Blind spot (СИ) [existencia] (fb2) читать онлайн

========== Я - Джокер ==========

- Дорогой! Ты же знаешь, как долго я не выходила из дома… - настойчиво напоминает Пенни Флек, сидя в ванной, пока тонкие цепкие пальцы ее сына Артура тщательно намыливают ее длинные светлые волосы с частой сединой.

- Мама, это очень важное для меня выступление, - с легкой обидой говорит Артур, - клуб находится близко. Мы поедем на такси…

- На такси? Это же так дорого!

Этот спор продолжается еще какое-то время, переплетаясь с монотонным бормотанием телевизора и истеричным воем старого фена для волос. В конце-концов Пенни соглашается и даже включается в сборы с чем-то, отдаленно напоминающим энтузиазм и строго контролирует выбор платья из покрывшегося пылью шкафа.

- Вот это… нет… а в этом я познакомилась с твоим отцом… а это… - бормочет женщина себе под нос и все-таки делает выбор. Она с легкой улыбкой смотрится в зеркало и Артур давно не видел ее такой живой, с таким интересом разглядывающей свое отражение.

- А я еще ничего, - заключает Пенни и переводит взгляд на сына, любовно приглаживает лацканы его потрепанного красного пиджака и поправляет взлохмаченные волосы.

- Я так горжусь тобой, мой мальчик, - взволнованно вздыхает женщина и собирается проявить свою спонтанную нежность в объятиях, но пронзительная трель звонка прерывает ее намерение.

- Это Софи, - поясняет Артур и идет открывать. Девушка с порога кивает миссис Флек и целует Артура в щеку.

- Вы готовы? – спрашивает Софи и делится, - ты выглядишь таким спокойным, а я… волнуюсь, наверное больше тебя.

Небольшая гримерка маленького клуба больше напоминает склад и небольшой столик с зеркалом единственное место, чудом избежавшее захламления. Из десяти лампочек в зеркальной раме горят только шесть и их яркий свет вырывает из спрятавшейся по углам тьмы кусочки разрозненных деталей – вот декорации к новогоднему корпоративу – уродливые деревья вырезанные из тонкого ДСП и раскрашенные словно рукой пятилетнего ребенка, коробки со звуковой и световой аппаратурой, катушки с проводами и поломанные стулья.

От насыщенного запаха пыли свербит в носу и дерет горло. Артур откашливается и судорожно пролистывает потертые страницы блокнота с шутками и идеями, судорожно растирает друг о друга намокшие ладони. Только наедине с собой он может признаться себе в том, насколько сильно взволнован.

Протискиваясь через нагромождение мусора и ненужной мебели в тесном коридоре, он пробирается к выходу на сцену.

Обратного пути нет.

Мужчина вздрагивает, услышав собственные имя и фамилию, названные ведущим. Он делает неуверенный шаг и оказывается ослепленным светом софитов. В голове быстро проскальзывает метафора зверя, загнанного охотниками в угол, вырванного фонариками из привычной среды в спокойной и тихой темноте. Глаза медленно привыкают к свету и следом за ним в душном воздухе проступают силуэты людей за столиками – зал полон. Взгляд Артура сиротливо блуждает по лицам гостей, пока не находит мать и Софи. Он останавливается на них и находит в них хрупкую точку опоры.

- Когда я был ребенком, я не любил ходить в школу…

Гримерная на телевидении совсем не похожа на коморку, исполнявшую эту роль в маленьком клубе. Здесь просторно и светло, пахнет косметическими средствами и суетится большое количество специалистов в одинаковых черных фартуках. Артур оказывается в их заботливых, но холодных руках и кашляет от пудры, не успевая следить за процессом.

- Синяки под глазами убрать? А что делать с волосами? – переговариваются между собой двое фей-гримеров, пархая вокруг. Перед лицом мужчины мелькают кисти и баночки с гримерскими принадлежностями.

Артур возвращается в реальность, когда на плечо ему ложится теплая рука Софи. Он накрывает ее своей и только сейчас замечает, что они остались в гримерной одни.

Софи порывисто обнимает мужчину и коротко целует.

- Я просто хотела пожелать тебе удачи, - шепчет девушка.

- А мама? – зачем-то спрашивает Артур.

- Она уже в зале, нам позволили сесть поближе, - сообщает Софи и быстро исчезает в лабтиринтах коридоров. Все происходящее кажется цветным и удивительным сном, потому что даже время здесь идет как-то иначе. Артур не замечает, как уже оказывается в студии.

Видеть человека на экране телевизора и вживую – совершенно разные вещи. Мозг отказывается сопоставить Мюррея Франклина, привычного с детства, и реально существующего человека, дышащего, сидящего в соседнем кресле.

- Я так люблю ваше шоу, я мечтал с вами познакомиться, - лепечет Артур, задыхаясь от неловкости. И Мюррей такой добрый волшебник, совсем не спешит смеяться над его волнением, а по-отечески хлопает его по плечу.

- Мне тоже приятно познакомиться с такой восходящей звездой, - подмигивает ведущий, - много раз смотрел видео твоего выступления. Моя любимая шутка про школу, и про бегемотов, конечно.

Артур краснеет и бледнеет одновременно, не знает куда деть руки. Он чувствует себя распятым холодным глазом камеры, уставленным прямо на него и еще несколькими сотнями пар глаз присутствующих в студии. Пальцы Артура нервно перебирают полы пиджака и вдруг упираются в что-то холодное и твердое, сильно оттягивающее глубокий карман. И как раньше он не замечал этот предмет?

- Скоро, поди, займешь мое место. Правда, Артур? – продолжает Мюррей.

Артур нервно смеется и только в этот момент понимает, что что-то идет не так. Смех волной расходится по всему его телу, заставляя его содрогаться в невыносимых конвульсиях. Он пытается успокоить нарастающий приступ, но от этих жалких попыток становится только хуже.

- Артур? – с беспокойством спрашивает Мюррей и обменивается встревоженными взглядами с ассистентами, топчущимися возле камеры.

- Нет, - бормочет Артур через смех, - нет.

Кошмар внезапно обрывается. Артур выпрямляется в кресле, закрывает глаза всего на несколько мгновений. Его пальцы прочно обхватывают рукоятку пистолета в кармане.

- Нет, я не Артур. Больше, - произносит он уверенно, - я – Джокер.

Прежде чем кто-то успевает среагировать, он вытягивает руку с пистолетом и одним верным выстрелом убивает Мюррея Франклина. Тело ведущего нелепо оседает в кресле и красная струйка от ровного пулевого отверстия посередине лба сползает ему на переносицу.

- Я Джокер.

- Проснись, клоун, - грубый пинок в бок заставляет Артура вернуться к реальности и скрючится на неудобной жесткой койке. Он сонно моргает на здоровенного детину-санитара, склонившегося над ним.

- Хватит ржать, ты так всех соседей перебудишь, а я тебя с другого конца коридора слышу, - злобно цедит санитар и демонстративно поднимает перед собой электрошокер.

Артур садится на кровати и прижимается спиной к холодной кафельной стене.

В дверном проеме появляется силуэт санитарки. Вдвоем с напарником-детиной они заставляют Артура принять пригоршню таблеток и вливают в него стакан ледяной воды с гадким металлическим привкусом.

Перед уходом санитар еще раз демонстративно трясет электрошокером.

- Чтобы тихо мне тут, - бросает он и его слова эхом отражаются от стен пустой холодной камеры-палаты.

========== Богомол ==========

Харлин Квинзель щелкает кнопкой диктофона и, убедившись, что запись идет без перебоев, откидывается на неудобном кресле. Лилиан Хамонд, следит за ее движениями пристально и неотрывно, словно кошка приготовившаяся к броску. Она облизывает полные губы и всем видом дает понять, что готова начинать.

- Ты принесла? – нетерпеливо спрашивает она. Харли ставит диктофон на паузу и кладет на стол пачку сигарет и упаковку тампонов.

Лилиан быстро прячет средство личной гигиены где-то в складках больничной пижамы.

- Не понимаю, что эти олухи имеют против, - комментирует она, - разве можно убить кого-то тампонами?

Она нервно и противно хихикает и только этот смех выдает в ней ее маниакальную мрачную сущность. На первый взгляд это всего лишь молодая красивая женщина, красивая настолько, что даже Харлин, никогда не испытывавшая тяги к своему полу, кроме невинных забав в общаге колледжа, испытывает влияние ее магнетизма.

- Я думаю, ты нашла бы для них неординарное применение, - кокетливо откликается Харли и взгляды девушек встречаются. Кнопка диктофона снова щелкает. Лилиан подмигивает и хищно улыбается.

- Не старайся, - говорит она чуть тише, - девушки меня никогда не интересовали.

- Субординация, - разводит Харлин руками и заглядывает в личное дело Лилиан, лежащее перед ней на столе, - действительно, ты не убила ни одной женщины. Почему?

- Потому что они меня и не интересовали, - спокойно и логично повторяет Лилиан, - так продолжим? В прошлый раз ты спрашивала меня о детстве.

Харлин кивает и раскрывает свой блокнот с записями.

- Ты ждешь душещипательную историю о том, как отчим насиловал меня отверткой и девочки в школе мазали дерьмом мой шкафчик, - Лилиан закуривает и блаженно выдыхает в воздух струйку дыма, - но прости, куколка. У меня нет такой истории. Мои родители меня очень любили, наша семья была полноценной и удивительно здоровой для этого больного мира. Первый секс у меня случился только на старших курсах колледжа, я не была ботаничкой, состояла в сестринстве, но ждала того самого…

- И ты его убила?

- Нет, что ты! Джеймс сейчас живет где-то в Кентуки и у него прекрасная семья, - Лилиан определенно нравится рассказывать и делает она это превосходно, ее речь поставлена и артистична, за мимикой приятно и интересно наблюдать. Иногда у Харли создается впечатление, что она разговаривает с подружкой, а не с хладнокровной убийцей.

- Думаю, мы с тобой похожи чем-то, - продолжает Лилиан, - ты тоже девочка из хорошей семьи, избалованная и любимая.

- Почему ты так думаешь? – Харли поднимает взгляд от записей на Лилиан и от этой внезапной смены темы в сторону ее личной жизни ей становится неприятно.

- Я уверена, - пожимает плечами Лилиан.

- У нас, определенно есть отличие, - заметила Харлин, - я не убиваю и не ем мужчин, с которыми сплю.

Лилиан звонко смеется и это другой смех, более приятный и человечный, а не тот, который вырывается из нее обычно.

- Никогда не поздно начать.

Харли неловко улыбается, хотя понимает, что шутка нарушает все допустимые этические нормы.

- Ну… у тебя, вероятно, были какие-то фантазии на эту тему? Склонность к жестокости… Может ты мучила животных? – робко пытается она вернуть разговор в более комфортное для нее русло.

- Что ты, - фыркает Лилиан, - я очень люблю животных. И я фантазировала только о милом домике на берегу моря с красивым мужчиной и послушными детишками… Ты хочешь знать, как я стала такой, как я оказалась здесь? Случайный случай в подворотне, нападение, ограбление, изнасилование на вечеринке… Ни-че-го.

- Но… - теряется Харли.

- В каждом из нас есть уголок тьмы, - нараспев произносит Лилиан, - и во мне и в тебе. Однажды ты перестаешь бежать от него и выпускаешь наружу. Попробуй, может тебе понравится? Но придумай что-то оригинальное, трахать и есть красавчиков – моя фишка.

Харлин бросает на тумбочку ключи от дома и устало падает на диван перед непрерывно бормочущим телевизором. Девушка устало массирует виски и откидывается на спинку, разглядывая однотонно белый потолок. Ее мысли далеки от этой комнаты и сменяющих друг друга картинок на экране.

Шон выходит из душа в одном полотенце, на ходу растирая другим, поменьше, короткий ежик волос на голове. Он дежурно целует Харлин в макушку и плюхается на другой конец дивана.

- Выглядишь замучанной, - констатирует он. Харли нехотя переводит на него взгляд, - очередная неудачная беседа со Сверчком?

- Она Богомол, - поправляет девушка и кривится в улыбке, - и она… непрошибаема.

Шон тянет к себе брошенную на полу сумку девушки и выуживает оттуда блокнот и быстро пролистывает на последнюю страницу.

- «Благополучная семья, отсутствие негативного сексуального опыта и актов насилия в отношении объекта…» - зачитывает он. Харлин вырывает у него блокнот и брезгливо швыряет обратно в сумку, - пока не пахнет сенсацией. А ты уже купила платье на презентацию книги…

- Ой, прости, - спохватилась девушка, - презентация будет. Я вытащу из этой стервы историю…

- А над псевдонимом ты уже подумала?

- Что? – откликнулась Харли, - а чем тебе не нравится мое имя?

- Что скажут твои родители, если их милая дочурка издаст книжку про секс и насилие? – с легкой насмешкой ответил вопросом на вопрос Шон.

- Их дочурка станет очень богатой и знаменитой, - заявила Харли, - хотя мое имя действительно мне не нравится. Как тебе Лора? Или Памелла?

- Еще хуже, - фыркнул Шон и потянулся за пультом от телевизора, - с твоей фамилией звучит безобразно.

- А с твоей? – попыталась разрядить обстановку девушка.

- Дорогая, если ты будешь публиковать такие книжки с моей фамилией, меня выгонят из компании Уэйна, - парировал мужчина. Харлин обиженно надула губы и потянулась за своим блокнотом. Шон потрепал ее по щеке и уставился в телевизор, бессмысленно переключая каналы.

Харли пробежалась взглядом по своим записям.

- Она… так сексуальна, - поделилась она, - по-животному. К ней тянет. В ней есть что-то первобытное. Она как жрица древнего культа, которая приносит мужчин в жертву… О, подожди, неплохая фраза.

Девушка выудила из сумки карандаш и принялась судорожно писать. Она была так увлечена этим занятием, что не обратила внимания на руку Шона, скользнувшую по ее бедру к застежке на брюках. Карандаш в пальцах девушки повис в воздухе.

- Ты ее хочешь? – поинтересовался Шон и тем временем его ладонь оказалась уже под резинкой кружевных трусиков, - чтобы вот эти тощие женские ручки копошились вот тут?

Харлин напряглась и попыталась отделить возбуждение от раздражения на мужчину, отвлекающего ее от работы.

- Руки, которыми она расчленяла людей. Фу, какая мерзость, - пробормотала она.

- А меня не хочешь съесть? – кокетливо откликнулся Шон. Харлин отбросила блокнот в сумку, сбросила на пол брюки вместе с бельем и забралась к мужчине на колени. Коротким и резким движением она распустила собранные в пучок волосы и золотистой волной они рассыпались по плечам в белой шелковой рубашке.

- Я предпочитаю что-то потверже женских пальцев, - заявила девушка. Полотенце Шона последовало на пол за ее одеждой. Харлин легко закинула ноги мужчине на плечи и сплела ступни у него за головой.

- Лучше бы ты дальше занималась гимнастикой, - ухмыльнулся Шон.

Харлин двигалась на нем агрессивно и решительно, компенсируя все напряжение накопившееся за день и особенно за время долгой и бессмысленной беседы с Богомолом. Она никак не могла выбросить из головы эту странную женщину, но прочнее всего в ее мысли вплелись последние слова.

«В каждом из нас есть уголок тьмы».

Шон внезапно застыл и Харли возмущенно посмотрела на него. Взгляд мужчины был прикован к экрану телевизора.

«И во мне и в тебе».

Харлин тоже обернулась на телевизор и попыталась понять что приковало внимание ее любовника. Он никогда не был поклонником этих бесконечных скучных телевизионных шоу. В гостях у очередного безликого ведущего сидел странный парень с клоунским гримом.

«Однажды ты перестаешь бежать от него и выпускаешь наружу».

Парень на экране вытянул руку с пистолетом и эхо выстрела было таким пронзительным, что Харлин показалось, что стреляют рядом с ней. Ей захотелось убежать и спрятаться, лишь бы только почувствовать себя в безопасности. Голос Лилаин в голове эхом набата слился с отзвуком выстрела.

«Попробуй, может тебе понравится?»

Экран мигнул и сменился сообщением о технических неполадках. Харли безвольной куклой повалилась на Шона, чувствуя разливающееся внутри тепло и ощущение странного, необъяснимого счастья.

========== Дрессировщица ==========

Изнутри Архем напоминал пластиковый бокс для хранения продуктов – был таким же глухим, холодным и пустым. Звуки, запахи и цвета не могли просочиться сюда из внешнего мира, оттого ощущение одиночества здесь становилось особенно сильным. Артур знал, что снаружи толпа беспокойных людей в клоунских масках переворачивает машины и бьет витрины в отчаянном желании выплеснуть накопившуюся злость, но, невольно являясь предводителем этого бунта, он вынужден был отсиживаться здесь и подглядывать за ним через узкую щелку понемногу проникавшей сюда информации. Будь то случайно подслушанный по пути на процедуры или в душевую разговор охранников, сестер или санитаров или обрывок передачи с новостями через неплотно прикрытую дверь сестринской.

И в тоже время Аркхем был филиалом безумного цирка, где каждый из них был зверем или (вполне вероятно!) цирковым уродцем, томившимся в своей клетке, в ожидании выхода на манеж. От скуки, когда сознание не уплывало в мутные лабиринты воздействий тяжелых лекарственных препаратов, Артур изучал местную фауну и внутреннее устройство экосистемы больницы. Ситуация казалась довольно забавной – он хотел получить лечение, которого лишился из-за урезанного бюджета, и теперь имел возможность насладиться им сполна.

Местный мирок состоял из безликих санитаров, настолько одинаковых мощных амбалов, что создавалось впечатление, что их специально вырастили в пробирке и клонировали для их невеселой службы. Они были грубыми, хамоватыми и повсюду таскали за собой увесистые электрошокеры. Были охранники – щуплые, усатые дядьки в униформе, чуть более приветливые, но, как правило, не слишком щедрые на слова. Медицинские сестры мало отличались от первых двух категорий – как правило, дородные, и порой более усатые, чем охранники, их мягкие объемные тела в потрепанных халатах скорее внушали трепет, чем ощущение уюта, обычно исходящее от людей подобной комплекции. Всю эту пищевую цепочку возглавляли врачи – важные, насупленные, сухопарые и уверенные, что легко смогут пробраться в любую голову. Разочарование в их намерениях всегда грозило новой порцией разноцветных пилюль, от которых снились яркие сны и реальность путалась с последними вспышками гаснущего воображения.

Артур редко пересекался с другими пациентами, потому что их старались выводить из наглухо закрывающихся камер, в разное время, но при этом все же иногда успевал выцепить взглядом некоторые интересные образцы других цирковых животных. Такие редкие случаи мужчина считал определенным везением, ведь они неплохо разбавляли скучное и монотонное пребывание здесь.

Сегодняшний день (хотя из-за лекарств ощущение времени стало более растянутым и вязким и сложно было дробить бесконечные часы на сутки) выдался на удивление удачным. Артура вытолкали из камеры, чтобы сопроводить в душевую и в коридоре он столкнулся с новым, прежде неизвестным персонажем местной скучной трагикомедии.

Сопровождаемая охранником, по коридору важно вышагивала девушка невысокого роста, в халате, белизна которого слепила, наброшенном поверх узкой юбки и красной под цвет помады шелковой блузки. Каблуки туфель девушки задорно отбивали четкий ритм на холодном кафельном полу, напоминая быстрый шаг благородной лошади.

Конечно, ведь в цирке обязательно должны быть лошади, - почему-то подумал Артур, хотя незнакомка скорее подходила на роль наездницы или дрессировщицы. В ней было что-то жесткое и властное, небесно-голубые глаза обжигали арктическим холодом, хотя, при взгляде на него вспыхнули неподдельным интересом.

- Артур Флек! – как-то по детски восторженно вскрикнула она и ускорила шаг, вызвав недоверие у сопровождавших Артура санитаров, - Это же вы? Я не узнала вас без грима.

Артур не знал, что ответить незнакомке, да и за время пребывания здесь неплохо научился держать язык за зубами, чтобы лишний раз не провоцировать амбалов-санитаров.

- Мисс Квинзель, идите своей дорогой, - сухо буркнул один из них, - вам не назначено.

- А вы со мной не разговаривайте в таком тоне, если не хотите лишиться работы, - девушка резко изменилась в лице, на котором искреннее, почти детское любопытство сменилось острым хищным оскалом.

- Слушай ты… - зашипел санитар в ответ и даже сделал шаг в сторону незнакомки, но его товарищ, также сопровождавший Артура, ухватил коллегу за предплечье.

- Мисс, мы сопровождаем опасного преступника. Аудиенцию обсуждайте не с нами, - примирительным тоном сказал он. Его раздосадованный спутник выместил свое раздражение на Артуре, дав ему увесистого пинка, чтобы заставив сдвинуться с места. Артур неохотно зашагал вперед, через плечо бросив последний взгляд на незнакомку.

В своей яркой блузке среди однотонного серого коридора, маленькая и смелая перед лицом суровых амбалов, она показалась ему настоящей дрессировщицей диких зверей.

Но кто она такая? Она не подходила не под одну известную ему категорию обитателей Аркхема. Не сестра, не врач… Заключенная? Простите, пациентка.

В любом случае ее появление было самым удачным и ярким событием за очередной бессмысленный и скучный день в этой клетке.

========== Леденцы ==========

В этот раз Богомол попросила принести ей упаковку мятных леденцов, которыми теперь она шуршала как счастливый ребенок. Мелкие подачки делали ее более разговорчивой, хотя при этом она все равно продолжала оставаться хозяйкой положения.

- Не могу выносить, как воняет тут у всех изо рта, - поделилась она, хрустнув конфетой, - та дрянь, что здесь дают в качестве зубной пасты скорее похожа на перемолотых в блендере жуков…

Харлин щелкает кнопкой диктофона и выжидающе складывает руки на столе, что не может ускользнуть от цепкого взгляда Лилиан. Лилиан хищно улыбается.

- Нет, я не перемалывала жуков в блендере. Ни-ко-гда, - заявляет она и скатывается в гиений неприятный смех, - если ты этого ждешь.

За время их сеансов – а девушка уже сбилась со счету, Харли привыкла к этим шуткам. Лилиан стабильна в своем чувстве юмора и иронии над собственной участью и пребыванием здесь. Это делает ее еще очаровательнее.

- Если ты продолжишь убеждать всех в том, что здорова, окажешься в Блэкгейт, - с легкой досадой заявила Харли, - и никаких тебе конфет, сигарет и прочих глупостей. Условия там намного хуже…

- А содержание раздельное? – почему-то оживилась Лилиан. Харли захлопала глазами и ее собеседница поспешила уточнить, - есть мужское и женское отделение… или как там это называется в тюрьмах…

- Тебя не засунут в общую камеру с мужчиной, если ты об этом, - опомнилась Харли, - в твоих интересах оставаться здесь… и быть более разговорчивой.

- Зачем? Чтобы ты написала в своей книжонке о том, что я невинная жертва жестокого и опасного мира?

Лилиан как будто чувствует себя виноватой за неловкость, которую заставила ощутить свою собеседницу. Она пододвигает по столу упаковку конфет и с видом гостеприимной хозяйки предлагает Харли угоститься.

- Пиши, детка, - говорит она и кивает на блокнот, - я, Лилиан Анна Хамонд, сделала укладку и красивый макияж, сняла в баре прекрасного самца, который угостил меня двумя «маргаритами», привела к себе домой и после бурного секса удушила бельевой веревкой. Затем я попросила у моего соседа Винни его бензопилу, сославшись на то, что белки пробираются ко мне в окно через ветки дерева рядом, которые обязательно нужно спилить, и расчленила тело в своем гараже. У него было очень мягкое мясо, хотя, казался таким мускулистым… Я не испытываю никаких угрызений совести, а парнишка был вежлив и галантен со мной, никаких оскорблений или грубостей. Зачем я это сделала?

Харли тяжело вздохнула. Эти беседы с каждым разом все больше напоминали ей безумное чаепитие.

- Зачем? – сказала она слово, которого от нее ждала собеседница.

- Просто так, - ответила Лилиан и звонко засмеялась. Именно такой ее, игристую, как вино, звенящую и очаровательную, незнакомцы угощали напитками и изысканной кухней. Она умела быть обаятельной и красивой, как паучиха, заманивающая глупую муху в тонко сплетенную виртуозную ловушку.

- Может я стану более разговорчивой, если ты похлопочешь, чтобы здесь тщательнее подбирали персонал, - продолжает свою игру Лилиан, - и попробую придумать причину…

- Чем тебя не устраивает персонал?

- На этих истуканов скучно смотреть, они как китайские глиняные солдаты, одинаковые и безобразные, - заявляет Лилиан и отправляет в рот пригоршню леденцов, морщится от острой перечной мяты, ударившей по вкусовым рецепторам.

- Никого не хочется убить и съесть? – Харли делает глупую попытку ввязаться в затеянную Лилиан игру.

- Трахнуть, убить и съесть, - поправляет Лилиан, - хотя…

Это «хотя» слишком многозначительно растянуто. Харлин поднимает одну бровь.

- Кажется, тут подвезли кое-кого новенького, - говорит Богомол, - жаль, мы редко видимся с другими пациентами. Ты, наверное, слышала про клоуна, продырявившего башку ведущему в прямом эфире? Теперь тоже загорает в нашем санатории…

Харлин оживилась и поняла, что именно этой реакции от нее ожидала собеседница.

- И что? – нетерпеливо спросила девушка, - твой аппетит проснулся?

- Проснулся мой интерес, - фыркнула Лилиан, - паренек слишком щуплый для хорошего сочного блюда. Но я заинтригована тем, как этот божий одуванчик, болтающийся по больнице в блаженно-обдолбанном нашими колесами состоянии, мог кого-то грохнуть и воодушевить этих лентяев. Не хочешь с ним побеседовать?

- Ты мне предлагаешь завершить наши сеансы и поискать более благоприятный материал? – откликнулась Харли.

- Ну, без наших бесед, я буду скучать, малышка Харли, - сладко потянула Лилиан, - но насколько я знаю там есть все, что тебе нужно – и тяжелое детство и ебанашка-мать, и вечные удары и унижения бессмысленного и жестокого мира… В ком угодно пробудят демонов. Правда ведь? Даже ты, мой милый ангел, от такого давления сломалась бы и всадила бы кому-нибудь пулю или нож под ребро.

- Пока мне хочется всадить ее только тебе, - честно поделилась Харлин и, спохватившись, выключила диктофон. Лилиан не обидели эти слова, она возликовала.

- Не хочешь написать книгу о своей темной стороне? – тут же радостно откликнулась она.

- У меня ее нет, - уверенно заявила Харлин и захлопнула блокнот, - на сегодня достаточно.

Вместо того, чтобы покинуть Аркхем, Харлин отправилась в кабинет главного врача. Ей уже приходилось бывать здесь примрено полгода назад, когда она добивалась аудиенции с Лилиан и сейчас ей двигала похожая цель. Она пыталась убедить себя, что идея начать беседы с новым пациентом родилась в ее голове самостоятельно, а не под магнетическим давлением коварного Богомола. В любом случае Харлин не видела никакой выгоды, которую маньячка получит, если она начнет работу с кем-то еще. Вероятно, ей, как и многими томящимися здесь заблудшими как в чистилище, двигала банальная скука.

Фред был рад ее видеть и обменялся с девушкой дежурным рукопожатием. От прикосновения его теплой влажной ладони, Харлин украдкой вспомнила, как в прошлый визит, эта самая ладонь оставляла болезненные следы шлепков на ее ягодицах. Это воспоминание не вызывало в ней ни стыда, ни смущения. Она воспринимала свою красоту и сексуальность – как разменную монету в достижении собственных целей там, где ничего не удавалось достичь обычными капризами и трогательно надутыми губами.

- Как продвигается работа над книгой? – поинтересовался мужчина, - Хамонд оправдала твои ожидания?

- Вполне, - заявила Харлин, не намеренная признаваться в поражении и выдавила быструю, но качественную ложь, родившуюся до прихода в кабинет, - пожалуй, для книги мне нужно больше материала…

Фред нахмурился.

- Случай Лилиан дает мне одностороннее представление о проблеме… Я хотела бы сделать его более полным. Я слышала, что недавно к вам поступил новый пациент… его клиническая картина и биография идеально подходят…

- Нет, - резко перебил Фред, - я вынужден тебе отказать…

- Но?! – надула губы Харлин.

- Он убил своего предыдущего психиатра и очень опасен, - отрезал Фред, - об этом и речи быть не может…

- Неужели он опаснее Богомола? И вы спокойно позволяете мне беседовать с ней один на один, - возразила Харлин.

- Она не убивает женщин, - привел он веский аргумент, оказавшийся слишком весомым, чтобы Харли было что противопоставить. Однако, у нее были козыри в рукаве на такой случай. Шон с его связями. И не только он.

- Пожалуйста, - зашептала она, делая свой голос нежным и томным, - мне это так нужно… я нахожусь в шаге от великолепного открытия… И, конечно, я упомяну тебя первым в числе тех, кому выражаю благодарность за создание книги… - пока девушка произносила свою пламенную речь ее пальцы медленно и методично расстегивали пуговицы на своей блузке, - просто выдели побольше охраны… а я большая девочка и справлюсь… я могу за себя постоять.

Фред пропустил большую часть ее монолога мимо ушей, потому что сейчас больше был увлеченным открывшимся перед ним зрелищем.

Харлин не нужно было подтверждений, чтобы быть уверенной в том, что в ближайшее время она сможет начать беседы с новым пациентом. Пока она усаживалась на коленях у Фреда, попутно расстегивая его брюки, она уже думала о простых дежурных, но более увлекательных вещах – купить кассет в диктофон, подготовить список вопросов, запросить личное дело, найти и щелкнуть по носу нахамившего ей накануне санитара. Лилиан права – они слишком скучны и отвратительны и не вызывают ни аппетита, ни интереса. Как, впрочем, и Фред.

Комментарий к Леденцы

Ищу бету, потому что самой лень перечитывать написанное :(

========== Первая сессия. ==========

Эти проклятые таблетки созданы для того, чтобы уничтожить жизнь в самой жизни, а не даровать минутную и жалкую иллюзию покоя. Они подавляют боль, подавляют радость, подавляют отчаяние и смех. Чем дольше Артур находился здесь, тем сильнее и прочнее становилась стеклянная стена, разделяющая его с миром. Сначала с тем, за стенами Аркхема – живым и бурлящим от эмоций и детской обиды, теперь с этим – замороженным и холодным.

Лица санитаров слились в одну безликую маску равнодушие и презрения. Теперь он окончательно перестал их различать. Хотя, сегодня эти безрадостные верзилы были чуть ли не архангелами – вестниками благих прекрасных вестей и лучика света в этом темном царстве. Если бы Артур знал, какой сюрприз его ожидает, он с большим энтузиазмом встретил бы их очередное появление, но сейчас он только гадал, пытаясь понять который час и для чего незваные гости потревожили его покой. Ледяной отрезвляющий душ? Или беседы с очередным заумным мозгоправом?

Однако, возле дверей камеры его поджидала вчерашняя незнакомка в обществе пары скучающих охранников.

- Добрый день, Артур, - вежливо приветствовала его девушка, - я психиатр Харлин Квинзель. Я отниму у вас немного времени, впрочем, вероятно, вы не сильно заняты.

- Я как раз планировал обсудить последние новости со своими выдуманными друзьями, - слабо попытался пошутить он, понимая, что через мутную пелену спокойствия, дарованного лекарствами, проступает прежнее, знакомое чувство невыносимого смущения. Он показался себе угловатым подростком, с которым вдруг заговорила самая красивая девочка в классе, встречавшаяся с капитаном футбольной команды.

- С ними нельзя так вежливо, - подал голос один из санитаров. Харлин перевела на него взгляд холодных голубых глаз и по ее губам скользнула хищная, лисья улыбка.

- А, это ты, - протянула она, - я тебя запомнила, хотя вы тут все на одно лицо и из одного инкубатора. Тебе не мешало бы поучиться манерам.

- Манерам? – эхом забасил санитар, - не тебе меня учить, подстилка.

Харлин проигнорировала его слова и кивком головы приказала процессии двигаться по коридору. Она обогнала санитара и, наклонившись к нему, что было довольно сомнительно, учитывая ее небольшой рост прошептала.

- Подстилка, дружок, это твоя нога.

В следующее мгновение острая шпилька одной из ее красных туфель метко приземлилась на мягкий тапок санитара. Амбал взвыл от боли.

- Сука, - прошипел он совсем тихо.

Их необычная компания проследовала до кабинета, в котором обычно проходили беседы с психиатром. Артура усадили на стул, а санитары и охранники выстроились вдоль стены, словно свита своей маленькой королевы. Пострадавший великан продолжал бурить девушку злобным взглядом.

Харлин по-хозяйски уселась напротив Артура, закинув ногу на ногу, и вытащила из сумки диктофон, пачку сигарет и зажигалку.

- Угощайтесь, - девушка пододвинула пачку сигарет и зажигалку поближе к Артуру, - я прочитала в личном деле, что вы курите и вам, вероятно, здесь сильно не хватает никотина. Я, правда, не очень разбираюсь в сигаретах, но эти курит одна моя знакомая и они… вроде неплохие.

- Спасибо, - промямлил Артур, все также чувствуя смущение и нарастающую тревогу. Он неуверенно забрал пачку, выудил оттуда сигарету и кое-как закурил, поскольку наручники не сильно способствовали комфорту в движениях.

- Как к вам обращаться? – Харлин щелкнула кнопкой диктофона, - Артур или все-таки Джокер?

Артур выпустил в воздух струйку дыма и ощутил, как закружилась голова. Ему стало спокойнее.

- Мне кажется, что я уже не тот и не другой, - поделился он, - я никто. Мы здесь все – никто… Простите, из-за этих препаратов мысли путаются.

- Я запрошу ваши рецепты у лечащего врача, - с готовностью отозвалась девушка, - вероятно, стоит понизить дозу. Это может мешать нашим беседам…

Эти слова напомнили Артуру о том, что такие красивые женщины не бывают просто так любезны с такими, как он, маленькими, жалкими людьми. Ей что-то нужно и сейчас, когда она хочет это получить, она будет добра и сговорчива. Впрочем, был ли у него какой-то выбор? Если какая-то молоденькая стерва в погоне за сенсацией хоть немного облегчит и сделает менее скучным его пребывание здесь, то, вероятно, и он получит с этого некоторую выгоду.

- Вы не похожи на человека, хладнокровно убившего человека… - Харлин заглянула в личное дело и что-то записала в своем явно дорогом блокноте, обтянутом натуральной кожей, - Мюррей Франклин, верно? Я, правда, никогда не смотрела его шоу.

- А я смотрел с детства, - откликнулся Артур, - оно мне всегда очень нравилось.

- И почему вы тогда его убили? Это какое-то… помутнение? – заинтересовалась девушка и слегка прикусила кончик карандаша. В этом жесте было что-то настолько сокровенное, что даже неприличное.

- Нет, скорее… просветление, - решительно сказал Артур и даже удивился тому, как уверенно прозвучал его голос, - теперь хоть кто-то знает о моем существовании.

- О, да! – усмехнулась Харлин, - там за стенами больницы толпа людей, для которых вы почти что герой. Другая половина, правда, не разделяет их восторгов. Вам хотелось внимания? Внимания или любви?

- Разве это не одно и тоже?

- Внимание бывает разным. Когда вас бьют в подворотне – это тоже в какой-то степени внимание.

- Тогда мне не на что жаловаться и я этим вниманием, скажем так, избалован, - выдавил из себя Артур и почувствовал подступающую волну приступа. Он изо всех сил пытался подавить смех, извергающийся изнутри как обжигающая лава, сухой, болезненный, но уже не мог остановиться.

- Ну вот, опять, - закатил глаза один из санитаров и обратился к другому, - позови сестру. Пусть вкатит ему что-нибудь…

- Нет! – вмешалась Харлин, - пока я здесь, вы не будете пичкать его лекарствами, - она неуверенно дотронулась до руки Артура и от этого прикосновения его словно ударило током, - Артур, с вами все в порядке?

Артур отдернул руку и совершил нервное движение по своему телу в поисках карманов, но вспомнил, что на нем больничная пижама и его карточка для таких случаев осталась в пиджаке. Смех постепенно стихал, все-таки большие дозы препаратов смягчали проявления старого расстройства.

- Просто… кто еще посмеется над шуткой, если сам над ней не посмеешься, - сказал он охрипшим после приступа голосом. Харлин сдержанно и фальшиво хихикнула.

- Продолжим, - сказала она с холодным упорством патологоанатома, препарирующего труп, - вы испытываете угрызения совести за совершенные преступления?

Артуру стало неуютно в ее присутствии, ее тон, спокойный и высокомерный голос вызвали в нем резкий приступ непонятного неконтролируемого гнева. Она сидит здесь, напротив, красивая и успешная маленькая тварь, которая хочет высосать из него его боль, его историю, чтобы возвеличиться еще больше за счет этого; кажется себе героиней или спасительницей, целительницей больных и заблудших душ. Ее кожа такая мягкая (и одного короткого прикосновения достаточно, чтобы это понять), от нее пахнет дорогими духами, волосы блестят здоровьем и уложены так, что ни одна прядка не выбьется из прически, блузка идеально отглажена, халат кричит своей белизной, зубы, ногти – все идеальное, ровное и правильное. Она спустилась по сияющей лестнице из мира тех идеальных и благополучных людей, которые сделали его таким, с того же облака, на котором в лучах своей славы нежился Мюррей Франклин и другие ублюдки. Она не друг ему и нельзя вестись на ее вежливое обращение и подачки.

Джокер внутри него вдруг всколыхнулся и воспрял из пепла. Джокеру хотелось стереть с ее лица самодовольную уверенность в себе, размазать по нему кровь, грим и грязь. Растоптать ее кукольный идеальный мирок, из которого она выпорхнула в эту обитель скорби на своих легких крылышках.

- Харлин, - заговорил он взволнованно и протянул над столом руку, - что вы хотите услышать?

Девушка выглядела заинтригованной и, повинуясь какому-то непонятному порыву, протянула вперед руку и коснулась пальцами его ладони. В этот же момент он цепко схватил ее, чиркнул зажигалкой и поднес пламя к нежной бархатистой коже. Харлин вскрикнула и отдернула руку. Санитары сделали рывок в их сторону, но девушка жестом приказала им оставаться на месте.

Интерес Харлин сменился почти детской обидой на ее кукольном личике.

- Ждали исповедь, а услышали запах горелой плоти, - шепнул он, наклонившись над столом, - вам не казалось глупым, что о запахах говорят, как о звуках? Вот ведь забавно.

- Это забавно?

Он хотел что-то ответить, но снова начал смеяться и ничего не мог поделать с этим смехом. В это мгновение острый, отчаянный азарт отступил, освободив дорогу для нахлынувшего на него облака сожаления и неловкости. Зачем он сделал так? Красавица-доктор же действительно не хотела ничего плохого. Когда еще такая очаровательная женщина обратит внимание на его крошечную персону, да еще здесь, в царстве одинаковых бездушных кукол, которые служат здесь персоналом. Вдруг она больше не придет?

Артур хотел извиниться, но ему мешали приступы смеха.

Харлин выключила диктофон и решительно встала с места. Она ничего не сказала на прощание, и теперь Артуру оставалось только догадываться вернется ли она еще раз или нет.

========== Прекрасный самец ==========

Оказавшись дома, Харлин бросилась в ванную и подставила ладонь под струю холодной воды. Ожог был несильным, но для непривычной к боли девушки, оказался досадным обстоятельством. Харли злилась, но в тоже время испытывала удовлетворение от первой беседы с новым подопечным и что-то, отдаленно напоминающее азарт.

Богомол была спокойной паучихой, ткущей свою нить, ведущей постоянную игру, контролирующей свои эмоции и слова. Она казалась безэмоциональной, особенно, когда говорила об убийствах и каннибализме, словно рассказывала о привычных каждому будничных вещах. Она возвела между собой и Харли непробиваемую стену, через которую бросала редкие и скупые подачки, чтобы подогревать интерес к себе, но не удовлетворять его до конца. Вероятно, ей было что рассказать.

Их биографии действительно имели много общего – обеспеченные любящие родители, младшие сестры, приличный район города и хорошая школа. Увлечения и кружки – у Харли гимнастика, у Лилиан бальные танцы и фортепиано. Училище, потом колледж по хорошей стипендии. Сестринство с самыми успешными студентками, вечеринки, путешествия, первая любовь. Где там сейчас он? В другом штате. Вроде блестящий хирург, жена не красавица, но умная и добрая и дети ничего.

Но в какой момент происходит этот поворот и умница-красавица Лилиан начинает убивать и поедать своих любовников? В какой момент рождается коварный, хищно облизывающий губы Богомол, смелый и отчаянный, не сломленный даже спартанскими условиями содержания в Аркхеме? И… сейчас, когда Харлин вглядывается в свое отражение в зеркале, почему она так боится того, что то темное, о чем говорила ее подопечная прячется в глубине и ее собственных глаз?

Чтобы однажды принести ее блестящую иуспешную биографию, ее идеальную жизнь и маячущую на горизонте перспективу известности на поприще беллетристической психиатрии, в жертву темному царству безумия? Не для того ли она стала работать с Лилиан, чтобы успокоить себя, обезопасить от такой судьбы. Ведь если такая хорошая девочка, как Лилиан, превратилась в Богомола, то что мешает ей, Харли тоже превратиться в чудовище?

Должен же быть ответ. Лилиан не так идеальна, как говорит. С ней должно было произойти что-то ужасное. Настолько ужасное, как с Артуром Флеком. Она не могла просто так взять и…

Наваждение. Она тряхнула головой. Вероятно, Шон и родители правы, и ей стоило продолжать карьеру спортсменки, а не соваться в темные дебри психиатрии. Учеба не давалась ей легко, весь этот путь был слишком запутанным и тернистым, и сейчас вместо спелых плодов она пожинала мертвую неблагодарную почву без единого колоска.

Артур Флек подарил ей надежду. Болезненно худой, высокий и нескладный, со спутанными волосами и острыми чертами лица, он был словно живой иллюстрацией к статьям про невротиков в учебниках по психиатрии. Дерганные движения, смена настроений, этот пугающий и завораживающий смех. Он был струной, которую натягивали до упора много лет, прежде чем она не порвалась со звоном, выколов глаза музыканту. Жизнь столько раз преломила его, чтобы из этих битых стекол выскочил, как черт из табакерки маньяк Джокер. Танцующий и убивающий в прямом эфире, задушивший свою мать, пристреливший тех несчастных в поезде, замучивший ради шутки своего врача…

Он хотел смеяться и нести людям добро, но в ответ получал только жестокость и презрение. Конечно, он обозлился на мир. Но по сути это – всего лишь обиженный и нелюбимый ребенок. Ведь мы все хотим любви. Мы все хотим внимания.

В таком приподнятом настроении Харлин выскользнула из ванной, думая о том, как легко она расколет как орех новоявленного маньяка и напишет об этом великолепную книгу. Черт с ней, с Лилиан, с ее сексуальностью и склонностью к насилию, вот он – идеальный материал. Харлин так увлеклась своими мыслями, что не заметила, как угодила в объятия Шона.

- Да ты вся светишься, - заметил он, одарив Харлин дежурным поцелуем, - неужели твоя Жужелица заговорила?

- Она Богомол, дорогой, - резко поправила его девушка и высвободилась из объятий. Обычно нравившийся ей запах его дорогого одеколона почему-то в этот раз неприятно ударил в ноздри.

- Так что? Откупорить бутылочку? У меня лежит отличное вино, пятнадцатилетней выдержки…

- Нет, - оборвала Харлин, - пока рано.

Она плюхнулась на диван и закинула ноги на кофейный столик. Новостная передача по телевизору сообщала, что полиции почти удалось подавить волну протестующих в клоунских масках. Похоже, что с каждым днем ее сенсация становилась все менее актуальной. Нужно было спешить, чтобы не написать никому не нужную книжку о маньяке, которого завтра все уже забудут.

- И что рассказала Богомол? – Шон навязчиво подсел к Харли и девушка легко догадалась, что куда больше этого разговора его интересует стабильный и качественный секс после тяжелого трудового дня. И кем он там работает? Она всегда пропускала эти подробности мимо ущей.

Слова Богомола идеально подходили для описания Шона – прекрасный самец и, пожалуй, еще вполне аппетитный. Он не был слишком умным и заинтересованным в исканиях Харли, зато имел превосходное спортивное тело, всегда положительный баланс на кредитке, несколько полезных связей и квартиру больше и престижнее той, которую родители купили Харлин на совершеннолетие.

- Она по-прежнему несгибаема, - сказала Харли, не зная зачем вообще рассказывает ему все это, - зато у меня появился новый пациент, - в это время Шон расстегивал ее блузку и покрывал поцелуями грудь в красивом кружевном лифчике, - и, кажется, работа с ним пойдет веселее… Ты, наверное, слышал о нем? Джокер из телека…

Шон резко отстранился и с опаской посмотрел на девушку.

- Слушай, ты уверена? Он убил ребят из моей компании, я одного даже знал…Если на работе узнают, будет скандал…

- Ну не ты же с ним работаешь? – ощерилась девушка, - какое им дело до меня…

Шон облизнул губы и его обычно не замутненное чрезмерной умственной деятельностью лицо стало непривычно задумчивым.

- А это не опасно? – продолжал он.

- На наших сеансах присутствуют два охранника и два санитара, - заверила его Харлин, - да и что он мне может сделать? Он в наручниках. Да и вообще не такой страшный, как кажется. Затюканный такой паренек… Хотя выглядит старше своих лет.

- Показать тебе, что маньяки делают с глупыми девочками? – оживился Шон, и все его беспокойство разом сменилось игривостью. Он стянул с шеи галстук и крепко смотал им руки Харлин, которые завел ей за голову.

Эти слова не отозвались у Харлин должным образом и она не ощутила такого же азартного возбуждения. Она думала о своей обожженной ладони и том, что по-своему могла бы ответить на этот вопрос.

========== Добрый вечер, Готэм! ==========

Солнце едва пробивалось в комнату через неплотно прикрытые тяжелые шторы. В его узкой полоске, лежащей на полу и маленьком пуфике перед зеркалом маячила тонкая и пластичная женская тень.

Он давно проснулся, но не подавал и виду, предпочитая наблюдать за ее утренними ритуалами. Она снимала бигуди перед зеркалом и расчесывала плотные кольца золотых волос, раскрывала разные баночки и бутылочки, отправляя их содержимое на свое лицо. Завершающим штрихом стала ярко-красная помада, которую она наносила особенно тщательно, тонкой маленькой кисточкой. Завершив свои приготовления, женщина исчезла, но совсем ненадолго.

Вскоре она ворвалась в комнату теплым вихрем аромата духов и свежеприготовленного завтрака, отдернула шторы и поставила поднос на кровать.

- Дорогой, ты же не собираешься проваляться в постели полдня? – мурлыкнула девушка и порхнула уже в сторону стенного шкафа с одеждой.

Он без особого энтузиазма ковырял вилкой воздушный омлет, продолжая неотрывно наблюдать за женщиной. Она грациозно натянула чулки, пышное красно-черное платье с широкой юбкой и узкой талией и вернулась на край кровати.

Он поймал ее руку и ощутил на мягкой коже шероховатый след от ожога. Девушка нахмурилась и опустила взгляд ледяных голубых глаз.

- Скоро приедет водитель, - зачем-то сказала она, - собирайся. Мы же не можем опоздать.

Солнце стояло высоко над городом, отражаясь в окнах небоскребов. Отсюда открывался прекрасный вид на лучшую часть города.

Он распахнул дверцы встроенного в стену шкафа и увидел ровный ряд красных костюмов. Он судорожно раздвинул в стороны вешалки, но так и не смог отыскать ничего другого. На полках, сложенные аккуратными стопками лежали зеленые рубашки и желтые жилеты.

Девушка заглянула в комнату.

- Грег приехал! – крикнула она, - ты готов, дорогой?

- Грег… кто такой Грег… - заторможено пробормотал он и тут же сопоставил полученную информацию в более-менее сносную логическую цепочку. Грег – это водитель. Это был маленький, пожилой латиноамериканец, который галантно раскрыл перед ними дверцы роскошного черного роллс-ройса.

Девушка расправила по сидению складки платья и достала из маленькой сумочки изящный портсигар и зажигалку, закурила и поинтересовалась, очаровательно хлопая ресницами:

- Ты уже придумал, чем сегодня удивишь публику?

До выступления оставались считанные минуты. Несколько пар рук тщательно, с точностью настоящих ювелиров создали на его лице маску из грима, уложили волосы; незаметно прикрепили под ворот рубашки маленькую головку микрофона. Она все время находилась где-то рядом, а сейчас, каким-то удивительным образом они оказались наедине в узком темном коридоре, обычно наполненным шныряющими туда-сюда работниками сцены. Невидимые и неслышные, эти маленькие ангелы, позволяли стабильно существовать миру грез, дарящему радость миллионам несчастных людей перед экранами.

Только здесь и сейчас, он позволил себе приблизиться к ней, обнять, вдохнуть запах ее грима, косметики и духов. Она была особенно красивой в коротком, едва прикрывающем тело серебристом блестящем трико, вычурном макияже и с накладными ресницами.

- Нет, не сейчас, - сдавленно шепчет она, - мы испортим работу гримеров. После. Все после. В роллс-ройсе, как мы всегда мечтали, по дороге к Ларри? Или, если не хочешь, не поедем к нему, сразу домой…

Ее сбивчивый голос пропадает в гуле аплодисментов. Торжественно опускаются тяжелые красные шторы и перед ними широкая, как зал циркового манежа студия. Он выводит свою прекрасную ассистентку под руку, танцуя и игриво кланяясь восторженной публики.

- Добрый вечер, Готэм! – приветствует он, - вы, должно быть, соскучились по хорошим шуткам?

Гости восторженно хлопают и улюлюкают.

Он достает из кармана пиджака огромные очки в черной роговой оправе и торжественно водружает себе на нос.

- Но сегодня я буду серьезен, как никогда. Никаких шуток. Есть у меня один знакомый – отличный психотерапевт. Люди, когда узнают, что за каждый сеанс ему надо платить двести баксов мигом выздоравливают.

Он позволяет себе ненадолго обернуться на стоящую рядом девушку и снова вернуть все свое внимание равнодушному глазу камеры и присутствующим в студии людям.

- Никаких двести баксов друзья, - продолжает он и в приглашающем жесте поднимает руки вверх, - я вас, сегодня, абсолютно бесплатно вылечу. Сейчас продемонстрирую вам эффективность моей терапии.

Двое ассистентов в костюмах белых кроликов вкатывают на середину студии стол для фокусов. По оклеенной блестящей пленкой лестнице, девушка в серебристом трико поднимается на стол и укладывается внутри ящика, только ее кудрявая голова с красными губами и ноги в таких же ярко-красных туфлях остаются свободными.

Он берет в руки пилу. Публика затихает. На него находит непонятное, парализующее волнение и, превозмогая сковывающую тяжесть движений, он опускает пилу в специальный паз прямо посередине тела девушки. Улыбка на лице ассистентки сменяется странной кривой гримасой.

Ассистенты разводят в стороны две половины ее разделенного тела.

- Моя прекрасная ассистентка всегда мечтала заглянуть вглубь себя, - объявляет он, - и наука наконец-то может дать ей такую возможность.

Его голос одиноко звучит в тишине, нарастающей и грозящей вот-вот разразиться оглушающим грохотом взрыва. И словно взрыв в этом застывшем густом воздухе раздается оглушительный крик ассистентки. Прямо перед своим лицом она видит вторую половину туловища, аккуратно отпиленную пилой и вываливающиеся из нее, ничем не удерживаемые внутренности.

- Ты разочарована, моя дорогая? – наклоняется он к ней, - а ты думала, что внутри у тебя что-то особенное? О, какая жалость!

Комментарий к Добрый вечер, Готэм!

Не удержалась и процитировала сериал “Маньяк” и любимый сезон Американской Истории Ужасов. ><

========== Вторая сессия. ==========

Количество посторонних лиц, присутствующих во время их беседы, сократилось ровно вдвое – теперь за Харлин и Артуром Флеком приглядывает только одна пара глаз санитара, взгляд охранника же блуждает по трещинкам на кафельном с необъяснимым идиотским интересом.

Харлин щелкает кнопкой диктофона, Артур закуривает принесенные ей сигареты. Все повторяется, за исключением того, что в этот раз девушка опасливо пододвигает зажигалку к себе и прячет в карман халата. Ей вспоминаются слова Лилиан о том, что даже для самых безобидных на первый взгляд вещей, местные заключенные способны изобрести самое изощренное и опасное применение.

Однако, сегодня Артур выглядит вполне миролюбиво, оправдывая первое впечатление, которое сложилось у Харлин в их короткую встречу в коридоре, конечно, не тогда, когда он в прямом эфире продырявил голову телеведущему. Щуплый, хрупкий и замучанный человечек, выглядящий значительно старше своих лет (а ведь Шон его ровесник, но у него нет никаких морщин, кожа гладкая и упругая, как у довольного младенца, здорового розоватого цвета, под глазами и не тени синяков).

- Вы мне снились, доктор, - внезапно говорит Артур, - мне стали давать меньше лекарств и теперь я хотя бы способен отличить сон от реальности.

- Надеюсь, на наших беседах это скажется в лучшую сторону, - дежурно откликается девушка и переспрашивает с неподдельным интересом, - и что же было в вашем сне?

Артур смущенно отводит взгляд и чуткое внимание Харлин не упускает этой детали. Она пытается прочитать эмоции, написанные на его лице в этот момент, но тщетно.

- У меня было свое шоу на телевидении и… вы были моей ассистенткой, - тихо бормочет он себе под нос. Девушке не стоит большого труда догадаться, что он тщательно подбирает слова и не говорит ей всей правды, - а я думал, что вы больше не придете, после… того случая. Мне хотелось бы извиниться перед вами, вы слишком красивая, чтобы вас портить… - последнее слово тонет в хриплом кашле и Харлин напрягается, испугавшись, что сейчас он снова начнет смеяться.

- Меня не так просто напугать, - самодовольно заявляет девушка и ловит себя на том, что пусть и услышанный от маньяка-убийцы, но мимолетный комплимент пришелся ей по вкусу, - и я… слишком хочу узнать вашу историю.

- Разве вы чего-то не знаете? – Артур кивает на папку с личным делом, лежащую перед Харли, - там все вполне подробно изложено…

- Там всего лишь сборник сухих фактов, - возразила Харлин, - я хочу…

- Залезть ко мне в голову? – довольно резко перебил Артур и поделился совсем другим, непривычным для него тоном, полным едкой насмешливости и неоправданного превосходства, - пока не убьешь человека, а то и двух-трех-четырех, почему-то никого не интересуют твои мысли и чувства. Вам… - он понизил голос, - не кажется, милый доктор, что больны здесь вы, а не я? И все вокруг. А Аркхем – последний островок здравомыслия в этом слетевшем с катушек мире.

У Харлин по спине пробежал неприятный холодок, она поежилась, но постаралась остаться внешне невозмутимой. Именно сейчас ей показалось, что перед ней снова Лилиан, с ее каверзными вопросами и попытками заглянуть в темные уголки ее души.

Пора признать, что ее положение хозяйки в ситуации с этими людьми слишком сомнительно и шатко. Для них она не более чем хрупкая возможность разнообразить свое скучное пребывание здесь. Вероятно, она кажется им очень уязвимой и беспомощной, иначе, каждый из них не пытался бы взять положение в свои руки.

Артур впервые за долгое время решился посмотреть ей в глаза, и девушке стало неуютно от этого пронизывающего взгляда.

- Здесь очень скучно, - словно прочитав ее мысли, изрек мужчина и потянулся за еще одной сигаретой, - и мне не хотелось вас обидеть.

Харлин нужно было что-то сделать, чтобы вернуть себе уверенность в себе и ощущение того, что она главная в сложившейся ситуации. Его запрут в камеру и больше не выпустят отсюда по одному ее слову. А она – благодетельница, которая дает этим павшим людям возможность хоть немного почувствовать себя свободными и, конечно, поговорить, ведь никто из персонала здесь особенно не старается увидеть в них людей, нуждающихся иногда просто в обычном человеческом общении. Впрочем, в этом утверждении девушка сама не была уверена до конца.

- Вы хотите наружу? Мне жаль вас расстраивать, но ваши друзья в масках немного успокоились, - сказала Харлин, - однако… если вы поможете мне в работе, - она наклонилась над столом и понизила голос, чтобы санитару и охраннику было сложно разобрать ее слова, - я могу потрудиться о смягчении условий вашего содержания… Не о свободе, но… если вы раскаетесь и вся эта история предстанет в другом свете…

- Мне не за что раскаиваться, мисс Квинзел, - перебил ее Артур, - за всю свою дрянную, тупую и бессмысленную жизнь, полную унижения, боли и прочего дерьма, я никогда не был так свободен и счастлив, как когда всадил пулю этому олуху. И тем трем уродцам. И…

На его губах заиграла хищная острая улыбка.

- Сейчас мне кажется, что в вас живут два разных человека, - поделилась Харлин и сделала несколько быстрых записей в блокноте, - в данный момент вы – Джокер, но…все еще часто бываете Артуром Флеком. Вероятно, я рекомендовала бы вашему лечащему доктору проверить мое предположение и возможность наличия у вас диссоциативного расстройства идентичности…

- И вы пригласите экзорциста, чтобы освободить меня от омерзительного демона в моей голове? – Харли не нужно было подтверждений, чтобы быть уверенной в том, что сейчас в разговор с ней с особым энтузиазмом и интересом включился именно Джокер. Не Артур Флек. – И что потом? Бедолага Артур вернется к прежней глупой маленькой жизни? Да, вы вывели меня на чистую воду, мисс доктор. Мало понимаю в религии, чтобы назваться каким-нибудь библейским змеем или заговорить на латыни… Ведь это вы у нас образованная и умная, меня то воспитали улица и поехавшая мать?

- Мы здесь, чтобы говорить о вас, а не обо мне, - аккуратно напомнила Харлин. Разговор немного пугал ее, но в тоже время впервые за долгие месяцы, она чувствовала, что приближается к той самой сенсации, о которой всегда мечтала.

- Жаль, - протянул Джокер, - мне всегда хотелось узнать, как живут те люди, для которых мы только кусок дерьма, прилипший к подошве. И почему вы – умница и красавица вдруг начали разглядывать это дерьмо под лупой…

- Хватит, - оборвала его Харлин, - я не нуждаюсь в психотерапии. Ваш великолепный бунт быстро утих, да и вряд ли продлился бы долго, когда его лидер отсиживается в лечебнице… Да какой из вас лидер? Обиженный на весь мир недолюбленный и обозлившийся ребенок. Взрослые люди способны справиться с негативным опытом, а не пускаться во все тяжкие при любой кризисной ситуации…

Харлин рассердилась на саму себя за излишне эмоциональную речь, заставившую даже скучавшего охранника оторвать свое внимание от созерцания кафельного пола. Однако на Артура ее слова не произвели ожидаемого эффекта, он или, кем он там был, черт возьми, только еще шире улыбнулся.

- А вы, наша маленькая мать Тереза, готовы одарить своей любовью недолюблнных детей и пригреть их на своей идеальной благочестивой груди? – нараспев произнес он.

Харлин нервно задернула халат, выключила диктофон и резко поднялась с места. Она судорожно швырнула на стол зажигалку, попавшуюся ей в кармане.

- Вы больше не придете, доктор Квинзел? – уже совсем другим, мягким и подавленным голосом спросил Артур.

Харли предпочла оставить этот вопрос без ответа.

========== Заговорщики ==========

Артур действительно боялся, что она больше не придет и оскорбленное самолюбие доктора Квинзел окажется сильнее сомнительного научного интереса. Однако через некоторое время (а время в Аркхеме понятие сильно растяжимое) его все-таки вытряхнули из пустой гулкой коробочки камеры и поволокли на прием.

Санитары удалились и захлопнули за собой дверь. Звуки закрывающихся засовов провозвестили некоторое количество блаженных минут в отсутствии цепких взглядов из-под насупленных гладких лбов.

В кресле напротив сидела женщина и, вопреки, ожиданиям, она оказалась вовсе не Харлин Квинзел. Артур не сразу догадался, что она здесь в таком же плачевном положении узника, потому что поверх пижамы был накинут белый медицинский халат. Женщина наблюдала за ним, уткнувшись лицом в ворот халата. Стоило ему занять свое место, она гостеприимно швырнула на стол пачку сигарет и зажигалку и взглядом приказала угоститься. Не предложила, а именно приказала.

- Здравствуй, Артур, - сказала она, - это из моих личных заначек, угощайся, - запоздало он связал эти слова с сигаретами перед собой, - ах, как чудесно пахнет этот халат, такой альпийской свежестью! Стирали бы они почаще нашу форму, а то от этой застарелой блевотины меня и саму начинает мутить…

- Кто…

- Мое имя – Лилиан, но мало кто меня так называет. Мне самой больше по душе Лин… или Лили… или просто Ли, - незнакомка сделала жест рукой, словно отдавала честь, - в любом случае мое имя безобразно длинное, а длинные имена… в них совсем нет красоты. Они напоминают убогий, обшарпанный и неповоротливый рейсовый автобус. Короткие имена звучат бодро и звонко. Как выстрел или удар плетью…

- Почему ты здесь? – прервал ее монолог Артур, не смотря на дружелюбный настрой женщины, испытывавший к ней необъяснимую неприязнь и вполне понятное недоверие, - где доктор Квинзел?

- О, наша дорогая доктор, похоже взяла выходной, потому что мы ее расстраиваем, - поделилась Ли, - и ты в том числе. Она возлагала на тебя большие надежды… Впрочем, об этом я и хотела с тобой поговорить…

- Как это позволили? – вырвалось у него, - за нами никто не…

- Я умею договариваться… с мужчинами, - подмигнула Ли, - нет на свете тех дверей, которые нельзя открыть при помощи вагины, - она засмеялась и смех ее скорее напоминал лай гиены, - о, я тебя смутила? Вряд ли ты в этом разбираешься, прожив всю жизнь с мамашей. Не говори только, что ты девственник…

- Лучше прожить всю жизнь с матерью, чем так гордиться своими гениталиями, - ощерился Артур. Женщина капризно надула губы и потянулась за сигаретой.

- Наконец-то у тебя прорезался голос, - констатировала она, - это приятно. Мне хотелось бы пообщаться с Джокером, а слюнтяя Флека оставь, пожалуйста, для доктора Квинзел. Собственно, к делу.

- Нет у нас с тобой никаких дел.

- Ты ошибаешься, дорогой, - Ли выпустила струйку дыма прямо Артуру в лицо, наклонившись низко над столом, так что ее грудь расплющилась по ее поверхности. Вероятно, будь у больничных пижам более глубокий вырез, сейчас женщина вполне выставила бы все скрытое грубой тканью напоказ, - ты же хочешь наружу? Подожди… у меня есть кое-что, - она порылась в карманах халата и извлекла смятый комок бумаги, который аккуратно, словно это был хрупкий древнегреческий папирус, двумя пальцами протянула Артуру. Артур недоверчиво вырвал бумагу из рук Ли и нетерпеливо развернул.

«Мы вытащим тебя отсюда. Друзья».

Артур перевел недоумевающий взгляд на женщину. Она с важным видом покивала головой.

- Ты просиживаешь штаны здесь, когда ты нужен Готэму. Он задыхается в своей гнили и ты должен вскрыть этот мерзкий нарыв. Ты для них герой и… они любят тебя. Они ждут тебя, - пламенно зашептала Ли, - однако… они не могут тебе помочь. Аркхем – неприступная крепость. Но есть кое-кто, кто способен вытащить тебя отсюда…

- Дай угадаю, твоя волшебная вагина?

Лин звонко рассмеялась, и в этот раз смех ее прозвучал совсем иначе; так смеялись скучающие девушки за барной стойкой, нуждающиеся в бесплатной выпивке от незнакомца. Маленькие хитрые паучихи, расставившие сети, для того, чтобы выловить если не мужей с приличным достатком, то хотя бы их кошельки.

- Увы, она не всесильна, - развела руками женщина, - но… я уверена, что это под силу доктору Квинзел.

- И зачем ей это делать? – Артур тоже закурил и даже сам улыбнулся от нелепости высказанной его новой знакомой идеи, - звучит, как бред полнейший.

- Затем, что влюбится в тебя до безумия, - холодно и монотонно произнесла Ли и голос ее звучал очень серьезно и уверенно, словно она уже давно продумала и подготовила этот план, - я полагаю, что она уже выдвинула теорию о том, что ты страдаешь раздвоением личности. К несчастью, малышка, слишком мало понимает в психиатрии и, вероятно, не была лучшей студенткой в колледже. Однако, мы можем дать ей желаемое. В этой партии я бы поставила на Артура Флека. Джокер слишком пугает ее, он иррационален и непонятен… А вот бедняга Артур прост как пять копеек… хороший добрый парень, которого довела жестокость окружающих. Жалкий и бесполезный, беспомощный и одинокий. Ты даже не представляешь себе насколько сильно женщины любят подобрать из грязной лужи какого-нибудь уродца и носиться с ним всю оставшуюся жизнь. Спасать, помогать… терпеть побои, унижения, вместе купаться в грязи. О…

- Хорошо, ты это все придумала, - нетерпеливо перебил Артур, - но какую ты получишь от этого пользу?

- Вы вдвоем устроите здесь заварушку на пути к свободе, а я… - Лин хищно облизнула губы, - а я буду пожинать плоды и вполне найду чем поживиться. Да и на тебя у меня еще есть кое-какие планы… Ну же, не кривись. Это все вполне реально осуществимо. За время наших сеансов с мисс Квинзел она ничего не смогла узнать про меня, зато я… вижу ее насквозь. Она же хотела сенсацию – она ее получит.

Артур затушил окурок о край стола и решительно поднялся с места.

- Я хочу вернуться в камеру, - сказал он.

- Подумай над моим предложением, - бросила следом Ли, - и рада была знакомству.

Комментарий к Заговорщики

Тут есть кто живой? Читатели, вы существуете? ;(

========== Войти в Аркхем и не выйти ==========

Харлин вернулась в Акхем только через несколько дней, на протяжении которых девушка вела невыносимую внутреннюю борьбу с самой собой. Полыхающие амбиции столкнулись в равносильном поединке со здравым смыслом и все-таки одержали нелегкую победу. Девушка готова была бросить свою затею и отправиться на поиски материала куда-нибудь в другое место, но поняла, что совершенно не готова отступить, проделав довольно долгий и местами весьма мучительный путь.

И все-таки внешняя невозмутимость стоила Харлин больших трудов. Она щелкнула диктофоном, раскрыла свой блокнот, деловито полистала личное дело, словно выполнение этих каждодневных ритуалов способно было восстановить ее уверенность в себе и собственной правоте.

Артур казался миролюбивым, он курил принесенные Харли сигареты и увлеченно разглядывал алюминиевый квадрат лампы под потолком. Девушка тоже бросила туда взгляд и почему-то подумала о том, что для узников Акхема лампы дневного света – это в принципе единственная возможность видеть этот самый дневной свет, пусть такая фальшивая и суррогатная. Тюремных заключенных хотя бы выводят на короткую прогулку. Сумасшедших – нет.

- Доктор Томпсон в ближайшее время проведет с вами несколько тестов, - аккуратно начала Харлин, - чтобы подтвердить мою гипотезу… Появление суб-личности часто связано с потребностью человека в защитнике, в чувстве безопасности. Вероятно, вы создали Джокера, чтобы защитить себя и… если мы создадим для вас комфортную среду, то необходимость в нем исчезнет…

- Разве есть место еще более комфортное, чем Аркхем? - откликнулся Артур, и в его голосе не прозвучало не иронии, ни грусти. Сухая констатация факта. - И что будет, если вам удастся меня вылечить? Меня выпустят отсюда?

Харлин сглотнула неприятный вставший в горле ком. Она растерялась, и ей почему-то вдруг стало невыносимо стыдно. Такого жгучего стыда она, пожалуй, никогда в жизни не испытывала.

«Я напишу отличную книгу, а ты так и останешься гнить здесь» - ответила она про себя и стала судорожно подбирать слова, чтобы вслух смягчить эту правду.

- Боюсь, что нет, но условия станут значительно мягче, - залепетала она, - будет меньше лекарств, групповая терапия, возможность посмотреть телевизор, вероятно, даже прогулки…

Артур пристально посмотрел Харлин в глаза, окончательно растоптав ее жалкие попытки оправдать себя.

- И никакой надежды на второй шанс?

Харлин прикусила губы, надеясь, что мимолетная боль отрезвит ее и поможет собраться с мыслями. Она не могла понять, почему настолько сильно выпустила из рук поводья контроля над ситуацией. Ей по-детски хотелось вскочить с места и убежать, хлопнув дверью, но под прицелом этого взгляда, она не могла даже толком пошевелиться.

- Мне жаль, но… - ватными губами промямлила девушка.

- Вы же видите, что я не такой. Я не смог бы убить человека. Вы верите мне, Харлин? – она вздрогнула от упоминания собственного имени, как удара плетью, - я так раскаиваюсь за это… не знаю, что на меня нашло. Я все время об этом думаю… Но это все он. Он заставил меня сделать такие ужасные вещи…

Его голос дрожал, а глаза стали влажными. Харлин показалось, что он сейчас заплачет и, повинуясь минутному порыву, она неуверенно погладила Артура по растрепанным волосам. Сейчас эта робкая почти материнская нежность была самым лучшим, на что она была способна.

Она закончит сеанс и вернется в свою роскошную квартиру в прекрасном районе Готэма. Заварит себе ароматный кофе, примет горячий душ или ванну, потом облачившись в легкий шелковый халат, ткань которого так приятна для тела. Она будет заниматься сексом с Шоном, ходить с ним на бессмысленные скучные приемы, пить хорошее вино и односолодовый виски, наряжать рождественскую елку и резать индейку за праздничным столом у родителей. Она напишет отличную книгу об этих несчастных ласточках с поломанными крыльями, томящихся здесь, и будет раздавать автографы на презентации, для которой уже подобрала хорошее платье. Она будет есть вкусную еду, гулять в парке, ездить на море в отпуск и наслаждаться жизнью. Полноценной, счастливой и сытой. Любимой и востребованной, защищенной и уверенной в завтрашнем дне. Просто потому, что ей повезло больше, повезло родиться в обеспеченной семье, получить все необходимое для полноценного развития и существования. Ей повезло приходить в Аркхем пару раз в неделю только для того, чтобы из своего уютного благополучного мирка заглянуть в замочную скважину безумия.

Был бы Артур другим, если бы ему повезло больше? Бесспорно, если бы мир не обрушивал на него такое количество сокрушительных ударов, решился бы он на отчаянные и жестокие действия, на убийство? Кем он там хотел быть? Комиком? Выступал бы в маленьком клубе в интеллектуальном квартале, собирая неплохую аудиторию, шел бы после этого в уютную квартиру к жене и детям. Харлин почему-то представила его именно таким, с сигаретой в тонких пальцах, в черной водолазке, с зализанными назад волосами и, вероятно, его жену, приходящую на каждое выступление, такую маленькую худенькую женщину за ближайшим к сцене столиком, или полную и пышащую здоровьем, не важно. Таким он был бы, если бы был здоров. Если бы был здоров этот мир.

Вероятно, они бы даже познакомились при других обстоятельствах; Харлин притащил бы на выступление какой-нибудь приятель, ценитель местного стенд-апа, она бы пила коктейль за коктейлем и до боли в животе смеялась бы над шутками Артура. Шутками, не предполагающими убийств и кровопролитий.

Все это время, задыхаясь от этих мыслей, Харлин продолжала гладить Артура по голове. Осознав, что это продолжается уже достаточно долго, она испуганно отдернула руку.

Он смотрел на нее и его серо-зеленые глаза как рентгеновский аппарат просвечивали девушку насквозь. Хотя для того, чтобы догадаться о ее невеселых рассуждениях, совершенно не требовались таланты к чтению мыслей – абсолютно все было написано на ее лице.

Жалость. Сострадание. Чувство вины.

«Мне повезло больше».

- Я верю, что вы неплохой человек, Артур, - сказала она, чтобы избавиться от повисших в воздухе неловкости и напряжения, - и постараюсь помочь вам, чем смогу…

Богомолу тоже чертовски повезло в жизни. Но умница и красавица Лилиан собственными руками разорвала на части легкую пелену сомнительной идеальности своего мира. Что ей двигало? Неужели ей было так скучно в золотой клетке? Свинцовая тяжесть обстоятельств не пыталась выдавить из нее душу. Почему ей было сломаться? Почему? Почему? Почему?

«Помогу, чем смогу» - передразнила Харлин сама себя и почему-то подумала о том, что, вероятно, вдвоем, они бы могли справиться с двумя охранниками и двумя санитарами. Артур очень худой, но в нем сидит напряженная сила его безумия и ярости. Он запросто справится с этими рослыми амбалами. У Харлин в сумочке есть перцовый баллончик, подаренный Шоном, когда она начала посещать Аркхем. Она угостит перцем охранников. Они выбегут из комнаты в коридор, там в конце есть пожарная лестница, по ней можно добраться до парковки, проскочить мимо охраны… И он будет свободен. Он получит второй шанс. Уехать, сменить имя, начать все сначала в каком-то другом месте.

Вот единственная реальная помощь, которую она может оказать.

Харлин испугалась собственных мыслей.

«В каждом из нас есть уголок тьмы, - радостно подхватывает в ее голове голос Лилиан, - и во мне и в тебе!».

Нет, - попыталась поспорить с ней Харлин, - нет во мне никакого уголка тьмы. Я всего лишь хочу помочь ему. Я думала о побеге, исключительно из благородных побуждений…

И откуда в тебе вдруг столько благородства? Всю жизнь думала только о том как комфортнее устроить в жизни свою задницу.

Мне так его жаль. Он выглядит очень хрупким и поломанным. Его избивали, унижали, а теперь засунули сюда. Разве можно так поступать с человеком и хотеть, чтобы он после этого оставался добрым и хорошим как прежде? Его никто никогда не любил, даже мать. О нем никто не заботился…

- Доктор? – голос Артура вырвал девушку из пучины мучительных споров с собой и она поняла, что уже долгое время сидит, уставившись в одну точку. Было так тихо, что можно было различить дыхание санитара у двери и тихое пощелкивание катушки в диктофоне.

- Продолжим в другой раз, - пробормотала Харлин, суматошно сгребла вещи в сумку и пулей выскочила из кабинета. Она добежала до туалета, проклиная каблуки туфель, эффектные внешне, но совершенно неудобные для ходьбы и бега и выкрутила кран с холодной водой.

Ее отражение в зеркале выглядело ошарашенным и потерянным. Волосы растрепались от бега и выбились из прически, глаза за толстыми стеклами очков стали мокрыми от слез. Она сделала глубокий вдох и начала судорожно пить ледяную воду.

Что за чертовщина с ней происходит? Может быть, проводить сеансы в защитной маске, чтобы случайно не заразиться безумием от пациентов?

Такими темпами не ее подопечные, а она сама станет главной сенсацией собственной книги. Даже название пришло на ум само собой:

«Войти в Аркхем и не выйти».

========== Урок второй. ==========

Артуру не стоило большого труда догадаться, что доктор Квинзел вряд ли устроит прием на следующий день. В кабинете его опять поджидала Лин и ему оставалось только удивляться свободному хозяйскому положению, которым эта особа пользовалась в Аркхеме.

Женщина сидела на столе, закинув ногу на ногу, и вальяжно курила. При его появлении, она подтолкнула к нему один из неудобных жестких стульев.

- Что тебе нужно?

Артур обернулся на закрывшуюся у него за спиной дверь. Вряд ли кто-то выпустит его до того, как Лин даст на это добро.

- Хотела узнать как прошла ваша беседа с доктором Квинзел, - растягивая слова ответила Лин и потянулась, словно сонная кошка. Она протянула Артуру пачку сигарет, но в этот раз он решил не вестись на ее подачки. – И как там поживает наш план…

Артур замялся. Ему не хотелось признаваться ей в том, что он действительно начал постепенно приводить его в исполнение, конечно, по мере возможностей. Удивительно, но он даже был немного горд собой и своими внезапно открывшимися актерскими способностями; горд тем, как старательно разделял все свои мысли, слова и поступки на две аккуратных кучки – страдалец-Артур и маньяк-Джокер. Это была очень интересная задача, когда личность Джокера так тонко вплелась в его собственную, вросла, словно побег омелы, паразитирующий на дереве носителе и обменивающийся с ним ДНК.

Лин как-будто читала его мысли.

- Знаешь, в чем главный фокус? – спросила она, - человек с раздвоением личности никогда не осознает, что у него раздвоение личности. Только эту главу в учебнике наша малышка, вероятно, пропустила. Тс! – Ли приложила палец к губам, - не вздумай ей рассказать.

- Умничать – это твоя привилегия, - откликнулся Артур, - ты, поди, тоже на психиатра училась?

Лин гордо поправила белый халат, накинутый на плечи и гордо задрала нос.

- Я определенно образованнее тебя, - заявила она, - и обладаю большим опытом в… разных сферах. Собственно…

- Только избавь меня от демонстрации твоей чудодейственной вагины, - буркнул мужчина и все-таки уселся на стул. Он начинал уставать от разговора с этой особой, ее самодовольного и напыщенного тона. Из всех обитателей Аркхема она оказалась самой отвратительно-навязчивой.

- Даже не знаешь от чего отказываешься! – Лин залилась своим противным гееньим смехом, - и все же, к делу.

Артур тяжело вздохнул и страдальчески закатил глаза. В нем боролись неприязнь к этой женщине, желание вернуться в камеру и посидеть там в тишине, вместо бессмысленных и нелепых планов побега с участием доктора Квинзел, и в тоже время хрупкая надежда на то, что выбраться отсюда все-таки реально.

Мир снаружи бурлит и волнуется, готовый взорваться в любую минуту. Он наполнен жизнью, вкусами, запахами и звуками, всем тем, чего лишены стерильно-пустые коридоры Аркхема. В нем льются потоками слезы, слизь и кровь сливаясь в одну бесконечную реку времени.

Он должен быть там. Среди этого безумного карнавала, среди людей в клоунских масках.

- Ты успешно справился с первым пунктом, - оторвала Лин его от собственных мыслей, - от жалости до любви меньше полушага. Однако, чтобы рыбка плотно села на крючок, нужно дать ей обещание того, что она получит в итоге…

Артур недоумевающее посмотрел на женщину, которая хищно облизнула губы.

- Она должна понимать, ради чего все это делает, - пояснила она, - ну что ты так смотришь на меня? Не строй из себя клинического идиота…

- Это не сложно, когда ты в клинике и все тебя таковым считают, - отозвался Артур. Лин улыбнулась, ей определенно доставляло удовольствие получать язвительные ответы больше чем недоумение или согласие. Она быстро спрыгнула со стола и, прежде чем Артур успел как-то отреагировать, плюхнулась к нему на колени.

Он совершенно не был к этому готов и почувствовал себя глупым смущенным мальчишкой подглядывающим в окно напротив на взрослую, переодевающуюся соседку. От ощущения тепла ее тела так близко, запаха, щекочущихся взлохмаченных волос, закружилась голова.

- Урок второй, - шепнула Лин ему на ухо, заставив вздрогнуть от прикосновения ее горячего дыхания, - биохимия. С этого крючка рыбка точно никогда не слетит. Если она будет изнывать от желания, то побыстрее вытащит тебя отсюда туда, где не будет такого количества лишних глаз… Это элементарно – желаннее всего то, чем не можешь обладать…

- Ты меня ни с кем не перепутала? – перебил Артур.

- Ну… - потянула Лин и внезапно выплеснула целую порцию яда, - ты, конечно, похож на сорокалетнего девственника с натруженной правой рукой. Я бы не купилась. Но захочешь выбраться из этой дыры – приложишь максимум усилий. Тебе будет намного легче, чем ей.

Лин еще плотнее прижалась к мужчине, вдавливая его в жесткую спинку стула. Ее холодные глаза подернулись легкой мутной планкой, а на губах заиграла колючая, хищная улыбка.

- Ты же думаешь о ней, оставшись один в камере? – медленно, растягивая слова на слога, заговорила женщина, - она хороша, да? Такие женщины на тебя никогда не обращали внимания, и даже смотреть в твою сторону брезговали. А она сидит и хлопает своими голубыми глазами, слушая твои жалобы… обиженно надувает пухлые губы. У нее аппетитный большой рот, я думаю, вместительный…

Жар ее дыхания обжигал щеку, Лин была совсем близко. Она наклонилась к нему, словно хотела поцеловать, но в последний момент резко отстранилась, встала и отошла к столу.

Конечно, после этих слов и такого тесного физического контакта, Артур не мог собраться с мыслями. Он тяжело дышал и до боли сжал кулаки.

- Вот так, - развела руками Лин, - урок окончен.

========== Ночной гость ==========

После последнего сеанса и всплеска непривычных для Харлин эмоций, в этот раз она назначила прием Богомолу. Ей нужно было отдохнуть от собственных благородных порывов и вязкое болото сладких речей Лилиан как нельзя лучше подходило для этого.

- Ты какая-то помятая, - заметила она, с наслаждением пережевывая принесенный Харли шоколадный батончик, - у тебя что-то случилось?

- Нет, ничего, - буркнула Харлин, которая совсем не планировала идти на откровенность. Конечно, к концу приема она сломается и разговориться. Богомол каким-то образом умудрялась переводить разговор на нужные темы и завладевать любой ситуацией.

- Как проходят ваши встречи с Артуром Флеком? – Богомол хищно улыбалась. Харлин захотелось ударить ее со всей силы головой об стол, чтобы стереть с ее лица эту омерзительную насмешливость.

Вероятно, у стен в Аркхеме есть глаза и уши, способные подслушивать не только разговоры, но и мысли.

- Мы здесь, чтобы говорить о тебе, - процедила сквозь зубы Харли и щелкнула диктофоном. Кнопку заело, запись никак не хотела идти. Харли вытряхнула из магнитофона батарейки и потерла одну о другую, полагая, что вся проблема в них. Однако никакой пользы это не принесло. Все это время Лилиан жевала и внимательно следила за действиями доктора.

- Сломался, какая жалость! – прокомментировала она, - а вдруг именно сегодня я открою тебе страшную тайнутого, как пришла к такой жизни… Слушай, - она торжественно понизила голос, - темной ноябрьской ночью я спала в своем уютном доме с красивым садом, которому завидовали все соседи. Дверь скрипнула… и тень проскользнула в комнату. Тень стояла над моей кроватью, пока я спала. Я почувствовала чье-то присутствие и проснулась. Тогда… он ушел. Но он приходил еще много раз и просто стоял… Это сводило меня с ума, но никто мне не верил. Друзья, полиция… Я поменяла все замки в доме, но ночной гость как-то пробирался внутрь.

- Это правда? – оживилась Харлин.

Лилиан издала звук средний между смешком и хрюканьем, означавший в ее случае крайнюю степень удовольствия.

- Я долго собиралась с силами, - продолжала Лилиан, - я купила пистолет и держала его под подушкой. Я понимала, что могу помочь себе сама… И… я наконец-то решилась. Я прикинулась спящей и дождалась его прихода. Я выпустила по нему целую обойму, а он… он только рассмеялся. И сказал мне: «Я Вельзевул. Я выбрал тебя». Он превратился в струю черного дыма, которая бросилась на меня и стала наполнять мои уши, нос и рот… и, конечно же мою… - Лилиан вдруг начала истерически хохотать, так, что Харлин уже начало казаться, что у нее тоже случился припадок ненормального болезненного смеха.

Лилиан успокоилась и вытерла рукой глаза, на которых от этого смеха выступили слезы. Харлин насупилась и отбросила в сторону ручку.

- Ты издеваешься надо мной, - констатировала она, - опять.

- Потому что мне действительно нечего тебе рассказать, а ты хочешь услышать классную историю, - с легким сожалением в голосе посетовала Богомол и поделилась холодно и немного раздраженно, - серьезно. Даже мне надоели наши сеансы. У меня постоянное ощущение дежавю. Ты сидишь здесь и ждешь, что я начну тебе рассказывать как меня насиловал отчим или демоны. Но отчима у меня нет, а демоны все здесь, - она постучала себя пальцем по виску.

- Тогда логично будет прекратить наши сеансы, - раздраженно сказала Харлин, - я тоже не вижу в них особого смысла…

Она хотела встать, но Лилиан ухватила ее за руку и заставила остаться на месте. Она наклонилась над столом и горячо зашептала:

- Детка, ты не услышишь лучшую историю, если не решишься сама ее написать. Ты тут сидишь такая правильная, такая чистенькая, но что там такое происходит в твоей белокурой головке? Ты не поперлась бы в Аркхем и не задумала бы все это, будь ты действительно такой, как тебе хочется думать. Тебе же невыносимо хочется сотворить что-то отчаянное и безумное, плюнуть в рожу собственной благополучной жизни. Может, хватит бояться? Я тебе помогу. Я тебя научу…

- Прекрати, - Харлин вырвала свою руку из цепкой хватки пальцев Богомола.

- Тебя же тошнит от всех этих физиономий вокруг, довольных и лощеных, от собственного отражения в зеркале тошнит. Твоя жизнь слишком идеальна и не имеет никакой ценности. Ты ничего не хочешь. Ты никого не любишь и не испытываешь ни к кому настоящей ненависти. Я бы давно удавилась от скуки…

- Не пытайся забраться ко мне в голову, - процедила Харлин, - ты меня не знаешь.

- Ошибаешься, - довольно потянула Богомол, - я вижу тебя насквозь.

Харлин резко встала с места, чтобы пресечь возможные попытки Лилиан ее задержать. Сердце бешено колотилось, отдавая в уши. Во рту пересохло, и сейчас она готова была бы выпить целое ведро воды, словно целые сутки блуждала под раскаленным солнцем по безжизненной пустыне.

- Харли! – крикнула ей вдогонку Богомол, - когда соберетесь сбежать из этой дыры, не забудьте взять меня с собой.

Ее голос эхом стучал у Харли в голове, она выскочила в коридор, даже не успев удивиться тому, что под дверью ее не дожидаются ни охранники, не санитары. Она прижалась спиной к холодной стене и спрятала лицо в ладонях.

Что эта чертовка себе позволяет? Она совершенно потеряла совесть и распоясалась, словно находится не в психиатрической лечебнице, а в приличном санатории. Харли была настолько зла и обескуражена, что железно решила, что этот их разговор был последним.

Это пустая трата времени. Несколько месяцев работы в пустоту.

Но закончить попытки докопаться до причины поступков Лилиан, значит смириться с пугающей мыслью, что каждого человека, вне зависимости от пережитых им страданий, может поглотить беспощадный демон безумия. Даже самых правильных, добрых и честных. Даже самых идеальных.

- Потерялась? Может тебя в палату отвести? – вырвал из пучины невеселых раздумий девушку чей-то голос. Она медленно убрала руки от лица и увидела двух амбалов-санитаров, с одним из которых относительно недавно имела конфликт. Они сопровождали Артура.

- Себя в палату отведи, - буркнула Харли и подумала о том, что стоило бы выяснить имя этого олуха и через Фреда устроить ему неприятности. Мелкие или крупные она еще не решила.

- Здравствуйте, доктор, - вежливо поздоровался с ней Артур. Она не нашлась, что ответить, кроме как неловко кивнуть.

Их появление застало Харлин врасплох. Она не хотела, чтобы ее видели такой – потерявшейся и расстроенной. Однако, попытка надеть на лицо маску уверенности и превосходства оказалась слишком жалкой.

Харлин оттолкнулась от стены, прижала в груди сумочку и пошла по коридору. Спиной она чувствовала взгляд Артура.

========== Провал. ==========

Конечно, Артур думал о докторе Квинзел и в этом Лилиан была совершенно права. Он боялся, что каждая сессия может стать последней, но при этом короткие встречи с Харлин потеряли свою важность. Она была с ним постоянно, занимая такое огромное место в его мыслях, что он почти физически ощущал ее присутствие. Холод пальцев, запах дорогих духов, проницательный взгляд кристально-ледяных глаз. И все же он ждал ее прихода. И она вернулась и он снова боялся лишний раз посмотреть в ее сторону.

Впрочем, не было необходимости тщательно разглядывать Харлин Квинзел, потому что перемена, произошедшая в ней была слишком очевидна. Она где-то растеряла всю свою напыщенную самоуверенность и теперь изо всех сил старалась этого не показывать. Она, бесспорно, была очень напряжена и ее слегка судорожные и отрывистые движения, когда она извлекала свои принадлежности, одергивала юбку и поправляла очки на носу, выдавали ее с лихвой.

- Я думаю, что целесообразно было бы начать сегодняшний сеанс с разговора о вашем детстве, - сухо заговорила она, пропустив приветствие, - если… вы ничего не имеете против.

- Как вам будет угодно, - легко согласился он и отметил, что их беседа в этот раз напоминала театральное представление. Каждый из них должен был отыгрывать отведенную ему роль, чтобы удовлетворить потребности скучающей в дверях публики состоявшей из одного охранника и одного санитара.

Харлин задумчиво почесала переносицу и еще раз зачем-то поправила очки.

- У вас есть положительные воспоминания о детстве? – спросила она.

- Я вообще очень плохо помню свое детство, - ответил Артур, - только какие-то моменты. Мы жили в какой-то халупе на окраине города, мать тогда нюхала кокаин и из-за этого постоянно мучилась от насморка, а мы с соседскими детьми нашли за теплотрассой полуразложившееся тело бомжа… Простите, - пробормотал он, заметив, как при этих словах поморщилась девушка.

Жалость – сказал в его голове навязчивый голосок Лин, - от жалости до любви меньше полушага.

Он действительно не мог выудить из памяти более-менее связных воспоминаний о том времени, поэтому вынужден был пуститься в импровизацию.

- Мамин ухажер терпеть меня не мог, - начал он, - когда он приходил к ней на свиданки, он запирал меня в ванной и выключал свет. Мне оставалось только сидеть в темноте и слушать их голоса, когда они… Однажды я отказался идти в ванную, тогда он заклеил мне глаза изолентой и примотал к радиатору на кухне. Мама так обожралась таблетками, что это зрелище ее совершенно не возмутило, а только позабавило… Я боялся, что пока сижу так, крысы, которые шныряли по дому сожрут мне лицо и руки…

- Боже, - вырвалось у Харлин, - это все так ужасно…

Кажется, разыгранная им сцена произвела нужный эффект. Глаза у девушки стали влажными, словно она вот-вот заплачет, а пухлые губы слегка дрогнули. Она накрыла его руку на столе своей рукой.

- Я даже не знала, что люди живут в таких условиях, - прошептала она, - и дети…

«Да, сучка, - злобно подумал он в этот момент, почувствовав такое же невыносимое негодование, как тогда, в студии у Франклина, когда этот самодовольный индюк потешался над ним перед миллионами телезрителей, - вспомни, как в это время тебя возили в частную школу родители, как собирали тебе бутерброды с арахисовым маслом, как гордились твоими жалкими успехами и сомнительными достижениями»

Конечно, сейчас ты посидишь с жалостливым видом, а потом закончишь сеанс и покинешь Аркхем, чтобы строчить в роскошной квартире свою идиотскую книжонку. Рассказывая миру, что бедный спятивший клоун ни в чем не виноват, это все тяжелое детство и не менее тяжелые обстоятельства. О, нет, крошка! Так легко ты не отделаешься. Ты вытащишь меня отсюда.

- Мне очень жаль, - тихо сказала Харлин, - тебе так тяжело пришлось…

Внезапный переход на другое местоимение подтверждал то, что в светлой головке доктора воцарился полный хаос и она полностью потеряла контроль над ситуацией.

Нельзя было упускать эту возможность.

Артур аккуратно погладил Харлин по руке и девушка даже не поспешила ее отдернуть.

- Я не смог окончить школу, - продолжал он, - потому что моя успеваемость не дотягивала даже до самой низкой планки… мне уже тогда приходилось ухаживать за матерью – побои отчима, алкоголь и наркотики сделали ее овощем. Она даже в туалет не могла сходить самостоятельно, все время лежала в постели, мочилась под себя и выла от ломки. Когда ее отпустило, меня уже отчислили… нужны были деньги, я работал грузчиком по ночам, мыл полы в забегаловке, а она… все писала письма Уэйну.

Нельзя упустить момент, когда следует остановиться и перейти к другому пункту плана. Как там сказала Лин? Биохимия? Здорово знать такие понятия, и, главное, уметь пользоваться ими в жизни.

Артур дотянулся до лица девушки и неуверенно коснулся ее щеки. Однако, эффект оказался неожиданным. Харлин дернулась, как от удара и резко отпрянула. Ее взгляд снова стал острым и внимательным, она словно очнулась ото сна. Руку со стола она тоже быстро спрятала в карман халата.

Повисла неловкая пауза. Харлин искала взглядом поддержки у охранника и санитара, но оба пялились куда-то в сторону, не проявляя никакого интереса к происходящему.

- Вы злились на мать за все это? – холодно и спокойно спросила доктор.

Артур растерялся. Он не знал, как продолжать этот разговор, ошарашенный тем, что потерял возможность контролировать эмоции собеседницы. Дальнейшие сентиментальные речи могли только усугубить ситуацию. Наружу неминуемо просился Джокер, которому надоело размазывание собственных соплей по милой физиономии Харлин и хотелось добавить немного иронии своему глупому положению.

- А вы бы задушили подушкой человека, не вызывающего у вас злости? – откликнулся он, отыскав сомнительный компромисс.

- Да, верно, - кивнула Харлин, - я бы… наверное, поступила также.

- Вам повезло, что вы ничего не знаете об этом.

Конечно, ей повезло - никогда до своих глупых визитов в Аркхем, не спускаться в этот маленький адок. Судьба ее вообще берегла и вела самой лучшей из возможных дорог.

Однако, любое везение имеет свойство однажды кончаться.

Он растерялся и не знал, что говорить дальше. Харлин, вероятнее всего, тоже. Поэтому они какое-то время бессмысленно смотрели друг на друга, каждый занятый своими мыслями. И, внезапно, Артура осенило.

- Вы можете мне помочь, доктор, - понизив голос сказал он. Харлин изумленно захлопала глазами, в миг растеряв с таким трудом обретенную уверенность в себе, - вы можете достать что-нибудь… какой-нибудь смертельный препарат. Моя жизнь была такой жалкой, но… хуже этого заключение здесь. Лучше…

Идеально! Рыбка проглотила наживку вместе с крючком – ее глаза снова влажные, а руки дернулись в неловком движении в его сторону. Посмотрите только на эту маленькую мисс Сострадание. Ее щеки налились краской, потому что ей безумно стыдно от того, что она ничем не может помочь, кроме как прекратить страдания заблудшей и несчастной души…

- Простите, - пробормотала Харлин и встала с места, она даже забыла свои принадлежности, оставшиеся на столе. Артур не имел права дать ей уйти, он догнал ее и ухватил за руку. Еще мгновение и доктор оказалась в его объятиях. Все происходило слишком быстро, чтобы ее молчаливая свита успела как-то среагировать или помешать.

Тепло ее тела через тонкую ткань одежды, сбивчивое дыхание, аромат духов и кожи ударили Артуру в голову. Он почувствовал себя зверем, готовым растерзать бедную маленькую овечку, сожрать ее вместе со всеми потрохами.

- Артур, - пролепетала Харлин. Вероятно, она и сама понимала, как ошиблась. Сейчас он не был робким и стеснительным бедолагой Артуром Флеком, он был Джокером. Джокером, которого веселил ее первобытный страх; Джокером, который в его снах распиливал ее красивое тело на две половины, чтобы продемонстрировать этой самодовольной кукле, что она ничем не лучше других и внутри у нее те же самые кишки и сухожилия.

В следующее мгновенье две пары рук уже скрутили его и оттащили в сторону, а несколько звонких ударов по лицу быстро вернули Артуру трезвость мыслей. Квинзел не пыталась вмешаться, а лишь молча наблюдала за этим со стороны.

Она не выглядела вдохновленной или возбужденной, скорее испуганной. И уж точно не походила на томно прикрывающую глаза и прижимавшуюся к нему Лилиан.

«Это полный провал» – с досадой констатировал Артур про себя. Впрочем, у одной из его личностей все-таки должно получиться добиться любви и обожания Харлин Квинзел. А вместе с тем и трудной, но такой желанной дороги на свободу.

Комментарий к Провал.

Мяу :3

========== Осколки ==========

«Какого черта?!» - множество раз повторяла про себя Харлин с разными интонациями. Она была зла, взволнована, испугана и взбудоражена, поэтому вымещала злость на собственных волосах, которые неистово терла под горячими струями воды. Дойдя до крайней точки кипения, она выкрутила ручку и оказалась под градом ледяных капель.

Холодный душ потихоньку возвращал ей ясность мыслей.

«Какого черта он себе позволяет, - продолжала она, - неужели я дала повод думать, что можно ко мне лезть!?»

Впрочем, злилась она все-таки не на Артура, а на саму себя - со странным воодушевлением воспринявшую их внезапных тесный тактильный контакт. Ей было… приятно? И, пожалуй, чертовски интересно. Интересно, потому что он был совершенно непредсказуем и непонятен для нее, тогда как действия большинства окружавших ее людей можно было предугадать без способностей к предвидению будущего. Они выполняли ряд одинаковых каждодневных ритуалов, с точностью часового механизма. Артур же мог быть печальным Пьеро, рассказывающим об ужасах своей биографии, а потом опасным убийцей Джокером, тонким льдом, прогулка по которому могла в любой момент закончится смертью. Он был… опасен. И в этом было что-то прекрасное.

Это какая-то странная вариация Стокгольмского синдрома, - оправдывалась Харлин, - еще идиотские речи Богомола… Такими темпами можно оказаться с ними в соседней палате.

Пора придумать и себе какой-нибудь глупый псевдоним, - мрачно усмехалась она, но в голову не приходило ничего хорошего. Может быть, Доктор? Нет, это слишком претенциозно и скучно. Господи, да о чем же она думает в конце-концов!

Харлин замоталась в полотенце и выскользнула из душа, когда в дверях ей встретился Шон.

- О, не хочешь поразвлечься в душе? – обрадовался он, рассчитывая на быстрый, но качественный вечерний секс. Конечно, им нужно снять напряжение, накопившееся за день. Это вполне разумное решение каждодневной проблемы с потребностями организма. Однако, нужно не забыть уточнить Шону, что потребности Харлин видоизменились и теперь перед соитием, ему стоит надеть красный костюм и нарисовать себе клоунский грим.

Самобичевание достигло болезненного пика. Харлин не знала что ответить, и, молча юркнула в комнату и забилась в уголок дивана. Шон постоял на месте какое-то время, прежде чем уселся рядом с ней.

- Ты чем-то обеспокоена? – поинтересовался он, - проблемы на работе?

- Нет, я просто очень устала, - соврала Харли, даже не представляя себе как сформулировать правдивый ответ на этот вопрос. Правдивый, чтобы не лишиться одним махом всех благ своего существования в лице Шона и не очутиться в Аркхеме уже в качестве пациентки.

«Стокгольмский синдром – это нормальное явление, - стала убеждать она саму себя, - не нормальное, конечно, но… распространенное». Ее всего лишь не обошла стороной холодная и расчетливая правда статистических данных случающихся случаев. Она не стала исключением.

Но это же бред полнейший! Как подобное вообще могло приключиться именно с ней? И по отношению к этому человеку… В нем нет абсолютно ничего того, что она ценила в мужчинах – надежность, показательную брутальность, уверенность в себе… Он жалкий невротик с печальной судьбой, не вызывающий ничего, кроме скупого сострадания. Она даже красивым бы его не назвала – выглядит старше своих лет, тощий, словно фонарный столб, жилистый и иссушенный, бесцветные глаза все время бегают, эти ужасные лохматые брови и немытые волосы. Другое дело – Шон, «прекрасный самец» - подкачанный, аккуратный, правильный. Правильный, черт возьми!

«Да эта сучка Богомол все-таки залезла в мою голову» - мрачно констатировала Харлин.

- Может тебе оставить все это? – с тревогой предположил Шон, наблюдавший со стороны ее внутренние терзания, - это плохо на тебя влияет, - с заботой добавил он и погладил девушку по плечу. В этом жесте не было никакого эротического подтекста, он был полон любви и покровительства. Почувствуй себя спокойной и защищенной. Для этого он здесь. Шон, конечно, не слишком умен, но он внимателен и не примечает перемены ее настроения. Глупо предполагать, что он не беспокоится из-за странностей, происходящих с Харлин. Как же это мило!

Вот они здоровые и адекватные отношения – стабильность, спокойствие, взаимопонимание. Почему глупая человеческая натура всегда стремиться к чему-то противоположному, к тому, чего у нее нет, даже если оно хуже того, чем удалось обзавестись…

«Желанее всего то, чем никогда не сможешь обладать». Откуда… Откуда эти слова?

Харлин поймала руку Шона и потерлась о нее щекой, словно доверчивая маленькая зверушка, позволившая себя приручить.

Нужно остановиться, пока не стало слишком поздно.

Шон отстранился и ушел на кухню. Через какое-то время он вернулся с бутылкой и двумя бокалами, которые он наполнил темным, как кровь крепленым вином.

- Тебе нужно расслабиться, - нежно проговорил он, протягивая Харлин бокал, - это поможет.

Харлин сделала несколько неуверенных глотков.

- Пожалуй, ты прав, - сказала она, чувствуя, как алкоголь ударяет в голову и развязывает язык, - я зря ввязалась во все это. Не помню с чего я вообще решилась написать эту книгу… Но все бесполезно. История Лилиан слишком запутана, история Артура слишком проста и печальна…

В ответ на недоуменный взгляд Шона ей пришлось пояснить:

- Лилиан – это Богомол. А Артур – тот сумасшедший клоун Джокер. Да, представь, у маньяков тоже когда-то были простые человеческие имена и нормальные жизни.

- Вряд ли ты сможешь разгадать их, пока не станешь такой же, как они, - внезапно выдал Шон. Харлин подавилась вином и изумленно захлопала глазами.

- Прости, что…

Шон встрепенулся. Конечно, он этого не говорил, но девушка готова была поклясться, что отчетливо слышала эти слова.

- Тебе больше не стоит туда ходить, - заявил Шон, - я уверен, что ты найдешь другую идею для книги…. Или просто напишешь об этом опыте. Это тоже интересно.

- Интересно? – откликнулась девушка. Она поставила бокал на журнальный столик и положила голову на широкую, приятно пахнущую дорогим одеколоном грудь Шона. Мужина запустил пальцы в ее мокрые волосы, распутывая перемешавшиеся пряди.

- Извини, но нет. Это не интересно, - вдруг признался Шон и в этот момент его голос звучал очень холодно и отстраненно, - эти люди больные уроды и какая разница, что сделало их такими? Разве что-то вообще может оправдать убийства, жестокость, каннибализм? Как бы тяжело им не пришлось. У всех бывают трудности в жизни, но это же не повод так поступать…

Как же вы жестоки и самодовольны, идеальные люди! – с досадой подумала Харлин. А что будет, если она сломается, совершит что-то ужасное? На нее тоже поставят клеймо неприкасаемости, упекут в Аркхем и предпочтут не вспоминать о ее существовании? Друзья и родственники при случайном ее упоминании будут стыдливо отводить глаза и отрицать всяческие связи с ней.

Она вспомнила печальные истории, рассказанные Артуром накануне, и внутри всколыхнулось невыносимое чувство жалости и негодования на Шона. Харлин отчаянно захотелось его ударить – за его жестокость, его равнодушие к чужой боли.

- Ты не прав, - как могла спокойно сказала она, - нам просто повезло больше…

- А твоя Паучиха? Она же девочка из хорошей семьи, благополучная, обеспеченная, - Харлин удивилась тому, насколько много о ее работе оказывается знал Шон. Он вроде как не мог запомнить прозвища ее подопечной, а тут блеснул познаниями в ее биографии, – и ее уж точно ничего не оправдывает…

- А Артура? – вырвалось у нее, - его ты можешь оправдать? Его били, над ним издевались, даже его мать…

- Ого, как ты пламенно его защищаешь, - подловил ее Шон, - с чего бы это вдруг? Ты, детка, никогда не отличалась особенным состраданием к окружающим. Напомнить тебе, как презрительно ты кривишься, если видишь на улице бездомного или бродячую собаку? Как переключаешь канал, если в передаче новостей рассказывают об упавшем самолете или наводнении…

Харлин отстранилась. Она не узнавала Шона. Или просто не знала и не хотела знать, довольствуясь их довольно поверхностными удобными отношениями.

- И вдруг ты оправдываешь жестокого убийцу, - продолжал Шон, - почему? А я скажу тебе почему. Роль матери Терезы тебе абсолютно не идет, да и выходит из рук вон плохо. Просто у тебя зачесалось в одном месте и крепкий здоровый член уже не способен утолить этот зуд. Тебе хочется унижения и боли. Потому что ты зажралась и бесишься от скуки…

- Заткнись! – заорала Харлин и резко обрушила бутылку на голову Шона, - заткнись, заткнись, заткнись! – повторяла она, нанося все новые удары, пока его голова не превратилась в кровавое месиво из осколков и ошметков плоти.

Осознав, что натворила, девушка закричала и закрыла глаза, как в детстве пытаясь проснуться после кошмара. Боль от распоротых стеклами пальцев постепенно возвращала ее к реальности.

Когда она открыла глаза, она обнаружила себя в ванной, перед разбитым зеркалом. Она нервно принялась перебинтовывать руку.

- Харлс! – постучал в дверь Шон, - ты там в порядке?

Харлин выскочила из ванной и закрыла за собой дверь. Шон недоумевающее посмотрел на нее и, конечно, от его внимания не скрылись свежие бинты и сильная дрожь, бившая девушку.

Он держал в руках телефонную трубку, которую протянул Харлин.

- Тут Джеймс звонит, - сказал он, - ты…

- Я поговорю с ним, - кивнула девушка и взяла у него телефон. Конечно, ее мысли были заняты другим: как объяснить Шону разбитое зеркало и руки и вообще все происходящее с ней наваждение.

========== Трансформация. ==========

Она не пришла. Артур ждал ее в среду (предположительно, потому что он давно перестал различать дни недели), в четверг и в пятницу, но ее не было. Каждый раз, когда безрадостные санитары открывали дверь, чтобы подтолкнуть к нему поднос с омерзительной безвкусной едой или конвоировать его для ржавой душевой, сердце начинало стучать чаще в слабом проблеске ложной надежды.

Противный голосок в голове, отдаленно напоминавший интонациями Лин твердил:

Это все из-за тебя. Ты виноват. Она больше не придет.

Артур сбил в кровь костяшки пальцев, бессильно вымещая свою отчаянную злость на светлом кафеле больничных стен. Из-за томительного ожидания у него начало создаваться ощущение, что камера стала еще меньше, чем была и эти невыносимые стены сужаются с каждым днем. Вероятно, он даже был бы рад подобному исходу, в красках представляя себе, как с хрустом ломается металлическая кровать, а за ней и его собственные кости и черепная коробка, как кафель багровеет от крови и размазанных по нему мозгов.

Если это единственная возможность заставить замолчать проклятый голос – пожалуйста. Что угодно, лишь бы не слышать эти невыносимые слова.

Господи, какая нелепость! Как он вообще мог довериться ядовито-сладким речам Лин и совершить жалкие попытки реализовать ее изначально обреченный на провал план? Она надсмехалась над ним. Вероятно, провернув эту чудовищно жестокую шутку, женщина предпочла больше не попадаться ему на глаза, опасаясь расплаты. Сейчас она сидит в своей палате или (что она там делает, с ее то привилегиями здесь?) пьет чай с санитарами и громко смеется над ним своим гиеньим смехом, противным и высоким. Она великолепно позабавилась, разнообразив, свою однообразную жизнь в Аркхеме и заодно совершив, бесспорно, самое ироничное действие на свете – пошутив над шутником.

Какой из тебя Джокер? Что ты вообще возомнил о себе, маленький жалкий человечишка? Ты думал, что достаточно выбить мозги паре уродцев, станцевать перед публикой танец торжества и перед тобой распахнуться двери нового прекрасного мира. Мира, в котором ты больше не будешь жертвой, а выйдешь на тропу охоты и войны? Что такие удивительные превращения и перемены происходят так легко? Очередная нелепая иллюзия.

- Заткнись, заткнись, заткнись, - одержимо бормотал он, на этот раз, ударяясь уже головой о холодную поверхность стены, - заткнись, заткнись, заткнись!

Все вокруг уже поняли, что Джокер – пустышка-однодневка, красивый всплеск конфетти, уже через день ставший пестрой мусорной чепухой под ногами. Сколько времени понадобится, чтобы тебя забыли? Месяц? Два? Или никто уже не помнит о недавней сенсации? Клоунские маски наполняют мусорные баки. А ты будешь расплачиваться за все это, и гнить здесь до конца своих дней, пока крысы не сожрут твое лицо и не обглодают кости.

Ты бесполезный бедняга Артур Флек и тебе никуда не деться от себя, своей дурацкой истории, полной отвращения и жалости. Пожалуй, осознание этого факта – худший из ударов, который жестокий мир мог нанести тебе.

Впрочем, у тебя есть небольшой шанс исправить положение.

Дверь со скрипом открылась, и в камеру зашел санитар, как ни странно, в этот раз он был только один. Похоже, даже персонал больницы перестал верить в опасность сломленного духом пациента. Незваный гость бесцеремонно швырнул на кровать поднос с невнятной бесцветной жижей.

- Если хочешь разбить себе голову, поторопись, - прокомментировал он, - не переводи деньги налогоплательщиков.

Артур хотел что-то ответить, но внезапный приступ смеха заставил его согнуться вдвое и ухватиться за стену, теряя равновесие. Стоило отдать должное огромным дозам препаратов, которыми его пичкали – приступы стали происходить очень редко и значительно сбавили свою силу. Но сейчас что-то пошло не так: смех рвал его на части, вырываясь откуда-то из глубины, словно раскаленная лава, уничтожая все на своем пути. Этот отчаянный, пугающий смех наполнял комнату, отражаясь от ее гулких стен.

Санитар устало закатил глаза и двинулся к нему, на ходу поднимая повыше электрошокер.

Убей его, - скомандовал голос в голове.

Артур и сам не успел понять, как направленный на него электрошокер вдруг оказался отброшенным в сторону. Он все еще смеялся, когда схватил с кровати поднос, сметя на пол лежавшие на нем еду и пластиковые приборы. Он все еще смеялся, когда осатанело наносил удары одним за другим по скорчившемуся на полу телу. Светлая форма персонала покрылась рябью алых пятен.

- Переводить деньги налогоплательщиков – это зарплату платить таким олухам, как ты, - прошипел Артур охрипшим после смеха голосом. Он отбросил поднос в сторону и снял с пояса санитара связку с ключами.

Дверь камеры была открыта. Ее зияющая пустота звала отправиться в удивительное путешествие. И вовсе не нужна для этого сомнительная помощь доктора Квинзель.

Убей его – повторил голос в голове.

Да кого убить?! – злобно ответил самому себе Артур, - кого еще убить?

В коридоре никого не было. Удивительно, куда только запропастилась вся охрана, обычно блуждавшая здесь без дела. Отправились пить чай с этой стервой Лилиан? Вот и следующая кандидатура, с чьей мерзкой физиономии надо стереть самодовольную ухмылку. Где она может быть?

Артур метался по коридору, распахивая ключами санитара двери одну за другой, но нигде не мог отыскать эту маленькую ведьму. Пораженные внезапной свободой заключенные-пациенты неуверенно выбирались из своих берлог, лепеча что-то себе под нос и оглушая округу громкими бессвязными криками.

Конечно! – спохватился он. Тот самый кабинет, куда его таскали на эти бессмысленные и бесконечные душещипательные беседы. Она же любит проводить время там, играя в психиатра.

Убей его.

Он ворвался в кабинет, словно ураганный ветер, сдирающий все двери и ставни с петель, но был вынужден остановиться, чуть не потеряв при этом равновесия.

За столом сидела доктор Квинзел. Она была неподвижна, словно статуя или зачарованная жена Лота, все-таки ослушавшаяся мудрого совета своего супруга. Было в ней что-то от куклы или сломанного манекена – странная, неестественная поза, склоненная на бок голова, приоткрытый рот и застывшие остекленевшие глаза. Вдоль стены стояла пара санитаров, тех самых, которые были похожи, словно уродливые братья близнецы, выбравшиеся из материнской утробы сросшимися и разделенные скальпелем самонадеянного врача. Санитары были также неподвижны, словно находились во власти того же странного, сомнамбулического колдовства.

Артуру стало невыносимо стыдно за устроенный переполох, за кровавые пятна на больничной пижаме, за тяжелое дыхание и горящие глаза. Он бросился к Харлин, заставил ее подняться, схватив за плечи и посмотреть на себя.

Убей его.

- Простите, доктор, - взволнованно забормотал он, - я не хотел… я думал вы больше не придете… я ждал вас и чуть не сошел с ума… Чуть не сошел с ума, - зачем-то повторил он.

Харлин была все также неподвижна. На ее кукольных приоткрытых губах играла легкая улыбка, а глаза были уставлены в одну точку.

Убей его. Убей. Убей. Убей.

Он отпустил Харлин и попятился, даже не обратив внимания на то, как бессильной тряпичной куклой доктор плюхнулась обратно на место. Он попятился и схватился за голову с такой силой, что вырвал у себя приличный клок волос.

Да кого нужно убить?! Ты?! Замолчи уже наконец… Или скажи… Кого?! Кого убить!?

- Заткнись, заткнись, заткнись! – закричал Артур.

Харлин вдруг встрепенулась и ожила. Она поднялась с места и шагнула к нему, лицо ее было исполнено жалости и сострадания. Она неуверенно дотронулась до его вздрагивающего плеча.

- Артур, - нежно проговорила она, - мне так жаль вас… Вы ведь, в принципе, не плохой человек… Просто… просто так получилось…

- А ну заткнись! – рявкнул на нее Артур, - меня тошнит от твоей жалости.

Доктор Квинзель испуганно отпрянула, часто моргая пушистыми густыми ресницами. Ее холодные голубые глаза были влажными от слез.

- Тупая ты самодовольная дрянь, - мужчина шагнул к ней. Его пальцы сомкнулись на шее девушки, - думаешь, что мне легче от твоей жалости станет?! – он с силой ударил Харлин головой об стол.

Она заплакала. В ее глазах была мольба, но вместе с ней и эта невыносимая унизительная жалость.

Убей его! Убей! Убей! Убей!

Словно вымещая злость на навязчивый голос на своей беспомощной жертве, он еще несколько раз заставил ее хорошенькую физиономию встретиться с недружелюбной поверхностью стала. На пухлых губах девушки выступила вызывающе-алая капля крови. Артур стер ее и не удержался от искушения слизнуть со своих пальцев. Так вот какой у тебя вкус? Вкус у твоего лицемерного сострадания.

- Пожалей лучше себя! – рявкнул он и перевернул девушку к себе спиной. В висках стучала и пульсировала кровь, глаза застилала мутная пелена. Вот ведь забавная ситуация? Доктор явилась сюда такая чистенькая, такая правильная, чтобы милосердно слушать его драмы и кивать, а теперь получит свою печальную историю. Свою сенсацию.

- Нет, пожалуйста, - пролепетала она срывающимся на рыдания голосом. Он задрал ее идеально-белоснежный халат, узкую юбку и сдернул белье. Пальцы запутались в ее выбившихся из прически волосах и, смотав их в тугой узел, потянули на себя, заставив ее закричать.

Ну что, Лилиан?! Как тебе такая биохимия? Пожалуй, с тобой тоже нужно будет хорошенько разобраться, прежде, чем убить, конечно.

Убей его.

Харлин скулила, словно побитая собака. Поразительно, какой жалкой она была в этот момент! И где ее уверенность в себе, дурацкие вопросы, раздражающий блокнот, ручка и… этот чертов диктофон? Надо было засунуть его ей в глотку поглубже.

Убей его. Убей. Убей. Убей.

Отвратительный голос мешал ему сосредоточиться и получить истинное удовольствие от процесса. Его нужно было срочно вырвать из головы и уничтожить, потому что он портил всю забаву.

Убей. Убей. Убей.

Артур со злостью оттолкнул Харлин и она, сползя со стола рухнула вниз, по дороге опрокинув тяжелый металлический стул. Девушка совершила жалкую попытку отползти в сторону, но он снова ухватил ее за волосы, чтобы заставить посмотреть на себя. Он ошарашено отпрянул, столкнувшись взглядом со своим собственным лицом.

Убей его. Убей Артура Флека.

Он попятился и обернулся на санитаров. У каждого из безликих истуканов было его лицо.

Убей его. Убей. Убей. Убей.

Стены сужались, грозя раздавить его. С потолка начала сыпаться штукатурка, где-то в углу хрустнул, раздавленный покореженный стул.

Убей его.

Он хотел снова схватиться за голову, когда увидел, что кожа на руках начала лопаться и пузыриться, словно покрытая чудовищными химическими ожогами. В отчаянном порыве, он принялся сдирать волдыри и взбухшие ошметки плоти. Сквозь собственный крик он услышал смех, вырывающийся наружу и в тоже время доносившийся откуда-то со стороны и заполнявший собой тесную комнату. Смех-проклятие. Смех-очищение. Он даже не представлял себе, как пугающе смеется, пока не услышал это сейчас.

Убей его и войди в огонь.

Выпусти огонь наружу.

Артур осатанело рвал на себе кожу и пол вокруг него покрывался окровавленными рваными кусками, больше напоминавшими используемый театральными гримерами искусственный латекс. Он выдирал смех из себя, разрывая себе рот, застывший в чудовищной безумной улыбке.

Боль становилась невыносимой. Она оглушала. Она слепила. Не существовало больше ничего, кроме этой боли, в которой он корчился на полу, пытаясь стать максимально маленьким, исчезнуть, перестать существовать.

Голос затих и в мгновение вся бесконечная агония закончилась.

Он поднялся на ставших ватными ногах и застыл, увидев перед собой огромное зеркало. Амальгама была старой и потертой, местами облупившийся от времени.

Он улыбнулся своему отражению и прочертил кровью две ровные линии на щеках, продолжающие улыбку почти до ушей.

Ты свободен.

Комментарий к Трансформация.

Рекомендовано к прочтению под трек Sopor Aeternus & The Ensemble of Shadows - “Transfiguration”.

Очень жду вашей критики и комментариев. <3

Пока отправляюсь в небольшой запой, продолжу примерно в середине следующей недели, когда из него, надеюсь, выберусь)

========== “Прощай, мой печальный клоун” ==========

Харлин ничуть не сомневалась в принятом решении: она больше не вернется в Аркхем. Она была настолько взволнована и взбудоражена, что за эту мучительно-долгую неделю, успела порвать все свои записи и размотать кассетные пленки и пожалеть об этом несколько раз и нелепо пытаться вернуть целостность испорченным вещам. Как только одни оказались на дне мусорного бака, девушка решила отправить туда и воспоминания. Верно! Нужно выбросить все это из головы и забыть как страшный сон… или… все-таки жаль потраченного времени и усилий, по-детски обидно за нереализовавшиеся амбиции и нелепое поражение.

И все-таки, вопреки собственному решению, стоившему Харлин таких огромных сил, она каким-то образом оказалась на парковке психиатрической лечебницы. Сидя в машине, она пыталась придумать себе логичное и рациональное оправдание.

Да, она больше сюда не вернется. Но некрасиво не поблагодарить Фреда за оказанную ей услугу по старой дружбе; да и с ее подопечными было бы по-человечески правильно хотя бы попрощаться. Они же живут здесь как в космическом вакууме и даже не поймут, что с ней случилось и почему их сеансы внезапно прекратились.

Конечно, - заехидничал противный голосок в голове, - они тебя изводили-изводили и вдруг удивятся тому, что ты сломалась и сбежала. Как унизительно будет принести им победу и позволить лишний раз почувствовать торжество над ней, наивной девочкой-психиатром.

Нет, не стоит обобщать. Издевалась над ней Лилиан; Артур был по-своему добр и безобиден, отвечал на ее вопросы, послушно шел на контакт. Удивительно, что вообще такой святой человек делает здесь, верно?

Харлин внезапно столкнулась с весьма холодным приемом. Охранники поскупились на сухое приветствие и сразу, словно взяв ее под конвой, повели ее по лабиринтам белых коридоров – вместо стационарного отделения сразу в административное. Харлин не нужно было обладать особой смекалкой, чтобы догадаться, что финальной точкой их пути окажется кабинет Фреда.

Фред сидел за столом и выглядел напряженным и мрачным. Когда девушка вошла, он даже не удосужился поднять на нее взгляд. Харлин возмутило такое отношение, она привыкла к совершенно другой реакции на собственное появление.

- Фредди, что стряслось? – обиженно спросила она, - почему…

Фред удостоил ее короткого холодного взгляда.

- Харли, - как мог мягко заговорил он, - мне жаль, но я вынужден попросить тебя уйти и больше здесь не появляться… - изумленный вид девушки заставил мужчину сжалиться и стать более разговорчивым, - в произошедшем инциденте есть и твоя вина.

- Но… - залепетала Харлин.

- Мне не стоило идти у тебя на поводу, - продолжал Фред, - и понижать дозу транквилизаторов по твоей просьбе…

- Но это негуманно пичкать медикаментами человека до состояния овоща! – вырвалось у девушки. Фред медленно покачал головой, грустно улыбнулся и отвел взгляд, словно ему было противно смотреть на свою гостью.

- Ты милая и талантливая девушка, - издалека начал Фред, - но ты еще слишком юна, чтобы понимать какие-то вещи. Вероятно, тебе действительно не стоило идти в психиатрию. Перед тобой открыто много возможностей и менее неблагодарных профессий. Без постоянного риска… Все это слишком серьезно. Иногда мы вынуждены поступать подобным образом, даже когда методы кажутся… негуманными и жестокими. Ты до конца не осознаешь с какими людьми ты имела дело и, я считаю, тебе крупно повезло не узнать правды…

- Фред…

- Погибло несколько моих сотрудников, Харлин, - сказал Фред, - впрочем, давай говорить честно. Их жестоко убил твой подопечный. Твоя книга… или что ты там пишешь… она стоила этих жизней? Сможешь объяснить это их близким? Посмотреть им в глаза?

- Артур не мог, - пролепетала девушка. Рядом с таким серьезным и знающим жизнь Фредом, с его методическими строгими речами, она чувствовала себя глупой маленькой девочкой, которой хотелось заплакать и убежать. Но нужно было оставаться и терпеть все это унижение, только для того, чтобы выбить свой последний сеанс… Даже маленькая девочка внутри нее это понимала и готова была стоять до последнего.

- Боже! – простонал Фред, - что на тебя нашло? Почему ты его защищаешь?

- Потому что я беседовала с ним, - тихо сказала Харлин, - и я знаю правду. Он на самом деле хороший человек, просто ему тяжело пришлось и он сорвался… Окажись ты на его месте…

- Нет. Хватит, - перебил раздраженно Фред, - я не хочу это слушать. Харли, ты не в себе. Может тебе стоит уехать к родителям на время? Отдохнуть, провести время с семьей. Аркхем плохо на тебя повлиял… - он помассировал виски пальцами и сказал примиряюще, - честно говоря, я и сам чувствую себя виноватым. Мне стоило сразу объяснить тебе как обстоят дела…

«Объяснить, как обстоят дела! – вскипела просебя Харлин, словно она какой-то беспомощный ребенок-аутист, не способный самостоятельно сложить представление об окружающем мире.

Нужно держать себя в руках. Она всегда добивалась желаемого и сейчас, чтобы удовлетворить свою потребность в последней встрече с Артуром, придется совершить куда более немыслимое усилие, чем раздвинуть перед кем-то ноги. К несчастью, в этом конкретном случае магия ее красоты и соблазнительности больше не имела никакой силы.

- Да, ты, безусловно, прав, - сделала вид, что сдалась Харлин, - мне очень жаль… Но можно попросить тебя о последнем одолжении?

- Я догадываюсь, чего ты хочешь, но вынужден тебе отказать, - прозвучал приговор.

Артур курил и сигаретный дым вычерчивал круги в душном напряженном воздухе.

Харлин не знала о чем говорить, хотя ей столько всего хотелось сказать, и по дороге в кабинет она уже продумала несколько вариантов своей прощальной речи. Прощальной, ли? И теперь все слова, так логично и красиво складывавшиеся в удачные фразы рассыпались в бессмысленную абракадабру.

Ей хотелось чем-то занять руки, но диктофон и блокнот, бывшие ее маленькими помощниками в подобных ситуациях, были уничтожены ею же самой и давно покоились на дне мусорного контейнера. Она жалела, что не курит сама – тогда было бы легче, можно было чем-то себя занять и отвлечься от неловкости.

Артур был печален, но при этом в нем словно произошла какая-то перемена. Вероятно, Харлин сама придумала ее себе, потому что сегодня и сама вошла в эту комнату совершенно другим человеком. Человеком, который пугал ее. Человеком, которого она не понимала.

- Зачем вы… ты убил этих людей? – ей надоело постоянно, спотыкаться о местоимения и она наконец-то решилась сократить дистанцию. Теперь уже нечего было бояться или стыдиться.

Артур поднял на нее глаза, и девушке заметила на дне их озорные огоньки. В голову пришло сравнение с загадочными огнями над ночным болотом и банальность этой метафоры показалась даже забавной. Конечно, серо-зеленые глаза – как болото, его мутная мрачная вода у самой поверхности, чуть подернутая изумрудной пеленой ряски. Конечно, болото – это еще и про безумие, которое затягивало Харлин и каждое движение в попытке помочь себе, оборачивалось ускорением неминуемого погружения. В детстве она фантазировала, что люди, провалившиеся в болото, оказываются в каком-то другом мире, прятавшимся там внизу – другом, загадочном и пугающим. Пожалуй, теперь у нее была возможность проверить это самой.

- Вас так долго не было, доктор, - медленно заговорил Артур, выдерживая паузы между словами, - а я ждал вас… каждый день… я уже потерял надежду…

А я пришла, чтобы забрать ее навсегда, - подумала Харлин, и все внутри у нее сжалось от тоски и грустной нежности. Невероятно, какими значимыми вдруг показались ей их бесполезные беседы. И какими важными они на самом деле оказались для нее самой.

Она пришла сюда, чтобы с равнодушным интересом ученого препарировать их больные души, а научилась тому, чего с ней никогда прежде не случалось – состраданию. Ее уютный и комфортный мирок пошатнулся от осознания того, что кому-то повезло значительно меньше, чем ей и в Аркхем в принципе не попадают счастливые и довольные люди.

Кроме… Лилиан. И самой Харлин.

Девушка отвернулась, чтобы не выставлять терзавшую ее бурю эмоций напоказ, но ей не удалось скрыть этого от внимания Артура. Она вздрогнула от прикосновения его холодных пальцев к своей руке.

- Это наша последняя встреча? – понизив голос, спросил он то, что так боялась озвучить Харлин. Она сдалась и посмотрела ему прямо в глаза. Сил хватило, только чтобы кивнуть, в горле предательски стоял ком.

- Не печальтесь, милая доктор, - прошептал Артур, слегка поглаживая ее руку, - ваши сеансы были для меня лучиком света в кромешной темноте, в которой я пробуду всю оставшуюся жизнь. Вы стали мне другом. Я очень вам благодарен. Вы такая добрая, красивая и умная. Вам здесь не место…

- Я не могу просто так это оставить, - вырвалось у Харлин, совершенно растрогавшейся от этой речи, - я добьюсь для тебя смягчения приговора. Я напишу… я расскажу всем правду… Все должны узнать…

- Глупая, наивная девочка, - Артур как-то по-отечески потрепал ее по щеке, заставив вздрогнуть от прикосновения, - ты не сможешь одна изменить целый мир.

«Может быть мы сможем сделать это вместе?» - подумала Харлин, но не решилась сказать вслух.

- Тебе придется с этим смириться, - продолжал мужчина, комкая в руках потухшую сигарету, - мне стыдно, что моя нелепая история заставила тебя грустить. Ты много сделала для меня… Ты была добра со мной, как никто никогда не был. Можно попросить тебя о последнем одолжении?

Харлин напряглась, как тугая, до упора натянутая тетива лука или струна, вот-вот готовая со звоном порваться, рассекая невыносимо тяжелый воздух. На мгновение ей показалось, что на губах мужчины скользнуло какое-то подобие улыбки, но она прогнала наваждение – вся эта ситуация совершенно не подходила для подобных эмоций.

Она была благодарна всем возможным богам за то, что все их прощание происходит именно так – исполненное тишины и какой-то удивительной теплоты. Что санитары удивительно спокойно и отчужденно стоят в стороне, не пытаясь вмешаться; что Артура не трясет от ужасного болезненного смеха; что весь мир как будто отступил, подарив им это прекрасное мгновение уюта среди холодных жестоких стен.

- Позволь обнять тебя в последний раз… Простое человеческое объятие – лучше любой терапии.

И даже не дав разрешения вслух, Харлин первая вскочила с места и с готовностью шагнула Артуру на встречу. Хотя его тело было таким пугающе холодным, ее все равно обдало волной жара собственных эмоций. Голова закружилась от нахлынувших чувств и через эту мутную пелену она как во сне ощущала прикосновение его рук к своей спине, тесный контакт с колючими выпирающими костями через тонкую ткань одежды и больничной пижамы. Артур уткнулся лицом в ее волосы, вдыхая их аромат, а она, в свою очередь почувствовала его запах – острый, холодный, отдающий медикаментами и меланхолией.

Нет! Не отпускай меня! Позволь еще немного насладиться этой запретной безумной близостью!

В ее идеальном мире прежде не происходило ничего более прекрасного. Никто никогда в жизни так ее не обнимал – так, как огонь обнимает стены пожираемого им дома; так, как ветер обнимает разрезающую воздух птицу; так, как змея обнимает маленькую мышку, прежде чем та испустит последний вдох и окажется внутри гибкого пластичного тела.

Она всегда воспринимала тактичный контакт, как данность. В детстве ее обнимали родители и сестры, с нежностью и заботой, но какой-то дежурной и отстраненной, в юности – подруги, после предававшие и уходившие навсегда, позднее – мужчины, обжигая потной кожей, двигаясь на ней или в ней, дуреющие от похоти и наслаждения. Липкие, душные тесные объятия, оставлявшие ее совершенно холодной и мертвой внутри. Объятия, которые всегда можно было легко повторить – что и было в них самым ужасным.

Харлин никогда больше не сможет обнять Артура, как бы ей этого не хотелось. А хотелось… как заблудившемуся в пустыне путнику глотка ледяной воды, последней капли со дна опустевшей фляжки.

Еще! Еще! Еще! Не отпускай…

В следующую минуту их уже растащили заботливые руки санитаров. Артуру тут же отвесили увесистую оплеуху, и, Харлин не стоило особого труда догадаться по глазам державшего ее амбала, что и сама она чудом избежала такой же участи.

- Спасибо, - быстро шепнул ей Артур, прежде чем его силой уволокли из кабинета.

Харлин тяжело вдыхала жаркий воздух осипшим пересохшим горлом.

«Прощай, мой печальный клоун»

Комментарий к “Прощай, мой печальный клоун”

Мяу

========== Жертвоприношение. ==========

Комментарий к Жертвоприношение.

Тут во мне загорается дикое желание сильных чувств, сногсшибательных ощущений, бешеная злость на эту тусклую, мелкую, нормированную и стерилизованную жизнь, неистовая потребность разнести что-нибудь на куски, магазин, например, собор или себя самого, совершить какую-нибудь лихую глупость, сорвать парики с каких-нибудь почтенных идолов, снабдить каких-нибудь взбунтовавшихся школьников вожделенными билетами до Гамбурга, растлить девочку или свернуть шею нескольким представителям мещанского образа жизни. Ведь именно это я ненавидел и проклинал непримиримей, чем прочее, – это довольство, это здоровье, это прекраснодушие, этот благоухоженный оптимизм мещанина, это процветание всего посредственного, нормального, среднего.

Г.Гессе «Степной волк»

Динь-динь-динь! Праздничный колокольчик возвещает вам, милые детки, что пора ликовать и радоваться. Сегодня особенный день! День, который вы, маленькие ублюдки, никогда не забудете!

Пора вытряхнуть пыль из каждого закоулка этих провонявших хлоркой коридоров. Пора сорвать вонючие парики с ваших уродливых идолов. Пора раскрасить эти омерзительно-серые монотонные будни!

Сердце стучало так, будто вот-вот выпрыгнет из груди.

Пистолет тяжело оттягивал карман больничного халата. Харлин даже не представляла себе раньше, что он такой холодный, такой скользкий, такой непривычный, но в тоже время удивительно гармонично ложащийся в ладонь. Оружие то она держала в жизни пару раз – в гостях у дяди, имевшего большую ферму, где из тяжелого охотничьего ружья они стреляли по жестянкам. У Харлин были косы цвета льна и противные мальчишки-кузены постоянно таскали ее за волосы, за что оставались без сладкого. Она терпеть не могла этих чумазых сорванцов, мучивших ее, мелких насекомых и ящериц. Она предпочитала гладить широкие мокрые носы коров, живших у дяди или кататься на его красивых выставочных лошадках. Однако, когда дядя звал пострелять – никогда не отказывалась. Надо же было показать этим мерзким мальчикам, что и она не промах. Банг! И сморщенная банка из-под кока-колы падает на траву. Банг! И разрывается на части неспелая, плохо вышедшая собой тыква. Банг! Следом падает Спрайт.

Каблуки ей мешали и, сбросив туфли, она побежала вверх по лестнице босиком. Глупо было вообще надевать такую обувь, отправляясь на подобное дело, но в тоже время ей ведь хотелось быть красивой и заодно немного более высокой ростом. Эти проклятые сантименты неплохо добавляли значимости хотя бы в собственных глазах.

Она вылетела в больничный коридор, на ходу вытаскивая из кармана пистолет, спустила предохранитель, взвела крючок спуска, чтобы быть готовой к любому препятствию на собственном пути.

Пути… к свободе? К счастью? К чистой и удивительной любви? Да вы, деточка, пожалуй, перечитали женских романов, где все эти томные девы с краснеющими ланитами и дрожащими чреслами обуреваемые страстью мчатся к возлюбленному, снося все преграды на своем пути.

К возлюбленному? Какая, право же, банальность.

В коридоре никого не было, вероятно, все сбежались на первый этаж, где она уже успела устроить переполох, о чем теперь свидетельствовали багряные кровавые розы на халате. Последним препятствием для Харлин была запертая дверь, но с ней великолепно справились несколько коротких и метких выстрелов.

Артур не был удивлен или ошарашен. Он ждал ее.

Харлин хотелось броситься ему на шею и заключить в крепких объятиях, но какая-то незримая преграда мешала ей это сделать, вопреки тому, как отчаянно она этого хотела. Ведь все время с момента их прощания она прокручивала в голове короткое мгновение их близости снова и снова.

Куда делась вся ее решительность? Вся ее королевская поступь, с которой она двигалась сюда, не испытывая страха или угрызений совести?

- Пойдем, пойдем… - выдавила наконец-то Харлин, задыхаясь от волнения, - у нас мало времени…

Она схватила Артура за руку и через несколько коротких мгновений они были уже на лестнице, ведущей на парковку. Совсем чуть-чуть, один рывок… И вот последнюю дверь преградила широкая мужская фигура.

Харлин не успела даже подумать, прежде чем вытянула руку и сделала решительный выстрел. Однако, пистолет только щелкнул. Закончились патроны. Конечно! Ведь она так увлеклась, что разбазаривала их во все стороны по дороге до камеры. Возбужденная собственной глупостью и нелепостью ситуации, девушка бросилась на охранника и вцепилась ему в лицо ногтями. Они какое-то время весело катались по лестнице, пока в дело не вступил Артур – он сомкнул свои цепкие пальцы на шее противника и скоро Харлин почувствовала последнюю судорогу, ударившую тело под ней.

Артур помог ей подняться и вместе, все также взявшись за руки, они добрались до ее машины. От волнения Харлин не слушались пальцы, она перепутала передачу и случайно протаранила стоявшую сзади машину, но была слишком взведена, чтобы пожалеть о разбитом из-за маленькой проказы бампере. Это позабавило ее и она тонко, по-гиеньи захихикала, чувствуя себя девочкой-подростком, напившейся и разбившей машину отца.

Еще немного и они вырвались на шоссе за городом и спустились к реке, чтобы перевести дух и осознать происходящее. Времени совсем мало, прежде чем в городе не спохватятся и не бросятся вдогонку.

Харлин наконец-то решилась посмотреть на Артура и долгое время они просто и легко смеялись, глядя друг на друга, хотя, вероятно, ничего веселого в ситуации не было.

Слабенький голосок рассудка пытался добиться у Харлин ответов на вопросы, которых у нее, конечно же, не было. Что дальше? Мчаться в другой штат, менять машины, жить в мотелях, быть постоянно в бегах? Откуда взять деньги на жизнь? И… подожди, ты собираешься бросить все и умчаться с этим психом? Ради чего? У тебя еще есть шанс вернуться назад, свалить все на Артура Флека, ты, бедная жертва его манипуляций, запуталась… Отец тебя отмажет, отделаешься малой кровью… Подумай, стоит ли рушить свою жизнь? Все эти мысли заставили Харлин скрючиться в нахлынувшей на нее волне тревоги, ужаса за содеянное и раскаяния. Боже, ведь и правда… Что она натворила…

Артур заметил перемену ее настроения и аккуратно дотронулся до вздрагивающего плеча девушки. Прикосновение отрезвило ее и придало сил. В голове воцарилась благостная спокойная тишина, нарушаемая только осатанелым стуком крови в висках.

В следующую минуту Харлин уже перебралась мужчине на колени и прильнула к нему, словно ластящаяся кошка, прижимаясь так плотно, словно хотела раздавить собственные ребра. Его губы были такими холодными, твердыми, непривычно неумелыми, с горьким привкусом медикаментов и сигарет. И все-таки те люди, которые утверждают, что поцелуи с курящими людьми отвратительны, скорее всего, просто никогда не пробовали этой волнующей острой горечи на своем языке.

Харлин чувствовала себя девочкой-подростком, сбежавшей с дружком ради желанной случки на обочине дороги; там, где не узнают строгие родители; о которой можно будет рассказать только жаждущим подробностей подружкам, еще сохранившим свое целомудрие не для великой любви, но до появления подобной возможности.

Автомобиль только в теории подходил для подобных действий. Его салон Харлин прежде не казался таким тесным, как когда она неуклюже стаскивала с себя белье, при этом стукнувшись то локтем о дверцу, то зацепив ручку коробки передач, упираясь головой в мягкую обивку потолка, путаясь в больничном халате. Одежда только усложняла задачу в стесненном пространстве, как и попытки избавиться от нее. И все же Харлин кое-как изловчилась хотя бы спустить с Артура нелепые больничные штаны, чтобы воспользовавшись всеми былыми навыками гимнастки, извернуться так, чтобы обхватить ртом отвердевший пульсирующий член.

«Ты была добра со мной, как никто никогда не был» - усмехнулась девушка про себя, повторяя слова Артура из их последней встречи. Доброта другого рода выходила у нее из рук вон плохо, но в этой области она, пожалуй, преуспела уже до статуса Матери Терезы.

Рука мужчины в ее волосах напряглась и с силой заставила Харлин оторваться, подняться вверх для продолжения поцелуя. Они откинули сидение и повалились назад, суетливо, неаккуратно, как борющиеся звери. Харлин опять ударилась обо что-то головой, локтем, но это совершенно не остудило ее пыл – так она не изнемогала от желания со времен подростковых гормональных всплесков. Ей невыносимо хотелось прошептать что-то отвратительно пошлое, но она сдерживала себя, словно боясь испугать Артура. Был ли он вообще с женщиной до нее?

- Пожалуйста, - сорвалось с ее пересохших губ. Она больше не могла вынести ни одной минуты промедления и эти слова подстегнули Артура. Харлин ощутила его в себе и в это мгновение перед ее глазами как в ускоренной перемотке пронеслись все их предыдущие встречи. Столкновение в коридоре Аркхема, ожог на ее ладони от первого сеанса, второй, третий… их прощание.

Тишину, наполненную горячим дыханием и стонами, вдруг нарушил странный звук, доносившийся откуда-то из задней части машины. Они оба резко остановились, ощутив внезапный приступ нахлынувшей неловкости с легкой примесью испуга.

- Помогите! Эй! Выпустите меня отсюда!

- Дорогая! Тебе кто-нибудь говорил, что трупы из багажника необходимо выкидывать? – шутливым тоном спросил Артур.

Харлин проснулась и уставилась остекленелым взглядом в потолок. Она тяжело дышала после сна, а кожа стала влажной, словно вместо постели она заночевала в сауне. Первым порывом было пробраться в ванную и снять сковавшее тело приятное напряжение с помощью насадки для душа. Однако, у нее было еще одно очень важное дело.

Несколько мгновений Харлин лежала неподвижно, а потом тихонько поднялась и тенью скользнула к шкафу. Она уже успела натянуть потертые джинсы и водолазку, когда Шон заметил ее бегство из постели.

- Харли, твою мать, - сонно пробурчал он, - три часа ночи, куда тебя понесло…

- Живот прихватило, - быстро сорвала девушка, - пойду в аптеку.

- У нас ничего нет?

- Если мне надо в аптеку, значит, я поеду в аптеку! – взвизгнула девушка. Шон не стал ввязываться в бессмысленный спор и откинулся обратно на подушку. Харлин испытала теплую волну благодарности за отсутствие навязчивого интереса к ее проблемам со стороны мужчины, предпочитавшего дальше наслаждаться сном.

Яркий свет ламп дневного света на парковке больно резанул привыкшие к полумраку глаза. Она сонно потерла лицо ладонями и побрела мимо рядов машин в поисках собственного транспортного средства. Тишина давила на мозги, но сильнее всего страх, что сейчас она услышит возню в собственном багажнике уже в реальности.

Заброшенный пустырь рядом с давно переставшим функционировать заводом идеально подходил для задуманного девушкой. Здесь было все необходимое для начинающего маньяка – и грязная река с быстрым течением, и вой железнодорожных путей неподалеку и, конечно, полное отсутствие лишних глаз.

Харлин открыла багажник и поморщилась от затхлого запаха разложения, ударившего в нос. Когда она выбирала профиль в медицинском колледже, она сразу же отклонила вариант профессии патологоанатома – вид трупов пугал ее куда меньше запаха.

Фред оказался очень тяжелым. Сейчас она почему-то вспомнила о тяжести его тела в других обстоятельствах – когда это самое тело было в ней и на ней, а руки оставляли синяки на ягодицах. Он ведь был великолепным ученым и врачом, но при этом, таким же беспомощным маленьким человеком с простыми потребностями при виде красивой девушки и кружевного белья. Вероятно, без его помощи и конспектов, Харлин вообще не смогла бы окончить колледж. Да, тогда ей было стыдно перед Джеймсом за ночь, проведенную в маленькой комнатке Фреда в общаге, но она всегда оправдывала себя целями, требовавшими подобных средств. Спустя столько лет ей даже вдруг показалось, что их расставание с Джеймсом и расторгнутая помолвка, были следствием ее маленького университетского грешка.

Харлин долго возилась, вытаскивая окаменевшее тело Фреда на землю и волоча его к замусоренному берегу реки. Все это время в голове была блаженная пустота.

Но стоило телу ее старого знакомого исчезнуть в черной мутной воде, на девушку нахлынула мучительная волна рефлексии. Фред, который помогал ей со времен университета, уболтал Джеремайю Аркхема, позволить Харлин собирать материалы для книги, беседовать с Богомолом, с Артуром Флеком, но… запретил ей увидеть своего пациента в последний раз. Его доброта не была таковой, по сути, он просто заключал с ней простую до безобразия сделку, в которой у каждого из них была своя взаимовыгодна и своя валюта. Харли была посредственным психиатром и нуждалась в помощи – Фреду нужно было куда-то засунуть свой член, после того как появление детей сделало его семейную жизнь полностью асексуальной.

Он сам виноват. Он не позволил ей в последний раз увидеть Артура. Если бы он был более сговорчивым, Харлин легко бы пошла на его условия и действительно попрощалась со своим пациентом. Но из-за его туполобого упрямства, вызвавшего в ней волну невыносимого желания сделать что-то гадкое в ответ, он теперь холодный и бездыханный купался в реке, а доктор Харлин Квинзел, решилась сделать шаг за грань допустимого.

Боже! Но ты же ведь убила человека… Какие тут могут быть оправдания?

«В каждом из нас есть уголок тьмы».

Нужно придумать, где взять пистолет или какое-нибудь оружие. Вероятно, его понадобится много. Нет, боже! Ты же не готова убить кого-нибудь еще… Можно позвонить Тони, он прекрасно разбирается в медицинских препаратах, а главное, сумеет достать приличное количество с меньшей вероятностью ненужных вопросов.

«И во мне и в тебе».

Харлин больше никого не убьет. Она уже придумала отличный план, максимально гуманный по отношению к совершенно негуманному персоналу лечебницы Аркхем. Она ведь не хочет устраивать какую-то ужасную заварушку, всего лишь вытащить Артура, помочь ему уехать в другой штат, другую страну… Она даже добудет денег. Он сможет начать все заново. Он имеет на это право. Кто-то же должен уравнять шансы тех, кому везло с рождения и не везло никогда в жизни?

«Однажды ты перестаешь бежать от него и выпускаешь наружу».

Харлин мотнула головой, прогоняя навязчивый голос Лилиан и принялась выстраивать свою оборонительную позицию: Глупо ее обвинять, ведь ее порывы носят исключительно благородный характер. Артур глубоко несчастный человек, не заслуживший всего того, что пришлось на его долю. Харлин всю жизнь жила только для себя, но настало время сделать что-то доброе и прекрасное, самоотверженное и…

Самоотверженное? И альтруистичное, конечно? А как же личный интерес?

Воспоминание о недавнем сне, заставило девушку вздрогнуть, напрячь все мышцы в теле и закусить губу. Приятное тепло, пульсирующее между ног, с оглушительным грохотом размазало все ее попытки оправдаться. Сопротивляться этому порыву было бессмысленно и Харлин решилась броситься в реку, также, как сбросила туда тело Фреда, только метафорически. Ее рука скользнула вниз по собственному телу, быстро справилась с несерьезной преградой пуговицы и ширинки на джинсах и оказалась под мягкой тканью белья.

Если бы мозг Харлин не был настолько затуманен гормональным всплеском, она бы задумалась о том, в какой удивительно абсурдной ситуации оказалась и попыталась понять что именно довело ее до такой жизни. В их красивой квартире, дома спит умница и красавчик Шон, пока она под предлогом похода в аптеку сидит на берегу реки, в которой только что утопила труп и удовлетворяет себя пальцами.

«Детка, ты не услышишь лучшую историю, если не решишься сама ее написать».

Красавица-психиатр помогает сбежать из неприступной, как крепость, лечебнице собственному пациенту. И отправляется в самое удивительное путешествие в своей жизни.

А эта маленькая жертва – в лице Фреда – всего лишь плата за возможность открыть мир заново. Другой мир. Безумный мир.

========== Никаких убийств! ==========

Все с самого начала пошло наперекосяк, под хвост самой паршивой из всех возможных собак. Более неудачливого дня и придумать было сложно.

Бедняжка Харлин все прекрасно продумала:

Она проезжает на территорию больницы и оставляет машину на подземной парковке, воспользовавшись оставшимися у нее электронными ключами (и остатками доверия!), откроет дверь на черную лестницу, поднимется в стационар, проскользнет по коридору и под предлогом консультации, освободит Артура. Вероятно, ей попытаются помешать охранники или санитары, но для них она уже подготовила истеричную и плаксивую речь о том, как ей мешают работать, заканчивающуюся угрозами устроить проблемы всем, кто встанет на ее пути. Ведь она на короткой ноге с боссом, стариной Фредом, заведующим всем этим отделением. А он - правая рука главного врача и задница у всех, кто его разозлит, будет зудеть очень долго. При самом удачном раскладе, они с Артуром спустятся на парковку, Харлин спрячет его в багажник и, как ни в чем не бывало, мило улыбнется охраннику на выезде. И никаких больше убийств. Харлин совсем не убийца, она добрая самаритянка, спасающая несчастного, попавшего в беду и выбрала для этого самые гуманные методы.

Однако, самому удачному раскладу не суждено было случиться и проблемы начались уже от ворот больницы. Харлин даже не представляла себе до этого момента, какая неприступная крепость на самом деле лечебница Аркхем.

Охранник на проходной долго рассматривал ее удостоверение и разрешение на въезд. Он пожевал обветренные губы и бросил хмурый взгляд на девушку.

- Мне жаль, мисс, - изрек он, - но вашей фамилии нет в списке.

- Здесь какая-то ошибка… – совершила Харлин жалкую попытку исправить ситуацию.

- Сейчас позвоню боссу, - лениво откликнулся охранник. У девушки сразу все похолодело внутри, потому что она быстро оценила в уме оценила последствия такого поворота событий. Ей нельзя попадаться на глаза начальству, чтобы избежать неудобных вопросов об исчезновении Фреда. И многих других, еще более неудобных вопросов, встреч с полицией, гнева отца, который будет ее оттуда вызволять…

- Стойте, - дернулась она, - не нужно. Я сама разберусь.

Она долго искала парковочное место на улице и в итоге была вынуждена оставить машину в полтора кварталах от Аркхема. Моросил мелкий дождь, к которому Харлин, конечно же, оказалась совершенно не готова. До ворот лечебницы она добрела уже промокшая насквозь, растеряв последние крупицы своей решительности. Мокрая, растрепанная и смущенная, теперь она стояла перед главным вестибюлем, внезапно оказавшимся ее единственным шансом попасть внутрь.

«Никогда не поздно развернуться и пойти домой» - зашелестел в голове противный голосок примерной девочки Харлин, отличницы, умницы и всеобщей любимице. Этому голоску и этой части личности девушки вообще совершенно не нравилась сложившаяся ситуация и то, чем вдруг вздумала заняться Харлин-бунтарка. «Может, поиграли и хватит? Пора в теплую квартирку, забраться в горячую ванну с пеной, посмотреть вечерние телепередачи, в конце-концов почитать хорошую книгу, выпить чашку терпкого кофе…»

Нет-нет-нет. Только не после того, как она отправила Фреда на корм рыбам. Его тело рано или поздно найдут и не нужно быть гениальным сыщиком, чтобы не заподозрить девушку, заходившую в его кабинет последней. Скорее всего, они быстро найдут в ее багажнике какую-нибудь частичку его кожи или волос, какую-то непростительную небрежную мелочь, которая всегда губит преступников в бесконечных телевизионных детективах. Лучшее, что она теперь может сделать – это сбежать. В идеале – сбежать с мистером Флеком.

Харлин нерешительно толкнула тяжелую дверь. Холод металлической ручки обжог ее замерзшие после прогулки под дождем пальцы. Скорее всего она выглядела такой потерянной, что даже у равнодушных охранников на входе вызвала приступ невыносимой щемящей жалости. Что же это за красная шапочка заблудилась в этом мрачном лесу?

На ватных ногах она дошла до стойки регистратуры, с каждым шагом все больше убеждаясь в том, что не имеет представления, что делать дальше. Что говорить. Запасной план Харлин подготовить не потрудилась.

- Мисс? – с тревогой окликнула ее девушка, сидевшая за стойкой, - с вами все хорошо?

- Нет… нет… - Харлин уцепилась за стойку, словно утопающий за соломинку. От волнения закружилась голова и содержимое желудка начало настойчиво проситься наружу.

- Извините… у вас тут… - Харлин пыталась вытащить из свернувшихся в клубок мыслей хоть что-то связное, - это же больница? У вас тут… есть врач?

Девушки в приемной обменялись растерянными взглядами.

- Мне нужна помощь, - с каждым словом обретая уверенность, продолжала Харлин, - я попала в аварию из-за дождя… сильно ударилась головой… помогите…

- Сейчас вызовем вам скорую, - предложила отзывчивая девушка.

Тогда Харли не оставалось ничего другого, как пойти ва-банк. Она театрально сползла по стойке и плюхнулась на холодный кафельный пол. Актерский талант никогда не был ее привилегией, но когда-то давно она неплохо научилась имитировать обморок. В ситуациях, для которых не могла придумать лучшего решения. Когда на нее ругались родители, не довольные результатом «хорошо», вместо ожидаемого «отлично»; когда в колледже с нее спрашивали пропущенные конспекты, когда Джеймс заявил ей, что их отношения зашли в тупик…

Харлин позволила себе открыть глаза, после того, как чьи-то заботливые, но не очень приятно пахнущие руки, подхватили ее и потащили в сторону. Судя по сухости помещения и хлопанью дверей, это путешествие не было путем в карету скорой помощи. Вокруг была маленькая, неуютная комнатка, заваленная различным хламом. Над девушкой склонился моложавый доктор в белом халате и собирался фонариком посветить ей в глаза.

- Мисс? Как вы? – взволнованно осведомился он, - нужно проверить вас на признаки сотрясения… скорая скоро будет…

- Извините… мне очень нужно позвонить домой… давайте я дам вам номер, - перебила его Харлин потоком очередной отчаянной импровизации. Все это замышлялось только для того, чтобы дотянуться до своей сумки и получить возможность пошарить среди ее содержимого.

- Не волнуйтесь, - стал успокаивать ее доктор, - мы обо всем справимся…

Договорить он не успел, поскольку девушка успела нащупать то, что искала, оказавшееся шприцом с сильным успокоительным. Шприц оказался торчащим из шеи доктора, прежде чем, он успел среагировать или хотя бы закричать. Препарат быстро сделал свое дело – тело обмякло, а на губах заботливого врача заиграла блаженная отсутствующая улыбка.

Харлин стянула с него халат, спрятала в карманы еще несколько шприцов и обшарила мужчину в поисках электронного ключа, на случай, если ее ключ, как и пропуск, окажется больше не действительным. Завершив с этим этапом, она аккуратно приоткрыла дверь и выглянула в коридор.

К величайшему везению девушки, комнатка, куда ее отволокли, выходила в коридор, а не в просматриваемый со всех сторон вестибюль. Отсюда без проблем можно было добраться до лифта, предназначенного для персонала.

Харлин уже успела проделать половину пути до лифта, когда услышала доносящиеся снаружи звуки сирены скорой помощи и шумные голоса. Перед закрытием дверей лифта, девушка успела заметить врачей, в сопровождении отзывчивых девушек с регистратуры, направлявшихся в ту самую комнату, где она оставила мирно опочивать беднягу, одолжившего ей халат.

Никогда прежде она не замечала того, как медленно движется лифт. Казалось, что путь от этажа до этажа занимает у него около десяти минут; и время – без того не сильно спешившее куда-либо в Аркхеме, вдруг стало совсем густым и неподъемным. Харлин вязла в нем, словно в болоте. Том самом болоте, на дне которого прятался другой, неизвестный ей мир.

В коридоре никого не было. Удивительно, но остаток пути ей предстояло пройти почти без препятствий. Все было бы слишком идеально после такого неудачного дня, если бы не дверь, отказавшаяся реагировать на оба принесенных ей электронных ключа. Скорее всего, ее уже лишили доступа, а этот мальчишка, обладатель второго, еще не дослужился до возможности посещать самых опасных пациентов.

Какой провал!

Обиженная, словно ребенок, не получивший на день рождения желанный велосипед, девушка принялась барабанить в дверь кулаками.

- Артур! Артур! – бешено зашептала она, готовая вот-вот разреветься.

- Доктор?

Внезапное появление в узком окошке мертвецки-бледного лица мужчины, заставило Харлин отпрянуть и словно обдало ее ледяной водой. Она мгновенно отрезвела и взяла себя в руки в той степени, в которой это было возможно.

- Артур, я пришла, чтобы забрать тебя отсюда, - выпалила Харлин, - но… я не могу открыть дверь…

Ответом ей последовал приступ безумного душераздирающего смеха. Удивительно, но ее бывший пациент, сейчас действительно выглядил по-настоящему веселым. Только Харлин было совсем не весело.

- Прекрати, - прошептала она, - что мне делать? Как…

- Извини, - через смех выдавил он, - но может попросишь ключи у своего друга в начальстве?

Харлин злобно ударила дверь кулаком. Конечно, она могла найти способ вытянуть ключи у Фреда, если бы не убила его в прошлый раз, но теперь она сама загнала себя в безвыходное положение.

Она наивно явилась брать штурмом крепость, прихватив с собой только несколько дурацких шприцов, не побеспокоившись даже о том, чтобы раздобыть хоть какое-то более весомое оружие, не продумав толком путей отступления, способов открыть двери… Господи, какая же глупость!

Пока Харлин придавалась мучительной рефлексии на лестнице внизу послышались торопливые шаги.

- Доктор, очнитесь! – окликнул девушку Артур, - сюда, к двери.

- Но?…

Харлин послушно сделала шаг к двери и прижалась к ней спиной, ощутив всеми косточками позвоночника прикосновение холодного металла. На ее горле тут же сжались руки мужчины, довольно тесно, чтобы заставить девушку испугаться, но не слишком сильно, чтобы ей действительно навредить.

- Позови на помощь, - шепнул Харлин на ухо ее бывший пациент, и его горячее дыхание заставило неудачливого доктора вздрогнуть. Между ними только проклятая дверь…

В коридор выскочили двое санитаров и охранник. Заметив корчащуюся возле двери палаты в цепких лапах пациента девушку, они решительно бросились ей на помощь. Конечно, единственным возможным способом освободить глупую муху, угодившую прямиком в лапы паука, было открыть клетку и проучить осмелевшего пациента.

Именно это и нужно было Артуру.

Неожиданно оказавшись на свободе, Харлин грохнулась на пол и несколько секунд пыталась осознать происходящее, прежде чем поняла, что Артур нуждается в ее помощи. Без вмешательства девушки поединок был неравным – трое против одного.

Харлин бросилась на одного из амбалов и повисла на нем, как маленькая собачонка, пытающаяся перегрызть глотку сенбернару. Медбрат пытался стряхнуть ее с себя, больно дернул за растрепавшиеся волосы и поставил синяк на скуле, прежде чем наконец-то обмяк под действием снотворного. В это время за спиной у девушки прозвучал выстрел – за ним еще один и еще один.

Только в это короткое мгновение Харлин поняла насколько бешено у нее бьется сердце от всех переполняющих одновременно эмоций – страха, волнения, азарта и возбуждения. Да, она до сих пор ощущала на своей шее прикосновение холодных пальцев бывшего пациента и эта опасная, жесткая и непривычная близость сводила ее с ума.

Артур стоял с пистолетом и, особого труда не стоило догадаться, что ранее оружие принадлежало охраннику, теперь распластавшемуся на полу. Тишину, полную горячим дыханием, внезапно разорвал тревожный звук экстренной сирены.

Артур сделал еще шаг и выпустил пулю в сонное тело санитара, которого только что обездвижила девушка.

Никаких убийств, да?

- Зачем… - пролепетала Харлин.

Артур оставил эти слова без комментария. Его глаза пугающе блестели, сейчас он выглядел абсолютно опасным и абсолютно сумасшедшим.

- Пора отсюда выбираться, милая доктор, - сказал мужчина и сделал то, чего Харлин меньше всего от него ожидала. Он коротко и быстро поцеловал ее в губы, заставив почувствовать одурманивающий коктейль из крови и адреналина. Затем он довольно брезгливо вытер рот тыльной стороной свободной руки, не то избавляясь от выступившей из разбитого носа струйки крови, не то – от памяти о прикосновении к губам девушки.

Он решительно направился в сторону черной лестницы, ведущей на парковку, словно всегда знал, где она находится и уже давно все спланировал.

- Стой… - прошептала ошарашенная Харлин.

- Если тебе тут нравится, можешь оставаться.

========== Странное рождество ==========

Эти слова прозвучали так хлестко, словно удар плети.

«Если тебе тут нравится, можешь оставаться».

На бедняжку доктора Квинзел разом опустилась невыносимая холодная волна осознания всего происходящего. Словно все это время она была пьяна и в каком-то лихом угаре успела наделать таких глупостей, за которые теперь ей, внезапно протрезвевшей, стало мучительно стыдно. Или… это чувство вполне напоминало ту омерзительную пустоту, которую Харлин испытывала после хорошего оргазма. Жаркое, истомленное тело становилось вдруг холодным, таким маленьким, жалким и голым, что ей хотелось заползти в темную нору и скрыться там от всего мира. Этот перепад всегда был для Харлин загадкой и она жалела, что слишком плохо слушала в колледже лекции о химических процессах в организме. Вероятно, при ее большей усидчивости, гормональные качели стали бы менее загадочными. Впрочем и без попыток найти логическое объяснение происходящему, она неплохо научилась справляться с этим ощущением – пара глубоких вдохов, иногда сигарета или бокал спиртного, небольшая внутренняя работа по саморегуляции и ей больше не хотелось провалиться под землю.

В этот раз отделаться самовнушением не получилось и ситуация явно вышла из-под контроля, да и времени на нормальную внутреннюю работу было слишком мало.

Харлин смотрела на себя со стороны и не понимала, как оказалась в этой точке бытия. Еще вчера она приходила в Аркхем красивая, уверенная в себе, со своим блокнотом и диктофоном, набросками невероятно провокационного материала для книги, завтрашней сенсации для кровожадного Готема. Еще вчера ей казалось, что она спокойно может подсмотреть действо за кулисами безумия и вскрыть его с отстраненностью патологоанатома, своим холодным рациональным умом, найти связь между проявлениями насилия и сексуальностью, легко объяснив процентов восемьдесят самых тяжелых случаев, не поддававшихся лечению. Еще вчера она была уверена, что для подобного открытия, ей не придется самой прыгнуть в эту мясорубку и выйти сухой из воды. Еще вчера она была уверена в том, что совершает это самое открытие.

Где-то между старой Харлин и нынешней, стоявшей в коридоре лечебницы Аркхем над тремя свежими трупами, с горящими после поцелуя клоуна-маньяка губами, пролегла пропасть из всех тех странных событий, которые теперь казались сном.

«Что за херня, Харли?» - спросила она себя, и ей захотелось рассмеяться, но в этой ситуации смех вовсе не был ее привилегией.

«Тебе уже давно не четырнадцать – продолжала она про себя, - чтобы идти на поводу у гормонов, чтобы ради кого-то совершать столько безрассудных поступков, бросаться в такой максимализм…»

Это слишком иронично, чтобы быть правдой. В ее жизни было столько мужчин – красивых, умных, сексуальных, смелых, интересных, богатых (что тоже, конечно, важно…), и ради всех этих выставочных жеребцов, аппетитных самцов, как бы их назвала старина Богомол, ей не то, что не хотелось убивать, пальцем не хотелось пошевелить. Она с высокомерием королевны принимала их дары, внимание и житейские блага. Но как глупая девчонка выбросила в мусорное ведро все ради… этого? Красивый? Нет, выглядящий старше своих лет, долговязый, сутулый, как трубочист, невротичный, с этими жуткими глазами, крючковатым носом и едва ли располагающей к себе улыбкой, вместо мускулов – одни кости, с таким же успехом можно было бы возжелать узника Бухенвальда. Что там дальше по списку? Интеллект, образование, богатство, социальный престиж, и прочие показатели, которые в данном случае не шли в сравнение с ее прежними избранниками. Он и вовсе пациент психушки, убийца, застарелый маменькин сынок… Что вообще могло зацепить в этом человеке такую, как она? Но какая она на самом деле?

Или… доктору Харлин пора было признаться себе в том, что она абсолютно не понимает даже саму себя.

Пока Харлин стояла посреди коридора, холодея и споря с собой, Артур, похоже, действительно собрался уйти без нее.

- Подожди, - наконец-то нашла в себе силы заговорить девушка, - я обещала…

Артур остановился, но закатил глаза с таким видом, словно она была ребенком, попросившим на день рождения пони. С таким омерзительным снисхождением на Харлин никто никогда не смотрел в ее жизни.

Харлин пробежалась по коридору, заглядывая в маленькие окошки палат. Онауцепилась за Лилиан, как за спасительную соломинку, хотя понимала, что ее дальнейшие приключения в обществе уже двух сумасшедших станут еще более остросюжетными. Но… где же она… где…

- Богомол, - попыталась оправдаться Харлин, - я обещала, что заберу ее, когда…

Артур шагнул к девушке и только теперь она заметила, какой маленькой кажется по сравнению с ним. Сеансы на неудобных стульях как-то уравнивали разницу в росте, но теперь она была очевидна. Над Харлин словно склонилась зловещая тень из ее детских кошмаров.

- Когда поможешь мне сбежать отсюда? – подловил бывшего доктора мужчина. От его холодного и насмешливого тона Харлин стало не по себе, ее как-будто поймали за каким-то очень гадким и постыдным занятием. Хуже всего было то, что Артур не смеялся. Он был совершенно серьезен и удивительно спокоен.

Харлин еще больше смутилась и прошмыгнула мимо его долговязой фигуры, совершив еще один бессмысленный круг по коридору, в поисках своей бывшей пациентки. Она тщательно проверила даже все таблички на дверях, и нигде не значилось под номером пациента фамилии Хамонд. Но она же не могла ошибиться, этот этаж… их камеры были совсем близко с Артуром, неужели ее перевели или… выпустили…

Внизу слышались голоса и шаги. Тревожная сирена еще больше нагнетала обстановку.

- Можешь тут сколько угодно развлекаться со своими выдуманными друзьями, но у меня другие планы.

Харлин обернулась на Артура, он был уже совсем рядом с поворотом на пожарную лестницу.

- Выдуманные друзья… - эхом повторила Харлин и бросилась за мужчиной и вцепилась в рукав его больничной пижамы, - стой… что ты сказал… что это…

- Я думаю, что ты больше разбираешься в этом, детка, - подмигнул ей Артур, - кто тут у нас психиатр?

Был канун рождества и весь дом стоял на ушах в приятных праздничных хлопотах. В воздухе пахло корицей, домашним пирогом с черникой и запеченным гусем. За окнами крупными пушистыми хлопьями падал снег. Худосочная, словно вяленая рыба, няня миссис Эрхарт, оставила детей одних в гостиной, услышав, что пискнули часы на духовке. Конечно, в доме было много взрослых и много кто их них мог успеть добежать до кухни, чтобы убедиться в готовности праздничного ужина, но Эрхарт была старой, немного нервозной еврейкой, которая любила контролировать даже то, что не входило в области ее обязанностей.

Дети обрадовались внезапному одиночеству и совершили жалкую попытку пробраться в холл, где под большой красивой елкой уже теснились разноцветные упаковки подарков. Однако, маленькому преступлению не было суждено случиться – отец семейства спустился в холл, чтобы поискать что-то в своем дорогом зимнем плаще.

- Если папа там и будет крутиться, - шепелявя сказал младший мальчик, - то Санта не сможет спрятать подарки…

- Дубина, - отозвался второй, постарше, - Санта не ходит через дверь. Он спускается в печную трубу. Мы подождем его здесь… Или…

До прихода гостей оставалось совсем немного времени и, поглощенные суетой взрослые, еще не успели разжечь камин. Холодным темным квадратом он манил отправиться в удивительное путешествие и в трубе загадочно завывал ветер.

- Мы можем спрятаться там, - осенило старшего мальчика, - вернее… ты… полезай туда, ты меньше.

Младший мальчик быстро согласился, все-таки мнение старшего брата было для него весомым аргументом. Конечно, он еще совсем маленький и гибкий, без проблем поместиться в каминной трубе.

- Только сиди там очень тихо, - наказал старший, уже испытывая бесконечное наслаждение от задуманной шалости, - пока я не скажу.

К возвращению миссис Эрхарт, старший ребенок был один в гостиной. Он увлеченно играл в дорогую игрушечную железную дорогу, привезенную отцом из-за границы.

- А где Вилли? – поинтересовалась няня.

- Мама забрала, - не изменившись в лице заявил старший брат. Миссис Эрхарт некоторое время постояла над ним, осмысляя полученную информацию, но в конце-концов остановилась на мысли, что версия довольно правдоподобная. Да и лишний раз беспокоить хозяйку сейчас, когда она пархает между своим туалетным столиком, кухней и столовой, пытаясь одновременно прихорашиваться и контролировать процесс украшения стола, было слишком опасной идеей.

- А еще мама сказала, чтобы вы разожгли камин, - сказал мальчик.

Конечно, миссис Эрхарт не стала переспрашивать и послушно принялась готовить все для растопки. Все-таки времени до прихода гостей осталось так мало, а в доме совершенно ничего не готово. Так она хотя бы сможет пригласить сюда тех, кто появится первыми и предложить им чашку какао с холода…

Только гостей, как и обитателей дома, и бедную миссис Эрхарт, ждал совсем другой сюрприз, другое коронное блюдо. И вместо шумного приема за красивым столом с карточными играми, запеченным гусем и вручением подарков, были неприятные разговоры с полицией, визит медиков и запах омерзительного паленого мяса и сгоревших волос.

Харлин потеряла счет убийствам и вообще смутно осознавала, что происходит вокруг. Ей казалось, что она смотрит фильм, одна в пустом кинозале, в середине дня, когда снаружи стоит невыносимая полуденная жара, а темное помещение с пыльными креслами холодное, словно фамильный склеп. Лестница, охранники, выстрелы, чья-то машина на парковке. Только в кино девушка видела способ, с помощью которого можно было завести любой автомобиль без ключей, но, учитывая, что и сама она сейчас словно находилась в каком-то блокбастере, совершенно не удивилась тому, когда после недолгих попыток, Артуру наконец-то удалась эта хитрая операция.

Вероятно там, в грустной жизни бедняков, каждый обязан иметь этот набор неслыханных для благополучных людей навыков – убивать, угонять машины, вскрывать замки с помощью выстрелов.

- Садись за руль, - скомандовал Артур растерянной девушке и, когда она, растерянно хлопая ресницами, не отреагировала на его требование, довольно грубо дернул ее за плечо и толкнул на водительское сидение. Харлин испуганно уставилась на непривычную ей приборную панель, пока звонкая пощечина не заставила ее очнуться.

- Поехали, - рявкнул ее бывший пациент и девушка только и успела подумать о том, как непривычно холодно и жестко звучит его голос, - очнись, доктор, черт тебя возьми!

«Почему он так груб со мной? - обиженно подумала Харлин, - я же спасла его…

И тут же она сама придумала огромное количество оправданий для Артура – стресс, долгое ее отсутствие, долгое пребывание взаперти. Ведь он не такой на самом деле, он хороший, добрый, несчастный и потерянный человек. Как только все закончится, они еще посмеются над этим и будут говорить много часов в каком-нибудь придорожном отеле подальше от Готэма.

- Куда… куда мне ехать? – пролепетала она, выруливая с парковки, сшибая на скорости шлагбаум. В городе творилось что-то странное, повсюду горели огни и шныряли люди. Вероятно, известие о шумихе в Аркхеме, взбудоражило начавший расслабляться народ и теперь он выплеснул наружу, словно гной из вскрытой болячки. Местами в толпе встречались уже успевшие позабыться маски клоунов.

- А ты не обдумала это заранее? – Артур тем временем обшарил бардачок в машине и отыскал в нем помятую пачку сигарет и зажигалку, - когда планировала побег?

- Я… - растерялась Харлин, - думала, что мы поедем в другой штат…

Артур коротко рассмеялся и этот смех совершенно не был похож на те болезненные приступы, которые беспокоили его раньше. Он открыл окно и выдохнул туда струйку дыма.

- Нахер другой штат, - откликнулся он, - я остаюсь в Готэме. Ты – как хочешь…

- Но… - вырвалось у девушки и она поймала его взгляд, позволив себе на пару минут оторваться от дороги. Болотные огни готовы были сжечь ее до тла.

- Не знаю что ты там себе напридумывала, доктор, но я не собираюсь прятаться, - перебил ее Артур, - хватит этой крысиной жизни. Пора устроить настоящее веселье…

- Но… - снова попыталась начать Харлин.

- Если тебя что-то не устраивает, прошу, - мужчина демонстративно махнул в сторону проносящегося мимо шоссе, - на выход…

- Зачем ты так со мной? – вырвалось наконец-то у девушки, но слова прозвучали сдавленно и хрипло, споткнувшись о ставший в горле ком, - я помогла тебе, я…

- Можешь быть свободна.

Харлин не знала, что произошло дальше, но вероятнее всего, от нахлынувших эмоций, а может быть из-за усталости и нервного напряжения, она не справилась с управлением. Машина с визгом врезалась в фонарный столп, осыпавший капот сияющим снопом искр. Харлин больно ударилась головой о руль и повисла на нем обездвиженной тряпичной куклой, хотя при этом ее сознание было удивительно ясным.

Кукольный домик ее иллюзий в одно мгновение расщепился на атомы, не выдержав неминуемого столкновения с реальностью. Все не так, как она думала. И не могло быть так…

Потому что никакой Лилиан не было, потому что никакого Артура Флека не было, был только жестокий и непредсказуемый Джокер; никакой умницы Харлин-психиатра не было, только глупая самонадеянная девчонка; а все они существовали только тот короткий отрезок времени, пока в них была необходимость. К несчастью, любое представление в кукольном театре заканчивается и все вчерашние артисты отправляются в пыльный старый ящик, а управлявшие ими люди идут в бар через дорогу, чтобы позднее не узнать себя в зеркале с поплывшей амальгамой.

Пока Харлин лежала головой на руле, захлебываясь собственной кровью, стекающей из разбитого лба, пестрая масса людей в клоунских масках растормошила и вытащила из машины Джокера. Конечно, ему и не пришло в голову прихватить свою нерадивую помощницу в удивительный мир безумия, куда она так стремилась попасть.

Она была пустой пластиковой бутылкой, которую ветер гонит по обочине дороги, сломанной игрушкой, в которой больше не было необходимости. Она нырнула на дно и искупалась в грязи, потому что… сама этого хотела. Идеальная, сытая, довольная жизнью девочка. Не потому, что ее унижали в школе или пытался соблазнить учитель-педофил. Потому что в каждом человеке есть области тьмы, неизведанные, непонятные и скрытые до подходящего момента.

«В каждом из нас есть уголок тьмы.

Однажды ты перестаешь бежать от него и выпускаешь наружу».

========== Чертова кукла. ==========

Заброшенное и пустое здание завода «Эйс Кемикалс» было самой гротескной декорацией для наступающего рождества, в которой когда-либо приходилось бывать Харлин. За огромными разбитыми окнами шел снег, красиво кружившийся в порывах ветра, заставлявших железобетонную мрачную махину стонать, словно старый танкер, севший на мель лет пятьдесят назад. Ветер гулял по длинным запутанным коридорам; ветер хлопал остатками деревянных рам в цехах и шелестел проводами и обрывками документации в помещении, когда-то служившем кабинетом бухгалтерии. Именно это хоть немного сохранявшее тепло помещение и стало пристанищем для девушки.

Каким-то чудом ей удалось отыскать в подвале какие-то тряпки и соорудить из них себе что-то вроде лежанки в углу комнаты, куда не добирался вездесущий промозглый сквозняк. Там она ежилась от холода, обнимала колени и с тоской вспоминала теплую роскошную постель в квартире Шона, мягкость шелкового постельного белья, приятный запах свежести и уюта. Здесь пахло совсем иначе – застарелые испарения химикатов прочно вплелись в затхлый душный воздух, от них резало горло и чесалось в носу; верхними нотами этой ароматической композиции звучали плесень, гнилое дерево и ржавое железо.

И только гулкий звук шагов по коридору снаружи мог заставить девушку выбраться из импровизированного укрытия. Первым приходил животный страх – пальцы сами нащупывали в груде мусора металлический прут; а вторым – радость, глупая, детская и нелепая. Конечно, она уже научилась узнавать эти шаги, чуть шаркающую походку с легкой хромотой.

Джокер явился ей при полном параде и гриме, разве что заменив красный костюм на темно-фиолетовый, большой и нелепо болтающийся, словно с чужого плеча. В этих мрачных стенах он, в отличие от Харлин, угасавшей, словно тень, расцвел и раскрылся, сбросив с плечей тяжелую глыбу безнадежной роли узника. В этот раз он принес с собой старую печатную машинку «мерседес», которую с грохотом опустил на один из заваленных мусором столов.

- Доктор Квинзел, - протянул мужчина по слогам, как детскую считалочку, - вот вам подарок к новому году.

Харлин неуверенно поднялась с места, на ходу растирая ноющие от холода колени, и приблизилась к нему. Джокер грубо потрепал ее по щеке.

- Будете строчить свою книжонку, - закончил он и рассмеялся.

Это было унизительно, грубо и мерзко. Впрочем, все ее положение и пребывание здесь прекрасно описывались этими тремя словами.

Джокер бесцеремонно ухватил девушку за воротник чужого, облезлого пальто, которое хоть немного спасало ее от холода, и словно беспомощного щенка, усадил на холодный железный стул, перед машинкой. Харлин послушно подняла руки над клавиатурой.

- Приступим! Начнем с моего детства. Омерзительный квартал на самой окраине города, с одной стороны железная дорога, с другой огромная мусорная свалка и несколько лачуг между ними…

Харлин тряслась от холода и не знала, что ей делать. Резкий удар отломанной ножкой стола по рукам, вывел ее из ступора и заставил отскочить в сторону, вжаться в стену, испуганно сверкая глазами.

- Артур… - прошептала она, - пожалуйста… Зачем ты так со мной…

- Артур, - передразнил Джокер, - ты здесь? – он театрально постучал себя по виску, - о, подождите, доктор, сейчас…

Его лицо мгновенно изменилось, стало смущенным, растерянным и даже черты как будто перестали быть такими острыми и резкими. Он рванулся к девушке и ухватил ее за руки.

- Доктор, милая, - бешено затараторил он, - мы должны отсюда бежать, пока он не вернулся, пока он вышел… но я уже слышу его шаги… он все… ближе, - его голос сорвался в хриплый безумный смех, - помогите мне, вылечите меня…

Хватка его цепких пальцев на руках Харлин усилилась. Девушке было больно и страшно, хотелось вырваться, но она оказалась загнанной в угол. Джокер снова поменялся в лице и это выражение, с которым он теперь смотрел на нее, не предвещало ничего хорошего.

- О, доктор! Да вам и самой нужна помощь. Нужно вас вылечить! – возликовал мужчина. Он рванулся в коридор, заставив Харлин пойти следом, спотыкаясь о мусор и едва сохраняя остатки равновесие.

- У меня есть отличное средство, моя дорогая, - продолжал он. Они остановились на небольшой металлической площадке, с которой проглядывался весь просторный, плохо освещенный зал с кучей огромных бочек. От химических испарений здесь резало глаза. Один из чанов был открыт, и его зияющая круглая пасть распростерлась практически под ногами. Харлин не сразу осознала, что стоит прямо над ним.

- Тебе сразу станет легче, - шепнул ей Джокер прямо на ухо, и от его дыхания так близко она испытала пугающий неописуемый восторг.

Практически у всех пациентов Аркхема были прозвища или клички; данные им персоналом или выбранные самостоятельно. Харлин долгое время довольствовалась только номером, иногда ее в шутку называли «доктором», но прижиться надолго этому имени не удалось. Зато девушка могла похвастаться перед товарищами по несчастью самым большим количеством посетителей. С того момента, как ее вытащили из угнанной машины с разбитым лбом и приволокли сюда, в приемном покое Аркхема успели побывать ее родители, сестры, Шон, многие знакомые и, конечно, навязчивые журналисты.

Вопросов было много, но больше всего всю эту толпу по-разному заинтересованных людей волновало то, как успешная, благополучная девушка, решилась шагнуть на шаткую дорожку. Ее осуждали, ненавидели, но многие пытались оправдать, называя очередной жертвой Джокера. В произошедшем с ней видели еще один акт безумного представления, нескончаемой жестокой шутки, задуманной безумным клоуном – убить ведущего в прямом эфире, а затем свести с ума психиатра.

Харлин мало интересовало то, что говорили о ней все эти люди. Каждого она пыталась расспросить о происходящем за глухими стенами больницы, подслушать, получить хотя бы весточку о своем бывшем пациенте. Она должна была знать, что произошло с ним после побега. Должна была знать, где он сейчас. Чтобы отыскать его, когда выберется отсюда.

Когда она думала об этом, то руки сами сжимались в кулаки и ногти с облезшими остатками маникюра до крови вонзались в ладони.

Она не позволит долго держать ее взаперти. Она выйдет отсюда и расквитается с этим проклятым клоуном, за то, что бросил ее, использовал ее, играл с ее чувствами; жалостью, состраданием. За то, что сломал ее, как скверный мальчишка красивую куклу. Она придумает сотню способов для мести. Она сама засунет его обратно в Аркхем и будет приходить сюда, чтобы посмеяться, она…

Она глотала таблетки, но отказывалась от еды. Ее тело стало одной натянутой тугой струной, которая оставалась в постоянном напряжении даже во время короткого, беспокойного сна.

Она выберется отсюда. А пока есть время подготовить свою холодную, изощренную месть. Придумать самую великолепную шутку, которая заставит чертового клоуна смеяться до смерти.