Дар свыше (СИ) [Полина Ордо] (fb2) читать онлайн

Полина Ордо Дар свыше

Тоскливый Новый год

Дети липли ко мне со всех сторон. Мне даже пришлось склониться, чтобы обнять их и уделить внимание каждому. Так хотелось сделать это на прощание. Мои цыплятки и не знали, что сегодня — последний наш день вместе. Что послезавтра я уеду, наверное, навсегда из холодной и неприветливой Москвы. Не сложилось у меня с ней. Не срослось. То ли дело в Вадиме, то ли дело в Деде. То ли...

В любом случае, свалившееся на голову наследство нужно куда-то девать.

Маму я почти не помнила. Был только какой-то образ, очень светлый. Наверное, из-за волос. Она была обладательницей шикарных кос цвета пшеничной соломы. Она всегда подвязывала их косынкой, потому что Дед ругался. Как на меня. Не любил растрепушек. Маму мою он тоже не любил. Обзывал кукушкой за то, что уехала и оставила меня. Сначала на время, а потом навсегда.

Родителей у меня не было. Был только дед. Даже не так... Дед! Константин Дмитриевич Смирнов. Высокий, косая сажень в плечах. Кустистые седые брови часто сдвигались к переносице, когда Дед, пусть и шутливо, но ругал меня за какую-нибудь шалость. Выцветшие глаза казались мне серыми, но они не теряли живого блеска. Да и сам Дед держался молодцом. Всегда говорил, что ещё на свадьбе моей погуляет, правнуков понянчит.

А я так подвела его!

Сначала не заладилось с Женей. Он очень хотел семью и детей, а я... я мечтала о Москве! О том, как выучусь, как помогу Деду. Ведь о нём должны были знать все! Он очень хорошо рисовал. Сколько себя помню, вечно у нас воняло в доме растворителем и свежими красками. Закончив дела во дворе, Дед всегда выкраивал час утром и два часа вечером, чтобы позаниматься. Брал полинявшую тряпку, кисти, холст. Садился в своём углу за самодельным мольбертом и рисовал. Портреты, пейзажи, родную деревню. Рисовал свои воспоминания из детства, воспоминания о войне. Картины эти он никому не показывал, только прятал на чердаке.

Когда уехала в Москву, то тайком забрала пару самых маленьких картин. Я мечтала о том, чтобы все увидели, как Дед рисует. Чтобы все его картины полюбились людям. Ведь каждый его холст был особенным, по-настоящему душевным и живым. Я не думала их продавать, только показать. Дед презирал деньги. И бегства моего не простил, посчитал, что я именно из-за них в Москву уехала.

Тяжело было одной. Так и не добившись успеха с картинами Деда, я успешно поступила в институт, закончила его. Стала учителем начальных классов. Неудивительно, что больше всего я любила именно рисовать вместе с детьми. Благодаря Деду, его таланту и упорству, я переняла частичку этой страсти. Она помогла мне хорошо устроиться и не нуждаться в деньгах. Она меня и свела с Вадимом.

Только теперь всё вышло наоборот: я хотела семью и детей, а он — нет. Наверное, именно моя новость о том, что свадьбы не будет подкосила Деда. Он не выдержал, его сердце не выдержало.

Летом я потеряла своего Деда навсегда.

Каким же было моё удивление, когда под Новый год я получила письмо. Обычное и очень небольшое. Дед написал мне. Что он не злится и очень скучает, что ему жаль, что всё так вышло. Что он всегда меня ждёт. Что его дом — мой дом. И что всё, что останется после Деда — перейдёт ко мне. Он говорил обо всём: о доме, о картинах. Я стала его прямой наследницей и оставить всё вот так я не могла. Может, оно и к лучшему?

Этот тоскливый Новый год я встречу в деревне, в доме, пахнущем елью и детством, в доме, где уже никто меня не ждёт. Но там живёт дух Деда! Дух волшебства... Потому что получить письмо, когда уже ничего не ожидаешь — настоящее чудо.

А ещё чудо — чувствовать любовь детей, видеть их восторг, ощущать их радость. Они галдели, оглушая меня. Пахли конфетами и шоколадом, потому что уже с удовольствием слопали новогодние подарки. Я обнимала их и обнимала. Наслаждалась их детством. В последний раз.

Дом замело едва ли не по самую крышу. Когда я замёрзшая и усталая дошла до знакомого забора, впору было чертыхаться и ругаться. Сугробы были большими и высокими, а я оказалась просто не готова к таким заносам. И к тому, что прежде чем зайти в дом, мне нужно ещё его откопать.

Оставив чемодан у калитки, я, пыхтя от напряжения, пробиралась к сараю. Ключ должен был быть спрятан за обналичником. Если, конечно, дом и сарай не обнесли воры. Но баба Надя обещала приглядеть за небольшим хозяйством.

Скользнув закоченевшими и скрюченными пальцами по шершавому дереву, нащупала ключ. Открыла сарай и ввалилась в него вместе со снегом. С трудом отыскала в темноте среди целой кучи инструментов обычную, широкую деревянную лопату.

Уперев руки в бока, поправила шапку и поглубже запихнула в карманы влажные варежки. Сначала нужно прочистить дорожку к дому.

Роста во мне было метр с кепкой, как говорил Дед. да и сама я уродилась худой и немного нескладной, с острым носом и конопушчатым лицом. Волосы вот достались от Деда. Чёрные, волнистые, густые. Такие обещали гибель любой расчёске или гребню. Черенок лопаты был выше меня. Весело будет.

Тело вспоминало о тяжёлом физическом труде, когда я усердно махала лопатой, поднимая целые волны ледяных брызг. Снег пудрой осыпался рядом, пока я медленно пробиралась к дому. Войдя в раж, успела расчистить дорогу к калитке и к поленнице. Запасы дров были внушительными: Дед всегда жил впрок.

Дверь в дом немного покосилось, наверное, её повело от морозов. Да и замок не сразу поддался, когда я уставшая вусмерть ввалилась в небольшую комнатку, заменявшую сени. Пахло сыростью и плесенью. А ещё было холодно. Выдыхая белесые клубы пара, я поняла, что понежиться в тепле мне удастся нескоро. Для начала надо натаскать дров и забрать чемодан. Потом уже начать топить печь и ждать, пока оживёт дом.

Чайник весело булькал на старой электрической плитке. Сзади весело трещали дрова, наполняя кухню долгожданным жаром. Я уже сняла куртку, оставшись в толстом вязаном свитере. Нетерпеливо насыпая растворимый кофе в чашку, тоскливо оглядывалась по сторонам. Пусто без Деда. Пусто...

Когда кипяток подстегнул запах кофе, растворяя его и наполняя цветом воду в кружке, раздался стук.

Не поверив своим ушам, неловко замерла.

Стук повторился.

Кого это принесло ко мне на ночь глядя? Особенно, когда ночь эта новогодняя?

Второе письмо

Стук дверь был настойчивым и очень громким. Кому-то очень не терпелось попасть внутрь дома. Я покручивала чашку и думала, открывать ли мне дверь или нет? Бросила взгляд на часы: старые, с кукушкой. Половина восьмого вечера.

Ну и кому я понадобилась?

Почти три часа расчищала двор, а ко мне никто так и не подошёл. Деревня, что ни говори, значительно опустела за последние десять лет. Хотя школа и детский сад ещё работают. Это я отметила сразу, прикидывая, что работу можно найти и здесь. Проходя мимо зданий, невольно подмечала новогодние украшения на окнах и снеговиков, забавные снежные фигуры.

До сих пор считала нашу деревню деревней, хотя статус посёлка присвоили уже давным-давно. Освещения добавили, построили пару трёхэтажных домов. Хотя автобус всё равно ходил через пень-колоду.

Неужели кто-то дожидался, пока я закончу, чтобы не дай бог не попросили помочь, и вот теперь участливо пришёл поздороваться.

Фыркнув, закинула толстую косу за спину и решительно направилась к двери.

Грохот стоял жуткий. Будто кто-то мечтал разломать деревянную дверь в хлам.

- Константин Дмитриевич? Константин Дмитревич!

Вот это да...

Дверь я сама чуть с петель не сорвала, когда рывком потянула её на себя. На улице мело нещадно, крупяной вихрь свёл видимость к минимуму. На крыльце, сутулясь и дрожа от холода стоял мужчина. Лицо его было прикрыто шарфом. Я же смотрела то на него, то на двор, обозлённо просчитывая, сколько часов на расчистку двора потрачу завтра.

- Нет его.

- Марина? — мужчина удивлённо переспросил и стянул шарф с лица. - Ты что тут делаешь? И где Константин Дмитриевич?

Незнакомец бесцеремонно отодвинул меня в сторону и зашёл внутрь. Закрыл дверь и начал сосредоточенно стряхивать с себя пушистые хлопья снега.

Я, скрестив руки на груди, вглядывалась в лицо мужчины, смутно узнавая его.

- Женька, ты, что ли? — прищурив правый глаз, раздражённо фыркнула.

- Я, — мужчина громко ответил и принялся стаскивать с себя куртку. Объёмный рюкзак он уже поставил в угол.

В гости намылился? Ну уж нет!

- Слушай, Деда нет. Иди к своим, — развернувшись на пятках, ушла на кухню. Там ждал меня кофе, неумолимо остывая.

- Так нет моих, — Женя направился за мной. Густые рыжие волосы примялись от шапки и торчали спереди и сзади, прилизанные на самое макушке. - Никого.

- И куда же они делись? — я уже грела руки о чашку, шумно прихлёбывая кофе. - В город что ли уехали?

- Нет. Мама с папой давно умерли. Наверное, через год после того, как ты уехала в Москву.

Теперь понятно, почему их не было на похоронах Деда. А я ещё удивлялась...

- Прости, я не знала.

- Так где твой дед?

- Похоже, что дом ты давно в этом году проверял, — выразительно изогнув бровь, посмотрела на Женю. Врун. - Ты ничуть не изменился.

- Просто проверял не я. Так где дед?

- Умер Деда, ещё летом.

Женя от этих вестей аж присел на свободный стул.

- Ты вот сейчас не шутишь?

- Угу, именно поэтому я сейчас приехала сюда. В новогоднюю ночь, одна. В компании с растворимым кофе и пачками лапши быстрого приготовления...

- Вот это да! - Женя хлопнул ладонью по колену. - Ты прости, я тебе сочувствую.

- Спасибо, — выдохнув, потянулась за второй чашкой. - Тебе как всегда? Три ложки, без сахара и молока.

- Да, — Женя нехотя встал и вернулся в коридор, видимо, за вещами.

Я невольно проводила его взглядом, подмечая, что за прошедшие пятнадцать лет он... возмужал. Стал крепче и выше. Чем-то Деда напоминал. Косой сажени, конечно, в плечах не было, но я по сравнению с Женей моська, а он — слон. Бороду зачем-то отрастил. Теперь точно какого-то геолога-археолога напоминает. И глазищи хитрые, ишь вон стрелял ими как. С меня взгляда не сводил.

- Теперь у нас будет ещё шампанское и бутерброды.

- Странный набор для путешественника, — косо посмотрела на Женю. Он слишком близко подошёл ко мне.

- Это лишняя. Я на работу брал, вот осталась. Даже домой не успел заехать, сразу сюда рванул.

- Да? — недоверчиво посмотрела на Женю. - А мне кажется, что ты приехал по своим делам, но меня увидел и решил напомнить о себе.

Мужчина оглушительно засмеялся, ехидно смотря на меня. Он явно был другого мнения.

- Слушай, прошло уже столько лет, а ты всё забыть не можешь?

- Я? — гневно взвилась, едва ли не подпрыгнув на месте. Это было бы кстати, потому что Женьке я была по грудь. Реально медведь. - Да это ты забыть не можешь! Столько писем писал!

- Ага! Значит, ты их читала. И ничего мне не ответила?

- А ты ждал?

- Ждал!

Ух! Сунула обжигающе горячую чашку в руки Жени. Тот поморщился и с шипением вернул её на стол.

- Хватило мне Деда сводника!

- Кстати о нём... — на столешницу рядом с моей рукой опустилась ручища Женьки, а под ней что-то белело. - Вот что я получил.

Раздражённо отодвинула ладонь мужчины и взялась за изрядно помятый конверт. Почерк Деда я узнала сразу. Округлый, старательный, с парой завитушек. Письмо было Жене. Хм, живёт в райцентре, значит. Недалеко...

Открыла конверт и... удивлённо округлила глаза. Подняла голову и вопросительно посмотрела на Женю.

- Эм? Это как понимать?

- Ну, вот ты мне и скажи, — Женька усмехнулся и скрестил руки на груди, всё ещё нервируя меня своим присутствием.

Пустой конверт. Письма не было.

- Ты забрал его?

- Нет, мне пришёл пустой конверт. Я пытался позвонить ему, но ты же знаешь, как здесь сеть ловит. Через раз.

Я перевернула конверт и посмотрела на штемпель. И удивилась в очередной раз.

- А это ты видел?

- Что? - Женя положил свою руку мне на плечо и склонился ниже, разглядывая остаток расплывшихся синих чернил.

- Дед отправил тебе письмо ещё весной!

Свет мигнул пару раз и выключился, оставив нас в темноте. Только ярко-алые всполохи от печки расчерчивали черноту наступающей ночи.

- Чёрт! — вздрогнув, инстинктивно прижалась к Жене. А тот и не был против. Заграбастал меня и утешающе похлопал по плечу. Он знал, что я с детства боюсь темноты.

Вьюга за окном усиливалась. Билась в окно резкими порывами. Трещали поленья дров, съедаемые огнём. А Женя всё держал меня.

Грохот. Звон и шум, напоминающий звук шагов. Будто сверху кто-то ходил.

Мы с Женей замерли, даже забыв дышать.

- В доме есть кто-то ещё?

- Нет.

Только призрака нам не хватало!

Женя отпустил меня и потянулся в карман за телефоном. Включил фонарик и, подойдя к печке, взял кочергу:

- Сейчас мы узнаем, что у тебя тут за барабашка!

Барабашка

Старые ступеньки скрипели, как назло, когда мы с Женей с опаской поднимались наверх. Всё до жути напоминало фильм ужасов. Едва ли не стуча зубами, шумно дышала носом и сжимала руку мужчины.

- Оставалась бы ты внизу… — голос у Жени неожиданно сел и стал отдавать густым басом.

- Тс-с-с! Чего кричишь? – яростно зашептала.

- А ты чего шипишь?

- Спугнёшь вора!

- Марина, дорогая, я тебя умоляю… — теперь Женя изобразил еврейский акцент. – Кому сдался твой дом? Что тут брать?

- Угу, — сухо кивнула, — поэтому ты кочергу взял?

- Тебя разве можно иначе успокоить?

Мы уже взобрались на самый верх и остановились у глухо запертой двери. Похоже, замок закрыт на ключ. Вот где он, мне так и вовсе не известно. Только я напрягла свои извилины, как Женя мощным ударом плеча справился со старым, рассохшимся деревом.

В маленькой комнатке, с успехом заменявшей чердак было очень холодно и темно. Дверь поскрипывала, ещё качаясь из стороны в сторону. Женя, как заправский герой, взял кочергу наперевес и заслонил меня собой якобы от какой-то опасности. Якобы… Если честно, то и сама уже не верила в эти догадки про вора. У страха глаза велики.

Женя поднял руку и осветил мобильным фонариком комнатку. Дедушкина мастерская. Здесь были краски, холсты. Подрамники, футляры, зарисовки и прочее, прочее, прочее.

Воздух был на удивление не затхлым, а очень свежим. Подозрительно прищурившись, выхватывала из темноты знакомые образы.

Треск, хруст, и я с оглушительным воплем вцепилась в Женю:

- Мама!

- Ты мне сейчас руку оторвёшь! – мужчина взмолился, пытаясь стряхнуть меня. Но для этого пришлось бы бросить телефон. – Маринка!

Узкий и тусклый луч фонарика высветил причину наших страхов: окно. Под порывом ветра открылась форточка. Именно она с жутковатым скрипом и билась изредка об стену. Но это не объясняло странного шума.

- Смотри… - Женя ткнул рукой в тёмное пятно на полу. Картина. – Похоже, ветром снесло.

Выдохнув, я постаралась отмахнуться от страха и бодро прошла к окну. С грохотом закрыла форточку, взвизгнув ржавеющим шпингалетом. Затем отряхнула руки и развернулась к картине. Подняла её и развернула к Жене.

Мой прерывистый вдох совпал с присвистом мужчины. Мы оба этого не ожидали.

- Ты… ты знал?

- Что? – Женя недоумённо переспросил и подошёл ко мне. – Нет! Не знал…

Пристально разглядывая картину, я в задумчивости водила пальцем по красивой раме. Почему-то сейчас меня она интересовала больше. Деда только рисовал, с оформлением всегда была беда. Найти толковую раму было сложно. Если Деда возвращался к акварели, то просто делал картонное паспарту, но с маслом… Тут же рама была резная. С каким-то причудливым узором.

- Откуда это Деда взял?

- У меня… Только я не знал, что для такой картины, — Женя встал совсем близко ко мне и, перехватив кочергу под мышку, взял другой край свободной рукой, продолжая освещать всё фонариком мобильного. – Он мне её не показывал. И неудивительно…

- Да, Деда чудной был, оказывается.

С Женей у нас была трепетная любовь, которая позже переросла в страсть. Только я вот хотела большего и думала о будущем. Точнее, жила им. Я очень хотела там очутиться. Так сильно этого желала, что про настоящее и забыла. А Женька… Женька другой. Он практичный и упёртый. Наверное, именно такой мужчина и должен быть рядом с такой, как я. Когда с Вадимом не заладилось, я кусала локти, что так глупо поступила. Бросила Женьку. Не было ничего плохого в том, что он хотел семью. Но поняла я это слишком поздно, когда настоящее осталось в прошлом.

Только не для Деда.

Он нарисовал меня и Женю. Мы сидели. обнявшись на веранде этого дома. Кажется, летом. Всё вокруг было зелёным и ярким. На коленях у меня лежал букет из белых пионов. Казалось бы, что в этом странного? Мы с Женей долго встречались, ещё со школы…

Деда изобразил меня беременной. Округлый живот нельзя было спутать ни с чем другим.

Внутри что-то гаденько зашевелилось. Наверное, Деда этого хотел, а мне же… Мне хотелось иного. Тогда я думала именно так. Сейчас же, после долгих и бесплодных попыток забеременеть, понимаю, что Деда просто в этом видел моё счастье. В семье. В том, чего так мне не хватало.

Смешно, что именно из-за ярого желания Жени иметь семью, я струсила и сбежала. А потом, спустя годы, по этой же причине меня бросил Вадим. Впрочем, забеременеть я всё равно не могла, а он всё откладывал на потом.

Беспощадный бумеранг судьбы.

- Я и не знала, что ты занимаешься таким.

- У меня багетная мастерская. Да и так, занимаюсь потихоньку с деревом. На жизнь хватает. Я твоему дедушке много рам оформил. Только обычно он показывал мне картины, а тут… - Женя хрипло вздохнул и убрал руку.

- Что тут? – подозрительно насторожилась

- Дед твой сказал, чтобы я сделал раму, думая о тебе. Странно, правда?

- Я же говорила, что он – сводник!

- Да. Жаль, что у него не получилось.

От этой фразы у меня ёкнуло. Удушливая волна слёз подкатила к горлу. Поджав губы, поставила картину на пол, прислонив к стене.

- Ну… — потирая руки, подошла к Жене. – Идти домой тебе бессмысленно. Может, тогда встретим этот Новый год вдвоём?

- А как же твои планы?

- Планы… — осторожно беря Женю под руку, обернулась и посмотрела на картину. – Они меняются. Если ты не против, конечно.

Судя по ответным объятиям, он не был против.

Тоскливый Новый год?

Печка надсадно гудела. На улице бушевала непогода. Мы сидели с Женей на старом матрасе перед самым камином и смотрели на яркие языки огня. Они взвивались верх, обдавая нас жаром. Дом долго мёрз и протапливался с неохотой.

Женя накинул мне на плечи потрёпанное одеяло и придвинул ближе кружку, в которой теперь плескалось шампанское.

- Значит, ты вернулась сюда насовсем? – похоже, что этот вопрос Женю волновал очень сильно.

- Угу, — тоскливо посмотрела на кружку и протяжно выдохнула. – Пойду в школу или в сад. Смотрю, что хоть наш район и опустел, но посёлок жив. Даже строят что-то.

- Жив, жив. Хотя я тут редко бываю, — Женя вытянул ноги и потянулся. – Далековато.

- Тебя… — замявшись, искоса посмотрела на мужчину. От отблесков огня его борода казалась невероятно рыжей. – Тебя не будут искать?

- Кто меня должен искать? – Женя удивлённо протянул, поворачивая голову ко мне, будто филин какой-то. Ещё и глаза вытаращил. – Кто меня должен искать?

- Жена там, дети, — промямлила, понимая, как глупо сейчас выгляжу. – Собака, например, — попыталась всё перевести в шутку.

- Нет, не будут.

- Знают, куда ты пошёл?

- Искать некому, — Женя взялся за свою кружку и настойчиво пододвинул мою ко мне, намекая на определённый поступок.

Странно, но ответа на этот вопрос я ждала с нескрываемым страхом. Боялась услышать, что его где-то ждут. Ведь тогда получилось бы, что только я осталась в одиночестве. Когда же Женя ответил, даже улыбнулась.

- Я думала, что ты женился давно.

- Нет, не женился, — Женя мотнул головой и замер. – Почему ты спрашиваешь?

Неопределённо махнув рукой, взяла свою чашку и положила голову на плечо мужчины. Нужно было как-то отвечать на этот вопрос. А что я могла сказать? Погружение в прошлое, в детство, в былую радостную жизнь отрезвило и больно напомнило о потерянном времени. Сколько лет я провела впустую… Дались эти картины? Что я хотела доказать Деду? Нужно было выказывать ему мою любовь и уважение по-другому.

- Не верю, что ты закоренелый холостяк.

- Нет, просто я однолюб, — хлёсткий ответ в лоб смутил меня.

- Ага, вот как. Ещё скажи, что ждал меня.

- Хм, нет, не скажу.

Я даже голову приподняла от такого заявления. Заинтересованно посмотрела на Женю: он не сводил взгляда с камина и огня, явно думая о чём-то своём.

- Почему?

- Смысл ждать того, чего не будет? Я реалист. Ты уехала, а я остался здесь. Когда дед сказал, что ты и замуж собираешься… Кстати, а где твой муж?

- У меня его не было и нет. Муж объелся груш, — отшутилась я с плохо скрываемой грустью и тоской. – Не все такие, как ты. Я только поздно это поняла.

Мы вновь замолчали. За окном метель, камин полыхает. Вокруг тишина. Только часы мерно тикают, приближая Новый год.

Я тихонько отпивала шампанское и жалась к Жене. Будто и не было этих пятнадцати лет…

- Почему твой дед нарисовал ту картину?

- Не знаю… Наверное, ему так хотелось. Чтобы я с тобой была.

- Знаешь, он мне сам об этом говорил. Из-за этого я с ним и поссорился. Не общался так тесно последние два года. Он мне говорил, что тебе плохо. Что я должен постараться тебя вернуть. Что должен ехать в Москву.

- И почему ты не приехал? – сердце вновь застыло, угрожая превратиться в кусок льда.

- Я ему сказал, что он не знает этого точно. Что если ты нашла своё счастье, почему я должен его ломать? – Женя обнял меня крепче, прижимаясь щекой к моей макушке.

- Так и сказал?

- Так и сказал.

- А дед чего?

- Сказал, что я дурак, раз за своё счастье не борюсь.

Я уткнулась носом в Женю, вдыхая его запах. Он пах немного дымом, немного деревом. Чем-то жгучим и терпким, наверное, лосьон или туалетная вода. Ещё чем-то… Вдыхая его запах, успокаивалась.

- Сколько там осталось?

- Хм, пора поднимать наши чашки. Буквально пара минут.

Мы застыли, держа шампанское перед собой и заворожённо смотрели на экран мобильного. Под мерный бой старых часов смотрели, как утекают последние минуты уходящего года. Цифры на дисплее телефона мигнули и обновились.

- С Новым годом!

- С Новым годом!

Где-то вдалеке зашумели петарды и фейерверки. Было слышно, как кричит и улюлюкает народ. А мы сидели вдвоём перед горящим камином и пили шампанское в объятиях друг друга.

Я повернулась к мужчине и потянулась к нему:

- Женя…

Ослепительная вспышка и резь в глазах. Щурясь и морщась, как слепые котята, мы жались друг к другу, недовольно смотря на загоревшуюся лампу: дали свет.

- Что? Что ты хотела?

Приятное наваждение полумрака исчезло, и теперь я трусила. Разглядывая немного недовольное лицо Жени, вдруг заметила, как он изменился и повзрослел. Возмужал. Обветренная кожа, густая, пусть и недлинная борода. Насупленные брови. Только глаза остались прежними. Глаза задорного, весёлого мальчишки, который так безумно меня любил.

Это было правильно. Что я вернулась. Что всё стало на свои места. Что круг жизни замкнулся, возвратив меня к моему счастью.

По-детски жмурясь, потянулась вперёд и коснулась губ Жени. Прохладные, немного сладкие от шампанского. Я замерла, даря ему частичку своей теплоты и радости.

- Жень, знаешь, как говорят?

- Как?

- Как встретишь Новый год, так его и проведёшь…

- Это ты на что намекаешь? В темноте и в старом доме сидеть, да? – Женя ответил поцелуем на поцелуй, ехидно смотря мне в глаза.

- Нет. Мы ведь встретили его вместе. Давай попробуем его так же и провести.

Еще одно письмо, или здравствуй, Новый год!

Камин весело трещал поленьями. Женя весело трещал костями, пытаясь исхитриться и доделать детскую кроватку. Что-то не срасталось. Теперь к радостным звукам добавились вовсе не радостные стоны мужа и дерева. В этой ситуации страдали они оба. А я лишь ехидно посмеивалась, нарезая очередной круг по комнате. Было как-то не по себе.

Положив одну руку на живот, второй массировала ноющую поясницу. Иногда то и дело простреливало. Врач говорила, что это могут быть тренировочные схватки. Мол, они будут не такими болезненными.

Угу. В первый раз я чуть руку Жене не сломала, так вывернула его ладонь, когда у меня искры из глаз посыпались от малоприятных ощущений.

- Говорила тебе, давай готовую купим, — недовольно бурчала, покачиваясь и идя будто утка. – Нет, я же мастер!

- Последние месяцы беременности тебя не красят. Ты стала вредной и язвительной, — Женя сухо констатировал факт. Признавать мою правоту он очень не любил.

- Ты к первому дню рождения соберёшь эту кровать?

- Да соберу я её! Господи, надо было тебя на сохранение сдать… Ты уже третий час по комнате нахаживаешь, — Женя обеспокоенно смотрел на меня, сжимая в руке молоток. Пытался стрелки перевести. – Давай скорую вызовем.

- Какая скорая тридцать первого числа? Кто в Новый год поедет?

- Тот же, кто и кроватку будет собирать! – муж пожал плечами, оглядывая фронт работ.

- Нечего было обещать, к Новому году собрать. Ты же подарок хотел сделать, так дерзай, — благосклонно махнула рукой и подошла к столу. Поясницу уже просто ломило, а живот привычно наливался знакомой тяжестью.

- Слушай, я тебя сейчас точно отвезу в больницу. Смотреть на твои страдания нет сил.

- Слушай, — подхватила страдальческий тон и пропела в ответ, — в следующий раз ты будешь ребёнка вынашивать, а я на тебя посмотрю. Если по каждому чиху в больницу ездить, то так можно оттуда и не вылезать…

- Ты похожа на глобус на ножках, — Женя улыбнулся и хихикнул, разряжая обстановку.

- Кто же знал, что мальчик в папу пойдёт. А я габаритами не вышла. Чувствую, что через полтора месяца я не рожу, а просто лопну. Ба-бах и всё.

- Ну, мучиться не будешь… - Женя участливо вздохнул и фыркнул, чувствуя на себе мой тяжёлый взгляд.

Пиликнул телефон. Оповещение. Я отодвинула стул и с трудом села на него, боясь, что дерево не выдержит и сломается подо мной напополам.

Электронная почта.

Странно. Мне уже давно никто ничего не пишет. Я смахнула блокировку и полезла открывать письмо. Первые строки меня смутили. Потом на смену смущению пришло замешательство и недоумение, потом неверие.

А потом я подскочила с места, забыв о проклятой ноющей пояснице, забыв об отёках и боли, забыв обо всём.

- Женька! Женя! – завопила что есть мочи.

Сказать, что я перепугала мужа, это ничего не сказать. Молоток с грохотом отлетел в сторону. Половина собранной кроватки вновь развалилась на запчасти, когда Женя ломанулся ко мне, всё сметая на своём пути. Он в мгновение оказался рядом, осторожно касаясь моего живота и сбивчиво, пугливо бормоча.

- Что? Что не так? Где болит? Началось, да? Ну? Чего замерла?

Я же лишь смаргивала слёзы и смотрела на него, судорожно сжимая телефон в руке. Не знала, то ли смеяться, то ли рыдать, то ли в панике метаться.

- Женька… У Деда выставка будет, в Москве. Персональная.

- Что? – он неверяще переспросил.

- Выставка будет! Они… они получили моё письмо. Не зря мы с тобой писали, не зря. Ты был прав, во всём прав! И теперь у Деда будет выставка!

Если бы Женя мог, он бы точно подхватил меня на руки. Вместо этого сейчас он мог только обнять меня и смеяться от радости.

Столько лет я билась в одиночку…

Столько лет!

- У Деда будет выстав… ка… — договорила я с трудом.

Упёрлась руками в стол и замерла. Женя замер вместе со мной.

- Марин, что-то не так? Марин, ты чего?

- У Деда будет выставка. В Москве. А у меня только что отошли воды.

Хлопок дверей, и меня на каталке везли вперёд. Я испуганно оглядывалась, ища взглядом Женю. Простреливающая боль сменялась чем-то странным. Чем-то таким острым, что я забывала дышать и моргать, только страшно пучила глаза и пугала медсестру.

Врач сказал, что у меня какое-то там открытие.

Аж на три пальца!

Теперь меня везли в родзал.

До этого Женя гнал как сумасшедший, боясь, что я решу поддержать славную традицию и будут рожать в темноте, в старом доме… Или в машине.

Новые, «очень приятные» ощущения вынудили меня вцепиться в бортик каталки с такой силой, что мои руки буквально отдирали, пытаясь усадить в кресло. Врач что-то там говорил мне, объяснял, акушерка ему вторила.

Я же орала, что больше никогда не буду рожать детей. Что это всё Женя виноват. Что лучше бы я лопнула! И что это вселенская несправедливость, незаслуженно доставшаяся мне.

Женя был, наверное, где-то рядом. Наверное. Точнее, он должен был быть рядом со мной. Партнёрские роды, чёрт бы их побрал!

Ух!

Но роды вышли экстренными. Очень скоротечными.

Детский крик выбил из меня слёзы. Слёзы радости, облегчения. Но радовалась я рано.

- Григорий Иванович? – акушерка испуганно звала врача. – Мы ещё не закончили.

- Не закончили? – я отозвалась, чувствуя, что тело вновь напоминает о себе знакомой болью – Что значит не закончи… ли… — очередные потуги я сдобрила доброй порцией ругательств. Не было больше сил терпеть.

Усталая, взмокшая, я ошарашенно смотрела то на врачей, то на два красноватых комочка, которые были моими сыночками. Боязливо прижимая их к себе, жмурилась и моргала, борясь со слезами и стекающим по лицу потом.

В коридоре был странный шум. Какие-то возгласы.

Я отчётливо услышала фразу врача:

- Ну, что, молодой отец, кого куда записывать будем? На тридцать первое или на первое?

Потом снова шум, грохот. И вопль:

- Нашатырь!

Устало дыша, не верила своему счастью. Пусть ещё боль такая яркая, пусть усталость и измождённость не ушли, но радость, радость была сильнее всего.

Деда, я знаю, ты где-то рядом, упёртый сводник! Всё у тебя вышло! Жаль, что я раньше не догадывалась, что иметь такого деда – дар свыше.

   Конец.

2019 год

Оглавление

Тоскливый Новый год

Второе письмо

Барабашка

Тоскливый Новый год?

Еще одно письмо, или здравствуй, Новый год!