КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 710950 томов
Объем библиотеки - 1390 Гб.
Всего авторов - 274032
Пользователей - 124951

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

medicus про Маш: Охота на Князя Тьмы (Детективная фантастика)

cit anno: "студентка факультета судебной экспертизы"


Хорошая аннотация, экономит время. С четырёх слов понятно, что автор не знает, о чём пишет, примерно нихрена.

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
serge111 про Лагик: Раз сыграл, навсегда попал (Боевая фантастика)

маловразумительная ерунда, да ещё и с беспричинным матом с первой же страницы. Как будто какой-то гопник писал... бее

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
medicus про Aerotrack: Бесконечная чернота (Космическая фантастика)

Коктейль "ёрш" от фантастики. Первые две трети - космофантастика о девственнике 34-х лет отроду, что нашёл артефакт Древних и звездолёт, на котором и отправился в одиночное путешествие по галактикам. Последняя треть - фэнтези/литРПГ, где главный герой на магической планете вместе с кошкодевочкой снимает уровни защиты у драконов. Получается неудобоваримое блюдо: те, кому надо фэнтези, не проберутся через первые две трети, те же, кому надо

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Влад и мир про Найденов: Артефактор. Книга третья (Попаданцы)

Выше оценки неплохо 3 том не тянет. Читать далее эту книгу стало скучно. Автор ударился в псевдо экономику и т.д. И выглядит она наивно. Бумага на основе магической костной муки? Где взять такое количество и кто позволит? Эта бумага от магии меняет цвет. То есть кто нибудь стал магичеть около такой ксерокопии и весь документ стал черным. Вспомните чеки кассовых аппаратов на термобумаге. Раз есть враги подобного бизнеса, то они довольно

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Stix_razrushitel про Дебров: Звездный странник-2. Тропы миров (Альтернативная история)

выложено не до конца книги

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).

Dear Even, if you're reading this then...(ЛП) [cuteandtwisted] (fb2) читать онлайн

Возрастное ограничение: 18+

ВНИМАНИЕ!

Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!

Да, мне есть 18 лет

Нет, мне нет 18 лет


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

(Всё начинается в его двадцать первый день рождения — хотя, как потом заметит Исак, — в двадцатый, — и его желудок сжимается от предвкушения и страха).

Эвен уже какое-то время гадает, что Исак подарит ему на день рождения в этом году, и его переполняют восторг и страх. Восторг, потому что он по-прежнему не верит, что он кому-то небезразличен настолько, что этот человек планирует целый день сюрпризов для него, всё для него. Страх, потому что сюрпризы немного пугают, потому что ему кажется, словно он теряет контроль, словно он больше не является режиссёром собственной жизни.

Почему-то он убеждает себя, что Исак подарит ему щенка на его двадцать первый день рождения. И он не уверен, когда эта мысль превратилась из глупого предположения в железобетонную уверенность в его голове. Возможно, это случилось, когда Мутта упомянул, что Исак задал ему несколько вопросов о собаках. Или, может, когда Исак спросил Эвена, была ли у него когда-нибудь собака и нет ли у него на них аллергии.

Эвен не уверен, почему, но он убеждён, что у них будет щенок. Он даже просматривает несколько видео онлайн, чтобы изучить реакцию людей, которым только что устроили сюрприз, и постараться сделать так, чтобы собственные эмоции были максимально искренними и счастливыми.

И дело не в том, что он не хочет щенка. Он хочет и уже легко может представить, как они втроём лежат в кровати утром. Но он не может не чувствовать страх и неуверенность. Что если у него будет депрессия, а Исак будет занят в школе, и никто не сможет присмотреть за собакой? Что если он не сможет? Страх разочаровать Исака и так сокрушает его. Мысль о том, что он подведёт ещё одно живое существо, вызывает у него апатию.

Собаки не испытывают таких чувств, как разочарование. Не глупи.

Эвен ложится спать одиннадцатого февраля, будучи уверенным, что ему подарят щенка на следующий день. Или, возможно, около полуночи. Эвен счастлив.

Он спит.

.

Исак будит его поцелуем в висок, и Эвен улыбается в одеяло — в их одеяло. Он не открывает глаза, притворяется, что всё ещё спит. Но он знает, что Исак видит, что он уже с ним, по тому, как поднимается и опускается его грудь.

Они оба знают. Однако оба потакают друг другу. Эвен по-прежнему не открывает глаза, стараясь изо всех сил сохранить свою улыбку в секрете. А Исак продолжает прикасаться губами к его виску, а теперь и к щеке. Так нежно. Так ласково. Так идеально.

В любой другой день Исак бы застонал — или, может, заныл — требуя к себе внимания, но не сегодня. Сегодня он терпелив. Сегодня он нежен и терпелив, и его губы скользят по щеке Эвена, словно у него есть тщательно разработанный план, для реализации которого необходимы все эти приготовления. Эвен покоряется.

— С днём рождения, малыш, — шепчет Исак ему на ухо, и из-за этого по его спине бегут мурашки. Сладко, как мёд.

Наконец Эвен приоткрывает один глаз, по-прежнему улыбаясь, возможно, немного смущённо. За окном всё ещё темно, но он удивлён, что уже утро и что Исак не выкинул этот номер в полночь.

Кажется, Исак читает его мысли, потому что улыбается, глядя на него сверху-вниз, и наклоняет голову набок.

— Ну и как тебе сюрприз номер один?

— Ты проснулся сам! Я поражён, — бормочет Эвен, и его голос звучит хрипло после сна.

— И даже без будильника, — лучезарно улыбается Исак.

Из горла Эвена вырывается низкий, сдавленный звук. Его мозг слишком затуманен после сна, а язык еле ворочается во рту. Он решает, что ещё слишком рано для подшучивания. Он медленно потягивается, немного настороженно вытаскивая обе руки из-под одеяла. Ему всегда холодно по утрам, особенно когда он спит голым и Исак встаёт с кровати раньше него.

Эвен где-то в середине своего ежедневного утреннего ритуала пробуждения — руки раскинуты над головой во всю ширь, он чувствует, как сжимаются и разжимаются мышцы, наполняя его настоящим удовольствием — когда грудь Исака прижимается к его груди, а его руки обвиваются вокруг спины Эвена. Зевая, Эвен понимает, что Исак обнимает его. Этим утром Исак первым делом прижимается к нему.

Они остаются в таком положении какое-то мгновение, они не разговаривают, просто дышат друг другом; Исак сильнее зарывается носом ему в шею, осыпая лёгкими поцелуями ямку за ухом, на что Эвен начинает целовать его висок, волосы — всё, до чего может дотянуться.

Такие поцелуи вполне могут быть его любимыми. В них нет никакого смысла, но ему в любом случае до боли хочется их дарить.

Спустя какое-то время их объятья влекут за собой настоящие поцелуи, утреннее дыхание смешивается с зубной пастой, и Исак открывает рот так, словно не знает, как его использовать, и Эвен смеётся над его горячностью и пылом.

Он смеётся, а Исак нет. Исак целует его так, словно безумно хочет раскрыть какую-то тайну. И на секунду Эвен задумывается, не хочет ли Исак заняться сексом до того, как пойдёт в школу, не хочет ли он, чтобы они попробовали что-то безумное и рискованное.

Но Исак не хочет. Исак отстраняется, и его зрачки расширены, волосы растрепались, а щёки покраснели. Он прекрасен, как и всегда, и Эвен накрывает его левую щёку правой рукой и кладёт большой палец на место, где появилась бы ямочка, если бы Исак улыбнулся.

— Привет, — шепчет Эвен. Он улыбается, глядя на нависающего над ним Исака.

— Привет, — в ответ улыбается Исак, и вот она ямочка. Эвен гладит её большим пальцем. Он так её любит.

— Ты на вкус как зубная паста.

— Теперь и ты тоже.

Именно тогда Эвен понимает, что Исак уже одет для школы, и что он встал заранее, прежде чем его разбудить. Есть что-то невероятно домашнее в том, что они оба сейчас лежат в кровати, и сердце Эвена сжимается.

— С днём рождения, Эвен, — снова повторяет Исак, пальцем гладя его бровь, и его глаза сверкают.

— Спасибо, малыш.

— Я так тобой горжусь.

— Потому что я родился? — поддразнивает Эвен, по-прежнему водя пальцем по его щеке. — Думаю, что ты скорее должен гордиться моей мамой. Она выполнила основную работу.

— Нет, — качает головой Исак и внезапно кажется очень серьёзным. — Потому что ты сегодня здесь.

Есть в этом что-то горько-сладкое, и Эвен тоже немного гордится собой. Декабрь не был лёгким, он никогда не бывает. Говорят, что тело и мозг запрограммированы помнить, что человек чувствовал в определённые периоды времени. И его тело, и мозг помнят декабрь и то, что за ним последовало. Темнота, в его разуме и на небе, тоже не особо помогает.

Январь в основном прошёл в попытках подготовиться к идеальному моменту, коим является сегодняшний день, в попытках найти в себе достаточно сил и любви, чтобы улыбаться, чтобы принять происходящее и не задумываться ни о чём, принять незыблемую любовь и преданность.

Январь прошёл в попытках вернуться к этому, к нему, к его мальчику.

— Я здесь, — серьёзно произносит Эвен. Он запускает пальцы в короткие волосы Исака — и он до сих пор старается к этому привыкнуть. Он скучает по его кудряшкам. Но волосы — это всего лишь волосы. А Исак прекрасен в любой своей версии, и Эвен широко улыбается. — Я здесь. Я здесь. Я здесь.

Они снова обнимаются, пока Эвен повторяет слова, и Исак сильнее прижимает его к себе. И Эвену хочется похвалить самого себя, что он справился, что не испортил этот день, что может дать Исаку это, что может дать себе это.

Сегодня хороший день. Сегодня замечательный день.

.

— Ты приготовил завтрак? — Эвен изумлённо смотрит на кухонный стол и удивляется, почему запах готовящейся еды не разбудил его раньше.

— Ага. — Исак самодовольно и гордо улыбается. — Я не знал, чего ты захочешь. Поэтому я приготовил всё.

Эти слова заставляют Эвена улыбнуться. И, когда их взгляды встречаются, они оба сияют.

— Я когда-то сказал тебе это, — говорит он.

— Я знаю. Я посмотрел фильм.

— Ты посмотрел «Красотку»?! — поражённо выдыхает Эвен, усаживаясь за стол перед маленьким капкейком с незажжённой свечой.

— Мне пришлось, — пожимает плечами Исак. — В конце концов это же твоя любимая история любви всех времён и народов.

— Не самая, — поправляет он.

— Точно. Виноват, — Исак закатывает глаза, но в этом действии нет ничего кроме любви. — Я забыл об ужасах Ромео и Джульетты.

Эвен смеётся, и, хотя Исак снова ошибается, на этот раз он его не поправляет.

— Когда ты умудрился его посмотреть? Я бы заметил.

— У Юнаса на прошлой неделе, — объясняет Исак и преувеличенно тяжело вздыхает. — Это была большая ошибка! После этого он несколько часов говорил, как Голливуд романтизирует проституцию ради массового потребителя, не заостряя внимания на том, что вообще-то все проститутки люди, а не только те, кто выглядит, как Джулия Робертс.

Эвен смеётся, потому что это действительно похоже на Юнаса. Ему бы хотелось посмотреть фильм с Исаком, но ничего страшного. Может, у него потом будет шанс заставить его посмотреть картину снова. В конце концов это его день рождения. Исак бы ему не отказал.

— Так что, это был сюрприз номер два? — спрашивает Эвен.

— Номер три, — отвечает Исак. — Второй состоял в том, что я не сжёг завтрак.

.

Когда за окном рассвело, желудок Эвена полон, и он умудрился не подавиться кусочком яичной скорлупы, попавшей в омлет, а теперь Исак толкает его обратно на кровать.

— Ты опоздаешь в школу, — смеётся он, и Исак смеётся тоже, нависая над ним. Он сидит на его бёдрах, и грудь Эвена наполнена предвкушением.

— Сюрприз номер четыре — сделать тебе минет, не раздеваясь или не переодеваясь.

— Ну тогда тебе, наверное, понадобится полотенце или салфетки.

— Полотенце? Салфетки? — Исак возмущённо пыхтит, словно ему только что нанесли оскорбление. — Я собираюсь использовать свой рот, Эвен. Я не упущу ни капельки. Нам не нужны полотенца.

— Ты… — Эвен замолкает, потому что у него нет слов.

— Я, — ухмыляется Исак. — Что ты хотел сказать обо мне?

.

Удивительно, но Исак не опаздывает в школу. Он сообщает об этом Эвену, и они решают считать это сюрпризом номер пять. Это немного глупо, но Эвен всегда предпочтёт глупое скучному.

Исак присылает ему свою обнажённую фотографию, которая, кажется, была сделана этим утром, примерно в то время, когда он уходит из дома на работу. Эвен захлёбывается воздухом, случайно налетая на одну из соседок в коридоре. На ту самую соседку, которая всегда жалуется на их секс-марафоны и оставляет анонимные записки на их двери.

________________________________________

Мужчина моей жизни

11:34

Угадай, с кем я только что столкнулся

Эвен… Я только что отправил тебе голые фотки

Угадай, кто ещё типа их видел

?

О боже

Нет

Только не тётка с собакой из квартиры в конце коридора

Тётка с собакой из квартиры в конце коридора

Блядь

Теперь она будет думать, что я фрик. Чудесно.

Малыш, ты фрик <3

Заткнись <3

Только для тебя

Сюрприз номер семь будет таким же горячим, как шестой?

Ты даже ничего не сказал про шестой

У меня стояк, малыш

У тебя стояк от времени моего рождения

Исак, я в трамвае. Не поступай так со мной

Ха-ха. Ок, тогда увидимся позже

Иду на урок :)

________________________________________

Эвен улыбается, глядя на экран, потом выходит из трамвая и направляется на работу.

И на самом деле он должен был догадаться.

И всё же.

Его встречает Исак с тортом и цветами (С цветами! Подсолнухами!). Он прижимает букет локтем к груди, потому что рука занята телефоном, на который он снимает всё происходящее. Все коллеги Эвена из КБ поют ему поздравительную песню, и это немного неловко, но Эвену плевать. Он хлопает в такт, и улыбается, пока щёки не начинают болеть, и задувает свечи, пока дым не заполняет его ноздри. Он счастлив. И, когда Исак спрашивает, загадал ли он желание, он врёт и говорит «да».

— Ты прогулял уроки, — жалуется Эвен, когда Исак наконец возвращается к нему, протерев стойку и выбросив одноразовые тарелки, которые они использовали для торта.

— Да.

— Ты обещал, что пойдёшь на уроки, — дуется Эвен.

— Я обещал, что пойду. Но никогда не говорил, что останусь на весь день, — Исак поднимает брови и улыбается, и Эвен не может не притянуть его к себе для поцелуя.

Он выходит таким сладким. Они оба на вкус, как шоколадный торт, и пальцы Эвена касаются ямочек на щеках Исака. Он по-прежнему выше, но иногда чувствует себя меньше. Он чувствует себя ранимым, хрупким, слабым. Он похудел с декабря. Он уже какое-то время теряет вес, в то время как Исак последовательно наращивает мышцы, становится сильнее и больше.

Эвен знает, что Исак тоже замечает это изменение в балансе, и дело не только в их внешности, но и в том, как их тела реагируют друг на друга. Давно прошли времена, когда Эвен мог нависнуть над Исаком, загнав в угол, и чувствовать, как тот рассыпается под кончиками его пальцев. Эти времена давно прошли.

Теперь Исак заставляет его есть больше белка, но никогда ничего не говорит о его весе. Лишь замечает, насколько протеин вкусен, и что Эвену нужно обязательно попробовать. Исак заботится о нём, но делает всё, чтобы Эвен не чувствовал себя неловко.

Впрочем, Исаку и не нужно ничего говорить, потому что их друзья никогда не отказывают себе в комментариях. Большинство просто шутят, превращают это в тему для разговора ни о чём. Но Сана, и Юнас, и Элиас никогда так не поступают. Они спрашивают, ест ли он, и Эвен убеждает их, что да, конечно, ест. Просто он немного устал.

— Почему ты не ходишь с Исаком в зал? — спрашивают они.

— Кому-то нужно заниматься глажкой и стиркой, — с улыбкой отвечает он.

Магнус говорит что-то о том, что Исак скоро его перерастёт и что Эвен теперь выглядит младше, словно это он «женщина в их отношениях». И Эвен вымучивает улыбку и шутит, говоря, что он всегда был «женщиной в их отношениях», прежде чем перейти к другой теме.

Иногда Эвен стыдится собственного тела, особенно когда видит, как хорошо Исак заботится о своём. Иногда он не может не чувствовать, словно поймал Исака в ловушку, заманил его в отношения до того, как он достиг своего полного потенциала, до того, как он из робкого мальчишки превратился в теперешнего мужчину. И он знает, что Исак был бы в ужасе от этих мыслей, реши Эвен ими поделиться. Но иногда Эвен не может не чувствовать, что Исак заслуживает большего, чем это, лучшего, чем он.

— Ты вернёшься в школу? — спрашивает Эвен после того, как они перестают целоваться, и менеджер КБ разрешает ему взять выходной.

— Конечно, нет, — смеётся Исак. — Я не для того умолял твоего менеджера отпустить тебя, чтобы вернуться на грёбаную физику.

— Так что мы будем делать? — улыбается Эвен, сжимая подсолнухи, словно это лучший подарок за всю его жизнь.

— Мы будем смотреть пафосный фильм, который ты так хотел.

— Какой?

— Тот, который как «Сумерки», только там рыба вместо вампира, — объясняет Исак, беря свободную руку Эвена в свою и таща его за собой по улице.

— Что? Ты имеешь в виду «Форму воды»?

— Да. Думаю, этот, — кивает Исак.

— Но он выйдет в Осло только 23 февраля.

— Да, мы посмотрим его дома, — отвечает Исак, а потом поднимает глаза на Эвена.

— Как это?

— Я скачал пиратскую копию, — пожимает плечами Исак.

— Ты сделал что?!

— Да пофиг, Эвен. Я не виноват, что вселенная не захотела сотрудничать и не перенесла выход фильма на пораньше, — Исак отводит глаза, но Эвен видит, как покраснели его щёки. Эскиль однажды издевался над ним, что он платит за то, чтобы смотреть фильмы онлайн.

— Да ты полон сюрпризов, не так ли?

— Это был восьмой, — улыбается Исак, прижимаясь губами к его рту.

Он заставляет Исака пообещать, что они посмотрят фильм ещё раз, когда он выйдет в кино, чтобы поддержать картину. Потом они покупают пиццу и около двух часов дня идут домой.

.

— Это было красиво, — вздыхает Эвен, когда на экране появляются финальные титры.

— Она трахалась с рыбой, — выдыхает Исак, вытаращив глаза.

— Он не был рыбой. Он был богом!

— Он был рыбой, Эвен. Боже. А член у него внутри что ли?

— Это всё, что ты вынес из фильма? — смеётся он, потому что, разумеется, Исак заинтересовался анатомией.

Они смеются. Потом они катаются по кровати. Потом они целуются. Потом они обнимаются. А потом Эвен чувствует ком в горле, потому что он ничего этого не заслуживает. Он не заслуживает его. И он не знает, как ему удалось заполучить Исака, и ему больно от этого. От жжения. От страхов. От голосов в голове. Ему бы хотелось приручить их.

Рано или поздно он тебя бросит, и это тебя окончательно сломает.

Эвен засыпает около четырёх, пока Исак читает ему его любимую книгу (сюрприз номер девять), а когда просыпается, то понимает, что плачет, а Исак спит рядом.

Он будит его, трясёт за плечо, заставляет широко открыть глаза.

— Эвен, что случилось?!

Эвен обнимает его и закрывает глаза. Он дрожит. Он дрожит от страха.

— Плохой сон, малыш? — бормочет Исак, уткнувшись ему в шею и обвивая руки вокруг спины.

— Просто ужасный.

— Я умер или ещё что-то в этом роде? — шутит Исак, и, когда Эвен не отвечает, лишь сильнее обнимает его. — Я никогда не умру. Я же бог, помнишь?

— Бог, — усмехается Эвен, но его всё ещё трясёт. — Как рыба из фильма?

— Нет. Боже! Нет! Я бы никогда не стал прятать свой член.

Они смеются. И Исак здесь, здесь, здесь. Всё хорошо.

Правда в том, что Исак не умер во сне Эвена. Исака просто не существовало. Эвен застрял в мире, где Исака не было в его жизни, где, куда бы он ни шёл, он спрашивал людей о нём, но никто не знал, кто такой Исак.

Эвен без Исака.

Как этот парень проводит свой двадцать первый день рождения?

.

Эвен должен был догадаться, когда Исак вдруг потащил его домой к Крис Берг, чтобы «взять у неё конспект». Однако, как и со всем остальным сегодня, он не особо обращал внимание, так как был слишком занят раной, которая грозила снова раскрыться где-то в глубине его сердца.

— Сюрприз!

Здесь все. Все друзья Исака, которые теперь и его тоже, и все его друзья из Бакки. Даже Соня здесь, и сердце Эвена переполняется чувствами. За этим следует шампанское, и торт, и воздушные шары, и объятья, и любовь, так много любви.

Он разговаривает практически с каждым. Это странно, но их разговор с Микаэлем оказывается самым откровенным за последние годы. Однако всё в нём очень хрупко. Всё сложнее, учитывая время, то, как снег, и холод, и небо напоминают Эвену о том, что случилось два года назад.

— Спасибо, что пришёл, — говорит он.

— Конечно, Эвен. Для тебя — всё, что угодно.

Всё это неловко, и Эвен уверен, что, если бы Исак был чуть более пьян, он бы снова накинулся на Микаэля, если бы услышал эти слова. И всё же Эвен намерен продолжить. Он не отходит. Его психотерапевт сказал, что лучший способ двигаться дальше — посмотреть в лицо своим страхам и поговорить о своих чувствах. Но Микаэль его опережает.

— Прости меня, Эвен, — бормочет он, и Эвен видит, что тот нервничает. — За всё.

Он уже извинялся раньше, когда они снова начали общаться. Он уже извинялся бессчётное количество раз. Но сейчас всё иначе. Примерно в это время он…

Эвен закрывает глаза. Воспоминания кажутся слишком реальными.

— Всё нормально. Ты тоже меня прости.

— Как бы то ни было… Я так счастлив, что ты счастлив. Я рад, что у тебя всё хорошо. И я рад, что ты… — Микаэль запинается, а потом и вовсе замолкает. Эвен знает, что он хотел сказать.

«Я так рад, что ты выжил».

Я тоже.

.

— Не обижайся, бро. Но я так рад, что твой день рождения наконец наступил, — говорит ему Юнас, когда они остаются вдвоём.

— Хм?

— Исак психовал несколько недель. У него с приправами ещё хуже, чем у тебя.

— Ну что я могу сказать? Мы и правда ценим кетчуп и горчицу, — смеётся Эвен.

— Он грозил нас убить, если кто-нибудь опоздает, — вздыхает Юнас. — Ладно, хорошо, что всё закончилось. Слава богу!

Они молчат какое-то время, издали наблюдая за Исаком. Кто бы мог подумать, но он о чём-то оживлённо беседует с Муттой. Они оба смеются.

— Вот, держи, — наконец произносит Юнас, передавая ему листок бумаги.

— Что это?

— Письмо.

— Что? От кого?

— От Исака, — отвечает Юнас.

Эвен недоумённо смотрит на него. С чего бы Исаку просить Юнаса передать ему письмо?

— Он написал его год назад. Попросил отдать тебе сегодня.

.

Дорогой Эвен!

Если ты читаешь это, значит тебе только что исполнился двадцать один год. Это Исак. Ну или точнее Исак из прошлого, если всё сработает и Юнас не забудет отдать тебе письмо в день рождения. Я не знаю, где мы будем на следующий год (а точнее, где мы сейчас), но я знаю, что мы вместе. Ты, ну или по крайней мере ты из прошлого, сейчас спишь в моей кровати. Мы в Коллективите. На тебе мой любимый свитер, и я только что укутал тебя двумя одеялами. Тебе сегодня холодно. Тебе сегодня нужно много слоёв, потому что ты не очень хорошо себя чувствуешь. Тебе всегда холодно, когда тебе грустно. Всё нормально, потому что мне нравится заботиться о тебе, как и тебе нравится заботиться обо мне.

Ты только что рассказал мне, что случилось в Бакке в прошлом году в районе твоего дня рождения, и ты плакал, и, малыш, ты разбил мне сердце. Я никогда не видел твоих слёз. И я не знаю, что сделаю в следующий раз, но я справлюсь лучше. Обещаю. Ты был так поражён собственными слезами, словно не думал, что заплачешь, или словно ты наконец осознал, что произошло. А потом ты произнёс свою обычную речь, что я заслуживаю лучшего, и что мне нужно бежать от тебя, пока ещё возможно, и что ты причинишь мне боль. Я подождал, пока ты закончишь. Потом я поцеловал тебя и смотрел, как ты засыпаешь.

Я провёл последний час, думая о мире, где я не встречаю тебя, о мире, где твоя попытка покончить с собой оказывается успешной до того, как наши пути пересекаются. И мне страшно. Не за себя, а за того Исака, который так никогда и не познакомился с тобой. Что бы я сказал тому Исаку? Люди всегда спрашивают «что бы ты сказал младшей версии самого себя?», а я тут пытаюсь пообщаться с версией себя в параллельной вселенной. Охуенно, да?

Но потом у меня появилась идея, что я могу написать тебе в будущем. Я знаю, что кажется, в этом нет никакого смысла, но в моей голове сейчас всё это кажется очень логичным. Потому что ты сказал, что мы поговорим об этом позже, но я хочу, чтобы ты знал, что я чувствую прямо сейчас, тот я, что буквально час назад услышал твою историю.

И вот что я думаю, Эвен. На следующей неделе я собираюсь предложить тебе жить вместе. Вот насколько я уверен в этом, в тебе, в нас. И я надеюсь, ты скажешь да. Я надеюсь, что ты сейчас читаешь это письмо в нашей квартире. И я надеюсь, что мы сейчас отмечаем твой день рождения. Я надеюсь, что ты скажешь да <3.

Ну, а если нет, ничего страшного. Потому что всё всё равно будет хорошо.

Я очень сильно тебя люблю.

Исак.

.

Они вместе идут домой, держась за руки, они без перчаток, потому что больше любят чувствовать кожу друг друга без преград. Эвен по-прежнему пытается найти слова, чтобы заговорить с Исаком о письме, и не может. Он потрясён и не может поверить. Этот мальчик. Пишет ему письма из прошлого. Это так слащаво. Это на грани пугающего.

Улицы пусты, а вокруг тихо падает снег. Эвен может понять по молчанию Исака, что тот нервничает, что он пытается оценить его чувства, пытается прочитать их.

— Я даже не помню, что написал, — вздыхает Исак несколько минут спустя, сдаваясь. Видимо, Юнас сказал ему, что отдал Эвену письмо.

— Ты сказал, что надеешься, что я читаю его в нашей квартире, — тихо отвечает Эвен.

— Я был молодым и наивным. Я думал, мы сможет позволить себе квартиру достаточно большую, что устроить там веч…

Эвен заставляет его замолчать страстным поцелуем. Таких поцелуев у них не было уже какое-то время. Он голодный, и немного грубый, и полон чувств, полон изумления, и боли, и любви — в нём столько любви. Поразительно, насколько Исак отзывчив, насколько он не сомневается, словно он знал, что Эвен сделает это, будто в его груди горит такой же неугасимый огонь, живёт то же всеобъемлющее стремление поглотить всё на своём пути.

Эвен прижимает его спиной к стене и поднимает обе руки, переплетя их пальцы, и держит их над головой Исака, пока они целуются и тяжело дышат в губы друг другу. Это неприлично, то, что они делают посреди улицы. Но ему плевать. Холодный воздух теперь стал горячим, и щёки Исака раскраснелись, и он задыхается. Идеально.

— Я люблю тебя, — выдыхает Эвен, и эти слова звучат так надрывно и искренне, что они сокрушают их обоих. — Так сильно, малыш. Ты не представляешь, как много значишь для меня.

Как много для меня значит, что, даже узнав, как я слаб, и разбит, и отвратителен, ты всё равно хотел меня.

— Я бы сказал тебе это тогда, если бы ты мне позволил, — выпаливает Исак, и он по-прежнему тяжело дышит.

— Ты такой заучка.

— Боже, я знаю, — жалуется Исак.

Эвен снова жадно целует его. Он хочет отвести его домой и заставить выкрикивать своё имя, но тут же вспоминает об ужине у родителей. Блядь.

— А мы не можем пропустить поход к моим родителям в 18-30?

— Нет, не можем, — улыбается Исак.

— Но…

— Ты спал девять часов. Ты справишься.

— Так вот почему ты заставил меня рано лечь.

.

Они надевают свои лучшие нарядные рубашки, и Эвен уверен, что его брюки безнадёжно испорчены, потому что Исак не перестаёт незаметно приставать к нему под столом, гладя ботинком по голени. Только Исак мог настоять на том, чтобы делать такое при родителях, но при этом отказаться снять обувь.

Ужин проходит довольно быстро. Мама плачет всего дважды, а отец дарит ему часы, которые получил от своего отца в двадцать один год. Эвен не плачет, но близок к этому.

— Спасибо, — бормочет он, и ком в горле выдаёт его чувства.

— Мы тебя любим, — снова и снова повторяют его родители.

— Я тоже вас люблю.

Он видит, как Исак рядом тайком смахивает слезу, и Эвену кажется невероятным, насколько любимым он чувствует себя в этот момент.

По пути домой Исак отдаёт ему большой конверт, который носил с собой весь день, и Эвен вопросительно поднимает бровь.

— Сюрприз номер девятнадцать, — сообщает Исак.

— Да?

— Открой.

Там рисунки, его собственные рисунки, и наброски, и этюды, разложенные по порядку, который рассказывает историю. Эвен знает и расположение, и порядок, и историю, потому что однажды поделился этим с Исаком. Они лежали в кровати и разговаривали о том, как бы Эвен развесил свои работы, если бы у него было достаточно денег для галереи. И Исак запомнил все детали.

— Что это?

— Это портфолио для конкурса в Школе искусств, куда ты хотел поступать, — отвечает Исак, заметно нервничая.

— Что?

— Я считаю, что ты должен отправить своё портфолио. Мы можем отправить его прямо сейчас. На конверте достаточно марок, и я заполнил все основные заявления, и разложил все работы, и сделал копии. Всё, что тебе нужно сделать, — просто бросить его в ящик.

Эвен молча смотрит на Исака. У него нет слов.

— Исак…

— Я знаю, что ты не особо в себя веришь. Так что я таким образом говорю тебе, что ты должен верить, и что твои работы имеют значение, и что я очень расстроюсь, если ты хотя бы не попробуешь. И, если бы это было кино, я бы отправил его сам, не советуясь с тобой, но это не кино. И я слишком уважаю тебя и твои желания, чтобы принимать решения за тебя.

Ты не прав. Ромео и Джульетта — не моя любимая история любви. Мы, ты и я. Мы — моя любимая история любви.

— Считай это подарком самому себе на день рождения, малыш.

Эвен отправляет конверт.

.

Они вваливаются в квартиру около девяти вечера и смеются, наткнувшись по пути на ту самую тётку с собакой. На мгновение Эвен задумывается об их гипотетической собаке. Где она? Исак вообще будет ему её дарить?

Эвен забывает обо всём, когда Исак проталкивает свой язык ему в рот. Это будоражит, кружит голову. Он чувствует, словно у него из-под ног выбили почву. Он не успевает за происходящим, пока в какое-то мгновение не успокаивается. К тому моменту, как они оказываются на кухне, оба переполнены желанием и страстью. Оба тяжело дышат, их рты приоткрыты, веки потяжелели.

Эвен решает, что Исак, должно быть, слышал его разговор с Магнусом о том, что новая причёска делает его похожим на «пассива в отношениях». Потому что, когда они добираются до кровати, Исак просит «трахнуть его глубоко и жёстко», заявить на него свои права, взять его, доставить ему удовольствие.

У Эвена кружится голова от такого выбора слов, от настойчивости этой просьбы. Исак снова выглядит на семнадцать, он снова сумасбродный и беззаботный. Он не похож на парня, что заботился о нём последние несколько месяцев. Парня, который в последнее время всё держал под контролем — как это происходит каждый раз, когда Эвен выбирается из депрессии. Парня, который взорвал его мир на прошлой неделе.

На прошлой неделе… Они не занимались сексом больше месяца. И Эвен хотел Исака, хотел почувствовать его, хотел быть там с ним. Так сильно, он хотел так сильно. Но он по-прежнему чувствовал себя ранимым, вывернутым наизнанку, тонким, как бумага. Он по-прежнему спал в толстовке под двумя одеялами. Он хотел, чтобы его обнимали. Он хотел, чтобы его обнимал Исак, но более интимно, чем просто объятья в одежде. Он хотел чувствовать его. Он хотел, чтобы Исак наполнил его собой. Эвен хотел, чтобы Исак заполнил пустоту внутри, в его сердце, в его голове, в его теле, в его душе. Он больше не хотел думать. Он больше не хотел тонуть.

— Сделай так, чтобы это прекратилось, — попросил он Исака в ту ночь. — Я больше не хочу думать.

И Исаку удалось. Эвен до сих пор помнит, как Исак прижимал ладонь к его спине между лопаток, тяжело дыша ему в шею и целуя её. Он до сих пор помнит, каково это было чувствовать, как он заполняет его, каково это было не думать, просто лежать на животе и не думать хоть какое-то время. Он до сих пор помнит, каково это было чувствовать его глубоко внутри себя, словно они — единое целое, словно они вышли за рамки физической реальности. Эвен помнит искры в глазах. Так и есть.

— Я обо всём забываю, когда мы так занимаемся любовью, — прошептал Эвен потом, когда они лежали лицом друг к другу, и Исак покрывал поцелуями его веки, гладя по щеке.

— Тогда забудь обо всём, малыш.

И теперь Эвен хочет дать Исаку то же самое. Потому что он знает, какими тяжёлыми были для него последние несколько месяцев. Знает, что Исак, наверное, тоже не хочет ни о чём думать. Что Исак тоже хочет забыть. Эвен хочет. Так сильно хочет. И несмотря на изначальную неловкость и неуклюжесть, он оказывается между ног Исака, выполняя его просьбу.

Они занимаются любовью.

Движения Эвена глубокие и медленные, и он с облегчением видит, что по-прежнему умеет это, что он по-прежнему может заставить Исака рассыпаться на части под его прикосновениями, откидывать голову назад и молить о продолжении. Он всё ещё умеет. Медленно, но так жарко.

— Я здесь, — выдыхает он в плечо Исака, и он не уверен, что имеет в виду. — Я здесь, я здесь, я здесь.

Он целует его, и поцелуй выходит мокрым, как и звуки скользящих друг по другу тел, скрип кровати, эхом отражающийся от стен. Эвен думает, что утром они получат очередную записку от соседки.

— Ты здесь, — стонет под ним Исак, крепко обхватывая ногами талию, и его слова полны чувств. — Ты здесь, ты здесь, ты здесь. Мой малыш.

Исак выглядит усталым. Он выглядит измождённым. Он выглядит переполненным. Он выглядит, словно наконец-то ни о чём не думает. Словно он потерялся в этом, в них. Он отпускает себя. И Эвен любит его. Любит так сильно, что, кажется, сердце разорвётся.

Они целуются, пока Исак снова не начинает стонать, и кажется, что он раздирает его пополам, но Эвен знает, что на самом деле возвращает его к жизни.

Той ночью они занимаются любовью, любовью, любовью.

И когда всё заканчивается, они обнимают друг друга и плачут, пока не засыпают.

.

Эвен просыпается незадолго до полуночи, и Исак больше не лежит в его объятьях. Он закутывается в одеяло и идёт его искать, и находит за кухонным столом, где тот пишет что-то, сосредоточенно нахмурив брови.

— Что ты делаешь? — интересуется Эвен, опершись плечом о дверной косяк.

— А, чёрт! — бормочет Исак и, покраснев, убирает листы бумаги.

О. Он что-то пишет мне?

— Я просто делаю уроки, — виновато врёт Исак.

— Пойдём обратно в кровать.

— Тебе всё равно надо лечь пораньше, — спорит Исак.

— Не сегодня. В день рождения я могу не спать до полуночи. Нет?

Исак возвращается в кровать, и они обнимаются, и Эвен признаётся, что так и не загадал желание, хотя задувал сегодня свечи на четырёх тортах.

— Почему нет? — спрашивает Исак.

— Потому что я думаю, что не заслуживаю этого. У меня и так многое есть. Я не заслуживаю даже того, что имею.

— Это самая большая глупость, какую я когда-либо слышал.

— Знаешь, я думал, ты подаришь мне собаку, — говорит Эвен.

— А ты хочешь?

— Может быть.

— Ладно, — улыбается Исак. — Это будет подарок номер двадцать два на твой двадцать второй день рождения.

— Ты ещё хуже меня, — фыркает Эвен.

— Ты практически заставил всех друзей возненавидеть меня в мой день рождения в прошлом году.

.

Ночью Эвен просыпается, потому что ему нужно в туалет, и Исак тихо спит рядом. Он гладит его по щеке, проводит пальцем по бровям и слышит, как тот урчит во сне, словно котёнок. Эвен целует его волосы, а потом на цыпочках идёт на кухню за стаканом воды.

В темноте он натыкается на стол, и с него на пол падает листок бумаги. Эвен нерешительно поднимает его, чувствуя, как сердце колотится в груди.

Он знает, что не должен читать, что это принадлежит Исаку и ему бы не понравилось, что Эвен суёт нос в его дела. Он знает, что не нужно проверять правильности своих подозрений, что восемнадцатилетний Исак сейчас пишет двадцатидвухлетнему Эвену. Он знает, что не должен, что он в любом случае узнает в следующем году.

Но ему нужно знать. Ему необходимо лишь взглянуть. Всего одно предложение. Ему нужно знать, до сих пор ли Исак уверен в этом, в них. Ему нужно знать, по-прежнему ли Исак хочет его после этого долгого и страшного депрессивного эпизода. Ему нужно знать, до сих пор ли он уверен в них настолько, что точно знает, что будет хотеть Эвена через год. Ему нужно знать, думает ли Исак, что он вообще доживёт до двадцати двух. Ему нужно знать, считает ли Исак его достаточно сильным, чтобы доверить ему свою судьбу. Ему нужно знать, считает ли Исак его сильным.

И если нет, что ж, ничего страшного. И если это действительно его домашнее задание, то и ладно.

В конце концов тогда Исак писал на нескольких листках. Так что это, возможно, совсем не то, что он думает. И всё же он не может… Ему просто нужно знать.

Просто посмотреть. Просто прочитать одно предложение.

Думаешь ли ты, что я буду здесь в мой двадцать второй день рождения? Хочешь ли ты быть со мной через год? Думаешь ли ты, что я буду здесь, чтобы его отпраздновать?

.

Дорогой Эвен!

Если ты читаешь это, значит тебе только что исполнилось 25. Поступил ли я в медицинскую школу? Погоди, не отвечай. Не говори мне. Я и сам до сих пор не решил. И ты, наверное, уже догадался, что это тебе пишет 18-летний Исак. Так что не надо наезжать на меня 22-летнего, если я не поступлю в медицинскую школу. Также…

.

Эвен перестаёт читать, кладёт письмо на стол и возвращается в кровать.

На следующий год он загадает желание.

На следующий год ему исполнится двадцать два, а потом двадцать пять, и так год за годом