и хлопали по плечам, она лишь успела увидеть, что ее Лев догадался убрать правую руку — любой из недо-Тартов мог с легкостью оторвать или раздавить деревянный протез. Сестры — все четверо — заливались демонстративными слезами, морща лбы и закатывая глаза. Именно так, с точки зрения флегматичных островитян Тарта, следовало вести себя на материке.


— Ния. Алина. Лидсия. Э-э… — она открыла рот, пальцы сами собой складывались, пока она считала, — Сильвия. Позвольте представить вам лорда-командующего, Джейме Ланнистера. Моего супруга, — последние слова Бриенна почти прошептала.


Секунду спустя недобитый ее братьями, Джейме был задушен в объятиях сестер.


— Мы так соболезнуем! Позвольте вас поцеловать, дорогой брат! Это такая потеря!

— О-о, наш лорд-отец! Мы натерпелись страху, когда нас захватили…

— Ужасная потеря. Ваши племянники. А Карен женился, Бри. На дочери молочника.

— Ваш бедный брат, лорд Десница. Мы так переживаем. Ты представишь нас ко двору?

— О-о, наш дорогой братец. Как тебе удалось захомутать такого красавца, Старушка Бри?


Бриенна смотрела на Джейме, на его потрясенное красивое лицо, на то, как его идеальной формы губы складываются в беззвучный вопрос «Какого хрена здесь творится, женщина?», и чувствовала себя полностью отомщенной за все годы его шуточек и насмешек. И счастливой.


Даже учитывая вновь накатившую дурноту.

*

Мейстер Сэмвелл Тарли был одним из тех, кто участвовал в историческом «Споре о Драконе».


Не то что его пугали публичные выступления. Никогда. Сэм давно понял, что в критических ситуациях способен на большее, чем многие отважные рыцари, умелые и бесстрашные с мечом в руках, но совершенно беспомощные без него.


Сэм был Зимним Братом.

Он бережно хранил список своих побед, подавляющее большинство из которых относилось к событиям, произошедшим на Севере: спасти Джилли и маленького Сэма, убить Белого Ходока, встать за честь Джона после осады Стены одичалыми… и особые, зимние победы: он зашивал крыло черного дракона, когда только рука Дейенерис и слова Джона держали его страшную пасть закрытой, он проделал сложнейшую операцию, спасая великана, он смог почти трое суток поддерживать жизнь в одном парне, утонувшем в ледяной реке. Парень не дышал самостоятельно, и Сэм до сих пор с трудом верил, что с помощью старого меха из-под вина он догадался сообразить что-то, что спасло жизнь человеку.


Даже если он не мог сказать, насколько долго та потом продлилась.


За Зиму он принял тридцать младенцев, из которых восемнадцать ее пережили, ампутировал с полсотни рук и ног, два раза зашивал полостные ранения на животе — у него все-таки было маловато опыта для подобных операций, и один раз лечил последствия обморожения, едва не убившего несчастного одичалого.


Немало мейстеров погибло за Стеной. Но те, что выжили, вынесли богатейший опыт, научились столь многому у Вольного Народа.


Сэм видел многое. И он спокойно ждал своей очереди перед Джоном — своим другом, Джоном Сноу, теперь королем — когда тот призвал его к ответу.


Это было то самое собрание, что позже назвали «Спором о Драконе».

— …Иначе говоря, мейстер Тарли, вы считаете безопасным оставить драконов на свободе? Что заставляет вас так думать? — это был Лорас Тирелл, и Сэм сглотнул. Как он успел заметить, лорд Тирелл боялся драконов. Предпочел бы видеть их мертвыми.

— В ближайшее время они совершенно точно не опасны. Спустя некоторое время они покинут Королевскую Гавань и отправятся искать себе место для гнезда.

— Рейегаль постоянно встречается нам на подлетах к Красному Замку, — заметил Джон.

— Он приносит добычу для Дрогон, — ответил Сэм.

— Она разучилась охотиться, став самкой? — послышались смешки рыцарей.

— Она готовится стать матерью, — важно возразил мейстер Тарли, — поэтому постоянно спит, ест и никуда не вылетает. Когда они найдут место для гнезда и яиц, они…

— Что может быть лучше: еще больше драконов, — пробормотал кто-то, но достаточно громко.

— Как часто они несутся? Надеюсь, не как куры, — добавили с другой стороны.

— Зато подумайте, как наварист был бы бульончик с эдакой курочки!


Джон холодно оглядел собрание.

— Слишком веселых могу познакомить с Дрогон поближе, — смех стал тише.

— …И у нее еще перепады настроения и приступы ярости, — вставил поощренный взглядом Джона Сэм.


Смех умолк.


— Когда их станет больше, мейстер Тарли, чем это нам грозит? — задал, наконец, самый главный вопрос Джон. Сэм вздохнул.

Это было известно.

— Драконам нужен постоянный контроль. Изволите видеть, что кровь Таргариенов…


Последующая часть дискуссии касалась того, кто же все-таки способен управлять драконами и почему. Зашла речь о смерти Дейенерис.


И, хотя почти все высокородные господа считали именно Джона ответственным за смерть супруги — вплоть до того, что посчитали его за недалекого ревнивца, удушившего неверную жену, Сэмвелл Тарли видел за свою недолгую жизнь достаточно, чтобы поверить в то, что рассказывал король Сноу.


Он видел в своей жизни достаточно странностей. Жизнь не переставала его удивлять. И за это он был благодарен.

*

Когда объединенные войска вступили в Королевскую Гавань, Джон был не первым, кто увидел Сансу на Железном Троне.


Им пришлось несладко в Королевских Землях. Хотя большинство кхалов после смерти Дейенерис немедленно прекратили воевать, они по-прежнему оставались угрозой для отдельных отрядов, как и для мирных жителей. Отправить их за море было невозможно — предложение использовать Железнорожденных вызвало протест Аши, отказывающейся рисковать своими людьми без выгоды, а оставить их в Вестеросе значило поселить у себя под боком опасного дикого соседа, предпочитающего грабеж земледелию.


— По крайней мере, они неплохие скотоводы, — утешал Джона Джендри Баратеон, — так посмотреть, и кузнецы толковые есть.

— И что с ними делать? — уныло поинтересовался Джон, — они плодятся, они хотят есть, а на Север всех не отправишь.

— Можно дать им титулы, — неунывающий Джендри широко развел руками, — кхалы больших кхалассаров станут лордами, кровные всадники рыцарями. Септоны и жрецы будут выстраиваться в очередь, чтобы отправиться учить их благонравию, а детей — своей вере.

— Этого-то и стоит опасаться, — вздохнул только Джон, но затею посчитал разумной.


Король Сноу находил, что Джендри был самым полезным из его советников. Советы Тормунда обычно предполагали радикальные меры по искоренению проблем, но вряд ли привели бы к чему-то, кроме того, что обычаи из-за Стены распространились бы по всем королевствам.


Хотя, возможно, это было бы решением.


Зима ушла, в Цитадели предупреждали, что следующая настанет быстро, хотя и будет мягкой. Но Север распространил свое влияние до границ Вестероса. Джон не мог считать это победой.


Победа над кем и над чем? После войны с собственной женой последняя, с кем Джон хотел воевать, была его собственная сестра.


Он подошел к Сансе, склонился к ее щеке — она подставила ее для поцелуя, но выглядело это так, словно она отворачивается, не желая смотреть ему в глаза. Однако, когда все же их взгляды встретились, он узнал ее. Это было знакомое ему выражение.


Санса Старк, первая своего имени, никогда не забывала, кто из них двоих рожден в законном браке, а кто навсегда остается бастардом.

Джон не забывал тоже.

Он сделал шаг назад.


Возможно, родись Санса за Стеной, среди Вольного Народа, она была бы свободна. По-настоящему, по-северному.


Та же свобода, которой она могла владеть теперь, скорее походила на клетку и цепь. Но она сама ее выбрала.

— Приветствую тебя, сестра, — произнес Джон, с достоинством кланяясь. Санса кивнула.

— Приветствую, брат.


…Черный Замок был для них краем земли в те времена, даже несмотря на то, что Джон бывал севернее Стены и знал, как выглядит настоящий Север, еще более холодный и далекий. Но для Сансы Черный Замок так и остался точкой на карте, севернее которой могла обитать только смерть. «Забытое всеми богами место», после говорила она.


На нее смотрели одичалые и дозорные, леди Бриенну взглядами раздевал Тормунд, только и ждущий момента, чтобы зажать где-нибудь, а то и украсть, а Санса, разбитая и уничтоженная, изнасилованная и униженная, дни проводила за попытками составления планов мести Рамси Боллтону, Серсее Ланнистер, всем, кто казался ей причиной ее бед.


Она терялась в них, понимая, что отступать им некуда, а отвоевать нечего. Винтерфелл, превратившийся в ненавистный оплот Боллтона? Далекий юг?

— Ты не найдешь покоя в мести.


Она вскочила с постели, обернулась — плечи ее опустились, только когда она увидела, что это всего лишь Джон. Он обратил внимание, что она вряд ли расчесывалась последние несколько дней. Волосы она обрезала уже дважды, и они только чуть-чуть закрывали ее плечи. Это маленькое изменение ее внешности делало ее старше на вид. А может, причиной были круги под ее глазами и странное, нечитаемое их выражение.


— Я отомщу за тебя Рамси. Я обещаю тебе.

— Никто не может отомстить за меня, — ответила она упрямо, снова садясь на кровать, — пока я сама не решу, чего именно хочу.

— А чего ты хочешь?


Она молчала, глаза ее снова смотрели мимо его лица, и Джон не выдержал. Это была пытка, но гораздо более жестокая, чем в прошлом.


— Санса, поговори со мной. Прошу. Пожалуйста, — он опустился перед ней на колени, заглянул ей в лицо, коснулся ее рук, сжимающих ткань юбки, — скажи, что мне сделать. Я убью его. Я клянусь.

— Нет.

— Нет?

— Я хочу сама.

— Хорошо. Хорошо, — он почти прошептал эти слова, сжимая ее холодные руки. Когда он поднес ко рту ее пальцы, согревая их дыханием, она склонила голову, разглядывая предстающую картину, и в это мгновение было оно, то особенное, странное чувство, которое посетило его когда-то с Игритт, только тогда оно было растянуто во времени, а теперь сосредоточено в одном движении ее руки.


Которая коснулась его щеки, проследила путь тонкого шрама, потом опустилась ниже, к шее.

— Санса, мы не…

— Я хочу, — и это был такой же четкий, оформленный приказ, как те, что он получал прежде.


Так они стали близки в первый раз. Джон почти смирился с тем, что в ее действиях была определенная последовательность. То, что она делала, имело какой-то смысл, но какой именно, он отчаялся понять. Понял лишь позже. Начиная с того дня, когда она призвала рыцарей Долины на подмогу, не советуясь с ним, затем в мгновение казни Бейлиша, прозрение постепенно приходило к нему.


Он был не первым, кто увидел ее на Железном Троне.

У ворот его встретил тот, кто был.


— Клиган.

— Сноу, твое величество, — тихо гавкнул Пёс.


Если бы можно было сказать, что на Сандоре Клигане нет лица, Джон бы сказал именно это.

— Что-то срочное? Мы слегка спешим, — Джон кивнул в сторону главного входа в Красный Замок.

— Вроде того. Это насчет леди Старк.


Джон остановился, кивнул Тормунду — тот понял и сделал несколько шагов назад, тесня раскинутыми руками остальных.

— В общем, я скажу, что думаю, понял? — проскрежетал Пёс, сминая руками край рубашки и пряча глаза, — а там сам решай, что делать. Дело было так. Началось все с того, что однажды к ней пришел в покои Бес…


В жизни Джона было много горечи. Смерть Робба и собственная беспомощность. Взгляды леди Кейтилин. Смерть Игритт. Смерть Джиора Мормонта. Риккона. Много смертей многих друзей и любимых. Одно из последних воспоминаний — красивая, мертвая Дейенерис на земле.


Это было так глупо — держать ее в объятиях, плакать над ее телом, даже зная, что она и при жизни не отвечала ему взаимностью. Смотреть на ее белоснежную кожу, на ее волосы, в ее умиротворенные глаза, звать по имени.


— Так что, он хочет сказать, что она просто упала с дракона?

— Дракон ее скинул! Я видел, как она летела. Как перышко.

— Да нам-то не заливай. Удушил, небось, и все.


В ее смерти тоже была определенная мудрость, должно быть. Ее не убили одичалые, Иные, дотракийцы или мстители, к какому бы дому они ни принадлежали. Ее не убили драконы — разве можно было винить Дрогон, что Мать не пережила любви своих детей? Вряд ли. «Я всегда хотела летать, как они, — говорила Дейенерис в далекие дни, когда хоть немного, но любила его — или Джону так казалось, — а вместо этого все, что я могу — гореть в огне, как они». Было ли это откровением свыше, которое она получила? Джон радовался тому, что ему не пришлось ее убить.


Только бы не пришлось убивать и Сансу.

Клиган ясно дал понять, что сначала придется расправиться с ним — несмотря ни на что. Не то что это было бы сложно, имея за спиной Тормунда и его парней.


— Ты заняла свои покои, Санса? — спросил Джон. Она покачала головой. Тонкие пальцы на подлокотниках Железного Трона были белее снега за Стеной.

— Я ждала тебя.

— Хорошо. Я отдам распоряжения.


Она кивнула. Джон не мог не увидеть страшную пустоту в ее по-зимнему прозрачных голубых глазах. Муть пасмурного неба в них, красные круги очевидной многодневной бессонницы — он видел достаточно. Комок в горле заставил его ослабить воротник. Он посмотрел на Клигана. Тот по-прежнему стоял за плечом леди Старк. Глыба из плоти и крови. Монумент собачьей верности, безрассудной, беспримерной.


И настоящей любви, подумал Джон. Любви, которая иногда требует большего, чем верность. Которая иногда требует измены, чтобы спасти любимого.


Он сделал шаг назад от Железного Трона, отпуская руку сестры, чувствуя, как расстояние между ними увеличивается, превращается в пропасть, в расставание, возможно, навсегда — ее рука упала, в глазах мелькнул страх. Глядя на ее губы и вспоминая их вкус, Джон произнес громче:

— Встаньте, леди Старк. Вас проводят в ваши покои. Вы будете в безопасности.

— Джон? — ее голос прозвучал неожиданно тускло и слабо.

— Не усложняй, Санса, — это прозвучало скорее мольбой.

— Джон! — она подскочила на месте, но была поймана Псом. Джон повернулся к ней спиной.


Он не мог и не хотел смотреть ей в глаза. Двое стражников сделали к ней шаг, но он поднял руку. Сандора Клигана почти наверняка достаточно. И вряд ли он допустит, чтобы к Сансе притронулся кто-либо еще.


— Джон, выслушай…

«Нет». Джон шагал назад, дальше и дальше, от трона, который погубил столь многих из его предков. Предков Таргариенов. Он не хотел отдавать трону и Старков.


«Прости меня, Санса».

Комментарий к Братья и сестры

Уф. Ну что ж, вот теперь осталась одна глава и послесловие автора. И они точно будут ждать еще одну иллюстрацию)


========== Драконы знают лучше ==========


— Храните меня Семеро, что это? — толкнул Бронн локтем Джейме Ланнистера, когда тот явился в Красный Замок в сопровождении орды Тартов, среди которых терялась даже рослая Бриенна.

— Моя новая родня, — пробормотал Лев в ответ, издавая смешок с оттенком паники, — незаконнорожденные шурины. Приехали почтить память отца.

— Ай да Вечерняя Звезда, — присвистнул рыцарь, кусая губы, чтоб не заржать как конь, — хотя, знаешь, это логично. Звезд на небе много, звездопады тоже явление нередкое…


Джейме раздирал ногтями бороду. Самая низкая из сестер Бриенны была с него ростом. Тартская порода проявлялась во всех детях Селвина. Бронн, в отличие от Джейме, обладал природной склонностью к сложным генеалогическим вычислениям, и через пять минут после знакомства с блондинками-островитянками мог с уверенностью сказать, что лорд Селвин, помимо любвеобильности, обладал также потрясающим разнообразием вкусов.


— Вот у той, как ее там, мать из Дорна. Эти два парня от бабы с Железных Островов, — спешил Бронн помочь своему другу, — ты не слушаешь!

— Я бы в жизни не поверил, что у них разные матери, — честно признался Ланнистер, слегка обалдело созерцая почти неразличимых высоких светловолосых островитян, — вот кого надо на трон. Крепкая порода, не спутаешь ни с кем. Прибыли почтить память отца, но я не представляю, что мне с ними…

— Я знаю, у кого точно есть идеи, — пробормотал Бронн; покорившиеся дотракийцы с одной стороны, и косматые одичалые — с другой, буквально пожирали Тартских девушек взглядами.

— …Я имею в виду, раз леди Бриенна законная наследница, она отвечает за бастардов отца, а раз я ее муж, я отвечаю и за нее, и за них.


Ланнистер не выглядел осчастливленным открывавшимися перспективами.


— Ну, есть же плюс, — хмыкнул сир Черноводный, — во-первых, уже сейчас можешь представить, как будут выглядеть твои дети. Во-вторых, я тебе советую познакомить девиц с Тормундом, — лицо Джейме, едва ли не ледяной испариной покрывшееся при упоминании о детях, прояснилось, — может, прекратит томно вздыхать и сморкаться в знамена Старков при виде леди-командующей.


Тартская Орда полным составом двинулась в их сторону. Бронн ретировался, оставив Льва на растерзание новым родственникам — и это еще дело не дошло до беседы Ланнистера с леди Грейджой! Пожалуй, от этого семейства следовало держаться подальше.


Долбанные Ланнистеры. Долбанные Старки. А теперь еще и Тарты.

Все вокруг влюбляются, трахаются и тупеют от весны. Даже волки. Даже драконы.


— Да и хрен на них всех, — Бронн вздохнул.

В его печали виновата была весна. И Арья Старк.


Совершенно безнадежно. Ничего общего с симпатией и влечением к Мирцелле, сраные Семеро, да даже к леди Бриенне в какой-то отрезок времени. Особенно Зимой, когда только о ней можно было с уверенностью сказать, что она еще не заразилась какой-нибудь дрянью во всем этом Зимнем Борделе, который они именовали Братством.


Но скорее Тартская Дева переспала бы с ним, чем Арья Старк.


По крайней мере, рассуждал Бронн Черноводный, некоторых неразделенные чувства приводят к самосовершенствованию. Взять хоть Джейме долбанного Ланнистера. Может быть, он был тем еще самоедствующим засранцем, но за годы рядом с Тартской Девой — ныне совсем не девой, — изменился неузнаваемо.


Бронн не включал собственные изменения в план самосовершенствования, но в целом, конечно…


Вряд ли леди Старк-младшая захочет в качестве личного защитника бывшего наемника с более чем сомнительной репутацией. В лучшем случае, он вернется к нежно ненавидимой теще в поместье Стоквортов, женится на какой-нибудь дамочке с проблемными детьми от предыдущих браков, доживет свой век, подсчитывая скудный доход от тесного земельного надела.


Не самый плохой конец, если рассудить.


И все-таки что-то грызло Бронна изнутри, когда он через пару дней волокся нога за ногу по Красному Замку мимо всех бесконечных знамен и штандартов, подобранных на полях сражений в Речных Землях, а затем в Королевской Гавани.


Войска разъезжались по домам. Не все и не сразу, но один за другим лорды отправлялись в свои земли, заранее вздыхая по тем разрушениям, которые ждали их. Но кто-то, напротив, прибывал в столицу.


Бронн сердечно распрощался с сиром Аддамом и несколькими рыцарями Ланнистеров.

Но гораздо больше его обрадовала фигура юноши, маячившая за их спинами.


— Не может быть! Кого я вижу! Это же старина Подрик! — он бесцеремонно распихал в разные стороны Идрика и Аддама Марбранда, чтобы заключить Подрика Пейна в крепкие объятия. Малец улыбался.


Бронн и забыл, как скучал по долбанному Подрику.


Возможно, его собственных сыновей будет так же дрючить и натаскивать какой-нибудь другой мужлан, если он не доживет. Возможно, это он вспоминает себя, когда его воспитывали старшие. Да и какая разница.


— Где ты пропадал, Под, мелкий хрен? — сердечно поинтересовался Бронн. Подрик бросил на старшего кузена виноватый взгляд.


Идрик важно покачал головой. Бронн подивился тому, как Пейны умудряются быть столь же непохожими друг на друга, как Тарты — одинаковыми.


— Юный кузен обучался искусству управлять хозяйством. Это было познавательно, я надеюсь, братишка?


Бронн мог сказать по гримасе на лице юного Пейна, что он предпочел бы провести все это время в компании Белых Ходоков или буйных драконов.


— А какими судьбами в столице в нелегкие времена?

— Я хотел поздравить миледи с ее назначением, — надулся Подрик, выпячивая грудь и становясь снова собой. Бронн просто вынужден оказался вновь сделать серьезное лицо, но ему это не удалось.

— И с замужеством?


Подрик Пейн был достойным оруженосцем для отважной Тартской Девы. Или уже не-Девы, а леди-командующей, кем бы она нынче ни называлась. Столь же повернутый на доблести, отваге и прочей хрени из книжек, которых Бронн Черноводный никогда не читал.


Что не мешало ему наслаждаться удовольствиями бренной жизни, что, как известно, состоит из тлена и праха, но перед тем, как обратиться тленом, прахом, сединой и горькими сожалениями на склоне лет, приносит немало приятных моментов. Бронн предвкушал прогулку с Подриком по наиболее злачным местам Королевской Гавани, когда юноша внезапно всплеснул руками:

— И вас, милорд. Я вас тоже поздравляю.

— Это с чем еще? — ворчливо поинтересовался Бронн.


Он редко оставался доволен сюрпризами. Подрик уже открыл рот, когда внезапно захлопнул его и радостно поклонился, глядя за спину Бронну. Лорд и леди командующие, сияющие — если не считать некоторой общей обыденной потрепанности — стояли там, под руку, словно сошедшие с парадного портрета. Бронн оценивающе окинул леди Бриенну взглядом. Достаточно шокирующим было ее появление в платье — и, глубокие пекла, голубая парча и дорнийского покроя свободное платье действительно ей шло. Джейме Ланнистер бросал по сторонам ревнивые взгляды, но много чаще просто пялился на свою леди, словно солнце, луна и блядская радуга разом оказались с ним рядом.


— Сир Пейн. Юный Подрик, мы виделись. Сир Марбранд. Сир Фелл, — тот пробормотал что-то о своем лордстве, — сир Черноводный — милорд Черноводный.

— Мы тут посовещались… — начала леди-командующая.

— …и мы решили, — Джейме, ослепительно скалясь, перехватил инициативу.

— Вот так, — громко прошептал Бронн, пихая локтем Подрика, — люди женятся, и, не пройдет и полугода, из рыцарей в сияющих доспехах превращаются в унылых женатиков, говорящих о себе во множественном числе…

— Так вот, мы решили, — глаза Ланнистера нехорошо сверкнули, обещая непременную месть, — поскольку я — мы — не собираемся возвращаться в Западные Земли… в ближайшее время, это точно.

— Не собираемся, — стальные нотки в голосе леди-командующей были замаскированы нежным движением в сторону ее сдающего позиции муженька.

— …Вы оказали бы неоценимую услугу королевству и нам — мне… приняв на себя бремя управления Кастерли-Рок.

— Я? Лорд? Кастерли-Рок?


В жизни Бронна Черноводного редки были моменты, когда он близок был к потере сознания. Это, вне всякого сомнения, был один из них.


Открыв рот и глядя вслед шагающим бодро и в ногу куда-то в ослепительное будущее этим двоим, Бронн Черноводный не мог никак уложить в цельную картину известные ему детали. Бриенна совершенно точно не собиралась возвращаться на Тарт, а безумец Ланнистер только что отказался от своего наследного логова. Куда оба отправятся?


И какого хрена эти идиоты так радуются? Ну правильно, спихнули заботы на его плечи — как всегда.


Кто бы мог сказать, что полчаса спустя Арья Старк назовет его «милорд» и подаст руку для поцелуя (не без подсказки рядом стоящих дам), и он сам будет блядски счастлив, как давно, очень давно не был.

*

«Дорогая моя леди Санса!


Дни проходят за днями, а я все еще не могу поверить, что вас нет рядом. В моей душе борются два чувства: желание видеть вас, слышать вас, иногда быть награжденным возможностью целовать вашу руку, и потребность знать, что вы вне опасности в своем северном доме, в Винтерфелле.


Как нуждаюсь я в том, чтобы услышать вас. Память не способна воскресить столь яркие чувства, как те, что охватывают при одном вашем появлении.


Я знаю, в сколь многих грехах повинен перед вами — в свое время как муж, в теперешнее, смею надеяться, как друг. Мне следует быть сдержаннее, следует меньше говорить о себе и своих планах и больше переживать о вас, но как, скажите мне, сердце мое, Санса? Как, если с вами столь просто быть откровенным?


Я умираю от тоски по вашим глазам, вашему лицу, вашей чистоте и искренности.

Я знаю, что нет никого лучше вас в этом грязном мире, и я отдал бы жизнь, чтобы сохранить вас от его зла.


Ваш преданный друг,

Безмерно любящий вас, Т.».


Леди Санса Старк открыла глаза, сжала руку на древке знамени, подняла подбородок и улыбнулась. Чистая печаль, красивая, достойная быть воспетой в песнях, была нужна сейчас.


— Смотрите, это же она. У нее Лев на знамени!

Слова были дороги. Взгляды. Мнения. Она собирала их, как жемчужины, как бусины, оброненные когда-то матерью с немногочисленных украшений.


— Будьте благословенны, миледи!

Санса шагала вперед легко. Шаг за шагом, опустив глаза долу и помня о выражении лица, подмечая ритм своих медленных движений, величавую красоту жестов. Немного, совсем немного искреннего чувства, позаимствованного у леди Грейджой, увиденного той ночью на пути из крипты.


Прежде ей удавалось заимствовать лишь слова. Но со временем ей стало ясно видно, что слова не казались весомыми тем, кто их слышал.


Слова — ветер.

— Мы скорбим с вами, миледи!

— Наши молитвы за вас, ваша милость, леди Санса…


Она подняла в якобы неловком, неожиданном жесте руку к лицу, вытерла несуществующую слезу с уголка глаза, со щеки, приоткрыла губы, заставив их дрожать перед тем, как выдохнуть —


Аша, воющая, как морская корова под гарпунами с китобойного судна, раздирающая ногтями на себе одежду, не помнящая, не знающая своего имени, своего положения, без слез страдающая в кромешном мраке —


— Бедная голубка, как она мучается. А ведь он был Бес.

— Любовь не знает преград. Куда смотрит король? А вдруг она упадет без чувств?

— Ее милость заслуживает сопровождения…


Джон позволил ей сделать это. Джон разрешил ей Тропу Скорби. Санса не сомневалась, что он сделал это из опасения нарушить отношения с Ланнистером, лордом-командующим. Это было нужно ему сейчас меньше всего.


Это уже было что-то. Раз он не приговорил ее к смерти сразу, вряд ли ей это грозит впоследствии. Но теперь нужно быть особенно осторожной. Санса достигла подножия алтаря Воина — Тирион, вне всякого сомнения, был бы признателен за то, что она почтила его таким гореванием — и помедлила, прежде чем опуститься на колени перед ним.

Траурное платье красиво легло складками вокруг ее ног.


К подножию алтаря уже было не подобраться — новые и новые знамена ложились с каждым днем мятежа к нему. Санса равнодушно узрела гербы Кракехоллов, Ридов, Феррингов, еще какие-то, полузнакомые, из Речных Земель — и медлительно, стараясь запомнить этот момент, опустила знамя Ланнистеров поверх них, старательно расправляя тяжелую ткань.


Мертвый золотой лев скалился с алого знамени.

*

«Дорогой брат! Все время забываю отправить тебе что-нибудь не по делу, и набросал небольшую поэму. Вообще, я планировал посвятить ее твоему браку, вести о котором прилетели в Королевскую Гавань, но так и не дошли руки. Может, твоя рука дойдет? Мои коротковаты.


Правда ли это, что ты сделал это на глазах у всех, в том числе и Мормонта? Беднягу хватит удар, не иначе. Нельзя всерьез быть таким нудным, когда ведешь нормальный образ жизни. Все задаюсь вопросом, когда он ложился с женщиной последний раз (не терпится похвастаться тебе, что я — сегодня утром, примерно полтора часа назад).


Джейме, на самом деле, ты заставляешь надеяться, что исцелить возможно даже самые безнадежные случаи. Конечно, всегда остается вера в чудо и волшебство, но твой случай был безнадежен полностью, абсолютно. Я и леди Грейджой (надеюсь, к тому моменту леди Ланнистер) устроим фейерверк в честь леди командующей.


Полагаю, мы встретимся в ближайшие дни. Я действительно очень, очень, очень скучал по тебе все это время.


Я подумал тут. Не то что я боюсь не сказать это лично, поверь мне, теперь я закален в словесных баталиях куда крепче прежнего, но. Просто, чтобы прояснить. Насчет Тиши. Ты прощен. Не хочу вдаваться в тонкие детали. Вероятно, с годами мы постигаем элементарную, доступную мудрость жизни, простую и оттого бесценную: мы все дети своих родителей, но все же мы — не они.


В твоем особом случае, ты — не наша сестра, к тому же. Поздравляю с разрубленным двойным узлом! За первую часть следует благодарить меня (я не раскаиваюсь, и оставим этот вопрос до следующих поколений зловредных Ланнистеров), за вторую — сира Джораха.


Ради любви мы делаем самые прекрасные и ужасные вещи, не так ли?


Мы носим в сердцах списки преступлений тех, кого любим, чтобы прощать их снова и снова, потому что это дает особый вкус нашей любви. Высеки в камне эпитафию мне с одной из этих цитат.


Вот это — поэзия, Большой Брат, а не та похабень, которую ты насочинял Зимой и теперь прославляешься анонимно в каждой таверне. Мы еще споём. Привет моей Большой Невестке. Люблю, жду, всегда твой Т.».


Джейме вытер глаза, отложил письмо, посмотрел перед собой, улыбаясь дрожащими губами, рассмеялся, когда руки Бриенны обвили его сзади, и она склонилась к нему, шмыгая носом и разве что не всхлипывая.


— Ну, женщина, что это с тобой.

— Он был хорошим человеком.

— Моим братом. Хорошим человеком был твой отец.


Ее объятия если не спасали от сердечной боли, то всяко помогали ее пережить.


Они в последние дни виделись урывками. Не считая удручающей толпы ее родственников-бастардов — не замечать которых было невозможно — вокруг было всегда слишком много людей. Внезапно, не на поле битвы, не Зимой, но в обстановке двора и мирной жизни, ему стало снова неловко быть с Бриенной наедине. Неловко даже в спальне.


Неловкость была обоюдной. Странно, но, оказавшись вместе в настоящей постели впервые с Риверрана — если захваченный замок и чужой альков можно было назвать «постелью», они предпочитали в ней именно спать.


Чтобы воспылать желанием близости среди дня где-нибудь в неожиданном месте вроде коридора — западное крыло вообще было проклятым некими особыми эманациями неутолимого сексуального голода, — третья ниша особенно опасна! — и страдать до тех пор, пока не представится сомнительная возможность уединиться в каком-нибудь укромном уголке или, еще хуже, в чьих-нибудь покоях, разогнав слуг.


Джейме не помнил, как это происходило с Серсеей, но знал точно, что не так.


Во всяком случае, никто его с сестрой ни разу не поймал — исключая Брандона Старка. С Бриенной их раз шесть за первую неделю застукал самый неповоротливый и невнимательный из наблюдателей, мейстер Тарли, поставив своеобразный рекорд, и дважды — жена мейстера Тарли.


Сэм краснел и убегал, а с Джилли Джейме оба раза вынужден был поздороваться. Она, кстати, не смутилась ничуть. Дочь Вольного Народа.


А в большой, удобной кровати они спали. И ничего больше. Ну, еще раз они всерьез поссорились в этой самой кровати, и Джейме скорее бы отдал вторую руку, чем признался кому-либо, в чем причина.


Долбанная заморская мода. Долбанная сука служанка, и долбанное безумие, под влиянием которого женщина сбрила свою чудесную густую поросль между ног. И ладно бы, она сделала это ради эксперимента, но нет, кто-то, какая-то тварь умудрилась вбить в голову Бриенны, что так и следует поступать, потому что — о предполагаемых причинах Джейме уже не мог дослушать, потому что вышел из себя.


Он помнил точно, что наговорил в тот вечер немало ужасных вещей, но тем лучше было, потому что после они мирились — опять же не в кровати, но отчего-то в шкафу с одеждой, оторвав дверцу и разорив все вокруг.


Кровать так и оставалась территорией непокоренной. Может, проблема была именно в размерах.

— Женщина, здесь же поместится еще целая армия, — пожаловался он вечером, созерцая над собой торжественного золотого льва на алом пологе, — как минимум, Бронн, Подрик и еще парочка одичалых.

— М-м. Одного достаточно, — пробурчала она, закрывая голову подушкой.

— Дай-ка угадаю, кого именно…

— Джейме, закрой глаза, сделай глубокий вдох и спи, наконец.


Закрыть глаза было хорошей идеей. Ничто так верно не убивало желание, как Ланнистерский лев, взирающий на него сверху с отцовским покровительственным выражением. Но, стоило сомкнуть веки, и картины, представляемые его собственным внутренним зрением, становились почти осязаемы.


Сдержаться, попробовав эту женщину? Да ни за что на свете.

— Нет, серьезно. Если парочка соседей в постели заставят тебя лечь ко мне ближе, я готов предложить список кандатур.

Но Бриенна уже храпела.


Джейме хотел ее все время. Стоило им расстаться с утра — слегка повздорив на какую-нибудь отвлеченную тему — и, едва закрыв за собой дверь, он говорил себе: «О, вот и оно», и оно начиналось вновь.


Желание иметь ее, брать ее до тех пор, пока колени не начнут подгибаться, целовать ее, ласкать, обнимать, облизывать ее, Семеро, Утонувший, Владыка и остальные — и он едва дожидался удобного момента, который никогда не наставал. И приходилось пользоваться неудобными.


Им больше не нужно было ничье разрешение и одобрение, а все-таки каждый вечер Джейме испытывал тщательно скрываемую даже от самого себя внутреннюю дрожь, открывая дверь, за которой Бриенна уже почти наверняка спала. Кажется, она отсыпалась за предыдущие месяцы, если не годы, потому что спала женщина много, да и днем зевала.


И, помимо этого, Джейме тревожило кое-что. Кое-что, что изменилось между ними. Телесная близость приводила обоих в восторг. Он не сомневался в удовольствии Бриенны. Но что-то все же стояло между ними. Что-то, что заставляло ее отстраняться, отдаляться, отворачиваться. Он не мог понять, что.


До «Спора о Драконе».


Джейме помнил, что, поднимаясь по каменным ступеням с Бриенной вечером того дня, улыбался, как дурак, не уставая сжимать ее руку, теплую и большую. К тому мгновению, когда они оказались перед своей дверью, он уже имел план предполагаемых действий.


Если все пройдет, как задумано, на этот раз мы все же будем любить друг друга в кровати.


Когда с его броней — Семеро проклянут изобретателя парадного обмундирования — было покончено, Джейме принялся вместе с ней за шнуровку, не упуская возможности оставить поцелуй на ее виске, шее или плече.


— Что сказал тебе наш король Сноу?

— Что уважает клятву отца не ставить бастардов впереди законных детей, — Бриенна подняла глаза, ухмыльнулась с оттенком между горечью и удовлетворением, — но сам такой клятвы не давал, а в его правление бастардов больше не будет.

— Интересная затея, — признал Джейме, размышляя над превратностями судьбы, — но логичная, если припомнить, что одна треть знати истребила другую треть, а оставшиеся отправились за Стену. И мало кто вернулся. Определенно, кем-то их нужно будет возместить. Так что же, в мире на семнадцать Тартов больше, м?

— На тридцать восемь. Старшие женаты. У многих дети.

— Спасите нас гребанные Старые и Новые боги! — он хохотнул, роняя неловкими пальцами левой руки шнур от ее экипировки, — целая династия.


Он не мог выдавить из себя вопроса о том, что, собственно, Бриенна собирается делать дальше. Глупо было спрашивать, еще глупее — в связи с ее отстраненностью последние дни — опасаться, что она предпочтет ему свой чудесный Сапфировый Остров.


Почему-то Джейме чувствовал, что Тарт для Бриенны столь же далекое прошлое, как для него — Утёс и Западные Земли.


— Я не вернусь, — подтверила Бриенна его мысли, вдруг повернувшись к нему и хмуро глядя поверх его головы вдаль.

— Кто-то из твоих братьев станет лордом? — он постарался сделать свой голос мягким. Она кивнула.

— Сестры смогут выйтизамуж, — помолчав, добавила женщина, — они почти все достаточно привлекательны. Титул сделает их завидными невестами точно.


Теперь в ее голосе Джейме мог слышать горечь, вне сомнения.

— Женщина, — прошептал он ей в ухо, чувствуя под пальцами сладкую дрожь ее тела, — послушай меня, что я скажу. Я знаю, ты не поверишь, если я скажу, что ты красива.

— Зачем тогда говоришь? — Бриенна опустила голову.

— Потому что слишком долго об этом молчал. Если подумать, сколько часов жизни я провел, глядя на то, как ты спишь, можно добраться от Стены до Миерина и обратно, — Джейме видел, как ей нравится то, что она слышит, даже если она и не позволяет себе открыто показать это, — я пересчитал все твои веснушки на всех доступных мне тогда частях тела. А некоторые перецеловал, пока ты крепко спала.

— Когда — тогда? — требовательно спросила Бриенна, вздергивая подбородок.

— Зимой.

— С самого начала ты подсматривал за мной?!

— А ты не знала? — он усмехнулся, не уставая поражаться ее наивной доверчивости, — ты хоть представляешь, как давно я…


Вдох.


— Люблю тебя, — сказал Джейме, поспешно закрывая ладонью рот Бриенны, — я люблю тебя давно. Я буду повторять тебе это до тех пор, пока ты не прекратишь со мной спорить. Я люблю тебя, и я горжусь тем, что из всех мерзавцев с руками по локоть в крови ты выбрала меня. Я влюбился в тебя, знаешь, когда? На лодке. У меня еще были две руки, и обе в цепях, — поймав ее неверящий взгляд, он кивнул несколько раз, — совершенно точно любил тебя к тому моменту, когда увидел в банях Харренхолла.

— Джейме, ты не должен…

— …Я что? Не должен что? Я хочу рассказать, — он коротко чмокнул ее в лоб, наслаждаясь ее смущением и тем, как она выкручивалась из его рук, пытаясь избежать его взгляда, — любил тебя в голубом в Гавани. В доспехах любил. Прощаясь с тобой и Подриком, любил. В Риверране. И даже, и даже особенно, сильнее, чем всегда, когда леди Бессердечная…


Бринна затрясла головой, отказываясь слушать. В ее глазах стояли слезы, Джейме поспешил поцеловать ее, чувствуя, кроме щемящей нежности, возрастающее желание обладать ею.


— А потом, когда я увидел тебя, в гостинице, почти у Стены, после всего… завидовал Зимой одичалым страшно. Знал бы раньше, что так можно, украл бы тебя тогда, на реке. У них это правильно. Просто. Быстро. Захотел, бери. Делай детей. Защищай. Люби. А я идиот. Но я твой идиот, Бриенна… ау! Женщина, у меня не так много рук осталось!


Он убрал ладонь, смеясь: она чуть укусила его за указательный палец. Сразу после этого подула на место укуса и поцеловала.


— Только мне тебя так можно называть.

— И я еще больше люблю тебя за это, — Джейме любовался ее румянцем, — за то, что ты всегда на моей стороне. Оставайся там. Это то, чего я больше всего хочу.


Он убрал ладонь от ее лица, ловя легкий намек на поцелуй своими пальцами.


— Ну, почти больше всего, — голос его дрогнул невольно, но нужно было набраться смелости, — еще я хотел просить тебя подарить мне такую же прекрасную, отважную и преданную дочь, как ты. Против сыновей я тоже ничего не имею, — поспешил Джейме добавить с усмешкой, пытаясь спрятать свое волнение.


Бриенна молчала.

— Тридцать девятый Тарт будет излишеством, как тебе кажется? Пусть лучше Ланнистер. Или сразу двое — близнецы, например…


Она фыркнула. Все еще тишина.

— Близнецы были бы выгоднее, кстати. Восполнили бы явный недостаток Ланнистеров в Вестеросе. В общем, миру нужен еще хотя бы один. Когда-нибудь.


Тишина. «Упрямая дура».

— «Когда-нибудь» — это, я надеюсь, скоро, женщина, да?

Ну же, скажи, ну давай, скажи это, я хочу слышать, я должен знать, а не предполагать, не только лишь надеяться, но знать точно от тебя…


— Наверное, да, — наконец, произнесла Бриенна, глядя в пол и краснея, как прежде.


Джейме неспешно поцеловал обе ее мозолистые ладони. Облегчение, окатившее его, сложно было с чем-то сравнить. Возможно, таковы были бы теплые воды у побережья Тарта.


— Откуда ты узнал? — прошептала женщина, неторопливо начиная развязывать шнурки на его рубашке. Джейме стоял, не двигаясь, наслаждаясь ее прикосновениями и тем, как она чуть склоняет перед ним голову, проходя перед его лицом.


Как я узнал? Мейстер Тарли подсказал. Ты, как Дрогон, спишь все время, что не ешь и не хнычешь втихомолку, как раненная медведица, глаза постоянно на мокром месте, и еще это странное, восхитительное, волшебное новое движение во время тренировок, когда ты всегда сначала убираешь из-под удара живот, отклячивая при этом свой потрясающий зад.


— Ты похорошела. Весьма симпатично начала округляться. И сияешь, как никогда прежде.


Не было никакого сомнения теперь. В прекрасных голубых глазах — семь небес, десять морей чистоты, любви и невинности — светилось счастье большее, чем его прежняя жизнь могла вместить.


Он смешался, опустил голову, невольно проводя рукой по ее животу. От этого движения она отстранилась. Джейме прикусил губу. Короткий сполох ужаса, воспоминание — Серсея, легкость, с которой она избавлялась от нежеланных беременностей, о количестве которых он мог только догадываться, как и о количестве ее любовников.


— Ты же… ты же не станешь… ты же хочешь его? Не то, чтобы я был таким уж завидным производителем. Многие бы побрезговали. Я могу это понять.


Он перехватил ее руку у своего лица рефлекторно, совершенно безотчетно уходя от вероятного удара. Джейме замолчал, сглатывая, в дюймах от ее гневно сверкающих глаз и суровой морщинки на лбу. Как же он любил эту морщинку.


— Ты идиот? — он горячо закивал в ответ на это. Бриенна опустила плечи, преувеличенно тяжело вздохнула, закатывая глаза. Минуту они точно так и стояли, глядя друг на друга.


Из гневной леди-командующей за эту минуту Бриенна вновь превратилась в смущенную девушку, покраснела, опустила лицо, руки вытянула вдоль бедер, сжимаясь неосознанно и становясь сразу меньше и слабее.


— Я думала, это ты не хочешь, — почти шепотом призналась она, краснея и улыбаясь несмело, — ведь ты… ты — такой, а я… и я думала, ты скажешь, не надо, и я… я даже готова была, если бы пришлось, но — Джейме, — внезапно ее руки оказались на его груди, левая продолжила путь по его телу, неспешно рисуя легкими штрихами по его животу, еще ниже.


«Не молчи», умоляли ее бесконечно несчастные глаза.

— Ох, женщина, иногда ты бываешь такая дура! — в сердцах воскликнул Джейме и был вознагражден нежным многообещающим взглядом, — в тебе столько гордости. Столько упрямства. И красоты. В твоих глазах. В твоих охренительно длинных ногах.

— Я люблю тебя, — она оказалась ближе, учащенное дыхание обожгло его лицо, пряди светлых волос упали ей на шею.

— Я хочу каждый день начинать между этих охрененных ног. И не вздумай больше безжалостно уничтожать свою пушистую кустистость. Мне нравится твой запах. Мне нравится твой вкус… — притяжение становилось невыносимым, его можно было резать ножом и раздавать страдающим половым бессилием вместо орехов теннов.

— Я хочу… мне нравится… тоже, — едва слышный шепот, застенчивая улыбка, вдох, выдох, все чаще, все быстрее.

— Погоди, я сейчас расскажу тебе про твою задницу и гру —

— Заткнись, Джейме Ланнистер, и немедленно сделай со мной это, — ее голос стал еще ниже, прохладная рука оказалась на его члене, Джейме издал тихий стон, но не сдался:

— Соски как маленькие ягодки малины, и когда холодно, они —


Она расправилась с последними завязками, и предметы одежды, сапоги, оружие, ремни — все полетело в разные стороны.


Наконец-то мы занимаемся любовью не в кустах, канавах, пещерах или походных койках, но в кровати, как нормальные люди, подумал Джейме перед тем, как перестать думать вообще.


========== Вместо эпилога. Ни о чем не жалея ==========


Едва ли в целом свете что-либо было столь же утомительным для Джона Сноу, как выслушивание историй и баек. Этим его еще Тормунд достал. На этот раз это оказались новости от сира Идрика Пейна, который восседал на ступенях у Железного Трона. Вместе с новоявленным лордом Черноводным — который еще не успел переодеться в парчу и бархат, но сиял так, словно его должны были вот-вот короновать. Воины жадно делились последними сплетнями.


Зимнее Братство, подумал Джон, тем и прославилось. Историями. У каждого из тысяч была своя.


— …и что ты думаешь, сир — прости, милорд? Возвращается, значит, Диафер, а дома его Дикая Леди — и с полсотни ее родственничков в саду окопалось! — Идрик вскинул руки к небу в своем типично пейновском жесте. Бронн с жадным любопытством вслушивался.

— Кто у них, кстати, второй родился?

— Дочь. Так из полсотни одичалых тоже детей десятка полтора. Говорит, все проклял. И слуги испортились. Тоже стали у костров сидеть, кланяться забывают, вежество всякое растеряли.

— А родня ее откуда? Не может быть! А отец ее, стало быть…


Как успел запомнить Джон, сир Черноводный — ныне лорд, — обладал исключительной памятью и любопытством. Он знал все и про всех. Неудивительно, что запутанная генеалогия Вольного Народа и их родственные отношения для него также недолго оставались тайной. Что приятно удивило Джона — Бронну доверял Призрак, совершенно спокойно восседавший с ним рядом и даже позволяющий иногда к себе прикасаться. Это он заметил еще Зимой. Джон обычно доверял тем, кому доверял Призрак. Волки никогда не ошибались.


Джон был удивлен появлением Арьи. Его сестра не выносила Королевскую Гавань и Красный Замок, и особенно — Железный Трон.


— Твое величество, — буркнула она, кивая ему, — сир. Милорд.

Джон задумался, насколько часто Санса подавала руку для поцелуя при встрече с вассалами других домов, наблюдая Бронна Черноводного, деликатно, в танцевальном движении притягивающего Арью к себе ближе, вслед за ее рукой к своим губам. Может быть, на дюйм, но дистанция между ними была меньше, чем следовало.


— Лорд-командующий сообщил, куда направляется, если не в Западные Земли? — Арья обратилась к брату. Джон пожал плечами.

— Леди-командующая что-то говорила о важном деле, что ожидает его за Стеной.


Он отметил, что Бронн Черноводный не удивился.

— Леди Арья, вы уделите мне время? — Джон отозвал сестру в сторону.


Обычно вокруг него в последнее время было слишком много людей. Арья его как будто бы избегала.

— Где Клиган? — спросил он сразу, как только вокруг не осталось лишних ушей. Арья нахмурилась.

— Ошивается в Серой Башне. Там, где Санса. Почему она там? Ты думаешь, она сбежит?

— Там ее никто не достанет, — уверенно сказал Джон. Арья презрительно фыркнула.

— Я люблю тебя, Джон, но не будь наивен.

— Стража там. И сир Клиган.

— Он не рыцарь. Он просто Пёс.


Джон опустил голову, борясь с желанием верить Сандору Клигану — и странным предчувствием, что даже десяти замков и башен недостаточно будет, если вдруг Пёс решит вытащить свою возлюбленную леди Старк из-под стражи. Но вовсе не потому, что Санса собиралась поднять мятеж или могла вести за собой войска. Конечно же, нет.


Это просто было предчувствие.

— Я хочу ее увидеть, — вдруг сказала Арья печально, и Джон удивленно взглянул на сестру, что комкала в руках кружевной платок, заботливо пришитый кем-то к ее рукаву, — ты позволишь?

— Посетители будут допущены к ней, если я дам разрешение. Когда ты хочешь прийти?

— Завтра, — она сглотнула, по-прежнему не глядя ему в глаза.

— Я выделю кого-нибудь из надежных людей…

— Мне ли бояться Сансы, Джон? — Арья снова стала собой после минутной слабости. Король Севера улыбнулся.


Я никогда не смог бы хотеть Арью. Даже если всегда любил ее гораздо сильнее, чем Сансу.


— Я могу пойти с тобой сам?

— Нет.

— Тормунд, может быть?

— Нет.

— С тобой должен кто-то пойти, — нажал Джон, делая шаг назад, — подумай, Арья. Выбери. Или я выберу сам.

— Нимерия тогда.


Джон вздохнул, затем рассмеялся.


— Джон, я хотела спросить… насчет лютоволков, — Арья оглянулась, выискивая прячущуюся волчицу, — как ты думаешь, если у Нимерии будут щенки, может так быть, что она сама выберет им людей? Или я должна это сделать? Или она захочет, чтобы они жили в лесу?

— Вряд ли лютоволки позволят раздавать своих щенков в качестве подарков, — Джон критически отнесся к предполагаемой идее, но Арья замотала головой:

— Что, если лютоволку нравится кто-то… кто угодно… я имею в виду, если лютоволку нравится какой-нибудь человек, ему ведь можно будет разрешить выбрать волчонка?


Взгляд Джона нашел Призрака, развалившегося с высунутым языком рядом с увлеченно предававшимися сплетням воинам, к которым присоединился уже и Тормунд. И руку Бронна на голове Призрака.


Кажется, Призрак не имел ничего против.


— Думаю, да, — кивнул Джон, и усмехнулся про себя, заметив, каким светом наполнились темные глаза его любимой сестры.

*

В гардеробе Бриенны Тартской было три платья. Два голубых и одно бордовое. Все три выбирал Джейме. Он настаивал на том, чтобы портнихи сшили ей бесконечное множество новых нарядов, и лишь усмехнулся, когда она категорически отказалась снимать мерки.


«Мне это и не нужно. Я знаю тебя наизусть». Она имела возможность в этом убедиться. Как и в том, что все, что он выбирал для нее — будь то оружие, одежда или еда — даже теперь, когда вкусы ее менялись каждый день непредсказуемо — ее всегда устраивало лучше, чем если бы она выбирала сама.


Бриенна никогда не была так счастлива. Так уверена в себе.


И она была очень благодарна Джейме за то, что он больше не отпускал никаких комментариев о том, какая леди-командующая будет толстая через пару месяцев, и как вытеснит его из любой кровати, палатки или даже шатра. Даже если для этого ей пришлось сделать то, что она, как ей казалось, никогда не способна сделать даже в полной темноте, не то что при свете.

Даже если ей хотелось.


Это было постыдное желание, но точно — нечто большее, чем любопытство, тем более, нечто отличное от намерения сделать ему приятно. С того самого дня, когда она впервые увидела Джейме, он вызывал у нее целый сонм взаимоисключающих желаний, среди которых влечение телесное достаточно быстро заняло место одного из важнейших.


Дышать им. Обонять его. Знать его вкус. Прикасаться. Позволять прикасаться к себе. Бесценная возможность.


К тому же, его член во рту оказался самым верным, самым действенным средством, чтобы заставить Джейме тут же сдаться. На мгновение Бриенна прикрыла глаза, улыбаясь. Она могла вдохнуть его запах — там, где золотистые волосы у него в паху щекотали ее нос, и это ей нравилось. Нравился его интенсивный пряный аромат, его солоноватый вкус, теплый, терпкий.


— Над чем ты смеешься, коварная? — прерывающимся голосом спросил Джейме.

— Если бы я знала, что тебя так просто победить, — она лизнула его по всей длине, прижалась лицом к золотистым волосам в паху, вырывая у него из груди нетерпеливое рычание, — нашла бы способ стянуть с тебя штаны тогда же, на мосту.

— Я был бы весьма удивлен…

— И сдался бы?


Ей пришлось прижать его руки к постели, когда он услышал слово «сдаться». Голодный, полный мольбы взор Джейме блуждал по ее телу, он дернулся еще раз из-под нее, но вновь проиграл.


— Женщина, я умираю, — простонал он прерывающимся голосом, игривость смешалась с настоящей жаждой, — мне нужно немедленно в тебя.


Каждое слово давалось ему с трудом.

— Давай, — разрешила Бриенна, прежде всего, себе, и тут же упала на бок, спиной к нему, замирая от чувства ожидания. Щекоткой оно начиналось в пятках, в пальцах ног, пробиралось по голеням к бедрам, проникало в лоно и расползалось мурашками по плечам, к шее, к ушам, к затылку. Туда, где дрожали горячие пальцы Джейме.


«Как Зимой».


Как Зимой. После того раза, когда она и копьеносицы спустя три дня после победы танцевали с оружием, и она никогда не думала, что будет так счастлива —


После того, как они обменивались прикосновениями, взглядами, многозначительными шуточками, после того, как они засыпали, обнимая друг друга, не скрывая, хотя и не говоря друг другу, что это не только для тепла —


На свободе, наедине друг с другом, в безопасности, творя нечто новое.


Губы Джейме на ее плече вдруг стали осторожны и медлительны, как и его прикосновения к ней. Бриенна прижалась спиной к его груди, чувствуя за собой его широкие плечи. Они подходили друг другу идеально, как мозаика, похожие и разные. Там, где он был силен и крепок, она была слабее, тоньше, изящнее, в своей неповторимой манере. И Джейме это видел.


А теперь Бриенна чувствовала. В осторожном прикосновении к груди. В медленном проникновении его пальцев, на которое она беспомощно ответила тихим стоном, прогибаясь, пытаясь сделать контакт полным, проникновение глубоким.


Джейме не позволил ей отдалиться, но руку убрал. Теперь она покоилась на низе ее живота. Плоском, как прежде, но уже совсем не таком твердом — тут ее мужчина хмыкнул, прижимаясь одновременно к ней сзади. Бриенна хватила воздух ртом. Твердый член скользил у самого входа.


— Мне это нужно, — тихо сказал Джейме, и на шее справа она почувствовала широкую влажность его языка, — это. Всё. Ты нужна, Бриенна.

— Да? — она наморщила лоб, пытаясь заставить его двигаться, но он проникал внутрь медленно, мучительно медленно, заставляя ее почти рыдать и плавиться от нетерпения, от горячки, — ну Джейме, ну… ну не мучай меня.

— Неа… это не так работает, — услышав знакомую интонацию, Бриенна засмеялась в голос, — не «ну, Джейме». «О, мой любимый мужчина!».


Вдох натолкнулся на пустоту.

— Ты можешь.


Бриенна вдохнула, запрокидывая голову, подставляя шею его касаниям.

— Ты можешь это сказать. Это правда. Ну же, не трусь, женщина. Скажи.


Она потерлась затылком о его плечо, вопрошая мысленно в пространство: «Зачем?».

— Чтобы почувствовать. Чтобы помнить. Радоваться, что ты моя, а я твой.


Первый медленный, легкий толчок — и снова Джейме почти вышел.

— Вся, моя. Моя женщина.


И он зазвучал ей в ухо, со стонами, вздохами, выдохами, с короткими, музыкальными криками, входя, выходя, держа ее крепко и не давая двигаться, перехватив правой рукой поперек груди сзади, и говоря, говоря:

— Моя, моя большая, мягкая, сильная, любимая женщина. Моя теплая.


Удовольствие вспыхнуло внезапно, глубоко под его проникновением, мягко, оно росло с его толчками, оно ширилось, оно заставляло ее открываться, впуская его глубже, позволяя сладости литься по телу, позволяя дышать, тихо стонать, вскрикивать, и сомкнуться вокруг него, вокруг них обоих, перед тем, как Джейме ахнул, замерев, уткнувшись в ее шею и прижавшись к ней.


— Моя, — едва слышно вздохнул он, и слова звучали, как рыдания, — женщина, Бриенна. Ты. Люблю тебя. Люблю тебя.

— Любимый. Мой мужчина.


Бриенна произнесла это впервые, чуть слышно, хотя ей сказанное показалось оглушительно громким. Почувствовала улыбку Джейме и то, как он согласно моргнул — ресницы защекотали ее шею.


И почти сразу заснул. Она обняла себя его руками, закрыла глаза — и оказалась с ним вместе в теплом мире, под песцовым одеялом, там, где были они, ночь, звездное небо высоко над ними, их общее дыхание, и никого и ничего больше.


Круг замкнулся. Звенья цепи не под силу разорвать было даже драконьему пламени.

*

Солнце освещало залив. Морская вода казалась чистой и прозрачной, и флотилия кораблей Железных Островов со спущенными парусами скорее украшала вид. Издалека не было видно ни сожженных остовов лодок и парусников, ни выброшенных волнами моря деревяшек, в изобилии всплывающих у доков, не было слышно напевных самовосхвалений торговцев мидиями и крабами, песен дотракийцев, стонов дешевых портовых шлюх, проповедей учения Владыки Света.


Санса Старк смотрела на Гавань, возможно, в последнее утро своей жизни.


Она не могла поверить в то, что ее брат Джон отдаст распоряжение казнить ее, свою сестру, свою любовницу, свою союзницу. Она упрямо собиралась выжить вопреки всему, если он все-таки примет такое решение.

Ей было не привыкать.


Это было так странно, смотреть на город, где она провела столь незначительную — и важную при этом — часть своей жизни, практически его не узнав, и видеть его огромным, великолепным, так и не открывшим ей все свои тайны. Даже сейчас, после всего, она чувствовала, что однажды будет владеть им. Но город изменил ей — как и королям и королевам до нее.

Железный Трон пустовал. Надолго ли?


Санса нахмурилась.


В комнату постучали — чистая вежливость, не больше. Заскрипели петли. Заключенным не полагалось встречать посетителей. Джон сделал для нее исключение. Несколько исключений. Она опасалась, что ей их не хватит. У нее был длинный список из тех, с кем ей хотелось бы встретиться.


Кроме Сандора Клигана. Она сжала руки, чувствуя под левым рукавом короткий нож. Достаточно короткий, чтобы оставаться незаметным. Достаточно длинный, чтобы достать до сердца.


Прощальный подарок Пса перед тем, как двери закрылись, разлучая их.


Сзади послышались шаги, Санса расправила плечи. Оглянувшись, она увидела Джейме Ланнистера. Он смотрел на нее без улыбки. На мгновение леди Старк прикрыла глаза.

Джейме молчал. Они стояли в двух шагах друг от друга, безмолвные.


— А я еще думала предложить вам место Десницы, — сказала, наконец, Санса. Джейме посмеялся.

— Премного благодарен, ваша милость, но никогда не горел желанием. Ланнистеры при Старках не уживутся.


Он немного помолчал, затем из-под упавшей на лоб золотистой челки взглянул на нее. Она обратила внимание на появляющуюся в его волосах седину. Серебро на золоте. Интересно. Любопытно было бы представить себе Тириона с сединой. Отчего-то получалось гораздо проще. Она всегда думала, что с Тирионом было бы приятно встретить старость.


— Я не видела вас на Тропе Скорби, милорд, — плоско произнесла Санса, вынужденная его искрящимся прямым взором начать светскую беседу. Джейме почесал в затылке.


Вольность его движений, львиная грация, несколько подпорченная проявлявшимися последствиями ранений, чем-то напоминала неловкость Беса.


— Я должен был отправить леди Ашу домой. Леди Грейджой, — поправился он, кисло улыбаясь, — мы немного повздорили, обсуждая местоположение конечного пункта маршрута.

— Железные Острова затоплены? — в тон бросила Санса.

— Я имел в виду Кастерли-Рок. К сожалению, она отказалась и все еще не решила, куда отправится. Но думаю, это обсуждаемо.

— Она не вышла за вашего брата. Не успела.


Взгляд лорда Ланнистера был короток, но пронзителен.

— Меня уверяли, что у нее будет ребенок от него. Но она заверила, что это лишь слухи. Двор полнится слухами и верит всевозможной чуши. А вы, леди Старк? — он прислонился спиной к стене напротив, — что вы думаете?

— О леди Грейджой?

— О смерти моего брата. О том, где мне искать моих племянников-бастардов — раз уж теперь я обязан узаконить их.

— Вы хороший брат, в таком случае, — равнодушно процедила Санса, — но со мной лорд Тирион такими подробностями не делился.

— Я полагал, вы были очень близки.


Она вскинула глаза на него. При всем огромном желании сохранить на лице выражение слабости, невинности, воскресить хотя бы в памяти прошлое себя самой, Санса не могла этого сделать. Этот источник она вычерпала до дна, и он не наполнялся больше.


Потому она недрогнувшей рукой наполнила бокал вином, подняла его и выпила до дна разом. Как сделал бы это Тирион.

— Да. Мы были очень близки.


Тишина ощущалась, как расстояние до Стены — бесконечной.

— Могу я спросить, миледи? — не дожидаясь ответа, Джейме подошел к ней ближе, — если бы вы стали королевой на Железном Троне — если бы вы остались ею — к какой смерти я был бы приговорен, и за что именно?


— Ваши грехи перечислить? — нож скользнул в руку из рукава. Она может это сделать. Один точный, короткий удар, и все будет кончено для обоих. «Не вызывать подозрений. Он воин. Он опасен».

— Давайте смотреть правде в глаза. Они неисчислимы. Считайте это любопытством. Так или иначе, отсроченный приговор будет приведен в исполнение рано или поздно, я себя не обманываю. Представим себе, что вы королева, ваша милость, а я ваш узник. Так за какой именно мой поступок я буду болтаться в петле или корчиться на плахе? За что меня казнила бы королева?

— Она бы не стала вас даже судить, милорд, — почти беззвучно произнесла Санса, поглаживая рукоятку большим пальцем. Для удара нужно подойти. Стоять лицом к лицу, держать его за руку. Она ступила к нему ближе.


Их глаза встретились. В зеленой бесконечности леди Старк прочла знакомое ей по собственному отражению отчаянное одиночество, наполненное одним-единственным смыслом.


— За любовь я не сужу.

«Сейчас».

*

…Бран вынырнул из сознания ворона, вдохнул полной грудью свежий северный воздух.

Только что он наблюдал, как совещались драконы — Рейегаль и Дрогон — рассуждая, устроить ли им себе гнездо в Близнецах.


«А почему мы не спросим Мать? — спросил Рейегаль, играя надбровными чешуйками и соблазнительно задевая свою подругу хвостом, — где она?».


Дрогон чуть помедлила перед тем, как ответить.

«Она улетела».

«Она никогда раньше не летала без нас».

«Я знаю. Но, когда она увидела тебя, она что-то сделала — я не помню — она сказала, что должна лететь. И улетела». Дрогон подняла голову к небу, задумчиво втянула воздух и выпустила облачко дыма из ноздрей. «Мне кажется, она не вернется. Наверное, она теперь где-то в другом месте».


…Бран все еще чувствовал в теле дрожь, с которой Рейегаль внимательно обнюхивал то место, что Дрогон выбрала для их яиц. Три новых, блестящих, они лежали на расстоянии в полшага друг от друга, два красных и одно золотое.


Бран закрыл глаза и отправился в свое следующее путешествие. Скользнул с ветром прочь, к высоким башням Королевской Гавани, в Красный Замок. Он наблюдал, внимательно глядя на все, что ему встречалось.


На леди Бриенну в постели, лениво потягивавшуюся среди льняных простыней и закрывающую голову подушкой, смеющуюся, сонную. На то, как она перекатывается на подушку, где лежал меньше часа назад Джейме, вдыхая его запах и закрывая снова глаза.


Бран знал, как недолго продлится ее утреннее расслабленное полубодрствование, но не мог не смотреть. Прочь от ее покоев отправился в крипту, где покоился Тирион Ланнистер — и где в горестном молчании рядом сидела тихая, бледная Аша Грейджой, никем не замеченная, никем не прославляемая.


Его несло прозрение, нечто, у чего не было направления, не было самостоятельного рассудка. События наслаивались одно на другое, зависели друг от друга, от никому не видимых мелочей — оттенка парусов, вкуса мидий на пристанях, что продавали суетливые дочери рыбаков.


Море было спокойно. Оно искрилось лазоревой гладью, переливалось под ярким солнцем, слушало собственное пение и задорную песенку Бронна Черноводного, что, широко шагая по побережью и пиная какой-то камушек, пританцовывал, улыбаясь всему миру, вызывая удивленные взгляды всех, кто встречался ему на пути.


Толстая торговка, которую он закружил в танце, визжала и била его корзиной.

— Танцуй со мной, старая карга! — весело вскричал Бронн, — а ну-ка: «Раз жил один лев златой — хо-хо, и львицу златую имел — йо-ху!».

— Отпусти меня, болван! Брустер! Капитан Брустер, уберите этого недоумка!

— «Но как-то ночной порой — хо-хо — на звезды он по-о-смотрел — ха!».


Горланящий Бронн вынудил Брандона Старка отвлечься от размышлений о судьбе мира. Этот человек никогда не унывал, действительно.


Соленый ветер с моря заставил Брана лететь дальше. Над брусчаткой мостовых, над грязными сливными желобами, над гусями, стайкой перебегающими дорогу перед согбенной старушкой с клюкой, над дремлющими сапожниками и их подмастерьями, в поте лица зарабатывающими хлеб, над суетой Гавани и ее роскошью и нищетой.


Он поднимался выше — к приемным залам благородных господ, чьи жены изменяли им с конюхами и свинопасами, к предающим клятвы рыцарям, начищавшим свои доспехи, к бастардам рыцарей, служившим им оруженосцами и конюхами, что зачинали бастардов у тех, кому служили их собственные отцы. Он летел над септонами, не верующими в богов и во все, что проповедуют, над Молчаливыми Сестрами, ненавидящими свои обеты, над теми простыми горожанами, что были благочестивы, и над теми, что были грешниками.


Над теми, что раскаивались. Над полными печали о прошлых ошибках. Над намеренными все изменить. И над теми, что ни о чем не жалели.


Выше, еще выше, в Серую Башню. Туда, где Сандор Клиган прижимал свои ладони к губам, повторяя: «Что ты наделала, Пташка, что», шагая назад, пока не уперся в каменную стену спиной, тяжело дыша. Туда, куда спешил, перескакивая через несколько ступеней сразу, Джон, за ним сильно позади — Арья, проклинавшая ненавистные юбки. Бран впитывал все, что видел, не успевая и не желая испытывать эмоций, но отмечая детали.


Серые камни и обтрепанные края старинных гобеленов. Сложенные рядом чашки из-под масла для светильников. Сверчков, ползущих по камням вверх. Детали мелкие и незначительные складывались в общую картину. В масштабные панорамы. В перспективы. В целую историю. Бран знал ее всю.


И смотрел на нож в руках Сансы, с которого капала кровь.

Она тоже не жалела ни о чем.

Комментарий к Вместо эпилога. Ни о чем не жалея

КОНЕЦ


========== Песни Зимнего Братства ==========


Мир погребен под снежным покрывалом,

И Ночь простерла надо мной крыло,

Из уст холодных воздух забирала,

Но я дышу. Ведь ты — мое тепло.


Со льдом озер поспорить хочет смело

Бездонных глаз твоих голубизна.

Усталость после боя одолела,

Но сон нейдет. С тобою — не до сна.


Враги близки, мы будем осторожны:

Едва лишь виден огонек костра.

Клинки забыли, что такое ножны:

Я Зимний Брат, ты Зимняя Сестра.


Очаг — наш дом, и небо — наша крыша,

Дозором вместо стен стоят друзья.

В объятиях моих ты тихо дышишь,

Любить опасно, не любить — нельзя.


Я верю: после боя на рассвете

Меня не расцелует вороньё,

Мой прах не разнесет холодный ветер,

Я буду жить. Ведь ты — тепло моё.

*

За Стеной, Зимой, я бы жил с тобой,

одевал бы тебя в меха,

За тебя воевал, от всех бед спасал,

и мечтал бы не без греха:


Твоих длинных ног целовать изгиб,

Тайных мест твоих знать бы вкус.

С плеч твоих сцеловать бы хотелось мне

Обещаний тяжелых груз.


За Стеной, Зимой, лишь с тобой одной

я согреться в морозы мог.

На тебя глядел, всю тебя хотел,

Начиная, конечно, с ног,


Целовать и греть, жаром губ и рук,

Сны дурные прогнать бы прочь.

Будь моей сейчас, и хотя бы раз

Станет мирной над нами ночь.


У Стены, Весной, я жалел о той,

что признаться не смела мне,

Что была б моя. Только струсил я,

и теперь вижу лишь во сне,


Как горела страсть, хоть очаг остыл,

И желанье твое росло…

За Стеной, Зимой, я б тебя любил

Всем метелям ночным назло.

*

Песенка Бронна, исполняемая им на пристани.

Изначально поется пьяным хором под гармонь.


Раз жил один лев златой,

И львицу златую имел.

Но как-то ночной порой

На звезды вдруг посмотрел.


«Нет лучше, чем звездный свет,

Услада он для очей»,

Подумал несчастный лев.

О львице забыв своей,


На небо всю ночь глядел,

И сдуру в капкан угодил.

К рассвету наш лев охромел,

Без лапы одной уходил.


Забыли хромого льва

И львица, и львята тогда.

Но ходит у нас молва,

Что с неба спустилась звезда —


Услышав печальный рассказ,

Несчастного льва обняла.

И гордо он гривой затряс:

Взаимной любовь их была!

*

Иллюстрация от великолепной Cudzinec

https://yadi.sk/i/38V8hkWZ3Q2b7C

Наша заботливая Тартская Дева переживает за Джейме и его вероятную лихорадку или простуду и одевает его — пока он, пошлый, влюбленный и неповторимый Лев, пытается ее не потрогать — и сочиняет, сочиняет стихи)


========== Послесловие Автора ==========


Итак, мои любимые читатели, мы прошли всю эту историю вместе — честно признаться, я редко могу сказать, что вдохновение полностью поглотило меня, а это тот самый случай.


Прежде всего, хочу всем выразить огромную благодарность и признательность. Без вас, любимые мои, вряд ли оно началось бы и закончилось.


А теперь, поскольку — я уверена — все переживают за судьбы главных героев, хочу сказать, что наш любимый Хромой Лев Джейме Ланнистер остался, конечно, жив.


Конечно, если бы я хотела рассказать подробности, это было бы продолжение. Ибо Бриенна давала клятву ©, а Джейме не всем отомстил, ибо весь был влюбленный и потому добрый, а Бронн еще не домогался до Арьи, а Нимерия не ощенилась, и кто знает, что там с Ашей…


Но занавес уже опустился.

Можно дышать. Легко дышать.


Для тех же, кто задается вопросом: что хотел сказать Автор? почему произошло то или иное событие? — хочу сказать, что мы не на уроке литературы, где слабоумный много мнящий о себе посторонний человек повторяет мнение другого постороннего человека о мнении третьего, что когда-то триста лет назад был соотечественником того или иного писателя.


Я абсолютно уверена, что из «Курочки Рябы» можно вытащить множество философских смыслов, не уступающих Аристотелю и Платону. Но зачем разжевывать красочный и полный загадок мир до подобного состояния? В большинстве случаев, как мне кажется, мы способны передавать Идеи, не целясь в них из снайперских винтовок.


Я увидела эту историю и записала ее. И тут я коллега Брана: я вижу много разных вариантов событий каждого из мгновений. Но это уже тяжелая наркомания!)


За сим остаюсь ваша,

пани Гайя.