КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706129 томов
Объем библиотеки - 1347 Гб.
Всего авторов - 272720
Пользователей - 124656

Последние комментарии

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

a3flex про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Да, тварь редкостная.

Рейтинг: 0 ( 1 за, 1 против).
DXBCKT про Гончарова: Крылья Руси (Героическая фантастика)

Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))

По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...

В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
medicus про Федотов: Ну, привет, медведь! (Попаданцы)

По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.

cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".

Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.

Итак: главный

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Dima1988 про Турчинов: Казка про Добромола (Юмористическая проза)

А продовження буде ?

Рейтинг: -1 ( 0 за, 1 против).
Colourban про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно

  подробнее ...

Рейтинг: +2 ( 3 за, 1 против).

Эльфийская сага. Изгнанник [Юлия Марлин] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

ЭЛЬФИЙСКАЯ САГА. ИЗГНАННИК

Посвящаю тем, кто в моем сердце, но кого уже нет рядом

Пролог

Холодный лунный свет вливался в тюремную камеру через узкое, забитое решеткой, окно. Синеватый сумрак подрагивал и, тая под натиском света, медленно обнажал силуэт одинокого пленника. Он сидел на каменном полу, прислонившись спиной к холодной скользкой стене с согнутой в колене ногой и низко опущенной головой. Копна черных спутанных волос свисала до босых ступней несчастного.

Тяжелые литые цепи обхватывали запястья и лодыжки пленника, и спадали к ногам кольцами блестящих неподъемных змей. На горло нацепили шипастый ошейник, чтобы причинить больше боли. Из одежды оставили только черную рубаху, сотканную некогда из дорого халлийского шелка, узкие черные брюки и широкий серебряный пояс с узорным рисунком, который дважды обвивал его талию и был связан в узел спереди.

Он не шевелился много часов — со стороны могло показаться, он давно мертв. Но, как говорят мудрецы, первое впечатление всегда обманчиво лжет даже глазу Всевидящего. Лунный луч, текший по стене, дрогнул и соскользнул на пленника, осветив затылок холодным серебром. Закованный в цепи вдруг хрипло вздохнул и поднял голову, слипшиеся от крови и пота волосы колыхнулись, обрамив бледное худое лицо.

По всей видимости, пленника ослепили — его глаза перетягивала тугая повязка: по впалым щекам, очерчивая высокие скулы, струилась кровь. К тому же несчастный был жестоко избит и серьезно ранен. Покоившуюся на колене левую руку украшало кольцо, вырезанное из цельного кристалла. На гладкой поверхности сверкала алмазная печать древнего эльфийского рода Дракона и Змеи: переплетенные между собой черный эбонитовый дракон и белая змея из лунного камня — а с пальцев капала кровь, бесшумно ложась на пыльные тюремные плиты.

Несчастный откинул голову, прислоняясь к склизкой стене. Он уже знал, за ним шли, и губы тронула горькая усмешка. Враг послал верных «псов» — тяжелые глухие шаги слышались из-за дубовой двери, крепко-накрепко запертой засовами по ту сторону. Судя по шаркающим звукам — подходили двое. Немного же охраны для того, кто приговорен к смерти и проклят королем.

Окошко, прорезанное в дубовой двери, откинулось, и в полумрак вкатились тени; потом мелькнула одна пара грозных глаз, а следом вторая. Охранники-орки заглядывали в камеру, окутанную мглистой холодной тишиной, чтобы справиться: не сдох ли еще предатель.

— Эй, ты!

Пленник не шевелился. Освещенное лунным светом лицо, залитое кровью, походило на маску, высеченную из снежного мрамора, без тени эмоций, без отблеска чувств, без признаков жизни. Пришедшие орки перепугались, в голосе одного послышалась хриплая дрожь:

— Открывай! Его Величество нас живьем закопает, если он подохнет до поединка.

Лязгнул засов, раздались резкие щелчки, замок стремительно вскрыли и тяжелая дубовая дверь со скрипом распахнулась. Солдаты грузно ввалились внутрь. Они были облачены в массивный металл доспехов, на головах сверкали узорные шлемы, украшенные берилловыми рогами с резьбой, на поясах отливались медью ножны с клинками; рукояти, окованные золотом, играли всполохами.

Орки обступили неподвижное тело, прислоненное к стене; один из солдат ткнул темного эльфа в бок носком сапога, обитым металлом.

— Эй, исчадие, давай, просыпайся!

Пленник дернулся, губы дрогнули — удар оказался болезненным.

— Шевелится, — с облегчением заметил первый, а потом зашипел: — Чего расселся, ублюдок! Его Величество Брегон ждет тебя, изгнанник!

У стены лязгнул цепями еще один заключенный. Закричал:

— Оставьте его!

Его ударили:

— Не лезь!

На едва заметном из тюремного окна кусочке сине-черного неба, перемигиваясь, расцветали серебристые звезды. На западе, в закатных огнях алели облака, но над Гелиополем царила тьма. Наступила тихая лунная ночь. Природа замерла. Мертвый штиль повис над Верхним Миром подобно Серому Страннику с косой — Предвестнику конца времен. Все случится в свете первых звезд. Поединок предрешит судьбу Эльфийского Мира.

Пленника подхватили под локти и рывком поставили на холодный пол. Цепи хищно зашелестели, а ошейник оцарапал шею. Он поморщился, глухо зарычал от боли, но не сопротивлялся судьбе. В начале своей истории он звался лучшим воином сумеречного народа и претендовал на трон и корону Подземного королевства. В конце — лишился всего.

— Пшел, — толкнув в спину, приказал солдат, когда цепи были вырваны из гнезд и перехвачены за концы его и рукой сослуживца.

Темный эльф повиновался. Отяжеленный кандалами, он медленно вышел в коридор; по холодным тюремным плитам за ним потянулся кровавый след.

Его губы чуть заметно шевельнулись:

— Мое имя Габриэл. Я сын лорда Бриэлона. Из рода Дракона и Змеи. Главнокомандующий армии Его Величества короля Теобальда. Был рожден во второй месяц Года Созвездия Дракона. Был убит в шестой месяц Года Созвездия Льва.

Глава 1. Падение Эбертрейла

Не тот умен, кто знает, что добро, а что зло,

а тот — кто выбирает меньшее зло

(Шапсугская пословица)

Годом ранее

— На исходе Эпохи Первых Зорь Великий Светлый мир эльфов пал во мрак…

Не многие вспомнят легенду о священном для нас городе Гелиополе и его правителе Лагориноре ал'Эбен Блистающем. Я напомню вам, мои подданные! У Верховного короля было четыре младших брата, и каждый обладал властью над одной из стихий. Владыка Воды. Господин Земли. Повелитель Огня. Властелин Воздуха.

Тысячелетиями они правили эльфийской равниной Трион, но все изменилось в одночасье. Одной безлунной ночью в королевство пришел незнакомец. Путем интриг и лжи он посеял раздор между братьями, и перестали они быть верны друг другу. Уже никто и не помнил, с чего началась вражда, но каждый из братьев возжелал сам носить корону Верховного короля, именуемую Неугасимая Звезда. Желал этого и незнакомец. Долго и упорно науськивал он братьев против Лагоринора и, наконец, вселил в их души смятение и тьму, а разум засеял семенами сомнений и подозрений. Четыре брата пришли к Королю и потребовали отдать корону Всевластия. Он отказал и тогда каждый нанес ему стихийным клинком смертельную рану. Но не знали они, что связаны не только одной судьбой, но и одной жизнью. Гибель Верховного правителя принесла гибель четырем его братьям. Пали один за другим Повелитель Огня, Владыка Воды, Властелин Воздуха и Господин Земли.

На смертном одре Лагоринор ал'Эбен Блистающий проклял незнакомца и заключил: «Только кровью Моего истинного наследника смоется проклятье, изреченное мной, в сей час».

В эту же секунду Неугасимая Звезда приобрела уродливый вид. Не досталась корона, обладающая бесконечной силой и могуществом, незнакомцу. После его смерти Высокие эльфы впали в смятение и не смогли договориться, кто достоин продолжить дело Лагоринора. Спор затянулся на долгие годы и со временем привел к расколу нашего народа. Часть предков ушла в горы, пещеры, подгорные проходы, подземелья, разорвав связь со светом и Верхним Миром. Там в тишине холодного камня они нарекли себя темными эльфами, избрав богиней чарующую бледноликую Иссиль и ее стихию — Ночь.

Проведя много лет без солнечного света и сияния звезд, они утратили связь с матерью природой, обратили свет во мрак, любовь в жестокость, и на алтарь Хаоса низринули милосердие, сострадание, любовь, за что были щедро им одарены. Наши предки добились совершенства в искусстве войны и овладели техникой бэл-эли. Мы, Дети Сумерек — их потомки, стали лучшими воинами, искусными убийцами, величайшими полководцами во всех мирах по эту сторону солнца и по ту сторону звезд.

С сотворения нашего государства мы приняли закон — сильнейший воин восходил на трон Подземного государства и принимал титул правителя. Правил Его Величество мудро и жестоко настолько, насколько нашептывало ему его темное сердце, покуда не являлся воин более сильный и молодой, способный бросить вызов Правителю. Как только юность побеждала опыт, на трон восходил новый Господин или, если все же опыту удавалось отстоять свои права на престол, наглого выскочку немедленно казнили, а трон по-прежнему оставался в руках cильнейшего.

Иные эльфы предпочли остаться на поверхности. Они разбрелись по миру, растеряв все семейные связи, стали безродными ничтожествами без прошлого. Одни ушли в леса, другие построили новые города, третьи спрятались на вершинах гор. Так появились Дети Рассвета — наши лесные, солнечные, высокогорные сородичи. Для нас все они — светлые, наши заклятые враги, потому что в память о великом прошлом, как и прежде, поклоняются Властелину Над Облаками — Всевидящему Солнцу.

Светлые создали свой уютный мир, нарекли его Верхним и о древней связи, некогда скреплявшей их и нас, постарались забыть. Они забыли Верховного короля Лагоринора. Бессмертный город Гелиополь пришел в запустение и стал призраком былого величия; воспоминанием угасшего, давно исчезнувшего мира.

Многие века все мы надеялись, — настанет день, и наследник Верховного короля объявится, заявит права на трон Гелиополя, вернет утраченную корону Всевластия и взойдет на престол. Надеялись, он избавит мир от проклятья, наложенного предком, и, как и встарь, в эльфийской столице засияют колодцы с солнечной водой, жизнь вернется под своды могучих неприступных стен, а разъединенный, разобщенный и расколотый на две неполноценные расы народ станет единым.

Но, годы шли… Наследник не появился, не заявил о себе.

И вот, я стою перед вами, мои верные подданные, и смотрю, на их новую столицу, которую они нарекли Эбертрейл! Я верю, что гибель города светлых эльфов вернет к жизни нас, темных! Если наследник Лагоринора не объявился сам, я сделаю это за него. Я, Брегон, сын Теобальда, наследник трона Эр-Морвэна из рода Дракона и Змеи, достоин воздеть Неугасимую Звезду и занять трон Города Солнца. Я — достойнейший из достойных, стану новым Верховным королем нового мира! А теперь, мои, верные подданные, в атаку! Сравняйте Эбертрейл с землей! Сожгите его башни и крепости! Залейте улицы кровью! И да хранит вас Иссиль!

Речь Его Высочества переполнила яростью и злобой сердца темных воинов. Взвились бархатные знамена: черные с серебром, несущие сплетенье серебряной луны и белого месяца. Взметнулись в закатное небо закаленные эльфийские клинки, выкованные из прочнейшей подгорной стали маэ-ро, что не перебить и не сломать. Захрапели кони и заиграли искры в начищенных латах, охвативших конские бока непробиваемым панцирем. Армия темных эльфов пошла на штурм Эбертрейла.

Первыми заполыхали слитые в единый массив ажурные башенки северной крепости. Огонь крался по галереям и смотровым площадкам, зубчатым стенам и оборонительным вышкам, обжигая кипятком и отравляя дымом. Вдоль бойниц в серебристых кольчугах, с наброшенными поверх белыми плащами, метались защитники Эбертрейла. Они отстреливались из луков, давая залп за залпом, но наконечники стрел не могли пробить литую броню маэ-ро, что прочнее камня и легче пера. А потом они стали задыхаться и пятиться, теряя луки, роняя стрелы. Черные жрецы подмешали в огонь колдовство, и отравленный ядом дым принялся косить эбертрейльское войско, как рука жнеца сухую траву по осени.

Объятые пламенем Белые Знамена с золотым крылатым солнцем срывались с башен. Горящие темноэльфийские стрелы пронзали городские постройки, вязли в стволах дерев, впивались в эбертрейльцев, не успевших вскинуть щиты. В Лесном городе занимался пожар. Женщины и девушки, черпая воду в фонтанах и искусственных прудах, тушили ревущие языки, но на их месте тут же расцветали новые неукротимые цветы колдовского огня.

— Берегись! — Прокричал воин в сверкающей броне и стрела просвистела над заостренным ухом эльфийки, срезав золотистую прядь.

Та охнула и осела, роняя ведро. Вода выплеснулась, потекла по широкой светлой улице Соловьев.

Новый залп исчадий не заставил ждать. Воин в броне в последний миг вскинул щит, укрывая себя и женщину. Несколько стальных наконечников хищно впилось в крепкое дерево; все кто оказался рядом посыпались на плиты, истыканные черными стрелами.

— Элли! — Вскричала женщина, кидаясь к золотоволосой девочке, облаченной в светлое двойное платье, ниспадавшее до земли.

— Элли! Дочь моя!

Элли не слышала мать, она билась в конвульсиях. Стрела вошла ей в горло.

— Не выходите из-под щита! — Вскричал воин.

Леди ослушалась и была сметена новым ливнем стрел. Щит не вынес натиска металла и огня, затмевавшего дневной свет черными тучами. Воин пал.

Стрелы сыпались смертоносным градом. Сраженные жители валились вдоль домов, резных скамеечек, величественных статуй, журчащих фонтанов. Через миг Соловьиную улицу усеивали сотни бездыханных тел.

… Лесной город, возведенный девять веков назад и давший приют всем обездоленным и одиноким эльфам, скитавшимся по равнине Трион, был обречен. Отстроенный в Белом Лесу у Западного озера, он потрясал величием и красотой; его престол занимал Аннориен Золотое Солнце, геральдический щит которого украшало золотое крылатое солнце. Он стал первым по-настоящему уважаемым правителем после владыки Лагоринора. Сотворив Лесной город камень за камнем, дом за домом, Аннориен подарил светлым сородичам не только новый дом, он подарил им надежду.

Все рухнуло сентябрьским вечером. Отлогую поляну накрыли длинные, пронизанные мраком, тени; запели горны, загудели барабаны. Из Белого Леса выступили солдаты. Колокола Эбертрейла залились отчаянным плачем, тревожно затрубили рога, улицы заполнил топот сапог и звон клинков. Все усилия были тщетны. Уютные домики и каменные крепости, остроконечные башни, пронизывающие облака, и трепетавшиеся на ветру белоснежные знамена — все гибло в свирепых языках черного, гудевшего бурей пламени.

Аннориен с безутешной скорбью наблюдал, как огонь с яростью голодного зверя пожирал творение его рук. Вырвавшийся из дымной завесы боец в закопченных латах с выбитым на груди крылатым солнцем, взбежал по лестнице и, склонив голову, донес:

— Мой король! Исчадия ночи прорвали первый круг обороны и подступили к стенам вплотную!

Король скрипнул зубами: да что же это? Властелин Над Облаками оставил их, бросив на произвол судьбы?

— Теобальд лишился разума, отдав приказ штурмовать! — Крикнул Аннориен, обнажая клинок.

Конечно, темные эльфы или как их называли солнечные сородичи — исчадия ночи были прирожденными бойцами. Они играючи вошли в беззащитную столицу эльфийского государства и смели первую линию обороны, не потеряв ни единого гвардейца.

Солнечные эльфы были столь же не приспособлены к войне и битвам, как лиловые облака на рассвете не способны причинить кому-то вред. Сливаясь с природой единым целым, они созидали и создавали в Верхнем Мире жизнь, переплетенную справедливостью, любовью и светом. Они не были воинами и не были убийцами, потому, когда венец их творения Величественный и Прекрасный Эбертрейл — первый столп Детей Рассвета, подвергся страшной атаке, не смогли дать достойного отпора жестокому захватчику, так бесцеремонно вторгшемуся из тьмы подземелий, из бесконечного бездушного существования, из пустоты хаоса в их омытую светом обитель.

— Бросить на защиту всех, кто еще способен держать оружие! — Приказал Аннориен.

— Все уже там, мой король, — отчаянно ответил гонец.

Аннориен с трудом расслышал его слова, заглушенные яростью схватки, кипевшей внизу. Скрежетало железо, дико, невыносимо вопили раненные, жестко кричали атакующие.

Под натиском безжалостно врага уничтожались тысячелетние ясени и вязы; рушились стеклянные галереи, цветущие террасы, узорные мосты, парки и скверы. Что не пожрала ярость стали — пожрет ярость огня.

Внезапно шум прорезал страшный треск. Это, рассыпаясь на огромные куски, рушилась Обсерватория Фэлла в западной части города. Аннориен застонал, противясь войне, принесенной исчадиями. Спасти народ он оказался не в силах, и теперь лишь бессильно созерцал его закат.

Совсем близко захрустело, а потом с диким свистом лопнуло стекло — разлетелся один из галерейных куполов, не выдержав жара огня. Сзади зашелестели камни — не вынес фундамент королевской усыпальницы; он раскололся, завалился на бок и подмял защитников в белом. Солнечных эльфов придавило многотомными мраморными плитами. Не успел король отойти от криков, погребенных заживо, как в нескольких локтях к северу содрогнулся вековой кедр. Три ветки, пораженные огнем, с ужасающим грохотом сорвались к корням — на головы ни в чем не повинных жителей.

Правитель, охваченный горем и ужасом, зашипел от отчаяния, считая, что хуже быть не могло, но он ошибся. С юга послышались удары. Аннориен обернулся туда, где железо молотило о железо. Казалось, оглушающе стонала сама земная твердь. Это темные эльфы подкатили к столице таран и теперь сокрушали Южные Врата Семи-Рао. Врата скрипели, изрыгали стоны. Мириады искр, высекаемых острыми краями о кованую сталь и мрамор, сыпались в листву. Первое время они не поддавались. Но ярость исчадий была неутолима и очень скоро створки стали прогибаться. Страшно грохнуло и врата слетели с петель, рассыпаясь фонтаном осколков. В пригород ворвалась темноэльфийская конница. Закованная в непробиваемый доспех, она покатилась по улицам черной ревущей волной.

Засвистели стальные топоры и наточенные до блеска клинки; на лезвиях блестели выбитые вязи эльфийских рун. От острых смертоносных копий не было спасения. Они кромсали, рубили, кололи. Лица защитников отражались в заточенных гранях и походили скорее на привидения, чем на регулярные войска. Темные эльфы же были бодры и быстры.

Второй посланец, взбежал на площадку, задыхаясь и обливаясь потом.

— Мой король! — Прохрипел он, забыв отдать поклон: — Исчадия взяли Бел'Дари! Южные ворота пали!

— Королева и мой сын укрылись в подземельях дворца, советник? — С непроницаемым лицом осведомился Аннориен. Всю боль, что кипела в его сердце, он готовился выплеснуть на врага.

— Да, — кивнул он, вытирая копоть с лица. Имя его было Хегельдер Могучий Ясень.

Аннориен кивнул, взмахнул клинком и развернулся к лестнице, опуская забрало. Рядом шагал герольд. Над головой гордо реяло Белое Знамя с солнцем из золота.

Король вступил в битву, когда его подданные терпели страшные потери. Он нырнул в сечу, не щадя себя, и бился храбро и достойно, стоя плечом к плечу с простыми воинами. Изранив нескольких врагов и получив ужасные раны, он был опрокинут и взят в плен вместе с другими защитниками. Как бы ни была крепка вера эльфов Верхнего Мира, и как бы неистово не пылал свет в их чистых сердцах — отбросить темную армаду им не удалось. Первая оборона, выставленная в надежде отстрочить падение города, продержалась семь минут. Вторая, вставшая стеной вдоль королевского дворца, выдержала натиск не дольше часа.

Улицы покрылись коврами изуродованных и изрезанных тел, хрустальные ручьи и чистейшие фонтаны скверов и парков покраснели от крови, воздух пропитался страданиями и смертью.

Объятый пламенем и залитый темноэльфийской сталью, город еще долго умирал в жестокой агонии. На стенах северной крепости заживо горели лучники, срывались и падали во рвы на острые колья, возведенные их же руками. В переулках и переходах захлебывались в крови женщины и дети, сметенные конницей врага. В домах задыхались старцы и младенцы, павшие жертвами ядовитого дыма.

Темные эльфы — рожденные воевать и побеждать, не оставили им шанса. Хрупкое равновесие меж мирами пошатнулось. Назревала новая война. Война Мира Рассвета и Мира Сумерек.

* * *

На безлесном холме держались три всадника. От эльфийской столицы их отделяло около полумили, но даже с этого расстояния они слышали отчаянные крики эбертрейльцев, и видели, как вымотанные, бледные и сокрушенные они сдавались и гибли в адском обжигающем пекле.

С особым наслаждением за предсмертными судорогами города наблюдал средний всадник — Брегон, сын Теобальда. Крики и стоны, полные мук, и мольбы о помощи были ему, что исцеляющий бальзам на душу. С жадностью голодного стервятника темный эльфийский принц всматривался в предсмертные судороги угасавшего Эбертрейла черными пустыми глазами.

Когда Ангел Смерти, наконец, распахнул свои крылья и город пал, он ослабил хватку поводья. Разжав кулаки в тесных перчатках, он похлопал по шее вороного коня и облегченно вздохнул. Его малочисленная гвардия только что сравняла с землей оплот солнечных эльфов, чему наследник Эр-Морвэна был несказанного рад. Как много дорог он прошел, как много крови пролил, пока путь не привел его сюда, к Лесному городу, где царствовал ныне плененный Аннориен Золотое Солнце.

— Если наследник Верховного короля не объявился сам, я сделаю это за него. Я, принц Брегон, сын Теобальда, воздену Неугасимую Звезду и займу трон Гелиополя, — пробормотал он сказанную перед штурмом речь.

Конь фыркнул, и принц отнял руку от могучей конской шеи. Повернувшись к спутнику по правую руку:

— Старший маршал Габриэл…

К спутнику по левую:

— … командор Сирилл, примите поздравления. Бойцы справились весьма недурно. Не так быстро, как я рассчитывал, но что ж, война всегда требует усилий от одних, и терпения — от других.

Габриэл поморщился. Сидя в седле гордого поджарого кохейлана цвета первого снега, он едва сдерживал гнев. В кристально-голубых, как льды бесконечных океанов глазах пылало пламя злости, перчатки хрустели, стискивая поводья.

Не приняв благодарности, он развернул коня и, съехав с холма, стрелой метнулся к стелившейся у подножия дороге. Небрежно наброшенный капюшон слетел, походный плащ взметнулся крыльями черной птицы. Обжигающее зарево закатного солнца коснулось его бледной, снежно-белой кожи и иссиня-черных волос, но вопреки ожогам, которые получали абсолютно все темные эльфы, хоть на миг подставив незащищенную кожу под палящие лучи, он попросту не заметил их, лишь слегка прикрыл глаза от слепящего света. Дневное светило не представляло угрозы для главнокомандующего армии темных эльфов. Причин этому необъяснимому явлению не ведал ни он, ни другие. Таковым лорд Габриэл родился.

— Что это с ним? — В недоумении спросил принц, провожая друга взглядом и оправляя капюшон — бархатистый плащ, расстеленный по крупу коня, поигрывал серебряными нитями, полностью защищая его от злых солнечных лучей. Брегон (как любой темный эльф) скрывал чувствительную к свету кожу и сбрасывал плащ лишь после заката, в тишине и прохладе Верхнего Мира.

— Понятия не имею, шерл Брегон. Он… зол, наверно, — пожал плечами третий — Сирилл. Высокий, крепкий, черноглазый командор.

Лучи, скользившие по пылавшим макушкам дубов и вязов, рикошетом отсвечивали от огромных серебристых листьев, умиравших в огне, и Сирилл щурился.

— Зол? Габриэл? — Рассмеялся Брегон.

Стройный солдат, затянутый в доспех, поверх которого развивался черный плащ, взлетел на истоптанный копытами холм. Он смирено приложил три пальца к правому предплечью и, припав на колено со склоненной головой в знак глубочайшего уважения и преданности, сообщил:

— Мой принц, Эбертрейл взят. Защитники перебиты. Король Аннориен и его семья в плену. Чародей найден. Он забаррикадировался в северной части дворца в старой библиотеке. Пока его спасает дверь, заклятая магией, но наши колдуны уже осматривают ее.

— Поторопитесь, — потребовал принц. — И запомни, чародея не трогать, пока я с ним не поговорю. Он нужен мне в здравом уме, а не опьяненный ненавистью и болью.

Голова и лицо темного воина были перемотаны черной тканью с узкой прорезью для глаз, которые, впрочем, он не смел поднять, лишь почтенно произнес:

— Сила, бесстрашие, преданность!

И бросился обратно к умиравшей твердыне из белого камня.

Принц обратился к командору:

— Шерл Габриэл нужен мне здесь. Найдите его. Немедля.

— Да, мой принц, — едва Сирилл откликнулся, с лавандовыми переливами кохейлан сорвался в сторону заката, туда, куда минуту назад умчался быстрее ветра главнокомандующий непобедимой темной армии.

Любой темный эльф армии Его Величества Теобальда посчитал бы поступок Габриэла достаточно серьезным преступлением: воин, покинувший поле битвы своевольно — подлежал смертной казни. Исключением являлись те, кого именовали шерлами. Шерл — воин, постигший три закона мироздания и получивший благословение высших сил; титул, которым нарекали за блистательные заслуги перед королем, Отечеством и подданными.

Титул шерла — недостижимая мечта большинства простых солдат, служивших в армии Эр-Морвэна, призрак величия, призрак благополучия. За всю историю Подземного королевства этим благородным титулом нарекалось не более трехсот солдат. Получая его, воин получал неограниченную власть, вечное почтение жителей и глубокое уважение короля. Помимо прочего, владыка отмечал шерла особым знаком одобрения — дарил кинжал, отлитый из тончайшей подгорной стали с крученой рукоятью из белого золота.

Ни в богов, ни в демонов, ни в чертей темные не верили, хотя последних часто упоминали в суйе, ибо черти или как их еще величали «те, кто стоит у черты» являлись хранителями Обители Предков Арвы Антре, и стояли на страже черты, разделяющей мир живых и мир усопших. А вот три Закона чтили свято. Они были приняты темным эльфийским народом в дни его начала, и гласили о беспрекословном подчинении, о безмерной преданности и о вечном огне битвы, который должен пылать в сердце темного воина каждый миг его существования.

Символом Трех Закон считали три пальца левой руки — большой относился к первому закону, указательный символизировал второй, а среднему оставили — третий. В знак уважения, приветствия, сочувствия, подчинения, все темные прикладывали вытянутые большой палец, указательный и средний к правому предплечью, подгибая при этом безымянный и мизинец. Прикладывали именно к правому предплечью потому, что верили: только правой рукой воин способен вершить справедливый и честный бой и карать отступников истиной веры, дарованной Луноликой Иссиль.

Обдумав, что Три Закона помогли покорить очередной город и мысленно возблагодарив их величие, Брегон легким, непринужденным жестом махнул, приглашая за собой, и тронул поводья. Конь ударил хвостом и пошел рысью. Молчаливо ожидавшая позади придворная свита по первому зову последовала за своим господином. Осеребренные каймой черные знамена с луной и месяцем взметнулись на ветру переливчатыми языками змей. Карающая врагов своего народа длань потекла по поляне к погибшему и растоптанному Эбертрейлу.

* * *

Последний из чародеев Эбертрейла — Алиан Горный Лис нервно взирал, как с каждым увесистым ударом дубовая дверь с золоченым орнаментом и выпуклыми литерами, вздрагивая, выскальзывает из петель. Он отчаянно обдумывал пути к спасению, но надежды спастись таяли, как снег под горячими весенними лучами.

Библиотеку освещали факелы, разбросанные вдоль стеллажей. Чего здесь только не было: и древние эльфийские трактаты, и гномьи манускрипты, и книги-заклиналки древесных цвергов и иные не имевшие цены собрания народов Верхнего Мира. Но все это меркло по сравнению с важностью одного-единственного свитка.

Входивший в королевский совет Лесного города чародей являлся так же и смотрителем библиотеки. Король Аннориен наложил на него указ строгого послушания — хранить тайну древнего свитка, открывавшего путь в Иссиль Итин — Лунный город, куда по преданиям эльфийских саг захоронили останки Верховного короля и четырех его братьев, а с ними упокоили их короны. Наибольшей силой обладала Неугасимая Звезда, дарившая обладателю великую и могущественную силу; по легендам она обращала долгоживущего эльфа в бессмертного бога. Оставшиеся четыре короны: Огненный Щит, Земная Твердь, Воздушный Предел, Водная Бирюза подчинялись Звезде и отдельно не имели ни власти, ни могущества.

Чародей прерывисто вздохнул и провел рукой по волне золотых волос, лежавших на белой мантии. Он знал — ему не спастись. Принц Брегон ступил на тропу войны из-за свитка, способного изменить равновесие сил двух противоборствующих миров. Как принц прознал, что свиток спрятали в Лесном городе, чародей мог только гадать, но в другом был уверен — заполучи его Брегон, — Верхний Мир падет, свет обратиться во тьму, а всякая жизнь сгинет в пасти порожденного темными эльфами хаоса.

Зная о безвыходном положении, чародей позвал:

— Эридан! Эридан!

Юный эльф с пепельными волосами и изумрудными глазами в светлой рубашке, жилете, темно-зеленых штанах, мягких эльфийских сапогах, подвязанный широким поясом из темного золота, подбежал поступью горного ручейка.

— Вы звали меня, учитель?

Чародей вынул из белоснежного рукава маленький резной ключ, сверкнувший платиной в пламени огней.

— Возьми его, Эридан. — Молвил он. — За третьим стеллажом с ведовскими заговорами на урожай и усмирение разгулявшейся стихии есть дверь, а за ней потайной ход. Он выведет тебя к Горскому Броду. Уходи.

— О чем вы? — Эридан принял ключ дрожащими руками. — Я не могу оставить вас один на один с захватчиками. Вы единственный оставшийся в живых Страж Семи Хрустальных Пик. Единственный, кто еще носит в памяти путь к Иссиль Итину. Они не пожалели Лесного города, что им ваша жизнь? Они с вас кожу живьем сдерут.

— Знать, такова моя судьба, — бесцветно отозвался чародей и покосился на некогда прочную дубовую дверь, стонавшую под грозными ударами. — Беги Эридан! Беги, ученик! Найди сестру! Эльфы Верхнего Мира должны узнать, какую жестокость сотворил принц Брегон с нашей мирной столицей двадцатым днем девятого месяца Года Созвездия Серны. Он не остановиться пока не сотрет нас с лица земли. Он ищет Лунный город, жаждет владеть короной Всевластия. Ему надо помешать.

— Нет, учитель, — сопротивлялся Эридан. — Я не могу бросить вас на верную гибель…

— Все рано или поздно умрут. Не скорби обо мне. Я уже одной ногой в Арве Антре. Беги же!

Эридан сжал платиновый ключ в кулаке и, бросив на учителя взгляд полный скорби, исчез в тенях книжных стеллажей. Он нырнул в потайной ход в тот момент, когда дубовая дверь, осыпаясь позолоченными литерами, слетела с петель и в библиотеку ворвались враги, с ног до головы затянутые черными искрящимися доспехами.

Габриэл отъехал так, чтобы наблюдательный пункт и мириады знамен скрылись из виду за кронами дубов и, остановившись на краю поляны, усыпанной бурым ковром земляничных листьев, спешился. Сморщенные ягоды поблескивали в лучах жаркого солнца, плывущего в дымке медленно оседающего пепла. По камням звонко перекатывался лесной ручеек, пряча синий лик в зарослях вереска; в буйной бордово-малахитовой зелени заливались трелями соловьи, лютики смущенно покачивали увядавшими соцветиями. Погода стояла не по-сентябрьски теплой и ласковой.

Впереди шумел Белый Лес, что был древнее первых звезд. К юго-востоку вырастали дымчатые хребты скалистых гор, вспарывая облачные дали острыми, как кинжалы пиками. На северо-западе сверкало озеро, ровное и круглое, будто зеркало придворной дамы в блестящей оправе цветов и трав.

Не восприимчивый к палящим солнечным лучам, высокий статный воин сжал кулаки, бросив опротивевшие кожаные перчатки в душистую траву. На указательном пальце левой руки сверкнуло кольцо, высеченное рукой ювелира из черного кристалла и тесненное печатью семейного герба. На черном поясе, туго стягивавшем стройную фигуру, в украшенных серебром и обсидиановой крошкой ножнах покоился меч. Рукоять, вырезанная из черного вулканического стекла, мерцала, неся оттиск того же фамильного герба.

Оправив опавший волнами плащ, расшитый перламутровыми камнями и темным серебром, главнокомандующий глотнул свежего лесного воздуха и хмыкнул. Он все чаще ловил себя на мысли, что в последнее время принц ведет двойную игру за спиной отца — владыки Эр-Морвэна и действует совсем не в интересах королевства. Очередная выходка с разорением Лесного города не сойдет ему с рук. Когда Правитель узнает, что натворил его единственный и горячо любимый сынок разразится буря. Между темными и светлыми эльфами давно уже было заключено перемирие. В пятый день седьмого месяца Года Созвездия Журавля король Теобальд и король Аннориен Золотое Солнце от лица эльфов Верхнего Мира приняли Пакт Дружбы, скрепив сей договор оттисками гербов и каплями крови. Они поклялись не нападать друг на друга, по крайней мере, пока оба являются правителями и держат трон.

Сегодня Пакт был предан огню. Габриэл, как любой темный эльф с рождения ненавидел светлых, поклонявшихся Солнцу, и ничего не имел против кровопускания двоим-троим зазнавшимся выскочкам, но чтобы уничтожить целый город. Пролить кровь тысячам тысяч… пусть даже ради обладания тайными знаниями.

Глубокие размышления заставили шерла склонить голову и прикрыть глаза, дабы сберечь их от закатного зарева. Сейчас, храня гордую стать даже в безмолвии, он казался отрешенным неживым изваянием из лунного камня, пришельцем из Страны Теней, омытый льющимся сиянием и овеянный вечной славой. Но всякий, кто надеялся, что в такие мгновенья Дети Сумерек теряли контроль над душой и телом, глубоко заблуждался. Гномы, гоблины, орки, феи, ирчи, драконы и прочие расы, населявшие равнину Трион, знали — рожденные в подземельях Мертвых гор всегда начеку.

— Его Высочество прислал тебя? — Жесткий голос Габриэла заставил, Сирилла, крадущегося с подветренной стороны, вздрогнуть.

— Угм, он. — Командор опустил меч: — Черт, хотел застать тебя врасплох.

— Ты знаешь, это невозможно, — Габриэл обернулся к другу с недовольством.

Светло-голубыми глазами он поглядел поверх его головы. Кольца, обрамленные пепельными кружевами, вздымались дыханием грозных исполинов и затмевали южный горизонт душным занавесом. На юном лице Габриэла играл все тот же плохо скрываемый гнев. Воистину Брегон перешел сегодня все границы дозволенного.

— Идем, ты нужен Его Высочеству, — прикрывая лицо капюшоном, и как можно тщательней прячась от солнечных лучей, позвал Сирилл. — Сам знаешь, он не любит ждать. Дверь, за которой укрылся чародей, скорее всего уже снесли.

— Не сомневаюсь, — усмехнулся шерл, направляясь к снежному скакуну. За его спиной взметнулся черно-серебристый водопад бархата.

* * *

Тронный зал чудом уцелел в вихре пламенного ветра.

… Откинувшись на высокую спинку из белого хрусталя, Брегон сбросил капюшон и с удовольствием наблюдал, как по полу, заваленному обожженными трупами, осколками доспехов и клинков, волокли эльфа со связанными за спиной руками. Золотистые волосы волочились за ним грязной паклей, некогда роскошный дорогой наряд из тонкого льна и агройского атласа темнел грязью и пропах дымом. Чародей долго сопротивлялся — все его лицо покрывали синяки и ссадины, на шее виднелся след от веревки — чуть придушили, чтоб усмирить колдовской дар.

Жесткие черты лица принца заострились, выдав в нем хищного стервятника, только что поймавшего добычу цепкими когтями. Упиваясь стонами еще живых, недобитых и истекавших кровью на полу и балконах, принц весело поигрывал ногтями по драгоценным перилам, а когда солдаты бросили к его ногам пленника, и вовсе расхохотался на всю королевскую резиденцию:

— Вот мы и свиделись, Алиан Горный Лис. — Низко наклонившись к Стражу Семи Хрустальных Пик он шепнул, — я предупреждал тебя старый дурень, если откажешь мне, будешь валяться у моих ног. Я слово сдержал, как видишь.

Чародей медленно и горделиво расправил плечи; пусть его поставили на колени, достоинства он не утратил. Презрительно оглядев захватчика, он не удостоил того ответа. Улыбка сползла с губ Брегона:

— И как ваш король сидел на нем? Это же невыносимо. Что вы за народ такой, солнечные? Подсунули королю кусок камня вместо мягких подушек! Видно так вы его и любили, раз заставляли часами отсиживать царственный зад на голом камне.

— Я ничего не скажу тебе, темный выкормыш, — бросил чародей, раздраженный неуважением к королю до последнего стоящему вместе с простыми защитниками.

— А я думаю, скажешь…

В прекрасный, но ныне разоренный и оскверненный зал вошли Габриэл и Сирилл. Оглядев холодными глазами безмолвных мертвых и молящих о помощи раненных, они подошли к Его Высочеству, и как всегда, встали по левую и правую от принца руки.

— Вовремя, — Брегон высокомерно смерил обоих и вновь обратил внимание на чародея со связанными за спиной руками.

Он кивнул одному из солдат и тот лихо набросил на шею эбертрейльца удавку. Чародей не сопротивлялся, был спокоен и отрешен.

— Послушай меня, — начал темный принц, — битва порядком утомила меня, а потому перейду сразу к делу. Я уже задавал тебе этот вопрос год назад, когда мы встречались в Дэлее Арор. Но спрошу еще раз. Скажи мне, где свиток? И может, я сохраню тебе жизнь.

— А я уже дал тебе ответ, выродок. Но повторю еще раз. Путь к Лунному городу тебе никогда не постичь и не познать. Свиток надежно спрятан и ни ты, ни все твое подземное отродье никогда его не найдете. Сожги хоть весь Верхний Мир, ты его не получишь! И твоя бесконечно долгая жизнь не поможет тебе, исчадие ночи! Никогда, никогда, тебе не отыскать Лунный город! Никогда ты не будешь обладать коронами древних корол…

Эльф захрипел. Удавка на его шее сомкнулась. На бледно-золотистом лице, искромсанном жилами ссадин, заплясали судороги боли.

— Еще раз оскорбишь меня, червяк, и клянусь, я убью тебя на месте, — Брегон кивнул солдату, чтобы тот ослабил захват.

Чародей закашлялся и нагнулся, чтобы отдышаться.

— Спрашиваю в последний раз, где свиток?

Алиан разогнулся, блеснул глазами и выплюнул:

— Будь ты проклят, исчадие ночи.

Брегон не стерпел и, вскочив с хрустального трона, нанес солнечному эльфу жестокую пощечину. Из носа хлынула кровь. Разъяренный принц, дрожа от ненависти, вскипевшей в черном сердце, схватил чародея за грудки и прошипел:

— Глупец! Ты — ничтожный глупец! Я все равно отыщу Лунный город! Неугасимая Звезда будет моей!

Голова Чародея затряслась, как болванчик, но он не сказал ни слова. Устав возиться с наглецом, принц выхватил из-за пояса кинжал, отлитый из тончайшей подгорной стали с крученой рукоятью из белого золота, и нанес молниеносный удар. Лезвие вспороло горло и кровь водопадом хлынула на белоснежную колдовскую мантию. Чародей захрипел, задергался и рухнул на мраморный пол, усыпанный пеплом и обломками. Через пару мгновений Алиан затих в луже собственной крови с широко раскрытыми остекленевшими глазами, его руки все так же были стянуты за спиной.

— До чего солнечные глупы, — брезгливо поморщился Брегон, вытирая испачканную сталь об одежду убитого.

Габриэл не ведавший ни милосердия, ни сострадания, смотрел глазами кристально-небесного цвета в застывшие серо-голубые глаза убитого и ощущал, как глубоко внутри зарождался странный комок ненависти. Он все больше убеждался, что действия сына Теобальда приведут его родное королевство к новой войне с Верхним Миром. Впрочем, король и сам понимал, как далеко стал заходить Брегон в своих безрассудных поступках. Оставалось надеяться на благоразумие старого владыки, которому все же удастся восстановить нарушенное равновесие.

Тем временем, принц встал, спрятал кинжал за пояс, сотканный серебристыми листьями плюща, и безразлично перешагнул через мертвое тело, которых в тронном зале стало на одно больше. По залу разлетелся грозный указ:

— Переверните дворец и город, но отыщите свиток! Вам, ясно? Без свитка не возвращайтесь!

— Что делать с пленным Аннориеном и его семьей? — Спросил у него гвардеец.

— Обезглавить, — распорядился принц. — Головы насадить на колья и выставить на всеобщее обозрение.

Два солдата приложив три пальца к правому предплечью, припали на колено, смиренно опустили головы, и после принесения почтения бросились готовить лобное место для казни королевской семьи.

— Два десятка останутся в городе! Остальные, возвращаемся! Маршал, командор, за мной!

Габриэлу пришлось сделать над собой усилие, чтобы покорно последовать за своим «господином». Серо-голубые глаза мертвого чародея все еще стояли перед ним двумя колодцами бездонной пропасти, и молодой шерл не мог избавиться от чувства — они звали его в безмолвную пустоту за собой.

По высокому и широкому, отделанному белым мрамором и хрусталем коридору Брегон не спешил, вальяжно ступая шаг за шагом. Он знал — свиток в городе, а потому не волновался из-за неудачи с чародеем. Рано или поздно его верные «псы» отыщут бесценный клочок шелка и преподнесут, как величайшую драгоценность на блюде из чистого золота.

Из-за угла выступили два гвардейца, их голову перехватывала черная ткань с прорезями для глаз. За собой они тащили хоть и крепко связанного, но сопротивлявшегося изо всех сил эльфа. Поравнявшись с Брегоном, солдаты швырнули пепельноволосого юношу в ноги принца, и тот час исполнили ритуал: приложили три пальца левой руки к правому предплечью, рухнув на колено и в смирении склонив головы.

— Шерл Брегон, — обратился один из них, — мы нашли этого в потайном ходу библиотеки. Он пытался выбраться из города, но в темном лабиринте заплутал и попал в одну из ловушек, которые солнечные обычно устраивали для нас.

Эридан, лежа на животе, запрокинул голову и с неприкрытой ненавистью оглядел изумрудным глазами сначала Брегона, потом Сирилла и Габриэла, задержав взгляд на последнем. Необычные и столь редкие для темных эльфов глаза небесной чистоты, обладателем которых был маршал, произвели на него сильное впечатление. Но едва прозвучал приговор, он мгновенно забыл о голубоглазом уроженце подземелья.

— Обезглавить!

Принц Брегон собирался идти, один из солдат обнажил меч, примеряясь к шее пленника не старше шестнадцати, но внезапно вмешался голубоглазый эльф:

— Этого взять в плен.

Брегон обернулся и в недоумении гаркнул:

— В плен? Тебя стала заботить жизнь этих выродков, Габриэл?

Воистину темные эльфы были исчадиями ночи, ибо даже их голоса в сравнении с певучими тембрами эльфов Верхнего Мира казались каркающим смехом стервятников.

— Он может пригодиться, мой лорд, — пожал плечом Габриэл. — Допросим его. Он прятался в библиотеке, и возможно что-то знает о свитке и Лунном городе.

— Да что он может знать? — Грубо рассмеялся Брегон.

Несчастный связанный юноша валялся у его ног, точно собака, и трясся от страха, толком не осознавая, что его жизнь стала предметом торга принца иглавнокомандующего.

— Все, что угодно, — стоял на своем Габриэл, впиваясь голубыми глазами в хищное лицо Его Высочества.

Сам того не ведая, он подался вперед и закрыл Эридана собой, остро чувствуя, что просто обязан спасти жизнь мальчишке. Хватит с Эбертрейла мертвых пустых глаз Алиана Горного Лиса, пролитой королевской крови, багровых рек, текших по улицам. Хватит.

— Хм, а ты прав, друг мой, — Брегон похлопал Габриэла, стывшего перед ним ледяной статуей, по плечу. К удивлению Эридана, уже прощавшегося с жизнью, принц неожиданно махнул солдатам, — этого в клетку к остальным. Пленные солнечные никогда не помешают. На рудниках и в шахтах работы хватит на всех.

Эридана, не проронившего больше ни слова, поволокли по коридору в противоположную от выхода сторону. Габриэл задумчиво проводил взглядом ни чем на первый взгляд непримечательного пленника. Призрачный голос души глухо шептал: с этим пепельноволосым мальчишкой судьба столкнет его еще не раз.

… Указ принца Брегона был исполнен. Вечером того же дня на залитой кровью площади соорудили помост, где короля Аннориена, его прекрасную жену и малолетнего сына казнили. Их головы насадили на пики и выставили среди испепеленных руин, их обезглавленные тела бросили тут же на потеху воронью.

Несколько ночей темные эльфы свирепствовали в городе, разыскивая свиток, хранивший тайный путь в Иссиль Итин, добивали раненных, отлавливали тех, кому удалось укрыться во время штурма и рушили то, что уцелело во время атаки.

В это было невозможно поверить, но столица солнечных эльфов пала под натиском всего трех сотен солдат — личной гвардии Его Высочества, выделенной королем в качестве стражи-телохранителей. На месте бриллианта Верхнего Мира, богатого и счастливого града остались одни развалины и руины.

Окраины Белого Леса близ побережья Западного озера отныне дремали в скорбной тишине, покрытые кровавыми зарослями, обломками каменных стен и доселе величественных замков и крепостей. Все, кто смог сбежать — разбежались, а на обломках мрамора и осколках стекла свили гнезда птицы и поселились древесные лягушки. По ночам омерзительно и протяжно выли шакалы, забредавшие сюда из соседней Пустоши, а на рассветах и закат кричали пересмешники — оплакивая незавидную судьбу сметенного Эбертрейла.

Габриэлу насилу удалось убедить Брегона не преследовать беженцев. И если поначалу наследник порывался выслать за уцелевшими сто верных конников при мече и щите, чтобы добить расплодившееся семя скверны, как он звал светлых сородичей, то прислушавшись к совету главнокомандующего, который был ему — другом, уступил, и махнул на солнечных рукой. Бросив город на растерзание гвардейцам, принц вскочил в седло, натянул на голову капюшон и отбыл на юг.

* * *

Могучие вороные шайары [порода лошадей тяжеловесов] тащили клетки с заключенными третий день без остановки. В одну из них бросили Эридана, не развязав туго стянутых за спиной рук. Он лежал на холодных прутьях, уткнувшись в железо лицом, и мучился от судорог, сводивших тело. Перед глазами проплывала покрытая подсушенной коркой земля, кое-где изрытая норками ящерок, кротов и скорпионов.

Юноша закрыл глаза и открыл — песчаный холмик осыпался и наверх выполз скарабей, блеснув гладкой сапфировой спинкой. Длинные блестящие усы жука зашевелились, крылышки дрогнули, бликуя белыми искрами. Мгновенье и он нырнул обратно в песчаник.

Эридан сглотнул. Рядом корчились воины с разбитыми носами, опухшими лицами, глубокими порезами и ссадинами. Все были связаны. Многие лежали без сознания, распластавшись по дну, как тряпичные куклы. С доспехов на коричневую твердь капала кровь.

Эридан всхлипнул, пересилил себя и поднял голову. На лицо посыпались слипшиеся от пота локоны — осматриваться пришлось сквозь просветы в волосах. Дикая Пустошь Фэр'айо простиралась от горизонта до горизонта бурой каменистой долиной, переплетенной руслами пересохших рек, ручьев и каналов. Пологие склоны покрывала скудная растительность полупустыни. Иногда попадались торчащие из земли камни, иногда тянулись целые скальные гряды. И везде виднелись следы конских копыт и тележные колеи — по Фэр'айо пролегало немало дорог на север, запад и восток. На юге черными тенями просматривались острые пики Мертвых Гор. Плавно покачиваясь на фоне бело-оранжевых облаков, с каждой пройденной милей они чуть заметно увеличивались в размерах. Где-то там под толщами холодных пород лежало королевство исчадий ночи. Туда их и везли.

Пламенное небо наливалось чернотой. Ветра не было, сухой южный воздух драл горло, юноша снова тяжело сглотнул — жажда мучала его много часов.

Голубоглазого эльфа поблизости было не видно. Впрочем, за три дня и три ночи пути — а темные эльфы передвигались большей частью по ночам, предпочитая днем короткие марш-броски, — он ни разу не видел своего спасителя. Все, что мелькало перед глазами — спины солдат, покрытые черными плащами и крупы коней, звенящие панцирными пластинами, что ослепляли отраженным огнем заходящего солнца.

Эльфы Верхнего Мира и эльфы Подземного королевства говорили на одном языке кам'рэ, имея в словаре незначительные расхождения, потому ученик чародея легко понимал, о чем изредка переговаривались солдаты. Слепое подчинение владыке, страх ослушания, непреложное исполнение указов, исходящих от главнокомандующего и шерлов, сквозили через каждое слово исчадий ночи.

Эридан поморщился и рухнул на решетки. Пошевелил онемевшими локтями и понял, что не чувствует рук ниже запястий, веревки перетягивали жилы мертвой хваткой. Попросить о помощи не хватало сил, язык онемел. Да и кого попросишь, если каждый второй, как и он — связан и обездвижен, а некоторым особо крикливым еще и заткнули рты и надели на головы мешки.

Поблизости зарыдала женщина.

— О, дитя, о, свет моих очей, не покидай меня. Лерал, сын мой.

По щекам солнечной эльфийки катились слезы. Некогда прекрасная благородная дама с большими голубыми глазами и роскошными русыми волосами в блеске которых оживал солнечный свет, теперь, потеряв лоск и лучистую стать, выглядела не лучше нищенки, перепачканной чужой кровью и перемазанной золой и грязью. К себе она прижимала молодого воина, почти ребенка, и не переставала рыдать. Доспехи с бесчувственного эльфа сняли — на груди несчастного багровело пятно. Судя по плотно смеженным векам и неестественно запрокинутой голове, синюшному цвету и распростертым рукам ладонями вверх, воин умер или умирал.

— Молчать! — Вскричал солдат, хлестнув по стальным прутьям хлыстом.

— Убийцы! Исчадия ночи! Будьте вы прокляты! Будь проклят весь ваш жестокий бессердечный народ! — Зашипела женщина, заходясь от ненависти. — Наступит день и кара настигнет вас!

— Этот солнечный сдох? — Солдат присмотрелся к воину на ее руках. — Точно. Рагнар! Помоги! — Окликнул напарника, ехавшего рядом.

— Стой! — Скомандовал Рагнар и развернул коня.

Клетки звякнули и остановились. Двое темных солдат спешились, вскрыли огромный навесной замок и с ходу заскочили внутрь. Женщина уже поняла, они пришли забрать тело ее сына, выволочь и бросить на сухую землю, оставив без должного погребения.

— Нет! Нет! — Она вцепилась в бездыханное тело. — Не пущу! — Кричала, удерживая сына за широкие рукава нижней рубахи.

— Отпусти! Отпусти, я сказал, — прошипел первый и замахнулся, но женщина каким-то чудом изловчилась и пнула его в колено каблуком сапога.

Он, падая на прутья, взревел.

— Мерзавка! — Обезумевшие от гнева глаза обожгли пленницу. — Вытаскивай тело, Рагнар, — обратился он к сослуживцу, — а этой, займусь я.

— Не трогайте ее! — Завопил Эридан, пытаясь подползти ближе, хотя понимал, помощи от него все равно никакой. — Ее сын умер, проявите хоть каплю милосердия!

Первый солдат и тот — Рагнар, переглянулись и громко рассмеялись. Милосердия они не ведали от рождения. Налетевший суховей разнес гоготание над безжизненной красно-бурой долиной. Эридана передернуло от ужаса. Смерть солнечных эльфов была для исчадий всего лишь забавой.

Рагнар небрежно бросил мертвого воина рядом с клеткой, точно исдохшую тушу коня. Первый, намотав на кулак золотисто-русый локон, выволок его мать. Грубо толкнув ее на землю, он прошипел:

— Я научу тебя, покорности солнечная тварь!

Сорвав с левого плеча перемотанный кольцами хлыст, он вскинул руку. Хлыст взвыл голодным хищником и оцарапал женскую спину. Эльфийка мучительно закричала, ткань платья расползлась, из раны брызнула алая кровь.

— Сволочь! — Зашипел Эридан, — гнусная сволочь!

— Подожди, пацан, и до тебя доберемся.

Хлыст взметнулся в мутное небо, чтобы новым ударом разорвать плоть, но…

Из красного воздуха выпорхнула высокая фигура в плаще и ловко перехватила запястье первого солдата. Сильно хрустнуло, тот взревел и рухнул к ногам незнакомца.

— Что здесь происходит? — «Незнакомец» обрушился на подчиненных грозной яростью и откинул капюшон.

Эридан изогнулся и замер. Его спаситель сейчас сурово взирал на подданных серо-синими, как сердитое предгрозовое море глазами. Эридан не ошибся, глаза старшего маршала изменили цвет: из прозрачно голубого окрасились в мутную синеву.

— Какого черта вы оба творите? — Угрожающий тон Габриэла заставил Рагнара и первого солдата, тяжело дышавшего и прижимавшего к груди сломанное запястье, припасть на колено и смиренно склонить головы.

— Пленные бунтуют, старший маршал, — прохрипел первый, сдерживая стоны боли.

Габриэл перевел взгляд на эльфийку, заходившуюся в слезах. Она подползла к телу сына и упала ему на грудь, орошая кровавую ткань солеными слезами.

— Вы его убили? — Поинтересовался главнокомандующий.

— Нет. Он сам…, - Рагнар не поднимал головы.

Лицо темного эльфа осталось спокойно, но в глазах кипела злость. Эта затаенная, свирепая злость напугала не только подданных Подземного королевства, но и пленных. Они содрогнулись и потупили взоры.

— Еще раз увижу вас за подобным развлечением, прикажу высечь, а потом казнить за непослушание, — зло пригрозил он. Его голос заледенел: — Вам ясно?

— Да, шерл Габриэл, — хором ответили солдаты, оставаясь в коленопреклоненной позе.

— Вашего сына похоронят по всем обычаям, — обратился он к сотрясавшей плечами эльфийке. Ее спину перечеркивала свежая рана.

Взмахнув бархатным плащом в россыпи лунного камня, он собрался уходить, но невзначай взглянул на связанного Эридана. Его темные брови дрогнули. Большинство пленных эльфов были скованны, некоторые не могли даже пошевелиться. Серые, истерзанные болью и мукам лица окаменели; светлые, воспаленные глаза глядели на него с неприкрытой ненавистью.

— Немедленно снять кандалы, — потребовал Габриэл, оборачиваясь к солдатам, — они никуда не денутся из клеток. И во имя Иссиль, дайте им воды и еды.

К Подземному королевству продвигались еще три сентябрьских ночи. Под вечер четвертой багровый луч пробил гряду свинцовых облаков, осветив голые и острые вершины Мертвых гор. До границы Эр-Морвэна оставались считанные мили. Когда армия темных эльфов уперлась в грозное предгорье кирпичного блеска, над Верхним Миром царила глубокая ночь. Наконец-то, темные могли перевести дыхание, и вздохнуть ночную прохладу. Без страха получить жестокие солнечные ожоги, командующие откидывали капюшоны, а гвардейцы, лица которых весь солнечный день закрывала тугая материя, подставляли бледную разгоряченную кожу под леденящие струи холодных суховеев.

Процессия остановилась перед Блеклыми Вратами втиснутыми в чрево скалы. По поверхности литого металла бегали звездные дорожки, изображения перетекали, меняя очертания и формы. Эридан на мгновенье залюбовался прекрасной эльфийской работой неизвестного мастера, но тотчас закашлялся — створки раздвинулись и клетки вкатились в темную подземную пещеру. В лицо ударил сырой спертый воздух, а глаза окутало непроницаемым мраком.

Темные эльфы превосходно ориентировались в полной темноте; глаза же пленников в густом сумраке заслезились. Ехали около двух часов, и ни разу за это время Эридан не заметил ни единого фонаря, ни проблеска факела, ни искры огня.

Вспыхнувшая впереди серебристая точка налилась холодным сиянием и расползлась по сторонам. Пленников ослепило. Эридан и другие зажмурились, а когда резь ушла, узрели Величайшую и Непокоренную столицу Эр-Морвэна — Мерэмедэль. Бесконечно огромный город, высеченный в сердце Мертвых гор, тянулся на десятки миль широкими переплетениями улиц, переулков и дорог. Высокие своды подземного потолка, поддерживаемые рядами узорных колонн, искрились подобно фиолетовым росчеркам звезд.

Несмотря на все слухи о жестокости темных и их неспособности ценить прекрасное, город украшали бесчисленное множество драгоценных арок, мостов и статуй, выточенных из прозрачного кварца, черного халцедона, горного хрусталя. Городские дома были рассыпаны по низинам и возвышенностям, и казалось, колыхались на лазоревых гребнях бушующего океана. Благородные кварталы грудились близ дворца спиралью. Их крыши украшали ленты, с выбитыми по ткани гербами родов.

Низшие кварталы, устланные синевой гранитных плит, сползали на окраины и тонули в неярком пепельном мареве. Воздух оказался не сперт и удушлив, как ожидал Эридан, а вился ароматами осеннего леса. И все же затканная серебром и политая звездным светом мрачная красота подземелья отозвалась в душах солнечных эльфов горьким опустошением. Рано или поздно это место заберет их жизни.

Перемахнув через арочный мост, темные воины свернули со второстепенной на главную улицу. Широкая лента дороги, мощенная серым мрамором, вела к овальной площади, венчанной троном, вырезанным из цельного куска кварцевого стекла — мориона. Звездная Площадь являла собой символический центр города. Торжества, празднества, казни виновных, смотр войск, присяга на верность, вручение титулов — чего только не видывала она за бесчисленные века молчаливого служения народу Сумерек.

Клетка дрогнула, останавливаясь. Эридан оглянулся. Справа величественным орлом простирался королевский дворец, слитый с высокими крепостями. Главная Башня из черного камня росла в самом его центре и порхала королевскими знаменами, расшитыми самоцветными каменьями. Последнее, что он успел заметить — как принц Брегон и оба его спутника (среди, которых держался спаситель Эридана) отделились от большинства и направились во дворец. А воины, державшие до этого строгие войсковые ряды, получив вольную — разбежались по шумным улицам, как мураши.

С перекрестка процессия тронулась дальше. Одна дорога резко сворачивала к распахнутым вратам дворца, другая заворачивала в переулок, зажатый каменными стенами. Пленных повезли в переулок, а когда стены оборвались, клетки выкатились на низшую улицу. Лавки, торговые помещения, амбары, кузни, суконные ряды, сталеплавильни с кипящими печами, жилые дома теснились боковыми стенами, сливаясь в единый ремесленный черно-серый массив. В каждой мастерской у очага и в каждой лавчонке в свете дешевых ламп, заправленных животным жиром, трудились умельцы неблагородных кровей.

Эридан припал к стальным прутьям, наблюдая, как мимо проплывают мастерские. Стеклодув лепил изящную посуду и украшения из мягкого льдаррийского хрусталя; гончар ваял горшки из синей глины; кузнец ковал славные двуручные клинки с тяжелым навершием и плоским долом из легендарной подгорной стали; ювелир обрамлял искристые сапфиры, прозрачные опалы, перламутровые жемчуга в золотую и серебряную оправы; сталевар варил в чанах руду олова, киноварь и темный свинец; суконщики шили одежды из халлийского шелка, агройского атласа, немерского бархата, элейского аксамита. Каждый был занят во славу Подземного королевства. Послабления имели только дети не старше семи — темные эльфы и эльфийки, одетые в грубые льняные одежды без вышивок и драгоценных инкрустаций носились вокруг родителей, повизгивая в запале игр.

Ученик чародея чихнул: низшие кварталы насквозь пропитались металлическими парами и ароматами травяных тканей, пресными запахами глины и песка, пылью солей и стали. Лгали те, кто говорил, что все исчадия поголовно служат в королевских войсках — оказалось не все, далеко не все. За порядком следила стража. Солдаты по двое обходили кварталы караулом, четко чеканя шаг и поблескивая дорогими ножнами с клинками.

Последний двухэтажный дом с низкой крышей из черепицы, узкими окнами с толстыми стеклами, и надтреснутым крыльцом, проплыл осколком камня, и клетки съехали на пустынную окраину. Прокатились вдоль глухой стены, переливающейся наростами драгоценных кристаллов, утыкавших ее, как иглы дикобраза, и забрали в бок. Сумрак мешал Эридану рассмотреть очерки строений, росших необхватными громадами впереди.

Поблизости закричал сопровождающий солдат, ему откликнулся резкий тяжелый голос, дозволяя проезд. Клетки, сцепленные меж собой, со звоном перетекли над черным провалом по мосту без перил и остановились близ гранитных насыпей. Эридан вздрогнул — их путь окончился у круглых отверстий, выбитых в каменном подножии стены.

Тюрьмы для пленных.

Не успел он опомниться, чьи-то жесткие руки вытащили его и втолкнули в низкую, выдолбленную в горной породе камеру. Плесень и сырость окатили ученика чародея, босые ноги (сапоги с него сняли) заскользили по мокрому камню. Он не удержался и упал, больно ударив бедро. Дверь за его спиной со скрипом захлопнулась, на кольцах щелкнул увесистый замок. Смешливый голос прохрипел:

— Смотри, не сверни себе шею, недоумок.

Эридан сел и, потерев ушибленное место, поморщился. Запястья еще иногда сводило судорогой, но уже не так как три дня назад. Голубоглазый эльф приказал освободить его и остальных вовремя; не сделай этого, возможно веревки, перетянувшие жилы, оставили бы юношу калекой.

Других пленников безжалостно раскидывали по соседним казематам.

— Пополнение прибыло, — смеялся солдат, грубо вталкивая солнечных в камеры. Все это он проделывал одной левой. Сломанную правую бережно прижимал к груди. — Эрл, принимай.

Из темноты выскочил Эрл. Он был низок, имел залысины на висках и проседь в длинных грязных волосах, что спутанным комом лежали на жилистой спине. Черные глаза смотрели жестоко, лицо покрывала сеть шрамов, улыбка походила на звериный оскал. Его левое плечо обхватывал хлыст — так же, как у солдата, поднявшего руку на эльфийку с волосами, горевшими ярче света солнца. Когда эти двое сцепились в грубом объятии, Эридан понял — они кровники.

— Что с рукой, брат, — поинтересовался Эрл.

— Шерл Габриэл наказал, — сердито буркнул солдат и скривился, показывая, что не намерен это обсуждать. — Я пойду.

— Иди, иди, — кивнул Эрл и обратился к пленным: — Добро пожаловать в ваш новый дом. Я надзиратель — Эрл Плетка.

— Почему Плетка? — Раздался слабый дрожащий голос. Кто-то из пленных поинтересовался на счет его прозвища.

Хлыст сорвался с плеча и царапнул каменную стену. Высеченный фонтан искр отразился в безумных глазах Эрла.

— Очень скоро вы об этом узнаете.

* * *

Брегон спешился у врат, разинутых словно львиная пасть, и одним махом сорвал походный плащ. Ему уже доложили — в тронном зале дожидался разгневанный владыка, и принц выругался. Будущий наследник терпеть не мог оставаться с отцом наедине и причин для этого у него хватало. Габриэл и Сирилл предпочли в семейные ссоры не ввязываться и, сопроводив Его Высочество до двери, спешно покинули дворец (не смотря на горячие просьбы Брегона посетить короля вместе с ним).

В тронном зале царил полумрак. Украшенный двумя рядами колонн из лунного камня, просторный и величественный, он не имел окон, освещаясь россыпями лучистого колчедана, инкрустированного в пол и узорные своды.

У дальней стены на каменном постаменте высилось резное игольчатое кресло, в котором томился король. Темный эльф склонил голову на руку, всматриваясь в серую мглу арочного перехода, а второй сжимал Пакт Дружбы, заключенный с королем Аннориеном на изломе Эпохи Алого Восхода. Что от него толку, если вторая сторона ныне обезглавлена и утоплена в крови?

Теобальд скривил губы и скомкал перламутровый лист с бесполезными клятвами. Серебристые отсветы заплясали на молодом, но испещренном морщинами власти, лице. Король кипел бешенством, потому принимал сына в официальном зале, а не личных покоях.

Брегон вошел из коридора обитого рудой олова, и правитель порывисто поднялся с кресла, блеснув дорогим нарядом. Роскошное убранство его облачения меркло в сравнении с блеском огромной платиновой короны с бриллиантами, воздетой поверх обильно тронутых снежной сединой волос. Древний, как небесная твердь владыка прищурил черные глаза и замер в тягостном ожидании. Брегон подходил тяжелым, но уверенным шагом. Приветливо улыбнувшись, он смахнул с плеча прядь черных волос, склонил голову и приложил три пальца левой руки к правому предплечью в знак уважения, но не успел произнести и слова, как злой скрипучий голос оглушил его, отразившись тройным эхом от сверкающих стен:

— Как ты посмел? Как посмел использовать королевскую гвардию в качестве атакующей силы? Мое войско напало на Лесной город без моего ведома! Ты уничтожил Эбертрейл! Ты хоть понимаешь, что твоя выходка может обернуться новой войной с Верхним Миром!

Закипевший от гнева принц сжал губы, но не разразился ответной бранью. Не поднимая взора, он отвечал:

— Войны с Верхним Миром не будет! Король Эбертрейла мертв. Его сын тоже. Дети Рассвета не смогут выставить единого войска. Они рассеяны по равнине, разобщены и слабы. Солнечные эльфы бегут. Лесные — прячутся в лесах. А высокогорным до тревог собратьев нет дела. Некому бросить вызов и предъявить ультиматум. Я все продумал. Я сделал это для всех нас!

— Нет! — Вскричал старый король и бросил ему под ноги Пакт. — Ты сделал это для себя! Что ты хотел доказать? Ты, не задумываясь, сжег Лесной город! Это сделано тобой ради удовольствия или ты что-то скрываешь?

— О чем ты? — Не поднимая головы, смиренно спросил Брегон. В присутствии отца из уверенного в себе безжалостного убийцы принц превращался в нашкодившего сорванца из подворотни. Он ненавидел себя за это. Но отца он ненавидел больше. — Мне нечего скрывать. Я исполнил твою волю. Аннориен Золотое Солнце давно не платил дань. Ты давал ему время. Ты ждал. Ты терпел его насмешки. Да, я использовал часть, выделенного тобою войска и проучил его и приспешников. За дерзость — Эбертрейл получил воздаяние.

— Неужели? — Грубо бросил король и провел морщинистой рукой по снежным волосам. На его груди блеснул увесистый медальон в виде дракона, кусавшего собственный хвост.

— Да, отец. Я не вершу деяний за твоей спиной, — лгал Брегон. — Даю слово, — тихо уверял он, — если я оскорбил тебя, то приношу извинения, а если ты усомнился во мне — изволь обрушить на меня свою кару…

— Молчи! — Он прервал сына взмахом властной руки, пальцы которой усеивали берилловые и сапфировые кольца. — Уйди прочь с моих глаз! Видеть тебя не хочу!

— Да, владыка, — попятился Брегон.

Он пересек несколько коридоров и пустынных залов, тонувших в тихом мраке, но только в собственных покоях дал волю ярости.

Врываясь к себе и хлопая окованной металлом дверью с орнаментальными украшениями, принц зашипел:

— Старый дурак! Как я устал от твоих поучений! День изо дня одно и то же! Будь ты проклят, король Теобальд!

С круглого стола из красного дерева полетели чернильница, письма, стопки бумаг, ваза с фруктами, кувшин с родниковой водой и высокий серебряный кубок с вензелем королевского рода.

Слуги в ужасе отпрянули в полумрачные углы.

— Тише, повелитель, тише, силы вам еще пригодятся, — послышался вкрадчивый, успокаивающий голос.

— Это ты, Сэт, — Брегон рухнул на мягкий стул, обтянутый черным бархатом.

— Да, повелитель, — в полусвет вышел сгорбленный и тощий, как жердь, Сэт. Его нос и рот скрывала повязка, а короткие черные волосы были подвязаны ремешком над заостренными ушами. Личный грум принца, облаченный в черные балахоны, висевшие на нем как на вешалке, услужливо поклонился и встал перед ним на колени. Изогнув горбатую спину и посмотрев в ходившее желваками лицо господина, он замурлыкал: — Надо быть осторожнее. По городу поползли слухи, что вы ищите корону Всевластия против воли отца.

— И пусть! Плевать! — Брегон откинулся на стул, постукивая ногтями по идеально гладкой столешнице, отражавшей круглые светильники из хрусталя. — Почему они молчат? Все еще не нашли свиток? Или… — Он схватился за голову. — Как найти Лунный город? Чародей знал, но предпочел смерть. Чертов светлый эльф! Гореть тебе в вечном огне Обители Предков!

Брегон ударил кулаком по столу и вскочил. Он размашисто сорвал с пояса ножны и бросил в ворсистый ковер, привезенный в дар послами султана Аллеура, а потом вынул из-за пояса кинжал с рукоятью из белого золота.

— Я получил титул шерла! — Негодовал Брегон. — Я стою на одном уровне с королем! Но совершенно бессилен! Он только и делает, что цепляется ко мне. К другим шерлам у него претензий нет! Только я вечно и во всем виноват! Надоело! — Голос Брегона изменился. — Я знаю, что надо делать, Сэт. — Он холодно усмехнулся и в провалах темных глаз мелькнул огонек. — Очень скоро король Теобальд покинет наш мир с почетом. Я принц. Я шерл. И я готов принять корону и королевство.

— Да, повелитель, да… мой король.

— Нашему народу пора освободиться от плена милосердия. Жестокость и повиновение, вот основа будущего! Я возвращу королевству былой почет и вселю в сердца наших врагов былой ужас.

Наследник выдохнул со свистом, его кулак сомкнулся на рукояти и костяшки пальцев побелели. Ему требовалось выпустить гнев, излиться злостью. Обычно в такие часы он тайком пробирался в пыточные казематы и вместе с экзекуторами издевался над пленными, наслаждаясь их стонами и мольбами о пощаде. Придворные и жители догадывались о нездоровых увлечениях принца, но предпочитали делать вид, что ничего не знают. Подобным образом поступал и Теобальд.

Сегодня к пленным не пройти, по крайней мере, пока не уснет Мерэмедэль. Отец приставил к строптивому сынку соглядатаев, а потому — застань Теобальд его еще и за пытками, дело примет совсем дурной оборот. Будущий трон и без того выскальзывал из его кулаков осколком горных льдин. Нельзя поддаваться страстям и слабостям.

Сдерживая бешеные порывы, сотрясавшие тело толчками, Брегон рванул к дальнему столику, схватил кувшин и, плеснув в чашу вина, осушил до дня. Ни голода, ни жажды в такие минуты наследник не испытывал, все его естество требовало разрядки. Ему становилось хуже, по белому лицу поползли темные пятна, кончики заостренных ушей задрожали.

— Одну минуту, повелитель, — медово промурлыкал Сэт, кидаясь из комнаты.

Он хорошо изучил повадки своего господина, и попасть под горячую руку не хотел. Когда Брегон не знал на ком выместить злость, он обращал ее против слуги. Однажды, перейдя все границы, Брегон так увлекся, что отрезал ему нос и губы и скормил собакам. С того дня слуге пришлось скрывать уродства под черным платком.

Он вернулся быстро, и, поклонившись, позвал:

— Мой повелитель, все готово.

Сэт подвел Брегона к спальне и услужливо распахнул дверь. На краю огромной кровати сидела девушка, нежно лаская ладонью шелк, отсвечивающий серебро потолочного хрусталя. Она приветливо улыбнулась. Распавшиеся по плечам локоны отливали черным жемчугом, а темные как бездна глаза, блестели в предвкушении удовольствия.

— Это Иоланта.

— Лорд Брегон, — промурлыкала та и встала. Облегающее платье из шелка подчеркнуло высокую грудь и тонкую талию темной эльфийки.

Удовлетворить страсть и укротить ярость можно по-разному. Лучший способ предложил Сэт. На ходу расстегивая жилет и стягивая пояс, принц ворвался в спальню, порывисто захлопывая литые двери. Сэт невольно содрогнулся всем телом — сам слуга женщин не предпочитал и никогда до них не дотрагивался.

* * *

Габриэл спешил к сестре и племянникам, которыми дорожил и к которым был очень привязан, хотя старался этого не признавать. Слово «любовь» в кам'рэ народа Сумерек отсутствовала. Они никогда не произносили его вслух, и так редко проявляли чувства, что порой казалось, их тела высечены из камня, души сотканы из металла, а в сердцах полыхало вечное пламя войны. И все же привязанности и симпатии для них были не пустым звуком.

Оглядев угольно-черными глазами улицу до отказа забитую повозками, солдатами и аристократами, Габриэл свернул на юг. Завидя главнокомандующего, спешившие по делам жители, почтительно склоняли головы и прикладывали левую руку с тремя пальцами к правому предплечью, приветливо здороваясь, и по древней традиции желая успеха и процветания его роду. Припадать на колено и смиренно склонять голову полагалось только военнообязанным (и во время боевых действий), в мирное же время почтительного поклона и слов уважения было достаточно.

Жители королевства давно привыкли к необычной способности юного шерла. В зависимости от времени суток его глаза меняли цвет. При свете солнца обращались в ледяное озеро кристальной синевы, во тьме ночей зияли черной пустотой. В детстве Габриэл кичился столь необычайным даром, давшим ему иммунитет против солнечных ожогов; со временем привык настолько, что порой не замечал — находился ли при свете солнца или купался в лунном сиянии тишины. Впрочем, его все устраивало.

Обогнув добрую половину улицы, он подошел к неприметному двухэтажному домику с острой крышей, коих во все стороны разбегалось бессчетное множество, и постучал. Тяжелая дверь распахнулась — на пороге появилась привлекательная леди в черном шелковом платье простого покроя. По меркам темных эльфов Селена была очень хороша: бледная кожа, черные глаза, высокие благородные скулы, длинные темные волосы, заплетенные в косу размером с кулак, тонкая кость, плавные движения и утонченные манеры. Всплеснув руками, эльфийка кинулась на шею брата.

Чувства… такое редкое проявление чувств.

— Какое счастье. Мы заждались. Входи, — позвала она в дом.

Из главной комнаты с громкими криками выбежали двое сорванцов — восьмилетний Эджиннал с короткими черными волосами в военном костюме и шестилетняя Агата в синем тройном платье. С разбегу они бросились в распахнутые объятья любимого дяди:

— Дядя Габриэл!

— Дядя Габриэл вернулся с войны!

— Много врагов ты убил?

Габриэл улыбнулся и, подхватив одновременно обоих, опустился на диван с высокой спинкой и перилами из яшмы. Пока Селена руководила прислугой, подносящей столовые приборы, он отвечал:

— Слишком много, Эджиннал. Слишком.

— Ты что жалеешь этих зазнаек? Ты шерл! Лучший воин армии Его Величества! — Племянник замахнулся рукой, будто сжимал рукоять меча, — по делом солнечным эльфам. Они глупы и даже не умеют сражаться!

Габриэл потрепал его по голове, взъерошив волосы.

— Да, они не обучены биться так, как мы, но…

— Что но? Ты же сам только что сказал, что они враги! — Любознательный мальчишка мучал дядю вопросами, всматриваясь в его бледное усталое лицо.

— У нашего народа достаточно других врагов. Гоблины разных племен, гномы, желтые великаны. И пусть с некоторыми король Теобальд заключил временные союзы, ожидать от них покорности и смирения глупо и безрассудно. В любой удобный момент они могут напасть без объявления войны. Потому, малыш, со светлыми лучше держать перемирие.

— Мой друг Стефан, сказал, его отец говорит — война со светлыми, вопрос времени. Пакт Дружбы будет разорван и…, - племянница уткнулась в грудь Габриэла, — война правда скоро начнется, дядя?

— Не начнется, милая, не волнуйся, — он поцеловал ее в макушку. Сегодня и он, и его сестра что-то зачастили с проявлениями чувств. Более он этого сделать не посмеет.

— А вдруг… — не отнимая лица от шелковистого жилета, расшитого серебром, не унималась Агата.

— Хватит об этом! — Властно повелела Селена, войдя в главную комнату с подносом. — Эджиннал, Агата, вы дядю замучили. Садитесь за стол.

Племянники ринулись к столу, оставив задумчивого шерла в одиночестве. Закинув руки за голову и отклонившись на спинку, он размышлял над детскими словами. В последнее время воин сам часто ловил себя на схожих предположениях. Война не за горами…

— Габриэл, прошу, — позвала сестра, отвлекая от мрачных дум. — Ты так редко заходишь. Отужинай с нами сегодня.

После полуночи, когда дети уснули, а городская суета поблекла во мгле, Селена вернулась к разговору, который сама так холодно прервала.

Габриэл, опустив голову, водил пальцем по тоненькой кромке перламутровой чаши с терпким нектаром.

— Я хочу, чтобы ты ушел с королевской службы, — проговорила она тоном, не терпящим возражения.

Он поднял голову, отнял палец от прохладного металла.

— Почему?

— Я не хочу потерять еще и тебя, брат. Все только и говорят о грядущей с Верхним Миром войне. А ты… ты старший маршал Его Величества! Если начнется атака ты будешь на передовой. Я с трудом пережила потерю Дреда, и дети тоже. Я не переживу…

Селена уронила голову на руки и, не сдерживая себя, разрыдалась, всхлипывая в голос. Габриэл быстро поднялся и заключил ее в крепкие объятия, но тут же поморщился. Да что же за день сегодня такой! Чувства бились из темных сердец ледяными фонтанами и ни Габриэл, ни Селена не могли их запереть на замок и запрятать на дно — туда, где им самое место.

— Не надо, Селена, не плачь — это не достойного темного эльфа. Слабости и слезы не наш удел. — Габриэл гладил ее шелковистые волосы. — Твой муж был достойным воином. Он умер на поле битвы, как истинный шерл, без страха и с именем короля на устах. Ты не должна носить траур так долго. С его кончины прошло несколько лет. Раны затянулись. Мы не можем оплакивать его вечно. Так гласят Три закона. — Габриэл вздохнул. — Дред был мне другом лучше, чем я ему. Я не смог спасти его тогда.

— Это не твоя вина. Его отряд попал в засаду черных гоблинов.

— Да, но они ставили сети на меня, а в них угодил твой муж.

Селена с удивлением услышала горечь в голосе брата. Легкая скорбная усмешка коснулась его губ.

— Гоблины его жестоко пытали. Хотели вызнать маршруты, которыми я передвигался по дорогам Верхнего Мира. Он был еще жив, когда я ворвался в их лагерь. Я помню… умирая на моих руках он просил только об одном, чтобы ты и мои племянники никогда не познали войны.

— Прошу Габриэл, умоляю, — Селена вцепилась в его запястье стальной хваткой. — Уйди со службы. Послушай старшую сестру. Мое сердце чует беду. Страшную беду. Я гадала на рунах…

— Что? — Удивился Габриэл. — Гадание на рунах запрещено. Оно возведено в ранг тяжких преступлений и карается смертью.

— Знаю.

— Откуда они?

— Отец отдал. Не об этом речь, — продолжала она почти шепотом, — руны сказали, мы все: ты, я, Эджиннал, Агата в опасности, пока ты не оставишь службу. Прошу, во имя светлой памяти твоего друга и моего мужа брось военное дело, займись чем угодно. Прошу.

— Руны сказали? — Небрежно осведомился Габриэл, отстраняя сестру. — Очень интересно. Что еще тебе сказали руны?

— Клянусь, я больше ни о чем тебя не попрошу. Уйди со службы…

— Я старший маршал Его Величества, Селена, и свято чту Кодекс Воина! От несения службы меня может освободить либо указ короля, либо смерть! Никак иначе!

Холодно отчеканив отказ, Габриэл развернулся и покинул дом сестры.

* * *

Мерэмедэль, объятый покоем, спал. По крайней мере, большая его часть. Пока одни нежили холеные тела на пуховых перинах, другие терпели жестокие, унизительные муки в сырых, зловонных подвалах.

… Разгневанный надзиратель Эрл стегал пленного эльфа с дикостью разъяренного зверя. На окровавленной спине того не осталось живого места, рубашка серела лоскутами, кровь залила тюремный пол.

— Теперь будешь исполнять, мои приказы? — Рычал надзиратель. — Не слышу, отвечай! Будешь, исполнять мои приказы, а не препираться, проклятое белобрысое ничтожество!

— Да, буду, — сквозь обжигающую боль шептал исполосованный пленник, закованный в кандалы.

— То-то же, — брезгливо сплюнул Плетка и развернулся к клеткам.

Хлыст угрожающе взметнулся в полумрак, полоснув о сводчатые камни.

— Запомните! Теперь вы собственность короля Теобальда! А значит, и моя! Любой, кто еще раз ослушается приказа, как этот, — он кивнул в сторону эльфа, прикованного к стене, — так легко больше не отделается. Всем ясно?

Мертвая тишина стала ответом.

— Чудно! Все — на выход! — Скомандовал он. — Пора на рудники!

Младшие надзиратели поспешно бросились отпирать засовы и выкидывать пленников в коридор.

Эридан, измученный ранами, смертью учителя, гибелью Лесного города и спасенный волей Габриэла, безвольно подчинился. Когда крепкие руки сковывали его и остальных единой ледяной цепью, он закрыл глаза. Последние часы смешались для него в бесконечный кошмар, из которого, казалось, не было спасения ни телу, ни душе. В ревущем сознании юного эльфа билась всего одна мысль — мысль о сестре Арианне, оставшейся в неведении о том, куда пропал ее младший брат.

— Сестра моя, — прошептал бескровными губами Эридан. — Услышь меня. Помоги мне.

— А ну, пошли! — Взревела каленая глотка Эрла. Над пленниками свистнул хлыст.

Построенные по двое пленные, гремя кандалами, поплелись во тьму подгорного перехода, изрыгавшего холод и сырость. Здесь среди камня и мрака они теряли всякую надежду на спасение; свет, горевший в их сердцах, медленно умирал.

Из темноты коридора донесся глас:

— Стойте! Именем Его Высочества! Стойте!

— В чем дело? — Раздраженно взревел надзиратель, оборачиваясь.

Солдат подбежал и протянул свернутый трубочкой указ. На кончике серебристого шнурка блестела королевская печать. Эрл сорвал ее и пробежался по письму.

— Кто из вас ученик некого Алиана Горного Лиса?

Пленные угрюмо молчали, некоторые постанывали, иные тяжело дышали, но на их лицах не отразилось участия, будто они вообще не слышали вопроса.

— Повторяю, — зарычал Плетка, и его рука потянулась к хлысту, — кто из вас ученик чародея? Отвечайте, или вам всем не поздоровиться.

— Я, — тихо прошептал Эридан и выступил из толпы, — это я.

— Взять его, — скомандовал солдат.

Двое помощников кинулись к худому и бледному юноше, сняли кандалы и, больно заломив руки за спину, потащили в подземелье.

— Куда меня? — Застонал он, тряся грязными волосами.

— В пыточную!

Глава 2. Гамбит Его Высочества

Не ради насилия и убийств куется правый меч

(Рудаки)

Габриэл возвращался по улицам, окутанным сновидениями, и старался привести сознание под контроль разума, не сердца. Спор с сестрой оказался не к месту и некстати. Вымотанный незапланированным походом, он мечтал побыстрее вернуться домой и забыться глубоким сном. Судя по песочным часам, перетекавшим в северной стене королевского дворца, над Верхним Миром сияло полуденное солнце, в мире же Подземном царила глубокая ночь. Пока Верхний — жил, Подземный — спал. Но стоило солнцу упасть за горизонт, Верхний погружался во мрак, а Подземный открывал очи, всматриваясь в наступившее будущее.

Молчаливый Мерэмедэль восхищал. Своды в кварците мерцали подобно звездному небу. Величественные короли древности, запечатленные в камне и серебре, печально провожали одинокого эльфа, на секунду уловившего прелесть бытия.

Темные были глухи и слепы к красоте и совершенству, живя по строгим правилам их мира. Три Закона — вот истина для темного эльфа, его жизнь и его смерть. Дети Сумерек редко восторгались поэзией, не воспевали любви и подвига, не слагали легенд о великих героях, не пели хвалебных песен, лишь изредка восхищались лунным светом, тонувшим в серебре озер, да поминали предков павших смертью храбрых. Доходило до того, что порой они не замечали даже смены времен.

Но не Габриэл. Лорд главнокомандующий был иным, хоть отчаянно это скрывал и всячески пытался искоренить в душе искру света. В нем возобладал рассвет, не сумерки. Молодому шерлу это доставляло много проблем. Нередко его обвиняли в милосердии к врагу или мягкотелости недостойной старшего маршала королевства. Впрочем, сердце он не слушал с самого детства, научившись прятать любые чувства под каменными масками безразличия и хладнокровия.

Далекий мучительный крик привлек его внимание. Он без труда уловил: кричали с южных окраин. Там располагались тюрьмы и пыточные подземелья. Поморщившись, Габриэл ускорил шаг. Надзиратели опять пытают и допрашивают пленных. А вообщем, какое ему было дело до чужих страданий.

Робкий зов сердца, взывающий даже не к милосердию — к сочувствию, оборвался на корню, возвращая на пьедестал силу грозного беспощадного разума. Пусть несчастные солнечные эльфы корчатся в муках, истекают кровью и умирают под пытками. Для Габриэла, сына Бриэлона это ничего не значило…

…Он вошел в просторную гостиную, освещенную плеядой жемчужных шаров, рассыпанных вдоль зеркального потолка, и отстегнул походный плащ. Сбросил присыпанный пеплом жилет, отнял от пояса искристые ножны с мечом и повесил на крюки, закрепленные в стене. Клинок занимал в его доме почетное место. Остановившись у овального стола, он еще раз окинул его взглядом, потом налил себе терпкого напитка и, откинувшись на диван, отпил настой прогоняющий сон.

Интересно, что Теобальд сказал Брегону?

Рука невольно скользнула к поясу и кинжалу из подгорной стали. Габриэл дорожил тончайшим оружием, способным резать горные породы, словно нож масло. Крепко сжав золотую рукоять, он поднял дар короля и всмотрелся в рисунок, выбитый по белой стали. В лезвии, как в зеркале отразились его черные холодные глаза.

Каждый воин ставил на навершии печать. Его кинжал украшали черный дракон и белая змея. Кольцо с такой же эмблемой он носил не одно десятилетие (как и все в его роду). Темный эльф почему-то вспомнил отца. Шерл Бриэлон принял доблестную смерть на поле боя, защищая короля. Он пал, овеянный славой и почетом, много зим назад. Габриэл прищурился. Будучи безмерно преданным Его Величеству в случае смертельной опасности он, не задумываясь, повторил бы подвиг отца.

— Зачем он отдал руны Селене? — Задумался Габриэл, откладывая кинжал.

Что двигало Бриэлоном в то время никогда не узнать. Да он и не искал ответов.

— Разговариваете с собой? — Женский голос вынырнул из темноты и по зале поплыл пьянящий аромат амариллиса.

На плечиГабриэла опустились тонкие руки, унизанные кольцами и браслетами, острого уха коснулся язычок. Он пополз к шее, лаская и пробуждая в мужском теле горячее желание и растворяя все суетное.

Габриэл холодно улыбнулся.

— Как вы вошли, миледи?

— Вы дали мне ключ, — ответила она.

Он выдохнул и, схватив Лиру за плечи, ловко перетянул через спинку дивана на колени.

Черноглазая, черноволосая, с кожей оттенка сумеречного снега, высокая и изящная эльфийка рассмеялась и подалась вперед, со всей страстью впиваясь в его губы и поспешно сбрасывая с себя тончайший шелк сорочки.

— До утра осталось совсем мало времени, — выскользнув языком из его рта, шепнула она и заурчала, как кошка.

Длинные тонкие пальчики, залитые блеском колец с жадностью стали расстегивать пуговицы на стоячем воротнике мужской рубахи. Ткань поползла, обнажая рельефную грудь воина.

— Так мало времени. Так мало… только для нас двоих.

Ее ладони заскользили по твердым мускулам, светившимся серебристым светом к тугому широкому поясу. Эльфийка лизнула мужской сосок, обрисовала узорную вязь татуировки, вьющуюся по левому предплечью сплетением черных и алых языков пламени.

Пояс полетел на ковер. Острое желание побежало по венам Габриэла. Пальчики Лиры соскользнули ему в пах и мышцы живота затвердели, напряглись, раня сладостной судорогой.

— Когда это меня останавливало, — хрипло выдохнул шерл и опрокинул ее под себя.

Лира обхватила его длинными белыми ногами и выгнула спину.

… Они крепко сжимали друг друга в объятиях. Черные блестящие локоны воина закрывали ее лицо. Белые обнаженные тела сплетались крепче и крепче. Эльф двигался медленно и ритмично, исполненный страстного величественного порыва и в матовом свете хрустальных шаров было видно, как напрягались его точенные великолепные мускулы.

Руки эльфийки порхали по его плечам, ласкали влажное тело, скользили, обрисовывая бугры и ложбинки. Она отдавалась ему, отзываясь сладострастными стонами, прижималась обнаженной грудью и горела в блаженном предчувствии головокружительного наслаждения. Их слившееся воедино дыхание становилось чаще, глубже, тяжелее и напоминало раскаленные ветра волшебных пустынь Ий-Дъии.

Женщина изогнулась, запрокинула голову и мягкая тишина наполнилась истомным ранящим стоном. Глухой мужской хрип вплелся в ее кричащий от удовольствия перелив — блаженство накрыло их, как штормовая волна.

Лира была младшей дочерью советника Вигго, сына Иарта. Граф Вигго не скрывал своего расположения к бравому маршалу, не раз намекая на то, что было бы неплохо породнить два древних и великих семейства крепкими узами брака. Прелестная, но глупая Лира желала того же.

Не желал этого Габриэл. Он связал Лиру с собой несколько лет назад (что по меркам долгоживущих эльфов — всего ничего) и воспринимал ее, как очередной способ скоротать холодные одинокие ночи, но никак не видел в качестве спутницы и уж тем более жены.

Привязанность к Лире? Нет, ничего подобного Габриэл не испытывал даже смутно. Влечение, похоть, желание, да. Но она происходила из благородного рода Веллетрэев, и могла составить лорду главнокомандующему достойную пару. Верность темные никогда не почитали за благодетель, а потому требовать от него верности к молодой жене ни у кого бы язык не повернулся. Три Закона касались мироустройства Подземного королевства и воинской чести, до брачных уз им не было дела, а потому супруги в Эр-Морвэне имели право на развод.

… Разбуженный город ходил из силы в силу гомоном, лязгом, свистом, криками, треском и хрустом камней. Приглушенный уличный шум разбудил Габриэла, забывшегося коротким, но крепким сном. Утро давно наступило и это означало только одно — над Верхним Миром спустились осенние сумерки.

Перевернувшись на бок, он провел рукой по бархатистой обивке в поисках невесты. Пусто. Лира ушла.

Запрокинув руку за голову, Габриэл задумчиво поглядел в зеркальный потолок, разглядывая расплывчатое отражение стройного обнаженного тела. За запертой входной дверью послышались возня и нерешительные голоса. Кого еще принесло?

Робкий зов гонца заставил его нахмуриться.

— Шерл Габриэл, Его Величество король Теобальд желает видеть вас немедленно.

* * *

Габриэл сосредоточенно шагал по отлитым из руды олова коридорам, неумолимо приближая высокую дверь, украшенную лепниной драконов и змей. Каблуки мерно отстукивали о переливавшийся лунным светом пол, глаза твердо смотрели перед собой. Он собрал иссиня-черные волосы в хвост воина, облачился в шелковую рубаху, узкие брюки из мягкого шелка, короткий плащ, расшитый серебром, дважды подвязанный поясом, и высокие эльфийские сапоги до колен. Оружия в царственные покои главнокомандующий не взял. Исключением был клинок с рукоятью из белого золота, заткнутый за пояс.

Стражники у двери почтенно склонились и расступились. Воин тронул опаловую ручку и вошел.

Теобальд ожидал гостя, сидя в любимом кресле со спинкой в форме дракона, распростершего крылья. На хрустальном столике лежала шахматная доска, на ней — два ряда фигур. Устало приветствуя вошедшего, покорно склонившего голову и прижавшего большой палец и вытянутые указательный и средний к правому предплечью, древний, словно восставший из праха времен правитель, махнул рукой:

— Габриэл, мой мальчик. Проходи.

— Вы хотели видеть меня, повелитель? — Бесстрастно спросил он.

— Садись.

Главнокомандующий поднял голову и заглянул в измученное тяготами лицо, осыпанное россыпью серебристых жил. Королевское облачение, роскошная корона и блеск колец не скрыли от молодого проницательного шерла насколько внешне молодой (но в душе неимоверно древний) король был близок к скорой кончине. Теобальд прожил много тысяч эльфийских лет, но и его срок истекал в бренном мире под луной.

— Как прикажете.

Усаживаясь в кресло напротив, он готовился к разговору о бесчестном разорении Эбертрейла, обвинению в предательстве, ибо, как главнокомандующий — действовал не по воле короля, а по воле принца. Был готов принять суровое наказание, даже отставку, но король повел речь о том, к чему парень не был готов.

— Сыграем? — Теобальд кивнул на доску.

— С удовольствием, — Габриэл улыбнулся.

Он взял черные фигуры из ортоклаза. Белоснежные, почти прозрачные с идеально отточенными формами из криолита достались королю. Старик сделал ход — полупрозрачная пешка заскользила по клеткам доски.

— Е два — Е четыре.

Габриэл ответил, сделав неожиданный ход конем.

— Ф три.

— Ц шесть.

— Вы позвали меня играть? — Габриэл сдвинул пешку.

Король горько вздохнул, провел рукой по серебристым волосам и замолчал. Звенели хрустальные арабески, заливались тонкоголосыми трелями жако и кореллы, серебристые драпировки колыхались вдоль стен.

— Помнишь, как в детстве ты не любил мне проигрывать? — Начал он издалека. Его голос хрипел, усталость едва позволяла не уступать Габриэлу, державшему спину идеально прямой. — Брегон такой любви к этой игре не питает. Он мой сын, а совсем не похож на меня. Сейчас он очень изменился. Я его не узнаю. Вы друзья. Может, ты знаешь, что с ним случилось?

— Он повзрослел, повелитель, — черная ладья «пошла в атаку».

— Нет, — покачал головой тот. — Все началось, когда он прознал о Иссиль Итине. Лунный город врезался в его разум раскаленной иглой. Он ищет туда путь. Он ищет Неугасимую Звезду.

— Путь к Иссиль Итину навеки утерян.

«Слон» из ледяного камня, стиснутый грубой рукой старика, угрожающе застыл в клетке от шахматного «скакуна» Габриэла.

— Может, путь и утерян — это ничего не меняет. Брегон жаждет власти, — из уст короля это прозвучало резко и как-то обреченно. — Он жаждет трон. Но он еще не готов. Его поступки непредсказуемы и могут привести к катастрофе. Война с эльфами Верхнего Мира закончена. Мы заключили перемирие и старались его не нарушать. Но он возомнил себя владыкой Триона. Что для него уничтожить один город или другой? Он уничтожит тысячу, если они встанут у него на пути. — Король вздохнул, его голос отдавал отчаянием. Это было так не похоже на сурового властителя подземелья. Теобальд все больше удивлял речами и поступками, которые были пронизаны подобием доброты и сострадания. — Резня, которую он устроил в Эбертрейле откликнется войной. Да, мы темные. Мы рождены во тьме. Мы сильные и бесстрашные. Но воевать месяцами, годами, веками нам не под силу. Только ты сможешь остановить назревающее кровопролитие. Только ты, лорд главнокомандующий. Стань новым королем. Стань моим приемником. — Король говорил твердо, спокойно, но его глаза, впиваясь в молодое лицо Габриэла, молили в смирении принять его волю. — Спаси наш народ от гибели.

Опешив от слов владыки, шерл застыл с фигурой в руках. Теперь молчал он. У потолка потрескивали хрустальные светильники. Из коридора доносились обрывки фраз и легкий перестук каблуков — у двери сменился караул.

Габриэл сделал ход. Пробив защиту короля, он «съел» его пешку, а потом задумчиво откинулся в кресле.

— Что скажешь? — Теобальд глядел на лучшего воина с угасавшей надеждой. — Готов взойти на престол моим приемником?

— Одно ваше слово и я приму престол. — Кротко и покорно ответил он.

— Габриэл, — вздохнул старый эльф, подперев рукой подбородок, — Не делай это из чувства долга, сделай это ради меня. Я умираю, мой мальчик. Скоро земля призовет меня и тьма поглотит мои тело и разум. Я спущусь в Арву Антре — в Обитель предков. Мое время на исходе. Брегон чувствует мой скорый конец, от того выходит из-под контроля. Как только я уйду, а сын взойдет на престол, разразится война. Но ты можешь все изменить. Никто не посмеет бросить тебе вызов, если я сам провозглашу тебя, не Брегона. Он, как и прежде останется у власти в качестве десницы владыки. Твоей Десницы. Я уйду и растворюсь в вечности Арвы Антре со спокойным сердцем, если королевство будет в твоих руках.

Выдохнув, Теобальд дернул ферзем.

— Твой ход.

Габриэл обошел белоснежную «защиту» короля и, резко скользнув к его «королеве», сухо констатировал:

— Шах и мат.

— Как тебе всегда удается выигрывать? — Покачал головой повеселевший старик.

— У меня был хороший учитель, — с улыбкой победителя отозвался тот, однако знал, король ждал от него иного ответа. Ответа, который он пока не давал.

— Еще партию? — Предложил Теобальд. На этот раз он взял себе черные ортоклазовые, а ученику отдал белоснежные, сотканные из ледяного камня.

Игра захватила их. Шахматы уверенно скользили по доске, стремительно чертили пируэты, мерцали белизной и ослепляли мглой. Криолит и ортоклаз словно лед и пламя сошлись в битве сильных мира сего. Подобно металлу, шахматы рассекали по клеткам, не оставляя противнику шанса на победу. Час пронесся, как взмах крыла голубя. К великому стыду старика молодой шерл снова одержал верх.

Много лет назад Теобальд обучил мальчика игре в шахматы и на протяжении многих лун еженедельно приглашал в личные покои сыграть партию-другую и поговорить без лишних ушей, коих во дворце было более чем достаточно.

Кивая, старый король признал:

— Ты не только в числе лучших воинов королевства, но и лучший игрок из всех, с кем мне доводилось бороться. Это уже чего-то да стоит.

После он снова вернулся к разговору, которого так желал избежать Габриэл. С глазами полными скорби обратился он к юному ученику:

— Что скажешь?

— В Год Созвездия Дракона я был рожден сыном воина, — выдохнул Габриэл. — Повелитель, я благодарен за оказанное доверие, но…

— Подожди, — Теобальд остановил его рукой, мелькнувшей россыпью радужных искр. — Я объявлю имя преемника через неделю. В праздник Луноликой. У тебя есть время подумать.

— Семь дней, — кивнул Габриэл, поднимаясь. — Спасибо за игру, Ваше Величество.

— Тебе спасибо. — Ответил усталый король и прежде чем шерл покинул покои, туманно произнес: — Ты говоришь, судьба уготовила тебе путь воина, но быть может все не так. Быть может, именно судьба ведет тебя к короне, власти и королевству. Подумай об этом.

Приняв странные слова не более, чем за наставление от учителя, Габриэл коротко поклонился и вышел. Король остался в одиночестве и отчаянии; отчаянии от близившегося конца, наступление которого стало для него неотвратимо.

* * *

Преодолев лабиринты королевских коридоров на одном дыхании, озадаченный Габриэл собирался выскользнуть из роскоши древней твердыни, но путь ему преградил принц. Вынырнув из полумрачного коридора, он коротко процедил:

— Не торопись. Есть разговор.

Когда сын короля и его главнокомандующий оказались наедине, Брегон наконец, соизволил сообщить причину внезапной остановки.

— Пока ты развлекался с Лирой, я трудился в поте лица.

— Позволь узнать, чем ты был занят? — Скрестив руки на груди, прохладно поинтересовался командующий.

Рассевшись в излюбленное кресло, позади которого неизменно стоял угрюмый и немногословный Сэт, прятавший лицо за толстым слоем ткани, он гордо заметил:

— Вел допрос пленных, разумеется.

Глаза наследника короны налились блаженным удовольствием.

— Скорее пытал.

— Неважно, — отмахнулся Брегон. — Суть вот в чем. Помнишь сопляка, которого ты не позволил прикончить в Лесном городе? Его еще схватили в библиотеке?

— Помню, — кивнул он, припоминая мальчишку, имени которого так и не узнал.

— Тот солнечный был учеником Алиана Горного Лиса, последнего Стража Семи Хрустальных Пик.

— Ты перерезал ему горло, — сурово напомнил Габриэл.

— И это неважно, — зло бросил Брегон. — Ты слушаешь?

Воин небрежно кивнул, что значило «продолжай».

— Так вот, ученик оказался не очень ценным осведомителем. Он трижды терял сознание под пытками, а потеряв сознание в четвертый — не пришел в себя.

— Он умер? — Черные глаза шерла прищурились.

— Нет. Я велел запереть его в карцере. Когда оклемается, я продолжу допрос.

— Что он сказал?

— Он ничего не знает о карте. Клялся, старый чародей никогда не показывал ему свиток, и никогда о нем не упоминал. Но кое-что он все-таки сказал. У Алиана были еще ученики. Трое, может четверо. Один из них — Лекс Грозовая Стрела. Он долгое время жил в Эбертрейле, а весной по личному распоряжению чародея отбыл на запад. Светлый не знал, куда чародей отослал ученика.

— И? — Вскинул черную бровь Габриэл.

— Несколько недель назад до них дошли слухи, что Грозовую Стрелу видели в плену черных гоблинов. Эрлу пришлось потрудиться и применить к упрямцу, не желавшему говорить, все свое умение, чтобы он рассказал, где именно того пленили. Лекс в деревушке под названием Горгано.

Кончики ушей Брегона подрагивали от упоения при упоминании издевательств, а Габриэл невольно дивился растущей в душе злости. Эрла Плетку, славившегося на все королевство жестокостью и любившего мучать пленных до полусмерти, старший маршал не осуждал, ибо чего еще было ждать от тупого животного, с самого детства взявшегося за это ремесло.

Но Брегон, друг его детства, что стало с ним? Опасения короля более не казались ему бреднями умиравшего старика. Наследник престола все чаще напоминал Габриэлу черных гоблинов, живших в мире беззакония и насилия. Тех самых тварей, что замучили до смерти мужа его сестры Дреда; они растерзали бесстрашного солдата, бросив умирать в страшных мучениях.

— … отправишься в соседний с Горгано Сторм и встретишься там с моим доверенным по прозвищу Хилый. Он введет тебя в суть дела и сопроводит до поселения гоблинов. После, ты незаметно проберешься в подземные тюрьмы Горгано, выкрадешь Лекса и доставишь сюда связанного и с кляпом во рту. Если ему хоть что-то известно о свитке, в умелых руках Эрла он скажет это даже против собственной воли.

— Это твой план? — С сомнением хмыкнул Габриэл. — Я должен махнуть в Горгано, выкрасть пленника и бросить к твоим ногам?

— Тебя что-то смущает? — Брегон откинулся в кресле, впиваясь в старшего маршала глазами полными мрака и недоверия.

— Тебе не кажется, это задание не уровень главнокомандующего армии?

— Считай это не заданием, а просьбой. Личной просьбой твоего лучшего друга, — Брегон хищно улыбнулся, потому, как улыбаться иначе не умел.

— Твой отец не одобрит это…

— Мой отец! Мой отец! — Вскричал принц, вскакивая с кресла. — Опять мой отец! Опять он и его воля! Плевать, что скажет старик и его многомудрые советники! Особенно, этот выскочка Вигго, сын Иарта! Габриэл, — Брегон подался вперед, — ты мой друг, ты мой соратник, ты мне, как брат. Вними же своему брату и пойми, что эпоха короля Теобальда на исходе. Грядет эпоха короля Брегона. Старый мир рушится, и МЫ та сила, что отстроит новый на его руинах! Да, отец не одобрит моей затеи, если узнает о ней, конечно.

Габриэл нахмурился, понимая, к чему клонил принц.

— А он не узнает, потому что сегодня с обеда удалится в Главный Храм Эрен-Нар и последующие семь дней проведет в разговорах с Луноликой. Наступил месяц Иссиль. К тому времени, когда он покинет Храм, ты вернешься с солнечным эльфом в заплечном мешке, — с усмешкой закончил он и подмигнул, намекая, что выкрасть что-то или кого-то из лап черных гоблинов по силам только шерлам Подземного королевства, а, как известно, Габриэл — лучший из шерлов. — Отправляйся немедля, а я займусь делами здесь.

— Не трогай его, — потребовал Габриэл. Судя по напряженно сведенным бровям, он страшно злился.

— Что?

— Ты понял меня, Брегон. Не трогай мальчишку, не пытай его. Он уже сказал тебе все, что знал.

— Я не узнаю тебя друг, — рассмеялся Брегон. Серебряный венец на его волосах вспыхнул синими огнями. — Сначала ты спасаешь его от казни, теперь требуешь оставить в покое. Что это значит?

— Не задавайте мне вопросов, Ваше Высочество, — уклонился тот. — Исполните мою просьбу, как я исполню вашу.

Брегон равнодушно дернул плечом, бросил:

— Ладно, считай, я о нем забыл.

Старший маршал поклонился. Объяснить, почему он так пекся о пепельноволосом юнце он все равно бы не смог.

Принц бросился к бесстрастному парню. Протягивая руку и прожигая взором, он по традиции спросил:

— Ты со мной?

Отвечая рукопожатием, Габриэл блеснул черными глазами и твердо ответил то же, что и предыдущие тысячу раз:

— Как и всегда.

Через час он тайно отбыл из столицы.

… Эридан пришел в сознание вечером следующего дня. Он лежал на животе, щеку жег холодный камень. Все его тело ныло и болело, суставы выворачивало и сводило судорогами, халлийский шелк рубахи превратился в тряпье. Ученик чародея попытался приподняться на локте, но тот, не выдержав веса, надломился, и юноша снова распластался на камне. Спина горела огнем. Волосы, облепив лицо, забились в рот и нос.

Он хрипло застонал.

Вчера в пыточной его раздели и сковали стальными цепями так, чтобы он не мог пошевелиться. Сначала надзиратель жег его каленым железом и бил хлыстом, рассекая спину до кости, потом опробовал целый ряд игл и щипцов. Несколько раз пленник терял сознание, но его приводили в чувства, обливая ледяной водой, и все начиналось сначала. Принц спрашивал о чародее Алиане, интересовался свитком и Иссиль Итином, допытывался были ли у Горного Лиса еще ученики, требовал назвать имена.

Ресницы юного эльфа дрогнули. Пережитое унижение вечно будет преследовать его в кошмарах и не отпустит даже на смертном одре. Невыносимые издевательства не вынес бы ни один храбрец — от собственных криков и стонов он охрип, от дикой боли на время лишился зрения. Сквозь мольбы о пощаде, слезы и вопли, Эридан рассказал то, что поклялся хранить в тайне даже под страхом смерти. Пытки темных умели развязывать языки даже особо несговорчивым оркам и устойчивым к боли троллям. Эридан сломался через полчаса.

Страшно хотелось пить, и юноша все же заставил себя приподняться. У решетки стоял серебряный кувшин и фарфоровое блюдо с фруктами, зеленью и белым хлебом. Не соображая, откуда в камере еда и вода, он, содрогаясь от боли, подполз к кувшину и припал к горлышку. Каково было его удивление, когда вместо воды, в рот потек сладковатый исцеляющий нектар.

Эридан закашлялся, серебристый напиток пролился через край, потек по подбородку и каплями золота лег на пол. Напившись, он рухнул, чувствуя внутри приятную живительную силу, холодком потекшую по искалеченным жилам. Принц расщедрился, чтобы завтра снова продолжить мучения?

— Откуда? — прохрипел Эридан, когда мимо шел караульный. — Откуда это?

— Приказ главнокомандующего, — грубо бросил темный, удаляясь.

Голубоглазый эльф удивил мальчишку снова. А когда ночью надзиратель не выволок его и не потащил в пыточную, догадался что этим тоже обязан своему негласному спасителю. Впрочем, где он был вчера? Почему не помог, когда Эридан чуть не отдал душу предкам, страшно страдая под руками мучителей? А если поразмыслить с другой стороны, исчадие ночи вообще ничем ему не обязан, а все эти проявления милосердия возможная уловка. Юноша всхлипнул и лег на пол. Сил не осталось даже думать.

* * *

Серый кохейлан летел через Фэр'айо в лучах заходящего солнца. Статный всадник не удосужился набросить на голову капюшон — черный плащ вился за ним парящей тенью, собранные в хвост волосы трепались на ветру. Голубые глаза внимательно следили за силуэтами шакалов, метавшихся на опушке Мертвого леса в пяти милях к западу. Не упускали из виду копошения хищных крыс в скважинах Сизых скал, ломаные очерки которых закатный огонь выхватывал на востоке.

Из-под копыт летели комья земли и мелкое бурое крошево. Конь изредка всхрапывал, дергая блестящей шеей, и Габриэл хмурился. До Сторма два дня пути. Два дня уйдет на исполнение задания, еще два дня займет обратная дорога. Король Теобальд удалился в храм, главнокомандующий покинул столицу и вся власть (пусть временно) перешла в руки наследника. Оставалось надеяться, что принц сдержит обещание и не тронет эбертрейльца, а что еще важнее — не натворит новых глупостей в порыве ярости.

Небо быстро гасло. Первые звезды застали главнокомандующего у заставы Унг Киррил. Услышав из темноты цокот копыт, солдаты вызвонили в колокол, предупреждая об опасности. Их руки легли на навершия клинков, а глаза напряженно пронзили ночь. Холодный ночной туман окутал каменистую долину и вылетевший из его занавеса всадник показался дозорным серебряным призраком на мертвенно-бледном скакуне.

Грозное требование вернуло их на землю:

— Открыть ворота!

Солдаты мигом узнали голос шерла Габриэла. Они разбежались, кто-то закричал:

— Открыть ворота!

Цепи зазвенели, потекли шелестом. Врата заскрипели и медленно распахнулись. Всадник обрел четкий силуэт и подлетел к заставе, не сбавляя темпа. Темные эльфы порывисто прижали левую руку с тремя пальцами к правому предплечью и рухнули на колено. Габриэл пронесся ветром урагана и окатил коленопреклоненных жестким колючим песком. Он давно исчез, а серо-желтое облако пыли еще долго кружилось над Унг Киррил, не тая в безветренном воздухе Фэр'айо.

… Дорога долго вела на восток.

Озеро Тишины вынырнуло на рассвете. Габриэл сбросил скорость и минул развалины старой ротонды, установленной на обрывистом берегу. Раскрошенные мраморные колоны торчали изломанными зубьями; треснувший купол провалился, фигурные столбики балюстрад оплел дикий кусачий плющ; в узорных прорезях блестели сиреневые соцветия чертополоха. Жеребец свернул к заливному лугу, поросшему травой — царству ужей и цапель. Грохот кваканья и трели цикад обрушились громовым водопадом.

Весь следующий день снежный конь нес господина вдоль развесистых ясеней и кленов, пятнавших желтую траву тенистыми островками. После непродолжительного отдыха на закате, темный эльф снова вскочил в жесткое седло. Жеребец тряхнул позолоченной уздечкой, прикусил мундштук, ударил стальным копытом о лесную твердь и бросился в ночь, к провинции Сторм-Шадар.

Сторм-Шадар лежал к северу от Подземного королевства и номинально принадлежал орочьему королю Ыгыраку Змееносцу, державшему трон королевства Фарух; оно покоилось на востоке вытянутой дугой с севера на юг. С юга провинцию затемняли макушки Мертвых гор — владения темных эльфов. На западе сиял Белый Лес со столицей Эбретрейл. Однако, благодаря стараниям Брегона и трем сотням его гвардейцев, царственный город солнечных эльфов, (с которым Сторм вел многолетнюю торговлю), стал печальным воспоминанием бессердечного мира.

Через Сторм (главный город провинции) пролегали караванные пути, а сам он считался негласным купеческим центром юго-востока. Из Диких Степей, Ажинабада и Аллеура денно и ночно шли обозы, груженные тюками тончайших шелков и тканей, ворсистыми коврами, благовониями, пряными специями, альхенской древесиной, драгоценными ожерельями, бусами, подвесками, экзотическими маслами и фруктами. Степные орки, владевшие тремя пустынными государствами, шли сначала сюда а, оставив в городе часть товаров, дальше направлялись к Этлене и Горам Жизни. Оттуда плелись на северо-запад, минуя узкую полосу побережья Моря Ветров, и после удалялись в богатые королевства Севера и Запада.

Нередко за трон Сторма вспыхивали ожесточенные бои. Сцапать Жемчужину Юга мечтали не только темные эльфы во главе с Брегоном, но и степные орки Ажинабада и их желтомордые сородичи из Диких Степей. Знамя владыки не редко клонилось то в одну, то в другую сторону. В последний раз удача улыбнулась королю Ыгыраку Змееносцу, и провинция перешла под власть Фаруха и Зеленого Стяга. Боевые орочьи отряды встали в Сторме сто двенадцать лун назад. По сей день королевская стража неусыпно следит за мелькающими купцами, меняющимися покупателями и неизвестными путниками — голубокожие орки-фаруханцы прекрасно осведомленные о желании гордых и алчных соседей отбить Жемчужину — всегда наготове.

Кохейлан внес Габриэла через Южные ворота в полдень второго дня. Темный эльф мчался без отдыха, сократив путь на четверть. Потянулись узкие, кривые переулки в синих тенях; повстречались сбитые из камня глухие стены, покрытые трещинами. Ступенями громоздились черепичные серые крыши, на них сушились белые, красные, черные ткани; за заборами прятались дворы, засаженные вишневыми и сливовыми деревьями. Там жители готовили пищу, растили детей, предавались радостям и печалям.

…Плащ блеснул россыпью лунных камней — Габриэл вылетел на главную улицу, окунаясь в гомон и лязг, крики и ругань. Народ в пестрых одеждах показался ему цветным бурлящим океаном. Узкоглазые скуластые гоблины из ущелья Беллийских гор сновали в ржавых доспехах, сжимая изогнутые мечи грубой орочьей работы. Степенно шагали бородатые и вечно угрюмые гномы Аскья Ладо; концы их блестящих шлемов едва достигали до конского стремени. Хитрые и юркие зеленые гоблины мелькали меж толпы, высматривая злыми похотливыми глазками кошели, набитые золотыми пейсами.

Темные эльфы-купцы, разряженные в черные шелка и атлас, бродили в окружении хорошо вооруженной охраны и сильнее натягивали на головы капюшоны, прячась от прямых солнечных лучей. Завидев благородного шерла, сородичи склоняли головы, торжественно приветствуя его прижатой к правому предплечью рукой.

Среди грубых мускулистых тел в кованых доспехах, изящных — в легких серебристых кольчугах, или кряжистых — в тяжелой латунной броне, изредка угадывались высокие и невесомые фигурки фей в платьях цвета звезд. Воздушные подолы волочились за Королевами Цветов, рассыпаясь бутонами роз и орхидей, лилий и маков, приторно орошая воздух сладкими ароматами весны. Прекрасные точеные личики с огромными, переливающимися лазурью глазами следили за молодым шерлом; хищно обнажались острые акульи зубки. Между народом Сумерек и феями Озерного края мира не наблюдалось.

Попались Габриэлу и два лесных эльфа. Жители Верхнего Мира неспешно плыли изящной кошачьей поступью. Их кожа светилась легким серебром, длинные локоны, распавшись по плечам и спине, излучали лунный свет. Лесные были облачены в длинные светло-зеленые рубахи с высокими воротниками и широкими рукавами, в узкие брюки и мягкие темно-зеленые сапоги; поверх рубах сверкали расшитые полукафтанья без рукавов, перехваченные на талии узорными поясами из мягкого аксамита. Прогуливаясь в океане криков, они тихо переговаривались, не обращая внимания на злые завистливые рожи, посмеивающиеся над их утонченностью.

Сторм считался Родиной купцов. В стенах города запрещалось чинить разбой и насилие, затевать междоусобные распри и поднимать оружие даже враждующим меж собой народам. За стенами — пожалуйста, режьте друг друга сколько влезет, но не в Сторме. За этим надежно следили Наместник Ыгырака Змееносца и суровые стражи Фаруха. С ослушавшимися не церемонились — их хватали и подвергали жестокому наказанию: сажали на кол в назидание другим.

Дважды гомон голосов прорезал звон колокольчиков, и толпа бросалась врассыпную, освобождая путь. Груженые караваны тянулись по центру пыльной дороги, повизгивая спицами круглых колес. Первый караван вошел в Сторм через Южные ворота, второй — чуть меньший удалился через Западные.

Проводя телеги прозрачными, как ледниковые озера глазами, молодой шерл проехали мимо искусственного озера в кайме серебристой ограды, и остановился у невысокой пузатой башни, сложенной из серого искристого гранита. Розовые лепестки кружились над поверхностью воды, касаясь зеркальной глади, расходившейся кругами, и застилали ее поверхность нежно-розовым ковром. За озером открывалась квадратная площадь, окруженная зубчатым забором, увитым стеблями диких вьюнов. Она давала приют торговым рядам, затянутым плоскими разноцветными крышами. Судя по громким крикам, торговля шла бойко. Даже отсюда Габриэл слышал, как торговцы зазывали покупателей на семи разных языках.

Габриэл прищурился и обвел глазами далекий горизонт. Солнечный шар, перетекавший по безоблачному небосклону, разливался в серебре городской лепнины, отражался в зеркальных украшениях купеческих повозок, играл в стальных луках седел. Вдали виднелись вершины Мертвых гор. На западе кудрявым ковром тянулись золотисто-охряные рощи Белого Леса. С востока круглыми бойницами глядела высокая каменная стена, опоясанная крытыми мостками дозорных. Выстроенная на краю горбатого хребта она оберегала покой лежавшего за ней королевства Фарух.

Время шло. Кохейлан, спрятавшись в тень башни, нетерпеливо пританцовывал, прял ушами и закидывал голову на бок, пытаясь схватить крупными зубами повод. Габриэл похлопал коня по шелку снежно-серой гривы, ниспадавшей блестящими прядями, и успокоил:

— Тихо, Льен. Потерпи.

Однако, он и сам начинал терять терпение. Брегон заверял: доверенное лицо встретит его у Башни Молчания в какое бы шерл ни прибыл время. Похоже, принц ошибся. Хилый на встречу не торопился. Старшего маршала охватил гнев — вернется в Мэрэмедэль и взыщет с Его Высочества сполна.

Из-за угла глинобитного дома выскочила толпа мальчишек. Трое были детьми черных гоблинов, один — сыном орка-фаруханца. Крича на хавал-мано, они пронеслись в сторону торговой площади, бросив короткий любопытный взгляд на темного эльфа, державшегося в седле с горделивой статью благородного воина. Тяжелый плащ струился по плечам и опускался на круп. Из темных волос, стянутых за спиной, выбилась тонкая синеватого отлива прядь и легонько трепеталась по плечу. Голубые эльфийские глаза были внимательны и холодны.

Мальчик орк отстал от друзей. Шлепая босыми ступнями по камню, он закричал на ломаном кам'рэ:

— Нужен проводник? Господин стоять у этой башни уже час!

Чумазый ребенок был одет в старую рваную рубашку из грубого льна, и выцветшие заплатанные штаны, блестевшие змейками многочисленных швов. Копна серо-зеленых волос спадала на плечи и топорщилась на острых ушах. На тонкой шейке билась жилка, острые осколки ключиц выпирали сквозь зеленую кожу. Худой до истощения, и как только держался на тощих ногах.

Орчонок присмотрелся к благородному господину и замер. В детских глазах полыхнул неподдельный ужас. Кажется, только сейчас он заметил, что обратился не к простому темному эльфу: купцу или солдату, а посмел потревожить титулованного шерла — бесстрашного воина, не знавшего поражения от клинка противника.

Орчонок попятился, мгновенно пожалев о проявленной дерзости. Глаза скосились на неподвижные руки воина, сжимавшие поводья. Того и гляди, сейчас выхватит смертоносный меч и снесет ему голову.

— Как твое имя маленький проводник?

Вопрос застал мальчика врасплох. Он, готовившийся к смерти, вжимал голову в плечи, а его вдруг спросили об имени.

— Э… Горак, господин, — он припал на одно колено, приветствуя темного эльфа по обычаю его народа.

— Где твоя семья, Горак? — Улыбнулся главнокомандующий.

— Мой отец служить при дворе короля Ыгырака. Полгода назад его отряд попасть в засаду степняков на подъезде к Сторму. Его убить, — плечи ребенка содрогнулись, и он всхлипнул, но головы не поднял.

— А мать? В городе?

— Да. Прислуживать господину Аххану. Он из Ажинабада. Торговец. Возить товары в Гномьи королевства. В Сторме у него дом.

— Поднимись, Горак.

Габриэл оглядел запруженную улицу, переполненную шумной толпой.

— Я знать город, как свои пять пальцев, — заверил мальчик, поднимаясь с колена, — и проводить вас в любую точку Сторма, господин! Вы сказать — я вести!

— Знаешь кого-нибудь по прозвищу Хилый? — Старший маршал не особо рассчитывал на ответ. Откуда ребенку знать доверенного темноэльфийского принца.

Горак задумался и на зеленом блестящем лбу заколыхались тонкие дуги бровей, а губы сложились трубочкой.

— Я знать одного, господин. Он завсегдатай таверны «Сломанная стрела». Пьяница и дебошир. Отвести вас к нему?

— Да.

Уставший конь передернул головой, проливаясь водопадом гривы, и проворно зацокал по камню.

— Иди возле стремени, — приказал Габриэл, замечая, как из оживленной толпы вынырнул желтомордый орк в распахнутом полосатом халате, широких шароварах и сапогах с загнутыми носами. Изогнутая сабля из голубой стали без ножен крепилась к поясу за массивную блестящую рукоять, украшенную прозрачно-синим сапфиром, и болталась осколком света у ноги пока он, придерживая левой рукой тюрбан, намотанный на лысую голову, бежал, расталкивая плечами зевак и прохожих. Конец тюрбана взметнулся по ветру, блеснул россыпью золотистых кисточек и хлестнул несчастного по лицу, тот споткнулся и зашипел.

Габриэлу не понравился мутный взгляд степняка, острый и пронзительный, как кинжал убийцы. От пустынного орка веяло обманом.

— Господин! — Заревел степняк. — Господин! — Он остановился. — Я Бессам-аль Хугдар — переводчик. Не соизволит ли господин нанять меня? Я слышал, как это паршивец плел вам какую-то чушь. Не слушайте его! Местная чернь заведет вас в глухой переулок и оберет до нитки! Позвольте позвать стражу и передать наглеца в руки правосудия! У, — затряс он кулаком перед лицом Горака, — тебе всыплют тридцать плетей! Будешь знать, как дурить честных лордов, обманщик!

— Неправда, я не обманщик! — С обидой крикнул мальчик и невольно схватился за золоченый повод эльфийского жеребца, ища поддержки темного шерла.

— Наймите Бессаму-аль Хугдара, господин. Он убережет вас от лжецов и глупцов, — перематывая распустившийся тюрбана, степняк поблескивал клыками и бросал на ребенка злые взгляды.

— Господин? — Испуганный мальчик вскинул голову, тщетно пытаясь угадать мысли молодого эльфа. Благородный лорд мог поверить обману и передать его страже, а те накажут его ни за что.

На бледном лице Габриэла не читалось эмоций и чувств. Мальчик еще раз робко позвал шерла, но снова не дождался ответа. Наглый переводчик было праздновал победу. Закрутив тюрбан, он довольно поклонился, но оказалось — рано.

— Мне не нужен переводчик, — темный эльф глядел на степняка сверху вниз. Фальшь прикрытую налетом бескорыстной добродетели, он уловил с первого слова. И теперь напряг разум, запечатляя образ лжеца на будущее, — авось пригодится.

Задев конские бока стременами, Габриэл направился вперед; идеально прямая спина, гордо расправленные плечи, высоко поднятый подбородок ясно намекнули: степняку не рады. Держась за повод эльфийского коня, орчонок пошел при стремени, одаряя переводчика победным взглядом.

* * *

— Это он, господин. В Сторме больше нет никого по прозвищу Хилый, — сказал Горак, кивая в сторону полукровки, вываливавшегося на крыльцо «Сломанной стрелы».

Габриэл достал золотую монету и перебросил ему. Орчонок поймал холодный огонек, упавший в ладонь и, припав на колено, благодарно поклонился, а потом с визгом скрылся в узком тенистом переулке. Темный эльф посмотрел на доверенного принца.

По измазанному нечистотами крыльцу спускался полуорк — полуэльф из рода темных; снежная эльфийская кожа перемежалась со слегка раскосыми орочьими глазами и заостренными клыками. Ноги горбоносого бледнокожего пьяницы разъезжались на скользких и широких ступенях, руки пытались поймать грубые деревянные перила, но промахивались. Грязная синяя рубаха топорщилась одной половиной в брюках, второй колыхалась на выпуск. Распахнутый ворот темнел недавно пролитой выпивкой, через плечо висели сапоги, связанные красной лентой. Он был настолько пьян, что не мог разлепить глаз, и только злобно шипел сквозь пузырившиеся слюни.

Габриэл хмыкнул — и этого пьянчугу Брегон называл доверенным?

Борьба со ступенями оказалась тому не по зубам. Издав низкий гортанный стон, полукровка рухнул на острые ребра ступеней и резво съехал на бедрах, пав лицом в придорожную пыль. Приподнявшись на локтях и откашлявшись, Хилый тряхнул головой, пытаясь сбросить с лица липкие пряди, но они прилипли намертво. Локти подогнулись, и он с глухим стоном уткнулся в грязь.

Белоснежный жеребец шерла осуждающе помотал головой и всхрапнул. Главнокомандующий сердито дернул губами и спешился. Пока он подходил, Хилый нащупал рядом обломок палки и, подложив под грудь, облокотился о плоский конец. Габриэл выбил ее ногой и Хилый поцеловался с грязью в третий раз.

— Ах ты, мерзавец, — зашипел полукровка, вскидывая лицо, перемазанное жидким навозом и мокрой землей. Выплюнув изо рта приличный ком нечистот, он впился в темного эльфа невидящим взглядом. — Да я тебя… только встану и клянусь Иссиль, я научу тебя вежливости.

Не церемонясь, Габриэл схватил Хилого за черную гриву и, рывком оторвав от земли, поволок к корыту. Полукровка завизжал, как под пытками, изгибаясь и сопротивляясь. Испуганные лошади шарахнулись от поильни врассыпную.

— Клянусь Иссиль, тебе не жить! Я спущу с тебя шкуру! — Полукровка заходился в проклятиях, колотя кулаками по перчатке, волочившей его за волосы.

— Освежись, — Габриэл окунул голову доверенного в корыто.

По поверхности воды заструились пузырьки. Хилый отчаянно замахал руками, забился телом о края, задергал босыми пятками. Эльф рывком вырвал его и Хилый закашлялся; его грудь бурно вздымалась, по лицу и шее стекали серые струи, лоб резали складки, но глаза не прояснились.

— Да я тебя, щенок… — и окунулся в корыто повторно.

Вода закипела рябью радужных брызг. Руки и ноги Хилого затрепетались, как соломенные. Он отчаянно пытался отбиться, но сильная рука шерла держала крепко — не вывернуться. Сквозь воду послышалось глухое бормотание. Габриэл вырвал полукровку из корыта и тот, изрыгнув поток воды, задрожал всем телом.

— Лорд главнокомандующий? Я это… не признал вас, — пьяный угар улетучивался, осоловелые глаза прояснялись. — Я заслуживаю наказания, мой шерл. Я пыль у ваших ног… мне нет оправдания.

Габриэл отпустил его и поднялся. Тот рухнул на колени, смиренно прижав голову к груди. Безвольные руки, опущенные вдоль тела, тряслись — он ждал бури гнева и ветра ярости, что спалили бы его жалкую, ничтожную жизнь. Оскорбления, которыми он осыпал шерла Его Величества, считались страшным непростительным преступлением. По законам Подземного королевства низшего солдата надлежало жестоко и беспощадного наказать: сначала прилюдно высечь, а после — четвертовать. Хилый тихо заскулил, ожидая ареста и скорого позора.

— Приведи себя в порядок, — твердо, но беззлобно сказал главнокомандующий, всплеснув рукой в мокрой перчатке. Наказывать пьянчугу он и не думал. — Через четверть часа я жду подробных объяснений.

Хилый сидел с низко опущенной головой и, сгорая от стыда, прикрывал лицо влажными волосами. Он переоделся в чистый наряд, смыл кислый запах хмеля и вернулся в «Сломанную стрелу», где за столиком с кувшином дорого вина, двумя кубками и хрустальной лампой в серебряной оправе его ждал Габриэл.

Полукровка все еще не мог поверить, что господин смилостивился и не обрушил на него ярость, достойную звания «темного», а потому, не зная с чего начать, пролился новым потоком подобострастных извинений. Грубый голос оборвал на полуслове, приказывая перейти к сути делу.

— Да, мой шерл, — кивнул полукровка, не поднимая головы, — как вам будет угодно. Получив письмо от Его Высочества, я сразу бросился исполнять приказ. В Сторм частенько наведываются торговцы живым товаром из Горгано и, хотя по указу Ыгырака Змееносца торговля рабами запрещена, ушлые дельцы находят лазейки, чтобы обойти королевский запрет. Они везут пленных эльфов, белых гоблинов, фей или фавнов в земли гномов и дальше на запад и север — во владения людей. Те охотно покупают молоденьких эльфиек и фей, других они тоже неплохо берут.

Габриэл, откинувшись на спинку, внимательно слушал тихий хрип Хилого, и наблюдал за происходящим в таверне. В очаге, пропахшем топленым жиром и резкими ароматами специй, приплясывало пламя. Разномастная свора посетителей грудилась за столами, с жадностью глодая сочные свиные ребрышки, вымоченные в чесночном соусе, закидывая свежеиспеченные куски черничного пирога, хлебая грибные или луковые супы. Запах вина смешивался с тушеными овощами и жареным на углях мясом, и вливался в более тонкие ароматы сливовых и вишневых наливок, что стояли на столах гостей побогаче и позажиточнее в узорных серебряных кувшинах.

Два слуги — орка носились с подносами, ловко перепрыгивая через выброшенные в проходы ноги посетителей. В углу сидела пьяная компания низких троллей и играла в кости, со звоном бросая на стол золотые монеты. Жаркие волны хохота прокатывались над потолочными сводами всякий раз, когда кто-нибудь из них, проигрывая, лишался месячного жалования.

— Чтобы разузнать об этом Лексе я обратился к старому приятелю, а он в своюочередь отослал весть в Горгано, — продолжал Хилый, — Вчера я получил ответ. Тюремный страж написал, что месяц назад в их сеть попал один солнечный эльф. Они взяли его случайно, на перевале Знойных Ветров. Что он делал неподалеку от Черноземья, пленник не сказал, но когда его доставили в Горгано, под пытками признался, что вез лунную ртуть в Эбертрейл. К ведьмам его якобы отослал учитель — чародей Алиан. От колдовского зелья он, конечно же, избавился. Бросил с обрыва за минуту до того, как гоблины его схватили. И еще, мой господин, он назвался Грозовой Стрелой. Другого солнечного в тюрьмах Горгано с таким именем нет.

Густые ресницы Габриэла лениво прикрылись. Тяжелые прогорклые запахи, которыми пропиталась дешевая забегаловка, раздражали утонченную натуру темного эльфа, сбивая с мыслей, как орочий удар. Наступило тягостное молчание и Хилый напрягся. За соседним столом пьяный гном стучал деревянной ложкой по столу, громко требуя вина на родном языке.

— Барад манаг симана загад хамнамаран!

Его спутник с невозмутимым видом набивал табаком трубку из белой кости с длинным серебряным мундштуком в форме ладьи. Чиркнуло огниво, и папироса дыхнула клубочком синеватого дыма, дополнив феерию режущих горло запахов.

— Лорд? — Опасливо позвал доверенный. — До Горгано сутки пути. Если прикажете, я тот час вышлю письмо. К нашему приезду солнечный эльф будет скован кандалами и готов к отбытию.

— Нет.

Габриэл распахнул глаза небесной чистоты и посмотрел на руку, опущенную рядом с позолоченным кубком. Точнее, не на руку, а на кольцо на указательном пальце левой руки. Вырезанное из черного камня, оно сверкало печатью древнего эльфийского рода; по переплетениям эбонитового дракона и змеи из лунного камня текли капли яркого солнечного света, бьющего сквозь мутные витражи.

— Нет? — Полукровка потянулся к вину, его начинало колотить.

Главнокомандующий молчал с отстраненно-холодным лицом, и все что осталось Хилому — изо всех сил молиться Иссиль, чтобы его не вычеркнули из плана за ненадобностью и не отправили в Арву Антре прежде срока, точно старого и блохастого пса, поднадоевшего хозяину.

— Поедем в Горгано тайно, — сказал Габриэл, не сводя взора с кольца, отражавшего тусклый свет. — Будь готов на закате.

Густое рубиновое вино, блестевшее в кубке, темный эльф так и не пригубил.

* * *

В конюшне, залитой светом ламп, было душно и пахло сеном. Габриэл вывел кохейлана из стойла. Во дворе его дожидался полукровка, седлал вороного мохноногого дестриэ — как сговорились, с последним лучом они отбывали к ущельям.

Приглушенные звуки борьбы заставили парня вскинуть голову и навострить уши. Снаружи кто-то боролся против нескольких противников. Молниеносно обнажив клинок, он бросился в дверь. Темнота, пленившая задний двор «Сломанной стрелы» открыла ему следующую картину. Двое орков, явно из стражников — массивный доспех и узорные стальные шлемы с резными берилловыми рогами — держали Хилого за руки. Третий, стоя к Габриэлу спиной, наносил полукровке страшные удары в живот и грудь. У торца дома шевелились две тени. Высокая — в распахнутом халате и с тюрбаном на голове и совсем крохотная, стиснутая чем-то плотным и тяжелым. В высокой Габриэл опознал переводчика, предлагавшего услуги на запруженной улице еще днем; у второй заприметил босые ступни и выцветшие штаны с серебристыми змейками заплат. Орчонок Горак.

Избивавший полукровку резко развернулся, метнув в сторону темного эльфа ядовитый взгляд хищных глаз. Хилый тут же обмяк в массивных руках, похоже — лишился чувств.

— Так, так, — заговорил незнакомец, разворачиваясь к Габриэлу всем телом. Широкоплечий пустынный орк в доспехе, но без шлема с бритой головой оттенка жженой серы, оскалился, выпячивая клыки. — Не часто в Сторм заглядывают темные эльфы Мерэмедэля. Когда такое случилось в последний раз, я лишился Видящего Камня.

— Мы знакомы? — Поинтересовался молодой шерл, примечая в темных переулках отблески черненого золота. То блестели навершия клинков еще как минимум десяти сообщников, пришедших вместе с «врагом».

А как же правило: не проливать кровь в стенах города? Или тем, у кого мошна набита золотом, закон, что дышло?

— С вами лорд главнокомандующий — нет. Но это досадное недоразумение я жажду исправить. — «Враг» склонил голову, — Сейхан бей Габар, купец из Ажинабада. С моим преданным слугой Бессамой-аль Хугдаром вы уже знакомы.

Переводчик выступил из полосы мрака. За собой он вывел маленькое хрупкое создание, перевитое веревками от шеи до талии с мешком на голове. Мальчик дернулся, что-то промычал сквозь кляп и тут же получил подзатыльник.

— Молчи щенок! — Прошипел желтокожий степняк (все орки-степняки Ажинабада, Аллеура и Диких Степей имели грубую кожу желтоватого оттенка, а многие — желтые совиные глаза) и обратился к Габриэлу. — Зря вы мне отказали и наняли паршивца. Он долго не хотел говорить, куда вас привел. Признание вырывали силой.

Плечики мальчика мелко сотрясались, из-под мешка слышались сдавленные всхлипы.

— Что вам надо? — Жестко спросил Габриэл.

— Вы. Нам нужны — вы, старший маршал, — хрипло бросил ажинабадец и свистнул.

На зов повелителя выскочила охрана, сжимая в огромных лапищах стальные цепи, утяжеленные литыми гирями.

— Позвольте узнать, чем я вас заинтересовал? — Усмехнулся Габриэл, замечая, как в щелях забрал горят орочьи глаза, но не огнем торжества, а черным пламенем страха. Они до смерти боялись темноэльфийского шерла и не могли этого скрыть.

— С большой радостью, — прохрипел купец, выгибая грудь колесом. — Один из ваших высокородных лордов, а если откровенно — Его Высочество Брегон изредка посещал Сторм под видом обычного купца. Он приезжал сюда, чтобы приобрести разные вещицы и мелочи, которых не достать в Подземном королевстве. Из Ажинабада и Аллеура я привозил для него магические маски и живые кристаллы, золотые лампы и волшебные клинки. Из Диких Степей вез магические травы и специи. Из гномьих королевств доставал заклятые зеркала и непробиваемые доспехи. Из Озерного края добывал живую и мертвую воду. Но ему всегда и всего было мало! Он хотел больше и больше! Жаждал собрать коллекцию волшебных кинжалов, дарующих бессмертие, мечтал отыскать Кубок Белого Дракона, открывающий врата в мир огненных демонов. Слыхал, он и сейчас не может остановиться, — зло шипел ажинабадец. — По Верхнему Миру ходят слухи он ищет корону Лагоринора Неугасимую Звезду. Охотно в это верю. Брегон неисправим. О чем это я? Ах, да, отвлекся. И вот, в свой последний приезд, он заявился в мой дом, здесь в Сторме без приглашения. Требовал, чтобы я раздобыл для него Нефритовую шкатулку, исполняющую желания, а потом он увидел его.

— Его? — Габриэл прищурил сердитые глаза.

— Видящий Камень. Узнав о колдовских свойствах камня, Брегон потребовал, чтобы я привез ему такой же. Но эти камни, лорд главнокомандующий, — титул эльфа купец громко и важно выделил, — не финики — они не растут на пальмах, и они не ракушки с жемчужинами, их не выплевывает море, и они не птицы, их не заловишь в сеть! Но Его Высочество был неумолим в своем стремлении обладать. Он выкрал у меня Видящий Камень и сбежал в Мерэмедэль под защиту всей темноэльфийской армии! Трус! Ему не хватило мужества даже на то, чтобы убить меня лично! Он прислал вместо себя лучшего воина. Бесхребетный червяк! Что ж, пусть так! Я пленю вас и обменяю на Видящий Камень! Ваша жизнь бесценна для Брегона, так же, как Камень бесценен для меня! Сдавайтесь. Обещаю, я не причиню вам боли. Но если вздумаете сопротивляться, вы познаете, какими беспощадными могут быть разгневанные жители пустынь.

— Сочувствую вашей потере, бей Габар, но вынужден отказать. Разменной монетой я не стану, — холодно предостерег Габриэл.

Он потянулся к застежке из серебра, скреплявшей черный плащ у горла. Расшитый лунными самоцветами бархат спланировал к его ногам крылом ворона, а в следующее мгновенье орк-купец отдал приказ атаковать.

— О, — хрипло потянул он, — станете, лорд главнокомандующий, станете. Взять его!

Стальные цепи с гирями выскользнули из рук стражей и с тяжелым громом рухнули о землю. Орки подались вперед и оскалились в жуткой ухмылке. Их руки заколыхались — цепи стали медленно, со свистом раскачиваться, набирая ускорение, чтобы через секунду обрушиться на голову эльфа. Однако, грузные фаруханцы с необхватными горами мышц были неповоротливы и тяжелы, а сейчас, закованные в стальной доспех, и вовсе стали неповоротливы, словно обломки древних скал, скатившихся с вершин Гор Жизни. Каждый взмах, каждый новый шаг отдавался гулом скрежетавшего металла, звоном лат, треском щитов и ножен; был медлен и предсказуем.

Легкий, худощавый Габриэл в облегающем черном одеянии и перетянутый серебристым поясом выглядел на их фоне высокой тростинкой — дунь и улетит. Утонченная эльфийская легкость, кошачья поступь и плавность движений всегда сбивала противника с толка; сбила врага и на этот раз.

Молниеносно оценив ситуацию, шерл отвел клинок в сторону, и сильно изогнув гибкую спину, уклонился от летящих гирь. Железные шары просвистели над бледным лицом с высокими скулами и метнулись к стражам. Те замешкались, пытаясь придать цепям правильный угол наклона, и тут же поплатились за нерасторопность.

Темный эльф обрушил пламенное лезвие на ближайшего стража, тут же ушел из-под атакующего замаха громадного орка в рогатом шлеме и рубанул с плеча. Чиркнув по доспеху, эльфийский клинок его распорол. Из раны брызнула вонючая орочья кровь. Страж взревел, начал заваливаться, подминая под себя других; подцепил берилловыми рогами чужие шлемы и уволок на камни не меньше троих сослуживцев.

— Схватить его, кретины! — Хрипел ажинабадский купец.

Стражи, ошалевшие от резвости эльфа, бросили цепи и обнажили мечи. Легкий, но сильный он проскользнул в орочью толчею, завертелся волчком. Внутренний двор «Сломанный стрелы» наводнили каркающие вопли. Орки с грохотом валились на каменные плиты в облаке белых слепящих искр, как срезанные стебли диких колючек.

Солдаты, державшие Хилого, переглянулись и, бросив бесчувственного полукровку, ринулись в кипящий бой. Доверенный (успевший очухаться) сбил одного из них с ног, и выхваченным из-за пояса кинжалом оборвал жизнь, всадив лезвие в щель забрала. Он резко обернулся и, заметив, стоящего у торца переводчика, державшего связанного мальчишку, зашипел. Переводчик вздрогнул и попятился, толкая ребенка к стене. Распустившийся конец тюрбана полетел полосой черного золота, полы халата шумно залепетали. Пробежав двадцать шагов, степняк издал короткий крик и упал — меж лопаток разбойника торчал кинжал полукровки.

Купец из Ажинабада заметался вдоль конюшни. Его, как ему казалось, гениальная затея пошла прахом. Он схватился за голову и настолько увлекся самобичеванием, что не заметил вылетевшее из клубка битвы бездыханное тело. Страшной силы удар впечатал его в стену. Его ноги и руки, вдруг затрещав, хрустнули и он оказался придавлен неподъемной броней мертвеца. От боли пустынный орк не смог вскрикнуть и окосел.

Тем временем битва закончилась. Среди груды железных пятен, блестевших маслом, осталась стоять высокая фигура с идеально прямой спиной и гордо вскинутой головой. Волосами, рассыпанными по спине, играл ночной ветерок. В серебристом поясе, обвивавшем стройную талию, мерцали блики дальних фонарей. В чуть отведенной руке точно ее продолжение — сверкал прямой и тонкий клинок. По закаленному лезвию стекал свет разгоравшихся в облаках звезд.

Воин воткнул клинок в мертвеца и быстро подошел к постанывающему комочку, лежащему у стены. Освободив голову рыдавшего мальчика от мешка и вынув из его рта кляп, Габриэл разрезал веревки.

— Не плачь. Все закончилось.

— Господин, господин, — всхлипывал орчонок, — простить меня. Они ворваться в дом, связать маму, а меня поволочь с собой. Сказать, если я не покажу им, куда вас вести, они убить маму, потом меня.

— Я не держу зла, Горак, — успокоил Габриэл.

— Господин простить меня? — Мальчик заглянул в бледное и холодное лицо.

— Мне не за что тебя прощать, — сказал темный эльф, и его губы тронула чуть заметная улыбка. — Возвращайся к матери. Скажи ей, все позади.

Мальчик шмыгнул, утер нос грязным рукавом и решительно кивнул.

— Да, господин.

— Горак, — Габриэл окликнул ребенка, когда тот поспешил в темноту соседней улицы, — судьба послала мне хорошего проводника.

— Я не забывать вас, господин, — пообещал мальчик и исчез в сумерках Сторма.

— Мой шерл, — тихо захрипел полукровка за спиной, — надо уходить. Скоро сюда нагрянут стражи Наместника. Вы помните, в городе запрещены кровавые разборки. Виновных ждет смерть.

Габриэл выпрямился и обернулся к купцу, прижатому неподъемной тушей мертвого орка. Сейхан был еще жив, хоть и заходился в хриплом кровавом кашле — удар переломал его кости, и теперь он не мог пошевелить и пальцем.

Вдали слышались крики, топот и лязг кольчуг. Стражи Наместника спешили к месту полуночной драки.

— Давай, сделай то, зачем прибыл в Сторм, — прохрипел он, сплюнув черный сгусток. — Знаю, Брегон не вернет мне Видящий Камень. Без него моя торговля пошла прахом. Я разорен и погряз в долгах. Без камня мне все равно не жить.

Габриэл заглянул в ядовито-желтые глаза степняка и наклонил голову набок. Шум из переулка усиливался — стража торопилась.

— Ну, — раздражался купец, прекрасно осознавая, какая страшная кара его ждала, попади он в руки Наместника короля, — чего ты ждешь?! Пролей мою кровь эльфийским клинком! Доведи битву до конца!

— Нет, — покачал головой Габриэл. — Ты и эти продажные твари, призванные блюсти в городе законы и следить за порядком, но позарившиеся на золото и поправшие их, — он обвел глазами стражников, многие из которых оказались живы, а не мертвы, как поначалу показалось купцу, — понесете заслуженное наказание за разбой, учиненный против мирных путников.

— Заклинаю Зерран-Ханно, убей меня, — взмолился купец, обливаясь желтоватым потом. — Прояви милосердие!

— Мой клинок не чинит правосудия. Это клинок воина, а не судьи. Прощайте, лорд бей Габар. Пусть ВАШИ боги будут к вам милосердны.

Глава 3. Белый Лебедь

Высокое имя лучше высокой крыши

(Персидская пословица)

О Горгано, затерянном в ущелье Беллийских гор, мало кто знал. Поговаривали, в поселении черных гоблинов процветала работорговля и это, забытое богами место, слыло ее неофициальной столицей с давних и давних времен. Слухи полнились каждый день, разбавляя мутную завесу лжи.

Горгано лежал в низине двух громадных хребтов и большую часть суток черные зубчатые склоны, как две посмертные плиты, вдолбленные напротив, пеленали тайную обитель рабства густыми тенями страха.

Черные гоблины слыли народом ночи: темнокожие, мускулистые, лишенные волосяного покрова, с заостренными ушами и мелкими острыми зубами. Все основные работы они вели в обманчивом сиянии луны или трепетном блеске месяца, а солнце ненавидели даже пуще своих заклятых врагов темных эльфов и гномов. С предвестием рассвета жизнь в ущелье замирала, а скопление одноэтажных домиков и построек накрывало обманчивое безмолвие.

К северу от Горгано лежал Лар-Гар. К востоку, в седловине гор цвел злачный Барсо. Три поселения, отстроенные на закате эльфийского владычества, были ни чем иным, как обителями подлости, низости, мерзости, гоблинского невежества и жестокости. Здесь, среди отвратного бытия и кровавых пиршеств, предстояло выполнить новое задание наемнице по имени Белый Лебедь.

Она пряталась в тени изломанных гребней, наблюдая за оживлением улиц, политых светом зловещих звезд. Внизу маршировали надзиратели в латах, хрипло бахвалясь друг перед другом, как умело и легко они развязывали пленникам языки. Кони протягивали сцепленные клетки, набитые новым «товаром», а потом возвращались совершено пустые и выезжали куда-то по узкой горной тропе на восток. В сумеречных тенях мелькали силуэты заезжих покупателей и торговцев. Дозорные, гремя броней, обходили посты.

Местные гоблины выходили из одного племени и на эльфийском кам'рэ звались грорвы — поработители. Нежные губы наемницы изогнулись в отвращении. Эльфы ненавидели грорвов больше иных гоблинских племен и вели с ними беспощадную войну со времен Первых Зорь. К скорби эльфийского народа, разрозненные гоблинские племена в последние десятилетия заметно окрепли, объединились и стали одерживать победу за победой, расширяя границы кровавой империи на севере и востоке.

Белый Лебедь с грустью прикрыла глаза. Алый лоскут трепетался на ветке больше суток, прежде чем ветер донес ей весть о приглашении на новую встречу. Среди жителей равнины Трион не было того кто не знал, как вызвать ее на разговор. Желающий нанять эльфийку повязывал на ветвь Ведьмина Вяза алую ленту с указанием времени. Старый иссохший вяз, избранный посредником между наемницей и нанимателями, рос в Каменном Саду на границе Льдарри и Черноземья и был овеян жуткой молвой. Старинное предание гласило: свое название древо получило после того, как в него живьем замуровали ведьму. С той поры вяз обрел колдовские свойства — из его ветвей и сучьев бесовьи твари стали изготавливать летающие метлы, а раз в тридцать лет в полнолуние устраивать под ним шабаш с плясками и жертвоприношениями [легенда мира].

Мрачные легенды сковали Ведьмин Вяз несокрушимой броней страха и отпугнули любознательных глупцов, мечтавших хоть одним глазком узреть воительницу из праздного любопытства. В Каменный Сад приходили только те, кто действительно отчаялся и потерял всякую надежду. Они с мольбами взывали к защитнице Верхнего Мира, совершенно справедливо называя ее последней надеждой народа Рассвета. Ее нанимали ради спасения кровников, угнанных в земли врагов, или мщения бессердечным тварям, не достойным бродить под печальной луной.

Эльфийка встречалась с нанимателем и обсуждала заказ. Сразу ответа не давала — сообщала решение на следующий день. Белая лента, повязанная на ветку Вяза, была знаком ее согласия. Черная — отказом.

Так вот, последняя встреча неприятно удивила девушку. Заказчик, пожелавший остаться неизвестным, щедро заплатил бриллиантами и поручил найти некого Лекса Грозовая Стрела. Он не сообщил, чем юный солнечный эльф, случайно угодивший в тюрьмы Горгано, был так ценен, но поставил ей жесткое условие, которое оказалось наемнице не по душе. У нее не было выбора и она согласилась. Впервые на Ведьмин Вяз не было повязано ни белой, ни черной ленты…

Белый Лебедь грациозно выпрямилась. Хрупкую фигуру стягивала белая шелковая рубаха в каплях лазурита с узкими рукавами, перехваченными по запястьям серебряными браслетами. Стройные ноги обтягивали черные брюки, заправленные в высокие сапоги. Осиную талию обвивал серебристый корсет со сплетенными под грудью шелковыми шнурками. В руке она сжимала двуручный клинок эльфийской работы с навершием из снежного агата в виде волчьей головы с оскаленной пастью. Гладкая гарда переливалась магическим блеском, по лезвию плелись охранные заклинания.

Лицо наемницы скрывала бархатная маска, инкрустированная самоцветами белее света звезд. Кожа Лебедя светилась лунным серебром, в прорезях маски сверкали изумрудные глаза. Длинные пепельные волосы были уложены в высокую прическу, украшенную нитями лучистого жемчуга, острые ушки обвивали сережки из белого топаза в форме ползущей веточки ивы.

Враги прозвали ее Тьма.

— Пора, — мелодично шепнула эльфийка.

Крупный волк лениво зевнул и потянулся. Шерсть зверя отливала зеленоватым серебром, вдоль позвоночника тянулась полоса черного густого меха. Когда он атаковал — она топорщилась и походила на остро выброшенные лезвия кинжалов. В кроваво-красных глазах, пылающих мертвенным заревом, жила смерть. Это истинное воплощение ужаса и страдания, приходившее вместе с Тьмой, враги поспешили окрестить Призраком.

Белый Лебедь исчезла во мгле. Белоснежный волк мотнул хвостом и последовал за ней облаком зимнего вихря.

Таверна «Секира и кулак» пустовала. Подавальщик еды — темно-серый гоблин с раскосыми бегающими глазищами и одутловатым лицом со шрамом, стоял за стойкой, протирал засаленным полотенцем стаканы из толстого стекла и напевал под горбатый нос:

Мой папаша тугодум,

Старый, лысый Харкатун

Брел домой с охоты тихой,

Нес в корзине горстку лиха.

Эльф сбежал, и гном удрал,

Орк под ребра сдачи дал.

Ни лисенка, ни зайчонка,

Не поймал даже бельчонка!

Старый, лысый Харкатун

На обед принес кору!

Положил на стол, хваляся,

«Вот смотри, сынок, еда вся,

Кушай, кушай, не боись,

Она сладкая, Гахтис».

«Ты, папаша, тугодум»,

Говорю ему без страха,

«Раз считаешь ее сладкой,

Сам кусай и жуй кору,

Чтоб тебе сгореть в аду!»

Протертый стакан пополнил зеркальный ряд. Гоблин потянулся за новым. Из подсобки донесся треск и грохот, а потом послышалась отборная ругань:

— Харх! И какой тупоголовый поставил ящики с грибами в проходе?

Подавальщик пошевелил острыми ушами, возвышающимися над лысой макушкой на добрый дюйм, и загоготал, запрокинув голову. Дверь распахнулась. В таверну ворвался разъяренный управляющий: тощий сморщенный старик с руками до колен, низким лбом и плоским злым лицом. В ало-огненных глазах металась дикая злоба. Гоблин налетел на подавальщика и поколотил от души, а потом, фыркая и ругаясь, скинул с ушей связки шампиньонов, висших будто серьги из горного хрусталя.

Подергав клочковатую бороду, он разорался:

— Сколько раз я говорил тебе не ставить ящики в проход, тупая твоя башка! Харх! Когда ты, наконец, запомнишь это, проклятый увалень! И зачем я только взял тебя на работу! От тебя сплошные убытки! Немедленно ступай в подсобку и прибери там!

Подавальщик зло пробурчал:

— Простите, господин. Да, господин.

— Харх! Не нужны мне твои извинения, ничтожество! Еще раз забудешь оттащить ящики к стене, а бросишь на дороге, пеняй на себя! Ну, чего стоишь?! Иди, убирай!

Подавальщик, прижав уши, отложил полотенце на стойку и подался к подсобке, но вдруг застыл, как вкопанный. Из темных углов таверны послышалось чуть слышное урчанье, медленно перетекавшее в звериный рык.

— Слышите? — Он напряженно наклонился вперед, подогнув колени. — Там кто-то есть.

Старый управляющий метнул злющие глаза в темноту и костлявой рукой, обтянутой сухой, как кора трухлявого пня кожей схватил обоюдоострый тесак. В свете железных светильников лезвие блеснуло, отливая мертвенной синевой.

— А ну, покажись! — Захрипел он на всеобщем.

Из темных завес возникла зыбкая тень, легкая и трепетная, словно призрачный отблеск, отброшенный светом низкой луны. Но луна никогда не светила над Горгано и два черных гоблина утробно зарычали, чуя опасность.

Тем временем тень, зыблясь и подрагивая меж столов и стульев, вытянулась и поросла четкостью женской фигуры, несущей в руке тончающую, бесконечно длинную иглу. Неясная, бесформенная мглистость расступалась, тень налилась объемами и, достигнув края стойки, замерла — в проеме возникла эльфийка с клинком. У ее ног скалился взъерошенный волк со вскинутыми ушами.

— Призрак и Тьма, — сипло выдавил плешивый подавальщик, — это Призрак и Тьма!

Перепуганный гоблин не посмел заглянуть в ее изумрудные глаза и, потупившись, попятился к подсобке. Седой управляющий оказался сложен из другого теста. Он не испугался воительницы в маске, пусть с клинком, вышедшим из под разящих эльфийских молота и наковальни.

— Белый Лебедь, — глумливо рассмеялся он, обнажая кровоточащие десны, лишенные зубов. — Зачем пришла? Тебе не выбраться из города живой! Харх! Ты хоть знаешь, какая цена назначена за твою голову?

Она не ответила. Зато заворчал зверь, на его хребте вздыбилась черная полоса.

— Я убью тебя, — решил седой гоблин, цокнув языком. — За тебя мертвую тоже хорошо заплатят.

Сказав так, он бросился с неожиданной для щуплого старика скоростью. Железные светильники задрожали, и бледные полосы света на стенах и полу колыхнулись, потревоженные внезапным движением. Управляющий выбросил руку с оружием, надеясь поразить наемницу, но был ослеплен вспышкой белого света. Эльфийский клинок взлетел и пал, а вместе с ним лысая гоблинская голова. Из обрубка шеи хлынул черный фонтан, щуплые колени подогнулись и он рухнул.

Плешивый подавальщик будто очнулся и завопил так, как вопили истязаемые ими пленники, упрятанные в холодных беспросветных тюрьмах, выдолбленных под мрачными лабиринтами местных улиц. Он бросился бежать, но был сбит облаком серебристого вихря.

Белый Лебедь смахнула кровь и вложила узорчатый клинок в заплечные ножны на широкой серебряной перевязи. Она обернулась к поверженному подавальщику. Он лежал на животе, скулил и бессильно барахтал ногами и руками, не в силах сбросить волка, разлегшегося на его пухлой, мясистой спине. Она подошла поступью весенней капели. Он задрожал, вперив распахнутые глаза на ее сапоги из белой кожи.

Певучий голос прошил тишину.

— Где вы держите пленных?

Подавальщик был так напуган, что не мог отвечать. Девушка села на корточки, заглянув в его пустые глаза. Встретившись с решительным взглядом воительницы, овеянной колдовской славой, он взвизгнул — из-под него потекла желтая зловонная лужа.

— Где вы держите пленных?

Воздух заткала вонь.

— Внизу. В подвале. Вон та дверь, — заплетавшимся от страха языком, отвечал обмочивший штаны.

— Кто их привозит? Имена. Прозвища. Отвечай, — она дернула его за ноздри и он взвыл.

— Я… я не знаю. Их много… Очень много… Там, за стойки, книжица… В ней все расчеты…

Наемница бросила взгляд на стойку, облитую недвижным светом железных светильников, и снова посмотрела на черного гоблина.

— Кто чаще привозит пленных? Говори!

— Я не знаю имен. Их двое. Женщина и мужчина. Лица всегда скрыты масками, как у тебя. Я помню, у женщины была татуировка на левой руке. Скорпион.

— Скорпион, — пепельно-серые брови эльфийки дрогнули, а пальцы ослабили хватку.

Изящно, как дикая кошка, Лебедь проскользнула за стойку и в нише у самого пола отыскала тонкую книжицу, обвитую серебристой тесьмой. Спрятав находку в голенище сапога, наемница еще раз посмотрела на грорва и тенью исчезла в проеме подсобного помещения. Через мгновенье стальные челюсти, унизанные ледяными клыками, сомкнулась на его плешивой голове.

… Лестничный пролет таился в опасной темноте, под ногами зияли дыры размером с арбуз, бездонные щели и провалы пожирали ступени и перила; оступиться — значило сорваться в пропасть и неминуемо сгинуть в беспросветной тишине. Подземные катакомбы гоблинов-грорвов не зря нарекли Царством Скорби и Мук — выжить в условиях вечного полумрака, невыносимого холода и голода шансов не было даже у самых крепких и выносливых пленников; рано или поздно под гнетом боли и страданий сдавалось всякое, брошенное сюда живое существо.

Белоснежный волк угрожающе зарычал. Глаза зверя блеснули мертвенным огнем. Белый Лебедь спустилась с последней ступени и прижалась к стене. Лица коснулись резкие ароматы. Подземелье, освещенное багровым светом, пропитывали запахи глины и горячих паров, сладковатые ароматы разложившихся трупов и сырости.

Девушка сделал острожный шаг. Факелы трещали и клонили пламя набок, повсюду гуляли удушливо-металлические сквозняки. Под подошвами хрустели обглоданные кости. Черепа эльфов, гномов, белых гоблинов, угодивших в обитель отчаяния и безнадежности и навсегда сложивших здесь головы, белели у стен и в выдолбленных полукруглых нишах.

Наемница вынула из гнезда закопченное древко и, подняв над головой, осветила темные и запутанные, как липкая паутина косоногих, лабиринты. Слева простиралась глухая каменная стена, заляпанная воском и пятнами. Справа тянулись пустые клетки, в каменных углублениях алым огнем отблескивали кандалы. По всей вероятности, державших здесь пленных, уже распродали с торгов.

Лебедь помнила, зачем сюда спустилась: отыскать Лекса Грозовая Стрела и… Девушка покачала головой — задание обжигало ее душу отчаянием, сердце обливалось кровью; чем парнишка не угодил нанимателю? За что тот приговорил его к смерти? Выхватив клинок и стиснув ледяной эфес, она вдохнула спертый воздух и твердо кивнула — она выполнит задание, чего бы ей это ни стоило, обязательно выполнит.

Тонкая тень, распадаясь на десятки полупрозрачных силуэтов, и сливаясь в единую плотную черноту, заскользила по блестящей стене вглубь лабиринта. Холодные своды, нависавшие над головой, дышали обрывками древних корней и коврами из мха. Стены вибрировали непонятным гулом — где-то работали установки — землекопы; гоблины продолжали расширять тюремные казематы на юг и восток. Металлические челюсти перемалывали породы Беллийских гор, как мягкий речной песок.

Через сотню шагов волк издал предупреждающий рык — коридор распался широкими ответвлениями. Налево зиял проход в большую каменную залу, выдолбленную в скалистых недрах, направо убегали скользкие стены узкого, объятого непроницаемой тьмой, прохода. На камнях и выступах, испещренных крючковатыми символами и узорными значками, лежал тяжелый саван не рассеиваемой полумглы.

— Сюда? — Спросила она, кивая налево.

Призрак блеснул багровыми глазами.

Она нырнула в большую залу. И тут же пожалела.

На металлических крюках, вбитых в потолок, вниз головами висели мертвые тела, походившие на куски кровоточащего мяса. Содранная кожа валялась в углу лохмотьями кровавого месива, остриженные длинные светлые и темные волосы устилали каменный пол подобно аллеурским коврам. Под искалеченными телами стояли глубокие медные чаши, в них обильно стекала исходящая паром свежая кровь. Беззвучные стоны и вопли убитых, казалось, все еще переполняли это проклятое светлыми богами место. Теперь Лебедь поняла, каким изуверским способом черные гоблины наполняли бутыли сладкой эльфийской кровью, которой любили потчевать многочисленных гостей и приезжих.

От витавшего в воздухе железного аромата крови у наемницы к горлу подступил комок, а голова закружилась. Усилием воли Лебедь подавила тошноту, а свинцовую тяжесть рук и ног прогнала, как рассветный ветер туманы опасных сумерек. Более жестокого народа, чем черные гоблины трудно было найти, потому, когда из мрака выскочили два экзекутора в черных масках и что-то закричали на хавал-мано, она с холодным сердцем смела их волшебным клинком и метнулась в коридор. Призрак перегрыз полумертвым гадам глотки и бросился за хозяйкой.

Очень скоро потянулись клетки набитые эльфами, орками, гномами, белыми гоблинами (грорвы этих особенно ненавидели и истребляли, как заклятых врагов). Изможденные мужчины, женщины, дети, старцы, лишенные света припадали к решеткам и тянули тощие, искромсанные плетями руки. Лица с тусклыми глазами, впалыми щеками, покрытые серой пылью подземелий озарял красноватый факельный свет. Лохмотья, едва прикрывающие наготу, серебрились запекшейся кровью и потом.

— Это Белый Лебедь, — выдыхали призрачные голоса, измученные жаждой, холодом и болезнями. — Она пришла нас спасти.

Слава о воительнице, спасавшей жизни и искоренявшей зло, распространилась повсюду. О ней слышали в подзвездных пределах Драконовых гор и в подгорной тишине Аскья Ладо, в раскаленных пустошах Ий-Дъии и в сердце Ледяных Островов, в самых глубоких пещерах Эр-Морвэна и на пиках неприступных Серебристых гор Аред Вендел. Обездоленные и угнетенные видели в ней защитницу; иные — черные сердцами и душами проклинали, и ломали голову, как избавиться от дерзкой и неуловимой девчонки в маске цвета серебра.

— Я освобожу вас. Отойдите от решеток!

Сверкнуло металлическое пламя и на плиты осыпались искры. Рассеченный замок со звоном исчез в красноватой темноте. Кованая дверь распахнулась, в коридор высыпали пленники, получившие долгожданную свободу. Следом полетели другие запоры.

— Лекс Грозовая Стрела! — Крикнула наемница. — Лекс Грозовая Стрела, ты здесь?

Проплывавшие мимо тени не отзывались, не поднимали опущенных голов, едва волочили ноги. Если оркам, гномам и гоблинам темнота не была чуждой губительной стихией, то для просидевших много дней без света эльфов Верхнего Мира она казалась хуже отравы. Они, лишенные света, походили на бесплотные призраки, восставшие из Обители предков Арвы Антре — в истощенных телах теплились последние крупицы жизни, в изорванных душах последние проблески надежды.

— Лекс Грозовая Стрела, отзовись! Лекс!

Слабый юношеский голос донесся из темноты.

— Я здесь!

Белый Лебедь обернулась; зеленые глаза впились в полумрак, усыпанный молчаливыми силуэтами в жалких обносках. Средь скорбного потока еще не умерших телом, но навечно утративших часть души, обрисовался высокий, худой паренек с пыльным, вытянутым лицом и впалыми щеками. Тусклые, но не покоренные глаза двумя горными ручьями уставились на наемницу. Светлые волосы без блеска солнечных лучей посерели, слиплись и превратились в солому. Вместо одежды — тряпье, свисающее грязными клоками. Сквозь огромные дыры на рубахе и штанах виднелись следы жестоких пыток.

Большего Белый Лебедь в полутьме подземной тюрьмы не разглядела. У нее было задание, и она должна исполнить его во что бы то ни стало — рука с клинком поплыла вверх, в зеленых глазах полыхнуло дьявольское пламя. Лекс смотрел на спасительницу с восхищением и доверием, такой беззащитный и переполненный благодарности; на его губах расплывалась улыбка.

— Вы спасли нас, — молвил он, озаренный алым светом. — Не знаю, как вас благодарить.

Лебедь медлила. Горло вдруг сдавило, как от нехватки воздуха, сердце бешено заухало в груди. Рука, сжимавшая рукоять, упала. Она коротко кивнула, убрала клинок и сказала:

— Не стоит благодарности. Держись меня, ясно?

— Да, — шепнул Лекс, качаясь от голода и жажды.

— Уходим из Горгано! Живо! Все, уходим!

Снежный волк, столь же прекрасный, как первое зимнее утро и столь же ужасный, как сметающий все на пути океанский шторм, вскинул острую морду. Два бледных глаза сверкнули недоумением.

— Так правильно, — шепнула она зверю и, потрепав его по холке черной перчаткой, сказала: — Ты знаешь, что делать. Встретимся у Ведьмина Вяза. Выводи их к свету.

* * *

Доверенный Его Высочества и шерл Габриэл подъезжали к ущелью с востока, и рассмотреть поселение, скрытое тенями угрюмых скал, с этого расстояния в полную силу не могли.

— Горгано вон за теми склонами, мой шерл. — Пояснил Хилый, кивая в сторону синих гигантов, вздыбившихся на горизонте двумя одинаковыми хребтами.

По зубчатым граням бегали багрово-черные змейки, отливая пламенными отблесками.

— Что там? — Вскочил на стременах полукровка, замечая льющиеся из ущелья отсветы. — Пожар?

Габриэл пригляделся. Над Беллийскими горами курились густые черные кудри.

— Пожар, — эльф подтвердил опасения Хилого и, поддав по бокам кохейлана, крикнул: — Пошел!

Доверенный болезненно скривился и натянул поводья:

— Только этого не хватало. Лорд главнокомандующий, подождите меня!

Пурпурное небо качнулось, и в ушах засвистел злой горный ветер. Над холмистыми грядами вдруг прокатился гикающий смех духов гор. Хилый невольно поежился, пригнулся к шее коня и скосил глаза, надеясь узреть бесплотных тварей в синей колючей темноте. Но духи гор не имели тел; они носились над кряжистыми отрогами в дыханье ветра, жили в белизне облаков и купались в свете звезд. Любой из Верхнего Мира знал — услышать хохот духов гор к беде, большой и страшной беде.

Полукровка воззвал к Луноликой Иссиль одними губами и бросил взгляд на спину Габриэла, вырвавшегося вперед. Темного эльфа не заботили ни злые духи, ни пугающие древние предания, ни суеверный страх надземных рас, и Хилый невольно позавидовал беспечному равнодушию народа Сумерек, не верившему ни в свет, ни в тьму.

Старший маршал и полукровка ворвались в деревушку незадолго до рассвета, и застали на ее месте огромное пепелище с грудой выгоревших обломков. Она походила на громадную кучу мусора, но ни как не на грозный оплот работорговли Триона. Черные гоблины носились меж ярких огней, взбивали подошвами тучи пепла, громко рычали и ругались, еще пытаясь спасти что-то из того, что варилось в кипящем котле адского пламени.

Габриэл спешился и медленно повел жеребца под уздцы узенькой деревенской улицей. Кое-где тлели обломки домов и таверн, от иных руин валил густой ядовитый дым, застилая Горгано непроницаемым коконом. Казалось, пристанище грорвов смел смертоносный раскаленный буран.

— Белый Лебедь! Гореть ей в Обители Предков, — шипел черный гоблин, разгребая гору пепла и отыскивая уцелевший скарб.

— Белый Лебедь? Здесь? — Высокомерно поинтересовался Габриэл у старика, стоявшего на коленях у угольно-черного холмика золы.

— Да, — взревел тот. — Убила охрану, освободила пленных и подожгла подвалы. Мы преследовали ее до Кривых Оврагов, но у Пиков Эйи она от нас ускользнула.

Габриэл, дернув бровью, усмехнулся. Молодой шерл с детства недолюбливал черных гоблинов больше прочих народов Триона, а уж после расправы над Дредом, так и вовсе проникся лютой ненавистью к этому грязному ничтожному отребью, зовущему себя народом. Весть о том, как горстку тупоголовых грорвов, притворявшихся благородной расой, лихо уделала воительница в другое время позабавила бы его, но сейчас темному эльфу стало не до смеха.

— Освободила пленных?

— Да, лорд, освободила.

— Всех?

— Большинство, — отвечал погорелец в облаках черного марева. — К тем, что остались в темницах, уже не добраться. Своды пещер обрушились. Прохода нет. — Гоблин резко ударил кулаком о золу, — эта гадина лишила нас полугодовой выручки! Мы разорены! Разорены!

— Печально слышать, — бросил Габриэл и с отвращением сплюнул, показывая явное презрение к занятию местных жителей.

Черный гоблин захрипел от злости и взглянул на наглеца. На первых порах, он принял его за покупателя, прибывшего за живым товаром, однако рассмотреть, кто с ним говорил: эльф, орк, гоблин, тролль — не успел. Габриэл демонстративно и совершенно бесстрашно развернулся и направился дальше, ведя коня в поводу. Все, что осталось работорговцу — узреть развивавшуюся тяжесть бархатного плаща, пылающего искрами лунного серебра, глухой капюшон и круп серого кохейлана с длинным шелковистым хвостом.

— Плохо дело, — проговорил Хилый, когда молодой шерл застыл у груды обломков «Секиры и кулака».

Густой смог столпом непроницаемого облака вздымался в светлеющее небо. Тлеющие деревянные перекрытия потрескивали, среди мусора что-то с грохотом разрывалось, видно, лопались стеклянные бутылки и окованные лампы. Вокруг пепелища с проклятьями кружили гоблины.

— Белый Лебедь неуловима, — застонал доверенный принца, ожидая, что теперь ему точно не увернуться из-под горячей руки разгневанного главнокомандующего. — Все пропало, все пропало!

Габриэл в полголоса приказал:

— Закрой рот.

Хилый понурил голову. По впалым щекам полукровки носились желваки, зубы тихо поклацивали — долго молчать он не мог.

— Вот ведь тварь! И почему ее называют Белый Лебедь, она ведь баба? Правильно звать ее Белая Лебедь! Нет, это я так, размышляю, мой господин. Но я ведь прав? Баба она и есть баба! Хотя, черт с ней! Это ее имя, пусть называет себя как хочет! Хоть тьмой, хоть рассветом, хоть задницей осла! Что нам теперь делать?

— Я уезжаю, — бросил шерл, сдерживая гнев, обуявший его впервые с момента гибели Эбертрейла. — Прощай.

— А… — полукровка рухнул на колени и склонил голову, — вы меня не накажете?

— Не накажу.

Хилый вздрогнул и покосился на эльфа. Габриэл проявил милость, не казнив оскорбившего его солдата, хотя был в своем праве. Для полукровки это означало только одно — с этого часа он переходил в собственность шерла и был обязан служить ему до тех пор, пока шерл не освободит его или пока это не «сделает» смерть.

— Возвращайся в Сторм, — повелел ему новый владелец. — Сиди там и не высовывайся. На послания принца не отвечай. Если ты мне понадобишься, я сообщу.

— Да, господин. Все сделаю.

— И последнее, — пригрозил Габриэл. — Не напивайся больше до полусмерти. Если узнаю, что пьешь — найду и накажу.

* * *

Осеннее солнце лениво карабкалось по южному склону Гор Жизни и снежные пики золотились в рассветном огне. Хмурые облака сносило на запад — наступал ясный, холодный день середины сентября. Чем выше всходило светило, тем ярче синели лазурные небеса над Серебряной Заводью. Крошечный городок лесных эльфов, стиснутый с востока еловыми чащами, с запада — неприступными склонами гор, с севера — пологими холмами и узкой одноименной рекой, просыпался.

В домиках, разбросанных по краю долины, распахивались ставни и отворялись двери. Надо признать, домики здесь были очень похожи: отстроенные из белого полированного камня, блестевшего, как перламутр. В узких стрельчатых окнах с разноцветными витражами разгорались утренние огни; узорные дубовые двери хлопали, как крылья бабочек; крылечки, украшенные серебряной лепниной, искрились капельками осенней росы. Узенькие тропки, поросшие душистыми травами, петляли меж эльфийских жилищ затейливыми спиралями. Цветущие сады зеленели в кайме плетенных изгородей: нежные гортензии и розовые лилии благоухали сладостью, фиолетовые петуньи и бледно-голубые лобелии радовали нежными красками.

Всюду вились двойные лазурные стяги с изображением флейты, оплетенной вьюном. Собственные гербы полагались эльфийским валларро — владыкам над городами, государствами, крепостями. Валларро Агроэлл Летняя Флейта правил Серебряной Заводью с незапамятных времен и всегда над его вотчиной порхала флейта в лазури. Вообще, родовыми эмблемами могли похвастаться только потомки Высоких Эльфов. В их число входили Аннориен Золотое Солнце с гербом золотого крылатого солнца; Семь валларро Эмин Элэма живущие под символом града, заключенного кругом сияющих звезд; Иллиодор — владыка высокогорных эльфов, венчанный знаменем Правосудных Весов, и другие властители Детей Рассвета, разбросанные по равнинам, лугам и лесам.

Что же до лесных эльфов, они предпочитали селиться в лесах и долинах, по берегам рек и озер, избегая каменных твердынь и теней неприступных стен и несокрушимых башен. Серебряная Заводь была одной из множества поселений — пышная, прекрасная и свободная, какгордые птицы далекого Запада. Формально между Заводью и эльфами Железного Эр-Морвэна действовало перемирие, но жители с валларро Агроэллом во главе, помня о непостоянстве темных сородичей, всегда были наготове. Особенно, осенью и зимой, когда помимо вылазок исчадий ночи на беззащитный эльфийский «островок» зарились голодные тролли запада, свирепые гоблины юга и охочие до чужого богатства орки-степняки востока.

Несмотря на ранее утро на Фетровой улице, мощенной серым камнем, под кронами желтеющих вязов толпилась детвора. Стайка русоволосых мальчиков и девочек, в серебристо-белых и светло-зеленых одеждах, резвилась в лучах рассветного солнца. Сонную тишину наполнял их заливистый смех.

— Защищайся! — Крикнул мальчик и поднял деревянный меч. — Тебе не спастись!

Друг принял вызов.

— Я готов!

Они скрестили оружие возле каменной чаши фонтана, украшенной изваяниями лебедей изогнувших шеи и раскинувших крылья. В прозрачном осеннем воздухе застучали деревянные мечи, запели высокие голоса. Увлекшись шуточной битвой, мальчишки не заметили трех юных эльфиек, возвращавшихся от берега реки. Девушки мягко ступали по плитам и несли серебряные кувшины, наполненные до краев. Эмми и Глэсс отбежали в последний миг, и на пути «рыцарей» осталась только Арианна.

Юная красавица с изящным станом, овальным лицом и искрящимися изумрудными глазами плыла по дороге с грацией лебедя. На ней сверкало двойное серебристое платье из дорого халлийского шелка с воротом под шею и длинными широкими рукавами, перехваченными у локтей серебряными браслетами в виде переплетенных ветвей оливы. Сверкающий подол тек по плитам рекой белого золота. Длинные шелковистые волосы цвета жемчужного пепла, рассыпанные по спине, в утреннем свете отливали нежнейшим звездным блеском. Даже звезды не могли оторвать глаз от ее неземной красоты, что затмевала их вечное полуночное сияние.

Увидев эльфийку, мальчики заголосили:

— Арианна! Арианна! Когда ты обучишь нас сражаться на мечах? Ты обещала! Обещала!

— Смотри, вот как я умею! — Пропел малыш, только что наступавший на друга. Он взмахнул игрушечным мечом. — Видишь? А вот еще! Смотри!

Она тепло улыбнулась, отставила на бортик фонтана серебряный кувшин, отразившийся в зеркале льющей воды, и пообещала:

— Как только управлюсь с делами, я вернусь, а пока разучивайте движения, которые я показала вчера. Договорились?

Дети дружно закивали. Мальчик снова заговорил, взмахивая мечом, но его звонкий голос заглушили громкие крики, донесшиеся со стороны западных предгорий.

— Сюда! Сюда! Помогите!

Девушка, всколыхнув воздушными юбками, бросилась к склонам, поросшим вереском и морошкой. За ней поспешили молодые эльфы, а впереди — валларро Агроэлл, высокий и тощий эльф, с волосами до пояса и бледным непроницаемым лицом. Облаченный в простой серый плащ и темные сапоги он излучал подернутую инеем мудрость, жившую в блеске его глубоких светло-зеленых глаз, и первым постиг скорбь сородичей, спускавшихся с нагорий.

Беглецы были истощены и выглядели устрашающе. От одежды несло дымом костров. Старцы падали на траву, путаясь в цепких стеблях вьюнов; дети рыдали, а женщины дрожали под порывами горных ветров. Мужчины угрюмые и молчаливые, с каменными лицами несли печать горя и не поднимали униженно опущенных голов.

— Что случилось?

— Откуда вы?

— Мы жители Эбертрейла, — отвечали золотоволосые и голубоглазые беженцы. — Были жителями. Город сожжен и разрушен. Исчадия ночи напали луну назад и истребили всех, кто мог держать оружие. Многих взяли в плен. Король Аннориен убит. Его жена и сын тоже. Пакт Дружбы разорван. Темные эльфы объявил нам войну.

Валларро побледнел и если бы молодой зеленоглазый эльф не поддержал его за локоть, рухнул на землю.

— Это все, кому удалось бежать, — объясняли пришедшие. — Лесного города больше не существует. Прах от него развеян по ветру, воспоминания утоплены в эльфийской крови.

Сердце Арианны отчаянно сжалось. Не потому что темные эльфы объявили войну, и не потому, что Пакт Дружбы был разорван окончательно и бесповоротно, а потому что в Лесном городе жил ее младший брат Эридан. Три года назад он упросил отпустить его в ученики к легендарному чародею Алиану Горный Лис. И все три года жил и учился при библиотеке королевского дворца, раз в месяц отсылая сестре весточку о себе с совой или голубем, ласточкой или вороном. Юноша писал об успехах и не удачах, радостях и печалях, неизменно сообщая, что жив и делает успехи в колдовском ремесле.

Следующая весточка должна была прибыть через неделю и Арианна с нетерпением ждала письма от единственного родного ей существа во всей бесконечно-необхватной равнине Трион, а теперь… она не дождется, потому что Эридана, скорее всего, уже нет в живых.

— Брат мой, — ее губы пересохли.

На ватных ногах эльфийка кинулась к беженцам.

— Кто-нибудь видел Эридана? Моего брата? Он ростом с меня, волосы пепельные, глаза зеленые. Он был учеником чародея. Умоляю, скажите хоть что-нибудь.

Она обращалась к мужчинам и женщинам, старцам и юношам, но те угрюмо отворачивали искалеченные лица с запавшими от голода и страданий щеками; отводили пустые и холодные от скорби и утрат глаза.

— Не молчите! Вы видели его?

Эльф с окровавленной повязкой на голове повернулся в полоборота и, опершись о навершие меча, воткнутого в землю, коротко ответил:

— Если твоего брата нет среди нас, значит, ему не повезло. Либо он мертв, либо в плену исчадий, в Мерэмедэле. А это гораздо хуже смерти. Гораздо хуже…

Ответив так, он развернулся и захромал, а из ярко-зеленых глаз Арианны покатились алмазные слезы. Она опустилась на землю, разметав по желтеющему вереску длинные шелковые рукава, точно раненная птица белоснежные крылья. Никогда до этого темного момента, эльфийка не испытывала такого жгучего опустошения. Ее сердце налилось ненавистью, а душа обратилась в холодный безжизненный камень.

Под вечер пал мертвый штиль. Говорливая хвоя умолка в зловещем предожидании грядущих потрясений. Небо в багрянце стремительно темнело. Над склонами Гор Жизни разгорались жемчужины звезд. Последние солнечные отсветы еще поигрывали переливами самоцветных камней по макушкам крон, а меж тем с севера неторопливо накатывали низкие, необычайно плотные, густые облака.

Серебряная Заводь стала островком света в смеркающейся мгле. Здесь, среди пронзительного крика сов и угрюмого молчания древних гор, в домах разгорались огни вечерних ламп, закопченные трубы плевались дымком, а сторожевые псы породы хас-каси тревожно выли на луну.

… Покончив с рутиной, лесные эльфы собрались на совет в доме валларро. Предстояло принять важное решение, и в просторных покоях было не протолкнуться. Сложив музыкальные инструменты вдоль стен, а фолианты в углу, они расселись на длинные резные скамьи. По печальным, отрешенным лицам, пронизанным безысходностью, плясали блеклые тени огней. От солнечных сородичей лесных отличала особая бледность кожи — цвета мягкого лунного сияния; глаза горели оттенками серого, светлой или темной зеленью, а русые или серебристые волосы, отсвечивали теплым или холодным серебром звезд.

Другую сторону комнаты заняли солнечные эльфы, бежавшие из Эбертрейла.

Совет начали с рассказа о падении города.

— Мое имя Хегельдер Могучий Ясень. Я расскажу, через что нам довелось пройти. — Солнечный эльф с золотыми волосами и голубыми глазами, изящный и не потерявший величественной стати даже после утраты левой кисти, вздохнул и заговорил. — Исчадия пришли на закате. Их было немного, несколько сотен. Они налетели, как саранча и смели нашу столицу в считанные минуты. Город горел заживо, мы горели заживо! Король Аннориен до последнего стоял в обороне. Но исчадия были несокрушимы! Они, как стервятники! Безжалостные расчетливые убийцы! Король Теобальд попрал все заверения в дружбе! Он наслал на нас черную рать! Он должен понести кару за тысячи безвинно загубленных жизней наших матерей и отцов, мужей и жен, братьев и сестер!

— Да! — Поддержали однорукого воина молодые горячие головы! — Король Теобальд должен ответить!

— Нет! — Не соглашались седые старцы, в величественных ликах которых жила мудрость эльфийского народа, — нельзя бросаться на рожон, не просчитав последствий! Если нападем на их короля, темные этого не простят!

— Что же вы предлагаете? — Горячилась молодежь. — Простить их? Никогда! Лучше пропеть короткую и славную Песнь Смерти, чем позорно шептать долгую и унизительную балладу жизни рабов!

Арианна в жаркие споры мудрейших не вмешивалась. Прекрасная эльфийка сидела в дальнем углу и, прислонив голову к стене, глотала слезы, оплакивая смерть младшего брата. Эридан был так юн и доверчив, так наивен и добр, полон надежд и стремлений, а она его не уберегла. В ее душе сплетался комок кипящей ненависти противоестественной эльфам Верхнего Мира. Они, жители свободных земель, купающиеся в теплых ветрах и звездном свете, были созидателями, творцами и мечтателями с душами, сотканными из невесомого света и любви. Их темные сородичи были полными противоположностями: грубые, жестокие, неспособные к любви и состраданию. Но чтобы победить зло, нужно самому стать злом, чтобы одолеть тьму, прежде нужно открыть ей собственную душу.

Арианна прикрыла глаза длинными ресницами и по щекам заструились хрустальные слезы. Она желала лишь мщения и кары для виновных; была готова отречься от света ради правосудия, но громкие крики вырвали ее из бездны отчаяния, вернув на совет.

Молодой эльф Хегельдер с жаром обращался к сородичам:

— Пока король Эр-Морвэна жив, нам покоя не знать! Пока Теобальд не умрет, нам свободными не стать! Его смерть — наше спасение! Услышьте меня, проникнетесь моей болью, братья и сестры! — Он поднял обрубок левой руки, — видите, что они со мной сделали? То же они сделают с вами!

Лесные эльфы дружно поддерживали солнечного сородича.

— Да!

— Смерть Теобальду!

— Смерть темному владыке и его порочному народу!

— Тишина! Тишина! — Призвал к порядку Агроэлл, и когда последний рот усмирил ярость, бьющую через край, обратился с разумным вопросом: — Но кто из нас рискнет спуститься в Железный город? Кто дерзнет войти в логово темного народа? Найдется ли среди вас бесстрашный храбрец, что не пожалеет ни тела, ни души ради общего блага?

Повисла тишина. Только ветер снаружи заходился в свисте, а о стекла звонко колотились капли. Облака, навалившие с севера, принесли в бурлящем чреве бурю и проливной дождь.

— Найдется, — вдруг пискнул детский голосок.

Эльфы обернулись к девочке не старше двенадцати, русоволосой, с большими синими глазами, в которых блестели слезы.

— Белый Лебедь, — прошептал ребенок. — Это по силам Белому Лебедю. Она отомстит Теобальду за смерть моих отца и матери. Отомстит за тысячи таких же лишенных семьи и дома сирот, как я.

— Белый Лебедь — наемница! На нее нельзя положиться, — возразили из толпы.

— Недавно она освободила пленных эльфов из Горгано! По слухам, они торопятся в одно из горных убежищ. Она единственная, кто способен проникнуть в логово змеи и обезглавить ее. — Настаивал молодой Хегельдер.

— Пока Теобальд жив, мира не будет, — невольно согласился валларро. — Нас и так осталось слишком мало. Наш народ разбросан по равнине Трион, как сухие листья по поляне после ноябрьской бури. Нет никакой надежды на воссоединение, а уж про восстание против деспотии темных, я и речи не веду. Лорд Хегельдер прав, Белый Лебедь та, кто нам нужен.

— Совершенно с вами согласен, лорд Агроэлл, — Хегельдер спрятал изувеченную руку в складки плаща. — Как только Теобальд умрет, в рядах его армии возникнет смятение. Мы выиграем время, соберем осколки нашего народа и выступим против Эр-Морвэна единой стеной. Победа будет за нами.

Жена валларро Фелисия вытянула из высокой и сложной прически алую ленту и с поклоном протянула мужу. Владыка Серебряной Заводи принял блестящий лоскут и, возложив на левую ладонь, обвел собравшихся глазами.

— Найдется среди вас тот, кто отправится в Каменный Сад и повяжет ленту на Ведьмин Вяз? Тот, кто призовет Белого Лебедя?

По лицам собравшихся побежали густые тени страха. Все помнили — Ведьмин Вяз рос на границе с Черноземьем, в тьме которого ведьмы возвели свое гадкое королевство. В тех краях частенько бесследно пропадали путники, обозы и даже хорошо вооруженные королевские отряды. Шептались, твари в остроконечных шляпах беснуются по воле их королевы Валиенты Паучий Яд. Попавшему в сети ведьм назад пути уже не было, если только они сами не отпускали несчастного. Особенно часто в пограничье исчезали молодые здоровые мужчины и младенцы. Первых ведьмы превращали в вечных рабов похоти, одурманивая любовными порошками, и держали у ног на цепях, как домашних зверей. Вторых крали ради органов, крови и костей, из которых варили отвратительные зелья, насылая на соседние народы мор, болезни и ураганы — на горе им и на потеху себе.

— Никто? — Голос валларро дрогнул, — никто не отважиться ее позвать?

Эльфы отводили глаза. Некоторые особенно рьяные поговаривали, что Белый Лебедь тоже ведьма, потому и прячет обезображенное бородавками лицо под маской, ведь, неспроста, же она избрала местом встречи проклятые пограничные земли. Но те, кто видел воительницу своими глазами, только смеялись над глупыми страхами чесавших языками глупцов. Они могли поклясться, что юная и прекрасная дева была истинной эльфийкой, ибо ее неземная красота читалась даже под роскошной маской, которой она прикрывалась, чтобы уберечься от гнева недоброжелателей.

Голос валларро бледнел, рука с алой лентой ползла вниз:

— Страх так велик, что вы готовы отступить?

— Это Черноземье, лорд Агроэлл! Вотчина ужасных существ, порожденных колдовством ведьм! Никто в здравом уме туда не суется!

— Но Ведьмин Вяз растет на границе. От гиблого древа до их королевства целых три мили, — возражал эльф, подавший мысль о расправе над Теобальдом.

— Вот и отправляйтесь туда сами, лорд Хегельдер, — огрызнулся старец; тот, что считал убийство короля несусветной глупостью.

— Я не могу! Если я уйду, кто позаботиться об эбертрейльских беженцах! Я был третьим советником короля и поклялся, что не брошу наш бесприютный народ в одиночестве и скорби! Я должен остаться здесь, с ними!

Над просторными покоями снова повисла тишина. Никто не решался идти в темноту. Скребшиеся по стеклам капли, разрывали эльфийские души печалью, вой ветра терзал сердца безысходной пустотой.

— Я пойду в Каменный Сад, — раздался мелодичный девичий голосок из дальнего угла. — Я повяжу красную ленту на Ведьмин Вяз.

Сказав это, она возвысилась над светлыми макушками, и валларро узрел хрупкую фигуру, обвитую серебристым платьем с широкими длинными рукавами. На ее плечах сребрились пепельные волосы, в изумрудных глазах горел огонь решимости, на потускневшем от горя лице высыхали дорожки слез.

— Кто ты, дитя? — Прошелестел Агроэлл, зная, что к Вязу отправлялись только те, кто утратил надежду отыскать справедливость. — Назови себя.

— Мое имя Арианна Эллеа. Я призову Белого Лебедя.

* * *

Звезды, бледные и холодные, не иначе, как подшутили над Габриэлом, потому что в тот самый час, когда он вернулся в Мерэмедель с пустыми руками, его «добыча» — Лекс Грозовая Стрела достиг Горного приюта и стал недосягаемым ни солнцу, ни луне, ни камню, ни воде, ни троллю, ни гоблину, ни тем более вездесущей воле сумеречного народа.

Впрочем, молодой шерл кипел гневом не столько из-за ускользнувшего в ночи паренька, сколько из-за подлой ловушки, в которую с легкой руки его забросил «высочество» Брегон. Пролетев через столицу на одном дыхании и осадив коня у дворца, он спешился и, не отвечая поклонам и приветствиям придворных и верных подданных, взлетел по ступеням крыльца и прямиком направился в личные покои господина наследника. Роскошный плащ летел за ним шлейфом благородного знамени, в сердце клокотала неподдельная ярость. Слуги в страхе и трепете бежали с пути разъяренного маршала, охранники припадали на колено и смиренно склоняли головы.

Дверь покоев принца высветилась золотом и драгоценной лепниной. Вдоль створок зашевелились его преданные «псы» — одни из тех трех сотен, с которыми он неделю назад покорил Эбертрейл.

— Лорд главнокомандующий, нет! — Громко рявкнул первый, выступая. Он потянулся к рукояти клинка и улетел к стене, а сползя по ней — затих.

— Его Высочество занят! — Проорал второй и тут же был уложен мордой в пол из руды олова.

Еще один налетел сбоку, замахиваясь щитом.

— Стоять!

Но, получив, страшный удар в грудь, опрокинулся на спину и потерял сознание.

Переступив через стонущих гвардейцев, Габриэл толкнул окованную золотом дверь, и застыл на пороге, подавившись словами. Обнаженный принц стоял с откинутой назад головой и наматывал на кулак тугую волну блестящих смольных волос, сидящей перед ним на коленях эльфийки и ублажавшей его ртом. Ласки подходили к финалу, потому как дыхание Его Высочества становилось глуше и тяжелее, а мускулы напрягались. Исторгнув хрип наслаждения в темноту сводчатого потолка, он глубоко вздохнул и нехотя повернул голову, рассыпая по спине волну волос.

— А, это… ты, — принц не сразу восстановил сбившееся дыхание, — что за… спешка? Или… хочешь присоединиться? Она и тебе доставит удовольствие.

Девушка оторвалась от царственной плоти, сомкнула пухлые раскрасневшиеся губы, сглотнула и выглянула из-за бедра принца загнанным зверьком. На ее шее краснел след от шнурка, на щеках блестели следы соленых слез.

— Какого черта? — Габриэл с треском захлопнул дверь. — Что это значит?

Принц повел плечом, острая лопатка дрогнула, по спине перетекли бугры мышц. Оттянув ее за волосы и заставляя сильно прогнуть спину, он зло прошипел:

— Ты сегодня не сильно и старалась, дорогуша. Награды не жди.

А потом Его Высочество пнул эльфийку в живот, и та со стоном завалилась на бок.

— Да ничего не значит, — спокойно ответил он, набрасывая черный халат из мягкого шелка и белого серебра.

Безнаказанная вседозволенность, дарованная принцу по праву рождения, привела Габриэла в ярость, которую он едва удержал в сомкнувшихся кулаках.

Пока Брегон усаживался в роскошное кресло, украшенное лепниной драконов и химер, Габриэл сорвал с себя плащ и, опустившись рядом с перепуганной девушкой, прикрыл ее наготу. Глазами полными ужаса она посмотрела в бледно-мраморное лицо друга ее мучителя и задрожала.

Он помог ей подняться.

— Иди. Иди домой.

Когда двери за ней захлопнулись, Габриэл разъяренным смерчем бросился к Брегону, потягивавшему дорогое либерское вино из хрусталя.

— Где ты ее нашел?

Принц равнодушно глотнул вина.

— Таких, как она в низших кварталах тысячи. Большинство — сироты. Сэт может приводить девиц хоть каждый день, — Брегон рассмеялся и провел рукой по распущенным волосам, лежащим шелковыми лентами на плечах и обнаженной груди не прикрытой халатом.

Габриэл оперся о стол бедром, скрестил руки и оглядел его. И такой владыка желает занять сначала трон Подземного королевства, а потом воздеть на голову Неугасимую Звезду, встав в один ряд с величайшим эльфийским правителем Лагоринором ал'Эбен Блистающим? По хребту старшего маршала скользнул холодок. Теобальд прав как никогда — Его Высочество принесет темному народу только бедствия и горе. А, узнав историю купца Сейхана бей Габара, еще больше проникся тревогами старого короля.

Он намекнул на Видящий Камень:

— Не желаешь объясниться?

— О чем? — Удивился принц.

— Например, о том, как Видящий Камень попал к тебе. Или причину, по которой ты отослал меня в Сторм, а не в Горгано. Не припомню, чтобы я нанимался к тебе в убийцы и по первому зову бросался устранять неугодных купцов из Ажинабада.

Лицо Брегона обратилось в восковую маску, он стиснул пальцами ножку бокала:

— Владыка не объясняется перед полководцем.

— Ты еще не владыка, — прошипел Габриэл, не сводя с друга антрацитовых глаз, то светлевших, то темневших в ярком свете настенных светильников из хрусталя.

Брегон сломал тонкий бокал и, саданув кулаком по перилам, вскричал:

— Вы забываетесь, лорд главнокомандующий!

Габриэл прикрыл глаза и, не изменяя ледяному равнодушию, сложил руки по швам и чинно поклонился с совершено прямой спиной.

— Приношу извинения, Ваше Высочество.

Колючий тон главнокомандующего охладил гнев принца. Он вскочил и порывисто попросил:

— Нет, не извиняйся, друг мой. Я объясню. Сейчас, все объясню.

Пока Брегон спешил к шкафу с узорным орнаментом, вытаскивал серебряный ларец, обсыпанный жемчугами и рубинами, доставал из мягкой бархатной сердцевины черный округлый сверток, шерл блуждал взглядом по висевшим на стенах гобеленам со смутными очертаниями величественных фигур прославленных предков рода Дракона и Змеи. Величественные силуэты древних королей грозно правили народами; смутные образы полководцев на могучих конях вели войска на битвы; бесстрашные герои низвергали чудовищ под тенями эльфийских знамен; воздушные фигуры первых леди, исполненные красоты и изящества, кружились в танце под звуки призрачных флейт и лютен.

Черные дуги его бровей заметно дернулись: он и Брегон являлись родственниками — оба происходили из рода Дракона и Змеи, в жилах обоих текла благородная королевская кровь. Более того, они родились в один день и один час, в Год Созвездия Дракона, и отец не раз ему рассказывал, какой грандиозный праздник закатили в Мерэмедэле по случаю рождения первенца короля и первенца полководца Его Величества. Король Теобальд и шерл Бриэлон были двоюродными братьями и никогда не скрывали крепкой дружбы и кровной преданности. Видимо, Брегон ждал от Габриэла того же расположения и той же отдачи, такого же слепого служения и преклонения, потому не забывал через слово напоминать о едином роде, называть лучшим другом и величать дорогим братом. Слепое подчинение своему королю передавалось темным эльфам по наследству — с кровью родителей, но Габриэл был особенный, иной; он отличался от преданного Бриэлона столь же разительно, сколь Брегон не походил на прославленного и всеми любимого отца-короля.

— Вот он, — шепнул Брегон, доставая сокровище из ларца.

Черная блестящая парча полетела на аллеурский ковер. В ладонях принца, сложенных лодочками, вспыхнул хрустальный шар размером с наливное яблоко. С виду он казался тусклым и невесомым, но во внутренности шара бурлила могущественная и опасная сила.

— Видящий Камень, — благоговейно проговорил принц, по лицу которого стекали сине-серебристые отблески волшебного стекла. — Да, я украл его у бей Габара и не жалею. Зарвавшийся степняк был его не достоин. С Видящим Камнем моя жизнь изменилась. Чтобы подчинить его, надо напоить камень своей кровью. И я напоил, Габриэл! А потом Камень ответил на мой первый вопрос. Сначала я спросил, как завладеть троном Гелиополя и Камень показал, что для этого надо найти Неугасимую Звезду, одеть на голову и сесть на Золотой Трон. Только так Гелиополь признает правителем того, в ком нет ни капли Лагориноровой крови. Это натолкнуло меня на мысль. Зачем мне трон Мерэмедэля, когда я, даже не будучи прямым потомком Верховного короля, могу править, надев его корону. Я задал Камню второй вопрос — где отыскать Корону, но Камень смолчал. Сейхан предупреждал, что он отвечает только на один вопрос в год. Мне пришлось ждать целый год. И я дождался. Камень ответил, что последний из тех, кто хранит память о Лунном городе, в котором и захоронена Неугасимая Звезда, живет в Эбертрейле и служит при дворе. Его имя Алиан Горный Лис.

— И ты пошел войной на Эбертрейл, — покачал головой Габриэл. В бездонной черноте его глаз сверкали переливы Видящего Камня.

— Ты все знаешь сам, — кивнул Брегон и зашипел: — но этот чертов чародей отправился в Арву Антре, не выдав тайны. Мне придется ждать еще год, чтобы задать вопрос. Целый год!

— Ты опасался, что бей Габар найдет способ вернуть свою драгоценность и отослал меня в Горгано через Сторм-Шадар. Ты предвидел, что когда купец прознает о приезде твоего приближенного, то устроит для меня западню. Я ему, конечно же, не дамся и убью. Так Камень останется у тебя, — молодой воин разгадал гнусную игру Его Высочества.

— Мой маленький гамбит удался, не так ли? — Усмехнулся Брегон. — Ты вернулся. На тебе ни царапины, а это значит ажинабадец мертв.

— Нет.

— Как нет? — Брегон заметно напрягся.

— За разбой и попытку убийства он был арестован и передан в руки Наместника Ыгырака Змееносца. Его осудят по законам королевства Фарух, — бесстрастно рапортовал Габриэл, но не чувствовал ни радости, ни удовольствия, а отчасти даже сочувствовал обворованному купцу.

— Бедный Сейхан, — зловеще рассмеялся Брегон, — кто бы мог подумать, что этот строптивый и наглый торгаш окончит свои дни посаженным на кол. Черт с ним! Я удовлетворил твое любопытство и признал, что использовал тебя, но использовал во благо королевства! Нашего великого и непобедимого королевства!

Парень усмехнулся: льстить и бросаться красивыми словами, когда это было выгодно, Брегон умел, как никто из рода Дракона и Змеи.

Принц поспешно спрятал Видящий Камень в ларец, захлопнул крышку и, спрятав в шкафу, вернулся к столу. Налив себе и другу пряного вина с нотками шафрана, он расслаблено рухнул в кресло.

— А теперь, удовлетвори мое любопытство. Ты привез Лекса Грозовая Стрела?

— Придется тебя разочаровать, — равнодушного сказал Габриэл. — Белый Лебедь наведалась в Горгано за пару часов до нашего появления там с твоим, м-м… доверенным, — последнее слово шерл ядовито подчеркнул.

— Белый Лебедь?

— Селение сожжено. Пленные сбежали. Полагаю, Лекс среди них.

Принц потемнел лицом и нервно стиснул пустой бокал. В углу журчал серебряный фонтан, в золоченой клетке копошился хищный варан, за дверьми постанывали искалеченные охранники — «псы» медленно приходили в сознание.

Раздался звонкий хруст, наследник эльфийского престола очнулся и захрипел:

— Белый Лебедь опередила меня! Клянусь Луноликой, я убью эту дрянь! Слишком часто я стал слышать это имя! Слишком часто она переходит мне дорогу! Пора с ней заканчивать! Ты немедленно отправишься к Ведьмину Вязу, изловишь мерзавку и доставишь ко мне!

— Довольно, Ваше Высочество! — Раздраженно бросил Габриэл, отставляя вино. — Я главнокомандующий армии Его Величества, а не ваша марионетка! Хватит с меня интриг и тайных гамбитов!

Брегон, ошеломленный отказом, захлопал глазами. Только сейчас он заметил, как по его руке струится кровь, а из ладони торчат осколки тончайшего стекла. Командующий протянул наследнику шелковый платок и развернулся уходить. Но тот перехватил его запястье, твердо вопрошая:

— Я могу на тебя рассчитывать? Ты все еще со мной?

Габриэл прищурился, и спустя секунду бросил через плечо:

— Как и всегда.

Однако, былой решимости в голосе друга принц не услышал.

Глава 4. Выбор короля

Храни меня господь от тех, кому я верю.

Кому не верю, тех остерегусь я сам

(Жорж Санд)

Неделя, отведенная Теобальдом шерлу Габриэлу на раздумья, пролетела в поездке до Горгано, спорах с Его Высочеством и в решении насущных проблем, возникавших в рядах королевской армии, а потому обдумать предложение короля молодой маршал не успел. Это печалило его, но не так, как Брегона, ожидавшего торжества с неподдельным ужасом. В том, что после церемонии Его Величество объявит имя приемника, в Мерэмедэле не сомневался никто, как и в том, что свой выбор король Теобальд давно сделал…

Столицу Эр-Морвэна украсили под стать торжеству. Башни сияли перламутровыми лентами, разноцветные фонари заливали улицы и переулки — город застыл в предвкушении имени нового владыки.

Теобальд утром праздничного дня вернулся в королевский покой, чтобы уже вечером предстать перед народом во всей красе.

Габриэл посетил его перед обедом, дабы обсудить дела войны и мира.

— Полагаю, возглавить поход против Родрэма Третьего и пяти тысяч его великанов надлежит маршалу Кэллиану при поддержке командоров Бесмера и Дминара. По донесениям наших лазутчиков, желтая армия выступила из Шар-Рахри две луны назад. К нашей юго-западной границе они подойдут уже в следующее новолуние, — рапортовал он, уткнувшись в ворох бумаг в эльфийской вязи. — Маршал Кэллиан встретит противника здесь, у Черных пустырей, — главнокомандующий ткнул пальцем в карту, — и атакует. Вторым шагом станет притворное отступление его разбитого войска сюда, к перевалу Хор Могор. На перевале мы разместим засадные полки Бесмера и Дминара. Они ударят подошедшему войску Родрэма в тыл, а Кэллиан, развернув бойцов, атакует их авангард. Шар-рахрийцы окажутся в кольце и не успеют перестроить боевые порядки. Что скажите, Ваше Величество?

Габриэл поднял голову и заметил рассеянный взор старого короля. Сверкавшая огнем корона слегка покачивалась в такт движениям его головы: он взирал на карту, расстеленную на стеклянном столике, но не видел в тонких переплетениях изломов гор, извивов рек, шумных лесов, опасных перевалов, прекрасных городов.

— Ваше Величество? — Позвал Габриэл. В Зале они были одни. Король прогнал всех советников и военных, заявив, что желает говорить с главнокомандующим наедине. Но пока он не произнес ни единого слова. Шерл пустился в объяснения. — Родрэм давно вынашивал планы расширить границы Желтой империи за счет наших территорий — той ее части, где мы добываем обсидиан и черное золото…

— Делай, как считаешь нужным, — наконец, сказал Теобальд, — твоему военному чутью я доверяю, как своему.

— Да, повелитель, — Габриэл почтенно склонил голову и, порывшись в стопке бумаг, выложил наверх перламутровый лист окаймленный серебром. — Продолжим. Теперь о военном союзе с Немером. Король Умбер Кривоносый ввязался в новую, уже седьмую войну с фавнами с начала Года Созвездия Серны. Он прислал письмо с просьбой о военной поддержке. Третье за неделю. Считаю отсыл войск на дальние рубежи нецелесообразным. Заручившись нашей прошлой поддержкой, Умбер объявил войну трем соседним королевствам, а столицу Озерного Края держит в осаде второй год. Окажи мы ему новую помощь, он окончательно разорит все прилегающие к Немеру земли. Мы не можем этого допустить…

— Если считаешь нужным — отказывай, — устало махнул король, сверкнув россыпями рубинов, сапфиров и хризолитов, — сказал же, тебе я полностью доверяю.

Габриэл кивнул и обратился к серебрящейся стопке за новым донесением, но сухой и шипящий голос, точно зимний ветер, повлек его за собой:

— Удаляясь в Храм Иссиль, я знал — это станет моим предпоследним королевским деянием. Последнее ожидает меня после торжества.

Теобальд тяжело вздохнул и встал. Тяжесть роскошных шелков и меховых накидок, серебряных браслетов и драгоценных ожерелий оказалась слишком тяжела и он, потеряв равновесие, стал заваливаться на бок. Габриэл бросился к нему подобно стреле и в последний момент удержал. Взлетевшие в воздух бумаги закружились перламутровым вихрем. Еще долго тончайшие листы бесшумно оседали на искристый пол из руды олова.

— Я стар и немощен, Габриэл. Скрывать это не имеет смысла. Подданные шепчутся. Мерэмедэль полнится слухами. Наступило время нового короля. Твое время.

— Повелитель…

Габриэл решительно отступил и замер в идеальной военной выправке. Заложив руки за спину — знак смирения перед волей короля, он покорно склонил голову, уже догадываясь, что услышит.

— Нет, мой мальчик, выбор сделан. — Теобальд покачал головой и медленно пошел к окну, шаркая каблуками. — Тебе придется это принять. Не подчиниться последней воле умирающего — страшный грех, за который с тебя спросят не сейчас, и не завтра. Позже, много позже — в Обители Предков, в вечной весне.

Владыка остановился у проема, залитого льдаррийским хрусталем, прелесть коего могла бросить вызов даже прозрачности кристальных водоемов Озерного Края, и взглянул на слитный массив крыш, утекающий в дымчатый горизонт.

— Блуждая в темных лабиринтах разума, я снова пережил свою бесконечно долгую жизнь. Свет и тьма сплелись во мне и растворили душу. Тени стерли из памяти смыслы, которыми я жил. Земли, по которым ходил. Лица, которыми дорожил. И только два события остались со мной, не исчезнув в колодце безвременья и пустоты. Первое — это рождение моего сына, второе — гибель твоего отца.

Габриэл нервно повел плечами и устремил темные глаза в никуда — отблески света превратили его бледное лицо в мраморную маску без чувств и эмоций. Только воспоминаний о смерти Бриэлона ему не хватало, каждый раз они больно ранили его сердце, делая непростительно уязвимым. Он не желал испытать эту боль снова, пережить горечь потери здесь и сейчас, но Теобальда было не остановить.

— Я помню тот день в мельчайших подробностях, будто все случилось только вчера. В те дни мир был другим, наши враги — сильнее и опаснее, а мы только-только стали забывать о горьком прошлом, о гибели праотца Лагоринора, падении четырех его братьев и угасании бессмертного Гелиополя. — Король ненадолго замолчал. В камине метался огонь. С улицы летели звон и восторженные крики горожан. — Мы возвращались из Льдарри западным берегом Этлены. На третий день мы пересекли реку вброд у северной опушки Мертвого леса и вступили в пески Фэр'айо. От Дикой Пустоши до западных предгорий оставалось два дня верхом. Мы были веселы и расслаблены. Переговоры с королем цвергов Дашри Эсмирем завершились удачей, а пустоши мы издревле считали своими землями. Тогда мы и подумать не могли, что кто-то осмелится ударить нам в тыл. Но враги не дремали. Они напали в полдень, когда мы более всего беззащитны. Палящее солнце медленно сжигало тела воинов, пытавшихся оградить меня, а ливень стрел добивал тех, кому удалось укрыться от его беспощадных лучей. Твой отец был единственным, кому выжигающий жар Всевидящего не причинял вреда. Он в одиночку бросился на полсотню врагов и сокрушил их. А потом поторопился ко мне. Я помню победный блеск в глазах Бриэлона и торжествующую улыбку на губах.

— Они мертвы, Ваше Величество, — сказал твой отец, — угроза миновала.

Он протянул мне руку и помог подняться. Луноликая сберегла мою жизнь. Стрелы врагов не задели меня, но унесли в Обитель Предков шестерых из двадцати моих лучших шерлов. Потери показались ничтожны, и я обратился к Иссиль с благодарностью.

— Великая, мудрая, справедливая, — начал я, протягивая руки в раскаленное небо, — благодарю за то, что уберегла меня от коварства и подлости…

Я не договорил. Предупреждение Бриэлона прокатилось над песчаниками Фэр'айо, как крик гордой птицы над вершинами гор.

— Теобальд! На землю!

Все произошло так быстро. Что-то свистнуло. Твой отец метнулся ко мне черной тенью. Я почувствовал удар и упал. Бриэлон остался стоять. И вот он уже оседает, а из его спины торчит стрела с красными перьями. Выпустившего ее добил один из моих воинов. Я бросился к твоему отцу, но… — король горько вздохнул, — он забрал мою смерть себе, Габриэл. Твой отец спас меня от позора, а я не смог даже передать его тело Белым Духам и достойно сопроводить в Арву Антре. Только мы оправились от первого удара, нас засыпало градом стрел с востока. Мы спасались бегством. Мы бросили Бриэлона и других на растерзание нашим врагам. Много… много раз я возвращался потом на место бесчестного боя, но… Они унесли их тела с собой, мой мальчик. Одной Иссиль известно, что они с ними творили и как глумились. — Голос Теобальда дрожал. — Я виноват в том, что лишил тебя и твою сестру отца. Я один во всем виноват.

Габриэл выслушал владыку с бесстрастным видом, как можно крепче стиснув зубы. Сердце парня истекало кровью, но внешне он оставался холоден и невозмутим. Со стороны могло показаться, ему вообще не было дела до смерти родного отца, так равнодушно и спокойно он выглядел.

Печальную тишину Зала Аудиенций смягчал шелест жемчужных занавесей, плеск золотистых рыбок в хрустальных чашах, глухой треск волшебного огня в большом округлом камине у дальней стены.

Теобальд обернулся. По искристой платине перебегали пламенные отсветы, черные глаза были залиты непроницаемой тьмой, одежды переливались холодным огнем. Габриэл молчал.

Облитая серебром дверь содрогнулась. На пороге высветился советник, затянутый в черный роскошный костюм — на прием к королю явился граф Вигго, сын Иарта. Он вошел и уважительно поклонился, блеснув серебристыми украшениями, сплетавшими длинные черные волосы за острыми ушами. Тощая зыбкая тень потекла по светящемуся полу впереди него.

— Повелитель, приношу глубочайшие извинения, что отвлекаю от разговора с главнокомандующим, но возник вопрос, который не терпит отлагательств. Уделите мне несколько минут, и я проясню Вашей мудрости спешку, — объяснившись, советник приветливо кивнул будущему зятю (по крайней мере, Вигго на это очень рассчитывал).

Граф был одним из немногих, кого старший маршал по-настоящему уважал за дела, а не за красивые слова, которыми так любили бросаться седые мудрецы из Ложи Советников.

Живые черные глаза отца леди Лиры устремились на короля, плотно сомкнутые тонкие губы подрагивали, бледное еще относительно молодое, но некрасивое, точно вылепленное из белого гипса лицо было крайне напряженно — что-то действительно произошло и Вигго, сын Иарта нервничал.

— Хорошо, граф, — Теобальд одарил его кивком, а после сухо обратился к Габриэлу: — Продолжим беседу завтра.

— Как прикажете.

Габриэл поклонился, развернулся и четким мерным шагом, отстукивая каблуками сапог о руду олова, покинул зал. О поездке в Горгано и игре, которую затеял дорогой и горячо любимый наследничек, молодой шерл и словом не обмолвился. Это ранило его — действовать за спиной повелителя он не желал. А, впрочем, посчитал парень, раз Лекс Грозовая Стрела не был доставлен Брегону в качестве трофея, то и предательство не состоялось. Если бы он знал, как сильно заблуждался в то утро.

* * *

Габриэл дожидался сестру и племянников, прислонившись к узорным перилам крыльца. Вечер едва-едва занимался, а к Звездной Площади уже тянулись толпы наряженных горожан. Благородные лорды сияли дорогими одеждами и церемониальным оружием, которое всегда носили на серебряных перевязях; прекрасные леди ослепляли блеском платьев и драгоценностей, сверкавших в волосах ярче белых звезд.

Сам молодой маршал привык одеваться строго и неброско, из украшений носил разве что серебристую ленту, которой стягивал длинные волосы на макушке и кольцо из горного хрусталя — последний дар отца. Но сегодня по случаю торжества он облачился в праздничный наряд — черную рубаху со стоячим воротником, темные узкие брюки, короткий — до колена плащ, расшитый мелкими бриллиантами по вороту и узким рукавам, высокие эльфийские сапоги. Талию перетянул широким поясом из темного золота, в узорные ножны вложил фамильный клинок.

Шум, стекавшихся к центру господ, разлетался над остроконечными полированными крышами, отражался от изваяний древних правителей и стен королевского дворца, переливался многоголосьем в знаменах и стягах, отражался от звездчатого свода, потому-то тихого голоса сестры он не расслышал. Но дело было не только в гласе столицы. Откровения Теобальда не шли у него из головы.

— Можем идти, брат, — повторила Селена и тепло улыбнулась (такие улыбки слыли признаком дурного тона; считалось, теплу и доброте в Эр-Морвэне не место).

Он галантно предложил локоть; оперевшись, она прикрикнула:

— Агата, Эджиннал, не теряйтесь!

Очутившись в потоке сородичей, племянник Габриэла — любознательный и словоохотливый Эджиннал окунулся в созерцание сверкавшего, как начищенный бриллиант, Мерэмедэля, не забывая при этом теребить вырезанный из льдаррийского хрусталя кулон с маслом Древа Элленгвала, висевший на серебристой цепочке. Отец подарил ему кулон незадолго до собственной гибели; «будь отважен и никогда не сдавайся», сказал тогда он, и мальчик никогда с ним не расставался.

Мимо проплывали двухэтажные дома из серого камня с черной узорной лепниной, не повторяющиеся в разнообразии и рисунке, и поражавшие красотой и величием. Коньки крыш были обращены к центру столицы, и каждую из башенок, примыкавших к верхним этажам, венчало расшитое знамя рода. Среди Господ Подземного королевства осталось не более десяти благородных родов. Уже тысячу лет над ними главенствовал королевский — Дракон и Змея. После него стоял могущественный род Веллетреэв, и далее по нисходящей: род Ашай-Мади, род Черных Соколов, род Фамил'Насэ, род Джаси-над-Матамэ, род Серебряных Звезд, род Эттеров, род Гэфтэл'о'Франэв, род Сумеречных Львов, род Мадайев. Все они покорно признавали власть Дракона и Змеи над своими Домами, не смея возразить владыке или бросить вызов его приемникам. Изменится ли правящий род или останется неизменным, на сей раз зависело не только от имени, которое произнесет король, но и от мудрости того, кому эта честь будет оказана. Ибо в Год Созвездия Огненного Клинка в Летописи от Сотворения было записано: править народом не значит потакать собственным слабостям и действовать в интересах собственной семьи, но значит — жить нуждами и горестями подданных.

— Никогда не видел столько огней, — пролепетал Эджиннал.

— Не удивительно, — улыбнулся Габриэл. — В этом году праздник Луноликой совпал с назначением приемника. Король покинет престол, передав полномочия тому, кого посчитает более всего достойным занять его место. В истории нашего народа однажды случалось, когда праздник Иссиль и восхождение нового Властелина выпадали на один и тот же вечер. И тоже накануне Года Созвездия Льва. В тот знаменательный год случился переворот. Род Эттеров был свергнут и на престол взошел род Дракона и Змеи. Его Величество и Его Высочество являются продолжателями этого рода. И мы, как ты помнишь, Джинн, тоже происходим из того же рода.

— Ждешь чего-то судьбоносного, брат? — Спросила Селена.

— Чему быть того не миновать, — ответил Габриэл. О разговоре с королем он не распространялся.

— Тогда и волноваться не о чем, — недобро усмехнулась она.

— Дядя, думаешь, король назначит приемником принца Брегона и наш род останется у власти? — Спросила Агата, цепляясь за его руку и стараясь не отставать.

— Нам не ведом замысел короля, — пожал он плечами, слегка прищурив глаза, переливающиесяотраженным светом праздничных огней. — Но уверен, повелитель сделает правильный выбор.

— И я на это очень надеюсь! — Раздался голос со стороны. Сирилл.

Нагнавший их командор поклонился, вскинув руку с тремя пальцами к правому предплечью в знак уважения:

— Леди Селена, лорд Габриэл, — и продолжил: — И все же на успешный исход вечера рассчитывать не стал бы.

— Считаете, король утратил мудрость? — Удивилась Селена.

— В королевской мудрости я не сомневаюсь. Меня беспокоит другое. Мудрость того, на кого этот выбор падет.

Габриэл покосился на друга. Желая сменить тему, он спросил:

— Где леди Фрелла и Свен?

— Жена и сын поспешили к площади. Свену не терпелось посмотреть на бой гермеросских гладиаторов. Он грезит рукопашными схватками и считает последние месяцы до поступления в королевскую военную школу.

— Вашему сыну только восемь, — заметила Селена.

— Почти девять. Возраст ученика.

Со стороны Звездной Площади прилетел стройный гул барабанов и восторженные эльфийские возгласы. Красочное представление с участием бойцов из Гермероссы разворачивалось совсем близко.

— Мама, я тоже хочу посмотреть на бой гладиаторов, — вскинул голову Джинн.

— И я, — пискнула Агата и потянула их за руки, — Мама, дядя, скорее!

— Идите, Селена, — улыбнулся Габриэл и выпустил руку крохи-племянницы. — Я найду вас позже.

Когда Селена и двое очаровательных детишек скрылись за спинами впереди идущих благородных господ, Сирилл, не меняясь в лице и продолжая бесстрастно смотреть перед собой, в полголоса спросил:

— Так, что ты ответил королю?

— То, что должен.

— Ты отказал? — Командор сорвался на крик, но тут же взял себя в руки и покачал головой: — Ты ненормальный, дружище. Хотя, если подумать, твой ответ для него пустой звук, — Сирилл потер шрам на подбородке. — Он волен принимать любое решение. И если он назначит приемником не Брегона, а тебя — ты не посмеешь ему отказать. Сам знаешь.

— Я говорил королю, скажу тебе, я приму любую его волю, — холодно бросил Габриэл, порядком утомившийся от сторонних упреков. К тому же смутное чувство тревоги, полнившее сердце, начинало отдавать ледяной болью и лишать его выдержки — его правая рука, покоившаяся на рукояти, невольно ее сомкнула.

Громкий гул барабанов повторился. Меж спинами гостей заблестела большая, огороженная цепями, арена. В каждом из ее углов несли молчаливую службу вооруженные гвардейцы. А посреди, сцепившись меж собой, боролись гермероссцы в одних набедренных повязках. По бронзовым мускулистым телам струился пот и в свете ламп блестел сандаловым маслом. Гладиаторы рычали, обнажали острые клыки, били змеиными хвостами, сверкали зелеными глазами с прозрачными веками и пытались свалить друг друга с ног, ткнув лицом в бархатистое покрытие — тот, кто первым «ляжет» и считался проигравшим.

Габриэл задержал взгляд на гермероссцах, пыхтевших в столпе хрустального света, разглядел у ограждения Эджиннала, Агату и сына Сирилла Свена — дети, захваченные борьбой легендарных воителей, хлопали и визжали от удовольствия, — и вышел из толпы. Командор двинулся рядом. Они пересекли городскую площадь, прошли вдоль стройных колоннад, в тенях которых играл Элейский оркестр десяти флейт, лютней, вьелей и трех мандолин и вышли к овальному постаменту.

Королевское ложе располагалось на каменном возвышении под навесом неприступной стены. На огромном, переливающемся серебром троне, высеченном из кварца, возвышался король. Устало откинувшись на спинку, он почти не следил за таинством торжества — по его отрешенному лицу бродили тени сомнения и бессилия.

Рядом в обитом кожей кресле с изогнутой спинкой из черного хрусталя и такими же ножками сидел бледный, осунувшийся принц. Еще одно кресло с противоположной стороны пустовало. Оно принадлежало королеве, но после ее смерти осталось не занятым.

— Его Величество в раздумьях, — заметил Сирилл. — В честь праздника Иссиль, он приказал отпустить пленных, пригнанных Брегоном из Эбертрейла. Узнав о приказе короля, Эрл Плетка впал в приступ безумия.

— Этого зверя давно пора повесить, — процедил сквозь зубы Габриэл, искренне недоумевая, почему Теобальд все еще держал это ничтожество на службе, пусть и не в рядах королевских войск, а при тюрьме, но все же.

К высоким полированным столам без устали подносили кувшины с великолепным либерским вином, терпкими и ароматными до головокружения наливками. Возле одного из столов, заставленного теплыми марципановыми булочками и снежно-серыми трюфелями, выложенными на блюдо слитками серебра, высилась компания высокородных военных.

— Лорд главнокомандующий, лорд командор, — заметив их, те смиренно приложили руки к правому предплечью и поклонились.

— Господа, — небрежно кивнул Габриэл, ему единственному кроме Теобальда и Брегона дозволялось пренебрегать правилами этикета и приветствовать остальных, как заблагорассудится.

— Мы как раз обсуждаем очередную провокацию Родрэма Третьего, — пояснил командор Дминар, сын Лендеэла. Его вытянутое лицо перетягивала лента, повязанная, чтобы скрыть уродство выбитого в одной из кампаний глаза. — Два месяца назад шар-рахрийский отряд под Желтым флагом пересек нашу границу и, встав лагерем у Колючих Камней, стал безнаказанно добывать черное золото. Стражи провинции вступили с ними в бой и отбросили их к южной границе. Родрэм назвал это вторжением, объявив Эр-Морвэну ультиматум: извинения или война.

— Дерзость великанов не знает границ, — зло высказался Сирилл.

— Потому, господа, выступать необходимо незамедлительно, — сказал Габриэл, меж тем поглядывая на Брегона, застывшего в кресле при короле статуей из камня.

— Вы поручились за меня и Дминара перед Его Величеством. Благодарю. Возглавить поход во славу Подземного королевства для нас великая честь, — поклонился Бесмер, сын Бьорна из рода Гэфтэл'о'Франэв.

— Я назвал имена достойнейших, решение остается за королем, — он пожал плечом и перехватил бокал пряного вина цвета граната с подноса пробегавшего мимо слуги.

— Надеюсь, лорд главнокомандующий, вы понимаете, что притязания Родрэма на провинцию Колючие Камни необходимо пресечь самым жестким способом, — вмешался в разговор еще один командор — седой лорд Гелеган. — Великаны нарушают границы, крадут наши металлы и драгоценные камни, угоняют скот и разоряют угодья местных жителей. Они заслужили смерть.

— Понимаю, — процедил Габриэл.

— Нельзя допустить, чтобы по Верхнему Миру поползли слухи о мягкотелости нашего народа, — зло продолжал Гелеган. — Будь я на вашем месте, я бы не только дал бой шар-рахрийцам и отбросил их армию до границы, я бы изловил Родрэма, всю его семью, приближенных, прислугу и кровных родственников и прилюдно четвертовал. Их столицу со всем населением — сжег, а выживших обложил неподъемной данью, так, чтобы эти наглые великаны еще долго не смогли бы поднять головы!

— Вы не на моем месте, лорд Гелеган, — Габриэл сверкнул ледяными глазами.

— К несчастью, не на вашем, мой юный господин, — кивнул командор и хищно оскалился: — Или вы думаете, Верхний Мир и без того трепещет перед нами, после того что мы учинили в Эбертрейле? — Он прищурил миндалевидные глаза. — Вы участвовали в штурме, не так ли? Говорят, Брегон пролил там реки крови.

— Участвовал, — согласился Габриэл, отпив подогретого вина со специями.

— Не боитесь, что эта неудача может стоить вам звания? — Сыпал вопросами старик, вероятно, считая преклонные годы и серебристые волосы, вьющиеся по спине до каменных плит достаточными основаниями, чтобы требовать объяснений от парня, который ему не то, что в сыновья или внуки, годился в правнуки. — Догадываюсь, вы думаете…

— То, что я думаю, не вашего ума дела, — отрезал Габриэл и отсалютовал ему полупустым бокалом в белых искрах.

— Думал, вы разумнее, — вздохнул почтенный эльф и, поклонившись, поспешил к соседнему столу, заставленному экзотическими финиками, абрикосами, ананасами и персиками.

Сын Бриэлона холодно проводил старого опасного герцога и наморщил лоб — он прекрасно знал, Гелеган, сын Хебейла из рода Черных Соколов являлся одним из тех, кто считал назначение его на пост главнокомандующего поспешным и недальновидным поступком. Частенько в присутствии Теобальда он называл его «сопляком, у которого в голове гуляет ветер» или «безмозглым юнцом». Король только отмахивался и злым россказням Гелегана и подобным ему не внимал, однако эпоха короля Теобальда близилась к закату, и перемен не избежать — это понимали даже простые жители низших кварталов.

— Поговаривают, Его Величество был вне себя, узнав о падении Эбертрейла, — продолжил тему командор Дминар и дернул кончиками губ. — И зол на сына все еще. Возможно, это повлияет на его решение относительно приемника.

— Вы правы. Его Высочество неисправим, — поддержал друга Бесмер, отправляя в рот трюфель. — Через приближенных мне стало известно, что вчера ночью он отослал воина из своей личной гвардии в сторону Черноземья.

— Брегон удумал просить помощи ведьм? — Ухмыльнулся Сирилл. — Королева Валиента Паучий Яд не надежный союзник.

— В той стороне не только королевство ведьм, — граф Бесмер отправил в рот новое лакомство. — Но и Каменный Сад с Ведьминым Вязом.

Сирилл нахмурился:

— Он решился нанять Белого Лебедя?

— О, нет, нет, — засмеялся Бесмер, — у меня и в мыслях такого не было, лорд Сирилл. Тем более эта наемница наш враг, и, к сожалению, враг — неуловимый. Несколько дней назад она спалила оплот работорговли черных гоблинов в Беллийских горах.

— Поделом этим тварям, — презрительно фыркнул Сирилл.

Холодное снежное лицо Габриэла не выдавало чувств, однако упоминание о наемнице отозвалось в его душе опасением. Брегон (приняв отказ друга) на поиски Лебедя тут же отправил одного из своих верных «псов».

Черт возьми, выругался про себя молодой маршал, Его Высочество действительно не знает меры и останавливаться во время не умеет.

От факелов и фонарей лился жар. В длинных прозрачных тенях кипело торжество. Неподвижный воздух пропитали ароматы дорогих сортов вин и изысканных угощений, глаза слепило от блеска бриллиантов, сапфиров и опалов, расшитых серебром и золотом одежд. Прозрачным шелком текла мелодия, исполненная смыслов и изящества.

Гермеросские гладиаторы давно покинули арену под звуки аплодисментов. Теперь искушенную публику ублажали укротители огня и глотатели шпаг.

— Прошу прощения, — Габриэл поспешил оставить командоров, затронувших тему Его Высочества (среди военных кругов большим авторитетом принц никогда не пользовался и слыл объектом насмешек и грубых шуток).

Принц же сидел при отце — ни жив, ни мертв. Сзади стоял подхалим Сэт с полусогнутой спиной и все время что-то ему нашептывал. Слова прислужника ненадолго тушили огонь гнева в сердце наследника, но очень скоро он вспыхивал с новой силой, и Сэту приходилось прибегать ко всей своей велеречивости, чтобы эти тлеющие угли не разгорелись во всепожирающий пожар. Несколько раз Брегон порывался вскочить и броситься в толпу, но всякий раз резкий жест королевской руки осаждал его и он, понурив голову, откидывался на спинку.

Габриэл покачал головой. До восхождения луны оставались считанные минуты, однако, уверенности в том, что Брегон дождется благословения, не натворив глупостей, молодой шерл не питал. Рядом прозвенел женский смех. Благородные леди, отпустив мужей, братьев и отцов собрались вместе у стола с засахаренными фруктами, леденцами из трав, горьким шоколадом, воздушными эклерами, нежным зефиром и ванильной пастилой.

— Это ожерелье из белого золота с красными алмазами муж подарил на рождение нашего первенца, — щебетала одна, чью высокую изящную шею обвивало роскошное украшение, полыхая огнями закатного зарева.

— А мне муж подарил эти серьги и браслет из голубого турмалина в оправе из чистейшего серебра после того, как вернулся с победой из Диких Степей! А еще он привез сундук полный золота! — Хвалилась другая, блеща роскошными самоцветами.

— Это что, — фыркнула пожилая эльфийка; ее волосы обильно тронула седина, а снежный оттенок кожи посерел и покрылся плетением морщинок. — Это кольцо с голубым бриллиантом я получила в тысячную годовщину свадьбы, леди!

Среди женщин Габриэл заметил свою невесту. Лира стояла к нему спиной и восхищенно рассматривала колье из бирюзы, переливающееся отблесками весеннего неба. На мгновенье он залюбовался грациозным изгибом ее спины, плавной линией оголенных плеч, нежной кожей, блеском шелковистых волос, собранных в высокую прическу, поддерживаемую шпильками с навершиями из аметиста в форме бутонов роз, но был отвлечен новой волной женского смеха, и наваждение сняло, как рукой.

В следующем женском круге среди халлийских шелков, немерского бархата и элейского аксамита молодой шерл увидел Селену. Сестра беседовала с леди Гвендолин — младшей сестрой Сирилла из благородного рода Фамил'Насэ. Этот род состоял на хорошем счету и пользовался неплохими привилегиями при дворе, но никогда ими не злоупотреблял.

Заметив его, Селена блеснула улыбкой, Габриэл ответил кивком. Гвендолин обернулась, взмахнув волной шелковистых волос в серебристых лентах, встретилась с ним взглядом, внезапно покраснела, потупила пушистые ресницы и отвернулась. Плечи девушки дернулись и она, что-то шепнув Селене, затерялась в шумной толпе.

О ее чувствах Габриэл догадывался давно, но ответить взаимностью не мог — уже обручился с Лирой из рода Веллетреэв. Этот древний эльфийский род был намного могущественнее и выше Фамил'Насэ Гвендолин и союз с «клинком» мог упрочить положение Габриэла при дворе, о котором он грезил с юности.

Сплетение музыки и голосов внезапно прорвал хриплый мужской вскрик:

— Слава великому королю Теобальду!

Музыка оборвалась, гости воскликнули. Прорвав ряд вооруженной охраны, на площадь выскочил босой ремесленник из низших кварталов в грубой льняной рубахе и штанах. Молодой черноволосый эльф бросился к королевскому ложе, рухнул перед троном на колени и умоляюще заголосил:

— Ваше Величество, Ваше Величество, смилуйтесь, помогите! Моя семья голодает! Мои дети не ели три дня! Моя жена умирает от голода! Помогите…

Его окружила стража, а кончики клинков, направленные в лицо, заставили замолчать. Бедняк еще пытался что-то кричать, но ему заломили руки, накинули на шею петлю, передавив голосовые связки, и уволокли в темноту, будто набитый барахлом мешок. Секунду над площадью царила мертвая тишина. Только яркие факелы потрескивали вдоль блестящих стен, да шелестели перламутровые ленты, повязанные на мраморные колоны и шпили башенок.

Бледный и вспотевший распорядитель — высокий чопорный эльф в строгом черном костюме сглотнул и замахал оркестру. Запели лютни и флейты, волшебными потоками потекли звуки вьелей и мандолин. Благородные лорды и леди вновь наполнили площадь переливами голосов — теперь тем для бесед у них явно прибавилось.

Проводив глазами скрученного сородича, Габриэл продолжил прогулку вдоль высоких столов. Следить за порядком и охранять Его Величество ценой собственной жизни для него, как главнокомандующего, было превыше участия в праздничном веселье в честь Луноликой.

У дальнего фонтана горячо спорили советники, кажется, вообще не заметившие неожиданной выходки босяка.

— Я категорически против расширения полномочий провинций, лорд Вигго! — Кричал вне себя от злости пожилой маркиз Зэхра, сын Харата. — Если мы дадим волю низшим кварталам, они незамедлительно устроят в Эр-Морвэне переворот и монархической власти придет конец!

— Чушь! — Качал головой другой советник — молодой и красивый барон Малиус, сын Килара. — В этом я с вами не соглашусь и поддержу графа! С чего вы взяли, что снижение налогов и расширение прав низших сословий ударит по королевской ложе? Откуда такие мысли, не просветите?

— С огромным удовольствием, лорд Малиус. Взять хотя бы недавнее нападение шар-рахрийцев на провинцию Колючие Камни. Почему жители Камней, по-вашему, удачно отбили атаку желтых великанов, а?

— Почему?

— Потому что находятся под стальной пятой столицы, господа! — Отстаивая точку зрения, старый советник потряхивал аккуратно стриженными волосами, оплетенными жемчужной сетью. — Сообщив сюда о нападении, наместник Бесстар незамедлительно получил ответ и атаковал врага! А представьте, будь у них больше полномочий, они бы естественно, сначала собрали совет, принялись обсуждать ситуацию, думать и рассуждать, а тем временем желтые великаны захватили бы провинцию до последнего дома!

— Несусветный вздор! — Вмешался Вигго, звучный голос которого был слышен даже в противоположных углах площади. — Ваши доводы неубедительны! Они бы и без указа из столицы отбросили войска Родрэма Третьего к границам Шар-Рахри! Речь ведь не о том, уважаемый маркиз! Мы говорим о расширении прав и возможном расширении Трех Законов. Подземному королевству требуются перемены и новые обычаи, которые будут управлять не только армией и военными, но и обществом в целом!

Зэхра вспылил:

— Ваши речи — речи мятежника и заговорщика!

— И снова я не поддержу вас, лорд Зэхра, — промолвил молодой Малиус. — Среди советников Его Величества многие поддерживают идеи графа и никто из них не осмелился окрестить его подстрекателем и баламутом!

Вигго рассмеялся, похлопал по плечу молодого соратника и заметил Габриэла у фонтана, оплетенного серебристыми веточками дикого цветка. Праздничный наряд парня переливался огнями полуденного солнца, да так слепяще, что советнику пришлось ненадолго прикрыть глаза.

— Шерл Габриэл, — окликнул он, — не соблаговолите присоединиться и рассудить нас?

— С удовольствием, лорд Вигго.

— Тоже скажете, что расширение Трех Законов и налоговые послабления в низших кварталах серьезно пошатнут королевскую власть?

— Да, лорд главнокомандующий, любопытно послушать, что вы скажите на этот счет, — просипел старый Зэхра и уставился в отрешенно-равнодушное лицо нового собеседника.

— Считаю, господа, это станет заботой нового короля, — уклончиво ответил Габриэл и улыбнулся, однако его бездонные глаза остались холодны.

— Мудро, мудро, — оценил Малиус, — должен с прискорбием сказать, и, думаю, все со мной согласятся, что еще ни разу за всю историю Подземного королевства страна не переходила к новому владыке в столь растревоженном и разворошенном состоянии. Интриги так и плетутся за спиной старого Теобальда. Впрочем, вам ли не знать, — он заглянул в глаза маршала, — вы бываете при дворе чаще, чем все мы вместе взятые.

— Да, — согласился Габриэл, но ядовитые слова ни капли не задели его холодного сердца. — Ждать осталось недолго, господа. Уже скоро мы услышим имя нового короля.

— Остается только уповать на многовековую мудрость Его Величества и надеяться, он не разочарует народ, — Вигго бросил взор на Теобальда, потому, как не скрывал, что в царственном ложе мечтал бы видеть не принца Брегона, а будущего зятя, а рядом с ним свою дочь.

Не успел он подумать о прелестной Лире и ее скорой свадьбе, как чистый высокий голосок ворвался в хрустальный перезвон фонтанов.

— Вот вы где, мой шерл.

Красивая, но глупая гордячка благородных кровей, обвила талию Габриэла белыми ручками, обнажив тонкие запястья, унизанные сапфировыми браслетами, и прижалась грудью к его идеально прямой спине.

— Лира, дочь моя, мы разговариваем, — хмуро пожурил ее граф.

— Простите, отец, я помешала, — Лира потупила глаза и с победной улыбкой сильнее прижалась к Габриэлу, догадываясь, в каком огне желания разгорался воин от ее легких, ненавязчивых прикосновений. Только чудом ему удавалось сохранять невозмутимый вид.

В постели Лира сводила его с ума, и с этим невозможно было поспорить, но… сколько бы чувственного удовольствия она не доставляла ему за закрытыми дверями, в иное время ее общество все чаще его тяготило. Габриэл все больше осознавал, этот брак — брак по расчету. Сердце шептало: между ним и Лирой не появится та привязанность и забота, которая живет в браке его друга Сирилла и его жены Фрэллы, между ним и Лирой не возникнет того единения и уважения, какие он видел в браке сестры Селены и ее покойного мужа Дреда. Между ним и Лирой — пропасть, бездна и миллион разногласий. А еще он помнил, что родство Дракона и Змеи и Веллетреэв важный политический ход и рушить будущее из-за глупого мальчишеского упрямства он не станет. Всегда можно завести любовницу, или несколько, если на то пойдет.

— Вы не против, я украду у вас жениха? — Пропела девушка и, получив дозволение, потянула Габриэла прочь от политических интриг.

Мимо проплывала обслуга. Пел фонтан. Звенели чаши и бокалы.

— Я ждала, что вы сами найдете меня, мой шерл, — обидчиво сообщила она, повиснув на его локте.

— Прошу прощения, был занят, — отстраненно сказал он, озираясь по сторонам.

— Понимаю. Поэтому отправилась искать вас сама.

— Вы меня нашли, — радости в голосе молодого воина становилось все меньше.

— Вы чем-то опечалены? — Высокий голосок Лиры резанул по ушам, как сталь заточенного клинка.

— Нисколько, миледи.

— Тогда почему вы не улыбнетесь мне, как улыбаетесь, когда мы остаемся с вами наедине?

— Я на службе, — суровый ответ ее не остановил.

— Пожалуйста, ради меня, — Лира, зароптала, как ребенок. — Мой шерл, посмотрите на меня, ну, посмотрите, улыбнитесь мне. Разве я не достойна вашей улыбки?

Габриэл скосил на нее глаза и нехотя дернул краем губ, изобразив бледное подобие счастья, но совершенно неискреннего и холодного.

— Мой шерл, — зашлась она в восторге, — я вся в вашей власти.

По традиции Подземного королевства эта фраза заменяла принятую в Верхнем Мире «я люблю тебя», и в случае, когда темный произносил эти слова второй половине, она непременно отвечала: «а я в вашей власти», но слова встали у Габриэла комом в горле. Все, на что его хватило — коротко кивнуть в ответ.

Музыка стихла, и настал миг, ради которого они собрались. Четверо воинов внесли на площадь большое круглое зеркало с серебристой поверхностью и застыли прямо над куполообразным изгибом в потолочном своде.

Темные эльфы умокли, наполняя столицу благоговейной тишиной. Наступил час восхода Иссиль. Сквозь длинную щель в каменном куполе блеснул серебристый огонь. Там, в Верхнем Мире ложились сумерки, и по небу катилась луна, обливая серебром долины и густые леса, озерные глади и вершины гор. Ее холодный свет коснулся Мертвых гор, проник в самое сердце и влился в столицу.

Белый луч пал на заготовленное зеркало и, отразившись от твердой полированной глади, разгулялся по городу мириадами отсветов: в металле крыш, в серебре лепнины, в каменных украшениях, в стеклах и хрустале фонтанов. В холодном лунном свете город засиял, утонул в переливах ледяного светила и ослепил не обжигающим огнем.

— Свершилось, — зашептались темные эльфы. В их широко распахнутых глазах плясали волшебные огни Иссиль. — Луноликая нас благословила.

Мерэмедэль светился несколько секунд, а потом столица погрузилась в полупрозрачную жаркую мглу, усыпанную огнями факелов, ламп и светильников. Народ Сумерек ликовал, и чем больше заходились в радости лорды и леди, тем сильнее мрачнел Габриэл. Предчувствие опасности вновь укололо его сердце, но, озираясь по сторонам и обводя глазами гостей, он понятия не имел, откуда ждать удара.

Лунный свет потух и король взял слово. Старый владыка приветственно вскинул увенчанную драгоценными кольцами руку и поднялся. Хриплым властный голос потек над столицей штормовым прибоем:

— Жители Эр-Морвэна! Каждый год в день Луны мы отмечаем праздник Иссиль! Ее свет наполняет наши сердца силой и отвагой. Ее сияние освещает путь нашего народа! Этот свет не потухнет никогда! Сегодня Луноликая ниспослала свое благословение! Мы омыты ее чистым девственным светом!

Грохот барабанов разоткал тишину, а флейта залилась печалью. На площадь выбежали хрупкие танцовщицы — эдельвейтки, прибывшие по личному приглашению короля. Слившись в стройный ряд, остроухие краснокожие девушки в пестрых шелковых платках с золотыми украшениями на шее, запястьях рук и ног закружились в головокружительно вихре хоровода. Легчайшие ткани взлетели и поплыли в душном, пропахшем вишневыми и гранатовыми наливками, корицей и пряными травами воздухе, обвивая их стройные полуобнаженные тела.

Теобальд устало опустился на трон. Брегон нервно процедил:

— Когда ты объявишь приемника? Я устал ждать.

— Всему свое время, — не взглянув на сына, ответил король. — Через минуту ты все узнаешь.

Неожиданная дрожь в руках захватила внимание Теобальда. Неудовлетворенный прохладным ответом, принц откинулся в кожаном кресле, стискивая серебряные перила до боли в костяшках. Еще мгновенье и он выскажет отцу все, что думает!

— Спокойно, повелитель, спокойно, — тихий голос мягко остудил его пыл.

— Сэт, как я могу быть спокоен, когда все к чему я стремился столько лет, выскальзывает из рук!

— Не время для страхов. Еще ничего не потеряно. Возможно судьба…

— Судьба? — Зло прорычал принц, — что ты несешь, дурень! Какая судьба! Как только закончится танец, отец назовет имя. Но не мое! Кто угодно, только не я. Не я! — Брегон скреб когтями серебро. — Для меня все потеряно… если отец выберет приемником одного из шерлов я не смогу противиться его воле. Причины нет. Каждый из них равен мне и королю. Каждый из них одарен правом взойти на престол. Это не противоречит Трем законам. Не противоречит Мирозданию.

Одержимый яростью, он хотел вскочить с трона, но, заметив одну из танцовщиц, потерял голову.

Она выступила из полупрозрачных шелковых завес. Маленькие серебристые ступни отражались в плитах черного мрамора. Пепельные волосы окружали ее снежным облаком, спадая на хрупкие плечики прядями мерцающих бриллиантов. Белоснежное платье из легкой невесомой ткани обвивало стройную фигуру. В тяжелом воздухе подол, ниспадавший густыми складками, был подобен твердому холодному мрамору. Огромные изумрудные глаза глядели сквозь прорези черной бархатистой маски прямо на Теобальда.

— Кто она? — Изумился принц.

— О ком вы, повелитель? — Уточнил Сэт.

— Она, — палец ткнул в светловолосую девушку, явно не эдельвейтку. Те кружились вокруг ее неподвижного силуэта. — Выясни ее имя, Сэт. И после праздника доставь в мои покои. Если начнет упрямиться… ну, ты сам знаешь…

— Да, повелитель. Уже исполнено.

Танцовщица ожила. На мраморном лице расцвела улыбка, округлая грудь подалась вперед, тяжелые густые складки одежд колыхнулись. Девушка медленно подняла правую руку, обнажая серебристое запястье, потом проделала то же движение с левой, рассыпая длинный легкий рукав, перетянутый серебряным браслетом у локтя, и плавно закружилась в танце.

Очарованные непривычной красотой, темные эльфы не сводили с нее глаз. Стройный стан кружился по площади, как лист над гладью вечернего озера. Белый подол летал крыльями морских птиц. Зоркий глаз Габриэла уловил в ней нечто большее, чем пленительную красоту, от которой из груди выскакивало сердце. Он заметил, как медленно, но верно, мягко ступая по зеркальным плитам черного мрамора, она стала продвигаться к королевской ложе. Вот у танцовщицы в руках заблестели атласные веера, обсыпанные янтарем и жемчугом. Вот, она распахнула их, прикрывая лицо. Вот, перетекла еще на один шаг к королю, направляя переливающиеся веера в сторону владыки.

Ширившееся в душе Габриэла чувство тревоги укололо до боли. Он заметил, как из вееров выплыли лезвия и сверкнули в уличных огнях. Танцовщица опасно улыбнулась.

— Наемная убийца! — Вскричал он, бросаясь по площади наперерез.

Веера вспорхнули. Визгнуло. И в короля полетели кинжалы. Гвардейцы стремительно бросились к ложу и прикрыли старика в последний момент — окрик шерла спас Теобальду жизнь. Два ножа ударили в металл наплечников и со звоном отскочили, еще два остановили выброшенные вперед щиты, одно прошило спинку трона, а последнее, проскользнув через защитные преграды, распороло руку владыки.

— Это покушение!

— Уведите Его Величество!

Крики разлетелись над главной площадью Мерэмедэля стаей черных лебедей, музыка оборвалась, эдельвейтки бросились врассыпную, среди гостей началась суматоха, стража загремела доспехами и оружием, поднялся дикий шум, со столов полетели блюда и кувшины, черные тени заметались по стенам полчищами взъерошенных привидений. Короля подхватили под локти и, прикрывая, спешно увели тайным проходом. Брегон бросился за отцом, за ним — горбатый слуга Сэт.

В гомоне возбужденной толпы слышались крики:

— Это Белый Лебедь!

— Она пыталась убить короля!

— Держите ее!

— Вон она!

Наемница, оставшись безоружной, рывком сорвала юбку, опавшую тяжелой тканью, и, оставшись в узких брюках, босая бросилась в темный переулок. Габриэл, уловив серебристую тень в темноте, махнул рукой и крикнул окружившим его гвардейцам:

— Перекрыть все выходы из города! Она уходит на юг, к тюрьмам. Направить туда три отряда! И лучников ко мне! Живо! Сирилл, останься с Его Величеством! Остальные вперед! И запомните, она нужна мне живой!

— Есть, шерл Габриэл! — Ответили они, дружно разбегаясь.

* * *

Раненного короля внесли на руках в его личные покои. Старый эльф, до неприличия разъяренный обходительностью прислуги и суетливостью стражи, отмахнулся от подданных и потребовал, чтобы его немедля отпустили. Почуяв под ногами пол, он самостоятельно подошел к любимому креслу и, сев, осмотрел рукав, залитый кровью. Царственное одеяние было безнадежно испорчено.

На стол из литого серебра с финифтью, заставленного кубками и большими керамическими вазами, расписанными охрой и золотом, посыпались принесенные лекарями разноцветные склянки со снадобьями, травяными настоями и целебными вытяжками. Прохладный воздух затянуло горькими ароматами полыни, корней мандрагоры, и тяжелыми, приторными — свинца, ртути и металлических сплавов.

— Ничего не требуется! Еще не умер, — бурчал Теобальд, оказавшись в кольце слуг и служанок.

Одни промокали кровь, сочившуюся из легкой раны на запястье. А, многомудрые целители, тем временем, смешивали живительный нектар.

— Ваше Величество, выпейте, — в его лицо ткнули серебристую чашечку, наполненную вонючей зеленой жижей. — Это остановит кровь.

Теобальд отмахнулся от резкого жженого запаха.

— Уйдите! — Взревел король. — Оставьте меня!

— Вы слышали, что сказал мой отец! — Брегон окатил подданных гневом. — Пошли вон! Все вон! Вы! И вы! И вы тоже! Вон!

Выпроводив молчаливых слуг в черных шелках и громко голосивших лекарей в длинных серых балахонах, тащившихся по полу, Его Высочество захлопнул двери и опустился рядом с отцом.

В его раскрытых глазах играли отблески огней, по бледному лицу скользили тягучие тени тревоги. Поглядев на Теобальда снизу вверх, он тихо спросил:

— Как ты, отец?

— Жив, Брегон.

— Я так испугался за тебя.

— Не стоит, сынок. Все обошлось благодаря Габриэлу. Если б не лорд главнокомандующий, девица б не промахнулась.

— Да-а, — потянул Брегон с тихим холодком, — все благодаря Габриэлу…

Под дверью затоптались.

— Кого опять несет? — Зашипел принц, вскакивая с колен.

В личные покои чинно вошли командор Сирилл и его помощница (и младшая сестра) Гвендолин, успевшая переоблачиться в черную одежду-униформу стражницы. Поклонившись и прижав руки к правому предплечью, сначала они осведомились о самочувствии короля, а после отрапортовали:

— Повелитель, покушение на вашу жизнь совершила убийца по прозвищу Белый Лебедь. Она отступила в южную часть Мерэмедэля. Лорд главнокомандующий ведет преследование.

— Только попробуйте ее упустить, — пригрозил Брегон. На бледных щеках принца то и дело вспыхивали отблески гнева, а черные глаза излучали колючую ненависть. — Слышали, командор?

— Да, шерл Брегон. — Коротко ответил Сирилл. — Ей не уйти.

— Надеюсь. Теперь прочь! И ты, Гвендолин, вон из покоев моего отца!

— Уймись, Брегон, — повелел Теобальд, оставшись с сыном один. — На мне пара царапин. Девчонка промахнулась.

— Зря ты так добр, отец. — Принц прислонился к облитой перламутром стене. — Она хладнокровная убийца и заслуживает самого сурового наказания. В назидание другим, желающим обезглавить наш престол, мы распнем ее на Городских Воротах, но сначала подвергнем пыткам. Мы будем пытать ее до тех пор, пока она не назовет имена тех, кто ее подослал. Я лично переломаю мерзавке пальцы.

Король Теобальд покачал головой и тяжело вздохнул. В матовом свечении шаров, освещавших покои лунным заревом, принц не заметил, как по сухой, посеревшей от времен щеке старика, потекла слеза. Теобальд поспешил прикрыть ее иссушенной рукой.

В серебряных клетях под потолком щебетали серебристые жако и белоснежные кореллы. Узорные арабески из прозрачного стекла позвякивали в углах комнаты, отбрасывая на каменные стены россыпи светлых образов, живых и движимых. Из-за двери слышались недовольные голоса выкинутых из покоев лекарей.

Старый король погрузился в дрему, но резкий скрежет металла в замочной скважине вырвал из теплоты сна. Принц закрывал дверь маленьким ключом, украшенным переплетенными драконом и змеей, и на его лице играло странное выражение превосходства.

— Что ты делаешь?

— А теперь поговорим. — Зло процедил наследник трона.

— Не сейчас, — отмахнулся старик, закрывая глаза.

— НЕТ! СЕЙЧАС! — Яростный крик обезумевшего от ненависти сына заставил Теобальда вздрогнуть.

— Что с тобой стало? — Тень страха глубоким отпечатком залегла на усталое восковое лицо. — Когда ты стал чудовищем, Брегон?

— Ты сам сделал меня таким, — близясь к креслу мягкими шажками, как хищник, задумавший рывок, улыбнулся принц.

Арабески из прозрачного стекла жалобно зазвенели. Роскошные птички притихли.

— Я был прав. Если на престол взойдешь ты — Подземное королевство падет. Ты приведешь нас к гибели. Все, что мы строили столетия, рухнет из-за твоей гордыни и неуемной жажды власти.

— Вот как ты думаешь обо мне? — Прошипел он, оглушенный яростью до дрожи в коленях.

— Именно! — Ледяной тон, заставил Брегона сжать кулаки. — Именно так я и думаю!

— Почему? Ответь! — С блестевшими от ярости глазами вопрошал принц. — Чужой мальчишка всегда был тебе дороже родного сына!

— Брегон, ты не ведаешь, что говоришь! — Осуждающе бросил старик, не узнавая отпрыска в почерневшей от гнева тени. — Я любил тебя. Любил, как никого на свете. Я мечтал передать тебе трон. Мечтал дожить до дня, когда ты взойдешь на престол. Мечтал узреть миг, когда корона засияет на твоем челе. Верил, ты станешь величайшим из королей нашего рода!

— И я им стану. — Бесцветное эхо заполонило мрак покоев торжеством. — Я взойду на престол и воздену корону. Я поведу наш народ в светлое будущее. Я стану достойным наших прославленных предков, что взирают на меня из Арвы Антре!

— Наемница… твоих рук дело? — Ужаснулся Теобальд, вжимаясь в кресло.

Брегон качнул головой:

— Нет. Я бы не стал доверять такое наемной убийце. — И жутко оскалился, — я сделаю это сам!

Выхватив из-за пояса кинжал, отлитый из подгорной стали с крученой рукоятью из золота, принц молнией бросился к владыке. От удивления, смешанного с животным ужасом, глаза Теобальда широко раскрылись, руки судорожно стиснули подлокотники, из груди вырвался стон отчаяния. Последнее, что отразилось в стекле королевских зрачков — стремительный полет белой стали.

Брегон ударил в сонную артерию и горячая, как кипяток кровь выплеснулась из раны фонтаном. Теобальд захрипел, откидываясь назад, — эльфийская кровь, хлынув на зеркальный пол, потекла рекой. Теобальд еще раз судорожно вздрогнул всем телом и затих; из его горла торчала рукоять кинжала с вензелем Дракона и Змеи.

Брегон победно вздохнул, оглядывая величественный облик испустившего дух отца, — тело оцепенело, губы изогнулись и посинели, огонь лучистых глаз потускнел. Былое величие пало, ушло и растворилось в темноте холодной вечности по ту сторону бытия.

Погладив отцовскую щеку, Брегон глухо прошептал:

— Я тоже любил тебя, отец.

А потом принц сорвал с груди Теобальда медальон власти и рассмеялся.

* * *

За Белым Лебедем пришлось погоняться. Воительница оказалась на редкость ловка и вынослива, впечатлив сердца темных эльфов несгибаемой волей и упорной жаждой вырваться из мертвых тисков Мерэмедэля. Габриэл запретил лучникам стрелять ей в спину, а одного остановил своей рукой в последний момент, зло рявкнув, что девица нужна живой. Но какие бы усилия не были брошены на поимку наемницы, покусившейся на жизнь короля, все оказалось напрасно. Белый Лебедь ушла через низшие кварталы, растворившись в мерцании металлических огней. Единственным трофеем, который достался темным воинам — стало ее малахитовое ожерелье.

Габриэл горел в пламени холодной ярости, когда ему доложили, что отосланные в погоню отряды вернулись с пустыми руками. А вот весть о том, что Лебедь пробралась в подземные тюрьмы, освободила пленных сородичей и прикончила надзирателя Эрла Плетку, отчего-то вызвала злорадную улыбку.

… Он вернулся во дворец через полчаса, до боли сжимая малахитовую подвеску, сорванную с Лебеди в квартале Медных Огней, и обдумывал, как оправдаться перед Теобальдом за провал. Парню было невдомек, что отчитываться уже совершенно не перед кем.

Вбежав по парадным ступеням, главнокомандующий зашагал по натертым до блеска полам, но полумрак пустынных, наполненных звенящей тишиной коридоров обжег хищным ударом хлыста: что-то случилось.

Не зря духи гор истошно хохотали, катаясь в свисте ветра над искореженными цепями Беллийских отрогов, когда он спешил в Горгано, как стрела пущенная рукой мастера. Ох, не зря. Темные эльфы не верили в глупые суеверия и не придавали значения знакам и приметам — это было уделом народов Верхнего Мира. Но беда, похоже, не интересуется, живешь ли ты под солнцем или свил города из камня и металла глубоко под горами. Беда — она такая, приходит неожиданно, накрывает черным покрывалом и душит до тех пор, пока не сломит даже самую храбрую и отважную душу.

В круге мутного света рыдала служанка. Увидев шерла, эльфийка вздрогнула и метнулась в темноту, прикрывая лицо ладонями. Во дворце явно что-то стряслось.

У низкого дивана, затянутого синим бархатом, взад-вперед ходили лекари, громко возмущаясь. Серые мантии вяло перетекали за ними по полу, шелковистые волосы, перехваченные лентами, шелестели, как сухая листва на ветру.

— Да как он посмел! Закрыться изнутри с раненным королем!

— Принц слишком много на себя берет!

— Он выставил нас за дверь, как бродяг! Я этого так не оставлю!

— Верно! Как только Его Величество оправится, обратимся к нему с жалобой!

Габриэл мазнул взглядом по злым лицам целителей и ускорил шаг. В следующей нише он заметил командора Сирилла и леди Гвендолин. Мужчина сидел на диване с опрокинутой на руки головой, его лицо скрыла распавшаяся копна волос. Сестра стояла рядом и тихо утешала, положив руку на плечо. Встретившись взглядом с Габриэлом, девушка опять густо покраснела и поспешно отвернулась (так же, как часом ранее на празднике Иссиль). На сей раз усмехаться — сил не нашлось. Тревога, завладевшая сердцем Габриэла, оказалась сильнее.

У дверей короля дежурила вооруженная стража. Стоило молодому шерлу подойти, они со звоном скрестили острые копья, точно сплели две белые молнии.

— Чей приказ?! — Вскипел он.

— Мой, — Брегон вынырнул из темноты.

— Что происходит? Что с королем?

— Он очень плох. — Наследник престола склонил голову.

— Что?! Этого не может быть!

— Габриэл.

— Рана была несерьезной! Я сам видел…

— Габриэл!

— Задело только руку, остальные кинжалы отбили…

— Габриэл!!! — Принц осадил метавшегося у двери главнокомандующего. — Белый Лебедь нанесла нашему народу страшный удар. — Расчетливый голос опалил Габриэла отчаянием. — Мой отец умирает. Ему осталось недолго.

— Я хочу его видеть, — потребовал маршал, разворачиваясь к двери.

— Он не хочет никого видеть. Особенно тебя, — горестно сказал Брегон, однако лицо его сияло.

Габриэл стал белее снега:

— Почему?

— Я все объясню, друг. Пойдем в мои покои, — уголки губ эльфийского принца дрогнули в лукавой улыбке. — Благородным лордам не пристало вести разговор в коридоре полном чужих ушей и глаз. Пойдем, Габриэл, прошу. — Потом Брегон жестко настоял: — Идем со мной!

Сжав изысканную малахитовую подвеску до хруста темно-зеленых с рисунком павлиньего пера камней, Габриэл метнул взор на стражей, скрипнул зубами, но за Его Высочеством последовал. Он не ведал, что тень долго затмения уже пала на него, отметив губительной дланью рока. Очень скоро его роскошная, полная удовольствий жизнь, была разрушена, а самого лорда маршала безжалостно низвергло на дно безнадежной беспомощности и отчаяния.

Глава 5. Башня Звездочета

Если ты ненавидишь — значит, тебя победили

(Конфуций)

Бежать по сырому подземелью пришлось в полной темноте. Под ногами что-то с хрустом перекатывалось и рассыпалось, сильно пахло пылью и плесенью, под потолком шумели горячие сквозняки. Попадались, правда, и световые колодцы, выдолбленные в каменных сводах размером с небольшое блюдо, однако сейчас, когда над Верхним Миром стояла глубокая ночь, света они не давали. Застыв над одним таким, Белый Лебедь вгляделась в темноту и заметила край неба, засыпанный бледно-синими звездами. Свежий ночной воздух обтек по лицу, и она глубоко вздохнула.

Выскользнуть из Мерэмедэля живой и невредимой удалось лишь благодаря странному поведению темного эльфа, пресекшего стрельбу из луков. Если бы не он, то не купаться ей более в сиянии звезд и не греться в золоте лучей. Синяки и ссадины, ушибы и порезы — ничтожная плата за пережитое в логове врага; предаваться воспоминаниям она не стала, — надо бежать, пока исчадия ночи ее не настигли.

Наемница шумно выдохнула и бросилась в объятия холода и мглы. Через триста шагов стены пещеры заметно сузились, воздух сгустился, налился тяжелыми запахами серы. О первую ступеньку девушка споткнулась, но удержав равновесие, устояла на ногах. Присев и пошарив руками перед собой, она поняла, что вышла к лестнице, крутоубегающей вверх. Назад возвращаться нельзя, рассудила она и, поморщившись, начала стремительный подъем. Сбоку потянуло горячим железом. Лебедь ощупала шероховатые стены: оказалось в них имелись каменные полукруглые провалы, уводящие во тьму — вероятнее всего там, в глубине беспросветных ниш располагались мерэмедэльские рудники.

От душного, пропахшего металлом воздуха кружилась голова и слезились глаза. Ей пришлось оборвать край рубахи и перемотать нос и рот, чтобы не потерять сознание. На счастье, подъем продолжался недолго, и тридцатая ступенька привела к широкой арке, расходившейся тремя галереями. Драгоценные камни в мозаиках и многосложных орнаментах отблескивали россыпями радужных искр. Сиварская позолота, украшавшая арочные дуги тайных переходов, светилась бледным огнем даже в полной темноте.

Лебедь напрягла глаза и пожалела, что не обладала острейшим зрением темных сородичей, способных видеть в кромешной черноте. На первый взгляд, проходы были одинаковы и расходились по трем сторонам, но присмотревшись, она поняла, что первый резко забирал вниз, второй — в глубине преграждала решетка, замкнутая огромным стальным замком, а третий прятал окованную металлом дверь.

Позади разнесся долгий, тягучий свист. Пещера наполнилась неясным гулом. Девушка обернулась и прижалась к влажной стене, прислушиваясь — погоня? Исчадия нашли ее и вот-вот выскочат из мглы, чтобы обезглавить, как обезглавили Аннориена Золотое Солнце? Или это шорохи иных, первобытных существ? Все знали, что молчаливые, необъятные пространства темноэльфийских шахт давали приют древним и зловещим тварям, о которых менестрели слагали пугающие легенды, собираясь у костров долгими зимними вечерами.

Эльфийка покачала головой, прогоняя наваждение заледенившее кровь, и снова навострила ушки. Неподалеку капала вода, высекая из камня звон. Где-то копошились и попискивали то ли крысы, то ли летучие мыши, то ли иные обитатели подгорных низин. Вдоль пола текли прохладные воздушные потоки. Далеко-далеко слышался гул горной реки. И ни звука голосов, топота сапог и лязга клинков.

Она выдохнула и ощутила, как по спине скользнула прохлада, прилетевшая со стороны третьей галереи. Поразмыслив, воительница сделала шаг и не прогадала. Тяжелая дверь оказалась не заперта — за ней простиралась небольшая зала с темными полированными стенами и мощными рядами колонн, державшими светло-зеленый блестящий свод. Через пятьдесят шагов стало светлеть, стены покрылись капельками воды, воздух очистился от горечи и пыли.

Осенний ветер, ароматы трав и цветов обрушились на нее океанской волной. Серебристые волосы, рассыпанные по плечам, заколыхались, а по коже побежал морозный озноб — она все-таки вырвалась из глухих и безнадежных оков каменного мира. Отбросив гнетущие мысли, наемница поспешила снять пыльную маску, глубоко вдохнула воздух лугов и осмотрелась.

Голубые звезды рассыпались вдоль горизонта; по центру пылала серая, как чищеная сталь луна. С запада на восток простирались сельские поля, перетекавшие жидким золотом спелой пшеницы. Слева чернели изломы Гор Жизни, справа алой стеной шумели рябиновые рощи. В траве стрекотали кузнечики, в лунном свете блестели ирисы, заливисто шумел бардовый подлесок, в тени ветвей перекликивались филины.

… Эридан ждал Белого Лебедя у мертвой сосны (она обещала найти его, как только спасется из духоты железного Мерэмедэля). Побег из тюрьмы прошел неудачно — юный ученик чародея полулежал на сухом клевере и зажимал глубокую рану на плече, а еще с тревогой озирался по сторонам и вздрагивал от каждого шороха лесного царства.

Сияла луна, и звезды в небесной сфере казались тусклыми и приглушенными. Эридан залюбовался блеском голубоватых светил, пока его взгляд не поймали два ослепительно ярких огня в северной части неба. Белым светом сияла Норвен, темно-желтым горел Астэр. Он вспомнил, матушка часто напевала перед сном стародавнюю легенду о королевской дочери Норвен и простом воине Астэре, что жили задолго до эпохи первого эльфийского короля Лагоринора в забытом королевстве Авал-Эон. Они полюбили друг друга бессмертной любовью, но были разлучены жестокой волей могущественного короля. Их история печальна, горька и жестока: им не случилось познать счастья под солнцем, но они встретились на том берегу Заокраинного Моря, в Арве Антре, а Всевидящий потрясенный их великим и чистым чувством освободил души Астэра и Норвен из темниц вечного сна, позволив соединиться под луной. С тех пор они всегда вместе, блистают ярче прочих звезд — прекрасные и влюбленные, как свет надежды, вечные и недосягаемые, как мечты о долгожданной свободе.

Эльфийка вынырнула из кустов шиповника неслышно. Мальчишка, захваченный воспоминаниями об утраченном доме, резко обернулся, вскочил на ноги и вдруг зажмурился, пошатнулся и рухнул на траву.

— Ты ранен? — Спросила она, подбегая.

— Не сильно, — признался он, — а ты?

— Нет, — ответила наемница, переводя дыхание, перехваченное терпким благоуханием полевых трав. — Дай посмотрю. Эридан, дай посмотрю. Если рана серьезная, ее надо промыть и зашить.

Эридан все еще злился на Белого Лебедя. Вместо того, чтобы бежать с ним и остальными пленными (которых она освободила из тюрем), воительница бросилась к главной площади, чтобы убить Теобальда. Зачем, кричал он. Бежим с нами, звал он. Ты рискуешь своей жизнью, предупреждал он. Не вняв словам юноши, она поступила по собственному разумению.

— Дай, посмотрю рану, — жестко потребовала Лебедь.

Эридан засопел, но руку от плеча отнял. На ладони и пальцах поблескивали маслянистые капли крови.

— Что случилось? — Ее тонкие холеные пальчики осторожно приподняли край рубахи, пропитанный кровью, и обнажили глубокий порез.

— Исчадия ночи, — зло сказал Эридан. — В подземелье, по которому мы бросились бежать, нес дозор их засадный отряд. Мы нарвались на темных почти у самого выхода. Завязалась борьба. Им удалось схватить некоторых эбертрейльцев и уволочь обратно. Остальные прорвались. Я спасся по воле Всевидящего, — поник он головой.

Белый Лебедь побледнела.

— Они все еще в Мерэмедэле? Я должна их освободить!

Эридан вскинул голову и внезапно схватил ее запястье с такой силой, что эльфийка вскрикнула.

— Нет, — грозно процедил он с достоинством бывалого воина. — Ты не вернешься. Пленным все равно не помочь. Их казнят. — Глаза юноши блестели от ярости, но долго гневаться он не мог и его голос потеплел. — Ты и так сделала для Верхнего Мира больше, чем наши могущественные валларро. Остановись.

Эридан кивнул в сторону маски и благородных ножен с клинком эльфийской работы, что лежали на сухой траве (она отдала ему свое оружие перед тем, как ступить на площадь Мерэмедэля в образе танцовщицы-эдельвейтки).

— Брось это ремесло, пока не поздно. Брось ради меня, — взмолился мальчишка.

Наемница вздохнула. Эридан подался вперед и, невзирая на резкую боль в плече (да и во всем теле), порывисто заключил ее в объятия.

— Я чуть с ума не сошел в их тюрьме. Думал, больше никогда тебя не увижу.

— Все закончилось, — она ласково провела ладонью по его спутанным волосам, серебрящимся в лунном сиянии. — Все позади.

Огромное белое облако закрыло луну, и синяя тень покорила поляну. Блеск цветов и трав, засыпанных бусинами росы, померк.

— Они настоящие звери, — горько говорил юноша. — А их принц… Брегон, просто чудовище. Я ненавижу их! Ненавижу!

Девушка горестно вздохнула. В темных подземельях королевства наемнице не хватило ни света, ни времени разглядеть Эридана в полную меру, здесь в свете звезд и луны она узрела его облик и ужаснулась. Юного эльфа пытали с особой жестокостью, истязали и мучали на славу. Большую половину его тела покрывали черно-багровые синяки, на запястьях не осталось живого места, видно, надевали раскаленные кандалы, все лицо, как одна большая рана, левый глаз заплыл, по вискам и шее стыла бурая запекшаяся кровь. И это он еще не показывал ей спину, которую с особым усердием хлестал Эрл Плетка.

— Что они от тебя хотели?

— Они задавали вопросы об Эбертрейле и учителе Алиане. Брегона интересовал свиток с картой Лунного города. Я не хотел говорить, — чуть не плача признался он, — не хотел открывать им правды, но не смог выдержать то, что они со мной делали. Я все рассказал. И о том, втором ученике — Лексе Грозовая Стрела тоже рассказал… Ненавижу их!

Эридан зажмурился и уткнулся наемнице в плечо, тихо всхлипывая. Эльфийка сдвинула пепельные бровки, ибо слова юноши ее испугали. Лекс Грозовая Стрела! Ее наняли, чтобы она отыскала этого мальчишку в Горгано и совершила бесчестный поступок. Но она спасла его — сделала так, как велело ей сердце, и не жалела. А теперь выясняется, Лекс был учеником Алиана и вдруг зачем-то понадобился принцу темных эльфов.

— Странно, — размышляла она вслух. — Захват Эбертрейла, твой допрос, Лекс Грозовая Стрела, Лунный город и всюду всплывает имя Его Высочества Брегона. Тебе не кажется, все это как-то связано?

Юноша коротко пожал плечами. Дар предвидения, который изредка в нем проявлялся, после пыток и унижения замолчал, точно запечатанный в просмоленную бочку, брошенную на дно Заокраинного Моря.

Облако соскользнуло с луны — холодный серебряный свет пролился на рельефные луга и хмурые леса, разбавив ночную черноту красками серебра и белого золота. Засверкали листья зверобоя под огромным сухим пнем, изъеденным временем и жучками. Заискрились черные плоды волчьей ягоды, рассыпанные меж шиповниковых веток. Из зарослей душицы взметнулся веселый рой светлячков.

Лебедь осторожно приобняла Эридана, поцеловала в макушку и бодро сказала:

— Ладно, теперь займемся твоими ранами.

Но вдруг ночная мгла стала заливаться цветом ранней зари — насыщенно бардовым, как дорогое вино из южных стран. Из рябиновой рощи с тревожным криком взмыла стая соловьев. И по земле потекла кровавая тень.

Воительница и ученик чародея подняли головы и застыли, завороженные преображением ночного светила. Сталь луны отлила ледяным огнем и изменила цвет. До селе бледноликая, на глазах она превратилась в пылающий красный шар.

— Знак беды, — напугано сказала эльфийка, выскальзывая из объятий юноши. — Нам надо уходить, как можно скорее. Я осмотрю раны позже.

Наемница поднялась, спрятала маску Белого Лебедя за пояс; заплечные ножны с клинком перекинула через плечо и застегнула серебрящиеся алыми отсветами пряжки на груди, еще раз оглядела залитую кровавой тенью поляну и протянула ему руку:

— Уходим, Эридан.

— Ну, рассказывай, ты убила короля? — Его голос отдалялся и топ в громком кузнечном стрекоте и грозном шепоте ночного ветра.

Две тонкие изящные фигуры, взявшись за руки, быстро растворились в ночной черноте подобно сказочным миражам, таявшим по утру в жарких песках Ашарана. Погоня, затеянная темными эльфами, успеха не принесла — с рассветом Белый Лебедь пропала. Как Тьма, коей ее и считали.

* * *

Каменный Сад сложили на краю небольшого, но высоко земляного мыса из бесформенных блестящих валунов, оградив низеньким металлическим забором еще во времена первых эльфийских королей. На юго-западе, в низине, простиралось Черноземье, сокрытое густыми туманами; на востоке, в свете луны, блестела извилистая нить — русло Этлены; на севере, в зелени ореховых чащ, лежало королевство древесных цвергов Льдарри. В просветах мшистых кедровых крон просматривались каменные руины одного из их пограничных городков — Лелевелы. Когда-то город полный народа, процветал, но сумрак, в котором поселились ведьмы, подступил к Лелевеле вплотную. Низкорослые и серобородые цверги не пожелали жить бок о бок с проклятыми созданиями и отошли вглубь королевства — подальше от мрачного и непредсказуемого соседа, промышлявшего черной магией и кровавыми ритуалами.

Именно сюда (через скалистые пустоши Фэр'айо) солнечных эльфов, освобожденных из подземелий Мерэмедэля, привел среброшерстный волк Призрак. Они шли всю ночь, не останавливаясь и не ропща. Возглавить поход вызвался молодой воин Люка, нареченный Янтарный Огонь. Очень худой, с суровым лицом, но добрыми синими глазами, исполосованный ранами и ссадинами, он подходил на роль предводителя, как нельзя лучше. Он часто останавливался, чтобы удостовериться в безопасности похода, осведомиться — нужна ли кому-то помощь или просто ободрить добрым словом и улыбкой.

Высокий (выше всех почти на голову) золотоволосый Люка шагал рядом с волком на север. Лужи сверкали стальными щитами, словно кусочки зеркал, каменистая почва чавкала и больно колола босые эльфийские ноги, неясные пугающие тени метались среди камней, а черные мысли давили и мучали. Напряжение не отпускало с того момента, как они пересекли границу Каменного Сада.

Эльфы обогнули синюю гряду и оказались перед идущей вверх тропой. А поднявшись, обнаружили то, к чему так долго стремились.

— Ведьмин Вяз, — выдавил Люка. — Пришли.

Солнечный эльф обернулся к растянувшейся по склону цепочке и крикнул:

— Белый Лебедь наказала ждать здесь и пообещала вернуться с рассветом! Располагайтесь! Но костров не разжигайте! Знаю, что холодно, но придется потерпеть!

Красноглазый волк рыкнул, мотнул снежно-белым хвостом и потрусил прямиком к проклятому древу. Под шерстью хищника, сверкавшей масляным серебром, бугрились твердые и мощные мышцы, и Люка невольно передернул плечами — не хотел бы он однажды стать врагом этого жуткого и бесстрашного зверя. Волк, меж тем, не проявляя ни капли страха, обошел овеянный дурной молвой вяз и улегся под ним, опустив массивную голову на передние лапы, широко зевнул и задремал.

Ведьмин Вяз показался Люке «нехорошим» еще на подходе. От него веяло холодом и чужой болью. Хочешь, не хочешь, а в старую легенду о том, что в вяз замуровали ведьму — возьмешь да и поверишь. И все же, признался Люка, он ожидал от вяза нечто большего, может бус из черепов на костлявых и тощих ветвях, или мертвецов, разбросанных по Саду вместо стражей или еще чего хуже. Вместо леденящих душу картин, на фоне ясного звездного неба он увидел толстый рассохшийся ствол с кривыми изломанными сучьями окаймленный грудой волшебных камней. Слева нависал валун, казавшийся огромной безглазой головой древнего великана, справа громадный камень топорщился черно-синей тенью величественной башни. Люка удивился, там и сям в свете близких звезд чудились образы оживших существ: рыцарь на благородном коне, затаившийся перед броском дракон, гордая птица, парящая на облаке, древняя полуразрушенная крепость, бороздящий морские просторы корабль с надутыми парусами.

С юга веяло грибами, орехами и дикими травами. Вдохнув опьяняющий аромат, Люка потянул гибкое худое тело и принялся блуждать по Саду глазами. Подходящий валун в виде свернувшегося клубком кота подвернулся почти сразу. Не дожидаясь приглашения, он привалился к нему спиной и вытянул горевшие огнем и стертые в кровь ступни. Из тюрьмы бежали — кто в чем, некоторые в таком скудном тряпье, что те едва прикрывали нагие тела. В плену было не до приличий. Вот доберутся до нового дома, там и приведут свою утонченную эльфийскую стать и неземную красоту в порядок.

Ночь текла неторопливым пением ветра. Звездное небо затянуло туманом, и луна оказалась окружена золотым светящимся ореолом. Откинув голову на камень, Люка посматривал, как светило просвечивало сквозь призрачную вуаль и медленно засыпал. Далеко-далеко звенела хрусталем северная река, под боком шумели душистые кроны ореховых чащ, по голым камням шелестели босые эльфийские ступни — в глубокой печали и тяжелом отчаянии эбертрейльцы устраивались на ночлег. Не слышалось легких журчащих голосов, не лился ручейком смех, не плелись беседы звучанием весенних ветров. Эльфы скорбели и скорбь их была необъятна и неутолима.

Дрема сморила Люку, и сквозь сон он услышал тихую и грустную, как капли холодного осеннего дождя, песню.

Ночь темна, но враг темней,

Ночь страшна, но враг страшней,

В поле одинокий воин бредет,

Под уздцы коня своего ведет.

На войну спешит братец эльф,

Наточил клинок, пригубил он эль,

Не вернутся уж в отчий дом ему,

Чует братец эльф, сгинет в том бою.

Глянул месяц — брат из-за серых туч,

Хлынул златый свет, посветлело чуть.

Братец эльф спешит на войну… войну,

Не вернутся уж в отчий дом ему…

Убаюканный мелодичным эльфийским напевом, Люка крепко уснул. Его разбудил тихий шелест двух юных голосков. А вокруг стояла ватная тишина, ни шума ветра, ни звона реки, ни стрекота цикад, — будто весь мир вымер.

— Вот бы взглянуть хоть одним глазком, как цверги отливают свой знаменитый хрусталь, — звенел первый голосок.

— Да, наверное, это интересно, — нехотя соглашался второй трелью колокольцев.

— Так, чего мы ждем? Лелевела в полумиле отсюда. Вон, даже каменные башни виднеются между деревьев. Давай, сходим туда и поглядим, что осталось от их пограничного города. Вдруг найдем там осколки хрусталя.

— Что ты с ними будешь делать? — Удивлялся второй.

— Сидя в тюрьме исчадий ночи, я слышал, как они говорили, что цельный кусок льдаррийского хрусталя ценится так же дорого, как ограненный бриллиант, — тихо прозвенел первый. — А еще они говорили, что даже за осколки такого хрусталя можно выручить хорошие деньги. Любой торговец или купец охотно его купит, а в орочьей провинции Сторм, сказали они, их иногда меняют на породистых ажинабадских кохейланов или аллеурских хадбанов и маанеги. Ну… идем?

— Не знаю, — замялся второй, звякнув холодком. — Цверги потому и забросили Лелевелу, что к городу вплотную подступила тень Черноземья. Теперь там хозяйничают ведьмы.

— Глупости, — тихо рассмеялся первый. — Вон она, друг. Ты видишь хоть одну остроконечную шляпу? Вот и я не вижу. Мы сидим у Ведьмина Вяза полночи, и еще не одна тварь не бросилась на нас с той стороны. Бояться нечего. Пойдем, пока не вернулась Белый Лебедь. Когда нам еще выпадет шанс обзавестись кусочком льдаррийского хрусталя, Брэм?

— Ну, ладно, — звонко вздохнул Брэм. — Уговорил. Пошли.

— Далеко удумали идти, умники? — Голос Люки разразился в тишине Сада подобно громовому эху.

Двое мальчишек разом охнули и застонали — Люка схватил нерадивых эльфов за острые уши и оттянул вверх.

— Отпустите, лорд Люка…

— Отпустите, мы это так…

— Мы не собирались идти, честное слово!

— Ну, конечно, не собирались, — зло сказал негласный вожак.

— Отпустите, больно, — взмолился первый.

— Как вас зовут? Где ваши родичи?

Солнечные эльфы, устроившиеся на камнях и голой земле, проснулись от криков.

— Мое имя Элфер Ночной Змей. Родители погибли при штурме Эбертрейла, — признался первый.

— Я Брэм Поющий Лук. Родители умерли, когда я был совсем мал. Меня воспитывали тетка и дядька, — вздохнул второй, — они тоже погибли во время штурма, лорд Люка.

Люка чуть заметно дернул острыми ушами и оттаял.

— Господин, позвольте мне, — окликнул мягкий женский голос. Он его узнал — это она пела недавно.

Из темноты выплыла высокая леди с большими голубыми глазами и длинными русыми волосами, в блеске которых когда-то жил солнечный свет. Увы, ее лучистая красота поблекла в войне и горе, и все что осталось от стати благородной дамы — невзрачная потерянная тень, отблеск вечной красоты великого прошлого.

— Позвольте мне, — пропела она, коснувшись его плеча. — Я позабочусь о детях.

Потрясенный ее светлой красотой, Люка поспешно отпустил их ушки и сглотнул.

— Как вам будет угодно, леди…

— Аинуллинэ.

— Леди Аинуллинэ, — склонил он голову.

Женщина мягко улыбнулась и элегантно протянула руки сиротам.

— Идемте.

Когда она развернулась — Люка вздрогнул. На посеревшем и выцветшем халлийском шелке зияла рваная полоса, оставленная ударом плетки. При движении изорванные края расходились и на фарфоровой коже спины становился заметен страшный багровый шрам.

— Откуда… он? — Тихо ужаснулся Янтарный Огонь.

Аинуллинэ обернулась.

— Нас везли из Эбертрейла в клетках. Мой сын Лерал умирал у меня на руках. Исчадия ночи решили — он мертв. Чтобы не везти лишний груз, они решили его бросить. Он был еще жив. Я пыталась его защитить, но не смогла.

В глазах женщины сверкнули слезы. Люка медленно кивнул.

— Горюю о нем.

Внезапно холодный серебристый фон передернуло невзрачной тенью и на землю пало багровое пламя. Солнечные эльфы обеспокоенно подняли головы, на их глазах луна стала цвета крови.

— Смотрите! Что это?

— Властелин Над Облаками спаси!

Зрелые мужи зашептались о древнем пророчестве. Женщины нервно притихли, юнцы повскакивали, оглядываясь по сторонам — не подоспел ли враг, но нет — Каменный Сад лежал все в том же холодном молчании, все так же звенела река и шумели ореховые чащи, все так же гремели цикады, а под ногами хрустел колючий скользкий камень.

— Знак Смерти! Знак конца времен! Грядет тьма! Она поглотит наш мир!

Эльф, венчанный серебристой копной растрепанных волос, присев на голом и плоском камне у подножия вывороченных корневищ Ведьмина Вяза, зловеще предвещал:

— Говорю вам — знак Смерти! Есть древнее пророчество, о нем уже никто не помнит, а те, кто помнит, забыл, ибо прошла тысяча лет. Оно говорит, когда на небо взойдет кровавая луна — это возвестит Верхнему Миру о его скором конце, а народу светлых эльфов о скором забвении. Верхний Мир падет, и не останется никого, кто сложит последнюю Песнь Перворожденным. Все исчезнет в пасти ужаса и тьмы.

Солнечные эльфы тяжело и горестно вздыхали, созерцая кровь вместо серебра на ночном небосклоне. И впрямь, конец времен уж близок. Кто-то разрыдался.

— Глупости! — Вмешался Люка. — Нет такого пророчества, и никогда не было!

— Было, было, — стоял на своем всклоченный молодой и одновременно древний эльф. Его голос скрипел, как коряга под порывами зимних ветров.

— Это не знак Смерти. Ни король Лесного города, ни его Чародеи никогда не упоминали об этом пророчестве. — Он напряг лоб. — Постойте! Я вспомнил! Однажды я был на королевском приеме и слышал, как Алиан Горный Лис говорил о кровавой луне.

— Что он сказал, Люка?

— Что луна наливается кровью в час свершения убийства. Жестокого и беспощадного убийства! Родная кровь пролила родную кровь. Кто-то умер этой ночью от руки кровника, от руки отца, брата, может быть от руки сына.

— А я говорю, это знак Смерти. И она уже распростерла крылья над Верхним Миром, — горячился поглощенный временем эльф, потрясая клочковатыми волосами.

— Нет! — разозлился Люка. — Не слушайте его, не верьте бредням выжившего из ума пленника!

— Знак Смерти! Знак Смерти, — шипел эльф, — Ты еще слишком молод, Янтарный Огонь, а я знаю, ибо прожил тысячу твоих жизней.

— Это не знак!

И в Каменном Саду начался спор.

Эльфийский спор страшное, неблагодарное и изматывающее занятие, но рано или поздно даже эльфы уставали доказывать друг другу свою правоту. Перворожденные, так и оставшись каждый при своем мнении, устало понурили головы и вернулись на места. Над безжизненным Садом, залитым светом звезд, воцарилась тишина. Очень скоро усталость снова взяла свое, и Дети Рассвета уснули.

* * *

Затопленная лунным серебром поляна благоухала осенними травами. Воздух полнился шелестом крыльев бабочек, жужжание слепней и комаров, а потому Хогету то и дело приходилось отмахиваться от надоедливых насекомых, так и норовивших цапнуть его в глаз или губу.

Поиски целебного Огненного корня всякий раз приводили низкорослого волосатого фавна в бешенство, но перечить воле господина, засевшего в высокой неприступной башне на том конце каштанового леса, он не смел. Добрый господин спас Хогета и увез подальше от кровопролитных войн, в которых погрязло его королевство с тех пор, как на трон Немера сел Умбер Кривоносый. Проклятый король только с начала этого года грабил и разорял земли фавнов шесть раз и, судя по слухам, которые Хогету изредка доносили сороки — напал на его дом снова. Но Умберу мало богатств Либера, жадный правитель позарился еще и на сокровища Озерного Края и вот уже второй год нещадно осаждал его столицу Андин Дрэбэл.

Фавн зло поклацал клыками, обругал Умбера гнусным вором и убийцей, и обернулся. На западе в тончайшей дымке серебра плыли гребнистые силуэты Мертвых гор. Умбер распоясался сразу после того, как заключил военный союз с темными эльфами Эр-Морвэна, будь они прокляты. Будучи принцем Умбер был смирным и тихим, но как только в столице огров появились три темноэльфийских отряда, отосланные Теобальдом в знак дружбы, Умбера как подменили.

— Темные эльфы! Исчадия ночи! Чудовища без сердец, — просипел фавн.

Он со злости сплюнул в траву и почесал длинным острым языком верхнее небо. Отчаяние часто навещало его тихими безветренными ночами и душило до слез и оцепенения. Но сегодня на это не было времени. Ночь Луноликой близилась к концу, а он так и не добыл нужных господину корневищ — на дне ивовой корзины сиротливо поблескивали всего три темно-рубиновых обрубка с целебными свойствами.

Фавн перехватил корзину и зашагал на восток, шаря глазами по бархатистой поляне. На соседнем пригорке паслась стая диких ланей, пощипывая мятлик и листья одуванчиков. На противоположной стороне зеркальцем блестел маленький пруд, отражая серебристое око луны. Из заросшего кувшинками оврага, темневшего у западной кромки леса, доносилось кваканье лягушек и несло гнилой сыростью.

И все-таки он обязан господину жизнью, снова подумалось фавну. Старый Звездочет заглянул в Зенн — пограничный либерский город на денек — купить масло из косточек винограда. Там он случайно столкнулся с просившим милостыню оборванцем. Война с Немером разорила виноградники многих фавнов, лишила достатка и заработка целые семьи, и многим не оставалось ничего, кроме, как выходить на улицу и просить подаяния. Побирался и Хогет. Он, может быть, и пошел в солдаты, но вот беда, детям из низших сословий в армии служить запрещалось. Не пожалей тогда Звездочет юношу и не увези из Зенна, Хогет давно бы умер с голоду или пал от руки немерских головорезов. Так умерли все члены его несчастной семьи; да что семьи — половину жителей Либера уже зарыли в червивые земли королевства, а вторая половина, если война с Немером не закончится в ближайшее время, скоро составит им безмолвную компанию.

Фавн встряхнулся — что-то сегодня он впал в отчаяние и слишком запредавался воспоминаниям; не время, не время. Внезапно серебро лунного сияния затрепетало, наливаясь цветом либерского вина. Хогет поднял голову, заросшую густым вьющимся волосом, и обомлел. В его глазах отразилась луна, ставшая каплей горячей эльфийской крови. Забыв об Огненном корне, он выронил корзину и, охваченный суеверным ужасом, рухнул на скрипучие стебли чистотела. Лес превратился в потусторонний мир, переполнился очертаниями теней и шипящими голосами нездешних творений. Сквозь стволы каштанов просачивался слабый кровавый свет, отчего теперь они казались зловещими бесприютными душами в розовых саванах. Шепот ветра превратился в тихие рыдающие, но ясно различимые вздохи призраков, затерявшихся по эту сторону рассвета. От знакомых густых лесов, в которых он провел немало часов, веяло угрозой, как от Обителей темных и кровожадных Демонов Севера или Жилищ злых и хитрых Духов Востока.

Хогет сглотнул вязкую слюну, скопившуюся во рту. Пошарив рукой по влажной траве, он нащупал корзину. Не сводя глаз с красного шара, висевшего над каштанами, он поборол страх, обуявший его впервые с начала войны, и встал. Надо скорее обо всем предупредить Звездочета. Фавн сорвался на бег.

Башня Звездочета, сложенная из серого мрамора, высилась на крутом скошенном с одного края холме, отражаясь в глади соленого озера грозовой тучей. Окруженная красочным забором каштановых лесов с севера, хрустальными водоемами с серебряными рыбками с юга, бескрайней, усыпанной папоротниками долиной с востока (за которой начинались чудесные земли Озерного Края) древняя твердыня дремала в тишине.

Орх'Мэглор — Башня Звездного Света, так ее называли во времена первых королей, ныне носила имя Орх'Дуруд — Башня Пустоты. Мрачное творение двести ярдов вверх и десять вширь, подобно черной паутине обвивали гирлянды Черной лозы, придавая ей какой-то таинственный, непостижимый смысл. Справа примыкала кованная железная лесенка; по стальным перилам и ступеням бегали юркие серебристые змейки, подсвеченные луной. Окна-глазки переливались мутным стеклом. Окованная металлом дверь всегда была заперта изнутри. Чтобы достучаться до засевшего под куполом башни Звездочета, приходилось изрядно потрудиться.

Его излюбленная комната имела форму овала: всю восточную стену занимало цельное окно свинцового оттенка, и лучи луны, проникая сквозь него, придавали предметам и их хозяину мертвенный синеватый оттенок. Над окном высилась решетка, заставленная горшками с фикусами, бегонией и лимонами. Высокий сводчатый потолок из красного дерева покрывала искусная резьба чудных изображений фантастических тварей с длинными клыками и перепончатыми крыльями да созвездия Западных и Северных широт. Литые цепи поддерживали телескоп. Его выковали гномы Аскья Ладо, а волшебные линзы по специальному заказу отлили льдаррийские цверги.

Едва солнце падало за горизонты, Толкователь Звезд вставал у телескопа, всматривался в окуляры и, порой, не шевелился до самого рассвета. Сначала осени его околдовало созвездие Льва, выскользнувшее из долго небытия. Он ждал его восхождения тысячу лет и теперь посвящал холодным огням в западной части неба все свободное время.

Сегодня Звездочет был особенно доволен и, потерев ладонью о ладонь, улыбнулся. Лев — символ мужества и силы, опорой которому служит наимудрейший змей, вступит в права Зодиакального Года уже через четыре месяца. Среди ста шестнадцати осей созвездий, созвездие Льва, безусловно, наиважнейшее, ибо оно единственное сияло над равниной Трион только раз в тысячу лет и всякий раз появляясь, несло великие перемены и потрясения.

Отвлекшись от звезд, Звездочет метнулся к столу, освещенному одинокой свечей и тщательно вписал в большую книгу в кожаном переплете результат наблюдения. Предложения на пожелтевших от времени страницах сложились в узорную вязь древнего эльфийского наречия — агаля, которым эльфы пользовались в Эпоху Первых Зорь. Теперь агаль — мертвый язык, утраченное наследие эльфийского народа, на нем не слагают преданий и баллад, не возносят молитв, и не чертают летописей королевств. Единственный кто еще помнил агаль, склонился в круге хрупкого света над страницей и довольно перечитал: «…семьсот сорок второе стояние Льва с момента гибели короля Лагоринора ал'Эбен Блистающего».

— Чего радуешься раньше времени? Год Льва еще не наступил, а ты дрожишь от удовольствия, будто пьяный гном над халявным бокалом либерского вина, — глухой металлический голос, точно говоривший прислонив ко рту железную чашу, заставил Звездочета вздрогнуть и рассердиться.

По комнате потек аромат морского побережья, свежий и солоноватый.

— А… — шелестяще потянул Толкователь Звезд, — проснулся, наконец. А я гляжу, ночь давно, а твоего гадкого голоса все не слышно и не слышно.

Он разогнул спину, поморщил нос — морской аромат не был в числе его любимых, и развернулся к стене, махнув широким рукавом темно-коричневой мантии. Свеча дрогнула — комнату наполнили фантастические образы, а зашевелившиеся на стенах чудовищные тени, вдруг показались живыми и отвратительными тварями.

— Я давно не сплю, — зло бросил голос. — Наблюдал за тобой и смеялся до слез.

Голос лился со средней полки полукруглого стеллажа, заставленной таблицами с движениями планет, толкованиями солнцестояний, трудами о блуждающих звездах и грозных затмениях, записями о падении небесных камней, — а точнее доносился из глубин маленькой бронзовой фигурки человечка, сидящего в позе степняка — с подогнутыми под себя ногами и сложенными у губ ладонями. Огни света стекали по не благородному металлу капельками слез, наделяя холодную твердь блеском в глазах, искрами на пряжках ремней, переливами в складках одежд.

— Кого ты обманываешь? У духов не бывает слез, — Звездочет поморщился. Бледное вытянутое лицо старого темного эльфа превратилось в неживую маску в очках с толстыми стеклами.

— Твои глупые ожидания выдавили из меня парочку, — проскрипела бронзовая фигурка и испустила струю горячего суховея.

— Уймись! — Зашипел Звездочет, обмахиваясь рукой и отгоняя облако каленого жара. Его очки запотели. — Ты все равно не испортишь мне настроения, — хмыкнул он сквозь стекла в каплях воды. Пошарив рукой по столу и нащупав шелковый платок, темный эльф бережно опустил в него очки.

— Да, пожалуйста, — буркнула фигура и пыхнула ядовитой горечью табака.

Звездочет дернул острыми ушами, но промолчал. Протирка требовала средоточия и внимательности — не хватало еще, чтобы нежные стекла треснули. Все началось много лун назад — Толкователь внезапно начал терять зрение. Опасаясь, что однажды он окончательно ослепнет и более не устремит взора в звездную даль, полную волшебных миров, он бросился искать целителей. Он заглядывал к шаманам Диких Степей, омывался в Сиварских целебных источниках на горе Аратум, наведывался в Шар-Рахри к желтым великанам, даже подумывал просить одолжения у ведьм Черноземья, да только ни одно из средств не смогло одарить его крепким здоровьем и вернуть зрению остроту. Все, что ему посоветовали — носить очки с заговоренными линзами и молиться Луноликой о чуде.

Когда темный эльф уже отчаялся, дороги привели его на Троллевый рынок. Там он повстречал мудреца, посоветовавшего омывать глаза настоем Огненного корня — это, по словам мудреца должно было замедлить утрату зрения. Отблагодарив его драгоценными камнями, Звездочет поспешил покинуть колдовской рынок, но перед отъездом наткнулся на красочную лавку амулетов. Державший ее желтокожий орк-аллеурец заверял, что все его статуэтки, фигурки, бусы и оружие волшебные и несут свет исцеления, а прознав о горе Толкователя, предложил купить бронзового человечка, сидящего в позе степняка.

— Это удивительная вещь, — говорил торговец. — Сам я родом из Аллеура, господин, держу здесь лавку не так давно, но поверьте, знаю толк в таких делах. У нас на Родине такие вещицы не имеют цены, — уверял он, — а все потому что, в этой статуэтке из бронзы заключен один из духов гор. Вы наверно знаете, что духи гор неуловимы и невидимы глазу простого смертного. Не знаю, как вам, темным эльфам, но нам степнякам невидимы точно, клянусь Зерран-Ханно, — клялся степняк. — Каждое из племен духов обладает уникальной особенностью. Одни умеют предсказывать будущее, другие повелевают погодой, третьи насылают кошмарные видения и сводят с ума, а в этой бронзовой статуэтке, господин, заключен дух исцеления. Я слышал у вас беда с глазами, вы слепнете. Купите ее, и меньше чем через год от недуга не останется и следа. Купите, не пожалеете.

Но Звездочет пожалел. Мало того, что он поверил гнусному орку на слово и выложил тысячу золотых пейсов за кусок бронзы, так оказалось, что дух, сидящий внутри никакой не исцеляющий, а всего-навсего дух ароматов, к тому же совсем юный, неопытный, а еще дерзкий и острый на язык.

— Хватит, тебе говорю, — надевая очки, процедил Толкователь Звезд, — здесь уже нечем дышать, гаденыш ты эдакий!

— Ты сам меня купил! — Хихикала бронзовая фигурка. — А что ты ждал от духа ароматов? Теперь дыши, любитель звездного неба.

— Мог бы тогда и вмешаться. Слышал же, что паршивый торговец врал и глазами не вел. Расписывал, какой ты исцеляющий, а ты… пустышка!

— Но, но, но, прошу без злословий, — зазвенело в бронзе. — А то я обижусь и загажу твою обсерваторию вонью топких болот или испражнениями ажинабадских верблюдов, чтоб ты сюда на неделю не смог зайти!

— Даже не вздумай, — погрозил пальцем статуэтке старый астроном, — или я утоплю тебя в соседнем озере, паршивец.

— Давай, давай, — звенел дух гор, — топи! Ты грозишься утопить, сжечь, расколоть и перетереть меня в порошок каждую ночь. Порядком надоело. Придумай что-то поновее или старость взяла свое, и ты становишься туповат?

— Ах ты, неблагодарный гаденыш, — бросил Звездочет, блеснув очками, — сам же говорил, что в лавке аллеурца тебе жилось хуже некуда, а у меня ты — в тепле и уюте! Да я тебя, да я тебе…

Темный эльф замер и к чему-то прислушался.

В распахнутое окно влетел порыв холодного ветра, зашелестел по страницам открытой книги, злобно погнул блеклое пламя свечи, шумно прокатился по стопкам бумаг, сложенным на полочках из прозрачного стекла. Со стороны озера летели крики цапли, ей откликнулась вторая, вплела голос третья. И да, он не ошибся, снизу по каменным ступеням цокали копыта. Звонкое эхо нарастало — кто-то очень торопился в обсерваторию.

— Чего замолк, хозяин? — С холодным смешком прозвенела бронзовая статуэтка.

Не успел Звездочет открыть рот, как тяжелая дверь хлопнула о стену, и в комнату ворвался фавн — растрепанный и с пустой корзиной. Его глазки пылали от возбуждения, грудь ходила ходуном.

— Господин! Господин!

— Я просил не беспокоить, когда веду наблюдения за «Львом», Хогет, — недовольно прошелестел астроном, разворачиваясь. Стекла в очках полыхнули двумя блюдцами света. — За тобой гнались?

— Нет, господин, — пытался отдышаться взмыленный фавн, по заросшему черной шерстью телу струился пот, из одежды он носил только штаны, и они облепили его ноги.

— Говори, что у тебя?

— Я видел нечто в ночном небе. Луна, господин…

— Что луна?

— Она стала красной, как бочонок с кровью.

— Свершилось, — выдохнул тот, передернув тощим телом.

— Что свершилось? — Прозвенела металлом статуэтка и не получив ответа, добавила: — Мне думается, ты сегодня чересчур возбужденный, хозяин. Может тебе стоит принять успокаивающий настой или подышать свежим ночным воздухом? Когда ты в последний раз выходил из башни на прогулку?

— К черту успокаивающий настой! И прогулку тоже! — Радостно выкрикнул темный эльф и рывком бросился к дальнему стеллажу.

Бурча под нос, он склонился над стопками книг и по комнате поплыли серебристые облачка пыли. Фавн чихнул, бронзовая статуэтка недовольно зазвенела. Стало тихо.

Кровавая луна, пройдя половину неба, висела над окном со свинцовым стеклом — пол пятнали косые багровые полосы. С улицы слышались каркающие хрипы цапель. Звенела озерная гладь. Кроны каштанов тревожно шелестели. На столе потрескивала мерцавшая темным золотом свеча. В углу шебуршался огромный мохнатый паук, ткал тончайшую паутину.

— Нашел, — голос Толкователя напугал Хогета.

Темный эльф вернулся в круг света с книгой в посеребренном переплете — по узорному украшению заскользили сполохи белых огоньков. На обложке сверкнула надпись «Предсказания Оруа Великого».

— Пророчество сбывается. — Книга легла на стол, сдвинув в темноту раскрытую астрономическую. Звездочет распахнул твердую обложку — листы зашуршали под его высушенными руками. Потянуло густым запахом кожи и древней пыли. — Наследник Верховных королей определился. Оруа писал: он выйдет из рода Дракона и Змеи и займет трон в ночь Кровавой луны. Именно ему суждено пройти Полуночным Путем и открыть Врата Ночной Страны.

— Ничего не понимаю, — решительно прозвенела статуэтка и пахнула сладким ароматом сирени, — ну, и вонь от этой твоей предсказательной книги, хозяин.

— Господин? — Позвал Хогет, обтирая текущий по вискам пот.

— Что тут непонятно, глупый дух? — Разозлился Звездочет. — Тут ясно сказано: «Тринадцатый король из рода Дракона и Змеи займет трон, пролив кровь. Он возденет кровавую корону, а после этого зальет кровью равнину Трион. Он — утраченный наследник первых королей. Только ему суждено снять проклятие Первого эльфийского короля и воскресить Второго». Все верно. Тринадцатый король, проливший кровь. То чего я ждал всю свою жизнь, коротая время в наблюдениях за ходом планет, наступило. Не зря грядет Год Созвездия Льва. Я знал, прежнему миру приходит конец.

— Вы уверены, господин? — Фавн был в растерянности.

— Да, Хогет. Мне пора в путь.

— Куда вы?

— В столицу Эр-Морвэна. Я так долго там не был. Пришло время вернуться и подготовить Тринадцатого короля.

— К чему? К Полуночному Пути? Хозяин, ты рехнулся? Никому из смертных, да и из Перворожденных не по силам пройти Полуночным Путем! Это верная смерть! — Злилась бронзовая статуэтка.

— Молчи, неблагодарный, — бросил старый эльф и обратился к фавну. — Мне понадобиться твоя помощь.

— Моя? — Искренне удивился тот. За последние два года, что он прожил в Орх'Дуруд, единственным его поручением был сбор Огненного корня в ночи полнолуния, а тут вдруг помощь, да еще самому господину.

— Все, что прикажете, — возгордился он.

— Ты отправишься на Далекий Запад. К границам Ночной Страны. Там, у Изломов Эндов жди меня и… молодого короля.

— Но, господин, — бледность фавна стала заметна даже под густым мехом черной шерсти. — Мне не пройти тысячу миль на Запад в одиночку. Меня заметят, схватят и выдадут воинам Умбера Кривоносого или продадут в рабство черным гоблинам.

— Не волнуйся, — шипяще рассмеялся Звездочет и бросился в свинцовую темноту.

Он вернулся с деревянным сундучком, запертым стальным замком. Стоило крышке приоткрыться — из щели просочился слепящий свет, точно восходящее на востоке солнце. Холодные тени обсерватории в страхе отпрянули. Внутри стало светло, как летним днем.

Хогет зажмурился, а открыв глаза, увидел, как в ореоле яркого света Звездочет протягивал ему на ладони маленькое кольцо, отлитое из платины с серо-голубым алмазом.

— Возьми. Это кольцо невидимости Нумерон. Наденешь его и исчезнешь, будто никогда не существовал.

— Господин, — промямлил фавн, принимая драгоценность.

Звездочет захлопнул сундучок, и комната снова наполнилась мертвенным светом луны.

— Мне пора. С рассветом я ухожу, — старый эльф снял очки и протер платком заслезившиеся подслеповатые глаза. — Ты, Хогет, тоже ступай, соберись. Пойдешь на Запад сразу после меня. А, тебя, дух, оставлю за главного. Справишься?

— Обижаешь, хозяин, — прозвенел бронзовый человечек и наполнил обсерваторию морозной свежестью и терпким запахом хвои. Он был тронут оказанным доверием.

Когда кровавая луна, нырнув в облачную вату, подсветила ступенчатые склоны Мертвых гор, а восток запылал рассветнымогнем, Толкователь Звезд облачился в походный коричневый плащ, поправил очки на вытянутом, точно конская морда лице, подвязал лентой темные с проседью волосы, взял посох и вышел из башни.

Его ждала столица Подземного королевства и встреча наследником древнего рода. Остановившись на опушке каштанового леса, Звездочет еще раз взглянул на Орх'Дуруд, темневшую в рамке золотистых каштанов, и зловеще улыбнулся. Он полагался на свои чары и на благоволение Теней Запада, а потому был уверен в успехе затеянного им дела.

— Скоро, мой Властелин, скоро. Вы обретете свободу, — утренний ветер унес неясный шепот эльфа в светлеющие небеса.

Натянув капюшон, Звездочет нырнул в тени шумевших зарослей.

* * *

Занималось холодное ясное утро конца сентября. В светлеющем небе носились взъерошенные клинья воробьев, пологие холмы благоухали зрелыми травами, журчала река, скрытая пушистыми стеблями ситника и осоки, сыпался шишками дремучий еловый лес.

Серебряная Заводь кипела сборами — предстояла долгая и далекая дорога на север. Выступать собирались через час, а точнее бежать, и бежать — со всех ног. На крыльце уютного домика у опушки поспешно собирала пожитки прекрасная пара лесных эльфов. Над ними клонили ветви вековые деревья. Бурые листья играли на солнце золотой филигранью. На крыше раскручивался металлический флигель в виде петуха; воздух потрясали песни цикад.

Муж закидывал в сумку хлеб, сыр, теплые вещи и бубнил:

— Я говорил, убийство короля темных эльфов плохая затея. Я предупреждал валларро Агроэлла, это плохо кончится, но он не послушал меня, а внял словам униженных эбертрейльцев. Понятно, им хотелось мести, а мы тут при чем? Темные же не на Серебряную Заводь нападали. А теперь и нам достанется. Они не стерпят оскорбления и начнут мстить всем светлым эльфам без разбора! Эбертрейльцы! Из-за их жажды возмездия нам приходится все бросать и бежать Всевидящий знает куда! А скоро зима! Чай, последние теплые дни стоят.

Лесной эльф зло дернул кончиками ушей и в сердцах зашвырнул в походный мешок сверток с яблоками, а потом глянул в кристальное небо, ослеплявшее прозрачной синевой.

— Последние погожие деньки, — печально повторил он.

— Этого и следовало ожидать, — соглашалась жена — красивая эльфийка с зелеными глазами и серебристыми волосами. — А чего еще ждал валларро от наемной убийцы? Он надеялся, Белый Лебедь, фу, имя то-какое вульгарное, гадкое, что Лебедь пожертвует собой ради нашего блага и бросится на мечи темных, но доведет дело до конца?

— И я об этом, дорогая! — Муж оторвался от созерцания небес, принял покрывало, перевязанное алыми лентами, и закинул в мешок. — Эта мерзкая наемница, провались она пропадом, деньги вязала, а задание не выполнила! Говорят, Теобальд хоть и плох, но жив. Пока он исцеляется, за него правит сынок.

— Да, милый, да, — потянула жена, — одно слово — наемница! Чтоб ее унесли духи гор!

Эридан проходил мимо, и слышал разговор от начала до конца. Юный ученик чародея метнул злой взгляд на пару сородичей, его губы дернулись — мальчишка чуть не разразился бранью. Да как они смели так говорить о воительнице, что спасала сотни и сотни эльфийских жизней и отважно рисковала собой ради будущего всего эльфийского народа? Он и сам был обязан ей жизнью — не приди она в тюрьму Подземного королевства, быть ему растерзанным и замученным, это уж точно. А эти, лесные — без совести, без чести, сами не спасшие ни единой живой души, так грубо ее поносили и ушами не вели!

Два дня назад Белый Лебедь вывела Эридана и беглецов под предводительством Люки (которые послушно дожидались воительницу у Ведьмина Вяза) к Серебряной Заводи и, не прощаясь, растаяла в ночи. Впрочем, Эридан знал — растаяли только ее грозное имя и воинственная репутация, сама эльфийка никуда не исчезла. Местные встретили новых беженцев, хоть и тепло, но без улыбок на ясных устах. Мест самим не хватало. Из погибшего Эбертрейла продолжали прибывать, и валларро Агроэлл созвал очередной эльфийский совет.

Спорили до самого утра. Под конец, вымотанные и измученные лесные эльфы решили — надо затаиться, переждать грядущую зиму и подумать, как строить жизнь на руинах былого величия. Ближайшим к Серебряной Заводи безопасным местом являлся Горный приют Ательстанд, скрытый за ледяными пиками Драконовых гор. Агроэлл отвел на сборы один день, и Заводь заколыхалась, как предштормовое море в зимнюю стужу. Эльфы, недовольные необходимостью бежать, кричали и обвиняли во всем Белого Лебедя, мол, девица не выполнила работу, не убила короля Теобальда, и теперь они все под ударом! Валларро мудро изрек: «Уже ничего не изменить, такова воля Всевидящего». Коренные жители Заводи пошумели-пошумели да и притихли, но злобу в сердце на воительницу все же, видно, затаили, вот ведь неблагодарные!

Эридан сжал кулаки и часто задышал; поддаваться ненависти он не хотел — предстоял тяжелый переход от Гор Жизни до северных предгорий Драконовых гор и силы ему еще пригодятся. Мимо проплывали ухоженные садики с гортензиями и лобелиями, лилиями и петуньями. Слева звенела хрусталем водица в лебедином фонтане. Справа шлепали босыми ножками и звонко смеялись дети. Юноше полегчало, и он поспешил на окраину Заводи. Домики оборвались, мощенная камнем дорожка окончилась и впереди разоткались багряные и охристые холмы — где-то там, у реки среди незабудок и душистых кустиков мяты его ждала Арианна.

— Ну, признавайся, сестра, соскучилась по лорду Остину Орлиный Глаз? — Ученик чародея невесомо опустился рядом и добавил с улыбкой: — Он-то по тебе точно соскучился.

С непостижимо легкой и грациозной осанкой девушка сидела на берегу, наполняя серебряную фляжку проточной водой. Напоминание о дорогом друге тронуло ее сердце, и в огромных сияющих глазах блеснул огонек.

— Лорд Остин будет рад, — согласилась она, наклоняя голову на бок. Пепельные локоны посыпались с плеч на траву, окружив ее водопадом искристого серебра.

— Еще бы, — звонко рассмеялся Эридан, потому что вспомнил, какие взгляды в последнюю встречу бросал лорд Остин на сестрицу — и эти взгляды были отнюдь не дружеские.

Фляжка наполнилась до краев, блеснув перелившейся через край водой. Взмахом беломраморной руки Арианна надела поверх крышечку, выкованную в виде головы орла, и плотно закрутила. Эридан дернул пепельными бровями и улыбка сползла с его губ. Он откинулся на сплетенный ковром зверобой, заложив руки за голову. Глаза ослепила небесная чистота. Над лицом закачались сухие стебли лютиков, защекотали щеку отцветшими желтыми лепестками.

— Все зашло слишком далеко, Арианна. — Голос Эридана был тих и острожен. — Темные не остановятся, пока не отыщут Лунный город и… — он тяжело вздохнул, — тебя.

— В Горном Приюте нам ничего не грозит, — мягко улыбнулась она, блеснув нитью жемчужных зубов. — Лорд Остин не даст нас в обиду. Все будет хорошо.

Эридан с сомнением дернул плечом, но спорить со старшей сестрой не стал. Арианна отложила фляжку и пристроилась на его плечо. Они долго молчали, слушая треск цикад, шелест трав, журчание воды, далекий лай дворовых собак и вглядывались в утреннее небо. На фоне голубого серебра парила одинокая, но гордая птица; восток полыхал рассветом, с запада приближалась темная гряда облаков.

Твердая осенняя земля отдавала холодом, со стороны реки несло морозной прохладой и брат с сестрой быстро продрогли, но рушить таинство тишины не спешили. Эридан наслаждался свободой, втягивая точеными ноздрями свежий горьковатый запах лугового простора, и прогонял удушливые, мрачные воспоминания о плене; Арианна, прикрыв изумрудные глаза шелковистыми ресницами, — благодарила небо за спасение брата. Сколько слез она пролила, пребывания в неведение о его судьбе, одному Всевидящему известно. Ее сердце едва не почернело от горя; но наемница успела спасти его, вырвать из когтей исчадий ночи и вернуть сестре живым, пусть и раненным. Впрочем, следы пыток на теле Эридана на удивление быстро заживали, и это искренне удивляло эльфийку.

«Все благодаря исцеляющему нектару, который распорядился поставить в мою камеру темный эльф», — объяснял Эридан и пожимал плечами: «вроде он у них главнокомандующий, некто лорд Габриэл или как-то так. Я и в Эбертрейле не лишился головы благодаря его заступничеству… странно это, не находишь?»

Арианна пожимала плечами: «возможно».

С юга донесся шелест шагов — кто-то приближался со стороны Серебряной Заводи.

— А, вот вы где!

Люка Янтарный Огонь навис над ними, затмив высокой тонкокостной фигурой утреннее солнце, скользившее по скалистым хребтам с белыми краями. За два дня он успел сдружиться с юной Арианной и ее еще более юным, почти мальчишкой братом и теперь от всей души считал себя обязанным оберегать лишившихся родителей сирот.

— Выступаем через пятнадцать минут, — бодро сообщил золотоволосый красавец, окидывая взором холмы, горевшие розовым огнем. Дикие травы волновались, как волны величественного и овеянного преданиями Заокраинного моря. Холодный ветер обдал ему по лицу. — Не опаздывайте.

Из Серебряной Заводи вышли на рассвете — предстояло идти на север, через дремучие леса, опасные горные перевалы и темные земли; итого не меньше двухсот пятидесяти миль.

Шли по двое, по трое в ряд. Впереди гордо вышагивали валларро Агроэлл Летняя Флейта, его прекрасная жена Фелисия и однорукий солнечный эльф Хегельдер Могучий Ясень из Эбертрейла (советник, призывавший убить Теобальда). Теперь он был менее красноречив и порывист, больше молчал и старался не встречаться взором с сородичами, ибо, как оказалось, его умные идеи и пламенные надежды обернулись жестоким разочарованием и новым поражением в смертельной битве за выживание. Замыкали шествие пяти сотен сородичей пепельноволосые Арианна и Эридан и их новый друг Люка.

Под ногами шуршал каменистый тракт, на склонах гор горела золотом листва; прохладный, насыщенный ароматами мяты и клевера воздух пронизывали крики чижей и грубое карканье воронья. Звонко смеялась ребятня, певуче переговаривались взрослые, рядом с заливистым лаем носились породистые псы цвета холодного серебра хас-каси — в дальнюю дорогу эльфы взяли домашних любимцев с собой.

Валларро распорядился выставить охрану. Пятьдесят воинов (из числа прибывших из Эбертрейла) облачились в броню, вложили закаленную сталь в ножны и окружили процессию кольцом. Оранжевое солнце плескалось в белых доспехах, озаряя выбитый герб погибшего Эбертрейла; полуденные лучи стекали по позолоченным узорным ножнам, и искрились в искусно сработанных навершиях клинков; бодрые неустрашимые эбертрейльцы смотрели перед собой отважно и гордо. Они были готовы дать отпор врагам, что затаились в тенях необхватных стволов и провалах глубоких оврагов. Но осенние туманы населяли лишь осторожные лисицы, юркие белки и пугливые зайцы.

К вечеру беглецы достигли Западного мыса Ме-ма-Натана, по старым поскрипывающим доскам полуразрушенного моста переправились на восточный берег Этлены и нырнули в ясеневую рощу Коэхола. Потом взобрались на ступенчатый холм, поросший мятликом и, взяв направление на север, северо-восток, углубились в дикий пустынный и мрачный край, где не ступала нога ни гоблина, ни гнома, ни орка. Тропа, тонувшая в непроходимых зарослях чертополоха, бежала в лесную чащу, черной стеной колыхавшуюся вдоль угрюмых горных подножий.

Эльфы втекли в нее, с тревогой оглядываясь по сторонам: щербатые стволы высоких вязов казались древними могильными плитами далекого прошлого, кроваво-красные листья в каплях росы, трепетались на ветру и блестели, как начищенные до блеска монеты. Глухо стонали и скрипели сухими рассыпающимися стволами низкие, изъеденные злобой дубы. Их жесткие, изогнутые корни рассыпались по темной траве клубками ядовитых окаменевших змей. Под ногами расстилался и шуршал желто-бурый посохший ковер. Справа торчали валуны, поросшие мхом; слева пугливые лани щипали налитые соком ягоды, разбросанные на ветках густых кустарников, вьющихся по лесистой земле пиками несметного войска.

Вдали послышался голос ручья и валларро Агроэлл повернул к воде. Берег повел их на север; было темно, как в сумерках. Дети Рассвета прониклись увечьем леса, прочувствовали тяжелое умирающее дыхание крон и листвы, коснулись безотрадных воспоминаний, сокрытых в стволах и пнях. Изредка могильную тишину нарушали пронзительно верещавшие сойки или зловещий гомон грачей, метавшихся над головами величавых и статных путников.

Ручей привел к каменистому склону. На нем обнаружилась лестница с грубыми, неровными ступенями, что вела внутрь отвесной стены, поросшей зелеными мхами и островками белых поганок. Агроэлл перекинулся несколькими словами с женой и Хегельдером и начал подъем. Эльфы без страха и сомнений последовали за своим предводителем. Пройдя через подгорный мрак, они вышли на равнину, вытянутую вдоль Гор Жизни, и по желтеющей зелени тропы потекли дальше на север. Старый угрюмый лес остался шуметь по ту сторону склона Эль'Эфет.

…После полудня небо затянуло лоскутным одеялом снежных облаков. Сильный ветер, налетая со склонов гор, окатывал жгучим пронизывающим холодом. Мир накрыло синей тенью и тяжелые капли заморосили по ущельям и седловинам, прибивая золотистую пыль к застывшей в молчании земле. Эльфы засуетились — поспешно вынимали шерстяные плащи и набрасывали на плечи, пряча под капюшонами русые, лучащиеся золотом и серебром волосы, у мужчин перевязанные блестящими лентами по лбу и над ушами, у женщин — свободно рассыпанные по спине.

— Вот и пригодились, — Эридан вынул из заплечного мешка два свертка темно-серой материи и один протянул Арианне.

Юноша заранее позаботился о теплых шерстяных плащах для себя и сестры. У подножий Гор Жизни даже летом серебрился снег, а вершины кутали воздушные шапки хрустальных льдов; погода была изменчива и капризна, а каждые два часа безоблачную синеву сменяло дождем или снегом.

— Плащ — хорошо, — соглашался Люка, — но по мне, сюда бы меховую накидку, а лучше две, — шутил эбертрейлец, шагавший рядом.

Накинув его и застегнув у горла фибулу в виде скрещенных клинков, Люка отпнул с дороги серо-синий валун, скатившийся со склона, сморгнул каплю, легшую поверх золотистых ресниц, и переливчато поведал новым друзьям о себе.

Оказалось, Янтарный Огонь был командиром разведывательного отряда при дворе короля Аннориена Золотое Солнце и состоял с ним в родстве, являясь его внучатым племянником по линии отца. По долгу службы молодой солнечный эльф часто уходил в дальние походы, нередко проникал в тыл врага, бывало, спускался в бездонные гномьи угодья Аскья Ладо или восходил на северные вершины Элсурских гор, и потому к длительным и тяжким переходам давно привык.

— Пусть Аннориен жил дольше, — говорил Люка, — но побывать в стольких переделках, как мне, ему не довелось. — Его губы тронула добрая улыбка, как от воспоминания чего-то светлого и прекрасного. — Однажды я даже спас ему жизнь.

— Как это случилось? — Загорелся Эридан.

Люка отмахнулся:

— Расскажу как-нибудь. Сейчас погода не располагает.

Он посмотрел в сторону серого унылого горизонта. По лицу скользила вода — морось становилась сильнее, почва под ногами звонко чавкала.

— Дождь зарядил до утра. — Вздохнул солнечный эльф.

— Осень — пора бессонной грусти, — согласилась Арианна.

Люка о чем-то задумался, а потом заговорил:

— Помню, такая же сырая и гадкая погода стояла в тот год, когда я отправился с заданием в заброшенную Зеркальную Крепость Миррор-Амал в ничейные земли, те, что недалеко от Соленых Упокоищ. В отряде нас было пятеро. Нам поручили разведать передвижения грорвов — работорговцев, устроивших из Миррор-Амал перевалочную базу. Мы, как водится, подобрались к крепости ночью и затаились. Гоблины остановились там на ночлег и так надрались, что стали распевать во всю глотку похабные песни. Этим мы и воспользовались. Проникли в их лагерь, выкрали карты с маршрутами и…

Вдруг ладный, приятный голос мужчины оборвался на полуслове, а сам он замер с открытым ртом, уставившись куда-то перед собой.

— И что потом? — Спросил Эридан, разворачиваясь.

Мужчина, продолжая вглядываться в просветы спин идущих впереди него, не мог вымолвить ни слова. Люку неожиданно наполнил внутренний свет и он засиял оттенком мягкого золота. Струйки света потекли по лицу, шее, рукам, наполнили ясные глаза лучистым блеском, а золотистые волосы — огнем.

Арианна и Эридан переглянулись, а через миг поняли — Люка, как завороженный, любовался русоволосой эльфийкой в длинном белом платье, пошитом из блестящего агройского атласа. Сама женщина была величава и статна, красива и горда. Рядом с ней шагали два юных эльфа, и время от времени она нежно обнимала их за плечи, точно родных сыновей. Но Люка знал — Элфер и Брэм ей не родные.

— Кто она? — Светлой мелодией пролился голос Арианны.

— Леди Аинуллинэ Весенняя Капель, — буркнул Люка, страшно смутившись. Он тряхнул головой в надежде потушить золотистое свечение, бьющее из сердца раскаленным ключом, точно поток долины гейзеров Мелехонтэ. Но не тут-то было — он сиял даже против воли.

Историю похода в ничейные земли мужчина так и не закончил, закатив синие глаза и впав в какую-то отрешенную дрему наяву. Брат и сестра настаивать не стали — причину преображения Янтарного Огня они поняли прекрасно, а потому лишь тихо ступали рядом и улыбались украдкой.

Когда стемнело, а дорога вывела к западному предгорью Гор Жизни и зазмеилась вдоль отвесной скалы узкой нитевидной тропой, эльфы разожгли большие кованые фонари, отлитые из льдаррийского хрусталя. Чистый свет пролился им под ноги, заструился по сияющим лицам и длинным искристым волосам, потек по пыльным, но величественным одеждам, и охватил цепочку Перворожденных ореолом неземного сияния, рассеивая тени и мрак и прогоняя из эльфийских сердец отчаяние и боль.

Запел высокий и светлый голос, в его шелест стали вплетаться твердые и ясные голоса остальных. Над бездной затерянного края полилась песнь об эльфийском народе — народе гордом, печальном, но еще не сломленном и не побежденном:

Тяжкое бремя несем год за годом,

Не сдаемся печалям, зиме и невзгодам,

За свободу деремся уж тысячу лет

Мрак бездонный рассеем, и грянет рассвет!

Не стелиться колючим и злобным туманам,

Не травить наши души огнем и металлом,

И не властвовать Ночи безлунной во век,

Зло падет и растает, как утренний снег!

Не боимся ни боли, ни битвы, ни плена,

Нет ни смерти, ни бездны, ни праха, ни тлена!

Обнажим же клинки, встанем мощной стеной!

За Отчизну умрем, ныне каждый герой!

Глава 6. Заговорщики

Говори спокойно, молчи достойно

(Долганская пословица)

Темным эльфам Мерэмедэля было доподлинно неизвестно, о чем вели речь принц Брегон и главнокомандующий Габриэл, но после этого между ними выросла исполинская стена непонимания. А уже на следующее утро жизнь в Подземном королевстве круто изменилась: прежние устои затрещали по швам, древние традиции сломались под натиском новой беспощадной силы, а порядок обратился в диктат и запреты.

После покушения на Теобальда Его Высочество, как с цепи сорвался. По Мерэмедэлю прокатились волны арестов и облав. Сто пятьдесят гвардейцев, которые несли службу во время празднества в честь Луноликой, были схвачены, обвинены в предательстве и брошены в темницу. Брегон лично пытал каждого огнем и водой, дознаваясь о тайных связях с Белым Лебедем и заговорщиками из Верхнего Мира. От жестоких пыток сто двадцать умерли на дыбе, остальных принц приказал связать, засунуть в мешки и сбросить в ртутные шахты за городом. Крики несчастных раздавались над столицей десять дней и ночей, пока жажда и ядовитые испарения не оборвали ужасные страдания ни в чем не повинных солдат.

Начальника тайной службы, профукавшего покушение, казнили; всю высокую Ложу Тайных — тоже, поспешно заменив новыми должностными лицами. Вновь назначенные служаки тут же бросились на поиски наемницы — лишь бы угодить лютовавшему принцу, в глазах которого бесилось безумье, а на устах цвели новые упреки и обвинения.

Потом пришел черед жителей низших кварталов. Белый Лебедь затерялась во мгле ремесленных каменщиков и мастерских сталелитейщиков, что привело принца в приступ неконтролируемого гнева; только новая волна досмотров, арестов, пыток и казней привела его в удовлетворение, а город наполнила оттенками смердящего первобытного ужаса.

В душах благородных лордов и леди воскрес первородный страх, сжимающий до окостенения. Особенно от липкого состояния удушения не было спасения в часы сна, когда мертвую столичную тишину заполняли жуткие крики заключенных или мученические стоны приговоренных, медленно испускавших дух на воротах или городских стенах. Запах пролитой крови, горелой плоти и раскаленного до пурпура железа напомнил высокородным темным господам, что они всего лишь никчемные пешки в забавах могущественных владык, милующих и карающих одним мановением властной руки.

Мерэмедэль потускнел, преисполнился непривычной блеклости и забвения, утратил огонь сияющего величия, дарованный отцами-основателями. Его грозная пылающая красота сгинула, будто ее не существовало. Его великие гордые жители превратились в тени сумерек. А сам Железный Город обратился в обломок царственной твердыни, застывшей над бездной, в которую холодные звезды Запада предначертали ему сорваться с оглушительным и предсмертным воплем.

Несмотря на то, что народу объявили — король Теобальд хоть и плох, но жив и десятки лекарей борются за его исцеление, Его Высочество вел себя так, будто уже был венценосным коронованным правителем Детей Сумерек. Своим последним указом он запретил жителям подавать жалобы на действия новой королевской стражи. Это были уже не те честные преданные гвардейцы, что служили при его отце и блюли порядок, четко следовав Трем Законам, это были новые гвардейцы — созданные Брегоном по собственному пониманию и разумению из числа приближенных «псов» и тех, кто присягнул под клятвой нерушимой верности и готовности исполнить любой, даже самый богопротивный и неправедный указ.

Не забыл принц и о назревавшей войне с Шар-Рахри. В провинцию Колючие Камни он отослал пять тысяч воинов во главе с маршалом Кэллианом и командорами Бесмером и Дминаром; отослал тех, кого когда-то рекомендовал Габриэл, но не потому, что эти господа были лучшими военными полководцами Мерэмеделя, а потому что пользовались среди подданных большим авторитетом и держали в руках большую силу, а значит — могли помешать ему и дальше творить беззаконие и вершить варварские расправы над неугодными короне эльфами. Других командоров и маршалов Брегон раскидал по границам королевства, оставив при себе лизоблюдов и льстецов, во всем поддерживавших его дерзкие, жестокие, недальновидные шаги по переустройству Эр-Морвэна.

И последнее — на пост главнокомандующего армии он назначил старого герцога Гелегана, сына Хебейла из рода Черных Соколов, а шерла Габриэла, сына Бриэлона из рода Дракона и Змеи незамедлительно отправил в отставку. А все потому, что на последнем совете Габриэл высказал Его Высочеству в лицо все, что думал о его «методах» правления. Не стесняясь в выражениях он назвал происходящее в Эр-Морвэне — «фарсом» и «балаганом», и наотрез отказался исполнять позорящие честь шерла указы нового владыки. А после — гордо развернулся и, хлопнув дверью, покинул Зал Аудиенций. По Мэремэделю еще долго ходили слухи о бесстрашии юного воина. Он единственный из благородных лордов не убоялся гнева тирана-самодура и в открытую заявил решительный протест. Габриэлом восхищались, его уважали, пред ним преклонялись, на него возлагали надежды, благословляли и верили — он возглавит победоносный поход против самозваных сил Брегона и кучки его свирепых приближенных.

— А вдруг… А если… А может…, - шептались мерэмедэльцы, лелея веру в новый рассвет.

Но разгоревшаяся искра в темных, но не черных сердцах эльфов угасла, как отблеск закатных огней коротким зимним вечером над краем снегов и морозов. У Детей Сумерек отобрали надежду, заставили подчиниться незавидной участи низвергнутых, и эта горечь надолго придавила их неподъемным кроваво-черным монолитом.

* * *

Советники дожидались Его Высочество третий час подряд. В серебристом свете Зала Аудиенций парадные наряды мудрецов переливались серыми и белыми огнями. По черным с проседями волосам, перевитым ажурными лентами, скользили сапфировые тени. В глазах вспыхивали искры гнева и ярости — темных эльфов колотило от бешенства. И не удивительно — третий посланный за принцем слуга вернулся с синяком под глазом и тихо сообщил, что господин просил не присылать к нему больше слуг, иначе следующего он — убьет. А еще он просил передать, что все еще занят, и почтит уважаемых господ, когда освободится.

— Это возмутительно! — Вскричал советник Уоддэр — сморщенный старик с восковым сине-серым лицом и хищными миндалевидными глазами. Он вскочил с места, блеснув жемчугами в ушах. — Занят? Занят, вы говорите?! Ну, да! Мы все слышим, как Его Высочество занят! Стоны и крики двух его девиц…

— Трех девиц, — поправил старого герцога молодой Малиус.

— … трех девиц, — поправился Уоддэр, — слышны половине дворца! Что он там с ними, прошу прощения, делает?! Пытает что ли? Мало нам пыток в тюрьмах, так Его Высочество решил еще и в королевском дворце устроить бессовестную вакханалию? И это при живом отце! Теобальд в соседнем крыле слышит это непотребство и вряд ли одобряет похождения распоясавшегося наследника!

— Хватит, Уоддэр, — тихо, но зло прошипел новый начальник тайной службы Эммерос, сын Фэрроса.

Помимо советников на королевских Советах издревле присутствовали шерлы из числа военных. Уважаемые и высокородные господа сидели на мягких креслах, расставленных вдоль серебрящихся стен и порой присутствия воинов не замечали, ибо темнота скрадывала их мускулистые и статные фигуры.

Сегодня Зал Аудиенций ярко осветили — хрустальный свет проливался каскадами, отражаясь в полу из руды олова, и советники могли прекрасно видеть Ложе Шерлов, а так же то, что половина их бархатных кресел пустовала. Одних сослали на границы поддерживать правопорядок, другие не явились в знак протеста или утраты доверия. В числе последних, как раз, был Габриэл. Упоминать при дворе имя опального маршала Брегон запретил под страхом смерти.

— Хватит, — повторил Эммерос.

— Что?! — Вскричал Уоддэр, разливаясь жемчужной волной волос, — как вы смеете говорить со мной в таком тоне! Я герцог Уоддэр, сын Энгеля из рода Ашай-Мади вошел в ложе советников еще при отце Теобальда Дагоберте Четвертом Пепельном, пока вы, шерл Эммерос пускали слюни и ходили пешком под стол! Назначение на высокую должность вскружило вам голову и вы потеряли дар здравомыслия?

Начальник тайной службы скрипнул зубами, и отвернулся. Спорить с одним из старейших советников королевства у него не было ни сил, ни желания. Не так давно принц Брегон поручил ему взять след Белого Лебедя. Воины Эммероса поставили на уши весь Мерэмедэль, перевернули окрестности и провинции, вышли на границы, исследовав каждый дюйм Мертвых гор и Дикой Пустоши Фэр'айо, облазили на животах Мертвый Лес Стих Оргул с севера на юг, но наемницу, как ветром сдуло. Ни следов, ни знаков, ни отметин, ничего. Вот уж поистине, она — Тьма, черт ее возьми, выругался Эммерос.

Начальника тайной службы передернуло — через три дня отпущенный на поиски срок истечет, а ему нечем порадовать Его Высочество. Эммеррос невольно коснулся белой кожи горла и, дернув кадыком, сглотнул — как бы его не постигла участь предшественника, жестоко казненного три недели назад на глазах всего города.

— Сколько мы будем еще терпеть пренебрежение Его Высочества? — Продолжал сотрясать воздух мертвенно-бледный, как восковая кукла, герцог. — Мы не жители нижних кварталов. Это они готовы ждать владыку неделями, пока он до них снизойдет, и падать ему в ноги, рыдая от счастья и вознося молитвы Иссиль! Мы лорды и вы шерлы, — кивнул он военным, сидевшим вдоль стен, — заслуживаем соответствующего отношения! Ни Дагоберт, ни Теобальд не позволяли себе пренебрегать Советами, а этот наглец…

— Лорд Уоддэр, — прошипел Вигго, сын Иарта из рода Веллетреэв, — лучше молчите. Во имя Иссиль.

Он упер локоть в опаловые перила и уронил голову на руку. Мнение советника он разделял — принц разрушает Эр-Морвэн, возведенный славными предками на обломках горящего в агонии противоречий Гелиополя; и сталкивает королевство в пропасть диктата и кровавой тирании. Но выступать против него открыто, тем более в Зале Аудиенций, на глазах его сторонников — чистое самоубийство. Вон, маркиз Зэхра, старый гад, сидит в четырех креслах от Уоддэра и ехидно скалится. Рядом еще трое преданных Брегону советников, и тоже с ядовито-насмешливыми улыбками на тонких темно-синих губах. Мерзавцы и предатели! Забыв о чести и верности Теобальду и нарушив все законы, они поспешили утвердить Брегона в качестве законного наследника престола, хотя, знали — на корону имеют право все титулованные шерлы темного королевства, ибо это правило установленное властью Иссиль непоколебимо, как несокрушимая монолитная плита Мертвых гор.

— Лорд Уоддэр, прошу вас, молчите, — не отрывая лба от ладони, процедил Вигго.

Уоддэр пожевал тонкими бескровными губами, подергал головой, но совету внял и, опустившись в кресло, ненадолго притих.

В зале стало тихо и очень душно. Слабые красноватые отсветы проникали сквозь приоткрытые окна и ложились на пол из руды олова косыми копьями света; с улицы просачивались разномастные звуки. Скрип колес, фырканье лошадей, четкие мерные шаги новой королевской стражи, звон щитов и доспехов; из переулков под окнами летели громкие переклички и редкие смешки.

Уоддер нервничал, напряжение нарастало — воздух плавился, как песок в полуденный зной под лучами солнца Диких Степей или раскаленные докрасна плиты площадей Ажинабада. У роскошного трона, сверкавшего драгоценными камнями и серебряным оформлением, тяжело дышали придворные. У стен посапывали шерлы, некоторые от нетерпения пристукивали каблуками по зеркальному полу. Советники хрупко шуршали халлийскими шелками и элейскими аксамитом, рассыпая на лица сородичей брызги мягкого света.

Вигго оторвал голову от руки и метнул взор куда-то в угол. В большой хрустальной чаше плескались рыбки с золотыми брюшками и плавниками. Советник прищурил глаза — чешуйки отражали осколки света и переливались отполированными монетками чистого золота. Да, когда же он явится, этот наследник, задери его все демоны Арвы Антре!

— Нет, господа! — Точно прочитав его мысли, опять вскочил Уоддэр, — я возмущен и оскорблен! Но мы сами виноваты! Сами позволили обращаться с собой, как с прислугой…

В этот момент окованная металлическими листами дверь распахнулась, и в зал с высоко поднятой головой вошел принц. Его сопровождал новый главнокомандующий Гелеган в наряде из чистого серебра, слева — волочился горбатый слуга Сэт, закутанный в темные балахоны. Позади шагала придворная свита молодых красивых юношей, облаченных в атласные рубахи и брюки, и немерские бархатные накидки, расшитые крошечными бриллиантами. Один из них нес алую подушечку с серебряной бахромой. На ней лежала лакированная шкатулка из черного дерева.

Брегон смерил Уоддэра надменным взором и прошипел:

— Чем вы снова недовольны, герцог?

Советник побледнел (хотя бледнеть было некуда, и без того выглядел фантомом из молочного воска), сглотнул и хотел было ответить, но принц рявкнул:

— Сядьте на место!

Тот сел, как подкошенный, а Его Высочество зацокал каблуками к роскошному трону Властелина. В царственном облачении Брегона сочетались черный и холодное серебро, волосы переплетали ленты, расшитые серебряными узорами, на пальцах сверкали кольцами с рубинами, бирюзой, сапфирами. Но не блеск королевских одежд заставил нахмуриться собравшихся на совете господ, а медальон, вырезанный из цельного куска бериллонита. Атрибут власти полыхал на груди Брегона, как рассветное солнце, раня глаза вечным неугасимым полусветом и полумглой. Наследник снял медальон с еще живого отца? Вот это дела….

Вигго и Малиус переглянулись — самопровозглашенный правитель-тиран, что за темные времена наступили?

Припавшие на колени придворные трепетали пред принцем. Он небрежно оттолкнул двоих ногой — тех, кто слишком выставил свои черные головы вперед, и, поднявшись на три ступени каменного постамента, устроился в королевском кресле. Глаза Брегона упали на льдаррийский оконный хрусталь тона сумеречных теней, а уши прислушались к шуму улиц.

Утомленные ожиданием советники и шерлы недовольно зароптали. Один из шерлов — Теяр, потомственный военный в третьем поколении из рода Серебряных Звезд, не выдержал и вскочил. На его поясе сверкнула серебряная перевязь, а выглядывающая из металлических ножен рукоять полыхнула золотой оковкой.

— Ваше Высочество, не изволите объясниться?

— Что? — Лениво бросил Брегон, не отрывая глаз от роскошного сплава, сотканного цвергами в плавильнях потаенного Льдарри. — Что именно, шерл Теяр?

— Все это. Ваше опоздание, ваше поведение. Чего вы добиваетесь? Вчера лорды Судейского Ложа дожидались вас пять часов! Пять часов!

Брегон повернул голову, смерил страждущего воина колючим взором и небрежно махнул молодому слуге, величественно и благоговейно державшему алую подушечку с облитой лаком шкатулкой. Тот почтенно склонился, а потом осторожно открыл полированную крышечку — шкатулка была полна свитков, перетянутых серебристыми шнурками.

Один из них лег в протянутую ладонь принца. Развернув перламутровую бумагу, он громко и четко продекламировал:

— В одиннадцатый день десятого месяца Года Созвездия Серны сиим постановляю — Судейскую Ложу упразднить.

Советники и шерлы зашипели, а потом вдруг притихли, да так, что стало слышно, как в огромном мраморном камине трещит и плюется искрами волшебный огонь, поднимающийся в столицу из подземных недр, а за запертой дверью топают слуги, гремят подносы, льются острожные голоса.

В приоткрытое окно втек легкий прохладный ветерок и разлетелся ароматами улиц, но Вигго, сыну Иарта почудилось — его окатило тяжким и безысходным унынием. И так почудилось не ему одному. По бледным эльфийским лицам гуляли тени страха и отчаяния, глаза потускнели и утратили былой блеск решимости и отваги.

Уоддэр трясся от гнева, по щекам старика ходили бардовые пятна. Он не выдержал и, вскочив, разразился потоком злобы:

— Вы не вправе упразднять Судейскую Ложу! Не вы ее учреждали!

— Конечно не я, — согласился Брегон и откинулся на высокую спинку. Его бледное лицо лучилось насмешливостью и превосходством.

— Король Теобальд…

Брегон ударил кулаком по перилам и взорвался:

— Ваш король при смерти! Это вы виноваты! Вы проморгали покушение на моего отца, тупые, бездарные ничтожества! А теперь сидите здесь с гордыми обиженными рожами и смеете выказывать мне неудовольство? Да! Я упразднил Судейское Ложе! И все остальные с этого часа, я упраздняю также!

— Что-о-о!? — Вскочил молодой барон. — Вы не можете упразднить наше ложе!

— Уже упразднил, лорд Малиус!

— Ложе Просветителей?

— Упраздняется!

— Ложе Шерлов?!

— Упраздняется!

Брегон чеканил «упраздняется» с непередаваемым удовольствием, а стоявший справа Гелеган, медленно кивал и степенно поглаживал длинную серебристую накидку, наброшенную поверх шелковых одежд.

— Позвольте не согласиться! Следить за порядком в Мерэмедэле обязанность — гвардейского корпуса, Ваше Высочество. А выявление и пресечение скрытых преступлений, а равно преступлений против короны и королевской семьи в ведении тайной службы! С них и спрашивайте, — еще пытался отстоять права собственной ложи Вигго, сын Иарта.

Но Брегон и слушать не хотел:

— Уже спросил, граф.

Новый начальник Эммерос дернулся, а заметив на себе взгляд принца — вздрогнул и потупил взор. Только бы его не трогали, хотя бы не сейчас.

— Тогда при чем здесь шерлы или мы? — Не сдавался Вигго.

— Позвольте мне, Ваше Высочество? — Новый главнокомандующий развернулся к трону и отдал Брегону, задыхавшемуся от ярости, низкий поклон.

Принц махнул — драгоценные камни на пальцах ярко сверкнули, рассыпавшись по стенам радужными искрами.

— Господа, — начал герцог, — я на этом посту не так давно…

— Ага. Знаем, как вы сместили Габриэла. Весь город знает… — процедил Уоддэр. По его лицу струился пот и в ярком свете серебра, казалось — восковая маска вместо кожи размягчилась и потекла.

— Шерл Габриэл лишился звания, потому что утратил мое доверие, — прошипел Брегон. — Вам это ясно?

— Ясно, — выплюнул Уоддэр.

— Благодарю, Ваше Высочество, — Гелеган выступил вперед. — Господа, — повторился он, — я должен сказать, ваши притязания не обоснованы. Тихо, тихо! Сейчас все поясню! Согласно законам, в случае покушения на короля или членов его семьи, гибели короля или членов его семьи положение в королевстве незамедлительно меняет статус.

— К чему вы ведете, Гелеган? — Выкрикнул Теяр.

— Покушение на короля не что иное, как попытка переворота и смещения правящего рода. Прошло три недели, а виновные не обличены и не наказаны. Также не пойманы соучастники и сообщники. Но хуже того не установлен заказчик этого безжалостного и чудовищного деяния. Атака в самое сердце нашего государства — это объявление войны Эр-Морвэну, господа. Заключенные под стражу гвардейцы, даже под пытками не пролили свет на случившееся, а их глупые признания не помогли и на йоту продвинуться в поисках Белого Лебедя. Одно мы уяснили ясно — среди нас шпионы и предатели. Нет, нет, господа, я не утверждаю, что они находятся в этом зале. Я лишь хочу сказать — доверять никому нельзя. Там, на улицах бродят пособники Белого Лебедя. Не удивлюсь, если в подвалах плетутся заговоры против рода Дракона и Змеи. А где-нибудь в темных подворотнях низших кварталов новые наемные убийцы точат клинки и кинжалы, чтобы под покровом темноты нанести новые жестокие удары по членам королевской семьи. А потому, господа, с этого дня в Мерэмедэле объявляется военное положение. Ложа упраздняются. Права упраздняются. Власть переходит в единоличные руки Его Высочества принца Брегона. Войска под моим командованием и агенты тайной службы под командованием начальника Эммероса переходят в подчинение принца. Теперь достаточно ясно?

В Зале Аудиенций повисла гробовая тишина — введение военного положения стало громом среди ясного неба. Только драгоценности позвякивали, да расшитые серебром и золотом одежды ослепительно сверкали.

— С меня довольно! — Вскричал Уоддэр и порывисто встал. Погрозив принцу пальцем, он прошипел: — Это вам с рук не сойдет. Когда король Теобальд придет в сознание, я лично сообщу ему обо всех ваших выходках! Слово герцога из рода Ашай-Мади!

— Ваше право, — насмешливо бросил тот в лицо старика.

Темный эльф резко развернулся и, несмотря на дряхлость и старческий склад, ловко залавировал меж бархатных кресел.

Новый главнокомандующий склонил голову и глянул на Брегона через плечо — принц чуть заметно кивнул, не сводя холодных черных глаз со спины советника, стремящегося выскользнуть из душной западни Зала Аудиенций. Получив одобрение, Гелеган едко ухмыльнулся и махнул караульному у двери. Жить старому эльфу из рода Ашай-Мади оставалось недолго.

Вигго, сын Иарта обреченно передернул плечами и отвернулся — смотреть на хладнокровное убийство безоружного лорда было выше его сил, но не слышать он не мог. Легкие шаги замедлились, послышался взмах, дверь отворилась, в тихую мелодию вплелся еще один звук — певучий шелест вынимаемого из ножен клинка. Свистнула сталь, раздался сдавленный крик, и на пол что-то обвалилось, оцарапав руду олова металлом и украшениями. Стало так тихо — точно мир разом оглох.

Со всех сторон послышались обескураженные шепотки.

Громогласный голос Брегона прогнал из зала тишину:

— Совет окончен! Расходитесь! Нового созыва не планируется!

* * *

Был холодный пасмурный день середины октября. Верхний Мир заливали дожди, деревья роняли последний наряд, ветер нес ледяное дыхание снежной зимы, а в Эр-Морвэне накалялись страсти. Но не стихия стала тому виной, а новый король из древнего великого рода.

Пропел рог Мерэмедэля. Из-за поворота вынырнул строй королевских стражей; металлическим лесом покачивались наконечники, устремленные в звездные своды, за спинами колыхались бархатные плащи с царственной эмблемой переплетенных Дракона и Змеи. С верхних этажей могло показаться — по улицам двигалась огромная змея, стальные латы напоминали чешуйчатую кожу, ровная тройная шеренга — скользящее тело гиганта, острые копья — смертоносные шипы.

Наследник престола ехал на благородном вороном рысаке впереди: доспех полыхал огненным штормом, бархатный плащ стелился по конскому крупу каскадным водопадом, на груди сверкал медальон-уроборос. Правой рукой принц сжимал поводья, в левой держал вскинутый над челом клинок Вутулар — второй атрибут власти Детей Сумерек. По черной, как беззвездная ночь стали бегали искры подземного света, а выбитые по лезвию эльфийские руны светились синими магическими огнями.

Коронацию назначили на полдень. О ней заранее сообщали трубы трехсот глашатаев и знамена трехсот герольдов, однако, в назначенный час улицы Мерэмедэля преисполнились скорбной тишиной — эльфы не вышли приветствовать нового владыку, и это разнесло самообладание Брегона в пух и прах. Молодой король едва сдерживался, чтобы не вскричать, когда царственная процессия пересекала пустынные переулки и улицы, огибала немые площади и мосты, миновала ослепшие дома и оглохшие торговые лавки. Никогда Его Высочество так не унижали, и он, затаив в душе комок ненависти, дал себе слово, что еще отплатит неблагодарным мерзавцам с лихвой.

Королевская свита въехала на Звездную Площадь — в глухой тишине цокот копыт и лязг металла бил по вискам Брегона, как молот по наковальне; свернула в пышно украшенную аллею, и стала подниматься по широкой мощенной черным мрамором дороге к парадному входу дворца.

Протрубил рог и стражники, повинуясь сигналу, остановили коней, пристукнув древками копий о плиты. Брякнули стремена, покачнулись шлемы, полыхнули серебром серыедоспехи. Слуга с беличьей прытью подскочил к принцу, принял королевский клинок и поводья, второй — пал на колени, пригнув спину, чтобы Его Высочество спешился.

— Повелитель, прошу за мной.

Тощий жрец, облаченный в серебро и бархатное камауро, отделанное мехом горностая, поклонился Брегону до земли и повел в тронный зал, где с минуты на минуту должна была начаться церемония возложения короны.

Безнадежная тишина, пробитая топотом сапог и шуршанием одежд, разрушила последние надежды графа Вигго, сына Иарта.

— Вот и все, — неутешительно прошептал он, склонив голову.

И был прав.

Согласно древней традиции при восхождении на трон новый король должен был спросить: есть ли среди собравшихся, тот, кто готов оспорить его право на корону и власть? Все титулованные шерлами эльфы смели бросить вызов претенденту и вызвать его на поединок. Но Брегон упразднил Ложе Шерлов, и попрал древний закон их народа и королевства, потому что знал — ему обязательно бросят вызов, позовут на бой, и не единожды; он знал, в холодной безысходной мгле тронного зала прозвучит множество высоких чистых голосов и сделал все, чтобы пресечь их праведный глас на корню. Брегон был трусом, а трусы берут свое хитростью и подлостью, но не благородством и честью, о которых громче всех и кричат.

В голубом свете узорных ламп по залу бродили немногочисленные гости. Среди них выделялся герцог Гелеган из рода Черных Соколов — изысканности его дорого наряда мог позавидовать сам правитель, а высокомерию и наглости сама Луноликая Иссиль. Вигго, на бледном лице которого лежали печати горя и муки, перевел взгляд. Рядом с горестным выражением на красивом утонченном лице высился Малиус. Возле него — лорд Фалерриар. Бывшие советники вели тихую беседу и изредка поглядывали в ярко освещенную белизну коридора. Не посмел пропустить коронацию и начальник тайной службы шерл Эммерос, явившийся в тронный зал с семьей; и хотя, он изо всех сил сохранял спокойный, хладнокровный вид, дрожь его колен не заметил разве слепец.

В числе присутствующих были и благородные господа, наделенные титулами шерлов — всего не более десятка. Самым уважаемым из них слыл, пожалуй, Сирилл, сын Ребела из рода Фамил'Насэ, облаченный в дорогой черный наряд с серебром. Командор тяжело вздыхал, снова и снова оправлял широкий пояс и время от времени потирал ровный шрам на подбородке — беспокойство одолевало его до боли в висках. Леди Гвендолин в темно-синем платье из немерского бархата, сверкала изысканным украшением из лунного камня, обвивавшим ее оголенную шею и плечи, и бросала на хмурого брата долгие взгляды.

Наконец, почетный караул пристукнул древками, высек оранжевые искры и отворил окованные створы. Двойная шеренга королевских гвардейцев, оттесняя господ, проследовала к трону. Принц, взирая свысока на мрачных, озадаченных гостей, держался впереди. На его лице смешались коварство и удовлетворение — он добился короны.

Огоньки свечей дрожали, склоняя пламя. Жрецы Луноликой тихо переговаривались. Нервно притопывал носком начальник тайной службы Эммерос. В каком-то полузабытье Сирилл растирал на подбородке шрам. Оттесненная толпой Гвендолин теребила украшение из лунного камня, пребывая в странном недомогании. Девичий ноготок полоснул по хрупкому плетению и украшение порвалось — тончайшие бусинки посыпались на пол и перламутровые капли покатились под ноги королевской шеренге. Эльфийка ахнула, возможно, ее ждала бы кара, если бы в этот момент в арочном пролете не появился опальный маршал.

Брегон, достигнув трона, развернулся и непроизвольно дернулся — в его лживые и подлые глаза всматривался Габриэл. Стоящая в карауле стража не рискнула помешать или воспрепятствовать бывшему главнокомандующему и он вошел. Мелкие бриллианты, которыми был расшит его изысканный парадный костюм, сверкали солнечными искрами, обе руки покоились на едва покачивающейся рукояти из черного вулканического стекла: в каждом движении статного эльфа читались благородство и величавость, твердость и уверенность, бесстрашие и скрытая сила.

— Да здравствует король Габриэл! — Бесцеремонно выкрикнули из темноты.

Брегон поморщился, но пропустил оскорбление.

Габриэл замер напротив трона. Его невозмутимое лицо и черные гневные глаза пугали отвагой и неустрашимостью.

Боясь прослыть слабаком, Его Высочество продолжил коронацию. Жрец, державший стеклянный поднос с платиновой короной, усыпанной бриллиантовой крошкой, выступил вперед. Остальные хором запели:

— Властью данной нам Луноликой, в семнадцатый день десятого месяца Года Созвездия Серны мы нарекаем шерла Брегона, сына Теобальда, внука Дагоберта Пепельного из рода Дракона и Змеи королем Эр-Морвэна и подданным Иссиль. Возденьте корону!

Чело принца покрыл венец. Габриэл нахмурился; сердце в его груди затрепеталось, гулко отдаваясь шумом в ушах. Голоса жрецов и шелест одежд потухли, в душе вдруг вспыхнула непреодолимая тоска. Он взглянул на царственные стены Обители Предков: по ним плелись слитные картины, повествующие об обретении темными эльфами их Родины. Подземные сквозняки шевелили знамена, и, казалось, геральдические звери и сплетенные светила, исполняют фантастический танец.

Как записано в Летописи от Сотворения: за обладание этими голыми безжизненными пещерами, полными благородных металлов, великие предки воевали с армией Горного Короля. И битва эта была сокрушительна и страшна. В те времена Мертвые горы величали Пещерой Горного Короля, потому что в тенях здешних скал и расселин жило древнее громадное чудище. Трехголовый Змей был огромен; его чешуя, горела, как лунное пламя, и была непробиваема для стали клинка, а зубастая пасть выдыхала ядовитый огонь. Детям Сумерек пришлось вступить с ним в долгую и кровопролитную войну.

Когда надежд на победу не осталось, а темные были готовы сдаться и отправиться на поиски нового дома, Элкерфест, сын Фелара из рода Дракона бросил Горному Королю вызов. Змей, уверенный в собственной непобедимости, принял его, злобно насмехаясь над эльфом и называя «живым мертвецом». Поначалу Змей побеждал. Но, видимо, звездам в те далекие времена было угодно, чтобы Горного Короля свергли, а его Пещеру заняли темные эльфы.

Элкерфест одолел Змея и стал первым королем Эр-Морвэна, добавив к роду Дракона приставку «Змеи» в память о сокрушенном гиганте из пылающего огня. Он положил начало правящей династии, став праотцом не только владыкам и правителям, но и тем, кто никогда не смел претендовать на верховную власть по тем или иным причинам, будь то преданность королю, нежелание взваливать на себя тяготы владыческой доли или иное; его кровь текла в жилах Бриэлона, течет в жилах Габриэла и Селены, Эджиннала и Агаты и многих других.

Другие источники сказывали, что Элкерфест изначально происходил из рода Дракона и Змеи. Дети Сумерек, отрекшись от прошлого, забыли, что этот род был родом Первых Эльфийских Королей и знаменовал сплетение душ двух противоборствующих существ и двух противоборствующих начал: сердца и разума, крепости и святости, силы и мудрости.

Габриэла охватило чувство отчаяния. Предки проливали бесценную эльфийскую кровь, бились с тварью из адского мрака, без страха жертвовали собой, веками возводили королевство из стали и мрамора, строили дом за домом, улицу за улицей, вкладывали в площади и мосты, парки и галереи все свои силы, и ради чего? Чтобы однажды все рухнуло, потому что до власти дорвался развратный изверг и глупец, жаждущий преклонения и раболепия?

Его раненное сердце шептало: тот, кто однажды познал горечь падения, облекшись позорным клеймом отверженного, не вознесется и не вернет утраченного величия.

Разум знал — это правда, и все равно противился смирению.

Среди толпы неприятелей Габриэл держался твердо, мужественно и не проронил ни единого слова. Но одно его присутствие стало болезненным уколом по самолюбию молодого короля. Он бледнел, вздрагивал и запинался. Что творилось в душах когда-то лучших друзей, а теперь непримиримых врагов было несложно понять. Голубоватый огонь в камине заметался, обливая обоих холодным светом высоких звезд. Сын Теобальда казался огарком оплывшей свечи с ярким огоньком на челе; на лбу, щеках, шее блестели капельки пота, придавая Его Величеству сходство с подтаявшей восковой фигурой, необдуманно поставленной у жаркого очага. От Габриэла, напротив, веяло ледяным холодом, по голубовато-белому лицу плясали серебристые отсветы оружия и доспехов, а сам он чудился выточенной из осколка льда прекрасной, но бесчувственной скульптурой древнего короля мира.

— Возрадуйтесь! — Прошелестело эхо верховного жреца. — Новый правитель явлен! Да здравствует Брегон, сын Теобальда! Великое таинство помазания свершилось…

Под царственную, но колючую, как волчий вой речь, Габриэл развернулся и вышел прочь. Несмотря на юный возраст и хладнокровие, которое он хранил в любом, даже самом отчаянном положении, он относился далеко не безучастно ко всему, что творилось в эльфийском королевстве. Он не унаследовал от предков рабского подчинения владыке и Трем Законам, напротив в его сердце жила любовь к свободе, его душа вечно тянулась к справедливости. Жаль, что обстоятельства и время, окружавшие его не позволяли ему проявить сии великие и светлые качества.

Его пошатывало. Виски горели, будто сомкнутые металлическим обручем, сердце колотилось, как у загнанного зверя. Ноги предательски подогнулись, и он рухнул на лестничные ступени. Уронив голову на колени, шерл надолго замолчал.

Тихий прохладный вечер, накрывший Мерэмедэль, на самом деле являлся искусной иллюзией — в королевстве уже не было тишины и прохлады. Отныне в Железном Городе поселились крики, стужа и мутный серый свет, а Дети Сумерек превратились в низкое и бесправное сборище льстецов. Королевство стремительно летело в пропасть. Вольно или невольно, но Белый Лебедь добилась своего. И пока старый король «умирал» где-то в темных покоях дворца, его горячо обожаемый сын, не дожидаясь отцовской кончины, заходился в тронном зале криками, эхо которых слышали даже жители самых отдаленных кварталов.

— Беда постигла наш народ, мои подданные! Мой отец при смерти и одной Иссиль известно, когда предки призовут его в Арву Антре! Наш враг сильнее, чем мы предполагали! Я занял трон в смутные времена, но я проведу вас в новую эру, каких бы жертв мне это не стоило!

Габриэл поморщился и сжал кулаки. Жертвы, говоришь? А, как же жертвы, схваченные и обвиненные тобой незаконно? Те униженные и сломленные, что стонут сейчас в подземных тюрьмах, умоляя о воде, или те растоптанные и преданные, что умирают в петлях и на воротах, умоляя прервать их страдания.

Голос Брегона ранил молодого маршала. Столько лжи, столько лицемерия, прежде не звучало над гордой непокоренной Твердыней сумеречного народа.

— Светлые эльфы нанесли нам глубокое оскорбление! Мы ответим им тем же! Перемирие в прошлом! В Год Созвездия Серны мы разрываем Пакт о Дружбе с Верхним Миром! Мы докажем свое право повелевать обеими мирами: подземным и наземным! Этот мир будет принадлежать нам! Мы сметем врагов, как злой зимний вихрь сметает летнее тепло! Мы сокрушим их бастионы и цитадели! Разотрем в пыль их величие и гордость! Мы — будущее равнины Трион!

Габриэл поднял голову, оперся локтями о колени и сипло выдохнул. Горькая усмешка коснулась тонких эльфийских губ. Брегон захотел весь мир, половины ему недостаточно.

Черные глаза блестели, обводя высокие звездные своды, но тщетно силились различить в дальних уголках столицы свет — свет давно покинул Мерэмедель. Черные шелковые пряди, выбившиеся их хвоста, обрамляли очень красивое и очень молодое лицо парня потерявшего короля, королевство, самого себя, и едва трепетались под встречными струями сквозняков.

Все кончено, для тебя, Габриэл, сына Бриэлона. Бессонное и неутомимое зло настигло тебя в сердце собственного дома.

Брегон не унимался; рычал, как дикий безумный зверь где-то там, в тенях неприступных стен:

— А Белого Лебедя я уничтожу лично! Ей не спрятаться и не спастись. Она понесет заслуженное наказание! Слово нового короля!

Короля? Теобальд не желал бы такого короля. Не зря он просил Габриэла, нет, умолял Габриэла занять трон, ибо прекрасно догадывался, в какой мрак затянет государство его сын, дотянись он до власти…

… Воин сидел на каменных ступенях крыльца неподвижно. Темные глаза сверкали в свете фонарей мягким теплым блеском, взор блуждал по конькам крыш, ногти впились в ладони до крови — Габриэл не мог, даже если бы очень хотел, не мог принять корону и взойти на престол. Он хранил тайну, известную только ему одному. В ней одной крылся ответ, почему всякий раз он рушил хрупкие надежды Теобальда отказом.

Впрочем, сейчас лучше вообще не вспоминать об этой тайне.

Брегон продолжал сотрясать воздух криками и угрозами, отсылая жаркие проклятия Верхнему Миру.

Бежать! Подальше от дворца, короны, власти и воспоминаний! От залитого кровью прошлого и туманного, неопределенного будущего! Отказаться от задания, которому так противилось его сердце! Послать все к черту и освободиться… Нет. Поздно сдавать назад. Решение принято. Слово дано. Придется идти до конца.

Габриэл оперся ладонью о ступеньку и тяжело поднялся. Пошатываясь, точно после тяжелого удара в голову, побрел по аллее к Звездной Площади. Из-за угла ювелирной лавки вывернули гвардейцы и, блеснув кольчужной защитой, смерили бывшего главнокомандующего презрительным взглядом и бросили оскорбление. Воин проигнорировал.

Слева у каменного дома с запертыми ставнями крутился пес. Посверкивая черной глянцевой шерстью, он вскинул морду и, принюхавшись, обнажил желтые клыки, точнее один, второй был обломан под корень. Рука шерла непроизвольно легла на рукоять, пальцы тот час ощутили холодный металл. Пес подбоченился, еще раз рыкнул и, видно передумав нападать, мгновенно нырнул в темноту переулка. Темный эльф оглядел дом — дверь заперта на замок, в окнах темно. Жильцов не так давно уволокли в тюрьму — с приходом Его Высочества в Мерэмедэле это стало обычным делом. Пальцы медленно разжались, рука безвольной плетью повисла вдоль тела.

Обойдя Звездную Площадь с запада — вдоль каменной ниши, наполненной водой, по зеркальной глади которой скользили черные лебеди, Габриэл вышел к деревянной веранде с резной крышей и колоннадой из темного полудрагоценного мрамора. На последней ступеньке — под навесом украшений, сидел мальчишка с вздернутым носом и спутанной копной на макушке. Одежда на нем была самой дешевой ткани, босые пятки елозились по гладким округлым камешкам, рассыпанным по земле. Рожденный в низших кварталах кормил с ладони облезлого одноглазого кота. Завидев благородного господина, мальчик улыбнулся и нижайше склонил голову. Парень ответил кивком — это далось ему с трудом, будто тело окаменело и умерло.

Дальше потянулись жилые кварталы. Дома были похожи друг на друга, как две капли воды. Перехваченные длинными сумеречными тенями улицы выглядели чужими пристанищами опасных существ. Синеватый свет звездного свода стелился по крышам, низким изгородям и уличным плитам. Пахло свежим хлебом, яблоками, сливами, терпкими нектарами; откуда-то слева неслись ароматы расплавленных металлов, справа — конюшен и сухих трав.

Габриэл шел медленно. Ноги сами несли его вперед. В голове меж тем прояснялось, а дыханье выравнивалось. Слабость, накатившая во дворце, таяла, как туман на вершинах гор. Ей на смену приходили злость и холодный расчет.

Мучительный крик, полный боли и отчаяния, прилетел откуда-то сбоку. Габриэл обернулся и нахмурился. Оказалось, погрузившись в пелену безрадостных мыслей, он вышел к восточной окраине и остановился в ста локтях от въездных ворот, завешанных телами распятых «преступников». Двое еще подавали признаки жизни, а один по-прежнему боролся с ледяными объятиями смерти, извиваясь и пытаясь освободиться от гвоздей, пробивших ладони и ступни. Несчастный истекал кровью третий день, но никак не мог отойти в вечную весну Арвы Антре, где обрел бы светлое упокоение и вечную жизнь.

Рука пала на обсидиановую рукоять, но тут же осеклась — добивать приговоренных было запрещено и каралось, в свою очередь, тоже смертной казнью. Молодой шерл в гневе сплюнул и стиснул зубы. Распятый на воротах вновь простонал и вдруг обмяк; его голова безвольно рухнула на грудь, спутанные сальные пряди заволокли худое искалеченное лицо. Тьма, наконец, препроводила его к Последним Вратам.

Габриэла передернуло от ненависти и злобы.

Брегон, что ты творишь, зачем ты это творишь и ради чего ты это творишь?

Его мысли заволокло темной хмурью, горькой, как упрек возлюбленной и беспросветной, как низкие облака зловонных болот.

… Домой он вернулся за полночь и, рухнув на диван, забылся тяжелым, неспокойным сном.

* * *

— Господа, мы должны действовать без промедлений! Проявим нерасторопность и это будет стоить нам жизни!

Вигго, сын Иарта стоял в круге блеклого света, обращаясь к преданным соратникам.

— Королевство на грани! Никогда мы не были так близки к полному истреблению! Если враги узнают, что наша могущественная твердыня ослаблена и обескровлена, они атакуют. Желтые великаны с новой силой зашевелятся на юге! Им мало провинции Колючие Камни. Они захотят весь юг-запад Мертвых гор! Если они попрут из Шар-Рахри всем скопом нас не уберегут даже хитрые маневры Кэллиана и засады командоров! Ыгырак Змееносец тоже не останется в стороне! Орк давно вынашивает планы отхватить свой кусок от Эр-Морвэна на востоке! Не станут таиться ажинабадцы, аллеурцы и жители Диких Степей! Эти степняки тут же объединятся и начнут штурм королевства с юга! С севера попрут гномы. На западе зашевелятся ведьмы! Но это внешние угрозы, друзья! Их с благоволения Луноликой, возможно, мы отобьем, а вот как быть с угрозой внутренней? — Советник тяжело вздохнул. — Брегон не тот король, который нам нужен. Глубоко убежден, это мнение большинства!

— Совершенно с вами согласен, граф! — Подскочил благородный Теяр.

— Безусловно, лорд Вигго, — спокойно сказал Малиус.

— Конечно, спорить бессмысленно, — поддержали остальные.

— Ваша — правда, — холодно процедил Габриэл.

— Жаль, с нами нет Бесмера и Дминара, — хрипло вздохнул Теяр и плавно опустился на жесткий табурет.

Было не до удобств. Заговорщики в числе девяти высокородных эльфов встретились в тесном подвале заброшенной пекарни в южной части города за три часа до рассвета. Подвал, расположенный глубоко под землей так давно не открывался, что настенный факел едва не гас в затхлом и душном пространстве. Пол и стены покрывали железные листы, и отраженные языки пламени виделись ожившими тенями, подслушивающими дерзких заговорщиков. Когда-то здесь хранили халлийское сукно и тюки немерского бархата; теперь по углам навалили мусора и тряпья. Выход имелся один — по узкой каменной лестнице наверх — к глухо запертой изнутри двери; однако, в северной части стены зиял пролом, прикрытый широкой доской — на случай необходимого и неожиданного бегства.

— Вы правы, — согласился Вигго, — командоры, непременно бы нас поддержали. Но… продолжим.

Вот уже две недели они собирались в ореоле строжайшей секретности, обсуждая дерзкий план свержения тирана и убийцы. Сегодня величественные господа собрались в последний раз. Завтра после полудня одному из них предстояло пробраться в королевский дворец, проникнуть в комнату нового короля и нанести один точный сокрушительный удар.

Вигго взглянул на будущего зятя, и Габриэлу стало не по себе. Но не холод черных колючих глаз обжег его сердце, а едва заметный отблеск надежды в глубине таинственной черноты. Вот кого они избрали исполнителем, горько усмехнулся он про себя, качнув головой. А вообще-то, он не удивился. Кому, как не лучшему воину королевства взять на душу грех убийства короля и вернуть народу украденную свободу. Было бы забавно, если бы завтра в королевские подвалы полез, скажем… барон Малиус.

Габриэл скосил глаза, взглянув на красивого советника, сидевшего с напряженно-задумчивым видом под чадящим красноватым светом, и улыбнулся — хотел бы он посмотреть, как весь из себя благородный Малиус, уделявший собственной внешности больше времени, чем делам государства, и не державший в руке ничего тяжелее ложки из серебра, по пояс измазанный в нечистотах, ворвется в покои Брегона с обнаженным клинком. Воистину, если Брегон и умрет, то разве только от смеха, ну, или от ядовитой вони, но никак не от меча.

Или, может, добровольцем вызовется советник Фалерриар? Габриэл бросил взгляд на старого лорда через плечо. Алые отблески плясали на точеном профиле его безжизненного лица. Этот господин обладал грубоватой внешностью — тощее скуластое лицо обрамляли жесткие прямые волосы, спадавшие на хлипкие плечи золотящимися завитками. Впалые глаза блестели в возбуждении замыслов, но дальше этого блеска помощи от него ждать не приходилось. Тощие руки, тощие ноги, тощее тщедушное тело, прикрытое богатым нарядом. Нет, качнул головой Габриэл, этот «вояка» не то, что до королевских покоев не доберется, он не пройдет по подземелью и мили — утонет в зловонной жиже шагу на пятом-шестом. Если повезет, продержится до десятого.

Был среди союзников еще баронет Келевор, сын Кал-Арона из рода Джаси-над-Матамэ, летописец Теобальда. У него было сухое обветренное лицо, в больших черных глазах жила непреодолимая печаль; длинные, блестящие волосы были седы, как снег. Облик стареющего лорда, утратившего господина и будущее, кричал от безысходности. Летописец всю свою жизнь держал в руках перо и пергамент и для свершения справедливости не годился.

Другие тоже на роль вершителей судеб не тянули. Правда, среди заговорщиков, имелся еще один благородный шерл из числа военных. Теяр из рода Серебряных Звезд, высокий, красивый, бесстрашный; однако и он имел существенный недостаток, а именно порывистый, нетерпимый нрав, такой же необузданный и буйный, как норов духов гор, плывущих по течению ветра навстречу опасностям и соблазнам. Бывший главнокомандующий не сомневался — окажись Теяр во дворце, ему просто не хватит терпения пробраться в покои короля: он обязательно ввяжется в драку с охранниками, гвардейцами, придворными, пажами, оруженосцами, слугами, чем безнадежно запорет все дело. Вот потому — ему была уготована роль яркой наживки.

— Итак, да… продолжим, — пробормотал граф. — Лорд Теяр, вы достали карту подземелий?

— Вот она.

Карта легла на металлический табурет с узорными ножками.

— Хорошо. Что ж, Габриэл, прошу.

— Во дворец ведут два тайных хода. С севера и запада, — склонился над темным куском бумаги молодой воин. — Северный был засыпан год назад, но там сохранился небольшой лаз. О западном было известно только троим. Теобальду, мне и Брегону, и потому, считаю, этим путем должна воспользоваться «наживка».

— Почему? — Удивился Малиус.

— Я же сказал, — медленно повторил Габриэл — как военный, он привык слушать и понимать приказ с первого раза, того же ждал от своих солдат. Гражданским — это было не свойственно. — Брегон знает об этом ходе и, наверняка, выставил там охрану. Ожидает он нападения или нет, не в этом дело. Не обезопасить себя он не мог. Потому, мы используем его для отвода глаз. Взявший на себя роль приманки пойдет им.

— Я готов, — хрипло вздохнул Теяр и порывисто коснулся навершия.

Габриэл, стоящий против полыхающего факела, кивнул.

— Проникнув во дворец с севера, я пойду складами с провиантом до прачечных, вот сюда, — длинный ухоженный палец парня указал точку на карте, — отсюда сверну на восток и поднимусь на нижний этаж к комнатам прислуги. Здесь облачусь в форму придворного и проникну на королевские кухни. Там в это время всегда идут приготовления к вечерней трапезе Его Высочест… Величества, — Габриэл с трудом процедил новый титул Брегона. — Дальше с подносом пересеку северное крыло и…

— Что это? — Теяр первым пошевелил заостренными ушами, бросив взгляд в густой сумрак потолка.

Сверху прилетел глухой топот и звон металла, прерывистый, но ясный, хоть и смягченный каменными стенами; лязг доспехов, злые обрывки фраз.

— Это в пекарне над нами, — переполошился Малиус.

— Гвардейцы короля!

— Нас предали, — прошептал Вигго.

Габриэл двумя пальцами подхватил серебристое полотно карты и набросил на пылающее пламя факела. Нежнейшее плетение мгновенно вспыхнуло, расползаясь, как невесомая паутинка из шелка.

Вигго, сын Иарта опрокинул табурет. Остальные тоже.

— К оружию, скорее!

— Может, досмотр заброшенных построек? Досмотрят и уйдут, — с надеждой вопросил старый тощий Фалерриар, до боли всматриваясь в силуэт двери, очерченной слепящими светом, льющим с той стороны.

Топот усилился, звон закаленной стали тоже. Приглушенный голос Брегона проревел:

— Они в подвале! Ломайте дверь!

От сокрушительного удара металлическая дверь застонала, с потолка осыпалась серебристая пыль, пламя факела тревожно задрожало.

— Открывайте! Открывайте! — Орал молодой король наверху.

— Нет, — громко сказал Габриэл, уже не таясь. — Они не уйдут.

Он бросился к пролому в дальнем углу, и ногой отпнул доску.

— Сюда! Бегите. Всем умирать незачем.

Эльфы обернулись. Губы Малиуса дрожали, он что-то беззвучно шептал. Тощего Фалерриара сотрясала дрожь. Потерянный баронет Келевор даже не обнажил клинка. Остальные застыли, как мраморные статуи, покрытые пылью.

— Ну! — Прикрикнул Габриэл, — уходите!

— Я не оставлю вас. — Процедил Теяр, блеснув обнаженным клинком.

— И я! — Поддержал сородича Вигго.

Из всех заговорщиков только эти двое были готовы встать с Габриэлом плечом к плечу и достойно встретить ненавистного врага, хотя знали — открой они себя, их кончина будет неизбежна, как грядущая поступь холодной зимы.

— Нет, лорд Вигго! Нет! — Отрезал Габриэл. — Вы должны спастись! Вам под силу вновь собрать единомышленников и завершить задуманное!

Другим же приглашения не требовалась — лорды спешно покидали подвал. Малиус давно утонул в темноте стенного пролома, следом за ним исчез Фалерриар, Келевор готовился бежать.

Факел сыпал горящими искрами и жалобно трещал. Металлическую дверь с усердием выбивали. Оглушающий грохот сотрясал стены, отзываясь болью в сердцах. Пыль стояла столбом. Дышать стало нечем.

— Я не могу… не могу тебя бросить, — забравшись в пролом, Вигго вдруг пополз обратно.

Габриэл опустился рядом на одно колено и остановил советника резким выпадом ладони.

— Вы должны. — В его глазах сверкнул огонь решимости: — Я возьму всю вину на себя.

— Нет! — Не соглашался Вигго, — нет, Габриэл! Ты слишком молод, чтобы умереть распятым на воротах! Я не покину тебя…

— Вам придется. — Бывший главнокомандующий грустно улыбнулся: — Боюсь, свадьбу с вашей дочерью стоит отложить на… неопределенный срок. Прощайте.

Молодой воин хотел было подняться, но Вигго его удержал.

— Габриэл, постой. Вспомни последнюю аудиенцию у Теобальда. Незадолго до торжества в честь Луноликой. Я тогда бесцеремонно ворвался, и вам пришлось прервать беседу. — Граф перешел на шепот. — Нам стало известно, что Брегон и Гелеган сговорились и замыслили измену. Теобальд выслушал и заверил, что займется этим после праздника. Но он не успел… Габриэл, ты слушаешь? Брегон задумал переворот задолго до покушения Белого Лебедя. Он предал не только отца, он предал и тебя!

— Бегите, — выдохнул Габриэл, втолкнув Вигго в земляную темноту и советник, упав на локоть, не успел узреть, какие чувства вызвало известие, окончательно выбившее почву из-под ног у воина, и без того лишившегося всего, чтобы было ему дорого.

Пахло сырой землей и корнями, и Вигго чихнул. В десяти шагах, вот-вот закипит смертельная битва, а он как последний трус бежит, бросая соратников и друзей. Эльф зажмурился и помотал головой, не веря, что все происходит с ним наяву. Локоть, ударенный о камень, страшно саднил. Еще раз подивившись выдержке будущего зятя (несмотря ни на что, граф все таки надеялся связать Габриэла с Лирой) он заставил легкое тело перевернуться, встал на четвереньки и пополз в узкий, неосвещенный лаз подземелья.

Тяжелая дверь выскочила из петель с громким, пронзительным скрежетом и наполнила подвал ослепляющим светом. На лестницу хлынула стальная волна королевских гвардейцев; клинки сверкали белыми лентами, круглые щиты полыхали полированными блюдами, шлемы плясали огнями будущего сражения.

Габриэл замер величественной статуей — широкоплечий, с горделивой осанкой и могучими руками. Ветер колыхал пряди, выскользнувшие из его хвоста, на парадном наряде вспыхивали каменья, пальцы стискивали рукоять — на опущенном в пол обоюдоостром лезвии серебрился выбитый по металлу узор.

— Для меня честь умереть рядом с вами, — признался Теяр.

— А для меня — рядом с вами, — искренне ответил Габриэл, наблюдая, как неумолимый, безжалостный вал щитов и лат катился вниз по ступеням.

Тишина пресеклась и дикий лязг оглушил. Первым навстречу королевскому гневу бросился Теяр — единственный, кто не убоялся участи смертника. Стража смела его ревущим горным потоком.

Габриэл остался один. Ему было не впервой бороться с противником превосходящим числом и вооружением, но то были неповоротливые орки, тяжелые гномы, тугодумы-гоблины, не обладающие мастерством светлые эльфы. С сородичами он скрещивал меч редко и, как правило, один на один. Что ж, криво усмехнулся храбрый шерл, все когда-нибудь случается в первый раз.

— Схватить его! — Заверещал Брегон, не решаясь спуститься в подвал.

Гвардейцы налетели серой стеной. Засвистела сталь, зажужжали щиты. Габриэл был готов. Он метнулся между двух вооруженных солдат, смел их, толком не успевших уловить его плавных, смертоносных движений. Нырнул в толчею и схлестнулся с грозной силой справа, рубанул с плеча влево. Высек снопы искр перед собой и рассыпал веера алых брызг за спиной. Пятеро рухнуло с дикими криками, еще трое беззвучно.

Новая стальная волна навалилась, удушая и зажимая беспросветным кругом тел. Он получил укол в правый бок, зашипел, и не глядя, опрокинул ударившего его навзничь. Его теснили к стене, туда, где не развернуться. Пытались выбить клинок и набросить цепи. Блестящие кольца метались вокруг головы, норовя вцепиться в горло и запястья. Тончайшее лезвие Эттэля рассекало их точными прицельными ударами.

От разъяренного шерла не спасали щиты, а мечи рассыпались осколками железа и драгоценных камней. Как щепки, отхваченные топором от ствола при рубке древа, разлетелись солдаты Его Величества по сторонам, а в центре неприступным исполином оставался стоять Габриэл с окровавленным клинком в крепкой руке. Снова и снова оставался стоять. ОН казался непобедим.

— Еще! — Ревел Брегон, не веря глазам. — Еще цепей! Еще гвардейцев!

Какими бы сильными и великими воинами не слыли шерлы — выстоять против сотни сородичей не могли даже они. А Габриэл выстоял. Выстоял против первой сотни. Выстоял против второй. Пришел черед третьей.

— Этого не может быть, — шептал новоиспеченный король, — это никому не под силу, никому.

Минуло четверть часа. Факел погас и цедил вонючим дымом. Пол сплошным ковром застилали тела. Они лежали друг на друге в два, три яруса и высокий свет сполохами играл в оброненных щитах, переломанных клинках, метался по изъеденным щербинами роскошным доспехам. Эльфийская кровь залила стены и потолок. Кое-где стонали живые, кто-то пытался выползти из-под товарища и лязгал металлом, другие лежали молча.

Габриэла прижали к стене. Опираясь на клинок, он тяжело дышал. Кровавый пот катился со лба, распавшиеся черные волосы облепили бледное измученное лицо, но в черных глазах по-прежнему пылал неустрашимый огонь битвы. Он и не думал сдаваться.

— Взять его! Взять! — Топал король.

В третью заметно поредевшую волну стражей влилась свежая королевская рать и битва разгорелась с новой силой. Упреждая атаку противника, Габриэл выхватил щит из руки ближайшего поверженного и, легко вскочив с колен, сошелся с атакующими. Срубил голову справа, распорол брюхо щитом кому-то впереди, замахнулся и отсек ногу тому, кто слева. Густая темная кровь брызнула в рот и глаза. Молодой воин поморщился — сплевывать не было времени. Благородный Эттэль порхал и опадал безжалостной молнией незамутненного света.

И все же его одолела усталость. Ноги Габриэла разъезжались на плитах, залитых кровью; он спотыкался о тела. Рука, сжимавшая рукоять, слабела. Зоркие глаза пропускали легкие, но болезненные уколы из не подсвеченных углов.

Новый отвлекающий маневр загнал благородного воина в тупик. Воспользовавшись его секундной слабостью, гвардейцы накатили приливом. Хищно лязгнули цепи, и Габриэл лишился клинка. Замах — и в сторону полетел щит. Новый удар опрокинул его на колени, потом на грудь. Он еще пытался сопротивляться — скинул троих, и, выхватив из-за пояса кинжал из подгорной стали, сокрушил ближайших к нему, но… как бы ни был силен и отважен шерл, против судьбы, предначертанной звездами, не устоять даже долгоживущему эльфу.

Страшный удар в спину вырвал из груди парня хриплый крик. Он потерял равновесие и рухнул лицом в мертвые тела. Ледяные доспехи ожгли щеки и лоб, кровь ворвалась в нос и залепила глаза. Гвардейцы навалились на него, уперев колени в поясницу и шею и, хлестко заломив руки за спину, обмотали запястья цепями. Неравный бой был окончен.

Рывком поставив его на колени, они расступились и припали в смирении и трепете пред величием того, кто неспешно спускался по лестнице, полязгивая наколенниками и поблескивая платиной на челе.

— Думаешь, ты непобедим, потому что тебе нечего терять? Думаешь, ты мудрее, потому что познал утрату? Думаешь, ты жертва, потому что тебя предали? А что скажешь, если твоя сестра и племянники испытают все то же? Желаешь, чтобы они последовали за тобой в Арву Антре? Видимо, да. Потому, как их жизни ты совсем не ценишь.

— Не смей их трогать, — прошипел Габриэл и сплюнул кровью. — Они здесь не при чем. Это только наше дело… Ваше Величество.

Он глянул на короля исподлобья — снизу вверх, и скованные за спиной руки напряглись. Сколько превосходства, сколько торжества и удовольствия сейчас умещалось на поганой Брегоновой роже, слепленной из мягкого желтоватого воска. Лучшего воина королевства, главного претендента на трон и любимца своего отца он лишил всего и поставил на колени.

«Это ли не моя победа», открыто усмехался король, «это ли не мой триумф?»

Габриэл опустил голову и слипшиеся от чужой крови волосы, осыпавшись с плеч, полностью скрыли его лицо. Он тяжело дышал и покачивался, стоять на коленях было тяжело, а Брегон расхаживая рядом, все говорил и говорил: о новой власти, стальном кулаке для королевства и необходимости покарать предателей и заговорщиков.

Он не слушал. Сильная боль в правом боку растекалась по телу холодными волнообразными судорогами. В запале битвы, он даже не ощутил удара клинка, а теперь понял — его ранили и под шелковой рубахой, прилипшей к разгоряченному телу, уже во всю струилась горячая эльфийская кровь. Вот почему он неожиданно стал терять силы, вот почему допустил ошибку и не смог отразить последнюю, самую мощную атаку.

— … на площади состоится наказание, — захлебываясь от удовольствия ревел Брегон, — показательное наказание. Его запомнят надолго.

Габриэл сел, подергал локтями — запястья совсем занемели — и усмехнулся. Ну, ну, очередная публичная казнь, а чего еще ждать от Его Величества, не заложения же фундамента под Дом Мудрости или уравнения жителей низших кварталов в правах с великими и благородными родами.

— Теобальд тобой бы гордился, — язвительно усмехнулся он, снова сплюнув кровь, натекшую в рот.

Брегон молниеносно сменил линию движения и в мгновенье ока обхватил голову связанного воина.

— Как ты смеешь упоминать о моем отце? — Прошипел он. — Ты! Тот, кто готовил заговор против его единственного сына. А знаешь, я даже этому рад. Ты открыл мне глаза на несовершенство работы тайной службы и необходимость ужесточения режима. Сколько еще заговорщиков и предателей обитает в таких же злачных подвалах и закоулках нижних кварталов невозможно вообразить! Я прав, лорд Гелеган?

Герцог вступил в полосу света, ослепив еще более роскошным облечением, нежели королевский наряд, и чинно склонился, рассыпая на плечах седые волосы с вплетенными в них бриллиантовыми нитями:

— Совершенно верно, Ваше Величество.

Оказалось, гнусный интриган все это время был здесь, наблюдал за битвой, но держался в тени и не высовывался, по крайней мере, до пленения Габриэла, потому как не без оснований полагал, заметь его молодой шерл — не сносить ему седой головы.

Брегон схватил бывшего маршала за волосы, рывком поднял голову и заглянул в мутнеющие глаза — Габриэл терял много крови и мир для него начинал расплываться.

— Знаешь, что тебя сгубило, друг мой? Милосердие…

Затухавшее сознание пленника едва уловило насмешку короля.

Глава 7. Горнило испытаний

Даже если пламя погасить, фитиль останется

(Буддийская мудрость)

В тренировочном зале было светло и прохладно. Голубоватое пламя клубилось в хрустальных фонарях и матовые стены переливались оттенками ранней луны. На окнах колыхались шелковые занавеси, в углах поблескивали стеклянные столики с серебряными кувшинами и высокими хрупкими бокалами. Из соседней залы доносились перестук деревянных мечей и грозный окрик учителя.

— Сколько тебе повторять! Этот элемент имеет следующий порядок: прямой удар в грудь, перелет, косой удар с проносом с задней ноги! А ты, недоросль остроухий, что делаешь! Пятый раз не можешь выполнить элемент! Еще раз! И не дай Иссиль тебе опять ошибиться! Я не посмотрю, что ты сын графа, всыплю десять ударов палкой! Начал!

Пятерка юных темных эльфов, облаченных в черную ученическую форму с эмблемой королевского герба на спине, сидя на низеньких стульчиках вдоль стены, поежилась. Как хорошо, что жестокий и крикливый шерл Хаттэр достался другой семерке учеников. Их учитель — шерл Бениамин терпелив и понятлив (насколько это возможно для темной сути воина подземелий).

Вон он, кстати. Бьется на аллеурском ковре, сотканном белыми и черными квадратами по типу шахматной доски с шестым учеником. И пусть ученик допускает ошибки, Бениамин не орет, как полоумный, а спокойно исправляет промахи, жестом и словом указывая на недостатки ребенка.

— О, горе мне! — Снова прилетел дикий ор из соседнего зала.

Да, шерл Хаттэр сегодня явно не в духе.

— Что ты творишь, дуралей! — Ревел Хаттэр. — Сколько тебе повторять, что удар ногой последний? Последний! Нет, я так больше не могу…

Мальчишки переглянулись. Не приведи Иссиль, такого наставника, не приведи.

Тем временем Бениамин и шестой ученик схлестнулись не на шутку. Деревянные мечи отстукивали чечетку, по стенам плясали бешеные тени, над ковром серым облаком плавала пыль. Мальчишка в мешковатой униформе ускорялся, выбрасывал руку, вертел оружием, маневрировал, но до отточенных профессиональных выпадов учителя не мог дотянуться, как орк до луны.

Последняя атака оказалась для него губительной. Вложив в замах слишком много сил, он бросился вперед. Клинок, описав дугу, полетел учителю в голову, но тот блокировал удар и, опрокинув ученика на спину, ткнул жало оружия в его лицо. Упавший скрипнул зубами. Выбитый деревянный меч отлетел к противоположному углу и застрял меж узорных ножек стола, а без него бросаться в новую атаку бессмысленно.

Учитель покачал острием деревянного меча перед лицом поверженного, секунду подумал и, закинув оружие на плечо, одновременно протянул ему руку.

— Не плохо, Габриэл, не плохо. Бэл-эли дается тебе легко, — сухо сказал он. — И все же не настолько легко, как другим, — он кивнул в сторону пятерки у стены. — Соберись — ты слишком напряжен. Расслабь мышцы — ты слишком доверяешь глазам. Свет только мешает. Мы темный народ. Прислушайся к своим чувствам, прислушайся к чутью. Оно укажет к победе кротчайший путь. Ты не всегда сможешь положиться на зрение и слух. Однажды насупит момент, когда тебе придется биться в полной темноте или полной тишине. Ты должен научиться слушать и слышать самого себя. Помни, самый страшный враг воина не легионы противника и не смерть от клинка на бранном поле, самый страшный враг воина — его страх и неверие в себя.

— Я понял, учитель, — ответил Габриэл, отирая пот тыльной стороной ладони.

— Тогда, еще раз. Бери меч и наступай.

Пятерка учеников насупилась. Бой Габриэла и Бениамина затягивался, и они начинали скучать. Один стал прищелкивать пальцами, два других о чем-то тихо зашептались, еще один, отклонив голову к стене, закрыл глаза, открыв дорогу сну. И только последний, подперев подбородок кулаками, с интересом уставился на друга, который снова атаковал.

Грозно затрещало дерево. Тренировочный бой обернулся для ученика новым испытанием, ибо через несколько минут строгий невозмутимый Бениамин опять опрокинул его на лопатки.

В залу влилась высокая тень — ученики, скучавшие у стены, приободрились. Вслед за отражением появился и сам Его Величество. В то далекое время Теобальд выглядел величественно и грациозно. Моложавое лицо светилось чуть заметными морщинами у глаз; волосы, тронутые бледным инеем, завитками спадали на плечи; голову венчала корона. Наряд из черного немерского бархата, расшитого хризолитом и синим сапфиром, подчеркивал живые цепкие глаза цвета вечного сумрака и оттенял бледную, почти прозрачную кожу.

Узрев провал Габриэла, король рассмеялся и поаплодировал мальчишке.

— Меч выскользнул из рук, — поднялся он, виновато оправдываясь.

— Безусловно, меч, — рассмеялся Теобальд еще громче, а потом обратился к Бениамину: — А где мой сын?

— Принц Брегон сегодня не явился, Ваше Величество, — поклонился учитель.

Король нахмурил лоб.

— И часто он пропускает занятия?

Бениамин выпрямился:

— Часто. Он единственный из семерки учеников еще не освоил базовые приемы боевого искусства бэл-эли.

Теобальд помрачнел. В зале пала хмурая тишина. Шелестели занавеси на окнах, потрескивали волшбой хрустальные лампы в потолке. Из соседнего зала доносился голос разъяренного Хаттэра.

— Мои силы на пределе! Во имя Иссиль! Он не может выполнить элемент прямого удара в грудь, перелета, косого удара с проносом с задней ноги! За что мне это, Луноликая!Кто-нибудь, покажите этому недоумку седьмой элемент бэл-эли! Дминар! На ковер! Будь добр, студиоз, продемонстрируй вот этому…

— Да, учитель, — послышался уверенный юношеский голос.

— Я поговорю с Брегоном, — наконец, сказал король. — Он более не пропустит занятий.

— Буду признателен, — ответил наставник.

— Да, шерл Бениамин, — Теобальд глянул на Габриэла, стоявшего рядом, — вы позволите забрать одного из учеников на пару минут?

— Меня? — Удивился мальчишка.

— Тебя, мой мальчик, тебя, — глаза короля лукаво блеснули.

— Безусловно, Ваше Величество, — отвешивая новый поклон, отвечал учитель.

— Идем, Габриэл.

Тем временем Бениамин вызвал следующего ученика — того, что подпирал голову кулаками и наблюдал за тем, как его друг удалялся за горделивой тенью владыки.

— Сирилл! На ковер!

— Да, учитель.

— Я принес тебе дар. — Загадочно произнес Теобальд, когда он и Габриэл вошли в соседнюю залу, освещенную одинокой лампой в оправе грубой бронзы.

— Дар?

— Бесценный дар, Габриэл.

Из-под полы богатых одеяний выпорхнуло что-то длинное и тонкое, обвитое серебристой материей и перевязанное множеством лаковых ремешков.

— Что это? — Спросил мальчик, пока король бережно их расстегивал.

Сорвав с дара серебристую ткань, король с поклоном возложил его на ладони юного Габриэла и отошел. Кожу рук приятно охладило, по лицу рассыпались отблески мягкого сияния. Сине-серебристый клинок с хорошо выраженным жалом, широким и плоским долом, эфесом с навершием из обсидиана в виде переплетенных Дракона и Змеи впечатлил ученика. По закаленному лезвию были выбиты вязи древнеэльфийских рун. Острые края открытой металлической гарды закруглялись вниз и плелись резными зубцами и узорами. Боевую рукоять покрывала блестящая выпуклая выбивка.

Чистейшая сталь поймала свет, по лезвию перетек слепящий огонек; черное полупрозрачное навершие полыхнуло серым отсветом.

— Это Эттэль. Меч, изготовленный Бри Хафенкелем.

— Легендарным мастером из провинции Мали-Дагонэ? — Воскликнул мальчишка. Имя Бри, овеянное легендами, не сходило с уст нынешних кузнецов и ставилось в пример их подмастерьям.

Теобальд важно кивнул:

— Он принадлежал твоему отцу. Перед гибелью Бриэлон его отдал и просил вручить тебе, когда ты станешь его достоин. День настал.

— Благодарю, повелитель, — не отрывая глаз от благородной стали, пролепетал ученик.

— Отныне клинок древнего рода принадлежит тебе. Взмахни им. Слейся с Эттелэм. Прочувствуй его смертоносную мощь. Ощути тайную силу, скрытую в лезвии.

Сжав обсидиановую рукоять крепче некуда, Габриэл взмахнул. Лезвие рассекло воздух совершенно бесшумно. Крутанув в руке Эттэль, он улыбнулся. Меч был легок, тонок, идеально сбалансирован и очень удобен в ближнем бою.

— Это не все. — Продолжал король, довольно щурясь. — Издревле наши мудрые мастера создавали мечи-ловушки. Размахнись посильнее и познай секрет двух оружий, спрятанных в одном.

Габриэл взмахнул легким, как перо клинком и почувствовал нежный шелест в рукояти — клинок разделился на два абсолютно одинаковых творения.

— Это Веттель. Брат-близнец Эттэля.

Удивленный метаморфозой, ученик перехватил Веттель за рукоять и поразился его благородной красоте, достойной занять место у трона самого Властелина Над Облаками, ибо «близнец» обладал еще более тонкой сталью и сиял подобно сумеречной луне.

— Мечи мастера Хафенкеля — наследие нашего народа. Храни их, мой мальчик. — Торжественно произнес Теобальд, расправляя плечи.

— Я сохраню их, повелитель, — поклялся юный Габриэл, на лице которого плясали синие сполохи благородной стали. — Сохраню их…

… Нестерпимая боль в правом боку смыла детское воспоминание, как волна, нахлынувшая на песчаный брег Ий-Дъий, и толчком выбросила из полузабытья. Габриэл очнулся и зашипел; дернулся — схватить за горло того, кто причинял боль, но не тут-то было — запястья и лодыжки обвивали стальные цепи, а спину холодил камень. Оказалось, его приковали к столу где-то глубоко под землей — в душном, залитом жаром огней и металлов помещении. Некто неизвестный прижигал ему рану, схваченную в недавней битве, и его кожа шипела и пузырилась. Несло смрадом горелой плоти и крови. Над потолком курилось марево легкого полупрозрачного дымка.

— Жги его, жги! — Шипел над ухом знакомый голос. — Сильнее, сильнее!

Габриэл скрипнул зубами — каленый прут отняли от раны, но надолго ли. По лбу и вискам катился пот, щеки облепили мокрые пряди, густые ресницы слиплись от крови. Разлепить их оказалось не просто — даже с третьей попытки парню это не удалось.

Сбоку — в огромных раскаленных печах трещало пламя и по пропитанному запахами пота, крови и испражнений помещению растекался жар. Звякнуло железо — тот, некто, окунул прут в кипящий огонь и вяло поворошил угли. Значит, вернется прижечь рану повторно.

Знакомый эльфийский голос захрипел:

— Дайте-ка мне! Я сам!

Определенно, он уже слышал этот голос. С памятью на лица темные «не дружили», но упрекнуть народ подземелий в отсутствии тонкого слуха у Верхнего Мира язык бы не повернулся. Сумеречные эльфы доверяли ему больше, чем глазам, а потому — раз услышав голос, уже никогда не забывали его оттенков, тембров, интонаций и хрипотцы. Они искусно и безошибочно выделяли грубые, с одышкой голоса орков, шелестяще-легкие и звонкие переливы светлых эльфов, колючие и жесткие вопли гоблинов, грозные, рявкающие интонации гномов, вибрирующе-цокающие голоса цвергов, визгливое ведьминское рычанье.

— Лорд, дайте мне!

— Его Величество велел не пытать пленника, а остановить кровь, — грозно ответил незнакомец. Голос принадлежал королевскому лекарю из высокородных господ.

— Проклятье, — сплюнул первый и ушаркал куда-то в пелену.

Габриэл выдохнул, собрал все силы и разлепил ресницы.

Первое, что бросилось в глаза — шершавый и закопченный потолок, забрызганный бурыми пятнами; далекие стены скрадывал сумрак, большие каменные печи чадили где-то по сторонам. Слева и справа располагалось еще несколько подобных столов — в изголовье и ногах поблескивали стальные кандалы с крупными кольцами.

Габриэла передернуло — наверняка, на одном из них Эрл и Брегон пытали того юного эбертрейльца с пепельными волосами и зелеными глазами. Наверняка, они пытали здесь и других, многих других… Сотни и тысячи загубленных безвинных жертв, перемолотые кровавыми жерновами эльфийской гордыни.

Из мрака и гнева молодого шерла вывел склонившийся над ним темный эльф в богатой шелковой мантии. Так и есть — лекарь, лорд Маримор.

— Я прошу прощения, шерл Габриэл, — смущенно молвил лекарь. — Вас пришлось сковать, чтобы вы ненароком не покалечили меня. Рана серьезная, а в вашей ситуации нормальной помощи вам не окажут, поэтому…

Лекарь поднял раскаленный прут, истекавший кудрявыми струями пара, и тяжело вздохнул.

— Делайте, что должны, — процедил Габриэл, закрывая глаза и мысленно готовя тело к новой обжигающей волне боли.

— Да, господин. Прошу прощения.

* * *

— Интересно, он живой?

— Был бы он мертвым, бросили бы они его сюда.

— Что-то исчадия совсем озверели, — легкий свистящий вздох и лязг цепей, — хватают и своих и чужих, заковывают, пытают, швыряют в подземелья без чувств.

— Не-е. Стражи говорили, этого темного не пытали, так только, раны прижгли, чтоб кровью не истек.

— Не пытали? Ну, да. Ты посмотри на него. До сих пор сладковатый запах паленой кожи стоит. А он здесь уже вторые сутки лежит, между прочим. Может, все-таки умер?

Снова лязг цепей, шорох по камню, шелест и шлепки.

— Нет, — голос второго. — Вон, шевелится. Сейчас очнется. Лучше отойти.

Ледяная вода, стекающая с острых потолочных сводов, капала ему на лицо, стекала по лбу к вискам, по щекам — на подбородок. Габриэл поморщился, ощущая под собой сырой пол. Руки и ноги оплетали цепи — Брегон так боялся, что, даже бросив его под замок, кандалы приказал оставить.

Шерл пошевелился — правый бок отозвался ноющей болью, и все же он был благодарен Маримору. Не сделай того, что сделал лекарь, Габриэл уже скитался бы среди Белых Духов Арвы Антре, стремительно приближаясь к Последним Вратам.

Открыл глаза. Ранящий факельный свет стелился по стенам и потолку черно-рыжими огнями, выхватывая неброские очертания, полупятна и размытые бесформенные силуэты пленников, шелестевших цепями в соседних камерах. За толстыми скользкими стенами темницы лязгала охрана. Вдалеке гудел уличный шум: цокали копыта, перекрикивались работяги, дули кузнечные меха, скрипели телеги, наполненные драгоценной подгорной рудой маэ-ро, из рудников возвращались пленные.

Сел, поднял голову и стряхнул соленые капли мутной воды. Глаза слезились, в рот точно песка насыпали, но молчавший у кованной решетчатой двери страж кувшин и кубок не предложил, вместо этого он довольно начал:

— Доброго вечера, лорд Габриэл. Как спалось? Непривычно наверно на голом камне? А то, вы все больше на шелках и бархате с бокалом дорогого либерского вина. Ну, теперь познаете тяготы настоящей солдатской жизни. Как говорится, изнутри.

Тот самый голос — просивший лекаря о пытках.

Кто же ты?

Габриэл всмотрелся в темное лицо. Страж не двигался, снисходительно позволяя себя рассмотреть. На наглеце блестел плащ из черного элейского аксамита, украшенный серебром и лунными камнями, — этот плащ с Габриэла сорвали во время битвы под пекарней. Теперь ясно, почему в камеру его бросили без верхней одежды, спасибо рубаху, брюки и сапоги оставили.

Бледно-оранжевый свет содрогнулся, а мир закачался, когда незнакомец, блеснув роскошью чужого наряда, припал к решетке и прошипел:

— Вы не помните меня, старший маршал? А я вас помню.

Он поднял правую руку с криво сросшимся запястьем.

— И ваш урок хорошо запомнил.

— Рад за тебя, — бросил Габриэл — на его снежном невозмутимом лице не дрогнул ни единый мускул. — Я тебя помню, солдат. Ты поднял руку на пленную женщину, оплакивающую смерть сына. Легко отделался. В следующий раз — сверну шею. Обещаю.

Страж усмехнулся:

— С переломанными костями вам будет не просто, мой лорд. Я, знаете ли, теперь больше не солдат армии Его Величества. Эрл Плетка был моим братцем. После того, как Белый Лебедь его прирезала, я занял этот пост. — Он выпрямился и раскинул руки в стороны: — Позвольте представиться, Керл, сын Клианна, новый Надзиратель. И вот, что я вам скажу — пока Его Величество запрещает пытать вас, но рано или поздно он отдаст такой приказ. И я приду за вами лично.

— Буду ждать, подонок, — Габриэл чудом хранил маску равнодушия.

Когда Керла, сына Клианна простыл след, два молодых солнечных эльфа зазвенели на два голоска. Те двое, спорившие пару минут назад — жив он или отдал душу Духам весны.

— Зря вы так. Безрассудство еще никому не приносило добра.

— Точно. Что ему приказ короля? Выволочет вас в пыточную, и прощайте кости.

Габриэл повернул голову, безразлично смерил пленников, сидевших в соседней камере, а потом лег на холодный твердый пол и, заложив левую руку за голову, жестко ответил:

— Рискнет и костей не соберет — он.

— Я — Левеандил Око Бури, — прозвенел первый, с душой нараспашку, — а это мой брат Рамендил Эндермеран. Мы служили в королевской коннице Эбертрейла. С нами еще четверо. Лорд Эстрадир, он травник и лекарь. Вон он, у дальней стены — седой. Еще лорд Андреа. Андреа служил при дворе менестрелем. Сам Аннориен называл его Шелковым Голосом. Андреа, покажись. Да, вот, это Андреа. Вон там, с опущенной головой лорд Эллион. Лучник Его Величества. Эллион больше всех сопротивлялся и исчадия его остригли, — горький вздох. — Ну, а это Лоррано. Наш книгочей. А вы лорд… э… Габриэл?

Габриэл разглядывал каменные гребни, росшие темно-коричневой бахромой в углублениях и щелях пещерных сводов. Они свисали отростками уже не одну тысячу лет, а он никогда не обращал на них внимания, хотя посещал тюрьму едва ли не каждый месяц. Впрочем, главнокомандующий всегда занят, у него нет времени рассматривать живые камни, причуды природы или иные порождения холода, ветра и воды.

— Вы родом из Мерэмедэля, верно? — Продолжали звенеть голоски.

Шерл молчал, даже не шевелился, будто павшая на шахматную доску фигура из чистого ортоклаза. Только цепи на руках и ногах сверкали стеклянных блеском, да в черных, рассыпанных на полу волосах, играли отсверки алых огней.

Эльфы со звонкими голосками не сдавались, поражая открытостью и честностью:

— Нас пленили ваши, то есть воины вашего короля сразу после штурма Эбертрейла и привезли сюда. Нам на помощь пришла Белый Лебедь. Но когда до поверхности оставалось не больше полумили мы нарвались на одну из сторожевых застав. Не повезло. Да, Рамендил? — Солнечный обратился куда-то в сторону.

— Да, Левеандил, — печально поддержал тот брата. — А почему они схватили вас? Чем вы не угодили королю?

А они упорные, подумал воин и искоса поглядел на братьев. Густой подземный мрак не был препятствием темноэльфийскому взору — братья открывались, как в свете ярких полуденных лучей на лесной поляне. Первый — чуть повыше, второй — гибче и изящнее. Похожи друг на друга: овальные лица с высокими скулами, большие грустные глаза цвета утреннего неба, тонкие красивые носы и губы. Кожа отливала оттенком белого золота, но сейчас потускнела и обрела нездоровый мертвенный цвет. Старший брат сплетал волосы в одну косу, младший в две, но теперь в спутанных золотистых волосах не играло лучистого блеска — они выцвели, утратили искристое мерцание, став солнцем в сером пепле облаков. Эльфы Верхнего Мира не могли жить без сияния солнца и блистания звезд. В темноте они чахли, утрачивали внутренний свет и погибали в скорых мучениях и печалях.

Эти двое — молодцы, оценил Габриэл; не гнутся под ударами судьбы, знать — надежда еще не оставила их юные храбрые сердца.

— Почему они с вами так жестоко обошлись? — Не отставал Левеандил Око Бури.

— Да, господин, расскажите…

— Не разговаривайте с ним! — Вмешался третий эльфийский голос. Еще звонкий, но с налетом прожитых эпох, чуть шершавый и потертый, как потрепанное боевое седло. Говорил повидавший виды господин.

— Вы чего, лорд Эллион? — Хором зазвенели Левеандил и Рамендил.

— Чего? — Гремя цепями, прошипел коротко стриженный эльф и обидно бросил: — Он темный! Исчадие ночи! Наш враг, дурьи ваши головы!

— Какой он враг? Он в цепях, как и мы.

— И что, вы так сразу к нему и прониклись? Может он шпион!

Габриэл усмехнулся, да видно громко — солнечные перестали спорить и, звякнув цепями, развернулись в его сторону. Эллион заговорил с угрозой:

— Мальчишек, может, ты и проведешь, но не меня. Я знаю, кто ты. Видел в Эбертрейле рядом с Его Высочеством и запомнил. Поэтому, не лезь к нам. Пусть сородичи тебя в чем-то обвинили, для нас ты так и остался врагом. Ясно?

Молодой шерл хмыкнул, перевернулся на бок, подставляя им спину, и закрыл глаза. Оставшись без ответа, светлые эльфы разбрелись по углам и больше не разговаривали.

… Подземелье душило и гнело изощренным кошмарным сном. Над головами висли угольно-черные пасти зубастых чудовищ. В темноте копошились мелкие твари. По стенам ползли хищные тени. Подгорная тюрьма дышала гадким бессонным ядом, по ее жилам-коридорам тек живой ледяной мрак, и заключенные, томившиеся в ее вечной темноте, превращались в ослепших и оглохших привидений еще при жизни. Такова была участь всех поверженных.

* * *

Первый гость появился после полуночи. Спрятавшись под богатым плащом, отделанным мехом черной лисицы, он неслышно подкрался к камере главнокомандующего.

— Лорд Вигго, — хрипло сказал Габриэл — без воды его горло горело огнем. — Рад, что вы выбрались. Как остальные?

Перехватив факел левой рукой, граф приблизился к решетке, чтобы стало видно его утонченное, с аккуратным носом и большими черными глазами лицо, и прошептал:

— Все мы живы благодаря вам. — Потом помолчал и спросил: — Шерл Теяр?

— Убит.

— Да приведут его Белые Духи в Арву Антре, — склонив голову, прочел тот отходную молитву.

— Вы рискуете. Зачем пришли? — Габриэл продолжал лежать на голом камне.

Вигго снова перекинул факел и, убедившись, что рядом пусто, объяснил:

— Король Теобальд скончался час назад.

Габриэл резко сел, бряцнув тяжелыми цепями. Два черных непроницаемых, как бездна глаза уставились в лицо советника.

— Что?

Вигго горько шепнул:

— Народ еще не знает. На заходе Брегон сообщит скорбную весть. Он объявит траур сроком в Сто Закатов и сменит платиновый венец на черную траурную повязку.

Габриэл склонил голову, принимая весть с великой печалью.

— Как верный сын своего Отечества я скорблю со своим народом, — глухо произнес он, обхватив голову руками.

Еще один дорогой для него родич покинул мир, поспешив в Арву Антре. Но оплакивать его рано, сначала должно найти и покарать убийц.

— Скорбите скорее, потому что завтра вас обвинят в убийстве, — тихо молвил сын Иарта. — Брегон нашел неопровержимые доказательства вашей причастности к смерти отца. Вас казнят за измену короне.

— Это ложь, — возмутился молодой шерл.

— Знаю, что ложь, и, уверен, многие посчитают так же. Но никто, слышите, никто не посмеет сказать это Брегону в лицо после всех его, м… преобразований. Вы должны бежать. Командор Сирилл и преданные вам солдаты ждут у восточного выхода. Они выведут вас на поверхность. Идемте, надо торопиться.

В руках графа блеснул ключ, но Габриэл остановил его грозным окриком:

— Нет! Если я сбегу, это станет прямым доказательством моей вины. Я не позволю оклеветать себя и весь мой род. Я не побегу, как ночной вор, а приму ярость Брегона с высоко поднятой головой и не посрамлю чести шерла.

— Габриэл, это безумие, — запротестовал советник, озираясь по сторонам (опасался, их могли услышать охранники). — Расставшись с головой, вы не докажите свою невиновность и не обелите доброе имя. Надо бежать. Сейчас! Потом будет поздно!

— Если я сбегу, он убьет мою сестру и племянников, — покачал головой Габриэл, понимая, на какую страшную судьбу обречет Селену и детей — поддайся он сейчас зову сердца.

— Он убьет их в любом случае! Мы поможем им бежать, но позже, — заверил граф.

Пылающий факел трещал и коптил кольцами дыма. Вигго потряс им — осыпавшиеся капли огня, зашипев, умерли на голом камне. Из левого коридора несло ночной прохладой, из правого — слышался далекий грубый смех охраны. Обходить свои посты новые служивые, назначенные Брегоном, явно не спешили. Рядом гулко капала вода. В соседней камере звенели цепями — кто-то из солнечных эльфов переворачивался.

— Габриэл, — позвал Вигго. Ждать он больше не мог.

— Я останусь. — Твердо ответил пленник. — Благодарю за помощь, лорд Вигго, но моя честь не позволит мне бросить детей сестры на поругание. Уходите, не подвергайте себя опасности. Я верю, у вас хватит сил и отваги спасти наш народ.

Советник печально вздохнул, попытался еще раз воззвать Габриэла к здравомыслию, но шерл, будто искавший смерти, ответил новым отказом и вернулся на холодный грязный пол. Ключ в руке графа блеснул искрой и пропал в складках плаща.

— Подчиняюсь вашей воле, господин, — с сожалением кивнул сын Иарта. — Да хранит вас Иссиль.

Советник исчез с тихим шелестом, унося теплый, спасительный свет. Габриэл вздохнул, но резкий лязг цепей в соседней камере заставил его насторожиться, а легкие хлопки и едкий смешок — еще и разозлиться.

— Как благородно, лорд главнокомандующий, — голос Эллиона истекал ядом, — я поражен. Темный эльф рассуждает о чести. Я поражен. Впервые вижу, чтобы исчадие добровольно согласился на смерть, а не бросился спасать свою драгоценную шкуру. Старый король вам настолько дорог, что не терпится увидеться с ним в вечной весне?

Сжав кулаки до хруста костяшек, кипевший от ярости Габриэл, однако, удержался от соблазна набить рожу солнечному ублюдку. Лишь коротко бросил:

— Пошел к черту.

И отвернулся.

Тишина подземелья жила своей особенной жизнью. Недалеко шуршали воздушные струи, стекавшие со стен шорохом осенних трав и цветов. Под сводами посвистывал пронизывающий ветер. Где-то далеко стонали пленные — то ли орки, то ли гоблины (у эльфов не имелось столько клыков, клацавших сомном ножей). В углу копошилась слепая летучая мышь. Габриэлу не требовалось открывать глаз, чтобы понять — ночная бестия медленно скреблась коготками о торчащий конек и, покачиваясь вниз головой, распахивала блестящие крылья с изорванными краями.

Из коридора послышалась мягкая поступь и шелест халлийских шелков, хрустальный перезвон браслетов, треск огня и редкие вздохи. Поступь стала отчетлива, эхо шелков отдалось гулом, пахнуло сладостью амариллиса.

— Лира, — Габриэл приподнял голову.

К решетке прильнула невысокая тень. Она откинула капюшон, и молодой шерл узрел облик невесты.

— Зачем вы пришли? Вашему отцу это не понравится.

— Я все знаю, мой шерл, — голос Лиры дрожал, — столица не спит. Слухов столько, что не знаешь, какие правда, а какие ложь, — пожаловалась она.

От факела в ее руке по кривым и скользким стенам плясали рыжие огоньки.

— Слухи?

Лира всхлипнула и кивнула:

— Говорят, вы приложили руку к убийству Теобальда и готовили переворот. Это правда?

— Правда, как всегда, где-то между строк, миледи, — устало молвил воин, и лег обратно: доказывать всем и каждому свою невиновность то, чего он сейчас хотел меньше всего.

— Говорят, у Его Величества есть доказательства.

Судя по тону, темная эльфийка искренне верила в виновность жениха, и в отличие от отца — теплых чувств к нему не питала. А как же «я вся в вашей власти?», или девушка всего лишь искусно претворялась? Их брачный союз скорее был необходим Веллетреэям, нежели могущественному королевскому Дракону и Змее. Если так, ее неожиданная холодность становилась вполне понятна.

Звякнув цепью, Габриэл прикрыл глаза ладонью. Только ее истерик и не хватало.

— Ответьте. Вы убили Теобальда?

— Нет.

— Но вы к этому причастны?

— Миледи, я не могу сказать всей правды. Уходите.

— Как вы могли, — Лира не скрывала презрения, — а я… я еще собиралась за вас замуж. Мой отец задурил мне голову вашими достоинствами, вашим благородством, вашей доблестью и я ослепла. Я видела в вас то, что видел он, и не поняла, что под неотразимой внешней красотой скрывается настоящее чудовище. Я проклинаю тот день, когда согласилась стать вашей супругой! Этим я запятнала себя и свой род. Прощайте! Пусть ваша смерть будет позорна!

Последние слова она выплюнула, как гарпия выплевывает в рану яд, развернулась и бросилась по коридору. А Габриэл вдруг осознал, что не чувствует к невесте ровным счетом ничего: ни любви, ни ненависти, ни сожаления. Ее болезненно-колючие слова не задели его, не уязвили, даже отчасти рассмешили. Все потому, что красивой, но глупой, как фарфоровая кукла в серебре и позолоте Лире, так и не удалось растопить лед его каменного сердца и подарить парню то, ради чего два существа связывают свои жизни единой и нерушимой нитью до самой — самой смерти… любовь.

* * *

В тени заката Брегон объявил о смерти Теобальда. Перед рассветом похвалился поимкой виновных. На следующий вечер назначил казнь.

…Королевские гвардейцы окружили столичную площадь неподвижным кольцом. Свет ярких фонарей играл в наконечниках копий, холодные звезды блестели в щитах с королевскими гербами; под сводами вились знамена.

Сегодня здесь собрались все подданные Мерэмедэля: лорды и леди из благородных родов, потомственные шерлы, ремесленники и мастера нижних кварталов; и все дивились помосту для казни из красного дерева, установленному посреди площади. Вокруг плахи, обмотанной кольцами, прогуливался грузный орк-палач; его голову скрывала маска-капюшон с прорезями для глаз, руки прятались в плотных перчатках. Темные эльфы считали рубку голов — занятием позорным, а потому палачами для них издревле служили охочие до крови и денег народцы.

Обойдя плаху десятым кругом, орк остановился у заостренного металлического кола и проверил наконечник — достаточно ли остро. Убедившись, что острее некуда, он довольно фыркнул, вернулся к колоде и, подхватив топор, принялся перекидывать его из руки в руку. Заточенная сталь, вкусившая благородной эльфийской крови, в каскаде уличного света засверкала полированным зеркалом.

По обычаям сумеречного народа — преступников из низших кварталов и взятых в рабство пленников приговаривали к повешению или распятию на воротах и стенах. Благородным дамам и господам — рубили головы. Темные эльфы верили, преклоняя колени и опуская голову на плаху — высокородные преступники, тем самым, являли смирение и признавали над собой власть короля. Но не зря в толпе гуляли шепотки и резкие словечки — ждать от бывшего лорда главнокомандующего смирения… вот уж насмешили.

Давно перевалило за полночь, а обвиняемого так и не представили на суд. Брегон не торопился. Сидя в королевской ложе, он лениво обводил глазами толпу и о чем-то переговаривался с тщедушным Гелеганом. Король был облачен в черный наряд. На голове вместо короны черная лента — знак траура по отошедшему в Арву Антре отцу. И если Брегон хоть немного изображал скорбь, играя на публику, того же нельзя было сказать о Гелегане. Поблескивая роскошными перстнями с аметистами и изумрудами, он громко хохотал над каждым королевским словом.

— Преступника! Требуем преступника! — Прокричал из толпы выходец низших кварталов.

По толпе прокатилась волна возмущения — и как только посмел открыть рот в присутствии благородных господ!

— Безобразие…

— Вопиющая наглость….

— Бросить этого выскочку в подземелье.

— Выводите преступника! Мы устали и замерзли! — Снова рявкнул смельчак, мелькнув непокрытой головой средь блеска драгоценностей.

— Вон он! Обходи его!

— Уходит!

— Не уйдет!

Стражники заметили босого полуголого наглеца и, ловко вытолкнув к краю площади, скрутили веревкой и потащили в темный переулок, а потом за угол ближайшей кузни.

— Давай, давай, шевели ногами, босяк! — Подталкивали упиравшегося парнишку королевские гвардейцы.

Король вяло глянул на заварушку, задержал взгляд на лицах не дольше двух секунд, и продолжил неспешную беседу с разодетым, как на величайшее торжество Гелеганом.

Вигго, Малиус, старый Фаллериар, сухой Келевор и прочие заговорщики, скучившись в дальнем углу у звонкого фонтана, обменивались хмурыми, как предгрозовое небо, взглядами. Серые, уязвленные лица лучились отчаянием и страданием. Говорить не было сил. Да и о чем, собственно? О позорном провале и горькой неудаче, повлекшей крах всех надежд?

Вигго терзали муки того, что эльфы Верхнего Мира называли совестью, а темные — честью или сознанием. Он склонил голову и судорожно выпустил воздух через рот: зачем он позволил Габриэлу остаться в том подвале? Знал же, что король не отпустит бывшего друга и, чтобы еще больше устрашить запуганных и забитых подданных, устроит этот спектакль с показательной казнью: «встань на колени, склони голову, смирись с моей волей, ибо я твой король, а ты — мой раб и только мне вершить твою судьбу».

Граф стиснул кулак. Полный идиотизм.

Его радовало только одно: подкупленный тюремный охранник сообщил — Его Величество запретил пытать маршала; то-то новый Надзиратель Керл, сын Клианна изрыгал проклятья и метался по тюрьме, вымещая злобу на пленных гоблинах и орках. Позже выяснилось, что он затаил обиду на главнокомандующего еще со времен похода на Эбертрейл. Ходили слухи, Керл превысил полномочия и Габриэл наказал оборзевшего солдата по всей строгости. Кто ж, знал, что меньше, чем через два месяца они поменяются ролями.

— Брегон решил нас извести? — Малиус потер переносицу.

— Именно, барон. Этого он и добивается, — грустно сказал Вигго, сев на каменную чашу фонтана, потому, как ноги ему отказали. Запустив руку в водный шелк и сбрызнув лицо, граф съежился. Он разгадал замысел короля.

У Габриэла оставалось немало сторонников из числа благородных лордов, а уж числа шерлов-военных и того больше. Многие до последнего верили, что бывший главнокомандующий бросит принцу вызов и призовет того на поединок. Иные ждали — он возглавит сопротивление. Третьи надеялись еще на что-то. Ничего этого не случилось.

— Разве не очевидно? — Утерся Вигго. — Разъясню. Все мы — сторонники или союзники, друзья или приятели Габриэла сейчас собрались здесь в ожидании королевского приговора. Всем нам известно, какую меру Брегон для него изберет. Потому Его Величество и не торопится. Смакует удовольствие, так сказать, а заодно топчет наши надежды и населяет сердца неизбежным ужасом, чтобы ни у кого в дальнейшем не возникло нового желания поднять против него меч, сказать слово или заявить протест.

— Умен, хитер и жесток. Истинный темный король, — заключил Малиус.

— Я этого больше не вынесу, — Селена прижалась спиной к мраморному пьедесталу древней величественной статуи Дагоберта Четвертого Пепельного.

Созерцать целый час безмятежное веселье Брегона, точно казнь ее брата для него всего лишь забава, оказалось выше ее сил. Печаль одержала вверх над ее стойкостью, страх отравил волевую душу.

— Умоляю, леди Селена, только не плачьте, — шепнула прекрасная Гвендолин, — только не у всех на виду.

Раздавленная горем стражница почти беззвучно утешала несчастную сестру Габриэла; а, может, она утешала саму себя. В разуме Гвендолин царили хаос и смятение, ибо черноокая, нежная и трепетная, как лань эльфийка не ведала, как помочь воину, к которому столько лет тянулась ее душа.

— Только не плачьте. Мы темный народ. Нам запрещено являть слабость и открывать чувства. Помните?

Селена помнила, но слезы все равно сыпались по щекам каплями белого хрусталя. Сестринское сердце разрывалось от боли, мысли окрасились тонами всеобъемлющей горечи. Она предчувствовала беду, ощущала ее опаляющий зной задолго до свалившегося несчастья, потому-то и обратилась к рунам с надеждой развеять беспочвенные страхи. Но руны ее не обрадовали. В последний расклад выпали «энэр», перевернутый «дракон», «власть», «эвазми» и руна «судьбы», а вместе они составляли опасный расклад под названием — «горнило испытаний». В тот момент эльфийка не поняла смысл предостережения, а когда поняла — стало слишком поздно. Она ведь умоляла Габриэла! Умоляла оставить эту проклятую службу и уйти с поста главнокомандующего, повесить клинок на стену и ступить на новый путь, не окрашенным цветами войны и смерти. Но достучаться до гордого, честолюбивого брата, преданного Теобальду всем сердцем, не сумела.

— А когда дядя Габриэл вернется домой? — Спросил Эджиннал в третий раз.

Перепуганный ребенок жался к матери, стойко сглатывал слезы, пытался храбриться, но синюшный восковой оттенок и темные круги под глазами выдавали его страх и отчаяние. В ладони он сжимал вырезанный из льдаррийского хрусталя кулон с маслом Древа Элленгвала. Тепло волшебного пузырька придавало ему сил, но душившая изнутри тяжесть, отбирала последние крупицы храбрости.

— Скоро, — шептала безутешная эльфийка, — скоро, сынок.

Справа рыдала Агата. Кроха плохо понимала суть собрания, знала только — где-то рядом любимый дядя и очень скоро ему будет плохо и больно.

— Гадина, — не сдержалась Гвендолин. — Предала его, а теперь стоит и улыбается.

Селена обернулась — сестра Сирилла говорила о Лире из рода Веллетреэв. Черноволосая красавица в темно-сером платье из агройского атласа, черной накидке с выбитыми по бархату узорами из сиварского позолота, ворковала с двумя красивыми молодыми лордами. Дочь Вигго легонько кивала и в такт ее движениям в высокой и сложной прическе покачивались переливающиеся серебром подвески в виде виноградных лоз. Молодой эльф справа склонился к ослепительно красивой Лире, что-то шепнув на ухо, и та заливисто рассмеялась.

— Я заставлю ее замолчать, — Гвендолин привычным жестом потянулась к рукояти клинка.

— Нет. Вы погубите себя. — Селена бросила тяжелый взгляд на сиявшую Лиру, — забудьте о ней. Она для нашей семьи больше никто.

— Хвала Иссиль, лорд Габриэл не успел взять в жены эту подлую тварь.

— Да, хвала… — скорбно согласилась она и крепче прижала детей.

Взревели горны, призывая к тишине. Толпа ахнула и притихла.

Жужжали уличные фонари, шуршали на сквозняках горевшие огнем знамена, позвякивали доспехи и оружие копьеносцев, в нетерпении на помосте притоптывал орк-палач, рядом кто-то сдавленно рыдал, дальше в толпе слышались смешки и грязные шуточки, беспечно журчали фонтаны.

Селена зажмурилась, переплетя густые шелковистые ресницы, блестевшие водяной пылью и услышала нервные шепотки:

— Смотрите, ведут. Сколько их…

Первым вели Габриэла со связанными впереди руками. За ним цепочкой шли солнечные эльфы — последним волокли упиравшегося коротко остриженного молодого мужчину.

Обогнув площадь с севера, конвой провел преступников вдоль помоста для казни, обошел шеренгу королевских гвардейцев, дабы подданные обозрели убийц и предателей, и подвел к ступенчатому возвышению с троном. На плечи Габриэла навалилось несколько рук — конвоиры заставили его и остальных обвиняемых встать на колени. Главный конвоир выступил на шаг и, ударив кулаком в область сердца, звучно сообщил:

— Заключенные доставлены, Ваше Величество.

Габриэл бросил взгляд в пол из темного мрамора, усмехнувшись убогому отражению. Посеревшее усталое лицо хранило следы багровых кровоподтеков и синяков, под глазами чернели отпечатки теней, спутанные локоны грязными лохмами легли по плечам, рубаха из халлийского шелка истрепалась, на запястьях красовались тугие металлические путы. Еще недавно его имя шептали с придыханием, величая лучшим воином королевства, сегодня он казался бродягой, схваченным где-нибудь в вонючих расселинах Беллийских гор или скверных гномьих гротах Аскья Удо.

Преклонившие колени солнечные эльфы выглядели не лучше. Эллион скрипел зубами и бросал на окружающих ненавистнические взгляды. Лекарь Эстрадир, склонив голову и спрятав лицо под поседевшими от пыток и пережитого унижения волосами, взывал с мольбами к Властелину Над Облаками. Менестрель Андреа и книгочей Лоррано отчаянно теребили запястья, надеясь, перетереть сталь, вступить в битву и умереть героями. Братья Левеандил и Рамендил бросали взоры в спину молчаливого, опустившего голову Габриэла, точно ждали от него непредсказуемого порыва, который непременно спасет их от неминуемой гибели.

Толпа молчала. Брегон, наконец, поднял голову и мрачно обвел «преступников» глазами.

— Считать судебное разбирательство открытым! — Проревел герольд.

Гелеган ощерился, лицо увядавшего эльфа исказила злоба, сцепленные вместе руки подрагивали — ему не терпелось растоптать молодого соперника, превосходившего его доблестью на поле брани, мудростью в схватке слов, решимостью в безнадежном деле. Он незамедлительно приступил.

— Габриэл, сын Бриэлона обвиняется в заговоре с целью убийства Его Величества короля Брегона, в сговоре с наемницей известной под именем Белый Лебедь, и убийстве короля Теобальда. Вместе с сообщниками, — он кивнул на солнечных эльфов, — шерл планировал проникнуть во дворец и убить Брегона, сына Теобальда, а после провозгласить себя королем. Так же имеются неопровержимые факты, что полтора месяца назад в день Луноликой Иссиль он хладнокровного расправился с Теобальдом, сыном Дагоберта из рода Дракона и Змеи.

Толпа заволновалась, зашумела.

— Ложь! — Вскричал Эллион, пытаясь подняться с колен, — Этого темного, — кивок на Габриэла, — мы впервые увидели три дня назад в темнице! Никакие мы ему не сообщники! Это обман…

— Молчать! — Взревел конвоир, и на голову Эллиона обрушилась стальная перчатка. Лучник поперхнулся словом, рухнул на мраморный пол, рассыпав по плитам оборванные рукава полукафтанья, и затих.

— Эллион, Эллион!

Сородичи светлого звонко заголосили, но гаркающий окрик конвоира заставил их испуганно прижать уши и умолкнуть.

— Молчать! Молчать, ничтожные твари! Еще слово и вам на шеи натянут петли!

— Продолжим, — хищно улыбнулся Гелеган. — Заключенный Габриэл, вы сознаетесь в том, что возглавили заговор против короля Брегона?

Габриэл гордо поднял голову, обнажив снежное лицо, обжег Гелегана черными горящими глазами, медленно, но уверенно встал с колен и твердо ответил:

— Да.

Темные эльфы ожидали от бывшего главнокомандующего смятения, страха, ропота, попыток оправдания, но не признания. Селена уронила голову на руки и зарыдала, Эджиннал и Агата прижались сильнее.

— Мама, мама, не плачь.

— Вы сознаетесь, что лично готовились проникнуть в королевские покои через потайной ход, о котором знали по долгу службы, чтобы убить Его Величество?

— Да.

— То есть вы сознаетесь, что возглавили заговорщиков?

— Кроме меня, участие в заговоре принимал только шерл Теяр, сын Фармарина из рода Серебряных Звезд. Вы его убили. Иных заговорщиков не было. Этих пленных эбертрейльцев я знать — не знаю, — громко бросил Габриэл, кивнув через плечо.

— Слава Всевидящему, — прошептал Левеандил Око Бури. Он так боялся разочароваться в темном сородиче и друге по несчастью, что искусал тонкие губы в кровь.

— Лжешь! — Гелеган топнул ногой. — Они были с тобой заодно!

— Нет! — Прошипел Габриэл. — Никогда!

Шум охватил взволнованную толпу.

— Доказательства! Мы требуем доказательства!

— Тихо! Тихо! — Кричал сгорбленный Сэт, но медовый шелест голоска тонул в реве и звоне бушующего океана.

Утихомирить разгневанных подданных удалось конвоирам.

— Молчать! — Заревели они. — Молчать!

— Благодарю, — кивнул Гелеган, блеснув украшением в седых волосах. — Правильно ли я вас понимаю, заключенный, кроме вас и убитого Теяра, сына Фармарина в заговоре более никто не участвовал?

— Правильно, Гелеган, — едко выдал Габриэл.

— Ах ты… — Вскипел старик, оскорбленный тоном мальчишки.

Зазвенели кольца и браслеты — Гелеган что-то выхватил из широкого рукава, и под ноги парня полетело малахитовое ожерелье; темно-зеленые каменья с рисунком павлиньего пера запылали золотом, рассыпая по зеркальному полу изумрудные и хризопразовые отблески. Шерл узнал украшение — он сам сорвал его с Белого Лебедя и передал Брегону в ночь Иссиль.

Жители заметались на местах в попытках рассмотреть, что выбросил главнокомандующий.

Меж плотных рядов прокатился шепоток:

— Подвеска. Это подвеска-ожерелье.

— Уважаемые лорды и леди! Габриэл, сын Бриэлона лжет! — Гелеган спустился на одну ступень и ослепил собравшихся серебром одежд и обилием драгоценностей. — Как мы все помним, это украшение было на наемнице в день покушения на Теобальда. Она ранила Его Величество и бежала. Облава, устроенная им, — он ткнул кривым и сухим пальцем в Габриэла, — не увенчалась успехом, потому что он позволил ей уйти. Они давно были в сговоре! Это украшение мы нашли в доме старшего маршала. Вот оно, доказательство! Его хватают в момент, когда он мыслит о преступлении против короны, а в его доме находят подвеску, принадлежащую Белому Лебедю!

Габриэл спокойно слушал старика, хотя его кровь кипела от гнева, а самого его трясло. Дикую злость выдал отчетливый металлический звон его тона:

— Ты — подлый обманщик! Твоя ложь не сойдет тебе с рук.

— Скажите, заключенный, — чуя, что нащупал точку для удара, тот усмехнулся: — как давно вы с Белым Лебедем любовники?

Толпа охнула и хлесткая брань, брошенная Габриэлом в лицо обнаглевшему герцогу, утонула в шуме потрясенных голосов. Старик махнул рукой и не упустил шанса его оскорбить:

— Все с тобой ясно, сопляк.

Гвендолин побледнела; слезы застыли на ее щеках осколками серебра. Девушка не верила ушам: благородный лорд Габриэл, приемник Теобальда и убийца по прозвищу Белый Лебедь любовники? Нет, замотала она головой — этого не может быть.

Граф Вигго вскочил с каменной чаши и закричал:

— У вас нет прямых доказательств!

— Да! Да! — Поддержала Вигго одна половина толпы.

— Вот оно доказательство! Подвеска! — Кричали другие — сторонники власти Брегона.

— Молчать! — Ревел конвоир, бряцая копьем о мраморный пол. — Молчать! Тишина!

Солнечные эльфы, поставленные на колени и окруженные конвоем, вжимали голову в плечи, затравленно озираясь по сторонам. Левеандил и Рамендил закрыли глаза и опустили головы, они-то ждали быстрой казни, а окунулись в смертельно-опасный ураган страстей и интриг королевского двора исчадий ночи.

Эллион пошевелился и перевернул голову. Золото коротких волос стекло с истощенного эльфийского лица и он застонал. Тупой удар в макушку ненадолго выбросил его в темноту. Открыв глаза и уперев руки о зеркальный пол, лучник попытался встать, но ладони оскользнулись и он рухнул под гадкие смешки конвоиров.

— Лежите, — прошептал Левеандил, — вас ударили по голове.

— Я думал, нас уже казнили. — Удивился Эллион, опускаясь на прохладный, вспыхивающий искрами, пол — голова страшно болела, а вокруг стоял такой ор, что в сравнении с ним камнепад на крутых склонах Гор Жизни — просто детский лепет.

— Нет, пока мы живы, — ответил юноша, устремляя взор в спину Габриэла. Надежда на чудесное спасение из кровожадных лап исчадий не покидала юное бесстрашное сердечко Око Бури. Все свои надежды он связывал почему-то с дерзким и непокорным темным эльфом, смевшим перечить тирану-королю.

— Молчать! Молчать!

Скрипя зубами, эльфы умолкли. Свет фонарей потускнел, залился серым скорбным оттенком — серебро и чернь вокруг поблекли. На площади стало сумрачно, точно в склепе Вечной Тишины. Дуновение ветра иссякло (над Верхним Миром наступил мертвый штиль), и воздух столицы налился духотой с примесью тяжелых металлов.

Селена подняла голову и посмотрела в просветы остроухих голов. Габриэл стоял у ступенчатого возвышения, статно расправив плечи и гордо вскинув голову. Женщина нахмурилась: едва заметная дрожь плеч выдавала его — он горел огнем ярости, и одной Иссиль было известно, каких усилий ему стоило держать себя в руках подле ухмыляющегося Гелегана и взирающего с высоты собственной значимости Брегона.

Гвенолин до боли сжала ее ладонь и прошептала:

— Король готов вынести приговор.

Владыка шевельнулся, поднял руку, залитую блеском колец, и привлек внимание.

— Решение короля! —Звучно возвестил герольд.

Взвыл горючий горн.

Королевские писцы крепче сжали перья и посмотрели на повелителя. Они перевели уйму шелковой бумаги, фиксируя все сказанное на судебном разбирательстве. Осталось запечатлеть самое важное.

— Габриэл, сын Бриэлона! В шестой день одиннадцатого месяца Года Созвездия Серны ты признаешься виновным в сговоре с Белым Лебедем и убийстве короля Теобальда! Ты и твои сообщники признаются виновными в заговоре против короны и попытке переворота! Ты и твои сообщники приговариваются к смертной казни!

Толпа ошарашенно выдохнула. Одни закричали «да», другие «нет», третьи еще что-то. Скучавший на помосте орк-палач вскочил, схватил топор и нижайше склонился, дернув кончиком маски-капюшона. Селена разрыдалась. Вигго, сын Иарта оперся на плечи соратников и побелел. Лира заливисто рассмеялась. Плененные эбертрейльцы поникли головами: другого приговора они и не ждали. Гелеган торжествующе кивнул. И только Габриэл не шевелился и молчал, точно все происходящее его не касалось. В равнодушных стеклянных глазах сверкали резкие отсветы огней, но молодое снежное лицо не выказывало ни страха, ни горести, ни отчаяния.

— Конвой! Взять их! Доставить к месту казни! — Скомандовал Гелеган. — Исполнить приговор немедля!

Конвой сделал два шага, вычеканив из пола колючий звон, и окружил осужденных остриями копий.

— Встать!

Солнечные эльфы обреченно поднялись с колен. В красивых голубых и серых глазах оживала тоска, но не по утраченному будущему, а по яркому теплому солнцу и по холодным прекрасным звездам, которых, сотканным из света созданиям, уж более не суждено было узреть в Мире под луной. Левеандил и Рамендил горестно вздохнули, но повиновались. В двадцати шагах их ждала плаха и топор палача. Эллиона подхватили под локти — после жестокого удара в голову идти самостоятельно он не мог.

Габриэла обступили последним.

— Развернись! Пошел!

Равнодушное хладнокровие в черных глазах охладило пыл тех, кто задумал напоследок унизить бывшего главнокомандующего. Задумка подталкивать Габриэла к помосту копьями пресеклась на корню.

— Но! — Брегон поднялся с трона, щурясь от света фонарей.

Орк-палач чуть не выронил топор, двое охранников споткнулись, среди толпы кто-то громко взвизгнул.

— Утром я объявил траур сроком Сто Закатов. Как всем нам известно, Луноликая не приветствует войн и казней во время Горькой Декады. Мы и так поступились древним обычаем. На юго-западных границах наши храбрые войска ведут войну с желтыми великанами Шар-Рахри. А потому нарушить обет Луноликой еще и пролитой в столице кровью, стало бы полным кощунством!

— Ваше Величество, — начал Гелеган, но король оборвал его жестом.

— Эти преступники заслуживают смертной казни, но обстоятельства вынуждают меня поступить иначе! Смертная казнь будет заменена изгнанием!

— Ваше Величество, так нельзя! — Гелегана затрясло от злости. Королевское решение стало для герцога из рода Черных Соколов полной неожиданностью и страшно уязвило самолюбие.

— Габриэл, сын Бриэлона, ты и твои сообщники с этого часа изгоняетесь из Подземного королевства Эр-Морвэна! Срок изгнания — вечность!

Толпа взорвалась криками.

Раздосадованный палач сорвал с головы маску и наотмашь бросил под ноги. Лира зашипела от злости. На губах Гвендолин расцвела улыбка победы. А почерневшее сердце Селены пропустило удар. Она пошатнулась, коснулась руки Гвен и лишилась чувств. Что происходило на площади потом, она узнала на следующий день из уст черноокой сестры Сирилла.

Девушка рассказала, король скомандовал «увести» и конвоиры подчинились, обступили Габриэла и других пленников и увели обратно в сторону подземных тюрем. Больше их в городе не видели. Сирилл узнал — сегодня в полночь изгнанников тайно выведут в непроходимые дебри Мертвого леса Стих Оргул; оставят ли им жизни или убьют там без лишних свидетелей — измученная горем Гвендолин могла только догадываться.

* * *

Одноглазый ворон копошился на переломленной ветке старого кипариса, вычищая из смоляных перьев болотную тину. Птица блеснула загнутым клювом, мигнула глазом и громко каркнула.

— аар… аар… ар… — отозвалось ночное эхо мертвого мира.

Встряхнувшись и нахохлившись, ворон перепрыгнул на соседнюю ветку и снова уткнулся в липкие перья. Опасности он не чуял, а следовало бы. Из-за темного ствола, печально клонившего изломанные ветви в колючую, словно сосновая хвоя траву, мигнули два безжалостных глаза. Прыжок всколыхнул куст шиповника в бардовых бусинах. Птичье горло стиснули стальные зубы химеры. В неровном свете тонкого месяца ворон дернулся и обмяк в пасти чудовища.

Химера довольно заурчала и, бросив тушку, приготовилась отведать свежатины. Шорох заставил ее настороженно вскинуть морду, измазанную темной кровью. Развернув массивную чешуйчатую голову, чудище выбросило багровый раздвоенный язык и зашипело. Со стороны прогалины шли темные эльфы и… их солнечные сородичи. Химера злобно заворчала — опять одни будут убивать других, что ж, хорошо; ей больше мяса, и меньше охоты. Подхватив изорванное тельце, тварь блеснула пламенем синеватых чешуек и скрылась за низким каменистым бугром, оплетенным стеблями ковыля.

— Конвой, стоять! — Ведущий страж остановился и крутанулся на каблуках.

Шеренгу пленных вывели на круглую, пугающую поляну: сухая, режущая до крови, трава жалобно хрустнула под сапогами, из узких ямок вырвались серебристые облачка жужжащих мошек.

— Ты, вперед, — конвоир в парадном доспехе потянул Габриэла за веревку, выталкивая к пруду с затхлой, темной водой.

Размахнувшись, он ударил его в живот. Парень упал на колени, закашлялся. Конвоир снова размахнулся, но окрик короля, остудил его пыл.

— Рано!

Тот пристыженно отступил, припал на колени, склоняя голову:

— Простите, Ваше Величество, погорячился.

Габриэл сплюнул, отер рот рукавом, заглянул в мутную маслянистую жижу, засыпанную желтыми листьями бузины, и язвительно поинтересовался:

— Решил меня утопить?

Изо рта эльфа вырвалось кружево блестящего пара — жестокое дыхание зимы, летевшие с алмазных пиков Драконовых гор, ощутимо пробирало до костей. Особенно пленных — в рваных полукафтаньях, потрепанных рубахах, дырявых сапогах и со связанными руками не особо-то и погреешься.

— Легкой смерти не жди, — пригрозил король, позвякивая налокотниками и наколенниками в золотистых узорах.

Эллион, братья Левеандил и Рамендил, Эстрадир и менестрель Андреа, книгочей Лоррано, сбившись в кучу у края поляны, наблюдали за необъяснимым и странным, с их точки зрения, поведением темных эльфов. В смирении ожидая своей участи, они все еще надеялись, что король сдержит слово и «вечное изгнание» чудесным образом обратится для них в «вечную свободу».

Косо поглядывая на Габриэла и темноэльфийского короля, Левеандил Око Бури покачал головой. Все же солнечному эльфу было не понять, за что Его Величество так возненавидел молодого воина. Вон он, кстати, король — застыл, как статуя из сверкающего металла. Задумался, что ли, — мальчишка потер нос о плечо и прислушался. Мрачное, бесконечно притягательное величие леса, кажется, правда заворожило владыку, и он совсем забыл про пленных.

Левеандил осмотрелся: гудящая, чужеродная, голодная темень отторгала ненасытной жаждой вывернуть наизнанку любую жизнь, но именно эта извращенная красота и привлекла сына Теобальда. Его душа давно истлела — стала чернее самой глубокой морской расселины, куда не проникали даже слабые отблески зари, и холоднее самой высокой вершины Аред Вендела, где невыносимые стужа и мороз губили все живое в первые пять секунд.

— Стих Оргул. Мертвый лес, — в восхищении выдохнул Брегон белым кружевом. — Темный и безмолвный. Сколько опасности под покровами синих теней, сколько ужаса за кулисами густых туманов. Безоружный здесь обречен.

Он развернулся к конвоирам. Звякнув железом и полыхнув нагрудником, он кивнул в сторону солнечных эльфов:

— Отпустить их.

Конвоиры растерялись. Они ожидали другого приказа.

— Оглохли! — Взорвался король. — Я сказал, они свободны!

Двое темных эльфов выхватили кинжалы и разрезали путы на руках озадаченных эбертрейльцев, не знавших — радоваться или горевать над последними часами светлой юности. Ибо король не солгал — выйти отсюда живым невозможно; под каждым кустом здесь таились кровожадные химеры, на каждом дереве гнездились зубастые василиски, поросшую острыми травами землю бороздили ламии, затянутые тиной и камышом пруды и озера населяли левиафаны.

— Пошли прочь! — Зарычал Брегон.

Пленники попятились к деревьям, росшим вокруг поляны правильным кругом, будто кто-то неведомый насадил их забавы ради. Левеандил бросил напоследок короткий взгляд на Габриэла. Темный эльф застыл у пруда в бесстрастном молчании с опущенной головой и связанными в запястьях руками. Лицо его скрывали прямые блестящие пряди, и мальчишка так и не узнал, о чем думал в последний момент, тот, кому, как ни странно, они были обязаны жизнями и свободой.

— Сюда! — Позвал Эллион и нырнул в темноту мертвого леса.

Конвоиры отвлеклись всего на секунду — посмотреть, как сверкают пятки вольноотпущенников меж высоких серо-коричневых стволов с высохшей и облупившейся корой. Взвыл леденящий ветер и обглоданные, как белые кости ветви закачались, а огни факелов, затрещали и полегли, осыпав королевскую стражу каплями жидкого пламени. Все случилось так быстро — они даже не успели отреагировать. Вроде Габриэл стоял на коленях, Брегон кричал о величии и непобедимости, они наблюдали за убегавшими под своды мрачного, как заброшенное кладбище леса, как вдруг…

Габриэл взлетел с колен, молниеносно бросился вперед. Брегон взвыл, отшатнулся, его рука потянулась к клинку, не успела — раздался хруст ломающейся кости, и вот король уже лежит на земле со сломанным носом, воет и бьет ногами о траву, кровь плещет черным фонтаном, а заключенный возвышается над ним победителем с самодовольной ухмылкой и ядом в черных глазах.

Выпорхнувшие из ножен клинки, полетели в Габриэла, но Брегон выбросил руку:

— Мечи в ножны! Мечи в ножны! — Булькающе проорал он.

Габриэл ударил в переносицу — из носа хлестала бордовая кровь, отсверкивая раскаленной сталью. Распластавшийся правитель, зажимал искалеченное лицо и ревел от гнева, кляня бывшего друга.

— Мечи в ножны!

Злобно шипя, конвоиры спрятали клинки и, лязгнув, отступили.

— Ваше Величество. — Страж протянул Брегону платок.

Король заткнул окровавленный нос и гнусаво выдавил:

— Когда я закончу, ты сам будешь молить меня о смерти. Стража!

Брегона подняли и оттащили к обломку корявого пня с двумя изогнутыми голыми ветками, облепленными нитями паутины в капельках холодной росы. Он замахал руками, прогоняя помощников.

Золотистый свет месяца лился на поляну, отражался от глянца зловещей озерной глади, отсвечивал от доспехов и копий эльфийских конвоиров, поблескивал в растрепанных волосах Габриэла. Парень ждал ответных действий с ядовитой ухмылкой на красивом утонченном лице.

Брегон встал и прислушался. В кромешной тишине дурного леса растворялся шелест шагов отпущенных на свободу пленников. Где-то неподалеку злобно ворчали и клацали стальные клыки чудищ. Мутное озеро булькнуло, запузырилось — кожистый плавник проскользил над поверхностью, резанув гладь. Что-то легкое, длинное, с шипящим хрипом прошуршало по траве около невысокого, заросшего жесткой омелой бугра, походившего на могилу павшего храбреца. Твари учуяли сладкий запах эльфов и потекли к поляне в ожидании пролитой эльфийской крови.

Скоро, скоро, усмехнулся король и бросил ненавидящий взор на гордо расправившего плечи изгнанника. Молодой наглец не собирался подчиняться его королевской власти — глядел дерзко и высокомерно.

— Сейчас узнаем, такой ли ты стойкий, каким всегда пытался казаться, — сипло — в нос, булькнул Брегон. — Ты в меньшинстве, друг мой. Сколько еще надеешься продержаться?

— А ты? — Огромные черные глаза Габриэла залились сверкающим серебром.

Брегон сморщился, но под платком этого не заметили.

— Конвой!

Грянуло железо, и королевский отряд сомкнулся вокруг шерла черно-серебристой стеной.

— Вы, — обратился король в сторону, — научите его покорности.

Огромные лапищи в тяжелых, облицованных сталью перчатках легли на плечи конвоиров и растолкали, как кукол. В широкий круг вошли три громадных орка в грузных доспехах и рогатых шлемах. Фаруханцы. Первый сжимал тяжеленую кистень, второй — шипастую палицу, а третий — громадную облицованную сталью дубину.

Габриэл наклонил голову набок, глухо выдохнул и оценил богатое разнообразие холодного оружия, так милостиво припасенного для него одного. С приходом Брегона к власти от элитной высокоорганизованной темноэльфийской армии не осталась и следа. Ряды солдат и гвардейцев пополнили тысячи голубокожих орков-наемников из Фаруха, степняки из Ажинабада и Диких Степей, немерцы, отряды черных гоблинов, гермероссцы и прочие мерзавцы и подонки, готовые резать и жечь за жалованье в десять золотых и стакан кислого вина. Не зря по Мерэмедэлю шептались — это закат Подземного королевства, закат величия темных эльфов…

Орк с кистеней вышел вперед. Поражающие жестокостью глазища блеснули в щели забрала. С хриплым смешком орк гаркнул что-то на родном аноттэ.

— Посмотрим, — прошипел Габриэл.

Зазвенела выброшенная вперед цепь и в угольных глазах эльфа отразилась стремительно приближающаяся гиря. Груз просвистел возле уха, не задев легкого воина, ускользнувшего в противоположную сторону в последнюю секунду. Фаруханец зарычал, получив отдачу кистени, но устоял и атаковал повторно. С грацией дикого хищника Габриэл снова подался вбок и изящным отскоком ушел от летящего в голову металла. Кистеньщику повезло меньше — на этот раз отдача опрокинула его — он перекувыркнулся через голову, потерял шлем и с жутким лязгом рухнул мордой в твердь, взвыв от невыносимой боли.

Два других орка пошли в наступление одновременно. В мертвенной тишине поляны зажужжало, засвистело и загремело, точно на поле кровавой сечи, где одичавшие от злобы армии, сшиблись в решающей схватке. Габриэл маневрировал облаком неуловимого вихря. Палица и дубина свистели роем обезумевших ос — в безоружного, связанного парня один за другим сыпались сокрушительные удары. Его дыхание становилось тяжелее. Немевшие мускулы звенели, точно натянутые до предела струны. Глубокие кровоточащие раны крали такие необходимые для победы скорость и внимательность. Воин еще не оправился от побоища в подвале заброшенной пекарни, а над ним распростерлась новая немилосердная чреда жестокости и боли. Но биться свободным и с клинком в руках и биться безоружным со связанными руками — далеко не одно и то же.

Палица, сверкнув зеркалом в звездном свете, с треском ударила эльфа в грудь. Ребра затрещали и он задохнулся. Дубина полетел в голову. Рухнувший на колени Габриэл едва успел прикрыться, выбросив вперед левую руку, и удар пришелся в область ниже локтя. Раздался хруст — шерл взревел от боли. Из рванной раны брызнул кровяной фонтан, заливая руту, растоптанную сапогами в труху.

Новый сокрушительный удар в ребра опрокинул его на спину, от следующего голова взорвалась болью, последний пригвоздил к берегу пруда. Взлетевшая пыль, накрыла воина облаком серебра, скрав кольцо конвоиров. Перед глазами разлился черный шелк неба с тонкой дугой золотистого месяца на западе, приправленный хрупкой звездной пылью востока и севера.

— Держите его, — скомандовал Брегон, входя в круг. — Руки развяжите. Правую вытяните! Мне нужна ладонь. Держите, его ладонь, я сказал!

Габриэл рычал и сопротивлялся, но сломанные ребра и переломанная левая рука ослабили его как никогда. Потерявший шлем орк зажал его горло железным ухватом, второй — с иссеченным лицом и сломанным коленом (даже со связанными руками темный эльф оказался грозным противником), оттянул правую руку и прижал запястье сапогом к мертвой тверди поляны.

Со стороны леса выло, рычало, бряцало клыками — со всех уголков Стих Оргула к месту расправы стекались разбуженные зубастые гады. Брегон поднял палец, прислушавшись к хрусту веток, треску кустов, реву ядовитых глоток, скрежету стальных когтей, шелесту кожистых крыльев:

— Эта музыка мне по сердцу. Слышишь? Они спешат полакомиться тобой.

Габриэл не слышал. Его грудь тяжело вздымалась — ему не хватало воздуха, стальные тиски ухвата давили шею. Лоб покрыла испарина. Из носа толчками выливалась густая рубиновая кровь. Бледное бескровное лицо искажали судороги боли, под глазами чернели свинцовые пятна, губы то ли что-то шептали, то ли хватали зловонный воздух обители мертвых.

Вид сломленного противника высек на тонких Брегоновых губах улыбку превосходства — король был удовлетворен. Он степенно опустился на колено и коснулся рукояти с навершием из обсидиана. С тихим шелестом из ножен пополз закаленный клинок.

— Узнаешь? Конечно, — самодовольно улыбался Брегон, глядя как по лезвию Эттэля течет ясный свет месяца. — Помнишь Три Закона, друг мой? Что гласит третий закон? Огонь в сердце воина не должен погаснуть. Я лишаю тебя огня.

— Я вернусь за тобой…

Сверкнуло лезвие, взлетевшее под звездный купол, и острая, пронзительная боль заставила Габриэла захлебнуться. На миг он оглох и онемел. Клинок вошел в правую ладонь, разрывая плоть и кость. Дыхание перехватило, в легких забулькал воздух, глаза заволокло слепотой.

— Не думаю. — Усмехнулся Брегон и скомандовал, поднимаясь: — Уходим!

Габриэл остался один на один со своей болью, поражением и бесчестьем. Последнее, что парень отчетливо слышал, перед тем, как сорваться в холодную пустоту Арвы Антре, как на тенистую поляну стремительно сбегались жуткие уродливые порождения злобы и тьмы, жаждавшие вкусить его крови, отведать тела и сжечь благородную эльфийскую душу в потустороннем огне преисподней.

Голые, перекрученные стволы уродливыми клыкастыми тенями вспарывали черные холодные небеса в белых звездах. В тусклом свете дня эти лесные массивы просвечивали насквозь, — кусты здесь почти не росли. Разве, что чахлые ветки шиповника, торчащие вон у того изломанного клена, или засыхающий обломок черемухи, что оплел вон тот глубокий овраг в ядовитых поганках, или, кривой обугленный куст жимолости, что стелился у корней вон того огромного мшистого пня, заросшего бледными наростами чаг. Но все это днем — сейчас лес заполнял тугой и горький, как табачный дым, туман. Он плыл над бесцветной землей, жадно облизывал щербатые стволы, сталкивался пенными гребнями, вспархивал и клубился, подобно обезумевшему от голода призраку, и вновь припадал к земле, точно наделенный разумом хладнокровный охотник, выслеживающий добычу.

Вольноотпущенники долго бежали, не разбирая дороги. На пределе последних сил, эльфы обогнули берег водоема в камышах и осоте, и юркнули в нестройный ряд кривых берез, дабы укрыться в туманном полумраке. Сбоку послышался леденящий вой, и Эллион сделал знак броситься в заросли неказистой вязолистной таволги.

— Укроемся здесь! — Сказал лучник, махнув головой — он еще не отошел от удара в затылок, и временами у него перед глазами плясали черные точки.

Кривые тени узких стеблей ложились на воду в расщелине. Тишина оглушала. Ни трелей птиц, ни дуновения ветра, ни музыки цветов, только затемненный бесформенный мир тумана и холода.

Схоронившись в неверном укрытии, эльфы обернулись и вздрогнули. Поляна, от которой они улепетывали, лежала в какой-то сотне ярдов к востоку. По чахлой, убитой тьмою, земле они пробежали — всего ничего.

— Что они задумали? — Прошептал Рамендил, вглядываясь во мглу. Там как раз королевский конвой сомкнул ряд вокруг Габриэла, а в круг входили три откормленных орка в шлемах с берилловыми рогами. Серебристые искры месяца бегали по драгоценному камню роем насмешливых светлячков.

— Не знаю, — шепнул Эллион, наблюдая за Брегоном. Тот что-то приказывал оркам в доспехах — обрывки его грубых ругательств слышались даже на расстоянии.

… Звук первых ударов, скрежет железа, свист цепей, крик пленника…

— Они убьют его, — горько молвил Левеандил.

— И пусть, — прошипел Эллион. — У него свой путь, у нас свой.

Ненадолго замолчали. Свист и лязг доспехов отдавался хрустальной трелью и звоном битого стекла. Иногда из-за деревьев наползали клочья тумана, залепляя обзор занавесом из серебра, и прятали кровавое «представление». Потом налетали ледяные порывы и уносили туман. Тихо шелестели мертвые стебли. Из расщелины, заполненной водой, гнусно булькало. Что-то тихо скреблось в соседнем овраге, а по недалеким курганам, заросшим белыми шляпками, бродили рваные тени сумеречных существ.

Рамендила передернуло от ужаса, но окрик брата заставил забыть обо всем.

— Смотрите! — Левеандил подскочил.

В круг конвоиров величаво вступил Брегона. Эльфы затаились, но пепельный навес спрятал поляну, осеребренную блеклым полумесяцем. Они напряглись, зашевелили ушами, вслушиваясь в отзвуки стоячего эха, и не зря. Через минуту поляну прорезал оглушающе-сдавленный, полный отчаяния вопль Габриэла.

Так кричат, когда умирают.

Левеандил и Рамендил в ужасе осели на землю. Остальные дрогнули и прижали тонкие золотистые руки к сердцу — страшнее крика они в жизни не слышали. В Верхнем Мире много чего говорили про темных эльфов, а про их жестокость говорили еще больше: пытки пленных, осады мирных городов, убийства невинных жителей… но чтобы так издеваться над своим же сородичем, это у сотканных золотом и светом в голове не укладывалось. Хотите убить — убейте, зачем же так мучать?

Мертвым грузом пала тишина, но всего на секунду. Октябрьскую полуночь пронзил губительный глас бесчисленной орды демонических существ — голодные твари спешили на пир.

Клок тумана перекатился левее, отполз осколком льда. Эллион прищурился — открывшаяся поляна оказалась пуста.

— Они ушли.

— И бросили его, — Левеандил кивнул на одиноко лежащую тень на берегу. Распростертое худое тело не подавало признаков жизни.

— Убили, — севшим голоском прозвенел Рамендил Эндермеран, отворачиваясь.

Совсем близко раздался отвратительный звук похожий на похоронный трубный звон и грохот тысяч гроз одновременно. Ревела мантикора.

— Уходим! — Эллион вывел из оцепенения остальных. — Сюда ползет вся мерзость, обитающая в этом лесу!

— Предлагаете его бросить? — Хором возмутились братья.

— Да, — пожал плечом Эллион, — предлагаю.

— Но он умрет, — запротестовал Левеандил.

— И что? — Огромные голубые глаза блеснули, как два пересыхающих озера. — Я говорил, он наш враг. Мы ему ничего не должны.

— Это не правильно, — горячился Левеандил. — Если позволим ему умереть, будем ничем не лучше исчадий.

— Мальчишка прав, — согласился красивый эльф без возраста Эстрадир и посеял седеющими волосами, как снегом.

— Да, — поддержал рыжеволосый Андреа. — Всевидящий милосерден, и мы должны проявить милосердие.

— Милосердие? — Взорвался Эллион и затылок ударило болью. — Да что с вами? Эти мерзавцы разрушили Эбертрейл, убили наших родителей, взяли в плен наших детей! И он, — злющий эльф ткнул пальцем в неподвижного Габриэла, — был одним из тех, кто жег Лесной город, наблюдая, как мы корчимся от боли и истекаем кровью! А теперь вы толкуете мне о милосердии?

Новый ревущий крик прогремел из черно-пурпурной поросли дикой рябины.

— Она уже рядом, — прошептал Рамендил, вглядываясь в синий сумрак светившегося, как голая степь леса.

— Возвращаемся на поляну, — позвал Левеандил, срываясь на бег.

Эльфы бросились за ним. Эллион сплюнул со злобы, но поспешил за остальными — перспектива тащить темного эльфа до убежища на своих плечах ему очень не нравилась. Впрочем, для начала надо было убедиться, что «враг» жив, а то может, все его беспокойства совершенно напрасны.

— Дышит. — Левеандил утвердительно кивнул, нащупав на шее Габриэла бьющуюся жилку.

— Проклятье, — выругался Эллион, — а я так надеялся… Что? Что вы на меня так смотрите?

— Всевидящий, что они с ним сделали? — Покачал головой Эстрадир, усаживаясь рядом с бледным, холодным и неподвижным, будто посмертное изваяние из белого гранита, шерлом. — А с рукой что? Изверги! Смотрите!

Лекарь кивнул на рукоять клинка, торчавшую из правой ладони.

— Они пронзили ее насквозь. Сколько крови.

— Надо вытащить меч, — озираясь по сторонам, буркнул Левеандил, — и бежать.

— Я сделаю, — тихо звякнул его брат.

Он сел на колени рядом с полуживым изгнанником и откинул на спину серую волну длинных спутанных волос. Солнечный долго примерялся к рукояти эльфийского клинка, обхватывал и отпускал в нерешительности, и снова обхватывал. Ледяная выпуклая сталь, обвитая узорами сиварской позолоты, неприятно обжигала ладони. Юноша никак не мог решиться и все косил серо-голубые глаза на Габриэла, будто ждал, что темный вдруг очнется и устроит ему нагоняй.

— Торопись, — шепнул Андреа.

Мантикора взвыла из-за каменных глыб, казавшихся обломком крепостной стены. В небо с шумом метнулась стая галдящих ворон. Соседние кусты затрещали сломанными ветками. Медлить больше нельзя.

— Ну, Рамендил, давай, — торопили Эстрадир и Лоррано.

Рамендил втянул горький воздух, почуяв, как по хребту скользнула капля липкого пота. Вспотевшие руки налились тяжестью и с силой вырвали королевский меч из земли. Кровь, запекшаяся и уже прихваченная корочкой льда, хлынула из ладони Габриэла черной сверкающей лентой. Эльфы ахнули. Но воин не пошевелился: синюшные губы не дернулись, плотно сомкнутые веки не дрогнули, ни один мускул залитого кровью и измазанного грязью снежного лица не пришел в движение.

— Как бы не умер по дороге, — менестрель тряхнул копной огненных волос. — Путь до приюта не близкий.

— Так не будем терять времени, — буркнул Эллион, перехватив из дрожащих рук Рамендила клинок из прочнейшей подгорной стали. Он вложил его в искусные ножны, найденные тут же в траве, и заткнул за пояс.

Из верхних полукафтанье (связав их за обрывки длинных расшитых узорами рукавов) эльфы соорудили нечто похожее на полевые носилки, и осторожно уложив Габриэла, вскочили и бросились берегом мутного пруда на запад. Перевернутый рожками месяц плыл по глади осеннего неба серебристой ладьей — за край мира, в Рассветный Восток. Левеандил глянул на него и кивнул, все правильно, восток за спиной, запад — впереди. Туда, к величественной и могучей реке севера Этлене лежал их полный опасностей путь.

* * *

Заросшая мятликом поляна в блеске рассветных лучей показалась эльфам ликом зловещего монстра. Они бежали всю ночь от рассветных границ навстречу синим теням, точно Серый Странник подгонял их раскаленными плетьми, суля забвенье и вечные муки, если они сбавят темп. У большого озера с неподвижной гладью, не отражавшей небеса, Дети Рассвета выбились из сил.

Бережно опустив Габриэла на берег, вольноотпущенники рухнули в высокие погребенные предрассветными тенями стебли розмарина и лавра, разметав лучистые волосы и светлые одежды.

— Этот омерзительный лес безграничен, — жалобно простонал Лоррано.

Левеандил вытер пот широким рукавом прежде богатого полукафтанья цвета золотых звезд и покосился на озеро. Оно влекло царственной, неестественной красотой. Половина его вод лежала в тени, вторую пронизывали солнечные лучи, проникая в озерную ткань вплоть до черных камней, усеивающих неровное дно. На линии, где сталкивались ночной сумрак и зарево утра, дрожали силуэты голых стволов. Юный солнечный эльф обернулся и заметил, что отраженные в воде осины росли на крутом холмистом гребне, простиравшемся вдоль восточного берега на пятьдесят ярдов к северу. Их высокие мощные бревна заслоняли рассветное солнце колоннами черного непрозрачного хрусталя. А меж ними копошилось большое и блестящее нечто.

Слева беседовали Рамендил и молодой, поседевший лекарь.

— Как он, лорд Эстрадир? — Спрашивал звонкий голосок брата.

Вздох.

— Плохо. Он теряет много крови. Ребра сломаны. Левая рука тоже. Сам бы он не освободился от меча. Так и умер на той поляне.

Вздох.

— Как печально, — грустил трелью Рамендил.

Справа Эллион шарил рукой по каменистому берегу. Камни журчали под ладонью мужчины песнью весенней реки. Левеандил хотел было кинуть на сородича взгляд, но копошащееся среди мертвых стволов пятно обретало очертания и насыщенные краски и не отпускало взор.

— А, нашел.

Послышался шелест клинка, укладываемого на колени. Сверху на лезвие лег округлый покатый камень. Посыпался легкий стальной звон.

Чирк… чирк… чирк…

— Лорд Эллион, — рыжий Андреа мягко рассмеялся, шурша по траве босыми, сбитыми в кровь ногами, — меч и без этого остр, как зуб дракона.

Эллион не ответил.

Чирк… чирк… чирк…

Левеандил насторожился. Залитое рассветными огнями пятно выскочило на край холмистого гребня, и парнишка чуть не лишился чувств. Ужас Мертвого леса настиг их даже на его западной окраине! Сверкнули сабли-клыки и страшилище разразилось душераздирающим ревом.

— Мантикора! — Вскричал Левеандил.

Эльфы встрепенулись, но свирепое чудище покрыло далекое расстояние в сотни и сотни ярдов в несколько широких прыжков, сотрясших землю.

Источая тленно-приторный смрад, тварь взмахнула тонким жилистым хвостом с ядовитым жалом на конце. Сияющие голубым светом глаза воззрились на неподвижное тело Габриэла. Она жаждала крови, шла по следу, как натасканная гончая и не спешила отказываться от добычи.

Левеандил застыл обломком скалы, не в силах пошевелиться. Позади него замерли брат и седой лекарь. Слева и справа оцепенели весельчак Андреа и немногословный Лоррано.

Ближе остальных к мантикоре сидел Эллион. Светлое сердце эльфа заполнил тягучий, холодящий кровь страх; онемевшие конечности дрожали, на лбу заблестели жемчужные бусинки. А он-то думал, что хуже падения родного Эбертрейла и тяжкого плена в тюрьмах Эр-Морвэна уже не будет.

Меж тем чудище из мира потустороннего света, где в черных небесах вместо солнца пылал пурпур, по руслам рек тек металл, а земную твердь усеивали обглоданные кости, мотнуло головой в рыжей гриве и ступило на границу рассвета. Косматая шерсть замигала рубинами, в серебряных чешуйках отразились тысячи солнц.

Взгляд Эллиона невольно пал на бледного, неподвижного Габриэла.

Поганое исчадие, — выругался он про себя, — не хватало еще погибнуть из-за тебя!

Злость придала ему сил. В Эбертрейле он служил в Белой Гвардии и по праву носил звание самого меткого лучника королевства. За верную службу и бесстрашное сердце получал дары из рук Аннориена Золотое Солнце, слыл первым храбрецом при дворе, был почитаем и любим сородичами. Так, что же изменилось?

Рука Эллиона потянулась к рукояти клинка. Пусть Эбертрейл погиб, но он все еще жив и все еще лучший лучник равнины Трион. Будь у него лук и двадцать стрел, он бы размазал тварь по берегу, но лука нет, как нет королевского знамени и самого королевства. Но он все еще жив! И он не сломлен.

Отбросив оселок, Эллион вскочил. Клинок из подгорной стали — тоже хорошо. Эльфийское жало блеснуло в свете белых лучей и уперлось в разинутую тварью пасть.

— Не подходи, — прошипел воин короля Аннориена.

Не по-эльфийски жесткий голос вывел из оцепенения его золотоволосых сородичей. Левеандил встряхнулся и потянулся за камнем — желательно побольше и поострее. Эстрадир нащупал сухую толстую корягу — будет удобно бить. А Рамендил, поддавшись внезапно нахлынувшему порыву, преисполнился отваги и подполз к Габриэлу, прикрыв раненного своим телом. Расскажи ему еще три дня назад, что он ценой собственной жизни станет защищать одного из темных, молодой эльф в жизни б не поверил.

По лицу и телу Эллиона катился горячий пот, от тлетворного зловонья мантикоры слезились глаза. Но тварь бездействовала, только посверкивала голубыми глазищами, будто учуяла что-то такое, чего сама же и испугалась. А потом случилось нечто необъяснимое. Мантикора с жадностью втянула ледяной воздух, утробно зарычала и бросила ненавистнический взор на Габриэла. Светящиеся голубизной глаза налились неподдельным ужасом. Тварь попятилась, замотала сверхъестественной башкой, точно познав мучительную боль, заскулила, как побитый хозяином пес, а через мгновенье метнулась в осколки сумеречных теней Стих Оргула.

Эльфы еще долго не шевелились, радуясь рассвету и тишине, которые раньше казались им чужеродными и неживыми, а теперь наполнили их чистые души умиротворением. Смерть дышала им в спины, они уже слышали, как в звуках цветочных песен заскрипели створки Последних Врат, и только заступничество Властелина Над Облаками уберегло их от безвестной гибели в чужом, суровом краю.

Эллион опустил сверкающий меч и долго глядел на игру света по закаленной стали.

— Учуяв клинок, тварь отступила.

— Ее спугнул не клинок темных, — тихий, мудрый, но искренне испуганный голос Эстрадира возразил лучнику и поверг сородичей в самое большое удивление их величественных жизней. — Она учуяла его, — кивок на Габриэла, — потому ушла.

— Его? Разве мантикоры трепещут при виде раненных темных эльфов?

— Мантикоры вообще ни перед чем и ни перед кем не трепещут, Рамендил. Но его она испугалась. И испугалась знатно.

— Вы уверены?

— Уверен, Андреа. А вы сомневаетесь? Или правда верите, что бессмертный монстр бежал от эльфийского клинка, двух палок и десяти камней?

Братья дернули заостренными ушами от удивления. Андреа, потрясенный услышанным, впал в глубокую задумчивость, а Эллион медленно обернулся и, рассеянно скользнув взглядом по бледному бесчувственному парню, прошептал:

— Кто же вы, лорд главнокомандующий?

… Путь продолжили через полчаса.

Стих Оргул оплетал предгорья Мертвых гор с запада и тянулся устрашающим частоколом по голой изъеденной туманами земле более ста миль от Пустошей Фэр'айо до границы королевства желтых великанов — Шар-Рахри. На западе, в пограничье с Черноземьем — царством злобных ведьм, текла пенистая Этлена. Великая река брала начало на отрогах Драконовых гор и несла ледяные воды на юг — в дивные, овеянные легендами оазисы Ажинабада и Диких Степей.

Они торопились к реке. Холодало. К вечеру третьего дня низкое небо заволокло пуховым ковром; в редких разрывах снежных облаков тускло сияли месяц и звезды. К вечеру четвертого — яркой серебристой дугой Этлена открылась им с севера. До Горного приюта оставалось не меньше трехсот миль строго на север. А, как известно, с раненым на руках, любое расстояние увеличивается вдвое, а путь облекается красками особой ответственности и значительности.

* * *

В Зале Аудиенций стояла невыносимая духота. Гелеган второй час подряд рапортовал об усмирении восстаний на юге Эр-Морвэна, сообщал об очередном требовании Умбера Кривоносого выслать в Немер три отряда по триста воинов, и не без гордости отчитывался об успехах военной кампании против шар-рахрийцев и Родрэма Третьего, которая, по словам старого эльфа всецело была заслугой Его Величества.

Брегон глядел на родовое кольцо, и льстеца-главнокомандующего не слушал. Оно, вырезанное из цельного куска черного кристалла с алмазной печатью древнего эльфийского рода, было точь-в-точь как у Габриэла, сын Бриэлона. В переплетениях эбонита и лунного камня, текли капли хрустального света. Дракон хищно сверкал зубами, змея поблескивала большими мудрыми глазами.

Впрочем, любой эльф из рода Дракона и Змеи носил подобное кольцо — Теобальд, Бриэлон, леди Селена, командор Дминар и многие-многие, связанные с ними общим родством. Иные эльфийские рода тоже не отставали; например рожденные в роде Веллетреэв носили кольцо из оникса с оттиском клинка, замкнутого в круге; Черных Соколов отличало аметистовое кольцо с соколом в полете, род Ашай-Мади гордился кольцом из белого золота с елью в снежной шапке и так далее. Таким изысканным способом, лорды и леди благородных кровей отделяли себя от бедняков, рожденных в низших кварталах.

— Те безродные ничего подобного отродясь не смели надеть, — частенько посмеивались они на приемах и пирах.

Потеряв интерес к кольцу, Брегон перевел взор в окно. Легкие подземные сквознячки плавно качали полупрозрачные занавеси с голубой строчкой агройского атласа. В пузатых стеклянных чашах всплескивали золотыми хвостиками рыбки. Шерлы-военные, сидевшие вдоль стен, тихо перешептывались. У дверей стыли неподвижные гвардейцы, посверкивая темным металлом брони.

Матовые ногти короля затарабанили по перилам. Минуло три ночи с того момента, как они бросили Габриэла умирать в Мертвом лесу. Все прошло просто замечательно, так как и задумывалось и теперь молодой король мучился в неизвестности: шерл истек кровью и умер? Им закусили зубастые химеры и кровожадные ламии? Или он нашел в себе силы спастись?

— Ваше Величество чем-то огорчены? — Осведомился Гелеган, оглаживая холодный жемчуг волос.

Брегон повернул голову. Черная траурная повязка в бриллиантах хлестко сверкнула унцией серебра.

— А?.. С чего вы взяли? — Рявкнул он.

Черт бы тебя забрал, Гелеган! — выругался про себя Брегон, а потом понял — его ногти тарабанят по лепнине перил, точно дождь по железной крыше гончара.

Отдернув руку, он небрежно махнул:

— Продолжайте.

И откинулся на резную спинку трона.

Как, хорошо быть владыкой, улыбнулся он невзначай.

— Да, повелитель, — нижайше склонился герцог: — Так я повторюсь? Ага. Прибывший накануне гонец сообщил, что передовой отряд маршала Кэллиана, вступив в неравный бой с желтыми великанами у Черных пустырей, как и было запланировано — изобразил ложное бегство и спешно отступил к перевалу Хор Могор. По донесениям из ставки, король Родрэм, купившись на уловку, начал преследование. Сейчас он в районе Серебряных Шахт и отстает от Кэллиана меньше, чем на полдня. Засадные полки Бесмера и Дминара уже дожидаются неприятеля. Как только шар-рахрийцы зайдут на перевал, наши ударят им в тыл, а конница Кэллиана атакует авангард. — Последнюю фразу он прошептал в сладостной судороге: — Победа будет за нами.

Самолюбование Гелегана привело Сирилла в ярость, и командор вскричал:

— Эту стратегию предложили не вы! Не хвалитесь чужой и еще не завоеванной победой!

Старик потряс головой и, бесстыдно глянув Сириллу в глаза, прошипел:

— Не напомните, командор, кто предложил эту стратегию?

— Лорд Габриэл, — сникая, ответил тот.

Гелеган злобно расхохотался:

— Мертвецу победа без надобности.

— Подлец!

Сирилл выхватил клинок, кидаясь в атаку. Сталь рассекла воздух, но крик короля, заставил командора отшатнуться.

— Не сметь!

Рука шерла рухнула, и острие порхнуло в пол.

— Сирилл! Убрать оружие! Гелеган! Молчать!

— Но я, Ваше Величество, пострадавшая сторона…

— Молчать, я сказал!

Гвардейцы тремя гулкими шагами обступили Сирилла, собираясь взять под стражу, но Брегон повелел:

— Отошли от него! — И когда охрана повиновалась, пригрозил шерлу: — Еще одна такая выходка и вас обезглавят! А теперь, командор, вернитесь на место!

Сирилл рухнул в кресло с опущенной головой. Гелеган же кипел от ярости — уже второй раз «щенок в короне» унизил его на глазах у всех; первый, конечно же, случился во время показательного суда над Габриэлом и его вымышленными сообщниками.

В зале стало тихо. Король откинул голову на блестящую спинку.

Да где ж блуждают мысли этого молокососа, злился Гелеган, глядя из-под белых бровей.

— Ваше Величество, — робко позвал он, — а что ответить Умберу Кривоносому? Он настойчиво требует три высоких отряда. В противном случае — грозиться разорвать с нами все торговые договора.

— Что по этому поводу думал Габриэл? — Лениво осведомился Брегон.

Гелеган замялся, пожал плечами.

— Габриэл был противником помощи Умберу. Он запрещал отсылать войска в Немер, — буркнул Сирилл и отвернулся.

— Ваше Величество, я с этим не соглашусь…

— Я разделяю мнение бывшего главнокомандующего, — пресек Брегон. — Вы слышали, герцог?

Гелеган учтиво поклонился:

— Да будет так. На этом я закончу.

Следующим отчитываться надлежало начальнику тайной службы Эммеросу. Но сказать высокородному лорду было нечего. Ни одна из его ищеек не напала на след Белого Лебедя — наемница, как дым, истаяла в рассветных огнях и с ночи покушения на Теобальда залегла на дно. Все их усилия шли прахом и со стороны походили на бесполезную крысиную возню.

Эммерос судорожно смял шелковые рукава и невидяще посмотрел перед собой. Королю не понравится его доклад. Начальник сглотнул и повел плечом — как бы не лишиться головы. Дрожавшие уши невольно уловили пугливый плеск воды в ближайшем углу, а еще шаркающую не по-эльфийски тяжелую поступь существа, подволакивающего одну ногу. Эммерос напряг превосходный слух — так и есть, к Залу Аудиенций кто-то подходил. Но король никого не ждал, или ждал? Темный эльф бросил взгляд на Брегона: тот, вроде, тоже прислушивается и… улыбается?

В зал вбежал Сэт и, пав на колени, коснулся ладонями пола из руды олова.

— Мой повелитель, явился Охотник, — пропел медовый перелив.

Брегон заметно оживился. Темные эльфы заволновались — прошуршал хор шепотков. Рыбки ударили хвостиками по воде и ушли на глубину.

— Так, так, так, — хриплый гортанный бас вошедшего приковал внимание лордов. — Шерл Брегон взошел на трон Подземного королевства, вот чудны дела твои Судьба-проказница.

— А-а, — потянул король, — Наконец-то.

Тощий гоблин с ядовито-зеленым отливом кожи и горбатым носом, облаченный в кожаный кафтан, мешковатые штаны и низкие сапоги с засохшей грязью на подошвах (по каким злачным дорогам носило этого неприятного гостя, эльфам даже знать было омерзительно) вальяжно ввалился в эльфийский покой. За его спиной колыхался плащ землистого цвета. На поясе темнела тяжелая дубина с железным наконечником в острых иглах. Крючковатые пальцы, похожие на корни волшебной мандрагоры лежали на массивной рукояти короткого широкого меча в потертых ножнах, перетянутых грубыми ремешками.

— Вы позвали, я явился, — Охотник обнажил гнилые зубы и отвесил нижайший поклон. Блеснувшая лысина бросила на стену пятнышко белого света.

Король указал на дверь:

— Господа, совет окончен. Продолжим завтра.

Шерлы поднимались, спочтением кланялись Его Величеству и покидали зал.

Охотник, облокотившись о бортик камина, наблюдал за церемониалом сумеречного народа и похрюкивал, оттопыривая верхнюю губу. Все эти смиренные поклоны и касания руками правого предплечья до слез веселили зеленокожего наемника из Харисумма. Когда за последним шерлом закрылась роскошная дверь, он расхрюкался в голос, разбрызгивая слюну.

Брегон закатил глаза от омерзения. Темные эльфы страсть, как ненавидели черных и зеленых гоблинов, и считали ниже своего высокородного достоинства нисходить до грязных вонючих уродцев, а уж о том, чтобы вести с ними дела и речи быть не могло. Но изредка эльфы подземелья все же поступались гордостью и прибегали к услугам низшей неполноценной расы, как они брезгливо любили выражаться. Именно безвыходное положение темноэльфийского владыки и вынудило призвать гоблина их Харисумма. Он был охотником за головами, и охотником — хоть куда.

— Чем я могу быть полезен Вашему Величеству? — Пробасил гоблин, отхрюкавшись и утерев слезы и прочие липкие выделения.

— Ты должен кое-кого найти. — Точно рабу бросил Брегон.

— Кого?

— На ее поиски я отослал лучших воинов. Самых лучших, — многозначительно выделил Брегон, — но…

— Но вы им не доверяете? — Закончил Охотник и сморкнулся в рукав.

— Не твое дело, — с отвращением процедил король. — Если выполнишь задание — получишь квинтал [50, 802 кг] золота.

Зеленый гоблин зыркнул из-под тяжелых, нависших, как птичьи гнезда бровей — предложенная королем плата воистину являлась королевской. Интересно, кто же так сильно ему насолил?

Охотник расплылся в гнусненькой (какую только можно представить) улыбочке, и в этот момент дворец содрогнулся — со стен посыпалась драгоценная облицовка, с потолка посеяло серебристым напылением, с улиц донеслись рваные крики, звон цепей и глухой топот гигантских лап. Брегон вскочил с трона и бросился к окну.

— Ничего страшного, Ваше Величество, — гортанно объяснил гоблин. — Просто мои малыши проголодались. Мы вышли из Элейска неделю назад.

— Их накормят, — пообещал Брегон и развернулся. — А теперь поговорим о деле.

— Кто на этот раз перешел вам дорогу? — Гоблин окинул взглядом роскошное убранство Зала Аудиенций.

— Белый Лебедь.

— А, эта чертовка, — понимающе захрюкал Охотник. Он закинул голову к потолку, поковырялся в зубах, сплюнул вонючую жижу на сияющий светом пол и чуть тише переспросил: — Квинтал золота, говорите? Идет.

Вынув из кармана малахитовое ожерелье, сорванное с груди Белого Лебедя, Брегон швырнул переливчатые темно-зеленые камни харисуммцу.

— Это поможет тебе. Найди и приведи ее живой.

Гоблин жадно обнюхал ожерелье и по темноэльфийской традиции припал на колени:

— Слушаюсь и повинуюсь.

Перед самым уходом любопытство Охотника все же взяло верх.

— Ваше Величество, а зачем девица нужна вам живой? Она убила вашего отца. Не проще ли преподнести ее голову на серебряном блюде? Чисто и красиво.

— Не проще, — зловеще улыбнулся Брегон. — Лебедь нужна мне живой. — И поняв, что харисуммец не отстанет, рассмеялся, — все то тебе, рвань зеленая, надо знать.

— А, то.

— Ладно. Она может вывести меня на одного светлого эльфа.

Загадки, с которым говорил Брегон, раздражали Охотника — брови на кожистом лбу вопросительно поползли вверх.

— Лекс Грозовая Стрела. Он — моя цель.

Глава 8. Горный приют

Будь внимателен к гостю — пусть он твой враг.

Даже лесорубу с топором дерево не отказывает в тени

(Индийская мудрость)

В могучую стену, сложенную из огромных гранитных камней, ветер швырнул пригоршню колючего снега и злобно расхохотался. Пламя факела горестно затрепеталось и рухнуло на бок. Остин Орлиный Глаз покосился на хлипкий, дрожащий огонь, сплюнул ледяное месиво, набившееся в рот, и поплотнее запахнул полы широкого шерстяного плаща. Стоящий рядом огр сердито погрозил кулаком в темноту:

— Поганец! Поймать бы тебя и отодрать.

— Остынь, Мардред, — устало молвил Остин, оправляя съехавший с плеча лук, — это всего лишь ветер.

И вновь получил по лицу жгуче-ледяной горстью снега, что-то процедил сквозь зубы (огр не расслышал), и натянул капюшон — ноябрьский холод кусался до боли.

Рыжеватый свет факела выхватывал полет крупных снежинок. В сумрачной пелене заунывно сопел снежный буран. В трещинах скал шелестели злые вихри. Где-то далеко грохотали срывающиеся вниз камни.

— Непогода все бушует, — вздохнул Остин, стряхивая снег и глядя на восток — небо с той стороны багровело рассветной зарей.

Огр смахнул с лица серебристое кружево льда, оперся о высокие каменные перила, и прохрипел:

— Она три дня бушует, гвоздь мне в сапог! Работники не успевают расчищать подъездные дороги. Тайные ходы на север и восток замело по пояс. С западной башни сорвало крышу. В том крыле замка замело три комнаты и Янтарную гостиную.

Остин вздохнул и потер переносицу — опять беда с крышей, ветер срывал ее чуть ли не каждую неделю; днем он этим займется, не дело, когда по замку текут грязные реки подтаявшего снега.

Ветер снова обжег секущей снежной волной и Остин поморщился. Внизу залился лаем сторожевой пес. Слева послышалась мягкая скользящая поступь и тяжелый грохот солдатских сапог. Через минуту в круг бледного света вошли двое — лесной эльф и белый гоблин; лесной эльф заговорил:

— Лорд Остин, на западе лазутчиков не обнаружено.

— Хорошо, Мьямер.

— Ха, еще бы! В такую погоду лезть в горы никому не охота, — расхрипелся смехом огр и громко шмыгнул.

Справа, в неверном свете факела, подоспел с отчетом третий дозор.

— Лорд Остин, — кивком приветствовал молодой солнечный эльф — золотое сияние, озарявшее мужчину, было заметно даже в рассветной полутьме. — На востоке тихо. Врагов нет.

— Благодарю, лорд Люка, — кивнул Остин.

Через пять минут с северной стены спустился последний дозор и тоже рапортовал о спокойствии. Отблагодарив караульных, Остин отпустил их спать (через пару минут ушедших заменит дневная смена), а сам надолго застыл у обледенелого каменного зубца.

Ночь таяла, и унылый осенний рассвет растекался по восточному горизонту красками бледной акварели. Молодой лесной эльф прищурил единственный зрячий глаз: на юге проступали очертания плавных хребтов, глубоких ущелий, пологих долин и блестящих озер в неспокойных низинах. Высокий крутой гребень, усыпанный древними буро-зелеными елями, рисовался черно-белым пятном на западе. В просветах игольчатых лап курились пряди тумана.

Ветер сыпанул крупой и Остин отвернулся — его взгляд упал на восток. В полусвете холодных лучей простиралась отлогая, замкнутая кольцом зубчатых стен Семерейская долина, расчерченная ломаной нитью Этлены. Река неслышно текла по ледяным хребтам Вал-Геар и исчезала на юге среди мрачных лесистых косогоров. Беззвучная и холодная вода в свете серевшего мрака блистала жемчужным зеркалом, раздаваясь многочисленными ручейками и рукавами. Летом по ее берегам сверкали белоснежные камни, а вокруг благоухала мягкая зелень ландышей и омелы. Сейчас вся долина холмилась колючими сугробами-клыками и казалась разинутой пастью белозубого дракона.

Дальше — в милях двадцати к юго-западу зиял черный провал, а за ним вздымалась отвесная сверкающая скала. С севера нависали снежные громады Драконовых гор. Собственно говоря, замок и был отстроен три эльфийских поколения назад на высоком склоне этих холодных неприветливых гор, с одной единственной целью — дать убежище всем обездоленным и угнетенным равнины Трион. Ательстанд (как назывался приют) принадлежал лорду Остину Орлиный Глаз с тех самых пор, как сию величественную твердыню ему передал отошедший в Арву Антре отец — валларро Эрлиндор.

В замке делили кров и очаг не только Дети Рассвета, но и белые гоблины и даже гномы, изгнанные из родных мест за некие гномьи святотатства. Мест не хватало, но благородный Остин никогда не отказывал в помощи, ибо от сотворения времен в сердцах светлых эльфов жил неиссякаемый свет милосердия. Подобно вечному огню, он грел их светлые души даже в страшную стужу, не давая пасть духом, а еще был тем маяком надежды на спасение, о котором так грезил прекрасный Перворожденный народ.

Много лет молодой эльф нес бремя хранителя убежища и протягивал руку помощи всем, кому она так была необходима. Обитатели Ательстанда в Остине души не чаяли и называли не иначе «наш благодетель». К тому же он был пригож собой. Длинные серо-русые волосы перетягивал кожаный ремешок, серебристая, как звездная пыль кожа светилась мягким сиянием. Высокие утонченные скулы, тонкий нос и мягкая линия губ свели с ума немало прелестных эльфиек. Однако, сам Остин никому взаимностью не отвечал, а все потому, что имел один недостаток, а именно — один зрячий глаз цвета расплавленной стали. Второй он потерял в схватке с гоблинами у подножия Гор Жизни, и теперь его скрывала косая белая повязка, перекинутая через голову и левое ухо.

За спиной послышался шорох — стукнула дверь, полились журчащие голоса, зашелестела невесомая поступь. Остин обернулся: внутренний двор побежал косыми тенями. Три высоких эльфа в серых плащах со скарбом в руках заскользили по мраморным плитам к соседнему крылу замка; стайка детей, заливисто смеясь, закружилась на заметенном сугробами крыльце. Из-за каменного фонтана вынырнули два орка-фаруханца (единственные орки в замке) и, раскланявшись эльфам, грузно потопали к конюшням.

Замок просыпался. Открывались резные двери балкончиков, в темных окнах распахивались темно-бордовые шторы, на сверкающие террасы выбегали юные эльфийки, развешивая белоснежные простыни и полотенца.

Остин поднес замерзшие пальцы ко рту и подышал. Восток разгорелся зарей; в прорехи снежных облаков падали каскады винно-красных лучей. Он чуть слышно вздохнул: утро наступило, дозор окончен, и ему пора приступать к дневным обязанностям владетеля Ательстанда.

Главная дверь замка тихонько приоткрылась и на крыльцо выскользнула хрупкая дева с корзиной, полной белья. Она была облачена в воздушное платье цвета спелого персика с высоким воротом и широкими рукавами и белый бархатный плащ, расшитый искристыми самоцветами. Длинные пепельные волосы трепетались у нее за спиной крыльями, подол тек по затянутым льдом плитам разлитым серебром. Остин залюбовался эльфийкой. Улыбкой она приветствовала других, и ее юное почти детское лицо с идеально правильными чертами лучилось нежным звездным теплом. Арианна…

Сердце молодого эльфа защемила тоска. Знакомство с прекрасной леди и ее зеленоглазым братом случилось весьма неожиданно. Девушка и юноша искали укрытие, и благородный эльф приютил голодных и бесприютных Арианну и Эридана, измученных дальней дорогой со стертыми до крови ногами, без пейса в кармане. С тех дальних пор прошло немало лет, они подружились, не раз выручали друг друга из бед, но так и не открыли мужчине сердец. Остин понятия не имел: кто они, откуда родом, от кого бежали много дней и ночей с Заокраинного Запада и почему первое время прятали лица под капюшонами. Арианна так похожая на своих сородичей — лесных эльфов и столь разительно отличавшаяся от них являлась для Орлиного Глаза великой загадкой с оттенком морозного золота на закате. И все же, робкая надежда рано или поздно познать тайны ее души и возможно стать для нее кем-то большим, чем просто друг не покидала чистое и доброе сердце молодого владетеля замка.

Его безответная любовь крепла и росла день ото дня. Он, возможно, и открылся бы ей, но физический недостаток угнетал красивого возвышенного эльфа, лишал уверенности, вселял в душу страх получить отказ. Остин молчал, страдал, но молчал, хотя и понимал, что рано или поздно его несчастное сердце не выдержит этой мучительной пытки и просто замрет от горя, и все что ему останется — тихо уйти в бесконечную весну Арвы Антре, унеся за собой песнь безответной любви.

Облака расплывались и в прорехах виднелись островки голубого неба. Ветер еще задувал с севера, но уже не швырялся снежной секущей пылью, как всю прошлую ночь. Быстро прояснялось, и вершины Драконовых гор розовели лиловыми бликами. Кричала птица. Из низин Семерейской долины ей отвечали переливчатые трели синиц.

Неужели метель и холод отступили?

На галерею поднималась дневная смена. Три лесных эльфа, два белых гоблина и гном. Все в светлых чистых плащах, вооруженные луками и мечами, а гномы — секирами. Их громкие приветствия вернули Остина на заметенную снегом крепостную стену. Он опустил ладонь на рукоять фамильного клинка На-Эна, другой — откинул отороченный белым мехом капюшон. Дозорные потекли на боевые посты, а он, сбежав по мраморным ступеням, нагнал Арианну у застывшего фонтана. Ледяной панцирь оковал горлышко и чашу бесформенным куском хрусталя и тот сверкал в лучах утреннего солнца серебряным огнем.

— Давай, помогу.

Девушка обернулась.

— Остин. Благодарю.

Мужчина перехватил корзину с бельем и молча зашагал рядом. Слева простирался большой внутренний двор, выложенный белой узорчатой плиткой. Впереди поблескивали изразцовые крыши беседок, под ними безмолвно вились засыпанные снегом клумбы, поглядывая из-под белого покрывала бутонами усохших лилий и увядших от холода роз. Справа высился замок. Хлопали сотни дверей, из распахнутых окон высовывались светловолосые головы и радовались восходу. Мужские голоса напоминали порывы бурь Диких Степей, а женские — легкие песни безмятежных волн глубокого синего Моря Ветров.

— Сынок! Вернись! Оденься теплее! На улице мороз!

— Алеандра! Дуй на кухню! Пора готовить завтрак!

— Эй, умник, стойла лошадей ты вычистил, а стойла коз не стал? Эй, я к тебе обращаюсь! Куда побежал! А ну, стой…

Остин улыбнулся. Ательстанд был делом всей его жизни, и он готов был пожертвовать ею ради благополучия его обитателей. Около сквера собрались светлые эльфы с музыкальными инструментами в руках. Белый гоблин расчищал снег в соседнем дворике. На верхних этажах перекрикивались кровельщики.

Шли не спеша. Золотистый луч упал на девичье лицо. Впервые за шесть тоскливых рассветов новый день нес безоблачное небо и легкий южный ветер. Арианна улыбнулась. Остин покосился на нее, хотел что-то сказать, но в последний момент передумал и уткнулся под ноги.

Эльфийка заметила, ее голос пролился мелодией трав:

— Ночью ты опять стоял в дозоре?

Он пожал плечом, мол, куда деваться?

— Остин, — вздохнула она, — я беспокоюсь за тебя. Целыми днями ты занят делами приюта. У тебя нет даже минуты на отдых. А по ночам ты заступаешь в дозор. Ты себя совсем не бережешь.

— Не точи сердце тревогами, — спокойно отвечал мужчина, все же тронутый искренней заботой Арианны, — кому, как не мне ведать обо всем, что происходит в замке.

— Конечно, — улыбнулась она, блеснув светом изумрудных глаз. — Но тебе не обязательно решать проблемы постояльцев лично. Почему бы не передать это другим? Люке, например? Или Мардреду? Огр помогает тебе в приюте много лет. Почему не сделать его управляющим? Он смышленый парень. Уверена, он справится.

— Справится, — согласился Остин, щурясь из-за рассветных огней, игравших в стеклах и витражах.

Арианна вскинула пепельные бровки и Остин пообещал:

— Ладно, я подумаю.

Сбоку тихо окликнули:

— Лорд Остин! Лорд Остин!

Сквозь толпу протискивался белый гоблин-подросток и черные космы-косички вились над головой клубком змей.

— Что случилось, Хагл?

— На кухне лопнул один из котлов, — тяжело дыша, сообщил подросток. — Леди Миллиана в истерике. Мадред срочно просит вас прийти.

Остин устало вздохнул:

— Скажи, сейчас подойду.

Белый гоблин сверкнул раскосыми серо-желтыми глазами, кивнул и юркнул в звенящую голосами толпу.

— И передай, леди Миллиане, чтоб успокоилась! — Вдогонку крикнул владетель приюта. — Починим мы ее котлы, — это он молвил скорее себе.

Снова замолчали. Ветер плакал в голых кронах груш, в небе перекликались горные орлы, звонко гомонили обитатели. Под ногами хрустел снег — трехдневный буран намел целые барханы колючего кружева и облепил всю западную стену пуховым покрывалом.

— Еще только середина ноября, а снега навалило по колено. Если так пойдет и дальше к весне от Ательтанда останется только крыша, а от нас — уши, — заметил Остин, подкидывая сползшую под мышкой корзину.

Арианна кивнула. Его ненавязчивые шутки всегда были ей по сердцу.

За беседкой свернули налево и заметили снежный мост. Конечно, не настоящий, а сотканный из снега и улыбок. Три десятка эльфийских ножек утоптали сугроб, соорудив даже не мост — горку, так, что с одной стороны она поднималась, а с другой — плавно опускалась. А теперь и покататься — не грех. Мальчишки и девчонки взбегали на возвышенность и по очереди скатывались вниз. Ручьистый смех разносился над двором, наполняя Ательстанд бессмертным биением жизни. Среди детских голосков Арианна расслышала острый, как звон металла, голос брата.

Эридан. Взрослый уже, а все как ребенок. Ладно, пусть немного повеселится. Так ему будет легче забыть тюрьму и пытки. Хотя, нет — не будет. На это ученику чародея потребуются годы, если не столетия. Почти каждую ночь девушка вскакивала к брату и молила его о пробуждении, а он… Он кричал от боли и ужаса, потому что снова и снова видел себя распятым в пыточной камере, слышал крики Эрла и смех Брегона, чувствовал касание раскаленных щипцов и захлебывался от крови и слез.

— Эридан, твой черед, — послышался перелив со стороны снежной горки.

— Как брат? — тихо спросил Остин.

— Лучше. Прошел месяц с того дня, как он и остальные пленные бежали благодаря Белому Лебедю. — Загадочно произнесла она, потупив взор.

— Это радует. — И зачем-то добавил: — Ательстанд ваш дом, Арианна. Вы можете жить здесь столько, сколько пожелаете. Ни к чему покидать его весной, чтобы потом возвращаться осенью…

— Мы уже говорили об этом, — она звонко его прервала. — Мы благодарны тебе за возможность зимовать в приюте, но не проси, чтобы мы жили здесь целый год. Это не для нас!

— Я помню, ты говорила, — опечалился эльф, сердце облилось горячей кровью. — Я желаю вам добра. Хочу, чтобы Эридан и ты не знали нужды. Больше никогда бы не пережили лишений и утрат. Ведь я…

Всякий раз, когда он говорил с Арианной, его голос чуть заметно дрожал, а слова застревали в горле. Очень часто он чувствовал себя полным идиотом или мальчишкой, не способным объясниться в любви. И всякий раз, когда заветная фраза была готова сорваться с языка, он осекался и замолкал, будто догадывался — излишняя откровенность не пойдет их дружбе на пользу.

— Знаю. Спасибо тебе, — со всей искренностью поблагодарила Арианна и скользнула дальше. Поникший головой Остин поплелся следом.

Крыльцо прачечной вынырнуло из-за угла соседнего фасада. Весь задний дворик перетягивали веревки — ниже, выше, вдоль, поперек, и на них, подобно озорным воздушным змеям, колыхались выстиранные шелковые простыни, наволочки, шерстяные покрывала, узорные скатерти из дорого элейского аксамита. От ароматов терпкой морозной свежести и толики цветочной сладости запершило в горле.

Остин опустил корзину на перила и заглянул эльфийке в глаза. Им так редко удавалось остаться наедине, все время кто-то окружал, гомонил, просил совета или помощи. Вот и сейчас хрупкий миг надежды безжалостно треснул под скрипом тяжелой, отделанной узорной лепниной двери. Вытекшая на крыльцо низкорослая черноволосая гнома в белом фартуке прищурилась, всплеснула руками и забубнила:

— Лорд Остин, вот вы где. А вас все ищут.

— Кто меня ищет?

— Ой, да все! — И прачка затараторила: — Лорд Генри из оружейной. Там, кажется, треснула стена, и часть оружия оказалась засыпана мерзлой землей. Еще вас спрашивал травник Илмар. Ветер разбил в его лавке два окна и опрокинул полку со снадобьями. Или это в оружейной выбило окна? — Почесала бороду гнома. — Неважно, — махнула она толстой короткой рукой. — А еще вас искал валларро Агроэлл. Слышала, — прачка сузила черные глаза, — по личному делу. И еще… как же его имя… вечно я забываю. У них там водное колесо поломалось.

Арианна нежно погладила в раз погрустневшего друга по плечу, махнула серебристыми ресницами, намекая: подумай о помощнике, а лучше о нескольких, но вслух шепнула:

— Иди. Ты им нужен.

— А, Арианна. Грязное белье принесла? Умница. — Сказала гнома, когда Остин ушел. — Детка, поможешь снять высохшее и развесить выстиранное? Оно здесь — в моей корзине. Держи.

— Конечно, леди Бель, — девушка плавно вскинула руки — длинные широкие рукава вспорхнули, как крылья лебедя над прихваченной морозом гладью реки, — и принялась за работу.

* * *

— Вот видите, лорд Остин?

Огромное железное колесо, прикрученное болтом к глухой стене замка, поскрипывало и ерзало туда-сюда. По недвижимым лопастям хлестала вода, соскальзывая в протекающий внизу ручей, но акведук оставался пустым. А все потому, что под черпаком, насаженным на обод застрял крупный валун, рухнувший с крутого заснеженного склона.

— Ночью в полумиле сошел камнепад, — пояснял растерянный молодой эльф, — нас тоже задело.

Остин присел около водяного колеса, заглянув под лопасти, — тяжелый валун засел намертво, такой вытягивать только с конями. Ледяные капли посыпались в лицо — горный ручеек, текший под стеной, шумел, рокотал и плескался. Владетель Ательстанда встал и, стряхнув брызги, сердито поинтересовался:

— Как камни обошли магическую защиту?

Молодой эльф растерялся еще больше:

— Не ведаю. Вам лучше спросить у магов Воздуха.

— Маги Воздуха, — процедил он сквозь зубы.

Железо жалобно потрескивало. Голубые струйки тренькали по лопастям. В шум горного ручейка вплетался свист горного ветра. Солнце горело большим оранжевым шаром, но ясное холодное небо начинало мрачнеть — с севера наступала гряда синих облаков.

Остин опустил голову — на глаз опять попал проклятый валун. Если его не вынуть — замок останется без воды, а в приюте больше тысячи обитателей, половина из которых женщины и дети.

Два древних и тощих, как усохшая по осени ольха, лесных эльфа — маги Воздуха, с трудом припоминали-то свои имена, чего уж говорить о творимых ими заклинаниях. С горем пополам они поставили защиту на замок от камнепадов и снежных лавин, а еще должны были накинуть полог невидимости — от глаз шпионов и лазутчиков, но теперь Остин начинал сомневаться в их магических способностях. Впрочем, смерть первого эльфийского короля и четырех его братьев — величайших стихийных магов, стала не только причиной раскола единого эльфийского народа, но и подвела черту под знанием магических наук. Утратив великую мудрость предков, чародеи захирели, а их силы иссякли. Нынешние колдуны да маги лишь жалкое подобие могущественных пращуров, призрачные тени былой мощи праотцов, ведавших и подчинявших искусство волшебства. А потому, какой с них спрос?

— Ладно, спрошу, — выдавил Остин, не поднимая головы.

Сзади донеслись тяжелые шаги, и угрюмый хрип:

— Лорд Остин! Лорд Остин!

Мардред вырос перед другом и, смахнув блестящие капли со лба, прохрипел:

— Там, это, новые беженцы пришли.

— Ну и? Размести их, не впервой же.

— Да не… Они это, — огр задумался, судя по растерянному выражению зеленоватого лица, он действительно не мог подобрать слова, — они просят помощи.

— Они ранены?

— Не для себя, э… — со лба по одутловатым щекам огра струился пот, и он ежился под пронизывающими порывами, как листик ивы, дрожащий у осеннего пруда. — Вам лучше самому послушать, — наконец, нашел, что сказать Мардред.

Остин вздохнул, да что ж за день сегодня такой — ни секунды покоя, обернулся к эльфу, кивнул на застопоренное водяное колесо:

— Займись этим.

— Да, лорд Остин.

А огру сказал:

— Веди.

Над чашей горячего наваристого бульона курчавился желтоватый дымок. От овощного аромата сводило желудок — Левеандил умирал от голода. Еще бы! Почти полторы недели он с братом и остальными вольноотпущенниками тащил на себе бесчувственного темного эльфа, сначала продираясь берегом Этлены, а потом плывя на самодельном плоту вплоть до костлявых корней Драконовых гор.

Он глянул на младшего — гибкого и изящного Рамендила. Юноша, склонившись над фарфоровой чашей, украшенной голубым орнаментом, черпал бульон серебряной ложкой, глотал и давился.

— Бедненький, — всплескивала руками кухарка Миллиана, — худой какой. Ты не торопись, не торопись. Я тебе добавки принесу.

— …пасиб… — новая ложка бульона исчезла во рту Эндермерана.

— А что было после того, как король исчадий заменил казнь на изгнание? — Поинтересовался Люка Янтарный Огонь; он светился глубинным золотом до рези в глазах. Рука об руку с ним стояла прекрасная женщина в белом платье с длинными широкими рукавами и яркими, как рассвет волосами и тоже лучилась огнем.

Рамендил Эндермеран бросил на влюбленную пару взгляд, проглотил бульон и открыл рот, но Левеандил его опередил. Отложив ложку, старший звонко ответил:

— В полночь нас вывели в Мертвый лес…

Вокруг покатились испуганные возгласы.

— … исчадия ночи нас отпустили. Их король посчитал: нам не выжить в проклятом лесу. А темного, своего сородича, они… э…

И Левеандил все рассказал; как солдаты избивали связанного Габриэла, как ломали ему кости, как, истекающего кровью, опрокинули на землю и проткнули клинком ладонь.

— Проткнули ладонь? — Лекс Грозовая Стрела поперхнулся травяным настоем и отставил кружку на стол.

Он сидел рядом с мрачным Эриданом и задумчивой Арианной. Эридан покосился на друга, и Лекс пожал плечами — что за дикость?

Братья из Эбертрейла не ответили, только кивнули.

— Они сделали это, чтобы убить в изгнанном дух мщения. Лишили его права быть воином. Худшего бесчестья для их народа не существует. — Пояснил мрачный, отчужденно-холодный эльф, повидавший тысячи зим, и знавший обычаи и традиции разных миров.

— Воистину жестокость темных не знает границ, — покачал головой валларро Агроэлл, — они не чтят святость жизни, не ведают сострадания ни к своим, ни к чужим.

— Что было потом? — Спросил Хегельдер, подперев подбородок правой рукой, на среднем пальце которой сверкало золотое кольцо с рубином. Левую с отсеченной кистью он старательно прятал в складках длинного кафтаньего рукава, пошитого из легкого, расшитого бусинами немерского бархата.

— Потом? — Братья переглянулись и потупили глаза.

— Ничего. Они бросили его умирать, и вернулись в темные подземельные чертоги. А мы…

Повисла пауза. За соседними столами гремели посудой. Из кухни лились приглушенные голоса. По перламутровым стенам скользили алые лучи осеннего солнца — в сумерках, скорее всего, разыграется ветер.

Арианна дернула пепельными бровками и насторожилась — только не говорите, что вы его…

— Мы спасли его, — выпалил Левеандил, предвосхитив вопрос девушки.

— И привезли сюда, так? — Громко бросил Остина из дверного проема.

Все вздрогнули. Владетель Ательстанда появился неожиданно. Возле него, утирая пот, молчал угрюмый Мардред — влажный лоб и щеки блестели глянцем, в торчащих из-под верхней губы клыках отсвечивали блики свечей.

— Вы в своем уме? — Остин быстро вошел. — А если он шпион?

— Да, — виновато закивал Рамендил и покосился на владетеля приюта, — Эллион тоже так говорил.

— Может, стоило послушать некого Эллиона?

— Он не шпион, — сердито запротестовал Рамендил. — Пожалуйста… помогите… Они в долине, у реки. Тряпки, из которых мы связали носилки, изодрались. Без вашей помощи им не втащить Габриэла в горы.

— Габриэла, — точно пробуя имя темного на вкус, повторил Остин и переглянулся с Мардредом.

Тот что-то прохрипел ему на острое ухо. Остин поморщился и отрицательно покачал головой. Сотни серых, голубых и зеленых глаз смотрели на мужчину в томительном ожидании, и ему стало не по себе. Принимать решения наспех он не любил, но судя по рассказам мальчишек, в данном случае промедление было неуместной, непозволительной блажью и могло стоить кому-то жизни.

— Ладно, пойдете с нами — спустя минуту кивнул он братьям, — покажите дорогу.

Арианна едва заметно улыбнулась — в великодушии друга она не сомневалась.

* * *

— Они на берегу! — Рамендил махнул рукой. — За мной!

Небольшой отряд покинул Ательстанд после обеда, пересек волнистую местность Семерейской долины, исчерканную прозрачными руслами рек и тонкими, как нити жемчугов каналами, и вышел к западному берегу Этлены в поздних сумерках. Блистающая река ревела и кипела тысячей разъяренных глоток, рассыпаясь пенной пылью; отовсюду вздымались подсвеченные закатными огнями горные пики, заключая темную низину в пасти каменных челюстей.

— Лорд Эллион! Лорд Эстрадир! — Вскричал Левеандил, подбегая к небольшой группке эльфов, сидевших кругом вокруг неподвижного темного пятна.

За мальчишкой из морозного полумрака вынырнули высокие гибкие тени в просторных шерстяных плащах и капюшонах, отороченных белых блескучим мехом, луки с колчанами поблескивали у них за спинами.

Эллион прищурился и быстро встал, уронив руки на навершие клинка, заткнутого за пояс.

— Мы друзья, — поднял ладони Остин и оглядел неприветливого сородича. — Я Остин Орлиный Глаз. А это мои помощники. Мардред. Лорд Люка, леди Арианна с братом Эриданом, лорд…

— Эллион, не узнал? — Хегельдер выступил из-за эльфийских спин, откинул капюшон и улыбнулся.

— Лорд Хегельдер, — красные от бессонных ночей глаза Эллиона потеплели, пальцы соскользнули с меча, — советник. Вы тоже здесь.

— Здесь. А где…

— Темный? — Хмуро спросил Эллион, — вот, лежит.

Солнечный мотнул головой на темное пятно, в котором с трудом угадывался силуэт живого и пошатнулся — ноги едва держали изможденного лучника. Рядом с бесчувственным телом сидели угрюмый седой эльф и рыжеволосый менестрель. Оба одновременно подняли головы и встретились с Остином взглядами.

Тот, что старше печально вздохнул:

— С сегодняшнего утра я не могу прослушать биение сердца.

— Умер? — Потрясенно отпрянул Рамендил и уперся спиной в огра.

Мардред приподнял губу и блеснул клыками — эбертрейлец посторонился:

— Простите…

— Не знаю, — покачал головой лекарь.

— Так и знал, что не надо было тащить его столько миль, — сердито сплюнул Эллион. — Говорил же, толку не будет. Не жилец, он. Не жилец. Это было понятно еще в Мертвом лесу.

Внезапная слабость снова накатила на лучника и, если бы его не поддержал Люка, он бы упал.

— Присядьте, лорд, — сказал Люка. — Вы бледны.

Эллион рухнул на сугроб и замолк.

На небе загорались первые звезды. С вершин налетали пронизывающие порывы холодного ветра, колыхали полы и капюшоны, забирались под одежду и текли по хребтам ледяными струйками кусачего холода — эльфы ежились, подергивая плечами. В тени отвесных утесов шевелились зыбкие контуры с горящими глазами. На склонах изломанных гор протяжно выли твари, рожденные горным мраком и дыханьем зимы.

— Позволите? — Арианна отбросила капюшон, разлив по плечам серебро волос и, проскользнув меж мужчин, опустилась рядом с неподвижным Габриэлом.

Откинув черные мокрые пряди, облепившие мраморное лицо темного, девушка чуть заметно вздрогнула — высокородного лорда главнокомандующего она узнала даже в скудном свете ноябрьского вечера. Но выдавать нахлынувшую дрожь побоялась и сразу взяла себя в руки. Другим не обязательно знать, что судьба уже однажды сводила их вместе и отнюдь не для дружеских бесед за чашкой ароматного чая.

Перекинув волосы на одно плечико, она осторожно припала к груди бесчувственного и истощенного воина. Пепельный жемчуг упал на сапфировые локоны Габриэла, и налетевший порыв переплел их — соткал драгоценное серебро и черный бархат в цвета сумеречных огней.

— Может, ну его. Тихо сбросим в реку и все? — Предложили за спиной.

Это сказал огр.

— Вы со мной не согласны, лорд Остин? — В его хрипе послышалось удивление.

— Нет, Мардред. — Певуче отвечал Остин. — Он, конечно, темный. А темные наши враги. Но, если все, что нам рассказали правда и исчадия бросили его умирать, значит, он им не друг. А враг моего врага…

— По мне — надо было прикончить его еще в Мертвом лесу.

— Лорд Эллион!

— Да делайте вы что хотите, — тяжелый голос лучника отдавал усталостью и злобой. — Надоели! В дороге все уши прожужжали, что мы милосердные создания, а милосердным созданиям убивать — грех. Теперь еще и здесь завели эту песню.

— Эллион, не горячись. Побереги себя, — попросил Хегельдер.

— Как скажите советник, — опустил голову лучник короля Аннориена. Точнее, уже не лучник — а просто никто, точно так же, как Хегельдер уже не королевский советник. И зачем он его так называет, ведь их король пал, а королевство захлебнулось в крови.

— Арианна, — позвал Остин, не обращая внимания на перебранку.

Ревела и пенилась Этлена. Девушка сильнее прижала ушко к груди шерла. Крупный белый гладкий камень лизнула волна. Эльфийка прищурилась — камень сдвинулся, зашелестел по мелкой гальке и сорвался в реку, уносимый течением в далекую ветреную тьму. Рядом шелестело дыхание седого лекаря с тревогой ожидавшего ее ответа.

И вдруг откуда-то из глубинной тишины, едва уловимое тук… и снова холодная, мучительная тишина. Арианна коснулась холодных неживых пальцев Габриэла, прикрыла сияющие глаза и снова услышала легкое, как шепот цветов в летний вечер — тук…

Тук…

Эльфийка медленно распрямила спину и посмотрела другу прямо в глаза:

— Он жив, Остин. Но очень плох.

Владетель Ательстанда кивнул.

Холодало, на западе сверкнул последний закатный луч, а с севера тянулась грозная гряда темно-синих облаков, закрывая звезды и одевая хребты чернильным серебром.

— К ночи разыграется метель. Надо возвращаться. Люка, Эридан, расстилайте плащ и укладывайте его, — кивнул он на недвижное тело темного эльфа.

— Что? — Мардред подался вперед. — Вы серьезно? Вы заберете его в приют? Да, бросьте. Я думал, вы поглядите и добьете, если что. А вы…

— Я решаю, кого пускать в приют, а кого нет, — отрезал Остин. Доброе сердце молодого лесного эльфа противилось ужасным, бездушным словам огра. — Закончим спор.

Люка расстелил на снегу плащ, Эридан бросился помогать.

— Он же очнется и всех нас перебьет, — хрипел огр, стоя на своем. Его капюшон давно рухнул на спину, а полы короткого плаща рвались, как парусины. — Наверняка он за этим и прибыл. Неужели вы не понимаете?

— Ты браги, что ли перепил, Мардред? — Рассмеялся Люка, укладывая Габриэла на плащ. — Ты хочешь сказать, что этот темный переломал себе ребра и истекал кровью много дней, чтобы вот таким нехитрым способом пробраться в приют и перебить нас?

— Смешно, — поддержал друга пепельноволосый Эридан.

Огр презрительно рыкнул, но промолчал.

Когда, наконец, отряд был готов, Остин еще раз оглядел заснеженную долину, освещенную мутным светом гаснущих звезд, с минуту помолчал, о чем-то размышляя, и уверенно скомандовал:

— И! Взяли! Понесли!

Через миг цепочка эльфов канула в угодья темноты.

— Это он, Арианна! — Распахнув огромные изумрудные глаза, прошептал Эридан, оставшись сестрой в уединении речного побережья. — Тот странный эльф с голубыми глазами, о котором я тебе говорил, помнишь? Тот, что помешал убить меня в Эбертрейле. Главнокомандующий армии Теобальда. — И только сейчас заметив, искреннюю растерянность девушки, ученик чародея понизил звонкий голосок: — Но ты и сама это знаешь, ведь так? Ты с ним встречалась?

— Довелось, — шепнула Арианна и взяла брата за руку. — Об этом никому ни слова.

* * *

Дубовая дверь тихонько отворилась и Арианна выскользнула в коридор. Шелковое платье было заляпано бурыми пятнами, широкие с набивным узором рукава, пропитанные густой мутной влагой, обвисли; по серебристым локонам темнели бардовые брызги. Девушка прижимала серебряный таз, полный кровавой воды и тряпок. В мягком свете настенных ламп ее поверхность зеркалила цветом рубинового вина.

Остин, облокотившись плечом о стену, блуждал взглядом по белой лепнине ангелов и барельефам цветов и диковинных животных. Вид у владетеля Ательстанда был усталым, если не сказать — растерянным.

— Как он?

Эльфийка пожала плечами. Зеркальце воды дрогнуло. Остин кивнул, спрашивать, как и отвечать было нечего. Два часа назад они принесли раненного парня в замок, отвели для него отдельную комнату и созвали всех целителей, лекарей и магов. Помогать вызвался даже перенесший тяготы многодневного пути седой Эстрадир — он присоединился, быстро поев и переодевшись.

Смыв кровь, обработав и перевязав страшные раны, они оставили искалеченного, так и не пришедшего в сознание Габриэла под присмотром лорда Илмара. Травник все охал и приговаривал: «впервые вижу, чтобы эльф жил при таких ужасных увечьях; он давно должен был отойти в Арву Антре». Седой Эстрадир предполагал: «он очень молод и крепок, у него сильное сердце». Илмар отчаянно мотал головой: «все равно не понимаю, ни одно живое существо не выживет, потеряв столько крови, а этот темный, жив несмотря ни на что». «Чудо», потрясали волосами одни, «судьба» — удивлялись другие, «злой рок» — вздыхали третьи и тихо добавляли: «воином-то ему уже не быть, кость правой ладони перебита и раздроблена; он не то, что не сможет сражаться, не удержит даже клинок».

Оставалось только ждать.

Снежная пригоршня с шумом ударилась о витражное стекло. Арианна очнулась. Остин все так же стоял напротив и не сводил с нее серого взгляда. Подрагивал мягкий теплый свет настенных ламп. Снаружи жестоко выл и бесился ветер ноября. Грозно трещали склоны горы. Из комнаты раненого слышались эльфийские голоса — лекари затеяли спор.

Девушка тепло улыбнулась другу, попрощалась и скрылась за поворотом. Остин отклонил голову, уперев затылок о стену и крепко задумался — не допустил ли он роковую ошибку. Притащить темного эльфа в родовой замок, пусть тот и полумертвый (и возможно уже не оклемается), тем самым подвергнув опасности жизни множества доверившихся ему сородичей, было с его стороны крайне опрометчиво и недальновидно. Но сделанного не воротить и не исправить. Остин вздохнул: как бы великодушие его сердца однажды не обернулись против него.

Дверь тренькнула, и в коридор высыпали молчаливые лекари. Похоже, затеянный спор, они решили продолжить в более подходящим для криков и ругани месте. С алыми пятнами на белых сверкающих одеждах, они потекли по коридору снежной лавиной. Остин украдкой заглянул в комнату — на кровати неподвижно лежал «не друг». Черные локоны блестели на бледно-голубых наволочках, стройное, мускулистое, будто высеченное из снежного камня тело обвивали тугие белые повязки. Сломанная левая рука лежала на груди в ободе деревянных пластин, правую ладонь перетягивали льняные бинты.

На простыне блеснули серебристые кольца. Тонкая, но прочная цепь тянулась от ноги раненого, спадала на мягкий аллеурский ковер и исчезала в темноте угла — не обезопасить свое тихое поднебесное царство Остин не мог.

…Бронзовая дверь, вычеканенная молотом искуснейшего мастера, со скрипом распахнулась…

Габриэл сидел в седле серо-снежного кохейлана, сминал поводья лакированными перчатками и всматривался в хмурую темень. Тяжелый богатый плащ из черного бархата колыхался за спиной крылами темной исполинской птицы, по лицу скользил морозный воздух горных вершин, в огромных глазах играл металлический отблик.

Горные хребты отблескивали крутыми, поросшими костистым лесом, склонами. Предгорья засыпали яркие огоньки. Черные гоблины разбили лагерь в самом темном и неприметном уголке Соленых Упокоищ. Туда и лежал путь темного эльфа — он приехал, чтобы мстить.

Пять дней назад в Мерэмедэль прибыл старшина и сообщил, что отряд шерла Дреда попал в засаду грорвов неподалеку от Сторма, в сорока милях от Фэр'айо. Гоблинов оказалось семь отрядов по сотне бойцов. Они смяли пятьдесят темных воинов Дреда, потеряв при этом две трети собственных сил. Дреда и двух его помощников взяли в плен, но каково же было удивление гоблинского командира, когда вместо главнокомандующего армии Его Величества, под ноги ему бросили простого армейского командора.

«Где главнокомандующий?», — шипел гоблин. — «Ты скажешь мне, эльф. Хочешь или нет — я развяжу твой язык».

Старшина рассказал, Дред лишь улыбнулся и плюнул мерзавцу в лицо.

Они долго и страшно пытали командора, резали на куски, жгли каленым железом и закапывали живьем в толщу камня. Старшина содрогнулся: крик стоял на весь лагерь такой, что шарахались кони, а рядовые солдаты-гоблины зажимали уши. Но командор так и не раскрыл местоположения Габриэла. Тогда-то они отпустили его — старшину, с посланием, — если главнокомандующий не объявится, они будут отсылать командора домой по частям.

Губы Габриэла исказил хищный оскал. Вы искали меня? Желали встречи? Что ж, вот он, я. Перчатки жалобно заскрипели, силясь лопнуть — он сжал кулаки с такой силой, что костяшки пальцев затрещали.

Жеребец нетерпеливо заворчал, дернул ушами и закусил мундштук.

— Спокойно, Льен, — похлопал эльф по могучей шее коня, не сводя глаз с мерцающих огоньков. Безжизненный голос заледенил кровь: — Скоро все закончится…

…Черные завесы высоких клыкастых гор отгораживали бледную луну и холодные звезды. Непроницаемо-темное небо низко висело над головой. Пологи пустых шатров зло рвал неспокойный горный ветер. Хрипло ржали кони у коновязей, силились сорваться и ринуться в ночь. Тускло чадили факелы. Косые полоски света падали наземь и избирательно выхватывали силуэты изрубленных на куски тел.

Мертвые устилали лагерь рваным ковром. В разинутых пастях посверкивали слюдяные клыки. В широко раскрытых стеклянных глазах читалось изумление. В искромсанных доспехах поблескивали золотисто-рыжие отсветы. Злобно хохотал ветер. Черные завесы высоких клыкастых гор отгораживали бледную луну и холодные звезды…

Среди разбросанной стали, доспехов, шлемов, обрубков рук, ног и голов медленно скользила высокая статная фигура. Будто огромная величественная птица, она плавно перелетала через разрубленные тела, стывшие в лужах алого масла, и вновь опускалась на землю. В руке отблескивал клинок — с отведенного в сторону лезвия капали густые черные капли. Габриэл пришел мстить. И он отомстил. Пять сотен черных гоблинов и их командир полеглипосле полуночи в предгорье Соленых Упокоищ не успев издать ни единого звука.

… Чиркнула сталь, рухнула охрана. Главнокомандующий, откинув полог, вошел в шатер и замер. Искалеченное тело друга поразило его до глубины души. Залитый кровью командор был распят на двух сколоченных палках. Низко опущенная голова покоилась на голой груди, спутанные волосы закрывали лицо, на совершено обнаженном теле не было живого места — один сплошной синяк, на ногах и руках не хватало пальцев, спину изрезали проклятьями.

— Дред, — прошептал Габриэл, медленно опускаясь на колени и закрывая лицо руками. — Прости. Прости меня, друг.

Командор прожил еще несколько минут. Он умер на руках бледного, как мертвец Габриэла, сжимавшего дрожащей рукой его изуродованную кисть.

— Пообещай мне… — хрипел Дред, исторгая изо рта кровь, — пообещай, что позаботишься о Селене и детях.

— Обещаю, — бесцветный шепот опустошенного горем парня застыл над умирающим эльфом.

Тканевые стенки шатра яростно трепал ветер. В углу дрожал догорающий факел — свет отблескивал в доспехах гоблинов, лежащих вниз лицом на пороге, вспыхивал серебром в рукоятях раскиданных мечей. Где-то далеко выли горные шакалы — извечные старожилы Соленых Упокоищ.

Командор вздрогнул в предсмертной судороге.

— Они искали тебя, чтобы убить… гоблины готовятся к войне… — кашель с кровью, — к большой войне… не только против нас, против всех…, - хрипы, кровавый кашель, — Габриэл, грядет мировая война… ты — наш главнокомандующий, ты не должен допустить войны… слышишь, не допусти вой-н-ы…

— Не допущу. Обещаю…

…Бронзовая дверь запахнулась с тягучим стоном, чтобы через секунду распахнуться и низринуть сознание умирающего Габриэла в новую пучину лютого и непреодолимого отчаяния. Молодой шерл сорвался в кромешный адский котел — он блуждал в царстве ночных кошмаров, в мире — без ориентиров и дорог. Воспоминания прошлого уродливыми бесформенными видениями перетекали одно из другого, ширились, как круги на мутной воде океанских вод, сжигали душу кострами проклятых языческих богов древности, губили тело изощренными пытками мстительных вражьих владык.

Тьма обволакивала живым водопадом и звала Габриэла, сына Бриэлона по имени. Боль и ярость сплелись единым комком, пробив сердце отравленной иглой. Безысходность наполнила разум ядовитым туманом, отобрала волю, осушила мужество, испепелила отвагу. Беззвучные тени, текшие рядом, зыбились меж завес долгожданного покоя и оживали; призраки прошлого распахивали глазища, протягивали когтистые руки, шептали голосами ушедших за закатный предел.

В этом мире время замерло, направления потеряли смысл. Жизнь стала глупым сном, который следовало забыть, отказаться, как от чрезмерной роскоши, оставить в прошлом, чтобы двигаться вперед. Тьма влекла очарованием покоя и безмятежной легкости.

«Возвращаться не зачем. Вспомни: мир живых сплошная чреда отчаяния, потерь и страданий, мир живых вечная борьба за право жить, дышать, идти избранным путем, мир живых череда бесчисленных потерь возлюбленных и друзей…»

Тьма, словно давний добрый друг ждала у камина с ароматным бокалом подогретого вина и улыбкой на ясных приветливых устах.

«Ты знаешь, Дитя Сумерек, мир живых — белая ледяная пустыня без надежды и без будущего. Так зачем возвращаться туда, где никто не ждет, где в избытке страданий и одиночества, где вынуждают наблюдать, как надежды обращаются в пепел, а прочный многовековой мир рассыпается прахом…», — слова тревожили душу, потчуя дурными снами, которые снами были только отчасти.

Тьма говорила. Тьма требовала сделать выбор. Тропу, ведущую обратно в смертный мир, затягивало туманом. Полоса бледного света отдалялась, тая последним лучом зимнего солнца на закате хмурого дня. Тропа, ведущая в обитель предков, взывала, протягивала руки и улыбалась тысячами светлых лиц родичей, давно переступивших Последние Врата.

Габриэл долго стоял на распутье… и все же свет победил.

* * *

От яркого блика, упавшего на лицо, темный эльф поморщился. Веки дрогнули, и он разлепил глаза — высокий потолок был разрисован живописными картинами, в углах сверкали вылепленные из меди украшения, окна светились в окружении роскошных драпировок.

Он повернул голову. В камине мерцали рыжие с лиловым огоньки. Роскошные занавеси из газа дрожали в дыхании морозных сквозняков. Блеклое осеннее солнце давно взошло, но в комнате все еще горели свечи. Сквозь цельные хрустальные витражи проникали косые слепящие каскады и с высоты карнизов проливались потоками расплавленного золота на ворсистый ковер, большой овальный стол и отблескивали в высоких резных спинках кресел.

Где это он? Попал в Арву Антре — вечную весну эльфийского народа? Вряд ли. Последнее, что помнил парень, как над ним склонился Брегон и что-то прошипел, а потом правую руку пронзила невыносимая боль, острая, как закаленная в кузне неразговорчивого кузнеца подгорная сталь. Габриэл дернул бровями, когда обнаружил перебинтованную правую ладонь, повязки на груди и левой руке; последней он почему-то не мог пошевелить. Жгучая боль бесщадно пронзила его тело: проклятье — рука оказалась сломана, как и большая часть ребер. Голова разламывалась, в ушах все еще стояли дикие крики тварей Стих Оргула, звон кандалов и смех конвоиров.

Темный эльф сделал глубокий вздох и сел. Мягкий плед опал. Грудь ожгло хлесткой, до одури болью. А еще что-то мелодично звякнуло. Габриэл покосился на ногу и понял, что прикован. Цепь обвивала щиколотку и утекала по полу к огромному стальному крюку, вбитому в камень четырьмя внушительными гвоздями. Его светло-голубые глаза сузились — интересно, роскошная тюрьма, в такую он прежде не попадал.

Из-за коридора слышались водопады женских и мужских голосов. За стенами шелестел ветер, где-то недалеко гулко бряцало железо, гоготали гуси и ржали кони. Сильный звучный голос кричал в шумную горную даль:

— Смена караула!

Дверь медленно поползла. В комнату вошел седой эльф с кувшином на белом подносе, но увидев очнувшегося Габриэла, раскрыл рот, как рыба, а потом неожиданно кинулся обратно с прытью юнца. Серебряный кувшин со звоном упал. По мраморным плитам потекла прозрачная лужица целебного нектара — сильно пахнуло горечью лимонника, эвкалипта и толикой волшебства.

Молодой шерл с недоумением проводил бежавшего и передернул голыми плечами — зябкий сквозняк налетел неожиданно и неприятно укусил рельефное тело. Черт возьми, где его одежда — из личных вещей на нем оставались только брюки, перехваченные широким поясом и драгоценное кольцо с гербом рода.

В коридоре взволнованно закричали, резко захлопали дверьми; воздух затянул тяжелый топот и лязг обнаженного оружия. Это к нему, понял Габриэл, и недобро усмехнулся. Но тут же поморщился — от боли в ребрах потемнело в глазах. Надо бы встать: встречать «господ» сидя, да еще полуголым, как-то не прилично. Но не успел он пошевелиться — в комнату влетело с десяток голов с клинками и копьями, среди них затесалось даже два лучника. В свете зимнего солнца наконечники стрел хищно сверкнули, а натянутая тетива завелась трелью луговых стрекоз.

Растолкав разномастную «сражу», а тут стояли и эльфы и орки и один оскалившийся огр с занесенным над головой топором, вперед вышел молодой одноглазый эльф. Судя по облачению, весть о пробуждении «врага» застала его не в стенах замка, а где-то на подходах, ибо он был облачен по-походному: в светлую рубаху и штаны, расшитое полукафтанье без застежек с широкими рукавами, высокие эльфийские сапоги и теплый, сотканный из белой шерсти плащ с узорным рисунком серебряной лилии; из-за его плеча виднелся лук и набитый стрелами колчан, пояс отяжелял прямой эльфийский клинок. С клинками Подземного королевства (славившимися на всю равнину Трион тугоплавкими сплавами) меч лесного, естественно, и близко не стоял, но все же, тоже был мастерки сработан; ножны украшала сапфировая крошка, а длинную рукоять — оковка из золота.

— Опустите оружие! — Громко пропел одноглазый.

Блестящие наконечники стрел и мечей, полированные топоры и пики уперлись в ковер.

Одноглазый втянул вздох, развернулся и, оставаясь напряженным, сказал:

— Мы думали, вы умрете.

От волнения он выдал первое, что пришло ему в голову.

— Э… то есть я…

— Жаль вас разочаровывать, — Габриэл хотел язвительно усмехнуться, а получилось жалобно прошептать — резкая боль в ребрах отняла у него такое право; он и дышал то с трудом.

Меж тем по комнате гуляли шепотки. Габриэл расслышал что-то вроде «убить его надо, а не возиться…», это бурчал тот самый обозленный огр, прячась за эльфийскими спинами. Топор в руке зеленоватого здоровяка грозно поблескивал, торчащие из-под верхней губы клыки угрожающе сияли зеркальным глянцем.

— Мое имя Остин, наречен Орлиным Глазом, — проговорил мужчина. — Это Ательстанд. Мы зовем его Горный Приют. — Пояснил он, разом отвечая на множество не заданных вопросов.

— Я Габриэл, сын Бриэлона. — Чуть слышно представился темный эльф.

— Да, мы знаем, — кивнул Остин, продолжая стоять под защитой ощетинившейся стали. — Те, кто вас приволок, любезно сообщили ваше имя и звание, — пояснил он, заметив недоумение на снежном исхудавшем лице напротив.

Речь шла о группе светлых, отпущенных Брегоном в Мертвом лесу. Как их звали? Левеандил и Рамендил, братья. Седой лекарь Эстрадир. Рыжий весельчак Андреа. Еще угрюмый, вечно недовольный Эллион и другие… Габриэл нахмурился, искренне удивляясь, как это, Эллион не прикончил его, пока была такая возможность? Губы парня тронула не то улыбка удивления, не то гримаса боли. Он невольно шевельнулся, и под ногой мелодией зимы зазвенела цепь.

Остин сказал:

— Это мера предосторожности.

Только сейчас Габриэл заметил, что все это время тот держал руки на навершии клинка и не шевелился: от него и его спутников разило страхами, недоверием и сомнениями.

— Вы должны понимать, мы не можем…

— Я понимаю, — шепнул воин и отвернулся.

Остин медленно выдохнул и сник плечами — расслабился. Он до последнего опасался буйного гнева исчадия и ожидал после его пробуждения чего-то вроде — неукротимого горного потока, сметающего города и страны. А темный оказался тих и понятлив.

— Я должен быть уверен, — будто оправдывался Остин. Он немного подумал и неожиданно сказал: — Дайте слово, что не сделаете глупость и не заставите нас пожалеть о помощи, которую мы вам оказали.

— Никаких глупостей, — заверил молодой шерл, сидя с опущенной головой. Растрепанные волосы колыхал ноябрьский сквознячок. Легкое, худое, но сильное тело с мраморно-твердыми мускулами лучилось снежным серебром. На левом предплечье горел орнамент татуировки.

— Хорошо. — Остин обратился через плечо: — Люка, сними.

— Может не стоит…

— Лорд Остин, не рано?

Он только отмахнулся. Сияющий, как чистейшее золото высокий эльф выскочил вперед — в замочной скважине провернулся ключ и цепь соскользнула с щиколотки Габриэла.

— Давно я здесь?

— Третьи сутки.

Люка бросил настороженный взор на освобожденного и вернулся за спину владетеля Ательстанда.

— Думаю, я обязан жизнью не только тем, кто приволок, — это слово воин подчеркнул, — меня сюда, но и лично вам.

Остин покачал головой:

— Не только. Лекарям, целителям, магам, леди Арианне и леди Бель. Многим.

Габриэл повернулся: в прозрачно-голубых глазах отразилось мягкое сияние зимнего солнца, льющегося через стекло, и… удивление — как много оказалось желающих помочь исчадию ночи, а не прикончить его быстро и без лишних хлопот, пока он блуждал в темных коридорах мира теней и не мог за себя постоять.

— У вас еще будет возможность отблагодарить их. Со временем, — замялся лесной.

Его руки снова упали на оружие, а взгляд — вниз. Цепь, снятая с ноги шерла, блестела в густом ворсе ковра: Остин набрался храбрости и честно признался:

— Не все были так добры. Некоторые хотели убить вас на месте.

Слева фыркнул огр. О, похоже, этот из их числа.

— Ничего, — не то с усмешкой, не то с горечью шепнул Габриэл, — в последнее время все этого хотят.

Из коридора веяло прохладой и ароматами съестного. Газовые занавеси мягко колыхались на окнах; блестела золотистая бахрома. Последняя свеча затрещала и затухла — другие фитили уже обильно чадили пышными клубочками дымка, наполняя покои ароматами пепла и медового воска.

— Хотите, чтобы я оставался в комнате? — Тихо спросил Габриэл, считав с лица одноглазого замешательство и страх.

— Не долго. Я подготовлю обитателей приюта к тому, что здесь…

— Появилось исчадие? — Закончил воин и снова поморщился — боль в ребрах становилась невыносимой. Пора бы прилечь.

Прикрыв сияющие небесным светом глаза, он лег на постель.

Остин вздохнул, и заговорил совсем о другом:

— Часть вашей одежды не подлежала восстановлению, поэтому мы ее выбросили. Я распоряжусь, чтобы вам выдали новую. Еду будут приносить сюда. Первое время вам лучше не попадаться обитателям на глаза и не покидать этих стен. Моя комната дальше по коридору. Вон та дверь. Если возникнут вопросы — обращайтесь ко мне или моим помощникам. Лорду Люке и Мардреду.

Грозное ворчание слева пояснило: Мардред — это огр с блистающим топором и такими же блистающими клыками. Темный эльф поморщился, как от боли. Хороший помощник. А впрочем, ему действительно было дурно: огонь сжигал переломанные ребра, истязал левую руку ноющей болью и терзал правую кисть, раздробленную на сотни мелких осколков.

— Как прикажете, господин, — смиренно молвил он.

* * *

Габриэл внимательно рассматривал белоснежную рубаху из тонкого льна, лежавшую на покрывале, и таял в холодном гневе. Это шутка? Ему, темному эльфу, опять предлагают надеть белое?! Ну, нет! Дети Сумерек с сотворения Подземного королевства не облачались в белое: черное, серое, темно-синее, темно-зеленое, сумеречных теней, это да. Но белый… Белый — цвет светлых эльфов. Он предупредил, что не наденет такое; ему ответили — черных рубах в замке не имеется, или надевай белую, или ходи голым.

Парень зло скривился и глянул на лежащий рядом полукафтан без застежек с длинными широкими рукавами, расшитый серебром и капельками драгоценных камней. Ну, хоть верхнюю одежду сподобились принести темного цвета, и пояс цвета восходящей луны — лучисто-серый с блеском. Спасибо и на том.

Он пошевелил пальцами на левой руке — они понемногу обретали чувствительность и, кривясь, потянулся к рубахе. Белый, нет, ну надо же! Взмахнув двойными черными с серебром рукавами и выскальзывающим из-под них белоснежными, Габриэл толкнул дверь и вышел в коридор.

Первым наутек бросился паренек, выскочивший из-за поворота. Сразу за ним лишился чувств светлый эльф. Завидев, перед собой темного, он неожиданно посерел, как путник припорошенный снегами севера, икнул и рухнул в обморок на мраморный пол. Дальше в рассыпную бросилась стайка юных эльфиек: русоволосые девушки с подносами и кувшинами пронзительно завизжали, и на зеркальные плиты посыпалось серебро, фарфор, керамика. Габриэл стиснул зубы, но с пути не свернул.

… Гостиный зал накрыло тишиной.

— О, нет, — шепнул Остин.

Арианна обернулась — лучистое лицо девушки заметно потемнело, в глазах угас блеск и появилась тревога. Сияющий, как солнышко Люка хмуро покачал головой, а прекрасная леди Аинуллинэ вырвала из его рук ладонь, зашипела, как разъяренная тигрица и бросилась бежать. Останавливать возлюбленную он не стал.

— Глазам не верю, — злобно прозвенел Эллион, нащупывая рукоять клинка, пронесенного от границ Мертвого леса до подножий Драконовых гор.

От порога шел Габриэл, затянутый в черное полукафтанье с широкими рукавами и… белую рубаху с высоким, под горлом воротом, застегнутым на все пуговицы. Он слегка прихрамывал и прижимал левую руку к груди, очевидно, испытывая в ребрах ужасную боль при каждом, даже самом незначительном движении, однако, вида не подавал, потому, как молодое снежное лицо походило на каменную посмертную маску. Так, как и положено суровому воину темного королевства Эр-Морвэн. Большие светло-голубые глаза гуляли по гостиной, отражая отблески полуденного солнца и растерянные эльфийские лица.

Ему поспешно уступали дорогу, растекаясь взволнованными волнами. По залу летели встревоженные шепотки. Кто-то, не совладав с чувствами, уронил бокал. Женщина, мимо которой проплыл Габриэл, в страхе отвела глаза, а эльф напротив судорожно дернул за косу и выдрал клок.

Кухонная дверь распахнулась — в зал влетел белый гоблин с гусем на руках.

— Лорд Остин, леди Миллиана спрашивает, что приготовить…

Но увидев степенное приближение темного эльфа запнулся, попятился. Птица, до этого сидевшая смирно, вдруг выгнула длинную шею и оглушительно загоготала.

Га… гаа… гааа…

— Я позже спрошу…

Гоблин бросился назад, хлопнула дверь, на окнах звякнули серебристые украшения. Из кухни долетели звон бьющейся посуды и вскрики кухарки: «Как?! Исчадие ночи в соседнем зале? Властелин Над Облаками защити!»

— Я же просил его не высовываться, — процедил Остин, но было поздно — Габриэл стоял рядом.

— Лорд Остин, — тихо начал он, но тот перебил:

— Мы договаривались, что вы не станете покидать покоев, чтобы не смущать моих гостей.

— Я торчу в комнате уже две недели! — Разозлился темный, в его глазах блеснул металл. — Будьте любезны, господин, скажите, кто я для вас? Если пленник — посадите меня на цепь или бросьте в подземелье. Если нет, почему мне велят сидеть в четырех стенах, не дозволяя выходить даже по ночам, когда весь замок спит?

Остин побледнел. Сотни глаз прожгли его опаляющим огнем. Они ждали, что владетель Ательстанда ответит дерзкому чужаку, едва-едва оправившемуся от ран, но уже толкующему о странном равноправии.

— Вы не пленник. Вы наш гость, — как можно тверже, чтобы не выдать в голосе дрожь, молвил Орлиный Глаз.

По гостиному залу побежали шепотки удивления, недовольства и порицания.

Габриэл распрямился, насколько позволяли сломанные ребра, и поклонился с совершенно прямой спиной — по традиции темного народа, то есть, признавая собеседника равным себе и, выказывая глубокий почет и уважение. Остин не хотел, но все же поклонился темному сородичу в ответ.

Холодные зимние лучи засеребрились на стекле и упали в гостиную бесчисленными струями бледных огней. Эльфы восторженно вздохнули — без света солнца они страдали, а мрачная зима и ненастная осень были для сотканных из золота и серебра мукой, пострашнее пыток и боли.

— Вы не боитесь солнца? — Удивлению Люки не было предела, так как парень не спрятался от света. — Все темные избегают прямых солнечных лучей, боясь получить тяжелые ожоги. Или я не прав?

— Прав, — кивнул Габриэл. — Укусы солнца неизлечимы и остаются на коже в виде рубцов до конца наших дней.

— И глаза, — мягко пропела Арианна. — Ваши глаза — цвета весеннего неба.

— У исчадия ночи голубые глаза? Невероятно! — Поддержал лорд Хегельдер, грея единственную руку в потоках тепла.

— Да. — Равнодушно кивнул Габриэл. — При свете солнца — голубые, во мрака ночи — черные. И, да, солнце для меня безвредно.

— Вы верно особенный, Габриэл, сын Бриэлона, — тон Остина сменился с осторожного на любопытный.

— Во мне от особенного не больше, чем в вас от исчадия, — небрежно пожал плечом молодой шерл.

— Глаза, — пробурчал Эллион. — Нашли повод для удивления. Вот если бы он взлетел, как птица, то да, я б удивился, а так…

За спиной лучника сверкнули ножны. Габриэл бросил взгляд на оружие и в больших голубых глазах отбликовала рукоять с навершием из вулканического стекла. Воин узнал меч своего отца; меч, выкованный легендарным мастером Хафенкелем. Брегон пронзил его ладонь его же оружием, и не просто оружием — королевским даром старого Теобальда. Пальцы перебинтованной ладони невольно дернулись.

Легкий шелест шагов, легче пения дождевых капель по листьям, донесся сбоку. Темный эльф развернулся и застыл от удивления — к нему подходил пепельноволосый юноша с изумрудными глазами (тот, которого он спас в Эбертрейле), а рядом скользил солнечный с золотом в волосах и синим лоскутком неба в чистых добрых глазах.

— Уже на ногах? — Заливисто спросил пепельноволосый и вызывающе вздернул подбородок: что узнал меня? я тебя, мучитель — узнал! И прошипел: — Мы так надеялись, вы сдохнете!

— Эридан, — возмутилась Арианна, — прекрати.

— Почему, сестра? — Зло бросил юнец и прожег Габриэла зеленью грозных глаз. — Не помните меня, господин?

— Нет. — Бесстрастно ответил он.

— Видишь, сестра. Я говорил, он меня не вспомнит. Куда ему опускаться до простых пленных. В их тюрьмах таких, как я было не счесть.

— Эридан, — одернул мальчишку Остин.

Шерла, кажется, ни капли не задела дерзость юнца, и он поинтересовался:

— Твое имя Эридан?

— Да!

— А дальше? Я знаком с обычаями Детей Рассвета. Многие из вас получают наречение в честь созвездия, сиявшего в чертоге Звездного Предела в год вашего рождения. Вы — жители Верхнего Мира чтите эту традицию еще со времен правления Лагоринора, мы от нее давно отказались. Если мне не изменят память, — Габриэл задумался, — в Звездном Пределе сто шестнадцать осей?

— Сто шестнадцать, — кивнул Эридан, глядя на воина исподлобья. — Каждая ось для нас священна.

— Так какое наречение у тебя?

Юноша ответил колко и резко:

— Мое наречение хотите узнать? Я от него отказался.

— Почему?

— Оно мне не нравится.

Габриэл вскинул бровь и внимательно оглядел Эридана и Арианну — брат и сестра явно отличались от остальных. Слишком нежная сине-серебристая кожа, слишком пепельного цвета волосы, слишком яркие зеленые глаза, немного выше остальных. Они точно были не из народа лесных эльфов, и не из народа солнечных; солнечные эльфы имели золотистый оттенок кожи, серые, голубые, синие глаза и волосы от светло-русого до ярко-рыжего, и даже огненные. Возможно, Арианна и ее брат вышли из рода высокогорных эльфов, но в этом молодой шерл не был уверен до конца.

— И вы мне не нравитесь, лорд главнокомандующий, — прошипел Эридан, а после нарочито поклонился и пробурчал: — Добро пожаловать в Верхний Мир! — Развернулся к другу и потянул за собой: — Пойдем, Лекс!

Упоминание прежнего звания неприятно укололо сердце воина. Он хмыкнул.

Лекс напоследок обернулся и, поймав на себе задумчиво-заинтересованный взор исчадия, от страха передернул плечами.

Неожиданную тишину прервала Арианна.

— Простите. Манеры брата оставляют желать лучшего, — извинившись, она обхватила локоть Остина.

Габриэл тряхнул головой, взглянул на нее и только сейчас заметил, что молодой одноглазый эльф рядом с ней сиял глубинным звездным серебром. По коже текли холодные ручейки расплавленного света, а лунные волосы сверкали ярче бриллиантов. Темный прежде слышал, что светлые светятся, когда влюблены, но своими глазами не видел. Что ж, одной тайной стало меньше.

— Не извиняйтесь. Юности присуща дерзость, как старости немощь, — шепотом пробурчал он, сдерживая смех — от боли в ребрах стало дурно. Но Остин походил на упавшую с неба звезду и Габриэл все же не сдержал усмешки, и тут же поплатился вскипевшим в груди огнем.

— Я бы хотел пройтись, осмотреть замок, — сглатывая и морщась от боли, прошептал он спустя минуту.

— Зачем? — Насторожился владетель Ательстанда.

— Устал сидеть в четырех стенах.

— Замок стоит на склоне горы. Требуется отменное здоровье, чтобы дерзнуть и выйти за ворота, а вы не в той форме, — покачал головой одноглазый.

— И все же я настаиваю.

— У меня нет времени водить вас по коридорам, — сердился Остин.

— Я не беспомощен и не нуждаюсь в проводниках.

— Нет, — не соглашался лесной эльф (он боялся дать волю исчадию ночи). — Одного вас я не пущу.

— Я не против компании, — мягко улыбнулся Габриэл.

— Боюсь, компания против вас, — рассмеялся Хельгердер, блеснув белыми зубами.

— Поймите, лорд Габриэл, обитатели вас боятся. Я иду на большой риск, дозволяя бродить по замку…

— Я дал вам слово, — холодно оборвал темный эльф. Его снежное лицо застыло от напряжения — он злился.

— Я в вас… не сомневаюсь, — поспешно заверил тот, — но другие… Что если на вас нападут, и вам придется защищаться, скольких вы убьете сразу? А скольких покалечите?

— Остин, — вмешался мелодичный девичий голосок. — Я готова сопровождать лорда Габриэла, если господин даст на то свое согласие.

Воин оглядел Арианну и кивнул.

— Нет, Арианна, это слишком опасно, — противился Остин.

Девушка мягко положила на его плечо руку и заглянула в лицо.

— Хорошо, — сдался он. — Но с вами пойдет Мардред.

* * *

Спуск по узкой горной тропе оказался тяжелее, чем подъем. Габриэл с трудом передвигал ногами, часто останавливался, чтобы перевести дух, и шипел от боли. Впереди плыла Арианна и грохотал Мардред. Огр изредка бросал через плечо едкий взгляд и самодовольно ухмылялся: «что больно тебе, исчадие ночи? это хорошо, очень хорошо».

Рядом шелестом травы ступали братья Левеандил и Рамендил: узнав, что темный собрался прогуляться по вершинам окрестных гор, юноши увязались за ним.

Левеандил с умным видом выдал перед прогулкой:

— Одна голова хорошо…

— А две — перебор, — рассмеялся проходящий мимо менестрель Андреа.

— Нет, не верно, — запротестовал Рамендил, но в реке смеха, потекшей по гостиной, уже никого не интересовало, как — верно.

Последним шел седой Эстрадир, единственный лекарь замка, кто осмеливался подходить к Габриэлу без ужаса в глазах и дрожи в коленях; другие целители и костоправы сторонились исчадия на расстояние пущенной стрелы. Слыша проклятия и шипение, Эстрадир не раз предлагал темному сородичу помощь, но парень наотрез отказывался, как не принимал он ее и от золотокосых братьев, и от девушки, и тем более от ухмылявшегося огра.

— Мальчишка, — качал головой лекарь, косясь в спину Габриэла и отмахиваясь от сухих прядей, лезших в заостренное, с высокими скулами, лицо. — Гордый мальчишка, — с тихим укором повторял он.

Ребра сдавило болью, в переломанной руке нестерпимо защемило, перед глазами потемнело и Габриэлу пришлось стиснуть всю волю в кулак, чтобы не рухнуть на снег, как кисейная барышня. Он подпер плечом заледенелый ствол ольхи, прижал руку к груди и опустил голову. Братья кинулись помогать, но темный эльф остановил их жестом выброшенной вверх перебинтованной ладони.

Одуряюще свежий и холодный воздух разрывал легкие. Громко хрустел и ломался снежный наст по склонам гор. Тягостно и злобно гудели снежные вершины, а в высоких небесах парили орлы, отблескивая златотканными с белым и коричневым крыльями.

Жгуче-ледяной ветер сорвал с головы Габриэла капюшон и насмешливо вскинул черные волосы, собранные в хвост. Он стряхнул снег и посмотрел перед собой. Весь юго-восточный склон Драконовых гор открывался, как на исполинской ладони древнего великана. На западе вздымались крутые горные цепи, усеянные крошевом камня, не скатывающегося вниз только из-за величественных елей и сосен, оплетавших черные валуны мощными жгутами крепких корней. Ноябрьское солнце медленно клонилось на запад, и в глубоких низинах сгущался жемчужный туман. По востоку тянулись цепи заснеженных круч; по ледяным склонам метались стаи белых теней. Далеко-далеко в низине Семерейской долины блестела лента вьющегося серебра.

— Смотрите, Этлена! — Крикнул младший Эндермеран, ткнув пальцем в извилистую нить, охваченную облачной дымкой, будто белоснежной фатой.

Боль немного отступила, и Габриэл выдохнул облаком пара.

— Она прекрасна! — Восхищенно воскликнул справа старший Око Бури. — А вон, Ательстанд!

Ниже по склону, в кайме сияющей белизны, поблескивали крыши игрушечных башенок горного приюта. Фантастически красивый замок был врезан в горный гребень, будто по мановению волшебной палочки и напоминал парящий в облачном океане величественный корабль, идущий навстречу заре. Множество окошек отсверкивали серебром лепнины; балкончики, портики, беседки золотились в горящих лучах. Пылали соединительные арки и многочисленные пролеты из белого мрамора. Стоящие по углам крепостной стены смотровые башенки служили не только украшением, но и дозорными пунктами. Рвались на ветру ленты родовых стягов. Во рву под замком блестела гладь замерзшей воды.

Колючая боль немного ослабила хватку, и Габриэлу удалось выровнять сбитое дыхание. Крепнущий ветер нес белые хлопья облаков, хлопал роскошными бархатными плащами путников, хохотал и силился сорвать с голов отороченные мехом капюшоны. Голубоватое свечение подступающих сумерек становилось заметней.

— Ну что, нагулялся? — Хрипло хохотнул огр, испустив густую струю пара.

Габриэл не шевелился.

— Вы плохо выглядите, господин. Вернемся в замок, — Арианна подплыла почти бесшумно. И, протянув серебристую ладошку, улыбнулась: — Позвольте помочь.

Губы темного искривила усмешка. Хватит с него помощи. Мало того, что светлые видели его бесчувственного и беспомощного, пока тащили сюда, мыли и перевязывали раны, так теперь еще и лицезрят его бессилие сейчас, когда он на ногах. Какой из него воин, а тем более шерл Его Величества, если он даже самостоятельно спуститься с горной тропы не в состоянии?

Габриэл дернул бровями — правая ладонь сияла чистыми бинтами. Ему еще долго не коснуться рукояти клинка, не вкусить азарта битвы, не испить торжества победы. Какой от него прок? Все свое великое эльфийское существование он был воином, одним из лучших — его боялись, трепетали пред его бесстрашием и преклонялись пред ратным мастерством. А кто он теперь? Никчемная обуза, повисшая на шее вчерашних врагов, смилостивившихся перед искалеченным и сломленным жизнью изгнанником. Выше унижения и позора Габриэл себе и представить не мог.

— Сам справлюсь, — процедил он и, отлепив плечо от красноватого ствола, покачиваясь и спотыкаясь, поплелся вниз. Гулко захрустел снег, ломающийся под сапогами, жалобно осыпалась льдинками ольха.

В спину парню ветер бросил шепот мудрого Эстрадира:

— Глупый гордый мальчишка.

Травяной отвар давно остыл, но Габриэл к нему так и не притронулся. Склонив голову над перламутровой чашей с жемчужным питьем, главнокомандующий томился в неизвестности, раздираем сомнениями и мучаем неопределенностью. Какое будущее уготовила ему Луноликая Иссиль? Чего от него ждала? Вновь стать орудием чужой воли или бежать от прошлого, избрав собственный путь, пусть и присыпанный пеплом ошибок и обагренный кровью неудач?

Перетянутая льняными лентами правая кисть неподвижно лежала на столе. В серебряном шитье двойного рукава мигали искорки горящих фитилей. Габриэл вздохнул и поморщился — от боли в ребрах кружилась голова. Он переоценил силы, и дневная прогулка по горному склону едва не свалила его с ног. Но каково ему, легкому, уверенному и могучему доселе воину, сейчас обратиться в жалкую развалину, стать, подобно древнему старцу, доживавшему отведенные в подзвездном пределе скорбные часы. Невыносимая истина, которую разум не принимал, а сердце, разрывающееся от отчаяния и боли, и вовсе отторгало, как яд.

Трапезная давно опустела и меж высоких столов плыла миловидная кухарка с подносом. На узорное серебро ложились бокалы и неглубокие фарфоровые тарелочки, серебряные ножи и ложки. Изредка, она косилась на темного эльфа — но он, как и предыдущие часы, сидел с опущенной к чаше головой и молчал. Растрепанные локоны, отливающие сапфировым блеском, трепетали воздушные потоки. Капельки самоцветных камней на черном, богато украшенном полукафтанье, вспыхивали звездами.

Из коридоров плелись отзвуки эльфийских голосов, тихие мелодии и печальные песни. Снаружи скорбно и пронзительно стонал безжалостный ветер, суровое небо плевалось дождем и снегом. Кухарка поставила на поднос последний прибор и удалилась, а когда вернулась — взялась тушить светильники. По блестящим стенам и потолку поползла лиловая тень, будто покои зачехлили синим шелком из Халлии.

Остин Орлиный Глаз сел напротив. На Габриэла это не произвело должного впечатления — парень даже не шелохнулся. Владетель Ательстанда сцепил пальцы в замок и уставился на сородича. За правым плечом одноглазого высился гибкий, молодой Люка. Руки эбертрейльца покоились на рукояти клинка. За левым грозной зеленоватой тенью расплывался Мардред.

— Леди Миллиана, оставьте нас, — попросил Остин.

Кухарка повернулась, поклонилась, блеснув в золоте волос жемчужным гребнем и хлопнула дверью. Трапезную накрыло тишиной — только тяжелое дыханье огра и посвисты горных ветров нарушали хрупкую вечернюю безмятежность просторной обители Детей Рассвета.

— Как ваше самочувствие? — Светлые эльфы почитали гостеприимство — святыней и чтили не меньше иных добродетелей.

Их вера издревле держалась на трех столпах: милосердие, справедливость, гостеприимство; «будь перед тобой друг или враг не поступись верой», говорили сотканные светом, «не отринь заветов предков, не запятнай себя ненавистью».

— Мне не на что жаловаться.

Остин кивнул и поглубже вздохнул — он был заметно напряжен и осторожен, и все еще опасался коварства и изменчивой, непредсказуемой натуры темного гостя из подземных чертог.

— Я задам три вопроса, господин. Прошу ответить, не кривя душой. — Его тон не терпел отказа. — Могу ли я быть в полной мере уверен, что вы не причините вреда обитателям замка?

Габриэл поднял голову — сине-черные глаза переливались сумеречными вихрями.

— Я уже принес вам обет. Воины Иссиль не нарушают слова.

Сцепленные замком пальцы Остина чуть заметно дрогнули.

— За что вас изгнали из королевства?

— За отказ выполнить приказ самозванца, обманом захватившего власть и корону.

Люка и Мардред обменялись взглядами, и огр хрипло хмыкнул; не поверил или восхитился?

Остин с полминуты помолчал, обдумывая ответ, и задал третий вопрос:

— Вы собираетесь возвращаться на Родину?

Лицо Габриэла светилось холодным снежным светом, в темнеющих глазах оживала ночь — ни единый мускул не дрогнул, но воина объял неожиданный порыв ледяного гнева.

— Возвращаться? Куда? В столицу? Или в провинции? И там, и там меня ждет тюрьма, пытки и казнь. Нет, лорд Остин. Мне некуда возвращаться.

— Но вы задумывались о будущем. Каким вы его видите?

— Это четвертый вопрос, — губы Габриэла тронула опасная улыбка, и Остин отпрянул. Темный поспешил успокоить: — Не тревожьтесь, светлый лорд. Вечного приюта я не попрошу. Как только рука окрепнет, а склоны зазеленеют, я уйду. И еще. Я знаю, о чем вы мыслите и что тяготит вашу душу. Мой ответ — никогда. Никто и никогда не узнает об этом месте. Эта тайна умрет вместе со мной. Клянусь Иссиль.

Остин облегченно вздохнул: именно этих слов он и искал, задавая вопросы темному воину. Хвала Всевидящему, он их нашел.

… И дни в Горном приюте полетели, словно ускользавшая сквозь пальцы вода…

* * *

Хрустальная лампа стрельнула угольным дымком — фитиль мигнул, но не погас.

В бледном свете перламутровые страницы отливали сталью, а эльфийские рунные письмена едва просматривались. Любой светлый эльф давно бы добавил света — ведь читать совсем невозможно, но Габриэл не был светлым и отлично видел даже в кромешной темноте. Он и свет-то оставил только для того, чтоб не напугать кого-нибудь из местных, заставших его тут спросонья; попробуй потом докажи, что всего-навсего устроился у камина почитать книгу, а не замышлял коварную засаду во мраке и тишине.

Давно минуло за полночь. Было тихо, как в подземном склепе древних королей. В большом, украшенном орнаментом камине лениво тлели янтарные угли, треща и разбрасывая фонтаны ярко-оранжевых искр. Из коридора мягко втекал свет одинокого светильника, отчего по полу зыбились призрачные отблески неясных теней. Снаружи голодным одичалым зверем выл злющий ветер, под его гнетом жалобно стонали витражные стекла. О глухие стены скребся острый, как сталь снег.

Со стороны кухни послышался шорох. Габриэл, склонившийся над фолиантом, насторожил уши — кто-то тихо открыл заднюю дверь, взобрался на стул, хлопнул полкой, тихо слез и принялся… чавкать. Судя, по довольному урчанию: ребенок из гномов или белых гоблинов. Утонченные эльфы так громко не сопят и не клацают клыками. Парень улыбнулся — голодное чадо жевало за троих, утоляя поистине зверский аппетит. Он прислонил руку к сломанным ребрам и вернулся к чтению. Древняя рукопись в красном кожаном переплете с рисунком серебряной лилии на обложке повествовала об истории создания Ательстанда и оказалась весьма познавательной и интересной.

Перелистывались страницы, внимательные черные глаза скользили по хитросплетениям рун, тонкий идеальный слух улавливал шорохи и отзвуки. За стеной слышался тихий кашель, в одной из комнат храпел огр, на чердаке копошилась стая летучих мышей, высоко на склоне в свисте ветра выл раненный волк, где-то внизу по полированному камню скребло железо, а рядом кто-то сдавленном сопел.

Молодой шерл прищурил глаза — последний звук ему не понравился, он отливал зловещим холодком и веял опасностью. Взмахнув широким тройным рукавом, Габриэл подхватил горевший тусклым светом фонарь и медленно двинулся в темноту. Очень скоро приглушенный шелест привел его к подвалам — там хранился провиант и прочие запасы замка. Ими распоряжался старый ворчливый гном Глоки, живший тут же в полутьме тысяч каменных сводов и балок вместе с бородатым неразговорчивым сынком.

Скрипнула медная дверь — в золоте света обрисовалась каменная лестница, убегающая вниз скользким водопадом. Высокая черная тень эльфа стекла по ступеням и остановилась. Под ногами гуляла зимняя стужа, сбоку веяло обжигающе морозной свежестью. Шерл обернулся: вдоль блестящих стен тянулись полки с корзинами и ящиками, на полу, поблескивая железным ободом, стояли бочки с оливковым маслом, в углах пылились тюки и мешки, набитые тканями. Габриэл отставил мерцающий фонарь на низкий дубовый стол, обошел два стула и две неразобранные кровати и нахмурился: гном-заведующий и его сын, словно испарились.

А потом он почуял гнусный смрад и, заглянув за полку, заставленную банками меда, наткнулся на маслянистую лужу крови. Тело гнома, изорванное на куски, лежало около бочек с либерским вином, а бородатая с проседью голова с вырванными глазами валялась рядом с огромным проломом в стене.

Налетевший порыв всколыхнул полы черного запахнутого полукафтанья и широкие, расшитые серебром рукава, вскинул длинные черные волосы Габриэла и смешливым эхом отразился от стен, затянутых искристой корочкой инея. Эльф по привычке потянулся к поясу, но пальцы бессильно схватили воздух — Остин запретил ему носить здесь любое оружие.

Хриплый стон заставил шерла обернуться. В тени полок (в трех локтях от пролома) дрожал от боли и страха чернобородый сын заведующего. Его левую руку оторвало до локтя, из рваной раны с обрубком белесой кости хлестала темная кровь. От пережитого болевого шока гном потерял дар речи и мог только хрипеть, пуская изо рта розоватую слюну.

— Не двигайтесь, — приказал Габриэл и, схватив с пола обрывок шнурка, перетянул ему локоть. — Это остановит кровь.

Гном застонал, задергал ногами и заскреб когтями по полу.

— Я приведу помощь, — поднялся эльф, но гном прохрипел:

— Не бросай меня… он еще здесь…

— Кто?

— Виверн [змееподобный дракон]. Он прячется в тени…, - в серых с красными прожилками глазах дрожали слезы, голос срывался.

За спиной темного эльфа с оглушающим грохотом опрокинулась полка, потом еще одна. Посыпались склянки, звонко забряцали жестяные банки, по полу покатились головки лука, редис и картофель.

Парень, забыв о собственных ранах, резко развернулся и тут же пожалел — в груди жгуче полыхнуло, но боль мгновенно забылась, когда черные эльфийские глаза отразили чудовище. Тварь вытолкнула из темноты громадную скользкую голову и часть чешуйчатого извивающегося тела. Светясь бледно-зеленым, она начала подниматься к сводам потолка.

Сзади от ужаса захрипел раненый гном.

Змееподобный виверн в блеске полированных чешуек тек верх, как приливная волна, и остановился только, когда уперся клинкообразным гребнем в высокий складской потолок. Гигантская, унизанная клыками-кинжалами пасть распахнулась и нависшее над Габриэлом сверхъестественное существо, издало шипяще-шелестящий свист.

Темный эльф сохранил самообладание и не дрогнул. В пустынях Дикий Степей, ущельях Соленых Упокоищ, в пограничьях Черноземья он не раз бился с одичалыми тварями, рожденными тьмой в Эпохи Мрачного Начала и Темного Рассвета, а его меч испил немало крови скверных порождений неугасимого бесплотного зла. Но сейчас на нем не было доспеха, он был безоружен, и к тому же серьезные раны только-только начали подживать. Тварь это учуяла и, наслаждаясь превосходством, медленно закачалась, как гигантский живой маятник, готовый молниеносно атаковать.

Все, что оставалось шерлу мужественно смотреть в два громадных серебристых глаза, пронизанных неупокоенным мертвенным блеском, и не шевелиться. Ходили слухи, мерзкие виверны предпочитали противника, не уступающего им мастерством и хладнокровием, а если застыть на месте — тварь может потерять интерес, бросившись на поиски чего поинтересней. Но, похоже, это существо играть не собиралось. К тому же запах свежей гномьей крови распалил в нем адский, неутолимый аппетит.

— Сначала тебе придется убить меня, — прошипел Габриэл.

Виверн дернул гребнистой головой, будто усмехаясь.

Чадящий фонарь плюнул дымком и поблек до слабого тающего огонька в мутном стекле. На пол легли косые надгробные тени, а побежавшие по стенам пятна показались мертвецами в удушливых саванах. С полок продолжало что-то осыпаться. Сзади стонал и хрипел сын заведующего.

Пришел час моей смерти, мелькнула в голове эльфа безрадостная мысль, но он остался недвижим. Змей-дракон раскинул кожистые крылья, разинул унизанную зубьями пасть, истекавшую едучей, как отравленное зелье слюной, и низринулся вниз. Но замер в десяти дюймах от мраморно-бледного лица и, зашипев, отпрянул назад. Густые черные ресницы эльфа дрогнули от удивления, но до конца прочувствовать ошеломление он не успел.

Медная дверь шумно лязгнула о стену. По ступеням затопали лапы Мардреда; за ним втекли Остин и Люка, дальше хмурый Эллион в компании братьев Левеандила и Рамендила, и еще десятоквооруженных бойцов. Одни — в нижних штанах и рубахах, Эллион был босой, а на зеленоватой лысине огра болтался спальный колпак с золоченой кисточкой.

Лезвия клинков загорелись огнем, наконечники стрел вспыхнули белым светом. Затренькала тетива. Застигнутый врасплох виверн зашипел, глазища вспыхнули синей, угнетающей волю тьмой.

Остин закричал:

— Люка! Обходи тварь слева! Мардред, ты заходи справа! Габриэл, в сторону! Уйдите в сторону, демон вас возьми!

Стрелы забились о стальные чешуйки, осыпаясь на пол спелыми виноградинами, ибо не причиняли змею-дракону вреда. Виверн вился по складу зеркальным смерчем и оглушающе шипел. Кожистые крылья сметали полки, бочки, столы, стулья. Он взмахнул левым крылом и Эллион улетел, ударившись о стену. Вскинул дырявое правое и смел нескольких эльфов к бочкам с элем. По полу потекла золотистая наливка, запахло кисловато-сладким хмелем.

Мардред, заходивший виверну со спины, сглотнул и крепче сжал древко топора. Лезвие отбликовало на обледенелую стену и тварь заметила «зайчик». Толстый скользкий хвост взметнулся атакующим копьем и огр, пронзенный шипом, отлетел в полку с орехами. С шумом обвалился на пол и замер на горке коричневой скорлупы.

— Мардред! — Вскричал Остин. — Мьямер! Люка! Отвлеките змея!

Габриэл перетащил гнома в темноту провала и в сражение не ввязывался. Какой от него прок, если он не мог даже удержать клинка?

И пока одни горели в холодном огне страшной битвы, парня охватило сомнение. Виверн мог сотню раз его убить, но не убил, и более того — в последний миг отскочил, как ужаленный. Так случается, когда внезапно нападает дикий животный страх и тело отказывается подчиняться приказам. Но что заставило виверна испугаться? Или кто? Гном или… сам Габриэл? Но как? И почему?

Остин взмахнул мечом и подался вперед. Взлетели светлые волосы, тонкая рубаха облепила стройный торс, над головой блеснуло лезвие. Чудище изогнулось и сшибло владетеля Ательстанда с ног. На-Эн отлетел, а одноглазый вскричал от боли. Люка и Мьямер бросились на помощь, но были сметены жирно-блестящей броней шипастого хвоста. Казалось, еще миг и виверн закусит лесным эльфом, распростертым на полу без меча и щита. Габриэл стиснул зубы и собрался кинуться на змея-дракона с голыми руками, но внезапно воздух прошила звенящая, как жужжание шмеля сталь. Громко хрустнула кость; тварь захрипела, косо полоснув по стене хвостом — пролился дождь искр. Из раны брызнул фонтан черно-зеленой крови и виверн рухнул замертво — из его глаза торчало оружие с навершием в виде волчьей головы.

На пороге в одной сорочке стояла Арианна. Локоны, рассыпанные по плечам, горели серебром. Холодные зеленые глаза сверкали гневом. Даже в простом льняном одеянии юная эльфийка ослепляла красотой и сияла подобно извечной Звезде Запада Мал'Алэне. Но не красота поразила Габриэла, а меткий точный бросок, оборвавший метания и вопли чудовища. Из-за спины девушки выглядывали Эридан и Лекс, о чем-то оживленно перешептываясь.

— Остин, — сбежала она по ступеням в облачке серебра.

Тот приподнялся на локте и кивнул:

— Я жив и не ранен.

Арианна улыбнулась, потом подплыла к мертвому змею, вырвала из глаза меч и быстро удалилась, оставив после себя сладковатый аромат фиалки и загадочную недосказанность.

Раненный гном захрипел и потерял сознание. Чадящая лампа вздрогнула и погасла — склад накрыло сумеречной полумглой.

… Свеча вспыхнула, очертив кругом золотого сияния эльфийские лица.

— Похоже на потайной ход, — сказал Остин, осматривая громадный пролом, убегавший блестящими стенами в призрачную даль. — Он был замурован, — кивнул одноглазый на деревянные обломки. — Но сегодня его взломали. Виверн вполз в ход с той стороны склона и так очутился на складе.

— И первым делом угробил старину Глоки, гвоздь мне в сапог, — хрипло вздохнул огр, глядя на останки гнома-заведующего, прикрытые простыней.

Эльфы замолчали. Из пролома все так же свистело и рыдало. Над головами топали и шелестели сотни ножек — разбуженный приют уже не сомкнет глаз до рассвета. В темных углах копошились крысы — успевали тащить рассыпанные и разбросанные овощи, мясо, головки сыра, орехи и сладости.

— Интересно, куда он выводит, — задумался Люка, отирая кровь.

— К вершинам Драконовых гор, — Остин перехватил свечу и вернулся к опрокинутым полкам.

— Или в Семерейскую долину, к реке, — предположил Мьямер.

— Вот завтра вы это и выясните, — обратился владетель Ательстанда к Люке и Мьямеру. — Возьмете десять воинов и исследуете ход. Если надо будет — завалите его. Не хватало, чтобы теперь каждую ночь нас посещали твари типа…

Он кивнул на дохлого скользкого виверна, неподвижное тело которого обвивало кольцом скудную мебель обители гномов.

— Будет исполнено, — кивнул Мьямер.

— Я с ними, — прохрипел огр.

— Нет, тебя ранило. Завтра отдыхай.

— Но…

— Никаких но, — отрезал Остин.

— Эй, смотрите, — позвал Левеандил.

Вместе с Рамендилом он перевернул драконью голову и указал на сверкающую звезду в рогатом круге под шеей.

— Метка ведьм, — поморщился Люка. — Далеко же забралась их цепная зверушка. До Черноземья не меньше четырехсот миль.

— Это что-о, — махнул рукой Хегельдер, — помню несколько лет назад по Эбертрейлу ходил слух, что ведьмы специально отпускают вивернов и других созданных с помощью черного волшебства существ, чтобы те для них шпионили. Одного видели в Фарухе, еще одного в Озерном Крае. Говорили, даже на рынках Диких Степей встречали парочку рогатых монстров. А песчаные земли от королевства ведьм в тысяче миль к юго-востоку!

— А, может, его призвал — он? — Огр мотнул головой в сторону темного эльфа. Блестящая кисточка на колпаке дернулась и замигала огоньками. — А?

Габриэл молчал, прислонившись к стене в пяти шагах от пролома. Он медленно поднял голову и встретился с диким взглядом желтых глаз.

— Чего молчишь, темный?

— Мардред, не начинай, — потребовал Остин.

— Почему? Когда мы ворвались, он, — кивок на Габриэла, — стоял возле этой твари и будто говорил с ней. Ну, признайтесь, вы тоже это заметили, да? — Огр обратился к темному эльфу: — Зачем ты спустился сюда, исчадие ночи? Потому что сам его позвал, так? Смерть старины Глоки на твоей совести? Отвечай!

Габриэл прищурил антрацитовые глаза — то светлеющие, то темнеющие в блеске неспокойных рыжих свечей, и спокойно ответил:

— Я спустился, потому что услышал шум.

— Врешь!

Мрачный Эллион сидел на стуле у потухшей лампы и смотрел на ножны, лежавшие на коленях. Мягкий свет переливался в навершии из обсидиана и поблескивал в украшении, рассыпанном по металлу. Он подал голос:

— А огр прав. Однажды я уже видел похожее. В Мертвом лесу за нами шла мантикора. У озера тварь нас настигла…

— Лорд Эллион, не надо, — неожиданно жалобно взмолился Рамендил и подался вперед, но старший брат его удержал.

— Чего не надо? — Нахмурился Остин.

— Эллион хотел сказать, что мантикора вместо того, чтобы атаковать — бежала. Причины этому — мы не знаем, — спокойно объяснил Левеандил. — Он считает, злобная тварь испугалась Габриэла.

— Меня? — Дуги бровей темного эльфа изогнулись.

— Может, просветишь, почему чудовища идут по твоему следу, но не убивают? — Бросил лучник.

На мраморно-каменном лице Габриэла стыл покой и невозмутимость.

— Вы мне скажите, — предложил он.

Эллион вскочил и звонкий голос налился скрежетом и злобой:

— Надо было прикончить тебя еще в Мертвом лесу! Зря я прислушался к шепоту милосердия и доброты.

Габриэл выпрямился, расправил плечи, ледяной голос заморозил сердца:

— У вас есть шанс свершить задуманное, — он кивнул на клинок в руках солнечного эльфа, его клинок, Эттэль. — Чего вы ждете? Обнажите сталь, нанесите удар.

— Даже не вздумайте, — прошипел Остин, каменея лицом. — В своем доме лить кровь не позволю.

Эллион передернул губами и его золотистая кожа потемнела. Он резко развернулся и выскочил из подвала.

— Возвращайтесь в комнаты, — махнул рукой Остин, — Все. Мардред, ты тоже. И вы, мальчики. Левеандил, Рамендил, вы меня слышите? В комнаты, живо.

— Вы поверили суеверию Мардреда? Или прониклись яростью Эллиона? — Габриэл задал вопрос, оставшись в подвале с владетелем Ательстанда наедине.

Остин покусал тонкие губы. Доброе сердце призывало не верить сплетням, но разум шептал об осторожности. Он вздохнул и отвернулся к пролому. Невыносимый свист ветра заглушал голоса и шорохи. Свеча в его руке затрепеталась, как сердечко умирающей птицы; бледное пламя упало набок.

— Мне нужно оружие, — тихо сказал Габриэл.

— Нет, — выдавил одноглазый.

— Почему? — Голос парня был спокоен и мягок, а что творилось в душе — никому было не ведомо. — Остин, почему? — Повторил он, не дождавшись ответа.

Остин молчал. Свеча трепеталась. Ветер плакал, рыдал и выл.

— Вы боитесь меня? — Прошептал темный воин, опираясь о стену плечом. Кажется, это открытие его сильно уязвило.

Владетель Ательстанда тяжело вздохнул и признал:

— Да, Габриэл, боюсь.

* * *

В ранних сумерках стоны и всхлипы медленно перетекали в вопли боли и отчаяния. Голова металась по подушке, рассыпаясь пепельными волосами; плотно сомкнутые веки дрожали, по вискам и щекам текли слезы, длинные утонченные пальцы скрючились, сжав легкое, но теплое покрывало из немерского бархата. Худое тело дергалось в судорогах и конвульсиях.

— Нет… не надо, умоляю… я ничего не знаю… не знаю, где карта, прошу… не надо…

Арианна прыгнула на пол босыми ступнями. На соседней кровати, скрученный спазмом, извивался Эридан. Удушливый кошмар не отпускал из липкой болезненной темноты и юноша никак не мог проснуться.

— Эридан, брат, — мягкие девичьи руки нежно обхватили его голову. — Проснись. Слышишь, проснись, — трелью весеннего ручья позвала эльфийка.

Эридан хрипло выдохнул, всхлипнул и разомкнул ресницы. В первую секунду мучительное видение еще стояло перед ним уродливым оскалом извращенного монстра, и он невидяще хлопал глазами, но потом кошмар расползся, как черный мрак осенних туч, и он увидел над собой бледное перепуганное лицо сестры.

За окном разливался тусклый рассвет. Розовые блики зимнего солнца просачивались сквозь чистейший льдаррийский хрусталь, теснились вертикалью на пышном ворсе восточного ковра. В камине тлели угли. В коридоре хлопали двери.

— Прости меня, Арианна — выдавил ученик чародея, — я опять кричал во сне.

Девушка заботливо стерла с его щеки слезу и покачала головой. Юноша вынырнул из-под покрывала, упал в ее объятия и уткнул влажный лоб в плечо.

— Мне снова приснилось, что я там — в пыточной Мерэмедэля, голый и прикованный к ледяному столу. Я не могу пошевелиться, руки и ноги в цепях. А рядом стоят эти двое: надзиратель и принц. Принц снова и снова требует сказать, где спрятана карта в Лунный город. — Эридан всхлипнул, — я говорю, что не знаю. Клянусь, что Алиан Горный Лис ничего мне не рассказывал. Но принц не верит. Он вытаскивает из печи раскаленный прут и идет ко мне, а тот второй — хохочет, а потом они…

— Не надо, — прошептала Арианна, крепче прижимая брата к себе, — все позади. Никто больше не причинит тебе вреда.

… Ночные кошмары лишали Эридана внимательности, после них он плохо соображал и не мог сосредоточиться, и потому сегодня лорду Эллиону помогал только Лекс Грозовая Стрела.

Морозный день начала декабря холодил колючей свежестью. Ветер задувал с востока, по небу скользили пушистые взвеси облаков. Белый солнечный диск висел над западным хребтом Драконовых гор, испуская на замок каскады сияющих лучей. Зимний свет золотился в шпилях башен, отражался в глянцевых плитах внутреннего двора, сверкал в оружии и доспехах дневного дозора, расставленного по укрепленным галереям.

Ученик выгнул спину и поднял заряженный лук — полированный наконечник вспыхнул огнем. Оттянутая тетива певуче тренькнула — стрела махнула оперением, улетая вперед. В мишень она не попала, воткнулась в соседний ствол заснеженного ясеня. Дерево вздрогнуло — к корням осыпалась лавина серебра.

— Не торопись, Элфер Ночной Змей, — грозно повелел Эллион, подправляя ему осанку и угол наклона отведенного локтя. — Ты должен отпустить стрелу в полет. Не двигай за ней руку, не пытайся направлять. Просто разожми пальцы, понятно? Пробуй.

Идущий рядом Лекс нес за спиной лук и колчан со стрелами. Ученик чародея отлично стрелял, потом-то эбертрейлец и отобрал его (на пару с Эриданом) себе в помощники. Лекс страшно гордился честью, оказанной ему лучшим лучником Аннориена Золотое Солнце, и охотно рассказывал об этом обитателям. Сегодня он служил Эллиону оруженосцем и, передав Элферу новую стрелу, улыбнулся.

Тот двинул к новому ученику — три десятка мальчиков и девочек растянулись шеренгой вдоль стен в ожидании мудрого совета опытного бойца.

— Натягивай тетиву ближе к шее. Отведи лопатки в стороны и замри. Молодец, — Эллион похвалил старательного ребенка и солнечный аж просиял. — Вдохни и стреляй на полувыдохе. Запомнил? Давай.

Брынькнула тетива. Полыхнула летящая сталь и стрела впилась в трех кольцах от центра мишени.

— Уже получше, — кивнул учитель, потрепав ребенка по голове.

Перевалило за полдень и многие, управившись с хозяйством, высыпали во внутренний двор понаблюдать, как коротко стриженный лучник обучал детей стрельбе. С балкончиков и террас выглядывали любопытные девушки и мужчины. У дальней стены тихо шептались юная Арианна и прекрасная Аинуллинэ. Рядом, облокотившись о бортик, высились Люка Янтарный Огонь и Хегельдер Могучий Ясень. На мраморе резной скамеечки в тени узорной беседки наслаждались погожим зимним деньком седой лекарь Эстрадир и его новый друг травник Илмар. В противоположном углу с изящной лютней (найденной в кладовой Ательстанда) пристроился огневолосый менестрель Андреа, он перебирал нежные струны и мурлыкал под нос песню.

Мрачный Эридан, обхватив себя руками, прятался в тени обледенелого фонтана и в отличие от лучистых сородичей, глядел не на лучшего лучника Эбертрейла и его гордых учеников, а совсем в другую сторону — на стену, прожигая спину лорда Габриэла.

Темный эльф, облокотившись о парапет, утопал в лучах белого солнца и не двигался который час. Расшитое серебром полукафтанье трепеталось под гулкими порывами; перехваченные лентой волосы раздувал и вскидывал восточный ветер. Было заметно — его внимательные голубые глаза что-то высматривали на склонах гор. Рядом с ним в сверкающей броне и длинных теплых плащах, с луками и колчанами высились Левеандил и Рамендил. После долгих уговоров Остин дозволил братьям заступить в дозор. Пока, правда, только дневной. Несказанно счастливые — они с честью несли возложенную на юные плечи воинскую обязанность.

Габриэл шевельнулся, вскинул рукой в широком, сияющем шитьем, рукаве и ткнул пальцем куда-то вдаль. Левеандил и Рамендил тут же прильнули к парапету, застыли, рассматривая то, на что указал темный эльф, а потом закивали головами, соглашаясь. Эридан хмыкнул — голубоглазое исчадие ночи и впрямь особенный: и солнце ему нипочем, и от своих злобных жестоких сородичей он разительно отличается, ведет себя смирно, благородно, держит слово, на упреки и насмешки не отвечает, держится обособленно, но не замыкается на себе. А еще Эридан дважды был обязан ему жизнью, а Габриэлу было будто все равно, он и вовсе сделал вид, что не узнал эбертрейльца. Но юноша чувствовал — узнал, этот темный его узнал, потому, как промелькнувшую в его глазах искру вины, он видел отчетливо и ясно, так же — как сейчас холодное зимнее солнце, зависшее над ледяным пиком Караграссэма.

— Смотрите все! Я покажу, как бьет настоящий королевский лучник, — донесся крик Эллиона справа.

Дзинькнула тетива, воспел эльфийский лук и стрела вошла в яблочко. Пущенная следом — расщепила первую и встала ей в хвост, сверкнув белоснежными перьями. По внутреннему двору, террасам и балкончикам прокатилась волна восторженных возгласов. Эридан скосил глаза на стену — Габриэл и ухом не повел, не шелохнулся, продолжая подпирать парапет локтями. Юноша покрепче обхватил себя и вздохнул. Похоже, темному, действительно не было никакого дела до обитателей приюта, их радостей, горестей, страхов и надежд.

Воздух, насыщенный морозным покоем, жег легкие. Небо пятнали связки снежных туч. На шпилях башен трепетались синие стяги с серебряными лилиями. В ущельях гладких скал клубился жемчужный туман, по изломанным клыкам далеких хребтов текли мглистые тени раннего вечера. На западе пронзающе сверкали воды закованного в лед Торгорнона, а вдоль заледенелых берегов скользило воздушное облако. Именно это облако, а точнее — снежного барса и высматривали внимательные глаза Габриэла. Усатый господин края ледяных гор и печально вьющихся рек вскинул лохматую морду, встретился желтым взглядом с голубыми эльфийскими глазами, изогнул спину, зашипел и исчез в тени валуна. Темный воин улыбнулся — барс учуял, что раскрыт и ретировался.

— А, правду говорят, что вы были командующим армии исчадий ночи?

Габриэл повернул голову — рядом возникли девочка из солнечных и мальчик из лесных и с интересом его рассматривали.

— Правда, — спокойно ответил он.

— А, правда, что исчадия изгнали вас из королевства? — Спросил мальчик.

— Правда, — каменное лицо осталось невозмутимо.

— А за что? — Не отставали дети.

Левеандил и Рамендил от испуга переглянулись, руки сами потянулись к рукоятям.

— Эфель! Айрин! Оставьте господина в покое, — певуче крикнула эльфийка.

Она подплыла, как ладья по весенней волне, схватила непослушных детей за острые уши и извинилась с поклоном:

— Простите, господин, неразумных.

Габриэл промолчал. Быть может, он гневался, а может, страдал, но холодное мраморное лицо и идеально прямая спина не открыли его истинных чувств.

— Лорд Габриэл, — позвал Остин.

Владетель Ательстанда шагал по стене в светлом одеянии и нес длинный и тонкий сверток парчи, перемотанный алыми лентами.

Во внутреннем дворе шелестели стрелы, глухо бились о мишень. Звонко голосил Эллион. Перекликались дозорные. Горный ветер жег, как огонь. Сумрачные тени ползли по западному склону Драконовых гор. Вечерело.

— Я пришел принести извинения, — склонив голову в приветствии, начал одноглазый и поспешил прояснить недоумение Габриэла и двух солнечных братьев. — Вчера я незаслуженно обидел вас подозрениями. Слова Мардреда смутили меня, и я поддался страху. Сегодня Драба, сын Глоки очнулся и рассказал, что произошло в подвале прошлой ночью. Виверн вполз на склад через потайной ход и напал на его отца. Мастер Глоки доблестно сражался, но пал от яда клыков. Потом виверн напал на Драбу, откусил руку и уже собирался прикончить, но в этот момент спустились вы и спугнули тварь в темноту. Вы спасли Драбе жизнь.

— Забудем, — отмахнулся шерл.

— Как вам будет угодно. Но это не все. — Остин осторожно возложил длинный блестящий сверток на ладони и протянул парню. — Вчера вы просили об оружии. Вы правы, с мечом шансов выжить в схватке прибавится. То, что виверн не убил вас — проведение Всевидящего. Потому, господин, безымянный клинок — ваш.

Габриэл принял дар, размотал блестящие ленты, снял искристую парчу и, вынув меч из кожаных ножен, поднял перед собой. Серая с отливом серебра сталь полыхнула в сполохах закатного огня. В лезвии отразилась половина бледного бесстрастного лица с большим прозрачно-голубым глазом. Рамендил и Левеандил тихо ахнули.

Несомненно, меч был хорош — широкий, двуручный, с рукоятью из синего металла не менее шести дюймов, с круглым навершием и массивным удлиненным перекрестием. Похожий На-Эн поблескивал у Остина на бедре. Конечно, не легендарный Эттэль, отлитый из непробиваемой маэ-ро, но все же — лучше, чем ничего.

Темный эльф оценил клинок по достоинству и поклонился дарителю:

— Благодарю.

Воистину Остин был великодушен и добр. И пусть Габриэл был намного моложе, в этот миг он дал себе слово стать незримым опекуном и хранителем для светлого и душой, и телом сородича.

* * *

Зимняя тень наползла с вечно спящих гребней, закутав башни и крепости Ательстанд синим шелком, и окунула Горный приют в вечернюю тишину едва ль не с полудня. Однако, настроение у светлых сегодня было более, чем приподнято. Они собрались в главной гостиной, чтобы отпраздновать очередной эльфийский праздник. Принесли лютни и арфы, флейты и скрипки — закружились в танцах, завели высокими звонкими голосами печальные песни о былых временах.

Габриэл покачал головой и усмехнулся — у светлых каждую неделю праздник; то Ночь Звезд, то Цветочный Пир, то Начало Зимы, то Песнь Белого Заката и каждый сопровождался заунывными мелодиями и звонким хором чистых голосов. Нет, уж подобное не для него. А, впрочем, его никто не приглашал.

В камине догорали угли. Лампа на столе мигала золотом, одевая стол теплым светом. Снизу доносилась музыка оттенка холодной печали и тихий звон эльфийских куплетов, а за окном лютым холодом дышала зимняя звездная ночь. Пел свою песнь свирепый северный ветер, тревожа дрожью сонные заснеженные леса и взлохмачивая пики и ледяные возвышенности.

Габриэл подбросил полено в огонь, смерил комнату вдоль и поперек, вернулся к свету и замер, собираясь с силами. Уже несколько недель он готовил себя к испытанию. Испытанию сталью. Сердце отчаянно молило коснуться клинка и вспомнить, кем он был рожден; вспомнить, что в его жилах течет кровь великих эльфийских королей.

Дар Остина лежал в густом ворсе аллеурского ковра, отражая янтарные отблески горящих углей. Воин тенью скользнул к оружию и сел напротив, не сводя черных бездонных глаз с отсверкивающей пламя стали. Он не нарек оружие именем, не наделил искрой жизни, а значит — оставил без души. Пока его это устраивало.

Белая просторная рубаха слегка всколыхнулась, волосы ощекотали щеки — по комнате пронесся новый сквозняк. Он снял верхнюю, богато отделанную, одежду оставшись в тонком льне и черных узких брюках. На улице громко затрещало — где-то неподалеку сходил камнепад. Музыка ненадолго оборвалась, но через минуту заиграла с новым тоскливо-щемящим перезвоном.

Габриэл прикрыл глаза и потянулся к прохладной рукояти. Благодаря целебному нектару раны на его теле затягивались споро и без нагноений. Переломанная левая рука уже вовсю слушалась, ребра почти не отдавали болью, и только изуродованная правая кисть не желала обретать былую чувствительность и твердость.

Он должен испытать себя, должен! Металл, как влитой лег в неокрепшую утонченно-узкую ладонь. Сердце преисполнилось отваги — он словно впервые за много долгих лет сделал глоток свежего воздуха, взбежав на вершину прекрасного мира.

Потребовалось немало усилий, чтобы слиться с мечом, срастись с ним в единое целое, так, чтобы прочувствовать холодную сталь продолжением не только тела, но и души. Мускулы закаменели. Воин взмахнул рукой, выбросил клинок, принимая атакующую стойку, и тут же зашипел — жгучая боль уколола в ладонь, а дыхание перехватило. Кисть затрещала, как хрусталь, и белоснежные бинты потемнели, наливаясь багровыми пятнами.

Габриэл упал на колено, меч бесшумно лег в ковер. Выровнять дыхание оказалось не просто. Боль сковала все тело. Рано Габриэл, сын Бриэлона, рано; ты все еще изувеченный изгнанник — проще покорить заоблачный пики Аред Вендел и дотянуться до бездушных северных звезд, чем обрести былое могущество несокрушимого и величайшего воина темного королевства…

Обхватив перебинтованную грудь, парень уставился на кровоточащую ладонь. Отчаяние сменилось гневным желанием отомстить.

— Черт тебя забери, Брегон, — прошипел он, — Зачем ты это сделал?

Три черных капли утонули в аллеурском ковре.

Габриэл сжал ладонь — требовалось как можно скорее сменить повязку. Выскользнув из покоев, он отправился на кухню. Мерцали светильники, отражаясь в резных сводах потолка, по стенам стелились рисунки животных и птиц, под ногами поблескивал паркет. Изредка попадались ниши с трофейным оружием. Начищенные латы отражали высокую одиноко идущую тень.

От лестницы потекла мелодия флейты и звон натянутых арфийских струн. Темный эльф невесомо стек по ступеням и вышел к главной гостиной замка. Высокое гибкое тело утонуло в тепле и цветочных ароматах.

Слитный возвышенный хор напевал:

«Вой!

Волчий вой за стеной!

Под холодной луной!

Бродит стая волков,

Яд стекает с клыков!»

Минув гобелен с всадником, поражавшим копьем грифона, парень завернул за угол и тут же насторожился — из сумерек к нему приближался непостижимый облик с горящими алым заревом глазами. Габриэл остановился — колеблющаяся тень ползла по искристому полу, разливаясь утробным ворчанием.

За углом, в каких-то двадцати локтях пели светлые господа и дамы; снаружи сверкали звезды и стыли в молчании угрюмые косогоры Драконовых гор, покрытые треском камней и воем ветра, а в самом сердце приюта разгуливал дикий и голодный зверь. (Воин понял, что перед ним зверь по запаху: с привкусом промерзшей хвои и нотками сладковатой свежепролитой крови).

Темень разверзлась, и в хрупкий перелив выступил большой снежный волк — призрачная шерсть светилась серебром, клыки блестели полированной сталью, когти угрожающе скребли о паркет. Будто кровожадный призрак из баллад льдаррийских цвергов или вестник смерти из пророчеств элейских менестрелей, а может Фенрир — демон подземного царства дикарей севера в глухую зимнюю ночь явился взору одинокого изгнанника, чтоб унести его душу в ад.

— Здравствуй, — вскинул он бровь. И, подняв руки ладоням вверх, спокойно молвил: — Я друг.

Свирепый зверь обнажил клыки. На загривке встопорщилась черная шерсть.

— Лютый, назад! — Знакомый голосок отдал приказ.

Озлобленный зверь вдруг прижал уши, заскулил и послушно попятился в темноту, отливая жидким огнем на могучих боках.

Светильник затрепетал. Арианна в накидке цвета лунной ночи с серебряными звездами по краю выплыла и склонилась в почтенном поклоне, величественно выпрямилась, ослепив блеском жемчужных локонов, ссыпавшихся по одному плечу, и сказала:

— Он учуял кровь, поэтому обозлился. Это Лютый. Он смирный. Обычно. — В изумрудных глазах отразилось беспокойство: — Вы ранены, господин?

Габриэл глянул вниз — на паркете поблескивала маслянистая россыпь капель.

— Нет, — шерл поднял голову.

Огромные, переливающие сумеречным светом глаза пристально впились в девушку. Бледное лицо оставалось бесстрастно, но темный был удивлен. По-настоящему удивлен. Уже дважды таинственной леди Арианне удалось застать его врасплох: сначала идеально меткий бросок в глаз виверна, теперь — прогулка с альбиносом из породы хэллаев — Ночных Призраков порожденных в Черноземье запретным колдовством поганых ведьм.

— Извините, — юная эльфийка растаяла в темноте, так же внезапно, как появилась.

Исчез и Лютый.

— Что здесь происхо…, - за спиной раздались встревоженные голоса и шорохи одежд, — а это вы, лорд. — Голос Люки смягчился.

На шум высыпали Люка, Эридан, братья Левеандил и Рамендил, а еще Мардред.

— Это кровь? — Эридан кивнул на окровавленную ладонь воина. — Что случилось? — Юноша не дерзил и не язвил, хотя до этого разговаривал с Габриэлом всегда подчеркнуто грубо и пренебрежительно холодно.

— Это не стоит ваших тревог, — слабо улыбнулся темный эльф.

— Вам надо сменить повязку, — посоветовал Люка.

— Именно за этим я и шел.

— Может, потом присоединишься, Габриэл? — Заливисто прозвенел Рамендил, и Левеандил звонко поддержал брата:

— Да, приходи. У нас песни, танцы и эль.

— Темный сказал, он занят, — прохрипел огр, одарив Габриэла ненавистническим взглядом.

— Верно, занят. Но за приглашение спасибо. Загляну, как-нибудь.

Шерл развернулся — в волосах блеснула серебряная лента, и удалился. И никто из светлых не узрел, в какой холодной ярости был воин с виду казавшийся тихим и равнодушным. Чего — чего, а пренебрежения к собственной персоне темные эльфы не терпели и считали страшным оскорблением, никогда не спуская с языка обидчику. Огр был осведомлен, потому каждый раз при встрече старался уколоть его побольнее, прекрасно зная, отвечать грубостью на грубость, милостиво принятый под крышу замка изгнанник не станет.

— Мардред, — хмуро бросил Люка, — к чему этот тон?

— Какой еще тон, кости Эвенна Белоокого? — Разозлился огр.

— Темный нам не враг. Оставь его.

— Конечно, не враг. Он всего лишь исчадие ночи, который чуть окрепнув, сбежит, а потом приведет сюда всю королевскую рать Эр-Морвэна.

— С чего вы взяли, что он так сделает? — Поинтересовался Эридан.

— Все темные одинаковы, мальчик. И попомни мои слова, они не меняются.

А из гостиной лилась печальная и горькая до безысходности песнь:

«Вой!

Волчий вой за стеной!

Под холодной луной!

Бродит стая волков,

Яд стекает с клыков!

Бой!

Ждет отчаянный бой!

Враг железом литой

Наступает с зимой!

Схватка с нашей судьбой!

Пой!

Пой эльфийский народ!

Сохраним славный род,

Верхний мир не падет,

Словно нива взрастет!

Зной!

Битвы зной захлестнет!

Страхи прочь унесет!

Встанем все, как один

На защиту святынь!

Стой!

Стой несломленный дух!

Даже если мир глух,

И мольбам не внимая

Все мечты пожирает!

Твой!

Выбор твой за тобой!

Испытание войной!

Грозный враг наступает,

Смертный бой принимаем…»

* * *

— Как…

Пинок.

— ты посмел…

Пинок.

— принести мне…

Пинок.

— плохие вести?!

Пинок.

У ног Брегона корчился и захлебывался кровью гонец. Король пнул его в живот еще несколько раз, и только когда гонец взвыл, остановился.

— Ваше… Величество… умоляю…

Молчать! — Взревел Брегон. — Не смей говорить, пока я не дозволю!

Гонец сжался в комок, притянул колени к голове, обхватил голову руками и задрожал, ожидая решения властелина над душами.

Озлобленный очередной неудачей владыка рухнул в кресло, стиснул подлокотники и поник плечами. В последнее время гордый и красивый сын Теобальда сильно изменился. Царственность уступила место дряхлости. Бледное восковое лицо исчертили сети тонких морщин, на лбу залегла глубокая уродливая складка, в черных глазах все чаще полыхало зарево старческого слабоумия. Величие и стать молодого темного принца присыпало пеплом, жажда безграничной власти отравила его, а чреда неудач иссушила полное сил тело, — он словно постарел на несколько тысяч бескрайних эпох и стал болезненной тенью самого себя.

— Я пресыщен неудачами! Я истомлен ожиданием! Ты, ничтожество недостойное даже моего мизинца, пошел прочь!

Избитый гонец встал на четвереньки и попятился к двери, не поднимая головы. Когда дверь с тяжелым лязгом сомкнулась, из темного угла выступил главнокомандующий в роскошном серебре. Не замечая Гелегана, Брегон продолжал шипеть, как умалишенный:

— Два месяца! Два месяца они искали свиток в Эбертрейле. И не нашли! Лентяи! Чародей Алиан мертв! Его ученик Лекс ускользнул благодаря мерзавке-наемнице! Спросить совета у Видящего Камня я не смогу еще девять месяцев! От Охотника нет никаких вестей! — Брегон обхватил голову, венчанную платиновой короной, — Я слаб! Я бессилен! Лунный город скрыт от моего взора. Вот-вот завершится Эпоха Туманного Утра, а я не продвинулся к цели ни на шаг!

Рука короля невольно потянулась к груди и стиснула бериллонитовый медальон-уроборос. Прозрачный с оттенком мягкого серебра, он блеснул в свете хрустальных шаров, и пролился светом на руку сына Теобальда — руку, безжалостно сорвавшую его с убитого отца.

— Где ты? Где ты Иссиль Итин? Как отыскать тебя?

В Зале Аудиенций было пусто, тускло и холодно. Большой узорный камин молчал — огонь не разжигали неделю. По зеркальным стенам и потолку текли капли кружевной наледи, в углах разрастались паутинки пыли и льда. Плотно задернутые занавеси переливались металлическим ажуром изморози. Потолок вихрился снежным налетом. В больших стеклянных чашах плавали мертвые золотые рыбки. Брегон, не ценивший красоты и утонченности, превратил дворец в мрачную твердыню, лишенную света и роскоши королевского блеска.

Гелеган играл желваками на восковых щеках.

— Где ты, Иссиль Итин? Где ты, моя мечта? — Брегон раскачивался на троне в звоне колец и серебряных браслетов.

— Мечта рядом, юный владыка.

— Кто здесь? — Зашипел Гелеган, потянувшись к спасительной рукояти. — Как ты вошел? Охрану невозможно обойти!

На свет вступил чужестранец в плаще и капюшоне. Правой рукой он сжимал деревянный изломанный в трех местах посох с навершием, плотно перемотанным черной материей, левой коснулся груди.

Брегон махнул Гелегану, чтоб убрал меч, а сам бросил:

— Назовись!

Незнакомец откинул капюшон и блеснул окулярами, склоняясь в поклоне.

— Я служил вашему отцу. Теперь я хочу служить вам. Мое имя ушло с его смертью. Оно ничего вам не скажет. Зовите меня Звездочет.

— Что-то я не припоминаю тебя, Звездочет.

— Я покинул Подземное королевство до вашего рождения, — отвечал Толкователь Звезд, горбясь и опираясь на посох.

В душе Брегона шевельнулась тень страха, недоверие настойчиво взывало к себе, но любопытство пересилило здравый смысл.

— Как ты можешь мне послужить?

— Вы мечтаете править миром из Гелиополя. Я посажу вас на трон.

Герцог рассмеялся. Зазвенели драгоценные украшения на груди, сверкнули нити серебра в волосах цвета сумеречного инея.

— Любой глупец знает, на трон Гелиополя может претендовать только наследник Лагоринора ал'Эбен Блистающего, — каркающе гоготал он. — Гелиополь не просто город из стекла, железа и камня. Он живой и разумный. В нем обитает древний дух эльфийского народа. Им пропитаны крепости и башни, сады и террасы, улицы и парки. Древний дух не отзовется самозванцу. Отзовется только наследнику. Его же кровью смоется проклятье Лагоринора.

— Да, — согласился незнакомец, но потом возразил. — Или тому, кто войдет в город с Неугасимой Звездой на челе, — очки с толстыми стеклами отразили настороженное лицо Брегона. — Вы знаете это, юный владыка, потому ищете Неугасимую Звезду.

— Возможно, — король откинулся на спинку, рассыпав по полу роскошный шелк накидки. Матовый ноготь застучал по узорному подлокотнику.

— Звезды начертали ваш путь…

— С тобой говорят звезды? — Перебил Брегон.

— Глухой ночью. Или перед рассветом. Иногда в полночь, а иногда на закате. Надо только захотеть их услышать.

— Что они сказали в последний раз?

— Грядет Год Созвездия Льва.

— Что с того?

— Если позволите, я объясню, — учтиво поклонился Звездочет, пристукнув посохом о блестящий пол из руды олова.

— Дозволяю.

— Звездные Пределы состоят из ста шестнадцати осей, каждой из которых соответствует определенное созвездие, а иногда — два. Созвездия строго меняются в положенный срок. Каждое из них светит над равниной Трион ровно триста шестьдесят пять дней, не больше и не меньше. Последний месяц Года Созвездия Серны подходит к концу. Скоро равнину накроет светом Созвездия Льва, — Звездочет благоговейно выдохнул: — Оно исключительное, невосходящее.

— К чему ты клонишь? — Раздраженно оборвал Брегон.

— Лев появляется из-за горизонта лишь раз в тысячу лет, Ваше Величество! И всегда несет смену устоям. Это судьба! Знак! Вы достигнете желаемого!

Темное подозрение билось в сердце молодого короля.

— Звездочеты издревле приносили Звездному Братству клятву говорить правду и только правду. Я не лгу.

Пока Брегон думал, Гелеган хмурился.

Звездочет выжидающе замер, посверкивая очками. Из коридоров донесся грозный окрик и звон битой посуды — опять новоявленная стража распускала руки. Король сморщился и спросил:

— Ты готов помочь бескорыстно?

— Не совсем, Ваше Величество.

— Так и знал, подлый обманщик! — Взорвался тот гневом. — Чего ты хочешь взамен?

— Сущий пустяк. Медальон. Вы забрали его у отца.

— Этот? — Брегон приподнял цепочку.

— Нет, повелитель, нет! Не отдавайте ему медальон, — воспротивился Гелеган, потрясая снежной шевелюрой. — Я чувствую ложь. Зачем ему понадобился атрибут власти вашего рода? Пусть сначала ответит, — настойчиво требовал главнокомандующий. — Слышишь, ты, Звездочет, или как там тебя, отвечай!

— Уймитесь, герцог! — Отмахнулся Брегон и, сорвав с груди круглое и прозрачное, как стекло украшение, протянул Звездочету. — Он твой.

Зловещий шепот пронесся под сводами зала, а воздух на мгновенье заледенел. Молодой король никогда не понимал значения старинного оберега-уробороса, а потому с легкостью с ним расстался.

Астроном принял его и спрятал в широком одеянии. Темная улыбка дрогнула на его лице.

— Итак, — выдохнул Брегон, не замечая, — я слушаю.

Порывисто вскинув свободную руку и колыхнув полами, Звездочет торжественно молвил:

— Созывайте рабочих! Разжигайте кузни! Точите молоты и серпы! Бросьте клич и собирайте войска! Зима длинна, но даже этого времени мало, чтобы отстроить новый флот и создать величайшую и непобедимую армию! И не страшитесь, юный владыка, не страшитесь. Очень скоро вы обретет могущество. Звезды уже начертали вашу судьбу.

… И работа закипела.

Брегон скрипел зубами, но по великомудрому совету Звездочета отослал гонцов по сторонам света с вестью о найме в темноэльфийские войска всех желающих. И потекли они, как реки по весне — полноводными металлическими потоками. Брегон исходил гневом, но дал согласие на возведение воздушного флота. И закипел в чанах металл, а подгорная сталь маэ-ро полилась рекой. Десятки караванов с ценной альхенской древесиной запрудили Мерэмэдель. И молотки стучали день и ночь, не ведая усталости и утомления.

Темные эльфы ковали будущее; ткали узоры скорой победы.

В победе Звездочет был уверен. Каждый полдень он покидал королевский дворец и степенно прохаживался вдоль громадных горнов и кузен, что оплетали восточные окраины столицы лиловыми сполохами и багровым заревом; наслаждался оглушительным звоном и лязгом молотов и клепал; купался в жаре расплавленного добела металла. Брегон, сопровождая его, каждый раз горел от ярости. О, да, он злился, страшно злился. Подвоха от неожиданного союзника, так вовремя ниспосланного Иссиль, он не ждал. Но чутье короля все громче гудело — в игре могущественных, безымянных и смертельно опасных сил, чье незримое присутствие он ощущал все острее и мучительнее, его обрядили разменной монетой.

Замыслы Звездочета были туманны, как ранние сумерки по весне, но слова пронизывали теплом, как огонь домашнего очага. Чем больше Брегон их слушал, тем сильнее погружался в бездонную черную пропасть, истинное имя которой было бездна, Звездочет же звал ее — надеждой. Бросить осиленную на полпути дорогу король не осмелился. Хитроумный капкан, расставленный на Его Величественную особу, захлопнулся, а сеть лжи, оплетавшая все крепче и прочнее, затягивалась смертельной паутиной. Тени рока нависли над Эр-Морвэном, но Брегон точно слепец потерялся в сладких речах Звездочета и утратил власть над собственной судьбой. Куда ему теперь было править народом темных эльфов.

Наемники заполонили улицы; они вели себя вольно и нагло. Начались стычки, драки, дошло до смертоубийств, а столица Детей Сумерек все больше походила на огромный пестрый табор кочевников или дикий шапито, пропахший свиным салом, конским навозом, потом и испражнениями гоблинов, орков и троллей.

… Мертвенно светился звездный свод Мерэмедэля. Ослепительно пылали лампы и факелы. Дули зимние сквозняки. Вдоль кварцитовых стен покоились величественные суда с изогнутыми телами, обитые прочными стальными листами и украшенные орнаментами из серебра и дымчатых драгоценных камней. Обрывки черных мачт темнели крыльями ворон, обломки рей походили на матовые кости гигантов. Возле каждого «великана» толпились рабочие. Гомон и крики оглушали, молоты и топоры высекал феерию искр. Королевский флот обещали закончить в срок.

Но титанические усилия, проделанные ради скоро похода на Запад, не радовали недоверчивое сердце Брегона. Однажды утром, стоя у распахнутого настежь окна, он созерцал спящую столицу, истерзанную копытами лошадей наемников и колесами их телег, запруженную временными жилищами дикарей и варваров, и клял свою доверчивость. Как он! — внук беспощадного Дагоберта Четвертого Пепельного, сын Теобальда из древнейшего несокрушимого рода мог поддаться чарам этого проклятого Звездочета?

Нет, сказал он себе, с этого часа я стану жить своей головой, я верну себе былое могущество, снова стану тем безжалостным и грозным владыкой, от которого трепетал, падая на колени, весь Эр-Морвэн.

У скелетов будущих кораблей бродила фигура в темном плаще, с посохом и в очках.

Брегон впился ногтями в подоконник.

— Если он предаст меня, я вырву его сердце, — поклялся молодой король, косясь на точеный бледный профиль, на изломанную палку, на сверкающий плащ, текший мертвой водой. — Клянусь.

А на следующий день состоялся откровенный разговор.

— Скажи, — начал король, сидя на троне, — как вознамерен ты поднять в облака громады из дерева и железа, что в трижды больше диких зверей с хоботами и круглыми ушами, виденными мной на рынках орочьего Сторма? К какому волшебству ты воззовешь, и какое тебе отзовется?

Толкователь Звезд усмехнулся.

— Я слышу сомнение, господин. Ты перестал мне верить? Чем я прогневил тебя?

Брегон встал и зашагал к эльфу в очках.

— Хватит сладких речей! Говори, как корабли поднимутся в небо? Или я немедля прикажу выбросить тебя из Мерэмедэля, как лжеца и изменника.

— Как пожелаете, Ваше Величество, — нижайше склонился Звездочет.

Распрямившись, он ударил древком о плиты из руды олова и тряпье, коим было обмотано навершие, сорвалось и опало на сверкающий светом пол. Прозрачный, как первая летняя роса кристалл, открылся взору короля. Звездочет стукнул посохом во второй раз, и кристалл вспыхнул сияющим белым пламенем. Полутемный тронный зал загорелся ярче знойного полдня в Белом Лесу и Брегон невольно прикрыл восковое лицо рукой.

— Камень Эреба, — прошептал он, щуря полуослепшие глаза, — откуда у тебя Магический Камень Лагоринора?

Звездочет погладил лучистый камень, что был ослепительнее солнца и холоднее луны и рассмеялся.

— Когда-то я служил тому, кто его…м… заполучил.

— Ты не говорил, что служил Лагоринору. — Изумился Брегон.

— О, нет, юный владыка, не ему. Прошло слишком много лет. Блистающий умер задолго до моего рождения.

— Кто еще мог владеть магическим камнем первого эльфийского короля?

— Его брат. — Честно признал Звездочет, и поспешил добавить: — Твой воспаленный разум сейчас много не поймет. Не терзай себя вопросами, ответы на которые ты получишь, пройдя извилистыми тропами Запада. Те Тени, против которых ты скоро выступишь, приведут тебя к трону Гелиополя. Клянусь Звездой Запада Мал'Алэной.

Брегон сердито глянул на него — опять красивые речи, полные неясных, туманных смыслов. Толкователь уловил недоверие и ударил посохом в третий раз. Светлый кристалл смерил свет, испустив серебристые лучи. Звездочет вынул пылающую драгоценность и положил его на хрустальный столик.

— Камень Эреба не только хранит первозданный свет мира, мой король. Он исполняет любую волю владельца. Смотри.

Он коснулся Эреба посохом и камень рассыпался на десять одинаковых кристаллов о восьми гранях. И вдруг воздух изменился, стал холоднее и легче. Свистнул зимний ветер, по коже побежали мурашки. Чернильница с пером, кипа исписанных бумаг, сложенная в четверо карта равнины Трион, серебряный кувшин с либерским вином и позолоченный кубок, отделанный самоцветами, разом потеряли вес и медленно воспарили над столом.

Брегон взирал, как предметы плыли под потолок и от удивления не мог пошевелить и пальцем. Заповедное колдовство, подвластное только могуществу древних эльфийских волшебников творилось на его глазах, заставляя сердце трепетать от благоговейного ужаса. Звездочет и впрямь велик, отрицать это, все равно, что отрицать Луну и Звезды повелителями ночи.

Потом вес потеряла вся роскошная и немногочисленная мебель тронного зала. Хрустальный столик, трон и украшения взлетели вверх. А после веса лишились король и Толкователь Звезд. Два темных эльфа: молодой и старый оторвались от пола из руды олова, подхваченные невидимой, но могучей силой и воспарили, как птицы в синие небеса над равнинами и лесами.

Так королю была явлена сила кристалла, способная вознести корабли к звездам.

Изумленный Брегон смахнул со лба испарину и спросил:

— Как Камень Эреба попал к тебе?

— Это дар прежнего властелина. — Звездочет недобро улыбнулся, а про себя подумал: «Скоро ты с ним встретишься, Тринадцатый король. Скоро сорвешь с него оковы тысячелетнего сна и пробудишь, пройдя по тьме Полуночного Пути».

Глава 9. Мастер меча

Неважно в чем человек пришел. Важно, что он принес в душе

(Корейская мудрость)

Порыв ночного ветра шумно пронесся над галереей. Языки пламени задрожали, испустив фонтан кипящих брызг. В нишах бойниц осыпалась пыль. Над северной башней затрепеталось серебристо-синее знамя. Порывистый ветер был сущим бедствием гор и низин. Новый шлейф жгучего холода обрушился на стену и злобно расхохотался — по ночам он всегда хохотал необузданным одичавшим духом.

Эллион, подпиравший спиной зубец, что-то пробурчал и смахнул с лица вздернутую прядь заметно отросших волос. Габриэл сильнее натянул капюшон и облокотился о парапет — этой ночью он заступил в дозор в шестой раз от начала года Льва. На первых парах подменял сломавшего ногу Мьямера, потом встал на галерею вместо Хегельдера, уехавшего в Предгорный город Аяс-Ирит пополнить запасы провианта, а теперь занял это место по случаю вакантного, ибо стоять в дозоре ночью, да еще зимней — работенка только для стойких эльфийских воинов.

У западной башни несли дозор Люка и Андреа Шелковый Голос. На опасной восточной стороне — Остин и огр Мардред. На северной, упиравшейся в обледенелый склон, стояли юные Левеандил и Рамендил.

Шерл оправил серебряную перевязь на груди. Темные эльфы предпочитали носить ножны с клинками у бедра, чтобы быстрее выхватывать сталь во время битвы. Светлые же, проводившие в дороге большую часть жизни, любили заплечную перевязь, ибо та не стесняла движений. Став гостем Верхнего Мира, Габриэл тоже забросил клинок за спину. А что, удобно и легко.

Под ухом тренькнуло. Парень обернулся — Эллион задумчиво трогал тетиву.

Чадящий факел осыпал лучника ворохом искр.

— Чего уставился? — Сердито спросил тот, поводя плечами и стряхивая пылавшие огоньки. Изо его рта вырвалось серебристое облачко пара.

— Не темновато для стрельбы? — Хмыкнул Габриэл, намекнув на зрение светлых. В отличие от темных, солнечные и лесные по ночам — все равно, что слепые новорожденные котята.

— Тебя не спросил, умник.

Темный криво дернул краем губ в подобие улыбки и отвернулся. С напарничком ему «повезло». Впрочем, Эллион был хорошим воином и ничуть не уступал Габриэлу ни в стати, ни в военной выправке, а то, что он ненавидел исчадие, так это дело второе. Главное — безопасность горного приюта, а разобраться меж собой всегда успеете, рассудил Остин, потому уже в третий раз поставил на самый опасный участок стены двух непримиримых противников. Габриэл с мнением Остина согласился и на едкие подколы вечно хмурого эбертрейльца внимание не обращал.

— Ты не думай, — начал Эллион, закидывая лук на плечо, — если я тащил тебя раненного на себе из Мертвого леса, это значит, что я тебя простил. Ты, сволочь, всегда будешь мне врагом, понял? Пусть сейчас мы на одной стороне и возможно, так будет продолжаться долгое время, я все равно никогда не прощу тебе и твоему народу того, что они сделали с моим домом. Эбертрейл был моим сердцем. Там жили мои кровники, моя семья — жена и сын. Они погибли в том числе и из-за тебя, — ткнул он пальцем в снежное невозмутимое лицо.

— Справедливо, — холодно согласился Габриэл, глянув ему за спину.

В звездном серебре поблескивала рукоять с обсидиановым украшением. Эттэль Эллион всюду носил на себе и не расставался с ним даже во сне.

Лучник поморщился, ожидая другого ответа, махнул рукой и уперся лбом в студеную стену. Новый яростный шквал прокатился по галерее, взбаламутив плащи, скребанув камень и опрокинув набок жидкие факельные огоньки. Недавно перевалило за полночь — до рассвета еще стоять и стоять.

Из мглы вынырнула невысокая тонкая фигурка и поплыла к дозорным будто бы в призрачном серебристом сиянии. Арианна. В руках она несла блестящий кувшин, чадящий дымными завитками — горячий питательный отвар. Сначала девушка протянула кувшин Эллиону, потом Габриэлу. Воин отпил два глотка и с благодарным поклоном вернул Арианне, будто сотканной из мягкого летнего света, отгоняющего сумрак морозной полуночи. Она улыбнулась, встретившись с ним взглядом, а потом ветер унес ее к Западной башне. Габриэл долго смотрел в ту зимнюю неласковую темь, размышляя о чем-то своем.

Вернувшись к парапету, он запахнул полы шерстяного плаща и замер.

Февральская ночь ошеломляла суровой красотой. Холод прожигал до костей и леденил душу. Горы шептали грозными голосами. Свет звезд струился по изломам пик и глубоким, загадочным низинам Драконовых нагромождений. В оползших расселинах выло и свистело. Со склонов сыпались снежные лавины. Под натиском вихрей ломался и трещал лед горных озер. Стонали заиндевевшие сосны и ели. Морозная мгла наполняла безграничный предсеверный край зловещими шепотами потусторонних миров.

Габриэл прищурился — на западе белые гребни нагорий резко уходили вверх; восток оплыл непроницаемой чернотой, высверкивая лишь белым извивом реки; по югу ползли дымные кольца тумана, обтекая деревья и валуны. И вдруг туман затрепетал, в воздухе мелькнула яркая точка, потом вторая.

Темный эльф выпрямился и распахнул огромные черные глаза, отбликовавшие стальным серебром — в пелене тумана точки сложились в огненную цепочку и поползли по изгибу холма с востока на запад.

— Дай веревку, — Габриэл протянул руку, залитую в лак перчатки, не сводя глаз с огоньков.

Эллион встрепенулся.

— Что-то увидел?

— Чужаки. Юго-восток. Тридцать — сорок миль.

Лучник перегнулся через парапет и всмотрелся в зимнюю ночь. Ледяной порыв с хохотом сорвал с его головы капюшон и спутал золотые кудри.

— Вижу. Плохо, но вижу, — буркнул он, хватаясь за волосы.

От проницательных светлоэльфийских глаз не укрывалось движение на сотни миль днем, но по ночам Властителями Зоркости являлись их темные сородичи.

— Дай веревку, — потребовал шерл. Пепельный пар сорвался во мрак.

Лучник метнулся к бортику и схватил скрученный канат.

— Ты чего удумал? — Процедил он, когда Габриэл, обвязав один конец вокруг зубца, сбросил свободный вниз, в ледяной ров у подножия.

Обхватив канат и опробовав его на прочность, темный воин перемахнул через парапет и, одарив Эллиона на прощание ядовитой улыбкой, сиганул со стены… в пропасть.

— Габриэл, стой!

Плащ взмыл раскинутыми крыльями и эльф, пропав в ночной темноте, слетел к подножию замка. Канат сильно натянулся, затрещал и ослаб — снизу его отпустили.

— Вот, гад, — сплюнул лучник паром. — Прыгнул все-таки.

Небо светлело. Ветер гнал вереницы облаков по гребням заснеженных гор, подпиравших небеса колоннами розового кварца. На ступенчатых склонах грозно шумели серебристые леса. Заплывали рассветными туманами ущелья и распадки.

По южной части галереи катились звонкие эльфийские голоса:

— Может, он не вернется?

— Или его ранили? Он только с месяц, как приступил к тренировкам.

Стук лука о камень. Скрежет металла.

— Он сказал, что заметил чужаков. Так, Эллион?

— Да, Остин. Слово в слово.

Вздох. Лязг доспеха.

— А может его прибили?

Огр сердито рассмеялся:

— Вот было бы хорошо.

— Не надейся, Мардред. — Бросил ветер голосом темного эльфа.

Они услышали его прежде, чем над парапетом взмыла черная голова. Изящно забросив гибкое и легкое тело на галерею, Габриэл гордо расправил плечи и выдержал разгневанный взгляд семи пар светлых глаз.

— Вы оставили пост самовольно, — сердито молвил Остин.

— Бросите меня в подземелье? Или для начала выслушаете? — Мраморное бесстрастное лицо отлилось рассветным заревом — на востоке всходило зимнее солнце.

— Говорите. — Сжав кулаки, сказал лесной.

Пар рвался изо рта белыми облаками — под утро сильно похолодало.

— Что? — Возмутился огр, обнажая клыки, — вы готовы слушать его после того, как он нарушил приказ? Его надо посадить под замок, а лучше — убить!

— Мардред, помолчи! — Владетель Ательстанда побледнел от злости. — Говорите, господин.

— Вчера ночью ваши земли посетил разведывательный отряд черных гоблинов, — Габриэл поморщился на последних двух словах. — Из племени грорвов — на доспехе они несли черную ветвь с раскинувшим крылья коршуном.

Эльфы побледнели. О черном племени они были прекрасно осведомлены. Основной костяк работорговцев Горгано составляли именно выходцы из грорвов — жестокие, беспощадные убийцы и садисты.

— Сколько?

— Двенадцать солдат. Шли с востока, от Семерейской долины. Не таились.

— Где они сейчас? — Люка встал к солнцу спиной.

— О них больше не беспокойтесь, — невозмутимо ответил воин и посмотрел на вершину горы — громады заснеженных пик горели в тепле розовой зари.

— Разведывательный отряд? В этих краях? — Остин был удивлен.

— Искали нас? — Настороженно предположил рыжий Андреа.

— Или его, — зло бросил огр.

Северный ветер обдал лица эльфов и огра холодом и всколыхнул лучащиеся золотом и синей тьмой волосы.

— Еще предположения? — Улыбнулся Габриэл, прислонившись к парапету и скрестив руки на груди.

В свете утра его антрацитово-черные глаза медленно светлели, наливаясь прозрачной синевой.

— Не мучай! — Звонко воскликнул Левеандил, ежась от холода.

— Судя по всему, весть безрадостная, — вздохнул Остин, замечая на красивом молодом лице шерла промелькнувшую тень.

— Разведчики шли не одни. Легион черных гоблинов встал лагерем в семидесяти милях южнее, на перевале Речная Чаша. Их не меньше двух тысяч.

— О, Всевидящий, — выдохнул паром Люка.

— Хорошо вооружены. Несут боевые знамена. Идут на войну, — темный эльф глядел на бледное солнце. — Разведчиков выслали, чтоб было чем поживиться. Гоблины не ходят просто воевать. Для них война — это не только добыча с завоеванных территорий. Они обкрадывают и земли, по которым проходят. Думаю, этих они хватятся сегодня к вечеру или завтра к утру и отошлют поисковые отряды.

Остин опустил голову на руки. Он был ошеломлен черной вестью.

— Хватятся? — Мрачно переспросил Эллион.

Габриэл медленно кивнул.

— Так зачем ты убил их, гвоздь мне в сапог! — Зарычал Мардред. — Они бы прошли мимо и никаких проблем…

— Прошли мимо? — Зашипел Габриэл. — Идиот! Они шли точно к приюту! Через час, может полтора, они бы наткнулись на стену! Узнай гоблины о том, что неподалеку огромный замок полный беззащитных женщин, детей и всякого добра, они бы прошли мимо, а, Мардред?! Не прикончи я разведчиков, следующей ночью две тысячи вооруженных грорвов смели бы нас, как холодный морской прилив! Представляешь, что бы их ждало? — Воин кивнул на сонные белые башенки и засыпанные снегом балкончики.

Огр пристыженно прижал уши и поник лысой зеленокожей головой.

— Я не подумал…

Стукнула дверь. Со внутреннего двора донеслись голоса. Послышался детский звонкий смех. Шлепнула корзина и голос кухарки перекрыл ветер:

— Эмми, Глэсс! А ну живо в курятник собирать яйца!

— Как быть? — Рамендил нарушил молчание, потирая окоченелые пальцы.

Габриэл поднял правую руку и задумчиво посмотрел на перчатку — все знали, что его изуродованная ладонь по-прежнему была перетянута тугой целебной повязкой и меч он держал далеко не так уверенно, как полагалось воину из народа Сумерек.

— Две тысячи в одиночку я… — пробормотал он.

Ветер подхватил растрепанный хвост; рванул шерстяной плащ, обнажив заплечные кожаные ножны с простым двуручным клинком. Металлическое навершие блеснуло белым светом, гарда отлилась серебром.

По лестнице поднималась дневная смена.

— Вернемся в замок, — предложил Орлиный Глаз, глядя в рассветное небо: — Предстоит разговор.

— Не хотите объяснить, над чем это вы смеетесь, лорд Габриэл?

— Конечно, лорд Люка. — Пожал он плечом, улыбаясь.

И вышел вперед.

Малый совет созвали в библиотеке, подальше от любопытных глаз и ушей. Сеять семена страха нельзя. Пока теплилась надежда спасти Ательстанд от гоблинского нашествия, молодой владетель старался не падать духом; держался достойно и смело. Не поддавались отчаянию и остальные.

На совет собрались все, кто нес дозор прошлой ночью; еще пригласили валларро Агроэлла, лорда Хегельдера, дозорного Мьямера (благо перелом ноги давно сросся), лекаря Эстрадира и еще нескольких эльфов из числа бывших военных. Предстояло обсудить, как защитить замок от убийц и воров из гнусного племени Коршуна.

Библиотеку заливало бледное зимнее солнце. За дверями голосили ничего не подозревавшие обитатели. На улице лаяли псы, цокали копытами кони, со стороны амбаров летело кудахтанье кур.

— И? — Люка изогнул спину и упер руки в боки.

— Ваш план никуда не годится, — процедил Габриэл, и веселье парня улетучилось. — Вы предлагаете дожидаться врага здесь, а когда тот подойдет — встретить его предупредительными стрелами и кипящим маслом. — Он усмехнулся: — Верите, что ров и стена в восемь ярдов вас защитят?

— Такой оборонительной тактикой пользовались наши славные предки. Мы редко наступаем первыми и не сражаемся на открытых территориях.

— Вот потому вы нам проиграли, — зло бросил темный эльф.

— Что, простите? — Значительно спросил Агроэлл.

— Эбертрейл пал, потому что вы, как трусы засели за высокими стенами, боясь высунуть за ограду нос! Что, помогли вам ваши камни? Нет! Они стали погребальными курганами вашим владыкам, а великий и светлый град обратили в огромный бесславный склеп!

— Да как ты смеешь! — Вскричал Хегельдер, вскакивая со стула. — За подобные речи в моем доме тебя давно бы вздернули вниз головой с залепленным ртом!

— Это не ваш дом, — тихо сказал Остин, однако, сам пылал яростью.

Габриэл поднял ладони, покрытые широкими, расшитыми узорами рукавами, давая понять, что не ищет ссоры.

— Я не оскорбил вас. Я сказал правду. Будем сидеть сложа руки и дожидаться легиона — погибнут все. — Густые ресницы лениво прикрыли синеющие глаза. — Не доверяете моему слову, вспомните судьбу Сокола Ашарана, описанную в Книге Погибших Королевств «Эйн-Хальэт». Племянник короля высокогорных эльфов принц Ламьет Опаловый Лист, не смирившийся с тем, что на трон Бет-Фэделя взошел не он, а другой из их рода, возжелал отстроить собственную твердыню, дабы править там лично. Вместе с преданными подданными и малочисленным войском в две сотни лучников он покинул Сокрытое королевство и отправился в долгое путешествие на север, к Серебристым горам Аред Вендел.

По пути ему приглянулась мощная крепость, расположенная на вершине скалы Гедини, в двадцати милях от плато Инти'Рахиль. Крепость, лежавшая в песках безводной пустыни Ашаран — вдали от владений орков-степняков, аллеурцев и ий-дъйский красноглазых драконов, показалась Ламьету безопасным убежищем. Опаловый Лист воздвиг там стены, надстроил башни, а повсюду в скале приказал высечь бассейны для водоемов, чем обеспечил жителей свежей питьевой водой. Ламьет нарек ее Сельвердуг — Крепость Сокола и сел на трон. Но его корона сияла недолго.

Ветер быстро разнес слух о новой эльфийской цитадели и восточные пески зашевелились. Многие возжелали завладеть Соколом Ашарана, в их числе султан Аллеура. Он призвал в Маракиш самых опытных военачальников, а под черно-желтым пятиугольным знаменем собрал пятьдесят тысяч конников и сто тысяч пехотинцев-степняков. Командование он поручил прославленному стратегу Абу Синх Мардивари и дал ему год. Через три месяца армия южан достигла Гедини.

Узрев величие и неприступность Сельвердуга, полководец пришел в замешательство. Крепость стояла на очень высокой и широкой скале с отвесными склонами, что спускались в такие бездны, о которых было страшно подумать. С востока склон превышал сто семьдесят ярдов, с запада — больше двухсот, а с севера и юга не имел размеров. Мардивари понял, что ни штурм, ни блокада не причинят Соколу существенного вреда и пошел на хитрость. Он несколько раз слабо атаковал склоны Гедини, а после повелел разбить лагерь в песках Ашарана. Многотысячное войско полгода томилось у подножий эльфийской твердыни, а когда Ламьет Опаловый Лист решил, что степняки вот-вот сдадутся и уберутся восвояси, нанес удар. Не напомните, господа, что предпринял Абу Синх?

Не получив ответа, темный эльф зло усмехнулся и продолжил сам:

— Он подкупил стражу, охранявшую бассейны, что питали крепость и отравил всю воду. Часть защитников погибла от отравления. Остальные от обезвоживания. Тех, кто чудом уцелел — аллеурцы жестоко растерзали. Принца Ламьета сожгли на костре.

На светлые лица эльфов пали сумеречные тени отчаяния.

Лик Эллиона мягкого золотистого отлива потемнел от злобы и печали. Дерзкий мальчишка — чуть старше Аноррэ, его юного сына павшего в Эбертрейле от горящей стрелы, открыто оскорбил светлую память воинов Аннориена, обозвав их трусами, а после еще и посмеялся над несчастными защитниками Сельвердуга, замученными орками-дикарями с востока. Кулаки сами сложились и затрещали от напряжения — больше всего на свете королевский лучник хотел свернуть темному шею. Но мудрость и милосердие сотканных светом солнца и сиянием звезд во многом превосходили их ярость и ненависть, запрятанную в тайники невесомых душ.

Эллион (как и остальные) давно осознал — Габриэл их последняя надежда спасти тысячу эльфийских жизней и не пасть под кривым одноручным мечом беспощадного врага, идущего под стягом Коршуна на черной ветви.

— Что предложите вы? — Хмуро поинтересовался Люка.

Габриэл открыл глаза и обвел собравшихся холодным взором.

— Суть моего народа — проникать в сердце противника, читать сокровенные помыслы и бить на опережение. Мне нет нужды заглядывать в сердца тех, кто стоит на перевале Речная Чаша. Я хорошо знаю этот подлый и гадкий народ.

Он помрачнел. Его накрыло воспоминание — предгорье Соленых Упокоищ, лагерь черных гоблинов, истерзанный командор Дред, его рваное дыхание и полный боли и страдания взгляд, ослабшая рука в его руке, тихий шепот и скорая смерть от жестоких побоев и пыток. Те твари тоже были из племени грорвов. И стяг с черным коршуном все еще стоял пред очами опоздавшего на помощь шерла…

Габриэл выдохнул и твердо продолжил:

— Они ведомы не благородством, не доблестью и не честью. Их проводники — алчность и порок. Чтобы выжить — мы должны ударить первыми. Грядущей ночью. После полуночи, но до рассвета.

По библиотеке протекли шепотки и шелест одежд.

— Две тысячи вооруженных пехотинцев — грозная сила и чтобы ее сломить нужна особая сноровка. Мне понадобится сотня метких лучников и не меньше двух-трех дюжин воинов, искусно владеющих клинком. Лучники атакуют фланги, мы ударим в лоб. Вернуться могут не все, потому лучше набирать добровольцев. До перевала чуть больше семидесяти миль. А, потому, если решитесь, — выступаем за три часа до заката.

Остин окинул взглядом задумчивого Люку, пересекся с Хегельдером и Эллионом, оглядел мрачного огра и воодушевленных Левеандила и Рамендила и принял решение:

— Идем к перевалу.

* * *

Над вершиной хребта поднималась луна. В ее серебряном свете блеск холодных северных звезд мерцал бледно и уныло. Клочья тумана плыли над продрогшей, покрытой вечными льдами, землей. В дымчатой дали высились зубчатые отроги гор, укрытые нетающими синими шапками; их бледные силуэты обнажались обломанными зубьями на фоне ярких звездных шатров. Ледяной пронизывающий ветер повизгивал в скалистых трещинах и в изломах ущелий. От пугающего эха, раскатывающего в ночи голосами горных чудовищ, в жилах застывала кровь.

Часовой поежился и натянул на плечи шерстяное одеяло. Проклятый холод, проклятые горы — даже возле костра он продрог и озяб, как последняя собака. Черный гоблин нехотя высунул громадную пятерню и подбросил в огонь веточку чахлой березки. Пламя заворчало, озарив часового красноватым золотом, но не теплом.

Затрещали восточные склоны, земля сотряслась от глухих ударов — с западного склона сошла лавинная река. В воздух взметнулась снежная пыль, из темноты донеся перепуганный птичий крик, громко захлопали крылья.

Черный гоблин глухо зарычал и накрыл голову одеялом — его распирало от ярости. Проклятый Костогрыз и одиннадцать его разведчиков все еще не вернулись, а должны были — на закате и с добычей! как это сподобились сделать другие, разосланные на запад, восток и юг. А эти — ушли на север и пропали, будто ведьма унесла на летающей метле! Из-за них командир не двинул легион дальше (на юго-запад), а приказал заночевать вторую ночь подряд на продуваемом ледяными ветрами перевале и гаркнул:

— Завтра на рассвете разошлю «кротов». Не мог Костогрыз просто взять и пропасть. Тут дело не чисто — надо вызнать, кто засел на вершинах северных скал. Если беглецы из эльфов — вот повезет! Возьмем добычу и рабов на сотни золотых пейсов!

Часовой высунул клыкастую морду — снежная пыль осела, морозный воздух снова стал резок и прозрачен, как осколок хрусталя. По периметру горели сторожевые костры; луна, как задумавший лихо вор, кралась по выбеленным изломам хребтов; свист и визг оглушал до беспамятства. Гоблин сморкнулся и бросил в костер кусочек коричневой коры.

Сзади — у входа в палатку посмеивались и хрустели снегом солдаты. Звенели браслетами и ожерельями, гремели посудой из феррского фарфора, шелестели халлийскими шелками. Два десятка гоблинов делили добычу, награбленную в предгорном селении огров.

— Харх, — хрипел один, — либерское вино! Вот, отродья! Отдавать не хотели! Пришлось забрать силой!

— Дай хлебнуть, Рубака. Согреться.

— Все не выпей! Мне оставь, харх, харх! Ах ты, крыса! Сказал, оставь немного!

— Заткнитесь, собаки! — Прилетел страшный хрип от соседнего костра. — Спать, не даете, скоты! Еще слово, и клянусь Прахом, я перережу ваши каленые глотки!

— На кого рот открыл! — Заревел, тот, что носил имя Рубака. — Ну, повтори!

Зашелестели выхваченные из ножен одноручные мечи. Раздались дикие хриплые крики. Ломко захрупал под сапогами снег. Зазвенело железо. Удар, еще удар. Скрежет. Звон. Глухое падение и вопль.

Часовой хрипло захихикал — досталось же кому-то. В отсвете костра его раскосые глаза блеснули червонным золотом.

— Нет! Не… — завопил солдат.

Разборки, драки, потасовки и членовредительство были средь грорвов делом привычным. Но до убийств не доходило. Все потому, что провинившегося ждала публичная казнь, а заодно и казнь десятка в котором он служил.

— Получил, харх, — ревел победитель, клацая клыками, — вот твой грязный язык!

Брошенное тихо упало, а поверженный мычал и скулил, катаясь по снегу.

— Без языка будет не просто разевать поганый рот на Рубаку! Понял! Я Рубака Свирепый! Ха-ха-ха! Эй, ты, а ну дай вина!… Ммм, либерское! Хорошее!

От горящих поленьев разлетелись горящие искры. Часовой втянул голову в плечи и зарычал — проклятый перевал, проклятый холод, проклятый ветер, — дует, как из подземных кузнечных мехов гномов Сапфировых гор, не смолкая ни на минуту.

…Давно перевалило за полночь. Лагерь грорвов, разбитый на перемычке скалы, дремал в зареве сторожевых костров. Лунный свет наполнял Речную Чашу голубым мертвенным светом. Над палатками носились клубы густого черного дыма. От истоков извилистых ручейков, скованных льдами, катились визгливые снежные вихри. Глаза гоблина-часового слипались, мороз отнимал желание шевелиться. Сейчас бы прилечь и задремать под песнь суровой зимней ночи, но нельзя — часовому спать не полагается.

Около валуна, скатившегося с западного склона Драконовых гор Прах знает когда, что-то шевельнулось. Часовой пригляделся и заметил в блеске снежного океана две высокие гибкие тени. Возникнув из зыбкого сумрака, они застыли неподвижно — их длинные светлые плащи серебрились в лунном свете, за спинами поблескивали рукояти благородных клинков; миндалевидные глаза первого бликовали, а вот глаза второго полыхали ярким холодным металлом.

Темный эльф!

Часовой вскочил, роняя одеяло и распахивая рот. В воздухе колюче свистнуло. Он отлетел и рухнул на спину, как от мощного удара в грудь — из правого глаза торчала оперенная эльфийская стрела.

Визгливый порыв обжигающего ветра уложил на бок сотни мерцающих точек, рассыпанных по перевалу. Рвано дернулись пологи шатров командиров. Два стяга с рисунком ветви и коршуном бесшумно уронило на темный сугроб. И вдруг ночь пронзило жужжанием — западный и восточный фланги лагеря накрыло градом стрел.

Гоблины непонимающе выскакивали из палаток, орали, хрипели и падали замертво. Колючие «волны» косили сонных солдат и утыканные тела валились на утоптанный и почерневший снег. Загремел барабан, призывая к обороне. Барабанщик в одном полушубке ударил в четвертый раз и слег с эльфийской стрелой. Лагерь наводнился оглушающими криками и лязгом, хрипами и грохотом. Солдаты метались меж дрожащих костров и сыпались на ледяную твердь спевшими по осени плодами.

Из командирского шатра выскочил вожак и три его помощника. Гоблины оскалились в яростной злобе — еще никто и никогда не атаковал их несокрушимый, полудикий легион так дерзко и жестко. Стрелы налетали из-за навесов скалистых хребтов, затмевая землю тенями, и косили, косили, косили…

Рассвирепевший вожак отдал приказ первому помощнику.

— Наглецов брать живьем! — Проорал тот, повторяя приказ, но тут же обмяк, заваливаясь на стоящего рядом солдата — в его лбу сверкнуло древко эльфийской стрелы.

Вожака перекосило — врагу несдобровать. Он поймает потерявших страх эльфов (то, что напали эльфы, сомнений уже не осталось) и лично будет поджаривать пленных на медленном огне, а эльфийского командира, посмевшего привести малочисленный отряд — распнет и у еще живого вырвет сердце!

— Ты! — Выхватывая одноручный меч, рявкнул он второму помощнику, — обходи западный хребет и атакуй засевших там лучников. Ты, — обратился он к третьему, тому, кого величали Рубакой, — берешь сотню и вырезаешь всех, кого найдешь за восточными валунами! Вы, — гаркнул оставшейся полсотне, — за мной!

Гоблины, прикрываясь щитами, рванули в темноту, продуваемую ледяными ветрами. Справа трещал гасший костер. На сугробе трепетался оскверненный гоблинский стяг.

Из туманной взвеси, разорванной ветром, вышли высокие статные эльфы: широкие двуручные клинки переливались вспышками лунных лучей, под светлыми плащами блистали тонкие и прочные стальные кольчуги. Первым среди равных высился темный эльф.

— Взять их! — Вожак махнул искривленным мечом.

Легионеры, взревев, кинулись к малочисленному противнику. Вспыхнули одноручные мечи, вскинутые над лысыми чернокожими головами. Эльфы рассыпались, окружая полсотню кольцом, и легкая эльфийская сталь схлестнулась с тяжелым железом грорвов. Снег умылся дождем из оранжевых искр. На промерзшую землю полетели тела в фонтанах крови и пара.

Клинок Люки летал над звездным небом неуловимой молнией. Длинные золотистые волосы взметнулись — он развернулся, окруженный сразу тремя гоблинами, и рубанул одного. Второй и третий навалились сзади — над ухом прошипел меч неприятеля. Только отменная реакция помогла Люке отклониться влево — острие слегка чиркнуло по скуле, а не отхватило ухо и полчелюсти целиком. Щека загорелась от боли. Янтарный Огонь развернулся и разрубил сначала второго, а потом третьего грорва.

В трех локтях слева с На-Эном крутился Остин Орлиный Глаз. Справа отчаянно бились золотокосые Левеандил и Рамендил. Где-то сзади слышались громкие крики Мьмера и Хегельдера — даже лишившись левой кисти королевский советник оставался великолепным мечником и, превосходя мастерством двуруких врагов, опрокидывал их, как тряпичные куклы. Впереди, сверкая ярко-рыжей головой, точно факелом, доблестно сражался Андреа.

Перед лицом врага безжалостного, превосходящего числом и мощью, светлые эльфы не дрогнули, не посрамили величия предков, бились доблестно и бесстрашно. Верность собственному народу превысила в их душах страх; эльфийская воля оказалась крепче алмаза, желание остановить зло, пламенело в чистых сердцах светом путеводной Мал'Алэны.

Над хребтами гуляло адское эхо сражения, метались обрывки фраз.

С восточного склона Караграссэма скатился гигантский снежный вал. С запада наплывали крылатые тени — это привлеченные запахом крови падальщики собирались на демонический пир. За спинами — свистело и ревело. Гоблины валились с пробитыми черепами, лагерь в стрелах походил на взъерошенного ежа.

Пока светлые эльфы бесстрашно сокрушали рядовых солдат, Габриэл упорно пробивался к их полудикому вожаку. Охрана прикрывала того щитами, отступая на юг, к светящемуся бледным серебром руслу Этлены: гоблины планировали нырнуть в одну из глубоких трещин, черкавших вдоль и поперек северный склон и затеряться в синеве рассветных туманов. Но не успели.

— Он слева!

Щит с распахнувшим крылья коршуном с треском разлетелся и крикнувший рухнул.

Вожак взревел от отчаяния — ледяной эльфийский клинок засверкал в свете зимних звезд и грорвы посыпались на грани голых камней с хрипами и булькающими стонами. А через минуту по их острым режущим до крови краям поскакала уже его отсеченная голова. Габриэл взмахнул благородным неназванным оружием крест-накрест, смахивая брызги, и одним точным движением вложил в заплечные ножны.


Снежное лицо было забрызгано вражеской кровью. Он обтерся широким рукавом и развернулся к лагерю. Эльфийские стрелы больше не сыпались градом, костры неприятеля медленно тухли — перевал накрывала февральская ночь.

— Необычная стратегия, — Остин опирался на навершие клинка, глядя на покрывало из тел, устилавших долину.

— Стратегия должна быть не необычной, а эффективной, — равнодушно поправил темный эльф и насторожился. Черные глаза медленно прикрылись.

— Лихо мы их, да? — Воскликнул Левеандил, подходя.

— Одним махом! — Поддержал Рамендил, сплевывая льдянистый сгусток крови.

— Что такое, Габриэл? — Люка прижимал руку к рассеченной щеке, из-под перчатки сочилась кровь.

Луна нырнула за опадавшие низинами снежные гребни, взвыл голодный ветер, блеснул и угас последний сторожевой костер. Из-за наваленных валунов (тех, за которыми укрылись лучники-эльфы) доносились неспокойные злые крики и… скрежет металла.

Габриэл зашипел:

— Они нашли их! Люка, Остин, на запад! Вы, со мной к восточному флангу!

Шерл был прав — эльфийских лучников обнаружили, атаковали и теснили к многофутовой пропасти. Гоблины наступали черной сверкающей лавиной. Эльфы, вооруженные луками и короткими кинжалами, отстреливались, но стрелы, звонко ударяясь о пластинчатые нагрудники и мощные щиты, отскакивали и ломались.

— Тех, кто окажет сопротивление — убить! Остальных пленить! — Ревел второй помощник, щуря раскосые глаза.

Грорвы бросились в атаку, и в этот момент с тыла в них влетела дюжина Габриэла. В зимней ночи завязалась рукопашная. Первым рухнул легионер с деревянной ногой — он ближе всех оказался к темному эльфу. Дальше один за другим в посмертие полетели одноглазые, безухие, лишенные пальцев и носов грорвы. Воин Эр-Морвэна прошивал их, как раскаленные иглы плат доброй кожи.

Рухнул одноручный меч. Разлетелся щит, погнулся нагрудник. Гоблин с шумом обвалился на мертвое тело собрата. Прикрывавший голову лучник звонко вскрикнул и отпрянул, в лицо цвета золота брызнула грязная гоблинская кровь.

— Успокойся. Он мертв, — сказал Габриэл, вздергивая парнишку, распластавшегося на снегу.

С головы эльфа упал капюшон.

— Лекс? — Узнал его Габриэл. — Что ты здесь… — он поморщился, — как ты узнал про поход?

— Мы подслушали, — потупив глаза, пробурчал Лекс.

— Мы? — Глаза исчадия полыхнули злостью.

— Я и Эридан.

— Эридан здесь?!

— Да, лорд Габриэл… Простите! Когда мы узнали, что приюту угрожает беда, мы не смогли остаться в стороне…

— И тайком пробрались в сотню лучников, — закончил за него Габриэл, стискивая рукоять клинка. — Вам обоим светит отменная порка, Грозовая Стрела, — сурово пообещал он и обвел поле сечи, блестевшее в свете звезд телами поверженных, наколенниками и налокотниками, обломками мечей и доспехов. — Где Эридан?

Лекс виновато пожал плечами, не поднимая головы. По спутанным золотистым локонам стекали капли чужой крови. Слева и справа островками сверкающего железа и эльфийской стали еще рубились гоблины и эльфы.

— Был рядом.

Молодой шерл прищурился — то ли что-то разглядел, то ли расслышал.

— Черт, — выдохнул он и пущенной стрелой метнулся в темноту. Подхваченный ветром плащ пролетел за ним шлейфом белого серебра и исчез, как унесенная рассветом бесплотная душа.

Эридан отползал к заледенелому обломку камня. Его пятки оскальзывались, ладони разъезжались на скользком зеркале льда, а наступавший враг неумолимо приближался. В правой руке гоблина зловеще блестел меч, в левой — отсверкивала свернутая кольцом веревка. На свирепой черной морде, заросшей щетиной, наливались кровью глаза-щелки.

— Ты мой, крысеныш! — Сказал Рубака на всеобщем и оскалился в улыбке. — Одного эльфа я все же пленю.

Грорв воткнул меч в лед и раскатал веревку, свистнувшую над головой.

— Не дергайся, харх!

И стал склоняться к ученику чародея.

Эридан окатил раскосоглазого злым взглядом — из-за его пояса потек кинжал. Замах. Лезвие блеснуло синим огнем и вошло в предплечье Рубаки. Он взревел, пошатнулся, но не упал, вместо этого с жаром ударил мальчишку тыльной стороной ладони. Удар опрокинул Эридана на спину, из разбитой губы хлынула кровь.

— Щенок! — Прохрипел легионер, вырывая эльфийский кинжал. — Это все на что ты способен?

Огромные пальцы обхватили узкие плечи юнца, перевернув на живот.

— Не трогай меня…

По подбородку пепельноволосого эльфа текла горячая кровь, по лбу катился пот, перед глазами дрожала ледяная, ощетинившаяся наростами грань валуна. Рубака хохотал — чугунные руки уже заламывали тонкие эльфийские запястья за спину и опутывали веревкой. Против мощи грорва Эридан оказался бессилен.

— Вот так. Ты теперь моя собственность, эльф.

Сдаваться без боя ученик чародея не собирался. Пока гоблин распутывал вторую веревку, чтобы связать ему ноги, он изловчился и саданул его затылком в переносицу. Громко хрустнуло, и Рубака захрипел.

— Прах тебя возьми! Получай!

Сокрушающий удар в голову швырнул Эридана в темноту.

Очнулся он от того, что кто-то прислонил прохладную ладонь к его раскаленному лбу. Застонал и пошевелился — веревок не было, он лежал на расстеленном на снегу плаще, под голову был подложен еще один, свернутый, как подушка. Он не пленен и не в стане врага?

— Не шевелись. Растревожишь рану.

— Габриэл… — вздох облегчения сорвался с Эридановых губ.

Юноша открыл глаза. По серому небу катились облачные клочья, а луна и звезды поблекли в неясные прозрачные тени. Близился зимний рассвет и однотонная горная синь наполнялась цветами и красками. В воздухе кружили снежинки. Со всех сторон летели мелодичные голоса, звуки волочения и ломкий хруст утоптанного снега.

— Складывай, складывай! — Велел кому-то Остин. — Этих тоже сюда.

Габриэл отнял руку ото лба Эридана. Грозные серо-черные глаза прожигали его лицо горящими углями.

— Я не хотел… — выдавил тот.

Габриэл прикрыл глаза длинными ресницами и покачал головой.

— Ты храбрый малый, Эридан.

— Не такой храбрый, как вы, — прошептал ученик чародея, отворачиваясь.

На вершине белого плоского камня сидел падальщик. Повернув голову с длинным, отливающим угольным блеском клювом, он наблюдал за копошением эльфов на перевале. Эридан пригляделся к светящимся птичьим контурам, но налетевший порыв бросил в лицо щепотку колющего снега, и пришлось зажмуриться, чтобы сберечь зрение.

— Зачем тебе быть таким, как я?

Свистел свирепый ветер. Руки и ноги немели от лютой стужи.

Юнец признался с каким-то надрывом:

— Вы сильный и смелый. Лучший мастер меча, какого я видел! Враги трепещут перед вами!

— Хочешь быть таким же? — Равнодушный голос темного искусно скрывал любые отблески его эмоций.

— Да. Тогда бы я покарал недругов своего народа и принес на нашу землю мир! — Выпалил светлый и поежился.

Еще бы он этого не хотел. С появлением в приюте изгнанника этого захотели все мальчишки и юноши, восхитившиеся стойкостью и несокрушимой волей воина, низринутого, казалось бы, на самое дно. Маршал не покорился судьбе, не сломался под сокрушительным ударом рока, не ожесточился против мира, бросившего его на край неминуемой гибели.

Габриэл предполагал, что может не вернуться с перевала: он едва оправился от тяжелых ран, все еще носил под льняной рубахой тугую повязку, стягивающую ребра, переломанную левую руку держал в твердых пластинах и бинтах, а искромсанная правая ладонь нередко отказывалась ему повиноваться. Эридан скосил глаза — наверняка, рана под правой перчаткой сейчас открылась и кровоточит. Но Габриэл не отступил — пошел сам и повел за собой остальных.

— Не только пламя войны ваяет мир, — меж тем не согласился шерл.

Эридан вздохнул и хотел сказать «а иначе — мир будет недолговечен и шаток», но заметил в пелене рассвета друга (к ним шагал Лекс) и промолчал.

— Полежи немного. Скоро возвращаемся, — воин хотел идти, но Эридан вдруг схватил его за длинный рукав полукафтанья и прошептал:

— Не говорите Арианне.

Темный эльф дернул правой бровью, но снежное лицо осталось каменным.

— Предлагаешь солгать твоей сестре?

— Нет, — замотал ученик чародея, — не солгать. Промолчать.

— Рано или поздно она узнает.

— Я сам ей скажу. Обещаю.

Габриэл улыбнулся и медленно кивнул.

Погребальный костер горел ярко, дымил густо. Поверженный легион тлел в голодном огне и над Речной Чашей плыли ало-черные тучи пыли и праха. Душный смог провисел над перевалом до рассвета, и только утренний ветер разогнал его горькую до слез гарь.

Хегельдер откинул полог командирского шатра и вошел внутрь. Мьямер и Эллион Первый Лук (как нарек его еще сам Аннориен Золотое Солнце) осматривали сундуки, расставленные вдоль тканевых стен, гулко бьющихся под визгливыми порывами зимних ветров. Огня не разжигали — в шатре было сумрачно и холодно, в щели и дыры залетали крупные снежинки, по расстеленным на снегу коврам перекатывались обрывки одежд и обломки посуды.

В первом сундуке они обнаружили белые и черные тюки немерского бархата. Второй и третий были набиты посудой из феррского фарфора, сувенирчиками, статуэтками и украшениями, облитыми бесценной сиварской позолотой (собственно, их и крали ради позолоты; гоблины ее скоблили и отправляли на переплавку). В четвертом — в три ряда поблескивали пузатые бутыли либерского вина лучшей марки «Клэт де Ви»; на этикетках светился всем знакомый логотип: виноградная лоза, обвитая вокруг вскинутого вверх клинка. других отыскались льдаррийский хрусталь, ажинабадские специи и травы, да редкие серебряные пейсалы, отобранные, судя по королевскому клейму у гномов-монетариев Аскья Ладо.

— Неплохо они поживились, — присвистнул Хегельдер. — Столько награбить могут только черные гоблины.

Мьямер усмехнулся и подошел к дальнему сундуку, заваленному грязным тряпьем. Налетевший порыв рванул стенку шатра, ткань затрещала и поползла дырой. На склонах высших гор ветер больше хохотал и веселился, здесь — на перевале, он визжал, стонал и выл, как зловещий чревовещатель. И каждый такой порыв отдавался в эльфийских сердцах болью, а душах — леденящей тревогой.

— Надо уходить, — сказал Эллион. — Остин говорит, надвигается буран.

Мьямер скинул тряпье — сундук был не заперт (чтобы открыть другие пришлось сбивать заржавевшие замки). Тихо скрипнула крышка и солнечный эльф обомлел.

— Что там? — Хегельдер заметил, как побледнел сородич.

А потом его глазам открылось страшное. В сундуке были аккуратно сложены отрубленные головы белых гоблинов, гномов, орков; попалось несколько фей и четыре эльфийские: видно, гоблины застали их на дороге врасплох. Даже после смерти эльфыоставались прекрасны: золотые волосы присыпала пыль, посеревшая кожа утратила блеск, но не глубинный сияющий свет, из-под нежных полузакрытых век поблескивали голубые и серые отсверки зрачков, на впалых щеках с высокими скулами темнели бурые пятна. Печать отчаянной пустоты сковала их вечно юные искренние лица. Тонкие сомкнутые губы замерли в удивлении. В померкших глазах читалась горькая печаль.

— Всевидящий, — отшатнулся Хегельдер и оперся на плечо подошедшего Эллиона. — Отморозки. Как их земля носит?

Крышка сундука громко захлопнулась — поверх нее лежала рука Габриэла.

— Не надо на это смотреть, — твердо проговорил он. — Черные гоблины считают добычей не только серебро и золото, но и головы поверженных врагов. Они рубят их, складывают в сундуки и возят, как самый дорогой трофей. Зубы убитых пускают на ожерелья. Волосами украшают шлемы. Левеандил, Рамендил, вынесите сундук и бросьте в костер. И эти, — темный эльф кивнул на сундуки с награбленным добром, — тоже.

… Полуистлевший стяг с раскинувшим крылья коршуном таскало по остывшему пепелищу.

Габриэл, заложив руки за спину, наблюдал за тающими углями, и бледное лицо парня горело отсветами тухших углей. В его душе не было покоя — из головы не шел предсмертный ошеломленный взгляд гоблина, звавшегося Рубакой. Легионер узнал в нем главнокомандующего Эр-Морвэна, и открытие, что старший маршал борется плечом к плечу со светлыми сородичами (а точнее с заклятыми врагами) поразило его в самое сердце. Он умер с недоумением на раскосой морде; даже пытался заговорить, громко крича о цели похода. Габриэлу было все равно.

По его хребту скользнул холодок — грядет злая, сокрушительная буря.

Рядом хмурый Эллион бродил глазами по вершинам Драконовых гор, что кусали облачные гребни острыми клыками. Плечи лучника время от времени сотрясал морозец, изо рта вырывались клубочки пара. Мокрый снег падал гуще и кучнее. Ветер сменился на южный, — смрадное облако, плывущее над перевалом, быстро таяло. Рассвет высвечивал белый пушистый мир.

Переговорив с парой воинов, Остин Орлиный Глаз махнул:

— Возвращаемся!

Подхватив трех павших и семерых раненных, эльфы потекли к извиву тропы, серевшему на заснеженном склоне. Над гордыми громадами изо льда и камня полилась горькая эльфийская песнь:

Крики чаек несутся над морем,

Белый парус поет на ветру,

Темный мир безраздельного горя

Тихо тает в далеком краю.

Нам поют предзакатные тени,

Мы плывем в блеске звезд под лучистой луной,

И с надеждою светлой на встречу с рассветом

Мы разыщем чудесный и мирный прибой.

Хрусталем разыграются волны,

Наш корабль уйдет в челн далеких миров,

Там, где свет покоряет закаты,

Бросив якорь, найдем новый дом…

* * *

Черный ферзь уверенно скользил по клеткам шахматной доски, на ходу «сжирая» пешки из белого дерева. Валларро Агроэлл дергал губами и притопывал ногой — Габриэл обыграл его в четырех партиях кряду и, похоже, в этой тоже не уступит пальмы первенства.

Темный эльф отклонился на спинку стула — в прозрачно-голубых, как весеннее послегрозовое небо глазах блеснуло превосходство. Они намекали: «ваш ход, мудрый владыка; удивите простого воина хитростью и маневром».

Агроэлл огладил волосы, подумал, взмахнул рукой в светлом рукаве, сколотом у локтя серебряным браслетом, и послал под удар королеву. Удивить не удалось — поражение лесного эльфа стало неизбежно.

Габриэл легко обошел его защиту и атаковал «короля»:

— Мат, господин.

Валларро коротко посетовал собственному поражению, и, прищурившись, стал наблюдать за длинными ухоженными пальцами темного победителя, которые ловко расставляли фигуры по клеткам доски. Еще партию? Почему бы и нет.

Камин в гостиной погас, и обугленные головешки тлели и ломко потрескивали. В дальнем углу на арфах и флейтах играли и пели девушки и юноши. Поблизости от камина более зрелые эльфы читали книги. Возле зарисованных морозом окон стайки мальчишек бросали кости. По коридору шелестела невесомая поступь и топали тяжелые сапоги. Из кухни на том конце коридора звонко голосила кухарка:

— Яблоки и орехи повадились таскать?! Ах, вы негодники! Ну, я вам покажу!

Звенела посуда, лился детский заливистый смех, переходящий в визг.

Предлагая валларро первый ход, Габриэл поднял руку — полыхнуло узорное серебро его длинного широкого рукава, на указательном пальце отсветилось черно-белое кольцо.

Агроэлл потянулся к пешке, как вдруг сбоку раздался мелодичный голос Эридана:

— Лорд Габриэл, возьмите нас в ученики.

Невозмутимый воин отослал «в бой» коня, будто не слышал просьбы. Агроэлл покосился на Эридана и Лекса: мальчишки нервно теребили края украшенных вышивкой полукафтанье, взблескивая локтевыми браслетами.

— Мы видели, как вы бились на перевале. Обучите нас искусству бэл-эли, — пропел Лекс. Из длинного шелкового одеяния цвета рассветных огней выскользнул мешочек, набитый монетами.

Валларро, отослав ладью «в атаку», нахмурился:

— Откуда деньги?

Лекс отвел взгляд:

— Заработали.

Габриэл «срубил» Агроэллову фигуру и молвил:

— Убери. Я не могу.

— Почему? — Воскликнул Эридан с отчаянием.

Глубокий значительный тон наполнил гостиную:

— По законам моего народа низложенному шерлу запрещено брать учеников.

— Вы больше не живете по законам своего народа! — Воспротивился Эридан. — Теперь вы один из нас!

Оборвалась песнь, звонко тренькнули струны, хлопнулись на пол раскрытые книги. На гостиную рухнула тишина. Светлые эльфы оторопели. Назвать исчадие одним из них?

Габриэл повернул голову и глянул на бледного юношу огромными голубыми глазами.

— Я не тот герой, которого ты ищешь. Я вообще не герой.

Прежде, чем Эридан успел ответить, со двора прилетел неясный гул, скрип колес и отдаленный тревожный крик: «Откройте ворота»!

По внутреннему двору каталась пурга, под ногами кружились вихри; мело, как на неприступных вершинах Серебристых гор Аред Вендел в самый пик смертельных бурь. Необычайно плотные облака задевали макушки крыш и острых шпилей, кутали рвущиеся синие знамена и затеняли нежданных гостей, медленно втекавших в предместья Ательстанда.

Их было не больше сотни, все обладатели кожи мягкого медового отлива, кареглазые с легким налетом сияющей бронзы в радужке. Длинные волосы от светло-медового до медно-рыжего или коричневого тонов трепались на ветру сухими соломенными пучками. Нижние платья были сотканы из светлого и белого льна и шелка; верхние двойные полукафтанья мужчин и тройные платья женщин переливались теплыми оттенками осенних лесов и рощ: охрой, багрянцем, золотом, спелым гранатом и насыщенным шоколадом.

В основном в приют входили юноши, девушки, женщины с детьми, но были и мужчины, и даже пара почтенных господ с проседью в волосах и голосе. Один из них — благородной внешности и осанки, мелодично обратился к вышедшему на крыльцо Остину:

— Мое имя Одэрэк Серый Аист. Мы эльфы Эмин Элэма. Две седмицы назад на город напали ирчи [разновидность диких зеленокожих орков].

Почтенный Одэрэк сморгнул слезы и снег.

— Многих убили. Нас взяли в плен и повезли через Гаярские топи. Мы ехали в путах и клетках много дней. Ирчи шли к Этлене, а достигнув реки, свернули и двинулись Великим Караванным Путем на восток. Где-то между Аяс-Иритом и ничейными землями на них напала Белый Лебедь. Она освободила нас, а ее волк вывел к приюту.

Валларро Одэрэк снова сморгнул и прикрылся широким алым рукавом в цветах и травах. Его, несомненно, можно было бы назвать красивым, если бы не циничный и угрюмый блеск карих глаз. Лицо немолодого эминэлэмского владыки казалось изменчивой и непостоянной маской; стоило ему улыбнуться — оно покоряло сердца и наполняло надеждой, стоило заледенеть — страшило и отталкивало, как уродливая тень чистого мрака.

— Мы рады вам, — благодушно приветствовал Остин.

Развернувшись, он обратился сначала к Люке и Мардреду, потом что-то шепнул Арианне и Аинуллинэ.

— Прошу, проходите, — великодушие владетеля Ательстанда не ведало границ — он снимал с себя последнее, чтобы согреть нуждавшихся, голодал, чтобы накормить гостей, принимал бой, чтобы отвести беду. — Есть ли среди вас раненые? Нужна ли помощь? Леди Арианна и леди Аинуллинэ помогут.

В пасмурном свете зимнего дня и бешеном танце колючего снега эльфы Эмин Элэма поплыли к дверям. Повозки с лошадьми (которые они закатили во двор) двое орков-фаруханцев поволокли к конюшням и амбарам.

Степенный эльф, что вел с Остином беседу, внезапно остановился и зашипел, ткнув длинным пальцем поверх голов.

— Что здесь делает исчадие подземелья?!

Эльфы обернулись — у дальнего угла стоял Габриэл. Волосы цвета воронова крыла трепал ветер. Пронзительные голубые глаза смотрели спокойно и холодно. Высокую стройную фигуру заливало черное запахнутое полукафтанье, расшитое на манер лесных эльфов; узкую талию обвивал широкий серебряный пояс; нижняя рубаха с высоким воротом ослепляла белизной. Пришлый Одэрэк чуть не лишился способности мыслить — темный эльф оделся в белое? Что за диво.

— Лорд Габриэл наш гость, — поспешил с объяснением Остин, оправляя вскинутые серебристые локоны. А когда он сообщил, что исчадию не страшен солнечный свет, те совсем растерялись и помрачнели.

Одэрэк еще долго оборачивался к «врагу» и что-то бурчал. Неожиданная встреча с валларро Эмин Элэма не пришлась по душе и темному эльфу. Поглядывая на почтенного лорда из-под запушенных снегом ресниц, он настороженно молчал.

— Лорд Остин, — Мардред выскочил на крыльцо в ворохе снега. — Комнат на всех не хватит. Ательстанд переполнен.

Остин сложил ладони у губ и задумался. Драконовы горы тянулись по западу хребтом диковинного чудовища. Хохочущий ветер раскачивал ели и сосны, как спички. С далеких склонов сыпались груды камней.

— Придется отдать им свою. Мардерд, перенеси кровать в мой кабинет.

— Мою тоже заберите, — Габриэл очутился рядом неслышно.

— Нет, это будет не вежливо, — покачал головой Остин.

— Я могу спать в гостиной или на чердаке, — настаивал шерл.

— Зачем в гостиной?

— Или на чердаке?

Братья Левеандил и Рамендил выскользнули из-за бортика оледенелого фонтана, поблескивая лентами в сплетенных косах.

— Ты можешь жить в нашей комнате. Третья кровать туда вполне поместится, — улыбнулся старший. Из всех обитателей приюта бесцеремонно и вольготно на «ты» к нему обращались только эти двое, а еще Эллион Первый Лук. Возможно, тот был в своем праве. Габриэл годился эбертрейльцу в сыновья. Но эти двое, хм…

Получив от него согласие на временный переезд, Остин позвал огра и удалился.

— Лорд Габриэл… — робко позвали Эридан и Лекс.

Он обернулся. Мальчишки вновь его разыскали и теперь глядели умоляюще.

Голос темного воина потеплел:

— Ладно. Встретимся завтра на рассвете. Не опаздывайте. Я преподам первый урок.

* * *

Под утро буран ослаб. Облака быстро таяли. Ветер переменился на южный, задул со стороны Семерейской долины и развернул знамена с серебряными лилиями к серым и древним, как нынешняя Эпоха бастионам замка.

Остин, простоявший в дозоре всю ночь, с изумлением наблюдал, как по пустынному внутреннему двору скользит пять высоких силуэтов в светлых походных плащах. Четыре светловолосые, и один — с волосами темнее сумерек. Они двигались изящно и бесшумно. В рассветном холоде их выдавали звонкие голоса и заливистый смех. Левеандил о чем-то рассказывал; Рамендил, Лекс, Эридан и Габриэл улыбались.

Владетель Ательстанда впервые видел темного эльфа таким непринужденно безмятежным, в сиянии покоя, с юным открытым лицом и улыбкой на устах. Рассыпанные по плечам волосы вскидывал ветер — мальчишка мальчишкой. И этот пацан, едва ли старше новых учеников, был величайшим главнокомандующим Эр-Морвэна, одержал немало побед и слыл лучшим воином королевства? Остин повел плечом — непостижимо и удивительно.

Над стеной, издав благозвучный клич, пронеслась величественная крылатая тень — вестник весны. С западных склонов Караграссэма ей отозвались прерывистой тонкой трелью.

Пять силуэтов свернули за угол, увлекая мелодичный смех во мглу.

Остин задумался.

Он не забыл сказанного Габриэлом в первые недели пребывания в приюте — темный обещался покинуть их по весне. Тогда владетелю это казалось разумным решением — большинство обитателей опасались соседства такого «постояльца», а некоторые советовали убить темного, пока он еще не оправился от жутких ран и не мог оказать достойного сопротивления.

Остин отказал. Время, что вода — быстротечно и неуловимо, и все же молодой лесной эльф опасался, что Габриэл будет не столько помехой приюту, сколько угрозой его жителям. А оно вон, как все обернулось — парень на удивление быстро оправился, взялся нести опасную службу в ночном дозоре, а теперь еще и смертельно опасную беду отвратил, сокрушив легион грорвов-Коршунов.

Остин вздохнул — жаль терять такого союзника и помощника. Пока Габриэл здесь — Ательстанд под надежной опекой и зорким глазом, но стоит ему уйти, сдержит ли он слово, сохранит ли тайну, ставшую для него откровением?

— Лишь бы не предал, — прохрипел огр, будто прочтя безрадостные помыслы доброго друга.

Остин поразмыслил минуту и покачал головой:

— Я ему верю.

… На крутом заснеженном склоне не раздавалось ни шорохов, ни эха. Тут и там порождениями фантастических снов вздымались белые стволы невиданных размеров. Они стояли не прямо, как горящие свечи, а изящно выгибались и тянулись к солнечному свету, что в час полудня проливалось над заметенными гребнями северных гор. Облака касались крон, ветви отблескивали серебром. Пахло хвоей и шишками.

Габриэл остановился у раскидистой ели и сбросил сумку с плеча. Лекс и Эридан встали рядом. Левеандил и Рамендил, тряхнув косицами, сели на плоские валуны, дыбившиеся из-под снега, точно сгорбившиеся тролли древности, застигнутые на перепутье светом, обратившим их в камень.

Лекс открыл рот задать вопрос, но шелест за спинами, заставил их обернуться. Меж скальных холмов плыла хрупкая фигурка. Ни троп, ни дорог не имелось, но Арианна изящно избегала скопища поваленных стволов, груды каменных нагромождений и свивов корневищ. За прекрасной девой — ликом чистой и ясной красы скользил сверкающий плащ; волна волос текла по плечам и спине, отливая серебром.

Левеандил и Рамендил выпрямились и поклонились. Коротко ее приветствовали брат и Лекс.

Отдав поклон светлой и нежной, как раннее зимнее утро деве, Габриэл спросил:

— И часто госпожа бродит в одиночку в час рассвета?

— Кто сказал, что я одна?

Как по волшебству синий сумрак всколыхнулся, и возле обломанного камня соткалось большое белое облако с острыми ушами и кроваво-красными глазами. Волк-альбинос втянул воздух и глухо заворчал. Темный уже сталкивался с питомцем госпожи, потому не удивился. Не выказали страха и Лекс с Эриданом. А вот эбертрейльцы были потрясены и, отступив на шаг, потянулись к рукоятям.

— Он не тронет, — пообещала Арианна.

Братья поверили. Мечи остались в ножнах.

— Что привело вас, леди Арианна?

— Свет неба, лорд Габриэл.

Точеные брови темного эльфа взлетели вверх. Жаркое солнце, холодная луна, сияющие звезды — для темного народа все одно; блестящие куски льда не тревожили струн их душ, не ранили сердец до восторга. Габриэл (как любой житель подземелья) был совершенно равнодушен к красоте стихий. Светлые же чувствовали этот мир иначе — глубже и острее.

— Без солнца и звезд вы страдаете? — Попытался понять он.

Арианна мечтательно прикрыла глаза.

— Солнце — источник нашей жизни. Долго без него нам не обойтись, мы — умрем. Но дороже нашему сердцу свет звезд. Мы рождены из этого света. Звездное небо в предрассветные часы особенно прекрасно. Если вам не довелось наблюдать его накануне зари — вы ничего не знаете об истинной красоте этого мира. — Чувственный голос обволакивал, ласкал слух, наполнял душу непривычным волнением.

Впали в томительную негу Левеандил и Рамендил. Воспарили в грезах Лекс и Эридан. И только холодное, точно камень, сердце шерла не прониклось чудесной музыкой весны. Все чувства Габриэла остались глухи и слепы, ну, или почти все. Где-то на самом дне, в потаенном уголке души, едва ощутимо зародился слабый огонек доселе неизведанных, не прочувствованных страстей, беззащитный и уязвимый, подобный хрупкому, но упорному ростку, проклюнувшемуся сквозь ледяную твердь в смертельно холодном, объятом злым мраком, краю.

Парень прогнал робкий отзвук душевного света и поклонился:

— Благодарю за ответ.

Оказалось, Арианна и впрямь купалась в звездном свете не одна. Через минуту на поляну выплыли невеста Люки леди Аинуллинэ и две лесные эльфийки Эмми и Глэсс с серо-синеватыми волосами и большими темно-серыми глазами. При виде двух юных красавиц Левеандил и Рамендил приосанились, расправили плечи, окутались статью и степенной удалью, а потом вызвались проводить прекрасных дам к приюту.

… Когда шелест шагов затих, Габриэл перебросил Эридану и Лексу по топору.

— Не понимаю, — озадачился пепельноволосый ученик. В облачной прорехе мелькнул луч, и лезвие заблестело, пав на его лицо мазком серебра.

— Чего не понимаешь?

— Как топор поможет овладеть искусством боя, — Эридан впился в снежное лицо воина.

— Поймешь, — блеснули сине-серые глаза темного — чем светлее становилось вокруг, тем светлее и прозрачнее они казались. — Вот первое задание. Срубите по два дерева, обстругайте ветки, разрубите стволы и отнесете к замку.

Он закинул руки за спину, а обескураженные мальчишки обменялись хмурыми взорами. Они не ожидали, что Габриэл повелит рубить и таскать дрова, однако, перечить учителю не посмели. Через четверть часа склон оглушило падение первого срубленного ствола, еще через пять минут в снег рухнул второй щербатый великан.

Обливаясь потом в мороз, юноши усердно обрубали со стволов голые ветви и сучья: водопадом летели щепки, звучно бряцали топоры, хрустел и плавился, как под жаром печей, снег. В облачном ветре пели горные орлы.

Закинув по осколку древесины на плечи, ученики тяжко вздохнули и поплелись по извилистому косогору, ступая в следы, оставленные ими на рассвете. Габриэл подпирал еловый ствол и не шевелился. С высокого склона виднелись башенки Ательстанда с двойным кольцом каменных стен; обширные низины Семерейской долины в прядях туманов; залитые хрусталем вершины далеких холмов и сверкающая серебром лента Этлены; косые, испещренные трещинами подошвы Драконовых гор и белые нити извилистых троп, оплетавших предгорья паутиной. Слышался лай дворовых хас-каси и конское ржание, громкие оклики дневного дозора и грохот далеких камнепадов с безлесного Ламарияра.

Когда светлые эльфы исполнили наказ (дважды сносив по бревну) и вернулись на склон, то упали у ног Габриэла без сил. Он опустился на одно колено и возложил руку на плечо каждому. Длинные широкие рукава легли на снег черными водопадами — по серебряному шитью пробежали яркие огоньки.

— Я испытывал ваши сердца, — улыбнулся парень.

Эридан и Лекс с недоумением воззрились на него.

— Не стану скрывать — испытание смирением проходят не все. Вы прошли его с честью. Это дорогого стоит. Одного желания постигать бэл-эли не достаточно. Важно желание учителя открыть сокровенные знания. Чтоб вы знали — любого в обучение не берут. Прежде желающий должен доказать, что готов и делает это, проявив безграничное смирение. Вы не воспротивились глупому приказу, не потребовали объяснений, не попытались его оспорить. Вы смирились и подчинились. Вы готовы. С этого часа я принимаю вас в ученики.

— Вы тоже проходили испытание смирением? — Прозвенел Грозовая Стрела, все еще тяжело дыша. Капельки пота блестели на золотистом лбу брызгами янтаря, стекали по щекам струйками золота.

— В Эр-Морвэне все его проходят, — Габриэл помрачнел. — Но вы должны понять, испытания моего народа не чета тем, что принято называть испытаниями в Верхнем Мире. Наши — жестоки и опасны, а порой смертельны. Не каждому зрелому воину отсюда по силам то, что выпадает ребенку подземелья на пути овладения тайнами бэл-эли.

— Какое выпало вам? — Изумрудные глаза Эридана горели восхищением.

Холодное снежное лицо шерла сияло покоем. Но уголки тонких губ дрогнули — воспоминание было не из приятных.

Суровый северный ветер, скатываясь с гребней грозных вершин, безжалостно рвал низко висевшие облака. Золотые каскады лучей смягчали скудную поросль западных косогоров.

Габриэл заговорил:

— Учитель отправил меня в Неупокоенную Пустошь к Медным Рудникам и приказал принести голову огнедышащей гаргульи. Помню, как сердце мое леденело, мысли цепенели, руки и ноги отнимались. Мне довелось провести в пустоте бесконечных и отравленных ядом гротов три дня и три ночи. Я был совершенно один. Из оружия только короткий кинжал и веревка, сплетенная из прочной стали. Гаргульи — ночные твари, свет солнца превращает их в камень. Но в Медных Рудниках мрак царит постоянно. Немало более храбрых и отчаянных вояк полегло в том мертвом, уродливом месте, чем был тогда я.

В первую ночь я увидел чудовище мельком. Оно походило на огромную летучую мышь. Кожистая голова развернулась. Угнетающе злобные глаза бросили короткий, острый взгляд. Атаковать она не стала. Ушла в темноту.

— Почему? — С трепетом спросил Лекс.

— До меня на нее охотились бравые воины со всех концов равнины Трион. Вольные смельчаки из Немера и Ажинабада, конники из Элейска и Сторма, копейщики Диких Степей, мечники Харисумма. Являлись даже цверги Льдарри и гномы Утульдена. Последние надеялись заполучить ее бесценную броню, прочнее алмаза и тверже адаманта. Из Медных Рудников не вернулся никто. Гаргулья сокрушала хорошо вооруженных орков и гоблинов, гномьи и цверговы легионы. Разве мог ребенок с кинжалом и веревкой причинить ей вред? Вряд ли. От того она не торопилась.

— Сколько вам было? — Эридан побледнел, будто сам очутился в сумраке пещеры с древним ужасом наедине.

— Девять от года рождения.

— Это ужасно, — не сдержался Лекс. — И не справедливо. Учитель послал вас на верную смерть! Он знал, вам не пройти испытание, знал — вы погибнете, но послал!

Габриэл тепло улыбнулся. Искреннее сочувствие и доброта, пронизанная светом любви и милосердия, которыми жили и дышали Дети Рассвета, все еще удивляли темного воина. Его скрытные, холодные, а порой циничные сородичи Эр-Морвэна были совсем иными.

— Он хотел сделать из меня лучшего. Стать таковым я мог, только пройдя самое сложное из всех возможных испытаний. Сталкиваясь со смертью лицом к лицу в начале пути, ученик перестает страшиться ее в дальнейшем. Так гласит один из постулатов Кодекса Воина. Отправляя меня в Неупокоенную Пустошь, Бениамин ничего не сказал, но я прочел в его глазах: «Вернись лучшим или не возвращайся вообще».

Пораженные дикостью темного народа, мальчишки только сейчас осознали, как добр был к ним лорд главнокомандующий, поручив простенькое задание — нарубить дров и снести в Ательстанд. А ведь мог и на белого барса отправить поохотиться или о, Всевидящий, повелеть пленить одного из духов гор, гикающие смешки которых время от времени прокатывались над изломами хребтов, укрытых густым серебром облаков.

Заметив растерянность на лицах учеников, шерл выпрямился в горделивой осанке.

— Не пытайтесь понять обычаи и традиции моего народа. Вам это не нужно. Отныне вы мои ученики и я отвечаю за вас головой. Обещаю, битв с демонами не будет, но пощады не ждите. Путь воина избран и пройти его придется до конца. На сегодня урок окончен. Вернемся в замок.

Эридан и Лекс поспешили за Господином. Однажды, они уже потеряли мудрого учителя и очень не хотели потерять еще одного. Невероятно, но спустя несколько дней ряды учеников Габриэла пополнил еще десяток самоотверженных и бесстрашных сердец.

Став наставником лесных и солнечных сородичей, молодой маршал взялся обучить их боевому искусству бэл-эли, секретами которого владели воины Подземного королевства. Оно было разработано хитрым стратегом и военачальником Ингларионом, сыном Аллира из ныне утраченного рода Мейо'Даниат и записано им в Трактате «Меч и Кулак» в эпоху правления короля Конрада Первого Сумеречного.

Бэл-эли заключало в себе искусство слежки и приемы подрывной работы в тылу врага, элементы выживания и способы внезапной засады с ошеломлением противника; для трех стилей рукопашного боя были характерны молниеносные атаки, различные уловки, стремительные контратаки, приемы захвата, удушения, переломов конечностей; предусматривало оно и разные техники фехтования с одним клинком, фехтования одновременно двумя клинками, а в случае потери оружия — сражения подручными средствами; да много чего еще.

Пепельноволосый брат Арианны был прилежен, собран и исполнителен, однако уже очень скоро в лидеры выбился Лекс Грозовая Стрела.

Глава 10. Ни свой, ни чужой

Во время войны законы молчат

(Марк А. Лукан)

Переход от зимы к весне ознаменовался радостным событием. Люка Янтарный Огонь взял в жену прекрасную Аинуллинэ Весенняя Капель и приют наполнился светлой радостью и счастьем. На рассвете третьего дня марта влюбленные обменялись брачными клятвами, а в золоте закатного огня закатили свадебный пир.

… Макушки Драконовых гор расцвели багрянцем, восток подернулся сумеречными тенями, ущелья и трещины затопил синий туман.

Мьямер бросил через плечо тоскливый взор и печально вздохнул — в главной зале играла музыка, звучали песни, лились вино и эль за здравие и благополучие молодых, а ему не повезло — выпал жребий встать на стену. Не повезло еще одному солнечному — Самаэлу. Вместе с Мьямером им доверили самый опасный отрезок — южный, где зоркому эльфийскому глазу открывался, как внутренний двор замка, так и вся необъятная волнообразная долина от восточных низин с бурным течением Этлены до западных неприступных кручей Караграссэма в броне вечных снегов. На восточной стене держали дозор воин из белых гоблинов и орк-фаруханец. На северную — встали гном и Мардред. Западную этой ночью Остин поручил двум храбрым гномам.

Мьямер вздохнул и подпер оледенелый зубец: из всех эльфов приюта удача отвернулась лишь от них двоих — пира им не видать, как заостренных ушей. Самаэл, облокотившись на парапет, задумчиво оперся подбородком на сцепленные пальцы. Лук из кедра и колчан со стрелами он приставил тут же, к стене. Монотонный ветер задувал все яростней, в трещинах скал свистело и гудело. Квохтали горные гуси, вдалеке слышался лай сторожевых псов, в конюшнях фыркали тинкеры [порода лошадей]. К вершинам гор ползли пряди зимних туманов, тая в последнем багровом огне.

Щурясь в бардовый горизонт, Мьямер молвил:

— Алый закат вестник злого ветра.

— Здесь всегда ветер и всегда злой, — отозвался Самаэл. По золотисто-одухотворенному лицу красивого эльфа, венчанного многими зимами и многими битвами, бегали розоватые отсветы.

Сердца двух дозорных смущала печаль заката, но в тоже время они радовались за друга, что принимал сейчас поздравления, восседая рядом с прекрасной госпожой, несущей в блеске волос свет солнца. О, Аинуллинэ — красой затмившая светило.

Мьямер запел:

Я узрел неземную твою красоту,

Лик божественный видел я, как наяву,

Златы кудри спадали на плечи,

Голубые глаза — омут вечный.

Словно горный ручей твое сердце, душа,

Как искрится и блещет на солнце вода,

То строга и игрива, то нежна, то строптива,

Лунный свет мне не мил, лишь одна ты нужна.

Ты прекрасна, как ветра дыханье,

Голос нежный ласкает мой слух,

Невесомая поступь — птичье порханье,

Один день без тебя хуже тысячи мук.

Ночью темной или солнечным днем

По тропинке усеянной розами белыми

Если позволишь, мы вместе пойдем

Навстречу рассветам и чаяниям смелым.

Стемнело. Стену залили факелы, скорбно клонившиеся под напором ветров. Мьямер с Самаэлем скучая, разглядывали созвездия северного неба. Благо, звездная пыль щедро засыпала его от горизонта до горизонта, и взглянуть было на что. С соседних стен доносились слабые ворчания и обрывки фраз — другие дозорные развлекали себя болтовней и тихим пением старинных баллад. Казалось, мартовская ночь пролетит в безмятежном покое.

Хлопнула задняя дверь, на зеркальные плиты упала длинная высокая тень. Зыблясь в серебре весенней ночи, тень поплыла по отражавшим звезды полам к подножию стены — туда, где располагалась потайная дверь, уводящая в горы.

— Гляди, — обернулся Мьямер. — Кто это там вышел через кухню?

Самаэл присмотрелся.

— Одэрэк Серый Аист.

— Какое лихо потянуло валларро к черному ходу да еще на ночь глядя? — Мьямер нахмурил золотисто-русые брови.

— Спустимся и спросим? — Предложил Самаэл, подхватывая лук.

Мьямер отступил на шаг в темноту — так, чтобы пламя факела не отливало контуры его силуэта, и покачал головой:

— Подождем.

Почти сразу из кухни выплыл женский образ. В синеве звездной ночи волосы и одеяние эльфийки искрились серебром, и определить их цвет было невозможно. Личико леди спрятала под капюшоном, по плечам рассыпала отделанную густым блестящим мехом накидку. Оглядевшись по сторонам, она плавно, будто птица, полетела в темноту — туда, где укрылся господин Одэрэк.

Мьямер и Самаэл улыбнулись. Все было ясно без слов. Весна — пора любви. Степенных и возвышенно благородных эльфов она сводила с ума не меньше, чем дурманила грубых и бесцеремонных орков, порывистых и упрямых гномов, вульгарных и жестоких гоблинов.

Пламя свечи горело ярко, но стоило Лексу накрыть огонек ладонью, оно тут же угасало, а стоило отвести — снова вспыхивало, как Багряная звезда Юга.

— Еще! Еще! — Хлопали в ладошки девочки и мальчики, наряженные в белые искристые одежды. Они окружили юношу кольцом и не отпускали который час. — Еще! Еще!

Лекс улыбался и заставлял свечу гаснуть и разгораться, так, что гостиная снова и снова наполнялась звонким детским смехом. Он был обладателем дара Магии Огня, по крайней мере, так говорил павший в Эбертрейле Алиан. Впрочем, бывший ученик чародея постиг лишь теоретические основы колдовства, и творить волшбу еще не научился. Все, что ему удавалось — изредка управлять огоньком свечи или, если повезет, пламенем факела.

Рядом, на мягком стуле с высокой резной спинкой сиял Эридан. Он и вовсе не постиг колдовских тайн, и наколдовать мог разве только случайно. Все потому, что за три года, что юноша ходил в подмастерьях Горного Лиса, он все чаще исполнял разного рода поручения — гонец, менестрель, глашатай, писарь, а образ ученика примерял лишь раз в месяц — в новолуние. Смышленый ученик не жаловался и не роптал. В любом случае — все уже в прошлом; силы затраченные на мечту «стать магом» потрачены за зря.

Эридан отхлебнул из кубка золотистого нектара. Сейчас жаловаться было грех. Новый учитель оказался благороден и честен — дал слово не щадить и обучать в полную силу, так и держал. На протяжении нескольких недель Габриэл гонял подопечных, не давая им продыха и покоя. Тела эльфов покрывали синяки и ушибы, и на месте старых, не успевших зарубцеваться, с лихвой наливались синим огнем новые ссадины и порезы. Впрочем, ни один из его четырнадцати воспитанников не жаловался. Обучение бэл-эли оказалось на редкость интересно, придавало уверенности в завтрашнем дне и вселяло в сердца робкую надежду на победу над силами зла, пленившими эльфийские земли тенями вражды и затянувшую сетями жестокости и горя.

Мир снаружи заливался звездным светом, за неприступными стенами замка пронзительно выли свирепые ветра. Внутри было иначе. В камине жарко пылал огонь. Чудесно звенели арфы, завораживала игра флейт. В углу торжественно пел Андреа и его голос заполнял зал чистым светом зимней луны.

Как вечер тих, как небеса алеют,

И птицы крик в душе воспоминания лелеет,

О золотых веках, о доблестных эпохах,

О славных предках, о победах громких,

О доброте и мужестве народа эльда

На веки преданного Солнцу, Звездам и Рассветам,

Душою светлой, как снега Аред Вендела,

И искрой в сердце, что горит огнями Мал'Алэны…

Столы, застеленные скатертями из элейского аксамита, ломились от изысканных яств, сочных фруктов и ягод. Бархатисто-терпкие вина и эль играли гранатовыми и янтарными искрами в высоких серебряных кувшинах. Пышный пир был в самом разгаре.

Во главе стола сидели Люка в сверкающем доспехе и Аинуллинэ в белых одеждах с розами в волосах. Влюбленные светились мягким золотом, обменивались теплыми взглядами и не размыкали рук. Гости поднимали тосты и желали безмятежной жизни, скорых детей и бесконечности на двоих. Невеста смущенно склоняла голову, прикрывая румянец широким, расшитым золотыми нитями, рукавом. Жених оставался спокоен и улыбчив, и принимал благожелания, коротко кивая головой, украшенной венцом из белых цветов. В отсветах ярких огней они блестели точно корона из драгоценных камней, а сам Люка походил на воплощение эльфийского короля из древних легенд.

Пахло цветами и ванилью, ярко горели свечи, заливисто смеялись дети. Мягко и тихо шелестели голоса гостей, звенело столовое серебро, прелестно напевал менестрель.

Хегельдер взял кубок и поднялся. После смерти Аннориена, советник остался старшим в королевской свите Эбертрейла, а потому считал своим долгом пожелать другу и соратнику, с которым знался не одну эпоху, счастья и добра.

— Всевидящий свидетель, этот союз благословило небо, — молвил он, улыбаясь. — Люка, мой добрый и верный друг. Светлая миледи. От сердца нашего народа желаю бесконечной радости. Да хранят вас свет и надежда, и да будет освещен ваш путь любовью и вечным счастьем.

Эльфы степенно воздали чаши в их честь и пригубили дорого розового вина. Бархатный шелк потек по венам и возрадовал эльфийские сердца. Остин был еще и щедр. Он не поскупился и в честь радостного торжества вскрыл запасы на «черный день», рассудив: горе видим каждый день, а счастье так редко, если и закатывать пир, так достойный величия эльфов.

Аинуллинэ обмолвилась с Люкой. Статный воин поцеловал руку жены и кивнул.

— Арианна, — обратилась невеста к юной подруге, — порадуй наши сердца песней.

— С радостью.

Девушка в платье лунного серебра с длинными рукавами, скользящими позади крыльями гордой птицы, торжественно выплыла из-за стола. Устроившись на резном пуфе с золотистыми ножками возле позолоченной арфы, Арианна тронула прозрачные струны и хрустально-чистая мелодия растекалась ароматами летних садов. Арианна запела на агаль и давно забытый, первородный язык покатился под высокими сводами светлой памятью.

Эльфы тысячелетия не говорили на агаль, но были среди живущих те, кто помнил песни и стихи на потерянном, канувший в бездну языке, что так редко теперь звучал под звездами и луной. Менестрели и поэты частенько не вникали в перевод, лишь воспроизводили утраченное на слух, удивляя волшебной красотой величественных переливов, звучащих, как льющийся в свете солнца медовый нектар.

Гостей заворожило. Неясные слова обретали краски и уплотнялись. Серебристые тени великих эпох обретали вторую, покрытую славой, жизнь; убранство гостиной таяло в сгустившемся тумане и грезы оживали на глазах.

Вокруг разрастались тысячелетние дубы. Из плоти земли появлялись могучие хребты и бесснежные отвесы узорных скал. Громадные волны несли царственные корабли. Из дымных завес складывались башни и дворцы; белые города разрастались в лесных чащах и на утесах, застывших над обрывами бездн. Даль зыбилась в туманной тишине под светом никогда не гаснущих звезд. Седые горные изломы облекали тихий блаженный край неприступными кольцами. Легкие игривые ветра дышали ароматами цветущих роз и гиацинтов.

В сумраке нездешних теней скользила наездница, и ткань ее платья спадала складками, окутывая фигуру так, что ее очертания представлялись колышущимися сполохами чистого света. Безмятежная, прекрасная, незнающая горя и печалей, та, о красоте которой рыдали лютни менестрелей всего мира, и в честь которой слагали бессмертные оды о всех языках от края до края Триона — леди Норвен, дочь короля.

А потом картины рвались, растворяясь каплями дождя. И голос Арианны создавал новые причудливые видения, красочнее и живее самых изощренных и фантастических грез. Грозные махины гор обнимали клыкастыми стенами извилистую тайную тропу, вьющуюся по чернеющим костям холодной тверди. Под свинцовым небом, плюющимся снежной крупой, в одиночестве и отчаянии, с войны возвращался Астэр — воин короля, растоптанный, потерянный, утративший надежду…

— В жизни не слышал ничего прекраснее, — растроганно молвил Левеандил. На его ресницах блестели капли.

— Жаль, что нам не дано постичь слов, — согласился со старшим Рамендил.

— О, — потянул валларро Агроэлл, паривший в песенной неге. Он сидел напротив, — здесь, я смогу вам помочь, юные друзья.

— Вы говорите на агаль? — Вмешался в тихую беседу рыжеволосый Андреа.

— Нет, нет, что вы, — степенно покачал головой мудрый эльф, — уже тысячу лет никто не говорит на агаль. И не осталось тех, кто помнил говоривших. Я толкую о песне. Моя матушка любила эту песню, и однажды я спросил, о чем она. Это печальная история о дочери эльфийского короля и простом воине. Они повстречались на изломе лета в тиши густого леса. Норвен часто каталась на любимой лошади в тенях мохнатых дубов. Астэр возвращался домой и нес печальную весть о поражении. Он страдал, искал смерти, и не мог смириться с потерей друзей и братьев. Судьба свела их вместе случайно. Дева, светлая душой, излечила потерявшего надежду Астэра. Он полюбил ее всем сердцем. Она полюбила его. Но белые звезды Запада сияют не для всех, и не для всех поют Птицы Зари. Норвен знала, отец давно вынашивал планы выдать ее за сына короля победителя, чтобы уладить многовековой конфликт меж их государствами.

Агроэлл вздохнул. Арианна чарующе напевала.

— Они бежали в сумрак. Норвен не убоялась гнева отца, Астэр — кары короля. Их настигли у реки в час заката. Король был непреклонен. Он приказал казнить воина, а безутешную дочь вернул во дворец. Свадьба с сыном соседа стала неизбежной, но сердце принцессы было отдано ушедшему в Арву Антре. Она не пожелала жить в вечном горе и негасимой печали. В ночь перед свадьбой Норвен бросилась с высокой башни.

Струны тренькнули, песнь окончилась. По лицам эльфов бежали тени печали. Агроэлл грустно улыбнулся:

— О, нет, не печальтесь. Влюбленные не канули в бездну, не истаяли в сумерках потухшего на западе дня. Они встретились по ту сторону рассветов и закатов, в вечной весне эльфийского народа. Пораженный их самоотверженностью и преданностью Властелин Над Облаками отпустил их души на волю и они вознеслись в небеса, чтобы с тех пор уже не расставаться. Норвен и Астэр звезды нашего народа. Они вечно будут светить нам с небес.

Левеандил смахнул слезы и улыбнулся.

В камине стрельнуло смолянистое полено. Кто-то обронил ложку. Дзынь. Столовое серебро отскочило от паркета и замолкло. Из кухни послышались голоса кухарки и ее помощниц. Снаружи давно стояла ночь. Гудел раненным зверем ветер, нес зимние туманы на восток; над крышами властвовал мороз.

— Наполним кубки и выпьем за здравие молодых, — предложил Остин. Он встал и произнес нараспев: — За молодых!

Друзья поддержали:

— Золотых дней!

— Синего неба!

— Ясных путей…

— … до скончания веков!

Пожелания сыпались со всех сторон. И никто, кроме Эридана не заметил слез Арианны, сверкавших на ее щеках не дольше секунды. Он знал, сестра неспроста спела древнюю песнь на утраченном языке — во многом ее судьба была схожа с печальной участью Норвен, что предпочла сумеречный рассвет ярким звездам и прохладе живых ветров, только бы не стать женой нелюбимого.

Тонкие красивые пальцы девушки коснулись струн. Андреа улыбнулся, кивнул Арианне и тоже высек звуки из лютни. Пир заполнила теплая, светлая, греющая души надеждой кантата. Эльфы знали и любили ее. Чистые и высокие голоса зазвучали возвышенным хором:

Гелиополь, дом родной,

Чистый звездный Аллион

Призывает нас домой,

Город света золотой!

Правил им Лагоринор,

Правил мудрою рукой.

В свете пламенных зарниц

Полыхал его огонь!

Славою омыт король,

Утолял печаль и боль,

Мудрый лорд Лагоринор,

Государь земли Трион!

… Теплое вино приятно грело руку. Кубок почти опустел, и гранатовый нектар маслянисто поблескивал на донышке. Габриэл отвел взор от напитка — пред глазами простиралась весенняя ночь. Темный эльф стоял у дальнего окна, предпочитая не вслушиваться в слова Оды Прошлому.

Торжество тяготило парня, но не прийти он не мог — на пир его лично пригласил жених. Заняв место с краю стола, так, чтобы меньше выделяться в черных одеждах среди слепяще белоснежных, персиковых, светло-зеленых и нежно-голубых тонов, он все же не остался в тени. Большинство обитателей давно смирились с тем, что с ними бок о бок жило исчадие ночи, но были те, кто открыто его ненавидел.

Узрев воина, пришедшего разделить праздничную трапезу, несколько эльфов демонстративно встали и покинули зал. Главным среди недоброжелателей оказался лорд Одэрэк Серый Аист. Люка и Остин только махнули рукой:

— Демон с ними, пусть идут, они в приюте без году неделя, а тебе мы многим обязаны, останься.

Габриэл остался, но сердцем жалел. Нет, не радость и счастье сородичей причиняли ему боль. Пронзительная музыка — краше луноликой Иссиль, и песни — острее стали закаленных клинков внезапно растревожили в душе старые раны и переполнили сердце темной тоской. Среди смеха и шелеста множества голосов он вдруг ощутил себя одиноким, как никогда. Непривычная слабость и отчаяние овладели им, напомнив о горькой участи изгнанника, обездоленного, лишенного дома, проклинаемого народом. Габриэл привалился плечом к стене и стиснул пальцами отделанную резьбой ножку кубка. Светлые эльфы даже не догадывались что точило его душу, что грызло сердце и разъедало разум отравой. А, может, попросту не хотели знать всех тайн темной сути их нового, такого ценного союзника.

От тяжелых алых штор, водопадами спадавших от карниза веяло морозной свежестью. Окно подрагивало, снося грозные удары горного ветра. Там, в уличной полутьме серебрились очертания внутреннего двора: фонтан, край беседки, скамеечка срезной спинкой и часть каменной стены вдалеке. За спиной в рыдании арфы и детском смехе пел эльфийских хор.

Скривившись в горькой, неутешительной улыбке, он одним глотком допил вино и поставил кубок на подоконник. Выскользнув с праздника отблеском тени, Габриэл не узнал, что после песни эльфы пустились в пляс и закружились в хороводах; ибо если рожденным тьмой подземелий не было равных в искусстве войны, то рожденным светом солнца не было равных в искусстве песни и танца.

Белый месяц прожигал облака косыми лучами. В просветах туманов виднелись заметенные снегом ущелья и долины, отроги гор и поросшие лесом крутые холмы, переходившие в скалистые гребни и неприступные склоны, выбеленные контурами горных троп.

Мьямер долго рассматривал красоты печального края, но легкий шорох шагов сообщил ему о приближении сородича. Он выпрямился, рука сама потянулась к колчану со стрелами, но тут же соскользнула.

— Лорд Габриэл? — Дозорный искренне удивился. — Что-то случилось?

Габриэл покачал головой и, застыв в мутном блеске настенного факела, сказал:

— Ступай в замок, Мьямер. И ты Самаэл. До рассвета южную стену возьму на себя.

— Кто отдал приказ…

— Никто, — оборвал воин. — Идите к остальным и празднуйте.

— Так нельзя, — хмуро заметил Самаэл. — Запрещено покидать пост.

— Если вы о командире, лорд Остин не будет против, — заверил парень. — Я сам с ним объяснюсь.

Эльфы переглянулись и даже растерялись.

— Не тянет на праздник? — Бровь Габриэла поползла вверх.

— Тянет, конечно, — со вздохом признался Мьямер, бросив жадный взгляд на косые полосы света, отброшенные из окон гостиной.

— Так чего вы ждете?

— Спасибо, — расцветая, откланялся он.

Темный махнул рукой и, развернувшись к парапету, упал на него локтями. Налетел порыв ветра, колыхнул полы зимнего плаща, бросил собранные за спиной волосы на правое плечо, атласная лента взблеснула искрой. Ночь еще даже не перевалила за полночь, так что стоять на стене в одиночестве предстояло очень и очень долго.

— Господин, — Мьямер обернулся на полпути к лестнице. — Мы кое-что видели.

Габриэл повернул голову, глаза залились серебристым огнем.

— Около трех часов назад из кухни кое-кто вышел и прошел к восточной кладке. Там, еще потайной ход расположен на случай беды или бегства, помните? Так вот, этот кое-кто ушел туда и пропал. Мы решили шпион. Но через минуту к нему присоединилась неизвестная леди. Они пробыли около стены час и вернулись в замок тем же путем. Считаете, это важно?

— Видели лицо? — Шерл был предельно собран и насторожен.

— Да. Это Одэрэк, — Самаэл назвал имя из-за спины сослуживца.

— Лица женщины мы не видели, — добавил Мьямер.

Темный эльф ненадолго задумался и стальной отблеск в глазах подернулся матовым светом.

— Мы доложим Остину утром.

Габриэл покачал головой:

— Он завален заботами и делами приюта. Не беспокойте его понапрасну. Я сам все выясню. Благодарю за откровенность.

Мьямер и Самаэл поклонились и скрылись на лестнице; их ждало веселье до утра, молодого шерла — лишь ночной холод и свист ледяного ветра в снежной тишине.

На западе горел Лев. Созвездие выползло из-за крутых изломов несколько ночей назад, затмив яркостью все иные звезды. Всю зиму гордое творение небес скрывали макушки Драконовых горы, весной небо изменило угол наклона и с запада и севера поползли неизвестные доселе искры золота, янтаря и изумрудов.

Лев — символ доблести и мужества надолго приковал внимание темного эльфа, отражаясь в бездонной черноте его огромных печальных глаз.

Неожиданно Габриэлу вспомнилась старая притча из Хроники «О блуждании звезд» мудреца Палио Элдарима «Лев — предвестник ветра перемен». Она гласила: знак, сиявший раз в тысячу лет, непременно сметает прошлый миропорядок и устанавливает новый, пронеся мир через чреду испытания, боли и крови. Эльф недобро усмехнулся: все вокруг и так стремительно катилось в чертову бездну, будто наступили последние времена, и потому явления Льва его отнюдь не обрадовало.

Но, рассудил он здраво, если миру предначертано познать боль преобразования и пройти сквозь очищающее пламя, чтобы возродиться из пепла, подобно вечно живущему фениксу, ни смертные, ни бессмертные помешать этому, все одно, не в силах…

— Наскучил праздник? — Вопрос Габриэла улетел в темноту.

Минуло меньше минуты, прежде чем в круг факельного света выступил лучник с колчаном стрел и луком за спиной.

— Нет, — обманул Эллион. — Ну, может, немного, — уже честнее признал он. — Видел бы ты, как ликуют Мьямер и Самаэл. То, что ты сделал очень благородно.

— Я ничего не сделал, — пожал плечом темный, продолжая глядеть в звездное небо.

— Пусть так, — зло буркнул Эллион. Желание Габриэла казаться хуже, чем он есть и не признавать этого, с недавних пор стало сильно раздражать эбертрейльца. Интересно, все темные такие упрямые или к ним попал особенно упрямый гордец.

— Остин прислал?

— Нет. — Эллион тоже облокотился о парапет.

Небо, засыпанное крупными, как огни далеких костров, звездами в первый миг ослепило его.

— Опасаешься доверять мне стену? — Язвительно усмехнулся Габриэл.

— Опасаюсь, — хмыкнул лучник.

Парень повернул голову, бросив на него хмурый взгляд. Недоверие оскорбило его — тонкие губы чуть дрогнули, но ледяная выдержка уберегла от соблазна оскорбить Эллиона в ответ.

— Опасаюсь, — снова повторил лучник, — и за стену, и за тебя.

На этот раз взгляд стал удивленный. Эбертрейлец невозмутимо сказал:

— Думал, не замечу, что ты ушел сменить их? Думал, отделался от меня? Не дождешься.

Гнев испарился и Габриэл сдержанно улыбнулся. Холодная мартовская ночь ждала впереди уже не одного, но двоих дозорных-напарников.

* * *

— Лорд Остин, я поражаюсь вашей беспечности! Как вы не видите… простите, одним глазом, что этот темный опасен. Очень опасен! Вы слишком прониклись к нему. И все остальные в вашем благословенном приюте! Вы называете исчадие ночи союзником. Ставите в ночные дозоры. Приглашаете на свадебный пир! Вместе сражаетесь! Откройте… глаз, пока не поздно! Все это не спасет вас, когда он решит, что игра в доброго господина окончена и призовет сюда шайку, которую они величают «элитными войсками»! Лорд Остин, одумайтесь! Отдайте приказ об аресте и мои воины немедля скрутят подлого обманщика по рукам и ногам и выбьют из него признание! Слышал, он еще носит бинты под одеждой и до конца не оправился от ран? Это замечательно! Против тридцати моих лучших мечников ему не продержаться! Его давно пора посадить на цепь!

Остин слушал Одэрэка, склонившись над столом, заваленным бумагами. Валларро метался по кабинету, как зверь в клетке — мерцавшие светильники клонили пламя влево, валларро проносился назад, и фитили роняли огни вправо, а через миг, вновь ложились влево.

Эта игра света порядком утомила владетеля Ательстанда — писчее перо, зажатое меж пальцев, надломилось и упало двумя равными половинками. Хруст заставил Одэрэка закрыть рот и остановиться. В кабинете, наконец, воцарилось ровное мерцание.

— Что это значит? — Рассердился владыка павшего Эмин Элэма.

Остин поднял голову и сверкнул серым глазом, потом медленно расправил плечи и встал. Мало кто видел его в гневе, потому Одэрэк не сразу распознал, что серебристого отлива лицо искажено гримасой ярости.

Из коридора донесся топот. Громче. Громче. Послышался рык Мардреда и дверь распахнулась. Зеленая лысая голова огра всунулась в кабинет:

— Лорд Остин, я… э… вижу, не вовремя. Попозже зайду.

Створка шумно захлопнулась. Стало тихо.

— Лорд Остин, вы согласны со мной? — Начал Одэрэк. — Мне отдать приказ о немедленном аресте темного?

Все началось на рассвете. После завтрака в кабинет Остина заглянул Хегельдер и поведал о случившемся на заднем дворе.

— Один из солнечных, пришедший из Эмин Элэма недели четыре назад вместе с Одэрэком Серый Аист, случайно столкнул ученика Габриэла из седла. Самого младшенького Брэма, — рассказывал советник.

Случайно ли, Остин в этом сомневался.

— Брэм не стерпел и ответил эминэлэмцу тем же. Завязалась потасовка. К эминэлэмцу подоспели товарищи. К Брэму тоже. У конюшен началась драка.

Остин вздохнул — эльфы редко ведут себя низко, подобно вспыльчивым оркам или кровожадным гоблинам, и еще реже затевают ссоры, а тем более льют кровь сородичей, но порой, если юные горячие сердца угнетены утратами и навалившимися бедами, такое случается.

— Друзей Брэма оказалось больше и они, — Хегельдер запнулся, подбирая слово, — наваляли пятерым эминэлэмцам. Те посчитали себя оскорбленной стороной и вызвали Брэма и еще одного — Элфера на поединок. Вот тут вмешались Лекс и Эридан.

Остин наклонил голову:

— А эти паршивцы зачем влезли?

— Так они кулаками махали побольше других, — рассмеялся Хегельдер, — да только эминэлэмцы побоялись вызвать противников посильнее и постарше, и вызвали младших. Естественно, Лекс и Эридан такого не стерпели и обозвали их трусами. Эминэлэмцы страшно оскорбились. Они отказались от битвы с Брэмом и Элфером, и вызвали Лекса и Эридана, обещав унизить учеников Габриэла на глазах всего замка.

Остин качал головой, вороша бумаги.

— А каким боком в историю вплели темного?

Хегельдер пожал плечом и откинулся на спинку:

— Так Одэрэк виновником случившегося объявил Габриэла. Во всеуслышание заявил, что исчадие ночи опасно, что своих учеников он превратил в сущих дикарей, что ему нельзя доверять обучение детей и еще…

Хегельдер запнулся. Остин сердито сказал:

— Продолжайте.

— Сказал, от него необходимо избавиться: заковать в цепи и бросить в подземелье, а еще лучше повесить вниз головой на заднем дворе, как опасного преступника.

— Даже так, — процедил сквозь зубы Остин.

— Да, — вздохнул однорукий, — так, Орлиный Глаз.

После королевского советника к владетелю Ательстанда заглядывали еще трое: поделиться «правдой», и, наконец, после обеда соизволил явиться его владычество Одэрэк Серый Аист.

Звонкий и надтреснутый голос шипел в уши Остина знойными суховеями жарких аллеурских пустынь, полных горячего песка, раскаленных камней и злобных привидений, а холодные карие глаза прожигали молодого лесного эльфа кипящим ажинабадским солнцем, как жгли лысины орков-степняков.

Валларро огладил волнистые волосы цвета расплавленной меди и натянуто улыбнулся — он ждал поддержки, но Остин заговорил, и Одэрэк вздрогнул от бессильной ярости.

— Скажите, за что мне заковывать лорда Габриэла в цепи? За то, что он третий месяц несет дозор на самом опасном участке стены? Или может за то, что отвел от нас гоблинский легион и спас приют? Ах, — ядовито потянул одноглазый эльф, — я понял! Прикажу схватить его за то, что взялся учить мальчишек умению постоять за себя! Вы правы! Достойный повод!

— Как ты смеешь смеяться надо мной, наглец! — Вскипел жалобщик, прыснув звонким голосом, точно древние колокола ужаса. — Я валларро! Владыка! Мое слово закон! Я говорю, остальные исполняют! Или ты забыл законы нашего народа и тебе необходимо о них напомнить, нареченный Орлиным Глазом?

— Ваше слово чтили законом в Эмин Элэме, Ваше Сиятельство. Здесь у вас нет власти, — жестко отрезал Остин. — Если мне еще раз донесут, что вы сеете смуту и смущаете моих гостей страхами, вас изгонят. Вот вам мой ответ.

Одэрэк Серый Аист был ошеломлен. Он медленно отступил на шаг.

— Ты обезумел, сын Эрлиндора!

— Увидимся на поединке, — непринужденно улыбнулся владетель и, сев за стол, закончил неприятный разговор.

— Эридан, откажись. Белый Лебедь не для того спасала тебя из плена, чтобы ты бездумно бросался на рожон, — голос Арианны звенел пугливым ручейком, сбросившим ярмо суровой зимы.

Девушка сделала шаг и протянула к брату руки, коснулась щеки, но Эридан выскользнул из объятий.

— Я принял вызов, сестра. Если откажу, кем стану в глазах друзей и учителя?

— Они старше и опытнее тебя и Лекса, — вздохнула Арианна. — Они покалечат вас.

— Эти наглецы не коснуться нас и пальцем, — гордо расправил он плечи и развернулся. Изумрудные глаза горели доблестью, лицо озарял свет отваги. — Твои тревоги напрасны. Поверь, я уже не тот Эридан, что был раньше. Теперь я воин. А воин не бежит от боли, врага и судьбы. Так лорд Габриэл говорит.

— Габриэл против поединка!

— Пусть! Я не отступлюсь!

С заднего двора послышались шум и голоса, звон ссыпаемого на землю холодного оружия, треск огнива о кресало. Через минуту в вечернем холоде заиграли сполохи огоньков.

— Мне пора.

Эридан исчез в переходах замка. Арианна прикрыла глаза пепельными ресницами и опустила голову — сердце девушки нестерпимо ныло, предчувствуя беду.

… Закатные огни, горевшие на вершинах Драконовых гор, стекали по склонам бардовыми реками, но под сенью высоких стен ширились сумеречные тени, потому-то внутренний двор залили светом, а место битвы огородили ровным кругом горящих фонарей. И хотя поединок носил шуточный характер (сражаться полагалось до тех пор, пока один из бойцов не признает поражение), на задний двор высыпала чуть ли не половина обитателей приюта.

Кутаясь в теплые плащи, обшитые мехами, и шерстяные накидки с просторными капюшонами золотоволосые солнечные эльфы и их серебристоволосые лесные сородичи ежились под ледяными порывами зимнего ветра и негодовали.

— Неблагодарные, — певуче проговорил один, — пришли сюда обездоленные и лишенные дома, получили теплую постель и горячую чашу еды, и вместо благодарности затеяли драку.

— Жителей Эмин Элэма всегда отличали гордыня и высокомерие. Вспомните, как отвечали они на просьбы о помощи и отвергали военный союз с Эбертрейлом, возгордившись тем, что их город стоит на обломке Скалы Эдэн в Море Ветров и мало кто из завоевателей решится штурмовать твердыню, окруженную со всех сторон бурными водоворотами и бездонными пропастями. О, да, со времен Эпохи Алого Восхода Эмин Элэм, лежавший на пустынной скале, оторванной подземным огнем от северного хребта Гор Жизни, и брошенной в глубокое море, был неприступен.

Упоительно прекрасный город тонул в закатах и не меркнувших рассветах тысячелетия. Чувство безграничной защищенности одурманило жителей. Они ослепли от собственной уникальности и величия, перестали видеть достоинства и таланты сородичей, возгордились непобедимостью и несокрушимостью, не вняли мольбам Аннориена объединить силы перед лицом завоевателей. И жестоко поплатились.

По северным и западным берегам Моря Ветров испокон веку жили ирчи, жадные до чужого добра. А Эмин Элэм был безгранично богат. Стены домов там ткали из золота и серебра, ограды и изгороди плели из ценной альхенской древесины, а дорожки и мостовые мостили опалами и изумрудами. Каждое утро, когда восточное солнце касалось лучами города, он начинал сиять, как ограненный бриллиант. Неспроста Эмин Элэм значит Град Сияния. Ирчи долго любовались соседом и, наконец, решились. Один из спасшихся рассказал: зеленокожие твари прорыли подкоп под морским дном до одной из подземных пещер Скалы Эдэн. Дождавшись ночи, они атаковали. Город был поражен в самое сердце. Шестеро из семи валларро были убиты. Спасся только Одэрэк Серый Аист. Он бежал, но был схвачен и пленен. Понять безутешных эминэлэмцев можно — теперь в Граде Сияния хозяйничают ирчи.

Агроэлл закончил сказ. Слушатели задались вопросами: зачем ирчам понадобился город — эти дикари отродясь не жили в городах, а предпочитали кочевать с места на место, устраивая стойбища на голых камнях и равнинах. У них и страны толком не имелось — так, заселенная территория на берегах в сотни миль на север, запад и юг. Обменяться мнениями эльфы не успели — на огороженную огнями площадку вышла первая пара бойцов.

Обнаженные по пояс Лекс и эминэлэмец по имени Ортанс встали напротив, поклонились и скрестили клинки. Оба выбрали длинные двуручные мечи без украшений и клейм — такого в оружейной замка валялось с избытком и ее смотритель — лорд Генри не поскупился, дав возможность взять любую приглянувшуюся сталь. Щиты бойцы тоже взяли под стать. Лекс предпочел квадратный и слегка закругленный снизу из плотного красного дерева без гербов и насечек; его противник взял дубовый четырехугольный заостренный внизу, обшитый металлическими пластинами и потому тяжелее Лексова на семь фунтов.

Несколько минут они сражались вяло, в полсилы, прикрываясь щитами. Металл звонко бряцал, изредка сыпались искры. Выходить за круг огня запрещалось, и Ортанс избрал тактику — выдавить противника за пределы поля. Лекс задумку разгадал и решил отвлечь ложным выпадом и атаковать с фланга. Он развернулся, сделал выпад, потом второй: эфесы мечей стукнулись друг о друга, щиты уперлись другому в грудь, и лица эльфов неприлично сблизились.

— Я сотру тебя в порошок, — прошипел Ортанс, — и ни твой заступник Остин, ни тем более исчадие ночи, которого ты зовешь учителем, тебя не спасут.

Лекс вывернул руку и выскользнул из захвата соперника. Ортанс стремительно завертел клинком — тонкая полоса белой стали растворилась в предвечерней синеве. Атакующий выпад. Удар, еще удар. Клинок Лекса затрещал, а щит отлетел в сторону. Он ощутил укол в плечо, потом в бок. Острая боль прокатилась по телу волной — Лекс вскрикнул, потерял ориентации и не заметил подножку.

Золотоволосый мальчишка рухнул на камни и задохнулся от боли. Клинок вылетел из руки, покатился к кованым фонарям и вылетел за черту боевой арены. Темная, будто выросшая из земли гора нависла над поверженным, грубо перевернула его на спину носком сапога и вскинула руку с оружием. В воздухе остро блеснуло и сорвалось вниз — клинок прочертил дугу и замер в дюйме от ямочки меж ключиц тяжело дышащего паренька, невольно выбросившего руку, чтоб прикрыться.

— Достаточно! — Грозно окликнул судья.

Ортанс крутанул клинок, как невесомую полоску белого шелка и отошел. Лекс перевернулся на бок, сплюнул кровью и утер разбитый нос — падение на каменные плиты отозвалось болью и страшным унижением. В горле першило от злости и обиды. Он пошарил по молчаливой толпе глазами и едва не издал вопль отчаяния — Габриэла среди них не оказалось. Учитель не пришел. Впрочем, затею с поединком темный эльф не оценил с самого начала.

— Зачем?! Зачем вы поддались? — Злился Габриэл, узнав о задуманной схватке двое против двоих. — Они нарочно вас спровоцировали. Нет! Я отвечаю за вас жизнью и честью! А потому запрещаю участвовать в сомнительных битвах с эминэлэмцами! Это плохо кончится!

— Но, лорд Габриэл, как же? — Возражали Эридан и Лекс на пару. — Мы защищали незаслуженно обиженных детей, мы воины, мы не сдаем назад!

— Вы не воины! Они — да! — Габриэл имел ввиду соперников, — вы — всего лишь заносчивые мальчишки, вообразившие себе не весть, что!

— Господин, пожалуйста, позвольте нам…

— Нет и точка! — Прошипел темный эльф. — Если выйдите на поединок, считайте, вы мне больше не ученики!

Эридан и Лекс вспылили:

— Вы сомневаетесь в нас? Не верите в наш успех? Какой вы учитель после этого?

— Дело не в этом, — покачал он головой.

— А в чем?! Мы докажем, что сильнее и опаснее, чем кажемся! Мы победим их, а вы пожалеете о том, что усомнились в нас! Обязательно пожалеете!

Воин сжал кулаки, стиснул зубы, но не спорил. Разве переспоришь порывистых и горячих юнцов в расцвете юношеских надежд, что грезят о покорении мира под оком луны. Он просто развернулся и покинул залу. Больше они не виделись и не говорили.

Лекс снова сплюнул кровью. Из глаз брызнули слезы. Ортанс тем временем вышел за черту и позорно распластанный паренек остался в круге яркого золота совсем один. Захотели победить эминэлэмцев? Вот она — ваша награда.

Со стороны донесся смех. Лекс обернулся, оказалось, веселились — Одэрэк, Ортанс, еще несколько солнечных, среди которых был и второй боец. Он уже приготовился к поединку с Эриданом, скинув рубаху и крепко обхватив рукоять длинного тонкого клинка. Сталь, отражая игривый свет фонарей, полыхала расплавленным золотом. Второй рукой он удерживал громоздкий овальный щит.

— Вставай, — перед носом возникла ладонь, потом вторая.

Братья Левеандил и Рамендил очутились рядом.

— Хватит валяться тут на потеху другим, — молвил старший.

— И не вздумай показывать им слез, — поддержал Рамендил. — Ты что, Лекс? Не плачь, говорю.

Мальчишка шмыгнул носом, поморщился — кровь затекла в глотку, и тихо прошептал:

— Учитель предупреждал, а мы не послушали…

— С Габриэлом поговоришь позже. А пока уйдем с поля. Предстоит еще одна битва.

Левеандил взмахнул косой, оборачиваясь:

— И что-то мне подсказывает — Эридан так легко не отделается.

Лекс поник головой, и покорно позволил эбертрейльцам себя увести. Так унижен он был второй раз в жизни. Первым страшным унижением был плен и пытки в Горгано, из которого его вызволила бесстрашная воительница Белый Лебедь.

Арианна вцепилась в локоть Остина и вздрогнула — в круг света заступили Эридан и высокий, сильный Тингон. В масляном свете кованных фонарей щуплый мальчишка сильно уступал могучему «дубу», коим представал широкоплечий красавец-воин, а то, что Тингон бывалый воин и отменный мечник, уже не сомневались: блестящие мускулы, мозолистые руки, гибкое, тренированное тело.

Ударил барабан. Судья разрешил:

— В бой.

Арианна отвернулась, уткнувшись в плечо друга.

— Он справится, — ободрил Остин, — он юркий и…

Загремело железо и дикий крик боли прокатился по заднему двору. Арианна распахнула зеленые глаза: сражение вылилось для ее брата в сущую пытку.

Тингон наступал, раскручивая клинком. Эридан отступал, прикрываясь щитом и получая легкие, но болезненные уколы по телу. На правом предплечье блестела крупная рана, по коже текли струйки крови. Опускать оружие, если противник ранен, но на ногах запрещалось — опускали, если один из участников признавал поражение или падал, роняя оружие. Получалось, Тингон, кромсая Эридана, правил не нарушал.

Пепельноволосый юноша был бледен, тяжело дышал, прихрамывал на левую ногу — пропустил удар под колено, — но упорно продолжал делать выпады вперед. Клинки, звонко воспев, схлестнулись, но Эридан не устоял под напором более высокого и сильного эльфа и упал на колено. Щит предательски выскользнул, пав на мрамор со звоном. Тингон воспользовался моментом и саданул того по хребту. Мальчишка закричал и упал лицом на камни — так же унизительно, как несколько минут назад его друг Лекс. Но в отличие от него меча Эридан не выпустил. Тингон замахнулся.

— Назад! — Крикнул судья.

Эминэлэмец послушно отступил, ожидая: встанет мальчишка, чтобы схлопотать еще или признает поражение. На разгоряченных мускулах Тингона играли отсветы фонарей, карие глаза горели зловещим огнем, казалось, высокий сильный эльф был вылит из бронзы, а под ресницами поблескивали черные отполированные опалы.

Эридан отлепил щеку от мраморной плиты и мотнул головой. Пепельный локон свис по уху, неприятно задев порез на скуле. Сначала Ортанс унизил Лекса, теперь этот унизит его. Эридан зажмурился, тошнота подступила к горлу. Нет, нельзя показывать слабость; никогда и ни при каких обстоятельствах не проявляй слабости и не показывай страха, как учил лорд Габриэл. О, Всевидящий, он был прав! Он предупреждал их! Они не послушали, и получили двойной удар: потеряли учителя и опозорились на глазах приюта.

Брат Арианны тяжело перевалился на локоть и бросил взор в темноту — темный эльф стыл в проеме двери. Его выдавала длинная дымчатая тень, лежавшая косым серебром на плитах двора. Хлесткий порыв скосил пламя факела — рыжеватый отблеск на мгновенье осветил мраморное лицо и неживые стеклянные глаза. Габриэл пришел на поединок, прикрывшись безучастной маской равнодушия. Горделивая осанка и высоко вскинутый подбородок красноречиво говорили: он не сочувствует самонадеянным ученикам, возомнившим себя богами мечей.

Лекс едва унес отсюда ноги, его — Эридана с поля битвы, похоже, — унесут. И пусть! — разозлился мальчишка. Бесчувственный темный мерзавец! Эридан уже решил, что не отступит и доведет бой до конца, как бы печально он ни закончился. В ярости боя его новая душа ковалась из стали, в пекле схватки его новое тело ткалось из камня. Трус, каким он был раньше — умирал на арене. В нем зарождался дух воина.

Эридан подавил стон и встал. Тингон рассмеялся.

— Упорный сосунок.

Еще несколько болезненных уколов осыпали его тело, прежде чем эминэлэмец жестко блокировав выпад, выкрутил ему запястье и заломил за спину. Он поставил его на колени и рассмеялся:

— Готов признать поражение?

— Ни за что!

Эридан выбросил ступню, пытаясь сбить Тингона с ног, но получил удар коленом в спину. Заломленная рука, не желавшая выпускать клинок, вспыхнула, и пальцы разжались сами собой. Меч звонко упал — это было последнее, что услышал Эридан прежде, чем лишиться чувств. Недавний удар в голову, которым его «наградил» гоблин на перевале Речная Чаша не прошел бесследно — дурнота накатилась внезапно и беспощадно.

* * *

— Убили! Убили! А-а-а! — гнома Бель вопила, топая по коридору большими волосатыми ступнями. — Клянусь бородой мужа, убили! Его убили! А-а-а!

— Кого убили? — Удивлено спросил Остин, когда прачка без стука ворвалась в его кабинет, судорожно глотая воздух.

Она долго верещала, размахивала руками, трясла густыми смоляными кудрями и жиденькой бородкой, прежде чем объясниться:

— Эминэлемца убили! Того — участника поединка. Лорда Тингона! Я зашла в его комнату сменить постельное белье, а он лежит на кровати в луже крови! Глаза раскрытые! Изо рта слюна! Клянусь будущей бородой сына, его закололи! А-а-а!

— Троллева мать! — Выругался огр, входя в эльфийский покой.

Прачка не обманула — Тингона закололи столовым ножом. Красивый воин лежал на мятом покрывале с запрокинутой головой и рассыпанными по подушке темно-шоколадными волосами. В широко раскрытых глазах цвета темного меда застыли боль и неподдельное удивление — он не ожидал смертельного удара. Одна рука бессильно свесилась над краем кровати, вторая сомкнулась в кулак.

Владетель Ательстанда перевел взгляд — металлическая рукоять возвышалась над колотой раной и поблескивала резным узором в рассветных лучах. Подлых, тайных убийств в его родном приюте еще не случалось, и Остин обреченно покачал головой — дожили.

Мардред дернул большими зеленоватыми ушами и прохрипел:

— Такого не утаить, лорд Остин.

— Мы не станем скрывать правду. — Он стоял к огру той половиной лица, которую скрывала повязка, прятавшая потерянный глаз, и прочесть мысли молодого эльфа помощнику не удалось. — Бесчестить обманом свой дом не позволю. — Злился Остин на огра, хотя знал, тот ни при чем.

— Как скажите, — буркнул Мардред.

В проем втекли Хегельдер, лучник Эллион, братья Левеандил Око Бури и Рамендил Эндермеран, Люка и несколько любопытных детей.

— Выведите их, — махнул Остин.

Когда детей выставили, Хегельдер вздохнул:

— Всевидящий, это правда.

С нижних этажей слышались крики и вопли перепуганной гномы.

— Она весь приют на уши поставила, — мрачно заметил Эллион, отступая к окну.

— Что мне ей рот заткнуть? — Сердился Остин.

Из коридора прилетел гомон голосов и шелест одежд. Осыпая страшными проклятиями приют, его владельца и всех постояльцев к покоям убитого подходил валларро Одэрэк Серый Аист.

— Поздно затыкать, — поморщился Люка, отстраняясь от двери.

И вовремя — та с шумом распахнулась и в покои влетел взбешенный эльф. Его сопровождал вчерашний победитель Ортанс, слегка взъерошенный, с белесым инеем на ресницах и темно-золотых волосах.

— О, нет! О, горе! Мальчик! Мой, дорогой! Тебя убили! Безжалостно, зверски убили во сне! — По-эльфийски мягкий, с легким звоном, и одновременно отталкивающе тяжелый голос раскатился по комнате рокотом злобного грома.

Одэрэк бросился к убитому, упал на колени у кровати и медленно сомкнул меж ладоней откинутую безжизненную руку Тингона.

— Холоден, как камень. Прекрасен, как весенне утро. Как? За что? Во имя чего? Дикость. Кощунство. Твоя кровь будет отомщена. Тот, кто совершил это варварское деяние — понесет неотвратимую кару. Я клянусь, что не сомкну глаз и не возложу еды в рот, пока не добьюсь признания, от того, кто это сделал.

— У вас есть предположения? — Полюбопытствовал Остин, когда почтенный эльф выплеснулся гневом и замолчал.

Валларро обернулся — мудрое спокойное лицо преобразилось до неузнаваемости; Остину показалось — из глаз Одэрэка выплеснулось холодное пламя, а сам он обратился в костлявое, с истлевшей кожей и мертвой душой существо. Владетель Ательстанда сделал шаг назад, моргнул, а когда глянул на Одэрэка снова — наваждение пропало.

— Я знаю, кто убил лучшего мечника Эмин Элэма, — певуче молвил тот.

— Кто? — Люка упер руки в боки.

— Исчадие ночи, — промурлыкал Одэрэк, но в нежности голоса таилась неприкрытая ненависть.

— Габриэл? — Удивился Левеандил.

— Ему не было прока от смерти эминэлемца, — поддержал его Рамендил, качая головой.

— Разве? — Шелестел осенней листвой Одэрэк. — А я думаю — был.

— Говорите, что знаете, — с тяжелым сердцем потребовал Остин.

Снаружи вставало солнце и крыши соседних башенок переливались сиварской позолотой. Ворковали голуби, из соседних переходов слышались возбужденные крики прачки — гнома громко и нервно сообщала всем и каждому о страшной находке в одной из комнат приюта. Вот ведь неугомонная.

— Я назвал имя темного по двум причинам, господа. Судите сами, вчера Ортанс и Тингон унизили его учеников Лекса и этого второго…

— Эридана, — хмуро напомнил Эллион.

— Спасибо… Эридана. Поражение для темного воина — хуже смерти. И неважно претерпел его сам воин или его ученики. По традиции Подземного королевства постыдный провал смывается кровью того, кто это поражение нанес. У него была причина убить Тингона. Но я не варвар. Обвинять беспочвенно, не имея веских оснований, не стану. Ортанс, — обратился он к эльфу-сопровождающему, — скажи им, что ты видел.

— Сегодня я встал пораньше, чтобы поупражняться на заднем дворе в тишине и одиночестве. Я всегда так делаю. Привычка. Вон моя кровать, она застелена. Так вот, когда я уходил, Тингон был жив и спал. Я не пошел через главный Золотой коридор, а свернул в южный переход, чтобы скоротать путь и там заметил тень.

— Тень? — Хмыкнул Хегельдер. Бывший советник оперся о стол правой рукой и прикрыл отсеченную левую.

— Это был исчадие. Я уверен. — Зло прошелестел Ортанс.

— Вы видели его? Говорили с ним? — Хмурился Остин.

— Не видел и не говорил.

— Так, какого тролля вы решили, что это темный?! — Гаркнул огр.

— Он был облачен в черные полукафтанье и брюки…

— Только один постоялец носит черное, — валларро жестко оборвал Ортанса и холодно улыбнулся. — Убийца найден.

Мардред громко прочистил горло, похрипел, похрюкал и отрыгнулся. Левеандил и Рамендил обменялись взглядами: светлые глаза братьев сверкали сомнением и неверием. Эллион обняв лук, тронул тетиву. Треньк. Треньк. Люка бросил на Остина неподъемно-тяжелый взор.

Тот думал не дольше секунды и решительно постановил:

— Спросим Габриэла. Он не посмеет солгать.

… Отшлифованные мечи отбивали чечетку. Двое босых и голых по пояс юношей приплясывали в боевом танце посреди просторной комнаты; остальные, рассевшись у стен и подогнув колени, подбадривали сошедшихся в тренировочном бое друзей.

Тонкое длинное оружие, вытесанное из можжевелового дерева, описывало в воздухе пируэты, вращения, повороты — противники, кувыркались, наносили легкие точные удары, стремясь опрокинуть соперника, прежде чем соперник опрокинет его.

Один из эльфов — помладше, пропустил выпад и свалился, прижатый к полу деревянным жалом победителя.

— Достаточно. — Габриэл качал головой. — Плохо. Очень плохо.

Мальчики с удивление покосились на бесстрастного учителя.

— Будете так же биться на войне, потеряете головы! Ты, Элдар, — обратился он к первому, — совершаешь слишком много лишних движений — расходуешь силу впустую, а ты, — кивнул он второму, — слишком напряжен — следишь за оружием противника, потому что боишься получить удар. Следи не за острием меча, а за его руками. Они главенствуют над оружием, а не наоборот. Будь это не тренировочные снаряды, а боевые — вы были бы уже мертвы.

Молодые эльфы-соперники поникли головами. На разгоряченных телах блестели бусинки пота, грудь бурно вздымалась, кисти слегка подрагивали от усталости, но рукояти они держали крепко.

На низенькой тумбе с резными ножками и покрытием из финифти горела лампа. По матовым стенам гуляли тусклые тени. Вдоль пола катились сквозняки. Комната отапливалась лишь теплом дыхания и жаром эльфийских тел.

А тут еще холодный голос темного эльфа катился по залу ледяной океанской волной:

— Вы неверно рассчитываете силу противника. Бьете не прицельно. Элдар, подойди. Запомни, рубящий удар наносят под определенным углом — так, чтобы плоскость клинка совпадала с плоскостью удара. Брэм, — обратился он ко второму, — чтобы совершить более сильный замах и одним махом сокрушить соперника ты должен занять исходное положение с упором на одну ногу, а не прыгать с пятки на носки.

Учитель обернулся к ученикам у стен:

— У каждого есть слабые места! Вам надо учиться их находить. Помните, воин не всегда выходит против врага со щитом и мечом. Порой случается встречать его с голыми руками, — он ненадолго замолчал, вспоминая бой в Мертвом лесу против залитых в металл орков, в то время, как сам был безоружен и связан. — Ваша сила не в оружии, но в вас! Вы и есть смертоносное оружие! Ваша воля — послужит вам клинком! Отвага — будет щитом! Доблесть — станет крепким доспехом! Таков третий постулат Кодекса Воина Иссиль…

Голос Габриэла прервал далекий крик; в нем слились испуг и растерянность, а за ним загудела многоголосица, катившаяся из коридора. Сворки распахнулись — ввалилась толпа. Габриэл прищурился, заметив среди незваных гостей Одэрэка и Ортанса. Первый торжествующе улыбался, второй жег ядовитым уничижительным взглядом.

— Чем обязан, господа? — Ледяной голос шерла остался невозмутим, впрочем, как и он сам.

Остин не тянул, задал вопрос в лоб, и его прямота застала врасплох даже валларро.

— Вы убили Тингона?

Снежное равнодушие лица было не потревожено. В светлеющих глазах стыл лед.

— А как вы думаете?

Среди учеников послышались шепотки.

Остин выступил вперед и, сложив руки вместе, твердо произнес:

— Мне нужна правда, лорд Габриэл.

Темный эльф не двигался, не отвечал, лишь глаза светлели вместе с ясным небом.

— Хватит играть в доброго друга, исчадие! — Одэрэк, раздраженный молчанием дерзкого мальчишки, вышел из себя. — Сбрось маску! Яви суть, убийца! Какой ты воин? Воины знают, что такое честь и с достоинством несут ответ за преступления! Тебе это неведомо!

Видя, как воинственно настроен по отношению к нему медноволосый эминэлэмский эльф, которого и воином то назвать было нельзя, потому как у него не имелось ни выправки, ни стати, ни грозной силы, но который так горячо рассуждал о воинской чести, губы Габриэла тронула ироничная улыбка. В светло-синих глазах отразился холодный утренний свет.

— Вы признаете себя виновным? — Спросил Люка Янтарный Огонь, пряча печаль в сердце.

— Это вы признаете меня виновным.

Ответив без тени раскаяния, Габриэл одним легким движением сорвал с груди серебряную перевязь с узорными пряжками. Обмотав ее о правую руку, он подхватил соскользнувшие со спины ножны с клинком и, уложив оружие на ладони, с поклоном протянул Остину.

Лесной эльф чуть не застонал от горькой правды: в традиции темного народа добровольное сложение оружия значило — признание вины. Остин медленно принял ножны с клинком и прошептал:

— Заковать.

Оставаясь в поклоне с идеально прямой спиной, Габриэл перевернул руки ладонями вниз, сжимая в кулаки; подставил так, чтобы удобнее было надевать кандалы. Длинные и очень широкие рукава, украшенные капельками самоцветов и белым серебром, упали почти до пола. Правую ладонь, как и предполагал Одэрэк перетягивал бинт: темный эльф был все еще ранен, уязвим. Валларро покосился на Остина, недоумевая, почему он не согласился отдать приказ о его тайном устранении, ведь более подходящего времени и придумать нельзя.

Мардред растолкал эльфов плечами и выступил вперед. Запело тяжелое железо. По комнате покатились вздохи и охи. Ученики переглядывались и шептались; не верили в виновность темного и те, кто пришел с Остином. Щелкнул замок, потом второй — наручные кандалы захлопнулись на запястьях, так и стоявшего в строгом поклоне воина.

— Посадить под замок. — Распорядился побледневший Остин. Полученные ножны с клинком, он поспешил передать Люке.

— Топай, — огр подтолкнул взятого под стражу.

Габриэл выпрямился, пронзил Остина острым взглядом и вышел из комнаты с высоко поднятой головой.

Одэрэк смахнул бисеринки со лба и выдохнул, кажется, пока преступника арестовывали — он и вовсе не дышал. И все же валларро был разочарован. Он ждал от исчадия криков, упреков, борьбы, а тот просто склонился и признал вину. Но, так даже лучше.

— Хвала Всевидящему, вы вняли моим словам. — Обратился он к владетелю замка. — Теперь-то поняли, какое чудовище пригрели на груди? Жаль, Тингона. Он был хорошим воином. Скажу, что его смерть послужила всем нам на благо. Он пал, чтобы жили мы. Теперь, когда исчадие ночи под замком, мы сможем, наконец, почувствовать себя в безопасности. Я рад, что вы прислушались к голосу разума. Не зря говорят, лучше поздно, чем никогда.

Остин процедил колкость, развернулся и покинул тренировочный зал.

* * *

Со склонов сползали вечерние туманы, дул обжигающе крепкий ветер. В сгустившейся ночной мгле бушевала метель. Середина марта в горах все равно, что начало декабря или конец января — весной и не пахло.

… Потаенная дверь тихонько скрипнула и в бешеном танце снежного вихря во двор шмыгнула крупная тень. Незваный чужак прижался к стене и замер, отплевываясь колючей взвесью. Заявился ирч.

Он был коренаст и очень высок, на голову выше самого высокого эльфа; мускулистые руки, свисавшие до икр, сжимали топор. Зеленокожее тело покрывала броня. Низко посаженную голову скрывал грубый шлем холодной ковки — в прорезях для глаз горело два красно-желтых зрачка.

Ирч — разведчик приподнял голову — со стены слышалась легкая поступь дозорных, тускло взблескивали костяные дуги луков, матово переливались навершия и доносились мелодичные голоса.

— … я вижу этот сон каждую ночь. Память возвращает меня в край надежд, край радости. Но города больше нет. На его месте курган, заросший белыми цветами. В блеске восходящего солнца листья горят каплями росы. Я знаю — это могила отца, и всех, кто пал защищая Эбертрейл. Но мне не больно. Нет слез. Я оглядываюсь и вижу свет. Вдоль горизонта тянутся синие хребты Гор Жизни, на севере шумит Белый Лес, далеко-далеко на востоке в пыли идут ажинабадские и аллеурские караваны. В облаках кружатся стаи озерных птиц. Они кричат. Пронзительно. Отчаянно. В душе печаль и скорбь, но не темное горе. Я достаю лютню, сажусь у кургана, начинаю играть и тихо напевать: «тьма еще не покорила меня, рок еще не сломал, не сдамся огню, не сдамся врагам, не страшно уйти, а страшно смириться, не боли боюсь — а судьбе покориться…»

— Прошу, Андреа, не надо. Сердце без того черное от отчаяния, — вдруг попросил второй эльфийский голос.

— Воля твоя, Самаэл, — вздохнул первый, Андреа. — Знаю, что тебя гложет. Сам думаю о том же. И чем дольше, тем больше сомневаюсь. Ну, не верю, что Габриэл убил Тингона. Не верю.

— Почему? Это вполне в традиции темных. Отомстить тому, кто унизил. Отомстить подло и тайно.

— Нет, — возражал первый колокольным звоном. — Каким бы он ни был, слово он бы не нарушил. Это против чести темных.

— Из золы снова не будет огня. Из обломков снова не сложится меч, — отвечал второй дозорный, Самаэл.

Ирч-разведчик сморщился, переставая слушать, — он ни слова не понял из разговора эльфийской стражи. Эльфы — поэты, эльфы — менестрели, тьфу. Он сделал несколько шагов, вжимаясь в каменную опору. Налево из-за угла замка выглядывал внутренний двор. Снежный вихрь уже успел замести его на три пальца. Ирч поднял голову — в окнах замка гас свет, шум голосов сменяло затишье. Это хорошо — это ему на руку.

Ирч двинулся дальше. Направо уходил широкий темный переход — он вел к конюшням и амбарам, огибая замок с востока. Прямо перед глазами обрисовалось кухонное крыльцо. Разведчик остановился, лязгнув доспехом. «Чтоб я сдох», прохрипел он про себя. В кухонных окнах горел яркий свет, и посторонний шум на улице могли услышать.

Не услышали, не заметили. Из кухни летел звон посуды, детские голоски и тоненький женский перелив.

— Леди Миллиана, а, правда, что тролли раньше крали детей-эльфов?

— Правда, деточка.

— А зачем? — Испуганно спрашивал другой.

— Нет, не скажу…

— Ну, пожалуйста, пожалуйста…

— Ладно. В стародавние времена жил на свете троллий король. Звали его Хакар Разоритель. Был он жесток и страшен, а на обед и ужин требовал, чтобы ему доставляли пленных эльфов.

— Он ел их заживо? — Взвизгнули дети.

— Бывало, и заживо, детка.

Ирч-разведчик захрипел от смеха, оскалив выдающуюся вперед нижнюю челюсть. Кремовые клыки блеснули в отсветах тонкого месяца, затянутого полупрозрачным пухом снежных облаков, но вовремя прикрыл глотку рукой. Светлые эльфы — до чего суеверные олухи, давился хрипами солдат. Слагают легенды и поют баллады, глупцы! вместо того, чтобы собирать армию и отвоевывать утраченное королевство Лагоринора.

Через десять шагов обнаружилась каменная лестница, ведущая к восточной сторожевой башне. Большие обтесанные камни серого неприметного цвета блестели, облитые серебром весенней наледи. Где-то наверху в свисте ветра и вое метели слышались голоса другой пары дозорных. Но здесь, в нижнем дворе не было ни души — ирч осклабился. Он приложил руку к пухлым губам и издал протяжный гортанный звук. Потаенная дверь скрипнула и в реве непогоды в предместья замка втекла стая врагов. Их было не меньше полусотни. Все в броне, шлемах и при тяжелом колющем оружии, дробившем орочьи и гоблинские кости на раз — два, а эльфийские и того легче, как льдаррийский хрусталь.

Полязгивая доспехом,они медленно подтекли к разведчику. Он махнул на серебрившиеся крыши одноэтажных амбаров, конюшен и складов.

— Туда.

— Опоздали, грязные морды, — брезгливо бросил Одэрэк, когда они вошли в амбар. — Я продрог, как пес.

— Полехче, эльф, — красно-желтые зрачки налились огнем, — не то натяну кишки на шею.

— Ладно, ладно, Гигр, успокойся, — улыбнулся медноволосый валларро. — Не для того мы заключили сделку, чтобы поубивать друг друга, правда?

— Хде металл?

— В днище клеток. Вот они.

Одэрэк кивком указал на несколько больших кованных клеток с деревянным поддоном. Стальные вертикальные прутья поблескивали в тусклых сполохах одинокой лампы в руке валларро. Иного освещения в амбаре, застеленном золотистым сеном, не имелось.

Гигр развернулся к родичу, облаченному в сине-серый доспех с надтреснутым шлемом — рваное железо едва держалось на мощной лысой башке с мясистыми острыми ушами; из-под тяжелых нависших век посверкивали рыже-алые точки, и что-то прохрипел. Тот рыкнул остальным — часть солдат, гремя и оглушительно лязгая, выскочила из амбра во вьюжную темень.

— Они обеспечат охрану, — прорычал Гигр и кивнул оставшейся пятерке: — Вскрывайте дно, берите металл. И уходим.

Ирчи бросились к клеткам. Застонало железо, полетели щепки и сверкающая стружка. Дикари рвали клетки с остервенением, хрипами, гортанным бульканьем, как хищники, истекающие слюной.

Одэрэка передернуло от отвращения. Эльф перехватил лампу другой рукой и отошел. Снаружи завывал ветер, сыпал колючий мартовский снег, и неплотно прикрытая дверь ходила ходуном, громко хлопая.

Шумно обрушилась разломанная клетка. Посыпалась другая, третья. Ирчи драли поддоны, но в тайниках было пусто.

— Хде он? Хде металл?!

Гигр бросился к Одэрэку. Два желто-красных глаза, высвечивающие из полумрака забрала, обожгли эминэлэмца бешенством. Ирч прижал валларро к стене и повторил:

— Я спрашиваю, хде металл, эльф?

Смрадное зловонье выбило из карих глаз слезы. Одэрэк задохнулся и выронил лампу. Она брякнулась о деревянный пол, покатилась, и только по счастливой случайности не разбилась — тройное стекло уберегло амбар от пожара. Ударившись о балку, лампа остановилась и свет преломился в стыках и углах. По стенам и потолку забегали мириады зыбких теней.

Ирч наседал.

— Отвечай, хде металл?

— Должен быть в днищах! Я сам укладывал его в Эмин Элэме! Клянусь Всевидящим!

Один из пятерки бросил драть клетку, вскочил на ноги и, ткнув в валларро, злобно зарычал. Гигр ответил такой же хрипло-гортанной тирадой.

— Он говорит, ты обманщик! Говорит, тебя надо скрутить и вытрясти всю правду.

Красивое эльфийское лицо застыло от ужаса.

— Нет, не смейте! Я лично вел переговоры с лордом Гелеганом и он поручился…

В рот всунули кнутовище и Одэрэк подавился. Гигр и подоспевший на помощь ирч повалили его на пол, сорвали теплый, отороченный мехом плащ и полукафтанье с широкими узорными рукавами, перевернули на живот. Одэрэк брыкался и рычал, пока те связывали ему за спиной руки и ноги, предварительно стянув высокие мягкие сапоги.

— А теперь ты расскажешь, куда спрятал металл. Или пожалеешь, — пообещал Гигр, садясь рядом со связанным, и вынимая из щели доспеха кинжал с костяной ручкой, украшенной навершием в виде оскаленного черепа.

Одэрэк зарычал, задергался, когда острие кинжала поползло вдоль хребта, распарывая тонкий лен нижней рубахи, и уперлось в копчик. Тело эльфа напряглось, заостренные уши прижались к голове.

Гигр гортанно рассмеялся.

— Хде металл?

Грязное, пропахшее потом и чужой кровью кнутовище вышло изо рта, и Одэрэк схватил воздух ртом, в глазах потемнело.

— Я сказал. — Голос звучал надтреснуто, — адамант должен быть в клетках. Клянусь…

Второй ирч хрипло зашипел, гаркнул несколько слов. Гигр бросил ответ. Кнутовище втекло в рот эльфа и левый бок пронзила невыносимая боль. Кинжал пробил плоть, засев в теле. Одэрэк мучительно застонал, упал лбом в пол, руки и ноги яростно задергались в путах. Горячая эльфийская кровь потекла по бедру.

Кинжал с хрустом вышел, чиркнув по воздуху, и Одэрэк глухо взревел. Карие глаза наполнились слезами. Дыханье сбилось.

— Следующий удар будет ниже, — пообещал Гигр. — Отвечай, хде ты, эльфийская морда, спрятал, адамант?

Рот снова освободили. Эльф стонал, скреб голыми пальцами ног по соломе. Связанные руки бессильно дергались.

— Клянусь… я не знаю… я прятал его в клетках… Нет, стой…

Вонючее кнутовище впихнули в рот. Кинжал взлетел чуть ниже спины — Одэрэк зажмурился от ужаса, все его тело свело судорогой.

Снаружи донесся грохот и треск разлетающихся доспехов. В завывание ветра вплелись вопли и хрипы ирчей. Гигр вскочил, не успев угостить Одэрэка кинжалом, и что-то громко залаял пятерке. Те ринулись к двери, но створки неожиданно распахнулись и сшибли двоих. В вихре снежного серебра в амбар влетел темный эльф, и двумя меткими ударами добил завалившихся на пол. Развернулся к третьему ирчу, перехватил унизанный кольями кистень, сверкнувший в свете лампы падающей звездой, и жестко вбил лезвие в щель меж нагрудных пластин. Поднырнул под четвертого, распорол связки под коленями (там, где в наколенниках имелись зазоры) и, кувыркнувшись, добил ударом в шею. Пятый солдат выбросил шипастое древко. Тяжелое неповоротливое оружие, пригодное для схваток с тяжеловесными орками или залитыми в грузный металл гоблинами, было совершенно неэффективно против легкой точности и неуловимой скорости эльфийского воина. Изящным отскоком с кувырком над продольной балкой амбра, Габриэл ушел от атаки, и пока зеленокожий тяжкодум размахивался повторно, вогнал кованую сталь в его клыкастую глотку. Хрустнули раздробленные кости черепа, брызнула кровь — пятый завалился на солому, как валун рухнувший с горного склона.

Габриэл резко вырвал клинок из мертвого тела и развернулся. Гигр вздрогнул — на него смотрели огромные, переливающиеся холодным сиянием, глаза; глаза, в которых ожила сущая тьма. Каменное, идеальных пропорций и точеных форм лицо, посверкивало подобно драгоценному мрамору — темный эльф даже не сбил дыхание, положив у амбара три дюжины его лучших солдат.

Гигр оскалился и кинулся к темному, была — не была. Габриэл улыбнулся одним краем губ, бросаясь навстречу. Все произошло стремительно — ирч не успел осознать собственного падения. Он очнулся в пяти дюймах над полом, приколотый к стене за плечо эльфийским клинком, будто бабочка иглой ботаника-любителя. По предплечью и кисти текла маслянистая кровь. Голова безвольно свисала на грудь, ни руки, ни ноги не шевелились — во время короткой схватки ему перебило позвоночник.

Стукнула дверь. Одэрэк развернулся, скосив глаза, и заметил, как в амбар вошли эльфы: неудивленный Остин, задумчивый Люка, мудрый Хегельдер, хмурый Эллион, злые Левеандил и Рамендил. И грозный клыкастый Мардред.

— Развяжите его, — скомандовал Остин, кивая на Серого Аиста.

Левеандил и Рамендил поспешили исполнить приказ.

— Люка, перевяжи ему рану.

Одэрэк сел на пол, придерживаемый сильными руками братьев, пока Люка останавливал кровь чистой повязкой.

— Почему вы молчите? — Прерывисто спросил Одэрэк и покосился на Габриэла: темный эльф стоял у дальнего угла, скрестив руки на груди и чуть заметно ухмылялся. — И почему он на свободе?

— Советую помолчать, господин владыка, — пригрозил огр. — Вы не в том положении, чтобы задавать вопросы.

— Что?! — Одэрэк еще пытался изображать оскорбленную невинность.

Он оттолкнул Люку, братьев и попытался встать, но оскользнулся босой пяткой и рухнул на солому. Страшная боль отозвалась в раненном боку и Одэрэк застонал.

— Будет лучше, если вы сами признаете вину и раскаетесь, — предложил Остин. — Тогда вас будут судить по справедливым эльфийским законам, а не по законам военного времени.

— В чем моя вина? Назовите грех, что лег мне на плечи, — прошипел эминэлэмец.

— Предательство, — твердо бросил Габриэл. — Сговор с врагом. Сдача Эмин Элэма. Убийство Тингона. Достаточно?

Глаза Одэрэка сверкнули злобой; он подобрался, как хищник перед прыжком — голова втянулась, плечи напряглись, руки сжались в кулаки. А Габриэл меж тем пересек амбар, взял протянутую Эллионом пластину сверкающего металла и бросил ему под ноги.

— Вы везли это, не так ли, светлый господин?

Адамант. Металл богов. Одэрэк вздрогнул и посерел: эльфы нашли металл в тайниках клеток — вот почему днища оказались пусты. Но как они узнали? Валларро бросил яростный взор на Габриэла, — конечно, им помог темный, сами бы они не додумались, не постигли его блестящего и мудрого, как дыхание загадочных преданий, плана.

— Расскажите свою историю сами? Или нам это сделать за вас? — Руки владетеля Ательстанда упали на навершие простого, но благородного На-Эна.

Одэрэк молчал, будто пораженный внезапным проклятием. За дверью стонала метель. Нижний двор полнили крики и переговоры — дозорные проверяли, не укрылись ли за стеной еще отряды подлых ирчей. В амбаре было тихо. Лежавшая на боку лампа почти выгорела. Две другие, подвешенные под потолком, сияли ярким спокойным светом, как и лица окруживших валларро эльфов. Серые, голубые, зеленые глаза отсверкивали отвращением и презрением — они ждали признаний, но гордыня превысила благодетель покаяния в сердце Одэрэка — он отказался признать вину.

— Вы пошли безнадежным путем и он привел вас в тупик, — отчетливо начал Остин. — Мы знаем, Тингона убили вы. Облачились в темное, мелькнули перед глазами Ортанса, а после заставили его обвинить лорда Габриэла. Мы знаем, драку в конюшне затеяли ваши воины с вашего же дозволения. Вы неплохо все спланировали. Затеяли поединок чести с ученикам темного эльфа, воспользовались их позорным поражением, продумали убийство победителя, подставили другого.

— Но зачем мне, несчастному и обездоленному беглецу, лишенному дома, побывавшему в плену этих, — Серый Аист бросил на мертвые тела ирчей недобрый взор, — все это нужно?

— Устранить меня с дороги, — ледяной голос Габриэла заморозил бьющееся, как птичка в силках, сердце валларро. Темный раскусил его замысел, как гнилой орех и использовал его же хитрость против него.

Остин продолжал:

— Первое. Вам сообщили, что Габриэл несколько дней наведывался в амбары и исследовал клетки, в которых ирчи вас якобы вывезли из Эмин Элэма, и которые вы зачем-то приказали сородичам тащить до приюта уже после того, как вас освободила Белый Лебедь. Очень неразумно. Без клеток ваш путь сократился бы вдвое, но нет, вы запретили их бросать. Что же в них такого ценного? А-а… В днище был спрятан адамант. Бесценный металл. Дороже золота и платины. Теперь ваша забота о клетках становится ясна. Второе. Вы узнали, что вас заметили в ночь свадебного пира у подножия кладки. Дозорные не видели, что вы осматривали потайную дверь, через которую замыслили впустить на территорию приюта ирчей, но на всякий случай доложили Габриэлу о ваших передвижениях. Вы встревожились, что он вас изобличит, и приложили усилия, обвинив его в убийстве. Но вы запоздали, лорд Одэрэк. Габриэл нашел спрятанный в клетках металл и показал мне. А три ночи назад, стоя в дозоре, заметил перемещения вражеского отряда на восточном склоне Ламарияра. Глаза светлых не распознают порожденных тьмой во тьме, но глаза темного созданы видеть во тьме. Этого вы не учли, как я понимаю. Как не учли, когда сдавали Эмин Элэм отрядам врага, что сначала ваши планы разрушит Белый Лебедь, ударив по обозу с пленными, а потом в приюте, куда вы сбежите — среди обитателей окажется темный эльф. И последнее. Вы втянули в свою грязную игру ни в чем неповинную леди. Имейте мужество признать хотя бы, что заплатили одной из женщин, чтобы она изобразила вашу любовницу, ту самую, которую видели дозорные в ночь свадебного пира.

Одэрэк сглотнул. Повязка на боку промокла и по пальцам струилась кровь.

Внезапно Гигр, пригвожденный клинком к стене амбра, хрипло загоготал.

— Он и не на такое способен, этот ваш светлый господин. Он сдал Эмин Элэм после разговора с неким лордом Хелеханом, посетившим Храд Сияния два полнолуния назад.

Ресницы Габриэла дрогнули, правая ладонь сжалась в кулак. Гелеган — главнокомандующий армии Брегона? Но при чем здесь Подземное королевство его сородичей? Что за игру измыслил новый король Эр-Морвэна? Неужели все это ради поиска Лунного города и Неугасимой Звезды или у самозваного владыки появились новые, еще более амбициозные и великие цели, кроме захвата трона Гелиополя?

— Дело в адаманте? — Грубо спросил он, вихрем метнувшись к плененному ирчу.

Гигр дернулся, но сил шевелиться или, тем более сопротивляться, не было.

Габриэл обхватил рукоять клинка и надавил — ирч взвыл от боли в плече.

— Отвечай, тварь!

— Да! Да! — Захрипел он.

Шерл отпустил рукоять и пригвожденный хрипло выдохнул, по лысому зеленоватому лбу стекал пот, капли скользили к надбровным дугам, собираясь там озерцами, а потом стекали по перемазанным кровью щекам и челюсти монстра.

— Продолжай. И не смей лгать. — Требовательный голос темного эльфа был спокоен и холоден, но угроза, таящаяся в нем, заледенила кровь даже у Остина, считавшего Габриэла союзником.

— Нет! Молчи! — Вскричал Одэрэк, но Люка быстро усмирил сородича.

— Я простой командир. Я исполнял приказ.

— Какой приказ? — Черные непроницаемые глаза впивались в залитую кровью омерзительную рожу.

— Было велено взять Эмин Элэм. Из-за металла. Знаю только, он нужен, чтобы ковать доспехи. Много доспехов. Двадцать партий было переправлено к нам, в Прибрежные Хавани. Наши кузнецы уже взялись за работу. Одна партия, эта, — он кивнул на изломанные клетки, — должна была быть доставлена в королевство Фарух.

— Зачем?

— Это плата.

— Кому? — Габриэл начинал терять терпение.

— Королю Ыхыраку Змееносцу.

— За что? — Темный насторожился.

— За выделение орочьего легиона, — прохрипел ирч, давясь кровью.

— В чье войско? — Брови Габриэла сдвинулись на переносице.

— В войско Ехо Величества короля Брехона. — Гигр приподнял голову. Два ядовитых глаза уставились в снежное лицо. — Хрядет война. Твой король поведет мнохотысячную армию на запад. Все, кто не присоединятся к нему, будут уничтожены, — ирч глухо засмеялся, — хлупцы, вы все хлупцы, вас сметет волной стали и охня. Всех светлых эльфов ждет смерть, — утробный грязно-режущий смех нарастал, — смерть от меча и щита Ехо армии! Виселицы и воронье! Курганы и пожарища! Вот ваш неотвратимый удел! — Хриплый яростный смех мешался с приступом безумных дурных воплей: — Смерть! Вас всех ждет смерть! Она идет за вами! Она рядом…

Эльфы, ошеломленные звериной ненавистью ирча, оцепенели. Гигр, охваченный безумием, гоготал.

Тренькнула тетива. Гигр вздрогнул, обмяк, безвольно свесил голову и замолк навечно — изо лба торчала стрела. Эльфы обернулись — Эллион опускал взведенный лук. Лицо лучника светилось золотистым светом отчаянного гнева и отвращения. Габриэл вскинул руку и вырвал клинок из плеча мертвеца. Тело с глухим шумом завалилось на солому.

— На рассвете — сжечь, — поморщился он, взмахивая клинком, чтобы освободить неназванное лезвие от желчной ядовитой крови.

Щелк — меч лег в заплечные ножны и Габриэл развернулся к Одэрэку. Валларро, удерживаемый Люкой и братьями, побледнел.

— Я знаю не больше него, — бесцветно прошептали губы Серого Аиста.

— Зачем Гелеган искал встречи? — В глазах Габриэла разгорался серебристый огонь.

— Он прибыл с предложением. Призывал объединиться с Мерэмедэлем. Король Брегон затеял какой-то опасный поход. Он не сказал против кого, но намекал — опаснее похода равнина Трион не помнила со времен правления Лагоринора ал'Эбен Блистающего. Им требовался металл. Непробиваемый для оружия врага и легкий в носке и уходе. Лучшего, чем адамант в этом мире не найти. Лорд Гелеган предлагал союз — Эмин Элэм переходит под покровительство Эр-Морвэна и получает покой, а взамен…

— Вы поставляете им адамант, — вставил слово Хегельдер.

— Не им, — покачал головой бледный, как первый снег Одэрэк, — а кораблями через Море Ветров в Прибрежные Гавани ирчей.

Эльфы помрачнели. Еще и ирчи в сговоре с Брегоном — плохая весть, очень плохая. Ибо известно и эльфу, и троллю, и гному, что война для выносливых и свирепых ирчей — смысл жизни, и нет лучше наемника, чем зеленокожий боец, рожденный в стойбище на побережье Моря Ветров. Соперничать в воинском ремесле с ними могут разве только черные гоблины да темные эльфы; первые берут числом и напором, вторые — умением и утонченными техниками ведения войны.

В свободное же от походов время ирчи брались за подготовку к войне. Оружейники, бронники, кузнецы, сталелитейщики — не было лучших ремесленников в выплавке и ковке металлов, чем ирчи. Даже гномы Аскья Ладо и льдаррийские цверги иногда уступали им в мастерстве и умении ткать качественное оружие и доспех. Мечи, копья, щиты, латы ирчей отличались удивительной индивидуальностью, прочностью, надежностью, а их тонкие двуручные клинки три фута в длину уступали лишь темноэльфийским клинкам из маэ-ро, что добывалась в Железных и Медных рудниках Мертвых гор.

— Гелеган был настойчив и убедителен, — шептали бескровные губы Одэрэка, — я внял его призыву. Другие воспротивились. Они изгнали темного из Эмин Элэма. Он пригрозил Граду Сияния страшными бедствиями и разорением, поклялся, что выжжет его дотла, как Эбертрейл. Я пошел с ним на сговор, чтобы спасти город и наш народ, — голова Одэрэка безвольно рухнула на грудь. Медные волосы посыпались по плечам и свисли на грудь.

— Не будьте лицемером, — сказал Габриэл без усмешки, без яда; сказал скорбно, с горечью и глазами полными печали. — Вами двигали порывы далекие от благородства и отваги. Гелеган предложил власть и вы не устояли. Что он пообещал вам? Ключ от города? Вы возомнили, что станете таким же великим и благословенным среди эльфийского народа, как Аннориен Золотое Солнце? Вижу, что да. Гелеган умеет убеждать, — поморщился Габриэл, как от старой боли, напомнившей о себе в неподходящий час. — Вы не устояли и сдали город ирчам. Вам казалось — позволить этим дикарям добывать металл в недрах скалы, не большая цена за спасение тысяч эльфийских жизней. Но вы ошиблись. Эльфы встретили их сопротивлением. Завязалась бойня. Многие из ирчей погибли, остальные пришли в ярость и бросились убивать всех, кого встретят. Вы бежали, бросив город, который так грезили спасти. — Габриэл вздохнул и разложил суждение «по полочкам»: — Теперь вы здесь. Ирчи хозяйничают в Эмин Элэме и добывают адамант, а Гелеган вернулся в Мерэмедэль с хорошими новостями. Как видите, господин, с вашей помощью или без, Брегон добился своего.

Одэрэк застонал, уронил голову на руки и начал медленно раскачиваться. Кажется, только сейчас он понял, какую страшную и непростительную ошибку совершил, пойдя на сговор с главнокомандующим Эр-Морвэна и сбродом дикарей.

— Как много адамантова доспеха необходимо? — Спросил Габриэл минуту спустя.

— Не знаю. — Промямлил Одэрэк из-под ладоней. — Много. Очень много.

Порывистый ветер рвался и рычал за стенами. Рой снежинок перестал втекать в амбар через щели и дыры — метель медленно затихала. Звонкие эльфийские голоса смолкли — убедившись, что ирчьих отрядов поблизости больше не было, дозорные вернулись на стены, а прочие — в замок. Вьюжные облака разрывались и в маленькие окна, залитые прозрачными стеклами, затекал тусклый свет ночного серебра.

В затянувшемся молчании Остин понял, большего от валларро не узнать.

— Возьмите предателя под стражу, — приказал он. — Залечите рану и бросьте в подземелье. До суда он проведет на хлебе и воде.

Люка положил руки на жалко сведенные плечи Одэрэка.

— Вставайте, лорд.

Одэрэк отнял ладони и бросил на Остина взгляд полный яда. На секунду владетелю Ательстанда показалось он вновь увидел отблеск жуткого монстра в прекрасном облике гордого лорда, но вскоре понял — это обман, всего лишь игра ночи и мерцающих ламп.

— Считаете меня предателем и клеймите грехом! — Зашипел Одэрэк. — Теперь я для вас чужак? О, глупцы! Пусть я совершил грех, но я никогда не буду вам чужаком, как бы вы не хотели от меня отречься! Он, — солнечный эльф кивнул медноволосой головой в сторону Габриэла, — он настоящий чужак. Затаившийся тигр перед броском. Попомните, он еще удивит вас. — Одэрэк отчаянно рассмеялся, запрокинув голову, — и сказано: обмануты будут те, кто желает быть обманутыми. Вы забыли об осторожности, потеряли последние крохи разума, приняв его в дом. Я напомню вам, даже если вам горько слышать, я напомню…

Один шакал, бродя без цели в окрестностях города, свалился как-то в сосуд для смешивания индиго. Не в состоянии выбраться оттуда, утром он притворился мёртвым, и хозяин сосуда вытащил его и отволок далеко в сторону. Там и бросил. Шакал, увидев свою новую окраску, вернулся в лес и решил использовать свой новый облик с целью возвыситься над другими обитателями леса. И вот, созвав всех шакалов, он сказал:

— Лесной бог соблаговолил собственноручно помазать меня соком всех трав на царство в лесу. Посмотрите на мою окраску. С сегодняшнего дня жизнь в лесу должна подчиняться моей воле.

Увидев его необыкновенный цвет, шакалы поклонились ему до земли:

— Мы — рабы Вашего Величества.

Так шакал достиг высокого положения царя над всеми зверями, жившими в лесу, и окружил себя своими родичами. Но потом, когда приближёнными в его свите сделались тигры, львы и другие звери, шакал стал стыдиться других шакалов, начал пренебрегать своими родными и удалил их от двора. Тогда, видя смущение шакалов, один, самый старый из них, посоветовал:

— Не волнуйтесь! Раз он выказывает к нам глубокое невежество, пренебрегает нами, считает недостойными, в то время как мы знаем его слабые стороны, то я устрою так, чтобы он погиб. Ведь тигры и другие звери сбиты с толку его цветом и признают его царём, не зная того, что он шакал. Поэтому подстройте так, чтобы его узнали. А это нужно сделать вот как. В сумерки подойдите к нему поближе и все сразу подымите громкий рёв: он услышит зов природы и невольно завоет сам. Ведь невозможно возвыситься над собственной природой: сделай собаку царём — она всё равно будет грызть подошву. Узнав его по голосу, тигры убьют его.

Шакалы послушались этого совета, и всё случилось так, как сказал старый шакал [притча неизвестного происхождения].

Эльфы выслушали Одэрэка в полном молчании. Притча «Ни свой, ни чужой» была им хорошо известна; она принадлежала перу великого мыслителя Эдвина Мудрого, что жил в дни Первых Зорь. Не сложно было догадаться, к чему клонил заблудший в собственной мудрости господин, но слова эти были для них, что шелест сухих листьев по осени — шепот утраченной гордости и надежды.

— Увести.

— Исчадие ночи — шакал среди львиной стаи, — шипел схваченный валларро, когда его волокли к двери. — Когда придет время, и он услышит зов крови, он не сможет не откликнуться… не сможет устоять! Вы еще пожалеете… горько пожалеете, но будет поздно!

* * *

Выглянувшее солнце разорвало зимний туман, и клочья розоватого серебра поплыли над серо-синими вершинами гор и вскоре растаяли. В прозрачной дали проступали очертания крутых гребней и пологих низин, засахаренных ледяными озерами. Ветер раскачивал перистые кроны деревьев — дубы и вязы осыпались искристой пылью и стояли по склонам в ореолах снежных облаков, как рыцари в блистающей на солнце броне.

Вдали едва слышно шумела Этлена, пробудившаяся от зимней спячки, ее берега еще пленял лед, но мощное непокорное течение пробило узкую полынью на середине и во всю прыть мчало пенные волны на юго-запад.

Из-за восточного склона Драконовых гор плыли огромные рваные клочья облаков, сверкая багрянцем и золотом. Габриэл поймал одно из них взглядом — оно опускалось все ниже, пока не коснулось пушистым подбрюшьем верхушек гор, превратив угрюмые ледяные темницы в сияющие твердыни величия и славы. Темный эльф смахнул с ресниц капельки воды — под утро воздух стал сырым и тяжелым, и снова уронил взор в темнеющие долины юга и востока. Он простоял неподвижной статуей на восточной стене, облокотившись о парапет до самого рассвета.

Горькие слова правителя Эмин Элэма не ранили холодного сердца темного воина, все его мысли занимали сведения, касающиеся войны. Разрозненные осколки еще царапали разум и кололись, как льдинки вскрытого весенним солнцем пруда, но постепенно загадки облекались в четкую и полную картину.

Брегон, сын Теобальда — король Эр-Морвэна зашевелился. Дело не только в желании отыскать Лунный город и корону Всевластия. Для этого требуется всего-навсего карта с точным месторасположением древней святыни, а не тысячи доспехов из адаманта, которые ему прямо сейчас куют ирчи Прибрежных Гаваней, и не тысячи наемников, которые прямо сейчас спешат со всей равнины в столицу Подземного королевства. Габриэл не сомневался: легион грорвов, разбитый на перевале Речная Чаша был одним из тек, кто торопился на зов темноэльфийского владыки.

Парень склонил голову, потер переносицу пальцами в перчатке. Что там бубнил вонючий оборвыш Рубака: он идет в Мерэмедэль по приглашению Брегона Непобедимого, чтобы влиться в ряды элитной армии для похода против Теней Запада. Губы дернул злой смешок — элитная армия и сборище черных тварей — понятия несовместимые, как огонь и пламя, небеса и земная твердь. Никогда, никогда! из гоблинов, орков, ирчей не сделать элитную армию, какими бы сильными, бесстрашными и свирепыми они не были! Учи их хоть сотню лет, они все равно останутся тупой, алчной и кровожадной лавиной стали и когтей, сметающей на пути жизнь и выжигающей землю дочерна.

Габриэл выпрямился, положив ладони на парапет. Плащ, небрежно наброшенный на плечи и сколотый у горла золотой фибулой-грифоном, рванулся под порывом утреннего ветра, слетевшего со склона Караграссэма.

«Поход против Теней Запада», не шло у него из головы. Что это за поход, и о каких Тенях Запада болтал гоблин в надежде отсрочить смертельный удар эльфийского клинка. Сердце Габриэла сжала тревога и он понял, почему тяжелые предчувствия все сильнее наполняли его душу вязким сомнением, отбирая сон, покой и надежду. Брегон отважился! Отважился совершить страшное зло, дабы утолить жажду гордыни и голод тщеславия…

— Гелиополь, — беззвучно молвил губами.

Город Солнца. Он отважился идти войной против предков….

— Смена караула! — Разлетелся звонкий голос Самаэля.

На стены поднималась дневная смена.

Золотистый луч упал на сложенную из больших серых камней стену восточной башни, заиграл жидким огнем в стеклах и ставнях. Солнце заливало всю восточную половину замка, текло по крышам башенок и крепостным насыпям, заглядывало в окна постояльцев. В пяти шагах, у бойницы встала пара дозорных. Габриэл накинул капюшон и, сбежав по каменным ступеням, обогнул замок с востока. Миновав кухонное крыльцо, он спустился во внутренний двор и остановился — у парадного крыльца его дожидались.

Двое эльфов, эльфийка и серебристый альбинос породы хэллай с кроваво-красными глазами обернулись. Теплая улыбка, похожая на луч весеннего солнца в пасмурный день озарила лицо Арианны. Девушка приветливо склонила голову. Габриэл ответил поклоном. Но не она ожидала благородного господина, а мявшиеся в нерешительности Эридан и Лекс. Эльфийка что-то шепнула им, нежно поцеловала в лоб сначала брата, потом Лекса, махнула тонкой серебрящейся ручкой волку и уплыла.

Габриэл не двигался, пока ученики медленно подходили с поникшими головами и нервно сжатыми кулаками. Эридан был страшно смущен. На лице Лекса полыхал румянец вины. Они остановились в семи шагах от учителя и поклонились с совершенно прямой спиной — достойно и уверенно, так, как учил шерл.

— Господин учитель, — Эридан не разгибал спины, — я и Лекс… мы осознали вину и просим прощения.

— Мы клянемся в вечном повиновении. Обязуемся никогда не перечить, а если не сдержим слово, готовы нести наказание.

— Дозвольте нам вернуться, господин.

— Мы хотим продолжить обучение.

Мальчишки говорили слаженно и четко; видимо, заранее репетировали. Горделивую строгость Габриэла унесло, и он улыбнулся.

— Мне не в чем вас упрекать.

Эридан и Лекс выпрямились и с удивлением глянули на учителя.

— Вы не сердитесь? — Робко прозвенел Эридан.

— А на что мне сердиться? — Он дернул плечом, — за то, что вступились за слабого и не убоялись принять вызов противника превосходящего и силой и умением, хотя знали, что потерпите поражение? Нет, не сержусь. Но горжусь вами.

— Правда? — Глаза Лекса засияли двумя родниковыми озерами.

— Чистая, — кивнул учитель не намного старше учеников. — Идемте, — позвал он, — негоже стоять на ветру.

— А, правда, что ночью на приют напали ирчи, а вы отбили нападение?

— Не я один, Лекс.

— И правда, что наш поединок подстроил Одэрэк Серый Аист, потом убил Тингона, а вину свалил на вас? А вы, чтобы вывести его на чистую воду претворились виновным и позволили себя заковать?

— Правда, Эридан. Эту хитрость мы с Остином задумали на пару. Иначе изобличить валларро в предательстве мы не могли. Но не будем о дурном. Вы завтракали?

— Нет!

— Так и знал. Бегом в трапезную.

Глава 11. Буря

Посеешь ветер, пожнешь бурю

(Осия: 8:7)

Она плавно покачивалась — как парус на просвечивающей звездами волне. Ее прохладная и влажная кожа в отблесках свечи казалась сотканной из серебряных нитей и отливала голубоватым светом. Наслаждение нарастало. Она изогнула спину, не сдержалась и сладко застонала. Ее движения становились быстрее и настойчивее — он терял себя, а предчувствие высшего блаженства чаровало сладкой мукой. Бесстыдно откинув голову, она закричала, и он излился с глухим коротким хрипом третий раз за вечер.

Девица тряхнула черными кудрями и слезла с Хилого, упав на край узкой кровати, застеленной простыней не первой свежести. Комната гостиного двора была не ахти какой — самая дешевая. В узкое, измазанное копотью окно едва виднелся клочок неба с серебристой звездой. Кроме кровати здесь имелись низкий стол, грубо сколоченный табурет и шкаф с полуистлевшими створками. Углы затягивала паутина.

Хилый потянулся — в паху таяло наслаждение. Слегка раскосые глаза поймали серое пятно, ползущее по рассохшимся доскам потолка. Моль. Насекомое шевелило усиками. Крылышки, осыпанные пепельной пыльцой, отливали металлическим блеском. Полукровка облизнул пересохшие губы. Близость обессилила его; горевшее горло нуждалось в воде, но спускаться в таверну он не хотел. Догоравшая свеча плавилась в лужице медового воска и дешевую комнату медленно накрывала синяя тень. Хилый сердито зарычал — нет, идти в таверну все-таки придется.

Голая девица прижималась к нему сбоку. Одну ногу закинула на него, левой рукой ласкала низ живота, обхватывая мужское естество и глухо урча. Ее карие глаза поблескивали в предвкушении новых утех и… дополнительной платы. Она и впрямь была хороша. Полукровка — как и Хилый, потому их слияние было столь упоительно.

Матерью Хилого была безродная темная эльфийка из низших кварталов Мерэмедэля. После смерти родителей она бежала на восток в поисках лучшей доли. Судьба забросила юную красавицу в Сторм, где ее увидел орк-фаруханец, служивший при дворе королевского Наместника. Голубокожих фаруханцев можно смело называть образчиками добродетели — они яро следуют законам, слывут добропорядочными подданными и честными воинами.

Была ли это любовь с первого взгляда или просто влечение, одной Иссиль известно, но фаруханец не устоял и взял эльфийку в жены. Межвидовые союзы большая редкость (во многих королевствах вообще запрещены под страхом смерти), да и дети в этих браках почти не рождаются, а если рождаются, как правило, погибают в первый год жизни. Хилому повезло — он выжил, но мать не спасли. Она отошла в Арву Антре, едва взглянув на новорожденное дитя. Он не остался сиротой. Отец привязался к нему со дня родов — любил (насколько у орков возможна любовь), опекал, обучал воинскому делу, тратил все скромные сбережения, называя сына смыслом жизни.

Несколько лет назад его убили в уличной стычке. Убийцу не нашли. Хилый был раздавлен горем и сломлен потерей. Но, как любой, в ком течет жгучая орочья кровь, горевал недолго. Очень скоро пламенное сердце наполнилось жаждой мести. Хилый отрекся от имени, взял прозвище и поклялся на могиле отца: пока не отыщет убийцу — не успокоится. Однако, поиски зашли в тупик и он все чаще стал прикладываться к бутылке. Сначала — чтобы уснуть и не мучиться кошмарами, изматывающими душу, потом вошел во вкус и уже не мог остановиться.

Все изменилось одним летним днем. Судьба столкнула его с темным эльфом. Точнее, темный налетел на него, как сивый мерин на внезапно выскочившее из тумана дерево. Он спасался бегством от целой шайки орков-степняков, которые преследуя его, грязно ругались и клялись натянуть тощий эльфийский зад на кол, если поймают. Беглец обратился к Хилому за помощью и пообещал, если тот поможет — будет щедро вознагражден. С похмелья Хилый плохо соображал и зачем-то согласился; укрыл его от диких соплеменников из Ажинабада и Диких Степей. А потом выяснилось, темный эльф — это принц Брегон, гнавшийся за ним степняк — купец Сейхан бей Габар, а предмет спора — украденный эльфом Видящий Камень. Хилый горько пожалел о помощи исчадию ночи, но отступать было поздно, исправлять ошибки — бессмысленно. Принц предложил Хилому пойти во служение за хорошую плату. Делать-то ничего и не надо, заверил принц. Все, что требовалось — жить в Сторме и шпионить за всеми, кого тут только можно встретить и время от времени докладывать присланным королевским гвардейцам.

Хилый согласился. А через год судьба столкнула его с еще одним высокородным темным эльфом — главнокомандующим Его Величества Габриэлом, сыном Бриэлона. Совместная поездка в ущелье Беллийских гор не увенчалась успехом. Тот, кого Габриэл искал в Горгано — бежал. Но полукровка помнил не провал, а нечто иное — последний разговор с юным отважным шерлом.

— Возвращайся в Сторм, — повелел тогда он. — Сиди там и не высовывайся. На послания принца не отвечай. Если ты мне понадобишься, я сообщу.

— Да, господин. Все сделаю, — покорно ответил Хилый своему новому владельцу.

— И последнее. Не напивайся больше до полусмерти. Если узнаю, что пьешь — найду и накажу.

Хилый не напивался. Иссиль свидетельница — он ни капли в рот не брал с того самого дня, потому что до смерти боялся гнева темного эльфа…

Тело свела истомная мука, в паху стало жарко. Она вынудила мужскую плоть откликнуться на ласки. Хилый часто задышал, и распутница лихо оседлала его, как необъезженного аллеурского жеребца.

Свеча прогорела, сумрак затянул стены и потолок. Моль сползла с потолка на окно и теперь с мягким шелестом трепыхалась о стекло, бросая бесформенную тень на едва угадывающийся в полутьме пол. Из коридора доносились пьяные крики и ругань. С нижнего этажа летел звон битой посуды, треск столов, глухие удары и сдавленные вопли — драки здесь случались чаще, чем портилась погода. За соседней стеной слышались громкие женские стоны, за другой — глухой плач навзрыд.

Подруга на одну ночь издала стон удовольствия и потянулась целоваться. В этот момент в голове Хилого точно щелкнуло, и уши наполнил повелительный голос. Голос Габриэла. Чуть раскосые глаза на бледном лице распахнулись от удивления. От неожиданности он дернулся и толкнул ее. Не удержав равновесия, та шумно свалилась на шершавые доски.

— Чтоб у тебя отсохло, недоносок! — Зашипела она, поднимаясь и потирая ушибленное бедро. — Плати мне или я подниму шум! — Потребовала, хватая одежду, разбросанную около кровати.

— Бери и проваливай, — швырнул он пару серебряков.

Девица недовольно фыркнула, явно рассчитывая на большую плату, и, громко хлопнув дверью, оставила полукровку в безмолвном мраке, бросив напоследок ругательство. Хилый сел на кровать и обхватил голову руками. Спутанные черные волосы грязными лохмами повисли до колен. По голой спине скользил холодок. Голые ступни леденил не протопленный пол. Голый зад кололо пропитанное чужим потом и Иссиль знает чем одеяло. Полукровка не обращал внимания на неудобства — он отдался воле хозяина.

«Слушай меня внимательно», — властный шепот Габриэла несся из невообразимой дали. «Для тебя есть дело…»

Когда шум в голове растаял, улетев за горизонт с весенней полуночью, Хилого, наконец, объяло искреннее восхищение, недоумение и ошеломление в едином порыве. Лорд Габриэд обладал великим даром — говорить через расстояние.

— Шепот Бездны! — Воскликнул полукровка и вскочил.

Он стал судорожно натягивать одежду. Ему срочно требовалось глотнуть горячительного, ибо восхитительное открытие привело его в состояние крайнего возбуждения и неописуемого преклонения перед едва знакомым маршалом из Мерэмедэля. Каков! При той первой встрече, он и словом не обмолвился, что обладает древними даром и умеет посылать мысль через горы, реки, леса и равнины.

Отец Хилого знал великое множество преданий и легенд. Он рассказывал о прошлых и будущих временах, повествовал о расцвете равнины Трион и о сумерках эльфийского владычества, и однажды, коснулся запретной темы:

— Сегодня я расскажу тебе не сказку и не миф, а истину. Легенду о великом и совершенно утраченном даре эльфийского народа.

— Что это за дар такой, раз о нем сложили легенду?

— О, мой сын, этот дар был дороже самых бесценных драгоценностей и удивительнее самых чудесных чудес на всем белом свете. Высокие эльфы называли его Меано. Все другие звали Глазом Времени и Шепотом Бездны. Да, сынок, не удивляйся, когда-то эльфы имели второе зрение и могли видеть то, что скрыто завесами смертного рассвета, а еще они могли слышать и говорить друг с другом на расстоянии. Глаз Времени и Шепот Бездны были даны им от сотворения мира, но…

— Что но, отец?

— Смерть Лагоринора ал'Эбен Блистающего положила начало утраты эльфами Меано. Последние Видящие и Шепчущие ушли за Заокраинное море тысячу лет назад. Сегодня потомки великих предков растеряли свой дар. Да, сынок, эти эльфы неровня первым Высоким Лордам, канувшим в давно минувшее прошлое. Нет среди них Видящих. Нет среди них Шепчущих.

Хилый глухо рассмеялся: отец ты заблуждался, есть! есть, как минимум, один! Один Шепчущий! Мой хозяин!

Он подскочил к двери и дернул ручку. Чадящий свет настенных ламп больно ударил в глаза. Он зарычал, зажмурился и вдруг осекся — напиваться ему нельзя. Габриэл узнает — спустит с него шкуру. Будучи темным эльфом по матери, полукровка знал, они словами не разбрасывались: сказал, накажет — значит накажет.

Хилый замер в проеме, побурчал и выскочил в коридор, на ходу набрасывая темный охотничий плащ. Полы бесшумно обхватили фигуру, легкая, но теплая ткань погребла кожаные ножны с широким одноручным клинком орочей работы, украшенным берриловым навершием с гербом королевства Фарух (меч перешел ему после смерти отца).

Мимо плыли запертые двери и, стрелявшие блеклыми струями лампы в форме тыкв и груш. Из-за угла вынырнул пьяный гном с вьющейся бородой до колен. Житель пещер громко распевал на родном языке и салютовал рукой воздуху. За ним плелась парочка нетрезвых орков-фаруханцев и сдавленно посмеивалась, отблескивая голубоватыми макушками. На ступенях повстречался коротко остриженный солнечный эльф в грязной одежде. Он медленно поднимался на второй этаж с кипой белья, громко лязгая цепью на лодыжке. Раб. Хилый предпочел не встречаться взглядом с несчастным пленником. Несмотря на строгие запреты Ыгырака Змееносца — в Сторме, как и в любом ином городе торгашей, существовали невольничьи рынки. Они приносили немалый доход, и грязные на руку дельцы не собирались от них отказываться даже под страхом ужасных мук и немедленной смерти.

Выскользнув из гостиного двора, полукровка исчез в сумраке торговых рядов.

* * *

Обшитое железом колесо со крипом скатилось с плоского камня в подтаявшую грязь и смазанные дегтем ступицы звонко вздрогнули. Первая повозка, запряженная тройкой, шла легко; эта вязла на каждом повороте.

— Если с пустыми не можем управиться, то, как потянем наверх груженые припасами? — Цедил Эллион, подталкивая повозку плечом с одного бока.

— Купи им крылья, — язвил Габриэл, налегая с другого.

Мьямер, сидевший на облучке и правивший двойкой, улыбнулся.

Из-под колес летели комья мерзлой земли вперемешку с обломками камней и оттаявшим дерном. Тропа кружила и петляла по ущельям и пологим низинам, то резко убегая вниз, то круто взбегая по бесчисленным каменным склонам, заваленным камнями. Спуск со скалистого отрога выдался не из легких. В лицо бил визгливый и пронизывающий одежду ветер, на голову сыпала водная пыль — дождь со снегом слеплял длинные волосы и противно затекал за шиворот. Повозки шли тяжело — весенняя распутица превратила горные дороги в месиво каменистой жижи и прихваченных льдом луж. Кое-где по обочинам уже проглядывала молодая зелень, где-то путники замечали островки белоснежных ландышей или сбившиеся в кучки серебристые островки эдельвейса. Но в глубоких трещинах и под навесами причудливо накиданных валунов еще серели рыхлые напитавшиеся влагой сугробы, а на пологих склонах и в горных долинах поблескивала ледяная молочная корка. Тянуть дольше было нельзя — провиант в замке оскудел и Остин принял решение отослать две повозки в Аяс-Ирит на месяц раньше положенного срока.

Апрельский день выдался холодным и мрачным. Эльфы, выбиваясь из сил, тонули по колено в грязи, но упорно двигались на юго-запад, а за их спинами шумела темная стена хвойного леса, освободившегося от снежного панциря.

— Впереди! — крикнул Мьямер, заметив осколок, перегородивший тропу на треть.

— Ат проклятье, — выругался Эллион, стряхнул с лица бегущие капли, и обернулся: — Габриэл, толкни повозку на меня.

Габриэл толкнул и Мьямер резко потянул поводья вправо.

— Ну, пошли!

Лошади забрали левее и благополучно объехали обломок.

У одиноко растущей пихты тропа забрала на запад. Ледок, подернувший дорожное полотно, хрустел и ломался под колесами и копытами коней. На высоких острых утесах восседали гордые орлы. Даже в сумеречном свете непогожего дня их перья взблескивали золотыми огнями.

К западу тянулись гряды Драконовых гор. На востоке отсвечивала сталью Этлена.Грозно шипя и грохоча, течение уносилось в даль; кружились водовороты, несли сломленные сучья, обломки камней, прошлогодние стебли. Северный берег был усыпан снегом и галькой. По южному — гуляли рваные прядки серых туманов. Над головою, мчась за огненные стены призрачного горизонта, гудели серые тучи. Мелкий дождь, переходивший в снег, сек лицо и руки. Кони фыркали, дергали ушами, кусали мундштук и сердито ржали. Горный воздух пропитался сыростью, холодом и пресным запахом камней и грязи. Тени сумерек тянули синие пальцы по лощинам и горным равнинам.

Взор Габриэла упал на громадный утес, озаренный закатным огнем. Солнечные лучи прорезали тучи, ненадолго подсветив пламенным золотом заоблачные макушки, покрытые шапками вечных снегов. А потом тучи сомкнулись, и горный край тоски и печали снова подернулся завесой близившейся ночи.

— Остановка! — Левеандил спрыгнул с облучки первой повозки.

Мьямер потянул поводья второй.

— Стой, тпрр!

Привал устроили под козырьком утеса, поросшего лиственницами и кустами дикого шиповника. От камня, испещренного трещинами и сколами, веяло стужей и злом, но его необъятная тень надежно скрывала повозки, коней и шестерку эльфов, а потому иного места для ночлега не искали.

Свет таявшего вечера мерк в шелесте кустов и поскрипывании режущих веток. Разведенный костер плевался в черное небо искрами жидкого огня. Дождь ненадолго прекратился и с севера потянуло стальным холодом. Темноту горного склона пронизывали неясные шорохи, зловещие шепоты, блуждающие тени. Третью ночь подряд эльфы ночевали среди скатившихся валунов и древних иссохших деревьев — в глухих владениях духов гор и пещер.

— По мне лучше ночевать здесь, но свободным, чем в тепле и сытости, но с цепью на шее, — улыбнулся Хегельдер и ловко выцепил из янтарных углей пшеничную лепешку.

— И с надежным другом рядом, — кивнул Рамендил, тряхнув косами, отлившимися волной золота.

Новый жгуче холодный порыв заставил величавых эльфов плотнее закутаться в походные плащи — тепла это не добавило. Промокшие и отяжелевшие, они грузно лежали на точенных эльфийских фигурах подобно обломкам свинцовых плит.

Клубы густого дыма метались над костром игривым змейками, отдаваясь запахами печеного хлеба, сыра и яблок. Левеандил прожевал лепешку и вздохнул:

— Печаль в небесах. Печаль в сердце.

Он немного помолчал и запел:

Ни трели птицы, ни шепота цветка,

И на душе темно и горько,

Вокруг зима и длань врага,

Вокруг курганы павших воинов.

Вороний крик звенит во мгле,

В холодном пепле пляшут тени,

Одни в беззвездной темноте

Гуляют волчьи сновидения.

И мир таится в тишине,

И звезды плачут на рассвете,

Но мы идем вперед к мечте,

Бесстрашно бросив вызов смерти…

Мотив юного эльфа подхватили младший брат, Хегельдер, Мьямер и Эллион. И мрак отпрянул, и над костром полилось сияние, как от ярких звезд Запада, венчанных благословенным светом их владычицы Мал'Алэны. И пока лилась песнь, по эльфийским лицам, по волосам и одеждам лился свет, обращая темную холодную ночь в лучик рассветной надежды.

Габриэл не пел. Он вообще в последние дни удивлял молчаливостью и самоотрешенностью, будто телом был с ними, но душой витал в просторах неизведанных миров. Вот и сейчас, сидя у костра и закутавшись от плеч до ступней светлым плащом, он казался ликом призрачного серебристого света. Очертания его высокой фигуры размыл туман, прекрасное снежное лицо, чуть светившееся в холодной ветряной мгле, стыло в молчании и бездвижии. В черных таинственных глазах мерцали теплые отблески костра. Иногда, казалось, он общался с кем-то незримым, известным только ему одному, и спутники старались не обращать внимания на временное уединение темного воина. Тем более, что временам он становился собой, а на вопросы о странных часах отречения пожимал плечами в искреннем недоумении.

— Я помню день коронации Аннориена. День его славы и почета, — заговорил Хегельдер, когда песнь закончилась, искристый свет поблек, а дождь забарабанил с новой силой. — Он не всегда был королем Эбертрейла, как Эбертрейл не всегда был великим городом нашего народа. Прежде, чем надеть корону, он был воином. Простым командиром. В те далекие времена смуты и разрухи мы бродили по равнине Трион обездоленные и потерянные, а исчадия ночи еще не были нашими главными врагами, не в обиду сказано, — обратился он к Габриэлу, но тот не слушал.

— А кто был главным врагом? — Звонкий голос Левеандила перекрыл треск костра.

— Темные эльфы тогда только нашли пристанище в недрах Мертвых гор и укрылись там от всего мира такие же несчастные и опустошенные, как и мы. В те предзакатные времена Эпохи Темного Рассвета еще была свежа память о падении Гелиополя, о гибели Лагоринора и четырех его братьев, повелителей стихий. Еще кровоточило сердце по утраченному величию и могуществу, а глаза переполняли слезы, когда мы видели, как наши… наши эльфийские земли заполняли твари рожденные в сумраке окраинных земель. С юга наползали орки-степняки, с востока черные и зеленые гоблины, на западе шевелилась тьма, с севера шли тролли, а в Черноземье зарождалось королевство ведьм. И тогда Аннориен собрал вокруг себя страждущих и ищущих новый дом и повел за собой. На берегу Западного озера в тени неприступных дерев Белого Леса он остановился и понял: город будет здесь. Мой отец был еще мальчишкой, когда Аннориен заложил первый камень в основание фундамента, — в шепоте прекрасного и нежного голоса советника слышалась горечь, — но жившие к востоку от Белого Леса орки воспротивились этому решению. Тогда на тех территориях еще не существовало Фаруха, а орки, жившие там раньше — не те, что обитают в Фарухе сейчас. Тогда это были дикие необузданные звери, а их повелитель Зараг Гарагриор прославился на всю равнину Трион под прозвищем Колосажатель. Такого врага наши предки прежде не знали. Но не убоялся Аннориен вызова Колосажателя и сошелся с его войском в страшной битве. Эльфы и орки бились за Белый Лес много лет. Чтобы одержать вверх, Аннориен придумал хитрость. Те дикари поклонялись крылатым богам-демонам. Это использовали против них.

Небольшой отряд наших воинов пробрался по скалам к орочьему стойбищу Колосажателя. Дождавшись сумерек, они распахнули плащи, пропитанные маслом, подожгли их и стали размахивать, изображая существ с огненными крыльями. Суеверные орки перепугались, приняв их за своих богов, и бросились бежать. Колосажатель остался без охраны и Аннориен убил дикаря. Так была выиграна та война и отвоеван Белый Лес.

Габриэл скользнул взглядом за спины товарищей. Кругом на скалах было темно и тихо. Дождь щедро поливал их узорные клыки. Воин прищурился — на одном из них отблескивали два зеленых огонька. Бесшумной походкой огоньки спрыгнули со скалы на вязкую землю и застыли. Габриэл холодно улыбнулся — усатый господин края ледяных гор и печально вьющихся рек явился. Парень не знал: тот ли это снежный барс, которого он наблюдал со стены замка в декабре или другой усатый бродяга, но приветствовал гордого зверя чуть заметным кивком. Хищник оскалился, блеснув молочными клыками.

Рядом разговаривали ничего не подозревавшие эльфы.

— Его Величество не упоминал об этой битве, — задумчиво произнес Мьямер.

— Аннориен не гордился тем, что ему пришлось убить Зарага Гарагриора. Для нашего народа убийство противоестественно. Мы созданные светом не должны убивать. Но иначе нам не выжить. — Хегельдер тяжело вздохнул: — Нет, уже больше Аннориена нареченного Золотое Солнце. Пал Эбертрейл. Столько крови пролито в пустую, столько жизней отдано в ничто…

Снежный зверь сверкнул зеленым огнем кошачьих глаз и исчез.

Мигало красноватое пламя костра, хлестал разошедшийся дождь, с шумом ревел в пещерах ветер. Эллион, не выдержав молчания, подхватил лук и колчан и встал. Высокая тень пала над костром.

— Пойду в дозор первым. Кто идет после меня, решайте сами.

— Я и брат идем за тобой, — подал голос Левеандил.

— Потом я, — тихо и печально сказал Хегельдер.

Мьямер кивнул — я следующий.

— Заступлю в предрассветный час, — Габриэл не сводил глаз с горной темноты, поглотившей юркого, как лунный отблеск барса.

Третий раз он брал на себя самое опасное и непредсказуемое время вахты, ибо любой знакомый с воинским ремеслом знал: если враг решит напасть, то пойдет в атаку непременно в самый тихий и темный час — перед рассветом.

— Будет так, — на правах старшего однорукий Хегельдер кивнул.

После полудня эльфы спустились по западному склону Вал-Геар, обогнули скалистый гребень, лежащий с севера на юг оскалом драконовой пасти, и вышли в отлогую безымянную долину в одуванчиках. За спиной почти отвесно вздымался хребет Драконовых гор. Слева грохотала Этлена. Небо темнело тучами, сыпля снежным дождем. С востока несло холодом и едковатой гнилью.

Поставив повозки под навесом каменных стен, Мьямер и братья подсунули коням овес и зеленые яблоки. Эллион и Хегельдер заняли боевые позиции. Стрелы упали на тетиву, готовые сорваться в случае неожиданной явки неприятеля.

Габриэл непринужденно-изящным прыжком заскочил на вершину острого валуна, обросшего мхом с северной стороны, и пригляделся. По ту сторону реки лежала бесконечная даль унылой равнины, за ней блестели блюдца озер, а у самого горизонта бурлили клочья тумана гиблых болот Эхер Тали. Оттуда и тянуло резким удушливым смрадом, заполонившим котловину зеленоватым маревом.

Темный эльф, удерживая равновесие на одной ноге, легко развернулся на носке и пригляделся на запад. Ветер всколыхнул полы светлого плаща, открыв черное полукафтанье, перевязанное широким серебристым поясом, темные узкие брюки и высокие эльфийские сапоги.

Зоркие серо-голубые глаза в тон безрадостного неба потекли холмистыми лугами, посыпанными островками снега и лужами грязи. Ниже по склону, по подножиям гор лепились домики с металлическими крышами и дымоходами, узкие улочки были запружены горожанами в пестрых одеждах, над городом плыл желтовато-белый дым. То был Аяс-Ирит — Предгорный город.

— Сколько? — Спросил Эллион.

— Не меньше сотни, — прыгая с валуна, сказал Габриэл. — Может полторы сотни миль.

— К вечеру мы должны въехать в Предгорный город, — решительно заявил лучник. — Спать четвертую ночь под снегом и дождем не буду.

— Поторопимся, — Хегельдер вскочил на облучку, подхватывая поводья правой рукой. Левеандил и Рамендил проворно сели рядом, он тронулся — несмотря на отсутствие левой кисти правил бывший королевский советник блестяще. Габриэл и Эллион умостились возле Мьямера. Повозки загремели по каменистой тропе.

* * *

Аяс-Ирит алел в свете красных фонарей. Узкие кривые улицы, облитые бардовым заревом, были подобны темному дурно пахнущему лабиринту. Только сноровка Хегельдера, побывавшего в городе не единожды, не давала эльфам свернуть в «опасный переулок», где бок о бок теснились бордели, игорные дома, кабаки, пропитанные ароматами выпивки, платной любви, азарта и разбоя.

— Нам сюда, — позвал эбертрейлец.

Он шел первым, отыскивая дорогу меж путаных затемненных улочек. Они минули низкие домики, и подошли к глубокой канаве. По ее дну струилась зловонная вода, отливавшая расплавленной медью. В десяти ярдах к западу пошатывался хлипкий мост. Низенький орк вел под уздцы пони и, обшитые проржавевшим железом доски стонали, как рабы под гнетом палачей.

Минув мост, эльфы свернули на север. Над низкими крышами чернел добротный дом старосты, в верхних окнах мерцали огоньки; верхушка острой крыши горела в закатных лучах. Из окон доносились крики и свист плетей — староста проучал одного из своих многочисленных рабов.

Хегельдер кивком головы позвал в переулок. Когда глухие стены оборвались, путники с двумя повозками вывернули к торговой площади. Несмотря на вечер, многие лавки еще работали, и пестрая толпа блуждала по узким рядам в океане шума и гомона тысяч голосов.

Габриэл глядел из-под опущенных ресниц, стараясь не привлекать внимание к своим светло-голубым глазам. Он легко запоминал сплетения улиц и переулков, не упускал из вида кабаки и таверны, и все потому, что в одной из них его должен был ждать «важный господин». С ним он встретится сразу после заката.

Слева, за торговыми рядами, вздымались крошившиеся зубчатые стены, в красках бардовой полумглы чернели отвесные силуэты высоких башен, справа тянулись вереницы скученных домов с косыми крышами. В проломах и щелях серебрились голубые вершины гор и долин, исчерканных нитями троп и северных рек. С севера блеклый мрак разрывали алеющие пики Драконовых гор. Где-то за ними бушевал Ледяной океан Ориян, в сердце которого лежали Ледяные острова — края варваров-северян. С юга и востока город зажимал Харисумма — государство зеленых гоблинов. Вообще, Аяс-Ирит принадлежал Правящему Дому харисуммского вождя и основное население городка составляли зеленые гоблины.

Аяс-Ирит был торговым островком севера. Чем-то Предгорный город смахивал на Сторм — перевалочный пункт кочевников с юга и востока. Но если в Сторме за порядком следила королевская стража и Наместник, чтя закон превыше пейса, то среди затерянных теней севера в почете слыла исключительно власть золотого тельца. Кто сильнее и богаче — тот, по мнению, аяс-иритцев и прав.

Габриэл поморщился, когда торговец ближайшей лавки, завешанной свиными окороками и рассеченными тушами овец и коров, заорал:

— Чего вам, господа? Помочь? Подсказать?

Окинув невозмутимым взором мясные лохмотья, темный эльф крепче сжал повод коня и отвернулся. Идущие рядом с горделивым достоинством Мьямер и Эллион перебросились парой презрительных смешков в сторону торговца-низкого тролля.

Сбоку мелькали лавки, заставленные чашами из феррского фарфора и изысканной посудой из льдарийского хрусталя; кузнецы предлагали мечи и клинки самой разной работы: от широких орочьих и ирчьих до искусных эльфийских и тяжелых гномьих; кожевники хвастали сыромятными ремнями и дубленой кожей; земледельцы — зерном и овощами; виноделы — винами и наливками; пасечники — медом, воском и прополисом.

Торговые ряды уперлись в овальный колодец, вокруг которого с крынками, ведрами, бочками толпился народ. Железный ворот отблескивал багряными искрами в зареве ближайшего фонаря. Скрипела цепь — наполненное ведро медленно поднималось из желоба. От колодца разбегались две улицы: на запад и восток. По западной, блистая панцирями и рогатыми шлемами, ехали три ряда всадников, ведомые бородатым воином в соболиных мехах. Его угрюмое бледно-серое лицо рассекал глубокий шрам от брови до уголка левой губы. Топор был приторочен к седлу. На щите главы конников красовался драккар с полной парусностью на белой волне. Габриэл насторожился, такой герб носили наемники с севера — варвары Ледяных островов. Люди. Темные эльфы не делили со смертными границ, не вступали в союзы и не вели кровопролитных войн — их королевства разделяли тысячи миль и тысячи лет.

С восточной улицы слышались грубые окрики и смех: из алой глубины вышагивал пеший харисуммский отряд, неразлучный с короткими мечами и широкими квадратными щитами за спинами. Хищные зеленые гоблины и свирепые северяне-наемники ненавидели друг друга и при встрече в горах или по берегам ледяных рек резались, как животные, но в Аяс-Ирит лишь молча сторонились друг друга.

Хегельдер, почуяв опасность исходящую от непримиримых врагов, позвал:

— За мной.

Эльфы свернули на юг и утонули в тени проулка. Сзади полетели грубые голоса варваров и шипяще-хриплые вопли гоблинов. Похоже, они все же решили напоить клинки кровью, в очередной раз выясняя, кто более велик и бесстрашен.

Через сотню ярдов эльфийским глазам открылась полукруглая площадь в кольце колонн. В центре в колодках чах белый гоблин. Сомкнутые в деревянной конструкции почерневшие руки и голова не двигались. Белые волосы, пропитанные чем-то темно-бурым, свисали до талии, закрывая лицо, и только большой острый нос виднелся сквозь грязную, не чесанную много дней, шевелюру. По драному серо-черному тряпью струились свежие капли крови — совсем недавно заключенного били плетьми. Босые ноги были подогнуты и почерневшие от пыток ступни утопали в апрельской грязи.

Эльфы остановились у колонны, стараясь затеряться в толпе.

Скрипнули ставни — из окна второго этажа высунулся староста — отвратительный зеленый гоблин, мрачная слава о котором вышла далеко за пределы торгового городка. Его лицо и руки покрывал ковер волосатых бородавок, на лысой макушке гнездился махровый лишай, маленькие пронырливые глазки сверкали, как раскаленный лигнит. Оперевшись о подоконник, он зарычал:

— Уберите эту падаль, а то к утру завоняет!

Харисуммцы бросились исполнять приказ. Механизм щелкнул — колодка открылась и белый гоблин беззвучно вывалился из заточения на мокрые камни. Неподвижный, холодный и бледный. Распахнутые серые глаза невидяще глядели в небо, залитое сине-вишневыми облаками, лицо было сведено посмертной судорогой боли.

— Взяли! — рявкнул стражник. Мертвеца схватили за руки и за ноги и потащили за угол ближайшего дома.

Не успели эльфы проследить за стражей волокущей замученного, как из туманной пелены близкого парка донеслись хрустальные звоны цепей, шипящие посвисты плетей и грубые низкие крики.

— Ну, шевелите ногами, никчемные твари!

На площадь выступила вереница рабов под конвоем вооруженных стражей. Рабы всех оттенков и рас теперь были покрыты дорожной пылью и казались одинаково серыми. Орки, низкие тролли, белые гоблины, несколько гномов и один эльф с коротко стриженными волосами цвета солнечной бронзы ежились и дергали плечами — пронизывающие порывы, летевшие с Драконовых гор, леденили их полуобнаженные тела, покрытые ссадинами, синяками и свежими шрамами, в то время, как стража, тупыми концами копий подталкивала полуголых измученных и тощих пленников к высокому богато отделанному дому старосты.

— Господин! Пополнение! — Зарычал страж.

Глава Аяс-Ирита хлопнул в ладоши и рявкнул:

— Вы должны были прибыть вчера! Почему задержались?

— Застряли на перевале Халлор-А-Нарар, — повинился страж.

— Заводи их в ворота, Зирто, — махнул староста, и с шумом затворил окно.

Ворота с лязгом распахнулись и навстречу рабам вышли харисуммцы в доспехах. Зазвенели кольчужные капюшоны.

— Вперед! Шевелитесь!

Поникнув головами, скованные одной цепью по рукам и ногам покорно повиновались «властелину». Только молодой эльф не смирился с участью раба, не утратил гордости, не поддался судьбе. Он шел с высоко поднятой головой, с прямой спиной, с достоинством, присущим только этому прекрасному величественному народу. Он не страшился получить наказание за каплю света, еще теплившуюся в его сердце, не боялся вкусить боли за толику доблести, еще не угасшую в душе.

Пленный повернул голову и встретился взглядом с сородичами, застывшими у края площади. Чистые светло-карие глаза лучились блеском непогасшей надежды. Губы тронула теплая улыбка — узреть своих перед смертью, что могло быть лучше для эльфа, потерявшего семью, дом и веру. Свистнувший хлыст укусил его спину. Эльф зажмурился, молодое золотистое лицо перекосило от боли, но он не издал ни звука.

— Хватит пялиться по сторонам! Шевелись, давай, — зарычал в его ухо надсмотрщик. — А вы, остроухие, — обратился он к отряду из приюта, — топайте, куда шли, а то и вам всыплю!

— Это невыносимо, — не по-эльфийски зловеще прошипел Мьямер.

Его трясло от злости, рука потянулась к клинку, но Габриэл жестко пресек попытку обнажить оружие на глазах стражи, превышавшей их числом в десять раз.

— Нет, — тихо сказал темный. — Ты погубишь нас.

— Но там наш собрат. Я не стану смотреть, как эти твари над ним издеваются…

— Габриэл прав, — грозно шепнул Эллион — судя по голосу, ему было трудно признать правоту исчадия ночи. — Их слишком много, Мьямер. Мы пришли пополнить припасы, а не затевать бойню. Уйдемте с площади.

Левеандил и Рамендил подхватили поводья и поспешили за Хегельдером. Габриэл дождался, пока последнего раба втолкнут во двор аяс-иритского старосты и захлопнут окованные железом ворота, и тоже исчез в переулке. Солнце давно пропало за вершинами гор, небо быстро темнело, а начинавший накрапывать дождь, разошелся в потоки бурного серебра.

… Снятая на ночь комната отличалась малой величиной и скудной обстановкой. Посредине дубовый стол, вокруг несколько стульев; окно занавешивала штора, покрытая пылью; у противоположных стен две низкие кровати, застеленные темными покрывалами; в углу горящий камин.

Габриэл поставил лампу, бросил заплечную сумку в угол и, отстегнув ножны с клинком, положил на стол. Его спутники проделали тоже в тяжелом молчании: увиденная несправедливость, ранив сердца милосердных созданий, пала на души глубокими незаживающими ранами. Мьямер и вовсе был обижен и сердит. Он не мог простить собратьям того, что они молча презрели унижение одного из них и не бросились на помощь, как того требовали непреложные законы их народа.

Светлые эльфы, обездоленные и потерянные, несчастные и бесприютные, погибали тысячами…

Как много их сородичей еще томилось в цепях и кандалах по подвалам, выгребным ямам, тюрьмам — униженных, сломленных и лишенных гордости. Сколько умирало в муках под пытками или просто на потеху гоблинам, троллям или оркам-степнякам. Весь народ Перворожденных медленно вымирал. Семейные союзы заключались все реже, дети не рождались; многие, связанные брачными клятвами просто не желали рожать, ибо мир полный боли и страданий не мог быть достоин их прекрасных невинных чад. Их становилось все меньше и меньше, в то время, как по древним эльфийским землям растекалась гнусная, темная скверна.

Бросив оружие, Мьямер зло сорвал походный плащ и, расстелив на полу, лег и отвернулся к стене — даже ужинать не стал.

Левеандил и Рамендил молча выложили из мешка лепешки, горсть орехов, несколько яблок, холодное вяленое мясо и половину головки мягкого сыра. Кусок в горло не шел, и трапеза закончилась, толком не начавшись.

Хегельдер сел на стул с прямой спиной и замер, глядя в одну точку. По золотистому лицу советника бегали змейки желтого света. Эллион оперся плечом о стену, медленно сполз на пол и уронил светлую голову на руки. Левеандил и Рамендил, как самые младшие заняли кровати в тишине.

Габриэл встал у окна. Серебристая застежка у горла звякнула, и светлый шерстяной плащ опал к ногам сугробом серебра. По длинным, расшитым искристыми узорами, рукавам, подолу и воротнику эльфийского полукафтанья замигали искорки света. Парень скользнул по стене ногтями — на сердце было погано. Пальцы потянулись к верхней пуговице стоячего воротника. Оттянув его, он поглубже вдохнул, — стало легче.

… По стеклу тарабанил дождь. Тлело трухлявое полено. Бросалась косыми полосами догорающая масляная лампа. Рядом мерно и спокойно дышали эльфы, утомленные трехдневным переходом по хребтам и ущельям Драконовых гор.

Аяс-Ирит накрыла ночь, но город не спал. Из таверны лилась музыка и крики. С улиц, объятых дождем и зарницами багровых фонарей, летели звон клинков, пьяные песни, стоны раненных, конское ржание, топот сапог — ночная жизнь Предгорного города оказалась насыщенней и ужасней торговых будней.

Темный эльф откинул вещи ногой и улегся на пол — в окно виднелись крыша и водосточный желоб, по которому водопадом стекала дождевая вода, еще лоскут сине-черного неба с мчащимися на восток облаками и бледными каплями редких звезд.

…После полуночи, когда светлые сородичи, тревожимые безрадостными снами, крепко спали, Габриэл поднялся и по-кошачьи бесшумно выскользнул за дверь. Клинка он не взял, оставил лежать в ножнах на столе — подле оружия остальных.

* * *

Хилый жевал сожженное мясо и костерил повара последними словами.

Он торчал в таверне «Кипящий котел» уже несколько часов и чтобы не вызвать подозрений заказал ужин повторно. Твердый кусок не лез в горло, но полукровка упорно глотал, а потому, когда над входной дверью звякнул колокольчик и на пороге соткалась знакомая фигура — подавился. Удар кулака в грудь спас Хилого от удушья — кусок выскочил из горла, пролетел над головой гнома, сидевшего за соседним столиком, и чудом не угодил в его тарелку.

Габриэл усмехнулся — полукровка, как был неуклюж, так и остался. Откинув капюшон, он подошел и, дав знак рукой — не вставать, сел напротив. Хилый, утерев навернувшиеся слезы, склонил голову, начиная: «Сила, бесстрашие…», но воин оборвал.

— Не кланяйся. Не называй меня шерл. Мы просто старые приятели.

К столику подтопала коренастая, как обрубок пенька, зеленая гоблинша в переднике и чепце. Пристально рассмотрев темного эльфа раскосыми глазами, она гнусаво спросила на всеобщем:

— Что будет господин?

Габриэл небрежно отмахнулся:

— Неси то же.

Гоблинша бросила взгляд в тарелку Хилого и хмыкнула. Да, пожалуйста.

Перед Габриэлом легла жесть с обугленным мясом и салом, и крошево из картофеля, лука и репы. Жженный запах, сдобренный рапсовым маслом и колюче-терпкими ажинабадскими специями, ударил в лицо не слабее кулака орка.

— Приятно не подавиться, — буркнула гоблинша и поплелась к новым посетителям.

Габриэл дождался пока злобная тварь уйдет, сдвинул тарелку с вонючей бурдой двумя пальцами на середину стола и перешел на кам'рэ:

— Что узнал?

— Много. — Хилый вытер рот лоснящейся салфеткой: — Но вести вас не обрадуют. С чего начать?

— Решай сам, — Габриэл откинулся на спинку и скрестил руки на груди. Черно-белое кольцо рода огненно полыхнуло на указательном пальце.

Полукровка кивнул и бросил взгляд по сторонам — нет ли рядом лишних ушей. В очаге у дальней стены полыхал огонь, под потолком горели свечи канделябра, горьковатое марево табачного дыма стояло столбом — трубку раскуривал каждый второй. За стойкой копошился зеленый гоблин в фартуке, заляпанном вином и салом. Возле напивалась парочка бородатых седовласых варваров с топорами и мечами у пояса. За столиком слева сидела веселая компания гномов. Столик справа пустовал. Чуть дальше, к стене пристроилось несколько фей. Что жители Озерного края забыли в гадком мелочном Аяс-Ирите, пронизанном бесчестными харисуммскими обычаями и низкими нравами, осталось неясным. У стены на длинной лавке расположилось трое орков. Двое о чем-то спорили, скалясь и рыча; третий спал, уткнувшись рожей в полупустую тарелку. В углу пиликал музыкант.

Собравшись с духом, Хилый начал:

— Эр-Морвэн уже не тот, что прежде. Новый король ведет ваш народ в пропасть. Это не мои слова, так шепчутся на улицах Мерэмедэля и юноши, и зрелые мужи. Все началось после победы над шар-рахрийцами. Ваша армия, мой лорд, разбила желтых великанов, но король Родрэм Третий бежал тайным ущельем Мертвых гор. Вместо немедленной погони за поверженным врагом, Брегон внезапно отозвал войска с границ. Все были в недоумении и только позже постигли замыслы короля. Он задумал поход. Поход…

— Против Теней Запада, — задумчиво предположил Габриэл.

— Да, против Теней…, - удивленно подтвердил полукровка. — Для этого Брегон разослал гонцов по четырем сторонам света с вестью о найме всех желающих в армию Подземного королевства. Да, не удивляйтесь… а, вы, вижу, сами это знаете. Так вот, откликнулись многие. Я был в столице две луны назад и она кишела пришлыми наемниками, как разворошенный улей черных ос. Возле дворца я насчитал тысячи шатров и еще больше палаток. Среди них очень много черных гоблинов из Горгано, Лар-Гара, Барсо. Но не только гоблины Беллийских гор почили Его Величество присутствием. В Мерэмедэль прибыли их родичи из других поселений. Я видел стяги не менее пяти их племен: Ворон. Филин. Коршун. Беркут. Гриф.

Еще пришли зеленые гоблины из Харисумма. Этих немного — около трех сотен мечей. Но их грязно-землистый стяг с двумя перехлеснутыми серпами на щите виден даже с окраин, мой лорд. Слышал, король Харисумма Неххо Гадкий еще обещал прислать полтысячи конников, но позже, а возможно и присоединиться к походу Брегона лично.

Не упустили случая влиться в армию темноэльфийского короля орки-степняки. Ажинабадцы. Аллеурцы. Жители Диких Степей. Этих вонючих пустынников не меньше двух тысяч копий. Многие конные и при доспехе. Встретилось мне и несколько десятков гермероссцев. Эти держались обособленным лагерем под веющими знаменами Единорога.

Еще видел ирчей. Не знаю сколько их. Они расположились на южной окраине Мерэмэделя и королевская стража запретила к ним приближаться. Они затеяли драку и убили двоих жителей. После этого их взяли в кольцо охраны.

Слышал, со дня на день в столицу прибудет отряд низких троллей. Повелитель Фульфун Длинный Нос выразил Брегону этим числом почтение, но участвовать в походе отказался, хотя ходят слухи, что некий лорд Гелеган ездил к нему и просил присоединиться к армии в качестве третьего полководца. Вообще, этот Гелеган объездил немало королевств. Говорят, он побывал в столице Аскья Ладо — Утульдене, но гномы отказались его слушать и прогнали. Посетил Льдаррийское королевство, но и цверги отвергли его предложения, а их король пригрозил, если исчадия ночи сунутся к ним еще — объявит Эр-Морвэну войну. Не знаю, как на это отреагировал Брегон, но от цвергов и гномов он на время отстал.

Другие владыки еще думают. Ответа не дали короли Элейска, Халлии и правитель Сивары. Зато четко ответил Умбер Кривоносый. Огр плюнул в лицо Брегона отказом и заявил, что не присоединится к походу пока не получит от темных обещанной помощи в войнах с феями Озерного Края и фавнами Либера. Еще я прознал, что Гелеган ездил в эльфийский Эмин Элэм, чтобы заключить сделку с тамошними валларо. Брегон берет город светлых эльфов под протекторат в обмен на…

— Адамант, — Габриэл вновь опередил осведомителя.

— Да, — потянул Хилый с удивлением. — И это знаете?!

— Что Брегон заполучил волшебный металл даром? — Криво усмехнулся парень. — Знаю.

— Он повелел выковать доспехи для наемного войска. Мне удалось поговорить с мерэмедэльским кузнецом, и он шепнул, что месяц назад ирчи Прибрежных Гаваней прислали первую партию. Всего лишь грубые заготовки. Привести стальные одежды в совершенные формы Брегон поручил ВАШИМ кузнецам, мой лорд. На каждом доспехе велено выбить герб королевского дома приславшего воинов, а в доспех для малочисленного войска темных эльфов он приказал вплавить руду подгорной стали — для пущей прочности. Хотя, куда прочнее. Адамант — дар древних богов не потопляем, не сжигаем и не пробиваем.

Габриэл нахмурился. Широкие рукава легли поверх стола, и глаза полукровки ослепило серебристое сияние вышивки и капель самоцветов; под роскошной тканью темный воин сжал кулаки.

— Ты сказал, мои соотечественники в меньшинстве?

— Еще в каком, господин, — отвечал Хилый. — Узнав о замысле Брегона набрать в элитную темноэльфийскую армию весь сброд Триона большинство ваших воинов сложили мечи и, не колеблясь, покинули ее ряды. Некоторые бежали из столицы в провинции, другие подались в соседние королевства, иные были схвачены и публично казнены в назидание прочим. Но жестокие казни на площадях не остановили ваших сородичей. Они продолжают бежать из армии. Сейчас, как нашептал мне один добрый друг, при Брегоне осталась его верная гвардия в триста с небольшим воинов, и не больше полторы тысячи пехоты и кавалерии.

— А что командующие? Присягнули на службу?

— Кто-то — да. Кто, нет — расплатились за это жизнями. Точно знаю, победившего желтых великанов Кэллиана казнили. Он отказался вести на запад войско наемников и… Вы побледнели. Вам дурно?

О, Иссиль он казнил маршала Кэллиана, одного из лучших маршалов этого мира!

— Габриэл?

— Нет, — процедил темный эльф свозь зубы, — продолжай.

Сжатые под сверкающими рукавам кулаки, затрещали до хруста. Габриэл склонил голову и под эльфийским плащом Хилый заметил рубаху из льна… цвета белее снега. Темный эльф в белом? Невероятно! От удивления полукровка икнул. Но быстро взял себя в руки:

— На чем я остановился? Ах, да, Кэллиана казнили. С ним в Арву Антре отослали еще троих маршалов и десять командоров. Остальные, слышал, присягнули и заняли места подле короля, как будущие полководцы.

Хилый снова икнул. Белоснежная рубаха жгла его глаза. Он схватил кувшин кваса и осушил. В голове полукровки не укладывалось, что заставило темного эльфа надеть белое — цвет его кровных врагов.

Меж тем лицо Габриэла было непроницаемо холодно — о чем он думал и что чувствовал — оставалось секретом. Через минуту он подал голос:

— Брегону не хватило бы воли, коварства и ума сотворить все это в одиночку. Ему кто-то помог. Кто-то надоумил.

— О, да, мой лорд. Эта весть вам не понравится куда больше.

Габриэл прожег полукровку черными глазами и тот поспешил объясниться:

— В Мерэмедэль пришел незнакомец. Говорят, из темных, ваш сородич, но прежде его никогда не видели в королевстве. Он назвался Звездочет. Все деяния короля — шепот Звездочета, который он вложил в его разум черным колдовством. Он объявил наступивший год — Годом Созвездия Льва — годом великой борьбы и великих перемен. Армия наемников, доспехи из волшебного металла, поход против Теней Запада, говорят, все задумал — Звездочет.

— И Брегон ему доверяет?

— Как себе, мой лорд. — Печально кивнул полукровка. — Если раньше молодой король еще скрывал стремления завладеть Гелиополем, то после смерти отца уже не скрывает…

— Теобальд умер? — Ошеломленно распахнул глаза Габриэл.

— Да, господин. Вы не знали?

— Нет.

— Умер. Давно. Прошлой осенью.

— Значит, все же умер, — прошептал Габриэл, медленно склоняя голову. По черным волосам, забранным в хвост, побежали светлые искры. Ресницы стали влажными.

— В бессмертие ушел не один король, мой лорд. Все его советники, помощники и придворные были объявлены предателями и пособниками Белого Лебедя и казнены.

— Что? — Выдохнул Габриэл, вскидывая голову и впиваясь в полукровку ледяным, как касание смерти взглядом. — Советники?

— И их семьи тоже.

— Ты уверен?

— Уверен. Настолько же, насколько уверен в том, что за ночью придет день, а за ним — сумерки, — странно поклялся Хилый.

— Барон Малиус?

Хилый покачал головой.

— Лорд Фалерриар?

Хилый опустил глаза.

— Баронет Келевор?

Тот молчал.

— А граф Вигго, сын Иарта?

— Все советники, Габриэл. Их семьи. Их дети.

— Лира… — имя бывшей невесты сорвалось с губ против воли Габриэла. И хотя он давно не питал к высокомерной и самовлюбленной дочери советника теплых чувств, а точнее, не питал совершенно никаких чувств, весть о ее казни обожгла ему сердце.

За столиком неподалеку пели феи. Легкие, как щебет соловушек голоски плыли по прокуренной и провонявшей жиром и потом таверне.

Сладкий мед, цветочный мед,

Пчелка на обед несет,

Крылья золотом горят,

В солнце ярком их наряд,

Нежный мед, терпкий мед

Принеси мне, пчелка, ты,

Я вкушу цветок любви…

— Брегон обезумел, — выдавил шерл.

— А вы все еще сомневались в душевном состоянии короля? Надеялись на чудо исцеления? Нет! Он превратился в чудовище. Это не мои слова. Чудовищем и безумцем его нарекли жители Мерэмедэля. Он напоил кровью Эр-Морвэн, а теперь напоит всю равнину Трион. Так теперь шепчутся в темноте столицы.

Орк, спавший в тарелке у дальней стены, неожиданно поднял голову и рявкнул:

— Вы, тощие курицы! Заткните пасть! Спать мешаете!

Феи зашипели, обнажая острые акульи зубы.

— Эй, там, потише, — рявкнул на орка хозяин, — это мирное заведение. Понял?

Орк побубнил под нос и рухнул обратно в тарелку. Таверна снова наполнилась звоном посуды, треском табака, шелестом дыма, хриплыми голосами гномов и гоблинов, спорящими рыками орков.

— Когда Брегон выступит на запад? — Габриэл наблюдал за жеманными движениями фей.

— Точный день держится в тайне. Но по вашей столице бродят слухи, что они отлетят не позже конца апреля.

— Отлетят? — Холодное лицо темного эльфа осталось неподвижно, но в глазах полыхнул огонь.

— Еще одна недобрая весть, господин, — поник плечами Хилый. — По указу короля был возведен воздушный флот. Я лично видел в доках десять новеньких кораблей. Рабочие шепчутся, они будут рассекать небеса и ходить по облакам, как суда драконов Ий-Дъии ходят по горячим морям востока, а ладьи людей по ледяным океанам севера.

— Что за волшебство заставит их воспарить? — Полюбопытствовал Габриэл.

— Строители не знают. Им сказали, эти думы не их забота. Об этом позаботится Звездочет. Корабли взлетят, как в той старой сказке про Мегвина и Мудрого Стрижа.

Габриэл прожил несколько сотен зим — сущий пустяк по меркам эльфийского народа, и о таком чуде слышал впервые. Загадочный Звездочет оказался совсем не так прост, как еще пять минут назад думал парень. Противник, подчинивший волю Брегона и лестью укравший у него власть, не мог быть слаб и немощен; скорее — хитер, коварен, опасен и очень самоуверен. За полгода ему удалось сотворить то, на что Брегону не хватило бы и смены тысячи созвездий. Эльф скрипнул зубами — сердце медленно плавилось в яростном огне. Новый враг, опасный враг. Опять придется бросаться с головой в огонь да полымя.

Бородатые варвары северяне бросили на стойку монеты и направились к двери. Обитые пластинами щиты с драккарами на волне, сверкнули серебристым огнем. Звякнул колокольчик — хлопнула дверь. Рядом раскурил трубку гном. Горючий сухой дым пепельными кольцами взмыл под потолок. Из кухни послышался злой крик гоблинши, разносившей еду.

— Куда ставишь, дурень! Я сказала, сюда, на эту полку ставь!

— Это не все, — тихий голос отдался в висках Габриэла ноющей болью.

— Что еще? — Не открывая глаз, прошипел темный эльф.

— Не знаю важно это или…

— Выкладывай, раз начал.

— Помощник помощника начальника тайной службы за хорошую плату поведал мне одну любопытную тайну. — Хилый понизил голос до шепота. — Отчаявшись отыскать Белого Лебедя силами собственных воинов, Брегон прибегнул к услугам Охотника из Харисумма.

Габриэл резко выпрямился. По мраморному лицу потекли серые тени.

— Этого гнусного ублюдка?

— Угу, — кивнул полкровка. — Он призвал его давно. С полгода назад. Но не это странно, мой лорд.

— А что? — Дуги бровей замерли на переносице.

— Когда я ехал по Северному тракту в Аяс-Ирит, кого бы вы думали, заметил на одном из горных хребтов Драконовых гор? Да, мой лорд — Охотника. И его горную банду. Они рыщут по заснеженным скалам не просто так. Им велено найти Белого Лебедя. Живой или мертвой. Если они здесь, то…

— Белый Лебедь поблизости, — в третий раз Габриэл закончил мысль полукровки.

— Вот именно, — мелко кивая, Хилый озирался вокруг.

Дверь распахнулась — в таверну зашла парочка местных жителей. Он нашептывал ей на ухо. Она томно смеялась, обнажая отблескивающие клыки.

— Где ты видел это отребье в последний раз?

— На западном склоне Караграссэма в двадцати милях к востоку от Аяс-Ирит. Это было вчера на рассвете. Я проезжал ущелье по югу Этлены и заметил черные пятна на вершине горы. Пригляделся и обалдел.

Габриэл прищурился — аналитический ум хитрого стратега быстро сложил два и два. Ели проследить движение Охотника и его шайки по карте, то двигаясь в том же направлении по южным склонам, и через двести миль свернуть на север, то можно выйти… к Горному приюту. Неожиданное умозаключение окатило его, точно ушат ледяной воды. Ищейки Охотника славились отменным чутьем и никогда не ошибались. Если нюх вел их много дней по следу Белого Лебедя к Ательстанду, то это означало одно: наемница одна из обитательниц приюта.

Габриэл выдохнул и покачал головой. Пожалуй, из всех вестей, принесенных острым языком Хилого, эта поразила его глубже иных, как новость о смерти Теобальда причинила нестерпимую боль. Над столиком повисло молчание.

За окнами плыла туманная пелена. По крыше стучал дождь. В дымоходе свистело и урчало как в брюхе голодного великана. Ветер бросался на входную дверь, распахивая и вбрасывая на порог грозди ледяных капель. Изредка тренькал колокольчик. Под ногами гуляли стылые сквозняки. Свечи в канделябре трещали и плевались воском. Одна капля упала на столешницу рядом с тарелкой Хилого. Он тронул теплую лужицу ногтем и робко спросил:

— Мой лорд, можно вопрос?

Габриэл кивнул.

— Вы позвали меня Шепотом Бездны. Послали мысль через расстояние. Клянусь Иссиль, поначалу, я дико испугался и решил, что спятил, но потом узнал ваш голос и немного упокоился. Скажите, дар Глаза Времени тоже вам подвластен?

— Нет, — покачал головой Габриэл, — второго зрения у меня нет. Этот дар был у наших предков.

— Но Шепот Бездны… — возразил восхищенный полукровка.

— Не всегда эльф обладает сразу двумя. Во мне проявился только, как вы его называете, Шепот. Проявился в детстве. Случайно. Во время охоты на гаргулью я внезапно услышал, что она думает. Прочел ее мысли, наполненные жаждой крови, прочувствовал ее желание вонзить в мое тело клыки и разорвать на части, — мрачно рассказывал Габриэл. — «Шепот» помог мне выследить тварь по следам ее мыслей. С тех пор, я не пользовался даром.

— Почему?

— Он требует сосредоточенности и колоссальной концентрации внимания. Со стороны это выглядит так, будто ты отрешенное существо, которое вот-вот отойдет в Арву Антре. Он отбирает много сил. Я едва не лишился чувств, отыскав тебя в бесконечности Верхнего Мира. Силы утекли стремительно, мне потребовалось несколько дней, чтобы восстановиться. Видел бы ты удивление на лицах моих новых союзников, когда я брел по коридорам, шатаясь, как после бурной попойки, — ядовито усмехнулся темный эльф.

Восхищения в полукровке поубавилось. Он жадно отхлебнул из второго кувшина клубничный кисель и шмыгнул носом. Веселая компания гномов под боком завела песнь на своем языке. По столу застучали днища кружек и кулаки. Полетел развеселый припев «Ула! Ула!»

— Ты мне очень помог, — сказал Габриэл немного погодя. — С этого часа я освобождаю тебя от службы. Ты свободен. Уезжай из Аяс-Ирита. Забудь все, что узнал. Забудь меня и наш разговор. Если узнаю, что ты болтаешь кому-то…

— Не узнаете, — заверил Хилый, касаясь двумя пальцами лба, губ и сердца. — Клянусь Иссиль.

В глазах темного эльфа горело огненное серебро недоверия, но выбора не было и пришлось довериться полукровке. Белоснежную рубаху и расшитоесамоцветами и шитьем полукафтанье накрыл теплый плащ — воин собирался уходить.

— Нет, мой лорд, не преследуйте Его, — вдруг хрипло попросил Хилый. — Я знаю этот взгляд. Взгляд безнадежно отчаявшегося. После смерти отца я глядел на мир так же. — И почуяв раздражение темного, затараторил: — Я знаю, вы попытаетесь остановить короля. Не надо! Это бесполезная жертва. Если пойдете за королем на запад, найдете там свою смерть.

Габриэл поднялся с невидящим взглядом:

— Смерть давно ходит за мной по пятам…

И вдруг запнулся, рассеяно глянул на Хилого, поняв, что даже настоящего имени его не знает, только прозвище. Глупое, бессмысленное прозвище.

— Как твое имя?

Полукровка замялся.

— Эгберт, — впервые со смерти отца открылся он. — Мое имя Эгберт, господин.

— Прощай, Эгберт, — шепнул темный эльф.

Рядом с нетронутым заказом поблескивал золотой пейс. Гномы продолжали напевать и чадить горьким дымом. На улице лило, как из ведра. Огонь в очаге почти погас.

Полукровка выдохнул — на душе скребли кошки. Был только один способ утолить все его печали.

— Эй, хозяйка, — крикнул он гоблинше, — неси крепкой гранатовой наливки! И побыстрей!

* * *

— Триста мешков зерна, сто бушелей яблок, сто бушелей груш, десять галлонов янтарного эля и столько же красного вина, тридцать пудов орехов, пятьсот головок сыра, пять бочек лосося, пять бочек тунца, сто галлонов меда, пятьсот стоунов солонины и столько же вяленого мяса, двадцать тюков не крашенного льна, сорок — шерстяного полотна, столько же халлийского шелка, сотня унций жемчуга и белых самоцветов, триста мотков белых, черных, зеленых и розовых ниток — куплено. — Хегельдер повернул в следующий торговый ряд и вспомнил: — Чуть не забыл, Остин просил привезти шелковую бумагу и мускусные чернила. А Люка — тюк пеньки и отрез кожи.

Узкие, забитые покупателями ряды, полнились голосами, криками, блеском роскошных одежд богачей и дырами на истлевшем тряпье бедняков.

Хегельдер отыскал глазами лавку с письменными принадлежностями. Она была заставленная металлическими чернильницами, стальными подставками для бумаг, завешана кипами чистых стопок разных расцветок и размеров: тисненной, с перламутровым напылением, с блестящим узором на краях, и самой дешевой серо-белой; были там и книги с кожаным переплетом, и узкие дневники с блестящими корочками, и иные нужные для письма вещицы.

Эльф махнул рукой. Пятеро его спутников, скрываясь под капюшонами, бесшумно тронулись, неся часть купленного в руках, а часть в седельных сумках. В торговом грохоте Перворожденные плыли невесомо и ловко. Эллион бросал в сторону Габриэла странные взгляды с самого утра. Шерл был непринужден и делал вид, что не понимает, однако от него не ускользнуло, что в глубине ярких небесных глаз лучника оживали сомнение и даже гнев. Похоже, Эллион прознал о его вчерашнем двухчасовом исчезновении из съемной комнаты, и это могло стать угрозой замыслу Габриэла.

Мимо проехал позолоченный экипаж. В соседнем ряду покупатели бросились в рассыпную, прижимаясь к торговым лавкам — по середине шагали два мула, таща за собой три сцепленных телеги. Слева покупатель — гном торговался с купцом — зеленым гоблином.

— Не-е, — качал головой гном, — дорого, очень дорого! Я куплю такой же молот вон там в два раза дешевле. И он будет ничуть не хуже твоего, клянусь бородой!

— Где там? У Карха Шарипа? — Зашипел купец, разворачиваясь, куда махнул гном, — подлый и завистливый шакал! Он всегда сбивает цену, и продает свой товар чуть дешевле, чем я! — Он погрозил кулаком в воздух, — но почтенный мастер гном, качество у Шарипа — тьфу, никакого, будь я проклят Манной Дамар, если брешу, — купец поцеловал левую ладонь и вскинул в небо. — Купите у него молот, и он развалиться через месяц. Ай, будет плохо.

Гном подергал бородой, поиграл кустистыми бровями, нависавшими над глазами крыльями:

— Не врешь?

— Как можно, почтенный мастер.

— Двести пейсов.

— Триста.

— Двести пятьдесят.

— Двести восемьдесят.

— Двести семьдесят…

— Двести семьдесят пять.

— Идет, — махнул гном наотмашь. — Покупаю.

Купец хлопнул в ладоши и потянулся за молотом. Стальная головка в пять футов длиной поймала солнечный блик и вспыхнула белым пламенем. Гном снял с пояса набитый монетами мешочек и стал развязывать тесемку.

Эльфы шли дальше. Справа тянулись лавки с посудой, прямыми и кривыми ножами и кинжалами, бусами, ожерельями и кольцами с самоцветами всех цветов радуги, легкими платками и ажурными тканями, сапогами и туфлями на любой вкус и размер, мягкими коврами и ворсистыми паласами, кувшинами и горшками с восточными сладостями и специями.

Денек выдался теплый — без малейшего ветерка. С утра распогодилось, ливший всю ночь дождь, стих, а по ясной синеве гуляли ворохи белых облаков, временами брызгая редкими каплями. На востоке полыхал красный шар. Воздух звенел песнью цикад и стрекоз. Несмотря на близость гор, весна ощущалась в каждом солнечном блике, пении ветра и шепоте насекомых.

Закупив товара, эльфы поспешили к гостиному двору — задерживаться в Аяс-Ирите они не планировали; думали уезжать сразу после полудня. Но видно, сама судьба вела их, не иначе. Подхваченные неожиданным течением пестрой толпы, они невольно вывернули на площадь, охваченную кольцом колонн и венчанную с севера двухэтажным домом старосты. Ту самую, где вчера в колодках умер забитый белый гоблин, а после — в глубокой печали прошествовали пленные под конвоем свистящих плетей.

Шум оборвался, наступила тишина. Только позвякивали браслеты и бусы, поскрипывали кожаные штаны и куртки, постукивали каблучки туфелек, да бряцало оружие на поясах и за спинами. Сбрызнул мелкий дождь. Воздух стал прозрачен и свеж.

Левеандил толкнул брата локтем.

— Смотрите.

У колодок толпились закованные в сверкающе панцири стражники. Щиты грязно-землистого цвета отсверкивали зелеными бликами, стяг с двумя перехлестнутыми серпами, выбитый поверх металла горел, как разведенный в очаге огонь и резал глаза. Староста, с задранным кверху подбородков, стоял рядом и постукивал загнутым носком башмака о камень.

— Так его, наглеца, — шипел он, подергивая крючковатым носом, — теперь научится покорности, эльфийская гадина.

Стража расступилась — в колодках висело тело. Габриэл прищурился — заключенный оказался высоким и до изнеможения худым. Рубаху с него сорвали, и тонкая кожа с отливом теплого золота светилась, хотя его предплечья, руки и грудь покрывали свинцово-черные пятна и бардовые борозды; его били много и нещадно. Босые ступни почернели от пыток. Коротко стриженная голова, забитая в узкое отверстие конструкции свисала на уровне груди и лицо скрывалось в холодной тени, но эльфы узнали б сородича даже ослепнув.

Мьямер зашипел: в колодках висел молодой пленный эльф, улыбнувшийся им вчера! Еще бы, достоинство и гордость, которую эльфы не теряли даже стоя на коленях, до визга раздражала гоблинов и орков. Как ни пытались эти грязные мерзавцы выбить из Детей Рассвета мужество и укротить непокорный нрав, им не удавалось. Они забивали эльфов досмерти, мучали пытками, наказывали хуже скотины много сотен лет, но сломить гордого духа светлого народа так и не сумели.

Староста разинул пасть в едкой улыбке и что-то шепнул пленнику на острое ухо, а потом ударил под колени. Ноги эльфа подогнулись и он завалился, и тут же задергался, захрипел — колодки сдавили горло. Оскальзываясь босыми ступнями по мокрому камню, он с усилием встал и отдышался. Стража громко хохотала.

— За оскорбление царского наместника, то есть меня, Элла, сын Бритфулда будет закован в колодки сроком на семь лун, — проорал староста, ткнув в стриженную эльфийскую голову. — Не кормить, не поить! Того, кто ослушается моего указа, схватят и высекут плетьми!

Толпа молчала. Где-то сбоку хлопнула калитка. Из парка неслись птичьи трели. Сзади летел гомон торговых рядов.

— Наказание вынесено! Расходитесь! — Крикнул староста.

Толпа, переминаясь с ноги на ногу, подчинилась. Не двигались только шесть высоких фигур в эльфийских плащах. Глаза Мьямера зло блеснули из-под капюшона.

— Семь лун? Он не выдержит и одной! Посмотрите — его дух подорван. Он наполовину в Арве Антре. Мы не можем его бросить.

Хегельдер вздохнул и сжал правую руку в кулак. Сжал бы и левую, да ее отсекли во время штурма Эбертрейла. Эллион медленно снял с плеча лук и тронул туго натянутую тетиву. Левеандил и Рамендил обменялись взглядами и мазнули голубыми глазами по Габриэлу. Темный эльф стоял с прямой спиной и не сводил взора с пленного в колодках.

— И не бросим, — одними губами сказал он, снимая с плеча мешок и передавая Эллиону. — Левеандил, Рамендил, готовьтесь по сигналу его вытащить. Я отвлеку стражу на себя и уведу на запад. Возвращайтесь в гостиный двор, забирайте повозки и уезжайте из города через восточные ворота. Я нагоню вас позже, в горах.

— Нет, мы не будем разделяться, — возразил Эллион, бросая сумку Габриэла на землю — затея темного ему не понравилась.

— Иначе его не спасти, — Габриэл кивнул в сторону мучавшегося полуголого эльфа, дрожащего от холода.

— Да, — согласился Хегельдер. — Иначе никак. — И добавил: — Будь острожен.

Погода менялась. Тучи с севера затмевали небесную синеву. Сумеречная мгла побежала по улицам и площадям, ледяной порыв прокатился по крышам и обжег морозным холодом.

— Торопитесь уехать до начала бури, — Габриэл наблюдал за вихрастыми клыками свинцового подбрюшья, царапающими горные хребты. Она неумолимо перла на город лавочников и барыг. — Левеандил, Рамендил, по сигналу.

Габриэл тронулся с плавным изяществом, огибая каждого собравшегося на площади. Братья сняли заплечные мешки и, передав Мьямеру и Хегельдеру, с проворностью диких тигров двинули следом.

По каменным плитам застучали крупные капли. Ветер заметался в узких переулках. Флюгеры в форме петухов и лошадей завертелись на торцах крыш. Оставшиеся на площади зеваки взволнованно загалдели, ловя головами сыпавшуюся пыль и мелкие обрывки бумаг, куски тканей, обломанные ветки и крошево стен.

— Стеречь его. — Распорядился староста и поднял воротник. Погода у подножия гор непредсказуема, что продажная жрица любви; в одну ночь пригреет и обласкает, в другую вдруг прогонит и оскорбит.

Стражи отчеканили:

— Да, господин. Стеречь, господин.

Их слова еще не унесло ледяным порывом, а рядом будто из ниоткуда возник незнакомец, вот нахал! с плошкой чистой воды.

— Пей, — протянул он пленному в колодках. Солнечный эльф приподнял голову, бросил на него взгляд, но рассмотреть лица из такого положения не смог.

— Пей, не отравлю, — заверил незнакомец.

Истощенный голодом и измученный жаждой припал к плошке и в три глотка осушил.

— Да как ты…! — Взвизгнул староста и на вытянувшемся от ярости лице зашевелились бородавки. Он выбросил руку: — Взять собаку! Всыпать плетей!

Незнакомец отбросил плошку и шепнул пленному:

— Будь готов бежать.

Тот повернул голову боком, чтобы хоть краем глаза увидеть, кто с ним только что говорил, но искалеченное пытками тело пронзила боль. Косые капли укусили за щеку и солнечный эльф сдался, повиснув в хищной конструкции, как тряпичная кукла в руках кукловода.

Четверо стражей обнажили короткие мечи. Незнакомец не двигался — капюшон рвался на ветру, но головы не обнажал. В чернеющем небе засвистело. Стражи дернулись на звук — стрела, пролетевшая по высокой дуге, вынырнула из сумрака и сразила одного. Староста заверещал и попятился к воротам. Зеленые гоблины развернулись к зевакам, но прежде чем уловили движения лучника в пестрой толпе, оперенный ливень металла сразил их наповал.

К незнакомцу и эльфу в колодках метнулись две тени.

— Действуйте, — молвил незнакомец, исчезая во дворе старостова дома.

Сверкнули мечи, полетели искры. Верхняя половина конструкции отлетела и эльф оказался на свободе. Тени подхватили ослабевшее тело, не позволив обессиленному сородичу рухнуть, и бросились в изумленную толпу. С тех пор ни Элла, сына Бритфулда, приговоренного к семи лунам наказания, ни его спасителей в Аяс-Ирите не видели.

Но не это стало поводом для зловещих пересуд, а то, что староста, нырнувший в собственный дом, — внезапно исчез (будто сметенный ревом бури в адское пекло), а спешно отосланный на его поиски конный отряд обратно в Предгорный город так и не вернулся.

* * *

Холмистые предгорья, сплошь поросшие ежевикой, после дождя сверкали, как полированные серебряные блюда и слепили клин всадников, переправлявшийся по дну долины в сторону Третьей Заставы Эл-Намар. Копыта коней-тяжеловесов месили почву и вязли в дорожной грязи. После ливня долина превратилась в заливное болото. Звенела упряжь, летели брызги, бликовали убранные за спины щиты, зло лаяли голоса, свистели мечи.

Отряд зеленых гоблинов рыскал горными ущельями и влажными низинами вдоль хребта Силлорэ до глубокого вечера, но на след похитителя старосты не напал. Незнакомец растаял дымом полуночного костра или того хуже унесся в пламенеющее закатное небо бесплотным и коварным духом гор. Кем он являлся и за что уволок их главу в пещерный мрак — аяс-иритцам было невдомек.

… Каменистую долину медленно наполняла угольная темнота. Мгла вокруг была еще не плотной, разорванная белеющими пятнами, но командир конников вскинул руку и остановил фыркающего тяжеловеса, заляпанного грязью по самые бока.

— Разведем костер, пока не стемнело, — он снял шлем.

Туча, полная воды и гнева, висела прямо над Аяс-Иритом, полоща крыши и улицы косыми водопадами холода и ветра, но здесь к северу, у подножия Драконовых гор она проредила и изорвалась. Сквозь прорехи пробивались лучи, пятная долины и склоны вечерним золотом.

— Привал, — подхватили зеленые гоблины.

Ночь они провели у хлипкого костерка без еды и сна. Под утро пал густой туман. Марево затянуло мир непроницаемой паутиной и костяные подошвы гор укутало мглистым сумраком. Клочья мрамора бурлили и кипели, как вода в разогретом котле. Видимость оставляла желать лучшего, но, едва рассвело, зеленые гоблины ринулись на запад.

На исходе второго дня отряд настиг незнакомца. Точнее, незнакомец позволил себя настигнуть на безлесном и засыпанном сколами острых камней склоне Ламарияра. Туманный занавес расступился, и размытый светлый плащ появился на отлогом холме около валуна, казавшегося гигантской конской головой.

— Вон он! — Разом взревели трое.

Силуэт всколыхнул седую полумглу, и мертвый свет отразился от чего-то круглого и бледно-зеленого катившегося по склону. Гоблины напряглись, раскосые глаза сузились в щелки, поблескивая из забрал. А потом они ахнули. Под ноги командиру бросили отрубленную голову. Ударившись о копыта коня, она остановилась и мертвые, поросшие плесенью, глазища уставились в унылое северное небо немигающим и злобным взором.

— Он убил старосту! — Захрипели справа.

Снятый шлем выскользнул из разом ослабевших рук командира. Он не мог оторвать глаз от отрубленной головы господина, и все же, напрягшись из последних сил, исторг хриплый рев:

— Схватить! Связать! Четвертовать!

На перекошенной от животного гнева роже, проступила испарина.

— В погоню! За ним!

Зеленые гоблины бросились за незнакомцем вверх по склону, позабыв об опасностях, подстерегавших на изменчивых извивах гор, и ловушках, притаившихся в густых обманчивых туманах.

— Туда! — Захрипел один, примечая мелькнувший плащ меж узловатых берез.

Отряд рванул на север, минуя чахлые, поросшие мхами и древесными грибами, рощицы. Копыта взбивали островки снега, еще не успевшего растаять, и мяли молодую свежую траву, окаймлявшую камни и стволы. Гоблины рычали, сотрясая мечами: незнакомец был сверх меры быстр и невероятно ловок. Он облетал валуны, раскинув плащ, как исполинские крылья, петлял меж деревьев, как неуловимый дикий барс, взбирался на скользкие ветки и перепрыгивал с одной на другую, подобно лесной белке, исчезал в тени выступающих склонов и сливался с туманами, как эфирное порождение мира по ту сторону луны.

Гоблинам пришлось попотеть, прежде чем они настигли его в сумерках у ручья. Незнакомец бесшумно летел вдоль русла навстречу отвесной скале, замкнутой с востока и запада глухими снежными хребтами.

— Он в ловушке! — Довольствуясь победой, прохрипел командир. Но поспешил.

Оказалось, в скале темнела лестница. Ступени, выточенные силами природы и изгрызанные точно клыками великанов оплетали корни корявых сосен и для конного отряды были непроходимы; а вот пешему, вскочить по ним на горную вершину — раз плюнуть.

Незнакомец растаял в лоскутах тумана, легших на хребты сахарной ватой, когда отряд только приблизился к первой, едва читаемой во мраке, ступени.

— Поглоти его, Манна Дамар! — Взревел кто-то из отряда, хлестнув плетью наотмашь.

Услышав имя Богини, остальные поцеловали левую ладонь.

— Я его вижу! Он наверху!

— Спешиваемся!

Бросив коней, зеленые гоблины рванули в туманную мглу. Но неспроста незнакомец их сюда завлекал. Через минуту преследователи поняли — в ловушку загнали их самих. Камень, испещренный многовековыми трещинами, не выдержал веса двадцати закованных в железо ратников и затрещал под ногами стеклом. Отвесная стена загудела, как горн подземных богов, и часть монолита поплыла провалом, увлекая сотни тонн пород, деревцев, сугробы и самонадеянный тяжеловесный отряд. Они упали в бездну в оглушающем шуме и реве. Растревоженные склоны гудели трубным гласом еще час, а взвившаяся над отвесной стеной непроницаемая пыль оседала целых — два.

… Незнакомец сидел на корточках на неширокой площадке, наслаждаясь тишиной. Гоблинов давно погребло, пылевые облака разметало. В вышине сияли пронзительно яркие звезды, осыпавшиеся с изнанки небес. К полуночи ветер разогнал последние пряди туманов, и очертания ущелий, распадков и горных цепей стали четкими и острыми, как волшебные узоры рун, вытканные на стали темноэльфийских клинков.

Габриэл откинул капюшон. Ветер вскинул черные волосы, потормошил локоны, отливавшие синевой; обдул безучастное лицо; забрался под одежду, катаясь по позвоночнику холодом.

Неподалеку журчал ручей, на высоких утесах перекликались орлы, скрипели скалы, по склонам катились валуны. В далеких низинах шумела талая вода. Но вниманием темного эльфа долго владел пик Караграссэм.

В темной дали к югу мигали огоньки Аяс-Ирита. С противоположной стороны, на краю долины, река отражала белые россыпи звезд. Слева отвесный склон обрывался провалом; справа, на юго-запад во мглу скатывались холмы. За ними бурлили Гаярские Топи, еще дальше пролегали караванные пути, бегущие мимо предгорий Гор Жизни, а потом побережьем Моря Ветров.

Воин неслучайно посадил погоню на хвост и ускользнул из Аяс-Ирита через Низкую долину, подавшись нехожеными тропами к Ламарияру. Он бежал не столько от аяс-иритцев, сколько от новых друзей — светлых эльфов. Попробуй, растолкуй Хегельдеру или Эллиону, или братьям с Мьямером, что он должен ненадолго их покинуть, чтобы кое в чем убедиться. Они бы не поняли, и либо не отпустили его, либо увязались с ним за компанию. Габриэла не устраивал ни первый, ни тем более второй вариант.

Парень встал и расправил плечи. Снежный силуэт Караграссэма на фоне звездного неба осел на дюйм. Где-то в том краю по следу Белого Лебедя идут Охотник и его уродливые «зверюшки». Если Хилый… то есть Эгберт не солгал, а солгать он не мог, наемник с шайкой горных троллей должен был пересечь Варарскую седловину с запада и сейчас идти берегом Торгорнона к восточному склону Драконовых гор. Тем путем надлежало идти и Габриэлу.

… Вершины гор горели рассветным огнем. Занималось ясное холодное утро. По гребням ползли пушистые шапки облаков, в вышине сияла лазурь. В зарослях можжевельника шумела горная река, а рядом… горланили тролли. Их низкий, бьющий в виски тембр темный эльф узнал бы из тысяч самых разнообразных тонов и полуоттенков. Зоркие глаза цвета весеннего неба уловили движение ниже по откосу, у скалистой гряды, присыпанной инеем. Он их нашел…

… Крутой каменистый склон трещал, изрыгая камнепад. Стальная поступь сотрясала кручи уже несколько часов, и в предрассветной тишине каждый новый шаг отражался от льдистых стен зловещим громоподобным эхом.

Из редколесья выступил серо-землистый монстр, закованный в железную рубаху, налокотники и наручи. Тролль жадно принюхался, втянув массивными как печные трубы ноздрями воздух, и издал гортанный звук. На зов вышло еще семеро озлобленных от голода тварей — грозная необузданная сила равнины Трион.

Охотник с помощниками шли за Белым Лебедем много дней и ночей и наконец, напали на ее след в окрестностях Аяс-Ирита. Запрыгнув на большой круглый камень, Охотник обернулся и малахитовое ожерелье в крючковатых пальцах замигало ярче павлиньих хвостов.

— Вы что-то учуяли? Там? На вершине?

Тролли глухо зарычали. Высокие, в четыре эльфийских роста, они внезапно зароптали, а после двое из них сцепились в яростной схватке. Земля вздрогнула. Тролли, словно обезумев, начали наносить друг другу сокрушительные удары в голову. Другие в недоумении переглянулись и отступили.

— Прекратить! Прекратить! — Заорал зеленый гоблин. — Бобин! Добин! Прекратить!

Повиноваться воле хозяина было главной особенностью рожденных Живыми Камнями. Оплевав друг друга слюной и соплями, они разошлись.

— Не время для драк! Мы голодны и устали! Мы идем по следу этой девки не один месяц, но я чувствую, мы близко! Успокойтесь! Захватим Белого Лебедя, доставим Брегону, и он осыплет нас золотом. Вот тогда и погуляем, малыши! Я куплю пленных эльфов, и вы неделю будете наслаждаться их нежным сладковатым мясом! А теперь в дорогу!

Накормив гигантов обещаниями, гоблин помахал перед их носами малахитовым ожерельем и крикнул:

— Ищите! Ищите!

… Эльф, изящно выгнув спину, провожал глазами пятна, таявшие между черни стволов. Тонкие губы легли в прямую линию гнева — ожерелье, сорванное его рукой с груди Белого Лебедя Брегон передал этой мрази. О, Брегон… Ты растерял последнюю эльфийскую мудрость, пал в багровый закат и вероломно предал родную кровь. Ты посеял ветер, не ведая, что порожденная на Западе буря очень скоро сметет тебя самого!

Габриэл сплюнул. Он не находил слов, чтобы описать чувств к бывшему другу; будь тот рядом — убил бы голыми руками, так сильно вскипела горячая кровь темного воина. Но предаваться ярости глупо и что справедливее — опасно. Прежде, надлежало остановить шайку Охотника. Судя по направлению, они рванули к перевалу Речная Чаша. Оттуда, двигаясь севером Этлены, твари выйдут в Семерейскую долину, и очень скоро наткнутся на башенки Горного приюта, выглядывающие из-за восточных холмов старых гор. Приюта они достигнут дня через три, четыре, не позже.

Остановить горных троллей с хозяином в одиночку темный эльф не мог, а потому, взвесив все за и против, решил, что лучше всего встретить тех на подходе к замку на закате третьего дня. Оставалось надеяться, что Хегельдер с друзьями и спасенный из плена Элла успеют вернуться в Ательстанд, а не застрянут на узких горных тропах где-нибудь на середине пути.

Глава 12. Ночь битвы

Страшно не умереть, а страшно не жить

(Ирландская философия)

Молния озарила гордые, молчаливые громады Драконовых гор. Бухнул гром. Габриэл вскочил на заостренный скальный выступ и огляделся. С запада наползал штормовой вихрь — в бурлящем чернью ненастье все ярче вспыхивал небесный огонь.

Гибкий эльф изящно перемахнул через расселину и вбежал на заточенный хребет, засыпанный подтаявшим снегом. С востока наваливалась еще одна небесная сила. Густые и плотные облака неслись над зубьями хребтов, сталкивались, метались и раскручивались. Он прищурился — две грозные тучи вот-вот сольются над речной долиной и безудержная мощь стихии потечет прямиком к Ательстанду.

Новая вспышка раскроила облако слепящим огнем. Справа высветился лесистый косогор. Слева — пологий склон, бегущий на восток зарослями вереска и молодого подорожника. У его подножия в кустах диких роз шевелилось несколько теней. Габриэл прислонил к глазам руку, сложенную лодочкой. Зоркий взор легко вырвал очертания троллей, плавающих в мглистом холоде гор.

Он почуял необузданную злобу тварей еще от пиков Вал-Геар, услышал ее в безмолвии ледяных бродов Торгорнона, ощутил в дрожи скал на перевале Речная Чаша, увидел в отражении озерных вод и диких горных рек, питавших Этлену.

— Смотри-ка, плетутся, — поморщился эльф и с ловкостью барса затерялся в темноте.

Охотник и тролли неспешно взбирались вверх, огибая валуны и кривые деревца, опутанные ежевичной лозой. Надвигающейся бури они не страшились. В нагрудниках и налокотниках мигали искры. В павлиньих камнях ожерелья гасли краски весеннего вечера.

… Ательстанд появился на фоне черно-белых склонов через девять миль. Блестели крепостные крыши, отливали серебром врата, в черноте светились редкие окна.

Изломанное копье резануло небо. Оглушительно треснуло. Драконовы горы накрыло непроницаемым сумраком — темнее, чем в самую безлунную и беззвездную ночь. Взбаламученные махровые облака востока и запада столкнулись, закипели, забурлили. Яростный порыв чуть не сбил Габриэла с ног. Тучи крутились, шипели, извивались, превращаясь в что-то огромное и беспощадное. На секунду буря стихла, а после со свирепым воем обрушила на землю кару богов.

Шерл вернулся в приют за минуту до того, как почерневшее небо выплеснулось злобой. Потоки ледяного дождя пали на крыши башенок и крепостей, потекли по склонам визжащими селями, увлекая в смертельный водоворот камни, вырванные с корнем кусты, обломки древних стен. Пронизывающий яростью ветер с хохотом клонил к земле вековые дубы и сосны, ломал необхватные стволы, вырывал из тверди старые валуны и бросал к подножиям гор. В беспросветной мгле ревело, трещало, грохало, точно наступил конец времен.

Тусклый луч коснулся лица сумеречного воина, вбежавшего на порог кухонного крыльца. Он обернулся навстречу свету и сквозь стену ливня увидел край закатного солнца. В прорехе густых туч пылающий красный шар уходил за пик Караграссэм. Новый раскат сотряс землю, и темного окатило шлейфом грязных брызг. Тучи сомкнулись.

Габриэл смахнул с себя воду и вошел на кухню. Пусто. На столе мерцала окованная сталью лампа из льдаррийского хрусталя. Рядом, на разделочной доске лежал нож и начатый кочан капусты. На полках в глубоких блюдах отливали золотом глянцевые яблоки, груши, лимоны, в ивовых корзинах темнели грозди винограда. В большом казане над очагом кипела вода. На табурете стояла чаша с измельченными листьями мяты, чабреца, горицвета, зверобоя. Кухарка собиралась варить травяной настой.

Трапезная тоже пустовала — тусклый свет втекал сюда лишь из коридора. Приглушенные голоса он услышал лишь на лестнице. Эльфы собрались в большой гостиной и слушали чей-то сбивчивый рассказ. Голос рассказчика был мягок и легок, подобен шелесту невесомой паутинки, пронизанной каплями росы и теплыми лучами южного солнца. Габриэл не слышал его прежде, а потому понял — юный сказитель — спасенный из Аяс-Ирита пленник. Знать, Хегельдер привел отряд до бури.

Снаружи ревело и рычало. О стены замка бились обжигающе холодные капли. Трещали окна. Со страшным грохотом сходили оползни. Свинцовым мраком путало горные изломы и чертоги замка. И только силой эльфийских заклятий, нашептанных последними из Ведающих, Ательстанд еще не разорвало на куски, не смыло грязевыми водопадами и не разметало на склонах гор.

Шерл вошел в большой зал в тот самый момент, когда сказитель завершал свой сказ и дабы его не прерывать, прислонился к дверному косяку. Оказалось, Элла нареченный Звездное Пламя, был сыном Бритфулда — валларро Эмин Элэма. Валларро погиб на поле сечи. Он вывел войско на западный край Скалы Эдэн и первым принял сокрушительный ирчий удар. Сам Элла вместе с матерью и младшим братом чудом спаслись, бежав подземными ходами на материк. Но на берегу их поджидал засадный полк. Спасшихся схватили. Всех, кто сопротивлялся — убили. В этой сечи погибли его мать и младший брат. Самого Элла обезоружили, избили до полусмерти и заковали в цепи. Так он попал в плен. Семь дней его везли вдоль Гаярских топей на восток. Ирчи не решились выйти к Великому Караванному Пути — боялись застав темных эльфов и гномьих патрулей Утульдена, а на восьмой — продали купцу из Харисумма. Так он попал в Аяс-Ирит и был перепродан старосте. В первый же вечер за неповиновение его жестоко избили и отправили в подвалы местной тюрьмы, где только благодаря поражающим жестокостью пыткам вырвали правду о нем самом, его имени, происхождении и роде. А потом приговорили к суровой каре и вывели на площадь, заковав в колодки.

Парнишка вздохнул, проведя рукой по коротко стриженым бронзовым волосам.

— Я плохо помню, что произошло на площади. Знаю — вы спасли меня, рискуя жизнями. В моем сердце всегда будет гореть огонь благодарности вашим мужеству и отваге.

— Что стало с Эмин Элэмом, Элла? Ты видел город последним из нас. — Вопрос задали эминэлэмцы, уже предчувствуя — ответ переполнит их души темной печалью.

Элла опустил голову. Под воротником блеснул воспаленный багровый след от веревки.

— Град Сияния пал. Ирчий главарь Яраг приказал разрушить Рубиновый Зал Совета, спалил круглый стол, за которым валларро часами вели беседы и управляли городом. Он перевез в Эмин Элэм каменный трон и сел в городе, как король. Город заполонили ирчи.

Эльфы замерли в горестном молчании; ресницы некоторых увлажнило золото, по щекам иных текли слезы. Они скорбели по разоренному и утраченному Эмин Элэму и не ведали, что там за воротами в безумной круговерти исступленного ветра и ледяного дождя крадется новый беспощадный враг, который вот-вот нанесет удар в самое сердце Ательстанда.

— Не хочу вас прерывать, но если вы и дальше будете оплакивать умершее прошлое и не думать о грядущем будущем — вас оплакать будет некому, — в тишине эльфийской печали голос Габриэла прогремел, как гром.

Мужчины и женщины обернулись и по прекрасным юным лицам побежали тени презрения и гнева.

— Кто позволил исчадию подслушивать?!

— Как он смеет!

— Темный мерзавец…

— Всегда — пожалуйста, — ядовито улыбнулся парень, склонив голову, ибо слышал всю нелицеприятную брань из уст светлых сородичей.

Эллион вздохнул и покачал головой: опять исчадие пытался казаться хуже, чем был таковым на деле. Вот ведь лихо, посланное судьбой — непробиваемо упрямый мальчишка с глазами цвета неба и волосами темнее воронова крыла.

Остин выпрямился над морем золота, серебра и пламя:

— Зачем вы так? Насмешка над горем ближнего не лучшая благодарность за добро, оказанное вам.

— Иначе привлечь ваше внимание стоило бы большего времени и усилий. А время — это то, чего у нас почти не осталось, — холодно ответил воин, и тревогу на его лице, наконец, разглядели.

Хегельдер поднялся:

— Что случилось?

— Ты оторвался от погони аяс-иритцев? — Взмыла вверх золоченая голова Левеандила.

— Или они настигли тебя? — Присоединился Рамендил.

— Дело не в аяс-иритцах. К замку идут горные тролли. С ними Охотник.

Кухарка вскрикнула. Мьямер и Люка одновременно вскочили, и рукояти в заплечных ножнах блеснули огнем. По залу побежали хрустальные шепоты, полные тревог и недоумения. У всех на слуху было проклятое прозвище наемника, а вернее, охотника за головами. Он выслеживал великих преступников или великих героев и никогда не брался за дело, если имя того, за кем он шел, не звучало в легендах и не воспевалось в балладах менестрелей равнины Трион.

Кто ему понадобился здесь?! Все, кто спрятался в приюте, отстроенном в тени отвесных скал, не больше и не меньше — обездоленные и лишенные крова скитальцы, а не величественные воители, головы которых мечтают заполучить почти все владыки этого мира.

Потому вопрос Остина был закономерен:

— Они идут за тобой?

— Нет, — искренность Габриэла не вызывала сомнений.

— А за кем? — Звонкий возглас Эридана был переполнен ужаса.

На миг Габриэлу показалось — его ученик знает о Белом Лебеде много больше, чем пелось в преданиях, сложенных эльфийскими поэтами нынешней эпохи. Эридан поспешил отвести глаза и затеряться в толпе. Испугался проницательности учителя и того, что тот легко прочел в его глазах страх? Неужели пепельноволосый юноша догадывается кто есть Белый Лебедь? Если так, значит, воительница и впрямь прячется в приюте; Габриэл наверняка не раз пересекался с ней в коридорах, трапезной или посадах замка, но не узнавал без маски и меча. Он нахмурился, но его засыпали вопросами, сбивая с мыслей о давней противнице, за жизнь которой он бы не пожалел отдать свою.

— Скольких троллей он ведет?

— Когда они подойдут?

— Есть надежда, что Охотнику помешает буря, и он пройдет стороной?

— Дождь и ветер им не помеха, — заверил темный. — И стены в восемь ярдов тоже. Если хотим выжить — придется дать бой.

Остин обреченно кивнул. Молодой лесной эльф радел за приют и душой и сердцем, всячески старался оградить замок и всех обитателей от горестей и бед, а если не удавалось то хотя бы отвести их, как можно дальше. Этой ночью небо ниспослало ему тяжкое испытание — предстояло схлеснуться с необузданной яростью врага на пороге собственного дома, взращенного из пустоты усилиями не одного поколения семейства Серебряной Лилии.

— Люка, Хегельдер, соберите всех дозорных и воинов, способных держать оружие в руках, — отдал он первое распоряжение. — Мардред, спустись в оружейную и собери все луки и стрелы со стальными наконечниками, какие отыщешь. Левеандил, Рамендил помогите ему и несите все в малую гостиную…

— Стрелы со стальными наконечниками не пробьют даже обнаженную шкуру горного тролля, — возразил Габриэл, — а эти идут закованные в крепкую броню.

— Чем предлагаешь бить? — Спросил Люка.

— Понадобятся метательные копья с зубчатыми перьями не меньше двенадцати дюймов в длину, с шириной пера в фалангу пальца и диаметром втулки около трех инчей. Найдутся такие?

— Да, найдутся, — подумав, ответил Остин и обратился к огру и двум златовласым братьям: — Вы поняли, что искать.

Голоса Хегельдера и Люки звенели у двери. При них собирались Эллион, Мьямер, Самаэл, Андреа, Лоррано, иные воины Эбертрейла и присоединившиеся эминэлэмцы. Всего две сотни бойцов.

— Леди Миллиана, возвращайтесь на кухню. Кипятите смолу и масло. Все что найдете. Чем больше, тем лучше. Эмми, Глэсс, и вы, помогите госпоже. Леди Аинуллинэ, прошу вас, проводите женщин, детей и тех, кто не может сражаться в укрытие. Эридан, Лекс, идете с ней.

— Мы будем сражаться наравне со всеми, — сталью звякнул Лекс.

Габриэл осадил пыл ученика:

— Не в этот раз, Грозовая Стрела. У вас еще будет шанс проявить доблесть и блеснуть смелостью на поле брани. Но сейчас вы пойдете в подвал.

Лекс и другие ученики поникли плечами, но команде подчинились.

— Лорд Остин, позвольте мне помочь, — Элла поднялся с места, слегка покачиваясь. Эминэлэмец едва держался на ногах, но огонь, разгоревшийся в карих глазах, обжег владетеля Ательстанда неистовой жаждой отмщения вероломным врагам.

— Хорошо. Будьте так любезны, — дозволил он.

Первый поток в белых одеждах потек в западное крыло замка — к лестнице, ведущей к нижним этажам и подвалу. Второй, блистая и лязгая наспех наброшенными наручами, налокотниками, нагрудниками с гербами родных вотчин поспешил за Остином и Габриэлом в восточное крыло, к кухням и черным ходам, что вели во внутренний двор, и дальше на крепостные стены и оборонительные башни.

Малая гостиная наполнилась скрежетом железа, невесомым шелестом эльфийских шагов, звонкими переливами голосов. Воины дооблачались в легкую едва заметную на гибких эльфийский телах броню. Эллион водружал стальной воротник и оплечья, отблескивавшие темным серебром. Хегельдер надевал нагрудник из закаленного железа с выбитым по металлу узором золотого крылатого солнца Аннориена. Рядом рыжий Андреа натягивал на длинные изящные ноги поножи и стальные башмаки с узорными застежками в форме дубовых листьев.

У противоположной стены с гордыми суровыми лицами облачались медноволосые эминэлэмцы. Звенели налокотники и рукавицы, испещренные эльфийским декором. Переливались легкие шлемы в форме капель без забрал, обитые хитрыми орнаментами плетений и вязей. Серебрились в отсветах ламп перевязи, скрипели кожаные пояса с кружевными пряжками, отлитыми из мягких сплавов. Первым выпрямился самый младший — Элла Звездное Пламя и ослепил собратьев легкими латами цвета прелой листвы с выточенным на нагруднике белым городом в кайме сияющих звезд — гербом славного Града Сияния. Взяв под мышку шлем, парнишка обвел сородичей воинственным взглядом и беззвучный клич битвы пролился из его улыбки, сулившей гибель врагам и надежду друзьям.

У камина обособлено грудилось полдюжины белых гоблинов, пятерка гномов и два орка-фаруханца, жившие в приюте без малого полвека. Все они, узнав о беде, грозящей их общему дому, вызвались добровольцами.

Из кухни волнами накатывал пахучий металлический жар, выбивая из глаз скупые слезы. Кухарка и Эмми с Глэсс в огромных чанах кипятили древесную смолу. В котле верещало масло, расплескивая янтарные брызги. В казанах, курясь кольцами пара, пыхтел кипяток. Плевался искрами разгоряченный очаг. По стенам и беленому потолку свет гонял тьму.

Застегнув последнюю пряжку заплечных ножен, Остин обернулся к Габриэлу. Статный темный воин надежности доспеха предпочел легкость и быстроту и лат не надел. С благородной осанкой он стоял у дальнего окна. Заостренные уши подрагивали — он слушал бурю, песнь ветра или, может, ловил шепоты ночи, плывущие из надзвездных далей и шепчущие ему — чаду Сумерек седые смыслы давно минувших дней.

Из уличной темноты неслись клокочущие вопли ветра и шум проливного дождя; во дворе скулили породистые лабрадоры и хас-каси; меж стен замка скреблись мыши; где-то вдали трещали сосны и дубы, сходили селевые водопады, огрызки валунов и бревен со страшным шумом перекатывались в густых грязевых реках.

В малую гостиную вошли Мардред, братья Левеандил и Рамендил и оружейник Генри. Эльфы несли по двадцать тяжелых копий с массивными наконечниками. Огр волок — пятьдесят. В оружейную спускались трижды. Благо копий хватило на всех. Расплесканное серебро удлиненно-треугольных перьев мигало в оправах картин и зеркалило отсветы ламп. Матовые древки покрывали плетеные узоры цветов и трав. Воронковидные втулки были богато украшены насечками серебряной проволоки и обрамлены узорами спиралей и переплетающихся нитей из сиварской позолоты.

Стальной волной эльфы подплыли к оружию, и зала ощетинилась. Копья вспорхнули под высокие своды острыми, злобными клыками.

Стены замка сотряслись. Потом еще и еще — это дрожали тысячелетние каменные твердыни и монолитные недра под ударами гигантских ступней горных троллей.

Габриэл развернулся. Сияющие серебром глаза вспыхнули:

— Они близко. Вы — готовьте снаряды со смолой. Остальные на стены…

Звонкий крик Эридана они услышали прежде, чем он вбежал.

— Что такое? — Забеспокоился Остин. — Почему ты не в укрытии с остальными?

— Моя сестра! Арианны нет в комнате, — втягивая воздух, отвечал юнец в отчаянии. — Я боюсь, она вышла за пределы замка.

— В такую непогоду? — Неподдельно удивился лесной эльф.

Эридан растерянно пожал плечами.

— Я пойду с тобой, — вышел вперед Габриэл.

Пепельноволосый ученик бросился в коридор.

— Скорее, учитель!

Топ. Пол подпрыгнул. Вздрогнули окна. На кухне зазвенела посыпавшаяся с полок посуда. Со стен полетели гобелены. Топ. Топ. Грохочущие удары заглушили монотонный шум дождя и яростный рокот грома.

— Найдешь нас на стенах, — сказал Остин, набрасывая на серебристые волосы легкий шлем, украшенный узором точечных вдавлений и выпуклым рисунком лилии.

Габриэл кивнул.

Малочисленное эльфийское воинство, чуть больше двух сотен копий, но от того не менее грозное и отважное, потекло к двери.

— Жди удара с юга-запада, — напоследок наставил владетеля замка темный эльф. — Охотник ведет восьмерых со стороны Вал-Геара.

* * *

Габриэл сопроводил Эридана в укрытие, передав под надзор прекраснейшей из дев — Аинуллинэ. Юноша бросил на него тревожный взгляд.

— Я найду ее, — пообещал он и, оставив с той, в чьих волосах каждый рассвет оживал огонь, поспешил на третий этаж западного крыла.

Дверь в подвал с лязгом захлопнулась. Поднявшийся воздух потушил сомн стенных свечей и низкий каменный коридор затопило тьмой. Габриэл двинул в полную темноту, (которая его ни чуть не смущала), и выскользнул бесплотной тенью в запутанную коридорную сеть. Сверкнула зарница. Ударил гром. Там, в шуме бури воины поднимались на стены, разжигали лампы и факелы, занимали боевые позиции.

Габриэл свернул налево, метнулся мимо гобеленов и каменной статуи, застывшей в углу, пересек множество сквозных золоченых комнат и лунно-серебристых анфилад, пробежал вдоль гостиных со стрельчатыми окнами и подался наверх в совершенно непроницаемый мрак.

Уютная неосвещенная комната с двумя кроватями, стульями с резными спинками, столом из ценного дуба, тлеющим камином и окном, завешанным красным бархатом, встретила его звенящей тишиной.

Сквозь тяжелую занавесь просачивались сполохи молний. Бело-синие вспышки резали убранство светом и тенью. Хищно оскаливали зубья резные спинки. В свете рубиновых углей тенился, точно чудище, очаг. Неразобранные постели, залитые мертвенным сиянием, казались хрустальными усыпальницами за чертой рассветного огня.

Габриэл выглянул в окно. Снаружи топали тролли и замок содрогался, как под ударами исполинского молота Владыки Севера. По западному склону заскреб камнепад — враги подошли вплотную. Было заметно, как по стенам в звоне эльфийских голосов метались реки факельного огня.

Темный эльф развернулся к двери, но острое ночное зрение поймало отблеск в полу. Оказалось, под досками был спрятан тайник. Вскрыв его, Габриэл обнаружил продолговатый сундук два фута в длину и полфута в ширину. Не задумываясь, он отворил чужое добро. Белое пламя молнии выбросило синеватый залп — от содержимого сундука взметнулся блеск, едва не ослепивший парня. Там лежали маски, корсет и расшитыекаменьями дамские перчатки из белого шелка.

Запал битвы и рев стихий канули в бездну. Вокруг пала стена непроницаемого стекла; остались только он, ажурная белая маска и его вскипевшая ненависть.

Маска была ему знакома. В ней ОНА бросала кинжалы в Его Величество Теобальда. В ее блеске петляла по улочкам Мерэмедэля, гоняя стражу по скверам, проулкам и площадям, как глупых гончих псов. Укрытая ее тенью, выскользнула из столицы, бросившись в восточные кварталы города. ОНА — сущая демоница для одних и луч светлой надежды для других. ОНА — его давний враг.

За спиной зловеще зарычало. Темный эльф обернулся. Его прожгли два багровых глаза, пылающих демоническим пламенем Ун-Дамора, сотворенным ведьмами Черноземья. Щерилась в страшном оскале морда, с молочных клыков свисали нити слюны. Мохнатые уши стояли торчком. Лунная шерсть, встопорщенная на загривке, переливалась бриллиантовой пылью. Хэллай, волк-альбинос, питомец леди Арианны, готовился атаковать.

Габриэл перевел взгляд. Она стояла рядом с ним. Ослепительная вспышка высветила ее серебристо-бледное лицо, отмеченное печатью холодного гнева. В изумрудных глазах горела злость. Широкие рукава белого одеяния взлетели крыльями чайки и стальная полоса белого огня уперлась воину в лицо — клинок искусной эльфийской работы в ее руке не дрожал; горевшее серебром жало смотрело точно в переносицу — промеж его черных безжизненных глаз.

— Эридан искал вас. Неразумно бродить в темноте и одиночестве, леди Арианна, — процедил сквозь зубы Габриэл. И недобро усмехнулся: — Или лучше обращаться к вам, Белый Лебедь?

Арианна не двигалась и клинка не опускала. Тройное платье с шитьем из серебра и вышивками по рукавам не шевелилось, будто высеченное из твердого льда. На длинные серебристые волосы ложились сумеречные тени, окрашивая их в цвета ночных снегов с горных вершин. Не собирался прятать клыков и лунный волк, застывший в облаке ощетинившейся шерсти и глухого сердитого ропота.

— Призрак и Тьма, — разочарованно молвил Габриэл, наклонив голову на бок, так, чтоб острие меча сместилось левее. — Неуловимые воительница и ее спутник. Ты покушалась на жизнь моего короля.

— Жаль не убила. — Звонкий девичий голос резал слух, как туго натянутая тетива.

— Теобальд мертв. — Сказал он глубоким спокойным тоном и прикрыл глаза. — Его место занял сын. Вину за гибель отца Брегон возложил на Белого Лебедя и пустил по ее следу ищеек.

Арианна дернула пепельными бровками, но не шелохнулась.

— Слышите гром, бегущий по склонам гор? Они пришли сюда за вами, госпожа Тьма.

— Я не боюсь, — ее глаза остекленели. — Ни их, ни вас, лорд Габриэл.

Острие клинка все так же жгло его лицо, она говорила. В чиркнувшем шелесте сверкнул темный металл, и благородная сталь оцарапала сталь. Посыпались искры. Две сияющие ленты скрестились, выбив лязг и холодный огонь. Арианна отпрянула — Габриэл выхватил меч из заплечных ножен так стремительно, что ей потребовалось больше секунды, чтобы уловить его молниеносный бросок.

Чего он ждет? Почему не атакует? Пальцы воительницы крепче сомкнули рукоять с навершием из снежного агата. Меч темного эльфа был проще, уступая красотой, но в умелых руках опытного воина сек огонь из всего до чего касался холодной сталью. Потому-то клинок девушки рыдал расплавленными слезами — искры сыпали фонтаном, звон битого стекла полонил неосвещенные покои.

— В честном бою вам меня не одолеть, — самоуверенно бросила она.

— Неужели? — Язвительно улыбнулся Габриэл. — С чего вы взяли, что мы будем биться честно?

Хэллай взмахнул хвостом и захлебнулся хрипом. Выпущенные из лап когти оставили в паркеты глубокие борозды. Взмахни она ресницами — волк перегрызет ему горло.

Неожиданно Габриэл отвел клинок в сторону, вытянув руку на прямом локте, а потом ловким движением вернул в ножны с легким щелчком.

— С вами, госпожа, биться не намерен. — Сквозь зубы процедил он. — У нас есть враг серьезней. С минуты на минуту он атакует. У него приказ — взять вас живой или мертвой и доставить в Эр-Морвэн. Пока Охотник не принесет вашу голову — Его Величество не отступит.

Блеснувшая за окном молния высветила ее бесстрастное лицо. Она колебалась минуту, раздумывая, довериться ли словам неприятеля или не поддаваться на уловку, и, крутанув меч… опустила. Поверила. Прислушалась. Альбинос у ее ног еще ворчал, но уже глуше, а налитые кровью глаза медленно гасли, как закатное солнце над Ашаранской пустыней.

С крепостных стен послышались первые крики. Топ. Топ. Бум. Бум — глухие удары о незримую преграду. Тролли сшиблись с каменной кладкой и обнаружили замок, прикрытый заклятием незримости. Рассыпчато покатилось монолитное крошево и задрожали створы ворот. Запела сталь копий.

— Спускайтесь вниз и укройтесь с остальными, — властно распорядился Габриэл, намереваясь бежать, но виноватый голос девушки заставил его повременить.

— Они пришли за мной. Я не стану отсиживаться в подвале, пока другие умирают из-за меня. Я иду с вами.

— Нет. — Отрезал он. — Не пойдете.

— Решение принимать не вам, — Арианна проворно вложила клинок в ножны и, перебросив через грудь светящуюся перевязь с пряжкой, украшенной белыми камнями, застегнула.

— И не вам, леди Арианна.

Накативший извне шипящий свист заставил Габриэла насторожиться. Режущий звук был подобен скрежету ржавого железа об острые грани мертвых камней. Он ранил слух, выбивая из-под ног почву и опаляя нутро.

— Что это? — Шепнула воительница, морща лицо.

Свист, накатив оглушительной мощью, внезапно оборвался в громком шорохе дождя. Габриэл почуял опасность за секунду до того, как все произошло. Налетев на эльфийку, воин отбросил ее к дальней стене, прикрыв собой. Страшный удар сотряс замок. Западное крыло застонало, из окон полетели брызги стекол, тьму залил слепящий свет полудня, где-то в стороне страшно грохнуло — обвалилась часть крепостной стены.

Сквозь изорванные витражи в комнату хлынула оглушительная феерия: крики эльфов, стук дождя, визг камней, хрипы троллей, лязг металла, грохот тверди. Багровые языки в кайме черных колец неслись по стенам раскаленной волной.

Опираясь узкими, но крепкими ладонями о мрамор стены, Габриэл, принявший ударную волну на себя, отстранился. С его плеч и волос посыпались осколки. Арианна опомнилась не сразу. Стиснутая грозной мощью эльфа, она оказалась вжата в стену его широкой грудью.

— Не ранена?

Он развел руки, освобождая ее из вынужденного, неприятного для обоих, объятия.

— Нет, — шепнула она, потрясенная калейдоскопом пурпура, тьмы и плача стали, захлестнувшего родной Ательстанд.

Рядом, стряхивая стекло и обломки, мотал башкой волк.

— Дело скверно, — сказал Габриэл, глядя в образовавшийся провал, открывший ярость разворачивающейся битвы.

Огонь пожирал западную башню, обхватив черно-багряными столпами круглые стены и шпилеобразную крышу, терявшуюся в пустоте беззвездного неба. Отсветы пожарища окрашивали замкнутый круг стен цветами расплавленной стали и пролитой эльфийской крови. Громадные врата содрогались под напором нещадных ударов с той стороны — стороны мрака и гор.

Раздался короткий пронзительный крик. Кто-то сорвался в унизанную кольями пропасть. Звонко упало оброненное копье. Над звериным ревом огня и свистом ветра взвился высокий чистый голос Остина, отдававшего приказ. Стальная волна копий ринулась к восточной башне. Враг атаковал одновременно с трех сторон, а у эльфов не хватало воинов, чтобы дать отпор.

Наблюдая бойню в завывании пламенного ветра, Арианна не шевелилась. В зелени глаз отражался огонь, что принес ужасный немногочисленный враг; сердце тонуло в отчаянии и горе. Все из-за нее! Они гибнут из-за нее! Из-за ее беспечности и легкомысленности! Она верила, что укрывшись на вершине неприступных скал в осаде вечных снегов, коронованных облачным серебром, там, где каждое утро просыпается солнце, она сбережет свою тайну и ее не отыщут, но ошиблась, и за ее ошибку сейчас расплачиваются другие.

Остин Орлиный Глаз.

Мардред.

Люка Янтарный Огонь.

Бесстрашные сердцами, но не бессмертные телами.

— Этому надо положить конец, — прошипел Габриэл. Воинственный дух исчадия опалил ее дыханьем смерти. — Спускайтесь в укрытие.

Арианна стерла слезы и настояла:

— Я пойду с вами.

Габриэл равнодушно пожал плечом:

— Как пожелаете.

И выскользнул в провал, мгновенно окунаясь в гущу ужасающей битвы. Падет ли Белый Лебедь — его давний противник в схватке с немилосердным врагом или останется жить — ему было безразлично.

* * *

Штормовую черноту сносило на восток и ледяные капли пронзали воздух все реже. Текучие гребни теперь лизали восточные пики гор, а белые всполохи все меньше высвечивали долины и ущелья Семерейского края. Гром еще катался по скалистым отрогам и отражался от отвесных утесов, но все больше терялся в рокоте битвы, кипевшей на изломе пепельного склона, залитого злым багровым заревом.

Западный горизонт глядел печальными глазами звезд, беззвучно дрожа в незримых слезах, и оплакивал умиравших Детей Рассвета. Небо над приютом дымилось. Едкий пар накрывал Ательстанд горестным туманным смогом, земля и камни горели под ногами. Эльфы, взятые диким врагом и черным пламенем в безнадежную осаду, теряли силы и надежду отбиться.

Пали смотритель оружейной Генри, книгочей Лоррано, эминэлэмец Ортанс, красивый Самаэл, оба орка-фаруханца, трое белых гоблинов, несколько гномов, и множество других отважных бойцов. А из восьми горных троллей повалить удалось всего двоих и тех с превеликими усилиями, ведь это были не простые тупоголовые твари, а заклятые магией несокрушимые ищейки, не испытывающие боли и не ведающие страха. Они пришли не одни. В их руках теплился Живой Огонь. Волшебство, порожденное в Твердынях Ий-Дъии чародейством расы двуногих красноглазых драконов.

Непроходимая, выжженная палящими лучами пустыня много темных веков не интересовала охотников за сокровищами. Долгое время путь туда оберегали невыносимый круглогодичный жар, суховеи, срывающие плоть с костей, раскаленный песок и испаряющий кровь воздух. Тысячелетие Восточная Твердыня дремала в тенях могущественных государств. С запада зажатая грозным Ажинабадом, с севера — неугомонным Немером, с юга полукольцом бессонных Алых Хребтов — колыбелью вечно горящего Солнца, с востока кипящими волнами Олерри — Водами Океанского Света.

Изобретение Живого Огня все поставило с ног на голову. По равнине Трион поползли слухи об уникальном изобретении красноглазых драконов. Толпы отчаянных одиночек бросились на дальний восток в поисках загадочной страны, чтобы, если не выведать рецепт Живого Огня, то хотя бы купить пламенное Чудо за любые пейсы. Живой Огонь нельзя потушить водой — он гас, только истратив запас толики волшебства, вложенный в его горячее сердце создателем, и потому слыл самой сокрушительной силой этого мира.

Западная Башня была обречена. Бушующие огненные вихри пожирали лестницы, испепеляли стекло и серебро ставень, лакомились ноющими балками и перекладинами. Плавился и шипел обугленный камень. Рассыпалась пеплом древняя и прочная, как сама земля кладка.

Опираясь на меч, Остин стер с лучистого лица копоть и гарь и крикнул в отравленную темноту:

— Отходим к Восточной Башне! Все к Восточной Башне!

Из мглистого, с бардовыми мазками тумана выбежали эльфы. Многих ранило осколками или обожгло жаром Живого Огня. По мосткам хромал Эллион, опираясь на плечо собрата. На бегу перетягивал обожженную правую руку Левеандил. Срывал раскаленный нагрудник гном Туби, супруг прачки Бель. Перебрасывая меч из руки в руку, бежал белый гоблин, за ним — пропахшие дымом эльфы в почерневших, исчерченных трещинами и вмятинами доспехах.

Оглушительно треснуло — фундамент не выдержал кипящего жара, и горящий костяк Башни рухнул в ночную пустоту. В западной части стены образовалась дыра, слишком маленькая для тролля — в нее с трудом можно было протиснуть даже ступню, но достаточная, чтобы ударами пятерней разбить ее до нужного размера и втиснуться.

— Назад! — Махнул Остин, подставляя раненому сородичу плечо. — Все к Восточной Башне!

Бум. Бум. Тролли затарабанили кулаками в пролом и дыра стала увеличиваться.

Эллион сплюнул пепел и крикнул:

— Стена долго не выстоит!

— Знаю, — бросил Остин, — но здесь мы бессильны! Уходим, Эллион!

Не лучше дела обстояли у Главных Ворот. Внизу вились гигантские тени, налетая на створы и стены, как беснующиеся океанские волны. Сторожевые вышки Надвратной Башни осыпались горячей пылью и плевались щепками. Скрипела тролличья броня, мучительно стонала земля гор, вся крепостная стена дрожала, готовая распасться в любой миг.

Элла Звездное Пламя успел отпрыгнуть с хлипкого мостка на каменную опору и врата сотрясло серией дюжих ударов — кулаки троллей били подобно громадным металлическим таранам — с сокрушительной, неземной силой. Изорванные деревянные мостки разметало и они посыпались в пропасть. Сама Надвратная Башня дрожала, как ломкий лист, иссушенный осенним злом и мертвым ветром, но продолжала каким-то невиданным чудом держаться.

Элла припал к внешним перилам и перегнулся: одна тень неподвижно распласталась во рву. Две, закованные в броню, ломились во внутренний двор с остервенелым неестественным ревом. Воздух свистел от копий и стрел — сталь высекала сполохи, билась о воротники и оплечья и отскакивала от тролличьих лат, как горох от стен.

— Элла, копье! — Донеслось из серебристого облака слева.

Элла бросился на голос.

— Держи!

Люка подхватил переданное оружие и примерился. Надлежало метнуть так, чтоб громадина, бьющаяся о главные замковые ворота, пала от первого удара. Люка, вскинув руку, выдохнул. Отмашка, отвод за плечо и серебристый наконечник помчался вниз, рассекая черный отравленный туманом, воздух. Раздался яростный хрип. Тень попятилась и рухнула, сотрясся землю. Со стен и окон осыпались лепнина и украшения, а склон подпрыгнул ожившим существом.

— Попал! — Воскликнул Элла.

Люка присмотрелся — тень, пригвожденная к земле, стонала и ворочалась.

— Не до конца, — рассердился Люка и протянул руку: — Копье!

Кареглазый эминэлэмец бодро подкинул носком сапога копье с окованным в серебро древком, поймал на лету и передал воину. Позолоченный наконечник вновь вспорхнул над правым ухом солнечного эльфа. Янтарный Огонь замахнулся и оно сорвалось в кроваво-красную пропасть. Элла широко раскрытыми глазами проследил полет смертоносной стали и вдруг издал звонкий вскрик. Копье вошло троллю в темный глаз. Гигант дернул массивным телом и завалился на острые камни, раскинув руки в стороны.

— Сдох, — воскликнул Элла. А потом закричал: — Тварь повержена!

— Но остальные живы, — расправил плечи Люка и поморщился от удушливых волн, летевших с западной части стены. — За мной!

Люка сорвался по спиралевидной лестнице вниз, к собратьям, туда, где победно пели копья, секшие раскаленный сумеречный смог серебром и позолотой.

Еще тяжелее приходилось эльфам, рассыпанным по крепостной стене. Растянувшиеся вдоль парапетов советник Хегельдер, Мьямер, золотокосый Рамендил и их собратья заливали раскаленной смолой троллей копошащихся у подножия замка. Рядом валларро Агроэлл, менестрель Андреа, поседевший прежде срока Эстрадир метали со стен снаряды с крутым кипятком и горящим маслом.

Рамендил потянулся за спину — пальцы ничего не почуяли. Откинув две косы, сверкнувшие чистым золотом в удушливом смраде, он звонко крикнул:

— Бочки со смолой закончились!

Хегельдер обернулся и бросил взгляд на освещенное кухонное крыльцо, плывущее блеклым пятном сквозь кольца горячего пара. Обтеревшись, он крикнул:

— На кухне оставались еще!

— Я принесу, — откликнулся Рамендил и махнул: — Мьямер, помоги!

Юные эльфы скрылись на боковой лестнице, канув растаявшими миражами. Хегельдер проводил гибких стройных воинов в закопченных доспехах и отвернулся. Из-за внешнего кольца стен донесся топот и хрип.

— Вот ты где, — выглянул в бойницу однорукий эльф, приметив зловонного великана, замешкавшегося в двух сотнях локтей прям над тем местом, где он стоял.

Он схватил копье, приставленное к зубцу, и метнул. Снизу прилетел злобный визг. Ранил, но не убил. Проклятье! Советник снова обтер запыленное золой и горячим пеплом лицо цвета теплого золота. Шкуру горных троллей пробить почти невозможно. Хегельдер перевалился через парапет и посмотрел в бурлящую серую мглу — троих им все же удалось свалить. Одна туша, как черная клякса на перламутровой бумаге, неподвижно стыла в глубоком рву. Второго тролля только что ударом в глаз смело копье Люки и он завалился у ворот в двадцати футах севернее. Третьего, в самом начале безумной схватки, уничтожили защитники Западной Башни — Эллион, Левеандил и Остин — гадкий чудовищный великан пал на склон бесформенной грудой камней, по граням которой скакали алые сполохи пожара.

Штормовые облака давно расползлись. Последние островки сугробов испарились, как дым. Ледяной горный ветер, что прожигал эльфов до боли всю промозглую осень и морозную снежную зиму теперь дул расплавленным железом, выжигая глаза, обветривая кожу и иссушая легкие.

Сбоку рухнула старая кирпичная кладка. Хегельдер тяжело выдохнул: рушились стены, сыпался камень, очагами кипело бело-золотое пламя Живого Огня, и его голодный не сбиваемый поток ревел, пылал, трещал и тек по деревянным мосткам, уничтожая пядь за пядью. Еще четверть часа назад у них теплилась искра спасти Ательстанд; теперь их надежда корчилась в предсмертных муках и стонах.

Гибель приюта напомнила Хегельдеру падение Эбертрейла. Это он — королевский советник принес тогда горестную весть королю о том, что армия темных эльфов, сломив защиту Южных Ворот, ворвалась в город. Он был последним, кто видел Аннориена Золотое Солнце живым и полным решимости отплатить врагу, и именно в той последней битве за Эбертрейл, прикрывая его щитом, потерял отсеченной левую кисть. Темноэльфийские колдуны подмешали в огонь черное колдовство, и потому Эбертрейл горел заживо. Хегельдера передернуло — если бы они обладали мощью Живого Огня, страшно было бы вообразить, что в таком случае сталося с Лесным Городом… не уцелел бы никто.

С боковой лестницы послышались голоса. Рамендил и Мьямер возвращались с ящиками полными бочек огня. Хегельдер и Андреа обменялись взглядами — и последний слабо улыбнувшись, кивнул советнику короля. Рыжий локон выбившийся из-под шлема, колыхнулся. Эльфы поняли друг друга без слов: они будут стоять до конца.

Восточная Башня Ательстанда была отстроена на краю высокого скалистого мыса и возвышалась над обрывом обломком древнего величественного маяка. Отсюда крепостная стена резко поворачивала на север и упиралась в монолитный горный склон, затянутый тонким сероватым покрывалом быстро тающего снега.

По ту сторону чернела пропасть, на юге блистали призрачные озерные долины, к востоку простиралась равнина, прочерченная надвое бурным серебром Этлены. По эту — располагался внутренний двор, замковые пристройки, амбары и конюшни.

На галерее было нечем дышать. Огр оборвал край рубахи, небрежно торчавшей из-под доспеха, и обмотал морду. Слева, задыхаясь, плевались кровавой слюной два белых гоблина.

— Глядите, — хрипло молвил один из них и ткнул пальцем вдаль, к обрыву.

Там кто-то затаился. Мардред навалился на парапет и прищурился — едкий молочный дым, тянувшийся со стороны рухнувшей Западной Башни, разъедал глаза.

Чирк. Искры. Чирк. Огонек.

— Кости Эвенна… — захрипел он, замечая, как «некто» сек огнивом по кресалу.

Он не договорил.

Над северной твердыней прокатился режущий свист. Мардред схватился за голову и зажмурился, белые гоблины рухнули на колени — одуряющий невыносимый звук едва не свел их с ума. А потом вдруг все стихло и ослепляюще белый свет, встав стеной, поглотил мир. Восточную Башню тряхнуло — стены сложились, как карточный домик и она посыпалась грудой обломков, унося огра и двух белых гоблинов в потоки кипящего пекла и пара. В образовавшийся пролом хлынула горная река.

Мардред, оглушенный и раненый, приподнялся на колени и ужаснулся. Водяное колесо разворотило, отбросив в сторону. Внутренний двор заполнялся ржавой водой. Ее рев приглушал даже треск Живого Огня, жравшего угол сторожевой башни. На груде обломков лежали изорванные и обожженные тела белых гоблинов. Их залитые кровью лица перекосило от боли и ужаса.

Когда сзади захрустел и залопался камень — громадные ступни перемалывали обломки камней в невесомую пыль, — Мардред сразу понял, кто к нему приближался. Тролль, пробив в стене дыру, ворвался внутрь. Огр завалился на бок, примяв щекой горячие осколки. Сопротивляться сил не осталось, бежать он не мог — ногу перебило, придавив валуном. Он мысленно обратился к богам, прощаясь с жизнью. Надежда умерла… Замок не спасти.

Впереди громко бухнуло. Еще двое гигантов прорвались через пролом в западной части кладки. Мардред видел их вдалеке: две аморфные тени — неприступные крепости в броне, грузно двигающиеся к главным дверям Ательстанда. Сейчас они сокрушат все преграды, ворвутся в приют и доберутся до женщин и детей, укрывшихся на нижнем этаже.

О, небо! Им не выжить!

И вдруг из окна третьего этажа выпорхнул гибкий силуэт с полосой белого света в руке. Описав в воздухе кувырок, силуэт упал на шею одного из троллей и, обхватив за скользкий металл, взмахнул клинком. Блеснувшее звездным светом лезвие пробило шлем грубой ковки и вошло в затылочную кость скалоподобной твари. Все произошло так стремительно и молниеносно — поверженный исполин не успел защититься и, распахнув глаза в немом удивлении, рухнул замертво. Внутренний двор тряхнуло. Посыпались стекла, по стенам зазмеились трещины.

Высокий гибкий силуэт тряхнул копной длинных волос и перемахнул с убитого на плиты, залитые водой. Второй тролль оказался расторопнее. Завидя гибель соплеменника он взревел проснувшимся жерлом вулкана и, вскинув руки в железе, обрушил на юркого, легкого противника кулаки. Выпорхнувший из окна ускользнул, перекатился по двору и сияющим клинком подрубил тому сухожилия. Великан завалился на колени. Его противник закрутился темным вихрем. В неуловимом, высоком и гибком силуэте Мардред узнал лорда Габриэла.

Темный эльф использовал слабость исполинского врага, обрушиваясь серией точечных болезненных ударов. Пробить шкуру рожденных Живыми Камнями практически невозможно, но боль они все-таки ощущали. Тролль махал руками, скрежетал железом, ревел и бил по плитам, взбивая фонтаны брызг, но отчаялся схватить неуловимого шерла.

Тот поднырнул под ноги, когда тролль попытался встать и пронзил ему ступню. Великан снова завалился, сопя и гортанно воя. На мгновенье Мардред потерял неясные очертания Габриэла — темный растворился в млечных клубах пара, плывших по двору. Но тут пелена разлилась бледным синеватым сиянием и сталь, выскользнувшая из огненных сумерек, раскроила мощный череп.

Мардреда передернуло от предсмертного стона, но воина Эр-Морвэна тихая боль гиганта, похоже, не тронула. Он вырвал из троллева виска клинок, крутанул в ладони (которой еще несколько месяцев назад с трудом удерживал ложку), и метнулся к Надвратной Башне. Как раз — вовремя. Главные Ворота с лязгом разлетелись фонтаном деревянных и металлических брызг.

Огр, захваченный пылом далекой битвы, забыл, что к нему тоже приближался враг; а когда возле самого уха захрустели камни, опомнился — было поздно. Тролль навис над ним, как лысый утес над морским побережьем. Мардред приподнял голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Тот оскалился в улыбке — ему ничего не стоило прихлопнуть ступней раненную жертву, распластанную на куче камней. Тролль поднял громадную ногу — пенек, как вдруг звонкий голос наполнил ревущую багровую темень светом:

— Вам нужна я?

Эльфийка выпорхнула из синего сумрака. Тьма вокруг дрогнула и бежала от ее лучистого света. Тролль захрипел и наклонил голову, почесав лысый затылок. Отменный нюх ищейки сообщил — девушка — та, по следу которой они шли много снежных ночей и пасмурных дней. Но ее хрупкая утонченность никак не вязались с образом грозной воительницы, что они ждали узреть в конце своих поисков.

— Ты пришел за мной? — В руке Арианны взлетел заговоренный клинок. Агатовое навершие сверкнуло оскаленной волчьей пастью, по лезвию отлились заклятые руны.

Тролль забыл о раненом огре. Его ноздри раздулись, выпуская две белесые струи пара, глаза затянуло злобой: затуманенный разум требовал схватить и растерзать Белого Лебедя немедля. Он побежал и восточное крыло двора задрожало.

Лицо Арианны закаменело. Тонкие девичьи пальцы стиснули рукоять, и она с гибкостью черной пантеры метнулась вперед. Их встреча была подобна столкновению залитого в железо корабля и рыбацкой ладьи, сколоченной из тонких березовых досок. Тролль уже праздновал победу. Но неожиданно эльфийка изогнулась веточкой ивы, отклоняясь назад: белоснежные одежды в самоцветах распались по плитам. Тролль замешкался и она, скользнув меж ног неповоротливого гиганта, ударила его в брюхо. Из вспоротого живота брызнула кровь. Он сделал еще два шага, вздрогнул и беззвучно пал в черную от смерти и копоти воду.

— Леди Арианна, как вы смогли… — захрипел огр, когда она подбежала.

— Вставай, Мардред, — Арианна отбросила валун, придавивший его ногу. — Я потом все объясню.

* * *

Надвратная Башня задрожала, рассыпаясь грудой рваных камней, — через арку ворот шли тролли. Стальные головы крушили балкончики над воротным проездом и разбивали уцелевшие сторожевые вышки.

Остин ждал. В его закопченном доспехе едва угадывались контуры благородной серебряной лилии, отсверкивающей непобежденным светом. Шлем давно сорвало боем, в правой руке горел На-Эн, в левой — темнел овальный щит с надломленными краями. Молодой владетель был измучен, но ясный серый глаз излучал твердость и покой; ни страха, ни сомнений на красивом лице — он будет защищать свой дом до последнего вздоха.

Остин предусмотрительно увел всех уцелевших со стен за минуту, до того, как оборонительный вал был прорван. Он велел им бежать в укрытие и увести с собой раненных, обожженных, отравленных ядовитыми парами. Рядом остались только самые верные и бесстрашные. Эллион Первый Лук, однорукий Хегельдер, Левеандил и Рамендил, огневолосый Андреа, отважный Мьямер, юный Элла Звездное Пламя и конечно преданный ему Люка Янтарный Огонь.

С запада веяло сыростью утреннего дождя, ало-черное небо медленно светлело. Отнесенная на восток буря еще терзала заснеженные вершины далеких безымянных пиков, облака еще полыхали лиловыми отсветами, обливая горные слитные цепи беззвучным заревом, но эхо грома не пробивалось сквозь рокот ревевшего в замке пожара.

Прорвав занавес пламенных клубов, гиганты вступили во внутренний двор. Двадцатифутовый Бобин и пятнадцатифутовый Добин, тролли — вожаки, рожденные в сердце Роковых Скал Диких Земель, остановились близ эльфийского воинства и испустили пар из толстых, грубых ноздрей. Их оплечья и нагрудники были раскалены и дымились, а залатанные ржавой сталью конечности подрагивали в нетерпении последней атаки. Басовитый окрик Охотника остудил сей запал.

Он появился из надвратной арки с ухмылкой победителя. За ним тянулся грязный дырявый плащ. Перемазанные грязью сапоги месили воду. На поясе серебрилась тяжелая дубина с утолщенным наконечником, ошипованным игольчатым железом, а в руке поблескивало малахитовое ожерелье. Тощий гоблин дернул горбатым носом — густой тягучий дым-отрава был ему не по вкусу.

Встав в десяти шагах от Остина, он уронил крючковатые пальцы на массивную рукоять короткого меча в потертых кожаных ножнах, перетянутых тонкими ремешками, и зарычал:

— Выдайте мне Белого Лебедя и я уйду! Или мои малыши перебьют всех, кто прячется в этом убогом куске камня.

Остин стиснул зубы, чтобы не сорваться на злой крик. Он ответил достойно владетеля величественной Цитадели:

— Здесь нет и никогда не было Белого Лебедя! Хватит лить кровь! Ни тебе, ни нам не нужны новые жертвы! Оставь нас!

— Хватит? — Гоблин захрюкал от смеха. — Я еще не начинал лить вашу кровь, светлые выродки! Последний раз говорю — выдайте ее и я уйду.

— А я еще раз тебе отвечу: ее здесь нет! — Остин сохранял остатки самообладания из последних сил.

— Лжец! — Пробасил гоблин. — Она здесь!

Угрожающе холодный голос вспорол зловещую тишину:

— Даже если так — ты ее не получишь!

Охотника передернуло от испуга. Он сделал шаг под защиту троллей, а узкие горящие глазки забегали по дымной мгле двора.

— Твой голос мне знаком! Покажись!

— Как скажешь, Мимарин Хуррак.

Мглистые тени расступились, и пришельцы узрели Габриэла. В огромных безжизненных глазах темного эльфа переливалось кипящее серебро, но лицо было подобно высеченной изо льда маске.

— Долго же ты бродил в поисках ее следа, — насмешливо бросил он. — Теряешь сноровку, Хуррак.

— Изгнанник? Ты жив… — Рыкнул оскорбленный Охотник.

— Как видишь, — воин встал между троллями и светлыми эльфами и вскинул клинок. Широкий рукав-крыло осеребрился в отсветах живого огня. Сверкнувшее острие ткнулось гоблину в грудь. — Забирай своих тварей и уходи.

— Переметнулся на сторону побежденных? — Харисуммец поскреб подбородок. — То-то Брегон подивится, узнав, что ты оправился от ран.

— Он всегда это знал, — ответил исчадие, загадочно улыбнувшись.

Улыбка не понравилась Охотнику. Темный явно не договаривал. Но думать и размышлять, сопоставлять и анализировать зеленые гоблины Харисуммы любили меньше прочего, а многие из них этого попросту не умели, и потому они сначала делали, а после — думали, а бывало, не думали вообще. Как раз таким был Охотник. Размышлять, гадая над словами бывшего главнокомандующего, ему не хватило бы ни терпения, ни ума. Габриэл знал — народ звероподобных до смешного предсказуем — предпочитает налетать в силе и числе, и чтоб наверняка, бить жестоко и сразу насмерть. А потому, когда Охотник, отбросив малахитовое ожерелье, выхватил короткий меч, а с пояса сорвал дубину, был готов отразить его «неожиданную» атаку.

— За голову Белого Лебедя мне был обещан квинтал золота. Интересно, король удвоит награду, когда вместе с головой наемницы я принесу еще и твою?

Дубина завыла, взмывая вверх. В зареве пожарищ наконечник с иглами стал похож на алый драконий язык. Он бросился к эльфу в надежде смести утонченное создание двойным ударом дубины и меча, но просчитался.

Ярость вскипятила кровь Габриэла мгновенно. Воин, владеющий искусством бэл-эли, налетел на соперника стремительным смерчем и снес его голову одним четким ударом. А после, развернув мертвое тело, швырнул под ноги троллей. Обезглавленный Хуррак плюхнулся в воду в каскаде брызг и крике Габриэла:

— Ваш прежний хозяин мертв! Я ваш господин!

Добин и Бобин поглядели на тело, качающееся на черной волне, и глухо заревели от растерянности и удивления.

— Габриэл! — Крикнул Остин, подбегая, — они убьют тебя!

— Возможно, — шерл подхватил клинком малахитовое ожерелье. — А возможно, нет. — Обернувшись, он сказал: — Приюту не помочь. Живой Огонь поглотит крепостную стену и башни, а потом перекинется на замок. Ательстанд придется оставить.

Остин вздохнул:

— Да, придется.

— Спускайтесь к реке. — Предложил он, внимательно наблюдая за движениями и порывами Добина и Бобина. Они переводили взгляд с убитого Охотника на темного эльфа и не могли решиться: подчиниться новому господину или безжалостно его растерзать. — Уходите, как можно дальше. На запад, а лучше на север. Этих двоих я постараюсь увести на восток, в болота.

— Мы пойдем с тобой, — слева вырос Левеандил. Справа — Рамендил.

— Нет. Не пойдете.

Остин хотел было возразить чего это темный раскомандовался, но во время осекся и устало кивнул:

— Мы двинемся к пограничной крепости Оргол Дол.

Габриэл заглянул ему в глаза и твердо сказал:

— Встретимся в Оргол Дол.

Молодой владетель Ательстанда усомнился в его словах: вернется он или пойдет своей дорогой, как обещал полгода назад — на заре суровой сумеречной зимы, теперь об этом ведал только Властелин Над Облаками.

Габриэл вложил клинок в заплечные ножны и поднял малахитовое ожерелье над головой.

— Эй, вы!

Тролли метнули к нему ненавистнический взгляд.

— Да, вы, тупоголовые! Это ищите?

Блестящие зеленые камни зазвенели мягким хрусталем. Блеск драгоценности пленил разум, притягивал взор. На снежное неподвижное лицо шерла пали россыпи бледного изумрудного света.

— Вот ожерелье! А вот я! Тот, кто убил вашего господина, — Габриэл пнул тело Охотника, колыхнувшееся в мутной воде. — Хотите отмстить?

Тролли хотели. Подчиняться какому-то бледномордому исчадию они и не думали. Втянув пропахший гарью воздух, чудища издали свирепый боевой клич и лязгнули по нагрудникам кулаками.

— Вижу, — довольно прошипел юный воин. — Достаньте меня, если сможете!

И метнулся в провал, исчезая в мраморе облачных туманов. Добин и Бобин бросились в погоню через развороченную арку ворот — уцелевшие зубцы вздрогнули и завалились, подняв клубы горячей пыли.

Голубоватое свечение утра заполняло низины и высвечивало отроги гор. Медленно светлело багровое в черно-синих мазках небо севера.

Остин махнул клинком:

— В замок!

… Первый этаж встретил их гневом невыносимого жара и клубами удушливого дыма.

— Эридан! — Мелодично звала Арианна. В суматохе она потеряла младшего брата из виду. — Эридан, где ты?

— Я здесь, сестра! — Донесся голос из темноты, в коей клубился горючий смог.

Пепельноволосый юноша вынырнул из сумрака. Он был перепачкан сажей и копотью. Рядом бежал Лекс — серый с головы до ног, как бледный призрак, восставший из могилы в новолуние. Левую руку эбертрейлец прижимал к груди, мучаясь болью.

Арианна обняла мальчишек.

— Что случилось, Лекс?

Он рассказал, что помогая переносить детей сквозь расселину в полу, не заметил, как стена слева от него накренилась, а потом треснула и посыпалась грудой камней. Его придавило, но не сильно — обошлось ушибами и вывихом сустава.

Арианна кивнула:

— Бегите наверх!

Эльфы торопились. Нижний этаж заволокло горькой пеленой — ни вздохнуть, ни шевельнуться. Лестница не обрушилась только волей небес. Подвал, который использовали, как укрытие превратился в ядовитую ловушку, полную горячих паров и ожившего мрака.

Серебристая голова Остина лучилась бледным светом средь тлеющих сумерек.

— Сюда! — звал лесной.

Вокруг собирались эльфы: вернувшиеся со стен были ранены и измучены; поднявшихся же из укрытия — покрывал серо-черный налет пепла.

— Левеандил, Рамендил, Эллион! Выводите всех через кухню…

— Задний двор в огне! — Сообщил подбежавший Мьямер.

— Через кухню не пройти, — Покачал головой Хегельдер.

Остин поморщился, дернул ушами.

— Возвращаемся в подвал! — Решил он. — Выйдем на северный склон через черный ход.

— Не получится, — вмешалась Арианна, отбрасывая за спину волну присыпанных пеплом волос. — Подвал задымлен. Вернемся — умрем!

— Может прорваться через крышу? — Предложил Андреа, смаргивая. Клочья горячей изгори кружили роем снежинок. — Восточное крыло еще свободно.

— С крыши нет выхода к восточному склону, а прыгать — слишком высоко. У нас без чувств больше двух десятков, полсотни не может самостоятельно идти. — Люка разом оборвал вспыхнувший в сердцах огонек. Светлый лик молодого эльфа потускнел, сияющая кожа поблекла — от прежнего блеска не осталось и следа.

В витражах ярилось пламя — весь двор объяло багровым заревом, из гостиных и соседних покоев вываливались черные дымные колонны, что-то лопалось и разлеталось. Горький воздух раздражал горло, из глаз текли слезы.

Остин обвел взглядом сотни лиц, обращенных к нему с надеждой. Груз ответственности давил свинцовой плитой. Сердце переполнили страх и отчаяние: огненная ловушка захлопнулась, отрезав все пути к спасению. Бежать некуда, надеяться не на что…

Теплая рука коснулась плеча. Остин обернулся — рядом была Арианна. Изумрудные глаза лучились светом, на губах расцвела улыбка. Душа эльфа словно воспарила к звездам, коснувшись мудрости небес. Злой отчаянный мрак отступил, а ледяные оковы безнадежного горя, едва не овладевшие им, потерпели крах. Сердце преисполнилось отвагой; он нашел внезапное и неожиданное решение.

— Склад. Спускайтесь в склад, — твердо повелел Остин. — Уйдем из замка потайным ходом.

Левеандил Око Бури улыбнулся: конечно, потайной ход! Как они могли забыть? Тот самый ход, через который в Ательстанд в начале зимы заполз виверн (убивший старого Глоки и пытавшийся прикончить его молодого сына Драбу, что уцелел лишь благодаря своевременному вмешательству темного эльфа). Как хорошо, что его все-таки не завалили.

— Левеандил… — обратился Остин.

— Понял! — Кивнул тот и ринулся с криком: — Все за мной. Рамендил, освещай путь. Все, кто может идти самостоятельно — вперед! Вы! Берите раненных и тех, кто без сознания. Эллион, Мьямер, замыкаете!

Рамендил возвысил разгоревшийся фонарь и первым бесстрашно бросился в дымную неизвестность. Серебристо-золоченная река эльфов потекла в сторону гостевых по коридору, озаренному сверхъестественным жаром Живого Огня — предстояло спуститься на два этажа и свернуть в складские помещения. Арианна вместе с Эриданом и Лексом исчезла в обжигающем тумане. Волк-альбинос тоже.

— Хегельдер, Люка, Андреа, Элла, идете со мной. — Остин Орлиный Глаз заматывал лицо оборванным краем рубахи. — И вы, — обратился он к пятерке белых гоблинов. — Кони все еще заперты в конюшнях. Отпирайте двери и выводите их потайным путем в восточной стене. А вы, — он кивнул спутникам, — поможете вытолкать повозки с продовольствием, привезенные вчера на закате.

Хвала Всевидящему, леди Миллиана не успела их разобрать и они все еще стояли у кухонного крыльца, запряженные лошадьми.

— Поспешим.

… Под покровом густых предрассветных туманов эльфы вышли из потайного хода у излучины реки и повернули на запад. Осипший ветер разгонял застоявшуюся в легких гарь и отрезвляя задурманенные парами Живого Огня головы.

Слева ревели свинцовые волны Этлены. Лопухи окаймляли северный берег островками молодой зелени. Справа разверзались темные ложбины и пропасти. За ними в синих сумерках теснились отвесные стены Вал-Геара. Впереди белели острые грани неослеженных пиков Караграссэма.

По каменистой долине приходилось пробираться почти на ощупь, это лишало беглецов последних сил, но эльфы не сдавались. Они плыли неспешным, но уверенным и ровным строем по трое-четверо в одеждах потерявших прежний лоск и белизну. Тех, кто не мог идти — несли на руках или самодельных носилках. Чуть слышное эльфийское пение шелестело в сонной, пробуждающейся тиши горного края.

Остин шел первым. Замыкали шествие две повозки со снедью, закупленной в Аяс-Ирит и спасенные доблестью Люки и Андреа, Хегельдера и Эллы. Благородные хас-каси и лабрадоры метались у ног белых гоблинов, что вели под уздцы величественных породистых жеребцов — всех, кого успели вывести из конюшен.

… К мосту, перекинувшему арку на южный берег Этлены, беглецы добрались, когда восходящее солнце одело зубчатые склоны в сверкающие золотом и ярким багрянцем шелка. Тут, под навесом молодых раскидистых ив, на ковре упругого мягкого мха Остин приказал устроить получасовой привал, а сам с десятком крепких воинов встал дозором.

Каменистая подошва горы дышала обманом. Высокие хребты и бездонные горные расселины злобно молчали. Холмы, оплетенные свежими стеблями женьшеня, таили угрозу. Зловеще хихикал восточный ветер, временами взметая ворохи брызг и кидая их в пропахших гарью беглецов. Под любой тенью мог таиться вооруженный недруг.

Молодой лесной эльф привалился к тонкому стволу и заглянул в прибрежную мель. Здесь Этлена походила на ласковый спокойный ручеек, но в десяти футах к западу начинался уклон. Там гремело, как в грозу, а бурные потоки, переливаясь через истертые выступы вспененными каскадами, спадали в далекую каменную чашу.

— Я говорил, его стоило прирезать, пока была возможность, — хриплый рык не застал Остина врасплох — во враждебных землях он всегда был настороже.

Владетель поднял голову — в пяти шагах стоял Мардред. Голову огра перетягивала окровавленная повязка. Правая рука держалась на перевязи, в левой палка-костыль. Доспеха не было, нижнюю рубаху щедро запятнало темной кровью. Его крупно потрепало, и сейчас он с трудом держался на одной ноге, опираясь о ствол ивы.

— Кого? — Нахмурился Остин.

— Вы поняли, — огрызнулся огр. — Тогда ничего бы не случилось.

— Это только твои мысли или остальные считают так же?

— Кто — как, — пожал плечами раненный.

— Его смерть не помогла бы, — на прекрасное эльфийское лицо легла тягостная тень.

— Почему? — Огра распирало от удивления.

— Тролли пришли не за Габриэлом, Мардред. Они пришли за Белым Лебедем.

Мардред присвистнул.

— Гвоздь мне… В приюте пряталась Белый…

— Замолчи. — Оборвал разгоряченного друга Орлиный Глаз. — Об этом не стоит кричать у каждого столба.

— Вы думаете… — огр понизил голос и мотнул лысой головой на эльфийский лагерь. — Она там? Одна из них?

— Я не знаю, — мрачно бросил эльф.

Мардред немного помолчал, слушая звонкое пение ручья, разбуженного теплом весны. Холодный порыв сорвался со склона и прокусил одежду.

— Что будет с приютом? Вы бросите дело всей своей жизни?

Остин горько вздохнул и обернулся на север. Немилосердное небо отобрало у него смысл жизни, надежду, будущее — где-то там, за завесами серебристо-серого полога в утреннем сиянии все еще догорали руины Ательстанда и тлели тела павших, не погребенных защитников.

Свежий ветерок обдул усталое задумчивое лицо.

— Не брошу. Придет время, я вернусь. — Пообещал он.

* * *

На исходе ночи бури темный эльф пересек долину ручьев и ворвался в темень соснового бора, лепившегося по восточному склону Драконовых гор. Неуловимой тенью перетек по гребням нагорий, заросших пахучим вереском; пересек речные поймы, укутанные мерцающими туманами; промчался вдоль зеленеющих равнин, укрытых тенями отвесных скал и вырвался к узкому горному ручейку.

Тролли шли по пятам. Под ужасной поступью дрожали скалы и сходили сели, осыпались камнепады и надвое переламывались вековые дубы. Земля чавкала и стонала. В страхе разбегались лисы и барсуки; из гнезд с гомоном разлетались скворцы и пичуги.

— Нагоняют, — усмехнулся эльф.

Изредка он пропадал из виду, приводя тупоголовых тварей в бешенство, но никогда не исчезал окончательно, ибо отрываться от преследователей и не собирался. Как только два огромных, сверкающих металлической чешуей, силуэта соткались на опушке большой поляны, он повернул на северо-восток и сорвался на бег. Облако серебристых мотылей прыснуло в небо, смыкаясь за ним сияющим занавесом. Тролли слышали его эхо, видели его тень, но нагнать не могли, и покрывали равнины и зеленые островки леса бессильными воплями. Шерла это только забавляло.

Габриэл несколько часов петлял с камня на камень, перелетал с валуна на валун, пока не оказался на краю одинокого гребня, зависшего над многофутовым обрывом. Холодный порыв взметнул черные волосы и вскинул широкие длинные рукава-крылья.

На западе вздымалась белая махина Караграссэма. Предгорные подножья оплетали плотные туманы. В редких разрывах просматривались вересковые холмы и лесистые лощины. По северо-западным гребням Вал-Геара тянулись дымные шлейфы подсвеченные искрами зарниц. Воин повел плечом — то чадили проломленные башни и руины крепостной стены Горного приюта. Даже сюда, за полсотни миль от пепелища, ветер доносил отголоски горьких паров. Тайна Ательстанда раскрыта, а сам замок низвергнут и растоптан — ему уже не быть прибежищем отчаявшихся и потерявших надежду. Растерзав очередной островок эльфийской веры, Брегон еще на один шаг приблизился к мечте о безраздельном господстве над равниной Трион.

Габриэл нахмурился и отвернулся. В глубине души нарастало обжигающее чувство тревоги. К северу в отблесках вечных снегов белели неприступные гряды Аред Вендела. За ними бушевали штормовые волны ледяного океана, омывавшие неприступный оплот варваров-северян. С востока тянуло гнусной сыростью бурых низин; в них отражались плывущие вдаль облака — край гиблых болот неумолимо приближался.

Габриэл вышел к Пахучим Топям на третье утро.

Болотам, тянувшимся до горизонта серо-зелеными пузырящимися заливами, не было конца и края. Над маслянистыми гладями парил удушливый, почти осязаемый смог. Торфяники и солончаки возникли здесь задолго до величия Города Солнца. Гелиополь давно пал, а трясина, бурлившая и кипевшая к востоку от Драконовых гор, за лесами и долинами, все еще жила на этой земле по своим особым законам бытия.

Габриэл порхал по кочкам, выступавшим над маслянистой жижей, с ловкостью дикой птицы и увлекал бестолковых троллей в глушь, откуда уж не было обратного пути. Справа били фонтаны смрадного пара. Слева шумел сухой камыш. Густой газ полупрозрачными клубами переплывал от одной кочки к другой. Угрожающе клокотали лужицы, испуская струйки пузырьков. Стоило одному или двум лопнуть — над болотом повисал отвратительный запах мертвечины и разложений.

Охристая вода задрожала, потом еще и еще — тролли шли совсем близко. Темный эльф обернулся: в хрустальных, светло-голубых глазах отразились тени нагонявших его великанов. Первый, Бобин, горевший в черной ярости, проваливался по колено, а то и по пояс в мутную топь, но упорно выкарабкивался и продолжал путь. Второй, Добин гонимый жаждой расправы над убийцей «хозяина», размахивал руками, отгоняя стаи мошкары и слепней, и рычал как гигантская подземная печь. Жажда мщения затмила скудный разум рожденных Камнями, и они, не чуя смертельной опасности, шли навстречу неминуемой гибели.

Мышеловка захлопнулась.

Молодой шерл проворно зашвырнул малахитовое ожерелье на одинокую кочку, торчавшую точно костяной горб, и исчез в зарослях камыша, шумевшего вдоль скудной полоски твердой земли.

Заметив изумрудное свечение, Добин кинулся вперед, выбрасывая руки. Но сделав несколько шагов, с удивлением посмотрел под ноги — вместо твердого камня там клокотала мягкая муть. Она расступилась, как зыбучий песок и поглотила его по шею. Тролль принялся барахтаться, взбивать фонтаны, отчаянно реветь. Все его попытки освободиться казались бесплодны. Бобин, выкарабкавшись из оврага, бросился братцу на помощь, но тоже пал пленником иллюзорных трясин.

В зловонной тишине гуляли предсмертные вопли, в замершее небо летели рваные стебли и клочья кувшинок. Трехминутная борьба с мощью и коварством болот была ими проиграна. Зеленые челюсти, намертво сомкнувшиеся на телах великанов, стремительно утянули их в липкую пучину смерти. Единственным напоминанием, что где-то здесь только что, хлюпая, сопротивлялись тролли, стали несколько вздувшихся пузырей.

Габриэл изящно выпрямился, балансируя одной ногой на кочке, коронованной сухим осотом. С тварями покончено. Теперь можно подумать о дальней дороге. Воин развернулся и легкими перескоками добрался к краю болот.

Дул западный ветер, махровые облака обложили мир, косой дождь переменился мокрым снегом.

Идти в пограничную крепость Оргол Дол он и не собирался; у него был иной путь. На юг — в родной Эр-Морвэн. Все, что он узнал от Эгберта-Хилого, переполнило его праведным гневом и желанием вмешаться и пресечь сумасшествие сына Теобальда. Его разум терзало сомнение, а сердце снедали тревога и холод грядущей беды. Некий Звездочет овладел волей Брегона, замыслив пусть хоть и великие, все же черные и ужасающие деяния. Он задумал вести народ темных эльфов в средоточие зла и ужаса, отчаяния и злобных чар — на Запад. Даже глупцу было понятно — роковой шаг только приблизит закат Подземного королевства. А если Брегон этого еще не понял, он всего лишь слепец и предатель, лишенный прозорливости.

Габриэл прыгнул на размокшую почву. Если король не способен остановить крах великой Твердыни юга и спасти Детей Сумерек, это придется сделать простому воину — изгнаннику, чья жизнь отныне не дороже ломаного пейса.

Весть о кончине Теобальда ранила его сердце, новость о казни маршала Кэллиана была больнее удара под дых; страхи за сестру и племянников оправдались — гордость темных эльфов — величественную столицу растоптали, а народ обратили в марионеток воли Зла. Над всей равниной Трион нависли Тени Рока — Тени Запада.

Габриэл не мог оставаться в стороне. Пробил набат. И звал он изгнанника.

… Хэллай нагнал его на границе болот и Харисуммы на следующее утро. Выскочив из зарослей орешника, волк преградил путь и, повернув морду боком, обнажил белый острый клык, блеснувший кинжалом. В алом глазу сверкнул свирепый огонек.

— Призрак, — узнал альбиноса шерл. — Зачем явился?

Волк хрипнул, тряхнув мокрым хвостом.

— Твоей госпоже следует быть осмотрительней. Брегон отошлет на ее поиски новые отряды ищеек. Лучше уведи ее подальше в горы. Затаитесь на время…

Лунный волк злобно зарычал и угрожающе вскинул голову, распахивая пасть, усеянную острыми, как бритвы зубами. Передние лапы яростно ударили по траве, расплескивая блестящую росу.

— Ладно, тише, — Габриэл развел руки в стороны ладонями вверх, — нет, так нет. Так чего явился?

Лютый припал к земле. Завиляв пушистым хвостом, он кивнул мордой на запад. Алые глаза покосились за эльфийскую спину.

— И не надейся, — отрезал эльф. — Я не пойду в Оргол Дол. Передай Арианне, Остину и всем, кто тебя прислал — я не вернусь.

Альбинос ощетинился и глухо захрипел. Шерсть встопорщилась и заиграла расплавленным серебром. Когти выскочили из подушечек, впились в мягкую лесную почву. Не такого ответа он ждал от исчадия ночи.

— Ты мне запрещаешь? — Усмехнулся темный воин. Его глаза сверкнули горными озерами.

По зеленевшим кронам прокатился визгливый порыв. Буйные травы предгорий полегли в бок. Влажные волосы Габриэла взлетели на плечи. Белоснежная волчья шерсть заволновалась, как морские волны. Хмурое небо пролилось новой порцией холодных капель, взбивая с листьев пар и замешивая почву слякотью.

Напряжение, готовое вылиться в кровопролитие нарастало. Ни эльф, ни зверь не желали уступать. Первый держал путь в сторону Мертвых гор, второй пришел отвести в Оргол Дол — пограничье, где осели беглецы Ательстанда.

— Ладно, — благоразумно уступил парень непреклонной зверюге (не кровь же лить, в самом деле, а если пришлось: вряд ли бы волк уцелел), — я пойду с тобой. Будет повод проститься с Белым Лебедем, — иронично добавил он.

конец части первой «Дорогами Сумерек»

октябрь 2018

Глава 13. На Запад…

Подумав — решайся, а решившись — не думай

(Японская мудрость)

Матовый ноготь постукивал о перламутр перила. По платиновой короне перебегали отсветы каминного огня. В разноцветных перстнях полыхали сполохи. Брегон, развалившись на троне, вяло посматривал на работу кузнечных мастеров, представленную на Его владыческий суд.

Зерцальный доспех с полной чеканкой сверкал полированной гладью и лучился холодом звезд — облаченный в несокрушимую броню солдат казался спустившимся с небес ангелом в ослепительных одеждах. Поверх адамантова нагрудника красовался выбитый герб Подземного королевства — слитые луна и месяц; наручи и оплечья покрывали сложные орнаменты, шлемы без забрал украшали драконьи гребни с драгоценными каменьями.

— Неплохо, очень неплохо, — старый Гелеган поглядывал на воина, застывшего в великолепии. — Наши мастера создали из грубых ирчьих заготовок великую броню, вы согласны мой король?

Брегон ощерился в волчьей улыбке. Черные глаза вспыхнули голодным блеском будущих побед. Ноготь резче застучал по тусклому металлу.

— Мой король?

За него ответил Звездочет:

— Да, доспехи хороши.

Он стоял по правую от подлокотника сторону, опираясь на изломанный посох. Стекла очков отразили озлобленное лицо Гелегана. Главнокомандующий возненавидел Звездочета с первой минуты его неожиданного явления в Мерэмедэле, и с каждым прожитым месяцем тихое пламя ненависти разгоралось в нем все ярче.

— Мой король, извольте сказать свое слово, — настойчиво потребовал он.

Короля перекосило. Он гаркнул:

— Советник уже сказал — доспехи приемлемы! Чего вы еще от меня хотите, герцог?! Одобрения? Восхищения? Упрека?

— Этого достаточно. — Согнулся в поклоне в Гелеган.

Брегон попал в сияющие сети Звездочета, как окунь в сеть опытного рыбака. Очарованный темной сладостью звездочетова тембра и Иссиль ведает, какими еще чарами, король вторил каждому слову «советника», прислушивался только к его мнению и бросался исполнять любые его повеления. Первые месяцы Брегон сопротивлялся мороку нездешних сил, но на исходе весны канул в бездну и телом, и разумом, негласно передав власть чужаку, свалившемуся как снег на голову.

— Как много лат изготовили кузнецы? — Высокомерно спросил Толкователь Звезд, наслаждаясь безграничным могуществом.

— Около двух тысяч, — процедил Гелеган.

— А сколько душ насчитывает наша непобедимая армада?

— Двенадцать.

— Из них только две тысячи — темные эльфы, остальные наемники?

— Да, господин. Верно. — Сердито отвечал тот. Кулаки старого герцога из рода Черных Соколов чесались набить надменную лошадиную физиономию коварного чужака, околдовавшего Его Величество сладкими речами.

— Когда ирчи поставят новую партию?

Прием и отгрузку благородного товара, слывшего дороже бесценных трофеев, которыми были набиты сокровищницы Эр-Морвэна, поручили Сириллу, сыну Ребела. Он ответил нехотя:

— Караван из Прибрежных Гаваней прибудет со дня на день.

Звездочет вальяжно поглядел на командора, смиренно стоявшего на коленях со склоненной головой. Обвел других коленопреклоненных командоров и маршалов, всех тех, кто полгода назад присягнул на верность новому королю, а если зреть в самый корень — присягнул Звездочету, поклявшись идти до конца даже самой безнадежной тропой и отдать жизнь в свой час ради господина, которого якобы вели вечные звезды Запада.

— Сколько времени займет обработка?

— Три — четыре дня, — сглатывая, отвечал Сирилл, приниженный перед тем, в ком не было ни капли королевской крови. Его пальцы дрожали от злобы, но он терпел.

Своим первым указом Звездочет постановил: вне зависимости от происхождения и титула (неслыханно!) темный эльф в присутствии короля обязан преклонять оба колена, а не одно, как было ранее.

Освобождены от этой унизительной повинности были лишь трое: Звездочет, главнокомандующий Гелеган и согбенный королевский грум Сэт.

— У вас два дня, командор, — кинул Звездочет. — На закате третьего — мы выступаем на Запад. Личная гвардия обеспечит охрану короля. Вас, командор Дминар я назначаю командующим флота. Вас, командор Бесмер — командующим корпусом тяжелой кавалерии.

Коленопреклоненные Дминар и Бесмер склонили головы. Волосы, собранные за спиной, медленно посыпались на восковые лица.

— Вас, командор Сирилл, командующим корпусом легкой пехоты…

Гелегана сотряс приступ отчаяния. Как он смеет! Назначать и снимать с воинских должностей привилегия главнокомандующего Его Величества! А не этого выскочки, заявившегося в столицу без году неделя.

Старый герцог покосился на Брегона и приуныл. Тот, прозябавший в мире наколдованных дум, покорно одобрил выбор Звездочета, а потом медленно поднялся и самодовольно сказал:

— Совет окончен, — небрежно махнув рукой, приказал: — идите, идите все. Скоро равнина Трион вздрогнет от поступи нашей доблестной рати, ведомой вами, мои верные полководцы.

Сирилл поднял голову и заметил, как темные губы короля блестели в страшной улыбке. Звездочет что-то шепнул ему на ухо — глаза Брегона заволокло мраком смирения, и он поспешно кивнул и рассмеялся.

— Как я мог позабыть?! — Воскликнул Брегон. — Вы правы, советник. Так я и надобно поступить! Сэт, немедля призови ко мне начальника тайной службы Эммероса. Для него поручение.

Сирилл, переполненный отвращения к собственному властителю, сщурил глаза. Соглашаться с любым решением Звездочета, не противиться его воле и потакать противоестественным указам вошло у того в привычку.

Он поднялся с колен и поспешил оставить тронный зал. Все, что можно было разрушить — Брегон разрушил и обратил в руины; Звездочет же теперь обращал руины Эр-Морвэна в пыль…

* * *

Обсудив с Бесмером и Дминаром будущий поход, Сирилл покинул дворец с камнем на сердце и печалью на лице. Со дня изгнания Габриэла, его друга, соратника и побратима, он жил, как узник золоченой клетки, сотканной из сиварской позолоты — одновременно свободный и… скованный незримыми клятвами и обязательствами перед своим королем.

Какие бы силы не были брошены на поиски Габриэла — след бывшего главнокомандующего обнаружить не удалось. Он истаял закатным огнем на краю западного мира, растворился в вихрях ледяной зимы, исчез в свете звездных дождей края диких гор. Обычно, так прятались либо приговоренные к смерти преступники, либо те, кому было что скрывать.

— Где ты? Где ты, черт тебя возьми, — тысячу раз задавался вопросом командор, глядя на карту Верхнего Мира.

— А может, он погиб, — тихо спрашивала младшая сестра, Гвендолин. И голос девушки дрожал. И сердце чернело от горя. Если Сирилл дорожил им, потому что был ему другом, она дорожила, потому что любила превыше иного в жизни. — Помнишь, что рассказал один из тех, кто выводил изгнанников в Мертвый лес? Брегон избил его до полусмерти и бросил там истекать кровью. Помнишь, как он хохотал, рассказывая, как Его Величество пронзил ладонь Габриэла его же Эттэлэм?

Селена, которую после двойной потери, приютила семья шерла Сирилла, сидела в углу, беззвучно глотая слезы. Дети спали в соседней комнате, она же не спала уже много ночей, одолеваемая кошмарами и ужасами прошлого и грядущего. Смерть любимого мужа, позор дорогого брата — удел вдовы проклятой королем в наказание за смелость и преданность роду Дракона и Змеи. Жестокая доля даже для сестры изгнанника.

— Нет, — возражал Сирилл, сжимая губы, — не мог он умереть. Если бы умер, мы бы нашли его тело или… — он запнулся, — кости.

Гвендолин шептала еще горше:

— В Мертвом лесу полно кровожадных тварей. Их зубы и когти не оставляют костей.

Селена роняла голову на руку и рыдала в голос. По щекам Гвендолин струились слезы. Детям Сумерек не положено открыто являть свои слабости, печали, радости, счастье. Но боль душила, оплетая сердце раскаленными иглами — не сдаваться, верить, бороться не оставалось сил.

— Не смей, Гвендолин. — Шипел Сирилл. — Он жив. Я чувствую. Знаю. Он жив!

Но надежда покидала командора. Он все больше сгибался под гнетом Звездочетовой воли, а сегодня после унизительно совета, на котором стоял на коленях вместе с другими благородными лордами великих родов, осознал — страшный рок настиг народ темных эльфов. Расплата за грехи и дела прошлого нашла должников в подзвездном мире. Эпоха славы и почета прошла. С сих пор их удел — подчинение и гибель от Теней Запада. Они были обречены с самого сотворения Эр-Морвэна, ибо избрав путь крови и насилия, возложив на алтарь Хаоса добродетели и милосердие, стали прокляты и гонимы.

Но были и те, кто видел в походе на Запад провидение.

— Перст Судьбы ведет нас, — выдыхали они, во всем поддерживая королевское решение. — Луноликой Иссиль угодны наши дела! Она осветит наш путь на Запад!

Пылкие темные сердца готовились торжественно прошествовать по равнине, сметая неугодные и неполноценные расы; таких — восторженных было не мало. Все они вступили в ряды несокрушимого войска, а сейчас наводнили таверны да кабаки, и бахвалились скорыми победами и будущей славой, что покроет их имена.

Сирилл с трудом пересек перекресток. Большую часть столицы засыпало шатрами и палатками наемников. Около дворца и по окраинам было не протолкнуться ни днем, ни ночью. Благо, хоть в кварталы знатных эльфийских семей высоких родов пришлых из Верхнего Мира не допустили.

Справа в безмолвии лежала городская площадь, украшенная фонтанами. Тускло поблескивали фонари. Неподвижные статуи пятнали плиты длинными острыми тенями. По левую сторону тянулись многочисленные увеселительные заведения. Вот, где царили жизнь и веселье Мэремэделя. Из окон, залитых светом, неслись тосты, звон бокалов и кубков, плеск вина, громкий смех, лязг оружия, грохот стульев.

— За будущие победы! — Летели речи из «Ночной Кутерьмы».

— Мы пронесем наши знамена на Запад во славу Иссиль! Здравься Луноликая! — Слышались здравицы из «Парада греха».

— Хаос на нашей стороне! Именем Хаоса мы победим! — Эхом отдавались хвальбы из «Ламуритина».

Командор забрал южнее и решил срезать путь через благоухающий сквер. Высокие сухие кроны сомкнулись над головой, вокруг стало темно и тихо — гнет печалей сильнее навалился на плечи молодого шерла. Он поднял руку и медленно потер подбородок с ровным шрамом. Его темная душа болела, как загноившаяся рана, и трещала по швам, как ветхое, давно истлевшее полотно: каково жить, загнанным в ловушку, когда нет путей к освобождению? Каково принимать это каждый новый день и знать: ни завтра, ни послезавтра, ни через тысячу лет ничего не изменится?

Издали донеслись обрывки фраз. Сирилл напряг острый слух и сразу же задохнулся от гнева. Говорили следующее:

— Слышали бы вы, как он верещал, когда Его Величество вбивал в его руку клинок! Как умолял о пощаде и стонал, как продажная девица! И такой, как он был нашим главнокомандующим?

— Старый король был глупцом, назначив любимца Габриэла руководить нами!

Мерзавцы! Желание набить рожи наглым лжецам распалило темное сердце и мгновенно стало делом воинской чести и совести. Сирилл круто развернулся и пошел напролом, продираясь через колючие сухие кустарники роз. Питейня «Без дыхания» появилась через минуту. Полутемное крыльцо облепила пятерка рядовых солдат. Вскидывая бронзовые кубки и полупустые бутыли, они громко смеялись и вели непристойные речи, порочащие имя бывшего старшего маршала.

— Этот выскочка из рода Дракона и Змеи занял пост только благодаря тому, что был фаворитом Теобальда! Хвала Иссиль, мы его больше никогда не увидим и не приклоним колени перед этим любителем порядка…

— Ты так смел, потому что шерл Габриэл изгнан и не сможет дать достойного ответа или ты просто пьяный дурак, который не ведает, что несет? — Грозный окрик поубавил солдатский смех.

Темные эльфы обернулись. Кто-то возвышался среди пустынной улицы, прожигая болтунов горящими глазами. Смольную копну волос и полы черного плаща, перевязанного по талии темным поясом, колыхали весенние сквозняки. Руки лежали на эфесе клинка, покоившегося в узорных ножнах на перевязи. В блеклых отсветах сверкало кольцо рода Фамил'Насэ — пред ними предстал шерл Его Величества.

Ужас охватил королевских солдат. Они виновато прижали уши и поникли плечами. Руки с кубками и бутылями повисли плетьми.

— Приносим извинения, — пробурчал самый разумный, и видимо, самый трезвый. — Мы не хотели оскорбить шерла Габриэла.

— И, тем не менее, оскорбили. — Воинственно молвил Сирилл. — Вы знаете, какое наказание грозит рядовому за оскорбление вышестоящего лорда?

Темные эльфы переглянулись. Сирилл узнал в троих провинциалов. Братья из Аманы и солдат, прибывший пешим из Угольной Лощины. Еще двое были столичными. Тот, что приносил извинения, был чуть ниже Сирилла, с бледно-сероватым оттенком лица, короткими, до плеч, волосами; лицо покрывали шрамы, мочка правого уха отсутствовала — Рагнар. После возвращения из последнего похода против Эбертрейла знаменитого ненавистника светлых эльфов прозвали Светоборец.

Плечо второго солдата перетягивала плеть, свернутая кольцом. Запястье правой руки было кривым и сухим, как изломанная ветвь умирающего древа. Он смотрел исподлобья хищническим взором, — так же, как смотрел на несчастных распятых пленников перед страшными пытками его старший братец-надзиратель Эрл по прозвищу Плетка. Сирилл узнал его: весь облик Керла, сына Клианна лучился темной неприкрытой злобой. Теперь понятно, кто распускал ядовитый язык, пороча имя своего старого недруга.

— Знаем, шерл, — не поднимая головы, ответил Рагнар. — Мы готовы…

Но неожиданно вперед выскочил эльф из Угольной Лощины:

— Наказание несет тот, кто оскорбил благородного жителя Мерэмедэля! А Габриэл был признан виновным и изгнан из Эр-Морвэна. Он нам больше не сородич. Он — чужак. За оскорбление чужака наказания не существует! Вы не смеете нам угрожать!

В голосе провинциала звенела ярость. Дерзко, недальновидно, опасно для здоровья. Сирилл скрипнул зубами: неуважение, проявленное к нему селянином, рожденным в низших кварталах, он, возможно, и стерпел, но опороченное имя изгнанного друга требовало немедленно отмщения. Таковы были законы темного народа, и коли, подвыпивший вольно или невольно это позабыл, командор с радостью был готов научить уму-разуму невежественного дурака.

— Чужак, говоришь? Не смею угрожать, думаешь?

— Не смеете! — Рявкнул солдат, швырнув бутыль через перила и выкатив грудь колесом.

Клинок взмыл в темненные своды без шума. Белый сполох упавшей звезды разрезал полумрак крыльца. Командор махнул рукой и сделал шаг назад. С обнаженного лезвия сорвалась густая капля.

Эльф из Угольной Лощины пошатнулся, дернул щекой и завалился на ступени. По камню потекла маслянистая кровь. Сирилл метнул горящий взгляд к четверке и хрипло спросил:

— Кто еще желает оспорить мое право карать или миловать?

Эльфы отпрянули, завалились на колени, и покорно склонили головы — бросать вызов воину-шерлу, новых желающих не сыскалось. И хотя, Керл, сын Клианна полыхал черной злобой, рта он предусмотрительно не раскрыл.

Дверь питейной распахнулась. Яркий золотой свет залил округу. Голоса и крики обрушились горной лавиной, на крыльцо посыпались встревоженные шумом посетители, большинство — навеселе.

— Что здесь происходит? — Королевский гвардеец вышел вперед, расталкивая локтями зевак.

Оглядев убитого, потом Сирилла, он резво припал на колено, отдавая честь.

— Простите, не признал.

— Встань, — сказал он стражу. — Этого, — указал на мертвое тело, — убрать. Этих, — кивнул на четверку стоявшую на коленях, — под арест на неделю.

— Слушаюсь, — склонил голову гвардеец и обнажил оружие. — Встать! Руки за спину!

Сирилл вернул оружие в ножны и вошел в питейную. В мире под толщей горы близилось утро, в мире под солнцем — на земли ложились длинные тени раннего вечера. Самое время забыться вином.

… Тьма подземной пещеры рассеялась, и флагманский корабль величественно выплыл в ослепительную белизну хмурого вечера. Весенний воздух Верхнего Мира опалил горло свежестью, а небо ослепило шапками синих облаков. Взведя штурвал, командор Дминар накинул на голову капюшон, укрыв лицо от призрачных лучей (несмотря на то, что стояла хмурь, даже незначительный свет оставлял на коже темных эльфов серьезные ожоги).

Его клинок вознесся ввысь.

— Строиться! — Прокатился глас Дминара над пешим строем.

Пропел рог.

Ударили барабаны.

Взвились пестрые знамена наемников и черные с серебром стяги темных эльфов.

Эльфийские конники натянули поводья, блеснув дорогими латами (остальные, из числа наемников, были пешими). В седле оказались только те, кто изначально откликнулся на призыв конными, приведя своих лошадей.

— Занять боевые места! — Гудел командор. — Занять места!

Сверкающие реки потекли по красной земле Фэр'айо. Пустошь, от края до края, накрыло оглушительным шумом и визгом, топотом и криками строящегося войска. Знаменосцы взмахнули черными флагами — сигнал к выступлению. Холодно завыл громадный горн.

Первыми тронулись корпуса элитной эльфийской кавалерии. Блестели позолоченные стремена, вспыхивали панцирные пластины, в узде полыхали инкрустации камней. За ними двинулись конники-наемники на гнедых хадбанах.

После командор Сирилл поставил пехоту, разбив на сотни и назначив каждой командира. Черные и зеленые гоблины шли в шеренги плечом к плечу, лязгая броней и отборно ругаясь на хавал-мано. Дальше стройными рядами перли зеленокожие ирчи Прибрежных Гаваней, отсверкивая шлемами с подъемными забралами холодной ковки. Следом, шагали копейщики — орки-степняки Ажинабада и Диких Степей и их голубокожие сородичи из Фаруха в клепано-сеченых кольчугах; гермероссцы и иные, отозвавшиеся темноэльфийскому королю. Замыкали войско пятифутовые низкие тролли, присланные Фульфуном Длинный Нос.

В облаке красноватой пыли и нестерпимого шума войско короля Брегона выступило на Запад.

* * *

Эльфы, покинувшие Ательстанд, шли южным берегом Этлены, делая привалы лишь в самый темный и опасный час — перед рассветом. Они не пели, и почти не говорили. Усталость и отчаяние одолевали даже самых отважных и сильных; о стойкости женщин, детей и тяжело раненных говорить не приходилось. Их лучистые глаза меркли, а прекрасные светлые лица темнели подобно ранним зимним сумеркам. Казалось, дороге к спасению не будет конца.

Рядом, понурив головы, плелись лабрадоры и хас-каси; позади, медленно переставляли копыта гордые белогривые тинкеры; сминая камень, тяжело катились заметно полегчавшие повозки. Не смолкала гулко шумевшая река, молодые побеги трав серебрились холодной росой, в прозрачных небесах пели птицы, а из зарослей чертополоха летели слаженные трели кузнечиков. По скалистым склонам скользили тени облаков. По каменистым ступеням струились сверкающие нити горных ручейков. Сзади разверзались темные ложбины. Впереди открывался просвечивающий насквозь березовый лес.

Остин осмотрелся. Путь на запад был чист: до самого горизонта гряды холмов беспорядочно набегали один на другой, поднимались одинокими зеленеющими пригорками или опадали глубокими долинами в зарослях колючих трав; дубы и вязы одевали склоны яркой зеленью, опоясывая вершины живым махровым ковром. Вдали сверкали зеркала озер, и даже можно было различить извилистое русло Этлены бегущее мимо косогоров и зарослей.

Молодой лесной эльф развернулся к процессии, растянувшей по каменистому брегу, и крикнул:

— Через сорок миль Этлена поворачивает на юг! У излучины устроим привал! Но до тех пор никаких остановок! Вы измучены и устали, но прошу вас собрать волю в кулак и поверить мне! Оргол Дол в ста двадцати милях к Западу. Завтра вечером я приведу вас в крепость!

Эльфы вздохнули. Еще сорок миль. А потом еще без малого восемьдесят. Молчаливые, покрытые пылью и сажей, прекрасные создания, сотканные светом и добром, величественно поплыли вперед. Даже под тяжестью вражьего меча гордый Перворожденный народ не сгибался и не роптал.

Арианна, Эридан и Лекс, жавший вывихнутую руку к груди, шагали в самом конце подле супружеской четы Люки и Аинуллинэ. Она порхала птицей, торжественно вложив свою руку в руку мужа, и золото ее волос летело позади плащом сияющего света. Люка обменивался с ней короткими фразами, а сам косо поглядывал на Арианну. Девушка часто оглядывалась, подолгу всматриваясь в яркую пустоту речного побережья, но пенный сумрак оставался недвижен, и она чуть слышно вздыхала и отворачивалась. Юное девичье личико в серебре шелковых локонов полонила печаль — она кого-то ждала, а тот, все не возвращался.

Эридан и Лекс украдкой переглядывались. Мальчишки догадывались: она тревожилась о волке-альбиносе отосланном на поиски темного эльфа. И если Эридан доподлинно знал, чем была вызвана великая тревога сестры, Лекс и Люка терялись в смутных догадках.

— Лютый вернется, сестра, — не выдержал Эридан, когда Арианна бросила сотый взгляд через плечо. — И приведет Габриэла.

— Конечно, — поддержал Лекс. — Учитель не причинит ему вреда.

— Да, — эльфийка попыталась улыбнуться.

Он-то не причинит. После того, как узнал, что Лютый — легендарный Призрак, а его хрупкая хозяйка смертоносная Тьма, прозванная Белым Лебедем.

Арианна прижала руки к груди. Из головы не шли слова Габриэла в ночь бури.

«С вами, госпожа, биться — не намерен. У нас есть враг серьезней…»

Но, что если это был хитрый обман; пыль, пущенная в глаза? Доверия к исчадию ночи, пусть и прожившему с ними бок о бок много месяцев, вкушавшему хлеб с одного стола, да бившемуся не раз плечом к плечу с Остином и остальными, девушка все равно не питала. Она и сторонилась его неспроста; боялась — он почует, прознает ее второе имя, раскроет тайну и бросится мстить.

Он узнал. Не бросился. Отступился. Как долго ему удастся сохранить темную душу в покое? Как долго он сдержит обещание не мстить той, что разрушила его жизнь и стала причиной унизительного изгнания из родного края? Загадка.

— Лучше бы вы и дальше оставались в неведении, господин, — шепнули нежные губки Лебедя, а длинные шелковистые ресницы прикрыли яркую зелень глаз — страх пронзал ее сердце, раня отчаянием и смущая беспокойством.

Долго шли в шуме волн и зелени благоухающих вишен, засыпанных голубыми огоньками бабочек; слева сверкала речная гладь с отраженными облаками. Все стремительнее поднимались зеленые стены леса.

Арианна перевела взгляд на бледного, покрытого испариной Лекса и кивнула на левую руку:

— Тебе надо к лекарю.

— Ничего, боль терпима, — слабо улыбнулся он. — Я не обманываю.

— Глупости, Лекс, — мягко возразила Арианна. — Твое упорство удивляет. Лорд Илмар или лорд Эстрадир мигом вправят кость.

— Я же сказал, я цел. — Насупился упрямец. — Я не ребенок. Я мужчина. Сам о себе позабочусь. И кость вправлю тоже сам, когда решу.

… Весенние сумерки затягивали предгорья длинными, синими тенями. Клубы сотен костров, точно клочья туманов, вились над побережьем и плыли вдоль скал к яркому зареву заката. В последних огнях вечера пылали снежные пики Драконовых гор.

Многие, рассыпавшись у тепла, пребывали в тревожной думе о грядущем безрадостном дне. Измученные и раненые спали на каменистой земле, прикрытые шерстяными плащами. Дети жались к матерям. Мужчины из числа воинов — заступили в дозор. Остальные готовили ужин.

— Мы здесь, как на ладони. Враги обнаружат нас в два счета и раздавят, как червяков, — озираясь в темноту, сомкнувшуюся за спинами, бубнил Мардред.

— Женщины и дети устали. Раненым нужен отдых. Да и нам не помешает, — отвечал Остин, подбрасывая в костер веточки можжевельника. — До рассвета останемся здесь.

— Ждете, что он вернется и снова станет вашим щитом? — Пробубнил огр.

Остин поднял голову. Серый глаз лесного эльфа полыхнул металлом. Эллион и Хегельдер обернулись. Арианна застыла с ножом в руке и острое лезвие отбликовало багрянцем. Котелок с водой плевался раскаленными брызгами и чадил густым ароматным паром. Эридан и Лекс обменялись взглядами, а братья Левеандил и Рамендил нахмурились. Рамендил открыл рот, но брат толкнул младшего локтем.

— Не жду, — холодно сказал Остин. — Но если он вернется… буду рад. Габриэл хороший воин. О таком союзнике можно только мечтать.

— Мечтать? — Хрипло усмехнулся Мардред. — Может, он уже мертв? Или вернулся к своим, чтобы привести сюда войско исчадий и перебить нас большим числом.

— Учитель на такое не способен! — Возмутился Лекс.

— Наивность так умилительна, мальчик, — рассмеялся огр. — Но на войне не уместна.

Эллион сильнее оперся о изящный лук. На золотистом лице лучника плясали багровые отсветы, глаза превратились в бездонные черные провалы. Недавняя отлучка Габриэла из постоялого двора в Аяс-Ирите (о которой он так и не обмолвился) и подозрения огра всколыхнули в душе эбертрейльца давно забытые чувства, что лежали где-то на глубине темным осадком недоверия.

Огр продолжал:

— Не знаю, чем исчадие околдовал вас, а тем более вас, — он обратился к Хегельдеру и Эллиону, Левеандилу и Рамендилу, — на ваших глазах эти… — он не подобрал слов, — спалили ваш родной Эбертрейл! Скажу, что валларро Одэрэк Серый Аист был прав, называя темного чужаком. Вы слишком доверились ему. Понимаю, он — эльф, хоть и темный, ваш — сородич. Вы светлые — добряки. Веруете в свет, меряете иных по себе, не ждете удара. В этом ваша погибель…

— Мардред, заканчивай, — устало сказал Хегельдер. Советник мял правой рукой край походного плаща и золотое кольцо на среднем пальце сверкало каплей теплого солнца. — Верим, не верим, не в этом дело. Король Аннориен говорил, «не сложно найти сильного союзника, сложно его удержать». Габриэл — сильный союзник. Он нам еще пригодится.

— Я с лордом Хегельдером согласен, — нехотя поддержал соратника Эллион. — Я к темному любви не питаю, и все же считаю, нам не стоит его гнать. Пока — не стоит.

— Да ради богов, — хмыкнул огр и ушел к соседнему костру.

Там тихо напевал, играя на лютне, рыжий менестрель. Ему подпевал Мьямер, рядом ворковали влюбленные Люка и Аинуллинэ, возле — бросали в огонь кусочки коры их приемные сыновья Элфер и Брэм, а Элла Звездное Пламя усердно начищал подаренный Остином клинок. Эминэлэмец, спасенный из рабства аяс-иритского старосты, проявил себя в ночь бури отважным бойцом и Люка взял парнишку в ученики.

Когда Мардред исчез в темноте, Арианна и Эридан переглянулись. Девушка вернулась к нарезке овощей; ее пепельноволосый брат притих и, обхватив колени, предался размышлениям.

— Огр стал слишком много брать на себя, — заметил Лекс, потирая вывихнутый локоть, причинявший жгучую боль.

— Не суди его строго, — посоветовал Остин. — Мардред многое пережил. Он потерял дом, любимую. Любой на его месте вел себя так же.

— Ну, ну, пережил. Как все мы. — Парировал Левеандил. Юный воин выбросил красивые руки в звездное небо и потянулся. Широкие белые рукава опали к локтям.

— Когда-то я знал другого Мардреда, — Задумался Остин, потирая виски.

— Верится с трудом, — улыбнулся Рамендил, блеснув белоснежными зубами. Он устроился на плаще, расстеленном прямо на голой земле, и подпер голову рукой. — Поделитесь?

Под боком гремела северная река. В глубоких кривых ложбинах и скальных трещинах свистели зловещие переливы ветров. Вдоль противоположного берега плыли пряди туманов. Тихо поскуливали лабрадоры и хас-каси. Цокали о каменистую твердь конские копыта.

Остин начал рассказ:

— С Мардредом мне довелось столкнуться на заре царствования Умбера Кривоносого, когда вместе с отцом не повезло проезжать северный уезд Немера, чтобы сэкономить дорогу в Озерный Край. В те дни он служил телохранителем короля и следовал за Умбером неотступной тенью. У огров иные представления о добре и зле, но во многом они похожи с нашими. Для нас убийство ни в чем неповинных путников бессмысленный и страшный грех, для огров — тоже, но только если эти путники подданные союзнических королевств. Всех других Умбер считал захватчиками, пришедшими на его земли с целью захватов и грабежей…

— Разве его войско, вторгшееся в который там раз! в Озерный Край или Либер, ведет себя иначе? — Хмуро спросил Левеандил, оправляя рукава полукафтанья.

— Еще хуже, — кивнул Эллион и его отросшие до плеч волосы, слегка колыхнулись.

— Это так, — согласился Остин, — но вопреки репутации, которая за ним закрепилась, сам Умбер называет себя честным и благородным королем. Именно такую честь он и проявил, когда приказал казнить меня и отца только потому, что мы светлые эльфы и являемся врагами его лучшего союзника — Эр-Морвэна.

— Немыслимо! — Возмутился Лекс.

— Для нас, но не для огров. Не стану вдаваться в подробности, что нам довелось пережить в Немере, скажу — мы спаслись только благодаря помощи Мардреда. Не знаю, почему он не остался глух к нашей боли, почему помог бежать накануне казни. Я часто спрашивал его, но так и не добился ответа. Возможно, он устал смотреть на ежедневные казни. Возможно, не простил короля за то, что тот забрал его любимую женщину в гарем. У огров нет понятий — муж и жена, они говорят моя женщина, мой мужчина и не отличаются верностью возлюбленному до могилы, но, как правило, избрав пару, создают что-то вроде семьи в нашем понимании. Умбер лишил Мардреда семьи дважды. Сначала, когда отнял любимую, потом, когда назначил личным телохранителем. По законам их королевства: охрана и прислуга лишена возможности иметь пару, потому что обязана отдавать все свое время служению Его Величества. За помощь нам Мардред попал в немилость и тоже бежал. В Немер с тех дней он не возвращался.

— Печальная история, — молвил Рамендил, глядя в звездное небо.

Остин нашел Арианну после полуночи. Девушка спряталась под громадным вязом необычайной толщины; неровный узловатый ствол состоял из нескольких сплетенных меж собой стволов, а крона величавой красы раскидывалась на сотни футов во все стороны, затмевая прибрежную зелень Этлены.

Она сидела на мшистой подушке, положив голову на колени. Волна серебристых волос ниспадала по спине и хрупким плечикам, ложилась на землю и горела светом холодного пепла. Белые, с узорной вышивкой рукава, раскинутые по траве лебедиными крыльями, трепетались на ветру. Изумрудные глаза внимательно следили за бегом водяных гребней, летевших через всю равнину Трион в далекие неизведанные королевства юга.

За быстро надвигающимися тучами тухли крупные звезды. Сияющую красоту юной эльфийки скрадывали бегущие по склонам тени. Сердце Остина вдруг переполнила горькая щемящая тоска. Долгое время он жил нуждами и заботами приюта, пав в темный омут горестей и печалей, позабыв о собственных чувствах, позабыв — он все еще жив, позабыв, как крепко и безнадежно он был влюблен.

Владетель Ательстанда бесшумно опустился рядом — на молодом эльфийском лице замигали зыбкие отсветы речной глади.

— В чем причина твоих печалей?

Арианна выпрямилась. Волосы потекли по груди, упали на колени, серебрясь в свете угасающих звезд. Она ответила не сразу.

— Мне горько смотреть, как мир разбивает наши надежды. Рамендил сказал: «печальная история», и я понимаю, что она печальна не только для Мардреда, а для всех нас. Остин, мы чужие, куда бы ни подались. Нам не найти места под солнцем, пока на наших землях будут хозяйничать орки, гоблины, ирчи, тролли, темные сородичи. Куда бы мы ни бежали, враги всюду нас настигнут. — В ее глазах стыла неподдельная боль. — Мы доберемся до Оргол Дол, а что дальше? Мы не можем прятаться вечно. Харисуммцы или ирчи Гаваней или черные гоблины, кто-нибудь обязательно нападет на наш след. И что тогда? Опять бежать? Но куда? Если знаешь, скажи, потому что я — нет.

— Твои слова ранят мне сердце, — сказал Остин, и кивнул: — но они истинны.

— Это наши земли. Вся равнина Трион когда-то принадлежала золоту эльфийской короны, — ее голосок звенел пением весеннего ручья. — Надо созвать совет. Ты сын валларро. Ты властен призвать властителей нашего народа. Всех, кто еще жив. Здесь, неподалеку есть еще несколько приютов. Услышав твой зов — они придут.

Остин слушал и темнел лицом.

— Падение Эбертрейла и разгром Эмин Элэма — только начало. Ты сам говорил: король темных эльфов собрал наемников. Они готовятся к решающей битве. Никто не останется в стороне. На кону судьба нашего мира.

Поразмыслив Остин согласился:

— Горько признавать — ты во всем права. — А потом встретился с ней взглядом. — Оргол Дол не самое лучшее место для общего сбора, но и не самое худшее. Утром я разошлю вестников на север, запад и юг.

Арианна улыбнулась.

Ветви вяза застонали под налетевшим порывом. На горизонте потухла звезда и речная гладь вскипела яростным шумом. Хлынул дождь. Костры на побережье гасли один за другим, и чернота ночи подернулась дымчатым паром.

Кажется, Остин и Арианна даже не заметили: все сидели и сидели, не сводя друг с друга глаз. Воздух меж ними словно накалился. Он сдвинул руку — их пальцы соприкоснулись. Свет искренней любви вспыхнул в его сердце и озарил открытые участки кожи: молчать о пылающих чувствах стало невыносимой пыткой.

Признание сорвалось с его губ:

— Я люблю тебя.

Оно было, как гром средь тихих зимних сумерек. Серый глаз загорелся теплым блеском надежды, по лицу потекли лучики золотого света. Он ждал ответ… Но улыбка на губах Арианны погасла и девушка отпрянула. Лицо скрыл пепельный водопад, пальцы исчезли в широких рукавах. Шум дождя неожиданно стал резким, раняще звонким и пронзил сердце подобно стали.

Остин отвернулся — не этого он ожидал. Надежду, воссиявшую в благородном сердце, задуло, точно пламя свечи. Она столько лет была рядом, но ее сердце всегда было далеко — холодная, как кусок льда, недосягаемая, как лучистая звезда Мал'Алэна. Ее бессмертная красота создана не для него, она никогда не любилаи никогда не полюбит его — простого эльфа и сына валларро, беглеца, потерявшего дом и смысл жизни; но как ни горько принимать правду, ее придется принять. Лучше сейчас. Боль уйдет. Со временем. А если нет — свет Арвы Антре засияет для него вечным покоем, как избавление от бремени непосильной муки.

Из лагеря доносились приглушенные шелест и звон — эльфы прятали утварь, закутывались в плащи. Скулили псы, недовольно фыркали кони. Веяло дымом и пряными ароматами весенних трав, а воздух наливался непередаваемой свежестью.

Молодой лесной эльф величественно встал и твердо молвил, точно ничего не случилось:

— Примите благодарность за совет, леди Арианна. Ваша проницательность дороже золота, ваши слова мудрее речей провидцев. Мы созовем совет, какого прежде не помнил эльфийский народ.

Он ушел, не обернувшись. Мелкие холодные капли шелестели в листьях вяза; по щекам Арианны беззвучно катились горячие слезы.

* * *

Тропа, петляя вдоль шумного речного русла, к следующему вечеру вывела к заброшенной пограничной крепости, возведенной на обломке древней скалы.

— Оргол Дол! Оргол Дол! Крепость впереди! — Полетел радостный крик.

Из сумеречных хребтов медленно соткались темные кружевные башни, бьющие в кучевые облака острыми отблескивающими клинками.

— Добрались, — с облегчением вздохнул Агроэлл, приобняв жену за плечи.

На фоне хмурого неба пограничный форпост казался огромной разинутой пастью фантастического трехголового Турула [птица, напоминающая сокола], сраженного великим эльфийским героем — Лисеем Могучий Лук в Год Созвездия Белого Орла. Он и его грандиозные подвиги вселяли в сердца Перворожденных трепетные воспоминания о былом величии, и светили путеводной звездой по горному миру мрака и льда.

На кам'рэ Оргол Дол значил «Одинокий Страж». Крепость отстроили на южном берегу Этлены по указу Лагоринора и использовали, как пограничный заслон Гелиополя от неспокойных земель Севера. С гибелью Города Солнца пришла в упадок и крепость. И все же мрачные стены Оргол Дола в качестве временного пристанища много лучше продуваемых ветрами прибрежных заводей Этлены, открытых и незащищенных, точно проходной двор.

Остин взмахнул рукой — остановиться и осмотрелся. Полуразрушенная зубчатая стена плавно огибала серые стены замка, и уходила в густой еловый бор, опоясывающий предгорья темно-зеленым занавесом. Старые рассохшиеся врата качались на скрипучих петлях; створки, украшенные золотой резьбой и цветным орнаментом, выцвели и поблекли. Из внутреннего двора доносились тревожные шепоты и шорохи, несло холодными запахами камня, сырой земли и тленности. С проржавевших карнизов стекала вода, в трещинах фундамента дико свистело и рычало. Вдоль темных стен шипели высокие стебли влажных трав, облупленные крыши не внушали доверия.

— Крепостью владеет злая сила, — тревожно сказала жена Агроэлла леди Фелисия. — Нельзя здесь задерживаться.

— Мы пробудем здесь столько, сколько нужно, — звеняще ответил Остин, обнажая благородный На-Эн. — Люка, Хегельдер, Эллион, идете со мной.

В Оргол Дол они вошли, оглядываясь и прислушиваясь — нет ли в углах вражьих засад, и не притаились ли в ямах и колодцах голодные лесные хищники. В тишине громадного двора роились отсветы меркнущего дня. Монотонно шумел дождь. Ряды колонн покрывала затейливая резьба, а у вершин они были обломаны, будто надкушенные гигантскими челюстями. Колонны тянулись от врат до входной двери, образуя символический арочный переход, пятнавший плиты, засыпанные прелым настом прошлогодней листвы.

Остин кивнул и эльфы разделились. Однорукий Хегельдер минул полянку с ландышами и вышел к северным пределам замка. Величественные арки и окна опутывали дикие вьюны. Глухую монолитную стену заткало зеленым мхом. Сбоку, из неясного полумрака донесся странный гул. Советник опустил руку на эфес. В лицо дунула гудящая струя. Он присмотрелся — в проредившем тумане обрисовались черты громадного колокола, лежащего на боку. Ветер резвился меж металла, создавая шумные отзвуки, похожие на низкие голоса. За ним лежало три колокола поменьше. Хегельдер прошел еще немного и уперся в стену разрушенной колокольной башни. Крепость держалась долго; со смертью эльфийского короля — пала. Пустота и утраченные надежды этого места тяготили его сердце. Он с печалью коснулся мокрой кирпичной кладки и двинулся дальше.

Эллион с луком за спиной обошел крепость с юга. Унылые окрестности не радовали — слева тянулась глухая стена; с высоты птичьего полета безучастно глядели дыры-окна, кое-где шумели разросшиеся стебли сорняков, справа из туманной дымки проглядывали белые стволы иссохших берез. Один вид «Одинокого Стража» угнетал и умертвлял волю.

Блеснувший вдали огонек, заставил Эллиона приблизиться — то под засохшим кустом смородины белела матовая кость ключицы; рядом, присыпанный листьями, покоился череп. Высокие утоненные скулы, слегка вытянутые миндалевидные глазницы, заостренный подбородок, нежный оттенок слоновой кости — погибший был эльфом, вероятнее всего воином, павшим в чреде многих сражений с враждебными народами севера и востока.

Порыв прокатился по земле, с шумом увлекая пестрый лиственничный ковер и череп, освобожденный от гнета смородиновых листьев, вперил в лучника пустые провалы, точно упрекая «ты жив; мне же выпало гнить под солнцем и дождем, не погребенным, как вору и убийце». По спине Эллиона скользнул леденящий холодок — мрачная, молчаливая цитадель была пронизана духом смерти и прожжена отчаянием. Теперь понятно, отчего она объята могильным холодом и гробовой тишиной, не слышно пения птиц, не видно следов зверья — древнюю обитель давно избрали своим пристанищем Души существ из загробного царства.

Пока Хегельдер и Эллион обследовали замок, Люка наведался в крепостной сад, что примыкал к Оргол Долу с востока. Мир, погруженный в недвижность черно-серого серебра и белого золота, давил на глаза. Крупные капли лизали плиты и стены. От стука подошв гуляло эхо. Люка свернул в аллею, обрамленную низенькими кустиками сирени — на земле появились очертания древней давно заброшенной тропы, еще сохранившей кое-где на белом камне узор. Сверху сомкнулись арки переплетенных корявых сучьев и сухих коряг, в шепоте мертвых листьев слышалась песнь покинутого и всеми забытого эльфийского форта.

… Остин, сжимая меч в синих огнях, двинулся к главному входу. Над выломанными дверьми поблескивал разбитый фонарь. Мокрое крыльцо покоилось на резных столбах; с арочного навеса звонко капали россыпи брызг. Орлиный Глаз преодолел ступени и вошел. Глубокий холодный мрак заколебался — главная зала была просторной, но давно нежилой. Из мебели торчал большой опутанный искристой паутинкой стол; по полу рассыпались стулья; в дальнем углу темнела смутная громада камина, в столпах света кружились пыльные водовороты.

Остин перешел в соседний покой. По облупленным плитам стелился дождливый свет, играл на пробитых стеклах высоких арочных окон. В дырявые стены врывались холодные синеватые отблески темнеющих небес. Дальше залы переходили в другие покои, еще более царственные, темные и гнетущие. Меж воздушных переходов анфилад звучало эхо, переполненное печалью былых свершений и тенью минувших побед. Потолок расписывали узоры эльфийских преданий и мифов.

— Замок пуст. Живых нет… — осторожный голос Эллиона прилетел сбоку.

Лучник прошел под высокой аркой, блеснув узором, выбитым по древку лука.

В противоположном проеме показался Хегельдер.

— Одни мертвецы. — Его голос отразился от безжизненных сводов. — Все бывшие стражи.

— Завтра захороним останки, — решил Остин.

— Я сообщу, что крепость пригодна для ночлега, — в разбитом окне появилось полуясное очертание Люки.

— Да, — колеблясь секунду, кивнул Остин. — Сообщи.

… Через минуту Янтарный Огонь позвал:

— Опасности нет! Входите!

Эльфы направились в пограничную крепость сияющей рекой. Но не все.

Эридан и Лекс (морщась от боли) сидели на низеньких пеньках, окаймленных оборками древесных грибов, и теребили мокрые листья лопуха. Арианна не торопилась спускаться с пригорка. Девичье сердце томилось в ожидании, а изумрудные глаза высматривали волка в туманных далях.

На севере из вороха облаков торчали вершины Драконовых гор. Над косыми хребтами кружили юркие черные точки — стаи свободолюбивых горных орлов. В сторону запада текли равнины, устланные донником и яруткой, чередуясь с зелеными холмами и островками густых лесов. За ними простиралось сереющее плато Орха Маган, засыпанное крупинками в дрожащих смутных ореолах — воздушные города эвейтов — свободолюбивых горцев-сильфов, дальних родичей эльфов. Еще дальше, под низким горизонтом Запада, блестела сталь Моря Ветров.

Юг шумел пушистыми кронами дубов. Сквозь играющие зеленой филигранью листья, просматривалось русло реки. Здесь Этлена круто забирала на юг и плела синее полотно прочь от севера. Ропот волн становился все глуше, звонкая песнь — все тише. А за кудрявыми макушками виднелся темно-желтый край лишенной жизни Блеклой Степи Варэд-ран-Шай, пересеченный Великим Караванным Путем с востока на запад.

— Входите! — Звал Люка, — Оргол Дол безопасен! Входите!

— Сестра, — звонкий оклик брата заставил ее обернуться.

— Иду.

* * *

К ночи ветер нагнал облаков и моросящий весь день дождь усилился. Хмурое небо не почернело, как обычно случалось, когда Верхний Мир накрывало закатом, а разлилось темно-густой синей мглою, разорванной островками белых облаков с перемигивающимися в прорехах бледно-зелеными звездами. Недалеко от перевалов Халлор-А-Наррар грохотали горные водопады. С восточных склонов Драконовых гор летели отзвуки срывающихся в пропасть камней.

Крепость гудела. Вместить всех желающих Оргол Дол был неспособен — в ее темные недра отправили только женщин, детей и раненных. Мужчины остались ночевать под открытым небом. Их руки и ноги немели под порывами пронизывающих ветров; одежда и промокшие плащи не давали тепла.

Эридан поглядел на огонь сквозь капли, свисающие с края капюшона. Под северным ветром бьющееся пламя костра развивалось полотнищем алого знамени. Левеандил и Рамендил, протянув руки ближе к трескучим языкам, отогревались. Андреа, вытянув босые ступни к углям, запрокинул голову в небо и подставил утонченное лицо непогоде. Остин стоял поодаль и, подпирая плечом обломанную колонну, всматривался в темень, населенную треском сучьев и шумом дождя.

Арианна разломила пшеничную лепешку и, передав брату и Лексу, обернулась. Лицо владетеля Ательстанда выглядело бледной маской, но девушка ощущала жгучие волны отчаянной тоски и невыносимой печали, что от него исходили. Эльфы умело маскировали чувства от орков, гоблинов, гномов и прочих, но запереть их от проницательных сородичей не могли. Прошлой ночью она едва не разбила другу сердце, а может, разбила, кто знал, и теперь мучилась чувством вины.

Вздохнув и перебросив влажную копну серебра на правое плечо, эльфийка отвернулась. Какую бы привязанность она не питала к Остину, ответить взаимностью не могла. Слишком много тайн стояло за плечами Арианны Белый Лебедь, и подвергать страшной опасности дорого сородича — ей хотелось меньше всего. Благо, Орлиный Глаз был великодушен — о случившемся накануне не рассказал; не выдал ни делом, ни видом; может, выглядел чуть растеряно и менее уверено, чем обычно и только.

Почуяв ее взгляд, Остин перекинул лук на левое плечо и покачал головой. Предаться печалям он не успел — заросли спиреи ломко затрещали, рассыпаясь ворохом блестящих брызг. Одноглазый молниеносно потянулся к колчану, но застыл — из черных кустов вылетела ворона. Улыбка почти расцвела на эльфийских губах, и тут же угасла. На сердце было слишком тяжело, чтобы радоваться встрече с птицей вместо недруга: на рассвете он разослал откликнувшихся добровольцев на поиски валларро. Среди них ушел все еще обиженный Мардред, отбыли гном Туби, дозорный Мьямер и другие отважные смельчаки с сердцами из стали.

Наступила глубокая ночь, но еще ни один из двадцати бесстрашных воинов не вернулся. Устремляя взор в дождливую пустошь, Остин пытался рассмотреть хоть какие-нибудь движения, но этим вечером над Оргол Долом безраздельно властвовала непроницаемая эльфийскому взору стена мрака.

— Только тьма, — вздохнул он, возвращаясь к костру.

— Да будь у вас хоть два глаза в такой темноте все равно ничего не рассмотреть, — хмыкнул Эридан, дожевывая лепешку.

— Скорость хороша только при ловле блох, — улыбнулся Андреа, — в деле мира и войны поспешность не к добру. Они вернуться в час, отмерянный звездами.

— Согласен, — Остин опустился между Левеандилом и Эриданом и принял из рук девушки краюху хлеба и белый мягкий сыр.

Эридан отхлебнул медового нектара из серебряной фляжки, которую всегда носил при себе и протянул сестре, но Арианна отказалась.

— Дай-ка мне, — попросил Лекс и вздрогнул от боли в руке.

— Я могу помочь… — чарующе промурлыкала девушка.

— Не надо. — Отказался упрямый мальчишка и сдвинулся ближе к Рамендилу.

Тот (доев скудный ужин) косо поглядел на Лекса. «Упрямец», читалось в его глазах, но Лексу было все равно.

Меж тем Остин распорядился:

— Через три часа смена караула.

Где-то на восточной стене несли дозор Люка и его новый ученик Элла. Около Западных Крепостных Ворот встали Хегельдер и Эллион Первый Лук. После полуночи их сменят братья Левеандил и Рамендил; а Остин и Андреа заступят на восток.

— Есть время вздремнуть, — потянулся Андреа.

— Небо словно прохудилось. Мне в такой дождь не уснуть, — печально сказал Левеандил и вынул резную флейту из запахнутого полукафтанья, расшитого золотом.

Над мраком потекли переливы сотканные печалями прошлых расставаний, тоской былых разлук, надеждами на новые теплые встречи и в костре заплясали крошечные былинки видений. Эридану показалось, даже ветер стих, прислушиваясь к плачу по утраченным надеждам, а мокрые облака затрепетались, расступаясь светом звезд. Он прикрыл глаза и опустил голову на плечо молчаливой сестры. Игра эбертрейльца Левеандила очаровала и горечь понемногу отпустила измученные эльфийские сердца.

За соседним костром лекарь Эстрадир вел сказ о короне Лагоринора, что звалась Неугасимая Звезда. Теплый голос вещал:

— … она заключала в себе неограниченное могущество, даруя жизнь или же отбирая ее. Знания о том, кто выковал Неугасимую Звезду, из какого материала и зачем — давно утрачены, но мы помним, она была прекраснее всего, чем когда-либо обладал наш народ. Она пылала, как солнце, была легка, как облако…

Справа слышался звонкий голос валларро Агроэлла Летняя Флейта. Собрав вокруг стайку юных эльфов и эльфиек, не пожелавших коротать дождливую ночь в духоте стен, мудрый владыка Серебряной Заводи рассказывал притчу об Оргол Доле:

— … великую крепость прошлого называли Хранителем Севера и посвящали такие строки:

Страж, что из камня мрак разгоняет,

Земли эльфийские оберегает,

Варваров с Севера прочь отгоняет,

Грорвов и троллей светом стегает,

Пламя Востока железом встречает,

Недругов эльфов огнем привечает…

Под монотонный шум дождя, игру флейты, мягкие звенящие голоса и воющий свист Эридан задремал. В эту ночь его посетил дар предвидения. Ему снился Габриэл и… Мрак, который следовал за ним, подобно развевающемуся черному плащу. Что-то очень темное и опасное оживало в глазах темного эльфа, но что — Эридан не разобрал. Все, что запомнил юнец, что сон этот был страшен и опасен. Он переполнил его душу смутой нетающей тревоги и заставил задуматься о хрупкости бытия.

* * *

Остин, закутавшись в светло-зеленый походный плащ, стоял на обломке надвратного выступа и оглядывал окрестности Оргол Дол. Лук из орешника и колчан на узорной перевязи, переброшенной через грудь, тускло поблескивали темным золотом. Длинные серо-русые волосы, перетянутые кожаным ремешком, трепетались на ветру.

Снизу мерно поскрипывали сломанные врата. Под обрушенной аркой туда-сюда рассекали эльфы: величественно и статно, — как корабли с белыми парусами по гребням пенных волн Заокраинного Моря. Налево от стены шумели молодые побеги берез. Направо, в щелях и глубоких трещинах копошили птенцы горных орлов.

Поправив повязку на глазу, Остин спросил:

— Что-то случилось?

Хегельдер выступил из-за его спины и, осторожно навалившись на крупный осколок, сообщил:

— Останки павших преданы земле.

Остин кивнул.

— Разосланные на разведку дозорные только что вернулись. Следов непрошенных гостей не обнаружено. Впрочем, как и следов Габриэла.

Из вертикальной щели изящно выплыл царственный орел и, распахнув золотисто-коричневые крылья, стремительно взмыл в вышину, раскинувшуюся холстом цвета скорби. Остин проследил за полетом гордой птицы, отливавшей бронзой в черноте.

— Остин, Оргол Дол ненадежен, — посетовал Хегельдер. — Крепостных стен нет. Замок пронизан дырами. Обороняться в таких условиях невозможно. Если нападут — мы не продержимся и часа.

— А куда нам идти, Хегельдер? — Остин впился в эбертрейльца серым глазом. — Знаешь, где мы будем в безопасности? Просвети.

Советник короля Аннориена бросил взор на запад. Туманное молоко накрывало мир и западные леса, казалось, уходили куда-то за границы эльфийских земель. В прорехах виднелось плато Орха Маган с отблескивающими эвейтскими шатрами независимых сильфийских горцев.

— Подадимся к сильфам, — предложил Хегельдер. — Испросим помощи у сородичей.

— Помочь — они помогут, но, уверен, новым ртам рады не будут. К тому же, сильфы — народ гор и пещер. Они кочуют с места на место чаще, чем луна меняет свой облик. Сегодня стоят у подножий Драконовых гор. Завтра уйдут на юг в пески Ашарана, через неделю встанут лагерями на побережье Моря Ветров, через месяц затеряются в Диких Степях. Верите, что кочевая жизнь для нас, Могучий Ясень?

— После гибели Эбертрейла, я мало во что верю, — резко ответил солнечный эльф и поспешил оставить владетеля Ательстанда в гордом одиночестве.

Эридан брел через размокший от дождя внутренний двор. В душе шевелились отголоски ночного кошмара, а темные мысли давили, сокрушая ледяными тисками неопределенности. Все, чего хотел пепельноволосый юноша вскочить в седло вольного жеребца и умчаться навстречу рассвету. Но он не мог бросить раненного друга, сородичей, сестру, наконец.

— Посторонись!

Эридан вздрогнул и отскочил к стене — мимо величаво прошагал эльфийский дозор. Со стены возвысился чистый голос:

— Смена караула! Смена караула!

Проводив утонувших в тумане эльфов, он еще немного поразмыслил обо всем, что мучало его, а потом не на шутку обеспокоился, куда запропастилась Арианна. Он нашел ее на отлогом холме, поросшим крупным остролистом, и молча сел рядом.

В чаще пела Этлена. Пики заснеженных вершин терялись в призрачной дрожи унылого дня. Просторы юга шумели свежей зеленью. Запад осаждали мраморные вихри туманов.

— Ночью мне придется покинуть тебя, — мелодия девичьего голоса слилась с заливистой трелью реки.

— Это из-за Остина? — Нахмурился Эридан. — Что между вами произошло? Таи свои чувства от других, но не от родного брата.

— Он открыл мне сердце, — призналась девушка, с пепельных ресниц слетели капли.

Юноша не удивился.

— А мне нечего дать ему взамен, — она опечалилась. — Остин наш друг. Мне больно видеть, как он страдает. Еще больнее чувствовать его надежду. Он все еще верит, что однажды мое сердце разгорится в ответном пламени любви.

— Его надежды бесплодны? — Сухо спросил брат.

— Увы.

— Поэтому уходишь?

— Не только. Габриэл знает мою тайну.

— Что? — Вспыхнул Эридан, разворачиваясь. — Когда он узнал?

— Все открылось в ночь, когда горные тролли атаковали Ательстанд. Ты просил его помочь найти меня. Он вошел в наши покои, и неведомо как отыскал маску и клинок Белого Лебедя.

Эридан опустил голову, закрывая лицо ладонями.

— Что я наделал? Я не думал, что безобидная просьба приведет к такому. В ту ночь столько всего случилось. Началась гроза. Шли тролли. Остин приказал спускаться в подвал. Я не мог тебя отыскать. Мне стало страшно. Я бросился за помощью к Учителю…

Эридан осекся.

— Учитель. Нет, не учитель, в первую очередь он исчадие ночи. — Юноша уставился в лицо Арианны. — Он причинил тебе вред? Посмел тронуть…

— Белого Лебедя? Своего врага? — Перебила эльфийка. — Нет. Габриэл проявил могучую выдержку. Он дал слово, что не скрестит своего клинка с моим, пока мы выступаем против общего врага. — Она помолчала. — Наше будущее, брат, ведомо только звездам. Я допускаю, что однажды один из нас падет от меча другого, но не сегодня и даже не завтра.

— Я не допущу! Если он хоть пальцем тебя коснется…

Арианна обхватила юного брата за голову и глянула в глаза, кипевшие бурей.

— Никогда не принимай на себя удар Белого Лебедя, Эридан. Слышишь? Никогда. Она — только мое бремя. Я взвалила на себя великий груз, мне одной и нести.

Темные небеса посеяли влагой. Дождь шумно застучал по дырявым крышам башен, потек по полуразрушенной крепостной стене. Крупные листья остролиста задрожали, как головы болванчиков. Со стороны крепости донесся звон и лязг — эльфы спешили укрыться внутри Оргол Дола.

Эридан стер с лица воду и кивнул. Под пронизывающим ветром и кусачим дождем его передернул озноб. Арианна поцеловала брата в лоб и вспорхнула с холма, раскинув рукава-крылья.

— Вернемся под крышу.

Эридан послушно встал. Намокшие пепельные волосы темными плетями лежали на плечах и спине. Ресницы отяжелила вода. За шиворот текло, и промокшая льняная рубаха облепила изящное и худое тело эльфа.

— Не уходи, — попросил он. — Не бросай меня.

— Мне придется, — вздохнула Арианна. — Остин позаботится о тебе. А когда Габриэл уйдет своей дорогой, я вернусь.

— Опасаешься не устоять и сойтись с ним в битве?

— Опасаюсь, не устоит он.

— А как же я? Он знает — я брат Белого Лебедя, — беспокоился юноша.

— Ты не только брат Белого Лебедя. С недавних пор, ты его ученик. Вспомни, он клялся честью воина, что несет за тебя ответственность и отвечает за твою сохранность головой. Честь не позволит ему причинить тебе вред. Мне — очень даже. Мне он в верности не клялся.

— Но ты сама сказала, он обещал в ночь битвы.

— Что есть обещания исчадий? Рисковать вами я не стану.

— Останься еще на день. Прошу.

— Да, брат мой, если просишь — останусь, — Пообещала девушка, и горькая печаль от скоро расставания еще сильнее сжала ее сердце.

* * *

Хмурый майский день быстро поблек, накрывшись вуалью раннего вечера. Павшая ночь оказалась холодной и дождливой, а перед рассветом посыпала крупа. Снежинки кружились в темноте, и очень быстро «Одинокий Страж» укрылся белым покрывалом. В предгорьях севера — пора весны свирепа и тяжела, и беглецы претерпели на себе все тяготы ночевки в тенях подножий могучих гор.

Под утро лужицы и ручейки прихватило льдом. Ветер разорвал железные тучи и в паутине облаков проступил бледный край луны. Утром восток заполыхал пурпурным заревом, и впервые за последние дни розовое золото растеклось по хребтам и горным склонам, предвещая новый ясный рассвет.

Утомленные мраком и холодом эльфы, подобно бледным теням выскальзывали из Оргол Дола и протягивали узкие красивые ладони навстречу разгоравшемуся оранжевому диску, подставляли утонченные лица теплым лучам, струящимся сквозь облака. Сплошные ковры трав, застилавшие западные и восточные склоны наливались силой весны. Хрупкие бутоны источали нежнейшие медовые и ванильные ароматы. В шепоте переплетенных ветвей слышалась надежда и понемногу усталость в эльфийских сердцах отступила.

… Ожидание затянулось. Быстро темнело, а от разосланных Остином воинов не было вестей. Некоторые эльфы дремали. Те, кто стоял на постах бодрились тихим пением. Сидевший у костра лекарь Эстрадир подбрасывал пучки смородиновых веток в огонь и они, вспыхивая, ярко озаряли сонные эльфийские лица.

Сон тут же сняло, когда сумерки огласил властный голос валларро:

— Мы слышали, нас здесь ждут.

Вечерняя мгла расступилась и к кострам вышли лесные и солнечные эльфы. Все Владыки. Прекрасные. Величественные. Гордые. С достоинством королей они плыли по двору — в их светлых с золотом и серебром одеждах обитался незамутненный свет. Светло-русые, серебристые, темно-золотые, огненные волосы отливали расплавленной медью и темным золотом; в больших искристых глазах плясали яркие отблески, губы озаряли улыбки. Вслед за эльфами возвращались и те, кого много часов назад на их поиски отсылал Остин.

— Лорд Эвер Ясноглазый! — Плавно поднялся он, с губ слетел вздох облегчения. — Дошли. Слава, Всевидящему. Добро пожаловать, владыки.

— Лорд Остин, рад встрече, — отозвался тонкий как тростинка лесной эльф в снежной мантии, расшитой капельками халцедона и отороченной соболиным мехом.

— Лорд Стефан Сверкающее Перо, давно не виделись, — приветствовал Остин благородных властителей. — Рад снова свидеться, лорд Олли Синий Клинок.

— Лорд Остин Орлиный Глаз, взаимно, взаимно, — отвечал почтенный Олли, нареченный Синий Клинок. Он был молод лицом и телом, но душой слыл древним стариком, убеленный почтенными сединами прожитых эпох.

— Мы давно вас ждем, — Остин приглашал к костру. — Проходите.

Владычественные господа рассаживались у огня. По лицам было не угадать числа прожитых под звездами и лунами лет, все они были молоды и красивы, но серебристые паутинки вокруг глаз, тонкие сплетения морщинок у губ выдавали их истинный возраст — эры, они прожили целые эры под неусыпным оком Властелина Над Облаками.

Совет на правах равного начал Агроэлл Летняя Флейта. Он почтено приветствовал дорогих гостей, прибывших из приютов, рассыпанных по склонам Драконовых гор. Самыми уважаемыми считались мудрейшие братья Фарк Несокрушимое Копье и Дарк Разящий Меч, опирающийся на узорный посох, вырезанный из ветви бузины.

— Жаль Аннориен Золотое Солнце не дожил до этого дня, — вздохнул Эллион, памятуя, что эбертрейльский правитель тоже был наделен верховной властью и считался равным среди великих.

— Как и семеро владык Эмин Элэма, — шепнул Элла Звездное Пламя под нос. Эльфы, преданные одним из своих же — Одэрэком Серый Аист и павшие в Граде Сияния от рук ирчей-завоевателей тоже принадлежали к единому эльфийскому братству власти. Один из погибших был отцом Эллы, и слезы невольно навернулись на его глаза.

Впрочем, не только погибшие валларро не почтили своим присутствием созванный по воле Остина совет (отцом которого тоже являлся валларро — лорд Эрлиндор). Хоть Остин и отказался от великой участи, передаваемой по наследству, право голоса среди Властителей эльфийских земель, однако, не утратил.

— Благодарю за оказанную честь, — он согнулся в глубоком поклоне. — Не все прибыли сегодня, но в том нет их вины. Одни давно покинули наш мир, отойдя в лучшие края. Иные засели в белокаменных башнях, отстроенных на недосягаемых вершинах гор, и, окружив себя неприступными кольцами стен, надеются переждать бурю, которая вот-вот сметет всю равнину Трион.

Остин не назвал имен, но все поняли, молодой эльф имел в виду короля Иллиодора, повелителя высокогорных эльфов. Арианна и Эридан обменялись взглядами, понятными только им двоим. Девушка прикрыла глаза длинными ресницами, а младший брат недобро ухмыльнулся — одно имя Иллиодора переполняло брата и сестру ядовитой ненавистью и разрушало все светлое и хорошее, что жило в их добрых душах.

— … третьи ушли в скитания по Заокраиному Морю в поисках благословенного края и не вернулись, — продолжал он. — Сейчас не об этом речь! Мой отец был валларро! Одним из вас! На правах его сына я призвал вас, чтобы совместно принять решение, от которого будет зависеть дальнейшая судьба нашего народа! Мы — те немногие, кто еще не пал и не сдался врагу! И нам надлежит распорядиться своим будущим! Этой ночью, в первый день мая Года Созвездия Льва, в крепости отстроенной нашим благословенным королем Лагоринором нам предначертано сделать выбор!

— Ночь будет долгой, — буркнул Андреа другу Мьямеру. Голос неунывающего весельчака на этот раз был тревожен.

Мьямер пожал плечом и отошел. Вмешиваться в дела великих, он не хотел. Андреа ушел за ним.

— Эрлиндор был бы горд, узнав, как возмужал его сын. — Величественно поднялся Эвер Ясноглазый. — Твои речи тронули мое сердце. Выбор действительно предстоит сделать, и он будет непростым. Все мы помним предание наших отцов, о том, что после падения Гелиополя они покинули город и разошлись по четырем сторонам света. Эльфы, ушедшие в леса, возвели города на берегах безымянных рек. Они остались жить под сенью крон в уединении, роднясь с шепотами трав и цветов, и так появились лесные эльфы.

Иные пошли на запад. Путь привел их к побережью Моря Ветров, бушующему возле западных нагорий Гор Жизни. Там, узрев одинокую Скалу Эдэн, заброшенную в бушующие волны силой темного огня, они были покорены ее блеском и возвели на ней Эмин Элэм — Град Сияния. Осев в городе, они нарекли себя солнечными эльфами и постановили править городом Совету из Семи Достойнейших Валларро.

Другие наши солнечные братья, пустились в опасное путешествие на юг. После многодневных скитаний они остановились на побережье сверкающего озера на границе с Белым Лесом, решив, что отныне их новый дом станет лежать в тех краях. Они долго и упорно воевали за чудесные земли с орками Колосажателя и, однажды, одержали победу, к которой их привел молодой воин по имени Аннориен.

Еще одни, устав от страхов и печалей бросилась в горы в надежде укрыться в тенях низин и ущелий. Но найти новый дом оказалось непросто. Только пройдя тысячи миль на запад и после на юг, они нашли свой обетованный край в котловине Эль'Эвен, где основали Сокрытое государство Бет-Фэдэль. Иллиодор принял правление, короновал себя и с той поры они стали именоваться высокогорными эльфами. Отрезанные от нас, солнечных и лесных, они закрылись в своем уютном мире и не желают покидать свое убежище. Это их право. Не нам судить своих братьев и сестер.

Последние наши сородичи были сломлены смертью Лагоринора и гибелью Гелиополя больше всех остальных. Все потому, что все они были связаны кровным родством с Лагоринором и четырьмя его Братьями Повелителями Стихий. Да, да, господа. Неприятно осознавать, что ушедшие под землю эльфы, ставшие темными, те, кого мы привыкли называть исчадиями ночи, наши злейшие враги, — есть прямые потомки первых эльфийских королей и не в наших жилах течет кровь Лагоринора и его братьев, а в жилах наших темных сородичей. Мы давно забыли об этой правде, господа. Старались не вспоминать, как кошмар, гнетущий души. Что ж, не мы одни. Исчадия ночи тоже отказались от кровного родства с королями древности. Они давно основали новые династии, законы и традиции. Возжелай они или мы отыскать потомков Лагоринора и его братьев среди темных эльфов — вряд ли нам улыбнется удача. Да и зачем? Никому уже сто тысяч лет не приходит в голову возродить род первого эльфийского короля ал'Эбен Блистающего. Прошлого не вернуть. Об этом предупреждал еще пророк Оруа Великий.

Эвер Ясноглазый замолчал. Глаза воззрились на огонь.

Листья нежно шуршали по каменным плитам. Заливисто журчала в темноте река. Ветер теребил эльфийские волосы и одежды, лежавшие красивыми мраморными складками на земле.

— Я напомнил об упадке и разъединении народа не для того, чтобы разбередить старые раны, — продолжил Эвер, — а для того, чтобы напомнить, кто мы и чего лишились. Первая твердыня нашего народа — Эбертрейл пала в огне исчадий ночи. Вторая — Эмин Элэм была предана одним из нас и разграблена ирчами Прибережных Гаваней. Последняя — столица высокогорных эльфов Арэт-Фэдэль пока в недосягаемости для врагов. Но, уверен, гибель Иллиодора и его государства — вопрос времени. На шее нашего народа затягивается петля.

— Простите, мой господин, — вмешался Левеандил. И, вскочив, поклонился со словами: — Вы сказали три твердыни народа эльфов. Эбертрейл. Эмин Элэм и Арэт-Фэдэль. Но вы забыли еще одну — Мерэмедэль. Разве, темные, не наши сородичи? Разве они не такие же эльфы, как мы?

— Сядь, Левеандил, — бросил Эллион. — Быстро.

Левеандил пожал плечом и сел. Над костром пролетел переливчатый шепот.

— Сородичи, — кивнул Эвер Ясноглазый. — Были. Теперь они наши враги. Называть их столицу одним из столпов эльфийского народа — позор.

— Почему? — негодовал Левеандил.

— Потому что они объявили нам войну! — Зло ответил Стефан Сверкающее Перо. — И хватит об этом!

— Не только они, — взял слово Остин и поднялся. — Все намного печальнее.

— Говори, — попросил Олли Синий Клинок.

Остин вдохнул ледяной воздух гор и пустился в долгий рассказ. Все началось после того, объяснил он, как в приют прибыли беженцы из Серебряной Заводи во главе с валларро Агроэллом. Спустя месяц в Ательстанде появился темный эльф. Некто Габриэл, сын Бриэлона — изгнанник. Он был так слаб, потерял много крови и не приходил в сознание, что до замка его несли на руках.

— Он дал слово, поклявшись честью шерла. Мы позволили ему остаться. Видно, сам Всевидящий, ниспослал его в нужный час. Беды сыпались на Ательстанд, как из рога изобилия.

Орлиный Глаз кратко упомянул все несчастья, рухнувшие на приют и то, как тяжело их приходилось решать. Но не это удивило приглашенных на совет, а то, что темный совсем не страшился солнца, а глаза его подобно хамелеону меняли цвет с черного на кристально голубой оттенок.

Потом Остин, рассказал о предательстве Одэрэка Серый Аист и нападении на приют ирчей. От одного из зеленокожих им стало известно, что король Брегон затеял великий поход на Запад, и Град Сияния был взят ради ценного металла — адаманта.

— Раньше по Верхнему Миру ходили слухи, будто он искал величайшую ценность эльфов — корону Неугасимую Звезду. Думается мне, планы он изменил. Какие цели Брегон преследует теперь точно неведомо, — говорил Остин, — но благими их назвать никак нельзя.

Эльфы качали головами. Горестные вести сообщал им юный сын Эрлиндора.

— Ательстанд был разрушен несколько ночей назад, — продолжал Остин. — Брегон послал ищеек. Горные тролли принесли Живой Огонь драконов Ий-Дъии и не оставили от замка камня на камне. — Он горько вздохнул. — У нас больше нет дома. Нам не найти пристанища. Мы просим вашего совета и вашей помощи.

Он поклонился и сел.

Луна проступала сквозь облака размытым пятном. Подсвеченные мягким сиянием небеса переливались над головой. Ветер бессильно бился о стены Оргол Дол. С шипением улетали ворохи раскаленных искр. Эльфы молчали.

Страшные тени прошлого довлели над валларро.

Некоторое время величественные господа обдумывали слова Остина, а после пустились в жаркий спор. Их голоса зашумели, как кроны дубов в непроходимых чащах; закипели, как штормовые океанские волны в дни гнева пучин. Одни предлагали взойти на пики далеких гор и, и подобно высокогорным эльфам Бет-Фэдэля переждать бурю под защитой каменных стен; другие взывали объединить имеющиеся силы и бросить армии Брегона вызов. Третьи предлагали еще более безумные решения.

— Надо строить корабли. Много-много кораблей из дуба, сосны и вяза и бежать за Великое Море как можно скорее. Предки верили — за Великим Морем есть острова пригодные для жизни. На них мы-то и возродим наш угасающий год от года народ солнца, лесов и гор!

— Нет, — возражали вторые, — надо объединять силы и дать наглым подземным выскочкам бой! Свет солнца еще на нашей стороне! Когда лучи коснуться кожи темных эльфов, они побегут с поля боя!

— Кто побежит, темные? Не верим! — Встревали другие. — Говорим вам, уйдемте в горы! Там в лучах солнца и при свете звезд убережем наш светлый род от гибели до поры до времени. А как наступит затишье, вернемся на равнину Трион. Уйдем сейчас! Пока не слишком поздно!

Арианна накинула капюшон. Лучшего времени, чтобы уйти и придумать было нельзя. Валларро были захвачены спорами. Луна спряталась в облаках и тусклый костер освещал только треть внутреннего двора.

Девушка поцеловала опечаленного Эридана и шепнула:

— Крепись. В свой час я найду тебя.

Она крепче обхватила ножны с клинком, и тут случилось то, чего никто не ожидал. Ветви шиповника затрещали и расступились. Из тьмы выплыли две багровые точки, разрастаясь в размерах алыми фонарями.

— Лютый? — Широко распахнул глаза Эридан.

Хэллай выступил на свет и волчья морда оскалилась в подобии улыбки. Эридан и Лекс переглянулись. Арианна медленно встала, всматриваясь в мглу позднего вечера. Если вернулся волк, посланный за темным эльфом, то где сам сумеречный воин?

Эльфы, захваченные спорами, появлению альбиноса не придали значения.

— Нет! — Предлагали первые, — уплывем!

— Никуда мы не поплывем! Дадим бой! Покажем, на что еще способен светлый эльфийский народ!

— Нельзя затевать бой! Уйдем в горы и спрячемся! Так у нас есть шанс выжить!

— Все это не поможет вам! — Сильный голос перекрыл гомон внутреннего двора.

Спорщики прикусили языки и обернулись. Габриэл вышел к костру, и рука Арианны стиснула ножны до боли. Вот и он. Подкрался к пограничной крепости бесшумно: так, как умели только тени, призраки и темные эльфы.

— Вернулся, — буркнул Остин, не зная, то ли радоваться, то ли тревожиться.

Мнение одноглазого разделяло большинство. В звенящей тишине стала слышна возня птенцов в щелях стен, да шорохи веток смородины о мокрые камни кладок.

— А-а, — потянул Стефан Сверкающее Перо, — тот самый изгнанник, о котором вы говорили?

Габриэл, сложив руки по бокам, со всем почтением поклонился и молвил:

— Приветствую вас, лорды и владыки. Мое имя Габриэл. Я сын Бриэлона.

— Свет тебе, сын Бриэлона, — ответил за всех Эвер Ясноглазый. — Проходи, Дитя Сумерек, обогрейся у огня.

Пока парень подходил уверенным, кошачьим шагом, валларро с интересом его разглядывали. Затянутый в черное беззастежное полукафтанье, расшитое серебром, в белоснежной рубахе под горло (это открытие стало для благородных владык настоящей неожиданностью), с копной черных волос, собранных на макушке, с юным открытым лицом. Он был высок и строен, силен и грозен, а еще, по меркам, проживших тысячи эпох, очень-очень юн.

Габриэл оглядел черными, как пустота иных миров глазами собравшихся и продолжил тем же стальным, леденящим душу голосом:

— Король Теобальд мертв. На престол взошел наследник.

— Мы знаем, — бесцветно сказал Олли Синий Клинок. — Как и то, что он задумал поход на запад. Он готовится сокрушить нас.

— Не вас, — покачал головой исчадие, и сложил руки за спиной. — И в поход он выступил не против вас. По крайней мере, пока. Он собрал под свои знамена многотысячное войско наемников, чтобы повести их против Теней Запада.

Удивленный ропот прокатился над костром. Встревоженные голоса зашептались, срываясь на крики и споры, и не было силы, способной утешить несчастных.

— Брегон мечтает о безграничной власти. Грезит о непомерном могуществе с самого детства. Он сядет на трон Гелиополя, и все ваши потуги окажутся бесполезны. — Габриэл говорил бесстрастным, равнодушным тоном. — Среди его помощников кое-кто появился. Он называет себя Звездочет. Это он надоумил Брегона ступить на запретные тропы Далекого Запада.

— Король Эр-Морвэна спятил! — Вскричал Фарк Несокрушимое Копье. — Тени Запада нельзя тревожить. Это приведет к гибели всего сущего на равнине Трион.

Уловив недоумение на лицах юных сородичей, мудрейший из властителей пустился в объяснения:

— В дни первых зарниц, когда солнце и луна ходили рука об руку, а звезды горели и днем и ночью, на землях Запада случилась страшная кровопролитная война. Летописей о ней не сохранилось, и сейчас мы можем только гадать, кто с кем сражался, и за что одни проливали кровь других. Случилось это так давно, что за это время океаны успели пересохнуть, став пустынями, а безжизненные скалы разрослись до густых чащ с дикими травами. И когда на равнину Трион ступили Перворожденные — Лагоринор и четыре его брата, эта война оказалась лишь смутным отражением в зеркальном отблеске звезд, всего лишь эхом в песне ветров запада. Но мудрость Лагоринора была безгранична. Сердце короля чуяло угрозу, что шла от проклятых земель, укрытых вечными тенями. Он нарек ее Ночной Страной и запретил переступать границы тех мест! И ни один эльф, гоблин, огр, гном не смел приблизиться к Изломам Эндов, вняв предостережению великого, ибо, знал — если Тени Ночной Страны пробудятся, мы познаем что такое ад еще при жизни.

Габриэл задумался. Давным-давно он слышал о каких-то Тенях Запада, но что и когда — вспомнить, как на зло, не мог. Впрочем, сейчас его это не волновало.

Качнув головой, он отрезал:

— Свой путь Брегон избрал. Никакие предостережения прошлого его не остановят. Ваши разговоры пустой звон в тишине. Судьбу нашего общего дома решили без нас.

Валларро угрюмо молчали. Пламя пожирало бревна янтарем, ветер гудел в вышине, в укрытиях стен тихо ворчали ночные птицы. Наконец, Эвер Ясноглазый заговорил:

— Ты, сын Бриэлона, сказал: Брегон мечтает сесть на трон Гелиополя. Но ты забыл кое-что, Дитя Сумерек.

— Что?

— Трон Гелиополя не признает правителя без короны Всевластия. Старое предание гласит, Неугасимая Звезда покоится вместе с останками Лагоринора в Лунном городе, и без нее город не отзовется владыке. Никто не знает, где искать Иссиль Итин. Эти знания утрачены и развеяны по ветру, как прах павших на поле боя воинов. Брегону не стать Лагоринором.

Парень усмехнулся:

— Все еще не верите, что Брегон способен отыскать путь в Иссиль Итин? Не будьте так самоуверенны, благородные владыки. Он разрушил Эбертрейл, не потому что хотел доказать могущество Эр-Морвэна над армией светлых, и не потому что у него были счеты с Аннориеном Золотое Солнце. Он разрушил одну из ваших столиц, чтобы добраться до последнего Стража Семи Хрустальных Пик Алиана. Чародея схватили, но тайны Иссиль Итина он не открыл. Тогда Брегон послал шпионов, чтобы разыскать его учеников.

Лекс Грозовая Стрела нервно дернул плечом. А Эридан вздрогнул — неприятный холодок побежал по его позвоночнику. Раньше Учитель не был так откровенен, и никогда не упоминал о том, что Брегон разыскивал учеников Алиана.

— Он обрушит с неба звезды, но добудет Неугасимую Звезду, — жестко проговорил Габриэл. —Поверьте. Я знаю Его Величество лучше, чем кто бы то ни был.

— С чего вы взяли, что у Алиана были ученики? — Встревожился Агроэлл.

Габриэл хищно улыбнулся:

— Я был отослан на их поиски.

Валларро зароптали — все, что говорил темный эльф, ставило под угрозу само существование народа Рассвета. Король Брегон слишком далеко зашел.

— Двое из них сейчас здесь. Среди нас. — Шерл обернулся. — Не так ли, Эридан и Лекс?

— Что? — Вскочил Остин. — Лорд Габриэл, вы решили пошутить?

— Похоже, что я шучу? — С непроницаемым лицом поинтересовался темный эльф. — Пусть мальчики сами поведают, кем были до того, как попали в приют.

Эридан и Лекс переглянулись. Лекс нехотя кивнул. Эридан отвернулся, не ответив.

— Так это правда? — Воскликнул Люка. — Вы были учениками чародея Алиана?

— Недолго, — признался Лекс, прижимая к груди распухшую руку. — Я пошел в ученики пять зим назад.

Пепельноволосый брат Арианны молчал, опустив голову.

— Эридан? — Позвал Габриэл.

— Три зимы назад, — тихо сообщил он, не поднимая головы. Кажется, он был чем-то раздосадован, а может, злился.

— Он говорил с вами об Иссиль Итине? — Фарк Несокрушимое Копье был крайне возбужден. В больших голубых глазах полыхало пламя.

— Со мной — никогда, — звеняще бросил Эридан.

— А с тобой, Грозовая Стрела? — Вопросил валларро, тряхнув рукавами цвета лунного сияния. — Почему ты молчишь, дитя? Он показывал тебе карту?

— Нет, не показывал.

— И ты не знаешь туда пути? — Голос Фарка дрогнул.

— Не знаю.

— Слава Всевидящему, — выдохнули многие благородные лорды.

— Алиан не показывал мне карту, — слова Лекса оборвали блаженный восторг, — он оставил ее мне.

— Тебе?

— Где она?

— Ты ее спрятал?

— Отвечай же, дитя!

Вопросы посыпались на юношу со всех сторон. Он поморщился от боли в вывихнутой руке, голова кружилась, но он стойко сносил муку. Плавно поднявшись, он пояснил:

— Она всегда со мной. Чародей высек ее на моем теле.

Фарк Несокрушимое Копье издал возглас удивления, Эллион распахнул рот, Эридан и Арианна обменялись взглядами, а Габриэл нахмурился, потому что усомнился в честности Лекса. Он много раз видел обнаженного по пояс мальчишку, пока обучал его и остальных в тренировочной гостиной Ательстанда, и никаких карт на теле солнечного не проявлялось.

— Где? — Поинтересовался перепуганный Агроэлл.

— На спине, — пояснил юноша, снимая полукафтанье и рубаху одной рукой.

— Ты ранен? — Замечая распухший локоть ученика, спросил Габриэл.

— Нет, — сквозь зубы процедил Лекс, обнажившись по пояс.

— Там ничего нет, — возмутился Фарк.

— Алиан высек карту звездной пылью. Она отражается только в звездном или лунном свете, — поспешно объяснил мальчишка и развернулся.

Лунный свет просочился сквозь прорези в небесном потолке, и косые лучи коснулись золотистой кожи. Как по волшебству на спине проступил подрагивающий ковер древних рун.

Габриэл, ошеломленный в первый миг, взял в себя в руки, снова приняв невозмутимый вид. Некоторое время его лицо казалось размытым пятном в полутьме, освещенной кострами, но в глазах, сверкавших, как серебристые звезды Остин заметил что-то вроде коварства, которое мгновенно сменил холодный расчет, а после и вовсе присущее всем темным эльфам безразличие.

Прочие не обращали на него внимания. Они приблизились, чтобы лучше рассмотреть гениальное творение величайшего из чародеев нынешней эпохи, но быстро разочаровались.

— Карта начертана на агаль. Этот язык давно мертв. — Сокрушенно сказал Дарк Разящий Меч. — Даже, если бы карта попала к властителю Эр-Морвэна, он не прочел бы ни строчки. Алиан Горный Лис был величайшим из мудрецов нашего времени и величайших хитрецом. Теперь я постиг его тайный замысел. Он передал карту ученику, но передал на агале. Корона останется не потревожена.

В тоне Габриэла послышалось раздражение:

— Не будьте так наивны. Я говорил вам, и повторю, если темный эльф задумал дело, рано или поздно он достигнет цели. Брегон один из таких. Ему хватит сил встретиться лицом к лицу с Тенями Запада, а потом вернуться за Лексом и разгадать шифр-агаль. Сейчас он утратил интерес к Неугасимой Звезде. Звездочет сплел вокруг него паутину лжи, что ведет его на Запад. Но он никогда не забывал о короне.

— Гвоздь мне в сапог! — Выругался Мардред, вскакивая. — Паутину лжи плетешь сейчас ты, паршивое исчадие! Твои сладкие речи могут затуманить разум только тем, кто не побывал в застенках ваших подземелий и не вкусил щипцов и игл ваших пытарей! — Огра трясло от ярости. — Зачем ты вернулся? Тебя никто здесь не ждал!

— Мардред, не время… — подал голос Эллион.

— Вы, лорд Эллион! Вы тоже ему верите? — Хрипло возмутился огр. — Как вы могли поддаться его чарам? Он и его сородичи повинны в смерти вашей семьи!

Эллион что-то зашипел сквозь зубы и опустил некогда остриженную голову.

— А, вы, лорд Хегельдер? На ваших глазах исчадия схватили Аннориена! Вы потеряли руку, стараясь его отбить!

Советник подался назад, темнея от гнева. Изуродованную руку он поспешил спрятать в складках охотничьего плаща.

— Темный лжет всем вам! — Стоял на своем Мардред.

Парень воспринял необузданную злобу огра хладнокровно; не поддался гневу, остался спокоен, рассудителен и собран. Только пожал плечом и процедил:

— Жаль, что в ваших глазах, я всегда останусь врагом.

— Всегда, — злобно прохрипел огр.

— Хватит! — Оборвал Эвер Ясноглазый, возвысив голос. — Не время для склок!

Огр замолчал и, сердито бросив ругательство, сел у костра.

Эвер обратился к сородичу:

— Ответь нам, Дитя Сумерек, что бы сделал твой народ, окажись в таком безвыходном положении?

Габриэл замер, глядя в огонь. Его лицо горело отраженным светом пламени. Узорное серебро вышивки серебрилось на вороте и широких рукавах. Длинные черные ресницы опустились.

— Мой народ не сдался бы на милость судьбе, — твердо ответил он. — Мы используем любую возможность, идущую к нам в руки. Мы наносим удар первыми, а не надеемся на чудо.

— К чему ты ведешь? — Насторожился Остин.

Лесной эльф вспомнил, как однажды зимой они обсуждали оборону Ательстанда в тишине замковой библиотеки. В то утро глаза темного сверкали тем же пламенным заревом, и призывал он действовать тем же расчетливым самоуверенным тоном бесстрашного одиночки — воителя.

— Мы нанесем удар по самолюбию Брегона — твердо сказал Габриэл, и окружающим стало не по себе. — Пока он с наемниками пойдет на Запад в надежде подчинить себе его Тени, мы отыщем Неугасимую Звезду. Карта у нас, — он кивнул на расписанную затейливым серебром спину Лекса, — нам это по силам, благородные лорды и леди.

Предложение темного привело валларро в ужас. К горлу Лекса подступил комок — сказанное Учителем обидело мальчишку до глубины души, он вдруг почувствовал себя не больше, не меньше, а всего лишь инструментом для достижения цели.

— Карта у нас, — согласился Фарк Несокрушимое Копье, — но ее невозможно прочесть.

— Есть у меня одна мысль, — хитро улыбнулся Габриэл.

Он единственный не терял оптимизма, а его уверенный голос намекал — еще не все потеряно и шанс одолеть врага, хоть и ничтожен, но есть. Это дарило эльфам надежду. Однако, никто не знал, что на самом деле таилось на дне темной души изгнанника, и от этого светлым становилось еще и страшно.

— Даже если вы найдете Неугасимую Звезду, что потом? — Глаза Стефана Сверкающее Перо обжигали недоверием. Он, как и остальные полностью не верил темному сородичу.

— Гелиополь. — Заявил Габриэл. — Я пойду в Гелиополь. И вам советую. Там у нас есть хоть какая-то надежда выжить. Идти следует немедленно…

— Мальчишка! Что ты несешь! — Вскричал Стефан, поднимаясь и встряхивая пепельной копной, — священный для всех эльфов Гелиополь неприкосновенен! Прежние валларро наложили запрет на вход в святыню! Идти в Гелиополь — идти против Всевидящего! — Сверкающее Перо обратился к сородичам: — Зачем мы вообще его слушаем? Лорд Фарк, лорд Дарк, лорд Эвер? Зачем доверяем ему наши жизни? Что если все его слова ложь? Что если он ведет нас в ловушку? Быть может, все это замысел короля Брегона, а? Он соберет всех Детей Рассвета в одном месте и разом покончит с нами!

— Об этом говорю и я! — Мардред снова вскочил, обнажая клыки. — Прислушайтесь к разуму! Не слушайте лжеца!

Глаза Габриэла вспыхнули, и даже в отблесках костра можно было заметить, как рассвирепел темный эльф. Сурово и раздраженно он произнес:

— Хотел бы перебить вас, давно уже сделал и не стал возиться с вами, как с детьми! Послушайте меня, Гелиополь — ваша единственная надежда сберечь вымирающий род! Чем дольше вы медлите, тем меньше шансов спастись. По приказу Звездочета возвели воздушный флот. Корабли отчалили на Запад по небу. Десятитысячная армия наемников двинулась по земле. Пока вы сидите и спорите, ваш враг движется к цели!

— Тогда… все кончено… все, что нам осталось сесть на корабли и бежать. Бежать за Великое Море, — не переставал надеяться, что его одобрят Олли Синий Клинок.

— Готовы добровольно обречь себя на вечное скитание? — Габриэл удивленно вскинул бровь.

Самый древний из валларро — Дарк Разящий Меч, с волосами, осеребренными вечерними звездами, оперся на посох и встал:

— Бессмертный Город Солнца, как и бессмертная история, все помнят о ней и все говорят, но никто не видел воочию. Во времена его расцвета я был еще мальчишкой. Тогда он носил гордое имя Гелиополь. Не было могущественнее и красивее города под Солнцем и под Луной. Но сила его была не только в непреступных стенах и сильном гарнизоне. Свет солнца стоял на защите городка предков. Древние фонтаны с солнечной водой били в центре и на окраинах. Они являлись сердцем Гелиополя. Они вдыхали в него жизнь. Сейчас город забыт и покинут. Его сердце больше не бьется. Верховный король не оставил наследника, и после его смерти город погрузился во тьму. Величественные стены населили твари из мрака. Говорят, они правят городом до сих пор. Но не это останавливает нас вернуться. Да, Золотой Трон признает того, кто возденет Неугасимую Звезду, это правда. Но самозванец будет править недолго. Гелиополь отзовется только истинному наследнику Лагоринора. Самозванец может сесть на трон, может провозгласить себя новым Верховным королем, но таковым не станет. При нем город останется мертв, самозванцу не возродить былого величия. На это способен только наследник…

— Не ради возрождения Города Солнца, а ради спасения вашего народа! — Габриэл бесцеремонно прервал его и холодный голос прожег умы светлых эльфов живым огнем. Словно полководец, призывавший полки на битву, словно владыка, вершивший правосудие, словно давний друг, готовый расстаться с жизнью, парень призывал их, как подобало истинному королю: — Если Тени Запада пробудятся, наступит эра мрака. Как долго вы сможете жить во тьме? Неделю? Месяц? Не пройдет и двух лет, как от вашего народа останется лишь воспоминание! Вы вымрете как мухи. Все! До последнего ребенка! Старый мир рухнет! А в новом вам уже не будет места!

— Хватит! — Вскричал Эвер Ясноглазый.

Повисла мертвая тишина. Сквозь дыры в облаках сочились лунные лучи и освещали юные напуганные лица. Неподалеку певуче переговаривались выставленные на стены дозорные.

Первым поднялся Остин.

— Габриэл с нами уже давно, и ни разу не дал повода в себе усомниться.

— Это правда, — развернулся Лекс, продрогший до жути. — Учитель не подводил.

— Глупцы, — вопил Мардред. — О, глупцы!

Но эльфы больше не хотели слушать огровых подозрений. Изгнанник разжег огонек надежды в измученных горестями эльфийских сердцах. Они уверовали его словам и вверили ему жизни.

— Дни древности миновали. Время былых королей ушло. Быть может, твоя воля, Дитя Сумерек, выведет нас к свету. Быть может, пришло время забыть прошлые клятвы и обратить взор в новый рассвет. Когда-то Гелиополь был нашей неприкосновенной святыней, но мир не стоит на месте. Времена изменились. Надлежит измениться и нам, — величественный Эвер Ясноглазый покорял спокойствием.

— Вы предлагаете поступиться заветами древних и потревожить Гелиополь? — Ужаснулся Стефан Сверкающее Перо.

— Не предлагаю. Я это сделаю. — Светло улыбнулся Эвер.

— Решение принято! Да свершится воля владык! — Нараспев произнес Дарк Разящий Меч, стукнув посохом о каменную плиту.

И никто не посмел оспорить принятое большинством голосов решение.

Последним камнем преткновения стал спор о том, как «снять» карту со спины Лекса Грозовая Стрела. Наимудрейший Дарк Разящий Меч вздохнул:

— Алиан призвал древнее эльфийское волшебство, чтобы заговорить пыль. Во мне осталось немного колдовской силы, но перенести рисунок на чистый лоскут, я, пожалуй, смогу.

Он передал бузинный посох Агроэллу, а сам оборвал от подола мантии широкий плат и подбросил в воздух. Невесомый шелк спланировал и обвил спину Лекса, прилипнув, будто вторая кожа. Ткань пробежалась звездной рябью и на поверхности проступили очертания старины.

— Карта ваша, — древний эльф протянул ее юному сородичу. — Распорядитесь ею достойно, лорд Габриэл.

* * *

Ранний рассвет раскрасил небо пурпурным. Ночной туман смело на восток. По долинам, заснеженным хребтам и макушкам шумных крон расползалось обманчивое тепло.

Эльфы сворачивали лагерь. Вчерашний совет принес новую надежду. Валларро решили вести беглецов Ательстанда и тех, кого повстречают в пути — на северо-запад, в город предков Гелиополь; Габриэл готовился отправиться на поиски Неугасимой Звезды. Братья Левеандил и Рамендил порывались пойти с другом, напрашиваясь в попутчики, но темный отказал.

— К тому же, — улыбнулся он, — ваши храбрые сердца нужнее здесь — защищать свой народ от врагов, что встретятся на пыльных тропах равнины Трион.

Кому было не до споров, так это Лексу. Сидя на сухом бревне возле догоравшего костра мальчишка, кое-как натянувший рубаху, мучительно сдерживал стоны, и пока другие были поглощены сборами, пытался унять боль в вывихнутой руке. Силы вытекали из него, как стремительный поток из горного озера.

— Тебе нужна помощь, — заметил Габриэл, когда сел справа от него; слева сидел мрачный брат Арианны.

Пристальным взглядом цвета хмурого зимнего неба он осмотрел вывих Лекса и присвистнул.

— Серьезный. Надо вправлять.

— Спасибо за беспокойство, учитель, но я о себе сам позабочусь, — занервничал тот, косо поглядывая на крепкого и строго воина.

— Боли не будет, — пообещал Габриэл, сдерживая улыбку. — Обещаю, это как бабочка сядет тебе на руку…

Лекс замотал головой и сдвинулся к краю.

Эридан поднял голову и мрачно сказал:

— Лекс, позволь ему помочь.

— Дай руку, — повелел шерл.

Лекс нехотя подчинился, а Эридан сдвинул брови из-за неожиданной мысли — будто темный являлся не простым воином, а королем древней эпохи — в его властном голосе всегда звучало столько горделивой решимости, что порой пробирало почище ветров с Ледяных островов; или может, исчадия ночи все такие?

Габриэл ощупал Лексово плечо и аккуратно обхватил руку в предплечье и за локоть.

— Не дергайся, — недовольно сказал он.

Грозовая Стрела зажмурился, проклиная собственный страх. Как он может зваться воином, когда страшиться боли. Там, в Ательстанде, вызвавшись на бой с эминэлэмцами превосходившими и силой и умением, он не питал страха, а сейчас все его тело почему-то закаменело.

Раздался хруст. Кость встала на место. Лекс прикусил губу, чтоб не закричать. Перед глазами поплыло. Теплая рука подхватила его отяжелевшую голову. Щека коснулась расстеленного плаща — Габриэл уложил обмякшего ученика у тлеющего костра.

— Вот так. Еще есть время. Боль измучила тебя, а сон излечит.

Лекс свернулся у огня, накрылся вторым плащом и закрыл глаза. Жжение в руке еще мучало паренька, но уже не такое острое, как минуту назад. Блаженный покой распростер над ним объятия, увлекая в радужную лавину грез.

— Спасибо, учитель, — буркнул он, засыпая.

Габриэл улыбнулся.

Эридан меж тем смотрел, как в огне корчились и тлели веточки смородины да слушал крики, звон и скрипы телег. Сборы в дальнюю дорогу — дело не пяти минут.

— Я никогда тебя не забывал, — вдруг молвил бывший маршал Мерэмедэля.

Эридан одарил его недобрым взглядом. В изумрудных глазах появился страх. О чем это он?

— Как-то в Ательстанде ты спросил, помню ли я тебя?

— Вы сказали — нет.

— Я солгал. — Вздохнул Габриэл. — Не хотел тебя пугать.

— Зачем пугаете сейчас? — Шепнул ученик. — Это потому, что теперь вы знаете, ЧЕЙ я брат?

— Твоя сестра ни при чем, — резко сказал темный воин. Синие глаза впились в его лицо. — От моей руки Арианна не пострадает. Как и мой ученик.

Эридан опустил голову, посмотрел в шипящие угли и прошептал:

— Такой странный поступок. Ваш враг перед вами. Брат вашего врага перед вами, но вы не торопитесь отправить нас в Арву Антре. Почему?

— Думаешь, все темные эльфы — палачи и мучители? Думаешь, среди моего народа нет достойных, а лишь поголовно слепые и глухие к чужой боли бессердечные отморозки и кровопийцы?

— Раньше я только так и думал. А теперь… не знаю, — Эридан потер лицо. — Вы спасли мне жизнь. Дважды, — Он припомнил, что помимо запрета пыток, шерл остановил карающую руку Брегона в Эбертрейле. — Вы не тронули сестру. Даже сейчас вы боретесь за нас, зная, что исход битвы предрешен не в нашу пользу.

— Исход битвы еще не предрешен. — Габриэл встал.

В час расставания он предстал перед Эриданом статным и гордым воином великого королевства Сумерек.

— Что бы ни случилось, что бы ты ни узнал, помни, я не только твой учитель, я твой друг. Помни, Эридан.

… Арианна стояла у крепостных ворот, наслаждаясь теплом рассветных лучей. Над пиком Караграссэм всходил огненный шар. Кипевшая пеной Этлена, полыхала раскаленным морем огня. Под ногами волновались душистые травы. Воздух звенел трелями цикад. Тихо и безмятежно было наступавшее весеннее утро в предгорной равнине, скрытой от злых, вражеских глаз.

— Дитя, нам пора, — позвал Эвер Ясноглазый.

Снежно-серебристый хэллай, дремавший у ног девушки, вскинул голову и повел серыми ушами.

Теплая рука опустилась на ее плечо:

— Арианна.

— Выступайте без меня, валларро Эвер. Я пойду с лордом Габриэлом, — ее нежный голос был преисполнен решимости.

— Уверена? — Встревожился Эвер, оборачиваясь к темному эльфу. Габриэл как раз укладывал вещи в походную сумку: плащ, шерстяное одеяло, съестные припасы.

— Да. Ступайте в Гелиополь. Мой брат отправится с вами.

Эвер Ясноглазый заглянул в пронзительно зеленые глаза эльфийки и на прекрасном лице владыки отразилась печаль. Что он увидел: крах надежд, темное будущее или даже скорую гибель девушки?

Вместо ответа, он кратко напутствовал:

— Пусть хранит тебя, Всевидящий.

И покинул ее.

Арианна, охваченная сомнением, стояла у реки до тех пор, пока позади не раздались взволнованные голоса. Дети звонко восклицали:

— Смотрите! Смотрите!

Она развернулась; Лютый, грозно заурчав, вскочил на огромные лапы. Эльфы бросали вещи и завороженно всматривались в утреннее небо, прикрывая светло-серые, голубые, зеленые и карие глаза лодочками ладоней.

— Это птицы!

— Гигантские птицы!

— Они летят на Запад!

Из лохмотьев свинцовых облаков вальяжно выныривали темные полупятна. Трепетались черные крылья-паруса. Мерцали сталью обтекаемые тела. Купаясь в облачных вихрях, воздушные исполины плыли на фоне висевшего над горизонтом солнца. Словно огнедышащие драконы, ожившие из преданий минувших дней, они устрашали мощью и непобедимостью.

Габриэл бросил сумку и расправил плечи. Рядом взволновано переговаривались эльфы.

— Это не птицы, это флот Его Величества, — пояснил он, не удивившись диковинным творениям. — Держат курс в Ночную Страну.

В отличие от встревоженных светлых сородичей он провожал суда с холодным сердцем и ясным умом. Когда «птицы» утонули в облаках, а их ползущие по рассветной земле тени пропали, он снова заговорил, и его слова прозвучали роковым приговором:

— Там глубоко под землей стучат молоты, куются мечи, льется металл. Торопитесь. Пока на поверхности еще спокойно, но скоро все изменится. Брегон свершил задуманное — он развязал войну.

Глава 14. Пепел и Огонь

Долгое путешествие начинается с одного шага

(Тибетская мудрость)

После полуночи темный эльф засобирался в дорогу. Многие желали ему успеха и светлого неба. Иные сторонились и считали эту затею глупостью. Третьи опасались, что необдуманные деяния могут привести к непредсказуемым последствиям.

Он коротко простился с юными учениками и новыми друзьями и, пока запад дремал в свете блеклых звезд, накинул на голову капюшон и нырнул в чернеющий пролесок. Эллион Первый Лук провожал его странным взглядом. Эттэль по-прежнему покоился в его заплечных ножнах, а Габриэл (будучи законным владельцем мастерски сработанного клинка) так и не заявил на него прав.

Это до глубины души потрясло королевского лучника, который, заплутав в лабиринтах невесомой души, теперь не знал: преклониться перед ним за стойкость и сдержанность или рассердиться за пренебрежение. Эбертрейлец прекрасно помнил о древнем законе Детей Сумерек. Сто восьмой постулат Кодекса Воина гласил: чужак, коснувшийся боевого клинка шерла — все равно, что его осквернил, и с того момента шерлу воспрещалось идти с этим оружием в бой. Не от того ли парень стал равнодушен к мечу?

— Ну, и демон с тобой, — махнул Эллион и вернулся к костру.

… Арианна тепло обняла брата и Лекса, попрощалась с подругой Аинуллинэ, набросила на плечи шерстяной плащ цвета последнего снега и с тяжелым сердцем последовала за своим вынужденным недругом-попутчиком. Над головой сомкнулись лохматые ветви берез и звезды, мерцавшие крупными сапфирами, пропали из виду. Тающий сумрак встретил темного господина и его хрупкую спутницу с распростертыми объятиями.

— Я иду с вами. Не забыли? — Нагнала она Габриэла.

— Забудешь это, — колюче молвил он.

Девушка вздохнула. Но не злость шерла причиняла ей боль. Виновником ее грусти был Остин. За все те дни, что они шли от пограничного Оргол Дол, он ни разу с ней не заговорил, а порой делал вид, что не видит и не слышит ее. Он не пришел проститься с ней даже в час, возможно, их последней встречи под мирным небом Триона, заявив, что не может оставить пост. Давний друг едва ли не разбивал ей сердце. А, впрочем, она сама была виновата в его холодности и отчужденности.

… Тропинка плелась через лес, и рассветное солнце то появлялось в просветах густых дубовых крон, то исчезало. Сквозь стволы на западе просматривался сивцовый луг, в туманах востока темнели отвесные силуэты полуразрушенных крепостей, юг блестел зеркалами призрачных прудов.

Утро, напоенное жаром безоблачного неба, обещало знойный и тихий день. Теплая лесная земля приято грела ступни. Воздух дрожал от звенящего, неугомонного стрекота лесных насекомых.

Габриэл шел на два шага впереди, вдыхая терпкие ароматы можжевельника, и бережно раскрывая ветви кленов в росе. Арианна плыла следом, изредка бросая на него острожные взгляды.

Последовать за ним ее вынудило недоверие. Лебедь, хорошо знакомая с хитростью и коварством Детей Сумерек, не поверила в добрые намерения изгнанника, внезапно воспылавшего страстным желанием защитить Детей Рассвета, потому и отважилась взять на себя роль сторонней наблюдательницы, а если потребуется и… безжалостной воительницы.

Звонко хрустнула ветка рябины, в небо взмыл зяблик. Арианна обернулась, уже зная, кто спугнул лесную птаху, мирно спавшую в прохладе листвы. Он крался за ними от Белой Скалы, прятался в шелесте влажных лютиков, сливался с режущими зарослями боярышника и оборачивался пятном неясного света на дне глубоких лощин. О его приближении сообщали перепуганные птичьи крики и шум ломающихся под копытами зверей веток.

— Лютый, не шали.

Из душистых трав донесся недовольный рык. Над голубыми васильками мелькнули встопорщенная лунно-серебристая шерсть и снова пропала.

Передохнув четверть часа на берегу озера, темный эльф и его спутница свернули с тропы и углубились в холодеющий сумрак, все сильнее забирая на юг. Розовый шар еще грел им спины, но чем глубже они продвигались в мохнатую глушь, тем сильнее оживали тени весенних сумерек. Габриэл не сбавил темпа, даже когда над головой задрожали зеленоватые звезды, а лес оплелся вуалью сна.

Перед полуночью погода испортилась. Теплый восточный ветер сменился обжигающе-ледяными порывами с севера, изо рта потекло облачное кружево пара, и страшно озябшим путникам пришлось сделать привал.

— Не хотите поделиться мыслями? — Спросила Арианна, протягивая онемевшие пальцы к жару огня. Белоснежный хэллай, свернувшись клубком, лежал подле нее подобно стражу, оберегавшему свою королеву.

— Они вам не понравятся. — Дернул плечом Габриэл, глядя в костер.

Пламя жалобно трещало, клонясь под ударами грозного вихря.

— Пойдем Лесом Предков Грим Фодур, от него свернем в Пустошь Молчания. Срежем угол через Кротовый Перевал, ненадолго заглянем в Эйр-Шир и выйдем к Тролльботну [ущелье троллей] с севера.

— Это гиблые места, — покачала головой Арианна.

— Да, — согласился темный эльф. — И малоприметные. Мы проскользнем по равнине Трион ни кем не замеченные. — Его глаза прищурились. — Но дело в другом, не так ли? Вы боитесь мне довериться. — Он усмехнулся и отхлебнул из фляжки.

Она хранила бесстрастный вид. Ветер гудел по верхушкам дубов, в сплетениях крон громко ухала сова.

— Не тревожьтесь, госпожа. Я буду вашими глазами во тьме и вашей броней в огне, — Габриэл взглянул на нее исподлобья.

Если она удивилась, то вида не подала.

— Верите, что разыщите Блуждающий Мост? — Скептически улыбнулась Арианна.

— Я не верю, — покачал головой сумеречный воин. — Я знаю.

— Очень самоуверенно. Признаю — это качество в крови темных идет первой строкой. — Она прикрыла глаза, когда в лицо ударил ледяной порыв. Огонь, с жадностью пожиравший сухие бревна, осыпал небесную темень новой порцией сверкающих брызг.

— Почту за комплимент, — тонкие губы эльфа холодно улыбнулись.

— И чем Троллевый рынок поможет? — Мелодично спросила она, приняв из рук исчадия ломоть хлеба и зеленое яблоко, в свете огня блестевшее изумрудом.

— Там кое-кто живет, — уклончиво ответил парень и стряхнул с лица подброшенную ветром прядь.

— Кто?

— Знаток древних языков. Он из мостовых троллей.

Девушка бросила короткий взор на грудь попутчика — там во внутреннем кармане его серебристого полукафтанья прятался лоскут шелка с запечатленной картой, ведущей в Иссиль Итин.

— Вы ему доверяете?

Габриэл покачал головой «нет», и, сверкнув ледяными глазами, заметил:

— Знаю одно. Масками он точно не пользуется.

— Намекаете на Горгано, — процедила она. — Да, это была я. Я разорила ту мерзкую деревушку и не жалею. Вы даже не представляете, что гоблины творили в ее подземельях. Они пытали похищенных эльфов не для того, чтобы что-то узнать, а просто, потому что любили смотреть, как мои сородичи мучаются и истекают кровью. Эти крики и стоны они называли лучшей музыкой на свете.

— Да плевал я на отребье, что там обитало, — зло бросил он и поморщился. — Дело в другом. Вы покушались на жизнь Теобальда. Честь шерла не позволит мне оставить это без наказания.

Лютый, дремавший в стеблях зверобоя, уловил в его тоне угрозу и вскинул огромные уши. Красные глаза лениво приоткрылись и блеснули зловещими отсветами пламени Ун-Дамор. Обнажившиеся клыки полыхнули огнем.

— Спокойно, малыш, — через силу улыбнулся Габриэл и перебросил ему кусок хлеба, который зверь поймал на лету, — мы только говорим. — Он вдруг махнул рукой, — хотя, какой теперь смысл.

— Смысл есть, — возразила Арианна. — Белый Лебедь нужна Верхнему Миру. Но вам не понять. Вам неведомы дружба, верность, любовь. У вас нет добра и зла. Есть только три ваших проклятых закона. Мы — другие. Мы не можем жить спокойно, когда наших братьев и сестер угнетают, пытают и забивают просто ради потехи. Если бы не Лебедь, то и Лекса давно не было в живых. Мальчик закончил или под пытками грорвов, или ваших исчадий, какая разница! — Она осеклась, заметив в его широко распахнутых глазах искру неподдельного горя. — Простите.

Ветер высекал шумные мелодии из соцветий спеющих трав. Лунное серебро просачивалось меж ветвей, пятная поляну бело-серыми лужицами.

— Вы правы, — наконец, бесцветно произнес Габриэл. — Брегон добился бы от Лекса правды и сейчас вполне возможно шел не на Запад, а в Иссиль Итин.

Он что-то прикинул в уме и спросил:

— Вы узнали, что он ученик последнего Стража Семи Хрустальных Пик, потому поспешили на помощь?

— Я не знала, — покачала она головой. — Узнала вместе со всеми на совете. Было мне и не ведомо, что Алиан один из Стражей. Я никогда не интересовалась тайнами королевского двора Аннориена.

— Но вы отправились в Горгано, чтобы спасти Лекса? — Нахмурился Габриэл.

— Я… — она насторожилась. Настойчивость, с которой темный вызнавал сокровенные секреты ее сердца, начинала раздражать. — Почему вы спрашиваете?

— Вас наняли неспроста. В игру вмешался кто-то третий. Он узнал, что Брегон разыскивает Лекса и обратился к лучшей наемнице равнины Трион. В Горгано вы опередили меня на час с небольшим. Я приехал к пепелищу.

— Ох, прощу прощения, что расстроила вашу охоту, — огрызнулась Лебедь.

— Вы помните имя заказчика? Его внешность? Может, другие детали? — Эта история очень обеспокоила молодого шерла. Он хмурился, сопоставлял факты, будто вычисляя шпиона среди союзников, и со стороны это казалось странным.

— Я не спрашиваю имен и не разглядываю лиц. Тот, кто хочет нанять меня, вешает на Ведьмин Вяз алую ленту с указанием времени. — Она помолчала. — Откровенно говоря, в последний раз я пошла против воли заказчика.

— То есть?

Арианна наклонила голову на бок и потрепала дремлющего хэллая.

— Я должна была его убить. — Слова дались ей нелегко. — Но не смогла поднять руку на невиновного. Мальчик напомнил мне брата, и я отступила.

Силуэт Габриэла едва читался в черни сумерек. В слабой пляске пламени было не разглядеть лица, но девушка почувствовала, как ошеломлен был воин ее откровением.

— Лекс юн и безобиден. Кому выгодна его смерть?

— Возможно тому, кто… хочет защитить Иссиль Итин, даже ценой крови невинных и сохранить местоположения города в тайне, — пожала плечом Арианна.

— С этим не поспоришь, — кивнул Габриэл и надкусил кислое яблоко.

… Всю ветреную ночь изгнанник провел в дозоре. Пока Арианна крепко спала у костра, он пытался отделить правду от лжи, продумать стратегию нападения, а если удача отвернется, то и линию обороны.

Брегон вел разговор о Лексе и Иссиль Итине исключительно за закрытыми дверями, размышлял Габриэл, наблюдая за течением зеленоватых туманов, освещенных молодой луной.

Наследный принц Эр-Морвэна никогда не скрывал своих притязаний на эльфийский престол, но, как правило, все его деяния ограничивались вялыми интригами или бесполезной возней за спиной великого и грозного отца. Единственным, по-настоящему, заметным свершением Его Высочества можно считать только необдуманный штурм Эбертрейла, повлекший тяжкие последствия, как для эльфов Верхнего Мира, так и для всех Детей Сумерек. В свою кровавую игру он допускал ограниченный и неизменный круг приближенных и посторонних из числа придворных или верных «псов» (какую бы преданность те не доказали) в сокровенные тайны не посвящал.

Так кем же был загадочный наниматель, что требовал от Лебедя убийства Лекса: благодетель Детей Рассвета? Чудом уцелевший Страж Семи Хрустальных Пик? Или убийца, преследующий исключительно собственные интересы? Если он был эльфом, то какого рода и происхождения: лесной, солнечный, высокогорный или темный; если происходил из числа других рас, то кто его подослал — жадные гномы Аскья Ладо, свирепые гоблины Харисумма, затаившие обиду орки Фаруха или, хуже всего, смертные варвары с далеких северных островов?

Габриэл опустил голову и грубо потер виски пальцами в перчатке. Длинные широкие рукава роскошного одеяния замерцали отраженным сиянием луны. Вихри с шумом раскачивали стволы, срывали шлейфы искристых листьев и забрасывали ворохами пряной зелени чернеющие овраги и глубокие расселины.

Как все запуталось в светлом мире Властелина Над Облаками.

* * *

Лютый, свесив набок длинный розовый язык, бежал, огибая кряжистые стволы и торчащие из земли узловатые корни. Лунно-седая шерсть колыхалась волнами белых озер и в блеске полуденного солнца сверкала первым снегом.

Он остановился у переливающегося по камням ручейка и, взмахнув пушистым хвостом, вопросительно оглянулся назад. Арианна и Габриэл отстали на сотню шагов, плывя в гордом молчании вдоль ложбины, оплетенной цепкими молодыми побегами. Тень оттепели, мелькнувшая меж ними вчерашним вечером, с восходом солнца исчезла, и их души снова заледенели.

Хэллай недовольно мотнул взъерошенной головой и зарычал. В кроваво-алых глазах мелькнул отблеск непонимания. Гордые, глупые упрямцы! Ну ладно, исчадие — волк никогда не испытывал к нему теплых чувств, но хозяйка. Отчего она вдруг стала так сдержанна и осторожна, чего боится и почему все время молчит?

В лазури леса закричали соловьи. Лютый навострил уши с темными кисточками и, сбросив бремя размышлений, кинулся в орешник. Наступило время охоты.

… К вечеру чаща изменилась. Дубы стали крупнее и реже. Полянки, поросшие вересковыми коврами или фиолетовыми фиалками, раздались вширь. Шорох птиц и зверей уступил грозному шелесту могучих крон и воющему свисту всемогущего ветра.

Красивое лицо Габриэла заметно помрачнело, непринужденная эльфийская ловкость подернулась налетом напряженного ожидания неожиданной атаки. Обманчиво расслабленные руки приготовились выхватить клинок и скрестить с оружием неприятеля. Холодная тревога парня передалась и юной Арианне.

— Что такое? — Звонко спросила она.

— Прошлой ночью здесь пролилась кровь. — Ответил он, вглядываясь ясно-голубыми глазами в просветы, залитые закатным огнем.

Хэллай вскинул острую морду, выбросил шерсть точенными иглами и заворчал в сторону вечерних зорь.

— Туда, — темный эльф бесстрашно бросился навстречу опасности.

— Упрямый и решительный, — вздохнула девушка и, приподняв жемчужные юбки, поспешила за ним.

Едкий запах настиг их еще на подходе к тлеющим руинам. Чутье темного эльфа не подвело. В свете утренних огней кто-то напал, разграбил и сжег селение лесных эльфов, спрятанное в сердце чащи. Вытоптанная поляна была пронизана множеством самых разнообразных следов: конские копыта перекрывали гигантские отпечатки собачьих лап и едва заметные очертания легких эльфийских подошв. Габриэл обнажил безымянный клинок, блеснувший синевой, и вошел в деревню.

Большое черное кострище испускало беловатые кольца остывающего дыма. По изуродованной и залитой кровью земле были разбросаны вещи поселенцев. Около большого камня лежала груда щитов и несколько обломанных мечей. У сгоревших руин крайнего дома блестели осколки фарфоровой посуды, ваз, чащ, а еще женские бусы и браслеты. Тут и там на выжженной дотла траве валялись обрывки одежды, высокие изорванные сапоги, заколки, гребни и кольца.

Арианна скользила за Габриэлом и ее сердце сжимали ледяные тиски. Истинный же приступ отчаяния накрыл ее, когда она увидела свежий курган обугленных и почерневших эльфийских тел. Рядом на колу торчала голова эльфа с полуприкрытыми зелеными глазами. Серебристые волосы трепались безжизненной седой паутиной, губы были искажены предсмертным криком, лик навек запечатлел печать пережитого унижения и боли.

В убитом и обезглавленном эльфе узнавались черты Трома, нареченного Утренний Свет. Он был владыкой оскверненной деревушки и младшим братом Агроэлла Летняя Флейта. Вместе с красавицей женой и двумя дочерями он частенько наведывался в Серебряную Заводь и вел многомудрые беседы со всеми желающими. Уже не наведается.

Убедившись, что убийцы ушли, Габриэл вложил сталь в заплечные ножны и с интересом следопыта обратил внимание на разбросанные подобно гроздьям винограда цепи следов. Он медленно перемещался от одной группы отпечатков к другой, присаживаясь у каждого, и подолгу рассматривая их голубыми глазами. Чуть позже Арианна узнала — он умел читать знаки так же легко, как если бы это были руны кам'рэ.

Глубокие — от конских копыт и едва заметные оттиски эльфийских ног его не заинтересовали. А вот третьи — собачьи (точнее, поначалу он принял их за собачьи) заставили шерла помрачнеть. Крупные и стройные; боковые пальцы отставлены назад, подошвенные мякиши выпуклы и рельефны, но самое неприятное: когти на передних и задних лапах составляли не меньше пяти дюймов в длину и трех в ширину. Ни одна даже самая крупная собака не могла похвастаться такими внушительными размерами.

Парень медленно выпрямил спину, еще раз окинув погибший участок леса и припомнил, что уже видел похожие следы раньше, а потому легко понял, кому они принадлежат. Впрочем, он и не сомневался: те, кто привел этих тварей калечить и убивать были хорошо ему знакомы.

Вернувшись к Арианне, он стиснул ее плечо.

— Уйдем.

Даже сквозь платье и наброшенный шерстяной плащ цвета звезд она почувствовала, как холодны были его длинные, очень сильные пальцы.

— Уйдем.

Запах горелой плоти преследовал их пока они, прикрывшись пологами сумерек, пробирались на юг скошенными линиями холмов; угнетал, пока петляли меж долин с кривыми пнями; душил средь вечерних долин и отпустил лишь ближе к полуночи, у скалистой гряды Лив Лотэр, где попутчики сбавили шаг и перевели дыхание.

Предстояло подыскать очередное место для ночлега.

… Слева простирались поля, поросшие сорняками и колючками, рассыпанные здесь, будто по недосмотру древних королей; восток сверкал нитками Сиварских рек-ручейков. Вместо звездного неба серела беспросветная пустота.

Габриэл остановился в тени гигантского вяза и, бросив походную сумку к корням, огляделся. Рядом темнел ствол упавшего дерева, а около — заросшие мхом камни, напоминая стол и низенькие табуреты, будто вышедшие из-под молотков усердных цвергов-краснодеревщиков. Молодая луна куталась в облаках. В угнетающей темноте слышался лишь шум высоких трав, скрип дерев и далекое бормотание лесного ручья.

Опустившись на одно колено, шерл с бывалым мастерством следопыта развел костер. Вспыхнуло зарево и, занявшийся язычок пурпура выхватил место ночного привала. Темный эльф величаво расправил плечи, одернул полукафтанье и пригласил девушку:

— Садитесь к костру.

Эльфийка, подсвеченная пеплом лучистых волос, подчинилась. В слабом свете огня ее кожа была бледнее мертвой луны, а изумрудные глаза блестели слезами.

— Мне жаль, — молвил парень, опуская пшеничную лепешку на угли.

От усталости и печали, она не чувствовала ни голода, ни жажды.

— У вас есть предположения, кто мог сотворить такое? Гоблины? Тролли?

— Только догадки, — нехотя ответил он. Несмотря на все хладнокровие, которое воин постарался придать собственному облику, она прочла в его глазах — он знал убийц.

Отказавшись от хлеба и мягкого сыра, Арианна перебросила волосы на правое плечо и сорвала несколько листиков дикой мяты. Растерев в ладонях, она вдохнула их терпкий отрезвляющий аромат и посмотрела в темноту.

— Мы выследим их и уничтожим, — девичья горечь сменилась жаждой мщения, являя иную суть ее загадочной души. Нет, она явно была не из лесных эльфов. — Это наш долг.

— Долг. — Фыркнул Габриэл.

Дети Сумерек впитывали понятие «честь» с молоком матерей и чтили неприкосновенной святыней своего гордого, но холодного народа, а вот чуждое слово «долг» было для них расплывчатым призраком из далекого прошлого — отголоском эры первого эльфийского короля и практически ничего для них не значило. С момента исхода из Гелиополя и обретения нового королевства, исчадия никогда не считали себя кому-то обязанными или, тем более, должными.

— Там, откуда я и Эридан родом, долг чтят превыше всего остального, — объяснила она и на прекрасное юное лицо пала тень глубокой печали. Похоже, воспоминания о доме ранили ее до глубины души.

— Слышал, вы бежали из родных мест. Тогда ли леди примерила маску и стала откликаться на имя Белого Лебедя?

— Это долгая история, — неохотно призналась Арианна, чувствуя, как изучающий взгляд темного эльфа блуждал по ее лицу и телу, прикрытому светлым плащом.

— Кто научил вас искусству владения меча? — Безэмоционально допытывался парень. — Я видел, как вы двигаетесь, как наносите удары и сокрушаете противника. Ваши движения схожи с техниками, которые практикуют на дальнем востоке. За горячими песками Ий-Дъии, у подножия Алых Хребтов спрятан загадочный храм Лиги Хранителей Справедливости, где воспитывают…

— Габриэл, — она остановила его рукой.

Тяжелый взгляд воина жег ее огнем.

— Вы Хранительница Справедливости? — Не отступал изгнанник. — Были Хранительницей?

Арианна смутилась:

— Прошлое лучше оставить в прошлом. Скажу одно. Побег из дома, суровая реальность Верхнего Мира, бесконечные смерти друзей и сородичей изменили меня. Арианна Белая Лебедь не могла помочь. Но другая — в маске, без имени и прошлого могла стать символом, светом утраченной надежды народа Рассвета.

Пристальный немигающий взор Габриэла заставил ее передернуть плечами и замолчать.

— И она ей стала, — хмыкнул он.

Воистину Дети Рассвета были полными противоположностями Детей Сумерек, но, пожалуй, в этом и крылась сила обоих народов, некогда бывших единым целым. Наивные, ранимые и добрые светлые эльфы прекрасно дополняли грозную мощь, крепость и силу темных сородичей, а состраданием и любовью оттеняли их хладнокровный расчет, беспринципность и безразличие.

Неожиданно для самого себя Габриэл подумал, что будь у владык Теобальда и Аннориена Золотое Солнце больше мужества и твердости, они могли пойти дальше и заключить не только Пакт Дружбы, но и объединить свои войска, или больше того — создать новое великое и несокрушимое государство Высоких Эльфов. Идея мелькнула подобно вспышке новорожденной звезды, пустив в его сильном,непоколебимом сознании прочные корни и неожиданно указала путь, по которому следует идти в будущее.

— С вами или без, я покараю убийц, — резкий тон вернул его в беззвездную майскую темноту.

Габриэл смерил ее взглядом и лег на ковер из пышных трав. Черные волосы рассыпались по зелени листы, присыпанной крупицами росы.

— Обсудим это утром. — Постановил он. — Дежурите до середины ночи, потом я вас сменю.

Арианна стиснула окованную рукоять, но благоразумно заставила себя придержать язык. Каким бы жарким не было их желание прикончить друг друга, оба, похоже, смирились, что спор закаленной стали придется отложить до более подходящих времен. Не прислушаться к шепоту мудрости было бы верхом эльфийской глупости и позора.

Она поднялась на ноги и тронулась поляной, освещенной роем светлячков. Лютый прищелкнул клыками и выдавил глумливый рык.

— Нет, — шепнула Арианна, и, бросив короткий взор на растянувшегося у огня воина, сердито добавила, — он намного хуже.

И не заметила, что Габриэл усмехнулся.

* * *

Оселок скользил по лезвию, высекая крапину и тонкий мелодичный звон. Тихо потрескивали бревна в догорающем огне. Справа в лунном свете серебрилась туманная долина, слева стеной поднимался безмолвный ночной лес. И вдруг…

Отравленный злобой холодок выскользнул из северного подлеска. Хэллай, обнюхивающий скользкий корень, обвитый мхом, вскинул голову и утробно зарычал. В следующий миг ночь сотряс пронзительный, леденящий душу вой. Арианна вспорхнула и обернулась, но темнота, сомкнувшись злобным занавесом, теперь угрожающе молчала. Только скелеты деревьев рвали серую облачную даль, да клочья белого тумана лениво лизали изъеденную насекомыми кору. Снова взвыли. На этот раз с запада. Потом еще — с востока и юга.

Воительница вздрогнула, когда возле уха раздался мужской голос:

— Нас выследили.

Габриэл подкрался бесшумно, как бесплотный Дух Арвы Антре.

— Нет нужды искать убийц, миледи. Они сами нас найдут.

— Вы знали? — В ее голосе звенело удивление. — Это те, кто погубил селение Трома?

Шерл кивнул, наблюдая за лунным светом, сочащимся сквозь листву.

— Кто они? — Шепнула Арианна.

— Пепел и Огонь.

Эльфийка понятия не имела, что это такое, но решила:

— Примем бой.

— Их слишком много, — качнул головой воин и поморщился — свежие ароматы сырого леса быстро сменялись тленотворной вонью и горелым смрадом.

Рев и хрип разлетелся над чащей в сотне локтей левее. Земля забилась в приступе нарастающей дрожи. По поверхностям тихих прудов покатилась частая рябь, застонали ломающиеся кусты.

Габриэл засыпал тлеющие угли, подхватил походную сумку и крикнул.

— Бежим!

Арианна вложила оружие в ножны, махнула ощерившемуся хэллаю и ворвалась в рябинник белым облаком.

Они бежали, почти не касаясь земли. Деревья в свете молодой луны казались взъерошенными темными великанами. Сбоку вздымались гряды мшистых бесформенных камней, тут же чернели развалины древнего моста, шумел камыш. У костлявых подножий скал плавали реки туманов.

Чудовища, хрипя от ярости и иссушающей жажды, тем временем проворно настигали. Их громадные тени мелькали в просветах бурых стволов и виднелись средь кудрявых малинников. Габриэл бросил взгляд через плечо — клубы жидкого пепла неслись по пятам. Бездушные глаза поблескивали цветом луны. Жесткие, пронзительные глотки исторгали рваные хрипы. Мощные жилистые тела покрывала короткая шерсть-панцирь.

Громадина с желтыми, как перезрелый сыр глазами испустила жуткий вой и выскочила из-за гребня, преграждая эльфам путь. Ее серая мохнатая тень рассыпалась по поляне неясным призрачным силуэтом. Когти-кинжалы вспороли твердую почву, саблезубые клыки сверкнули клинками из белой стали. Эти твари перемещались облаками раскаленного пепла, а при необходимости принимали облик огненных псов размером с коня.

Габриэл резко сменил направление и, схватив Арианну за руку, бросился в высокую заросль куманики. Пасть одичалой твари изрыгнула струю серебристого дыма, срываясь в прыжок. В этот момент облако снежного вихря налетело справа и смяло темную тушу рухнувшим монолитом. Два диких зверя завертелись по поляне в оглушающе визгливом хрипе. Лапы взбивали комья чернозема, мощные тела обламывали нижние сучья и колючие голые кусты.

— Сюда! — Габриэл кинулся к синим валунам.

С одной стороны разверзлась широкая дугообразная трещина, унизанная острыми осколками. Сзади катился ревуще-рычащий хриплый вал. Удушливая вонь забивала легкие, высекала слезы и наполняла кровь ядовитым отчаянием. Ночь была временем их торжества: ни сталь, ни огонь, ни доблесть не могли им противостоять. По крайней мере, пока они шли по следу жертвы. Будь Габриэл один, он бы принял отчаянный бой, но он был не один, и темное чутье безнадежно шептало: пока он примет на себя ярость одних, ярость других растопчет хрупкую жизнь Арианны.

Гибкий эльф лихо перемахнул через выросший перед ним, лоснящийся в слабом сиянии, древесный корень и, молча подхватив спутницу, опустил с той стороны. Они пробежали уже много миль, но какими бы выносливыми и крепкими ни были их воля и сердца, воителей стала одолевать усталость.

Ночная поляна встретила беглецов звенящей тишиной.

— Сразим их! — Крикнула эльфийка.

Ее щеки покрыл румянец, серебро волос оттеняло огромные сверкающие, как изумруды глаза. Она показалась ему прекрасной Норвэн из преданий великих предков.

— Мы не готовы, — возразил он.

— Почему?

— Потому что они идут за тобой, Белый Лебедь! — Взмахнув рукавом, Габриэл ткнул в холодный, воющий сумрак. — Они посланы не пугать или пленять! Они посланы убивать!

Глаза эльфийки распахнулись. Ядовитый, хриплый кашель саблезубых тварей неумолимо нагонял.

— Тогда для меня все закончится сегодня. — Ее клинок уверенно пополз из ножен. — Уходите, лорд Габриэл. Не зачем умирать обоим.

Габриэл скривился. Как великодушно с вашей стороны, леди Тьма.

Девушка повернулась к нему спиной, ее рука потянулась к фибуле в виде кленового листа. Через секунду светлый плащ лег на траву. Шерл скрипнул зубами, осматриваясь. Бежать некуда. С трех сторон поляну замыкали леса, а четвертую — резала щель бездонной пропасти. В сотне шагов свирепо бились Лютый и один из четвероногих «охотников».

Взгляд внимательных эльфийских глаз упал на обломок трухлявого дуба, обвешенного гирляндами белых лиан, что стыл над краем синего тумана. По скользким корнями текла роса, на обглоданных ветках серебрились паутинки.

— Арианна. — Он подтолкнул ее к трухлявой махине. — Быстрее.

Чтобы уместиться в спертой темноте полого ствола им пришлось едва ли не встать друг другу на ноги. Было душно и тесно. На коре роились полчища мух, бабочек и слепней и их неприятное монотонное жужжание слегка скрашивало вой близившихся демонов из ада.

Белый Лебедь оцепенела. Она сокрушила немало жутких монстров, но с ожившим огнем еще не встречалась. Сначала из туманного мрака послышалось злобное гортанное ворчание, потом темноту подсветили две пары ядовито-желтых глаз. Быстро множившиеся тени подплывали к мертвому древу сгустками золота и пепла, и можно было понять — их облик высок и ужасен.

Расступавшийся туман показал могучие тела с длинными жилистыми лапами и вытянутыми мордами с саблезубыми пастями. Вздувшиеся маслянистые мускулы перекатывались при каждом новом шаге, в желтизне зрачков пылало подземное пламя, с клыков сыпала слюна, орошая замершую в испуге твердь. Из ноздрей рвались клочковатые клубы, а могучие глотки исторгали рев вулканических чрев и могли на раз перекусить гоблина или орка.

Яд смерти, что тек в их жилах, передавался лесу — там, где ступала их когтистая лапа, травы и кусты обугливались, чахли и умирали. Там, где они проходили — оставались лишь выеденные пеплом и огнем развалины и руины.

Арианна, не мигая, следила за мечущимся морем огненных глаз у ствола, сглатывая из-за запахов гнили, горечи и металла. Ее рука непроизвольно потянулась к рукояти, но сильные пальцы Габриэла сжали тонкое запястье девушки. Темный эльф притянул ее, прижав спиной к собственной груди, и крепко обхватил за талию и плечи. Так крепко, что стало тяжело дышать.

— Не двигайся, — повелел он.

Эльфийка застыла, теряясь под напором Черной всесильной тени, что принесли с собой создания, высекающие огонь и источающие пепел. И только присутствие уверенного в себе Габриэла вселило в нее покой. Ровное, глубокое и спокойное дыхание воина позволили проницать — страха он не ведал вовсе. Арианне подумалось, что сам Властелин Над Облаками послал такого защитника эльфам Верхнего Мира в самый горький и тяжелый для них час. Габриэл был олицетворением стойкости, силы воли и смелости, и стал для них чем-то вроде негласного предводителя.

Прошла целая вечность, прежде чем раздался протяжный зов эльфийского рога и чудовища умчались в сумерки. Как только звериные отзвуки поглотил ветер — растаял и ядовитый запах тлена.

Шерл освободил девушку из второго вынужденного объятия и она осторожно, чтобы не коснуться насекомых, развернулась. Снежное лицо парня, освещенное лунным лучом, сочившемся чрез дырявую кору, было неподвижно; глаза устремлены вдаль.

— Они вернутся?

— Они — новые ищейки короля. На смену одним придут другие, потом третьи. Так будет продолжаться до тех пор, пока не будет схвачен Белый Лебедь. — Габриэл ударом ладони пробил тонкую древесную стенку и выбрался на воздух.

Сердце Арианны забилось быстрее. Прежде их было двое — тех, кто знал ее опасный секрет. Она и младший брат Эридан. Теперь их трое, и это по-настоящему пугало девушку. В ней тлело негодование, а мудрость предков, живущая в крови, так некстати, шептала: однажды, исчадие ночи ранит ее в самое сердце, и случится это в миг, когда она будет более всего беззащитна. Но другая часть светлой эльфийской души, отринув подозрительность и сомнения, неожиданно поддалась очарованию темного воина. Рядом с ним она чувствовала себя защищенной, как никогда. Это все больше кружило ей голову и отзывалось в сердце неясным томлением.

Сквозь переплеты ветвей светил шар исчезавшей луны. В ее неверном свете на полянку вышел Лютый. Серебристая шерсть зверя лоснилась кровью, мышцы на плечах оказались разодраны, передние лапы сильно изранены, из бока торчал молочный клык сокрушенного противника. Девушка опустилась и почесала хэллая за ухом. Он, тихо поскуливая, ткнулся холодным влажным носом в ее плечо.

… Воительница осматривала волчьи раны, храня подавленное молчание. Габриэл, скрестив руки, недолго за ней наблюдал, потом заговорил:

— Мы называем их — балрады. Они — волкодавы-убийцы. Монстры без души. Грорвы специально выводят их для охоты или ведения боевых действий. При правлении короля Дагоберта Четвертого Эр-Морвэн иногда закупал этих тварей.

— Охотиться на нас, — закончила Арианна, смазывая раны зверя целебной мазью.

— Да, — мрачно кивнул шерл, расправляя плечи.

Ветер трепал эльфийское полукафтанье, бросая подол на торчащие коряги и острые корни.

— При Теобальде услугами балрадов пользоваться перестали. Похоже, сынок возобновил сотрудничество и прикупил несколько партий. — Габриэл посматривал на недвижную стену леса, чуть заметно шевеля ушами. — Они ушли. Но к ночи могут вернуться.

— Почему они не убили меня? — Мелодичный голос эльфийки вплелся в песнь рассветного ветра. — Не мог же трухлявый дуб защитить?

— Не мог, — согласился изгнанник, оправляя серебристую перевязь, переброшенную через грудь. — Они учуяли вас. А потом меня. Этих тварей вывели специально для истребления Детей Рассвета, а также гномов, орков, белых гоблинов. Поначалу балрады не разбирали, кто свой, кто чужой. Нередко нападали и на нас. Однажды, вырвавшись из подчинения, они перебили целый темноэльфийский отряд, переправлявший партию из Барсо в Соленые Упокоища. Чтобы впредь такого не повторилось, черные гоблины стали с рождения приучать щенков к отвращению нашей крови. Теперь волкодавы не могут напасть на темного эльфа, даже если тот — их враг. Иначе — это их убьет.

— О, — ее пепельные брови взметнулись. — Теперь ясно, почему вы так страстно обнимали меня в дупле. Отбивали мой запах.

— Можно и так сказать.

* * *

— Балрады? — Шепнула Арианна.

Темный эльф вслушался в птичьи трели Леса Предков и вошел в прядь тумана:

— Нет.

Белые звезды сияли бледнее, воздух очистился, а малоприметная тропа зазмеилась в чахлых зарослях омелы. Шерл, как и прежде, держался на два шага впереди, был собран и внимателен. Арианна за ним не гналась и шла подле волка, прихрамывающего на переднюю лапу. Покалеченные мышцы хэллая вздувались и слегка кровоточили, по раненному боку сочилась прозрачная сукровица. Время от времени он останавливался и, поскуливая, зализывал раны.

Мир вокруг расцветал красками весны. В облаках носились ласточки. Глухая чащоба не издавала ни шелеста. Темные стволы оплетали кустарники с лаковыми листьями, прихваченными предрассветными заморозками. Справа, под сухой елью, играл искрами конусообразный муравейник, слева — в овраге, поросшем трехлистным клевером, урча глодали кость. По траве катался тихий родник.

… Скрытые тенями облаков эльфы шли до позднего вечера. Погруженный в мысли Габриэл, казалось, не замечал компании. За все время, что тропа вела их краем дремучего Грим Фодура, он ни разу не обернулся и не удостоил попутчиков словом. Арианна обменивалась с питомцем взглядами и пожимала плечами — сдержанная холодность Детей Сумерек у них в крови.

При первом всходе луны тропа привела к реке. Они остановились на мшистом одеяле, чтобы передохнуть и пополнить запасы воды. Пока Лютый плескался в хрустальных волнах, фыркал и рычал (когда вода попадала в его чувствительный нос) с северных хребтов Гор Жизни, что высились теперь на севере, набежала железная туча. Взвизгнул ветер, преломив дубовые ветки, и бухнул гром.

Габриэл присмотрел старое дерево с огромными узловатыми корнями, служившими хорошей защитой от ветра и косого дождя и процедил:

— Заночуем здесь.

Арианна печально кивнула. С каждым шагом к Блуждающей Скале он все больше отдалялся. К чему бы это?

Костер обогрел продрогших попутчиков, кутавшихся в мокрые плащи. Неожиданный раскат треснул над головой барабанами горных троллей. Хэллай зло фыркнул и уронил голову на землю, прикрывшись передними лапами.

— Это просто гром, — шепнула Арианна. Не надеясь на ответ спутника, она все равно начала: — В детстве, когда мы с Эриданом были совсем маленькие и пугались грома и молний, нянюшка, чтобы нас успокоить, рассказывала древние предания. Однажды случилась страшная гроза. Вода лилась из неба, будто заговоренная чернокнижниками, а гром рушил стены замков и крепостей. Тогда-то она и сказала, что небеса дрожат и плюются белым огнем по вине одноглазых великанов, живущих на Сером Облаке. Рожденные бесконечной тьмой по ту сторону звезд, эти существа очень жестоки и злы. Они часто топчут облака, устраивая кровавые схватки, а в это время небеса Верхнего Мира сотрясают сильные ураганы.

Она немного помолчала. И продолжила:

— Мы с Эриданом решили, когда вырастем — объявим войну их королю и низринем войско великанов за край горизонта. Тогда, надеялись мы, больше не будет страшных гроз, не будет мрака, и равнина Трион снова станет несокрушимым оплотом великого эльфийского владычества. — Она загадочно вздохнула. — Как это было глупо.

Габриэл покосился на Арианну и молвил:

— Детство темных эльфов иное. Как только ребенку из высшего сословия исполняется девять, его отдают в кузницу боевого искусства и назначают учителя. Там он познает мастерство ратного дела, учит правила, вписанные золотыми рунами в Кодекс Воина, и самое главное впитывает Три Закона народа Сумерек. После школы юноши и девушки поступают на службу. Девушки служат сто лет. Потом они вольны выбирать: продолжить службу или посвятить себя семье. Мужчины такой привилегии лишены. Они несут воинскую обязанность до конца своих дней.

— И нет способа избежать этой муки?

Голос парня был холоден и мертв, как штормовые ветра злобного севера:

— Отказавшись от службы, темный эльф покрывает себя позором, становясь изгоем в глазах сородичей. Бегство из королевской армии равносильно смертному приговору. Нет, моя леди, в Эр-Морвэне не слышали о справедливости. Только о подчинении.

Ливень стекал с поникших веток стеклянным водопадом, приминал кусты и травы. В его отражении Габриэл увидел тени далекого и безрадостного прошлого. Своего собственного прошлого.

— Что значат Три Закона? Почему это важно для вас?

— Это знак уважения. Символ смирения младшего перед старшим. Солдаты подчиняются командирам, командиры — капитанам, капитаны — командорам, командоры — главнокомандующему, а он, в свою очередь, королю. Власть владыки неоспорима. Равными ему считаются только шерлы — воины, получившие высший титул и благословение Иссиль.

Мутный взгляд исчадия обрел четкость и он протянул ей руку:

— Позволите?

Она ожидала, что его точенные белые пальцы вновь будут холодны и безжизненны, как, тогда, в деревне Трома, но, почувствовав в крепкой хватке тепло и намек на нежность, удивилась. Отогнув большой палец девушки, он провел по нему со словами:

— Этот, как самый могучий, символизирует Первый закон и отдан Силе. — Он отогнул указательный палец. — Указательный принадлежит Второму закону, символизирующему Бесстрашие. А средний отдали Третьему закону — Преданности.

— Вам никогда не хотелось изменить свою жизнь?

— Все, кто мог привнести перемены, жили при Теобальде. Их уже нет в живых, — Габриэл помрачнел, — равно, как и короля.

— Теобальд был вам дорог?

— Он заменил мне отца, — глухо отозвался темный эльф. — Я и сестра были детьми, когда Бриэлон погиб на поле боя. Мать давно отошла в Обитель Предков. Мы остались сиротами. Заслуги и богатство рода не могли спасти нас от участи отверженных. В нашем мире дети, оставшиеся без покровителей, лишаются всех привилегий. Чтобы выжить, некоторые уходят в провинции и работают там за еду. Другие бегут в Верхний Мир, — он пожал плечом, — кто-то до времени обрывает жизнь. Нам с Селеной повезло. Теобальд вырастил нас, как родных. Он был мудр и щедр. Брегон может похвастать только гордыней.

В слабом зареве молодое лицо воина белело маской изо льда. Его выдала лишь дрожь в уголках глаз. Он был переполнен горечи и печали.

— Ваша сестра в Мерэмеделе? — Осторожно поинтересовалась Арианна, отжимая светящиеся серебром волосы.

— Она и племянники. — Кивнул расплывчатый силуэт напротив.

— Племянники?

Со дня знакомства она считала Габриэла мрачным типом; холодным и пустым. В Горном приюте он держался обособленно, скользил тенью во тьме, был неприметен и тих, и ей почему-то казалось, что в Мерэмедэле он жил похожей жизнью: бесстрашный одиночка с каменным сердцем, верный только клинку и короне.

— Вы не говорили о племянниках.

— Вы не спрашивали, — резко бросил он.

Лютый зарычал. Два алых глаза блеснули из-под белоснежных век.

Его тон смягчился:

— Эджиннал и Агата.

Парень переломил сухую ветку и подбросил жадным, урчащим огонькам. Серо-черные гребни облаков оплела зубчатая цепь. Треснул гром.

— Я беспокоюсь за них. И за сестру. — Его кулаки сжались. — Брегон безумен. Он не ведает, что творит. Он опутал подданных оковами страха. Его руки сожжены кровью невинных. Он восстал против Теней Запада, не понимая, что ведет народ к краю. Он лишил жизни многих благородных господ, — Габриэл вспомнил друзей, соратников, бывшую невесту, что были преданы ненасытному Серому Страннику с косой, и боль пронзила его сердце, — а теперь мечтает умертвить равнину Трион.

— Кто-то был вам не безразличен? В жизни до изгнания?

Проницательность Арианны не понравилась шерлу. Но искра его ярости тут же погасла, уступив равнодушию.

— Не будем ворошить прошлое. Вы были правы — так лучше для всех.

… Ужинали в молчании. У каждого было над чем поразмыслить.

— Господин, — ясный голос Арианны прозвучал в тот момент, когда Габриэл засобирался в дозор, — я давно хотела сказать…

Он плавно обернулся и застыл обломком несокрушимой скалы.

— Я признательна за брата. Плен и пытки едва не сломали Эридана. Я видела, как с каждым днем его глаза тухли, тело чахло, а душа высыхала. Он слабел и угасал, а я ни чем не могла помочь. Когда он пошел к вам в ученики, его дух воспрянул, а в затухавшем сердце вспыхнул огонь. Видели бы вы, как он был счастлив, когда впервые мне сообщил, что утром отправится с учителем на первый урок. Как бы трудно ему не было постигать бэл-эли — ваша опека спасла его от ранней гибели.

Парень улыбнулся, порывисто развернулся и шагнул в дождь.

* * *

Пронзительный крик настиг их у скалы, торчавшей из соснового бора правильной пирамидой. В солнечную погоду ее склоны блестели, как полированные зеркала, а в такую мрачную и дождливую, как сейчас, лишь тускло отблескивали размытыми очертаниями сосен и елей.

Габриэл остановился. Клинок в звездных искрах лег в ладонь. Другой он призвал Арианну замереть у него за спиной. Волк нырнул в подлесок, угрожающе рыча. Больше двух дней они двигались лесами на юг и ни разу не напали на след волкодавов. Утром третьего ветер сменился и с ворохом облаков принес ароматы горячего пепла и пролитой крови. Огненные твари бродили где-то поблизости.

Из-за высоких и необъятных, как языческие башни стволов послышался треск пряных иголок и загнанное дыхание бегущего существа. Габриэл сделал шаг, поднимая блеснувшую сталь. Тяжелые длинные рукава его мокрого полукафтанья обвисли спущенными парусами.

Но вместо врага из можжевеловой гущи появился ребенок. Девочку — эльфийку сотрясала дрожь; она рыдала, размазывая по серебристому личику грязные слезы. Ее босые, почерневшие ноги спотыкались о кочки и мшистые камни. Серо-серебристые волосы и порванное платье оттенка весенней листвы присыпали тлевшие клочья пепла. В расширенных от ужаса глазах стыл ужас.

Едва она выскочила, над макушками сосен поплыли клубы черного дыма.

— Милая, — прошептала Арианна и бросилась к ребенку. — Что случилось? Ты ранена?

Та рыдала, не в силах объясниться.

— Как твое имя?

— Ф… Фе… Фенара, — провыла эльфийка, опускаясь на листья.

— Не плачь, Фенара, — Арианна села рядом.

Из леса все отчетливее слышались злые, каркающие крики, конское ржание, треск пламени и холодившие душу звериные хрипы, будто выкованные из дыхания Ледяных океанов или слепленные гневом вулканических жерл Ий-Дъий.

— Останьтесь здесь, — приказал шерл.

Лебедь пересеклась с грозным взглядом его голубых глаз и кивнула.

— Береги их, — повелел он хэллаю, сверкавшему алыми фонарями — зрачками из зелени хвойного бора.

— Будь острожен! — Ветер бросил девичий крик в спину воина, метнувшегося в хвою.

Он не обернулся, лишь махнул благородным лезвием неназванного клинка и пропал в серебре печального вечера.

… Близкий закат окрасил лесную опушку в кровавый оттенок. Прямо за ней, вдоль побережья тихого пруда, догорали и плавились камни и бревна павшего эльфийского поселения, где пепельно-бурые тени теснили горстку лесных эльфов к расколотому надвое древу. Правее дымилось пепелище, по которому в облаке не тающей пыли, бродила четверка кохейланов. Сидевшие в седлах (спрятав лица под роскошными капюшонами) громко смеялись и осыпали светлых эльфов ругательствами.

Первыми его учуяли балрады. Чудовища из огня и пепла зашлись в яростном кашле и, бросив пленников, метнулись к прогалине.

— Мальтифис? — Грубый окрик заставил вожака ищеек замедлить бег.

Всадник лихо развернул кохейлана, уронив левую руку в перчатке на ножны. Правую с изломанным запястьем он берег, прижимая к груди. Трое солдат последовали примеру командира: первый обнажил клинок, второй и третий вскинули узорные луки, молниеносно наложив на тетиву стрелы с черным оперением.

Бузинный ветки затрещали и осыпались каплями росы, стебли чистотела с гулким хрустом полегли к земле — в полусвет закатного зарева выступил Он. Его отличала благородная внешность. Роскошный наряд серебрился узорами народа Рассвета, в заплечных ножнах темнел великолепный клинок. Весь облик незваного эльфа дышал неукротимой смелостью и мужественным самообладанием, внушая невольное восхищение и трепет.

Волкодавы обступили путника и ощерились, вздыбив шерсть на загривках. Они долго плевались слюной, всаживали когти в размокшую почву, и били распущенными хвостами, но не посмели напасть. Невозмутимый воин направился к сородичам с кошачьей грацией и балрады послушно уступили ему дорогу, виновато отводя кипящие морды.

Командир откинул капюшон и расхохотался:

— Шерл Габриэл? Вот это встреча!

Габриэл криво улыбнулся, потому как тоже узнал командира королевских ищеек. Керл, сын Клианна. Солдат, посмевший поднять руку на Аинуллинэ, когда та оплакивала смерть сына; брат Эрла Плетки — надзирателя и изувера, страшно пытавшего заключенных и находившего в этом особое удовольствие. Габриэлу довелось столкнуться с Керлом и по эту сторону решетки и по ту, и он прекрасно помнил, насколько черно было его отравленное ненавистью к Верхнему Миру сердце.

— Иссиль свидетельница, я знал, ты не сдох, любимец Теобальда! — Прошипел Керл сквозь зубы. — Как ты спасся из Мертвого леса? Говорили, ты был тогда при смерти.

Звонко воспела тетива. Стрела сорвалась в полет. Неназванный клинок взлетел и пал сполохом темного огня — разрубленное пополам древко исчезло в траве.

— Не стрелять! — Проревел Керл. — У нас старые счеты.

Он поднял кривое запястье и оскалился:

— Как долго я ждал этого часа. Как много раз представлял, как вгоню в твое сердце меч.

— Поздравь себя, ты дождался, — выплюнул Габриэл.

Волкодавы, бродившие по кругу черно-алой рекой, захрипели. Этот пронзающий разум хрип, показался Керлу язвительной усмешкой. Он побагровел и вскричал:

— Молчать!

Твари притихли.

— Черт, когда Пепел и Огонь не учуяли Белого Лебедя, я понял что между ними и ею встал один из нас. Но и подумать не мог, что… ты. — Он рассмеялся. — Сознаюсь. Узнав о наборе в группы ищеек, я, не раздумывая, оставил тюремный пост и подал заявку. И вижу, не ошибся. Закончим спор?

— Как вам будет угодно, — презрительно фыркнул шерл, попутно подмечая незавидное положение пленников и удобные позиции сопровождающей Керла охраны.

Лесные эльфы, молчаливо, но гордо толпились у ели. Они были избиты, перемазаны копотью и кровью, но несмотря на это, их кожа и светлые волосы сияли мягким серебром, а во взорах читалось сочувствие.

Габриэл перевел взгляд на сородичей. Среди них он узнал одного: короткостриженого и покрытого сетью шрамов — Рагнара Светоборца, ненавистника Детей Рассвета. В двух других исчадиях, замерших в седлах с взведенными луками, он рассмотрел провинциалов из Угольной Лощины и Железных Ключей.

Надзиратель спешился, поднимая меч, выкованный из несокрушимой маэ-ро.

— Помнится, ты обещал свернуть мне шею, изгнанник, — прыснул он.

— Я слово сдержу, — насмешливо пообещал темный воин и потянул пряжку. Серебристая перевязь соскользнула к ногам — ничто более не сковывало его движений.

Керл сделал выпад и они скрестили клинки.

Бой исчадий вселил в сердца лесных эльфов неподдельный страх. Пронзительно звенела сталь. Сумерки освещались вспышками синевы. На выжженную почву сыпались водопады оранжевых искр. Над пепелищем выросла стена из пыли.

Надзиратель бился, как разъяренный зверь, его соперник — как укротитель стихии. Но бой, затеянный в тенях Леса Предков, оказался не честным с самого начала. Как только Габриэл стал теснить Керла к оврагу, его осыпали градом стрел. А после того, как выбил из руки надзирателя меч, с тыла его атаковал Рагнар.

… Арианна и Фенара дожидались в густом бархате алых соцветий. Девушка тихо напевала, а юная беглянка, широко раскрыв глаза, следила, за божьей коровкой, стекавшей в капле воды по изогнутому стебельку алоэ. Боль пережитой трагедии смывало дождем — на губах ребенка расцветала улыбка.

Внезапный волчий визг сотряс спокойствие Леса Предков. Фенара вздрогнула и закрылась рукавами. Арианна вскочила, оборачиваясь к соснам. Где-то там, в зареве заходящего солнца метались противники. Битва показалась ей черно-белым танцем силуэтов, игрой лесных теней, беззвучной и стремительной схваткой света и тьмы. Однако, когда воительница выскользнула к месту сражения — все было кончено. Клинок с оскалом волчьей пасти из агата пополз к земле.

Всюду догорали обломки сожженных строений. Изодранное белое знамя с изображением журавля в полете трепыхалось на коряге. Неподвижная гладь лесного пруда (на побережье которого и случилась бойня) отражала лоскутное покрывало мирно бегущих облаков.

Лесные эльфы бродили от одного трупа балрада к другому и печально качали головами. Чуть в стороне по земле распростерлись тела исчадий, ныне прикрытые бархатными темноэльфийскими плащами. В траве отблескивали обломки роскошных клинков и переломанные дуги луков. Отбежавшая четверка жеребцов, возвращалась к полянке.

— Мама! Мама!

Фенара бросилась вперед. Рукава и подол ее тройного платья поплыли над цветами, как облака над вершинами гор.

— Дочь моя! Ты жива! — Красивая эльфийка выскользнула из утешающих объятий сереброволосого мужчины и бросилась к ребенку. В заплаканных глазах женщины ожила искра вечного света Мал'Алэны.

Арианна с грацией лебедя вложила оружие в ножны и отыскала глазами Габриэла. Темный эльф, прислонившись плечом к тонкому стволу рябины, осматривал правую ладонь. Ту, которую чуть более полугода назад отравило жало Эттэля. С тех пор на ней красовался короткий шрам, но сейчас, в свете серого вечера девушка различила — рана снова кровоточила. Из правого плеча парня торчала стрела, еще одно оперенное древко мерцало в его левой лодыжке. Несмотря на болезненные увечья, снежное лицо эльфа не выражало эмоций.

Но было понятно и без слов — схватка с сильными, не изнуренными длительным переходом сородичами далась ему нелегко. У ног шерла лежала походная сумка, сверкающая перевязь и безымянный клинок в чужой крови.

Она шагнула, чтобы помочь, но он поднял голову и смерил ее презренным взглядом. После этого самостоятельно вырвал стрелу из плеча, потом из ноги и уронил их в листья подорожника. После — ловко подхватил свои вещи и скрылся в лесу. Оттуда доносилось пение волн, перекатывающихся по камням: промывать и перевязать раны темный воин отправился в одиночестве.

* * *

Препроводив павших в Арву Антре, выжившие лесные эльфы собрались у костра за час до полуночи.

— Я все еще не нахожу слов, лорд Габриэл, — признался валларро Колибор, нареченный Лунный Журавль. — В прежние, светлые и мирные времена нарушить завет предков и осквернить Гелиополь присутствием — посчитали бы за смертный грех. Но, — он вздохнул и стиснул в руке спасенное знамя его рода, сотканное из серебристого аксамита и белого атласа, — как вы верно заметили, прежние времена прошли, а нынешние давно не светлые и не мирные.

— Вы согласны?

Черные глаза темного эльфа сверлили недоверчивого владыку погибшего поселения.

Колибор потер заостренный подбородок и поглядел на окружение. Справа оруженосец Диор чинил надломленную дудочку. Слева молчала прекрасная жена Миэль, на коленях которой спала Фенара.

Валларро неуверенно кивнул:

— Другого пути у нас ведь все равно нет.

— Нет, — Габриэл поворошил угли — широкие рукава его полукафтанья, прихваченные у локтей браслетами, разошлись и в разрезах блеснули белоснежные рукава нижней рубахи.

Колибор дернулся. Он все еще не мог поверить, что происходящее — не обманчивый морок, напущенный поветрием Валиенты Паучий Яд. Когда к ним на помощь выступил темный эльф, он решил, что сходит с ума, ибо виденное было абсурдно и не укладывалось в голове. Когда исчадие совершил стремительный бросок, одержав ошеломительную победу над противником превосходящим числом и силой, подумал, что, скорее всего, уже умер и попал в Чертоги Серого Странника. Ну, а после того, как узрел, что победитель облачен в цвета Детей Рассвета и отныне перешел на сторону Верхнего Мира, окончательно сбился с толку.

— Поступим следующим образом. Утром заберете коней, — Габриэл кивнул в сторону вороных красавцев, дремавших на привязи в десяти ярдах от костра, — и двинетесь на Запад. Лютый выведет вас к собратьям, идущим под началом Остина Орлиный Глаз, валларро Агроэлла Летняя Флейта и советника Аннориена — Хегельдера Могучий Ясень.

Услышав знакомые имена, Миэль улыбнулась и посмотрела на мужа.

— Агроэлл, — кивнул Колибор, — давно я не видел старого друга. — Его глаза заблестели, по бледной щеке потекла скупая слеза. — Как печально, что я принесу ему весть о гибели брата. Тром Утренний Свет был нашим общим другом. — Он смущенно вытер лицо. — Несправедливо, что твари из мрака множатся и процветают, а мы угасаем, как звезды в зимнем небе на рассвете. Больно видеть, что наши надежды рушатся. Долгий путь испытаний завел нас в тупик, не стал часом нашего дивного и победного триумфа.

Рука Диора дернулась — приятная мелодия дудочки оборвалась. Стало тихо и темно, как в усыпальнице первого эльфийского короля. Огонь лизал обугленные ветки, швыряя алые фонтаны. Ночное небо бурлило густыми облаками, которые не могли пронзить даже лучи ярчайших звезд этого мира. Души Детей Рассвета горели в отчаянии: как долго они страдали от холодов и туманов, как много их погибло под клинком кровожадных врагов, но все эти жертвы оказались напрасны. Они чуяли — им не встретить новый рассвет, не пропеть Песнь Возрождения.

— Мы только ступили на путь испытаний, господин. — Глубокий голос Габриэла вывел лесных сородичей из оцепенения. — Битва впереди. — Он встал и почтенно поклонился: — Отдыхайте. Завтра вам понадобятся силы. Леди Арианна окажет всю необходимую помощь.

Изломанные коряги дрогнули, и Габриэл растаял в дождливой полумгле. Миэль обратилась к девушке:

— Как давно вы знакомы с исчадием? Почему мы должны ему верить?

Арианна положила руку на мокрую шерсть спящего хэллая и ответила:

— Вы не должны. Достаточно того, что ему верят Остин и Агроэлл.

Колибор покачал головой:

— Я предвижу опасность. Один из огненных демонов бежал. Что помешает ему напасть на нас по дороге?

Опасения валларро были понятны.

— Вы ему не нужны, — звонкий голос девушки чуть дрогнул.

— А кто нужен?

Арианна молчала.

— Зачем они напали, если все так, как вы говорите? — Не отставал Колибор.

— Чтобы выманить добычу.

— А кто добыча?

— Я. — Отвернулась Белый Лебедь.

Над костром снова поплыла мелодия Диоровой дудочки.

… Ранним утром лесные эльфы взобрались в седла кохейланов и двинулись за белоснежным хэллаем. Волк долго не хотел расставаться с хозяйкой, но все же подчинился. Габриэл настоял на том, чтобы Дети Рассвета прикрылись роскошными плащами темных сородичей, заверив — если кто и заметит издали небольшой отряд, то примет их за патрульных из Унг Махрил, что лежит в сорока милях к северу от Алой Крепости Сивары, и не посмеет остановить. Колибор согласился.

В первых проблесках зари они распрощались.

Глава 15. В поисках Блуждающего Моста

За каждым вечером следует утро

(Турецкая пословица)

— Рорг Намар. Пустошь Молчания, — Арианна всмотрелась в безжизненный пустырь, простершийся до горизонта, и тихо напела старинную поговорку.

Пустошь Скорби, Пустошь Печали,

Край бездорожный, край одичалый.

Пустошь Боли, Пустошь Молчания,

Днем — тишина, а ночью — страданье.

— Пошли, — поторопил ее Габриэл. Он твердо намеревался отыскать Блуждающий Мост, но прежде предстояло минуть королевство привидений и не сгинуть в пасти безумия.

Сухие обрывки перекати-поля катались в вихрях ветра, рассеивая семена по голой холмистой степи. В дождливой мгле шумно волновались золотистые островки колосьев. По воздуху, как по волнам кружились шаровидные семена мышиного горошка и легкий пух сорных колючек. Вольный ветер свистел в тишине.

Габриэл остановился около путеводного камня и прищурил серо-синие глаза. В туманах севера проступали слитные силуэты темных башен. К югу, западу и востоку расползались серо-желтые, бесконечные просторы. У подножия голого гребня вилась темная полоса. Когда-то ее называли Тропой гномов.

В золоте Эпохи Темного Рассвета эти земли принадлежали эльфийской короне и находились под защитой Гелиополя. После его падения, Рорг Намар перешел во владения гоблинов, которые вдруг обнаружили, что здешние недра полны черных и голубых бриллиантов. Алчущие твари мигом организовали добычу драгоценных камней. А, как известно, нет лучших копателей и горняков, чем длиннобородые гномы Сапфировых гор — Аскья Удо.

Пленных ускья-удов стали сгонять сюда со всей равнины Трион, заставляя работать до изнеможения в холоде, голоде и цепях. По этой тропе гномы уходили рыть карьеры и перебирать тысячи тонн колючей породы. Обратно не возвращался никто. Прознав о дикой несправедливости, в которую загнали его народ, тогдашний король гномов Бидли Бронный Шип пришел в бешенство и бросился за помощью к королеве ведьм. Он посулил ей награду, в случае если она освободит его подданных от пут. Дреззела Ядовитый Цветок выслушала гномьего владыку и пообещала исполнить просьбу. Но подлость ведьм граничит с их ненавистью, а жажда залить Верхний Мир тьмой — ходит рука об руку с желанием обрушить на землю солнце. Дреззела извратила мольбу Бидли и наложила на Рорг Намар страшное Проклятие Тишины.

Как только она произнесла последние слова зарока, эту Пустошь накрыло молчание. Гоблины разбежались, а пленные гномы, прикованные к рудникам и карьерам неподъемными цепями, сгинули тут в горе и одиночестве.

С той поры Рорг Намар пришел в запустение.

А ныне слыл пристанищем темных птиц, вольного ветра и призраков прошлого.

— Путь свободен, — молвил Габриэл и двинул к подножию острого гребня.

Он вновь стал задумчив и отстранен. Все его тело дышало болью: пораженные наконечниками плечо и нога, отзывались муками; рана, открывшаяся на ладони, сильно кровила. Из всех противников, тяжелее всего давались битвы с искусными и проворными сородичами Эр-Морвэна. На сей раз, удача оказалась на его стороне, и он отделался парой царапин. Габриэл криво усмехнулся — в новой битве с гвардейцами короля все может закончиться много печальней.

Небо темнело. Покинутые земли затягивало туманом.

Два высоких силуэта плыли навстречу закату до тех пор, пока под ногами не стали угадываться извивы Тропы гномов. Воин и девушка свернули западнее и ветер стал дуть им в спину. Чем глубже они продвигались в сердце пустошей, тем однообразней и мрачней становилось вокруг. В шелесте сухостоя тропа спустилась в лощину и потекла вдоль нагорных подошв. Под ногами белели кости и черепа низкорослого народа, сокрушенного проклятьем ведьм. Придать земле останки копателей было некому.

… Они разожгли костер под навесом скалистых стен. Рядом бежала шумная река. Эльфийка сняла узкие сапоги и помассировала лодыжки. Тепло приятно обогрело утомленные ноги. Габриэл отстегнул заплечные ножны, бесшумно положил около пламени, и лег на влажный травянистый покров. Над снежным лицом взмыли сплетенные стебли мятлика и пырея. Сквозь них чернели островки вечерних туч. Несколько бессонных ночей, усталость и раны навалились, как снежный ком. Веки медленно смыкались. Успокаивающая музыка трав и песни кусачего ветра вытолкнули уставшего и раненного эльфа в неглубокую дрему.

Его чуткий сон прервало чирканье камня по металлу. Ресницы, обильно смоченные дождем, дрогнули; первое, что попалось на глаза — близкая темнота бесконечного неба. Сбоку веяло жаром огня и съестным.

— Как долго? — Спросил он, поднимаясь.

— Часа три, — не отрываясь от сверкающей стали, ответила Арианна.

Габриэл потянул тренированное тело и вынул лепешку из углей. После вечера в компании лесных сородичей их походные сумки заметно оскудели. Однако, по расчетам шерла, те припасы, что еще лежали на самом дне, должны были обеспечить им неголодный переход до Эйр-Шира.

— У него есть имя? — Воин кивнул на меч.

— Элагор.

— Осколок Льда.

— Да, — улыбнулась Арианна. — Знаете мертвый язык?

— Не знаю, — покачал он головой.

— Откуда узнали, что меч наречен на агале? — Эльфийка отложила клинок в мокрую траву.

— Понятия не имею, — пожал он плечом. Утраченный перевод просто пришел ему в голову.

— Матушка подарила мне его на совершеннолетие, — хрустальный голос девушки отозвался в его сердце ноющей болью. — Дар означал, что пора безмятежной юности прошла и моя жизнь мне более не принадлежит. Но принадлежит моему народу и будущему супругу.

Сдержанность парня улетучилась, в душе шевельнулся интерес.

— Будущий супруг? Вот от кого бежала грозная леди Лебедь, прихватив младшего брата.

Арианна печально улыбнулась.

— Бежать из дома было идеей Эридана.

— Хм, — сдержал улыбку темный эльф и, открутив крышечку полупустой фляжки, заметил: — мой ученик не так прост, как можно подумать.

Арианна заливисто рассмеялась:

— Как и его учитель.

Габриэл размял правую ладонь, перетянутую окровавленным бинтом, и поморщился. Холод и сырость Рорг Намар не способствовали скорому излечению ран.

— Почему вы его не вернули?

Он взглянул вопросительно. Смольные волосы, собранные в хвост, разметались по плечам.

— Эттэль? — Пояснила воительница. — Клинок принадлежит вам?

— Моей семье. Уже больше сотни веков.

— Я не понимаю. — Она чуть заметно кивнула в сторону его левой руки, где указательный палец обвивала полоска черно-белых самоцветов. — Ваше кольцо. На нем оттиск королевского рода. Навершие клинка, который принес Эллион, было украшено той же геральдикой. Первый Лук бравый воин, но он не имеет на оружие прав.

Габриэл коснулся длинными пальцами висков. Вырезанное из слепящих кристаллов кольцо брызнуло белым светом.

Не дождавшись ответа, Арианна полюбопытствовала:

— Вы из рода владык?

— Мой отец приходился Теобальду двоюродным братом. Я и Брегон кровные родственники. Наши предки происходили из рода Элкерфеста — Победителя Горного Короля. — Парень поднял руку с кольцом. — Черный драконозначает силу, белая змея — мудрость.

Ошеломленная Арианна медленно поднялась. Наброшенный на плечи плащ соскользнул и тонкий шелк двойного платья, залепетав под порывом, обтянул ее хрупкую, точенную фигурку.

— Вы имели право бросить Брегону вызов…

— Одержать победу и взойти на престол. — Устало закончил Габриэл. — Да, это так.

Арианна нахмурила брови. В зареве огня ее личико показалось воину особенно хорошеньким. Когда Эридан был чем-то огорчен или удивлен, он морщил лицо и сводил брови совершенно, как она. Улыбка коснулась губ учителя при воспоминании о юном ученике.

— По правилам, записанным в Летописи от Сотворения, король, складывая бремя владычества, лично избирает приемника. Теобальд намеревался сообщить имя сразу после празднества в честь Луноликой. Претендентов было двое. Брегон и…

— Вы, — выдохнула она, рухнув на траву. Суховей жег щеки и шею. — Я вмешалась в ход эльфийской истории…

— И подтолкнули всех нас к краю, — насмешка шерла ранила ее.

Арианна сверкнула взглядом, но он не отреагировал.

— Еще есть шанс все исправить, — минуту спустя проговорила Лебедь. — Вернитесь в Мерэмедэль. Заявите о своем праве. Война закончится, не успев начаться, и вы, — ее глаза вспыхнули надеждой, — спасете Верхний Мир.

— Слишком поздно. — Процедил Габриэл.

— Почему?

— Я изначально отказался от притязаний на трон.

— Что? — Арианна не поверила ушам. — Почему?

— Это касается только меня. — Оборвал он и, откинувшись на траву, заложил руки под голову. — Часов через пять тронемся в путь. Ложитесь.

Арианна надула губки и, расстелив плащ на земле, отвернулась. Больше они не разговаривали.

… Габриэл не спал до зари. Он вглядывался в белеющие шапки дождевых облаков, и долго размышлял над словами попутчицы, а после вдруг задумался о ней самой. До изгнания из Мерэмедэля, он знал лишь ее репутацию: наемная убийца, враг его народа и короля. Но стоило ему узнать ее без маски, он понял, она совсем иная: хрупкая, ранимая, мечтательная — лучик Рассвета с чистой душой и отважным сердцем. Чего таить: они с ней не такие уж разные. Беглянка, отказавшаяся от прошлого; бесприютная бунтарка, не покорившаяся нравам эпохи; воительница, бросившая вызов судьбе и верующая в собственные идеалы — чем не его зеркальное отражение в Верхнем Мире? Чем не его тень, отброшенная рассветным огнем на запад?

* * *

Минул четвертый день, а они по-прежнему шли Тропой гномов.

Затерявшись в самом жутком уголке равнины Трион, им было не до разговоров и обменов любезностями. Жалящий суховей кружил по холмам и низинам. Почву резали рваные трещины. Все звуки изменили тональность и преисполнились визга и ярости. Грохот реки в низине стал оглушителен и резок. Эхо шакалов — пронзительно и зловеще. Монотонный шелест трав — утомителен и горек.

Их одолевала усталость, терзал холод и обливал дождь, а Габриэла (к прочим бедам) утомляли незаживающие без целебного нектара раны. Так продолжалось долгими безрадостными днями и дождливыми беззвездными ночами. На исходе пятого заката они спустились в долину, и вышли к полуразрушенной башне, оплетенной сухостоем осота. Рядом обломанными зубьями серели края старого колодца с высоким журавлем, покрытым слоем песка и пыли.

— Граница света и тьмы, — прошептала Арианна.

Габриэл внимательно прислушался: не идет ли по следу вожак Мальтифис. Балрад бежал на север и теперь голодный и обозленный, наверняка, бродил где-то среди уныния Рорг Намар, — без сомнения, вынашивая план страшной мести.

— Это он? — Лебедь потянулась к клинку. Шелковые волосы полетели по ветру накидкой из нитей света.

— Нет, — успокоил воин, расслабив кулаки. — Шакалы.

В подтверждении его слов издали послышался лающий вой. Рорг Намар и впрямь был полон этих уродливых, гнусных созданий.

— Ночью ветер изменится. Задует с востока, — голос Габриэла казался шепотом летнего прибоя. — Разведем костер у западной стены.

… Стемнело, в вышине поплыла межзвездная пыль.

Арианна занялась ужином, а Габриэл обнажился по пояс и сел у костра. Невзирая на сильную боль, он не пытался ускорить выздоровления и за все время пути осмотрел свежие раны всего один раз.

Алые отблески озарили рельефное тело, обрисовав сильные мускулы рук; выхватили на предплечье ажурную татуировку и свежий рубец на левом боку не старше семи-восьми месяцев. Эльфийка заметила этот шрам еще осенью, когда помогала Эстрадиру и Илмару в одной из комнат Ательстанда и давно хотела узнать, как воин его «схлопотал».

Интерес взял вверх над учтивостью и она тихо спросила:

— Откуда он?

— Прощальный дар Брегона, — холодно ответил шерл и, бросив взгляд на пробитую ладонь, процедил: — один из многих его «даров».

А после его тонкие губы неожиданно расплылись в улыбке.

— Что смешного? — Девушка вопросительно изогнула бровь, в мерцании огня казавшуюся гранатовой.

— Вспомнил королевский суд и физиономию лорда Гелегана.

Арианна не понимала.

— Швырнув в меня малахитовой подвеской, он заявил, что мы с вами любовники. Потому я и помог вам скрыться из Мерэмедэля.

Из ее рук выпали нож и целебные листья (которые она собиралась протянуть попутчику).

— Возмутительно! — Вскочила она. — Как он смел такое выдумать? А вы? Вы ведь опровергли эту чушь?

— Нет, — спокойно молвил темный эльф.

— О, Всевидящий! Почему? Чтобы я и исчадие… Да никогда!

Отсветы огня играли на юном возмущенном лице, лучились в длинных волосах. Порывы колыхали юбки и расшитые затейливыми орнаментами рукава, ниспадавшие до самой земли.

Габриэл долго смотрел на нее со странным блеском в глазах, а потом переспросил:

— Никогда? И даже мысли не допускаете…

— Нет, — выдохнула она. — Я скорее умру, чем отдам свое сердце исчадию ночи. Как вообще можно полюбить Дитя Сумерек? Бессердечного, жестокого мучителя, падкого на кровь и разрушения.

Она запнулась, заметив, как утонченное лицо напротив исказила гримаса.

— Вот как, — процедил воин. — Очень честно, миледи.

И растянув серебристый бинт, принялся самостоятельно перетягивать рану.

Нежные пальцы перехватили его за руку. Виноватый голос шепнул:

— Я не вас имела в виду.

Габриэл покосился на нее и выдавил:

— Конечно, нет.

Он был страшно зол, но все же позволил ей промыть раны и наложить повязки. Закончив, девушка мягко улыбнулась, надеясь на прощение шерла, но его лицо осталось холодно, как ледяные пики Элсурских гор. Он набросил льняную рубаху, застегнул пуговицы на стоячем воротнике и встал. В руке блеснули ножны с безымянным клинком.

— Габриэл, — позвала Арианна, примирительно протягивая руку. — Сегодняшняя ночь — моя. Вам нужен отдых.

— Раны не смертельны. Выживу.

Он собирался уходить в дозор, как с юга донесся свистящий рокот и оглушительный треск. Небо вспыхнуло красным огнем и на фоне облаков стало разрастаться пятно. Эльфы поспешно всмотрелись в безлунную даль и вслушались в шум, отдающий воем ветра в пещерном мраке. Клок ползучей тучи приближался. Уже через пару секунд стало понятно — воздушный простор рассекали две сотни ведьм на летающих метлах.

— Прячьтесь за стену, — прошипел темный эльф, а сам бросился к огню и растоптал тлеющие угли.

Девушка спешно схватила разложенные на земле сумки и нырнула в тень старого колодца. Габриэл присоединился к ней через несколько мгновений. Они затаили дыхание. Налетевший ведьмин клин затмил редкие звезды и напоил воздух оглушительным гамом. Их глотки источали каркающие хрипы демонической песни:

Аграк такхри ракут манах!

Дахди семат даон давига!

Махдар вион захрат севах!

Гагор бракэт скарага вига!

Чертовки исчезли в темноте так же внезапно, как и появились. Проводив их неугомонную суть, эльфы удивленно переглянулись. Через Пустошь Молчания не пролегало оживленных путей, а любое здравомыслящее существо обходило сей проклятый край, как можно дальше, дабы не соприкоснуться с проклятием Дреззелы Ядовитый Цветок (которое по народным поверьям до сих пор отравляло эти песчаные степи). Через Норг Намар шли только отчаянные и неустрашимые смельчаки. Таковыми являлись Габриэл и Арианна, а еще, судя по всему, шайка из двух сотен воющих ведьм.

— Летят на северо-запад. — Арианна задумалась. — В Ночную Страну? Брегон заключил перемирие с королевой ведьм?

— Маловероятно, — пожал плечом парень. А, что-то прикинув в уме, помрачнел.

В памяти неожиданно всплыли обрывки воспоминаний о Шефонском Замке, что был запрятан во тьме Элсурских гор и темная, удушливая правда, которую он так старался позабыть.

* * *

Закатное солнце село за море и вода вспыхнула тысячами искр.

Дети Рассвета уже много дней скользили вдоль скалистого морского побережья, купаясь в свежести волн и внимая песням белогрудых чаек. Вязкий воздух полнился мошкарой и стрекозами. В основании береговых обрывов, у обвалившихся камней и по скалистым островкам шелестели бузина и терн. По пологим морским террасам вились вьюны. В огне заката поблескивали почки верб.

В часы зорь и заходов эльфы пели песни. Так было и сейчас. Мелодичный звон сплетался с шумом волн, накатывающих на каменистый брег, и плыл над Морем Ветром одухотворенным гимном надежды. Когда песнь окончилась, Остин махнул рукой и велел остановиться.

— Привал.

В десяти милях южнее пролегал Караванный Путь. Дорога там была вымощена камнем, через каждую полсотню миль стояли колодцы с чистой водой, а через сотню — горели огни постоялых дворов, предлагая еду и кров. Но по совету темного эльфа беглецы держались от него подальше. То, что Дети Рассвета спешили в Гелиополь — лучше было хранить в тайне.

— Левеандил, Рамендил, — обратился Орлиный Глаз к братьям, — на вас восточный фланг лагеря, Эллион, Мьямер, ваш — южный. Люка, Элла — северный, Хегельдер, со мной на запад.

— Лорд Остин, останьтесь, — Мардред приковылял со стороны повозок с провиантом. За три недели пути переломанная нога огра заметно окрепла, и ему все реже приходилось прыгать на одной или прибегать к помощи костылей. Но не всегда. — Я пойду с Хегельдером.

— Ты еле держишься.

— Вы тоже, — хрипнул тот и, махнув советнику, — я иду, — похромал в заросли терна.

Владетель Ательстанда вздохнул.

— Узнаю, старину Мардреда.

Эридан проводил дозорных взглядом и опустился подле разведенного костра. Лекс подбодрил печального друга:

— Не волнуйся за нее. Габриэл — сильный воин. В случае опасности он защитит Арианну.

Эридан покусал губы. Защитит ли? И немного подумав, сказал:

— Когда мы сбежали из дома, — он что-то прикинул в уме, — много лет назад, то поклялись друг другу, что больше никогда не расстанемся. Но звезды жестоки. Верхний Мир только и делает, что разлучает меня и сестру, терзая души неведением о судьбе другого.

— Она вернется. И Учитель — тоже, — сильный дух Лекса горел надеждой.

— Да услышит тебя Властелин Над Облаками, — согласился Эридан и поглядел в небо.

Запад накрыла закатная тень, на востоке рассыпались звезды. За соседним костром собрались эльфийки. Кухарка Миллиана, Аинуллинэ, Эмми с Глэсс, гнома Бель орудовали ножами. Кто-то справа попросил:

— Андреа, друг, спой. Порадуй нас песней.

Менестрель взял лютню из белой ивы. Красивый музыкальный звон взвился в дыме бессчетных костров. Эльфийская песня обернулась летним ветром, что приносит победу над злобной зимой.

Звездное небо,

Алый рассвет,

Море Ветров

И эльфийский завет…

Вещая песня

Льется повсюду,

Слушайте звезды,

Ткущие судьбы…

Вне расстояний,

Вне территорий,

Ткут свет надежды

Астэр и Норвен,

Шепот их слышен,

Шепот столетия:

«Дети Рассвета,

Скоро победа…»

Пригревшись у костра, Эридан задремал. Его разбудил крик огра, топающего по камням.

— Лорд Остин! Лорд Остин!

— Что случилось? — Орлиный Глаз вышел из дымного мерцания огоньков.

— Там это…

— Враги?

— Не знаю…

Зелень бирючины затрещала, выпуская четырех вороных кохейланов. На каждом сидело по два эльфа и еще по два ребенка, прикрытых плащами народа Сумерек. Однако, один из всадников сжимал серебристый лоскут с эмблемой парящего журавля, а одеяния его спутницы лучились светом.

Агроэлл узнал родовой символ старого друга и ошеломился:

— Колибор Лунный Журавль. Но как? Как вы здесь оказались? И откуда кони?

В тот же миг ночь подсветили ядовито-алые глаза волка, а серая, колючая шерсть взволновалась пенным гребнем.

— Лютый? — Воскликнул Эридан и вскочил вперед. — Где моя сестра?

— Мы расстались с ней больше семи дней назад. Она была жива и здорова, — заверил красивый эльф с лунными волосами, не уступавший гордой стати эльфийским владыкам, что его окружили. — Мы отправились на север. Она вместе с лордом Габриэлом — в Пустошь Молчания.

Он спешился, подул ветер и знамя с журавлем взлетело парусом.

— Пустошь Молчания? — Хрипнул огр из-за спин. — Троллева мать!

— Расскажите нам все, лорд Колибор, — попросил Остин, заметно мрачнея.

… Пристегнув к поясу ножны с На-Эном, владетель Ательстанда поглядел на обломки безнадзорного Скаргарда, темневшего в густых туманах юго-запада и вздохнул. Когда-то древний гарнизон оборонял Горский Тракт от треклятых ирчей Прибрежных Гаваней, мечтавших захватить короткий северный путь, которым пользовались в Эпоху правления Лагоринора. Теперь — в сумерках эльфийского владычества, Скаргард молчал еще одной утраченной легендой. Сначала о нем забыли, а после — предали все подвиги забвению. Крепости превратились в руины, стены — рассыпались прахом, и все ушло.

— Куда это вы? — Топот огра отдался в голове Остина ударами гномьих молотков.

— В Рорг Намар. Лютый проведет меня коротким и безопасным путем.

— Боитесь за нее? — Мардред оскалил глянцевые клыки. — Сначала отпустили с исчадием, а теперь…

— Дело не в этом, — разозлился лесной эльф и, оправив повязку на лице, признался: — Я сразу хотел идти вместе с ними, но долг перед подопечными Ательстанда не позволил поддаться велению сердца. Теперь, когда Гаярские Топи пройдены, а земли ирчей — позади, я стал свободен. Агроэлл и Хегельдер доведут наш народ в город предков и без моей помощи.

— Кости Эвенна Белоокого! — Хрипнул Мардред и прыгнул на одной ноге, помогая палкой. По зеленоватому лбу скатилась струйка пота. — Вы боитесь за нее! Это правильно. Я тоже не доверяю исчадию! Слишком легко он выступил против своих же. Я иду с вами.

— У тебя сломана нога.

— А у вас нет глаза, но я не напоминаю вам об этом каждый час, — прыснул он грубым горловым смехом. — Хотите или нет, я не отстану.

Орлиный Глаз улыбнулся. Взлохмаченные облачные тверди стремительно светлели.

— Ладно. Уходим сейчас.

* * *

В свете первых звезд появились призраки.

Тропа гномов тянулась мимо древнего кладбища, с лихвой оправдывая жуткую репутацию этого места. Все звуки и шумы поблекли, дикий мертвый край оглох — им завладели духи павших копателей. Они вились вереницей бесплотных низкорослых облаков — их тела покрывали язвы рабства, кожа истончилась, губы высохли, зубы заострились. Они обратились в чудовищ, застрявших в чистилище и отвергнутых светлым Небом.

Озлобленные гномьи тени тянули к эльфам когтистые руки и метались над осколками костей отблесками зимнего света. Их тихие, молящие голоса просили о помощи, угрожали расправой, осыпали проклятиями, напевали прощальные песни и пронзительно звали сойти с тропы.

— Дочь моя, это я, твоя мать. Остановись, посмотри на меня…

— Сынок, это ты? Клянусь бородой, это ты! Как вырос и возмужал…

— Сестра? Милая сестра, почему ты молчишь?

— Господин? Не уходите, не бросайте вашего преданного конюшенного…

Габриэл и Арианна, взявшись за руки, шагали в молчании. Под ногами сверкали голубые и черные бриллианты. Из бездонных карьеров летели вопли и стоны. Танцующие пылевые смерчи затмевали луну и звезды.

Тени Пустоши, коварные, как духи гор и сломленные, как защитники Эбертрейла, преследовали их до первых лучей и растаяли только в грохоте волн Уг Кар — Пограничной Реки. Как только воин и девушка перебрались по мосту на западный берег Уг Кара, проклятые наделы, наконец, потеряли над ними власть.

— Трехчасовой отдых и в путь, — сказал шерл, вешая сумку на сук.

Арианна наклонила голову на бок. Ее раздражал этот командный тон, но возразить не хватало сил. Рорг Намар осушил жизненные силы воительницы, как ажинабадское солнце хрупкий пустынный родник. Она кивнула и, устроившись на листьях омелы посеребренных росой, тут же уснула.

Через час небо обложило и над прибрежной полосой залег сумрак. Габриэл обошел побережье, но кроме стрекота цикад и шуршания трав, покой Уг Кар нарушали лишь мерный шум дождя и посвисты ветров.

Отпив из фляжки, шерл разоблачился до пояса и, не внимая туманной сырости, затеял тренировку. Он двигался легкими, пружинистыми шагами, кружил и делал обманные выпады. Под сапогами скрипели молодые стебли да ромашки, росшие меж камней. По разгоряченному бугристому торсу и мускулистым рукам струилась дождевая вода. Собранные в хвост волосы метались хвостом кохейлана. Клинок, игравший утренним светом, ткал кружево смерти и плясал в такт точным, отработанным движениям лучшего мастера бэл-эли.

Сломанные ребра звенели натянутой струной, пронзенную ладонь жгло огнем, но Габриэл отсек все чувства и слился со стихией войны подобно богу Хаосу. Он обратил свое тело в меч, что разил врагов без страха и сомнений. Глаза закрыты, тонкие губы сомкнуты, дыхание уверенно, биение сердца монотонно. Он стал вспышкой света, огненной змеей, сполохом молнии; неуязвим, непобедим и велик. По венам побежал азарт, мускулы налились забытой сумеречной силой. То к чему он так долго стремился — вернулось к нему.

Подбросив клинок, темный эльф перемахнул через голову и бесшумно прыгнул на камни. Расправив плечи, он вытянул руку, и в изящную ладонь с длинными тонкими пальцами легла узорная рукоять. На сегодня достаточно.

Завершив тренировку, он вонзил лезвие в землю и спустился к реке освежиться. Проточная вода охладила разгоряченное лицо с высокими скулами, но не успел сумеречный воин умыться, как уловил в небе злой хрип. Сине-серые глаза коснулись облаков. По южному горизонту плыли недобрые тени. Он напряг острое зрение и понял — через сердце Пустоши летел очередной ведьмовской клин в остроконечных шляпах. На метлах, вырезанных из веток Ведьмина Вяза, висели желтые, покачивающиеся фонари, и подсвечивали облачные барашки светом ущербной луны. Парень задумался. Какое дело носит подданных Валиенты Паучий Яд туда и обратно? Что на это раз задумали сварливые колдуньи Черноземья? Новую гадость соседним королевствам, подлость немногочисленным союзникам, или на сей все гораздо страшнее?

Ветки майского шиповника гулко хрустнули и он отвлекся. Из тени древних валунов выступил могучий лохматый зверь с длинными изогнутыми рогами — королевский олень. Житель леса насторожился и всем своим видом выразил глубокое и печальное удивление. Из ноздрей валил густой пар, глаза отблескивали серебром, по великолепным рогам бегал огнь. Олень постоял с минуту и, почуяв — угрозы нет, грациозно двинулся по в рассветную даль.

Встреча с одиноким зверем переполнила темного эльфа тоской и злостью. Как бы он не стремился вернуть потерянную жизнь — никому еще не удавалось обмануть звезды и отвоевать украденное прошлое. Даже лучшему воину империи. Даже любимцу короля.

Величественно поднявшись и набросив белую рубаху, он потянулся за верхним полукафтаньем и широким поясом из серебра и… Воздух стал тяжелее, ветер зашептал чуждым гласом опасности.

— Он здесь! — Прошипел Габриэл.

С противоположного берега налетел хрипящий собачий рев. Олень вздрогнул и дал деру, вырвав копытами пласт с желтоватыми конями. С соседнего куста сорвалась ворона и с воплем кинулась ввысь.

— Арианна!

Но девушка была уже на ногах, а в ее руке горел обнаженный клинок.

Габриэл на ходу подпоясался. Рукав-крыло взлетел к цепи пещер на южном горизонте:

— До Кротового Перевала сорок миль. Быстрее.

— Нам не успеть.

— Успеем!

… Мальтифис плавился в исступленном бессилии. Белый Лебедь, из-за которой Пепел и Огонь пересек полравнины Трион и сбил лапы в кровь, ускользнула от него в Пустошь Молчания. А все из-за темного сородича, что встал на ее защиту. Вожак балрадов жаждал перегрызть ему глотку и распороть грудь, выпить кровь и отравить собственным ядом, но ритуал «отвращение крови», запрещал ему причинять вред кому бы то ни было из народа Сумерек.

Огненный монстр исторг из пламенной утробы гневную струю пара, грозно сомкнул челюсти-убийцы. Проклятый темный эльф! Из-за него Мальтифис лишился стаи и хозяина и теперь вынужден скитаться по Рорг Намар среди бесплотного гномьего сброда и вынюхивать пропавший след беглянки.

Он облизнул заплесневелую кладку разрушенного колодца. Сладковатый аромат фиалки и жемчужной пыли пощекотал его восприимчивый нос. Она была здесь четыре ночи назад. Вскинув пламенную голову, зверь принюхался. Тончайший аромат жертвы утекал по Тропе гномов на северо-запад, прямиком к Уг Кар — Пограничной Реке. Если Мальтифис постарается, то нагонит Лебедя уже завтра на рассвете. А расправившись с девчонкой, все же снимет скальп с темного предателя, пусть при этом пламя сердца пожрет его самого! Полыхнув желтыми глазами, он залился хрипом, напоминавшим отчаянный предсмертный смех. Пора на охоту, Пепел и Огонь. Твой час настал.

Оттолкнувшись от выцветшей и сухой, как тысячелетний пергамент земли, он взлетел и обернулся облаком текучего пепла. Злобный степной суховей понес его в оранжевый закат.

Сильнейший аромат фиалки обжег балрада у прибрежной полосы Уг Кар. Он рухнул о земь, соткавшись из алого пламени, и кинулся по четкому следу девчонки. Белый Лебедь спала вон у того поникшего клена всего час назад, а теперь бежит через Лютиковую Долину к Кротовому Перевалу. И Он рядом с ней! Балрад мотнул башкой, разбрызгивая ядовитую слюну. Та, едва коснувшись трав и цветов, выжигала их навеки. В погоню!

Он настиг их у Мглистой Расселины, убегавшей отвесными стенами в бесплодную черноту. Прекрасная, хрупкая эльфийка в ореоле тумана и статный могучий эльф в кипени мрака лихо пересекали Расселину по шаткому бревну, переброшенному через обрыв. Воин обернулся, блеснув серебром глаз, и коварно улыбнулся. Светлый плащ взвился закатным облаком, и он грациозно перепорхнул на противоположный край. Лебедь была уже там и что-то кричала своему «защитнику».

Мальтифис издал протяжный, убийственный вой и прыгнул на бревно. Из-под внушительных лап текли потоки пепла, травившие мир. Из пасти струились пары, убивавшие жизнь. Хлипкое бревно дрожало и ерзало под тонной стального чудовища. Внизу чернела пропасть, оплетенная сетями удушающей мглы.

До жертв оставались считанные ярды, но тут темный эльф выхватил из заплечных ножен клинок и взмахнул. Синяя сталь вгрызлась в бревно. Оно вздрогнуло, тут же покрылось трещинами и с гулом рассыпалось. Балрад утробно завизжал и канул в пропасть в фонтане серых щепок. Мгла объяла его черной паутиной, а огненное тело пронзили острые клыки громадных корневищ.

Он издал мучительный стон; окутался прядями раскаленного пара. Из ран побежала кровь. Лапы забились в конвульсиях. Левый саблезубый клык сломался и распорол щеку.

Белый Лебедь снова от него ускользнула. На этот раз навсегда.

* * *

— Вы тоже слышите? — Арианна насторожилась.

Габриэл шевельнул ушами и кивнул:

— Нас преследуют. Насели от Лютиковой Долины. Тяжеловес на… одной ноге. Эльф. И крупная собака.

— Новые ищейки Брегона?

— Не уверен.

Арианна задумалась.

Каменные своды Кротового Перевала отблескивали дождевой водой. Узкая тропа не шире полсотни дюймов, зажатая с двух сторон высокими скользкими стенами, убегала в синий туман. Изредка своды резали широкие дыры, и эльфы замечали мутный свет полудня. Поблизости капала вода, под землей слышалось копошение и писк. Они шли Перевалом который час и который час слышали шорох и неверный ритм преследователей. Однако, те не нагоняли и не нападали. Как странно.

Габриэл вдруг подобрался, как песчаная кобра перед броском и, прищурив черные глаза, метнулся в полумрак. Арианна и рта раскрыть не успела, потому что в следующий миг послышался высокий вскрик и на стену выбросило Остина. Ножны звонко звякнули о камни, а сам владетель Ательстанда едва удержал равновесие.

— Всевидящий! Зачем так грубо? — Рассердился он.

— Остин? — Воскликнула Арианна, распахивая изумрудные глаза. — Что ты… Где Эридан?

Одноглазый эльф оправил плащ, сколотый у горла фибулой в форме лилии, серебристую перевязь с чеканными бляхами и, сморгнув пыль, ответил:

— Идет со всеми в Гелиополь.

— Но почему ты здесь…

Девушка осеклась. Потерянный и одновременно сияющий облик молодого мужчины говорил за него. Волосы Остина пылали серебром, кожа сияла светом, серый глаз лучился любовью и нежностью. В его сердце жила надежда, он дышал ею, как воздухом и тянулся к той, что была холодна и далека, как безучастные луна и звезды.

Арианна прикрыла тускнеющие от горечи глаза. Она безумно дорожила другом и была безмерно благодарна ему за все, что он для нее сделал. Но как бы сильно он не мечтал, она не могла его полюбить.

— Не надо было приходить. Ты нужен тем, кто торопиться в город предков.

— Нет! — Запротестовал он и печально признался: — я виноват, что не пришел проститься. Это мучило меня. А еще я… волновался за тебя.

— А это, Орлиный Глаз, ни к чему.

Сумрачная завеса разорвалась, и темный эльф появился в компании огра и хэллая-альбиноса.

— Не желает миледи рассказать другу, чем занимается по ночам? Может, после этого в нем поубавиться тревог, — усмехнулся шерл.

— Габриэл! Что ты себе позволяешь? — В сияющих глазах воительницы вспыхнуло пламя негодования. Волосы взвил невидимый ветер и они окружили ее броней.

Остин впервые узрел гнев подруги.

— О чем он?

Она выдохнула, успокаивая себя.

— Неважно. Не слушай его.

— Да, лорд Остин, не слушайте меня, — ухмыльнулся Габриэл и бесшумно поплыл в туман. — Идете? — Бросило эхо его голосом.

Через минуту они нагнали воина, казавшегося скульптурой из лунного камня. Недоверие отравило эльфийские сердца, потому дальше пошли в безмолвии.

Волк Черноземья вырвался вперед и растаял миражом. Лишь его тень каталась над серыми сводами, да алые точки иногда вспыхивали в клочьях тумана впереди. Сзади, хромая, грохотал огр. Шершавые стены терли его плечи наждачной бумагой и он глухо ругался на гортанно-кричащем языке Немера.

Так продолжалось довольно долго.

Скорбный вой ворвался в пещерную тишину бранью зимнего ветра и затмил Перевал леденящей тенью. Мардред выронил палку и, подперев стену плечом, выхватил меч. Лютый заворчал, запалив глаза. Остин остановился и выхватил На-Эн.

Новый поток визгливо-кричащего хрипа полоснул по эльфийским ушам и унесся на восток.

— Гвоздь мне в сапог! — Взревел огр. — Что за…

— Вам лучше не знать, — равнодушно ответил Габриэл, входя в столп звездного света, сочившегося сквозь потолочный колодец. Узоры на плечах его полукафтанья замигали серебром, а волосы в хвосте стали цвета сапфиров.

— Почему?

Арианна накрыла голову капюшоном и пояснила:

— Это балрад. Последний из стаи. Их еще называют Пепел и Огонь. — Воздух заметно похолодал. — Ищейка темных эльфов.

— Пусть приходит! — Зарычал Мардред. — Я отплачу им за гибель Ательстанда!

— Он не придет. Уже нет.

Арианна кратко рассказала о переходе через Пустошь Молчания и упомянула о гибели Мальтифиса во тьме Мглистой Расселины.

— Все из-за вашего темного сброда, — бросил огр Габриэлу в спину. — Исчадия не успокоятся, пока не перебьют всех светлых сородичей, да, изгнанник?

— Мардред, — одернул Остин, вдвигая в ножны клинок.

Габриэл хладнокровно промолчал и померк в извивах тумана. Арианна и Лютый исчезли за ним. Огр хрюкнул от злобы и хотел разразиться бранью, но Остин предупредил:

— Держи свой гнев при себе. — И махнул, — пошли.

Через триста ярдов тропа вывела в прохладу темнеющего леса.

— Троллевый рынок? Вы надеетесь пробраться на Троллевый рынок и остаться в живых?! Вы окончательно лишились рассудка! Лучшего места, чтобы расстаться с жизнью и придумать нельзя! Там собрались убийцы-некроманты, мошенники-чернокнижники, обманщики-чародеи, авантюристы-ведуны со всей равнины Трион! Если не терпится сдохнуть, лорд Габриэл, могу прикончить вас прямо сейчас! — Огр хрипел от ярости и гоготал в истерическом смехе, рассевшись на старом пне. Его голова дергалась на мясистой шее и зеленоватая лысина отражала блеск низких звезд.

— Заманчивое предложение, — прошипел темный эльф и криво улыбнулся, — но, нет. Спасибо.

— Почему туда? — Остина грызли страх и удивление.

— Там живет знаток агаль.

— И все же, считаю, не следует нести карту, раскрывающую местоположение усыпальницы Лагоринора и четырех его братьев, в царство зла.

— А куда следует? — Полюбопытствовал шерл, смерив его сине-серыми глазами, еще не потемневшими до черного, но уже утратившими пронзительную яркость дня.

Владетель Ательстанда поник серебристой головой. Ремешок, перетягивающий волосы, упал ему на скулу, стек на шею и грудь.

— Выбора нет, — грустно согласилась Белый Лебедь, стоя у березы.

Габриэл посмотрел в долину, где серебристые крыши Эйр-Шира блистали в смешении последних солнечных лучей и блеске первых звезд. Эйр-Шир — твердыня, возведенная белыми гоблинами на закате правления Лагоринора, давно утратила прежнюю роскошь и уже много столетий слыла захолустьем не лучше и не хуже сотен тысяч подобных городков.

В трех милях к западу поблескивали серебром домики еще двух схожих селений — Смол-Шир и Мидл-Шир. С востока глядела серо-желтая степь Рорг Намар. С юга несло соленым прибоем Моря Ветров, а север дышал дремучими лесами и отсвечивал пиками величественных Серебристых гор Аред Вендел.

— Переночуем в Эйр-Шире, а утром отправимся на поиски Блуждающего Моста, — властно распорядился воин и ступил на дорогу, спускающуюся со склона.

Она была не очень широкой и напоминала скорее проселочную, чем оживленный купеческий тракт, по которому частенько колесили повозки и крепкие коротконогие дестриэ. По обеим ее сторонам тянулись березовые леса и непролазные заросли конопли.

— Когда все закончится, я его прикончу, — пообещал Мардред и, оперевшись на палку-костыль, поплелся к городу в долине.

Остин, Арианна и хэллай тронулись следом.

* * *

В Эйр-Шире царило оживление.

Широкие улицы, облицованные белым камнем, напоминали плетенье рукодельницы, присыпанное драгоценными камнями. По обочинам светили узорные фонари на кованых ножках, и под каждым толпилось два-три белых гоблина, что вели возбужденные беседы на местном наречии.

Этот народ отличался от черных и зеленых собратьев, как небо отличалось от земли (потому-то те их люто ненавидели). Белые гоблины слыли мирными мастерами, трудолюбивыми фермерами, а еще непревзойденными хозяйственниками и счетоводами (правда, не всегда честными). Неспроста в Эйр-Шире на каждом углу располагались Денежные Дома да Лавки-Хранилища, где зажиточные торговцы и промышленники (и, конечно, мошенники сколотившие состояние неправедным путем) хранили свои сбережения под защитой надежных заклятий-оберегов.

Со стороны площади, окольцованной сразу четырьмя Денежными Домами, послышался возбужденный спор. Говорили на всеобщем. Габриэл мотнул головой в ту сторону и свернул в тенистый проулок. Через двадцать шагов эльфы разобрали сильные гоблинские голоса, отраженные от каменных стен.

— Когда, говоришь, они отчалили? — Приятным тембром спросил первый.

— На третью ночь после новолуния. Взлетели птицами и отправились на запад.

— Обманщик и подлый лгун! — Протестовал третий, с более резким и картавящим слогом. — Ко'абли не ходят по небесам! Их стихия — 'еки и мо'я!

— Я гостил у тетки в Мидл-Шире и сам видел, как на вечерней заре десять блестящих ладей вознеслись в облака! — Обиделся рассказчик. — Слыхал, их заклял колдун из темных эльфов. Вроде по имени Звездочет или как-то так.

— В'ешь! Все ты в'ешь! — Не верил картавый. — Вот поколочу тебя, будешь знать, как ду'ить мозги!

Арианна и Остин обменялись взглядами. Габриэл нахмурился. Неужели белые гоблины спорят о воздушном флоте Его Величества Брегона…

— Посторонись! — Взревела глотка погонщика.

Из-за угла вынырнул экипаж, запряженный тройкой пятнистых пейнтхорсов [порода лошадей]. Прогрохотав по площади и обдав спорщиков фунтом дорожной пыли, он свернул за памятник основателю Эйр-Шира и растаял в белом свете уличного освещения.

— Посторонись! — Долетел новый взрыв погонщичьего рева из соседнего переулка.

— Сду'ел? — Завопил картавый, мигом забыв о споре с товарищем. — Ну, п'ойдоха, попадись мне!

— Идемте, — темный эльф уже исчез за поворотом.

На окраине Эйр-Шира было спокойней. Из окон домов, стиснутых узорными заборчиками, лился свет. Пахло печеным мясом и пшеничным хлебом. Вокруг — ни души, только отзвуки песен, лай собак и шелест июньских цветов в огородных наделах. Через сотню шагов «улыбнулся» двухэтажный гостиный дом «Волшебный Цветок».

Дверь хлопнула и на крыльцо «Цветка» вывалился гном с торчащими пиками усов. Кудрявая борода, рассыпанная по груди, забавно качалась, пока он топал по ступеням железными сапогами и орал на всеобщем:

— Клянусь секирой, больше никогда не доверюсь счетоводам из Эйр-Шира! Вложить триста фунтов драгоценных алмазов и за сто лет получить полпроцента прибыли? Жулики! Ворье!

Спрыгнув на каменную дорогу, гном затопал, как на параде. Левой рукой он потрясал в пустоту, правой тащил за собой внушительный кожаный саквояж с нашивкой в виде двух перехлестнутых молотов, венчанных шлемом-короной в звездах.

— А, ну с дороги, эльфьи морды! — Карлик бесцеремонно толкнул Габриэла и Остина широкими плечами.

— Аскья-лад, — хрипнул Мардред и сплюнул. — Хорошо не аскья-уд.

Кого ни спроси, ответили б сразу — гномы Аскья-Ладо никогда не отличались учтивостью и слыли жуткими грубиянами, однако до собратьев из Аскья-Удо им было далеко. При виде черных гномов аскья-удов другие народы бросались в рассыпную. К счастью, в последние века на поверхности они не появлялись. Кто-то шептал, забияки открыли золотую жилу в недрах Сапфировых гор и который год копают, роют, бурят, пополняя и без того переполненные сокровищницы короля Брейга Острый Топор, кто-то, напротив, уверял — их давно прибрало пламя преисподней и подгорного народа давно нет в живых.

— Клянусь секирой, ноги моей больше не будет в этом треклятом городишке… — орал силуэт, удалявшийся в звездную ночь.

Остин поморщился и оправил наряд.

В чем-то светлые и темные эльфы все-таки имели точки соприкосновения — и те и другие не переносили ворчливых и вечно недовольных карликов-землекопов, грызущих недра в поисках несметных сокровищ. И не важно, откуда те были роддом.

… Заприметив посетителей, белый гоблин-управляющий опустил перо в чернильницу и расплылся в улыбке. В троих он узнал эльфов, ибо они лучились юностью и красотой (и не важно, что один из них темный), в последнем — вонючего и безобразного огра. Кто только не переступал порог его собственного двора за последние двадцать пять лет и, как это часто бывало, не все визитеры приходились ему по душе. К примеру, этот огр.

— Что желают почтенные господа и леди? — Стараясь не глядеть на Мардреда, учтиво спросил он.

— Три комнаты, — ответил Габриэл. На стойку упал золотой пейс.

— Разумеется, — кивнул тот и открыл книгу регистрации. — Ваши имена, почтенные?

На перламутровую страницу в аккуратных вязях, легла еще одна монета. Глаза управляющего вспыхнули, как факелы.

— Они не нужны, — сурово распорядился темный эльф.

Белый гоблин шумно захлопнул книгу с золотом:

— Желание гостя — закон.

Он снял со стены три железных ключа в форме птичьих клювов и протянул посетителям.

— Комнаты семь, восемь и девять. — И выпытал: — В Эйр-Шир по делам или проездом?

Темный воин забрал ключи.

— По делам.

— Надумали открыть вклад или пополнить вложение, угадал? — Закивал гоблин, — понимаю. Дам совет. Не связывайтесь с Денежным Домом Крута Кривохвоста. Он известный плут. Возьмет ваши пейсы под пятьдесят процентов годовых, а сам припишет вам сто штрафов и в итоге оставит с одним, двумя процентами прибыли, а то и вовсе оберет, как несчастного мастера Глуинда Лежебоку или лорда Пэтра из Элейска. Последним он обокрал почтенного гнома, с которым вы столкнулись в дверях. У, как он кричал, как возмущался…

— Мы слышали, — бросил Габриэл и развернулся к лестнице, улетавший наверх белым полотном, но вдруг повременил и задал вопрос: — О каких парящих кораблях толкуют жители?

— А-а, — управляющий почесал на затылке проплешину. — Это — ерунда. Слухи, господин.

— Подробней.

Гоблин повертел головой и, не заметив посторонних, перегнулся через стойку:

— Не так давно соседний городок почтил своим прибытием король исчадий, э… прощу прощения, темных эльфов. Те, кто видел сопровождающие его ладьи, клянутся Светом, что они парили по облакам. — Он разогнулся и обнажил кривые зубы, — чушь, обман. Нет в мире силы, что подняла бы дерево или металл. Может во время первых эльфийских королей и была, а теперь нет. Говорю же — ерунда. Треп болтливых глупцов.

— Очевидно, треп, — тон Габриэла был ледяным.

— Приятного отдыха, господин, — крикнул белый гоблин вспорхнувшему на лестницу парню.

… Камин плевался ворохом огненных брызг. По потолку скакали тени, порожденные пляшущими языками. Сквозь окно сочился свет полной луны. Пахло пылью, потом прежних постояльцев и свежестью чистого постельного белья.

Габриэл сложил сумку и ножны на кровать и плавно опустился на теплые камни у очага. В черных глазах замигали искры, серебро на одеждах запылало звездами. Он поднял правую руку и снял бинт, пропитанный высохшей кровью. Идеально прямой росчерк пересекал ладонь алой полосой. Он поморщился — не столько от боли (хотя руку жгло до одури), сколько от ненависти к «другу» Брегону. Какую бы судьбу не уготовила ему Иссиль, он дал слово, что сокрушит сына Теобальда в не меньшее пламя позора и заставит испить ту же горечь, какой захлебывался все эти месяцы сам. Каких бы усилий это не стоило.

Взмахнув чистой эластичной лентой, Габриэл обмотал ею правую ладонь, завязал на запястье и замер с идеально прямой спиной. Проверять раны на плече и лодыжке не имело смысла — Арианна прекрасно обработала и перевязала их еще в Пустоши Молчания — и к удивлению воина, он их даже не чувствовал.

За спиной раздался горестный вздох. Потом еще. Темный эльф обернулся — безучастное лицо осветил лунный луч, стек по волосам, рассыпанным на рельефных предплечьях и груди. У окна, спрятав руки в широких светло-зеленых рукавах, стоял Остин. Он любовался белым сиянием звезды Норвэн, чаровался темно-желтым Астэром, поражался яркости созвездия Льва и растекался океаном отчаяния и горя. Кожу Габриэла кусали незримые шипы Остиновой тоски, а сердце леденил бездонный холод безответной любви. Если одноглазый так страдает, значит — он открылся Арианне и… получил отказ.

Шерл отвернулся к огню. Ранимые натуры светлых сородичей раздражали его, вызывая лишь недоумение и смех. Однако, прислушавшись к себе, он понял, что испытывает не только коварную насмешку над чувствами отвергнутого, но и ревнует. Что?

Габриэл стиснул зубы и резко наклонил голову — на юное лицо посыпались мягкие пряди. Ревнует? Белого Лебедя? К Остину? Невозможно! Темные эльфы не ревнуют! Скорее на Ледяных Островах вырастут цветы, ирчи Прибрежных Гаваней сложат оружие и возьмутся сеять и пахать, а король высокогорных эльфов Иллиодор выступит из колдовских теней Эль'Эвена и примкнет к Хегельдеру и светлым валларро.

Новый горестный вздох растекся по мглистой комнате плачем летнего ветра. Габриэл сморщился и грациозно встал. Подхватив ножны с мечом, он бесшумно скользнул к двери.

— Куда ты? — Голос Остина отливал надломленностью.

— Выйду на воздух, — ответил он, не оборачиваясь, и захлопнул дверь. Находиться подле души, терзавшейся безответной любовью, он больше не мог.

Где блуждал шерл и какие тайны хранил в глубине каменного сердца, было ведомо ему одному. Но когда он вернулся «Волшебный Цветок», на лестничном пролете его поджидал недовольный Мардред.

Габриэл остановился у первой ступени и скрестил руки. Невозмутимый и бесстрашный вид высокого и утонченного исчадия, сокрытого серебром дорожного плаща привел огра в бешенство. Юный темный эльф смотрел холодно и властно, так же, как в былые времена это делал король Умбер Кривоносый и бранные слова сорвались с огровых губ сами собой.

Выслушав, Габриэл остался безразличен, как кладбищенская тишина:

— Это все?

— Троллева мать! Да я тебя, мальчишка, своими руками удавлю! — Проревел гигант.

— Встань в очередь, — холодно посоветовал шерл и оттолкнул его плечом. — Дай пройти.

Несмотря на легкость, бесшумность и птичью изящность присущую эльфийскому народу — сила его удара едва не опрокинула здоровенного огра через перила. Лишь зацепившись палкой за узорного льва, он устоял на одной ноге. Зеленая пятерня размером с тележное колесо выскочила вперед и стиснула раненое плечо изгнанника. Габриэлу потребовалась вся его выдержка, чтобы не издать стон боли и удержать на бледном, красивом лице маску невозмутимости. Он развернулся и, стряхнув гигантскую лапу, прошипел:

— Не забывайся, Мардред.

— Я знаю, твою подлую душу, лорд главнокомандующий, — рявкнул зеленокожий. — Говори, куда ходил?

Темный эльф воинственно промолчал.

— Тебя не было два часа, — огр обдал его зловонным дыханием. — Решил нас предать?

— Что за чушь? — Вскипел Габриэл и его глаза отсветились серебром.

— Может ты и провел Остина и Арианну, но не меня. — Изо рта Мардреда летели вязкие слюни. — Я знаю, что ты ведешь нас в ловушку. Нет никакого Блуждающего Моста, я прав? И на Троллевый рынок ты не собираешься. Ты несешь карту своему королю! Кости Эвенна Белоокого, как я раньше не догадался! Вот почему флот исчадий ошивается поблизости! У вас здесь встреча? Да? Ты уже отдал ее?Или собираешься? Когда? Где?

Только сейчас парень почуял кисловатый аромат браги, исходивший от великана.

— Ты пьян. — Презрительно фыркнул он. — Иди, проспись.

И неуловимо взлетел на второй этаж сгустком темного света. Его ледяной голос пригрозил из полутьмы:

— Не смей больше следить за мной, огр.

* * *

… Едва рассвело, путники покинули Эйр-Шир и забрали на север. Габриэл свернул с дороги в каменистые дебри и направился в глухие, враждебные леса.

Вязы сходились так близко, что в некоторых местах образовывали сплошные своды и скрывали небо и летнее солнце. Кусты превратились в непроходимые заросли, полянки поросли пучками колючего чертополоха и напоминали дикий пустырь в упадке и запустении. Остин и Арианна поводили плечами, ощущая гнет злобных сил, следивших за ними из-за каждого ствола и из каждого оврага. Белоснежный альбинос щерился, рычал и срывался на хрип в темные участки, залитые светом блуждающих огоньков. Мардред скалил клыки и хватался за рукоять, заслыша шорох трав или бульканье озер. Только темный эльф оставался спокоен и не страшился ужасов дремучего мира. Он часто останавливался и чуть заметно шевелил ушами, будто прислушиваясь, и снова смело продолжал путь.

Лесная тропа взвилась на лысый холм, а оттуда потекла каменистым берегом в змеистых трещинах и провалах. Шумела черная вода. Серый пух облаков, обгоняя солнце, катился на запад. Тени двигались по углам стремительно приближающегося Тролльботна, походившего на оскал закаменевшего чудовища.

Эти земли были средоточием темных чар, морока и отчаяния. Вместо птиц и зверей здесь обитал глубокий мрак. Вместо ветра — вился ядовитый туман, а зло осаждало душу любого, кто дерзнул переступить его пределы.

… Когда Ущелье Троллей осталось за спиной, а тропа привела на берег с бродячим туманом, — наступил ранний вечер. Попутчики сняли капюшоны и осмотрелись. Серебро и тьма эльфийских волос вспыхнула в огнях заходящего светила, лучистые глаза прогнали стелющуюся тень.

Немного правее блестел знаменитый Тролльванн [озеро троллей]. К югу уходила равнина с рухнувшими каменными постройками. По северу и западу плелись кривые гребни утесов, и волны там с грохотом бились об отвесные стены. По землям востока растекались холмистые долины, выжженные мглой.

— Зачем ты завел нас в эту проклятую глушь? Где ты видишь здесь Блуждающий Мост? Где ты вообще видишь здесь намек на жизнь, исчадие? — Рыкнул гигант и, допрыгнув к кочке, обвитой чахлым вереском, с грохотом на нее упал. Палка-костыль легла в траву; плащ расстелился у ног, одну из которых фиксировала железная конструкция.

Темный эльф ударил кресалом по огниву и высек оранжевую искру. В гнезде сухого хвороста закурился дымок, дальше — вздулось пламя. Он поднял голову и светло-голубые глаза парня отразили пляску занимавшегося костра.

— Слыхал о терпении, Мардред? — Ядовито поинтересовался он, сбив рассерженного огра с мысли. — Думаю, нет.

Лютый припал к земле и прикрыл морду пушистыми лапами. Из зубастой пасти вырвался ироничный смешок.

Меж тем Габриэл выпрямился и, оправив перевязь, скрестил руки в широких рукавах.

— Дождемся заката.

Остин покачал головой и сел у костра. Сняв лук из орешника и колчан, молодой владетель Ательтсанда отпил из фляжки и вздохнул. Стоило ему бросить взор на Арианну, его серый глаз начинал светиться блеском отчаяния, а лучистый свет кожи обретал нездоровый, мертвенный оттенок. Он страдал от любви, выжигая себя, как факел в зимнюю ночь и чтобы, хоть немного унять скорбь безутешного сердца заговорил:

— Еще ребенком я прочел о Троллевом рынке в «Записках следопыта» авторства Адобэ Молчаливого. Знаменитый путешественник и картограф короля Лагоринора был младшим братом мыслителя Эдвина Мудрого и всю свою жизнь посвятил изучению тайн и загадок равнины Трион. Его руками были созданы карты ий-дъйских пустынь, описаны приливы и отливы океанов востока, проложены тысячи маршрутов с севера на юг и с запада на восток. Со временем он заинтересовался и таинственным рынком троллей. Адобэ утверждал: его врата замаскированы под опору Блуждающего Моста, отыскать который под силу только тому, кто однажды уже побывал там по приглашению местных троллей или обладает особым колдовским даром — видеть то, что сокрыто. Ищущий Мост должен подумать о нем и ноги сами выведут его на верную дорогу.

— Сказки на ночь, — рыкнул огр.

Остин продолжал:

— Другим найти его невозможно. Он блуждает по Верхнему Миру, подобно вихрю или ночным облакам. А еще Мост невидим. Мостовые тролли очень щепетильны. Они открывают Врата с последним лучом солнца и закрывают в свете зари. — Молодой лесной эльф горько усмехнулся. Ожившее прошлое причинило ему холодную боль. — Отец триста лет искал рынок, надеясь найти лекаря или мага, который смог бы вылечить мать от сонной лихорадки, насланной ведьмами Черноземья. Но не продвинулся в поисках ни на йоту. Она… — сглотнул, — умерла. — Он посмотрел на Габриэла с печалью: — Решил, что отыщешь его за одну ночь?

— Решил. — Ледяные глаза шерла проницали тлеющий горизонт. — Я бывал на рынке вместе с отцом, Теобальдом и Брегоном в Год Созвездия Большого Пса. Мы прибыли по приглашению короля Гиль'Гекка, чтобы заключить взаимовыгодный союз. Теобальд обязался оказывать троллям военную помощь, а рыночные алхимики и маги, в свою очередь, согласились готовить для нас нужные эликсиры и снадобья. — Он помолчал, прислушиваясь к шорохам закатного мира. — Когда принц Брегентус Алмазный Зуб убил старшего брата и занял трон, он разорвал наш союз. Больше двухсот лет темные эльфы не переступали границ Троллевого рынка.

— Так, какого тролля мы туда прем? — Взорвался огр.

Снежное лицо Габриэла осталось мертво и лишь синие глаза, темневшие в закате, полыхнули.

— Во время последнего визита на рынок мой отец спас одного придворного переводчика. Ему грозила виселица за неверный перевод с алати-даур, но Бриэлон убедил Гиль'Гекка, что казнь не лучший способ ведения дел.

— Странно слышать это из уст потомка палачей, — буркнул под нос Мардред, но так, чтоб его не расслышали.

— Переводчик все еще жив? — Спросил Остин.

Габриэл улыбнулся краем губ:

— И все еще должник рода Дракона и Змеи.

… Солнце закатилось за ту сторону суши, и над берегом Тролльвана пронесся ураганный порыв. По зеленой воде побежали круги. Листья шумно зашуршали о камни. Мраморные одежды светлых эльфов и роскошное черное облачение темного шерла затрепетались, как полотна королевских знамен. Синий луч взошедшей луны прожег облачные одеяла и осветил холмистую долину. Внезапно занавес теней затрепетал, и привычную картинку перечеркнула щель, ведущая в иное измерение.

— Кости Эвенна Белоокого! — Взрычал огр. Забыв о сломанной ноге, он вскочил лихим зайцем. — Это правда!

В огне ярких звезд полыхнули грандиозные стальные опоры, соединенные двумя готическими башнями не меньше пятидесяти ярдов в вышину. По железным креплениям моста побежали отблески белой луны. Прочные канаты в десятки легуа [1 легуа — от 4 до 6,6 км] загудели голосами штормовых бурь. В одной из ближайших опор размером с замок проступили очертания ворот, подсвеченных алыми огнями тролльего мира. Раздался скрежет. Створы распахнулись, выплескиваясь водопадом света, невообразимого гомона, треска колес, стука копыт, свиста и клубов пара.

Габриэл холодно улыбнулся.

— Нас приглашают.

Изумрудные глаза Арианны вспыхнули, а сердце переполнила радость:

— Надежда еще есть.

Глава 16. Продавец грез

Нет ничего сокровенного, что не открылось бы,

и тайного, чего не узнали бы

(Лука, 12:2)

Перо в умелых пальцах мастера переводов выводило на пергаменте замысловатую вязь. Настольная лампа то и дело дрожала, падая на стол косой линией золота. Он поднял голову и шикнул — свет выровнялся. Роившаяся в стекле вереница волшебных огоньков, добытых алхимиками квартала Ртутной Луны из морских жемчужин, собранных с кипящего дна Вод Океанского Света, притихла. То-то же.

Перо окунулось в чернильницу и снова коснулось бумаги. Новое рунное плетение пополнило ряд переведенного текста со старинного гоблинского наречия хитка-занту. Мостовой тролль похихикал — речь шла о каком-то древнем рецепте бессмертия, найденном в ущельях Беллийских гор кем-то из гоблинов.

Ингредиенты были более, чем странными: «В молоко дракона, убитого в миг солнечного затмения, добавить перетертый корень ползучей игарки и измельченную пыль упавшей звезды. Тщательно перемешать и вскипятить. В полученное зелье влить сок бузины, найденной на заброшенном кладбище и досыпать скорлупу яйца, снесенного черной одноногой курицей в ночь летнего солнцестояния…»

Черные гоблины возомнили, что будут жить вечно? И смех и грех, подумал он.

А вообще-то, Сирикус Лавво давно отошел от дел и держал Лавку Переводов скорее для прикрытия, нежели заработка на жизнь. Но отказать старому другу, заявившемуся на Троллевый рынок из горного селения Барсо, не смог. Тот осыпал его золотыми слитками и попросил перевести ажурные символы, вплавленные в серебро магической дощечки не раньше Эпохи Темного Рассвета, обещав вернуться через две полных луны.

Времени было хоть отбавляй и переводчик, потянув одеревеневшую спину, поглядел на стеллаж с поющими шкатулками. Он был не стар и не молод, а как говорили его родичи — в самом расцвете сил. Да и внешность у него была — одно загляденье, по крайней мере, местные троллины мечтали захомутать Лавво в мужья который год. Мутно-зеленые глаза торчали навыкат, огромный распухший нос глядел картофелиной, в щели рта роились крупные, острые зубы, по коричневатой сморщенной коже вились побеги липких лишаев, густые волосы лежали на плечах спутанными водорослями, из правого уха росло деревце, покрытое ядовито-зеленым мхом. Его голос звенел скрежетом эльфийского клинка о кости желтых великанов Шар-Рахри, а смех выл волчьим ревом, вплетенным в северные ветра Драконовых гор.

Надо сказать, мостовые тролли сильно отличались от своих свирепых собратьев, рожденных чревом Роковых Скал. Те питались камнями и сырым эльфийским мясом, были тупоголовы и вонючи; больше всего на свете они страшились палящего солнца и от того всегда прятались под броней. Не походили мостовики и на низких трусливых троллей из пещер и гротов Алых Хребтов; эти либо вступали в ряды наемных войск и резали, жгли и крушили, либо тряслись над сундуками с тоннами солнечных рубинов, дымчатых опалов, кровавых гранатов, лазурных сапфиров, натасканных со всех уголков равнины Трион. Здешние тролли не боялись солнечных лучей, не питались сырой плотью и не терпели беспорядка, а еще их злые, скупые сердца боготворили деньги и развратную любовь.

Лавво перевел взгляд алчущих глаз на полки, заставленные свитками и рукописями. По кипам полуистлевших книг бегал пузатый таракан с глянцевым брюшком. Стопка старинных манускриптов блестела толстым слоем пыли, шурша краями, как листья на сквозняке. В ворохе пожелтевших страниц, вырванных из фолиантов ведьм, устроил гнездо волосатый паук с сомном горящих глаз-бусинок.

Переводчик поскреб нос мизинцем. В юности он горел жаждой знаний, мечтал изучить все семь языков равнины Трион и расшифровать девятнадцать мертвых диалектов, что расцветали, благоухали и увядали сто тысяч Эпох под неусыпным оком Всевидящего. Как только ему исполнилось восемнадцать троллевых лет, он кинулся в Языковую Академию, расположенную в квартале Одноглазых Мудрецов, а через пять лет уже поступил на службу при дворе владыки Гиль'Гекка в качестве королевского переводчика. Один неверный перевод с поганого драконьего наречия алати-даур поставил жирный крест на его блестящем будущем.

Снаружи разлился пронзительный звук паровозного гудка, по рельсам загремели колеса, послышалось густое шипение пара, испускаемого чугунной трубой, и Лавво встрепенулся. После визга свистка состав остановился и его каморку тряхануло: стол подпрыгнул, лампа плюнула фонтаном белых брызг, а стальная чернильница в форме слона, блеснув глазами из бирюзы, опрокинулась. По зеркальной столешнице потекла маслянистая лужа с сильным ароматом мускуса. Переводчик прорычал проклятье в округлое оконце, врезанное в середину потолка и, сорвав желтый шерстяной шарф, кинулся промокать чернила.

Его уши наполнил шум рявкающих глоток. Но крик смотрителя станции перекрыл их всех:

— Отправление через минуту! Торопитесь! Торопитесь!

Тролль вскочил и топнул ногой — вот невезуха, испортил любимый шарф, подарок покойной сестрицы Литиссы.

Темные стены дохнули пылью и клочками ватного мха — новый оглушающий свист пронзил его голову эльфийской стрелой; загремели механизмы, застучали колеса и состав помчался по рельсам в гудящую даль. Жить в квартале Зловонный Оазис близ вокзала Пяти Перекрестков — удовольствие не из приятных, но он поселился здесь, чтобы всегда быть на передовой, ведь каждую неделю получал бесценные посылки с севера.

Лавво перекусил перо и бросил в тлеющую жаровню, пыхтевшую справа алым солнцем. Зашипело. Три кудрявых завитка взмыли под высокий потолок, затянутый гниющим ковром бурового эпифита. Пахнуло гнилью болот и тролль оскалился. Мечты юности — глупость, о которые он теперь вытирал ноги. Больше того — он давно о них не вспоминал.

Обогнув стол и сдвинув горящую лампу на середину (на случай если снова тряхнет), Лавво вышел на узенький балкончик с железными перилами, оплетенными плющом. По морщинистой коже скатился пласт паровозного дыма; ноздри защекотали запахи чугуна, пропитки шпал и угольной пыли. Где-то там свистел смотритель; по перронам катились колесики разномастных тележек. Переводчик обвалил тощее тельце на «плющ» и оглядел свое королевство. С высоты седьмого этажа оно казалось ему творением хитроумного паука-сталелитейщика.

В центре — высокая серая башня владыки Брегентуса, а вокруг разноцветная паутина Троллевого рынка, запруженная домиками, колдовскими лавками, борделями, цирюльнями, питейными, кузнями, винными и другими жизненно важными заведения бездушной державы. Дальше чернели сотни дымящихся труб; вместо луны — синяя копоть и туман, вместо звезд — вечный бурлящий шторм, вместо свежести — мутный ветер из грязи и монотонный скрип стальных канатов и тросов. И так столетие за столетием.

На залитый светом перрон поднялся сгорбленный тролль, опирающийся на два костыля. У него было сухое морщинистое лицо, сальные белые волосы, потрепанная золотая мантия с эмблемой пылающего на ладони огня. Лавво склацнул рот, потому как узнал в нем мастера Картикуса, алхимика из квартала Мертвых Звезд. Послышались долгий гудок, мерный стук колес и шипение пара. Из дымной завесы вылетел состав и озарил станцию визжащим сигналом.

— Опять поехал к любовнице, — пробубнил Лавво, наблюдая, как ветхий алхимик внезапно отбросил костыли, распрямил спину и вскочил в вагон, поражая ловкостью и прытью. Он похихикал. — Езжай, езжай, старый обманщик. Все давно знают — никакой ты не умирающий доходяга.

— Остановка одна минута… — долетело эхо смотрителя, — не задерживаемся, проходим…

Лавво глянул на станционные часы, гремевшие винтиками и шестеренками, и недовольно оттолкнул горшок с кактусом. Близилась полночь, посыльный запаздывал, а у него, как нарочно, куча заказов. Если паршивый мальчишка задержится еще на час — он не успеет разнести их в срок и это сильно повредит его безупречной репутации.

Расставшись с ремеслом королевского толмача, он нашел призвание в искусстве торговли. Его имя гремело на весь Троллевый рынок, о нем шептались по углам Темных Аллей, ему посвящали лунные сонаты, а в уличных похабных песнях называли Торговцем иллюзиями, Купцом сна, Продавцом грез. И были совершенно правы. Он научился оживлять сказки и дарить всем страждущим неземное наслаждение. Вернее, не он сам, а его чудодейственные кристаллы. Их доставляли с ледяных и мрачных, как сердце тьмы, вершин Серебристых гор Аред Вендел, а вернее с трех безмолвных Пиков: Танахин, Тэйра, Тро. И всякий раз, припадая к своему «сокровищу» тролль трепетал, ибо кристаллы, горевшие ярче звездного света на воде, переполняли его жадное сердце радостью скорой наживы.

Из коридора донесся топот железных ступней и гортанный рык. Лавво обернулся и деревце, росшее из уха посыпалось лощенными почками.

— Заявился, — прорычал он, вбегая в комнату и захлопывая балконную дверь. Уличный гомон и вокзальный грохот разом пресеклись — стало тихо, как в могиле праотцов. Лишь таракан шелестел по обложкам книг, да паук царапал когтистыми лапками истертые листки с заклинаниями.

— Господин Лавво, господин Лавво…

— Не ори, — тролль распахнул дверь и втащил мальца за шиворот рубахи, пошитой из грубого некрашеного рами.

Тролльчонок неуклюже поклонился и протянул сверток, замотанный серебристой парчой.

— Только что доставили из Сулахенны.

Лавво схватил его и сорвал парчу. На ладонях переводчика лежал лакированный сундучок, запертый серебряным замком в форме бочонка. Убедившись, что его не вскрывали, он вынул из кармана рубин, блеснувший каплей крови, и протянул посыльному.

— Жду тебя через неделю.

— Да, господин… — не успел тот договорить, как был выставлен за дверь.

Заперев дом, мостовой тролль плюхнулся на стул, сдвинул серебряную дощечку, увитую орнаментом наречия хитка-занту и поставил сундук. Стянув с мизинца левой руки золотое кольцо-печатку с выбитыми инициалами С. Л., он прислонил его к замку и повернул против часовой стрелки. Гулко щелкнуло и крышка приоткрылась. Из-под нее поползла кусающая морозная свежеть и холодный синеватый свет. В Верхнем Мире существовали реликвии старше Звезд Запада — и эти кристаллы были одними из них.

Лавво прикрылся рукой, когда его глаз коснулось творение духов гор. Слепящее солнце казалось блеклым фонарем подле ледяных камней с Аред Вендела. Он бережно вынул кристаллы и рассортировал на три горстки. Первая, с Пика Танахин — цвета индиго, предназначалась для любовных снов; вторую, добытую в оледенелых трещинах Тэйры, цвета ванили использовали, чтобы вызвать грезы славы и богатства; третья, вырванная из пасти каменных клыков Тро, с отблеском дыма и пепла, обманывала бессмертием и вечной жизнью.

На комнату пало таинственное безмолвие. Тролль коснулся кристалла из последней горсти, поднял и заглянул в зеркальные грани — тени изменили формы и наклоны, отделились от стен и сводов и закружились оживающим водоворотом. Угрюмую мглу разорвало сильными токами воздуха и перед глазами поплыли персиковые и вишневые сады, узорные скамьи и фонтаны из белого мрамора и хрусталя, сказочный дворец, парящий над облаками цвета лимона, крепости и башни, украшенные сияющими стягами из золота и серебра. Из иллюзорных языков пламени возникли придворные и слуги, музыканты и жрицы любви. Они окружили Лавво вереницей сладкоголосых спутников, припали ниц, стали целовать одежды. Тянулись века, летели эпохи, плелись эры, а он продолжал жить королевской жизнью, не ведая горя, не зная забот, не вкушая горечи тлена — бессмертный, великий и любимый монарх мира, наколдованного его ушлым разумом.

Переводчик замотал головой, разбрасываясь волосами-водорослями. Блаженное видение потекло радугой по синему небу и пропало.

В жаровне догорали угли, по книгам ползал усатый таракан, убранство населяли лишай, мхи, склизкие насекомые и гниловатый запах — он вернулся к себе.

Заигрывать с грезами опасно. Стоит один раз им открыть душу и от желания переживать их снова и снова будет уже не спастись. Так было со многим его клиентами — переступая черту вымышленных сказок — возвращаться в реальный мир они не хотели.

Отложив кристалл, переводчик обтер со лба пот и принялся за работу.

Пест усердно растирал ледяные камни по дну фарфоровой ступы в сиварской позолоте. Крошево кристаллов хрустело и отблескивало многоцветными искрами, текли ароматы имбиря, ванили и дымного пепла. Покончив с молочением, он ссыпал смеси в три разных флакончика из льдаррийского хрусталя, закупорил опаловыми пробками и аккуратно сложил в бархатное нутро чемоданчика. Замотавшись в теплый шерстяной шар и покрыв голову широкополым глянцевым котелком, Сирикус Лавво отправился на работу.

… Он прошел подвесным мостом, огибавшем клокотавшее озеро серной кислоты, стекавшее сюда со стороны квартала чернокнижников, пробрался узким парапетом вдоль железнодорожного вокзала, гомонящего мешаниной звуков, минул громадную паровую установку, нависавшую над Академией Магов, что кипела молочными клубами и плевалась раскаленными искрами, а еще обеспечивала весь Троллевый рынок круглогодичным теплом и спустился на кривую улицу Семи Ураганов, где со времен Первых Зорь обитали ашаранские дервиши-прорицатели и орки-скитальцы Диких Степей.

Ему были знакомы каждая плитка, каждый выступ и каждая цветочная клумба. Со стороны перекрестка несся бойкий торг амулетов и оберегов. Продавец орал на всеобщем:

— Защитные талисманы от ран и увечий, добытые у Изломов Эндов! Вазы из горного хрусталя, шкатулки из турмалина и подсвечники из лунного камня, отгоняющие злых демонов! Исцеляющие печати, вырезанные из костей Перворожденных эльфов! Сборы ядовитых грибов для устранения соперников и конкурентов! Черепа единорогов для продления жизни! Зачарованные гномьи клинки, приносящие победу в любой битве! Фарфоровые чаши для общения с Белыми Духами Арвы Антре!

Слева тянулась глухая стена цирюльни, убегая в квартал музыкантов и скрипачей — оттуда летели песни, звон бокалов и сыплющиеся о плиты зубы. Справа пестрели магазинчики с колдовскими книгами и редкоземельными камнями, лавки магических специй и волшебных снадобий. Дальше к востоку грудились прилавки, полные загадочных скелетов, черных фруктов и диковинных существ в позолоченных клетках.

Послышался визг колес и близкое шипение — над головой прогрохотал состав. Пала завеса густого пара, Лавво нырнул в нее, как в водопад, а выйдя — стряхнул с плеч угольную сажу. Через двадцать шагов взмыли кованые ворота громадного замка. Сквозь приоткрытую створку на мраморном полу виднелась выложенная белыми камешками надпись.

— Молись, читай, читай, читай, перечитывай, трудись и обретешь [девиз средневекового общества алхимиков], - без труда перевел он древний лозунг мрачных исследователей.

— А! Господин Лавво! — Донесся голос из внутреннего двора. Сумрак разрезало плывущее пятно фонаря и осветило спешащего к нему тролля. — Господин Утикус вас ожидает.

Лавво кинул охране «ждите тут» и пошел за провожатым. Нос резанули тяжелые ароматы металлов и кислоты. Сбоку стояла глухая стена из серого камня, с другого — открывался овальный двор в фиолетовом свечении. Оно вырывалось из окон главной башни, венчавшей замок куполообразной надстройкой.

— Братья выпаривают эссенцию силы, — пояснил провожатый и свернул за угол, в полутьму. — Сюда, господин Лавво, — и уперся в железную дверцу. Стоило ей распахнуться на переводчика пали лучи зеленоватого света, а воздух замутнило горячим глицериновым туманом.

Лавво сдержался, чтобы не чихнуть и последовал внутрь. Залу заливало светом, сочащимся из настенных ламп. Сияние плелось по полу и стенам и походило на скачущие тени оживших гомункулусов. Он все же чихнул.

Провожатый подвел к огромному круглому столу, в сердцевине которого пыхтел разожженный очаг. На нем кипели колбы из хрусталя, бурлили чайники из фарфора, грохотали сосуды из металлов — все они дымились желтыми и красными испарениями и окружали соседние предметы ожившими кошмарами буйного, нездорового рассудка. Возле них вертелся старый мостовой тролль в пропитанной парами и жидкостями мантии, и на его спине вспыхивал знак Ордена Воды — водопад, текущий в звездную чашу.

— Принесли? — Прорычал алхимик, не отрываясь от колб. В нездешнем свете он казался пришельцем из Адских Расселин. — Оставьте на полке у стены. Деньги заберите там же.

Лавво снял котелок, вежливо поклонился и поспешил оставить чокнутого ценителя ядов в его отвратительной цитадели. Дальше он спустился в крохотный дворик, пересек рыночную свалку, наваленную под пятью перекрестными виадуками, и вышел к западной части рынка. Здесь гудело и скрежетало механическое колесо, приводимое в действие раскаленными струями пара. Оно подавало воду в дома и лавки местных жителей и ею же обеспечивало королевский дворец. По гигантским лопастям стекал свет близких фонарей и Лавво зажмурился, чтобы не ослепнуть.

Бубух. Тут же заорала троллина:

— Смотри, куда прешь!

Переводчик открыл глаза — проходя мимо лавки с благовониями, он задел плечом глиняный горшок и тот рухнул на мостовую. Злобная продавщица вывалила из-за прилавка и затрясла могучими кулаками.

— А, ну возмещай ущерб, негодяй!

Охранники Лавво потянулись к мечам, но он остановил. Протянув крикунье пейс, тролль обнажил гадкие зубы:

— Прошу прощения, госпожа.

Над головой (в который раз) прогрохотал состав и накрыл торговые крыши струями раскаленного пара. Троллина схватила монетку и оставила переводчика в покое. Он заторопился. Намечалось еще две встречи. Сначала Сирикус наведался в квартал, объятый кисловатыми и испарениями и тошнотворными миазами, за что получил название Адская Кухня, где продал пыль кристаллов с вершины Тро некому осквернителю могил, а после заглянул к королевскому советнику Паполтикусу, чтобы вручить тому грезы любви с пика Танахин.

Домой он вернулся под утро, ликуя и смачно отрыгивая пары Бурлящего Пива. Его рот расплывался в улыбке славного заработка. Некромант и советник осыпали его по-королевски и, дабы отметить этот успех, Лавво заглянул в лучший здешний бордель «Кроличья Нора», где надрался до кончиков ушей и опробовал пару аппетитных «крольчих». Уже много лет его душа была подобна пустому сосуду, наполнить который могли только золото, бриллианты редкой огранки, славная выпивка и кутеж. Мечты юности — разгадать тайны древних, постичь мертвые языки и научиться понимать предков давно ушли в небытие.

… Ключ выскользнул из дрожащих пальцев-сосисок и со звоном упал на порог. Лавво выругался и, подперев плечом дверь, наклонился, чтобы поднять. Визжащий свисток прибывающего состава пропилил в его черепе дыру. Он зарычал, мотая башкой:

— Да сколько можно.

— Сирикус Лавво? — Из темноты переулка донесся глубокий, сильный и одновременно юный голос.

Переводчик выхватил из-за пояса литиевый нож с сюрпризом — в кончике находилась капсула с лунной ртутью и даже незначительный порез или касание к коже вызывали мгновенную смерть неприятеля.

— Кто здесь?

На свет входного фонаря выступили четыре фигуры. Три высокие и утонченные (едва они появились, мрак рассеялся, а воздух наполнился благоуханием весенних цветов) и четвертая — грузная и неотесанная, как обрубок ствола. Лавво принюхался — был еще зверь, то ли пес, то ли волк и он бродил где-то поблизости.

— Я — Лавво, — прохрипел переводчик, — а вы кто?

Впрочем, он уже догадался, что под роскошными плащами скрывались эльфы. Один из них выступил вперед и отбросил капюшон. Отблеск фонаря коснулся красивого снежного лица. Огромные черные глаза вспыхнули кипящим серебром. Лавво разинул рот. Он помнил этот демонический блеск из мира теней. И помнил мальчика лет шести… Теперь перед ним высился гибкий, ловкий и смертельно опасный воин из народа Сумерек.

— Габриэл? — Прохрипел переводчик. — Габриэл, сын Бриэлона?

Темный эльф кивнул.

— Как поживает твой отец? — Отрывисто спросил Лавво. Он отлично помнил, кому обязан жизнью и что долг сумеречному семейству до сих пор не выплачен.

— Он мертв, — сухой безжизненный шепот в ответ. — Нам нужна помощь, Сирикус.

Тот судорожно закивал:

— Да, да, входи. Входите все.

* * *

Увеличительное стекло упало на руну «райдо» и она расширилась. Одной рукой Лавво вертел плат белого шелка, разложенный под настольной лампой, второй водил лупой, выхватывая отдельные элементы сложного орнамента, стелившегося по ткани без пробелов и каких-либо знаков препинания.

— Райдо. Руна Дороги, — сказал переводчик. — Она повторяется в каждой строке по два три раза, а сразу за ней стоит заглавная руна «луны», — он ткнул когтем в ажурный комок, — вот видите? — И крепко задумался. — Почему «луна» выделена, а прочие руны нет?

— Почему? — Габриэл держался у балконной двери и, оттягивая штору двумя пальцами, следил за улицей и железнодорожной станцией, роившейся пассажирами.

Лавво почесал ухо с деревцем во мхе и пожал плечами.

— Я думаю, это криптограмма.

— Чего? — Гаркнул Мардред и поерзал на узком табурете, что стонал под ним воплями умиравшего осла.

Переводчик распрямился; свет настольной лампы выхватил его лишайное лицо.

— Криптограмма, — повторил он по слогам. — Зашифрованное сообщение, записанное сплошными символами. Прочесть их можно только при мощи ключа или таблицы, наложенной поверх текста.

— Но… — огр похрюкал и громко шмыгнул, — у нас нет ключа, да… лорд Остин?

Владетель Ательстанда стоял с отрешенным видом у стеллажа с поющими шкатулками. Он повернул голову и встретил недоуменный взгляд желтых глаз.

— Да, Мардред, у нас нет ключа.

— Ключ — полбеды, — Лавво вскочил и метнулся к сейфу, на ходу снимая с мизинца золотое кольцо-печатку. За ним полетел кисловатый шлейф пива. С плеч посыпались блестящие почки. — Даже если нам удастся выделить верные руны и сложить в правильную комбинацию, мы их не прочтем. Это агаль. Мертвый язык вашего короля Лагоринора. — Тролль приложил кольцо к замку. Раздался щелчок и дверца сейфа отворилась. — Могут пройти годы, а может века, прежде чем я смогу подобраться к сути заколдованного послания.

— У тебя одна ночь, — жесткий голос Габриэла заставил Лавво вздрогнуть и выронить толстенную книгу-словарь. Бум. Облако сухой пыли затмило комнату предрассветным туманом. Отмахивая ее, тролль выдавил: — Ночь? Габриэл, это невозможно! Знаешь, как сложно читать погибшие языки? Красноглазые драконьи мудрецы переводили надписи с осколка Бетэль-Глизы семьдесят лет! Философы Эбертрейла корпели над Манифестом Саллаха больше века! Астрологи Аллеура читали Ферский диск, извлеченный из песков Ашарана сто сорок лет! Стелу Лагоринора, вкопанную в побережье Великого Моря не перевели до сих пор!

Темный эльф по-кошачьи плавно подошел к столу, сдвинул лампу от края на середину и невозмутимо повторил:

— У тебя одна ночь, Сирикус.

— Я не…

— Приступай, — ледяным тоном повел парень. Он толкнул стул и сел на него «верхом». Его широченные рукава в серебре опали к полу и осветили перекошенного от раздражения тролля.

Лавво бросил «Словарь мертвых наречий» на стол и, насупившись, склонился над эльфийским шелком.

— Так и знал, что не высплюсь сегодня.

И снова рыгнул. Пожалуй, зря он выпил столько пива.

С улицы налетел свит, послышались жгучий скрип торможения и мощное шипение. Полились голоса, заскрипели тележки, затопали сапоги. Далекое эхо рычало:

— Отправление через минуту…

Арианна и Остин передернули плечами, будто надеясь сбросить вал резких, ранящих их светлые сердца, звуков. Гомон стального мира причинял сотканным светом настоящую боль. Свободолюбивые эльфы, привыкшие к просторам звездных лугов и благоуханиям бескрайних садов, не представляли, как можно тут жить. Не лучше чувствовал себя огр. Он то и дело вздрагивал и морщился от каждого визгливого скрипа. Даже Габриэл, привычный к сумраку и смраду подземелий, видел мир паровых механизмов — чуждым и извращенным творением Иссиль.

— Что с рукой? — Спросил Лавво, когда состав укатил.

— Ничего, — Габриэл махнул рукавом и скрыл перебинтованную ладонь тяжелыми складками полукафтанья. Тишина давила и он поинтересовался: — Зачем ты поселился около станции? Тебе не претит вечный шум?

— Ни капли, — рыкнул мостовой тролль, подцепив когтями шелк и развернув вниз головой. — Я давно отошел от дел и перевожу теперь скорее для удовольствия.

— Чем же вы занимаетесь? — Осведомилась Арианна.

— Торгую уникальным товаром.

— Торговец на Троллевом рынке, — усмехнулся огр. — Ага, это странно.

— Уникальным? — Заинтересовался Остин.

— Самым, что ни на есть. — Самодовольно рявкнул тролль и, отвлекшись от карты, мотнул к стене. — Взгляните туда.

На ней сверкала картина, сложенная из драгоценных камней. Венцом творения были кристаллы цвета индиго, ванили и дымного волокна.

— Грезите о славе, деньгах, любви и долголетии? Мечтаете носиться по лесам голодным волком? Парить средь звезд прекрасной птицей? А может, желаете убить заклятого врага? — Хихикал тролль, — иль править миром, как короли и королевы древности? Тогда вам — ко мне. Пыль кристаллов с Аред Вендел творит чудеса.

— Вы продавец грез, — изумилась Арианна, по ее плечу стек водопад волос.

— О, да, дорогая. — И не без гордости добавил: — Лучший на Троллевом рынке. Не желаете осуществить мечту?

— Не сегодня, — жестко отрезал Габриэл.

В резком тоне темного воина звенела угроза. Да и сам он был очень напряжен. Ожидал от «переводчика» подвоха? Вполне вероятно.

… Тянулось время, а переводчик, пыхтевший над ковром узорного текста, молчал. Но в какой-то момент он вдруг вскочил и бросился к жаровне, рассыпая клочья подкладки. Несмотря на внушительное состояние, сколоченное на торговле снов, на деле он был ужасно скуп и прижимист (как и все, кто держал на Троллевом рынке лавку, магазинчик или ремесленную). Отставив чайник, он бросил шелк с картой на тлеющие угли и выкатил глаза.

— Что ты сделал? — Изумился Габриэл.

Запахло паленой тканью.

— Я понял, почему руны «луны» были записаны заглавными, когда перевел следующие за ними символы, — залепетал Лавво. — Они служили подсказкой. Смотрите.

Сплошная вязь вспыхнула и в каждом ряду остались всего по две три руны, составлявшие цельное предложение.

— Мы нашли послание. Осталось его перевести.

— Гвоздь мне в сапог, он справился, — подивился Мардред.

Тролль подхватил щипцами горящий шелк и перебросил на стол. На секунду он замер, потрясая волосами-водорослями, а потом неожиданно расщедрился:

— Хотите красного чаю с лавандой?

— Итак, вот, что я перевел. Вы пейте, пейте чай. — Тролль прокашлялся и зачитал:

Там, в сердце гор город лежит.

Белый металл его сторожит.

Семь Хрусталей его берегут.

И под Иссиль водой стерегут.

Есть тайный час сумерек дня.

Сходятся двое, огонь и вода.

Луч упадет в серую сталь.

Свет первых звезд и откроет Алтарь.

Лавво замолчал.

Полутемную залу окутала пронзительная, колющая сердце, тишина.

— Чего-то подобного я и ожидал, — нахмурился Габриэл.

— Я что-то не взял в толк… — рявкнул огр.

— Кто б сомневался, — прошипел темный эльф и, заметив гневный взгляд Арианны, отвернулся.

— Опять загадка?

— Да, Мардред, опять.

— Может, вы что-то не так перевели? — Задумался Остин.

— Я не так? — Взорвался Лавво, — как вы могли такое подумать…

— Не начинай, Сирикус, — пригрозил темный эльф и, вернув чашу с чаем на стол, встал. — Там, в сердце гор город лежит, — повторил он.

— Лунный город спрятан в горах? — Предположил огр.

— Или под горой?

— Белый металл его сторожит, — продолжал начитывать парень.

— Белый металл? — Бровки Арианны дрогнули. — Во времена правления Лагоринора Белым металлом называли серебро.

— Все знают, что Лунный город отлит из чистого серебра, — вставил слово Лавво. — Но как он может его сторожить? И зачем?

— Семь Хрусталей его берегут, — легкий тон Габриэла затмил безмолвье тролльих чертог.

— Алиан Горный Лис — учитель Лекса и Эридана был Стражем Семи Хрустальных Пик, — напомнила девушка.

— По преданию Иссиль Итин открывается только этим Стражам, — вспомнил Остин. — Но я никогда не задумывался, что такое Хрустальные Пики. Горы из Хрусталя? Колонны из хрусталя? Башни?

— Семь Башен из Хрусталя? — Девушка покачала головой. — Таких не существует.

— Они могли существовать во времена первых эльфийских королей, — предположил Остин и сделал глоток.

— Нет, — возразил Габриэл. Он замер у жаровни и его глаза налились неживым огнем цвета зимнего неба. — О них бы сохранились упоминания. В легендах, мифах, сказаниях. — Он помолчал и продолжил: — И под Иссиль водой стерегут.

— Что-то из хрусталя стережет Лунный город под луной. А при чем здесь вода? — Размышлял Лавво.

— Есть тайный час сумерек дня. Сходятся двое, огонь и вода, — зачарованно шептал Габриэл, не слушая собеседников. — Тайный час сумерек.

— Рассвет? — Обернулась Арианна.

— Скорее закат, — покачал головой шерл. — Сходятся двое… Огонь и вода.

— Стихия солнца — огонь.

— А стихия луны — вода, — продолжила Арианна за Остином. — Тайный час на закате, когда встречаются солнце и луна.

— Луч упадет в серую сталь…

— Луч солнца или… — огр понял, — луч луны!

— А что это за «серая сталь»?

— Металл? — Лавво почесал лоб. — Расплавленный металл?

Остин поморщился:

— Озеро расплавленного металла среди гор?

— Озеро, — повторил Габриэл и развернулся к собеседникам. — Естественно. Это озеро. — Его глаза сверкнули потусторонним светом. — Семь Хрустальных Пик — это не горы, это горные водопады.

— Семь водопадов, стекающихся в чашу единого озера, — переводчик присвистнул от радости. — Надо же…

— Свет первых звезд и откроет Алтарь, — подвел итог темный эльф.

— В эпоху Темного Рассвета Алтарями называли все священные для эльфов места, — освежил в памяти давно утраченное знание владетель Ательстанда.

— Хотите сказать, Алтарь — это… и есть усыпальница первых эльфийских королей? — Захлопал глазами Мардред.

— Полагаю, да. — Габриэл обратился к Лавво, — есть карта равнины Трион?

— Где-то была, — тролль кинулся в темноту, а через минуту расстелил перед гостями старинную карту, вырезанную по элейскому аксамиту.

— Что мы имеем? — Темный эльф склонился над плетениями рек, извивами гор и лесов, кругами болот и городов. Остальные тоже прильнули.

По столешнице запрыгали эльфийские тени. Мелодии поющих шкатулок притихли, словно прислушиваясь, а с улицы прилетел новый визжащий свист и треск колес.

— Лунный город спрятан где-то в районе семи горных водопадов. Возможно, его отстроили на берегу озера, или… — Габриэл прищурил глаза, — даже на дне. Похоже, что город охраняет какое-то древнее заклятие, наложенное на металл и потому он незрим. Но на закате, в час, когда солнце еще не село, а луна уже взошла — его можно узреть сквозь волшебную пелену сокрытия. А именно в миг первых звезд.

— Так просто? — Огр почесал подбородок, но ему не ответили.

Темный эльф внимательно смотрел на карту Триона.

— Семь водопадов в котловине гор…

— Таких не много, — Остин указал на узелок черных точек и пунктиров в северной части полотна. — Бурлящие Нэтаканы в Низком ущелье Драконовых гор. Всего сто сорок миль от Ательстанда, — вспомнив погибшее дело всей своей жизни, он помрачнел.

— Нет, — возразил Габриэл, — не они. Из-за облаков и вечного мрака на севере редко видны первые звезды, а солнце и луна сходятся там только зимой. Но зимой все водопады скованны льдом.

— Может, горная плеяда Нок'Ликай — Крылья Ангела? — Сверкающий ноготок Арианны коснулся точки блеснувшей маслом и огнем.

— Нок'Ликай протекают по склонам Алых Хребтов, — задумался Габриэл. — Древние архитекторы не спрятали бы город из чистого серебра в землях низких троллей.

— А что если Тэль-Фосс? — Лавво дернул головой. На карту посыпались набухшие почки.

— Скверные Водопады? — Рявкнул Мардред и допил красный лавандовый чай. — Чертоги утопленников и мертвецов? Ристалище проклятых и заблудших?

— Почему нет? — Габриэл бросил непонятный взор на воительницу. — Тэль-Фосс много веков покрывает репутация таинственности и зла. Не плохая завеса от страждущих отыскать Иссиль Итин. Не находите, леди Арианна?

Он колко намекнул на Ведьмин Вяз и загадочность, которой так любила прикрываться госпожа Белый Лебедь. Выдержав его взгляд, она бесстрастно произнесла:

— Не понимаю вас, лорд Габриэл.

Остин удрученно вздохнул. Темный эльф появился в Ательстанде с приходом зимы, но подобрал ключ к тайникам души Арианны много раньше и узнал ее секреты много быстрее, нежели он — друг, соратник, помощник, кто угодно, только не возлюбленный и не свет ее сердца.

— Вы уверены, что Иссиль Итин спрятан за Скверными Водопадами? — Прервал неловкое молчание Лавво.

— Мы не узнаем, пока не проверим, — бодро и уверенно заявил Габриэл. Походный плащ взметнулся серебристым облаком и сокрыл его фигуру. — Пора в дорогу.

— Уже? — Досадливо буркнул переводчик. — А, может, еще чаю?

В этот момент Мардред покачнулся. Эльфы обернулись, замечая, как из ослабевших рук огра выпали чашка и блюдце. Он глухо зарычал и с тупым стуком завалился с табурета. Через мгновенье гигант похрапывал в пыли.

— Что… — Остин плавно метнулся к помощнику и пошатнулся. Русые волосы колыхнул ветерок и молодой владетель бесшумно рухнул у дивана.

Арианна поднесла к носу опустошенную чайную чашу и вдохнула аромат.

— У кристаллов нет аромата, дорогая, — зловеще оскалился Лавво. — Нет вкуса. И цвет напитков они не меняют.

Глаза Габриэла залились смертоносной тьмой, от былой небесной чистоты не осталось даже искры. Лицо исказило гневом.

— Ты опоил нас, — зарычал он, выхватывая клинок.

Картину мира смазало, точно кистью неумелого художника, ноги и руки налились свинцовой усталостью. Он припал на одно колено и удержался от падения лишь, навалившись на рукоять благородного меча.

— Не бойтесь, это всего лишь сонная пыль.

— Зачем? — Шепнула Арианна, засыпая.

Переводчик распрямился и возвышенно залепетал:

— Иссиль Итин. Лунный город, хранящий всемогущую эльфийскую корону Всевластия. Вы представляете, сколько желающих найдется выкупить у меня секрет ее местонахождения? Тысячи. Миллионы! А сколько они мне предложат? — Он судорожно захихикал, — я стану самым богатым троллем в Верхнем Мире! Да что в Верхнем! На всей равнине Трион не найдется купца богаче и важнее меня, Сирикуса Лавво Третьего!

— И только, — прошипел Габриэл, удерживая тающее сознание на границе яви и сна. — Все дело в деньгах?

— Дело всегда в деньгах, Габриэл, —злорадно ответил Лавво. — Так утроен мир.

Арианна сползла по стенке и закрыла глаза. Нежный свет, исходивший от девушки, подернулся матовым налетом и потух. Габриэл сопротивлялся наваждению дольше остальных и все еще пытался встать.

— Не надо, парень. Позволь сну победить. Откройся самым смелым мечтам и фантазиям, — увещевал тролль. — Поверь, тебе понравится.

Воин народа Сумерек почувствовал, как тренированное тело отказало ему подчиняться, разум наполнился вязким и загустевшим туманом, а глаза запестрило калейдоскопом чужеродных видений. Не в силах сопротивляться воле камней Аред Вендела, он опустился на каменный пол и уснул.

Откуда-то из темноты донесся слабый-слабый шепот Лавво:

— Сладких грез.

* * *

Ощущение головокружительного падения длилось не дольше минуты. А потом появились первые размытые картины: призрачное сияние лунных лучей; заснеженные склоны Элсурских гор. Штрихи и линии огромной горной расселины на дне, которой темнел Шефонский Замок — тайное убежище ведьм Черноземья. Он уже бывал здесь однажды, в далеком детстве — во времена, когда его отец Бриэлон еще служил главнокомандующим Его Величества короля Теобальда.

Лавво обещал красочные сны? Ничего подобного. Габриэла увлекло в самый жуткий и беспросветный кошмар его прошлого. То, что он столько лет пытался забыть, отсечь из памяти и отречься, как от проклятия, настигло водоворотом радуг, звезд и туманов.

… Винтовая лестница стекала куда-то во мрак. Вокруг было тихо, под ногами блуждал зимний холодок. Далеко внизу мерцали алые отблески, будто занимавшегося в очаге огня. Призрачные голоса отдавались эхом.

Не испытывая и тени страха, юный Габриэл смело спускался во мглу. Чем ближе приближалось мерцание, тем отчетливее зоркие глаза эльфа различали очертания пылающего жертвенного камня десять футов в длину и пять в ширину. Огонь плевался искрами подобно пасти ненасытного Ночного Дракона Глаурга Ужасного, заливавшего Трион огнем и кровью в Эпоху Мрачного Начала.

Впереди обозначилась каменная арка, а за ней разостлался широкий подвал. Мальчишка обнажил клинок и только теперь понял, что жертвенник сложен в величественное погребальное кострище, в изголовье и ногах коего темнели столбы со стальными цепями.

Оранжевый сумрак дрогнул и «выбросил» солдат, обитых броней от макушек до пят. По доспехам прыгали зайчики света, в стальных перчатках отразилось удивленное юное личико. Не успел Габриэл и пискнуть, они нависли над ним надломленными стволами погибших дерев. Над заостренными ушами прожужжала сталь, а его руки ловко заломили за спину. В этот же миг из пучины сумрака, окутанного дымом, раздался злобный, женский голос:

— Здравствуй, темный принц. Здравствуй, Тот, кто будет повелевать Тенями Запада.

И тут видение пропало.

… Приглушенный шик чугунных труб и визжание несмазанных колес вернули его назад. Как только грезы утонули во тьме, виски ударило нестерпимой болью. Габриэлу потребовалось несколько секунд, чтобы вернуть над телом утраченный контроль и вспомнить прошлую ночь до мельчайших подробностей.

Лавво. Неблагодарный обманщик. Одно слово — тролль.

Высокородный шерл королевских кровей стиснул зубы, чтобы не выругаться отборной бранью босяков низших кварталов Мерэмедэля.

Металлический скрип отвлек и он осмотрелся. Потолок и стены терялись в полумраке; везде и всюду валялись проржавевшие цепи и кандалы; на окнах решетки. Очередная тюрьма. Кто бы сомневался.

Габриэл пошевелил руками и ногами. Они были свободны, но спину и поясницу сдавливало стальными веревками, а обоняния касался очень знакомый, чарующий аромат фиалки. Парень приподнял голову и с трудом сдержал смех. На нем лежала бесчувственная Арианна. Мраморной щекой девушка покоилась на его рельефной груди, а по беззастежному полукафтанью рассыпала серебристые локоны. Гулявшие над полом сквозняки колыхали девичьи волосы и они, касаясь обнаженной кожи воина, вызывали в нем легкое возбуждение.

Дева, чья красота пленяла тысячи сердец, а взмах смертоносной руки карал или миловал, вновь завладела его сознанием. Он пытался бежать от мыслей о ней. Но напрасно, ибо чем больше гнал от себя ее образ, тем сильнее отравлялся желанием не отпускать ее ни на миг. Робкий отзвук душевного тепла, безжалостно задушенный им еще прошлой зимой на склонах Драконовых гор, вскипел внутри заревом чистого рассвета. Отрицать это, значило отрицать саму Иссиль — он все больше проникался к вчерашней неприятельнице… интересом, симпатией, любовью?

Темный эльф хмыкнул и откинул голову на каменный пол. Лавво, чертов шутник.

Эльфийка шевельнулась.

— Что… — она приподняла голову и выдохнула, — мы что…

— Связаны между собой? Да. — Злорадный тон исчадия привел ее в недоумение, а самодовольное лицо с застывшей на губах усмешкой разожгло в сердце вал возмущения.

— Не смей улыбаться!

— И в мыслях не было, — рассмеялся Габриэл.

Отчаянная злость эльфийки внезапно обернулась рассветной птицей смущения. Она уткнулась в его грудь, чтобы скрыть румянец. Нелепость! Еще никто и никогда не заставлял ее сердце так странно трепетать. Исчадие! Свалился же на ее голову проблемой.

Габриэл чуть слышно вздохнул и уже серьезно добавил:

— Чувство юмора у него не изменилось.

Белый Лебедь фыркнула. И спросила через минуту:

— Где мы?

— В тюрьме.

Свет фонарей выхватил темные контуры двигавшихся по углам «привидений». А точнее, других пленников.

Арианна приподнялась, пытаясь их рассмотреть, и потянула за собой связанного с ней парня. Внезапно мир перевернулся и она оказалась придавлена к полу сильным, но легким телом темного эльфа. Лица девушки коснулся терпковатые ароматы медового ореха и сумеречного снега.

— Предпочитаю быть сверху, — бесстрастно молвил он, обращая взор в темноту.

— Нахал, — прошипела она и замерла.

Дети Сумерек легко скрывали чувства за невозмутимыми, хладнокровными лицами, но повелевать сердцами, увы, не умели. Даже против воли Белый Лебедь уловила, как бешено в этот миг колотилось его сердце, а потом ужаснулась — ее сердце ухало во много раз громче. Но почему?

— Я вижу других заключенных, — спокойный, теплый голос прогнал сердечное наваждение.

— Остин? — Спросила она, чувствуя, как затихает биение в груди.

Серо-синие глаза шерла изучили черные углы и ниши подземелья.

— Он в углу. Просыпается. Огр пока спит.

Лязгнул засов, заскрипела железная дверь и тишину ворвался жаркий ветер. Габриэл поморщился. Арианна осталась недвижна. В платине огня появился Лавво и пять стражей в латах и тяжелых ботинках, облепленных металлическими заклепками и крючками.

— А… проснулись, — утер он рот. — Поднимайте этих двоих, — он кивнул в сторону связанных воина и эльфийки. Нырнул в угол и, осветив полусонного Остина рыкнул, — этого тоже. — Через мгновенье переместился к Мардреду. — И этого.

Тот, запрокинув голову, громко храпел с блаженной улыбкой на морде.

Лавво пнул его в сломанную ногу и прорычал:

— Подъем!

Огр дернулся и разлепил желтоватые глаза, блеснувшие под веками полумесяцами из чистого золота. Оглядев переводчика пьяным взором, он смачно отрыгнул и выдавил:

— Ты кто?

… Колеса отстукивали по рельсам, выбивая мерную музыку порядка. Тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук. Через каждый пять минут металлический грохот и шум затмевал свистящий гудок, через каждые десять — меж сидений пробегал тролль-контролер в блестящем цилиндре и сером шарфе, через каждые пятнадцать — состав подкатывал к очередной станции и резко останавливался, отчего скрипел и ухал хуже визга голодных шакалов.

Темного эльфа и его спутников сковали по рукам и ногам, усадили в один из вагонов и под конвоем повезли в Королевский квартал. Лавво рухнул на кожаное сиденье напротив и с удовольствием посматривал на Остина, Арианну и Мардреда, одурманенных верещанием и грохотом. Сердца сотканных светом и добром переполняли ужас и отвращение ко всем этим мертвым механизмам, неживым двигателям и неодушевленным конструкциям, которые, тем не менее, двигались, «кричали» и создавали извращенное подобие жизни и смерти. Лишь исчадие ночи оставался холоден и равнодушен к троллевой суете.

— Нравится мой мир? — Хихикнул мостовой тролль.

Габриэл смерил его высокомерным взором и отвернулся к закопченному окну, отлитому из некачественного стекла. Темно-голубые глаза принялись запоминать, все чего касались (будет проще во время побега). Пейзажи сменялись стремительнее полета облаков. Мощеные белым камнем перроны с фонарями и лавочками; высокие виадуки с узорными перилами и массивные подвесные мостки-арки; трубы далеких заводов и кварталы в дыму и пепле.

Сверху донесся гул. По булыжной мостовой потекла тень. Темный эльф приподнял голову и в грязном мареве неба различил контуры гремящего дирижабля. Единственный в своем роде, он служил средством передвижения для богатых господ, ведь на узеньких улочках Троллевого рынка, запруженных лавками, магазинчиками, кирпичными стенами, рухнувшими железными будками, обломками колес и механизмов было невозможно не то, что проехать, а нормально пройти.

— Прекрасное творение изобретателей квартала Фабричных Молотков. Король Брегентус заказал себе похожий. — Лавво закинул голову, сверкнув полами котелка, — пожалуй, я тоже такой закажу. — Он подмигнул Арианне, — ведь скоро стану богаче короля.

Бело-мраморное лицо эльфийки не выказало чувств, но в глубине изумрудных глаз всколыхнулся огонек скорого возмездия. Переводчик захихикал.

— И не надейся, дорогая.

Раздался свисток. Вдоль окон прокатился голубоватый вал кипящего пара, состав ухнул и остановился на станции вокзала Ржавых Часов. Чтобы не привлекать внимания, ручные кандалы с пленников сняли, а ножные утяжелили пятифунтовыми чугунными гирями, клейменными королевской печатью.

— Не сбегут, — заверил тролль-стражник и, громыхнув тяжелыми ботинками, взревел. — На выход!

… Габриэл бесшумно ступал по перрону, подмечая каждого встречного пассажира, Арианна и Остин, изящно плывущие следом (даже несмотря на кандалы) искали в архитектуре железнодорожного вокзала слабые места, а тяжело хромавший Мардред примечал расположение станционной охраны. Если бежать — то прямо сейчас.

Мимо проходили тролли в разнообразном одеянии. На лавочках болтали уродливые троллины в воздушных шляпках и атласных платьях, затянутых громоздкими корсетами. У фонарного столба топтался низкорослый толстяк в кожаном жилете и широкополом цилиндре. Время от времени он вынимал карманные часы и поглядывал на них с нетерпением. Край его шерстяного шарфа лежал на грязных плитах и об него — точно о коврик вытирали ноги. У железной будки-крепости в металлическом нагруднике и защитных очках-гогглах горланил станционный смотритель:

— Отправление через тридцать секунд! Занимайте места согласно купленным билетам!

Тут и там с тяжелыми дубинами, закинутыми на плечи, прогуливались стражи-охранники. У каждого на поясе поблескивали короткие мечи и овальные щиты из твердой стали.

Габриэл нахмурился. По крыше соседнего магазинчика текла неприметная тень. Ее можно было принять за обрывок тумана или прядь парусины, подхваченной кислотными ветрами. Но тень имела сердце, душу и намерения. Проницательные глаза юного шерла приметили ее еще при тюремном каземате. Там она пряталась в толпе прохожих, скрывая себя плащом и капюшоном. Здесь перемахнула с магазинчика на лавку кузнеца и упорно свернула за Лавво и эльфами к соседнему перрону, начищенному до блеска подошвами приезжих и путешественников.

Когда вокзальная толпа осталась позади, а до лестницы ведущей в Королевский квартала — всего сто ярдов, жесткий женский голос перебил рев колес и шепот пара:

— Ты даже не представляешь, какое сокровище угодило в твои сети, Сирикус Лавво.

Тень соскользнула с крыши и преградила процессии путь, облокотившись на скрипучие перила.

— Ты кто такая? — Зарычал переводчик, а стражи лихо обнажил мечи.

Женщина, замотанная с ног до головы черным балахоном рассмеялась. На лицевой прорези блеснули два огромных желто-карих глаза с вертикальными зрачками.

— Глупец! Обернись! — Она ткнула пальцем в Арианну, — вглядись. Вглядитесь все! Сама Белый Лебедь сейчас перед вами в цепях!

На руке незнакомки блеснула татуировка скорпиона и девушка невольно вздрогнула (память унесла ее к деревне черных гоблинов Горгано и признании плешивого подавальщика таверны «Секира и кулак»; он сказал «чаще всего пленных привозит женщина с татуировкой скорпиона»). Могут ли они быть связаны? И если да, то как?

Лавво злобно гаркнул:

— Дура! Белый Лебедь — лучшая наемная убийца Верхнего Мира! Ее невозможно поймать!

Арианна опустила голову.

Габриэл не шелохнулся, сохраняя горделивую осанку и бесстрастный вид. Мардред громко хрюкнул — теперь ему стало понятно, как хрупкой девчонке удалось сокрушить громадную тушу горного тролля во дворе горного приюта той страшной весенней ночью. Любовное сияние Остина угасло — он был поражен больше других. Верная подруга все это время водила его за нос, как тупоголового орка-степняка. Он открыл ей свое сердце, а она над ним посмеялась. Ощутив кусачую волну его боли, безликой и безмолвной как ослепшая тьма, Арианна закрыла глаза. Доверие Остина испарялось весенним инеем на лепестках оживших цветов. А вместе с ним и любовь.

Тролль развернулся к воительнице:

— Скажи ей, что ты не Белый Лебедь! И покончим с этим. Ну! Ты ведь… или…

Светлые эльфы не чинили вреда живому, не развязывали войн и никогда не лгали на прямой вопрос.

— Это правда, — шепнула Арианна.

— Какой сюрприз, — выдавил Лавво, поправив котелок.

— Отдай Лебедя мне, — затребовала незнакомка.

И это привело Габриэла в ярость.

— Зачем она тебе? — Прошипел он.

— У нас незавершенные дела, — огрызнулась та, блеснув желтизной в карих глазах. Ее кулаки сжались.

— Нет! — Рявкнул Лавво. — Эльфов и огра хочет видеть Его Превосходительство! Всех эльфов и огра! Если девица — Белый Лебедь, тем лучше! Я получу к награде еще сто тысяч золотых! Что за чудный денек, — промурлыкал он и ощерился довольным котом. — Пошла, — бросил женщине в черном, — прочь! Убирайся! Не стой на пути! — Из-за пояса переводчика вытек литиевый нож и отразил свет фонарей. — Пошла! Прочь!

— Ты пожалеешь, Лавво, — пригрозила незваная гостья и канула в паровой мрак.

— Испугала, — буркнул мостовик.

Не успел он сделать и шага, как в сумраке угла блеснули две алых точки и послышалось грозное ворчание.

— Что опять такое? — Зарычал он, разворачиваясь.

— Сейчас, — шепнул Габриэл светлым сородичам через плечо.

Свирепый рык вспорол духоту — белый вихрь мелькнул перед глазами стражей-троллей и утащил одного в темноту.

— Нападение! — Заверещал Лавво и сразу же получил от Габриэла сокрушительный удар в челюсть. Перевалившись через ограждения, он рухнул на рельсы и затих.

Темный эльф уже атаковал охрану. Под шквалом резких наступательных движений лучшего мастера бэл-эли, конвоиры растерялись; а один, чтобы защититься, бросил в него эльфийские ножны с клинками, которые нес тролльему королю в качестве трофея (отобранное оружие эльфов). Поймав на лету свой неназванный меч, воин осыпал врагов серией точных и беспощадных ударов.

Арианна молниеносно подхватила тяжелую цепь с двумя гирями, что оплетала ее лодыжку. Проржавевшая сталь резанула паровой полумрак и пала в голову стража. Хищно свистнуло и девушка отослала гири в грудь второму, а после и третьему конвоиру. Габриэл бросил на нее косой взгляд — Лебедь была сильнее и крепче, чем можно вообразить. Ее плавные, отточенные перемещения поражали грацией, а легкость и изящество с которыми она низвергала врагов, заставляли сердце биться в возбужденном восхищении.

Остин «отплыл» к стене и, перехватив запястье наступавшего, вывернул литиевый кинжал и с силой вогнал тому в грудь. Мардред раскидывал облепивших его стражей, точно обезумевший смерч. Мимо пронеслось рычащее белое облако. Во мрак с диким криком ужаса улетел еще один мостовой тролль.

Габриэл перекинул мечи Остину и Арианне, и отшатнулся от летящей в его голову дубины. Она прошипела над правым ухом и разнесла узорную лавочку. Шерл на секунду замер, чтобы оценить ситуацию и по узорчатому бледно-синему лезвию, зажатому его перевязанной ладонью, покатились волны сияющего света.

Наконец, махнув, он крикнул:

— Стражи-смотрители!

И сокрушил тролля с дубиной.

— Их слишком много, — прорычал огр, добив последнего конвоира ударом в затылок. — Но если их отвлечь, вы успеете затеряться в толпе.

— Не вздумай жертвовать собой, — жестко отрезал Остин, однако Мардред опустил тяжелую лапу на хрупкое плечо друга.

— Лорд Остин, я благодарен вам за то, что позволили остаться в приюте. Это были лучшие годы моей жизни. Но еще это и были пустые годы… без моей Ванды. — Огр поник огромными плечами. По хмуро сведенным надбровным дугам побежали искорки света. — После того, как Умбер забрал мою женщину в гарем, моя жизнь закончилась. Я служил ему, но я ненавидел его. Потом я узнал вас и помог вам бежать. Вы показали мне, что можно жить по-другому… но… без нее…

Габриэл не стал возиться с кандалами и просто срубил с них гири. Перекинув серебряную перевязь через грудь и застегнув все пряжки, он вложил сверкнувший клинок в ножны и поторопил:

— Уходим немедленно.

Мардред словно очнулся и, облекшись грозной свирепостью, повелел:

— Бегите!

Остин пожал его громадную зеленую руку и печально сказал:

— Прощай мой верный друг.

— Прощайте, — а потом обернулся к Габриэлу и неожиданно прорычал: — не подведите их, лорд главнокомандующий.

Эльфы и белоснежный хэллай исчезли на лестнице в тот самый миг, когда железный вал охранников навалился на Мардреда убийственной мощью. Огр оттягивал время и бился разъяренным львом, но через семь минут пал смертью храбрых.

… Полутемные улицы Троллевого рынка, бурлящие криками и ядовитыми испарениями, петляли и виляли, как орда пьяных гномов после веселой пирушки. Эльфы, прикрывшись неприметными плащами, свернули в неосвещенный квартал магов и вышли к городской свалке, светящейся лиловым из-за ядов и химикатов. Минули вокзал Железного Облака, украшенный удивительным механическим троллем, шевелящим стальными руками и головой и вошли в квартал Клубничных Сладостей. По обеим сторонам дороги потянулись бордели, притоны и дома терпимости.

— Выведи нас отсюда, — шепнула Арианна волку.

Лютый принюхался и угрожающе заурчал. Серебристая шерсть на загривке встопорщилась, когда дверь притона распахнулась и в пепельную ночь вывалился пьяный, голосящий песню, тролль. Зверь потрусил на север и нырнул в неприметный переулок, дремавший в скрипе фонарей.

— До входных ворот пара миль, — Габриэл обвел глазами главную торговую аллею рынка.

Земля задрожала в грохоте резвых колес. Пар потек свистом паровозного гудка. Над головами эльфов (по мосту) пронесся состав в четыре вагона.

— Давайте отсюда выбираться, — предложил Остин и поежился.

— Назад! — Зашипел Габриэл, увлекая девушку и владетеля замка в темноту.

По центру аллеи вышагивал элитный отряд темных эльфов. Высокие, красивые, в сверкающих доспехах, при полном вооружении и с ужасными черными глазами. Торговцы и покупатели бросали товар и в ужасе кидались от них кто-куда. Мерно стучали сапоги. Дружно грохали щиты. Впереди всех шагал согбенный эльф в черных одеждах.

— Сэт? — Габриэл узнал Брегонова прислужника и подхалима. — Какого черта, он здесь…

— Знаешь его? — Шепнул Остин.

— К сожалению.

— Зачем исчадия заявились на рынок?

— Иди и спроси у них, — фыркнул темный эльф и надолго задумался. Когда темноэльфийский отряд растаял в рыночной давке, он молвил: — Они не могли прийти сюда пешими или конными. Скорее всего, прилетели на одном из Небесных кораблей Звездочета. Есть одна мысль. За мной.

Троллевый рынок они покинули за минуту до наступления зари.

* * *

Очнувшись, он ощутил невыносимую боль. Последнее, что помнил Сирикус Лавво — огромный кулак Габриэла летевший в его «милую» рожу. Переводчик застонал и коснулся рукой лица. Глаз заплыл, нос-картофелина был сломан, мшистое деревце, росшее из уха — загублено, а во рту не хватало двух передних зубов. Ничего не скажешь, темный эльф приложил его на славу.

Паровозный гудок приближающегося состава, проехался по черепу Лавво механической пилой. Что за напасть! Тролль потряс головой, выбил из ушей гальку и перевалился на живот. Перед глазами пробухчали металлические колеса, сыпавшие искрами торможения. Состав чухнул и остановился. Лавво стер с себя сажу и возблагодарил Парящие Камни — упади он на пару ярдов левее и его бы переехало уже раз двадцать.

Переводчик поднялся и подумал, что король Брегентус будет не в восторге, когда узнает, что эльфы сокрушили его лучших стражей, точно неопытных новобранцев и сбежали. Хорошо хоть карта с Иссиль Итин все еще при нем. Возможно, хотя бы это смягчит гнев здешнего правителя.

Не успел Лавво сделать и шага, как был сбит жестоким ударом в голову. Щеки обожгло железом — он рухнул на соседние рельсы. По лбу потекла кровь, в ушах зазвенело. Он схватился за литиевый нож, отравленный лунной ртутью, но чья-то нога в тяжелом сапоге ловко его выбила.

А потом она насела сзади и, оттянув ему голову, приставила к горлу кинжал с широким лезвием.

— Кто ты? — Начал он испуганно. — Я богат и заплачу.

— Мне не нужны твои грязные деньги, — прошипела женщина, просившая о выдаче Белого Лебедя несколько минут назад.

Тролль злобно заворчал: опять эта стерва!

— Только сведения. Зачем Белый Лебедь приходила к тебе? Она просила что-нибудь перевести?

— Да, — признался тот, скребя когтями по рельсам. Грани кинжала рвали его шею, как солнечные лучи зимние облака. — Эльфы принесли древнюю карту. Они ищут Лунный город.

— Лунный город, — донеслось ее злобное шипение. — Что еще они говорили? Куда пойдут? Где остановятся?

— Не знаю! Не знаю! Клянусь Парящими Камнями!

— Лжешь! — Кинжал вскрыл его шею и на камни, шипя и плавясь, закапала темная кровь.

Вдалеке загудела паровая труба. Задребезжали колеса. Рельсы накалились и запрыгали по земле. Пасмурную муть фабричных миазм прорвала стремительная тень состава, летящая к соседнему перрону. Лавво зарычал — если он не уберет с железнодорожного пути тело — его размажет по магистрали.

— Ладно, ладно, — завопил он, перекрикивая гам. — Я слышал, они шептались о Городе Солнца! Встреча там!

— Гелиополь, — прохрипела убийца и ее вертикальные зрачки по-кошачьи расширились.

— Да, да, — вопил Лавво, обливаясь потом. — Хватит! Я сказал тебе все, что знал! Освободи меня!

Женщина отняла кинжал и толкнула переводчика под свистящие колеса паровоза.

— Освобождаю!

Глава 17. Шах и мат

Одержать сто побед в ста битвах — это не вершина воинского искусства.

Повергнуть врага без сражения — вот вершина

(Сунь Цзы, Искусство войны)

Пешка из черного ортоклаза скользила туда-сюда по белой и черной клеткам. Брегон, развалившись в кресле с узорными ножками и спинкой в форме дракона, наблюдал за ее движением и тихо посвистывал. Когда она ему наскучила, он коснулся точеной фигуры «королевы» и очертил плавный изгиб полированного камня.

Шахматы. Любимая игра Лагоринора ал'Эбен Блистающего и четырех его братьев Повелителей Стихий. Теобальд тоже был от нее без ума. Брегон же напротив — ее ненавидел. Он толкнул королеву пальцем.

Бо-о-ом. Фигура рухнула на доску с долгим, протяжным эхом.

Правитель встал и подтек к узкому стрельчатому окну, прорезанному в корабельном борте на уровне пяти футов от пола. Красноватые отсветы заката высвечивали сводчатый потолок и серебристые стены, украшенные объемной резьбой. Пышное королевское убранство дышало коварством и злобой, трюмной воздух окутывало холодное и безысходное уныние. По хрустальным столам прыгали тени ненависти; в кувшинах и кубках отражалась затаенные обман и предательство.

Король порывисто огладил шелковистые волосы, ниспадавшие вдоль восковых щек, и ударил кулаком о расписную балку. Все его движения, повороты и наклоны головы сквозили лихорадочным нетерпением. Он чего-то ждал, но не получал ответа.

Вдоль борта струились перламутровые гребни облаков. В прорехах просматривались плеяды снежных скал, вьющиеся ленты кристальных рек, темно-зеленые пятна чащ и болот, нити дорог, блюдца озер, остроконечные скальные хребты.

Брегон перевел взор на юг. Огненный шар солнца исчезал в пучине Великого Моря, рассыпая квадраты золота на цветущие долины и луга. На востоке чернели обрывки диких скал, теряющихся в пене шумных волн. Далеко на западе просматривалась клыкастая гряда, окруженная мраком и пеплом. Изломы Эндов. Преддверия Ночной Страны.

Король перевел взгляд с таинственных, свинцово-серых и высушенных обломков на озеро, текущее в полутемной расселине. Возле него темнели боевые порядки пеших и конных войск. Вот уже много недель флот темных эльфов продвигался к границам Далекого Запада по небесам, а непобедимая армада наемников все это время маршировала по земле. Десять тысяч мечей, копий и щитов. Десять тысяч немилосердных душегубов, палачей и мучителей. Армия достойная Его Величества из рода Дракона и Змеи.

У стола пошевелился Гелеган и Брегон сморщился. В последнее время главнокомандующий все чаще являл свою непокорность. А споры, которые он затевал со Звездочетом, так и вовсе выводили молодого короля из себя. Властитель грезил о Неугасимой Звезде, троне Гелиополя и послушной армии Теней Запада, но пока довольствовался склоками, ссорами и скандалами среди полководцев.

Солнце гасло в сумерках вечера, небо наливалось белыми звездами.

И тут… Его царственного слуха коснулось далекое эхо знакомого голоса. Король благоговейно прикрыл глаза и расслабил каменевшие от напряжения мышцы — он все-таки отозвался. Не подвел. Остался верен короне.

Плавно обернувшись, Брегон взмахнул рукой в кольцах и браслетах:

— Лорд Гелеган, подойдите. Мои замыслы изменились.

— Изменились? Но Ваше Величество…

— Молчать! — Как он устал постоянно спорить со старым герцогом из рода Черных Соколов. Как только Гелиополь покорится, он немедля отошлет ворчуна на эшафот.

— Прощу прощения, — сложился тот пополам.

Брегон заговорил властно и жестко, пресекая все попытки возразить.

— Вот мой приказ. «Кипарис» я велю отослать в Гелиополь. «Самшит» пусть немедля разворачивается и идет к Тролльботну. Сэт, где ты? — Обратился он в сумерки углов.

— Я здесь, повелитель, — прислужник выполз на коленях и поцеловал подол сверкающих королевских одеяний.

— Отчалишь на «Самшите» к Троллевому рынку (ты уже бывал там однажды, сопровождая меня, и легко его отыщешь). Погуляй по улицам и переулкам несколько дней. Купи что-нибудь, а потом отправляйся в Гелиополь и жди моего возвращения.

— Я не понимаю, зачем это…

— Не нужно понимать, тупица! Делай, как я велю!

— Простите повелитель, — слуга распластался у королевских ног, — я все сделаю.

— Этот, — Брегон топнул по полу, вычеканив долгий металлический звон, — флагманский, «Фантом», и сопровождающая меня «Андромеда» должны сейчас же сменить курс на юго-запад. Подыщите подходящий городок — там и заночуем. Когда я получу новое сообщение — мы продолжим путь.

— Сообщение? — Подал голос еще один знатный лорд, преданный Брегону всем сердцем — пожилой советник Зэхра, сын Харата. Он сидел возле жаровни и с недоумением глядел на него. — От кого?

Правитель Эр-Морвэна сверкнул ртутными глазами. В выражении его лица смешались победное коварство и наивеличайшее облегчение:

— От самого преданного сына нашего народа, дорогой маркиз.

Эти распоряжения Брегон отдал в ночь, когда Габриэл и его светлые союзники заночевали в гостинице «Волшебный Цветок» миловидного Эйр-Шира.

* * *

Ветер купался в черных глянцевых парусах. Просмоленное днище скользило по облакам, как по океанским волнам. Сполохи жгучих лучей осыпали палубу закатным огнем и отскакивали бликами от наполированного руля.

Управлять «Самшитом» оказалось даже проще, чем отбить его у двух десятков королевских стражей в тенях Блуждающего Моста. Габриэл крутанул штурвал и бросил взгляд на сияющий осколок хрустал, парящий над форштевнем. Ни солнце, ни луна не могли затмить неугасимое свечение белого камня. Ни льду, ни огню не сравниться с холодом и жаром, истекающим из его острых граней. Вот, значит, какое «чудо» Звездочет даровал Брегону в качестве подарка; вот, значит, что заставило воспарить металл и древесину словно лебединое перо. Камень Эреба. Утерянное наследие эльфийского народа.

Из облаков вынырнул аист. Взмахнув крылами, он приблизился к левому борту и мигнул холодным глазом. Темный эльф покосился на птицу и покачал головой. Враг преподнес неприятный сюрприз. Звездочет намного опасней и умней, чем можно представить. Увы, юный шерл не раз обжигался недооценивая соперников, нес потери — самоуверенно рассчитывая на помощь союзников, терял надежду — принимая не ту сторону, и потому решил — подобного с ним больше не повториться.

… Щелкнуло и цепь со звоном полегла на палубные доски. Через минуту звон повторился — чтобы вскрыть творение безумных изобретателей Троллевого рынка и освободить себя и Арианну, Остин провозился три долгих дня. Не проронив ни слова, он встал и отошел от подруги. Боль в его сердце затухала, как солнце на закате, а вместе с ней умирала и неодолимая тяга к Арианне Белый Лебедь.

До Семи Хрустальных Пик оставались считанные мили. Оправив повязку на глазу, он всмотрелся в облачную пелену. Гребни и хребты далеких гор горели в закатных лучах, ущелья и низины топил недвижный жемчужный пар. На западе сверкали воды Великого Моря, с севера грозили корявые росчерки Изломов Эндов. Восточный горизонт курился мутным туманом и, ветер, изредка меняющий направление, приносил оттуда ароматы зеленых лугов Элейского Королевства.

— Мардред сделал свой выбор, — девичья ладонь коснулась его плеча. Голос очаровал мелодией арфы. — Он сделал это ради нашего будущего.

— Да, — вздохнул Остин. — Я знаю.

В безвольные пальцы владетеля Ательстанда ткнулся влажный нос. Лютый заурчал и приподнял морду, вскидывая снежные уши с пушистыми кончиками. Но оскал-улыбка снежного зверя не утолили печали лесного эльфа. Ни что не могло их утолить.

Вечерний сумрак колыхнулся и Остин с Арианной увидели Габриэла. Он приближался мягкими, пружинистыми шагами, скользив рукой о перила борта.

— Приближаемся, — сообщил темный. — Тэль-Фосс прямо по курсу.

… Через четверть часа «Самшит» приземлился на плоской, точно столешница вершине скалы. Габриэл хитро улыбнулся — управлять судном было одно удовольствие — неведомым образом кристалл подчинялся силе капитанской мысли и исполнял простые команды вроде: «верх», «направо», «налево» «вниз». Как только дно корабля коснулось земли — Камень Эреба потух, и на палубу рухнули июньские сумерки.

Спустившись по сходням, эльфы замерли у рваного края обрыва. Прямо перед глазами возникло творение дней великой старины: семь острых вершин, казавшихся хрустальными пирамидами, замыкали долину кольцом неприступных сверкающих стен. Внешние склоны были гладкими и сверкающими, как зеркала, а внутренние опадали грозными, рокочущими водопадами и скатывались тоннами кристальной воды в округлое озеро на самом дне.

— Постелью ему были горы, покрывалом облака и мягкий лунный свет, — Арианна зачем-то прочла строчку из старинной баллады о ветряном драконе.

Габриэл отступил от края заоблачных высот:

— Разведем костер.

И вновь на хрупкие эльфийские плечи навалилась горечь ожидания. Долгого, утомительного.

— Если мы не ошиблись, Лунный город покажется в свете первых звезд, — темный эльф обернулся. Алый кусочек заходящего солнца лежал на кряже Кагахэм каплей сгустившейся крови. С противоположной стороны мигал бледный диск всходящей луны.

— На берегу? — Задумался Остин, оттолкнув ногой почерневший камень. Освобожденное пламя вспыхнуло с новой силой.

— Не уверен, — пожал плечом шерл.

— Под водой?

— Узнаем.

Послышался легкий, звонкий голосок. Габриэл и Остин глянули через плечо. Арианна сидела у края ущелья и, склонившись над клинком своего рода, тихо напевала. Божественный эльфийский перелив парил над мрачными твердынями угрюмого запада, доселе не слыхавшего ничего кроме воплей, мук и криков скорби и наполнял эти места теплом и светом.

Остин отвернулся и спросил:

— Давно ты знаешь ее тайну?

Габриэл, прикрывший глаза, открыл их и встретил серый взгляд сородича.

— Не особо, — сильный голос покрыл шипенье вод, летящих в бездну.

— Почему не сказал? — Сердце Остина все еще терзала ложь девушки.

— А что бы это изменило?

Владетель Ательстанда стиснул рукоять На-Эна и признал:

— Наверно, ничего.

… Ночь застигла их гомоном цикад. Солнце и луна сошлись на небе в пару и пала тишина. Эльфы поднялись на три каменные ступени, так, чтобы долина Тэль-Фосс открывалась им, как на ладони. Озерную гладь, отражавшую звезды, пронзили копья серебра. Мутная вода закипела, а после отхлынула к берегам, обнажив песчаное дно и… Лунный город.

Он был огромен и с гребня скалы казался странным зигзагом, отмеченным крупными и мелкими «точками».

— Башни, крепости и храмы, — понял Остин и наклонил голову, — в одном из них спрятана усыпальница Лагоринора.

Мардред отдал жизнь, чтобы они попали сюда невредимыми. Итак, они здесь. Оставалось разобраться, где именно спрятана Неугасимая Звезда и как ее забрать.

— Иссиль Итин велик. Там тысячи строений, — шепнула Арианна. — Потребуются недели, чтобы исследовать каждый уголок.

— У нас нет недель, — возразил Габриэл — извечно холодное, но прекрасное изваяние из белого мрамора. Что-то знакомое почудилось ему в очертаниях Иссиль Итина, что-то близкое и родное. Он дернул бровями, понимая, что видел похожий символ-зигзаг в далеком прошлом.

Парень проворно сбежал с гребня горы.

— Что? — Удивился Остин.

Сумеречный воин проигнорировал вопрос. Он опустился на одно колено около костра, расчистил площадку от камней и сучьев и на мягком песочном грунте начертал «изображение» города.

Когда его спутники встали по левую и правую руки, он выпрямился и сказал:

— Иссиль Итин воспроизводит одно из созвездий северного неба. — Он вскинул руку, ткнув в зигзагообразное скопление звездных огоньков, мерцавших над горизонтом. — Очертания города повторяют его на удивление точно.

— Точно. Почти одинаковы, — согласился Остин, переводя взор от звезд к узору на песке. — У него есть название?

— Созвездие Дракона.

— Уверен?

— Я знаю его лучше прочих.

— Почему?

— Я был рожден в его сиянии. — Габриэл снова опустился к земле и указал на первую точку, — оно состоит из двадцати трех мелких звезд и семи крупных. Эта зовется Глаз Дракона. Эта, — тонкий снежный палец подтек к следующей точке, — Рог Дракона. Эта Сердце Дракона, а эта — Корона Дракона.

— Седьмое строение к юго-востоку, — прикинул Остин.

Улыбка озарила непорочную красоту Арианны:

— Корона. Лучшего места для сокрытия Неугасимой Звезды и придумать нельзя.

Парень кивнул:

— Спускаемся вниз.

… Высокая луна обливала каскады каменных глыб. Загадочно мерцали отхлынувшие воды магического водоема. Витиеватая тропинка бежала по отлогой скале, упираясь в песчаное, полное крупного жемчуга, дно.

Спустившись, эльфы и волк, осмотрелись. Их окружали массивы шипящих водопадов и путникам показалось они шагнули в сердце облаков. Справа лежало нагромождение камней, поросших зверобоем, слева простирался густой ковер медовых трав.

Габриэл отстегнул ножны и бросил в высокие стебли; развязал широкий пояс и стянул верхнее полукафтанье. То же проделал Остин. Сбросив сапоги и оставшись в льняных рубаках и брюках, они отважно вошли в холодную воду; их узкие тени заколыхались по поверхности. К счастью она не поднималась выше колена и не могла стать препятствием на пути.

— Ждите на берегу, миледи, — велел Габриэл, не оборачиваясь.

Вода кололась, как лед и он сморщился. Через несколько мгновений туманы озера поглотили его величественный силуэт. Еще через миг в бурлящем мареве пропала серебристая голова Остина.

Издали донесся протяжный, леденящий кровь вой. В скалах и на гребнях гор неживые голоса стали вторить ужасному воплю. Эльфийка повела плечом и плотнее завернулась в плащ. Пальцы теснее обхватили рукоять Элагора.

Все понятно — Скверные Водопады заполнили незримые духи зла. Они бормотали о потерянных и загубленных душах, выли от отчаяния и одиночества. Эти места не пользовались успехом средь жителей равнины Трион — и вполне справедливо. Вот потому-то древние строители и спрятали Лунный город в печальном царстве оживающих демонов, вопящих из-за преград черных сумерек. Умно.

Арианна плавно опустилась у воды. Лютый упал подле госпожи и ощетинил лунную шерсть. Алые глаза настороженно бродили по вершинам Хрустальных Пик, объятых парами водяной пыли.

— Потерпи, — попросила девушка, не сводя взора с величественных крепостей и дворцов, что дрожали миражами пустынь, — они отыщут корону, и мы никогда сюда не вернемся.

* * *

Эридана разбудил долгий, свистящий порыв. Под щекой кололись побеги мятлика, перед очами гасли присыпанные пеплом угли костра. Ветер качал чахлые деревца и приносил отдаленный гул волн, бьющихся о каменистый берег. Под рокот Великого Моря светлые эльфы-беглецы спешно собирались в новый путь.

— Эридан, вставай, — Лекс потормошил его плечо. — Десять минут назад вернулись разведчики. До Гелиополя — сорок миль. Врагов не обнаружено.

Пепельноволосый эльф потянулся и встал. Он встряхнул плащ, оправил перевязь и принял из рук Люки горящий фонарь. Мерцание пламени в стекле принесло ему утешение и скорую надежду на обретение дома. Пристроившись в конце колоны, подсвеченной огнями, он бодро зашагал навстречу мечте.

Эльфийская процессия текла огненной змеей вдоль русла Ваиры пронзавшей Воробьиные Скалы лентой серебра. Взбиралась на холмы и спускалась в долины. С первым лучом тени угрюмых гор остались позади, а впереди разостлались маковые луга. В паре миль к северу сиял их родной Гелиополь. Чем ближе Дети Рассвета приближались к древней столице, тем ярче разгорались их глаза; сердца исцелялись отвагой, а души — светом былого величия.

— Он прекрасен, — прошептал Левеандил Око Бури.

Взобравшись на возвышенность, золотокосый парнишка первым увидел город-святыню. Рядом его младший брат Рамендил смаргивал с пушистых ресниц бриллиантовую пыль. Сзади слышались возгласы восхищения, кто-то запел:

Гелиополь, дом родной!

Чистый звездный Аллион

Призывает нас домой

Город света золотой!

Город Солнца высился на могучем скальном основании и был обнесен зубчатой стеной, сложенной из белого зеркального гранита. Над сточенными зубцами чернели обломки башен и крепостей; в скорбном безмолвии таились дворцы и многоярусные парки и скверы. Прекрасные творения мастеров минувших эпох покрывала смертная тень, великолепные строения покрыла многовековая пыль.

неприступную стену обвивала тропа. Она убегала к неширокой плоской площадке, засыпанной обточенными прибоем камнями, о которые со злобным шипением ударялись гребни черных волн. Дальше, к горизонту, кипело Великое Море. Справа в холодный пурпур молчания завернулась каменистая долина. Еще дальше вздымались вершины Закатных Гор, над алыми очертаниями которых кружились тени хищных птиц.

Эльфы, преисполненные изначального восторга, сникли. Гелиополь был холоден и мертв. Все помнили о проклятии Лагоринора ал'Эбен Блистающего, все знали — город оживет, когда его границы переступит наследник первых королей. Но не было наследника. Вот уже много тысяч лет.

оделяло облаков пробился луч и осветил Королевскую Башню, погруженную в тень бесконечного одиночества. Рядом с ней замигали грандиозные резиденции Повелителей Стихий и царственные замки знатных особ.

Эллион Первый Лук первым осмелился прервать скорбь собратьев:

— До заката считанные часы. Исследуем город и если он безопасен, заночуем внутри.

Эбертрейлец гордо вскинул голову и махнул рукой. Отросшие волосы, собранные в хвост на затылке, сверкнули ярче пламени.

— Он прав, — поддержал друга Хегельдер Могучий Ясень. Статный советник Аннориена, оставшись после ухода Остина за главного, распорядился: — Левеандил и Рамендил осмотрят северную часть города, Андреа и Мьямер — южную, Люка и Элла зайдете в город с востока, Я и Эллион обследуем запад. Встретимся у Королевской Башни, — он указал на острый шпиль, сверкавший в золоте лучей и снеге облаков, — через час. Остальные! Укройтесь вон за теми холмами и ждите сигнала. Валларро Агроэлл, валларро Колибор, Эридан, Лекс я на вас полагаюсь.

Красавец Люка обнял молодую жену и, кивнув Элле, поспешил за гордыми Эллионом и Хегельдером. Андреа и Мьямер поспешили на юг. Золотокосые братья, коротко простившись с прекрасными Эмми и Глэсс (к которым прикипели сердцами за время похода), направились на север.

… Солнце таяло и тени долины вытягивались. Сбоку шептало неспокойное море. В расселинах стелился туман. Беглецы стискивали кулаки — им было холодно и больно, у них не было крыши над головой, много печальных беззвездных ночей они не ведали покоя и исцеляющего сна. Их добрые, светлые сердца желали одного, чтобы Гелиополь вновь приютил их и дал им повод жить. Исполнится ли мечта? Кто знал.

Эридану было неспокойно. Он озирался по сторонам и невольно содрогался. Обманчивое затишье наполняло его тревогой. Слишком тихи и безмолвны казались чертоги Лагоринора, слишком спокойно и безмятежно выглядело Великое Море, слишком пустынна и холодна лежала к западу Полусветная Долина. Что-то тут не то.

На холм взлетел Люка и крикнул:

— Город свободен! Входите!

Светлые эльфы возрадовались. Подняв фонари над головами, они потекли по широкому арочному мосту прямиком к Закатным Воротам, испещренным древними письменами-приветствиями на агале. Унаследовав милосердие, справедливость и гостеприимство Первых Высоких эльфов,нынешние Дети Рассвета до сих пор не могли смириться с тем, что истинное наследие первых эльфийских королей и родовой знати хранила кровь их темных сородичей — исчадий ночи. Воистину несправедливая насмешка Властелина Над Облаками.

Широкие городские улицы были погружены в густую синеву, что грызла подножия заброшенных домов. В переулках и отводах клубился сумеречный туман. Эльфы нервно поправляли плащи и прибавляли света, борясь с отчаянным, забвенным мраком, обитавшем в этом месте.

Миновав высокую башню с узорным куполом в виде луковицы, они свернули в проулок и вышли к Площади Четырех Стихий. Сумеречный туман бежал от эльфийского сияния и они заметили в центре обломок скалы, а приглядевшись, поняли — то была выдающаяся статуя из лунного камня. Она казалась прекрасной и одновременно ужасала упадком — трещины избороздили мраморное тело, ползучие глицинии опутали блестящие одеяния, величие и прежнюю мощь смыло проливными дождями и смело штормовыми ветрами.

Узнав в печальном облике Верховного короля, Эридан прошептал:

— Это Лагоринор.

Беглецы сгрудились у статуи и, утонув в несчастье, не заметили, как на соседних крышах зашевелись незваные гости.

— Твари из мрака? — Предположил Агроэлл, хватаясь за меч. Память о том, что эльфийскую обитель населяли монстры темноты, не покидала их ни на минуту.

— Назад, под крышу! — Крикнул Хегельдер, обнажая клинок.

Эллион вскинул лук — стрела пронзила мрак и холод. С коротким криком некто сорвался с крыши и пал на камни у их ног. Разглядев его, они ужаснулись — это был воин темноэльфийского отряда! Свистнуло в ответ. Эллион сдавленно вскрикнул и, выронив лук, завалился на колени — из его плеча торчало оперенное древко.

— Нет, — прошептал Эридан, вскидывая голову. — Не твари… темные эльфы.

Вечерний туман унесло — с крыш и куполов на беглецов глядели ряды стальных наконечников. По гребнистым шлемам перебегали холодные огни, на нагрудниках вспыхивали круглые бляхи искусной чеканки. Они тянулись сверкающей ратью с севера на юг и с запада на восток. Несметное полчище исчадий ночи окружило их огнем и мечом.

Опасный голос разбудил молчание города. Раскатистое эхо отразилось от камней и пронеслось над Площадью Четырех Стихий:

— Сопротивление бесполезно! Сдавайтесь!

— С кем имею честь говорить? — Крикнул Хегельдер.

— Командор Дориан, сын Тибальта из рода Ашай-Мади!

Только сейчас молодой советник с ужасом осознал, что с легкой подачи Габриэла (поверив ему и проникнувшись его речами в Оргол Дол) завел свой народ в ловушку.

Люка и Элла, Левеандил и Рамендил, Андреа и Мьямер устремили на него глаза. Их взгляды вопрошали: «Что делать? Стрелять или подчиниться? Умереть или позволить себя позорно пленить?»

Трещали натянутые тетивы, гулко хрустели перчатки из кожи — взявшие их на прицел теряли терпение. На размышление оставалась секунда. Могучий Ясень беспомощно оглядел женщин, детей и раненных (еще со времен битвы в Ательстанде) и зажмурил голубые глаза. Все было кончено для народа Рассвета.

— Повторяю в последний раз! Сдавайтесь! — Голос разил смертельной угрозой.

Хегельдер вздохнул и униженно встал на колени. На тускневшие плиты лег королевский клинок. В сияющей стали осветилось отрешенное побледневшее лицо советника, не решившегося брать на душу грех убийства сородичей. Смущенные и застигнутые врасплох светлые эльфы подчинились и так же сложили оружие.

Дети Рассвета проиграли, даже не успев вступить в битву.

Браво, лорд Габриэл, браво. Блестящий ход.

Лекс опустился на колени и жалко свел плечи; золотые локоны распались по лицу и груди, укрыв горькие-горькие слезы. Он глухо выдавил:

— Учитель нас предал.

* * *

По озерной поверхности побежала частая рябь и темные воды шумно заколыхались. Из дымки выступили Остин и Габриэл, который что-то нес в руках. Арианна напрягла эльфийское зрение (пусть и видела в полутьме во сто крат хуже исчадий) — это был деревянный сундук, окованный железными листами и обитый серебряными заклепками в форме змей, кусавших собственный хвост.

— Вы нашли его? — Звездный свет скатился с длинных девичьих волос, когда она поднялась.

— Похоже на то, — Остин вышел на берег, стряхнул тяжелые капли и сел на траву. Эльфийские сапоги наползли на его изящные ступни.

Темный эльф тряхнул черными волосами, рассыпав фонтан брызг, и поспешил облачиться в полукафтанье. Подняв находку с побережья, он пристально обвел купол неба с запада на восток. Уши шевельнулись, точно прислушиваясь. В огромных черных глазах полыхнул кипящий холод странного превосходства. Этот взгляд испугал Арианну и Остина. Габриэл кого-то ждал?

— Вернемся к костру, — шерл ловко скрыл сундук в широком рукаве-крыле и шагнул в темноту. Опасения светлых его не тревожили.

… Сначала они заметили дымчатый силуэт плывущего над головами днища. Потом сумерки вспыхнули голубоватым и тень обрела форму царственного корабля. Он шел на посадку. На его правом борту горело грозное: «Фантом».

Облачная пелена колыхнулась, и звезды потухли за еще одной вытянутой тенью, наплывавшей с востока. «Андромеда». Она зависла над землей в сотне ярдов, через борт перебросили несколько веревочных лестниц. Прыткие сгустки мрака перемахнули на лестницы и проворно соскользнули на землю. Через мгновенье «псы» Его Величества сомкнули ряды, обнажая мечи. Как только смертоносные жала окружили Габриэла, Остина и Арианну стальным барьером, раздался приказ:

— Не двигаться!

Потрясенные Арианна и Остин потянулись к клинкам, а Лютый ощерился и зарычал, и только Габриэл остался спокоен, как камень.

Гвардейцы лязгнули и расступились — в центр круга вошел король. Чело венчала платина, по серебру и тройным набивным шелкам слетали искры света, за спиной водопадом струился бархатный плащ в мехах и самоцветах. Восковое лицо расплывалось в самодовольной улыбке.

— Нашел карту? — Вопрос короля ударил Арианну больнее хлыста.

Габриэл молчал.

Брегон дернул бровью:

— Нашел Лунный город?

Габриэл развел широченные рукава, опавшие в травяные волны, и швырнул окованный сундук к его ногам.

— Лучше, — невозмутимо молвил он. — Корону Верховного короля.

Брегон открыл рот. Но только на мгновенье. Пустые, безжалостные глаза исчадия запылали мертвыми лунами, сиявшими в дни Мрачного Начала, а каркающий смех заглушил рокот Скверных Водопадов.

— Я знал, что на тебя можно положиться! Но такого не ожидал! Великолепная работа, старший маршал! Великолепная!

Отсмеявшись, король пнул сундук и повелел:

— Доставьте моим колдунам. Они вскроют магический замок.

Два гвардейца отделились от боевого строя и, подхватив сундук, уволокли в сторону «Фантома».

Габриэл подошел к королю с высоко поднятой головой и привычно занял место за его правым плечом. Руки он сложил за спиной — знак смирения пред своим повелителем, голову чуть наклонил — проявил почтение и уважение. Ни слова, ни полслова бывшим союзникам он не сказал, и потому Арианна и Остин уже догадались о чем Его Величество поведет речь.

— Мы не знакомы, — властный голос заполнил июньскую ночь. — Я Брегон, сын Теобальда из рода Дракона и Змеи, владыка Эр-Морвэна. А вы, светлые…?

Те молчали. По щекам эльфийки текли слезы, взор владетеля Ательстанда сверкал гневом и возмущением. В высокой траве хрипел взбешенный хэллай. Две алые точки, мелькавшие меж стеблей, жгли мертвым пламенем Ун-Дамора.

— Опустите мечи, — любезно посоветовал Брегон. — Все кончено. Вас сгубили доброта, наивность и сострадание.

Гвардейцы Брегона разоружили девушку и мужчину. Волк обнажил клыки и приготовился атаковать, но король рявкнул:

— Уйми псину или ей конец!

— Спокойно, Лютый, не надо, — Арианна опустилась на колени и обняла зверя за шею, смяв лунную шерсть. Прикосновения хозяйки ненадолго погасили враждебный огонь в глазах Призрака Черноземья.

— Должен признать, — Брегон явно наслаждался трагедией преданных и обманутых эльфов. — Все было спланировано заранее. Мы намеренно затеяли спектакль с показательным судом, чтобы ваши милосердные сородичи прониклись теплотой и состраданием к бесчестно обвиненному шерлу. — Он усмехнулся. — Сработало. Став свидетелями жестокого избиения в Мертвом лесу, они не смогли бросить связанного и умирающего пленника. И… забрали с собой. Сработало. Так мой лучший воин проник в стан врага в качестве несчастного и угнетенного изгнанника и начал свою игру. Но все, что делал Габриэл, сын Бриэлона, было не ради спасения вашего народа, но во славу и величие Эр-Морвэна!

Габриэл держался за правым плечом Брегона с суровым, неживым лицом.

— Вы слишком доверились ему, открыли сердца, прониклись его болью. Глупцы! Вы ждали, что темный сородич возглавит вас и пойдет против родного королевства?! Вы еще большие дураки, чем можно себе вообразить! Забыли? — Издевательски рассмеялся Брегон, — темным эльфам нельзя верить. Никогда.

Арианна поднялась в ауре сияющего света и гордо расправила плечи. Теплый ветер высушил ее слезы, звездный свет омыл прекрасное лицо.

— Такое невозможно спланировать, — ее голос был печальнее песни умиравшего солнца.

— Возможно. Очень даже возможно, — оскалился король.

— Я видел раны. Он едва не умер по пути в приют, — поразился Остин. — Вы были готовы пожертвовать своим же ради сомнительной надежды? А если бы Эллион и остальные бросили его в Стих Оргул?

— Шерл Его Величества всегда готов к смерти! — Выкрикнул один из королевских гвардейцев. — Смерть во имя короля — высшее благо!

— И все равно не верю, — у Остина не укладывалось это в голове.

— Светлые всегда были тупицами! — Гоготал Брегон. — Поверили в изгнание! Надо же! Я бы никогда не изгнал своего лучшего воина из-за глупых обид и недомолвок! Габриэл больше чем мой друг и союзник! Он мой кровник! В его жилах течет королевская кровь! Он сам вызвался исполнить это задание и доставить ко мне не только карту Лунного города, которую укрывал один из вас — Лекс Грозовая Стрела, о, да, я все знаю, не удивляйтесь, но и тебя, — он выбросил руку, блеснув перстнями, — Белый Лебедь.

Девушка не дрогнула, но Лютый обернулся облаком смертоносных шипов и заворчал, принимая атакующую стойку. Король темных эльфов продолжал:

— Все сложилось удачно. Неугасимая Звезда в моих руках! Белый Лебедь в моих руках! Горстка глупых светлых эльфов схвачена в Гелиополе и тоже в моих руках!

— Что? — Остин вздрогнул. — Поход в Гелиополь — западня? — Он впился в лицо Габриэла. — Отвечай.

Тот поднял голову и опалил лесного ледяными, как северное сияние глазами. Только сейчас Орлиный Глаз понял, как ошибся, не вняв словам доброго друга огра. Надо было прикончить исчадие еще тогда — на берегу Этлены, пока была такая возможность. Ведь, как оказалось, даже его увечья и бессилие были изощренным пунктом хитроумного плана властителя Детей Сумерек.

— Мардред был прав, — горестно прошептал Остин, — темные никогда не меняются.

— Никогда. — Железный голос Габриэла сокрушил последние надежды светлых эльфов. В шестой месяц Года Созвездия Льва их народ обратится прахом истории и навеки истает в сиянии звездных огней.

— Все продумал, — процедил Остин, сжигая «изгнанника» серым глазом. — Мы спасли тебя, позволили остаться, видели в тебе союзника, а ты…

— Я темный эльф, господин. Тьма — мой единственный союзник, — его излишне самоуверенный тон показался владетелю Ательстанда наигранным.

— В кандалы их! — Рявкнул Брегон, утомившись сентиментальностью сотканных светом. — Пора выступать! Из-за вас мне пришлось отклониться от курса на сто пятьдесят миль!

От непроницаемой стены мрака отделились тени с белыми цепями. Но стоило им приблизиться, Лютый издал гортанный хрип и смял одного. Загремели мечи, кто-то крикнул:

— Убить его!

— Нет! — Арианна метнулась к волку, но была схвачена крепкими руками гвардейцев.

Остин кинулся к ней и был остановлен тяжелым ударом в висок.

Преисполнившись гнева, воительница оттолкнула одного, ловко вывернулась из стальных перчаток второго, но опоздала.

Стрела прорезала сумрак и с хрустом вонзилась в мягкую плоть. Волчий визг оцарапал тонкий эльфийский слух. Белое облако откатилось по скалистому гребню и сорвалось с обрыва. Через миг зверь исчез в пене ревущего водопада.

— Лютый, — вскрикнула Арианна, точно ранили ее, а не волка, и упала в траву.

Шипящие стебли, укололи юное лицо и хрупкие руки. Пронесшийся порыв, вскинул волосы и на мгновенье скрыл девушку и вопящих рядом с ней солдат: одному Лебедь сломала нос, второму — запястье.

Брегон не стерпел:

— Ах ты, дрянь!

Королевский Вутулар выпорхнул из ножен черной шелковой лентой. Девушка закрыла глаза — сопротивляться не осталось сил. Облачаясь в доспехи Белого Лебедя, она знала: рано или поздно карающий меч врага ее настигнет. Пусть лучше сейчас. Она готова увидеть Белых Духов вечной весны; и там пред величием предков ей не будет стыдно. Ибо всю свою жизнь она жила не ради себя, но во имя благополучия других.

Сталь Вутулара сверкнула и… ударилась о неожиданную преграду. Плеснул фонтан горящих искр, раскаленное золото засыпало колышущиеся цветы. Брегон отпрянул, отводя меч, — перед ним, как по волшебству, проступил облик Габриэла. Это его клинок «запретил» королевскому оружию оборвать жизнь Арианны. Парень снес яростный взгляд короля и опустил оружие.

— Не здесь. Не сейчас. — Повелительно сказал он. Безымянный клинок с тихим шепотом вернулся в простые, но красивые ножны, сотканные умелыми кузнецами Верхнего Мира, и Габриэл снова покорно сложил руки за спиной.

Брегон с недоумением воззрился на него, ожидая объяснений. Сияющий Вутулар пал в траву.

— Убийцу Теобальда следует судить по закону, Ваше Величество, а не мстить ей среди скал, — твердо пояснил шерл. — Ваши подданные должны увидеть вашу приверженность Трем Законам. Так они узрят в вас посланника Иссиль и проникнуться вечной преданностью и уважением.

Брегон поморщился, как от лимонного сока на языке, но через минуту кивнул.

— Как я сам не подумал? Ты всегда и во всем прав. — Обозрев бескрайние просторы Тэль-Фосс, король удовлетворенно выдохнул: — честный и открытый суд над убийцей Теобальда докажет мою любовь покойному отцу и верность королевству. Это возвеличит меня в глазах моего народа. Точно! Просто замечательно! Поднимайте девку! И этого, — он мотнул в сторону бесчувственного Остина. — Бросить их в трюм и не спускать глаз! Вылетаем!

Через пять минут Воздушные Крепости исчезли в коридоре туч.

* * *

О паркет стукнулись чернильница с пером, ваза со спелыми фруктами, кувшин с вином и несколько свитков с донесениями. Опрокинув стол одной левой, Габриэл метнулся к хрустальной статуэтке и спихнул ее с постамента. Битый звон осколков привел молодого маршала в новой приступ неконтролируемой ярости. Он бросился к узорным гобеленам и превратил творения мастеров в облако пыли. Бесшумной тенью вырос у стрельчатого окна и одним ударом сломал вертикали полукруглых арок.

…Сквозь него струилась ненависть; мрак застилал глаза; гнев прожигал пронизывающими ветрами севера. Предатель. Изменник. Отступник. Нет, хуже — темный эльф, исчадие ночи, извращенное порождение Луны и Сумерек. Народ без сердца и души. Народ, которому не ведом белый свет, ненавистны любовь и добродетели, а искренности и привязанности слывут слабостью и позором.

Его сердце истекало кровью, жаждало выпрыгнуть из груди и сгореть в пламени горящих звезд. А все потому, что он не мог простить себе того, что сделал.

Стояла глухая ночь. Небесный корабль оплетал беловатый туман. Свинцовые тучи заволокли горизонт, пожирая луну. Ветер визжал вдоль бортов пугливой птицей. Рядом парил «Самшит», левее — «Андромеда».

Габриэл прошипел ругательство и, прислонив лоб к стеклу, надолго замер в хаосе разгромленной королевской каюты. Ногти воина прочертили в стенах бороздки и, коснувшись деревянных украшений, стиснули до хруста костей. Правая ладонь затрещала нестерпимой болью — белоснежная повязка окрасилась бардовым, по запястью потекли красные капли. Он все еще слаб, все еще ранен, а любое усилие правой ладони приводило к сильному, болезненному кровотечению.

Развернувшись, он бесшумно сполз по стене. Голова упала на руки, растрепанные волосы скрыли снежное лицо.

— Брегон, зачем ты это сделал?

Впрочем, Габриэл и сам знал — зачем. Чтобы лишить лучшего воина Эр-Морвэна преимущества, привязать к себе и каждый день напоминать увечному калеке (не способному держать клинок), что ему не место на троне, но… место у трона — советником, другом и братом.

— Лжец, — выплюнул воин.

Да, Брегон настоящий лжец. Он и сегодня солгал Арианне и Остину, сказав, что весь этот план — был планом Габриэла.

На самом деле, все обстояло не так.

Он вспомнил тот кошмарный вечер конца сентября, посвященный празднованию Луноликой Иссиль. После того, как Белый Лебедь напала на Теобальда, а он вместе с войском кинулся по ее следу, владыку увели тайной тропой. За ним исчез и Брегон. Что случилось в королевских покоях между отцом и сыном оставалось загадкой, но когда Габриэл вернулся с ожерельем «убийцы», принц заявил, что его отец умирает. Очень странно, если учесть, что воительница даже не задела короля.

А потом состоялся тот разговор.

В тиши величественных покоев принц предложил хитроумный план — чтобы вызнать месторасположения Лунного города — нужна карта; а карта у некого Лекса Грозовая Стрела, что бежал из Горгано благодаря стараниям Белого Лебедя.

— Для тебя это плевый пустяк, — заверял Его Высочество, — ты проберешься в обитель светлых эльфов, узнаешь, где прячется сопляк, выкрадешь его и вернешься в Мерэмедэль.

В тот миг парню показалось это… интересным.

И пусть для этого пришлось претерпеть значительные муки, а именно публичную отставку, опалу, арест, тюрьму, идиотский суд и бесчестную бойню в Мертвом лесу, Брегон заверил друга — риск определенно стоит того.

Габриэл с неистовой злобой саданул затылком о стену.

Все оказалось сложнее. Уже с первых минут сего грандиозного плана он понял, что дав согласие — совершил большую ошибку. Неспроста он терзался муками совести на коронации и после: во время заговора, побега и жизни в Ательстанде.

Невероятно! Но светлые сородичи стали ему небезразличны. В их чистых, ясных глазах он стал другом, наставником, лидером; их наивные, невинные сердца прониклись к нему — жестокому врагу их народа — искренней теплотой и любовью. Они никогда не видели в нем растоптанного и униженного изгнанника (в Эр-Морвэне такие умирали в отчаянии и одиночестве практически мгновенно), но видели в нем равного себе мастера меча. Они, жившие все это время с горьким привкусом поражения, поверили ему. Они, развеянные и потерянные среди бушующего зла, возложили на него надежду.

— А ты их подвел, — холодный голос провел черту между Габриэлом прошлого и Габриэлом настоящего.

Брегон страшно изменился, приоткрыв дверь и ступив на проклятые тропы запретного Запада. Но ведь и Габриэл стал другим. Он, наконец, прозрел; он сделал выбор.

… Королевский шерл переоблачился в строгий черный наряд, полагающийся главнокомандующему Эр-Морвэна, вернул за спину неназванный клинок и застегнул на груди металлические пряжки заплечной перевязи. Собрал волосы в хвост и собрался выскользнуть в окно, но тут услышал из коридора знакомый бас.

— Все это время был здесь? Почему не сообщили?! С дороги! Я хочу его видеть!

Топот тяжелых солдатских сапог смешался с резким лязганьем доспехов и тихими покорными голосами:

— Слушаемся, шерл Сирилл.

Дверца грохнула и в каюту ворвался Сирилл. Глаза командора вспыхнули двумя благородными опалами, тревожное выражение бледного красивого лица со шрамом сменилось умиротворением.

— Будь я проклят…

— Здравствуй, Сирилл. — Габриэл коротко улыбнулся и принял объятие друга.

— Я хочу все знать, — заявил он, отступая. — Сейчас же.

За окном мелькнула молния, из-за грома задрожали стекла. В ее призрачном свете командор заметил на друге привычную форму командующего войсками и дернул бровями.

— Гелеган больше не командующий?

— Уже нет, — Габриэл скрестил руки на груди и привалился к стене.

— Он знает?

— Узнает.

Новая вспышка озарила переломанные балки, ворох щепок вместо стрельчатых арок, осколки феррского фарфора и битые горы льдаррийского хрусталя. Сирилл нахмурился еще больше.

— Нет времени объяснять, — стальной голос маршала резал, как стекло. — Скажи лучше, как Селена и племянники?

— Нормально. Со дня твоего изгнания они жили у нас. Фрелла и Гвендолин не отходили от них ни на минуту.

От сердца Габриэла отлегло — хоть в чем-то Его Величество сдержал слово: не тронул сестру и детей. Хотя, судя по мрачным прогнозам Хилого-Эгберта — одурманенный Звездочетовой магией король, ныне будто поднятый из заброшенных захоронений силою колдовской ненависти, был способен на любые мерзости. Примером тому служили казни высоких лордов из Ложи Советников и Ложи Тайных. На щеках шерла мелькнули желваки — об этом он еще спросит с Его Величества, как должно.

— Ну, — сказал Сирилл и потер шрам. — Рассказывай.

В коридоре снова завозились. В полосе дверного света заметались тени и в каюту вошли два прославленных темноэльфийских командора. Граф Бесмер, сын Бьорна из рода Гэфтэл'о'Франэв и виконт Дминар, сын Лендеэла из рода Дракона и Змеи. Лица обоих светились удивлением и радостью.

— Они не солгали. Вы здесь, милорд, — чуть слышно молвил Бесмер. Он грациозно прислонил руку к правому предплечью и плавно опустился на колено, покорно склоняя голову.

То же проделал командор Дминар; его голос торжествовал надеждой:

— С возвращением, лорд главнокомандующий. Иссиль услышала наши мольбы и вернула нам истинного приемника короля.

Даже если Габриэл нахмурился, они этого не заметили.

— Поднимитесь, — попросил он. — Я еще не владыка.

Командоры подчинились, ликуя сердцем. Их предводитель вернулся, чтобы бросить вызов тени рока, нависшей над Эр-Морвэном, и навести долгожданный порядок.

— Ваши верные солдаты с вами, — заверил Дминар.

Габриэл кивнул — это то, что сейчас было важнее всего.

— Благодарю за преданность.

Жесткий стук и грозный крик прервал беседу благородных лордов.

— Шерл Габриэл, правитель призывает вас немедля!

Воин зло хмыкнул, гордо расправил широкие плечи и обратился к соратникам:

— Я найду вас позже.

* * *

Темное лицо короля оплетал морок тяжелых дум. На впалых щеках и глубоко посаженных глазах лежали тени синего холода. Перед ним лежала шахматная доска, но глядел ли он на фигуры или куда-то прочь — пряталось за ширмами непроглядного мрака.

Дверь неслышно открылась — вошедший Габриэл сложил руки по швам и отдал нижайший поклон.

— Ваше Величество.

Брегон очнулся и качнул головой.

— Ты играл с моим отцом почти каждую неделю, — кивнул на шахматную доску, — может, теперь сыграешь со мной?

— С удовольствием, — равнодушием шерл прикрыл свою ярость.

Устроившись напротив, он чуть заметно усмехнулся. Король взял белые фигуры, ошибочно полагая — первый ход дает игроку преимущество и контроль за центром доски. С другой стороны, так даже лучше — сам воин предпочитал атаковать черными.

Брегон тронул последнюю пешку слева.

— А два — А четыре.

Хочешь раскусить замысел врага? Позволь ему первый ход.

И Габриэл позволил. Он глянул на Брегона прищуром хладнокровного охотника. Ход крайней фигурой был ужасно, непозволительно глуп и заметно ослабил заявленные позиции короля. А, впрочем, он и принцем не блистал мастерством шахматиста, так с чего бы ему начинать сейчас?

— Е семь — Е пять, — принял Габриэл.

— Б два — Б четыре, — судя по всему, Брегон разбирался в игре не больше, чем, скажем, в механике Троллевого рынка.

— Ф шесть.

— Ц два — Ц четыре.

— Б шесть.

— Д два — Д четыре.

Старший маршал дернул губами. Брегон всерьез или издевается?

— Е два — Е четыре.

Похоже, все-таки всерьез.

Они играли полчаса.

И все это время воздух покоев дрожал напряжением. Ущербная луна то появлялась в просветах грозовых облаков, то пропадала, сомкнутая взлохмаченными, пуховыми клыками. Дождевые капли осыпали стекла редкими гроздьями, изредка мигали алые звезды.

— Знаешь в чем прелесть этой игры? — Чистый голос Габриэла заставил Брегона поморщиться, а легкое серебристое сияние, исходившее от снежной кожи маршала, прищуриться.

— В чем?

— Победа достается не самому умному и не самому способному, а тому — у кого более зоркий глаз. Стоит ослабить наблюдательность и это приведет к оплошности. Стоит потерять сосредоточенность и поражение не заставит ждать. — Шерл провел хитроумную комбинацию и завершил партию: — Шах и мат, Ваше Величество.

— Впечатляет, — признался молодой король. Упустив нить игры после пятого хода, он предвидел поражение, но не думал, что «брат» так долго будет водить его дураком. — Меня до сих пор мучает вопрос. — Брегон забыл о шахматах.

— Какой?

— Ты действительно готовился проникнуть в мои покои и убить? Тогда, осенью, — напомнил он. — Или все эти тайные встречи заговорщиков были частью нашей игры?

Габриэл зло улыбнулся.

— Безусловно, Ваше Величество, частью нашей игры.

— И ты не помышлял о моем устранении?

— Ни разу, — Габриэл лукаво прикрыл глаза. Как же плохо, оказывается, Его Величество знал своего главнокомандующего.

Облегченно вздохнув, Брегон махнул слуге:

— Налей нам вина.

Пока юнец наполнял бокалы, Габриэл бесстрастно рассматривал каюту. Стены облицованы мрамором, пол — из руды олова. Невесомые жемчужные драпировки поблескивали оттенками зимнего рассвета. В острых углах таился туман, в клетках на низких тумбах копошились вараны.

— Когда это случилось?

— Что? — Не понял король.

— Когда умер Теобальд? До или после моего изгнания?

— После. — Габриэл не двигался. Брегон прошипел, — ладно, до. Почти сразу после покушения. Ножи Белого Лебедя были отравлены. Отец слег, и уже не оправился. Какая теперь разница? Лучше скажи, что ты видел в Лунном городе?

Не меняя каменного выражения, воин ответил:

— Ничего особенно. Вода отхлынула и обнажила город. Мы вошли, отыскали усыпальницу и забрали первый попавшийся сундуку.

— Первый попавшийся? — Вспылил Брегон. — Так ты не уверен, что короны…

— Они в сундуке, — бросил Габриэл. — Я уверен.

Восковые щеки Брегона заалели. Лицо его соперника белело льдом.

— Все еще зол на меня? — Спросил Брегон, отпив «Клэт де Ви».

Шерл скользнул взглядом по кровавой повязке на правой ладони:

— А должен?

— Знаю, я перестарался в Стих Оргул. Мы уговорились об избиении, но не об этом…, - он кивнул на искалеченную руку парня. — Но ты сам виноват, друг. Зачем надо было ломать мне нос?

— Считай, нашло вдохновение.

— Вот и это… вдохновение, — тем же тоном прошипел король. Через мгновенье он взял себя в руки и завел деловым тоном. — Главное светлые выродки поверили нашему спектаклю и забрали тебя с собой. — Он откинулся на спинку отцовского кресла. — Зачем ворошить прошлое? Скоро я надену Неугасимую Звезду, подчиню Тени Запада и сяду на трон Гелиополя. Ты станешь моим Первым Советником и будешь блистать уже мастерством политика, а не воина.

— Слабое утешение для птицы с подрезанными крыльями, — съязвил изгнанник.

Он махнул рукавом, чтобы скрыть перебинтованную ладонь в широких складках (как привык в Ательстанде), но вспомнил — у плащей и курток, пошитых в Подземном королевстве, рукава намеренно были заужены и укорочены. Сердце заколотилось от острого желания сорвать с себя тесный, душный наряд главнокомандующего и облачиться в легкую льняную рубаху и удобное полукафтанье Детей Рассвета.

Чтобы занять себя хоть чем-то, Габриэл стал расставлять фигуры по клеткам.

— Предлагаешь мне реванш? — Хмыкнул Брегон.

— Боишься?

— С чего бы? — Король небрежно отослал пешку «на смерть». — Твой ход. — И проследив за черным «слоном» противника признался: — Твои поступки непредсказуемы. Порой это пугает. Но именно за это я тебя и ценю.

— Ты еще не раз удивишься, — загадочно пообещал Габриэл.

— Поражаюсь твоему умению втираться в доверие. Эти двое у Тэль-Фосс до последнего не верили, что ты их подставил. — Брегон залился отрывистым смехом, — представляю лица солнечных ублюдков, схваченных в Гелиополе. Они пересекли пол равнины в надежде на спасение, а нашли там свою могилу.

Пальцы Габриэла стиснули ортоклазовую ладью. Злые антрацитовые глаза залились мертвенным светом, а голос прошелестел эхом пещер:

— Очень смешно.

И только железная выдержка не позволила ему обнажить клинок и снести голову в платине и жемчугах напротив. Двинув по клеткам ферзя, Габриэл сменил тему:

— Чем они заслужили твой гнев?

Сын Теобальда поднял удивленные глаза:

— Кто?

— Советники твоего отца. Почему ты отдал приказ казнить их вместе с семьями? В чем провинились благородные граф Вигго? Барон Малиус, баронет Келевор? Их жены и дети? За что тень твоего гнева накрыла маршала Кэллиана и других командующих?

Брегон постучал матовыми ногтями о столешницу, с недовольством припоминания эти имена.

— Заговорщики и мятежники. Они ослабляли мою власть и крали уважение народа. По настоянию Звездочета смутьянов арестовали и уничтожили.

— Звездочета, — зло повторил Габриэл. — Вот как. Скажи мне, друг, это по его совету ты отослал чертова Охотника и банду горных троллей на поимку Белого Лебедя?

— Где они? — Всполошился Брегон, мигом вспоминая об обещании осыпать того квинталом золота в случае поимки воительницы. Ныне его услуги стали без надобности.

— Мертвы. — Процедил шерл.

Властитель Детей Сумерек облегченно вздохнул.

— Хвала Иссиль.

— Ты и мне не доверяешь, так? Вот потому-то подстраховался Охотником.

— Откуда я знал, что ты выйдешь на девку раньше? — Взорвался Брегон и треснул по столу. Доска и шахматы со звоном прыгнули. — Ожидание отравило меня! Потери лишили выдержки! Ты не посылал депеш! Не подавал знаков! Не отзывался на Меано! Я думал ты погиб.

— И потому на всякий случай отослал еще и отряд балрадов под командованием подонка надзирателя. Я прав? — Тон изгнанника колол острее кинжала.

— Уймись! — Зарычал Брегон и смахнул шахматы на сверкающий пол. — Я повелитель! Я действовал во благо королевства! Солдат не учит короля!

— Простите, Ваше Величество, — Габриэл вытек из-за стола и застыл в глубоком поклоне с идеально прямой спиной. Он знал, что подчеркнутая официальность всегда раздражала Брегона и потому, чтобы ударить больнее, прошипел: — Поход против Теней Запада тоже посоветовал Звездочет? Вы теперь во всем потакаете прихотям своего загадочного фаворита? Осталось разве — передать ему трон.

— Не разочаровывайте меня, лорд главнокомандующий, — пригрозил Брегон. — Вам ли не знать, какая безрадостная участь ждет тех, кто встает у меня на пути. Не только их. Но их детей, сестер, братьев… племянников.

— Ты не посмеешь, — прорычал шерл, разгибаясь.

— Уже посмел, — прохрипел Брегон и открылся: — Все это время мои «псы» следили за домом командора Сирилла, который так любезно приютил Селену с детьми. Да, Габриэл, да. В случае твоего отказа или предательства — они немедля убили бы их. Было достаточно одного моего сигнала. — Брегон хищно осклабился. — Они все еще под прицелом, а потому, друг, советую проявить благоразумие и подчиниться. Два раза просить не стану.

Габриэл скрипнул зубами и вернулся в низкий поклон — в волосах, собранных на макушке, полыхнула серебристая лента. Все же Его Величество не сдержал обещания. А чего удивляться — они никогда это не делал. Набрав в легкие воздух, шерл произнес:

— Я забылся. Мне нет оправдания.

— Вот именно, — рявкнул венценосный властитель, — забылся! — Ногти трижды стукнули о стол. — Слушайте мой приказ, старший маршал. Вы отправитесь в Гелиополь и проследите, чтобы всех светлых выродков, схваченных в стенах и окрестностях, казнили на месте. К моему возвращению Город Солнца необходимо очистить и подготовить к коронации.

Габриэл выпрямился и с мукой прошипел:

— Просите стать меня палачом?

Звезды резко погасли и по оконным стеклам злобно забарабанили капли.

— Не палачом, — процедил король. — Моей десницей! Докажите, что достойны доверия короля. Свяжите себя великой клятвой повиновения и служите мне сто тысяч лун, как служили моему отцу! Отриньте из сердца сомнение и целуйте мои одежды, как целовали одежды моего отца! Или узрите смерть сестры и племянников.

В черных очах Брегона плясало пламя. Он жаждал поклонения, подобострастия и немого обожания; он искал безмерной покорности в каждом, кого касался его смертоносный взор. И он не ведал слова «нет».

Над покоями короля пронесся угасающий шепот Габриэла:

— Я исполню приказ, владыка.

Воин послушно опустился на колени и склонил голову. Его легкое, гибкое тело одеревенело, суставы заломило, но он подчинился со стойкостью, высекающей слезы искреннего восхищения.

— Так-то лучше, — удовлетворился безумец в короне и встал.

Из-под тяжелых одежд выпорхнул кинжал. Брегон аккуратно перехватил его двумя пальцами и протянул к коленопреклоненному парню. Крученная рукоять из белого золота посыпалась фонтаном искр. Навершие, венчаное вензелем дракона и змеи, блеснуло солнцем на рассвете.

— Он твой по праву.

Величественно поднявшись, Габриэл принял оружие титулованного шерла и спрятал за широкий пояс цвета зимней луны. Отдав новый земной поклон, он гордо развернулся и чеканным шагом поспешил к двери.

Вкрадчивый зов настиг его на пороге:

— Ты все еще со мной, друг?

Габриэл остановился, но не обернулся.

— Ты со мной? — Настойчивей спросил Брегон.

Раздался щелчок и дверца каюты, отделанная жемчугами и малахитами, открылась и закрылась. В покое стало тихо, лишь потрескивало пламя в хрустале, да за стрельчатыми окнами шумел полуночный ливень. От темноты отделилась тень. Поступью первоклассного убийцы, она перетекла по полу и застыла за спиной короля.

Пожилой голос заметил:

— Ему нельзя доверять. Он слишком долго был со светлыми. Он впитал их дух и стал Вестником Рассвета. Убейте его.

Брегон наморщил лоб, две глубокие складки прочертили бледную кожу.

— Что может один против легионов? Не больше, чем клинок против каменной стены. Нет, лорд Зэхра, опасения беспочвенны.

… Габриэл возвращался тесными тамбурами и переходами, минуя шумные кубрики и кают-компанию, из которой несся смех добровольцев, что повелись на обещания Звездочета.

Высокие, самоуверенные голоса вещали:

— За скорую победу!

— За пленение Теней Запада!

— За короля Брегона, будущего повелителя равнины Трион!

Звенели кубки и хрустальные бокалы, из бутылей с вином вылетали пробки.

Брегон собрал на флагманском «Фантоме» триста верных «псов», чтобы даже под куполом неба не чувствовать угрозу собственной значимости. Если так — далеко не все подданные королевства преданы ему душой и телом. Быть может, из этого получится извлечь выгоду, предположил юный главнокомандующий и пошатнулся — яростный порыв тряхнул корабль точно ураган тонкий ствол ивы. В ближайшей каюте повалились стол, стулья, послышался звон стекла и крики.

Габриэл нырнул в сумрак распахнутого люка, светившегося чужеродным металлом, и заметил высокую, худую тень в серебрящейся мантии лекаря. Тень прижала левую руку к правому предплечью и уважительно склонилась. В черных волосах сверкнули драгоценные бусины.

— Его Величество прислал осмотреть вашу руку, — со всем уважением молвил врачеватель.

— Лорд Маримор, — Габриэл невесело улыбнулся. В последний раз они виделись в подземной тюрьме Мерэмеделя, когда лекарь прижигал его рану раскаленным прутом. — Не нуждаюсь, — отказался он.

— В таком случае не смею вас задерживать, — попятился лекарь, боясь разогнуть спину и поднять голову, ибо все еще чувствовал свою вину перед шерлом.

Маршал хотел идти, но лекарь вдруг прошептал:

— Простите мою дерзость, но вы должны кое-что знать.

Он позволил себе встретить смертоносный взгляд того, кто по его вине совсем недавно терпел унизительную пытку раскаленным металлом. Сглотнув, Маримор виновато опустил глаза:

— Полгода назад мне поручили осматривать тело покойного короля. Я помню ту ночь. Меня призвал Его Высочество и сообщил: Теобальд умер несколько часов назад. Но он солгал, господин. Тело пролежало в королевских покоях не меньше месяца.

Темный воин настороженно прищурился.

— Уверены?

— Клянусь жизнью. Но это не все. Меня смутил характер раны, — лекарь перешел на шепот, — он был убит прицельным ударом в сонную артерию. Размеры раны точно указали на размеры клинка, а вернее кинжала. Лезвие — длинное, прямое, обоюдоострое, двенадцать дюймов в длину. Сечение линзовидное, по центру узкий дол. Рукоять без крестовины с массивным навершием, скорее всего отяжеленным украшением из серебра. Такие отливают только по специальному заказу и наделяют эмблемой рода.

Габриэл ошеломленно выдохнул. Он понял, о каком оружии шла речь. Из-за пояса выпорхнул кинжал шерла и лег на крепкую беломраморную ладонь.

— Похож?

Лекарь смахнул бриллиантовый пот и плавно кивнул.

— Боюсь, что… да. — Помедлив, он добавил: — Я думаю, вы имели право знать.

Он поклонился и растаял в тьме корабельных переходов.

Габриэл покосился на подарок, венчанный родовой эмблемой. Очевидная истина гремела в сознании грохотом тысячи бурь. Вигго, сын Иарта предупреждал — Брегон коварный лжец, использующий всех и вся ради достижения желаемого. Обманщик, не ведающий чести и сострадания. Убийца, прокладывающий дорогу к трону по трупам врагов и союзников.

«Он предал не только отца, он предал и тебя», кричал тогда граф от отчаяния.

Не только меня, шипело сознание изгнанника. Весь свой род.

Пальцы стиснули рукоять из белого золота. Костяшки налились огнем и побелели — сталь застонала, размягчаясь, как подтаявший воск. Через мгновенье воин бросил кинжал и скрылся — роскошную металлическую рукоять продавили глубокие отпечатки справедливого гнева.

* * *

Тело скрутило горячей судорогой. Руки и ноги оцепенели и задергались в непроизвольных конвульсиях, оглушительно загремели цепи. Голова запрокинулась и забилась затылком о каменный пол. Изо рта брызнула пена, единственный глаз закатился, красивое лицо перекосило от боли, серебристые волосы слежались в комок.

— Ударь еще! — С удовлетворением зарычал тюремный охранник. — Посильнее!

Сквозь прутья поползла пика с наконечником из пылающего «огня». Новый жгучий «укус» вырвал из груди Остина хриплый, мучительный стон и на мгновенье парализовал стройного лесного эльфа — болевой шок отсек все чувства и бросил сознание за черту уродливой темноты. Он скорчился изломанной веткой, и чтобы сдержать очередной вопль, прокусил губу до крови. Эти ублюдки не дождутся от него мольбы о пощаде. Он умрет, но не скажет им ни слова.

Откуда-то из сумрака, слышались вязкие искаженные смешки:

— Хорошая штука. Как Звездочет ее называет?

— Драконий Огонь.

Послышалась суета, мелькание теней и требование:

— Дай, теперь я попробую. А то ты слабо «кусаешь», светлый даже не стонет.

— А, может, ему нравится? — Рассмеялся другой. — Кто знает предпочтения этих ничтожеств.

Владетель Ательстанда приоткрыл слезящийся глаз и тяжело выдохнул. Ледяные плиты остужали избитое тело, а ночные сквозняки, проникавшие в щели обшивки, исцеляли мучительную горечь, рвавшую сердце из-за предательства Габриэла. Он видел коварные отблески красноватых вспышек, слышал утробный рокот нарождавшегося грома, обонял сладковатый предгрозовой воздух и мечтал раствориться во мраке взбаламученного неба.

Воины разлучили их с Арианной еще у Скверных Водопадов. Девушку увели в неизвестном направлении, а его бросили в тюремный отсек и заковали в цепи. Первые полчаса охранники жестоко его избивали, а теперь решили опробовать новую «игрушку», сотворенную извращенной магией Звездочета.

Услышав голодный смех изуверов, Остин стиснул кулаки и сплюнул кровь. Его сердце учащенно забилось, а тело напряглось в ожидании очередного удара электрического разряда.

Но его не последовало, зато послышался сдавленный хрип, грохот и лязг доспеха о дерево — это по лестнице скатился часовой. Те двое, что пытали Остина, зашипели и бросились навстречу нарушителю порядка.

Раздался удивленный крик:

— Кто вам позволил?

Шелест клинка.

— Стоять!

Металлический удар и падение.

— Вас арестуют!

Звон скрещенного железа. Три резких удара, глухой вскрик и тишина.

Остин медленно лег на спину, на лицо упал тяжелый комок слипшихся волос. Он сдул его и поглядел меж прутьев — в коридоре блуждал густой полумрак, озаренный беловатым свечением наконечника брошенной пики. Рядом с ней лежала груда черноты, чуть подальше еще одна — по куполообразным выгнутым наплечникам и шлему плясал полусвет, у горла поблескивала фибула в форме собаки. «Псы» Его Величества — безжалостные губители Эбертрейла; любители мучать и калечить. Он прищурился — у черного мраморного каскада (Остин опознал в нем лестницу) лицом в пол застыл еще один — тот самый часовой.

По ступеням бесшумно сбежали две пары ног в высоких мягких сапогах, отделанных серебром. Следом еще две. За высокими, гибкими фигурами летели черные бархатные плащи, в руках пламенели двуручные эльфийские клинки. Тени сбросили капюшоны. Троих Остин видел впервые, последнего — был готов задушить собственными руками.

— Ты… — его голос надломился и грозный крик потух в булькающем стоне.

— Сирилл, проверь клетки. Дминар, черный ход. Бесмер, следи за лестницей. — Отдав распоряжения, Габриэл вырос у маслянистой решетки.

Перед глазом пленника сверкнуло и замок истаял горстью пепла. Решетка распахнулась с противным визгом.

— Ты как? — Спросил Габриэл, возвращая клинок в заплечные ножны.

Остин бессильно скребанул ногтями о пол. Он хотел вскочить и набить темному морду, но от бессилия и судорог, гулявших по мышцам, не мог даже самостоятельно сесть.

— Ты лгал нам… — шепнул он, пока Габриэл снимал с него кандалы. — Нашел нашеслабое место и ударил, да? Так учит этот ваш «Меч в кулаке»?

Парень замер с цепями в руках.

— «Меч и Кулак», — поправил он и его черные глаза блеснули… раскаянием.

Шерл прекрасно помнил, как наставлял светлых союзников перед атакой на легион черных гоблинов из племени Коршуна. Тогда, в свете горных звезд, они стояли плечом к плечу — непобедимая армада отваги, доблести и дружбы. Если бы Люка, советник Хегельдер, братья Левеандил и Рамендил, Мьямер, менестрель Андреа, даже вечно хмурый Эллион знали, что всего через несколько месяцев падут от его же руки, пошли бы они за ним в ту ночь? Доверили бы ему свои жизни и честь?

— Я не прощения пришел просить, — глухо молвил Габриэл, возвращаясь к цепям, — знаю, что никогда его не получу. Я пришел спросить, — он развел ладони и кандалы соскользнули с лодыжек и запястий Остина, — ты хочешь спасти Арианну и остальных?

Владетель Ательстанда долго сверлил его серым глазом — сомнение и страх опутывали его доброе, великодушное сердце и бередили душу ненавистью. Однажды, он доверился исчадию ночи и жестоко за это поплатился. Можно ли поверить ему еще раз? Очевидно, придется.

Рваное дыханье стало спокойнее и он признал:

— Хочу.

Темный эльф помог ослабевшему сородичу подняться и привалиться к стене. Протянув ему серебристую фляжку, он тихо сказал:

— Так помоги мне, Остин.

Лесной отхлебнул и закашлялся. Иссушенное горло наполнил целебный нектар и «искусанные» мышцы заметно окрепли. Утерев дрожащей рукой влажный подбородок, он твердо кивнул.

— Все, что в моих силах.

Из сумрака вынырнул хромой конвоир. Рядом бесшумно плыл суровый Дминар.

— На колени, — приказал он схваченному и отрапортовал: — Остальные «псы» мертвы. Заключенных не обнаружено. Пока — все тихо.

Конвоир бухнулся на пол и бросил на Габриэла ненавистнический взгляд.

— Вам не сойдет это с рук, старший маршал!

Габриэл величаво распрямился и навис над ним осколком темноэльфийской ярости.

— Куда увели Белого Лебедя?

— Она умрет до того, как вы…

Клинок Сирилла оцарапал его меж лопаток и тот дернулся.

— Ай, ладно. Его Величество приказал запереть ее на «Андромеде».

— Отослал в Мерэмедэль. — сплюнул Сирилл с отвращением. — Хочет поразвлечься перед казнью.

Вся столица который год нервно перешептывалась об извращенных играх Брегона за закрытыми дверьми его покоев. И если в годы правления отца он их скрывал, взойдя на престол — стал ими гордиться.

Сверкнула молния и небесный корабль тряхнуло. Распахнутая решетка с лязгом хлопнула о железные прутья. Конвоир вздрогнул и покосился на Габриэла. Шерл остался мертвенно спокойным и поинтересовался:

— Как далеко сейчас командор Маркус?

Сирилл задумался:

— В поле досягаемости. А что?

— Срочно отошли ему письмо. Пусть разворачивает корпус легкой кавалерии и возвращается в Мерэмедэль.

Сирилл кивнул, хоть и не понимал — зачем; главнокомандующий разъяснил:

— Над нашими семьями занесен меч короля. «Псы» Его Величества «пасут» твой дом. Пасли с самого начала. Пока они под ударом — у меня связаны руки. Действуй, друг.

— Ясно, — Командор все понял и бросился к лестнице.

Габриэл обернулся к Бесмеру и Дминару. Теперь его умом владела леди Лебедь.

— Времени мало, господа. А по сему — план такой.

* * *

Тонкие эльфийские пальцы перебирали жемчужные струны королевской арфы. Высокие звуки омывали просторы Шепчущих Степей, склоны Великих Холмов, мрачные чертоги Багровых лесов, и возвращались к берегам Безымянного Озера керамическим эхом.

Эльфийская мелодия отгоняла тени полуночи, озаряя арфиста бледным золотом рассвета. Он сидел, прислонившись к стволу одинокой ивы, ронявшей узловатые ветви в тихую гладь, с закрытыми глазами и одухотворенным лицом.

В темноте что-то свистнуло. Солнечный эльф пошевелил ушами. Он был не юн. Преклонные года проступали в строгих, резких чертах с высокими скулами и широким лбом; в степенных и величавых движениях, в выцветших до серо-белого оттенка глазах и в глубоких, рассудительных речах, что порой он заводил с алыми закатами или бледными рассветами. На мизинце левой руки музыканта блистало золотое кольцо с дымчатым опалом. В снежных волосах трепеталась черная лента с золотой отстрочкой. Белоснежные тройные одеяния, подпоясанные широким поясом в форме дубовых листов, ниспадали на вересковый ковер осколками искристого льда. В ногах темнел деревянный посох с навершием из серебра.

Эльф приоткрыл глаза. В Эпоху Первых Зорь он был членом тайного братства и служил Лагоринору ал'Эбен Блистающему. Музыкант печально склонил голову — после его гибели, он отрекся от прошлого, взял новое имя и, поселившись в уединении, эпоха за эпохой стал оплакивать своего короля…

Звезды беспечно блекли в ванильных облаках. Бледная луна тонула в трясине цепкого горизонта. Мерно шелестели гребни волн, укачивая старинную, ладью, покрытую тленом времени. Поперечные перекладины походили на обглоданные ребра, истлевший киль казался белеющим скелетом гиганта, выброшенный в звезды угрюмый форштевень — черепом оскаленного существа. А вместе обломок древнего корабля представлялся окаменевшим драконом, сраженным рукой бесстрашного эльфа-воителя Лисея Могучий Лук.

Музыкант вернулся к игре и длинные пальцы ловко пробежались по тоненьким струнам. Озерная гладь колыхнулась и закипела пузырьками. Арфист продолжал. Вода разошлась и на поверхность всплыла голова: блеснули черные, глянцевые глаза; синеватое лицо облепили ярко-зеленые, длинные пряди. Владычица озера. Привлеченная чарующим переливом, она хлестнула по воде рыбьим хвостом и, вскочив на прочную балку, заслушалась музыкой Высоких эльфов.

Сбоку зашумело. Песнь Скорби (а теперь его звали именно так) обернулся на звук, черная траурная лента в волосах блеснула позолотой. Владычица юркнула в темноту и скрылась в пучине.

Над травами блеснула серебристая грива, рядом еще две. Печальная луна прогнала облака и выхватила из мрака стройных, поджарых скакунов с крепкими жилистыми телами. Они сбились в табун, наполнив ночь пронзительным ржанием. Теплый ветер перебирал атласные гривы, запускал пальцы в роскошные хвосты — кони пряли ушами и гордо скидывали величественные головы. Большие мудрые глаза бликовали темной платиной, из ноздрей валил пар.

Музыкант не играл, потому как перевел взгляд на север, а после на запад. Справа, в тумане расстилались обширные земли Ан Керон, проступая обломками полуразрушенных башен и сторожевых застав Унг Дэрад, за ними шумели ветры Яхонтовых Лесов, а дальше на восток блестели росистые травы Полусветной Долины.

Слева, в лунном зареве чернели хребты Изломов Эндов. Ядовитая мгла клубилась над ущельями и вершинами мрачных гор. Горизонт поглотили их шипастые, как дубины орков, хребты. Песнь Скорби долго жил в сумраке Ночной Страны, долго соседствовал с Краем Разбитых Надежд, долго скрывался в Тени Среди Лета, но не отравился ее всеразрушающим изначальным злом. По крайней мере, пока.

Отложив арфу, он склонил голову. Снежные волосы стекли по высоким скулам и мягко легли на ухоженные ладони. Утратив своего короля, он утратил смысл жизни. И лишь клятва, данная Лагоринору на смертном одре, все еще удерживала его в потерянном и изуродованном мире насилия и пустоты.

Неожиданно кольцо с дымчатым опалом обожгло его мизинец, а сердце пронзила ноющая боль. Арфа скатилась с коленей, пав на траву. Взвыл хищный ветер, нагнав на луну ворох черных облаков. Воздух стал холоднее, а по озерному берегу потекла тень. Из вишневых зарослей закричал соловей, а вольный табун, громко заржав, кинулся в Яхонтовый Лес.

Эльф коснулся груди и выдохнул:

— Лунный город осквернен, — его глаза закатились, голова отклонилась, уши задергались, слушая звезды. — Короны эльфийских королей украдены. — Рука стиснула широкий рукав. — Тени Ночной Страны зашевелились.

Песнь Скорби сорвал с пояса льняной мешочек, перевязанный алыми тесемками, и на траву высыпались гладкие камешки. В годы расцвета он делал предсказания исключительно по звездам; все, что мог позволить себе сейчас — погадать на старых рунах.

Вопль ветра заставил эльфа открыть глаза и посмотреть расклад. Увиденное ему не понравилось. Он коснулся сверкающей руны длинным, острым ногтем и нахмурил изгибы светлых бровей.

— Перевернутый «дракон», — посмотрел на вторую и третью, — руна «судьбы» и «эльган» — руна воина. — Его глаза помутнели, голос упал до шепота: — Они говорят: Он — воин, идущий по лезвию бритвы. За его спиной Дракон и Змея, впереди — Тень Смертного Мрака. Один против демона. Один против затаенного зла. Ему не победить этого врага. Ему не встретить рассвет.

Глава 18. Полуночный Путь

Только безумец может думать, что подчинил себе демона

(Абдул Альхазред, Некрономикон)

Никто не мечтал попасть сюда добровольно.

Это царство падших душ, обитель безмерного отчаяния и вечных мук — так напевали об этом месте бескровные губы эльфийских менестрелей. Эта земля лежала за границей закатного горизонта. Она не ведала солнца и луны со дня своего сотворения. Имя ее — Ночная Страна.

Фавн Хогет, отосланный сюда Звездочетом в теплые дни осени, стоял у края темного ущелья и глядел на древнюю дорогу, растворявшуюся в холодном тумане. Она плелась от крутого спуска и, достигая глубокой пропасти, переходила в широкую каменную арку полуразрушенного моста, засыпанного вулканическим пеплом.

Фавн чихнул и поежился. До того, как прибыть в это ужасное место, он никогда не слышал ни о Ночной Стране, ни о Полуночном Пути, но что-то ему подсказывало — этот старинный и жуткий арочный мост в зияющих дырах и есть тот самый Полуночный Путь. Лишь минуя его смертоносный оскал и безжалостные челюсти, можно подойти к неприступной стене, сложенной из черных гранитных плит и рассмотреть очертания входных ворот.

Хогет клацнул клыками, сбрасывая с губ горький налет сажи, витавший в темном полусвете. Туман поредел, обнажив исполинскую тень оградной стены. За ней-то и лежала Ночная Страна, пристанище умервщленных, но не умерших Теней. Зловещий взблеск выхватил угрюмые контуры крепостей и силуэты башен с кинжальными пиками, что монолитными колоннами врезались в пламенеющее небо.

Громадное облако, походившее на тело летучей мыши, снесло на север и фавн уставился на Изломы Эндов, тянувшиеся с востока на юг чудовищным, изогнутым хребтом. Древние костистые горы дремали в облаках угарного газа, а их бурлящие жерла, плюющиеся сгустками кипящего огня, казались уродливыми ранами с рваными краями.

Хогет отступил, шурша посохшими стеблями и рассыпающимися камнями. Боги Вулканов гневаются за то, что он потревожил их безмолвный покой и страшное его накажут…

Шурх, он оступился и рухнул в облаке нетающей пыли. Откашлявшись и продышавшись, он горько вздохнул.

— Зачем господин отослал меня сюда? Что ему здесь надо?

Он искренне не понимал.

Но ты и не должен, шептал внутренний голос. Господин спас тебя от смерти и ты будешь служить ему до конца своих дней.

Фавн вынул из кармана кольцо невидимости Нумерон и расширил глаза; во мгле оно блеснуло искрой звездного света и, пав на его заросшее жестким волосом лицо, отразилось в темных зрачках.

— Да, — шепнул он благодарно, — господин велел ждать и я дождусь.

Возможно, подумал юный фавн, если Боги Вулканов меня не заметят, то и вреда не причинят. Надев Нумерон на палец, он пропал.

… Зловещая тишина умертвляла. Заунывный ветер ворошил пыль, порождая образы клыкастых чудовищ. Они плясали вокруг Хогета, лишали крепости и по крупицам отнимали рассудок. Чтобы отвлечься, он старательно глядел по сторонам или прохаживался взад-вперед. Не помогало. Слева Изломы Эндов изрыгали реки клокочущего металла, справа зияли пропасти в туманах, перемежавшиеся с отвесными скалами; впереди таился Полуночный Путь, ведущий в сердце абсолютного зла. Ничто не могло утолить его печали, сердце все сильнее сжимала холодная сталь.

Скоро свет поблек, а воздух наводнили пепельные вихри. Наступил вечер. Фавн заполз в узкую каменную нишу, выдолбленную кем-то древним в монолите скалы, и достал из седельной сумки горсть черствых корней. Он дожидался Звездочета уже третью неделю и все это время умирал от голода (запасы еды стремительно таяли) и мучился сильной жаждой (последнюю воду он допил несколько дней назад).

Неужели господин бросил преданного слугу? Или может с ним случилась беда и он давно вознеся в Арву Антре?

Фавн забросил корешок в рот и захрустел. Он будет ждать Звездочета. Будет!

… Звероподобные тучи сталкивались, кусались и неслись куда-то за смертный горизонт. По земле, изрезанной зубастыми трещинами, ворочались вихри из пепла. Один такой влетел в «берлогу» фавна и осыпал спящего грязью. Хогет расчихался и, вскакивая, саданул лоб о низкий свод. Зашипев, он выскочил из укрытия, но не прошел и трех шагов — споткнулся об острый валун и завалился в землю лицом.

Лоб взорвался болью, в ушах загремело. Ну, вот — теперь вскочит огромная шишка. Фавн раздосадовано сплюнул и сел в плавающем мареве золы. Отчаяние обуяло его и он, всхлипнув, уронил голову на черные от грязи ладони. Это ужасное место стало для него тюрьмой. Видно он сильно насолил Лесным духам Либера, раз они бросили его в одиночестве и скорби и не где-нибудь, а в ужасе Ночной Страны.

Хогет потряс головой, сбрасывая с изогнутых рожек горячий вулканический пепел — сначала он потерял родных и страну, а теперь, судя по всему, лишился и приютившего его господина.

Трубный глас прорвал пустоту, камни посыпались в пасти разинутых бездн, а угольные облака подсветило с земли. Фавн вскинул голову и едва не вскрикнул — по небу плыл небесный корабль; за ним — еще несколько. Облачные вихри то расступались перед ними, то бросали их в мглистую бездну туч. Вопящий ветер гудел в снастях, рвал черные паруса и жаждал ободрать обшивку.

В тот же миг из темной лощины в кольце скал, послышались горловые вопли на хавал-мано, аннотте и прочих наречиях равнины Трион. Замелькали сотни огоньков. Проревели горны, застучали бубны, загрохотали барабаны, затопали железные сапоги, защелкали подковы и стремена. Армия короля темных эльфов вступила в Ночную Страну.

Фавн бросился на тропинку, круто спускавшуюся в лощину, и захрустел по ядовитой гари. Огоньки разрослись до пылающих факелов и кованых фонарей. Отчетливые силуэты нестройного ряда ослепили глаза — доспехи, надетые на орков-фаруханцев, гермерросцев, черных и зеленых гоблинов и прочих наемников сверкали почище серебра в лавке ювелира.

Грозный вопль заглушил лязг металлической реки:

— Стоять! Раз! Два!

Полетели первые приказы:

— Роголом! Назначаешься начальником лагеря! Ситка Рванная Щека! Веди сотню в караул! Рурк Мясник! Сменишь их на закате!

Фавн вбежал в море огней и железного гомона. Пустынная лощина, лишенная деревьев и камней, волновалась тысячами шлемов, гремела тысячами доспехов, сверкала морем пик. Орки из Фаруха разжигали костры, тролли воздвигали палатки, черные и зеленые гоблины разбирали повозки, орки Ажинабада и Аллеура расседлывали лошадей. Другие рыли валы, третье устанавливали заграждения, четвертые поджигали сигнальные огни.

Гудящие тучи метали молнии и поливали косым дождем, переходящим в крупу. Ветер выл разъяренными демонами. Справа громоздились клыкастые оконечности Изломов Эндов с отвесными стенами. Слева бурлило раскаленное озеро, отливая бронзой. Но наемникам все ни по чем. Король Брегон обещал славную поживу — он заверил, что Ночная Страна хранит не только ужасные Тени Запада, но и несметные сокровища изначальных цивилизаций, — и пришлые твари горели в предвкушении не столько славной бойни, сколько славной дележки добычи.

Жерла близких вулканов угрожающе заворчали. В пламенные облака, лишенные всякого света взметнулся фонтан раскаленной магмы. Обширный военный лагерь залило кровавым заревом. Хогет в ужасе присел к земле, ожидая начала атаки, но ничего не случилось и адскую пустошь снова накрыло паром.

Он двинулся дальше. Неподалеку сцепились черный гоблин, рожденный в ущелье Беллийских гор и его зеленый родич из Хариссума. Первый, поблескивая нагрудником с эмблемой племени Грифа, теснил второго к обрыву и рычал:

— Топай, топай, лживая морда, харх!

Второй отбивался щитом, украшенным перехлестнутыми серпами, и выл:

— Клянусь, командир, я не виноват! Это Хват Лупоглаз выпил вино! Он один!

— Брешешь! То же он сказал про тебя! — Грорв изверг рык и столкнул соплеменника в темноту.

Ненасытная «пасть» поглотила хариссумца, издавшего короткий, удивленный вскрик.

Хогет поежился и юркнул к скале. Не стоит попадать под горячую руку омерзительному грорву, особенно сейчас.

Через двадцать шагов прилетели злобные крики. Два низких тролля устанавливали палатку и не могли поделить: кому вбивать колышки. Края их опавшего «дома» трепались ветром, веревки носились змеями.

— Дай сюда! — Первый выхватил из рук второго молоток и замахнулся.

Стальной отсвет упал на лицо фавну и он зажмурился.

— Держи гвоздь! — Зарычала троллья глотка.

Раздался грохот и второй взвыл:

— А!!! Болван! Ты отбил мне палец!

Когда Хогет открыл глаза — горные злыдни уже катались по камням и грызли друг друга клыками.

Фавн проводил драчунов недоуменным взглядом и пошел краем лагеря. Буйный ветер вздыбил пепельную тучу и кинул в лицо. Откашлявшись и протерев слезящиеся глаза, он пересек печальное королевство теней и вышел к южному краю лощины. Здесь, в белом свете, приземлялись величественные небесные корабли. Черные знамена, отделанные аксамитом, сверкали слитыми месяцем и луной. Через борта перебрасывали канаты, о камни ударялись исполинские якоря, подбирались паруса, выбрасывались сходни.

Хогет остановился, распахивая рот. Такого чуда он в жизни не видел. По палубам сновали юркие высокие тени; неслись сильные голоса Детей Сумерек. Среди густого мрака виднелись воины в светящихся, мастерски сработанных доспехах: по вычурным наплечникам вились узорные нити, кирасу покрывала выпуклая выбивка цвета темного золота, латные перчатки украшали крюки, над шлемами без забрал горели драконьи гребни в самоцветах. Между ними плыла тень с посохом.

— Господин! — Обрадовался фавн и кинулся к сходням.

Звездочет важно сошел на камни и обозрел туманную мглу, над парами которой плыли хищные зубцы неприступной стены, прятавшей Ночную Страну.

— Я вернулся, Властелин, — пробормотали губы старого астронома. — И я не один.

Мутные смерчи окружили его раскаленными башнями, копченое небо осыпало чем-то сухим и колючим. Клочья туманов расползлись, являя полуразрушенный широкий мост, уводящий в леденящую темноту.

Звездочет улыбнулся и вынул из широкого рукава медальон в форме свернувшегося дракона, кусавшегося себя за хвост. Уроборос. Драгоценный камень вспыхнул серебряным огнем, по резным чешуйкам пробежались синеватые вспышки, глаза-бусины зажглись пламенем. Отдавая его, Брегон даже не понял, какую ошибку совершил. Издревле они хранили разум королей от темных чар и колдовских наваждений. Расставшись с медальоном, сын Теобальда добровольно передал волю в руки злобного Толкователя Звезд и более уже не был самостоятелен. Все это время им вертели, точно куклой. Не зря по королевству витали слухи, будто Звездочет околдовал Правителя и тот стал орудием в его опасных руках. Все было именно так.

— Твой наследник в пути, — обратился Звездочет к гудящей темноте. — Он вернет тебе украденную жизнь, заплатив своей собственной.

— Господин! — Пронырливое тело юного фавна разорвало хмурь. Клацая копытцами, он пересек тропку и очутился рядом.

— Хогет, — холодно улыбнулся темный эльф и грузнее оперся на посох.

— Я ждал, как вы и велели. Никуда не уходил.

Воздух был отравлен нестерпимой вонью вулканических газов и серных озер и Звездочет поморщился.

— Ты… молодец, — наконец, снизошел он до ответа.

— Что вы прикажете? — Фавну не терпелось выполнить новое поручение и бежать из этого «котла».

— Надо ждать, — не обрадовал астроном.

— Тринадцатого короля из рода Дракона и Змеи? — Спросил Хогет, вспоминая последний разговор в Башне Пустоты Охр'Дуруд. Интересно, подумалось фавну, как там Дух ароматов? Не скучает один в астрономической башне?

— Да, — шипящий голос бросил его обратно в мрачный мир теней. — Запасись терпением. Он придет с восхода солнца.

* * *

Бледный свет падал на ее неподвижное лицо. Голову и спину кололо твердое дерево, руки обжигал холод цепей. Онемевшее тело, некогда гибкое и прочное, как ива, не отзывалось.

Где-то наверху топали тяжелые сапоги, гремело железо и звучали равнодушные приказы. За завесой теней барабанил дождь, встречные порывы бились о толстые, обитые металлом доски. Пахло деревянной стружкой, просмоленной бечевкой и жаром раскаленных решеток.

Арианна поняла — ее бросили в корабельную тюрьму. Надо открыть глаза. В переплетении шелковистых ресниц растекся сумрачный потолок, кованые клетки и изогнутый борт, сколоченный из альхенской древесины. А потом грудь сдавило болью и глаза наполнились слезами: Лютый! Он сорвался в Скверные Водопады, доблестно приняв стрелу, предназначавшуюся хозяйке.

волк-альбинос более не сопроводит ее в опасных странствиях к Соленым Упокоищам, не прикроет в жарких пустынях Диких Степей и Ажинабада, не последует через Мертвый лес в царства ужасных великанов Шар-Рахри. Свет его жизни погас в блеске полной луны и рокоте каскадных вод.

Страшный удар заставил ее вздрогнуть — сверху что-то сильно треснуло; это рухнула мачта с поперечной балкой и лопнули надутые паруса.

— Нас атакуют! — Взревел чей-то бас.

— Право по борту!

— Целься! Огонь! — Ревел уже третий.

Воздушную Крепость потряс шквал свирепых ударов, запахло горелым. Застонали шпангоуты, с потолка осыпалась пыль.

Арианна дернула пальцами и попыталась встать, но из нее точно выпили силу.

— Они на палубе! — Гремел звучный голос. — К бою!

Эльфийка прикрыла глаза и вспомнила — ее оцарапали Когтем Инкуба — сильнодействующим ядом, сваренным по рецепту ведьм Черноземья. Он парализовал от нескольких часов до нескольких дней, превращая тело в мертвый камень.

— Как вы смеете? — Орали с верхней палубы. — Король вас повесит!

Чужие клинки сошлись в яростном танце борьбы — благородная сталь звенела тоньше льдаррийского хрусталя. Знакомые голоса звучали отчетливее. Арианна насторожилась — слух обманывает ее; это никак не могли быть Остин и Габриэл.

Она попыталась подняться, но провалилась в туман. Сквозь шорох дождя звякнул замочный щелчок, зашелестели подошвы.

— Арианна, — щеки коснулись чьи-то холодные пальцы.

— Она без сознания, — пел другой голос, — ее чем-то отравили.

— Вынесу на воздух, — с запястий соскользнули жалящие «зубья», стало легко. — Остин, забери Элагор. Он — там, у стены.

Сильные руки подхватили безвольное тело и прижали к широкой груди.

Очень скоро трюмные мгла и духота сменились пьянящими ароматами боярышника и веющей свежестью дождевых облаков. На ресницы легли бриллиантовые капли, кожу ожгло южным ветром, смешанным с таинственным дыханием дремучего леса. Она просыпалась.

… Габриэл вынес девушку из «Андромеды» и, опустившись на колени, уложил на ворсистый мох близ густого орешника. Неподалеку темнел мост, перекинутый через кристальный поток, бегущий по листьям подорожника визгливыми ручейками. В зелени чащ свистели зяблики. Утренний свет пронзал шумные листья копьями золота и искрился в боках поспевающего шиповника.

Темный эльф смочил руку в воде и побрызгал мраморное лицо Арианны. Длинные ресницы эльфийки дрогнули, но чарующая красота осталась безмолвна. В слабом свете зари ее кожа белела слоновой костью, пепел волос горел звездами января. Пухлые губы мерцали спелыми вишнями, овал лица отблескивал драгоценным серебром. Ее высокая грудь вздымалась и опадала под тонким платьем, плавные изгибы тела манили прикоснуться и исследовать себя.

Воин окунул руку повторно, но замер, застигнутый желанием, потекшим по венам вязкой смолой. Она была непростительно близко. Тепло его сильного, молодого тела окутывало ее подобно пуховому одеялу. Низ живота свело колющей судорогой. Он испытывал подобное во время утех с многочисленными любовницами. Но сейчас кроме страсти, его захлестнули и другие, ранее неизведанные эмоции. Они цепляли душу и царапали нервы осколками хрусталя. Все ощущалось как-то иначе — острее и ярче.

Габриэл выдохнул сквозь зубы и закрыл глаза. Биение отважного сердца гулко отдавалось в ушах. Благородная кровь пламенела, а тело кружило водоворотом могущественного, как сама земная твердь, влечения.

Эльфы Верхнего Мира вот это называют… «любовью»? Неужели вот это непонятная и чуждая народу Сумерек нега и есть давно утраченное, забытое, но такое желанное чувство? Неужели именно его воспевают менестрели былого и будущего, а влюбленные без преувеличения называют даром небес?

Найдя в себе силы подавить бесстыдный призыв, Габриэл отвернулся. Его руки окунулись в журчащие волны, на бледное лицо легли прохладные капли. Проточная вода смыла последние сполохи наваждения, вернув воину невозмутимую уверенность. Он развернулся к эльфийке и… уперся взглядом в распахнутые изумрудные глаза.

Ненависть исказила ее доселе дивное личико. Из тайника широкого рукава вынырнула заточка и сверкнувшее лезвие бесшумно полетело в горло шерла, прикрытое стоячим воротником. Руки парня взлетели, блокируя удар, и сталь чиркнула по серебристому браслету на его левом запястье. Эльфийка вскрикнула и замахнулась, метя уже в висок. Темный эльф изловчился и выбил заточку из еще неокрепших пальцев воительницы.

— Арианна, нет! — Воскликнул Остин.

Она обернулась — владетель Ательстанда стоял в тени щербатого ствола и сжимал ножны с ее Элагором, а потом перевела взгляд на Габриэла, в светло-голубых глазах которого отражалось золото ясного дня. Он молчал, потому первой заговорила она.

— Мы верили тебе, — голос девушки резал разочарованием. — Мой брат верил, а ты… — она выдохнула. — Те исчадия появились на Троллевом рынке неспроста? Ты позвал их?

Габриэл кивнул с мрачным видом.

— Конечно, мы и впрямь дураки. — В ее глазах заблестели слезы скорой потери: — Доверились искусному лжецу и притворщику. — Она покачала головой: — Ты не заслуживаешь жизни.

Габриэл бесстрастно поднял заточку, легшую в листья земляники, и вложил в белые ладони Арианны.

— Верно. Не заслуживаю. Готова довести дело до конца?

— Габриэл, не надо, — потребовал Остин.

Темный эльф не обратил на протест лесного и тени внимания. Его синие глаза впились в ошеломленную эльфийку.

— Чего ты ждешь? Убей меня. В Ательстанде твоя рука не дрожала. — Его голос стал резче, — разве моя смерть отличается от смерти ненавистных тебе черных гоблинов или кровожадных троллей? Это ведь то, чего я стою?

Он обхватил руку с заточкой своими ладонями и рывком притянул к груди.

— Ударь в сердце. Сверши правосудие. Покончи с врагом.

В зарослях испуганно притихли птицы. Серые тучи сомкнули коньки, временами скрывая светило. Бурливое облачко сбрызнуло легким, теплым дождем.

Белый Лебедь тряхнула волосами, спадавшими до зелени трав и ее огромные сияющие глаза затуманились. Красивые руки, стиснутые стальными ладонями темного эльфа, предательски дрогнули. Безликая Тьма, отважная воительница, Белый Лебедь, бесспорно, нанесла бы один разящий удар, но не гонимая миром беглянка, которую знали под именем Арианна.

Заточка выскользнула из онемевших рук девушки и скрывалась в землянике. Арианна опустила голову, по ее щекам покатились слезы. Теперь она казалась потерянной, как луна, освещавшая чужие миры, и сердце Габриэла пропустило удар. Он притянул ее к себе и обнял за плечи. Уткнувшись в его широкую грудь, она прошептала:

— Он убьет их, понимаешь? Как Аннориена Золотое Солнце. Как Алиана Горный Лис. Как… Лютого. Убьет всех, кто искал прибежища в Гелиополе. — Она сдержала стон отчаяния. — Я потеряла брата во второй раз. Я снова его потеряла.

Голос темного эльфа величественно растекся по лесной глуши:

— Не поддавайся горю. Еще не все потеряно.

— Разве? — Она отняла лицо от шелка мужской рубахи, благоухавшей медовым орехом.

— Верные мне командоры идут в Гелиополь. Мои войска займут город и вызволят Эридана и других пленных. Они будут держать оборону до последнего.

Арианна печально покачала головой, слизывая с губ соленые капли.

— А потом? Брегон заполучил корону Всевластия. Как только он подчинит Тени Запада, нас не спасут даже стены города предков.

— Этого не случится, — хмуро бросил Габриэл и плавно поднялся. Проницательный взор изгнанника устремился к западному горизонту, накрытому стеклянным мостом семицветной радуги.

— Откуда такая уверенность? — Остин почти бесшумно ступал по ломким земляничным коврам.

— Я остановлю короля.

— Как?

Холодный взор Габриэла потек по извивам скалистых пустошей, низинам туманных фьордов, занавесям таинственных лесов.

— Отправлюсь в Ночную Страну, — прошипел он.

Налетевший порыв склонил глянцевую зелень подобно черной лапе князя демонов. Темное пятно зябликов с криком бросилось в небо; из чащи донеслось злобное бормотание духов леса. Одно упоминание имени проклятых земель вызывало необъятный и повсеместный ужас. Даже бесплотные духи страшились тех мест.

— Что? — Прошептал владетель Ательстанда немеющими губами, — это чистое самоубийство.

Шерл зло усмехнулся и хотел было ответить, но слитный вал колючего боярышника затрещал и с хрустом раздвинулся. Незнакомый державный голос произнес:

— Послушай его, юноша. Он абсолютно прав.

Со стороны леса вышел могучий эльф. От него исходил лунный свет и, казалось, само светило парило над его головой. В полуснеге волнистых волос, вьющихся по спине, трепеталась черная лента с золотом. На серебряном поясе в форме дубовых листов поблескивал льняной мешочек. Пришелец точно парил над землей, и в то же время опирался на тонкий посох, покрытый блестящей выбивкой.

Остин схватился за На-Эн. Однако, незнакомец статно поклонился, намекая, что пришел с миром.

— Приветствую вас, путники. Мое имя Ноэл Песнь Скорби. — И дальше обратился к Габриэлу, — Свет тебе, идущий по лезвию бритвы. Я искал тебя три дня.

Габриэл плавно обернулся и Песнь Скорби схватился за сердце:

— О, чудо из чудес. Одно лицо с владыкой.

* * *

— Прижизненных портретов Лагоринора не сохранилось, а после его кончины нам стало не до этого, — вздохнул Песнь Скорби, всходя на пологий склон, усыпанный светло-лиловыми лепестками душицы.

— Рад, что напомнил вам Верховного короля, но не понимаю, как это поможет в грядущей войне. — Хмыкнул Габриэл.

Песнь Скорби торжественно кивнул.

— Терпение.

И поднялся на старый мост. Внизу бежал ручей, справа розовели поля, облитые всходящим солнцем, слева торчали елки и сосны. Песнь Скорби глянул вперед, на гладкое, белое полотно лесной дороги и двинулся дальше.

— Осиротев, наш народ впал в смятение. Мы утратили мудрость и погрузились в бессмысленный спор о том, кто должен занять место правителя.

— Мы помним горькую историю нашего народа, — вмешался Остин, шагая справа. — За смертью Верховного короля пали и четыре его брата-убийцы — Повелители Стихий. Высокие эльфы спорили много веков, но так и не нашли замены Лагоринору. Сам он, как и его братья, не оставили прямых наследников. Это привело единый народ к расколу.

Песнь Скорби покачал головой, вид у него был угрюм и задумчив. Он сосредоточенно провел рукой по волосам. Его грации и красоте можно было только позавидовать, и от того его юные спутники искренне недоумевали зачем молодому мужчине посох старика.

— Да, — начал он. — Летописи гласят, что однажды в Гелиополь пришел незнакомец и внушил братьям Лагоринора, будто Блистающий несправедливо носит корону Всевластия, не делясь этой силой с равными по крови. После этого Повелители Стихий воспылали к Лагоринору черной завистью и задумали его убить. В час смерти Лагоринор проклял того, кто вложил стихийные клинки в их руки и… на этом письмена всех летописей обрываются. Стражи Семи Хрустальных Пик намеренно утаили всю правду. Они сделали это для того, чтобы защитить Неугасимую Звезду. Ибо, как вы помните, после проклятия Лагоринора она изменила вид и не досталась незнакомцу.

— Было иначе? — Усомнилась Арианна.

— Истина намного печальнее. Незнакомец… Он, — Ноэл долго подбирал слова, — он не был чужаком. Он был братом-близнецом Лагоринора. Величайшим эльфийским королем, которого знали, как Эссафир ал'Эбен Темнейший.

— Вы ничего не путаете, господин?

— Нет, юная леди, — заверил Песнь Скорби. — Я тысячу лет служил Лагоринору и был с ним в последний миг его великой жизни. Он умер на моих руках. А рядом в агонии корчились Владыка Воды, Господин Земли, Повелитель Огня, Властелин Воздуха. Жестокая расплата настигла братьев короля незамедлительно.

— Что побудило Эссафира подточить власть близнеца? — Холодно поинтересовался Габриэл. — Только ли желание воздеть Неугасимую Звезду и править эльфийской равниной единолично?

— Не только, — согласился Песнь Скорби и глянул на невозмутимое лицо воина, еще раз пошептав губами о чем-то своем, — ты, верно, рассуждаешь, юноша. — Посох стукнулся о мшистый камень и Ноэл отбросил его с дороги. — Первые Эльфийские Короли ступили на земли равнины Трион в Эпоху Мрачного Начала. Тогда весь мир был огромной искалеченной и истерзанной пустотой. Небо застилали черные облака, в темных гротах и дремучих лесах метались уродливые твари, а редкие города, над коими реяло владычество страшных Теней, теснились вокруг Твердынь Всевидящего, подобно стадам овец вокруг пастырей, оберегавших их мечом и кнутом. Эльфийские короли вдохнули жизнь в равнину Трион, развеяли мрак, возвели бессмертный город и нарекли его Гелиополь. Вскоре из-за Заокраинного Моря потянулись другие эльфы. Равнина стала нам домом, а бесстрашные братья — королями. Наступила Эпоха Первых Зорь. Счастливая, благословенная, прекрасная. Лагоринор получил титул Блистающего, ибо немеркнущим светом солнца затмевал своего всевластного покровителя. Эссафир же нарекся Темнейшим, ибо сумраком волос и глаз спорил с очарованием лунных и звездных ночей.

Трион разрастался эльфийскими крепостями и острогами. В те времена было сложено много дивных поэм, напето много славных од, написано много мудрых книг. Наш народ растекался по четырем сторонам света. Мы исследовали скрытые царства в низинах гор и по берегам рек, открывали потаенные уголки в лесных чащах и на пиках ледяных утесов, познавали древние тайны темных озер и бескрайних степей. Наша Эпоха подарила миру мыслителя Эдвина Мудрого и картографа Адобэ Молчаливого, мудреца Палио Элдарима и… пророка Оруа Великого. Мы несли Песнь Жизни, но не ведали, что Шепот Гибели уже сгустились на границах эльфийского королевства, а в проклятом уголке нашего мира зашевелились Тени языческой цивилизации прошлого.

Дыханье зла стало медленно наползать с Далекого Запада и обращать наши земли в голые скалы, каменистые долины, смоляные озера, гнилые болота, бездонные пропасти и мертвые пустыни.

Он замолчал, мрачно взирая в небеса. Над пиками северных гор гуляли облака.

— Неустрашимый Эссафир ал'Эбен Темнейший не мог спокойно созерцать упадок родного королевства. Чтобы понять, какой враг объявился за границей заката, он собрал верный отряд и воскликнул: «Я не пожалею жизни, но принесу тебе правду, мой король!» — Ноэл грустно улыбнулся. — Его решительность покоряла, а перед отвагой можно было лишь преклониться. Когда-то он был не менее велик, чем Лагоринор, а, возможно, даже превосходил светлого близнеца искренней жаждой нести эльфийскому народу добро и свет. Вместе с верными воинами он отправился на Запад.

нахмурился — это до боли напомнило ему нынешние неразумные деяния Брегона, сына Теобальда. Холодный порыв сорвался вниз, взбил волны клевера, вскинул шелковые волосы воина, собранные на затылке. Черный плащ взблеснул тяжелыми складками, а вышивка отсветила золото лугов, залитых белым светом полудня.

— Шествуя к Ночной Стране, он еще не ведал, с каким могущественным злом ему предстояло столкнуться. Он верил, что легко победит скверну бесплотного сумрака. — Песнь Скорби помотал головой, — но Тени Запада нельзя победить, а тем более подчинить. Им можно только подчиниться. Эссафир понял это слишком поздно. Чудовищная сила поглотила отважного эльфийского короля. Еще сам того не ведая, он стал отблеском возродившегося ужаса. Еще сам того не понимая, он стал голосом тьмы закатного края.

Что произошло в Ночной Стране — мы вряд ли узнаем. Эссафир пропал на сто лет. Сердце шептало Лагоринору — случилась беда. Проклятые земли навсегда поглотили его верного брата. — Ноэл кивнул: — Летописи следующих эпох лишь вскользь упоминают, что первый эльфийский король запретил приближаться и переступать границы земель Запада, дав им имя Ночная Страна. Теперь вы знаете, что двигало Блистающим в то время.

Габриэл хмурился. Темное чутье никогда его не подводило, и он спросил:

— Эссафир не погиб?

— Нет. Он вернулся одной безлунной ночью. Но вернулся другим, чужим и опасным. Вот почему записи тех времен сохранили память о «чужаке» и «незнакомце». Лагоринор был несказанно счастлив возвращению близнеца, — Песнь Скорби угрюмо склонил голову, сея локонами с ароматом ванили, — радость ослепила его. Он не заметил темных преображений Эссафира и не понял, что тот более ему не верен. Темнейший склонил братьев во зло, посеял смуту среди придворной знати и стал первым клином, вбитым в величие нашего народа.

— Вы сказали, что проклятье Лагоринора настигло четырех его братьев, — пропела Арианна. — А что же Эссафир?

— Он бежал в ночь убийства Блистающего, — отвернулся Ноэл, точно что-то недоговаривая. — На его поиски отослали сто отрядов по сто воинов. Следов так и не нашли.

— Считаете, он спасся?

— Не думаю. Проклятье Лагоринора не оставило ему шансов. Эссафир давно мертв, — голос Ноэла был тверд и уверен — он искренне верил в то, что говорил. — Но не Тени Запада.

Он замолчал. Его юные спутники не осмелились задать вопросов и тоже надолго погрузились в угнетенное молчание. Если все это истинна — над владычеством света навис погибельный рок, а равнине Трион грозит бесславный конец под пятой демонической тени, что в Эпоху Первых Зорь уже пыталась уничтожить эльфийский народ.

Арианна и Остин поникли головами и лучистые волосы прикрыли их прекрасные, задумчивые лица — с падением Гелиополя вся жизнь светлых эльфов превратилась в бесконечную борьбу за выживание; девушка бросила взор на Габриэла. Он шел с идеально прямой спиной и неживым лицом. Что ж, жизнь темных эльфов тоже мало походила на беззаботный праздник звездного света.

— Прошу, сюда, — Песнь Скорби свернул на охотничью тропу. — Мой дом в трех часах ходьбы.

Он остановился у куста сирени и долго глядел в небо. Северный горизонт клубился свинцом. По скалистым склонам стелились синие обрывки жемчужных туманов. Ветер изредка приносил протяжное эхо раскатов.

— Надо торопиться.

Габриэл, Остин и Арианна последовали за проводником в царство лесных огней.

В зарослях омелы копошилось семейство серых ежей. У кряжистого тополя рыла нору рыжая лиса, и кончик ее белого хвоста метался над травой парусом плывущего корабля. По длинным росистым веткам сновали юркие белки. Звенели колокольчики, шелестели пырей и мятлик, набухали бутоны диких роз, а соловьи прославляли летний зной.

— На исходе второго дня поисков, — снова заговорил Ноэл, — я видел корабли, плывущие по облакам. Они держали курс на запад.

— Брегон, — прошипел Габриэл. Под подошвами его сапог ломко хрустели бусинки звездных цветов. Тяжелые полы плаща обламывали хрупкие веточки герани. — Уверен, армия короля уже пересекла Мглистые Пещеры и вышла к Изломам Эндов.

— Врата Разделения Душ должны оставаться закрыты, — в ужасе прошептал Песнь Скорби и остановился. — Однажды Эссафир дерзнул заглянуть Теням Запада в глаза и поплатился за это королевством. Этого не должно повториться.

— Брегон твердолоб, — поморщился Габриэл. — Некто Звездочет вбил ему в голову, что двенадцатитысячная армия наемников в доспехах из адамантовой руды покорит Ночную Страну в один взмах меча.

— Звездочет? — Светлый образ Ноэла исказило трещинами мглы.

— Знаете его? — Темный эльф прищурил ультрамариновые глаза, темнеющие в тон облаков.

— Возможно.

— Кто он? — Ласковый ветер подхватил чарующий голос Арианны, закрутив в шелесте дубовых листьев.

— На службе первых эльфийских королей состояло семьдесят семь Братств. Наиважнейшим считались Братство астрономов или Звездное Братство, Стол Предсказателей и Орден Стражей Семи Хрустальных Пик. Первые заложили основу толкования звезд, вторые разгадывали знаки и составляли пророчества, последние — оберегали историю нашего народа. — Вольный порыв прокатился по кронам дубов и листья зловеще зашептали лесные заклинания. Солнце спряталось за рокочущие тучи. Меж корней возникли пряди тумана. — Ураган ближе, чем я думал. — Песнь Скорби ускорил шаг и продолжил. — Так вот. Тех, кто служил в Звездном Братстве, звали Звездочеты. Может, он потомок астрономов прошлого. А может, обманщик, прикрывающийся древним титулом.

— Он не обманщик, — сурово возразил Габриэл. — Он принес с собой Камень Эреба. Благодаря нему громоздкие корабли воспарили в закат.

Ноэл остановился, схватившись за горло, точно ему перекрыли воздух.

— Как ты сказал? Камень Эреба? Магический Камень Лагоринора?

— Да, — хмуро ответил тот. Визгливая волна вскинула его волосы и взметнула плащ.

— Что такое? — Остин прищурил серый глаз: Песнь Скорби стал белее мертвеца.

Грузно оперевшись о посох, он недобро пояснил:

— Камень Эреба был украден из Золотого Дворца в ночь убийства Лагоринора. Мы не сомневались, им завладел Эссафир.

— Звездочет и Эссафир были знакомы? — Присвистнул Габриэл. Только этого не хватало.

— И Темнейший передал ему Камень, — Остин сложил руки на груди. Силы вернулись к молодому красивому эльфу, а недавняя жуткая пытка на корабле забылась зимней тенью нарассвете.

— Зачем это Эссафиру? — Арианна придерживала волну метущихся волос.

— Может, к тому времени он был уже мертв, — пожал плечом Остин, — или Звездочет отнял Камень силой.

— Нет, тут что-то другое, — Габриэл чуял подвох в словах Песни Скорби.

Прекрасный Ноэл, не тронутый золотом тлена и серебром забвения явно недоговаривал или намеренно умалчивал некоторые детали. Парень коснулся переносицы длинными пальцами и помассировал — опять его оплетает паутиной тайн и загадок. Тихим, но твердым голосом он произнес:

— Неважно как Камень попал к Звездочету, важно — зачем он сподвиг Брегона на поход в Ночную Страну. Полагаю, дело не только в желании угодить и помочь ему захватить Гелиополь. Он что-то скрывает. Не удивлюсь, если им движет какое-то древнее зло.

— Тут я соглашусь, — печально кивнул Песнь Скорби. — Идемте.

… В тенях ранних сумерек путники обошли широкий скалистый хребет, вставший на пути ощетинившимся драконьим хвостом, свернули на север и ступили на заброшенный Валунный тракт, проложенный силами гномов Аскья Удо.

Около часа он вился вдоль каменистого склона, огибая темные овраги и вертикальные камни, а после круто забрал на запад и потек чрез луг. Сбоку блестела озерная гладь, по побережью вились густые заросли ив, а впереди вставала стена мрака Ночной Страны.

— Я живу на берегу Безымянного озера не одну сотню веков. Народы Верхнего Мира верят — в эти места нельзя приходить. Попав под влияние Теней Запада, обратно можно не вернуться. — Ноэл прикрыл глаза, — в чем-то они правы.

— Почему же вы не покинете проклятый край? — Владетель Ательстанда оправил повязку, сползшую с незрячего глаза.

Песнь Скорби загадочно улыбнулся.

— Я хранитель величайшего сокровища нашего народа. Тот, кто передал его, взял с меня клятву, что я буду хранить это, пока не вернется наследник. Вот почему смерть обошла меня стороной, а губительное дыханье Теней Запада не возымело силы. — Он помолчал и огорошил попутчиков: — Меня бережет Неугасимая Звезда Лагоринора.

* * *

Круглая комната была обустроена в стволе необъятного дуба. Крышу и боковые стенки оплетали стебли вьюнов, в потолочное отверстие вытекал дымок, поднимавшийся из небольшого очага, сложенного из обожженных камней. В пламени трещали и плавились смолянистые корни, пахло смолами и прелой листвой.

Над очагом поблескивал керамический чайник. Изогнутый носик плевался завитками снежного пара. Рядом на низеньком столике сверкали чаши из феррского фарфора. У дальней стены темнела кровать с узорными ножками, левее стояла лакированная полка с канделябром. Над ней висел овальный щит, украшенный семиконечной звездой в центре солнца, а выше два перекрещенных клинка с рукоятями, окованными золотом. В беге голубоватых языков древняя сталь отливала облаками студеного севера, а золото горело знойным солнцем востока.

Ноэл подбросил в очаг пучок трав и огонь озарил бледные эльфийские лица. Габриэл стиснул металлический обломок цвета луны и глянул в круглое окно. Дикие молнии вспыхивали красноватыми бестиями, высвечивая кипень белесого тумана, метавшегося над озерным побережьем. Ветер клонил ивы и кусты. От ярких вспышек скалистые хребты казались облитыми кровью.

Темный эльф перевел взгляд на осколок.

— Все обман. Корону никогда не прятали в Лунном городе. — Он представил, реакцию Брегона, когда маги преподнесут ему пустой сундук, и злорадная улыбка тронула тонкие, красивые губы.

— Правильно. — Песнь Скорби поворошил шипящие угли. — Все это время она хранилась в моей скромной хибаре. Стражи Семи Хрустальных Пик предполагали, что неразумно оставлять ее без присмотра, но так же понимали, что обязаны сотворить легенду о том, что корону захоронили вместе с Лагоринором. Они начертали двенадцать карт-обманок — по числу стражей — и передавали их из поколения в поколение, от учителя к ученику. Вплоть до Эпохи Туманного Утра.

— Это и есть всесильная Неугасимая Звезда? — Остин покосился на уродливый металлический обломок, отблескивающий мертвой луной в руках темного сородича, и признал: — Не бог весть что.

— Проклятье Лагоринора извратило ее облик, — Ноэл отложил кочергу и стал разливать по чашам мятный чай. — Но даже в таком виде она заключает великую мощь. Не случайно за ней охотятся все кому не лень.

— Почему Лагоринор передал ее вам? — Габриэл передал изломанную корону Арианне и впился в Ноэла глазами.

Песнь Скорби подвесил чайник над пламенем.

— Я не только служил Его Величеству, но и был его лучшим другом. После предательства братьев, гордый дух короля был сломлен. Из его тела, пронзенного стихийными клинками, медленно утекала искра. Он призвал меня перед самым концом и вложил корону в мои похолодевшие руки.

— Храни ее, — попросил он. — Храни, пока мой истинный наследник не заявит о себе.

Заливаясь слезами, я поклялся, что сохраню Неугасимую Звезду ценою жизни и, если потребуется, буду ждать Его Кровь до конца времен.

Приняв мой ответ, Лагоринор закрыл поблекшие глаза и отправился в бессмертие под песнь цветов и облаков. Лучистый свет его величия истаял, звезда могущества закатилась. А мы осиротели.

Песнь Скорби закрыл глаза. Черная траурная лента мигнула в его локонах.

— Мы скорбим о гибели вашего друга и нашего короля. Всегда скорбели, — мягко заверила Арианна и передала искривленный осколок Остину.

— Теперь вы понимаете, почему Тени Ночной Страны опасно тревожить, — Ноэл обвел их взглядом. — Если Брегон откроет Врата Разделения Душ — миру придет конец.

— Откуда вы знаете, что нынешний король Детей Сумерек решился на этот поход? — Удивился Габриэл.

Ноэл снял с пояса мешочек, брякнувший деревянным, и положил на ладонь:

— Руны. Они рассказали о его планах. Они же привели меня к тебе, воин, идущий по лезвию бритвы. Их выбор — великая честь.

— Польщен, — ядовито процедил темный эльф и отклонился на спинку.

Песнь Скорби плавно взмахнул широким рукавом, предлагая чай:

— Будьте, как дома, — и, заметив тень сомнения на юных лицах, улыбнулся, — он не отравлен.

За окном шелестели затихавшие капли, еще подвывал шквалистый ветер, но громовую ярость уже снесло к границам вечного холода Ледяных Островов. Сквозь скрещенные ветви ив пробивалась ущербная луна, и поверхность Безымянного Озера казалась бирюзовой.

Ноэл молча встал. Дверца хлопнула и в комнате стало тихо. А уже через мгновенье в уличных сумерках заиграла арфа. С минуту эльфы наслаждались упоительной мелодией, высеченной руками искусного музыканта. Растерянность сменилась усталостью, недоверие — покоем. А потом задумались над услышанным.

Остин встал и отложил Неугасимую Звезду на лакированную полку. Серый, осторожный глаз устремился к темному эльфу, застывшему в кресле в бардовом свете очага.

— Думаешь, он солгал?

Габриэл не шелохнулся. Дрогнули лишь длинные, черные ресницы.

— О чем-то сказал правду. Что-то утаил. Полагаю, он верит — это ради нашего блага.

… Струны тренькнули и перелив оборвался. Владычица озера, отсвечивающая зеленью волос, мгновенно пропала в кобальтовой синеве. Послышался всплеск, блеснул чешуйчатый хвост. По глади побежала частая рябь.

Ноэл отложил арфу:

— Уже уходишь?

От мрака отделилась бесшумная тень и вступила в лунный водопад. На черные волосы легла пыль бледного инея, в сером свете отчетливо виднелось белое, как снежные вершины Драконовых гор, лицо, в огромных темных глазах заискрился свет звезд. Скрестив руки на рельефной груди, Габриэл не ответил.

Песнь Скорби поднял посох и поднялся. Сияние одежд окутало его ангельским нимбом, светлое облако волос распалось за спиной. Подплыв к прекрасному и суровому чаду Сумерек, арфист посмотрел туда, куда смотрели зоркие глаза юного воина. Сквозь горизонт.

Там, до самых облаков вздымались пепел, гарь и огонь; корявые горные пики были грандиозны, черны и ужасны; по изгрызанным склонам текли реки металла; пламенные бури метались над угольными пустошами, а ядовитые испарения затмевали обзор.

— До Изломов Эндов семьдесят миль, — заговорил Ноэл. — Ты пойдешь коротким путем. Старой тропой, проложенной по дну ущелья Мглистых Пещер.

По-отечески участливый голос арфиста вывел Габриэла из равновесия. Парень прикрыл глаза, удерживая невозмутимую холодность на грани страдания мускул. Он чувствовал: путь на запад — это путь в один конец. Но иначе не мог.

— Отринь чувства, юноша, — посоветовал Ноэл. — Они делают тебя слабым. Забудь прошлое. Оно давно не имеет значения. — Он повернулся в темноту: — Пойдем. Я провожу.

Песнь Скорби вел по узкой пустынной дороге в сторону скал. Ветер вился в жутком хохоте духов гор и остервенело рвал светлые эльфийские плащи. Синеватый свет заливал голые пустыри и островки каменистого леса. Сухие стебли чистотела оплетали эльфийские сапоги, точно силились остановить двух неразумных путников.

Когда скалистые хребты нависли надтреснутыми башнями, затемнив луну и звезды, арфист остановился. Габриэл прошел сверх того три шага и тоже замер. Впереди чернел узкий подгорный проход с крутыми, полированными как зеркала склонами. Они вздымались в облака и грызли их драконьими клыками. Слева, много миль на запад простиралась пыльная долина, затопленная туманом. Справа разверзался бездонный провал. Из холодной пропасти доносились глухое ворчание ночных демонов; из низин и глубоких ущелий им отвечали песни голодных шакалов.

Чуть слышно вздохнув, Габриэл развернулся. Тени скал скрывали его лицо и Ноэл не мог видеть эмоций воина. Слышал только голос, а он, как и всегда, был уверен и тверд. Старший маршал никогда не был склонен к беспочвенным страхам, он умел командовать и любил покорять. Таким он был раньше — таким останется до последнего вздоха.

— Передай моим… — он задумался, подбирая слова и понял, что имеет право их так назвать, — моим друзьям… — шерл вновь замолчал, слушая, как ветер поет панихиды израненной земле и погибшему свету, — я благодарен им за то, что помогли мне понять, кто я есть.

— Передам, — пообещал Ноэл, его голос дрожал. — Удачи.

Габриэл накинул капюшон и решительно шагнул во владения Теней.

* * *

Пламя приятно согревало озябшие руки. Но не могло согреть душу.

В темноте носились дымные смерчи и пылевые облака. Над крутыми гребнями и каменистыми равнинами метались туманы. В небе свирепствовали тучи, поглощая бледное сияние умиравшей луны. Снежные хлопья и вулканический пепел опаляли все, чего касались режущими как осколки краями.

— Проклятое место, — прорычал наемник (говорили на всеобщем — приказ начальника лагеря), черный гоблин из Горгано по прозвищу Буйная Голова.

Он сидел у пугливого огонька и озирался вокруг. По опаловой коже лба и щек стекали крупные капли пота. Толстые пальцы в мозолях нервно подрагивали. Его устрашали не столько удушливый смрад и пламенный ветер, сколько нетленное зло, притаившееся в тенях кривых скал и бездонных оврагов.

— Будь проклят тот день, когда я откликнулся на зов Его Величества Брегона, — не унимался он. — Тупица! Как я мог довериться темным эльфам!

За соседним костром сидел орк из Фаруха. Голубокожий вояка протянул ноги ближе к костру и бросил на Буйную Голову угрюмый взгляд. Шлем с берилловыми рогами, сдвинутый на затылок, блеснул следами множества боев, плащ грубой выделки съехал с мощного, мускулистого предплечья, обнажив металл кольчуги.

— Чудовищное место, — снова прорычал Буйная Голова.

Издали послышалось дикое ржание, звон упряжи и грозные вопли, бьющие по ушам. Звуки неслись со стороны полосатых палаток ажинабадцев и орков-степняков.

— Даже кони бесятся здесь от страха! — Еще громче рявкнул он. — Зачем гадкий король притащил нас сюда?! Почему все еще не явился?! Где его носит?!

Если по прибытии, наемники думали только о битве и скорой дележке сокровищ, то проведя несколько ночей в компании злых шепчущих ветров и оживших теней, заметно подрастеряли боевой запал. Все больше сборное войско разных рас и народов одолевали суеверный ужас и леденящие сомнения. А после того, как в пропасть ни с того, ни с сего сбросилось четверо обезумевших бойцов, и вовсе поверили в древние проклятье о разгневанных Тенях Запада, вынужденных томится за высокими стенами неприступной ограды.

К северу забурлило серное озеро, выстреливая шафрановыми лилиями тягучего смрада. Левее багровел излом утеса, под ним тянулось русло кипящей магмы цвета дымного олова. В неспокойном полумраке слышался хруст и лом камней.

Вначале Буйная Голова не обратил на него внимания — здесь все время кто-то сновал по нужде, обходил дозором, бегал по поручениям; всякое бывает. Но уверенная поступь заставила его обернуться. Плавающая зола разорвалась и наемник увидел силуэт в блестящем шлеме. Это топал низкий тролль-пехотинец. Серый плащ тащился за ним по земле; безвольные руки болтались вдоль щуплого тела; на мертвенном, бездвижном лице блестело два безумных глаза; мясистые губы бормотали бессвязную чушь.

— Гляньте, — заворчали наемники, — это же Змеиный Язык!

— Куда это он? — Возопили с другой стороны.

— И он тоже лишился рассудка? — Ужаснулись с третьей.

— Пятый — за третий день, — подвели неутешительный итог с четвертой.

Будущий самоубийца быстро минул костер Буйной Головы, обдав того кислым запахом браги, преодолел груду черных валунов в каплях серы, минул гулко бьющиеся палатки гермерросцев, прошел вдоль темных утесов и замер у края обрыва, источавшего омерзительный запах тлена.

В эту голодную щель об острых краях бросилось уже четыре обезумевших наемника. Попытки их остановить закончились трагедией — второй и третий утащили в Пропасть Смертников (как ее окрестили) своих же спасителей.

— Конец ему, — вздохнули воины.

Над лощиной прокатился порывистый шепот, от которого задрожали сердца. Буйная Голова готов был поклясться, что в гомоне вулканического рева расслышал властный голос, повелевающий подчиняться. Он вскочил в тот момент, когда Змеиный Язык раскинул руки и с торжественным криком: «Я иду, Властелин» кинулся в черноту. Он летел с безумным, счастливым хохотом. И эхо этого невменяемого смеха еще долго носилось над притихшим и испуганным лагерем.

Как только пехотинец исчез в роковой пустоте, к ней потянулись зеваки. Буйная Голова не пошел. Чего там смотреть? Очередной труп, разорванный острыми клыками призрачного дна? Насмотрелся.

С отвращением сплюнув в огонь, он сел.

— Тени жаждут нас совратить, — прорычал орк-аллеурец, щуря глаза от едкого дыма.

Он сидел в паре ярдов правее. От него несло прокисшим молоком и навозной горечью — казалось, он не мылся и не стригся со дня своего рождения. Длинные волосы были переплетены в несколько кос, перевиты длинными шпильками и спускались по спине чуть ли не до земли. Злобные звериные зрачки то расширялись, то сужались. Полуголое, мощное тело покрывали начищенные до блеска доспехи, на талии темнел кожаный пояс. Его украшали кривые ножи с медными рукоятями разных форм, сушеные корни и разноцветные лоскутки, нарезанные из элейского аксамита. Аллеурец взял один и, приложив к обветренным губам, что-то пошептал и пустил по ветру.

Отрез взвился точно схваченный рукой зла, пронесся над пыльными пустырями и корявыми хребтами и сорвался в бурлящее жерло.

— Духи этого места обозлены, — заявил аллеурец. — Мраку, заключенному в сердце Ночной Страны, не терпится освободиться. — Он оглядел рожи, обернувшиеся на его хрип. — Король Брегон ошибся. Это место проклято, а теперь и мы — тоже.

Легкие шаги, похожие на мягкий шепот теплых волн Великого Моря, зашуршали левее. Так ступают только эльфы. Буйная голова запустил толстый палец в нос с горбинкой, и покосился. В тьме, подсвеченной кострами, появились три высоких господина. Тот, что шел в центре — был главным. По бокам шли воины в адамантовой броне.

Телохранители, понял гоблин, усердней ковыряя в носу.

— Что происходит? — Эльфийский голос показался здешней черни невыносимо певучим, растекающимся сладкими ароматами цветов и фруктов.

Буйная Голова скривился. Он узнал в вопрошающем главнокомандующего Гелегана, сына Хебейла. Ходили слухи, что высокомерный любитель роскоши и драгоценных украшений уже не полководец, а командор (кем и был до повышения). Якобы, прежний главнокомандующий вернулся с секретного задания и король вернул ему все титулы, звания и почет. Получив письмо о лишении чина, Гелеган впал в ярость и прирезал трех слуг; шептались — он бесится до сих пор. Гоблин вынул палец из носа и сунул в рот. А, ну их! Только Тьма разберет этих высокородных исчадий и их непонятные церемониалы!

— Я спросил, что происходит?

Вперед выскочил начальник лагеря Роголом и неуклюже поклонился.

— Еще один убивец, господин. Прыгнул только что.

Гелеган прошипел ругательство на кам'рэ, взмахнул рукой в драгоценностях и повелел:

— Да засыпьте вы эту чертову пропасть! А вы, — крикнул он зевакам, — хватит туда пялиться! Быстро отошли! Что, нет работы, остолопы? Я подкину! Займитесь рытьем траншей! Укрепите лагерь! Он же просматривается на много миль с юга и востока! Шевелитесь! Это приказ!

Темный эльф и впрямь в бешенстве, понял Буйная Голова. Неприятно, наверно, воспарить под облака, а после с треском рухнуть обратно на твердые камни и отбить себе благородные бока.

Зеваки зарычали проклятья на родных языках, но повинились приказу. Через миг их необъятные туши в ржавых доспехах растаяли в тумане и мгле. Гелеган бросил взор на черную, точно разинутая пасть щель в испарениях, а потом, кивнув охране, развернулся и потек облачком света по гудящей лощине (желая скорее спрятаться под защитой стен небесного корабля).

Буйная Голова отвернулся к костру. Орк-аллеурец прав — не надо было приходить в это проклятое место. Пока не поздно — «делай» ноги. Так он и поступил. После полуночи грорв-горганец дезертировал. Вместе с ним в бега пустились еще три сотни наемников.

* * *

Брегон страдал от сырости, кутался в теплую накидку с пушистым мехом, но палубы не покидал. Облака обтекали «Фантом» гребнями белых волн. Сверкавшие в вышине созвездия казались очаровательно яркими и невероятно близкими — протяни руку и коснешься. Расстилавшаяся под судном Полусветная Долина светилась фосфорическим золотом спелых трав.

С севера отблескивали воды Великого Моря, царившие тревожным волнением; гигантские волны метались в немой ярости, накатывая на каменистые берега, и завораживая древним величием. Чуть ближе горели огоньки Гелиополя — видно, темноэльфийская армия достигла цели и сломила сопротивление светлых сородичей. Похвально.

На юге в тенях утесов таились островки старых плато. Дальше в свете луны проступали зубья Сапфировых гор, неприступные недра которых скрывали недружелюбное гномье королевство Аскья Удо.

Звезды чем-то затмило и Брегон повернулся — близ корабля мелькнула хищная птица. Взъерошенные перья топорщились жалами копий, изогнутый клюв на фоне лунного шара смотрелся лезвием косы; недвижные, будто гранитные крылья походили на погребальные плиты, вырванные из земли черным заклятьем.

Дурное предвещание. Посул неудачи. Повелитель Эр-Морвэна притопнул: почему именно сейчас?

— Ваше Величество! Ночная Страна! — Сообщил капитан, выкручивая штурвал.

После захода солнца ветер дул с востока и флагманский корабль достиг границ Далекого Запада раньше, чем того ожидали. Забыв про птицу, король всмотрелся вперед. Но как он ни пытался пробить глазами сумрак Ночной Страны — не сумел. Она точно отгородилась от потомка Победителя Горного Короля пологом набежавших облаков и туманов.

— Бесмера и Дминара ко мне! — Приказал он, оставляя попытки разглядеть военный лагерь.

Слуга поклонился и бросился в трюм. Он вернулся через минуту с воплями горького разочарования.

— Мой, повелитель! Командоров нет в каютах. Их оруженосцев и прислуги тоже. Судя по всему, они сошли во время пересадки главнокомандующего Габриэла на «Самшит».

— Аха-а, — потянул Брегон. Матовые ногти оцарапали полированные перила.

— А еще, — задрожал слуга, — исчез корпус легкой пехоты, отданный командору Сириллу. В трюмах остались только верные вам гвардейцы и несколько десятков орков из Фаруха.

— Бунт на корабле, — прохрипел король.

Раздался ломкий хруст и он отдернул руку от перил. Три ногтя на левой руке были сломаны.

— Они сделали выбор. По возвращении в Мерэмедэль их кровники будут казнены. Прикажи писцам подготовить списки дезертиров, — пнув слугу сапогом, он встряхнул пальцами.

— Да, повелитель, — покорно промурлыкал тот. — Уже.

— Стража! — Король застучал по палубе каблуками. — За мной!

… Корабельное днище плавно опустилось, взбив пылевой смерч.

— Закрепить судно! — Скомандовал капитан.

Через борт перекинули цепи и якоря. Спустя миг спустили сходни, спустя два — Брегон порхающе сошел с «Фантома». За ним, маршируя, спустилось двенадцать невозмутимых гвардейцев.

Впереди проступила лощина в оранжевых точках и шевелящихся тенях, окруженная Изломами Эндов. Мутный воздух обжигал легкие и раздражал эльфийскую кожу. Над лагерем носился невыносимый запах серы, сухого пепла, лошадиного навоза и пота наемников.

Тут же появился Звездочет.

— Добро пожаловать.

Возле него плелся какой-то низкорослый фавн; копыта постукивали о гальку, по загнутым рожкам гуляли огоньки близких костров.

Брегон презрительно фыркнул, а после процедил:

— Итак, я сделал все, что ты требовал. Моя армия здесь. Я — здесь. Как, по-твоему, я должен покорить Тени Запада? Они там, — он кивнул в сторону чуть заметной исполинской стены и съязвил: — под защитой камней и туманов! Мне пойти и просто постучать в ворота? Авось откроют?

Астроном перехватил посох и склонил голову, пряча конское лицо с глумливой ухмылкой.

— Стучать не зачем, Тринадцатый король. Достаточно разомкнуть замочные оковы и Врата Разделения Душ сами перед тобой распахнуться.

С чего бы? — хотел рявкнуть король, но не стал. Ярость, блестевшая в глазах, сменилась азартом. Злая душа возликовала в надежде на быструю и легкую победу. А что если восхождение Созвездия Льва и впрямь предвещало ему громкий успех и власть над равниной Трион?

— Разомкнуть оковы? — Задумался он, оборачиваясь к полуразрушенной арке моста. Туда, куда махнул Толкователь Звезд.

— Клянусь Иссиль. — Подтвердил Звездочет. — Твоя армия не оставит от Имлуи Мифит камня на камне. Тени Запада давно утратили былое могущество. Время не пощадило их силу. Эпохи отобрали славу. Звезды напророчили слабость. Пройди Полуночным Путем. Открой Врата. Достигни желаемого.

Наставления Звездочета укрепили волю короля и лишили последних сомнений. Он пройдет Полуночным Путем и покорит твердыню зла!

Из сумрака появился разжалованный герцог.

— Ваше Величество, — он поклонился и прошипел: — Обязан доложить, что часть бойцов бежала еще у Мглистых Пещер. Ряды наших войск самовольно покинули корпус тяжелой кавалерии командора Бесмера и легкой кавалерии командора Маркуса. Всего — тысяча бойцов. — Гелеган огляделся, — Я не вижу Бесмера и Дминара. Где они? Я немедля потребую объяснений!

— Они предпочли смерть, — выдавил Брегон, медленно поворачивая голову к командору и его гребнистый шлем заполыхал самоцветными камнями.

— Я не… — забормотал Гелеган, но спохватился, — Прискорбно, когда лучшие из нас теряют дух воина. Это бьет по всему королевству. Эр-Морвэн понес невосполнимую утрату…

— Закончили? — Нетерпеливо прервал Брегон.

Гелеган склонился, осыпаясь жемчужными локонами. В прядях сверкнули нити с опаловыми шариками. Даже в военном походе любитель красоты остался верен себе и блистал не меньше, чем на столичных парадах в честь побед.

— Трубите сбор. Наступление через десять минут.

… Арочный мост был наполовину разрушен и походил на скелет громадного змея, переброшенного чрез бездонную пропасть. Двадцать ярдов в ширину (по нему спокойно могли разъехаться две телеги), пять в высоту; над головой сотни пролетов, скрепленных узорными плетениями из черненого серебра; вдоль каменных перил — сомны факелов, присыпанных золой и пылью. Интересно, когда их разжигали в последний раз? Наверняка, не позже Эпохи Мрачного Начала.

— Пора, Тринадцатый король, — голос Звездочета вознесся смерчем, вплетаясь в пепельную мглу.

Брегон хотел спросить, почему он зовет его «Тринадцатый король», но заметив в руке астронома блеснувшую сталь, подался назад. Пальцы короля инстинктивно схватили рукоять Вутулара, но тот успокоил:

— Прежде, чем исполнить предназначенное, господин, необходимо принести жертву и окропить подножие Полуночного Пути кровью невинного. — Переложив кинжал в правую руку, Звездочет крикнул через плечо: — Хогет! Подойди!

Фавн послушно подклацал и поклонился, сверкнув забавными рожками.

— Господин?

Теперь Брегон понял, зачем коварный астроном таскал за собой этого юного парнишку. Он уготовил ему роль овцы на заклание. Как это в духе народа Сумерек.

— Посмотри туда, — Звездочет махнул во тьму Полуночного Пути. — Что ты видишь?

Фавн всмотрелся в клубящуюся муть и пожал плечами.

— Ничего особенного.

Сверкнуло лезвие и сталь полетела Хогету в шею. Брегон застыл в напряжении — еще секунда и фавну конец.

Каким-то неведомым чутьем уроженец Либера, почуял подвох и стал оборачиваться.

— Господин, я…

В глаза ударил холодный отсвет, на лицо упали отблики кинжальных граней. В последний миг Хогет подался назад, вскидывая руку. Кинжал распорол ему локоть и вместо шеи вонзился в предплечье. Фавн взвыл от боли и повалился.

Взревев от злости, Толкователь вырвал лезвие из тела либерца. Дорожка алых брызг легла на каменные ступени-подножие. Фавн стиснул обильно кровоточащую рану и поднял голову. В темных глазах юноши мелькнули ужас и непонимание. Весь его стройный мир пошатнулся. Господин спас его от мародеров Умбера Кривоносого и вывез из погибавшей Зенны, чтобы… убить самому?

Звездочет занес кинжал для нового удара. Он не испытывал жалости к несчастному фавну. Его не трогали душевные страдания обманутого слуги. Ему было плевать на чувства сироты, что доверился ему, как родному отцу.

Кинжал бесстрастно летел в шею Хогета, но внезапно земля содрогнулась. Пыльные вихри отнесло и на мосту вспыхнули факелы. Звездочет покачнулся, выронив ритуальный клинок. Воспользовавшись моментом, раненный фавн откатился в темноту. Его не преследовали. Астроном и король завороженно следили, как в слепящем зареве огней просыпался давно погибший Полуночный Путь, а далеко впереди, в красноватом свете проступили очертания старинных ворот, покрытых выпуклыми узорами диковинных существ и животных.

— Тени Ночной Страны приняли жертвенную кровь, — возрадовался Звездочет, распрямляясь. Стукнув посохом о первую степень, ведущую на мост, он пригласил: — Пора, Тринадцатый король.

Брегон разжал рукоять Вутулара, напряженно выдыхая.

— Никого не впускать! — Повелел он гвардейцам и сделал шаг.

… Король не спешил, внимательно осматривая пролеты, каменные опоры и полированный настил. Мост или, как величал его Звездочет, Полуночный Путь был древнее луны и солнца. Камень истерся едва ли не обнажая кости. В глубоких выбоинах и щербинах чернели сгустки вулканической гари. Потолочные своды облепляли неясные тени, наделенные отвратительным подобием жизни. Он был пропитан духом первозданного мрака, ибо чем ближе потомок первых эльфийских королей (как думал Звездочет) приближался к Вратам Разделения Душ, тем сильнее трепетало его сердце, а кровь в жилах густела от непривычного страха.

Это место отмечено дьявольской сутью. Беги, пока Тени Запада не поглотили тебя. Не верь словам обманщика…

Еще сотня ярдов и ты у цели! — Полный удовлетворения голос вырвал Брегона из невеселых дум.

— Откуда ты узнал об этом месте? — Спросил Брегон, чтобы отогнать шепот туманов. Ужас нарастал в нем подобно пыльной буре в красных пустынях двуногих драконов. Душа утекала в пятки отливами Заокраинного моря.

— Перед смертью мой прежний Властелин рассказал о Ночной Стране и взял с меня клятву, что когда придет время, я…

— Что за чушь? Мой отец никогда не упоминал Ночной Страны, — возмущенно перебил Брегон.

— Речь не о вашем отце, — покачал головой Звездочет. Перестук его посоха о камень казался стрелками, отсчитывавшими последние мгновенья Верхнего Мира. — У меня был иной господин. Тот, кто передал мне Камень Эреба.

— Брат Лагоринора? — Вспомнил Брегон. — Один из четырех повелителей стихий?

Тот замялся. Сумрачный вихрь пронесся стаей черных птиц.

— Он был ему братом, — витиевато признал астроном. — Это правда.

— Какую клятву он потребовал принести? — Король сплюнул вулканическую пыль. Мало того, что она облепила его доспехи, так еще постоянно лезла в рот и глаза.

— Что я найду его наследника.

Владыка Эр-Морвэна издал смешок. Он до сих пор не мог вникнуть во всю эту нелепицу.

— Нашел?

— Да, Ваше Величество, — удовлетворенно прошипел Звездочет.

— И кто он? — Брегон едко рассмеялся: — уж не тот ли козлоногий фавн?

Астроном недовольно побурчал и выдал что-то вроде:

— … он идет рядом со мной…

… Пыльные тучи истаяли и перед глазами возникли Врата Разделения Душ, врезанные в монолитное полотно величественных стен. Лунный луч осветил ужасающее строение, нависшее над двумя крошечными эльфами тенью смертного рока.

Базальтовые створы были плотно запечатаны замком в форме полумесяца. В его центре темнел рычаг из слоновой кости. Брегон внимательно осмотрел сложнейший механизм, покрытый вензелями и узорами, что надежно скрывал замочные скважины и механические ловушки. Лунное серебро облизало прекрасный орнамент, выхватывая несколько драгоценных камней, окаймлявших полумесяц с выпуклой стороны. Чтобы открыть такой запор, потребовалось бы как минимум, умение лучших мастеров королевства, а еще пара-тройка коней-тяжеловесов.

— Это уловка, — заверил Звездочет. — Замок прост до не приличия. Просто поверни рычаг против часовой стрелки и войди.

Брегон заколебался. Неужели он достиг конца пути и вот-вот ухватит птицу удачи за хвост?

— Ну… — Взвизгнул Звездочет.

И тут послышался звон металла и хриплые крики.

— Нет, маршал!

— Стоять!

Король резко развернулся. Туманную дымку за его спиной озаряли всполохи синевы. В курящемся сумраке виднелись силуэты в отблескивающих доспехах. Меж ними крутилась тонкая фигура в ореоле серебра. Срежет стали переходил в булькающие стоны и глухие удары о полированный мрамор.

Брегон не поверил глазам:

— Габриэл?

После всех мучений, на которые король обрек изгнанника, он бился искуснее его непобедимых «псов»; а клинок в его правой (намеренно изувеченной) руке порхал легче бабочки и разил, крушил, опрокидывал карающей дланью Иссиль.

Сын Теобальда предполагал подобный исход, но не ждал его столь рано. Тем более не ожидал, что старший маршал встанет у него на пути именно сейчас. Надменная самоуверенность сыграла с ним злую шутку. Всегда играла с ним злую шутку.

— Отпирай замок! — Взревел Звездочет, толкая Брегона в плечо. — Я остановлю наглеца, кем бы он ни был.

Он вскинул посох и бросился в сердце битвы. Его Величество отшвырнул полы царственного плаща и прильнул к замку. Обхватив рычаг из слоновой кости обеими руками в перчатках, он издал страдальческий стон и навалился на него всем эльфийским весом. Механизм затрещал, испуская тысячелетние клубы песка и пара. Короля окутало удушливым облаком. Глаза забило горячим пеплом.

Рычаг завизжал химерами и горгулиями, но все же пополз против часовой стрелки. А меж тем, позади слышался резкий скрежет, падение чего-то деревянного, а напоследок… вопли Звездочета. Через миг его туша влетела в базальтовую стену чуть правее от Брегона.

От потрясения король, разжал руки и отскочил. По камню сползало то, что осталось от его скрытного, лживого союзника. По правому виску стекала кровь, бледное конское лицо было изодрано и вымазано сажей. Изо рта сочилась слюна. На левой руке не хватало пальцев. Тело под мантией содрогалось в конвульсиях, отчего сломанные стекла очков мерцали частыми паутинками. Из-под тяжелых складок выпал расколотый медальон-уроборос.

Ближайший факел затрепетался и погас, накрыв Звездочета полутьмой.

Брегон перевел взор на Врата Разделения Душ и охнул. Они открывались без посторонней помощи. Повелителю Эр-Морвэна не почудилось: из появившейся щели выскользнули громадные пальцы, сотканные бесчисленными потоками жидких теней, и налегли на грохочущую створку, помогая ей сдвигаться.

Заунывно взвыл ветер. Но в его шелесте буйствовал не рев всесильной стихии, в нем торжествовали вопли Теней Запада:

«Свобода!»

— Остановись, — твердый, как подгорная сталь, голос привел Брегона в себя.

— Нет! — Взрычал он, разворачиваясь и выхватывая Вутулар. — Тени Запада будут моими!

Закатные сумерки растеклись, обнажая светлый и прекрасный облик шедшего к нему воина. В его руке горел клинок — так блестели белые звезды в Эпоху Первых Зорь, прославляя эльфийские добродетели. Так блестела величайшая в истории корона Лагоринора Неугасимая Звезда.

— Глупец! — Крикнул Габриэл. — Они не принадлежат этому миру и никогда тебе не подчиняться! Звездочет солгал! Он использовал тебя, как ты использовал меня! Признай, наконец, что стал жертвой обмана!

— Ложь! — Вскричал король. — Ты пришел отобрать мою победу!

И атаковал. Габриэл изогнул гибкое тело, выгибая спину назад (его излюбленный прием) и королевский Вутулар прошил пустоту. Брегон рыкнул, извернулся, меч описал широкую дугу. Шерл снова не допустил сближения и избежал укуса стали, просвистевшей над правым ухом.

— Бейся! — Зарычал Брегон, делая выпад.

Габриэл парировал удар. Четкий прием мастера бэл-эли вырвал Вутулар из королевских рук и черный клинок пал на мрамор, отражая пляску факелов. Брегон тут же выхватил кинжал с рукоятью из белого золота. Габриэл был готов. Вернув меч в заплечные ножны, он захватил кисть короля, сблизился, нанеся удар коленом в пах и вывернул его запястье. Брегон взревел, роняя оружие. Габриэл не дал ему опомниться — он опрокинул потрясенного противника на камень и саданул в его солнечное сплетение, закончив бой.

Одуряющий скрежет заставил Габриэла обернуться — рычаг из слоновой кости стремительно вращался против часовой стрелки и Врата Разделения Душ (наполовину отворившись) шеркали по черным плитам. Тени рвались со стороны закатной преисподней; они ужасали оскалами демонических лиц, сводили с ума неестественными тембрами, опаляли глаза и открытые участки тела.

Средь темного вихря появилась одна — главенствующая. Плотная, как стекло, черная, как мрак подземелий, огромная, как королевская башня. И, взвизгнув, испустила оглушительный вопль. По мосту прокатилась мощь урагана. Чтобы устоять, Габриэл схватился за парапет. Пламя факелов пали на восток и погасли. А ревущая волна полетела дальше: к хребтам, пропастям, утесам, военному лагерю, разбитому в тумане лощины.

Эта ярость мигом погасила все факелы и сорвала все палатки. Тысячи расседланных коней заметались в испуге, тысячи наемников завопили на семи разных языках. Спутались лязг, треск, стоны, бряцание — вояк накрыло кромешной темнотой и диким ужасом — Тени Запада пошли в наступление?

У стены возопил израненный Звездочет:

— Властелин, я исполнил клятву! Ваш наследник разомкнул оковы! Просыпайтесь! Осушите его! Заберите жизнь и переродитесь в новой Эпохе!

Габриэл бросил на старика сердитый взгляд. Тайны, приоткрытые Ноэлом Песнь Скорби, обрели для него, наконец, четкие смыслы. Звездочет намеренно затеял этот поход к Изломам Эндов — он мечтал не покорить Тени Запада, он мечтал их освободить.

Сплюнув пыль, парень стиснул зубы. Превозмогая бешеные порывы, задувавшие из быстро разраставшейся межвратной щели, он достиг створки и, обхватив вращающийся рычаг, замедлил вращение. Врата остановились. Хрипло крикнув, Габриэл подчинил сложный механизм силе крепких мышц — рычаг стал вращаться в обратном направлении. С протяжным стоном створки стали закрываться.

— Что ты делаешь? — Задергался Звездочет. — Не смей! — Несмотря на страшные увечья, он нащупал в складках еще один кинжал и пополз к темному эльфу.

Габриэл не обращал на безумца внимание. Его легкое, тренированное тело свело судорогой смертной боли, ибо жгучие канаты теней жалили его руки и ноги, оплетали голову и плечи, выжигали все чувства, забивали горло и ослепляли глаза. И только благодаря стальному характеру и несгибаемой воле королевский шерл не выпускал из рук рычага.

Заглянуть Теням Запада в лицо и остаться в живых?

Нет. Габриэл предчувствовал — битва с яростью древнего мира станет последним делом его недолгой жизни. Прекрасное и печальное дитя Сумерек более не сопротивлялся судьбе. Пред ослепшим взором и оглохшим разумом тухли унылые краски смертного края и расстилались звездные долины, лунные парки, цветущие скверы, золотые леса… знакомые голоса родичей призывали домой… еще немного и он переступит черту Арвы Антре.

Болезненный укус под правую лопатку вырвал сознание темного эльфа из полузабытья, второй — чуть выше, окончательно привел в чувства, третий — едва не отнял жизнь. Оказалось, Звездочет кромсал его спину клинком. Старик замахивался и бил — замахивался и бил, рыча на мертвом языке и чередуя фразы на кам'рэ:

— Властелин… Просыпайся… Осуши наследника… Забери душу Брегона из рода Дракона и Змеи…

Габриэл захрипел. Утраченные чувства влились в него, как пряное либерское вино в серебристый сосуд и едва не свели с ума от боли. Пальцы онемели, шелковая рубаха облепила окровавленную спину, тело скрутило болевым шоком.

Толкователь Звезд замахнулся, дабы ранить воина в четвертый раз, но тот изловчился и из последних сил перехватил запястье убийцы. Подтолкнув астронома к воротной прорехе, в тьме которой проступали очертания каменной лестницы убегавший в сумрачную бездну, он крикнул:

— Отправляйся к своему властелину, — и втолкнул его в Ночную Страну.

Короткий, дикий вскрик оборвался хлопком и падением вниз по ступеням. Взметнулся пепельный заслон. Врата Разделения Душ с визгом захлопнулись. Сложный врезной механизм потух и оплавился. Мрак Теней Запада остался, как и прежде, запечатан по ту сторону магических стен.

Габриэл опустился на колени, потом завалился. Из обожженных глаз струилась кровь; из-под спины ползла маслянистая лужа цвета рубина. Боль сменялась холодом, напряженные мускулы отнимались.

Тень, от которой он доблестью ратного сердца спас Верхний Мир, накрыла его самого. Последнее, что видел темный эльф — расплывающиеся орнаменты сводов моста. Тяжело выдохнув вулканической гарью, он потерял сознание.

Где-то в туманах протяжно взвыл волк.

Глава 19. Встречи и союзы в городе предков

Не падай духом в несчастье

(Неизвестный автор)

Эридан смахнул с лица соленые капли и поднял голову. Локоны повисли на ушах изорванной паклей, обкусанные губы неприятно покалывало. В узенькую решетку под самым потолком втекали тусклые лучи июньского солнца и разрывали его душу отчаянием. Он каждый миг вспоминал Арианну, изнывая от муки: жива ли она или предана, схвачена и убита?

Впрочем, худо было не ему одному. Всем тем, кого исчадия пленили и бросили в подземелья Гелиополя позапрошлым вечером. Здесь царствовали смутный свет и тишина; за стенами и крышами наоборот — стояло теплое и летнее утро.

Во время правления Лагоринора эти казематы использовали в качестве тюрем для свирепых орков с юга, диких ведьм с запада, да беспощадных троллей и гоблинов с севера и востока. Ныне, камерам, запертым ржавыми замками, суждено было стать последним приютом светлого эльфийского народа. Судя по разговорам, сегодня на заходе в город заявится лорд главнокомандующий, чтобы лично проследить за тем, как Детей Рассвета отправят на казнь.

Лорд главнокомандующий? Габриэл. Кто же еще.

Полыхающий фонарь, блестевший в скобе коридорной двери, задрожал. По стенам побежали безликие формы. Горька судьба низвергнутых — нет им спасения, нет им пристанища; повсюду гонимы, везде нежеланны.

Сбоку пошевелился Лекс. Кажется, он больше прочих был сломлен предательством Учителя. Свет его чистых глаз угас, кожа потемнела, локоны поблекли. Жизнь крепкого, юркого паренька держалась на волоске. Горе было столь велико, что он не мог пошевелить и пальцем.

— Лекс, — позвал Эридан. — Не бросай меня.

Грозовая Стрела поднял голову. Слипшиеся, пересохшие губы разошлись:

— Вечером нас все равно убьют. Лучше я отправлюсь к Последним Вратам по доброй воле, чем позволю покрыть себя позором. Я… воин, — он сдвинул русые брови к переносице, — я не дам им лишить себя чести.

Честность друга бросила Эридана на дно темноты. Лекс был прав. Арианна и Лютый, наверняка, уже мертвы, Остин и Мардред тоже. Если все, что им осталось, это последовать в вечную весну, — глаза Эридана полыхнули зеленой сталью, — они уйдут не как побежденные, но как воины, бившиеся за свободу до последней капли крови.

— Сделай кое-что в память об Алиане Горном Лисе, — попросил пепельноволосый мальчишка.

Грозовая Стрела не поднял головы. Эридан продолжил:

— Устрой пожар.

Солнечный эльф удивленно посмотрел на друга. Легкий отблеск жизни заиграл в ярко-синих глазах.

— Пожар? — Он бросил взор через плечо.

По сумрачным коридорам бродили тюремные стражи, едко посмеиваясь и позволяя недобрые шутки в сторону пленных. Звенели адамантовые доспехи, сыпали огнями гребнистые шлемы. Где-то в соседней каморке устроился надзиратель. По внутренним лестницам и залам лязгали солдаты, там же, чуть выше, расположились три сотни воинов, захвативших Гелиополь.

— Да, — Лекс загорелся идеей. — Спалим подземелье. Отправим исчадий в ад.

Эридан воодушевленно кивнул. Это в память о тебе, сестра, подумал он, усаживаясь напротив друга. Чародей Алиан открыл в Грозовой Стреле Мага Огня и только-только научил основам управления пламенной стихией. Эридан понятия не имел, к какой стихии лежали его способности, но почему-то был уверен, что тоже к огненной. Если он напитает друга своей энергией, передаст всю свою силу, у Лекса может получиться. Читай на Книгоед.нет

Юноша глянул нафакелы, рассыпанные вдоль стен. Присмотрев подходящий, он мотнул серебристой головой:

— Вон тот, левее. Используй его.

Лекс закрыл глаза и выдохнул. Брат Арианны опустил руки ему на плечи и сосредоточился. Ладони закололо. Эльфийская сила потекла от эльфа к эльфу и стала заполнять опустошенное тело Грозовой Стрелы.

Тьма еще не покорила меня,

Рок еще не сломал…

Обескураженный Эридан открыл глаза и обернулся.

Это напел Андреа. Он теребил пальцами широкие рукава полукафтанья — исчадия отобрали его лютню, и ему не хватало прекрасного инструмента, к которому он привязался в приюте.

Не сдамся огню,

Не сдамся врагам…

В дальнем углу, прислонившись спиной к камню, Хегельдер Могучий Ясень и братья Левеандил и Рамендил устало подняли головы. Багровые отблески выхватили их безжизненные лица, точно выточенные алмазным ножом из серого камня. Подле них, обхватив золотистую голову, молчал печальный Мьямер. Едва услышав напев, молодой страж оживился; глаза засверкали первой росой.

Не страшно уйти,

А страшно смириться…

Седой лекарь Эстрадир открыл глаза; рядом с ним зашевелился его друг травник Илмар.

В другом конце клетки, сидя на голом полу, пошевелились влюбленные супруги. Люка одной рукой нежно обнимал жену за талию, второй сжимал ее дрожащие пальцы. Она положила голову на его плечо и беззвучно плакала. Но как только шелковый голос менестреля коснулся их слуха, пара воспрянула. На эльфийских губах занялась светлая улыбка. Возле них, обхватив притянутые к лицу колени, покачивался остриженный Элла Звездное Пламя (не успел мальчик почувствовал вкуса свободы после аяс-иритского плена, как тот час угодил в новый). При звуке эльфийской песни он ожил.

Не боли боюсь,

А судьбе покориться….

Агроэлл Летняя Флейта и Колибор Лунный Журавль, принесший скорбную весть первому о смерти брата Трома, величественно повернулись. В серебре их роскошных волос вспыхнул свет луны.

Подстреленный лучник Эллион, отползший к решетке и обхвативший грязные, закопченные прутья, обернулся. На его плече алело большое пятно, лицо искажала боль. Однако, услышав ликующий мотив, он улыбнулся.

Андреа пел и в торжество его гимна стали вплетаться высокие, дивные голоса, что были чище снежного серебра, нежнее весеннего дождя, величественнее пик Сапфировых гор. Через миг напевало все гелиопольское подземелье:

Холод можно стерпеть,

И во тьме есть свой путь,

Не от смерти бегу,

А от вражеских пут.

Голод друг мне теперь,

А клинок — младший брат.

Поле брани зовет -

На войну — погибать…

Звездный свет даст мне сил,

Солнце станет броней,

В переливе ветров,

Я схлестнусь с темнотой,

И умоюсь огнем,

И познаю металл,

Но не дрогнет рука,

Пусть печален финал!

Тюремщики зарычали ругательства и направились к клеткам, чтобы наказать певцов. Из ножен поползли мечи, с плеч сорвались свистящие хлысты.

Эридан сглотнул и сжал плечи Лекса до боли.

— Сейчас! — Воскликнул он.

Грозовая Стрела выбросил левую руку в сторону факела и повелел:

— Подчинись!

Мирно дремавшее в специальном металлическом кольце пламя взлетело багровым полотнищем, с силой лизнув потолок. Раскаленная жидкость брызнула во все стороны, покрывая исчадий кипящими каплями. Они взревели и бросились прочь.

Лекс повернул ладонь — повинившаяся его воле стихия огня выплеснулась из бронзовой рукояти. С похоронным ревом она потекла по узким тюремным коридорам и через миг приняла форму дракона. Он превосходил самые огромные морские суда, когда-либо виденные эльфийским взором. Над огромной головой клубился пламенный нимб, змеистое тело, словно начертанное кистью художника, полыхало металлическими чешуйками, где каждая была не меньше двадцати футов в ширину; гигантские когтистые лапы высекали водопады искр, жалящий копьем хвост стегал стены бичами разъяренных орков.

Пленники, опаленные жаром текучей массы, отпрянули от решеток и замерли в блаженном страхе, а конвоиры и тюремщики исчезали в пасти неумолимого чудовища. Они визжали, кричали, роняли клинки, но не могли спастись. Даже легендарная адамантова сталь спасала лишь каждого третьего, а то и четвертого. Все подземелье наводнилось грохотом, стонами, скрежетом и обожженными телами. Несло горелым, раскалившимся металлом и оплавленным камнем.

Надзиратель выскочил из своей каморки в нижней льняной рубахе.

— Что тут…

Его черные глаза распахнулись от изумления; восковое лицо перекосило от ужаса. Он задохнулся криком и в этот момент волшебное «чудовище» слизало его багровым языком.

— Решетки, Лекс! — Крикнул Хегельдер.

Советник, видевший смерть своего короля, кипел от гнева и желания мстить вражьему легиону, засевшему тремя этажами выше.

Грозовая Стрела вывернул запястье правее. Пламенный монстр, изрядно подрастерявший в размере и ныне не превышавший пяти футов в вышину, врезался в решетчатые заграждения. Светлые эльфы торжествовали — древний, претерпевший пытку временем, металл потек расплавленной вощиной. Шипела и пузырилась сталь. Подземелье окутало облаками железного пара; на языке стоял привкус крови.

Протрубил чистый рог, затмивший все иные звуки. Потом еще — ближе и громче.

— Что это? — Изумились пленники.

Откуда-то сверху донеслись голоса. Забацали двери, загремели кольчуги.

— Они идут! — Люка отстранил жену, — останься здесь, — повелел он и поцеловал Аинуллинэ в губы.

Лекс тряхнул ладонью — чудовище из жара и огня рассеялось золотым дымком. Но сам он едва держался от усталости и истощения. Из носа закапала кровь, а тело затрясло в лихорадке.

— Молодец, парень, — Эллион, позабыв о ранах, похлопал мальчишку по плечу и полетел в коридор. За ним ринулись остальные.

— Побудь с ним, — повелел валларро Агроэлл Эридану.

Глаза Лекса закатились и он повалился.

— Лекс, — испугался Эридан, подхватывая друга. Но тот не отвечал.

— Наши мечи и луки бросили сюда, — Хегельдер высадил дверь плечом и ворвался в кладовую, заваленную оружием.

Освобожденные вбежали следом. Над потолком вознеслось пыльное серебро. Стало трудно дышать. Металлический шум и лязг нарастали.

— Быстрее! Вооружайтесь! — Скомандовал золотоволосый советник и дернул ушами.

Теперь сверху неслись не столько топот спешивших в подземелье исчадий, сколько громкие звуки борьбы: стон скрещенных мечей, свист оперенных стрел, визг разбитых доспехов. Темные эльфы передрались между собой? С чего бы ради? Молодой Хегельдер встряхнул густой гривой, схватил первый попавшийся щит и меч и отринул глупые мысли (все же согревшие душу светлым огоньком — а вдруг).

Эллион закинул на плечо лук и колчан и высмотрел в груде металла ртутный блеск навершия из обсидиана. Королевский лучник только недавно узнал, что искусный клинок Габриэла был изготовлен знаменитым кузнецом Бри Хафенкелем и не одно столетие служил благородному роду Дракона и Змеи, а потому зло усмехнулся — именно родовой сталью темных эльфов он и будет кромсать их бесчестные сердца.

Рядом Левеандил и Рамендил выхватили из мерцающей груды знакомые ножны в сиварской позолоте — из гнездышка поблескивали рукояти их простых, но от того не менее смертоносных клинков. Они обменялись улыбками. Что могло быть лучше славной битвы, о которой благодарные потомки сложат Великую Песнь, вписав их имена в историю Эпохи Туманного Утра.

Справа выросли Люка и его ученик Элла. Янтарный Огонь выцепил клинок и эбертрейльский лук, Звездное Пламя взял себе меч и кинжал с рукоятью в адамантовых вкраплениях. Слева Андреа застегивал на груди чеканные пряжки серебряной перевязи, за ним гремели оружием Агроэлл, Колибор и прочие из валларро.

Мьямер разжег фонарь и теплый свет озарил прекрасные эльфийские лица.

Бешеный ритм звенящей стали спустился на этаж. Хегельдер озадачился. Темные и впрямь сражались меж собой. Но что они не подели? И может ли нечаянная удача обернуться для светлых победой над элитным войском Эр-Морвэна?

— Рассредоточьтесь, — повелел он, выбегая на лестницу.

Черные тени метались всего несколькими пролетами выше. Кричали на кам'рэ и советник уже мог расслышать их вопли:

— Вы совершаете преступление!

— Вас обезглавят…

Последний не договорив, захрипел. Упало что-то металлическое, стало тихо.

Хегельдер обернулся и прошептал сопровождавшим его Люке и братьям:

— По моей команде.

Он стиснул нагревшуюся рукоять единственной рукой. Вторая — ему бы сейчас не помешала.

Ступенька. Еще одна. Его легкую поступь можно было принять за шелест капель, стекавших по стенам подземелий. Сзади верным щитом шли боевые товарищи.

Пролет оборвался арочным проходом и широким коридором, залитым ярким утренним солнцем. Советник сщурил заслезившиеся глаза, его лицо и волосы засияли — он узрел свет; он падет в блеске рассветных лучей. Однорукий прижался к проходу спиной и осторожно осмотрелся. Коридор был пуст, если не считать нескольких поверженных солдат, распростершихся под круглыми окнами на мозаичных плитах.

В окнах виднелся город предков. Это величие, застывшее в хрустале и камне, ослепило его. В безоблачное небо устремлялись узорные шпили городских башен; по северной площади, объятой сине-серыми клубами пара, тек рассвет; вдали блистала золотистая арка моста.

Он не заметил, как из темного угла выскользнула тень с обнаженным мечом.

— Враги, — вскричал Хегельдер, занося оружие. Солнечный луч коснулся стали и она воспламенилась.

— Нет! — Рявкнула тень мужским голосом.

Меч Хегельдера просвистел у нее перед носом. Тут же появились Люка, Левеандил и Рамендил. У всех троих гневно пылали глаза.

Тень отскочила в полумрак, так, чтобы свет утра ее не ужалил, и сорвала капюшон. Светлые узрели красивого молодого мужчину из народа Сумерек. В его черных глазах светилось негодование, губы подрагивали, отчего ровный шрам на подбородке топорщился изломанной молнией.

— Стойте, — крикнул исчадие. — Я Сирилл, сын Ребела из рода Фамил'Насэ, командор Шестого легиона Левой Руки! Нас прислал Габриэл!

— Габриэл, — зашипел Хегельдер и снова занес клинок. Ярость перемазала лик советника точно грозовая туча летний небосклон.

— Нет! — Зарычал командор. Клинок вновь просвистел в каком-то дюйме от его носа. — Да угомонись, кретин! Мы прилетели помочь!

— Советник, — прикрикнул Люка, опуская меч. Так же поступили и братья.

Хегельдер выдохнул и вытер лоб плечом не слишком чистого полукафтанья. По золотистой коже оттенка спелого персика размазались дорожки сажи. Его руки плавно опали, жало уткнулось в белую плитку. Смерив Сирилла ясными голубыми глазами, он отвернулся к окну и повесил голову. Слушать темного эльфа было выше его понимания, ибо он не верил ни единому его слову.

Сирилл вздохнул, спрятал клинок в ножны у бедра и поднял руки в перчатках. Знак — что он безоружен и не намерен атаковать.

— Со мной около тысячи бойцов. Гелиополь теперь под нашей защитой. Вы все свободны. — Он кивнул на улицу, — верные мне воины прочесывают город в поисках лазутчиков и тайных шпионов короля…

На лестнице послышались возвышенные голоса и мягкий шорох шагов — в коридор выбежали светлые эльфы. Туманный свет коснулся их утренним теплом. Они выглядели растерянными и подавленными. Среди прочих выделялся раненный в плечо эбертрейлец. Он растолкал собратьев и, не сбавляя шага, направился к Сириллу.

— Ты сказал, вас прислал этот предатель? — Он поднял руку, — это ему от меня!

Неожиданный замах и челюсть Сирилла обожгло кулаком. Командор пошатнулся, но устоял. Нос взорвался болью, из разбитой губы хлынула кровь. Темный эльф прижал руку к лицу и отскочил от разъяренного солнечного сородича. Ярость шерла сменилась искренним недоумением — схлопотать в физиономию вместо Габриэла в его планы явно не входило.

— Эллион, прекрати! — Приказали из толпы. Сирилл понял — это сделал один из повелителей Детей Рассвета, валларро.

В больших глазах Эллиона промелькнула тень смертной муки. Он покачнулся и рухнул на вовремя подставленные руки Люки и братьев. Кровавое пятно на его плече заметно увеличилось.

— Он в обмороке, — сообщил Левеандил, когда втроем, они уложили лучника на холодный пол.

— Потерял слишком много крови, — констатировал Люка, ощупывая плечо Эллиона. Тот был бледен и покоен, как мертвец.

Сирилл сплюнул кровь и, сдержав приступ злости (он мог понять мотивы солнечных; если бы его предал друг, одним тумаком он бы не ограничился — свернул, как минимум, пару шей), сказал:

— На корабле есть лазарет. Несите туда.

— На корабле? — Не понял Люка, встречая взгляд темного.

Сирилл многозначительно улыбнулся, и на разбитой губе блеснула капля крови.

* * *

Когда июньское солнце закатилось, Сирилл, сын Ребела отдал приказ:

— Надвратную и Угловые Башни подготовить к встрече неприятеля. На сторожевых вышках расставить дозорных. Осмотреть состояние кладок. Заняться починкой крепостных стен. Все дыры и трещины залатать до рассвета. Осмотреть город и составить подробный план. Спуститься в городские подземелья и исследовать их на наличие тайных входов и выходов. Обо всем, что будет обнаружено докладывать лично мне. «Самшит» и «Кипарис» привести в боевую готовность. Ни одна мышь не должна проскочить сюда без моего ведома. Всем ясно? Тогда за работу!

Припав на одно колено и прижав к правому предплечью пальцы левой руки, эр-морвэнцы выкрикнули:

— Сила, бесстрашие, преданность!

И разошлись. Детей Сумерек ждала ночь напряженной работы.

… По небу катились взлохмаченные облачка, очерченные каймой. Они были легки и прозрачны, закрывая лунный лик лишь серебристой дымкой, и он лил яркий свет, не теряя ни единого луча. Блистание лунного света отражалось от глянцевых чешуек крыш и играло в доспехах дозорных, расставленных по неприступным зубчатым стенам.

Сирилл стоял у облома для ведения варового боя на внешнем кольце и задумчиво осматривал крепостные строения. Первая оградная стена имела ширину двадцать ярдов и была прикрыта высоким и широким парапетом из металла и камня. Над Надвратной Башней искрилась ажурная часовенка, скрашивая суровый облик военной твердыни. Угловые Башни, снабженные сторожевыми вышками, темнели острыми пиками. Они представляли собой небольшие площадки, огороженные перилами и покрытые крышами-шатрами, и что самое важное — в углах каждой из них имелся колокол для оповещения.

С той стороны ограды закричали — там возводили оборонительные валы, заделывали трещины и щербины, укрепляли кладку фундамента.

Командор перевел взгляд на второе кольцо стен, возведенное непосредственно для защиты Гелиополя. За ней тянулись вереницы серебристых башен, сверкали отсветы сотен факелов, лились тонкие, нежные голоса, стучали молотки, грохотали повозки — Дети Рассвета не бездействовали. Они знали — если горстка темных эльфов падет, а осада затянется — защита Гелиополя ляжет на их хрупкие плечи.

Сирилл скептически качнул головой — защитники из них, конечно, слабые, но лучше, чем никого, — и глянул вниз. Пространство меж первым и вторым кольцами показалось ему запутанными лабиринтом: у подножия темнились узкие коридоры с толстыми стенами, винтовые лестницы (некоторые обрывались весьма неожиданно), ловушки-колодцы; дальше мигали огнями десятки военных покоев, караулки, сторожевые будки, хозяйственные сооружения. Похоже, что во времена расцвета Города Солнца в этом укрепленном внутреннем дворе располагался мощный эльфийский гарнизон.

Пламя факела задрожало. Плавной, бесшумной походкой приближались Бесмер и Дминар. Отдав честь, командоры сообщили:

— Дозорные на вышках.

— Западная стена укреплена. Закатные Ворота заклинены.

— «Самшит» приведен в полную боевую готовность. Орудия укреплены и заряжены. «Кипарис» получил незначительные повреждения во время штурма. Сейчас его латают наши кузнецы.

— Численность войск?

— Небольшая, — признал Дминар. — Триста конников корпуса легкой кавалерии. Триста — тяжелой. Около девяти сотен пехотинцев при полном вооружении…

— Для охраны крепостной стены, — перебил Бесмер и потопал по истлевшим мосткам, — вполне хватит. В наши ряды влились еще пятьсот добровольцев из светлых, — он улыбнулся, — все бывалые воины. Эбертрейльцы. В основном лучники из Белой Гвардии Аннориена, еще несколько десятков мечников.

Сирилл хмыкнул. Каких-то полгода назад он своими глазами наблюдал, как обезумевшие «псы» Брегона безжалостно кромсали столицу солнечных эльфов на опушке Белого Леса, а сейчас он будет биться плечом к плечу с теми, кто уцелел в той кровавой резне. Нити Судеб, что сплетала Иссиль, порой приводили в оцепенение даже мудрых Толкователей Звезд и Читающих Сны, что говорить о простых солдатах, привыкших исправно исполнять указы? Сирилл даже не пытался скрыть, что был потрясен.

— Есть другая проблема, — выдохнул Дминар. — у нас нет воинов для охраны второго рубежа и флангов, — он кивнул вправо, к стене. — Лучников расставим на башни и вдоль стен, пехоту задействуем в обороне. Кавалерию придержим до вылазок.

Вряд ли успеем, — признал командор из рода Фамил'Насэ. — Как только падет внешнее кольцо — город не спасти.

— Шерл Сирилл! — По каменной лестнице бежал солдат неблагородных кровей; он был замотан в черные балахоны, поверх которых сверкали доспехи с выбитым на нагруднике месяцем и луной. — Карта Гелиополя составлена, — из стальной рукавицы выскользнул лоскут шелка. — Мой, господин, — упав на колено, он смиренно склонил голову и протянул карту.

— Вольно, старшина, — приказал Сирилл.

Солдат несколько опешил. Прежде высокородные шерлы никогда не позволяли ему стоять на своих двоих в их присутствии, а тут…

— Поднимись, говорю, — повторил командор, разворачивая шелк. — Ты больше не в королевской армии. Здесь все равны, будь он маршал или боец.

Воин выпрямился и стянул с лица маску из плотной черной ткани. Ему только-только исполнилось шестнадцать эльфийских лет. Восковые щеки горели алыми пятнами от долго, утомительного бега через весь город, волосы цвета черного жемчуга облепили влажный лоб, в темных глазах искрились страх и в то же время благодарность.

— Д…да, шерл Сирилл, — ответил он неуверенно.

— Свободен.

Старшина развернулся и исчез в темноте.

Сирилл опустил глаза и посмотрел на карту. Бесмер и Дминар тоже. Предстояло еще так много успеть, а время в их положении — самая настоящая драгоценность.

… Наемную армию ждали с севера-запада. Западная Стена кишела солдатскими голосами, сливавшимися с отдаленным шумом лагеря, что светлые эльфы разбили за внутренним кольцом стен. Одни громко смеялись, восклицали и разили бранью. Другие тихо напевали, левее шептались мягкими голосами.

Темные эльфы не решались входить в Гелиополь, светлые, напротив, старались не выходить во внутренний двор и держались под защитой неприступного «забора». До слуха мерэмедэльцев доносился лай хас-каси и лабрадоров, звон колокольчиков на упряже коней. Еще чаще — звуки эльфийских песен, круживших в печальных мелодиях лютен.

Горячие клубы дыма подымались в расшитое звездными узорами небо.

Так продолжалось два дня.

… Всю ночь Сирилл изучал карты и планы подземных тоннелей, прорытых под мостовыми, площадями и дворцами Гелиополя, потому как хотел как можно лучше организовать оборону, о которой его просил лучший друг Габриэл. Но на рассвете его одолела усталость.

Он спустился во внутренний двор и вошел в высокий добротный дом с арочным проемом, занавешенным немерским бархатом — негласный военный штаб опального эльфийского войска. В овальной комнате двадцать на тридцать шагов располагались круглый стол, несколько стульев, застывший холодом камин, старинная мягкая мебель и стеллажи с грудами пергаментов и свитков, покрытых плесенью и пылью.

Сирилл снял плащ и сел за стол. Воспоминания о доме нахлынули неожиданно. По его расчетам — корпус легкой кавалерии командора Маркуса уже должен был прибыть в Мерэмедэль, обезвредить «псов» Его Величества и взять под защиту Фреллу и Свена, а так же Селену и двух ее малышей. Только бы не сорвалось, закусил он припухшую губу.

Ход его мыслей прервал шелест занавески. В дверях мялся мальчишка в замызганной бесцветной одежде с длинными оборванными рукавами. По пепельным волосам плелись змейки багровых огней и казались оттенка заката. В первый миг командор не узнал его, но стоило ему заговорить, как тот час вспомнил голос — это тот самый ученик чародея, которого Габриэл спас в Эбертрейле от гнева (еще тогда) принца Брегона.

— Вы друг Учителя? — Спросил светлый, поглядывая на Сирилла. Пальцы вцепились в косяк, точно тот мог защитить его от всей скверны этого мира.

— Учителя? — В первый миг командор не понял, но через секунду рассмеялся — Габриэл не изменил приверженности Трем Законам и остался истинным шерлом Его Величества даже будучи в изгнании. — Да, я его друг.

Эридан, смущенный внезапным смехом, развернулся и хотел уходить в разгорающееся утро, но Сирилл окликнул:

— Постой. Так ты его ученик?

Тот огрызнулся:

— Был. До того, как он предал нас, бросив на растерзание этим…

Но во время прикусил язык, заметив на лице командора странную тень печали.

— Твое сердце возликует, если я скажу, что все это принесло ему лишь страдания и горе?

Юноша непонимающе захлопал пепельными ресницами.

— А, неважно, — надсадно выдохнул Сирилл и уткнулся в какие-то схемы и чертежи.

Наступила неловкая пауза.

— Мы думали, между темными не бывает дружбы, — пожал плечом светлый юнец; уходить он передумал.

И войдя, пригрелся у переносного очага, обливавшего каменные стены золотыми и гранатовыми пятнами. На тлеющих углях лежали подогревались пшеничные лепешки, рядом на столике лежало холодное мясо и мягкий сыр.

— Голоден? — Поинтересовался Сирилл. — Ешь.

Эридан откусил от хрустящей лепешки и спросил:

— Что это?

Подробная карта города предков, — темный не поднял головы. — Город разделен на четыре равных квадрата. Северный аллион. Южный. Западный и Восточный. В центре Королевская Площадь и Золотой Дворец. Есть здесь Зимняя и Летняя Резиденции Лагоринора, а еще четыре величественных Дворца. Скорее всего, они принадлежали четырем братьям — Повелителям Стихий. Гелиополь очень стар. Улицы захламлены. Большинство башен и крепостей разрушены. Продолжительной осады он не выдержит. Внешние стены рассыпаются на глазах. Внутренние — прочнее, но и их надолго не хватит. — Сирилл выложил поверх первого чертежа еще один, больше похожий на набросок. — Что меня радует, так это крайне разветвленная сеть подземелий. Мои бойцы обследовали только треть, но даже этого достаточно, чтобы понять, наши славные предки очень часто ими пользовались. — Командор ткнул пальцем в черный узор. — Возможно, это сыграет нам на руку. Как только начнется атака, всех мирных спустим под землю, вот сюда, в районе Башни Тысячи Лун.

Юнец поглядел на схему подземных штолен и прошептал:

— Вас правда прислал Габриэл?

— Лорд главнокомандующий просил вызволить вас и удерживать город до победы.

Эридан всхлипнул и прикрыл глаза. Воспоминание об Учителе полоснуло его сердце лезвием бритвы.

— Почему?

Сирилл поднял голову:

— Что почему?

— Почему он так поступил?

Командор замялся:

— Спросишь у него сам. Когда он вернется.

Эридан распахнул глаза. Тлеющие угли бросали на потолок его длинную, густую тень.

— А он может не вернуться?

Друг Габриэла отрывисто пожал плечами, в черном хвосте отлились алые сполохи, по шевронам, нашитым на узкие рукава, легли полосы света. Заметив на лице мальчишки испуг, он попросил:

— Назови имя.

— Эридан, — буркнул тот.

— А твоего друга?

— Лекс.

— Он маг? — Темный эльф подпер подбородок.

— Он был ученик мага. — Эридан открыл глаза и судорожно вздохнул. — Управлять огнем — это все, чему его успели обучить.

— Как он сейчас?

— В лазарете на вашем корабле. Запретная магия забрала его силы. Жизнь едва в нем теплится, — грустно молвил Эридан. Серебристые локоны вовремя скрыли побежавшие слезы.

Сирилл хмыкнул:

— Вы практикуете магию первых эльфийских королей? В Эр-Морвэне она строжайше запрещена. Нам не позволены даже руны.

Эридан удивленно раскрыл рот.

— Король Дагоберт Четвертый Пепельный запретил их в Эпоху Алого Восхода. Хочешь знать почему?

Тот кивнул.

— Однажды, возвращаясь из Сиварского королевства, Его Величество заночевал в Дэлея Арор, где столкнулся со старой вещуньей из Черноземья. Она предложила разложить руны за один золотой пейс. Дагоберт не был суеверным правителем, наш народ вообще не суеверен, — вставил он пояснение, — и согласился. Она предсказала ему скорую гибель от руки темного эльфа из самых низов. Король, конечно, не поверил, обвинив ведьму и ее ремесло — обманом, призванным дурачить умы. По возвращении в столицу, он сразу же запретил руны. Однако, через три года ему пришлось признать правоту вещуньи.

В восточной провинции Эдель'Митто вспыхнуло восстание рудокопов. Не желая нагнетать обстановку, а на тот момент мы вели две войны: с гномами Аскья Ладо за Кремниевые Шахты и с феррцами за возможность выхода к Великому Караванному Пути с юга, Дагоберт отправился туда лично. Он хотел усмирить восставших не мечом, а словом. Не вышло. Один из рудокопов нанес ему смертельную рану. Король прожил еще несколько недель и умер. Он, э… — командор осторожно пояснил: — был дедом нынешнего короля.

При упоминании о Брегоне — Эридана передернуло. Перед глазами мальчишки тот час встали закопченные своды пыточных камер в багровых пятнах, в лицо ударила раскаленная струя жара подземных печей, по хребту скользнул холодок металлических щипцов, применяемых во время истязаний, запястья и лодыжки свело кольцами кандалов.

— Тебе дурно? — Эридан так побледнел, что Сирилл забеспокоился.

Юнец замотал головой.

— Нет.

Занавесь из немерского бархата колыхнулась и в покои вошел высокий стройный эльф. Его вытянутое лицо перетягивала серебристая повязка, скрывая один глаз. На мгновенье он напомнил Эридану лорда Остина. Та же степенная удаль и манеры, красивая подтянутая фигура и спокойный, глубокий голос.

— Шерл Сирилл, — обратился вошедший.

— Командор Дминар?

Эридан не сводил зеленых глаз с двух темных сородичей из благородных родов. Они были родичами Габриэла, но отчего-то, казались, совсем на него не похожи. Юноша поймал себя на мысли, что в золоте дня Учителя вообще было не отличить от дитя Рассвета. Если бы не его волосы цвета вороного крыла.

— Вам стоит взглянуть, — Дминар быстро вышел.

Друг Габриэла выскочил из-за стола, бросая на ходу:

— Идешь?

… Сирилл взбежал по узенькой крепостной лестнице и остановился у парапета. Эридан поспешил за ними, стараясь не обращать внимания на гвалт и лязг, гулявший по переполненному гарнизону. Наверху их дожидался еще один темный эльф. Сирилл обратился к нему «командор Бесмер».

— Вон, — Бесмер махнул рукой за стену, в сторону горизонта. — Около трехсот-трехсот пятидесяти миль на восток.

Эридан застыл у зубца и прищурил глаза — в полутьме разгоравшегося утра его зоркость сильно уступала темным сородичам. Но все же кое-что он рассмотрел. К северу лежали густые туманы; воздух там был холоден, зима сурова, а вечно печальное небо сыпало дождем и снегами. На юг тянулись нагорья в сосновом бору, дальше расстилались пологие склоны в сплошном ковре душистых трав, переходящие в подножия Великих Горных Хребтов. От подножия Восточной Стены простиралось огромное маковое поле.

А на горизонте переливалось оранжевое облако, объятое сполохами и пыльными смерчами. Присмотревшись, юнец понял — оно, подсвеченное летними лучами, стелилось по земле в подобии движения.

Внезапно из-за гребня выглянуло солнце и темные эльфы мгновенно развернулись и теперь глядели во внутренний двор на гарнизон и второе кольцо стен; кожаные, поскрипывающие перчатки торопливо оправляли капюшоны бархатных плащей, накинутых на головы. Только Эридан продолжал смотреть на восход и терялся в догадках — на что он глядит.

— Балрады? — Мрачно спросил Сирилл.

Бесмер кивнул. Именно так он и думал.

— А кто это? — Удивился Эридан.

— Пепел и Огонь. Смерть, заключенная в стальную броню, — сурово пояснил Дминар.

— Если так — дело паршиво, — выдохнул Сирилл. — Надо знать точно. Направьте конный разъезд к Унг Галлур.

* * *

— Осторожней, эти древние полы могут обвалиться в любой момент, — предостерег Люка, придерживая Левеандила за плечо. На груди юного эльфа блеснул кулон с аметистом — дар его возлюбленной Глэсс.

За ним легонько ступал Рамендил — у горла паренька мигал подарок леди Эмми: роскошная брошь из рубина.

— Все вместе, — обратился Янтарный Огонь к друзьям, когда они остановились у запертых створ на огромных петлях.

Тяжелая дверь распахнулась, открывая просторное помещение. Андреа Шелковый Голос коснулся губ и что-то прошептал — они вошли в тронный зал первых эльфийских королей.

Стены и колонны, поддерживающие крышу, сияли толстым слоем пыли, сквозь которую почти невозможно было прочесть древние надписи и рассмотреть богатую резьбу в позолоте. Пол был выложен разноцветными плитами и складывался в древний герб Лагоринора: семиконечная звезда в центре сияющего солнца. У дальней стены на возвышении сверкало золотое кресло с высокой спинкой и подлокотниками в драгоценных камнях.

— Трон Верховного короля, — прошептал Элла Звездное Пламя. — Мы его нашли.

… Эридан вернулся в Гелиополь перед полуднем. Он вошел через Третьи ворота и пошел мимо небольшого сквера с беседками и рядком ажурных скамеечек; свернул в широкий переулок, засыпанный каменной крошкой и осколками стекла (недавний бой королевских «псов» и верных воинов Габриэла дополнил разрушающийся город парой штрихов беспорядка) и далее взял на север — к площади Зимнего Рассвета. Над головой вздымался лес воздушного серебра и сверкающего хрусталя эльфийских башен, теремов, чертогов, палат, крепостей, замков.

Юноша спустился на ярус ниже и вывернул к высокому поместью, когда-то принадлежавшему одному из знатных лордов, приближенных Лагоринора. Несмотря на столетия упадка, роскошь трехэтажного строения захватывала дух: множество портиков, резных и слуховых окошек, повсюду лепные украшения; по бокам башенки, облитые серебром. Прекраснее он видел, пожалуй, только на Родине (которую ему пришлось покинуть).

Минув сплетение соединительных арок, он вышел на широкую, пустынную улицу, мощенную белым камнем. Его слуха коснулись отдаленные голоса. С каждым шагом, они становились отчетливее, музыка — громче, собачий лай — пронзительней. Повеяло дымом костров и пряными травами целебных настоек.

Вдоль дороги тянулись жилые кварталы, перемешанные с прекрасными храмами в белых узорах, тут и там проскальзывали пагоды с крышами в выцветшей круглой черепице. Вдали виднелись башни с колокольнями.

Как только Эридан вернулся лагерь, разбитый под сенью массивной Башни Солнца, на него налетел Хегельдер.

— Властелин над Облаками! Где тебя носило?

Эльфы, рассыпавшиеся у костров, обернулись. Большинство беженцев во главе с валларро Агроэллом укрылись в добротных домиках, на улицах же остались сменные отряды часовых под командованием Хегельдера, Колибора и Люки. Эридан удивился: а где, кстати, Янтарный Огонь? Обведя лагерь глазами, он понял, что кроме эбертрейльца отсутствовали его отважный ученик Элла, золотокосые братья и Мьямер с Андреа.

— Они ушли осмотреть Королевскую Площадь и Золотой Дворец, — объяснил советник и вновь прорычал чересчур резким для солнечного эльфа тембром: — Где ты пропадал?

Несмотря на своевременную помощь, оказанную темными эльфами, ни Хегельдер, ни мудрые валларро по-прежнему им не доверяли. А, что если это очередная ловушка Брегона? — справедливо опасались они и, возможно, были правы.

Эридан чуть сморщился — расскажи он о своем визите в штаб исчадий, Могучий Ясень, наверняка, устроит ему нагоняй.

— Я был у Лекса.

Молодой советник сдвинул золотистые брови, суровая красота его лица не смягчилась. Не верит? Сбоку, у костра сидел Эстрадир и боролся с ветром, перебиравшим седой шелк его прядей. Лекарь смахнул с лица упрямый локон и прервал затянувшееся молчание:

— Как мальчик?

Эридан пожал плечом:

— Без изменений.

И снова встретил взгляд Хегельдера.

— Больше не уходи надолго, — настоял тот и отошел к башне с большой смотровой площадкой и серебристой крышей-шатром. Там толпились три высоких воина с луками и клинками в кожаных ножнах за плечами. Изогнутые дуги рассыпали слезы солнца, оперенье смертоносных стрел блестело лунным серебром, по рукоятям стекали водопады света. Советник Аннориена всерьез ожидал от темных сородичей очередного подвоха и, судя по всему, был готов дать отпор в случае необходимости.

Эридан покачал головой и подсел к ближайшему костру. Стянув сапоги, он вздохнул и отсутствующим взором уставился в танцующее пламя. Солнце уже достигло зенита и заливало площадь и прилегающие улицы, занятые кострами эльфийских часовых. Он чувствовал себя потерянным и одиноким. Если бы Арианна была рядом, отчаяние и муки предстоящего сражения со злом темноэльфийского короля, что он нес, куда бы ни ступала его треклятая нога, не так терзали храброе сердечко пепельноволосого юнца. Но сестра затерялась за границами мира Теней, а вместе с ней Остин, Мардред и Габриэл. Даже Лекс, впавший в тяжелое забытье, бросил его одного.

Эстрадир зачерпнул чашечкой эльфийский навар и протянул.

— Выпей. И не спорь.

В маслянистой жидкости отразилось солнце, а когда над чашей склонился мальчишка — его опустошенные глаза и пепельные брови. Теплый ароматный пар ласково обтек по лицу. Ладони согрело разгоряченным фарфором в лазурных цветах. Он осушил чашу и протянул Эстрадиру.

— Спасибо.

Лекарь улыбнулся.

Слева, на привязи, хрустели орехами и сушеными фруктами величественные кони. Сбоку играла эльфийская дудочка. Под эту мелодию Эридан устроился у костра и закрыл глаза. Он сосредоточился на мерном биении сердца и мысленно попросил дар предвидения приоткрыть ему завесу на дороге снов. Он страстно хотел утолить печали неведения и молил богов перенести его к сестре или хотя бы Учителю, но…

Тьма окутала его мягким бархатным покрывалом.

… Бурлящие потоки заливали рот, глаза и уши. Водный круговорот крутил и вертел, выбрасывал на поверхность и снова утягивал на дно, в ледяную тягучую бездну. Он чувствовал себя пылинкой, закрученной в смертельный водоворот, ощущал песчинкой, вскинутой приливной волной и утянутой в морскую пучину. Вокруг грохотало, ревело, гудело, сыпались пенные брызги, в звездном серебре искрились ревущие струи — лишь спустя несколько минут борьбы со стихией, он понял, что летел по кипящей глади водопада в глубокую, озерную котловину.

Сильный удар о поверхность и густая синяя полумгла сомкнулась над головой. Пришлось вложить в руки и ноги все силы, чтобы выскользнуть из хватких объятий водных духов и поплыть к крутому росчерку бережка. Левый бок страшно саднило. Обернувшись, он понял, что ранен — на сияющей глади расплывался кровавый узор. Клацнули клыки. Из глотки вырвался хриплый стон.

Не эльф, понял Эридан. Он не эльф. Даже не двуногий.

Берег стремительно приближался. Вода, обтекала покрытое шерстью тело. Через несколько тяжелых минут его вытолкнуло на камни. Мягкие подушечки лап больно заколола галька и острый песок. Встряхнувшись облаком воздушной пыли, он доковылял до блестящего камня и привалился к нему спиной. Острый слух уловил феерию ночных звуков: в траве стрекотали кузнечики, в скалистых нишах скреблись когти летучих мышей, в вышине порхали крылья ночных птиц, на высоком каменном гребне звенело железо и текли высокие, злобные голоса. Он навострил уши, втянул сырой воздух с привкусом металла и ароматом собственной крови.

Это были темные эльфы. Все жестокие воины. Среди них его госпожа и ее друг. А еще этот гадкий изгнанник, обманом заманивший их в эту ловушку. Их уводят на громадины, парящие по облакам. Послышались шумы взметающихся в звезды судов. Он опоздал, не защитил хозяйку. Он — серо-серебристый, как предзакатная луна волк-альбинос, хэллай Арианны.

Его глаза светились зеленоватым огнем, под лапами звонко хрустели сухие ветки. Рваные раны еще причиняли сильную боль, но уже не отнимали скорости и внимательности, как в первые часы после спасения из Скверных Водопадов Тэль-Фосс. Впереди, в серебре лунного света лежала узкая долина, по югу струился полноводный ручей, за ним лежала лавовая пустошь в снеге тумана. Запад раздирали клыки мглистых горных хребтов, оседавших коварными низинами и хищными ущельями в пропастях.

Призрак остановился и принюхался. Он преследовал темных эльфов несколько дней, четко чуя след Арианны, но некоторое время назад след пропал, будто ее накрыл купол незримости. Справа блеснул призрачный огонек. Над землей провизжал яростный порыв. Северный горизонт зачернило. В трещину бурлящего сумрака просочилась ярчайшая вспышка — лунный луч на секунду осеребрил снежные макушки Аред Вендела и вновь потемнело. С севера надвигалась гроза.

Падая от усталости, волк присмотрел в поросли низкорослого ельника каменную пещеру, вздымавшуюся над землей раскрытой морской раковиной и, взобравшись в тень сумеречного убежища, обвернулся хвостом и уснул. Очень скоро снаружи заколотился дождь.

Холодный и бледный рассвет еще занимался, когда хэллай почувствовал под боком теплый посапывающий комочек. Алые, как огонь гномьих печей глаза распахнулись, нос шевельнулся. Рядом спала молодая волчица. Клыки свирепого зверя обнажились, из подушечек выскользнули стальные когти-убийцы, на хребте зашевелилась черная полоска меха. Вдохнув свежесть летнего тепла, он осознал — волчица не причинит ему вреда; судя по всему, эта пещера была ее маленьким секретным укрытием.

Хэллай уронил морду на лапы, как вдруг протяжный волчий вой пронесся над сенью светлеющего мира и отозвался в его сердце болью. Лютый вскочил, вскидывая уши; его густая, слипшаяся в кровавые колтуны шерсть, вспыхнула как сталь отполированных доспехов. Беспокойный вой летел с Далекого Запада — из царства страданий и слепой тьмы, что эльфы называли Ночной Страной. Он нес послание об одиноком сумеречном храбреце, заступившем путь Теням Запада и расплатившимся за это собственной жизнью.

* * *

Блеклые звезды плавали в дымке светлеющих небес. Изломы Эндов, терявшиеся в льде облаков, темнели тучами на горизонте. В Полусветной Долине метался клочковатый туман. На севере ревели морские валы, катающиеся по сонным берегам. На юге розовыми шапками алели величественные вершины Сапфировых гор. В кустах напевал королек.

Юный Лиам, сын Дарго подышал на посиневшие руки и потер усталые глаза. Заступив на пост перед закатом, он простоял в сторожевой вышке южной Угловой Башни целую ночь. Устав тянуть спину по струнке смирно, темный эльф прислонил ножны к стальным перилам и сел в тени крыши-шатра. Уже несколько дней его донимали слова шерла Сирилла, брошенные тем невзначай.

«Вольно, старшина. Ты больше не в королевской армии. Здесь все равны, будь он маршал или боец».

А что, если командор прав? Что если, они и впрямь равны и нет больше господина и низкородного слуги, нет повелителя и подчиняющегося? Какая разница, где был рожден эльф — в захудалой кузнечной мастерской низших кварталов или в блеске жемчужных палат с полами из руды олова? Когда-то все они были единым народом. Лиам бросил взгляд на башенки Гелиополя цвета лунных огней. В его душе вспыхнула искра смятения и чего-то нового, возможно, светлой и чистой надежды — когда-то они были едины даже с народом Рассвета, так почему бы не попытаться начать все с начала?

Ветер оцарапал когтем и принес далекое конское ржание. Лиам вскочил и, шевеля ушами, уставился в рассветное море тумана. Боярышник, ромашка и тимьян полегли подобно роте павших солдат и в прорехах малахитовых волн блеснули две светлые тени. Старшина прищурился — два жеребца шли легкой рысью. Их шелковистые бока блестели жемчужным перламутром, гривы и хвосты сливались водопадами, золоченые уздечки мигали огнями Эльтинийских маяков. В седле каждого держался всадник в плаще; за ними парило облако зимнего вихря.

Лиам вызвонил тревогу. Через минуту рядом возникли Сирилл и Дминар.

— Что такое, старшина?

Лиам махнул в сторону Полусветной Долины:

— Всадники, шерл Сирилл.

Две тени, перемахнув через ручей, пропали в гуще жемчужного пара, а через мгновенье прорвали завесу рассветного серебра и очутились в нескольких сотнях ярдов от внешнего кольца стен.

Напряженность Сирилла сменилась покоем, зоркие глаза расслабились.

— Порядок, Лиам. Это — свои. — И перевалившись через перила, крикнул воротным часовым: — Откройте ворота!

… Ладони закололо от боли. Арианна вздрогнула и поняла, что впивается ногтями в их нежную кожу. Медленно расслабив кулаки, она прикрыла глаза, чтобы не выдать нахлынувшей скорби. Как бы ни сопротивлялось ее сердце, Габриэл давно стал ей не безразличен. К горлу подступил комок, безутешное сердце кричало — его путь окончен, их — обречен.

— Все же ушел, — тяжело сглотнул Сирилл.

Его взор бессмысленно блуждал по лиловым теням, зачехлившим углы военного штаба, а руки неистово стискивали и разжимали рукоять в золотой оковке.

— Из тьмы Ночной Страны не возвращаются. — В ясных глазах Бесмера дрожали отблески гнева и недоумения. Он перевел взор с Арианны на Остина и растерянно потер лоб.

Девушка прикрыла бледное лицо широченным рукавом. Раскатившийся халлийский шелк в узорной набивке плавно полег на яркие огоньки васильков, оплетавших прогнившие напольные плиты.

— Мы одни, — подвел Остин и подбросил в тлеющий очаг обрывок ивовой коры; в свете вспыхнувшего пламени закраснели бляхи на серебряных перевязях и скудная, ветхая утварь вокруг.

Эльфийка и владетель Ательстанда коротко рассказали обо всем, что случилось после их встречи с Ноэлом Песнь Скорби (опустив, правда, подробности о короне Верховного короля), а после добавили, что сердобольный эльф дал им по жеребцу и указал кратчайшее направление к Гелиополю. Где-то у сторожевой заставы Унг Дэрад их нагнал выжившийЛютый. Через день они достигли города предков.

Снаружи послышались высокие, светлые голоса. Поступь Детей Рассвета невесома и легка, как течение волн Великого Моря или шепот изумрудных листьев Белого Леса — услышать ее мог только другой эльф, будь он солнечный, лесной или высокогорный (что до поступи Детей Сумерек, ее не улавливали даже светлые сородичи). Бархатистая занавесь в кайме мягкой бронзы отдернулась. Вместе с утренним ветром в штабной полумрак втекла сияющая река светлых голов.

Сирилл, Бесмер и Дминар напряженно переглянулись. Вперед вышел красивый статный эльф и поклонился. Золотистые локоны соструились с прямой спины и коснулись полов. Выпрямившись, он величаво заговорил:

— Мое имя Хегельдер Могучий Ясень. Я привел свой народ в Гелиополь в надежде защитить от ужасов Верхнего Мира. Но он настиг нас даже в доме наших царственных предков. Мы знаем — сюда приближается наемное войско короля Брегона. Знаем, — и хотя его голос звучал ровно и спокойно на этих словах он дрогнул, — что господин Габриэл пожертвовал собой, переступив границу сумрака, дабы Тени Запада не пробудились. — Он помолчал, смяв длинный рукав верхнего полукафтанья цвета предгрозовых облаков. — Поскольку солнце еще не окунулось во тьму, а Алые Хребты каждое утро опаляет рассветный огонь, смею предположить, что юный воин преуспел в этом безнадежном деле, отдав за это… — Хегельдер вдруг запнулся и качнул головой. Когда он снова заговорил, то повел речь об ином. — Ряды ваших войск уже пополнили некоторые эбертрейльские лучники. — Он кивнул за спину. — Мы пришли присоединиться.

Секунду Сирилл молчал, а после чинно сложил руки по швам и поклонился с прямой спиной.

— Добро пожаловать.

— Расступитесь! Дайте пройти! — Звонкий, заливистый крик пронзил унылую штабную серость.

Арианна распахнула глаза — в зареве огней обрисовался бледный, осунувшийся Эридан в мятых полукафтанье и брюках.

— Брат мой, — прошептала она, когда юноша упал в ее объятия.

— Я цел, сестра, — заверил он и слабо улыбнулся.

Оглядевшись и не заметив Габриэла, он нахмурился. А считав скорбь утраты в зелени сестринских глаз, ему поплохело.

Как он мог! Зачем нас бросил? вскричало сердце юного эльфа, и он едва не застонал. Тогда, у подножий Драконовых гор, засыпая на холодном камне сторожевого Оргол Дола, он видел вещий сон, где Габриэл и мрак слились — как воин и клинок в запале боя, но не смог его растолковать. Теперь он понял — то был знак, подсказка: Теням Запада было суждено украсть жизнь храброго сына Бриэлона. Так и случилось.

Стиснув зубы, Эридан взял себя в руки и выцедил:

— Так это правда? Его больше нет?

Штаб затянуло отчаянием и долгим молчанием.

Глубоко вздохнув, Сирилл поднял руку.

— Мои друзья и помощники, отсрочим скорбь. Впереди — битва. Подкреплений ждать неоткуда. А расклад дел не в нашу пользу.

Командор подошел к столу, забросанному обрывками шелковых карт и чертежей. Конечно, они были не чета творениям королевского картографа Адобэ Молчаливого, но выбирать не приходилось.

— Итак, что мы имеем, — он замолчал, прикидывая, как бы распорядился расстановкой сил Габриэл будь сейчас рядом. Лорд главнокомандующий не раз разбивал врага малым числом и в гораздо худших позициях, нежели та, какую они имели сейчас, и Сириллу страшно не хватало его мудрого совета. Новые светлые союзники сомкнули ряды вокруг стола, когда он ткнул пальцем в ажурное плетение, изображавшее внешнее кольцо. — Нам повезло. Гелиополь имеет хорошую фортификацию стен и внутригородскую архитектуру. Лорд Хегельдер, возьмете на себя внутреннюю безопасность?

— Что от меня требуется?

— Превратите кварталы в хорошо укрепленные очаги обороны и создайте непроходимые заслоны. В случае прорыва внешнего кольца и вторжения во внутреннее — пусть враг завязнет в переулках и на площадях.

— Сделаю, — кивнул королевский советник.

Ноготь Сирилла потек по волнистой линии:

— Смотрите. Внешняя стена опоясывает город двойным кольцом. А с севера, вдоль морского побережья — одинарным.

— Вряд ли противник пойдет на штурм со стороны Великого Моря, — Дминар кивнул на карту, — на узком клочке суши в двадцать ярдов особо не развернуться, — и улыбнулся, — к тому же весь берег засыпан обломками старых кораблей. Старая Лучезарная Пристань уже сама по себе — лабиринт с препятствиями.

— Вы правы, не пойдет, — согласился Сирилл. — Пехотный корпус Брегона ударит сюда — в Западную Стену и Закатные Ворота. — Холеный эльфийский палец, отсвечивающий лунным светом, переместился на южную линию, — конники, скорее всего, обойдут город с юга и вломятся в Южную Стену. — Темный эльф сморщил лицо, — проблема в том, что кладка в этой части самая уязвимая. Парящие Ворота едва держатся на петлях. Несколько манипуляций с тараном и они падут.

— Заложим ворота валунами, — пропел высокий сопрано Андреа.

— Уже, господин менестрель, — вздохнул Сирилл с печалью. — Это отстрочит падение ворот на один-два дня. А дальше?

— Хватит, чтобы задействовать корпус тяжелой кавалерии и ударить им в тыл, — осклабился Бесмер из рода Гэфтэл'о'Франэв. — Брегон ждет от нас обороны, а не наступления.

— То есть? — Прищурился Мьямер.

Матовый ноготь командора ткнул в дугу Парящих Ворот:

— Используем уловку цвергского командующего Сальватта Стремительного, описанную Террой Грамматиком в Хронике «Сто Великих Побед Эпохи Темного Рассвета». — И Бесмер напомнил: — Войско цвергов насчитывало в два раза меньше солдат, чем войско низких троллей, осаждавшее их столицу. Зная, что третьего штурма крепостная стена не стерпит, Сальватт пошел на хитрость. Он вывел конников за ограду, привлекая внимание врага. Низкие тролли подняли по тревоге всю свою кавалерию и бросились в погоню. Цверги заманил их в скалистое ущелье Гор Жизни, где засевшие в засаде полки спустили на противника камнепад.

— Вокруг нас сплошные холмы и долины, — заметил Люка Янтарный Огонь. Он хоть и служил при Аннориене простым командиром разведывательного отряда, но в тактике боя разбирался прекрасно. — Воробьиные Скалы в полсотне миль к востоку, Сапфировые горы еще дальше — в трехстах к юго-западу. Предлагаете прогнать королевскую гвардию исчадий через полравнины?

Командующий конной кавалерии пропустил «исчадия» мимо ушей, и ответил:

— Предлагаю отвлекающий маневр, Дитя Рассвета. Не ваш ли прославленный Аннориен Золотое Солнце поступил так же во время войны с Зарагом Колосожателем за право владеть Белым Лесом? — Он сделал паузу и нашептал: — Демоны с горящими крыльями. Ложное наступление. — А криво улыбнувшись (похоже, темные эльфы только так и умели улыбаться), пожал плечом: — Я читал «Битву Миров» Эдвина Мудрого. В Эр-Морвэне все его читают.

Повисло молчание — светлые эльфы были удивлены. Исчадия ночи изучают историю Детей Рассвета?

— Габриэл бы одобрил, — кивнул Сирилл спустя минуту. Он прекрасно понял намек соратника «отвлеки и бей, куда не ждут».

— Он так и поступал, — заверил Бесмер. — Вспомните битву у Бен-Нави.

Его губы оживились, черные глаза вспыхнули огнем былого торжества. Разве можно забыть славную победу, благодаря которой Эр-Морвэн завладел сотнями акров аллеурских пустынь, полных земляного масла и горючих камней.

— Или осаду шар-рахрийского Аллуима, — Согласился Дминар, удовлетворенно скрипнув кожей перчаток. — Славный маневр тогда придумал лорд главнокомандующий.

Высокий, светлый голосок нарушил благоговейные воспоминания темных.

— Мы служили в королевской коннице Эбертрейла и можем помочь.

В красноватом свете возникли две высокие тени с волосами цвета золота. Левеандил поклонился и длинный полукафтаний рукав в звездных искрах плавно лег на пыльный пол.

— Я, Левеандил Око Бури. Мой брат — Рамендил Эндермеран.

Бесмер оценивающе оглядел парней и поинтересовался:

— Опытные конники?

— Н-не очень, господин, — Рамендил величественно разогнулся. На плечах юнца сверкали две косы, у горла блестела золотая брошь с рубином в виде сердца. Подарок любимой.

— Как долго служили?

— Около года.

— Ладно, — хмыкнул он и неожиданно решил: — Назначаю вас своими заместителем и первым помощником. Пойдете со мной в авангарде.

Сирилл потер шрам. Лунное зарево его лица поблекло.

— У нас чуть больше шести сотен конников. Не больше пяти сотен лучников. Тысяча пехотинцев-защитников. Нет камнеметов, арбалетов и прочего важного снаряжения и воинского обмундирования. И это еще не все плохие вести. Несколько часов назад из Унг Галлур вернулся конный разъезд. С востока приближается войско балрадов.

Дети Рассвета пришли в замешательство — юные, чистые лица замутнило тенями тревоги и неизвестности. И только прекрасная Арианна и смелый Остин глубоко опечалились, уже ведая, кто есть Пепел и Огонь во плоти. Белоснежный хэллай, дремавший у ног девушки, ощерился, обнажая клыки. Сухожилия его предплечий, изодранные стальными зубьями этого ужаса в Грим Фодур, все еще саднили и причиняли страдания. Он не забыл тварей, рожденных в ущельях Беллийских гор, и жаждал отомстить.

— Что это такое? — Элла Звездное Пламя тряхнул подросшими волосами цвета бронзовых колосьев и Сирилл быстро разъяснил.

Светлые эльфы впали в уныние. Огненных демонов из-за границ закатных сумерек им хотелось встретить здесь меньше всего.

— …и вот, пока мы будем сдерживать лобовой натиск и удерживать фланги, нам в тыл ударят чудовища из огня, — безрадостно закончил он.

Стало тихо. Воительница подняла руку и мелодично сказала:

— Легион монстров не коснется стен города.

— Сестра, — испуганно шепнул Эридан, хватая ее запястье.

— Не тревожься, брат, — вымученно улыбнулась Арианна; на бледных эльфийских щеках девушки блестели влажные дорожки, над верхней губой посверкивали бриллиантовые росинки слез. — Я буду не одна.

Лютый вскочил, издав угрожающий рык. Пушистый хвост ударил в пол, взметая пыль.

— Я вас прикрою, — тихо сказал Остин, не поднимая темневшего от горя лица.

На этой ноте эльфы закончили.

Глава 20. Возмездие

Победи себя и ты победишь тысячи битв

(Будда)

Для эффективной обороны Гелиополя внешние стены поделили на четыре участка. За самый сложный — Западный, отвечали корпус легкой пехоты Эр-Морэвна под командованием шерла Сирилла и контингент лучников Белой Гвардии Эбертрейла под началом лорда Люки.

На защиту правого фланга — от побережья до Морозных Ворот и вплоть до Восточной Угловой Башни, встал отряд мечников из числа добровольцев-эминэлэмцев под руководством Дминара, сына Лендеэла и Мьямера, стража Ательстанда. Здесь же установили небесный корабль «Самшит» на случай прорыва.

По Южной стене рассыпались войска «сводного отряда» из темных эльфов-провинциалов под управлением командора Бесмера и несколько десятков мечников-эбертрейльцев и их лесных сородичей из разоренных поселений под клинком советника Хегельдера Могучий Ясень; дальше по стене встало Высшие Войско королевских шерлов (всего двадцать восемь воинов).

Корпус мерэмедэльской тяжелой кавалерии, отданный в ведение юных королевских гвардейцев Левеандила и Рамендила, укрылся в гарнизоне в ожидании отмашки — атаковать.

Тыловую Восточную Стену и Рассветные Ворота оставили леди Арианне, ее брату Эридану и лорду Остину Орлиный Глаз. В отличие от прочих защитников им предстояло схлестнуться с убийцами не из крови и плоти, а с демонической сутью забытого прошлого, что была возрождена алчностью гоблинских сердец.

Армия Брегона была на подступах — с полудня западный горизонт воскурился непроницаемой пылью, подсвеченной вспышками яростных огней и холодными воплями королевских горнов, а уже к вечеру заметались первые тени.

… Факел горел неровно, вспыхивая красноватым пламенем. Волны, с грохотом бившиеся о каменистый берег, казались недобрым шепотом ведьм. В лазурном небе парили юркие точки — к месту кровавой бойни прилетели падальщики.

Сирилл прохаживался по стене, прикрывая кожу от закатных лучей, и не сводил глаз с горизонта. Полусветная Долина, пересеченная ручьями, рощицами и коварными оврагами, выглядела пустынной и мирной, как тенистые равнины Арвы Антре. Лишь изредка ветер доносил обрывки голосов, горловые крики, бряцающее эхо доспехов, слитный топот конских копыт.

Командор остановился около Надвратной Башни, скрашенной ажурной часовенкой. В сторожевой вышке тихо переговаривались дозорные, бряцали чешуйчатые кольчуги. Над Угловыми Башнями развивались знамена. Черные глаза мазнули по благородным геральдическим символам древних родов. На черном бархате серебрились вышитые слияние месяца и луны — герб Подземного королевства, рядом — на древке колыхалось эбертрейльское крылатое солнце. Дальше шептался стяг павшего Эмин Элема — град в кайме сияющих звезд, возле него — летняя флейта Агроэлла и прочие стяги валларро. Замыкал прекрасный ряд — парящий журавль лорда Колибора.

— Уже близко, — сказал Люка, сидевший на парапете. На нем сверкала кольчуга, на голове — потертый шлем. Заплечные ножны переливались оковкой из золота.

Сирилл запахнул полы и остановился. Элла, жадно глядевший в облачную взвесь, растекавшуюся по долине, подтвердил:

— Меньше мили.

Возле, в нетерпении топтались мерэмедэльские пехотинцы в адамантовых доспехах; лучники Лесного города, напротив, припали к стенам и удивляли молчаливым спокойствием. Их руки в бурых перчатках лежали на зубцах, пластинчатые шлемы мигали белыми искрами, на цельнометаллических латах вспыхивало «солнце с крыльями».

Мигнула яркая звезда и вечер разорвался пронзительным воем. Пел рог врага. Сирилл встрепенулся. В тот же миг с колоколен в сторожевых вышках полились частые, тяжелые удары.

— Началось, — прошипел он, откидывая капюшон.

Жалящее солнце рухнуло за край заката, и теперь народу Сумерек более не было нужды опасаться смертельных ожогов, проедавших их бледную, восковую кожу так же, как алхимическая кислота гранит и камень.

Пехотинцы, бряцая металлом, метнулись на позиции. Эбертрейльцы величаво потянулись к лукам из прочной альхенской древесины.

Элла выбросил руку:

— Там!

Пыльная завеса расступилась и они увидели слепящую полосу быстро надвигающегося огня.

— Королевская конница, — пояснил Сирилл.

Железная река ползла в свете разгорающихся звезд: стройно шагали обученные кохейланы, звенела позолоченная упряжь, на всадниках же сверкали чеканные пластины.

За кавалерией темных эльфов, ощетинившись копьями, тряслась черная масса наемников-аллеурцев; над их головами реяли черно-желтые пятиугольные знамена с семью широкими развевающимися лентами.

Следом перла пехота.

Передовой отряд сплошь темнел легионами черных и зеленых гоблинов. Тут перемешались наемники из Беллийских гор и твари Харисумма, присланные Неххо Гадким. Их бесчисленные стяги пестрели вышивками Коршунов, Грифов, Филинов, Беркутов, хариссумцев же — двумя перехлестнутыми серпами.

Левый фланг составляли копейщики Ажинабада и Диких Степей. Правый — орки фаруханцы и ирчи Прибрежных Гаваней. Замыкали пехотные ряды гермерроские гладиаторы. В ржавых шлемах и низкокачественных доспехах мелькали сотни разожженных факелов. По траве волочились шипованные дубины или простые бревна, обшитые прочной сталью.

Подошедшие на стену Бесмер и Дминар хмыкнули. Десятитысячное войско Брегона уменьшилось на половину. Похоже, пребывание в Ночной Стране не пошло наемникам впрок. А, может, их до дрожи испугали Тени Запада и они, невзирая на щедрую награду, обещанную королем, бежали, позабыв обо всех воинских обязанностях? Не суть. Пять тысяч осаждающих намного лучше десяти.

Однако, радовались эльфы не долго.

Прорезав облака, в Полусветную Долину стали спускаться небесные корабли. Флагманский «Фантом» и шесть боевых сопровождающих ладей. По стене пронесся возглас отчаяния. Против такой силы не устоять.

Зная гордыню Его Величества, Сирилл успокоил:

— Брегон прибережет волшебные суда на конец. Город Солнца нужен ему в целости и сохранности. Он пришел повелевать не руинами.

По мосткам кто-то приближался. Отвлекшись от долины, эльфы обернулись.

— Эллион? — Воскликнул Элла от неожиданности.

Люка нахмурился:

— Что ты здесь делаешь?

Под факелом, чадившим кудрявой струйкой, стоял первый лучник Эбертрейла. Он был бледен и тощ, а взгляд строгих, выцветших глаз пронизывал насквозь — но смотрел не на соратников, а на близившееся войско врага. Медленно скинув лук и тяжело на него оперевшись, Эллион пошатнулся от касания встречных ветров и перевел взор на друзей. Золотые волосы, лежавшие на наплечниках в золотых набивках, колыхнулись.

— Вернитесь в лазарет, — посоветовал Дминар. — Вам нужен отдых.

— Наотдыхался, — слабый голос лучника едва достиг острого слуха сородичей. — Я с вами.

Загрохотала барабанная дробь. Топот и лязг стал оглушающе невыносим. Рев тысяч каленых глоток заглушил грозное дыхание Великого Моря и треск всех факелов.

Сирилл закрыл глаза, воззвав о помощи к Иссиль, а после понял — если бы Габриэл был рядом, он чувствовал бы себя уверенней и легче. Будучи шерлом Его Величества и командором Эр-Морвэна он провел немало боев на открытых территориях, но все это — с подачи лорда главнокомандующего, его хваткого ума стратега и аналитика. Юный маршал продумывал каждую мелочь и следил за каждой деталью, а на случай беды всегда приберегал запасной план, а то и два.

Сейчас такого плана не имелось.

Стиснув зубы, Сирилл принял шлем из рук оруженосца и процедил:

— Приготовиться.

* * *

Пролился эльфийский рог, загудели абидебские барабаны, взметнулись серебристые замена — сигнал к атаке. Брегон выпустил в бой передовой отряд гоблинов — легионеров.

Они тут же рассыпали войсковые порядки. Отделившаяся от них сотня, прикрывшись щитами, потянулась к побережью Великого Моря (левому флангу Гелиополя).

Вторая — стала обходить город с юга. Впереди бежал черномордый гоблин со стягом на длинном копье, гортанно вопя на хавал-мано; у его пояса болтался массивный одноручный клинок, шлем отсверкивал бутоном лунного цветка. За ним перла вереница в панцирях и кольчугах с обнаженными мечами и щитами в левой руке. Они распевали какую-то похабную песнь и обрывки их ругательств больно резали нежный эльфийских слух.

— Идут к позициям Хегельдера и Бесмера, — сказал Люка, наблюдая за «рекой» неприятеля, скрывшейся за углом Южной Башни. — Эти по наши души, — глянул он прямо перед собой.

Оставшиеся гоблины Беллийских гор и Харисумма лихо сомкнули «черепаху», залив себя щитами с набивкой черепов, и грозно ухнули.

— Лучники! — Крикнул Эллион, прицеливаясь.

Его голос затерялся в звоне близившейся «черепахи». Чуть дальше фыркали эльфийские кохейланы, да громко ржали аллеурские хадбаны. По левому флангу гремели доспехи эльфов-защитников, справа слышались накатывающие морские валы и звучные приказы командора Дминара и командира добровольцев Мьямера.

— Залп! — Крикнул Первый Лук.

Эльфийские стрелы накрыли гоблинов шатром. Несколько крайних взвизгнули и вывались из строя. Оставшиеся мгновенно сомкнули ряды с резким лязгом.

— Залп!

«Черепаха», осыпанная новым градом стрел, потеряла еще с десяток бойцов, но через минуту все же столкнулась с Закатными Воротами. Те издали жалобный стон и прогнулись.

— Не проломят, — крикнул Элла, перегнувшись через парапет и глянув на врага. Над его правым ухом свистнуло, потом чуть ниже и парнишка сдавленно вскрикнул. Схватившись за шею, он почуял горячую влагу и плавно осел под зубец. Меж пальцев хлестала кровь.

— Элла! — Кинулся Люка. — Жив?

Шею эминэлэмца оцарапало темноэльфийской гвардейской стрелой.

— На, зажми, — Янтарный Огонь протянул ему платок, а сам кинулся к бойнице, высматривая стрелявшего.

Справа мерно свистело. Эллион руководил:

— Лучники! Залп! Лучники! Залп!

Слева, в металлическом звоне и плаче колоколов, командовал Сирилл:

— Бойцы! К оружию!

Снизу летел визг дерева — гоблины пытались разбить Закатные Ворота тараном, что прикатили в центре «черепахи».

Люка увернулся от пронесшейся вражьей стрелы и высмотрел в море серебрящегося металла того самого гвардейца. Сидя в седле, он накладывал стрелу на тетиву, вздымая лук в блестящих узорах. Исчадие целился поверх зубцов — в кого-то из своих — темных эльфов, а, может, хотел прикончить воина из светлых, как знать.

— Эллион! — Крикнул Янтарный Огонь, — сними его!

И махнул в сторону гвардейца. Прилетевшая стрела укусила его нагрудник и отскочила. Люка рухнул в укрытие. Правильно — над макушкой промелькнуло еще несколько оперенных убийц.

Первый Лук искусно выхватил стрелу, набросил на жемчужную нить. Свистнуло. Люка глянул в бойницу — королевский гвардеец Брегона схватился за шею и рухнул под копыта коня.

Не успел Люка возликовать, как услышал рычанье Сирилла:

— Осадные крючья! Ползут по стенам! Атакуют Вторую и Третью башни!

Он вскочил и кинулся к корпусу легкой пехоты, вынужденно ставшему оборонительной силой Города Солнца. За ним увязались несколько светлых эльфов и раненый Элла. Звездное Пламя поспешно вытянул из ножен Блэв'Нарет (нареченный так после битвы за Ательстанд), и вслед за учителем ворвался в ожесточенную схватку с отрядом грорвов.

… Лунная ночь давно окутала Верхний Мир и высинила мечущиеся силуэты врагов. Свет белых звезд обливал тварей, копошившихся под стенами в крошеве морского побережья и останках собственных родичей. Шлемы с пучками белых перьев метались островками одичалых духов пустынь; гремели горловые вопли, трещали перекладины древних кораблей. Эти гоблины были из племени зурачей и на своем стяге несли Черного Филина.

Командор Дминар отер тыльной стороной перчатки вытянутое лицо, забрызганное кровью противника, и поправил щитовой ремень.

— Лестницы строят, — зло бросил Мьямер, опираясь на парапет. Левое оплечье воина было исполосовано острыми кинжальными бороздами, на нагруднике в узорных бляхах темнели свежие, глубокие вмятины.

Лучники из числа добровольцев поливали зурачей стрелами; гоблины, не успевая прикрыться щитами, валились, но на их место вставали новые и продолжали сколачивать корабельные балки.

— Ударим с «Самшита»! — Выкрикнул кто-то из темных эльфов.

Дминар гаркнул:

— Нельзя! Можем повредить Морозные Ворота!

Его едва расслышали. На левом фланге кипел отчаянный бой — во всю громыхал зычный глас Бесмера. Закатные Ворота сотрясало тараном гоблинов из племени, шедшего под стягом Грифа. Туда уже спешили войска «сводного отряда» и три десятка мечников-эбертрейльцев под началом Хегельдера.

Со стены метнулся ливень стрел. Зурачи шарахнулись в рассыпную. Знаменосец взревел и пал ничком — оброненное им знамя истаяло в черной маслянистой воде. Вертлявая стая белоголовых сипов, кружившая над побережьем, подняла оглушающий гвалт. Дминар прищурил глаза — один из падальщиков рухнул вниз, спланировал над распростертым легионером и, отхватив от морды изогнутым клювом мясистый кусок, взмыл обратно в звезды.

Внизу снова застучали по дереву. Послышались ругательства на ломанном кам'рэ — гоблины-зурачи обещали отрезать эльфам головы, засолить в бочки и сто лун возить в качестве трофея.

— Сволочи, — сплюнул Мьямер, сжимая пальцы.

— Ударим в их тыл, — крикнул Дминар. Он обернулся к ополченцам из Эмин Элэма. — Посеем панику, сомнем боевые… — командор хотел сказать порядки, но глянув на свалку, устроенную гоблинами у северных стен, махнул рукой, — и дожмем у стены. Лучников ко мне! Слушайте сюда.

— Готовься к вылазке! — Скомандовал Мьямер.

… Набегающие волны серебрились в зареве тающей с одного бока луны. Мерный шелест по камням — шух, шух, шух, — был на руку эльфийскому отряду, ибо скрывал их смертоносное приближение. Эминэлэмцы, ведомые Дминаром и Мьямером, перетекли в косую тень корабля, выброшенного на камни в час гуляющего шторма, и выжидающе замерли. Дминар обернулся и поднял сжатый кулак — знак ждать сигнала.

В стороне, на побережье, засыпанном горящими точками, стоял оглушительный грохот: порывы налетающего ветра доносили рявканье и хриплые вопли, стук и кольчужный лязг. Одна часть зурачей рубила шпангоуты, гулко колотя одноручными клинками, вторая проворно подтаскивали готовые лестницы к неприступным полированным стенам и Морозным Воротам Города Солнца.

Свистела плеть, летели крики гоблинского вожака:

— Шевелитесь, лентяи! Мы должны ворваться в город раньше Коршунов и Грифов, тогда добыча и пленные будут наши!

С шумным вздохом набежала черная, как смоль волна. Дминар поднял вспыхнувший в звездах клинок и указал на запад, юго-запад. Эльфийский отряд разделился в полном молчании. Два десятка поплыли за Дминаром, столько же за Мьямером. Ступали осторожно — берег был завален обломками перекладин, обрывками балок, засыпан острыми валунами и мусором; когда-то Лучезарная Пристань тянулась вдоль Великого Моря на сотню ярдов с запада на восток, теперь представляла собой бесформенную свалку в клыках и пене.

Вдали грохотали барабаны. С дальних флангов неслись звуки ожесточенных боев, где-то неподалеку стонала окованная сталь Закатных Ворот, щедро поливаемая ударами вражеского тарана. Волна откатила в море, обнажая песчаную гладь. Мьямер, промокнул влажный лоб ледяным наручем, поправил шлем и стал обходить лагерь гоблинов по правому флангу.

Те не ждали атаки, и потому, когда Дминар смял их края, а воины Мьямера вклинились в центр, пришли в замешательство. Некоторых охватил страх и они завопили:

— Демоны Праха! Это демоны Праха! Они утащат нас в подземный огонь!

Свистнула плеть. Над ночным побережьем взмыл лающий вой вожака:

— Тупицы! Бросайте бревна! Хватайте мечи! Это эльфийские лазутчики!

Гоблины падали, вставали, выхватывали мечи и снова валились под мелькающими клинками бесстрастных эльфов. Их стоны заглушал лязг кольчуг, а крики перекрывал гвалт щитов. Мелющий каменный скрежет под сапогами сменился хлюпающим кровавым месивом.

— Тесните их к стенам! — Вопил Дминар, рубя направо и лево. Его меч порхал в хищном танце победы. — К городским стенам!

… Старшина Лиам вздрогнул от пронзительного крика и, обернувшись, чуть не споткнулся. На камни оседала гоблинская тварь в изодранных доспехах — раскосые глаза, еще секунду назад горевшие неистовой жаждой эльфийской крови, помутнели. Сразивший легионера воин уже разворачивался, взмахивая клинком, дабы столкнуться с новой вражеской ратью, заключавшей его кольцом.

Лиам бросился на помощь и гоблинский вал потеснил их мимо искореженных обломков к корме старого развороченного судна, утекавшего носом в черную морскую гладь. Темные рожи скалились в злорадных улыбках, в стеклянных глазах сверкали отблики порхающих клинков, в растопыренных пастях мелькали клыки.

— Бери левый фланг, — крикнул воин, а сам вклинился в правый.

Завязалась ожесточенная рубка. От слепящих всполохов у Лиама заболели глаза. Он блокировал вражий выпад и снес чью-то голову, развернулся, чтобы покончить еще с одним, но тут его правое плечо взорвалось невыносимой болью. Одноручный меч зурача прошил его насквозь, точно нож испеченную сдобу. Гоблин довольно заурчал и вырывал сталь. Брызнул кровяной фонтан. Лиам захрипел и повалился на камни, что в лунном свете блестели опаловым огнем. Ослабевшая рука выронила клинок — еще секунда и гоблин оборвет его жизнь.

Но вдруг он пошатнулся и, издав короткий рык, завалился на бок — из шеи зурача торчала эльфийская стрела. Лиам сморгнул повисший на ресницах пот и заметил рядом воина, с которым только что бился на пару. Тот откинул меч и старшина узнал командира Мьямера.

— Ранен? — Он едва перекрикивал грохот боя и, не дожидаясь ответа, свистнул в сторону: — Андреа! Эстрадир! Помогите!

Из серебрящейся толчеи выпорхнули две гибкие тени с клинками.

— Унесите раненого, — приказал Мьямер, оправляя шлем.

Менестрель и лекарь ловко подхватили дрожащего, обессилившего старшину под руки и кинулись в темноту.

Через пять минут битва у Морозных Ворот окончилась. Воины Дминара и Мьямера оттеснили гоблинов к подножию стен, где их накрыли стрелы ополченцев. Не выжил никто. Недостроенные лестницы так и остались валяться на побережье в блеске тлеющих углей; им пели волны, ветер и луна.

… С нежного макового лепестка скатилась крупная росинка. Эридан проследил за каплей и перевел взор на поле пурпурного шелка, раскинувшегося ковром в сиянии бледных звезд. Маки чуть заметно покачивали «головами» и будто сонно перешептывались. Потом посмотрел дальше.

Вдоль южных косогоров лохматились кудрявые ивы. Их длинные тени черкали маков цвет острыми скрещенными клинками и казались пиками врагов, нацеленными на Город Солнца. По юго-востоку тянулся зубчатый хребет, весь склон которого засыпали крыши давно покинутого эльфийского селения. На севере блестела черно-синяя морская полоса; оттуда несло водорослями и тиной. За спиной ночным великаном стыл город предков — у Южных и Северных стен грохотал бой: свистели стрелы, громко звенели мечи, эльфийские командиры подбадривали воинов, разжигая в усталых сердцах искры доблести, храбрости и гнева.

Юноша закрыл глаза; вокруг боролись за свободу и будущее, а его терзала потеря. Он никак не мог поверить, что Учитель мертв. Арианна и Остин рассказали обо всем, что пережили сразу после побега с рынка троллей, но момент ухода Габриэла в Ночную Страну опустили. Им было больно вспоминать? Или Габриэл ничего им не сказал — просто взял и ушел? Скорее всего. Эридан покачал головой — какая разница, учителя-то все равно не вернуть.

Длинные пальцы коснулись его плеча. Он обернулся — Остин кивнул головой на восток.

— Смотри.

На вершине холма показался всадник на высоком кохейлане. В лунных огнях серебряная сбруя мигала чеканными бляхами, в свете звезд сиял расшитый черпак. Через мгновенье к нему присоединились еще четверо. Постояв несколько секунд на гарцующих жеребцах, они махнули кому-то за гребень и, слетев по склону берегом узкой реки, резво помчались к Рассветным Воротам.

Над оплывшими вершинами холмов взметнулся дымный смог. Он алел рассветным заревом и отдавал зловонием тысячи сгнивших тел.

— Это они. Балрады, — сказала Арианна, обнажая Элагор. Певучую легкость ее сладкого, чарующего голоса унесло вихрями войн и лишений. Ныне в нем читались лишь ненависть и готовность мстить прислужникам темного короля.

Остин элегантно выпрямился. Пальцы стиснули рукоять На-Эна. Эридан встал рядом и закинул меч на плечо — по серой стали скатился лунный луч.

Всадники галопом влетели в маковое поле и сбавили бег, лишь заметив у кромки Стального Моста три зыбких светлых силуэта.

— Кто такие? — Кринул гвардеец Брегона, придерживая коня. Вороной кохейлан захрапел, вскинул голову и едва не встал в свечку.

Из сумеречного предела решительно выступила Арианна. За ней показались ее спутники.

— Вы еще можете уйти. — Предупредила Белый Лебедь. — И балрады тоже. — Она махнула в сторону огненной лавины, стекавшей с холмов дымным чадом.

Блестящий шлем с гребнем дернулся и темный эльф разразился хриплым смехом. Веселье перекинулось его сопровождению.

— Уйти? — Заливался он гоготом. — А кто меня заставит? Ты? Или эти двое недоносков?

Остин прищурил единственный глаз, а Эридан сдвинул брови. Зря ты так грубо о нас, исчадие.

— Вас — трое, — гаркнул хохочущий «пес». Контуры его доспехов начинали гореть красным. — С нами целая армия! — Он махнул за плечо — огненный поток Пепла и Огня стремительно приближался.

Арианна плавно опустила голову и отступила на шаг.

— С нами тоже.

Неожиданно земля задрожала. В сумраке заклубился снежный туман, через секунду потрясший маковое поле яростным волчьим лаем-хрипом. Четверка всадников удивленно заозиралась.

— Засада! — Возопил гвардеец, смеявшийся громче других. — Назад! — Он вздернул поводья, разворачивая коня, и вот что увидел.

Белые тени, вылетевшие из полумрака с севера и юга, воткнулись во фланги армады балрадов. У подножия холмов завязалась схватка чудовищ. Белые клочья налетали на островки пылающего огня и ворчали, хрипели, изрыгали сотрясающие небо и землю вопли. Окутанные огнем и пеплом балрады выли, срываясь на кашель, сверкали желтыми глазищами, обнажали клыки.

— Волки-хэллаи! — Взревели темные эльфы. — Они привели ужас Черноземья!

Белый Лебедь усмехнулась. Идею натравить Призраков ведьм на Пепел и Огонь черных гоблинов подсказал Лютый; он же привел смертоносный вихрь когтей и зубов к Гелиополю меньше, чем за сутки. А сейчас вожак альбиносов сражался вместе со своей стаей против демонов, воскрешенных из древних могил извращенной магией гоблинских племен.

— Убить их! — Вскричал гвардеец. Кохейлан вертелся под ним волчком. — Убить светлых эльфов!

Солдаты короля обнажили клинки.

Кони сорвались вперед.

Первый взял левее и двинул на Остина. Не приметив в цветах коварный овраг, он поддал в бока, но в следующий миг копыто его скакуна подломилось и всадник с лязгом вылетел из седла. Через секунду На-Эн отделил его голову от тела.

Второй, размахивая длинным двуручным клинком, направил конягу к Эридану и грохот его приближения на секунду забил рев, дерущих друг другу глотки балрадов и хэллаев. Юнец не дрогнул (еще несколько месяцев назад он бы лишился от ужаса чувств; сегодня встречал противника с высокого поднятой головой). Уроки лорда Габриэла принесли свои плоды — разожженная учителем искра бесстрашия в сердцах неопытных учеников, теперь полыхала там неистовым пламенем.

Вспомнив пару приемов бэл-эли, Эридан предпринял ложный маневр отклонения влево, а сам поднырнул под коня. Всадник замешкался, потеряв противника под стременем. Выпорхнувший из-под крупа клинок, подрезал подпругу — исчадие рухнул на землю и получил мгновенный удар в горло.

Третий и четвертый бросились к Арианне. Запел Элагор. Взблеснули пепельные локоны. Через секунду враги лежали у ног девушки. В тот же миг Остин отбросил меч и, сорвав с плеча лук, подстрелил последнего гвардейца. Вздрогнув, он завалился на конскую шею, а после с лязгом исчез в траве.

… Битва хэллаев и балрадов длилась десять минут. Призраки ведьм одержали победу. Пепел и Огонь угас навсегда. Над маковым полем снова воцарился покой.

* * *

Лекарь Эстрадир склонил голову и прошептал:

— Да приведут тебя Белые Духи в Арву Антре.

И остекленевшие глаза старшины, глядевшие в ясную синеву, были закрыты тонкими золотистыми пальцами. Несмотря на все усилия и суету, Лиам, сын Дарго скончался от потери крови.

Эстрадир накрыл паренька его же плащом и отвернулся.

— Еще один, — тихо сказал Эллион.

Он сидел, опираясь на бурый от крови и копоти лук, и слегка покачивался от усталости. Перед глазами лучника по-прежнему мелькали уродливые рожи мертвых гоблинов, лежащие на широких галереях стен. А после всплывали прекрасные эльфийские лица темных и светлых эльфов, что пали прошлой ночью в сиянии звезд и звоне стали.

— Четвертый за час, — вздохнул Хегельдер и привалился к торцу военного штаба.

И хотя защитники Гелиополя понимали — потери королевской пехоты были несоизмеримы с теми, которые понесли они сами (передовой отряд Брегона был полностью истреблен, а у них погибло всего семнадцать бойцов, и все благодаря чудодейственной броне из адаманта), все же для них это было безумно! много.

Плыл терпкий запах зверобоя, подорожника, брусники, тысячелистника; бурлил котелок. Справа застонал раненный в шею и бедро Элла. Аинуллинэ стиснула его руку и звонко позвала:

— Леди Бель, помогите!

Гнома, бинтовавшая чью-то рассеченную голень, передала целебные повязки юным Эмми и Глэсс:

— Заканчивайте здесь. — И потопала к Весенней Капели. — Иду, леди Аинуллинэ.

Слева, за стенами гарнизонных построек слышался высокий голос жены Колибора — леди Миэль.

— Фенара, принеси еще воды! Скорее! Вы! Укладывайте раненных сюда!

Мимо прошагали воины с носилками. Через минуту еще двое в другом направлении — и тоже с раненным.

Светило полуденное солнце. Темные эльфы укрылись от палящих лучей под крышами укреплений и зданий, их светлые сородичи остались у костров. Кто был не ранен — заступили в дозоры.

За внешним кольцом грохотали сапоги, лязгали доспехи и щиты. Злобно ругаясь, наемники разбирали наваленные у подножий курганы из тел черных и зеленых гоблинов. Обезумевшие дикари под стягами Коршуна, Грифа и Беркута бросались на Закатные и Парящие Ворота бушующими океанскими волнами и громоздились у кладок несметными полчищами саранчи и только милостью Всевидящего не прорвали вчера внешнюю оборону Гелиополя.

— Как закончат, снова пойдут на штурм, — мрачно заметил Остин Орлиный Глаз и сплюнул. — Кто там остался? Степняки. Ирчи. Гермероссцы.

Он подпирал арочный проем, украшенный серебром и драгоценными камнями, опустив руки на навершие меча. Левее, у пылающего костра томились Арианна и ее смертельно уставший младший брат. На коленях девушки лежала массивная волчья голова. Уши торчком, глаза налиты зарей, лунная шерсть слиплась от крови и испятнала грязью светлые одежды эльфийки. Сам Лютый тихо поскуливал и подергивал задними лапами, изодранными стальными клыками балрадов.

— Штурм мы худо-бедно отобьем, — подал голос Дминар, не покинувший городских улиц даже с рассветом. — Есть другая проблема. Брегон не любит ждать. Еще день неудач и он задействует небесные корабли.

Командор оправил капюшон и плавно перетек в тень, отброшенную величественной башней, горевшей золотом и серебром. То же проделали шерл Сирилл и граф Бесмер.

— Полторы тысячи защитников против семи волшебных громадин? — Воскликнул Люка и поправился, — это в лучшем случае — полторы. Еще немного и нас обескровят. Ряды наших войск редеют, — тяжело признал он и тряхнул головой. Несколько капель крови рухнули в горящее пламя и угли зашкворчали.

— Волшебными их делают Камни Эреба, — задумался Бесмер. На бледном, с синеватым отливом лице полыхнули черные глаза истинного исчадия. — Без камней это просто корабли. Бесполезная груда дерева и металла.

— Вы предлагали хитрость, — вспомнил Андреа. Осторожно переступая через раненных, укрытых плащами, он подошел к костру и опустил на плиты мех со свежей водой.

— Абсолютно верно, господин менестрель, — зловеще улыбнулся Бесмер.

И пусть темные эльфы ныне встали на сторону света, в душе они остались хладнокровными, расчетливыми воинами с кусками камня вместо сердец. И мыслили не менее прагматично и твердо.

— В сумерках предпримем вылазку, — постановил командор и глянул на Дминара и Сирилла. Те дернули тонкими синеватыми губами в подобии одобрительной улыбки и кивнули.

— На вылазку? — Звонко воскликнул Левеандил Око Бури. Его золоченная голова взмыла поверх серо-бурого гарнизона, засыпанного оранжевыми огоньками.

— Наконец, — поддержал старшего юный Рамендил.

В этот момент пропел эльфийский королевский рог. Воздух встряхнул бой барабанов. Эльфы встрепенулись, вскакивая у костров. На стенах заметались дозорные. Колокола залились звонким плачем. Остин, как в воду глядел — Брегон не стал ждать и отдал новый приказ штурмовать.

— Предпримем, если продержимся, — угрюмо процедил Хегельдер, накрывая волосы шлемом с эмблемой крылатого солнца. — Занять позиции!

… Стены и Угловые башни Гелиополя поливало градом орочьих и ирчьих стрел.

Закатные Ворота стонали и изгибались под ударами исполинских таранов ажинабадцев и степняков.

Галереи и переходы забрасывало камнями и крупными бревнами, что летели из мощных рук гладиаторов-гермероссцев.

— Лестницы! Лестницы у Восточной Башни! Мечников ко мне!

— Они роют под стены! Лучников! Лучников сюда!

Вдоль стен рассыпались изящные эльфийские воины. Дружно взлетали луки, слитно ложились стрелы.

— Залп!

Шшух.

— Залп!

Шшух.

— Парящие Ворота слетают с петель! Навались!

Удар и визг металла.

— Держать!

Удар и визг металла.

— Держать!

Вдали грохотали барабаны. В стане королевских сил метались полотнища — Брегон отсылал к стенам все новые и новые полки наемников.

— Залп!

Шшух.

Удар и визг металла.

— Держать!

… Стрела просвистела в дюйме от уха Эридана и он прижался к стене. Вокруг кипел ожесточенный бой. Справа резались шерлы и заскочившие на галереи ажинабадцы. Слева солнечные и лесные эльфы оттесняли к краям прущий вал орков Диких Степей.

Мальчишка взмыл над парапетом. Вся Полусветная Долина, морское побережье и дальние холмы были засыпаны палатками врагов и реяли разноцветными стягами. Провыл рог. От дальних шатров отделилось очередное подкрепление.

Заметив сверкающую волну неприятеля, он вздрогнул. Земли предков дрожали под топотом их железных подошв. В чешуйках панцирей блистали солнечные блики. Шепот волн Великого Моря пропал в лязге несокрушимых щитов. Воздух плавился от бесчисленных шлемов, текущих алыми огнями под ярким солнцем июня. Копий было больше, чем звезд на небе, щитов — чем капель в море.

Брегон отослал всю свою пехоту, оставив при себе лишь три сотни гвардейцев и аллеурскую конницу, коей под стенами было не развернуться.

— Этих приберег на сладкое, — понял Эридан и бросил взор на свалку металла, огня и дерева, копошащуюся у подножия стен.

Там сверкали мириады когтей, клыков и лысых голов. Одни выискивали слабые места, трещины и поломки; другие, под навесом щитов выбивали Закатные Ворота; третьи метали осадные крючья; четвертые карабкались по лестницам и вспрыгивали на галереи.

Мальчишку радовало хотя бы то, что Брегон не решился использовать зажигательные смеси (как во время штурма Эбертрейла), потому как боялся нанести городу серьезный ущерб. А, впрочем, какая к демонам, радость.

— Злой рок! Нам не выстоять! — Крикнул в отчаянии кто-то из эминэлэмцев за секунду до того, как изогнутая сабля степняка отсекла ему голову.

Брызнула кровь, легкое эльфийское тело перевалилось через парапет и сорвалось в металлические волны, бившиеся о стены в неистовой ярости. Степняк издал гортанный рык и сразу же кинулся к Эридану. Тот не растерялся, ненависть наполнила его дыханием рассвета; он сжал рукоять и рухнул убийце под ноги. Степнякспоткнулся, завалился и получил удар в оголившуюся шею.

Эридан подскочил.

Отовсюду выдвигались лестницы врага. По перекладинам в оглушающем рыке и скрежете карабкались ажинабадцы и зеленокожие ирчи. Бессчетное воинство.

Прямо перед ним взмыла уродливая морда с совиными глазами. Около мальчишки выросла тень — блеснуло серебро и степняк с яростным визгом покатился вниз. Тенью оказался Сирилл. Он тут же крикнул:

— Сзади!

Там взбирался зловонный гигант Прибрежных Гаваней. В лапе ирча горел зазубренный меч. Мгновенье и он полетел обратно с рассеченным шлемом и проломленной головой. Эридан опустил оружие.

Сирилл хлопнул его по плечу рукой в кожаной перчатке:

— Так держать!

И растворился в кипени беспощадной сечи.

… Кошмарный штурм Гелиополя продолжался до заката. Трижды Брегон посылал герольдов с предложением «покориться и сложить оружие». И трижды получал отказ.

Светлые и темные союзники стояли насмерть, ибо сдача города предков была для них неприемлемым бесчестьем. Они поклялись защищать его до последней капли крови и не пустить на трон самонадеянного самозванца, обманом захватившего власть в Эр-Морвэне и возомнившего себя вторым Лагоринором ал'Эбен Блистающим. Они были готовы погибнуть на развалинах твердыни, возведенной величайшими праотцами, только бы не позволить диким наемникам ворваться внутрь и осквернить ее дворцы и храмы. Они проявили беспринципное мужество и отвагу — и вырвали этот день у короля.

В пронзительном вое бессилия и злобы войско Его Величества отступило ни с чем.

* * *

В темноте узкой улицы, ведущей к тайному ходу, было не протолкнуться. Вооруженные конники заполнили ее еще с заходом солнца. Всего шесть сотен бойцов и несколько командиров. Предстояло налететь на спящий аллеурский лагерь, вставший на той стороне реки, выманить их на открытую территорию и навязать бой. А если повезет — утащить за собой и королевских гвардейцев Брегона, тем самым оставив его шатер без должной охраны. Если повезет.

Густые тучи расползлись и небо подмигнуло синими звездами. С вечера морской горизонт затянуло мглою, к ночи пошел дождь.

Левеандил вместе с младшим братом, командором Бесмером и Хегельдером находился в авангарде. Он обернулся и поморщился — ветер смел с соседней крыши россыпь капель и швырнул ему прямо в лицо. Заместитель кавалерии встряхнулся и факел в его руке дрогнул, стрельнув кипящим фонтаном. Где-то там, во тьме июньской полуночи засадные отряды Люки, Дминара и Мьямера (что покинули Гелиополь еще засветло) уже, наверное, подходят к первым вражеским палаткам и злобным часовым.

Левеандил развернулся в седле и нервно сжал мокрые поводья. Таявшая с одного бока луна мигнула на севере. Звезды потухли, снова посыпались капли. Шумно бухнулись о берег неспокойные волны — предстояла долгая ночь.

— Тушить огни, — скомандовал Бесмер.

— Открыть ворота, — приказал Сирилл.

Ржавые петли дрогнули и створки распахнулись с тяжелым стоном.

— Выступаем!

Сборная кавалерия Гелиополя ровным строем поспешила в жуткую темноту — навстречу заточенным копьям, голодные до крови глоткам, раскосым глазам и сверкающим аллеурским мечам.

… Через четверть часа всадники перешли на рысь. Под копытами гулко чавкало. Бряцали нагрудники и пластины, заливавшие конские морды и бока. Дождь хлестал по лицу, барабанил по шлемам и щитам.

Впереди блеснула гладь извилистой реки. Южная оконечность Полусветной Долины перетекла в полянку и потянулась вдоль русла. Кони ускорили бег. Тишина таяла в лае и гомоне приближавшегося лагеря. Очень скоро замигали тысячи ярких огней, рассыпанных по холмам, низинам и каменистому побережью. На дальнем гребне скалистого утеса чернели мрачные громады — то покоились воздушные королевские суда.

— Готовься! — Проревел Бесмер.

Неподалеку взвизгнул часовой. Видно, заметил эльфийскую кавалерию. Тут же затарахтел абидебский барабан. В лагере степняков началось смятение. Полуголые орки выскакивали из палаток и прыгали в грубые седла гнедых хадбанов. В зареве дрожащих костров их мощные, величественные жеребцы казались тенями чистого мрака, вынырнувшими из Последних Врат Арвы Антре.

— Натасэ арасэр! — Гаркнула глотка сбоку от Левеандила. По мокрой траве прошуршали копыта, закаленные знойными песками Ашаранской пустыни.

Солнечный эльф заметил блеск и отклонился. Над плечом эльфа просвистело копье. Степняк зарычал по-собачьи, и выхватил саблю. Левеандил обнажил клинок и они скрестили оружие.

Меж тем кавалерия Бесмера влетела в аллеурскую конницу и навязала бой.

Всадники рубились, тыкали копьями, выбивали из седел круглыми массивными щитами. Гремело, выло, фыркало, грохотало и лязгало. Нудно выбивал ритм барабан.

Со стороны эльфийских шатров зловеще завыл рог. Гвардейцы Брегона заметили рубку и пришли аллеурцам на помощь. В воздухе засвистело.

— Щиты! — Выкрикнули из окружения Бесмера.

Выброшенная «защита» схлопотала ливень темноэльфийских стрел. Аллеурцы завопили, некоторые исчезли в траве — их жилистые, скользкие от пота и крови тела дрожали оперенными древками. Хрипевшие хадбаны, выбрасывая убитых наездников, срывались прочь.

— Сомкнуть ряды! Сомкнуть ряды! — Орал Бесмер, используя секундную передышку.

Он метался меж рядов в блеске кольчужного серебра, а широкий бархатный плащ летал за ним облаком из черноты. За ним неотступно следовали два всадника. Первый — Рамендил, второй знаменосец, что сжимал черное эр-морвэнское знамя, расшитое серебром и драгоценными камнями.

— Сомкнуть ряды!

Левеандил, наконец-то, распоров орка-аллеурца, развернул коня и привстал на стременах. В его больших глазах заблестели огоньки сотен костров — сеча теперь кипела на левом крыле. А в центре в тусклой луне сверкали маковки палаток неприятеля, но там было спокойно.

Пропел рог Гелиополя.

— Отступаем! Отступаем!

Эльфийские конники резво бросились в дождливую темноту. Аллеурцы и подоспевшие на вороных кохейланах гвардейцы короля острым клином бросились вдогонку и Полусветная Долина задрожала. Воздух пропитали яростный визг орков-степняков, грохот адамантовых доспехов темных эльфов, треск ломающих сучьев и гул конских копыт.

Левеандил ударил по бокам, срываясь в галоп. Справа шумно хлопали изодранные пологи опрокинутых палаток. Слева обугливались пятиугольные знамена Аллеура. Сзади, в полной темноте таились эльфийские шатры господ и командующих. Под копытами хрустели доспехи, мечи, обломки лат, чьи-то тела и обрубки конечностей; взблескивали сбруи погибших лошадей.

Когда юный эбертрейлец перемахнул реку вброд и вылетел к поляне, Бесмер и Рамендил разворачивали конницу по широкой дуге, огибая пологий холм, поросший белыми ромашками.

Клин наступающих всадников-степняков бряцнул, сомкнул ряды и ускорился.

Бесмер (на серо-черном кохейлане) вырвался чуть вперед. За ним «вынырнул» Рамендил. Взметнулись древние стяги, венчанные золотыми и серебряными лоскутками. Блеснули благородные клинки в кожаных перчатках темных и светлых эльфов.

Левеандил вздрогнул и на мгновенье оглох.

Конники Бесмера с невыносимым лязгом ударили преследователям в лоб, а засадный отряд Сирилла с оглушающе металлическим грохотом смял их левый фланг.

Выхватив меч, Око Бури с криком бросился в самое пекло. Хороший получился отвлекающий маневр — очень хороший.

… Переливающийся теплым светом кристалл взлетел и плавно упал на узкую золотистую ладонь лорда Люки. Он стиснул в руке добытый трофей и штаб накрыло закатом печального вечера. Разомкнул пальцы — голубоватый, зимний свет пополз по стенам и потолку. Дети Рассвета прикрыли большие, лучистые глаза широкими светлыми рукавами в вышивках и узорах. Дети Сумерек вовсе отвернулись от нестерпимого белого пламени, источаемого гранями древнего минерала.

— Камень Эреба. Точнее семь его частей, — грубовато сказал Дминар из-за плеча.

Люка открыл крышку сундука и, бросив туда осколок, шумно захлопнул. Режущий свет угас. Дминар развернулся, смаргивая. Перед глазами темного командора все еще плясали белые мушки.

— Без них корабли не взлетят. — Подытожил он, роняя руки на навершие. — Флот Его Величества обезврежен.

Эльфы — союзники облегченно выдохнули.

Все прошло, как по маслу. Пока Бесмер, Сирилл и золотокосые братья отвлекали врага навязанным боем, три малочисленных отряда по десять эльфов пробрались им в тыл и выкрали Камни Эреба.

— Еще секунда и я бы прикончил короля исчадий, — зло бросил Мьямер.

Воин сидел в дальнем углу и затягивал зубами окровавленную повязку — его левая рука и предплечье были рассечены, нижняя рубаха обратилась в лохмотья.

Дело обстояло следующим образом: когда Люка, Дминар и Мьямер ворвались в шатер Его Величества, Брегон избивал одного из своих подданных и был так увлечен, что чужаков заметил не сразу. Только отменная реакция его верных «псов» спасла владыке Эр-Морвэна жизнь и прикрыла от кинжала что метнул Мьямер в его королевскую рожу.

— Всего секунда, — негодовал Мьямер, рванув края бинта, — и все было бы кончено.

— Не все, — возразил Агроэлл Летняя Флейта.

Он держался у полок, присыпанных пылью, и время от времени обводил глазами союзников.

— Неугасимая Звезда по-прежнему у него, — напомнил он. — Слышали угрозы пленных гвардейцев и того, м… командора Дориана? Колдуны Брегона с минуты на минуту вскроют сундук, преподнесенный ему у Скверных Водопадов Тэль-Фосс. — Его голос затвердел, резанув стеклом. — Против судьбы не устоять. Гелиополь падет в любом случае.

Эльфы с ужасом прислушались к словам мудрого валларро. В запале битв и сражений, они напрочь позабыли о всемогущей короне Первого эльфийского короля, бесчестно захваченной проклятым сыном Теобальда где-то на полпути от Мертвых гор к Ночной Стране.

Но тут штаб наполнил мягкий, мелодичный голос:

— Не в этот раз.

Перворожденные обернулись. Через маленькое оконце лился утренний свет, от чего красивое серебристое лицо Остина лучилось светом.

— Не в этот раз, — повторил он. И впервые за много скорбных дней улыбнулся. — Брегона ждет большое разочарование.

* * *

Сине-фиолетовые стебли люпинов в треть эльфийского роста с жалобным стоном ломались под эльфийскими сапогами. Всюду мелькали озлобленные гвардейцы, прикрытые бархатными плащами; слева выли раненные наемники и пронзительно ржали кони.

Не внимая ни крикам, ни стонам, Гелеган, сын Хебейла из рода Черных Соколов сгорбившись и сжавший, как старец из древних сказок, спешил в алый с серебром шатер Его Величества, сверкавший на холме в рассветных лучах. Злые глаза герцога блуждали по огромному лагерю, разворошенному ночной вылазкой гелиопольской кавалерии, а тонкие сухие губы шептали проклятья.

Над ухом визгливо зарычали — темный эльф дернулся и отскочил. Хрустя влажным клевером, пробежали двое орков-степняков с носилками — заметив Гелегана, один из них сверкнул злобными, ненавидящими глазками.

Из боковой палатки выскочил гладиатор-гермероссец и что-то поспешно запихнул за пазуху. Он бросился к чужому хадбану, вскочил в седло и бросился на запад. Выскочивший следом орк-аллеурец с окровавленной повязкой на голове, заверещал на всеобщем:

— Держите вора! Он стащил у меня золотое кольцо и сапоги!

В южной части лагеря поднялся вой. Несколько степняков вскочили в позолоченные седла и поспешили за вором вопящей «тучей».

Гелеган поморщился и сильнее натянул капюшон — жемчужные волосы щекотнули шею. Как он устал от грубости невеж и варваров, собранных в «великое» войско короля. Как измучился их тупостью, неотесанностью и дикостью.

Под ногами шуршало. От сладкой свежести пышных трав першило в горле. Кто бы мог подумать! Обласканные королевским почетом командоры Бесмер и Дминар переметнулись на сторону Детей Рассвета. Туда же умчались командор Маркус и шерл Сирилл, прихватив отборную кавалерию и эр-морвэнскую пехоту. А ему досталось командование этим тупоголовым сборищем дикарей!

О близкий берег шлепнулись волны. По спинам зубастых гребней потекли розовые реки рассвета. Солнечные лучи прорвали сгущенный туман и одели вершины запада и юга в одежды охры и золота. Дождливые облака уносило на север.

Гулко встрепенулось черное с лунным блеском знамя. Гелеган распахнул глаза — перед носом хлопнули алые пологи королевского шатра и стража у входа с лязгом отступила.

Приоткрыв тканевую занавеску, вновь назначенный главнокомандующий переступил порог и тут же столкнулся с выбегающей на улицу тенью. Всхлипнув женским голосом, она обернулась посмотреть — не упал ли господин и, убедившись, что нет, бросилась дальше — голые восковые ступни захрустели по траве, из-под капюшона блеснули черные локоны.

Гелеган недовольно дернул бровями и вошел.

Полумгла королевского шатра не смутила исчадие ночи. Задымленные тканевые стены подпирали шесты, и тлеющие в центре угли окрашивали их сумеречным багрянцем. У противоположной стены в богато отделанном кресле сидел полуголый, растрепанный Брегон. Черные волосы лежали на плечах и мускулистой груди; босые ступни мяли высокий, мягкий ворс пестрого ковра (судя по вычурным узорам полудиких демонов и богов, он был доставлен из самого Маракиша); расслабленная рука сжимала серебряный кубок с ароматным вином. У подножия кресла валялось несколько пустых бутылей.

— Ваше Величество, — Гелеган сложил руки по швам и чинно поклонился.

Брегон вяло поднял голову и сморщился. Сверкание колец, серег и браслетов старого герцога резануло по глазам.

Оставаясь в поклоне, тот спросил:

— Чем могу служить?

Брегон отбросил кубок с вином — по серебру ковра потекла кровавая лужа, закинул руку на перила и бросил:

— Я жду объяснений.

Гелеган напрягся, потому как знал, что король в бешенстве. И было от чего.

Мало того, что лучшая часть темноэльфийских войск дезертировала еще на подходах к Ночной Стране, а отвернувшаяся удача не позволила Его Величеству отпереть Врата Разделения Душ и подчинить своей воле Тени Запада, так после всего — эти самые «дезертиры» разбили занявшие Гелиополь королевские войска и захватили город. Но и это не все. Самым болезненным для самолюбия темного короля было то, что сборная кучка эльфийских ополченцев и перебежчиков разбила его грозное многочисленное войско, и в довершении ко всему — нагло выкрала Камни Эреба.

Не дождавшись ответа, Брегон взъярился:

— Моя армия пала, так и не взяв Гелиополь! У меня больше нет пехоты, а этой ночью я лишился кавалерии! Все из-за вашего недальновидного командования! О! — Потянул он, — будь на вашем месте Габриэл, я бы уже сидел на городском престоле, издавая первый указ! — Брегон осекся и, поняв, что упомянул имя опального шерла, зашипел: — Проклятый Габриэл!

Гелеган выпрямился и заговорил (с трудом сдерживая дрожь):

— Мой повелитель, твердыня предков великолепно укреплена. Чтобы ее взять потребуются месяцы, а, возможно, годы…

— Годы? — Проревел Брегон и вскочил. — Вы сказали годы? А может лучше Эпохи, Гелеган?!

Придворная свита в серебре и золоте едко засмеялась из глубины шатра. Громче всех хихикал старый маркиз Зэхра, сын Харата.

— Ваше Величество, даже прославленные полководцы древности иногда терпели поражения. Вспомните, к примеру, главнокомандующего Оливера, сына Таи из рода Мадайев, попавшего впросак у крепости Глоред-Дин в Год Созвездия Лебедя. Только благодаря своевременному подкреплению, подошедшему из Унг Арвет его войско…

— Довольно скулить! — Рявкнул Брегон, взмахивая рукой. Пламя костра судорожно затрепеталось и по тканевым стенам пронесся вихрь теней. — По-вашему это достойно темного эльфа?

Гелеган замолчал, прожигая взглядом наглого выскочку из рода Дракона и Змеи. Если бы не заговор против Теобальда — не сидеть бы тебе сейчас на троне, паршивый мальчишка, а влачиться в тени его любимца и приемника Габриэла, сына Бриэлона.

— Рассуждай точь-в-точь, как вы, — Брегон вскинул палец, — легендарный автор Кодекса Воина — лорд Бриан, умер бы в плену ведьм еще в первый год своего заточения. — Король шумно рухнул в кресло.

— Что это значит? — Старый эльф недоумевающе моргнул.

— Вы были обязаны подохнуть, но добыть мне ключи от города, — прошипел правитель, подаваясь вперед. — А не трястись за свою драгоценную жизнь, уважаемый лорд маршал.

— Я заверяю, что еще ничего не потеряно, — высоким, паническим голосом начал тот. По хребту скатилась капля ледяного пота. — Сегодня же я вышлю конные разъезды в Мерэмедэль с просьбой о подкреплении. Ряды пехоты мы пополним новыми наемниками. Они, — он ткнул белым пальцем в стенку шатра, имея в виду защитников Гелиополя, — могут засесть там на многие месяцы, но однажды и у них закончится вода, снадобья, продовольствие…

— Нет, — покачал головой Брегон — черные локоны соскользнули с его обнаженных предплечий. — Бесполезная возня. Все это больше не важно.

— У вас есть план? — Сглотнул Гелеган. Предчувствие неминуемой беды не покидало его с того момента, как он переступил порог королевского шатра.

Солнечные лучи просочились в дыры тканевого потолка и упали на маракишский ковер узкими копьями золота. Командующий отскочил, чтобы не получить ожог. На его руках слитно зазвенели браслеты. Сзади послышался лязг доспехов — входили гвардейцы.

— Вам это знать не обязательно, — ощерился Брегон и взмахнул бледной рукой в синих жилах.

С шелестом поползли чужие клинки. Гелеган схватился за рукоять, но вздрогнул — его внутренности взорвались огнем, а из груди вырвалось жало меча. Застонав, он дернулся; руки безвольно опустились. В глазах помутнело и вечная тьма навек поглотила злую эльфийскую душу старого герцога.

Брегон дернул плечом; пронзенного лорда поспешно выволокли наружу.

— Вина, — рявкнул он за спину.

Из пурпурного сумрака выскочил слуга с кубком в изумрудной нити и откупоренной бутылью. Плеснув терпкого напитка с ароматом гвоздики, он пал на колени и протянул королю. Брегон отпил и откинул голову на спинку. В потолочные дыры сочился яркий свет — утро плавно перетекало в день.

Его Величество долго наслаждался сладостью либерских вин, прежде чем в шатер вбежал Сэт и рухнул у королевских ступней.

— Мой повелитель, колдуны вскрыли сундук.

Брегон оживился.

Полог дернулся — в шатер вошел степенный эльф в темной мантии, расшитой символами четырех стихий. В руках он нес сундук с откинутой крышкой. Содержимое полыхало неземным светом, будто сундук был набит топазами, бриллиантами, сапфирами, турмалинами. Опустившись на колени, колдун протянул его ближе к Брегону.

— Мой король.

Тот медленно наклонился, распахивая сверкающие глаза, и его сердце забилось в предвкушении долгожданной победы. Неужели Неугасимая Звезда отныне будет принадлежит ему одному? Неужели его мечта исполнилась?

Сэт не удержался и, приподнявшись, поглядел на владыку, но заметив на бледном лице черную тень ярости, с ужасом уткнулся в ноги. Пронзительный, нездоровый крик короля выдернул его из оцепенения. Король вопил громче духов гор.

Взяв себя в руки через час, Брегон прошипел:

— Вот, значит, как? Ладно. Подготовьте арену.

* * *

— Что они задумали? — Левеандил стоял на галерее и не верил глазам.

У подножия Западной Стены копошились орки и гермероссцы. Одни уносили туши убитых, обрывки амуниции, сломанные клинки, вторые расчищали площадку для…

Рамендил наклонил голову — в шлеме сверкнул лучик заходящего солнца. На востоке расползалась синяя мгла.

— Арена? — Понял он, когда гвардейцы застелили пышные травы Полусветной Долины деревянным настом и встали вокруг, сжимая ярко горящие фонари. — Это боевая арена.

— Король исчадий сошел с ума? — Фыркнул Эллион, тяжело опираясь одним плечом на зубец.

— Вполне. — Сирилл смахнул капюшон.

Солнце село в багровые тучи и ни одна звезда не оживила горизонт — он был пуст и темен, как безнадежная тьма. Над южными хребтами восходила луна.

Полог королевского шатра дернулся (его перенесли под стены за час до заката) и в вечернюю прохладу выступил Брегон. Запел эльфийский рог Мерэмеделя.

— Призывают к вниманию, — хмыкнул Бесмер.

Прикрываясь щитом, герольд громко крикнул:

— Слушайте, укрывшиеся в Городе Солнца! Слушайте! Король говорит!

— Это не к добру, — покачал головой Хегельдер. Советник Аннориена медленно выплыл из полумрака, прислонившись к парапету.

Эльфы поспешно высыпали на западную стену, заполнили галереи, башенки, часовенки и сторожевые вышки. Брегон терпеливо ждал, лишь руки в перчатках зло мяли навершие Вутулара, да губы кривились в усмешке.

Сбоку шелестели морские волны. Разгорались яркие летние созвездия.

— Говори! — Крикнули со стены.

— Предложит мир? — Прошептал Элла с надеждой.

Король в серебряных доспехах, покрытых плащом, важно проследовал к лестнице и поднялся на наспех сколоченную арену.

— Нет, — горько вздохнул Люка, — не мир.

Поводив глазами по галереям и башенкам внешней стены, он усмехнулся. Сотни и сотни эльфийских глаз смотрели на него с неприкрытым отвращением и злостью. Всех их ждал неприятный сюрприз.

Подняв руку в звездное небо, Брегон заговорил:

— Ваша отчаянная оборона заслуживает уважения! Ваше упорство восхищает и потрясает! Ваша воля крепка! Вы отважны! Храбры! И очень глупы!

По стенам пробежался неодобрительный шепот.

— Вы решили, что разгромив наемников и украв Камни Эреба, одержите надо мной вверх? — Король расхохотался. — Вы думали, что обнаружив пустой сундук вместо Неугасимой Звезды, я сдамся и отступлю? Нет! Ваши действия унизили меня! Меня! Владыку Подземного королевства! Меня! Потомка Победителя Горного Короля! — Он замолчал, слушая ропот со стен. — Все еще не поняли, что я не прощаю оскорблений? Так пора начинать!

Брегон махнул одному из стражей. Тот сорвался в темноту. Ожидание тянулось мукой. У эльфов начинало ныть в груди — невыносимое чувство смутной тревоги холодило их души.

В гнездах трещали факелы. Хлопали разноцветные знамена. Наконец, летний мрак лязгнул цепями. Из-за палаток кого-то волочили.

— Сюда его, — приказал Брегон, топнув сапогом.

Гвардейцы протащили по ступеням обмякшее тело и бросили у ног короля.

Защитники Гелиополя снова зароптали. Руки пленника были скованны за спиной, босые ноги обвивали цепи, на голове — плотный мешок. Он не шевелился. Неужели был мертв?

— На колени. Мешок долой.

С городских стен сорвался дружный вопль. Одни зашипели, иные отвернулись, третьи не сдержали крика.

— Нет, — хрипнул Эридан, уткнувшись в плечо Арианны. Его пальцы свело как от боли.

Девушка прижала руки к вспыхнувшим щекам и не в силах смотреть, тут же зажмурилась.

Справа ошеломленно шептались. Слева сыпали бранью.

— Так он жив? — Выдохнул Остин.

Они-то считали, он давно сгинул в Ночной Стране и смирились с его потерей.

А он жив?!

— Вот он, ваш предводитель! Ваша надежда! Ваш Вестник Рассвета! Любуйтесь! — Яростно крикнув в тишину, король схватил пленника за хвост и оттянул голову, чтобы эльфы лучше рассмотрели лицо.

Защитникам Гелиополя этого не требовалось. Они и так узнали в изувеченной и истощенной тени Габриэла, сына Бриэлона. Его глаза были скрыты повязкой, стянутой узлом на затылке. По бледным, впалым щекам, обрамленным сапфировыми локонами, струилась кровь. Бескровные, пересохшие губы растрескались. На шее багровел воспаленный след от ошейника. Края рубахи расходились и на груди и предплечьях синели кровоподтеки и ссадины.

Брегон отпустил волосы и парень немедля рухнул на доски в остром лязге цепей. Видно, его сознание томилось на границе яви и забытья, и он не осознавал, где он и что с ним происходит. А, может, вовсе пребывал в тяжелом беспамятстве после побоев и пыток.

— Вы отобрали у меня корону и трон! Я убью вашего избранника у вас на глазах! Это вам мое возмездие!

Глава 21. Рассвет

Лишь побывав в темноте, узнаешь, как ярок солнечный свет

(Х. Цзычен)

Его знобило, как от порывов пронизывающего ветра. Ледяная боль сжимала сердце, перехватывала дыханье и разрывала каждую клеточку искалеченного тела. В ночном бреду чудились ожившие тени, что пытались его задушить; он срывался в бездонные колодцы, полные мрака и захлебывался в горечи мертвых вод; чуял опаляющий зной зла, затаившийся за неприступными стенами Ночной Страны, и слышал их губительный зов.

— Габриэл, вернись… Освободи нас…

Он дернулся и проснулся. Попытался пошевелить рукой — она в цепях, вторая тоже. Шевельнул головой и вздрогнул от боли — шею оцарапали заостренные шипы. Постарался открыть глаза — не смог, их стягивала тугая повязка. На щеках мокро. Слезы. Нет, липкая подстывшая кровь. Он ослеп? Ах, да…

Воспоминания пронеслись черно-белым калейдоскопом. Подгорная тропа и Ноэл Песнь Скорби. Изломы Эндов и Полуночный Путь, подсвечный тусклыми факелами. Схватка с Брегоном у Врат Разделения Душ и… Габриэл дернулся — Звездочет трижды ударил его кинжалом, перед тем, как издохнуть в том мраке, — теперь понятно, почему рубаха облепила горящую спину, а он сидит в вязкой луже собственной крови.

Воин безнадежно вздохнул — он-то надеялся, что давно на пути к Последним Вратам, а Иссиль опять вернула его в жестокий, беспощадный подлунный мир. Как он устал. Когда все это закончится.

Пахло сыростью и железом. Монотонно гудели доски. Совсем близко горланили на орочьем наречье аноттэ, топали тяжелые сапоги. Сбоку потрескивало жаркое пламя. Он в тюрьме, и скорее всего в корабельной. За бортами отчетливо хрипел свирепый голос неба, в узкие подпотолочные окна лучился слабый полуденный свет.

Преодолев жгучую волну боли, он медленно прислонился к стене и…

Раздался стон. Отчетливый, жалобный стон. Пальцы Габриэла похолодели. Он здесь не один? Левее зажурчали кандалы. И снова грустный, горький стон. А после тихий голосок забормотал на шеере — языке Либера. Возле него фавн, понял темный эльф.

Будто почуяв, что к исчадию вернулось сознание, тот перешел на всеобщий:

— У меня был дом. И дружная семья… — всхлип, лязг цепей. — С рассветом мы уходили на виноградные поля и трудились там до первых звезд. Выращивали красные и розовые сорта винограда. Готовили вино. «Сан-Гриал», «Ласточкино гнездо», «Штоф'Икем» — вот фирменные марки нашего семейства. Слышали о таких? — Печальный вздох. — Конечно, нет. Знаю, что до всем известного «Клэт де Ви» им далеко, но… — скорбное вытье, — я любил свой до-ом, свое ремесло-о. Понимаете, люби-ил…

Шерл не отвечал.

Фавн, в общем-то, не ждал. Знал, что темный слишком слаб и измучен для разговоров.

— По вечерам мы собирались у горящего камина. Попивали розовое вино и пели песни. — Сдавленный стон, шорох кандалов. — А потом нас атаковала армия Умбера Кривоносого… Они прошлись по Либеру огнем и мечом. Плодородные поля с виноградниками, изобильные леса и звонкие, вьющиеся реки обратилась в пылающие руины. Мою семью убили… — Долгий всхлип, втягивание носом. — Я сбежал, побирался. Сначала по Агре, потом попал в Зенн. Меня мучали голод и болезни. Я больше не верил в спасение. И тут меня заметил господин. — Долгое рыданье в ладони. — Он спас меня. Увез в Орх'Дуруд. Обещал заботится, а сам обманул!

Фавн уткнулся в ладони и глухо зарыдал.

Габриэл разлепил сухие губы, чтобы спросить его имя, но не хватило сил.

— Обману-ул, — повторил юный жалобщик, звонко бряцая цепями.

Темный эльф чуть слышно выдохнул. Фавн замолчал, явно прислушиваясь.

— Вы слышите меня, господин? — Забряцали кандалы. Похоже, он мотал головой, проверяя, не подслушивают ли за дверью, — вас схватили у Врат Разделения Душ. Без сознания. Меня тоже. Мы на корабле. Нас куда-то везут. Не уверен, но говорили о каком-то Городе Солнца.

Воин не двигался.

— Только не умирайте, — взмолился фавн. — Не оставляйте меня одного. Мне очень страшно…

Габриэл попытался ответить, но беспощадные сумерки опутали его истекающее кровью тело и изнывающее в агонии сознание. Под горестные мольбы сокамерника он провалился в пустоту.

… Лунный луч соскользнул на пленника, осветив затылок холодным серебром. Темный эльф вдруг хрипло вздохнул и поднял голову, слипшиеся от крови и пота волосы колыхнулись.

— Господин, — позвал Хогет.

Габриэл откинул голову, прислоняясь к склизкой стене.

— Они идут, господин.

И-за дубовой двери, крепко-накрепко запертой засовами по ту сторону, слышались тяжелые шаги. Окошко, прорезанное в дубовой двери, откинулось.

— Эй, ты!

Шерл не шелохнулся. Освещенное лунным светом лицо, залитое кровью, походило на маску, высеченную из снежного мрамора, без тени эмоций, без отблеска чувств, без признаков жизни.

Пришедшие орки перепугались, в голосе одного послышалась хриплая дрожь:

— Открывай! Его Величество нас живьем закопает, если он подохнет до поединка.

Хогет нервно сглотнул. Темный эльф был равнодушно молчалив. Лунный луч чуть сдвинулся и его сияющий облик поглотил тюремный сумрак.

— Господин, — пискнул фавн, когда дубовая дверь, окованная пластинами железа, со скрипом распахнулась и в камеру ввалились наемники из орков.

Один из них ткнул воина в бок носком сапога, обитым металлом.

— Эй, исчадие, давай, просыпайся!

— Оставьте его, — зарычал Хогет и схлопотал оплеуху.

— Не лезь!

Опрокинувшись на пол, он отполз в противоположный угол и сжался в комок. Из носа потекло. Открывшаяся на предплечье рана прыснула кровью.

Меж тем орки подхватили изгнанника под локти и рывком поставили на холодный пол. Цепи хищно зашелестели, а ошейник оцарапал шею. Он поморщился и глухо зарычал от боли.

— Пшел, — приказал солдат, когда цепи были вырваны из гнезд и перехвачены его и рукой сослуживца.

Габриэл повиновался и, пошатываясь, вышел в коридор; по холодным тюремным плитам за ним тянулся кровавый след. Хогет проводил его глазами, полными слез, и зарылся в почерневшие от грязи ладони. Он не чаял более увидеть юного эльфа из народа Сумерек. Потому как был абсолютно уверен — ему и самому осталось недолго.

… В лицо ударил сырой, спертый воздух трюмных переходов. Под ногами что-то с визгом разбегалось. Судя по запаху — откормленные стаи крыс. Звонко капала вода.

Пятерня в металлической перчатке толкнула его в спину.

— Сюда.

Габриэл через силу сдержал стон — орк задел рану, оставленную кинжалом Звездочета, — а после почувствовал, что силы на исходе. Головокружение усиливалось. Ноги едва ему повиновались, еще несколько шагов и он упадет.

— Стой.

Небольшая низкая дверь подалась с визжащим скрипом. Навстречу лязгали легкие гвардейцы в драгоценных доспехах. В руке первого рычало пламя. После потери зрения темноэльфийский слух шерла заметно обострился. Теперь он слышал шелест одежд, шипение капель смолы, свист сумеречного ветра тремя этажами выше, песни сладких трав и шелест бурных волн, а еще злобный, рычащий голос Брегона.

— Снять с него ошейник. Руки сковать за спиной. На голову — мешок. — Скомандовал тот, что держал факел. — Быстро! Его Величество не любит ждать.

Орки бросились исполнять. Вот тут силы вновь оставили темного эльфа и он потерял сознание. Из глубины могильного мрака, до него донесся окрик королевского «пса»:

— Что с ним?

— Э… подыхает, — предположил фаруханец.

— Проклятье. Вытаскивайте его наружу.

* * *

В сознание его привели разъяренные крики:

— Вот он, ваш предводитель! Ваша надежда! Ваш Вестник Рассвета! Любуйтесь!

А потом Габриэл понял, что стоит на коленях; руки обездвижены за спиной, а чья-то мертвая хватка оттягивает его голову за растрепанный хвост. Сквозь плотную повязку и сомкнутые веки пробивался расплывчатый свет звезд. Ночной ветер с ароматами соли и водорослей терзал избитые и израненные мускулы. Так значит, он под открытым небом, близ побережья, у подножия стены, залитой светом дымящихся факелов.

Сильные королевские пальцы разжались и он рухнул на полированное дерево в звоне лязгающих цепей. Тело свело судорогой.

— Вы отобрали у меня корону и трон! Я убью вашего избранника у вас на глазах! Это вам мое возмездие!

Откуда-то сверху громко зароптали и Габриэл различил знакомые голоса. Хрипловатые Сирилла, командоров Бесмера и Дминара, высокие — советника Хегельдера и Эллиона Первый Лук, тонкие Левеандила и Рамендила…

Все они были здесь. Его друзья, союзники, ученики и… Арианна. Сердце воина ужалил скорпион отчаяния. Он так и не успел сказать ей… Габриэл стиснул зубы до боли — нет, сейчас не время поддаваться чувствам, должно вернуться к истокам — стать, тем, кем он был рожден — отважным, хладнокровным воином на службе короля.

— Стража! Снять с него кандалы, — рявкнула Брегонова пасть. А после он обратился в вышину: — Я не последний мерзавец, каким вы все меня считаете! Я не стану казнить связанного и ослепленного пленника ради удовольствия! Я проявлю неслыханную милость! Я позволю умереть ему на поле боя, как благородному королевскому шерлу, которым он когда-то был, — последние слова Брегон выплюнул с ненавистью.

Стража быстро освободила Габриэла от цепей. Свобода показалась ему еще более тяжким грузом.

— Вставай, — приказным тоном бросил король. — Бейся со мной.

Тяжело оперевшись на локти, Габриэл приподнялся. Пошатнулся, но выпрямился. Даже в лохмотьях, избитый и раненый, он сохранил гордую осанку смелого и свободного господина. Обаяние юности и снежное лицо, освещенное внутренней несокрушимой силой, сделали его прекрасным и величественным воином — истинным шерлом Подземного королевства.

С высоких стен донесся слитный выдох. Кто-то звонко крикнул:

— Не сдавайтесь, учитель!

Брегона перекосило от злобы. Он рывком сорвал бархатный плащ и швырнул за пределы ярко озаренной арены. Из сверкающих ножен выпорхнул клинок с матово-черным лезвием.

— Дайте ему оружие, — приказал он.

Под ноги изгнанника швырнули клинок. Он медленно опустился и нащупал холодную сталь, укусившую задеревеневшие пальцы. Коснулся рукояти, украшенной искусной выбивкой, и узнал в нем свой безымянный меч, подарок Остина. Она легла в ладонь, как влитая. На секунду в сердце запылало украденное пламя воина, но тут же поблекло до огонька. Он потерял слишком много крови, провел в забытье слишком много часов — силы покинули его так же, как душа покидает остывшую плоть.

Только бы хватило духу на последний рывок, только бы Иссиль не подставила подножку в решающий момент.

Запел эльфийский рог — сигнал к началу поединка. Габриэл утратил способность видеть, а потому пришлось опираться исключительно на слух. Его окружала мутная темнота, полная удивительных шорохов, неясных шепотов и злобного ворчания.

Из далекого, почти забытого детства донесся слабый голос старого учителя Бениамина:

«Ты не всегда сможешь положиться на зрение и слух. Однажды насупит момент, когда тебе придется биться в полной темноте или полной тишине. Ты должен научиться слушать и слышать самого себя. Помни, самый страшный враг воина не легионы противника и не смерть от клинка на бранном поле, самый страшный враг воина — его страх и неверие в себя».

Габриэл вдохнул солоноватый воздух. Справа дышало Великое Море — опаловая гладь сверкала в лунных лучах; свистевший ветер выводил тоскливые песни; монотонно гудели фонари.

Чуть слышно лязгнул металл. Движение воздуха заставило его насторожиться. Доспехи из адаманта почти не издавали звуков, покрывая эльфийские тела подобно второй коже, но все же они не были беззвучны.

Давление воздуха усилилось, наливаясь воющим свистом. Парень ловко отклонился в сторону — перед лицом полыхнул огонь Вутулара. Через секунду взревел король — он промахнулся?! Превозмогая боль избитых мышц, изгнанник сделал выпад — безымянный клинок секанул королевскую сталь. Затлелись искры. Брегон вскрикнул и отскочил.

Потеряв опору, Габриэл покачнулся, точно от ураганного порыва, но устоял. А в следующий миг босые пятки шерла оскользнулись в крови, что хлестала из его ран на спине. Брегон воспользовался удачным стечением обстоятельств и с хриплым криком нанес удар. Описав дугу, Вутулар понесся в голову изгнанника, но был остановлен безымянным, полированным лезвием, выброшенным тем в последний момент. Пронзительно чиркнуло и Габриэла, стоявшего на одном колене, осыпал фонтан брызг.

Взбешенный король отпрянул. В бледных лучах тающей луны пластины его доспеха блестели набивным шелком. Посеревшее лицо покрывали бусины пота, черные глаза, горящие из-под налобника, всматривались в выпрямляющегося соперника. Тот поднял мертвенно-бледное лицо, перетянутое повязкой, и на сине-черных губах блеснула насмешливая улыбка. Дрожащая, изуродованная страшным шрамом, рука крепче стиснула клинок, выкованный эльфами Верхнего Мира. Сделав два легких, пружинистых шага, Габриэл атаковал.

Только бы хватило сил…

Налетевший морской ветер зашелестел высокими стеблями. С севера набежала облачная муть и заволокла луну. Яркие точки фонарей стали островками света в сгустившейся полуночной тьме.

Светлые и темные эльфы, наблюдавшие за поединком со стен, тревожно зашептались. Их колотило от напряжения. А тут еще арену затянуло мраком и силуэты бойцов пропали. Все, что они могли видеть лишь отсверки двух клинков, кусавших друг друга, да слышать дробный, ранящий звон.

Эллион сорвал с плеча лук и выхватил стрелу. Полегшая на тетиву она застыла в немом ожидании взведенных рук. Пробить доспех из адаманта невозможно — стрела лишь чиркнет королевские латы, но не убьет Брегона.

Лучник выругался сквозь зубы — он ничем не мог помочь Габриэлу. Как и все те, кто с замиранием сердца наблюдал за битвой двух врагов. Первый был закован в доспехи, сыт, обогрет и полон сил; второй — ослеп, качался от потери крови, был измучен и избит. Эллион сплюнул. Честный поединок, нечего добавить.

Рядом томились Эридан и Арианна с рассыпанными по спине волосами. Из глаз девушки катились слезы. Эллион нахмурился — на ее потемневшем от горя лице не было места надежде — так оплакивали только ушедших родителей или утраченную навеки любовь. Заметив пристальный взгляд эбертрейльца, она прикрылась рукавом и отвернулась.

По другую руку шипел Хегельдер, а темные командоры Сирилл, Бесмер и Дминар впивались глазами в томительную мглу и поводили заостренными ушами — эти видели много больше светлых сородичей и заметно волновались.

Раздался короткий сдавленный вскрик и — оборвался. Точно величественная птица промчалась над парапетом и скрылась в туманах теплого юга. Эллион жадно вгляделся перед собой. В следующий миг появилась арена, где Габриэл стоял на коленях с низко опущенной головой, зажимал рану на боку и сипло дышал. Хвост воина рассыпался и ветер свободны играл его черными, влажными прядями. Клинок лежал в трех локтях левее.

Брегон стоял прямо и срывал искореженный наруч. Дзинь. Часть доспеха упала в траву. Он поднял голову и прошипел:

— Как долго ты будешь бегать от вечности, друг? Сколько надеешься ускользать от Последних Врат? Надумал прятаться от Арвы Антре до конца времен? — Он зло усмехнулся. — На тебя жалко смотреть. Ты умираешь. Хватит сопротивляться! Уйди достойно! Как шерл короля! Поклонись мне, признай своим королем и я отпущу тебя на покой, — он милостиво махнул Вутуларом, — даю слово, Габриэл.

Парень наощупь отыскал потерянный клинок, сжал рукоять и начал подниматься. Оборванную рубаху продувал свирепый ветер побережья, шелковые лоскуты гулко хлопали по мускулам, светящимся лунным светом.

Брегон топнул с досады. Когда, черт возьми, его одолеют усталость и боль?

Изгнанник разогнул онемевшую спину и выпрямился. Он имел гордый, бесстрашный вид воина, готовившегося вознестись и предстать пред взором Иссиль. Чуть слышно его губы шепнули:

— Был только один правитель, которого я признавал. Ты его убил.

Самообладание темноэльфийского короля дало течь — он взревел, кидаясь в атаку.

Безмолвные наблюдатели вздохнули со стен. Дети Сумерек едва не стонали, ибо знали — на их глазах разворачивалось ни что иное, как битва претендентов за право владеть троном Эр-Морвэна. Детям Рассвета было невдомек, что поединок на арене — не просто схватка двух давних врагов из рода первых королей, а нечто большее. Лишь позже они узнали ее истинный смысл. А пока…

Брегон свирепо наступал, нанося легкие болезненные удары. Габриэл отбивался, передвигаясь с удивительными легкостью и проворством. Каждое его движение было полно грации и мастерства, однако ни от кого не укрылось — он на пределе своих возможностей.

Король ускорялся. Изгнанник глухо шипел, получая уколы в плечо, порезы в предплечья и руки, удары под колени и в босые ступни. Хлопавшая рубаха сбивала и оглушала его. Откатившись от противника, он рывком сорвал халлийский шелк, оставшись в одних брюках, перетянутый широким серебристым поясом. Острый звон слева сообщил ему — летит меч короля. И выбросил клинок. Раздался звон и безымянный клинок разлетелся. Все что от него осталось — рукоять с обломком лезвия. Осколки хрусталем осыпались на доски.

Брегон не медлил и кинулся подобно большой ядовитой змее. По ушам Габриэла скрежетнул шелест пенных волн и… бросок врага — он отклонил левое плечо в узорной татуировке, но запоздал. Вутулар вошел ему строго под ребра. Сумеречный воин поперхнулся воздухом и по твердым кубикам пресса потекла горячая кровь. Сердце заколотилось, выбивая предсмертный ритм. Со стен сорвался взрыв стонов, всхлипов и криков.

В лицо ударило дыханье Брегона:

— Вот и все.

Он не позволил поверженному сопернику упасть. Подхватив в раз ослабевшего «друга», король плавно опустил его на доски, опускаясь следом с торжествующей улыбкой на темных губах.

— Одна неудача — ничто, — коварно шептал он, — я найду Неугасимую Звезду. С тобой или без тебя. Я ее найду.

Брегон вырвал меч из грудины Габриэла — брызнувшая эльфийская кровь потекла по полированным доскам из альхенской древесины — и съязвил:

— Увидишь Теобальда, передай ему от меня поклон.

Хватая воздух, Габриэл приподнял сведенную судорогой левую руку и сорвал с лица повязку. Правой — нащупал на поясе короля драгоценный кинжал и с усилием разомкнул веки. Воспалившиеся, полуослепшие глаза цвета ясного неба напряженно всмотрелись в восковое лицо противника.

— Ты… видишь меня? — Пробормотал Брегон в растерянности и хотелдобавить «этого не может быть, Тени Запада ослепили тебя», но захрипел. Вместо слов из королевского рта брызнула кровавая пена.

Рука Габриэла безвольно соскользнула к земле — из шеи Его Величества торчала рукоять из белого золота, украшенная гербом дракона и змеи. Брегон содрогнулся и потянулся к кинжалу, но тот прочно засел в его тонкой, благородной шее. Черные глаза правителя затуманились — оружие, которым он совсем недавно украл жизнь своего отца, низринуло его в темноту. Медленно отклонившись, он завалился на доски грудой сверкающего серебра и затих.

С западного края донесся пронзительный вскрик. Вопил его верный слуга Сэт. Предчувствуя назревающую свару, он кинулся в темноту, вскочил в седло королевского кохейлана и умчал в темноту.

Грохнули городские ворота — из Гелиополя высыпали воины.

Одни орали:

— Прикройте маршала щитами!

Другие:

— В бой!

Со стен прыснула туча стрел. Загремели клинки и щиты. Строй Брегоновых гвардейцев сшибся с легкой пехотой Сирилла и светлыми эльфами Хегельдера.

Габриэл не слышал. Упав на арену, он узрел неземную прелесть сияющего Созвездия Льва и его сердце остановилось.

… Однажды, он уже шел этой дорогой в никуда (полгода назад — после жестокого побоища в Мертвом лесу Стих Оргул) и в тот раз ему удалось ускользнуть от забвения вечной весны Арвы Антре. В этот — вряд ли получится.

Вокруг царила мрачная тишина; темнели стены в неясных символах; в треногах безучастно мигали факелы; кое-где просвечивали мертвые стволы иссохшихся берез, под ногами сверкали скользкие плиты. На душе было невыносимо тяжело, в застывшем сердце — пустота и печаль, эхо шагов причиняло физическую муку. Наконец, впереди проступили очертания Последних Врат. Габриэл внимательнее всмотрелся в их облик и поразился невообразимой древности и величественности этих створ. За Эпохи они слиняли, потеряли краски и покрылись плотным слоем паутины. Заметная трещина, начинавшаяся у вершины, зигзагом черкала их металл и терялась в сумрачных плитах холодного пола.

Створы дрогнули и с ужасающим лязгом стали отворяться. Ослепительный свет облил эльфа горным водопадом, пьянящие ароматы цветов и трав вскружили голову. Добро пожаловать домой, Дитя Сумерек…

И вдруг окружающие очертания смазались, метнулись вдаль, а его швырнуло в бездну бесконечного сумрака, окутанного седыми пучками зловонных дымов.

Злобный женский голос произнес:

— Здравствуй, темный принц. Здравствуй, Тот, кто будет повелевать Тенями Запада.

Слепящий блеск факела резанул по глазам. Габриэл огляделся и понял, что вернулся в сон-воспоминание, обрывок которого из его сознания вырвали дурманящие кристаллы продавца грез Лавво еще на Троллевом рынке. Он вновь его переживет.

Ужасное подземелье было подобно драконьей пасти. Ему только семь. В груди от ужаса колотится сердце. Скрученные руки за спиной сжимают два крепких воина в кольчужной броне.

Он мотнул головой, сбрасывая с глаз темную прядь.

Из темноты, пропахшей кровью, вынырнула фигура, облаченная в просторный, колыхающийся саван-накидку. Алое зарево высветило ее свинцовую бледность, угловатые черты лица, пухлые глянцевые губы. Свистнул ледяной порыв — северный ветер заиграл длинными распущенными локонами, что были черней полуночи; тряхнул тяжелый подол слепящих одежд. В одной руке она сжимала обнаженный клинок, во второй мешочек из домотканого сукна, в каких обычно хранили руны.

— Мы ждали тебя, сын Бриэлона, — хрипло молвила она и распахнула жуткие глаза, поблескивавшие смолой и темным коварством.

Черноземья? Это она приветствовала его «темным принцем» чуть раньше? Похоже на то.

Забыв о страхах, мальчик выдохнул:

— Как вы узнали, что я приду?

Ведьма тряхнула мешочком — на каменный пол посыпали округлые камушки с вырезанными по гладкой поверхности палочками и черточками.

— Руны никогда не лгут.

— Ты предсказательница? — Предположил Габриэл.

— Я — Руга Мифиста. Вещунья королевы Валиенты.

— Валиенты Паучий Яд? — Прошипел мальчишка и дернулся в стальных перчатках воинов. Любой здравомыслящий житель равнины Трион знал — попасть в сети королевы ведьм или ее прислужниц — верная и мучительная смерть.

Повеяло холодком и сыростью. Красное пламя затрепетало и по стенам с потолком, затянутым коврами клыкастых сталактитов, метнулся ураган теней. Ведьма визгливо рассмеялась, подтверждая правоту ребенка.

Набравшись храбрости, он выдавил:

— Чего ты хочешь?

— Спасти от тебя мир.

Она щелкнула пальцами. Пылающее пламя за ее спиной гулко затрещало и расступилось, открывая взору четырехугольный жертвенник, высеченный из черного гранита. Он был покрыт древними заклинаниями, раскалившимся добела на черном фоне.

Габриэл недоумевающе захлопал огромными, бликующими серебром глазами. Раскаленный, металлический воздух царапал ему горло.

Голос Руги Мифисты разнесся криком голодного воронья:

— Королевства рождаются и умирают. Смертные правители сменяются, чаще чем опадают листья в Вечном Саду. Все это пустое. Все — суета. Только Тени Ночной Страны будут существовать вечно. Ты был рожден, чтобы уничтожить равнину Трион и провозгласить владычество Теней Запада. Ты станешь их полководцем и поведешь их за собой. Да, мальчик, не удивляйся. Они давным-давно отметили тебя своей дланью.

Все начнется в день смерти твоего короля. Он предложит тебе корону и власть, и ты примешь их с великой гордостью, с великой благодарностью. Но как только к тебе обратятся «Ваше Величество» ловушка захлопнется. Начнется твое восхождение. Ты станешь последним королем Эр-Морвэна, и первым королем Ночной Страны. Все падут от твоего меча. Все сгорит в пламени, что ты разожжешь. Никто не спасется. Даже мы. Ее Величество Валиента не готова умирать. По ее приказу мы следили за тобой много месяцев. Искали подходящий момент, чтобы умертвить.

В те юные годы Габриэл еще не обладал властью над отважным сердцем и не умел искусно прятать бури эмоций и чувств, потому Руга прочла его подобно книге. На снежном, худеньком лице мелькнули ужас и сомнение, а после черные глаза темного эльфа заволокло гневом.

— Ты лжешь, тварь! С чего бы каким-то там Теням обращать на меня внимание?

— Все просто — ты… — ведьма не договорила и прислушалась.

Темный эльф тоже услышал — легкая поступь, острый звон благородных клинков, сильные, раскатистые голоса.

Губы бесовки расползлись рваной раной — блеснули гнилые зубы в червях:

— Исчадия идут ему на помощь! Скорее! Бросайте мальчишку в огонь! Он должен сгореть заживо! Только так Тени Запада не смогут его воскресить!

Воины потащили отчаянно сопротивлявшегося ребенка к пылающему жертвеннику. Гудящий жар опалил его лицо, по хребту покатились липкие капли.

— Торопитесь! — Рычала ведьма.

Высоко свистнуло. Оперенная стрела впилась ей в горло. Волна черных волос колыхнулась плащом и Руга упала. На горячие каменные плиты закапала зеленовато-черная студенистая кровь.

Сверху бряцнуло. Габриэл поднял голову — эльфийская стрела пробила шлем и выпорхнула кроваво-белым наконечником из глаза вояки, тянувшего его на костер. Тот рухнул и задергался в предсмертных конвульсиях.

Почуяв свободу, мальчик изловчился и вырвался из рук последнего конвоира.

— От меня не уйдешь, — заревел тот, выхватывая меч.

Над головой ребенка пролетела шипящая звезда цвета сумеречной луны. Воина в доспехах будто подхватило невидимой рукой и прибило к осклизкой стене — из его груди торчала окованная рукоять, блестевшая королевской эмблемой дракона и змеи. Второй прислужник ведьмы выронил оружие и тоже испустил дух.

В подвал ворвались темные эльфы — Бриэлон, Теобальд и четверо гвардейцев. В блестевших от гнева глазах командующего отразилась бешеная пляска погребального костра и белое лицо сына, замершего у стены. Он бросился к нему и обхватил за плечи.

— Почему ты ушел из общего зала? Зачем спустился в подземелье один? — Негодовал Бриэлон.

— Все обошлось, — Габриэл слабо улыбнулся отцу, руки которого были холоднее льда, а в глаза полнил вязкий страх.

— Сынок, — Покачал головой главнокомандующий.

— Ступай наверх, Габриэл, — Теобальд вдвинул клинок в ножны. — Не стану отрицать, ты храбрец. Но порядок мы наведем здесь и без тебя. Йонно, Себастиан, — обратился Его Величество к гвардейцам, — проводите принца в его покои.

Бриэлон поморщился. Он не любил, когда Теобальд называл его сына «принцем», хотя знал, владыка имел на это полное право. Как-никак, Габриэл приходился ему двоюродным племянником и значился вторым претендентом на трон Подземного королевства Эр-Морвэн. После Его Высочества Брегона, разумеется.

— Иди с ними, — кивнул Бриэлон, отпуская стиснутые плечи сына.

Послушно поклонившись королю, Габриэл развернулся и пошел к блестящим от сырости ступеням. Вокруг полыхали огни, а гвардейцы, гремя чеканными бляхами, тащили убитое тело первого конвоира к костру.

Теобальд приказал:

— Ведьму тоже в огонь.

Габриэл бросил на нее взгляд. Молодое, красивое лицо вещуньи превратилось в уродливую маску из бородавок, лишаев и гнили — с ее смертью обманное чародейство истаяло, явив истинный лик мерзкой твари. Юное эльфийское сердце дрогнуло в сомнении — а вдруг темное пророчество Руги Мифисты не ложь?

Пока он размышлял, перед глазами скользила мутная лестница, потом пол коридоров, а рядом тихо позвякивало гордое, молчаливое сопровождение. Темные эльфы не спускали с принца глаз, пока не подвели к двери. Нижайше склонившись, они развернулись и встали у порога караулом.

Захлопнув дверь, Габриэл потер виски — от головной боли двоилось в глазах, — а потом в два шага подойдя к окну, толкнул витражные створки. В комнату со свистом ворвался рой снежинок. Чистый высокогорный воздух обдул лицо и наполнил покои морозной, выбивающей слезы свежестью. По телу эльфа пробежала дрожь, воля окрепла, лицо посуровело. Холодные серо-синие глаза обвели бесцветный пейзаж. На северо-востоке белыми контурами дыбились спины Элсурских гор. Несколько миль южнее проступали хребтины Кряжистых Валунов, за ними синели туманные отроги, сливавшиеся с низким небом севера. У подножия замка растекалась белая, бескрайняя долина. Лунные лучи прорубали пуховые перины облаков, играя сполохами по сугробам и льду, блеща огнем в скованных озерцах.

Поежившись от знобящего ветерка, темный эльф прислонился к оконному проему и прищурился. Светало, и туманы быстро рассеивались. Все заметнее выступали трещины и рытвины на заснеженном покрывале долины, все белее становилось вокруг.

Отойдя от окна, мальчик сел за стол и подпер подбородок. Чем дольше он обдумывал слова Руги, тем сильнее убеждался — услышанное в адском подвале Шефонского Замка останется ему одному; эта правда должна уйти с ним в сияющие чертоги богов и однажды кануть во тьму пустоты. О пророчестве никто и никогда не должен узнать.

А еще лучше, если он раз и навсегда о нем забудет. И он забыл.

* * *

Веревка со свистом рассекла теплый воздух и обвилась вокруг лежащей на плитах колонны из белого мрамора.

— Готово. И взяли.

Заскрипел камень. Взметнулось облако пыли. Колонна поползла вверх, осыпавшись каменным крошевом.

— Помедленней!

Люка слегка расслабил веревку. Элла и Левеандил с Рамендилом тоже. Несколько долгих секунд и колонна встала на место, дополнив длинный колонный ряд Площади Четырех Стихий. Люка стянул с лица запыленную ткань и улыбнулся:

— Осталось еще три.

Рядом грохотали молотки Мьямера и Эридана. Чуть левее темные эльфы, прикрытые черными плащами, разбирали завалы. Ремонтные работы были в самом разгаре. Гелиополь гудел, гремел, стучал и кипел тысячами голосов Детей Рассвета и Детей Сумерек. Эльфы восстанавливали разбитые дороги, полировали стены, приводили в порядок проулки и скверы, латали внешнюю стену, надвратные башенки, сторожевые вышки с часовенками, чинили пострадавшие Закатные и Парящие Ворота.

Люка смахнул янтарные бусинки с золотистого лица и поднял лучистую голову. В разрывах облаков сверкали синие озерца близкого неба. Купола и крыши искрились драгоценными камнями. Летели приятные, нежные голоски — некоторые из светлых эльфов пели. Воздух был тугим, солоноватым, с парящими водоворотами цветочных лепестков. За северной стеной шумело Великое Море. Хегельдер Могучий Ясень предложил снести ту стену и восстановить Лучезарную Пристань Лей Эрелл, еще служившую первым эльфийским королям. Когда-то ее полнили величественные корабли с белыми, как северные звезды, парусами и Хегельдер заметил, что было бы неплохо восстановить традицию. Люка его поддержал, но от мнения одного мало, что зависело. Город Солнца их общий дом — надлежало собрать совет валларро, пригласить владык темных эльфов и пуститься в долгие обсуждения.

Над головой просвистела веревка.

— Люка, помоги! — Крикнул Элла.

Янтарный Огонь вернулся к колоннам, но неожиданно город тряхнуло. Раздался долгий, протяжный гул, подобно гулу ветра, рвущемуся из медной трубы. Гвалт, пение и оглушительный звон молотков прекратился.

— Что это? — Воскликнул Левеандил, глядя на плиты в трещинках.

— Вроде из-под земли, — прислушиваясь, сказал Рамендил.

Темные эльфы, чинившие подножие дворца, покачали головами:

— Мы исследовали подземные ходы вдоль и поперек. Там ничего нет.

И снова над городом прокатился гудящий стон. На этот раз чище и выше.

— Определенно из-под земли, — настоял Рамендил.

Люка обменялся взглядом с Эллой. Кареглазый эминэлэмец пожал плечами и заявил:

— Под плитами города что-то живое.

… Мягкие пальцы сжимали его безвольную ладонь, усердно отогревая теплым дыханием. Пахло фиалкой и горечью целебных трав. В огне потрескивали бревна. Высокий голос менестреля сливался с тонким звучанием воздушных струн.

Как длина холодная ночь,

Как темно тоскливое небо,

И никто не в силах помочь,

Приютить обогреть добрым словом…

Как сурова чужая зима,

Как безжалостно синее море,

Не найти мне приют в темноте,

Не сбежать от страданья и горя…

Ресницы встрепенулись. Лежать на воздушной перине оказалось приятно. Одно омрачало — тело болело так, будто его истоптал разъяренный табун аллеруских маанеги. Сделав над собой усилие, Габриэл приоткрыл глаза. В первый миг он видел ту же тьму в белых хаотичных точках, круживших роем светлячков. Потом проявились очертания высокого сводчатого потолка, выложенного фресками из серебра и драгоценных самоцветов; стен, сверкающих оттенками жемчугов; огромного кипящего камина; резной мебели из альхенской древесины; широченных полукруглых окон в занавесях из узорчатого агройского атласа.

Он повернул голову и увидел ангельский лик. Арианна чуть слышно выдохнула, улыбнулась и… засияла. Кожа эльфийки вспыхнула, по пепельным локонам потекли капельки света, огромные зеленые глаза загорелись ярче малахита. Прижав его пальцы к задрожавшим губам, она попыталась что-то сказать, но слова застыли у нее на языке.

Габриэл ласково коснулся щеки девушки, очертил высокую мраморную скулу и ощутил влагу. Разлепив сухие и растрескавшиеся, как ий-дъийские пустыни губы, он хрипло выдавил:

— Не плачь. Вам больше ничто не угрожает.

Арианна кивнула, но с длинных ресниц все равно посыпались капли. А темный эльф не мог оторвать от прекрасной девы взгляд. Сверкающие волосы окружали ее недвижимую фигурку звездным серебром и слегка колыхались в красках тусклого дня. Она дрожала веточкой ивы под пронизывающим ветром февраля. Пьянящий фиалковый аромат ускользал изменчивой, непостоянной тенью. Кровь застучала в его висках сильно и равномерно, сердце затрепетало подобно лунному свету на глади реки. Отрицать это, значило отрицать саму Иссиль — он к ней неравнодушен.

Рядом тихо и деликатно кашлянули, привлекая внимание.

Габриэл повернул тяжелую после пробуждения голову. У кровати в струящихся мантиях стояли лекари Эстрадир и Маримор, правее травник Илмар. Возле камина появился рыжий Андреа. В сияющих глазах менестреля загорелась радость. Только сейчас темный воин заметил — песнь и музыка стихли. Зато послышался грохот улиц: щебет соловьев, стук молотков, звонкие эльфийские голоса, шуршание и волочение утвари.

— Поправляйтесь, господин, — шепнула Арианна, бережно положив руку Габриэла на кровать.

Сердце воина заныло. Он хотел просить ее остаться, но промолчал.

Воспарив над полом, она прикрыла раскрасневшееся лицо широким рукавом в узорчатой выбивке и покинула покои.

— С возвращением, милорд, — облегченно вздохнул Маримор. — Луноликая услышала наши молитвы, — на испуганное лицо лекаря возвращался покой.

Будучи прославленным врачевателем Эр-Морвэна, что служил еще королю Теобальду, он, как никто, понимал, насколько были ничтожны шансы юного шерла на выздоровление. Внутренний огонь его жизни погас — Габриэл был мертв чуть больше минуты, и только слаженные деяния искусных целителей и мудрых колдунов вырвали его душу из цепкой хватки Арвы Антре и вернули в подзвездный мир.

— Вы родились в «рубашке», господин, — склонился седой Эстрадир, приветствуя. — Это дар небес.

Через четверть часа Гелиополь облетела весть, что лорд главнокомандующий очнулся. И город возрадовался.

* * *

Габриэл сидел на кровати в расстегнутой рубахе из тонкого льна, с голой рельефной грудью, которую перетягивали тугие бинты, и глядел на спинку ближайшего кресла (на нее набросили царственное одеяние для Его Величества). Широко расставленные длинные босые ноги утопали в мягком ворсе ковра. По спине тек теплый сквозняк, несший приторный аромат цветущих вишен. У резного столика Эстрадир смешивал какие-то травяные смеси.

— Господин, — он подошел к Габриэлу с чашей в облаке горьковатого пара, и протянул с поклоном. — Выпейте.

Темный эльф скривился. Эстрадир разогнулся и, заглянув в его снежное лицо в синяках и кровоподтеках, открыл рот о чем-то спросить, но не успел.

Двери, украшенные золотыми чеканными узорами в виде звезд и цветов, гулко распахнулись — в покои вошла толпа светлых и темных эльфов в воздушных одеяниях. Они низко кланялись и молча становились вдоль перламутровых стен. Так продолжалось несколько минут.

Сипло дыша, шерл обвел вошедших взглядом и кивнул в знак приветствия. Многие из них сильно рисковали, когда отрекались от короля-узурпатора. В случае неудачи их и их семьи постигла бы суровая кара. Но все же они остались верны своему главнокомандующему и покойному королю Теобальду, за что Габриэл был им безмерно благодарен.

Несколько слуг подбежали к кровати и, припав на колени, натянули на ноги шерла высокие сапоги. Габриэл сцепил зубы и встал, слегка покачиваясь, — слуги помогли облачиться в черное полукафтанье и подпоясаться широким серебряным поясом в морозных узорах. Проведя руками по распущенным волосам, ниспадавшим на плечи, он статно выпрямился и хотел сделать шаг, но пошатнулся и тяжело опустился на кровать.

Красивое, бледное лицо помертвело от невыносимой боли, с губ едва не сорвался стон. Брегон не только пробил ему легкое, чуть не отправив за границу рассветов и закатов эльфийского народа, но заодно нанес не меньше полсотни колотых и резаных ран, и продырявил правую ступню. Судя по всему, ходить самостоятельно ему еще долго не светит.

Из толпы эльфов отделился высокий молодой мужчина и быстро направился к раненному господину. В его руке темнела длинная, узкая… палка.

Габриэл напряг зрение (неокрепшие глаза видели плохо — все, кто стоял у стен казались размытыми пятнами золота и серебра) и поднял голову. Перед ним очутился Остин. Владетель Ательстанда торжественно поклонился и протянул трость с ручкой из дымчатого опала в виде головы дракона с разинутой пастью.

Темный эльф задумался на мгновенье, тряхнул головой и прошипел:

— Издеваешься?

Остин сузил серый глаз:

— Нисколько.

Хотя насмешливая улыбка на губах одноглазого говорила об обратном. Еще как издевается.

Он подставил парню плечо, обопрись мол, и кивнул на дверь.

— Пойдем. Народ хочет видеть своего героя.

Тяжело вздохнув, Габриэл вложил в ладонь драконью голову, оперся о плечо светлого сородича и поднял себя рывком.

… Запутанные коридоры Летней Резиденции встретили его восторженным восклицанием эльфийских голосов. Мужчины и женщины отдавали воину земной поклон и желали скорейшего выздоровления и всех благ. Габриэл сдержанно кивал и старался стучать своей тростью как можно тише.

В арочном проходе его дожидался Эллион. Первый Лук подпирал косяк и стискивал пальцами роскошные ножны в обсидиановой крошке. Он сам только-только оправился от полученных ран и изнуренным, пугающим видом ни чуть не уступал юному шерлу из Эр-Морвэна.

Завидев роскошную свиту, эбертрейлец выступил вперед и пробормотал:

— Вот ведь лихо с голубыми глазами. Ни словом не обмолвился, что был приемником короля.

Глубоко вздохнув, Эллион возложил ножны на подрагивающие от головокружения ладони и выступил вперед. Почтенно опустившись на одно колено, он протянул Габриэлу благородный Эттэль.

— Прошу простить мою дерзость, господин. Все это время я владел королевским оружием, не имея на то прав. Мое сердце сжигала ненависть. Я мечтал о мести всем исчадиям ночи. Я не ведал, что вы королевских кровей. Это, конечно, меня не оправдывает. Мое поведение не достойного титулованного гвардейца и вашего…, - он запнулся и продолжил: — я готов понести наказание.

Габриэл отнял руку от плеча Остина и потянулся к клинку. Пошатнулся, но устоял. Сжав ледяные ножны правой рукой, он тихо молвил:

— Поднимитесь, лорд Эллион. Вы ни в чем не виноваты.

И передав трость Мьямеру, обнажил Эттэль. Длинная лента металла в рунной выбивке поймала солнечный луч и заполыхала. На снежное лицо Габриэла пал косой росчерк бледного золота. Рука налилась крепостью, сердце переполнила радость — священный клинок его рода вернулся к нему.

— Правда, что его изготовил сам Бри Хафенкель? — Замер в восхищении Эллион. В ясных глазах лучника отражался бег огоньков.

— Правда, — донесся голос Сирилла из соседнего перехода. Он быстро подходил: — Мастер Хафенкель изготовил сто двенадцать клинков и каждому дал высокое имя. Два клинка принадлежали погибшему роду Мейо'Даниат; первый — создателю бэл-эли Инглариону, второй — его брату Эдварду. Еще несколько десятков он передал шерлам знатных родов нашего народа. Один перешел королю Конраду Первому Сумеречному. Четыре были подарены роду Дракона и Змеи. Первый клинок давно захоронили вместе с усопшим правителем Дагобертом Четвертым Пепельным. Еще три Вутулар и Эттэль с Веттелем сейчас здесь, в Гелиополе. Что стало с оставшимися мечами Хафенкеля нам неизвестно.

Сирилл дождался, пока Габриэл вложил Эттэль в ножны и упал на колено со склоненной головой и прижатыми пальцами к правому предплечью:

— Ваше Величество, подданные в нетерпении.

Высокий титул ранил воина неприятным воспоминанием — зловещий глас вещуньи Руги все еще гремел над ним раскатами мертвого грома, отражаясь от стен подземелья Шефонского Замка. Но, сохранив невозмутимое спокойствие, он расправил плечи и улыбнулся.

— Вперед.

Парадная дверь стремительно приближалась, и за ней слышались голоса, клокочущий шум волн, заливистые трели птиц. Два караульных в блестящих латах с крупными чеканными бляхами звучно пристукнули копьями и распахнули мощные, тяжелые створы.

Габриэл вышел на каменную галерею, сомкнутую колоннами и прекрасными статуями древних правителей, и моргнул. Одуряюще сладкий, с примесью морской соли воздух оцарапал раненное легкое. От сияния золотых и серебряных куполов, сводов, арок, маковок башенок и крепостей заслезились воспаленные глаза.

По небу полудня плыли воздушные облака. В воздухе крупными снежинками плавали белые и розовые лепестки. Площадь Четырех Стихий была забита до отказа — у подножия галереи волновался океан светлых и темных голов, огороженный тройной шеренги королевских гвардейцев из народа Сумерек.

Звучно запели горны. Темные эльфы, завидев владыку, мгновенно упали на одно колено со склоненной головой. Светлые эльфы оказались чуть сдержаннее и лишь опустили головы, прижав руки к сердцам.

Габриэл выступил вперед и поднял правую руку в приветственном жесте. Широкий в серебре рукав упал до локтя, бесшумно коснулся мраморных плит. Шерл облачился в традиционный наряд светлых эльфов, дополнив его элементами рода Дракона и Змеи, и удивил собравшихся сдержанной элегантностью и скромной роскошью.

Он держался прямо, величественно. Голубые глаза смотрели зорко, холодно. Юное, снежное лицо сияло равнодушием. Несколько вишневых лепестков мягко легли на его волосы, два опустились на левое плечо. Габриэл набрал воздуха в грудь, чтобы обратится к подданным, но сипло выдохнул. Раненное легкое украло возможность громко говорить, вообще, нормально говорить. Из-за спины появился золотоволосый советник Хегельдер и привлек внимание:

— Дамы и господа, лорд Габриэл, сын Бриэлона из рода Дракона и Змеи приветствует вас и благодарит за мужество и стойкость! Мы вместе отстояли славный город предков! Вместе вернем его к жизни!

Толпа отозвалась восторженным ревом.

Еще долго темные и светлые эльфы подходили к гладким ступеням галереи, чтобы поговорить со своим спасителем, отблагодарить и пожелать здоровья, а когда, наконец, с церемониями было покончено, Габриэл в свите соратников спустился в город.

Шумело Великое Море. В воздухе плавно кружились белые и розовые лепестки. Тени струились по прямым, древним улицам, теряясь в переулках и тая на площадях. Над грандиозными башнями и крепостями с острыми точно иглы шпилями реяли жемчужные и черные знамена — над ними кружили стайки сизых голубей. Отовсюду слышалась эльфийская речь. Хлопали калитки и двери, ржали кони, лаяли псы. Кое-где вился дымок — пекари пекли хлеб, кузнецы зачинали производство оружия и доспехов. Город предков казался мирным и безмятежным, каким и был в Эпоху Первых Зорь.

Королевская свита свернула на широкую улицу, оканчивающуюся широкой площадью в рамке фиолетовых и насыщенно зеленых декоративных деревьев. У невысокой беседки им встретились валларро Агроэлл и валларро Колибор. Правители лесных эльфов почтительно склонились и Габриэл ответил улыбкой.

Дальше двинулись на юг. Чтобы не терять времени, Сирилл заговорил о том, что произошло после поединка с Брегоном.

— Три сотни королевских «псов» бились до последнего и погибли в последней схватке. Прислуга и сопровождение отреклись от тирана и ждут возможности присягнуть новому владыке. Орки-фаруханцы бежали. Выжившие наемники тоже, — Сирилл зло усмехнулся, — но прежде, они под чистую разграбили военный лагерь. Гелеган убит. Все высокие полководцы из свиты прежнего короля тоже. Маркиз Зэхра покончил с собой. Мы обыскали корабли и нашли там нескольких пленников. Пятеро из наших. Отказались исполнять указы командования. Еще был раненный фавн. Лекари его выходили.

Габриэл слушал с бесстрастным видом. Лишь трость мерно постукивала о полированные плиты, да чуть слышно летели сиплые вдохи.

— Кстати, — вспомнил командор, тронув подбородок, — грум Брегона сбежал, — (Габриэл понял, что имелся в виду прислужник Сэт). — Мы вели его до Воробьиных Скал, но у излучины Ваиры он как в воду канул.

— Черт с ним, — махнул Дминар, блеснув кольцом рода.

Хегельдер, изучивший Гелиополь, как свои пять пальцев, позвал:

— Сюда.

И повел через широкий переулок к трехступенчатому бульвару, окаймленному старыми липами. В самом конце отблескивала чаша фонтана. Габриэл прищурил глаза. Сирилл нервно замолчал. Мягкий, струистый шелест эльфийских одежд исчез. Эльфы замерли в двадцати шагах от волшебного строения, некогда бившего водой цвета солнца. Несмотря на суету, заполнившую широкие, светлые улицы Гелиополя, город по-прежнему был мертв. Все помнили проклятье первого эльфийского короля, все знали — только его кровный наследник вернет этим стенам истинную жизнь и разожжет в нем огонь — негасимый под небесными дождями и непоколебимый под воющими бурями; только с его возращением город предков очнется от многотысячелетнего забвения и сонного гнета и оживет.

Хегельдер тяжело вздохнул и предложил:

— Продолжим путь. Золотой Дворец в трех кварталах южнее.

Оставив пересохший фонтан, королевская процессия свернула к шумному скверу Антрим Кэлл. Полуденное солнце било сквозь нежные бело-розовые лепестки вишневых крон, скользило по золотым куполам беседок и вычурным колоннам в объемной резьбе. Через несколько минут в просветах листвы замигали фасады Золотого Дворца. До твердыни Лагоринора оставались считанные шаги.

Судя по Хроникам Королевских Будней, составленных Эдвином Мудрым, Золотой Дворец никогда не использовали в качестве жилья. Здесь проводились торжественные и официальные мероприятия: встречи послов, заседания городских и военных Советов, сборы королевских Братств и Орденов, судебные тяжбы, праздничные церемонии награждения героев и тому подобное. Вот потому эльфы приняли решение разместить раненных в домах знатных особ, а бесчувственному Габриэлу отвели Летнюю Резиденцию Лагоринора, которую (как писал Эдвин) первый эльфийский король любил больше остальных своих дворцов и замков.

В прохладе душистых крон вели беседы валларро Детей Рассвета Эвер Ясноглазый, Стефан Сверкающее Перо, братья Фарк Несокрушимое Копье и Дарк Разящий Меч. Заметив Габриэла, они плавно поднялись со скамей и с почтением поклонились, а узнав, что процессия держит путь в Золотой Дворец, присоединились.

— Короны Верховных Королей, — торжественно молвил Мьямер. Именно ему выпала честь ворваться в шатер Брегона и вырвать сундук, в котором они и лежали у наглого наемника из Гермеросса, задумавшего сбежать.

Габриэл отнял руку от плеча Остина и сделал два шага. Цук, цук, прогремело по древней напольной мозаике. В центре тронного зала на столике их хрусталя полыхали четыре священных реликвии. Первая корона — Водная Бирюза, принадлежавшая Повелителю Вод и Морей, представляла обруч, сплетенный из нитей серебра цвета зимнего неба, что украшал огромный прозрачный сапфир.

Он перевел взор. Земная Твердь была высечена из черного мориона и вспыхивала белыми огоньками, словно небо в ослепительных звездах. Король, владевший Твердью, подчинял себе бескрайные долины и горные хребты, глубокие ущелья и песчаные дюны, от того и звался Господином Земли.

Огненный Щит, выкованный из теплого золота, был обсыпан кроваво-красными цирконами и одним большим рубином. Впитавший в себя всю мощь и силу Солнца обруч нестерпимо жег глаза, ибо владычествовал над всяким огнем смертного мира.

Корона короля воздуха Воздушный Предел оказалась ажурным плетением из жемчужных нитей в мелких бриллиантах, переливающихся светом звезд Заокраинного Запада. Она походила на каплю невесомой слезы, блик лунного света, что вдыхал в измученные эльфийские сердца утерянную надежду на воскрешение их народа. Высокие Эльфы прошлого почитали Воздушный Предел не столько за власть над ветрами, бурями и ураганами, сколько видели в ней бесценный талисман-хранитель рода Лагоринора.

Юный король прикрыл глаза. От слепящих брызг разболелась голова. За спиной заспорили валларро. Ну, вот, опять.

— Оставим короны в Гелиополе, — предлагали одни.

— Мы и без того потревожили покой древних королей! Если оставим их венцы себе, проявим верх неуважения к предкам! — Возражали вторые.

— Они помогут возродить город!

— Чушь! Без Неугасимой Звезды эти короны всего лишь красивые побрякушки из драгоценных металлов! Древняя сила давно покинула их суть!

Габриэл открыл глаза и оглядел величественный зал первого эльфийского короля. Спор валларро усиливался. Не выдержав, он порывисто развернулся и многократное эхо усилило тихий, твердый голос Его Величества:

— Короны вернуться в Иссиль Итин.

Валларро замолчали, с удивлением обратив взгляды к холодному, бледному, как призрачная тень парню. И только глаза, пылающие сине-серым огнем, выдавали в нем злость.

— Не успел надеть корону, а уже считаешь себя вправе решать за Детей Рассвета, исчадие? — Недовольно фыркнул Стефан Сверкающее Перо. Габриэл помнил — почтенный владыка и на прошлом совете в Оргол Дол открыто демонстрировал свою неприязнь.

— Не время затевать распри, — вмешался Эвер Ясноглазый.

— Почему? Мальчишка — король исчадиям, не нам, — грубо бросил Стефан.

Вооруженное сопровождение Его Величества схватилось за рукояти. Зашелестела обнаженная сталь.

— Так и знал, — печально покачал головой Эллион. Неужто, светлым и темным эльфам и дня не продержаться без ссор?

Габриэл поднял руку, придержав ретивые сердца своих гвардейцев, и спокойно согласился:

— Это так. Я вам не король. Но я вправе решать, уважаемые валларро. Сундук с коронами был украден из Лунного города моими руками. Моими — будет возращен.

Стефан открыл рот, чтобы возразить, но с лестницы донесся невесомый шорох шагов. Валларро и воины обернулись — в тронный зал вбежал Эридан. Перевязь юнца вспыхнула в лучах июльского солнца. На губах расцвела улыбка. Еще вчера Габриэлу доложили — Эридан отбыл к Унг Галлур в составе отряда Люки, дабы привести сторожевую заставу в порядок, и в городе отсутствовал.

— Учитель! — Воскликнул ученик, кидаясь вперед. — Вы очнулись!

Он припал к груди шерла, точно сын к груди давно потерянного и вновь обретенного отца. Габриэл пошатнулся, побледнев, зашипел от боли.

— Полегче, парниша, — посоветовал Сирилл.

Эридан пропустил слова командора и, схватив учителя за свободную руку, потянул.

— Идемте! Вы должны его увидеть!

По мозаике звонко полетело эхо металлического перестука: цук, цук, цук. Пепельноволосый мальчишка увлек короля за собой. Хегельдер проводил их взглядом и, поравнявшись со Стефаном Сверкающее Перо, процедил:

— Даже в такой день не смогли сдержать язык за зубами, да, Ваше Сиятельство?

Валларро смерил эбертрейльца презрением и пригрозил:

— Не лезь, Могучий Ясень. Ты более не королевский советник Аннориена. Ты — никто. Оборванец из погибшего и растоптанного Эбертрейла. Твое мнение давно утратило вес.

— Спасибо за напоминание, — прошипел Хегельдер и вышел с «хвостом» роскошной свиты нового короля.

— Видите? — Чуть не плача, прошептал Эридан. — И так уже много дней.

Габриэл вернул безвольную руку Лекса на грудь и сдвинул брови. Грозовая Стрела был мертвенно-бледен и одновременно прекрасен. Волна золотых волос спадала на лоб, скрывая виски густыми волнистыми прядями, в свете теплых огоньков они горели огненно-желтыми оттенками. Веки плотно смежены и неподвижны, истончившиеся, бескровные губы — сухи.

— Магия Огня выпила его жизненные соки, — горько шептал Эридан. Рядом тоненько трещали свечи. — Он призвал огненного дракона, чтобы вытащить нас из подземной тюрьмы и заплатил за это здоровьем. Лекари не могут найти причин. Говорят, он просто уснул и больше не просыпается. Я не знаю, как ему помочь. Никто не знает.

Эридан смял края расшитых рукавов и уронил голову на плечо учителя. Тот качнулся, сглотнул — ну как объяснить мальчишке, что он причинял ему боль? — и криво ухмыльнулся — да, никак, бесполезно. Выждав, когда боль откатит а дыхание восстановится, Габриэл заверил:

— Мы найдем способ помочь Лексу. Обещаю.

Эридан слабо кивнул.

В арочном переходе возник Сирилл.

— Ваше Величество, начинаем.

Шерл коснулся плеча ученика.

— Пойдем. Негоже пропускать Поминальный Плач за тех, кто отдал жизни ради победы над тьмой.

… Печаль и скорбь полнила город предков три дня и три ночи. Павших одели в чистые светлые одежды и провожали в небеса с высокими почестями. Все светлых эльфов упокоили на сколоченных наспех ладьях и пустили по волнам Великого Моря, дабы те отыскали путь в вечную весну Арвы Антре. Темных эльфов (без различий за кого те бились и умирали) было решено похоронить в Эр-Морвэне. Брегона тоже.

Тела и останки наемников-убийц и осквернителей сложили на краю Полусветной Долины и безмолвно сожгли в тенях заката. Больше о них не вспоминали.

Настал вечер, сгустилась ночная тьма и вспыхнули звезды, и новый день забрезжил огнями, и вот снова поползли густые туманы и сумерки завладели столицей. Надлежало отправлять траурный кортеж. Бесмер и Дминар вызвались сопроводить его до Мертвых гор и далее в Мерэмедэль. Габриэл отослал с ними сотню гвардейцев и заодно передал Дминару письмо для сестры.

— Я вручу его леди Селене, сразу же как вернусь в столицу, Ваше Величество, — поклялся виконт из рода Дракона и Змеи и спрятал перламутровый клочок шелка в нагрудном кармане.

Габриэл благодарно склонил голову.

— Пусть хранит вас Иссиль.

* * *

Клочки серых туч брызгали крупными, тяжелыми каплями.

Во взвеси дождя Арианна опустилась на колени и обхватила волка-хэллая за могучую серебристую шею. Прощание с верным другом разрывало ее сердце на куски. Пронесся злобный посвист и меж пальцев девушки заволновалась жесткая, короткая шерсть. Лютый издал печальный рык и лизнул заостренное ухо хозяйки.

— Я тоже буду скучать, — чуть слышно шепнула она.

Об одинокую скалистую гряду с шумом ударились пенные волны. Ветреное утро оборачивалось непогодой и свирепым штормом. В ветках пышного кустарника тревожно закричала птица. Из можжевеловых зарослей отозвалась другая.

Девушка развела руки в длинных рукавах, лежавших на поникших от капель травах, и бросила взор к синим холмам, затопленным густыми туманами. У одной из расселин поблескивали два зеленоватых глаза хищницы. В ее пещере белый волк зализывал раны после падения в Скверные Водопады Тэль-Фосс, с ее помощью привел стаю хэллаев-альбиносов для удара во фланги и тылы кровожадной тучи балрадов, с нею пожелал обрести свободу в диком раздолье дремучих лесов и бездонных озер.

— Ступай. Ты свободен, — Арианна в последний раз потрепала волка за ухом и выпрямилась. Ледяной порыв взметнул ее платье, завертел волосы пепельным вихрем.

Призрак хрипнул на прощанье, развернулся и сорвался в туманную дымку. Через несколько мгновений он поравнялся с ожидавшей его волчицей и вскоре растаял смутным отблеском в одной из пещер.

Эльфийка печально улыбнулась и вернулась на мост, ведущий к Закатным Воротам. Хлесткий дождь тарабанил по гладким узорным плитам. Адской злобой кипели волны побережья. Надо скорее вернуться под стены. Девушка сделала шаг и… насторожилась — эльфийское сердце распознало угрозу, а обоняние — непривычные запахи пропитки шпал. Обернувшись, она долго глядела на молчаливый ландшафт. Завесы дождя и тумана отгородили от нее долину, Великое Море в скалистых глыбах и южные хребты с заброшенными домиками, но Арианна не верила обманчивой тишине. Там кто-то таился; кто-то жег ее ядовитыми, как моровое пламя глазами и пах горячим чугуном и угольной пылью. Она это чувствовала.

Древний враг? Обиженный наниматель? Посланец Лиги Хранителей Справедливости?

В листьях клена взвизгнула чайка. Со стены послышались крики дозорных и колокольный звон — смена часовых. Арианна встрепенулась и поспешила в Гелиополь. Как только девушка скрылась под защитой Закатный Ворот, в глубине ущелья загорелись желто-карие глаза с вертикальными зрачками той, что мечтала убить ее с момента их встречи на Троллевом рынке.

Низкий голос слился с воем штормового ветра:

— Клянусь Парящими Камнями, я уничтожу Белого Лебедя и отомщу за тебя, сестра.

— Библиотека, — Сирилл возвысил лампу над головой. Он сделал это для сопровождавших свиту светлых эльфов — ему, рожденному в мире вечного сумрака, свет, как таковой, не требовался.

Библиотеку наполняли стеллажи, старинные полки и шкафы. А еще ее так давно не открывали, что фитили, плавающие в масле, едва не гасли в затхлом, пропитанном пылью, воздухе.

Опираясь на трость, Габриэл подошел к ближайшей из полок: ровные ряды книг покрывал густой снежный налет. Пахло плесенью. Он повернул голову — на столе горела лампа, а возле лежала древняя книга, покрытая плотным слоем серебра. Сквозь него с трудом читалось: «Предсказания Оруа Великого». Габриэл хмыкнул: известное имя. Оруа был личным астрологом Его Величества Лагоринора ал'Эбен Блистающего и много столетий составлял для последнего правдивые гороскопы и предсказания.

— Здесь десятки тысяч книг. А может, сотни, — восторженно молвил Остин. Он вспомнил старинную библиотеку Ательстанда и то, что в ней хранилось много меньше томов, и тут же помрачнел. Воспоминание о погибшем семейном гнезде вскрыло в его сердце старую рану. Дом звал хозяина обратно.

Неожиданный гул вырвался из-под земли и сотряс библиотеку. Страшно тряхнуло. С полок повалился книги, в воздух взмыли пылевые облака.

— Опять землетрясение! — Воскликнул Левеандил Око Бури. — Толчки повторяются каждые три — четыре дня! Все началось сразу после нашей победы!

— Солдаты прочесывают подземные ходы и штольни, но пока не могут найти причину, — прижал уши Сирилл.

Габриэл промолчал, слушая угасающий гул исполинской тверди, что рассеивался под сводами эхом обманчивого многоголосья. Рамендил Эндермеран убеждал — под землей проснулось древнее и, вероятно, свирепое чудовище Эпохи Мрачного Начала или какой-нибудь ужасный монстр, упрятанный туда магами в дни правления Лагоринора. Габриэл сомневался. Что бы это ни было, оно не могло быть живым и разумным, по крайней мере, не из плоти и крови.

Новый приступ тряски застал Эллу Звездное Пламя на лестнице. Эминэлэмец чудом удержался на ногах, а не сполз по ступеням, опрокинувшись на спину. Карие глаза парнишки горели ярче разожженных ламп. Отыскав Габриэла в библиотечной полутьме, он подбежал и обратился высоким, светлым голосом:

— Господин! Я пришел просить вас о помощи.

Шерл медленно раскрыл глаза.

— Слушаю, Элла.

— Мы, — он замолчал, подрастеряв изначальную уверенность, — мы собираем войско, чтобы выбить ирчьего главаря Яруга из Эмин Элэма и отвоевать город, так же, как отвоевали Гелиополь.

— Град Сияния стоит на Скале Эден. Она оторвана от материка и окружена бушующими водами свирепого Моря Ветров, — напомнил Сирилл из-за соседнего стеллажа. — Будет непросто ее отбить.

— Знаю, — горестно прошептал Элла и впился в белое, неподвижное лицо Габриэла, — но мы верим, если господин будет с нами, у насполучится! — Звездное Пламя нервно дернул плечом, — вы… вы ведь возглавите добровольцев?

Габриэл покачал головой:

— Я покинул дом много месяцев назад, Элла. Мои сестра и племянники все еще считают меня мертвым. Народ Сумерек в смятении и скорби. Много доблестных воинов и шерлов погибло у этих стен. Как новый владыка, я должен разделить с подданными тяготы потерь и утрат.

— Прошу вас, — взмолился Элла. — Вы нужны нам, лорд главнокомандующий. С вами мы выбьем ирчей из Эмин Элэма за пару недель.

— Соглашайся, — Остин привалился к углу и улыбнулся: — Он ведь не отстанет.

Сын валларро Бритфулда взирал на темного эльфа страдальческим взором. Казалось, откажись Габриэл возглавить поход к Скале Эдэн, сердце Эллы замрет прямо в тенях здешних пыльных фолиантов. Юный король Эр-Морвэна вздохнул и, хотя его душу одолевали не свойственные сумеречному народу печаль и грусть, ответил:

— Так и быть. Я возглавлю войско, Звездное Пламя.

Эминэлэмец отдал земной поклон, уронив длинные, сколотые у локтей, рукава на темные плиты и выдохнул:

— Это лучший миг в моей жизни… Ваше Величество.

Из тысячи светлых эльфов, пребывавших в Городе Солнца, Элла первый признал Габриэла своим повелителем.

А в подземелье все так же странно урчало и город слабо потряхивало.

* * *

Снаружи бушевал штормовой ветер, налетевший с севера еще по утру; хлестал колючий дождь, гулко грохотали волны в пенном серебре. Во дворике Летней Резиденции Лагоринора, напротив, было тепло и тихо. В бледном свете золотистых светильников посверкивали листья густого сада с правильными рядами фруктовых деревьев. Посреди него взлетали струйки множества фонтанов. Мелодично журчали искусственные пруды. В центре двора, около плетенной беседки, стояло широкое золоченное кресло. На его спинке сверкала семиконечная звезда в центре солнца. Рядом на столике из льдаррийского хрусталя мигал кувшин пряного либерского вина и серебряный кубок.

Габриэл отложил старинную книгу с предсказаниями Оруа и отклонился на спинку. Многие страницы были залиты бурым и не читались, на других письмена выцвели и пропали, а некоторые вообще безжалостно выдрали Иссиль знает когда и они серели жалобными огрызками, топорщась от переплета.

Тренькнул горящий фитилек, позолотив темные волосы Его Величества. Из глубины Летней Резиденции неслись нежные мотивы флейт и свирелей, да тихое пение чистых голосов.

Шерл плеснул в кубок рубиновый напиток и сделал глоток. Те пророчества, что он уже разобрал, не представляли интереса и касались дел давно почившего прошлого. Надежда отыскать упоминания о Тенях Запада и их полководце таяли, как быстро смеркающийся вечер в Элсурских горах. Габриэл поднял глаза к куполообразному потолку, просвечивающему свинцовыми облаками, и недовольно дернул губами.

Не только злое ведьминское прорицание бередило ему душу. Столько тайн осталось не раскрыто, столько головоломок ему не поддалось. Кем был тот загадочный Звездочет? Кто и зачем нанял Белого Лебедя убить его лучшего ученика Лекса Грозовая Стрела? Почему заглянув во мрак Ночной Страны, он не умер, как предостерегали легенды, но выжил и стал чуточку сильнее? Куда пропал Эссафир ал'Эбен Темнейший и что его связывало со Звездочетом? Почему мантикоры, виверны и прочие зубастые твари не растерзали его, хотя имели для этого все основания?

И это только малая часть из того, что он хотел понять.

Приятную музыку оборвали звонкие голоса. Парень фыркнул — заявились светлые валларро. Точнее те из них, кто еще остался в городе предков, ибо многие (Агроэлл Летняя Флейта, Колибор Лунный Журавль, Олли Синий Клинок) простившись с Его Величеством, забрали семьи и сородичей и пожелали вернуться в вынужденно покинутые ими города и селения.

Громче всех восклицал Стефан Сверкающее Перо. Владыку Детей Рассвета возмущало, что исчадие ночи, еще вчера бывший им врагом, сегодня жил в обители Лагоринора и вел себя точно коронованный правитель Города Солнца. Габриэл на упреки лишь кривился и шипел:

— Обождите месяц и мы уйдем на войну.

Но, Стефан добродетелью терпения не обладал и с каждым днем раздражался все больше.

Оперевшись на ручку-дракона, темный эльф поднялся с кресла и под пение фонтанов вошел в глубину загадочного сада. Подальше от склок и споров с наимудрейшими народа Рассвета.

Над головой шелестели кроны. В свежей зелени щелкали соловьи, серебрились лепестки лилий и роз, по глади прудов перебегала тихая рябь. Несмотря на кажущуюся красоту, королевский сад пребывал в страшном запустении: большинство вишен, слив и яблонь засохло, клумбы покрывали сорные травы, чаши фонтанов растрескались и раскрошились, всюду виднелся сор.

Габриэл напряг слух — за буйной порослью, покрытой капельками бриллиантовой росы, кто-то неразборчиво бормотал. Через три шага стало понятно, говорили на языке фавнов. Его Величество был знаком с шеером лишь смутно, но сумел-таки различить некоторые слова, вроде «одиночество», «обездоленный», «брошенный», «обман».

Опираясь на трость, эльф бесшумно вышел из сумеречной полумглы и заметил фавна, копавшегося в клумбе с засохшими цветами. Ловкие пальцы коленопреклоненного парнишки, поросшего густой смольной шерстью, прореживали сорняки, высвобождая иберисы, амаранты и люпины.

Темный эльф узнал этот тихий шепот — он принадлежал второму пленнику. Тому самому, кто своими мольбами и настойчивыми беседами в трюме корабля не давал ему соскользнуть за грань теней и до срока раствориться в вечности Арвы Антре.

Учуяв незнакомый запах, фавн встопорщил кудрявую шерсть, обернулся и неловко вскочил, ударившись головой о низкую ветку. Но увидев темного эльфа, мгновенно забыл о своих синяках и, припав на колени, склонил рогатую голову.

— Я не знал, что здесь кто-то есть.

— Твое имя Хогет? — Вспомнил Габриэл, и повелел, — поднимись.

Хогет неуверенно повиновался. Жутко смущаясь короля темных эльфов (в которых он раньше видел только кровных врагов), парнишка потупил взор.

— Хогет, сын Гора Краснорогого.

— Ты в прошлом ухаживал за виноградниками?

— Да, господин. До войны с немерцами.

— Как попал в Ночную Страну? — Строго спросил Габриэл. — Служил Звездочету?

Хогет вспыхнул, глаза расширились от гнева:

— Я верил ему. Он вывез меня из Либера и приютил. А потом…

Фавн поник и снова забормотал на родном диалекте.

— Использовал в качестве жертвенного барана, — сурово закончил король.

Хогет горестно кивнул — на его шее и предплечье белели плотные, заскорузлые бинты. Звездочет наградил преданного слугу шрамами на всю оставшуюся жизнь и не успел завершить ритуальное убийство, пожалуй, только милостью небес.

В дальних залах зазвучали приятные переливы. Похоже, ропчущие валларро покинули королевские покои и в обители Лагоринора остались лишь друзья и соратники юного сумеречного владыки.

За тонкими переплетами стен бесился ветер, у побережья грохотал прибой.

— Господин, — фавн облизнул губы острым языком. — Я хотел спросить, позволено ли мне служить вам?

— Мне не нужен слуга, — покачал головой Габриэл, темные пряди, рассыпанные по плечам, отлились серебром.

Хогет припал на колено.

— Тогда я готов стать вашим рабом.

— Тем более раб, — жестко бросил темный эльф.

Фавн свел плечи и напрягся — сейчас его погонят, заявив, что грязному голодранцу из Либера не место среди блеска и роскоши эльфийской столицы.

— Но, — холодный, металлический голос полоснул сердце Хогета страхом, — мне нужен садовник.

Фавн поднял голову, открыв от изумления рот.

— Могу ли я доверить сад Лагоринора толковому виноградарю? — Глаза Его Величества отражали мягкий теплый свет. На тонких губах промелькнула улыбка.

— Да, господин. Вы не пожалеете! — Воскликнул фавн, клацнув заостренными клыками.

Габриэл окинул цветущий комплекс, парящий во мгле, и бодро сказал:

— Можете приступать, лорд Хогет.

— Спасибо, Ваше Величество.

Фавн еще долго смотрел в след высокой, изящной тени в роскошном одеянии, медленно таявшей за ветвистыми стволами фруктовых дерев. Когда величественный шерл пропал, он потянулся к рогам и на волосатой ладони новоиспеченного садовника сверкнула платина с серо-голубым алмазом. Нумерон. Узкие глазки Хогета превратились в щелки. Заигравшийся у порога Полуночного Пути Звездочет совершенно позабыл о кольце невидимости, что вручил юной жертве прошлой осенью в Орх'Дуруд. Фавн из Либера улыбнулся — он уже знал, как следует распорядиться магической драгоценностью бывшего господина-обманщика.

Да, так он и сделает.

… Минула последняя неделя июля.

Весь август эльфы приводили город предков в порядок, а по вечерам устраивали пиры. Первое время Дети Сумерек сторонились шумных торжеств Детей Рассвета, но вскоре стали присоединяться, а после вошли во вкус, добавив празднествам новых красок и традиционного сдержанного веселья Эр-Морэвна.

… В шуме пиршеств и всеобщей радости наползли густые туманы осени.

* * *

Темный эльф нашел Арианну на широкой полукруглой террасе, примыкавшей к главным покоям Летней резиденции. Отсюда открывался великолепный вид на северные кварталы Гелиополя, часть восточного небосклона, полыхавшего рассветной зарницей, и южный край побережья, увенчанный загадочной стелой Лагоринора.

С моря налетали колючие порывы и девушка зябко передергивала плечами, покрытыми плащом ниспадавшим тяжелыми складками. Заслышав легкую поступь, она обернулась и сразу склонилась.

— Господин.

На террасу вышел Габриэл. Тростью он давно не пользовался, лишь заметно прихрамывал на правую ногу. Его чистые голубые глаза горели печалью.

— Уже уезжаете? — Спросил он.

Арианна плавно расправила плечи и, встретив пронизывающий, с оттенком скорби взгляд шерла, потупилась.

— Уже. Ательстанд нуждается в восстановлении. До холодов осталось не много. Остин больше не может медлить. — Она подняла голову. Притягательный взор голубых глаз сбивал ее с мыслей, и она развернулась к высоким перилам. Немного помолчав, эльфийка добавила: — Эридан хотел остаться с вами, но передумал.

— Конечно, — Габриэл неслышно подплыл, и его плечо слегка коснулось плеча Арианны.

Внизу простирались широкие, торжественные улицы, укутанные клочьями рассветного тумана. Дальше сине-черными мазками расстилалось кипящие гребни Великого Моря. Над волнами кружили белые гомонящие точки и их пронзительные крики волновали эльфийские души.

— С нами поедут Люка, Аинуллинэ, их приемные дети Брэм и Элфер, гнома Бель с супругом. Еще сотня обитателей приюта. — Тихо продолжала Арианна. Холеные девичьи пальчики стискивали кованные орнаменты до боли. Отчего ей так плохо? От чего сердце обливается кровью, а душа противиться разлуке с тем, кого она когда-то считала врагом?

Парень молчал. Свет фонарей стелился по полированной глади террасы. В покоях шелестели слуги и придворные.

— Когда вы выступаете в Эмин Элэм? — Вдруг спросила воительница.

— Через неделю.

— Элла — счастлив. Он верит в вас, господин.

Габриэл помрачнел. Ясная синева глаз потускнела.

— Да, знаю.

— Берегите себя, лорд главнокомандующий, — прошептала она срывающимся голосом. Дети Рассвета по-прежнему величали его этим титулом.

Темный эльф заглянул в светящееся лицо девушки и, нащупав ее ладонь в складках набивного шелка, поднес к губам и поцеловал.

— И вы себя берегите, миледи.

Снизу донесся зов Эридана:

— Все в сборе, сестра! Ждем только тебя!

— Пора, — грустно улыбнулась эльфийка, высвободив свои пальчики из крепкой руки короля.

— Еще увидимся, — кивнул он.

Арианна загадочно взмахнула ресницами.

— Непременно, лорд Габриэл.

И исчезла, унося с собой пьянящий аромат фиалки и его храброе сердце.

Он проводил ее взглядом, потом элегантно обернулся к восходу, оперся на перила и всмотрелся в неясную даль.

Временами ветер стихал и морская поверхность ненадолго успокаивалась, серебрясь в свете гаснущих звезд. Долгую ночь, полную кошмарных видений, стремительно сносило к горизонту. Над эльфийским миром разливался рассвет. Избавит ли он от ужасов злобного мрака? Вернет ли расколотому и разобщенному народу эльфов надежду на объединение? Как знать.

Окраины столицы просыпались. На улицах слышались первые высокие голоса, хлопали двери, по каменным дорогам грохотали груженые повозки, на стенах стучали солдатские сапоги, хлопали знамена и стяги.

Его Величество хотел возвращаться, но, что-то ощутив, остановился. Невзрачный холодок, зародившийся в глубине эльфийской души, оцарапал его стеклом, пространно намекая: все только начинается для тебя, Габриэл, сын Бриэлона.

Все только начинается.

конец части второй «Тени Запада»

Эпилог

Горные вершины молчали в облаках раскаленного пара. Кипящие вулканические жерла плевались сгустками пылающего огня. На многие мили тянулись русла расплавленных металлов, по их сторонам чернели обугленные и изуродованные тенью тополя. Они вздыхали в пустошь мертвого мира и безнадежно протягивали мертвенные ветви, тщетно надеясь рассеять сердитые тучи и узреть сияние бледных звезд. От дрожащих утесов исходил ропот, подобный шуму подземных водопадов.

Справа гудел высокий, ужасный лес, населенный демонами без имен и прозвищ. Слева в плавающем пепле и клубах дымного марева щетинились обрубки башен, клыки крепостей и обломки замков. Древняя, как сырые кости земли столица Ночной Страны — Имлуи Мифит пела о былом.

Звездочет полз. Долго, мучительно, сбивая локти и колени в кровь, он полз.

… Иссушенные вулканическими суховеями глаза среди каменных глыб и обломков различили тропу. Она вилась через пепельную долину к разрушенному мосту, после просматривалась вдоль дымящейся пропасти и упиралась в окутанную туманным мраком громадную башню-иглу, пронзавшую ураганные облака точно меч.

— Усыпальница Властелина, — полопавшиеся губы не хотели ему повиноваться. — Я здесь, — провыл он подстреленным шакалом, — я иду к вам, — прошипел ядовитой гадюкой.

Он преодолевал засыпанную щебнем тропу, травился удушливым смрадом, заходился кровавым кашлем, тлел в жаре пламенных ветров, но не сворачивал с пути. Вокруг висел мрак, сыпал пепел, слышались леденящие шепот и смех. Армия демонических глаз следила из злобных туманов. Сквозь призрачный наст облаков светила луна. Башня-игла неумолимо приближалась.

Еще полсотни выдохов и он у цели.

… Обожженная до черноты рука упала на раскаленную крышку древней гробницы, поставленной на трехступенчатое возвышение. И пусть в башне было темно, холодно и страшно, Звездочет не поддался ужасу потустороннего мира.

Встав на колени, он собрал последние силы и, навалившись на крышку, сдвинул ее. Металл ужасающе взревел. Взметнулись шлейфы непроницаемой пыли. Та упала со звоном тысяч медных колоколов. Звездочет зажал уши и с криком рухнул — сердце старого эльфа чуть не выскочило из груди. Он потерял сознание, а когда пришел в себя, одуряющий звон затих, а плавающий занавес рассеялся.

Потерев горящие огнем глаза, астроном приподнялся и заглянул в пустоту уродливого гроба. На дне, в прахе и тлене покоилась тень существа с идеальным, точеным лицом цвета звездного мрамора, с черными длинными волосами и сомкнутыми веками в пушистых ресницах, — мертвая и холодная как безжизненные пики Аред Вендел, древняя и ужасная, как призраки Пустоши Молчания Рорг Намар. Руки существа были сложены на груди, на белом, прозрачном, словно заледенелая ветвь пальце сверкало черно-белое кольцо: в тусклом сумраке едва угадывались очертания дракона и змеи.

Звездочет протянул подрагивающую руку и коснулся лба, щек с высокими скулами, губ, но они были тверды и неподвижны.

— Нет, Властелин, нет, — взвыл Звездочет. По грязному лицу покатились слезы, — я отыскал вашего наследника и заставил пройти Полуночным Путем, так почему вы продолжаете спать? Пробудитесь! Ваш верный слуга молит о пробуждении!

Эльф затряс головой. Он затратил столько сил и времени, чтобы ему угодить: армия наемников, крепчайшие доспехи из адамантовой стали, воздушный флот — все это было создано не ради военных успехов королевства темных эльфов и этого отвратительного Брегона, сына Теобальад… Все это было создано в дар владыке Ночной Страны и его Теням.

И что же, все в пустую?

— Властелин, молю, проснитесь!

Злобный, насыщенный тленом и удушливыми парами воздух раскалился. Вой теней Ночной Страны слился в безумный хор торжества и удовольствия. Звездочет покосился на усопшего и вздрогнул. Неподвижные веки древнего существа дрогнули, поползли вверх и… распахнулись. На Толкователя Звезд уставились не глаза, — провалы, залитые непроницаемой тьмой, исполненные мрачной алчности, дикой ярости и неутолимой жажды власти. Кто бы ни лежал в гробу среди ужасных руин Имлуи Мифит — он пробудился.

Звездочет сполз по скользкой стенке цитадели и благоговейно выдохнул:

— Свершилось.



Оглавление

  • ЭЛЬФИЙСКАЯ САГА. ИЗГНАННИК
  •   Пролог
  •   Глава 1. Падение Эбертрейла
  •   Глава 2. Гамбит Его Высочества
  •   Глава 3. Белый Лебедь
  •   Глава 4. Выбор короля
  •   Глава 5. Башня Звездочета
  •   Глава 6. Заговорщики
  •   Глава 7. Горнило испытаний
  •   Глава 8. Горный приют
  •   Глава 9. Мастер меча
  •   Глава 10. Ни свой, ни чужой
  •   Глава 11. Буря
  •   Глава 12. Ночь битвы
  •   Глава 13. На Запад…
  •   Глава 14. Пепел и Огонь
  •   Глава 15. В поисках Блуждающего Моста
  •   Глава 16. Продавец грез
  •   Глава 17. Шах и мат
  •   Глава 18. Полуночный Путь
  •   Глава 19. Встречи и союзы в городе предков
  •   Глава 20. Возмездие
  •   Глава 21. Рассвет
  •   Эпилог