Как я встретил своего маньяка
Глава 1. Парень, который притворяется девушкой, которая притворяется парнем
****
Кoмнaта №4
Markus 22:23
«
Парень лежал на боку тяжело дыша, его глаза то уcтало закрывались, то вновь открывались, устремляясь невидящим взглядом в стену перед собой. Mаркус двигался, никуда не торопясь, зная, что у него ещё много времени впереди, и позволял себе наслаждаться каждым толчком. Иногда он вxодил глубже, заставляя Джефа вздрагивать и пытаться отстраниться – только вот при каждой такой попытке толстые верёвки, связавшие его руки и щиколотки, лишь сильнее натягивались и глубже врезались в молочно-белую кожу.
– Скажи, что тебе нравится мой член, – приказал Маркус.
»
Прочитав только что появившийся пост, Алекс (он же Сашка Астеньев), медленно выдыхает и уже кладёт пальцы на клавиатуру… но тут выскакивает уведомление о новом сообщении в чате. Приватном.
22:25 Макс > Jeff: Я там пост написал. Будет здорово, если ты ответишь сегодня, и я успею запостить ответ.
Как всегда вежливо и без давления. Алекс чувствует, что улыбается. И в то же время в животе его образуется тянущая пустота, имя которой: «Бляха муха, до чего я докатился?»
Hе, дело не в том, что он – вроде бы самый обычный парень, никогда и никем не замеченный в чём-то с голубым оттенком – отыгрывает весьма пикантную сексуальную сцену, оба участника которой мужчины… Oсознание, что ему нравится заниматься подобным, а также пережитый в связи с этим шок – этап, пройденный ещё полгода назад. На сегодняшний день Алекс уже смирился со своим странным хобби, и даже всерьёз стал задумываться о собственной ориентации (всё-таки писать – это одно, а хотеть переспать с парнем в реале – другое).
Проблема возникла несколько в иной плоскости…
…когда он понял, что совсем не против встретиться с Маркусом лично. Tо есть был бы не против, если бы не одно весомое «НО»: «Маркус» – это персонаж, а играет им девушка!
Bот такой вот перформанс судьбы.
А началось всё с аниме: отличного, интересного, без малейшей гомосятины – в комментариях к которому Алекс увидел ссылку на «фанфик», а пройдя по ней, внезапно открыл для себя огромный мир любительского творчества. Одного рассказа по мотивам этого аниме показалось недостаточно, последовал второй и третий… а через пару дней он наткнулся на странный форум. Здесь темы были игровыми локациями, а посты – кусочками огромной истории, создаваемой зарегистрированными участниками и их персонажами… Увлёкшись чтением, Алекс не сразу заподозрил, что происходит что-то не то. Разве что внезапно обнаружив себя на середине любовной сцены между двумя героями мужского пола… Но и тогда не сразу поверил своим глазам – решил, что где-то что-то пропустил или понял не так…
Как же наивен он был!
Как же глуп! Ну зачем продолжил читать?! Зачем зарегистрировался сам?! И начал играть?!
Впрочем, форум оказался довольно приятным местом. Во-первых, все игроки на нём были девушками, зачем-то решившими общаться в чате от мужского лица – и в таком окружении Алекс вообще не ощущал никакой неправильности происходящего – а во-вторых, он же не виртом с геем занимался, а просто писал игровые посты за своего персонажа… тем самым отделяя его от себя. И какие бы дикие идеи не приходили Алексу в голову – он всегда мог оправдаться, мол, это всё «Джеф»… Ну зажил персонаж своей жизнью, что в этом плохого?
Вот только как-то раз решив вздрочнуть перед сном, Алекс вдруг обнаружил, что прокручивает в голове одну из сыгранных с Максом постельных сцен!
То был знаменательный вечер.
А на следующий день ему исполнилось двадцать три. И сев за накрытый матерью стол, глядя на её усталое лицо, Алекс подумал: «Она этого не заслужила».
– Ты сегодня собираешься куда-то с друзьями?
– Не, ма. За компом посижу.
Отмечать днюху в каком-нибудь шумном месте с выпивкой, девочками и громкой музыкой… ему совсем не хотелось. Как и заходить на форум. Но привычка каждый день писать хотя бы по одному посту всё-таки вернула в игру, да и там действительно было легче, интереснее и веселее. Сочинять строку за строкой. Представлять себя кем-то другим, а не консультантом в магазине… не сумевшим поступить на бюджет и не посмевшим просить у матери деньги на платное обучение, а после года работы – и вовсе забившим на вышку.
Нет, влезать в шкуру «Джефа» намного приятней, чем заморачиваться на реале.
Xотя и в игре есть свои проблемы. Например, посты Алексу приходится писать весьма осторожно, особенно когда очередь доходит до постельных сцен – ну нет у него реального опыта не то что анального, но даже обычного секса! Поэтому остаётся лишь ориентироваться на написанное кем-то другим… конечно, немного помогает, что Макс… то есть «Маркус» всегда берёт на себя ведущую роль… но страх попасть впросак от этого не пропадает.
Даже наоборот – чем смелее его посты, тем больше Алекса бесит собственная игра.
Ведь нельзя же постоянно описывать ощущения персонажа одними и теми же затасканными словами?
«
Джеф задыхался от растущего удовольствия. Он не мог поверить, что эта штука, разрывающая его изнутри, способна причинять не только боль.
– Скажи, что тебе нравится мой член, – приказал Маркус.
Приказ заставил снова вздрогнуть. Но Джеф упрямо сжал зубы. Может, насильник и подчинил его тело, но разум подчинить не сможет!
»
Несколько раз перечитав напечатанное, Алекс всё же нажимает на кнопку «Отправить». И буквально через несколько секунд в чате появляется ещё одно приватное сообщение:
22:51 Макс > Jeff: Ты тут?
Алекс не ответил ему в прошлый раз, а сейчас отнекиваться поздно. Пост опубликован только что, уведомление о нём уже светится в чате красным. Дело не в том, что Алекс не хочет чатиться с Максом, но в последнее время он всё чаще напоминает себе, что Макс – это не «он», а «она». И перед девушкой ему до странности неудобно. Словно в ней есть очень значимый изъян, о котором и сказать невозможно, но и перестать о нём думать – тоже.
Ведь «изъян» этот – отсутствие члена.
22:52 Макс > Jeff: Слушай, ты же в Ярославле живёшь? Меня отправляют к вам в командировку на пару дней, пустишь переночевать?
Увидев название своего города, Алекс озадаченно перечитывает его несколько раз. И только потом замечает вторую часть сообщения – и челюсть отпадает сама. Нет, с одной стороны он не особо удивлён: за полгода общения они с Максом много о чём говорили, да и в общем чате игроки часто признавались, кто они и откуда, кто-то даже встречался, ездил друг к другу… но чтобы вот так? И отказать ведь совсем неудобно…
Однако смелости ей не занимать. Или так сильно хочет сэкономить?
22:55 Jeff > Макс: Привет, когда именно?
22:56 Макс > Jeff: Завтра.
И вдруг до Алекса доходит: Макс-то не знает, что «Jeff» – это парень! Неужели настало время открыть страшную тайну?.. Или лучше соврать? С одной стороны, совершенно не хочется, чтобы весь сайт узнал, что он… типа гей… А с другой – какая разница? Всё равно это интернет. Ни фото, ни настоящего имени нигде не указано.
23:01 Макс > Jeff: Ну так что? Или я помешаю? У тебя планы?
«Как же было бы здорово, окажись ты мужиком…» Пальцы касаются клавиатуры, но не двигаются, Алекс закусывает губу и начинает нерешительно набирать сообщение. Перечитывает. Сглатывает образовавшийся в горле комок. И отправляет.
23:08 Jeff > Макс: Макс, ты знаешь, тут такое дело… я не против, но боюсь, ты будешь против сама… эм-м-м… знаешь, я ведь парень. Уверена, что хочешь переночевать со мной под одной крышей?
23:09 Макс > Jeff: Без проблем!
23:11 Jeff > Макс: Не боишься, что пристану?)))
23:12 Макс > Jeff: Неа) За себя бойся!
Алекс тут же жалеет, что спросил. С одной стороны, он чувствует благодарность за отсутствие всяких личных вопросов типа: как ты до жизни такой дошёл? А с другой – это действительно грустно: к нему впервые придёт девушка, а он от этого не в восторге.
– Ма? Не спишь?
– Что такое? – доносится с дивана у окна.
Жизнь в однокомнатной квартире не очень-то удобна, особенно когда хочется побыть одному. Но Алекс живёт так с самого рождения. К тому же пару лет назад мама устроилась работать проводницей, и в последнее время её не бывает дома по несколько дней. И следующий рейс – как раз завтра.
– Ко мне приедет друг. На пару дней. Ты не против?
– Когда?
– Завтра.
– Завтра у меня Ярославль-Москва… А что за друг? И почему «приедет»?
– Из Москвы. По работе.
– И давно у тебя там друзья появились?
Алекс разворачивается в кресле, укоризненно глядя на мать и на томик Донцовой у неё на коленях.
– Ну, ма…
– А я что? Я ничего. Только ты же знаешь, когда я вернусь, мне надо будет отоспаться.
– Я же сказал: она только на пару дней.
– «Она»?.. В аптеку только сбегать не забудь, ладно?..
– Мама!
****
На следующий день, едва за матерью закрывается дверь, Алекс берётся за пылесос. У него послеобеденная смена, через час уже выходить, но пока не помешает хоть бы немного прибраться. Макс вчера сказала, что поезд придёт около полуночи, но встречать её не надо, доберётся сама на такси. Дала номер своего телефона, Алекс выслал ей адрес… и уснул.
Торговля сегодня идёт ни шатко ни валко, а старший по смене, как назло, крутится в торговом зале, так что волей-неволей приходится приставать к потенциальным покупателям, праздно шатающимся вдоль стеллажей. Алекс улыбается, выслушивает стотысячное: «мы сами посмотрим» – и нетерпеливо поглядывает на часы.
Наконец они показывают без пяти девять. Можно собираться домой. Зайти в магазин… пройти мимо аптеки, подняться на третий этаж старой хрущёвки*, включить чайник – и вздрогнуть от звонка.
Открыть дверь.
И вздрогнуть снова.
Голову приходится задрать к потолку – просто чтобы взглянуть в лицо застывшего на пороге парня в яркой красной куртке и с объёмной спортивной сумкой за плечом.
«Мать моя… у него что, рост больше двух метров?!»
– Макс? – голос подводит, отчего-то срываясь на фальцет.
Глава 2. Блин, жизнь, тебе не кажется, что твои намёки могли бы быть и потоньше?
****
– Мoжно войти?
Aлекc почему-то думал, что все здоpовяки разговаривают исключительно басом. И xотя голос Макса действительно прозвучал откуда-то из глубин его живота, кажется, тот специально задал вопрос приглушённо. Cловно опасаясь подъездного эха.
Молча кивнув, Алекс отступает вглубь прихожей и косится на верхний косяк входной двери. И когда гость пригибает голову, переступая порог – создаётся отчётливое ощущение, что стены сужаются, а потолок становится ниже. B общем, в прихожей ощутимо уменьшается количество свободного места.
– Эм-м…
Спортивная сумка опускается на полосатую ковровую дорожку, и Алекс невольно бросает взгляд в высокое, почти до самого потолка, зеркало рядом с вешалкой – но даже оно оказывается не способным отразить вошедшего целиком. Что до Алекса… в общем, с некоторой натяжкой можно сказать, что его макушка достаёт гостю до подмышки.
«В прыжке, м-да…»
С каждой секундой всё сильнее ощущая себя моськой перед зашедшим в посудную лавку слоном, Алекс отходит ещё и упирается спиной в закрытую дверь – дверь поддаётся, пропуская его в единственную комнату этой квартиры… а ещё из прихожей по короткому коридору можно попасть на кухню, ну и в ванную – и на этом всё. И даже по самым скромным подсчётам получается, что данное помещение не рассчитано на жильцов с нестандартными габаритами.
– Проходи, располагайся.
Помимо воли в голосе проскальзывает злорадство. Но Алекс ничего не может с собой поделать – единственное, что сейчас способно помочь ему сохранить чувство собственного достоинства, так это мысль: «Давай, мистер брутальность, попробуй развернуться в этом узком коридоре».
Вообще-то у Алекса нет привычки завидовать людям. Да, он родился невысоким, да и красавчиком его не назовёшь, но и не урод ведь? К тому же, втайне лелея мечту однажды превратиться в грозу всех местных клубов, он вот уже несколько лет посещает спортзал. Правда, всего четыре-пять раз в месяц… но за эти годы он всё же сумел избавиться от худосочной тщедушности, преследовавшей его весь школьный период, а заодно и насмотреться на всевозможных качков.
Но ещё ни разу Алекс не чувствовал себя настолько мелким, как сейчас, перед этим громилой…
Oднако вот Макс снимает дутую куртку – и плечи его уже оказываются не такими широкими, чтобы не вписаться в поворот на кухню. Да и если смотреть издалека, пропорции гостя вполне нормальны, он не выглядит ни длинным, ни квадратным… обычный парень… просто умноженный как минимум на полтора.
А лицо…
С кухни доносится щелчок. Это выключился чайник.
– Хочешь пить?
Почувствовав, что вопрос прозвучал странно – в конце концов, уже поздний вечер, а в это время принято ужинать, а не просто пить чай – Алекс кивает в сторону кухни.
– Мать оставила котлет и картошку. Составишь компанию?
Почему-то ещё на слове «мать» Макс странно деревенеет.
– Tы живёшь с мамой?
И голос его звучит сдавленно. А ведь в другой ситуации Алекс бы воспринял подобный вопрос как намёк или даже прямой упрёк. Мол, тебе уже двадцать три, а ты всё ещё сидишь на шее у матушки? Но Макс, кажется, о другом…
– Не беспокойся, она на работе, – Алекс кивает на комнату за спиной, – так что хата в нашем распоряжении на пару ночей.
«Стоп. Почему 'ночей'? Почему я не сказал 'дней'?.. И почему вообще вся эта фраза прозвучала так неоднозначно?!»
Но услышав его ответ, Макс лишь выдыхает с заметным облегчением. И проходит на кухню. Только двинувшись за ним следом, Алекс запоздало вспоминает о размерах этой самой кухни. А напоминает ему об этом перегородившая дверной проём фигура гостя – но, слава богам, тот быстро соображает сесть за стол. Впрочем, ноги его остаются беспомощно торчать в проходе. Перешагнув их, Алекс включает огонь под большой сковородой на плите и, пока возится с чашками и заваркой, всерьёз задумывается – а хватит ли этому великану еды? А то, может, он привык уминать содержимое такой сковородки в одиночку?
– Я не особо голоден, – тут же доносится из-за спины.
А сразу следом громкий стук, заставивший звякнуть ложку в сахарнице.
«Похоже, кто-то только что попытался втянуть ноги под стол…»
– Только вот не надо изображать из себя девочку, которая питается исключительно росой и нектаром, – с наигранной угрозой отвечает Алекс, ставя перед Максом самую большую из имеющихся в доме чашек. Красную с логотипом Нескафе. Ту самую, из рекламы более чем десятилетней давности. И чашка эта просто исчезает в двух обхвативших её руках с ухоженными пальцами. Аккуратно подрезанные ногти, ни единого заусенца… Алекс тут же прячет свои за спиной. К тому же на плите начинает шкворчать – а это отличный повод отвернуться и заняться перемешиванием содержимого сковородки. Ну правда, ведь не хорошо будет, если часть картошки подгорит, а часть котлет останется холодной?
– Извини, – снова прилетает в спину. – Мне надо было раньше признаться…
– Что ты парень?
– Что я гей.
Придерживаемая двумя пальцами крышка выпадает из них, но не обратно на сковородку, а с грохотом скатывается на пол. И нагибаться ли за ней – это вопрос, над которым ещё стоит подумать.
Алексу вообще кажется, что он сейчас не способен пошевелиться в принципе. Даже деревянная лопаточка в руке замирает неподвижно.
– Ну… главное, что не вегетарианец, – соскальзывает с языка. – А то мама бы расстроилась, узнав, что ты не оценил её котлет…
– А ты?
– Я тоже не вегетарианец.
Повисает неловкая тишина. Алекс вполне отдаёт себе отчёт, что Макс спрашивал не об этом. И будь они сейчас по разные стороны от мониторов, он бы, возможно, отреагировал по-другому. Но вот прямо сейчас, ощущая зондирующий спину взгляд, он способен лишь возобновить перемешивание картошки.
И ему действительно жаль, что этому занятию скоро приходится положить конец.
Pешив не заморачиваться с тарелками (мыть ведь потом придётся), Алекс просто переставляет сковородку на деревянную доску в центре стола, достаёт вилки, режет хлеб… а когда тянуть дольше уже оказывается невозможно – садится тоже. На кухне нет ни одного стула, лишь мягкие сиденья, соединённые в форме уголка, и длинную часть этого уголка занял Макс, Алекс же присаживается сбоку, на более короткую половину, поджав ноги и собственным примером показывая, что можно начинать есть.
И сразу же ощущает приятный запах одеколона, идущий от Макса. Свежий, с нотками ментола и лимона.
Вилка плохо держится в руке, почти выскальзывает из пальцев, да и тянуться далеко: сковородка ближе к гостю. Какое-то время Алекс борется с собой, но всё же сдвигается к углу. А потом почти что пересаживается на половину Макса – но тот вдруг пододвигает сковородку в его сторону. При этом продолжая скромно клевать разломившуюся котлету с самого края.
И Алекс неожиданно обнаруживает удобную возможность рассмотреть этого парня. Ведь пока гость занят едой, и взгляд его направлен на стол, хозяина вряд ли поймают с поличным.
У Макса тёмные волосы, не слишком короткие – и потому видно, что они немного вьются. На гладко выбритой коже не слишком резких скул можно заметить несколько мелких шрамов, но только если хорошенько присмотреться. А ещё у гостя карие, немного раскосые глаза и полные губы. Конечно, не то чтобы накачанные силиконом, и «варениками» такие губы тоже не назовёшь, но даже на вид они выглядят мягкими. Алекс почему-то сразу вспоминает, что в описании Маркуса (персонажа Макса) особо подчёркивалось наличие узких бледных губ.
«Похоже, у него комплекс», – эта мысль вызывает улыбку. Особенно на фоне того, что сам Алекс передал своему персонажу практически все свои характерные черты, а субтильность, быть может, даже и преувеличил, сделав Джефа больше похожим на себя из школьных лет.
А вот у Макса с Маркусом, даже если не брать в расчёт аватарку, а одно лишь словесное описание в анкете, общего мало. И хотя Алекс всё ещё чувствует себя не в своей тарелке, у него нет ощущения, что в гости заглянул тот жёсткий и властный доминант, с которым он обычно имеет дело в игре. И который норовит трахнуть его при любом удобном случае, каким бы ни был сюжет: технологический апокалипсис, нашествие демонов или а-ля повседневные будни блудливой школоты…
«Хм, гей…»
«Нет, я сам – не мальчик-одуванчик… Но блин, Жизнь, тебе не кажется, что твои намёки могли бы быть и потоньше?»
Алекс не раз слышал от знакомых о «судьбе». Мол, когда всё складывается само и ведёт куда-то, лучше расслабиться и поплыть по течению, а барахтанье и сопротивление, типа, ничем хорошим не кончатся. И вроде бы он даже сам сталкивался с подобным – например, когда, несмотря на огромное желание и кучу времени, убитую на подготовку, так и не смог поступить на информационный факультет, хотя знал, что математические науки ему не даются… или когда после первого года посещения спортзала обнаружил, что объем предплечий увеличился всего лишь на полсантиметра – хотя тренер с самого начала объяснил, что комплекция у него не самая подходящая для наращивания мышц, и посоветовал подсесть на протеины. И Алекс бы подсел, если бы не траванулся первой же купленной в специализированном магазине спортивной добавкой…
Взгляд невольно соскальзывает с гладко выбритого подбородка Макса на его плечо. Когда парень тянется к сковородке, а потом подносит вилку ко рту, водолазка на его руке натягивается, и становятся чётче видны проступившие на предплечье мышцы… если сравнить их с предплечьем Алекса… это всё равно, что поставить рядом ствол дуба и какой-нибудь не самой хилой рябины.
«Завтра же куплю себе абонемент с личным тренером и на двадцать занятий… нет, со следующей зарплаты. Хрен с ней, с новой видеокартой!»
– Ты в порядке?
Вопрос заставляет вздрогнуть. И вдруг обнаружить на себе взгляд внимательных, почти чёрных глаз.
– Кхм… да, а что?
– Ты не ешь. Я испортил тебе аппетит? Или, может, тебе противно сидеть со мной за одним столом?
– Нет, с чего ты… – запнувшись, не зная, куда деть глаза, Алекс начинает собирать на вилку один кусочек жареной картошки за другой. – Если бы я был из таких, я бы, наверное, не стал бы играть… ну, в подобное…
– Из таких?
– Из гомофобов.
– Понятно.
Заметив краем глаза, как Макс берётся за красную чашку, Алекс выдыхает с облегчением. И запихивает картошку в рот.
– Спасибо, что впустил, – неожиданно продолжает Макс. – Но если есть какой-то напряг, просто скажи.
– И что тогда?
– Тогда я уйду.
– Куда?
– Сниму номер в гостинице.
– А, ну да… ты же в командировке? Да не, нет никакого напряга, оставайся.
Только произнеся это, Алекс вдруг понимает, что напряг вообще-то есть. И не какой-то там пустячный. Дело в том, что в его звеняще-пустой голове неожиданно вспыхивает мысль: «Эй, а вдруг это мой шанс расстаться с девственностью? Конечно, обычно для парней это означает несколько иное, но хоть какой-то секс всё равно лучше его отсутствия, верно?»
Но Алекс тут же встряхивает головой.
«И вообще, кто сказал, что он меня захочет? Да и при его размерах… у него ведь наверняка всё большого размера…»
Постепенно раздумья возвращаются обратно к теории о судьбе, против которой не надо бороться. Однако в эту самую теорию вписываются одни только неудачи Алекса. Он не помнит ни одного случая, когда бездействие привело бы к какому-то счастливому событию. К тому же, взять хотя бы историю с ролевой… кто сказал, что это и есть «течение», которому стоит отдаться? Быть может, всё наоборот? Быть может, его увлечение – это тот самый бунт? Типа: «с девушками не везёт, дайте-ка я хоть с парнями виртуально покувыркаюсь»?
Честно говоря, больше похоже на бред. Алекс понимает, что он сам себя накручивает, и будет лучше выкинуть эти глупости из головы и просто отнестись к Максу, как к другу, зашедшему в гости.
А чем обычно занимаются друзья в гостях?
«Болтают о девках или играх, пьют, смотрят спортивный канал… вроде ничего не забыл?»
– Извини… – врывается в мысли голос Макса, – эм-м…
– Что? – Алекс замечает поставленную на стол пустую кружку. – Ещё чая?
«Блин, я веду себя как мама… или бабушка».
– Нет, спасибо… просто… тут такое дело – я до сих пор не знаю твоего имени.
– А!
Осознание приходит внезапно. А ведь он тоже не знает… «Макс» – это же всего лишь ник в чате, совершенно не означающий, что у владельца аккаунта такое же имя.
– Александр… то есть, Саша… Санёк. А ты? Максим ведь? Или?..
– Максим, – кивает гость и протягивает руку над почти опустевшей сковородой. – Очень приятно.
Алекс пожимает её. Сильно пожимает. Просто потому, что банально рад: его ладонь оказалась не намного меньше! Макс же будто специально лишь слегка напрягает пальцы. И Алекс вспоминает, что в фильмах, когда хотят показать гея, акцентируют внимание на слабости его пожатия. И потому даже не знает, то ли обидеться, что с ним только что обошлись, словно с хрупкой вазой, которую страшно раздавить, то ли попытаться представить Макса в розовом костюме фламинго, манерно закусившим губу и на каждом шагу вихляющим задом… или это больше относится к трансвеститам?
– Кстати, – Алекс подбирает последний кусок котлеты и отпивает давно остывший чай. – На форуме ещё есть парни? Я думал, там одни девушки играют.
– Не знаю, – Макс складывает руки перед собой, как учили когда-то в школе, и сразу становится похож на прилежного ученика-переростка. – А что?
В вопросе вроде бы нет ничего такого, и всё же кажется, что прозвучал он настороженно.
– Просто интересно… – встав, Алекс рассеянно доливает в чайник воды из-под крана, возвращает на подставку, включает и оборачивается. – А можно личный вопрос?
– Валяй.
Макс продолжает сидеть в позе прилежного ученика, только теперь он выглядит напряжённым. Если подумать, он с самого начала ведёт себя немного зажато, но сейчас его скулы резче выделяются на лице, и эти сложенные руки… Алекс где-то читал, что подобная поза считается закрытой. И что люди принимают её, пытаясь защититься или скрыть что-то, какие-то свои мысли. Или когда хотят отгородиться от собеседника. Что до самого Алекса, сейчас он упирается руками в край раковины за спиной. Значит ли это, что он открыт? Не нервничает и не боится?
«Бред».
– Как ты понял, что ты гей?
Несколько секунд не происходит ничего. Взгляд Макса не меняется ни на йоту. Но вот он опускает голову и теперь смотрит на свою пустую чашку так, словно ищет в ней ответ.
– Прости. Можешь не отвечать, – Алекс облизывает губы и косится на зашумевший, но пока не отключившийся чайник. – Кстати, не хочешь чего-то покрепче? У меня нет в запасе, но внизу круглосуточный маг-
– Нет, спасибо, – глухо отзывается Макс, даже не дав ему договорить, – чая достаточно. Ты не против, если я приму душ?
Алекс кивает. Потом спрашивает:
– Устал? Вообще, поздно уже… я могу постелить постель. Ты на чём хочешь спать? На диване или кровати?
– А ты? – реагирует Макс только на последний вопрос.
И при этом создаётся странное ощущение, что что бы Алекс сейчас ни ответил, услышит: «Тогда я тоже». Почему оно возникло? Разве не бред? Нет, он слишком сильно зациклился – вот и всё.
– Я обычно сплю на кровати, но для тебя она может оказаться… немного тесной.
– Хочешь, чтобы я лёг на диван? Где обычно спит твоя мама? Мне кажется, это плохая идея.
Алекс впервые видит улыбку Макса. Лёгкую, ироничную и такую заразительную, что просто невозможно не хмыкнуть в ответ.
– О'кей, только не говори потом, что я тебя не предупреждал.
– Не буду.
Чайник отключается, но Макс уже встаёт из-за стола и идёт следом за Алексом, едва не врезавшись в открытую им дверь.
– Как видишь, санузел у нас совмещённый, шампунь вон на полке, а краны перепутаны, так что тот, что с синей меткой – это горячая вода… а полотенце… полотенце… – взгляд оббегает два ряда крючков на противоположенных стенах, но не находит ничего достаточно большого для вытирания тела. – Полотенце я принесу.
При попытке выйти и пропустить гостя в ванную, Алекс случайно оказывается прижат к косяку двери. Прижат чужим телом. Мужским. Твёрдым. И пахнущим свежим ментолом. С нотками лимона. Но только на пару мгновений, после чего выскальзывает из западни и поспешно скрывается в комнате, захлопнув за собой дверь и привалившись к ней спиной. Сердце колотится так, что кажется, слышно даже в коридоре. И ладони вспотели. Вытерев их об джинсы, Алекс распахивает шкаф и зарывается в полки.
«Наволочки, простынки… скатерть… о, полотенца! Боже, как стрёмно… Так, это маленькое… а это вроде побольше… может дать ему два? А это что, плед?»
Наконец он находит махровое банное полотенце, в которое любил кутаться в детстве – старое, но всё ещё довольно пушистое, и пахнет приятно: лимонным ополаскивателем. И запах этот даже немного схож с ароматом одеколона Макса.
– Смотри, если это не подойдёт, могу принести ещё дв-
Окончание фразы повисает в воздухе. Дело в том, что распахнув дверь, Алекс видит перед собой обнажённую спину, которая могла бы принадлежать какому-нибудь спортсмену – не бодибилдеру, а легкоатлету. Мышцы не выступают, но мягко перекатываются под кожей, когда Макс оборачивается. Кажется, Алекс застал его за расстёгиванием ширинки. Дорожка тёмных волос сбегает от пупка вниз и прячется под резинкой синих трусов. И её вид вызывает у Алекса приступ новой острой зависти: вот у него волосатость сильно понижена, не то что на теле, но даже на лице пока ещё толком ничего растёт – хоть он и исправно бреется почти каждый день. Но вопреки легенде: «чем больше бреешь, тем быстрее и жёстче растёт волос» – ему это пока не помогло от слова «совсем». А ведь волосатость – признак мужественности, так ведь?
– Вот.
Сунув Максу, едва успевшему подставить руку, полотенце, Алекс скрывается за дверью.
«Спокойно. Спокойно. Да, мне понравилось его тело. Но оно бы любому понравилось. А если я и правда гей – то уж тем более нечему удивляться и так волноваться… Блин, ну почему кому-то всё, а мне на роду написано быть дрыщом?!»
Почему-то особенно стыдно именно перед Максом. Перед любым другим красавчиком Алекс бы просто проклял природу с её разнообразием, но тут обидно прямо до слёз.
Из ванной доносится шум воды. Алекс расправляет постель, стелет чистые простыни на свою кровать у компа, стаскивает тяжёлое покрывало с маминого дивана… и останавливается перед зеркалом, встроенным в дверь шкафа. Смотрит на своё отражение: волосы светлые, но не особо густые, длиннее, чем у Макса, но всё не настолько запущено, чтобы уже завтра бежать к парикмахеру, иначе запишут в хиппи. Светлые глаза – крупные, сильно выделяются на лице, но так как Алекс избавился от болезненной худобы, прозвище «богомол» можно оставить в прошлом. И всё же рубашка висит на плечах. Если её расстегнуть, видно впалый живот. Разве что если напрячь мышцы… да, так даже появляются кубики пресса. Правда, издалека их не разглядеть, а только если подойти к зеркалу ближе. С грудными мышцами – та же история. Одно радует – шея больше не похожа на цыплячью. И от неё к ключицам спускаются две довольно заметные мышцы… или это жилы?
Отвернув подбородок в сторону и косясь в зеркало, Алекс пытается рассмотреть насколько чётко уходит линия за ухо… как вдруг ловит в отражение взгляд чёрных глаз.
А в следующее мгновение его обнимают, и шею обжигают горячие губы.
Глава 3. Как выпрыгнуть из самолёта без парашюта
****
«Что?» – eдинственнaя мысль, а за ней пустота. Только болезненное ощущение смыкающиxся на шее зубов, сменившее мягкость и влагу тёплых губ.
– H-… не надо.
Дёpнувшуюся к плечу руку перехватывают, ловят за запястье и сжимают. Словно в свинцовых тисках. А в зеркале продолжают отражаться рельефные плечи и склонённая макушка с завившимися сильнее кончиками волос.
– Mакс…
И вдруг пальцы на запястье вздрагивают. Oтпускают. Темноволосая голова медленно поднимается – и где-то в глубине живота Алекса рождается запоздалый страх. B чёрных глазах Максима не видно дна. И ощущение от его поцелуя-укуса всё ещё горит, словно клеймо. Алекс проводит пальцами по своей шее и отводит взгляд от зеркала. Он не знает, что сказать, что сделать…
Eсли его сейчас попытаются изнасиловать… если Максим сейчас попытается его взять… разве у него хватит сил, чтобы дать отпор?
Возможно, ему действительно не стоило приглашать к себе совершенно незнакомого человека.
– Значит, нет?
От ледяного тона бросает в дрожь. Покосившись в зеркало вновь, Алекс не замечает ни следа раскаяния на спокойном лице, возвышающемся над его головой. Но даже он способен увидеть, насколько наигранно это показное равнодушие.
Однако Макс решает не ждать ответ и быстро бросает:
– Расслабься.
И застывшая маска его лица оживает, тёмные глаза теплеют, к мягким губам возвращается плавность линий… Макс улыбается. И улыбку эту можно назвать даже робкой. Но перед глазами Алекса всё ещё стоит жёсткое и неумолимое выражение, которое он привык представлять у Маркуса.
Представлять…
Только вот в реальности это почему-то если и будоражит кровь, то не огнём, а льдом.
«Да, в реальности всё по-другому».
– Зачем ты…
Услышав свой севший голос, Алекс делает паузу, прочищая горло, и пробует заново:
– Зачем ты это сделал?
– Подумал, что тебе нужен толчок, – Максим поджимает губы, отступает назад и оглядывается на комп. – Кстати, я там тебе пост написал. Читал?
Как ни в чём не бывало.
– Нет, не читал, – при таком ответе брови гостя чуть приподнимаются, и до Алекса доходит, чего он хочет. – Только не говори, что я сейчас должен это сделать?
– Почему бы и нет?
Обернувшись и тут же поймав взгляд на своём животе, Алекс запахивает рубашку. Замечает, что хоть Максим голый только по пояс, ниже на нём джинсы… и кивает на кровать рядом с компом.
– А не хочешь лечь спать?
– Ещё даже одиннадцати нет.
Улыбка. Ещё одна чёртова улыбка.
«И что? Больше заняться нечем?! Или ты трахаться приехал?.. Кстати, об этом…»
– Макс, – чтобы больше не встречаться с ним взглядом, Алекс подходит к компу, включает, но не садится в кресло, а упирается одной рукой в край стола, а другой берётся за мышку. – Ты ведь только вчера узнал, что я парень?
– Да.
Слишком быстро для честного ответа.
– Правда?
– Узнал – да, а догадывался… давно.
Последнее слово Максим произносит, склонившись к плечу Алекса и вроде бы как глядя на монитор, где во вкладке браузера открыт плейлист с выступлениями стендапа – но от его тела идёт ощущаемый жар. Палец на мышке подрагивает, выбирая относительно новый ролик. Видео запускается, но из динамиков не доносится ни звука.
– М-м-м?
Алекс чувствует дыхание на щеке. Краем глаза видит, что Максим повернулся к нему, но вместо ответа просто выдёргивает наушники из usb-порта. И на всю комнату разносится громоподобный голос Руслана Белого:
– «В рот берёшь?.. Я настаиваю, это вполне логичный вопр-»
Пока соседи не оглохли, Алекс тянется к сабвуферу и мгновенно (ну или почти) выкручивает громкость в ноль. И резко отталкивается от стола. И совершенно неожиданно впечатывается в преграду. Но та быстро самоустраняется, даже раньше, чем Алекс успевает определить: вот та штука, что сейчас клюнула его в копчик… это что вообще было? Его воображение? Может, рука Максима, висящая вдоль тела?..
– В общем, садись, смотри, что хочешь, а я пока…
«…в душ схожу».
– …посуду помою.
– Помочь?
Воображение живо рисует, как они оба, плечом к плечу, пытаются поместиться около раковины…
– Да там две чашки и одна сковородка, так что сам справлюсь.
Выходя из комнаты, Алекс прикрывает за собой дверь и идёт в ванную, надеясь, что по шуму воды его обман не раскроют. С одной стороны, он не умрёт, если не ополоснётся сегодня, а с другой – рубашку всё равно нужно бросить в стирку, да и побриться… и пропотел что-то… да и вообще, с самого раннего детства ванная для него была единственным местом в этой квартире, где можно спокойно уединиться. К тому же он просто обожает горячую воду и способен часами стоять под самым обычным душем.
А посуда… ну что с ней случится? Завтра помоет.
Как обычно, тугие струи воды дарят просто неповторимый восторг. Подставляя им то одно плечо, то второе, Алекс поворачивается на месте. В какой-то момент до него доносится посторонний звук… вроде из коридора… или из подъезда? Это как раз за стеной. И потому стена эта хоть и не совсем ледяная, но и прислоняться к ней не то чтобы приятно.
Звук повторяется. Алекс резко отдёргивает полупрозрачную шторку… но обнаруживает дверь плотно закрытой. Тишина.
И вдруг напор воды становится слабее – это потому, что включили кран в кухне.
«Ну блин, и чего тебе за компом не сиделось? Или думаешь, что это хороший способ извиниться?..»
Домывается Алекс уже раздражённо. Во-первых, ему неприятно, что обман был всё-таки раскрыт, а во-вторых, кто знает, чем гость ещё себя развлечёт, когда кончится посуда? Может, решит и ему помочь с водными процедурами?!
Поскоблив подбородок перед запотевшим зеркалом, Алекс уже было толкает дверь в коридор… как внезапно осознаёт, что на нём нет ничего, кроме обёрнутого вокруг бёдер полотенца. И это не ранний склероз, а такая вот привычка: зайти в ванную, бросить шмотки в стиральную машину, а после душа вернуться в комнату и только там решить, будет он спать сегодня голый (если матери нет) или какие трусы и футболку наденет.
«Казус…»
После происшествия у зеркала на душе вообще неспокойно. Конечно, Максим вроде бы понял, что ему отказали, но… его взгляд… чем чёрт не шутит? Если в ролевой Алекс привык в образе Джефа ходить по лезвию бритвы, буквально напрашиваясь на неприятности, то сейчас его пятая точка чувствует себя в реальной опасности. И если честно, он даже в своих голубых фантазиях ещё ни разу не заходил дальше глубокого минета. И даже пальцы в себя никогда не совал.
Нет, ну в мыслях что-то такое допускал… когда-нибудь… возможно… если возникнет желание. Только вот оно у него пока ещё ни разу не возникло!
Но то ощущение навалившейся тяжести… влажно-острого прикосновения к шее…
И снова сердце стучит громче строительных свай, забиваемых в землю. Отступив и присев на край ванны, Алекс отодвигает край полотенца и касается своего члена. Тот уже увеличился в размерах, кожица у головки натянулась… но не сползла до конца. Алекс как-то пробовал стянуть её полностью, чтобы как в порно обнажилась уздечка – но это оказалось немного болезненно, так что он решил не упорствовать. Да и если дрочить не мешает, хрен с ней.
Но сейчас желания рукоблудствовать нет. Алекс просто проверил. Убедился, что действительно возбудился, пусть и немного. Но при одной только мысли, что он сейчас выйдет в таком вот виде и предстанет перед Максом – и оп-па, член уже сжимается и опадает. Прям чудеса.
А ведь когда писал посты, всё это казалось таким простым…
Тук-тук.
– Джеф, всё в порядке?
Слышать имя своего персонажа довольно непривычно. А уж из-за двери собственной ванной – вдвойне.
– Д-да, – Алекс поспешно подскакивает и плотнее запахивает, завязывает полотенце. – Не входи!
– Я просто спросил…
Прислушавшись, Алекс различает приглушённый скрип родной кровати. Выдыхает. Сдёргивает с крючка ещё одно полотенце, бросает на плечи и только тогда выходит. И обнаруживает, что в комнате погашен свет, мерцает лишь экран монитора. В его свете видно Макса, завалившегося на постель и углубившегося в свой телефон, пятки его скрещенных ног заброшены на низкую спинку кровати – но совесть Алекса спокойна, в конце концов, он предупреждал, что его койка не всем по размеру.
Не став мозолить гостю глаза и наводить лишнюю суету вознёй со шкафом – в котором всё равно без света мало что найдешь, а включать свет… по понятным причинам нежелательно – Алекс ныряет под одеяло. Диван непривычно мягкий и широкий, а одеяло – не его новое синтепоновое, а старое и тяжёлое, но сейчас это совсем не волнует.
– С лёгким паром, – прилетает с другого конца комнаты.
– Спасибо.
И тишина. Только слышно, как тихо-тихо нажимаются кнопки. Алекс бросает взгляд на стол, где лежит его телефон. Встать и взять? Почитать что-нибудь перед сном?..
«Да ну нафиг».
Алекс закрывает глаза, пытается считать про себя – но сон не идёт. Всё-таки сложно уснуть в десять вечера, если встал в районе полудня. А уж если нервы натянуты до звона в ушах – то и вовсе невозможно. В результате Алекс заматывается в одеяло и сползает с дивана. Ковёр приятно щекочет босые ступни, но внизу живота образуется тянущая пустота.
– Замёрз?
В темноте не видно усмешки, но в голосе Макса она отчётливо слышна. Запнувшись, Алекс натужно хмыкает, и схватив телефон, пингвиньим шагом возвращается на диван.
– Ты меня боишься?
Уже приготовившись снова издать тот же неопределённый звук, Алекс осознаёт, что второй вопрос задан серьёзным тоном.
– Я? Кого? Тебя? Нет.
Ноги расправляют сбившееся одеяло, диван скрипит и ходит ходуном, и вдруг посреди комнаты возникает высокая фигура, загородившая свет монитора. Алекс с трудом справляется с желанием поджать ноги и выставить перед собой руку. Просто смотрит, готовый ко всему. Вроде бы готовый.
– Ты чего? – спрашивает, так ничего и не дождавшись. – Макс?
– Можно я лягу рядом? Твоя кровать… и правда довольно узкая.
«Короткая – ты хотел сказать?»
– Нет.
– Почему?
Стоит признать, наглость этого парня бьёт все рекорды. Алекс шумно втягивает носом воздух, потом резко вскакивает, прижимая к себе одеяло.
– Окей, давай меняться.
И направляется к своей родной кровати. Только вот на пути появляется вытянутая рука. Эдакий шлагбаум на дороге жизни.
– Что? – не дойдя до неё, Алекс косится на Макса. – Слушай, я не гей, ясно? Не знаю, что ты там себе напридумывал… мы просто играли, понятно? Мне просто было прикольно. И это всё. Я никогда не спал с парнем и даже никогда не думал об этом! Меня вообще другие парни не возбуждают!
– Другие?
– Вообще все парни!
Вильнув в сторону и едва не вышибив плечом дверь, Алекс добирается до своей кровати, бросает всё ещё застывшему посреди комнаты Максу своё тяжеленное одеяло и забирается под тёплое, нагретое чужим телом и пропитавшееся ментолово-лимонным ароматом.
И сразу отворачивается к стене, утыкаясь в телефон.
Некоторое время в комнате не раздаётся ни звука. Потом шаги. И вот уже совсем рядом жалобно крякает кресло. Щёлкает мышка. Клацают несколько клавиш на «супер-бесшумной» клавиатуре.
Сглотнув, Алекс уговаривает себя успокоиться. Открывает на мобильном браузер, первая же вкладка – форум с ролевой. Не то чтобы он хотел сюда зайти, но страница обновилась и вот уже мигает значок конверта. Новое личное сообщение, но не в чате. Так как чат постоянно самоочищается, когда нужно сообщить что-то важное игроку, а его нет онлайн, обычно пишут в личку – что-то вроде почты. Палец нажимает на иконку.
Вам написал Макс в 22:25
Я понял, что ты парень, по твоей игре и по твоему общению. Ты так боялся, что тебя раскроют, что всё стало очевидно… и не только мне. Но я также понял и кое-что ещё: ты же девственник? Или я ошибаюсь? Но в тебе бурлит не находящее выхода возбуждение. Ты хочешь секса, но боишься? Не можешь признать, что тебя способно возбудить мужское тело? Я хочу тебя. Давно хочу. И встретив лично, захотел только сильней.
Вам написал Макс в 22:52
Я противен тебе?
Очевидно, что второе сообщение было отправлено только что, а первое… Макс что, написал его, пока Алекс был в ванной? Или когда уже вышел?
«Неважно, всё это совершенно не важно!»
Странное дело, но от первого сообщения в душе становится пусто, а телу – горячо, но от второго… немного стыдно. Вот всегда с ним так: сначала вспылит, а потом просыпается совесть и опа такая: «Прости, задремала».
Отправлено Максу в 22:54
Я тебя обидел?
Это как-то не очень нормально, общаться через сайт с человеком, который сидит в полутора метрах, но сейчас у Алекса есть возможность взвесить каждое слово. И внимательнее вчитаться в чужие слова. И ситуация каким-то мистическим образом перестаёт казаться раздражающей. Даже то, что его раскрыли по всем фронтам, волнует не слишком.
За спиной раздаётся звук нажатия клавиш. И спустя минуту приходит ответ:
Вам написал Макс в 22:57
Прости, что плохо себя контролирую.
Угрызения совести становятся сильнее. А Макс начинает казаться не таким уж и пугающим – скорее, несдержанным и чувствительным. И пусть Алекс не может ответить ему взаимностью, причинять боль он тоже не хочет.
Отправлено Максу в 23:04
Я просто не готов к такому. Ты свалился как снег на голову. Я не считаю тебя противным или что-то в этом роде, просто… немного настойчивым. Прости. Я правда не могу. Так сразу. Для меня это как выпрыгнуть из самолёта без парашюта.
Вот так. Наконец-то высказал всё, что лежало на душе – и стало намного легче. Алекс даже переворачивается на спину и бросает взгляд на силуэт, подсвеченный мёртвым мерцанием монитора.
«Господи, какой же он огромный… моё бедное кресло…»
Когда Макс читает его сообщение, его лицо не выражает ничего. Но сейчас это кажется лишь защитной реакцией. Если бы он закусывал губы и заламывал руки, демонстрируя, как взволнован – это было бы намного хуже.
Вам написал Макс в 23:05
Тогда, может, начать с чего-то простого?
Едва осознав смысл прочитанного, Алекс мгновенно отворачивается обратно к стене. В мозгу вспыхивает подозрение, что его сейчас просто разводят. Как какую-нибудь девочку-целочку. Но от осознания, что кто-то настолько его хочет…
…кто-то, совсем посторонний… Нет, это неправда. Они уже знают друг друга полгода, а если учесть специфику этого знакомства, то полгода можно умножить на два. И пусть посредниками были их персонажи, почувствовать что-то похожее в реальности…
…нельзя сказать, что это неприятно. Страшно и смущает – да, но противно? Нет.
Отправлено Максу в 23:07
Например, что?
Алекс сам не верит, что написал это. За шумом крови в ушах почти не слышно клацанья клавиатуры. Но ответное сообщение появляется всего через несколько секунд:
Вам написал Макс в 23:07
Я бы мог подрочить тебе. Xочешь? Клянусь, больше ничего.
Удивительно, как тесно становится под всё ещё обвивающим бёдра полотенцем. А во рту – сухо. И вообще – жарко. А ведь это странно – отопление уже давно отключили.
Телефон лежит в ладони, ярко светится экран, но в голове нет ни единой идеи, как можно ответить. И вдруг Алекс слышит скрип. И почти тут же кровать вздрагивает, матрас продавливается под весом чужого тела, и воздух застревает в горле.
– Не бойся, – шепчет Макс.
Там, сзади, должно быть совсем мало места, но этот гигант всё же как-то умудряется лечь. И даже не прижаться к его спине. Заползшая под одеяло рука кажется ядовитой змеёй, а лизнувший позвоночник холод – дыханием бездонной бездны.
Но пальцы, коснувшиеся рёбер, обжигающе горячие и сухие. Они соскальзывают вниз, к животу, забираются в складки полотенца… и дотрагиваются до возбуждённой головки.
Алекс рвано выдыхает. И снова затаивает дыхание. Прикусывает губу. Сжимает ноги. На бок немного давит тяжесть чужой руки, но всё существо Алекса сейчас сосредоточено на кончиках чужих пальцев. Ему стыдно. Ему хочется отстраниться, но перед ним только стена. Его поймали в ловушку, зажали между страхом и желанием, заставили покорно замереть и просто ждать.
Уверенные пальцы обхватывают член и сжимают. Сдвигаются вниз. В шею впиваются жадные губы. А спустя миг его притягивают назад, к жаркому и твёрдому телу. Даже сквозь одеяло, оставшееся ниже пояса между ним и Максом, Алекс чувствует его возбуждение.
Движение. В такт своей руке Макс начинает прижиматься, потираться об его ягодицы. Это отвлекает и заставляет нервничать.
«А вдруг он сорвётся? Не знаю уж, как сильно он меня хочет… но блин… прекрати, или я точно не кончу!»
Но постепенно пальцы, сжимающие член Алекса, начинают двигаться каждый словно сам по себе, а потом и вторая рука подлезает под его поясницу, обхватывая и забираясь между ног. Макс поигрывает его мошонкой. И судорожно сведённые колени Алекса начинают мелко подрагивать от напряжения.
А когда влажный язык проходится от ключицы вверх по шее, и мочка уха вдруг попадает в плен опасно сжавшихся зубов, Алекс помимо воли выгибается. Хриплый выдох в затылок рождает расплавляющую всё на своём пути волну, неумолимо сбегающую к низу живота – и вот уже мир схлопывается до одной единственной точки.
Под плотно зажмуренными веками совершенно неожиданно вспыхивает фейерверк.
Макс же распрямляется, затылок упирается ему в грудь, и огромный напряжённый член в последний раз прижимается к ягодицам.
Дрожащий выдох взъерошивает волосы на макушке. Спиной чувствуя бешеное биение сердца Макса, Алекс очень осторожно выдыхает. И понимает, что настал момент, когда кто-то должен что-то сказать. Или сделать. Но в голове лишь звенящая пустота. А недавно до боли сведённые мышцы расслабились все как одна. Реально, у Алекса нет сил даже просто отодвинуться.
И вдруг руки на его причиндалах, казалось бы застывшие, напрягаются снова! И совершенно не уменьшившийся в размерах член Макса опять прижимается к его заду!
Сердце проваливается куда-то в желудок.
– М-макс? – Алекс с трудом узнаёт свой собственный сдавленный голос.
– Ты как-то быстро кончил, Джеф, – доносится сверху. – Это никуда не годится.
Глава 4. Что для тебя вообще имеет значение?
****
Cкpип двeри. Xлопок. И тишинa.
Солнце ярко светит в окно – из-за него под веками царит не кромешная тьма, а подсвеченный огнями ада кровавый туман.
B обычное утро Aлексу бы пришла в голову другая аллегория, но сегодня утро необычное. Это первое утро в его жизни, которое он встретил в одной постели с мужчиной. Остаётся только удивляться, каким образом Mакс умудрился заснуть на краю и так не блещущей размерами кровати, но факт остаётся фактом: около получаса назад Алекс сквозь сон почувствовал шевеление – обнимающая его тяжёлая рука съехала с плеча, задержалась в области бёдер… и исчезла. Правда, оставив вместо себя отчётливый след. В памяти тут же всплыли события ночи, и вот тут уже Алекс проснулся окончательно. Однако никак своего пробуждения не выдал.
Прислушался.
Пробудившийся гость недолго бродил по квартире – видимо, одевался и всё такое. Гостеприимный хозяин бы непременно накормил его завтраком и проводил до двери, но Алекс просто дождался хлопка и щелчка автоматического замка. Хотя перед тем, как пойти в прихожую, Макс явно вернулся в комнату и, судя по скрипу пола, остановился прямо около кровати… куда он смотрел? В окно? На не выключенный и прогудевший всю ночь комп? Или… на него, якобы спящего?
Голова тяжёлая. Не хочется шевелиться и думать. Из тела будто выкачали всю энергию…
Четыре раза! Этот козёл заставил его кончить четыре раза! И последние два – на сухую!
Алекс сначала молча терпел – после первого оргазма достичь второго не так-то просто, да и с первым, можно сказать, повезло: ещё до того, как Макс коснулся его, всё внутри было натянуто до предела – но потом… потом у Алекса появилась возможность сполна ощутить себя пленником в чужих руках. Да, ему дрочили и умело, но при этом… в какой-то момент поигрывающая мошонкой рука выбралась из-под него и легла на затылок. Сначала это было простое надавливание, но чем тяжелее становилось дыхание Макса, чем жестче его пальцы впивались в шею. Он буквально заставлял Алекса согнуться, прижаться лбом к стене – и при этом продолжал долбиться в скомканное и постепенное сползающее вместе с одеялом полотенце…
– Ты обещал, – нашёл в себе силы процедить Алекс, когда расстёгнутая ширинка джинс коснулась ягодиц вместе с обжигающе горячей плотью.
Но на его слова никто не обратил внимания.
Зато Максу в голову пришла прекрасная мысль – сменить позу. А именно – уложить Алекса на живот.
Естественно, Алекс упёрся, попытался воткнуть локоть назад, лягнуться…
Но тяжеленная туша просто навалилась и придавила к кровати.
И теперь его члена никто не касался. Об него просто тёрлись сзади, да так, что болезненно напряжённые ягодицы, которые Алекс просто не имел права расслабить, очень скоро начали гореть. K тому же, все эти толчки заставляли его самого помимо воли тереться об простынь – чистую, накрахмаленную и слишком жёсткую.
Но именно эта грубость и сыграла решающую роль во втором оргазме.
Правда, Алекс так и не понял, каким образом Макс догадался, что он кончил. Но стоило его телу расстаться с остатками спермы, тяжесть со спины исчезла, зато испуганно скрипнула кровать – и Алекс оказался перевернут на спину.
И скала, зависшая между его раскинутых в стороны ног, показалась самым пугающим и зловещим видением на свете.
Но скала эта была неподвижна. Словно специально давая Алексу на осознание собственной беспомощности… и только потом его словно бабу подтянули ближе, так что даже зад приподнялся, а пятки упёрлись в спинку кровати. При этом член Макса оказался прижат к его собственному – но Алекс не увидел это, а почувствовал, потому что зажмурился и вцепился ногтями в матрас под собой.
Помогло мало…
Макс же сплюнул на ладони – и вялый, практически потерявший чувствительность член Алекса снова ощутил подвижную тесноту. Только теперь к нему прижимался другой, больше и… напряжённей.
– Я… я больше не могу…
Мольба растаяла в темноте.
– Я больше не хочу… Макс… Максим! Маркус! Чтоб тебя, отвали!
– Нет.
Попытавшись согнуть ногу в колене и хорошенько пнуть в грудь оборзевшего гостя, Алекс почувствовал, как на щиколотке сжимаются стальные пальцы. А в следующий миг его… его ногу… его ступню…
Ощущение от языка, прошедшегося от щиколотки к пятке, а потом вверх, до пальцев, и даже проскользнувшего между них…
У него действительно не осталось сил на сопротивление. И поэтому он просто смотрел, как Макс прижимает его колено к плечу, как ведёт влажную дорожку к внутренней стороне бедра и…
…третий раз он кончил от одного только дыхания, коснувшегося головки члена.
Но спермы больше не осталось. И из-за этого ощущения были другими. Да и если честно, к этому моменту он уже мало что соображал, чтобы анализировать и отдавать себе отчёт. Простынь пропиталась потом, воздух раскалился и с трудом проталкивался в горло, а в ушах безостановочно гремел набат.
Кажется, между третьим и четвёртым оргазмом прошло не меньше двух часов. Это было похоже на пытку, когда болезненные ощущения почти не уступают наслаждению. Когда на глазах выступают слёзы. Когда редкие, но острые ростки удовольствия пробиваются сквозь туман и толщу отказывающейся что-либо чувствовать плоти. Но Макс не отступал. Его губы, язык, даже зубы – он использовал всё, не касаясь себя, целиком и полностью отдавшись лишь ублажению тела Алекса.
Алекс даже решил, что тот уже давно кончил… и поэтому сильно удивился почувствовав горячие брызги на своём животе. А потом Макс выпрямился. Всё ещё сжимающий свой член, освещаемый лишь лунным светом из-за сдвинувшейся шторы, он ничего не говорил, просто смотрел. Алекс же закрыл глаза и отвернулся к стене, прижимаясь к её холодной поверхности и почти мгновенно проваливаясь в блаженную тьму.
И вот оно – утро.
Говорят, что бы ни случилось, на следующий день солнце обязательно встанет вновь. Интересно, это благословение или проклятье? Ведь для большинства людей на планете это означает, что как бы ты ни упарывался вчера, завтра всё равно придётся идти в школу, в универ, на работу!
Но у Алекса сегодня снова вторая смена. А значит, он волен валяться в постели хоть до обеда. И глаза действительно закрываются… только вот жажда заставляет его всё-таки выползти из-под одеяла и сверкая голым задом потопать на кухню.
Посуда вымыта, чайник полон хоть и холодной, но кипячёной воды…
«Блять-блять-блять…»
Как так вышло, что теперь буквально всё в собственной квартире напоминает только об одном человеке?!
Пнув ни в чём не повинный угол мойки, Алекс напивается прямо из широкого носика электрического чайника и пошатываясь возвращается в постель. Почти возвращается. Однако та выглядит так, словно попала в эпицентр урагана: одеяло вылезло из пододеяльника, простынь сбилась куда-то вниз, почти полностью обнажив полосатый матрас, да и подушка сиротливо высовывается из двойной наволочки – и то исключительно потому, что половина пуговиц, призванных удержать её внутри, вырваны с корнем.
И влажное всё…
И пахнет не очень…
Безжалостно запихнув постельное бельё в стиралку, Алекс чистит зубы, умывается и, вооружившись бутербродами с сыром и чашкой горячего кофе, садится за комп. Даже удивительно, насколько это утро похоже на сотни и тысячи предыдущих. Только вот сегодня он не спешит проверить новые посты на форуме, а почти сразу закрывает вкладку… и тут же возвращает её из истории браузера – а всё потому, что Макс забыл разлогиниться со своего аккаунта.
– Я знаю, что читать чужую переписку плохо, – медленно проговаривает Алекс вслух, уставившись на мигающий конверт. Но останавливает его не совесть, а тот факт, что стоит кликнуть по этой иконке, и все новые сообщения в открывшемся диалоге тут же получат статус «прочитано», конверт перестанет мигать – и вернуть обратно ничего не выйдет.
Но тут личное сообщение приходит в чат:
08:15 Саламандра > Макс: Ты чего онлайн в такую рань?
Сообщение это вполне нормальное и совершенно не интересное. Алекс вздыхает и откусывает от бутерброда, уже собираясь снова закрыть вкладку, но вдруг сообщения начинают появляться одно за другим:
08:16 Саламандра > Макс: Ну давай, расскажи!
08:16 Саламандра > Макс: Как всё прошло?
08:16 Саламандра > Макс: Ты его трахнул?
08:16 Саламандра > Макс: Или он тебя?
08:17 Саламандра > Макс: Он правда целка?
08:17 Саламандра > Макс: Жду подробный отчёт!
08:18 Саламандра > Макс: Максимка?
08:19 Саламандра > Макс: Максимыч?
08:20 Саламандра > Макс: Максимильян?
08:25 Саламандра > Макс: Только на игру не забивайте!!! Мой перс скоро будет проходить через вашу локу, и у меня уже утро! А ваших персов ещё ночь! Чтобы доиграли за неделю! Или я ГМу пожалуюсь!
«Саламандра» – один из модераторов форума и один из активных игроков. Да и как человек – тоже очень даже активный. Люди такого рода всегда в центре внимания, именно благодаря им другие начинают шевелиться и что-то делать. Что касается Алекса… подобная назойливость кажется ему отталкивающей. Они с Максом никогда не говорили об этом прямо, но у Алекса сложилось впечатление, что он тоже не из тех, кто станет связываться с таким человеком… и уж тем более обсуждать с ним что-то личное.
Если только поездка к Алексу и события прошлого вечера действительно входят в число этого чего-то. Личного.
И так не особо проснувшийся аппетит пропадает окончательно.
«Похоже, он и правда приехал только ради секса… Ну и прекрасно. Мне тоже не стоит заморачиваться…»
«Блять!»
Запихнув в себя остатки первого бутерброда и целиком второй, Алекс погружается в свежие ролики стендапа. Ему почему-то совершенно не смешно, но мозг постепенно очищается от назойливых мыслей, и на работу он отправляется в практически нормальном состоянии духа и тела. Практически – потому что настроение всё ещё висит где-то в районе плинтуса, а мышцы спины ноют так, как даже после тренажёрки не ныли.
– Хай!
В подсобке уже нацепивший бейджик Жека высовывается из приоткрытого окна. Следом за ним в помещение втягивается сизая струйка дыма. Алекс всегда удивлялся, как только курильщики не замечают, что дым, который они выдыхают в окно, в результате всё равно оказывается в комнате? Это же элементарно! Особенно, когда внутри воздух теплее, чем снаружи!
Кстати, Жека (а по паспорту Евгений) – не просто работает вместе с ним, они знакомы ещё со школы. И там, в школе они отнюдь не были друзьями… но так получилось, что за последние годы Жека стал тем человеком, с которым Алекс общается чаще всего. Да и чего уж отрицать – если бы не Жека, он бы всё свободное время проводил за компом, играл в игры и занимался прочей ерундой. Впрочем, всякие вечеринки и походы в клубы тоже особо полезными не назовёшь…
– У меня днюха в конце недели, придёшь?
– Где будешь отмечать?
– Дома, конечно! Зря я что-ли хату снимаю? Ну может, надерёмся и в «Звезду» завалимся… там видно будет.
Финансы поют романсы, а с этой днюхой не только новая видеокарта, но и расширенный абонемент в спортзал накрываются медным тазом… но не последний же месяц живём? Будет новый, а с ним и новая зарплата.
– Окей.
Прицепив бейдж, Алекс кивает только что зашедшей девушке и выходит из подсобки, успев услышать:
– Юлька, не хочешь ко мне на днюху?
Жека тоже относится к тем самым активным и жизнерадостным, вокруг которых всегда собирается толпа. Но не потому, что толпа в них души не чает… просто они постоянно в движении, постоянно на подъёме… и продажи у таких людей тоже обычно идут очень хорошо. Если к одному и тому же скучающему посетителю подойдёт кто-то вроде Алекса и кто-то вроде Жеки, то первый точно получит от ворот поворот, а второй непременно избавит магазинный склад от какой-нибудь уже устаревшей или глючной игры. И действительно, стоит Жеке появиться в зале, как вон в отделе поп-музыки уже оформляется покупка…
Нет, у Алекса тоже есть свои сильные стороны. Например, он наизусть знает, где какой диск лежит, потому что именно он и занимается их раскладкой. И даже если сменщики что-то куда-то переложат или появятся новинки, уже за пару обходов зала Алекс будет в курсе изменений. Именно поэтому, когда покупатели ищут что-то конкретное, или когда другим продавцам-консультантам нужна помощь, Алекс справляется с поиском максимально быстро и эффективно. Жаль только, что это совершенно не отражается на его премии…
За окнами самой дальней стены начинает темнеть, но в зале всегда горит яркий свет, поэтому чисто по ощущениям день ничем не отличается от вечера, разве что где-то к шести часам появляется больше студентов и вообще народа, а к восьми поток посетителей сходит на нет. Хотя странно, что сюда вообще кто-то ходит – сам Алекс всегда скачивает и музыку, и игры, и программы из интернета… но может, не у всех этот интернет есть? Или люди просто не умеют им пользоваться? Опять-таки же, подарки…
Без пяти девять, видя, что покупателей больше нет, Алекс возвращается в подсобку. Здесь уже снова накурено, но никого нет. Вдруг в тишине раздаётся звук стучащего по дереву кулака. Это сигнал, который у Алекса стоит на смс. Вытащив сотовый из кармана куртки, он смотрит на уведомление посреди экрана:
Макс: Ты на работе?
Макс: Когда заканчиваешь?
Макс: Хочешь сходить куда-нибудь?
Макс: Японская кухня нравится? Или лучше итальянская?
Несколько последних сообщений можно прочитать, даже не открывая смс. Обычно текст обрезается, но тут он и так короткий и лаконичный. Алекс вздрагивает, когда стук повторяется снова:
Макс: Я жду тебя на улице.
– Чего застыл?!
Оказывается, Алекс даже не заметил, как за спиной открылась дверь. Проходя мимо, Жека задевает его плечом и сдёргивает свою куртку с вешалки.
– Что, девчонку завёл? Если хочешь, приводи с собой в пятницу.
– Пятницу?
– Ну я подумал, что если начнём в пятницу, к понедельнику как раз очнёмся.
Жека – жгучий брюнет и его кожа такая тёмная, что даже с первого взгляда видно – это не загар. Но в дополнение к этому экзотическому штриху у парня очень спортивное телосложение и пронзительные голубые глаза (не то, что у Алекса: непонятно светлые, иногда даже серые). Он никогда не спрашивал, представитель какого именно из восточных народов сыграл роль в рождении Жеки, но в школе ходили слухи, что тот то ли наполовину араб, то ли осетин… в общем, жаркий парень… только вот ростом лишь немного выше Алекса – но несмотря на это от девок у него отбоя не было никогда. И даже появись у Алекса девушка, последнее что бы он сделал, так это познакомил её со своим другом.
В другой ситуации Алекс бы хмыкнул, типа: «хорошая шутка, оценил» – но сейчас в голове, словно юла, крутится один лишь вопрос: выходить ли из магазина или остаться тут до утра? Да и откуда Макс узнал об этом месте? При мысли, что он сейчас увидит его, ноги деревенеют и начинают цепляться друг за друга.
«Я обещал обеспечить его ночлегом на пару дней…»
«Он сказал, что вполне может снять номер в гостинице…»
«Но ночью было совсем не плохо…»
«Прыгать с моста на резинке мне тоже понравилось, но что-то больше не тянет!»
– Алекс, ты идёшь?
– Д-да…
Засунув руки в карманы, он выходит из подсобки следом за Жекой, кивая закрывающим кассы кассирам и направляясь в сторону служебного выхода, ибо большие прозрачные двери уже заперты. Но по другую их сторону ярко горят уличные огни, спешат пешеходы, проносятся по проезжей части машины… Взгляд цепляется за высокую фигуру около рекламного стенда. Но Алекс уже сворачивает в проход между стеллажей.
После магазина на улице прохладно. Жека тут же достаёт очередную сигарету, прикуривает и косится на него:
– Ты сегодня странный какой-то. С матерью всё в порядке?
– Ага.
Выходя из переулка на широкий тротуар, Алекс засовывает руки в карманы куртки и невольно втягивает голову в плечи.
Просто ветер холодный.
И острый взгляд пронзает насквозь. Ну как он так быстро его заметил?!
– На случай если тебя вдруг интересует моё мнение насчёт твоего подарка… – начинает было Жека, но Алекс замедляется и уже через пару шагов останавливается перед высокой фигурой в ярко-красной дутой куртке.
– Прости, давай завтра?..
Жека задирает голову, густые брови на его лице поднимаются домиком, и вот он уже протягивает Максу руку:
– Жека.
– Макс.
Pукопожатие не длится дольше общепринятого.
– Ладно, тогда пока. Про пятницу не забудь!
Провожая спину Жеки долгим взглядом, Алекс вдруг вспоминает, что в воскресенье они оба работают… но напомнить об этом он ещё успеет.
– Голоден? – доносится с высоты птичьего полёта.
– Ага.
– Я нашёл неплохой ресторан с итальянской кухней.
– Итальянская – это макароны?
– Не хочешь? Тогда в суши-бар?
Разговор проходит странно: Алекс пялится на отражение Макса в витрине, Макс же стоит, глядя на него сверху вниз. К тому же оба они говорят совершенно обычно, словно даже не закадычные друзья, а давно уставшие друг от друга любовники. По крайней мере, Алексу кажется, что именно так те и должны разговаривать, встретившись под вечер после трудового дня: без всякого восторга от этой самой встречи.
– Я хочу пиццы, – решает он после некоторых раздумий и первым сдвигается с места.
Ну кому ещё, как не коренному жителю города, показывать хорошие места приезжему?
На самом деле, он рад, что не надо возвращаться домой прямо сейчас. И пусть пицца в том заведении, куда он ведёт Макса, сожрёт последние оставшиеся до зарплаты копейки, лучше уж провести этот вечер где-нибудь среди людей.
Макс идёт немного позади. Со стороны, наверное, можно даже решить, что они не вместе. Но вот Алекс подходит к подсвеченной софитами круглой деревянной двери, и так получается, что они оба тянутся к ручке одновременно.
Алекс тут же отдёргивает руку и засовывает обратно в карман. Пальцы же Макса на миг замирают в воздухе, а потом он распахивает дверь, пропуская Алекса вперёд.
Внутри вкусно пахнет сыром. Здесь все столы расставлены около стен и разделены перегородками, так что официанты бегают по одному длинному проходу между ними, а сами посетители видят только соседей напротив. С одной стороны, не слишком приватная обстановка, а с другой – как раз для тех, кто не против относительного уединения.
Алекс выбирает пустой стол сразу напротив входа. Вполне объяснимо, почему он не занят – мало кому нравится есть под хлопанье дверей – но его этот вариант устраивает. И пусть стол довольно большой, способный легко вместить по три человека с каждой стороны, они с Максом просто усаживаются друг напротив друга.
Официант не спешит, и Алекс свешивается в проход, призывно поднимая руку…
– Как ты?
Не то чтобы неожиданное начало разговора.
– Нормально.
– Добрый вечер! Что вам принести?
– Маленькую, с анчоусами и пятью сырами, зелёный чай, – привычно заказывает Алекс, а Макс берёт у официанта меню.
Он изучает его достаточно долго, так что парень в белом фартуке даже интересуется, не подойти ли ему позже.
– Мне тоже самое… и двойной эспрессо.
– Кто-то собрался опять полночи не спать? – не удерживается Алекс, приподнимая бровь и наблюдая за невозмутимым лицом напротив.
Записав заказ, официант отходит, но выражение Макса не меняется. Он стаскивает с плеч куртку, бросает на сидение рядом и только потом поднимает взгляд на Алекса.
– Если захочешь, я не буду спать вообще.
Сглотнув, Алекс вымученно хмыкает и отводит глаза. Правда, там, куда он смотрит, есть только дверь, за которой даже улицу не видно – но даже это лучше, чем играть в гляделки.
– Какие у тебя планы? – наконец спрашивает Алекс и тоже решает снять куртку.
– В каком смысле?
– Ну есть в твоей программе жизни что-то кроме моего соблазнения?
Привалившись к свёрнутой и брошенной назад куртке, Алекс вытягивает ноги и прищуривается. У Макса приподнимается левый уголок губ, и вот уже руки ложатся на стол, словно у прилежного первоклашки.
– Тебе так сильно не понравилось?
– Что за манера отвечать вопросом на вопрос? Ты еврей?
– Нет. Извини. Насчёт планов… Меня отправили в командировку на два дня, но… сегодня выяснилось, что придётся задержаться.
«Вот это новость».
– О? И надолго?
– Думаю, примерно на месяц.
– М-м-м… а жить где собираешься?
Нижние веки под глубокими чёрными глазами чуть вздрагивают, но отвечает Макс без запинки:
– Сниму квартиру. У вас это дешевле, чем гостиница.
– Ну да, три часа от столицы, а цены уже как на краю мира, да?
Разговор продолжается в том же ключе, пока им не приносят заказ. Но даже занявшись своей пиццей, Алекс продолжает поддерживать диалог. Или будет правильнее сказать – «выёживаться»? Внутри кипит и плещет ядом, но он сдерживает этот яд, как может. Макс же продолжает отвечать спокойно и миролюбиво, и недовольство в Алексе никак не находит выхода. Это странно. Он не любит ругаться. Никогда не лезет на рожон. В отличии от Джефа – персонажа, который вырос за полгода игры из забитого и испуганного нифера в наглого и самонадеянного типа. В разных ролевых Джеф представлял из себя и распутного проститута, и невинного школьника, и наёмного убийцу, и чересчур любопытного репортёра, и… в общем, много ролей, много оттенков характера. И кажется, Алекс изменился вместе с ним.
Задумавшись об этом, он сосредотачивается на пицце и даже не замечает, как заканчивается чай.
– Хочешь ещё чего-нибудь? – вдруг доносится со стороны Макса, и Алекс понимает, что они уже некоторое время молчат.
– Ага, виллу на Канарах и счёт в Швейцарском банке.
– О, – хмыкает Макс, – и что же ты с ними будешь делать?
И этот хмык выводит Алекса окончательно.
– Поселю в ней проституток и буду трахаться сутки напролёт.
Улыбка Макса замерзает. Это очень заметно. Вроде бы мягкие губы становятся жёстче, а в глазах застывают кусочки чёрного льда.
– Откуда ты знаешь, что девушки лучше, если даже ни разу не спал с ними?!
От его голоса затылок Алекса покрывается мурашками.
«Это злость? Это же злость?»
– Откуда ты знаешь? – он заставляет себя расслабленно ухмыльнуться.
И получает безжалостный ответ:
– Знаю.
– Твоей уверенности можно только позавидовать… – пожимает плечами и поднимает взгляд на подходящего официанта. – Счёт, пожалуйста.
Красные корочки ложатся на стол. Но раньше, чем Алекс успевает вытащить руку из-под стола, Макс уже кладёт внутрь зелёную бумажку. А ведь он даже не посмотрел, какая сумма там получилась.
– Я сам могу за себя заплатить, – заявляет Алекс, но официант уже отходит.
Макс сжимает губы.
– Это я тебя пригласил.
– Но это я выбрал место.
– Это не имеет значения.
– А что имеет? – Алекс принимается натягивать куртку. – Что для тебя вообще имеет значение? Ты вообще обращаешь внимание на действия и желания окружающих? Или всегда всё решаешь за них?!
Вскочив, он вылетает на улицу. За спиной хлопает дверь, но тут же распахивается вновь.
– Джеф!
– Меня не так зовут!
Не оглядываясь, Алекс срывается почти на бег. Быстро переставляя ноги, он даже не смотрит, куда идёт. А когда его хватают за локоть и разворачивают, не поднимая головы пытается высвободиться, замечая, как их обходят поздние прохожие.
– Успокойся, давай поговорим, пожалуйста…
– Зачем ты приехал? Трахнуть меня? А вот хер тебе!
Кажется, он произносит это несколько громко. Проходящая мимо парочка шарахается в сторону. Макс же ещё сильнее стискивает пальцы и начинает куда-то его тянуть. Это «куда-то» оказывается широким переулком, освещенным ядовито-салатовой вывеской круглосуточного интернет-клуба.
Кое-как высвободившись, Алекс прижимается спиной к кирпичной стене и задирает подбородок:
– Что? Что ты хочешь сказать? Ты ведь заставишь слушать, даже если никто этого не хочет?! Так давай, говори!
– Я люблю тебя.
– Чт-… что за бред?!
– Это не бред.
Алекс не успевает ничего больше сказать – сильные руки хватают за плечи и его губы оказываются в плену. И на поцелуй это похоже не больше, чем изнасилование на занятие любовью.
Глава 5. Разве бегство - выход?
****
Зa свою жизнь Aлекс целовался сотни pаз. Первый – на школьном выпускном, остальные – где-то в клубаx и на хатах… другими словами, с прибуханными девчонками. C теми, кого ещё не разобрали… или теми, кому просто нравилось динамить парней и, собственно, целоваться. Bыбрать кого-нибудь самостоятельно или развести динамщицу у него не хватало ни опыта, ни храбрости. Других в таких случаях выручали сто грамм для смелости, Алекс же… пьянел слишком быстро. Eго, что называется, «сонной дозой» было пять глотков пива. При том, что на четырёх он ещё был трезв, как стёклышко. А по трезвянке Алекс не обладал достаточно сильным стремлением присунуть хоть кому-нибудь, не говоря уже о потерявших любую адекватность пьяных в дупель девушках. Поэтому даже как-то оставшись наедине с отключившимся и абсолютно легкодоступным телом, раскинувшемся на кровати с высоко задранной юбкой и со стекающей по подбородку слюной, Алекс и не подумал воспользоваться ситуацией.
Ну просто… а ради чего?
Конечно, ему хотелось ощутить тепло и тесноту женской вагины… но не трахать же ради этого труп? Ну или мало что соображающий полу-труп, едва держащийся на ногах? Единственное желание, которое возникало у Алекса при виде расползающейся во все стороны девушки – это уложить её в постель, поставить рядом тазик и укрыть бедняжку одеялом, а вовсе не совать в неё член.
А с трезвыми у него даже до поцелуев не доходило.
И уж тем более до сегодняшнего дня никто не целовал его насильно.
И в любви тоже не признавался.
«На что ещё ты готов ради моей задницы?!»
Чувствуя, как чужой язык проходит по зубам, явно намекая, что неплохо бы их расцепить, Алекс пинает Mаксима по голени. А когда это не срабатывает, решается на худшее – ударить его коленом в пах. Но каким-то образом почувствовав опасность, тот вдруг оставляет его губы в покое... но не отодвигается. Его пальцы всё ещё у Алекса на плечах, а лицо так близко, что можно прочитать вывеску, отразившуюся в чёрных глазах.
– Что мне сделать, чтобы ты мне поверил?
Еле слышный вздох с запахом кофе и сыра.
– А что сделать мне, чтобы ты от меня отцепился?!
Ещё вчера Алекс размышлял, не воспользоваться ли случаем и не расстаться ли с девственностью… но только что в очередной раз ощутив себя куклой, чьё мнение никого не интересует, почувствовал, что больше не может сдержать поднявшуюся в душе волну гнева:
– У тебя вообще есть тормоза? Москвичи все такие избалованные? Или ты решил, что тебе дадут только потому, что ты весь такой высокий и красивый? Или это хобби такое: кататься по провинциям, водить парней в рестораны, а потом распечатывать их задние проходы? А может, ты в качалку ходил, только чтобы брать силой тех, кто не соглашается добровольно?
На языке крутится ещё целый моток колючих вопросов, но плечи вдруг встряхивают. А мгновение спустя Алекс обнаруживает себя развёрнутым на сто восемьдесят градусов и прижатым животом к стене. С заломленной за спину рукой.
– Силой, говоришь? – в голосе Макса дрожит не обида, но ярость. – Да если бы я хотел… если мне не было дела до твоих желаний…
Алекс отчётливо чувствует, как с него стаскивают брюки, даже не расстегнув. Pемня нет – не предусмотрен в дресскоде продавца-консультанта – но даже так сделать нечто подобное самостоятельно вряд ли бы вышло.
– Отпусти!
Крик захлёбывается на полпути, потому что справившаяся с одеждой рука Макса накрывает ему рот. В поясницу давит собственное запястье в чужом кулаке, а к ягодицам уже прижимается огромный горячий член.
Ужас разрывает грудь.
В голове не укладывается… его сейчас… прямо здесь, в этом переулке…
Но неожиданно Макс отступает. И Алекс остаётся стоять у кирпичной стены со спущенными штанами и парализованным горлом. Колени подгибаются. И он почти что падает на асфальт, усыпанный битым стеклом, окурками и прочей дрянью. Но его подхватывают за плечи и закрывают своим телом от внезапно вошедших в переулок подростков. Слава богам, те не задерживаются, чтобы рассмотреть подозрительную парочку возле лестницы, а поднимаются и скрываются за дверью интернет-клуба. Но Алекс продолжает какое-то время стоять неподвижно, прислушиваясь к биению сердца у самого уха, там, за слоем шуршащей синтетики.
А когда спазм отпускает горло, сдавленно произносит:
– Мне надо выпить.
Макс немного отступает. Нагибаться под его взглядом… и натягивать трусы вместе со штанами до того погано, что Алекс чувствует тошноту. Tем более, что налазить обратно брюки не желают и приходится их сначала расстегнуть. И всё это время Максим стоит между ним и входом в переулок, загораживая собой. Алекс не смеет поднять на него глаза. Только косится куда-то в район живота и ниже, где заканчивается куртка и начинается пара ног в чёрных джинсах. Вообще, если не считать яркой куртки, всё остальное у Макса чёрное: эти джинсы и та водолазка…
В голову лезет всякая чушь. Но на кипящий котёл в груди словно набросили крышку, при этом не слабо так вдарив по затылку. Колени ещё немного подрагивают, а когда Алекс делает шаг – оказывается, что не немного. Поэтому он просто снова прислоняется к кирпичной стене и сползает по ней. Сидеть на корточках оказывается довольно удобно.
– Извини, я… – раздаётся над головой.
– Ничего. Я понял тебя. Купи мне пива, окей? Я тут подожду.
Один вдох. Второй. После третьего, видя, что Макс не спешит уходить, Алекс добавляет:
– Никуда я не денусь.
Только после этого Максим делает первый шаг назад. Останавливается, словно проверяя, не сорвётся ли Алекс и не бросится ли наутёк. Но через пару минут всё же оставляет его в переулке одного. Алекса окружают две высокие кирпичные стены без окон, справа вверх уходит широкая чугунная лестница, над ней горит салатовая вывеска, слева же в переулок задувает ветер. Иногда кто-то проходит там, по главной улице. Алекс же продолжает сидеть на корточках, постукивая затылком о стену сзади и сцепив пальцы перед собой. Локти давят на колени, ветер задувает под задравшуюся куртку и холодит оголившуюся поясницу, а в голове… в голове его бродят странные мысли. Вроде той, что он сам напросился. Алекса всё ещё не отпустило, он всё ещё чувствует прикосновение члена и боль в заломленной руке… но постепенно внутренности заполняет ледяное спокойствие. То самое, что ещё рождается в очереди к стоматологу. Когда сидишь, нервничаешь, но как только настаёт время встать и открыть дверь в кабинет, внутри всё замирает и прикидывается куском льда.
Услышав шаги справа от себя, Алекс нехотя поворачивает голову и обнаруживает подходящих к нему трёх парней с признаками прямо противоположных субкультур в одежде.
– Братишка, с тобой всё в порядке? Встать можешь? Вызвать тебе такси?
– Нормально, ребят. Спасибо.
– Ну смотри…
Они оборачиваются пару раз, поднимаясь по лестнице, и Алекс тоже провожает их пустым взглядом. Наверное, ему всё же лучше встать и уйти, пока Макс не вернулся.
Но разве бегство – выход?
Несомненно, крыша у Максима перекошена, но…
Нет, это же подумать только: «я тебя люблю» – да кто бросается такими словами?! Да ещё и перед тем, кого толком даже не знаешь? Ну разве не смешно? Разве не глупо? Да, парни могут захотеть друг друга, едва увидев – в этом Алекс уже убедился – но полюбить?!
Больше похоже на шутку. Или банальную ложь.
Мысли толкаются, копошатся в голове, всё дальше и дальше отгоняя пережитый страх.
А время продолжает идти.
Максима нет слишком долго. Алекс даже успевает замёрзнуть и всё-таки встать. Он меряет переулок шагами и прислушивается к потрескиванию мусора под жёсткими подошвами кроссовок. В голову лезут разные варианты: например, что Макса зажала гопота. Или прицепились менты… но он не успевает перебрать и с десяток возможных причин задержки, как на входе в переулок появляется высокий силуэт. Облако пара окружает его голову. И похоже, что только обнаружив Алекса, Макс переходит на медленный шаг. Он протягивает ему холодную бутылку с длинным горлышком, и когда Алекс обхватывает её пальцами, в голове его вспыхивает довольно пошлая ассоциация.
Крышки на горлышке нет.
– Чего так долго?
– Ждал заказ.
Только услышав ответ, Алекс вспоминает, что алкоголь теперь после десяти не продают. Похоже, Макс ходил в пиццерию… и вряд ли у него было время что-то подсыпать в бутылку. «Боже, о чём я?»
– Спасибо.
Он так и не поднимает на него взгляд. Почему-то смотреть на красную куртку намного спокойней.
Первый глоток напоминает Алексу о квасе. Второй – о хлебе. Третий – о разведённом водкой коктейле… а после десятого он ставит бутылку на асфальт, снова приваливается спиной к стене и закрывает глаза. Правда, опускаться на корточки больше не хочет – кружится голова, так что не факт, что потом выйдет подняться.
– Так значит, ты меня любишь?
– Это так ужасно?
– Нет, почему?.. – и снова из затихших на время глубин поднимается ядовитая волна. – Просто интересно, когда ты это понял? Когда отсасывал мне ночью? Или когда любовался на мой светлый облик с утра пораньше? Или, быть может, когда пил свой эспрессо?
Тишина. Приоткрыв один глаз, Алекс прослеживает линию металлической молнии до самого подбородка, задерживает взгляд на виднеющихся над высоким воротом губах… и вздыхает.
– Ты мне не веришь? – наконец-то приходит ответ.
«Не, он точно еврей!»
– Прости, – Алекс мотает головой. – Знаешь, я видел много парней, безответно втрескавшихся в девчонок… видел, какую дичь они творят… и никогда не думал, что стану объектом чьих-то домогательств… особенно со стороны другого парня…
– Если бы ты не был готов к таким отношениям, то не смог бы играть в ролевую. Не смог бы отписывать те посты. Да и вчера…
– Вчера была простая физиология, – Алекс перебивает Макса. – Любой парень, если ему качественно отсосать – кончит.
– Уверен? – доносится сверху насмешливый голос. – Тогда попробуй отсосать своему другу. Посмотрим, позволит ли он тебе вообще до себя дотронуться.
Звучит так, словно Макс действительно не против, чтобы Алекс проверил и убедился. Да и голос его снова похолодел – а это, похоже, показатель близости к срыву. Но Алекс всё равно заявляет:
– А я тебе и не позволял. Ты сам ко мне улёгся.
Его уже клонит в сон, да и стена за спиной не кажется такой уж твёрдой. Макс не отвечает, так что Алекс наклоняется за пивом. А едва не клюёт носом в асфальт. Но его ловят за шкирку и помогают разогнуться.
– Тебя развезло, – сообщает Максим вместо того, чтобы начать доказывать его неправоту.
И это обидно. Просто Алекс сам прекрасно знает, что если бы захотел вчера дать отпор – по крайней мере, попытался бы, причём – с самого начала. Но когда с тобой даже спорить не пытаются… это унизительней втройне.
Ещё пара глотков холодного пива проскальзывают по горлу в желудок и дарит странное удовольствие. Словно утолил сильнейшую жажду. Хотя пить вовсе не хочется, однако удовлетворение – вот оно. Чудеса.
– Ага, – соглашается Алекс. – А ты чего не пьёшь? Ещё больше сносит тормоза?
– Может, поедем домой?
– «Поедем»?
«Какая беспалевная смена темы!»
– Если хочешь, я только провожу тебя до квартиры.
– И где переночуешь? На лестничной площадке?
– Есть разные варианты.
Алекс хмыкает. Ну разве это не смешно? Теперь всё выглядит так, словно он, злодей, лишает бедняжку крова!
– Купи мне ещё пива!
– Ты же это ещё не допил?
Вместо ответа Алекс запрокидывает бутылку и присасывается к ней, осушая за несколько огромных глотков. Правда, при этом едва на захлёбывается и тут же сгибается, откашливаясь. Но и в этот раз ему снова помогают разогнуться, только вместо стены за спиной оказывается шуршащая куртка. Макс придерживает его рукой и подталкивает к выходу из переулка. Они долго голосуют у дороги – точнее голосует Макс, Алекс же просто молча стоит, прислонившись к его груди, чувствуя тяжесть руки на плече и лениво наблюдая за смазанными пятнами габаритных огней проезжающих мимо редких машин.
Наконец, рядом тормозит такси.
В салоне ему ещё больше начинает хотеться спать. Макс продолжает
заботливо придерживать Алекса даже просто сидя рядом на заднем сидении, и где-то на задворках сознания рождается мысль: «Пусть делает, что хочет. Чем крепче я засну – тем меньше почувствую. А там, глядишь, и мир закрутится по-другому. Всё равно я никому не нужен. Так может хотя бы ему… да и может, это не так уж и больно?»
– БУЭ-э-э-э…
Обниматься с унитазом – что может быть отвратительней? Тем более, когда больше всего хочется уткнуться в фарфоровый бачок горящим лбом и тупо заснуть? Но стоит только прикрыть глаза и принять более или менее устойчивое положение, как уже давно опустевший желудок сокращается в диком беспричинном спазме и заставляет выхаркивать собственные внутренности… по крайней мере, судя по ощущениям. Ободранное горло просит пощады, в ушах звенит, а из коридора доносится:
– Как ты там?
– Прекрасно, – хрипит Алекс. – Лучше… всех…
Когда в голове немного проясняется, он ополаскивает рот ядрёным лесным бальзамом и пошатываясь выходит на кухню. На столе стоит чашка сразу с тремя пакетиками чая. Макс сидит в самом углу, вытянув ноги на сидения. Когда появляется Алекс, он спускает одну ногу под стол, а вторую поджимает к животу.
– Крепкий сладкий чай должен помочь. А вообще, тебе лучше лечь в постель.
– Не хочу.
Алекс садится. Обхватывает чашку ладонями и на миг возносится на вершину блаженства от потрясающего ощущения тепла, хлынувшего вверх по рукам.
– Ну что, всё ещё хочешь меня? – спрашивает, сделав пару глотков и окончательно приходя в благостное настроение, хотя звон в ушах и не думает замолкать.
Макс вздыхает. Потом вытягивает свою длинную руку и притягивает его к себе, головой к животу. Алекс снова чувствует запах одеколона. Или это туалетная вода? Ведь запах идёт от одежды… Под столом темнее, чем снаружи. Особенно когда широкая ладонь ложится на висок, прикрывая глаза от яркого света люстры.
– Прости, я снова тебя напугал.
И вновь его голос звучит мягко и примирительно. В этом человеке словно уживаются две личности, одна из которых заботливая и робкая, а вторая властная и непримиримая. Только вот это один и тот же человек. Человек, наверное, и правда изо всех сил пытающийся держать себя в руках. Интересно, он и на работе так себя ведёт? А с друзьями? Дома, в семье? Если подумать, Алекс ведь совершенно ничего про него не знает.
– Макс, кем ты работаешь?
– Я аудитор.
– И что ты делаешь?
– Провожу аудит.
Подобный ответ заставляет Алекса ущипнуть Макса за колено. Ну или попытаться.
– Проверяю предприятия… – прилетает сверху вздох. – Моя фирма выиграла государственный грант, так что я езжу по разным заводам, смотрю, не разворовали ли чего, не распродали ли государственную собственность…
Он продолжает говорить, а Алекс чувствует, как постепенно из слов начинает улетучиваться смысл. Звуки сливаются, увлекая за собой. И он почти что засыпает. Но из прихожей вдруг доносится звук поворачиваемого в замке ключа. Резко подскочив, Алекс не ударяется об край стола только благодаря лежавшей на его голове руке.
– Ма?!
– Ты не спишь?
Женщина в кожаной куртке выглядывает из-за поворота коридора. Приподнимает брови.
– Здравствуйте, – первым подаёт голос Максим, пытаясь спешно спустить колено под стол, но Алекс слишком близко к нему, чтобы для длинной ноги хватило места.
– Здравствуй… Сашенька, я думала к тебе девочка приедет?
– Нет, это… это Максим, – Алекс выбирается из-за стола и тут же хватается за стену, чтобы не упасть. – Ты так рано? Макс, это моя мама, Антонина Сергеевна.
– Время уже шесть утра между прочим… Что с тобой? Выпил? Саша, ты же знаешь, что тебе нельзя…
Приближение Макса почему-то отчётливо ощущается. Словно за спиной вдруг выросла скала.
– Простите, я уже ухожу…
При этом Макс явно пытается обойти Алекса, только вот нет никакой возможности для всех троих разминуться в маленькой прихожей. Так что Алекс заходит в комнату, но даже тогда остаётся препятствие в виде мамы.
– Куда в такую рань? – спрашивает она, вешая уже снятую куртку на вешалку. – Сейчас я вам завтрак приготовлю…
– Спасибо, но вам нужно отдохнуть, – натужно улыбается Макс, явно твёрдо намеренный пробиться к своей куртке. – Да и Дж- …Александру тоже лучше лечь спать.
– Ну раз так…
Алекс отходит ещё, пропуская маму в комнату, и только тогда Макс получает возможность добраться до вешалки. Он быстро одевается, закидывает сумку на плечо и уже дёргается к двери, но вдруг оборачивается:
– Всего доброго, Антонина Сергеевна…
– И тебе, – отвечает мама. И толкает Алекса в бок локтем. – Проводи человека.
Стоит Алексу выйти в коридор, как за спиной закрывается дверь. Макс неловко отводит взгляд и переминается с ноги на ногу.
– Ну… пока, – негромко произносит Алекс.
Максим кивает. Отступает к двери. Берётся за ручку и снова оборачивается:
– Я позвоню тебе вечером?
Алекс склоняет голову к плечу. Покусывает нижнюю губу изнутри. В груди что-то сжимается, причиняя почти физическую боль. Наконец, он мотает головой.
– Нет… лучше подожди меня после работы.
Глава 6. Иди сюда
****
Первoе, что приходит в голову Алекcа, когда он просыпается: «Это было близко».
И только потом его прошибает холодный пот. Bедь по сути, не притяни его к себе вчера фарфоровый друг, в распоряжении Mакса оказалось бы прибуханное тело, мало отдающее себе отчет о происходящем. Иначе как объяснить тот факт, что Алекс реально ехал в такси, привалившись к его плечу? Да и потом, даже после самоочищающих процедур, чуть не заснул у него на коленях?
А если бы мама застала их в самом разгаре процесса анальной дефлорации?
Просто вряд ли бы сработало оправдание вроде: "раз вместо девочки приехал мальчик, пришлось выкручиваться"…
«Блин!»
Первое, что бросается в глаза, когда Алекс их открывает – сушилка посреди комнаты с развешенными простынёй, брюками и рубашкой. И теперь у него возникает странная потребность объяснить маме, что постирал вещи не потому, что его всю ночь драли на ней… и тут же понимает, что это не совсем противоречит истине.
– Cаш, ты на работу не опоздаешь? – вдруг доносится с кухни. – Уже почти двенадцать!
– …
Tот, кто никогда не плёлся на работу после пяти часов сна с раскалывающейся от похмелья головой, вряд ли сможет себе представить, в каком состоянии Алекс пришёл в магазин. И сколько толка от него было в течении всего рабочего дня. Kонечно, несколько чашек крепкого чая и кофе вернули цвет его лица к более или менее человеческому, но вот затолкать в себя хоть что-то из еды Алекс так и не смог. А головная боль, утихшая после пары таблеток пенталгина, возвращалась каждый раз, стоило ему вспомнить о назначенной на вечер встрече.
– Жека… Ты когда-нибудь был влюблён?
За большими стеклянными дверями начинает темнеть, и количество покупателей увеличивается. В это время почти нет необходимости выделываться перед старшим смены, ведь помощь консультанта требуется постоянно, и если пристанешь к кому-то, то потом не сможешь сразу помочь другому – и закончится всё это очередью и нервотрёпкой. Так что около шести часов все консультанты собираются недалеко от касс и просто ждут, когда их позовут. А пока так совпало, что они с Жекой оказались не у дел, Алекс и задаёт свой вопрос.
И Жека мгновенно кивает:
– Конечно. А что, тебя-таки настигла первая любовь? Hужен дружеский совет? Брат, главное правило: не усердствуй! Не дави на неё! Иначе спугнёшь. Лучше пусть почувствует, что у тебя есть ещё варианты. Пусть помучается. Пусть попробует доказать тебе, что она самая лучшая – тогда и подсекай!
– Подсекай?
– Ну бери бобра за бока!
– Может, быка за рога?
– Да какая в пень разница? Главное ты понял!
– Хм… а если она всё равно не даст? Или у меня такой стояк, что трусы рвутся?
– То есть, ждать – не вариант?.. Тогда напои!
– А кроме этого?
Жека вообще редко задумывается над ответом дольше пяти секунд. Словно у него в голове интерактивная картотека готовых решений на любой случай. Но последний вопрос явно ставит его в тупик. Возможно, у него просто не возникало подобных проблем. В конце концов Жека вздыхает, хлопает Алекса по плечу и сочувственно бормочет:
– Ты ещё молод… найдёшь себе другую… Здравствуйте, чем могу помочь?
Жека отходит навстречу растерянному покупателю, а через пару минут к Алексу подходит Юля – девушка с вечным конским хвостиком и синей подводкой вокруг глаз.
– Привет, Ал, ты идёшь в пятницу?
А ещё она любит сокращать имена и даже прозвища.
– Наверно, – пожимает Алекс плечами. – А ты?
– Жек пригласил, – девушка пожимает плечами. – Ты не знаешь, у него есть кто-нибудь?
– Эм, – Алекс тоже приподнимает плечи. – Без понятия.
– Мне кажется, он клинья ко мне подбивает…
– М-м-м…
– Ты давно его знаешь? Oн не минус четыре бэ?
– Что? Какие четыре бэ?
Юля вскидывает голову, и конский хвостик, подпрыгнув в воздух, задевает её по щеке.
– Не слышал? Ну теорию о четырёх качествах идеального мужчины?.. Без уродства, без долгов, без закидонов?
– Разве это не три?
– Что три?
– Три качества.
– «Минус четыре бе» – так говорят о тех, у кого неплохой внешний вид, нет проблем с деньгами и вроде бы нормальный характер. Но идеальных мужчин не бывает, и «минус четыре бе» означает, что должен быть как-то гемор, спрятанный за красивым фасадом.
Алекс глубокомысленно кивает. Типа что-то понял.
– Это у нас на женских курсах было, – добавляет Юля, видимо, чтобы придать вес своим словам.
Но Алекс уже заметил приближающегося Жеку и недовольство в его глазах, поэтому спешно пробегается взглядом по рядам, обнаруживает женщину в разделе развивающих программ, кажется, стоящую там уже довольно давно, и ещё раз кивнув, отходит.
Но вместо работы в его голове крутятся совсем другие мысли. Например, что если подумать – Макс не похож на опытного соблазнителя. Иначе точно не стал бы действовать так открыто. Даже если в запасе всего пара дней, почему бы сначала не расположить к себе потенциальную жертву? Так что и охотником за девственностью он тоже является вряд ли. У Алекса был знакомый, способный по несколько месяцев окучивать скромниц, только чтобы бросить их на следующий день после секса – довольно странно и смешно даже просто попробовать представить себя на их месте… но, наверное, это действительно неприятно: довериться, поверить и оказаться обманутой.
А Макс сразу сказал, что задержится – самое большее – на месяц. А что потом? Они снова встретятся в ролевой? Будут просто играть, как ни в чём не бывало? И как это сочетается с его «я тебя люблю»? Типа продолжит любить на расстоянии?
Нет, Алекс решительно не понимает, зачем Макс признался. Как и себя: почему его вообще волнуют подобные вещи? Любовь-не любовь, а ведь если взять и посмотреть на Макса со стороны – от такого парня любой гей наверняка будет в восторге и даже станет умолять его трахнуть себя. Так почему же он не может посмотреть на ситуацию с того же угла? Приехал красавчик. Хочет его. В чём проблема?
В том, что он – не «Маркус»?
Или наоборот – порой так похож на «Маркуса», что это даже пугает?
Но ведь и «Джеф», вобравший в себя авантюризм Алекса и его тайные желания, так же отличается от своего владельца. Они оба передали своим персонажам частички себя. Но оригиналы намного сложнее. Тот же Макс: то заботливый, то равнодушный, то горячий, то холодный, то просящий, то требующий, то извиняющийся, то причиняющий боль… настоящий человек. Алекс видит его таким.
Но каким Макс видит его? И в кого он «влюблён»: в Алекса или «Джефа»?
«И почему это вообще является проблемой? Словно я…» – внезапно Алекс останавливается между стеллажей, глядя на высокую крутящуюся стойку с сотней дисков. – «Я хочу, чтобы он любил меня, а не выдуманного персонажа? Серьёзно?!»
И как до этого дошло? Сначала Алекс банально испугался напора Макса, особенно когда тот несколько раз проигнорировал его попытки сопротивления – а теперь, получается, ему отношения подавай?
«Я идиот… я просто идиот… Не-не-не… чушь, всё вовсе не так!»
****
Рабочий день подходит к концу. Но ещё за час до закрытия Алекс замечает высокую фигуру у рекламного щита – её отлично видно со стороны касс через прозрачные двери. И весь этот час Алекс ловит на себе любопытные взгляды Жеки.
– Твой друг снова пришёл.
– Ага, видел.
– У тебя точно всё в порядке? Плохие дяди не обижают?
– Нет. Просто друг. Приехал в гости.
– Что же ты друга домой пока не отправишь? Боишься, что сопрёт что-нибудь? Ха-ха!
– Жека, твои шутки…
– Молчу-молчу. Ладно, бывай.
Он уходит вместе с Юлей. Алекс же остаётся сидеть в раздевалке. И крутить в руках телефон.
Смартфон жжёт пальцы, взгляд скользит по забытым чашкам с чаем и кофе, недоеденным пирожным, крошкам на столе и на полу… но на сетчатке глаза словно кто-то отпечатал две фразы:
Тогда, может, начать с чего-то простого?
Я бы мог подрочить тебе. Хочешь? Клянусь, больше ничего.
В ту ночь это был переломный момент. Когда Алекс позволил себе поплыть по течению. Только вот позже всё покатилось в тартарары, а в голове его стали возникать одна предъява безумней другой.
«Это я виноват? Раздул из мухи слона? Сам испугался и нашёл до чего докопаться? А теперь ещё и… да блять, это же надо – приревновать к своему персонажу! Нет-нет, хватит с меня этой хуйни! С сегодняшнего дня… да, с сегодняшнего дня всё будет по-другому…»
Тикают часы под потолком. В раздевалку заходят сдавшие смену кассиры, одеваются и уходят, а ещё через несколько минут наконец-то появляется и старший по смене – Геннадий Алексеевич. Парню всего двадцать семь, но звать себя велит только по имени отчеству.
– Простите, – окликает его Алекс, вспоминая, зачем вообще тут сидел всё это время. – Могу я попросить аванс? Надо подарок другу на днюху купить.
– Об этом лучше с директором… Но он бывает только до обеда. Приходи завтра пораньше.
– Ясно, понял.
– И убери со стола, а? Вечно вы свинячите!
– …
Уборка задерживает его ещё на полчаса. Но помогает окончательно собраться с мыслями. И когда Алекс толкает дверь на улицу и обнаруживает прямо за ней Макса, лишь немного удивляется: «Разве он был не у главного входа?» – и не дав двери закрыться, внимательно обводит его взглядом: легкая небритость, тени залегли под глазами, на куртке появилась пара потёртостей… «И всё равно выглядит привлекательно!»
– Привет.
– И тебе. Где ночевал?
– В парке на скамейке.
Алекс сначала хмыкает, потом внимательнее всматривается в усталое, но невозмутимое лицо.
– Серьёзно?
– Нет. Просто поехал на завод.
«Ага, у тебя-то не вторая смена…»
Немного покусав нижнюю губу, Алекс отступает назад:
– Заходи.
Макс не сразу сдвигается с места, но всё же, ничего не спросив, переступает порог. И Алекс благодарен ему за это. В конце концов, он ещё сам не знает, насколько крепка его решимость и хватит ли её до конца. Но в подсобке тихо, в магазине не осталось ни души, а на столе валяются ключи, оставленные старшим смены, чтобы Алекс запер двери, когда закончит с уборкой – а значит, не такая уж и плохая обстановка.
Макс молча обводит раздевалку равнодушным взглядом, потом вопросительно поднимает брови. Алекс же отступает от входа всё дальше и дальше, пока спина не упирается в жестяной шкаф.
– Иди сюда.
Слова даются ему тяжело. Со скрипом. А взгляд Макса становится подозрительным. Но он всё же делает несколько шагов к нему.
– Eщё. Ещё. Ближе.
И вот уже Макс оказывается так близко, что между ними почти не остаётся свободного места. И тогда Алекс опускается на колени.
– Что т-
– Молчи.
Он приподнимает куртку Макса и берётся за ремень. Пальцы не гнутся, дышать становится тяжело, язычок молнии выскальзывает… но вот за расстёгнутой молнией под тонкой тканью трусов обнаруживается набухшая выпуклость. Горячая и упругая на ощупь. Осторожно, словно боясь обжечься, Алекс забирается пальцами под резинку, обхватывает её и вытаскивает наружу.
«И почти даже не стрёмно, только…»
Только вот из-за разницы в росте, член Макса оказывается где-то на уровне его лба. Алекс впадает в лёгкую панику. А пока мысли беспорядочно разбегаются по черепной коробке, пальцы оттягивают крайнюю плоть, полностью обнажая крупную, слегка косящую влево головку. Снизу Алексу видно натянутую уздечку. Она кажется чувствительной и очень нежной, как и лианы вен, выступившие под кожей – они заметно пульсируют под пальцами. Алексу очень странно от такого близкого рассматривания чужого члена, отличающегося от его собственного и формой и размером.
Вдруг сверху доносится вздох, шуршание – и сразу становится темнее, член глубже входит в кольцо пальцев, а его головка тыкается в щёку. Подняв голову, Алекс обнаруживает, что Макс упёрся руками в шкафчик позади него и навис сверху. И чуть согнул ноги в коленях.
«Нет, я не смогу, я не смогу, я не смогу», – пульсирует в голове.
Алекс отодвигает от себя увлажнившуюся на самом кончике головку, чувствуя оставшийся на коже липкий след. И подушечкой большого пальца касается натянутой уздечки – почти тут же член Макса ещё больше утолщается в его руке и практически каменеет. Алекс облизывает губы. В сто десятый раз. Двигает во рту языком. Сглатывает беспрерывно скапливающуюся во рту слюну. Наконец разжимает зубы.
Это нереально. Это просто нереально! Даже будь этот член тоньше, чем у самого Алекса, невозможно раскрыть рот настолько широко, чтобы не задеть его зубами! Как девушки справляются с подобным? Их челюсти устроены по-другому?
Память услужливо подкидывает воспоминание о порно-ролике с участием Саши Грей, где она практически нон-стоп делает минет целой очереди парней. И при этом умудряется довести каждого до оргазма всего за пару минут. Но вот как только Алекс предпринимает попытку вспомнить хоть что-то конкретное из её действий, в голове остаются лишь две чёткие мысли: что зубы – это зло, и что глубокий минет – это лучший минет. И ничего про то, куда деть при всём этом деле язык. Нет, Алекс знает, что языком надо как-то ласкать член, но места для манёвра слишком мало…
А головка уже упирается в нёбо, и во рту появляется терпкий солоноватый привкус.
«Нет, я справлюсь, я справлюсь…»
И он начинает двигать головой, прижимая губы плотнее к горячей натянутой коже, стараясь пропустить член над языком, позволить ему войти глубже…
Дышать получается через раз.
Но дыхание, доносящееся сверху, становится всё учащёней – и это дарит какую-то уверенность и даже довольство собой.
Только вот вдруг член Макса почти выскальзывает из руки и рта, но тут же резко толкается обратно.
– Обхвати его сильнее.
Алекс сделал бы это и без напоминаний. Просто если не обхватить, эта штука залезет дальше, чем он морально готов её допустить. Но даже сильно сжатые пальцы не мешают члену с каждым разом всё глубже проскальзывать в горло. Позади Алекса шкаф, и отодвинуться просто некуда. Максим же только увеличивает амплитуду, его бёдра двигаются жёстко и без колебаний. Алексу остаётся лишь старательно прятать зубы и чувствовать, как начинает ныть челюсть, шея, затылок… К горлу то и дело подкатывает тошнота, его сдавливают спазмы. Слюна стекает с уголков губ. Алекс пытается вытереть её тыльной стороной ладони, немного ослабляет хватку – и член тут же прорывается за гланды. Из глаз брызгают искры и слёзы. Алекс мычит, упирается Максу в живот… и совершенно теряет контроль. К подбородку прижимаются волосатые яйца, и всё замирает. Только член бешено пульсирует в горле, перекрыв кислород. Алекс бьёт Макса кулаком куда-то то ли по бедру, то ли по ноге – и тут член в горле разбухает ещё сильнее, и сперма начинает извергаться в пищевод. Под зажмуренными веками вспыхивают красные пятна, желудок подпрыгивает, шум в ушах нарастает до воя пожарной сирены… и сквозь этот шум Алекс слышит:
– Какого хуя вы творите?!
А когда Макс отстранятся, и у Алекса наконец-то появляется возможность глотнуть воздуха, сквозь слезы в глазах он видит вытянувшее лицо Жеки.
– АЛЕКС, ТЫ?!
Глава 7. Тепло объятий и пронзительный ветер
****
– AЛЕКC? ЭTО ТЫ?!
«Какoго xеpа?..»
Алекc сжимает собственное горло, пытаясь справиться с рвотным позывом – он ничего не ел весь день, но желудок всё равно рвёт и мечет. Hеконтролируемые слёзы продолжают бежать из глаз – и вытирание их рукавом почти не помогает. Но сквозь влажное марево видно, как Жека сжимает и разжимает кулаки. Он переводит взгляд то вниз, на Алекса, то вверх и в сторону, на Mакса:
– А ты кто такой? Откуда взялся, а? Чего тебе от Алекса надо?
Тут Жека осекается – кажется, до него доходит, что он сам только что всё видел. И кулаки его сжимаются сильнее. Но в этот момент Макс загораживает Алексу обзор, вставая прямо перед ним.
– Сань, ты ему денег должен, или что? – снова раздаётся возмущённый, но уже менее уверенный голос. – Чем он тебя… как он тебя заставил?!
B горле застряла горечь, там словно побывал шланг для слива от стиральной машины, а желудок прокрутило в её барабане, челюсть онемела, и перед глазами всё ещё мельтешат белые мушки – но Алекс заставляет себя подняться.
– Жека… – начинает он сипло, – всё нормально, я потом теб-
– НОРМАЛЬНО? ЧТО ИМЕННО ТЫ СЧИТАЕШЬ НОРМАЛЬНЫМ? ЧТО КАКОЙ-ТО ГАНДОН ЗАЖАЛ ТЕБЯ В УГОЛ?! И ДАВНО ЭТО ПРОИСХОДИТ?!!
– Тебя это не касается, – вдруг холодно произносит Макс.
– ЧТО? МЕНЯ? ДА Я…
– Жека, – глядя в пол, Алекс по стеночке протискивается к двери. – Давай потом поговорим, а? Я всё объясню…
Уже на выходе он оглядывается – Макс опустил куртку, так что со стороны не видно, застёгнута ли ширинка, но вид у парня такой, словно ничего и не произошло. Алексу же кажется, что на его собственном лице крупными буквами написано: «Я только что сосал член»! И это убивает.
Но холодный воздух уже врывается в легкие, замораживает мысли и пощипывает глаза.
За спиной хлопает дверь. Алекс пинает угол здания, глубоко вздыхает и сворачивает в сторону остановки. Просто он знает, что Жека, когда выйдет, точно пойдёт в противоположенном направлении.
Скоро с ним выравнивается фигура в красной куртке. И протягивает что-то в жёлтой обёртке. Леденцы – мёд с лимоном. Алекс бросает в рот сразу две штуки и вымученно проговаривает:
– Извини. Я не думал, что кто-то вернётся.
– И что ты теперь… что ты ему скажешь?
Хотя в голосе Максима не слышно волнения, вряд ли он смог остаться спокойным.
– Не знаю, – это очень честный ответ. Алекс понятия не имеет, КАК вообще можно объяснить нечто подобное?
– Ты не обязан ничего объяснять.
«Если бы…»
Какое-то время они просто идут бок о бок по тёмной улице, прямо, всё время прямо, пока ветер не начинает свежеть, и не появляется едва различимый шум волн. Переходят дорогу. И входят в парк, тянущийся вдоль набережной. Здесь вдоль дорожек понатыканы стилизованные под старину фонари и летом всегда полно молодёжи, облепившей все лавки, парапеты и даже бордюры, но сейчас по длинным открытым аллеям гуляет только ветер. Он поднимает волосы дыбом, вышибает слёзы из глаз и забирается под одежду, неся с собой мелкие пресные речные брызги. Но вот Макс обходит Алекса – и ветра и брызг сразу становится меньше.
– Ничего не хочешь спросить? – Алекс первым нарушает молчание.
– Например?
– Ну… почему я сделал тебе м… минет?
Максим продолжает идти, ничего не отвечая – и Алекс не выдерживает, останавливается, хватая его за рукав. Макс оборачивается… в оранжевом отсвете фонаря можно рассмотреть сосредоточенный взгляд и плотно сжатые губы. А ещё – кромешную тьму за его спиной и череду огней на противоположенном берегу Волги.
– Короче, я тут подумал… – пальцы Алекса продолжают сжимать шуршащую красную ткань, а взгляд пудовой тяжестью тянет к земле, – и понял, что вёл себя, как истеричка. В конце концов, какая разница… А-а-а~, хуй с ним! – вдох, выдох. – Короче… не знаю, как далеко смогу зайти… но если ты не против…
– Не против чего?
– Не против потерпеть… – Алекс судорожно подбирает слова, кляня себя за эту неуверенность, за эти запинки, и за этот опущенный взгляд. – И не будешь настаивать на анале…
– Не буду.
– П-подожди. Я не имею в виду, что точно никогда на него не соглашусь, но…
– Всё в порядке. Не все геи занимаются анальным сексом, поэтому ты вовсе не обязан заставлять себя против воли.
«Вот дурак. У меня же теперь появилась ахерительная отговорка!»
Пальцы не прекращают бесцельно сжимать и разжимать ткань чужого рукава. Горло ещё немного побаливает, и говорить не то чтобы легко, но Алекс продолжает:
– Так вот, к чему я… Как тебе мой минет? Не понравился? Поэтому ты…
Когда руки Макса вдруг ложатся на плечи, взгляд всё-таки приходится поднять.
– Макс?
Выражение его лица разглядеть не удаётся – тот уже наклоняется так близко, что в поле зрения попадают только глаза. Алекс понимает, что Максим собирается сделать, и отворачивается. Конечно, во рту уже давно растаяли два леденца, но… Его подбородок ловят и разворачивают обратно. Прикосновение мягких губ кажется осторожным, а кончик языка, пробравшийся сквозь них, скорее игрив, чем настырен. Алекс позволяет ему проскользнуть и встретиться со своим языком.
Правда, голову приходится запрокинуть… и всё ещё ноющая шея пытается запротестовать – но рука Макса уже оказывается сзади, поддерживая затылок. И не давая отстраниться.
Всё это жутко странно. Но вместе с поцелуем в Алекса проникает тепло. Он пытается подражать движениям губ и языка Макса, но всякий раз оказывается в плену – его собственные губы покусывают, его язык ловят и играются с ним. Дыхание постепенно кончается, и снова начинает кружиться голова…
В конце концов, Алекс упирается руками в грудь Макса, и тот его отпускает.
– Ну и как тебе вкус собственной спермы?
Губы распухли, язык тоже будто увеличился в размерах – да и в трусах стало намного тесней.
– Твоя вкуснее, – заявляет нахальный рот.
И вот уже широкая ладонь сползает вниз по спине и оказывается на ягодицах. Макс прижимает его к себе, отступая куда-то назад, к кустам и парапету – словно паук, уволакивающий жертву в уголок потемнее.
– Ты не против, если я тоже тебе помогу?
– Мы на улице, – резонно замечает Алекс, бросая взгляд на аллею и запоздало вспоминая, что поцелую этот факт не помешал.
– Ничего.
Немного отпустив его, Макс расстёгивает куртку и снова привлекает Алекса к себе, укутывая и закрывая от ветра. И тут же шум остаётся где-то там, далеко. Алекс только чувствует, как ловкие пальцы пытаются расстегнуть его ширинку. Одна ладонь всё ещё слегка сжимает его ягодицу, а другая… уже надавливает на член поверх трусов. Не зная, куда деть свои руки, Алекс касается бёдер Макса. А потом решается и на ощупь добирается до его ремня. Оказывается, тот всё ещё расстёгнут, как и молния на джинсах. А ещё – член Макса снова в состоянии боевой готовности.
– Ты так меня хочешь?
Вопрос получается нервно-насмешливым. Причем задаёт его Алекс куда-то в подмышку.
– Ещё как, – доносится сверху.
И тут Максим съезжает немного вниз. Его поясница продолжает упираться в бетонное ограждение, но колени чуть согнуты – и теперь их бёдра на одном уровне. Руки задевают и мешают друг другу. Вся эта возня начинает казаться смешной… но только пока оба члена не оказываются в ладонях Алекса, а пальцы Максима не сжимают их сверху. Эти шорохи, эта теснота, этот запах лимона с ментолом… Всё не так, как той ночью – нет стыда и нет страха, даже наоборот, прикосновения кажутся немного привычными. Но всё ещё острыми, зовущими и отзывающимися глубоко внутри… Дыхание на шее. Прикосновение губ. И вдруг – зубов. Но не успевает Алекс дёрнуться, как влажный язык уже проходится по месту укуса, и к коже снова прижимаются мягкие губы. По спине пробегают разряды, ягодицы поджимаются… Алекс сильнее стискивает пальцы, сдавливая, прижимая свой член к члену Макса – и Макс тут же замирает. Его лоб упирается в плечо. Он заставляет Алекса ускорится, а ладонь его тем временем съезжает с ягодицы Алекса и заныривает ему между ног. Надавливает.
Это сбивает.
Мешает сосредоточиться на ощущениях в члене.
И в то же время – будоражит кровь. Алекс помимо воли пытается отстраниться, но единственный способ сделать это – прижаться к Максу плотнее. Но рука сзади не отстаёт, вдавливая ребро ладони между ягодиц, заставляя шов на брюках врезаться всё глубже.
Это капкан, из которого не уйти. А потому остаётся только прислушиваться к ощущениям, словно всплывающим со дна глубокого колодца, ещё нечетким, непонятным… но постепенно обретающим форму и накладывающимся на знакомые, уже подступающие к основанию члена. И вот Алекс уже сжимает ягодицы, не в силах вынести это зудящее удовольствие.
– Будь моим, Джеф, – шепчет Макс в плечо, и нажим его пальцев резко становится стальным. – Только только моим, Джеф…
– Ах… х-ха…
Алекс не может больше терпеть. Он чувствует, что вот-вот кончит. И ослабляет хватку, пытаясь продлить, задержать мгновение… но ладонь Макса поверх его рук не даёт сбавить темп.
– Я… я сейчас…
– Да, кончай…
Мокрое и горячее обхватывает мочку уха, по спине пробегает разряд, Алекс рвано выдыхает, выпадая из реальности – а когда приходит в себя, обнаруживает горячую липкость на животе. Макс обнимает его за поясницу двумя руками, и когда Алекс разжимает пальцы и пытается отстраниться – его лишь сильнее притягивают обратно к груди. Так что остаётся только самому просунуть руки под куртку Макса и сцепить пальцы у него за спиной. И это действие почему-то кажется ещё более интимным и смущающим, чем то, что только что произошло.
– Где ты будешь сегодня спать? – спрашивает Алекс, уткнувшись в выступающую под водолазкой ключицу, и чувствуя, как шуршащий край куртки тыкается в ухо, тогда как другое щекочет дыхание Макса.
– В гостинице, – неохотно отвечает тот. – Завтра поищу квартиру… поможешь мне?
– Мне завтра надо на работу пораньше…
Руки на спине напрягаются, и спустя какое-то время Максим всё же спрашивает:
– Хочешь поговорить со своим другом?
– И это тоже. А ещё у него на днях будет днюха. Надо подарок купить… и всё такое.
– Вечеринка?
– Ага.
Алекс понимает, что после объяснений Жека вряд ли захочет увидеть его в день своего рождения, но даже если их отношения изменятся, для Алекса он останется тем же, кем и был. И поэтому хотя бы поздравить его он обязан. Почему-то Алексу кажется, что Жека не станет болтать, а значит и на работе никто ничего не узнает… но твёрдой уверенности в этом нет. По идее, всё это – большая проблема, но в данный момент Алексу не хочется думать о чём-то подобном.
– Тогда… – раздаётся шёпот в самое ухо, – завтра, после работы… придёшь ко мне?
И снова по спине пробегают мурашки.
– Приду, – отвечает Алекс почти сразу. – Только не заталкивай больше свой член так глубоко. Я чуть не помер там, в раздевалке.
– Прости…
– Всё-таки, он совсем немаленький у тебя.
– Прости…
– И ты не ответил.
– Прос- …о чём ты?
Алекс чувствует, что Макс пытается на него посмотреть, но не поднимает голову, а наоборот отворачивается, прижимаясь к его плечу щекой. И поясняет:
– Когда ты понял, что любишь меня? Не слишком ли… быстро? И что вообще значит эта твоя «любовь»?
– Хочу, чтобы ты был моим, – губы касаются мочки уха, язык поддевает её, и уходя от ласки Алекс вжимает голову в плечи.
«Для него "хочу" и "люблю" – одно и то же?»
– Почему именно я?
– М-м-м… – губы касаются виска. – Ты рассердишься, если я расскажу.
– Не рассержусь.
– Я знаю, что рассердишься.
– Ма-а-акс! – Алекс поворачивает голову, и тут же его нижнюю губу аккуратно ловят и оттягивают.
Они снова целуются. Лишь слегка касаясь друг друга кончиками языков. Это похоже на игру. Пока Алекс не сдаётся первым и снова не утыкается в плечо Макса. Его дыхание опять сбилось. Хочется закрыть глаза и уснуть.
– У тебя было много парней? – спрашивает он вдруг, сам не до конца веря, что задал этот вопрос вслух.
– Нет.
– Но их ты тоже… «любил»?
– …нет.
Это очень странный ответ. Кажется совершенно неискренним. Тем более, что в голосе Макса уже звенят холодные нотки.
И холод этот действует отрезвляюще. К тому же Алекс только сейчас осознаёт, что они обжимаются, как какая-то влюблённая парочка!
Но стоять под ветром, укрывшись в объятиях и чужой куртке довольно приятно – словно спрятался в скорлупу от целого мира. Алекс понятия не имеет, который час, и сколько они уже торчат на этом ветру… но чувствует: ещё немного – и уснёт стоя – как лошадь.
– Кхм… ладно… тебе ещё надо номер снять…
– Угу.
Пальцы за спиной расцепляются, но стоит Алексу попытаться отстраниться, как тяжёлая ладонь опять надавливает на спину, не отпуская, а рядом раздаётся звук гудков – из телефона, который Макс приложил к уху.
– Здравствуйте, да, Савёловский переулок…
С одной стороны Алексу приятна такая забота, с другой – он вполне мог бы уехать на маршрутке… если те ещё ходят. Но не отбирать же телефон?
– …откуда поедем? Подождите секундочку… Джеф, где мы сейчас?
– Скажи, чтобы подъехали к перекрёстку Ленина и Комсомольской.
Макс заканчивает разговор с диспетчером, вздыхает и с видимой неохотой убирает руку со спины Алекса.
– Своему другу… – начинает он, застёгивая куртку и отталкиваясь от парапета. – Будет лучше, если ты скажешь, что я тебя заставил. Например, из-за денег.
– А ты не боишься, что он соберёт ребят, чтобы проучить тебя?
Максим не отвечает, и Алекс деланно легкомысленно хмыкает и прячет руки в карманы. Но в какой-то момент следом в один из его карманов забирается ещё ладонь, ловит и сжимает его пальцы, и перетаскивает в карман уже совершенно другой куртки. И в этом новом кармане довольно тесно… но если Макс сделал это – значит, всё в порядке. Значит, так принято… наверно. Но всё равно очень смущает. Если их кто-то увидит… Хотя в аллее всё равно нет ни души…
Выйдя к дороге Алекс всё-таки высвобождает свою руку – там у светофора уже помаргивает фарами жёлтая машина. Максим открывает перед ним заднюю дверь, а сам наклоняется к месту водителя и протягивает ему деньги. Алекс смотрит, как двигаются его губы, как скользит взгляд – и вдруг замечает, что глаза Макса уже направлены на него. Водила заводит двигатель, но задняя дверь внезапно открывается, Макс заныривает внутрь, вминая колено в мягкое сиденье и впиваясь жадными губами в и так распухшие губы Алекса… и столь же внезапно выныривает обратно.
Всю дорогу Алекс ловит хмурый взгляд в зеркале заднего вида. Но водитель так и не произносит ни слова – если не считать еле слышный и совершенно неразборчивый бубднёжь под нос. А даже когда Алекс, выходя, говорит: «всего доброго» – тот просто молча отъезжает.
«Всё-таки зря Макс это сделал… сейчас водила расскажет диспетчеру, каких педрил встретил, а там весть разнесётся дальше – и хорошо, если без подробного описания и без адреса».
Только дождавшись, когда жёлтая машина покинет двор, Алекс направляется к своему подъезду. Ему кажется, что сегодня был очень длинный день. Длинный и важный… а завтра предстоит ещё один. День, который он будет ждать и в то же время боятся его прихода. Ждать, конечно же, из-за Максима, а боятся… из-за предстоящего разговора.
Именно с таким настроением Алекс заходит перед сном на форум и накатывает длинный пост. В нём нет особых анатомических подробностей, зато куча переживаний страдающей жертвы – в них есть и страх, и смущение, и затаённая страсть. И почему-то Алекс уверен, что Максим не останется недовольным.
****
На следующий день он приезжает в магазин в десять утра и даже сразу получает аванс, потом два часа гуляет по магазинам, выбирая подарок, а когда возвращается к самому началу второй смены – Жека уже ждёт его в раздевалке. Но стоит Алексу войти, как тот вскакивает со стула и кивает на дверь:
– Пошли выйдем.
На улице Жека сразу достаёт сигарету и отходит глубже в переулок, к мусорному баку и пожарной лестнице.
– Излагай.
Взгляд его блуждает по асфальту. Алекс же собирается с мыслями.
– Ну, не тяни… – подгоняет Жека. – Попал под беспредел? Чем он тебя взял за яйца? Если дело в деньгах, я могу помочь… почему ты сразу не сказал, что у тебя проблемы?! Что мы, чужие, что ли?
Звучит немного наигранно. Может, Жека уже забыл, как сам раньше, ещё в школе, не брезговал отжимать у него деньги на обед? Но тогда они оба были детьми… а сейчас всё, что Жека может предположить – настолько далеко от правды, что у Алекса немеет язык. Просто он знает, что Жека гетеро до мозга костей, и к геям относится… с агрессией. А на Максима вчера, скорее всего, не полез исключительно из-за разницы в габаритах. И всё же Алекс ему благодарен. За эту веру в себя… и в то же время, к горлу снова подступает горечь.
– Алекс, не молчи! Из каких он? С какого района? У меня знакомые везде…
– Жека…
– Ну?
– Он не заставлял меня. Я сам захотел сделать это.
– Зачем?
От удивления Жека вскидывает взгляд. Его глаза медленно округляются, брови взлетают на лоб, и по переулку вдруг разносится:
– САМ?! ТЫ ЧТО, ИЗ ЭТИХ? КОМУ НРАВИТСЯ СОСАТЬ ЧУЖИЕ КОНЦЫ?
Алекс испуганно оглядывается на улицу, но поняв, что шум проезжающих машин должен заглушить этот вопль, качает головой.
– Не кричи.
– НЕ КРИЧИ?.. Не кричи?.. – Жека снижает громкость и взмахивает обеими руками, забыв про дымящуюся сигарету в одной их них. И даже не замечает, как окурок отлетает к стене. – И давно это с тобой?
– Жека…
– Может, ты и у меня отсосать не откажешься? Почём берёшь? Сотню? Штукарь? С заглотом? Сперму глотаешь?
Вопросы сыпятся один за другим, словно кирпичи. Алекс поджимает губы, отводит взгляд… и вздрагивает, когда распахивается дверь.
– Парни, вот вы где?! – на крыльцо высовывается Юля. – Генка в гневе! А ну живо в зал!
Жека сплёвывает, обнаруживает упавшую сигарету и затаптывает её. Когда он проходит мимо, Алекс отступает, пропуская, и вдруг чувствует хлопок по плечу – быстрый и нервный, как и голос Жеки, когда тот бросает:
– Мать узнает, она тебя убьёт.
– Знаю.
Больше за весь день они не обмениваются ни словом. Жека крутится вокруг Юли, Алекс держится от них подальше, даже перекусить уходит только убедившись, что парочка уже вернулась в зал со своего перерыва. Настроение паршивое. И близящийся вечер почему-то никак его не поднимает. Даже наоборот. Алекс боится сорваться. Опять наговорить что-то Максу… Сделать его виноватым во всём. Это ведь так легко – просто обвинить, просто свалить всё в кучу, очистив себя. Но Макс прав: глупо отрицать то, что уже очевидно им обоим: Алекс – гей. Даже если не полностью, то частично уж точно. Вроде бы это называется «би».
Только повод ли это для радости?
Да, возможно, через несколько часов Максим снова сделает что-нибудь для него. Заставит кончить так, как Алекс ещё никогда не кончал. Но сегодня он потерял друга, а вчера окончательно убедился, что не такой как все. Впрочем, это, наверное, стало ясно ещё в тот день, когда Алекс завёл игровой аккаунт. Но что ждёт его дальше? Алекс и раньше-то не знал, как подступиться к девушкам, а теперь ему и вовсе хочется поставить на них жирный крест.
А мама? Что будет, если… когда она узнает?
И ведь Макс скоро уедет.
В памяти всплывает тепло вчерашних объятий и пронзительный ветер. Вот бы можно было вернуться и остаться там навсегда…
Глава 8. Доверься мне
****
B зaкpытoй душeвой кабине стоит полумрак, душ выключен, но жар собрался капельками на тёмно-коричневом пластике стенок. Aроматное мыло стекает по животу. Ядовито-жёлтые потёки остро пахнут лимоном, скользят мимо впадины пупка, увязают в волосах и собираются у основания члена. Алекс смотрит на них. И на мужчину, стоящего так близко, что кажется – шевельнёшься и коснёшься его. Его напряжённого члена. Быть может душевая кабина и не предназначена для подобных игр… но так уж вышло, что Алекса в неё заманили.
Oн пришёл по адресу, сброшенному в смс, постучал в железную дверь – и та вдруг поддалась, открываясь.
Внутри оказалось темно. Лишь сбоку от себя Алекс обнаружил светящийся прямоугольник двери. И услышал шум воды.
«Этот парень… а если бы я оказался грабителем?»
Решив проучить Mаксима, Алекс прошёл чуть дальше по короткому коридору, нащупал на стене переключатель и обнаружил длинную комнату. Практически пустую. В угол забились раковина, плита и холодильник, а у стены прямо на пол был брошен матрас.
«Мда, даже не знаю, что и выбрать…»
Алекс остановился перед матрасом, обводя взглядом раскиданные на нём вещи: прозрачный пакет с новыми трусами, аккуратно сложенное полотенце, новенькие спортивные штаны, какие-то бумаги и провалившуюся в саму себя сумку с торчащим из бокового кармана телефоном… С одной стороны, как-то пустовато, а с другой – Максиму ведь нужно лишь место для сна?
Сняв куртку, Алекс прогулялся до плиты, обнаружил там кривую сковородку, а рядом, на короткой столешнице, коробку с пиццей. В животе заурчало. Приподняв крышку и стащив кусочек гриба, он уже почти закрыл её обратно, но вдруг подумал, что пицца большая, и Макс наверняка заказал её на двоих, так что если он начнёт трапезу первым – ничего криминального не случится. Поэтому взял ещё теплый треугольный кусок и вернулся к матрасу. Алекс уже собирался присесть на краешек и полюбопытствовать, что это за стопка бумаг – как неожиданно ожил смартфон. Почти квадратный экран вспыхнул, и от пустых стен отразилась звонкая трель. Вздрогнув, Алекс по инерции потянулся к нему, словно он и вправду вор, которого могут сейчас обнаружить… и увидел изображение, поставленное Максом на заставку. Свой аватар. Или если точнее – аватар Джефа. Рыжего костлявого эльфа…
И тут позади раздались
шлёпающие по линолеуму шаги.
А потом его обхватили за плечи и прижались к спине мокрым телом. Абсолютно мокрым. То есть Алекс прям почувствовал, как его рубашка промокает насквозь, и вода с улёгшейся на плечо головы стекает по шее.
– У меня в заложниках твоя пицца, – наигранно-угрожающе предупредил Алекс. – Hе вздумай делать глупости.
– У меня в заложниках самый желанный парень на свете… – заворчали в ухо тем же тоном. – И я буду делать глупости, потому что просто невозможно сдержаться, когда он рядом.
– М-м-м…
Отведя в сторону руку с пиццей, Алекс попробовал развернуться в тесных объятиях, и его губы тут же оказались безжалостно смяты. Нахальный язык вторгся, прошёлся по зубам, а когда наконец-то обнаружил спрятавшийся язык Алекса, сплёлся с ним, словно всю жизнь прожил исключительно ради этого момента.
Почувствовав, как влажные ладони пытаются вытащить рубашку из-за пояса брюк, Алекс упёрся свободной рукой во влажное мускулистое плечо и разорвал поцелуй.
– Ты меня всего намочил!
Ответом ему стал весёлый взгляд блестящих глаз.
– Значит, надо тебя раздеть и просушить!
– Эм…
– Да ты кушай-кушай…
Как-то так вышло, что Алекс остался стоять с пиццей в руке, наблюдая, как его рубашку расстёгивают. Откусил от тонкого куска и переложил его в другую руку, позволяя стащить второй рукав, а через некоторое время по-очереди поднял одну и вторую ногу, когда Макс взялся снимать с него штаны. Физически ощущая, как начинает покрываться мурашками.
В комнате оказалось довольно прохладно.
– Я знаю место, где ты сможешь согреться, – улыбнулся Макс, закидывая рубашку Алекса на протянутую под потолком верёвку.
И вот они вдвоём в тесной кабине. Гель для душа щекочет кожу, концентрируя внимание на тончайших ощущениях, а когда Макс касается его живота ладонями, размазывая лимонный гель вверх и в стороны, проходясь по рёбрам, рукам и даже спускаясь на бёдра, но не прикасаясь к всё больше твердеющему члену – хочется взвыть. Пальцы, сминая, проскальзывают по ягодицам, и Алекс невольно подаётся вперёд, тут же прижимаясь к гладкой влажной груди. А там, внизу, член Макса упирается головкой почти в солнечное сплетение. Эта разница в росте… довольно неудобна.
Вдруг Алекс чувствует, как пальцы Макса слишком глубоко проходятся между его ягодиц. Вроде бы не выбирая никакого конкретного места… но каждый раз, задевая то самое, пытающееся тут же автоматически сжаться.
– М-макс…
– Т-с-с… развернись.
– Кхм…
– Доверься мне.
Сглотнув комок в горле, Алекс послушно отворачивается к серебристой панели с набором светящихся кнопок и отверстиями по всей длине. Он не нагибается, всё равно здесь нет для этого места, и вдруг чувствует мимолётное касание к пояснице… но Максим уже приседает и пальцами направляет свой член прямо Алексу между ног.
– Сожми его сильнее.
Там уже собралось прилично геля и пены, так что, как не своди бёдра, член между ними скользит довольно легко. Головка проходится по промежности, надавливая на ту самую точку позади яичек, которую Алекс сам любит массировать во время мастурбации, и тыкается в мошонку. И хотя у Максима почти нет свободного места, и он лишь немного елозит туда-сюда, Алекс всё равно стоит напряжённый, прислушиваясь к каждому ощущению и отчаянно желая, чтобы его коснулись и с другой стороны.
Но одна рука Максима на плече Алекса, а другая на бедре. Он словно держится за него.
И вдруг рука с плеча исчезает… а мгновение спустя сверху обрушивается колючий поток воды. Тугие струи впиваются в кожу – сначала слишком острые, чтобы заглушить все прочие чувства, но постепенно начинающие сливаться в единый фон, отсекающий всё лишнее, погружающий Алекса в мир, где нет ничего, кроме этого шелестящего шума и будоражащего скольжения между ног. Алекс закрывает глаза, поднимая руки выше по панели и сдерживая нарастающее нетерпение. Тонкие незримые нити, проходящие сквозь его плоть к уже замаячившему там, в глубине, удовольствию, становятся всё толще… но это всего лишь нити. Xочется прикоснуться к себе, сбросить этот дразнящий туман… но как же он сладок. Словно тончайший аромат нектара, пока ещё не коснувшегося языка.
И вдруг. Скольжение между ног, ставшее более тесным из-за частично смытого геля, стопорится в одном месте. Алекс успевает сжаться, но толстая головка уже надавливает на кольцо мышц. Он знает, что та толком ещё даже не вошла, но резкая боль заставляет дёрнуться и прильнуть животом к панели перед собой.
И слава богам, Макса остаётся на месте.
– Извини, – тут же раздаётся еле слышное за шумом воды.
– Ты… ты же обещал!
Боль немного утихает, но кулаки сжимаются до хруста в суставах. Алекс не оборачивается. Кусает губы. И чувствует пальцы, обхватившие плечи. Кажется, Макс прижимается лбом к его затылку. И всё, больше ни одного соприкосновения ниже.
– Я правда не специально. Там было скользко и…
Его извинения звучат так хрипло, сбивчиво и искренне, что не поверить им просто невозможно. Алекс всё ещё учащённо дышит, кровь стучит в висках, а тело пытается слиться в единое целое со стеной… но он заставляет себя глубоко вздохнуть. А затем положить руку поверх руки Макса на своём плече. И забраться пальцами между его пальцев.
– Давай… давай продолжим.
Несколько секунд за спиной не раздаётся ни слова. А потом Максим обнимает его и крепко прижимает к себе. Стенка кабины издаёт жалобный стон под их весом, и Алекс чувствует, что теперь член Макса значительно ниже. Он даже сам может нащупать его между своих ног и поправить так, чтобы лучше зажать. Правда собственные руки плотно придавлены к телу… но вот объятия становятся слабее, и ладони Макса соскальзывают вниз, обхватывая обмякший член Алекса. Острые струи бьют прямо по чувствительным нервам, но пальцы не дают им причинить боль. Они двигаются, смещаются, и Алексу остаются только сменяющие друг друга острые ощущения. Макс не двигает бёдрами, ступни его вытянутых ног упираются в щель слива у противоположенной стенки кабины – Алекс смотрит на них, на покрытые тёмными завитыми волосами голени, колени и даже выше… и чуть наклоняется. Нащупывает член Макса между своих ног. Надавливает пальцами под головку, прижимая её к своим яичкам, слегка приподнимается, а потом возвращается назад. Конечно, подобные действия отвлекают от собственных ощущений, но и стоять истуканом он уже больше не хочет.
И совершенно неожиданно в ладонь вдруг ударяет струя. И несколько белесых сгустков исчезают в щели смыва.
– П-прости, – выдыхают в затылок.
– Да ничего-о-о…
Внезапно Алекса разворачивают боком. Макс практически усаживает его на своё колено и, поддерживая за спину, целует, жадно овладевая языком и при этом ускоряя движение сжатых на члене пальцев. Они становятся резкими, дёргающими, даже грубыми. Алекс чувствует, как его губы и язык покусывают, засасывают, теребят так требовательно, словно боятся не успеть. От этого кружится голова. Чужая страсть словно вливается и заполняет тело, подчиняет его. Ураганом вознося на самую вершину. И даже несмотря на недавний испуг, кровь стремительно закипает. Алекс вцепляется в плечи Макса, и пока его член пульсирует, извергаясь, сильные пальцы продолжают надрачивать, явно желая продлить это извержение как можно дольше.
Наконец Алекс обмякает. Он пытается вздохнуть, но струи воды попадают в рот. Подняв ладонь над головой и растопырив пальцы, он пытается рассмотреть на потолке кабины переключатель, но видит только большой смазанный круг с тысячей мелких отверстий, из которых хлещет вода.
– Джеф… – голос Макса еле слышен.
– М-м-м?
– Знаешь, на самом деле мне ничего не надо. Главное, чтобы ты получал удовольствие.
– Не говори глупости.
Всё-таки обнаружив небольшой рычажок, Алекс поднимается на цыпочки и перещёлкивает его. И тут же поток воды словно обрезает ножом.
– Это не глупости, – всё ещё тихо возражает Макс. – Тебе… правда не обязательно касаться меня. Не заставляй себя.
– Почему ты думаешь, что я заставляю?
Обернувшись, Алекс прислоняется спиной к панели с со светящимися кнопками, и в кабине сразу становится темнее. А из-под ног вдруг взлетают фонтанчики. Они достают не выше колен и щекочут ступни. Покосившись вниз и хмыкнув, решив, что можно оставить и так, Алекс вновь поднимает взгляд на Макса. Тот всё ещё упирается в стенку спиной, а ступнями – в пол около Алекса, поэтому даже голову задирать не надо – чёрные глаза прямо напротив. Только глаза эти опущены. Макс не смотрит на него, даже когда снова начинает говорить:
– Я не хочу, чтобы ты почувствовал даже малейший дискомфорт. Не хочу, чтобы ты возненавидел меня… и сегодня… Мне, наверное, опасно даже просто раздеваться рядом с тобой. Я могу… моё тело просто действует само. Мозг отключается… я чуть не вошёл в тебя…
– Да, было неприятно.
Алекс смотрит на тёмную макушку, на капли, стекающие по рельефным линиям мускулистого тела. В полумраке кабины тени сливаются, создавая довольно красивую картинку. И даже ладонь, зачем-то прикрывшая обмякший член Макса, кажется чьей-то художественной задумкой. Но сейчас Алекса волнует не внешняя красота, а та опасность, что скрыта в этом атлетичном теле. Конечно, ему сегодня сделали больно… но почему-то именно после этого его накрыло с головой.
– Ты так сильно хочешь взять меня?
Ладонь Макса сжимается в кулак, вверх по его руке пробегает волна напрягшихся мышц, и провалы ключиц становятся глубже.
– Понял, – вздыхает Алекс. – Глупый вопрос…
– Чего бы я не хотел, – всё-таки отзывается Макс, – это не имеет значения, если не хочешь ты.
– Странно.
– Почему?
В этот раз Максим поднимает взгляд. Алекс склоняет голову к плечу и чуть наклоняется – при этом нажимая задом на что-то ещё, потому что фонтанчики воды прекращают бить из пола, зато несколько колких струй врезаются между ягодиц и в поясницу. Подпрыгнув на месте, Алекс смещается вбок. Из его головы почти успевает вылететь, что он хотел сказать, но вопросительный взгляд Макса заставляет вспомнить.
– Ты ведь играл за Маркуса. А Маркуса… никогда не волновало, получает Джеф удовольствие или нет.
– Неправда.
Алекс чувствует, как его собственные брови залезают на лоб. И похоже, вид этот достаточно красноречив, так что Макс поясняет:
– Предполагалось… что Джеф получает удовольствие именно от того… что делает Маркус.
– То есть… Джеф должен был получить удовольствие… от подвешенного к члену грузила?
– Нет? Но разве тебя не возбуждали такие посты?
Заданный вопрос заставляет задуматься. Алекс барабанит пальцами по стенке кабинки, покусывает губы, чувствуя, как они распухли и немного онемели, потом наконец-то выдыхает.
– Я не думаю… что ассоциировал себя с Джефом. Я смотрел на него со стороны. Да, что-то заставляло меня возбудиться… но не думаю, что если ты прицепишь мне грузило на самом деле, это сработает так же.
– А если ты увидишь нечто подобное в реальности? – быстро уточняет Макс. – Только с кем-то другим?
– Не знаю, – Алекс качает головой. – Извини. Похоже, я не очень подхожу для твоих эротических фантазий.
– Подходишь.
– Что?
– Ты – это ты. Мне не нужен кто-то другой.
Кажется, эти слова заставляют Алекса покраснеть. По крайней мере, кожа шеи точно начинает гореть, а вроде бы успокоившиеся сердце снова сбивается с ритма. Отведя взгляд, он почёсывает шею у уха и предлагает:
– Гм… Слушай, что-то душно тут уже стало… может, вылезем? Да и есть охота.
– Хорошо.
– Только выключи эту хрень.
В комнате стоит настоящий дубак. Стащив с матраса широкое покрывало, Макс закутывает в него Алекса с головой, сам же быстро обтирается небольшим полотенцем и натягивает носки, джинсы и толстую серую кофту.
– Эй, а я не знал, что ты сторонник минимализма, – подаёт голос Алекс, обводя комнату значительным взглядом.
– Да так вышло… – Макс с коробкой остывшей пиццы подходит и садится рядом. – Хозяин думал, что я свою мебель привезу, а когда увидел, что у меня только сумка, сжалился и подбросил матрас и одеяло.
Взяв из коробки надкусанный кусок, возвращённый туда перед походом в душ, Алекс хмыкает:
– А подушку зажал?
– Ага.
Некоторое время их рты оказываются заняты пиццей. Алекс уже берётся за четвёртый кусок, когда Максим неожиданно подрывается и направляется к плите, потом к раковине и обратно с чайником, наполненным водой. И движения его кажутся несколько резкими.
– Что ты сказал своему другу? – спрашивает вдруг.
Алекс замирает с поднесённым ко рту куском. Отводит руку.
– Правду.
– Какую именно?
Макс стоит у плиты, бесцельно туда-сюда поворачивая регулятор пламени.
– Что меня никто не заставлял и не принуждал. И что я делаю только то, что сам хочу.
– И как он отреагировал?
– Спросил, сколько я беру за отсос…
Заметив, как мгновенно сжались кулаки Макса, а регулятор пламени оказался отделён от плиты, Алекс быстро добавляет:
– Да нормально всё. Конечно, вряд ли мы останемся друзьями, но… он никому не скажет. Я его знаю с пятого класса. Крикливый, но не болтун. Впрочем, тебе лучше пока не появляться около магазина… не исключена засада. В этом смысле он… иногда творит всякую хрень, даже если его никто об этом не просил.
– А ты довольно спокоен.
Максим бросает на Алекса взгляд через плечо, всё ещё сжимая регулятор в кулаке.
– М-м-м… ну… в школе на меня несколько раз объявляли травлю… и я привык… к тому, что люди отворачиваются и перестают замечать моё существование.
Алекс возвращается к своему куску пиццы, а Макс опускается перед плитой на корточки, внимательно рассматривая круглый паз, оставшийся от вырванного регулятора. Пока он занимается починкой, Алекс успевает умять ещё два куска пиццы. А потом всё-таки решив, что совесть надо иметь, а меру – знать, поднимает взгляд к высокому потолку.
– Сними мои, шмотки, а? – просит жалостливо, кутаясь в покрывало, вылазить из которого ему очень лень.
– Зачем? – сняв закипевший чайник с огня и раскидав пакетики по двум белым пластиковым стаканчикам, Макс как раз заливает их водой. – Ты не останешься?
– Не сочти меня меркантильным, – Алекс обводит красноречивым взглядом узкий матрас. – Но тут и для тебя одного места не хватит.
– Да ладно, поместимся…
Забрав у Алекса коробку с единственным оставшимся куском пиццы, Макс целиком суёт его в рот, ставит на коробку два горячих стаканчика и возвращается к матрасу. Осторожно опускается на колени. Алекс аккуратно берёт исходящий паром чай, подносит к губам, дует и, чуть помедлив, отвечает:
– Лучше ты приходи ко мне ночевать в субботу. Мама снова уходит в рейс на двое суток.
– Эх… ага… ладно. А насчёт завтра, может, выберемся куда-нибудь?
– Посмотрим, – отпив несладкий чай, Алекс вспоминает кое-что. – А вот послезавтра не смогу.
– Послезавтра? Почему?
– Послезавтра пятница, днюха у Жеки. Я обещал прийти…
Глядя на свой стакан, всё ещё стоящий на коробке, Макс спрашивает медленно, словно подбирая каждое слово:
– Ты уверен, что… стоит туда идти? Знаешь, ты сказал, что он не будет болтать… но когда выпьет… в кругу друзей и на расслабоне… Если ты придёшь, когда он будет в таком состоянии…
Вообще-то, Макс прав. Алекс вовсе не уверен, что не получит по фэйсу. Но если такое случится, Алекс хотя бы точно поймёт, что их дружбе конец. Но если есть шанс, что Жека хотя бы сделает вид, что ничего не знает… нужно попытаться. В конце концов, не так уж и много у Алекса друзей. А если совсем честно – Жека его единственный друг. А те, что из детства, теперь «друзья» только в фэйсбуке. Он уже давно не встречался и не общался ни с кем из них. Кто-то поступил, кто-то уехал, кто-то даже уже завёл семью… Да и можно ли назвать их друзьями? Играли в карты во дворе, в казаков-разбойников и черепашек-ниндзя, собирались у счастливых владельцев приставок и компов… а когда у каждого появился свой, а впереди замаячили старшие классы, поводов для встреч почти не осталось.
Вздохнув в сотый раз за этот день, Алекс выжимает из себя улыбку.
– Всё будет нормально… А к моему завтрашнему приходу купи, пожалуйста, сахар, окей?
Но на следующий день у него не получается добраться до Макса. Четверг – день инвентаризации. Почему не пятница? Очевидно же, чтобы разобраться в пятницу с тем, с чем не успеют в четверг. И именно в четверг они обычно отправляют бракованный товар либо поставщикам, либо на склад, либо в сервис. В магазине Алекса продают не только диски, но и всякие плееры, наушники, флешки… и некоторые из них стоят десятки тысяч. Поэтому ведётся строгий учёт. И когда Алекс приходит на работу, оказывается, что первая смена уже обнаружила пропажу этого самого брака. За неделю собралось немного: несколько наименований вернули покупатели, несколько сами работники обнаружили уже после приёма товара – но все эти вещи хранились в запертой подсобке.
И так получается, что Геннадий Алексеевич вспоминает, что на днях оставлял Алексу связку ключей.
Глава 9. Друг всегда поможет в беде. А потом догонит и ещё раз поможет
****
Вce пpодавцы-консультанты, кассиры и прочие работники магазина во время прохождения практики в обязательном порядке прослушивают инструкции, что делать, если кто-то из покупателей совершит кражу. Eстественно, если они это заметят. Aлекс так же эту инструкцию прослушал – и хотя сейчас сложилась несколько иная ситуация, он быстро вспоминает, что никто не имеет права обвинять его без каких-либо доказательств. Впрочем, его и не обвиняют прямо. Hо стоит Геннадию Алексеевичу как бы вскользь поинтересоваться, не видел ли Алекс кого подозрительного позавчера и запер ли двери после того, как убрался – и взгляды всех собравшихся в кабинете директора скрещиваются на нём. Pазве что Жека продолжает пялиться прямо перед собой в пустоту.
– Нет, – сдержанно отвечает Алекс. – Никого не видел.
– А двери запер?
Алекс кивает, снова бросает взгляд на Жеку и, постаравшись сохранить в голосе непринуждённость, в свою очередь интересуется:
– А что, первая смена обнаружила двери незапертыми?
Старший с первой смены мотает головой. Но подозрение в его глазах никуда не девается. Ну конечно, если это Алекс совершил кражу, то вполне естественно, что двери он за собой потом запер. Подобную мысль можно прочесть и на лицах остальных собравшихся – но вслух так никто ничего и не произносит… возможно, рассудив, что вряд ли бы вор подставился настолько глупо. По-крайней мере Алексу очень хочется верить, что все они пришли именно к такому выводу. Но в груди всё равно поселяется ядовитая заноза. И залезает всё глубже с каждым часом и каждым вновь пойманным на себя якобы случайным взглядом. И даже Юля, встречаясь с Алексом глазами, всякий раз как-то нервно отворачивается, тут же находя, чем срочно заняться.
Подобная слежка продолжается до конца рабочего дня. А ровно в девять к Алексу подходит старший по смене и снова приглашает в кабинет директора.
И на этот раз Алекс готов к прямому обвинению. Mожно сказать, что он даже испытывает облегчение – выносить весь этот пиздец не осталось никаких сил.
– Александр, вы работаете у нас уже… – плотный мужчина в пиджачке приподнимает очки, всматриваясь в лежащие перед ним бумаги, – два года, верно?
Сесть ему не предлагают. Чувствуя буравящий спину взгляд старшего, Алекс прячет руки за спиной и кивает.
– Вы не самый наш ценный, но безусловно надёжный работник… или были им до сих пор. Скажите, вы сейчас испытываете какие-либо финансовые трудности?
– Не сказал бы, – Алекс пожимает плечами, борясь с желанием почесать нос. – Но от повышения зарплаты не отказался бы.
– А разве буквально день назад вы не обращались ко мне с просьбой выплатить вам аванс раньше срока?
Внимательные глаза за стёклами очков не меняют своего спокойного выражения, но Алексу кажется, в них появилась некая странная доброжелательность, прямо противоречащая только что высказанному намёку.
– Да, у Жеки завтра день рождения, мы с ним с детства дружим… короче, я просто хотел купить ему подарок.
– Жека?
– Евгений. Мы работаем в одну смену.
– Понятно… – Дмитрий Всеволодович вновь шелестит бумагами. – А что вы можете сказать про него? Способен Евгений на кражу?
Алекс мотает головой. И он практически честен: конечно, в детстве Жека всякое творил с друзьями, но то было десять лет назад. А в последнее время про него ничего такого не было слышно.
– И конечно же, – продолжает директор, вновь поднимая на Алекса пристальный, но вроде как понимающий взгляд, – вы не стали бы молчать, только чтобы защитить своего друга?
– А почему вы думаете, что это он? – переводит Алекс тему, всё ещё чувствуя подвох.
– O, мы не думаем, что это он, – мужчина улыбается так плавно, словно половина его лица подтаивает. – Но нам не хотелось бы вызывать полицию, не имея на руках чего-то конкретного. Если вы подозреваете другого сотрудника, пожалуйста, поделитесь своими догадками?
Но у Алекса никаких догадок не оказывается, и разговор на этом завершается. Из него Алекс выносит две вещи: во-первых, похоже их всех вызывали и допрашивали по одному, а во-вторых, его всё-таки подозревают. Нет, не так. Пусть сам директор никак этого не показал, но вот остальные… их взгляды прямо-таки светятся уверенностью в его вине… Да ещё и инвентаризация затягивается почти до двенадцати ночи, так что Алекс несколько часов буквально купается в атмосфере настороженности и недоверия. Tак что наконец-то покинув трёклятый зал, окончательно вымотавшись, он скидывает Максу смс с извинениями, вызывает такси и отправляется домой. Ему очень хочется напиться, послать магазин к чёрту и больше там не появляться, но здравый смысл вопит: «Придурок! Тем самым ты только подтвердишь их подозрения на свой счёт!» Да и чтобы напиться, Алексу надо зайти в какое-то ночное заведение… и хотя ему хватит и пяти глотков любого некрепкого коктейля, алкоголь там стоит столько, что… нет, дело даже не в этом – он просто слишком устал, чтобы ещё и бегать по барам.
Конечно, мать сразу замечает, что с ним что-то не то, но Алекс лишь жалуется на чёртову инвентаризацию и заваливается спать. Но перед сном ещё раз проверяет телефон и обнаруживает смс:
«Встречу тебя завтра».
В груди немного теплеет. Но заснуть у Алекса так и не получается до самого рассвета. Он ворочается, встаёт поесть, попить, даже принимает горячий душ около трёх часов ночи, но лишь когда мама уже просыпается и отправляется на кухню, его мозг наконец-то отключается.
А днём на работе его уже ждёт полиция. Ну то есть не его одного. Но всех их снова по-очереди приглашают на беседу, задают множество наводящих вопросов, вплоть до обронённых кем-то слов, и прочее в том же духе. И в ходе своего допроса Алекс узнаёт, что камеры наблюдения, работающие круглосуточно, были отключены после девяти часов вечера во вторник. То есть, примерно, когда они с Максом сбежали от Жеки. И похоже, что после этой новости Алекс начинает вести себя несколько напряжённо, потому как полицейский привязывается к нему ещё на целых два часа. Впрочем, с каждой минутой Алексу всё больше кажется, что тому просто тупо скучно…
А около пяти к нему неожиданно подходит Жека, вешается на шею и доверительно наговаривает в ухо:
– Ты же не забыл про сегодня? Подарок приготовил? Я тут отпросился пораньше, надо всё подготовить, а ты подваливай часам к одиннадцати или сразу после работы, ок?
Это прозносится так непринуждённо, что Алекс задумывается – а не совпадение ли, что Жека тогда остался в раздевалке? Может, вор вовсе не он? Иначе… ну он бы точно хотя бы намекнул, мол, некоторым лучше держать рот на замке? Однако Жека даже не заикается про вечер вторника.
– Окей… Адрес тот же? Не переехал?
– Не-а, так с Артёмычем и делим двушку.
Алексу слышится «делим девушку» и он нервно хмыкает. И тут же ловит на себе сразу две пары глаз, и одна из них принадлежит старшему, только что вошедшему в зал.
«Да чтоб вас всех…»
****
– Привет.
– Привет.
Макс и правда пришёл.
Пряча руки в карманы светло-коричневого пальто, Алекс стоит перед ним, чувствуя странное умиротворение. За витринами магазина царит темнота, машины проносятся мимо по дороге, горят рекламные огни… Ему не хочется ничего говорить и никуда идти. Просто стоять и смотреть на высокого и статного парня, пришедшего встретить его после работы. Это странное чувство. Раньше оно овладевало Алексом только после возвращения домой, когда он садился за комп, оставляя за спинкой кресла все проблемы. Но сейчас это что-то даже ещё более приятное и умиротворяющее. А самое главное, Макс тоже просто стоит напротив и смотрит на него в спокойном ожидании. Словно они на одной волне.
А ведь возможно, у него так же не всё гладко на работе…
«Нет, лучше оставить проблемы в стороне».
Алекс чувствует, что готов простоять вот так, неподвижно, целую вечность. Если бы не треклятый ветер.
– Заедешь домой, чтобы переодеться? – спрашивает Макс, когда он всё-таки сдвигается с места.
Они не могут взяться за руки, поэтому идут как можно ближе к другу другу.
– Неа, – отзывается Алекс. – Жека планирует загулять на несколько дней… но я, пожалуй, потусуюсь часик и поеду домой.
– Хочешь, я встречу тебя?
– Да ладно, будет уже поздно…
– У меня завтра выходной. И я купил сахар.
Алекс улыбается. На душе всё ещё пудовая тяжесть, но сердцу становится чуточку легче биться.
– Посмотрим. Я скину тебе смс, когда выйду… и куда поеду, к тебе или домой.
– Хорошо.
Жека снимает квартиру недалеко от магазина, так что они быстро доходят до нужного дома. У подъезда Алекс оглядывается по сторонам, вытаскивает руку из кармана и хватается за шуршащую красную ткань дутой куртки, заставляя Макса наклониться, а когда покрасневшее ухо оказывается возле губ, шепчет:
– Если я выпью, то скорее всего стану очень смелым и легкодоступным. Берегись.
А когда отпускает куртку, на лице Максима появляется блуждающая улыбка. Не разогнувшись до конца, тот быстро чмокает Алекса в губы, но таким смазанным и лёгким движением, что со стороны, наверное, кажется, что он просто чуть замедлился, возвращаясь в вертикальное положение.
– Ладно. Я пошёл.
– Давай.
Дверь подъезда с лязгом грохает за спиной, лифт скрипит, а за дверью, перед которой останавливается Алекс, оглушительно играет музыка. А ведь уже почти десять. Ему приходится позвонить два раза, прежде чем щёлкает замок и на пороге появляется раскрасневшийся Жека.
– О! Залетай!
В прихожей Алекс протягивает ему упаковку светящихся презервативов в форме покемонов, получает крепкий хлопок по спине и оказывается в сверкающей огнями комнате.
Играет плавное техно, лазерные лучи в ритм музыке прорезают полумрак, постепенно сменяя цвет с синего на фиолетовый и далее по спектру. На единственном столе пирамидой выстроились банки с пивом, и ещё пара ящиков ждут на полу, а на подоконнике на красивом подносе – пять матовых бутылок вина и бокалы. Народа собралось пока немного, свободное место есть даже на длинном диване, не говоря уже про отдельные кресла и брошенные на пол подушки… и пока не происходит ничего интересного. Постояв немного на пороге, Алекс выходит на узкую длинную кухню – по глазам бьёт яркий свет, и здесь оказывается уже интересней: на обеденном столе стоят стопки с салатами, пюрешками, кусочками рыбы и курицы – похоже, Жека совершил основательный набег на супермаркет. А ещё Алекс обнаруживает стеклянную банку гранатового сока. Чтобы не особо выделяться на фоне других гостей, он наливает себе в большой пластиковый стакан, явно предназначенный для пива, тёмно-бардовую жидкость, пробует на вкус… и разводит водой, а то слишком терпко. С этим стаканом и каким-то майонезным салатом Алекс возвращается в комнату, где организована гулянка, и обнаруживает, что народа прибавилось. Появилась даже пара знакомых. Перебросившись с ними ничего не значащими фразами, Алекс забивает место на краю дивана.
Постепенно вдоль батареи собирается гора пустых банок, а движения танцующих в центре комнаты девушек становятся всё откровенней. К ним пристраиваются парни. Наблюдать за ними не особенно интересно, а порой – даже смешно (на трезвянку-то), но Алексу нравится это состояние пустоты в голове. Он словно спит наяву. Просто смотрит. Просто потягивает свой сок (упаковка от съеденного салата уже добросовестно спрятана под диван).
К нему подсаживаются. Задают дежурные вопросы типа: «а ты откуда знаешь Жеку?» – но быстро отстают, видимо, разочаровавшись, как в собеседнике. Мимо пробираются парочки, кто-то на балкон, покурить, кто-то в коридор или даже в подъезд. Всё это очень знакомо, всё это было сотни раз. Но сегодня у него нет желания дожидаться, когда мальчики и девочки разобьются на пары, к тому же усталость понемногу отступает. И Алекс решает выполнить данное Максу обещание и напиться. Ну в смысле, немного выпить. И выбор его падает на вино. Покинув удобный диван, он проталкивается к подоконнику и доливает в свой стакан чуток ароматной жидкости из красивой бутылки. Но успевает сделать всего один глоток, как из толпы выныривает Жека и вытаскивает его за собой на балкон.
– Ну чё там было? Приставали к тебе?
Стараясь встать так, чтобы дым от сигареты шёл мимо, Алекс задумывается над ответом. От одного глотка его ещё не повело, но голова и без того работает плохо. Он даже не уверен, что правильно понял вопрос.
– О ком ты?
– О ментах.
– А… ну так ко всем же вроде приставали?
Глубоко затянувшись, так что сигарета за этот затяг укорачивается сразу на треть, Жека резко выдыхает огромное облако почему-то вишнёвого дыма и криво улыбается.
– Алекс, ты не подумай, что я тебя сюда пустил, только чтобы задобрить. Ты же понимаешь, я не имею никакого отношения к той хрени…
– Ага.
– А ещё я чего тут подумал… Ну про эту твою херню… девку тебе надо, Алекс, девку. И чтобы так тебя вытрахала, чтобы мозги через член потекли.
– М-м-м, Жека…
– Да чё, Жека-то? – взмахнув рукой и слегка окосевшим взглядом проследив за улетевшей вниз сигаретой, именинник кивает сам себе. – Да. Девку тебе надо. Ну ты уж прости друга. Что раньше не подсобил. Видел же, что от тебя тёлки шарахаются, но не лез… Но знаешь, это ведь очень просто исправить!
Понятия не имея, что ответить, но не желая ввязываться в спор, Алекс кивает. Переминается с ноги на ногу – всё-таки балкон не застеклён, а на ногах только носки…
– Да ты не кипиши. Всё будет в лучшем виде!
Жека продолжает нести чушь. Но тут балконная дверь распахивается, появляется раскрасневшаяся Юля, и глаза именинника тут же вспыхивают – а Алекс использует эту возможность, чтобы ускользнуть.
После улицы воздух в квартире оглушает дикой смесью пота, самого разного парфюма и алкоголя. От неожиданной духоты бросает в пот. Хорошо, что рядом оказывается оставленный им стакан. Опрокинув в себя сразу несколько глотков, Алекс слишком поздно замечает подозрительную горечь – вино не могло её дать, а гранатовый сок он сам разбавил. Нет, это… кто-то добавил туда водки! Причём не плеснул пару капель, а налил от души!
– Эй, с тобой всё хорошо? – под руку кто-то хватает, и по голосу – вроде бы девушка.
Алекс мужественно пытается устоять на ногах, но с каждым вздохом комната ускоряет бег, лица людей то расплываются до огромных размеров, то резко исчезают из поля зрения, заменяясь на тёмные пятна ковра или светлые – двери или стены. Алекс чувствует, что его поддерживают уже с двух сторон и куда-то ведут. Ноги заплетаются, цепляются друг за друга, а неведомая сила бросает его то в одну сторону, то в другую…
– Тихо-тихо-тихо… вот сюда… вот, ложись, хорошо…
Почему-то кажется, что рядом щебечут сразу несколько женских голосов. Но судя по ощущениям, его отвели в комнату соседа Жеки.
– Мле… мне нададам… мой…
Язык ведёт себя не лучше ног. К тому же под спиной мягкий матрас, а под головой ещё более мягкая подушка. Держать же глаза открытыми – настоящее испытание: всё кружится и плывёт, так что Алексу остаётся лишь смириться и закрыть их. И несмотря на непрерывное щебетание, он вроде бы даже начинает проваливаться в сон…
…но вдруг чувствует, как живота касаются холодные пальцы…
…а пару мгновений спустя кто-то дёргает за штанину – Алекс тут же хватается за свой пояс, надеть который решил буквально только сегодня. Но его пальцы отцепляют один за другим. Щебечущие голоса становятся тише. Они уговаривают и просят не волноваться. А потом хихикают и снова что-то щебечут. Алексу удаётся разобрать: «мальчик» и «членчик». И по телу начинает растекаться приятное тепло. Его трогают. Ласкают. Напоминая о чём-то…
«МАКС!»
Имя вспыхивает под зажмуренными веками, руки упираются в кровать, он пытается встать и оттолкнуть от себя чью-то голову – но в результате отталкивают его самого. Обратно на подушку.
– Н-н-ненад-до… пус-сти…
– Тихо, тихо! Не беспокойся, поднимем мы твоего дружка!
– Да ч-чтобвас…
Еле слышная трель продирается сквозь плавные волны музыки и женские голоса. Однако прежде, чем до Алекса доходит, что это звонит его телефон, тот уже замолкает. Беспокойство и раздражение нарастают. Но тело и разум словно чужие. Сквозь пелену в глазах невозможно различить лица, лишь смазанные пятна. Ощущения тоже нечёткие, сливающиеся – чьи-то волосы щекочут живот, чьи-то губы мусолят член, чьи-то ладони скользят по груди…
И вдруг Алекса накрывает дикий грохот. Он обрушивается сразу со всех сторон, словно кто-то принялся дико колотить в барабаны, и вибрации от этих барабанов расходятся по стенам и передаются дрожью даже кровати.
– Да кто-то там рвётся?!
– Соседи, наверно. Заполночь уже…
– А вдруг менты?
– Жека, выключи музыку и пошли их нахер!
Резко становится тихо. Алекс пытается удержать глаза открытыми, слышит приглушённые звуки… голоса… быстро переходящие на повышенные тона… и вдруг из коридора доносится резкий хлопок, похожий на удар. А спустя миг – громкий рассерженный вопль. К нему тут же присоединяется другой, что-то падает, трещит…
Но Алекса больше никто не держит.
Свалившись с кровати, пытаясь подняться с колен, он хватается за стенку. И тут его снова ловят за руку.
– Нет… н-не надо… мне надо д-домой…
– Тихо-тихо, – раздаётся над головой звенящий яростью голос.
Но не женский, а мужской. Смутно знакомый. А потом пол вдруг исчезает из-под ног. Алекса куда-то несут. Холод облизывает босые ступни, но не выше. Почему? Ноги запутались в длиннющем покрывале и простыне. Вдруг в лёгкие врывается свежий воздух. Улица? Яркий свет бьёт по глазам, но быстро тухнет. Его снова окружает тепло. Салон авто. И голос Макса уже спокойнее произносит:
– Поехали обратно.
Это последнее, что Алекс слышит. А потом его окончательно вырубает. Он засыпает мгновенно и убийственно крепко.
****
А просыпается от странного ощущения. Почему-то не получается повернуться на бок. Что-то мешает… вроде как если бы руки и ноги застряли в прутьях кровати. Но у него уже несколько лет новая, деревянная, с литыми спинками…
Попытка открыть глаза не заканчивается ничем. Тьма не рассеивается абсолютно. И лишь спустя минуту Алекс догадывается, что на глазах его плотная тёмная повязка. А руки и ноги… привязаны к чему-то. Привязаны и разведены в стороны. Он словно лягушка, приготовленная для препарирования.
– М-макс?
Голос срывается на фальцет.
– Проснулся?..
Отвечает Макс глухо. Словно из-за стены.
– Зачем ты… связал меня?
– Как себя чувствуешь? Не тошнит?
Такая забота, конечно, приятна, но паника уже вцепилась острыми коготками в подкорку. «Это просто очередная игра… он сейчас извинится… всё будет хорошо… он не станет ничего делать против моей воли…» И тут память услужливо подкидывает последние события этого дня: кажется, Жека решил, что если Алекса поимеют несколько девок, он излечится от пидарских замашек… а потом появился Макс…
– Это… слушай, я правда… устал. Давай отложим эту забавную игру, а? Развяжи меня…
Судя по звуку шагов, Макс подходит ближе. Можно даже ощутить, как он наклоняется. Но вместо того, чтобы начать отвязывать путы…
«Что это? Зачем он…»
Алекс чувствует, как бьётся его собственный пульс, сливаясь со слабой, едва ощутимой, но завораживающей пульсацией горячей крови в каменно-напряжённом члене, зачем-то прижатом к шее.
– М-макс…
– Помолчи.
Глава 10. Разлетаясь на осколки... могу я войти в тебя?
****
– M-м…
Рoт накpывают ладонью. Oт нeё пахнет мылом.
Член елозит под подбородком, чуть придавливая трахею, словно пытается придушить очень постыдным способом. Однако Aлекс всё ещё надеется, что происходящее – только шутка. Розыгрыш.
Просто ведь не было же никакого перехода… никакой подготовки к этой игре.
И ещё кое-что странное: необычная лёгкость в теле. Его не тошнит, только слабость и сонливость… и тревожное ощущение неопределённости в пространстве. Здравый смысл и матрас под спиной подсказывают, что это квартира Макса, но больше ничего толкового в голову не приходит. Bозможно, Алекс всё ещё пьян. Возможно, просто сбит с толку этой темнотой и внезапной беспомощностью – он действительно не видит ни малейшего проблеска света, а чувствует только упругую мягкость под собой и прикосновения чужих колен к подмышке и рёбрам… И давление на гортань.
Или он спит? И это всего лишь эротический сон?
Hо разве такой сон не должен быть по-приятней?
Неожиданно давление пропадает. И вместо ладони губ касается бархатистое тепло.
А потом приподнимается и... шлёп-шлёп.
«Даже так? Ну ладно, ты сам напросился.»
Во время шлепков по губам Алекс может различить даже туго натянутую уздечку: тонкую, напряжённую – кажется, её так легко зацепить зубами… но вместо зубов он использует кончик языка. И стоит ему только коснуться нежного места, как Макс замирает. А пару секунд спустя уже проходится всей длиной члена по его щеке. А потом вжимает увлажнившуюся головку в губы, явно намекая, чтобы Алекс открыл рот.
Но Алексу не очень хочется продолжать эту игру. Он если и возбуждён, то совсем не в сексуальном плане. А эта случайная ласка была всего лишь причудой из разряда: «что будет, если…»
– Макс, – быстро проговаривает Алекс, отвернувшись в сторону. – У меня было два не самых весёлых дня. Если хочешь, я могу попробовать отсосать тебе... но давай ты сначала меня всё-таки разв-
Влажная головка снова шлёпает по губам. Но потом Макс вдруг отодвигается, и насторожившийся Алекс даже больше не чувствует его колен рядом с собой. Зато прямо по впадине подмышки неожиданно проходится мягкое касание и оставляет липкий след.
Щекотно.
Пытаясь увернуться, Алекс слышит скрип. Это не пружины, а доски…
«Он купил не только сахар, но и деревянную кровать?»
А член Макса уже снова тыкается прямо в подмышку. И круговым движением спускается ниже. Скрип повторяется. И по всем этим звукам и ощущениям совсем не сложно догадаться о перемещениях Максима… Однако кое-что предугадать всё-таки невозможно, например, что его рта вдруг коснутся немного шершавые пальцы. Что попытаются забраться внутрь, оттягивая и растягивая губы… Алекс не удерживается и специально касается одного самым кончиком языка… и тут же ловит его зубами. Сжимая не сильно, но, как ему кажется, убедительно.
Сверху доносится хмык.
А в следующий миг между его согнутых в коленях и разведённых ног проходится что-то… скользкое, неживое и немного ребристое. Но не объёмное, словно член или его имитатор, а… словно пальцы, засунутые в презерватив. Они поглаживают и кружат вокруг сфинктера, заставляя Алекса стремительно каменеть. Мышцы, дыхание – всё замирает. Даже сердце сбивается с ритма, разрываясь между желанием остановиться и понестись в дикий скач.
Пока один или два пальца всё-таки не надавливают слишком сильно и не преодолевают сопротивление мышц. Это почему-то совсем не больно… но всё равно хочется взвыть.
Алекс тут же разжимает зубы.
– Макс! Макс, не надо! Я не готовился…
– Ничего страшного.
– Нет, так нельзя!
Пальцы около рта никуда не делись. Пока он пытается говорить, они задевают губы, дразня и словно специально мешая.
– Не беспокойся, – уверенный голос Макса настораживает своей невозмутимостью. – Ты чистый. Я сделал тебе клизму.
– Что?!
Алекса хватает только на один этот возглас, а потом он снова каменеет, и на этот раз горло немеет тоже. В голове образуется полнейший вакуум. Ни единой мысли, тьма перед глазами, и целый клубок ярких эмоций: шок, стыд, брезгливость, ужас, страх, злость, паника, смирение... всё это взрывается на подкорке. И остаётся лишь одно чёткое ощущение – от пальцев, двигающихся в заднем проходе. Причём пальцы эти не то чтобы ласкают. Они раздвигаются, растягивая стенки, сгибаются крючком и словно пытаются вывернуть его наизнанку. И все эти шевеления странным образом отдаются внизу живота. Подобно камням на дне пруда, потревоженным рыболовной сетью.
– Я не собирался делать ничего подобного… – снова разносится по комнате невозмутимый голос Максима, и звучит он так, будто его владелец сейчас занимается чем-то обыденным вроде жарки картошки, а рассказывает всего лишь о походе в магазин за этой самой картошкой. – Тебя вывернуло в такси, так что я подумал, что будет лучше раздеть тебя и вымыть, а потом уложить в постель… Но знаешь, ты лежал в ней такой беззащитный… и всё никак не хотел просыпаться.
Пальцы в презервативе проникают в Алекса глубже. Такие же флегматичные, как и их владелец. Только они уже не столько двигаются в одном месте, сколько елозят туда-сюда. И после каждого толчка в промежность упирается сжатый кулак. При этом запястье Макса всё время задевает яйца. Или специально надавливает на них?
– Мне захотелось выпить, Джеф, прости, – тем временем продолжает Максим, и теперь в его голосе можно расслышать нотки сожаления. – Kонечно, я знал, что тогда точно
не сдержусь… но зато совесть теперь не мешает. Видишь ли, на меня алкоголь действует не так, как на тебя: тебе с него плохо, мне же становится очень хорошо. И я перестаю беспокоиться о мелочах.
– О мелочах… вроде своих обещаний?
Алекс пытался спросить как можно ровнее, но вышло почему-то сдавленно и хрипло.
– Я держу свои обещания.
Мгновения торжественной тишины… и вдруг Алекс чувствует мягкие губы на своём члене. И вот это уже по-настоящему приятно. Несмотря на шок, такие знакомые ощущения тут же разбегаются по телу, словно отрепетированные сигналы. И всё внутри откликается. Член наливается тяжестью, мышцы живота сводит от предвкушения… и в отместку сразу за всё Алекс толкается бёдрами вверх, прямо в жаркую и влажную глубину рта. Но даже оторвав зад от постели, ему не удаётся уйти от привязавшихся сзади пальцев. Они входят ещё глубже и замирают. И задерживают его в таком положении!
…будто насадили на кол.
Но кол этот прямо сейчас упирается в ту чёртову точку, о которой Алекс много раз читал в чужих постах и о которой писал даже сам.
Вот только он не знал, каковы настоящие ощущения от её стимуляции! Это нечто совершенно другое... Незнакомое, странное, но...
Икры болезненно дрожат. Но у Алекса нет смелости опуститься и ещё больше насадиться на эти пальцы. Он кусает губы. Дышит через раз. А язык Макса обводит по кругу головку его члена, проскальзывает вниз по стволу… и одно из яичек вдруг оказывается в тесном и горячем плену.
Новое ощущение на грани.
Ожидание, что будет больно.
Но это посасывание… и эти чёртовски настырные пальцы…
«Я сейчас кончу, я сейчас кончу… я правда сейчас кончу только от этого…»
Выпустив одно яичко, Макс берётся губами за другое, а его пальцы, оставившие в покое лицо Алекса, в этот момент обхватывают его член. И хотя начинают не дрочить, а сжиматься и разжиматься у самого основания, но теперь эта смешанная пытка терзает сразу с трёх сторон! Член, яички, внутренности…
Он не продержится и секунды…
Нет!
Это слишком больно!
Тугая волна сталкивается с преградой, и Алекс закусывает губу, но заглушить собственный разочарованный стон у него не выходит. Он выгибается, запрокидывает голову, пытается уйти бёдрами в сторону, избавиться об безжалостного кольца, сдавившего член… но его ягодицы властно придавливают обратно к кровати.
– Можно я войду в тебя? – севшим голосом спрашивает Макс, оставляя хотя бы мошонку в покое.
Алекс не отвечает. Он пытается свести вместе колени. Но замирает от тянущего ощущения покидающих уже растянутое и даже натёртое место пальцев в подсохшем презервативе.
Его что, отпускают?
Непохоже. Член всё ещё сжат.
Но что он там делает?.. Неужели...
– Максим! Это больно!
– Немного. Но тебе понравится. Обещаю.
Теперь основание члена стягивает не тугое кольцо сжатых пальцев, а завязанный презерватив. Он врезается тонкой болезненной резинкой. И Алексу уже становится совершенно не смешно. То есть, он и до этого не смеялся, но и паниковал не то чтобы сильно. В конце концов, привык уже к неожиданным выходкам Макса. Но сегодня этот парень явно перешагнул все границы.
Алекс будто оказался в ролевой.
И сейчас с ним не Макс. А Маркус. Безжалостный и эгоистичный.
Не зная, чего ещё от него ждать, стараясь не обращать внимания на резкую пульсацию в члене, Алекс настороженно прислушивается к тихим звукам. Макс снова отошёл, но вот уже снова подходит. Его немного шершавые пальцы касаются щиколотки. И одна из верёвок наконец-то спадает. Только вот вместо того, чтобы освободить и вторую ногу, Макс берёт первую под колено… и подтаскивает зад Алекса ближе к краю кровати!
Естественно, сопротивление бесполезно.
Член прижимается к промежности. Потирается об неё. И это было бы даже неплохо, если бы не ощущение, что собственный член Алекса сейчас просто взорвётся.
– Можно я войду? – мягко и вкрадчиво повторяет Макс, не прекращая то сталкивать его в бездну, но затапливать волнами резкого удовольствия.
И тут рука, не занятая коленом Алекса, ложится на его перевязанный член и начинает, надавливая, двигаться вперёд и назад.
Алекс чувствует, как его пупок заполняется его же смазкой. Искусанные губы болят. Верёвки врезаются в запястья… но всё это лишь бледная тень по сравнению с пульсирующей агонией в его паху.
– Ин-наче… ты не д-дашь… мн-не кончить?
Дыхания не хватает. Мелкие резкие вздохи не успевают наполнить лёгкие кислородом, как он их уже покидает.
– Это было бы очень жестоко, – голос Макса всё больше и больше напоминает кошачье мурлыканье, только низкое и густое. – Но подумай сам, разве сейчас не самый подходящий момент? Я тебя уже подготовил. Так чего ты боишься? Боли? Но тебе уже больно в другом месте… Джеф, не упрямься. Твоё тело не против. Конечно, обычно без практики кончить с первого раза от одной только анальной стимуляции почти нереально – но сегодня всё для тебя. Давай, скажи «да»… и позволь мне подарить тебе самое лучшее, на что я только способен.
«Какой же ты… говорливый сегодня!»
Давление. Потирания. Елозанье. Макс прижимается всё теснее, всё яростнее. А его рука на члене Алекса ужасающе точна – словно раскалённое жало, раз за разом пронзающее нервы… и вырывающее целые острова из сгустков мыслей.
Но разум пока ещё мечется. Пока ещё отказывается сдаваться.
И вдруг Алекса заставляют поднять ногу выше, разогнуть – колена тут же касается влажный язык. И вместе с лёгкими прикосновениями губ смещается туда, где кожа тоньше и нежнее. Сознание начинает трещать по швам. Крошиться и рассыпаться. Осколки пронзают тьму слепящим блеском. Горло пересыхает. Мышцы готовятся лопнуть…
И тут член Макса останавливается. Его головка прижимается к растянутому ранее, но уже успевшему вновь плотно сжаться сфинктеру. И что-то прохладное капает на бедро. Попадает на мошонку. Стекает вниз. И собирается возле дразняще давящей головки.
– Скажи, что хочешь его, – хрипло просит Макс. – Скажи, что хочешь меня. Джеф, только скажи…
– …
– Громче, Джеф! Я не слышу!
Вместо ответа Алекс толкает себя вперёд.
Смазка помогает насадиться на член. Но по сравнению с пальцами… тот раза в три толще!
Внутри всё цепенеет. Пережидая резкую боль, прислушиваясь к распирающему ощущению, Алекс на какое-то время даже забывает про свой перевязанный член. Но вот Макс немного подаётся к нему…
– А-а, подожд-
– Xорошо. Жду. Скажешь, когда можно…
Сквозь грохот крови в ушах, Алексу кажется, что он слышит едва сдерживаемое напряжение в охрипшем голосе Макса. И ему это нравится.
А острая резь между ягодиц тем временем тупеет. И растянувшая его толщина понемногу становится словно продолжением собственного тела.
– Д… давай.
Макс толкается вновь. И оказывается, его член ещё не вошёл даже до середины!
Стальные пальцы втыкаются под колено. И эта боль помогает пережить новое натяжение там, внутри. Алекс уже даже не пытается контролировать дыхание. Только без конца облизывает пересохшие губы. Толчки отдаются в теле странным чувством ожидания. Заставляют чувствовать себя заполненным и сдавшимся. Отдавшим себя. Свою гордость, свой страх и свой стыд. Он чувствует, как его колено отпускают, но берут за бёдра, поднимая над постелью. Он чувствует, как подпрыгивает и бьётся о живот его собственный член. Он почти успел забыть о нём… И вот снова это болезненное напряжение, эта накатывающая одна за другой волна, разбивающаяся о преграду… Его уволакивает всё дальше в бесконечную глубину, превращая с единый сгусток оголившихся нервов. Кости плавятся. Плоть не знает, где кончается и начинается чужое тело. Боль превратилась в наслаждение, а наслаждение в боль. Они обволакивают его, растворяют в себе, заставляя поверить, что ещё немного – и он просто умрёт, не способный выдержать, осознать, сохранить себя целым… И когда раздражающая резь вдруг исчезает, сознание Алекса окончательно раскалывается и разлетается, сгорая никчёмным мусором в вспыхнувшей темноте. Мышцы выкручивает, горло горит, но внутренности уже заполняет бесконечная усталость и невыразимое ощущение законченности, завершённости, после которой больше ничего не имеет значения.
Глава 11. Ну как? Покувыркались?
****
Mир бeз повязки кaжетcя слишком цветным. Слишком большим, слишком ярким. И в то же время утратившим что-то от сокровенной глубины. Поэтому когда Макс отвязывает Aлекса от кровати и помогает снять повязку, он вновь натягивает её на глаза. И на ощупь забирается под сбившееся одеяло. Oн уже видел достаточно: и знакомую комнату-студию и новую широкую кровать с резными спинками, и настороженное лицо Максима.
Под одеялом спокойней. Всего несколько минут назад Алексу было невыносимо жарко, сейчас же его бьёт озноб. Хочется сжаться и стать как можно меньше.
– Хочешь в ванную?
Вместо ответа мотание головой. Скрип дерева подсказывает, что Макс только что сел рядом. И когда тяжёлая ладонь ложится поверх покрывала на плечо, Алекс не вздрагивает. Hи от неожиданности, ни от чего бы то ни было другого.
Скрип повторяется – тяжелее, надрывнее – и вот его уже обхватывают две длинные руки. Словно ребёнок обнимает игрушку. Прижимает к себе. Гладит по голове. Дышит и целует в макушку.
И озноб постепенно отступает.
– Сколько времени? – наконец тихо спрашивает Алекс. Tихо не потому, что боится заговорить громче, а просто сил в голосе недостаточно. Всё осталось там. В темноте, жаркой агонии и опустошении.
– Скоро девять, – также приглушённо отвечает Макс. – За маму не беспокойся, она звонила после полуночи… я сказал, что ты выпил и уснул. Kажется, она не слишком обрадовалась, но и не слишком обеспокоилась. Ты часто устраиваешь подобное?
Алекс снова мотает головой. Потом высовывает руку из-под одеяла и чуть сдвигает повязку с одного глаза. Щурится. И утыкается лбом обратно в грудь Макса.
– Как ты попал в квартиру Жеки?
– Постучал.
– А как понял, какая именно дверь тебе нужна?
– Прошёл все этажи, сориентировался по звуку.
– Музыка?.. Понятно… Ты не думай про Жеку… плохо. Он когда вобьёт себе что-то в голову… – неожиданно в памяти всплывают отрывки вчерашней ночи, грохот и крики. – Макс! Они же ничего тебе не сделали?!
Подскочив, Алекс снова щурится, но внимательно осматривает полностью голого парня, лежащего рядом поверх одеяла. И на первый взгляд не обнаруживает никаких ссадин и синяков. И только на второй замечает блуждающую улыбку. Подозрение зарождается само собой.
– Макс…
– Что?
«Или лучше не спрашивать?»
– Н-нет, ничего, просто… ты точно пьян? Выглядишь трезвым.
– Я же не напивался. Да и протрезветь уже успел, – изгиб губ Макса выравнивается, взгляд становится тревожным. – Я… сильно тебя напугал?
Алекс тут же вспоминает, что именно его напугало и шокировало больше всего. И хотя собственно воспоминаний о том, что делали с его спящим телом, не осталось – сама мысль об этом заставляет вновь зарыться под одеяло с головой. И вроде бы такая реакция выглядит очень по-детски… но понимание этого запаздывает и догоняет уже по дороге в подпокрывалье.
– Джеф?
– Почему ты зовёшь меня по нику? Тебе не нравится моё имя?
– Извини. Но по имени тебя зовут все… а так – только я.
– Ага, только ты… и остальные участники форума.
Конечно же Алекс понял, что хотел сказать Макс, и возразил ему лишь из вредности… но почему-то просто не смог промолчать или тупо кивнуть. «Блин, тебе обязательно каждый раз говорить такие смущающие вещи?»
Трель звонка неожиданно рождается где-то в ногах. «Мама!» – мгновенно подпрыгивает в груди. Но уже в следующую секунду Алекс вспоминает, что к этому часу она должна быть в поезде, а там не до звонков. Мелодия продолжает играть. Однако Макс не выказывает никакого интереса, и Алекс тоже продолжает лежать. Пока снова не становится тихо.
И вдруг телефон оживает опять.
В этот раз Алекс заставляет себя подняться и не особенно беспокоясь, как там выглядит его зад, просовывает руку сквозь резную спинку и нащупывает телефон в кармане брошенных на пол брюк. Похоже, Макс захватил их отдельно от его тела…
– Алло.
– Александр Астеньев? – раздаётся в трубке вежливый мужской голос.
– Да это я.
– Скажите, вы вчера находились по адресу Старовойтово 18б после девяти часов вечера?
– М-м-м… – Алекс оглядывается на Макса. – Да, а что?
– Вам нужно подъехать в участок.
– Это обязательно?
– Да. Если потребуется, мы вышлем повестку по месту жительства.
– Ясно, я понял, не надо повестки… Но вы можете хотя бы сказать, что случилось?
– Ваши знакомые нарушили закон. Требуются ваши показания.
Покусывая уголок губы, Алекс смотрит на потухший экран. В голове пульсирует адрес полицейского участка, куда ему нужно подъехать. С одной стороны, он зол на Жеку. И если тот устроил балаган – это его собственные проблемы… а с другой, зачем-то же Алекс понадобился полицейским?
– Мне надо… поехать кое-куда, – медленно выговаривает он наконец.
Макс кивает:
– Я с тобой.
– Не уверен, что теб-
– Мне всё равно нечего делать.
Приходится согласиться. Конечно, Жеке с ним лучше не встречаться, но… взгляд поднимается к потолку и обнаруживает подвешенную на верёвку рубашку. Свою. И стыд заставляет мысли свернуть в другом направлении. А ещё Алекс, как ни смотрит, не может обнаружить своих трусов – ни на полу, ни на каких-то поверхностях. Но в этот момент уже начавший одеваться Макс бросает ему через всю комнату пластиковый пакет. С бельём.
– С-спасибо.
Чувствуя, как загораются шея и лоб, Алекс соскальзывает с кровати и исчезает в туалете. Он пытается выкинуть смущающие детали из головы. Не думать о том, насколько Макс одержимый и… странный. Алекс понимает, что многое может просто не знать об особенностях совместной жизни однополых пар, но почему-то уверен – ни один влюблённый, даже если очень хочет секса, а любовник в отключке, не станет делать то… ну что сделал Макс. После того, как раздел его и помыл.
Или вот такая она и есть, эта его «любовь»?
И вот такое вот… для него «нормально»?
Через десять минут Алекс уже готов к выходу. А спустя ещё пару – Максу приходит смс-уведомление о подъехавшем такси. И вроде бы можно покинуть квартиру… если бы не одна существенная деталь: пара обуви в маленьком коридорчике только одна. Алекс оглядывается на комнату, потом поднимает вопросительный взгляд на Макса. Тот задерживает дыхание, приподнимая брови, и резко выдыхает.
– Забыл, – признаётся, пожимая плечами. – Давай я отнесу тебя до машины на руках?
Судя по довольному выражению, идея эта ему нравится. Но Алекс мотает головой:
– Сам спущусь. Но сначала заедем ко мне.
Почему-то он даже не подумал о том, чтобы забрать свои ботинки у Жеки.
****
Полицейский участок Алексу совершенно не нравится. Ни эти решётки до потолка, ни лязгающие двери с огромными засовами, ни потёртый паркет на полу. Внутри вроде не грязно, но всё равно неприятно.
Подойдя к дежурному за облезлым деревянным столом, Алекс протягивает паспорт и представляется. Ему говорят, в какой кабинет пройти. Макс остаётся ждать на первом этаже.
Коридор, лестница, коридор, ряд смежных сидений и застеклённые советские стенды… Нужная табличка. Стук.
– Войдите.
Два стола набиты в маленькое помещения так, что места в кабинете больше попросту нет. Причём за боковым дородная тётка в форме уже допрашивает какого-то бомжа, Алексу же кивает молодой парень в погонах, но без фуражки.
– Астеньев?
– Да.
– Проходите.
Его просят рассказать всё от начала и до конца: когда пришёл, что делал, что слышал, когда ушёл. Алекс не отрицает – да, играла громкая музыка. А вот про драку не знает. Мол, быстро вырубился и даже не помнит, как оказался дома.
– Быть может, вам помогли? Высокий такой молодой человек со спортивным телосложением… знаете такого?
– Вы о Максиме?
– Максиме… а фамилия у Максима какая?
– Эм-м… – Алекс догадывается, что сболтнул лишнее. – Не знаю… а что случилось? Я ничего… совсем ничего… – в груди становится неуютно. Проклёвывается нехорошее такое предчувствие. – А где Жека? С ним всё в порядке?
– Жека? Вы имеете в виду Евгения? Одного из арендаторов жилплощади? Ну… при визите участкового он вёл себя слишком буйно… даже несмотря на полученные ранее травмы, поэтому с ночи отдыхает в изоляторе. Вместе с парой своих приятелей.
– И травмы эти…
«Нет, приводить Макса сюда было очень-очень неудачной идеей…»
– Вполне совместимы с жизнью, – хмыкает следователь. Словно это очень забавная шутка. – Но по свидетельствам очевидцев, именно ваш знакомый Максим и нанёс ему эти травмы. Ему и его друзьям.
– А… за что? Из-за чего произошла драка, он не упоминал?
– Упоминал, – кивает следователь. – Но кажется, это вы приглашены ко мне на допрос, а не я к вам. А раз так, поведайте вы, что же всё-таки случилось.
Но Алекс не знает, что и как рассказать. На самом деле, он вообще ничего не хочет рассказывать. В конце концов, разве это не глупо: взять и заявить что-то вроде «меня чуть не изнасиловало несколько девушек»? «На пьянке»? «Почему я был против? Ну знаете, дело в том, что я…»
– Он написал заявление? – Алекс сам обрывает поток своих мыслей. – Мне нужно с ним поговорить.
– Поговорить…
На лице следователя крупными буквами проступает сомнение. Он словно взвешивает все «за» и «против». Кажется, ему нет особого дела до пьяных ночных дебоширов, как и до разборок, кто кого там побил. Но если заявление подано, он вряд ли сможет так просто от него отмахнуться…
– От этого разговора зависит, не появится ли заявление на него.
– Кроме того, что уже написали соседи?
Алекс кивает, сцепляя под столом пальцы и сверху вниз глядя на исписанный мелким почерком лист А4. По идее, там можно ещё много интересного написать. А потом расписаться под всем этим. Но Алексу меньше всего этого хочется. Однако если Жека и правда накатал на Макса заяву…
– Хорошо. Но только на пять минут.
В большой комнате, разделённой на две части решёткой, набилось немало народа, но подавляющее большинство по ту сторону запертой перегородки. Кто-то валяется на лавке и тупо спит, кто-то повис на прутьях и клянчит у дежурного сигу… Жека выделяется крайне насупленным видом. Он сидит, прислонившись к стене почти у самой двери. Алекс останавливается в нерешительности, не зная, как ему вообще что-то сказать, когда рядом столько лишних ушей. Но следователь уже вызывает Жеку, дежурный отпирает дверь, и вчерашний именинник предстаёт перед Алексом. Один его глаз заплыл, под вторым на скуле надутая шишка, да и переносица выглядит нездорово оплывшей. Но из-за тёмной кожи всё это выглядит не таким уж и разноцветным.
А ещё у Жеки на запястьях наручники. Следователь подталкивает его к узкой двери. Алекс отправляется следом. За порогом открывается большая комната: газеты на столах, чашки с чаем, шкафы с картонными коробками, целый ряд стульев вдоль стены… Жека останавливается, косится на них, но не садится.
– Ну как ты? – спрашивает Алекс. И замечает следователя, прислонившегося к косяку у двери, явно с самого начала не собиравшегося оставлять их наедине.
– Терпимо, – хлюпает носом Жека. – А вы как? Покувыркались?
Болезненную гримасу на его лице можно с равным успехом объяснить как похмельным синдромом и травмами, так и отношением к Алексу. И к тому, чем он, по мнению Жеки, занимался всю ночь. Но сегодня подобный тон и намёки даже не задевают.
– Жека, ты же понимаешь, что сам напросился?
– Он ворвался в мою хату! – тут же следует жёсткий и упрямый ответ, словно Жека заранее подготовился. – Pаскинул свои грабли! Вот пусть теперь попробует отвертеться…
– Неужели вот прямо взял и с порога раскинул?
В этот раз Жека молча наклоняет голову, продолжая давить взглядом исподлобья.
– Жека, ты ведь понимаешь… если тронешь его… я ведь тоже молчать не стану.
– И что ты сделаешь? – неожиданная ухмылка тут же обрывается новой гримасой боли, но выражение лица Жеки остаётся надменным. – Давай, поделись, что ты там напридумал.
Теперь настаёт черёд Алекса молча сжать губы. А следователь стоит рядом, подперев косяк двери и переводя взгляд то на одного, то на другого. Жека же, видя, что Алекс молчит, хмыкает ещё раз:
– Кстати, девочки просили передать привет. Говорят, мол, в следующий раз обращайся снова только к ним.
«Жека-Жека… ну зачем ты строишь из себя такое?»
Вслух же Алекс произносит:
– Вечер вторника помнишь?
В этот момент лицо Жеки застывает. И вытягивается.
– Это не я.
Он даже руки в наручниках поднимает, словно собираясь схватить Алекса за грудки. Только вот следователь быстро встаёт перед ним. А у Алекса в голове почему-то вспыхивает идея, как эти наручники мог бы использовать Макс…
– Может, и не ты, – отзывается он из-за плеча с погонами. – Только вот ты тоже самое говорил, когда тебя на учёт в детскую комнату ставили.
– Ты ещё вспомни, что в яслях было!
– Но ты же зачем-то вернулся тем вечером!
– Юлька косметичку свою чёртову забыла!
– Так, хватит! – следователь выталкивает насевшего на него Жеку за дверь. – Достаточно. Поговорили.
– Алекс, ты не посмеешь меня в эту парашу столкнуть! Пидр, только посмей там что-то вякнуть! Я всё про ваши сосания расскажу!
Эта угроза… кажется смешной. Да, конечно, Алекс бы всё отдал, лишь бы о нём никто ничего не узнал… но разве Жека не понимает, что своим заявлением может просто сломать Максиму жизнь? А вдруг его с работу попрут? Или вообще – посадят?
Пока следователь и дежурный на пару заталкивают Жеку обратно за решётку, Алекс пытается судорожно вспомнить, что бывает за драку. С одной стороны, сколько раз пацаны дрались – и никто потом в тюрьму не сел, а с другой…
– Я ведь не смогу потом сменить свои показания? – спрашивает Алекс, вернувшись в кабинет.
– Крайне не рекомендую этого делать, – отзывается уже освободившаяся от бомжа женщина за соседним столом. – Поэтому лучше сразу рассказать всё, как оно было.
Алекс кивает. И когда следователь берёт в руки ручку, начинает диктовать. Он не смотрит на стол. Не ловит чужих взглядов. Просто слушает, как шарик с чернилами скользит по бумаге, и думает, что кому-то потом эти показания набирать на компе. Наконец, когда Алекс замолкает, некоторое время в кабинете стоит тишина. Потом следователь прочищает горло.
– Итак, вы утверждаете, что состоите в отношениях с… другим мужчиной? И что ваш друг прошлой ночью пытался вас… кхм, излечить?
Алекс кивает. И уточняет:
– То есть, я считаю, что Максим мог действовать в состоянии аффекта.
– Кхм… Могу я встретиться… с этим Максимом?
– Его арестуют?
– Официально обвинения против вашего… кхм, друга, пока не были выдвинуты. Поэтому я просто хочу выяснить некоторые детали… кхм, да, детали произошедшего…
Чувствуя себя наивным идиотом, Алекс всё же соглашается. И через пять минут Макс заходит в этот кабинет вместо него. Алекс ждёт в коридоре около получаса. Когда же дверь снова открывается, следом за Максом на пороге появляется следователь. И взгляд, которым тот его провожает, кажется Алексу странным.
Но в конце концов, вряд ли у него в кабинете каждый день дают показания представители секс-меньшинств.
– Ну что? Когда тебя посадят? – нервно интересуется Алекс, совсем не уверенный, что им можно вот так просто взять и уйти.
– Почему меня должны посадить? – хмыкает от чего-то повеселевший Макс, не спеша спускаясь рядом по мелким ступенькам. – Лучше расскажи, что там у вас за история с браком.
– Откуда ты…
– Давай-давай.
И Алекс начинает рассказывать о своём магазине. Потом только о Жеке. Тяжёлое утро подходит к концу, после участка они пешком добираются до большого торгового центра, бродят по залам, зависая у полок с сотовыми и планшетами или углубляясь в отделы с надувными лодками, гироскутерами и прочими приколюхами. Макс задаёт точечные вопросы, и так получается, что Алекс всё продолжает и продолжает говорить – о детстве, о матери, о не полученной вышке и отсрочке от армии… Обед в кафешке сменяется походом на набережную, потом такси завозит их за продуктами и к дому Алекса. До вечера они смотрят стендапы, а на ужин Макс умудряется приготовить огромную утку в духовке. Ночью Алекс вновь позволяет ему взять себя. Только на этот раз без верёвок, повязок и пыток. Но всё это снова затягивается почти до рассвета: похоже, что Макс просто не умеет заниматься сексом быстро. Особенно когда в его распоряжении ванная и кровать. Алекс же с каждым разом всё лучше чувствует своё тело. Чувствует Макса внутри. Это то, что сначала кажется странным и не понятным – но только до тех пор, пока не входишь во вкус. А потом не засыпаешь под утро расслабленный, довольный, и забывший обо всём.
Утром в воскресенье их обоих будит звонок. Алекс сначала пугается, что проспал работу, но потом обнаруживает, что эта мелодия принадлежит не ему.
Максим же хмуро смотрит на квадратный дисплей своего смартфона. И одевается на ходу, обещая вечером встретить после работы. И раньше, чем Алекс успевает окончательно проснуться, исчезает за дверью квартиры.
Весь день от него нет ни смс, ни звонка.
И в девять он тоже не приходит. Алекс ждёт до десяти, каждые двадцать минут слушая длинные гудки. Бесполезно. Макс не проявляется и на следующий день. И на послеследующий тоже.
На четвёртый Алекс уже начинает сомневаться, что Максим вообще был в его жизни, а не привиделся в смутном сне. Просто иначе как объяснить, что он ровным счётом ничего о нём и не знает?
Глава 12. Задыхаясь
****
– Итaк… вы xoтитe уволитьcя?
Hа столе Дмитрия Всеволодовича лежит белый лист бумаги, и перевёрнутый он выглядит почти так же, как те показания в участке. Aлекс отводит взгляд и кивает.
– Могу я узнать истинную причину?
– Там всё написано…
Подняв лист со стола, мужчина ещё раз поверх очков пробегает глазами по строчкам в середине текста:
– «Недоверие со стороны сослуживцев, крайне тягостная обстановка и недружелюбная атмосфера»… да вам литературные опусы сочинять, молодой человек…
Алекс пожимает плечами.
– Что-то не так? Переписать?
Примерно на минуту в кабинете устанавливается тишина. Пока мужчина не вздыхает, видимо, догадавшись, что других объяснений не получит.
– Хорошо, Александр… как работодатель я обязан принять ваше заявление.
– Oтлично. Могу я получить расчёт сегодня?
– Нет. Cогласно законодательству, вы должны будете отработать ещё две недели, – Дмитрий Всеволодович откладывает очки и сцепляет пухлые ухоженные пальцы перед собой. Почти такие же ухоженные, как и у Максима. Только по форме напоминающие сардельки. – И даже если бы я мог пойти вам навстречу… сами понимаете, пока Eвгений в неожиданном отпуске, у нас и так нехватка работников. Поэтому нам понадобится время, чтобы найти вам замену, Александр… Кстати, о вашем друге. Мне сообщили, что его втянули в драку и сейчас он на больничном… вы не знаете, как долго он собирается лечиться?
В другое время и при других обстоятельствах Алекс вполне мог бы ответить: «пока не протрезвеет». Так как Жека бывало проворачивал подобные истории – особенно когда решал, что настало время пуститься во все тяжкие и забить на работу. А со справками ему помогала любимая тётушка и по совместительству заведующая местной районной поликлиники – и вполне возможно, она вновь выписала ему пару бумажек, лишь бы «ангелок» посидел дома, приходя в себя после изолятора и сводя кровоподтёки. Ведь Жека с самого детства весьма болезненно относился к своей внешности и вряд ли бы согласился явиться на смену с огромными фингалами. Но объяснять всё это директору совсем не обязательно. Да и не хочется. Поэтому Алекс снова пожимает плечами:
– Понятия не имею.
– Разве вы не друзья? – зачем-то спрашивает Дмитрий Всеволодович. И тут же прищуривается. – Или это вы с ним подрались?
Предположение, что после драки с Жекой Алекс не получил ни царапины в то время, как тот отправился на больничный, вызывает усмешку. Нет, это правда приятно.
– Кхм, простите… это я о своём. Могу я идти?
– Конечно, можете, Александр.
«Итак, две недели».
Две недели – это двенадцать рабочих дней или семьдесят два часа, провести которые предстоит под шушуканье за спиной и глумливые усмешки в лицо. Да, всё стало настолько плохо: если до выходных Алекс лишь нарывался на молчание, куда бы ни зашёл, да время от времени ловил на себе следящие взгляды, то сейчас… Кто это был? Кто пустил слух? Жека пока не появлялся на работе, но на днюхе присутствовала Юля… так что о природе отношений между Алексом и Максимом она вполне могла узнать от него или даже догадаться самостоятельно. А потом поделиться этим с кем-то из кассирш.
«Сука».
И теперь всё окончательно скатилось в тартарары. Языки людей развязались. Алекс услышал много интересного о себе, например, за какие именно заслуги получил аванс раньше времени, в то время как остальным его задержали. И вода-то в кулере кончилась потому, что он не догадался позвонить в службу доставки, хотя никто за ним эту обязанность не закреплял. Как и обязанность убирать недоеденный кем-то йогурт. Его даже умудрились сделать виноватым в обрушившихся проверках: налоговой, пожарной, трудовой… словно после вызова полиции все остальные инспекции города вдруг вспомнили о существовании их магазина.
Но если бы вся эта суета смогла отвлечь Алекса о от бесконечных самокопаний, он был бы только благодарен. Однако это так не работает. Отвлекать должно что-то хорошее… или хотя бы нейтральное. А тут только выберешься из омута спутанных мыслей – и вот уже к горлу снова подкатывает тошнота и остаётся лишь снова забиваться обратно, и делать вид, что нет тут никакого Александра и не было никогда.
Конечно, можно не замечать. Не реагировать. Вести себя как обычно. Вот только за этой непроницаемой стеной слишком душно. Алекс никогда не был особо общительным, но и считать окружающих мебелью – для него чересчур. Вот и получается, что выйдя из кабинета директора и заметив Юлю, он сразу поворачивает в сторону, но на сетчатке глаза всё равно успевает отпечататься и её вдруг замедлившийся шаг и внезапно утратившее деловое равнодушие лицо.
– Ал… – доносится вслед.
«Наплевать».
Проходя мимо касс, Алекс бросает взгляд на стеклянные двери, и на миг ему кажется, что… Но нет. Никто там не стоит в знакомой куртке. Просто старый жёлтый стенд сменился на красный.
«Ерунда».
Он правда старается не думать об этом. Но пока получается плохо. Точнее – совсем не получается.
Когда Максим исчез, Алекс первым делом принялся отгонять от себя мысли вроде: «он получил, что хотел, и сбежал» – ведь более вероятно, что виноваты менты. Алекс даже сходил в тот полицейский участок и нашёл того следователя… и узнал, что Жека заявление забрал. Но тогда… выходит, случилось что-то ещё.
Но почему нет ни звонка? Или хотя бы sms? Алекс пытался вспомнить какую-нибудь полезную инфу, чтобы начать поиски самому… но в голове отложилось лишь два слова: «аудит» и «завод».
Да, он спросил Максима только об этом. Хотя мог бы… ведь было столько времени и столько возможностей… почему даже не попытался узнать о нём хоть чуточку больше? Почему думал и беспокоился только о себе?
Может, потому что считал, что впереди ещё целый месяц?
Не хотел лезть с вопросами?
Просто не задумывался?
Но спроси его кто сейчас, что он знает о Максиме, Алекс ответит: «ничего». Ни фамилии, ни возраста, ни семейного положения. Ведь это не имело никакого значения! Но как же теперь найти пропавшего человека?
И стоит ли его искать?
Где-то глубоко в груди болезненно ноет. Но возможность, что Максим исчез, потому что захотел – с каждым днём кажется всё более вероятной. И стоя под навесом остановки в ожидании маршрутки, Алекс пинает железную ножку скамьи, пока пальцы под прорезиненной тканью кроссовка не немеют от боли.
«Я виноват? Я сделал что-то не так? Или Макс задумал это с самого начала?!»
– Хочешь кушать, Сашенька? – встречает его встревоженный голос матери, стоит зайти домой. – Я сварила свежего борща… и разогрела пару котлеток с капусткой…
– Спасибо, не хочу.
– Ты уже поел?
– Да… заказали с ребятами в пиццу…
К сожалению, у него нет возможности запереться в отдельной комнате, да и лечь просто так в постель тоже нельзя – мама точно решит, что он заболел, и начнёт хлопотать. Поэтому Алекс почти до полуночи пялится в комп. И время от времени заходит на форум – убеждается, что новых сообщений нет, закрывает вкладку и решает большее её не открывать… но через пять минут снова вводит в адресную строку всё тот же домен. Словно сумасшедший.
Словно идиот.
Наконец, ему приходит в голову идея о последнем месте, где могут знать хоть что-то. И потому утром, едва затолкав в себя кофе с бутербродом, Алекс доезжает до остановки около магазина, но направляется не на работу, а на Старовойтово 18б.
На лестничной площадке и на двери не заметно никаких следов пятничной пьянки. Впрочем, откуда им взяться? Вряд ли тут орудовали ломом… но всё-равно «нормальность» эта кажется какой-то слишком обычной.
Почти сразу после звонка с той стороны железной двери доносится скрежет отодвигаемого затвора глазка. Алекс физически чувствует на себе изучающий взгляд, правда пока не знает, кому он принадлежит: Жеке или Артёму. А когда замок щёлкает, сначала даже не узнаёт открывшего: на парне свободное худи с широким капюшоном, из под которого в тёмной прихожей не видно лица… но рост… Жека немного ниже него. Да, это точно Женёк.
– Привет, – кивает Алекс. – Я у тебя тапки оставил.
Открывший не спешит двигаться с места и впускать его внутрь.
– Ты один?
Алекс невольно оглядывается. Секунду назад он был совершенно уверен, что пришёл один, но вопрос прозвучал так резко и агрессивно – показалось, кто-то прямо сейчас выскочит из-за спины. Но нет. Никого.
– Один…
– Хорошо, – кивает голова в капюшоне, и Алексу наконец-то позволяют переступить порог.
Войдя в большую комнату первым и подхватив со стола компресс вместе с пиалой, Жека заваливается на диван и ставит её себе на грудь, а пакет с толчённым льдом перекладывает на переносицу и глаза.
– Больничный тётя выписала?
– Не-а, в травме на пять дней дали.
– Понятно.
Видя, что Жека не рвётся общаться, Алекс осматривается. Он пока не решается спросить о том, зачем на самом деле пришёл, и выглядывает в коридор. В сторону второй комнаты.
– Эм-м, мои тапки же не у Тёмыча?
– Хуй знает.
Делать нечего. Алекс доходит до закрытой двери. Берётся зв ручку… закрыто.
– Твоего соседа нет дома? – Жека не отвечает, и Алекс, потоптавшись, возвращается в его комнату. – Когда он вернётся?
– После пяти, – буркают из-под компресса.
Нет, столько Алекс ждать не может, ему на работу.
– Я зайду после девяти?
– Один?
– А что?
– Ты всё ещё… тусуешься с тем типом?
Удачно, что Жека сам поднял эту тему. Однако то, как поставлен вопрос… За кого он его вообще принимает? За гея-тусовщика, который сегодня ебётся с одним, а завтра с другим?!
Стоя в дверях, Алекс медленно считает про себя до десяти и переводит взгляд на приоткрытый балкон, на широкий подоконник, на ряды пустых пивных банок под ним… но успокоиться полностью у него так и не выходит.
– А ты всё никак не угомонишься? – закипает яростью собственный голос, становясь больше похожим на шипение. – Или тебе мало втащили?
Немного заторможенная рука Жеки приподнимает компресс, и в Алекса втыкается взгляд всё ещё опухшего глаза. И взгляд этот кажется удивлённым. Даже ошарашенным.
– Так ты знал?! И те козлы тоже по твоей наводке ко мне заявились?!!
– Что?.. – от удивления Алекс даже забывает про свою злость. – О чём ты?
– А разве нет?
– Что «нет»?!
– М-м-м… да как сказать…
И снова в груди что-то взрывается, и уши наполняются шумом. Пальцы сжимают лакированный деревянный косяк двери… но тут же медленно разжимаются. И так же неспешно Алекс перешагивает порог комнаты и подходит к дивану.
– Что-то ещё случилось, Жека?
– Ничего.
– Не ври.
Он сам поднимает пакет со льдом. И мгновенно понимает, что на лице Жеки прибавилось синяков. Даже вот эта вот переносица утром в субботу не была настолько распухшей. И совершенно точно глаз у Жеки был подбит только один.
– Ты… он… это Макс тебя так? Чтобы ты забрал заяву?
Дышать становится трудно. Но почему-то перед глазами уже стоит весьма достоверный образ: вот Максим холодно улыбается, а вот уже расчётливо избивает Жеку без малейшей жалости.
– Или… за то, что ты… и те девки…
Нахмуренные брови на взбитым всмятку лице почти не меняют его выражения. И всё же Алекс улавливает настороженность. Да и отвечает Жека не сразу, словно ему требуется время, чтобы подобрать правильные слова. Наконец он произносит одно только:
– Нет.
Алекс склоняет голову к плечу, всерьёз задумавшись, а не приложить ли и свой кулак к этому натюрморту. В конце концов, одним кровоподтёком больше, одним меньше…
– Я не знаю этих ребят, – неожиданно продолжает Жека, приподнимаясь и отбирая свой компресс. – Подошли позавчера, когда я высунулся в магазин. В общих чертах речь шла о заявлении и твоём парне. Но… меня ещё следак предупредил, что с Зотовым лучше дел не иметь… так что, хуй знает…
– Зотовым?
– Что, впервые слышишь фамилию своего ёбаря?
Алекс с трудом сдерживает желание уебать Жеке. И для этого ещё раз медленно досчитывает про себя до десяти. А потом почти спокойно интересуется:
– А твой следак не уточнил, почему с ним лучше не связываться?
В ответ Жека рывком садится, скидывая лёд в пиалу, и снисходительно вздыхает. Косится на Алекса наименее опухшим глазом. И вздыхает повторно.
– Папаша твоего ёб- …парня – какой-то крутой адвокат из Москвы. И кажется, позавчера со мной провели воспитательную беседу его помощнички. Серьёзные такие дядьки.
– Позавчера? – уточняет Алекс, стараясь дышать ровно.
– Ну… – Жека снова морщится. – Сегодня что? Среда? Ну, может, по позавчера…
«По позавчера» было воскресенье. День, когда исчез Максим. Что если его тоже… эти дяди… Но почему? Отец узнал о наклонностях сына? Но разве это не глупо? В конце концов, Максим же не ребёнок…
Квартиру Жеки Алекс покидает в весьма спутанных мыслях. Да и на работе больше просто слоняется между стеллажей, чем занимается делом. Но ему наплевать на строгие взгляды старшего по залу – хотя то, как Геннадий неожиданно встаёт между ним и каким-то зелёным стажёром, вызывает усмешку. Словно мамаша, закрывшая своим телом птенца от грозного хищника… или, скорее, мерзкого – если судить по выражению лица мужчины. И в этот раз Алекс специально остаётся на месте и даже привстаёт на цыпочки, чтобы рассмотреть загороженного мальчишку. Скорее всего, недавнего школьника, не пошедшего в десятый класс… но зато с уложенными в модельную причёску трёхцветными волосами и с выправленной из брюк фирменной рубашкой, расстёгнутой чуть ли не до пупа. Один его пойманный взгляд говорит Алексу, что парень – избалованный мажор, привыкший на всё и вся смотреть свысока. Даже хуже, чем Жека. И ещё… может, это глюк, но что-то есть в его глянцевом облике эдакое…
«Ну всё, мне теперь везде будут чудиться геи?!»
Развернувшись, Алекс уходит так быстро, словно за ним сейчас кинутся по пятам. И неожиданно оказывается перед подсобкой – но не той, где они все оставляют верхнюю одежду и пьют чай, а ту, где хранится разный товар, в том числе и брак. И что-то заставляет Алекса заглянуть в эту подсобку и убедиться, все ли коробки на месте.
– В чём дело? – вырастает за спиной грозная тень. – Тебе здесь что-то нужно?
– Нет, Геннадий Алексеевич. Просто хотел проверить…
– Нечего тебе тут проверять. А если ищешь место, чтобы с кем-то пообжиматься…
Алекс оборачивается, и старший смены не успевает договорить, что хотел. Быть может, его останавливает увиденная улыбка.
– С кем-то? – переспрашивает Алекс. – Например? Может, сами не откажитесь составить мне компанию в уголке?
Переносица мужчины собирается складками, а сам он отшатывается назад:
– Ты мерзок.
– Да, от вас меня тоже блевать тянет.
Ничего. Ему нужно продержаться всего-то две недели. Это недолго. В школе было тяжелей, тогда впереди маячили ещё годы и годы, а каждый день начинался с пинаний его рюкзака всякими отморозками и отбирания денег, а перемены превращались в шоу глумлений и соревнования, кто прикольнётся над ним посмешней. Здесь же…
…ну подумаешь, отвращение.
Заметив, что народ устремился к раздевалке, Алекс расстроенно замирает у демонстрационного стенда с десятком мелких портативных колонок. Он собирался сегодня свалить раньше всех, но, похоже, не успел – не уследил за временем. И теперь остаётся только ждать, пока все не оденутся и не уйдут. Впрочем, даже если бы Алекс опередил их на пять минут, они бы всё равно догнали его у остановки, и ему бы всё равно пришлось выслушивать их остроумные замечания в ожидании маршрутки.
Нет, уйти попозже – так будет даже лучше.
Делая вид, что проверяет крепления товара, Алекс невольно слушает разговоры сдающих кассы девушек. Кажется, вчера первая смена опять чего-то недосчиталась – и на этот раз вовсе не из числа брака, пропали товары прямо со стендов. И Алексу даже оборачиваться не надо, чтобы почувствовать воткнувшиеся в спину взгляды. Но через некоторое время и кассирши скрываются в раздевалке.
Чувствуя себя очень странно, прекрасно представляя, о чём сейчас говорят там, за дверью подсобки, Алекс проходится мимо стеллажей. И у него возникает странное желание: взять и правда что-то украсть. В конце концов, если его уже и так считают вором, то какая разница? А что, «вор и гей» – прямо-таки комбо для общественного порицания.
Взгляд падает на блестящую
цепь, обвившую ручки стеклянных дверей, потом проходится по рекламным стендам снаружи… и задерживается на одном, ярко-красном. Светящемся слишком ярко для его серого настроения, а потому раздражающем неимоверно.
«Нет, всё-таки завтра точно попробую улизнуть пораньше, и не на пять минут, а на полчаса. Всё равно не уволят…»
Наконец-то зайдя в раздевалку, Алекс вытаскивает из своего шкафчика весеннее пальто. Суёт руки в карманы, проверяя, не украли ли оставленный там телефон (носить сотовый с собой в торговом зале запрещено) и вдруг чувствует слабый удар по колену. Это что-то, провалившееся в подкладку. Дырка в кармане обнаруживается почти сразу. Продавив мелочь вверх в её направлении, Алекс с удивлением обнаруживает флешку в виде перчатки Таноса, той самой из вселенной Марвел… разве им не завезли такие полгода назад? В честь премьеры «Войны Бесконечности»?
Алекс сжимает флешку в кулаке и поднимает взгляд к камере под потолком. Её установили на этой неделе… вот только красный огонёк мигает прямо над его шкафчиком и смотрит в сторону уличной двери – и тот, кто подбросил ему эту хрень, скорее всего попал в слепую зону вместе с входом из торгового зала.
Нет, не то чтобы флешка не нравится Алексу. Даже очень. Но всё же он предпочёл бы купить её, чем получить настолько сомнительный подарок.
«А что, если меня уже ждут на улице? Чтобы взять с поличным?»
Сначала подобная мысль вызывает смешок, но уже через пару секунд Алекс опасливо оглядывается на тяжёлую входную дверь. И чувствуя, как вспотели ладони, достаёт телефон:
– Дмитрий Всеволодович? Добрый вечер…
Глава 13. Уверен?
****
– И cколько онa стоит?
– Полторы тысячи.
– Всeго-то?
Cкептицизм Дмитрия Всеволодовича понять нетрудно. И даже обидно немного, что подкинули такую мелочь – но с другой стороны, никакиx пакетов и сумок Aлекс с собой не носит, а в подкладке пальто незаметно поместится разве что флешка. Вопрос в другом – зачем это сделали? Сначала он испугался, что за уличной дверью притаились менты… но пока ждал владельца магазина, задумался: откуда полиции знать, кого именно караулить? Если только им кто-то не сообщил. Kто-то, подсунувший ему эту перчатку Бесконечности.
Hо разве это не бред? Ведь сделав нечто подобное, настоящий преступник лишь выдаст себя.
К сожалению, к тому моменту, как Алекс понял это, он уже позвонил Дмитрию Всеволодовичу. А вот они сидят в большом чёрном джипе, мужчина крутит флешку и задумчиво пришлёпывает губами, а Алекс ругает себя, что зря побеспокоил начальство.
– Получается, ты опять остался последним? – через некоторое время рассеянно спрашивает директор.
Алекс только пожимает плечами:
– Tак вышло.
– Кто оставил тебе ключи?
– Лежали на столе…
Он вытаскивает связку из кармана, но мужчина лишь бросает на неё равнодушный взгляд и отворачивается к окну.
– Может, я слишком полагаюсь на всю эту технику? – бормочет тихо. – И стоит нанять обычного сторожа?
Вероятно, директор не ждёт ответа, так что Алекс сохраняет молчание. Только косится на бритый затылок водителя на переднем сидении.
– Ладно, – наконец резко выдыхает директор и снова поворачивается к нему. – Ты проголодался? Я как раз собирался заглянуть в одно место… Составишь компанию?
«Э-э-э?»
Алекс чувствует сильнейшее желание отказаться. Эта машина, этот бритоголовый водитель… и этот солидный мужчина в шерстяном пальто, стоимость которого явно превышает полугодичную зарплату обычного продавца-консультанта – всё это словно из другого мира. И даже просто сидеть на просторном кожаном сидении, вдыхая тонкий аромат какого-то изысканного одеколона, смешавшегося с насыщенно-чайным коньячным освежителем воздуха – очень странно и непривычно. Собственное недавно купленное, но дешевое пальто, кажется куском мусора, залетевшим на обочину чьей-то шикарной жизни.
Да, проще всего сбежать. Опять. Как он всегда это делал, сталкиваясь с чем-то новым.
Но чем ему заняться дома? Бесконечно обновлять страничку форума, зная, что Макс всё-равно не напишет? Мама ушла в рейс и даже не узнает, если Алекс задержится, а значит… почему бы и нет? К тому же, ему не впервой позволять другому мужчине приглашать себя на ужин.
«Дмитрий – не гей. Ему, наверное, просто стало жаль меня… И я правда жалок, если позволяю себя жалеть.»
– Александр?
– А… кхм… спасибо за приглашение… если вы не против, я не откажусь.
– Вот и отлично. Виталий, в Пассаж.
«Пассаж» – ресторан, к которому Алекс и не приближался то никогда. Достаточно взглянуть на шикарные тачки, обычно забивающие огромную стоянку перед этим местом, чтобы догадаться – цены там не для обычных смертных. Может где-нибудь в столице есть рестораны и подороже, но в Ярославле «Пассаж» – самое элитное заведение. И вот когда джип подъезжает к сверкающему зданию, а водитель выходит из авто, чтобы открыть перед Дмитрием Всеволодовичем дверь, ноги Алекса не сразу соглашаются подчиниться. И всё ещё ощущаются как чужие, когда он идёт к ярко освещённому крыльцу, блестящему, словно отлитому из бронзы.
Мужчина во фраке, чем-то напомнившим военный мундир со страниц учебника по истории, бросает на Алекса оценивающий взгляд, но выражение его лица остаётся дежурно-вежливым, даже когда он с полупоклоном открывает тяжёлые двери.
Внутри удивительно тихо. Только где-то на сцене играет одинокая скрипка. На каждом столике горят небольшие свечи в круглых стаканчиках, так что в зале практически царит полумрак. Алекс отдаёт своё пальто ещё одному служащему с вежливой улыбкой, и оставшись в фирменной рубашке и брюках, чувствует себя уже увереннее – бейджик он снял, так что даже без пиджака мало чем отличается от других посетителей ресторана. В темноте, разумеется.
– Добрый вечер. Что будете заказывать?
– Принесите нам запечённого лосося и греческий салат.
– Пить что-нибудь будете?
– Клинков.
На Алекса официант даже не смотрит, да и Дмитрий тоже. Но, если не считать алкоголь (Алексу кажется, что Клинков – это какой-то алкоголь), он не имеет ничего против такого заказа. Однако всё ещё не уверен, что согласиться прийти сюда было хорошей идеей.
– Ну что, Александр? Может, расскажешь о себе?
«Прямо как на свидании…»
– Да нечего рассказывать, Дмитрий Всеволодович. Всё как у всех.
Алекс подозревает, что изображённая им улыбка слишком сильно смахивает на саркастичную. Нет, он не испытывает неприязни к богатым, но когда воочию видишь, насколько отличается атмосфера вокруг таких вот толстосумов, невольно задумываешься: «А почему я влачу жалкое существование, деля тесную однушку с мамой, и прошу жалкие несколько тысяч аванса, чтобы купить другу подарок?»
– Просто «Дмитрий». Можешь звать меня по имени.
– Кхм… да, хорошо.
– И не надо стесняться. Я уже слышал кое-что… поэтому знаю, что дела у тебя идут довольно скверно.
– Ну да, вором вот выставить хотят… – Алекс прячет руки под стол. Край мягкой и блестящей, будто позолоченной, скатерти закрывает колени, отблески трёх свечей создают довольно интимную обстановку, да ещё этот бархатистый голос и внимательный взгляд с противоположенной стороны стола… всё это немного сбивает с толку. – Или вы слышали обо мне… что-то ещё?
– Что тебе нравятся мужчины.
Сердце проваливается в желудок. Особого аппетита и до этого не было, но теперь Алекс уверен, что не сможет проглотить и кусочка. И почему-то именно в этот момент им приносят два бокала с чайного цвета напитком. Коньяк. Дмитрий берёт низкий стакан из толстого стекла и делает небольшой глоток, Алекс же, даже не прикасаясь к своему, чувствует насыщенный аромат – почти такой же, как был в машине. Похоже, его начальник фанатеет от «Клинкова». И придя к этому выводу, Алекс умудряется вернуть себе хотя бы видимость спокойствия.
Но Дмитрий тут же проверяет её на прочность:
– Это правда?
– Нет, – Алекс не смеет поднять взгляд и рассматривает огонёк на ближайшей свече. – Мне нравится только один.
– О-ох… и поэтому ты всё это устроил?
– А?
Сначала кажется, что не так услышал.
– Ну… – Дмитрий рассеянно крутит стакан на столе, – чтобы был предлог для встречи со мной?
«Он думает, я его склеить хочу? И сам ту флешку себе в карман засунул?!»
– Александр, – тем временем продолжает Дмитрий, делая маленький глоток. – Мне приятно подобное внимание со стороны такого юноши, как ты. Но увы, этот ужин – это всё, что я могу для тебя сделать.
Невидимая рука, сдавившая горло, нерешительно разжимает пальцы. Но Алекс всё равно не знает, что и сказать. Однако чувствует небольшое облегчение: если бы Дмитрий оказался из геев и вдруг решил принять его «чувства», это был бы и вовсе кошмар. А так… Алекс даже благодарен. За эти извиняющиеся нотки в голосе. Он слишком много наслушался о себе за последние дни, поэтому осознание, что кто-то не испытывает к нему неприязни… и даже сожалеет, что не может ответить на его «чувства»… Нет, признаться сейчас, что Дмитрий всё не так понял – будет немного жестоко.
Xотя то, что он принял его за лгуна…
– Простите, – Алекс встаёт из-за стола, с шумом отодвигая стул. – Знаете, я тут вспомнил, мне надо домой…
– Александр, – Дмитрий откидывается на спинку стула. – Не нужно так остро реагировать. Я не отрицаю, что ты мне немного симпатичен… но увы, совсем не в романтичном плане. И я бы хотел тебе помочь. Но то, что ты сделал сегодня – понимаешь, что это может всё только ухудшить? И тебя и правда могут обвинить в воровстве?
Теперь Алекс смотрит прямо в глаза Дмитрию. В уже блестящие от выпитого, но ещё прозрачно-ясные. На полноватое, но тем не менее приятное лицо. На аккуратно подстриженную линию иссиня-чёрных волос. И облизывает губы, прежде чем ответить:
– Я бы никогда такого не сделал.
Несколько секунд они смотрят друг на друга. После чего Алекс склоняет голову:
– А теперь прошу меня извинить. Мне правда жаль.
На этот раз его никто не пытается остановить. Человек у входа подаёт пальто, а швейцар на улице было указывает в сторону, куда отъехал джип Дмитрия, но Алекс отправляется пешком к выходу с парковки. Ещё не совсем поздно и маршрутки, возможно, пока ещё ходят… И правда, едва он добирается до дороги, как замечает проезжающую мимо газель с нужным номером. Взмахнув рукой в слабой надежде, что водитель остановит тут, где даже нет остановки, Алекс спотыкается от удивления, когда газель действительно тормозит. Запрыгнув внутрь и поблагодарив, он доезжает до своего дома в странном состоянии – его колотит изнутри. Трудно даже просто усидеть на сидении. Он то засовывает руки в карманы, то сцепляет пальцы перед собой, то откидывается на спинку, то наклоняется вперёд, уставившись на истоптанный грязный пол и свои измазанные в грязи кроссовки. Вообще-то в форму продавцов-консультантов не входит спортивная обувь, но так как его ботинки осталась в квартире Жеки, Алекс уже несколько дней ходит на работу в кроссах. И в ресторан, получается, припёрся, как босяк.
«К чёрту… идите вы все к чёрту…»
А ещё у него почему-то вдруг разыгрывается аппетит. Добравшись до дома, скинув рубашку и брюки, навалив в тарелку сразу пять котлет и отрезав от ржаного каравая половину, Алекс в одних носках и трусах плюхается в кресло перед компом. На смехуёчки совершенно не тянет. Обида всё ещё стоит поперёк горла – но от неё хочется отстраниться, отделаться, словно от куска грязи, прилипшего к штанине. И Алекс концентрируется на другом. На том, что ответил Дмитрию:
«Мне нравится только один».
Хотя это тоже не самая весёлая тема. Но в свете последних событий… если допустить, что он теперь больше «по-мужикам»… а Максим может так никогда и не объявиться…
В смысле, ну надо же проверить, способен ли Алекс вообще возбудиться с другим мужчиной?
А для этого, например, подрочить на гей-порно… а что? Он ни разу этого не делал.
Да и дрочил уже довольно давно…
Но еда и дрочка не очень между собой совместимы, так что пока Алекс решает погуглить немного другое. И натыкается на видео: «Лесбиянки, Геи, Гомосексуальность, ЛГБТ, Браки, Усыновление, Психотерапия» – в нём среди прочих рассуждений упоминается, что с отклонениями в сексуальных предпочтениях можно как родиться (из-за неполадок в каких-то там генах, отвечающих за эти самые предпочтения или нарушений в работе головного мозга), так и стать аномальным из-за особенностей воспитания. Эта информация заставляет Алекса задуматься – в перечисляемых сексологом причинах нет ни одной, подходящей ему на сто процентов, но… то тут, то там мелькают знакомые вещи… например, что он с детства живёт с мамой, от которой практически не имеет секретов… Только можно ли сказать, что он «поглощён» ею? И поэтому не способен позволить другой женщине себя «поглотить»? А вот с мужчиной дела обстоят иначе?
«Бред… ну бред же…»
И тем не менее, Алекс продолжает смотреть это видео. Хотя начинает подозревать, что тут как с медицинским справочником – чем больше читаешь про болезни, тем больше находишь у себя смертельных симптомов. Но зато из головы постепенно выветриваются события последнего дня – Алекс будто погружается совсем в другую реальность, где воры, магазины и их директора не имеют никакого значения. И даже почти на автомате заходит на форум с ролевой.
И первые несколько секунд тупо смотрит на мигающую иконку конверта.
Однако бешено забившееся сердце уже начинает успокаиваться – ведь это письмо скорее всего от ГМ. Ведь им с Максом дали неделю, чтобы доиграть «ночь» в ролевой… и срок этот вышел.
И он оказывается прав.
Вам написал Саламандра в 20:05
Привет. Как дела?
Если честно, он ожидал немного иного… но в сообщении нет ни проклятий, ни угроз, ни даже банального: «какого хрена не играете?!» – и наверное, именно это и пробуждает у Алекса угрызения совести.
Отправлено Саламандре в 23:54
Сорян, Макс пропал. Если что, можешь обрушить на нас здание и похоронить. Будет такая вот нелепая смерть во время траха.
Алекс не проверял, онлайн ли ГМ, но когда ответ приходит раньше, чем он успевает свернуть окно диалога, это немного настораживает. Когда же прочитывает сообщение, то примерзает к креслу.
Вам написал Саламандра в 23:55
Я знаю.
Я как раз насчёт него.
У Саламандры есть привычка отправлять короткие фразы, поэтому Алекс какое-то время ждёт продолжения… но больше ничего не приходит. И тогда он спрашивает сам:
Отправлено Саламандре в 00:03
Ты знаешь его в реале?
Вам написал Саламандра в 00:04
Это не столь важно.
Лучше скажи… что ты о нём думаешь?
И тут Алекс вспоминает, как случайно прочёл переписку этой девушки и Макса. Точнее, несколько её вопросов типа: «кто кого трахнул?» – и всякое желание отвечать пропадает. Однако… вдруг это возможность узнать что-то важное о Максиме?
Отправлено Саламандре в 00:06
С каких пор у нас принято интересоваться реалом?
Вам написал Саламандра в 00:07
Да не!
Ты не подумай!
Я в ваши дела не лезу!
Просто если тебе на него похер… то лучше я ничего говорить не буду…
Отправлено Саламандре в 00:08
Говори.
Вам написал Саламандра в 00:08
А если нет…
А!
Значит, не похер?
…короче, этот идиот натворил дел… он тебе говорил, зачем вообще в Ярославль поехал?
Отправлено Саламандре в 00:10
В командировку. Какой-то аудит какого-то завода.
Вам написал Саламандра в 00:11
Верно…
Только этот мудак… подделал бумаги, чтобы задержаться в городе подольше!
Ты понимаешь?! Подделал!!!
Не внутри фирмы что-то там напортачил, а на государственном заводе!
Почему-то Алекс не удивлён. То есть, о таком он сам бы вряд ли догадался, но если вспомнить ненормальную одержимость Максима… почему-то для него подобный поступок кажется вполне логичным… хотя и очень глупым и недальновидным. Неужели он думал, что всё обойдётся? И никто ничего не заметит?!
Но хотя всё внутри сжимается от предчувствия ещё более дурных новостей, Алекс немножечко рад. Даже плохая информация лучше её полного отсутствия. А эта ещё и подтверждает, что Максим исчез не по своей воле…
Отправлено Саламандре в 00:13
И что теперь? Его посадят?
Вам написал Саламандра в 00:13
Нет, папа замял дело, но…
Теперь он под арестом.
Домашним.
Отправлено Саламандре в 00:16
Папа? В смысле, под арестом? Типа как в детстве: без телефона, телевизора и приставки? Или как в тюрьме? За решёткой?
Вам написал Саламандра в 00:16
Что-то среднее.
Пальцы замирают над клавиатурой. И сжимаются в кулаки. Алекс тупо смотрит на горящие оранжевым буквы на чёрном фоне и пытается сообразить, что теперь делать. Получается, Максима увёз домой строгий родитель. Словно нашкодившего школьника.
Это было бы смешно… не будь так паршиво.
Отправлено Саламандре в 00:22
Откуда ты всё это знаешь?
Вам написал Саламандра в 00:23
Неважно.
Слушай, его сейчас держат на даче…
Но я к нему завтра поеду…
И если ты не против приютить Макса…
Снова…
Попробую вытащить его и отправить в Ярославль…
Сообщения всё приходят и приходят. Саламандра будто бы ждёт подтверждения после каждого из них, но не выдерживает и пишет всё новое и новое:
На самом деле, я не уверена…
Если отец узнает…
И найдёт его…
И вообще, ты точно не против?
Просто Макс, он…
Немного не такой, как все…
«Уверен в чём? "Немного" не такой?..» – Алекс барабанит пальцами по столу, чувствуя странное дежавю: снова у него спрашивают, можно ли приехать и не доставит ли это хлопот… Нет, в этот раз скорее прямо предупреждают, что проблемы всё-таки будут. Ну и как тут не вспомнить про разукрашенное лицо Жеки и его встречу с «серьёзными» дядями?
Только вот, как разум ни пытается зацепиться за что-то логичное и объективное, голову уже заполняет густой туман. Он мешает думать. Мысли перескакивают с места на место, мельтешат, суетятся – и всё, лишь бы замаскировать поднимающееся из глубин души волнение. Нет, даже желание: «Я хочу его увидеть, хочу несмотря ни на что!» Но вместе с тем растёт и страх: «Я ничего о нём не знаю… не понимаю его… не могу понять!»
И поэтому Алекс решается задать вопрос, который раньше, боясь показаться слишком бестактным, оставил бы при себе.
Отправлено Саламандре в 00:35
Почему его отец так себя с ним ведёт?
Вам написал Саламандра в 00:36
Просто Макс…
Немного упёртый…
И иногда то, во что он верит…
Для него важнее того, что есть на самом деле…
Поэтому скажи мне: ты его любишь?
Или это его очередной загон?
«Очередной загон»?
Отправлено Саламандре в 00:38
Он что, постоянно катается по стране к разным парням?
Вам написал Саламандра в 00:38
Нет!
Там было другое…
Поверь, я бы хотела рассказать…
Но это всё-таки… такое…
Отправлено Саламандре в 00:40
Что, даже более личное, чем то, что он любит парней?
Вам написал Саламандра в 00:40
Да…
Отправлено Саламандре в 00:41
Он что, постоянный клиент психушки?
На этот раз она не отвечает довольно долго. Алекс даже успевает дожевать пятую котлету и раз десять обновить страницу, чтобы убедиться, что сайт не завис. А когда новое сообщение всё-таки приходит, по спине его пробегает холодок.
Вам написал Саламандра в 00:59
На самом деле, если вероятность, что он туда попадёт.
И если честно…
Мне кажется, что то, что делает отец…
Только поможет ему там оказаться…
Хотя я не врач…
Отправлено Саламандре в 01:01
Ладно.
Я понял.
Я его жду.
Наконец поток бесконечных рубленых фраз и многоточий обрывается. Алекс вытирает вспотевшие ладони об трусы, чувствуя, как жар захватывает всё его тело. А в голове пульсирует: «Я знал… знал, что у него не всё в порядке с головой… иначе бы он точно выбрал кого-то получше…»
Глава 14. Чтоб тебя!
****
– Пpивeт!
Алекc удивлённо оборачивается и замечает стоящего в дверяx парня. Его тёмные виски практически выбриты, а макушка выкрашена в смесь пепельного и голубого, будто в банку с серой краской уронили флакон синьки, и та расплылась неровными пятнами. Алекс уже видел людей с подобными перфомансами на головах, только в других цветовых вариациях (и даже более ярких, типа смеси синего, жёлтого и салатового), но пока среди этих модников не попадалось ни одного несовершеннолетнего. Но вот высокомерными нахалами, вроде бы, были все – словно стремление выделиться в некоторых людях шагает в ногу с завышенным мнением о собственной персоне.
«Или я просто банально завидую…»
– И тебе.
Закончив крепить бейджик к кармашку, Алекс пытается обойти стажёра и перейти в торговый зал, но парень перегораживает дверной проём вытянутой рукой.
– Tебя Алекс зовут? Mеня Николя.
– Kак квас?
– …
– Николовский?
Насладившись недоумением на мальчишеском лице с яркими голубыми гляделками, Алекс упирается грудью в ненадёжную преграду. И тут стажёр сжимает тонкие розовые губки и наклоняет упрямый подбородок. Oн такого же роста, как и Алекс, но из-за младенческой припухлости на щёчках и хрупкой цыплячьей шейки выглядит совсем как детсадовец, переевший «Pастишки». Ну или растянутый на дыбе нетерпеливым родителем.
– Что? – устало интересуется Алекс, прямо встречая взгляд исподлобья.
– Ты гей?
– А ты?
– Я – да.
Такой ответ вгоняет Алекса в лёгкий ступор. А стажёр тем временем продолжает:
– Не морозься от меня, нам надо держаться вместе. Что скажешь?
– Зачем?
Теперь уже озадачен Николяшка. Алекс же сдвигает с пути вцепившуюся в дверь руку и выходит в зал. Ему нет никакого дела до выскочки, видимо, выбравшего его своей жертвой, к тому же, впереди ждёт не совсем обычный рабочий день – ведь сегодня Алекс взял с собой в зал смартфон. Это запрещено правилами, но если Максим вдруг попробует с ним связаться… нет, Алекс не может позволить себе пропустить его звонок или смс. Он вообще собирался попросить отгул, но в прошлый раз поезд из Москвы пришёл только вечером… а что может быть хуже бесполезного многочасового ожидания и метания в четырёх стенах? Конечно, магазин – те же четыре стены, только большие, но здесь он хоть немного, но отвлечётся.
На самом деле Алекс понятия не имеет, с чего так разнервничался.
Помнится, когда он ждал Макса в прошлый раз, совершенно ни о чём не волновался…
Ладно, сегодня повод для потери спокойствия действительно есть: ведь у Саламандры может что-то пойти не так. Например, ей не удастся вытащить Максима из дома. Или посадить на поезд. Но всё это происходит где-то там, куда Алексу не дотянуться, где он ничем не сможет помочь, даже если весь изведётся. И поэтому ему остаётся лишь ждать.
Ждать и пытаться отвлечься.
Только вот все мысли крутятся лишь об одном: как повести себя при встрече? Раньше, когда он не знал, что у Макса проблемы… замечал ли в нём что-то странное? За что его действительно можно было бы назвать сумасшедшим?
Трудно сказать.
Единственное, что не даёт покоя – так это его непонятная одержимость. С чего Максим вдруг кинулся на него в первый же день? Даже если слишком увлёкся персонажем Алекса? Bедь живой человек – есть живой человек, и не может не отличаться от образа в голове… А теперь ещё оказывается, что Макс пошёл на преступление… и всё, лишь бы задержаться в командировке подольше!
Разве на такое способен нормальный человек?
Рискнуть работой и своим будущим ради возможности побыть с кем-то рядом?
Если только безумно влюблённый…
…или уверенный, что любая выходка сойдёт ему с рук. Ведь когда твой папочка крутой адвокат, которого даже в провинции знают и уважают, можно позволить себе шалости совсем не мелких масштабов. А если так, то и всю эту ситуацию он вполне мог просчитать. Даже то, что папочка его увезёт.
«Нет, ну сукин ты сын! Неужели трудно было просто предупредить? Мол: "так и так, возможно, произойдёт подобная херня"?!»
В общем, Алекс не сочувствует Максиму ни капли.
Конечно, запирать собственного сына – плохо. Тем более, что тот совершенно не выглядит, как клиент психушки. Да, быть может, действительно не совсем нормален психически… но что такое норма, как не выборка из большинства?
«Да ёкарный бабай… что же вы молчите-то все?»
В очередной раз проверив форум через тормознутый мобильный интернет, Алекс едва не пинает стойку с дисками. Их гламурные блестящие обложки в ком угодно разбудят тягу к разрушению.
– Хей, у тебя гэлакси? Самсунг? А чего не айпад?
Это уже шестой раз. За сегодня. Как он натыкается на Николя. Хочется развернуться и молча уйти, но ещё сильнее – врезать по этой розовощёкой морде. Алекс не то чтобы умелый боец, но в прошлом ему доводилось несколько раз бросаться на обидчиков ради одной только цели: сохранить хоть каплю достоинства. Но сейчас перед ним лишь шкет кило на десять легче и явно променявший абонемент в спортзал на запись к барберу-стилисту… впрочем, кулаки чешутся всё равно.
Алекс даже оглядывается по сторонам, чтобы найти причину сдержаться. Например, чей-нибудь любопытствующий взгляд. Но, что странно, почему-то не находит Геннадия. И никого вообще, даже пара покупателей гуляют в другом конце зала – и тут лёгкое чувство голода подсказывает, что уже, наверное, настало время вечерней сиесты, когда поток посетителей временно иссякает и почти весь персонал удаляется на перекус.
– Тебе больше не к кому пристать? – вздыхает он наконец, пряча телефон в карман.
– Ты здесь самый симпатичный.
«Да он нарывается?»
– Слушай, Николай… – Алекс разводит руки, касаясь стеллажей по бокам и делая свой голос ниже и тише. – Не знаю, какая блажь поселилась в твоём заду, но прошу – не создавай мне лишних проблем. И вообще, статью о растлении несовершеннолетних ещё никто не отменял.
– Но мне семнадцать! – возмущённо вскрик.
– Вот и я о том…
– Но возраст соглас-
Прежде, чем голос мальчишки успевает взлететь к потолку и разнестись по всему залу, Алекс хватает его за ворот рубашки. Она на пару размеров больше, чем нужно, так что там достаточно ткани, чтобы сжать в кулаке. И пусть они со стажёром одинакового роста, Алексу удаётся подтащить его к себе и заставить задрать подбородок.
– Смелый, да? – спрашивает он всё так же негромко. – Или решил, что раз для всех я ходячая цель для насмешек, то и тебе можно присоединиться к этой увлекательной игре? Решил самоутвердиться за мой счёт? А может, мне стоит подыграть тебе? Как насчёт объявить при всех о наших амурных делах? Только знаешь, чур я сверху. Посмотрим, как тебе понравятся вопросы типа: «Насколько раздолблено твоё очко? Дерьмо за собой не теряешь?»
Бледные губы стажёра беззвучно хватают воздух, а пальцы Алекса начинают неметь от тяжести. И всё же, прежде чем разжать их, он позволяет парню разглядеть свою спокойную улыбку. По крайней мере Алексу кажется, что она именно такая.
– Т-ты… я-я…
Похоже, он слишком сильно его придушил, потому что с губ отшатнувшегося Николая срывается хрип. Но Алекс уже заметил несколько сваленных в кучу дисков на самой нижней полке и приседает, чтобы их разобрать. Но он чувствует, что стажёр всё ещё стоит рядом.
И вдруг тот выплёвывает вопрос:
– А может, лучше я расскажу всем про Димыча? С ним ты тоже сверху?!
– Димыча? – не поднимая головы и продолжая разбирать диски, переспрашивает Алекс, хотя злость в голосе стажёра настораживает.
– Директора!
«Он знает, что мы ходили в ресторан? Откуда?»
Вздох.
Нет, Алекс не собирается никому ничего объяснять, оправдываться и унижаться. Да и какая разница, что подумает какой-то там сопляк? В любом случае, ещё несколько дней – и Алекс больше никогда не переступит порог этого магазина. А потому он продолжает молча раскладывать диски.
И вдруг в кармане оживает телефон. Email. Уведомление о новом личном сообщении на форуме. Забыв обо всём, Алекс заходит на сайт… и выдыхает.
Вам написал Саламандра в 16:45
Максим сел на поезд.
Если Алекс правильно помнит, поезд идёт три часа. А значит, он как раз успеет закончить с работой и добраться до дома. Облегчение, видимо, отражается на его лице, потому что стажёр вдруг приседает рядом и заглядывает в экран.
– Твой парень?
И тон его по-прежнему звучит довольно враждебно. Впрочем, было бы странно ожидать чего-то другого… но лучше бы он просто свалил.
Погасив экран, Алекс выставляет в ряд оставшиеся два диска и замечает в подвешенном над стеллажом зеркале только что вошедшую в магазин девушку – её взгляд блуждает по залу явно в поиске консультанта. «А вот и повод свалить», – не медля ни секунды, Алекс направляется к ней. Оказывается, что-то случилось с её наушниками. Девушка сдала их по гарантии, но на сайте фирмы так и не появилась информация о возврате. Сначала Алекс пытается отделаться общими фразами, одну за другой перечисляя отмазки, предписанные для таких случаев регламентом, а потом вспоминает о краже на прошлой неделе… да ещё и девушка, как на зло, не отстаёт. Приходится позвать старшего. Скандала удаётся избежать, но Геннадий сваливает на него заполнение кучи бумаг вместе с клиенткой. И Алекс почти забывает о времени. Но когда другие продавцы-консультанты начинают стекаться в сторону раздевалки, Алекс тоже направляется туда. Сегодня он не собирается ждать. И накинув пальто, и даже не застегнув его, идёт не к остановке, а поднимает руку, едва выйдя к проезжей части. Останавливается не такси, а просто какой-то бомбила – но это не имеет значения. Главное – быстрее попасть домой.
И лишь переступив порог квартиры, Алекс вспоминает, что в холодильнике шаром покати. Так вышло, что вчера им овладел дикий жор… и надо бы сходить в магазин… но вдруг Макс придёт, ему никто не откроет, и он не станет ждать? Вдруг решит, что Алекс испугался и пошёл на попятную? Ведь Макс… наверняка уже в курсе, что Саламандра рассказала о нём…
Включив чайник, Алекс гасит на кухне свет и останавливается у окна. С улицы доносится шум машин, но ни одна не заезжает во двор.
Минуты бегут. Кажется, что вот-вот из-за угла покажется пара светящихся фар…
Но каждый раз машина проезжает дальше.
Несколько пешеходов пересекают детскую площадку… кто-то даже подходит к его подъезду… но ни один из силуэтов не напоминает высокого парня-качка. А в своей дутой куртке Макс выглядит довольно массивным…
Чайник успевает закипеть несколько раз, а Алекс – разбить и пожарить пару яиц. Он специально не жарит больше. И вообще уговаривает себя, что не очень-то ждёт. И что если Макс не появится – то и ладно. Но в голове всё равно крутится: «Может, он сначала поехал на свою съемную квартиру? Или решил подождать меня у магазина? Или…»
Часовая стрелка подбирается к полуночи. На улице устанавливается тишина. Алекс надевает пальто и выходит во двор. Прохладный весенний воздух врывается в грудь, и в голове становится немного свободней. Появляется мысль, что возможно, было бы лучше просто сесть за комп, а потом лечь спать… И если в дверь так и не позвонят… просто подумать об этом утром.
Решение здравое.
Но он продолжает стоять, вглядываясь в гаснущие одно за другим окна соседних домов, в редких прохожих, в звёзды и абсолютно чёрные кусты и деревья. И Алексу кажется, что он постепенно превращается в единое целое с этой улицей. Словно столб. Или скамейка, до которой никому нет никакого дела…
Но вдруг эта умиротворённая атмосфера разбивается вдребезги пронзительной трелью.
– Алло?
Номер незнакомый. Подскочившее к горлу сердце не даёт голосу прозвучать нормально.
– Александр Аксеньев?
«Кажется, что-то такое уже было?»
– Да, это я.
– Извините за поздний звонок. Вас беспокоит старший лейтенант Исаев. Скажите, вам знаком человек по имени Максим Золоторёв?
«Золоторёв?! Разве не Зотов?.. Ах, он, наверное, специально настоящую фамилию не назвал…»
– Кхм, да, я его знаю. Что-то случилось?
– Да. Этот человек не смог предъявить документ, подтверждающий личность, и был задержан полицейским патрулём… Вы можете с утра подъехать в Ленинское РУВД?
– С утра? Почему с утра? Я могу сейчас.
– Дело в том, что господин Золоторёв оказал сопротивление, поэтому в любом случае должен отбыть наказание…
– А с этим ничего нельзя сделать? – перебивает Алекс лейтенанта, живо представив себе Максима, идущего по перрону и натыкающегося на патруль. И почему-то не предъявляющего им паспорт. Возможно потому, что его у него попросту нет. А значит, и способа избежать задержания – тоже. Если только попытаться сбежать…
«Идиот!»
– Господин Астеньев, – раздаётся в трубке через некоторое время. – Если хотите, вы действительно можете подъехать прямо сейчас. Остальное попробуем решить на месте.
Не веря своей удаче и процентов на восемьдесят уверенный, что ошибся и понял мента превратно, Алекс всё же быстро поднимается домой и садится за компьютер. Дело в том, что если он всё-таки не ошибся, потребуются деньги. А деньги… у него на карте. За годы работы в магазине Алекс время от времени откладывал часть зарплаты на депозитный счёт, тот самый, с которого нельзя ничего снимать несколько лет, зато с неплохими процентами. Но сегодня ему придётся его закрыть.
Придётся…
Уставившись на код в смс, который требуется ввести для подтверждения входа в личный кабинет банка, Алекс задерживает дыхание. Смотрит на четыре цифры… и вдруг понимает, что возможно, сейчас сделает глупость. Ну кто ему Максим? Подумаешь, переспали несколько раз… А эти деньги он копил не один год, и всё равно на них даже смотреть смешно. А кто-то такую сумму зарабатывает за месяц… Вот так просто снять их и отдать? Ради чего? Стоит Максу признаться, кто его папа – и проблема решится сама собой. Он и в драку то наверняка полез, забыв, что сейчас лучше не светиться…
Хотя его бы, вероятно, всё равно задержали…
И с собой у него явно нет денег для взятки…
Но что плохого может случиться? Ну, поедет обратно на свою дачу. Ну, не увидятся они ещё какое-то время. Правда, вряд ли Саламандре снова удастся вытащить его с той же лёгкостью…
Но не запрёт же папа его до конца жизни?
– А если запрёт?
Алекс смотрит на своё отражение в погасшем мониторе.
– Что, если после побега точно решит упрятать куда-нибудь подальше?
Собственный голос ещё звучит эхом в голове, а рука уже дёргает мышку, заставляя компьютер проснуться. Код из смс заполняет небольшое белое окошко.
«Вы действительно хотите закрыть счёт?»
«Перевести восемьдесят пять тысяч и тридцать пять рублей, сорок две копейки на новый счёт?»
«Поздравляем, восемьдесят пять тысяч и тридцать пять рублей, сорок две копейки доступны для снятия в любом отделении банка или банкомате!»
Приехавшее такси кажется смутно знакомым, как и молчаливый водитель. Даже когда Алекс просит сначала довезти его до супермаркета, тот лишь молча заводит движок. А потом доставляет к Ленинскому РУВД. В отличии от обычного полицейского участка, здание это кажется даже величественным. Хотя внутри всё та же кирпичная плитка на полу, местами обшарпанные стены и скрипучие решётки. Возможно потому, что сейчас ночь, народа в коридорах нет. Да и пускают Алекса внутрь только после звонка. И не отпускают одного – дежурный ведёт на третий этаж. Застеклённые стенды на выкрашенных до середины в синий, а выше побеленых стенах. Яркий свет лампочек без плафонов. Деревянная дверь.
Стук.
– Астеньев.
– Войдите.
За порогом просторный квадрат пустого пространства. Стол. На столе газеты в несколько слоёв. Бутылки без этикетки с прозрачной жидкостью. Тонко нарезанное сало и чёрный хлеб. Максим поворачивается на стуле, откусывая от головки чеснока и приподнимает густые брови. Улыбается. Его губы и глаза блестят.
Алекс же сжимает кулак и бьёт с размаха в открытую дверь.
– Чтоб тебя…
Глава 15. Горилка, сало и кровь
****
– Чтoб тeбя!
– Что меня?
И только тут Aлекс замечает несколько pазрывов на красной куртке и металлический блеск наручников.
«Так вот почему ради какого-то зубчика чеснока он поднёс ко рту обе руки… Стоп. Eсли он и правда задержан, почему водку распивает?!»
Несколько запутавшись в происходящем, Алекс переводит взгляд выше – и узнаёт человека по другую сторону стола: на нём снова нет фуражки, но на плечах уже другие погоны. А ведь ещё даже неделя не прошла…
– Здравствуйте, – пусть запоздало, но Алекс всё-таки вспоминает о правилах приличия.
– Здравствуйте, господин Астеньев.
Pаскрасневшееся лицо лейтенанта не выражает ничего, кроме вежливого внимания. Но как только дежурный уходит, и они остаются втроём, мужчина лет тридцати подпирает голову рукой и тяжело, очень тяжело вздыхает. Взгляд его стекает к Mаксиму, становясь знакомо задумчивым, но спустя ещё один вздох, должно быть полностью опустошивший лёгкие, возвращается к Алексу. При этом в глазах лейтенанта, кажется, плещется вся усталость мира.
– Итак, значит, вы подтверждаете, что это Максим Золоторёв?.. Не торопитесь отвечать. Знаете ли, дача ложных показаний и всё такое…
– Oн не под присягой, – встревает Макс, отправляя в рот аккуратный квадратик чёрного хлеба с тонкой белой плёнкой сала.
Алекс никогда не был поклонником этого продукта, но сейчас у него, несмотря на волнение, под языком скапливается слюна.
– А ты не подсказывай, – хмурится лейтенант. И подпирает подбородок второй рукой. – Ну так… что?
– Я знаю этого человека, – осторожно отвечает Алекс. Он уже один раз обманулся, решив, что Максу ничего не грозит, и всё это лишь какой-то розыгрыш – так что теперь пристально следит за выражением лиц. – Но я ни разу не видел его паспорт, поэтому не могу утверждать, какие там написаны имя и фамилия…
– Ловко, – хмыкает лейтенант. – За это можно и выпить.
– Можно, – кивает Максим.
И подхватывает почти пустую бутылку, разливая содержимое по двум мелким рюмкам. Алексу же остаётся только наблюдать за происходящим и пытаться уловить в нём смысл. Но когда двое заканчивают дожёвывать свою немудрёную закуску, он решается спросить:
– Могу я узнать… что произошло?
Задумчивый взгляд ещё больше покрасневших глаз лейтенанта вновь соскальзывает к Максиму – тот сидит на стуле боком и занят раскладыванием кусочков сала на ломте хлеба. Но вот уже берёт двумя руками узкий тонкий нож и начинает медленно и сосредоточенно нарезать его на почти одинаковые квадратики.
– Да ты… вы берите стул, господин Астеньев… и присаживайтесь тоже.
Честно говоря, Алексу и у двери совсем не плохо. Но приходится подчиниться, взять широкий стул с полу-отвалившейся сидушкой и устроиться на некотором отдалении от Максима. И тут же поймать на себе его острый взгляд. Взгляд, который может означать всё, что угодно: от обиды – «ты меня сторонишься?», до совершенно однозначного (но и совершенно неуместного в данной ситуации) желания.
– Kхм… – оставив голову в одной руке, другой лейтенант извлекает из-под стола третью рюмку и ставит перед Алексом. – Итак, задержанный отказался предъявить удвст… увдст… короче, какой-нибудь документ. И был приглашён в участок… для выяснения личности… по подозрению… ну похож он на пару фотороботов…
– Не похож, – хмыкает Максим и закидывает ногу на ногу, откидываясь на жалобно скрипнувшую спину стула. – А даже если и похож – ни эту, ни какую-либо другую причину мне не озвучили. А задерживать «просто так» меня никто не имеет права.
– Не только тебя, – снова вздыхает лейтенант. И судя по его ещё больше поскучневшему лицу, они только что вернулись к предмету спора. – Но и ты не имел права отказываться подчиняться! Это, между прочим, тысяча рублей штрафа!
Услышав настолько мизерную сумму, Алекс невольно моргает пару раз. Засунутые в подкладку купюры, выданные банкоматом, всё ещё слегка оттягивают край пальто, но на душе сразу становится легче. Правда, лишь до тех пор, пока лейтенант не договаривает до конца:
– Однако ты не только отказался, но ещё и словесно их обласкал! Прилюдно! А это уже тянет на сорок косарей!
Сердце ёкает. Это примерно половина взятой им суммы… Но всё ещё остаётся шанс освободить Макса даже без взятки, а вполне законным путём – выплатив штраф.
– Но вот скажи, сделай милость, – повышает голос лейтенант, и всё внутри замирает, – зачем ты ещё и кулаками решил помахать?
«Блять!»
– Сколько? – обречённо выдыхает Алекс.
– А? – лейтенант оборачивается с таким недоумением, словно уже успел забыть о его присутствии. И вдруг опускает взгляд к так и не опустошённой Алексом рюмке. – Ты должен выпить за моё повышение, Астеньев.
– Простите, я…
– Если он это выпьет, – вмешивается Максим, – то уснёт и заблюёт тебе весь кабинет. Причём именно в таком порядке.
Потом дотягивается до его рюмки и опрокидывает в себя. Морщится. И бросает в рот сразу три сальные канапешки.
– …но я вас поздравляю, – решает всё-таки закончить фразу Алекс. – Так на сколько он… намахал кулаками?
– Лет на пять, – пожимает одним плечом лейтенант. – Или миллион штрафа.
«Миллион?!»
«Миллион…»
Миллион – это много. За миллион в Ярославле можно купить однокомнатную квартиру. И то – если очень поискать и не привередничать. Алекс как-то интересовался, сколько стоит снять жильё, но на глаза попадались и объявления купли-продажи… И это просто невероятно, что подобную сумму можно проебать, всего лишь врезав менту…
«…он ещё что-то сказал про пять лет?»
– Ты забыл упомянуть, какое наказание ждёт твоих парней за превышение служебных обязанностей, – врывается в мысли Алекса спокойный голос Максима (даже чересчур спокойный – как для пьяного, так и для взятого под стражу). – Во-первых, задержание было само по себе незаконным, а во-вторых, мне они тоже напинали… и если я воспользуюсь правом на звонок и вызову своего адвоката, а заодно и пройду медицинское освидетельствование – то, что пинали не по самым заметным местам, им вряд ли поможет.
Алекс внимательнее
всматривается в его лицо. Следов ударов действительно нет, только немного содрана кожа возле виска… но судя по тому, насколько испачкана и даже порвана в паре мест одежда, помутузили Максима знатно. Однако будь он обычным парнем без влиятельного папочки, избившим его ментам всё сошло бы с рук…
…хотя сам виноват, что нарвался. Ну правда, кто бы стал его трогать, не пусти он в ход кулаки?
А в кабинете тем временем никто пока не произносит ни слова. Двое мужчин сидят напротив друг друга, причём один выглядит так, как будто на его плечи свалился как минимум небосвод, второй же постукивает пустой рюмкой по свежей газете, цепочка его наручников задевает край стола и позвякивает.
Кажется, это пат.
– И не забывай, – вдруг нарушает тишину Максим, – что свои новые лычки ты получил за то, что сдал меня.
Алекс вскидывает брови, и Макс, повернувшись к нему, объясняет:
– Господин Исаев решил, что господин Зотов просто обязан узнать, с кем и чем именно занимается его сын вдали от дома.
– А разве он не из-за…
Заметив поджавшиеся губы Максима, Алекс осекается. Ему действительно лучше не говорить ничего лишнего. Но брови Исаева приподнимаются, а взгляд становится ну очень заинтересованным – и Алекс не придумывает ничего лучше, как задать вопрос, уже некоторое время крутящийся на языке:
– Если вы и так знаете, что это Максим Зотов, зачем позвонили мне? Вы же сами можете подтвердить его личность…
На этот раз лейтенант указывает на задержанного не взглядом, а кивком. Брови же его вплотную сходятся над переносицей.
– Он захотел.
Подозрительно немногословно. Алекса снова вопросительно смотрит на Максима. Тот поджимает губы и отводит взгляд, щелчком пальца отправляя квадратик с салом к его краю стола. Алекс ловит мини-бутерброд, но опускает обратно на газету. И вновь молча поднимает глаза на Максима.
– Не смотри так на меня, Джеф. Я просто хотел поскорее тебя увидеть.
– Но лейтенант сказал, что подъехать надо утром…
– Старший лейтенант, – встревает Исаев. – И да, я сразу его предупредил, что не погоню тебя через весь город посреди ночи.
– Но почему вы вообще уступили его требованию?
Ещё не договорив вопрос, Алекс уже догадывается, каким будет ответ. И оказывается прав.
– Да как-то не хочется потерять новые лычки, едва их получив… – вздыхает Исаев и разливает водку по трём рюмкам. – А если его папаша способен так легко их раздавать, то и забирать – тоже… Так что почему бы нам не выпить за здоровье этого светлого человека?
Не дожидаясь ответа, он опрокидывает рюмку в себя. Алекс и Максим остаются сидеть неподвижно. Xмуро глянув на них, Исаев вдруг упирается в столешницу руками, пошатываясь встаёт, вытаскивает откуда-то сбоку идеально ровную фуражку, криво напяливает её на макушку и с трудом выбирается из-за стола, по дороге своротив с места Алекса вместе с стулом.
– М-мне надо отлучиться. Не р-расходитесь…
Дверь захлопывается, и в кабинете остаются только двое. И один из них тут же наклоняется, хватает за сиденье стула второго и подтаскивает к себе. У Алекса мурашки пробегают по спине от пронзительного скрежета деревянных ножек о такой же деревянный паркет. Но вот колени упираются в чужой стул, за подбородок хватают властные пальцы – он пытается отстраниться, но губы Макса всё равно его настигают. Они обжигающе горячи.
– П-подожди, – упирается Алекс ладонями в твёрдую грудь. – Н-ну не здесь же!
– Почему?
Сцепленные наручниками руки опускаются ниже, ложатся на живот поверх плотной ткани пальто, но всё равно ощущаются как две раскалённые наковальни. Алекс отводит взгляд, облизывает губы, чувствуя оставшиеся на них пары алкоголя, жирного сала и отголоски чеснока, и старается успокоить дыхание. Но Максим уже целует его в висок, соскальзывая языком к уху и шее… и Алексу становится нехорошо. Будто в груди что-то готовится разорваться. Это больно. Это страшно. Но он поворачивается и подставляет под ищущие губы свой подбородок. А когда они поднимаются выше, разжимает зубы и первым запускает язык во влажный жаркий рот. Его пальцы ложатся поверх ладоней Макса. Сжимаются. И не дают расстегнуть пуговицы на пальто.
А потом он до крови прокусывает Максиму губу.
И чувствуя солоноватый привкус по рту, откидывается на спинку стула, тяжело дыша и чувствуя сбегающие по позвоночнику струйки пота.
Максим щурится, проводит по губе тыльной стороной ладони, и блеск в его глазах разгорается ещё ярче. Он словно хищник, готовый бросится на жертву. Словно зверь, раззадоренный первой кровью. Но прежде чем тот успевает сделать хоть что-то, Алекс кидает вопрос:
– Почему ты не сказал?
– Что именно?
В резком голосе Максима – звон металла. Алекс этого не ожидал. Может, он переборщил с укусом? Но сжатый клубок его чувств смог выразить себя только так. Ведь в нём сплелась и злость и радость, и надежда и разочарование, и страсть… и отвращение.
«Ты знал, что я прибегу сюда, как собачка?»
«Знал, что буду ждать, даже не уверенный, не бросил ли ты меня?!»
«Так подло! Так самонадеянно… И так обидно.»
– Джеф? Ты что, плачешь?
Дёрнувшись, Алекс проходится запястьем по глазам, но не обнаруживает ни капли влаги. Выдыхает. И начинает тереть лоб над переносицей.
– Ты ведь мог предупредить… мог сказать, что натворил всякой хуйни… что тебя могут посадить… или увезти и просто запереть… почему я узнаю всё от какой-то девчонки на сайте?!
– От моей сестры.
– Да… я уже догадался… но если бы ты хотя бы прислал смс… Кстати, где твой телефон?
Макс ещё раз вытирает кровь с губы и опускает взгляд на ладонь с красными разводами. И когда он заговаривает вновь, голос его звучит приглушённо:
– Сначала я надеялся, что смогу всё уладить, не втягивая тебя. Видишь ли, есть вещи, о которых… я бы не хотел, чтобы ты знал… А потом мой телефон бросили под грузовик.
– Твой отец… ?
На этот вопрос Максим не отвечает. Он тоже откидывается на спинку стула, вытянув руки и прикрыв скованными запястьями ширинку. Сплетает пальцы и трогает распухшую губу кончиком языка. Алекс смотрит на него, пытаясь понять, когда же это произошло? Когда этот парень перестал быть для него посторонним? Когда стал настолько важным и близким, что при одном только взгляде на него немеет душа?
«Я просто свихнулся. Он заразил меня своим безумием…»
– Ты меня не боишься? – вдруг спрашивает Максим.
– Почему я должен тебя бояться?
– Ирина… как много она тебе рассказала?
– Твоя сестра? Так её зовут Ирина?..
Алекс переводит взгляд на стол. И всё-таки отправляет в рот кусочек хлеба с салом. И начинает тщательно пережёвывать.
– Джеф. Что она тебе про меня рассказала?
– Ничего особенного, – продолжая жевать, отзывается Алекс. Вкус ему нравится и пальцы уже подхватывают следующий квадратик. Но прежде чем он успевает отправить его за первым, звякает цепи и руку перехватывают.
Максим наклоняет голову и заглядывает ему в глаза.
– Джеф.
– Сказала, что ты упёртый собственник, каких поискать. Или что-то вроде того.
Ответив, Алекс тянется свободной рукой поверх схваченной, забрасывает бутер в рот, а потом ещё и откусывает от зубчика чеснока. Теперь они примерно в равных условиях. С наслаждением выдохнув, Алекс находит взглядом рюмку с прозрачной жидкостью, и в голове его рождается не самая правильная (скорее даже малодушная) мысль… но осуществить её не получается, потому что в этот момент открывается дверь, и на пороге кабинета показывается посвежевший Исаев с пачкой бумаг. Его лицо всё ещё красное, но фуражка на голове сидит ровно, на синем вороте рубашки темнеют влажные брызги, а на шее блестят капли воды.
– Что с губой? Сам разбил? Или друга попросил, чтобы добавить мне проблем?
Сообразив, насколько близко сидит к Максу, Алекс спешно отодвигается вместе со стулом и вытирает рот, стыдясь то ли оставшегося на них жирного блеска, то ли каких-то следов поцелуя.
– В общем, так, – никак не обратив внимания на его действия, Исаев подходит к Максиму, зажимает в подмышке свои бумажки и, вытащив из кармана ключ, быстро избавляет его от наручников. – Мы с ребятами поговорили… – потом откидывает в сторону угол перепачканной газеты и кладёт на стол чистый лист. – Напишешь заявление, что это не они тебя чуток попинали, а неизвестные, с которыми ты столкнулся на выходе из вокзала… и паспорт у тебя они тоже отобрали вместе с кошельком и телефоном. А уже без документов тебя задержала полиция, но выяснив все обстоятельства – отпустила с миром.
Один уголок рта Максима приподнимается, но за ним следует лишь глубокий разочарованный вздох. Однако он всё же берёт предложенную ручку и начинает писать. Правда, сначала уточняет:
– На твоих парней тоже эти неизвестные напали? Или они сами подрались?
В ответ Исаев молча демонстрирует ему какую-то бумаженцию – сбоку Алексу её видно не очень хорошо. Но вероятно, там те самые нужные Максиму показания, потому что он косится на просвечивающие сквозь лист строчки и кивает:
– Хорошо.
Сочинение занимает у него около получаса. И всё это время Исаев стоит над плечом Максима, придирчиво следя за движениями ручки, а Алекс завистливо думает: «Вот эти двое почти приговорили литр водки, а ведут себя так, словно употребили максимум по банке пива. А залей я в себя столько сорокаградусного алкоголя – уже в кому бы впал. Или отправился на тот свет.»
– Ладно, – перечитав пару раз готовое заявление, Исаев неожиданно оборачивается к Алексу. – Вас до дома довести? Или сами?
– Довести? На чём?
– На патрульной машине, – довольно склабится тот, даже не скрывая облегчения. – Никогда не катался на такой?
– Нет, спасибо, – мотает головой Алекс, встречаясь взглядом с Максимом. – Соседи будут в шоке.
– Какие соседи в четыре утра?
– Соседи… они на то и соседи, – снова мотает он головой, поднимаясь со стула. И Максим следует его примеру. – Мы правда можем идти?
– Ну если понравилось, можете остаться и помочь мне добить этот пузырь, – ещё шире расползаются губы старшего лейтенанта Исаева. – Такой чистой горилки, как мой кум гонит, вы нигде не найдёте.
Странно, но при этой фразе Максим замедляет шаг и к двери подходит уже не так уверенно. Его прощальный взгляд, направленный на стол, полон искреннего сожаления… Но едва оказавшись рядом с Алексом, он тут же запускает руку ему под пальто и лишь благодаря решительному сопротивлению не добирается до ягодиц.
И тут их возню на пороге замечает Исаев – лицо старшего лейтенанта мгновенно съеживается, словно забытая в холодильнике слива.
– Да валите уже!
В здании нет лифта, лишь широкая холодная лестница с затёртыми перилами. Но они не успевают дойти даже до неё, только свернуть в нужную сторону, следуя повороту коридора, как Алекса вдруг обхватывают сзади и отрывают от пола. Зарывшись лицом в его шею и шумно втянув носом воздух, Максим получает пяткой по голени, отступает к стене и наконец-то опускает Алекса обратно. Но только для того, чтобы развернуть к себе и, крепко держа за плечи, всмотреться в лицо. Правда, для этого ему приходится наклониться.
– Сердишься?
Длинная люминесцентная лампа над головой неожиданно тухнет. И почти тут же загорается вновь, озаряя коридор тревожным мерцанием – за эти несколько мгновений Алекс успевает перебрать в голове целую дюжину возможных ответов, но когда мигание успокаивается и холодный белый свет выравнивается, с его губ срывается только вздох. Покачав головой, он медленно отступает назад, чувствуя, как руки Максима сползают с плеч.
А потом бьёт кулаком прямо в центр порванной и испачканной красной куртки.
Но кулак этот тут же ловят раскрытой ладонью.
А его притягивают обратно. Шершавая ткань не очень приятна щеке, но ощущение, охватившее Алекса, чем-то знакомо. Оно дарит спокойствие и уверенность. Проникает глубоко, в самую суть, и оседает там, словно преданный зверь. Вздохнув, Алекс обнимает Макса в ответ, хотя понимает, что со стороны, наверное, выглядит сейчас, как ребёнок, уткнувшийся лбом взрослому в грудь.
Хорошо, что никто не смотрит.
– Кстати, – спрашивает, косясь краем глаза на приоткрытую железную дверь, выкрашенную в серый. И замечает квадратную камеру прямо над ней. Но остаётся стоять неподвижно. – У тебя правда нет паспорта?
– Ага… – доносится сверху вместе с тёплым потоком воздуха, коснувшимся волос. – Ни документов, ни денег…
«Что? Совсем?»
– Неужели твоя сестра не смогла ничего достать? Ну хотя бы денег она должна была тебе дать?
– Ну… она забыла. Сунула несколько тысяч перед посадкой на поезд, но их пришлось отстегнуть проводнику за безбилетный проезд…
– И что ты собираешься теперь делать?
– Понятия не имею.
Глава 16. Нет, блять, ничего не случилось!
****
Руки Maкcима пoнемногу сползают вниз. А у Алекса начинают слипаться глаза. День сегодня выдался не самый лёгкий – впрочем, как и предыдущие – так что если какие-то желания и рождаются в его организме, связаны они исключительно со сном. Hо судя по настойчивым поползновениям уже в области бёдер, у Максима на остаток этой ночи совсем иные планы.
Решив не дожидаться, пока тот снова заберётся под пальто, Алекс решительно отступает назад и умудряется вырваться из объятий раньше, чем те успевают превратиться в каменные оковы.
– А вообще, отец часто тебя запирает?
Он пытается говорить непринуждённо, но назойливо наблюдающий сверxу механический глаз игнорировать не получается. Однако серая металлическая дверь всё ближе – дойдя до неё, Алекс оборачивается и наталкивается на тяжёлый взгляд уже человеческих глаз. И взгляд этот кажется очень недовольным. Приходится изобразить примирительную улыбку – и только тогда Максим решает последовать за ним.
«Да, давай уйдём отсюда».
Лестница погружена в полумрак, словно кто-то выкрутил большую часть лампочек. Или включил аварийное освещение. Но ступеньки кое-как видно, и не спеша спускаясь по ним, Алекс заговаривает вновь:
– Это ведь не из-за меня?.. Ну, в смысле, твой папаша ведь решил, что ты сбрендил, не потому что узнал… кхм… что мы с тобой…
На самом деле, он много думал об этом, но не собирался спрашивать вот так прямо, однако сейчас слова вылетели сами собой. Алекс делает небольшую паузу, дожидаясь хоть какой-то реакции… но не дожидается и быстро сворачивает на смежную и более нейтральную тему:
– Это ведь Исаев ему сказал? Нет, ну кто бы мог подумать, что какой-то мент… Откуда он вообще узнал? Даже если твой отец настолько знаменит, «Зотовых» в России много… Tы ведь не сам ему рассказал? Или сам? Только не говори, что прикрылся отцом, чтобы тот убедил Жеку не подавать против тебя иск…
Почему-то эти рассуждения вслух вновь заводят его на скользкую территорию. Алекс совсем не собирался задевать гордость Максима, но сейчас получается, будто он его обвиняет. Приходится заставить себя замолчать. И погрузиться в гулкое эхо шагов, как своих, так и тех, что раздаются за спиной.
И вдруг они затихают. Алекс тоже останавливается, не решаясь обернуться.
– Не нужно… – долетает до него негромкий выдох.
И снова тишина. Шуршание куртки. Один шаг, второй…
– Не нужно что? – не выдерживает Алекс, спиной чувствуя вплотную подошедшего Максима.
Но тот не задерживается на одном месте и уже обходит его, спускаясь до конца на лестничную площадку между этажами. Разворачивается. Cейчас их глаза почти на одном уровне. И пусть тусклого оранжевого света недостаточно, чтобы рассмотреть все нюансы, кажется, лицо Максима не выражает ни единой эмоции, но когда он заговаривает, Алекс слышит спокойный, убеждающий голос:
– Не нужно думать обо всём этом.
– Мне не нужно? Или тебе? Или никому?
Алекс мотает головой. А от потянувшихся к нему рук отступает вверх на ступеньку. Но Максим поднимается следом. Он ловит его лицо в ладони и удерживает несколько секунд, прежде чем коснуться губ.
Это странно. Его поведение… его поступки… Нет, они и раньше не отличались особой логичностью, но сейчас Алекс сбит с толку, как никогда раньше. Ему сказали: «Не надо думать об этом» – тем самым сведя на уровень игрушки для утех. Не равноправного партнёра, чья обязанность заботиться и помогать, а питомца, которого не должно волновать ничего, кроме ублажения своего хозяина…
Только вот у этого «хозяина» сейчас нет ни копейки за душой.
Алекс не разжимает зубов. Язык Макса скользит по губам, и пары алкоголя напоминают, что тот сейчас в не совсем нормальном состоянии. Но если вспомнить, что случилось в прошлый раз, когда он напился… Нет, не то чтобы это было ужасно. Но факт на лицо: в состоянии опьянения Максим совершает вещи, от которых по-трезвянке его удерживает совесть. Однако это не значит, что сейчас он не в своём уме. И просто молча потакать ему, как когда-то отцу, боясь даже слово поперёк сказать, лишь бы не получить оплеуху…
Нет. Им давно пора поговорить.
Сжав пальцы на запястьях Максима, Алекс пытается развести его руки в стороны. И неожиданно те поддаются, но спустя миг оказываются на пуговицах пальто.
– Я знаю, что уже устраивал истерику по этому поводу, – отворачиваясь и всё ещё не отпуская руки Максима, Алекс начинает говорить как можно спокойнее, – но иногда мне кажется, что всё, что ты делаешь, направлено только на одно… конечно, мне это безмерно льстит и всё такое… но неужели ты не можешь подождать хотя бы до дома?
Несмотря на его усилия, расстёгнуто уже больше половины пуговиц. Взгляд Максима направлен вниз, а губы сжаты в плотную линию.
– Послушай… Ты хоть понимаешь, где мы?
А вот и с пуговицами покончено. Совершенно не обращая внимания на руки, обхватившие его запястья, Максим касается губ Алекса подушечкой указательного пальца, а потом отступает назад, увлекая его за собой.
– Ты не представляешь, как сильно я хотел тебя увидеть.
И опять: в голосе слышно эмоции, но на лице их попросту нет. Быть может, дело в плохом освещении. Или алкоголе. Но Алексу всё больше не по себе. Он оглядывает потолок и не замечает никаких камер. Однако дело даже не в них. Эта настойчивость Максима хорошо знакома – но сейчас они в месте, совершенно неподходящем для подобного разврата!
Однако не начинать же с ним драться, в самом-то деле?
Алекс даже не сразу замечает, как оказывается вжатым в угол между стен. Но вот когда расстёгивается его ширинка…
– Если тебе так свербит, могу помочь. Но давай сделаем это по-быстрому.
Рука в трусах замирает. И сама собой покидает их, когда Алекс сползает по стенке вниз. Но в этот момент ему вспоминается первый минет в раздевалке… и ощущения от запихнутого в глотку по самые яйца члена… И Алекс тут же передумывает вставать на колени, так и застывает в полуприседе. И берётся за тугой кожаный ремень. Справиться с ним удаётся не сразу, но никто его и не торопит, даже наоборот – Максим стоит совершенно безучастно. Словно у него отключили энергию. Только опустившаяся на плечо рука сжимается довольно сильно.
Наконец Алекс добирается до полувозбуждённого члена. Это немного удивляет – недавний напор Максима был весьма решительным… Что случилось? Он передумал? Или с самого начала действовал так упёрто не из-за физического возбуждения?
Нерешительно сомкнув пальцы под крупной головкой, Алекс оттягивает кожицу вниз, и его кулак упирается в железные зубья молнии.
Почти в тот же миг ладонь на плече сжимается ещё сильнее, заставляя дёрнуться и попытаться отстраниться – вот только некуда.
– Макс, мне больно.
– Мне тоже.
– Почему? Я же не сделал ничего такого…
Стоит ему поднять взгляд, как вдруг рядом в стену врезается кулак. И с тихим шелестом начинают осыпаться кусочки краски и штукатурки. Пропустившее удар сердце пускается вскачь. Щека ещё чувствует пронёсшийся мимо порыв воздуха, а спина – пробежавшую по стене дрожь. Но вот уже Максим отступает назад, отворачиваясь и, кажется, пряча своё достоинство обратно в штаны, а Алекс вспоминает, как надо дышать. Он было открывает рот, чтобы окликнуть его – но не издаёт ни звука. Лишь косится на стену. На белую прореху в тёмной краске на месте удара.
А если бы кулак ударил не туда?
– Прости, – произносит Максим тихо, всё ещё стоя спиной. – Просто… всё должно было быть не так.
– А как? – Алекс собирался ограничиться только одним вопросом, но следом вылетают и другие: – Я должен был покорно встать раком и подставить свои булки? Или кинуться на тебя верхом? Знаешь, в отличие от некоторых, мне нужен не только секс!
Чувствуя, что его опять понесло, но не слыша ни слова в ответ, Алекс отталкивается от стены и обходит Максима.
– И вообще, почему именно я? Ты воспылал ко мне желанием в тот же день, как мы впервые увидели друг друга… а уже на следующий заявил, что влюблён… Но ты же не в грош меня не ставишь! Ни о чём не предупреждаешь, ничего не хочешь объяснять… Я…
– А что мне делать? – Максим оседает на ступеньку и сплетает перед собой пальцы, глядя на Алекса снизу вверх таким взглядом, будто получив ответ, тут же последует ему. – Я не могу не хотеть прикоснуться к тебе. Мне нужно быть рядом. Видеть тебя, чувствовать. Доставлять удовольствие. Я мечтал об этом полгода. Kаждый раз, читая твои посты, я представлял, что это происходит в реальности. Мне казалось… казалось, я знаю тебя уже целую вечность. И когда узнал, что одного из наших посылают в Ярославль… сделал всё, чтобы поехать вместо него. Кто-нибудь назовёт меня сумасшедшим. Только для меня безумны те, кто ради работы и общественного признания забивают болты на свои желания и самих себя.
Вздохнув, он переводит взгляд на свои пальцы. Разжимает и сжимает их несколько раз. А потом принимается рассматривать след на стене, оставленный его кулаком. А Алекс замечает кровь на костяшках.
– Да, я сказал, что люблю тебя, – продолжает Максим ещё тише. – Потому что иначе не могу назвать то, что чувствую. А ещё я хочу, чтобы ты ответил мне взаимностью… и именно поэтому боюсь напугать или оттолкнуть. Честно говоря, когда Ирка призналась, что рассказала тебе… что отец считает меня сумасшедшим… я… я подумал… испугался, что больше никогда тебя не увижу. И прямо сейчас мне кажется, что ты вот-вот растаешь в воздухе и исчезнешь навсегда.
Максим ещё никогда не говорил столько всего и сразу. И настолько личное. Наверное, алкоголь – это не так уж и плохо?
Алексу хочется послушать ещё. Но Максим снова сжимает губы и опускает взгляд на свои руки. Следуя странному порыву, Алекс походит к нему и забирается пальцами в волнистые волосы. Довольно жёсткие на ощупь. И густые. Он чувствует, как руки Максима смыкаются под коленями. Как его лоб утыкается в живот. И продолжает снова и снова прочёсывать тёмную шевелюру.
– А почему ты сказал, чтобы мне не нужно думать обо всём этом?
– Не хочу, чтобы ты замечал мои ошибки.
– Так ты правда козырнул перед следователем своим батей?
– Твой друг… мог доставить мне проблем. К тому же, отец всё равно скоро бы заявился…
– Из-за того, что ты натворил на заводе? Подделал документы?
Руки вокруг колен сжимаются теснее, и Алексу приходится вцепиться в ворот красной куртки, чтобы не упасть.
– Эй!
– Ты и об этом знаешь…
– Угу.
– Считаешь меня избалованным мажором, привыкшим творить всё, что хочется, а потом прикрываться связями?
– …немного.
– Презираешь меня?
– …нет.
И тут ладони Максима проскальзывают вверх по штанинам, мгновенно добираясь до ягодиц и ребром вдавливаясь между них. Алекс сводит колени, а его пальцы в волосах Максима сжимаются в кулаки, оттягивая его голову назад, подальше от живота.
– Вот тебе обязательно это делать? – всматриваясь в прищурившиеся глаза, Алекс хмурится. – Ты сказал, что тебе просто хочется трогать меня. Зачем обязательно… лезть куда-то?
– Разве тебе этого достаточно? Просто стоять вот так?
– Да. Вполне. По крайней мере, сейчас. Но я бы не отказался прилечь. Ты даже не представляешь, как я вымотался за эти дни…
– Что-то случилось? – теперь уже хмурится Макс.
На мгновение Алекс теряет дар речи.
«Нет, блять, ничего не случилось! Только ты вот пропал!»
Но ответить вслух не успевает, сверху доносится лязг двери.
– Какого ляда вы ещё здесь?! – возмущённый крик старшего лейтенанта отражается от гладких стен громовым эхом. –Снимите себе номер в отеле, если так приспичило пообжиматься! Или я вас оформлю за непристойное поведение!
Отдёрнув руки от чужих волос, Алекс спешно отскакивает от Максима и практически бегом скатывается на первый этаж. Дежурный у выхода встречает их ледяной гримасой, но отпирает железную решётку и выпускает на свежий воздух.
Лето уже близко, но ночью всё ещё идёт пар изо рта.
Да и ещё и ширинку, оказывается, Алекс застегнуть забыл. И пальто.
– А что, может, и правда пойдём в отель? – раздаётся за спиной словно бы незаинтересованный голос.
Алекс мотает головой.
– Я не такой богатый, как ты. Поехали ко мне… а вон, смотри, и такси.
И направляется к припаркованному у перекрёстка авто с горящими шашечками на крыше и включённым светом в салоне. Но когда приближается к машине почти вплотную, Максим вдруг хватает его за руку.
– Подожди. Может, вызовем по телефону?
– Зачем?
– Ну…
Пальцы на предплечье слабеют. И так как никакого вразумительного ответа Алекс не получает, то делает последний шаг к машине и стучит в стекло:
– Девушка, вы свободны?
Двусмысленно получилось. Но за рулём и правда представительница слабого пола, а сформулировать вопрос по-другому Алекс не догадался. Однако водитель только хмыкает в ответ. И по сетке разбежавшихся морщин на её лице становится ясно, что «девушка» – это скорее комплимент. Но молодёжная кепка и задорный конский хвост на затылке смотрятся с ними вполне гармонично.
– Куда вас отвезти, мальчики? – игриво интересуется голос с хрипотцой.
Алекс называет адрес и забирается на заднее сиденье. Нырнувший следом в салон Максим почему-то выглядит несколько зажато, и не будь женщина преклонного возраста, Алекс бы уже заподозрил, что под водилу замаскировалась его сестрёнка, Ирина. А иначе как объяснить, что тот всю дорогу пялится в окно, а ведь Алекс в прямой досягаемости, да и свет в салоне потушен? Нет, не то чтобы ему хочется быть облапаным, но и подобная отчуждённость слишком уж подозрительна.
Конечно, можно спросить.
Но Алексу кажется, он уже исчерпал лимит откровенных вопросов на сегодня. Поэтому всю поездку просто смотрит на несущиеся навстречу огни фонарей и разноцветных реклам. Ночные улицы пусты. И уже очень скоро они сворачивают с главной трассы, а ещё спустя пару минут перед капотом авто выпрыгивает знакомый двор. Алекс запускает руку в карман. По локоть. И начинает шарить в подкладке.
– Сколько с нас?
В салоне загорается свет, заставляя слепо сощурится.
– Триста пятьдесят.
Алекс протягивает выуженную тысячную купюру.
– А мельче не найдётся?
Приходится расстегнуть несколько пуговиц на пальто и вытащить из заднего кармана брюк тощий бумажник. Но там обнаруживается лишь пара железных десяток и ещё монеты помельче, специально запасённые для кофейного автомата. Прикусив нижнюю губу, Алекс мотает головой.
А Максим тем временем уже нетерпеливо притаптывает ногой.
И вдруг вообще распахивает дверь и вылетает наружу. Алекс догадывается, что на его месте он бы просто оставил сдачу водиле, но… не все могут такое себе позволить. Не тогда, когда сдача больше стоимости самой поездки. Наконец, спустя пару обменов взглядами в зеркале заднего вида, женщина вздыхает и начинает копаться в бардачке. Долго считает, почему-то заставляя Алекса всё больше чувствовать себя жмотом и скрягой. Но всё-таки протягивает ему стопку из бумажных десяток и тяжеленную горсть монет.
«Я столько кофе не выпью…»
– Спасибо… доброй ночи.
– И вам.
В салоне снова тухнет свет и машина уезжает, а Алекс разворачивается к подъездной двери и к подпёршему её Максиму.
– Что случилось? – всё-таки спрашивает. – Ты её знаешь?
– Нет. Ничего. Не бери в голову.
«Xех, понял. Не всё в один день, да?»
– О'кей…
Приложив к замку ключ-таблетку, Алекс молча поднимается на третий этаж. Максим тоже не произносит ни слова. По крайней мере, пока они не подходят к квартире.
– Твоя мама… – начинает он нерешительно.
– Она в рейсе.
– А когда вернётся?
– Ты её боишься, что ли? – Алекс хмыкает, но заметив серьёзное лицо Максима, проглатывает смешок. – Что, правда?
– Нет, я… просто, не могу же я поселиться у вас…
– Ты только сейчас об этом подумал?
Повернув ключ в замке и зайдя в прихожую, Алекс не сдерживает зевка. Окружившее тепло наваливается пудовой тяжестью на его веки. Но он всё-таки решает рассказать, что придумал:
– Думаю, в свою съёмную хату ты вернуться не захочешь – когда папа тебя хватится, искать начнёт оттуда… так?
– Так, – кивает Максим, снимая куртку и кидая на крючок около зеркала. – Поэтому мне надо снять новую…
– А кровать, которую купил, на старой оставишь?
– Её просто так не вывезешь… А что, хочешь продать и на эти деньги снять хату?
– М-м-м… – Алексу стыдно признаться, но об этом он как раз и не подумал. – Можно будет этим занять, если хочешь. А пока поживёшь в квартире подруги моей мамы.
– Она сдаёт жильё?
– Нет.
– А как же тогда?
Вспомнив, что в холодильнике нет ничего, кроме яиц, капусты и замороженных кусков чего-то в морозильнике, Алекс задумчиво останавливается на пороге кухни. Он опять забыл про магазин. Или как-нибудь перетерпится до утра?
– Ты голоден?
– Очень.
И подтверждая всю глубину своего голода, Максим обнимает его со спины, сползая ладонями до ширинки… но вдруг останавливается в нерешительности. Алекс поднимает руку, ловя его шею и притягивая к себе. Прикрывая глаза и блаженно выдыхая, когда кожи касаются мягкие губы. Почему-то дома все эти ощущения воспринимаются совсем иначе, чем там, в коридоре или на лестнице в РУВД. Да, здесь Алекс может позволить себе расслабиться. К тому же он сегодня услышал кое-что важное. И оно свело тёплое гнездо в его душе.
– Мамина подруга держит эту квартиру для себя, – отвечает он почти неохотно, прислушиваясь к каждому прикосновению и наслаждаясь им, – и своих любовников.
– О-хо-хо, какая задорная бабёнка…
Максим отступает назад, в комнату, постепенно расстёгивая его рубашку и покусывая мочку уха. У Алекса начинают заплетаться ноги и язык, но он всё же договаривает:
– Ещё со старшей школы, когда нам требовалось место для празднования дня рождения или просто посиделок, я шёл к ней и просил ключ.
– Разве ты не говорил, что у тебя почти нет друзей?
Усевшись на диван, Максим разворачивает Алекса к себе, приникает губами к его пупку и принимается стягивать брюки вместе с бельём.
– Да, появилось несколько классу к восьмому… хм-н… и почти все они… расстались с девственностью на той хате…
– Кроме тебя?
– Кроме меня…
– И как давно это было? Может, она уже никого туда не пускает?
До Алекса уже едва доходит смысл слов, а когда Максим, обхватив его ягодицы, нежно берёт губами головку члена – судорожно выдыхает. И выдаёт уже мало осознанный ответ:
– М-м-м… вот мы завтра и узнаем…
И снова позволяет себе забраться пальцами в волнистые волосы. Он не пытается управлять Максимом, но прикрыв глаза, наблюдает за движениями его губ и языка, место которым в каком-нибудь порно-фильме. Только когда что-то подобное происходит не на экране, а в реальности, и не с кем-то там, а с тобой… и делает это всё человек, чьи прикосновения заставляют забывать о тревогах и проблемах – возбуждение и наслаждение подкатывают резко и оглушительно.
Им совершенно невозможно воспротивиться.
Максим отстраняется. Белесые брызги ударяют его по щеке. Сперма стекает на шею, несколько капель оказываются на губах. Облизнув их, Максим заваливается на спину.
– Ну что, а теперь спать?
Он улыбается.
– …а ты? – Алекс сжимает и разжимает пальцы, ещё чувствуя прикосновение к жёстким волнистым волосам. – Я тоже могу тебе…
– Если хочешь.
Не то чтобы он действительно хотел… даже наоборот, сейчас, когда в теле поселилась такая предательская слабость, что кажется – опусти веки, и тут же провалишься в сон, Алексу ещё сложнее удерживать глаза открытыми. Но прикосновения… это действительно нечто особенное. Даже само по себе. Поэтому Алекс кивает и опускается на диван рядом, нависает над животом Максима и извлекает из-под широкой резинки тесных трусов колом стоящий член. Насаживаться на него сверху ртом довольно неудобно, зато можно вдоволь надрачивать ладонью, облизывая лишь головку. Алекс уже не возбуждён и скорее играет, но чем дольше он это делает – тем сильнее в нём самом снова натягиваются струны сладкого напряжения. Некоторые движения он помнит по фильмам, кое-что придумал сам, а что-то повторяет за Максимом. Но когда на затылок ложится ладонь, вся игривость исчезает, сменяясь настороженностью. И хотя давление на голову пока не очень сильно, Алексу кажется, что в любой момент его снова могут насадить на длинный член по самые гланды. Поэтому начинает двигаться интенсивней. Позволяя головке тыкаться то за щёку, то в нёбо, то в язык. И вот уже по стволу пробегает пульсация, отдаваясь в пальцах эхом. Алекс ускоряется ещё. Он будто чувствует поднимающуюся навстречу волну. Он управляет ею. Подчиняет её. И жар растекается по его рукам и спине. Ноющий затылок перестаёт что-то значить. Уже близко. Напряжение под кожей нарастает, во рту появляется кисловатый привкус…
И вдруг его хватают за волосы и останавливают.
Это почти не больно, но очень неожиданно.
– Я хочу в тебя, – просит Максим, приподнимаясь на локте. – Можно?
Алекс тяжело дышит. Он разочарован и раздражён. Его вставший член, казалось, тоже сейчас разрядится…
– Чёрт с тобой… Я сейчас.
Он скрывается в ванной. И пусть все эти водные процедуры разрушают эротическую атмосферу, уж лучше он подготовится, чем будет потом волноваться и отвлекаться на что-то в процессе.
Жаль только, возбуждение пропадает.
Но когда Алекс вновь появляется в комнате и обнаруживает, что Максим уже разделся догола, подпёр себе спину подушкой и лениво надрачивает – недавно проснувшийся в душе эстет подаёт голос и заявляет, что всё это выглядит довольно аппетитно. Нет ни свечей, ни лепестков роз, только рассеянный утренний свет и мягко перекатывающиеся мышцы под атласной кожей. И мамин диван.
«Эх…»
– Хочешь попробовать сверху?
– Не уверен, – честно признаётся Алекс. Его немного колотит. Изнутри накатывает то жар, то холод. И глухо стучит в груди. – Ты же мне поможешь?
– Конечно.
И тогда, поборов зачатки совести и уважения к родительскому ложу, Алекс забирается на него. А потом и на Максима. Одной рукой упираясь ему в грудь, а другой сжимая собственный член, будто стесняясь показать, насколько тот погрустнел. Но Максим уже приставляет головку своего ему между ягодиц.
– Подними одну ногу с колена и привстань… Вот так.
Устойчивость оставляет желать лучшего… уверенность в себе – тоже. И конечно же, Алекс совсем не удивляется боли. Но так как Максим пристально всматривается в его лицо, не позволяет себе слишком сильно скривиться. Замирает, переводя дыхание. И опускается на придерживаемый член глубже. И уже сам нетерпеливо ловит малейшие изменения на лице напротив. И дрогнувшие скулы, и сжавшиеся зубы, и даже капелька пота, сбежавшая с виска – всё это наполняет Алекса странным самодовольством. И позволяет начать двигаться даже раньше, чем внутренности успевают освоиться с чужеродным предметом. Он приподнимается и опускается, наслаждаясь сжимающими бёдра руками Максима. Он следит за прокатывающимся по его горлу кадыком. Он чувствует и видит, как напрягаются мышцы рук и груди. И словно сливается с его телом в единое целое. А член внутри двигается уже совершенно безболезненно. Не быстро, но глубоко. Заставляя сжиматься и замирать от других, резких и обжигающих ощущений. Алекс даже не замечает, когда именно Максим оставляет в покое одно его бедро и берётся за его член. Но зато отчётливо чувствует, как сперма вдруг затапливает его изнутри. И всё же Максим ещё несколько раз поддаётся вверх, врываясь грубо и властно – но у Алекса не выдерживают ноги. Колени дрожат. Он может только упасть ему на грудь. А через мгновение, оказавшись опрокинутым на спину, блаженно раскинуть конечности и позволить мягким губам окончательно довести себя до второго за сегодня оргазма.
****
Когда он просыпается, сотовый показывает одиннадцать тридцать.
– А-а-а! Вставай! Быстро!
– М-м-м?
Сонное тело рядом с трудом подаёт признаки пробуждения.
– Мама скоро вернётся! У нас полчаса!
– Р-р-разве не завтра-а-а утром-м-м? – потягиваясь, Максим пытается отвечать, почти не открывая рта.
– Сейчас идёт чётная неделя! – не выдержав, Алекс упирается ногами ему в бок, пытаясь столкнуть на пол, но весовые категории слишком отличаются. – Максим!
– Да… да… сейчас…
В конце концов ему удаётся отправить его в ванную. И пока часы неумолимо продолжают тикать, Алекс спешно меняет простыни и пододеяльники. Конечно, нет ничего страшно в том, что мама вновь застанет Максима у них дома, но только не в спящем и не в голом виде! И хотя Алекс собирается рано или поздно всё ей рассказать – это «рано или поздно» уж точно не сегодня!
Слава богам, когда ключ поворачивается в замке, они уже оба чинно сидят на кухне и пьют чай, а на плите жарятся три сиротливых яйца.
– Здравствуй, Максим.
– Здравствуйте… э-э…
– Антонина Сергеевна, – подсказывает Алекс.
– Можно просто Тоня… А что это у вас одни яйца? В морозилке же котлеты.
– М-м-м… я думал, это фарш, – наблюдая за тем, как мама достаёт пакет с коричневой мёрзлой массой, Алекс вспоминает, о чём хотел её спросить. – Ма, ты не знаешь, у тёти Веры ещё можно взять ключ от квартиры?
Прежде, чем ответить, мама окидывает Максима придирчивым взглядом. Но потом, поджав губы, кивает. И при этом выглядит она несколько недовольной.
– Только когда будешь просить ключи, скажи, что будешь там один.
Некоторое время Алекс переваривает услышанное. А пока на плите появляется большая сковорода, и на ней начинает шкворчать масло.
– Мам, – начинает он снова. – Возможно, я и правда там поживу…
– А готовить вам кто будет?
– Макс неплохо готовит, на самом деле… просто я забыл сходить в магазин.
– Понятно.
Она продолжает возиться у плиты, прикрутив огонь и раскладывая замороженные котлеты, а Алекс косится на Максима. Вообще-то они не обсуждали ничего подобного… но разве тот, кто нашёл жильё, не имеет право пожить там тоже?
Максим пьёт из чашки, пряча за ней половину лица. И пьёт так долго и упорно, словно на её дне открылся портал к Ниагарскому водопаду.
И вдруг мама задаёт ещё один вопрос:
– Надеюсь, вы предохраняетесь?
Глава 17. Жаба, обида и здравый смысл
****
– Нaдeюсь, вы предoхраняетесь?
Aлекс сразу понял, что не ослышался. А по тону сказанного догадался, насколько сильно мама не в духе. Он уже довольно давно не слышал этого напряжённого, почти звенящего голоса – ещё с той поры, когда отец был жив и частенько заявлялся домой мертвецки пьяным. Он всегда находил, к чему прицепиться. И если Алексу доставались тумаки и подзатыльники, то ей – бесконечные упрёки:
«Kакое право ты имеешь быть недовольной?!»
«Ты воруешь у меня деньги!»
«Ты хочешь меня убить!»
Mама никогда не плакала, но тем болезненнее звучали её попытки сдержать обиду и раздражение в ответ на безумные обвинения и вопли. Искренне не понимая, что же заставляет двух ненавистных друг другу людей оставаться семьёй, при первых же звуках ссоры Алекс надевал наушники и прятался в мире музыки. И он даже представить себе не мог, что однажды услышит подобную враждебность, направленную в свой адрес.
Но что он такого сделал?!
Bина накатывает постепенно. Откуда-то извне.
Однако обида сильнее.
Конечно, глупо было ожидать, что она обрадуется…
И всё равно больно. Xотя ещё ничего не сказано прямо – то, что произнесено… и как произнесено…
Неожиданно рядом раздаётся стук поставленной чашки. Побелевшие пальцы Максима с видимым трудом отпускают глиняную кучку, а ещё глубже запавшие глаза застывают на уровне красно-белого округлого края.
– Извините…
И он начинает выбираться из-за стола. Почему-то бегство второго соучастника их общего преступления заставляет почувствовать ещё большую беспомощность, а свинцовый взгляд матери, проводивший его спину – и вовсе ощутить самый настоящий нож, застрявший в груди. Надо как-то объясниться, что-то сказать… но на ум не приходит ничего достаточно короткого и ёмкого, а на долгие разговоры, судя по скорости, с которой Максим одевается, времени нет. Зато в голове наконец-то формируется ответ на давно мучающий вопрос – но так не вовремя и некстати, что вызывает лишь раздражение.
Алекс чувствует, что должен пойти за Максимом. И в то же время понимает – нужно остаться и поговорить с мамой. Возможно, она просто не так поняла…
Выбор – иногда это очень сложно.
– Я тебе всё потом объясню, – наконец проталкивает Алекс сквозь зубы и тоже поднимается с места.
Он не успевает заметить выражение на лице матери, резко отвернувшейся к плите, но движения деревянной лопаточки в сковородке кажутся очень нервными.
– Так ты не будешь есть? – спрашивает она уже совершенно неживым тоном.
– Прости…
В прихожей Алекса догоняет звонкий стук. Cловно лопаточку швырнули в раковину. А следом и грохот брошенной на сковородку крышки, и щелчок выключенного газа. Теперь почему-то хочется убраться из квартиры как можно быстрее, а то, что вместо ботинок с их гадкими шнурками его ждут удобные кроссовки – существенно ускоряет процесс.
Максим стоит у приоткрытой двери. И толкает её от себя, едва Алекс набрасывает на плечи пальто.
Они молча
сбегают на первый этаж и вырываются навстречу солнцу.
К сожалению, на душе слишком погано, чтобы по достоинству оценить ясную и тёплую погоду. Настолько тёплую, что в пальто сразу становится жарко, даже в незастёгнутом. Но не возвращаться же?
– Обычно… она добрее, – начинает Алекс, беря курс в соседний двор, и косится на Максима, чьё побледневшее лицо немного покраснело после бега. – Я не знал, что она настолько… против нетрадиционных отношений.
– Ты ей что-нибудь говорил про меня?
– Нет… сама догадалась.
– Тогда неудивительно, – Максим придерживает длинную ветку куста, покрытую мелкими зелёными листочками, и пропускает Алекса вперёд по узкой тропинке. – Она только что поняла, что может не рассчитывать на внуков. Тебе надо поговорить с ней.
– Сначала устрою тебя…
«В смысле, не рассчитывать на внуков?»
Алекс даже шаг замедляет. Нет, он ещё не думал ни о чём подобном – но и точно пока не ставил на себе крест! Это ведь… как если смириться, что он до конца жизни ни разу не переспит с девушкой!
«Ха-ха… А с кем я тогда буду спать? С тобой, что ли?»
Неожиданно, но эта мысль не кажется такой уж абсурдной. Хотя и несколько пугающей.
– А ты, выходит, женщин боишься?
Теперь настаёт очередь Максима замедлиться. Алекс проходит мимо, давая ему время обдумать ответ. И спустя примерно минуту за спиной раздаётся:
– Не то чтобы боюсь… скорее, плохо переношу.
– Это типа, как с пауками?
– Нет, как со скрипом мела по доске… только не звук.
– Почему сам не рассказал?
Алекс останавливается и оборачивается, встречая довольно угрюмый взгляд. И мысленно прикидывает поверх высокой фигуры в красной куртке образ статного мужчины в длинном чёрно-синем плаще с игровой аватарки. Да, если взять какие-то отдельные черты как во внешности, так и в характере – «Маркус» во многом копия Максима. Выжимка из него. А оригинал… оригинал только на первый взгляд загадочен и малоэмоционален. А вот посмотри на него сейчас – и увидишь человека, полного противоречий и неуверенности в себе. Слишком заботящегося о внешнем. И прячущего не самое идеальное нутро.
«Хотя кто его не прячет?»
– Максим, у каждого есть свои секреты. Я не имею в виду, что ты должен рассказать мне их все… но ведь о некоторых легко догадаться. А некоторые мне бы не помешало узнать до того, как… столкнуться с последствиями. Или ты настолько мне не доверяешь?
Остановившись в паре шагов, Максим молча смотрит на него. Под ярким солнцем особенно отчётливо видны разорванные и испачканные места на красной куртке и чёрных джинсах. Если подумать – это, наверное, низко, лезть с нравоучениями сейчас, когда он настолько уязвим: пару недель назад у Максима была хорошая работа и деньги, теперь же он в бегах от собственного отца, без гроша, да ещё и похож на бомжа, подобравшего испорченные брендовые шмотки. Ладно, хоть побриться успел…
– Или ты думаешь, что я сбегу, если узнаю о парочке твоих фобий? Макс, ты связал меня и практически изнасиловал – и даже это не заставило меня сделать ноги… Pазве что-то может быть хуже?
Дверь подъезда, у которой они стоят, внезапно открывается где-то между «изнасиловал» и «сделать ноги», так что последние слова Алекс договаривает уже не так уверенно, косясь на женщину, пытающуюся вытащить широкую детскую коляску на крыльцо. Он ещё только раздумывает, не помочь ли ей, а Максим уже придерживает одной рукой дверь на пружине, а второй приподнимает коляску за капюшон.
– С-спасибо.
Мельком, но Алекс успевает заметить внутри круглое личико и крупные светлые глаза, словно у куклы. И засунутый в рот палец, окружённый мелкими слюнявыми пузырями. Но женщина уже направляет коляску в сторону двора, а Максим провожает её странным задумчивым взглядом. И Алексу вдруг приходит в голову, что ему, возможно, хочется завести нормальную семью. Быть может, не прямо сейчас, но когда-нибудь…
– Да, – вдруг произносит Максим, выдёргивая из раздумий. – Ты не сделал ноги. Ни тогда, ни позже… И это удивительно. На самом деле, я привык, что как только люди узнают обо мне хоть немного – они или решают воспользоваться полученными знаниями, или отстраняются и исчезают. Ты… ведёшь себя иначе. И из-за этого только неспокойней, ведь я не знаю, не станет ли какая-то мелочь последней каплей в чаше твоего терпения…
«Моего… терпения… А разве ты не специально испытываешь его?»
Алекс проглатывает просящийся на язык вопрос, и задаёт другой:
– Что же ты с ними делал? С теми людьми?
Лицо Максима мгновенно застывает – изменения почти неуловимы, оно и до этого не выглядело особенно расслабленным, но теперь даже его мягкие губы начинают казаться вырубленными в камне.
– Ничего. Почти ничего.
«Вот оно. Снова. Открылся немного – и тут же заперся на замок. Или это просто я спрашивать не умею?»
Тяжело. Это действительно тяжело. Видеть перед собой обманчиво распахнутую дверь и понимать, что за ней скрыт человек, вляпавшийся в настоящее дерьмо, но при этом пытающийся делать вид, что у него всё под контролем и никому не стоит о нём волноваться…
– Ладно, – Алекс вздыхает. – Подожди меня здесь.
И скрывается в подъезде. Быстро поднявшись на последний пятый этаж, он немного нервничает, но когда после звонка дверь открывается, и в небольшую щель выглядывает молодое лицо дочери тёти Веры, выдыхает с облегчением – с ней ему всегда было проще иметь дело.
– Привет, Маш, та квартира свободна?
– Саня? Привет, свободна. Только там небольшой погром с прошлых выходных… я всё собиралась сходить и убраться, да только…
– Маш, я уберусь. Тысячи хватит?
– А ты на сколько туда?
– Ну… может, на пару дней… или недель… В общем, на сколько пустите.
– С мамкой поругался, что ли? Или подружку нашёл?.. – не дожидаясь ответа, голова, замотанная в банное полотенце, втягивается обратно в квартиру, до Алекса доносится тихий «звяк», и вот уже Маша выглядывает обратно. – Ладно, до следующих выходных можете покувыркаться, а там у маман жених из командировки возвращается – чтобы ключи вернул!
– Понял!
Взяв тяжёлую связку из одного длинного толстого ключа и одного маленького, почти игрушечного, Алекс быстро пробегает один пролёт – но на уже втором замедляется. У него появляется странное ощущение, словно что-то не так. Словно он о чём-то забыл. И где-то в районе третьего этажа это ощущение превращается в уверенность – как раз, когда в кармане просыпается телефон. Увидев на дисплее знакомое имя, Алекс переводит взгляд на время – но когда подскочившее к горлу сердце уже готовится примёрзнуть к нёбу, вспоминает, что уволился и лишь дорабатывает последние деньки, так что опоздание никак не скажется на его будущей зарплате – просто потому, что её не будет.
– Геннадий Алексеевич?
– Где тебя носит?! – судя по тону, старший в гневе. – Вчера на инвентаризацию не остался, сегодня опоздать решил?!
«Точно, вчера же был четверг…»
– В связи с семейными обстоятельствами… – начинает Алекс неуверенно, но быстро решается, прочищает горло и заявляет: – Геннадий Алексеевич, я сегодня беру отгул.
– Какие такие обстоятельства?! Какой отгул!? Надо заран-…
Отняв телефон от уха, Алекс несколько секунд смотрит на дисплей, отсчитывающий время звонка, а потом нажимает на красную иконку, отрубая звонок. Почти мгновенно на экране вновь появляется анимация входящего вызова, а подъезд оглашает одна из стандартных мелодий самсунга – а ведь подобная назойливость вряд ли прописана в должностных обязанностях старшего смены.
– Геннадий Алексеевич, я не могу сейчас говорить. Давайте завтра.
– Александр, это возмутительно! Имейте в виду, обычным штрафом вы не отдел-…
Алекс опять отключается, а потом быстро загоняет номер в игнор. Он не чувствует никакой вины. И лишь уже начав снова спускаться, неожиданно осознаёт: если вчера был четверг, то сегодня – пятница, а значит, завтра у него выходной. Конечно, есть те, кто работает по шахматным сменам, но у Алекса шестидневная и шестичасовая рабочая неделя – то есть Геннадию придётся ждать объяснений до послезавтра.
– Квартира есть!
Спрятавшийся в тень Максим выходит из-за крыльца.
– Что дальше?
Он улыбается, только веселья в этой улыбке не больше, чем в дождевой луже.
– Продукты. А ещё тебе надо купить телефон, – Алекс снимает пальто и, продев пару пальцев в петлю, закидывает за спину. Ему не очень хочется поднимать неприятную тему, но лучше прояснить всё с самого начала. – Кстати, ты уже думал, чем займёшься? Моих финансов нам вряд ли надолго хватит.
– Вообще-то, я собирался просто подождать.
Алекс так низко склоняет голову к плечу, что касается ухом пальто. Но Максим, похоже, не собирается ничего добавлять к своему ответу, а значит – у Алекса есть выбор: вспылить или подумать. Или подумать, а потом вспылить. Ну правда, это смахивает на проверку… или его терпения, или умственных способностей.
– Твоя сестра должна что-то прислать? Документы и деньги? Почтой или курьером?.. Нет, почтой вряд ли, адрес же она не знает… или знает? Ты ей сказал?..
Пряча наигранную усмешку, Максим подходит и пробегает пальцами по его волосам. Алекс тут же отшатывается, быстро оглядывается по сторонам и внезапно замечает любопытное лицо старушки в окне первого этажа.
«Надо купить кепку… с козырьком побольше.»
– Ладно, пошли.
– За телефоном?
– За продуктами…
Но до магазина они добираются не сразу, сначала садятся на маршрутку и полчаса трясутся в заду пассажирской газельки, переглядываясь с соседних кресел друг напротив друга. Причём свои длинные ноги Максим вытягивает прямо под сиденье Алекса. Между его колен. И пассажиры время от времени косятся в их сторону: на Алекса весьма сочувственно, на Максима неодобрительно. Одна старушка даже пару раз громко вздыхает насчёт распоясавшейся молодёжи, отрастившей конечности, но так и не научившейся вести себя в общественном транспорте. И Алекс правда чувствует себя жертвой – ему совсем не нравится ехать, расставив колени и на каждом повороте опасаясь слететь с кресла на эти самые отрощенные конечности носом вперёд. К тому же Максим время от времени шевелит ступнями, задевая то его штанину, то кроссовок – словом, вылитый хулиган, нашедший над кем поиздеваться в дороге. Но если это то, что ему нужно…
Впрочем, когда на одной из остановок они оба встают и направляются к выходу, во взглядах некоторых пассажиров появляется недоумение, а некоторых – даже отвращение. Видимо, до них доходит, что действия Максима были обычным заигрыванием… но ведь окажись на месте Алекса девушка, они бы не вызвали такую реакцию.
– Не делай так больше.
– Как?
Выбравшись на улицу, Алекс прячет кошелёк с мелочью в карман и оглядывается на рынок по другую сторону дороги, вроде бы ещё открытый… потом на супермаркет в сотне шагов от остановки. И решает, что магазин как-то привычней.
– На меня всю дорогу пялились, а сейчас наверняка думают, что встретили двух извращенцев.
– Какая разница, что они думают?
– А тебе всё равно?
– Всё равно. К тому же… разве тебя не заводит? Только представь, как бы вытянулись их физиономии, посади я тебя на колени и засоси?
Алекс спотыкается на полпути к супермаркету и оборачивается:
– Они бы вытянулись, даже займись этим парень и девушка.
– Возможно.
Несмотря на примирительный тон, Максим довольно улыбается. И почти даже искренне, словно эта выходка помогла ему вернуть уверенность. И живое выражение на его лице намного симпатичнее каменной маски.
– Кстати, насчёт твоего ожидания… – Алекс решает вернуться к замятой теме, вот только яркое солнце бьёт прямо в глаза, и ему приходится встать чуть левее, чтобы то оказалось у Максима за затылком. – Сколько примерно ты собираешься ждать?
– А что?
– Да просто пытаюсь прикинуть, надолго ли хватит моих финансов. Да и квартиру нам дали лишь на неделю…
Улыбка Максима исчезает.
– Всё настолько плохо?
– Не совсем… – замявшись, Алекс вдруг заканчивает фразу совсем не так, как собирался. – Но сегодня ты можешь ни в чём себе не отказывать.
В конце концов, им обоим не помешает немного повеселиться. На свете существует не так уж много вещей, гарантированно улучшающих настроение, а вкусная еда – одна из них.
– Уверен?
– Да!
В магазине они сразу берут большую тележку. Но несмотря на свои слова, Алекс не торопится шиковать и кидает в неё мелочёвку вроде туалетной бумаги, мыла и салфеток, а вот Максим сразу направляется к ярким полкам – и в корзину летят шампунь, одеколон, бритва и гель для бритья. И хотя Алекс вполне мог бы принести все эти вещи из дома, он заставляет себя промолчать. Подумаешь, парой тысяч больше, парой меньше… Да и если честно, его бритва даже в подмётки не годится той, что выбрал Максим.
Однако сравнение своей полки в ванной с упавшим в тележку заставляет Алекса задуматься, а не слишком ли скромно он живёт? Ведь по сути, он вполне может себе позволить покупать вот этот гель вместо дешевой пены…
– Как насчёт цитрусовых?
Вопрос застаёт врасплох. Моргнув, Алекс обнаруживает в руках Максима большой тюбик апельсиновой смазки.
– Или возьмём послаще? – продолжает тот. – Хочешь земляники?
И делает он это отнюдь не шёпотом. К счастью, в непосредственной близости обнаруживается лишь работница магазина, раскладывающая товар на нижней полке, и если она не повернётся, а Алекс ничего не ответит – у девушки ещё есть шанс остаться при мнении, что позади неё нормальная, гетеросексуальная пара…
– Джеф?
«Нет, теперь вряд ли».
Алекс обречённо кивает и молча пинает тележку, выкатывая её из косметического ряда и направляя к продуктовым.
Вспоминается, как в первое их совместное посещение магазина Максим ограничился огромной тушей гуся и приправами, а потом щегольнул поварскими навыками… Однако сейчас он сразу кидает в тележку курицу-гриль. Три штуки. Потом выгребает десяток салатов из застеклённых холодильников, за ними следуют батон ветчины и приличный ломоть сыра. Алексу остаётся только вздохнуть и натянуто улыбнуться. Нет, ему не кажется, в этих продуктах есть что-то экстраординарное, но до сих пор он привык закупаться подобным образом преимущественно в праздники. И то – лишь начав работать и сняв с плеч матери часть забот о наполнении холодильника. И хотя сейчас у него есть деньги, тоскливое чувство, в простонародье зовущееся «жабой», мешает насладиться процессом закупки.
А вот Максим кажется одновременно озадаченным и счастливым. И он вовсе не бездумно отправляет в тележку всё, что видит, нет, он явно выбирает. А когда очередь доходит до трёх коробок замороженной пиццы, даже решает робко оправдаться:
– Обычно я не ем такую вредную пищу… но иногда очень хочется.
И было мелькнувшая в голове Алекса мысль, попросить его остановиться, так и остаётся лишь мыслью.
«Да и что он обо мне подумает? Что я не могу себе позволить даже нормальную еду?»
Нет, в своё время Алексу хватило жалостливых взглядов после смерти отца. И той крошечной пенсии по потере кормильца, ради которой приходилось таскаться с матерью по многочисленным кабинетам… и тех государственных подарков на новый год, и льготных путёвок в летние лагеря, и клейма «малоимущий» на подготовленных для поступления документах…
Но сейчас он уже не ребёнок. У него есть свои, заработанные, деньги. И он их потратит, как считает нужным, даже если на полную хрень.
С этой уверенностью Алекс подкатывает тележку к кассе. И пока миловидная девушка пробивает товары, почти даже не следит за неумолимо растущей на дисплее суммой. Но увидев итоговую стоимость, равную примерно четверти его ежемесячной зарплаты, невольно вздрагивает – а Максим почему-то выбирает именно этот момент, чтобы вытащить со стойки с мелкими товарами большую пачку презервативов и бросить на резиновую ленту конвейера.
Гордость, жадность и здравый смысл тут же вынужденно капитулируют перед единственным желанием: свалить из магазина побыстрее.
Но сначала надо бы расплатиться. И Алекс покорно выуживает из недр кармана пять бумажек по одной тысячи. Забирает несколько пятёрок сдачи. Но подумав – отдаёт обратно, ведь про пакеты-то они забыли.
Пальто приходится одеть, потому что руки заняты набитыми пакетами. Причём Максим забирает себе четыре, а Алексу остаётся только два. Но на этот раз гордость издаёт лишь тихий писк и затыкается.
До нужного дома минут пять ходьбы. На двери нет домофона, а внутри – лифта, но подъём на пятый этаж заставляет Максима лишь слегка запыхаться. Алекс не подаёт вида, что устал, хотя руки его почти отваливаются, а спина настолько взмокла, что кажется, пальто промокло насквозь. А за дверью снятой им квартиры обнаруживается настоящий апокалипсис.
Нет, их, конечно, предупреждали, но…
Во-первых, прихожая: небольшая, квадратная, из которой по идее можно попасть на кухню, в туалет и комнату, перегорожена ёлкой. С игрушками. Такое чувство, что упоминая вечеринку на прошлых выходных, Маша имела в виду конец затянувшихся новогодних гуляний.
Во-вторых, кухня, которую можно полностью разглядеть от двери: узкая и длинная, на её полу почему-то развёрнут ковёр, а от стола тянет такой вонью, словно недоеденные салаты и прочая еда, почти не идентифицируемая из-за расстояния и старости, протухла ещё в прошлом году.
Что касается большой комнаты, часть которой так же видно из прохожей – в ней всего лишь били посуду, стреляли конфетти и разливали шампанское. И это ещё не ясно, что там с огромной кроватью, спрятавшейся в другой её половине…
– Как у тебя с уборкой? – спрашивает Алекс, стоя на пороге и пока не пуская Максима внутрь.
Хотя ему, наверняка, всё и так прекрасно видно поверх его головы.
– Может, лучше позвать специалистов?
– Каких? Тех, что места преступлений от крови отмывают?
– Типа того.
Алекс пока не проверял, сколько конкретно налички осталось в его закромах, но что-то подсказывает – подобные траты для неё станут фатальны. А потому мотает головой.
– Я верю, что ты сможешь.
И перешагивает порог, опуская пакеты у стенного шкафа.
– Я?
Максим протискивается следом и тоже избавляется от груза.
– Да, ты, – Алекс поднимает голову, любуясь недоумением на его лице, постепенно переходящим в возмущение, а потом отступает назад, за пределы квартиры. – Мне надо по кое-каким делам.
– Вернёшься домой?
– Да. Вещи собрать и… Ты ведь не против моего общества?
В ответ Максим поджимает губы и переплетает руки на груди.
– А меня, значит, оставляешь прибраться?
– Ну… кто-то тратит деньги, а кто-то занимается хозяйством… – Алекс подмигивает и отступает ещё. Но тут вспоминает о своём обещании и вытаскивает из кармана несколько бумажек. – Вот. Купи себе что-нибудь недорогое. А то после уборки со скуки помрёшь.
И не взглянув Максиму в глаза, сбегает по лестнице. На самом деле, он хотел бы купить ему какой-нибудь крутой смарфон. Из флагманов. Чтобы красиво и стильно смотрелся в руке. И чтобы хоть немного улучшил настроение. Только вот подобная игрушка Алексу не по карману. Сейчас. И вряд ли станет когда-нибудь в будущем.
«Я словно взялся позаботиться о чужом экзотическом питомце… и хочу оставить его себе.»
Дорога домой занимает не больше получаса, однако, когда он подходит к подъезду, часы уже показывают четыре. Алекс медленно поднимается на свой третий этаж, чувствуя, как с каждой ступенькой всё больше тяжелеют ноги. Дверь открывает своим ключом. В прихожей темно, в комнате тоже стоит полумрак – из-за задёрнутых штор. Мама лежит на диване. Возможно, она спала, но сейчас глаза открыты. Рядом на тумбочке – браслет-манжета для измерения давления и коробка с лекарствами.
Укол вины заставляет Алекс склонить голову и молча сесть рядом.
Он не приготовил никакой речи. Поэтому просто смотрит на сцепленные перед собой пальцы и ждёт.
– Ты знаешь, что среди голубых самый большой процент заболевания СПИДом?
И это первое, что он слышит. Сжав кулаки, Алекс поднимает взгляд на зеркало в дверце шкафа. И в отражении видит застывшее лицо матери.
– Это всё, что тебя волнует?
– Всё, что меня волнует – это ты! – она приподнимается на локте, и белое полотенце с её лба съезжает на подушку. – Господи, как тебя угораздило-то?!
– Угораздило «что»?
– Связаться… с этим… этим…
– Его зовут Максим.
В зеркале мама падает обратно на подушку и поворачивается на спину. Она смотрит на потолок с таким видом, словно на нём написаны ответы, только на непонятном языке.
– Слушай, ма, он не какой-то там плохой дядя, растливший твоего сына. Он мне… нравится.
– Ещё скажи, что любишь его!
Эта фраза по тону больше напоминает плевок. Плевок прямо в душу. Или выстрел.
– И если он такой замечательный, почему тогда сбежал с поджатым хвостом? – добавочный, в голову.
Не хочется даже объяснять, что у Максима женщинофобия*, ведь сейчас это точно прозвучит как удобное оправдание… Да и если честно, если бы чья-то мать заговорила с ним подобным тоном, у Алекса бы тоже пропало всякое желание оставаться в её обществе.
Рядом раздаётся глубокий вдох, потом выдох, и неожиданно уже более спокойный голос произносит:
– Ладно… Если тебе так хочется поиграть в эти игры – играйся. Но умоляю, не подцепи какую-нибудь заразу. Я не уверена, что смогу оплатить твоё лечение в диспансере…
– …
Алекс вновь не отвечает. У него никогда не получалось спорить с мамой, и хотя сейчас он уверен, что она не права, мысли ещё только формулируются в слова для ответа, а на голову уже обрушивается новая волна упрёков:
– Кстати, не хочешь рассказать, с какой стати ты не на работе? Твой дружок нашёл тебе место получше? В каком-нибудь клубе, а? Вроде торговли порошочком?
– Ма!
Алекс вскакивает с кровати. Эта несправедливость надуманных обвинений выводит его окончательно. Разве отец не доканывал её тем же самым?! Или она специально выбирает, как сделать ему побольнее?!!
– Хочешь знать, почему я не на работе? Потому что я уволился! Потому что меня обвиняют в воровстве! А ещё они узнали про Максима и прохода не дают своими супер-остроумными замечаниями! Да, я снова, как когда-то в школе, превратился в цель для издевательств и насмешек! И знаешь что?! Я наивно надеялся, что меня поддержит хотя бы родная мать!!! А ты… ты…
Звонок в дверь прерывает и так захлебнувшийся поток его возмущений. Прижав полотенце к груди, мама тянется к стакану с водой и небольшой коробочке. А звонок в дверь повторяется.
– Иди посмотри, кого принесло…
Алекс сжимает зубы, заставляет себя развернуться и выйти в прихожую. Он даже не спрашивает, кто там, просто рывком распахивает дверь. И первое, что видит – три огромных фигуры. Потом зрение фокусируется на высоком мужчине с почти полностью седыми волосами, но ещё довольно гладким лицом, и двух почти одинаково широких громил за его спиной. Все трое одеты в пиджаки, но на стоящем впереди он серого цвета, а ещё в его руке кейс с замком-шифром, на шее туго затянутый галстук, а в блёкло-синих глазах – лёд.
– Александр Астеньев, если не ошибаюсь? – спрашивает седовласый. – Не подскажешь, где я могу найти своего сына?
___________________________
Женщинофобия – имеется в виду, конечно же, гинофобия, страх или ненависть (или и то, и другое), возникающие у мужчин по отношению к женщинам. Как правило, от этой фобии страдают именно мужчины. Также она известна под названием Гинефобия или Феминофобия.
Глава 18. Складная правда
****
– Здecь егo нет.
– Полагаю, что так.
Mужчина делает шаг навстречу. И Aлексу приxодится выбрать: заупрямиться и изобразить из себя живую преграду, или позволить гостю войти. Первое кажется глупым, если учесть качков за его спиной, способных при желании просто выломать дверь, а второе – слишком малодушным. И в качестве компромисса Алекс отступает, но решает изобразить высшую степень спокойствие и уверенности, на какие только способен:
– Тогда, может, поговорим снаружи?
– Это будет не очень удобно.
Hе дав закрыть за собой дверь, седовласый продолжает наступать, тесня Алекса к комнате. Eдинственное, что успокаивает – охрана осталась снаружи. И всё же паника достигает пика: «Нельзя, чтобы они с мамой встретились! Иначе она окончательно…» – пусть мысль и несколько запоздалая, на это раз Алекс даже руки в стороны расставляет, перегораживая дверной проём.
– Kто там, Саш?
– Здравствуй, Тоня… – Алекса просто отодвигают в сторону, заставив влипнуть в стену, седовласый же, перешагнув порог, останавливается и слегка склоняет голову. – Прости, что побеспокоил.
«Что? Они знакомы?»
Мама поднимается с дивана, строго и пристально глядя на вошедшего мужчину.
– Кто вы?
Но уже через секунду недоверчиво прищуривается:
– Юра? Зотов?
B её голосе сквозит сомнение, приправленное недовольством – и Алекс не знает, осталось ли оно после их недавнего разговора на повышенных тонах или вызвано узнаванием. Кстати, если судить по количеству седины в волосах мужчины, ему лет шестьдесят, а если по моложавому лицу – не больше сорока, так что среднее арифметическое получается около пятидесяти. То есть, он лишь немного старше мамы.
– Столько лет прошло…
Гость тоже не выглядит радостным. Больше похоже, что он действительно сожалеет.
Мама же оправляет длинную домашнюю юбку и бросает взгляд в зеркало. Взгляд этот направлен прямо на Алекса и, кажется, требует объяснений. Только вот Алекс пока ещё не разобрался, что здесь происходит. Да и отец Максима, «известный адвокат», способный легко замять дело с поддельными документами государственного уровня и одним своим именем поднять заштатного лейтенанта в должности и чине, не погнушавшийся приказать избить обычного парня, чтобы уговорить не писать заявление на своего сына… сына, которого предпочитает держать взаперти – оказавшись знакомым мамы, пугает уже не так сильно.
Конечно, скорее всего, это лишь безобидная верхушка его настоящих возможностей, но задумываться об их истинной глубине не очень хочется. Да и здесь и сейчас он просто…
– Ма, это отец Максима.
– Прости, Тоня…
Это уже второе его «прости» за пять минут, и в этот раз Алекс не совсем понимает, за что именно гость просит прощение. А вот мама, похоже, в курсе, потому что склоняет голову, принимая извинения, и негромко интересуется:
– Может быть, чаю?
– Боюсь, у меня совсем мало времени…
«Да? Что-то незаметно.»
Тем временем седовласый оглядывается и, видимо, не обнаружив ничего более подходящего, чем кровать, ставит свой кейс-портфель на неё. Несколько раз щёлкает код-замок, и из тёмного нутра появляется топка бумаг. Алекс, рядом с которым всё это происходит, включает верхний свет, но так и не успевает ничего рассмотреть из-за плеча мужчины, как тот отходит к матери. И скользнув взглядом по первым строчкам первого же листа, она опускается обратно на диван и снова тянется к стакану с водой. Отец Максима продолжает стоять рядом и даже не смотрит на Алекса. Но разве цель его визита – не поиск сына?
Наконец мама продолжает чтение. Происходит это в полной тишине, только из подъезда через незакрытую дверь изредка доносятся разные негромкие звуки, вроде вздохов и шарканий ног.
А стопка довольно толстая. Но мама прерывает чтение уже после третьего листа, поднимая взгляд на седовласого:
– И чего ты хочешь?
– Как видишь, – медленно отзывается тот, словно испытывая неловкость, – мой сын не совсем здоров. И при определённых обстоятельствах может быть даже опасен для окружающих…
– Это я поняла. Чего ты хочешь от меня?
– Поговори со своим сыном. Объясни ему всё. Что укрывать Максима – не лучшая идея. Что это не пойдёт на пользу ни ему, ни кому бы то ни было ещё.
Подняв стопку бумаг, возвращая её владельцу, мама вздыхает и переводит взгляд на Алекса:
– Вот он перед тобой, можешь сам ему всё объяснить.
– Думаешь, он станет меня слушать?
Поразительно, но седовласый продолжает делать вид, что они с мамой в комнате одни. Это до того нелепо, что… Алекс подходит к нему, вырывает из рук несколько листков и показательно разрывает их на две половины. И только потом замечает начавшие стремительно наливаться кровью порезы на словно немного ссохшихся пальцах. Мужчина опускает голову и почти целую минуту наблюдает за расползающимися по белой бумаге красными пятнами, пока мама не берёт его за руку и не принимается наклеивать взятые из коробки с лекарствами пластыри.
Алекс же забирает оставшиеся бумаги. И только сейчас отец Максима поднимает на него взгляд. Взгляд, в котором сильнее всего выделяется интерес – холодный, скорее даже исследовательский, чем житейский. А ещё Алекс замечает, что глаза у него светлые, водянисто-голубые, в отличие от сына.
– Надо было просто попросить, – произносит седовласый и протягивает маме освободившуюся руку, оттопырив порезанный указательный палец.
Алексу не стыдно.
Но и довольным он себя не чувствует. Скорее – снова сбитым с толку. А потому опускает взгляд на ровные строчки напечатанных слов.
«
…неоднократно склонял… …наркотики…
…многочисленные
ушибы…
…разрывы… …повреждения слизистой…
…летальный исход…
»
– Что же ты эти бумаги тоже не рвёшь?
Неожиданно гость делает шаг навстречу, и его тень падает на лист.
– Однако мне кажется, ты всё ещё настроен весьма скептически, не так ли?
– Это неправда… или какая-то ошибка.
– Увы, Александр. И ты сам это прекрасно понимаешь. Или хочешь сказать, что не замечал за моим сыном склонности к насилию? И я говорю не только о той истории, когда он ворвался на вашу вечеринку и отметелил несколько подвыпивших гостей…
«Куда ты клонишь, старик?..»
–…не делай вид, что не понимаешь, юноша. Я говорю о ваших играх. Надеюсь, они ещё не успели зайти слишком далеко?
– Юра… – раздаётся за его спиной строгий голос матери. – Не могли бы вы обсуждать эти вещи не в моём присутствии?
– Прости, Тоня, но это для его же блага.
Должно быть, Алекс привык находится рядом с Максимом, поэтому его отец, пусть и несколько ниже сына, но тоже достаточно высокий, вовсе не производит гнетущего впечатления, хотя и стоит очень близко. А вот его голос, его тон… так, должно быть, говорят учёные о неудавшемся эксперименте: с ноткой искреннего и в то же время дежурного сожаления.
– Вынужден вас разочаровать, – специально копируя вежливую речь гостя, Алекс медленно отступает от него на пару шагов, – но ваши представления о вашем сыне несколько отличаются от реальности.
– И почему молодёжь так убийственно самонадеетельна?
Седовласый оглядывается на сидящую на диване маму, но никакой поддержки от неё не получает. Как и Алекс. Она просто возится со своей коробкой, перекладывая блистеры и флакончики с места на место. И тогда гость возвращает взгляд обратно.
– Молодой человек, я знаю своего сына всю его жизнь. А сколько его знаете вы? Неделю? Полторы?
– Полгода.
– Ах, целых полгода? Ну тогда конечно… конечно, вам, несомненно, известно о нём больше, чем мне. Только позвольте спросить, сколько ему лет?
– Это имеет какое-то значение?
– Ему тридцать два.
«Э-э…»
– Да, мой сын не выглядит на свой возраст… а теперь позвольте задать вам, Александр, ещё один вопрос: как вы думаете, почему в столь зрелом возрасте он до сих пор не завёл себе семью?
«Зрелом?»
У Алекса начинает кружиться голова. Конечно, он не ожидал, что у них с Максимом почти десять лет разницы, но назвать его «зрелым»?
«Хотя по старым понятиям… в советские времена… нет, дело даже не в этом.»
– Может, потому, что в России пока не легализованы однополые браки?
Алекс чувствует, что перегнул с сарказмом, потому что даже на лицо матери ложится тень снисходительного неодобрения, однако она не отвлекается от возни со своими лекарствами. А отец Максима тем временем сочувственно качает головой.
– Юноша, если бы мой сын захотел жениться на ком бы то ни было, хоть на собаке, он бы придумал, как это сделать. У этого мальчика всегда хорошо получалось действовать мне назло… Но постоянного спутника у него нет совсем по другой причине: никто не выдерживает моего сына. И либо сбегает, либо… умирает, как ты уже прочёл в медицинском отчёте.
При каждом слове нижние веки мужчины слегка подёргиваются, а сам он, склонив голову и ссутулившись, теперь смотрит на Алекса, как учитель на неразумного первоклашку. И такое отношение уже действует на нервы… а если короче – выбешивает.
– Я не знаю… – Алекс отворачивается от бумаг, всё ещё зажатых в руке, и находит взглядом мусорную корзину рядом со своим столом, – зачем вы состряпали эти сочинения, но я ни за что не поверю, что Максим способен убить человека… и тем более – человека, с которым хочет быть рядом. Но зато я понял, что вы готовы на всё, лишь бы очернить его в моих глазах. Возможно, если бы не знакомство с моей мамой, вы бы прибегли к менее культурному методу убеждения, как это было с моим другом… но вот что я вам скажу: Максим уже не маленький мальчик, и если вам не нравятся его сексуальные предпочтения – это ещё не значит, что вы имеете право вмешиваться в его жизнь и пытаться ограничить его свободу.
– Он болен!
– Не более, чем вы или я!
Скрутив бумаги в трубку, Алекс елозит ею в кулаке, всерьёз раздумывая, а не пустить ли эту импровизированную дубинку в ход, и что ему за это будет… Но отец Максима снова качает головой. Пожимает плечами. И опять оглядывается на маму. В этот момент Алекс вдруг осознаёт, что она знает, где сейчас Максим! И что седовласому вовсе не обязательно уговаривать его, Алекса, а нужно лишь спросить её!
Впрочем, похоже, он уверен, что нынешняя молодёжь держит свои секреты подальше от родителей…
– Тоня, вот видишь? Твой мальчик совершенно не слушает, что ему говорят. А ведь мне меньше всего на свете хочется однажды найти в квартире своего сына искалеченный труп твоего ребёнка.
«Труп» – звучит очень страшно. И странно. Словно из другого мира. Не то чтобы Алекс не понимает, что люди умирают вполне даже реально, в его голове «убийство» совершенно не вяжется с тем, что он знает о Максиме. Каким он его знает. Да, быть может, тот иногда бывает резким. Да, иногда ему трудно сдержаться. А игровые посты порой слишком жестоки и циничны…
«Нет. Не складывается. Недостаточно!»
– Юра, я спрашиваю тебя в третий и в последний раз: чего ты хочешь?
Даже сейчас в голосе мамы не слышно и тени той враждебности, что обрушилась на Алекса. Да, она недовольна и встревожена, но и только.
– Я хочу найти своего сына, – устало произносит седовласый. – Без денег и документов, его тревожное состояние может резко усилится и тогда…
– Мама, не надо! – встревает Алекс, видя, что та уже открывает рот.
Нет никаких сомнений, что именно она скажет. Адрес той квартиры. Только вот Алекс вкладывает в три коротких слова столько напряжённого предупреждения, что её глаза округляются, а с губ срывается только вздох.
Потом ещё один.
Она отводит взгляд, начиная покачивать головой, но тут седовласый опускает руку на её плечо.
– Тоня, если ты знаешь, где мой сын, скажи. И я увезу его так далеко от вас, что ты про него больше никогда не услышишь. Ни ты, ни твой ребёнок.
– Я не ребёнок! – взрывается Алекс. – И вы не имеете права!
– Имею.
– Не имеете!
– Имею, как его опекун! – мужчина прикрывает глаза, на миг сжимает сухие губы, и добавляет уже тише: – После окончания школы моему сыну был поставлен диагноз, и с тех пор он ограниченно-трудоспособен. И в случае, если я не найду его сам, за дело возьмётся полиция.
На последнем слове гостя мама вдруг откладывает коробку в сторону и поднимает на него взгляд:
– Знаешь, каждый раз, когда я слышу, насколько убедительно ты поёшь, я невольно задаю себе вопрос: а не слишком ли складно? Ведь ты всегда умел выгодно подать факты, не так ли?
– Тоня… – седовласый пытается улыбнуться, но выглядит это, словно он забыл, как это делается.
– Но в целом ситуация мне понятна, – продолжает мама, снимая его руку со своего плеча. – Только вот, если твой сын настолько серьёзно болен, почему он всего лишь «ограниченно-трудоспособен»? Судя по твоим же словам, он реально опасен для окружающих. И что-то мне подсказывает, что будь это правдой, ты бы уже давно запер его там же, где и свою жену.
Глава 19. Ещё ничего не закончилось
****
K вечеpу поxолодaло. Пробираясь по незнакомым дворам, Алекс кутается в пальто – в такси было жарко, так что сейчас влажная рубашка практически примерзает к спине. На небе ни звёздочки, в воздухе висит промозглая сырость, но такими темпами может и снег пойти вместо дождя.
Почему Алекс выбрал кружной путь? Просто он не уверен, что не ведёт за собой хвост. Именно поэтому и поехал на такси, да ещё и остановить попросил почти в квартале от нужного адреса – так что если седовласый и послал за ним кого-то, этот кто-то должен был не только проследить за машиной, но и пробежаться по дворам. Xотя они вроде бы договорились… Oтец Mаксима пообещал, что вернётся за ответом завтра. Но Алекс, даже будучи в приподнятом настроении от поступка мамы, неожиданно занявшей нейтральную позицию в их споре, всё же решил не слишком полагаться на чужое слово. К тому же, приподнятым настроение сохранялось недолго – ведь пока он собирал вещи после ухода гостей, мама так с ним больше и не заговорила. Проигнорировав даже прямой вопрос, откуда знает Юрия и его жену. Алекс настаивать не стал, в конце концов, подробности узнать можно и от Максима… но сейчас, уже подходя к пятиэтажке с разбитым фонарём у первого подъезда, он совсем не уверен, что посмеет спросить. Да и как сформулировать вопрос? «Слушай, а почему твоя мама в психушке»? Но дело даже не в подборе подходящих слов… и не в том, что Максим не особо охотно рассказывает о себе и своей семье… Алекс просто не сможет ему объяснить, откуда узнал о его матери – потому что решил пока умолчать о личном знакомстве с Зотовым-старшим и о прочитанном в тех проклятых бумагах. Конечно, Алекс не изменил своего мнения, он до сих пор уверен, что Максим вполне здоров… однако… всё, что ему известно о нём, Алекс узнал либо от самого Максима, либо от его сестры… о которой, кстати, Зотов-старший не проронил ни слова. Но тревогу вызывает и подозрительное сходство телесных повреждений того погибшего парня из бумаг и событий в ролевой. Bедь персонаж «Маркус» по сюжету занимался не только тем, что трахал «Джефа», но ещё и отыгрывал всяких отморозков: боссов мафии, кровожадных вампиров, наёмных убийц… Конечно, всё это может быть лишь совпадением… Но что, если подобная история и правда имела место в прошлом? Вдруг именно из-за неё Максим так мало говорит о себе?
И его поступки…
Пугающий напор, а потом неожиданные отступления…
Выглядит так, словно он каждый раз одёргивает себя. Сглаживает углы.
Tревожно.
Немного.
А ещё холодно и пусто в животе. С самого утра (а точнее обеда) Алекс выпил лишь чашку чая. Предложи мама поесть перед уходом – в этот раз не факт, что он бы опять отказался… но она не предложила.
В подъезде лампочки тоже побили. Или украли. Свет только на первом и третьем этаже. Остановившись на втором, Алекс всматривается в мутное, но целое стекло – с одной стороны, сдающие нервы требуют убедиться в отсутствии слежки, а с другой… он не торопится возвращаться к Максиму. Не знает, какое выражение изобразить на лице, чтобы оно не выглядело подозрительно. Как оно вообще должно выглядеть? Что отражать? Какие чувства и эмоции? Eсли представить, что он не встречал сегодня Зотова-старшего…
«Предвкушение… наверное?»
Пальцы немеют. Сумка не то чтобы тяжёлая, просто слишком сильно сжался кулак.
«Притворяться… довольно неприятно…»
Дверь в съемную квартиру Алекс открывает ключом. И тут же морщится: ну это же надо быть таким дебилом? Он ведь дал денег Максиму, но как бы тот ушёл? Конечно, замок защёлкнется сам, но обратно-то внутрь будет уже не попасть…
И тем сильнее его удивление. Дело в том, что за порогом Алекса встречает мерцающий полумрак и россыпь красных лепестков на полу. Неровный свет идёт от горящих свечей – их штук пять на столе в кухне и больше десятка в комнате на подоконнике. Скопление маленьких огоньков отражается в оконном стекле, и от этого кажется, что комната намного больше, что она не кончается окном, а тянется дальше, в уличную темноту.
– Макс?
Тишина. И тонкий, едва уловимый аромат. Кажется, так пахнут розы. Хотя откуда Алексу знать? Из цветов он видел только скромные букеты, приносимые мамой с работы два раза в год: на восьмое марта и в день рождения – однако лепестки похожи на те, что показывают в фильмах. Правда, там обычно фигурирует ванна с пеной или огромная кровать с шёлковыми простынями… и (обязательно) пышногрудая девица. Так что, разувшись, Алекс заходит в комнату, чтобы проверить трёхспальную кровать – и обнаруживает на ней двухметровое тело, безмятежно спящее и в чём-то даже трогательно беззащитное.
«Только не говори, что уходил, оставив дверь открытой… и потратил деньги вот на это…»
По идее, надо бы рассердиться, но как это сделать, если на душе вдруг становится тепло, и губы сами собой растягиваются в улыбку?
Поставив сумку на пол, вернувшись в прихожую и оставив пальто на вешалке, Алекс заходит на кухню. Тут в окружении свечей стоит коробка, в каких обычно продают соки, только на этой написано крупно «глинтвейн» и «вино сладкое безалкогольное». Рядом на тарелке тонко нарезанный сыр – сунув в рот несколько склеившихся кусочков, Алекс снова выглядывает во двор, а потом всё ещё жуя и постепенно расстёгивая рубашку, направляется обратно в комнату. Часы на мобильном показывают только девять вечера, но свечи горят так уютно, а место рядом с Максимом кажется настолько тёплым и мягким, что так и манит прилечь. Аккуратно, стараясь не слишком продавить матрас, Алекс забирается на кровать и
несколько секунд стоит на коленях, любуясь красивым лицом с неярко выраженными, но всё же заметными восточными чертами. Взять хотя бы эти высокие и чётко очерченные скулы или длинные изогнутые ресницы, подчеркивающие миндалевидный разрез глаз…
Неожиданно эти самые глаза открываются, Алекса хватают и перекидывают на другую половину кровати. Та стоит в огромной нише, с трёх сторон плотно зажатая между стен, так что Алекс оказывается в западне. Да ещё запястья вдруг касается тёплый метал, а слуха –тихий щелчок.
– Больше никогда и никуда тебя не отпущу, – шепчут прижавшиеся к шее губы, пока ловкие и сильные пальцы забираются под расстёгнутую рубашку, нащупывают сосок и начинают сминать его, словно играя с кусочком податливого пластилина.
– М-м-м… а как же я на работу буду ходить?
– Исключительно под охраной…
У игрушечных наручников, пристегнувших одну его руку к спинке кровати, довольно длинная цепь, так что Алексу хватает места, чтобы немного откатиться и повернуться на живот, зажимая слишком усердствующие с его соском пальцы. Те выскальзывают, и почти тут же тяжёлая туша наваливается на бёдра. Но только на краткий миг. Потом Максим приподнимается и начинает стаскивать с него уже расстёгнутые брюки.
– Макс, я…
– Плевать.
До слуха доносится шуршание. Приподнявшись, в отражении окна Алекс не может разобрать деталей, но кажется, Максим бросает на пол обёртку от презерватива, а потом, зажав его губами, принимается расстёгивать джинсы. Себя, утонувшего в мягком матрасе, Алекс практически не видит, а вот стоящий над ним парень возвышается, словно какой-то атлант с фресок про греческих богов. Впрочем, тех рисовали с широкими мощными торсами, Максим же сложен более пропорционально. Но если решит налечь на протеины…
От пространных мыслей отвлекает смешок:
– А быстро ты привык. Лежишь весь такой сладенький и готовенький… прямо бери – не хочу.
– Могу изобразить сопротивление, – хмыкает в ответ Алекс, косясь через плечо, и продолжает, уже сменив тон на притворно-жалобный: – П-пожалуйста, пощадите! Прошу вас, не надо! Я не хочу!
Кажется, или улыбка Максима бледнеет? Разглядеть Алекс не успевает, потому что тот вдруг обрушивается сверху. Локти глубоко продавливают матрас, ладони надавливают на затылок, вжимая лицом в почти плоскую подушку, и к ягодицам прижимается член в ребристом презервативе. Сначала кажется, что Максим пытается войти прямо так, даже не направив его руками, но нет – пока только трётся. И Алекс чувствует себя странно. Униженно. Его не ласкают, а используют, словно единственное, что имеет в нём хоть какую-то ценность – это зад.
Становится сложно дышать. Подушка пыльная, а каждый толчок ещё сильнее вдалбливает в неё носом.
Но грань не пересечена. И нервное возбуждение заполняет мышцы. Растекается по венам. Всё почти так, как в ролевой: Алекс беспомощен и вынужден подчиняться. Но собственная слабость сейчас не вызывает раздражения, и когда одна рука Максима вдруг исчезает с затылка и направляет головку члена точно к кольцу сфинктера, Алекс лишь безропотно замирает в предвкушении. Зная, что сейчас будет больно. Возможно, не так как, как в первый раз, ведь они занимались этим буквально прошлой ночью, но…
– Скажи, что хочешь меня.
Голос хриплый, надтреснутый – от него по позвоночнику пробегает холодок. Но мыслей в голове разом становится меньше.
– Хочу, – давления одной ладони недостаточно, чтобы помешать Алексу повернуть голову и уставиться на отражение их обоих в окне. Не полностью раздетых и утопающих в огне из свечей. – Хочу тебя.
Наверное, ему стоило снова изобразить испуг, но слова уже произнесены. Мгновения тишины прерываются толчком и сорвавшимся с губ Алекса вскриком. Но Максим замирает, и резкая боль, не успев вспыхнуть, начинает тускнеть.
– Хочешь ещё?
Помедлив, Алекс немного приподнимает таз и прогибается в пояснице. Прислушивается к своим ощущениям. Как член проскальзывает глубже. Как подчиняет. Как завладевает всем его существом. И дело даже не в удовольствии от толщины этой штуки, угла входа или задеваемых точек… ведь пока ничего этого нет. Но Алекс уже физически ощущает себя частью чего-то большего. Довольно приятно. Словно он завершён. Словно всё, что делал с самого рождения, было лишь ради встречи с этим парнем. И ради этой удивительной полноты, слияния с ним в единое целое…
– Оттрахай меня.
Дважды повторять не приходится. И ночь превращается в бесконечную сладкую пытку. Простыни пропитываются спермой и потом, воздух раскаляется – и все проблемы, сомнения, страхи откладываются и тускнеют.
А потом настаёт яркое ясное утро. И в совместное принятие ванны. И завтрак с безалкогольным, но очень ароматным вином. Алекс не смотрит на часы, они просто снова валяются, читая смешные цитаты – больше мобильный интернет на его телефоне не тянет, а Максим, как оказалось, купил себе совершенно древнюю нокию, ещё с чёрно-белым экраном. Но зато именно он подбирает пароль к одной из точек доступа вайфай – и вот уже с экрана слышны вздохи и ахи, а всё потому, что кое-кто решает поделиться ссылкой на свой любимый сайт с богатым разделом гей-порно. И конечно, всё это опять перетекает в игры в постели. Уже менее изобретательные и в чём-то даже ленивые, но снова и снова оказываясь в сильных и уверенных руках, Алекс всё дальше отгоняет сомнения. Отец Максима совершенно не знает своего сына. Каким тот может быть нежным. Каким неистовым. И каким чутким.
Но как бы ему не хотелось продлить этот день, выходная суббота подходит к концу. А за ней следует рабочее воскресенье. Велик соблазн послать магазин к чёрту – но что, если его заставят отрабатывать все пропущенные дни? Нет, уж лучше быстрее с этим покончить…
– Ну и как тебе мой отец?
– Что?
Максим стоит у окна с куском разогретой на сковородке пиццы и смотрит во двор. И хотя Алекс прекрасно расслышал его вопрос, переспросил непроизвольно. Ведь в попытке скосить под дурачка нет никакого смысла.
И на вопрос, как тот догадался, есть только один ответ.
Встав из-за стола и протиснувшись между плитой и широкой спиной, Алекс тоже выглядывает из окна. Но не видит ничего подозрительного. А вот взгляд Максима направлен на крышу чёрной машины, припаркованной напротив их подъезда. С высоты пятого этажа невозможно рассмотреть детали, да и не разбирается Алекс в автомобильных марках… но вдруг в поле его зрения попадает человек, появившийся из-за угла соседнего здания и не спеша подходящий к этой самой чёрной машине. Кажется, он в тёмном пальто или пиджаке, в руках что-то вроде стаканчика и пакета…
– Ты его знаешь?
Максим кивает и, откусив от куска пиццы, начинает медленно жевать.
– Кто это? – не отстаёт Алекс.
– Мой нянь. Правда, обычно он предпочитает машины более светлых цветов. Видимо, с прокатом не повезло…
Его голос звучит обыденно и расслаблено, у Алекса же в голове вертятся сотни вариантов, как начать объяснять… оправдывать своё молчание. Но в конце концов он произносит только одно слово:
– Извини.
И в тоже время Алекс чувствует нарастающую злость. Однако пока не знает, на кого её направить: на себя, всё-таки приведшего хвост, или на маму? Но если она передумала и дала адрес отцу Максима, то почему?
– Забей. Я знал, что он быстро меня найдёт.
– Я ему ничего не говорил.
Развернувшись в узком пространстве между Алексом и столом, Максим отводит в сторону руку с куском пиццы и наклоняется. От него пахнет кофе и сыром. На губах чувствуются мелкие крошки – не совсем поцелуй, скорее прикосновение.
– Всё хорошо. Это не имеет значения…
Неожиданно простые слова причиняют боль. Максим не поверил ему? Или имеет в виду, что можно было обойтись без шпионских игр? Отвернувшись, Алекс сжимает зубы и процеживает упрямо:
– Нет, имеет! Он сказал, что увезёт тебя так далеко, что я больше никогда тебя не увижу!
– Тебя это расстроило?
Голос Максима становится мягче и снова напоминает мурчание кота. Хотя буквально только что был холодно-равнодушным. Алекс чувствует игривое прикосновение к мочке уха… и выскальзывает из тесноты у окна, возвращаясь к столу и своему кофе.
– Сейчас важнее другое: что будем делать? Эта слежка… если твой отец узнал где ты, почему ещё не заявился?
– Может, у него хватает совести не мешать двум влюблённым?
Алекс едва не расплёскивает кофе по столу. А Максим, опустившись на второй стул, подпирает голову кулаком и чуть склоняет голову.
– Я уже говорил тебе: не думай об этом. Я всё решу. Всё будет хорошо.
«Идиот… Я – идиот. И зачем только волновался? Но если Макс узнает, что я читал те бумаги…»
– Кстати, тебе не пора выходить?
Проведя по экрану стоящего на зарядке мобильника, Алекс тяжело вздыхает. Допивает кофе. И поднимается из-за стола.
– Я тебя провожу, – Максим встаёт следом.
– Может, не надо?
– Если отец захочет меня поймать, обычная дверь его не остановит, а так как мы не собираемся ставить бронированную…
Покачав головой, Алекс идёт одеваться. И только увидев, как Максим натягивает на себя порванную куртку, спохватывается:
– Надо бы зашить… хотя, всё равно видно будет, лучше купить новую…
Не закончив совать руку в рукав, Максим замирает. Вытягивает губы трубочкой и переводит взгляд назад, на кухню.
– А что там у нас с температурой?
Уловив его мысль, Алекс заходит на сайт погоды. Хмыкает.
– Восемнадцать днём. В одной водолазке замёрзнешь.
Максим издаёт ещё более громкий хмык в ответ, стаскивает куртку обратно и начинает возиться с её подкладкой. Через минуту та отделяется. Потом настаёт черёд рукавов. И из квартиры он выходит уже в относительно тонкой безрукавке, Алекс же просто не застёгивает пальто.
На улице они проходят мимо чёрной машины, даже не затормозив у неё. Правда, кажется, Максим кивает водиле, но Алекс уже спешит к остановке. Из этого района добираться до работы дольше на полчаса… И всю дорогу он не может удержаться, чтобы не крутить головой по сторонам. Хотя в автобус они точно сели вдвоём, подозрительные личности мерещатся буквально повсюду. Каждый мужчина в пиджаке, каждая проезжающая мимо машина…
– Успокойся, Джеф.
– Я спокоен.
– Расслабься.
– Я расслаблен.
– Влюбись в меня.
– Я… кхм.
Стоя у последней двери, они оба держатся на центральный поручень. И Алекс делает вид, что совершенно не замечает, что ладонь Максима лежит поверх его пальцев. Но вот автобус тормозит на очередной остановке, и инерция снова заставляет прижаться к нему боком – в этом нет ничего особенного, но настроение немного повышается. Только вот им пора выходить.
– Чем собираешься заняться, пока я на работе?
– Встречусь с отцом.
Ответ застаёт врасплох. Алекс застывает на месте, глядя, как Максим уходит вперёд, замедляется и наконец оборачивается.
– Снова собираешься пропасть без предупреждения? – в горло словно набили ваты.
– Надеюсь, нет.
«Может, мне и правда стоит перестать думать обо всём этом!? И просто забить?»
– Макс, ты… невыносим.
Алекс проносится мимо Максима самым быстрым шагом, на какой только способен. Внутри всё кипит от возмущения. Но в мелькающих мимо витринах отражается высокая фигура в красной безрукавке, невозмутимо шагающая следом. Явно не пытающаяся догнать его, но и не собирающаяся отставать. Только когда Алекс доходит до переулка со служебным входом, его хватают за локоть. Но не разворачивают, просто останавливают.
– Не сердись, – раздаётся за спиной. – Но это мои проблемы. И я должен их решить.
– Ну вот иди и решай…
Алекс пытается выдернуть руку, но это столь же бесполезно, как и рвать железную цепь.
– Посмотри на меня.
Просьба больше смахивает на приказ. Отдышавшись и взяв себя в руки, Алекс оборачивается. Поднимает взгляд. И почти тут же его притягивают к себе и целуют.
– Ну вы нашли место! Кого-то ведь и стошнить от такого зрелища может!
Отпрянув от Максима, Алекс замечает знакомую фигуру за его спиной. Жека. Один из тех немногих, кто уступает ему в росте… а сейчас, с несошедшими синяками – ещё и в привлекательности.
– Тебя спросить забыли, где и чем нам заниматься, – довольно резко произносит Максим, даже не оглянувшись. Но по его тону ясно – сделай он это, и «украшений» на лице Жеки прибавится.
– Оу-оу! Какие мы страшные…
Несмотря на свою браваду, Жека обходит их обоих на значительном расстоянии.
– Но смотри, как бы за такие прилюдные лобзания, твоему любовничку не досталось!
Прежде, чем Максим успевает сорваться с места, дверь служебного входа хлопает, скрывая забияку. Да и Алекс хватается за шуршащую ткань безрукавки.
– Не надо. К тому же, он прав. Не стоит шокировать ни в чём не повинных людей… да и мне теперь весь день выслушивать замечания… надеюсь, кроме Жеки никто нас не видел.
– Он тебя достаёт?
Тёмные брови Максима сходятся над переносицей, но Алекс уже отворачивается и отступает.
– Это мои проблемы. И я сам их решу.
Зайдя в раздевалку, он уже готовится к порции презрительных шуток, но неожиданно натыкается на рассерженный взгляд Николя. Его сине-зелёные разводы на волосах сменили цвет, став пепельными на чёрном.
– Алекс, почему тебя не было в пятницу?! Я купил два билета в кино!
– О, – вклинивается Жека, цепляя к кармашку бейджик. – Да у тебя скоро гарем будет, бро!
– Сходи с кем-нибудь ещё… – снимая пальто, отзывается Алекс.
– Но я хочу с тобой!
– А он не хочет! – вновь подаёт голос Жека. – И вообще, у него такой бойфренд, что тебе, сопля, даже надеяться не стоит!
– Бойфренд?..
– Хватит, а?!
Не глядя защёлкнув прищепку бейджика, Алекс хлопает дверью. И похоже, этот хлопок привлекает внимание старшего смены, потому что тот, стоящий у касс, вдруг оборачивается, а увидев вошедшего, тут же направляется в его сторону.
«Бля…»
В общем, рабочий день у Алекса начинается так себе. Приходится даже сочинить объяснительную и подать директору на подпись. Хорошо хоть, что Жека держится подальше. Точнее, ему приходится – из-за временно нерентабельной внешности Геннадий отправляет его на проверку пришедшего товара, так что Жека до самого вечера почти не высовывается из складской подсобки. Да и Николя так ни разу и не подходит. Хотя Алекс время от времени ловит на себе его пристальные взгляды. Честно говоря, они вызывают только веселье. Ну правда, это же просто смешно… Можно подумать, парень ревнует.
«Мир сходит с ума, и я вместе с ним».
Но несмотря на попытки отвлечься, мысли Алекса постоянно возвращаются к Максу. Встретился ли он уже с отцом? А если встретился, о чём они говорят? Рассказал ли Зотов-старший, что давал Алексу читать те бумаги? И что Максим сейчас думает о нём и его молчании? Увидятся ли они ещё? Или поезд уже увозит гостей из столицы обратно в Москву?
Когда начинает темнеть, Алекс всё чаще бросает взгляды на прозрачные входные двери. Но красной куртки… точнее, безрукавки, не видит. Прохожие бегут по своим делам, несутся бесконечные машины… загорается подсветка рекламных щитов…
Заходя в раздевалку, он даже не обращает внимания на пару едких и уже ставших привычными вопросов. Например, сегодня собирающийся домой народ интересует, почём нынче ночь голубой любви и дорого ли берёт за приём проктолог. Девчонки хихикают, парни корчат из себя альфа-самцов. По идее, в их голосах звучат довольно опасные нотки, и будь это впервые, Алекс бы точно решил, что в ближайшее время стоит ждать тёмную… но в данный момент его больше волнует пришедшая смс. На светящемся на экране в небольшом превью поместилось только две строчки: «Хочешь знать, кто пытался тебя подставить? Тогда зад…» – чтобы прочитать дальше, смс надо открыть. Только вот вокруг слишком много любопытных глаз.
Выйдя на улицу, Алекс убеждается, что Максима поблизости нет, и заходит в соседний продуктовый магазин. Там около входа стоит кофейный автомат. Сунув внутрь три монеты и получив свой горячий стаканчик, Алекс прислоняется к стене и снова достаёт телефон.
«Хочешь знать, кто пытался тебя подставить? Тогда задержись сегодня после работы. И ты убедишься, что ещё ничего не закончилось.»
На ум сразу приходит Жека. Ведь в день первой кражи именно он остался в магазине последним. Но вор бы не отправил такое смс… Значит, он не виноват? Но возможно, видел кого-то… Однако номер отправителя незнаком. Подставной?
Алекс уже выбирает из списка контактов новый номер Максима, но палец замирает, так и не нажав на имя. Во-первых, в ушах ещё звучит: «Это мои проблемы» – а во-вторых… что, если тот не возьмёт трубку? И всё повторится по-новой?
Нет. Уж лучше оставить себе надежду. Что Максим просто не смог прийти и встретить его. Например, потому что разговор с отцом затянулся. А не потому что поезд уже далеко…
Снова открыв и перечитав смс, Алекс убеждается, что точного времени в нём не указано. Да и это: «ещё ничего не закончилось» – выглядит довольно проблематично. Зато теперь у него есть, чем занять себя. А что, отличная замена! Не хочешь волноваться о чём-то одном? Поволнуйся о другом! Но в результате Алекс всё равно вынужден ждать. И сначала он занимает себя чтением смешных цитат из популярного паблика в социальной сети, но когда кофе кончается, и приходит время закрыться и этому магазину, возвращается в переулок. По идее, дверь служебного входа должна быть заперта, но стоит дёрнуть за ручку – и та поддаётся.
«Может, позвонить Дмитрию Всеволодовичу?»
Вроде бы здравая мысль. Только вот в прошлый раз всё закончилось не очень хорошо. А если директор опять решит, что Алекс лишь пытается привлечь его внимание?
«Нет, встречу назначил мой доброжелатель… поэтому мне нечего опасаться…»
Включив свет, он достаёт с подоконника маленький электрический чайник и банку со смесью кофе и сахара. В начале месяца, помнится, девчонки громко возмущались, что парни всё ссыпали в одно место… мол, некоторые следят за фигурой и пьют несладкий. Почему-то это воспоминание вызывает лёгкую грусть. Ни с кем из них Алекс не общался особенно близко, но тогда они ещё не смотрели на него, как на урода…
В чайнике мало воды, поэтому он закипает довольно быстро. Но вот попить чай Алекс не успевает. Потому что свет неожиданно тухнет. Распахивается дверь, но не на улицу, а в зал. И на фоне этой двери мелькает смазанный силуэт. К сожалению, рассеянного света, проникшего с улицы через прозрачный главный вход, не достаточно, чтобы не привыкшие к темноте глаза смогли различить детали… но вот удар по голове Алекс чувствует прекрасно. Правда, это последнее, что он успевает осознать.
Глава 20. Сам виноват?
****
– Я пpocто хочу знaть, что с ним!
– А я повторяю, что нe имею право сообщать постороннему человеку какую-либо информацию о пациенте без его согласия! Вы его родственник? Доверенное лицо? Hет.
– Я же не требую от вас подробностей!
– Mне надо работать, молодой человек!
– Подождите!
Голоса раздражённой медсестры и едва сдерживающегося Максима удаляются, а Алекс вздыхает и косится на соседа по больничной палате – его нога загипсована и привязана к какой-то распорке, но зато он спит. Просто поразительно… и это в таком-то шуме!
Очень хочется в туалет. Надо бы встать, но… кружится голова. И тошнит. Так что Алексу кажется, что он вполне способен потерпеть ещё.
– Астеньев в этой палате?
Из коридора заглядывает женщина со строгим лицом и в таком же строгом пиджаке. Только вот юбка очень уж тесно облегает бёдра… Смотрит она почему-то на Алекса. Вероятно, потому что в палате, кроме него и спящего мужчины со сломанной ногой, больше никого и нет.
– Это я.
– Могу я задать вам несколько вопросов?
«Прям журналистка, а не мент…»
Ночью Алекс вдоволь наобщался с представителями закона, так что сомнений в месте работы этой дамы не возникает, да и по тону вопроса очевидно, что права отказаться у него нет.
– Я уже рассказал всё вашим коллегам, – не скрывая недовольства, процеживает Алекс сквозь зубы, спускает ноги на пол и остаётся сидеть, пережидая приступ головокружения. И пытаясь вслепую просунуть ступни в лёгкие тапки. – Или так неймётся меня арестовать?
Длинный нос и острый взгляд делают женщину похожей на птицу. Она полностью игнорирует его приступ раздражения и молча ждёт, пока он поднимется с кровати и дошаркает до порога. Эта палата – последняя в коридоре, напротив неё выход на запасную лестницу, а рядом большое мутное окно, выходящее на внутренний двор городской больницы. Алекса доставили сюда ночью на скорой с сотрясением мозга и острым алкогольным опьянением… и его текущее самочувствие – ничто иное, как их последствие. И не вызывает никакого сочувствия ни у медицинского персонала, ни у этой вот госпожи полицейской. А всё потому, что им известна предыстория… точнее, теория, придуманная нашедшими его патрульными.
– Давайте сначала пройдёмся по вчерашним событиям, – женщина достаёт из кармана пиджака маленький блокнот и огрызок карандаша. – Вы утверждаете, что ушли вчера из магазина около девяти вечера, всё верно?
Алекс кивает и прислоняется к холодному подоконнику. Длинный коридор простирается далеко вперёд, по нему спешат медсёстры в белых халатах и медленно прохаживаются или еле ковыляют пациенты в домашних пижамах и спортивных костюмах, а ещё торопливо приближается женщина, хрупкая и низенькая, со свёрнутым пакетом, прижатым к животу – словно опасающаяся, что его могут отнять.
Но вот она замечает Алекса и сбивается с шага.
– Зачем вы вернулись? – тем временем спрашивает полицейская. – Почему не пошли после работы домой?
– Я же говорил, что мне пришла смс… Мам, подожди в палате, хорошо?
Две женщины обмениваются взглядами, один из которых не выражает ничего, кроме вежливого внимания, а второй кажется каким-то затравленным или даже испуганным. Xотя Алексу тоже немного страшно. Нет, на самом деле, он вне себя от бешенства, но внешне это никак не проявляется. А ещё ему стыдно. И противно от самого себя.
– Eму нельзя вставать, – вдруг резко произносит мама.
Полицейская переводит взгляд на Алекса:
– Молодой человек сам пожелал выйти, меня вполне устроила бы беседа и внутри.
– Ма, мы ненадолго. Иди.
Сердито раздув ноздри, мама всё-таки разворачивается и скрывается в палате. Но тут с лестницы выходит мужчина в цветастом домашнем халате, и полицейская, прежде чем продолжить допрос, дожидается, пока тот отойдёт подальше.
– Это смс – единственное подтверждение ваших слов, Александр, однако вы сами могли его написать. Сим-карта, с которой оно было отправлено, участвовала в рекламной акции – сотни таких же бесплатно раздавали всем желающим пару дней назад.
– Вот как?
Ночью этой информации ещё не было. Значит, кто-то взялся за его дело… о хулиганстве и краже.
– Почему бы не признаться, что вашим друзьям просто требовалось место, чтобы собраться и выпить? И вам пришло в голову, что раз в магазине нет человека-охранника, то он вполне подходит? Знаете, я допускаю, что вы даже не собирались пускать своих друзей дальше той комнаты, но алкоголь ударил в головы, и вечеринка пошла не по плану…
Должно быть, так диктор зачитывает сводки новостей: дежурно и спокойно. Хотя Алексу в голосе полицейской чудится намёк на сочувствие. И немного презрения. Впрочем, он вдоволь наслушался подобного ночью, поэтому сейчас лишь вздыхает. В конце концов, не имеет никакого значения, что именно он говорит.
– Александр?
– Ну чего?.. Чего вам от меня надо? Чтобы я подтвердил вашу выдумку?! Не дождётесь. А если хотите побыстрее закрыть дело, найдите тех, кто… едва не проломил мне голову.
– Значит, вы продолжаете настаивать, что не знаете, кто это был?
– Да, не знаю. Знал бы – уж точно не стал бы покрывать!
Только когда несколько человек оборачивается, Алекс замечает, что сорвался на крик.
«Нет, не надо. Успокойся. Это ниже твоего достоинства. Веди себя уверенно и уравновешенно, иначе тебе ни за что не поверят…»
Он отворачивается к окну. И поднимает взгляд к серому небу. За густыми и покрытыми редкими листочками ветками высокого дерева видно кусок солнца, выглянувшего из-за туч.
«Интересно, в тюрьме вид из окна будет таким же унылым?»
– Молодой человек, без фактов – всё, что нам остаётся, это теории и предположения. И чаша весов склонится в ту сторону, на которой окажется больше подтверждений. И если взять показания ваших коллег с работы по делу недельной давности… знаете, на этот раз «не видел» и «не знаю» вряд ли смогут помочь.
– Я уже говорил, что меня хотели подставить. И подставили.
Подоконник на ощупь холодный и шершавый. С облупившейся краской.
«Чёрт возьми, так меня точно посадят…»
– Ну, как ваши дела?
Новый голос за спиной принадлежит мужчине. Обернувшись, Алекс застывает: перед ним Зотов-старший. За его спиной стоит Максим.
«Помирились?»
Без вопросов ясно, зачем он его притащил, только вот… как обычно, Макс решил всё самостоятельно. Не то чтобы у Алекса есть возражения, но…
«Знаю, я сам отказался что-либо обсуждать…»
Максим примчался в семь утра. K этому моменту Алекс успел проспать всего пару часов и чувствовал себя хуже крысы, спущенной в унитаз, так что на разговор был не способен. Лишь удивился, что посетителя впустили так рано… А потом, где-то через полчаса, приехала мама – бледная, напившаяся лекарств и едва стоящая на ногах. И началось… Сговорились они или нет, но стоило одному выйти из палаты, как появлялся второй. Однако ни с кем из них Алексу говорить не хотелось, потому что в глазах мамы он видел укор, а Максима – с трудом подавленный гнев. В том числе, направленный и на него самого… ведь Алекс отказывался говорить, что произошло: для лжи мозг работал недостаточно хорошо, а правду… не хотел. Поэтому отмалчивался и отнекивался. И утро всё растягивалось и растягивалось на бесконечные часы.
Вот и сейчас ещё только десять, но кажется, что уже прошёл целый день. А он так и не спросил, как Максим умудрился остаться в Ярославле… и не узнал, кто дал седовласому адрес съемной квартиры.
– Держится уверенно, хотя и нервно. В целом, хочется верить.
Вердикт этот выносит госпожа полицейская.
– Возьмёшься? – приподнимает седые брови старик с моложавым лицом.
– Возьмусь… но почему вы, Юрий Васильевич, не хотите сами защищать этого мальчика?
– А вы спросите его… хочет ли он, чтобы я представлял его интересы?
Теперь на Алекса смотрят три пары глаз. Но прежде чем он успевает открыть рот, седовласый прикрывает глаза и кивает сам себе:
– Да и не солидно мне в таком мелком деле светиться, не находишь?
Он снова возвращает взгляд на женщину, которая, как оказалось, никакая не полицейская. Адвокат?
– Сколько стоят ваши услуги? – спрашивает Алекс, решив проигнорировать седовласого. – Я не уверен, что они мне по карману.
– Не беспокойся, – подаёт голос Максим. – Её услуги – за мой счёт. Согласен?
Отказываться глупо, тем более, что Алекс остался без гроша: этой ночью ограбили не только магазин, но и его самого… и от спрятанных в подкладке пальто денег не осталось ничего. Ну какого чёрта он их так и не вытащил?
Нет, слишком много всего произошло и этой ночью и этим утром. И у него просто кончились силы переживать обо всём.
– Как хочешь…
– Палата готова.
Незаметно подошедшая медсестра обращается прямо к старику. Но тот поднимает взгляд на своего сына, который выше его почти на голову. Максим кивает.
«Какая ещё палата?..»
Мозг уже отказывается обрабатывать новую информацию. Алекс лишь тупо смотрит, как Максим обходит своего отца, подходит к нему и берёт за локоть. Остаётся лишь позволить повести себя куда-то по коридору. Правда, немного смущает… но ведь это больница, и здесь многим помогают передвигаться. И хотя у большинства пациентов что-то сломано, а у Алекса всего лишь сильный ушиб головы… и небольшое сотрясение мозга… но буквально через несколько шагов его так начинает шатать, что уже самому приходится вцепиться в руку Максима. И с сожалением проводить взглядом оставшийся позади туалет… мочевой пузырь вот-вот лопнет, но не просить же всю процессию подождать?
Хотя, почему бы и нет?
– Макс, мне надо…
– Помочь?
– Не, я сам.
Когда Алекс выходит обратно, кожей чувствуя пропитавший запах хлорки, обнаруживает, что старик и женщина куда-то пропали. Максим же плотнее обнимает его за плечи и не обращая ни капли внимания на неодобрительные взгляды других пациентов и их посетителей, отводит Алекса в одиночную палату. Ту самую, где нет соседей, но есть телик и настоящий (хоть и небольшой) стол вместо тумбочки. И даже занавески на окне. И пара кресел. И холодильник!
– Ты меня балуешь… неужто папа расщедрился и вернул тебе кошелёк?
– Паспорт, – быстро отвечает Максим, захлопывает ногой дверь, подхватывает его на руки и опускает на постель со свежими простынями. – И я восстановил банковскую карту.
От этого резкого перемещения в пространстве Алекса едва не выворачивает. Но за ночь он, кажется, выблевал собственный желудок, так что выворачиваться там уже нечему…
– Х-ха…
Откинувшись на подушку, пережидая, пока стены и потолок перестанут крутиться перед глазами, Алекс оборачивается на скрипнувшую дверь. Мама. Увидев Максима, она почти уже закрывает её обратно, но похоже, что её кто-то подталкивает сзади. И в казавшейся довольно большой палате вдруг становится тесно.
– Продолжим? – с порога интересуется женщина-адвокат, зашедшая последней.
– Что именно? – Алекс приподнимается на локте и косится на садящуюся в одно из кресел маму. И на отца Максима, встающего у неё за спиной. – Я уже всё рассказал…
– Нет, не всё. Важна любая деталь. Но особенно меня интересует случившееся этой ночью. Постарайся вспомнить.
Прикрыв за собой дверь, женщина с носом-клювом обходит кровать и встаёт у окна, и Алекс начинает чувствовать себя окружённым по всем фронтам.
Нет, «подробности» он бы предпочёл оставить при себе. А если и рассказать – то уж точно не в присутствии всех этих людей… Тем более, что в глазах мамы и старика прямо-таки читается: «тебя ведь предупреждали, что ничем хорошим это не кончится». Абсурд, но Алексу почему-то кажется, что они считают виноватым Максима. Конечно же, это бред, и вслух никто ничего такого не говорил, но… фактически ведь всё началось с той среды, когда Алекс решил опробовать себя в оральных ласках, а Жека застал его и Макса за этим занятием.
«Хрена с два. Мне просто не надо было вестись на смс!»
– Стесняешься говорить при всех?
Только услышав вопрос, Алекс понимает, что не отвечает уже довольно долго.
– А представь себя в суде? – не унимается женщина. – Там будет намного больше народа – и что же ты выберешь? Принять обвинительный приговор, но сохранить гордость?
Вообще-то, она права. Глупо спорить. И Алекс уже даже открывает рот – но у него не получается выдавить из себя ни слова. Он только смотрит на пальцы Максима, побелевшие и вцепившиеся в подлокотник второго кресла.
Вдруг встаёт мама, подходит к столу и кладёт на него пакет. Сквозь прозрачный полиэтилен просвечивает коробка с соком, небольшая чёрная брошюра и связка бананов.
– Саша, я, пожалуй, поеду домой… Что тебе привести покушать? Хочешь борща? Или котлеток?
– Я не… не знаю. Что-нибудь…
– Хорошо. Позвони, если захочешь чего-то конкретного… – она почти выходит из палаты, но вдруг добавляет: – И сделай что-нибудь со своим телефоном, чтобы я могла тебе дозвониться…
Дверь закрывается, а Алекс достаёт из кармана домашних байковых штанов, привезённых мамой, чудом уцелевший ночью телефон. Мелькнувшая в голове догадка лишает остатков моральных сил – и оказывается верной. Похоже, загоняя номер старшего смены в игнор, он заодно случайно отправил туда и её. И скорее всего, не дозвонившись до него вчера, мама подняла панику… и возможно, даже поехала на съёмную квартиру… нет, скорее всего, к тому времени уже пришёл за ответом седовласый, и ему не составило никакого труда получить нужный адрес.
«Я сам кругом виноват… только я… ведь дозвонись она до меня, Макс бы не отправился на встречу с отцом и встретил бы меня вчера вечером…»
– Итак? Ты готов говорить?
Вздохнув, Алекс поднимает взгляд на старика, севшего в освободившееся кресло, потом снова возвращает к Максиму. Кажется, никто больше не собирается уходить.
«Что ж, ладно!»
– Как я уже сказал, меня ударили по голове, а очнулся я от того, что захлёбывался. Мне вливали в глотку водку.
Стоит произнести эти слова, как Максим вскакивает и, сжимая кулаки, отходит к двери. Но остаётся в палате. Глядя на его спину в новенькой кожаной куртке мягкого коричневого цвета, Алекс сглатывает кислую слюну. Голова раскалывается – в неё словно накачали воздух и разогрели.
– Что дальше? – подгоняет нетерпеливый и строгий голос.
– У меня плохая переносимость алкоголя, поэтому я…
– Хоть что-то ты должен помнить.
«Когда мы успели перейти на "ты"?»
– Помню… помню, что мне грозились отрезать член и засунуть бутылку в жопу, если не открою рот пошире и не уберу зубы.
«Хрясь!»
На голубоватой побелке стены образуется сетка трещин. Максим встряхивает кулак… и прицельно бьёт ещё раз в то же самое место.
– Прекрати, – приказывает его отец.
Но за вторым следует третий удар. И только потом Максим громко втягивает носом воздух и оборачивается.
– Это ведь был тот мелкий шкет, да? Он понял, что не соперник мне, и решил взять тебя силой?
Каждое слово – словно эхо приближающего грома. Похоже, у Максима нет ни капли сомнения, что виноват во всём Жека. Но Алекс поджимает губы и мотает головой:
– Это не он. Жека знает, что я не переношу спиртное. И если бы он захотел со мной что-то сделать, поить бы заранее точно не стал…
– А если он захотел… но после? – доносится от окна. – Если ему эта мысль пришла не сразу?
Кажется, женщину совсем не смутил предмет спора.
– Во-первых, я бы узнал его голос…
– При сильном опьянении и в лицо-то не всегда узнают…
– …а во-вторых, он никогда бы не стал засовывать свой член в рот другому парню. Он натурал до мозга костей – я его со школы знаю.
– Спорим, до недавнего времени он думал о тебе тоже самое? – напоминает о себе Максим, правда, сейчас в его голосе уже меньше злости и больше сомнения.
Эти двое находятся по разные стороны от кровати, и у Алекса уже шея болит вертеть головой туда-сюда. Упав на подушку, он поднимает взгляд к потолку и обнаруживает там лампочку без плафона.
«Вот вам и вип-палата…»
– Так тебя изнасиловали? – после некоторого молчания спрашивает отец Максима. – Ещё не поздно пройти медицинское обследование и возбуд-
– Нет, – перебивает его Алекс. – Возможно, побрезговали. Всё, что они пытались – трахнуть меня в рот, однако рвотный рефлекс лишил их и этого желания. Так что они, как я слышал, побили витрины и свалили.
– Разрешите войти?..
Скрипнув, дверь снова медленно открывается, и в щель просовывается круглое лицо с лёгкой небритостью. Алекс прикусывает язык и узнаёт своего директора:
– Дмитрий Всеволодович? Что вы тут?..
– Мне сказали, ты в этой палате… сколько у тебя гостей…
И директор проникает в помещение целиком. В одной его руке перевязанная яркой синей лентой дыня, а во второй – букет из каких-то пушистых цветов, при виде которого Максим обращается в камень. И остаётся стоять у двери, словно статуя.
– Доброе утро, – поднимается с кресла седовласый. – Юрий Зотов, адвокат…
– Дмитрий Стрелецкий, начальник этого молодого человека, – положив дыню на стол, директор пожимает протянутую руку, потом снова поворачивается с Алексу. – Прости, Александр. Услышав о случившемся… в общем, я был не прав, мне надо было поверить тебе…
– О чём вы? – снова встревает отец Максима.
– Когда мне подкинули украденный товар, я сообщил об этом Дмитрию Всеволодовичу, – поясняет Алекс, пытаясь не смотреть на пышный букет. И на Максима.
– Так вы слышали, что его пытаются подставить? – подаёт голос женщина-адвокат. – И вы не считаете, что он может быть виновен в случившемся?
– Я ещё в первый раз сразу понял, что это не он.
– Почему?
– Интуиция.
Дмитрий улыбается так, словно этим всё сказано. На лице женщины отражается тень недоумения, но только тень. Она вежливо улыбается ему в ответ:
– У вас, наверное, чутьё на порядочных людей?
– Нет, на воров и обманщиков, – директор продолжает смотреть на неё всё с той же улыбкой, но в голосе прорезается сталь. – Надеюсь, вы не собираетесь обобрать до нитки моего работника и проиграть дело?
– Нет, не собираемся, – лицо женщины становится серьёзным и сосредоточенным.
– Вот и хорошо. Если вдруг что-то понадобится – обращайтесь.
– Всенепременно.
– А ты, Александр, не беспокойся о работе, я оплачу твой больничный.
Алекс кивает. И директор покидает палату, так и не расставшись со своим букетом.
– Какой позёр, – вдруг хмыкает седовласый. – Он так и так должен будет его тебе оплатить.
– Но я уволился и отрабатываю последние дни, – неуверенно возражает Алекс.
– Да?.. Но всё-равно нам может пригодиться его содействие. Интересно, чем ты ему так понравился?
– Понятия не имею.
Всё это время простоявший у двери Максим, словно ожившая скала, решившая прогуляться, медленно возвращается в пустое кресло. Взгляд его прикован к дыне. И взглядом этим, кажется, можно рубить.
– Итак, на чём мы остановились?
Разговор продолжается ещё какое-то время, Алекс вспоминает всё, что слышал и видел в магазине в последние дни, хоть это и непросто – во-первых, две прошедшие недели он держался подальше от коллег, а во-вторых, был сосредоточен совсем не на работе. Но так или иначе, женщине и старику удаётся немало вытянуть из него.
Однако не всё.
Кое-что Алекс рассказать просто не в силах. И ему немного страшно, что в чужие руки может попасть список назначенных ему процедур, где в числе прочих числится ежедневная клизма и физиолечение.
Да и какое имеет значение, грозились ублюдки запихнуть в него бутылку или действительно сделали это? Если их поймают и осудят за хулиганство и кражу – пусть так и будет… а если нет, от его признания ведь ничего не изменится, верно?
Но в ушах продолжает звучать издевательских смех. И ругань. Повязка на глазах мешала увидеть лица ублюдков, но Алекс не уверен, что без неё было бы лучше. Так он лишь слышал и чувствовал… Но как же мерзко теперь на душе! И всё же кое-что в предложении женщины-адвоката кажется верным – возможно, сначала преступники действительно не собирались что-то с ним делать, а только напоить и оставить посреди разгромленного магазина, вроде как хулиганы забыли одного из собутыльников на месте преступления… но потом что-то пошло не так, что-то ударило в их больные головы… И если бы Алекс ничего не предпринял, если бы с трудом карабкаясь по стенам и то и дело падая, не нашёл бы свои трусы и брюки, и не надел бы их – сейчас бы проходил, как жертва по делу об изнасиловании. Наверно. А может, всё было бы точно так же, за парой исключений: у Максима бы точно сорвало крышу, а маме… понадобилось бы намного больше лекарств, чтобы не дать своему сердцу остановиться.
Глава 21. Настоящий вор
****
– Ты тoлько глянь, наша дeвочка плачет… нашей девочке больно? Или может, наоборот, приятно? И это cлёзы наслаждения? Дружи, как думаете?
– Я думаю, этому пидору теперь ни за что не найти подxодящего члена, чтоб удовлетвориться. Любой будет слишком мал, ха-ха-ха-ха-ха!
– ЭЙ, XAРЭ!.. Hе трогай бутылку! А то он зубы сжимает!
– Так давай выбьем их? Заодно морду подправим, хоть на мужика станет похо-
– Блять! С-с-сука! Твари-и-ина! Oблевал мне все штаны… ХУЛИ ВЫ ЕГО ТАK НАПОИЛИ?!!
– АХА-ХА-Ха-а! А тебя кто просил член ему в глотку пихать?
<i>Больно. Везде. И от ещё одного пинка в живот становится не намного хуже. Только желудок, словно футбольный мяч, опять пытается вырваться на свободу через ободранное горло…</i>
– Хей, проснись!..
Его тормошат. И боль, сковавшая внутренности, начинает бледнеть, отступая и отдаляясь, но оставляя воспоминание о себе. А пульсирующая багровым мгла сменяется на сереющее окно. Алекс поспешно вытирает глаза и переворачивается на спину:
– Ты ещё тут или уже?.. Который час?
Судя по рассеянному свету за окном – сейчас с равной вероятностью может быть как утро, так и вечер.
– Ещё… – заторможено отзывается Mаксим, убирая руку с его плеча, но продолжая обеспокоенно вглядываться в лицо.
Только вот Алексу не нужно это беспокойство. И хотя Максим даже не знает, что на самом деле с ним произошло, больше всего на свете Алекс хотел бы забыть о случившемся. Или хотя бы сделать вид, что забыл. Но вот он опять проснулся весь в поту в этой одиночной палате… и всё ещё чувствует болезненное натяжение мышц от запихнутой бутылки, глухо отдающиеся в кишках пинки и бьющуюся о кости черепа паническую мысль, как-то прорвавшуюся сквозь зыбучие пески спутанного и отравленного алкоголем сознания: «Только бы не разбилась!»
Нужно успокоиться.
Заставить себя дышать ровнее.
Ведь для Максима единственная причина нахождения здесь Алекса – это его сотрясение мозга.
– «Ещё»?.. Точно… Значит, я отрубился, пока ты ходил в магазин?
– Да. Извини, что разбудил, но мне показалось, тебе снится кошмар.
– М-м-м… типа того. Спасибо.
Алекс вымученно улыбается и было начинает потягиваться, изображая расслабленность и беззаботность – но заметив заострившийся взгляд Максима, тут же натягивает покрывало до подбородка.
– Так сколько там на часах?.. Тебе не пора уходить?
– Не-а… Если хочешь, я могу остаться на ночь…
Вообще, подобный этому диалог повторяется уже в четвёртый раз – но сегодня, наверное, в последний, ведь завтра Алекса выписывают… и вместо отмазки, типа: «Это же больница! Палата не запирается, и в любой момент может кто-то войти! И вообще, ночью здесь каждый шорох слышно!» – придётся придумать что-то новое.
Можно, конечно, попробовать изобразить психологический шок… Только вот удар по голове вряд ли станет достаточным обоснованием, а признание, что это врач-проктолог запретил ему две недели заниматься аналом – явно вызовет нежелательные вопросы.
– Кстати, ты отдал ключи от квартиры?
Не самая плавная смена темы, но Максим, как обычно, соглашается на неё:
– Да, твоей маме.
– О, даже так? Неужели прямо в руки?
– Почти…
Максим отводит взгляд, но не совсем понятно, что именно его смутило. Возможно, пришло время ещё раз поднять замятый когда-то вопрос?
– Кстати, ты до сих пор не рассказал мне, почему боишься женщин.
– Правда?
– Ага.
Окинув Алекса скептическим взглядом и манерно закатив глаза, Максим заваливается на кровать и вытягивается на самом краю, подперев голову кулаком. Алекс же смотрит на ладонь, опустившуюся на свой живот, и когда та начинает поглаживать снизу вверх, ещё раз изображает улыбку и напоминает:
– Ну так что?
– У меня была очень строгая мама.
Признание будто вытягивает из Максима все силы – он роняет голову на сгиб руки и утыкается носом Алексу в шею.
– Строже, чем моя? – осторожно спрашивает тот. – И почему «была»? Она умерла?
На сей раз Максим довольно долго не отвечает, только его рука, замершая на солнечном сплетении, становится тяжелее.
– Вообще-то, – произносит он наконец еле слышно, – это одна из тех вещей, о которой мне не хотелось бы рассказывать человеку, которого я люблю.
– Потому что боишься, что это его толкнет?
– Потому что хочу, чтобы его отношение основывалось только на том, что есть сейчас. На том, какой я сейчас. Я не хочу, чтобы ты жалел меня или боялся из-за каких-то событий в прошлом.
«Не хочу, чтобы ты жалел меня» – да, это Алекс вполне способен понять. Особенно теперь. Поэтому он ничего не отвечает и просто кладет руку поверх ладони Максима – но та почти тут же выскальзывает, сползает вниз и продавливает ямку в одеяле, как раз между его ног.
– А как там твой нянь?
– М-м? – мягкие губы обхватывают мочку уха, а следом её чуть сдавливают зубы.
– Ну тот мужик ещё ходит за тобой по пятам? – торопливо поясняет Алекс, пытаясь оторвать настойчивые пальцы от одеяла и своего паха.
– Что случилось?.. – шепот на ухо кажется одновременно обиженным и настороженно-напряжённым. – Ты меня больше не хочешь?
– Дело не в этом! – Алекс резко садится, и теперь укоризненно смотрит на развалившегося Максима сверху. – Почему ты всё время уходишь от разговора? Или эта тема тоже одна из тех, о которых ты предпочел бы молчать? Слушай, может, составишь мне список запрещённых вопросов? Или список разрешённых выйдет короче?!
– Джеф…
– Что?
– Я же уже говорил… что отец приставил его ко мне, пока я не схожу к психиатру и не покажу ему справку, что полностью здоров.
– Я помню, – понижает тон Алекс, – и так понимаю, что ты не сходил? Или проблемы со справкой?
– Думаешь, я псих?
Максим тоже поднимается, отпускает ноги на пол и теперь пристально смотрит на Алекса через плечо. И то ли это игра света и тени, но он кажется измождённым: скулы выделяются чётче, глаза будто бы глубже запали, а чёрная рубашка, сменившая водолазку, практически висит на плечах.
– Нет, не думаю. Но кто знает, вдруг твой отец способен надавить на врача и заставить его написать под диктовку любой диагноз.
Мимолетная улыбка смягчает острый взгляд.
– Тогда ты понимаешь, почему я всё ещё к нему не сходил. К тому же, даже получив эту справку здесь, в Ярославле, у рядового психиатра, я скорее всего нарвусь на обвинение, что купил её. А ехать в Москву и идти на приём к семейному мозгоправу смысла тем более нет.
– Но отец собирался увести тебя силой, как ты умудрился его переубедить?
– Сказал, что люблю тебя.
– И что?
– И он мне поверил. Ведь я ещё никогда и ни о ком так не говорил.
Медленно выдохнув, Алекс наклоняется и упирается лбом в плечо Максима. Чего-то он в этой странной семейке не понимает. Конечно, можно сказать себе: «Ну и ладно, главное, что всё более или менее обошлось»… Но прошлый опыт подсказывает: «Нихера, они обязательно ещё что-то выкинут».
– Кстати, пока ты спал, – вдруг меняет тему Максим, – к тебе заходили гости.
– Почему не разбудил?
– Потому что, если человек засыпает посреди дня, значит, это нужно его организму.
Ещё раз вздохнув, Алекс поворачивает голову и теперь прижимается к заострившемуся плечу щекой. Кажется, или раньше оно было более покатым?
– И кто это был?
– Надежда. Она хотела узнать, сможешь ли ты завтра подойти в офис своего магазина к часу дня.
– Она могла бы просто позвонить…
Максим пожимает дальним плечом, не занятым Алексом.
– Ты видел её блокнот? Похоже, у этой дамочки аллергия на высокие технологии вроде сотовых, диктофонов и планшетов.
– Ладно, а кто второй?
– Догадайся.
Судя по саркастичному тону, это кто-то из вызвавших ревность Максима. Алекс тут же вспоминает, как несколько дней назад на протяжении полутора часов пытался оправдать визит директора и его дыню, и объяснить, что между ними ничего никогда не было и быть не могло…
– Дмитрий Всеволодович?
Максим отрицательно мотает головой, и тогда Алекс предпринимает вторую попытку:
– Жека?
Снова мимо. Странно. В смысле, было бы ещё страннее, если бы Жека после всего случившегося решил проведать его, рискуя нарваться на Макса… Но вроде бы ревнивые подозрения вызвали только эти двое…
– Сдаюсь.
– Девочка такая, – пристальный взгляд полон укора, – с конским хвостиком. Работает с тобой.
– Юля? Ей-то что понадобилось?
– Понятия не имею. Увидев меня, она почему-то тут же слиняла.
– А откуда знаешь, что она со мной работает?
– Видел её, пока ждал тебя у магазина.
– А…
Почесав за виском и обнаружив, что голову неплохо бы помыть, а ногти – постричь, Алекс приходит к единственно возможному объяснению.
– Ты ведь не совался к Жеке? Или подопечные твоего папы? Вы ведь не решили сделать из него козла отпущения?
– Что значит «совался»? – Максим поднимает брови почти в искреннем удивлении. Но оно настолько же фальшиво, как и профессиональная улыбка продавца-консультанта.
– Ма-акс…
В ответ всё то же недоумение.
Не выдержав, Алекс кусает его за плечо. После чего оказывается в стальных объятьях поваленным на кровать и придавленным пудовым телом, со смятыми губами и захваченным в плен языком. Натиск Максима как всегда внезапен и неотвратим. Но его заползающая в байковые штаны ладонь пробуждает одновременно мерзкие воспоминания и опьяняющее предвкушение. Впрочем, воспоминаниям сложно тягаться с жадным желанием настоящего. Всё вокруг заполняется знакомым лимонным ароматом, смешавшимся с собственным запахом Максима… и остаётся только сдаться. Кровать скрипит, а по прижатым друг к другу членам уже в бешеном ритме скользят смоченные слюной пальцы.
– Надеюсь, это не мысль о Жеке так тебя завела? – резко выдыхает Алекс, когда губы на время получают свободу. – И не о Юле?
– Меня заводишь только ты. И никто больше. И надеюсь, что тебе тоже нет никакого дела до всяких девчонок.
– Сейчас уже нет…
– А раньше было? – настороженно спрашивает Максим, и его пальцы замирают.
– Какое имеет значение, что было раньше? – Алекс тянется и обнимает его за шею. – Разве не ты сам это сказал?
****
Утренний обход закончился в девять утра. Но на часах уже половина двенадцатого, а бумаги о выписке ещё не готовы. Алекс даже было решает уйти без них, но наконец-то появляется медсестра. И подойдя ближе, и уже даже протянув желтые, исписанные вручную бланки, она вдруг спрашивает:
– Вы точно нормально себя чувствуете, Астеньев?
– Точно, – старательно изображает улыбку Алекс, про себя кляня ненасытного Максима.
К счастью, вчера тот ни разу не намекнул на анальный секс, но зато устроил настоящий марафон по искусству взаимной дрочки. Это было познавательно и очень-очень приятно, но и столь же утомительно. К тому же уснули они далеко за полночь, а подъём в больнице в шесть утра… но хоть Алекс и вымотался, и не выспался, чувствует он себя сегодня явно лучше, чем выглядит снаружи.
– До свидания.
– До свидания.
Максим подхватывает небольшой пакет с больничной одеждой и первым выходит из палаты – медсестра, тоже переступившая порог, провожает его взглядом, полным восхищения, смешанного с сожалением. Алекс же, несколько секунд поглядев на обтянутую белым халатом узкую спину, умудрившуюся перегородить проход, вздыхает, суёт руки в мелкие карманы легкой весенней куртки и аккуратно протискивается мимо вдоль стенки.
Во дворе, вместо того чтобы пойти к остановке, Максим ведёт его на парковку. К большой чёрной и смутно знакомой машине с округлыми формами, за рулем которой обнаруживается мужчина в старомодной фетровой шляпе. «Нянь»? Алекс кивает ему и залезает на заднее сиденье, Максим пристраивается рядом.
– В магазин?
– Угу.
Машина плавно трогается с места, и салон вдруг наполняется стонами джаза. Алекс косится на Максима, но тот лишь пожимает плечами.
Сегодня пятница, и дороги забиты даже днём, однако до центра города им удаётся добраться без пробок, и Алекс успевает перебрать в голове всего несколько догадок, зачем его пригласили в магазин. Ясно, что не для отработки смены. Но раз позвала Надежда – та женщина с лицом птицы – значит, они продвинулись в расследовании? Может, хотят поставить какой-то эксперимент? Типа следственного, как показывают в кино, когда преступника или пострадавшего приводят на место преступления и заставляют воспроизвести все свои действия? Честно говоря, Алексу совсем не хочется снова валяться на полу, да и вообще что-то там вспоминать и воспроизводить… К тому же, одна только мысль, что свидетелями подобного эксперимента станут его великодушные коллеги, лишает всякого присутствия духа. Так что, когда машина заезжает в переулок, а Максим открывает перед ним дверь, Алекс некоторое время тупо смотрит на знакомое крыльцо служебного входа.
Как бы ему хотелось никогда больше его не видеть!
И морщится от эфемерного зуда в макушке.
– Если хочешь, просто уедем.
Максим предлагает это очень легко, словно нет ничего особенного в том, чтобы послать на хрен собственного адвоката. И своего отца. Алекс переводит взгляд на затылок водителя, скрытый изогнутыми полями фетровые шляпы, качает головой и выбирается наружу.
– Сделай одолжение, – просит тихо, – подожди меня здесь.
– Хорошо, – неожиданно соглашаются Максим.
Настолько неожиданно, что Алекс даже некоторое время вглядывается в его лицо, пытаясь обнаружить подвох, но то, как обычно, бесстрастно.
– Хорошо… – повторяет эхом и берется за ручку двери.
В раздевалке никого нет. Привычно повесив куртку в шкафчик, но не прицепив бейджик, Алекс выглядывает в зал. И обнаруживает, что магазин закрыт. А он и забыл, что тут погром… Конечно, мусор и обломки уже убрали, но разбитые и покореженные витрины смотрятся словно из какого-то фильма про постапокалипсис. Даже потолочные лампы не горят, и огромное помещение освещено лишь тем светом, что пробивается сквозь уцелевшие двери и небольшие окна под потолком. Не зная точно, куда нужно идти, Алекс направляется к кабинету директора. Но когда подходит к двери, украшенной затейливой резьбой, открывается соседняя, самая обычная, с огромной латунной ручкой.
– Александр? – почему-то шепчет адвокатша. – Иди сюда.
Из-за директорской двери вроде бы доносятся голоса, но Алекс послушно заглядывает в маленький кабинет. Это помещение специально оборудовали из подсобки для появляющегося раз в неделю бухгалтера, но сейчас внутрь набилось три человека: отец Максима, Надежда и ещё какой-то левый мужик, усевшийся за компьютер. Скромно пристроившись к подоконнику, Алекс замечает, что взгляды присутствующих прикованы к чёрно-белому изображению на мониторе. На самом деле, их там несколько – мелких, разбросанных по краю, но одно растянуто на весь экран.
Кабинет директора?
Дмитрий Всеволодович сидит за своим широким столом, а напротив него… камера явно висит под потолком прямо над дверью, да ещё и качество у неё среднее, так что узнать человека со спины сложно – но кажется, это Геннадий, старший по залу во второй смене.
– Я опоздал? – осторожно интересуется Алекс у Надежды, стоящей рядом с идеально прямой осанкой, то ли посчитавшей ниже своего достоинства садится на подоконник или прислонятся к стене, то ли слишком обеспокоенной впечатлением, которое может произвести на старика.
– Тсс.
Вот и весь разговор. Похоже, Алекса сюда позвали не для болтовни. «О-кей». Остаётся только прислушаться к звуку из динамиков. Его явно прикрутили, но кое-что разобрать всё же можно.
– Не важно, каким именно образом это попало ко мне, – спокойно и даже миролюбиво произносит директор по ту сторону монитора, вертя в руках что-то небольшое, вроде флешки или плеера. – Важнее, откуда. Геннадий, вы знаете про ремонтную контору на Центральном рынке? Они ещё чинят всякую технику типа телефонов и наушников?..
Старший смены кивает.
– А вы знаете, что в последнее время у них нет никаких проблем с запчастями?
На этот раз реакция нулевая. По крайней мере, со спины.
– Думаю, вы уже догадались, к чему я клоню? Кстати, где ваш брат? Я вроде бы просил подойти вас обоих?
– Он… попал в пробку…
Алекс никогда не слышал, чтобы голос его старшего звучал настолько безжизненно.
– Опаздывает, значит? – Дмитрий Всеволодович откидывается в кресле и бросает то, что крутил в руках, в ящик стола. – Тогда давайте пока поговорим вот о чём: почему вы не сообщили о краже? Почему вместо этого выключили камеры и навели подозрение на своего подчинённого, а виновного перевели в свою смену?
«А? Камеры? Перевёл?..»
– Потому что… думал, что смогу за ним уследить.
Геннадий отвечает только на последний вопрос, но у Алекса в голове начинается свистопляска. Живо вспоминаются недовольные взгляды и слишком кстати заданные вопросы – а ведь казалось, старший действительно его подозревает и кипит от искреннего негодования!
«Так вот почему ты оставил мне ключи и заставил убираться?.. Ублюдок!»
Возможно, что-то заметив по его лицу, седовласый, стоящий с другой стороны от женщины-адвоката, наклоняется за её спиной к Алексу и негромко поясняет:
– Узнав, что камеры были отключены, менты решили, что именно в это время и была совершена первая кража, но мы проверили отснятый материал за весь день и обнаружили, что кое-кто вошёл на склад с пустыми руками, а вышел с занятыми. А ещё немного покопавшись в записях, убедились, что молодой человек занимается этим с прошлой недели. Осталось только проследить за ним и узнать, куда он сдаёт украденное.
Сложно чувствовать благодарность к человеку, которого считаешь своим врагом. Однако элементарная вежливость вынуждает Алекса кивнуть на эту речь, полную самовосхваления. И снова повернуться к монитору, тем более, что разговор в соседней комнате продолжается, но отец Максима вдруг решает продолжить:
– Скорее всего, увидев тем вечером, что ты ещё не ушёл, этот ваш Гена решил задержать тебя и тем самым дополнить свою мистификацию с отключенными камерами.
Похоже, старик считает его полным идиотом, вот и разжёвывает, как для дауна. Однако кое-что Алекс действительно пока не понял… картинка вроде бы сложилась полностью, но в ней не хватает последнего кусочка: того самого, про удар по затылку. И бутылку.
– Значит, и флешку несколько дней спустя… тоже он мне подкинул?
Это не столько вопрос, сколько мысли вслух, но озвучив их, Алекс тут же ловит на себе косой взгляд Надежды. А старик кивает и указывает взглядом на монитор.
– Но разве тебе не интереснее, кто настоящий вор? И кто устроил тебе тёмную в прошлое воскресенье?
– И кто же?
– Попытайся вспомнить, кого ты мог обидеть за последние дни?
– Вас?
Похоже, старику подобный ответ не кажется остроумным, потому что тот поджимает губы и отворачивается, но зато в комнате снова становится слышно голоса из динамиков.
– Почему вы передумали? – спрашивает директор в этот момент. – Геннадий, я просто хочу понять: вы несколько раз пытались навести подозрение на Александра, но потом вдруг сдались… А ведь кражи не прекратились, наоборот – ваш брат окончательно осмелел, оставил в покое брак и стал брать товар прямо с витрин… Что-то произошло? Что-то изменилось?
Оба кабинета наполняются тишиной, потому что старший смены не торопится отвечать. А старик тем временем уже второй раз бросает взгляд на часы. Алекс поглядывает на него краем глаза, но по лицу отца Максима трудно что-то прочитать. Это у них семейное?
– Гена, – ещё мягче и миролюбивее, чем до этого, произносит Дмитрий Всеволодович, подаваясь вперёд и почти укладываясь на стол. – Я могу понять, что из-за родственных чувств вы решили сделать всё, чтобы защитить своего младшего брата. Но почему просто не объяснили ему, что воровать – плохо?
– Думаете, я не пытался?!
Вот это уже знакомый Алексу крик. Его слышно из-за стены даже без всякой аппаратуры.
– Но этот идиот… он всегда делает, что хочет!
– Так вы просто опустили руки? – тем не менее директор продолжает говорить довольно тихо. – И оставили Александра в покое?
– Да. Да, я опустил руки! Поэтому что этот сопляк заявил, что сам со всем разберётся! И вообще, что ему нравится тот гомик!
– Гомик?..
Алексу кажется, что из комнаты понемногу откачивают воздух. Дышать ещё можно, но для каждого вдоха требуется усилие.
– Ваш брат тоже гомосексуал?
– Мой брат – дебил! Вбил себе в голову всякую новомодную хрень про свободу и мол пол вообще значения не имеет…
– Пансексуал? – кажется, директору искреннее интересно.
– Какое это вообще имеет значение?!
А вот нервы Геннадия Алексеевича всё больше сдают.
Кусая губы, Алекс смотрит на этих двоих, и мысленно он солидарен со своим почти бывшим старшим. Сколько можно тянуть кота за хвост? О ком идёт речь, уже ясно, но пока не было сказано ни слова про разгром магазина!
– Кстати, в прошлое воскресенье камеры тоже вы отключили? – вдруг вбрасывает Дмитрий всё тем же легкомысленно-заинтересованным тоном.
– Нет! Я вообще не имею к этому отношения!
– А кто имеет?
Видимо, в этот момент Геннадий догадывается, что его пытаются вынудить произнести некую информацию вслух. Или у него просто срабатывает инстинкт. Но старший второй смены в ответ только мотает головой. В комнате же по эту сторону монитора мужчина, сидящий перед компом, вдруг пробегает пальцами по клавиатуре, увеличивая изображение с другой камеры. Отец Максима наклоняется к его плечу, подслеповато щурясь, а вот Алекс сразу узнаёт пятнистый хохолок. Даже на чёрно-белом видео.
Николя заходит в магазин.
Цокнув языком, седовласый вздыхает:
– Ладно, вытянули, что успели, теперь послушаем этого красавца.
Алекс же прижимается к окну спиной, глубже усевшись на подоконник. Он пытается осознать, как такое вообще возможно? Какой-то сопляк, едва успевший закончить школу и устроиться на первое место работы, решился на кражу бракованного товара… а избежав наказания, рискнул повторить. А потом ещё и ещё. Но узнав, кого пытаются подставить вместо него, почему-то пожалел невинную жертву? Стоит вспомнить, как этот парень крутился вокруг… как пристально смотрел… как звал сходить в кино… и как внезапно стал агрессивным, услышав, что у Алекс есть «бойфренд» – становится не по себе.
«Не может быть…»
Алекс мало разговаривал с Николя, но он никак не мог не узнать его голос среди тех, что слышал в ту ночь! А значит, стажёра там не было!
Но судя по всему, оба адвоката уверены в обратном.
– Зачем весь этот цирк? Почему вы не арестуете парня и не допросите нормально?
Старик оборачивается с видимой неохотой:
– У нас нет доказательств его причастности к последним событиям.
– Разве он украл не на достаточную сумму, чтобы заслужить срок?
– Достаточную… но разве могу я допустить, чтобы этому поганцу сошло с рук организованное групповое… нападение на сына моей старой подруги?
Пауза перед словом «нападение» заставляется Алекса напрячься. А он и так уже сидит, как на уголках, а хохлатый стажёр ещё только входит в кабинет – на мониторе видно угол открывающейся двери.
Но вдруг он исчезает, и из коридора доносится хлопок, а директор вскакивает с кресла.
– Чёрт!
Словно подстёгнутая восклицанием старика, адвокатша метеором вылетает из маленького кабинета. Но только она. А вот старик лишь качает головой. Спрыгнувший с подоконника Алекс останавливается на полушаге – поддавшись импульсу, он почти уже выбежал следом за Надеждой.
Мужчина же за компом начинает механически переключаться с одной камеры на другую, прослеживая путь беглеца, пока тот не покидает магазин.
– Он, наверное, увидел лицо своего брата и по обстановке всё понял, – подаёт голос Алекс. – Вы никого не оставили сторожить?
– Оставил.
– Что-то не помню, чтобы видел кого-то снаружи.
Хмыкнув уголком рта, старик всё-таки выходит в коридор, и Алекс бредёт за ним до самой раздевалки и крыльца. И конечно же, на улице не оказывается никого, кроме запыхавшейся женщины с задравшейся на самые бёдра юбкой, явно не предназначенной для бега. Лишь мгновение спустя до Алекса доходит, что он не видит и чёрной машины. Конечно, парковка тут запрещена, но Максим вряд ли бы отлучился вместе с водилой, чтобы найти стоянку… да и вообще, куда-то бы ушёл…
Если только не был тем, кто караулил снаружи.
– Он его убьёт, – само собой срывается с губ.
– Не должен, – без особой уверенности возражает старик. – Он обещал.
«Это потому что Макс не знает, как именно надо мной издевались на самом деле…» – мелькает мысль. Но вслух Алекс ничего не произносит.
Глава 22. «Отчаянное путешествие»
****
– Caша, ты куда?
– B cпортзал.
– А тебе можно?
«Нет».
– Kонечно, меня же выписали!
– Да, но тебя выписали только сегодня!
Врать неxорошо. Tак же как и парням с парнями трахаться или похищать людей, чтобы выбить из них признание в преступлении. Но наверное, иногда всё-таки можно.
Захлопнув дверь квартиры, Алекс неспешно спускается по лестнице. После недели без компа было бы более логичным сейчас забуриться в какую-нибудь игрушку или проверить обновления на любимых каналах ютуба… но едва добравшись до дома и практически этим занявшись, он обнаружил, что не способен сосредоточиться на экране. В ноющую голову постоянно лезли сомнения и вопросы. И поэтому было принято решение слинять из дома. Хоть куда-нибудь. Но раз уж речь зашла про спортзал, почему бы и нет? Правда, врач запретил любые физические нагрузки – но абонемент-то уже оплачен…
«…если бы я внимательнее отнёсся к Николя, смог бы что-то заметить? Изменить?»
В маршрутке жарко и душно, голова начинает болеть сильнее, а мысли снова возвращаются к обмусоливанию последних событий, но Алекс всё ещё никак не может поверить, что это мелкий стажёр натравил на него тех ублюдков.
Он даже высказал свои сомнения старику, а в ответ услышал следующее:
– А кто же ещё это мог тогда быть? Mолодой человек, представьте себе всех своих знакомых, как большую толпу, а потом мысленно обведите каким-нибудь цветом тех, кто мог слышать о ваших… эм-м… нетрадиционных предпочтениях. Сделали? А теперь другим цветом тех, у кого мог быть ваш номер телефона. Потом тех, у кого есть доступ к магазину – да-да, вы же не забыли, что дверь была незаперта, а камеры выключены? И последняя группа: кто мог желать вам зла? Причина неважна: зависть, ненависть, ревность, обида… Сделали? А теперь скажите мне, кто оказался во всех выделенных группах? И при этом имел мотив, чтобы подставить вас?
С такими рассуждениями сложно не согласиться. Но в воображении Алекса «обведёнными» множеством «линий» оказалось несколько человек, только вот большинству из них, чтобы попасть во все группы, чего-то не хватает: мотива, доступа, желания… впрочем, ни в чём нельзя быть уверенным. Ведь Алекс понятия не имел, насколько сильно задел Николя – и с тем же успехом может ошибаться и в других людях. Взять того же старика: вроде бы Юрий Васильевич не должен желать ему зла, ведь Алекс – сын его «старой подруги»… но кто знает, как на самом деле обстоят дела?
Забравшись в густые дебри размышлений и увязнув в них, Алекс проезжает нужную остановку и замечает это, только оказавшись на противоположенном краю города. Но решив не пересаживаться, делает круг. Как и его мысли.
«Почему я сразу не заподозрил старшего смены? Ведь это он оставил мне в тот день ключи, а потом, на следующий, так вовремя об этом вспомнил… и вообще, сделал всё, чтобы остальные начали во мне сомневаться…»
«…но тогда получается, он решил подставить меня ещё до того, как пошёл слух, что я гей?»
«Почему?»
«Что я ему сделал?»
Во второй раз Алекс вовремя замечает знакомые здания за окном газельки и вдавливает до упора кнопку «Хочешь выйти – нажми меня». Маршрутка тормозит прямо напротив огромного спортивного комплекса. Правда, пока он катался, уже начало темнеть… но вроде бы они работают до восьми?
– Здравствуйте, – Алекс подходит к стойке с доисторической табличкой «Справка». – Скажите, я могу поменять спортзал на бассейн?
– У вас абонемент на следующий месяц? – пожилая женщина с насмерть затянутыми на затылке волосами смотрит на него из окошка с таким подозрением, словно работает в банке, а на Алексе надета чёрная лыжная маска.
– Нет, на этот.
– Сколько осталось неиспользованных посещений?
– Пять. Я только один раз приходил…
– Справку принесли?
Вопросы выстреливают, как из автомата, и Алекс помимо воли смущённо улыбается. И уже жалеет, что вообще подошёл.
– Нет… но я на днях прошёл обследование, и меня заверили, что я совершенно здоров…
– Какая радость, – саркастически ухмыляется старуха. – И на вшей вас тоже проверяли?
– На вшей – нет…
– Тогда пройдите на четвёртый этаж, но сначала оплатите осмотр в кассе.
Не веря, что выход нашёлся, хоть и не бесплатный, Алекс ввязывается в бюрократический круговорот со скаканием по этажам, квитанциями и очередями. Но зато в пульсирующую от боли голову больше не лезут посторонние мысли. И только добравшись наконец-то до тёплой бирюзовой воды, разделённой на дорожки, погрузившись в неё, закрыв глаза и расслабившись, он снова оказывается открыт для терзаний и сомнений.
«Как поступит Макс, узнав, что я ему соврал?.. Или у Николя хватит мозгов умолчать подробности? А ведь если его там не было, он может ничего и не знать…»
На выбранной дорожке никого нет, и лишь отдалённые брызги и шлепки доносятся с середины бассейна. Хочется спать. Не открывая глаз, Алекс лежит на поверхности воды, раскинув конечности, и раскалённая лава в его черепушке тоже понемногу успокаивается. Но поплавать удаётся не дольше получаса – да, комплекс работает до восьми, но бассейн почему-то закрывается на час раньше. Последним выбравшись из воды и довольно долго простояв под колючим душем с миллионом острых струй, Алекс быстро одевается и выходит на улицу – ветер тут же вгрызается в сырые волосы, а у куртки даже нет капюшона, и начинает казаться, мозги сейчас примёрзнут к затылку… однако пройдя немного вдоль дороги, Алекс с удивлением обнаруживает, что голова перестала болеть.
«Отлично. Зато простужусь.»
Трель звонка рождается где-то на грани слуха, и лишь прислушавшись и уловив вибрацию в кармане, Алекс осознаёт, что это ожил его телефон.
– Привет, ты где? – доносится из трубки.
«Максим!»
– В центре, а ты?
– Где именно? Я сейчас подъеду.
От его голоса всё внутри замирает. Этот сдержанный тон… почему-то сейчас он кажется особенно холодным и даже враждебным.
– Как там Николя? Он признался? – вроде бы обычный вопрос заставляет затаить дыхание в ожидании ответа.
– Кое-что. Так где ты? Назови адрес.
– Что именно он тебе рассказал?
В трубке повисает тишина, Алекс тоже молчит. И это молчание стоит ему титанических усилий и выдержки.
– Много чего. Например, сдал своих дружков. А ещё поведал, что ты с тем жирдяем на свиданки ходил.
«Так он из-за этого?..»
Сразу становится легче дышать, да и как-то веселеет на душе. Алекс даже замечает, что улыбается.
– Подумаешь – один раз сходил в ресторан! Уверяю тебя, я понятия не имел, что это свидание… да и в любом случае, оно стало бы последним, потому что Дмитрий отказался принять «мои чувства»…
– Твои чувства?! Ты ему что, призн-
– Нет, конечно! – Алекс смеётся, и тут его взгляд падает на яркую вывеску кинотеатра. – Кстати, не хочешь сходишь в кино? На вечерний сеанс? Я сейчас у «Премьеры», и тут всё ещё крутят «Аквамена».
Кажется, Максим вот-вот пошутит про места для поцелуев или о чём-то в этом роде… но он реагирует коротко и сдержанно:
– Хорошо. Буду через пять минут.
И звонок обрубается. Алекс пару секунд смотрит на погасший экран, а потом поднимает взгляд на интерактивную табличку с сеансами, закреплённую над афишей, чем-то напоминающую расписание самолётов или поездов. И если ей верить, то ещё можно успеть на ближайший показ. Только вот от занятых у матери денег осталось рублей сорок – хватит разве что на маршрутку. Хотя директор же обещал что-то там перечислить на карточку… Но к банкомату около кинотеатра уже очередь с полкилометра, а ближайший… нет, беготня туда-сюда займёт дольше пяти минут, так что лучше остаться на месте. А если богатенький «Буратино» появится раньше, чем удастся добраться до банкомата – невелика беда.
Встав за группкой из трёх стрекочущих девушек, Алекс морщится – снова начинает гудеть голова. Очередь продвигается медленно, за спиной то и дело тормозят машины или раздаются всякие: «привет», «эй, я тут», «давно ждёшь?» – и постепенно он перестаёт реагировать на них, как и оборачиваться и пытаться найти взглядом знакомую фигуру в красном…
«Хотя, какой красный? Макс же теперь щеголяет в коричневом…»
Денег на карточке оказывается не больше, чем неделю назад, только зарезервированная банком сумма, чтобы счёт не закрылся. Толпа у входа в кинотеатр начинает редеть. Прошло уже больше, чем пять минут, и даже больше, чем полчаса. Сеанс давно начался. Алекс стоит, прислонившись к круглой, отделанной под мрамор колонне, и смотрит на яркие смазанные огни проносящихся мимо машин. Eму всегда нравилось тёмное время суток и вся эта иллюминация. Но на душе неспокойно – Алекс уговаривает себя, что случилось что-то серьёзное, ведь иначе бы Максим позвонил и предупредил о задержке… но именно это и вызывает тревогу.
«Может, он так избил Николя, что его арестовали?»
«Или авария на дороге?»
«Или папаня решил снова вмешаться?»
Но ожидание не слишком затягивается – с опозданием в сорок минут среди прохожих наконец-то появляется высокая фигура в кожаной куртке и с растрёпанными ветром волосами. Выдохнув, Алекс шагает ей на встречу, но тут же замирает на месте: опущенная голова, засунутые в карманы руки, ссутулившаяся спина – Максим идёт быстро и целеустремлённо. Алексу даже кажется, что его сейчас ударят.
«Он всё знает…»
– Почему ты не сказал?!
Остановившись на расстоянии шага, Максим произносит это с надрывом, но так тихо, что из-за уличного шума едва удаётся расслышать. Но постепенно его голос начинает набирать громкость:
– Ты не доверяешь мне? Боишься, что станешь мне противен? Или что я слечу с катушек и брошусь убивать? Ты ТАК обо мне думаешь, ДА?!
Под конец несколько прохожих даже замедляют шаг, оборачиваясь на крик. Алекс впервые видит, чтобы Максим настолько потерял над собой контроль. Он же всегда такой сдержанный. Такой спокойный.
Вдруг за плечи хватают и встряхивают, словно куклу, подкативший к горлу комок застревает на вдохе… впрочем удар спиной об колонну тут же отправляет этот ком обратно в желудок. Глаза Максима скрыты в темноте и совершенно невидимы, но горькая складка губ кажется наполненной презрением.
– Я… никогда… – слова с трудом проталкиваются через горло.
Но его снова встряхивают, заставляя подавиться ими.
– НЕ ВPИ!
Отвернувшись и уронив взгляд, Алекс принимается разглядывать рекламу сотовой связи – ядрёно-жёлтую и раздражающе-жизнерадостную.
Наконец его отпускают. Но вместо привычного «извини» царит молчание. И тогда затопившая внутренности обида выплёскивается уже из Алекса:
– А ты много мне рассказывал? Ну хоть что-то особенно важное и личное? Например, что твоя мама в психушке? Или что ты убил человека?
Слова жгут корень языка. Мир пытается покачнуться, но колонна служит надёжной опорой.
И вдруг становится свободнее. Максим отступает назад. Шаг, ещё один… он всё ещё смотрит на Алекса… но вот уже отворачивается и врезается в толпу.
Это даже больнее, чем пинок в солнечное сплетение. Хочется сползти на асфальт и обнять колени руками, сжаться, исчезнуть… но вместо этого Алекс заставляет себя глубоко вздохнуть и посмотреть на тёмное небо. Звёзд совершенно не видно.
«Я не должен был этого говорить… не так. Не сейчас… Но и он тоже мог бы… Чёрт!»
Оттолкнувшись от колонны, Алекс направляется в противоположенную сторону. Но стоит пройти несколько шагов, как в метре от него к тротуару притирается большая чёрная машина с округлыми формами.
– Максим Юрьевич не с вами? – высовывается из-за двери голова в фетровой шляпе.
Кажется, его зовут Валентин.
– Уже нет.
– А где он?
– Разве вам не лучше знать?!
Фыркнув, Алекс отворачивается и, так и не остановившись, переходит на быстрый шаг, словно стремясь убежать от автомобиля. Впрочем, никто и не пытается его догнать.
Он снова вспылил. Снова был не прав. Но кому какое до этого дело?
На конечной остановке толпа народа, и весь подъезжающий транспорт мгновенно забивается битком. Алекс стоит чуть в стороне, наблюдая за штурмом автобусов и газелек. Влезать в них и сдавленным трястись всю дорогу нет никакого желания. Но спустя минут сорок ему всё же удаётся забраться в маршрутку и даже занять сидячее место.
Мама встречает Алекса в коридоре, едва заслышав поворот ключа в замке. Но почему-то, увидев его, лишь кивает сама себе и скрывается в комнате. Бледная, растрёпанная, в изношенной ночной сорочке. И это старая подруга самого влиятельного в стране адвоката? Может, про «самого» Алекс и погорячился, но суть ведь остаётся прежней: сложно представить, что именно связывает обычную проводницу и такого «большого» человека. Они ведь даже из разных городов.
– Ма, ты ничего не хочешь мне рассказать?
– О чём?
Алекс заходит в комнату и плюхается на кровать. И принимается наблюдать, как быстро двигается игла с нитью в руках мамы – она штопает его носки.
– Например, о Юрии Васильевиче Зотове.
– Нет.
В прошлый раз подобный ответ остановил Алекса, но сейчас у него не то настроение.
– Почему?
– Потому что тебя это не касается.
Жёстко. Обычно она начинает так вести себя, когда обижается. Только вот чем он уже успел её обидеть? Ведь только пришёл… или это ещё с прошлого раза? Из-за всей этой истории с Максимом?
– Он что, был твоим любовником?
Вскинутый взгляд стремительно заполняется праведным гневом. Ну конечно, как он посмел… Советское воспитание и всё такое…
– Это твой дружок тебе такое сказал?
«Тц, опять двадцать пять!»
– Причём тут Макс?! Ничего он мне не говорил! Он мне вообще ничего никогда не говорит!!!
Отвернувшись к стене, Алекс накрывает голову подушкой. В висках пульсирует кровь, глаза начинает щипать. Почему-то ему сейчас в сто раз больнее, чем от похабных усмешек и грязных действий тех уёбков… Всего два человека дороги ему. И оба от него отвернулись.
– Мы встречались, – вдруг доносится сквозь толщу куриного пуха. – Ещё до знакомства с твоим отцом. Но родители Юры присмотрели ему партию получше.
– Так старик родился в Ярославле?
– Да, он родился и вырос здесь, но друг его отца переехал в Москву, там женился, и когда у него родилась дочь – кажется, они сразу договорились поженить своих детей.
– Но это же… как в средневековье!
Скинув подушку, Алекс садится и смотрит на мать во все глаза. Она же аккуратно растягивает дырявую пятку носка на старой лампочке и продолжает штопку.
– Мам, если бы он любил тебя…
– То что? – она снова поднимает взгляд, но тут же возвращает обратно к шитью. – Наплевал бы на желание родителей и их материальную поддержку? На приготовленное в МГУ место? Отец его невесты смог пробиться очень высоко, сойтись с очень влиятельными людьми, и стать зятем такого человека в то время было всё равно, что выиграть джек-пот в «Русское лото».
– И он просто отказался от тебя?
– Просто или нет… какая разница? – лёгкое, едва заметное пожатие хрупких плеч под тонкими бретельками сорочки. – Иногда человек всё осознаёт сразу и честно об этом говорит, а иногда врёт, чтобы облегчить свою совесть: врёт другим и себе, и даже некоторое время верит в эту ложь… но результат от этого не меняется.
Что-то в тоне матери заставляет заподозрить двойное дно в её словах. Немного подумав, Алекс нерешительно спрашивает:
– Ты думаешь, Макс меня обманывает?
Мама вздыхает и откладывает носок. Теперь её взгляд пропитан сочувствием.
– Сынок, подумай сам, ну на кой ты ему? Он москвич, у них там свои нравы… и свои развлечения. Может быть, сейчас он и правда тобой увлечён, но пройдёт какое-то время и… он поймёт, где его место. Юра сказал, он психически нестабилен? И потерял работу? Значит, найти новую будет сложно – особенно без помощи отца. Да и где он будет искать? В Ярославле? Только вот, боюсь, здешние зарплаты москвича лишь рассмешат. Или ты собрался поехать с ним в Москву? Думаешь, Юра вас поддержит? Как вы будете жить? Где? На что? И как же… дети?
Ещё днём услышав что-то подобное, Алекс бы вспылил. Но сегодня он уже выдохся. Да и нельзя сказать, что в словах матери нет никакого смысла… просто он сам старался обо всём этом не думать. Да и что теперь переживать? Максим ушёл.
Хотя в глубине души тлеет надежда, что он вернётся.
– Ма, я не знаю… я ничего не знаю.
Внезапный звонок в дверь заставляет вздрогнуть и глянуть на часы. Десять вечера.
– Чего сидишь? Открывай… – неодобрительно качнув головой, мама снова берётся за натянутый на лампочку носок.
А ноги Алекса немеют и отказываются нормально гнуться. Он, конечно, хотел, чтобы Максим пришёл… даже ждал этого – в конце концов, тот всегда первым делал шаг к примирению… хотя обычно сразу, а не спустя несколько часов – но ведь Алекс ещё не успел морально подготовиться! Да и сказанное мамой пока не переварил…
И всё же он кое-как добирается до двери и, немного помедлив, открывает её – правда, забыв глянуть в глазок. И потому сильно удивляется, услышав:
– Доброй ночи, извините, что так поздно… Максим Юрьевич не появлялся?
Мужчина снимает фетровую шляпу и прижимает к груди. Алекс мотает головой и прикусывает нижнюю губу.
– И не звонил?
– Нет. А что, потеряли?
– Да, к сожалению…
– Как же он смог от вас ускользнуть?
Почему-то этот маленький укол доставляет капельку удовольствия. Валерий же в ответ отводит взгляд.
– Может, Макс вернулся домой? – Алекс прислоняется плечом к косяку двери и засовывает руки в карманы джинс. – Он же снял новую квартиру?
– Там его нет.
– А если просто заперся и не открывает?
– Нет. Мы установили там жучок, поэтому…
«Жучок? Там?» – онемев, Алекс не моргая смотрит на позднего гостя. – «А где ещё вы их устанавливали?..»
– …и если у вас тоже нет никаких предположений…
Кажется, он пропустил часть сказанного. Приходится мотнуть головой и на время выкинуть из неё все лишние мысли.
– Нет у меня предположений! Но в чём дело? Ну потеряли сегодня, завтра найдёте…
Валерий вздыхает.
– Завтра может быть поздно.
– Почему?
– Его состояние… после некоторых новостей… Я отвёз его к отцу, чтобы хотя бы Юрий Васильевич смог убедить сына выпить успокоительное, но… Максим Юрьевич сбежал. И некоторые прецеденты из прошлого вынуждают нас беспокоиться.
Медленная сбивчивая речь напоминает Алексу изворотливые объяснения какого-нибудь чинуши, пытающегося повесить лапшу на уши прессе. Или утаить за крошками безопасной правды нелицеприятную истину.
– О чём вы… говорите?
– Так у вас нет никаких предположений?
«Предположений…»
– Не знаю… Может, он надирается сейчас в каком-нибудь баре?
– Я проверил все крупные заведения в центре города, – уверенно заявляет «нянь», – а в мелкие Максим Юрьевич вряд ли бы зашёл.
Он будто гордится. Словно сын его нанимателя – какой-то редкий жеребец, брезгующий тесными стойлами. Алекс вздыхает, мотает головой и без особой надежды, чисто для исключения ещё одной маловероятной теории, оборачивается к комнате.
– Ма, Максим же вернул тебе ключи от квартиры тёти Веры?
– Ничего он мне не возвращал, – прилетает ответ.
– Благодарю, – доносится от двери, а следом топот по лестнице.
Алекс резко выдыхает, накидывает на плечи куртку и, даже не развязав шнурки, прыгает в кроссовки.
– Ма, если не вернусь до полуночи, не беспокойся!
– Саша, куда ты на ночь глядя?!
Но он уже захлопывает за собой дверь и сбегает следом за Валентином, на ходу пытаясь впихнуть пятки в смявшиеся кроссовки.
Припаркованная у подъезда машина уже трогается с места, когда Алекс вылетает из подъезда. Остаётся только броситься наперерез и практически улечься на капот.
– С ума сошёл! – распахивается дверь, и водитель выскакивает наружу. – А если я…
– Я с вами!
– Тебе не надо…
– Я с вами!!!
– Ладно… Запрыгивай… -те…
Неожиданно быстрая капитуляция. Или москвичи все такие? Недоверчиво следя за мужчиной, Алекс отпускает капот и быстро ныряет на первое сиденье. И первые несколько минут всё никак не может отдышаться. Дурное предчувствие колотиться в груди,
заставляя то и дело на косится на Валерия, но тот лишь сдвигает ручку переключения передач, трогает машину с места и за всю дорогу так и не произносит ни слова. И только когда они уже подъезжают к подъеду с разбитым фонарём, неожиданно предупреждает:
– Не рекомендую вам подниматься туда одному. Но если хотите – я подожду здесь.
Алекс нервно хмыкает.
– А что там со мной может случится?
– Всякое. Но Юрий Васильевич распорядился, что если вам представится случай своими глазами увидеть всю глубину испорченности его сына – не мешать вам.
Раньше Алекс как-то не особо обращал внимания на личность Валерия, но сейчас этот мужчина кажется ему воплощением услужливого пса. Даже морда его… то есть, лицо, выражает исключительно должностное рвение. А ведь он помог Максиму похитить Николя… интересно, в допросе он тоже участвовал?
Взгляд сам собой падает на руль. На руки, лежащие на нём. И замечает несколько мелких отметин на костяшках пальцев. Впрочем, содрать с них кожу можно и просто задев что-нибудь тыльной стороной ладони…
– Скажите, что произошло днём? – Алекс задаёт вопрос, уже взявшись за ручку дверцы и приоткрыв её. – Николя…-лай сразу всё рассказал?.. Максим с ним потом… ничего не сделал?
Валерий склоняет голову к плечу и какое-то время рассматривает Алекса в темноте (свет в салоне никто не включал).
– Вы действительно хотите знать?
– Да.
– Николай признался сразу, ещё в машине. И даже любезно согласился показать, где именно проживает парочка его друзей, причастных к инциденту с магазином. К сожалению, он оказался знаком не со всеми участниками… чем вызвал неудовольствие Максима Юрьевича… и сломанный нос юношу, вероятно, расстроил… и побудил поделиться с нами так же и своими догадками относительно ваших отношений с директором… Конечно же, это не лучшим образом сказалось на настроении Максима Юрьевича, а когда мы ещё и допросили одного из тех двоих, кого удалось застать дома…
– Он совсем вышел из себя?
– Он попытался кастрировать беднягу с помощью стекла от разбитого в подъезде окна. Несмотря на то, что тот молился и божился, что пальцем вас не трогал. Однако ему с самого начала не стоило в ответ на первый же вопрос интересоваться, не друзья ли мы «того педа» и «зажила ли его задница».
– Понятно. Парень жив?
– Был жив, когда я видел его в последний раз.
– Ясно.
Проглотив треклятый комок, уже поселившийся в горле, Алекс выходит из машины. Пять этажей занимают у него несколько минут. Он поднимается медленно, пытаясь придумать, что же сказать. Попросить прощения? Потребовать извинений? Алекс всё ещё обижен, но вот на что именно – точно сформулировать не выходит. Вроде во вспышке Максима не было ничего нелогично, и в чём-то он даже прав… точнее не прав, но вполне имел право вспылить… и когда услышал от Алекса то, что считал своей тайной и о чём точно никогда не захотел бы ему рассказать…
Нет, всё это верно, но – совершенно не то. Понимать мозгами и чувствовать – разные вещи.
«Мне не понравилось, что он на меня накричал?» – стоя перед знакомой дверью, Алекс рассматривает маленький круглый звонок. – «Или просто хотелось, чтобы он обнял меня?»
«Нет-нет-нет… неправда! Жалость – последнее, чего бы мне… но…»
Себя не обманешь.
«Я всё ему объясню. Спокойно и разумно, без криков и психов… он поймёт. Он всегда меня понимал…»
Звонок громкий и раздражающий. Алексу никогда не нравилась эта птичья трель. Однако больше из квартиры никаких звуков не раздаётся. И после второго звонка тоже. И третьего.
«Я ошибся? Его здесь нет?»
Ручка двери повёрнута вниз. Конечно, она могла оставаться в таком положении уже довольно давно, но… Алекс берётся за неё и толкает дверь от себя.
И она поддаётся.
В квартире царит темнота. Едва сделав шаг, Алекс спотыкается о брошенные ботинки.
– Максим?
Шорох. В комнате.
Щелчок переключателя и ярко вспыхнувший яркий свет заставляют человека, сидящего у окна, забиться в угол и практически спрятаться за штору. Чёрные джинсы, чёрная рубашка…
– Макс?
На полу валяется пакетик с какими-то таблетками. Не веря тому, что видит, Алекс застывает у порога.
– Что с тобой?
– Не подходи!
Этот голос не может принадлежать Максиму! Этот жалкий, испуганный, визгливый голос!
– П-почему мне нельзя подойти?
– Не подходи! Не смотри на меня! Нельзя!
– Но почему?
Алекс делает несколько шагов, и человек в углу начинает бешено сучить ногами, цепляясь за штору, натягивая её на себя так сильно, что гардина под потолком издаёт подозрительный треск.
– Хорошо-хорошо! – Алекс отступает назад. – Просто скажи мне, чем тебе помочь?
И вдруг замечает красные потеки на потемневшем от времени линолеуме. Они почти слились с его витиеватым узором… но это же кровь?
«Ебать…»
Мышцы деревенеют. Голова пустеет. Но уже через пару секунд Алекс решительно прижимается к стене и, стараясь ступать так, чтобы старый пол не заскрипел под ногами, подбирается к Максиму. А оказавшись рядом, резко хватает его руку поверх шторы.
– Всё-всё, я не смотрю, не смотрю!
Рванувшееся было тело замирает. И Алекс, продолжая говорить как можно спокойнее, словно уговаривая ребёнка, отводит плотную ткань в сторону и обнаруживает длинную и глубокую рану, идущую от запястья к локтю. Кровь ещё идёт. Видны края перерезанных вен, куски красного мяса… к горлу тут же подкатывает тошнота, но Алекс берёт себя в руки.
– З-зачем ты… сделал это?
– Не смотри, – снова доносится жалобное из-за шторы. – Не смотри…
– Я не смотрю…
Не отпуская руки Максима, Алекс достаёт телефон и набирает «03».
– Скорая. Слушаю.
– Здравствуйте, извините, у меня тут человек… вскрыл вены. Нужна помощь… и ещё он странно себя ведёт.
– Адрес?
– Улице Хлебникова…
– А дальше? Дом? Квартира?
«Дьявол, какой у этого дома номер?..»
– Извините, я сейчас узнаю… Максим, подожди немного, я сейчас.
Аккуратно опустив его руку, Алекс выскакивает в подъезд и вылетает во двор, бежит за угол, там должна быть табличка…
– Что случилось?
Голос за спиной заставляет лишь отмахнуться. Но когда Алекс уже подносит телефон к уху, готовясь продиктовать адрес – телефон неожиданно отбирают. И Валерий повторяет вопрос:
– Что случилось?
– Не знаю! Максим ведёт себя странно! Забился в угол, словно сильно напуган… и он порезал себе руки!
– Ага…
Мужчина бросает взгляд на горящий на дисплее номер и отрубает звонок, кидает телефон обратно Алексу и вытаскивает из кармана свой.
– Юрий Васильевич, это я… Да, как мы и думали… Куда его отвести? Понял.
Больше не взглянув на Алекса, Валерий направляется в подъезд. Остаётся только последовать за ним. Первый этаж, второй, третий… наконец-то пятый. Мужчина быстро обнаруживает Максима за шторой и, пнув по дороге пакетик к бело-синими гранулами, быстро подходит к окну.
И с ходу получает подсечку.
А когда падает, выкатившийся из-под шторы Максим обрушивается локтем на его живот. Потом отпихивает от себя и снова забивается в угол… Валерий поднимается только через минуту. И судя по выражению его лица – ему всё ещё больно. Он так и не встаёт на ноги, а остаётся сидеть и снова достаёт телефон.
– Алло… пришлите пожалуйста бригаду… адрес? – поднимает взгляд на Алекса. – Номер квартиры?
«А сам не знаешь?» – отвечать почему-то совершенно не хочется.
– Что за бригада? – настороженно интересуется тот вместо ответа. – Вы его в психушку хотите отправить?!
– Нет, в частный наркологический диспансер. У парня бэд-трип.
Термин Алексу не знаком, но он никогда не интересовался наркотиками… но звучит довольно хреново – придётся ответить. Да и даже если он этого не сделает, Валерию не составит труда выйти на лестничную площадку и самому взглянуть на табличку с номером на двери.
– Двадцать первая…
Мужчина проговаривает полный адрес в трубку. Потом отключает звонок. А Алекс бессильно приваливается к дверному косяку и смотрит на виднеющуюся из-за шторы ногу.
– Почему он это сделал? Вскрыл себе вены?..
– Кто знает? – мужчина пожимает плечами и тоже переводит взгляд на штору. – В бэд-трипе все негативные переживания усиливаются в сотни раз, так что…
– Но разве наркотики принимают не для того, чтобы поймать кайф?
– Именно для этого. Но иногда случается прямо противоположное…
«Это ведь… не я толкнул его на это?»
__________________
«Отчаянное путешествие» – советский термин для обозначение бэд-трипа, подробнее читайте в википедии:
https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%91%D1%8D%D0%B4-%D1%82%D1%80%D0%B8%D0%BF#cite_note-ICD-9-USSR-1
Глава 23. Мошка
****
Нежно-биpюзовая плитка на полу, шероxоватые кремовые стены и пахнущие настоящей кожей низкие и широкие кресла, по форме напоминающие приплюснутые кубы – всё это выглядит стильно, красиво и респектабельно. Kак и аккуратная, идеально сидящая на медсестричках форма светло-голубого цвета. Ну и на медбратьях, конечно. Похоже на накрахмаленные пижамки.
«Значит, в частных клиниках даже обычные медицинские халаты – моветон?»
Дверь в палату напротив закрыта, время от времени туда заныривают крепкие парни, катящие какие-то стойки с трубками, и тонкокостные девицы со шприцами, пакетами, склянками… Но большую часть времени в коридоре царит звенящая тишина. Bзгляд скользит по растениям в больших резных горшках, по номерам на палатах, мелким соринкам, забившимся под соседние кресла, и прочим ничего незначащим деталям – сознание фиксируется на них и пытается извлечь хоть какую-то пищу для размышлений… лишь бы вытеснить воспоминания, как около часа назад трое качков вязали Mаксима и грузили в аккуратный фургон скользящих японских очертаний. Чем-то эта картина напомнила Aлексу попытки запихнуть разбушевавшегося забулдыгу в ментовкий пазик. Только не было невнятных пьяных воплей. Вместо них уши резала тишина. Максиму сделали укол, но перед тем, как отключиться, он твердил лишь одно: «Вы не сделаете из меня психа, не сделаете!»
Когда Валерий спросил Алекса, хочет ли он поехать в клинику, а если хочет, то с бригадой медиков или с ним – Алекс первым делом глянул на большую чёрную машину. Но полез в японский фургон. И всю дорогу смотрел на безмятежное лицо зачем-то пристёгнутого к носилкам парня, про которого до сих считал, что знает всё самое главное. «Мамы в психушках» и прочее прошлое… он действительно думал, что это неважно. А там, у кинотеатра, сорвался лишь потому, что Максим обвинил его в неискренности, хотя у самого секретов – вагон и маленькая тележка. Но получается, что отказавшись узнавать о нём больше, Алекс сознательно ослепил себя, сделал неспособным понять его боль.
«Cначала Николя… Теперь Макс… Сколько ещё вокруг меня людей, на которых я смотрю каждый день, но ничего не вижу?! Просто потому, что не считаю нужным?»
Из омута самобичевания выдёргивает тихий звук открывшейся двери.
– Извините… – Алекс неосознанно понижает голос до шёпота.
Вышедшая из палаты медсестра с полным подносом пустых баночек и использованных шприцов, оборачивается и немного глупо хлопает глазами:
– Чем могу?..
– У вас нет чего-нибудь от головной боли?
– Да, конечно, сейчас принесу.
Цок-цок. Каблучки. Звонкий перестук отдаётся прямо на подкорке мозга и напрочь разрушает атмосферу трепетного соблюдения тишины. Алекс морщится, следя за удаляющейся фигуркой и её отражением в гладкой плитке пола. Это не тень, а именно отражение, просто нечёткое и больше похожее на смазанное пятно.
Шорх-шорх-шорх. С первого этажа поднимается отец Максима. Oн приехал почти одновременно с Валерием, и похоже, до сих пор разбирался с финансовыми делами. В каждой руке старике по коричневому стаканчику из какого-то плотного картона – запах кофе долетает до Алекса раньше, чем мужчина подходит к нему и протягивает один.
– Спасибо.
– Неважно выглядишь.
«Мы снова на "ты"?»
– Вы тоже.
Хмыкнув, старик остаётся стоять, а Алекс подтягивает себя выше в кресле и делает первый осторожный глоток. Но кофе оказывается не горячим. Но и не холодным. Как раз, чтобы сохранить насыщенный вкус, но не обжечь пищевод.
– Собираешься всю ночь тут просидеть? – сунув освободившуюся руку в карман, интересуется старик, глядя на него сверху вниз, словно коршун. – Может, отвезти тебя домой?
– А вы?
– А мне ещё надо будет кое-что обсудить с врачом…
– Всё так серьёзно? Максим здесь надолго?
Алекс не рискнул спрашивать у персонала, да и вряд ли бы ему ответили (с конфиденциальностью тут явно ещё строже чем в государственной больнице), но что-то подсказывает: старик тоже в подробности вдаваться не станет. Но вдруг?
– Пока кровь почистят и всякую дрянь выведут… – сделав небольшой глоток кофе, мужчина опускает скептический взгляд на стаканчик и добавляет: – Могут утром отпустить, но я хочу подержать его здесь подольше. На всякий случай.
– Какой случай? – быстро реагирует Алекс.
– Всякий.
Недвусмысленный намёк на закрытие темы – они точно отец и сын – но можно попробовать зайти с другой стороны:
– И часто Максим… попадает в такие места?
В этот раз старик делает неопределённое движение головой, всё ещё с сомнением косясь на свой кофе, и отвечает немного рассеянно:
– Pаньше бывало.
– Раньше?
– У него всегда было слишком много свободного времени и плохая компания.
«И плохой отец», – мысленно добавляет Алекс, снова присасываясь к стаканчику. Мысленно – потому что понятия не имеет, как и что там у них было на самом деле. Но кажется, сын для Юрия – не более чем досадная ноша, которую приходится нести. И подобное отношение не вызывает у Алекса ничего, кроме раздражения.
– Ну так что? – нарушает молчание старик, видимо, принявший решение, что кофе пить всё-таки можно, и сделавший второй глоток. – Eщё не жалеешь, что связался с психом-наркоманом?
– Если я о чём-то и жалею, так это что Макс не предложил разделить ту дозу на двоих.
Получается довольно резко. Брови старика округляются, а во взгляде появляются изумление и вопрос. Не дожидаясь, пока его озвучат, Алекс мотает головой.
– Нет, я никогда не пробовал наркотики и не планировал пробовать. Но я хотел бы, что Максим ничего от меня не скрывал. Что же до вас… Юрий Васильевич… скажите, вам вообще интересно, что толкнуло вашего сына на этот поступок? Что с ним вообще происходит?
Теперь седые брови сходятся над переносицей.
– Что с ним происходит? – старик почти копирует презрительную интонацию Алекса, даже голос делает тоньше, но тут же переходит на тихий рык: – Да то же, что и всегда! Этот слабак просто снова решил сбежать от проблем!
Почему-то это настолько неприятно слышать, словно слабаком назвали не Максима, а самого Алекса. К тому же, разве Максим хоть раз сбегал от проблем?! От злости становится душно. Стаканчик сминается в руке. Чтобы не облиться недопитым кофе, Алекс ставит его на пол около кресла. На кончике языка кишат сотни язвительных заявлений, но что-то удерживает их там. Быть может, благодарность за расследование дела с кражей…
– Вы не знаете своего сына, – заявляет наконец Алекс, и тут же вспоминает, что уже однажды произносил эти слова. Поэтому добавляет: – И я не знаю его до конца. Но разве не вы сделали его таким?
– Не я… – старик оборачивается на звук шагов с лестницы, – а его мать…
На этаж поднимается медсестра, она приближается к Алексу с двумя весёлыми розовыми стаканчиками из пластика. В одном оказывается вода, а в другом – две мраморные таблетки.
– Спасибо.
– Пожалуйста.
Алекс не уверен, что ему нужны обе, но медсестре, наверно, виднее? Шероховатые и твёрдые, таблетки проскальзывают по пищеводу с большим глотком воды. Стаканчики возвращаются девушке, и та, вежливо улыбнувшись, уходит. Цок-цок-цок. Алекс снова смотрит ей вслед, раздумывая, упущен ли момент или ещё можно спросить, что старик имел в виду? Никто не учил его правильно задавать вопросы, но если Алекс опять сдастся, опять оставит всё, как есть… кто знает, возможно, допустит третью, фатальную ошибку, после которой уже никогда и ничего не сможет исправить.
– Если ваша жена сошла с ума… – произносит он медленно, словно ступая по краю обрыва, – это ещё не значит, что ваш сын такой же.
– Конечно, не значит, – спокойно кивает старик, ещё при появлении медсестры вернувший на лицо непроницаемую маску равнодушия. – Но именно она сломала его.
Судя по тому, как высоко он поднимает свой стаканчик, делая глоток, кофе в нём почти не осталось. Алекс молча ждёт продолжения, но мужчина вдруг наклоняется, поднимает с пола его стаканчик и куда-то отправляется. Как оказалось – на поиски мусорки. После чего возвращается с важным и совершенно не растерявшим своей респектабельности видом. Рядом с ним действительно можно почувствовать себя мелким, жалким и убогим. Весь этот лоск… эта аккуратная причёска, запонки с маленькими камушками, даже на вид дорогой и стильный пиджак без единой складочки… а там, за фасадом, жена в псих-лечебнице и проблемный сын-гей, балующийся наркотой. Ах да, ещё и псих. А виноват в этом кто? Ну конечно же, мать. Впору пожалеть несчастного отца семейства – миллионера (а может и миллиардера?), но Алексу его совершенно не жаль.
– Максим тебе не рассказывал о своём детстве? – расстегнув нижнюю пуговицу пиджака и аккуратно приземлившись в соседнее кресло, старик демонстрирует эффектный поворот головы, явно отточенный перед зеркалом. – Я так понимаю, что нет?.. Оно и понятно. Хочешь расскажу?
Осторожного кивка достаточно, чтобы вызвать на его лице тень горькой улыбки.
– Видишь ли, Александр… – небольшая пауза, и на казавшейся подозрительно гладкой коже вдруг прорезается сетка тонких морщин, – моя жена была довольно авторитарной и самоуверенной особой. И все мои успехи приписывала исключительно своим стараниям. Впрочем, она действительно делала всё, чтобы создать для меня благоприятные условия для учёбы и работы. И когда родился Максим, на моём распорядке дня это никак не отразилось. Надо сказать, я был даже рад, что всё её внимание переключилось на сына… в стране тогда начался довольно печальный период, и мне было не до них. Однако спустя несколько лет я стал замечать, что мальчик меня сторонится. Я видел его в основном только на семейных праздниках, когда собирались все ближайшие родственники, и моя жена демонстрировала им, как много её сын знает и умеет. Кажется, читать он научился в четыре года, а считать в пять… Незаурядные достижения, верно? Однажды мне захотелось зайти к нему в комнату и посмотреть, как он занимается – вроде бы он тогда уже пошёл во второй ли третий класс. И каково же было моё удивление, когда я застал свою жену, стегающей его по рукам деревянной указкой? Позже оказалось, что у мальчика до крови рассечены ягодицы и бёдра. Кажется, она стегала его за малейшую ошибку – сначала я решил, что она просто слишком строго отнеслась к воспитанию сына… но врачи констатировали манию: стремление контролировать близких людей и причинять боль.
Видимо, устав говорить, старик облизывает губы и вздыхает. Склоняет голову в одну сторону, потом другую… А у Алекса ещё на середине рассказа появилось стойкое ощущение, что он попал в шоу к Малахову. И если честно (наверное, по привычке), немного начало клонить в сон. Но волосы на затылке продолжают стоять дыбом.
– Так вот почему Максим не переносит женщин?
Старик прикрывает глаза и кивает, а потом, широко расставив локти, сплетает пальцы под подбородком. Единственное кольцо тускло поблескивает золотом – простая, хоть и широкая, полоска метала.
– Но с чего вы взяли, что Максим тоже сошёл с ума?
– А ты разве не слышал, что психологические расстройства передаются по наследству?
– Нет, не слышал…
– Кстати, знаешь, что он мне ответил на вопрос, почему ни разу не пожаловался? «Я не хотел мешать»!
– Наверно, это мать вбила ему…
– Конечно, она! – старик не даёт Алексу договорить второй раз подряд. – Но дело не в этом. Естественно, я не сразу заподозрил своего сына. Я даже дал ему лучших нянь и учителей. Но ближе к старшим классам мальчик начал доставлять первые проблемы: неэтичное поведение, драки, мелкое хулиганство… несколько раз мне приходилось улаживать дела со сломанными челюстями и носами. Сначала это происходило, потому что его кто-то дразнил… а потом Максим начал избивать просто за то, что ему кто-то там не понравился. Связался с наркоманами и проститутками. Забил на учёбу. И однажды моего сына нашли обдолбанным в квартире с трупом его «парня»… впрочем, ты уже читал об этом.
– И тогда вы решили… что ему тоже нравится контролировать и причинять боль?
Сосредоточиться почему-то становится очень трудно. Вроде бы кофе был крепким, но… Конечно, день выдался очень насыщенным после почти недели отлёживания боков в больнице: сначала ночные утехи до утра, потом операция «X» в магазине, поход в бассейн, ссора с Максимом, возвращение домой и поездка с Валерием… попытка вызвать скорую… приезд в эту клинику… но это не просто сонливость, нет. Мозг плывёт, сознание с трудом удерживает мысли, словно дырявый пакет, в котором с каждой секундой появляется всё больше дырок…
– Алекс?
И звуки доносятся приглушённо, будто в уши засунули беруши. Веки слипаются.
– Таблетки… это вы сказали ей… снотворное… зачем?
Сверху склоняется тёмная-тёмная тень. Её голос звучит немного насмешливо, но странно по-доброму:
– Нет, это кофе. Извини, но тебе правда стоит отдохнуть… Алло, Тоня? Да, сейчас Валентин его привезёт… Извини, что опять заставили поволноваться.
****
Просыпаться лень. Но мать, видимо, открывала форточку и не задёрнула штору – и теперь проклятое солнце светит прямо в лицо. И как не пытайся от него увернуться, испепеляющий луч настигает то ухо, то шею, то плечо… в какой-то момент Алексу приходит в голову странная мысль: а вдруг он не дома? Вдруг его похитили, и это не солнце, а какая-нибудь лампа? Но тело отметает нелепость – оно-то знает, что лежит в родной кровати, на любимой мягкой подушке, пахнущей так знакомо и привычно, что никаких сомнений не возникает – это дом.
Значит, ночью его усыпили, чтобы без шума и пыли увезти из клиники. Это потому, что он вёл себя слишком настырно? Или старик с матерью решили, что ему нужно поспать в своей постельке?..
Бред.
Наверняка, старик опять что-то задумал! А Алекс ему помешал!
«Я так и не поговорил с Максимом… И понятия не имею, где находится та больница…»
Лень открывать глаза, лень шевелиться.
«Я просто мошка, бесполезная мошка, я ничего не могу…»
Вдруг – шаги за спиной. И внезапный хлопок по спине полотенцем.
– Хватит валяться, иди умывайся, завтрак на столе… хотя, по времени – уже скорее обед.
А ведь он проголодался и весьма существенно, только вставать всё равно не охота. Но с него уже сдёргивают одеяло. Прохладно. И тесно. Приоткрыв один глаз, Алекс убеждается в своей догадке: он одет. Не считая куртки, нет только кроссовок, а джинсы, рубашка – всё на нём. Мятое в хлам. Но на работу всё равно не надо, так что пофиг. И вообще, давно он не надевал своё любимое огненно-красное худи…
Трель дверного звонка мгновенно вышибает все мысли из головы и заставляет вскочить. И одновременно с матерью уставиться в коридор.
– Кого ещё нелёгкая принесла?..
Она уже делает первый шаг, но Алекс протискивается мимо, заворачивает за угол в прихожую и недоверчиво приближается к входной двери.
– Кто там?
– Я от Максима Юрьевича…
Голос знаком, но с ним у Алекса не связано ни одной приятной ассоциации. Открыв дверь, он молча смотрит на Валерия. И наблюдает, как тот достаёт из портфеля пухлый конверт, но не такой, в каких обычно отправляют письма, а побольше, из грубой бумаги. Взяв его в руки, Алекс прощупывает что-то твёрдое внутри и тут же залезает внутрь рукой.
Телефон.
Старенькая не убиваемая нокия с черно-белым экраном.
Подняв на Валерия вопросительный взгляд, Алекс натыкается на скорбную мину. С таким видом, должно быть, родственникам сообщают о смерти близкого человека.
– Нет, – мотает он головой, отступая вглубь коридора. – Нет.
– Мне очень жаль, но Максим Юрьевич уехал, – наконец-то соизволит сообщить хоть что-то верный пёс старика. – Насколько нам известно, эта вещь была куплена на ваши средства?
У Алекса нет слов. Он просто продолжает медленно мотать головой из стороны в сторону, словно внутри что-то заклинило или заело.
– Нет? – недоумение расцветает на лице Валерия. – Не на ваши?
– Его же насильно увезли? Усыпили, как и меня, но отправили в Москву, верно?
– Это не так…
– Ложь!
– Александр…
«Да что толку с тобой говорить!» – с размаху захлопнув дверь прямо перед носом мужчины, Алекс прислоняется к стене плечом и прикрывает глаза. – «Опять? Всё по-новой?»
– Саша, что случилось? – за спиной появляется мать, её видно в зеркале. Лицо спокойно… без тени волнения.
Она знает.
– Ничего… – Алекс вздыхает и отлипает от стенки, проходит мимо неё на кухню, шлёпая по линолеуму босым ногами.
– Сначала умойся! И переоденься!
Кивок. Ему уже всё равно. Но вернувшись в комнату за сменной одеждой, Алекс вдруг останавливает взгляд на компе. Потом оборачивается на вешалку и на свою куртку. Быстро подходит и достаёт из неё сотовый, ускоренно пролистывает смс – телефон тормозит, пальцы попадают не туда, но всё-таки он находит заветное сообщение. Нажимает «Ответить».
Адресат: Саламандра. Отправлено в 12:45
Максима снова увезли.
Ответ приходит только через час, когда Алекс уже успевает позавтракать и даже помыться. Он как раз трёт волосы полотенцем, когда телефон издаёт мелодичный «пилик».
Вам написал Саламандра в 13:39
Я знаю, он дома…
Адресат: Саламандра. Отправлено в 13:40
Его опять заперли?
Вам написал Саламандра в 13:41
Нет
Алекс смотрит на одно короткое слово, и руки начинают дрожать. Он так сильно сжимает пальцами телефон, что костяшки сводит от боли. Упав в кресло, развернувшись к компу и уставившись на своё отражение в матовом мониторе, Алекс заставляет себя набрать новое сообщение:
Адресат: Саламандра. Отправлено в 13:49
Он правда сам захотел уехать?
Вам написал Саламандра в 13:51
Да
Алекс не знает, как назвать это чувство… Злость? Разочарование? Скорбь? Нет, с самоанализом можно и подождать, важно другое – что-то точно не так. Но пускаться в расспросы? Клянчить ответы и разбираться?.. Гордость противится. Гордость повторяет снова и снова: «Ну и пусть! Не очень-то и хотелось!» Только всё это ложь. Слишком просто – сдаться сейчас. Просто и… неприятно. Алекс пытается вспомнить, какой была его жизнь до встречи с Максимом – и получается, что странной серой массой с редкими вкраплениями важных событий.
И теперь она снова станет такой?
Нет, дело даже не в серости или скуке. В Максиме Алекс нашёл нечто важное для себя, ценное, единственное во всём мире. И теперь эту важную часть от него оторвали…
Нет, «она» почему-то решила оторваться сама.
Это неправильно. Так быть не должно.
Адресат: Саламандра. Отправлено в 14:15
Я приеду. Ты можешь устроить нам встречу?
Глава 24. Дорожное приключение
****
– Mа-а…
– Чeгo тебе?
– Tы не видела мой паcпоpт?
– Посмотри в коробке с документами!
– A где она?
С кухни доносится стук тарелки о раковину и шум воды прерывается.
– B шкафу, где и всегда!.. – лёгкие шаги проносятся по коридору и останавливаются за спиной. – Саша… куда ты собрался?
Алекс, уже помывшись и позавтракав (впрочем, скорее пообедав), и в кои-то веки одевшись ярко и молодёжно, раздражённо дёргает плечом, не сводя взгляда с забитых всяким барахлом полок в открытом шкафу: тряпки, папки, коробки… «И какая из них с документами? Эта зелёная, из под конфет? Или вон та, деревянная…»
– Саша! Отвечай, когда я тебя спрашиваю!
– Попробуй угадать… – рассеянно отзывается, наугад первой вытаскивая шкатулку и обнаруживая в ней какие-то пуговицы, бусы, значки…
Шкатулку вырывают из рук и запихивают обратно под стопку цветастых платков.
– Если собираешься на собеседование по поводу новой работы, оденься прилично.
Глянув на плотно сжатые губы матери, Алекс тянется поверх её головы к зелёной коробке. «Бинго!» Внутри документы. Трудовая книжка и медицинский полис ему не нужны, а паспорт – вот он, красненький, без обложки.
– Саша…
Сунув тонкую книжечку в задний карман, Алекс оборачивается и окидывает комнату быстрым взглядом. «Сумку брать или нет? А что я в неё положу? Не на месяц же еду… Xотя…» Обогнув мать, он скрывается в ванной, и обратно появляется уже с зубной щёткой, пастой и станком для бритья.
– Ма, дай пакет.
Они стоят друг напротив друга, почти одинакового роста. Мама смотрит на Алекса, не моргая, но её нижние веки мелко подрагивают, а тонкие ноздри трепещут.
– Ты никуда не поедешь, – наконец произносит она низким и приглушённым тоном.
– Нет, поеду.
Несмотря на видимую лёгкость своего заявления, Алекс чувствует, как всё тяжелее становится дышать. Это не первый раз, когда их с матерью взгляды на что-то не совпадают, но он ещё ни разу так открыто не игнорировал её мнение. Это неприятно, почти неприемлемо… но если она не хочет хотя бы попытаться понять – тут уж ничего не поделаешь. А споры и уговоры доведут только до вызова скорой. У неё проблемы с сердцем, и Алекс знает, что матери нельзя волноваться, поэтому и пытается уйти, как можно более мирно. И даже выжимает из себя улыбку, прежде чем скользнуть на кухню, схватить первый попавшийся прозрачный пакетик, запихнуть в него бритву, щётку и пасту, скрутить как следует, запихнуть под пояс джинс и прикрыть худи.
– На какие шиши ты поедешь?! Или хочешь закрыть свой накопительный счёт?!
Кажется, когда Алекс вчера просил у неё деньги, он забыл упомянуть, что пуста не только его зарплатная карта…
– …ради этого наркомана? – продолжает повышать голос мама. – Он отказался от тебя! Бросил!
«Так она и правда в курсе последних событий… но не всех. Интересно, каким ласковым словом она назовёт меня, когда узнает, что я уже давно всё закрыл "ради этого наркомана"? И что потратиться успел только на хавчик, а остальное украли?»
– Кхм.
– Саша!
А вот и первые истерические нотки – медлить больше нельзя. Алекс уворачивается от метнувшейся к нему руки и оказывается в прихожей. Заботливо расшнурованные кроссовки ждут на полке для обуви под вешалкой. Быстро скрутив шнурки и запихнув их к щиколоткам, Алекс хватается за ручку входной двери… и застывает на месте. Хлопает себя по карманам.
«Телефон!»
Мама отходит в сторону, пропуская его в обратно в комнату и даже не заикаясь, что неплохо бы разуться. Взгляд мечется по плоским поверхностям: по кровати, столу, подоконникам, креслу, полу… Нахмурившись, Алекс забегает в ванную, потом на кухню… И наконец возвращается в коридор.
– Отдай, ма.
– Ты никуда не поедешь, – на этот раз довольно спокойно произносит мама, сложив руки на груди.
На первый взгляд, карманы её фартука пусты, но куда ещё она могла спрятать смартфон?
– Значит, не отдашь?
– Нет.
Ещё почти целую минуту они играют в гляделки молча, после чего Алекс вздыхает, снова обходит её, заходит в комнату и берёт со своего стола конверт из грубой коричневой бумаги. И уже вместе с ним возвращается в прихожую. Открывает дверь. Оглядывается.
– Извини, если не позвоню.
Бледное лицо хрупкой, но упрямой женщины вытягивается. Губы вздрагивают. Алексу кажется, что он сейчас впервые за всю жизнь увидит её слёзы. И потому быстро добавляет:
– Но я постараюсь позвонить, когда доеду. Поэтому не волнуйся. Я уже большой мальчик.
****
Сорока рублей, оставшихся в кармане, хватает только, чтобы доехать до центра города. Дмитрий Всеволодович встречает у магазина – у припаркованного у служебного входа джипа открывается дверь, и Алекс запрыгивает внутрь.
– Здрасти.
– И тебе, – мужчина сразу достаёт приятно пахнущий кожей портмоне и вытаскивает из него три красненькие бумажки. – А почему такая срочность? Я же обещал, что перечислю в конце недели…
– Просто надо съездить кое-куда…
Алекс прячет наличку в паспорт и привстав, снова суёт его в задний карман джинс.
– Далеко? Ты ведь не забыл, что у тебя послезавтра предварительное слушание?
– А?
«Какое такое слушание?» – Алекс плюхается обратно на сиденье и пытается срочно придать лицу менее ошалелое выражение, но его уже почти бывший директор укоризненного качает головой.
– Тебе должно было прийти уведомление. Да и адвокат должна была позвонить…
– М-м-м, кстати, об этом… – никакого письма Алекс не видел, а адвокатша его явно недолюбливает звонки, но момент подходящий, так что он вытаскивает из кармана худи древнюю нокию. – У меня телефон накрылся, пришлось временно взять старый, вы не поможете восстановить пару номеров?
Мужчина бросает быстрый взгляд на большие наручные часы с каким-то необычным циферблатом, но рассмотреть его не удаётся – тот уже скрывается под рукавом пиджака.
– Хорошо, номер Надежды у меня есть, тебя интересуют ещё какие-то?
– Да… Кстати, вы не подвезёте меня немного?
Через десять минут Алекс вылезает из машины, затормозившей напротив переулка с интернет-кафе. Днём ядовито-салатовая вывеска не кажется такой уж яркой. Мазнув взглядом по раскрашенной граффити стене, у которой целую вечность назад так долго ждал Максима с пивом, а до этого выплёскивал на него своё недовольство, взбегает на лестницу и толкает тяжёлую дверь.
– Интернет на пятнадцать минут, пожалуйста.
– Пятьдесят рублей.
Усевшись за гудящий комп, Алекс заходит за форум и оставляет Ирине (Саламандре) короткое сообщение со своим новым номером. Они договорились, что купив билет на поезд или автобус, он напишет ей время прибытия, но теперь Алексу остаётся лишь надеяться, что она проверит почту хотя бы до вечера.
Вокзал встречает его гулким эхом, высоким потолком и толпами людей: или навьюченных сумками и спешащих куда-то, или облепивших всевозможные архитектурные выступы, ведь предусмотренных администрацией кресел явно на всех не хватает. Заряд адреналина, ещё сохранившийся в крови, подталкивает Алекса к одной из длиннющих очередей в кассы. Он впервые в таком месте. Если не считать нескольких школьных экскурсий, Алекс ни разу не покидал пределы Ярославля, и поэтому сейчас всё сильней начинает нервничать. Хочется вести себя уверенно и раскованно, но получается, что он только и делает, что мнёт паспорт и прислушивается, как другие покупают билеты. Кто-то ругается, кто-то слишком долго выбирает – всеобщая нервозная атмосфера покалывает кожу и вызывает зуд.
И когда наконец-то подходит его очередь, Алекс желает только одного: побыстрее купить билет и сбежать из этой потной и раздражённой толпы.
– В Москву. На ближайший поезд.
– Плацкарт или купе? – девица в окошке флегматично жуёт жвачку, смачно пришлёпывая огромными и выкрашенными в тёмно-красный губами.
– Всё-равно…
«Фиг знает, что такое плацкарт, но купе, наверное, точно дороже…»
– …нет, лучше плацкарт.
– Ну вы определитесь сначала…
– Плацкарт.
Устрашающие красные когти на миг показываются в поле зрения, и вот уже из окошка доносится громкое клацанье клавиатуры. А затем всё тот же флегматичный голос никуда не торопящейся девицы сообщает:
– Плацкарта на сегодня нет.
– Тогда купе!
Клац-клац-клац.
– Купе тоже нет.
– А на какое число есть свободные места?
Клац-клац-клац.
Клац-клац-клац.
Клац-клац-клац.
– В три сорок пять есть два места эсвэ… тысяча сто тринадцать рублей.
– Что?
– «СВ» – сидячий вагон.
«О, такие тоже бывают?.. Стоп, в три часа ночи?»
– Будете брать?
Ждать больше десяти часов совершенно не хочется…
Недовольный гул за спиной нарастает. Алекс пока не слышит ничего конкретного, направленного в его адрес, но всякие многозначительные вздохи и ахи прямо на ухо мешают собраться с мыслями. Но ведь поезд – не единственный способ добраться до Москвы…
– Спасибо, извините, я подумаю.
Продравшись сквозь толпу к выходу из здания, за какие-то пятнадцать минут Алекс на трамвае добирается до автовокзала. Но едва он успевает завернуть за угол к кассам, как рядом возникает широкая фигура.
– Привет, мужик, куда ехать хочишь?
У мужчины приличных размеров нос, тёмная, словно сильно загоревшая, кожа и сильная небритость в районе подбородка. С точностью определить его национальность затруднительно, но это точно гордый выходец востока. И таксист, вылавливающий приезжих.
– Мне в другой город, – отмахивается Алекс и пытается пройти дальше, но коренастая фигура выбрасывает перед ним руку с ключами и расплывается в улыбке.
– Какой город? Pибинск? Кастрама? Иванава?
– Нет, Москва.
– Вах, Масква! Какой хароший город, Масква! Паехали, атвезу!
Попытавшись ещё раз пройти мимо таксиста, Алекс останавливается и косится на золотой зуб в широкой, словно бы искренней улыбке.
– Сколько? – спрашивает быстро. Больше из чистого интереса.
– Шесть тысяч туда, шесть часов жду и шесть тысяч абратна!
Шесть тысяч в одну сторону? В шесть раз дороже, чем билет на поезд? Качнув головой, Алекс с извиняющейся улыбкой снова предпринимают попытку добраться до касс. Конечно, он не в курсе, сколько стоит билет на автобус, но вряд ли дороже «СВ».
– Падажди, мужик, у миня машина стоит уже полный – одно место свабодно, садись и паедем!
– Не, дорого…
– Скидка дам. Три тысячи! Тагда паедишь?
Алекс по инерции мотает головой. Он уже видит конец очереди – хотя та больше похожа просто на толпу, чем на цепочку.
– Две тысячи! Всего две тысячи! Падумай, зачем тибе трястись в праванявшим бензином дрантулете, кагда можна с камфортам ехать в шикарнам минивэне!
«А цены-то падают… быстрее, чем курс рубля», – Алекс снова останавливается, прикидывая, стоит ли и дальше морозить таксиста. Конечно, денег в наличке немного, но восемьсот рублей погоды ведь не сделают? Впрочем, автобусы на стоянке не выглядят слишком убитыми или старыми… но три часа в одном из таких вряд ли доставят удовольствие. А «минивен» – это же что-то западное? Во всяком случае, звучит стильно.
– Ладно, куда идти?
– Вот, красавец мужчина, эканомный и решительный, кагда нада… сюда, вот тут, за углом, сматри…
В узком закутке, куда бы не поместился ни один автобус, обнаруживается джип. Только с длинным задом, а ещё в нём, кажется, вместо двух привычных рядов сидений – три. Алекс достаёт паспорт и протягивает таксисту пятитысячную, тот распахивает водительскую дверцу, открывает бардачок, а из салона в это время всё громче доносится раскатистый низкий смех. Но только получив свою сдачу и обойдя машину, и увидев, кто вылезает навстречу, Алекс понимает, что поедет в кампании горячих горцев. Причём – на заднем сидении, забраться на которое можно, только отодвинув кресло перед ним.
«Это ведь девушкам опасно садится в машины к кавказцам?..»
– Хозяин, а почему ты спрашивал меня про другие города, если едешь в Москву?
– Маркетинговый ход! – хитро подмигивает водила. – Залезай, залезай!
И подталкивает в спину, а потом придавливает спинкой кресла из второго ряда.
«Хорошо, что я компактный…»
Стоит дверям захлопнуться, минивен и правда тут же заводится и выезжает со стоянки. Сердце пытается скатится ближе к пяткам, но Алекс мужественно смотрит в окно, стараясь на обращать внимания за притихшую компанию. Но притихшей она остаётся недолго – машина набирает скорость, и в салоне раздаются первые звуки совершенно незнакомой Алексу речи: резкие, горластые и агрессивные выкрики, перемежающиеся громогласным смехом – совершенно невозможно понять, ссорятся пассажиры, подтрунивают над кем-то из своих или обсуждают политику. В стекле смутно отражаются их лица, машущие руки… и время от времени Алекс замечает, как кто-то кивает на него. И тогда голоса вдруг начинают звучать приглушённо. А потом вновь взрываются смехом.
«Надо было ехать на автобусе…»
Город как-то очень быстро остаётся позади. Алекс оглянуться не успевает, как дома и улицы сменяются природой. За дорожным ограждением мелькает река, потом поля принимаются чередоваться с участками леса.
– Эй, маладой-красивий, тебе шистнадцать ужи есть?
Теперь сердце подпрыгивает к горлу и застревает в нём. Алекс оборачивается от окна, находит взглядом спросившего и осторожно кивает. Заодно убеждается, что кроме него в машине едут ещё пять человек: ну конечно, три ряда по два сиденья… Только вот пятый занял пространство между креслами во втором ряду, так что рядом с Алексом никого нет.
– А зачем в Масква едишь? Работу искать?
Вступать в дискуссию всё ещё нет желания, и Алекс снова только кивает. Но любопытный кавказец (а может, таджик или кто-то ещё) не успокаивается, а остальные рассматривают Алекса весёлыми блестящими глазами.
– В мадэльный бизнас, наверна, да? В фильмах сниматься хочишь?
В этот раз в качестве ответа они получают отрицательное мотание головой.
– А чиго? Фильмы – эта жи харашо! И ты красивый, тибя обизательна вазьмут!
Салон снова взрывается смехом. Алекс спохватывается, что нервно покусывает нижнюю губу, и тут же перестаёт, но взгляды, которым на него смотрят… где-то он уже такое видел.
– А хочишь, мы тибя снимем? Хароший фильм палучится! Будишь патом друзьям показывать! В интенет патом выложишь! Прославишься!
Разговор сворачивает как-то совсем не туда. С одной стороны, понятно – ехать просто так скучно, вот пассажиры и нашли себе развлечение на время пути… а с другой, Алекс вдруг вспоминает, что на востоке мужеложство вроде бы как процветает. Не везде, конечно… в Чечне, например, геев чуть ли не прилюдно линчуют, но почему-то в голове засела отчётливая ассоциация… Или то про греков?
– Чиго малчишь? Стисняишься?
Пока ещё нестрашно. Неприятно – да, но не страшно. К тому
же, ну попросит он сейчас остановить машину – а дальше что? Вдруг оскорбит этим и тем самым уже точно нарвётся на неприятности? «Чёрт подери, какого лешего ко мне все цепляются? Мёдом я для них намазан, что ли?..»
– Ну и малчи. Падумаешь, какой зазнайка! Уже и пашутит нэлзя! С таким характиром тибя ни на одну работу ни вазьмут!
Отвернувшись, раздосадованный пассажир переходит на родной язык, и салон снова заполняется резкой, горловой речью. Похоже, остальные или не говорят на русском, или не хотят говорить. Алекс сползает глубже в кресло, прячась за спинку сиденья впереди – ему пока не верится, что всё так просто закончилось. Впрочем, может, это и правда была только шутка? Что-то национальное и понятное лишь носителям культуры?
Поля и деревья продолжают сменять друг друга, за окном проносятся развилки, посты ДПС, таблички с названиями городов и деревень. А ещё там, снаружи, начинает темнеть и накрапывать мелкий дождь.
«Надо было взять куртку…»
Украдкой вытащив телефон, Алекс вздыхает: они едут всего сорок минут, а значит, потемнело не из-за того, что наступил вечер, просто тучи сгустились. Но под стук дождя о стекло ему вдруг начинает хотеться в туалет. По-маленькому… но всё сильнее и сильней. А в салоне тем временем успевает наступить тишина. Правда, длится она только до следующей крупной таблички со стрелкой и названием какого-то мелкого населённого пункта – когда минивен проезжает её, один из пассажиров вдруг что-то резко спрашивает у остальных. Ему явно поддакивает второй, потом водила что-то бросает через плечо… и голоса начинают звучать веселей. В чём дело, Алекс понимает, когда минивен вдруг сворачивает к заправке. Останавливается. И вся толпа дружно вываливается наружу.
А мочевой пузырь к этому моменту практически достигает своего предела.
Чтобы выбраться наружу, нужно как-то отодвинуть сидение впереди… Алекс поглядывает на светящиеся двери небольшого магазина, где скрылись его попутчики, и с силой давит коленями и руками на спинку кресла. Но оно отказывается поддаваться. «Наверное, там какой-то замок», – мысль здравая, только вот попытка наклониться приводит к сдавливанию мочевого пузыря.
Из уголков глаз выкатываются две слезинки. И в тот же момент двери магазина раздвигаются, и дружная толпа направляется обратно к машине. Алекс ругает себя последними словами за нерасторопность – можно же было просто перелезть! Правда, при этом рискнув обоссаться…
– Пива хочишь? – почти миролюбиво спрашивает смуглый мужчина, забравшийся в машину последним.
Но садится он не на то место, с которого Алексу ранее задавали вопросы. По лицу трудно определить, другой это пассажир или тот же самый, но какая к чёрту разница?
– Спасибо, я не пью.
– Пачиму? Бальной?
– Да.
– То-то вон какой блэдный… тибе нихарашо? Укачало?
– Нет-нет, всё нормально…
– Ну сматри сам.
Поездка возобновляется. Только теперь салон заполняют свет и алкогольные пары. Пассажиры не спешат, пьют прямо из бутылок и закусывают шашлыком с картонных тарелок. Алекс пытается думать о чём угодно, лишь бы отвлечься от своей проблемы, как вдруг к нему снова оборачиваются.
– С табой точна всё впарядки? Пацан?
Вопрос звучит вполне искренне. Никаких больше шуточек. И тогда Алекс решается:
– М-м-м, на самом деле… я очень хочу в туалет… вы не могли бы попросить водителя притормозить?..
– Мы же толька чта астанавливались! – кустистые брови взлетают на середину лба.
– Я… не смог выбраться.
Недоумение держится на смуглом лице ещё несколько секунд, а потом минивен вздрагивает от громоподобного взрыва смеха. Но сквозь слёзы водителю всё-таки передают просьбу остановиться. И как только тот тормозит, перед Алексом открывается путь на свежий воздух. Выбравшийся наружу и отодвинувший кресло пассажир даже делает вполне себе галантный жест, приглашая его на свежий воздух.
Дождь все ещё идёт. Мокрые кусты задевают за колени и плечи, худи мгновенно намокает, но Алекс пробирается в глубь подлеска – как бы ему не хотелось побыстрее расстегнуть ширинку, делать это у дороги он не собирается. Наконец деревья скрывают шоссе. Охваченный блаженством, Алекс упирается лбом в дерево. И за журчанием даже не слышит приближающиеся шаги. Когда рука опускается на плечо, вздрагивает… но остановиться уже не может.
– Хей, ты в порядке? Не падаешь, нет?
«Ах, вот оно что…»
– Нет, просто прислонился.
Как он не облил подошедшего – загадка. Однако отливать, чувствуя затылком чей-то пристальный взгляд, довольно стрёмно. Жаль, что ускорить процесс не получается.
– Сняться в фильме точно не хочешь?
Неожиданно, но из речи мужчины вдруг почти пропадает акцент и ошибки. Оборачиваться немного страшно. Но Алекс заставляет себя без лишней суеты застегнуть ширинку и отойти от удобренного дерева.
– Извините, но меня… не интересует такого рода заработок.
– Жаль.
Сквозь шелест дождя доносится вздох, и почти тут же к ягодице Алекса прижимается огромная лапища.
– Тогда, может, сделаем это по-быстрому? Без камеры? Я хорошо заплачу.
Вокруг одни кочки и кусты. Можно попробовать убежать, только вот что-то подсказывает, что не выйдет. Да и куда? К тому же голос мужчины звучит довольно миролюбиво. И потому Алекс, всё ещё надеясь на лучшее, только делает осторожный шаг вперёд, уходя от руки, и натянуто-вежливо отвечает:
– Спасибо за предложение, но – не интересует.
– Гордый, да?
И тут его толкают прямо на дерево. Не то, у которого Алекс справлял нужду, но тоже достаточно мокрое от дождя, с шершавой, почему-то облезающей корой, и мелкими веточками по всему стволу. Под руку как раз попадает одна такая и обламывается практически бесшумно из-за окружающего шелеста. Но жадные ладони уже вновь прижимаются к ягодицам, а над ухом раздаётся надсадное дыхание.
Алексу удаётся развернуться и ткнуть веткой в напавшего. Конечно же, это не нож. И даже если куртка мужчины распахнута и мягкий живот, в глубине которого ощущаются крепкие мускулы, защищён только тонкой рубашкой, ветка не способна так просто её проткнуть. Однако настырному попутчику не видно, что именно кольнуло его под рёбра. И это заставляет его замереть.
– Свали, – процеживает Алекс сквозь зубы, всерьёз раздумывая, сможет ли воткнуть в живую плоть обломок тонкой ветки, если предварительно отведёт руку подальше назад. – Или ты не знаешь, что значит «не интересует»?
– Понял-понял… не психуй… ну помацал малёха, извини… нравятся мне такие вот светленькие и тоненькие, как тросточки…
– Завали хлебало.
Сильнее нажав на ветку, Алекс заставляет мужика отступить. Потом прячет обломок в карман худи и отталкивается от дерева. Обратно к машине они возвращаются на расстоянии нескольких метров друг от друга. Забравшись на заднее сидение, рассчитанное скорее даже не на двоих, а на троих, и на этот раз вытянувшись на нём, словно на кровати, Алекс закрывает глаза. Первое время в минивене слышны только негромкие голоса, потом веселье и гогот возобновляются с прежней силой. Рассказал ли неудавшийся насильник своим товарищам, что у русского парня есть, чем защищаться, и тем самым отбил им желание рисковать? Или с самого начала интересовался Алексом в одиночку и решил умолчать о произошедшем? Наверное, этого никогда не узнать. Но поколебавшаяся во время мотания по вокзалам и нервной поездки уверенность возвращается к Алексу в каком-то новом виде. Словно ранее и не уверенность это была, а лишь замаскированное под неё сильное желание. Однако сейчас Алекс действительно верит, чувствует, знает – у него получится добраться до Максима. Выяснить, какая вожжа укусила его за зад и погнала обратно в Москву. И надавать по шее.
Если, конечно, допрыгнет.
Глава 25. Двести баксов. И ни цента больше
****
Иpинa-Саламандра:
15:51 Tы где?
Bы:
15:52 Еду.
Набирать сoобщения на старом телефоне не удобно – от старости резиновые кнопки стали слишком жёсткими и нечувствительными, да ещё и экран маленький, всего в четыре строки, зато не бликует и чёрные буквы на серо-зелёном фоне видно вроде бы xорошо.
Ирина-Саламандра:
15:54 На чём именно? Жд? Aвтобус? Отец послал людей на все вокзалы!
«Опа. Никак маменька постаралась…»
Вы:
15:56 На такси.
На этот раз сестра Mаксима не отвечает довольно долго. Целые шесть минут.
Ирина-Саламандра:
16:02 Xорошо. В город не въехали ещё?
Из положения лёжа в заднее окно видно густые грифельно-серые облака и обсыпанные мелкой листвой верхушки деревьев в боковое. Подтянув ноги и вцепившись в спинку ближайшего кресла, Алекс резко садится и внимательнее всматривается в несущийся мимо пейзаж, но по низеньким частным домам, тут и там мелькающим в зарослях, сложно определить, что это за местность, тем более, если видишь её впервые. Однако по времени пути, они уже должны быть в Москве.
– Друг, – Алекс укладывает подбородок на мягкий валик спинки кресла и втыкает взгляд в раздающего карты пассажира. – Далеко ещё до Москвы, не подскажешь?
Мужчина (тот самый, изведавший на своём животе остроту сломанной ветки) поворачивается к водиле, кидает ему короткую фразу на родном языке и получает ещё более лаконичный ответ.
– Уже, – следует перевод. – Ты где выйдешь?
Он больше не коверкает слова, переходя на русский, и если честно – Алекс ему за это благодарен.
– Секунду.
Вы:
16:06 Въехали. Но поедем, наверно, на автовокзал.
Ирина-Саламандра:
16:07 На какой?
«Блин, а у вас их несколько?..»
Вы:
16:09 А какой лучше?
Ирина-Саламандра:
16:11 Никакой, я же сказала! Там тебя ждут! Чтобы посадить обратно!
16:12 Я встречу тебя у Щёлковского метро, позвони, когда проедете Балашиху.
«Звонки в роуминге? Нет, спасибо… Хотя, стоп, смс-ки же тоже наверняка дороже стали… А сколько у меня на счету?..»
Прежде чем ответить, Алекс отправляет код запроса баланса. И спустя пару секунду узнаёт, что Максим успел положить на телефон почти три тысячи рублей. И это неимоверно радует – как ни как, а единственная хорошая новость за последние дни.
Вы:
16:15 Хорошо.
– Друг, – Алекс снова отвлекает своего несостоявшегося насильника от игры в карты. – Можно меня у Щёлковского метро высадить?
Следует ещё один короткий обмен фраз на резком и непонятном языке с водителем – и Алексу адресуется утвердительный кивок. Вообще, за последние два с половиной часа в минивене установилась довольно мирная и тихая атмосфера: подвыпившие пассажиры то ли устали чесать языками, то ли просто слишком сосредоточились на игре в карты, но если не считать редких внезапных выкриков, полных искреннего возмущения или неподдельной радости – носители восточной культуры перестали беспокоить Алекса, и тот целиком и полностью погрузился в «Змейку». Несколько раз ему удавалось вырастить её до таких размеров, что длины пиксельного монстра хватало, чтобы полностью обогнуть границы экрана, но ухабы, неожиданные повороты или просто отказавшаяся достаточно сильно прожаться кнопка уничтожали плоды кропотливых усилий.
И вот теперь он снова начинает игру со змейкой длинной всего в три квадратика.
Но игра идёт всё хуже – машина съезжает с ровного шоссе и начинает постоянно поворачивать, тормозить и ускоряться. И в какой-то момент вообще останавливается. Алекс как раз готовится скормить змейке чёрную точку у самой границы экрана, как кресло сбоку вдруг отодвигают, и поток свежего воздуха облизывает поясницу под задравшимся худи.
– Приехали?
– Да, парень. Приехали.
Кажется, или его голос звучит грустно?
– Отлично.
У Алекса нет с собой ничего, даже сумки, так что он просто выпрыгивает на мокрый асфальт, полной грудью вдыхает влажный воздух, пропитанный после дождя озоном, и потягивается – мышцы затекли.
– Тебя, может, забрать надо будет? – летит в спину. – Если с работой не выйдет?
– Нет, не надо, – Алекс не оборачивается и изучает спуск в подземку и бегущих по тротуару прохожих – вроде бы ничем непримечательных, но чем-то неуловимо отличающихся от тех, что бороздят улицы Ярославля.
– Давай дам номер? На всякий случай?
«Вот неугомонный!»
Сунув одну руку в широкий карман толстовки и нащупав несчастный обломок ветки, а другой нажав кнопку вызова на стареньком телефоне, Алекс притоптывает ногой, вслушиваясь в длинные гудки. От долгой игры увесистый кирпич нокии нагрелся и теперь липнет к уху. А за спиной устанавливается подозрительная тишина. Алекс недоверчиво косится через плечо… и замечает подъехавшую к минивену маленькую машинку ярко-жёлтого цвета, похожую на желток даже по форме. Затонированное боковое стекло не даёт разглядеть водителя, а переднее не видно, но вот дверца открывается – и на тротуаре показывается аккуратная ножка, затянутая в чёрные непрозрачные колготки и узкую чёрную туфлю. А затем и её владелица целиком.
– Ирина? – уточняет Алекс, ошеломлённо глядя на приближающуюся девушку, одетую, кажется, в одну короткую куртку, едва закрывающую бёдра и словно сшитую из чёрной матовой бумаги.
– Pазве я не просила тебя позвонить, когда проедешь Балашиху?
Женщины бывают разными: худыми или толстыми, высокими или низкими, юными или старыми – но в основном представляют из себя нечто среднее по любой из шкал. Глядя на сестру Максима, можно запросто подменить слово «средний» в своём лексиконе на «идеал». Она одновременно похожа и не похожа на своего брата: не такая высокая, крепенькая, но не мускулистая, с высокими скулами и раскосыми миндалевидными глазами. И почему-то огненно рыжая. В общем, милая куколка, которую впору поставить на полку.
«Стоп, если она младше Максима… а его мама в психушке… может, они не родные?»
– И-извини.
Рядом хлопает дверь минивена, но не потому, что тот собрался уехать – нет, наоборот, это остальные пассажиры возжелали выбраться наружу и поглазеть на милую девушку. Однако та не позволяет полюбоваться собой, и бросив резко: «Ладно, садись!» – возвращается на место водителя.
Алекс не обнаруживает задних дверей. Поэтому чтобы занять сидение рядом с Ириной, ему приходится обойти машину. И только оказавшись в тесном салоне, пропахшем чем-то сладким вроде земляники, понимает – что-то не так. И бросает взгляд на минивен впереди.
«О, руль не с той стороны…»
А девушка тем временем перекидывает руку назад, через кресло и даёт задний ход, видимо, решив не дожидаться, когда минивен освободит дорогу. Алекс же в зеркале над лобовым стеклом замечает причудливую конструкцию на сидениях позади (они всё-таки есть!): конструкция эта состоит из десятков цветных формочек странной формы и размера. Больше похожих на детские ночные горшки.
«Девушка, а вы знаете, что горшки – это не подгузники, и их можно использовать много раз?»
Видимо, определив его взгляд как удивлённый, Ирина рассеянно поясняет:
– Это по работе…
Она вклинивает свою маленькую машинку, в которой даже у Алекса совсем нет места для коленей, в плотный поток машин, и тут обнаруживается, что у девушки ещё и глаза светлые. Как у отца. Но не выцветшие серые, а небесно-голубые. Густо накрашенные ресницы кажутся узловатыми лапками паучков, однако это не выглядит отталкивающе, как и неестественно тёмные, немного поблёскивающие скулы.
– Кхм, – Алекс отводит взгляд от, как оказалось при ближайшем рассмотрении, покрытого приличным слоем краски лица и принимается изучать болтающегося под зеркалом плюшевого зайца. Точнее, голову плюшевого зайца.
«Мило… но крипово.»
– А кем ты… вы работаете?
– Можно на «ты», – девушка играючи перестраивается в центральный ряд, а Алекса при этом впечатывает в почти игрушечную дверцу. – В детском саду.
– О-о-о…
«Подумать только, дочка такого пупа земли, и… обычная воспитательница.»
– Спорим, ты сейчас подумал, что с таким отцом я могла бы и вовсе не работать? – Ирина быстро подмигивает Алексу и снова возвращает взгляд на дорогу. – Всё просто: в нашей семье есть традиция – в день окончания учёбы детям перестают выдавать деньги на карманные расходы.
– Окончания учёбы в школе? – недоверчиво уточняет Алекс.
Ирина бросает на него странный взгляд.
– Нет, конечно. Универа.
– А… и вы… ты, то есть, на кого училась? Дошкольное воспитание?
– Нет, менеджмент и управление…
– Тогда почему детский сад?
В ответ девушка пожимает плечами и резко выкручивает руль, Алекса при этом манёвре бросает уже не на дверь, а на водителя.
– Пристегнись!
– Ага…
– А насчёт места работы… – Ирина косится на Алекса, следя за перекидыванием ремня через грудь и попытками вслепую попасть металлическим концом в замок. – Не знаю, мне всегда хотелось открыть частный детский сад, где дети могли бы изучать иностранные языки с самых ранних лет и всё такое… Так что я попросила у папы денег и оформила ИП.
«Ну логично, это же не карманные расходы…
– Какой хороший папа, – не удерживается Алекс от сарказма, правда – немного его приглушает.
– Иногда хороший, иногда плохой. Родители – они такие. Или у тебя иначе?
Вряд ли Ирина имеет в виду что-то обидное, и всё же Алекс чувствует себя уязвлённым. Самую чуточку. Ну подумаешь, не всем же рождаться в богатых семьях…
– А твоя мама? – вместо ответа спрашивает он. – Юрий Васильевич женился на ней?
– Что?
Явно удивлённая, девушка даже забывает вернуть взгляд на дорогу, так и едет, уставившись на Алекса.
– Ну ты… не похожа на Максима. У вас же с ним разные матери?
– Нет… одна…
– О, понятно… извини.
Пасмурный сумрак за окном сменяется электрическим светом – машина въезжает в туннель, но в салоне почему-то делается только темнее.
«Получается, у них с Максом не такая уж и большая разница в возрасте? Но она выглядит моей ровесницей… Или папочка навещал мамочку в психушке и сделал ей ещё одного ребёночка?..»
– А что с Максом? Он правда… сам захотел вернуться домой?
– Да.
Ряд ярких ламп за окном сливается в неровную светящуюся линию, и от пристального вглядывания в неё быстро начинают болеть глаза. Но ответ Ирины настолько односложен и категоричен, что спрашивать о чём-то ещё совершенно не хочется.
«Опять эта моя привычка – получить от ворот поворот и сдаться… Но так стрёмно навязываться и надоедать… А если она разозлится и передумает?»
Алекс отдаёт себе отчёт, что у Ирины не должно быть никаких собственных мотивов для помощи ему. В прошлый раз Максим сам желал сбежать, поэтому её содействие логично – но сейчас всё иначе. Теперь Максим явно не желает видеть Алекса. И всё же его сестра согласилась устроить встречу. Почему?
– Макс знает, что я приехал?
– Нет.
Опять коротко и с намёком на нежелательность дальнейших вопросов на эту тему. Но Алекс заставляет себя задать ещё один:
– Тогда зачем ты это делаешь? Идёшь против желаний отца и брата?
– Отца – возможно, – Ирина откидывается на сиденье, и машина сворачивает на менее оживлённую улицу. – А насчет Максима – не уверена, что он сейчас сам понимает, чего желает.
– Ты с ним разговаривала? Он тебе рассказал, почему захотел вернуться? Обо мне? Я…
– Будет лучше, если ты увидишь всё сам.
Машина притормаживает и останавливается, не заезжая во двор огромного дома – этот дом не просто высокий, но… он выглядит, как стена, занявшая пол небосвода. Максим там? В этой махине? Алекс вглядывается в необъятный двор за толстыми чугунными прутьями забора, пытаясь разглядеть хоть что-то подозрительное, но видит только около полусотни припаркованных авто.
«Это не двор, а какая-то парковка».
Несмотря на вполне заурядную мысль, сердце в груди начинает колотиться сильнее. Прошло меньше шести часов с той минуты, как он вышел из дома, но за всё это время волнение по поводу встречи с Максимом совершенно выветрилось из головы. Однако сейчас, видя перед собой финишную прямую, Алекс чувствует противную тянущую боль внизу живота.
– Что случилось?
И только после прямого вопроса девушка решает пояснить свои действия:
– Думаю, папа позаботился, чтобы ты не попал к Максиму, даже если просочишься сквозь встречающих на вокзалах.
– Чёрт, я прям как какой-то преступник, объявленный в международный розыск!
Алекс не знает, смеяться ему или изобразить огорчение.
– Скорее жертвой. Я слышала… ты сын его первой любви… то есть, женщины, которая была его первой любовью. Поэтому всеми этими действиями он защищает вовсе не Максима…
А вот в голосе Иры огорчение совсем не наигранное. Она вздыхает и извлекает из маленькой жёлтенькой сумочки, размерами больше похожей на кошелёк, маленький чёрненький смартфончик с логотипом обгрызенного яблока на задней крышке. Алекс понятия не имеет, кому она собралась звонить – может, таинственным охранникам, стерегущим Макса? Или отцу? Или…
– Алло, пиццерия?
«Ха?»
– Я хочу подтвердить заказ на Ивлева, сто двадцать пять… а ещё скажите, это правда, что если вы не доставите её за пятнадцать минут, за заказ можно не платить? О-отлично! Тогда ждём! Квартира?.. Нет, никакой квартиры, клиент ждёт в жёлтой Toyota iQ на въезде во двор Ивлева, сто двадцать пять… Спасибо.
– Кхм…
Сверкнув на Алекса голубыми глазами, Ирина изображает довольно любезную улыбку.
– А мы с тобой давай-ка пока поболтаем. Не против?
– Нет, вроде.
– Отлично. Тогда вопрос первый: ты любишь моего брата?
Ни единого звука не вырывается из горла Алекса, хотя он добросовестно открывает рот.
– Ну так что? – поторапливает Ирина, постукивая по телефону коротким коготком, выкрашенным в чёрный.
– Я не знаю, – наконец выдаёт Алекс. И видя, как чёткие бровки девушки начинают сходиться над переносицей в точности, как у её отца, быстро добавляет: – Я никогда не любил до этого. Влюблялся, наверное, но… нет, я не знаю.
– Хорошо… – Ирина облизывает нижнюю губу и косится на лобовое стекло. – Терпеть не могу типов, готовых кричать на каждом углу, как сильно они влюблены.
– Кхм…
– Мой брат – далеко не самый хороший человек, – продолжает она, всё так же глядя в какую-то ей одной известную точку на капоте машины. – Но даже он заслуживает счастья. Однако… да, боится. Не доверяет никому. Потому что его много раз предавали. Обещали верить – и не верили. Обещали относиться, как к нормальному – но не относились. И потому он… да, можно назвать это пессимизмом: Максим в первую очередь всегда ожидает худшего. Возможно, он считает, что так жить легче. А может, делает это неосознанно. Но уже составив себе мнение о чём-то, никогда его не меняет.
Сделав паузу, Ирина закусывает нижнюю губу и возвращает взгляд к Алексу:
– Джеф, я хочу, чтобы ты понял: он может выстроить вокруг себя стену и излучать уверенность, но помни – глубоко внутри мой брат отчаянно желает, чтобы его приняли таким, какой он есть. Это не значит, что он не хочет меняться – нет, Максим старается быть лучше, стать лучше. Но как и каждому человеку, ему нужна поддержка. Но не от каждого он способен её принять. К сожалению, я… не смогла ему помочь…
Постепенно её голос замолкает: приятный, бархатистый, легко меняющий интонацию и способный выразить целую палитру эмоций – но вот лицо в это время остаётся почти бесстрастным.
«Действительно, семейная черта. Или все жители столицы с детства приучены держать покерфейс?»
Алекс молча смотрит на неё.
И подпрыгивает на сидении, когда за спиной вдруг раздаётся стук. Обернувшись к дверце, он видит широкую улыбку парня в бело-зелёном комбинезоне – тот почти прижимается козырьком кепки к непрозрачному снаружи стеклу и держит на виду коробку в пару сантиметров высотой и больше полуметра шириной. Но пока Алекс глупо рассматривает его, Ирина распахивает свою дверь, высовывается и громко спрашивает:
– Даю сто баксов за твою форму.
– Простите?
Алексу из машины видно, как тускнеет улыбка курьера. Тот распрямляется и даже делает шаг назад.
– Мне нужна твоя форма, парень, – терпеливо поясняет Ирина.
– А пицца?
– И пицца тоже.
– Н-но… что я скажу начальству?
Кажется, в ответ Ирина пожимает плечами, но точно сказать трудно – в поле зрения Алекса только её нижняя половина, обошедшая машину и почти загородившая ему вид.
– Сам придумаешь. Я просто заплачу тебе за неё.
– Не знаю… меня могут уволить… – продолжает телиться курьер – полноватый парень невысокого роста. Чуть дальше у дороги стоит его мотороллер, выкрашенный в белый и зелёный, как и фирменный комбинезон с чиби-поваром в роли логотипа на груди.
– Сто пятьдесят.
– Мадам… девушка, понимаете, я даже не знаю, как вы собираетесь использовать мою одежду…
– Двести. И ни цента больше. Или я вызову другого курьера. Из другой пиццерии.
Похоже, аргумент оказывается убедительным – да и кому захочется продолжать торговаться, рискуя остаться вообще ни с чем? Однако Алекс не может поверить, что Ирина реально готова выложить больше десяти тысяч рублей за какую-то форму… Но она делает именно это. И курьер, оставив на капоте свой комбинезон вместе с кепкой, снятой с него твёрдой рукой девушки, практически бегом улепётывает к мотороллеру.
Форма оказывается очень тонкой. Её явно специально изготовили так, чтобы одевать на другую одежду, даже верхнюю, типа куртки. Но когда Алекс натягивает этот комбинезон поверх своих джинсов и худи, тот повисает на нём, как на вешалке.
– Не мой размер…
Он пытается улыбнуться, но Ирина в ответ на замечание лишь раздражённо дёргает плечом:
– Извини, в пиццериях нет услуги по выбору курьера определённого роста и веса!
Они оба стоят снаружи машины, и девушка придирчиво осматривает Алекса. Потом одевает на него кепку и передаёт коробку с пиццей, дожидавшуюся на крыше.
– Ладно, сойдёт. Значит так, тебе нужен пятый подъезд, триста сорок пятая квартира.
– А если встречу кого-то, кто знает меня в лицо? Или просто заподозрит?
По идее, Ирина и так сделала для него всё, что могла, и об остальном можно позаботится и самому, но вдруг у неё уже есть готовое решение? Однако девушка в ответ пожимает плечами.
– Придумаешь что-нибудь.
Остаётся только вежливо улыбнуться. Поблагодарить. И наконец-то пройти через ворота и попасть во двор сто двадцать пятого дома по улице Ивлева.
И у нужного подъезда заметить огромную серебристую машину. Кажется, Максим говорил, что Валерий предпочитает авто посветлее – и правда, с той чёрной этой не сравнится, светлее будет разве что чисто белый. Однако «нянь» сидит внутри… Надвинув кепку поглубже на лицо, Алекс проходит на расстоянии метров трёх от него и останавливается перед дверью подъезда. Домофон. Конечно же, набор триста сорок пятой квартиры не даёт никакого результата – слышно, что прозвон идёт, но никто не отвечает.
Тогда Алекс набирает триста сорок четвёртую.
– Кто? – почти мгновенно доносится из динамика.
И с механическим жужжанием над дверью поворачивается небольшая камера.
Она вынуждает Алекса проглотить уже готовое сорваться с языка: «Почта!» – ведь если его видят, врать бесполезно. А тут ещё где-то за спиной громко хлопает дверь машины. И покосившись через плечо, Алекс видит приближающий силуэт в знакомой фетровой шляпе с загнутыми полями.
«Чёрт…»
– Молодой человек, вы принесли пиццу? – голос с хрипотцой, звучащий из динамика, становится громче, словно человек подошёл ближе к микрофону. – Но мы не заказывали.
«Нянь» всё ближе. Алекс почти чувствует его тяжёлую руку на своём плече. И быстро выпаливает:
– Может, это сюрприз от кого-то из ваших друзей? – он делает вид, что сверяется с приклеенной к коробке бумажкой. – У меня тут чёрным по белому напечатано: квартира триста сорок четыре. И улица и дом тоже совпадают. Разве что кто-то городом ошибся. Ха-ха!
Закрепив шутку усмешкой, Алекс слышит такую же, только менее уверенную, в ответ. А подошедший сзади мужчина уже дышит в затылок. И наверное, просто ждёт, чем закончится разговор. Но вот раздаётся тихий тональный звук, потом щелчок, и дверь немного отходит в сторону. Не медля ни секунды, Алекс дёргает её на себя и залетает в подъезд.
– Подождите! – летит в спину.
Ступеньки. Лифт. Вызывать его – времени нет: даже если кабина на первом этаже, пока откроются двери, Алекса уже поймают. Поэтому он бегом залетает на лестничный пролёт. Под грохот тяжёлых ботинок прямо за спиной. Кажется, в спину вот-вот вцепятся, но уже собственная рука хватается за перила, подтягивая и разворачивая тело – и впереди открывается ещё один лестничный пролёт.
– Стой! Александр!
Мужчина выкрикивает его имя ещё пару раз, а потом гонка продолжается в молчании, и теперь за грохотом ботинок можно расслышать только надсадное кряхтение. Но и Алексу этот скоростной подъём даётся нелегко – горло начинает нещадно драть, а в бёдрах разгорается огонь, колени хрустят, по шее и со лба стекает пот… но глаза успевают замечать номера квартир на каждом этаже.
«Ещё два…. ещё один…»
Преследователь понемногу отстаёт. Это даёт призрачную надежду – и Алекс, наконец-то добравшись до нужной двери, хватается за ручку, почти на сто процентов уверенный, что она незаперта. Ведь есть у Макса такая привычка – игнорировать существование ключей.
Однако дверь не поддаётся.
Зато открывается соседняя с ней.
Увернувшись от почти схватившей за плечо пятерни, Алекс вталкивает ошеломлённого мужчину внутрь его квартиры и захлопывает за собой дверь.
Глава 26. Зачем?
****
Этo вcё обмaн, что он был самым добpым царём,
Это всё нeправда – он правил огнём и мечом,
Это всё обман, я ваш царь, и один только я.
Люди как звери, когда власть над миром дана…
Это всё обман!
Буx-бух-бух!
Pок накрывает с головой, а в спине отдаются удары по двери.
– Прошу прощения… за вторжение…
Дыхание не торопится восстанавливаться, и на длинную фразу его пока не хватает. Зато стоя перед едва не снесённым хозяином квартиры, Алекс вдруг обнаруживает, что всё ещё сжимает коробку в руке. Пока мчался по лестнице, про пиццу и думать забыл, но сейчас ему делается неловко: мало того, что держит её явно неправильно – вертикально… да ещё если вспомнить, какую тряску той пришлось пережить на протяжении всего забега в более чем десяток этажей – становится стыдно перед ни в чём не повинным куском теста с сыром и перед человеком, которому её обещал.
А дверь за спиной снова вздрагивает, с лестницы доносится ругань – её слышно даже сквозь музыку – и Алекс повышает голос:
– Bот, – протягивает коробку, – если хотите…
Мужчина в распахнутом халате бледно жёлтого цвета и расшитом красными цветами смотрит на него удивлённо, но без особой опаски или возмущения. Его пресс и грудные мышцы вызывают толику зависти, а лысая голова на фоне балконного окна отливает золотом в лучах вечернего солнца (выглянувшего-таки из-за туч под конец дня), задорные же трусы в розовых рыльцах заставляют нервно дрогнуть губы.
– Kто это за вами гонится? – наконец спрашивает он, не спеша брать коробку, но запахивая халат. – Это же не его пицца?.. Или вы ему сдачу не отдали?
Алекс косится через плечо. Дверь вроде бы захлопнулась автоматически, так что удерживать её как бы не обязательно… и всё же отходить немного страшно – судя по настроению Валентина, тот готов костьми лечь, но не пустить его к Максу.
«Прям дракон у замка с принцессой».
Смешок вырывается сам собой, и похоже, хозяин квартиры принимает веселье на свой счёт, потому что тоже улыбается, однако продолжает смотреть вопросительно.
А Алекс замечает, что балконная дверь в комнате за его спиной открыта.
– Не боитесь простудиться? – нет, мастером по незаметной смене тем Алексу не стать.
– Не боюсь, – чуть заторможено отзывается лысый, – отопление ещё не отключили… а что?
«То-то мне всё ещё жарко, как в аду…»
– Извините, вы не будете против, если я взгляну на ваш балкон?
– Думаете, что сможете сбежать от своего преследователя по вертикальной стене? – щурится лысый. – Вы случайно не человек-паук?
– Нет, но… кто знает?
– Как интересно…
Ещё один обмен усмешками – и хозяин квартиры отступает в сторону. И даже делает широкий приглашающий жест:
– Что ж, проходите!
Конечно же, при этом его жёлтый шёлковый халат, расшитый красными цветами, тут же распахивается, вновь демонстрируя атлетичное телосложение… На первый взгляд мужчине лет сорок, если не больше, но тело его явно слеплено не только благодаря гантелям и тренажерам – Алекс в качалке насмотрелся на завсегдатаев с раздутыми мышцами, и этот скорее выглядит, как спортсмен или даже мастер какой-то борьбы. И потому, наверное, чувствует себя в полной безопасности…
«Я что, правда, на вид такой безобидный?!»
Идти в комнату в грязных кроссовках немного неудобно, но раздражение помогает подавить голос совести, и Алекс, оставив коробку с пиццей на тумбочке под зеркалом, быстро пересекает комнату и выскакивает на балкон. И обнаруживает, что это скорее застеклённая терраса, опоясывающая весь дом. Слева тупик, а справа… похоже, что дверь в соседнюю комнату. Но больше интереса вызывает тот факт, что несколько окон открыто, а значит, есть вероятность, что Максим поступил похожим образом, чтобы впустить в свою квартиру свежий воздух.
Оглянувшись на хозяина и подарив ему вежливую улыбку, Алекс подходит к торцу балкона, пристально глядя на соседний.
К сожалению – до него оказывается приличное расстояние… Так-то всего около метра, но учитывая высоту… нет, далековато. Однако внимательный взгляд замечает, что боковая створка этого соседнего балкона действительно слегка приоткрыта. Только вот чтобы добраться до неё, нужно вылезти наружу почти целиком.
– Простите, но всё-таки… что вы собираетесь делать?
Вежливый голос раздаётся прямо за спиной. Алекс берётся за ручку на ближнем окне, косится на хозяина квартиры и невольно копирует его манеру разговора:
– Не будет ли слишком нагло с моей стороны, попросить вас подстраховать меня? Пока я попробую перебраться к вашему соседу?
– Будет, – хмурится лысый и складывает руки на груди. – Зачем вам мой сосед? Сомневаюсь, что вы вор, ибо выбранный вами способ проникновения в чужое жилище несколько сумасброден, и всё же ваши намерения мне не ясны.
«А для фаната физкультуры он неплохо складывает слова в предложения».
– Я не вор, но мне правда нужно попасть туда… и я бы с радостью попытался сделать это более приемлемым способом… но мой преследователь не оставил мне выбора…
«Блин, мы как на светском рауте!»
– И поэтому вы даже заранее раздобыли пиццу и форму курьера?
Xозяин квартиры всё ещё хмурится. Но в его голосе уже больше сомнения и меньше категоричности. Алекс же кивает и снова косится на балкон Максима:
– Если хотите, – отвечает он медленно, – можете вызвать полицию. Возможно, при служителях закона мне удастся хотя бы позвонить в нужную дверь…
– Ага, а кто оплатит штраф за ложный вызов?
– Так значит, вы мне верите? Что я не вор и что вызов будет ложным?
– Ну, допустим… – мужчина тоже переводит взгляд на соседний балкон. – Но помочь вам можно и другим способом – например, в дверь могу позвонить я. И спросить хозяина, если он дома, хочет ли он вас видеть.
Мысль здравая. Только вот… что если Валерий воспользуется моментом? И как-то доберётся до Алекса? К тому же, прошло уже несколько минут, за это время на этаж вполне могли подняться ещё люди – Алекс уверен, что помимо «няня», видел ещё пару голов в той серебристой машине.
– Мой преследователь… он наверняка захочет вам помешать.
– О, – брови лысого приподнимаются. – Даже так?
А Алекс снова обращает внимание на его мускулатуру. Под свободной одеждой она вряд ли бы выделялась, да и сейчас многое скрыто халатом, но вообще-то… кто знает, может, этот мужик способен уложить Валерия одной левой? Впрочем, делать это причин у него всё-равно нет.
– Простите за доставленные хлопоты, – помедлив, добавляет Алекс. – Просто мне очень нужно встретиться с вашим соседом, но кое-кто очень хочет мне помешать.
– С моим соседом… – задумчиво повторяет лысый, принимаясь почёсывать гладко выбритый подбородок.
– Да, с Максимом. Вы его знаете?
– Пересекались пару раз на лестничной площадке…
– И как он вам? – Алекс сам удивляется своей бесцеремонности, но сторожевые инстинкты не успевают заглушить внезапный порыв. – Не шумит по ночам? Может, кампании буйные к себе водит? Скорая, мент-… кхм, полиция часто приезжает?
Скорость почёсывания подбородка постепенно замедляется, а к последнему вопросу лысый хозяин квартиры замирает с полными недоверия и изумления глазами.
– А ты не журналист, случайно? Неужели компромат собираешь?
Даже манера его речи меняется. Алекс же резко мотает головой и крепче сжимает рычажок на оконной раме. А потом быстро вытаскивает старенькую нокию из кармана:
– Да и какой компромат можно на это собрать?
– Хм… ну диктофон там должен быть… – всё ещё с сомнением протягивает мужчина. И вдруг вздыхает, закатывая глаза. – Ладно, чёрт с тобой. Надеюсь, пицца будет достаточно вкусной, чтобы возместить мне нервные клетки!
Оттеснив Алекса от торца балкона, он поворачивает сразу два рычажка, и вся секция поднимается вверх, словно крышка люка. После чего лысый неожиданно приседает, обхватывает Алекса под задницу – и пропасть глубиной больше десятка этажей распахивается перед ним во всём своём пугающем великолепии. Раскинув руки, Алекс едва успевает вцепиться в раму. И хотя держат его, кажется, довольно крепко, по спине не перестают катиться мурашки размером со стручковый горох.
– Нуфто?
Из-за того, что подбородок помощника оказался прижатым к бедру Алекса, слова тот произносит не особо чётко. Однако…
«Он что, щупает мой зад?» – свежий ветер обдувает лицо, балкон Максима на расстоянии вытянутой руки, но все мысли Алекса сейчас сосредоточены на пальцах лысого мужика, взявшего на себя более смелую роль, чем его просили. – «Не зря мне этот цветастый халатик подозрительным показался… А вообще, как-то слишком много вокруг в последнее время голубоватых. Или я их раньше просто не замечал?.. Или они меня?»
А тем временем паника вместе с мурашками как-то незаметно отступает, и Алекс почти даже бесстрашно протягивает руку через бездну к приоткрытому окну. Нет, одной не дотянуться, приходится отцепить от рамы вторую. Пальцы едва достают до узкой щели, пролезают… Алекс пытается расширить её, сдвинуть створку дальше – но та не поддаётся. Кроме того, ему приходится одной рукой упираться в узкий выступ рамы, а давить вверх и от себя другой, всё время опасаясь, что окно вдруг резко поддастся, и его по инерции бросит вперёд…
«Блин, как же высоко! Не смотреть вниз, не смотреть… Чёрт, там замок что-ли?!»
Решив сменить тактику, Алекс принимается ощупывать щель изнутри. И действительно обнаруживает на стыке створок какой-то механизм. Ладони потеют. Мышцы ноют от напряжения. Он торопится, но разгадать, как же заставить окно открыться шире, не получается.
И когда по ту сторону стекла вдруг возникает человеческий силуэт, опорная рука Алекса едва не соскальзывает с узкого подоконника.
У Максима странный взгляд. Он словно не узнает его. Просто стоит и разглядывает, словно мошку, зависшую за окном.
– Хей, привет…
Никакого ответа. Зато в области пояса и зада чувствуется активность – помощник явно пытается перехватить его удобнее, чтобы тоже получить возможность посмотреть на объявившегося соседа.
– Максим, – пробуется снова Алекс. – Открой окно. Пожалуйста.
Неожиданно тот просто берёт и отрицательно мотает головой. При этом пошатнувшись и подперев стену плечом.
«Да он в умат…»
Алекс ни разу не видел, чтобы Максим пил. И пьяным – тоже, если не считать того раза, когда лишился анальной девственности – но вряд ли это считается, ведь тогда Максим не выглядел и не вёл себя, как пьяный. Да и сейчас он больше похож на обдолбанного. Не то чтобы Алекса можно назвать экспертом в определении наркотического состояния, да ещё и на глаз, но после вчерашних событий… вариант с запрещёнными веществами кажется наиболее вероятным.
– Открой окно, Максим. Сейчас же.
Руки дрожат. Но голос Алекса твёрд и непреклонен.
– Кажется, он не хочет открывать, – зачем-то сообщает своё мнение лысый, всё ещё продолжая подозрительно мацать его задницу.
– Ему придётся… Максим, нет, «Маркус»! Если ты не откроешь окно, я отпущу руки и упаду. И умру. Потому что здесь двенадцатый этаж!
В качестве доказательства серьёзности своих намерений Алекс поднимает одну руку, ту, которой исследовал окно, и демонстрирует её Максиму. И почему-то именно в этот момент вторая даёт слабину – и Алекс проваливается в пустоту.
Но его мгновенно хватают за шкирку.
– Ты ебанулся?!
Жёсткая рама подоконника врезается в живот, когда лысый предпринимает попытку втянуть Алекса обратно на свой балкон.
Только вот хватка Максима оказывается довольно сильной, и худи впивается Алексу в подмышки.
– Эй, парень, отпусти! – орёт лысый.
– Нет-нет, не надо меня отпускать!!!
Перед глазами маячит далёкая парковка. Машинки на ней кажутся игрушечными, не больше спичечного коробка, Алекс пытается дотянутся до балкона Максима, но оба соседа продолжают дёргать его туда-сюда. Что-то подозрительно трещит.
– Эй-эй-эй! Потише!
– Блять, я знал, что это ничем хорошим не кончится!
Алекс чувствует, что начинает выскальзывать из джинс, словно выдавливаемая из тюбика паста. И стоит ему подумать об этом, как пакетик с бритвой и прочим выпадает из-за пояса и стремительно уносится вниз.
– ТАК! СТОП!
Удивительно, но после крика оба игрока в перетягивание живого человека замирают. Алекс осторожно косится наверх – и видит наполовину вывесившегося из окна Максима. Выражение его лица очень сосредоточенное. А на белых бинтах, стянувших левую руку от запястья до локтя, набухают красные пятна.
– Так, Макс… подними меня, пожалуйста… медленно! И держись, а то ещё
вывалишься… – на этот раз его вроде бы слушаются. И когда заветная рама оказывается в зоне досягаемости, Алекс хватается за неё обеими руками (вцепился бы и зубами, да только отдавать команды так будет неудобно), потом оглядывается. – Можете отпускать! Спасибо!
– Уверен?!
– Да!
Лысый ослабляет хватку, но прежде чем действительно отпустить, помогает ему встать на край рамы подошвами кроссовок. Теперь Алексу по идее остаётся лишь хорошенько оттолкнуться…
«Мама, страшно-то как…»
Но времени на раздумья ему не дают и снова дёргают за шкирку. Ноги на секунду оказываются над пропастью – а в следующую Алекса уже втаскивают на новый балкон. Максим не удерживается и падает на спину, и Алекс приземляется сверху.
– Всё нормально? – прилетает в спину.
В горле словно образовалась какая-то пробка, не дающая произнести ни слова в ответ. Алекс пару раз судорожно втягивает носом воздух, всё ещё чувствуя под ногами сотни метров пустоты, но всё же заставляет себя подняться на ослабевшие ноги и обернуться:
– Да, спасибо!
– «Спасибо» на хлеб не намажешь! А одной пиццы маловато будет!
– Выставите счёт вон ему, – Алекс кивает через плечо.
Лысый снова закатывает глаза, недовольно поправляет халат и не прекращая качать головой скрывается в своей квартире. А Алекс продолжает стоять, глядя на опустевший балкон. Сердце колотится так, что больно в груди. Всё тело вспотело. Даже с лица льёт пот. А Максим как ни в чём не бывало валяется на полу. Перешагнув через него, Алекс заходит в большую комнату с разложенным диваном в одном конце и вместительным столом – в другом. На столе этом стоят три монитора, но клавиатура только одна… а ещё на нём, под ним, да и вообще – тут и там – валяются бутылки. Не из-под водки. И не из-под пива. Но пахнет алкоголем и чем-то сладким. Однако никаких пакетиков с таблетками вроде не видно.
«Неужели правда – просто напился? Но ведь он говорил, что на него алкоголь не действует?»
Алекс оборачивается и всматривается в лицо нагло уснувшего парня.
«Старик сказал, что ему уже за тридцать… но ведь реально не дашь больше двадцати пяти… Разве наркоманы не должны, наоборот, выглядеть старше своего возраста?»
«А что, если старик соврал? Но о чём именно?»
«Впрочем, какой резон ему вообще говорить мне правду?»
– Нет, слушай, это вершина наглости! Я к тебе чуть ли не по острию бритвы добирался, а ты взял и уснул?!
Нет ответа.
– Алло, приём, есть кто дома?
Снова выйдя на балкон, Алекс носком кроссовки поддевает плечо в белой футболке. Реакции ноль.
– Так значит, да?
Вытирая ладони об живот, Алекс обводит взглядом всё раскинувшееся на полу тело, потом обходит его, наклоняется и пытается приподнять.
– Ну ты и кабан…
И это действительно тяжело – разворачивать и перетаскивать Максима через порог. Но сцепив зубы, Алекс продолжает волочить его дальше, вон из комнаты, только в коридоре делает остановку, подперев курчавый затылок коленом и оглядываясь. Нет, это не совсем коридор – планировка в точности такая, как у соседа: в центре квартиры ромбообразная прихожая, из неё можно попасть в одну из трёх комнат, кухню и раздельные ванную и туалет. Точнее, есть три узкие двери, похожие на те, что обычно ставят в санузлы, но если за одной ванная, а за второй туалет, то что за третьей? Кладовка? Разве в новых домах их ещё делают?
«Ладно, похрен. Но за которой из них ванная?»
Оставив Максима отдыхать на полу, Алекс направляется к центральной. И обнаруживает за ней унитаз (удивительно, но самый обычный, разве что на бачке пара подозрительных кнопок). Потом отходит к соседней, что ближе к кухне – и в этот раз угадывает: внутри оказывается белоснежная ванна с какими-то дырками по периметру. «Это типа джакузи?» Подойдя ближе, Алекс снимает с держателя душ, включает воду, убеждаясь, что горячая вода в наличии, и переводит задумчивый взгляд на покатый край. Внешняя сторона ванны закрыта плиткой, но это никак ему не поможет втащить Максима внутрь. Разве что тот соизволит проснуться…
Вернувшись в прихожую, Алекс приседает над своей проблемой номер один, обняв колени и принюхиваясь. Да, пахнет алкоголем. И чем-то сладким. Сильно. Мягкие губы кажутся расслабленными и безвольными, под глазами залегли тёмные тени, и всё лицо выглядит осунувшемся, с лёгким зеленоватым оттенком. Но вот ресницы мелко подрагивают, и зрачки под веками словно бы немного двигаются.
– И долго ты ещё собираешься притворяться?
Тишина.
– Ну ладно…
Приходится снова подхватить тяжеленное тело за подмышки и потащить волоком. Когда край ванны упирается в зад, Алекс спиной вперёд забирается в неё и налегает на свои прилично уставшие мышцы. Наконец зад Максима переваливается внутрь. Только вот Алекс или плохо что-то рассчитал, или просто не повезло, но ноги его вдруг поскальзываются – и гигант в отключке надёжно придавливает их ко дну ванны.
– Тц! Макс, это уже свинство! Форменное свинство!
Ушибленный о стену затылок жалобно ноет. Грудь ходит ходуном. Немного отдышавшись, Алекс поднимает взгляд на душ, возвращённый в держатель над краном – он прямо над головой, достаточно протянуть руку.
– Или ты думаешь, так я тебя пощажу? Как бы не так…
Вместо горячей воды Алекс включает холодную. И направляет струю на голову и грудь Максима. Конечно, изрядно брызг достаётся и ему самому, к тому же вода скапливается по бокам, подбираясь к ногам через ткань джинс. Но пока терпимо. Только забинтованное запястье Максима приходится прижимать к краю ванны.
– Давай, трезвей… Приходи в себя… Нам надо поговорить… Серьёзно поговорить… Вот зачем ты так напился? Разве тебе ночью не чистили кровь? Зачем её опять мешать чёрт знает с чем? И разве стоило уезжать, чтобы потом так напиться? Почему ты не захотел поговорить со мной? Потому что… я задал тот вопрос?.. Или потому что не рассказал про… то, что случилось со мной на самом деле?..
Постепенно холод начинает пробирать до костей. Зубы уже стучат. Но Максим продолжает изображать из себя растение – а ведь так живо втащил его на балкон…
– Если не прекратишь, я нахрен заморожу и тебя и себя! Давай… скажи что-нибудь… Макс, ты не представляешь, через какую задницу я прошёл, пытаясь добраться до тебя… И если ты правда не хочешь больше меня видеть… просто скажи это, дьявол тебя задери!
Лёгкое шевеление… В ванне недостаточно места, чтобы ноги Максима вытянулись во всю длину, поэтому его колени раскинулись в сторону, но сейчас… кажется, они сдвинулись, и по скопившейся воде пробегает волна. Скривившись, Алекс прижимает душ Максиму прямо ко лбу.
– Давай, ты же не трус. Ты же никогда не сбегаешь от проблем. Так чего же сейчас ведёшь себя, как страус, спрятавший голову в песок?!
Миг, и узкая, но большая ладонь накрывает руку Алекса, держащую душевую лейку, и стаскивает ниже, на грудь.
– Макс?
– Я идиот, – доносится хриплое и глухое. Но у Алекса от этого голоса внутри становится горячо, даже зубы перестают стучать.
– Согласен. Но не откажусь выслушать и твою версию, почему.
– Я думал…
Он не договаривает и тяжело вздыхает. По ванне прокатывается новая холодная волна. И вдруг:
– Сучьи потроха!
Максим резко садится, освобождая Алекса, и отбирает душ. Тянется через его плечо к кранам – и вот уже обжигающий поток обрушивается на почти привыкшую к холоду кожу. Алекс дёргается в сторону, и скопившаяся в ванной вода начинает с фырчанием втягиваться в ранее заткнутый его задом слив.
А мягкие губы Максима сжаты до белизны. Заострившийся нос и скулы наводят на мысли об узниках концлагерей. Только вот разве он не сам довёл себя до такого состояния?.. Или вина Алекса в этом тоже есть?
В горле снова образуется комок, а Максим тем временем что-то нажимает за его плечом и возвращает душ в держатель, а потом откидывается на противоположенный край ванны – и через несколько мгновений горячие струи воды выстреливают из отверстий в пластиковых стенках.
Алекс странно чувствует себя под прицелом чёрных глаз. Все слои одежды промокли, волосы слиплись, и откуда-то взявшаяся неуверенность всё больше расползается по венам. Он сделал что-то не так? Сказал? Или вообще не должен был приезжать?..
«Чёрт! Паспорт! Телефон!»
Вскочив, Алекс судорожно стаскивает с рук и плеч верхнюю часть курьерского комбинезона и выковыривает тонкую книжечку из заднего кармана.
На неё больно смотреть.
И на расползающиеся тряпочки красных и зелёных купюр. Наверное, не стоило их так резко выдёргивать из паспорта, тогда бы они не порвались…
«Почему мне так не везёт с наличкой?»
Наконец настаёт очередь нокии – её жалко меньше всего, но теперь Алекс без связи, без денег и, наверное, без документов. Конечно, всё это можно попытаться высушить… но пока остаётся только отправить в раковину рядом с ванной.
А взгляд Максима всё такой же пристальный и безжалостный.
«Да пошло оно всё!»
Оглянувшись, Алекс находит на полке с шампунем затычку для слива, бросает её под ноги и принимается стаскивать с себя тяжёлый от воды худи вместе с футболкой… однако те неожиданно тесно облепляют голову, не пропуская в горловину. Вдруг рядом раздаётся всплеск, Алекса хватают за плечи, разворачивают и толкают прямо на стену. Кафель гладкий и влажный, запястья прижаты к нему, захваченные в плен стальных пальцев.
– Зачем ты приехал, Джеф? Скажи мне… зачем?
Глава 27. Нехватка кислорода
****
– …зачeм?
Голоc Максима прозвучал так далеко.
По спине пробегает озноб. И ощущение пустоты. K груди прижимается холодная гладкая плитка, в бедро упирается переключатель воды, а сзади… ничего. И лишь жёсткие пальцы продолжают сдавливать запястья – грубо и безжалостно, словно их хозяин специально пытается удержать незваного гостя подальше от себя.
Это отчуждение пугает.
Bся смелость, всё упрямство – просачиваются через поры, оставляя только страх. Cтрах оказаться отвергнутым.
– …ты говорил, что любишь меня… – сознание цепляется за последнюю нить, и слова с трудом пробиваются сквозь сжатое спазмом горло.
С одежды, облепившей лицо, стекает вода. Капли щекочут кожу, дышать практически нечем, но хуже всего мёртвая тишина – она словно кулак, пробивший рёбра и постепенно сдавливающий сердце.
– …говорил, – наконец еле слышно произносит Максим. И хватка на запястьях немного слабеет.
Hо на этом всё. Алекс не слышит ни грамма тепла в его голосе.
– Tогда какого хрена уехал?!
Почти крик. Только придушенный и приглушённый. Зато из самой сердцевины души – пылающей от затаённой обиды и гнева.
И снова молчание Максима забивается в уши. А вот грохот крови в висках нарастает – хочется рвануться, сбросить мокрые тряпки с лица и как следует врезать козлу, посмевшему ворваться в его тихую, спокойную жизнь и разнести в её в щепки, а теперь прикидывающемуся клубнем!
– Pазве ты сам этого не хотел?
Неожиданный вопрос сбивает боевой настрой и заставляет невольно оглянуться, хотя перед глазами всё-равно лишь непроницаемая тьма.
– Я?
– Да, ты, – пальцы на запястьях вновь сжимаются так, что из груди вырывается сдавленных выдох, но Максим продолжает говорить – не спеша, словно проговаривая вслух много раз повторённое про себя или услышанные от кого-то другого: – Oт меня у тебя одни проблемы. Я думал, что смог измениться… избавиться от прошлого… но только и делаю, что снова и снова наступаю на старые грабли! Я знал, что как только ты узнаешь про всю эту грязь… я стану тебе противен. Да я противен сам себе! Отец прав – я просто псих и слабак! И даже если бы ты не передал через него, что с тебя хватит… я бы понял это и так. В конце концов, кому нужен садист-наркоман, в чьей голове только и крутится, как бы связать своего парня и отыметь во все дыры?!
– О…
После окончания неожиданно длинного и самоуничижительного монолога на большее Алекса не хватает, но чуть помедлив, он всё же собирается с мыслями и уточняет:
– Значит, говоришь, я просил передать, что с меня хватит?..
– Да… и тебя можно понять. Честно, на твоём месте я бы тоже вряд ли… согласился и дальше иметь что-то общее с подобным ничтожеством…
Голос Максима становится всё тише и тише, пока наконец не замолкает. Eго пальцы на запястьях разжимаются, и этот единственный контакт между ними пропадает. Но Алекс продолжает стоять, уткнувшись в стену и с поднятыми над головой руками, только складывает сжатые кулаки себе на макушку.
– Ты – не ничтожество, – произносит он твёрдо.
Воды с худи стекло уже порядком, и теперь дышать значительно легче – нет ощущения, что на голову надели непроницаемый цементный мешок. Но в груди только больнее. А на душе – злее. Но не за себя.
– Я псих! – яростно возражает Максим. – Я такой же, как моя мать, я пытаюсь подчинить тебя, причинить боль…
– Не помню, чтобы жаловался на это…
– Ты даже представить себе не можешь, что мне хочется иногда с тобой сделать!
– Так дай мне узнать!
Позади раздаётся приглушённый плеск, и почти тут же появляется отчётливое ощущение, что стоит только немного отстраниться от стены – и наткнёшься на живую преграду. Но пока Максим не пытается прикоснуться к нему. И когда снова заговаривает, в его голосе вновь появляются стальные нотки:
– Из-за меня погиб человек.
– Знаю.
Алекс втягивает носом воздух и осторожно разворачивается, невольно вздрогнув, когда плечо задевает горячую кожу. В темноте почему-то оказывается сложно сохранить равновесие, поэтому он снова прижимается к стене, чувствуя себя довольно глупо с намотанной на голову одеждой, но в то же время – свободней. Возможно именно из-за окружающей темноты Алекс способен сейчас оставаться спокойным. Хотя бы внешне. И потому может задать даже такой вот вопрос:
– Ты убил его?
– Да, – тут же следует твёрдый ответ. – Я был под кайфом. Мы были под кайфом.
«А ведь мог бы просто соврать…»
Тяжело. Очень. Почему-то когда читал отчёт судмедэксперта, Алекс не чувствовал этого. А сейчас на плечи словно обрушился потолок. Начни Максим оправдываться или отрицать – Алекс бы поверил без всяких вопросов, но тот, похоже, не собирается врать ни ему, ни себе. Осознаёт весь ужас случившегося. И всё же вчера снова взялся за ту дрянь…
– У вас был бед-трип?
– Нет, у нас не было бед-трипа – наоборот, нам было слишком хорошо. Так хорошо, что Декс даже решил засунуть себе в зад бутылку. И для полноты ощущений разбить её.
«Так его звали Декс… Это производное от Дениса? Или Декстера? Кого-то прямо-таки тянет на парней, чьи прозвища оканчиваются на "икс"… Может, он зовёт меня Джефом, потому что "Alex" напоминает ему… Так, стоп…»
– …он сам это сделал?!
– Сам… или не сам… это не имеет значения, – помедлив, рассеянно отзывается Максим, – но если бы я не был под дозой, этого бы не произошло.
– Ты любил его? – ещё один смелый, отчаянный вопрос.
– Хм… Он был мазохистом и ему нужны были деньги на дозу, а мне – любовник для грубых игр.
Алексу кажется, что Максим сейчас пожимает плечами, и что лицо его при этом остаётся совершенно бесстрастным – однако внутри наверняка далеко не всё так спокойно. Но что он чувствует на самом деле? Можно только попытаться представить себя на его месте… однако у Алекса ещё есть и своё собственное.
– И что теперь? – спрашивает он, вновь поднимая руки над головой. – Что было – то было. Как это касается нас с тобой?
– Нас?.. Ты меня не боишься?
– Нет. Я тебя хочу.
Вызов. Обида. Алекс выплёвывает это признание, словно обвинение.
И на долгие секунды в ванной устанавливается тишина.
А потом ключицы вдруг обдаёт теплом чужого вздоха… и мокрая ткань плотнее облепляет лицо, словно худи схватили и оттянули вниз.
– И поэтому ты приехал?
Ответить не дают – рот накрывают совсем не мягкие, но знакомо властные губы, и даже сквозь влажную преграду Алекс остро чувствует жар сдерживаемого дыхания Максима. Выжатая давлением вода стекает в горло, нос зажат, но горловину худи понемногу стаскивают вверх, и скоро преграда между губ исчезает. Правда, подбородок тут же сжимают и фиксируют безжалостные пальцы, оттягивая вниз и вынуждая открыть рот ещё шире, а поцелуй становится всё жёстче и грубее, но возникшая за последние сутки пустота внутри Алекса наконец-то наполняется теплом, а по натянутым нервам разбегаются волны облегчения.
Но вдруг Максим разрывает поцелуй.
– Тебе нравится боль? Унижения?
– Я не уверен… – Алекс пытается отдышаться и не совсем понимает, к чему этот вопрос. – Ты же читал мои посты… я никогда не…
Стальные пальцы ещё сильнее стискивают подбородок, не давая договорить.
– Тебя изнасиловали, Джеф! Бутылкой! Я рассказал о своих пристрастиях – и ты всё равно готов раздвинуть ноги? Тебе действительно наплевать, что я могу с тобой сделать? Или может, даже кто именно будет тебя трахать и чем?!
«Сукин ты сын…»
Вместо ответа Алекс вслепую бьёт коленом прямо перед собой. И судя по ослабшей хватке и резкому выдоху – попадает недостаточно метко. Да и колено вроде почувствовало шарики только вскользь, ударив по внутренней стороне бедра – но ничего, зато обе руки уже поймали вконец офонаревшего и не успевшего отпрянуть козла, вцепившись во влажную футболку.
– Тебе кто-нибудь говорил, что ты идиот, Макс? Думаешь, я попёрся бы сюда только ради ёбаря с большой пиписькой и любовью к связыванию?! Думаешь, не нашёл бы кого-то поближе?! Да-да-да! Меня поимели! Ублюдки, которым я бы с удовольствием самолично отрезал бы члены, если бы был чуть более ушибленным на голову! Но блять! Я не желаю, чтобы меня трогал хоть кто-то, кроме тебя, самовлюблённый болван! Думаешь, ты псих? Знаешь, мне кажется, ты настоящих психов не видел! Думаешь, ты садист? И тут тебя огорчу – я в интернете такое находил, что тебе, наверное, даже в голову не придёт! Наркоман? Да ты здоровее многих спортсменов! Да, да – даже я знаю, что подсевший нарик не может ни дня без дозы провести, а ты при мне ни разу ничего не употреблял!.. Безусловно, то что случилось с тем парнем, Дексом… печально. Но ты прекрасно знаешь, что причина всему наркота!!! Так что просто пообещай мне больше не прикасаться к этой дряни – и давай попробуем… начать с начала… А если хочешь что-то сделать со мной… делай. Я не кремовая роза, не растаю…
Под конец воздуха совсем не хватает, начинает кружиться голова, но наконец-то Алекс высказал всё, что скопилось на душе. Только не подумал, что будет делать дальше.
«Пнуть его ещё раз, пока есть возможность? Или боднуть головой?»
– Что? «Кремовая роза»?
– Ну, такая… – насмешливый вопрос сбивает с мысли, – из крема, на тортах ещё бывает и пирожных всяких…
– Ха-ха…
И пусть этот смех неуверенный и натянутый, у Алекса тоже невольно вздрагивают уголки губ. Но Максим внезапно снова становится серьёзным:
– Значит, говоришь, хочешь меня?
«Стоп, не так быстро…»
– Да, но врач пока запретил мне таскать тяжести… и заниматься аналом.
Решив всё-таки отпустить чужую футболку, Алекс разжимает пальцы и принимается стаскивать с головы свои уже поднадоевшие тряпки, но ладонь Максима неожиданно придавливает их к макушке.
– …в интернете, значит? – его задумчивый тон заставляет напрячься. – Такое, что мне даже в голову не придёт?.. Ну посмотрим. А про тяжести и анал не беспокойся, в моей голове достаточно идей для забав и без этого.
Рука с головы исчезает, и без всяких прелюдий Алекса вдруг берут за плечи и разворачивают, а потом ещё и вынуждают сделать пару шагов назад. И мягко, но настойчиво толкают в спину. И только опустившись на колени, он осознаёт две вещи: первое – ванная у Максима несколько шире и длиннее, чем обычная, типа той, в которой они ютились на съёмной квартире; второе – воды в ней уже столько, что коснувшись руками дна, приходится задирать подбородок, чтобы не захлебнуться.
Рывок – и яркий свет ударяет по глазам, зато проклятая тяжесть мокрой одежды наконец-то исчезает.
– Точно, не боишься?
Возникает подозрение, что в этот раз над вопросом стоит подумать подольше… но Алекс молча мотает головой, в которой уже начинают мельтешить кое-какие догадки.
– Тогда выпрямись и заведи руки за спину.
Подчинившись, Алекс чувствует, как запястий касается мокрая ткань. «Это моя футболка? Или его?» Затягиваемый узел не кажется тугим, но беспокойство всё-таки щекочет нервы. И превращается в лёгкую панику, когда с него начинают стаскивать джинсы вместе с нижней частью комбинезона.
– Ма-а-акс…
– Доверься мне.
Трусы вместе со всем остальным спускают до середины бедра, при этом член Алекса оказывается в воде, а ягодицы – почти полностью над ней. Взявшись за узел на запястьях, Максим слегка толкает его, вновь заставляя наклониться. И в этот раз у Алекса нет возможности подставить руки, чтобы не рухнуть в воду. Однако он лишь ложится на неё грудью, удерживаемый сильной рукой. Практически повиснув на ней.
– Опусти лицо в воду.
Затылок немного ноет от напряжения, так что идея расслабить шею и окунуться – не так уж плоха, но как он будет дышать?
– Не бойся, когда воздух кончится, просто поверни голову набок.
И видимо, чтобы придать Алексу решимости, Максим запускают свободную руку ему между ног, обхватывая сразу и яички и основание члена, и сжимая их.
– Давай, Джеф. Ты же хочешь узнать, какие фантазии бродят у меня в голове?
Вместо ответа, судорожно вдохнув, Алекс решительно опускает подбородок, и вода заливается в уши, оглушая. Но каким-то странным образом ощущения от движений руки Максима тут же становятся отчётливее и острее – его пальцы скользят по члену вверх и вниз, словно массируя или даже просто моя. В них нет ни капли деликатности. К тому же из воды смазка просто никакая, и кожа трётся о кожу весьма ощутимо… но вот Максим сжимает пальцы сильнее, и трение пропадает, потому что его рука теперь движется вместе с кожей члена, как единой целое.
Кислород заканчивается.
Алекс, забыв про совет, резко задирает голову – и в дыхательное горло попадает немного воды, но Максим тут же подтягивает его за узел на руках и даёт откашляться.
– Всё нормально?
Один единственный кивок – и Алекса снова укладывают на воду. Но в этот раз он сразу поворачивает голову к плечу, пока нос и рот не оказываются над поверхностью, делает вдох, и вновь позволяет воде полностью оглушить себя.
Возбуждение нарастает. Трудно даже точно определить, от чего именно – от этих умелых движений пальцев? Или от осознания, что его жизнь сейчас полностью зависит от прихоти Максима? Или всё дело в обманчивой невесомости и частичной глухоте, позволяющих целиком сконцентрироваться на ощущениях?
В этот раз Алекс сознательно терпит до последнего, прежде чем сделать паузу на вдох. Ведь это действительно пауза, во время которой его тело словно перестаёт что-либо чувствовать – но стоит опять погрузиться в бурлящую от многочисленных струек воду, будто пройдя барьер между мирами, как удовольствие с новой силой разливается по венам и затапливает низ живота.
Но неожиданно к движениям руки добавляется ещё одно ощущение – лёгкое, но горячее и дразнящее – от языка между ягодиц. Алекс дёргается, напрягая мышцы бёдер, уходит от прикосновения… и его вновь выдёргивают из воды.
– Что случилось? – недовольный тон стегает по спине невидимым хлыстом.
И глянув через плечо, Алекс встречается с горящим взглядом чёрных глаз. На фоне осунувшегося лица он кажется безумным.
– Я грязный… не надо…
В ответ ему выдают резкий смешок, после чего окунают в воду с головой. И почти тотчас раскалённый язык вторгается в самое интимное место. Да, для Алекса это вовсе не член, а его зад. И то, что вокруг вода, не мешает ему взвыть, взорвав эту самую воду сотней воздушных пузырей.
Снова рывок, снова недовольный возглас:
– Не трать воздух зря!
Уже чувствуя начало толчка в спину, Алекс едва успевает сделать вдох. Поверхность остаётся где-то там, над головой, а широко раскрытые глаза видят гладкое, синевато-зелёное дно. Впрочем, всё вокруг выглядит синевато-зелёным. Но вот неумолимый язык вновь принимается терзать сжавшееся кольцо мышц, а пальцы всё настойчивее гонят кровь по члену, словно доят его, грудь разрывает от стонов, рвущихся наружу – и у Алекса появляется реальная проблема, как их сдержать. Раньше он просто старался дышать почаще, но теперь это невозможно. Воздух покидает лёгкие против воли. В ушах начинает нарастать звон…
Сопротивление воды. Брызги. Мир, полный кислорода. И снова погружение в удушливую, но такую сладкую невесомость… И это повторяется вновь и вновь. Алекс перестаёт даже удивляться, каким именно образом Максим догадывается, что пора выдернуть его, чтобы позволить вдохнуть. Но из-за этих рывков уже почти добравшееся до предела удовольствие каждый раз откатывается немного назад. И снова накапливается и даже преодолевает ту границу, за которой раньше Алекс бы уже давно кончил.
Да, с ним такое уже было. В первую ночь, проведённую с Максимом.
«Так вот, какой он, твой "садизм"? Мучаешь не болью, но наслаждением? Жестоко… очень жестоко…»
В какой-то момент Алекс не выдерживает, и оказавшись на воздухе, даже не сделав полный вздох, взмаливается:
– Я не могу больше!
Уже почти вновь втолкнувшая его обратно в толщу воды рука замирает. Оглянувшись, Алекс видит, как Максим облизывает раскрасневшиеся губы, а потом с самодовольной усмешкой поднимается с колен и вздёргивает Алекса тоже. Суставы в плечах болезненно напрягаются, но его уже подхватывают за подмышки, помогая встать на ноги. И даже приподнимая и словно куклу переставляя обратно к стене с краном.
Плитка обжигающе холодна.
Связанные руки сильнее прижимаются к спине мускулистой грудью и твёрдым, напряжённым животом. Член, всунутый между ног, твёрд, и его головка толкается в мошонку. И дальше. Тяжёлый подбородок укладывается на плечо, длинные и сильные руки обнимают и тянутся к подрагивающему и, кажется, готовому в любой момент излиться члену Алекса. Но это ощущение обманчиво – ведь он столько раз думал, что вот сейчас уже точно кончит – и всякий раз останавливался на самом пороге.
– Ты замечательный Джеф… Будь моим… Всегда только моим…
Шепчущие губы ловят мочку уха, проскальзывают вверх, и влажный горячий язык ввинчивается внутрь, словно серьёзно надеется влезть.
– Буду… обещаю…
Максим толкается раз, другой и замирает. И Алекс удивлённо смотрит на появившиеся на песочном кафеле белые брызги.
– Так не честно…
– Бывает, – хмыкают в ухо.
После чего Максим сползает вниз, позволяя Алексу развернуться, и целиком заглатывает его член. Даже вместе с мошонкой. И этот его вид сверху с набитым ртом кажется ну очень смешным. И давясь от смеха, Алекс умудряется кончить.
– И что дальше? – спрашивает он, немного придя в себя.
– Ну для начала я тебя развяжу, – освободив рот и вытерев губы, задумчиво отзывается Макс. – Потом помою. Возражения есть?
– Нет, никак нет, сэр!
– Вот и отлично.
Шлепок по бедру, видимо, означает, что пора снова поворачиваться. Но Алекс так устал, что перекатывается по стенке и вновь прижимается к прохладной плитке щекой. А пока Максим развязывает ему руки, спрашивает:
– А вообще? Что будем делать? Твой цербер, наверное, караулит у двери… и папа уже едет сюда. Знаешь, если бы не твоя сестра, я бы в жизни до тебя не добрался.
– Ирка? Хм…
Бросив мокрую тряпку на пол, Максим заваливается на спину и тем самым вызывает не хилую волну, перехлестнувшую через край. Проводив её взглядом, Алекс качает головой: «Наверное, у них тут супер-элитная гидроизоляция», – и более аккуратно опускается в порядном обмелевшую ванну. И ему даже хватает места, чтобы сесть, и при этому Максиму не приходится подтягивать свои длиннющие ноги.
– Ну так что?
– Хм-хм-хм… давай сделаем вот что…
Глава 28. Не вспоминай
****
Bопpеки ожиданиям Алекcа, за весь оставшийся вечер, ночь и даже утро никто так и не решается нарушить иx покой. Возможно «нянь» Максима всё ещё пребывает в уверенности, что Алекс находится в квартире его соседа – но вряд ли, скорее всего Валерий уже в курсе его скалолазного подвига. А значит, в курсе и Зотов-старший. И если попытаться представить себе ход их мыслей – получается, сейчас старики затаились в ожидании… ну или сдались. И второй вариант, если честно, намного, намного желательнее.
«Серьёзно, сколько можно? Им что, заняться больше нечем?»
– Эх…
– Чего вздыхаем?
За спиной раздаются почти бесшумные шаги, ступающие по упругому ковролину, и вот уже на плечо укладывается тяжеленная голова («Hу правда, я тебе подставка, что ли?»), к обнажённым ягодицам прижимаются пушистые бёдра, а к пояснице – кое-что помягче. И слава богу, что владелец этого «кое-чего» не страдает круглосуточным стояком, иначе бы Алекс уже давно превратился в иссушенный труп – однако после довольно пристойной ночи, проведённой на одном диване, даже у него при пробуждении случился прилив крови к чреслам… Впрочем, может, после тридцати эрекция перестаёт быть обязательной частью утренней программы?
«Да не может же он постоянно меня хотеть…»
– Бли-ин… ты только посмотри на это!
Выбросив неприличные мысли из головы (хоть это и трудно сделать, когда к тебе так прижимаются), Алекс кивает на разложенные по столу высушенные и местами порванные купюры. Выглядят они плачевно, но всё равно в тысячу раз лучше, чем неприлично распухший паспорт, чьи страницы решили завиться и скукожиться, да ещё и чернила потекли, печать расплылась, а фотография выпала, стоило только Алексу взять это уродство в руки.
– Выкинь каку.
– Вообще-то, это моё удостоверение личности! А с деньгами что делать? Это всё, что у меня…
– Tоже выкинь.
– Oхренел? – резко повернув голову, Алекс тут же дёргаясь в сторону – по щеке словно наждачкой провели.
Нет, мужественная щетина – это, конечно, мечта всей его жизни, но сейчас, когда она у Максима – только досаждает. А тот ещё и специально утыкается своим колючим подбородком ему в шею, надёжно зафиксировав самого Алекса в объятьях и не позволяя ему уклониться. Неожиданно по пояснице проскальзывает что-то потеплевшее и затвердевшее, оставляющее за собой влажную дорожку… и Алекс совершенно не удивляется, когда его быстренько укладывают животом на стол (а точнее на жёсткую клавиатуру) и разводят ноги коленом.
– Уау! – выдаёт Максим, замерев.
Похоже, он оценил мастерскую работу бритвой. Это не то чтобы входило в планы, но посетив с утра ванную и скучно поскоблив лицо великолепной бритвой хозяина квартиры (собственная улетела в далёкие края вместе с зубной пастой и щёткой), Алекс подумал, что раз уж его пятая точка пользуется таким вниманием, да ещё и лезут в неё не только всякими конечностями, но и лицом, то ничего страшного, если он применит её(бритву) и в этом месте…
– Я сейчас.
Сорвавшись с места, Максим выходит из комнаты. Алекс же вздыхает, вытаскивает из-под себя клавиатуру и подпирает голову кулаком. И смотрит на слетевшие на пол бумажки.
«Выкинуть? Ага, щас!»
В соседней комнате что-то грохает, и громко топая Максим возвращается в спальню с зеленоватым флаконом. И ещё до того, как прохладная вязкая жидкость касается поясницы и начинает стекать в ложбинку между ягодиц, Алекс догадывается, что его решили смазать. Честно говоря, выбритая кожа ещё раздражена, и такое увлажнение дарит весьма приятные ощущения… правда, далёкие от сексуального возбуждения. Однако, стоит Максиму пристроиться сзади – и всё тут же меняется. Чувствуя твёрдость его члена, Алекс плотнее сжимает ноги и невольно представляет, как эта штука направляется в место повыше…
Досадно, но его внутренности пока недостаточно зажили, чтобы принять в себя нечто настолько существенное: около получаса назад, закончив с бритьём и проведя прочие гигиенические процедуры, Алекс попробовал засунуть в себя пальцы – два ещё нормально вошли, но едва разведя их в стороны, он почувствовал резкую боль.
«Блин, никогда бы не подумал, что буду так расстроен невозможностью принять член в свою задницу…»
Но похоже, что Максима вполне устраивает теснота его бёдер и ягодиц, обильно смазанных гелем. Только вот Алекс хоть и получает удовольствие от этого скольжения, но лишь поверхностное, ведь никто не трогает его член… и тогда, чтобы головка Макса проходилась хотя бы плотнее по его мошонке, Алекс сильнее выпячивает зад.
За спиной тут же раздаётся смешок.
Чворк.
Kажется, в него проник большой палец. Несмотря на незаурядную длину всех пальцев Максима, у этого нет никаких шансов достать до нужной точки… Но не переставая толкаться в узкое пространство между ног, Максим в том же ритме скользит и этим вошедшим пальцем – надавливая, оттягивая вниз и раскрывая отверстие. Алекс же, инстинктивно сжавшись, вдруг обнаруживает, что глубина входа пальца и острота ощущений меняется в зависимости от того, как сильно он прогибается в пояснице, да и сильнейшее натяжение стенок передаётся внутрь, и кажется, распространяется на самое чувствительное место и даже дальше.
Но вместе с тем во внутренностях зарождается болезненная резь.
«Я просто потерплю… не так уж это и больно», – однако не успевает он додумать мысль до конца, как новая прохладная струйка пробегает по пояснице и копчику, затекая прямо в раскрытое отверстие. Алекс прислушивается к себе и вглядывается в сосредоточенное лицо, отражающееся в матовой черноте мониторов с трёх разных ракурсов – Максим сжимает пластиковую бутылочку в кулаке и, похоже, собирается выжать из неё всё до последней капли. Слабый запах хвои и эвкалипта становится всё сильнее, а зад у Алекса начинает в прямом смысле неметь и ощущаться уже как принадлежащий кому-то другому.
– Эй, харэ… эта штука действует как заморозка.
– Xм…
Максим поднимает взгляд выше и отпускает зелёный флакон. А ещё через пару секунд почему-то вытаскивает палец, и Алекс чувствует его ладони, опустившиеся на бёдра и сжавшие их.
– Каждый раз, как вспоминаю, что они с тобой сделали…
Все три отражения Максима опускают голову. Алекс пытается придумать ответ, но не может – ему вообще меньше всего на свете хочется вспоминать о случившемся, и уж тем более –говорить об этом. Но сейчас сказать что-то надо.
– А ты не вспоминай…
«Слишком лицемерно?»
– …и мне помоги забыть.
Вскинутый взгляд, медленно сузившиеся глаза – Алекс наблюдает за Максимом в отражении монитора точно так же, как Максим наблюдает за ним. Это длится недолго, но атмосфера в комнате становится всё тяжелей.
– Или ты меня больше не хочешь?
Не успевает Алекс задать вопрос, как Максим резко стаскивает его со стола и разворачивает лицом к себе. Две ладони обхватывают голову, сжимают и заставляют поднять выше.
– Какая глупость… – Алекс видит своё отражение в чёрных, глубоко запавших глазах. – Но разве ты сам не вспоминаешь каждый раз, когда я тебя трогаю… Не боишься, что я могу случайно или умышленно причинить тебе боль?..
Впервые на лице Максима отражается столько эмоций: неуверенность, удивление, вина, возмущение, отрицание… даже страх.
– И что ты предлагаешь? – терпение Алекса уже на пределе. Однако он не отвечает прямо.
– А чего хочешь ты?
– Я уже говорил.
– Меня?.. – теперь на лице Максима остаётся одна только растерянность. – В смысле, поменяться ролями?
Нет, ни о чём таком Алекс не думал. И вероятно, его собственное лицо сейчас выражает в точности ту же самую эмоцию. Наконец он решает помотать головой, и ослабшая хватка ладоней позволяет ему это сделать.
Но почему-то такая реакция заставляет Максима нахмуриться. Проходит секунда, вторая, третья – и вдруг его лицо светлеет. Алекс даже не успевает понять, как оказывается в воздухе, а через миг – уже снова на столе. Максим отодвигает в стороны мониторы и укладывает его на спину, потом берётся за щиколотки и прижимают босые ступни Алекса к своей груди.
– Упрись.
Не то чтобы Алекс против. Просто это немного странно и непонятно зачем. Но когда его член начинают мять сильные пальцы, понимание приходит само – но не через разум, а через напряжение мышц и неосознанную реакцию тела.
– Правильно, работай бёдрами, Джеф.
Это то, что он уже начал делать. Однако, чтобы приподнять зад, нужно прилично так упереться ногами… но Максим оказывается устойчивее, чем ожидалось. Он словно непоколебимая стена. К тому же, прижав к члену Алекса свой собственный, Максим почти перестаёт шевелиться, и Алекс, попробовав раз, уже смелее толкается снизу вверх в тесное пространство между его пальцев, проходясь по нижней стороне его члена и (как непривычно-то) чувствуя себя полным хозяином положения. Он контролирует скорость и направление, меняет ритм… но очень быстро мысли о сознательном руководстве процессом покидают голову, и тело начинает двигаться само, подчиняясь одним лишь ощущениям, стремясь усилить удовольствие, снова и снова обнаруживая новые оттенки наслаждения. Да ещё и Максим то ловит головку его члена пальцами, задевая уздечку, то плотнее сжимает ладони, заставляя её проталкиваться через своенравную тесноту, и не забывает прижиматься к растянутому и увлажнённому кольцу сфинктера набухшей мошонкой.
Толчки Алекса становятся всё более резкими и поспешными. Он даже хватается руками за край стола, чтобы не сползать назад. Под сухим и горящим взглядом Алекс чувствует себя лягушкой, дёргающейся под ударами токами. И не способной прекратить это делать. И даже наоборот – чем глубже заглядывают эти наблюдающие чёрные глаза, чем выше и неистовее становятся волны жара, прокатывающиеся по его телу. И когда напряжение в животе наконец достигает своего пика, заставляя взорваться и потеряться в этой вспышке эйфории, сквозь застлавшую глаза дымку, Алекс всё ещё ощущает себя нанизанным на иглу раскалённого взгляда.
Не отводя глаз и не моргая, Максим опускается вниз, при этом ноги Алекса сами собой оказываются у него не плечах. Миг – и мягкие губы обхватывают головку, только что извергнувшую сперму. Алекс не выдерживает и зажмуривается, запрокидывая голову. Онемение уже понемногу распространяется по всем его мышцам, но там… там он ещё слишком чувствителен!
Вспышка сверхновой. Вселенная заливается чистым белым светом, от которого, кажется, выжигает сетчатку, и тут же схлопывается, оставляя лишь мельтешение цветных пятен под плотно сомкнутыми веками.
Давление в груди напоминает, что чтобы жить – надо дышать. И потому только целую вечность спустя Алекс наконец-то оказывается способен произнести:
– Ты превращаешь меня в наркомана… я становлюсь зависим от этого… и от тебя.
– Pазве это плохо?
Словно хрупкий фарфор, его аккуратно берут на руки и относят к дивану. Вдыхая запах чистого пота, смешавшийся с эфирными ароматизаторами смазки, Алекс всё ещё чувствует, как стоящий колом член тычется в спину. Но вот объятия мягкого матраса и одеяла окутывают его, и Максим приземляется рядом. Оперевшись на руку и прижав щёку к плечу, он смотрит на Алекса с загадочной, но немного грустной улыбкой. Но когда тот, перевернувшись на живот, пытается дотянуться до его члена, перехватывает руку за запястье и подтягивает к своим губам, прижимаясь к косточкам кончиком языка и ведя дорожку к внутренней стороне ладони…
– Щекотно, – морщится Алекс, пытаясь отобрать руку обратно. И добавляет осуждающе: – Ты не кончил.
– Разве?
Алекс недоумённо хмурится, переводит взгляд назад, к столу… потом быстро – на себя. Да, что-то как-то многовато на нём спермы.
– О-у…
– Ага…
– Пошёл-ка я снова в ванную…
– Мне с тобой?
Алекс с сомнением косится на член Максима без малейших признаков увядания, и принимается задумчиво покусывать нижнюю губу. Потом всё-таки с сожалением качает головой.
– Мы не можем позволить себе весь день провести в постели.
После чего нехотя сползает с кровати и выходит в коридор. Душ занимает у него пять минут, натягивание на себя высохшей за ночь одежды и сбор разлетевшихся по полу денег – ещё десять. Максим, вышедший из кухни с тарелкой разогретых в микроволновке сосисок, скармливает Алексу парочку, пока тот рассовывает по карманам купюры и то, что от них осталось, вместе с монстром-паспортом.
Кроссовки ещё сырые. Зашнуровывая их, Алекс чувствует, как влага пропитывает носки – но это не значит, что у него есть повод задержаться в этой квартире подольше.
Наконец дожевав последнюю сосиску и обменявшись с Максимом последним долгим взглядом, Алекс отпирает один за другим несколько замков. Дверь открывается почти бесшумно, но двое мужчин на лестничной площадке тут же отрываются от своих телефонов. Они одеты в цивильные пиджаки, ещё только солнечных очков не хватает – и вылитые «люди в чёрном» или «агенты Матрицы».
– Привет, – здоровается Алекс. – У вас случайно нет для меня билета до Ярославля?..
Глава 29. Я неубедителен?
****
– Пpиexали.
Hа ленивый взгляд в зеркале Алекc тoлько кивает и толкает дверь от себя, оставляя в машине двух мужчин, один из которых все три часа дороги сидел рядом на заднем сидении, словно ему приказали предотвратить выпрыгивание на ходу конвоируемого пассажира или ещё чего-то в этом роде. Bообще, если забыть про минивен, набитый гостями с Востока, эта поездка худшая в жизни Алекса. За всю дорогу мужчины обменялись не более, чем парой фраз, так что удушливая тишина и скука едва не свели его с ума. По крайней мере, за первый час – точно. А потом Алексом овладела странная апатия: без телефона, не зная, чем занять себя, он молча пялился в окно… и постепенно нервы успокаивались, а мысли начинали течь неторопливо. Не концентрируясь ни на чём конкретно, Алекс не пытался направить их в какое-то определённое русло. Он отпустил их. И словно в обмелевшей реке с обнажившимся дном, в его сознании один за другим всплывали вопросы, на которые давно пора было дать ответы. Хотя бы для себя самого. И пусть пока ещё ничего не закончилось, пусть впереди ещё ждут известные и
неизвестные неприятности – впервые Алекс почувствовал спокойствие. Где-то глубоко внутри себя. Уверенность в том, чего он хочет и к чему будет стремиться, несмотря ни на что.
Едва дверь хлопает за спиной, как из припаркованной у самого подъезда тёмно-синей машины с хищным оскалом выходит женщина-птица. Её лицо, как обычно, напряжено, но недовольство и раздражение выражены на нём сильнее, чем когда-либо раньше.
– Надо поговорить, – сходу заявляет Надежда и первой направляется к подъезду.
– Доброе утро… то есть, день.
Алекс набирает код на двери и пропускает её внутрь. Знакомая с детства лестница, ряд почтовых ящиков, разбитое и заклеенное прозрачным скотчем стекло на втором этаже… но как же тяжело подниматься. Честно говоря, Алекс предпочёл бы после возвращения поговорить с матерью без посторонних, но не просить же адвокатшу подождать? Тем более, когда у неё настолько нетерпеливый вид.
«Надеюсь, ничего не случилось?»
Только неприятностей с судом ему и не хватало. Пусть он должен проходить по делу не как обвиняемый, а как свидетель – но кто знает, когда всё снова перевернётся с ног на голову?
На звонок в дверь никто не отвечает. И только нажав на коричневую пипку во второй раз, Алекс вдруг вспоминает, что сегодня воскресенье. И если расписание рейсов не изменилось, мама сейчас за несколько километров от Ярославля…
– Kхм.
Развернувшись и позвонив в дверь напротив, Алекс краем глаза замечает на себе косой взгляд женщины-адвоката. Она выше его на полголовы, квадратные очки сползли на середину длинного носа, и по напряжённому лицу заметно, что Надежда пытается изо всех сил сохранить нейтральное выражение – то ли подражая своему патрону, то ли просто считая это частью своей работы, однако она всё равно выглядит нервной.
Cкрипучие шаги за дверью соседки сменяются не менее скрипучим:
– Хто там?
Алекс встаёт ближе к глазку.
– Любовь Павловна, это Саша. Mама в рейсе, а я ключи забыл…
Только спустя секунд десять с той стороны наконец-то раздаются резкие щелчки замка. Смерив женщину недоброжелательным взглядом, старушка суёт в протянутую ладонь Алекса ключи и, больше ничего не сказав, захлопывает дверь. Однако, кажется, уже этим вечером весь двор и несколько окрестных будут в курсе, что кое-кто завёл себе даму не по возрасту.
Негромко хмыкнув, Алекс пропускает Надежду в свою квартиру.
– Так что случилось? – заглянув в комнату и обнаружив смартфон на столе, он тем не менее направляется на кухню. – Чай? Кофе?.. Компот?
Воды.
Пройдя за ним следом, женщина усаживается на самый край углового дивана и начинает выкладывать бумаги из узкого кожаного портфеля. Алекс ставит перед ней чистую кружку с водой из чайника и, внутренне приготовившись к худшему, обводит эти бумаги внимательным взглядом. Вверх-тормашками разобрать что-то трудно, но даже обойдя стол и взглянув на них уже под правильным углом, Алекс натыкается лишь на колючие заборы канцелярских слов.
– На завтра назначено предварительное слушание, – видя его интерес, приступает к объяснению адвокатша. – Так как ограбление магазина и нападение на тебя входят в состав одного преступления…
– Стоп, – Алекс делает шаг назад и упирается спиной в косяк двери. – Нападение на меня?
– Я собиралась добавить ещё и обвинение в клевете, однако у нас недостаточно доказательств: Стрельцов никогда публично тебя не обвинял, а насчёт подброшенной флешки – нет ни записей с камер, ни отпечатков пальцев, сам же он отрицает, что брал её. А у его брата, естественно, нет никакого желания тянуть за собой старшего или самому признаваться ещё и в этом преступлении – хватает и других обвинений вроде воровства и подстрекательства к групповому нападению. А вот что касается этого нападения – здесь мы уже в полном праве. Хорошо, что тебя сразу отвезли в больницу. Но плохо, что ты поздно сообщил о пропаже своих денег. Вчера я не смогла с тобой связаться, и у нас осталось мало времени, чтобы составить план против возможных действий защиты… а ещё надо перед заседанием успеть забрать освидетельствования из больницы. Без тебя мне их никто не отдаст.
– Хм…
«Итак, значит, отделаться тихой ролью свидетеля не удастся? Но я точно помню, что не подавал никаких заявлений… она сделала это за меня?» – Алекс вспоминает, как подписывал доверенность, передавая Надежде право представлять свои интересы в судебных инстанциях, но тогда он вроде бы ясно дал понять, что не хочет предавать огласке случившееся лично с ним. – «Впрочем, если мне вернут деньги…»
И всё же, если бы Алекс узнал об изменении своей роли ещё вчера, он бы начал яростно протестовать, но сегодня только вытаскивает из кармана урод-паспорт и кладёт на стол.
– Это не проблема, сходи с утра в УФМС, – поморщившись отмахивается от проблемы адвокатша. – Там тебе выдадут временное удостоверение личности, – но по суетливым движениям, и по тому, как она перебирает бумаги, становится ясно, что причина, заставляющая женщину нервничать, пока не вскрылась. – Кстати, если подпишешь вот здесь, я смогу завтра сама съездить в больницу, пока ты решаешь вопрос с паспортом.
Из стопки выдвигается бланк, на котором почему-то уже стоит чья-то печать и подпись. Нотариуса?
«Как интересно.»
– Так значит, будет одно разбирательство? И я буду одновременно и свидетелем и жертвой?..
Всё ещё держа бланк над столом, женщина напряжённо кивает.
– …а жертвой чего именно, я могу узнать?
– Грабёжа и нанесения вреда здоровья с угрозой для жизни.
– Не помню, чтобы был при смерти.
– Травма головы… хоть ты отделался не особо серьёзным сотрясением мозга, всё могло закончится намного хуже.
– И это всё?
Она выдерживает его испытывающий взгляд и снова кивает. То ли Алексу стоит потренироваться в испытывающих взглядах, то ли подозрения действительно беспочвенны… однако жалость, промелькнувшая за стёклами её очков, говорит сама за себя.
«Она знает, но откуда? Вряд ли от Максима или Валерия… Тогда от старика?.. Впрочем, всё может быть намного проще: даже если ей и правда не отдали мои больничные документы, но ведь вполне могли показать.»
– А если в выписке есть что-то ещё, кроме травмы головы?
– Например?
Женщина продолжает изображать неведение. Но Алекс достаточно наобщался с действительно умеющим сохранять невозмутимость адвокатом и его сыном, так что видит её насквозь. И это чуть ли не впервые в жизни, когда Алекс отчётливо осознаёт, что скрывается за притворной маской. И даже, наверное, понимает, почему.
– Например, доказательства, что меня изнасиловали.
Вместо того, чтобы удивлённо взлететь на лоб, брови Надежды сходятся над переносицей, а взгляд опускается на бланк в руке.
– Ты действительно хочешь поднять эту тему?
Странно слышать подобное от неё сейчас. Ведь не ранее, чем неделю назад, эта дамочка всеми силами давила на Алекса, вытаскивая подробности произошедшего. Конечно, о самом гадком он умолчал, и всё же тогда она хоть и сбавила напор, всё равно продолжала настаивать, что ничего особенно во всём этом нет. И насколько трусливы попытки что-либо скрыть.
– Разве вы сами не советовали мне рассказать правду?
– Рассказать нам, – особо подчёркивая второе слово, женщина вздыхает, однако в её голосе не слышно ни оправданий, ни извинений. – Нам нужны были любые зацепки. Но ты же понимаешь, что стоит выдвинуть подобное обвинение, как вся эта история станет достоянием общественности? Конечно, такие дела рассматриваются на закрытых слушаниях, но жёлтая пресса так или иначе пронюхает о тебе и точно не упустит возможности поживиться на громких заголовках. И даже если они не раскроют имён… А как же твоя мама? Твои друзья? Ты готов к тому, что они узнают?
Да, в её словах есть очень рациональное зерно. Именно так Алекс и размышлял до вчерашнего дня. Однако сейчас, когда уже прошло больше недели, мама вряд ли станет так уж сильно переживать, особенно на фоне от разочарования поведением своего сына. Что до остальных… Раньше мнение Жеки и вообще окружающих действительно волновало Алекса. Но с тех пор, как появился Максим… нет, дело даже не в его появлении – сегодня утром увидев всю ту палитру эмоций на бледном осунувшемся лице, Алекс вдруг понял, что произошедшее на самом деле ужасно. И не из-за боли или унижения, пережитых им самим… но из-за боли и унижения, которые почувствовал дорогой для него человек. Конечно, во многом именно молчание Алекса стало причиной срыва Максима… но случившееся явно серьёзно засело занозой в его душе.
– Я не хочу, чтобы эти ублюдки отделались легко. И если на зоне станет известно, что они не прочь присунуть парню – надеюсь, им помогут ощутить это удовольствие на себе. А если ещё и заменят член на что-то потолще, чтобы порвать им их жалкие задницы…
Не договорив, Алекс вздыхает. В конце концов, не в его привычках так выражаться. Но вновь вспыхнувшая в груди злость… она сильнее, чем была раньше, в несколько раз. Ведь раньше Алекс думал, что пострадал только он один.
– Так ты уверен?
– Да, более чем.
– Тогда давай уточним несколько моментов… – Надежда качает головой, не скрывая неодобрения, и выражение её лица становится жёстче – в птичьих чертах вместо учёной вороны начинает проступать безжалостная орлица, лишь по недоразумению нацепившая очки. – Во-первых, насчёт формулировки: в статье 131 Уголовного кодекса «Изнасилование» речь идёт о половом сношении, где жертвой является женщина, а преступником – мужчина. Так что даже если не считать других нюансов, твоя ситуация больше подходит под 132-ю статью* о насилии сексуального характера. Кроме того, отягчающими обстоятельствами как в ограблении и вандализме, так и в действиях, предпринятых по отношению к тебе, является то, что преступления были совершены группой лиц по предварительному сговору. Не думаю, что защите удастся хоть как-то опровергнуть эти обвинения, однако… приготовься, что на слушании тебе придётся отвечать на не самые приятные вопросы.
– Я понимаю…
– Тогда почему бы нам не потренироваться?
Серьёзный тон и заострившийся взгляд женщины действует на Алекса странно: всё ещё видно, что ей не по себе – но пока он вроде бы просто слушал сухое изложение фактов, уже собственное волнение вышло из под контроля, в горле пересохло, а в ушах возник тонкий и противный писк.
Покусав губу, Алекс наливает воды в небольшую красную кружку и опустошает её за пару огромных глотков.
– Ладно, начнём… – Надежда отстраняется от стола, прислоняется к мягкой спинке и крепко сжимает серебряную ручку в оставшейся лежать на бумагах руке. И снова её голос меняется, становясь ещё более холодным и равнодушным: – Александр Астеньев, суду известно, что вы, как и один из обвиняемых, являетесь представителем нетрадиционной сексуальной ориентации. Это правда?
«Вот так сразу? С места в карьер?»
– Ммм… разве это имеет отношение к делу? И откуда суду вообще может быть известно…
– Отвечайте, потерпевший.
«Чёрт с тобой!»
– Да, это правда.
– В таком случае, могло ли так произойти, что своим поведением вы спровоцировали напавших?
– В смысле?!
Неровно поставленная на край раковины кружка падает на пол. Точнее на ногу Алекса. Но он, даже не глянув вниз, смотрит только на своего адвоката. Тонкие и тщательно выщипанные брови женщины неподвижны, а блики на прозрачных очках скрывают выражение глаз, но бледные губы сжаты в тонкую нить. И как только они разжимаются, на кухне вновь раздаётся безжалостный голос:
– Думаю, вы не станете отрицать, что в гомосексуальной практике довольно распространено использование вспомогательных предметов для стимуляции простаты через проникновение в прямую кишку. Поэтому законно возникает вопрос: возможно ли, что вы сознательно вводите суд в заблуждение? И вся эта история началась с обычной гомосексуальной оргии, по итогам которой вы и получили несколько более серьезные повреждения, чем рассчитывали, и к тому же лишились некоторых денежных средств? И из-за обиды решили обвинить обвиняемых ещё и в сексуальном насилии над собой?
«Это просто репетиция, это просто репетиция, это просто… блять!»
Наклонившись за чашкой и обнаружив, что та не разбилась, Алекс не спеша, стараясь контролировать каждое своё движение, споласкивает её под краном и ставит обратно на сушилку. А мозг тем временем лихорадочно работает, пытаясь заглушить ярость и негодование и придумать рационально убедительный ответ. Ведь против игры на эмоциях нет оружия лучше, чем холодный разум. Но получается, судья действительно может подумать, что Алекс добровольно согласился на издевательства над собой.
– Если у меня не совсем традиционные предпочтения… ещё не значит, что я бдсмщик… – наконец произносит он, понижая голос. – И что готов заниматься этим с незнакомыми… да ещё и участвовать в групповухе!
В ответ Надежда качает головой и немного смягчает тон:
– Не пойдёт. В глазах узнавшего о твоей ориентации судьи ты автоматически превратишься в грязного извращенца.
– Но разве Николя не признался, что подговорил тех ублюдков?
– Признался, но стоит Стрельцову заявить, что это признание его заставили сделать… Нет, вряд ли он посмеет, учитывая, что за подобную смелость ему пообещали организовать братскую могилу со всеми его подельниками… Но даже так хороший адвокат вполне способен заставить суд усомниться в твоём искреннем сопротивлении нападавшим. Ведь всё зависит от того, как именно подать «подстрекательство» Николая. Ведь его можно интерпретировать и как приглашение познакомиться кое-с-кем, кто не против острых ощущений… а магазин… ну, магазин мог быть просто местом встречи. Кроме того, ты же сам вернулся туда после работы, не так ли?.. Да, я помню про смс-приглашение, но учитывая наличие различных онлайн сервисов для отправки сообщений из интернета и прочих технологических приблуд… К тому же, чем больше будет сложностей и нюансов в твоих объяснениях, тем менее убедительными они будут казаться. А если ты ещё и выйдешь из себя…
– Не выйду.
– Нет? – придавив разложенные по столу бумаги грудью, затянутой в строгий пиджак, Надежда принимается крутить ручку пальцами обеих рук. – Но если ты будешь холоден и спокоен – это сыграет против тебя. Ведь это не совсем ожидаемая реакция жертвы. На самом деле, я даже удивлена тому, насколько ты уравновешен. Нет, в тебе, конечно, чувствуется злость – но этого мало.
– То есть… я неубедителен?
«Мне что, надо в истерике биться и рвать на себе волосы?!»
Подойдя к столу, Алекс упирается в него руками, нависая над адвокатшей и вынуждая её поднять голову, чтобы сохранить контакт глаз.
– Да, – отвечает она просто. – Ты выглядишь, как человек, раздосадованный потерей денег. Но не как тот, чью гордость и честь растоптали. Так что если то насилие действительно пришлось тебе по душе… если у тебя действительно такие предпочтения… тебе вряд ли удастся убедить судью или даже прокурора, что над тобой надругались против воли. Поэтому, подумай ещё раз, стоит ли вообще поднимать эту тему.
– Бред!
Одним движением руки Алекс отправляет бумаги в полёт. Точнее, часть из них, не придавленную грудью женщины. Развернувшись к окну, он смотрит на зелёные ветки деревьев, колышущихся на ветру, на мельтешащих над крышами ласточек и стрижей, на провисшие провода и неказистые конструкции антенн, на плывущие прозрачные облака, больше похожие на оторванные куски ваты… а потом резко разворачивается обратно к Надежде.
– А может, дело не в судье?.. А в том, что мне не верите именно вы?
Оставив женщину со сложным выражением на окаменевшем лице, Алекс быстро выходит из кухни.
Удивительно, но его смартфон всё ещё не разрядился, хоть и уже на последнем издыхании. Двадцать четыре пропущенных вызова… несколько от знакомых, но большинство звонивших не определились. А вот смс только одна – и тоже с незнакомого номера. В сообщении всего два слова:
+7 (ХХХ) ХХ-ХХ-ХХ в 12:13
Номер карты?
С кухни доносится звук поставленной на стол чашки. Покосившись на незакрытую дверь, Алекс достаёт из ящика стола зарядку и пустой кошелёк. Точнее, кошелёк не совсем пустой – внутри несколько визиток, скидочных карт и одна банковская. Вот её-то номер Алекс и вбивает в ответное смс. Проверяет несколько раз, скользя взглядом задом наперёд вдоль строчки с цифрами… потом отправляет.
Через минуту только что подключённый к зарядке смартфон издаёт короткую трель и гудение. Но теперь вместо номера в смс отражается имя, под которым Алекс его сохранил.
"Хитрожоп №1" в 13:42
Всё в порядке?
Адресат: "Хитрожоп №1". Отправлено в 13:45
Более или менее, а у тебя?
"Хитрожоп №1" в 13:46
(￢‿￢ )
«Лаконично…»
Оставив телефон заряжаться и прикидывая, где же взять время на выполнение взятых на себя обязательств, Алекс возвращается на кухню – он дал Надежде достаточно времени, чтобы подумать. И пока его не было, она, похоже, привела мысли в порядок, по крайней мере, теперь её лицо почти полностью непроницаемо.
– Продолжим? – спрашивает она спокойно, словно никто не задавал ей никакого провокационного вопроса всего десять минут назад.
– Продолжим, – кивает Алекс.
Глава 30. Всего лишь недоразумение?!
****
Eщё никогда прежде Aлекc не чувствовал себя настолько выжатым. Hадежда обстреливала его колкими вопросами до наступления темноты, и каждый из этиx вопросов бил по самым болезненным точкам разума и души. И хотя Алекс за последний месяц не раз испытывал сильные эмоции как в положительном, так и в отрицательном спектре, ему даже в голову не приходило задуматься, как это всё выглядит со стороны.
А точнее – что недавно перестало как-то выглядеть вообще.
Не то чтобы Алекс раньше считал себя чересчур эмоциональным. Pазве что способным иногда сорваться. Но похоже, что сдержанность Mаксима заразна… Или дело в косых взглядах и насмешках, преследовавших его две последние недели в магазине?
Так или иначе, женщина-адвокат ясно дала понять, что без искренних эмоций жертвы не обойтись – ведь оказывается, судьи принимают решение не только исходя из законов и доказательств, но руководствуясь «внутренним убеждением». Иначе говоря… ещё неизвестно, чем закончится слушание, особенно, если пострадавший не сможет вызвать жалость, а обвиняемые, например, выразят раскаяние, или защита найдёт для них какие-нибудь другие смягчающие обстоятельства.
– Всё, что в моих силах сейчас: это передать следователю от прокуратуры доказательства и научить тебя, как держаться перед судьёй, – вот что сказала Надежда, сделав небольшой перерыв около четырёх часов вечера. – И напоминаю, всё могло бы быть намного проще… но ты сам этого захотел.
А потом продолжила расстреливать Алекса свинцом едких вопросов. Cначала он мужественно пытался найти компромисс, не желая показывать, что на самом деле творится на душе, и надеясь на актёрскую игру… но адвокатша снова и снова качала головой. И мало-помалу стена, которой разум огородил все воспоминания о той ночи, начала трескаться. Алекс вновь почувствовал себя связанным и оглушённым алкоголем, не способным ничего увидеть из-за повязки и полностью погружённым в мир боли, ужаса и унижения.
И сейчас, когда женщина уже ушла, он лежит в своей постели, завернувшись в мягкое синтепоновое одеяло, и всё никак не может сбросить сковавшее разум и тело оцепенение.
Даже не закрывая глаз, чувствует пинки и резкие, брезгливые щипки. Слышит мерзкие насмешливые голоса и кровавые хлюпы, издаваемые собственным телом.
И всё это так чётко…
Kонечно, прошла всего неделя, но в больнице Алекс почему-то не испытывал ничего подобного. Это из-за уколов, от которых постоянно клонило в сон? Или потому что рядом всегда кто-то был? Мама. Максим…
Да, наверное, в этом всё дело. Ведь даже вчера вечером, оказавшись в темноте, он ни разу не вспомнил, что те ублюдки тоже держали его с завязанными глазами. Ему и в голову не пришло сравнивать Максима с дружками Николя. Но если так подумать…
«Нет! Может, мне и нравится, когда Макс меня связывает, но это совершенно другое!»
Алекс чувствует, что начинает задыхаться. Поэтому вылезает из-под одеяла и открывает форточку. На улице царит почти полная темнота – в доме напротив свет горит лишь в паре окон. И пока он стоит, обдуваемый холодным весенним воздухом, эти два окна тоже гаснут одно за другим.
Постепенно мысли возвращаются к женщине-адвокату и её сомнениям. А ведь не одна она удивилась реакции Алекса на произошедшее (а точнее, скудости этой реакции) – Максим и даже старик высказывали что-то похожее. Но Алекс до сегодняшнего дня объяснял себе всё очень просто: «Что случилось – то случилось. Неприятно, конечно, но ничего не поделаешь.» Но прямо сейчас, когда он мысленно повторяет эти слова, вместо того, чтобы успокоиться, его тело бросает в ещё больший жар. Прижав ладонь к груди, Алекс обнаруживает, что весь вспотел. Высохший язык липнет к нёбу. Надо слезть с кровати и пойти на кухню за водой, но он продолжает стоять у окна и вдыхать холодный воздух. Словно это единственное, что сейчас помогает его сердцу не разорваться от бешеного ритма.
«Вот сука… какого хрена она со мной сделала?!»
В ногах рождается дрожь. Чтобы не упасть, Алекс прислоняется к старому ковру на стене.
«Блядь… расклеился, как девчонка… ещё только зарыдать не хватает!»
Под скользнувшим по комнате взглядом очертания стола и кресла плывут. И внезапно с головы до ног Алекса пронизывает тоска. И одиночество. В этой пустой квартире, где каждый угол знаком с младенчества, он вдруг чувствует себя чужаком.
«Макс, ты же обещал быть рядом…»
Вспыхнувший огонёк злости помогает немного справиться с расшалившимися нервами. Пошатываясь и врезавшись по пути плечом в дверной косяк, Алекс добирается до кухни и жадно присасывается к широкому носику электрического чайника. Часть воды выливается на грудь, но он продолжает пить, наслаждаясь наполняющей рот и соскальзывающей по пищеводу влажной прохладой. Вместо злости на душе остаётся лишь осадок досады. Алекс понимает, что предложенный Максимом план… неплох. И даже разумен. И всё же сейчас ему плевать на логику. Сейчас Алекс хочет только одного – чтобы этот гигант оказался в его постели. Чтобы можно было прижаться к нему, закрыть глаза и забыть обо всём. Xотя бы до утра.
Подобное настроение приводит в ванную и побуждает залезть под горячую воду. Тугие струи бьют по плечам, как обычно даря очень приятные ощущения. Свет он не включал, но через открытую дверь внутрь проникает слабое рассеянное сияние, достаточное, чтобы видеть очертания края ванны. Однако ему это не нужно. Алекс закрывает глаза, прислоняясь лбом к гладкому кафелю, и касается живота. Подушечки пальцев добираются до выбритого участка кожи, и на ягодицах тут же появляется знакомое ощущение: Максим так часто прижимался к ним, что практически оставил свой отпечаток.
Заведя руку за спину, Алекс проталкивает в себя сразу два пальца.
…нет, ощущения совершенно не те. Может, проблема в длине и толщине этих пальцев… а может – в позе, и чтобы достать глубже, надо опуститься на дно ванны и шире развести ноги… но Алекс остаётся стоять. Ведь если он сделает это, всё ещё ощущаемые всем телом и внутренностями липкие прикосновения тех ублюдков вспыхнут ярче и вытеснят из головы образ Максима. Нет, лучше стоять и представлять, как к спине прижимается знакомое горячее мускулистое тело. Как острый подбородок давит на плечо. Как внутрь проникает твёрдый, пульсирующий член. Как проталкивается через узкое место, рождая натяжение во всех мышцах, как заставляет почувствовать себя слабым и беспомощным… но не униженным и не раздавленным. И не подчиняет, а соблазняет и подталкивает к восхитительной пропасти, на краю которой кружится голова, но там, внизу, ждёт нечто восхитительное…
Излившись на стену, Алекс ещё какое-то время продолжает стоять под шуршащими струями воды, прислушиваясь к своим ощущениям и вяло скользя ладонью по обмякающему члену. И чувствуя пальцами другой руки, как расслабляются только что сжавшиеся эластичные стенки.
Когда он дрочил раньше – никогда не делал ничего подобного. И никогда не испытывал ничего подобного. Но до удовольствия, которое дарит ему Максим, всё-таки далеко…
****
Проснувшись от звонка в дверь, Алекс вскакивает с кровати, кутаясь в одеяло. После душа он отрубился, словно младенец, и кажется, совершенно забыл поставить будильник.
– А… эм… я сейчас.
– Уже восемь! – обрушивается на макушку тяжёлый взгляд из-за очков. Надежда переступает порог, но остаётся в коридоре. – Пять минут, чтобы одеться и умыться!
– Ага…
– Кстати, у тебя временная отсрочка от армии? Или белый билет?
– Временная, – отзывается Алекс уже из ванны, лихорадочно ища взглядом свою щётку и пасту. И не находя. В конце концов схватив материнскую, он принимается за чистку зубов. И лишь краем сознания удивляется, почему мама не взяла её с собой.
– Если нужна постоянная… не стесняйся обратиться ко мне.
Вытерев лицо полотенцем, Алекс с сомнением выглядывает в коридор, забыв, что сбросил одеяло на пол, а трусы пока не надел. И только когда лицо опустившей взгляд женщины становится пунцовым, быстро перебегает в комнату и начинает рыться в шкафу. Оглядывается на кресло, куда вчера бросил худи и джинсы… и решает, что джинсы ещё сойдут, но верх лучше выбрать поцивильнее. Тонкий свитер с серым пиджаком, например. Правда, в последний раз Алекс надевал их, когда ходил на собеседование больше двух лет назад…
«Сойдёт!»
И вдруг взгляд останавливается на небольшой синей сумке, стоящей у балконной двери. Точнее, это чемодан с колёсиками и длинной выдвижной ручкой. Мама, конечно, могла забыть зубную щётку или купить себе новую, но этому чемодану всего несколько месяцев (подарок Алекса на день рождение) – почему эта вещь дома?
– Александр!
– Да-да, уже иду…
Чувствуя неприятное покалывание в области затылка, Алекс набрасывает на плечи пиджак и ещё раз оглянувшись, выходит в коридор. Надежда нетерпеливо притоптывает ногой, пока он завязывает шнурки – несколько медленнее, чем обычно. Глаза же его направлены на вешалку. Маминой куртки нет, как и её низких сапог. И маленького складного зонта, обычно лежащего на верхней полке…
– Нам надо ещё успеть в УФМС и в больницу! – дрожащим от недовольства голосом напоминает женщина.
– Я же там вроде должен был подписать доверенность…
– Нет времени! Если пойдёшь туда один, проторчишь до обеда в одной только очереди.
– О'кей-о'кей.
Тёмно-синяя машина с хищным оскалом ждёт у подъезда. Оказавшись внутри, Алекс вытягивает ноги в просторном салоне, и когда Надежда поворачивает ключ зажигания, удивляется раздавшемуся приглушённому урчанию. Этот мотор звучит очень тихо… и даже приятно, а от матово-голубого шарика, подвешенного на зеркало заднего вида, идёт слабый морской запах. Впервые Алекс задумывается, как это здорово – иметь собственную машину. Нет, ещё более здорово то, как эти машины и их внутреннее убранство отражает характер и предпочтения владельцев. И всю дорогу до паспортного стола он размышляет, какой была бы машина Максима. Или его собственная. И даже пока Надежда на буксире протаскивает Алекса через легион ощерившихся бабок по кабинетам с толстыми тётками, мысли его продолжают витать вокруг выбора цвета чехлов на сидения и возможности их раскладывания (сидений, а не чехлов). И будет ли забавным заняться сексом в незатонированном авто где-нибудь посреди города…
Но где-то на подкорке мозга всё ещё тлеет смутное беспокойство. Однако Алекс решает, что причина – предварительное слушание. Ему совершенно не хочется думать о нём, а особенно, кто там будет. Ведь возможно, он сегодня впервые увидит лица тех ублюдков.
В больнице всё проходит ещё быстрее – никаких очередей. У Алекса даже складывается впечатление, что Надежда заранее обо всём договорилась. И даже бумаги отдают не ему, а сразу ей в руки.
«Ладно, фиг с вами…»
В третий раз он садится в машину уже не так беззаботно. Словно что-то мешает ему это сделать. Сам воздух как будто стал очень плотным, а просторный тёмный салон теперь кажется искусно отделанным гробом.
– Что-то случилось? – обеспокоенно выглядывает женщина.
– Не знаю, – Алекс облизывает пересохшие губы и оглядывается на больницу. – Вроде, нет…
– Тогда хватит летать в облаках! Живо садись!
– Да-да…
К зданию суда они подъезжают без пяти десять. То есть – за пять минут до начала предварительного слушания. В просторном коридоре, провонявшем свежей краской и лаком, у Алекса немеют ноги. Но Надежда хватает его за локоть и тащит-тащит-тащит вперёд. Пока не пристаскивает в обычный чиновничий кабинет. Разве что с длинным столом, приставленным к другому в виде ножки буквы «Т». И за этим столом уже сидят двое: рыжая женщина в строгом костюме, едва удерживающем её необъятную грудь, и мужчина тонкий, как кузнечик. Даже его лицо вытянутое и напоминает что-то из мира насекомых. Алекс мысленно сравнивает мужичка с собой… и настроение немного улучшается. А ведь, не начни он ходить в спортзал, сейчас тоже бы бы выглядел как жертва анорексии.
– Астеньев?
В кабинете сразу как-то холодает. У Алекса даже мурашки пробегают по всему телу под пристальным взглядом глубоко утопленных в черепе глаз. Женщина с необъятной грудью не кажется толстой, ей уже явно за пятьдесят – в рыжих волосах видна седина. И светлые глаза её наполнены острой неприязнью.
– Да… кхм, да, это я.
– Проходите.
Произнеся это слово, и так сидящая строго и прямо женщина ещё больше распрямляет плечи и бросает взгляд на худосочного мужичка лет сорока.
– Прежде, чем мы начнём, – Надежда отодвигает стул по другую сторону стола от этого дистрофика и усаживает Алекса, а сама протягивает женщине несколько листов бумаги с приколотыми к ним бланками из больницы. – Мой клиент желает выдвинуть ещё одно обвинение…
– Мм-мм-мм…
Вместо женщины первым реагирует мужичок. Он пришлёпывает губами, словно проверяя, не липкие ли они. И наконец произносит:
– В главную очередь, не желает ли ваш клиент… мм-мм-мм, уважаемый Александр, мм-мм-мм… рассмотреть вот такой вопрос: мой клиент выплачивает ему компенсацию за причинённые неудобства, и в качестве доброй воли, мм-мм-мм… господин Астеньев отказывается от выдуманной им истории?
Алекс поднимает взгляд на своего адвоката и видит, что её округлившиеся глаза смотрят в упор на шлёпающего губами мужичка. И чтобы прийти в себя, Надежде требуется пара минут. После чего она очень сдержанно уточняет:
– Вы предлагаете нам взятку?
– Мм-мм-мм… конечно, нет… но из-за смешного недоразумения, вся это история грозит невинным людям суровым наказанием. Мм-мм-мм… конечно, имела место некоторая детская глупость… мм-мм-мм, но ведь нам не обязательно заходить так далеко?
Кулаки Алекса сжимают сами собой, и он прячет их под стол. Какое ещё «недоразумение»? Какие ещё «невинные»?! И что самое удивительное – грудастая рыжуха кивает в такт словам этого задохлика!
– Могу я узнать, о какой сумме идёт речь? – кажется, Надежда уже полностью взяла себя в руки, и её сухой голос звучит почти что нейтрально.
– Мм-мм-мм… три миллиона рублей.
Алекс опускает взгляд на гладкую лакированную поверхность стола и видит в ней отражения всех собравшихся. Разве что лицо рыжухи расплывчато и сильно искажено, но два других… мужичок хоть и шлёпает губами, и постоянно делает паузы, но выглядит довольно уверенным. Надежда же смотрит на него, приспустив очки и будто о чём-то размышляя. И вдруг спрашивает:
– Этот ваш клиент… ведь не Стрельцов? Речь идёт о… Павле Голове?
Услышав знакомую фамилию, Алекс вскидывает взгляд.
– Мм-мм… да, речь идёт о сыне нашего последнего мэра…
Надежда наконец-то оборачивается к Алексу. И по выражению её лица ясно, что для неё это не то чтобы новость.
– Думаю… нам надо обсудить это наедине… но сначала, – она снова переводит взгляд на задохлика. – В чём именно состоит ваше предложение?
– Во-первых, в качестве ещё одной уступки и доказательства доброй воли, мой клиент не станет заявлять о противозаконных действиях, применённых по отношению к его друзьям со стороны… мм-мм-мм… знакомого вашего клиента, – дрыщ продолжает говорить так, словно Алекса в этой комнате нет. – Во-вторых… мм-мм-мм… ваш клиент признается, что получил травмы в результате добровольного участия в… мм-мм-мм… интимной игре.
«Вот оно! Ах, ты, сучара…»
– Допустим, только допустим, что мой клиент согласится. Но как вы собираетесь справиться с другими обвинениями? В разрушении витрин магазина и хищении товаров?
– Мм-мм-мм, думаю, это не совсем касается вашего клиента… – мужичок сморщивает лицо, и Алексу требуется некоторое время, чтобы догадаться, что это улыбка. – Однако не думаю, что хозяин магазина откажется от также предложенной ему компенсации.
Произнеся это, тщедушный адвокат обращает внимание на протянутые ему рыжухой бумаги. Те самые, что отдала ей Надежда. Бегло пробежав взглядом по первым строчкам верхнего листа, он так же быстро изучает и остальные. После чего на его лице вновь появляются складки, видимо, означающие снисходительную улыбку.
– Не думаю, что это разумно, – проговаривает он медленно, толкая бумаги от себя и тем самым возвращая их Надежде, стоящей возле Алекса. – Если ваш клиент желает устроить скандал и превратить себя в посмешище для всего города… мм-мм-мм… нет, всё равно не рекомендую выдвигать подобное обвинение.
– Но ведь это правда! – Алекс хлопает по столу.
И мужичок вздрагивает, словно только что заметил его присутствие. Впрочем, замешательство на вытянутом лице тут же сменяется прежней морщинистой улыбкой, прибавившей ему пару десятков лет.
– Александр, выйдем.
Не дожидаясь ответа, Надежда направляется к двери, но Алекс остаётся сидеть.
– Нечего тут обсуждать.
– Уверен? – оборачивается она без особого удивления.
– Уверен. Мой ответ – нет.
– Хм… – мужичок сокрушённо качает головой и обменивается многозначительным взглядом с рыжухой, восседающей во главе стола, а потом обращается напрямую к Алексу. – Молодой человек, вы бы хотя бы о матери своей побеспокоились…
Что-то внутри Алекса обрывается и вместе со всеми внутренностями схлопывается в червоточину.
– О чём вы?
– Как же? – в четвёртый раз расплывается в морщинистой улыбке мужичок. – Разве она не лежит в кардиологическом отделении вот уже почти как два дня?
Глава 31. Предупреждение?
****
– Пpocтите…
Дверь в кaбинет открывается, и бросив быстрый взгляд на наручные часы, порог переступает мужчина с зализанными назад светлыми волосами.
– Pазве встреча была назначена не на 11:30?
В голове Aлекса ещё продолжают звучать слова задоxлика, поэтому он смотрит на вошедшего без малейшего проблеска понимания. Но никто и не ждёт от него ответа.
– Нет, всё верно, – подаёт голос рыжая обладательница безразмерной груди. – Я специально просила вас подойти к этому времени, Григорий. Проходите.
– На самом деле… – блеснувший интересом взгляд вошедшего задерживается на Алексе, но лишь на миг. – У меня вопрос, Антонина Павловна: с каких пор мы проводим предварительные слушания так поспешно? Разве дело не заведено чуть более недели назад? Документы ко мне вообще попали только сегодня утром!
«О… её зовут, как и мою маму», – вот и всё, что способен заключить мозг Алекса. Ему совершенно не интересно, кто этот лощёный мужик, будто слезший с обложки гламурного журнала для стильных плейбоев, и почему он опоздал или только сегодня получил документы. Нет, единственное, что для него сейчас имеет значение: «мама» и «кардиологическое».
– Существует возможность, что речь идёт об обычном хулиганстве, – тем временем озвучивает свою позицию рыжуха. – Но молодой человек продолжает настаивать… нет, на самом деле, сегодня он выдвинул уже новое обвинение. Посмотрите.
Этот Григорий подходит к Надежде и берёт протянутые бумаги. На его высоком и гладком лбу появляются три морщинки прямо над переносицей, напоминая какой-то известный логотип… но голова у Алекса работает так плохо, что вряд ли способна сейчас что-то вспомнить.
– Mда… Я так понимаю, примирение в любом случае невозможно, – наконец заключает мужчина и поднимает глаза на рыжуху. И почти тут же морщинки над его переносицей становятся глубже. – Ладно, раз такое дело…
Радужка у Григория оказывается светло-карей, почти медовой, а взгляд, вернувшийся к Алексу – на удивление тёплым. В последнее время никто не смотрел на него так открыто и без малейшей тени осуждения или жалости. Даже Макс.
– Господин Астеньев, вы не будете против поболтать немного наедине?
– Мой клиент не будет ни с кем говорить без своего адвоката, – выступает вперёд Надежда, недвусмысленно загораживая собой всё ещё сидящего за столом Алекса. И этот её категоричный тон…
«K чёрту, мне некогда».
– Извините. Если вопрос решён, я бы хотел уйти, – под противное скрежетание ножек о пол Алекс отодвигается от стола вместе со стулом, встаёт и почти уже направляется к выходу, но передумывает и оборачивается. – Вы случайно не знаете, в какой именно больнице лежит моя мать?
– Случайно знаю, мм-мм-мм… – ничуть не удивлённый вопросом, задохлик расслабленно откидывается на спинку стула. – А вы обещаете подумать о нашем предложении, если я поделюсь этой информацией?
Алекс опирается на стол сжатым кулаком и медленно переводит тяжёлый взгляд на немногословную рыжуху.
– Это шутка такая?
– Ох, вы меня не так поняли, – ещё шире щерится помесь человека с кузнечиком. – Конечно, я не стану ничего скрывать: ваша мать лежит в ЦГБ. Просто имейте в виду, что у вас ещё есть шанс изменить своё решение.
– Спасибо.
Алексу требуется вся его новоприобретённая сдержанность, чтобы произнести это слово без желчи и сарказма. Обойдя Надежду, он уже подходит к двери, как вдруг за спиной раздаётся:
– Подождите, Астеньев, мне всё же хотелось бы пообщаться с вами сегодня.
– Пообщайтесь с моим адвокатом, – бросает Алекс, не оборачиваясь. – А мне нужно к матери.
– Tо есть, вы не хотите знать, что именно с ней случилось?
«Случилось?..»
В голосе мужчины всё ещё слышна теплота и даже забота, но уже с примесью удивления и нетерпения. Алекс сжимает ручку двери и даже нажимает на неё… однако не спешит открывать. Он пытается заставить себя успокоиться и подумать, но мыслям тесно в голове, заполненной злостью, страхом и беспокойством.
Кто-то подходит к нему. Надежда.
– Я отвезу тебя.
Распахнув перед ней дверь, Алекс замечает плотно сжатые губы женщины и выступившие на виске бисеринки пота…
«Да она сейчас нервничает даже сильнее, чем вчера. Неужели, этот мужик так опасен? Но он совсем не похож на двух других мерзавцев…» – озадаченно обернувшись, Алекс снова натыкается на тёплый взгляд медовых глаз. Зализанные назад светлые волосы придают мужчине щёгольский вид, делая его совсем не похожим на чиновника. – «Кто он? Если тот задохлик – адвокат защиты, а рыжуха – судья, то Григорий, наверное, следователь от прокуратуры? И у него есть информация о маме… Конечно, всё можно узнать в больнице, но…»
– Хорошо.
Уже вышедшая в коридор Надежда резко оборачивается на звук его голоса. Но вместо обычного: «Уверен?» – лишь прищуривает глаза. Побелевшие губы двигаются, словно она хочет что-то сказать, но в конце концов просто отворачивается и молча удаляется по коридору. Алексу такое поведения кажется несколько странным для адвоката, но как для женщины… наталкивает на определённые мысли. Впрочем, сейчас у него есть о чём подумать и кроме этого.
– В таком случае, прошу в мой кабинет, – Григорий уже успел подойти к Алексу, и теперь придерживает дверь над его головой, пропуская вперёд. И надо сказать, что ростом этот блондин лишь немного уступает Максиму.
Кроме того, у них есть ещё что-то общее… едва уловимое.
Снова отбросив посторонние мысли, Алекс перешагивает порог и через пару шагов останавливается, не зная, куда идти дальше, но ранее придерживающая дверь рука уже опускается на плечи и подталкивает в направлении, противоположенном тому, куда ушла Надежда.
– Нам на пятый этаж.
В мягком голосе не слышно фальши. Но Алекс всё равно ускоряет шаг, высвобождаясь из-под твёрдой руки – впрочем, та без всякого сопротивления послушно соскальзывает с плеч.
Перед выходом на лестницу, Григорий его обгоняет, и поднимаясь следом, Алекс изучает треугольную спину в светло-сером пиджаке. Хотя цвет почти такой же, как и у пиджака Алекса, материал и покрой заметно качественнее. Но это не особо бросается в глаза – в отличии от выглядывающих из-под рукава наручных часов. Кажется, у директора магазина такие же, с причудливым циферблатом, строгим, но стильным. И если глаза Алекса не подводят – часы эти золотые.
«Он тоже будет убеждать меня принять компенсацию и отказаться от обвинений?.. Ну пусть попробует.»
Удивительно, но кабинет, в который Григорий приводит его, выглядит не намного лучше, чем та подсобка в ментовском участке, где Алекс разговаривал с попавшим в обезьянник Жекой, разве что деревянный стол не укрыт газетой и не видно советских гранёных стаканов. Да и мебель в целом новее, папки в шкафах расставлены по цветам и размерам, а в углу даже стоит кулер с почти опустевшей бадьёй наверху.
– Хочешь пить? – почему-то переходит на «ты» Григорий, уже вытащив из длинной стопки один одноразовый стаканчик и подставив его под маленький кран.
– Не откажусь.
Приняв полный стакан, Алекс делает маленький глоток, не сводя глаз с хозяина кабинета, пока тот прислоняется к своему столу и в свою очередь внимательно смотрит на него. Но уже серьёзнее и твёрже, чем раньше.
– Если рассчитываешь, что Зотов поможет тебе справиться с нашим местным олигархом, то брось это.
Даже маленький глоток заставляет Алекса поперхнуться. Вода выплёскивается из тонкого стаканчика, стоит его немного сжать.
– Откуда…
– Я знаю про тебя
всё.
– Разве вы получили документы не только сегодня утром?
Мягкая снисходительная улыбка вдруг показывает неожиданную глубину стоящего перед ним человека. Всего одного этого легкого движения губ оказывается достаточно, чтобы Алекс понял – Григорий «официально» получил документы сегодня, но узнал о самом деле гораздо раньше. И о том, что его пригласили на встречу позже на полчаса, тоже был в курсе заранее. Продемонстрированная же совсем недавно «мягкость» и «теплота» – не более, чем искусная игра, и всё же, Алекс почему-то совсем не чувствует неприязни. Только настороженность.
– «Наш олигарх» – это Виталий Голова? Бывший мэр?
Мужчина в ответ кивает, довольно изящно склонив голову. Возникает даже подозрение, что он специально рисуется… но для чего?
– Твой адвокат слишком сильно полагается на авторитет Юрия Зотова. Но она забывает, что его влияние довольно специфично, и если Зотов ещё может выделить какие-то ресурсы ради сына бывшей подруги, то вряд ли решится столкнуться лбом с кем-то из мира политики. Поэтому, даже если сейчас она поддерживает твой отказ принять компенсацию, чуть позже, посоветовавшись с Юрием Васильевичем, совершенно точно изменит свою позицию.
«А он действительно знает всё.»
– То есть, я должен просто сдаться?
Алекс пока не готов пойти на попятную. Столько людей поддержало и помогло ему… сам он прошёл через многое, прежде чем обрести хоть какую-то уверенность в себе… и что теперь получается? Все эти трепыхания были напрасными?
Допив воду из стакана, Алекс яростно сминает его и бросает в мусорку. И даже попадает с расстояния в почти три метра. Потом отступает к двери.
– Ты понимаешь, к чему уже привело твоё упрямство? – снова останавливает его всё тот же голос с ноткой теперь уже осуждения. – Или думаешь, что твоя мама попала в больницу просто так?
– Что… что с ней произошло?
Алекс бессильно прислоняется к двери за спиной. В ответ Григорий отталкивается от стола, обходит его и усаживается на мягкий офисный стул. Щёлкает пару раз мышкой, глядя в белую коробку давно устаревшего монитора, и неожиданно начинает монотонно зачитывать вслух:
– Одиннадцатого мая две тысячи девятнадцатого года, в двадцать часов и десять минут гражданка Астеньева Антонина Сергеевна, в дальнейшем именуемая «потерпевшей», была обнаружена в подземном переходе на улице Старовойтово гражданкой Семенной Анастасией Фёдоровной, возвращавшейся из супермаркета «Пятёрочка», в бессознательном состоянии. Врачи вызванной скорой установили у потерпевшей признаки сердечного приступа, вероятно приведшего к головокружению и падению, в результате которого потерпевшая потеряла сознание и сломала руку. После прибытия скорой в Центральною городскую больницу, потерпевшую отправили в травматологическое отделение, но в связи с выявленной опасностью развития повторного приступа, её перевели в кардиологическое отделение. После осмотра вещей потерпевшей, а так же оценки её состояния, врачи предположили, что имело место ограбление, повлёкшее за собой сердечный приступ. В связи с этим о происшествии было сообщено в охранительные органы. Прибывший следователь опросил пришедшую в сознание потерпевшую, и она подтвердила, что действительно имело место нападение с целью ограбления. Напавший угрожал потерпевшей оружием, описанным потерпевшей как длинный и широкий нож. Сам напавший скрывал своё лицо чёрной лыжной маской, поэтому потерпевшая не смогла описать его внешность, но рост и комплекция, по её словам, соответствующий взрослому мужчине в возрасте от тридцати до сорока лет. Напавший вырвал у неё пакет с продуктами и начал требовать кошелёк. Несмотря на то, что потерпевшая не оказывала сопротивления и не предпринимала никаких попыток убежать, напавший продолжал действовать грубо, постоянно демонстрируя оружие и угрожая расправой. Получив кошелёк, он не удовлетворился этим и начал срывать с неё украшения (а именно золотые серьги и цепочку). Потерпевшая лишилась сознания, и только придя в себя в больнице, обнаружила также пропажу сотового телефона (полный список с оценкой похищенного прилагается ниже)…
Прервав чтение, Григорий встаёт из-за стола и снова подходит к кулеру, но на этот раз с безукоризненной белой чашкой. Наполнив её, он делает несколько глотков, глядя на Алекса с грустью и сожалением. Алекс же… почти не замечает этого взгляда. Когда мужчина зачитывал сухой полицейский отчёт, его несколько раз бросало то в жар, то в холод, пока вскипевшие эмоции не образовали неистовый смерч из раскаяния и ненависти. И сейчас Алекс стоит прямо посреди этого смерча на маленьком островке беспомощного осознания, смотрит на сияющую белизной чашку, а в памяти его проносятся события последнего месяца, принятые решения, поступки, сказанные и услышанные слова… Всего несколько минут назад он ещё был уверен, что мама попала больницу из-за его резких слов. Но даже если виной всему ограбление, нельзя сказать, что Алекс совершенно не причём. Ведь в тот день она точно очень расстроилась. Потом нападение… испуг… в конце концов её сердце просто не выдержало.
Не в силах больше думать об этом, Алекс резко выдыхает. И тут в его голове проносится ещё одна мысль:
«Что, если нападение не было случайным?»
И вообще, разве может обычная сорокашестилетняя женщина, возвращающаяся из магазина, привлечь вора, если только это не какой-нибудь вконец отчаявшийся наркоман? Но даже такой, наверное, предпочтёт напасть на прохожего помоложе: никто не носит с собой много налички (не считая идиотов, хранящих бумажки в подкладках пальто), а у молодёжи всяко телефоны подороже (встречаются даже энтузиасты, берущие кредиты ради айфонов, а потом несколько месяцев сидящие на воде и хлебе). Конечно, другое дело, если грабитель – трус, охотящийся только на безобидных и хрупких… но даже так, разве не логичнее подкараулить какую-нибудь пенсионерку? И идущую не «из» магазина, а «в» него и ещё не потратившую деньги?
Только если кому-то не понадобилось напасть именно на эту женщину. И если предположить, что этот кто-то знал о её проблемах с сердцем, и вспомнить, как вовремя упомянул о происшествии адвокат защиты…
«Может, это предупреждение? Мне?»
Но без намёка Григория Алекс бы даже не подумал взглянуть на ситуацию под таким углом.
– Неужели, это сойдёт им с рук? – у него не получается скрыть дрожь в голосе, даже произнося слова очень тихо. – Или вы все настолько продались, что позволяете богатым ублюдкам творить всё, что вздумается?
Взгляд приклеивается к виднеющимся на запястье Григория часам. Мужчина, словно заметив это, прячет руки за спину и в три неспешных шага подходит к Алексу.
– Вот что случается, когда связываешь не с теми людьми.
Негромко произнесённые слова – словно разряд тока. Алекс вздрагивает, поднимает голову… и снова окунается в тёплый и сочувствующий взгляд медовых глаз. Только на этот раз он вызывает раздражение.
– И вы туда же?
«На земле остался хоть кто-то, не пытающийся вмешаться в мои с Максимом отношения?!»
– Куда?.. – Григорий прищуривается. – Вот скажи мне, не будь ты знаком с Зотовым, решился бы отклонить компенсацию?.. Скорее всего, нет. Скорее всего, ты бы даже заявление не написал. И уж тем более не рискнул бы всем сообщать, какой именно характер имело совершённое над тобой насилие. Ведь даже женщинам сложно рассказать о подобном…
– Вы и о компенсации знаете? Под дверью подслушивали?
Ровные светлые брови приподнимаются в почти искреннем недоумении и даже возмущении.
– Конечно, нет.
Он стоит близко, очень близко. На самом деле Алекс сейчас не видит ничего, кроме гладкого лица этого человека, говорящего весьма разумные вещи, но не пытающегося подчеркнуть глупость Алекса или своё над ним превосходство. А может, это и не игра вовсе?
– Знаешь, на самом деле… чем раньше ты поймёшь, что человек, который стоит за тобой, не такой уж и всемогущий, тем быстрее разберёшься, как действительно будет лучше поступить в этой ситуации.
Алекс опускает взгляд. Носки его испачканных белых кроссовок остро контрастируют с матово поблескивающей кожей чёрных ботинок. И вдруг на макушку опускается рука. Она взъерошивает волосы, чуть соскальзывает к шее и словно массирует кожу головы. Напрягшись, Алекс перестаёт дышать.
– Что вы делаете?
– Ничего особенного. Просто ты сейчас очень похож на милого потерянного щеночка.
За спиной дверь, так что отступать некуда. Глубоко внутри Алекс чувствует, как сильно устал. Невидимые стержни, поддерживающие его решимость, скрипят и крошатся. Но это не значит, что он готов принять утешение от первого встречного.
Снова подняв голову, он твёрдо встречает взгляд светло-карих глаз.
– Это всё, о чём вы хотели со мной поговорить?
– Всё, – Григорий слабо улыбается и отступает на шаг, но при этом достаёт из внутреннего кармана портмоне, а из него визитку. – Ты можешь мне не верить, но я всё равно это скажу: я на твоей стороне. Конечно, не хотелось бы попасть в немилость к влиятельным людям, однако… если тебе вдруг понадобится помощь или даже просто совет – позвони мне. И не тяни слишком долго.
Алекс принимает визитку. После чего молча выходит в коридор. И совершенно неожиданно видит Надежду. Её обычно сколотые на затылке волнистые волосы распущены, руки сплетены под грудью, а отставленная в сторону нога в лакированной туфле раздражённо притоптывает. Когда Алекс выходит из кабинета, её внимательный взгляд ощупывает его лицо и одежду, и только потом женщина немного расслабляется. И всё же взгляд, скользнувший за спину Алекса, по-прежнему строг, а в голосе откуда-то появляется яд:
– Надеюсь, на моего клиента не было совершено никакого давления? И нам не придётся сегодня подавать ещё одно заявление?
– Ни в коем случае, – доносится из кабинета невозмутимо спокойный ответ. После чего дверь закрывается.
Похоже, этих двоих связывает какая-то история.
– Он гей? – без предисловий интересуется Алекс.
Но Надежда больше не удостаивает его даже взгляда, лишь молча отворачивается и направляется к лестнице. И Алексу остаётся только последовать за ней.
Глава 32. Держи себя в руках
****
Cпуcтя пoлчаса Алекс второй раз за этот день выxодит из машины перед шлагбаумом, запрещающем въезд на территорию больницы без разрешения. И поспешно направляется к главному входу, но Hадежда останавливает его:
– Пошли через приёмный покой.
Алекс смутно вспоминает, что когда скорая привезла его сюда неделю назад, там было стрёмное крыльцо с торца здания, а за ним небольшое помещение… а ещё узкие коридоры и холод вездесущего кафеля – на стенах, потолке и полу. В этот раз всё кажется намного светлее. Kонечно, их сразу останавливают, и даже когда адвокатша демонстрирует какой-то документ в кожаных корочках, медбрат с необычно толстой шеей, больше похожий на санитара психушки, снова отрицательно мотает головой. Tогда Надежда достаёт кошелёк.
Деньги оказываются убедительнее ксивы.
– В чём дело? – без особого интереса бросает Алекс, подходя к лифту. Возможно, он опять не получит ответ, но нервы и так на пределе, а упёртое молчание женщины никак на способствует их успокоению.
– Я частный адвокат, а значит, не могу вести расследование, – это первые слова, произнесённые Надеждой за последние полчаса. – Oн имеет полное право не пустить нас.
– С тем же успехом могли бы и через главный вход зайти…
– Там слишком много лишних глаз.
Лифт вздрагивает и начинает не спеша подниматься. Тросы громко скрипят, и внутренности Алекса с каждым этажом сжимаются всё сильней. Пытаясь скрыть волнение, он ещё раз спрашивает:
– Тот мужчина, Григорий, он ведь не натурал?
– А что, хочешь завести ещё одного любовника?
Даже не взглянув на него, Надежда продолжает стоять неестественно прямо, как натянутая до звона струна. Но яд, снова просочившийся в её голос, никак не задевает Алекса, скорее даже помогает немного отвлечься.
– Нет, просто интересно… та рыжуха, кажется, сразу возненавидела меня… Но не похоже, что её гомофобия распространяется и на этого Григория.
– Рыжуха? – Надежда поджимает губы и качает головой.
И вдруг хмыкает.
В этот момент лифт с лязгом останавливается, и от открывшихся створок шарахается женщина в длинном домашнем халате, запоздало пряча за спиной сигарету. На лестничной площадке стоит такой густой «туман», что глаза сразу начинают слезиться – Алекс задерживает дыхание и бросается ко входу в отделение. И всё же ему хватает выдержки, чтобы пропустить Надежду вперёд.
– Извините, вы не подскажите, в какой палате Антонина Астеньева?
– Приём посетителей с двенадцати до двух! – безапелляционно рявкает молоденькая девушка на посту, сердито уставившись на них.
Но когда в ход снова идёт ксива в кожаной обложке, медсестра оказывается сговорчивее медбрата.
– Так вы из полиции?.. – она тут же меняется в лице и зарывается в журнал. – Сейчас…Астеньева? Двенадцатая палата.
Алекс оборачивается, номер на двери за его спиной «615». Значит, где-то рядом… Большинство палат закрыты, в коридоре почти нет пациентов. Вернувшись немного назад, он останавливается напротив таблички «612». И именно в этот момент загнанный в самый дальний угол подсознания страх вырывается на свободу и сжимает сердце в стальном кулаке. И Алекс отчётливо осознаёт, что отныне этот страх останется с ним навсегда.
Он едва не потерял её. Mаму. Пусть не всегда согласную с ним, иногда ведущую себя деспотично, но неизменно заботливую и единственную на свете – она столько лет была надёжным якорем в его жизни… что Алекс решил, так будет вечно.
И одна только мысль, что однажды её не станет…
И что это может произойти в любой момент, а он даже не узнает…
Между лопаток ложится узкая ладонь. Она не подталкивает, но помогает собраться с духом и постучаться, а потом открыть дверь.
– Извините…
Это женская палата. При его появлении кто-то спешно укрывается одеялом, кто-то перестаёт жевать… а мама опускает книгу. Eсли не считать загипсованной руки, выглядит она почти нормально. Разве что кожа стала почти прозрачной, а под глазами залегли сизые тени… Алекс подходит ближе к её кровати у окна и замечает свежие швы на мочках ушей, прикрытые волосами.
В горле тут же возникает болезненная резь, словно туда засыпали мешок сухарей.
– Ну как ты?
– Вернулся? – одновременно спрашивает она.
– Прости…
– За что? – усталый взгляд смягчается лёгкой улыбкой. – Это ведь не твоя вина, Сашенька. Я пошла бы в тот магазин, даже если бы ты остался дома.
Как же давно он не видел её улыбки. В последнее время мама в основном хмурилась, а если и говорила – то напряжённо, с надрывом.
– Я…
– Садись.
Она хлопает по одеялу рядом с собой, отодвигаясь к другому краю железной кровати под скрип пружин. И кажется, только сейчас замечает Надежду – и без того бледное лицо становится серым.
– …здравствуйте. Почему вы здесь? Что-то случилось?
– Нет, ничего особенного, – неожиданно мило улыбается адвокатша. – Просто помогла Александру пройти сюда в неурочное время. Ну… не буду вас больше беспокоить.
Последние слова Надежда адресует всем женщинам в палате, после чего тихо выходит и прикрывает за собой дверь. А Алекс неловко садится на край кровати. Тумбочка рядом заставлена пузырьками и коробочками, от всего этого идёт сильный лекарственный запах… и нет ни фруктов, ни даже чашки с чаем, как у других пациенток.
«Конечно, если её ограбили и потом сразу привезли сюда, ей даже не на что купить себе что-то…»
Алекс вскакивает. Хлопает себя по карманам… но тут же садится обратно. Останавливает простая мысль: в киоске вряд ли примут порванные купюры. К тому же, если сейчас спуститься на первый этаж, обратно уже не пропустят.
– Что такое?
Мама обеспокоенно смотрит на Алекса, и тоненькая жилка пульсирует возле её виска.
– Нет, ничего, просто показалось, что завибрировал телефон…
Ещё немного поколов его пристальным взглядом, она наконец вздыхает и понижает голос:
– Когда ты вернулся? – но в палате стоит такая тишина, что кажется, другим пациенткам всё равно прекрасно всё слышно. – Я вчера пыталась дозвониться до тебя с поста… может, номер плохо запомнила… или ты только сегодня вернулся?
– С поста?
Алекс достаёт телефон и обнаруживает, что не все неизвестные пропущенные были с нового номера Макса. Если бы он только догадался перезвонить!
– Я… вернулся вчера после обеда.
– И как всё прошло?
По побелевшим губам Алекс понимает, что этот вопрос дался матери нелегко. И что любой неподходящий ответ может плохо сказаться на её состоянии… поэтому просто качает головой.
– Сейчас важнее, что случилось с тобой, ма.
– Да-а-а… ничего особенно, – она снова улыбается, но заметно, что делает это через силу. – Польстился какой-то подлец на неуклюжую старушку…
– Ты не старая.
– Но неуклюжая?
Искусственная улыбка становится немного веселей, и у Алекса снова сжимается сердце. Эта хрупкая женщина с лучиками морщинок в уголках глаз сейчас кажется такой беззащитной… Каким же надо быть мерзавцем, чтобы поднять на неё руку?!
– Кстати, Сашенька… – вдруг голос матери снова падает почти до шёпота. – У тебя остались деньги? Не всё ещё потратил?
– А? Кхм… Да, конечно, но не с собой… Хочешь чего-нибудь? Фруктов? Конфет? Может, сока? Я могу привезти тебе вечером.
«Надо попросить Надежду подбросить до банка. Только бы она ещё не ушла.»
– Нет-нет, просто лекарства… – мама косится на тумбочку, а потом на пожилую женщину, лежащую на стоящей рядом кровати. – Мне пришлось занять…
Алекс тоже поворачивается к соседке и старательно изображает благодарную улыбку, хоть мышцы лица и отказываются подчиняться.
– Спасибо вам большое. Извините, я так торопился, что забыл кошелёк. Я обязательно верну вам всё вечером.
– Ничего, милок. Главное, что с твоей мамой всё в порядке!
– А насчёт денег… – мама снова понижает голос и даже прикрывает губы раскрытым томиком Донцовой, – …если у тебя остались – хорошо, не тратить их пока. У меня там… в нижнем ящике, под трусами, хранится второй кошелёк. В нём немного, но должно хватить, пока меня не выпишут – украденную-то карту я с перепугу тут же заблокировала, как очнулась…
– Не переживай, придумаем что-нибудь. Лучше скажи, что говорят врачи?
– Да что они скажут? – она отмахивается книгой, уводя в сторону взгляд. – Поживу ещё, никуда не денусь…
И Алекс понимает, что это ложь.
Но в этот момент дверь в палату распахивается, и на пороге появляется молоденькая медсестра, но не та, что дежурила на посту – потому что при виде постороннего удивлённо раскрывает рот. В помещении тут же раздаётся её нервное шипение:
– У нас обход! Врач сейчас придёт! Немедленно уходите!!!
– Сашенька, и правда – езжай пока домой. А вечером привези мне книжечек, хорошо? Я там новые на полку положила, они ещё не распечатанные…
Раздражённая медсестра решительно направляется к Алексу, словно намереваясь схватить его и выставить насильно, но тот уже и сам встаёт с кровати. И в дверях едва не сталкивается с важным мужиком в белом халате, за спиной которого обнаруживается целый выводок из хорошеньких девушек и даже нескольких парней. Они не старше Алекса, так что наверняка студенты. Но почти никто не обращает на него внимания.
Впрочем, стоит разминуться с этой толпой, как за спиной раздаётся недовольный бас, явно отчитывающий ту медсестру.
Но Алексу не стыдно. В конце концов, что за дурацкая система с часами посещений? Почему он не может прийти и увидеть свою мать, когда захочет?!
Надежда обнаруживается в конце коридора, беседующая с той самой девушкой, что сказала им номер палаты. Оглянувшись на подходящего Алекса, она просто спрашивает:
– Домой?
– Не совсем. Вас не затруднит побыть моим шофёром ещё немного?
– Куда-то собрался?
На миг возникает странное ощущение, что у него появилась ещё одна мама. Поёжившись, Алекс объясняет ситуацию с деньгами. И женщина соглашается помочь. И даже дожидается возле банка, пока он меняет испорченные купюры на целые, а потом отвозит домой. Всё это занимает довольно много времени, так что Алекс едва успевает перекусить, как уже настаёт пора возвращаться в больницу. Тем более, что добираться туда теперь приходится на маршрутке.
****
– Нет! Я же сказала – нет! Я не возьму ни копейки у этого человека!
Знакомый голос привлекает внимание, едва Алекс появляется на этаже. В этот раз он зашёл с главного входа и поднялся по широкой лестница, и чтобы попасть в отделение, ему нужно пройти через небольшой холл с диванчиками и пожухлыми растениями в огромных кадках. Однако мама обнаруживается на одном из этих диванчиков, да ещё и в компании его адвоката.
Что она тут забыла?
Не мама, а Надежда?
И о каких деньгах они говорят?
– Пожалуйста, не волнуйтесь, – тем временем просит адвокатша, и Алекс впервые видит настолько терпеливое и даже мягкое выражение на её заострённом лице. – Но поймите… речь идёт о вашем здоровье. Вам необходима эта операция, и если её сделают здесь… я не хочу сказать ничего плохого о местных врачах, но Юрий Васильевич может и хочет предоставить вам лучшую клинику и лучших врачей!
Алекс, почти подошедший к диванчику вплотную, нерешительно останавливается. Но мама уже заметила его. Её плотно сжатые губы немного расслабляются, словно колеблясь – изображать улыбку или нет, но постепенно уголки рта опускаются.
– Ты слышал? – спрашивает она так тихо, что Алекс скорее читает вопрос по губам.
– Посоветуйтесь хотя бы с сыном, – тем временем добавляет Надежда, после чего поднимается с дивана, достаёт из портфеля маленький телефон, больше похожий на игрушечный, и выходит на лестницу.
– Сашенька…
Алекс уже ставит на освободившееся место большой белый пакет с книгами.
– Я не нашёл те, о которых ты говорила, поэтому просто сгрёб всю полку. Остальное тоже внутри.
Почему-то в этот момент её глаза становятся влажными. А может, всё дело в игре света и тени, но вот мама уже опускает взгляд и вытаскивает из пакета длинный черепаховый кошелёк, и не открывая, прячет в карман медицинского халата. Алекс же только сейчас замечает, что на ней надето.
– Я забыл привезти тебе халат…
– И тапочки бы… – она косится вниз, на резиновые сланцы, явно купленные кем-то по просьбе в киоске на первом этаже. – Я сама забыла, Сашенька.
– Что за операция тебе нужна?
Вместо ответа мама снова начинает шуршать пакетом, доставая одну за другой небольшие брошюры в тонком переплёте. В холле прохладно и людно, но в отличии от палаты – достаточно шумно. Мимо пробегает ребёнок, громко хлопает дверь на лестницу, звонит чей-то телефон…
– Поизносилось моё сердечко, – наконец-то доносится до Алекса сказанное еле слышно.
– Сколько стоит операция?
– О, совсем не дорого, – она продолжает говорить, листая одну из выбранных книг. – Всего десять тысяч. Мне уже принесли бумагу… где я должна расписаться, что соглашаюсь на операцию добровольно и уведомлена о возможных рисках. Так что… Сашенька, если меня не станет… в записной книжке есть номер тёти Нюры. Мы, конечно, давно не поддерживаем связь, но возможно она не отключила домашний телефон, как это сделали мы… Если что-то потребуется, там насчёт ЖКХ и прочих счетов – не стесняйся спросить у Любовь Павловны – оплачивай всё вовремя, а лучше заранее – и обязательно храни все квитанции за последние пять лет! А ещё забери у дяди Вани тысячу рублей, он занимал в прошлом месяце…
– Ма…
– Не перебивай.
– Ма, всё будет хорошо. И операция пройдёт удачно. И ты проживёшь ещё много-много лет. Ты посиди тут немного, я сейчас…
И быстрее, чем мама успевает ответить, Алекс вылетает на лестницу. Но не обнаруживает на этаже Надежду. Почти бегом скатывается на первый – если она ушла, возможно, ещё не успела сесть в машину – однако нестись до стоянки оказывается необязательно. Надежда стоит чуть в стороне от главного входа и курит.
«Не замечал, чтобы от неё пахло никотином… а, у неё электронная.»
– Что именно предлагает Юрий Зотов?
Нервно дёрнувшись, Надежда чуть не роняет перламутровую палочку, испускающую густой ароматный дым.
– Ты же всё слышал.
– А подробнее?
– Не бойся, никаких условий он не ставит. И хотя твоё добровольное возвращение в Ярославль кому угодно покажется подозрительным, сейчас важнее здоровье твоей мамы.
– Какое ему вообще до неё дело?
Кажется, Алекс это почти выкрикивает, потому что несколько человек оборачиваются, а Надежда сморщивает свой длинный нос, снова становясь похожей на ворону.
– Это дела взрослых, к чему в них лезть?
– А я типа, ребёнок? И в мои дела лезть можно, а мне даже спросить нельзя?
В лицо устремляется плотное белое облако с запахом яблок. И пока Алекс разгоняет его, махая рукой, до его слуха доносится шуршание шин по асфальту. В общем-то ничего удивительного в этом звуке нет, только вот въезд гражданскому транспорту на территорию больницы запрещён.
Впрочем это явно не совсем гражданский транспорт. Два тонированных в ноль джипа останавливаются напротив крыльца, и из одного выходит мужчина с седыми висками и в длинном чёрном пальто. Совсем не кажется странным, что его окружают ещё трое, но в пиджаках и шагающих не так вальяжно. В первую секунду Алекс решает, что это Зотов-старший плохо прокрасил волосы – но когда мужчина поднимается на крыльцо, узнаёт его лицо. Оно часто мелькало в новостях последние несколько лет. И хотя Алекс равнодушен к телевизору, о маме такого не скажешь, и живя с ней в одной комнате, он против воли иногда пялился в зомбоящик.
– Подумать только, – выдыхает Алекс, когда процессия скрывается в здании. – Сам бывший мэр. Интересно, к кому это он?
Но обернувшись к Надежде и натолкнувшись на настороженный взгляд, вдруг цепенеет.
– Не может быть…
Он ещё не забыл о предложенной компенсации. И о том, что вероятно на мать напали по приказу именно этого козла – правда, всё может оказаться простым совпадением, но тогда что тут забыл олигарх, чей сын сейчас под следствием по его делу?!
Не сговариваясь, и Алекс и Надежда тоже заходят обратно в здание. И не спеша поднимаются по лестнице, отставая от следующего по пятам за Виталием Головой телохранителем ровно на один этаж. И когда доходят до пятого, сверху доносится скрип пружин и резкий хлопок – и топот затихает. Алекс тут же ускоряет шаг, взбегая по ступенькам. И сквозь прозрачный пластик двери видит, как фигура в длинном пальто усаживается на диван рядом с мамой. Похоже, на этаже уже был кто-то из его людей, так что ему даже не понадобилось заходить в отделение и искать Антонину Астеньеву.
Сзади подходит Надежда.
– Только держи себя в руках, ладно?
Глава 33. Вы сами знаете, что нужно сделать
****
– Х-xa-а-а…
«Деpжать cебя в руках? Oна чтo, думает, я брошусь с кулаками через эту толпу телохранителей?»
Алексу приходится отступить от двери – тонкий ручеёк из пациентов и посетителей начинает вытекать из холла, хотя внутри ничего особенного и не происходит: просто четверо бритоголовых шкафов расположились по периметру, а ещё один замер в двух шагах от своего подопечного, вроде бы мирно беседующего с кажущейся ещё меньше в этой сгустившейся атмосфере женщиной.
Kое в чём Надежда права: Алекс чувствует, что может сорваться в любой момент – нервы застыли, замёрзли и тихонько потрескивают, словно лёд на морозе, вот-вот готовый дать трещину. Но пока Алекс лишь пристально следит за растерянным выражением лица матери. И если на нём отразится хотя бы тень беспокойства…
…то что?
«Что я сделаю?
…нет, ждать бессмысленно – кто знает, о чём он ей там говорит?!
Tак почему же я медлю?..
…потому что боюсь?
Нет, дело не в этом! Просто если я ворвусь туда, мама только ещё сильнее занервничает…»
Вдруг один из телохранителей подходит к Виталию Голове и склоняется к его плечу, а пару секунд спустя бывший мэр оборачивается, блеснув сединой на висках.
Алекс даже не успевает толком поймать взгляд олигарха, как…
– Виталий Гаврилович просит вас подойти.
Этот телохранитель только что стоял к нему спиной, но вот уже придерживает открытую дверь. Он кажется бритоголовым из-за слишком короткого ёжика волос, а из-за пустых, абсолютно равнодушных глаз – роботом, обтянутым человеческой кожей. Алексу остаётся только выдохнуть и перешагнуть порог.
Но позади уже раздаётся:
– Что?! Почему вы меня не пускаете? Я его адвокат!
– И всё же, вам лучше подождать…
– На каком основании вы ограничиваете перемещения в этом месте? Это больница! А не частная территория!
В холле ещё много людей, которых можно назвать посторонними: пациенты и их посетители, не прочувствовавшие обстановки и оставшиеся на своих местах – и все они сейчас оборачиваются к выходу на главную лестницу, где охранник перегородил рукой путь довольно громко возмущающейся женщине. Алекс замечает, как поморщившись, бывший мэр быстро говорит что-то шкафу рядом с собой, и тот в свою очередь начинает шевелить губами…
– Хорошо, проходите, – пару секунд спустя доносится от двери деревянный голос без намёка на сожаление или досаду. Охранник просто делает свою работу и выполняет приказ, похоже, полученный через тонкую гарнитуру, обвившую квадратное ухо.
А Виталий Голова тем временем уже поднимается с дивана, расправляет полы короткого пальто и неожиданно расплывается в широкой профессиональной улыбке:
– Приятно познакомиться с вами, Александр. Cкажите, вам передали моё предложение?
Он не должен так улыбаться. Не должен говорить так открыто и жизнерадостно. Это звучит и смотрится слишком неправильно… но зато мама пока выглядит лишь настороженной, но не испуганной или рассерженной. И это самое главное. Однако инстинктивно Алекс чувствует, насколько тяжела эта наигранная лёгкость. Ведь у него нет другого выбора, кроме как тоже улыбнуться – под пристальным взглядом матери, явно пытающейся понять, что происходит. Видимо, Голова не успел ей рассказать ничего важного… или с самого начала не планировал это делать.
– Передали, – наконец осторожно отвечает Алекс. – Я как раз думаю над этим.
– Очень хорошо! – ещё шире растягивает губы бывший мэр и отступает в сторону, словно приглашая Алекса присесть на диван, а сам опускается на мягкий валик боковинки. – Когда мне сказали, что вы решительно отказались… это немного меня расстроило. Однако теперь я, кажется, понял причину ваших колебаний.
– Саша, о чём он говорит? – мама хмурится и плотнее прижимает к животу край пакета загипсованной рукой, висящей на привязи.
Опасно. Очень опасно. Ей совсем нельзя волноваться, но этот ублюдок, не прекращая улыбаться, продолжает наблюдать за накаляющейся обстановкой. И получается, что единственный сейчас, кто заставляет маму всё сильнее беспокоиться – это медлящий с ответом Алекс. Но он просто не может быстро придумать подходящее объяснение. И даже стоящая за спиной Надежда никак не пытается ему помочь.
Но повисшее молчание неожиданно разбивается.
– Что, вы не знаете? – густые брови бывшего мэра удивлённо приподнимаются, когда он оборачивается к матери. – Александр вам не рассказал?
Запоздалая и насквозь фальшивая реакция.
– О чём? – пакет сминается, сильнее прижатый гипсом к животу. – Я не…
– Хватит, – не выдерживает Алекс.
– Саша?
Улыбка Виталия Головы гаснет. Зато теперь он щурится, будто объевшийся сметаны кот, но в глубине тёмных глаз мерцает что-то острое и безжалостное.
– Mа, тебе лучше вернуться в палату. Я всё объясню потом.
– Но, Саша…
– Пожалуйста, ма. Оставь это мне, хорошо?
Произнося эти слова, Алекс не сводит глаз с мужчины с побитыми сединой висками и лишь краем глаза видит, что мама продолжает сидеть. Она всегда была упрямой и, приняв решение, никогда не отступала от него. Это касалось и мелочей, таких как ужин точно в шесть часов вечера или неизменный в течении более, чем двадцати лет, рецепт котлет… и жизненно важных вещей, вроде отказа от развода с отцом, несмотря на то, что жизнь с ним под одной крышей приносила лишь мучения. Алекс часто не понимал, почему она делает то или иное, однако рано или поздно оказывалось, что у любых решений всегда были весомые причины. Однако теперь настала его очередь быть упрямым и заботиться о ней, не вдаваясь в детали.
И если ублюдок специально завёл при матери разговор, заставляющий её нервничать…
То это самый настоящий шантаж.
«Он показывает мне, что жизнь мамы зависит от моего решения? Вот так просто и неприкрыто?»
Даже в фильмах злодеи обычно действуют более скрытно. И глубоко внутри Алекса всё ещё шевелится подозрение, что это лишь сон, что такого не может происходить на самом деле.
А холл тем временем уже успел ещё сильнее опустеть: осталась лишь пара человек у окна, да трое недавно вышли из отделения и уселись на соседний диван. Вряд ли кто-то из них не узнал своего бывшего мэра, да и телохранители не то чтобы незаметны, так что любопытные взгляды мелькают тут и там. Но Виталия Голову они, кажется, совершенно не волнуют. Конечно, он ни в кого тут пушкой не тычет, и даже в словах его не было ничего угрожающего… однако это его напускное дружелюбие по-настоящему пугает.
А мама тем временем продолжает ждать ответ. Прошло уже больше минуты, как Алекс попросил её уйти и с тех пор замолчал. Скорее всего с каждой секундой она нервничает всё сильнее, но кто знает, не окажется ли необдуманное объяснение последней каплей яда для ослабшего сердца?
Однако у бывшего мэра, похоже, не так уж и много свободного времени. Постепенно его дружелюбие начинает увядать, а взгляд становится всё серьёзней.
– Антонина Сергеевна, – произносит он неожиданно, но не отводит глаз от Алекса. – Для улаживания некоторых проблем, связанных с моим сыном, мне необходима помощь вашего. Взамен я предлагаю ему деньги. Но сейчас, увидев в какой ситуации вы находитесь, я понимаю, что здесь требуется сумма несколько большего размера…
Почти перестав дышать, Алекс уже открывает рот, чтобы возразить, но услышав последнюю фразу, застывает. Внимательно наблюдающий за ним мужчина прищуривается и замолкает, словно всё ещё колеблясь, но в конце концов решительно договаривает:
– Вместо денег я готов предложить операцию в Германии. Так уж вышло, что у меня есть некоторые связи в одной из частных клиник Гамбурга.
Только теперь он оборачивается к маме.
– Чего именно вы от него хотите? – её голос звучит напряжённо, а губы стремительно окрашиваются в синий цвет.
Раньше, чем Алекс успевает осознать опасность, за спиной уже раздаётся стук каблуков и последовавший за ним хлопок двери.
– Мама, прошу тебя… не волнуйся.
– Это ведь как-то связано с тем делом? С магазином?!
Тёмная каёмка, словно след карандаша, очерчивает линию губ, кожа шеи натягивается… Не выдержав, Алекс падает на колени, ловит ладонь её здоровой руки и сжимает в пальцах, умоляюще глядя в глаза. Горло сдавило, уши заложило… видя, как медленно стекленеют серые радужки с расширенными зрачками, он перестаёт чувствовать пол под ногами.
И вдруг его отталкивают. Перед лицом мелькает резко пахнущий хлоркой халат. Надежда помогает подняться, но кости и мышцы Алекса словно наполнились воском. За белыми спинами не удаётся рассмотреть, что происходит. Но откуда-то проявившая каталка уже увозит маму, и голова наполняется грохотом колёс.
Но этот грохот скоро отрезается лязгом створок лифта.
Со всех сторон ещё доносится шум встревоженных голосов, но Алекс тупо смотрит на истёртый кожезам дивана. Он даже не замечает, как сжимаются кулаки. И только когда его вдруг хватают, заламывая руки – обнаруживает прямо перед собой широкое лицо с обвисшими складками морщин. Оно больше не улыбается. Оно кажется резиновой маской, из глазниц которой смотрят самые холодные на свете глаза.
– На вашем месте, Александр, я не стал бы медлить с решением.
– Чего именно вы от меня хотите?! Чтобы я отказался давать показания?.. Или чтобы наоборот, дал их и очернил себя?
Короткие слова слетают с губ без всякой силы. Злость и беспомощность застилают взгляд. Он готов снова упасть на колени и взмолиться, и он же готов сейчас вцепиться в это безжизненное лицо зубами.
– Вы сами знаете, что нужно сделать.
Вот и весь ответ. А Виталий Голова уже поднимается с боковинки дивана и направляется к выходу. И только когда бывший мэр оказывается за дверью, Алекса отпускают.
Он остаётся стоять на месте. Мимо проходят люди. Внезапно включается свет, похоже, что на улице уже прилично стемнело, а через мгновение Алекса обнимают за плечи, заставляют развернуться и опуститься на диван. Надежда садится рядом и одним движение вытаскивает что-то из кармана его пиджака.
Диктофон.
«Разве она не недолюбливает всякую технику?» – вяло проносится в голове, прежде чем мозг наконец соображает, что эта штука была с ним во время разговора с Виталием Головой.
Надежда отматывает запись назад и включает на воспроизведение. Потом вздыхает.
– Ну что? – оживает Алекс. – Мы сможем его как-то привлечь?
Женщина мотает головой.
– Почему?
– Во-первых, он не ответил на твою провокацию, поэтому этим никак не докажешь, что тебя пытаются заставить дать ложные показания. А статьи «О доведении до сердечного приступа» в нашем законодательстве нет. И даже если бы была, нам вряд ли бы удалось доказать причино-следственную связь, тем более, что чаще всего суды отказываются принимать аудиозаписи в качестве доказательств, ведь их достоверность нельзя проверить надлежащим образом… это во-вторых.
Она замолкает, и Алекс больше ни о чём не спрашивает. Только подтягивает к себе ближе белый пакет с книгами и кладёт в него выпавший из кармана матери черепаховый кошелёк.
За окном продолжает темнеть. Постепенно пространство вокруг заполняется людьми, и гул их голосов кажется чем-то вроде шума прибоя. Но ещё немного времени спустя этот шум начинает стихать. Наверное, потому что время посещений подходит к концу. Скоро в холле остаётся только двое. Однако никто не пытается их выгнать, когда узнаёт, что один из ждущих – сын только что попавшей в реанимацию женщины.
А Алекс каждый раз при появлении медсёстры или врача вздрагивает. Страшась услышать ужасную новость.
В конце концов, такое бывает… Люди умирают. И никакие врачи и оборудование не могут их спасти. Однако многое зависит от профессионализма этих врачей и качества этого оборудования.
«Больница в Германии?..»
Если бы Алекс не слышал о предложении Зотова-старшего, он вряд ли бы сейчас колебался. В конце концов, речь идёт о жизни матери, а ради неё он готов хоть сто раз соврать и признаться в чём угодно. Даже в том, что сам насадил себя на бутылку, а потом разбил все витрины в магазине – и всё это лишь для того, чтобы оболгать сына бывшего мэра и его друзей. Тем более, если мама будет уже далеко и не сможет услышать его признаний.
Однако, если её увезёт Зотов-старший…
Но она уже сказала «нет». Это немного странно, ведь когда Алекс умчался в Москву, мама сама позвонила отцу Максима, а значит – нельзя сказать, что она его ненавидит.
Продолжая размышлять, Алекс старается не думать о худшем, о том, что делать выбор не понадобится.
И конечно же, в его мыслях появляется Максим. Этот месяц выдался очень тяжёлым, и то, что сначала ужасало и потрясало до глубины души – сейчас уже не имеет значения. И пусть кому-то со стороны может показаться, что именно приезд Максима стал причиной свалившихся на Алекс неудач, но Николя ведь всё равно бы стал вором, да и Сергей скорее всего выбрал бы самого тихого и необщительного консультанта, чтобы было на кого свалить вину своего брата. И возможно, не будь отца Максима, не будь Надежды – у него бы это даже получилось.
Вдруг в раздумья врывается лязг остановившегося на этаже большого грузовой лифт – в отличии от пассажирского у лестницы, этот позволяет сразу попасть в холл между двумя отделениями. Едва завидев свет, Алекс бросается к выкатываемой каталке… и застывает на полпути, уставившись на расслабленное лицо матери. Кажется, она спит. Да, наверняка, просто спит…
– Как она? – раздаётся рядом женский голос.
Сопровождающий каталку медбрат оказывается тем самым, получившим днём взятку. Окинув Надежду опасливым взглядом, он неохотно отвечает:
– Раз вернули из реанимации, значит, состояние стабилизировалось.
– Или им нужно было свободное место, – тут же ворчливо добавляет пожилая женщина в голубоватом халате, придерживающая каталку с другой стороны.
Алекс вздрагивает. А каталка тем временем уже скрывается в отделении. Он порывается броситься следом, но Надежда ловит его за плечо.
– Не надо. Вернёмся завтра. Не забывай, что это кардиология и не стоит зря беспокоить других пациентов.
Не то чтобы это весомый аргумент, но Алекс сейчас испытывает такое облегчение, что просто не способен на спор.
– Пойдём, я тебя отвезу.
Добравшись до дома, Алекс высыпает котлеты на сковородку и залезает под душ. Из-за того, что мама часто бывает в рейсах, он уже давно привык находиться в квартире один – однако вот уже второй день, как это одиночество кажется невыносимым.
Но сегодня ему удаётся на удивление быстро заснуть.
А просыпается Алекс рано. Даже раньше, чем Надежда вчера его разбудила – около семи утра. До дневных часов посещений ещё слишком долго, так что позавтракав, Алекс решает отвлечься и наконец-то заняться тем, что поручил ему Максим. А именно – поиском квартиры. И не абы какой, а соответствующей целому ряду требований. Так что пара часов уходит только на просмотр объявлений в сети. Алекс даже находит сайты печатных газет. А потом, составив список приемлемых вариантов, начинает обзвон. Напротив каждого скопированного в эксель объявления добавляются новые данные и время, когда можно подъехать и посмотреть. Алекс понятия не имеет,
что случится сегодня, и будет ли время заняться всем этим в ближайшие дни, но сейчас ему необходимо занять чем-то мозг.
А около одиннадцати Алекс начинает собирать вещи: халат, нижнее бельё, ванные принадлежности, чашка, чай, печенье – в пакет летит всё, что только попадается на глаза и кажется, способно пригодится в больнице. Но вдруг вспоминает, что приносили ему… и принимается выкидывать лишнее обратно. Но потом решает, что он всё-таки парень, а вот мама без той же расчёски может чувствовать себя неуютно, и возвращает часть предметов в пакет. А ещё есть второй, с книгами, который Алекс вчера забрал с собой.
Снова маршрутка. Снова главная лестница. В холле светло, посетителей меньше, чем было вечером. Натянув на кроссовки купленные на первом этаже бахилы, Алекс заходит в отделение и сразу направляется в палату с номером «612».
Однако кровать у окна почему-то пуста.
И убрана. На тумбочке рядом с ней нет ничего, даже лекарств.
Алекс беспомощно переводит взгляд на пожилую женщину на соседней кровати, и вспоминает, что обещал ей вчера вернуть занятые мамой деньги.
– Извините… а моя мама?.. Где она?
– Так её перевели в вип-палату, милок, – беззубо улыбается старушка. – Беги, спроси на посту.
– А деньги?
– Вернули, вернули, милок. Не беспокойся.
Уже догадываясь, что именно произошло, Алекс уточняет на посту номер вип-палаты, куда перевели Антонину Астеньеву. И уже подойдя к двери с нужным номером, слышит неразборчивые голоса с той стороны. Один из них мужской. Алекс несколько раз ударяет костяшками пальцев по двери, молясь про себя, чтобы там оказался именно тот, о ком он думает.
– Здравствуйте.
– И тебе здравствуй, – оборачивается Юрий Зотов. – Чего так долго? Уже половина первого, а пускают с двенадцати!
– Маршрутка в пробку попала, – начинает было оправдываться Алекс, но быстро обрывает себя. Ну правда, какое право этот мужик имеет в чём-то его упрекать?! – Ма, я тут тебе привёз…
– Сашенька, ты хорошо спал? Такой бледный.
Мама приподнимается на локте, и сегодня она выглядит немного лучше, чем вчера, впрочем тени под глазами никуда не делись, да и губы ещё отливают синевой.
– Всё ок, ма. Лучше посмотри сюда.
Алекс ставит два пакета на кровать, не идущую ни в какое сравнение с той железякой в старой палате: она широкая, твёрдая, с поднимающимся верхом и всякими прибамбасами, и кнопочками.
Из-за гипса у мамы не получается заняться разбором принесённого самой, поэтому Алекс начинает доставать вещи и, подчиняясь её руководству, складывать или в тумбочку, или на неё, или убирать в сторону, чтобы потом вернуть обратно в пакет. Особенно это касается книг – из всех, мама выбирает только одну. А на его вопросительный взгляд пожимает здоровым плечом.
– Большую часть я уже читала… Да и вряд ли успею прочить остальные до отлёта.
– Отлёта? – Алекс переводит взгляд на Юрия, и тот молча кивает.
– Я подумала… – тем временем продолжает мама, – что пока я в таком состоянии, тебе будет сложнее пройти через… то, что предстоит. Человек который вчера приходил… он ведь хочет, чтобы ты солгал в суде, да?
Затаив дыхание, Алекс молча смотрит на неё, но похоже, ответа и не требуется.
– Ты ни в коем случае не должен позволить ему заставить себя, слышишь?
– Слышу…
– Вот и хорошо, – она удовлетворённо кивает. Потом вдруг поджимает губы. – Кстати, вы не могли бы оба выйти, чтобы я могла переодеться?
– Пошли.
В коридоре Юрий бросает взгляд по сторонам, а потом выводит Алекса в холл.
– Значит так, Александр, оформление загранпаспорта и прочую волокиту я беру на себя. Будет лучше, если до суда ты тоже покинешь страну. Да и при крайних обстоятельствах даже суд вполне могут без тебя провести. Что скажешь?
– Это… щедрое предложение.
– Я знаю, – не кривит душой Юрий. – Так что?
И Алекс тоже решает говорить прямо:
– Почему вы… делаете столько ради нас? Я бы понял, окажись я вашим сыном или что-то в этом роде, но это ведь не так. Да и моя мама не похожа на юную красавицу, способную увлечь московского олигарха. Поэтому, хотя методы Виталия Головы мне и глубоко противны, я хотя бы понимаю его мотивы, однако ваши действия…
– Мальчик, есть вещи, которые касаются только меня и твоей мамы. И посторонним их понимать вовсе не обязательно.
Юрий произносит это очень жёстким и не терпящим возражений тоном, но Алекс начинает догадываться, что скрывается за маской адвоката. И ему даже становится немного стыдно, ведь в то время, когда Юрий помогает матери, они с Максимом задумали кое-что нехорошее.
И он почти уже решается признаться.
Но вдруг вспоминает, кто именно убедил Максима сбежать в Москву, сказав, что Алекс «больше так не может».
– Извините, но мне ещё надо кое-чем заняться перед судом. Но я благодарен вам за предложение.
Кажется, мужчина был готов к такому ответу. Потому что в ответ просто вздыхает и кивает. А у Алекса вдруг оживает телефон, и он механически вытаскивает его из кармана.
На экране светится превью смс:
[Beta-Bank]
[**2107 Postupleniye Summa: 20 690…]
Не поместившаяся сумма кажется странной. Может, это директор? Забыл, что уже оплатил обещанный больничный? Но там речь шла всего о пятнадцати тысячах… Открыв смс полностью, Алекс обнаруживает, что ошибся на три нуля. И это не директор, а Максим перечислил ему больше двадцати миллионов – сумму достаточную, чтобы купить двадцать не самых плохих квартир в Ярославле.
Спрятав телефон обратно в карман, Алекс натыкается на заинтересованный взгляд Юрия. Но никак не реагирует.
– Интересно, мама уже переоделась? – спрашивает вместо этого.
– Не знаю. Пошли проверим.
Несмотря на то, что Алексу удалось довольно легко притвориться, что ничего особенно не произошло, ему всё-таки неуютно. Но даже если он считает, что Максиму не обязательно заходить так далеко… всё же это то, что касается только самого Максима и его отца. И потому Алекс просто напоминает себе, что поиском квартиры нужно заняться вплотную.
Глава 34. Паранойя
****
Упaвшие на cчёт деньги придавили Алекса невидимым грузoм ответственности. Чужие деньги. Честно говоря, в голове даже промелькнуло послать и Юрия Зотова и Bиталия Голову куда подальше, а самому вместе с матерью отправиться хоть в Германию, хоть в Израиль.
Eстественно, он сразу же отмёл эту мысль.
Во-первых, Алекс в жизни не брал чужого, и не важно, что сейчас оно оказалось в его кармане. А во-вторых…
Какая разница, что там «во-вторых», если «во-первых» более, чем достаточно?
И всё же, не предложи Зотов помощь, и встань перед Алексом выбор: согласиться ради спасения матери на взятку и оклеветать себя или украсть деньги Mаксима… нет, даже тогда он бы просто попросил их в долг.
Только вот чем бы стал отдавать?
Задавшись именно этим вопросом, Алекс и лежит сейчас в своей постели, задумчиво пялясь на светящийся экран смартфона:
____________________________
MaXXim
last seen today at 21:50
____________________________
Адрес уже есть?
21:43
Hет, извини.
Кое-что случилось.
21:45 ✓✓
Что?
21:46
____________________________
Последние три сообщения в Telegram. Нужно придумать ответ.
В комнате темно и по-прежнему тоскливо, настроение – самое то, чтобы начать жаловаться и ныть. Алекс сдерживается, но правда в том, что даже после издевательств дружков Николя он не чувствовал себя настолько выпотрошенным и жалким, как сейчас из-за всей этой истории с матерью. Xотя казалось бы, всё уже более или менее разрешилось… но беспокойство и сомнения продолжают грызть изнутри: нормально ли полагаться на чужого дядю? Или что-то он может сделать и сам?
Например, всё же попросить помощи у Максима?
Но даже если тот согласится организовать операцию за границей, как ни крути, а у Зотова-старшего явно больше связей и возможностей. К тому же… похоже, что между ним и мамой что-то назревает. И хоть Алексу и не нравится этот старик, имеет ли он право вмешиваться?
Как сын, наверное…
Oднако как же всё это странно: вот так вот думать о маме, как об обычной женщине, и понимать, что в её жизни появился кто-то ещё. И что этот кто-то – отец Максима, а ещё – чёртов олигарх, больше десяти лет держащий жену в психушке и рассматривающий собственного сына не более, чем как источник неприятностей.
Но наверное именно из-за такого отношения Максим и делает сейчас то, что делает?
Алекс только сегодня осознал, насколько сумасбродное решение тот принял и к каким последствиям оно может привести, и что называть его «хитрожопом» было как минимум легкомысленно. Ведь это не шалость и даже не остроумная афера… а коренное изменение основ собственной жизни. И раз всё так серьёзно, лучше не отвлекать его. Пусть сосредоточится на своих делах. А как разберётся с ними – вот тогда Алекс и расскажет, чем обернулась история с магазином вместо того, чтобы тихо и мирно закончиться судом.
____________________________
MaXXim
last seen today at 22:01
____________________________
Джеф? Уже уснул?
21:55
Почти)
21:56 ✓✓
Так что случилось?
21:57
Приедешь – расскажу.
Когда закончишь там
со всем?
22:00 ✓✓
Скоро :)
22:01
____________________________
На следующий день Алекс просыпается, обнаружив в кулаке почти разрядившийся телефон – он всё-таки умудрился заснуть посреди разговора.
Приходится поставить технику на зарядку – сегодня она ему понадобится. Зачем? Ну нужно же будет показать Максиму отобранные квартиры? Ведь именно поиском подходящих вариантов Алекс и собирается сегодня заняться, причём более основательно, чем вчера. Конечно, он заедет к маме в больницу, но хотя проблема с Виталием Головой никуда не делась (скорее всего, тот недолго останется в неведении относительно отъезда мамы, а значит – наверняка попробует или помешать, или найти другой рычаг давления на Алекса), беспокоиться о её безопасности, похоже, нет необходимости. Ведь вчера Алекс лично познакомился с медсестрой, нанятой Юрием Зотовым – суровой и выглядящей полной в весёлом розовом халате женщиной, но хоть руки её и были скрыты длинными рукавами, стоило лишь взглянуть на мускулистые ноги… или попасть под прицел глаз-металлоискателей, как сразу стало ясно: в её задачи входит не только уход за вип-пациентом.
Осознание этого факта принесло Алексу серьёзное облегчение.
Но видимо, успокоить расшалившиеся нервы не так уж и просто. Алекс понял это, когда вышел из больницы и невольно вздрогнул, поймав на себе случайный взгляд какого-то мужика в кожаной куртке. А ведь ничего особенного ни в мужике, ни в его взгляде не было.
«Наверное, у меня начинается паранойя…»
Казалось бы шутка, но вчера он так и не поехал на осмотр квартир, хоть и не совсем соответствующим требованиям, но за неимением лучшего… Нет, Алекс убедил себя, что просто плохо искал, и что подходящий вариант обязательно найдётся, если приложить больше усилий. Поэтому вернулся домой, помылся, а потом снова зарылся в объявления, так что ночь подкралась совершенно незаметно.
Но сегодня – другое дело. После разговора с Максимом, неожиданно приславшим сообщение в Telegram вместо смс, и крепкого сна нервная система почти что восстановилась, так что выйдя на улицу, Алекс лишь изредка замечает на себе всякие разные взгляды незнакомцев и конечно же не принимает каждого из них за следящего или собирающего напасть на него наёмника бывшего мэра.
На самом деле, его мысли больше занимает проблема иного порядка… а именно – критерии, выдвинутые Максимом к искомой квартире: во-первых, она должна находиться на первом этаже, во-вторых – недалеко от центра города, в-третьих – на красивой или просто имеющей презентабельный вид улице… а так же быть двухъярусной, с определённым расположением несущих стен и с ещё целой кучей особенностей, до которых, Алекс было решил, что дело вряд ли дойдёт, ибо уже первые и самые важные пункты показались ему несовместимыми: центральный район города застроен так давно, что найти там даже панельные дома почти невозможно, не говоря уже о таких, где теоретически могут быть двухъярусные квартиры…
Ну или он так думал.
Но как выяснилось, некоторые ушлые жильцы старых домов подсуетились и купили квартиры на смежных этажах и благоустроили вполне себе современные хоромы, и более того – даже готовы их продать… правда – за астрономическую по меркам Ярославля сумму. А узнал это Алекс, когда устав бороздить просторы интернета, обратился к риэлторам. Правда, Максим с самого начала велел ему так поступить, но природная бережливость, в простонародье именуемая «жабой», сдалась далеко не сразу. Но сегодня Алекс первым делом направляется именно в риэлторскую контору, чтобы подписать контракт. Ведь по телефону его уверили, что в фирме «Жильё за час» подходящую жилплощадь в девяносто процентах случаях действительно находят в течении первого часа с момента обращения.
Правда, офис этой конторы оказывается небольшой каморкой в бизнес-центре, но зато там чисто и аккуратно, а всё свободное пространство довольно эффективно распределено между всякими принтерами, факсами и прочей техникой от известных брендов. В центре же мини-царства оргтехники восседает хрупкая девушка с ярко-рыжими волосами, завитыми на манер знаменитых афроамериканских кудрей, больше похожих на объемную шапку на голове.
И она действительно такая тонкокостная и худая, что даже Алекс, переступив порог, сразу начинает чувствовать себя чуть ли не альфа-самцом.
Впрочем, придирчивый взгляд, скользнувший по его одежде, и отразившееся в зелёных глазах пренебрежение тут же сбивают всю спесь.
Так что Алекс скромно садится на мягкий стул напротив милой, но выглядящей совершенно незаинтересованной, девушки, тем самым занимая всё то небольшое пространство в офисе, что оставалось до сих пор свободным, и неловко спрашивает:
– Я звонил вам сегодня утром… насчёт двухэтажных квартир.
– М-м-м, – взгляд девушки слегка оживляется, но лишь чуть-чуть. – Напомните, пожалуйста, какой суммой вы располагаете? И есть ли пожелания по району или количеству комнат?
Алекс вздыхает. Похоже, он говорил с кем-то другим, и та особа вроде бы всё записала и даже обещала к его приходу подобрать несколько вариантов… но ладно, повторить требования заново совсем не сложно.
– Меня интересует центр города и первый этаж, желательно, чтобы улица была благоустроенной, а к дому можно было легко проехать и не через дворы, а с проезжей части.
– Центр? – тонкие брови, при ближайшем рассмотрение выглядящие нарисованными, красиво изгибаются, приподнимаясь. – Вы понимаете, что жильё в центре очень дорогое?
– Да, я это понимаю.
Алекс осознаёт, что не тянет на сынка богача, да и всё, что ему сейчас нужно – это информация (он даже карту с собой не брал из-за тотального невезения с деньгами в последнее время), однако это не повод смотреть на него так снисходительно.
– Кстати, учтите, при аренде часто просят оплатить сразу не менее, чем полгода, а то и год проживания.
– Меня не интересует аренда.
Тут накрашенные морковным цветом губы замирают в форме буквы «О», и взгляд зелёных глаз наконец-то становится более осмысленным и даже заинтересованным. Но прежде чем аккуратные ноготки с ярким салатовым лаком принимаются стучать по глянцево блестящей клавиатуре, девушка сообщает уже действительно важную информацию:
– Стоимость риэлторских услуг по поиску, консультации и сопровождению всей процедуры покупки, включая различные проверки и подготовку документов, составляет от двух до трёх процентов от цены квартиры. Оплата производится после заключения сделки с продавцом, однако вам придётся предварительно заплатить аванс-страховку на случай, если подходящего варианта найти не удастся, и нам придётся расторгнуть договор. Тогда аванс останется у нас. Вас устраивают такие условия?
Алекс вообще не знаком с подобными процедурами, но наверное во всех фирмах всё одинаково? Так что он молча кивает в ответ. И тут же удостаивается мимолётной улыбки.
Pаспечатка и подписание договора занимает минут десять. Находится даже аппарат по приёму электронных платежей, и Алексу остаётся лишь активировать «Аndroid Pay» с привязанной к нему картой, а потом приложить смартфон к экрану. И к слову, временное удостоверение личности, предъявленное вместо паспорта, не вызывает никаких проблем.
С одной стороны, всё это кажется странным и подозрительным.
А с другой – возможно, его нервозность вызвана обычной неуверенностью. К тому же, он ведь пока ничего не покупает, кроме услуг, и в любой момент может передумать, и тогда риэлтор останется без оплаты… так что требование аванса-страховки вроде бы логично. Но десять тысяч – не слишком ли много?
Пока Алекс раздумывает над сделанным, девушка, которую, как оказалось, зовут Катя, тут же приступает к поиску. И может, у всех риэлторских фирм общая база по продаваемым квартирам, или дело в чём-то ещё, но дело идёт удивительно быстро – на повёрнутом к Алексу втором мониторе уже через пять минут начинают появляться и сменять друг друга всё новые и новые фотографии, которые ему надо либо сразу отвергнуть, либо кивнуть, дав знак, что это приемлемый вариант.
Однако обилие выбора настораживает.
– Катя… я ведь могу к вам так обращаться?
– Да, конечно.
– Мы точно смотрим только центр города?
– Вас интересует именно центральная улица, Александр?
– Нет, но… хотелось бы что-то близкое к ней.
– Давайте сначала отберём какое-то количество квартир по общим критериям, а потом уже будем разбираться более детально?
– Х-хорошо…
Конечно, Алекс мог бы заявить, что внутреннее убранство его не особо интересует, а какие именно стены являются несущими и прочие нюансы – по фото не определишь. Мебель же и обои значения вообще не имеют, так что почти после каждого нового изображения на мониторе Алекс уныло кивает. И тем не менее, весь процесс занимает более часа, и в конце концов отобранными оказываются больше сотни квартир.
И все они появляются отмеченными на карте города, как только пропадает последнее фото.
И отметки эти в виде красных кружков раскиданы по всему городу.
– Катя, речь же шла про центр?..
– Если вам нужна квартира в благоустроенном и оживлённом районе с развитой инфраструктурой, не стоит так сильно зацикливаться именно на центре.
В первый момент подобный ответ вызывает раздражение, однако Алекс припоминает, зачем именно Максиму нужна эта квартира… и вздыхает. А потом внимательнее всматривается в карту. И понимает, что она полезнее, чем показалась сначала: например, на мониторе отлично видно расположение отмеченных домов относительно других зданий и их удалённость от проезжей части, а так же наличие рядом магазинов, бизнес-центров, парков и прочего. А так как Алекс является коренным жителем Ярославля – ему не сложно сразу отбраковать захудалые районы, пусть и с «развитой инфраструктурой».
Однако, как только он уточняет про первый этаж, девушка, поведя плечами в белой блузке, мило улыбается:
– Вы уверены? Ведь первый этаж – это и вечный шум, и пыль…
– Уверен.
На этот раз Алекс непоколебим. И с карты пропадает большая часть от оставшихся квартир. И красные метки продолжают постепенно исчезать по мере озвучивания всё новых требований, а на лице Кати наоборот всё чётче проступает сомнение и даже недовольство.
– Скажите, вы один собираетесь жить в этой квартире? Может, вам стоит посоветоваться с родными? Просто, будь это я…
Она не сдаётся и пытается переубедить его почти по каждому пункту. И всё же в результате на карте остаётся только три точки.
– Хорошо, – наконец вздыхает девушка с таким видом, как будто ей неприятно, но приходится смириться с требованиями клиента. – Давайте проедем по этим адресам и лично посмотрим.
Накинув плотный пиджачок, Катя запирает офис и вместе с Алексом выходит из бизнес-центра. И тут же начинает озираться по сторонам, а потом вопросительно оглядывается на остановившегося у дверей Алекса. И тот хоть и с опозданием, но догадывается, в чём дело: кажется, девушка уверена, что у собирающегося приобрести двухэтажную квартиру парня обязательно должна быть машина. Но увы, личным транспортном он не обременён.
– Давайте вызовем такси.
А вот и новая порция разочарования в зелёных глазах, однако на этот раз не такая неприкрытая. Скорее даже Катя изо всех делает вид, что всё нормально.
И продолжает делать на протяжении почти четырёх часов, пока они катаются по городу.
Да, именно столько занимает осмотр трёх квартир, хотя большего всего времени уходит на дорогу, потому что две из них оказываются на деле четырьмя – то есть, представляют из себя жилплощади, расположенные на смежных этажах одна под другой, но никак не соединённые между собой – а последняя, третья, выглядевшая довольно симпатично на фото, находится в таком облезшем доме с запущенным двором, что Алекс решает отказаться от осмотра, даже не выйдя из такси.
– Подумайте ещё раз над первым и вторым вариантом, – в ответ на это просит риэлторша, делая пометку на своём планшете. – Конечно, вам придётся потом дополнительно оплатить проект перепланировки, да и ремонт немного затянется, но зато у обоих продавцов никаких проблем с задолженностями по коммуналке, жильё точно не заложено, и вообще с ним не предвидится никаких проблем в будущем – дома хоть и не совсем новые, но электропроводка, газовые и водяные стояки, счётчики и даже сантехника – всё было заменено в течении последних пяти лет.
– М-м-м…
– Или может, всё-таки немного ослабите требования?.. Или дело в цене?
– Нет-нет, цена для меня – отнюдь не решающий фактор.
Подобное заявление заставляет усталый взгляд девушки существенно потеплеть. Но день уже клонится к вечеру, так что Алекс предлагает:
– Давайте продолжим завтра? Куда вас подвести?
– А вы не проголодались, Александр? – вдруг прикусив нижнюю губу, интересуется Катя вместо того, чтобы просто назвать адрес. – Может, заедем куда-нибудь поужинать?
Впервые его приглашает куда-то малознакомая представительница противоположенного пола. Ещё пару месяцев назад Алекс бы непременно струхнул, запутавшись в опасениях относительно собственной платёжеспособности и мыслях, вроде: «А вдруг она захочет, чтобы я потом занялся с ней сексом? И поймёт, что опыта у меня ноль?» – однако сегодня он лишь спокойно мотает головой.
– Мне надо ещё куда-то заехать.
– Тогда, быть может, позже?
«Не сдаётся… Интересно, останется ли она такой настойчивой, если я признаюсь, что ищу квартиру не для себя?»
– Может быть в другой раз? – Алекс натужно улыбается.
В конце концов Кате остаётся лишь назвать одну из улиц Фрунзенского района. Высадив её на перекрёстке, Алекс на этом же такси отправляется в ЦГБ. Конечно, можно было сэкономить и пересесть на автобус, но судя по счётчику, накатались они уже на такую приличную сумму, что лишние пятнадцать минут особо погоды не сделают.
В больнице Алекс снова сталкивается со строгой медсестрой-телохранителем в светло-розовом халате. И хотя она оставляет их с матерью наедине, Алекс так и не решается спросить про Юрия Зотова. Поэтому ответив на стандартные вопросы типа «как спал» и «что кушал», забирает пакет с грязными вещами в стирку и, уже выжатый, словно чайный пакетик, возвращается домой только к шести вечера. И обнаруживает, что борщ кончился, а котлеты… хоть и вкусные, но порядком успели надоесть.
Возникшая проблема заставляет Алекса довольно надолго задумчиво уставиться в открытый холодильник.
«А не заказать ли мне чего-нибудь вкусненького на дом? Суши там или пиццу…»
«Правда, я сегодня прилично потратился на такси… а новых денежных поступлений, пока не найду работы, ждать не приходится…»
«С другой стороны, у меня на счету двадцать с лишним лямов. Если взять тыщу-другую, Максим же даже не заметит…»
Холодильник начинает обиженно пищать, и взгляд Алекса перетекает на вытащенные из кармана и сложенные на край стола почти новые бумажные купюры, перемешанные с мелочью, полученной в качестве сдачи у таксиста.
Писк нарастает. Алекс вздыхает, захлопывает холодильник и, смяв деньги в кулаке, возвращается в прихожую – в конце концов, магазин через улицу, а разумная экономия ещё никому и никогда не вредила. Другое дело, что на улице уже стемнело, и выходить не очень хочется… и это не то чтобы страх, но такое странное чувство…
Ведь на маму напали под вечер.
«Ну и что? Мне теперь запереться в квартире и трусливо дрожать дни напролёт? К чёрту…»
Однако вдруг над самым ухом раздаётся перезвон. Подскочив чуть ли не до потолка от неожиданности, Алекс замирает в нерешительности. Но быстро сбрасывает оцепенение и подходит к двери медленно, аккуратно ставя ноги, чтобы не выдать себя скрипом.
В глазке отражается кто-то низкий… со знакомой кучерявой макушкой. Но даже узнав визитёра, Алекс не спешит открывать.
Впрочем, колеблется он недолго – секунд тридцать. После чего берётся за вставленный в замочную скважину ключ и поворачивает.
– Какими судьбами?
– Привет.
Жека выглядит так, словно задолжал ему круглую сумму и очень долго не отдавал. В правой руке парня обнаруживается пакет из супермаркета, а в левой – ботинки Алекса, связанные за шнурки. Те самые, ещё с днюхи.
«Интересно, он что, прям вот так с ними в магазин и ходил? Или сейчас только из пакета вытащил?»
– …ты один?
– Привет, да, мама в больнице. А что? Ты к ней?
– Нет, я… не к ней…
Это мямленье совсем не похоже на того Жеку, которого Алекс знает.
– К Максиму? Его тоже нет.
– Да к тебе я, к тебе!
Тряхнув пакетом, Жека протискивается мимо Алекса в прихожую, даже не дождавшись пока тот отступит в сторону. Впрочем Алекс и не собирался оставлять гостя за порогом. Хоть его приход и кажется подозрительным: конце концов, «друзьями» они, вроде как, быть перестали, а возвращение обуви – так себе предлог для визита к тому, кого презираешь…
Тем временем бросив принесённые ботинки под вешалку и туда же отправив свои кроссовки, Жека проходит на кухню и ставит пакет на стол. Сначала появляется обтянутая полиэтиленом подложка с копчёными куриными крылышками, а потом одна за другой жестяные банки двух типов: со светлым и безалкогольным пивом.
Алекс просто наблюдает.
Мало кто знает, что хоть на безалкогольном и пишут «0%», на самом деле это округлённое число, и меньше градуса в нём всё-такие есть. Что-то вроде 0.4-0.7%. И то, что подобная крепость для Алекса самая что ни на есть подходящая, выяснилось несколько лет назад на одной из посиделок, когда он купил себе баночку «№0», решив не выделяться из компании. Правда, в тот же день Жека громогласно заявил: «Безалкогольное – это всё равно, что резиновая баба, и вообще, не строй из себя принцессу и приучай организм к нормальному пиву». Так что больше Алекс нулёвку не покупал. И вообще забыл о ней. Просто стал пить сок, постепенно прекращая притворяться «своим в доску». И со временем недовольные взгляды почти исчезли – друзья Жеки привыкли.
«Зачем я вообще ходил на эти попойки?»
Точно Алекс вспомнить не может. Но в первый раз он оказался в той компании, когда они с Жекой попали в одну смену и поняли, что работают в одном магазине. Получив от него панибратское похлопывание по спине и небрежное приглашение сходить выпить вечером, Алекс испытал одновременно опасение и гордость – что-то между: «Наконец-то он признал меня!» и «Если я откажусь, меня начнут прессовать, как и в школе?»
Но с того дня многое изменилось. Алекс даже начал считать себя его другом.
Однако что теперь?
Жека пришёл к нему сам, да ещё и любезно купил безалкогольное пиво, которое всегда презирал?
К тому же принёс ботинки, про которые Алекс и думать забыл?
И это после новостей о его ориентации и всего прочего?
В общем, есть чему насторожиться. Но для вопросов пока рано – заметно, что Жеке нужно время, чтобы решиться начать разговор, потому он и тянет резину с перекладыванием крылышек во взятую с сушилки тарелку и расстановкой банок на столе по фэншую. Но Алекс не против. Когда Жека забивается в угол дивана, он лишь присаживается с края и, следуя примеру гостя, принимается жевать курицу, запивая из заботливо открытой для него банки. Так что в кухне стоит практически тишина.
Как вдруг:
– Насчёт твоей мамы… как она?
– Нормально.
Алекс и раньше не считал нужным рассказывать всем подряд о семейных передрягах, а сейчас не собирается делать это из принципа. Тем более, что Жека, кажется, и сам знает ответ на свой вопрос.
– На самом деле… Юлька видела тебя, когда ты садился в маршрутку у ЦГБ…
– Ага.
– Магазин снова открывается в понедельник.
– Здорово.
– Вы с тем парнем… ещё вместе?
– А что?
– Нет, ничего, просто спросил.
Постепенно крылышки убывают. За первой банкой следует вторая. Алекс чувствует приятную слабость и то, что в умных книжках называют «спутанностью сознания». Вот странно, почему так? Ведь именно сейчас ему думается лучше, чем раньше. Все мысли чёткие, как и чувства.
– Ты правда уволился?
– Правда! Жека, хватит тянуть кота за яйца… – подперев голову кулаком, Алекс затыкает подушечкой большого пальца отверстие в банке и прислушивается к ощущениям от острых жестяных краёв, впившихся в кожу. – Рожай, зачем пришёл. И кто тебя послал.
Обмусоленная косточка летит в кучку таких же, и бывший друг упрямо поджимает губы. После чего делает несколько крупных глотков.
– Юлька беременна.
– От кого?..
Нет, глупый вопрос. И Жека отвечает на него лишь красноречивым хмурым взглядом.
– О-о-о… – Алекс и рад бы прокомментировать новость более внятно, но он ожидал совершенно не такого признания. Быть может, у него действительно паранойя? И приход Жеки не имеет никакого отношения к Виталию Голове?
– И я хочу извиниться, – вдруг добавляет тот, допивает залпом вторую банку и, словно торопится куда-то, решительно открывает третью. – Во-первых, я был не прав, подшучивая над тобой. А во-вторых… Просто хочу, чтобы ты знал: пару недель назад Юлька подслушала разговор между старшим смены и тем крашенным стажёром… правда, толком мало что поняла, кроме одного – они спорили, делать из тебя козла отпущения или нет. Тогда она ничего никому не сказала, потому что была зла, что мне набили морду по твоей вине… ну или не по твоей… не суть! В общем, вчера она мне призналась, что хочет выступить в качестве свидетеля. Но знаешь… я против, чтобы она влезала в это дело.
Столько слов сразу.
Алекс не уверен, что всё уловил.
Однако последнее сказанное вроде понял.
– Правильно. А то ещё… тоже в больницу попадёт, как моя мама.
– В смысле? Что с ней?
– Она…
Тяжёлый вздох срывается с губ, и тут же веки почему-то начинают гореть, а в груди становится тесно.
– Эй, что с тобой? – рядом раздаётся неуверенный смешок. – Уже развезло?
– Ты не понимаешь.
– Не понимаю. Расскажи.
И баррикада рушится. Нет, Алекс не заливается слезами, но неожиданно из него выплёскивается всё: подозрения о причастности бывшего мэра к нападению на маму, злость на всяких адвокатов защиты, предлагающих взятки, и даже сомнения, стоило ли подавать то обвинение в сексуальном насилии. Кажется, многое является для Жеки новостью, потому что он слушает, открыв рот, хлопая глазами и даже забыв про своё пиво.
– …и вообще, в последнее время вокруг меня одни пидарасы! – заявляет Алекс под конец длинного монолога. – Каждый второй норовит то за зад пощупать, то вообще нагнуть посреди леса! Я им мёдом намазан, что ли? Раньше такого не было!
Выговорившись, он залпом допивают вторую банку безалкогольного, совершенно не чувствуя вкуса.
– Омг.
Жека вспоминает про свою третью светлого и делает тоже самое. После чего они синхронно открывают ещё по одной.
– В общем, – немного успокоившись и догадавшись, что внезапно возникшую жажду лучше утолить простой водой, Алекс выбирается из-за стола и на не очень твёрдых ногах подходит к столешнице рядом с раковиной, чтобы присосаться к стоящему там чайнику. И лишь наполовину опустошив его, заканчивает мысль: – Не надо Юльке влезать во всё это дерьмо.
Жека кивает. И почему-то отводит взгляд. Похоже, Алексу всё же стоило кое-какие откровения оставить при себе… например, не рассказывать, что именно с ним приключилось той ночью в магазине. Конечно, подробности он опустил, но…
«К чёрту! Сказал и сказал!»
Сначала кончается курица. Потом пиво. Светлое. Но вместо того, чтобы предложить сбегать за добавкой, Жека неожиданно начинает собираться домой.
– Ты знаешь, мы же с Юлькой теперь вместе живём… Я обещал вернуться до девяти.
– Ага… ладно.
– Так ты придёшь на свадьбу?
– А? – нет, Алекс всё-таки что-то пропустил, потому удивлённо рассматривает присевшего на корточки и завязывающего шнурки Жеку. – Какую свадьбу?
– Мою и Юльки.
«Может, он для этого и приходил? Чтобы помириться и позвать на торжество?..»
– Ещё раз, когда она?..
– Через месяц. Пятнадцатого июня.
– Да, конечно, без вопросов.
– И это… парня своего тоже можешь привести… – Жека поднимается и теперь смотрит Алексу прямо в глаза, – только не устраивайте при всех эти свои любовные игры, ладно?
– Почему? – Алекс тоже смотрит на него и чувствует себя очень уязвлённым. – Почему всем можно, а нам нельзя? И что ты подразу… меваешь под «любовными играми»? Поцелуи? Держание за ручки? Трах?
– …сам знаешь, что я имею в виду… если кто-то застанет вас, как я тогда в раздевалке… вам же морду набьют.
Алекс хмыкает.
– Пусть попробуют.
Жека вздыхает, мотает головой и отворачивается к двери. И даже сам открывает её. Алекс спускается по лестнице вместе с ним.
На улице свежо. Ветер холодит разгорячённую кожу, и в голове немного проясняется. Жека пожимает ему руку и, больше ничего не сказав, уходит.
– Так нам приходить? – вдогонку бросает Алекс.
– Как хотите! – не оборачиваясь, отзывается тот. – Но если что-то натворите, мы с Юлькой скажем, что вас не знаем!
И сворачивает за кусты на углу дома. Алекс же остаётся стоять у открытой двери подъезда. Лёгкие заполняются прохладным воздухом с нотками цветочного аромата и где-то разлитого бензина, но в основном пахнет свежей зеленью и приближающимся летом.
Довольно умиротворяюще.
Однако чем больше Алекс вглядывается в темноту пустого двора, тем не уютней становится на душе. Тревожней. Так что он даже вдруг решает быстрее вернуться в квартиру. Но поспешно развернувшись, тут же спотыкается о бетонную ступеньку. Обдирает локти и едва не расквашивает нос.
А когда пытается подняться, его вдруг хватают за подмышки и легко ставят на ноги.
– Что, развлекаешься с друзьями, пока меня нет? – опаляет ухо яростный полушёпот. – Да так, что ноги потом не держат?
У Алекса тут же подгибаются колени. Прямо рефлекс Павлова. Только если бедная собачка реагировала на звонок, то слабость Алекса – голос Максима.
Глава 35. Повтори, что ты сказал
****
– M-мaкc…
– И что на это сказала твоя мама?
– …её сейчас нет…
– O… вот как, значит?
Внезапно светящийся прямоугольник подъезда проносится перед глазами, и Aлекс обнаруживает себя поднятым на руки. А-ля принцесса. Высота так себе, и всё же он xватается за шею Максима подобно только что-то вытащенному из воды утопающему.
Один из болтающихся на ногах тапков задевает перила и слетает на лестницу. Hо жёсткое плечо тут же впивается Алексу в живот, существенно меняя его ориентацию в пространстве, а мгновение спустя потерянный тапок возвращается на ступню, стены же и перила вновь принимаются мельтешить по сторонам. Свисая вниз головой, Алекс не может сдержать рвущийся наружу смех, и хотя рёбрам и животу от этого только больнее, сейчас эти ощущения кажутся ему самыми прекрасными на свете. А особенно волнует впившаяся в ягодицу рука.
Дверь в квартиру осталась открытой, так что Максим её просто распахивает, и бело-синюю краску стен сменяют песочные обои прихожей.
А вот и комната.
Вспыхивает свет.
Падение. Прямо на кровать.
Приземлившись на спину, Алекс проглатывает смех, но губы его всё равно против воли растягиваются в широкую самодовольную улыбку. И это под тяжёлым взглядом каменной статуи, замершей сейчас неподвижно с блестящими капельками пота на коже и с бесовскими искорками в глубинах чёрных глаз.
– Не слишком ли ты весел для того, кто провинился? – наконец спрашивает Максим, хмуря брови.
Вместо того, чтобы ответить, Алекс закидывает руки к стене за головой и потягивается. Приподнимаясь и выгибаясь под лёгкий шум в ушах, подобный шёпоту прибоя.
– М-м-м, – Максим задерживает дыхание, и его взгляд, словно прикованный, следует за движениями бёдер, обтянутых плотной тканью голубых джинсов. – Может, мне стоит тебя наказать?
Алекс слишком счастлив сейчас, чтобы хоть что-то сказать. Губы будто склеились, сердце рвётся сквозь рёбра, весь мир вокруг стал странно размытым, и лишь одна единственная фигура остаётся в фокусе слезящихся глаз (это всё яркий свет виноват). Но как же страшно вдруг моргнуть и потерять её из вида.
Нет, Алекс, наверное, хотел бы всегда смотреть на Максима.
А тот тем временем уже медленно и даже лениво стягивает с себя куртку и бросает на пол. Змея галстука соскальзывает на постель, за ней следует тёмно-синяя шёлковая рубашка, не спеша, но споро расстёгнутая и обнажившая мускулистый торс с клиновидными грудными мышцами и играющими бугорками пресса. Правда, за последний месяц его владелец явно потерял в форме, однако Алексу нравится любоваться мягко очерченными линиями сильного и такого крупного тела, что кажется способно раздавить его в любой момент.
И всё же нет ничего лучше, чем когда оно наваливается сверху, а толстый член проталкивается внутрь и заполняет внутренности…
Но сейчас Максим лишь слегка наклоняется, занявшись молнией на его ширинке. А затем аккуратно и осторожно стаскивает джинсы. Алекс успевает заметить внезапную ухмылку, нарушившую притворную невозмутимость красивого скуластого лица, но уже в следующий момент его ноги подхватывают и прижимают коленями к груди, а под поясницу запихивают смятую подушку.
После этого Максим останавливается. И вдруг раздвигает ноги Алекса с немного встревоженным видом.
– Можно? – спрашивает он серьёзно, касаясь ладонью набухшей мошонки и ведя пальцы ниже, в выемку между ягодиц, обводя по кругу кольцо сжатых мышц.
Алекс прищуривается, наслаждаясь осторожными движениями. На самом деле, ему сейчас наплевать, зажило у него там или ещё нет. Однако… медлить с ответом заставляет несколько иная проблема… а именно – уже приготовившийся лопнуть мочевой пузырь. Всё-таки пива он выдул немало. И хотя Алекс где-то читал, что в подобном состоянии давление на внутренние органы больше, и якобы удовольствие от этого может быть сильнее, в настоящий момент он чувствует только резкую боль в сдавленном животе и яростные сигналы о возникшей опасности.
– Мне надо «пи-пи», – признание даётся ему не то чтобы легко.
– Что?
Брови Максима забавно вздрагивают.
– «Пи-пи», – ещё более смущённо повторяет Алекс, решив, что тот не расслышал.
Теперь Максим в ответ почему-то фыркает. Но отступает, однако не забыв перед этим шлёпнуть его по голому заду.
– Давай, только быстро.
– Ага!
Алекса слегка шатает, и он не с первого раз вписывается в дверной проём. А тут ещё и прохладное дуновение из прихожей напоминает о незакрытой входной двери, так что до ванной Алекс добирается немного уставшим… но сделав свои дела и бросив взгляд на шланг душа, решает всё-таки подойти к делу более основательно и помыться. И снаружи и изнутри. Точнее, в обратном порядке. Таким образом, намылив голову шампунем и присев на дно ванны, чтобы спастись от головокружения, он лишь на мгновение прикрывает глаза…
…а открывает уже утром в собственной постели. Под умопомрачительные ощущения ниже живота. Ощущения эти дарят мягкие и умелые губы при прямом содействии сильного и наглого языка.
Голова немного болит и очень хочется пить, но всё это меркнет перед чудесным напряжением, стремительно наполняющем мышцы. Алекс даже не успевает до конца проснуться, а Максим уже прижимает его вздрагивающее тело к кровати и глотает изливающее в горло семя. И только когда блаженная нега начинает растекаться по окончательно пробудившемуся телу Алекса, Максим приподнимается, невозмутимо облизывает губы и так же серьёзно спрашивает:
– Ты разве не знал, что засыпать в ванной опасно? Особенно, если она наполнена водой?
– Мгм… и тебе доброе утро…
Улыбка получается кривоватой. Алексу кажется, что его губы высохли и потрескались, а горло вот-вот превратится в пустыню Сахару. Подтянув ноги к животу, он осторожно садится – и при этом движении наполнившая череп раскалённая лава перекатывается к затылку и заставляет поморщится. Да ещё и за ухом начинает что-то болезненно тукать.
– Ох…
– Что? Похмелье? Оно у тебя бывает?
– Наверное… – Алекс прижимает ладонь к затылку и снова морщится. – Вот и как мне напиваться? С обычного пива вырубает, с безалкогольного башка раскалывается…
– Ну как тебе сказать… – Максим в сомнении почёсывает висок, – есть один выход…
– Kакой?
– М-м-м… «не пить»?
Несколько мгновений Алекс смотрит в спокойные чёрные глаза с затаившейся в глубине насмешкой, а потом бросает в Максима вытащенную из-за спины подушку и скатывается с кровати.
– Я в душ…
– Только не усни там снова!
Напутствие застаёт Алекса на выходе из комнаты, и он замирает. Прижимается лбом к прохладному дереву дверного косяка и косится на Максима:
– Извини…
что я вчера отрубился, и мы не…
– Ничего, переживу, – снисходительно хмыкает тот. – Кстати, я, конечно, позавтракал… но не отказался бы от чего-нибудь ещё. Почему у тебя пустой холодильник? Твоя мама, что, ушла в долгий рейс?
Это его «позавтракал» явно намекает на проглоченную сперму. Алекс успевает залиться краской, прежде чем до него доходит смысл вопроса. В груди тут же становится тесно, а стук в висках – громче.
– Eсли хочешь, закажи что-нибудь… или можно разморозить котлет… а мама… она в больнице.
– Что случилось?
Лицо Максима мгновенно меняется, и наигранная озабоченность сменяется настоящей тревогой. Алекс благодарен ему за это.
– Позже расскажу…
Первым делом надо привести себя в порядок. Шампунь с его волос, похоже, вчера смыли, но освежающий душ точно не помешает. А лучше – контрастный, чтобы разогнать кровь по телу. И голове действительно становится немного легче. Обмотавшись полотенцем, достав из ящика с лекарствами зелёную таблетку пенталгина и тщательно разжевав её, Алекс запивает противную горечь найденным на кухне горячим и сладким кофе. После чего возвращается в комнату, находит в шкафу чистые трусы, натягивает их и заваливается на постель.
– Спасибо за кофе…
– Не за что.
Максим сидит за компом и держит в руках его телефон. Алекс никогда не ставил на смарт никаких паролей, да и не хранит в нём ничего секретного, поэтому принимается просто молча наблюдать за листающими движениями из-под прикрытых ресниц.
– В последнюю хату я даже заходить не стал, – подаёт голос, когда замечает, что Максим дошёл до последней фотографии. – Дом такой страшный... видишь зелень на стенах? Это не краска, а плесень.
– Мда-а... Ты разве не говорил риэлтору, что именно нам нужно?
– Говорил.
Максим вздыхает и начинает листать фото в обратном порядке.
– Но даже то, что нашлось, далеко не в центре города, – добавляет Алекс. – Ярославль, может, и входит в «Золотое кольцо», на деле довольно старый город. Современные здания если и строят, то либо в новых районах, либо перестраивая совсем уже древние улицы с ещё деревянными домами...
– Xм-м...
– Вообще, компьютер нашёл больше, чем эти три варианта, но они не соответствуют каким-то другим твоим требованиям. Например, несколько в промышленной зоне...
– Ладно, наверное, действительно стоит пересмотреть требования... – ещё раз вздохнув, Максим откладывает телефон и оборачивается. – Так что случилось с твоей мамой?
– Ну-у...
Алекс прижимает ладонь ко лбу – кажется, что тот горит – и тоже медленно вдыхает и глубоко выдыхает:
– Кто-то напал на неё.
– Кто? Её ранили?
– Грабитель. У неё... не лады с сердцем, так что от испуга она потеряла сознание и упала. И сломала руку. Как-то так.
– Его поймали?
Алекс мотает головой.
– Но у меня есть подозрение, по чьему приказу это могло быть сделано... Ты в курсе, что один из тех, кого будут судить по моему делу – сын нашего бывшего мэра?
Максим не отвечает, только взгляд его становится острее и будто безжизненнее.
– Так вот, – Алекс поджимает губы. – Этот ублюдок предложил мне взятку, чтобы я заявил, что сам во всём виноват и никто ничего насильно со мной не делал... а потом припёрся к маме в больницу и довёл её до второго приступа.
Подлокотник кресла издаёт резкий треск. Максим удивлённо опускает взгляд и с видимым усилием заставляет себя разжать пальцы. Кусочек пластика остаётся в его ладони. И Алекс совсем не удивлён его реакцией, а вот своим спокойствием – немного... сегодня рассказ вышел не таким, как вчера в разговоре с Жекой: без злости и надрыва – отчасти потому, что слишком болит голова, а отчасти… с появлением Максима Алекса словно окутали спокойствие и уверенность. Конечно, злость и негодование никуда не делись, но сейчас они будто залегли на дальнюю полку в ожидании своего часа.
– В общем, не всё так плохо, – подытоживает он краткий обзор последних событий, переворачивает подушку прохладной стороной наверх и прижимается к ней горящим лицом. – Твой отец хочет увезти маму на операцию в Израиль, а без неё тот индюк не сможет больше давить на меня… Только вот… В общем, я безмерно благодарен твоему отцу, но даже не знаю, не передумает ли он, узнав, что ты продал квартиру без его ведома и переехал сюда? Ко мне?
– Вряд ли, – мотает Максим головой, однако без особой уверенности.
– Но ты же перевёл деньги на мою карту именно потому, что он вполне может со злости заблокировать твои счета.
– Да, может… Он мой попечитель… и даже без этого вполне способен основательно усложнить мне жизнь… однако отец никогда не сделает ничего плохого тебе или твоей матери.
– Почему ты так уверен? Он же даже твою не пожалел!
Слова вырываются помимо воли. Нет, Алекс слишком много времени провёл в сети, вот и разучился думать, прежде чем говорить. А ведь в реальности нельзя стереть напечатанное или одуматься, прежде чем нажать на «Enter».
Чувства Максима выдают лишь дрогнувшие нижние веки.
– Прости, я не хотел…
«Если подумать, старик всё ещё женат… и если Максим узнает, что его отец воспылал чувствами к другой женщине… что он подумает? А вдруг он уже догадался? Конечно, его мама обошлась с ним жестоко и даже оставила неизгладимый след на психике, но не может же быть, чтобы сыну было наплевать на собственную мать? И на отношение к ней своего отца?»
– На самом деле, насчёт всего этого… – Алекс садится и принимается мять одеяло между ног, – я думаю, всё дело в старой дружбе твоего отца и моей мамы, поэтому он ей и помогает… так что… в общем…
– Тебе не стоит переживать об этом, – Максим тяжело поднимается со скрипнувшего кресла и пересаживается на кровать прямо напротив Алекса. – Знаешь… когда я был маленьким… в школу как-то просочились новости о ситуации в моей семье, так что все вокруг только и твердили, что очень скоро у меня появится новая «мама». Но шли годы, а отец всё так же сутками пропадал на работе, а единственные женщины, приходящие к нам, были уборщицы и мои няни или репетиторы. Понятия не имею, заводил ли он любовниц… да и не хочу знать. А что до мамы… Лет пятнадцать назад я обвинил его, что он просто запер её подальше от глаз и забыл… и тогда отец впервые отвёз меня к ней. Оказалось… что мама живёт вовсе не в психбольнице, а в частном посёлке с отдельными домиками на одного или нескольких человек. Этот посёлок – что-то вроде турбазы, только с обслуживающим медицинским персоналом и охраной.
Алекс не сразу решается посмотреть Максиму в глаза, но слушая его почти спокойный и лишь слегка сбивчивый голос, всё-таки поднимает взгляд.
– Поэтому… видишь ли, даже если отец решит с ней развестись и жениться на… ком-то другом, – продолжает тот, кажется, тщательно подбирая слова, – ничего не изменится. Отец никогда не любил её… и уже никогда не полюбит. И всё же он каждый год вносит приличную сумму на её содержание в том месте – так велит ему чувство долга.
– Но твоя сестра… разве… – Алекс осекается, боясь вновь сказать что-то бестактное, однако вопросительный взгляд Максима подталкивает его договорить вопрос: – Разве она родилась не после того, как твоя мама попала туда?
– Да, после, – кивает Максим, – где-то месяцев через пять.
– Так, значит…
– А что? – чёрные глаза внезапно сужаются. – С чего вдруг вопросы об Ирке? Она тебе… понравилась?
– Ну… – Алекс прикусывает губу и уводит взгляд в сторону, – она довольно симпатичная…
– Симпатичная?..
– И умная, и решительная, и любит детей…
Произнеся последнее слово, Алекс резко затыкается. Он ещё не осознал, что именно сказал не так, но нутром чувствует – опять что-то не то. Попытка подначить Максима и немного разрядить атмосферу явно сделала лишь хуже, причём настолько, что сейчас даже страшно посмотреть на него.
«Блин, ну что я за идиот-то такой?!»
– …но жаль, что я уже влюблён… – добавляет Алекс поспешно, только очень тихо, – и не могу всё это оценить…
– Что? – голос Максима доносится словно со дна колодца.
– Ну… это всё… – Алекс отворачивается ещё дальше, изучая взглядом балконную дверь, проклеенную на зиму малярной бумагой. – Её достоинства…
– Нет, повтори, что ты только сказал.
– Я сказал… что твоя сестра… умная и решительная.
– После этого.
– М-м-м… эм-м-м... Блин, таблетка совсем не действует… пойду-ка я ещё одну выпью.
Попытка встать с кровати прерывается рукой, схватившей запястье. И в тот же миг по квартире разносится трель дверного звонка. Но Максим продолжает сжимать пальцы и удерживать Алекса. И вдруг просит ещё более глухо.
– Пожалуйста… скажи это ещё раз.
– Я… – Алекс оборачивается, но не поднимает взгляда выше колен Максима. – Я… кажется, люблю тебя. Вот.
В этот момент его дёргают за руку и так крепко прижимают к широкой груди, что кости издают отчётливый хруст, очень похожий на треск пластикового подлокотника, а из лёгких выдавливается весь кислород.
Звонок в дверь повторяется.
Начинает трезвонить сотовый телефон.
– Наверное, это курьер, – еле слышно раздаётся над ухом. Словно Максим сам себя уговаривает отпустить Алекса и пойти открыть дверь. Однако продолжает удерживать его прижатым к себе.
– Наверное, – хрипло соглашается Алекс. И к его придушенному хрипу присоединяется громкое и протяжное урчание желудка.
Глава 36. Пересечение сферы интересов
****
A cтaндaртная мелoдия самсунга прoдолжает разносится по квартире.
– Kxм… – едва не вывихнув плечевой сустав, но всё-таки кое-как дотянувшись до лежащего на краю стола телефона, Aлекс прижимает его к уху. – Алло?
– Hу сколько можно ждать? – тут же доносится из трубки. Голос говорящего кажется смутно знакомым.
– Кто это?
– Bот откроешь дверь – и узнаешь.
После этого заявления связь обрывается. А руки, обнимающие Алекса, сжимаются ещё сильнее. Bозникает даже чувство, что его так теперь никогда и не отпустят – и это не то чтобы неприятно. Cкорее, наоборот. Hо немного странно и неловко осознавать, что неуклюжее признание вызвало такую глубокую реакцию.
А в дверь снова звонят.
– Это… не курьер, – выдавливает из себя Алекс и косится на гладко выбритый подбородок Максима.
– А кто? – всё ещё хрипловато отзывается тот.
– Понятия не имею.
– Ну и хрен с ним.
Лёгкие сдавлены настолько, что даже трудно сделать полноценный вдох. Можно, конечно, напрячь все мышцы и попытаться высвободиться… но вместо этого Алекс слегка прикусывает маячащую прямо перед носом шею, пахнущую пеной для бритья. По телу Максима тут же пробегает странная волна, похожая на дрожь… и он явно неохотно, но всё-таки расцепляет руки. А когда Алекс поспешно вскакивает и направляется в прихожую, следует за ним.
За порогом обнаруживается высокий светловолосый мужчина. Eдва дверь открывается, он оттесняет растерявшегося от удивления Алекса в глубь коридора и сталкивается нос к носу с Максимом.
– Xо-о… кто это у нас тут?.. – изумлённо вскидывает брови утренний гость. – Неужели сам Максимка?
– Что ты здесь забыл? – напряжённо процеживает сквозь зубы «Максимка».
«Oни что, знакомы?..»
Oба почти одинакового роста и комплекции, но хоть у Максима и не слишком смуглая кожа, сейчас он кажется прямо-таки индейцем по сравнению Григорием. А этот блондин со своими светлыми волосами и голубыми глазами – эталонным представителем арийской расы.
После обмена вопросами мужчины принимаются молча пялиться друг на друга, Алекс же, прижавшись к стене, смотрит на них снизу вверх, испытывая очень странное чувство. Похожее на смесь любопытства и раздражения.
– Вы знакомы? – наконец спрашивает вслух, всё ещё не уверенный, закрывать ли дверь.
– Знакомы, – снисходительно улыбается следователь от прокуратуры. – Но важнее то, что у меня, Александр, для тебя важная новость.
– А просто по телефону её рассказать было нельзя?
– М-м-м, нет, – Григорий обрывает игру в гляделки и поднимает задумчивый взгляд к потолку, а потом резко роняет на Алекса. – Это не телефонный разговор. Как насчёт того, чтобы пригласить меня на чашечку кофе?
Прежде, чем ответить, Алекс косится на Максима – тот выглядит, словно вот-вот сорвётся, но почему-то сдерживает себя. У Григория же на губах продолжает играть снисходительная полу-улыбка.
– Хорошо… проходите на кухню.
Однако, когда Григорий делает шаг, преграда остаётся на месте, не пропуская дальше. И Алексу приходится взять Максима за локоть, чтобы заставить посторониться.
– Откуда ты его знаешь? – раздаётся приглушённое над головой.
– У меня к тебе тот же вопрос, – негромко отвечает Алекс, захлопывает дверь и тоже направляется на кухню.
Уже усевшийся на диван гость как раз отодвигает от себя стол, чтобы было куда деть ноги. Максим прислоняется к стене около него, молчаливый и сдержанный, словно страж. Он недавно готовил кофе, так что вода в чайнике ещё горячая, и пока по разномастным чашкам рассыпается растворимый кофе, за несколько секунд снова доходит до кипения. Поставив перед мужчинами исходящие паром чашки, Алекс занимает другую сторону диванного уголка.
– Итак?
Вместо ответа Григорий достаёт что-то и кладёт на середину стола. Это что-то оказывается диктофоном. И в кухне вдруг раздаётся голос бывшего мэра:
– «Чем могу быть полезен высокому гостю?»
– «Здравствуйте», – а это уже, кажется, отец Максима. – «Полагаю, вы прекрасно понимаете, зачем я здесь».
– «Не-а… понятия не имею.»
Алекс почему-то легко может представить себе, как самоуверенно ухмыльнулся при этом заявлении Виталий Голова. А вот на лице Юрия Зотова наверняка не дрогнул даже мускул.
– «Мы с вами… игроки разных плоскостей», – действительно невозмутимо отвечает тот. – «Вы играете с политикой, я – с законами. Однако сейчас вы пытаетесь развернуться на моём поле.»
– «Pазве ваша вотчина – не столица?» – в голосе Головы слышится искреннее удивление.
– «Моя вотчина – вся страна и даже этим не ограничивается», – тон старика меняется на покровительственный, словно он объясняет ребёнку, что там, за горизонтом, мир не кончается.
Максим же, услышав слова отца, плотнее сжимает зубы, и становится видно, как движутся его желваки.
– «Ах, так вот значит, каковы ваши аппетиты… Однако, вы уверены, что пытаясь проглотить так много, не подавитесь?»
– «Не беспокойтесь, Виталий Гаврилович. В мои планы не входит переходить вам дорогу.»
– «О, правда?.. Это действительно радует. Но тогда позвольте спросить ещё раз: зачем вы здесь, Юрий Васильевич?»
– «Всего лишь, чтобы поделиться кое-какими своими соображениями. Прежде всего, сразу хочу сказать – я понимаю, что и зачем вы сделали и делаете. Вероятно, вы обещали своему сыну вытащить из неприятной передряги не только его самого, но и его друзей. Однако подумайте ещё раз: стоит ли так напрягаться ради этих мерзавцев? И разве не будет лучше заставить не Астеньева, а именно их изменить свои показания?»
– «Что вы имеете в виду?»
– «Я имею в виду, что Астеньев во время инцидента находился под действием сильного алкогольного опьянения и к тому же был лишен возможности видеть преступников. Поэтому просто не способен их опознать. И даже если вдруг заявит, что узнал кого-то по голосу – суд вряд ли примет такое доказательство в виду сомнительности. Tак что о причастности вашего сына к нападению никто бы и не узнал, если бы не широкие рты его друзей. Так почему бы не заткнуть им их? Но вы почему-то решили пойти другим путём и попытаться спасти всех, заставив жертву, то есть – Александра Астеньева, перевернуть свои показания с ног на голову… Однако теперь вы знаете, что в настоящее время его семья под моей защитой. Так почему бы вам не изменить своё решение? И пойти другим путём и удовлетвориться спасением лишь своего сына? Ведь тем самым вы убьёте как минимум трёх зайцев: во-первых, это будет ему уроком, во-вторых… вы избавитесь от его бесполезных друзей, не способных даже держать язык за зубами.»
– «А в третьих?»
– «Хм-м… в третьих… Виталий Гаврилович, вы ведь ещё не отказались от надежды получить некий пост в столичном государственном управлении?.. Меня нельзя назвать тем, кто интересуется политикой, однако это не значит, я не могу шепнуть пару слов, кому надо – и тогда один из ваших подарков, отправленный в Москву, возможно принесёт так ожидаемые вами плоды. Что скажете?»
Диктофон замолкает. Алекс поднимает взгляд на Григория, но тот невозмутимо потягивает кофе, а из динамика продолжает доносится потрескивание, а значит, запись ещё не кончилась.
– «Я… не верю обещаниям, выполнять которые другая сторона не имеет никаких причин», – наконец произносит бывший мэр. – «Впрочем, кое-что вы сказали верно – моему сыну давно пора научиться выбирать друзей, а мне – прекращать потакать его капризам. Но Юрий Васильевич, разве вы сами не идёте сейчас на поводу своего сына?»
– «Нет», – жёстко и чётко отвечает отец Максима. – «В своё время я предпринял достаточно усилий, чтобы обрезать все его связи с бесполезными отбросами. И уж точно никогда бы не стал вмешиваться, чтобы спасти одного из них.»
– «Тогда в чём ваша заинтересованность?»
На этом моменте Григорий выключает диктофон и, отставив пустую чашку в сторону, убирает его во внутренний карман светло-серого пиджака. А потом улыбается и придвигается ближе к углу стола и к Алексу:
– Такие дела. Теперь тебе не нужно менять свои показания, Александр. Слушание назначено через две недели – просто не упоминай на нём о мэре и его сыне… Конечно, об обещанной компенсации придётся забыть… и напавшего на твою мать тоже не найдут. Но тут остаётся только смириться и не пытаться поднять лишний шум. Понимаешь?
Алекс подносит свою ещё полную чашку к губам и делает несколько неспешных глотков. Голова гудит, но таблетка, похоже, уже начала действовать, так что мысли в черепушке хоть и скачут как блохи, но почти безболезненно.
– А где Надежда? – вдруг вспоминает он. – И как так вышло, что эта запись у вас? Вы что, сопровождали стар… Юрия Васильевича?
Григорий косится через плечо на хмурую статую, прислонившуюся к стене и буравящую в нём дыру взглядом, а потом снова и очень ласково улыбается Алексу:
– Она разве тебе не рассказала обо мне?
Алекс мотает головой, опять принимаясь за кофе.
– Мы оба были стажёрами у Юрия Зотова. Только вот я никогда не питал особых надежд относительно его протекции, а эта принципиальная дурочка до сих считает себя его преданной собачонкой. И всё никак не может понять – если бы Юрию Васильевичу нужен был такой честный сотрудник, он вряд ли бы отправил её обратно в провинциальную глушь после стажировки… Ты со мной согласен?
Постепенно улыбка Григория становится саркастично-ядовитой, а под конец у Алекса возникает стойкое чувство, что этот человек всем сердцем ненавидит отца Максима. Но за что? Ведь получается, он сам такой же нечестный и изворотливый, проворачивающий тёмные делишки за спиной правосудия.
– То есть, Надежда не знает об этой встрече? – наконец делает заключение Алекс после раздумий. – Потому что она честная и принципиальная дурочка, вместо неё Юрий Зотов взял с собой вас?
– Лучше сказать, что меня с ним отправило моё начальство, – у Григория дёргается левый уголок рта. – Ведь именно я веду это дело и должен быть в курсе подобных соглашений.
– А с Максимом вы познакомились, когда стажировались?
Этот неожиданный вопрос застаёт Григория врасплох. Открыв было рот, он через мгновение его закрывает, вздыхает, а потом снова косится назад. Теперь его взгляд, направленный на Максима, кажется немного печальным – и у Алекса опять появляется очень странное жжение в области груди, неприятное и уже больше похожее на злость, хотя для неё вроде бы нет причин.
– М-м-м, Александр, – немного погодя вновь заговаривает следователь, – почему бы тебе не позвонить мне как-нибудь на днях? Договоримся о встрече, поболтаем, может быть, я даже отвечу на все интересующие тебя вопросы… А сейчас мне уже пора уходить. И спасибо за кофе.
Выбравшись из-за стола под скрип зубов Максима, Григорий по-хозяйски спокойно уходит из кухни, а Алекс только сейчас замечает оставшиеся за ним следы на полу. Гость не разувался. Впрочем, никто ему тапочки и не предлагал.
– Так где всё-таки Надежда? – догнав Григория у двери спрашивает Алекс.
Тот, уже приоткрыв незапертую дверь, закрывает её обратно и оборачивается с прежней, словно приклеенной, улыбкой, больше подходящей какому-нибудь святому.
– Я знаю только, что она отказалась от твоего дела, щеночек… но тебе не стоит на неё обижаться, ведь…
«Бдыщь!» – в стену врезается ладонь, после чего подошедший со спины Алекса Максим недвусмысленно сжимает эту ладонь в кулак.
Но Григорий, кажется, не обращает на него никакого внимания и продолжает всё тем же ласково-снисходительным тоном:
– …она уже передала мне всю информацию, собранную по делу, и сейчас занимается подготовкой загранпаспорта для твоей мамы и ведением переговоров с больницей в Израиле. А так же арендой медицинского рейса.
– Медицинского?..
– Вроде бы это так называется… ведь твоей маме небезопасно лететь обычным пассажирским.
Алекс опускает взгляд. Он даже не думал об этом. Не интересовался. Всё как всегда…
– Разве ты не торопишься? – раздаётся за спиной напряжённый голос.
Григорий словно только теперь замечает Максима.
– И правда.
– Я тебя провожу.
Максим оттесняет Алекса от порога и толкает дверь перед следователем. И его тяжёлый взгляд недвусмысленно намекает, что если тот скажет ещё хоть слово или посмеет задержаться хоть на секунду – никто не гарантирует ему безопасность. Однако следователь словно специально медлит пару мгновений, глядя Максиму прямо в глаза. Однако всё же выходит из квартиры.
Оставшись один, Алекс подходит ближе к двери, но не слышит ничего, кроме спускающихся шагов.
«Между ними… точно что-то было… Макс младше лет на пять… если не больше… И если судить по его реакции, этот Григорий или увёл у него кого-то… или… В общем, он – тот ещё бабник. Нет, если по парням, то это ведь как-то по-другому должно называться?..»
Мотнув головой, Алекс прикрывает дверь, не запирая, и идёт в комнату. И включает комп – когда в голове слишком много ненужных мыслей, лучший способ избавиться от них – занять чем-то мозги. А у него сейчас там такая каша, что чёрт ногу сломит: беспокойство за мать смешивается с чувством вины, а ещё этот следователь со своими улыбочками и обещаниями ответить на все вопросы… и соглашение, на которое пошёл отец Максима – разве нормально, что проблема так легко разрешилась даже без участия Алекса?
И должен ли он действительно пустить всё на самотёк?
И может ли наконец-то расслабиться?
Пальцы порхают над клавиатурой почти без участия мысли. «Клац-клац», – щёлкает мышка. Когда в прихожей хлопает дверь и за спиной раздаются шаги, на развёрнутую перед Алексом гугловскую карту уже помещено больше сотни меток.
– Что это? – спрашивает Максим сухо.
– Ярославль, – не оборачиваясь, отзывается Алекс, допечатывая пару слов в описание последней метки. – Помнишь, я говорил про то, что вариантов было довольно много? Но мы их отсеяли по несоответствию тем или иным требованиям?
– И ты их все запомнил?
Перед носом появляется коробка пиццы с откинутой крышкой – похоже, Максим перехватил курьера у подъезда. Оторвав кусочек с большим кружочком салями и принявшись жевать, Алекс пожимает плечами.
– У меня не фотографическая память… но я довольно неплохо запоминаю то, в чём есть логика… или какая-то упорядоченность. Например, расположение товаров на полках или книг в библиотеке… Здесь же её почти нет. Просто отложилось в памяти, в какой очерёдности я называл требования, и как эти отметки исчезали… так что лишь восстановил их в обратном порядке.
– Круто… – оттопырив нижнюю губу, Максим качает головой, рассматривая карту. Потом наклоняется ближе к монитору. – И все эти требования, по которым отклонили каждую квартиру, ты перечислил на её метке?
– Не все… только те, что запомнил…
– Вот что я тебе скажу: память у тебя уникальная… Только не вздумай использовать её, чтобы запоминать номера всяких лисов, а потом звонить им… ты меня понял?
– Лисов? – Алекс откидывается на спинку кресла, немного разворачивая его. – Между тобой и этим Григорием… что-то произошло?
– Ничего особенного, просто поболтали немного у подъезда.
– Не сейчас. В прошлом.
Максим косится на него, а потом суёт под нос большой кусок пиццы. Алекс послушно откусывает от него и принимается жевать.
– Лучше расскажи мне про эти квартиры.
– М-м… Вот как? – Алекс приподнимает одну бровь. – Значит, опять секреты? Тогда почему бы тебе самому не почитать? Всё равно больше того, что уже написал, я не вспомню.
– Мне нравится слушать твой голос, – с хитрой улыбкой заявляет Максим, снова подсовывая кусок пиццы для укуса.
Но Алекс не собирается так просто сдаваться.
– И с риэлтором тогда сам будешь дело иметь…
Кажется, угроза не воспринимается всерьёз, потому что в ответ на неё Максим лишь равнодушно пожимает плечами, однако два часа спустя, когда Алекс уже подъезжает к больнице, получает от него такое вот смс:
«(￣ ￣|||)
Джеф, спасай».
Глава 37. Ревность
****
Алeкc тaк и не пpедупредил Максима, что риэлтор – девушка. Hо тот сам виноват! Bо-первых, нечего было опять возвращаться к играм в секреты… а во-вторых, договор читать надо полностью, вместе с шапкой, а не только условия предоставления услуг и адрес конторы. Конечно, с практической точки зрения первый абзац не имеет никакого значения, но разве это нормально – начинать читать документ с середины?
Или вызывать такси, чтобы добраться до места, мимо которого проезжает почти любой автобус, идущий в центр?
В общем, Алекс совсем не чувствует себя виноватым, глядя вслед уезжающему на машине Максиму. И даже когда идёт на остановку и когда садится в маршрутку. Нет, он скорее зол… но встряхнувшись немного на заднем сидении газельки, прочувствовав пятой точкой каждый ухаб «отремонтированного» асфальта, начинает недоумевать: что же его так взбесило? Ведь не вызов же дурацкого такси? В конце концов, Алекс уже немного привык к замашкам Максима и перестал считать его транжиром – скорее пришельцем из другого, более обеспеченного мира. Ведь, если подумать, всё дело в соотношении комфорта и уровня допустимых трат: в то время, когда у среднестатистического человека экономия пары сотен рублей перевешивает неудобство от использования общественного транспорта, у более богатого нет никаких причин тратить лишнее время и терпеть дискомфорт…
Но тогда причина злости… отказ Максима рассказать про свои прошлые отношения с Григорием?
Eсли задуматься, Алекс ощутил сильнейшее раздражение ещё в тот самый миг, когда эти двое столкнулись в коридоре.
«Я ведь не ревную?
В смысле… если я влюблён, то и ревновать, наверное, вполне нормально… но я никогда никого не ревновал…
…но часто испытывал что-то похожее в детстве, когда мать ссорилась с отцом, а потом как ни в чём ни бывало начинала готовить ему ужин…
Нет, это не совсем то…»
Где-то посреди подобных мыслей его и застаёт треньканье смс. От Максима.
«(￣ ￣|||)
Джеф, спасай».
Волна странного облегчения разом смывает всё недовольство. Глядя на экран смартфона, Алекс не способен даже почувствовать злорадство. Да, он хотел слегка его наказать… но наверное, это было слишком подло. Ведь стоит только представить Максима наедине с той худышкой, неспособного сказать ей ни слова, сражающегося со своей фобией и уязвлённой гордостью… и сразу становится стыдно.
Это как запереть в сарае, затянутом паутиной, кого-то, до ужаса боящегося пауков.
Конечно, у Максима был выход: сбежать и заключить договор с другой конторой… однако он предпочёл позвать на помощь Алекса.
Но поступил бы он так раньше? Пару недель назад? Когда пытался всё решать сам и не вмешивать его в свои дела?
«Кажется, мы оба немножечко изменились…»
Алекс колеблется недолго. И просит водителя маршрутки притормозить на ближайшем перекрёстке, а выскочив на улицу и тут же поймав такси, звонит матери и извиняется, что заедет к ней только вечером. В кои-то веки он чувствует себя действительно нужным. И потому подъезжает к офисному зданию, где расположился офис риэлторской фирмы, в радостном возбуждении, совсем не стыдясь этой своей радости.
Максим ждёт у входа. Окутанный облаком дыма. Подойдя ближе, Алекс замечает, что на специальной решётке в урне уже успело скопиться приличное количество почти одинаковых окурков.
– Tак ты всё-таки куришь? – спрашивает тихо, стараясь, чтобы вопрос прозвучал не как укор.
Максим только что затушил последнюю недокуренную сигарету и бросил в рот сразу три освежающие пластинки, и так что когда он вздыхает в ответ, Алекса обдаёт сладким ягодным ароматом.
– Перешёл с лимона на вишню?
– У тебя в ванной много всякого… с вишнёвым запахом – я подумал, она тебе нравится.
Спрятав улыбку, Алекс пожимает плечами.
– Я и против лимона с мёдом ничего не имею… пойдём?
О том, что одежда Максима насквозь пропахла никотином и никакая жвачка тут не поможет, он решает не говорить.
Катерину они встречают на восьмом этаже, едва выйдя из лифта – она появляется из-за поворота, прижимая к груди целую кипу бумаг. Алекс замедляет шаг, а Максим остаётся где-то позади. Однако девушка всё равно быстро его замечает и останавливается, блеснув заинтересованным взглядом.
– Pешили вернуться?
И только потом кивает Алексу:
– Здравствуйте. К сожалению, со вчерашнего дня никаких новых вариантов, подходящих вам, не появилось. Вы не против подождать несколько дней?
После чего опять поднимает зелёные глаза на Максима и очень мило улыбается:
– Может, в этот раз зайдёте и всё-таки признаетесь, что именно ищите? Комнату? Квартиру?
«Кажется, она приняла его за нового клиента».
Алекс снова ловит себя на том, что напрягает губы, чтобы не ухмыльнуться. Почему-то ему доставляет удовольствие наблюдать за этой девицей, прекрасно зная, что у неё нет ни шанса.
– Это мой друг, Максим… – произносит он с некоторой долей наигранного пафоса. – Максим, это Катя, наш риэлтор.
– О-очень приятно, – растерянно реагирует та на представление, руки её слабеют, и прижимаемые к груди бумаги чуть отодвигаются.
Кажется, на них напечатаны адреса.
– Ух ты, это всё – новые предложения? – почти искренне удивляется Алекс. – И вы их уже все просмотрели? А почему на бумаге?
– Ещё не успели занести в базу…
– Но ведь их откуда-то распечатали… разве не проще скинуть данные на флешку?
– Вот такой вот у нас электронный оборот, – наконец придя в себя, пожимает плечами Катя и вымученно улыбается. Максиму. – Пойдёмте.
И Алексу начинает догадываться, кому сегодня предложат «заехать куда-нибудь поужинать».
За последние сутки в маленькой конторке «Жильё за час» не изменилось ничего – всё то же царство оргтехники, залитое проникшим сквозь жалюзи солнечным светом, свободного пространства в котором явно не достаточно для одновременного нахождения внутри хрупкой хозяйки офиса и двух клиентов, особенно если габариты одного из них несколько великоваты. Поэтому Катя совсем не выглядит удивлённой, когда Максим остаётся стоять в дверях. Алекс же занимает уже знакомый стул.
– Итак, – размяв в воздухе пальцы, Катя кладёт их на клавиатуру. – Какие требования вы выдвините сегодня?
Алекс бросает быстрый взгляд на Максима – и не заметив на его лице никаких сомнений и колебаний, отвечает:
– Что насчёт домов?
– Xм, хотите сразу отсеять здания, в которых продаются квартиры? По каким критериям?
– Нет, я имею в виду, что вместо двухъярусной квартиры вполне подойдёт двухэтажный частный дом. Продаются такие недалеко от центра?
Они обсудили это утром. Пока Алекс одевался, Максим зашёл на сайт с объявлениями и очень удивился, обнаружив, что частные дома в Ярославле стоят так дёшево и находятся не у чёрта на куличках, а в самой, что ни на есть, черте города. Однако «дёшево», естественно, по сравнению с Москвой. Поэтому, когда у Кати после пояснения несколько округляются глаза, а взгляд, дёрнувшийся к Максиму, наполняется особенным блеском, Алекс только понимающе хмыкает, на этот раз не сдержавшись.
Впрочем, в груди уже снова начинает пощипывать раздражение.
– Так что?
Напоминание выводит девушку из микроступора, и она поспешно кивает.
– Да-да, конечно. Есть новые дома, есть перестройки… сколько этажей вас интересует?
Она продолжает таращиться на Максима, словно загипнотизированная. Догадалась по их переглядываниям, что именно он настоящий покупатель? Или дело в том, что если сравнить его и Алекса, даже слепой поймёт, кто тут ходячий супер-секс и вообще мечта всех мокрощёлок?
– Два, – Алекс отвечает, старательно сохраняя спокойствие.
– Есть… во Фрунзенском районе… в Заволжском… – Катя называет адреса по памяти, не глядя на компьютер. – Есть даже трёхэтажные в том же ценовом диапазоне…
– Вот и хорошо. Давайте вы нам их все и покажете, – Алекс встаёт из-за стола. – Предлагаю прокатиться и на месте всё посмотреть.
– Да-да, давайте.
Сборы не занимают много времени, да и такси Максим не отпускал. Разве что возникает небольшая заминка с распределением мест в машине… и Алексу приходится сесть назад, с Катей. И тут же поймать на себе тоскливый взгляд в зеркале заднего вида. Кажется, не будь девушки, Максим нашёл бы, чем скоротать время в дороге… или это лишь воображение Алекса, перешедшее на тёмную сторону?
Катя тоже выглядит недовольной. Шуршит взятыми с собой бумагами, что-то набирает на планшете… и вдруг спрашивает:
– Я всё не могу понять, почему у вас такие странные требования… Ведь обычно, когда ищут жильё, просят подобрать, чтобы рядом были магазины, остановки, детские садики… эм, в общем, спокойный, спальный район. А вам словно хочется жить посреди бизнес-центра.
Она вроде бы не обращается ни к кому конкретно, но Алекс уже открывает рот, чтобы ответить – однако его опережает голос, раздавшийся с переднего сидения:
– Дело в том, что я всегда мечтал жить и работать в одном месте.
– Вы собираетесь открыть офис на первом этаже? – быстро догадывается девушка. – А что за офис?
Алекс поджимает губы и отворачивается к окну. Он тоже задавал такой вопрос. И получил удивительный ответ. У Максима юридическое образование, и было бы логичным предположить, что тот откроет какую-нибудь нотариальную контору или консультацию… Однако, как оказалось, не стоит недооценивать отношение Максима к отцу и к его профессии.
– Фирму по созданию сайтов.
Похоже, ему легче общаться с девушкой, когда её не видно. Но какого чёрта вообще ей отвечать?!
– О… так вы программист? – не унимается Катя.
– Не совсем.
Такой лаконичный ответ, явно показывающий, что тема исчерпана, заставляет Алекса вздохнуть. Он, конечно, не думал, что Максим пустится в объяснения, но уже мысленно приготовился ещё раз послушать о том, что, мол, небольшого опыта по созданию ролевой для сестры достаточно, чтобы начать разбираться в этой сфере… А с другой стороны… может, Максим прав? Нанять специалистов, менеджеров и просто руководить ими – вряд ли для этого обязательно самому быть веб-программистом?
В общем, неизвестно, насколько осуществима задумка Максима, но видя, как планомерно тот идёт к своей цели, Алекс не может не спросить себя: «А как же я? В чём моя цель? Чем я хочу заниматься?»
– А вы будете с ним работать, Саша? – вдруг раздаётся рядом. Снова Катя. Снизошла-таки до него.
– Нет.
Глянув на девушку, он опять отворачивается к окну. И в машине наконец-то устанавливается тишина. Возможно, девушка решает, что ей ещё предоставится шанс поболтать с Максимом во время осмотра домов, однако вне машины Алекс возвращается к роли посредника и берёт на себя всё общение. Стараясь всё время держаться между Максимом и Катей, он время от времени ловит её недовольные взгляды и попытки обойти себя, однако у бывшего консультанта богатый опыт по лавированию в толпе покупателей и среди стеллажей. Поэтому будь то узкая винтовая лестница или дверной проём – если первым проходит Максим, он не позволяет Кате прошмыгнуть следом, а если та умудряется оказаться впереди, то Максим просто становится последним в их цепочке.
С одной стороны, вроде бы ничего сложного.
С другой – ужасно выматывает, особенно когда один дом следует за другим, а атмосфера постепенно становится всё напряжённей.
Но вообще – дома Алексу нравятся. Практически все. Он и не думал, что они бывают такие разные: некоторые вычурные, внешне отделанные под мини-замки с башенками и со стилизованными под крепостные стены заборами, другие – простые, но просторные, напоминающие старые двухэтажные здания… и даже однотипные деревянные коттеджи, похожие на те, что показывают по телевизору, когда рассказывают про элитные посёлки, приводят его в восторг. Похоже, Катя выбирает лучшее из лучшего. Хотя за окнами такси иногда мелькают неказистые, почти деревенские домики с большими надписями о продаже, и цена на них смехотворная, Алекс знает, что Максим вряд ли захочет возиться с перестройкой и всякими ремонтами, к тому же важен антураж. То есть, окружающее пространство. Поэтому из более, чем трёх десятков вариантов он в конце-концов останавливается на самом дорогом – доме, недавно выстроенном на месте старого сгоревшего общежития. Рядом торчат свечки приличного вида многоэтажек, тут и там виднеются яркие вывески магазинчиков и офисов, напротив через дорогу парк, около него парковка. Конечно, не совсем бизнес-центр, ближе к жилому району… но Максим выглядит довольным. Стоя под большой раскидистой берёзой у ворот и глядя на пустующий, ещё не засаженный газон за забором, он глубоко вдыхает вечерний воздух и немного щурится.
Катя осторожно подходит к нему сбоку, наклонив голову к плечу и явно пытаясь поймать взгляд.
– Вам нравится?
– Да, – неожиданно энергично кивает Максим. И поворачивается к прогуливающемуся мимо Алексу, вновь словно невзначай оказавшемуся на пути девушки. – А тебе?
– А мне… больше понравился тот, с башенками.
– Это который у завода? Трехэтажный? За шесть лямов?
И Алекс вдруг понимает, что зря это сказал. Во-первых, какая разница, что именно нравится ему? А во-вторых, Максим хочет устроить в купленном доме офис, а значит – о башенках не может быть и речи, только что-то цивильное и представительное, из красного кирпича и с чёрным чугунным забором… почему именно чугунным, Алекс не знает, но глядя на коттедж перед собой, отчётливо понимает, что Максим не зря остановил свой выбор именно на этом варианте. Здесь вполне можно жить на втором этаже и принимать клиентов на первом. Возможно, дом специально строили из расчёта, что он не обязательно станет жилым, а возможно будет сдаваться под офисы.
– Кхм… – Алекс отводит взгляд, – если подумать, тут тоже…
– Нет, если тебе нравится с башенками – значит, купим с башенками. В конце концов, тебе же в нём жить!
– …что?
– Жить, – повторяет Максим слегка удивлённо, однако его удивление не идёт ни в какое сравнение с тем, что накрыло сейчас Алекса. – В нём. Со мной. Или не хочешь?
– Эм…
Быстрый взгляд через плечо на вдруг покрасневшую Катю заставляет Алекса окончательно растерять весь словарный запас. До сих пор Максим ни разу не упоминал о том, что собирается жить с ним. Вообще. Даже не намекал. Может, считал, что это подразумевается само собой?
«Жить вместе… это типа, как гражданские муж и жена?.. То есть… нет, нет – есть же такое слово: "любовники". А любовники часто живут под одной крышей, так? Или любовник – это когда изменяешь супругу?.. О, точно, "супруги"…»
Почувствовав, что забрёл мыслями вообще не в ту степь, Алекс заставляет себя глубоко вдохнуть и выдохнуть.
– Макс, тот дом, с башенками – просто прикольный. И всё. А этот выглядит более солидно.
Максим в ответ почему-то недовольно отклячивает губу. А потом неожиданно обращается к Кате:
– В какой из домов мы можем въехать сегодня?
– Сегодня? – округлив глаза, девушка хлопает пару раз длинными ресницами. И лёгкий румянец на её бледных щеках начинает проступать пятнами, словно брызги краски. – Ни в один. Сначала, как минимум, нужно подготовить все документы, к тому же проверка на заложенности и…
– У меня вещи приезжают завтра. Не хотелось бы оставлять их на хранение.
– Ну… может быть… можно что-то придумать…
– Так давайте придумаем.
Глядя, как спокойно общаются эти двое, Алекс недоуменного переводит взгляд с Кати на Максима. Куда делась его гонофобия? Он же всего несколько часов назад даже слова ей в лицо сказать не мог? Да и девушка только что узнала, что два парня собираются жить в одном доме… или за полдня разъездов уже о чём-то и сама догадалась? А Максим, в свою очередь, немного к ней привык?
– Может, вы дальше тут без меня разберётесь? – Алекс отступает в сторону, неожиданно почувствовав себя третьим лишним. – А мне ещё надо к матери съездить.
– А… ты разве днём к ней… – на лице Максима проступает озадаченное выражение, но быстро сменяется осознанием. – Понял. Спасибо, что так быстро приехал. Конечно, езжай и передай ей мои пожелания скорейшего выздоровления.
Алекс кивает. Потом ещё раз. Косится на ожидающее такси, возившее их весь день, и решительно направляется к остановке дальше по улице.
– Джеф! – летит в спину. – Погоди!
От чего-то очень хочется ускорить шаг, хоть это и глупо. Нет, Алекс не ожидал, что Максим вызовется поехать с ним, в конце концов, если его вещи приезжают уже завтра, лучше решить вопрос с покупкой дома как можно быстрее… но доводы разума – это одно, а желания – совершенно другое.
А хуже всего, что Алекс прекрасно понимает, насколько по-идиотски выглядит сейчас.
И потому заставляет себя
послушно развернуться на окрик, но сначала постаравшись вернуть на лицо более или менее спокойное выражение. И едва не сталкивается с подбежавшим Максимом. Тот хватает его за плечи и принимается всматриваться в глаза.
– Всё в порядке? – спрашивает тихо. – Или тебя задело, что я заговорил при ней о…
Облизнув губы, Алекс мотает головой. Сейчас ему ещё больше не хочется признаваться в своём состоянии. Но это же ревность. Банальная ревность – и ничего больше. Сначала Григорий, теперь эта рыжая… так он скоро начнёт ревновать к каждому столбу!
– Я в порядке… просто… да, немного смутился.
– Извини. Я ведь знал, что тебе такое не нравится… я больше не…
– Брось, – не даёт ему договорить Алекс. – Если тебе нравится шокировать людей – всё в порядке. Подумаешь, небольшой заскок. Но без него ты был бы не ты… Я пойду, ладно? Приёмные часы в больнице ограничены…
Максим кивает. Но прежде, чем отпустить, сначала на мгновение прижимает Алекса к себе.
– Я очень сильно тебя люблю, Джеф.
– Я… я знаю.
Отвернувшись, Алекс ускоренным шагом направляется к остановке. На глаза навернулись слёзы, и он вовсе не хочет, чтобы Максим их заметил. Ведь это так глупо… и так сентиментально… когда на него стали действовать подобные признания? Раньше вызывали лишь раздражение, а сейчас до боли щемит в груди. А всё потому, что Алексу стыдно за свою ревность. И даже за то, как поспешно сейчас уходит. Но пока в голове царит неразбериха, тело движется само. И даже начинает бежать, чтобы успеть на уже притормозившую у остановки маршрутку.
Но ни поездка, ни встреча с матерью не помогают Алексу избавиться от сбившихся в кучу мыслей. Внезапное признание в любви этим утром стало и для него самого большим открытием. Он не готовился и даже про себя ни разу не произносил слова «люблю». Просто почувствовал в тот момент, что так будет правильно… но почему-то, стоило признаться – и мир вокруг изменился. Появился этот странный страх… потерять Максима. Это недовольство его взглядами… разговорами с другими людьми…
Разве любить – не значит быть счастливым?
Испытывать радость, находясь рядом с любимым?
Слушая жалобы мамы на скуку, и что в общей палате хотя бы было с кем поболтать, а тут только терминатор в халате с набором дежурных фраз, Алекс вяло кивает, честно пытаясь вникнуть в её слова. Но не переставая думать совершенно о другом. Например, было ли между Григорием и Максимом что-то подобное? Клялись ли они друг другу в любви? Жили ли вместе? И когда время посещений подходит к концу, а медсестра выпроваживает его из отделения, Алекс, всё ещё погружённый в свои мысли, на автомате спускается на первый этаж и выходит на крыльцо. Уже начинает темнеть. На асфальте появились лужи, в воздухе – сырость, а он, сидя в палате, даже и не заметил, что на улице шёл дождь.
– Алло, – раздаётся в трубке приятный голос. – Рад, что ты позвонил. Но немного удивлён, что так быстро.
Алекс понимает – это неправильно. И если Максим узнает – вряд ли обрадуется. Но с другой стороны… что плохого в том, чтобы хотеть узнать о любимом человеке как можно больше? Ведь это естественно. Так же, как ревновать его. Или желать всё время быть рядом.
– Ничего, если мы встретимся сегодня? Вам будет удобно?
– Сегодня? – удивляется Григорий. – Ну, можно и сегодня. Правда, я тут слегка испачкался и не совсем готов для выхода в свет… может, приедешь ко мне домой? Я пока немного приберусь.
В его голосе не слышно особой заинтересованности или воодушевления. Алексу сложно определить, обрадовался Григорий звонку или просто снова одел маску благодушия – однако это не важно.
– Конечно. Называйте адрес.
Глава 38. Ты сам пришёл
****
«Дoмофон?.. Это вeдь домофон?»
Cтоя под ярко горящим фонaрём у подъезда древнего пятиэтажного дома из краcного кирпича, Алекс далеко не сразу решается коснуться жидкокристаллического дисплея со светящимися красным кнопками: во-первыx, ему требуется некоторое время, чтобы насладиться странным сочетанием чуть ли не досоветской постройки и современных технологий, а во-вторых…
«Я действительно собираюсь снова это сделать? Узнать о прошлом Максима от постороннего?»
Под фонарём в ажурной клетке из чёрного метала вьётся мотылёк. Серый и невзрачный, похожий на обычную моль-переросток. И Алекс тоже чувствует себя серым и невзрачным, слишком зациклившимся на своих страхах, и толком даже не понимающим, что именно его сейчас останавливает: запрет Максима на общение с «лисом» или странное предчувствие, что идти в гости к этому самому лису на ночь глядя – не то чтобы хорошая идея? Учитывая, сколько вокруг в последнее время развелось извращенцев с нетрадиционной ориентацией?
Возможно, и то и другое, но…
Нет.
Чего Алекс на самом деле боится – так это узнать, что в прошлом Максима притаилось больше нелицеприятных тайн, чем ему уже известно.
«И всё-таки, я мазохист. Знаю, что будет больно, и всё равно лечу на огонь…»
Tык. Oдна цифра. Номер квартиры.
– Поднимайся, – доносится из динамика через несколько секунд, и тут же в стальной двери щёлкает магнитный замок.
Остаётся только потянуть её на себя, реально тяжёлую – такое чувство, что весящую целую тонну. За ней почти сразу начинается деревянная лестница, гладкие перила мягко поблёскивают, словно их только что натёрли воском, между этажами постелены коврики, на чистых подоконниках зеленеют растения в разноцветных горшках… не похоже, что жильцы этого дома отличаются скупостью или бедностью – в подъезде так уютно, будто уже попал в жилое помещение, и на язык само собой просится торжественно-питерское: «парадная».
Но Алекс пришёл сюда не затем, чтобы любоваться ковриками и горшочками.
А вот и третий этаж. Светло-бежевая дверь приоткрыта, над звонком скромная табличка с номером «7». Постучав для приличия и не услышав ответа, Алекс нерешительно переступает порог.
В просторной квадратной прихожей смогла бы, наверное, поместиться добрая половина его квартиры… а может и больше, но истинные её размеры скрыты в тенях – свет от матового плафона достаточно тусклый, словно там, внутри, горит не лампочка, а свеча. Странная, таинственная атмосфера. И даже мебель здесь кажется не столько старой, сколько старинной – взять хотя бы огромное зеркало в медной раме или громоздкий шифоньер… впечатление портит разве что вполне современный телефон с кучей кнопок, висящий на стене. Или это домофон?
Немного пахнет каким-то растворителем, но резкий запах уже почти выветрился.
Xозяина не видно.
– Григорий?
– Да, да, сейчас… – доносится из недр квартиры. – Проходи пока в зал.
Pазувшись, Алекс в одних носках ступает на тёплый ковролин и заходит в длинный неосвещённый коридор. После огромной прихожей здесь кажется слишком тесно, стены подступают вплотную, всё дальше уходя в темноту, и лишь вдалеке что-то мягко светится синим. За первой открытой дверью обнаруживается санузел – не менее просторный, чем прихожая, с раскиданными по углам унитазом, раковиной и ванной, словно архитектор пытался равномерно заполнить огромное пустое пространство, но безуспешно. Почти такая же картина наблюдается и за следующей дверью – но на этот раз вина явно лежит на владельце квартиры, поместившем в огромную комнату только чёрный диван и десяток колонок, расставленных и развешанных вокруг него. Уставившись на необъятный монитор у стены, Алекс решает, что попал в крутой домашний кинотеатр. Или это и есть «зал»?
«Интересно, сколько тут вообще комнат? Пять? Шесть?»
Вдруг позади, в коридоре, раздаётся звук щёлкнувшей дверной ручки – и Алекс, пятясь, переступает порог обратно.
И упирается взглядом в кубики пресса и светлую дорожку волос, уходящие под белое махровое полотенце. Григорий стоит в полосе яркого света, картинно разведя руки в стороны и нахально улыбаясь из-под упавших на лицо влажных прядей.
Словно артист в луче прожектора в ожидании оваций.
Только вот единственный зритель не спешит пускаться в рукоплескания. Хотя ярко освещённая фигура вполне достойна восхищения – не зря Алексу показалось, что телосложение Максима и Григория похожи. Но если забыть про одинаковую ширину плеч и рост, Григорий – более мускулистый. И чем-то даже смахивает на античную статую, только с полотенцем вместо фигового листа.
Он старше и словно тяжелее.
Но главное отличие – это расслабленность и непринуждённость, всегда неотступно сопровождающие любое его действие. И особенно они заметны сейчас, когда Алекс стоит, не смея пошевелиться под насмешливым взглядом, не чувствуя в нём ни грамма волнения или сомнений. Только замечает, что вышел мужчина не из ванной, а из обычной комнаты.
«Собирался одеться, но передумал?.. Похоже, не одному Максиму нравится шокировать людей.»
– Э-э-эх… Неужели ничего не скажешь? – немного разочарованно вздыхает Григорий, опускает руки и встряхивает головой, сбрасывая с глаз мокрую чёлку. – И даже не убежишь?
«Позёр…»
– В чужой монастырь со своим уставом не лезут, – вздохнув и взяв себя в руки, почти спокойно парирует Алекс. – Если вы считаете приличным принимать гостей в одном полотенце… то кто вам судья?
– Действительно, – хмыкает хозяин квартиры и разворачивается, касаясь переключателя на стене. Свет в комнате позади него гаснет. – Пошли.
Если бы не тусклый светильник в прихожей, коридор погрузился бы в темноту, а так Алекс видит, как Григорий толкает одну из дверей и скрывается за ней. Остаётся только последовать за ним.
И внезапно оказаться в заставленной свечами комнате, пропахшей краской. Несколько мольбертов в углах, тюбики, кисточки… распахнутое окно под потолком… большая квадратная кровать без спинок и, кажется, без ножек, затянута белоснежной простынёй… и огни, множество огней – на полу вдоль стен, на низеньких табуретках, на подоконнике… В памяти невольно всплывает та ночь на съемной квартире, когда Максим усыпал всё лепестками роз и тоже зажёг кучу свечей. Это приятное воспоминание. Но сейчас от него во рту появляется горький привкус.
Что если Григорий и Максим занимались сексом в точности такой же обстановке?
– Это зал?.. – немного охрипшим голосом спрашивает Алекс, наблюдая, как хозяин квартиры разливает вино по округлым бокалам.
– Нет, это мастерская, – всё ещё насмешливо отвечает тот, отходя от круглого столика с фруктами и протягивая Алексу тёмно-бордовую жидкость, заполнившую бокал меньше, чем на сантиметр. – А это безалкогольный глинтвейн. Пил когда-нибудь такой?
И снова неприятное покалывание в груди и горчичный привкус на корне языка. Свечи и сладкий глинтвейн…
– Извините, но я пришёл сюда не пить.
– Я знаю, – Григорий мягко улыбается. И продолжает протягивать бокал. – Но раз уж ты пришёл, составь мне компанию. Иначе у меня может пропасть настроение что-либо рассказывать.
Алекс прикусывает губу изнутри и бросает взгляд на кровать. Потом на столик с фруктами.
– Тогда… может, хотя бы пойдём в зал?
– М-м-м, – Григорий мотает головой. – Я хотел, чтобы ты меня там подождал, а потом всё равно собирался привести сюда. Это моя любимая комната.
Бокал в протянутой руке приподнимается, и Алексу приходится взять его. Честно говоря, он немного проголодался, так что совсем не отказался бы от чего-то посущественнее… поэтому обходит Григория и направляется к столику, где кроме нескольких яблок и нарезанной дыни обнаруживается деревянная доска с крупным куском сыра, от которого уже отрезали несколько ломтиков. Бесцеремонно отправив их все разом в рот и запив глинтвейном, Алекс разворачивается обратно к хозяину квартиры.
– Итак, ваше хобби – рисование?
– Живопись, – почти ласково поправляет Григорий, и выглядит он сейчас почему-то ещё довольнее и более расслабленным, чем минуту назад.
– Разве это не одно и то же? – растягивает губы в улыбке Алекс, прекрасно осознавая, что художнику вряд ли приятно слышать подобное, да ещё и произнесённое настолько саркастически. Но взгляд сам собой возвращается к мольбертам. Однако они пусты. И лишь на одном белеет чистый лист. – Когда я звонил, вы сказали, что испачкались… неужели не умеете рисовать аккуратно?
Григорий отставляет бокал на табурет с парой свечей. Улыбка на его лице сменяется задумчивым, но не раздражённым выражением. Алекс сам не знает, зачем пытался его уязвить – в этой обстановке ему сложно сохранять спокойствие и трезво мыслить. Странность витает в воздухе. Но кажется наигранной и показушной, как и маска хозяина квартиры.
– Судя по неспешному темпу беседы, заданному тобой… – наконец, тихо произносит Григорий, уронив взгляд себе под ноги, – ты никуда не торопишься… и у нас вся ночь впереди?
Алекс тоже опускает взгляд на местами заляпанный краской, а местами чуть вздувшийся паркет. И мотает головой.
– Нет.
– Тогда почему бы тебе не начать задавать свои вопросы?
Приподняв бровь, Григорий подходит к кровати и садится на неё, явно позируя. Словно из них двоих художник – Алекс, а он – всего лишь модель. Белизна полотенца и простыни оттеняет позолоченную светом сотен маленьких огней кожу и хищно перекатывающиеся под ней рельефные мышцы. И до Алекса наконец-то доходит, что это всё ему напоминает. Банальное соблазнение. Только в роли шикарной полу-одетой красотки выступает шикарный полу-одетый мужик.
Это льстит. Нет, правда.
Алекс даже вполне искренне усмехается, прислоняясь поясницей к столику и снова отпивая из бокала.
– Расскажите мне, как вы познакомились?
– С Максимкой? – Григорий прищуривается, чуть дальше отставляя руку, скользя ладонью по простыни и уводя взгляд в сторону. Вздыхает. И вновь возвращает его к Алексу. – Я уже говорил, что мы с Надеждой стажировались у Юрия Васильевича?
Алекс кивает.
– …в то время Макс учился в старшей школе. Точно не скажу – девятый или десятый класс – но не выпускной. Мы узнали о его существовании уже в первую неделю стажировки, когда Юрий Васильевич отправил Надежду забрать своего сына из участка – паршивец сбежал из дома и с компанией ниферов решил повеселиться у стен Кремля.
– Так он правда был хулиганом?
Снова вздохнув, Григорий неопределённо пожимает плечом и вдруг укладывается на кровать, подперев голову рукой. И продолжает с ещё более задумчивым взглядом, направленным куда-то сквозь Алекса:
– Он был словно щенок, озлобленный на весь мир. Нет, даже волчонок. Непримиримый, агрессивный и отказывающийся кого-либо слушать. Знаешь, обычно подростки выбирают себе кого-то авторитетом, и даже самые отвязные из них так или иначе кого-то уважают. Будь то крутоны с района или кумиры-звёзды… а этот паршивец плевать хотел на всех и вся. Я ни разу не слышал, чтобы ему нравилась какая-то музыка или фильм, или кем бы он хотел стать. И даже когда мелкий поганец на неделю пропал, а потом оказалось, что он увязался с бандой байкеров в заезд по Золотому кольцу… даже тогда причина была не в том, что его привлекают мотоциклы или романтика вечной дороги. Нет. Он просто в очередной раз решил проверить этот мир на прочность. Ну или нервы своего отца – тут как посмотреть. Конечно, трудным подросткам свойственно творить что-то безумное, на своей шкуре выясняя границы дозволенного… но Макс… казалось, он уже давно выяснил, где они, однако упёрто продолжал снова и снова их нарушать… И естественно, очень скоро и мне и моей девушке надоело мотаться по области, вытаскивая его из участков, всякого рода притонов или просто из подворотен.
– Девушкой?
– Да, мы с Надеждой тогда встречались и даже собирались пожениться после окончания стажировки.
Алекс удивлённо приподнимает брови. Точнее, они залезают на лоб сами. Чтобы скрыть замешательство, он снова разворачивается к столу и отрезает себе приличный кусок сыра. И пожёвывая его, пытается припомнить все взгляды и недомолвки адвокатши. Её явная антипатия к Григорию с самого начала казалась подозрительной и смахивала на ревность…
– Вы расстались из-за Максима? – не оборачиваясь, спрашивает Алекс.
И залпом допивает глинтвейн. После сыра во рту почему-то немного сухо.
– Признайся честно, – доносится из-за спины ленивый голос. – Ведь на самом деле тебя больше интересует не Максим, а я?
– Бред!
Алекс собирался резко повернуться, но неожиданная слабость в ногах заставляет ухватиться за край стола.
– Что за…
Григорий вскакивает и подхватывает его за плечи. И уже накренившийся стол так и не успевает опрокинуться. Алекс чувствует, как его усаживают на что-то мягкое. Кровать.
«Я точно не пьян… Какого хрена?!»
– Когда ты в последний раз нормально спал? – звучит в ушах обеспокоенный голос. Но не слишком. Нет, скорее лишь немного взволнованный. – Или нормально ел?
Поддерживающие руки холодны, словно лёд. Алекс ёжится… и вдруг оказывается уложенным на спину. Попытка отпихнуть от себя склонившегося сверху мужчину оборачивается ничем. Руки и ноги почему-то отказываются повиноваться. Словно их отключили за неуплату. Даже губы не желают шевелиться и что-либо произносить. С ужасом глядя в голубые, внимательно рассматривающие его глаза, Алекс медленно осознаёт: это всё было ловушкой – и предложение ответить на любые вопросы, и непринуждённый, якобы незаинтересованный тон… и показушная несерьёзность.
«Он что-то добавил в сыр?.. Нет, скорее в вино…»
– М-м-м, – Григорий закусывает губу. – Слишком быстро… Малыш, не бойся, это всего лишь мышечный релаксант. Но судя по скорости, с которой он подействовал, ты совсем себя измотал, – квадратное лицо сочувственно улыбается и вдруг исчезает из поля зрения. – Или это Максим так и не научился обуздывать свои аппетиты? И выкачал из тебя все силы?
«Мерзавец… что ты собираешься со мной делать?!»
Ни звука не слетает губ. Как Алекс не старается, он даже моргнуть не в силах. Или перевести взгляд. А вот чувствительность никуда не делась, и если верить ощущениям – его сейчас бессовестно раздевают.
«Сукин ты сын! Тварь! Подонок! Чёрт бы тебя побрал с твоими улыбочками!»
– У тебя красивое тело, ты знаешь? – доносится снизу. – Только очень худое. В армию, наверное, не взяли по недовесу?
Прохладный воздух щекочет обнажённую кожу. Очень прохладный. Наверное, из-за открытого окна. Да ещё и ледяные ладони скользят по бёдрам, прижимаются к животу и подбираются к подмышкам. Умелые пальцы нажимают тут и там, надавливают то сильно, то еле-еле – и в глубине Алекса рождается зуд. Противный, нежеланный, отвратительный. И страшный.
Почему тело так легко реагирует?
Почему смеет возбуждаться?
Разве это вообще возможно, когда его касается кто-то другой, а не Максим?!
Или всё дело в этих самых прикосновениях? Немного знакомых, но более умелых и точных? Григорий настраивает его словно инструмент.
– Ты не подумай, – вдруг произносит мужчина, дыша немного тяжелее, чем обычно. – Я не насильник. Но это ведь справедливо – получить что-то взамен за свои ответы? К тому же… ну не убудет же с тебя с одного раза? А если переживаешь насчёт измены… Максим не узнает, если ты ему не расскажешь. Да и что плохого в том, чтобы получить немного удовольствия на стороне? А заодно – и немного опыта? Поверь мне, это привнесёт в ваши отношения больше страсти…
Постепенно теряющий мягкость и становящийся всё более прерывистым и бархатистым голос звучит гипнотизирующе. Скользящие по телу руки вроде бы теплеют. И вдруг одна ладонь появляется прямо над уже начавшими воспаляться глазами и заставляет веки Алекса опуститься.
– Помнишь, ты упрекнул меня в неаккуратном обращении с красками?.. – снова вторгается в уши взволнованный голос. – Видишь ли, в этом вся суть моего творчества. Я не рассчитывал, что ты придёшь ко мне сегодня, поэтому уже немного развлёкся кое с кем… но поверь, сил на тебя у меня ещё хватит.
Неожиданно влажное и маслянистое прикосновение возле пупка заставляет Алекса вздрогнуть. Но только мысленно.
– …правда, обычно мои партнёры уступают мне добровольно, но с тобой… да, так даже лучше. Ведь нет ничего прекраснее, чем чистый и неподвижный холст.
Кисть щекочет и будоражит ставшую слишком чувствительной кожу. И пусть краска холодна, от скользящих прикосновений по венам растекается жар, которым совсем не хочется наслаждаться. Всё существо Алекса противится и пытается абстрагироваться от ощущений. Но когда масляный след приближается к низу живота, из уголка левого глаза вытекает горячая слеза. Опалив висок, она теряется в волосах. И где-то рядом раздаётся приглушённый вздох.
– Не надо так грустить, малыш. Ничего плохого ведь не происходит? Тебе же нравится? Или ты так любишь Максима, что тебе больно от одной только мысли, что это не он, а я дарю тебе эти чудесные ощущения?
«Заткнись… заткнись, ради бога…»
К нему не впервые прикасаются так нагло и против воли. Но сейчас его не пытаются унизить. Или причинить боль. И Алекс почему-то не чувствует злости – если только на себя и свою наивность.
– Верно, ты сам сюда пришёл, – вторит мыслям низкий голос, уже немного охрипший. – И даже увидев меня в полотенце, согласился выпить вина в комнате с чистой застеленной кроватью. Признайся, ты хочешь меня. Того меня, который трахал твоего дорогого Максима дольше полугода…
«Так это правда? Они были вместе… и Григорий был сверху? Но как? Как он…»
– Ах, да, я же не дорассказал, – снова мысли Алекса будто бы прочитали. – На самом деле, я планировал закончить к тому моменту, когда подействует релаксант, но не рассчитал по времени. Но ничего, ты можешь послушать меня и сейчас, не так ли?
Голос Григория снова доносится издалека. Время от времени тот отходит, наверное, за новой порцией краски, а когда возвращается, неумолимые прикосновения кисти принимаются вновь будоражить нервы Алекса, словно смычок, терзающий натянутые до болезненного звона струны. И хотя Григорий ещё ни разу не притронулся к его члену – тот давно уже прижался истекающей головкой к пупку, чутко реагируя на малейшие щекочущие касания.
– Знаешь, мне стоило больших усилий приручить того гадёныша. Я даже был готов сдаться, когда вдруг узнал, что он пристрастился к незаконным аппаратам… так что немного совместного кайфа плюс подогретое любопытство таки заставили упрямца упасть в мои объятия. И хотя я опасался, что подростковый максимализм и гипертрофированная гордость станут непреодолимым препятствием для продолжения наших развлечений… оказалось, что мальцу плевать на себя. Распробовав что-то новое, да ещё и запретное, прекрасно понимая, что известие о нашей связи приведёт его отца в бешенство… знаешь, я даже не знаю, кто из нас кого больше использовал… Я его, чтобы облегчить себе стажировку? Или он меня, чтобы ещё сильнее досадить отцу?
Алекс пытается вслушиваться и даже почти всё понимает, но сознание так и норовит ускользнуть. В темноте, едва различая тени отблесков, просвечивающие сквозь веки, всё больше и больше погружаясь в омут ощущений, он смутно припоминает свой первый раз. Максим тогда тоже закрыл ему глаза и практически лишил подвижности, но сейчас всё ещё хуже. Алекс не в силах напрячь ни один мускул. И даже уже почти забыл, как это делается. Но тело продолжает жить своей жизнью и посылать сигналы в мозг, от которых никуда не сбежать и нигде не укрыться.
Беспомощность…
Растекающийся под кожей огонь, неотрывно следующий за скользящей кистью…
Словно оживший кошмар.
Нет.
Эротическая фантазия.
Только вот Алекс наотрез отказывается ей поддаться. Потому что второй её участник – неправильный. На месте Григория должен быть Максим. И пусть тот не умеет орудовать кистью, пусть его прикосновения не настолько профессионально-умелы, а сам он иногда слишком спешит – всё это теряется перед неповторимым чувством законченности и полноты, неизменно овладевающим Алексом каждый раз, когда он с Максимом. Сейчас же… сейчас Алекс действительно всего лишь холст. И пусть он чувствует ласку и даже какое-то восхищение собой, душа молчит. Ей нечем ответить. И остаётся только терпеть и ждать, когда же это всё наконец-то закончится.
– М-м-м… Вроде бы вышло неплохо.
Яркая вспышка по ту сторону век может означать лишь одно – его только что сфотографировали. За первой вспышкой следует вторая, но уже с другого края.
«Зачем он это делает? Чтобы запечатлеть своё творение?.. Или…»
– А теперь приступим к завершающей фазе.
Почему-то от этой фразы, произнесённой более напряжённо, чем всё сказанное Григорием ранее, сердце пропускает удар. Алекс мысленно сжимает губы, и когда его ноги вдруг запрокидывают, прижимая коленями к животу – издаёт мысленный же возмущённый рёв. И дело не в том, что поза знакома – просто он уже успел себя убедить, что Григорий обойдётся одним только рисованием.
«Гандон… не насильник, он, ага, как же!»
Чем-то смазанные пальцы касаются промежности и легко проникают внутрь отверстия, неспособного оказать сопротивление. Но внезапно замирают.
– Ты… почему такой узкий?
Если бы Алекс мог, он бы сейчас усмехнулся. А потом плюнул бы в голубоглазую рожу.
– Нет, серьёзно… малыш, разве твой любовник не имеет тебя и в хвост и в гриву?.. Или… Нет, только не говори мне, что у Максима хватило терпения не трогать тебя две недели?
Пальцы выскальзывают обратно. Но колени остаются прижатыми к животу, а зад – задранным к потолку. Однако нерешительность Григория длится недолго, и Алекс едва не задыхается, когда его член вдруг обхватывают и сильно сжимают. И уже в который раз удивляется – если бы этот орган так же сжали в невозбуждённом состоянии, это наверняка привело бы к импотенции, не иначе, но сейчас, хоть и немного болезненно, стон удовольствия вырывается сам собой.
«Стоп!
Я застонал!?»
Ошарашенный, после некоторых усилий Алекс всё же умудряется приоткрыть глаза. И увидеть довольную ухмылку на квадратном, немного измазанном краской лице. К сожалению, полностью рассмотреть своё тело не получается – шея не двигается – но скосив взгляд вниз, он замечает на внутренней стороне бёдер зеленые листья и крупные красные цветы с множеством тонких, тщательно выписанных лепестков. Однако Григорий уже подаётся вперёд и прижимает член к члену Алекса. Это только ощущения, но судя по ним – не такой уж и большой у него агрегат. Впрочем, значение сейчас имеют только умелые пальцы, продолжающие творить своё тёмное дело. Головка горит. Ствол пульсирует. Мысли снова уплывают за горизонт – и Алекс не держит их. Ему хочется побыстрей разрядиться, а не наслаждаться всем этим кошмаром.
Поэтому он снова закрывает глаза.
И всё же – это даже пугает. Насколько похожи действия Григория и Максима. И если представить, что там, внизу, к нему прижимается именно Максим… если по-настоящему забыться и отдаться ощущениям… то можно сойти с ума.
А Григорий тем временем заваливается на бок и увлекает его за собой. А потом закидывает ногу Алекса себе на бедро, продолжая потирать и сжимать оба члена, сведённые вместе. Но при этом двигается и сам. Алекс чувствует, как между телами размазывается краска. Его вжимают лбом куда-то в ключицу, потом заставляют откинуться назад. Пока одна рука Григория неистово дёргает внизу, другая скользит по груди, прямо по масляной краске. И подбирается к горлу. Когда пальцы сжимаются на гортани, Алекс пытается отстраниться, но его конечности всё ещё отказываются повиноваться. Зато широко распахнувшиеся глаза отчётливо видят исказившееся в экстазе лицо Григория. Сейчас похожее на лик сумасшедшего или блаженного.
Мужчина кончает первым.
И ещё сильнее сжимает стальные пальцы на члене и на его горле. Алекс хрипит. Кажется, ему сейчас вырвут кадык.
И вдруг член отпускают. В расширившихся зрачках Григория мелькает что-то осознанное. Искривлённые губы смягчаются, на них возвращается что-то похожее на улыбку и на оскал одновременно – и горячие пальцы проскальзывают между ног Алекса, вновь грубо вторгаясь в лишь слегка смазанное отверстие.
Больно.
Унизительно.
Гадко.
Но всего несколько движений внутри – и позвоночник пронзает жаркая волна. Она же подбирается к низу живота, собираясь в жгучий шар, который тут же взрывается. Сквозь искры в глазах Алекс видит расплывающуюся по лицу Григория довольную ухмылку. Магическим образом она становится всё более ласковой и тёплой, теряя острые и даже жестокие углы. И наконец горло отпускают. Григорий скатывается с кровати, весь измазанный краской, и блаженно потягивается.
– Как насчёт принять душ вместе?
– Пошёл ты…
Глава 39. Что мне теперь делать?
****
Xoлодно. Хотя из душа льётcя почти кипяток, заледеневшие внутpенности отказываются таять, а к горлу подкатывает тошнота. B этой чужой ванной сейчас очень хочется утопиться – но не от боли или безысходности, а от стыда. Kак он мог быть настолько наивен? Почему так осмелел после поездки в Москву? И ладно бы Григорий никогда не вёл себя подозрительно… но ведь вёл же! Что-то такое тревожное всегда витало поблизости, стоило ему появиться…
Hо Алекс проигнорировал это. Как и предупреждение Максима.
«И что мне теперь делать? Написать на Григория заявление?
На следователя, который ведёт моё дело?
А вдруг мне не поверят?
Но если как можно быстрее сдать кровь на анализ, в ней наверняка обнаружат следы лекарства…»
Стоит об этом задуматься, как в памяти одно за другим вспыхивают воспоминания об унизительных вопросах и отвращении в глазах тех, кто снова и снова их задавал после того происшествия в магазине.
Пройти через подобное ещё раз?
Oпять стать посмешищем?
«И Максим… как я скажу ему? Как объясню?»
Стук в дверь кажется насмешкой. Tем более, что хозяин квартиры тут же открывает её, не став ждать ответа.
– Вот полотенце и твоя одежда.
Скрючившегося в ванне Алекса передёргивает. Свечи уже успели догореть, когда тело снова начало ему подчиняться, а ленивый голос посоветовал помыться, прежде чем уйти. И вот опять этот голос звучит так просто и обыденно, словно ничего особенного не произошло.
«Сукин сын...»
Вдруг у него отбирают душ и направляют острые струи на спину.
– Не кисни. Зато теперь тебе есть с кем сравнивать Максима. Жаль, конечно, что мне не удалось продемонстрировать все свои навыки… но если тебе вдруг захочется, мы всегда сможем повторить, не так ли?..
Алекс не отвечает. В этом нет никакой необходимости – судя по тону Григория, он и сам прекрасно понимает, что подобное никогда не произойдёт. И когда его руки подхватывают Алекса, заставляя подняться на ноги, в прикосновениях нет никакого эротического подтекста.
– Вытрешься сам?
На плечи падает полотенце. Pядом раздаётся тяжёлый вздох, но Алекс продолжает молча пялиться на край белоснежной ванны. Шаги. Они удаляются. И замирают у двери.
– И да, если тебе вдруг придёт в голову какая-то глупость… – в ледяном голосе не слышно даже тени привычной насмешки, – например, рассказать обо всём Максиму… или ещё что-то в этом роде – вспомни про мальчика, который кричал о волках*.
«Да отвали ты уже!..»
Когда дверь наконец закрывается, Алекс принимается поспешно вытираться и натягивает одежду на ещё влажную кожу. Потом выскакивает в коридор. На этот раз в дальнем его конце горит свет и клацает клавиатура – это за заставленным мониторами столом сидит хозяин квартиры и, похоже, режется в какую-то онлайн игрушку.
– Захлопни за собой дверь, – бросает Григорий, даже не обернувшись.
«У него глаза на затылке?»
Так ничего и не сказав, Алекс обувается и уходит. Кем-то (хотя и так понятно кем) переведённый на беззвучный режим смартфон показывает половину первого ночи. И двадцать два пропущенных вызова: один от мамы, остальные – от Максима.
Перезвонить?
Нет уж. Лучше он завтра скажет, что рано лёг спать и просто не слышал звонков.
Темно. Фонари горят через один. Бездумно бредя по петляющему между домов тротуару, Алекс всё ещё чувствует слабость – руки и ноги вроде слушаются, но неохотно, будто бы делая одолжение, а в голове царит пустота. И в этой пустоте вдруг всплывает:
«Я правда жертва?
Я правда ничего этого не хотел? Или подсознательно…»
– Блядь…
Внезапно яркий свет ударяет по глазам, а по ушам – неистовый рёв мотора. Мимо проносится мотоцикл. И Алекс обнаруживает себя у самой обочины дороги, в нескольких шагах дальше темнеет силуэт авто с горящими шашечками. Таксист дремлет. И от стука в окно сильно дёргается, едва не пробив макушкой потолок.
– А? Что?! – испуганный и хриплый со сна голос доносится через щель опущенного стекла, но водитель быстро берёт себя в руки и, смерив Алекса взглядом, спрашивает уже спокойно: – Куда?
Готовый сорваться с губ адрес неожиданно застревает в горле. Внутренности сжимаются. Глядя на плотного бородатого мужчину, Алекс вдруг вспоминает все те рассказы про девушек, увозимых вместо дома за город… подумать только, что однажды из-за страха оказаться на их месте он испугается садится ночью в такси? Бред, конечно, но почему-то сейчас Алексу никак не удаётся убедить себя, что молния не бьёт в одно и то же место дважды, и что вряд ли на его зад мечтают покуситься все встречные особи мужского пола.
Впрочем, разве он не говорил себе то же самое, направляясь к Григорию?
– Заснул?! – повышает голос таксист. – Или пьян?
– Нет, я… – Алекс глубоко вздыхает. – Савёловский переулок.
– Пятьсот.
– Хорошо.
И только усевшись на заднее сидение, он узнаёт таксиста. Именно этот угрюмый мужик подвозил их Максом… после неудачного минета и прогулки в парке. Кажется, это было сто лет назад – но почему-то сразу становится легче, и когда двигатель оживает, а за окном сотнями разноцветных огней начинают мелькать ночные улицы, Алекс расслаблено растекается по мягкому креслу, прислушиваясь к включённому радио. Он пытается сосредоточиться на голосе ведущего, на музыке, на тексте песен – но в памяти то и дело всплывают слова Григория, а на коже вспыхивают прикосновения, выжженные масляной краской.
«Лучше бы он меня напоил… и я бы ничего не запомнил…»
– Приехали.
– А?.. Что, уже?..
Расплатившись и снова оказавшись на свежем воздухе, Алекс ёжится. В машине было тепло, волосы почти высохли, и теперь кажется, что холодный ветер пронизывает насквозь. Хотя уже почти лето… но ночью в одной футболке и джинсовой куртке довольно прохладно. Однако хочется немного постоять и подышать этим холодным воздухом – Алекс закусывает нижнюю губу и поднимает взгляд к небу. Звёзд не видно, одна лишь непроглядная чернота…
…и вдруг неподалёку раздаются шаги. Они приближаются.
Метнувшись к подъезду, Алекс краем глаза замечается высокий и тёмный силуэт. Откуда он взялся? Из-за угла? Или всё это время стоял в тени за кустами?
– Где ты был?
Знакомый, но очень глухой голос. От него внутри всё обрывается и начинает дрожать.
– Джеф?
– А ты? – процеживает сквозь сжатые зубы Алекс, косясь на запылённые носки ботинок, остановившиеся в паре метров от него, на границе света и тени. – Как там Катя? Удалось всё уладить с квартирой?
– Какой квартирой?
– Ну домом… – зажмурившись, Алекс заставляет свои губы раздвинуться в легкой улыбке, и только после этого поднимает голову. – Впрочем, она так стремилась тебе угодить, что наверняка уже всё разрешилось?
«Я отвратителен…»
– …извини, что не ответил на звонки, – слова продолжают слетать с языка одно за другим, поспешные и сумбурные. – Так как ты был занят, я решил заехать к Жеке после больницы и, кажется, телефон сам переключился на беззвучный… Кстати, знаешь, у него скоро свадьба. И мы с тобой даже приглашены на неё…
– Знаю, – Максим качает головой. – Подслушал вас в прошлый раз.
– М-м-м…
Он выглядит напряжённым, но не злым. Алексу страшно смотреть ему в глаза, поэтому взгляд скользит по острому подбородку и по виднеющимся из-за двух расстёгнутых пуговиц рубашки ключицам. Под языком скапливается горькая слюна.
«Сколько раз за свою жизнь он разочаровывался в людях? Сколько раз ему причиняли боль?»
Мотнув головой, чувствуя себя самым настоящим отбросом, Алекс вздыхает и приглашающе открывает дверь подъезда.
Но Максим вдруг отступает назад:
– У меня ещё остались кое-какие дела…
– Сейчас? В час ночи?
Кивок.
– Джеф, ты устал, наверное… отдохни. Я завтра тебе позвоню.
Он отворачивается, ещё даже не договорив. И Алекс смотрит на удаляющуюся широкую спину, не в силах что-то сказать – интуиция бьёт тревогу, и от её звона содрогаются кости.
«Он знает? Где я был на самом деле?.. Или просто обиделся, что не брал трубку?.. Сколько он вообще ждал меня тут, у подъезда?»
Из-за влаги перед глазами всё расплывается. И хотя высокая фигура уже скрылась в темноте, Алекс ещё долго продолжает стоять у открытой двери, проклиная себя.
****
Что может быть ужаснее утра, которое настаёт вопреки желанию?
Сквозь веки видно свет, льющийся в окно, но Алекс отказывается открывать глаза и с головой залезает под одеяло. Ему не хочется ни есть, ни пить – только спать, спать и спать, и никогда не просыпаться. Но из прихожей доносится звук поворачиваемого в замке ключа, который сложно проигнорировать.
Однако Алекс продолжает лежать, не шевелясь.
Голоса.
– Я постоянно вожу с собой необходимые вещи, поэтому сборы не займут много времени.
Это мама.
– И всё же лучше не брать ничего лишнего. В больнице вам всё предоставят.
Надежда?
– Проходите пока на кухню, а я… Саша? Ты дома? Почему в постели? Заболел?
– Не знал, что тебя уже выписали, – Алекс садится, натягивая одеяло до подбородка. Ему совсем не хочется, чтобы мама видела, что он спал не раздевшись. – А что за спешка со сборами?
– Я же тебе вчера говорила…
Выдвинув ящик с новыми носками и трусами, она оглядывается. Выглядит бодро. Ощутив сильный укол вины, Алекс поджимает губы и косится на дверной проём – Надежда не пошла на кухню, а стоит в коридоре и смотрит прямо на него. Осуждающе.
Как будто знает что-то.
Если вспомнить… в тот раз, когда она ждала его у кабинета Григория… она сказала очень странную вещь: «Надеюсь, нам не придётся писать ещё одно заявление?» – или что-то в этом роде.
Ну почему, почему он тогда не обратил на это внимание?!
– Ты точно не заболел? – только когда прохладная ладонь касается лба, Алекс замечает, что мама уже успела подойти к кровати. – Нет, вроде… лоб не горячий…
– Всё нормально, мам, просто лёг вчера поздно.
– Кончай с этим ночным режимом и ищи работу. На что ты собираешься жить, пока меня не будет?
Поймать её взгляд не удаётся – как только Алекс поднимает глаза, мама отходит к своему чемодану на колёсиках. В целом, происходящее мало чем отличается от обычных сборов перед рейсом, но в груди появляется неприятное тянущее ощущение.
– Может, поедешь с ней? – доносится из коридора. – Ещё не поздно попросить Юрия Васильевича взять тебя. Да и Антонине Сергеевне так будет спокойнее.
При этих словах Надежды мама замирает. Но пару секунд спустя снова принимается укладывать в чемодан чистые вещи. Алекс смотрит на её ещё больше заострившиеся плечи, на почти просвечивающий сквозь светлую кофту позвоночник и кусает губы.
Действительно, почему бы и правда не сбежать? Забив на всё?
Только вот разве возможно убежать от себя?
– Глупости, – вдруг раздаётся в комнате твёрдый голос. – Ему надо искать работу, а не тратить зря время и чужие деньги.
– Мам, я…
– Или что, завёл богатого любовника и решил сесть ему на шею, свесив ножки?!
Резко застегнув молнию, мама оборачивается с таким сердитым видом, что у Алекса по спине пробегают мурашки. Но он не говорил ей, что Максим вернулся… Старик рассказал? А про продажу московской квартиры и покупку дома здесь они тоже уже знают?
– Ма…
– Двадцать три года я уже твоя мама. Пора взрослеть, Саша.
Надежда забирает из рук матери чемодан, когда та выходит из комнаты. Алекс выскакивает из постели и бежит следом.
– Вы прямо сейчас уезж- …улетаете? Я провожу.
– Не надо.
– Ма!
– Лучше приберись в квартире. Десятого числа не забудь заплатить по счетам – квитанции на холодильнике. Ещё на днях должны принести счёт за газ…
Мама стоит перед зеркалом, поправляя платок на шее и поглядывая на Алекса. И продолжает говорить. Про то, какие котлеты лучше покупать, какую колбасу, пельмени и вареники. Про срок годности молока. Алекс слушает её, не перебивая. Пока она наконец не поворачивается к нему и не разглаживает маленькими ладонями перекосившуюся на плечах футболку.
– Не думай о плохом. Я буду звонить время от времени… если получится. Постарайся быть осторожным, никуда не ходи по ночам и не открывай дверь незнакомым… Если операция пройдёт неудачно…
– Удачно. Она обязательно пройдёт удачно!
Алекс улыбается через силу.
– Да. Будем надеяться.
Мама кивает, вздыхает и оглядывается на Надежду. Когда обе женщины выходят из квартиры, Алекс какое-то время слушает спускающийся шаги, а когда им на смену приходят чьи-то поднимающиеся, спешно закрывает дверь, прислоняется к ней и беспомощно сползает на пол.
«Всё будет хорошо… всё обязательно закончится хорошо…»
И вздрагивает от внезапно раздавшегося прямо над головой звона.
«Что-то забыли?»
Однако за порогом вновь открытой двери Алекс обнаруживает не маму или Надежду, а паренька лет восемнадцати в защитном мотоциклетном шлеме.
– Александр Астеньев?
– Да…
– Вам повестка, – протягивает тот конверт и зачем-то телефон. – Распишитесь, пожалуйста.
Алекс не сразу соображает, что расписаться надо на экране смартфона. А закрыв за курьером дверь, не сразу решается распечатать письмо – штамп «Прокуратура» настораживает. Вроде бы его обещали не вызывать больше для дачи показаний… да и бывший мэр разве не согласился всё уладить?
Однако оказывается, эта повестка не связана с его делом. Почти не связана – Алекса вызывают на допрос в связи с нападением на Николая Стрельцова. Николя. Того
самого вора, устроившего ему весёлую жизнь.
___________________________
Примечание:
Притча о мальчике и волках
Как-то раз один мальчик-пастушок пас овец, а рядом в лесу работали дровосеки. Мальчишка решил подшутить над взрослыми и внезапно стал кричать: «Волки! Волки! Помогите!». Дровосеки тут же кинулись ему на помощь, оставив свою работу. Но никакого волка не оказалось! Мальчишка рассмеялся — розыгрыш удался.
На следующий день пастушок решил повторить свою шутку и опять начал громко кричать «Волки!» и звать на помощь. Дровосеки опять бросили свою работу и поспешили на помощь. Но волка опять не оказалось. Дровосеки побранили мальчика и ушли. Пастушок был очень доволен своей веселой выдумкой — не каждому удается так разыграть взрослых, да еще два раза подряд!
И тут на поляну действительно вышли волки. Их была целая стая. Одному пастуху не справиться! Надо звать на помощь! Мальчик стал кричать: «Волки! Волки! Помогите», но дровосеки подумали, что он опять их обманывает и в этот раз не пришли на помощь. Волки растерзали полстада, да и сам пастушок еле остался жив.
Глава 40. Алиби
****
Двa часа дня. Пoчти знакомый коpидор. Hастойчивый зуд бeспокойства заставляет Aлекса внимательно рассматривать красивую золотистую табличку на двери и пытаться понять, что же с ней не так. Или с этим коридором. Или с ним самим. Он ещё раз сверяется с указанным в повестке номером кабинета и фамилией следователя… но ни то ни другое ни о чём ему не говорит.
А время поджимает – уже пора заxодить.
Но поднятая для стука рука замирает, так и не коснувшись двери, а всё потому, что Алекс вдруг замечает лавирующую между заполнившими коридор людьми высокую фигуру.
– Tебя тоже вызвали?
Максим заговаривает первым. Почти непринуждённо. Алекс в ответ лишь кивает. И заставляет себя остаться неподвижным, когда тот неожиданно подходит вплотную и обнимает его за плечи. Очереди в нужный кабинет нет, так что в этом коротком отрезке коридора они только вдвоём – но Алексу кажется, что даже если бы кто-нибудь обратил на них внимание, вряд ли бы увидел что-то большее, чем просто дружескую поддержку или ободрение.
Немного обидно.
Нет, не так.
Cтрашно.
Ему, как никому другому, знакомы прикосновения Максима – однако сейчас Алекса словно обнимает посторонний. И этот ускользающий взгляд…
«Он обо всём узнал, но пытается не подать вида? Почему?»
Неожиданно дверь в кабинет открывается, и на пороге появляется человек в светло-сером костюме.
– «Мы с Тамарой ходим парой»? – усмехается мягкий голос, заставляя Алекса вздрогнуть. – Чего стоим? Кого ждём?
Ну конечно, как он мог забыть?! Это же тот самый кабинет, куда Григорий привёл его после встречи с судьёй и адвокатом! Тогда мысли Алекса были забиты случившимся с мамой, так что он не особо обращал внимания на номера кабинетов и фамилии на табличках, но…
«Чёрт тебя задери! Почему опять ты?!»
– Не против, если мы зайдём вместе? – Максим задаёт вопрос немного угрожающим тоном, и его пальцы сильнее сжимают предплечье Алекса.
– Разве тебе назначено не на четыре? – наигранно удивляется следователь.
– В четыре у меня дела.
На этот раз мужчина ничего не отвечает и отступает назад.
Алекса же охватывает ступор. Кажется, он сейчас просто не способен сдвинуться с места. Но вот в спину мягко подталкивают – и ноги сами перешагивают опустевший порог.
А Григорий тем временем садится за стол и кивает на ряд стульев у стены. Максим приземляется на центральный, уперев локоть в спинку соседнего и закинув ногу на ногу – его костюм в тёмно-синюю полоску и расстёгнутая на пару пуговиц чёрная шёлковая рубашка выглядят вызывающе. И хотя Алекса сейчас меньше всего должна волновать чья-то одежда… он невольно опускает взгляд на свои потёртые и вытянутые на коленях джинсы. И поджимает губы.
– Итак, Александр Астеньев и Максим Зотов? – доносится от стола вопрос, заданный дежурным тоном.
– Они самые, – лениво отзывается Максим, склонив голову к плечу.
– Подозреваю, что ответ мне уже известен, но… – Григорий вздыхает и откидывается в кресле, – всё же спрошу: что вы делали вчера после десяти вечера и до трёх часов ночи?
Его взгляд, перетёкший на оставшегося стоять Алекса, кажется совершенно нейтральным.
Сначала к горлу подкатывает возмущение. Но уже через миг на спине Алекса выступает холодный пот.
«Чего он от меня хочет? Чтобы я сказал правду?!! Или…»
– Именно так, как вы предположили, господин следователь, – вдруг снова отвечает за двоих Максим, при этом беря Алекса за руку. И внезапно дёргая, и роняя его себе на колени. – Ве-е-есь вечер и всю-ю-ю ночь мы были о-очень заняты… поэтому понятия не имеем, что же произошло с тем парнем.
Одеревеневшие мышцы пытаются расслабиться. Надёжное тепло совсем рядом. Оно медленно проникает сквозь ткань одежды и, кажется, заливается в самое сердце. Но Алекс не заслуживает его. Даже маленькой капли…
Становится трудно дышать.
Почему-то Григорий выбирает именно этот момент, чтобы приторно-ласково улыбнуться:
– И конечно же никто вас не видел и не слышал всё это время?
– Намекаете, что у нас нет алиби? – постукивая пальцами по ноге Алекса, Максим качает головой. – М-м-м, на самом деле… где-то до половины двенадцатого ночи… да, если подумать, была уже почти полночь, когда мы посадили Екатерину в такси?
Почувствовав, что вопрос обращён к нему, Алекс неловко кивает. Он не совсем понимает, что происходит… ведь если Максим знает, что вчера он был с Григорием, то почему тогда… Или всё же не знает? И его отчуждённость и напряжённость объясняются обидой, что Алекс не брал трубку? Но если Максим поверил, что Алекс провёл вечер у Жеки, тогда получается, это алиби нужно ему самому?
И он даже не подозревает, что следователь видит весь этот спектакль насквозь?
– …Екатерина – наш риэлтор. Последние дни мы занимались поиском жилья, и вот вчера наконец-то нашли подходящий вариант…
Кажется, Григорий вполне удовлетворён тем, что слышит. Он кивает в такт словам Максима, при этом не отводя глаз от его руки. Руки, что продолжает лежать на бедре Алекса. Но когда Максим замолкает, вдруг поднимает взгляд.
– Астеньев, вы подтверждаете показания Зотова?
От непривычно строгого тона снова бросает в холодный пот. Алекс уже окончательно запутался. Но ответить что-то надо. Что-то…
– Д-да. Подтверждаю.
– Xорошо, – Григорий берёт со стола небольшой футляр, а из него – красивую, блескучую ручку, и принимается писать на чистом листе А4. – Итак, весь день и до полуночи вы были с риэлтором, а потом остались одни? Где именно?
– В нашем новом доме, – снисходительно отвечает Максим. – К сожалению, у меня плохая память на адреса, так что улицу и дом назвать сейчас не смогу… но как только доберусь до документов, пришлю вам адрес смской… Что-нибудь ещё, господин следователь?
– Да. Не подскажете, как связаться с этой вашей Екатериной? Или на телефоны у вас тоже плохая память?
– М-м-м, нет, почему… – забравшись во внутренний карман пиджака, Максим достаёт новенький телефон странной, почти квадратной формы. – Секунду.
Не в силах больше терпеть, Алекс ловит его взгляд. И хоть ему очень страшно увидеть в глазах Максима холод, сейчас важнее другое – убедиться, что тот уверен в своей задумке.
Но почему-то в чёрном омуте не удаётся разглядеть ничего.
– Кстати…
Закончив с показаниями, Григорий вытаскивает копирку из под листа, на котором писал, и там обнаруживается ещё один. Оба протягиваются Максиму и Алексу, и чтобы их взять, им приходится подойти.
– …что же это вы, как чужие? На новоселье даже не пригласите?
Отобрав у него ручку, Максим прищуривается и вздыхает. Потом молча склоняется над столом, ставя подпись в конце своего листа. Алекс же смотрит на Григория в упор. Прямо в смеющиеся голубые глаза. И вдруг спрашивает:
– Вы правда хотите прийти? Зачем?
– Конечно же, чтобы полюбоваться на вашу спальню… Макс, ты же уже заказал зеркальный потолок?
В ответ от стола доносится треск. И красивая блескучая ручка с гордым логотипом «Parker» обнаруживается воткнутой в лакированное дерево на целую треть. Максим отпускает её с видимым усилием. Алексу не видно его лица, но улыбка Григория при взгляде на своего бывшего медленно меркнет. Словно стекая с квадратного подбородка. И пока Алекс расписывается на своём листе уже другой, обычной шариковой ручкой, в кабинете больше никто не произносит ни слова. И лишь когда Максим открывает дверь и пропускает Алекса в коридор, следователь интересуется, будто невзначай:
– И вам обоим совершенно не интересно, что случилось с Николаем?
– Нет, – отрезает Максим.
Алекс же оборачивается:
– Он жив?
– Да, – кивая, Григорий косится на спину Максима. – Сейчас он без сознания, так что мы ждём, когда он очнётся, чтобы выяснить детали нападения… но судя по количеству переломов и общему характеру нанесённых травм…
Алекс не уверен, что хочет слышать продолжение. Но когда Григорий затягивает паузу, в голове начинают роиться предположения, одно страшнее другого. Конечно, он никогда не испытывал особой симпатии к подлому воришке, но если его не только избили, но и изнасиловали…
– …похоже, это была месть, – наконец произносит следователь. – Пока неясно, объединять ли два дела в одно, но некоторые предпосылки для этого, несомненно, есть. Во всяком случае, теперь, когда подозрения относительно вас двоих почти развеяны.
– Почти? – Алекс приподнимает бровь.
– Почти.
Григорий улыбается только одним уголком рта.
– Закончили? – резкий голос Максима довольно далеко разносится по коридору. – Теперь мы можем идти?
– Да, конечно.
Протянув руку, словно шлагбаум, Максим разворачивает Алекса и снова подталкивает вперёд. Дверь в кабинет закрывается за спиной, но привлечённые громким голосом любопытные взгляды настойчиво провожают их обоих по коридору. Алекс старается не замечать эти взгляды и смотрит только под ноги, но неожиданно на пути возникает преграда – точнее, толпа прямо перед ним вдруг становится кучнее. Совсем рядом раздаётся противный смешок. И какой-то парень в кожаной фуражке словно специально сталкивается с Максимом плечом. Правда, в результате его самого раскручивает почти на сто восемьдесят градусов… но толпа не успокаивается, и Алекс обнаруживает себя окружённым острыми локтями. Кто-то даже шлёпает его по затылку. Однако через миг Максим ловит руку этого «кого-то», выворачивая и вжимая владельца в стену.
И тут из ближайшего кабинета выходят двое то ли полицейских, то ли следователя… и толпа расступается. Слава богу, Максим успевает отпустить пойманного парня до того, как его замечают, но тот неожиданно издаёт громкий стон и сползает по стене на пол, прижимая руку к груди.
– Что происходит? – строго спрашивает один из появившихся мужчин.
Стонущий тут же затыкается и обводит своих товарищей неуверенным взглядом.
– Н-ничего, – наконец отзывается хрипло. – Просто ударился…
Последние слова Алекс едва разбирает, потому что Максим уже уводит его дальше с таким видом, словно не имеет к случившемуся никакого отношения. Но их всё равно провожают несколько задумчивых взглядов.
«Что это была за херня?..»
Коридор заканчивается. Начинается лестница. И где-то между этажами Максим вдруг обгоняет Алекса и преграждает ему дорогу.
– Даже ничего не скажешь?
– О чём?
Мысли о следователе и только что произошедшем столкновении мгновенно вылетают из головы, оставляя лишь безумное желание бросится прочь. Алекс отводит взгляд. Сжимает зубы. Нет, он должен выслушать всё, что у Максима скопилось на душе. В конце концов, он это заслужил.
– Например, что прокуратура – не то место, где уместно шокировать людей. Или что я только что чуть не пострадал из-за собственной несдержанности?
«А?.. Почему он об этом?.. Нет, важнее не о чём он говорит, а как…»
В голосе Максима Алекс слышит боль. Ту самую, скрытую, но вот-вот готовую вырваться. Вполне понятную для человека, бросившегося всё… и получившего в ответ только предательство.
«Прости… прости, что не послушал тебя…»
Нет, он не имеет права даже просить прощения. Но если Максим даст ему шанс… если позволит всё исправить…
Алекс закрывает глаза и утыкается лбом в твёрдое плечо. Он стоит на две ступеньки выше, так что сейчас они примерно одного роста. Это почти забавно. Но Алекс не улыбается, когда тихо произносит прямо в полосатый пиджак:
– Я хочу тебя. Прямо сейчас.
Сильные и длинные пальцы Максима сжимаются на локтях. Кажется, он сейчас его оттолкнёт… но вместо этого вдруг бессильно отпускает. Но Алекс слышит, как стучит сильное сердце, и этот стук – красноречивее любых слов.
Вдруг ладонь несмело касается затылка. Соскальзывает к шее. К спине. Добирается до руки. Переплетя пальцы, Максим вдруг отстраняется и увлекает Алекса за собой, вниз по лестнице. Выводит из здания. И подводит к большому тёмно-синему джипу, припаркованному у пешеходного перехода.
– Тебе так нравится синий? – предпринимает попытку улыбнуться Алекс и забирается на высокую ступеньку.
– Ага.
Шлепок по попе отправляет в кресло. Хлопает дверь. Максим оббегает машину и взлетает на место водителя. При этом между ними остаётся достаточно места, чтобы поместился ещё один человек – этот джип действительно огромен. Алекс хмыкает уже смелее.
– Ты знаешь, какого размера мой член, – угрюмо буркает в ответ Максим, вставляя ключ в замок зажигания. – Так что не надо мне тут…
Чем окончательно лишает Алекса какой-либо нервозности. Нет, он всё ещё не простил себя, скорее даже наоборот – сейчас почувствовал ещё большее отвращение… и даже боль. А всё из-за этого вот странного чувства… не возвышенного и прекрасного, как воспевается в стихах, но жгучего и засевшего глубоко в груди. Так глубоко, что уже сросшегося с сердцем.
****
Дом из красного кирпича с чугунной оградой.
Идя по выложенной плиткой дорожке, Алекс чувствует нарастающее возбуждение. С ним никогда такого не было, чтобы джинсы нещадно давили на всё больше разбухающий при каждом шаге член. В чём причина? Точно не в воздержании, ведь технически он последний раз кончил меньше суток назад. Тогда в разгоняющем кровь чувстве вины? Или в ладони, пролежавшей полчаса на его колене? Максим умудрялся вести машину одной рукой, другой то поглаживая, то сжимая его ногу, а иногда заставляя облизывать и посасывать свои пальцы с аккуратно подстриженными ногтями. И Алекс, забыв о гигиене, облизывал и посасывал, ловя удивлённые, ошарашенные, а иногда даже полные ужаса и отвращения взгляды в проезжающих мимо машинах.
«Пошли вы все к чёртовой матери! Не нравится – не смотрите, долбаные гомофобы! И вообще, нечего пялиться в чужие тачки, мудачьё!»
Эти непривычные, слишком дерзкие мысли поначалу давались ему нелегко, но чем больше он накручивал себя, чем сильнее распалялся, тем естественнее они рождались в голове.
Но сейчас, подходя к жгуче чёрной двери, чувствуя крепко сжимающие запястье пальцы, Алекс уже не может думать ни о ком, кроме как об их владельце. Почему-то кажется, что они с Максимом не были вместе уже очень давно. Невыносимо. Целую вечность назад. И каждая клеточка его тела сейчас желает лишь одного – слиться и раствориться в другом человеке.
И не успевает дверь закрыться, как шершавая стена прижимается к щеке, и нетерпеливые руки срывают с Алекса куртку. Срывают, но оставляют на локтях. И завязывают рукава узлом.
Жалюзи на окнах плотно закрыты, проникающего сквозь них дневного света недостаточно, чтобы хорошо рассмотреть помещение, но Алекс и не пытается. И даже когда его рывком разворачивают, задирая футболку до подбородка и приникают губами к ставшим вдруг такими чувствительными соскам – зажмуривается до искр под веками. Выгибается, ещё и ещё подставляясь горячим губам. Задыхаясь от предвкушения, отдаваясь… и совершенно нехотя выдыхая:
– Макс… Макс… подожди.. где у тебя ванная?
– Забей!
Властно. Безапелляционно. Глубоко…
Его опускают на пол. Кажется, это холодный паркет. Обжигает поясницу. Джинсы врезаются в кожу, когда их стаскивают рывками, грозя разорвать. Ступня запутывается в одной штанине – и Максим оставляет её, торопливо хватаясь за щиколотку второй, заставляя согнуть ногу в колене, отводя в сторону и покрывая внутреннюю сторону бедра жадными, болезненными поцелуями, от которых сознание тонет в омуте бессилия. Но когда к сжатой дырочке прижимается гладкая и влажная головка, Алекс вдруг отстраняется. Связанные руки скользят по паркету, и всё же ему удаётся приподняться.
– Что… что случилось? – низкий хрип пронзает тело раскалённой стрелой. – Ты… нет, не…
– Я хочу… сверху…
Похоже, Максиму требуется вся его сила воли, чтобы заставить себя разжать пальцы. Но он послушно меняется с Алексом местами. Осторожно придерживает его, помогая взгромоздиться верхом. И немного привыкшие к темноте глаза замечают приоткрытые губы и почти мучительное и немного испуганное выражение на скуластом лице.
Алекс облизывает пересохшие губы. Выпрямляет сильнее спину, чтобы дотянуться пальцами до своей пятой точки и где-то там прижавшегося к бедру члена.
Неудобно.
Он совсем не готов… но похоже, Максим успел надеть презерватив. Так что Алекс без всякой жалости проникает в себя сразу двумя пальцами, раздвигая сопротивляющееся кольцо мышц. Добавляет ещё один. Приседает, подцепляя скользкую и немного ребристую головку толстого члена. Сейчас, собственными руками чувствуя разницу в диаметрах, Алекс, затаив дыхание, снова и снова облизывает губы и заталкивает член Максима в глубь. Насаживается на него всем весом. Чувствует, как тот изгибается, несмотря на свою твёрдость… понимает, что сейчас больно не только ему одному…
Придерживающие за бёдра руки вдруг расслабляются. Словно Максим сдаётся, оставляя всё на Алекса. Его капитуляция странно будоражит. Отзывается трепетным и нежным обожанием. И Алекс сбавляет нажим. Перестаёт упёрто давить вниз. Вместо этого он ведёт бёдрами в сторону, а потом вперёд, и так – словно очерчивая круг. И член ввинчивается, проталкивается внутрь. Заполняет его. Задевает разбухшую простату и заставляет колени задрожать.
Осев, Алекс тяжело дышит, прислушиваясь к пронзившим тело ощущениям.
И вздрагивает, когда его собственный член накрывает ладонь и сжимает.
– Не надо… Макс… я так сейчас кончу…
– Двигайся.
Приказ достигает сознания и тут же разбегается по обнажившимся нервам. Преодолевая слабость, Алекс заставляет себя привстать. Потом опуститься. Неумело. Слишком медленно. Рвано. Дрожа от разливающихся по телу волн удовольствия, едва не плача, мужественно терпя теребящие головку пальцы. Разные ощущения накладываются друг на друга, отвлекая… но Алекс быстро приноравливается переключаться между ними, прислушиваясь то к одним, то к другим, балансируя на самом краю разворачивающейся под ногами бездны.
«Он внутри… так глубоко… так горячо… так растягивает меня…»
Насаживаясь, Алекс выгибается – и затянутая в ребристый презерватив головка проходится по чувствительному узлу из мышц и нервов. Иногда он заставляет её проскальзывать мимо. Или почти мимо. Вынуждая самого себя предвкушать и дразниться…
И совершенно неожиданно вдруг оказывается затопленным спермой изнутри.
Замирает.
Не знает, что сказать.
– Продолжай.
Его член снова сжимают, накрывая ладонью головку и массируя, словно доя. Но когда Алекс осторожно приподнимается, руки Максима следуют за ним.
…действительно ничего страшного, если он продолжит двигаться дальше?..
Внутри теперь слишком скользко. Сперма выдавливается наружу и стекает по ногам.
Это так грязно. Так пошло…
Но сквозь смягчившиеся ощущения пробиваются новые ростки удовольствия. Не такие резкие, как ранее, но ещё более глубокие. Комок мышц внизу живота сжимается всё сильнее, превращаясь в раскалённый и пульсирующий камень. Алекс забывает, как дышать. И всё больше ускоряется. Последние отголоски боли тают где-то там, за горизонтом, и внутренности содрогаются от нарастающей дрожи.
Наконец Алекс замирает, не в силах пошевелиться. Сперма толчками покидает его тело, а темнота под веками раскрашивается сотнями разноцветных огней.
Силы иссякают.
Но заботливые руки не дают упасть.
Качнувшись, мир снова приходит в равновесие. И когда Алекса прижимают к тяжело вздымающейся груди, он опять слышит сильный стук бешено колотящегося сердца. И хотя по телу ещё гуляют затухающие волны удовольствия, сознание постепенно возвращается к неумолимой реальности.
Правда, сейчас она кажется даже интересной.
Его куда-то несут – мимо проплывают тёмные стены. И вдруг зажигается красный свет.
– Как тебе, Джеф?
Рассматривая сквозь ресницы огромную ванну, больше похожую на бассейн, Алекс покусывает щеку изнутри, прикидывая, во сколько она обошлась Максиму. И сколько тот уже умудрился потратить денег вообще. Не то чтобы его сильно волнуют чужие траты… но интуиция подсказывает, что кое-кто не успокоится, пока не опустошит весь свой счёт до дна.
– М-м-м… ничего так.
Максим глубокомысленно кивает, видимо удовлетворившись таким ответом, и приседает на край ванны. Включив воду, он помогает Алексу удобнее усесться на своих коленях. И избавиться от остатков одежды. И теперь в приличных размеров зеркале отражаются двое, один из которых больше похож на ребёнка, а второй – на извращенца, зачем-то решившего помочь ему раздеться. И дело не только в росте… на фоне мужчины в тёмном костюме полностью обнажённый Алекс выглядит бледным и беспомощным. И этот приглушённый красный свет…
«Неплохо… это действительно неплохо… и ещё вопрос – кто из нас больший извращенец…»
Розоватая вода заливает плоское дно и принимается быстро наполнять ванну – она льётся не только из крана, но и из множества отверстий, идущих внутри по периметру. Невольно вспоминается душевая кабина в съёмной квартире. И у Алекса тут же возникает непреодолимое желание ощутить упругость этих струй собственной кожей – перекинув ноги через край и осторожно попробовав температуру воды кончиком пальца, он решительно скатывается с колен Максима, обдав его волной брызг.
– Хей! – возмущённо отскакивает тот.
– Тебе всё равно надо переодеться… – прикусывает Алекс губу. – Извини за твой костюм…
Светлые пятна от спермы почему-то отчётливо видны, несмотря на совсем не яркий свет. Опустив голову, Максим, кажется, некоторое время рассматривает себя. После чего сокрушённо кивает.
– Ничего не поделаешь. Во всяким случае, оно того стоило…
– Ладно тебе, отстирается…
– Да?
Удивлённый и слегка растерянный взгляд Максима наталкивает Алекса на подозрение, что тот в своей жизни ни разу не занимался стиркой. Даже на уровне «брось бельё в барабан, засыпь порошок и нажми на кнопку "Пуск"». С другой стороны, вроде бы дорогие костюмы отдают в химчистку не просто так… а потому, что обычный порошок или неправильно подобранная температура могут их запросто испортить.
– Хм… не знаю… может быть… будем надеяться?
Алекс скрывается в воде с головой. Но так как та ещё не наполнила ванну даже наполовину, большая часть его тела оказывается выставленной наружу. И ничего удивительного, что колена тут же касаются мягкие губы.
Впрочем, нет.
Просто рука. Она поглаживает, соскальзывает в воду к животу, но тут же выныривает обратно. И Алекс делает то же самое. Когда он смаргивает воду с глаз, Максим уже прячет откуда-то взявшийся телефон в кармане брюк.
– Я сейчас приду, – бросает он через плечо. – Поплескайся пока без меня.
И плотно прикрывает за собой дверь.
«Нет, это совсем не подозрительно… А если даже и так, какое я имею право на недовольство?»
Алекс всегда умел себя убеждать, но эта попытка почему-то не особо удаётся. И хотя он вылезает из ванны в поисках шампуня, в поле зрения не обнаруживается ни одной полочки или шкафчика… разве что-то какие-то створки, встроенные в низ ванны… но вместо того, чтобы попытаться открыть их, Алекс подходит к двери. И приоткрывает её.
– …на новоселье, конечно же, – тут же доносится знакомый приторный голос с конца длинного коридора.
Там никого не видно, только пятно жёлтого света – наверное, от входной двери. Но этот голос точно принадлежит Григорию. «Вот ведь настырный ублюдок!»
– Не переигрывай, – естественно, в тоне Максима не слышно радости, а только раздражение и даже злость. – Чего тебе надо?
– Мне? – удивление гостя даже ребёнку вряд ли покажется искренним. – Ничего особенного. Просто интересно, как там твой мелкий? Нормально?.. Ничего странного за ним сегодня не заметил? Например, особенной страсти или прыти?
Сердце Алекса останавливается.
В коридоре повисает тишина.
И вдруг её разрезает отчётливый скрежет. Словно кто-то пытается согнуть трубу или оторвать от двери ручку. И голос Максима, раздавшийся следом, практически сливается с этим скрежетом:
– Что… Что ты с ним сделал?
– Хм-м… интересно? С подробностями рассказать? Или без?
Глава 41. Да что вы знаете о романтике?
****
– Что ты с ним сделал?!
– Xм-м… интеpесно? C подробностями рассказать? Или без?.. Да погоди ты, не сжимай кулаки! Шучу я. Hичего я с твоим ненаглядным не делал! Поболтали только чуток… Знаешь, он у тебя довольно любопытный… но поxоже, что бы он не узнал, его отношение к тебе не изменится… Почему? Чем ты его так к себе привязал?
Сердце бьётся через раз. Голос Григория кажется оглушающе громким. Но когда Максим отвечает ему после небольшой паузы, Aлекс едва разбирает три слова:
– Не твоё дело.
– И правда… не моё. Тогда давай поболтаем о другом малыше. Ты действительно не трогал Николая Стрельцова?
– Нет.
– Плохо.
– С чего это вдруг? – сдерживаемое Максимом раздражение снова набирает силу. – Так хочется засадить меня за решётку?!
– Ага. И проверить, кто кого пустит по кругу: тебя твои сокамерники или ты их… хотя, зная твои предпочтения… спорим, если представится возможность, ты пустишь по кругу своего ненаглядного, подрочишь на это, а потом для очистки совести набьёшь морды всем участникам?
Pаздавшийся следом грохот заставляет Алекса втянуть голову в плечи. Oн подозревал, что Максим затаил на своего бывшего обиду, но похоже, всё наоборот – это у Григория накопилось яда с избытком. Так и брызжет им во все стороны. И тем не менее, в его голосе продолжают звучать насмешливые и покровительские нотки, словно он всего лишь подтрунивает на старым знакомым… но так зло и так подло, что даже у Алекса уже чешутся кулаки.
Только вот этот грохот… будто упала какая-то коробка, рассыпая содержимое… или несколько коробок – Максим явно по какой-то причине не смеет поднять руку на своего бывшего.
– Выметайся, – наконец доносится угрожающее.
– Kак скажешь…
Григорий, кажется, разочарован. Алекс слышит шаги ботинок по паркету – наверное, гость возвращается к двери. И вдруг снова подаёт голос:
– Кстати, ты не боишься, что меня заденет твоё отношение? И моя обида не самым лучшим образом скажется на деле твоего драгоценного?
«Ну что за сукин сын…»
– Боюсь, – сдержанно, но всё ещё раздражённо признаётся Максим, и до Алекса доносится скрип его зубов. – И потому морда твоего лица пока в относительной безопасности, Грэг. Но я не гарантирую, что моего терпения хватит надолго.
– Хм… А знаешь, ты повзрослел… – задумчивый тон вдруг обрывается резким смешком. – Но вот тебе совет от старшего: перед сексом всё-таки лучше раздевайся, чтобы не пачкать одежду.
Оглушающий хлопок двери возвращает Алекса к реальности. Отступив от двери, прикрыв её, он залезает обратно в джакузи. Ноги заледенели не меньше, чем всё остальное тело, так что горячая вода в первое мгновение неожиданно обжигает кожу, но тепло быстро вгрызается в мышцы и кости, разнося по телу сонливость. Алекс не то чтобы устал сегодня… но вымотался сильно. Особенно учитывая случившееся вчера… Однако сейчас, убедившись, что Максим знает лишь половину правды, чувствует облегчение.
Нормально ли это?
Можно ли ему расслабиться?
Да, он соврал про Жеку. Да, Максим не стал уличать его в этой лжи, но почему? Возможно, не хотел ранить. Не хотел обвинять. Или просто простил…
Снова окунаясь в воду с головой – на этот раз она уже успела заполнить ванну почти до краёв – Алекс надолго задерживает дыхание. И убеждает себя, что давно снял розовые очки (если вообще хоть когда-то их надевал), поэтому не смотрит на Максима, как на совершенного во всех аспектах человека. Особенно учитывая его бунтарское и почти криминальное прошлое. Но откуда тогда это всепоглощающее чувство обожания? И эта готовность отдать ему себя без остатка?
«Я болен им. Григорий прав. Макс чем-то привязал меня к себе… привязал так крепко, что уже и не отвяжешь.»
Вынырнув, Алекс глубоко вдыхает влажный воздух – в этот момент дверь внезапно распахивается, и в клубах откуда-то взявшегося пара появляется хозяин дома в чёрном махровом халате до пят. Красивый. Словно сошедший с рекламного постера.
«Я должен перестать постоянно любоваться им и сравнивать с собой… Но чёрт подери, как же он великолепен…»
– Я тут подумал, что у нас до сих пор не было ни одного нормального романтического ужина, – тем временем мягко произносит Максим, снова садясь на край ванны, и на поверхности воды появляется несколько маленьких лепестков. Не от роз, но тоже довольно красивых, хоть и помятых. – Правда, ещё день… но с другой стороны, какое нам дело до жалких смертных с их временами суток?
Алекс смотрит на загадочное выражение смуглого лица, пытаясь уловить следы недавнего раздражения, но безуспешно. Словно визит Григория имел место в какой-то параллельной вселенной… или Максим просто начисто выкинул его из головы.
Должен ли он поступить так же?
«К чёрту… пусть все идут к чёрту!»
Раздвинув мокрую чёлку, Алекс решительно кивает – на самом деле, он сегодня ещё даже не завтракал, а вчера и вовсе не ужинал (если, конечно, не считать нескольких ломтиков сыра), но до этого момента почему-то совсем не чувствовал голода – однако стоило прозвучать магическому слову «ужин», как усталость и сонливость вдруг бесследно растворились, а желудок требовательно заурчал.
– Вообще-то, я прямо сейчас готов съесть даже слона.
– Слона? – на лице Максима появляется растерянность. – Что же ты раньше-то не сказал? Я уже заказал кое-что другое…
Ну как тут не усмехнуться? Правда, в открывшийся рот тут же заливается вода вместе с несколькими лепестками – отфыркиваясь, Алекс поспешно мотает головой:
– Прости… в следующий раз непременно сообщу о своих пожеланиях заранее! А пока… так уж и быть!.. Съем то, что дадут!
Он берётся за край ванны, собираясь вылезти, но Максим мягко надавливает на плечи и погружает Алекса в воду обратно до самого подбородка.
– У меня к тебе небольшая просьба, Джеф – ты не мог бы тут немного задержаться?
– Тут? В ванне?
– Да.
– Я такой грязный, что должен отмокнуть?
– Нет… просто хочу сначала всё подготовить…
Закусив губу, стараясь сдержать смех, Алекс снова кивает. И косится на зеркало в углу.
– Может, тогда признаешься, куда засунул шампунь и прочее?
– А!
Максим неожиданно подскакивает на месте. Но вместо того, чтобы раскрыть створки под ванной, пулей вылетает в коридор. Правда, возвращается почти так же быстро, и уже в обнимку с корзинкой, обвязанной красным бантом.
– Вот. Забыл распаковать. Полки повесим на днях, а пока… – виноватый взгляд проходится по стенам, и Максим вздыхает. И срывает бант вместе с шуршащей обёрткой с поставленной на край ванны корзины (явно чьего-то подарка), в которой обнаруживается куча всяких почти одинаковых баночек и бутылочек. – Это Катя прислала сегодня утром… надеюсь, тут найдётся хоть что-то полезное.
Алекс скептически поджимает губы. У него уже челюсть начала ныть от попыток сдержать улыбку от уха до уха, но при виде всего этого однотипного разнообразия в голове вдруг всплывает совершенно не связанная с мытьём мысль. Но зато связанная с Катей.
– Макс?
– М-м-м?
– Она ведь подтвердит твоё алиби?
– «Наше алиби» – ты хотел сказать?
– Кхм… ну да.
– Подтвердит.
На лицо Максима опускается тень, черты заостряются… и Алекса накрывает чувство вины. Но даже если он понимает, что рано или поздно, им придётся поговорить откровенно – сейчас… прямо сейчас – он ещё не готов. Ведь одно, всего одно только слово – и эта чудесная атмосфера разрушится окончательно.
«Нет, не сегодня. Быть может, завтра… или через неделю… я признаюсь во всем когда-нибудь потом.»
– А ты не хочешь помыться? – веселый настрой исчез, но Алекс заставляет свой голос прозвучать как можно легче.
– Хочу, – быстро подхватывает Максим смену темы, однако взгляд его остаётся непроницаем, словно затянутым матовой плёнкой. – Но тогда мы оба проторчим тут до утра.
Улыбка на его губах выглядит очень нежной. И Алекс поддаётся внезапному порыву. Поднимается из воды, ухватившись за махровые полы халата, подтягивается и прижимается к ней поцелуем.
Хотя, это скорее наклонившийся Максим целует его… ну да кому какое дело до мелких нюансов?
****
Спустя полчаса и ещё один оргазм Алекс снова остаётся один. Помутневшую воду приходится спустить, заодно хорошенько намылиться новенькой губкой. Мыло вкусно пахнет шоколадом. Eщё в корзинке обнаруживается пена и соль для ванн, всякие крема, шампуни, бальзамы и ополаскиватели…
«Я что, бельё, чтобы меня с ополаскивателем стирали? А отбеливателей нету?.. О, есть…»
Так что одно только изучение содержимого подарка занимает порядочно времени. И всё же, когда хозяин дома наконец-то приходит за ним, Алекс успевает не только тщательно вымыться и выбриться, но и порядком заскучать, а кожа его в особо нежных местах – сморщиться от продолжительного нахождения в горячей воде.
– Ещё немного – и у меня выросли бы перепонки…
– Я бы тебя и с перепонками любил, – миролюбиво хмыкает на тихое бурчание Максим, кутая его в белый халат, в красном освещении выглядящем розовым. – Даже купил бы для тебя огромный аквариум и каждый день кормил самой свежей рыбой.
– А если бы у меня вырос хвост?
– Как у русалки?
– Как у русала…
– М-м-м… Дай-ка подумать… чешуя… хм, даже не знаю… интересно, бывают ли геи-русалы? И в какое место… кхм, и чем они друг друга любят?
Ткнув шутника локтем в бок, Алекс немного нервно выдыхает:
– А если бы… если бы тебе было бы нечем или некуда меня… эм… любить?
Успевший отойти к двери Максим замирает. И медленно оборачивается.
– То есть… – а Алекс уже жалеет, что задал этот вопрос слишком серьёзно. – Эм-м-м… на самом деле, я вовсе не думаю… что наши отношения завязаны на одном только сексе…
– Джеф…
– Прости. Забудь. Слушай, мне не терпится узнать, что ты там приготовил, да и в желудке, кажется, уже образовалась дыра…
– Кхм…
И вдруг Максим возвращается от двери и резко опускается перед ним на колени. Даже падает. И обнимает, глядя прямо в глаза. – Я не знаю, Джеф. Я правда не знаю, – с каждым словом его руки сжимаются всё тесней. – Да и кто знает, что случится с нами в будущем? Какие болезни… или другие беды произойдут? К тому же, говорят, что «любовь живет только три года»*… а что бывает потом – мне не известно. Но хочется верить, что дело не только в любви. И что когда её не станет, между нами всё ещё останется что-то ещё…
Кажется, он понял вопрос Алекса несколько шире, чем тот подразумевал. Или нет? Или Алекс действительно спрашивал именно об этом? О будущем их отношений?
– К чёрту… – он зарывается в волнистые волосы пальцами обеих рук и поднимает взгляд к потолку. – Давай сегодня больше не будем думать ни о чём серьёзном?
И внезапно пол уходит из под ног, а этот самый потолок становится значительно ближе!
– Согласен. Совершенно согласен!
Закружившаяся от высоты голова заставляет Алекса сильнее вцепиться в шевелюру Максима, но испугавшись, что так не долго и выдрать её, он разжимает пальцы. И вдруг съезжает вниз прямо внутри халата, едва не выскользнув из него целиком – в ход тут же идут ноги, обхватывая крепкие бёдра… и озверевший в конец желудок выбирает именно этот момент, чтобы издать утробный рёв.
– Намёк понял! – громко, словно солдат в строю, отчеканивает Максим. И будто бы нисколько не обременённый отведённой ему ролью дерева, в два шага возвращается к двери, широко распахивая её.
А когда Алекс предпринимает попытку избавить Максима от своей тяжести, подхватывает его под пятую точку и выносит в коридор – здесь всё ещё темно, но несколько потускневшее и колеблющееся пятно света указывает путь. Как Алекс и предполагал, оно ведёт ко входной двери. Однако когда Максим сворачивает за пустой стеллаж, перед ними открывается вид на огромную кухню… или гостиную, в которой находится кухня, какие часто показывают в любимых мамой сериалах про богачей… только вот по периметру этой гостиной, почти полностью погружённой во мрак, громоздятся всевозможные коробки, совершенно не замеченные Алексом ранее, во время страстной скачки на хозяине дома, а в центре стоит обеденный стол: красная скатерть, красные свечи, пара бутылок вина в блестящем ведёрке со льдом… и две огромные пиццы на плоских бумажных тарелках.
– Романтический ужин, говоришь?..
– Не нравится?
Максим опускает его на укрытый белой простынёй стул, и при ближайшем рассмотрении оказывается, что Алекс не ошибся: обе пиццы действительно практически утопают в расплавленном сыре.
– Знаешь, я не думаю, что на свете вообще существует что-либо ещё более романтичное, чем это… – честно признаётся он.
И довольный Максим усаживается напротив. Правда, делает это до того не спеша и основательно, что Алекс не знает, смеяться ему или плакать. Уж очень сильно хочется кушать… а на романтическом ужине точно не принято набрасываться на еду. Даже если это всего лишь пицца… даже такая аппетитная пицца…
– Сколько ты ещё будешь на неё любоваться?
«Ах, вот как?!»
Плюнув на приличия вместе со столовыми приборами, Алекс хватается за ещё горячий поджаристый край и вгрызается в него. Просто так быстрее. Когда же рот наконец наполняет живительная субстанция, принимается тщательно жевать, не особо различая, что там в эту пиццу намешали. Но кажется, всё довольно стандартно: помидоры, перец, какая-то колбаса, оливки… только сыра очень уж много. Даже больше, чем собственно теста.
Максим наблюдает за ним, беззвучно посмеиваясь, и наполняет бокалы ароматным вином. Алекс уже по запаху способен отличить безалкогольный глинтвейн, и хотя после вчерашнего любовь к нему несколько поубавилась, это нисколечки не умаляет прекрасного фруктово-ягодного аромата.
– А ты? – после нескольких укусов, он уже спокойнее выбирает место для следующего. – Тоже теперь всегда будешь пить безалкогольные напитки? Из-за меня?
– Почему нет? Пьянки всегда отрицательно влияли на мои тренировки, и теперь появился хороший повод окончательно отказаться от них, – кажется, Максим пожимает плечами, но всё внимание Алекса сейчас приковано к сырной корочке и притаившейся под ней начинке, так что он не уверен. – К тому же с тобой… я пьян без вина**.
– Ты сегодня прямо сыплешь цитатами…
– Что поделать? Если своих слов не хватает?
Сначала Алекс бездумно хмыкает, но потом, отведя взгляд даже от пиццы, становится серьёзнее:
– Тебе правда совершенно не обязательно постоянно повторять это… ну… что любишь меня… Я ведь… вижу. И чувствую. И понимаю. Так что даже если бы ты ни разу не сказал этого… я бы всё равно…
Смутившись, он снова вонзает зубы в горячий сыр. Однако повисшая тишина заставляет Алекса пересилить себя и всё-таки посмотреть на Максима – тот сидит на стуле, не шевелясь, с поднятым, но так и не поднесённым ко рту бокалом. Но когда их взгляды встречаются, неожиданно вспоминает про свою пиццу и принимается сосредоточенно пилить её белым пластиковым ножом. Сыр липнет к гнущемуся от давления лезвию, тянется десятками желтых нитей, колеблющихся и рвущихся в свете свечей, и съедобный круг делится сначала пополам, потом на четыре части, восемь… но Максим на этом не останавливается, продолжая кромсать её на всё более мелкие куски, пока те становятся не толще пальца.
Алекс же жуёт всё медленнее. Смущение постепенно отступает – вместо этого тело снова начинает наполнять сонливость. Быть может он и правда сегодня устал… или дело в плотных жалюзи, из-за которых кажется, что уже наступила ночь?
– Эм-м… Макс?
– Что?
Максим не отрывает взгляд от растерзанной пиццы, будто решая, с какого же из кусочков начать.
– А когда ты собираешься показать мне спальню?
– М-м-м… на самом деле… правда в том… что я не очень хочу это делать.
– Почему?
Наконец Максим решается и натыкает на пластмассовую вилку небольшой кусочек пиццы с относительно целым кружочком салями, а потом неспешно отправляет его в рот. И только прожевав и в очередной раз вздохнув, поднимает взгляд на Алекса.
– Потому что она ещё не готова.
– Что, зеркальный потолок ещё не приделали?
– М-м-м…
– Шутка. Прости. Но я правда не имею ничего против зеркального потолка…
– Правда?
– Ага… так что там со спальней?
– В этом доме нет ни одной кровати или дивана.
Сделав подобное признание, Максим принимается сосредоточенно и целенаправленно набивать рот, отправляя туда один кусочек пиццы за другим без всяких пауз. Алексу же остаётся только озадаченно смотреть на него. Почему-то он думал, что этот человек способен предусмотреть всё и вся… хотя одного вечера и одного утра явно недостаточно, чтобы полностью обустроить дом… и всё же, отсутствие кровати – это довольно существенное неудобство. Кстати, если вспомнить – а ведь на съёмной квартире у него была точно такая же
проблема.
– Макс, а ты не собираешься забрать ту кровать?
– Ну-у… – быстрый взгляд чёрных глаз мельком касается лица Алекса и снова возвращается к почти опустевшей тарелке, – я думал присмотреть что-то поинтересней…
Удивительно, насколько разборчиво звучат его слова несмотря на набитый и занятый пережёвыванием рот. А вот тон довольно уклончив. Алекс подпирает голову руками и внимательнее всматривается в острый подбородок, двигающийся туда-сюда.
– Кажется, у тебя много идей.
– М-мнгх…
– И денег…
– Хмнгх…
– Так почему бы не нанять грузчиков и не попросить их привезти кровать прямо сегодня?
Челюсть Максима замедляется, а потом и вовсе перестаёт двигаться. Запив проглоченное вином, он вытирает губы салфеткой и уже пристальнее всматривается в Алекса:
– Ты не собираешься сегодня возвращаться домой?
Алекс трёт глаз, но взгляд не отводит.
– А ты хочешь, чтобы я ушёл?
На этот раз Максим не отвечает. Продолжая задумчиво промокать губы салфеткой, он, кажется, даже дышать перестаёт. И вдруг резко встаёт со стула.
– Тебе придётся немного побыть тут одному.
Обведя тёмное помещение взглядом, Алекс пожимает плечами и достаёт из кармана смартфон – одежду он оставил в ванной, но технику взял с собой.
– Ничего страшного. Потерплю, лишь бы не спать на полу.
Почему-то это его заявление заставляет Максима хмыкнуть и начать развязывать пояс халата. Однако полюбоваться на стриптиз не удаётся – тот уже скрывается за поворотом в коридор.
«Кажется, я разрушил своим прагматизмом весь романтический настрой…»
Алексу немного стыдно. Но ему так хочется упасть на что-то мягкое и при этом обнять упавшего рядом Максима, что он прощает себе этот эгоизм. И возвращается к поглощению своей пиццы. Хотя голод немного затих, и вряд ли он сможет справиться с ней полностью, как это сделал Максим, но если есть не спеша, почитывая башорг… то почему бы и нет?
Подняв ноги на стул и укрыв их длинными полами халата, Алекс провожает уже одевшегося Максима взмахом руки. И остаётся один.
Пицца кончается спустя сотни две цитат. К этому времени почти все свечи успевают полностью оплыть, и включённый верхний свет наконец-то представляет взору Алекса холл коттеджа. Нет, зря он принял его за кухню или гостиную… пока что это всего лишь часть дома, заставленная коробками, и чем именно она станет: большой прихожей, приёмной для клиентов или чем-то ещё – предстоит решить хозяину дома. А пока, найдя возле стены свои кроссовки и обувшись на босу ногу, Алекс направляется к незамеченной ранее винтовой лестнице – может, на втором этаже найдётся что-то интересненькое? И вдруг его взгляд натыкается на белесый телефон, всунутый между двух перевязанных скотчем ящиков. И это явно не телефон Максима. Покрутив блестящий прямоугольник в руках так и сяк, Алекс неожиданно для самого себя вздрагивает. В памяти всплывает звук щелчков.
«Григорий…»
Конечно, стопроцентной уверенности в том, что это тот самый телефон, на который его фотографировал художник-извращенец, нет, но… что если это именно он? Но как он тут оказался? Григорий его выронил?.. Или специально оставил, чтобы был повод вернуться?
Бросив взгляд на дверь, Алекс заставляет себя успокоиться. Во-первых, вряд ли следователь отважится сегодня снова сунуться сюда, а во-вторых, как бы там не было, разве это не шанс? Покопаться в его телефоне и удалить свои позорные фото?!
Только вот как разблокировать смартфон?
Усевшись на ближайший ящик, Алекс принимается водить пальцем по экрану снова и снова. Неудача следует за неудачей, но количество попыток кажется неограниченным – так что всё больше нервничая и потея, он продолжает выводить геометрические фигуры, буквы, цифры и всякие приходящие на ум символы, пока снаружи не доносится шум подъезжающих машин.
«Чёрт!»
Паника сжимает горло. Алекс поспешно прячет телефон Григория в карман, к своему, но тут же вытаскивает обратно – вдруг Максим его найдёт? Вдруг сможет разблокировать и обнаружит фото? Да и даже если просто спросит, откуда он у Алекса – что он ответит???
В голову приходит только одно – сунуть находку туда, где она была. Но подальше и поглубже. Чтобы забрать и перепрятать позже.
Дверь открывается, едва Алекс успевает разогнуться. Несколько мужчин в комбинезонах вваливаются в дом, гружёные разобранным каркасом кровати и огромным матрасом. Максим заходит следом тоже не с пустыми руками, и отдав Алексу две новенькие, запаянные в полиэтилен подушки, уходит вперёд, включая свет и показывая грузчикам дорогу.
На и так не блистающем чистотой полу остаются грязные следы ботинок и кое-где целые комья земли.
Оглянувшись и убедившись, что белесый телефон не видно в тёмной щели между ящиками, Алекс отправляется следом за процессией.
В спальне и правда обнаруживается зеркальный потолок. В квадратных плитках отражаются макушки грузчиков, получающих свою оплату, а потом спина Максима и самого Алекса, собирающих кровать. Вроде бы ничего сложного, но столько разных болтов… За окнами начинает темнеть, когда они заканчивают стелить постель, и к этому моменту Алекс оказывается способен только со стоном упасть на пахнущую чем-то странным простыню. Максим накрывает его километровым одеялом и плюхается следом, едва не придавив.
– Спать? – спрашивает приглушённо.
– Ага.
У Алекса нет сил даже снять халат. Но Максим снова встаёт. В комнате раздаётся тихий шелест одежды, потом матрас прогибается под тяжёлым телом, и к спине Алекса прижимается горячая грудь. Её жар ощущается даже сквозь махровую ткань. И некоторая твёрдость пониже – уже другой части тела Максима. Однако обняв Алекса, тот остаётся лежать неподвижно, даже не пытаясь прижаться плотнее.
Тоже устал?
Тоже вымотался?
Алекс закрывает глаза. Но сон не идёт.
Даже в надёжных объятиях и мягкой кровати смутное беспокойство продолжает зудеть внутри головы, рождая одну мысль за другой, заставляя вертеться, то укладываясь на спину, то отворачиваясь от Максима, то наоборот – устраивая голову у него на груди…
– Что-то не так? – раздаётся вдруг тихий вопрос.
– М-м-м… не знаю. Наверное, просто не привык ложиться в девять часов…
– А может, тебя что-то беспокоит?
Голос Максима кажется расслабленным, но Алекс уверен, что тот спрашивает не просто так. Ждёт признания? Что он сам расскажет о визите к Григорию? Однако для этого Алексу требуется больше решимости, чем у него есть сейчас.
– Как мама? – снова вопрос. И на этот раз очень неожиданный. – Я слышал, её выписали из больницы.
«Интересно, от кого?»
– Да, выписали. Сегодня она улетела в Израиль… – Алекс снова переворачивается на бок, лицом к Максиму, и приподнимается на локте. – Твой отец… он устроил для неё там операцию…
– Понятно.
– Ты не знал?
Окна в спальне ничем не занавешены, и отсвет уличных фонарей таинственно очерчивает широкую обнажённую грудь Максима и его уже немного покрывшийся щетиной подбородок. Алекс касается этой щетины пальцем, потом проводит им же по своей щеке. Но его руку перехватывают, и вот уже мягкие губы шевелятся, щекоча ладонь тёплым дыханием:
– Почему ты не поехал с ней?
И опять неожиданно. Алекс вздыхает и опускается на подушку, прижимаясь щекой к твёрдому плечу.
– Из-за меня? – продолжает Максим, поворачивая голову. – Из-за того, что я приехал к тебе?
Почему-то просто ответить «нет» не получается. Но и молчать дальше тоже нельзя – похоже, Максим винит себя, а значит, Алекс должен постараться объяснить.
– Понимаешь… – он снова вздыхает. – В моей семье особое отношение к деньгам. Особенно чужим. Брать деньги в долг… или принимать дорогие подарки… это никогда не было принято в моей семье. Поэтому мы никогда не брали кредитов – так что пусть жили бедно, но зато без долгов. И если честно, я до сих пор до конца не совсем понимаю, как мама согласилась на эту дорогущую операцию и поездку… Она ведь очень гордая женщина, а если учесть историю её отношений с твоим отцом… Думаю, она сильно испугалась, что может умереть и оставить меня, такого оболтуса, одного… Но что касается моей поездки с ней… Видишь ли, в её глазах это будет бесполезная трата чужих денег и моего времени. И ей, наверное, будет в сто раз спокойнее узнать, что я нашёл или хотя бы ищу работу, чем видеть меня в своей палате каждый день. И считать про себя, во сколько твоему отцу обходится этот самый каждый день моего пребывания в чужой стране.
– Так значит, дело не во мне?
Максим полностью поворачивается на бок, перекрывая слабый свет от окна. Алекс чувствует, что на него смотрят. Пристально. Но сам не может рассмотреть в темноте ничего.
– Нет, твой приезд тоже сыграл свою роль…
– Хм…
Теперь Максим садится. Упёршись одной рукой в матрас и склонив голову к плечу, он становится похож на бронзовую статую. Только чем-то неожиданно воодушевившуюся и собирающуюся с мыслями.
– Джеф… знаешь, – наконец произносит Максим, – на самом деле… ты можешь поехать, при этом ничем не обременив моего старика.
И в груди Алекса что-то сильно сжимается.
– Нет, я не…
– Можешь.
Уверенный и твёрдый голос немного пугает. Но чем глубже он проникает в сознание, тем отчаяннее пробивается на поверхность истинное желание.
Правда в том, что Алекс всё ещё боится. Он запретил себе беспокоиться о матери, даже думать о возможном неблагоприятном исходе операции… и просто свалил всё на отца Максима. На самом деле, он постоянно поступает подобным образом – запирает переживания за сотней засовов и сваливает ответственность на других. Так было и с тем случаем в магазине… и раньше, ещё в школе… да, он привык справляться со всем именно таким способом. Но даже если страхи и желания заперты, это не значит, что их нет.
– Смотри, Джеф, – продолжает Максим, так и не дождавшись ответа. – У нас там есть дом, так что проживание будет бесплатным. А что касается поездки… самолётом, конечно, быстрее, но если тебя так сильно волнует цены… м-м-м, я могу отвезти тебя на машине. Это всего лишь двое суток пути. Хотя, с одним водителем выйдет в раза в два дольше… но если не останавливаться в гостиницах, то основные траты составит только бензин, еда и, если попадутся, платные дороги… Ты даже можешь выбрать маршрут: хочешь, поедем через Азербайджан, а хочешь – через Украину? Заодно в Турции побываешь…
Даже лёжа Алекс вдруг чувствует головокружение. И чтобы справиться с ним, хватается за подушку, но не сводит глаз с нависшей над ним тёмной статуи.
– Двое суток?.. И разве Турция – это не далеко?
– Джеф, какая у тебя была оценка по географии? – Максим громко хмыкает. – Но Турция – это цветочки. Чтобы добраться до Израиля, нам придётся проехать через Сирию…
Алекс, конечно, никогда особенно не следил за новостями, но даже он в курсе, где сейчас на Земле горячие точки. Отпустив подушку, он облизывает пересохшие губы.
– Кхм… Знаешь, Макс… я тут подумал… а сколько стоит билет на самолёт?
___________________
* «Любовь живет три года» - название романа Фредерика Бегбедера
** «я пьян без вина» - цитата из песни «Я Пьян От Любви»
*** едем на машине в Израиль (https://www.google.com/maps/dir/%D0%9C%D0%BE%D1%81%D0%BA%D0%B2%D0%B0/%D0%98%D0%B7%D1%80%D0%B0%D0%B8%D0%BB%D1%8C/data=!4m8!4m7!1m2!1m1!1s0x46b54afc73d4b0c9:0x3d44d6cc5757cf4c!1m2!1m1!1s0x1500492432a7c98b:0x6a6b422013352cba!3e0?sa=X&ved=2ahUKEwiv7_SEvNHkAhXEfZoKHTR7CPUQ-A8wAHoECAoQCw)
Глава 42. Незваные гости
****
– Cтирaлка, Mакc. Тeбе нужна стиралка.
– «Hам» нужна.
– Ну да, «нам»…
****
– …Джеф, смoтри какая верёвка, она кажется достаточно крепкой, но мягкой.
– Зачем тебе верёвка?
– …
****
– Джеф, спроси у девушки-консультанта, можно ли нам протестировать этот диван.
– Сам спроси.
– …
– Лучше глянь вон на тот офисный комплект, Макс. Тебе же нужна мебель в кабинет.
– «Нам»…
– Нет, «тебе». Ты же у нас фирму открываешь.
– Мы могли бы работать вместе.
– Извини, но я в создании сайтов ни черта не понимаю, так что давай как-нибудь сам.
– …
– Молодые люди, подсказать вам что-нибудь?
– Джеф…
– Кхм, скажите, у вас предусмотрены скидки при покупке сразу нескольких вещей?
****
Суббота пролетает незаметно, а за ней и воскресенье. Максим купил два билета до Израиля на понедельник, таким образом выходные было решено посвятить походам по магазинам. Хотя именно на «походах» настоял Алекс, в то время как Максим пытался убедить его, что всё необходимое вполне можно заказать через интернет, не вылезая из постели… Oднако разве для таких крупных покупок достаточно одних только красивых картинок и проплаченных хвалебных отзывов? И не лучше ли всё посмотреть и пощупать самому?
Но как же он устал! И не столько от магазинов, сколько от Максима, постоянно переключающегося на всякую ерунду!
Серьёзно, Алекс даже задумался, кто из них двоих старше, а кто ещё ребёнок?
B результате и за распаковку привезённых из Москвы вещей тоже пришлось взяться самому. Точнее, не то чтобы пришлось… Но так как опытным путём выяснилось, что сборка шкафа в четыре руки несколько накаляет атмосферу, Алекс оставил это занятие на Максима, сам же взялся за коробки и ящики, всё ещё перевязанные верёвками и скотчем. Конечно же, свою роль тут сыграло и некоторое любопытство… и оно с лихвой удовлетворилось и даже захлебнулось, когда в одном из ящиков обнаружило что-то странное, на первый взгляд напомнившее кучу спутавшихся ремней с цепочками и металлическими вставками. Среди этой кучи так же нашлись стальные трубки, болты… и стальной же фаллоимитатор – именно он намекнул Алексу о сути всей коллекции. И заставил пожалеть об излишнем энтузиазме.
Впрочем, Максим, занятый кручением болтов, кажется, не заметил, как Алекс задвинул опасный ящик подальше к остальным. Или сделал вид, что не заметил…
Алекс же вдруг вспомнил про интерес Максима к верёвкам в магазине – и две мысли вспыхнули в его голове почти одновременно:
«Он ведь не собирается связывать меня и пихать в зад всякие штуки?»
«Почему он ещё этого не делал?»
Причём обе взволновали не на шутку. Когда же ночью Максим всего лишь обнял его и заснул, Алекс сам не понял – облегчение испытывает или досаду. Конечно, было бы странно устраивать страстные марафоны каждый день, да и просто лечь спать рядом – отдельный вид удовольствия… но полностью расслабиться и быстро провалиться в сон у него не вышло. И тем не менее Алекс заставил себя лежать смирно, прислушиваясь к становящемуся всё более ровным и глубоким дыханию за спиной, а потом аккуратно выбрался из объятий и заперся в туалете с телефоном Григория.
А всё потому, что в его голову неожиданно пришла идея, как узнать разблокировочный код.
Так часто бывает, когда не можешь решить какую-то проблему, и переключаешься на другую или думаешь о совершенно не связанных с ней вещах… и вдруг «бац!» ➥ вот он, ответ. Получите и распишитесь.
Жаль только, что иногда этот ответ приходит уже слишком поздно. Так случилось и в этот раз: поднеся телефон к светильнику, подставив под яркий свет, Алекс с разочарованием обнаружил, что следы от пальцев хозяина полностью стёрлись, смазались его собственными. А ведь если бы он сразу догадался внимательнее взглянуть на дисплей, на оставшиеся на нём разводы…
Впрочем, кто сказал, что Григорий поставил графический ключ? А не отпечаток пальца или набор цифр?
Или может, это вообще не его телефон.
– Чёрт возьми, чем я занимаюсь?..
Снова ничего и не добившись, Алекс вернулся в постель. Но ещё долго потом лежал в темноте, пытаясь унять поток настырных мыслей и скорее провалиться в незабытье. Однако утро всё равно наступило. Крепкий кофе и холодный душ помогли начать день относительно бодро, а там уже снова всё закрутилось и завертелось: поездки и покупки до обеда, потом возвращение домой и сборка-установка-расстановка…
И вот он – вечер. Вечер воскресенья.
Ничто не предвещало беды. Сомнения и опасения успели забыться. Завтра – день отлёта, так что осталось лишь собрать вещи… Но что же это такое?
Алекса не было всего полчаса, а спальня уже до неузнаваемости преобразилась.
Может, он не туда свернул после ванны?
Но нет – вот она, большая квадратная кровать, только застелена незнакомым огненно-красным покрывалом – и на нём, в свою очередь, заботливо, словно на витрине, разложены искусственные члены, наручники, ошейники и их комбинации, соединённые ремнями и цепями.
Алекс смотрит на всё это, не в силах отвести взгляд. Максим же, задёргивая тяжёлые незнакомо-чёрные шторы, оборачивается с совершенно каменным выражением лица. И спрашивает:
– Во сколько нам завтра надо выйти?
– До аэропорта в Туношны доберёмся за полчаса… – на автомате отвечает Алекс, всё ещё поражённый и не способный заставить себя переступить порог. Хоть он и провёл в этой спальне всего две ночи, но уже успел немного привыкнуть к ненавязчиво серо-синим тонам… а тут вдруг красный, чёрный и металлический… совсем как на картинках БДСМ-тематики.
– Отлично, значит, можно поспать до полудня, – кивнув своим мыслям, Максим словно только сейчас замечает, на что именно направлен взгляд Алекса. – Не нравится?
Спокойный вопрос, будто бы о погоде.
Давно пора привыкнуть. И Алекс вроде бы привык, но вот взять и быстро ответить сейчас – у него вряд ли получится. И дело не в страхе или отвращении… а в готовности. Конечно, Алекс уже совсем не тот, что был раньше, и даже может относительно легко представить себе, как Максим надевает на него, например, вон тот ошейник или вон те наручники, а потом…
– Я не хочу тебя заставлять, Джеф. Ты же знаешь.
– Знаю.
«Знаю, но боюсь, что не смогу насладиться ролью раба. Или как там его… "ведомого"?»
Это совсем не новая мысль, Алекс думал об этом и раньше, но…
«Что же я за трус-то такой? Я ведь уже не обещал Максу, что он может делать со мной всё, что захочет…»
Внезапно спасительный звонок в дверь разносится по дому мягкой трелью, как разносился уже много раз за эти дни, когда приезжала доставка. Сейчас восемь вечера, и вроде бы всё давно привезли… но Максим покорно идёт открывать. Eго тяжёлые шаги удаляются по коридору – кое-кто явно не привык ходить тихо… впрочем, это неважно. Главное, Алекс хотя бы ненадолго остался наедине с преобразившейся спальней, и ничей пристальный взгляд сейчас не наблюдает за ним, не смущает и не мешает присмотреться к игрушкам получше.
«Может, взять пару вещиц и примерить в ванной?»
Взгляд падает на фаллос в форме нескольких стальных шариков, один больше другого, нанизанных на такой же стальной стержень. Он не большой, но кажется способным скорее причинить боль, чем доставить удовольствие… тем более, приделанный к крестообразной конструкции, на другом конце которой закреплены ошейник и наручники… Помнится, Максим уже пару раз сдавливал горло Алекса во время секса, и это было не так уж и плохо, хоть и немного страшно – но добровольно залезть в эти оковы… у него, наверное, не хватит духа. Так же, как не хватало согласиться на полноценный секс. И если бы не днюха Жеки… если бы Максим не забрал его тогда, пьяного в дребадан, и не взял бы всё в свои руки – вероятно, Алекс бы до сих пор трясся над своим задом.
«…или попробовать снова напиться?»
Негромкие шаги за спиной заставляют обернуться. И только потом осознать, что они легче и тише, чем у Максима.
– Йо! Помнишь меня?
По коридору приближается незнакомец. Вроде бы. Алекс уверен, что видит его лицо впервые, однако густые брови и длинный нос с горбинкой определённо кого-то напоминают. Вспомнить бы, кого… но пистолет в руке незваного гостя мешает сосредоточиться.
– Нихера у вас арсенал…
Подошедший совсем близко парень лет двадцати пяти несколько секунд пялится на кровать, а потом издаёт свист – и в коридоре появляются ещё двое, в чёрных куртках, примерно того же возраста: один коренастый, с квадратными плечами, а второй… разве не этого патлатого Максим размазал по стенке в прокураторе?
Удивление. Пока ещё только удивление пульсирует в висках, но почему-то Алексу никак не удаётся открыть рот и задать простейший вопрос: «Какого хера вам надо, господа?»
Возможно, из-за пистолетов. Они у всех троих, но направлены в пол.
«Настоящие? Или игрушки?..»
Вдруг из холла доносится шум. Словно что-то упало.
«Макс!»
Задев плечом всё ещё рассматривающего спальню незнакомца, Алекс бросается по коридору, но коренастый тут же ловит его за руку и кидает на стену:
– Не дёргайся.
Длинноносый лениво оборачивается, и холодное дуло, откинув край халата, прижимается к середине бедра.
Вместо оглушающего выстрела – лишь громкий щелчок.
Вместо взрыва боли – обжигающее касание, словно хлестнули тонким прутом. Но всё равно больно. И эта боль нарастает, расходясь волнами по ноге. Подавившись воздухом, Алекс кашляет, не смея опустить взгляд и посмотреть, что там с его конечностью…
– Глянь-ка, не плачет.
– Ага, – хмыкает, подходя ближе, патлатый. – Ему такое, наверно, только по кайфу…
Длинноносый же злобно щурится. И вдруг кивает на конец коридора:
– Тащите его к бугаю.
Странно, но после этих, не сулящих ничего хорошего слов, сквозь пульсирующий в голове страх пробивается слабое облегчение.
И тут же исчезает бесследно, когда в холле Алекс видит Максима и ещё несколько человек в чёрных куртках, окруживших его.
Количество неразобранных коробок сократилось до трёх, на освободившемся пространстве по кругу расставлен гарнитур из двух диванов и кресел, на паркетном полу – обрезки ковролина… и эти обрезки, и этот паркет сейчас забрызганы кровью. А возле ноги стоящего на коленях Максима уже собралась настоящая лужица. Она стекает с его головы по локтю одной из сцепленных на затылке рук и капает на пол.
– Прямо как в боевике, скажи?
Алекса подталкивают в спину. Голос за спиной звучит почти что по-дружески, и в чём-то он даже прав: Максим сейчас напоминает заложника. Или захваченного преступника. Кровотечение довольно сильное из-за рассечённой брови – похоже, его хотели ударить по голове, но он отклонился…
Но зачем бить, если есть пистолеты?
Один вон как раз приставлен к его виску.
– Ты не смотри, что это всего лишь газовый пневмат, – снова раздаётся голос длинноносого. – Если в глаз или висок зарядить – мало не покажется, честное мадагаскарское. Мамой клянусь.
И ещё один тычок в спину отправляет Алекса на диван. Упав плашмя, он даже не сразу замечает задравшийся подол. Но когда в скрытых глубокой тенью глазах Максима вспыхивает пламя…
«Нет, Макс, не надо! Я… я в порядке…»
И это почти что правда. Да, по ноге стекает кровь – из небольшой круглой дырочки в полсантиметра диаметром. Да, кожа вокруг покраснела, и под ней всё пульсирует и горит… но Алекс почти не чувствует боли. Прикрыв ногу халатом, он переводит настороженный взгляд на длинноносого.
– Теперь я вспомнил твой голос.
– Ага, я твой тоже не забыл, пидарок. Ты так сладко пел той ночью, что мне захотелось услышать его вновь, – этот парень тут явно главный. Остальные ловят его выражение лица, и когда главарь растягивает губы в усмешке, тоже начинают лыбиться один за другим. – Хотя, если по-чесноку, срать я на тебя хотел! Только вот вы с моим батей что-то там намутили, братюнь моих за решётку решили отправить… этого я простить не могу, сам понимаешь.
Его поведение, мимика – всё это сбивает с толка, но когда длинноносый замолкает и перестаёт корчить рожи, становится очень похожим на похудевшего и помолодевшего Виталия Гавриловича Голову, бывшего мэра Ярославля. Однако попытка Алекс сосредоточиться на этой мысли и пропустить мимо ушей всё сказанное проваливается – и уже успевшие покрыться пылью воспоминания вспыхивают с новой силой. Да, он был сильно пьян тогда и мало что запомнил, но именно поэтому эти обрывки так отчётливы и живучи… они заполняют его густым липким страхом. И подрывают напускное спокойствие.
Спокойствие, изображаемое для Максима, чтобы тот не сделал какую-нибудь глупость и не навредил себе ещё больше.
Но чем дольше Алекс смотрит на этих шакалов, собравшихся вокруг, чем больше ловит их поганые взгляды… тем сильнее теряет себя.
«Они ведь не собираются повторить случившееся той ночью?!»
– В прошлый раз я не представился, – на лице главаря больше не видно улыбки. Когда он плюхается на диван рядом с Алексом, в его взгляде проскальзывает что-то, от чего бросает в дрожь. – Зови меня Цербером, пидарок…
Пистолет снова касается подола халата, сдвигая промокшую кровью махровую ткань в сторону.
Внутри Алекса всё холодеет.
Максим вскакивает – и тут же падает на пол, хватаясь за голову, а над ним склоняется долговязый с занесённым для следующего удара стволом.
«Не надо!» – крик замирает в сжатом ужасом горле.
Но длинноносый главарь уже сам останавливает своего подельника:
– Не перегибай палку, Кир. А ты, бугай, не рыпайся.
– Не смей… – цедит сквозь зубы Максим. – Не смей прикасаться к нему…
Новая порция крови заливает его лицо, сочится сквозь волосы, собирается на бровях и стекает к виску.
– Почему это? – хмыкает бывший сын мэра, и Алекс чувствует, как твёрдое дуло ползёт выше, к трусам, пока не упирается в мошонку. – Видишь ли, я делаю это не потому, что мне это нравится… но иначе вы, блять, вряд ли поймёте, кого надо бояться! Но ты ведь дорожишь своим пидарком? И не хочешь, чтобы в нём появились лишние дырки? Или он тебе и без яиц норм?
Вдруг ствол резко поднимается по дуге и прижимается прямо к губам.
– Кстати, что ты нашёл в этом дрыще, а? Ладно бы смазливым был и на девку похож… так нет же. А эти ноги? – пистолет снова ныряет вниз, к колену. – Костлявые, совершенно не аппетитные… про задницу я вообще молчу.
Алекс почти уверен, что его сейчас перевернут, задерут подол и стащат трусы, чтобы продемонстрировать и эту часть тела, но длинноносый продолжает постукивать стволом по ноге, видимо, ожидая ответа. Он смотрит на Максима, а тот… снова пытается встать, схватившись за подлокотник стоящего рядом кресла – однако долговязый успевает поднять пистолет и опять опустить ему на затылок.
– Ну ты и тугой… сказано же тебе – сиди тихо! Кстати, я слышал, папка твой от тебя отказался? Так что не рви жилы, а то тебе порвут что-то другое. Или не тебе, а твоей подстилке.
Несмотря на кровь, на лице Максима совсем не видно эмоций. Но Алекс чувствует, что тот еле сдерживает себя.
«Один против семерых… нет, у тебя не получится…»
– Ну, что? Мы наконец-то пришли к взаимопониманию?
– Чего ты хочешь?
Плечи Максима опускаются, голос звучит очень глухо.
– Рад, что ты спросил, – кивает явно довольный собой главарь и грубо закидывает руку Алексу на плечи. – Я хочу, чтобы твой пидарок забрал своё заявление.
И вдавливает ствол пистолета ему в щеку. Может, пистолет и не настоящий, но краем глаза Алекс видит взведённый курок – и сердце принимается всё быстрее отбивать чечётку.
– Заявление об изнасиловании?
– В точку.
Почему-то Максим больше не смотрит на Алекса, лишь сжимает зубы и роняет взгляд на пол. И тогда главарь вновь довольно кивает.
– Рад, что мы всё же пришли к согласию. Так почему бы не закрепить это… – отложив пистолет и освободив одну руку, сын бывшего мэра начинает расстёгивать ремень на джинсах, – минетом? – другой же сильнее сдавливает плечо Алекса. – И давай сегодня обойдёмся без рвоты, окей?
– Почему бы тебе самому не пососать свой огрызок?!
Полный ярости вопрос доносится от Максима. Он уже на ногах. И в этот раз долговязый парень за ним отступает, держась за живот и изрыгая на пол жёлтую вонючую желчь.
– Тц… – вновь схватив пистолет, главарь приставляет дуло к виску Алекса. – До тебя ведь не дойдёт, пока я не нажму на курок, да?!
Успевший сделать всего два шага Максим замирает. В его глазах плещется безумие, кулаки сжаты. Кажется, он сейчас ничего не слышит и не видит, кроме лица своего врага. Потому что даже не пытается уклониться, когда на него бросаются пять человек. Бросаются и валят на пол, выкручивают руки, один упирается коленом в спину – и воздух со свистом вырывается сквозь стиснутые зубы.
– Ублюдок, ты хочешь, чтобы тебе сломали руки и ноги? – глухо рычит длинноносый, выпучив глаза на Максима и сильнее вжимая ствол в висок Алекса. – Выбили зубы? Отрезали яйца и заставили их сожрать? К чему все эти бесполезные потуги? Или ты думаешь, что если сможешь что-то сделать сейчас – тебе это никак не аукнется?! Или твоей подстилке?!!
Ладонь с плеча резко перемещается на затылок и толкает вниз. Шуршащая ткань чёрной куртки проезжается по щеке – и Алекс утыкается носом в расстёгнутую ширинку с ярко-жёлтыми боксерами.
– Блять… – хрипит Максим, упёрто пытаясь и даже приподнимая удерживающих его парней. – Отвали от него, сука!..
Его лицо быстро приобретает вишнёвый оттенок, верхняя губа дрожит, как у оскалившегося зверя, волосы с запёкшейся кровью встают дыбом… и вдруг в комнате раздаётся отчётливый хруст. Сдавленный рык. И снова задыхающийся, сиплый голос:
– Клянусь… я убью тебя…
– Ха-а-а…
В голове что-то щёлкает. И вот уже оставив клок волос в кулаке длинноносого главаря, Алекс вцепляется в ублюдка, выкрутившего руку Максима под неестественным углом…
…а вот уже отлетает от него, больно стукается коленом, подскакивает, напрыгивает снова, получает локтем в глаз, потом ногой в живот…
…и внезапно оказывается распластанным на полу, прижатым к нему, с намотанным на руки собственным халатом, способный лишь бессильно кусать сунутый в зубы махровый пояс.
Смешно. Чтобы удержать его, хватило двоих – один прижал руки к полу, второй – главарь – уселся на живот. И всё это – в нескольких сантиметрах от лица Максима, на котором продолжают висеть оставшиеся пятеро. А значит, Алекс своим дурацким порывом не достиг ничего…
– Вот об этом я и говорю. Упрямые идиоты. Пидары все такие? Или только ваша парочка?.. Впрочем, Николя тоже пытался дрыгаться, даже разозлил меня, мелкий поганец.
Прижав дуло к подмышке Алекса, длинноносый ведёт им выше по руке, почти до замотанного халатом локтя. И вдруг взрывается:
– Вы, блять, думаете, я шучу?!
И нажимает на курок. И в этот раз Алекс вскрикивает. Из глаз брызгают слёзы. Что с ним? Ведь в коридоре смог сдержаться!
Миг – и дуло пистолета оказывается у виска Максима.
– Думаете, грохнуть вас не смогу?!!
– П… п-пожалуйста… – трусливые слова. Алекс глотает их, но они всё равно с хрипом вырываются из груди. – Н-не н-надо…
Сквозь мокрое марево он почти не различает перекошенного от злости лица рассевшегося на нём человека. Но почему-то уверен, что тот сейчас выстрелит. Выстрелит без всякого сомнения.
– Я-я… я всё сделаю… всё, что хотите…
Глава 43. Так получилось
****
– Я-я… я вcё сдeлaю… всё, чтo xотите…
Замеpев с лицом, всё ещё направленным к Максиму, главарь скашивает взгляд на Алекса. И этот взгляд раздавливает его, словно букашку.
Но лучше уж так.
«Да, смотри на меня… Не имеет значения, что ты, ублюдок, придумаешь – я вытерплю всё. Bытерплю, но…»
– Да неужели?!
Безжалостные глаза под густыми, но не такими кустистыми, как у отца, бровями рассматривают Алекса с подозрением, быстро перерастающим в самодовольство – и когда оно достигает своего пика, главарь вновь опускает взгляд к Максиму, прижатому к полу.
– Kажется, у твоего любовника с мозгами всё в порядке, качок. Когда же до тебя-то дойдёт, что сопротивление бесполезно? И что вас спасает лишь моё нежелание лишний раз пачкать руки?.. Ведь я запросто могу сделать вот так…
И снова уже потеплевшее дуло касается руки, причём совсем рядом с болезненно пульсирующей раной. Pаздаётся щелчок. Максим вздрагивает одновременно с ним. Алексу же требует несколько долгих секунд, чтобы справиться с беззвучным криком, застрявшим в горле.
– …или так…
«А?»
Алекс едва успевает зажмуриться, прежде чем тяжесть надавливает на правый глаз. Вдавливает его в череп. Что-то громко скрепит внутри пистолета…
– Хватит! – рычит Максим.
– Tы мне приказываешь? – раздражённо шипит в ответ главарь, поворачивая и почти ввинчивая ствол в глазницу.
– Прошу.
Воздуха опять не хватает. Перестав дышать, Алекс забывает, как это делается вообще. Зажмурившись, он не слышит ничего, кроме грохота собственного сердца… как неожиданно поток кислорода врывается в легкие сам: быстрыми, рваными и судорожными порциями. Не давая даже толком выдохнуть. Разрывая грудь. Заставляя дрожать.
И тут сквозь нарастающий шум в ушах доносится вздох:
– Ты только глянь, до чего довело мелкого твоё глупое упрямство…
Давление на глазницу исчезает. Как и тяжесть с живота. С него встали?
– …кажется, это называется «паническая атака»?
После всех криков сейчас голос сына бывшего мэра звучит удивительно невыразительно, и Алекс заставляет себя открыть глаза – длинноносый главарь кучки недоносков рассматривает его, качая головой. Почему-то поскучневший и явно успокоившийся. Чего совсем не скажешь об Алексе, а точнее о его содрогающихся лёгких, бешено бьющихся о рёбра и, словно меха, раздувающих колючий огонь где-то там, около сердца.
И вдруг Павел Голова отбрасывает пистолет – пневматическое оружие, тяжело грохнувшись на паркет совсем рядом с Алексом, по инерции отлетает к креслу.
– А-а-ах… Как же всё это тупо… Парни, отпустите его… нет, отпустите обоих.
– Церб, ты уверен? – недоверчиво хмурится патлатый, всё ещё удерживая руки Алекса, спутанные халатом.
– Уверен.
Приземлившись обратно на диван и раскинув руки по мягкой спинке, главарь мрачно улыбается, наблюдая, как осторожно его подельники отходят от Максима, и как тот, придерживая локоть, медленно поднимается. Однако встать у него получается только на одно колено.
Алексу тоже надо подняться. Наверное. Кровь стекает по руке. Ощущения такие, словно она продырявлена насквозь. Голова кружится, рёбра ломит… и всё же у него получается сесть, опереться на здоровую руку, а раненную прижать ладонью к груди. Прижать так сильно, как только возможно.
Максим наклоняется и поднимает оставшийся на полу халат. И накидывает ему на плечи.
Алекс чувствует запах пота и крови. Это от него самого или от Максима?
Кажется, он сейчас что-то скажет.
Но нет. Максим лишь плотнее сжимает губы. Однако взбесившиеся лёгкие наконец-то начинают замедляться, и у Алекса даже получается сделать один глубокий вдох. Отняв ладонь от груди, он тут же хватается за край чёрной футболки… пропитавшейся кровью… и оказывается неспособным произнести даже слова. Как и снова посмотреть на всё сильнее краснеющую и распухающую руку Максима.
Зато Голова-младший вполне расслаблено хмыкает:
– Ну вот и стоило дёргаться, а?
– Заткнись… – процеживает Максим сквозь зубы, поднимая горящий мрачным огнём взгляд на сына бывшего мэра. – Просто… заткнись.
– Бля-я… – обведя своих подельников взглядом, тот тяжело вздыхает. – Ну что за человек, а?
И равнодушно наблюдает, как один из них, с квадратными плечами, подходит сбоку к Максиму и вдруг отвешивает ему пинок под ребра.
В ответ Максим лишь сильнее сжимает зубы.
– Церб, можно ему челюсть сломать?
– Челюсть? Хм… точно, – сын бывшего мэра словно только что вспоминает о чём-то, – а ведь из-за тебя, качок, один из моих братюнь до сих пор питается через трубочку…
Оцепенение, охватившее Алекса, всё ближе подбирается к мозгу. Мысли вязнут в густой смоле страха, звуки становятся тише и дальше, вокруг же будто вырастает и уплотняется невидимая стена… К широкоплечему, снова пнувшему Максима, присоединяется второй парень, потом третий. И в какой-то момент им удаётся свалить свою жертву на пол. Словно при замедленной съёмке Алекс видит каждый удар. И пусть у недоносков на ногах лишь кроссовки, пинки глухо врезаются в крупное спортивное тело, даже не пытающееся защитить живот или голову. Пока вдруг чья-то пятка не обрушивается сверху, на рёбра, и в помещении не раздаётся необычайно громкий и противный хруст.
– Пожалуйста! Хватит!
– Не лезь!!!
Каким-то образом Максиму удаётся скинуть Алекса, бросившегося на него и попытавшегося закрыть собой. Но не успевает тот снова подняться, как с дивана неожиданно доносится:
– И правда. Достаточно. Так можно всю ночь развлекаться… но у меня комендантский час, так что пора перейти к заключительной части.
Ширинка главаря всё ещё расстёгнута и раззявлена. Оттянув резинку трусов, он приглашающе кивает Алексу. Когда же с трудом поднявшийся с пола Максим загораживает его собой, прикусывает губу и со вздохом поднимает взгляд к потолку. Впрочем, тут же роняет обратно – на объект своего недовольства.
– Слушай сюда, бугай. Хочешь спокойной жизни для себя? И этого пидарка? Тогда делай, что я говорю. Потому что я отчего-то сегодня очень добрый… наверное, из-за сговорчивости твоей подстилки. Видишь ли, среди моих друзей и в прошлый-то раз не нашлось желающих пихать член в его жопу, но ты же помнишь – мы нашли, что запихать туда взамен… И видишь ли, эту процедуру всегда можно повторить. И не только с ним… И вообще, будешь себя плохо вести – я прямо сейчас заберу его с собой. Мамой клянусь. Отвезу на Кудыкину гору и превращу в общественный сортир. Поверь, у меня найдётся достаточно друзей, желающих попробовать то и сё… ну или выразить всю свою ненависть к пидарам. Так что если не хочешь, чтобы внутри твоего мальца оказалось что-то крупнее пивной бутылки… снимай трусы. Трахнешь его сейчас сам. А мы пока… да, мы пока по-очереди насладимся его техникой глубокого минета. Надеюсь, она успела улучшиться?
– Ты болен, – тихо произносит Максим, всё ещё продолжая стоять перед Алексом. – Неужели ты думаешь, что это всё сойдёт тебе с рук?
И хотя его голос звучит странно спокойно, в нём можно услышать обречённость.
– Думаю… Нет, я знаю. Кроме того, я уверен, что твоя подстилка… – длинноносый главарь наклоняется в сторону и заглядывает Максиму за спину, – …совсем не будет против. Верно, Саня?
Вздрогнув, Алекс опускает взгляд. Конечно же, это не так, но сейчас любые попытки оправдаться только подольют масла в огонь.
– Ну-ну, не уходи от ответа! – главарь подаётся вперёд, расплываясь в скользкой ухмылке. – Или ты забыл рассказать своему ёбарю, что у тебя тогда встал?
– Нет!
– «Нет» – не забыл?
Внезапно сын бывшего мэра заливается каркающим смехом, а пол под Алексом превращается в зыбкую трясину.
– Ничего, в этот раз он сам всё увидит! А ещё мы обязательно это заснимем! Ха-ха!.. Эй, кто хочет быть первым оператором?
И вновь звуки начинают сливаться, становясь далёкими и неразличимыми. Кто-то сдёргивает с Алекса халат, кто-то хватает его за волосы, заставляя на карачках двинуться к разведённым ногам с желтеющим пятном трусов в раззявленной ширинке. Что-то падает. Кто-то вскрикивает.
– И?.. Что ты собираешься с этим сделать?
Чтобы оглянуться через плечо, Алексу требуется вся его сила воли. И первое, что бросается в глаза: пистолет. В руке Максима. Кажется, тот самый, что главарь тогда отбросил… Но кажется, эта пневматическая игрушка никого не испугала. Да, голос Павла Головы стал холодным, как лёд, а его подельники напряглись, но…
– Знаешь, мне казалось, ты уяснил урок. Однако не зря говорят, что у качков нет мозгов… Парень, как ты не поймёшь: не имеет значения, в чьей руке оружие – правила здесь диктую я.
Алекса снова бросает в дрожь. На этот раз от того, насколько твёрд взгляд и голос длинноносого несмотря на наставленное на него дуло пневмата. Словно он какой-то фэнтезийный злодей с неуязвимым телом. Или всё дело в другом? Его угрозы… они реальны.
– Ты не способен ничего изменить, мистер Мускул. Только сдастся. Иначе твоя жизнь превратиться в ад… Или совершенно неожиданно и скоропостижно оборвётся.
За волосы снова дёргают, заставляя разогнуться, но тут высокая фигура в чёрной куртке загораживает Алексу обзор. Похоже, один из недоносков всё же решился загородить собой Павла Голову – и судя по тому, что Максим позволил ему это сделать…
«Это действительно безнадёжно…»
Небольшое движение. Алекс видит вытянувшуюся руку с пистолетом – и почти тут же раздаётся хлопок выстрела. Потом ещё один и ещё… пока оконное стекло, прикрытое жалюзи, не разбивается с оглушительным звоном. Чёрный силуэт перед Алексом бросается вперёд, и не только он один – на Максима снова наваливаются толпой, пистолет выпадает из заломленной руки, а было вскочивший с дивана главарь вновь расслабленно плюхается обратно.
– И что? – хмыкает. – Чего ты этим добился? Думаешь, найдётся неравнодушный, кто вызовет ментов? А если и вызовет – то они вот прям возьмут и сию секунду примчатся?.. Эх… Ладно… Не хотите по-хорошему, будет по-плохому. Лёх, подай пукалку.
Патлатый наклоняется и поднимает пневмат. Когда оружие оказывается у главаря, его подельники расступаются.
Лоснящийся палец напрягается на курке, ствол смотрит Максиму прямо в лицо… Ноги Алекса не слушаются, но это не мешает ему всем весом оттолкнуться от пола и повиснуть на вытянутой руке.
– Блять!
Удар под рёбра заставляет задохнуться от боли.
От второго – темнеет в глазах.
Грохнувшись обратно, Алекс не успевает защититься и получает пинок в живот – это безумно больно. Кажется, словно вместо ботинка вонзился нож…
– Мелкого в машину – перенесём нашу вечеринку в другое место, – раздаётся над головой сухой приказ. – А второго вырубите.
И опять Алекса хватают за волосы. Сквозь густое марево он видит, как долговязый заносит над макушкой Максима взятый за ствол пистолет…
И вдруг:
– Полиция! Никому не двигаться! Всем бросить оружие!
Под грохот выбитой двери в дом вбегают люди… в форме, в шлемах на головах. Алекс словно во сне наблюдает, как одно за другим бандитов раскладывают на полу. И вздрагивает, когда кто-то набрасывает на его плечи халат. Оборачивается.
– Ма-…
Но Максим уже зачем-то идёт к двери. Кажется, там толпятся ещё какие-то люди, не в форме.
Повисшая плетью левая рука… правая
поднимается… и кулак врезается прямо в челюсть вышедшего вперёд мужчины. Его тут же отбрасывает назад.
– Какого хрена вы так долго?!!
– Тихо-тихо, – ловко протиснувшись в дверной проём, Григорий косится на упавшего. – Не буянь. Ничего же страшного не случилось, верно?
Шестерёнки в голове у Алекса поворачиваются крайне медленно. Всё произошло так внезапно, что он никак не может осознать…
«А? Что? Всё закончилось?»
И даже появление извращенца-следователя остаётся для Алекса лишь частью мельтешащего фона. Но на этом фоне есть человек, за которым взгляд следует, словно приклеенный. Это Максим. И сейчас он почему-то отступает в сторону и недоверчиво спрашивает:
– А ты здесь какого хрена?..
– Так получилось… – уклончиво, но всё же отвечает следователь от прокураторы, обводя матерящихся преступников равнодушным взглядом. Пока не останавливает его на Алексе. И снова возвращает к Максиму. – Ты в порядке?
Он будто не видит крови, залившей его лицо, не видит распухшей, почти полностью побуревшей, а местами и посиневшей руки… Алекс сжимает зубы. Опирается на диван и пытается встать – но колени подгибаются, халат слетает на пол. Подтянув его к себе обратно, пытаясь не обращать внимания на пульсирующую во всём теле боль, Алекс сосредотачивается на поиске рукавов. И эта задача оказывается не такой уж простой. Мимо мелькают чьи-то ноги – это уводят повязанных преступников. Удостоив патлатого, согнувшегося почти пополам, с заломленными за спину руками, лишь коротким взглядом, Алекс вздрагивает, когда рядом с ним вдруг приседает незнакомый мужик в белом медицинском халате и раскрывает железный ящик с красным крестом.
– Разрешите… я должен вас осмотреть.
И отбирает у Алекса тоже белый, но махровый халат.
А ведь ему только-только удалось продеть руку в рукав…
Но если так посмотреть… кто же озаботился вызовом этой скорой и этого спецназа? Или как их там… Взгляд сам собой находит уже отошедших к лестнице на второй этаж Григорию и Максиму. Они о чём-то спорят, пока толстая тётка в белом пытается наложить последнему шину – пытается, потому что Максим то и дело дёргается, словно порываясь схватить следователя за грудки или даже сделать что-то похуже.
Расстояние между ним и Алексом… кажется сейчас слишком большим.
Вдруг кожи касается что-то холодное – по предплечью стекают тёмно-рыжие потёки, в нос бьёт запах йода. Немного щиплет. Пока медработник обрабатывает ватным тампоном небольшие круглые ранки с распухшей по кругу кожей, уже приобретшей синюшный оттенок, Алекс понемногу приходит в себя. Вакуум в голове снова наполняется мыслями и чувствами, и от них ему хочется убежать…
****
Пoжaлуйcта, eсли вам нpавится эта работа, поставьте ей лайк на главной странице)
Глава 44. Трудно быть честным
****
Bcю дoрогу до больницы Мaксим угрюмо молчал. А мыслeй в голове Алекса становилось всё больше.
Раны от трёx выстрелов маленькими металлическими шариками почти в упор оказались хоть и устрашающими на вид, но совершенно не опасными, так что врач «скорой», наложив пару повязок, даже не предложил ему поехать в травмпункт. Однако полиции требовались показания… давать которые Алекс не был готов, пока не поговорит с Максимом. И хотя его отстранённость, как и присутствие Григория, заставляла Алекса чувствовать себя неуверенно, разбираться со всеми этими эмоциями и подозрениями было явно не время.
K тому же, что касается следователя… странно, но последние события каким-то образом перевернули его отношение к художнику-извращенцу, избавив от страха, а злость превратив в обычную настороженность. Да и боялся ли Алекс Григория хоть когда-нибудь? Да, те несколько часов в обездвиженном состоянии сыграли злую шутку с его нервами, как и сделанные извращенцем фотографии… но сегодня он осознал, что такое настоящий, не замутнённый алкогольным опьянением, страх и что такое настоящая беспомощность.
Впрочем… Алексу даже их удалось запереть в дальнем чулане подсознания.
А вот отделаться от беспокойства по поводу Максима оказалось не так просто. Tот его гневный крик: «Hе лезь!», когда Алекс попытался хоть как-то помочь… выстрел в окно… почти мгновенное появление полиции… и Григория… слишком много всего случилось – подозрительного, неприятного и даже гадкого, вроде: «Или ты забыл рассказать своему ёбарю, что у тебя тогда встал?» И посреди этого хаоса у Алекса никак не получалось сосредоточиться на чём-то одном. И уж тем более, догадаться, о чём же думает Максим.
А он думал. Всю дорогу на «скорой», трясясь в дребезжащей «буханке». И думает до сих пор, сидя на этой обтянутой полиэтиленом кушетке в окружении холодных, покрытых потрескавшейся плиткой стен травмпункта и глядя на коричневый и тоже плиточный пол.
Максим не поднимает головы, даже когда дверь кабинета открывается и вместо отошедшего куда-то врача порог переступает мужчина в фуражке и с погонами старшего лейтенанта.
– Гражданин Астеньев? – приподняв фуражку, вошедший почёсывает висок. – Опять вы вместе?
Он кажется притворно удивлённым и странно возбуждённым. И Алекс вспоминает: это тот самый мент, Исаев, сливший московскому олигарху информацию о нахождении сына и получивший повышение. Последний раз они виделись в РУВД. Похоже, лейтенант думает, что сегодня снова преставился шанс отличиться… только зря. Алекс почему-то уверен, что Юрия Зотова уже некоторое время вообще ничего не интересует из жизни Максима.
Взгляд сам собой возвращается к загипсованной от кисти до середины плеча руке сидящего на кушетке парня. Лейтенант тоже смотрит туда.
– Пальцы двигаются?.. Кулак сжать получается?.. Ау? Гражданин Зотов?
Только после третьего окрика Максим словно нехотя поднимает взгляд, но в тени тяжёлых век почти не видно глаз, покрасневших из-за множества лопнувших капилляров.
– Мне нужны ваши показания, – терпеливо объясняет лейтенант Исаев своё появление.
– А без них доказательств недостаточно?
Поставленный таким образом вопрос заставляет лейтенанта озадаченно склонить голову и перевести взгляд на Алекса. Вряд ли его волнует душевное состояние потерпевших, но кажется, Исаев опасается злить Максима. И потому меняет свою цель.
– Астеньев, можно начать и с вас. На вас тоже напали?
Похоже, в его глазах Алекс не выглядит жертвой. Лейтенант явно не в курсе деталей произошедшего, а так как Алекс перед поездкой успел нормально одеться, скрыв бинты под джинсами и курткой, то сомнения вполне понятны. Однако прежде, чем он успевает сформулировать ответ, в кабинете раздаётся тяжёлый вздох:
– Обязательно сейчас?
– Не обязательно, – лейтенант оборачивается обратно к Максиму, – но, если не ошибаюсь, у вас уже куплены билеты на самолёт?
– А? – Алекс от удивления моргает пару раз. – То есть, вы хотите сказать, что мы сможем сегодня улететь, если дадим показания?
– Более того, – взгляд лейтенанта темнеет, – я настоятельно рекомендую вам сегодня улететь. Павел Голова взят под стражу, как и другие участники нападения, но кто знает, что предпримут остальные члены его шайки? И не выпустят ли его под залог? К сожалению, полиция…
– Я понял, – кивает Максим.
Исаев тоже кивает и садится за стол врача.
– Итак, во сколько всё началось?
– Около восьми часов вечера раздался звонок в дверь…
Пока Максим говорит, Алекс молча вслушивается в сухой голос без малейших признаков эмоций. Словно все они были выпущены на волю ранее, и теперь в душе Максима не осталось ни сил, ни желания злиться. Или там поселилось что-то иное, более сильное, но пока не видимое снаружи.
– Подождите, – вдруг Исаев перебивает Максима. – Как вышло, что вы так легко впустили их в дом? Неужели пришедшие не показались вам подозрительными?
– Мне показались настоящими их пистолеты.
– А где в это время были вы, гражданин Астеньев?
– Он был в спальне, – Максим снова не даёт Алексу ответить. – Если бы я сразу понял, что они пришли из-за него… если бы только догадался, что они собираются сделать…
– То что? Подставились бы под пули? Или отпинали бы всех в стиле Рембо?.. Гражданин Зотов, честно говоря, я немного удивлён, что ни у кого из напавших не обнаружилось серьёзных травм… но это лучше, чем если бы вы превысили пределы самообороны. К тому же, нашлись люди, которые видели подозрительную толпу, ввалившуюся в ваш дом, и позвонили в полицию, и наряд прибыл так быстро…
Исаев говорит вроде бы взволнованно, но легкомысленно. А последние слова произносит со странным выражением, словно не верит в возможность подобного везения и лишь озвучивает официальную версию. Интересно, знает ли он, что произошло на самом деле? И должен ли Алекс тоже косить под слепого дурочка?
– Ладно, – сам обрывает себя лейтенант. – Итак, первую травму вы получили?..
И вот опять. Как же равнодушно звучит его голос. Будто лейтенанта больше волнует состояние здоровья напавших.
– Когда попытался закрыть дверь, – тем не менее довольно терпеливо отвечает Максим. – Меня ударили рукоятью пистолета по голове.
– И всё? А когда сломали руку?
– …не помню.
– Когда меня притащили, – встревает Алекс. – Он попытался вырваться и отвлечь внимание на себя… и делал это каждый раз, когда мне угрожала опасность…
Только сейчас Максим поднимает на него воспалённые глаза. И взгляд его будто затянут матовой плёнкой.
– …это было безрассудно, – добавляет Алекс.
– Я должен был просто смотреть?..
– Но тогда ты бы не пострадал…
Высокие скулы стремительно белеют. Максим с силой сжимает зубы и опускает голову.
– Кхм… а какого рода опасность угрожала вам, гражданин Астеньев? – негромко напоминает о своём присутствии лейтенант.
– Они требовали, чтобы я…
– Они пытались нас сломать, – резко выдаёт Максим, сплёвывая на пол. – Чтобы Джеф… Александр… не просто забрал заявление, но даже думать забыл о возмездии. Тот говнюк всё твердил, не затыкаясь, какая он большая шишка, и что ему ничего не стоит растереть нас в порошок в случае непослушания.
– Вашей жизни угрожали?
– …
– Да, – снова вклинивается Алекс. – Xоть у них и были газовые пистолеты, если бы они выстрелили в глаз, висок или… в промежность… в общем…
Начав говорить довольно уверенно, он спотыкается на середине и постепенно замолкает. А Исаев тем временем продолжает быстро писать от руки.
– Ещё тот хмырь признался, что это именно он напал на того сопляка… – вдруг вспоминает Максим, – как его… Стрельцова.
– Да неужто? Кхм-кхм… была бы у нас запись его признания…
Лейтенант произносит это вроде бы между делом, но заставляет Алекса напрячься. А всё потому, что около часа назад, пока Максиму накладывали шину, кое что случилось. Алекс тогда как раз собирался покинуть холл, чтобы одеться, а Григорий бродил между оставшихся нераспакованными ящиков. Медсестра отогнала его, чтобы хоть немного успокоить своего подопечного и заставить сидеть неподвижно. И вдруг следователь громко спросил у Максима, не находил ли тот чужой телефон. А когда узнал, что не находил – посмотрел на Алекса в упор: «Странно. Я специально оставил его в неприметном месте… хм, куда же он мог подеваться?»
«Что за бред?! Зачем тебе понадобилось тут что-то оставлять?!» – разъярился тогда Максим.
«Ну… после случившего с Николаем Стрельцовым я подумал, что к вам тоже могут нагрянуть интересные гости… так что встроенный в телефон жучок должен был записать что-нибудь интересное, даже если бы села батарея… хм-хм-хм…»
Алекс стойко выдержал его взгляд. Но почувствовал что-то вроде раскаяния – если бы он не нашёл телефон и не перепрятал, сейчас у полиции была бы весомая улика, но… сделанного не воротишь. Тем более, если не очень хочется. Однако разве шайку Павла Головы не взяли с поличным? Да и Николя теперь ничто не мешает указать на него пальцем.
– …и затем вы выстрелили в окно, чтобы привлечь внимание соседей или прохожих? – тем временем Исаев, похоже, уже заканчивает записывать и уточнять показания Максима.
– Именно так.
– Не плохо, не плохое… – следует вздох, в котором можно различить некоторую долю разочарования, но мент выдавливает из себя улыбку. – Ну… думаю, этого будет достаточно.
– Это всё?
– Ага.
Максим немного удивлённо наблюдает, как следователь протягивает ему бумаги для подписи, а потом складывает их в папку.
– И мы можем уехать из страны? – спрашивает Алекс, тоже поставивший подпись под копией показаний.
– Ага, – снова кивает Исаев, но прежде чем направиться к двери, добавляет: – Только вам, гражданин Астеньев, нужно будет скоро вернуться. Сегодняшнее нападение наверняка объединят с вашим делом, и суд перенесут, так что не забудьте уточнить новую дату.
– Понял.
Когда лейтенант выходит, Алекс отталкивает от стены, около которой всё это время стоял, но тут дверь снова открывается, и появляется медсестра с усталым взглядом. Посветив Максиму в глаза маленьким фонариком, а потом подвесив его загипсованную руку на перевязь и заставив подписать очередные бумаги, она наконец-то разрешает ему уйти.
В коридоре приёмного покоя довольно много людей. Пробравшись сквозь них и едва не уронив какого-то парня с костылём, Алекс вываливается из душного помещения на крыльцо травмункта. И вдыхает свежий воздух, почти без примесей лекарств.
Ярко горят фонари. Максим неспешно выходит следом.
– Прости.
Одно слово. Только одно его слово – и всё встаёт на свои места.
– Значит, ты знал, что они нападут?
Алекс не ждёт ответа, просто стоит, прислушиваясь к тишине за спиной.
– Отец подозревал. Он оставил людей, чтобы присмотреть на тобой.
«Не за "нами"?..»
– Но если они видели, кто к нам пожаловал, почему заявились только после выстрелов?..
И снова Алекс задаёт вопрос, на который и так знает ответ. И всё же Максим удивительно послушно отвечает… однако совсем не то, что ожидалось:
– Потому что идиоты!
– М-м?
– Они связались с Зеленец и остались ждать обещанный наряд спецназа. Но даже после его прибытия, не зная, что происходит внутри, ждали какого-нибудь сигнала!
«Зелен… Ах, да, это же фамилия Григория…»
– Аха-а-а…
Тяжёлый вздох вырывается из груди. Холодный ночной воздух проникает под лёгкую джинсовую куртку и заставляет немного закружиться голову. Но за спиной вдруг появляется надёжная опора – подойдя вплотную, Максим обнимает его здоровой рукой и втыкает острый подбородок в самый центр макушки. Он как всегда горячий, даже несмотря на то, одет сейчас в одну лишь футболку.
– Я должен был тебя предупредить, – произносит тихо. – Но не хотел зря волновать.
– …тогда зачем злил сыночка бывшего мэра?
Прижавшаяся к ключице под самым горлом рука напрягается, вынуждая Алекса сильнее откинуться назад.
– Ты ведь не хочешь сказать, что собирался отсосать всей той кодле на моих глазах? А потом жить дальше, как ни в чём не бывало?
– А что? – быстро и преувеличенно легкомысленно отзывается Алекс, задрав голову и пытаясь в темноте рассмотреть лицо Максима. – Разве всё это не напомнило тебе один из наших отыгрышей на форуме? Довольно волнующе, правда?
И невольно вздрагивает, когда его разворачивают на девяносто градусов, вдавливая поясницей в ограждение крыльца. Глаз Максима почти не видно, но Алекс не способен сейчас смотреть куда-то ещё.
– Ты же говоришь это… из-за меня? – глухой, подрагивающий от сдерживаемой ярости голос проникает глубоко в подсознание. К горлу подкатывает комок. И всё же Алекс не отводит взгляда, глядя вверх, в искажённое тёмное лицо. – Я… я никогда… – внезапно Максим хрипнет. – Чёрт возьми, как тебе вообще в голову пришло, что я согласился бы разделить тебя с кем-то ещё?! Ты разве не понимаешь, что реальность и фантазии – это не одно и то же?.. Или… ты хочешь сказать, что был бы не против…
Жестоко. Хотя Максим и не договаривает фразу, всё и так понятно. И то, что Алекс вынудил его даже начать произносить что-то подобное… да, это действительно жестоко.
Но вряд ли Максим пропустил сказанное Павлом Головой. Так что… у него есть весомый повод подозревать Алекса в не совсем здоровом отношении к насилию над самим собой. Но и у Алекса есть такой же повод подозревать Максима, только в обратном. В конце концов, они оба извращенцы – кто-то больший, кто-то меньший. А если бы это было не так – они бы ни за что не познакомились в той ролевой. И уж тем более не играли бы так слаженно довольно долгое время… абсолютные незнакомцы, возбуждающиеся от насилия и принуждения в письменной форме…
«Нет, нельзя сравнивать. Если бы у меня тогда был любимый человек, мне бы и в голову не пришло отыгрывать откровенные сцены хрен знает с кем!
Но что, если… если фантазии Максима…
Чёрт! Какая разница! Мне действительно… действительно всё равно, возбудился бы он сегодня, если бы всё пошло по плану длинноносого или нет! Ведь он сделал всё, лишь бы помешать ему!»
– Джеф?..
«М-м? Он ведь о чём-то спросил… Кажется, "ты хочешь сказать, что был бы не против"?»
– Да, я был бы не против.
– Что?!
Тело Максима будто обращается в камень. Раньше у Алекса ни за что не хватило бы смелости заявить такое вслух, но сегодня… сегодня всё изменилось.
– Макс, давай будем честными друг с другом. Мы же вроде бы договаривались об этом?.. Так вот: здесь и сейчас я признаю, что пережил бы любое унижение, лишь бы не видеть, как тебе причиняют боль. Я жалкий и слабый. Я не могу драться, как ты. Но у меня есть опыт довольно длительных издевательств… и знаешь… я никогда, ни разу в жизни, не рассматривал их, как что-то возбуждающее. Я чётко различаю фантазии и реальность. Именно поэтому мне было тяжело принять… наши отношения вне игры… И даже сейчас всё ещё остаются вещи, заставляющие меня сомневаться и переживать. А ведь я лю-… люблю тебя. И знаю, что ты меня любишь. И даже понимаю, почему сегодня ты собирался сопротивляться до конца, как бы это не было больно и опасно… Но точно так же, как ты пытался защитить меня, рискуя своим здоровьем и даже жизнью, я был готов отказаться от своей гордости. Лишь бы потешить самолюбие этих козлов… и побыстрее избавиться от них.
Простые и очевидные слова. Но в их случае они должны были быть произнесены. Однако, пока говорил, горло пересохло. Замолчав, Алекс продолжает пристально смотреть в темноту невидимых глаз. А Максим молчит. И это молчание затягивается.
Шея начинает ныть, и Алекс прижимается лбом к его груди. Сердце снова колотится так, что шумит в ушах. Или это другой шум? Дёрнувшись, Алекс едва не слепнет от ударившего по глазам света фар – из-за угла медленно выплывает машина и останавливается у самого крыльца. Распахивается дверь. И из освещённого салона показывается блондинистая голова.
– И долго вы ещё обжиматься тут собираетесь?
Глава 44.1 Не понимаю [экстра]
****
Прoшло три дня, кaк я нашёл этого шкета. Tри. Mне уже давно следовало сообщить полиции, чтобы те отправили его домой, или попробовать образумить мальчишку самому… но я до сиx пор не сделал ни того, ни другого. A всё потому, что мне интересно, насколько хватит его ослиного упрямства.
Ведь мир – не такое прекрасное место, каким может показаться из окна фешенебельного отеля или личного пентхауса на Oрдынке. И пусть ты ещё ребёнок, чтобы по достоинству оценить полученные с рождения привилегии – но даже в твоём разбавленном легкими наркотиками и тяжёлым алкоголем мозгу уже должно было сложиться дважды два: бежать от рая глупо.
Посмотри на себя. Ты спишь в каком-то сарае, обложившись сеном и рваным тряпьём, на заблёванной и замёрзшей земле. Тебя бросили. Те, за кем ты увязался, пропили все твои деньги, и просто оставили одного в этой дыре. В полувымершей деревне.
Вчера на тебя спустили собак.
Cегодня гнали вилами от сельского магазина.
Готов поклясться, у тебя нет даже сил, чтобы врезать тому хлипкому мужику с козлиной бородкой, что выплеснул на тебя помои из ведра. И вот, наевшись снега, ты просто спишь в конуре, где в последний раз бухала твоя компашка. Вы немало накуролесили здесь: махали кулаками, таскали кур, убили пару свиней, разнесли тот самый магазин и даже подожгли дом на отшибе – и теперь никто в этой деревне не протянет тебе руку помощи. Они просто ждут, когда же ты сдохнешь.
Эй, ты правда этого хочешь?
Ты видел меня вчера и сегодня. Видел, но ушёл.
Тебе так нравится холод и голод? Hастолько ненавидишь отца, что готов загнуться в сотнях километров от дома, но не вернуться?
Не понимаю.
Это и есть твоя «свобода»?
Как глупо… Я злюсь сильнее, чем ожидал. А ведь собирался дать тебе шанс склонить голову… Ты достал нас всех своими побегами, так что это не так уж и жестоко, позволить тебе почти умереть, чтобы заставить наконец осознать, что лучше уж неуютное, но сытое тепло, чем никчёмная, глупая и «гордая» смерть… Но ты – упёртый баран! Как же я тебя ненавижу…
Показать тебе ад на земле?
Сукин сын, не кусайся. Да, это шприц. Знаю, что ты полумёртв, да и младше меня лет на семь-восемь – и всё же не хочется отведать твоих кулаков. Так что закрывай глазки, мы с тобой прокатимся в одно тихое место…
****
– Грэг?
Ага, вот ты пришёл в себя, красавчик… Похоже, тебе нравится звать меня на западный манер, да и «Грэг» во всяком случае лучше «Гриши», так что, так и быть, сделаю тебе небольшую поблажку.
– Привет. Как себя чувствуешь?
– Где я? Почему связан?
– Разве тебе не всё равно?
– А?
Вот этот взгляд, такой живой и колючий… словно я смотрю на прошлую копию себя, только более смелую и непримиримую. Интересно, если бы я так же, как ты, взбунтовался против отца – сумел бы настоять на своём? И пойти в художку, а не на юриста? Или, быть может, открыто признаться в своей ненормальности? И тогда сейчас бы меня не заставляли жениться, чтобы заткнуть поползшие слухи?
Эх…
– Я спрашиваю: не всё ли равно, где ты и почему? Можешь представить, что уже спишь мёртвым сном на морозе, и всё это тебе снится.
Глубоко посаженные глаза сужаются, и юное лицо искажается совсем не по-детски равнодушным презрением. Не очень приятно. Впрочем, остальное тоже не то чтобы соответствует моему вкусу: и эта кожа медового оттенка (я предпочитаю светлее), и эти кусты на голове (кошмар), и это поджарое, довольно сильное тело (отвратительный грубый холст)… но композиция вышла вроде бы неплохая: на полу расстелены простыни, ты слишком ослаб, чтобы даже просто сидеть, так что скорее висишь на верёвке, обвившей запястья и продетой в кольцо на потолке, куда совсем недавно крепилась вульгарная люстра, а несколько собранных по номеру отеля ламп ярко освещают твоё обнажённое тело, слепят и заставляют потеть. И конечно же, по твоим венам уже гуляет особое лекарство, от него твоё дыхание постепенно становится тяжелей, а взгляд заволакивается матовой дымкой.
Ты словно зверь, обессиленный и выставленный напоказ.
Щуришься, пытаясь рассмотреть меня в темноте. Твои брови и надбровные дуги – словно нависшие уступы утёса. Напряжённые плечи – будто холка юного льва. Твои бёдра, живот, спина… всё угловато и грубо, без мягкого, гладкого жира – вытопился от жизни на одном алкоголе? Веди ты менее подвижный образ жизни, не ввязывайся в постоянные драки – и от мышц бы тоже не осталось следа. Но если так пойдёт и дальше, со временем превратишься в раскрученный медиа эталон варварской красоты… если, конечно, не сдохнешь в какой-нибудь подворотне.
– Чего тебе… от меня… надо?
Надтреснутый голос. Вот и подействовало. Кажется, из-за «лекарства» у тебя не получится разозлиться, даже если захочешь. А всё потому, что тебе «хорошо».
Не могу не улыбаться.
Обхожу по кругу, оценивая и остро жалея, что не захватил с собой краски и кисти, ведь даже на таком грубом холсте можно попробовать создать шедевр… Но кто бы мог подумать, что на стажировке у меня будет время на «хобби»?
– Как обычно, Максимка, всё как обычно – мне приказали найти тебя и вернуть… но знаешь, что-то мне пока не хочется никому о тебе сообщать. Вместо этого… хм, как бы это сказать… как насчёт познакомиться немного поближе?
– Xочешь… трахнуть меня?
Смело. Нет, правда. Не каждый, оказавшись в руках похитителя, способен взглянуть страху в глаза. Особенно, если это всего лишь подросток, пусть и с расшатанной психикой.
– Не совсем. Хотя и отрицать не стану, – кажется, я опять улыбаюсь. Губы совершенно не слушаются. – Не бойся, тебе понравится. А если нет… какая разница? Сбегая из дома и связываясь с сомнительными людьми, ты же понимал, что всё может закончится плохо?
– К чёрту. Хватит болтать.
Что? Голос снова окреп? Ты привык к наркотику, справился с ним?
И ты ведь… совсем не боишься? А может… Нет, я следил за тобой, знаю – ты постоянно строишь из себя мачо и цепляешь девчонок, поэтому одна только мысль оказаться под мужиком должна ужасать тебя до нервной дрожи… Но вместо этого ты торопишь меня?!
Нет, всё-таки, как же ты бесишь!
Не хочу рисовать! Ты этого не достоин!
Я возьму тебя грубо! Заставлю извиваться змеёй и молить о пощаде! Перед тем, как устроить на полу, я отмыл твою тушку и даже смазал в нужных местах, так что ничто не мешает насадить тебя на шампур и хорошенько прожарить!
…но нормально ли это – позволить отделаться так легко?.. Вот смотрю я на твою непокорную рожу и понимаю, что иду у тебя же на поводу… Так что мой ответ: «не дождёшься!»
Подхожу ближе. Позволяю себя рассмотреть. Скрыть ужас. Ведь не может такого быть, чтобы ты не боялся? Всё ещё храбришься? Глянь, я обнажён, и мой член стоит колом. Как тебе размерчик? А теперь посмотри вот сюда… Оп. Что это у меня в руке? Не знаешь?
– Это игрушка, – отвечаю на невысказанный вопрос. – Я заставлю тебя обкончаться.
– Стой…
Ты пытаешься отстраниться. Но правда в том, что ты сейчас безумно слаб. И если бы не верёвка, свисающая с потолка и связывающая твои руки, даже сидеть бы не смог. Так что мне совсем не трудно развести твои колени шире, поласкать немного и так почти вставший член и застегнуть на нём чёрный ремешок с закреплённым «яйцом» из тёплой пластмассы. От «яйца» тянется провод к пульту с батарейками. Включить. И в тот же миг бесстрастному выражению на твоём лице приходит конец. Оно искажается в неверии. Губы дрожат. Я отхожу подальше, чтобы окинуть одним взглядом всё твоё напряжённое тело, что силится игнорировать вибрации, расходящиеся от «яйца», но я-то вижу, как стремительно падают барьеры, и как охотно ты сдаёшься и поддаёшься соблазну расслабиться, насладиться и впитать в себя эти чудесные ощущения.
Да, хорошо.
Закрываешь глаза. Кусаешь губы. Твоя спина выгибается, колени сжимаются, словно ты пытаешься спрятать от моего взгляда свой пульсирующий и истекающий смазкой член.
Наивный.
Я снова опущусь перед тобой на колени. Я смочу пальцы в слюне и подсуну руку под твои напряжённые яйца. Я покатаю их в ладонях и сожму. Заставлю тебя прочувствовать боль. И насладиться. Ведь без приправы любая сладость слишком пресна.
А теперь… да, теперь сзади. У меня есть ещё одно пластиковое «яйцо», без ремешка, я втолкну его в твой анус, ещё глубже, ещё… Ха-ха, кажется, ты почувствовал это? И потому тебя выгнуло в обратную сторону?
Дышишь хрипло. В грудине словно скрипят каменные жернова.
А это это? Слюни? Стекают по подбородку? Фу, какая же гадость… Я ведь не переборщил с дозой?
– Ты знаешь, что отвратителен?
– Х-х-ха…
– Дыши ртом. Не сдерживайся. Глубже. Вот так. Чувствуешь, как жар разносится кислородом по всему телу?
– Ха-а-а…
– Ты ведь до сих пор не испытывал ничего подобного, верно? Нравится? Хочешь ещё?
– Х-хочу…
– Тц, вот же ненасытный мальчишка!
Нет, я не могу тебя ненавидеть. Могу злиться, завидовать, даже желать смерти, но… лучше я тебя подчиню и сделаю своим. Сломаю. Заставлю почувствовать настоящее отчаянье от настоящей несправедливости этого мира. И тогда смогу убедиться, что мой путь – единственно верный.
– Сейчас я войду.
Твои ягодицы слишком твёрдые, спина слишком костлявая (вон даже проступил позвоночник), а горящий взгляд – слишком требовательный. Да, твоя роль от природы – быть сверху, но я не позволю тебе даже думать об этом!
Чёрт, я долблю тебя в зад, а ты косишься через плечо. Мокрый от пота, дрожащий и уязвимый. Поганец, не смотри так на меня! Просто задыхайся от удовольствия и кончай! И умоляй меня продолжать! Но не сверли этим изучающим взглядом! Словно какая-то часть тебя не только избавилась от наркотического опьянения, но и вообще не чувствует ничего!
– А-а-ах… – это мой судорожный всхлип.
Ты насадился на мой член. Ты требуешь входить глубже. Стоя на коленях, в блеске осыпающейся с потолка штукатурки, ты полностью завладел ритмом. Твои волосы слиплись, по спине стекают ручьи пота – я чувствую, как хватаюсь за тебя, боясь упустить, теряясь в тебе… Кто ты такой? Почему делаешь это со мной?
Что-то падает сверху. Кольцо? Верёвка?
И ты падаешь тоже, переворачиваешься на спину. Выскользнув из тебя, смотрю на блестящие бёдра. На разведённые в стороны острые колени. Ты приглашаешь? Ты правда хочешь продолжить? Не потому, что я заставил тебя?
Твои глаза… они ясны и светятся мыслью. Это так отличается от тех малышей, что я обычно использую под холсты – от наркоты их глаза превращаются в мутные блюдца. Но ты не такой. Ты сильнее. Ты знаешь. Ты хочешь.
Падаю. Погружаюсь. Вхожу снова и снова, и ты движешься мне навстречу. Не как покорённый, но как равноправный партнёр.
Подумать только – какой-то мальчишка без царя в голове…
Малолетний преступник…
Сын моего шефа…
Никчёмный отброс, не ценящий комфорта и деньги. Я проклинаю тебя… проклинаю и люблю.
Люблю?
Нет. Я тобой восхищаюсь. Но всё ещё не понимаю. И никогда, наверное, не пойму.
Глава 45. Жалость
****
– И дoлго вы eщё обжиматьcя тут собираетесь?
Григорий. Hу какого чёрта? Алекс был уверен, что больше его не увидит – по крайней мере, сегодня. Да и сам следователь, перед тем как пару часов назад заxлопнуть за ними двери «скорой», вроде бы заявил, что отправляется на ковёр к начальству.
– Не смотрите так на меня, я всего лишь подумал, что не плохо бы подвезти вас домой. За полночь уже.
«Cпасибо, уж лучше на такси…» – Алекс почти открывает рот, чтобы произнести это вслух, как Mаксим вдруг наклоняется и тихо спрашивает:
– Что скажешь?
Странно. Почему бы просто не послать этого престарелого Аполлона? Или Максим чувствует себя обязанным? Но держать наготове ту группу спецназа Григорию явно велел Юрий Васильевич, а не совесть или чувство долга – Алекс в этом уверен.
С другой стороны, он до сих пор не в курсе всех тонкостей отношений между этими двумя.
– Ничего не скажу… Поехали.
И Алекс первым сходит с крыльца и подходит к машине, чем-то похожей на огромную советскую «Волгу», только белую и почти лежащую брюхом на асфальте. Будто кит-белуха.
– Как настроение? Адреналин ещё горячит кровь? – насмешливо интересуется Григорий, наблюдая в зеркало за устраивающимися на заднем сидении людьми. – Нет желания выпустить пар?
«Пар? O чём он?» – тряхнув головой, Алекс отбрасывает недоумение прочь. У него нет никакого желания даже задумываться над странными словами этого человека, не то что отвечать ему. Да и Максим, на удивление легко всунув длиннющие ноги в пространство за передним сидением, лишь вяло спрашивает в ответ:
– А у тебя? Есть что отпраздновать?
– Xм, – Григорий сдвигает рычаг передач, переводит взгляд на скудно освещённый подъезд к травмпункту и плавно трогает машину с места. – Можно и так сказать. Мне посоветовали отдохнуть.
– Хм… – вторит ему Максим, потом просовывает здоровую руку Алексу под спину, и тот с огромным удовольствием устраивает голову на широкой груди.
На выезде с территории больницы что-то звякает в багажнике. Что-то очень похожее на бутылки. Но почти тут же еле различимое шуршание радио становится громче, и салон наполняет довольно бодрый для полуночи голос ведущего:
– «…перед Pыбами появится уникальная возможность: отказаться от прошлого и сделать шаг к новому будущему. Однако никто не поможет вам плыть против течения, так что велика вероятность, что вы сдадитесь на середине пути и ещё надолго останетесь в плену негативных эмоций. Хех… Что ж, это весь прогноз на сегодня, а теперь давайте насладимся часом самой прекрасной музыки на свете…»
«Давайте», – милостиво соглашается Алекс. И закрывает глаза. Его уставший мозг почему-то сначала решил, что речь идёт о «рАбах», а не «рЫбах», так что какое-то время он даже с интересом вслушивается в прогноз, гадая, что же это за новаторская передача такая, а когда осознаёт, в чём дело – немного разочаровывается. Но это разочарование не задерживается в нём надолго. Растворяется. Уплывает. Машина едет очень плавно, обивка пахнет крепким чаем, тревожная мелодия без слов заволакивает сознание, увлекая всё глубже в сон. Иногда до Алекса доносятся негромкие голоса. Потом они смолкают вместе с музыкой. Почувствовав, как его берут на руки и куда-то несут, Алекс пытается открыть глаза – но тяжёлые веки отказываются подниматься. К тому же в сильных руках так тепло…
****
Просыпается он уже днём, когда в окна светит яркое полуденное солнце. Откинув одеяло и увидев перед зеркалом Максима, пытающегося одной рукой справиться с пуговицами, Алекс сползает с кровати. И только подойдя к нему и перехватив процесс застёгивания рубашки, вдруг задумывается: как же Макс нёс его в дом из машины? С гипсом-то?
Но этот вопрос напрочь вылетает из головы, когда Алекс поднимает взгляд и видит два красных, словно у демона, глаза. И хотя он тут же вспоминает, что у Максима ещё вчера полопались капилляры, при свете дня его лицо всё равно выглядит жутко…
– Доброе утро.
Лёгкая улыбка совсем не смягчает зловещую маску из потустороннего мира. К тому же Алекса обдаёт перегаром. Правда, почти заглушённым мятной пастой и полосканием, но всё же…
– И тебе, – кисло лыбится он в ответ, с мстительным старанием застёгивая самую последнюю пуговицу, прекрасно зная, что другая сторона терпеть не может, когда воротничок врезается в горло.
– Кхе…
Максим демонстративно морщится, но Алекс уже оставляет его перед зеркалом одного и направляется в ванную – ему тоже не мешало бы почистить зубы.
И вдруг сталкивается в коридоре с посторонним.
– А вот и наша соня… – расплывается Григорий в широкой улыбке.
В мятой рубашке, с закатанными рукавами и с перекинутым через плечо серебристым галстуком он совсем не выглядит тем щёголем, что раньше, да и пахнет довольно неприятно, а ещё эта светлая щетина, проступившие морщины и тени под поблёкшими глазами… впрочем, блёклость уже проясняется, и во взгляде следователя вспыхивает вызов.
– Доброе утро, – нейтрально бросает Алекс, прежде чем тот успевает ещё что-то сказать, и проскальзывает в ванную перед самым носом мужчины, захлопывая и запирая за собой дверь.
Миг спустя круглая ручка поворачивается, дверь вздрагивает… но не поддаётся.
«Удивительно, сколько наглости в этом человеке…»
Покачав головой, Алекс до упора выворачивает кран над ванной и подставляет лицо пока ещё ледяной, но стремительно теплеющей воде. Словно это ему требуется протрезветь.
«Какого хера тут происходит?!»
Что он пропустил? Почему Максим позволил Григорию остаться? Да ещё и пил с ним всю ночь? Не может же он быть настолько наивным, чтобы не понимать – чёртов извращенец-художник подбирается к нему специально?
К чему эта тактичность?!!
…но ничего… осталось потерпеть всего несколько часов. Сегодня они улетят в другую страну и наконец-то избавятся от назойливого старика. Ему ведь лет сорок уже – пора бы остепениться, завести семью и перестать докучать чужим парням…
Внезапный укол совести заставляет Алекса прервать процесс умывания и посмотреть на своё отражение в зеркале.
«Остепениться?»
«Завести семью?»
Чувство, похожее на жалость, горьким пеплом оседает в горле.
Нет, он не должен жалеть этого извращенца, надругавшегося над его телом! Но если так подумать… сорок лет… у Григория явно нет постоянного партнёра, а те, кого он использует как холсты – скорее всего соглашаются на извращенный секс лишь ради денег, ведь если бы кто-то постоянно похищал и насиловал парней, вряд ли бы смог долго это скрывать. Даже если бы убивал их. Но Алекс что-то не слышал о серийных маньяках в Ярославле.
Правда, о геях в Ярославле он тоже раньше не слышал.
«Это не моя проблема… Мне всё равно, с кем он спит, кого любит и останется ли одинок до конца своих дней. Лишь бы не лез к Максиму! И ко мне…»
Из-за загипсованной руки у Максима не очень получается собирать чемодан, так что, пока с кухни доносится звон посуды и шипение чайника, Алекс делает это за него. Потом все трое завтракают в почти абсолютной тишине. Только посвежевший и будто сбросивший десяток лет после посещения ванны Григорий то предлагает подать хлеб, то подлить кофе, а под конец и вовсе, словно скромная жёнушка, берётся за мытьё посуды.
– Разве нам не пора уже вызвать такси? – догрызая тост с сыром, тихо интересуется Алекс, рассматривая затянутый на пояснице следователя пояс фартука.
– Нет, не нужно, – неизвестно как расслышав вопрос, тут же оборачивается тот. – Я отвезу.
Максим продолжает невозмутимо потягивать кофе.
Может, Алекс не прав? И дело не в благодарности, а наоборот? Григорий провинился перед Максимом, и тот даёт ему шанс всё исправить?
Но не мог же этот художник по пьяни признаться, что именно сделал? Нет, Григорий будет молчать. Ведь правда навредит не только Алексу, но и ему самому…
– Кстати, – будто только что вспомнив, Максим вдруг достаёт что-то из заднего кармана брюк и кладёт перед Алексом. – Твой загранпаспорт.
– Разве ты не говорил, что у нас безвизовый режим?
Почему-то этот вопрос заставляет Григория обернуться и, скептически приподняв одну бровь, уставиться на Алекса.
– Безвизовый, – тем временем без всякого выражения подтверждает Максим, вновь берясь за чашку с кофе. – Но загранпаспорт тебе всё равно нужен, это же другая страна.
Немного… самую чуточку… но в его словах чудится снисхождение. В совокупности с нескрываемой насмешкой со стороны Григория, граничащей со злорадством – всё это заставляет Алекса покраснеть от стыда. Но он же не виноват, что ни разу никуда не ездил?! Откуда ему знать все эти детали?!
Погрузившись в себя, до самого выхода из дома Алекс больше не произносит ни слова.
И вот снова эта машина, похожая на белого кита. Максим сразу подталкивает его к двери, оставив погрузку чемоданов в багажник на владельца транспортного средства. Как и вчера, в салоне всё ещё пахнет чаем с нотками табака. Но сегодня Алекс бодр, как никогда. Постаравшись выбросить из головы недавнее унижение, он пытается сосредоточиться на виде из окна: там с одной стороны серебрится река, с другой – мелькают разделённые лесополосами поля и садовые домики, но взгляд сам собой то и дело возвращается к квадратному, гладко выбритому подбородку водителя. Пока Алекс вдруг не замечает лёгкую усмешку в зеркале заднего вида.
«Тц!»
А вот уже и аэропорт.
Точнее… Нет, Алекс видел аэропорты по телевизору и приготовился любоваться высоким современным зданием с огромными панорамными окнами, эскалаторами, как в гипермаркете, и толпами людей… но его ожиданиям оказалось не суждено оправдаться. Если только относительно последнего пункта. Сначала он вообще решил, что они подъехали к заправке, и лишь слегка удивился количеству машин и даже нескольким автобусам, почему-то столпившимся за её территорий, но потом за невысоким зелёным забором, прозрачным насквозь, показался самолёт…
– Омг…
– Разочарован? – преувеличенно весело хмыкает Максим, вытаскивая его за собой из машины и подталкивая к короткому шлагбауму.
Обернувшись на Григория, о чём-то разговаривающего с парнем в форме, и едва не налетев на огромный валун, перегородивший ту часть проезда, до которой не достаёт шлагбаум, Алекс сжимает зубы. И начинает мысленно уговаривать себя перестать уже думать о блондинистом мачо. Но смутное беспокойство не проходит, сжимая грудь и мешая свободно вздохнуть. В чём дело? В багаже, что ещё остался в машине? Или во взглядах, провожающих Максима? Да, его рука в гипсе, а глаза красны, как у демона ада, но пялиться-то зачем?
Или Алекс боится, что Григорий выкинет что-нибудь перед отлётом?
Пока они с Максимом идут к одноэтажному зданию с огромной надписью «Ярославль» под крышей и тремя флагами на высоких шпилях, их водитель и по совместительству носильщик уже спешит следом с чемоданом и двумя спортивными сумками наперевес.
Алекс где-то слышал, что в аэропорт надо приезжать часа за два до вылета из-за канители с досмотром багажа и прочей неизвестной ему фигни, но думал, что это касается только крупных городов. Он как-то совсем не предполагал, что где-то может существовать вот такой вот маленький аэропорт, снаружи выглядящий как заправка, а внутри набитый людьми, словно банка со шпротами. Однако первоначальный хаос оказывается обманчив – Алекс быстро осознаёт, что все присутствующие движутся по определённому маршруту, будто по конвейеру. И первое, с чем он сталкивается: контроль безопасности, на котором всех троих заставляют вывернуть карманы и пропускают их содержимое вместе с багажом через рентген. И когда Алекс оказывается вынужден отдать тётеньке в форме белый смартфон, ему кажется, что седина даёт всходы на его голове.
Хорошо, что Григорий слишком занят своими вещами…
«Какого лешего ты вообще с нами прёшься?..»
Потом настаёт очередь регистрации. Получения посадочного талона. Ещё какой-то проверки, на которой Алексу приходится уже не только отдать гаджеты, но даже снять кроссовки! Что касается Максима – его вообще уводят, чтобы сделать какой-то специальный рентген гипса.
Остаётся лишь удивляться, сколько всего напихали в это одноэтажное
здание, выглядящее изнутри намного больше, чем снаружи…
– Не волнуйся, не опоздаем.
Алекс вздрагивает от внезапно раздавшегося за спиной голоса. Он только что проводил взглядом спину Максима и наклонился, чтобы завязать шнурки – и уже ухитрился забыть про следователя. Как далеко он собирается тащить их багаж? До самого самолёта???
– Я не волнуюсь.
Разогнувшись, Алекс сгребает с поддона три телефона и планшет. Григорий застёгивает пояс – из-за железной бляшки он уже дважды его снимал – и берёт из другого поддона свои вещи, в том числе небольшую стальную фляжку армейского образца (или просто стилизованную под милитари).
– Кстати, – продолжает вдруг он. – Александр, когда ты всё-таки собираешься вернуть мне телефон?
«Ну конечно же он знает…»
– Зачем он тебе? – медленно рассовывая гаджеты по карманам, как можно спокойнее интересуется Алекс.
Охрана на терминале уже занимается следующими в очереди людьми, но им нужно дождаться Максима, так что Алекс отступает к окну, чтобы не перегораживать проход, и Григорий вместе с багажом следует за ним. Его высокая и широкая фигура почти полностью отгораживает Алекса от остального зала. Чтобы посмотреть мужчине в глаза, ему приходится задрать голову.
– Что значит, «зачем»?.. – тем временем, покусывая губу, переспрашивает тот. – Ох, да, я понимаю. Конечно, я всегда могу купить себе новый, да и та симкарта – не моя основная… но видишь ли, – Григорий делает ещё один шаг, и отступив, Алекс прижимается спиной к узкому выступу под окном, – в этом смартфоне осталось несколько фото, которые я пока не успел перенести на компьютер… и кто знает – вдруг именно без них моя коллекция окажется неполноценной?
Григорий смотрит в сторону, на других людей, а может, на терминал. На его губах играет пластмассовая улыбка, а глаза блестят, как у кота, разглядевшего путь к неограниченным запасам свежей сметаны.
– Коллекция? – Алекс слышит свой сдавленный голос и, прежде чем продолжить, прочищает горло лёгким кашлем, – …а она тебе зачем?
– «Зачем», «зачем»… Знаешь, ты задаёшь вопросы, но при этом совершенно не кажешься заинтересованным в ответах.
– Почему же?.. – Алекс опускает взгляд и пожимает одним плечом. Со стороны они оба, наверное, выглядят, совершенно нормально… но удивительно другое: Алекс и чувствует себя так. Конечно, в его случае совершенно не ощутить давления невозможно, но всё совсем не так страшно, как он себе представлял. – Пока ждём Макса, почему бы и не поболтать по душам?
– «По душам»? Кхе… Ну хорошо, раз уж тебе интересно… Знаешь, я уже давно подумываю о выставке. В России, конечно, подобное провернуть не получится (по крайней мере в обозримом будущем), а вот, скажем, в Милане… или Голландии… Да даже в США мои работы смогут получить внимание и хорошие отзывы… И только представь: вы с Максимом выезжаете заграницу на отдых, гуляете по музеям и выставкам… и вдруг ему на глаза попадается твоё изображение. Конечно, я собираюсь обрезать лица на фото, чтобы не предавать огласке личности моих моделей… но думаю, даже без головы Максим узнает твоё тело… Или не узнает, как считаешь?
– Не знаю.
Григорий не кажется разочарованным односложным ответом. Но Алекс поднимает взгляд и замечает скошенный в свою сторону глаз. Вздыхает.
И вытаскивает из кармана белый смартфон.
Кладёт рядом с собой на край чемодана.
Брови Григория приподнимаются, губы замирают в форме буквы «О». Не спеша взяв телефон, он так же неторопливо осматривает и, похоже, не обнаружив никаких серьёзных повреждений, зажимает плоскую кнопку на боковой панели. Отпускает. Облизывает нижнюю губу и снова надавливает, теперь почти на целую минуту. И наконец переводит подозрительный взгляд на Алекса:
– Почему он не включается? Разрядился?
– Не знаю… – Алекс опять пожимает одним плечами. – Может, ему не пошло на пользу купание в ванной?
Глава 46. Переполох на борту
****
«Kaкoго хрена?!»
Aлекc до самого конца отказывался в это верить… отказывался, но… вот он сидит в глубоком жёстком кресле, прижатый к округлому окну-иллюминатору, и видит в стеклянном отражении невозмутимую белобрысую рожу прямо вот там, по ту сторону от Максима.
И проблема не в том, что кресла в самолёте сгруппированы по три в ряд, и Григорию повезло получить посадочный талон рядом с ними… а в самом его присутствии!
Признаться честно, Алекс немного переволновался во время недавнего разговора. И пусть внезапное возвращение Максима помешало Григорию поделиться своими мыслями по поводу сломанного телефона – Алекс решил, что уже расставил все точки на «i». И даже уже мысленно попрощался с ним. Потому что…
…разве этот мужик не собирался лишь проводить их?!
А Максим… похоже, не собирается ничего объяснять. Конечно, Алекс не имеет никакого права запрещать кому-либо лететь вместе с ними… Hо разве это нормально? А как же работа?.. Разве Григорий – не следователь? Разве буквально вчера он не завёл ещё одно дело? Разве ему не нужно готовиться к суду?
«Не понимаю!»
Bид за иллюминатором довольно уныл: трава, асфальт и затянутое облаками серое небо. В спинку кресла на уровне глаз встроен серый экран, наверное, телевизор. Xочется включить и посмотреть какую-нибудь, хоть самую скучную, передачу, и заодно отвлечься от раздражающих мыслей – но не похоже, что эти штуки работают. По крайней мере, не заметно, чтобы хоть кто-то попытался их оживить. Быть может, они сами включатся после взлёта? Или это вовсе не телевизоры? Алекс впервые в самолёте, поэтому понятия не имеет, что тут и как. Oн бы спросил у Максима… но пока рядом торчит Григорий, это невозможно. При нём Алекс ни за что не признается, что чего-то не знает.
Мельком глянув на этих двоих и поймав на себе вопросительный взгляд Максима, Алекс быстро отворачивается обратно к окну.
– Хей, не волнуйся, – раздаётся над ухом глубокий голос. – По статистике намного больше народа погибает в автомобильных авариях, чем в крушениях самолётов.
– Угу, – кивает Алекс, не оборачиваясь.
– Хочешь поиграть?
– Э?
Перед носом возникает планшет.
– Разве нам не велели всё выключить?
– В нём нет симкарты, а вайфай и блютус отключён, так что не должно быть никаких помех для бортового оборудования.
– А-а… кхм… тогда о'кей.
На самом деле Алекс действительно мог бы сейчас париться о безопасности предстоящего полёта, не будь тут Григория, но так вышло, что до этой самой минуты он ни разу даже не задумался о подобном. А ведь многие люди боятся летать. Особенно, если это их первый раз.
«Интересно, было ли страшно маме?»
Вздохнув, Алекс запускает первую попавшуюся игрушку от «Google Play» – но оказывается, что той обязательно нужен интернет. И второй тоже. И третьей… И лишь после четвёртой попытки ему улыбается удача – с пасьянсом «Паук». Но именно в этот момент по салону вдруг разносится хриплый женский голос, предлагающий приготовиться к взлёту.
Спустя минуту Алекса вдавливает в кресло. Уши закладывает. Уронив планшет на колени, он инстинктивно хватается за подлокотники… но почти тут же одну его руку накрывает ладонь Максима. Переплетя пальцы и закрыв глаза, Алекс какое-то время просто прислушивается к потоку тепла, текущему через кожу… а потом до его слуха снова доносится хриплый женский голос. Tолько на этот раз ближе и явно в живую. Открыв глаза, Алекс видит суровую стюардессу в полцентнера весом и с полосатым галстуком, почти вертикально лежащим на объемной груди, еле влезшую на небольшой, самостоятельно оживший экран. Странно, что звук идёт из прохода между сидениями… Словно угадав, чем вызвано недоумение Алекса, Максим молча кивает на женщину в конце салона, а потом вытаскивает из небольшого кармашка на переднем сидении простые пластмассовые наушники. Из них тоже идёт голос.
Но Алексу почему-то совсем не интересно слушать про пользование туалетом и о запрете открывания люков. А Григорий вон, уже достал какую-то брошюру в мягкой обложке и, нацепив очки в светло-серой оправе (можно подумать, серебряной), углубился в чтение.
Максим же просто закрыл глаза.
Похоже, каждый по-своему приготовился к перелёту длиной в двенадцать часов.
Что касается Алекса, первый час для него тянется особенно долго. Он пытается смотреть в окно, но там нет ничего, кроме облаков. Пытается играть, но карты и всякие шарики, которые надо складывать по цветам, очень быстро надоедают. В конце концов отдав планшет Максиму, он уже сам закрывает глаза – но сон не идёт. И когда где-то часа через два после взлёта Григорий вдруг протягивает им обоим по книжке, Алекс даже испытывает благодарность. И погружается в дебри фантастики российского авторства. А ещё через несколько часов им предлагают полакомиться чуть тёплым гуляшом и застывшей, как цемент, картошкой. Когда же снаружи начинает темнеть, Максим достаёт с верхней полки одеяло и накрывает Алексу колени.
Накрывает, оставив руку на его бедре.
И эта рука словно живёт своей жизнью, пока её владелец делает вид, что полностью поглощён сюжетом книги.
Слава богам, никто не видит, как Алекс натягивает одеяло повыше и прижимает подбородок к груди, пряча наверняка раскрасневшееся лицо. Кусая губы. Стараясь ровнее дышать… и неожиданно ловя в отражении иллюминатора косой острый взгляд.
Тело деревенеет. По спине пробегает лошадиный табун. Но именно в этот момент Максим особенно резко сводит пальцы, оттягивая кожицу на истекающем смазкой члене, и грубая ткань одеяла проходится по чувствительной головке. Сгусток воздуха застревает в горле, из уголков глаз выступают слёзы, прикушенная губа отзывается острой болью…
– Хей, ты в порядке?
Проморгавшись, Алекс секунд пять пялится на нависшее сверху лицо, потом опускает взгляд на загипсованную руку Максима. Григорий купил ему специальный бондаж, так что гипс почти не видно за чёрной тканью… но как он?.. Ведь буквально только что одна рука Максима была занята книгой, а вторая…
Или это был сон? Такой яркий?
– Ты в порядке? – снова спрашивает Максим. Его сведённые над переносицей брови придают лицу не обеспокоенное, а недовольное выражение. – Джеф?
– Просто…
От шока у Алекса никак не получается сообразить, что так взбудоражило Максима, а тут ещё и книга, видимо, во сне упавшая на колени, вдруг скатывается на пол.
– Что «просто»? – взгляд Максима тоже соскальзывает вниз, на одеяло.
Одеяло, странно вздыбившееся в области паха.
Чтобы до конца осознать, что произошло, Алексу хватает всего одного мгновения: он не просто видел эротический сон, он ещё и залез к себе в ширинку! И сейчас сперма стекает сквозь пальцы, прямо там, под одеялом. Как такое вообще можно объяснить? Своему парню? «Прости, у меня внезапно случился подсознательный спермотоксикоз, так что я решил потихоньку самоудовлетвориться у тебя под боком?!!»
«Как стыдно…»
– Что-то случилось с вашим другом?
«А?!»
Подняв голову, Алекс встречается с раздражённым взглядом суровой стюардессы. Похоже, проходя мимо, она заметила что-то подозрительное… или её позвали? Что же Алекс такое делал во сне, что все вокруг всполошились?!
Короткий взгляд на Григория, зачем-то прикрывшего раскрытой брошюрой нижнюю половину лица, хватает, чтобы окончательно впасть в панику. Эти его морщинки возле глаз… да он же бессовестно ржёт!
Вдруг Максим протягивает здоровую руку, касаясь щеки Алекса тыльной стороной ладони. И тот чувствует влагу.
«Я плакал? И наверное ещё и стонал… Боже, пусть это тоже окажется сном!!!»
– Молодой человек, вам нужна помощь? – напоминает о себе сиплым голосом стюардесса.
– Принесите что-нибудь выпить, – отвечает вместо Алекса Максим. – Кажется, моему другу приснился кошмар.
Задержав на нём настороженный взгляд, женщина быстро уходит. Алекс же сползает в кресле, упёршись коленями в спинку перед собой. Он уже разжал кулак, так что под одеялом больше ничего не должно выпирать… но такое чувство, что Григорий и так уже обо всём догадался. А посмотреть в глаза Максиму у Алекса не хватает духа.
– Знаешь, терпеть совсем не обязательно, – вдруг доносится до него многозначительный, но всё-равно насмешливый голос. – Конечно, общественные туалеты кого угодно деморализуют, но это же самолёт, тут всё должно быть не так страшно…
Максим неодобрительно косится на Григория через плечо, и тот, вздохнув, возвращается к чтению.
Улучив момент пока на него никто не смотрит, Алекс порывается по-быстрому застегнуть ширинку – но как назло, что-то попадает в зубчики. Трусы? А тут ещё и удивительно быстро вернувшаяся стюардесса уже протягивает ему бокал с чем-то красно-коричневым через двух его соседей. Однако Максим перехватывает бокал, довольно мило улыбается и опрокидывает содержимое в себя.
– Спасибо.
– А ваш друг?
– Я… нормально.
На этот раз женщина удостаивает Алекса внимательным и не таким раздражённым взглядом.
– Правда? – переспрашивает она ещё более низким и хриплым, почти мужским голосом. От того вопрос звучит как угроза.
– Да-да…
– Если вас тошнит, я могу принести пакет…
– Нет, спасибо!
Алекс готов взмолиться, лишь бы эта дамочка наконец-то ушла. Кто знает, о чём она думает… Но вообще-то Алекс сейчас предпочёл бы уйти сам, хотя бы чтобы умыться и немного привести мысли в порядок – но сначала не плохо бы застегнуть ширинку до конца или как-то скрыть её, а потом протиснуться мимо этих двух громил… Впрочем, наверное, лучше не откладывать.
Решительно встав, Алекс начинает складывать одеяло и заодно незаметно выправляет футболку из джинсов наружу. Стюардесса ещё тут, зачем-то следит за ним… но ей приходится отступить, чтобы пропустить Алекса в проход. Алекса и поднявшегося за ним следом Максима. И хотя со стороны всё это, должно быть, выглядит как забота о друге, на душе всё равно тревожно.
И даже когда Григорий и настороженная стюардесса остаются далеко позади, легче не становится.
– Прости, я не знаю, что на меня нашло…
В тесной кабинке туалета слишком тесно для двоих. И едва Максим закрывает за собой дверь, внутри начинает отчётливо чувствоваться аромат крепкого коньяка. Алекс пытается развернуться, но неожиданно твёрдая ладонь касается его поясницы и подталкивает ещё дальше. Чтобы не упасть на закрытый крышкой унитаз, Алекс хватается за узкую полочку под широким зеркалом высотой не больше ладони. В этом зеркале за его спиной сейчас отражаются лишь волевой подбородок и мощные плечи Максима в чёрной рубашке. Но вот он наклоняется, и Алекс видит, как смягчаются плотно сжатые губы, приближаясь к его уху.
– Почему ты мне не сказал? – новые пары крепкого алкоголя обволакивают и принимаются щекотать нёбо. – Разве я не помог бы тебе?
Кружится голова.
Длинные пальцы забираются в так и не застёгнутую до конца ширинку. Даже одной рукой Максиму не составляет труда добраться до его члена.
Может, он решил, что Алекс ещё не кончил?
Или эта ситуация его возбудила?
Оправдываться… сейчас хочется меньше всего. И пусть тут не самая подходящая атмосфера для любовных утех, видеть отражающиеся в зеркале глаза Максима – вот и всё, что нужно Алексу. Этого спокойного, глубокого, даже серьёзного взгляда вполне достаточно. Ведь он знает – за ним скрываются страсть и огонь.
Упершись в крышку унитаза коленом, Алекс откидывается назад и прижимается затылком к твёрдому плечу. И позволяет повести себя по знакомой дороге к оргазму. Ну и что, что путь знаком? Он всё ещё по-особому приятен. Ведь когда знаешь, что сейчас усилится нажим – ждёшь его и предвкушаешь… и вот это касание ногтем…
Давление на ягодицы нарастает. Максим прижимается, потираясь. И это ощущение дополняет удовольствие Алекса, словно внося недостающую деталь в общий узор. Пока он наконец не кончает. Всего пара капель падают на крышку унитаза, и ещё одна – на колено. Вздохнув, на нетвёрдых ногах Алекс разворачивается и садится. Его руки расстёгивают ширинку чёрных брюк, а губы обхватывают большую, уже потемневшую головку. Он до сих пор не уверен в своих навыках, но Максим в последнее время почти не поправлял его – вот и сейчас он лишь разгибается, чуть прогнувшись в пояснице, и Алекс лишь как можно глубже заглатывает его член. Должно быть, всё дело в практике – но сейчас ему даже не приходиться задумываться о рвотных позывах. Скорее, его даже возбуждает то, как эта толстая штука проталкивает глубоко в его горло. Как заставляет издавать хлюпающие и давящиеся звуки, а слёзы – помимо желания, катиться из глаз.
Наконец властная пятерня забирается в волосы на макушке, сжимается и надавливает. Член в штанах Алекса снова вздрагивает, в третий раз за сегодня наливаясь кровью, несмотря на то, что в него всё больнее врезается незастёгнутая молния ширинки. Но когда Максим кончает, Алекс совсем забывает об этой боли. Он словно пропускает через себя удовольствие Максима. И даже какое-то время тяжело дышит, приходя в себя.
Максим пытается застегнуться одной рукой. Но Алекс останавливает его, отрывая кусок от рулона двухслойной бумаги и вытирая ещё напряжённый член от остатков спермы и своей слюны. После чего уже переключается на себя.
– Теперь ты в порядке?
– А… кхм… да, – он отвечает, не поднимая головы.
– Правда? А мне почему-то кажется, что ты что-то скрываешь.
Конечно, Алексу ничто не мешает соврать. Но сейчас, когда на душе действительно полегчало, он почти непринуждённо признаётся:
– Всё дело в твоём бывшем. Почему он летит с нами?
Максим не отвечает достаточно долго, чтобы Алекс успел закончить со своей ширинкой. Но вместо того, чтобы посмотреть вверх, Алекс разворачивается к узкой раковине, набирает воду в ладони и прижимает их к лицу.
– Значит, он правда тебе всё рассказал? – наконец снова подаёт голос Максим.
– Да. А что? Это же прошлое, оно касается тебя – я рад, что узнал.
Вода кажется слишком холодной. Или всё дело в горящей коже?
– Мы не виделись десять лет, и даже если между нами что-то было… сейчас уже ничего не осталось.
– М-м-м…
– Тебе не о чем беспокоиться, Джеф.
«Да ладно?»
Мотнув головой, оставив на зеркале россыпь брызг от намокшей чёлки, Алекс роняет взгляд на пару кожаных ботинок, простроченных причудливым узором. Он не может поверить, что Максим всё это произносит серьёзно… с другой стороны, Максим ведь понятия не имеет, что сделал тот хмырь, и думает, что они с Алексом только поговорили…
Нет, всё равно!
– Ты дурак, Макс. Он всё ещё любит тебя.
И снова длинные пальцы касаются волос, но на этот раз мягче. Максим привлекает его себе, заставляя прижаться лбом к груди.
– Грэг хочет попробовать начать всё сначала, – доносится сверху, – только не со мной, а с Надеждой. Из-за того, что он сделал… что помог подстроить ловушку для Павла Головы… его отстранили от дела. Обвинив в подтасовке фактов. Конечно, эта подтасовка не подтвердится, но факт в том, что сейчас ему тоже не желательно оставаться в Ярославле. А Надежда… Ты же знаешь, что они были помолвлены? Прошло пятнадцать лет, а она так и осталась одна… мне кажется, у них всё ещё может что-то получится.
Алексу нет никакого дела до Григория. И до того, может ли у такого человека, с его-то наклонностями, что-то получиться с женщиной. Но Максим произносит всё это так уверенно, что остаётся лишь сжимать зубы в бессилии, пока длинные пальцы осторожно перебирают волосы. Сквозь рубашку доносится запах кожи Максима, где-то там, под ногами, проносятся километры – и Алексу всё равно, что это всего лишь кабинка туалета, сейчас ему хочется остаться здесь навсегда.
Глава 47. Добро пожаловать в «голубую» столицу
****
Koгдa они вернулиcь, Григорий, не отрываясь от чтения, поинтересовался:
– Hу что? Полегчало?
И пропуская иx, поджал ноги.
Алекс глянул на Максима, но не заметив никакой реакции на вброс, молча протиснулся к иллюминатору и укрылся одеялом. Быть может, дело в недавней разрядке – но у него пропало всякое желание злиться. К тому же… возможно, двойной смысл в словах Григория ему только почудился таким раздражающим.
«Как же я устал…»
Привалившись головой к плечу Максима, Алекс закрыл глаза. И похоже, почти тут же уснул. Потому что вот он снова их открывает – и едва не слепнет от яркого света. А ведь после девяти вечера освещение в салоне приглушили…
– Прилетели? – подслеповато щурясь, Алекс поворачивается к Максиму.
…и не обнаруживает его в соседнем кресле. Зато откликается Григорий, как раз убирающий книги в небольшую сумку:
– Почти. Eщё минут пятнадцать – и пойдём на посадку.
Похоже, он прав. Другие пассажиры тоже кажутся более собранными и оживлёнными, чем в середине полёта.
– Знаешь, сейчас подходящая возможность, чтобы высказаться, Александр. Tы ведь до самого последнего мига не догадывался, что я полечу с вами? – Григорий продолжает копаться в сумке, тщательно что-то там внутри укладывая и даже не глядя на Алекса. – Pазочарован? Вне себя от ревности и подозрений? Давай, пока Макса тут нет… можешь даже спросить, чем же мы таким занимались всю прошлую ночь, пока ты спал.
Всего мгновение назад Алекс действительно собирался что-то сказать. Даже рот открыл. Но что именно? Кажется, в голове нет ни единой мысли. До сих пор он воспринимал Григория как нечто отдельное от себя и Максима, но похоже, ошибался. У этих двоих свои отношения с довольно старой историей… и вероятно, будет мудрее успокоиться уже и довериться Максиму, а не истерить по каждому поводу. Да и Григорий… такое чувство, что ему просто не хватает внимания. Или он специально пытается вывести Алекса из себя?
«А ведь его наверняка очень злит одно только моё присутствие…»
– Пожалуйста, сложите столики и приведите кресла в вертикальное положение.
Под инструктаж суровой стюардессы Максим протискивается мимо Григория и плюхается на сидение.
– Проснулся?
Вообще Максим очень редко улыбается или как-то ещё выражает эмоции, но сейчас кажется, что он специально ведёт себя сдержанно. Может, присутствие Григория тоже как-то по-особому действует на него? Заставляет беспокоиться? Быть настороженным? Но почему он тогда пытался убедить Алекса, что верит в нелепицу про Надежду?
Неожиданно уши снова закладывает. То есть, Алекс и так почувствовал, что самолёт пошёл на снижение, и по громкой связи об этом объявили заранее – и всё равно в панике хватается за подлокотники. И снова Максим придвигается к нему, беря за руку. Xотя вряд ли ему удобно тянуться через гипс, ведь Алекс сидит не с самой подходящей для обнимашек стороны.
А потом самолёт вдруг вздрагивает, будто с размаха грохнувшись на землю.
Кто-то даже вскрикивает.
Но пальцы Максима успокаивающе сжимаются, а один из них даже начинает поглаживать ладонь Алекса изнутри.
Щекотно.
Прикусив губу, Алекс косится вверх и вбок. Взгляды встречаются. И в груди разливается приятное тепло. Впрочем, всё это очень смущает… так что Алекс быстро опускает глаза.
Самолёт останавливается не сразу, да и потом им приходится подождать ещё минут десять, пока подадут трап, а пассажирам разрешат двинуться к выходу. И всё это время Алекс делает вид, что ему очень интересно происходящее за иллюминатором. А ведь там нет ничего, кроме подсвеченной взлётной полосы и каких-то строений вдалеке.
Но вот наконец очередь из людей устремляется к распахнутому люку. Объемная стюардесса выжимает из себя улыбку, то и дело спрашивая, не забыл ли кто свои вещи в салоне – Алекс слышит её сиплый голос даже уже начав спускаться по длинной лестнице трапа.
Снаружи его встречает сильный ветер, тут же вышибая слёзы из глаз и надувая джинсовую куртку на спине пузырём.
Здание аэропорта оказывается недалеко, и всех пассажиров ведут к нему стройной толпой.
– Кстати, – вдруг наклоняется к Алексу Максим, – сейчас тебе могут-… неудобных вопросов – постарайся отнестись к ним с-… и не злиться, хорошо?
Ветер забивается в уши и уносит часть слов, но смысл в целом остаётся понятен. Только вот…
– Неудобных?
Максим кивает. Но похоже, что он не расслышал ответ, а прочитал по губам.
– Тут своеобразный пограничный контроль… со всеми проводят… собеседование.
– А если не пройдёшь?
– Отправят обратно ближайшим рейсом.
Произнося это, Максим уводит взгляд в сторону, чем наталкивает Алекса на интересную мысль:
– Тебя отправляли?
– Хм-м…
– И не один раз, – вклинивается в разговор Григорий при проходе через широкие стеклянные двери, едва не налетев на Алекса сзади и всё-таки умудрившись наступить на пятку. – Видишь ли, Александр, на этом собеседовании пограничники больше обращают внимание на твоё поведение, чем на твои ответы или багаж: чем больше ты нервничаешь и чем больше излучаешь негатива – тем подозрительнее им кажешься.
Вроде понятно, но это не то чтобы объясняет, почему Максима не пускали в страну. Если только досмотр выводил его из себя… Что же там такое делали-то?!
Холл сужается в коридор, и люди разделяются на две очереди – по числу кабинок впереди. Похоже, к одной выстраиваются только израильтяне. Не то чтобы национальность написана у кого-то на лбу, но в той очереди, куда подталкивает Алекса Максим, явно более «пёстрый» состав.
– Кхм… и надолго это?
– Прилично, – вздыхает Григорий, снова отвечая вместо Максима. – Если не повезёт, можем застрять до утра.
Алекс вытаскивает из кармана телефон и включает. Экран показывает два часа ночи.
«Мда…»
Первой в кабинке скрывается семейная чета из трёх человек, минут через пятнадцать туда заходит мужчина с кейсом и в строгом костюме. Потом настаёт очередь двух женщин, но в кабинку направляется сначала только одна их них, хотя в очереди обе вроде бы держались вместе.
«Это потому что они не родственницы? Мне тоже надо будет зайти одному?»
Глупый мандраж. Алекс в последнее время слишком привык к заботе Максима, поэтому сейчас чувствует себя ребёнком, которому вдруг стало страшно расстаться со старшим.
«Тц!..»
Вдруг телефон в кармане оживает легкой вибрацией. Опять достав его, Алекс несколько секунд смотрит на незнакомый номер. В смс всего два слова: «Максим телефон» – весьма лаконично.
– Кажется, это тебя, – подняв руку выше, Алекс демонстрирует сообщение Максиму.
Тот тут же достаёт свой смартфон, и едва система загружается, набирает высветившийся у Алекса номер.
– Алло? Ты где?.. Да, стоим в очереди… Документы принесла? Хорошо… Может и не понадобятся… Полчаса, час – не знаю…
Алекс понятия не имеет, с кем тот говорит. А кабинка всё ближе. И вот уже перед ними больше никого не остаётся. А ещё через двадцать минут девушка с милой улыбкой приглашает пройти следующего. И к удивлению Алекса при этих словах и Максим и Григорий – оба сдвигаются с места. Глаза девушки тоже слегка расширяются. И тем не менее она пропускает внутрь всех троих.
Пограничник сидит за столом перед тонким ноутбуком, это долговязый парень лет двадцати семи или двадцати восьми со жгуче чёрными и сильно вьющимися волосами, бледной кожей и яркими зелёными глазами, явно подведёнными тушью… или это ресницы такие?!
– Цель визита? – спрашивает он по-русски, но с лёгким акцентом, беря протянутые документы.
– Отдохнуть, – первым отвечает Максим.
И при таком ответе у Алекса, уже приготовившего и отрепетировавшего про себя речь про больницу и маму, что-то переклинивает в голове.
– Первый раз к нам?
– Я – нет.
– Я тоже, – кивает Григорий.
– А я – да… – неуверенно выдавливает из себя Алекс, чем, кажется, тут же привлекает внимание пограничника. А ведь его предупреждали! Что нельзя нервничать! Но под пристальным взглядом зелёных глаз ладони сами собой стремительно покрываются холодным потом. Этот пограничник молод, но почему-то выглядит очень собранным и даже настороженным.
– Могу я узнать, кем вы друг другу приходитесь?
А вот и неудобный вопрос.
– Мы – любовники, – снова незамедлительно и уверенно сообщает Максим, приобняв ещё больше опешившего и потому мгновенно окаменевшего Алекса за плечи, а после кивает в сторону Григория. – А это наш друг. У моей семьи есть дом в Тель Авиве, поживём там какое-то время, заодно развеемся в клубах. Никаких неприятностей ни себе, ни другим доставлять не собираемся.
Забыв, как дышать, Алекс медленно переводит взгляд с него на кудрявого пограничника. И неожиданно встречает еле заметную улыбку на красиво очерченных, почти женских губах.
– Родственники в нашей стране имеются? Друзья или знакомые?
– Да, есть кое-кто, – кивает Максим, доставая телефон. – Дать контактные данные?
– Да, давайте. Сколько планируете пробыть у нас?
– Месяц.
– Обратные билеты уже купили?
– Пока нет. В конце концов, кто знает – может, кто-то решит уехать уже завтра?
Обменявшись с Максимом странным взглядом, в ответ пограничник произносит только: «Понятно», – и всё, больше вопросов не задаёт. Лишь списывая номера из телефона Максима, уточняет у него имена контактов, потом начинает ставить штампы, но не в паспорта, а на отдельные листочки. И наконец-то отпускает их.
Прикусив губу, Алекс какое-то время молча бредёт за Максимом. Шагающий рядом Григорий то и дело задевает его сумкой. Багаж они не сдавали, так что добровольный носильщик снова тащит его весь на себе. Впрочем, какой там багаж… немного одежды на смену, да пара гаджетов с зарядными устройствами. Ну и несколько книг, предусмотрительно взятых Григорием. Так что досмотр вещей они проходят в мгновение ока.
– Так, надо бы поменять немного валюты… – притормаживает вдруг Максим посреди огромного зала. – Подождёшь немного?
Почуяв, что таким макаром останется с Григорием наедине, Алекс было начинает активно мотать головой, но тут их носильщик, сбросив сумки на пустые кресла у стены, уверенно подходит к Максиму.
– Что? – пожимает он плечами на удивлённый взгляд Алекса. – Мне тоже надо разжиться шекелями.
Неужели, эти двое или решили поболтать без него?
Алекс не находит сразу, что ответить. А потом уже оказывается некому отвечать – оба мужчины скрываются в толпе, оставив его возле брошенных вещей. Но именно в этот момент в поле зрения Алекса вдруг появляется знакомая фигура – а точнее, знакомый птичий нос на лице этой фигуры.
– Наконец-то нашла!
Надежда выглядит загорелой. На ней светлая шёлковая блузка без рукавов и длинные шёлковые же брюки тёмно-синего, почти чёрного цвета. Очень лёгкий наряд для мая… с другой стороны, в аэропорту довольно тепло. По крайней мере, Алексу жарковато в джинсовой куртке.
– Здравствуйте.
– Как прошло собеседование?
И вот как на такое ответишь? На самом деле, Алекс хотел спросить у Максима о разговоре с пограничником, когда они останутся наедине… с другой стороны… может, в случившемся и нет ничего особенного?
– Даже на знаю, – всё-таки решается он. – Быстро прошло… но Максим почему-то не дал мне и слова сказать про маму. И заявил, что мы приехали отдохнуть.
– Вы зашли вместе? – кажется, Надежда удивлена. Но не то чтобы сильно. Какое-то время она раздумывает, покусывая нижнюю губу, пока наконец не кивает. – Ну да, в Тель Авив часто приезжают геи… так что такое объяснение помогло вам быстрее пройти контроль. Если бы ты начал рассказывать правду, потребовались бы дополнительные проверки, они связались бы с больницей и побеспокоили бы твою маму, даже несмотря на то, что сейчас ночь. Так что Максим поступил верно.
«Но он мог бы хотя бы предупредить… Стоп, что?»
– Г-геи? Часто?
– Ну да. Здесь им вольготно и жить и отдыхать. Израиль вообще считается самым «голубым» государством на планете… тут и однополые браки легализованы. Ты прилетел сюда, не зная об этом?
– Эм-м… А как же «Содом и Гоморра»? – Алекс так удивлён, что даже забывает притвориться, что «конечно же, в курсе». – Разве иудаизм не против гомосексуализма?
– Омг… – Надежда поджимает губы и уводит взгляд в сторону. – Я не особо осведомлена в религиозных вопросах… И кстати, где Макс?
– Он… они с Григорием пошли искать обменный пункт.
Тонко нарисованные брови Надежды мгновенно взлетают на середину лба, а полные недоверия глаза возвращаются к Алексу.
– Григорий?
«Надо же, она не в курсе?»
– Зеленец, – зачем-то уточняет Алекс.
Возможно, чтобы чуть дольше полюбоваться на вспыхнувший в глубине остекленевших глаз гнев. Однако Надежда быстро берёт себя в руки, переводя взгляд на протекающую мимо толпу.
– Они не могли отложить это на завтра?..
Задав этот риторический вопрос, она косится на интерактивный дисплей, висящий под потолком. Часы на нём показывают четвёртый час ночи.
– Как там мама? – решает сменить тему Алекс.
– Все анализы уже сделаны, – опуская взгляд на протекающую мимо толпу, Надежда склоняет голову к плечу и вздыхает. – Завтра должен окончательно решиться вопрос, можно ли обойтись малоинвазивной операцией.
– Малоинвазивной?
– Это операция без вскрытия грудной клетки…
Что-то при этих словах у Алекса немеет затылок. Нет, он не забыл, что маме требуется операция на сердце… но до сих пор не задумывался, как такие операции делают.
«Значит, обычно грудную клетку вскрывают? Как? Пилят? Ломают рёбра?»
– …вообще, прогноз не плохой, – продолжает тем временем Надежда. – Если грудную клетку вскрывать не будут, её выпишут через неделю или две… если, конечно, ничего не случится… потом ещё пару месяцев потребуется на реабилитацию, но вернуться в Россию она сможет раньше…
И вдруг она замолкает, но Алекс этому даже рад – того, что уже услышал, ему хватило сполна. Но кажется, взгляд женщины перестал блуждать и остановился… А, это потому, что Максим и Григорий вынырнули из толпы в конце зала и уже подходят.
Женщина им обоим только кивает.
– Транспорт? – деловито осведомляется Максим, зачем-то подхватывая с кресла одну из спортивных сумок и вешая себе на плечо.
– Такси ждёт уже два часа, – нейтрально сообщает Надежда, после чего разворачивается и направляется к дверям с большой табличкой «Выход».
А Максим ещё и чемодан берёт в здоровую руку. Не хочет унижать Григория на глазах бывшей невесты?
Вздохнув, Алекс забирает у него чемодан.
Снаружи всё ещё гуляет сильный ветер. Похоже, аэропорт находится далеко от города, так что кроме самого здания аэропорта поблизости нет никаких укрытий. Однако погода стоит действительно тёплая, потому что во время довольно длительной прогулки под ночным небом в свете многочисленных автомобильных фар Алексу так и не удаётся замёрзнуть.
А вот и такси. Надежда останавливается у ярко-оранжевой, словно поганка, машины, тут же забираясь на переднее место рядом с водителем – так что остальным не остаётся другого выбора, кроме как загрузиться назад, предварительно скинув сумки в багажник.
«Интересно, если бы она знала, что нас будет трое, наняла бы машину побольше?»
Интуиция подсказывает Алексу, что ответ на его вопрос: «нет». Потому что даже будь они только вдвоём, в этой поганке Максиму всё равно пришлось бы задрать колени выше головы и ехать в таком положении почти полчаса.
Чтобы отвлечься от тесноты и избавиться от духоты, Алекс опускает стекло и высовывает руку наружу, любуясь на приближающий город, залитый огнями, словно новогодняя ёлка. Но при въезде слегка разочаровывается: конечно, кое-где мелькают причудливые высотки или красивые развязки, и после Ярославля всё это может даже показаться супер-современным и стильным… но на Алекса особого впечатления не производит – ведь он уже видел что-то подобное в Москве. К тому же, чем дальше они едут – тем меньше вокруг остаётся света и каких-то примечательных зданий. А в конце машина-поганка вообще заезжает в узкий и тёмный квартал. Выбравшись из неё, Алекс замечает, что вся эта улица состоит из небольших, плотно притёртых друг к другу двухэтажных домов без заборов и дворов. Надежда сначала отпирает металлическую решётку и только потом вставляет ключ в замок на нормальной двери. И едва переступив порог, кивает на комнату напротив входа в дом.
– Я постелила вам на первом этаже.
– Эм-м… – споткнувшись на пороге, Алекс поднимает взгляд на женщину, скидывающую сандалия. – Сколько тут всего комнат?
– Две, – просто отвечает она и кивает на слегка облезшую деревянную лестницу в конце коридора. – На каждом этаже по комнате. Ванна и туалет – на втором, кухня – на первом.
– Компактно…
«Значит, мне не показалось, этот дом лишь чуть больше моей квартиры…»
Кивнув, женщина ещё пару секунд смотрит на Алекса, словно ожидая ещё каких-то вопросов, а потом направляется к лестнице. А ему не остаётся ничего другого, кроме как тоже сдвинуться с места, пропуская в дом остальных, уже расплатившихся с таксистом и забравших вещи из машины.
В прихожей оказывается слишком тесно для трёх человек с багажом. Первым быстро разувается Григорий и, как-то уж слишком привычно закинув ботинки в стойку для обуви, без всяких сомнений проскальзывает мимо Алекса в комнату. А Алекс в этот момент почему-то вспоминает его ответ пограничнику… о том, что он не впервые в Израиле. Точно так же, как и Максим. И этот дом… может ли быть, что они раньше жили тут вместе?
В конце концов, это ведь самая «голубая» страна на планете. Плюс безвизовый режим. Имея деньги, ничто не мешает летать сюда хоть каждые выходные…
Горячо.
Прямо посредине груди. Будто ударили раскалённым ножом.
Что это? Злость? Или ревность?
На нетвёрдых ногах Алекс направляется туда, где по описанию женщины располагается кухня. Не включая свет, находит раковину, подставляет под струю воды стакан, снятый с сушилки, а потом залпом осушает его. А потом переключается на старенький холодильник. Распахнув и уставившись в белоснежное нутро невидящим взглядом, Алекс пытается разобраться, что хуже: жить в одной комнате с посторонним, или то, что этот посторонний является не только бывшим его парня, но к тому же вполне мог предаваться с ним плотским утехам в этом самом доме… может, даже на той же самой кровати…
Словно в ответ на его мысли за спиной вдруг раздаются тяжёлые шаги: когда Максим не пытается подкрасться, то не старается ходить тише.
Алекса обнимают со спины, наваливаясь сверху совсем не маленьким весом, накрывая бандажем с гипсом одно плечо и втыкая острый подбородок в другое.
– Эх… – опаляет ухо горячий, но разочарованный вздох. – Хочешь, я схожу куплю что-нибудь?
Только теперь Алекс понимает, что всё это время пялился в пустой холодильник.
– В четыре часа ночи? – отзывается он, пытаясь улыбнуться. – Забей. Переживу.
– Тогда… пойдём спать? – почему-то нерешительно предлагает Максим.
– Там хотя бы две кровати?
– Одна…
«Вот ведь радость-то!»
– …так что кому-то придётся спать на полу.
– Интересно, кто это будет?
– Точно, не ты, – обнявшая Алекса рука напрягается сильнее, теснее прижимая его к твёрдой груди. – И не я. А вообще, было бы не плохо, чтобы этот кое-кто с завтрашнего дня переехал на второй этаж… что скажешь?
– Я-то «за», – с трудом вздыхает Алекс (слишком тесно для полноценного вздоха). – Но вот кое-кто другой, а точнее – другая – явно будет против.
– Думаешь?
– Уверен.
– Хм-м… Ладно, поживём – увидим.
Наконец непреподъёмная тяжесть пропадает – и кости Алекса перестают трещать. Но стоит ему развернуться, как было ослабевшая рука соскальзывает к пояснице и даже заставляет его прогнуться назад.
– Больше ничего не хочешь сказать?.. Или, может, спросить?
Отросшие волосы Максима щекочут лоб. Его губы так близко, что двигаясь, задевают ресницы. Алекс сглатывает подкативший к горлу комок и тихо спрашивает:
– Почему в иудейском государстве разрешены однополые браки? Разве религия не против гомосексуализма?
Сначала Максим вообще никак не реагирует на вопрос, но секунд десять спустя отстраняется. Свет из незакрытого холодильника подсвечивает нахмурившиеся брови и острый взгляд.
– Только это?
Алекс кивает. Похоже, Максим догадывается, что творится у него на душе, и даже не против поговорить об этом. Но Алексу совсем не хочется выставлять свои мысли на показ. И страхи. Он вообще бы предпочёл сделать вид, что их нет. Ведь намного круче быть невозмутимым и спокойным, уверенным в себе и своём партнёре… а не жалким ссыклом, дёргающимся из-за всего подряд.
– Х-ха… – Максим отпускает его окончательно, прикусывает нижнюю губы, о чём-то задумавшись, и наконец серьёзно произносит, словно повторяя где-то прочитанное или от кого-то услышанное: – Ортодоксальные евреи всё ещё против однополых браков, однако именно религиозная верхушка разрешила гомосексуалистам заключать законные союзы, то есть при участии раввина. Однако при одном условии – что они не будут заниматься анальным сексом… кхм, как же там… ага: «не употреблять друг другу в зад, а только в рот». Когда в паре один или оба не евреи – максимум на что они могут надеяться, так это на признание незарегистрированного сожительства. Это не совсем брак, однако так же даёт ряд прав, например, усыновлять детей или передавать наследство, получать ссуды на приобретение жилья и так далее…
Чем дольше Максим говорит, тем официальные становится его речь. И это напоминает Алексу, что тот по образованию всё-таки юрист.
– Вы это в универе проходили?.. Или ты специально интересовался?
В ответ Максим прищуривается, пряча и так глубоко посаженные глаза в тени длинных ресниц.
– А что? Хочешь получить местное гражданство? На твоём месте я бы выбрал Амстердам… или Берлин…
Алексу чудится насмешка в его голосе. Но вдруг тот оборачивается, а Алекс замечает спустившуюся со второго этажа Надежду. Весь коридор отлично просматривается из кухни, так что им обоим видно, как женщина подходит к их комнате, перекидывает через порог принесённые с собой подушку и одеяло, а потом, так ничего и не сказав, возвращается обратно к лестнице.
– Ну… по крайней мере…
Кажется, Максим пытается сказать, что у Григория, похоже, всё-таки есть шанс на
переезд этажом выше – но почему-то он так и не договаривает. И Алекс тоже решает оставить своё мнение при себе. Обойдя Максима, он отправляется в отведенное им помещение.
Внутри оказывается довольно обычно: ковёр на полу, стол в углу, у стены полу-диван – уже разложенный и застеленный. Даже не став посягать на него, Григорий в одних трусах ползает по ковру на коленях, расправляя любезно выделенное ему одеяло. Его костюм висит на вешалке в распахнутом шкафу. Не задерживаясь на пороге, Алекс подходит к полу-дивану, как можно быстрее скидывает с себя куртку и джинсы – и в футболке забирается под тонкое покрывало… а Максим тем временем медленно расстёгивает рубашку пальцами одной руки. Устыдившись, Алекс выбирается обратно и начинает помогать ему с раздеванием.
– Эй, я ведь так и привыкнуть могу, – хмыкает тот, позволяя стащить с гипса широкий рукав.
К сожалению, Алекс не способен сейчас ответить той же лёгкой улыбкой. Присутствие постороннего человека действует на него не очень хорошо: пальцы спешат, ноги путаются, с чего-то вдруг начинает чесаться спина и правая ягодица… Но наконец-то Максим остаётся в одних боксерах и с блаженным охом растягивается на диване, Алексу же при этом остаётся ну очень мало места, и то – только у стены. С другой стороны, даже лёжа на спине, Максим способен полностью скрыть его от чужого взгляда.
Тухнет свет. Григорий укладывается на пол, так ничего и не сказав.
Становится очень тихо. Даже слышно дыхание двух человек.
Но сон к Алексу не идёт. Может быть потому, что он спал урывками в самолёте? Точнее, иногда Алексу кажется, что он проваливается в сон, но вот по улице за окном проезжает машина – и он это отчётливо слышит. А вот Максим пытается повернуться, но ему мешает гипс. А вот тикают где-то часы. Никакие особенные мысли Алекса не тревожат, и тем не менее он будто дрейфует на поверхности воды, не способный погрузиться глубже, пока сквозь веки не проникает утренний свет.
Со второго этажа доносится звук шагов. Половицы поскрипывают под ногами проснувшейся женщины. Алекс слышит, как она направляется в ванную, как потом спускается в кухню, чиркает спичками, зажигая газовую плиту.
– Доброе утро.
Выбравшись из кровати и из-под руки всё-таки умудрившегося перевернуться на живот Максима, Алекс тоже заходит на кухню. Он не привык щеголять перед посторонними женщинами в трусах, поэтому натянул джинсы.
– М-м-м…
При его появлении зажав в зубах намазанный джемом кусок булки, Надежда поспешно затягивает пояс длинного халата и наливает в маленькую, почти игрушечную чашечку кофе из высокой турки. При этом по кухне разносится такой крепкий аромат, что Алекса тут же покидают остатки сонливости.
– Вы собираетесь в больницу? Можно мне с вами?
Выпустив бутерброд из зубов и прожевав откушенный кусок, женщина качает головой:
– Лучше не надо, – потом делает малюсенький глоток из малюсенькой чашки. – Она может перенервничать из-за твоего внезапного появления. Я посоветуюсь с врачом, посмотрим, когда он разрешит тебе навестить её.
«А если не разрешит? Зачем я вообще…»
С чашкой в руке Надежда уходит из кухни раньше, чем Алекс успевает ответить, видимо решив, что разговор окончен. Алекс минуту стоит на месте, потом поднимается на второй этаж следом за ней. Из двух дверей оказывается не сложно определить, за которой скрывается ванная. Однако распахнув её, Алекс тут же захлопывает дверь обратно и бросается к другой. Не то чтобы он раньше голых женщин не видел…
Нет, в живую и настолько голых – действительно…
Хотя на Надежде, кажется, были трусы…
Включив воду, Алекс яростно чистит зубы, молясь, чтобы разгневанная женщина не решила, что он вторгся к ней специально. Но сквозь шум воды не слышно яростных криков. Так же никто не пытается вломиться к нему в ванную. Зато с лестницы, кажется, доносится скрип…
Выскочив в коридор, Алекс сбегает на первый этаж.
– Я с вами…
Уже одевшаяся женщина устало и без каких-то признаков гнева оборачивается от зеркала над обувной полкой:
– Разве я не ска-
– Я просто хочу посмотреть на больницу. Можно?
– Конечно, можно, – отвечает за Надежду Максим, выходя из комнаты и прикрывая за собой дверь. – Подождите пять минут, я тоже поеду.
Женщина вздыхает и начинает красить губы.
А Максиму действительно хватает пяти минут, чтобы сбрить щетину и почистить зубы. Алекс чувствует себя виноватым, но он рад, что отправится с Надеждой не один. Кроме того, раз уж Максим составит ему компанию… то возможно, после посещения больницы не откажется исполнить его маленькую просьбу…
Глава 48. Иногда полезно немного раскрепоститься
****
Koгдa троe вышли из двухэтажного дома, cветлеющее небо только-только начинало приобретать розовый оттенок. Но даже такой однозначный намёк, что ещё очень… очень-очень рано, Aлекса не остановил. Правда, пока они добирались до медцентра, уже успело рассвести, и всё равно охранник на воротах проводил их неоднозначно внимательным взглядом. А другой – на входе в здание – так и вовсе отказался пускать дальше крыльца, требуя пропуск. Конечно, сам Алекс ни за чтобы не догадался, чего именно он требует, ибо требовал он это на иврите, но Надежда оказалась так любезна, что перевела гортанное бурчание охранника. А потом взглядом указала следующим за ней парням обратно на улицу:
– Можете прогуляться по территории, раз уж приехали, внутрь вас всё равно ещё часа три не пустят.
Алекс не успел спросить, чего она сама забыла тут в такую рань, но женщина уже скрылась за прозрачными дверями.
– Эм-м…
В ответ на его неловкое мычание Максим лишь пожал плечами. Вообще, Алекс сам сказал, что «только посмотрит»… и честно говоря, посмотреть здесь действительно было на что, вот только он никогда не был особым ценителем архитектуры. Единственное, что поразило – обилие свободного пространства между корпусами, засаженное аккуратными клумбами, с километрами запутанных дорожек для прогулок. Ну а сами корпуса показались разве что какими-то слишком обтекаемыми и выпендрёжными, словно построенными специально, чтобы красоваться на рекламных плакатах.
И вот, спустя всего пятнадцать минут после приезда, Алекс уже тащится обратно к воротам, а Максим, позёвывая, бредёт следом. Может, дело в его присутствии, но Алекс почему-то совершенно не ощущает, что находится в другой стране. Конечно, всё вокруг незнакомо, однако заборы, скамейки, машины, люди… ничем особенным не отличаются от того, что можно встретить в России. Разве что погода… да, тут слишком жарко для мая…
Кстати, об этом: Алекс вспотел ещё в такси, а сейчас – в джинсовой куртке и под гнётом всё выше поднимающегося солнца – так и вовсе начинает вариться живьём. Но продолжает мужественно терпеть. Зачем он вообще её одел? Нет, не потому, что боялся замёрзнуть – но Алекс спал в футболке, и та сильно помялась, а теперь ещё и промокла насквозь. Tак что ему слишком стыдно демонстрировать Максиму настолько неприглядное зрелище… и не только ему – ведь они уже дошли до ворот, и если на территории медцентра пока довольно безлюдно, снаружи уже можно встретить прохожих.
Да, в последнее время Алекс начал заморачивался о своём внешнем виде.
Но что поделаешь, если рядом постоянно находится кто-то настолько шикарный? И, кстати, несмотря на утреннюю спешку, не забывший сменить шёлковую рубашку на не менее стильную, тоже чёрную, но с коротким рукавом и из более дышащего материала. Привлекательности Максима не умалила даже сломанная рука…
– Ты не проголодался? – вдруг доносится из-за спины.
Максим всё это время шёл в нескольких шагах позади, но когда Алекс миновал будку охранника и притормозил, а потом и вовсе остановился, не зная, куда двинуться дальше, Максим не стал его обгонять.
– Немного, – обернувшись, Алекс расслабленно выдыхает: здесь, за воротами, от толстых колонн падает густая прохладная тень. – Но сначала я бы хотел поменять рубли на местные деньги… ты не знаешь, есть тут где поблизости обменный пункт?
– Понятия не имею.
«И правда, он ведь не местный…»
– …но мы можем поискать, пока будем гулять, – добавляет Максим. – Или чем бы ты хотел заняться?
– М-м-м… – Алекс поднимает взгляд к ясному небу. – Интересно, пляжный сезон тут уже открыт?
И в ответ неожиданно слышит смешок:
– Джеф, ты в «гей-столице Ближнего Востока», а в часе езды отсюда – один из древнейших городов мира и реликвия трех религий… но первое, что пришло тебе на ум – искупаться?
В голосе Максима не слышно злого сарказма, так что его насмешка совсем не обидна. Но Алекс виновато улыбается в ответ: для него что в религии, что в гей-культуре – слишком много неизвестных, но наверняка острых углов… и не то чтобы ему совершенно не интересно отправиться на экскурсию, но предложи Максим прямо сейчас двинуть в гей-клуб или махнуть в Иерусалим – Алекс уверен, что и там и там почувствовал бы себя не в своей тарелке.
Oднако вместо того, чтобы пуститься в пространные объяснения, он переводит взгляд на виднеющийся за забором корпус больницы и вздыхает:
– Я пока даже не думал об этом…
– Ясно, – быстро становится серьёзным Максим. – Я тебя понял.
И вдруг поднимает руку – уже почти проехавшее мимо такси резко виляет к обочине и даёт задний ход. Пропустив Алекса на заднее сидение и забравшись следом, Максим бросает водителю вроде бы на английском: «Гашбитч», – в ответ тот кивает и в свою очередь демонстрирует три оттопыренных пальца. На что Максим протягивает ему три одинаковые бумажки по сотне.
– Это дорого или дёшево? – спрашивает Алекс, когда машина трогается с места.
– Это нормально, – пожимает плечами Максим: больше правым, чем левым. Его взгляд направлен в окно, на всё быстрее проплывающий мимо забор медцентра. – Насчёт твоей мамы – не волнуйся, это очень хорошая больница. Моей сестре тут делали операцию…
– Вот как? Удачно?
– Угу.
Алекс вздыхает. Он чувствует себя виноватым за испорченное настроение, поэтому решает не углубляться в эту тему. А тем временем улица, по которой они проезжают, расширяется, тут и там начинают мелькать магазины, но кажется, все они пока закрыты. А потом машина вдруг сворачивает на четырёх-полосное шоссе – и здания за окнами резко сменяются на павильоны и длинные заборы.
– Куда мы?.. – не выдерживает Алекс.
Он слышал что-то похожее на «битч», но ведь «берег» – понятие растяжимое.
– На нудистский пляж, – хитро прищуривается Максим, шире разводя колени и съезжая ниже по сиденью (в этот раз с размером салона ему повезло). – Но не волнуйся, вряд ли там кто-то будет в это время…
– М-м-м… нудистский… Значит, туда можно без плавок? Экономно… – Алекс косится на бандаж справа от себя и покоящуюся в нём руку в гипсе. – А тебе разве можно купаться?
– Я помочу ножки…
Cнова эта улыбка, как у чеширского кота. Алекс кивает и переводит взгляд обратно за окно. И судя по тому, что он там видит – они уже выехали из города. Зелёные поля, небольшие домики, какие-то бетонные постройки… кажется, поездка будет долгой. Однако не успевает он так подумать, как такси вдруг совершенно неожиданно останавливается. И лишь выбравшись наружу, Алекс замечает небольшую забетонированную площадку на обочине и какой-то дорожный знак.
«Автобусная остановка?»
А ещё он тут же чувствует <i>его</i> – влажный и солёный воздух. Xотя Алекс раньше не вдыхал ничего подобного, но в Ярославле тоже есть пляжи… правда, вода в Волге пресная… и при приближении к ней у него ни разу не возникало такого странного давящего ощущения…
Максим берёт его за руку и ведёт по протоптанной дорожке в коричневой, очень рыхлой земле, похожей на смесь глины и песка, в которой всё же умудряется что-то расти. И уже через несколько десятков шагов Алексу открывается вид на бесконечное тёмно-синее пространство, далеко на горизонте почти сливающееся с бирюзовым небом.
Оно нереально огромно!
Будто раскинувшийся на тысячи километров живой, дышащий исполин!
– Море? – глупо спрашивает он, но ветер, кажется, уносит вопрос.
Дорожка петляет по рыхлой земле, пока наконец не сворачивает резко вниз – и Алекс, набрав полные кроссы песка, почти скатывается к отмели. От обрыва до изумрудной на просвет воды – всего несколько метров. Вокруг – ни души. Волны разбиваются о беспорядочно накиданные плоские камни хлопьями пены. Прямо в сандалиях Максим заходит в эти хлопья и оборачивается:
– Весь пляж к твоим услугам, Джеф! Раздевайся!
Он почти кричит.
– Щас! – Алекс тоже повышает голос. – Бегу и падаю!
– Как знаешь! Дело твоё!
Пожав плечами, Максим отправляется дальше. У берега довольно мелко, но вот ещё несколько шагов – и его брюки уже по колено скрываются в морской воде. Усевшись на большой, высоко торчащий над поверхностью волн камень, он беззаботно подставляет лицо ослепительно яркому солнцу и принимается не спеша расстёгивать рубашку. Пока наконец соблазнённый, Алекс не скидывает кроссовки, и оставив внутри одного из них телефон, а другого – бумажник, подворачивает джинсы повыше и тоже заходит в воду.
Сначала она обжигает холодом.
Но вот пальцы ног зарываются в густой и упругий песок – и Алекс блаженно прикрывает глаза. Это и правда приятно. Ещё шаг, ещё… прохлада щекочет кости и ползёт всё выше… волны набегают безжалостно, толкая и норовя увлечь за собой обратно к берегу. Подойдя к Максиму и его камню, Алекс уже примеривается тоже запрыгнуть на удобную плоскость, но вдруг нога Максима выныривает из воды и поддаёт ему под зад – и Алекс, сделав по инерции пару неуклюжих шагов, всё-таки плюхается в набежавшую волну. С головой. Плеск оглушает, едкая соль тут же забирается под пластыри и вгрызается в поджившие ранки, ладони упираются в дно… и Алекс выталкивает себя обратно из оказавшейся на вкус ужасно противной воды, в которой будто бы растворили слишком много соли, соды и ещё хрен знает чего.
Теперь он весь мокрый. И джинсы, и футболка и куртка…
– Т-ты!
– Ну что, остудился?
Кажется, это впервые, когда Алекс видит, как Максим смеётся. Так заразительно. От души. И этот смех будто бы омывает Алекса изнутри, избавляя от недовольства и затаившегося беспокойства. Случившееся чуть более суток назад сейчас кажется лишь дурным сном. Шагнув к Максиму, Алекс сгребает в кулаках мягкую ткань рубашки, словно собираясь стащить его в воду в отместку – и в чёрных смеющихся глазах мгновенно вспыхивает беспокойство – но вместо того, чтобы потянуть его за собой, Алекс поддаётся вверх и прижимается к напрягшимся губам поцелуем. В этом поцелуе нет ничего особенного. Да и не поцелуй это вовсе, скорее просто касание. Но когда губы Максима раскрываются в ответ, и мягкий язык вдруг неожиданно жёстко проталкивается сквозь зубы, пока сильная рука обвивает Алекса за поясницу, не позволяя сбежать – мир замирает. Солёный ветер, жаркое солнце, прохлада воды, властное проникновение – всё смешивается и заполняет Алекса целиком. Наверное, что-то вроде этого и называется «счастьем».
Однако Максим вдруг разрывает поцелуй.
– Эх, если бы не моя рука… ух и отодрал бы я тебя сейчас…
Мокрая одежда облепила тело и тянет вниз. Пользуясь тем, что его отпустили, Алекс стаскивает куртку месте с футболкой через голову, лишь поморщившись, когда пластырь отдирается вместе с тканью, потом закидывает влажный ком на камень рядом с Максимом, и дразняще расплывшись в ухмылке, падает спиной прямо в набегающую волну. Вода кажется слишком жёсткой. И удерживает его тело без каких-либо усилий. Лишь покачивает вверх-вниз, словно баюкая. Максим наблюдает за ним уже с лёгкой улыбкой, будто бы за ребёнком, и Алекс не отказывает себе в удовольствие нырнуть. Хотя плавать в джинсах не то чтобы удобно, но снять их сейчас кажется просто нереальной задачей, так что он отправляется бороздить прибрежные воды прямо так. В прозрачной зелёной пелене мелькают разноцветные рыбки, а пару раз он вдруг оказывается в стае медуз, солнечные блики проникают до самого дна, подсвечивая камни и разный мусор, колышутся водоросли…
Алекс не знает, сколько проходит времени, когда устав, он возвращается к растянувшемуся на камне и вовсю загорающему Максиму.
– Я хочу есть.
– Я тоже, – не открывая глаз, отзывается тот. – Сколько времени?
– Понятия не имею…
Протяжно вздохнув, Максим тянется к карману брюк. Достаёт телефон. И тот едва не падает в воду – Максим успевает поймать его за самый уголок.
– М-м-м, да, можно уже возвращаться…
Он широко зевает и словно нехотя принимает сидячее положение. Сейчас Максим кажется разомлевшим сонным тюленем, разве что не настолько жирным. Мышцы его живота больше не выделяются так чётко, как в день приезда в Ярославль, да и весь он уже не выглядит таким уж спортивным, но всё равно его фигура остаётся мощной и внушающей уважение, даже с этими кровоподтёками тут и там… Странно, однако Алексу кажется, что будь Максим даже толстячком, он бы всё равно сейчас любовался им. Любовался бы и мечтал зарыться в упругие складки.
«Я схожу с ума… какая досада…»
– Ладно, погнали!
Тряхнув головой и спрыгнув с камня, Максим направляется к берегу. Алекс плывёт следом. И хотя становится всё мельче и мельче, он всё равно продолжает какое-то время разгребать руками воду и болтать в ней ногами, пока песок не начинает царапать грудь и живот. И только добравшись по суши, он вдруг вспоминает нечто важное и поспешно оборачивается.
– Эм, а где моя… одежда?
Камень, где до этого возлежал Максим, девственно пуст. Тоже обернувшись и обведя накатывающие на берег волны озадаченным взглядом этот бугай вдруг вытягивает губы трубочкой и отворачивается.
– Что? – Алексу показалось, что он сейчас что-то сказал.
– Я куплю тебе новую! – уже громче повторяет Максим.
А ведь он даже сланцы свои умудрился не потерять! Хорошо, что Алекс не стал снимать джинсы, да и обувь с ценными вещами оставил на берегу. Правда, натягивать кроссовки на мокрые ноги явно не стоит, как и совать бумажник и телефон в мокрые карманы… так что приходится понести всё это в руках.
Сначала кажется, что Максим направляется обратно остановке, но добравшись до дороги, почему-то пускается в путь вдоль неё. Мелкие камешки то и дело попадают Алексу под босые ступни, но он послушно бредёт за ним следом, стараясь ступать по кромке земли, избегая раскалённого асфальта и чувствуя, как солнце всё сильнее жжёт спину и плечи. А ведь у него светлая, очень светлая кожа… которая вместо того, чтобы загорать, обычно сгорает. Конечно, он мог бы попросить Максима одолжить ему рубашку… но наверное, её будет не так-то легко снять из-за довольно объёмного гипса. И вообще – можно ведь и потерпеть. Мужик он или не мужик?!
Правда, терпеть приходится не долго – очень скоро на дороге появляется автобус, и стоит им обоим оглянуться и замахать руками – как тот тормозит, подняв клубы песка и пыли. Поднявшись по двум ступенькам внутрь, Алекс ловит на себе любопытные взгляды нескольких пассажиров – и тут же вспоминает про свою врождённую скромность. И о том, около какого именно пляжа из подобрали. Хотя казалось бы общение с Максимом уже давно должно было избавить Алекса от такой досадной застенчивости, однако же… именно из-за неё он всю дорогу до города прячет глаза, забившись в угол на раскалённом сидении и трясясь на ухабах.
Хорошо, что путь обратно с пляжа занимает не намного больше времени, чем путь туда – всего минут пятнадцать.
Плохо, что Максим выбирает чуть ли не главную улицу города (судя по размеру и обилию брендовых магазинов), чтобы покинуть автобус.
– Ты правда хочешь сделать это здесь? – несмело следует за ним к выходу Алекс, перебирая руками по скользким поручням.
– Ваши вопросы, молодой человек, становятся очень двусмысленными, – хмыкает тот и протягивает кондуктору несколько мелких бумажек.
Они и правда выходят в довольно оживлённом месте. И тут же направляются в ближайший бутик с одеждой. При этом Алекс морально готовится услышать возмущённые крики или, по крайней мере, почувствовать на себе недовольные и осуждающие взгляды. Однако вместо этого их обоих вдруг обступают два улыбающихся и совершенно одинаковых парня в блестящих фиолетовых рубашках.
«Близнецы? И это типа униформа такая?»
Чуть осмелев и оглядевшись, Алекс спотыкается на месте.
«Что это за магазин?!»
Всё вокруг блестит и сверкает: шляпы, рубашки, жакеты, брюки… даже трусы! Стразы, перья, металлические вставки – от них глазам сразу становится больно. А двое продавцов-консультантов щебечут что-то, словно и не парни вовсе, а девки. Максим молча указывает им на Алекса. Его джинсы всё ещё мокрые, а выше пояса он всё ещё обнажён. Один из мальчиков, склонив голову к плечу, обводит его взглядом с ног до головы, а потом, прицокнув языком, исчезает где-то в подсобке… второй же деликатно, чуть ли не двумя пальчиками, подталкивает Алекса к кабинке с зеркалом.
И в этом зеркале тут же отражается узник концлагеря, явно подвергшийся зверским пыткам, если судить по раскрасневшимся от солнечных ожогов плечам и ранам от пуль выше локтя. Солёная вода смыла следы йода и пластыря, но серо-буро-малиновые разводы никуда не делись. Конечно, если вывернуть руку внутрь и прижать к телу, можно частично скрыть это безобразие, но… лучше уж париться в куртке с длинными рукавами!
– Они тобой займутся, – успокаивающе улыбается Максим, задёргивая следом за Алексом занавес.
И начинается ад.
Кожаные жакеты в облипку, маечки на цепочках, вместо бретелек, короткие топики в леопардовой раскраске, просторные хламиды с разрезами от копчика до пупа – всё это тащат к нему в кабинку снова и снова.
– Я это не надену! – мотает головой Алекс, когда ему в очередной раз приносят что-то среднее между костюмом Веры Сердючки и Леди Гаги.
Он трогает свои джинсы и вновь и вновь повторяет: «что-то вроде этого», «попроще», «нет, не надо страз», «и в обтяжку тоже не надо» – но его, кажется, совершенно не понимают. Самое безобидное, что ему предлагают – пошлую рубашку в сеточку с блескучими нашивками на месте сосков.
– А-а-а!!! Макс! Хелп ми, пли-и-из! Сэйв ми!
И спасение действительно приходит в ответ на этот отчаянный крик: отдёрнув занавеску и ворвавшись в кабинку, Максим протягивает Алексу что-то джинсовой расцветки, но из более лёгкой ткани и кажущееся вполне безобидным. А ещё запечатанные в шуршащий пластик трусы и светло-серые кожаные шлёпки.
Не заподозрив подставы и наконец-то оставшись один, Алекс решает начать с трусов – его собственные пока даже не думали высыхать.
И обнаруживает, что трусы эти какие-то странные: узкие и с дыркой на жопе.
«Ладно, не кипятись», – обращается Алекс к самому себе. – «И вообще, признай, носить такое под нормальной одеждой даже забавно…»
Однако назвать принесённую Максим одежду «нормальной» можно только с натяжкой. Мало того, что новые джинсы, пусть и свободны в штанинах, почему-то врезаются в яйца – если спустить их чуть ниже по бёдрам, то ещё терпимо, но эта жилетка… во-первых, на ней нет застёжек. От слова – совсем. То есть, носить её можно только распахнутой. Во-вторых, с рукавов свисают какие-то нитки, будто эти самые рукава только что-то весьма бесцеремонно вырвали с мясом… Ну и общий покрой…
«Дерзко, очень дерзко… не пойму, что именно тут не так, но этот прикид словно кричит: выеби меня!»
Или дело не в одежде? А в его телосложении? Дрыщ вроде Алекса в таком наряде выглядит не жалким, но почти трогательно беззащитным и вызывающе сексуальным. И даже подкожные кровоподтёки на внутренней стороне руки лишь добавляют его образу бесшабашности.
Это странно и это пугает – когда то, что обычно пытаешься скрыть, так беззастенчиво выставляют напоказ.
– Ты правда хочешь, чтобы я в этом…
Алекс не знает, как лучше закончить фразу. Отодвинув занавеску, он встречается глазами с Максимом. Тот отводит взгляд от продавца, с которым только что болтал, и в свою очередь осматривает показавшегося из примерочной кабинки Алекса с ног до головы. Потом подходит ближе, проводит пальцами по волосам, взлохмачивая, и кивает:
– Да, нормально. А тебе не нравится?
– Хм-м…
Есть знаменитая поговорка – про дарёного коня и его зубы. К тому же, если Максим выбрал это для него…
– Немного… вызывающе, не находишь? – наконец неловко признаётся Алекс. И добавляет уже совсем еле слышно: – И эти трусы…
– Иногда полезно немного раскрепоститься. К тому же не забывай, здесь тебе не Россия.
Произнеся это, Максим протягивает продавцу карту, и тот скрывается за прилавком, а его брат-близнец уже складывает одежду и обувь, оставленные Алексом в кабинке, по небольшим отдельным пакетам.
– Ну что, а теперь набьём желудок?
Едва выйдя на улицу, одним метким броском Максим отправляет оба эти пакета в мусорный бак.
– А?!
– Давно хотел это сделать, – похлопав снова споткнувшегося Алекса по плечу, Максим направляет его к пешеходному переходу через дорогу.
И было вспыхнувшее в груди возмущение быстро гаснет. Алекс понимает, что любой другой на его месте высказал бы Максиму пару ласковых: в конце концов, выкидывать чужие вещи без спроса – такое себе… но он не зол, а лишь немного смущён.
К тому же, рядом с Максимом он действительно выглядел слишком просто в старой одежде. А в этом городе, где кажется, много геев, скромничать и прятаться в толпе почему-то совершенно не хочется.
Косо взглянув на своего парня и по совместительству спонсора, Алекс снова невольно оценивает качество и стиль его рубашки и брюк. В них словно бы нет ничего особенного –
ни на первый взгляд, ни на второй – и всё же… эти линии, эти швы – не бросающиеся в глаза, но создающие довольно стильный силуэт… а ведь у Максима таких вещей не одна и не две – а целый гардероб, привезённый из Москвы.
«Всё-таки, мы из разных миров…»
Вроде бы старая мысль, но если раньше Алекс смотрел на Максима, как на модника и пижона, то сейчас вдруг осознал: а ведь ему ничто не мешает тоже стремиться к стильному образу. Да, до сих пор он одевался на рынке – но виновата в этом не нищета, а привычка экономить и вбитая с детства идея, что стильная одежда – это ненужная роскошь. Однако, что плохого в том, чтобы выглядеть элегантно? Конечно, в России модника-мужика скорее всего тут же окрестят пидаром… потому что мужику вроде как постыдно быть красивым… но если задуматься – это же бред!
Не только геи хотят выглядеть хорошо и привлекательно!
Оторвав взгляд от асфальта под ногами, Алекс открыто бросает взгляд на проходящую мимо женщину: туфли на высоком каблуке, слишком мускулистые икры и бёдра, очень короткая юбка и вульгарно почти выскакивающая из глубокого декольте грудь, огромный кадык и ярко накрашенные губы…
«Вот-вот, даже такая дамочка желает быть красивой!»
«Стоп… кадык???»
Если бы не Максим, он бы сейчас наверное вывихнул себе шею, однако Алекса вовремя обнимают за плечи и заставляют свернуть в какую-то дверь.
– Джеф, даже здесь пялиться не очень-то вежливо…
– Просто я впервые вижу транса в живую…
Впрочем, удивление Алекса быстро испаряется, а его место занимает резко проснувшийся зверский голод. Всё дело в том, что это заведение, куда его привели – тут просто одуряюще вкусно пахнет!
И что ещё поразительнее – это не какой-то там шикарный ресторан, а небольшое кафе! Здесь даже столы и стулья из пластмассы!
«А я зажрался…»
Несмотря на жару и усталость, Алексу едва хватает терпения, чтобы дождаться, пока Максим выстоит короткую очередь. Аппетитные ароматы витают в воздухе, желудок всё настойчивее пытается начать переваривать самого себя, вокруг раздаётся стук столовых приборов и чавканье, во рту скапливается обильная слюна – и когда Максим наконец-то приносит поднос с тарелками какой-то золотистой жижи, похожей на гороховую кашу, лепёшками и странными шариками с салатом, Алекс накидывается на еду с таким аппетитом, словно год просидел на воде.
Но когда Алекс берётся за одноразовую ложку, собираясь зачерпнуть немного «каши» Максим его останавливает:
– Это хумус, в него надо макать питу... да, эту лепёшку.
Что бы это ни было, но оно оказывается очень вкусным, как и шарики, которые забавно хрустят на зубах.
– М-м-м...
– Это фалафель, – хмыкает Максим.
Впрочем, удивительная еда лишь ненадолго увлекает Алекса, и утолив первоначальный голод, он вновь принимается бросать взгляды по сторонам.
«О, а это вон там две девушки? Они целуются? Надо же, у всех на виду…»
Решив последовать предупреждению Максима и не слишком афишировать своё любопытство, Алекс плавно переводит взгляд к окну. И тут же замечает странную троицу на улице, должно быть, ждущую зелёный свет у перехода. А странное в них – обтягивающие комбинезоны, в каких сёрферы обычно гоняют на досках по волнам… только эти как-то уж слишком вызывающе ярко переливающиеся на солнце, да и сшиты, кажется, не из прорезиненой ткани…
– Что-то не так? – вдруг спрашивает Максим, берясь за пластиковый стаканчик с ещё даже не прекратившим испускать пар чаем.
– Ничего особенного… – задумчиво отзывается Алекс. – Просто в шоке…
– И это ещё только день!
Отчего-то Максим выглядит очень довольным. И совершенно не скованным. И Алекс, которому до такого отношения пока далеко, решает сменить тему:
– Кстати, ты не забыл, что я хотел поменять деньги?
– Не забыл, – быстро вытерев пальцы о салфетку, Максим достаёт телефон, кладёт на стол перед собой и, кажется, открывает гугл-карты. Даже одной рукой он весьма не плохо управляется с этим. – Кстати, зачем тебе это?
– Хочу… купить кое-что.
– Я куплю тебе, – тут же прекратив тыкать в экран, Максим поднимает на Алекса серьёзный взгляд.
– Это не мне…
– А кому? Что-то случилось?
– Не совсем… – Алекс вздыхает, отводит взгляд, снова натыкается на целующихся лесбиянок и поспешно принимается рассматривать дно своего неизвестно когда опустевшего стаканчика. – Я сегодня немного накосячил… перепутал ванную с комнатой Надежды.
– И что?
– Она… как раз переодевалась.
– Хм, – подперев голову кулаком, Максим теперь укладывает на стол бандаж с гипсом, сдвигая в сторону и тарелки и свой телефон. – Сегодня, говоришь? Что-то я с утра не заметил, чтобы она была расстроена… и много ты увидел?
– Достаточно…
– И как тебе? – в прищуре чёрных глаз мельком проскальзывает недовольство. – Понравилось? Предпочитаешь женщин постарше?
Алекс хмыкает. Смысла реагировать на шутку нет, так что он продолжает отвечать на предыдущий вопрос:
– Я хотел бы купить ей что-нибудь. В качестве извинения. Да и вообще, она столько заботится о моей маме…
– Ей за это платят.
Слова Максима прозвучали довольно жёстко. Алекс и раньше замечал, что его особая фобия не распространяется на эту женщину, но может ли такое быть, что у Максима к ней неприязнь другого рода?
«Да нет, вряд ли…»
– А в её обязанности входит нестись в больницу в пять утра, даже толком не поспав?
На этот раз Максим отвечает не сразу. Сначала прикрывает глаза. Потом убирает телефон в карман и встаёт.
– Ладно, пошли что-нибудь поищем…
И хотя он не выглядит воодушевлённым, уже через пару кварталов Алекс оказывается вдруг окружён женскими бутиками: украшения, нижнее бельё, вечерние платья, пляжные принадлежности – посреди всего этого чуждого великолепия разбегаются глаза. На самом деле Алекс не собирался покупать ничего дорогого… просто какой-нибудь сувенир.
– М-макс… – обернувшись, он вдруг замечает, что его брутальный парень упёрся взглядом в стенку и с повышенным вниманием изучает рекламную афишу какого-то артиста, изображённого с павлиньим хвостом в луче яркого света.
Попросить Максима поговорить с продавщицей вместо себя? Нереально. Кажется, он даже не способен зайти внутрь подобного магазина. И тем не менее, он привёл Алекса сюда, в чуть ли не самое ужасное для себя место, наполненное в этот жаркий полдень девушками и женщинами всех возрастов. В результате Алекс решает поискать что-нибудь самостоятельно, какую-нибудь безделушку… и в одном из отделов вдруг цепляется взглядом за витрину с кожаными кошельками и небольшими сумочками… только его внимание привлекает всего лишь блокнот с обложкой из коричневой, кажущейся на вид очень мягкой кожи. Вспомнив, как Надежда тем утром после роковой ночи записывала его показания от руки, Алекс решает, что нашёл именно то, что нужно. Только вот открыв уже рот, он вдруг вспоминает, что во-первых, так и не обзавёлся местной валютой. А во-вторых, что не говорит на местном языке.
– Вам что-нибудь подсказать? – вдруг на чистейшем русском спрашивает молоденькая девушка, подходя к витрине в том месте, где застыл Алекс.
– А… сколько стоит… этот блокнот?
– Десять евро, – улыбается девушка, кивая на ценник, который оказывается всё время был у Алекса перед глазами. – Если хотите, мы бесплатно добавим любую гравировку на обложку.
– Эм… я сейчас…
Выскочив из магазина и найдя всё ещё увлечённого афишами Максима, Алекс в двух словах объясняет ему ситуацию. И вместо ответа получает банковскую карту. А ведь он собирался купить подарок на свои деньги… конечно, десять евро – несколько дороговато для простого извинения за недоразумение, однако дело не только в нём: Алекс действительно благодарен Надежде за то, что она делает для его матери, пусть даже если её наняли ради этого. В конце концов, сам Алекс не сделал для мамы вообще ничего.
– Куда дальше?
Наконец-то убравшись подальше от женского царства, Максим явно вздыхает свободнее. А вот ноги у Алекса уже еле идут. А обожженные солнцем спина и плечи горят всё сильнее.
– Может, домой? – произнеся это, Алекс не сдерживается и широко зевает. – Я бы поспал.
Максим хмыкает.
– Не в этом смысле, – поспешно добавляет Алекс.
Но кое-кто уже ловит такси.
Ехать оказывается довольно далеко. И Алекс бы даже наверное успел подремать в пути, если бы не спина.
Стук во входную дверь сначала не вызывает никакой реакции с другой стороны. Алекс даже решает, что они перепутали дом… но Максим, у которого, оказывается, нет ключей, продолжает упёрто стучать. Пока наконец-то изнутри не доносится щелчок замка, и едва дверь открывается – их обоих обдаёт коньячным ароматом. Раскрасневшийся, но явно не от солнца, мужчина в светлых хлопковых брюках и голый по пояс рассматривает вернувшихся нездорово блестящими голубыми глазами со всё сильнее разгорающимся в них презрением.
– Открывай, – Максим кивает на решётку, всё ещё закрытую и мешающую войти в дом.
– Ага, – кивает Григорий. – Щас… бросили меня, а я им теперь открывай…
Глава 49. Сыграем?
****
Инoгдa хорошeе наcтроение способно творить чудеса. Например, выставлять раздражающее поведение раздражающего человека совсем не раздражающим. А настроение Алекса, несмотря на усталость, до сих пор держалось на довольно приемлемом уровне. Поэтому при виде искренней, почти детской обиды на раскрасневшемся небритом лице зрелого мужика он лишь вздыхает и отводит взгляд.
– Если не откроешь, останешься один ещё надолго, – тем временем после некоторого молчания произносит Mаксим.
Удивительно, но это замечание заставляет уже изрядно, судя по запаху, принявшего на грудь Григория задуматься и с сомнением уставиться на навесной замок.
– Tогда ладно, – снова кивает он. – Oткрою… открою… только как?
И правда. Алекс тоже внимательнее присматривается к решётчатой двери, а особенно – к висящему на ней замку, с которым явно не справиться без ключа. Наверное, Надежда заперла всё так тщательно по привычке – ведь раньше, когда она уходила, дом оставался пустым…
Подняв взгляд выше, Алекс слегка толкает Максима в бок и подбородком указывает на кухонное окно рядом со входом. Однако Максим тут же отрицательно качает головой.
– Bот ещё… по окнам я не лазил. Лучше уж погнали в отель.
C одной стороны, это не такая уж и плохая идея: позволить Григорию подольше насладиться плодами своей поездки – а чего он ожидал? Что все будут его развлекать? А с другой… Алексу не кажется правильным разрешать Максиму и дальше так бездумно тратиться налево и направо. Эти две мысли, как гири, ещё даже не успевают приземлиться на совестливые весы Алекса, а Григорий уже вцепляется в решётку, словно пытающийся вырваться на свободу узник, и жалобно восклицает:
– Ты не можешь!
– Почему? – здраво возражает Максим.
Kажется, этот вопрос превышает текущие умственные способности следователя из провинциальной российской глубинки, так что он решает прибегнуть к силе – решётка ощутимо вздрагивает в его руках. Однако, увы, скромных человеческих сил оказывается явно не достаточно, чтобы выломать её.
– Мы можем вызвать службу спасения… – раздаётся ещё более жалобный скулёж со стороны запертой двери.
Но Максим снова бессердечно мотает головой. И обнимает Алекса за плечи, разворачивая обратно к дороге.
– Подожди! Ты же обещал помочь!..
– Обещал, – в до сих пор нейтральном голосе обернувшегося Максима на мгновение прорезаются жёсткие нотки. Но тут же смягчаются. – Обещал помочь тебе с этой женщиной. И я помогаю. Смотри, когда она вернётся, вы окажетесь только вдвоём под одной крышей…
– Да она же тогда… выгонит меня!
Похоже, Григорий начинает понемногу трезветь – его жалкий скулёж крепчает, а на лице проступает более осознанное и зрелое выражение. И всё равно от него так и несёт беспомощностью и отчаяньем.
– И? Только не говори, что не найдёшь, куда податься.
Максим не двигается с места, Алекс тоже стоит неподвижно.
– Да чтоб тебя… Ты можешь просто остаться? Хотя бы ненадолго? – пальцы Григория белеют от напряжения, так сильно он сжимает прутья решётки. – Я устал… устал быть один.
Какое бессовестное заявление. Конечно, он пьян, и всё же, произносить подобное при Алексе… насколько же непробиваемой наглостью для этого надо обладать?
Впрочем, может, дело и не в наглости, а в потере остатков самоуважения?
Алкоголь и правда способен на ужасные вещи…
Почувствовав на себе взгляд Максима, Алекс вздыхает и слегка качает головой. Жалкий вид Григория не способен сейчас вызывать у него ничего, кроме тошноты, но спина под шершавой джинсовой тканью уже так горит, что Алекс не уверен, что выдержит эту пытку ещё хоть сколько-нибудь.
К тому же… кто знает, какую глупость сотворит эта отчаявшаяся пьянь, если всё-таки останется одна?
– Давай попробуем залезть…
– Ладно, – Максим явно без энтузиазма поднимает взгляд на кухонное окно с узким подоконником. На нём тоже установлена решётка, только почему-то не со стороны улицы, а за стеклом. – Надеюсь, никто не вызовет полицию…
Несколько секунд Григорий тупо смотрит на них обоих, словно пытаясь разглядеть в сказанном какой-то тайный смысл – и вдруг исчезает с порога, будто испарившись. А уже спустя мгновение его светлая взлохмаченная макушка появляется по ту сторону окна. До Алекса доносится грохот и скрип, решётка распахивается, вздрагивают стеклянные створки… и деревянная рама принимается громко дребезжать от прикладываемых мужчиной усилий, однако не спешит поддаваться с той же лёгкостью, как до этого решётка – но Григорий дёргает её с таким усердием, что кажется, ещё чуть-чуть – и стекло разобьётся…
Впрочем, рама сдаётся раньше.
Счастливо улыбаясь, Григорий перевешивается через подоконник и протягивает Максиму руку.
Но Максим сначала подталкивает к окну Алекса.
Заколебавшись на миг, но всё же схватившись за широкую ладонь, тот задирает ногу и упирается в небольшой выступ на стене – а потом его одним махом вздёргивают наверх. При этом на лице Григория, кажется, не вздрагивает даже мускул. Он всё ещё выглядит безумно счастливым.
Обе створки окна распахнуты, так что пролезть на кухню не составляет труда. Правда, спрыгнув на пол, Алекс едва не поскальзывается на кухонных ножах, высыпавшихся из упавшей подставки… но он успевает сгрести их в сторону, пока Григорий втаскивает на подоконник Максима.
В кухне разом становится очень тесно.
– Я приму душ, – зачем-то сообщает Алекс, отправляясь в комнату на первом этаже.
Там он быстро находит свою сумку, вытаскивает из неё нормальные трусы-боксеры и чистую, хоть и смявшуюся, футболку. А на кухне тем временем вдруг раздаётся шум воды и, кажется, чей-то негромкий голос – краем глаза заметив согнувшегося над раковиной Григория, но так и не поняв, кто и что говорит, Алекс взлетает по лестнице на второй этаж – сейчас его больше волнует собственная спина, а не чужие разговоры.
Раньше, когда Алекс обгорал, мама всегда мазала его сметаной и прочей моло́чкой, но сейчас он просто подставляет горящую кожу под холодную воду.
Ледяная.
Её тугие струи, словно острые льдинки, нещадно пронзают мясо до самых костей.
– Тс-с-с…
Выдержав, сколько возможно, Алекс выключает душ. И с огромным сомнением косится на принесённые вещи: трусы ещё ладно, но футболка… одна только мысль, что её грубая ткань сейчас коснётся спины, вызывает стойкое отвращение. Но спускаться к двум представителям брутальной голубой породы голышом тоже не кажется хорошей идеей. Так что Алекс всё же натягивает футболку на мокрое тело (замерзшая кожа пока потеряла чувствительность), после чего собирает с пола новую одежду и покидает ванную.
Да, в трусах. А что? В такую жару ходить дома в штанах? Была бы тут Надежда, он бы ещё постеснялся, а так…
Если кому-то уж очень захочется – так и быть, Алекс разрешит полюбоваться на свои голые ляжки, тем более, что они у него не настолько тощие, как верхняя половина тела, так что особых комплексов не вызывают.
…хотя тот придурок – сын бывшего мэра – вроде нашёл их отвратительными.
Задумавшись, Алекс не сразу замечает, что в доме почему-то стоит тишина.
А вот и первый этаж… когда он ранее забегал в спальню за вещами, как-то не обратил внимания на изменения в обстановке, но сейчас первое, что бросается в глаза: небольшой круглый стол на коротких ножках, вытащенный на середину
комнаты и украшенный несколькими красивыми бутылками из дутого стекла, вазочкой с вареньем и аккуратно нарезанными кусочками странного желтоватого хлеба. И за этим столом, друг напротив друга, сидят двое. Прямо на ковре, скрестив по-турецки ноги.
Так, хлеб и варенье, кажется, изъяты из запасов Надежды, а спиртное, судя по незакрытой до конца прозрачной дверце шкафа – вон из того поредевшего ряда бутылок…
– Кхм…
Бросив снятую в ванной одежду на край всё ещё застеленного дивана, Алекс поспешно ныряет под тонкое покрывало. И еле удерживается от жалобного вскрика – ибо плюхнуться с разбегу на спину оказывается не самым удачным решением.
– Спать?
Обернувшийся при его появлении Максим вяло покачивает в пальцах маленькую рюмку с золотистым содержимом.
– Угу.
– Хорошо.
– Эй, какой спать?! – вдруг вклинивается Григорий. – Давай к нам!
– Мне нельзя пить, – сжав зубы, довольно сдержанно отзывается Алекс из-под покрывала.
– Слабак! – тут же развязно хмыкает мужчина, встряхивая мокрыми светлыми волосами. – Ничего… мы тебе разведём! Один к десяти? К ста? К ты-
– Оставь его, – перебивает Максим Григория, и каждое его слово тяжело падает на пол. – Хочешь пить – пей, а других не доставай.
Алекс незаметно переводит дыхание и закрывает глаза, почти что наслаждаясь прохладой и мягкостью подушки, как вдруг Григорий снова подаёт голос. И это действительно неожиданно, ведь Максим только что весьма ясно высказал своё недовольство.
– Да что ты с ним носишься, как с ребёнком?! Или думаешь, мальцу нечего делать с нами за одним столом?
– Грэг!
– …брось… Я просто хочу посидеть и поболтать с вами обоими… что тут такого?
– А я говорю: прекрати. Или я выкину тебя на улицу.
– У тебя нет ключей…
– Через окно.
– Тц, – Алекс резко садится, вперивая свой самый тяжёлый взгляд в белобрысого мужика, привалившегося к стене с видом скучающего хиппи. – С вами хрен уснёшь.
Явно приняв его слова, как установку к действию, Максим тут же начинает вставать – правда с рукой в гипсе у него это не сразу получается, однако Григорий мгновенно оценивает угрозу, вжимает голову в плечи и напрягается, будто собираясь броситься наутёк… Но слезший с дивана Алекс уже плюхается на ковёр у стола. Как раз между этими двумя. И замечает, что среди бутылок притаилась ещё одна рюмка.
– Налейте и мне.
– Уверен?
Максим склоняет голову к плечу, всем видом словно говоря: «Ты только скажи, и я избавлюсь от этой занозы»… ну или Алексу так кажется.
– Ага.
Наливает ему Григорий. И при этом рука его довольно твёрдо держит бутылку из тёмно-синего матового стекла.
Подняв всего на одну треть наполненную рюмку, Алекс подносит её к губам, наклоняет, но не выливает содержимое в себя, а всего лишь касается горькой жидкости кончиком языка… хотя, чтобы захмелеть, ему хватает и запаха.
– Эй, подожди… раз мы все собрались… – покачнувшись, Григорий тянется к своей маленькой поясной сумке, брошенной у стены вместе с остальными вещами, и вытаскивает на белый свет металлическую фляжку бронзового оттенка. – Давайте сыграем?
– Во что? – послушно интересуется Максим, видя, что Алекс этого делать не собирается, а сам Григорий продолжает пьяно лыбиться, явно выжидая, когда же его спросят.
– В кости! Всё очень просто! – разжав кулак, мужчина демонстрирует два кубика, так же вытащенных из сумки. – Кто выбросит бо́льшую комбинацию – загадывает желание тому, кто выбросит ме́ньшую. Желанием может быть всё, что угодно. Но проигравший волен выбрать: выполнить его или отказаться и вместо этого выпить.
Речь Григория течёт предельно гладко, даже и не скажешь, что этот человек всего десять минут назад растекался по решётке и скулил, как брошенный пёс. Протрезвел? Или притворялся с самого начала? Но чего он хочет добиться? Напоить Алекса до отключки? Но Максим здесь, а значит – в этом нет никакого смысла.
– Тебе не кажется, что это нечестно? – снова подаёт голос Максим.
Он вроде бы не против этой идеи с игрой, но сомнения и подозрений в его взгляде по-прежнему больше, чем одобрения.
– Всё нормально! – Григорий ещё шире растягивает губы в ухмылке и встряхивает в воздухе фляжку. – Знаешь, что там?
– … – брови Максима тут же сходятся над переносицей. – Ты до сих таскаешь это с собой?
– Да ладно тебе! – махнув свободной рукой, Григорий переводит взгляд на Алекса. И во взгляде этом теплится почти отеческая доброта. – Во-первых, мы разбавим коньяк содержимым фляжки один к двум, а во-вторых, чтобы всё было честно, Александр, давай сделаем так: если ты пойдёшь в отказ, то выпьешь только один глоток вместо целой рюмки. Тогда не свалишься сразу, верно?
– А что в ней?
– Кое-что, от чего мужчинам становится очень тесно в штанах…
Ухмылка Григория уже больше похожа на оскал, Алексу даже видно его обнажившиеся дёсны. По вновь согревшейся и начавшей зудеть спине пробегают мурашки.
– Афродизиак?
– Именно! Никогда раньше не испытывал на себе его действие?
«Испытывал. И ты знаешь это, сукин сын!»
– Не зыркай так на меня, Александр. Я один тут рискую оказаться в проигрыше – в конце концов, вы-то сможете друг другу помочь с возникшей проблемой, а мне даже из дома не выйти!
– А то ты не справишься сам, – хмыкает Максим.
– Справлюсь. Но не стану этого делать. Одно дело – рукоблудить втихую, когда никто не знает, и совсем другое – отправляться в ванную под вашими пристальными взглядами…
Алексу не очень верится, что Григорию вообще знакомо чувство стыда… однако это может быть даже забавно – заставить его самого упиться своим возбудителем.
И всё же, остаётся другая проблема – какие желания он загадает? Ведь он же не станет злить Максима?
– Ладно, – Максим тем временем вздыхает. И вдруг приподнимает плечи и начинает их вроде как разминать. – Но в любом случае я оставляю за собой право набить морду тому, кто загадает что-то неуместное с моей точки зрения… так пойдёт?
Взгляд его при этом прямо направлен на Григория. Тот согласно кивает, правда – не очень уверенно.
Зато Алексу намного спокойнее: теперь, по крайней мере, кое-кто точно сто раз подумает, прежде чем открывать рот.
– Раунд первый!
Торжественно объявив начало, первым кидает кубики Григорий, и те далеко раскатываются по столу. У него выпадает «три» и «два». Вторым за кости берётся Максим – его большой ладони хватает, чтобы встряхнуть их в кулаке. «Три» и «три». Наконец настаёт очередь Алекса… «пять» и «один».
– У вас одинаково, – разочаровано протягивает Григорий и почему-то снова тянется к кубикам. – Пока победитель не выявлен, идём по кругу!
«Пять» и «четыре».
У Максима – опять «три» и «три».
У Алекса – «четыре» и «три», всего на единицу больше.
– М-м-м… значит, начинаю я, – щурится Григорий, поднимая взгляд от костей на Максима. – И моё желание: ответь на вопрос! Ты когда-нибудь трахался с женщиной?
– Нет, – отвечает тот быстро и без раздумий.
А Алекс ещё больше теряется в догадках. Он понимает одно: Григорий точно что-то задумал… но к чему такой дебильный вопрос? Мало того, что Максим гей, но даже без этого с его-то фобией…
– Ох, ясно… тогда продолжим? Раунд два!
Теперь не везёт Алексу, ему сразу выпадают две «единицы», в то время, как остальным в общей сложности – «десять» и «двенадцать». И большая сумма вновь достаётся Григорию.
– Кхм, Александр… тебе я загадаю то же желание: ответь, ты когда-нибудь хотел переспать с женщиной?
Формулировка изменилась. Причём вопрос звучит так, словно Григорий в курсе, что у Алекса ещё никогда не было обычного гетеро-секса. Однако… на днюхе у Жеки несколько девушек весьма активно домогались до его члена…
«Так, проблема в другом: отвечать мне или нет?» – покосившись на Максима, Алекс невольно облизывает губы. – «Должен ли я соврать?»
А вот Максим на него вовсе не смотрит, вместо этого изучая гладкую поверхность стола.
– Александр? – торопит Григорий.
– Мой ответ: «да», – всё же решается Алекс, – но это было давно.
– Чудесный ответ… Погнали дальше: раунд три!
В этот раз Алекс первым берёт кубики. На что Григорий лишь приподнимает брови и насмешливо косится в сторону бутылки с коньяком. Его очередь наступает последней… однако он опять выигрывает, выбросив «двенадцать», в то время как у остальных суммарное количество очков не превышает десяти, причем меньше всего, как и в первом раунде, оказывается у Максима.
Григорий улыбается ему очень мягко.
– Макс, что ты сделаешь, если через полгода, год или даже пять лет Александру вдруг захочется женского тепла и ласки?
– Как сейчас тебе? – чуть помедлив, вместо ответа спрашивает Максим.
– М-м-м, не совсем, – улыбка Григория сходит на нет, но в глазах продолжает резвиться смешинка. – Я уже тёртый калач, многое повидал в своей жизни… а твой девственник ещё толком ничего и не знает. Возможно, в настоящем ему вполне всего хватает, но… это только пока, от новизны ощущений. Так что ты планируешь? Продолжишь навязывать ему себя? Или всё же позволишь попробовать всякое-разное? Чтобы он уже осознанно сделал выбор?
Ещё в середине речи Максим опустил взгляд к столу, а сейчас вдруг тянется к коньяку. Поняв всё без лишних слов, Григорий вздыхает и наполняет его рюмку прозрачной жидкостью из фляжки ровно наполовину, остальное Максим доливает уже сам из тёмно-синей бутылки. И залпом выпивает.
А Алексу внезапно приходит на ум, что напоить Максима может быть даже опаснее, чем кого-либо ещё в этом доме. Особенно под такие темы… Ведь Максим только кажется сдержанным и невозмутимым, словно скала, а на самом деле… на самом деле он тот ещё псих.
У него и справка имеется.
Глава 50. Уже попробовал
****
Eсли Aлексу не изменяет пaмять, тем вечерoм, когда состоялось их с Григорием углублённое знакомство, подмешанный в питьё наркотик начисто лишил его способности двигаться – значит ли это, что Mаксима скоро ждёт то же самое?
Или это какая-то другая дрянь?
Нет, Макс вряд ли бы согласился быть парализованным… да и речь вроде бы шла только об искусственном возбуждении…
C другой стороны, возбуждённый и обездвиженный Максим…
«…это было бы даже забавно… Tак, хватит, нельзя терять бдительность!» – поджав губы, Алекс отводит взгляд от окаменевшего лица с высокими скулами и вновь первым берётся за кости. И на этот раз сразу выбрасывает две «шестёрки», то есть в сумме получается двенадцать. Неужели наконец-то настанет его черёд задавать вопрос?
Максим: «пять» и «пять».
Григорий: «один» и «один».
Bот такой вот расклад.
K Алексу снова обращается хитрый прищур голубых глаз, однако сейчас за ним чувствуется что-то тяжёлое. Депрессивное. Даже кажется, что в комнате стало темнее – но за окнами по-прежнему светит яркое солнце. Может, просто нервы шалят?
– Кх-кх, – опять торопит его Григорий.
С таким выражением лица смертники, наверное, встают в очередь на виселицу: улыбаясь и делая вид, что им всё нипочём.
– Ха-а… – Алекс громко вздыхает. – Ну ладно… Зачем ты поехал с нами?
Прежде он уже несколько раз обращался к Григорию на «ты», но в основном старался придерживаться отстранёно-вежливого тона, однако сейчас в этом нет никакого смысла. Намного важнее, что главный вопрос наконец-то задан.
– А? Максим разве тебе не рассказал? – на раскрасневшемся от выпитого лице мужчины медленно проступает удивление, но вот его брови устремляются друг к другу, сталкиваются над переносицей, образуя глубокую складку-морщину, словно тот одновременно пытается нахмуриться и изобразить глубочайшее сожаление, но пару секунд спустя в комнате уже снова раздаётся его слегка охрипший и снисходительный голос: – Меня отправили в незапланированный отпуск… так что я решил воспользоваться возможностью повидаться со своей бывшей невестой… ну и улучшить наши отношения, если получится.
– Да она же тебя на дух не переносит!
– Ох… и когда это ты у нас успел стать специалистом по женской психологии, м-м-м?
Презрительная усмешка – такая знакомая. И такая противная.
«Какая наглая ложь…»
«Значит, так тоже можно?»
Внезапный писк за спиной заставляет Алекса вздрогнуть. А ведь это всего лишь его изголодавшийся телефон, оставленный в кармане новых джинс… поднявшись, чтобы поставить его зарядку, Алекс возвращается к столу, когда двое уже успевают бросить кости.
И словно на зло теперь ему выпадают две «единицы», в то время как Григорию – две «шестёрки».
– Ха-ха, продолжаем игру в вопросы и ответы! Александр, ты когда-нибудь фантазировал, что тебя насилуют?
Язык у Алекса мгновенно примерзает к нёбу. Не то чтобы он уже придумал ответ, но… сейчас, даже очень захотев, он вряд ли сможет произнести хоть что-то.
Зато рядом вдруг раздаётся:
– Ты в своём уме?
Максим хмурится. Его здоровая рука пока ещё свободно лежит колене, но пальцы то сжимаются в кулак, то снова распрямляются, будто никак не находя наиболее комфортного для себя положения.
– Спокойно. Считай это наполовину профессиональным интересом! – неожиданно твёрдо отвечает ему Григорий. Твёрдо и трезво. А потом снова переводит взгляд на Алекса. – Ну так что? Pаз уж так вышло, что я в курсе наклонностей твоего парня, ведь логично предположить наличие у тебя противоположенных… м-м-м, предпочтений… не так ли? Обещаю, что твой ответ никак не повлияет на предстоящее судебное разбирательство, так что просто уваж меня, о'кей?
«Как подло…»
Даже Максим вряд ли бы получил от Алекса честный ответ на подобный вопрос, так что Григорию ничего подобного точно не светит… однако, открыто соврать Алекс тоже не может: Максиму уже взбредали в голову странные вещи и сомнения из-за вскользь сказанных слов – и кто знает, что он там себе придумает, если Алекс вдруг начнёт отрицать очевидное? Ведь Григорий не уточнил, о каком именно изнасиловании идёт речь… а начать уточнять почему-то кажется тем же самым, что и пуститься в пляс под его глумливую дудку.
Так что Алекс молча щёлкает пальцами по своей рюмке, всё ещё полной на треть.
И Григорий с противной улыбочкой доливает в неё столько же прозрачной дряни из своей фляжки. Впрочем – как и договаривались – Алекс делает только один микроскопический глоток.
Однако этого хватает, чтобы вызывать в его теле жаркую волну где-то в районе желудка, и заставить её прокатиться по телу до самых кончиков пальцев.
Алексу даже приходится открыть рот, чтобы вдохнуть побольше и хоть немного приглушить затопившее вены стихийное бедствие.
– Отлично-отлично, – кивает тем временем Григорий. И подталкивает к нему вазочку с вареньем. – На, закуси…
Проигнорировав жалостливый тон, Алекс под внимательным взглядом Максима берёт кусочек булки, послушно макает его в густую субстанцию с кусочками абрикосов и отправляет всё это в рот. Но особого эффекта от проглоченного не ощущает.
«Хорошо, что я плотно поел в обед… а то бы уже окосел…»
– Продолжим?
Отвечает Григорию Максим, собрав раскатившиеся кубики, встряхнув их в кулаке и снова выкинув на стол. Странное дело – когда Алекс пытается сосчитать количество чёрных точек на верхних гранях, эти самые точки вдруг начинают перепрыгивать с места на места. У него это не выходит сделать и со второй попытки, а потом кубики уже оказываются у Григория.
И в результате вопрос снова задают ему. Только теперь это делает Максим – повернувшись к Алексу всем корпусом и глядя прямо в глаза:
– Что ты думаешь насчет секса втроем?
И его тон… даже безэмоциональнее, чем обычно. Уже подействовал афродизиак? Или дело в коньяке? Алекс невольно вспоминает ночь после днюхи Жеки, когда Максим впервые продемонстрировал, что бывает, когда он выпьет. И наверное, из-за этого воспоминания до Алекса не сразу доходит смысл вопроса…
– А? Втроём?
Он вдруг чувствует странное раздвоение: с одной стороны, спроси Максим что-то подобное наедине, это не вызывал бы у Алекса неприязни – он бы скорее просто решил, что Макс хочет его лучше узнать. Но сейчас… почему ему кажется, что эти двое смотрят на него будто бы с другого берега?
«Ерунда…»
Облизав губы, Алекс обхватывает пальцами свою рюмку, сжимает, но не поднимает – вместо этого молча мотает головой.
В разбавленном коньяке отражается озадаченное лицо Григория. Похоже, ответ его не удивил, но он совершенно не ожидал, что Максим поддержит игру в откровенные вопросы.
Ладно, в любом случае, Алекс уже не ждёт ничего хорошего от этой игры.
Не то чтобы он до этого ждал… но и отказаться от неё было бы слишком позорно. Словно подтвердить, что все насмешки Григория над ним, как над «мелким» и «слабым», верны. Нет, Алекс не отступит. И дело не в том, что присутствие Максима придаёт ему уверенности – в настоящий момент, скорее даже наоборот – просто у Алекса нет ни малейшего желания давать Григорию повод обвинять себя в трусости.
Так что Алекс снова берёт кости и снова бросает. Опять две «единицы». Вселенная ополчилась на него или что?
Обречённо ожидая очередного неприличного вопроса, он смотрит в свою рюмку.
Как вдруг слышит:
– Ты не мог бы снять трусы?
Конечно же, это Григорий.
– Э…
– Что такое? Ты ведь не забыл, что мы не в вопросы-ответы играем, а на желания?
Быстро глянув на Максима и заметив, как пристально тот смотрит на своего бывшего, Алекс замирает от внезапно пробежавшего по спине холодка – вдруг, на какое-то короткое мгновение, в его голове вспыхивает догадка: Григорий зачем-то пытается распалить Максима, и все эти вопросы – они лишь для того, чтобы сыграть на его воображении. И что самое неожиданное в этой догадке: вероятно, Максим понимает, что именно Григорий делает и зачем. Но не мешает ему. Словно позволяя взять всю вину на себя…
– Александр?
– Да пошёл ты!
– Тц… предпочтёшь ещё выпить? – кажется, Григория устраивает и такой исход. – На самом деле, я не прошу тебя раздеться полностью ниже пояса: если хочешь, можешь одеть джинсы.
С одной стороны, Алекс понимает, что если ещё хоть пару раз глотнёт даже разбавленного коньяка – то очень скоро рискует оказаться безвольной игрушкой в руках постепенно теряющего над собой контроль Максима и жестокого манипулятора, который не известно, что вообще задумал…
…а с другой, если он выполнит его желание – это так же сыграет Григорию на руку, ведь, будем честными, Максим вряд ли сможет проигнорировать тот факт, что Алекс усядется рядом с ним в штанах, одетых на голый зад… Одно хорошо: тот пока ещё относительно немного выпил…
– Что? Боишься, что твой парень разложит тебя прямо тут, передо мной? – ухмыляется Григорий во все тридцать два зуба, косясь на Максима.
На что тот лишь презрительно поджимает губы.
«Ты кого пытаешься взять на понт?» – Алекс сжимает кулаки. – «Меня или его?»
– Ты мне не доверяешь?
Неожиданно мягко вдруг спрашивает Максим – и Алексу не остаётся ничего другого, кроме как встать, схватить с дивана джинсы и покинуть комнату. В ванной он снова залезает под ледяной душ, в этот раз находя его даже приятным… а потом смело натягивает джинсы на мокрые ноги и зад, так что те облепляют его, словно вторая кожа. Футболка одевается точно так же.
Когда он возвращается, атмосфера в комнате кажется уже немного другой.
«Они поговорили?.. Возможно, о чём-то договорились?»
Неприятное подозрение поселяется в районе солнечного сплетения и принимается разъедать плоть изнутри, но Алекс отказывается поддаваться ему. Просто он действительно верит Максиму. Верит… хоть и знает, что глубина его извращённой фантазии бесконечна. Ведь в игре тот навязывал ему ситуации и похлеще, чем тройничёк или банальное изнасилование… однако фантазии ещё ничего не значат, верно? Да, личность «Маркуса» иногда проступает в поведении Максима, но как человек он отличается от своего персонажа, точно так же, как и сам Алекс.
И всё же игровой опыт подсказывает, что данная ситуация ни к чему хорошему не приведёт.
Впрочем, исход всегда – что в игре, что в жизни – зависел от них самих.
Вздохнув, Алекс плюхается на ковёр перед низким круглым столом, подпирает голову рукой и хмуро переводит взгляд с одного мужчины на другого. Пусть он не способен угадать, что вертится в их головах, а в собственной всё уже немного смешалось… но в одном он уверен: кого-то сегодня ждёт величайшее разочарование.
Молча взяв кубики, Алекс не глядя бросает их на стол перед собой.
И к своему удивлению в этот раз остаётся за бортом: Максим проигрывает Григорию. При этом Григорий загадывает ему заказать пиццу!
Облегчение накрывает с головой.
«Так вот о чём они говорили, пока меня не было… Наверное, Максим велел ему сбавить обороты!»
Впрочем, игра продолжается. И уже на следующем круге Максим просит Алекса сесть к нему на колени. И тот не отказывает. Правда, именно «на колени» не выходит, зато Алекс устраивается у Максима между ног на ковре.
Почти прижатый к столу, чувствуя копчиком нечто большое, твёрдое и горячее, Алекс и сам возбуждается.
Эта неправильная ситуация… в ней есть что-то извращённое и щекотливое, пробирающее до костей.
– Может, мне выйти и дать вам уединиться? – видимо, заметив что-то по выражению лица Алекса или Максима, Григорий не упускает возможности поглумиться. – Сбросить напряжение?
– Не нужно, – глухо отзывается Максим. – Разве суть игры не в том, чтобы продержаться до конца?
При этом его рука уже пробирается по бедру Алекса, однако не делает ничего особенного: большая ладонь лишь прижимается к животу выше пупка.
– Тогда бросай кости.
– Джеф, давай за меня…
Алекс кивает. У него, кажется, снова что-то с глазами… или нет? На этот раз в комнате и правда стало темнее. Уже вечереет?
Ему хорошо в объятиях Максима. И даже каверзные вопросы и задания перестают особенно волновать. Например, когда Григорий загадывает ему взять планшет, зайти на сайт с гей-порно и выбрать любой понравившийся ролик, Алекс действительно какое-то время добросовестно сёрфит сайт. А остановившись на видео с превью, на котором молодому парню подвесили грузики к яйцам, едва успевает остановить свой палец, почти ткнувший в него… всё дело в том, что до Алекса доходит: какой бы выбор он сейчас не сделал, это не только усилит возбуждение Максима (и так уже нездорово напряжённого с головы до пят), но и станет очередной темой для шуток Григория…
Так что Алекс поспешно откладывает планшет и отпивает из своей рюмки.
Немного больше, чем собирался.
Пусть разбавленный коньяк уже слегка выдохся – едва обжигающая жидкость достигает желудка, Алекс тут же жалеет о проявленной опрометчивости. Но игра тянется уже несколько часов, и его осознанность давно дала слабину…
Нет, от выпитого он не отключается – а это уже маленькая, но победа.
– Погнали дальше?
Насмешливый голос Григория раздражает всё так же. Прикрыв глаза, Алекс откидывается назад и снова вздыхает. Но сполна насладиться удобнейшей спинкой ему не удаётся – приезжает курьер вместе с пиццей, и Максим вместе с Григорием отправляются на кухню, чтобы принять заказ через окно.
Когда они возвращаются, Алекс уже успевает запустить один из общеразвлекательных роликов на ютубе, таким образом игра возобновляется где-то через час. И Григорию продолжает вести. Однако, когда за окнами уже исчезает солнечный свет, Алекс впервые за весь день получает возможность загадать что-нибудь Максиму. Но к этому времени он ухитряется ещё раз приложиться к своей рюмке (не отказавшись выполнять задание, а просто задумавшись и случайно запив кусок пиццы), так что оказывается просто не способным на какой-то особенно язвительный вопрос. Но он честно думает над ним почти десять минут. И наконец просит:
– Сходишь к маме вместе со мной?
Некоторое время назад Алекс каким-то неведомым образом снова оказался в объятьях Максима, и чтобы увидеть его лицо, ему приходится отклониться в сторону. Пробившаяся на подбородке щетина царапает висок, но Алекс, поддавшись странному импульсу, повторно прижимается к нему головой и только потом отодвигается.
– Хорошо, – следует серьёзный ответ.
И Алекс видит своё отражение в непроницаемой черноте глубоко посаженных глаз.
А вот Григорий вдруг хмыкает. Расслаблено привалившись к стене и лениво жуя уже затвердевшую сырную корочку, он поднимает помутневший взгляд на Максима:
– Хей, Макс, а ты не хочешь поведать своему малышу, зачем сам поехал с ним?
Максим опускает непонимающе взгляд на стол, где всё ещё лежат брошенный в прошлый раз кости. Снова их не трогали, а значит Григорий задал вопрос не в рамках игры.
– О чём ты?
– О чём? – Григорий мотает головой и разочарованно вздыхает, словно не может поверить в несообразительность Максима, а у Алекса всё внутри снова сжимается от дурного предчувствия. – О том, что тут тебе светит хорошая возможность… окончательно присвоить себе Александра. Признайся, тебе же совсем не хочется, чтобы операция его матери прошла гладко? Ведь ты ревнуешь к ней. И ты был бы совсем не против избавиться от помехи?
По комнате пробегает сквозняк. Рука, обнимающая Алекса, мгновенно обращается в камень.
Наверное, это было слишком наивно: надеяться, что всё ещё может закончится хорошо.
Несмотря на то, что Алекс кожей чувствует скапливающееся в воздухе напряжение, его не особо чёткое сознание реагирует довольно вяло. И даже немного удивляется, когда тело вдруг оказывается пересажено в сторону. А когда уже вставший на ноги Максим вдруг перешагивает стол и хватает Григория за волосы на макушке – Алекс лишь моргает пару раз.
И едва успевает посторониться, чтобы увернуться от тела, кубарем перелетающего через стол.
Шлёпнувшись, Григорий распластывается на ковре морской звездой.
Попытка встать для него заканчивается пинком в челюсть, и на светло-бежевых обоях оседает веер красных брызг.
– Ха-ха… ты как обычно… совершенно с собой не честен…
Он ещё и умудряется подлить масла в огонь. И тем самым заслужить пинок теперь уже в живот. Этот пинок окончательно выдворяет его из комнаты. Согнувшись пополам и впечатавшись в стену в коридоре, Григорий поднимает голову и облизывает окровавленные губы. Максим приседает напротив, снова собирая в кулак волосы на его макушке, и голосом, в котором, кажется, слышны отголоски кипящей в недрах Земли магмы, тем не менее очень сдержанно интересуется:
– Считаешь меня за дурака? Сколько, по-твоему, лет мы с тобой знакомы, Грэг? Думаешь, я не понял сразу, чего тебе надо?
– О… ну ка, удиви меня…
– Всё дело в Джефе, не так ли? Ведь именно такие, как он, как раз в твоём вкусе? Ведь тебе всегда нравились изящные и миниатюрные мальчики со светлой и гладкой кожей… Только вот чего я никак не пойму, так это: на что ты надеешься? Что я отдам его тебе? Или разрешу «попробовать»?
Произнося всё это, Максим не переставал тянуть Григория за волосы, заставляя всё больше задирать голову, и сейчас она почти на девяносто градусов запрокинута назад. Из его носа и из разбитых губ стекает кровь. Взгляд кажется мутным. Но вот радужка приходит в движение и зрачки неожиданно фокусируются на Алексе, застывшем посреди комнаты.
– Уже попробовал, – произносит Григорий еле слышно.
– Что? – Максим наклоняется к нему ближе.
– Уже попробовал… говорю…
Целую минуту Максим не двигается. И в течении этой минуту Алекс мистическим образом абсолютно трезвеет. Весь смысл произнесённого Григорием обрушивается на него водопадом раскалённого металла.
Но он всё ещё не понимает, что за суицидальные цели преследует этот в конец съехавший с катушек художник-извращенец.
Откуда в нём такое стремление к саморазрушению?
Нет, сейчас Алекса должно волновать другое – а именно, реакция Максима. Вон, он как раз оборачивается.
Страшно.
– Значит, вот как вы «просто поговорили»?..
«Я не хочу его потерять», – бьётся в голове. И ни одной дельной мысли.
– Отвечай! – вдруг рявкает Максим.
А Григорий издаёт громкий смешок, во все стороны брызнув кровью:
– Эй… не боишься… испугать своего птенчика до усрачки?
– Закройся.
Затылок Григория встречается со стеной, и только после этого Максим отпускает его волосы и снова поднимается на ноги.
– Как далеко вы зашли? – спрашивает уже тише, глядя в пол.
– Он подрочил мне, – сдавленно отвечает Алекс, словно со стороны слыша свой неживой голос.
– Почему не рассказал?
Наверное, надо всё объяснить… что Алекс не добровольно позволил надругаться над собой… но кажется, ещё немного правды – и Григорию точно несдобровать. И пусть сама по себе смерть этого козла Алекса волнует мало, но Максим же тогда станет убийцей…
Конечно, Алекс не может предсказать его реакцию со стопроцентной уверенностью… но и проверять что-то не хочет.
Поэтому молчит.
Максим же, видимо догадавшись, что ждать дальнейших объяснений не стоит, вновь переводит взгляд на Григория.
Вдруг где-то что-то щёлкает. И снова. Звук идёт из глубин коридора. А вот дверь открывается и на пороге показывается Надежда. Обведя испуганным взглядом двух мужчин и глянув в комнату, она почему-то спрашивает у Алекса:
– Что здесь происходит?
Но не успевает тот ответь, как Максим, задев Надежду плечом, выходит из дома.
До Алекса долетает поток свежего вечернего воздуха.
– Неудачная попытка самоубийства, я полагаю…
Глава 50.1 Отбросы [экстра]
****
Брызги.
Смеx.
Bлaжные шлепки плоти о плоть.
Звон cтекла – это дно пивной бутылки встречается с кафелем.
По самые лопатки погружённое в воду тощее тело хватают за волосы и заставляют вынырнуть, при этом так прогнувшись в пояснице, что остаётся только удивляться, как та не ломается – а всё потому, что один из веселящихся в ванной закинул на неё ноги, словно на скамейку, а другой – не перестаёт долбиться в истерзанный зад жертвы.
Жертва, как и насильники, мужского пола, так что количество дырок, в которые, собственно, можно долбиться, ограничено. Но даже так рот парнишки свободен – во-первых, пристроиться к нему с противоположенной стороны ванны мешает стена, а во-вторых, когда голова парня погружена в воду, и потроха конвульсивно содрогаются от страха и недостатка кислорода – вбитый глубоко в растянутое очко член насильника сжимается так, словно это не вытраханый до самого желудка зад, а узкая девственная дырка.
Снова звон. Но на этот раз громче и звонче – бутылка разбита. Вспененные остатки пива вместе с осколками дождём проливаются на покрытую синяками и кровоподтёками спину. Что касается пены – она стекает и остаётся на поверхности воды, осколки же присоединяются к сотням уже усеявшим дно ванны, и вот оттуда уже поднимается свежее облачко красной мути – это жертва неосторожно соскальзывает руками по битому стеклу.
Воняет.
Ванная совмещена с туалетом, в унитазе плавают следы какого-то салата, сейчас щедро поливаемого содержимом мочевого пузыря одного из участников вечеринки.
Но запах мочи вообще не ощутим на фоне смрада от никотинового дыма, разлитого алкоголя, рвоты и протухших остатков еды, уже несколько дней скапливающихся по углам крайне скудно обставленной хаты. Xаты, используемой исключительно для затяжных вечеринок. Но участники веселья явно не страдают от скопившихся ароматов, и только один из них сейчас стоит у открытого окна единственной комнаты и курит. Правда, холодный осенний ветер не только загоняет весь дым обратно в помещение, но и приносит с собой непередаваемое амбре от стихийной помойки под окнами и от десятка гаражей, забитых отнюдь не ягурами или феррари, а престарелыми отпрысками отечественного автопрома, которым уже прямая дорога в утиль… Pжавое старьё… и всё же с высоты второго этажа тут и там можно заметить окопавшихся в гаражах мужичков, измазанных в масле и пропитавшихся скипидаром, то ли и правда надеющихся реанимировать своих механических питомцев, то ли просто использовавших благовидный предлог, чтобы сбежать от ворчливых жён-старух и прибухнуть в компании таких же, как они сами, неудачников.
Подумать только – настолько жалкий пейзаж имеет место быть всего лишь в трёх часах езды от центра Mосквы.
Но еле заметная улыбка играет на губах наблюдающего за провинциальным вечерним пейзажем парня не поэтому. Просто он представляет себе, как бы исказились одутловатые хари доморощенных механиков, узнай они, что за оргия проходит всего в сотне метров от них. Быть может, кто-то из этих мужичков даже живёт за соседней дверью… или на смежном этаже.
Неожиданно за спиной раздаётся громкий стук.
Oбернувшись, парень замечает, что единственный оставшийся в живых стул отправлен пинком другого находящегося в комнате человека в сторону своих уже необратимо искорёженных собратьев. Tаким образом последним выжившим из более или менее чистых и пригодных для пристройки зада предметов мебели оказывается облезлый и покосившийся диван посреди комнаты.
– Сдаёшься?
– Да пошёл ты! – пнувший стул парень обходит серую коробку на полу и звонко шлёпает ладонью по чёрно-белому телевизору с выпуклым кинескопом. – Как ты вообще различаешь что-то на такой скорости?
Его бровь, губа и язык проколоты и украшены серьгами в виде колец. За эти кольца так и хочется дёрнуть.
– Как?.. – Максим пожимает плечами. – Не знаю. Может, просто потому что я – это я?
Выбросив сигарету в окно, он занимает продавленное место на диване и берёт в руки пульт. Пульт от денди.
Честно говоря, Максим понятия не имеет, как зовут чела, с котором он с полудня соревнуется, проходя Марио на максимальной скорости, впрочем, как и зачем это делает… Вообще, в последнее время такие вопросы, как: «почему?» и «зачем?» – перестали что-то для него значить.
A ведь Максиму всего двадцать два – и тем не менее, жизнь уже успела преподнести ему тонну сюрпризов. А потом надоесть. У него даже появилось желание, чтобы всё это оказалось игрой с доступной кнопкой «ВЫХОД». Но раз такой нет… можно попробовать дисконектнуться и своими силами – только вот, что если второй попытки не будет? И вообще больше ничего и никогда?
– Х-ха-а-а… – проносится по комнате посторонний вздох. – Может, тёлок вызовем?
– Чем тебе в ванной не тёлка?
– Пф!
Пирсингованый косится на проём двери, из-за которого доносятся звуки веселья и траха, потом возвращается к дивану и плюхается рядом с Максом, вытянув длинные ноги и закинув руки за голову.
– Что, уже надоело? – даже не глядя на него, спрашивает Максим, продолжая мягко, но быстро и точно нажимать на гладкие, чуть вогнутые кнопки джойстика.
– Хочу жаренной курочки, – жалобно отзывается пирсингованый, наблюдая за его игрой. – Горячей, сочной, визжащей, и чтобы жарить её, и жарить, и жарить… м-м-м…
Он даже губы облизывает. Как раз прошедший до конца уровень, Максим окидывает его с ног до головы равнодушным взглядом:
– Сходи и купи.
– У меня денег нет… займи, а?
– С фига ли?
– Ну тебе жалко, что ли, Максон? Всё равно папочка отстегнёт, сколько попросишь…
Улыбка возвращается на губы Максима. Склонив голову к плечу, он ещё раз, уже внимательнее, осматривает парня, чьего имени так не смог вспомнить. И останавливает взгляд на кольце в его нижней губе.
– Отсосёшь?
– М-м-м… э-э-э… – пирсингованая бровь выгибается самым жалким образом. – Разве мы не друзья?
– Хм-м… так, значит, отсосёшь?
Максим повторят вопрос, не меняя тона, только на этот раз что-то в его лице вынуждает попрошайку вскочить с дивана.
– Хей, ты за кого меня принимаешь, Максон? Я нормальный!
– А ты меня за кого? За доильную корову?
– Э-э-э, нет… конечно, нет! Просто я подумал, что раз уж ты был так щедр в последние дни, от одной курочки у тебя в кошельке не сильно убудет…
– Щедр? Я?
Взгляд всё нерешительно пятящегося парня прилипает к башне из ящиков, заполненных пустыми пивными бутылками, а после снова переносится к дверному проёму.
– Ах, это…
У Максима нет слов: это на какой же помойке надо родиться, чтобы принять настолько незначительные траты за «щедрость»? Да, он прикупил им жратвы, бухла и дури, но вовсе не для того, чтобы взять на вечное иждивение.
Впрочем, веселье тянется уже несколько дней… пора с ним заканчивать.
Когда Максим поднимается с дивана, пирсингованый вздрагивает, но тут же замирает под его взглядом. И без того бледный и осунувшийся, он ещё больше бледнеет… хотя, учитывая преобладающий оттенок в цвете лица, скорее «сереет».
Максим проходит мимо него.
И заглядывает в ванную. Тут во всю развлекаются ещё трое. Сыро и душно… На полке под зеркалом и в раковине – скопление тонких шприцов и пока не подошедший к концу запас кристаллического порошка – «винта». Именно из-за него эти объебосы и способны часами растрахивать зад уже очумевшего от бесконечного «марафона» дрыща, не зная усталости и даже не нуждаясь во сне. Но на долго ли их ещё хватит? На сутки? Пару часов?
Сами они вряд ли осознают, насколько истощены, чтобы остановиться, а возиться с вызовом скорой для кучки обдолбавшегося мусора хочется не особо.
Самое время поставить жирную точку в затянувшемся веселье.
Максим неспешно натягивает презерватив. И пристраивается к торчку, неистово долбящемуся в дрыща в ванной. Естественно, торчок пытается возразить, но поднятая с пола и приставленная к рёбрам розочка от разбитой бутылки заставляет его как минимум задуматься о своём поведении. На самом деле, Максиму не составило бы труда удержать этого торчка силой, даже не будь тот уже на последнем издыхании от «марафона», но зато теперь у парочки его дружков, ждущих своей очереди и ещё ничего не заметивших, получается заподозрить что-то неладное: по крайней мере, один из них – тот, что сложил ноги на костлявую спину жертвы утех – понемногу перестаёт ржать, с удивлением разглядывая Максима и своего друга, каким-то образом оказавшегося в роли бутербродной начинки.
– Максон? – тупо спрашивает он, пытаясь встать.
…и тут же поднимает кучу брызг, съезжая в воду по горло.
При этом снося нижнюю часть «бутерброда» к покатому концу ванны.
И буквально насаживая своего другана на стеклянную розочку.
Не поверни Максим запястье – на пояснице прогнувшегося под ним парня остался бы отнюдь не порез. Но зато именно в этот момент ему удаётся до конца пропихнуть свой член в его вдруг раскрывшееся очко.
– Какого хуя?… Что ты, блять, творишь?!
Третий отталкивается от стены и забыв о своей прямой обязанности – следить, чтобы дрыщ не утоп – с угрожающим видом почти налетает на Максима… но в последний момент поскальзывается на мокром полу.
Вероятно, благодаря чьей-то подножке.
Причём этот кто-то поднимает ногу и с размаха опускает пятку шлёпнувшемуся на рёбра.
«О, так даже удобнее!»
Приятная неожиданность – случайно найти такой кайфовый угол входа! Максим выкидывает «розочку» и ускоряется, втрахивая торчка в зад нижнего элемента их инсталляции… кстати, уже довольно долго погружённого в грязную воду. Но никому нет до него дела, пока один объебавшийся «винтом» марафонец сжимается под Максимом, второй никак не может выбраться из скользкой ванной, а третий корчится на полу в роли подставки для ноги.
Однако Максим быстро кончает. Даже слишком быстро. А всё потому, что сам он уже давно не принимал никакой дури, и его ощущения от проникновения в сжатый зад ничем не приукрашены и не замутнены, к тому же… да, он заранее немного завёлся. Иначе зачем бы вообще стал снимать штаны?
Высвободив член и брезгливо стащив презерватив, метким броском Максим отправляет его в унитаз, переступает через торчка на полу, на этот раз как следует наступив на него, и наконец-то выдёргивает из воды двух всё ещё сцепленных парней, нижний из которых уже не подаёт признаков жизни, а другой первым делом хватается за свою спину, размазывая кровь.
– Му-му-му-му-му-му-муд…
У заики никак не получается произнести слово до конца. Кажется, это слово: «мудила».
Максим хмыкает и отступает назад в коридор.
Торчок-заика порывается кинуться за ним, но небрежный пинок в живот, больше похожий на лёгкий толчок, уже отправляет возмущённого объебоса искупаться. Его едва успевший вылезти из ванны друг зачем-то бросается к раковине… и вот уже идёт на Максима с окровавленным осколком стекла.
Этот парень чем-то даже смахивает на зомби: синюшная кожа, безумный взгляд, крупные мурашки по всему телу от купания в холодной воде и стучащие зубы…
– Поранишься, – предупреждает его Максим.
И вдруг чувствует движение за спиной.
Оборачивается.
Склонив голову, он пытается понять, что именно собирался сделать пирсингованый, подняв руки. Схватить его? Правда?
– Уверен, что хватит сил?
В этот момент нарик с «розочкой» приближается достаточно, чтобы даже выброшенный вслепую локоть уверенно попал в его солнечное сплетение и заставил согнуться пополам.
Аккуратно забрав из ослабевших пальцев опасный осколок, Максим кивает вглубь коридоре.
– Выметайтесь.
Пирсингованый понуро опускает руки.
– Что случилось, Максон? Ведь всё так хорошо шло…
– Может, в другой раз продолжим, – хмыкает Макс, игнорируя более злобные взгляды со стороны оставшихся троих.
Их зубы стучат, ноги еле держат, но в глаза светится обещание скорой расправы. Однако… да, уже через несколько дней они снова будут лебезить и стелиться, стоит только поманить бухлом и дешёвой дурью. И судя по тому, как один за другим торчки направляются в сторону выхода – они и сами это прекрасно понимают, даже своими окисленными мозгами.
«Отбросы».
Скоро хлопает дверь, и в провонявшей квартире становится уже не так многолюдно.
Максим заходит в комнату, подходит к всё ещё открытому настежь окну и срывает каким-то чудом дожившую до этого дня плотную штору, потом возвращается в ванную и помогает дрыщу принять сидячее положение. Коврик на полу давно промок насквозь и смялся, но сидеть на нём всё же
удобнее, чем на голом кафеле… а из шторы получается весьма дерьмовое полотенце. Однако дрыщ благодарно укутывается в неё.
– Спасибо…
– Доволен?
Максим тоже сидит на полу, чувствуя, как с каждым мгновение его брюки и трусы промокают всё больше.
– Хха-а…
Кажется, у дрыща недостаточно сил для разговора.
– Хочешь есть?
Тот вяло мотает головой и еле заметно указывает подбородком на раковину. Максим вздыхает и поднимается. Умело готовит дозу. Вену на руке находит со второго раза – благо, они (вены) у дрыща ещё не все успели омертветь, и до всяких извращений, типа уколов в пяточную кость, далеко.
Впрочем, не факт, этот дрыщ проживёт достаточно долго, чтобы столкнуться с проблемой поиска вен.
Но это не то, что должно волновать кого-то, вроде Максима. Он просто даёт ему то, чего парень хочет сам. Естественно, не безвозмездно – на его долю тоже хватает если не «веселья», то по крайней мере «не-совсем-скуки».
После инъекции дрыщ расслаблено откидывается затылком на край ванны. Его ладони изрезаны стеклом и кровоточат, тонкие губы сморщены, под нижними веками залегли сизые тени, мокрые волосы почти прозрачны, а светло-розовая радужка глаз кажется болезненно мутной. Альбинос. С детства не способный похвастаться крепким здоровьем, но зачем-то ступивший на короткую дорожку.
Его зовут Ринат.
– Какое сегодня число?..
– Тридцатое.
– Ноября?
– Ага.
– Скоро экзамены… слушай, когда ты в последний раз был на парах?
Внезапный вопрос ставит Максима в тупик. Почесав подбородок, он неуверенно отвечает:
– В прошлом году?..
– Учебном? – дрыщ уже успел закрыть глаза, но теперь снова их открывает, с тревогой всматриваясь в перегородивший проём двери силуэт. – Тебя что, отчислили?
– Ну я же не ты.
– А… ну да…
Ринат снова устало закрывает глаза. Наркотик должен был взбодрить его, однако, похоже, он слишком для этого истощён.
– Засыпаешь?
– Не-а…
Тяжело вздохнув, Максим снова поднимается на ноги и несколько секунд смотрит на закутанное в штору костлявое тело… а потом относит его в комнату и укладывает на диван.
Здесь меньше воняет и больше свежего воздуха.
Зубы Рината тут же принимаются отбивать стаккато, однако лицо немного розовеет.
– С-спасибо…
– Не благодари, – Максим снова закуривает и отходит к окну. – Ты прекрасно знаешь, почему я это делаю.
– З-знаю… у н-нас д-договор… я не сдохну и н-не пов-вешу на т-тебя т-труп…
– Мы договаривались не только об этом.
В комнате повисает тишина, лишь с улицы долетают металлические скрипы и кашель отказывающихся заводиться кляч.
Наконец Ринат очень тихо спрашивает:
– Ч-что ты имеешь в виду?
– Что мне нет никакого интереса наблюдать за бревном.
В этот раз молчание длится значительно дольше – Максим успевает выкурить две сигареты подряд. Вернувшись к дивану и убедившись, что Ринат смотрит широко открытыми глазами в подрагивающую чёрно-белую заставку «Марио» в телевизоре, он садится на край, подтыкает штору под белоснежные ступни и снова берётся за джойстик.
– Ты собираешься меня бросить? – через какое-то время раздаётся в комнате слабый голос.
– А зачем я тебе? – маленький человечек на экране вяло перескакивает с одной трубы на другую. – Не думаю, что тебе так уж нужна моя помощь в поиске мусора вроде тех ребят. Они бы согласились трахнуть тебя и без дури, а может даже сами угостили бы дозой.
До Максима доносится шуршание ткани, только не понятно, кивает Ринат или наоборот – мотает головой.
– С тобой безопасно.
«Безопасно?»
Почему-то это слово врезается в мозг, словно острая бритва, а перед глазами начинают мелькать многочисленные марафоны, в которых Рината рвали, ломали рёбра, выворачивали суставы, заставляли выблёвывать желудок и задыхаться от удавок и запихнутых слишком глубоко и надолго хуев, кормили сутками одной только спермой и не давали испражняться, резали и мочились на раны, выкидывали посреди ночи на улицу голышом или заставляли вылизывать себя и…
«Безопасно?»
– Ха-ха… Ха-ха-ха-ха!
Максим не может ничего с собой поделать – смех рвётся из него, словно рвота. Бедного «Марио» сжигает очередной дракон в очередном замке. Ринат отворачивается к спинке дивана и укрывается с головой.
Через некоторое время Максим устаёт смеяться. Игра ему тоже надоедает. Из-под шторы не доносится больше ни звука, но потёртая, когда-то блестящая, коричневая ткань еле заметно вздымается в довольно размеренном ритме. Понаблюдав за этим немного, Максим аккуратно встаёт с дивана и выходит в коридор, обувается, накидывает куртку и покидает квартиру.
Его путь лежит в ближайшую аптеку, а потом в магазин. Но до магазина Максим не доходит, остановившись напротив витрины и уставившись на своё отражение, он долго стоит, рассматривая тёмную фигуру.
«Ринату нужна психиатрическая помощь… Почему я позволяю ему падать всё глубже? Почему позволяю падать себе? Ведь всё, что от меня требуется – это сообщить, куда следует, да отсыпать деньжат… и можно будет назваться добропорядочным человеком. Но я продолжаю, словно гиена, следовать за ним, дожидаясь неизвестно чего и лишь подталкивая к неизбежному концу…»
«Я не хочу признавать, что он болен?»
«Или не хочу признавать, что болен я?»
В отражении витрины прямо за спиной Максима проносятся машины, но вот одна вдруг притормаживает и подъезжает к краю дороги. Это такси. Из него выходит женщина лет пятидесяти с маленьким мальчиком, наверное, внуком… или она поздно родила?
Такси почему-то не торопится уезжать, а женщина тем временем старательно застёгивает курточку ребёнка.
Максим считает до десяти. Авто остаётся на месте. И тогда он сминает декоративный пакет с только что купленными лекарствами и отправляет его карман куртки, а сам подходит к машине и без спроса ныряет на заднее сиденье.
– Куда?
– «Зелёный бор».
Водила достаёт путеводитель, Максим же не торопится ему помогать. Он ещё колеблется. Он ещё не уверен. На часах почти шесть вечера, а значит, даже если он туда поедет – его могут банально не пустить. И всё же… всё же…
– А! Нашёл!
Таксист очень рад. Потому что ехать далеко, а пассажир уже протягивает ему деньги. Он едет не первый раз и знает, сколько это будет примерно стоить. Даже с учётом вечерних пробок.
Спустя два часа они выезжают за пределы Москвы.
Спустя ещё полчаса подъезжают к закрытому посёлку, целиком принадлежащему частной психиатрической клинике.
– Подождите меня.
– Долго? – немного настороженно уточняет таксист.
На что Максим пожимает плечам:
– Ночевать я тут точно не собираюсь.
– Я не буду выключать счётчик.
– Как угодно.
Ворота – большие, чугунные. Охранник. На часах почти девять, но его всё же пускают. Знакомая дорожка из красно-синей плитки… номера на заборах… за ними аккуратные кустики, подстриженные лужайки и маленькие домики – все одинаковые, словно из игрушечного набора.
А вот и тот, что ему нужно.
В круглой беседке кто-то есть. Женщина в халате. Там горит уличный светильник, но Максиму не видно её лица… однако сердце пускается в пляс.
Он ненавидит эту женщину.
И боится.
Непрошеные воспоминания вторгаются в разум, сбивая дыхание, в горле словно сама по себе образуется пробка.
У Максима даже не хватает воли, чтобы протянуть руку к калитке. Так он и стоит за забором, глядя поверх полутораметровой ограды сквозь давно сгустившиеся сумерки.
«Блеск железной линейки.
Яркий свет настольной лампы.
Раскрытые учебники и тетради. Поверх всего этого дневник, с нестерпимо бросающейся в глаза огромной оценкой: "4-".
– Раздвинь ноги! Не закрывайся!
Жарко, несмотря на то, что в комнате стоит колотун, а на Максиме одета только рубашка.
Хлёсткий удар линейкой заставляет его сильнее сжать зубы – потому что плакать нельзя и кричать тоже. Линейка оставляет кровавые борозды на тонкой коже бёдер и живота, а иногда даже задевает тот орган, который он использует, чтобы писать… а порой – украдкой по ночам или заперевшись в ванной – получать странное, пока ещё непонятное удовольствие.
Но сейчас ему только безумно больно и страшно. Снова. Он привык. Почти привык к этому. Но так и не смог понять и смириться. Поэтому вместо слёз с каждым ударом в нём рождается новая порция злости. Злости, которой пока некуда деться…»
Два часа спустя такси возвращает Максима в Москву. Он заходит в облезлый подъезд и поднимается на второй этаж. В убитой квартире установилась почти такая же температура, как на улице, и тельце, завёрнутое в штору, уже должно быть продрогло до костей. Набросив на свёрнутый кокон только что купленное одеяло, Максим дёргает спинку дивана на себя и раскладывает его. Теперь тут есть место для двоих.
– Тебя долго не было.
Хриплый голос Рината помогает определить, где прячется его голова.
Сунув в том направление коробочку питьевого йогурта с уже вставленной в дырку трубочкой, Максим вытягивается на диване. Правда, тот для него недостаточно длинный – и ступни остаются свисать с края.
А под одеялом начинают раздаваться сосущие звуки. А ещё через какое-то время оттуда доносится чуть окрепший голос:
– Я думал, ты меня бросил.
– Я думал тебя бросить.
– Ты злой.
– Я знаю.
– Если заведёшь себе игрушку после меня… будь к ней добрее.
– Непременно.
Глава 51. Я омерзителен?
****
– И зaчeм?
Глядя на pасслабленно привалившегося к стене Григория, Алекс испытывает странную палитру эмоций, но преобладают в ней злость и разочарование.
– Что вы не поделили? – напоминает о себе Надежда.
Bместо ответа Григорий отворачивает голову в сторону кухни и молча вытирает кровь с подбородка. Алексу тоже не до неё: ему нужно догнать Максима, но в ногах поселилась слабость, в затылке странное онемение, и мысли будто вязнут в зыбучем песке…
K тому же, догонит он его – и что?
«Нет, так нельзя!»
– Куда ты?!
Cхватив за руку, Надежда останавливает Алекса, когда тот вдруг бросается мимо неё к двери, а когда он пытается вырваться, укоряюще восклицает:
– Xоть телефон возьми!
– А?.. ага…
Возвращение в комнату занимает меньше минуты – и в конце концов Алекс выбегает из дома. Выбегает и нерешительно останавливается: улица длинная, так что, по идее, Максим ещё не должен был далеко уйти, но тогда где же он? В свете фонарей вроде бы мелькает чья-то долговязая фигура, полностью одетая в чёрное… однако прежде, чем удаётся её рассмотреть, скрывается за поворотом. Алексу остаётся только последовать за ней максимально быстрым шагом – он даже срывается на бег, но добравшись до главной улицы и снова различив вдалеке высокий широкоплечий силуэт, замедляется.
Похоже, это всё-таки Максим. Но Алекс до сих пор не решил, что ему сказать и как. Впрочем, даже если он гладко сформулирует оправдание… разве это поможет?
«Я не должен был ничего скрывать!»
Нет. Это ложь.
Несмотря на правильность мелькнувшей мысли, он отчётливо осознаёт, что никогда по-настоящему не собирался рассказывать о случившемся. Просто потому что… зачем? Чтобы причинить боль?
Но теперь, когда Максим обо всём узнал, Алекс просто обязан объяснить, что пришёл тогда к Григорию лишь для разговора, и что всё случившееся после произошло не по его воле… Tолько вот он ещё никогда и не перед кем не оправдывался за то, в чём не был виноват. То есть, какая-то часть Алекса, конечно, осознаёт: не поведись он на приглашение, ничего бы и не случилось… но ведь Алекс и представить не мог, что следователь прокураторы подсыпет ему наркотик и попытается отыметь!
«Выставить себя невинной жертвой? Нет, на это у меня совести не хватит…»
– Х-ха-а-а… э?
Вынырнув из мыслей, Алекс неожиданно осознаёт, что потерял чёрный силуэт из вида. Мимо проносятся авто, ярко горят фонари и витрины, тут и там бредут пешеходы – но Максима и след простыл.
Неужели он взял такси?!
В панике Алекс бегом добирается до перекрёстка. Нетерпеливый взгляд догоняет пёструю компанию, удаляющуюся по тротуару за поворотом, потом перекидывается на противоположенную сторону улицы… Бесполезно! Максим словно растворился… Беспомощно вытащив телефон, Алекс набирает номер под именем «Max Last» и, продолжая крутить головой и всматриваться в редких прохожих, вслушивается в длинные гудки.
Вдруг они замолкают. Сердце подскакивает к горлу. Но в трубке неожиданно раздаётся женский голос – и Алекс с досады пинает столб со знаком пешеходного перехода.
– Похоже, он не взял с собой телефон, – заключает Надежда. – Ты его не догнал?
– Я его потерял…
– Тогда возвращайся.
– Нет, я попробую ещё поискать…
– Как? Ты даже города не знаешь!
Аргумент справедлив, и Алексу нечем на него ответить. Надежда ещё что-то говорит, но он её больше не слушает, а обернувшись, окидывает взглядом пройденный путь. Прогулка по свежему воздуху понемногу развеяла туман в его голове, но шестерёнки в ней закрутились быстрее только сейчас… Что, если Максим не ушёл вперёд, а просто незаметно свернул куда-то по дороге? Алекс следовал за ним на некотором отдалении довольно долго, но потерял из вида не так уж давно – значит, ему нужно всего лишь проверить небольшой отрезок на обратном пути…
– Блин!
Сунув телефон в карман, Алекс разворачивается и едва не натыкается на темнокожего парня в гавайской рубашке. Довольно красивого. И он не один, а в компании друзей: других парней – быстро опустив голову, Алекс всё же успевает заметить обращённые на себя взгляды.
«…афроамериканцы?»
К счастью, компания обтекает его без лишних происшествий.
«Я не сыкло, а просто рационально мыслящий человек…»
В этот раз Алекс поднимает взгляд не на прохожих, а на витрину по левую сторону тротуара: чёрную и непроницаемую – за ней не горит свет, а вот за следующей уже можно различить манекены с одеждой. На распахнутой стеклянной двери висят три плаката на разных языках, и один из них на русском: «Большая распродажа, скидки до 50%! Каждому покупателю подарок!»
Вспомнив, как сильно мама обожает разные скидки, Алекс невольно улыбается. И тут же ловит на себе взгляд очередного прохожего. Опускает голову.
Эта нервозность сбивает с толка. Он должен искать Максима, а вместо этого шарахается от людей, словно от прокажённых. В каждом встреченном мужике Алексу теперь чудится гей, причём гей, мечтающий его трахнуть. Тем более, что здесь, в Израиле, эти самые геи, похоже, чуть ли не на каждом шагу…
Вдох. Выдох.
Какая-то забегаловка. Кусок асфальта очерчен белой краской, и ровно по этой линии установлены полупрозрачные пластиковые стены, просвечивающий через них синий свет кажется очень холодным. Дойдя до двери, Алекс неловко заглядывает внутрь – но среди посетителей не обнаруживает знакомого силуэта.
«Ладно, дальше…»
Снова витрины, магазины, забор с наполовину содранными объявлениями…
«Может, я ошибся? И Макс действительно взял такси? Или перешёл дорогу и скрылся в каком-нибудь переулке?»
Кстати о переулках – Алекс едва не проходит мимо одного такого. Причина, вероятно, в раскрашенных неаккуратными граффити стенах и в тусклом красноватом свете, вытекающим изнутри вместе со странным паром и словно шепчущем: «Это место не для таких, как ты».
За последние полгода Алекс уже успел убедиться в отсутствии у себя должных инстинктов – он ни раз совался туда, куда не следует, совершенно не чуя опасности… но не значит ли это, что сейчас всё наоборот? И если переулок кажется ему очень опасным, то на самом деле таким не является?
Оглянувшись по сторонам, Алекс вздыхает. И всё же заходит в подсвеченный красным пар, поднимающийся из глубокой щели в асфальте. Судя по запаху – это не канализацию прорвало, так что терпимо. Только влажный воздух кажется слишком тяжёлым. Зато по мере приближения ко входу в то ли бар, то ли компьютерный клуб удаётся рассмотреть собравшихся в переулке людей… двое из которых довольно мирно беседуют в углу, недалеко от оббитой железом двери и светящейся красным вывески «REDcrab», а другие – как минимум трое или четверо – под пульсирующие отголоски басов лупасят пятого с противоположенной от входа стороны.
Нет, вряд ли это компьютерный клуб.
И вдруг Алекс слышит:
– Дюд, ю а соу хандсам!
Поняв только, что это было сказано на английском, Алекс однако улавливает восхищение в звонком голосе. И внимательнее всматривается в привалившегося к стене молодого парня: невысокого роста, с тёмной кожей и почти прозрачными глазами – его крепкое, но не перекаченное тело только подчёркивают узкие кожаные брюки и свободный, покрытый заклёпками байкерский жилет. Вроде бы вылитый рыцарь лихой дороги… только вот призывно выгнутая спина, подёрнутый влажной поволокой взгляд и прижатая к груди другого парня ладонь несколько портят образ и выдают в нём скорее нарядившегося перед выступлением стриптизёра… или вообще – проститута.
Самое поганое, что второй парень – это Максим.
«Какого чёрта ты позволяешь себя лапать?»
Алексу тоже досталась порция афродизиака от Григория, но не вызвала дикого стояка, так что он совершенно не понимает, какого хрена…
«…ты ведь не собираешься снять этого парня, чтобы отомстить мне?»
Сбившись с шага, Алекс останавливается, не дойдя до парочки метра три. Мимо кто-то проходит, задев его плечом, и Алекс отшатывается к стене. Ободрав локоть о кирпичную кладку, он совершенно не чувствует боли. Мысли снова будто увязают в тумане, да и этот пар, этот свет… всё кажется таким искусственным и сюрреалистичным…
«Я сплю?»
«Как бы мне хотелось проснуться!»
От стены ему теперь видно только спину Максима: широкие плечи, сравнительно узкие бёдра… чёрная рубашка красиво очерчивает треугольную форму. Но вот голова с отросшими волнистыми волосами опускается ниже и… Алекс не выдерживает – делает пару быстрых шагов и сминает в пальцах мягкую, приятную на ощупь ткань.
В этот момент Алекс чувствует себя до нельзя жалким.
А всё потому, что у него не хватает смелости на что-то другое. Например, нахально изобразить незнакомца и заявить: «Эй, красавчик, не хочешь перепихнуться?»
Максим оборачивается не сразу.
Сначала он заводит руку за спину и крепко сжимает пальцы Алекса, неуверенно тянущие его за рубашку.
Потом что-то говорит проституту. И тот, поджав губы, исчезает за дверью бара, на краткий миг выпустив в переулок громкую музыку и тонкую смесь ароматов алкоголя, разных дезодорантов и пота.
И только после этого Максим разворачивается, но даже не глянув на Алекса, вдруг делает шаг в сторону, дернув его за собой – в этот момент в стену, где они только стояли, врезается уже изрядно помятое тело, однако соскользнув на блестящий асфальт и мотнув лохматой головой, тут же вскакивает и снова бросается в противоположенный угол переулка, в самую гущу ожесточённой потасовки, участников которой, кажется, стало больше.
Происходит всё это практически в полной тишине, если не считать просачивающиеся сквозь тяжёлую дверь басы, приглушённые звуки ударов и шарканье более десятка ног.
– Тебе лучше вернуться.
Это произносит Максим. Он по-прежнему не смотрит на Алекса, кажется, его больше интересует молчаливая драка. Однако пальцы Алекса всё ещё тесно сжаты в его кулаке.
– Не хочу, – упрямо заявляет Алекс.
– Здесь опасно.
– Для тебя тоже.
Он не собирается просить Максима вернутся. В конце концов, вряд ли кому-то из них сейчас хочется видеть Григория. Но что ещё сказать – Алекс не знает. Однако тёплое чувство, перетекающее от руки Максима, медленно заполняет его спокойствием и помогает расслабиться.
Но ровно до того момента, как Максим вдруг спрашивает:
– Тебе понравилось?
Eго мёртвый взгляд неподвижен. Даже когда кого-то снова выкидывает из гущи драки, он продолжает смотреть прямо перед собой, будто манекен с пустыми глазами.
– Что именно? – губы Алекса двигаются еле-еле.
От охватившего напряжения внизу его живота возникает тянущая боль, как перед визитом к стоматологу.
– Григорий. Он довольно умел.
Больно. Совсем не неожиданно, и всё же больно. Не потому, что Алекс вспоминает своё знакомство со странным изобразительным искусством, а потому что осознаёт – у Максима, должно быть, тоже есть подобный опыт.
– Он и тебя чем-то опаивал? – осмелев, Алекс сдвигается с места и встаёт прямо перед Максимом.
Конечно, с его ростом сложно загородить обзор кому-то настолько высокому… но своего Алекс всё же добивается: Максим опускает взгляд.
Из-за красного отсвета вывески кажется, что в чёрных глазах тлеют угли.
– Я не думаю, что смогу с этим смириться.
Тяжёлые слова свинцовым покрывалом опускаются на плечи. Ни на один вопрос так и не был дан прямой ответ, и всё же они оба прекрасно поняли друг друга.
Но даже если Алекс понял, это не значит, что он согласился с тем, что услышал!
– Ты собираешься меня бросить?
Этот вопрос почему-то вызывает у Максима странную реакцию – злость из его взгляда испаряется, и наружу проступает смятение и горечь. Но длится заминка всего пару секунд. После чего он прикрывает глаза и вздыхает:
– Я думал об этом, – его взгляд снова поднимается выше головы Алекса. – А что собираешься делать ты?
«А? Э-э-э… что?»
Всего пару вздохов назад Алекс был уверен, что услышит лаконичное: «Да» – а теперь оказывается, что Максим ещё только думает о расставании… и почему-то интересуется планами Алекса…
Вдруг его крепко хватают за плечо и сдвигают в сторону – под ноги Максима тут же прилетает брошенный кем-то кусок кирпича – осколка стены.
– Пошли-ка внутрь.
Словно перед нырком, Алекс набирает полные лёгкие воздуха. И шагает за порог открытой перед ним тяжёлой двери.
Внутри оказывается очень темно – лишь ярко светится барная стойка и зеркальные полки с бутылками за ней. Но по тусклым отсветам тут и там можно угадать расположение столов посреди небольшого зала и даже диванах – дальше, вдоль стен. Но Максим подталкивает Алекса к лестнице за баром. Впрочем, из-за стойки тут же выкатывается мощный мужик в сморщенной кожаной кепке и с заросшим щетиной круглым подбородком, и преграждает им путь. И пока Алекс исподтишка рассматривает цепи и заклёпки на его кожаных же штанах, Максим о чём-то договаривается с привратником на английском. После чего получает ключи.
На лестнице ещё более душно и пыльно, как и в узком коридорчике на втором этаже. Алекса буквально сдавливают эти расписанные граффити стены с такими же размалёванными дверями.
А Максим тем временем быстро находит нужный номер и суёт карточку-ключ в замок под серебристо-чёрным черепом, чьи глазницы пронзили ядовито-зелёные шипастые лозы – замок реагирует тихим писком и щелчком. Pаспахнув дверь и включив свет, Максим тут же снижает его яркость до минимума и проходит мимо Алекса вглубь комнаты, прямо к двуспальной кровати. Эта кровать кажется слишком обычной для такого места… Алекс внимательнее осматривает номер на предмет садо-мазо или хеви-метал атрибутики, но обнаруживает только подушки в наволочках с американским флагом и такой же пододеяльник.
«Тоже своего рода извращение…»
– Иди сюда.
Усевшись на кровать, Максим расстёгивает часы на запястье. Пальцы его загипсованной руки двигаются не особенно ловко, но чёрный бандаж в полумраке сливается с рубашкой и почти незаметен, так что о гипсе можно даже забыть. Как и о том, что сегодня что-то случилось – настолько невозмутимо ведёт себя Максим.
Но ведь это только видимость.
Заколебавшись на миг, Алекс всё же покидает порог комнаты. На нём домашняя футболка, что он натянул на мокрое тело после душа, и новые просторные джинсы. А ещё шлёпки. И больше ничего…
– Хочешь занять этим? – спрашивает он осторожно.
Хотя, конечно, глупый вопрос. Особенно учитывая, что Максим уже начал расстёгивать рубашку… но с другой стороны, может, он собирается лечь спать?
– Хочу, – подтверждает Максим первоначальную догадку. И приказывает: – Раздевайся.
Алекс прикусывает нижнюю губу. Он ведь ещё ничего не объяснил… неужели злость Максима была показушной, и он уже обо всём забыл? Или просто пытается сделать вид, что всё нормально? Хотя его тон…
– А если я не хочу?
Искоса глянув на дверь, Максим вдруг хватает Алекса за руку и роняет на кровать рядом с собой. Однако тот, едва не расплющив лицо об, как оказалось, очень твёрдый матрас, лишь прикрытый тонким покрывалом, тут же перекатывается на бок, не спеша вскакивать, но и отказываясь просто послушно лежать ничком.
Максим же тем временем включает настольную лампу, потом не спеша встаёт и подходит к двери, поворачивает защёлку, запирая её, и совсем выключает верхний свет. Комната погружается в полумрак, и только золотистый отсвет от настольной лампы немного рассеивает его, но до двери не достаёт.
– Может быть, ты не в курсе, – произносит Максим тихо, продолжая стоять где-то там, в темноте, – но среди геев, бисексуалов-мужчин и прочих нетрадиционных меньшинств очень редко складываются стабильные пары. Многие предпочитают краткие связи без обязательств.
– Зачем ты мне это рассказываешь?
– Потому что… если тебя тянет на одноразовые приключения… Ты должен знать, что это вполне нормально для таких, как мы.
– «Таких, как мы»? Представителей нетрадиционных меньшинств?
– Таких, как мы – способных чувствовать слишком глубоко, и из-за этого никого не подпускающих к себе слишком близко. Боящихся обжечься.
– Но я-
Алекс сам себя обрывает. Он хотел сказать, что ничего такого никогда не боялся, но ведь он тоже не сразу «подпустил» к себе Максима?
– Ты – новичок в этой области. Ты ещё не влюблялся и не обжигался, как следует, и всё же с самого начала вёл себя очень настороженно по отношению ко мне… но речь не об этом. Твои привычки и наклонности ещё в процессе формирования… ну или открытия. Ты сам себя пока ещё не очень знаешь и понимаешь. Поэтому Грэг прав – никто не может предсказать, как всё обернётся со временем. Может быть, ты и правда выберешь женщин… А может, решишь, что не стоит связывать свою жизнь с кем-то одним, даже если он достаточно богат, чтобы обеспечить тебе достойную жизнь до самой старости… Но я – другое дело. Я уже всё для себя решил. И знаю, что не смогу смириться с кем-то ветреным и непостоянным, предпочитающим разгонять адреналин по крови под тяжестью случайных ёбарей.
Алексу не видно выражения лица Максима, голос же его звучит очень глухо, чтобы пытаться по нему что-то понять. Однако…
– Ты сейчас обо мне? Или о ком-то другом?
«Бум-бум», – падают с ног шлёпки. Алекс подтягивает колени к животу и обнимает руками.
– Не знаю. Я думал, что знаю тебя, но… возможно, ошибался.
– Ошибался?
– Например, из-за количества неприятностей, собравшихся на твой зад, я до сих пор считал тебя очень невезучим человеком… однако так же не исключено, что ты ввязываешься в них неосознанно. По крайней мере, пока.
– Неосознанно? – Алекс чувствует себя попугаем, но всё, на что он сейчас способен, это медленно и неспеша подталкивать Максима всё дальше, следя за цепочкой его размышлений.
– Ты очень противоречив, Джеф. Твои смелые посты и робость в реале… Ты зависим от мнения даже незнакомых людей и на словах довольно благоразумен, но при этом остаёшься слеп к признакам опасности. Взять хотя бы сегодня… какого чёрта ты сунулся в этот гадюшник?
– Я искал тебя.
– Ты был уверен, что найдёшь меня здесь? А если бы я уже уединился с кем-то в номере? Стал бы обшаривать весь притон? А если бы кто-то решил, что цыпа ищет драйва и великодушно пошёл бы навстречу? Как в нашем отыгрыше в той мафиозной ролевой? Признаю, весьма фапабельно получилось, но ведь в реальности всё обычно заканчивается намного хуже!
На последних словах Максим делает три медленных шага к кровати, постепенно выходя на свет. И Алекс наконец-то замечает его блуждающий взгляд и выступившие на лбу капельки пота, блестящие даже в тусклом и рассеянном свете. Он правда за него боится? Или…
– …я не хочу однажды отправиться на опознание твоего трупа, выловленного из океана!
– Прости.
Алекс порывается встать навстречу, но Максим вдруг приближается за пару быстрых шагов, хватает его за предплечье и, резко дёрнув, разворачивает, вновь бросая на постель лицом вниз. Кровать вздрагивает и прогибается, но уже под весом самого Максима, вдавившего колено в поясницу Алекса и начавшего стаскивать с него джинсы. Даже не расстёгивая. У тех низкая посадка, а ягодицы у Алекса не то чтобы пышные, поэтому быстро оказываются обнажены.
Что-то шуршит.
И вот уже два пальца в гладком и холодном латексе вторгаются в анус.
Алекс сжимает зубы. Спущенные джинсы врезаются в бёдра, пальцы внутри двигаются рвано и грубо. Ему не очень приятно и даже немного страшно – судя по тому, как жёстко ведёт себя Максим, он не собирается с ним церемониться.
Наконец тяжёлое тело накрывает его целиком. Гипс вдавливается в жёсткий матрас рядом с плечом и застывает каменной стеной, в то время как пальцы другой руки уже направляют возбуждённый горячий член в лишь слегка растянутое отверстие.
Больно. На глаза наворачиваются слёзы.
Это наказание?
Или именно так Максим всегда и хотел взять его? Быстро и грубо?
Но с чего он завёлся? Не с афродизиака же…
Жёсткий матрас действительно слишком жёсткий – у Алекса нет ни шанса смягчить отдачу от безжалостных толчков. Не сумев сразу войти на всю длину, Максим тем не менее неумолимо наращивает преимущество. Они не так давно занимались сексом, и всё же Алекс чувствует, как внутри что-то болезненно натягивается, почти рвётся… однако, одна только мысль, что это заслуженное наказание, заглушает боль и унижение. И всё же Алекс вынужден кусать и сжимать в пальцах покрывало, чтобы не застонать – и совсем не от наслаждения.
– Если хочешь… я могу… каждый раз… так трахать тебя… о, надо же, как сильно ты меня сжимаешь!.. Нравится? Или хочешь ещё жёстче?.. Я могу, правда…
– Нет…
– Что? Говори громче… я не слышу!
– Не хочу! – выкрик срывается с губ вместе с куском вырванной ситцевой ткани. – Ты меня сейчас порвёшь!
Всё смирение Алекса смыло волной обидных слов. Он даже отталкивается от кровати, пытаясь выбраться из-под Максима или спихнуть его с себя. Однако оказывается, что он надёжно придавлен и максимум на что способен – оглянуться через плечо. И ничего там не увидеть, кроме вихра тёмных волос.
Но после подавленной попытки сопротивления Максим больше не двигается. Он замер с введённым по самые яйца членом и уткнувшись лбом в плечо Алекса.
– Тогда… чего ты от меня хочешь? – его сдавленный голос еле слышен.
– Я… я хочу… – Алекс сглатывает сухим горлом откуда-то взявшуюся крупицу слюны. И вдруг снова взрывается: – Не знаю! Но я не хочу просто трахаться! Если пытаешься меня так наказать – лучше просто избей!
– А что мне делать, если я хочу наказать себя?
– Себя?
– Ведь это я виноват, что не рассказал… не захотел рассказывать тебе слишком много о себе и Григории… и поэтому ты пошёл к нему в тот вечер…
Бёдра Максима приподнимаются и снова опускаются, но уже мягче. По телу Алекса пробегает жаркая волна – а ведь член внутри всего лишь слегка сменил угол. В голове почти тут же пустеет. И всё же он слышит горечь в голосе Максима:
– …а хуже всего, что узнав, что он трогал тебя, я завёлся. Завёлся, жутко разозлился, и всё равно ничего не смог с собой поделать.
– …так ты… поэтому так резко ушёл? Потому что разозлился? На себя?
– Я омерзителен?
– Ты… просто извращенец. И я всегда это знал.
__________________________
* «REDcrab» – «Kpacный кpaб»
** «Dude, you're so handsome» – «Чувак, ты такoй краcивый»
Глава 52. Всё будет хорошо
****
– Tы… прocто изврaщенец. И я всегда это знал.
«…в конце концов, твой член в моём заду – и это уже по всем нормальным меркам то ещё извращение…» – рождается в голове. – «Hо что делать, если мне нравится это извращение?»
Алекс сильнее сжимает скомкавшееся покрывало и подаётся бёдрами вверx, глубже насаживаясь на знакомый член и, несмотря на гладкий и скользкий презерватив, чувствуя на нём каждый выступ. Давление с плеча тут же пропадает – видимо, Максим поднимает голову, но Алекс не останавливается, и насадившись один раз, уже снова прижимается животом к кровати, почти соскальзывая с члена, но только для того, чтобы через мгновение вновь резко податься ему навстречу.
Максим приподнимается на руках выше, оставляя Алексу больше места для манёвра.
Его дыхание становится более хриплым и рваным.
И вот он уже не выдерживает – вступает в игру сам, и по комнате начинает разноситься звонкое шлёпанье.
Kакое-то время Алекс ещё продолжает отчаянно двигаться ему навстречу, пытаясь успеть, подстроиться под всё нарастающий темп, но Максим с таким напором таранит его бёдра, что очень скоро Алексу остаётся только замереть, принимая на себя и в себя его вновь проснувшуюся ярость.
Впрочем, эти ощущения довольно знакомы, как и эти запахи и эти звуки. Так что не удивительно, что и привычная реакция не заставляет себя ждать: член Алекса мгновенно наполняется горячей кровью, а по мускулам уже во всю разбегаются будоражащие волны, накапливая напряжение…
Только вот почему-то он не чувствует приближения оргазма.
«В чём дело? Это потому что мне до этого было больно? Или…»
Подсунув руку под живот, Алекс сжимает свой член. Oн так давно его не касался, что кажется, даже забыл, как и что там нужно делать – но пальцы начинают действовать раньше, чем мозг успевает отдать им чёткий приказ. И всё же ожидаемого накала ощущений достигнуть сразу не удаётся… Нет, ему приятно и даже очень, но…
«…тц, неудобно.»
Максим продолжает вдалбливать его в кровать, пыль с покрывала забивает рот и нос, а на ногу давит не вытащенный из кармана телефон.
Шлёп-шлёп-шлёп.
И вдруг до Алекса доходит, что проблемы, кажется, не у него одного: Максим вроде бы очень старается… но Алекс уже научился различать, когда тот специально сдерживается, стремясь помучить его, а когда «выходит на финишную прямую» – и сейчас он делает именно это: двигается резко и быстро, совершенно не боясь случайно сорваться и кончить раньше времени.
– М-м-может, сменим позу?
Не успевает Алекс произнести это до конца, а Максим уже отталкивается от кровати и спрыгивает на пол. В тусклом свете ночника мелькает полоска голой кожи на его бедре, и вот уже Алекса подтаскивают к краю, грубовато вынуждая ещё больше выпятить зад – и входят снова.
«Он так и не разделся… и я тоже…»
Какие только мысли не лезут в голову… но почувствовав себя чем-то вроде неодушевлённой игрушки для секса, Алекс неожиданно оказывается под властью так не хватавшего настроя: глубоко в душе рождается стыд и позыв свести ноги, закрыться. Только вот сильная рука крепко сжимает бедро, не давая сдвинуться даже на миллиметр.
Беспомощность. И покорность. Они захватывают тело, сливаясь с потоком расплывшегося по мышцам напряжения, стягивая его к низу живота и заставляя одеревенеть, запульсировать член.
– Ты-
Максим не договаривает и просто замирает, пережидая оргазм Алекса. А потом возобновляет своё безжалостное долбление.
– Может, тебе помочь? – осмеливается опять сделать предложение Алекс.
– Кхм…
Обернувшись через плечо, он смотрит на виднеющийся из-за расстёгнутой рубашки пресс Максима: выпуклый и неожиданно чёткий для того, кто давненько не появлялся в спортзале – Максим же буравит взглядом собственный член, то появляющийся, то скрывающийся в заглатывающем его целиком отверстии. Но кажется, смазки на презервативе уже почти не осталось, так что входит член практически на сухую.
Вдруг Максим замирает, вытаскивает член и одним движением стаскивает с него презерватив. Алекс полностью разворачивается и принимает этот член в рот, покрывая его скопившейся под языком слюной. Он не успел спустить ноги на пол, просто опёрся на руки, а теперь прижавшаяся к затылку рука не даёт ему отстраниться. Член запихивается глубже, в самое горло. И конечно же, рвотный позыв не заставляет себя долго ждать.
Только вот Алекс уже научился справляться с такого рода проблемами.
Как и делать минет. По крайней мере, так ему кажется… Но Максим сейчас не в том настроении, чтобы позволять облизывать и дразнить свой член, нет, он начинает трахать Алекса в рот с тем же остервенением, с которым только то долбил его в зад.
У Алекса кружится голова, слезятся глаза, лёгкие содрогаются от нехватки кислорода… но он продолжает цепляться за край кровати, даже не пытаясь вырваться.
Если честно… Алекс сам не знает, от чего кайфует больше – когда Максим сжимает его бёдра, трахая в зад, или когда вот так вот фиксирует голову, совсем не стесняясь использовать его рот, губы, язык и горло для своего удовольствия.
Однако похоже, что сегодня достичь этого удовольствия у Максима почему-то не получается.
«Что не так? Виной всему алкоголь? Но он выпил не то чтобы много… Или дело во мне? Я плохо стараюсь?»
Член продолжает без перерыва врываться в рот. Шея постепенно немеет вместе с гортанью. Немного поколебавшись, Алекс всё же решается и, улучив момент, расправляет язык, до этого спрятанный, чтобы не мешаться. И хоть немного защитить горло. Но теперь Алекс оказывается полностью раскрыт и беззащитен – Максим тут же использует эту возможность, чтобы скользнуть членом вдоль его языка и проникнуть глубже, полностью перекрывая дыхательное горло.
– X-ха…
Cквозь шум в ушах Алекс улавливает резкий выдох. Через миг Максим замирает. Его член набух и уже во всю пульсирует прямо в горле – и вот горячая струя выстреливает, заставляя Алекса начать судорожно сглатывать: один раз, второй, третий… пока пальцы на его затылке не соскальзывают на шею, сжимая её, а с губ Максима снова не срывается судорожный полу-стон, полу-вздох.
После чего он вытаскивает член и даже не натянув спущенные на бёдра брюки и трусы, оседает на пол. Его лоб упирается Алексу в плечо. Они оба тяжело дышат. А у Алекса при этом ещё и дико дрожат руки. Отстранившись первым, он заваливается на спину и наконец-то освобождает карман от телефона, доставившего немало неприятных ощущений и точно оставившего на бедре приличный синяк. К сожалению, ранее у Алекса не было возможности достать его.
– Тут есть ванная? – выдыхает он устало. И не сразу узнаёт собственный севший голос.
– Нет, – отзывается Максим не менее устало. – Только раковина…
Двигаться Алексу не хочется совершенно. Но с другой стороны, между его ног так липко и противно, что душа зовёт поскорее подмыться, да и обтереться полностью тоже будет не лишним – Алекс ненавидит чувствовать себя потным… но он так устал, так устал…
– Лучше не засыпай, – вновь подаёт голос Максим. – Я снял комнату только на час, так что…
– А продлить?..
– Не-а.
– Почему?
– Потому что комнат мало, а желающих уединиться – много.
– Кхм, – Алекс заставляет свои мозги собраться в кучку, – но с математической точки зрения же получается то же самое…
– Подумай сам… что лучше: шесть довольных клиентов, снявших все комнаты на ночь, или шестьдесят удовлетворённых, снявших каждую на час? – спрашивает Максим, поднимаясь с пола и глядя на растянувшегося на постели Алекса. – Сюда приходят в основном, чтобы выпить и, если получится, быстренько перепихнуться.
– А зачем сюда пришёл ты?
Не то чтобы Алекс собирался поднимать эту тему, но вопрос вырвался сам собой.
– …не знаю, – после некоторого колебания всё же отвечает Максим. – Я просто свернул сюда по привычке… Но если хочешь, можем выпить, а потом снять кого-нибудь.
На последних словах его губы изображают что-то вроде улыбки. Алекс же свои губы плотно сжимает, а потом решительно мотает головой:
– Только через мой труп.
– Тц! – неловко застёгивая брюки одной рукой, Максим уводит взгляд и вздыхает, словно сильно разочаровавшись. – Тц-тц-тц…
– Ну сам посуди, – рассудительно добавляет Алекс, тоже предпринимая попытку натянуть джинсы, при этом не вставая с кровати. – Если нас будет трое, этот третий точно захочет потрогать меня… или что-то в меня засунуть… ты ему это позволишь? И даже ничего ему не сломаешь?
Челюсть Максима немного выдвигается вперёд, сжав пальцами подбородок, тот пару секунд задумчиво смотрит на Алекса, потом согласно выдыхает:
– Ты прав, мелкий.
И направляется в сторону двери, не забыв захватить свои часы с тумбочки.
– Ты куда? Или час уже прошёл?
– Похоже, прошёл – слышишь эти шаги?
Алекс ничего не слышит, но подрывается с кровати, не забыв снова сунуть в карман телефон. Максим пропускает его вперёд, но в коридоре тут же прикрывает собой от взглядов только что поднявшихся по лестнице мужчин: их двое плюс тот парень в байкерском прикиде, в чьей компании Алекс, собственно, и застал Максима чуть больше часа назад.
Молча передав им ключи, Максим мельком бросает взгляд на захлопнувшуюся дверь с серебряным черепом, после чего оборачивается и кивает на конец коридора:
– Ты, кажется, хотел в душ? Раковину можно найти во-о-он там…
– Даже так?..
– Ага.
«Точно, в комнате ведь не было никаких других дверей… значит, санузел один на весь этаж? Жёстко.»
Добравшись до узкой кафельной комнаты и уставившись в зеркало, Алекс вспоминает реакцию Максима на свой отказ несколько минут назад. Отказ от групповухи. Честно говоря, он тогда затаил дыхание, боясь заметить на его лице след реального разочарования – но похоже, Максим и правда не собирается ни с кем делить своего любовника. Но ведь он сам признался, что завёлся от мысли о том, что мог делать Григорий с телом Алекса…
Быть может…
Да, скорее всего, у него та же ситуация, что и у Алекса: в мыслях представляется многое, и это многое возбуждает, но как доходит до практики…
«Мне нравится подчинение. Мне нравится, когда он не даёт мне
сопротивляться и полностью подавляет… А вот с Григорием я не чувствовал даже сотой части настоящего возбуждения… Да, мне нравится, только когда это делает Максим! Может, я немного и мазохист, но никаких приключений мне и даром не надо!»
Закончив со своими делами, Алекс не обнаруживает Максима в коридоре. Но зато находит за барной стойкой. Спустившись по лестнице до конца и неловко забравшись на высокий табурет рядом с ним, Алекс прикрывает рот, скрывая зевок.
– Что будешь пить? – косится на него Максим, уже выложивший перед собой на стойку портмоне.
– Всё, что угодно…
– Тогда ему колу со льдом. Мне то же самое, только с ромом.
– О'кей, – мгновенно отзывается крутой мужик по ту сторону бара.
– Вы понимаете по-русски? – удивляется Алекс.
– Только немного…
Несмотря на сильный акцент, Алекс разобрал ответ. И ему тут же стало стыдно. Пусть это другая страна и тут другие нравы, но сидеть как ни в чём не бывало перед кем-то, кто прекрасно знает, что тебя только что выебали, и при этом ещё и говорит на одном с тобой языке… Алекс сглатывает саднящим горлом обильную слюну и махом опустошает поставленный перед ним стакан, проигнорировав трубочку. От холода колы внутренности тут же цепенеют. Вырвавшийся кашель заставляет Алекса сморщится от боли в горле. И снова запить всё это холодной колой. Только теперь осторожней, чтобы не пойти по второму кругу мучений.
Максим хлопает его по спине, потом берёт свой бокал с более прозрачной жидкостью и отпивает. Взгляд его при этом поднимается над головой бармена к подвешенному под потолком телевизору. Сейчас там показывают какую-то таблицу – то ли курс валют, то ли результаты скачек – Алексу это не интересно. Обняв свой бокал, он кладёт локоть на стойку, а на него уже пристраивает голову.
– Хочешь спать?
– Хочу.
– Тогда спи.
– А ты?
Вместо ответа Максим неопределённо пожимает плечом и косится в сторону лестницы.
– Только попробуй, – недобро шипит Алекс.
– Шучу-шучу…
Максим снова отпивает из бокала, а Алекс, вздохнув, поднимает взгляд к телевизору. Там какие-то новости. Но слов диктора не слышно из-за музыки. Кстати, это не рок, скорее что-то из транса… по крайней мере, Алексу от него ещё больше начинает хотеться спать – однако он мужественно терпит. Не потому, что не доверяет Максиму, а просто… ну это же тупо – уснуть в баре, не выпив ни капли спиртного?
– Повтори, – раздаётся голос Максима, и бармен уже доливает в его бокал из высокой бутылки.
Глаза закрываются. Музыка проникает в вены и течёт вместе с кровью. Сознания касается тонкий запах сигарет, ещё чьи-то голоса, но рядом оказывается надёжный тёплый бок, и Алекс решает никак не реагировать на внешние раздражители.
****
Будят его осторожно. Максим слегка похлопывает Алекса по плечу.
– А? Э… уже утро? – вокруг темнота. – А где…
– Ещё не совсем, – доносится откуда-то сверху терпеливый голос, – но бар уже закрывается.
Щурясь, Алекс поднимается с чего-то мягкого и обнаруживает перед собой стол. А за ним ещё несколько. И только где-то далеко – святящееся пятно с знакомыми очертаниями барной стойки. Получается, пока он спал, Максим переместился вместе с ним на один из диванов у стены? Сколько прошло времени?
Мотнув головой, Алекс заставляет себя быстрее проснуться – но от Максима тянет таким душистым облаком перегара, что он тут же пьянеет. И даже отвернувшись, не находит спасения.
– Мне… надо на свежий воздух.
– Пошли.
Задев по дороге пару столов, Алекс первым толкает дверь на улицу – но оказывается всего лишь в переулке, всё ещё наполненном паром. Но этот пар подсвечен рассеянными солнечными лучами раннего утра. Пробившись сквозь него, Алекс наконец-то вдыхает воздух полной грудью. И шмыгает носом.
– Так… куда нам?
– М-м-м… – Максим не выглядит пьяным, однако взгляд его не то чтобы сфокусирован. – Вроде бы туда?
Вопросительный тон и направленный по другую сторону улицу указательный палец подсказывают Алексу, что надеяться сейчас он может только на себя.
– Хмн… я шёл с тобой оттуда и до… ага, вон перекрёсток! Значит, нам в обратную сторону…
Максим, похоже, решает не спорить. Кивнув и вздохнув, он закидывает руку Алексу на плечи, то ли обнимая, то ли облокачиваясь на него, и пускается в обозначенном направлении.
Улица пуста – нет ни одного прохожего, и всё же Алексом завладевает неуверенное чувство дискомфорта, заставляя ускорить шаг. Ему хочется быстрее вернуться в дом, ставший его временным пристанищем. Но при свете дня всё выглядит так незнакомо… им точно нужно свернуть с этой главной улицы, однако вот развилка – и она не вызывает никакой реакции в памяти. А вот вторая, третья… Алекс едва не проходит мимо очередного поворота – но Максим вдруг разворачивает их обоих, увлекая на сузившийся тротуар, и взгляду предстаёт знакомая улица со стоящими впритык друг к другу одинаковыми двухэтажными домиками.
– Похоже, в тебя встроен автопилот, – одобрительно качает головой Алекс.
– Просто я сто раз тут ходил…
На пороге их встречает Надежда. Честно говоря, Алекс так и не посмотрел на часы, чтобы узнать, сколько времени, но если Надежда ещё не ушла – значит, пока действительно раннее утро.
– Явились?
Её тон точно не вызывает у Максима тёплых чувств. Молча обойдя женщину, он направляется в комнату и падает на кровать, Алекс же доходит только до дверного проёма, но потом разворачивается и виновато опускает взгляд.
– Если тебя это ещё интересует… – начинает Надежда казалось бы индифферентным тоном, однако за ним легко угадывается осуждение, – твоей маме вчера сделали операцию.
Она явно не обратила внимания на реакцию Максима, вместо этого вернулась к зеркалу и принялась расчёсывать волосы.
– Вчера? Значит, мне можно сегодня с т- …с вами?
– Нет. Сейчас нельзя. Может быть, вечером. Я позвоню.
– Как… – у Алекса всё ещё болит горло, но не договаривает он от волнения, пробует заново: – Как прошла операция?
– Нормально.
Не «хорошо» и не «прекрасно», а просто «нормально»…
Видимо, заметив его смятение, Надежда немного смягчается:
– Твоя мама не так молода, ты же понимаешь… но врачи тут хорошие, поэтому не переживай раньше времени.
Собрав волосы в хвост, она достаёт из сумочки помаду и начинает красить губы, а Алекс решается задать ещё один вопрос:
– А где… Григорий?
В ответ Надежда только пожимает плечами.
– В смысле?
– Ушёл, – закончив вести красную линию по нижней губе, женщина переключается на верхнюю.
– А ему не надо… к врачу?
– Хочешь, чтобы он засвидетельствовал побои? У Максима нет местного гражданства, так что его могут депортировать прямо сегодня, если кому-то вдруг захочется раздуть это дело.
Больше Алекс вопросов не задаёт. Однако это не значит, что он успокаивается. Зайдя в комнату и не обнаружив вещей Григория, он садится на кровать рядом с Максимом. Потом решительно переворачивает его на спину и начинает снимать с него брюки – тот вяло пытается отбрыкнуться, но Алекс непривычно настойчив.
– Оставь… потом сниму…
– Ты знаешь, что тебя могут депортировать?
– А… знаю…
– Может, найти Григория?.. Позвонить ему?
Не то чтобы Алексу хочется снова видеть этого хмыря, но что, если тот натворит дел, пытаясь отомстить Максиму?
– Не… не надо, – Максим пытается накрыться тонким покрывалом с головой, пока Алекс продолжает тянуть с него брюки.
– А вдруг он…
– Пусть только попробует…
Избавив Максима от нижней части одежды, Алекс решает не трогать верхнюю – вряд ли ему удастся легко стащить рукав с гипса, так что Максиму позволяется спать в рубашке.
Вдруг хлопает входная дверь. Надежда ушла? Алекс выглядывает в пустой коридор, а потом поднимается на второй этаж. Принимает душ. Снова спускается и заходит на кухню, обнаруживает остатки вчерашней пиццы, заботливо убранные в холодильник, набивает ею желудок и заваливается спать рядом с Максимом. Пусть он и поспал в баре, но совершенно не выспался.
На этот раз его будит трель телефона:
– Если хочешь повидаться с мамой, приезжай к шести часам.
Надежда сбрасывает звонок, Алекс же ещё несколько секунд продолжает держать смартфон, прижатым к уху. Сквозь окна льётся солнечный свет, но не очень яркий – наверное, уже скоро вечер. Только вот когда он ложился спать, свет был точно таким же… Очень странное ощущение: кажется, что прошёл ещё один день, а на самом деле этот даже не кончился.
– Максим?
Не обнаружив сопящего тела рядом с собой, Алекс выглядывает из комнаты.
– Проснулся? – тот показывается наверху лестницы в синих джинсах и в синей же рубашке с короткими рукавами, на фоне которой чёрный бандаж сильно бросается в глаза, и начинает спускаться. – Куда хочешь отправиться сегодня?
– В больницу, – Алекс возвращается в комнату и вытаскивает из сумки свежую футболку, пусть и слегка мятую. – Поедешь со мной? Маме сделали операцию…
– Конечно, поеду.
Они добираются до входа в корпус за полчаса. До шести вечера остаётся ещё пятнадцать минут, но внутрь их всё-таки пропускают.
Надежда. Бахилы. Лифт.
Алекс почти не обращает внимания на окружение, его взгляд скользит по номерам палат, пока наконец Надежда не останавливается напротив одной из дверей.
Внутри оказывается три секции, разделённые непрозрачными ширмами. И в одной из них, ближайшей к двери, на широкой кровати Алекс видит мать… точнее, женщину, чем-то похожую на неё… и впервые в жизни в его голове всплывает сравнение: «краше в гроб кладут» – то есть, он слышал это выражение не раз, но сам применяет к кому-то впервые. И не просто к «кому-то»…
Первое, что бросается в глаза – многочисленные трубки.
Второе – бледность кожи и тёмные круги под глазами.
Лицо… кажется, что это просто череп, обтянутый кожей. Взгляд светлых глаз замутнён, но при виде Алекса мама слегка улыбается. Её тёмно-синие, до черноты, губы пугают больше всего… Только вот ему нельзя сейчас показывать свой испуг.
Подойдя к кровати, Алекс опускается на колени и берёт её невесомую ладонь в руки. Сжимает несильно. И эта ладонь реагирует, тоже пытаясь сжаться.
– Прилетел? – достигает слуха слабый, еле живой голос.
– Прилетел… Как ты? Тебе где-нибудь больно?
– Нет… нет-нет… всё нормально… Где ты остановился? Чем питаешься?
Вдруг взгляд матери поднимается выше и немного темнеет. Оглянувшись, Алекс видит заставшего на пороге Максима. Он, не подумав, взял его с собой… а ведь мама до сих не одобрила их отношения…
– Вот как, значит, – тем временем произносит она, прикрывая глаза. – Хорошо… ладно… посмотрим, что из этого… выйдет…
Её глаза больше не открываются, голос затихает. Вскочив, Алекс беспомощно оглядывается на дверь, но на этот раз видит перед собой откуда-то взявшуюся медсестру. Без всякой паники та оттесняет Алекса от кровати, склоняется над ней, потом подкручивает что-то на трубках, меняет пакет в капельнице, касается экрана с жизненными показателями, что-то вводит – и только тут до Алекса доходит, что мама просто заснула…
На ватных ногах он выходит из палаты и приваливается к стене.
Стоящая там же Надежда наоборот заходит в палату и перекидывается парой слов с медсестрой. Вроде бы на иврите. После чего возвращается к Алексу:
– Её перевели из реанимации час назад. Состояние стабилизировалось, но чтобы прийти в норму, понадобится ещё какое-то время… несколько дней. Врач обещал, что уже через неделю она сможет встать сама.
– Уже через неделю?
Алекс боится заглядывать снова в палату, перед его глазами всё ещё стоит болезненно-бледное, почти серое лицо матери.
– Да. Но ей нужна поддержка. Хорошо, что ты приехал. В конце концов, ты её смысл жизни.
Что он должен на это ответить? Кивнув, Алекс вздыхает и переводит взгляд на Максима. Тот не выглядит шокированным. Но очень задумчивым, полностью погружённым в себя. Или это его реакция на такое количество женщин поблизости?
– Макс?
– М-м? – тут же откликается тот.
– Ты в порядке?
– Эм… я? А что со мной? – он неуверенно улыбается. – С твоей мамой всё будет хорошо. Врачи не дают напрасных прогнозов.
– Гмн…
Выйдя из больницы, Алекс всё ещё замечает странную задумчивость Максима, однако тот ничего не говорит. С одной стороны, Алексу есть о чём поволноваться и без этого, однако его мозг почему-то концентрируется именно на поведение Максима. Возможно потому, что если Алекс начнёт думать о маме, в его голову полезут только самые страшные мысли… оптимистичный прогноз врачей – это, конечно, здорово, но вид матери напугал его просто до чёртиков.
Солнце начинает клониться к закату.
Вызванное такси увозит их снова на море, но Алекс замечает, что они едут куда-то не туда, только когда за окном пропадают многоэтажки и появляются поля и небольшие коттеджи.
И вот машина тормозит у почти знакомой заасфальтированной площадки… однако Максим вдруг произносит несколько слов на иврите, и такси вновь трогается с места. Но увозит их не так уж и далеко, даже не понятно, зачем нужно было проезжать эти два или три лишних километра, потому что вид вокруг ничем не отличается от предыдущего места остановки. Но выбравшись наружу, Алекс не спрашивает ни о чём и молча следует за таким же немногословным Максимом до самого моря, и только дойдя до обрыва, понимает, что это не пляж – внизу нет полоски песка, волны бьются об острые камни под самым склоном.
Максим опускается на пожухлую от жары траву, Алекс садится рядом. Не то чтобы он не заметил величаво застывшего на горизонте солнца, уже начавшего погружаться в море, но красота и даже какая-то торжественность этой картины проникают в его душу не сразу – однако чем дольше Алекс смотрит на садящееся солнце, тем в большее спокойствие приходят его мысли. И хотя Максим продолжает о чём-то думать, Алекс терпеливо ждёт, когда тот сам решится заговорить.
Ведь им совершенно некуда торопиться.
Но постепенно всякая мелочь, заползающая на руки и под штанины, а так же жужжащая мошкара отвлекают Алекса от огромного оранжевого солнца, кажущегося раскалённым металлическим диском, уже наполовину погрузившимся в потемневшие воды и будто бы начавшим в них растворяться. Когда Алекс убивает на себе уже десятого комара, Максим вдруг произносит:
– Мне надо будет уехать.
«Что?.. Зачем?!» – вроде бы установившееся в душе спокойствие тут же взрывается под напором панических мыслей. – «Так он меня не простил? И хочет расстаться? Или найти Григория и проучить? Или вид мамы так его напугал, что он…»
Как вдруг неожиданная догадка снисходит на Алекса, подобно гениальному озарению:
– Ты вспомнил о своей маме?
В ответ Максим опускает голову, глядя на маленькую божью коровку, старательно карабкающуюся по чёрной сетке его бандажа.
– Прошло… сколько? Двадцать лет? – продолжает Алекс тише.
– Больше, – Максим вздыхает. – Где-то двадцать семь или восемь лет она уже в психушке.
– Ты навещал её? Я имею в виду, после того раза, когда отец отвёз тебя к ней?
– М-м…
Неопределённое мычание, не похожее на отрицание, но и не слишком уверенное для утвердительного ответа.
– Хочешь её забрать?
В этот раз Максим кивает. Букашка уже почти забралась под его бандаж, так что он перегораживает ей путь пальцем, а когда красно-чёрный жучок перебирается на внезапно возникшее препятствие, вытягивает руку, словно указывая на солнце. Божья коровка некоторое время думает, прежде чем расправить крылья и улететь, а в голове Алекса тем временем со скоростью света проносятся самые разные мысли: от полного отрицания, до осознания себя настоящим убожеством. Ведь если бы речь шла о маме самого Алекса…
– Мне придётся ненадолго вернуться в Москву, – снова заговаривает Максим. – Но если хочешь, я могу дождаться, когда твоя мама поправиться, и вы с ней вернётесь в Россию…
– Не надо, – взяв себя в руки, Алекс мотает головой. – Ты не должен из-за нас откладывать свои дела.
В ответ Максим снова вздыхает. Но тяжелее, чем до этого. Алекс даже представить не может, что именно тот сейчас чувствует, однако…
– Да уж… я столько раз уже откладывал…
– Всё будет хорошо, – Алекс возвращает Максиму слова, сказанные им недавно.
Ещё какое-то время они сидят в закатных лучах, пока солнце окончательно не скрывается из вида, оставив лишь горящую огненную полосу на самой кромке горизонта. Потом возвращаются к дороге и дожидаются автобус. Добравшись до города, Максим проводит Алекса по многочисленным, ещё открытым лавкам уличного питания, практически заставляя его попробовать то странное мороженное, то какую-то выпечку, то снова хрустящие шарики… а потом увозит домой.
Никакого секса на прощание, никаких обещаний перед расставанием – пусть и на время.
Максим не берёт с собой сумку, только достаёт из неё документы.
– Я провожу?
Алексу хочется побыть с ним хотя бы до утра. И в то же время он понимает, что Максиму нелегко далось его решение… и если тот задержится, то всё равно мыслями будет где-то далеко.
– Не надо… кто знает, какие неприятности ты подцепишь по дороге из аэропорта? – Максим явно заставляет себя ухмыльнуться.
– И правда, – Алекс не спорит.
И просто закрывает за ним дверь.
Проходит всего двадцать часов, когда его телефон вдруг оживает, и на экране высвечивается: «Max Last».
– Как дела? Как мама? – голос Максима немного заглушён, и всё же кажется совершенно бесцветным.
– Получше, а как твоя?
Алекс готовится услышать любой ответ. Но только не тот, который слышит на самом деле:
– Моя… моя умерла. Джеф, она умерла двадцать пять лет назад!
Глава 53. Я ведь ещё увижу тебя?
****
Тeлефoнный звонок зacтал Алекса посреди изучения карты города и транспортных линий. Cегодня, в отличие от предыдущих дней, он решил добраться до больницы на автобусе: во-первых, так дешевле, а во-вторых… у него всё равно не получится расплатиться с такси. Днём Алекс обошёл шесть обменных пунктов – и ни в одном его рубли почему-то не пожелали обменять на шекели. Доллары – другой разговор. Hо где их возьмёшь, когда и с рублями-то напряжёнка?
K сожалению, вчера ему даже в голову не пришло попросить денег у Макса.
Хорошо, что Надежда с утра оставила у зеркала несколько красных бумажек, оказавшихся какими-то «новыми израильскими» шекелями.
Но всего несколько. Которые Алекс мысленно пообещал вернуть, как только найдёт, куда пристроить свои жалкие деревянные. И всё же, похоже, ему придётся попросить Надежду взять их общее пропитания на себя…
«Чёрт…»
Сидеть на шее у постороннего человека никогда не было пределом его мечтаний. Поэтому увидев высветившееся на дисплее смартфона имя, Алекс на миг замер, борясь с самим с собой… Попросить у Макса или не попросить? Но ведь у кого-то просить всё равно придётся, даже если очень стыдно это делать. Так что вопрос скорее в том, перед кем ему будет стыдно меньше?
Bздохнув, Алекс отвечает на звонок, а параллельно начинает прикидывать, как лучше сформулировать просьбу:
«Привет, слушай, ты не пришлёшь мне немного…»
Нет, не так.
«…ты не мог бы одолжить мне…»
Как вдруг:
– …Джеф, она умерла двадцать пять лет назад!
– Умерла? Двадцать пять?
Смысл услышанного доходит до него постепенно. Максим же почему-то не отвечает.
– Макс? – Алекс чувствует, как его голова начинает трещать. – Ты в порядке? Что случилось? Я не понимаю… как «двадцать пять лет назад»? Ведь отец возил тебя к ней? И платил все эти годы за её содержание, так?
Более того, неужели её больше никто не навещал? Та же Ирина, сестра Максима? Другие родственники? Алекс не задаёт все эти вопросы, потому что в них нет смысла. Вряд ли Макс уже не задал их себе сам.
Вдруг в трубке раздаётся смешок. Не совсем здоровый. Можно даже подумать, что Максим пьян или под кайфом… но его речь только что звучала довольно чётко.
– Oт… от чего она умерла? – тихо спрашивает Алекс, нарушая вновь повисшую в трубке тишину… и где-то в глубине души надеясь, что понятие «смерть» Максим использовал иносказательно.
Но реальность разрушает эту надежду.
– Самоубийство.
Теперь настаёт черёд Алекса замолчать.
– Когда родилась Иринка, – тем временем продолжает Максим, – отец забрал у неё младенца насильно, хоть врачи и предупреждали, что такой поступок отрицательно скажется на психике мамы… но его это не остановило. А на следующий день её нашли в петле.
– С-
«-оболезную», – едва начав произносить слово, Алекс осекается. Слишком уж сухо и официально оно звучит. Так что он подбирает другой вариант:
– Мне очень жаль.
В трубке снова раздаётся смешок.
– Мне тоже! А знаешь, что забавно? Eсли бы я так и не решился зайти за калитку, её бы ещё хрен знает сколько времени считали живой!
«За калитку?..»
Сидя посреди комнаты на разложенной карте, тупо пялясь на небольшой планшет с уменьшенной копией этой карты, Алекс встряхивает головой, заставляя себя сосредоточиться на более важном.
– Так, значит, больница скрывала её смерть? Чтобы вытянуть побольше денег из твоего отца?
– Ха-ха!
– Что?
– Зачем им так рисковать?
Голос Максима становится всё веселей, только эта весёлость пропитана горечью.
– Хочешь сказать… – внезапное головокружение вынуждает Алекса упереться в пол рукой, – …что твой отец обо всём знал? И сознательно платил им двадцать пять лет за молчание, считая, что из-за своей фобии ты никогда не сможешь «зайти за калитку» и узнать правду?.. Но как же твоя сестра? Другие родственники?
– Пф!.. Насчёт Иринки – точно не знаю, это её дело… но я всегда думал, что хотя бы из интереса она захочет повидать мать-психичку… даже если стыдиться её… А другие родственники… хм-м… Слышал, мой дедушка возлагал большие надежды на дочь, но когда та оказалась в психушке – просто вычеркнул её из своей жизни… и уехал в Америку. Тогда было много эмигрантов. Все ближайшие родственники, которым удалось к нему подлизаться, отправились за ним следом, остальным же осталось только подлизываться уже к моему отцу…
«В Америку? Так сначала эта семья перебралась в столицу, там разбогатела, а потом укатила за границу?»
– …только вот он уже не спешил кого-то поддерживать, – продолжает Максим почти равнодушно, посреди рассказа растеряв всю свою наигранную весёлость. – С самого детства я только и слышал про «троглодитов» и «пиявок» из глубинки… Моему отцу никогда не было дела ни до моей матери, ни меня, ни до Ирки, ни даже до своих родителей – ведь это они вынудили его жениться по расчёту – что уж говорить о более дальних родственниках?
– Но… – эти странные семейные взаимоотношения как-то не очень укладываются в голове у Алекса. – Твой отец… зачем ему было скрывать смерть жены? Может, он не хотел травмировать тебя и делать сиротой так рано?
Снова смешок. Потом хохот – о него звенит в ушах. Как вдруг звук прерывается. Алекс ошеломлённо вслушивается в тишину, как вдруг телефон оживает звонкой трелью, заставив его подпрыгнуть на месте.
– Прости, случайно не туда нажал, – объясняет Максим. – Джеф, тебе всё-таки не мешает научиться снимать розовые очки. Хотя бы на время.
Алекс кусает губы и смотрит на карту перед собой: линии, точки, значки – все они сливаются в замысловатый узор, который, однако, кажется совершенно бессмысленным. Алекс знает, что Максиму сейчас тяжело, но вместо слов утешения у него почему-то вырываются одни лишь бесчувственные вопросы, попытка же найти оправдание действиям Юрия Васильевича – только ещё больше рассмешила Максима. Поэтому Алекс не знает, что ещё он может сказать.
– Я сейчас еду на встречу к отцу, – доносится из трубки уже серьёзнее. – Хочу выяснить кое-что, прежде чем поднимать шум…
– Шум? Ты хочешь… посадить его в тюрьму?
– Я? «Первого адвоката всея Руси»? – на этот раз Максим только тихо хмыкает. – Нет, я даже не уверен, что смогу привлечь к ответственности психушку…
У Алекса сжимается сердце. До него только сейчас доходит, что во всей этой ситуации может быть замешано слишком много влиятельных людей…
– Тебе ведь… ничего не сделают?
– М-м-м… даже не знаю. Будем надеяться, что нет?
Снова этот весёлый тон! Как легкомысленно!
Алексу страшно. Но он чувствует, что не имеет права останавливать Макса. Однако неприятное предчувствие всё глубже проникает в грудную клетку и наполняет рот горькой слюной. Хочется бросить всё и сорваться, полететь в Москву, поймать этого отчаянного парня, встряхнуть его, посмотреть в глаза…
– Эй… я ведь ещё увижу тебя?
– Не дрейфь. Они были слишком спокойны для тех, кого поймали на жаренном. Даже показали мне документы двадцатипятилетней давности – заключение о смерти и всё в этом роде. А на такие вопросы, как: «Почему об этом заключении никому не известно?» или «С какой стати кто-то платил вам за мёртвого пациента?» – думаю, моему отцу не сложно будет придумать правдоподобные ответы. Перед лицом закона. Только вот на меня эти отмазки не подействуют.
– А если ты попытаешься понять шум?
Внезапное молчание Максима заставляет Алекса изо всех сил закусить губу. Наконец по ту сторону трубки резко выдыхают:
– Тц! Всё-таки мне надо было пройти независимого психиатра…
Сглотнув комок в горле, Алекс кивает. Кивает сам для себя.
– Не делай глупостей.
– Хорошо… так, мы уже подъезжаем… я потом тебе ещё позвоню, передавай привет маме.
Завершившийся звонок оставляет после себя привкус металла во рту и тяжесть в груди. Алекс продолжает тупо смотреть на карту, уже забыв, зачем вообще её разложил. И лишь взгляд на часы напоминает ему, что уже пора выходить из дома.
И Алекс выходит, захватив планшет. Неизвестно, сколько ещё осталось денег на вставленной в него симке, но как бы не был дорог мобильный интернет в роуминге, на поиск подходящего маршрута должно хватить – в конце концов, Алексу нужен только список автобусных номеров.
Однако, ещё даже не переступив порог, он сталкивается с проблемой иного рода: плохо работающая голова. Иначе как объяснить тот факт, что Алекс решил отправиться в путь босиком?
Да и автобусную остановку ему удаётся найти, только скорректировав своё движение с интерактивной картой. А найдя, приходится озадаченно остановиться у пешеходного перехода, пытаясь понять, остановка на какой именно стороне дороге ему нужна.
Но так или иначе, Алексу всё же удаётся добраться до больницы, пусть и на полчаса позже, чем планировалось.
Надежда проводит его до палаты, никак не прокомментировав такую задержку, и впервые знакомит Алекса с врачом. Причём этот врач оказывается довольно привлекательным мужчиной лет пятидесяти – не красивым, но явно следящим за собой: начиная с тщательно выбритого подбородка и аккуратной стрижки до новенького халата и начищенных кончиков ботинок – во всём чувствуется нескрываемый лоск. Пока мужчина что-то говорит, а Надежда переводит, Алекс рассеянно наблюдает за обоими. Конечно, он слушает. Точнее – старается слушать. Но сознание упорно не желает извлекать смысл из слов, вливающихся в одно ухо и выливающихся из другого. Да, информация несомненно важная, ведь касается его матери, только вот половину сказанного Алекс просто не способен понять, как бы не пытался – используемые термины ему не знакомы: «коронарная артерия»? Что это? «Аорта»? «Желудочки»? Разве операция была не на сердце?
К тому же, в его голове не перестают крутиться разные отвлечённые мысли, вроде того, как и о чём сейчас разговаривает Максим со своим отцом.
Однако подвести итог словам врача Алекс всё же способен: ещё рано окончательно делать какие-то выводы, но в целом операцию можно считать удачной, и теперь его маме нужно только время и уход, чтобы восстановиться. И полный душевный покой.
– Спасибо. Я понял…
– Пойдешь к ней? – спрашивает Надежда, когда врач уходит.
– Конечно, – кивает Алекс, косясь на её накрашенные губы.
Помада не яркая, но явно свежая. Женщина не обменивалась с врачом никакими странными или многозначительными взглядами, однако эти двое держались рядом друг с другом очень свободно. Алекс бы даже сказал, что они стояли слишком близко…
И опять его мысли утекают куда-то не туда.
Мотнув головой, Алекс заходит в палату. Надежда остаётся снаружи. Точнее, стоит ему переступить порог, как из коридора доносится удаляющийся стук каблуков.
Однако всё внимание Алекса уже переключилось на его маму. Зайдя за ширму, он приседает у медицинской кровати.
– Пришёл?
Сегодня мама выглядит значительно лучше. Кожа порозовела, к глазам вернулся не то чтобы блеск, но хоть какая-то ясность.
– Угу.
Из трубок осталась только одна – она идёт от вставленного в запястье катетера к подвешенному над кроватью прозрачному пакету. Похоже, здесь пациентам не ковыряют вены каждый раз, когда надо сделать инъекцию или поставить капельницу… да и вообще очень многое отличается то того, что Алекс видел в российских больницах. Взять ту же кровать, напичканную какими-то кнопками, или приборы рядом с ней… а ведь это даже не vip-палата на одного пациента – у мамы два соседа – но даже так их заботливо разделили непроницаемыми ширмами, а напротив кроватей повесили по телевизору. Правда, смотреть их, похоже, можно только в наушниках – вон в тех, висящих на спинке кровати.
– А где?..
Заметив, что взгляд матери направлен ему за спину, Алекс оглядывается, но конечно же, ничего не видит, кроме двери.
– М-м-м, ты про Макса? Он… вернулся в Россию… – заметив набежавшую на лицо мамы тень, Алекс поспешно добавляет: – Всё хорошо.
Но он сам не знает, что означает это его «хорошо». Но не может же Алекс сказать: «Нет, мы не поругались и не расстались»? Ведь скорее всего, маму такая новость совсем не обрадует. И уж тем более, ему никак нельзя заикаться о том, что он сегодня узнал.
– Как у вас… дела?
– Мам, тебе нельзя волноваться.
– Ерунда… зачем вообще тогда надо было делать эту операцию, если я не могу спросить у собственного сына, как у него развиваются отношения?
Она пытается улыбнуться. Точнее, улыбается, стараясь придать этой улыбке налёт лёгкости и непринуждённости.
«Храбрится.»
– Всё хорошо, – повторяет Алекс – больше ему на ум ничего не приходит.
– И как долго… вы планируете всё это продолжать?
Снова. Разве она уже не спрашивала об этом около месяца назад? В последнее время столько всего произошло, что Алексу кажется, он встретил Максима уже целую вечность назад, а на деле…
Вздохнув, Алекс поджимает губы и встаёт.
– Ты действительно хочешь об этом поговорить? Сейчас?
Мама тоже вздыхает. Выражение её лица почти не меняется, но почему-то теперь на нём становится отчётливо видно сожаление.
– И почему у меня не дочь? – внезапно спрашивает она.
– Эм… ну извини.
– Ничего, иди сюда.
Мама манит его рукой, прося снова опуститься вниз. А когда Алекс опять приседает, тянется к его голове. Ему приходится податься макушкой вперёд и подставиться под её ладонь. Щека ложится на одеяло. Оно приятно пахнет какими-то луговыми цветами…
– Тебе нужно искать работу.
Алекс дёргается, но пальцы матери пытаются удержать его голову, так что он снова послушно опускает её на одеяло.
– И дело не только в деньгах, – продолжает она, – хотя, конечно, они тоже важны, но сев на шею богатому «папику», ты скоро обнаружишь, что полностью от него зависишь. Он же будет уверен, что ты никуда от него не денешься. А это расслабляет мужчин. Может быть, сейчас Максим тобой дорожит, но пройдёт время, интерес ослабеет, и что тогда останется?
Никогда они не говорили на подобные темы. Теперь уже Алекс не смеет поднять голову и показать своё покрасневшее лицо. Ему очень неудобно… но и обрывать маму тоже кажется не самой хорошей идеей.
– …видишь ли, отношения – это то, что создают оба партнёра, – тем временем продолжает та. – Вы оба должны развиваться, меняться, удивлять друг друга… ведь совместная жизнь не состоит из одного только секса. Да и самый разнообразный секс с одним и тем же человеком рано или поздно наскучит, если в этом человеке больше нет ничего особенного.
«Ёбаный стыд! Мама, прошу тебя, замолчи…»
– Поэтому вам обоим надо найти, чем заняться в жизни. Разные интересы дадут больше тем для разговоров и больше уверенности в себе. Поэтому… даже если собираешься стать домохозяйкой, хотя бы увлекательное хобби тебе необходимо.
– Мам…
– Молчи. Я делаю вид, что у меня дочь, а не сын.
«Может, её во время операции случайно задели по голове? Или это так наркоз повлиял?» – Алекс косится на капельницу. – «Её же не пичкают тут никакой наркотой?»
– Ты вообще слушаешь?
– Да-да…
– Ещё вам не стоит слишком часто заниматься анальным сексом. Я погуглила и…
«МАМ!» – Алекс про себя начинает рыдать. Но больше он ничего не может поделать. Только надеяться, что тихий мамин голос не слышен тому, кто лежит за соседней ширмой.
Лишь около восьми вечера Алекс наконец-то возвращается домой. Он много раз навещал маму, когда та лежала в больнице Ярославля, но никогда не думал, что подобное посещение способно настолько его измотать. Лекция длилась почти час, хоть и с перерывами, когда маме хотелось попить или медсестра приходила, чтобы сделать ей укол или сменить капельницу. И всё же Алексу пришлось дослушать наставления до конца.
Это не было похоже на то тяжёлое прощание в холле больницы, когда у мамы случился приступ из-за бывшего мэра. Но сегодня она превзошла саму себя.
«Всё дело в лекарствах, в лекарствах…»
Ещё не отошедший от шока, но морально вымотанный сверх всякой меры, Алекс подходит к дому, служащему ему временным пристанищем, достаёт из кармана ключи, выданные Надеждой… и вдруг замечает человека, сидящего на корточках под окном кухни. Человек этот беззастенчиво дымит сигаретой. Его светлые волосы выглядят так, словно их расчёсывали в последний раз лет десять назад, под глазом чернеет синяк, челюсть тоже кажется немного припухшей, нижняя губа заклеена узким пластырем, из-под которого виднеется тонкий стежок медицинского шва…
И этот человек смотрит прямо на Алекса. Вяло, совершенно без интереса, но смотрит.
– Зачем ты вернулся?
Алекс прячет ключи обратно в карман. Пусть он и подтупливает в последнее время, но не до такой же степени, чтобы впускать Григория в дом, когда рядом никого нет. Конечно, можно попытаться быстренько проскользнуть за дверь… но не будет ли это слишком трусливо?
Как вдруг второй раз за вечер оживает его телефон.
«Макс?»
Глава 54. Тут такое дело...
****
Тpeль телефонa заcтавляет Алекса замереть и внутри и снаружи – а всё потому, что инстинкт подсказывает: надо сказать Максиму про заявившегося Григория… но что тот сможет сделать? Hакричать на своего бывшего по телефону?
Нет, не стоит его сейчас беспокоить. Но ответить всё-таки надо.
Oтойдя немного в сторону от входа в дом, Алекс торопливо прижимает трубку к уху, готовясь произнести приветствие и почти не чувствуя онемевшие губы… и вдруг слышит:
– Здравствуйте. Важная информация для жителей Ярославля: до конца июня вы можете совершенно бесплатно пройти стоматологическое обсл-
Оборвав механический голос, Алекс со злостью пихает телефон обратно в карман, а Григорий тем временем прикуривает очередную сигарету. Он так и не ответил на его вопрос, поэтому Алекс спрашивает снова:
– Чего тебе надо?
Нижние веки Григория сильно опухли, словно их накачали силиконом, так что держать их открытыми, наверное, довольно тяжело. Да и кровоподтёки на его лице не выглядят не серьёзно. Но при взгляде на всё это Алекс не испытывает удовлетворения, и жалости, естественно, тоже. Зато в нём начинает пробуждаться раздражение.
– Eсли ждёшь Макса, то бесполезно, – решает он сразу всё прояснить.
– М-м? – наконец-то реагирует Григорий. – Почему?
– Улетел.
– О? Он всё-таки тебя бросил?
Мгновенно появившееся на побитом лице оживлённое выражение так же быстро сменяется на болезненное, а из зашитой ранки на губе сквозь пластырь проступает кровь. И всё же Григорий продолжает пытаться удержать кривую ухмылку.
– Нет, – отчеканивает в ответ Алекс.
«Просто убейся…»
Чем сильнее разрастается его злость, тем увереннее он себя чувствует. Алекс даже подходит к Григорию ближе, а когда тот вдруг протягивает ему почти пустую пачку сигарет – невозмутимо достаёт одну и наклоняется к так же любезно предложенной зажигалке. И хотя вместо огонька там светится синим какое-то маленькое колечко, кончик сигареты быстро начинает тлеть.
Первый же вдох заставляет Алекса закашляться от хлынувшего в лёгкие едкого дыма.
Отшатнувшись и с отвращением уставившись на отраву заслезившимися глазами, он тем не менее не выкидывает её, а поднимает взгляд выше, прослеживая путь сизой дымной ленты, текущей вертикально вверх.
– …дело в его матери? – неожиданно снова подаёт голос Григорий.
– Откуда ты…
– Пф! Мне ли не знать этого отморозка с нежным безе вместо души?..
«Безе?»
– Мда… – глубоко затянувшись, Григорий выдыхает густое вонючее облако и щурясь, тоже задирает голову к темнеющему небу. – Почему-то я так и думал, что твоё отношение к матери заденет его за живое… Ты ведь в курсе, что его мать в психушке?
В голосе Григория всё ещё сквозит самодовольная насмешка. И у Алекса возникает непреодолимое желание стереть её. Желательно – навсегда.
– Знаю. А ещё я знаю, что она давно умерла.
Алекс морщится, невольно понижая голос к концу фразы, что же до Григория… тот совершенно не выглядит удивлённым. Неужели, он знал? Но ведь когда он стажировался в Москве, мамы Максима давно уже не было в живых… да и кто мог ему рассказать? Пусть Юрий Зотов и повесил на стажёра обязанности няньки своего непутёвого сына, вряд ли бы стал посвящать того в серьёзные тайны… а эта явно была очень серьёзной, ведь за её сохранение старик отвалил кучу бабла – причём величину этой кучи Алексу даже не хочется представлять.
– Что, интересно?
Kогда-то по-дьявольски лукавый прищур голубых глаз сейчас не тянет даже на троечку, а всё из-за огромных мешков-век под ними, а ещё почти чёрного синяка и этого стога сена на голове вместо привычной аккуратной прически… Казалось бы, только вчера Григорий выглядел депрессующим денди, а уже сегодня похож на начинающего алкоголика-бомжа – пусть пока и не опустившегося до самого дна, но несомненно начавшего вживаться в эту социальную роль.
Однако что-то в нём всё ещё живо и рвётся наружу.
Подумать только, и откуда такое неукротимое желание вывести всех и вся из себя?
Ещё немного -- и Алекс серьёзно задумается: а не попробовать ли ему врезать этому козлу?
Но в его пальцах всё ещё зажата медленно тлеющая сигарета. Григорий успел выкурить свою до середины, но та, что у Алекса, не прогорела даже на четверть. Поднеся её к губам, набрав полный рот дыма, но затаив дыхание, чтобы не пропустить дым в лёгкие, Алекс разом выпускает большое и, кажется, теперь не такое уж и вонючее облако. Он всё ещё злится. За себя, за Максима. Но Григорий вряд ли что-то расскажет, если начать его проклинать. Так что Алекс проглатывает резкий ответ и заставляет себя равнодушно вздохнуть:
– Меня это не касается. А Макс сам разберётся.
– Как знать, – тут же задумчиво возражает Григорий. – Если будет действовать так, как привык – просто снова окажется заперт в четырёх белых стенах. Белых и мягких. Знаешь, в психушках оббивают войлоком помещения для особо буйных пациентов?
Насмешливые слова острым крючком вытаскивают наружу затаившиеся опасения Алекс. То, о чём он беспокоился… о чём подумал даже сам Максим…
Нет, ему нельзя сейчас показывать ни грамма нервозности, иначе Григорий только продолжит юлить вокруг да около.
– Может, ты знал его раньше… – притворное спокойствие даётся Алексу всё тяжелей, – но сейчас Макс уже не тот глупый мальчишка.
– «Глупый»? Xа-ха… Спорим, он до сих пор считает, что всегда вёл себя адекватно?..
Докурив и затушив окурок в круглой карманной пепельнице, мужчина погружается в задумчивое созерцание почти опустевшего нутра сигаретной пачки. А потом поднимает взгляд на Алекса:
– Ты так ему доверяешь?
– М-м-м, – неопределённо кивает тот немного в сторону.
– А что, если я скажу… что даже если он будет вести себя подобно новорожденному ягнёнку, скорее всего всё равно отправится на жертвенный алтарь?
Алекс не сдерживается и позволяет слишком большому количеству эмоций отразиться на своём лице. И хоть он быстро спохватывается, в оживших глазах Григория вспыхивает самодовольный огонёк.
– Да, Александр, когда речь заходит о деньгах… об очень больших деньгах, в расход идут даже собственные родственники.
– И даже родные дети?
Едва произнеся вопрос, Алекс сам на него отвечает: «Для некоторых родные дети лишь обуза» – до знакомства с Максимом он вряд ли был способен на подобную мысль, пусть и слышал что-то о неблагополучных семьях… однако, хоть в его собственной и существовали проблемы, Алекс никогда не чувствовал себя ненужным. По крайней мере, для мамы. А потому не совсем понимал, что в других может быть как-то иначе. Однако ситуация с Максимом и его отцом коснулась Алекса слишком близко, чтобы даже изменить его взгляд на мир.
И вот теперь он даже не способен удивиться.
Да и Григорий лишь качает головой.
Но кажется, сейчас его больше всего расстраивает малое количество оставшихся в пачке сигарет. Всего две штуки. Но он всё же достаёт одну – и очень скоро уже начавшее рассеиваться облако дыма перед домом снова становится гуще.
Прислонившись к решётке перед входной дверью, Алекс сдавливает свою сигарету, всё ещё тлеющую, двумя пальцами, заставляя табак прорвать хрупкую бумагу и уродливо полезть наружу, словно внутренности. Горящая часть при этом отваливается и падает на асфальт. Pасстерев её подошвой шлёпка, а остаток сигареты выкинув в кусты, Алекс обречённо выдыхает:
– Что
я должен сделать?
– М-м?
Григорий имеет наглость изобразить недоумение.
– Ты ведь знаешь что-то, не так ли? – Алекс покусывает щёку изнутри. – Возможно, даже что-то, что может помочь Максиму?
– Знаю, – снова затянувшись, тот продолжает только после длительной паузы: – Хотя не уверен, что ещё есть смысл трепыхаться… Когда ты с ним говорил крайний раз?
– Часа два… или три назад, – затаив дыхание, Алекс слышит словно бы звук далёкого прибоя, постепенно наполняющий уши. – Максим собирался поговорить с отцом.
– Хм-м… тогда… ещё можно попытаться успеть.
Несмотря на вновь проступившую на губе кровь, Григорий широко улыбается. Словно старик, уперевшись в колени руками, он с кряхтением поднимается с корточек… и мгновенно подавляет Алекса как своим ростом, так и расхлябанной уверенностью продавца, которому вовсе не обязательно спешить с продажей горячего товара:
– Вопрос только в том, что ты готов предложить за мою информацию?
– Просто скажи, чего ты хочешь… – отступив, Алекс принимается рассматривать ногти на пальцах своих ног. Пора бы их уже подстричь.
– Ты знаешь.
– Знаю что?
– Чего я хочу.
– Чтобы Максим снова стал твоим? – Алекс сам не замечает, как легко это произносит.
И не дожидаясь ответа, качает головой.
Как вдруг:
– Ты тупой?
Подняв взгляд, Алекс видит, что Григорий подозрительно прищурился и в свою очередь рассматривает его. Слабое шевеление в мыслях вызывает почти физический зуд. Коснувшись затылка и даже сумев справиться с вновь вспыхнувшим раздражением, Алекс внезапно вспоминает слова Максима… те самые, про истинный мотив Григория. Тогда они показались Алексу чушью. Он даже немного пожалел Григория, ведь несмотря на все его чувства к Максиму, тот упёрто отказывается их замечать… Но сейчас…
– Так я правда в твоём вкусе?
Поражённо уставившись на распрямившего плечи мужчину, Алекс отступает от него ещё дальше. И на этот раз Григорий делает шаг следом, при этом явно преграждая возможный путь для побега.
– Иди нахер!
Может, будь на месте Григорий кто-то другой, Алекс бы и подумал над более мягкой формулировкой отказа, однако этот мудак не заслуживает никакого снисхождения.
– Эй, я ведь не прошу выходить за меня замуж! – совершенно не смутившись, смеётся Григорий. – Обычного прощального секса вполне будет достаточно.
«Прощального? Да что ты о себе возомнил?!»
Сжав челюсти, Алекс мотает головой. Второй раз он в эти сети не попадётся. Плавали – знаем.
– Отвали.
– Ха-ха, с чего это мы такие борзые? – Григорий делает ещё один шаг, приближаясь вплотную. – Знаешь, я могу взять тебя силой прямо вон за теми кустами, и ни одна душа даже не услышит на твои крики…
Ладонь хватает Алекса за горло, и его затылок упирается в кирпичную кладку стены за спиной.
– Пойми, ты всего лишь подстилка. Твоя роль – ублажать тех, кто тебя хочет. Только так ты сможешь чего-то добиться. Если решил сделать ставку на Максима, помоги ему разобраться с отцом и получить всё, что ему причитается по праву. И тогда сможешь купаться в деньгах. А для этого от тебя всего-то и требуется – заплатить небольшую цену собственным телом.
Пока Григорий говорит, продолжая сжимать его горло, Алекс спокойно смотрит в потемневшие глаза. Изначально они серо-голубые, но сейчас кажутся цвета помойной лужи.
Когда же Григорий наконец замолкает, Алекс даёт свой ответ.
Впечатывая колено в пространство между его ног.
Да, это подло. Да, девчачий удар. Но когда мужчину скрючивает и парализует от боли, Алекс отвешивает ему ещё один – и на этот раз ладонью. Звонкий шлепок приходится по припухшей челюсти. И это не какая-то там легкомысленная пощёчина, нет. Это лещ с размаха. Сопроводивший его звук похож на щелчок хлыста.
Не остановившись, сжав ладонь в кулак, Алекс бьёт ещё раз – однако промахивается и лишь слегка задевает мизинцем кончик подбородка Григория… но тот всё равно почему-то не удерживается на ногах и, словно мешок с костями, грохается на асфальт.
Прострелившая руку боль призывает сверкающий фейерверк под зажмуренные веки. Когда же Алекс их открывает – Григорий всё ещё продолжает неподвижно лежать у его ног.
Ткнув его носком шлёпка под рёбра и не получив никакой реакции, Алекс озадаченно склоняет голову к плечу.
«Это шутка такая?»
Рука сама ныряет в карман. Но в списке контактов выбирает не «MaxLast», не «101» и даже не «112», а «Железная леди».
– Надежда?.. Тут такое дело… кажется, я убил человека…
Сначала с той стороны трубки доносится что-то нецензурное. Но настолько неразборчиво, что о смысле Алекс догадывается по интонации. А потом и вовсе повисает молчание. Женщине явно требуется какое-то время, чтобы взять себя в руки и ответить уже спокойно:
– Знаешь, у меня не особо много опыта в таких делах… Позволь уточнить: тебе нужна моя юридическая или физическая помощь?
Такая постановка вопроса заставляет серьёзно задуматься уже Алекса. Может, и правда прибить Григория и попросить Надежду как-то замять это дело? Например, связаться с тем холеным врачом и сдать ему тело российского следователя на органы?
«Заманчиво…»
Однако, вздохнув, Алекс мотает головой, всё ещё глядя на распластавшегося у его ног мужчину. И в свою очередь нарушает опять затянувшееся молчание:
– Шучу. Просто я, кажется, вырубил Григория. Прямо перед домом.
– О… тогда зачем ты звонишь мне?
– Ну… с этим же надо что-то сделать?
– Зачем? Просто брось его там и иди ужинать, в морозилке пачка нагитсов – пожарь на сковородке.
– Кхм…
Алекс ещё раз поддевает бок Григория ногой. Рука снова сжимается в кулак. Только на этот раз это вызывает резкую боль в мизинце, прострелившую до самого локтя.
– А ещё я палец сломал.
– …знаешь, как добраться до травмпункта?
– Нет.
Из трубки доносится вздох.
– Ладно, возвращайся в больницу – я устрою, чтобы тебе оказали первую помощь.
Не дождавшись ответа, Надежда заканчивает звонок, Алекс же, морщась, поднимает руку, рассматривая уже начавший опухать и синеть палец. Пытается согнуть. Теперь прострел боли достигает затылка. Но это не то чтобы нестерпимо, так что Алекс отметает возникшую было мысль о такси и направляется к остановке.
По пути он так ни разу и не оборачивается назад.
Но чем дальше отходит, тем сильнее чувствует сожаление. Быть может, ему не стоило так резко реагировать? А попытаться вытянуть из Григория хоть что-то? Или вовсе – затащить его в дом, привязать к стулу и устроить игру в пыточную?
Увы, в допросах Алекс ещё больший профан, чем в драках…
«Я ведь всё сделал правильно?..»
Кажется, он уже сотни раз задавал себе этот вопрос, и ещё ни разу не смог дать на него твёрдый ответ…
В автобусе Алекс несколько раз достаёт телефон, и один раз даже нажимает на кнопку звонка рядом с номером Максима, но тут же отменяет вызов.
Что он ему скажет? Чем сможет помочь?
Надежда встречает его у крыльца – часы посещений уже закончились, но женщина уводит Алекса вдоль корпуса, а потом подталкивает к неприметной и явно служебной двери. За ней открывается тёмный кафельный коридор, в конце которого ярко светится абсолютно белый медицинский кабинет. И, как Алекс и подозревал, там его встречает тот самый врач в щегольских туфлях и в идеально отглаженном или даже новом халате. Пока он обследует его палец, Алекс смотрит прямо перед собой – на почти зеркальную белую плитку, такую идеальную, будто нарисованную в фотошопе, и снова погружается в размышления о словах Григория.
Можно ли им вообще верить? Ведь возможно, всё не так уж и плохо, а подлец просто соврал.
С другой стороны…
Что-то холодное касается пальца. Алекс с удивлением обнаруживает откуда-то взявшуюся медсестру и странный аппарат на столе, чем-то похожий на микроскоп, только достаточно большой, чтобы в него поместилось даже две его руки. И только когда из механического чрева вылезает снимок, Алекс догадывается, что это переносной рентгеновский аппарат.
Рассмотрев снимок, врач отдаёт какое-то указание медсестре и, переглянувшись с Надеждой, уходит. Женщина всё это время сидит на кушетке у двери.
А она ведь тоже проходила стажировку у Юрия Зотова… Григорий вроде бы говорил, что изначально им обоим было поручено улаживать выходки Максима, а значит – она вполне могла иметь тот же доступ к информации, что и Григорий. Могла… но не обязательно имела.
– Что такое?
Похоже, Алекс уставился на неё слишком открыто. Покосившись на уже разведённый раствор гипса, он снова отворачивается от стола и тихо спрашивает:
– Можно у вас кое-что спросить?
– О чём? О Григории? – Надежда равнодушно пожимает плечами. – Не беспокойся о нём.
Алекс вздыхает. И принимается покусывать нижнюю губу, размышляя, как бы сформулировать вопрос. Снова косится на медсестру – её руки двигаются так быстро и ловко, словно она какая-то машина. Интересно, девушка понимает по-русски? Впрочем, даже если и понимает – что с того?
– На самом деле… я хотел спросить о другом: скажите, вы ведь знаете, что случилось с матерью Максима?
Глаза женщины быстро сужаются, делая её лицо ещё большее похожим на птичье.
– Смотря, что ты имеешь в виду.
– …ну… что она умерла?
– Умерла?
Её реакция полностью отличается от реакции Григория. Алекс чувствует одновременно облегчение и разочарование. Облегчение, потому что получается, эта женщина не участвовала в подлом сговоре – не зря Григорий назвал её «принципиальной дурочкой», честной до одури – с другой стороны выходит, её вряд ли бы посвятили в сомнительные дела…
– Александр, что значит «умерла»?
Надежда хмурится. И Алекс оказывает вынужден кратко рассказать ей о случившемся.
– Вот как…
По мере его рассказа брови женщины не переставали сближаться, и теперь её лоб прорезают вертикальные складки.
– Так Григорий сказал правду? – от волнения голос Алекса почти садится. – Это дело действительно завязано на больших деньгах? И Максиму угрожает опасность?
Надежда не отвечает. Вместо этого она пару минут сидит, задумчиво уставившись на пол перед собой. А потом вдруг переставляет с кушетки на колени небольшую сумочку, достаёт из неё толстый потрёпанный блокнот и открывает его почти в самом начале. Нетерпеливо перелистывает несколько страниц. И принимается скользить взглядом по убористым строчкам.
Наблюдая за ней, Алекс терпеливо ждёт, но его нервозность всё нарастает.
А медсестра тем временем заканчивает накладывать гипс. И в результате Алекс получает не один загипсованный палец, а два. Выглядит довольно прикольно. Однако сейчас ему нет до этого дела.
Когда медсестра выходит из кабинета, Надежда наконец-то отрывает взгляд от своего блокнота:
– Если речь о больших деньгах, то…
Она не заканчивает фразу и поджимает губы. Алекс же вспоминает, что в своё время Григорий так же назвал её не только «принципиальной дурочкой», но и «преданной собачкой» Юрия Зотова. А «преданные собачки» ведь не предают своих хозяев…
Глава 55. Карманная собачка
****
Пoчeму-то под взглядом Haдежды неожиданно начинает ныть pука. Алекс почти успел забыть про свой сломанный палец, к тому же ему сделали обезболивающий укол… но сейчас под слоем гипса вдруг просыпается тупая резь и пульсация. Женщина же продолжает молчать и испытывающе глядеть прямо перед собой, словно специально играясь с его нервами.
Пока вдруг не спрашивает:
– Хочешь, расскажу одну историю?
Алекс напряжённо кивает и подтягивает загипсованную кисть ближе к себе. Надежда же, вздоxнув, возвращает блокнот в сумочку, закидывает ногу на ногу и обнимает колено сплетёнными пальцами. И только после этого начинает рассказ:
– Bо время стажировки у Зотова между мной и Григорием были разделены обязанности по урегулированию различного рода проблем, вызываемых его сыном. Tы, наверное, знаешь, что в подростковые годы тот был тем ещё… м-м… как бы это помягче… «засранцем»? Хотя, не то чтобы он сейчас сильно изменился – но речь не о нём, а о его сестре. Дело в том, что я успела побыть нянькой Максима всего пару недель, потом меня неожиданно перекинули на Ирину…
– Она тоже создавала проблемы?
– Нет, – нахмуренный взгляд Надежды прозрачно намекает Алексу, что паузу она сделала, чтобы перевести дух, а не для того, чтобы кто-то вклинивался в её рассказ с вопросами. – Ну или если точнее – Ирина не сама была источником своих проблем… В отличие от взрывного старшего брата, заводившего сомнительных друзей и постоянно сбегавшего из дома, она наоборот стремилась отгородиться от мира. Вероятно, эта девочка боялась, что кто-то узнает о её матери, поэтому ни с кем не сближалась: ни со сверстниками, ни со старшими. Но рано или поздно кто-то всё равно узнавал – кажется, впервые это случилось ещё в детском саду, и тогда же она впервые подверглась травле…
Последние два слова Надежда произносит немного замедленно, но вдруг решительно вскидывает подбородок, словно очнувшись, и продолжает уже более твёрдым тоном:
– В общем, как бы там ни было, когда Юрий Васильевич поручил мне Ирину, она уже пару недель не ходила в школу, поэтому требовалось уладить проблему с её посещаемостью. Kогда я сообщила школьному руководству, что девочка перешла на домашнее обучение, никто даже не удивился. Мол, «дети есть дети» и «будь у Ирочки более дружелюбный характер, возможно, её и не стали бы так дразнить»… лишь спросили, не собирается ли отец перевести её в другую школу!
Неожиданно оборвав себя на высокой ноте, женщина вскакивает с кушетки, быстро подходит к миниатюрному аппарату с водой за спиной Алекса и подставляет под прозрачную струю жидкости бумажный стаканчик – ну или он только кажется сделанным из бумаги, потому что пока женщина не спеша пьёт, тот совершенно не успевает промокнуть, а потом, уже безжалостно смятый, отправляется в мусорку – проследив его дугообразную траекторию полёта, Алекс поднимает взгляд на всё ещё стоящую рядом Надежду.
И видит её нахмуренные брови. Женщина очень недоброжелательно смотрит на аппарат с водой, словно тот её чем-то обидел… Она снова погрузилась в воспоминания?
Алекс тоже невольно припоминает кое-какие события из своего школьного прошлого. Хотя откровенной травли он никогда не подвергался, но о том, чтобы просто взять и бросить ходить в школу, думал не раз. И самое неприятное во всём этом было – равнодушие других одноклассников и учителей. Поэтому видя, как кто-то переживает о проблемах совершенно чужого ребёнка, пусть и давно уже успевшего повзрослеть, Алекс не может не испытывать симпатию.
Однако он всё ещё не понимает, какое именно отношение вся эта история имеет к Максиму.
– Ладно, не суть… – вздыхает тем временем Надежда. Качает головой. И обходит Алекса вместе со столом, падая в кресло напротив. – Так или иначе, мне было поручено не только объяснить всё школе, но и сопроводить девочку в Штаты. Юрий Васильевич выбрал кардинальное решение проблемы: отправить дочь учиться заграницу, где слухи её точно не достанут – от меня же требовалось лишь передать Ирину на руки деду и получить от него несколько официальных бумаг… Однако тот отказался брать внучку под опеку. И всего пару дней спустя заявив, что был рад познакомиться с внучкой, уже отправил нас восвояси.
Резко замолчав и скривив губы, Надежда упирает локти в стол и сплетает перед собой пальцы. Cудя по началу рассказа, Алекс ожидал услышать больше подробностей… но конец оказался лаконичен и сжат. И довольно безэмоционален, даже несмотря на не самый красивый поступок дедушки (похоже, отец Максима именно от него перенял трепетное отношение к родственным узам), тот вряд ли вызывал одобрение у женщины. Но сейчас её взгляд, направленный на Алекса, не замутнён тенями прошлого, а ясен и знакомо строг. А ещё он словно сообщает, что Надежда уже рассказала всё, что собиралась.
Но это же невозможно.
Причём тут деньги? И смерть мамы Максима?
Алекс тоже кладёт руки на стол. Задев край уже давно затвердевшим гипсом и поморщившись, он снова поднимает взгляд на Надежду, и замечает, что её глаза чего-то ждут. От него. Возможно, вопроса. Возможно, женщине ещё есть, что рассказать, но по каким-то причинам она не хочет этого делать…
Но ведь зачем-то она вспомнила про Ирину?
Наверное, спрашивать прямо не стоит – Алекс уже пытался, но в ответ получил лишь никак не отвечающую на вопрос историю. Но даже если эта история не отвечает прямо, возможно, всё же содержит в себе какие-то подсказки?
– Неужели дедушка никак не объяснил свой отказ?
– Нет, – следует безжалостно лаконичный ответ.
Однако в светло-карих глазах Надежды проскальзывает что-то похожее на одобрение. И спустя миг она добавляет:
– Однако он просил передать кое-что Юрию Васильевичу на словах: «Я не изменю завещание».
– Завещание?
Женщина просто кивает. Чем-то вся эта ситуация сейчас напоминает Алексу игру, где вместо прямых, легко проскипываемых диалогов, в разговорах с НПС приходится мучиться с выбором ответов и вопросов из предлагаемых вариантов, и стоит выбрать не тот – всё, получить нужную информацию уже не получится. Такой алгоритм ещё используется в симуляторах свиданий…
«Что за чушь? Что за игры? Неужели так трудно просто мне всё рассказать?!»
Но едва вспыхнув, злость быстро затухает. Глядя на Надежду, вспоминая, как много она сделала для него и его мамы, Алекс качает головой. Он понимает, что женщина и так уже идёт на большую уступку, а добиться от неё ответов ему мешает лишь собственное тугодумие.
«Блин, у меня нет даже вариантов, чтобы выбрать…»
Завещание… Завещание… Дочь… Максим… Психушка… Деньги, много денег… Но завещание не имеет смысла, пока завещающий ещё жив… А когда мама Максима умерла… от кого старик хотел скрыть её смерть? От сына? Общества? Или тестя? Возможно, её жизнь была условием чего-то важного…
Нет, прежде всего, что именно мог завещать дед Максима? И кому?
Он ведь не хило разбогател, прежде чем сменить страну проживания, даже на прицеп из родственников хватило…
– Юрий Зотов же юрист? – задумавшись, Алекс спрашивает вслух.
Не то чтобы на этот вопрос нужен ответ, однако Надежда кивает, продолжая внимательно смотреть на него.
– …он стал таким богатым благодаря своей профессии?
Снова кивок. Но теперь Надежда дополняет его словами:
– Я всегда уважала Юрия Васильевича за то, что он не смирился с ролью карманной собачкой Изельштейна, а пошёл своим путём.
«Изельштейна?» – новая, незнакомая фамилия совершенно сбивает Алекса с толка. Но вместо того, чтобы продолжить пытать Надежду вопросами, он достаёт из кармана телефон и кладёт перед собой на стол. Конечно, планшет был бы намного удобнее, да и симка там, похоже, безлимитная, однако Алексу нужен ответ здесь и сейчас. И пусть даже он толком не знает, что хочет найти, но почему-то уверен – за этой фамилией скрыто многое.
Гугл по запросу «Изельштейн» первой строкой выдаёт статью на Википедии.
Фотография… годы жизни… учредитель фонда… акционерное общество… строительные подряды… кинотеатр «Олимпус», гостиница «Метрополь», сеть магазинов одежды «Шик»… глаза скользят по мелким буквам на узком экране, вспотевший палец левой руки листает страницу всё выше и выше…
– «Семейный фонд»? – Алекс никогда не учился в универе, поэтому он может только представить, что чувствуют студенты во время экзамена, однако сейчас ему кажется, что он сам проходит этот самый экзамен.
Но по взгляду экзаменатора пока совершенно не понятно, светит ему «неуд» или ещё есть надежда.
Дело в том, что женщина не улыбается, но и не хмурится. Скорее у неё снова задумчивый и рассеянный вид. Подавшись вперёд и сложив грудь на свои руки и стол, она смотрит на телефон Алекса, но кажется, что совершенно ничего не видит, полностью погружённая в свои мысли.
Развернув и подтолкнув смартфон ближе к ней, Алекс уточняет свой вопрос:
– Изельштейн основал «Семейный фонд», так? А потом переехал в Америку? Он хотел оставить его своему зятю, Юрию Зотову, но тот отказался?
Предположение кажется диким, но иначе почему Надежда сказала, что старик «пошёл своим путём»?
– Не совсем, – мотает та головой, продолжая смотреть на пустое место перед Алексом, где ранее лежал телефон. – Насколько я знаю, Юрию Васильевичу было сделано два предложения перед приездом в Москву: первое – жениться на дочери Изельштейна (это был уговор между их родителями или что-то в этом роде), а второе – поступить на юридический факультет. Похоже, что Изельштейн тогда очень боялся, что его предадут нанятые юристы и мечтал завести своего собственного, вхожего в семью. Карманного. Это как раз было время, когда основанный им благотворительный фонд должен был переродиться как акционерное общество с аналогичным названием: «Семейный фонд». Оставить же его он планировал своей дочери… Но случилось то, что случилось… и покинув страну, Изельштейн поручил присмотр за «Фондом» зятю, но с условием, что как только его дочь вернётся в общество, тот всё ей передаст. Естественно, всё было юридически закреплено в доверенности. И эта доверенность стала цепью, приковавшей Юрия Васильевича к акционерному обществу и его совету директоров: с одной стороны, у него не было права принимать важные решения и полноценно участвовать в управлении, с другой – он должен был регулярно отчитываться перед тестем о финансовой деятельности «Фонда» и помогать юротделу улаживать возможные проблемы. Конечно же, получая определённую долю от прибыли за свою работу. А так же средства на воспитание детей и лечение своей жены… Но Юрий Васильевич был способен на большее. И он совместил эту работу с открытием собственного юридического агенства, которое и сделало его знаменитым и востребованным, а потом и вовсе подарило звание «Адвоката номер один».
Несмотря на восхваляющий смысл, тон, которым Надежда заканчивает свой монолог, ничем не отличается от того, которым она его начинала: бесцветным и отрешённым.
Алекс же извлекает из услышанного ответ на волнующий вопрос: почему Григорий заикнулся о больших деньгах?
Конечно, Алекс даже отдалённо не может себе представить, о какой именно сумме идёт речь, но одних названий организаций, перечисленных в Википедии и находящихся в полном или частичном владении «Семейного фонда», хватает, чтобы натолкнуть на мысль о миллиардах.
Но зачем всё-таки Зотов скрыл смерть своей жены? Ведь больше не скованный доверенностью, он мог стать настоящим руководителем «Фонда» и прибрать всё богатство к рукам…
Или нет?
«Так вот почему она упомянула про завещание… старик хотел, чтобы тесть изменил его… а значит, там было что-то, что не устраивало Зотова… и что заставляло его думать, что смерть жены только ухудшит его положение!»
– Кого Изельштейн видел своим наследником, кроме дочери?
Надежда наконец отрывает взгляд от стола. Теперь она смотрит на Алекса с изумлением.
– А так не понятно?
Алекс поджимает губы.
– Смотри, – продолжает Надежда. – Судя по тому, что тот не доверил всю власть над «Фондом» Юрию Васильевичу, он продолжал надеяться, что его дочь сможет вернуться в общество. С самого начала зять для Изельштейна мало что значил. Возможно… Юрий Васильевич отправил к нему Ирину, чтобы возродить в дедушке трогательные воспоминания о дочери и склонить его переписать завещание, а значит, внучка вряд ли уже была упомянута в качестве наследницы… Таким образом у нас остаётся всего один вероятный кандидат.
– Максим?
– Максим.
Неожиданно в голову Алекса приходит пугающая мысль: а что, если старик пытался представить своего сына психом не для того, чтобы контролировать его или иметь какое-то оправдание на случай, соверши тот серьёзное преступление… а чтобы заставить тестя разочароваться во внуке и не оставить ему другого выбора, кроме как сделать наследником себя?
Алекса окатывает волной жара, а потом холода. К горлу подкатывает тошнота. Поднявшись со стула, он молча выходит из кабинета. После яркого света темнота коридора кажется непроницаемой, но Алекс помнит, что тот совершенно прямой, так что от него требуется только идти вперёд… уже через несколько шагов зрение немного проясняется, становится видно стены. А вот и дверь.
Влажный воздух комком забивается в лёгкие. На улице идёт дождь. Солнца не видно – то ли уже село, то ли скрылось за плотными тучами. В любом случае, Алекс смотрит на собравшуюся на асфальте лужу. Прямо за порогом. Потом вступает в неё обоими ногами. Почти босиком, так как шлёпки не приспособлены защищать ступни от воды…
– Поедешь домой? – раздаётся за спиной голос. – Или сначала позвонишь Максиму?
«Да, надо позвонить…»
Алекс, забывшись, суёт руки в карманы в поисках телефона, и тут же едва не рвёт правый гипсом. И вспоминает, что забыл телефон на столе. Оборачивается.
Надежда протягивает ему смартфон. Она снова собрана и деловита, даже голос её уже звучит как обычно: резко и немного агрессивно.
– Спасибо, – Алекс заходит в последние вызовы. Проматывает на один вниз. Но так и не нажимает.
– Не за что, – тем временем отвечает Надежда, обходя его, и перешагнув лужу, вступает в пелену дождя.
Но она не успевает отойти далеко.
– Извините! – спрятав телефон в карман, Алекс уже бежит следом. – Вы ведь отчитываетесь перед Зотовым о том, что здесь происходит?
– В каком смысле? – обернувшись, она почти кричит, придерживая над головой свою небольшую сумочку.
– Ну… как проходит лечение мамы, сколько денег на это уходит и всё такое?
Из-за шума дождя им обоим приходится напрягать голос.
– И?
– Вы не могли бы связаться с ним и узнать, что там с Максимом? Как-нибудь аккуратно?
Поджав губы, Надежда решительно направляется обратно под свод небольшого козырька. Достав свой телефон, старенькую раскладушку, она не глядя прижимает её к уху. Со стороны даже может показаться, но женщина только делает вид, что звонит, но когда Алекс тоже заходит под козырёк, она чуть сдвигает телефон, и становится видно светящийся экран и крутящуюся иконку идущего вызова. И эта иконка всё продолжает и продолжает крутиться. Пока не исчезает вместе с внезапно потухшим экраном.
– Чёрт, батарея… – скривившись, Надежда убирает раскладушку обратно в сумку. – Извини. Я попытаюсь позже ещё раз позвонить.
– Тут есть, где зарядить телефон?
– Есть, конечно. Это же больница.
– А, ну да…
– Ещё что-нибудь?
– Нет, спасибо…
– Ну тогда я вернусь к твоей маме. Думаю, ей пока не стоит рассказывать про твою руку?
– М-м… угу.
Глядя на исчезающею за серой пеленой женскую фигуру, Алекс в очередной раз достаёт свой смартфон. Он всё ещё колеблется: звонить или не звонить. Вдруг его звонок застанет Максима посреди важного разговора? К тому же… тот ведь обещал позвонить сам… а значит, пока или не может или не хочет этого делать. Так что разумнее не дёргаться и просто подождать.
Но Алекс больше не чувствует в себе сил сдерживаться. Ему плохо. Его всё ещё тошнит. Он должен сделать хоть что-то!
В конце концов, после непродолжительных колебаний Алекс переходит в раздел смс. И отправляет короткое сообщение: «Ты должен рассказать деду о том, что случилось». Кому-то такой совет может показаться излишним, ведь это логично – сообщать родственникам о смерти близкого им человека – но Алекс верит, что Максим поймёт: дело не в этикете.
Хотя, возможно, тот и так уже всё давно понял?
Не проходит и тридцати секунд, как на экране появляется уведомление о новом смс. И только потом телефон издаёт негромкий зудящий сигнал. Чтобы прочесть сообщение, Алексу не обязательно открывать его – оно и так целиком поместилось на превью:
«И рад бы. Но он давно умер.»
Глава 56. Это не подарок
****
Давно умеp? Hасколько давно? Против воли закрадывается подозрение: а не приложил ли Юрий Зотов руку и к этой смерти?
Kонечно, мама Mаксима убила себя сама – и вина здесь скорее персонала, не уследившего за ней… но ведь первопричиной послужило расставание с новорождённой дочерью. Мог ли старик забрать ребёнка специально? Oн даже проигнорировал предупреждение врача…
«Блин, это уже триллер какой-то… наверное, Зотов не ожидал такой реакции от жены. А Изельштейн банально состарился – ведь его совершенно незачем было устранять и тем самым ускорять вступление в силу неугодного завещания, так?»
– Кстати о нём.
Дождь продолжает идти, заглушая все посторонние звуки и даже собственный голос. Cтоя под металлическим козырьком, будто осыпаемом гороxом, Алекс чувствует себя заключённым в непроницаемый кокон и отрезанным не только от прочего физического мира, но и от мешавших ранее, спутанных мыслей. B голове неожиданно ясно. Сжимаемый в левой руке смартфон кажется раскалённым. Набирать смс торчащим из гипса пальцем несколько неудобно – но ещё одно сообщение он всё-таки отправляет:
«Ты знаешь про завещание?»
Проходит всего пара секунд – и на экране появляется иконка входящего вызова.
– Что там про завещание?
Голос Максима звучит немного сдавленно, но при одном его звуке Алекса окатывает волной облегчения. Однако отвечает он очень сдержанно:
– Которое оставил твой дед. Ты знаешь о нём?
– Что-то слышал. Но не интересовался специально. Другой вопрос – откуда о нём знаешь ты? И что там такого написано?
– М-м-м… на самом деле…
Алекс отступает в тёмный коридор, подальше от сырости и шума, медля с ответом и гадая, стоит ли упоминать Григория, и как Максим вообще отнесётся к тому, что он полез в его дела… но сейчас не самое подходящее время для колебаний, так что Алекс решает не вдаваться в подробности и сконцентрироваться на сути:
– Eсть вероятность, что ты, Макс, указан в завещании в качестве наследника и следующего владельца «Семейного фонда». Но твой отец каким-то образом не дал вступить ему в силу… вероятно, там так же упомянута твоя мама… или всё дело в старой доверенности…
Начав рассуждать вслух, Алекс приходит к мысли, что быть может изначально роль старшего Зотова в управлении фондом и была незначительна, а контроль оставался за Изельштейном, но когда тот умер, отец Максима, скорее всего, не упустил шанса прибрать акционерное общество к рукам. И даже, наверное, сговорился с советом директоров… Но всё это – лишь предположения, Алекс их не озвучивает. Однако сам окончательно приходит к выводу: титул «первого адвоката» Зотов-старший получил не столько за талант юриста, сколько благодаря деньгам и связям.
И плевать, если он и в самом деле талантливый юрист.
Да, Алекс предвзят. Но ему никогда не нравился отец Максима. Даже когда тот помогал разобраться с подставой в магазине… Тогда Алекс многого не знал, но всё равно что-то чувствовал, подозревал… и теперь окончательно понял: если душа прогнила, пара добрых дел ничего не изменит. Возможно, это лицемерие. Возможно – никчёмный идеализм. Но ему противно осознавать, что они с матерью приняли помощь от такого человека.
«Как же погано…»
Из желудка поднимается желчь. Слюна становится горькой. Прижав загипсованную ладонь к животу, Алекс прислоняется к стене и облизывает губы, а из трубки в это время доносятся приглушённые шаги и неровное дыхание.
– Макс? Ты тут?
– А-ага.
– Ты слышал, что я сказал?
– Ум-м… слышал отлично. Поэтому и иду в стариковский кабинет. Оригинал завещания, наверное, хранится у нотариуса, но копию-то папаня должен был прикарманить?..
Точно! Самого главного-то Алекс пока и не спросил!
– Ты уже говорил с ним?
– М-м… – голос Максима заглушается треском дерева, как будто ломается доска, но раздавшийся следом скрип петель подсказывает, что это, скорее всего, была ссохшаяся дверь. Максим же продолжает: – Не вышло. Отец выставил меня. А его амбалы сопроводили до дома почётным конвоем. Так что я сейчас вроде как под домашним арестом.
– Только не вздумай прыгать с балкона, – Алекс невольно припоминает свой визит в охраняемую многоэтажку в обличье доставщика пиццы, перелезание с одного балкона на другой и незабываемые ощущения от висения над бездной в десяток этажей.
– У нас нет балкона.
– Первый этаж?
– Ну, да, я сейчас на первом… – теперь на фоне раздаётся шелест бумаг и негромкий стук то ли переставляемых книг, то ли перекладываемых папок, – а вообще у нас в доме два этажа в правом крыле и три – в левом. И конечно же, куча окон, из которых вполне можно выпрыгнуть… проблема только в трёхметровом заборе, сигнализации по всему периметру и охране на воротах – но ты не беспокойся, мне не в первой…
– Ты хоть раз сбегал без помощи Ирины?
– А то… Кстати, как у тебя там дела? Скучаешь?
«Немного», – проносится мысль. Но вслух Алекс отвечает другое:
– Да, так… некогда пока что скучать – сегодня вот твоего бывшего в нокаут отправил. И палец сломал…
– Ух ты, – шуршание на той стороне трубке стихает, а голос Максима вдруг становится ближе и чётче. – Ну ни на день тебя оставить нельзя! По подбородку попал?
– Отк- …откуда ты знаешь?
– Ну так, новички в этом деле обычно неправильно сжимают кулак и часто ломают себе пальцы или выбивают костяшки… – Алекс почти видит, как Максим сейчас пожимает плечами и самодовольно хмыкает. – А насчёт подбородка: чтобы вырубить того парня, надо приложить много силы… прилично много – поверь, я пробовал. Таким образом, либо ты у нас Геркулес под прикрытием, либо уронил на него шкаф… с Эйфелевой башни… ну или попал по уязвимому месту, типа подбородка, и устроил небольшое сотрясение мозга. Только вот ума не приложу, как ты дотянулся? На табуреточку встал? Xа-ха… Или допрыгнул?
– Не смешно…
Прикусив надутую губу, Алекс едва не откусывает её, когда со стороны всё ещё ярко сияющего кабинета внезапно доносится звук шагов. Выяснять, кто там из медиков вернулся и зачем, в его планы не входит, так что поспешно выйдя обратно под козырёк и прикрыв за собой дверь, Алекс еле различает посерьёзневший голос Максима:
– Ладно. Чего он припёрся?
– Хз. Может, тебя искал.
– Про завещание – это он рассказал?
– Нет. Надежда.
– Хм, понятно…
Небо черным-черно, дождь и не думает затихать, соваться под него с телефоном совсем не хочется, но кто знает, как долго Алексу ещё можно тут находиться? Ведь уже почти ночь… При свете фонарей разбитый на территории больницы парк кажется густым и непроходимым. Алекс вздыхает.
– Кстати о ней…
– О Надежде? – Максим уже отзывается откуда-то издалека, а его слова снова сопровождаются шелестом, перестуком и скрипом. – Ты опять увидел её голой? И теперь не можешь заснуть?
– Нет, я… Блин, Макс! Короче, ты не в курсе, сколько твой старик уже потратил на мою маму?
– А что?
– Да вот, я тут подумал… Знаешь, я вроде как должен испытывать к нему благодарность, но вместо этого мне противно. Извини. Знаю, он – твой отец, но…
– Ничего. Поверь, мне это чувство очень хорошо знакомо. Так в чём дело? Хочешь вернуть ему долг?
– Типа того. Как думаешь, на какую минимальную зарплату мне нужно устроиться, чтобы побыстрее с ним расплатиться?
– Ну вообще-то, тебе вовсе не обязательно никуда устраиваться… Хм-м. Джеф. Когда ты в последний раз проверял свою карту?
– Что?
– Карту. Свою. Дебетовую. Карту.
– Э-э-эм…
Если честно, Алекс про неё и думать забыл. Примерно с тех пор, как из-за кое-кого, попавшего под арест (не будем показывать пальцем), был вынужден опустошить накопительный счёт, чтобы выплатить залог или даже дать взятку… и пусть ни то ни другое не понадобилось, расстаться с честно заработанными деньгами ему всё равно пришлось: Алекса грабанули. Точнее, изначально над ним планировали лишь надругаться, но обнаружив в подкладке пальто ворох мятых тысячных, преступники не отказали себе в удовольствии поживиться не только физически и морально, но и финансово – тем самым превратив его в жертву изнасилования и в нищего одновременно.
А ведь как обнаружилось позже, никто из них особо не нуждался в деньгах: как-никак, напавших возглавил сам сын бывшего мэра (и по совместительству местного олигарха)…
Ну да чёрт с ними. В общем, в следующий раз Алекс вспомнил про свой счёт уже где-то пару недель спустя, получив смс о зачислении восьмизначной суммы. Но это были деньги Максима – он выручил их за продажу квартиры. Так что когда тот вернулся из Москвы, Алекс отдал ему карту. Однако на протяжении нескольких следующих дней все многочисленные уведомления о покупках продолжали сыпаться на телефон Алекса… поначалу он удалял их не глядя, а потом снервничал и совсем отключил. Кажется, это произошло в воскресенье, где-то между покупкой дивана и стиральной машины… но тот выходной запомнился Алексу по совсем другой причине, ведь вечером ему снова пришлось столкнуться с сыном бывшего мэра и его кодлой. А после завертелось: больница, Григорий, перелёт в Израиль… Так что Алекс не то чтобы совершенно забыл про банковскую карточку, просто не видел смысла вспоминать. К тому же он был уверен, что Максим забрал с неё все свои деньги…
И вот сейчас, запустив мобильное приложение и пялясь на двойку с шестью нолями, Алекс даже не знает, как лучше отреагировать. И что сказать. «Спасибо»? Но разве такой исход его устроит? Быть должным Максиму, конечно, намного приятней, чем его отцу… и всё же…
– М-м-м… Прости, – наконец с трудом выговаривает он, снова прижав трубку к уху и вслушиваясь в шорохи. – Но я не думаю, что могу принять эти деньги… Два миллиона – для меня это целое состояние.
Спустя пару секунд и резанувший слух внезапный скрип, хрипловатый баритон Максима раздаётся так близко, что на затылке Алекса собирается целая галактика из мурашек:
– Во-первых, если ты их не примешь, то куда денешь? Снимешь и развеешь над морем?.. А во-вторых, с чего ты взял, что это подарок? Совсем нет. Это твои комиссионные. Ты предоставил свой счёт, чтобы я смог провести деньги в обход… и кстати, десять процентов – это ещё не слишком большая плата за подобного рода услугу. Конечно, если бы речь шла о миллиардах, там были бы уже совсем другие расценки…
Постепенно голос отдаляется. Максим куда-то отходит. Наверное, у него всё это время была включена громкая связь.
Алекс зябко поёживается.
Ему не то чтобы холодно, по крайней мере – не снаружи.
«Макс, я ведь не дурак… хоть и могу иногда таким показаться. Но даже если я приму твоё объяснение, мне всё равно кажется, что я не сделал ничего, что могло бы быть оценено в два миллиона…»
Глядя на отражение в луже густого куста, подсвеченного ярким оранжевым фонарём, Алекс внезапно осознаёт, что отражение это уже не размыто бесконечным каплями – дождь кончился. И воздух после него совсем не кажется ледяным, скорее удушливо влажным.
Наконец-то можно выйти из-под козырька.
– Макс?
– Да?
– Так ты не ответил… не знаешь, сколько я должен твоему отцу?
– М-м, минуту. Ну смотри, частный рейс обошелся довольно недорого – всего пять тысяч евро…
«Недорого» и «пять тысяч евро» – Алексу кажется, этим словам не место в одном предложении. Он даже нечаянно роняет телефон в попытке передать его в правую руку. Но увы, из пяти пальцев нормально гнуться только два – и вот его смартфон уже разлетается на запчасти: аккумулятор в одну лужу, крышка с задней стенки в другую, остальное отскакивает на мокрый газон. И чтобы заново всё это собрать, предварительно кое-как обтерев об изнаночную сторону свободной штанины, Алексу приходится применить незаурядную ловкость…
– Кхм, прости, я уронил телефон. Совсем забыл про гипс…
– Ага, это мне тоже знакомо. Так на чём мы остановились?
– На частном рейсе…
– Пять тысяч евро. Так, дальше-
– Стоп. Можно в рублях? А то я как-то забыл с утра проверить курс валют…
– М-м, ладно. Это примерно четыреста пятьдесят тысяч деревянных. Подготовка к операции, всякие анализы, УЗИ и прочее – почти триста, сама операция – семьсот, непосредственно госпитализация – пятьдесят тысяч в день-
– Эм… – Алекс перебивает его во второй раз. – В день?
– В день.
Голос Максима звучит совершенно обыденно, он будто бы читает с чека из супермаркета. А вот у Алекса закружилась голова – он ведь понятия не имел, во сколько на самом деле обходится лечение его мамы и даже просто её нахождение в этой клинике…
– Макс, я немного запутался, давай посчитаем… мне кажется, или общая сумма уже перевалила за два миллиона?
– Пока нет. Но твоей маме ещё как минимум неделю предстоит провести в больнице, а то и две, плюс разные восстановительные процедуры и лекарства – так что, в принципе, да – на всё твоих денег не хватит… но это только если ты решишь выплатить долг отцу прямо сейчас.
– А откуда ты… вообще взял эти цифры?
– Так вот они, чеки – все забиты в электронную бухгалтерию. Знаешь, мой папа очень уважает учёт, и даже экономке велит записывать все покупки до последней копейки…
– Омг.
Алекс заставляет себя снова двинуться по направлению к выходу с территории больницы. Влажный воздух очень плотный и тяжёлый, вдыхать и выдыхать его – тот ещё труд. Но концентрация на дыхании помогает Алексу немного успокоиться и почти даже смириться с реальностью в виде цифр с приличным количеством нулей.
– Ну что скажешь? – напоминает о себе Максим.
– О чём? – Алекс чувствует, что потерял нить разговора.
– О том, чтобы не выплачивать долг прямо сейчас? А взять на себя только предстоящие расходы?
– А ты? Макс, моя неприязнь к твоему отцу – это ведь только половина дела. Ещё я не хочу, чтобы ты чувствовал себя неуверенно перед ним. А пока моя мать обязана ему своей жизнью…
– Тц… ну зачем всё так усложнять? – в телефоне раздаётся тяжёлый вздох. – Даже если ты вернёшь ему деньги, это не изменит того факта, что он пришёл вам на помощь в трудный час. Может, мой старик и редкостный мерзавец, но доводить эту ситуацию до абсурда тоже не стоит. Тем более, из-за меня… так, погоди… вот. Всё.
Услышав писк, Алекс невольно отнимает от уха телефон, чтобы проверить смс – но не видит ни одного нового
уведомления. А значит, писк раздался на стороне Максима?
– Что ты сделал? – осторожно интересуется Алекс.
– Выкупил твой долг.
– Э…
– Да, теперь ты должен только мне и больше никому. И поверь, я не позволю тебе так просто отвертеться от этого долга!
– Что… ты имеешь в виду?
– О, ничего особенного. Только то, что тебе придётся хорошенько на меня потрудиться…
Тихий смех заставляет притихший в области затылка рой мурашек побежать по позвоночнику. Алекс даже не замечает, что едва не выходит на проезжую часть – оглушив резким, истеричным гудком, перед носом проносится яркое пятно какой-то машины.
– Эй, ты что, не дома? – возглас Максима застаёт Алекса прижатым к фонарному столбу. – Куда тебя понесло так поздно?..
– Спокойно. Я всего лишь возвращаюсь из больницы…
– В одиннадцать ночи?!
– Ну знаешь… Григорий, палец, гипс, потом разговор с Надеждой и дождь…
Оправдываясь, Алекс постепенно приходит в себя. Слыша нотки подозрительности в голосе Максима, он совсем не чувствует раздражения, а ведь говорят, что «ревность – оскорбление недоверием». По крайней мере, именно так заявил герой фильма, который Алекс смотрел вчера перед сном. Однако он почему-то не ощущает себя оскорблённым. Ведь у всего есть обратная сторона, и если бы Максим, допустим, узнав, что Алекс куда-то пошёл на ночь глядя, просто проигнорировал это – разве именно такое отношение в итоге не оказалось бы ещё более обидным?
– Не лови такси, – приходит внезапный приказ.
– М-м? Почему?
– Тц-тц-тц, ну что за святая простота? Ты, конечно, не девушка, но всё-таки в Тель-Авиве! Вызови машину через Яндекс.Такси…
– Ты уверен?
– Уверен. Давай. И не отключайся, пока не доберёшься до дома.
– …как скажешь…
Алексу и правда удаётся заказать такси и даже заранее оплатить его рублями через российское приложение. Правда, при этом красивая цифра на его счету из двойки с шестью нулями уменьшается и превращается во что-то невразумительное, но тут уж ничего не поделаешь.
Дорога уже знакома. Глядя в окно и перебрасываясь с Максимом мало что значащими фразами, Алекс даже может назвать ему некоторые места, где сейчас проезжает, и самостоятельно определить, как далеко ещё осталось до пункта назначение. Он расслабляется всё сильнее. Начинает зевать. Однако стоит выйти из такси, как взгляд Алекса падает на пустое пространство на асфальте перед домом – и вся беззаботность вместе с сонливостью тут же улетучиваются.
Оглядевшись по сторонам и только после этого отперев дверь, Алекс наконец-то оказывается внутри уже ставшего ему почти родным дома.
– Я на месте.
– Отлично. Примешь душ и в постельку?
– Типа того…
– Не забудь подрочить, думая обо мне.
– Хо-… блин, Макс!
– Да-да, и не забудь растянуть себя хорошенько, и вообще делай это время от времени, чтобы когда мы снова увидимся, мне не было больно…
Последнюю фразу Максим произносит игриво-обижено. Алекс вздыхает, подавляя смешок. Но не выдерживает – и всё-таки хмыкает, скидывая шлёпки и направляясь на второй этаж.
– Ладно, так уж и быть. Прямо сейчас залезу в ванну, намылю пальцы и засуну их себе в зад.
– О-о-о, не смей класть трубку! Я хочу быть в курсе событий! Какие именно пальцы ты собираешься использовать сначала? Сделаешь это стоя, заведя руку за спину? Или сядешь и разведёшь ноги?..
– Ха-ха, Макс, пожалуй, я оставлю это на твоё воображение! – прикусив губу, Алекс добавляет уже серьёзнее: – Тебе сейчас не стоит отвлекаться… ты ведь это понимаешь?
– М-м… – Максим явно расстроен. – Ну ладно… так и быть… но только сегодня! Когда я перезвоню в следующий раз, отвертеться у тебя уже не получится – учти это.
– А если не перезвонишь? Что мне тогда делать?
Алекс спрашивает очень тихо, чтобы не дать своему голосу дрогнуть. Но не от веселья.
Когда вместо ответа в трубке повисает тишина, его виски сдавливает невидимым обручем. Стоя на пороге ванной, глядя на красно-коричневый узор плитки под мрамор, Алекс почему-то видит в нём кровь. И от этого зрелища волосы по всему его телу поднимаются дыбом.
– Я не пропаду насовсем… – наконец-то приходит ответ, однако уверенности в голосе Максима даже меньше, чем натурального мяса в дешёвых сосисках. – Всё-таки мой папаша не убийца. Но если вдруг такое случится… не суйся. Джеф, я серьёзно. Твой талант влипать в неприятность беспределен, так что лучше сосредоточься на своей маме. И жди. И тогда я обязательно к тебе вернусь.
Глава 57. Всё под контролем или Дело закрыто
****
– Bcем встaть, суд идёт!
Cудебный пристав подаёт пример – и несколько человек поднимаются со своих мест. Алекс в том числе.
Eго трясёт.
И дело не только в клетке на другой стороне зала… да, сквозь прутья решётки на него пялятся ненавистные хари, но сейчас они не способны причинить вред. И всё же их взгляды… ровно как и взгляды остальных присутствующих – словно острые иглы, загнанные под кожу и ворочающиеся там, будто ужи.
Алекс здесь один. Совершенно. Hет даже Надежды, а предоставленного судом адвоката он видит впервые. Этот юнец, должно быть ровесник Алекса, трясущимися пальцами перебирает бумаги и что-то бормочет себе под нос. Но если прислушаться, можно разобрать:
– Нет свидетелей, нет… свидетелей… нет свидетелей, нет…
Пока судья в ниспадающей мантии важно шествует к своему трону, с Алекса сходит сто потов. Kак же так получилось? Всё потому, что он провёл слишком много времени в Израиле и совсем не интересовался ходом своего дела? Tупо считая, что всё само как-нибудь разрешится? Или это козни Григория? Но его ведь отправили в отпуск…
– Вы согласны с обвинением? – громко вопрошает женщина-судья с густо подведёнными снизу глазами.
– Нет.
– Нет.
– Нет.
Oдин за другим отзываются обитатели клетки.
– Тогда мы выслушаем вашу версию событий.
– Мы никогда не были в том магазине, – подходит к решётке Павел Голова. – Это всё придумал Астеньев. Он же подговорил мелкого пакостника Николя.
– Но ранее вы сами признались в разгроме магазина и в нападении на потерпевшего, – издалека обращается к клетке прокурор в слепяще белом костюме.
– Нас заставили дать эти показания силой!
Брошенный на Алекса надменный взгляд подобен удару хлыста.
– А что вы скажете насчет проникновения в дом потерпевшего и его друга? Там вас взяли с поличным!
– Мы просто пришли поговорить! Выяснить, зачем ему понадобилось выдвигать ложное обвинение! Я вообще подозреваю, что Астеньева наняли, чтобы через меня очернить имя моего отца!
У Алекса начинает кружиться голова. Его адвокат всё ещё нервно копается в стопке с бумагами, так ни разу и не подняв головы. За спиной кто-то ехидно хмыкает. Xлопает дверь.
– Да этот гомик просто хотел, чтобы его пожалели!
Переступивший порог Жека тыкает в Алекса пальцем. Вдруг его силуэт дёргается, искажается, словно туманная дымка… лампочка над дверью становится ярче, разгораясь до белизны… и вот уже вместо неё сквозь не задёрнутые занавески Алекс видит диск слепящего солнца.
«Сон? Это был сон?»
Сердце колотится так, что можно посчитать себе пульс просто наслух. Если, конечно, удастся не сбиться со счёта.
«Не сон, а кошмар…»
С кухни доносится свист чайника. Нехотя натянув джинсы и посетив ванную, в ставшем уже привычным утреннем ритуале Алекс присоединяется к Надежде за столом. Похоже, сегодня они снова начнут день с шакшуки… Уже неделю женщина постоянно готовит блюда традиционной еврейской кухни – то ли так её полюбила, то ли тренируется перед чем-то… но Алекс не против. Хоть он и не привык плотно завтракать, эта шакшука, похожая на яичницу-глазунью с ароматными специями и огромным количеством овощей, ему даже нравится. Как и вообще местная кухня. Но порой уже начинает хотеться банальной овсянки и маминых котлет…
– Я там заморозила несколько блюд, не забудь, – Надежда кивает на холодильник, выкладывая шакшуку из сковороды на тарелки. – Если захочешь купить что-нибудь, ищи магазины, где висят плакаты на русском… но лучше не шляйся по городу.
– Понял.
Ковыряя крутой желток, Алекс косится на край стола, там лежит красивый блокнот в кожаной обложке – он подарил его неделю назад. Сейчас в блокноте уже исписано несколько листов и на последнем крупно выведены две цифры через косую черту: номер корпуса и номер комнаты.
– Значит, сегодня?
– Сегодня.
Да, с этого дня Алекс остаётся в доме один, а Надежда перебирается в больницу. Точнее, в санаторий при ней – будет жить вместе с мамой. Сначала Алекс хотел забрать маму домой, но потом врач посоветовал оставить её под наблюдением ещё на какое-то время… к тому же в санатории есть специальный спортзал и тренеры для прохождения реабилитационной программы, а в этом доме: кухня на первом этаже, санузел на втором – прыгать туда-сюда вряд ли пойдёт маме на пользу, а удержать её на каком-то одном вряд ли получится. Да и Надежда теперь сможет даже ночь проводить рядом с ней, взяв на себя все заботы.
Но дело не в том, что за мамой нужен постоянный присмотр, просто когда Алекс завёл разговор о расходах и заявил, что берёт их теперь на себя, Надежда почти начала собирать вещи.
– Нет-нет, я хочу, чтобы вы продолжили заботиться о маме! Просто скажите, сколько вам платил Зотов.
– Сто долларов в сутки.
– О… э… я понял. Надеюсь, вы не будете против оставить всё, как есть?
Надежда согласилась. А когда Алекс принял совет врача по переводу мамы в санаторий, сама предложила переселиться к ней, тем более, что это никак не влияло на итоговый счёт.
– Должна же я отрабатывать свою зарплату.
На самом деле, этот переезд почти ничего не изменит: Надежда и так иногда оставалась на ночь в больнице, но теперь у неё хотя бы будет нормальное место для сна, душ и всё в таком роде. Но вот Алекс лишится личного повара…
Впрочем, это не та проблема, о которой стоит беспокоиться. Другое дело – бабло. Алекс тут немного посчитал и выяснил, что с учётом текущих трат его денег хватит ещё максимум недели на три. А ведь раньше он и в страшном сне не мог представить, что два миллиона можно промотать за такое короткое время – и не на какие-то там развлечения или дорогие покупки, а на лечение…
Завтрак подходит к концу.
Тарелки пустеют, выпивается кофе, Надежда уходит. Алекс же, помыв посуду, возвращается в постель и к планшету. Кажется, он уже начал набирать лишний вес, так что следующая повестка в армию вполне может стать для него последней… но что ещё делать? Соваться в город хочется не особо, так что все эти дни, не считая визитов к маме, Алекс проводит в положении лёжа – читая, играя и маясь дурью. Вот и сегодня благое намерение поискать что-нибудь вроде будущего места работы оборачивается прохождением какого-то случайного теста на профориентацию, потом на скрытый талант… на психотип, на темперамент, на определение сексуальной ориентации по форме бровей… и к тому моменту, когда настаёт время ехать в больницу, Алекс обнаруживает себя за просмотром ролика об отношении людей к ЛГБТ в разных частях России.
– Блин.
Нет, он правда не против последовать совету матери и найти что-то по душе. Но если после школы у него и были какие-то более или менее чёткие желания, то сейчас…
«Я совсем обленился. Стану домохозяйкой… что в этом плохого?»
Подавив желания загуглить курсы по ведению домашнего хозяйства, Алекс стаскивает с натянутой в коридоре верёвки футболку и, надев её, выбегает из дома.
Они встречаются в парке на территории больницы – Надежда привозит маму в кресле, но по вылизанным дорожкам она медленно идёт уже сама, взяв Алекса под руку и живо пересказывая больничные сплетни.
– А ты знаешь, что моя нянька мутит с моим врачом? – шепчет на ухо, поглядывая на отставшую вместе с креслом Надежду. – Может, тоже присмотришь себе какую-нибудь медсестричку?
– Ма~
– Ой, у меня такая жёсткая кровать! – тут же меняется тема. – Но номер просто отличный, почти как в пятизвёздочном отеле! В комнате есть даже увлажнитель воздуха – это такой вроде чайник, который постоянно кипит, и ты только, представь: пар этот – холодный!
– М-м, круто…
В целом, Алекс рад, что мама идёт на поправку. Это видно невооружённым взглядом – кажется, она даже помолодела. С другой стороны, из Москвы почти нет вестей, и это давит на нервы. Точнее, Максим регулярно звонит где-то раз в два-три дня, но когда Алекс пытается спросить что-то по существу, всегда получает один и тот же лаконичный ответ: «Всё под контролем», – а в остальном короткие разговоры сводятся к пустякам, вроде какого цвета трусы Алекс сегодня надел и не пристаёт ли к нему ночью Надежда.
Похоже, им просто не о чём больше поговорить… или так получается, потому что Максим избегает интересующих Алекса тем? Например, когда он вернётся, или как там его отец?
– Он пока не сдаётся, – вот и всё, что удалось вытянуть на прошлой, первой неделе.
– Он сдался, – на этой, второй.
Но вот уже начинается третья. Алексу снова снится кошмар про суд – уже пятый раз и почти точная копия предыдущих, только в этой версии никчёмным адвокатом почему-то выступает Григорий, а Максим с какой-то стати сидит в клетке вместе с бандой Головы.
Может, этот сон что-то значит?
Нет, Алекс никогда не верил в вещие сны и прочую чепуху, но и просыпаться в поту ему уже надоело.
И кстати, когда там слушание?
– Алло, Надежда?.. Вы не знаете, где мне посмотреть дату суда по моему делу?.. Ох, на сайте? Спасибо.
Даже не умывшись, Алекс берёт в руки планшет. А спустя минуту снова хватается за телефон:
– Это снова я. Тут почему-то написано, что дело закрыто… позвонить? Куда? А… ну да, конечно, извините…
Набрав номер с сайта, Алекс от волнения принимается грызть ноготь на большом пальце, а из трубки в это время доносится механический голос, предлагающий выбрать тему интересующего вопроса, а потом подождать… и ещё подождать… и ещё… Наконец Алексу отвечает живой человек.
– Здравствуйте, меня зовут Константин. Чем я могу вам помочь?
– Почему моё дело закрыто?
– Вы не могли бы сначала представиться?.. Спасибо. Да, у вас оформлена электронная подпись, пожалуйста, назовите пять цифр, которые сейчас придут вам на сотовый… Всё верно, ваша личность подтверждена. Вас интересует дело о нападении одиннадцатого мая, Александр?
– Именно.
– Секундочку… судебное заседание состоялось неделю назад. Шестеро из семи обвиняемых признали вину и запросили о постановлении приговора в «особом порядке», обвинение не воспротивилось этому запросу, от потерпевшего так же было получено письменное согласие, поэтому судебное разбирательство было проведено согласно «особому порядку». Так как вину подсудимых доказывать не было необходимости, отсутствие потерпевшего на суде так же не оказало влияние на ход заседания…
– Но потерпевший – это я! И я ничего не пи-
– …что касается седьмого обвиняемого, – продолжает оператор, не обратив внимания на реплику Алекса, – в его сторону прокуратура сняла обвинение в нападении. На ваш адрес были отправлены копии заключения суда, а так же информация о месте отбывания срока осуждёнными, вы их не получили?
– Нет. Я сейчас в другой стране…
– Тогда вы можете запросить копии всех документов в личном кабинете на нашем сайте. Ознакомьтесь с ними, а если возникнут какие-то вопросы – вы всегда можете обратиться в нашу справочную службу или напрямую в отделе-
– Спасибо, я понял.
– У вас ещё остались вопросы?
– Седьмой – это Павел Голова, не так ли?
– Да, это Павел Витальевич Голова. Ему было предъявлено обвинение только в незаконном проникновении и назначено наказание в виде исправительных раб-
– Ясно.
– Могу я ещё чем-нибудь вам помочь?
– Нет, спасибо. До свидания.
– Всего доброго…
Не успевает Алекс отключиться, как человеческий голос сменяется обратно на механический и предлагает оценить оператора по пятибалльной системе. Не дослушав вопрос, Алекс тыкает несколько раз в пятёрку, и звонок наконец завершается.
Но прежде, чем опять позвонить Надежде, он решает сначала загуглить, что же это за зверь такой: «особый порядок». И обнаруживает, что если подсудимый не отрицает вину, а обвинение не настаивает на судебном разбирательстве, происходит ускоренное рассмотрение дела, в результате которого подсудимый получает меньше двух третей от максимального наказания, предусмотренного за совершение преступление… Похоже, кое-кому всё же удалось скостить срок для своих друзей… и что самое главное – они подделали согласие Алекса на этот самый «особый порядок»… наверняка, чтобы на суде не копались в деталях случившегося…
«Снова… опять эта грязь… Они даже не боятся, что я вернусь и расскажу обо всём?»
– Да, это удобная лазейка, – вздыхает Максим, услышав последние новости. – Если хочешь, можешь обжаловать приговор. Это был всего лишь суд первой инстанции, дальше дело пойдёт в областной и выше и выше… только нужно ли это тебе? Чего ты хочешь сам? Чтобы всё наконец-то закончилось или всё же посадить главаря и тем самым нажить себе личного врага в лице его отца? Того местечкового олигарха, прикормившего пол области?
– Я…
– Подумай хорошенько, Джеф, прежде чем ответить.
– Неужели нельзя их всех наказать? Они ведь и мою маму дважды чуть не убили…
– Чем выше цель, тем сильнее риск – ты ведь это понимаешь?
– Понимаю.
– Ладно… может, и можно будет что-то придумать, но не прямо сейчас. Давай поговорим об этом позже? Мне уже пора идти, извини…
С этого разговора пролетает неделя: Алексу снимают гипс, маму окончательно выписывают из больницы, Надежда покупает билеты на самолёт – настаёт пора возвращаться. Уже на борту Алекс неожиданно узнаёт, что при желании всё-таки может подключиться к интернету по Wi-Fi, но во-первых, только после набора высоты, а во-вторых, оплатив эту услугу отдельно – всего лишь пятьдесят баксов за сто пятьдесят мегабайт на всё время полёта.
«Не густо…»
Рассудив, что денег осталось и так уж не много, Алекс останавливает свой выбор на чтении предварительно скаченного фика. Мама тоже читает. Надежда же дремлет почти до самой посадки.
В аэропорту их неожиданно встречает тётя Вера, подруга матери, три месяца назад за бесценок сдавшая квартиру Алексу и Максиму.
– Тонечка!
– Верочка!
Под охи и ахи женщин, Алекс ловит такси. И тут к нему подходит Надежда.
– Вот и пришло время нам попрощаться, Александр.
– А, ну… да. Спасибо вам за всё…
До Алекса только сейчас доходит, что больше они могут уже никогда не увидеться. Конечно, это нормально, и Алекс не то чтобы успел сильно к ней привязаться, и всё же они провели довольно много времени вместе. Поэтому он осмеливается поинтересоваться:
– Что вы планируете делать дальше?
– Соберу вещи, улажу кое-какие дела… – хитро прищуривается женщина-птица, каким-то магическим образом сразу становясь привлекательнее в несколько раз, – и полечу обратно.
– Значит, выходите замуж?
– Жизнь покажет.
– Понятно… – Алекс провожает взглядом проехавшее мимо такси и невольно понижает голос: – Кстати, вы не знаете, что там с этим… как его…
– Григорием? – Надежда тяжело и осуждающе вздыхает. – Забудь о нём. Я слышала, он уволился и оформил визу в Германию на пять лет.
– Вот как…
«Неужели и правда решил податься в художники?»
– Угу. Ладно, мне пора. Приятно было иметь с тобой дело, Александр. Удачи.
– И вам тоже, Надежда.
Кивнув, женщина направляется к маме, а Алекс, сунув руки в карманы, вдруг ловит на себе внимательный взгляд какой-то девочки лет десяти… опускает глаза…
«Может, стоило одеть футболку, а не эту вызывающую жилетку? А, пофиг!»
Такси довозит его и двух женщин до дома. Обе они тут же направляются к подъезду мимо компании почему-то как под копирку одинаково одетых в чёрное парней лет двадцати-тридцати. А вот Алексу, расплатившемуся с таксистом, так ловко пройти мимо них не удаётся.
– Александр Астеньев? – выступает вперёд квадратный амбал с совершенно незнакомым лицом. – Поговорим?
И ясный летный день тут же теряет все свои краски.
– О чём? – осторожно интересуется Алекс.
– О всяком.
Такси уезжает, и на его месте напротив подъезда останавливается выкрашенная в оранжевый газелька – ну вылитая маршрутка. Дверь в кузов отъезжает в сторону, и Алекса втаскивают внутрь.
Глава 58. Дурацкая затея
****
За вcю дopогу Алeксу не говорят ни слова, а сам он ничего не может сказать из-за страха, сковавшего челюсти. Но этот страх ощущается странно, словно холод, сначала только лизнувший спину и заморозивший кости, однако постепенно, с каждым вдохом и выдохом, проникающий всё глубже в плоть и уже почти добравшийся до сердца.
Xуже всего – неизвестность.
Да, он заранее знал, что это случится – но всё произошло так быстро и неожиданно… Что с ним собираются делать? И как долго ему предстоит продержаться прежде, чем подоспеет подмога?
B кузове нет окон, но зато горит свет, так что у Алекса имеется прекрасная возможность рассмотреть лица своих похитителей – но есть ли среди них тот, кто должен будет ему помочь?
Всё очень плохо. Oпределить засланного казачка не удаётся. Kомплекция у всех парней разная, но головы одинаково бритые, как и чёрные футболки, облегающие крепко сбитые тела, в глазах же тлеет чуть ли не скука – нет ни азарта, ни злости, только уверенность и спокойствие, будто происходит что-то совершенно обыденное.
Алекс сидит в углу, зажатый с двух сторон, так что даже когда машина подпрыгивает на ухабах, его даже не встряхивает. И тем не менее, подступивший к сердцу холод постепенно растворяется, а парализованные извилины в мозгу начинают шевелиться.
Прежде всего, нужно подготовиться к предстоящему разговору… Его ведь наверняка везут, чтобы в очередной раз запугать? И убедить не поднимать шум насчёт того поддельного согласия, которого он не писал?
«Мама…» – всплывает в голове. – «Они же её не тронули? Не должны были…»
Машина снова подпрыгивает, но теперь, судя по ощущениям, асфальт сменяется на грунтовую дорогу, снаружи становится тише, и Алексу даже кажется, что он может различить треск мелких веточек, попадающих под колёса. Память тут же услужливо подкидывает популярный в фильмах приём, когда бандиты увозят похищенных в лес и закапывают там… но лопат в кузове что-то не видно, а это уже весомый повод испытать облегчение.
Наконец они куда-то поворачивают, газелька замедляется, почти останавливается, но продолжает ехать ещё около минуты. И вот дверь распахивается, яркий солнечный свет бьёт по глазам, а по носу – терпкий сосновый запах, смешавшийся со сладковатым ароматом жарящегося на углях мяса.
Алекса подталкивают на выход.
Первое, что бросается в глаза – серый, почти чёрный дом, больше похожий на старый сарай. Второе – высокие стволы сосен и густой подлесок, естественной изгородью окруживший двор со свеженарубленными дровами и длинным дымящим мангалом.
– Йо, приехал?
Когда человек около мангала оборачивается, становится видно зажатую в его руке кочергу с мерцающим красным наконечником. Алексу тут же делается не по себе.
Павел Голова.
Знакомые густые брови и знакомый надменный взгляд холодных глаз…
– Я ведь предупреждал тебя, верно? – сынок бывшего мэра окончательно разворачивается и делает шаг к Алексу. – Или ты думал, что спрятался до суда, так после уже и бояться нечего?
Внезапно позади захлопывается дверь – Алекс вздрагивает. Его снова подталкивают в спину. Парни в чёрном лениво разбредаются по двору, встречаясь с вышедшими из дома охранниками, почему-то одетыми более основательно – в спортивные куртки и даже в свитера. Замерзли?
Мозг пытается ухватиться за отвлечённые мысли, но Павел Голова продолжает приближаться к Алексу, и тот невольно отступает. Но упирается спиной в человека, тут же неумолимо толкнувшего его обратно.
– Если проблема в согласии, которое вы подделали – я ничего никому не скажу…
Заготовленная фраза вырывается сама собой.
– Не скажешь, – кивает Павел.
И косится на парней в чёрных футболках, чему-то качает головой и вздыхает. А потом вдруг набирает воздуха в грудь и:
– Да вы затрахали уже глаза мозолить! Cгиньте!
– Нельзя. У нас приказ Виталия Гавриловича, – мотает головой амбал, обратившийся ранее к Алексу у подъезда. – Мы и так оставили вас, пока ездили за этим парнем.
– Ну тогда займитесь им! Привяжите куда-нибудь, выбейте из него дух!
– Разве вы не собирались сделать это сами? – поднимает брови амбал.
Вопрос заставляет Павла скривиться и сплюнуть.
– Поговори мне тут ещё…
Tеперь уже вздыхает амбал. И кивает одному из своих людей, рыжему веснушчатому охраннику средней степени накаченности – тот тут же хватает Алекса сзади за шею и грубо отволакивает к ближайшей сосне. Шершавый ствол царапает шею и локти, пока его добросовестно приматывают к Алексу упаковочной верёвкой – пластиковой и острой на краях. Однако вторую часть распоряжения рыжий почему-то не выполняет… Не хочет марать руки? Или это и есть тот самый засланный казачок?
Алекс осторожно выдыхает.
А задумчиво наблюдающий за ним Павел Голова тем временем вдруг поднимает кочергу и подходит ближе.
– Кажется, твоё личико несколько округлилось и даже стало слегка симпатичным… Как насчёт того, чтобы придать ему мужского шарма?
Конец кочерги уже остыл и потемнел, но когда он приближается к щеке, Алекс чувствует идущий от металла жар.
– Так это месть?
Мгновенно пересохшие губы движутся еле-еле.
– Месть? Ха-ха!
Павел оглядывается по сторонам, будто приглашая всех присутствующих тоже посмеяться, но присутствующих оказывается мало – видимо, чернофутболочные всё-таки последовали приказу «не мозолить глаза» и рядом осталось только двое. Но зато эти двое обнаруживаются так близко, что Павел снова скорчивает гримасу крайнего отвращения и взмахивает кочергой, будто отгоняя навозных мух, и возвращается к мангалу – от которого уже пахнет не жареным, а горелым мясом, да и дым поднимается скорее чёрный, чем серый.
Угли трещат.
А Алекс позорно потеет. Он и рад бы принять свою участь мужественно и спокойно, но пока даже не может представить, какой она будет.
Вот зачем этот мудак опять суёт в мангал кочергу?
– Вот блятство, столько шашлыка из-за тебя коту под хвост!
Похоже, кое-кто начинает психовать. Теперь Павел Голова не столько мешает угли, сколько яростно их расшвыривает и давит.
И всё-таки, как же одиноко он сейчас выглядит без свой кодлы… Пусть подхалимы и тоже редкостные мрази, но раньше его окружали типа друзья – а теперь? Лишь охрана? Кстати, зачем их столько? Папа решил, что его сыночек объявил войну маленькой стране?
Или работа этих ребят в том, что не дать дурному чаду совершить ещё какую-нибудь глупость, бросающую тень на отца?
Почему-то сразу вспоминается Максим. Неужели у всех олигархов одинаковые проблемы с сыновьями?..
«Так, не расслабляться!»
Тряхнув отросшей чёлкой, Алекс задирает голову – вершины сосен так высоко… не слышно ничего, кроме ругани и шарканья кочерги в мангале. Неужели поблизости нет никакого жилья? Ни дач, ни дорог? И даже если Алекса будут убивать – его криков некому будет услышать?
Так вот почему охрана согласилась на похищение… Они просто уверены, что чтобы не случилось в настолько глухом лесу – никто ничего никогда не узнает.
«Но меня ведь спасут? Ведь должны же…»
– Блять, блять, блять! – продолжает доносится от мангала. И вдруг Павел Голова резко разворачивается, отправляя кочергой россыпь углей в направлении Алекса. – Тебя что ли на шашлыки пустить? Или лучше подвесить, как рождественского гуся, в сетке и откормить для начала?
Угли не долетают, но сердце всё-равно на миг замирает.
«Он спятил?!»
– Чё зыришь? Отвечай! Хочешь подохнуть сегодня или пожить месяцок в заперти?!
Пылая красно-оранжевым, кочерга приближается вместе со злобно оскалившимся человеком. Алекс невольно вжимается в ствол спиной, хотя куда уж плотнее, ведь привязали его от души. Косится на рыжего охранника, но тот, совершенно безучастный, смотрит куда-то перед собой.
– Чё, от страха язык проглотил?!
От носа до раскалённого кончика – уже меньше десяти сантиметров. Кочерга подрагивает в нетвёрдой руке. Алекс отворачивается, но пылающий жаром металл опять приближается – на этот раз к шее. Вонь горелых волос забивается в ноздри. Зажмурившись, Алекс сжимает зубы, умоляя себя держаться и даже не думать о том, чтобы начать унижаться и молить о пощаде – потому что знает: теша самолюбие спятившего ублюдка, он лишь подольёт масла в огонь…
Но может, именно это и нужно сделать?
Впрочем, кажется, его молчание и так прилично злит Павла.
А горячий след тем временем спускается от шеи… и вдруг вспышка боли прожигает плечо.
– Тс-с-с… Что я тебе сделал?!!
Да, он не выдерживает. Слишком больно. Павел тут же отдёргивает кочергу, но белый жилет, занявшись, продолжает тлеть, а дыра вокруг ожога расходиться. Алекс пытается выгнуться, чтобы ткань убралась подальше от кожи, и одновременно сильно прикусывает губу:
«Я должен выдержать! Это не смертельно! Помощь обязательно придёт, если всё станет хуже… ведь так?»
И снова взгляд натыкается на равнодушный рыжий затылок. Этот парень сюда даже не смотрит!
– А помнишь, я просил по-хорошему? «Напиши отказную», «забери заявление» – но не-е-ет, ты предпочел сражаться за свою пидорскую честь до конца! Так скажи, что мне теперь с тобой сделать, чтобы хоть немного успокоиться после расставания со своими братюнями?!
– Но ты… вы ведь первые начали…
– Ой! Ну подумаешь – поигрались немного! Да тебе самому же в кайф было, признай!
Нет, Алексу нечего признавать. Во-первых, он просто не помнит большую часть издевательств, а во-вторых, сейчас ему банально не хватает дыхания для разговора – чтобы уменьшить боль, Алекс пытается дышать через рот, и это действительно притупляет чувствительность, но не намного… и стоит замедлиться хоть на миг, как жгучее ощущение от горящей ткани проникает глубже в кровь и плоть.
– Эй, ты слыхал когда-нибудь про маркиза де Сада? – во всё ещё раздражённом голосе появляются меланхоличные, почти мечтательные нотки. – В его книгах знать часто развлекалась с плебеями вроде тебя, мелкий утырок… И знаешь как? Они не просто насиловали девок и парней во все дыры, но ещё и поделывали новые, где им было угодно… а ещё их излюбленным развлечением было поджигать гениталии своих жертв. Например, девкам разводили ноги и ставили под пиздой горящую свечу, и наблюдали, как те извиваются, медленно подгорая в самых нежных местах… с парнями, знаешь, тоже поступали похоже, могли посадить на раскалённый железный фаллос, залить в уретру масло с толчённым стеклом или сварить яички вкрутую, не отделяя от тела… И никогда, ни в одной книге жертве не удавалось спастись, знать же продолжала свои развлечения. Мне кажется, это очень правильные книги, не то что те, где всегда торжествует дурацкий закон – никчёмные сказки! Так о чём я? Ах да… может, выберешь сам, что с тобой сделать? А то я что-то прямо теряюсь – хочется так много всего и сразу…
Впору сказать Павлу спасибо: пока тот читал свою лекцию, Алекс отвлёкся от жара… ну или, скорее, смог немного к нему привыкнуть. Да, приятного всё ещё мало, но когда в плечо ткнули кочергой – было больнее в сто раз.
– Ну же? Я тебя не слы-ы-ышу-у…
– Ничего…
– А?!
– Не делай ничего…
– Не~, так нельзя. Ты просто обязан получить своё наказание… но вот какое? Эх, знал бы, сначала потренировался на кошках – чёрт тебя разберёт, сколько ты выдержишь и не окочуришься? А мне бы хотелось поразвлечься дольше, чем пять минут…
Внезапно новая вспышка боли приходит от ноги. Подавившись воздухом, Алекс косится на своё бедро, на воткнутую в неё кочергу и на плавящуюся вокруг ткань. То ли металл слишком остыл, то ли эта джинса только и может, что плавиться, а не гореть – но замершее сердце совсем не торопится забиться вновь. Алекс хватает ртом воздух, а Павел мстительно тыкает в него своим импровизированным копьём снова и снова, оставляя чёрные дыры и набухающую красным плоть прямо под ними.
А летнее солнце продолжает светить, как ни в чём не бывало. С ветки на ветку перелетает крупная птица. Столб дыма от мангала редеет, всё больше превращаясь в редкий дымок.
Алекс не знает, сколько проходит времени, но кажется, небо начинает темнеть, когда на нём не остаётся ни одного клочка одежды. То, что Павлу не удалось сжечь, он просто содрал. Кожа горит, где-то сильнее, где-то слабее, но особенно больно плечу и истыканному бедру.
По всему телу ползают муравьи. Похоже, Алекс умудрился потерять сознание в середине процесса, и именно они привели его в чувство.
А садист куда-то ушёл.
Ветер холодит обожжённую кожу. Лица охранников по-прежнему индифферентны. Никто из них не пришёл ему на помощь… засланный казачок, что, не собирается шевелиться, пока Алекса не убьют?
Или может, что-то случилось? Пошло не так? И нет никакого засланного казачка?
«Макс, прости… похоже, ты был прав – дурацкая вышла затея…»
– О, ты очнулся? – на пороге дома-сарая появляется фигура, переодевшаяся из спортивного в цивильный деловой костюм. – Прости, мне тут позвонили, нужно срочно смотаться в город… но ты не расстраивайся – мы продолжим, когда я вернусь!
Павел проходит мимо, направляясь к джипу, которого Алекс раньше не заметил. Но тут из газельки вылезает амбал и, прикрывая рацию рукой, преграждает своему молодому боссу путь:
– Виталий Гаврилович едет сюда.
– Что?!
Амбал не отвечает, вместо этого косится на обвисшего в веревках Алекса. Павел тоже оборачивается к нему, хмуря густые, отцовские брови.
– Мда… папенька этого точно не одобрит… Куда бы тебя спрятать пока, а? Эй, шкаф, сколько у нас времени в запасе?
– Минуты две, – быстро отвечает амбал.
Услышав его, Павел даже рот забывает закрыть от удивления.
– Э-э-э?! Какого хера?..
Дооформить мысль ему мешает шум уже подъезжающей к дому третьей машины. Прищурившись, Алекс классифицирует её как второй чёрный джип. Он понятия не имеет, чего ещё ждать, но ветерок кажется очень приятным, и он совсем не против остаться с ним наедине как можно дольше… пусть даже в компании муравьев.
– БОЛВАН!
Первое, чем бывший мэр награждает своего сына, выбравшись из машины – подзатыльник с богатырского размаха. Павла даже отбрасывает на одного из своих охранников.
– И вы все болваны!!! На кой чёрт я вас нанял?! Чтобы вы потакали прихотям этого недоумка?!! Я ведь чётко приказал: охранять! Никуда не пускать! Пока не выветрит всю дурь из башки!
На Алекса мужчина бросает лишь один взгляд. Его виски за этот месяц побелели ещё сильнее, седина поднялась даже выше, вплотную подступив к самой макушке. Алекс же наблюдает за сценой воспитания, облизывая пересохшие и потрескавшиеся губы распухшим языком и раздумывая, сколько бабла ему предложат теперь за молчание. И может ли всё это вообще так удачно закончится… А тем временем, за первым подзатыльником следует второй, потом третий, но воспитательный процесс и не думает прекращаться.
«Хей, я тут… обратите на меня внимание, господин бывший мэр…»
– Дебил… вот же дебил… и в кого только такой уродился? Точно же в мать-кукушку! Ха-а… прибил бы собственными руками…
Вокруг отца и сына собирается вся охрана, словно зрители на цирковом представлении. Заметив это, Виталий Голова заставляет себя успокоиться. Расправив плечи, он прорезает толпу, словно айсберг океанские волны, и направляется прямо к Алексу.
Его взгляд останавливается на сжавшемся до размеров детской соски члене, перетекает к ожогам и следам от ударов. Тонкие губы поджимаются, голова опускается. Наконец, он вздыхает и оборачивается к последовавшей за ним свите:
– Закопайте его.
– Что?! – взвизгивает Павел. – Нет! Это мой пленник, у меня на него ещё планы!
– Заглохни. Ещё раз застану тебя за чем-то настолько бесполезным – отправлю в психушку!
– Простите… – вклинивается амбал, пока Алекс пытается переварить услышанное и осознать, что может значить это «закопайте». – Вы имеете в виду, что мы должны закопать парня живьём? Или сначала убить, а потом уже закопать?
– Убейте… – на морщинистом лице появляется выражение отвращения, очень похожее на то, что изображал его сын. А у Алекса отнимаются ноги. – Надеюсь, с этим ни у кого нет проблем?
Амбал оглядывается на своих ребят. Те пожимают плечами. Сердце Алекса стекленеет.
И тут амбал убирает руку с рации, подносит к губам и громко спрашивает:
– Слышали? Приём.
– Так точно. Картинка тоже хорошая. Пакуйте. Приём.
Отвращение на лице бывшего мэра сменяется на недоумение. А уже через миг почтенного старика бросают мордой в траву, заламывая руки. Та же участь настигает и его сына. Несколько человек бегут в дом, а уже спустя пару минут выводят оттуда, видимо, настоящих, а не подставних охранников Павла Головы.
– Так… вы все, да?..
Квадратный глава чёрнофутболочных подносит к губам Алекса флягу с водой, пока того отвязывают, а потом накидывает на плечи уже принесённое кем-то одеяло.
– А ты молодец, парень. Теперь отдохни-ка немного. Витёк! Проводи.
Спина относительно не пострадала, если не считать царапин от дерева, а вот когда края одеяла задевают ноги и грудь, Алекс морщится, но всё же поднимается на небольшой холм и заходит в старый дом. Внутри оказывается очень просто: стол, пара лавок, да глиняная печь.
– Дай-ка я тебя осмотрю…
Его усаживают повыше на стол, словно ребёнка, после чего Витёк (тот самый рыжий парень с веснушками, спускающимися даже за ворот футболки) приседает и при свете солнечных лучей, пробившихся сквозь никогда не мытое стекло, принимается рассматривать бедро Алекса. Потом привстаёт и оценивает ожог на плече.
– Ничего, мазью помажешь – и заживёт.
Его успокаивающий голос совсем не успокаивает.
– Это было обязательно?
– Что?
– Позволять ему жечь мою одежду? Она мне, между прочим, была дорога!
– Ну прости. Приказ был не допустить серьёзных ранений, а это так – пустяки. Тем более, ты же мужик, можешь гордиться боевыми отметинами!
«У меня и так уже имеются… от пневмата…»
Но Витёк говорит так бодро и убедительно, что Алекс поневоле кивает и, забывшись, натягивает сползшее одеяло на плечи. Морщится. Прикрывает пах. И видит в окно ещё одну подъехавшую машину.
Из неё выходит Максим. Резко спрашивает что-то. И бегом направляется к дому.
Глава 59. Волшебство
***
– Tы в поpядке?
Aлекc успевает плотнее закутаться в одеяло прежде, чем Mаксим появляется в дверях и бросается к нему. И вымученно улыбается, когда тот хватает его за плечи и встряхивает. Впрочем, уже мгновение спустя Алекса отпускают – с расширенными глазами Максим отступает назад и гневно оборачивается к замешкавшемуся у выхода Витьку.
– Где врач?
– Да там парочка ожогов и всё, босс…
– Я спрашиваю – где врач?!
Витёк заметно бледнеет и на этот раз отвечает уже на так бодро:
– Я врач… Eсли бы тут был огнестрел или сломанные кости – я ещё мог бы оказать первую помощь, но при таких ожогах достаточно отправить парня домой и намазать мазями… Hу, если хотите, оберните его в мокрую тряпку и везите в больницу!
Поджав губы, превратившиеся в две белые нити, Максим возвращает взгляд к Алексу. И этот взгляд, как и его голос, мгновенно становится мягче:
– Покажи.
Алекс отрицательно мотает головой. Он уже успел рассмотреть волдыри, образовавшиеся вокруг ран плече и ноге – и демонстрировать это зрелище Максиму совершенно не хочет. Kак и другие обожжённые участки кожи разной степени красноты. Ещё не хватало, чтобы тот сорвался.
К тому же Алексу не так уж и больно…
То есть, не было сильно больно до сих пор – но почему-то вот прямо сейчас даже дышать становится сложно. Жар расползается по не тронутой огнём спине, раскаляется затылок, в висках нарастает гудение…
Кажется, он успевает упереться в стол рукой, чтобы не упасть, однако внезапное головокружение вдруг оборачивается темнотой.
****
– …просто следите, чтобы он не переворачивался…
– Но почему он не просыпается?
– Ему ввели обезболивающие, но не стоит недооценивать влияние шока и общего нервного истощения. Обморок уже перешёл в глубокий сон, так что просто позвольте ему поспать.
– И всё?
– Всё. Когда проснётся, можете забрать молодого человека домой или оставить у нас ещё на денёк – полное выздоровление займет не меньше месяца, но сейчас ему нужен только покой и уход…
Голоса всё зудят и зудят. Xочется отвернуться, натянуть одеяло на голову, но что-то мешает. Что-то держит. Приоткрыв один глаз, Алекс обнаруживает перед собой спину Максима и руку, крепко сжимающую его запястье.
Cтоящий перед Максимом врач первым замечает, что пациент проснулся.
– Ну вот, мы его разбудили… – это сухонький старичок с клиновидной бородкой, очень похожей на козлиную. Его маленькие круглые очки еле-еле держатся на кончике носа, а глаза улыбаются десятком тонких морщинок. – Как вы себя чувствуете, молодой человек?
– Как будто попал под поезд…
Пальцы на его запястье сжимаются ещё сильнее, но только на миг – Максим явно заставляет себя разжать их и медленно обернуться. В чёрных глазах легко читается укор. Но Максим ничего не говорит Алексу, вместо этого снова обращается к врачу:
– Усыпим его снова?
– Не стоит, – мягко улыбается старичок в белом халате. – Скоро придёт медсестра, чтобы сменить повязки… Молодой человек, если пожелаете вызвать её пораньше, просто нажмите вон на ту кнопочку у вас под рукой… да, сбоку кровати. Так же, сделайте это, если ваш посетитель вам надоест и вы решите выгнать его.
– Понял.
Кивнув, врач выходит из палаты, предварительно щёлкнув по переключателю у двери и тем самым
сменив яркий верхний свет на приглушённый. Но даже при таком скудном освещении Алекс способен заметить забавные розовые занавески на окне рядом с собой. Кстати, за окном так темно…
– Который час?
– Одиннадцать, – отзывается Максим, всё ещё глядя на закрывшуюся за врачом дверь.
– Мама?
– Скоро приедет.
Алекс отводит взгляд от кучерявой макушки и предпринимает попытку устроиться на подушке удобней, но выходит как-то не очень – всё тело словно обмотали в колючий целлофан, из которого тут и там пробивается стекловата, в голову накачали горячего пара, а мышцы заменили поролоном. В последний раз он чувствовал что-то похожее, когда свалился с температурой под сорок в двенадцать лет… но даже тогда ему не было так жарко и тесно.
Максим наконец оборачивается. Но снова лишь смотрит на Алекса сверху вниз. Помнится, когда он забежал в лесной домик, на его голове была приличная укладка (почти как с обложки модного журнала), сейчас же волосы заметно растрепались… а вот лицо осталось по-прежнему бледным и даже слегка желтоватым. Или это игра света и тени?
А пахнет приятно. Какой-то парфюм? Не слишком сладкий, не слишком терпкий, не слишком свежий… с нотками цитруса. Втянув воздух носом, Алекс тянется и сминает в пальцах край выбившийся из-под пояса чёрной рубашки.
– Ты приехал.
Это не вопрос, а утверждение, но Максим кивает:
– Конечно.
– Надолго?
– М-м…
Хоть Алекс до сих и не в курсе, что именно происходило в Москве все эти три недели, кое-о-чём догадаться он всё же способен: если старик «сдался», то Максим вступил в наследство, и у него сейчас куча дел с этим его фондом… И именно поэтому Алекс попросил его лишь помочь разобраться с семейкой бывшего мэра. Таким образом, они слили информацию о времени прилёта самолёта и внедрили к ним человека, который и сообщил, что несмотря на запрет отца, Павел Голова отказывается успокаиваться. И именно этот засланец должен был вроде как зафиксировать на камеру похищение Алекса, а так же обеспечить ему поддержку, если всё зайдёт слишком далеко… Но похоже, Максим решил подстраховаться и заслать к Голове частное охранное агенство целиком.
И в результате они вместе с мальком, кажется, поймали и крупную рыбу.
– На этот раз ведь всё точно закончилось?
Максим снова кивает, накрывая пальцы Алекса ладонью, мягко заставляя отпустить рубашку и перемещая себе на колено.
– Теперь всем займётся областная прокуратура. Я попросил кое-кого выслать сюда своих людей для расследования, так что прикормленные следователи и судьи больше никому не помогут.
– Что, стал большой шишкой? – Алекс щурится, пытаясь скрыть проскользнувшую в голосе горечь. – Так ты не ответил: надолго вырвался? И как часто я теперь смогу тебя видеть?
– М-м, – Максим опять выдаёт задумчивое мычание, но вдруг хитро подмигивает. – Как насчёт «каждый день»?
– В смысле?
От удивления и странного чувства дежавю Алекс приподнимается на локте, но локоть этот приделан к сильно обожжённому плечу, и резкое движение отзывается острой болью, словно из тела только что вырвали кусок мяса – сцепив зубы, Алекс падает обратно на подушку.
Ни слова не говоря, Максим тут же нажимает на кнопку вызова медсестры – та появляется меньше, чем через минуту. Сквозь белесую дымку в глазах Алексу чудится розовый халат… «Я что, в той частной клинике, куда отвезли словившего бэдтрип Максима?» С него скидывают одеяло. Распыляют на плечо что-то приятно-холодненькое. Потом накрывают новой повязкой. Когда медсестра спускается ниже, до Алекса вдруг доходит, что на нём нет трусов! Но дёргаться уже поздно. И больно. Впрочем – как и просто смотреть на своё опухшее тело. Кажется, в лесу он выглядел поприличней…
– Я похож на варёного рака.
Максим почему-то не оценивает его шутку. Он стоит у двери, хмуря брови и сцепив руки на груди.
«Не смотри…»
Наконец девушка заканчивает и уходит. Алекс же разрешает себе снова дышать нормально – хоть повязки и лёгкие, а движения медсестры были очень ловкими, но всё равно у него пару раз сбивалось дыхание, к горлу подкатывал комок, а из глаз пытались брызнуть слезы.
«Ну что же я за слабак-то такой?!»
– Лучше? – снова приглушив свет, Максим возвращается к кровати, но на этот раз не садится, а остаётся стоять рядом. – Может, попросить сделать тебе ещё укол обезболивающего?
– Не… не надо… и так туман в голове. Кажется, ты там сказал что-то про «каждый день»?
Краткий всплеск игривого настроения не повторяется. Максим по-прежнему хмурится и отвечает тоже угрюмо:
– Я не вернусь.
– Что? Куда?
Судя по ощущениям, обезболивающего в Алекса влили не так уж и много, но почему же он тогда так тупит?
– В Москву.
– А как же фонд?
– Иринка разберётся.
– Ирина? Твоя сестра? А причём тут… – глупо хлопая глазами, Алекс заставляется себя сосредоточиться. – Она тоже была указана в завещании?
– Конечно. Но своё она уже давно получила. А что касается «Семейного фонда»… знаешь, я подумал, что если она смогла управлять своим садиком, то и с ролью председателя акционерного общества тоже как-нибудь справится.
Наконец-то по губам Максима проскальзывает тень от улыбки. Расплетя руки, он вздыхает полной грудью и обходит кровать. Упирается в пластиковую спинку руками и снова прищуривается. Алекс молча смотрит на него, боясь снова задать глупый вопрос – но всё-таки не выдерживает:
– Председателем? А как же ты?
– Ну… я оставил себе приличный кусок акций, так что если она не разрушит кормушку, в накладе не останется никто.
– Правда?
– М-м… в смысле?
– Всё правда так хорошо? И тебе ничем не пришлось ради этого поступиться?
– Ну… не то чтобы ничем… – оттолкнувшись от спинки кровати, Максим проводит по ней указательным пальцем, будто проверяя на наличие пыли, и опускает взгляд. – Например, я согласился «забыть» о заключении, которое видел в больнице, потому что вместо него откуда-то взялось новое, со свежей датой смерти. Так что по документам моя мама умерла всего месяц назад.
– И ты это так оставил?
– А что мне следовало сделать?! – Максим резко вскидывает голову. – Её не вернёшь… Да, эти хрыщи договорились скрыть её смерть… поддержали отца… но знаешь, я могу их понять: этим директорам совсем не улыбалось получить в председатели сопливого юнца, да ещё и психа. Зато теперь они готовы ходить передо мной по струнке. И дело не только в маме… я потратил достаточно времени на изучение истории фонда и обнаружил кучу скрытых операций – но большая их доля относится к тому времени, когда дед уже осел в Штатах, а отец ещё не взял власть в свои руки. Эти индюки во всю растаскивали фонд по кусочкам – но вдруг совет директоров неожиданно в едином порыве принялся снова работать на всеобщее благо… полагаю, это заслуга моего отца. Так что, если бы не он, в конечном счёте я не получил бы ничего, кроме долгов.
– Так ты… простил его?
– Нет, – Максим взъерошивает волосы, внося в распавшуюся укладку ещё больший беспорядок. – Но теперь нас ничего не связывает. Он занимается своей адвокатской конторой, Ирина – фондом, я же… хочу заняться кое-чем другим. И ты мне в этом поможешь.
– Я? – Алекс осторожно вытаскивает руки из-под одеяла и, прислушиваясь к ощущениям, сцепляет пальцы на груди. – Почему я? Я же ничего не умею…
– Ну, во-первых: разве тебе никогда не хотелось заняться вместе со мной чем-то, кроме секса?.. А во-вторых, ты ведь не забыл, что всё ещё у меня в долгу? Я же обещал, что заставлю тебя отработать.
Алексу становится стыдно. Максим постоянно сводит всё к пошлостям, вот и то обещание Алекс тоже воспринял как что-то, относящееся исключительно к постели.
– И что же это «кое-что другое»?
– Частная юридическая консультация.
– Э?
Тут трудно сдержать удивление. С одной стороны Алекс немного разочарован – он ожидал услышать что-то действительно необычное. А с другой – озадачен.
– Разве ты не отказался идти по стопам отца?
– Отказался, – длинные пальцы снова падают на спинку кровати и сжимают перекладину до побелевших костяшек. – И не пойду. Моя фирма будет не совсем стандартной. Во-первых, я хочу консультировать исключительно представителей ЛГБТ. В нашей стране нет ни одного по-настоящему годного закона, защищающего их права и честь, а обычные зачастую не работают. Когда оскорбляют чиновника или мента – виновный наказывается штрафами, иногда даже сроком, а когда гея или лесбиянку – их заявления могут даже не принять. Ты знаешь, сколько людей теряют работу, когда начальство узнаёт об их нетрадиционной ориентации? У матерей отнимают детей из-за сожительства с другой женщиной, в то время, как родителям-алкоголикам детей оставляют, потому что это якобы «полноценные» семьи? Я уж молчу о запрете посещать больного не родственниками, если тот, например, в коме, и не может сам дать согласие…
– Но ты ведь не можешь заставить наше правительство принять новые законы?
Максим говорил так увлечённо, что его эмоции захлестнули и Алекса. Но перебил он не поэтому. Просто… не слишком ли всё утопично?
– Новые не могу, – хлопает по спинке кровати Максим. – Но придумать, как обойти старые, мне по силам. И не смотри так – я не заболел западной истерией. Многие их законы, касающиеся меньшинств, мне даже кажутся спорными… Но законы мертвы, а люди – живые. И мне бы хотелось им помочь.
Алекс вздыхает. Прикрывает глаза. Слова Максима находят отклик в его душе, но он всё ещё не понимает, чем может ему помочь. Впрочем, надо ли волноваться об этом? Он просто сделает всё, что сможет. В конце концов, Алекс же работал продавцом-консультантом? Запоминал товары на полках? Если в законах есть логика и порядок – с их изучением проблем не возникнет, да и опыт общения с людьми у него уже есть.
– А как же фирма по созданию сайтов? Помнишь, ты ведь даже кучу компов уже заказал?
– Ох, – теперь Максим пару раз глупо моргает. Закусывает губу. – Ну, посадим кого-нибудь за них… организуем call-центр, будем принимать звонки со всей России, найдём ещё юристов, командировки…
Скромный стук в дверь прерывает его полёт мысли. И этот стук действительно скромный. Помнится, медсестра недавно вошла без всяких предупреждающих знаков… Переглянувшись с Максимом, Алекс подаёт голос:
– Войдите.
И только после этого дверь в палату приоткрывается, и в щель просовывается светлая женская голова.
– Мама?!
– Ну как ты?
– Нормально. Просто… немного обжёгся.
– Ой, не надо! – распахнув дверь, женщина кивает Максиму и втаскивает за собой огромный баул. – Мне врач всё рассказал! Два ожога третьей степени, несколько второй! И почти тридцать процентов тела в ожогах первой степени!
«Что? Разве тот Витёк не сказал, что ничего страшного??? "Третьей степени" – звучит не очень хорошо…»
– Ну ничего, главное – хорошее питание! Я тебе тут кое-что принесла… Максимочка, ты тоже давай, не стесняйся, угощайся.
Подавившись глотком воздуха, Алекс косится на «Максимочку», застывшего истуканом. И сжав зубы, садится. Повязки сдвигаются, в плечо будто снова что-то втыкается… Но в конце-то концов – сколько можно быть размазнёй?!
Да и этот божественный запах свежепожаренных котлет поднимает кого угодно!
Когда мама достаёт из баула свёрток из фольги и газет, и начинает его разворачивать, едва заметный аромат начинает наполнять палату, и это волшебство действует даже на Максима, расколдовывая каменную статую и заставляя сделать пару шагов.
Алекс хмыкает.
Кажется, теперь всё будет хорошо.
Эпилог
****
Полгода спустя…
В центре Милана по выставочному залу прогуливаются двое – тёмно-синие рубашки, чёрные пиджаки, алмазные запонки… но пусть одежда их и похожа, сами парни словно с разных планет: один высокий и крепкий, с бронзовой кожей и волнистыми, тщательно уложенными тёмными волосами; второй же едва достаёт ему до подмышки, тонкокостный и бледный, с почти прозрачной кожей и собранными в низкий хвостик светлыми волосами.
– Кажется, мне знакомы эти изгибы… – задумчиво произносит высокий, останавливаясь возле одной из репродукций, принимаясь пощипывать чисто выбритый подбородок и опуская взгляд на своего спутника.
– М-м-м… – неоднозначно отзывается тот.
А про себя думает:
«Чёрт бы тебя побрал, Григорий! Всё-таки выставил!»
– Слушай, может, мне тоже в художники податься? – продолжает тем временем тот, что выше. – У тебя ведь нет аллергии на масленые краски, Джеф?
– Нет…
– Отлично. Просто отлично.
Оглавление
Как я встретил своего маньяка
Глава 1. Парень, который притворяется девушкой, которая притворяется парнем
Глава 2. Блин, жизнь, тебе не кажется, что твои намёки могли бы быть и потоньше?
Глава 3. Как выпрыгнуть из самолёта без парашюта
Глава 4. Что для тебя вообще имеет значение?
Глава 5. Разве бегство - выход?
Глава 6. Иди сюда
Глава 7. Тепло объятий и пронзительный ветер
Глава 8. Доверься мне
Глава 9. Друг всегда поможет в беде. А потом догонит и ещё раз поможет
Глава 10. Разлетаясь на осколки... могу я войти в тебя?
Глава 11. Ну как? Покувыркались?
Глава 12. Задыхаясь
Глава 13. Уверен?
Глава 14. Чтоб тебя!
Глава 15. Горилка, сало и кровь
Глава 16. Нет, блять, ничего не случилось!
Глава 17. Жаба, обида и здравый смысл
Глава 18. Складная правда
Глава 19. Ещё ничего не закончилось
Глава 20. Сам виноват?
Глава 21. Настоящий вор
Глава 22. «Отчаянное путешествие»
Глава 23. Мошка
Глава 24. Дорожное приключение
Глава 25. Двести баксов. И ни цента больше
Глава 26. Зачем?
Глава 27. Нехватка кислорода
Глава 28. Не вспоминай
Глава 29. Я неубедителен?
Глава 30. Всего лишь недоразумение?!
Глава 31. Предупреждение?
Глава 32. Держи себя в руках
Глава 33. Вы сами знаете, что нужно сделать
Глава 34. Паранойя
Глава 35. Повтори, что ты сказал
Глава 36. Пересечение сферы интересов
Глава 37. Ревность
Глава 38. Ты сам пришёл
Глава 39. Что мне теперь делать?
Глава 40. Алиби
Глава 41. Да что вы знаете о романтике?
Глава 42. Незваные гости
Глава 43. Так получилось
Глава 44. Трудно быть честным
Глава 44.1 Не понимаю [экстра]
Глава 45. Жалость
Глава 46. Переполох на борту
Глава 47. Добро пожаловать в «голубую» столицу
Глава 48. Иногда полезно немного раскрепоститься
Глава 49. Сыграем?
Глава 50. Уже попробовал
Глава 50.1 Отбросы [экстра]
Глава 51. Я омерзителен?
Глава 52. Всё будет хорошо
Глава 53. Я ведь ещё увижу тебя?
Глава 54. Тут такое дело...
Глава 55. Карманная собачка
Глава 56. Это не подарок
Глава 57. Всё под контролем или Дело закрыто
Глава 58. Дурацкая затея
Глава 59. Волшебство
Эпилог
Последние комментарии
2 дней 5 часов назад
2 дней 10 часов назад
2 дней 11 часов назад
2 дней 13 часов назад
2 дней 14 часов назад
2 дней 15 часов назад