КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706129 томов
Объем библиотеки - 1347 Гб.
Всего авторов - 272720
Пользователей - 124655

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

a3flex про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Да, тварь редкостная.

Рейтинг: 0 ( 1 за, 1 против).
DXBCKT про Гончарова: Крылья Руси (Героическая фантастика)

Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))

По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...

В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
medicus про Федотов: Ну, привет, медведь! (Попаданцы)

По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.

cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".

Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.

Итак: главный

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Dima1988 про Турчинов: Казка про Добромола (Юмористическая проза)

А продовження буде ?

Рейтинг: -1 ( 0 за, 1 против).
Colourban про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно

  подробнее ...

Рейтинг: +2 ( 3 за, 1 против).

Сид и Ненси (СИ) [Сергей Лузин] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Глава 1. Сид

Он родился в несчастливый день, 13-го числа, в пятницу. Суеверные люди посчитали, что и вся жизнь его впредь будет такой же несчастливой. Они были недалеки от истины.

Когда его несчастная мать, задыхаясь от родовых мук, взглянула на появившегося перед ней младенца, она вскрикнула от ужаса. Ребенок оказался скрюченным, с головой, неуклюже завернутой набок, со слишком короткими ручонками и правой ногой, на полсантиметра короче левой. Этот маленький урод, еще не понимая, кто он на самом деле и что происходит вокруг него, громко орал и никак не хотел успокаиваться. Она с ужасом представила, как отец мальчика увидит его, и внутри у нее все похолодело. Он убьет ее, непременно убьет! Когда увидит маленького уродца, то придет в ярость и не сможет совладать с собой. Мало того, что ей и так приходится каждый день терпеть побои и издевательства, теперь же муж будет вымещать свою злобу и на маленьком сыне! Если бы свершилось чудо, и мальчик мог бы умереть прямо сейчас, так и не узнав ничего об этом жестоком мире! Да нет, куда там! Орет как сумасшедший, шевелит едва заметными ручонками, вертит маленькой головкой на кривой шее! Сердце ее забилось чаще, она задыхалась все сильнее и наконец, перестав реагировать на кричащего мальчика и суетящихся вокруг нее врачей, рассталась с бренным миром. И, как только на экранах всех приборов появилась прямая линия, и врачи поняли, что надежды уже нет, ребенок вдруг странным образом притих, словно понял, что расстался с тем дорогим и единственным, что открыло ему дверь в эту жизнь, а теперь лежало рядом, медленно остывающее. Свою жизнь она отдала ему, а сама ушла в тот странный, недосягаемый мир, откуда совсем недавно пришел он.

Когда отцу ребенка вынесли его на руках и сообщили о смерти жены, тот поначалу не выразил никаких эмоций. Затем, когда он взглянул на мальчика, лицо его посуровело, на нем залегли глубокие резкие складки. Потом он, ничего не сказав, отвернулся к стене и так стоял несколько минут. Врачи думали, что он плачет. Но, когда он повернулся к ним, лицо его было совершенно сухим. Жизнь закалила этого крепкого сорокалетнего мужчину как сталь, и ни улыбка, ни слезы давно уже не появлялись на его лице.

С самых ранних лет Сидор ощутил всю тяжесть и несправедливость жизни. Ходить он научился только в три года, а до этого времени его носила на руках старшая сестра Аня. Отец Сидора, Виктор, работал в тяжелых условиях на угольной шахте, домой приходил поздно, а в дни скудной зарплаты напивался вдребезги и в приступе белой горячки мог схватить малыша за руку или ногу и со всей силы ударить его о стену. В такие дни Аня всегда держалась начеку. Когда это случилось в первый раз, она едва успела вырвать малютку из рук обезумевшего отца, который уже всерьез намеревался раскроить сыну череп. С тех пор всегда, когда отец приносил домой бутылку водки и отнимал у дочери недоеденный за обедом кусок хлеба, она понимала, что предстоит тяжелый вечер. Она поскорее брала маленького братишку на руки, уносила его в свою комнату в мансарде, запиралась там и как могла успокаивала плачущего Сидора. Она знала — через несколько минут отец начнет стучать в дверь тяжелым кулаком и громко кричать, чтобы его впустили. Она также знала, что он пришел именно за Сидором, думая, что именно он виноват во всех его бедах и несчастьях. "Открывай, маленькая стерва, — кричал он. — Я знаю, этот маленький уродец с тобой. Я слышу его мерзкий голос. Открывай, слышишь! Открывай, и я убью его! Открывай быстро, не то вынесу дверь!" — и тут он срывался на невообразимый мат, смешивая одни слова с другими, так что Аня в ужасе дрожала и пыталась заткнуть уши себе и брату. Впрочем, Виктор только грозился вынести дверь, так как знал, что Аня каждый раз подпирает ее изнутри старым креслом и еще приставляет ржавую железную кровать. Поэтому, наоравшись и отбив о дверь все кулаки, он шел к себе в темный и грязный чулан, и уже через несколько минут оттуда доносился его громкий храп, а наутро он вставал хмурый и, ни слова не говоря о вчерашнем, отправлялся на работу. Пару раз люди из городка вызывали полицию, но та так и не смогла ничего добиться. Несколько раз в такие дни в дом приходила бабушка Ани и Сидора, теща Виктора, единственная на свете, кто мог его успокоить. Но такие визиты случались нечасто. Все остальные вечера дети проводили в страхе за отца и за себя.

Поскольку Виктор целыми днями был занят, Ане приходилось самой все время ухаживать за братом, заменяя ему мать. Ей было невыносимо тяжко смотреть на этого маленького хромоножку со скрюченным тельцем и странно вывернутой головой, на его бесконечные мучения в попытках встать на ноги. Но она делала все, чтобы ребенок рос и развивался как можно более нормальным. В пять лет она наконец позволила ему выйти из дома, чтобы он мог поиграть с другими детьми. И тут же пожалела об этом. Все окрестные мальчишки, собравшись в одну шайку, дружно принялись издеваться над мальчиком.

— Эй, крошка Сидди, иди сюда! Эй, смотрите, вон идет калека Сид! Эй, хромоногий! Бей хромоногого Сида!..

"Хромой Сид", "крошка Сидди" — все эти прозвища так пристали к Сидору, что никто уже не называл его полным именем. Только Сид — мелким, грязным, обидным, как ему казалось, словечком. Он ненавидел и его, и всех этих оборванных ребят, которые поначалу просто обзывали его, затем перешли к пинкам и толчкам, а уже потом в него полетели камни. Целились главным образом в голову и в короткую ногу. Отлично! Так держать! Пусть знает, маленький хромоногий ублюдок, кто здесь главный!

Глава 2. Восьмой день рождения

— Эй, смотрите-ка, кто идет! Крошка Сид!

Сид замер в нерешительности, глядя на кучку мальчишек, которые, увидев его издалека, принялись громко гоготать и заранее набирать в карманы камней потяжелее. Было раннее утро, туман еще покрывал лощину, и потому Сид не сразу заметил их издалека и не обошел большим полукругом, как он делал всегда. А когда заметил, было уже поздно. Компания из пяти ребят ждала его на развилке дорог, ведущих из деревни к холму и к соседнему поселку, под большим раскидистым дубом. Он стоял некоторое время, думая, не позвать ли ему на помощь, раз уж избежать встречи все равно теперь не удастся. Но вряд ли кто придет ему на помощь. В это время большинство людей во всей округе еще крепко спало, а те, кто не спал, вряд ли помогли бы ему — у них были более важные дела. Бежать смысла конечно не было, поэтому он решился — двинулся прямо навстречу мальчишкам. Идти он старался уверенной и твердой походкой, как его всегда учила Аня. Но при всей его сгорбленности и прихрамывании это выглядело довольно нелепо. Поэтому парни загоготали еще больше, а один из них даже швырнул камень, но не попал. Сид продолжал идти, припадая на правую ногу и дергая во все стороны левой ручонкой, в которой болталась корзинка с завтраком и крынкой молока с фермы миссис Моллинз, куда он ходил по поручению отца, которому было лень каждые выходные подниматься ни свет ни заря. Когда он поравнялся с мальчишками, они вдруг странным образом притихли и даже опустили руки с камнями. Видимо, они и правда были поражены тем, с каким спокойствием и твердостью этот "хромой малыш Сидди" шел им навстречу. Сид уже торжествовал внутреннюю победу, когда вдруг старший из мальчиков, самый наглый и задиристый, Эдди Мейрон по прозвищу Рыжий, подбежал к нему сзади и ногой выбил из его руки корзинку. Крынка раскололась надвое и молоко вылилось из нее на траву, сэндвичи с ветчиной, заботливо приготовленные Аней, покатились по земле, запачкавшись в пыли. Вся компания разом захохотала как сумасшедшая, а Сид повернулся к Эдди с лицом, перекошенным от гнева. Никогда прежде он не испытывал этого чувства и ни на кого по-настоящему не мог разозлиться, но ко всему, что касалось его сестры, он питал какой-то благоговейный трепет. Глядя на веснушчатую, с мерзкой улыбкой физиономию Эдди, он думал только о том, чтобы причинить ему самую сильную боль, какую он только способен был причинить, а лучше всего убить. Весь дрожа от ярости, он сжал правую руку в кулак и, если бы ударил Эдди, то непременно убил бы его. Но остальные мальчишки уже схватили его за руки и крепко держали.

— Эй, ребята, — выскочил вдруг вперед Нил Келлнер, маленький негритенок, которого никто не любил за его мерзкий и подхалимский характер. — А давайте подвесим его за ноги вон к тому дереву и пусть он висит там, как чучело, а мы будем кидать в него камни. Кто попадет в глаз, тот и победитель.

— Правильно! Так и сделаем! — дружно подхватили все остальные.

У Нила Келлнера была одна особенность: он был единственным черным из всей компании и, чтобы компенсировать этот, как ему самому казалось, недостаток, он все время затевал разные опасные игры, но сам никогда в них не участвовал. Когда вся компания попадалась, он тут же сваливал всю вину на других, а сам поскорее убегал, или же заранее сообщал взрослым обо всем, чтобы потом не оказаться виноватым. Нила не любили, все шпыняли его и каждый делал с ним что хотел, но, когда намечалось какое-то опасное дело, он мог первым полезть в драку и тут же поскорее смыться, решив таким образом все в свою пользу. Вот и сейчас, предложив идею с подвешиванием на дереве, он тут же кинулся подбирать камни потяжелее, а затем, сложив их горкой на обочине дороги, отошел в сторону и стал как ни в чем не бывало, словно и не он придумал эту забаву.

Сид уже понял, что ребята вовсе не шутят и решил позвать на помощь, но рот ему зажали рукой, а Эдди со всей силы двинул ему локтем под ребра, так что в глазах у него все помутилось, поплыло, и он уже не сознавал, что с ним делают. Мальчишки тем временем притащили из сарая длинную веревку и, сделав на одном ее конце петлю, просунули в нее обе ноги Сида и туго затянули. После этого другой конец веревки привязали к крепкому суку на дубе и отпустили Сида. Бедняга повис на дубе вниз головой, раскачиваясь и ударяясь затылком о ствол дерева. При этом голова его моталась из стороны в сторону, что вызывало у мучителей новые приступы хохота. Наконец Нил Келлнер, похлопав в ладоши, прервал общее веселье и поторопил всех начинать забаву, а то скоро рассветет, и сюда придут взрослые.

Первым по праву главаря кидал Эдди Мейрон. Он нагнулся, выбирая камень поувесистее, наконец остановился на гладком, словно специально обтесанном голыше, подкинул его на ладони, а затем, размахнувшись, со всей силы запустил в Сида. Камень ударил его в живот, чуть пониже солнечного сплетения. Сид, голова которого и так невыносимо кружилась от прилива крови, хотел вскрикнуть, но не смог. Вместо этого он только захрипел и начал разевать рот, как вытащенная из воды рыба. Мальчишки захохотали, но Нил снова прервал их.

— Промазал, Эдди! — закричал он. — Всего двадцать очков! А ну, кто кинет больше?

Тут вперед вышел Тони Элвидж, коренастый мускулистый парень, который слыл самым отчаянным и безбашенным драчуном в округе. Все боялись его кулаков и не выбрали его главарем только потому, что он был невообразимо туп. Если другие в драке пытались как-то осмыслить свои действия, выработать тактику, то Тони махал своими огромными кулачищами без разбора, не обращая внимания на то, каким был его противник. Он мог запросто убить кого-нибудь, если бы его всякий раз вовремя не останавливали. Вот и сейчас он взял, не выбирая, обломок кирпича с неровными краями и, даже не целясь, швырнул его со всей своей огромной силы. Кирпич пролетел по воздуху со свистом, как снаряд, и зацепил краем ухо Сида, содрав с него кожу. Пролети он на сантиметр левее, голова Сида была бы точно разбита. Так же она только задергалась еще сильнее, и мальчик был уже на грани потери сознания. Тут мучителями овладел животный восторг при виде крови и теряющей сознание жертвы, и они стали без разбора хватать камни и метать их в Сида. Тот уже почти ничего не соображал и только слегка дергал головой, когда камень летел совсем близко. Меж тем солнце уже взошло, туман рассеялся, деревня просыпалась, но мальчишкам было не до этого. Они настолько увлеклись забавой, что не замечали ничего вокруг. Камни продолжали лететь в беднягу Сида, и казалось, вот-вот один из них должен был угодить прямо в глаз.

— Не трогайте его, подонки! Мерзавцы, да как вы смеете?! Немедленно убирайтесь по домам, а то я позову ваших родителей!

Сид сам не понял, услышал ли он этот крик на самом деле, или же это была галлюцинация: голос сестры доносился словно откуда-то издалека или с самой глубины океана. Нил, а за ним и все остальные тут же бросились врассыпную, а Аня, подбежав к дубу, не стала тратить время на причитания, а с невероятной ловкостью забралась на дерево и принялась отвязывать веревку. Вскоре Сид уже стоял на ногах и мало-помалу приходил в себя. Голова уже не так сильно кружилась, но ушибы и ссадины на теле жутко болели, а внутри чувствовалась невероятная слабость. Аня, даже не спрашивая, куда девалась корзинка с молоком и провизией, взяла его за руку и потащила к дому, только сейчас начав разговаривать с ним.

— Сколько раз тебе говорила — не связывайся с ними, когда видишь, что их много. Лучше сразу обходи стороной и не встревай в их разговоры.

— Я так всегда и делаю, — оправдывался Сид. — Но они всегда первые начинают.

— Почему же ты на помощь не позвал? Думал, я с ними одна не справлюсь? Да мне плевать, сколько их там и насколько они сильнее меня! Они все просто сопливые мальчишки, которым только намекни на родителей — тут же разбегутся.

— Я не успел, — шмыгнул носом Сид. — Они меня сразу начали… Почему они всегда обижают меня?

Аня озабоченно посмотрела на угрюмое, сердитое, с поджатыми губами лицо восьмилетнего мальчугана. Еще никогда прежде он не задавался вопросом, почему его все обижают. Молча терпел все побои, почти никогда не плакал, только смотрел на всех вокруг косо, исподлобья. Теперь же она поняла, что он будет таким угрюмым и молчаливым, пока не получит ответа на свой вопрос. Но неизвестно, принесет ли ему этот ответ облегчение или нет.

Она остановилась, нагнулась так, что ее лицо оказалось на одном уровне с лицом мальчика, посмотрела ему прямо в глаза и твердо сказала:

— Сид, ты должен понять одно: не все люди на свете одинаковы. У кого есть в сердце доброта, те никогда не станут обижать тех, кто слабее их. Эти мальчишки просто слабы и глупы. У них никогда не хватит духу ударить сильного. Вот они и отыгрываются на тебе. Помни: смеяться над физическими недостатками другого человека не только плохо, но и позорно. Этот значит, что тот, кто смеется над тобой, намного слабее тебя самого и всячески старается это скрыть. Ты силен духом, Сид, а то, что ты убог телом, не играет роли. Только прошу тебя: не таи на них злобу, не очерствляй свое сердце, будь всегда добр к людям, не отвечай злом на зло. Ты меня понял?

Она пристально смотрела в лицо брату, но так и не смогла прочесть по нему, что он думает и правильно ли он ее понял. Взгляд его оставался угрюмым и сосредоточенным, он словно о чем-то напряженно думал. Затем он кивнул и отвернулся. Аня про себя вздохнула и решила больше не говорить с ним на такие темы.

Тем временем уже окончательно рассвело, окрестности наполнились шумом повседневной жизни. С холма, на вершине которого стоял дом Виктора, были прекрасно видны городок и второй, Южный, холм. Городок потому и назывался неофициально как-то вроде Два Холма. Однажды один гордый горожанин, желая жить отдельно, выстроил свой дом прямо на вершине Северного холма, дабы показать, что он находится выше простых смертных. С тех пор горожане прозвали тот дом Домом Отщепенца, никогда не ходили туда и ко всем, кто там поселялся, относились с презрением, считая их такими же наглыми гордецами. По этой причине они недолюбливали Виктора и его семью и редко общались с ними. А уж когда Виктор напивался вдрызг, они вообще забывали о Доме, словно его никогда не существовало.

Но сегодня, хотя и был выходной и деньги были, Виктор не был пьян. Он просто крепко спал, устав после тяжелой работы.

Сид и Аня шли к дому среди густых зарослей шиповника по едва заметной тропинке. Лицо мальчика было все таким же сосредоточенно-напряженным и даже отчасти грустным — он думал о том, что устроит отец, не увидев крынки с молоком. Сестра взглянула на него и вдруг лукаво улыбнулась.

— А ты помнишь, какой сегодня день? — спросила она.

— Сегодня? — задумчиво переспросил Сид. — Кажется, суббота.

— Сегодня твой день рождения, Сид! — радостно сообщила Аня. — Восьмой! Тебе уже восемь лет! Господи, как время быстро летит!

Мальчик посмотрел на сестру без всякого восторга или хотя бы малейшего намека на радость. Ну правильно — чему уж тут радоваться. Этот день для него будет таким же обычным, как и все остальные дни в году. Еще никогда раньше Сид не праздновал свой день рождения. Правда, когда ему исполнилось пять, бабушка Данни прислала ему в подарок пирог с пятью свечами и поздравительную открытку, в которой после всех поздравлений и пожеланий наилучших благ написала, что сама из-за сильной мигрени не сможет прийти. Для любимого внука и пирог со свечами, и открытка от бабушки уже сами по себе были великим счастьем. Но, как только Аня внесла в комнату праздничное угощение и поставила его на стол перед Сидом, в мансарду внезапно вошел отец. Он не был в тот день пьян, но, увидев пирог с зажженными свечами и яркую открытку на столе, страшно рассвирепел и, схватив и то, и другое, вышвырнул их в окно. После этого ни бабушка, ни Аня не решались отмечать день рождения мальчика, опасаясь гнева Виктора. Но именно сегодня, в восьмой по счету день его рождения, все должно было стать по-другому. Накануне Ане удалось уговорить отца не тратить получку на выпивку, а устроить для мальчика по-настоящему счастливый день. Отец согласился, но вряд ли потому, что решился в кои-то веки позаботиться о сыне. Просто в городке уже поползли слухи о том, что хозяин Дома Отщепенца, должно быть, совсем невменяемый, раз обращается с родным сыном как с собакой. По поводу этого уже собирались сообщить в полицию, чтобы добиться лишения Виктора родительских прав. И верно — возле дома, среди зарослей шиповника и акации, стали шнырять какие-то подозрительные фигуры. Раза два Виктору даже показалось, что он слышит щелчки фотоаппаратов. В связи с этим притеснения сына прекратились, впервые он стал смотреть на Сида по-доброму и даже пробовал улыбаться, рассказывал ему о его матери, пил теперь намного реже. И идею Ани с днем рождения поддержал и даже обещал пригласить родственников его жены, чтобы было веселее. Кроме этих родственников, которых Сид еще ни разу не видел, и его бабушки, больше гостей не намечалось. Впрочем, мальчик еще ничего не знал об этом — отец и сестра готовили ему сюрприз.

Как только Сид вынырнул из высоких кустов, он увидел на открытой веранде отца. Тот сидел в плетеном кресле, курил и щурился от яркого солнца. Сид застыл в нерешительности.

— Иди, — подтолкнула его в спину сестра. — Поздоровайся с ним, пожелай ему доброго утра. Сегодня ведь такой чудесный день.

Сид все еще не двигался с места. Тут сам отец, увидев его, приветливо улыбнулся, чего еще никогда не было, и поманил к себе. Сид еще мгновение помедлил и захромал к веранде. Отец повернулся к нему и указал на стоявший рядом стул. Мальчик сел, еще не зная, что его ждет. Странное поведение отца настораживало его.

— Доброе утро, сынок, — произнес отец. — Как ты спал сегодня?

— Нормально, — выдавил Сид и замолчал. Он вдруг с ужасом подумал, что отец, который пристально разглядывал его, сейчас заметит синяки и ссадины на его коленях и руках, а затем спросит, куда делось молоко с фермы. И уж тут ему будет не отвертеться.

Тут на веранду поднялась Аня, и вслед за этим все необыкновенным образом разрешилось.

— Папа, на Сида опять напали мальчишки, — произнесла она. — Они даже не дали ему пикнуть, а сразу принялись швырять камнями. Видишь, у него все ноги в синяках. И поэтому он не донес молоко с фермы. Но, к счастью, я услышала их крики и побежала туда. Они, как увидели меня, сразу смылись. Тогда я и отвела Сида домой.

Сид с удивлением смотрел на сестру, которая прямо и без привирания, умолчав только о его подвешивании к дереву за ноги, рассказала все как есть. Но еще больше он удивился, когда отец в ответ нахмурился и произнес:

— Негодяи… — и прибавил еще несколько слов, значения которых Сид не понял. — Я немедленно поговорю с их родителями. Будут знать, как обижать маленького несчастного калеку.

Мальчик недоуменно посмотрел на отца. Такого с ним еще никогда не было. Тот же только улыбался в ответ, глубокие морщины на его обычно суровом лице разгладились, и оно тут же стало добродушным. Он нагнулся к сыну, потрепал его по плечу и произнес:

— Ну, иди к себе, сынок. А с родителями этих мерзавцев я и правда поговорю. Нельзя так оставлять этого дела.

Сид взглянул на Аню, но та так же странно улыбнулась в ответ и легонько шлепнула его по спине. Он повернулся и заковылял по скрипучей лестнице наверх, к себе в мансарду. Здесь раньше, еще до его рождения, жила его покойная мать, и все вещи в комнате напоминали только о ней. По стенам висели фотографии, где она была одна или с отцом, на одном снимке даже с годовалой Аней на руках. Сид подолгу вглядывался в ее лицо — чистое, светлое, молодое, чем-то так похожее на его лицо. Неужели она была так несчастлива с отцом? Почему она так внезапно скончалась после его рождения? Сид не знал в подробностях этой истории, ведь отец почти ничего ему об этом не рассказывал, а сестра знала так же мало, как и он сам.

Он сел на подоконник и, глядя на раскинувшийся у подножия холма городок с кажущимися игрушечными домами и на уходящую вдаль бескрайнюю равнину, стал думать о странном поведении отца сегодня. Может, это как-то связано с его сегодняшним днем рождения? Да нет, не похоже. С чего бы это отец в такой день, выходной, да еще и проклятый для него день (сколько раз он в запале кричал: "Ублюдок мелкий, ты мне всю жизнь сломал!") не стал напиваться, да еще и обещал поговорить с родителями мальчишек? Наверное, сегодня просто случилось что-то радостное. Вот только что?

Сид с тоской глядел на улицу, на то место у развилки, где его только что застала врасплох буйная ватага, и думал о тех словах, что ему сказала после этого сестра. "У кого есть в сердце доброта, те никогда не станут обижать тех, кто слабее их". Неужели это правда? И правда ли то, что он сильнее духом и добрее их? Задумавшись над этим, Сид слез с подоконника и растянулся на кровати. На душе у него было невесело.

Глава 3. "Странная девчонка"

День прошел как-то совсем незаметно, и вскоре сгустились сумерки. Сид угрюмо глядел на серое небо и полупрозрачную дымку, окутывающую все видимое им пространство. Он видел словно бы какую-то непонятную пелену, отделявшую его от этого жестокого мира и в то же время придающую миру эту непонятную жестокость.

Вдруг он увидел знакомую фигуру, вразвалку поднимавшуюся на склон холма со стороны окраины соседней деревни. Сомнений быть не могло — это бабушка Данни. Подумать только! Он и открытки в этот день от нее не ждал, а тут она сама! Если у отца все еще сохранилось хорошее настроение, то он ее вряд ли прогонит.

Сид вышел из спальни и, приволакивая больную ногу, сбежал по лестнице вниз. Едва он вошел в столовую, как над его ухом взорвалась хлопушка и нестройный хор трех голосов возвестил: "С Днем рождения, Сид!"

Он не мог поверить — впервые в жизни его поздравляли все трое! С сияющими улыбками на лицах Аня, отец и бабушка обнимали его и радостно тормошили. На столе стоял пирог с восемью зажженными свечами, а в углу были свалены три больших коробки, по-видимому, с подарками.

— Ну, Сид, загадывай желание! — воскликнула Аня и подтолкнула его к столу.

Он зажмурился и подумал о том, как было бы хорошо, если бы он стал нормальным и все перестали бы издеваться над ним. Затем открыл глаза, нагнулся и резко дунул. Все восемь свечей разом погасли, а родные захлопали.

— А теперь открывай подарки! — закричала сестра и повела его в угол. Он взял верхнюю коробку и открыл ее, успев прочитать открытку на ней: "От любящей бабушки Данни". Открыв ее, он увидел довольно объемный сверток с подарком внутри — бордовым вязаным джемпером. Бабушка вся так и светилась от радости. Сид развернул подарок и стоял, не зная, что дальше делать.

— Примерь его, Сидди, — посоветовала Аня. Видя, что мальчик медлит, она взяла джемпер из его рук, расправила и надела через голову на брата. Мальчику обновка была в самый раз. Он стоял в смущении, не зная, что сказать, и только переводил взгляд с сестры на бабушку и обратно.

— Ну вот, я так и знала, он тебе как раз впору! — восторгалась бабушка. — Ну же, открывай остальные!

Самый длинный и тяжелый сверток был подарком от отца. Сид держал его на руках, как маленького ребенка, и не знал, что с ним делать. Отец осторожно взял коробку из его рук, размотал скотч и подарочные ленты, и Сид увидел поблескивающую вороненой сталью винтовку и коробку патронов к ней. В его глазах, быть может, впервые в жизни загорелся тот восторг, который загорается в глазах у любого мальчишки при виде оружия. Он держал винтовку в руках, весь красный от восторга и смущения одновременно и влажными от внезапных слез глазами рассматривал приклад оружия.

— О Господи! Неужели она настоящая? — всплеснула руками бабушка.

— Нет, бабушка, она пневматическая, — объяснила Аня. — Папа, покажи Сиду, как с ней обращаться.

Отец осторожно взял из рук сына винтовку, переломил смазанный ствол, вложил патрон в канавку, щелкнул затвором и нацелился в окно. Послышался сухой щелчок, и стоявшая на перилах веранды жестянка, звякнув, отлетела в сторону. Виктор в свое время отслужил два года в морской пехоте и был довольно неплохим стрелком.

— Ну а теперь ты попробуй, — сказал он и протянул винтовку Сиду.

— Давай в другой раз, хорошо? — вмешалась Аня, опасавшаяся, как бы мальчик не наделал глупостей. — Посмотри лучше мой подарок, я уверена, он тебе понравится.

Сид послушно отложил так понравившийся ему подарок отца и подошел к последней коробке. В ней оказалась довольно-таки увесистая книга с красивой обложкой.

— Что это? — удивился он, глядя на незнакомые ему буквы.

— Это стихи, — пояснила Аня. — Стихи русских поэтов. Ты ведь так давно мечтал их почитать. Заодно и выучишь язык как следует.

На этот раз Сид по-настоящему растрогался. Он поднял на сестру сияющие от счастья глаза.

— Спасибо… — прошептал он.

Весь этот день прошел в приготовлениях к вечернему торжеству. Аня и бабушка готовили еду для праздничного стола, отец повел Сида на веранду — учить стрелять из винтовки. Но мальчик, который никогда прежде не общался так тесно с отцом и вздрагивал каждый раз, когда теплые шершавые руки прикасались к его рукам, направляя оружие на цель, был слишком смущен, и в итоге, так и не попав по банкам ни разу, положил винтовку на стол и ушел к себе наверх. Пробовал почитать подаренную сестрой книгу, но так ничего и не понял, а отрывать Аню от важного занятия не хотелось. Он почему-то с волнением думал о тех далеких родственниках, которые обещали приехать сегодня вечером. Ему казалось, что это будут скучные, занудные люди вроде родителей тех мальчишек, что обижали его, что они весь вечер будут только говорить о своих проблемах, а потом тыкать в него пальцами и задавать неинтересные вопросы. Он даже боялся их приезда. Но, когда около семи вечера во дворе загудел мотор, зашуршали по гравию шины и сверкнули фары, Сид захромал вниз, чтобы поскорей увидеть гостей и убедиться в своих догадках.

Возле старого черного "Кадиллака", мотор которого не был заглушен, уже стояло несколько человек. Маленькая пухлая женщина в соломенной шляпке и зеленом джемпере, похожем на тот, который сегодня подарили Сиду, целовалась с бабушкой Данни и Аней, которые, уже в нарядных платьях, стояли тут же и встречали гостей.

— Господи, как же до вас сложно добраться! — кудахтала она, обнимая одной рукой тетку, а другой — племянницу. — Еле удалось уговорить нашего соседа, — она кивнула на невзрачного мужчину, который так и не вылез из машины, слегка кивнув из-за руля, — отвезти нас сюда. Эй, Джордж, можешь не ждать нас, поезжай, но чтобы в десять часов был здесь! Сейчас, знаете ли, так опасно ездить в темноте… Сидди, малыш, вот и ты! А я тебя помню еще совсем-совсем маленьким. Я тогда приезжала в роддом, чтобы поздравить дорогую кузину, но, увы (она изобразила страдальческую гримасу), уже не застала ее в живых. Да разве ты меня совсем не помнишь? ("Еще бы он помнил ее", — пронеслось в голове одновременно у Ани и у бабушки). Я твоя тетушка Мэгги.

Она обняла одной рукой племянника и, не без некоторой брезгливости, чмокнула его в щеку.

— Ну, Энди, чего ты стоишь? Иди поздоровайся с братом да вручи ему подарок.

Худощавый долговязый подросток, на пять-шесть лет старше Сида, протянул ему руку и поздоровался с ним безо всякой брезгливости. Сида поразило больше то, что еще никто раньше не здоровался с ним за руку.

— С днем рождения, Сид, — произнес Энди с неподдельной теплотой в голосе. — Успехов тебе и всего самого-самого.

Он протянул брату коробку с популярной настольной игрой. Сид нерешительно взял ее, не зная, что сказать.

— Это от всех нас! — не переставала трещать тетя Мэгги. — Ну, Сид, что нужно говорить в таких случаях?

Сид молчал. Сестра осторожно взяла коробку из его рук.

— Он очень доволен вашим подарком, тетя Мэгги! Правда, Сид? — Мальчик по-прежнему молчал. — Я отнесу эту коробку в твою комнату, ладно, Сид?

Не дожидаясь ответа, она пошла в дом. Сид по-прежнему стоял в нерешительности. Однако тетя Мэгги уже забыла о нем и вовсю болтала с бабушкой Данни.

— А где же Виктор? — спрашивала она. — Почему он не вышел встретить нас? Он что, болен?

— Нет, он ждет нас в доме, — объясняла бабушка. — А это, если я не ошибаюсь, Таня?

Она кивнула в сторону девочки в простом темно-синем платье и с черными, заплетенными в две косички волосами, которая скромно стояла поодаль.

— Да, верно! — воскликнула тетя Мэгги, словно только сейчас вспомнив о ней. — Таня, иди сюда, поздоровайся с Сидом!

Девочка только взглянула на Сида исподлобья и ничего не сказала. Впрочем, тетушка Мэгги и бабушка уже не обращали на нее внимания. Оживленно беседуя, они шли к дому. Энди, улыбнувшись брату, пошел за ними. Таня осталась стоять, не двигаясь с места и угрюмо глядя в землю. Она была одного роста с Сидом, но, возможно, чуть постарше его. Сид стоял, так же молча глядя на нее. Так прошла, как показалось ему, целая вечность.

— Таня! Сид! Скорее за стол! — раздался с веранды окрик бабушки. Девочка гордо тряхнула косичками и, даже не взглянув на именинника, побежала в дом. Сид уныло поплелся следом за ней.

За столом тетушка Мэгги болтала без умолку, умудряясь затрагивать практически все известные темы. Бабушка Данни сдержанно улыбалась ей в ответ, зато Виктор только хмурился и, не глядя в тарелку, тыкал вилкой в салат. Энди, сидевший рядом с Аней, все время старался услужить ей, а она только смущенно отворачивалась и краснела, когда он подносил ей соусницу или подливал в стакан домашней наливки. Сид же украдкой поглядывал на Таню, которая сидела на другом конце стола и так же угрюмо, как на улице, глядела перед собой. Но Сид заметил, что она, как и он, изредка бросает на него косые взгляды из-под длинных густых ресниц. Он ничего не мог прочитать в этих взглядах, но ему каждый раз казалось, что она глядит на него явно неспроста. Ему было как-то не по себе, кусок не лез в горло, все тело неприятно чесалось и покрывалось потом, но он не мог начать чесаться, ведь тогда все его тело задергалось бы, как марионетка, и все, в том числе и она, с недоумением посмотрели бы на него. Он сидел, неподвижно застыв над тарелкой с куском праздничного пирога и от души ненавидел весь этот вечер, непонятно зачем устроенный отцом, и эту странную девчонку, при виде которой он испытывал непонятные ему чувства. Тем временем "странная девчонка" спокойно доела свою порцию и, никого не поблагодарив и вообще не произнеся ни слова, встала из-за стола и выскочила из комнаты. Сид хотел было выбежать вслед за ней, но все его тело было словно сковано невидимыми оковами, и он остался сидеть на месте, неподвижно глядя на тарелку. Аня, воспользовавшись внезапным уходом сестры, чтобы увильнуть от ухаживаний Энди, тоже встала и побежала за Таней. Сид уныло глядел обеим вслед. Поймав через стол взгляд брата, он увидел, что тот ему подмигнул. Сид невесело, но все-таки улыбнулся в ответ.

Потом взрослые стали вставать из-за стола, и Сид, оставив свой кусок пирога на тарелке недоеденным, тоже встал и выбежал на улицу. Ночь окутала его своей прохладой и наполнила все его существо тихим трепетом. Повсюду в траве трещали цикады — единственный звук, нарушавший спокойствие ночи. Далеко справа и слева горели в сумраке огни домов, наполненных уютом и теплом чужой для Сида жизни. Между этими огнями, на пересечении двух дорог гордо высился на холме Дом Отщепенца, словно грозивший всему этому непонятному миру вокруг. Дул легкий ветерок, пробегая по высоким зарослям травы. Тут Сид заметил, что он в этой ночи не один. В глубине сада, за углом веранды раздавались тихие голоса. Подойдя ближе, он понял, что то были Энди и Аня.

— Ну не сердись на меня, я же в шутку это сделал, — говорил брат.

— Хороши у тебя шутки! А если бы нас увидели? — возмущалась Аня.

— Они бы ничего такого не подумали, поверь.

— Ну нет, я не намерена такое терпеть! Вот как скажу твоей матери…

Сид неосторожно двинулся вперед, и какая-то ветка хрустнула под его ногой. Аня испуганно вскрикнула, Энди отшатнулся от нее. Сестра сердито взглянула на Сида и, не говоря ни слова, метнулась между ним и Энди к дому. Энди только с грустной улыбкой развел руками и тоже зашагал прочь. Сид остался стоять на месте, вдыхая ночной воздух и думая о том, что могло бы стать причиной такого возмущения Ани. Вдруг он услышал сбоку шаги и резко повернулся. Из глубины сада приближалась "странная девчонка". Теперь она неотрывно смотрела только на него, и в глазах ее вместе с угрюмостью прослеживалась и какая-то заинтересованность.

— Ты Сид, верно? — спросила она на удивление звонким голосом, коверкая слова на русский манер. Сида удивило не это, а какая-то странная наглость, прозвучавшая в ее голосе. Он решил, что простым кивком головы здесь не ограничишься.

— Да, — сглотнув, выдавил он из себя.

— Я Таня, — она протянула короткую ладошку. Сид нерешительно пожал ее.

— Ты такой странный, — сказала вдруг она и, хихикнув, прикрыла ладошкой рот. Сид молчал и стоял, совсем смущенный.

— Ну, чего встал? Пошли прогуляемся, — улыбнулась ему Таня.

— Пошли, — нерешительно произнес он. Но девочка уже взяла его за руку и тащила за собой, не обращая внимания на то, что он неуклюже ковыляет ей вслед.

Глава 4. Заброшенный дом

Звезды рассыпались по темному полотну неба яркими огоньками. Луна, их предводитель, проливала на землю свой таинственный свет. Сид со своей новой знакомой шел в полоске этого света, среди зарослей акации, и от непривычных чувств не знал, что сказать. Еще никогда он не общался так близко с девочками, не считая, конечно, сестры. Таня же, совсем не смущаясь, смотрела на него с улыбкой. Они остановились на самом краю полоски света, там, где она граничила с непроглядно-таинственным мраком. Таня медленно, словно нехотя, отпустила его руку, и та повисла безвольно, словно плеть. Сид стоял, угрюмо потупившись и следя взглядом за болтавшейся кистью руки. Девочка меж тем оглядывалась вокруг, переводя взгляд с чуть дрожащих листьев акации на чернильно-синее небо с пепельно-желтым кругом Луны.

— Красиво… — негромко произнесла она. — А знаешь, — перешла она вдруг на заговорщический шепот, — как раз сегодня, в полнолуние, вся нечисть выходит на охоту. Ты знал об этом?

Сид медленно покачал головой.

— А я читала в книжках. Представляешь, как вампир или оборотень прыгнет тебе сзади на спину, потом вцепится зубами в шею, вот так, — она оскалила зубы и резко дернулась вперед, так что Сид в испуге отшатнулся. — И все, готово. Ты сам станешь таким же.

— А мне сестра говорила, что все это сказки, — ответил Сид. — Никаких вампиров и оборотней на самом деле нет. Это люди сами их придумали.

— Но придумали-то не просто так, верно? — улыбнулась Таня. — Кто-то их должен был видеть. А вообще, я слышала, что если во что-то сильно верить, оно будет существовать, даже если его и нет. Ну ладно, хватит об этом, а то у меня самой сейчас мурашки по коже побегут. Пойдем дальше.

Она снова взяла мальчика за руку, на этот раз чуть повыше запястья, и повела дальше. Они вышли из-за деревьев и оказались на склоне холма, по которому вилась вниз тропинка, невидимая в темноте. У подошвы холма, за дорогой, расстилалось кукурузное поле. Там было пусто, но из темноты доносились какие-то странные шорохи, как будто там прятались люди.

— Идем туда, — повелительно махнула рукой Таня. Сид покорно поплелся за ней следом. Они пересекли дорогу и очутились посреди поля. Здесь шорохи почему-то не были так явственно слышны, а таинственное и страшное издали, вблизи поле уже совсем не казалось таким. Лишь пронзительно каркали вороны, взмывая вверх со стеблей и с земли да на самом краю поля маячил силуэт пугала, сделанного из двух скрещенных жердей с накинутой на них старой ветошью и нахлобученной сверху широкой шляпой с рваными полями. Издалека пугало казалось человеческой фигурой и вызывало у Сида какое-то неприятное чувство, заставлявшее все внутри сжиматься, теперь же, отчетливо видное, оно только нагоняло тоску.

Пройдя чуть подальше, Таня медленно опустилась на землю и мечтательно растянулась среди кукурузных стеблей.

— Как хорошо, — прошептала она, мечтательно зажмурившись. Потом открыла глаза, обвела взглядом небо и поле вокруг, и наконец, остановив свой взгляд на нерешительно стоявшем рядом Сиде, произнесла:

— Ложись тоже со мной рядом.

Сид, не выразив никаких эмоций, покорно лег рядом с ней. Таня, вытянув вверх руку, указала на несколько особенно ярких точек на небосводе:

— Смотри, вон те звезды, — да не те, вон туда смотри, — те пять звезд образуют ковш — это Малая Медведица, здорово, правда? — Сид неуверенно кивнул. — А вон там, подальше — Большая… Эй, ты меня вообще слушаешь? — Сид снова так же кивнул.

— Ладно, я вижу, тебе это неинтересно. — Рука девочки опустилась на землю. Помолчав секунд пять, она вдруг резко повернула к Сиду свое улыбающееся личико и странным, будто бы смущенным тоном спросила:

— А ты вообще чем обычно занимаешься? Ну, я имею в виду — что обычно делаешь в свободное время?

Сид только пожал плечами: разговор явно не доставлял ему удовольствия.

— Да ладно! Прямо-таки ничего?! Даже фильмов никаких не смотришь? — изумленно воскликнула Таня, внезапно перейдя на чистый русский.

Сид покачал головой.

— "Сид и Ненси" хотя бы видел? — совсем уже обиженно поинтересовалась девочка.

Сид снова покачал головой.

— А я вот недавно видела, — с некоторой гордостью сообщила Таня и при этом коварно улыбнулась, ожидая, видимо, что Сид начнет завидовать ей. — Такой классный фильм!

Сид снова пожал плечами и отвернулся. Таня вдруг резко схватила его за руку чуть повыше запястья и сжала ее так, что он испуганно вскрикнул.

— Слушай, а у вас в деревне есть старые заброшенные дома? Ну, те самые, где еще обычно водятся всякие призраки и души прежних хозяев? Ну, разве совсем нет? — удивленно спросила она, когда Сид недоуменно взглянул на нее. Затем вдруг, приняв какое-то решение, она резко вскочила, отряхивая с платья прилипший мусор, куски листьев и стеблей.

— А ну пойдем, — произнесла она тоном, не допускающим возражений. Сид, неловко опираясь руками о землю, встал, никак не беря в толк, чего она от него хочет. Таня уже волокла его за собой в сторону деревни, где еще сегодня утром его настигла буйная компания. Но — странное дело! — теперь, рядом со "странной девчонкой" Сид уже совсем не ощущал того страха, который он обычно испытывал, когда помимо воли шел в деревню. Безо всяких препятствий они миновали развилку. Когда Сид мельком взглянул на дуб с веревкой, по-прежнему болтавшейся на его ветке, внутри у него все помутилось, перед глазами бешено замелькали разноцветные круги. Усилием воли он подавил в себе внутренний страх и поднял глаза на Таню. И, как только он увидел ее веселое возбужденное лицо, сияющие какой-то недетской радостью глаза, две темные косички, хлещущие ее по шее и щекам, то почему-то почувствовал тепло внутри, и все страхи мгновенно исчезли.

Деревня была погружена во мрак. Кое-где в домах, правда, желтели прямоугольники незанавешанных окон, и Сиду становилось грустно, когда он случайно взглядывал на них. Все-таки там внутри уютно, спокойно, не нужно никуда нестись вприпрыжку. Вся семья небось собралась у очага, дедушка в кресле-качалке читает газету, дети возятся на ковре со своими играми, мать и отец тоже заняты каждый своим делом. Сид часто видел такое на цветных картинках в книжках и недоумевал, почему у них дома никогда не бывает так. Здесь же, в прохладном сумраке, вдали от дома, от родных людей, посреди чужого и враждебного ему мира, но рядом с почти незнакомой девочкой он чувствовал какое-то непонятное головокружительное чувство, когда хотелось творить безумные вещи. И, когда они остановились возле крайнего дома, у него прямо-таки захватило дух от волнения и все внутри похолодело.

Это был единственный необитаемый во всей деревне дом. Хозяева покинули его задолго до того, как Виктор и его семья поселились на Северном холме. С тех пор дом стал как будто бы проклятым — никто не желал поселяться в нем. Даже сносить его не стали, словно бы боясь потревожить обитающих там злых духов. Дом совсем обветшал, сквозь щели в стенах видно было все внутреннее убранство, лужайка вокруг сплошь поросла густой травой и чертополохом, забор наклонился чуть ли не до земли. Дом и в самом деле выглядел страшным. Но Таня без колебаний перелезла через забор и ожидающим взглядом смотрела на Сида. Тот, неуклюже волоча короткую ногу, перебрался вслед за ней. Видя, что он колеблется, девочка снова схватила его за руку и повела за собой.

Внутри дом оказался совсем не таким страшным, каким выглядел снаружи. Лунный свет, лившийся сквозь щели в стенах, освещал комнату, посреди которой были беспорядочно свалены старые вещи: стулья,кресла, пустые ящики, посуда. На обшарпанных стенах висело несколько старых картин. С чердака доносилось глухое воркованье пригревшихся на ночь голубей. Таня присела на корточки и стала рыться в куче мусора. Сид недоуменно глядел на нее. Вдруг она с победным видом выпрямилась, и Сид увидел у нее в руке длинный острый гвоздь. Шляпка его проржавела, но острие сверкало будто новое. Таня быстро обтерла его рукавом платья, а затем пальцем поманила Сида к себе. Он неуверенно присел рядом с ней. Она взяла его правую руку, поднесла ладонь поближе к глазам и нацелила острие гвоздя на его кожу.

— Ты что делаешь? Не надо! — Он в испуге отдернул руку. Она укоризненно посмотрела на него.

— Дурачок, я же тебе ничего такого не сделаю. Ну подумаешь — вырежу на ладони всего одну букву. Давай-давай, не бойся. — Она поймала его руку и снова поднесла гвоздь к ладони, но Сид задергался, как уж на раскаленной сковороде, и вновь вырвал руку. Таня устало опустила руки и вздохнула.

— Послушай, — заговорила она, — я всего лишь хочу, чтобы мы вырезали друг у друга на ладони первые буквы своих имен. Я вырежу на твоей руке "N", а ты на моей "S", хорошо? Это займет совсем немного времени, ты даже боль почти не почувствуешь.

— А зачем? — удивился Сид.

— Ну не знаю, — пожала она плечами. — Я читала в книжках, что так иногда делают. Ну вроде те люди, которые влюбляются, оставляют метку о себе на ладони своего возлюбленного, чтобы всегда друг о друге помнить. Ну да, мы еще дети, нам рано влюбляться, но это будет как бы понарошку, как игра, согласен? И потом, мы наверно теперь долго не увидимся, так будем хоть помнить друг о друге. Давай, это же совсем быстро — всего три штриха по коже. Ну, хочешь, сам сначала нарисуй букву "S" у меня на ладони — это ведь дольше.

— А почему ты хочешь вырезать "N"? Ты же ведь Таня, значит, должно быть "T"? — снова удивился Сид.

По лицу девочки скользнула ехидная усмешка.

— Ага, хочешь отделаться только двумя черточками? — слегка обиженно произнесла она. — На самом деле мне имя "Ненси" нравится куда больше, чем свое. Да и выглядеть так будет романтичнее — совсем как "Сид и Ненси", понимаешь?

Сид покачал головой.

— Ну ладно, давай быстрее, а то луна сейчас совсем скроется и будет неинтересно. — Таня обеспокоенно смотрела в распахнутую дверь дома, за которой лунный свет начинал потихоньку гаснуть. — Такие вещи нужно делать именно при свете полной луны. Ну давай же, быстрее!

Видя, что мальчик по-прежнему медлит, она быстро схватила его руку, повернула к себе ладонь и начертила на ней острием букву "N". Сид ощутил боль уже после того, как она отняла гвоздь от ладони.

— Ну вот, видишь, как все просто, — улыбнулась ему Таня. — А теперь ты давай, только быстрее.

Она протянула ему свою руку. Сид уже без боязни взял ее и вырезал кривую букву "S" на ладони. Таня лишь слегка морщилась во время операции, но, когда Сид закончил, она взглянула на ярко-красную отметину и блаженно улыбнулась. И в тот же момент лунный свет погас и за стеной что-то глухо завыло. Ставни окон закачались, с потолка посыпалась штукатурка. Сид испуганно придвинулся ближе к Тане. Она же только засмеялась.

— Ты же сам мне говорил, что нет никаких оборотней и призраков. Не бойся, это просто ветер.

Глава 5. Энди

Никогда еще Сиду не случалось быть в таком возбужденном состоянии. Он испытывал какой-то особый, щемящий сердце и волнующий душу восторг и сам не мог выяснить его причину. Он понимал, что никакой любви, а тем более симпатии к этой "странной девчонке" он не мог испытывать. В конце концов, кто он и кто она такие? Он несчастный инвалид, всю свою короткую жизнь проживший с отцом в Доме Отщепенца, ничего еще не знающий об этом ужасном и неприветливом мире. А она? Столько всего знает, столько всего видела! К тому же она его пусть дальняя, но все-таки родственница, а какая может быть любовь к сестре, кроме родственной? Но почему их так непонятно тянет друг к другу? Он это явно чувствовал на обратной дороге к дому. К тому времени над деревней сгустилась кромешная тьма, и найти дорогу можно было лишь по светящимся окнам в домах. Поэтому Сид и не видел Таню. Они шли уже порознь, она чуть впереди, и он не мог различить даже ее силуэта. Но он все равно слышал ее прерывистое, возбужденное дыхание, и от этого его сердце начинало стучать сильнее. Она ничего не говорила, и Сида это радовало. Спроси она его в тот момент хоть о чем-нибудь, он не смог бы ответить: в горле у него словно застрял невидимый ком.

А когда они поднялись на вершину холма и подошли к веранде, она вдруг куда-то резко исчезла, словно и не шла с ним всю дорогу от заброшенного дома. Он поглядел вокруг, но она будто бы растворилась в непроглядном сумраке вокруг, исчезла, словно ее никогда не было. Он вздохнул и поплелся на веранду. Там за столиком еще сидели тетя Мэгги и бабушка Данни. Тетушка, захмелевшая от домашней наливки, что-то болтала вялым языком про выборы в Конгресс и про беспорядки в Восточной Европе, а бабушка дремала, подперев щеку ладонью. Аня и отец, по-видимому, ушли к себе. Сид, понемногу успокоившийся, устало поднялся по лестнице в мансарду, рассчитывая лечь на кровать и поскорее заснуть. Он заметил, что дверь в его комнату неплотно притворена и внутри горит свет. Немного удивившись, он отворил дверь и застыл на пороге.

В комнате Сида, как всегда, был беспорядок. Кровать была не убрана, скудные пожитки маленького инвалида раскиданы по углам, старые фотографии матери покрыты пылью — Сид был еще слишком мал ростом и не мог достать до них. Порядок в этой комнате исходил только от трех, совсем еще новых вещей — пневматической винтовки с высовывавшимся из чехла блестящим стволом, книги с нарядной обложкой и коробки с настольной игрой. Джемпер бабушки Данни уже был позабыт Сидом и небрежно висел на спинке стула. Но то, что так поразило Сида — впервые в комнату без его ведома вошел кто-то чужой. Этим чужим, хоть и родным Сиду человеком был Энди. Он совершенно спокойно сидел на кровати младшего брата и перелистывал семейный альбом его родителей. Как только вошел Сид, он испуганно вскочил, захлопнул альбом и засунул его на прежнее место — в верхний ящик комода. Сид продолжал стоять на пороге, не зная, что сказать. Энди стоял словно бы в нерешительности, переминаясь с ноги на ногу, затем вдруг с серьезным видом сел на стул и сделал знак Сиду, чтобы тот заходил в комнату и прикрыл за собой дверь.

— Хочу с тобой серьезно поговорить, братишка, — пояснил он в ответ на недоуменный взгляд Сида. Тот, окончательно сбитый с толку (еще никто не обращался к нему таким деловым тоном и при этом не называл так доверчиво "братишкой"), послушно исполнил указанное и нерешительно присел на край кровати. Энди несколько секунд пристально смотрел ему в лицо, а затем вдруг усмехнулся, приведя Сида в еще большее замешательство.

— А вы с сестрой так похожи, — произнес он и снова усмехнулся. — Даже не знаю, как тебе сказать, но… похоже, я влюбился в нее, — последние слова он произнес особенным тоном, взглянув прямо в глаза Сиду. Тот только пожал плечами.

— Нет, серьезно, — продолжал Энди, — я как увидел ее в первый раз, так сразу и понял: мы с ней созданы друг для друга. А она этого почему-то совсем не понимает. Ну и пусть мы совсем недавно знакомы. Ну, поцеловал я ее всего-то один раз в щечку, так, в качестве комплимента, а она сразу: "Расскажу твоей матери". Нет, ну правда, Сид? — Он заметил, что Сид давно уже его не слушает, только смотрит пустым взглядом в стену, и говорил он больше для самого себя. Но, услышав свое имя, Сид вышел из оцепенения и взглянул на Энди, не понимая, чего тот от него хочет.

— Может, ты мне подскажешь, как сделать так, чтобы ей понравиться? Ну например, что она любит и чего не любит? Ну и вообще?

Сид недоуменно пожал плечами. Он никак не мог взять в толк, почему брат завел с ним разговор на такую необычную тему, даже не пытаясь выяснить у него самого что-нибудь про его жизнь и увлечения, как это делала Таня. Вместо этого он спрашивал его об образе жизни и увлечениях его сестры, которыми Сид никогда всерьез не интересовался. Энди хотел, по-видимому, задать еще вопрос, но тут с улицы загудел мотор и тут же снизу раздался громкий крик тетушки Мэгги: "Энди, мы уезжаем!" Энди мгновенно вскочил и, крикнув: "Сейчас, мам, иду!" протянул Сиду руку.

— Ну что ж, братишка, до свидания, — произнес он с преувеличенной серьезностью. Сид второй раз за день нерешительно протянул ему свою руку. Энди пристально вгляделся в его ладонь и вдруг рассмеялся.

— Ты что — гулял с Таней? — сквозь смех вымолвил он.

Сид кивнул, не понимая, что вызвало у его брата смех. Впрочем, Энди тут же перестал смеяться, взглянул брату прямо в лицо и заговорил с неподдельной серьезностью:

— Послушай, Сид, я бы тебе не советовал с ней гулять и тем более играть с ней в эти ее дурацкие игры.

— Почему? — спросил Сид, и это было единственное слово, сказанное им брату за целый день.

— Ну, слава богу, ты хоть говорить умеешь, — усмехнулся Энди, но затем вновь заговорил о серьезном: — Да потому что она вообще странная. С другими детьми редко играет, вместо этого сядет дома где-нибудь в углу и так сидит, пока ее не позовешь обедать или еще куда-нибудь, и то она не сразу придет. Или, бывает, запрется у себя в комнате и читает всякие глупые книжки, которые обычно детям вроде нее запрещают читать. А когда мама станет отбирать у нее книжку, она обижается на нее, устраивает истерики, кричит и ругается нехорошими словами. А то совсем ни с кем не разговаривает, целыми днями сидит у себя в комнате и смотрит на всех угрюмо. А несколько раз она вообще из дома сбегала, — продолжал Энди с воодушевлением, видя, что Сид весь подался вперед и жадно ловит каждое его слово, — еле удавалось ее найти и обратно вернуть. А месяц назад… — Он прервался, чтобы крикнуть матери, нетерпеливо стучавшей в дверь: "Мам, я иду! Только договорю с Сидом кое о чем", и продолжал: — Так вот, месяц назад она вообще избила одного соседского парнишку. Больно, до крови, чуть нос ему не сломала и палец прокусила. А перед этим таскала его куда-то на заброшенную фабрику, заставляла давать какие-то клятвы, тоже кровью по ладони писала. Я ведь как увидел у тебя на ладони букву "N", сразу понял: это она. "N" — это ведь "Nancy", верно? Ей это имя настолько нравится, что она порой даже на свое не откликается, ждет, когда ее назовут, как она хочет. А тут еще ты ей попался… Слушай, а как ведь совпало — "Сид и Ненси", а? Сладкая парочка! Понятно, почему она тебя с собой потащила.

Он вдруг замолчал, видя, что Сид совсем уже не испытывает восторга от его рассказа, а сидит, отвернувшись и машинально поглаживая приклад новой пневматики. Энди понял, что, возможно, задел чувства мальчика. Он, смутившись, сел и начал виновато объяснять:

— Понимаю, что ты думаешь, Сид, но ведь пойми — она просто не знает жизни вокруг. Она живет не своим умом, а тем, что вычитала в книжках. Ей все хочется романтики, приключений, она не думает, что можно жить обычной жизнью, как живут все. Я с ней пытался много раз на эту тему поговорить, да все бесполезно, она никого не слушает. Подумай об этом, Сид, она ведь только втянет тебя в неприятности.

Он внимательно посмотрел в глаза Сиду, но тот, как и при утреннем разговоре с Аней, напряженно смотрел в сторону и думал о чем-то другом, словно совсем не желал слушать советов.

— Таня! Таня! Ну куда же подевалась эта наглая девчонка? — раздался на лестнице крик тети Мэгги. — Энди! А ну немедленно найди ее, мы сейчас уезжаем!

Энди снова вскочил.

— Ну в общем, пока, Сид, — произнес он, крепко пожал брату руку и выскочил за дверь. Сид подошел к окну, поглядел на сгустившуюся тьму, которую разрывали лишь яркий свет фар "Кадиллака" и далекие огни в домах, и ему снова стало грустно. Разговор с Энди окончательно выбил его из колеи. Он погасил свет, лег не раздеваясь на кровать и пустым взглядом уставился в пространство.

— Таня! Ну где же эта мерзавка, черт бы ее побрал! — продолжала кричать на лестнице подвыпившая тетя Мэгги.

Скрипнула дверь комнаты по соседству с Сидом, раздался голос Ани:

— Тетя Мэгги, я прошу вас, не кричите так сильно. Отец устал, ему нужно выспаться. А ваша дочь найдется, я уверена.

— Дочь? — тетушка разразилась громким смехом. — Да если бы она была моей дочерью, думаешь, я стала бы ей позволять такое нахальство?

— В смысле? — удивилась Аня.

— А, так ты разве не знаешь? — еще громче воскликнула тетушка. — Как же, про эту мерзавку все уже знают! Да тебе известно, что ее отец был спившимся портовым грузчиком из России, а мать — дешевой шлюхой, которой не пришло в голову сделать аборт? Девчонка жила прямо на улице, попрошайничала, помирала с голоду. Вот мой сердобольненький муженек и решил взять ее в нашу семью. Нет чтобы просто отвести в какой-нибудь приют, так он сделал ее полноценным членом семьи! Клянусь, если бы не он, я бы давно ее выгнала! Она и в грош нашу заботу не ставит! Ей, видите ли, лучше жилось бы на улице!

Тут тетя Мэгги наконец сообразила, что и правда орет на весь дом, и поспешно понизила голос до шепота. Но тут снизу донесся голос Энди: "Мам, я нашел ее!" Тетушка облегченно вздохнула и, бормоча ласковые слова племяннице, с шумом спустилась вниз. Хлопнула дверца "Кадиллака", взревел мотор и все стихло. Сид с трудом перевернулся на другой бок. Он не верил тому, что только что услышал. Неужели Таня и вправду такая наглая и мерзкая девчонка, какой ее описали мать и сын? Или с ней просто обходятся так же жестоко, как с ним обходится отец? Одному Сид радовался точно: тому, что он не видел Таню после той "игры" в заброшенном доме, да и не увидит, возможно, еще долго. Сегодняшний день нес столько разных событий, что трудно было во все это поверить. Но Сид точно знал: этот день станет переломным в его жизни. За странными, непривычными мыслями он совсем не заметил, как засыпает.

Проснувшись на следующее утро, Сид долго лежал в кровати, находясь под смесью впечатлений от вчерашних событий и сегодняшнего сна. Снилась ему конечно же она, причем была в этом сне так прекрасна, что Сид, сладостно ежась под теплым одеялом, испытывал самую настоящую эйфорию — чувство, которое прежде было ему совсем незнакомо. И лишь спустя некоторое время он начал внимательней прислушиваться к звукам в доме. Неестественную тишину лишь время от времени нарушали звуки, хорошо знакомые ему с самого детства. Еще минут пять он лежал, собираясь с духом, потом, поняв, что ему все равно не избежать этого, встал и начал одеваться.

Когда он спустился вниз, то увидел отца, сидящего за столом на веранде посреди остатков вчерашнего торжества. Перед ним на столе стояла наполовину пустая бутылка с водкой. Как раз в тот момент, когда вошел сын, он запрокинул назад голову и залпом выпил целый стакан. Затем громко икнул, закусил выпитое недоеденным куском вчерашнего пирога Сида, со стуком поставил стакан на стол и, не отрывая от него руку, застыл, словно статуя. Сид негромко кашлянул. Отец не пошевелился. Тогда, осмелев, мальчик шагнул вперед и произнес, уповая на вчерашнее хорошее настроение отца:

— С добрым утром, папа.

Отец повернулся, и его глаза с налитыми кровью белками в упор уставились на сына. Вид его был страшен: борода небрита и всклокочена, с губ свисала слюна, дышал он тяжело, с хрипом. Казалось, он совсем не узнает сына. С полминуты он неподвижно смотрел на Сида, затем, что-то невнятно зарычав, встал и с размаха ударил его по щеке. Сид отлетел назад и стукнулся затылком о стену. Перед глазами у него все поплыло, затем опрокинулось, слилось в непонятную разноцветную массу, с бешеной скоростью мелькавшую перед ним. В голове неприятно гудело. Нечто подобное он ощущал ровно сутки назад, когда первый камень Эдди Мейрона ударил его в живот. Теперь же он понимал, что лежит на полу, а отец навис над ним огромной глыбой и уже занес кулак для нового удара.

— Папа, не смей!! Если ты хоть пальцем его тронешь, я немедленно вызову полицию!

С трудом повернув голову, Сид увидел, какой неистовой яростью пылало лицо Ани. Такой ее он еще никогда не видел. Она стояла в дверях, яростно сжимая кулачки с побелевшими костяшками. Отец несколько секунд тупо смотрел на нее, затем опустил кулак и медленно попятился к столу. Упав на стул, он плеснул в стакан водки, одним глотком выпил ее и снова застыл, склонив голову на грудь. Аня помогла брату встать, осмотрела синяк на его щеке и ссадину на затылке, принесла из аптечки вату и йод, а из холодильника — кусочек льда. Уже второй раз за два дня она вовремя оказалась рядом, радостно подумал Сид. Отец вдруг хрипло откашлялся и поднял голову. Выражение его лица уже не было таким страшным, но в глазах горел огонь не хуже, чем у сестры.

— Аня, — медленно произнес он, — забери с собой этого ублюдка, уведи его от меня куда-нибудь подальше. И пусть целый день сегодня не попадается мне на глаза, слышишь? А завтра отправляйся с ним в школу. Не могу видеть его здесь целыми днями, бездельника сраного! Хватит с меня всего этого! — И он с силой треснул кулаком по столу.

Глава 6. Старый Том

— Эй, Сид Сойер! Как там твоя тетушка Полли поживает?

Сид, притворяясь, что не слышит, спокойно захромал ко входу в школу.

— А твой брат Том? Он еще хочет бежать сегодня на лодке на необитаемый остров? — не унимался Деннис под гогот своих подпевал, стоявших полукругом позади него. — А меня он не возьмет с собой, а, Сидди? А ты не станешь рассказывать своей тетушке об этом?

Вот уже седьмой год подряд этот мерзкий прыщавый Деннис Гриллс всячески издевался над Сидом. Этот высокий тощий мальчишка-альбинос учился лучше всех в классе, был любимчиком учителей, которые всем его ставили в пример. Кроме того, он много читал и любил рассказывать всем в классе истории из прочитанных им книг, при этом значительно привирая и приукрашивая. Но всем ребятам так нравились эти истории, что они никогда не дразнили Денниса и не издевались над ним, хотя он постоянно давал к тому поводы — например, чуть что бежал жаловаться учителям, даже если его просто случайно толкнули. Мало того, его даже выбрали неофициальным лидером класса, и два здоровых мальчугана постоянно ходили рядом с ним как телохранители. Деннис так упивался своей властью, что всех вокруг себя считал презренными и недостойными и относился к ним поэтому свысока. А уж несчастного Сида, молчаливого и хромого парня, который к тому же учился хуже всех в классе и почти ни с кем кроме старшей сестры не разговаривал, он вообще не считал за человека и в измывании над ним находил особенное удовольствие. Между тем Сид знал: Деннис, как и сам он, родом из неблагополучной семьи, единственную ценность которой составляла библиотека, оставшаяся от деда. Жил он с мачехой, которая терпеть его не могла и потому постоянно била, и с безвольным отцом на окраине деревушки по соседству с Двумя Холмами. Видимо, за все унижения и побои, которые он безропотно переносил дома, он отыгрывался по полной на уроде-однокласснике. Иногда просто отпускал в его адрес мерзкие шуточки, называл "Сидом Сойером", при этом изрядно надоев Сиду своими присказками о "тетушке Полли" и "братце Томе", а иногда подсылал кого-нибудь из дружков, чтобы они устроили с ним какой-нибудь номер похлеще, вроде заливания чернилами его тетрадей или резкого отодвигания стула в тот момент, когда Сид садился на него. Все эти фокусы, разумеется, вызывали смех и одобрение у остальной части класса за исключением двух-трех девочек. Однако сам Деннис никогда не занимался подобными шутками, боясь уронить свой авторитет в глазах учителей и сверстников. Обычно Сид старался попросту игнорировать выходки Денниса, как его учила Аня. Но злоба на несносного лидера и его прихвостней с каждым днем становилась все сильней, и Сид уже не мог сдерживать ее. По ночам он сжимал кулаки, думая о том, как однажды изобьет этого урода так, что он запомнит это на всю жизнь. Но, приходя наутро в школу и видя Гриллса, он понимал, что у него нет никаких шансов. Все время рядом маячил какой-нибудь из дружков-громил, и Сид при его хромоте никогда не успел бы подбежать и отвесить оплеуху Деннису прежде, чем получил бы удар сам. Поэтому ему оставалось только молча терпеть все насмешки. Вот и теперь он поскорее захромал через школьный двор под насмешливыми взглядами одетых в голубое с черным сверстников. До звонка оставалось две минуты, и Сид надеялся, что ему удастся улизнуть без происшествий.

— А как там поживает твоя сестренка? — завопил Деннис, как только стих хохот вокруг него. — Можно пригласить ее сегодня вечером на чашку чая? — последние слова он произнес с особенным выражением.

Сид застыл на месте, не успев приставить больную ногу к здоровой. Все вокруг притихли, лишь за спиной у Денниса раздался язвительный смешок. Сид медленно повернулся. На лице его врага сияла злорадная усмешка: он знал, что задел самое больное место Сида.

— Ну так что, можно? — продолжал издеваться он. — А то я слышал, она никому никогда еще не отказывала. Как там у вас говорят — автомат Калашникова?

На этот раз грянул дружный хохот всего двора. Сам Деннис ржал громче всех, запрокинув голову назад. Сид, кипя от ярости, шел прямо к нему. Никто на него не смотрел, Деннис заметил его, когда уже было поздно.

— А-а-а, помогите! А-а-а, кто-нибудь!

Сид одним ударом повалил Денниса на землю и сел на него верхом, продолжая бить кулаками. Тот вопил как резаный, даже не пытаясь защищаться, удары сыпались на его лицо один за другим. Нос и верхняя губа его были разбиты, кровь залила все лицо. Мгновенно вокруг дерущихся столпились все, кто был в этот момент во дворе. Сида с трудом оторвали от поверженного противника, несколько мальчишек держали его за руки, но он продолжал лягаться ногами. Вся ярость, накопившаяся в нем за семь лет, выплеснулась наружу, и это был еще не предел.

— Что здесь происходит? — раздался вдруг строгий голос. — Почему никто не на уроке?

Мистер Коллинс, учитель математики, появления которого из-за суматохи никто не заметил, стоял рядом, возвышаясь над детьми, и его глаза взирали сквозь стекла очков на собравшуюся толпу небывало строго. Этот добрый темнокожий мужчина был единственным из учителей, кто не проявлял особой симпатии к Деннису Гриллсу, и ко всем ученикам относился одинаково. Поэтому в его строгом взгляде, переходившем с одного ребенка на другого, чувствовался укор каждому.

— Была драка, это я понимаю, — заговорил он, остановив наконец взгляд на разбитом лице Денниса. — Но кто ее начал?

Воцарилась пятисекундная тишина. Затем один из главных почитателей Денниса протянул руку в сторону смущенного Сида.

— Это он! — воскликнул он.

— Это он! Сид!

— Хромой Сидди! Это он начал драку!

— Ублюдок!

Сид явно чувствовал враждебное кольцо, смыкавшееся вокруг него. Полтора десятка пар глаз смотрели на него с явной неприязнью. Обвинительные слова бросали уже не только прихвостни Денниса, но и те, кто с самого начала был равнодушен к ним обоим. Сид чувствовал, что уже обречен…

— Неправда! — раздался вдруг, словно выстрел, громкий крик Ани, и сама она внезапно появилась рядом с мистером Коллинсом. — Сид никогда не начал бы драку, не дай Гриллс ему повода!

Она смотрела на грозное сборище вокруг тем гневным взглядом, который Сид последний раз видел восемь лет назад, когда отец хотел во второй раз ударить его. Взгляд этот обжигал как огонь и в то же время был холоден как лед. И под действием этой маленькой бури, бушевавшей внутри девочки, все вокруг как-то странно притихли и даже пристыженно опустили головы. Какая-то добрая девочка уже было открыла рот, готовясь, видимо, назвать истинную причину драки. Сид понимал, что снова спасен. Чувствуя себя на пике восторга, он даже осмелился улыбнуться мистеру Коллинсу, взгляд которого по-прежнему оставался строгим.

— Да как он только посмел, этот мерзкий уродец! Ударить ни в чем не повинного мальчугана! Да ты хоть знаешь, что с тобой могут сделать?!

Едва услышав этот визгливый голос, Сид понял, что все пропало. Сквозь толпу учеников проталкивалась воспитательница миссис Сидни, сухонькая сварливая женщина лет сорока, из тех, кто в Деннисе души не чаял. Отпихнув локтем Аню, она схватила Сида за руку и потащила его за собой.

— К директору! К директору! — беспрестанно выкрикивала она, и ученики испуганно расступались перед ней. Сид с мукой на лице оглянулся на толпу, на злорадствующего Денниса с приятелями, на выглядящего смущенным мистера Коллинса и на Аню, взгляд которой говорил: "Прости, я сделала все, что смогла". И правда — спорить с миссис Сидни, особенно когда дело касалось ее любимца, было невозможно. Лишь на мгновение мелькнуло это все перед Сидом, а затем входные двери школы захлопнулись за ним. Теперь он слышал только цокот каблучков воспитательницы, гулко разносившийся по пустым коридорам да сильное биение собственного сердца. Поход к директору означал окончательную гибель.

Спокойно выслушав визгливый рассказ миссис Сидни, то и дело прерывавшийся причитаниями ("О, бедный Деннис! Да он ему чуть нос не сломал!"), директор важно покивал большой квадратной головой с седым ежиком волос. Сид стоял перед ним молча, ничего вокруг не видя и не слыша.

— Что ж, великолепно, — произнес директор (он всегда говорил "великолепно", когда хотел подчеркнуть, что для виновного ученика теперь все хуже некуда). Ну что ж, я очень желал бы видеть твоего отца. Завтра же, — добавил он вкрадчиво, чтобы окончательно уничтожить мальчика.

… - Какого хрена?! — взревел Виктор, ударив кулаком по столу так, что стаканы и тарелки жалобно зазвенели. — Ну нет, с меня хватит! Мало того, что ты в этой гребаной школе и так ни черта не делаешь… Каждую неделю на тебя жалуются! Уроки прогуливает, с другими учениками не ладит, в работах одни "неуды"! А теперь еще и к директору! За драку! Это надо же до такого дожить!

Он отвел яростный взгляд от потупившегося в стол сына и уставился в стену, что всегда делал перед тем как сказать что-то особенно злое. Сид жалобно взглянул на сестру, которая только ободряюще похлопала его по руке и с тревогой взглянула на отца. Тот сидел, тяжело дыша, и кровь все сильнее приливала к его лицу, что обычно случалось лишь в минуты крайней ярости или во время пьянства. Время от времени он цедил сквозь зубы русские матерные слова. Сид успел за долгое время выучить не только значение всех этих слов, но и малейшие интонации в голосе отца, посредством которых он придавал ругательствам особое значение. В нынешней ситуации все они значили: "Ты, мелкий ублюдок, исчерпал мое терпение!" Затем, уставившись на сына так, словно не видел его, он прошипел со всей злобой, на какую был способен:

— Лучше бы ты, гаденыш мелкий, сдох в тот же день, как и родился, вместе со своей матерью…

— Папа! — закричала Аня тем страшным голосом, который безотказно действовал на отца уже восемь лет. — Не смей такое говорить! Если ты еще раз такое скажешь, то я…

Продолжать не потребовалось. Отец тут же опустил голову, как будто задумавшись о чем-то. Раздумье длилось недолго. Когда Виктор снова взглянул на сына, в глазах его читалась суровая решимость.

— В школу я не пойду, — угрюмо произнес он. — Но и ты туда больше не пойдешь.

Сид молчал. Он понимал, что в таких случаях спорить с отцом бесполезно.

— Как? — вскинулась Аня.

— Вот так, — отрезал отец. — Завтра же пойдет со мной на работу. Уже не маленький, хватит дурака валять.

— Как? В шахту? — изумленно воскликнула Аня.

— Да, в шахту, — спокойно ответил отец.

— Но он же…

— Да мне плевать на это! — заревел отец. — И это мое последнее слово! Все, хватит! — И, как восемь лет назад, он снова хватил по столу кулаком.

С этого дня у Сида началась совершенно новая жизнь. В шесть утра отец будил его громким стуком в дверь мансарды и криком: "Вставай, черт бы тебя подрал! Уже пора!" Аня в это время обычно еще спала, но тут ей приходилось вставать, чтобы приготовить отцу с братом нехитрый завтрак и проводить их. Впрочем, отец обычно отказывался от завтрака и Сиду не позволял есть, говоря: "Пожрав с утра, о работе потом меньше всего думаешь". После этого отец и сын выходили из дома и спускались вниз по склону холма, а Аня, стоя на крыльце, долго махала им вслед. Она теперь по-настоящему волновалась за младшего брата — на такой опасной работе с ним могло случиться все что угодно.

Пять минут спустя Виктор с сыном уже тряслись в старом ржавом автобусе, который вез их за десять миль к западу, в сторону шахтерских поселков. В автобусе Сид каждый день видел одних и тех же людей: старушку в драной вязаной шали и с пыльной сумкой на коленях, все время что-то тихо напевавшую себе под нос, католического священника с молитвенником на коленях, в роговых очках и с постным лицом и двух молодых фермеров, которые постоянно громко разговаривали, шутили, а иногда даже приветливо улыбались мальчику. Всю дорогу он сидел, отвернувшись к окну, и угрюмо созерцал унылые пейзажи, проносившиеся мимо. Но уже через несколько минут отец тряс его за плечо — им пора было выходить. И Сид был вынужден расставаться с уютной обстановкой в автобусе, с загорелыми улыбающимися лицами молодых фермеров, с доброй седой старушкой и безразличным ко всему священником. Взамен этого его охватывал неприятный сумрак, который, казалось исходил от всего вокруг: от приземистых, с плоскими крышами домишек, напоминавших бараки, от рабочих в черных комбинезонах, с испачканными сажей лицами, от самой шахты, которая распахивала перед ним, словно пасть, свое черное жерло.

В первый же день хозяин шахты, невысокий лысый мужчина с хмурым лицом, посмотрел на Сида и недовольно сморщился.

— И ты всерьез предлагаешь пустить этого заморыша вниз? — с презрением осведомился он у Виктора. — Да он на первой же смене подохнет! Ты только посмотри — у него ребра во все стороны так и торчат. А руки? А спина? Ты вообще в своем уме — приводить этого дохляка сюда?

— Не беспокойтесь, мистер Мэтс, — бодро ответил Виктор и похлопал сына ладонью по плечу так, что колени у того подогнулись. — Я вам ручаюсь, что он будет работать не хуже меня или Бена Тайлера. А уж я, если что, за ним присмотрю. Все-таки он мне сын родной.

— Ладно, — махнул рукой Мэтс. — Только вниз я его все равно не пущу. Помрет еще, а я потом за него отвечай! Пусть остается наверху. Платить буду только половину, а то другие еще возмутятся. Все, за работу, живо! — Он похлопал в ладоши, поторапливая.

Так началась для Сида трудовая жизнь. Вниз, то есть на самую глубину шахты, его, естественно, не пустили, он остался наверху — помогать извлекать на поверхность добытый уголь и пустую породу. Поначалу даже эта работа давалась ему тяжело — ведь он с детства был непривычен ко всякого рода физическому труду: все, что можно было делать, а особенно тяжелую работу, часто делала за него сестра. И все же он понемногу привыкал. Глядя в черные лица рабочих, которые из-за грязи казались одинаковыми, он ловил на себе их мрачные взгляды, которые, обращаясь на него, сразу добрели и даже наполнялись чем-то вроде жалости. Некоторые даже улыбались искренне, не так натянуто, как начальник шахты. Впрочем, эти лица редко бывали добрыми, чаще Сид видел их хмурыми и злыми. Им тяжело, думал он, гораздо тяжелее, чем мне. У них свои семьи, которые нужно кормить, свои дети, которых они, конечно же, никогда бы не потащили сюда, хотя платят им, как и отцу, копейки, а уйти на другую работу не все могут. Это потому, что они своих детей по-настоящему любят. А глядя на Сида, возможно, вспоминают их. А может, они его просто жалеют и искренне сочувствуют ему. Никто за все время работы ни разу не сказал ему грубого слова, не закричал и уж тем более не поднял на него руку. В первые дни Сид с нетерпением ожидал того часа, когда отец поднимется на поверхность, чтобы поскорее идти с ним домой: все тело так и ломило от усталости. Но уже потом ему стало жалко расставаться с шахтерами, которые, казалось, любили его больше, чем сам отец. Впрочем, последний тоже по-настоящему любил его. Сид понял это в тот день, когда они с отцом получили первую зарплату. На радостях Виктор отнял у сына его и так небольшие деньги и купил целых две бутылки настоящей водки и закуску к ней и пригласил Сида выпить вместе с ним. Когда тот отказался, отец побагровел и грозно спросил, правильно ли сын поступает, отказываясь пить на собственные деньги. Тому ничего другого не оставалось кроме как присоединиться к отцу.

Аня уже спала, когда они вернулись домой и начали пить (отец называл это смешным русским словом "бухать" с ударением на последнем слоге). Уже после первой стопки отец разгорячился и, хлопая сына по спине своей огромной ладонью, заставил его выпить свою порцию. Сид еще морщился от горечи и неприятного жжения в пустом желудке, а отец уже наливал ему вторую и, так же сильно хлопая его по спине, горячо матерился и сыпал непонятными русскими фразами. Вторую стопку они выпили чокнувшись, и Сид слегка захмелел. Откусывая с хрустом огурец и громко чавкая, отец, уже совсем пьяный, стал рассказывать Сиду о жизни. Многое из его рассказов Сид так и не понял, потому что сидел, тупо глядя перед собой и слыша только голос, но не различая слов. Лишь когда отец встряхивал его и наливал очередную стопку, он начинал слушать внимательнее.

— … Жизнь, сынок, штука сложная, — говорил отец, закуривая сигарету и выдыхая дым в сторону. — Вот все вокруг говорят: свобода, демократия там, американская мечта. А какая на хер демократия, когда получаешь сотню долларов в месяц, а другие золотые слитки мешками гребут? У нас в "совке" и то больше демократии было. А теперь смотри, что там у них творится — то же, что и здесь. А я ведь когда-то еще студентом, курсе на третьем… — Он налил очередную рюмку, залпом выпил, громко рыгнул, закусил хлебом и продолжил: — …на третьем курсе сюда, в Америку, сбежал, с друзьями вместе. Тоже за свободой, за "мечтой" этой самой погнался. И где теперь друзья мои? Один спился в порту, помер в доках, другой дальше на Запад поехал, и с тех пор о нем ничего не слышно. А я вот видишь, где. Я тебе вот что скажу, сынок, — он приблизил свое налитое кровью лицо совсем близко к Сиду, и тот невольно поморщился от резкой смеси запахов табака и перегара, — не верь ты ни в какие сказки про свободу и американскую, мать ее, мечту, и того, кто тебе будет эти сказки рассказывать, сразу шли на хуй, понял? Жизнь тебе дана, чтобы ты постоянно страдал, понимаешь? И если ты родился не во дворце, среди золота с брильянтами, то всю жизнь потом страдать будешь, понял? И ничего не пытайся с этим сделать, только хуже будет. Живи как живешь и смирись со всем этим, понял? Ну вот и молодец. — Он снова хлопнул сына по спине и налил ему следующую рюмку.

После шестой по счету рюмки отец вдруг ткнулся лбом в сложенные на столе ладони и сидело так неподвижно с полминуты. Затем вдруг раздались его тихие всхлипывания. Сид поверить не мог — впервые за много лет отец по-настоящему расплакался. Глухим голосом, не отрывая лица от ладоней, он просил у Сида прощения за все эти годы, за то, что так плохо с ним обращался. Он же любит его… любит, в самом деле… и его, и Аню тоже. Просто когда умерла Виктория, его единственная и неповторимая, делившая с ним все тяготы этих лет, он винил во всем именно его, Сида. А когда в первый раз взял на руки ребенка-уродца, так разозлился, что чуть не задушил его… непременно задушил бы, если бы старой Данни не было рядом… Отец рыдал все горше, и у самого Сида на глаза невольно наворачивались слезы. Наконец рыдания стихли, а затем перешли в храп. Сид с трудом поднялся и, покачиваясь, видя все вокруг словно в тумане, побрел наверх.

С тех пор он стал относиться к отцу совсем по-другому. Он больше не ненавидел его, даже когда тот на работе кричал на него и грубо толкал, чтобы сын "шевелился". Ему было по-настоящему жаль отца, особенно когда он вспоминал тот разговор и то, с какой грустью отец тогда говорил о нем, сестре и матери. Он как-то даже попытался снова заговорить на эту тему, разузнать побольше о матери, но Виктор так хмуро взглянул на сына, что у того пропала всякая охота продолжать разговор.

Однажды днем, во время перерыва на обед, отец подошел к Сиду. Лицо его было мрачнее, чем обычно.

— После обеда ступай вниз, — коротко произнес он.

Сид от изумления поперхнулся куском ветчины.

— Зачем? — с трудом выговорил он.

— Бену Тайлеру руку придавило, — равнодушно ответил отец. — Ты будешь вместо него, понял? Будь готов.

И, не сказав больше ни слова, он повернулся и ушел. Сид сидел в полном недоумении, все еще не понимая, пошутил ли отец или нет. Нет, он никогда не стал бы так шутить! От этой мысли все у мальчика внутри сжалось, по коже побежали мурашки. Спускаться вниз, на страшную глубину, где он еще никогда не был? Вскочив с места, он захромал вслед отцу, который направлялся в шахту. Он еле успел догнать его, когда тот уже входил в лифт.

— Пап, подожди! — задыхаясь, крикнул мальчик.

— Ну, чего еще? — недовольно оглянулся отец.

— Это мне Мэтс велел идти вниз? — спросил Сид, отчаянно надеясь, что спуска в шахту еще можно избежать. Если Мэтс об этом ничего не знает, он точно не станет пускать "заморыша" вниз. Но Виктор, по-видимому, уловил проблеск надежды в глазах и голосе мальчика, так как нахмурился еще сильнее.

— Неважно, — проворчал он. — И вообще, тебе уже пора. Перерыв окончен.

С этими словами он крепко взял сына за плечо и вошел с ним в лифт. Сид понял, что спорить тут бесполезно.

Уже во время спуска он почувствовал, как кружится у него голова и не хватает воздуха для дыхания. Он пошире раскрыл рот и тут же ощутил неприятное жжение в груди. Отец, видя, что сыну плохо, ободряюще хлопнул его по плечу. На мгновение мальчику стало лучше, но как раз в этот момент двери лифта распахнулись и Сид увидел перед собой длинный, прямой, скудно освещенный коридор, который, казалось, уходил в самое сердце Земли. Сид знал, что ниже этой отметки никто в шахте еще не опускался, это был предел глубины, "горизонт", как здесь говорили. Отец и его покалеченный напарник, Бен Тайлер, всегда работали только здесь. Сида охватил ужас при одной мысли о том, что ему уже не суждено выбраться отсюда, увидеть лучи солнца, подставить лицо свежему ветру. Сердце его бешено заколотилось, в легких снова закололо, в голове зашумело. Сквозь темную пелену тумана в слезящихся глазах он видел только расплывавшиеся круги света — то были электрические фонарики на касках шахтеров. Скорее автоматически, чем сознательно он взял обеими руками бур, который отец протягивал ему, и столь же машинально приступил к работе.

… Он сам не помнил, сколько времени так прошло. Время для него как будто бы остановилось. В ушах стоял непрекращающийся шум, перед глазами был один туман, и лишь одна мысль вертелась в помутившемся сознании: "Все, это конец. Отсюда уже нет выхода". Когда бур в очередной раз дернулся в руках, передав сотрясение всему телу мальчика, каска Бена Тайлера, слишком большая для него, сползла на самые глаза. У Сида уже не было сил, чтобы поднять руки и сдвинуть ее. Он просто выпустил бур из ослабевших рук и медленно отошел назад.

"Нет, нет, ничего не случится. Просто постою немного, и все пройдет".

Он отчетливо услышал чей-то крик, и в то же мгновение почувствовал, как сильные руки подхватили его сзади.

"Нет, нет, только не сейчас. Отец потом убьет меня".

Легкие, казалось, вот-вот лопнут, каждый удар сердца отдавался болью во всем теле. Вокруг все что-то громко говорили, но слова не доходили до Сида. Он попробовал глубоко вздохнуть и понял, что не может больше управлять своим телом — оно как будто бы больше ему не принадлежало.

"Это конец. Теперь я точно умру. Ну и пусть", — подумал он и окончательно провалился в глубокую и черную, как сама шахта, пустоту.

Очнулся он оттого, что кто-то провел влажной тряпкой по его лицу. С трудом разомкнув веки, Сид увидел черный земляной потолок и тускло светившую лампочку сбоку. Чуть скосив глаза, он разглядел силуэт, маячивший над ним. Должно быть, мужчина средних лет. Густая борода, насупленные брови, одет по-шахтерски. Неужели отец? Но, приглядевшись, Сид понял, что у отца никогда не было и не будет такого ласкового, доброго взгляда, хотя и смотрел он из-под нахмуренных бровей. Да и комнатка, в которой он находился, выглядела совсем незнакомой. Приглядевшись повнимательней, Сид различил в ней закопченные стены, стол с оловянной кружкой и миской со скромным ужином, небольшой стенной шкафчик и кушетку, на которой лежал он сам. Под стать комнатке был и сам незнакомец — невысокий, но крепко сложенный мужчина с закопченным сажей лицом, на котором лишь глаза лучились теплом и добротой (Сид часто видел такие лица у шахтеров), в рабочем комбинезоне и сапогах. По-видимому, ему было лет шестьдесят, но выглядел он гораздо старше: борода полностью поседела, лицо (даже под слоем сажи это было видно) избороздили глубокие морщины. Из-за стены доносился непрерывный гул, и Сид понял, что они по-прежнему находятся в шахте. Однако здесь, в комнатке, было по-настоящему прохладно и свежо. Видимо, она находилась совсем недалеко от поверхности, на первом или втором уровне. Увидев, что мальчик очнулся и с любопытством оглядывается, мужчина приветливо улыбнулся ему, и у Сида все внутри сразу потеплело.

— Лежи, сынок, — ласково произнес незнакомец. Голос его, хотя грубый и хриплый, сразу успокоил мальчика. — Куда только эти идиоты смотрят? Как им могло в голову придти пустить тебя так глубоко, где и взрослые-то с трудом работают? На вот, выпей, — он взял со стола оловянную кружку, поднес к губам Сида. Тот с трудом сделал глоток. В кружке было что-то крепкое и горячее, по-видимому, нагретое виски. Сид ощутил, как по жилам заструилось тепло, и почувствовал себя гораздо лучше.

— Благодарю вас, сэр, — произнес он.

— Э, пустяки, — махнул рукой шахтер. — И не называй меня "сэр", а зови просто "Том" или "Старина Том". Меня тут все так величают.

— Хорошо, сэр… мистер Том.

Человек, назвавший себя Стариной Томом, снова взглянул на мальчика с улыбкой, затем вдруг лицо его посуровело.

— Ну, рассказывай, — произнес он, усевшись на стул рядом с кроватью Сида, — с чего это вдруг отец погнал тебя на самый "горизонт". Знал ведь, что ты там и часа не протянешь! Еще и не сразу к тебе кинулся, когда ты упал, а ведь он был совсем рядом с тобой! Может быть, нарочно. Хотел угробить собственного сына? Не бойся, расскажи мне. Уж я-то точно тебя в обиду не дам.

Сид подавленно молчал. Слова Старины Тома так сильно запали ему в душу, что онпросто не знал, что сказать. И постепенно в его мозгу складывалась истинная картина произошедшего. Отец взял его с собой в шахту нарочно, чтобы погубить? Знал, что у него не хватит духа отказаться, а рабочие все равно не смогут убедить Виктора не брать мальчика вниз, думая, что так велел Мэтс. Но ведь отец знал также и о запрете пускать Сида вниз, наверняка догадывался и о том, что ему может стать плохо на такой большой глубине. Выходит, все-таки повел его туда специально? Решил осуществить давнее, еще с самого младенчества сына, намерение убить его? Но зачем же тогда он так твердил о том, как любит его? Ну, ясно — был сильно пьян. А может быть, уже тогда задумал коварный план и раскаивался в том, что сделает? Как бы то ни было, но Сид почувствовал закипавшую в нем ярость, намного сильнее той, что он испытывал к Деннису и к деревенским мальчишкам. Кулаки его непроизвольно сжались, и он резко сел на кровати.

— Лежи, лежи, — успокаивающе произнес старый шахтер. — Что это с тобой? — удивился он, увидев, какой гримасой исказилось лицо мальчика. — Да неужели твой отец и правда собирался?.. Ты успокойся, ляг. Или ты собрался идти к нему и предъявлять претензии? Ну нет, это не выход.

Он говорил так спокойно и вместе с тем так настойчиво, что Сид, невольно подчиняясь ему, разжал кулаки и улегся, глядя неподвижным взглядом в потолок. Краем глаза он увидел, что старый Том улыбается. Сид недовольно взглянул на него и почувствовал, что его глаза застилает слезами. Все вокруг расплылось, покрылось туманом, лицо Тома вообще куда-то исчезло. По щеке мальчика неприятно скатилось что-то холодное.

— Ну, не плачь, сынок, не плачь, — донесся откуда-то издалека голос шахтера. — Всякое бывает. Вот я тебе расскажу одну историю… — Он утер глаза мальчика большим и грязным носовым платком, откинулся на спинку стула, и, мечтательно глядя в стену, словно он видел там что-то, чего не мог видеть никто другой, начал:

— Когда моему старшему сыну было столько же лет, сколько и тебе сейчас (впрочем, нет, он был чуть постарше тебя), у нас с ним случилась ссора. Он собирался бросить учебу в колледже и записаться в армию. Хотел, как ему казалось, романтики и приключений. Я же знаю, что никакой романтики в этом нет, только муштра да крики командиров (я сам в свое время служил, но об этом как-нибудь потом расскажу). Так вот, я хотел, чтобы мой Ричард окончил колледж и стал юристом, получил прибыльную профессию, а не таскался всю жизнь по гарнизонам. Но он был упрям как никогда и тайком от меня ушел-таки в армию. И вот прошло пять лет, и как-то раз он приехал в отпуск ко мне. К тому времени он уже был сержантом, и с ним была его молоденькая жена, уже тогда беременная. В тот день вся семья собралась за столом, отметить его возвращение. Но я по-прежнему был недоволен тем, что он меня не послушался. Теперь он, видно, и сам жалел об этом: о службе говорил неохотно, даже обронил ненароком, что не прочь бы выйти в отставку, а на свою жену он за весь вечер ни разу даже не взглянул. Тогда я начал над ним злорадствовать: мол, получил ты свою романтику, когда ползал по грязи в дождь или бегал по несколько миль в день? Ну и тому подобное. А в конце еще и поинтересовался, будет ли он счастлив, когда его со всей семьей отправят куда-нибудь на Аляску. Ричи часто бывал вспыльчив, но таким я еще его никогда не видел. Он встал, побледнел и произнес таким голосом, что мне стало страшно: "Теперь я вижу, что приехал сюда зря. Что ж, ты добился чего хотел. Больше ты мне не отец". И с этими словами он взял за руку жену, повернулся и ушел. С тех пор я его никогда не видел. Только слышал о нем от матери, которой он иногда пишет. Сейчас он и вправду служит на Аляске, уже майор, и у него дочка твоего возраста. Теперь я понимаю, что поступил тогда неправильно. Но я его искренне любил, и сейчас люблю, как никого другого. А посмотри, кто я сейчас — одинокий старый шахтер, который и солнца-то уже черт знает сколько времени не видел. Мне уже давно пора на пенсию, да только что я буду целыми днями делать один, в пустом доме? Разве что сидеть и ждать, когда умру. А так хотя бы у меня пока остается привычное дело, да и поговорить здесь есть с кем, и молодым иногда пример подать.

Он перевел затуманившийся от воспоминаний взгляд на Сида и невесело усмехнулся. Сид вновь окинул взглядом каморку, в которой они находились.

— Так значит, вы тут живете? — задал он вопрос, который уже давно вертелся у него на языке.

— Ну да, а где же мне еще жить, — пожал плечами старик. — Я и на поверхность-то редко поднимаюсь — там ведь совсем другой, не мой мир. Как увижу свет солнца, так сразу слепну, и хочется поскорей уйти поглубже, во мрак. Знаю, что здесь, в шахте, я скоро загнусь, да так оно, пожалуй, и лучше. Если где и умирать, то в своей, привычной, среде.

Он снова невесело улыбнулся, а затем лицо его опять стало серьезным.

— Ты вот что, сынок, — заговорил он проникновенно и сурово. — Запомни одно: никогда не испытывай ни к кому ненависти, во всяком случае, не показывай ее. И уж ни в коем случае не проклинай своих близких и не отрекайся от них, вот как Ричард отрекся от меня. Кем бы они ни были, они тебя по-настоящему любят. И даже на их злобу всегда отвечай добром. Ты меня понял?

Сид ничего не ответил. Он смотрел куда-то в сторону и снова, как и восемь лет назад, думал о другом и совсем не слушал добрых слов.

Глава 7. Шестнадцатый день рождения

С некоторых пор Сид начал сочинять стихи. И прежде в его голове порой возникали мысли, которые затем вдруг складывались в рифмующиеся строки, но эти строки либо тут же забывались, либо казались самому Сиду слишком глупыми и ненужными. Когда же он до конца осилил книгу с русской поэзией, подаренную сестрой на восьмилетие, в его душе внезапно словно проснулись какие-то молчавшие до сих пор струны. Лирика далекой, но в то же время такой родной страны пробудила в душе подростка поэтическое чувство, и теперь он уже гораздо чаще сплетал в уме одну мысль с другой с помощью рифмы, а потом даже начал записывать их. С тех пор как отец перестал брать его с собой на работу, презрительно называя после того случая "задохликом", Сид много времени проводил дома один и имел теперь возможность предаваться любимому занятию. Скоро весь пол его комнаты был усыпан листками, исписанными кривыми строчками. Сид любил поднять с пола какой-нибудь листок и шепотом, чтобы случайно не услышал никто, перечитать собственное творение. Иногда, когда отец надолго задерживался на работе, он звал в комнату Аню и давал почитать стихи ей. Она пробегала глазами листок, а потом восхищенно говорила: "Здорово, Сид!" или "Молодец, красиво пишешь!" и "У тебя и правда талант", причем совершенно искренне. Однажды она даже попросила его самого почитать ей вслух. Сид долго отказывался, но в конце концов взял листок и стал сбивчиво читать. Это было его любимое стихотворение:

Белый лес сильным ветром тревожится,

Взглядом долгим окинул я ширь,

Мне зело в этом мире неможется,

Почему-то тянет в Сибирь.

Вспоминаю я темные дали,

Paradise средь полей и дубров.

Утоли ты мои печали,

O my Wonderland, страна снов.

Понимаю, что нужно проснуться,

Только тянет меня to the past,

Мне в глаза бы твои окунуться

И остаться с тобою at last.

Аня внимательно выслушала до конца и несколько секунд сидела молча, глядя на брата со смесью смущения и недоумения.

— А дальше? — спросила она наконец.

— А дальше я еще не придумал, — смущенно ответил Сид. — Ну, как тебе это? Нравится?

— Ну, неплохо, — призналась Аня. — Необычно, красиво. Только зачем ты так смешиваешь два языка? Я из-за этого многого не поняла.

— Ну не знаю, — признался Сид. — Я пытаюсь писать на русском, но как-то не всегда нахожу нужные слова или выражения. Тогда я заменяю их на английские.

— Тебе тогда нужно получше выучить язык, — сказала Аня. — А в остальном и правда неплохо.

Сид весь так и зарделся от похвалы. Но сестра была права, не мешало бы как следует выучить русский. А то эти поэты порой пишут так, что ничего не поймешь.

Однажды за ужином отец сообщил:

— Завтра я ночевать не приду.

— Почему, пап? — спросила Аня.

Отец, длинно и матерно ругаясь, объяснил, что скотине Мэтсу, видите ли, понадобилось добыть как можно больше угля, чтобы поскорей его продать, а то цены вот-вот упадут. И ради своей выгоды этот сморчок, мать его, готов гонять их два дня подряд, почти без отдыха. Но все соглашаются, потому что деньги он обещал платить невероятно большие. Поэтому ночевать Виктору придется в шахтерском поселке, чтобы еще затемно выйти на работу. Он, не переставая ругаться, встал из-за стола и направился в свой чулан, чтобы отдохнуть перед тяжелым днем. Аня с торжествующей улыбкой на лице повернулась к Сиду.

— Это же так прекрасно, Сид!

— Ну да, — угрюмо кивнул он. Хотя что в этом такого? В последние дни отец часто стал подолгу задерживаться на работе, а пару раз и в самом деле не ночевал дома.

— Разве ты не понял? — снова улыбнулась Аня. — У тебя же завтра день рождения! Тебе уже шестнадцать, разве не помнишь? А если отца весь день не будет, мы сможем позвать гостей и отпраздновать это как следует! Как восемь лет назад, помнишь?

Сид неопределенно пожал плечами. Почему бы и нет? Он уже и правда восемь лет как не видел свечей на торте и подарков. После того дня, когда отец в порыве бешенства ударил его, он боялся даже напоминать ему о том злосчастном дне, когда появился на свет. А теперь такой случай…

— Я сегодня сбегаю к бабушке, скажу ей, — сообщила Аня. — А потом позвоню тете Мэгги, они с Энди и Таней тоже наверняка приедут.

У Сида перехватило дух от волнения, едва он услышал столь милое ему имя. За эти восемь лет он так редко вспоминал о ней, что она превратилась для него в какой-то призрак из прошлого, в серую тень. И правда, последним воспоминанием о ней была ее тень, когда она скользнула от него в темноту. И вот теперь он увидит ее снова, но уже повзрослевшей, красивой и совсем не такой, какой она была тогда. А может, теперь между ними вспыхнет настоящая любовь? Сид знал о любви только понаслышке, из книг, и ему казалось, что именно в этот день, когда ему исполнится шестнадцать, он сможет познать истинную любовь, которая затем продлится навечно. Он представил, как они с Таней идут под руку и улыбаются, а все прохожие с завистью смотрят им вслед, как он дарит ей цветы, как они целуются, как затем венчаются в церкви и живут долго и счастливо. Целая череда грез прошла перед мысленным взором Сида, и теперь он с нетерпением ждал завтрашнего дня. "Завтра, завтра все решится", — все время повторял он про себя.

Вскоре вернулась Аня и сообщила, что бабушка Данни придет завтра в полдень, тетя Мэгги с детьми приедет, как обычно, ближе к вечеру. Теперь Сид от возбуждения долго не мог заснуть. "Завтра, все завтра", — стучало у него в голове.

День с утра тянулся невыносимо долго. До прихода бабушки (и в этот раз она подарила ему новый джемпер, только зеленый) Сид еще дотерпел, а потом невыносимо мучился. Он хромал из угла в угол по комнате, нервно грыз пальцы и все думал: "Ну вот, ну вот, уже скоро". Даже на листки со стихами он не смотрел, все его мысли занимала только она. Сам того не замечая, он стал каждые пять минут глядеть на часы и считать в уме, через сколько минут он ее увидит. Когда сестра и бабушка позвали его к столу, он крикнул, что хочет дождаться остальных гостей. На самом деле есть ему просто не хотелось, он был даже уверен, что от волнения не сможет проглотить ни куска.

Порой его охватывала тревога: а вдруг она не приедет? Но он всячески гнал от себя эту мысль. Потом его вдруг охватывало сомнение: а вдруг у нее уже есть любимый, и на него, урода, она и смотреть не станет? "Но ведь главное в человеке — не тело, а душа, — утешал он самого себя словами Ани. — Уж поговорить-то с ней нормально я смогу. А если почитать ей стихи, то тогда я ей точно понравлюсь. Да, так и сделаю". С этой мыслью он едва дотерпел до вечера.

И вот, едва пробило семь, на улице вновь, как и восемь лет назад, зашумел "Кадиллак". Сид радостно бросился по лестнице вниз, чуть не вывихнув на последней ступеньке здоровую ногу.

Возле "Кадиллака" вновь стояла тетя Мэгги, совсем не изменившаяся за восемь лет, и Энди, сильно выросший и возмужавший, с большим черным футляром в руках. Тетушка чмокнула Сида в щеку, а Энди крепко пожал ему руку, успев при этом подмигнуть Ане. Однако Сид стоял в недоумении. Где же Таня? Он так и не решился никому задать этот вопрос, а тем временем все уже направились на веранду. По пути Энди вручил брату футляр, оказавшийся подарком. Внутри была лакированная, совсем новенькая гитара.

— Ты ведь пишешь стихи, Сидди? — спросил Энди. Сид удивился: он ведь никому, кроме сестры, не говорил об этом. Когда она успела рассказать троюродному брату? — Ну вот, а теперь научишься играть, сможешь подбирать к стихам мелодии. Запишешь песни, станешь знаменитым. Верно я говорю?

Энди улыбался, сверкая крепкими зубами. Он сам уже играл в группе, твердо решив стать музыкантом. Но пробиться на настоящую сцену у них пока не получалось, поэтому Энди работал автомехаником, а играл в свободное от работы время, уже успев вскружить голову всем девчонкам в городке.

Начался праздничный ужин. Снова, как и восемь лет назад, тетя Мэгги о чем-то болтала, обращаясь главным образом к бабушке Данни, так как никто ее больше не слушал; снова Энди, сидя рядом с Аней, с преувеличенной вежливостью подносил ей разные блюда, на этот раз, по-видимому, не надеясь ничего получить в ответ, а она только смущенно хихикала. Именинник же сидел во главе стола с грустным лицом. Все надежды рухнули. Таня не приехала. И неизвестно, увидит ли он ее снова. Когда еще удастся вот так собрать всех вместе?

После ужина Энди пошел с Сидом наверх, учить его игре на гитаре. По пути он подобрал один из листков со стихами, прочел и, как и Аня, похвалил их. Через несколько минут Сид уже забыл о Тане и с радостью принялся разучивать аккорды, а через пару часов уже наигрывал несложные отрывки. Наконец внизу снова загудел "Кадиллак", и Энди засобирался домой. И тут Сид решился, наконец, спросить его, почему же Таня не приехала. Энди замялся, словно не хотел отвечать на этот вопрос.

— Видишь ли, Сид, — произнес он. — Она… как бы тебе сказать… ну, в общем, она больше не живет с нами.

— Как не живет? — вздрогнул от изумления Сид.

— Ну, она от нас сбежала, — пояснил Энди. Сид часто заморгал.

— Давно?

— Недели две назад. Она и до этого редко дома появлялась, все куда-то бегала по ночам. Школу она совсем забросила, с мамой все время ругалась. А тут еще мать нашла у нее под матрасом пакет с травкой. Какой тут был скандал, ты не представляешь! Они чуть не подрались, ей-богу, и то потому, что я их успел разнять. А на следующий день ее уже в доме в не было, и вещей в ее комнате тоже. Мать хотела было заявить в полицию, да не стала. Сказала: "Пусть живет как хочет, мне плевать. В своем доме я ее больше терпеть не стану". Жаль, что отец умер, он бы этого так не оставил. Она ведь с ним и ладила больше всех, да и мать только ради отца ее терпела.

— А ты? — спросил Сид. — Почему ты ее не стал искать?

Энди пожал плечами.

— А зачем? Все равно ничего уже не изменишь. Там, где она сейчас, ей явно лучше, чем у нас дома. Да и не станет она меня слушать. А в полицию я тем более идти не хочу. Я вообще легавых не люблю. — Энди поежился, видимо, вспомнив что-то неприятное.

В эту ночь Сид спал еще меньше, чем в предыдущую. Новость, сообщенная братом, выбила его из колеи и сильно взволновала. Значит, все, о чем предупреждал его Энди восемь лет назад, сбылось. Действительно, Таня жила как-то совсем по-особенному, захватывающе и романтически, не завися ни от кого, совсем как в книгах. Но от этого она стала нравиться Сиду еще больше. Как много бы он отдал за то, чтобы быть сейчас с ней рядом, где-нибудь вдали отсюда, от скучной осточертевшей жизни! Но кто он рядом с ней? Несчастный убогий парень, которого и полюбить-то совсем не за что! Теперь он не понимал, как мог раньше надеяться на ее любовь. В порыве отчаяния Сид вскочил с кровати и, схватив ручку и листок бумаги, стал писать. В его голове внезапно вспыхнул замысел целой поэмы под названием "Сид и Ненси". Он даже придумал две последние ее строчки:

И даже посмертно они будут вместе,

Вечная память им — Сиду и Ненси.

Он сидел почти целую ночь, но написать сумел только три строфы. Все его вдохновение вдруг иссякло и, как он ни старался, не смог выдавить из себя ни строчки. Заснул он уже на рассвете, прямо за столом, уронив ручку на пол.

Весь следующий день он занимался тем, что пытался подобрать на гитаре мелодии к своим стихам. Порой у него получалось даже неплохо, и он радовался, но потом пальцы как-то резко соскакивали со струн, и мелодия не выходила. Сид сердился и начинал все заново. К вечеру он уже умел наигрывать несколько мелодий на мотив своих коротких стихотворений. И вот наконец, уже поздним вечером, когда все в доме спали, он решился попробовать сыграть мелодию на мотив поэмы "Сид и Ненси". Это было довольно трудно, но Сид не отчаивался, не кипятился, а упорно играл. Пальцы у него устали и страшно болели, но он продолжал играть, зная, что уж эту мелодию он просто обязан сыграть и выучить наизусть. И вдруг случилось чудо, пальцы его как будто сами побежали по струнам, и музыка полилась живо, радостно. Сам не веря в удачу, он играл все громче, чувствуя ритм, и даже стал напевать слова. Внезапно дверь комнаты с треском распахнулась. Сид в ужасе обернулся. На пороге стоял отец в одной рубашке, с красными глазами, его ноздри раздувались, со свистом вдыхая воздух.

— Ты какого хуя вздумал бренчать на ночь глядя, засранец? — произнес он тихо, но голос его так и дрожал от гнева. — Я не спал двое суток, а он тут, видите ли, забавляется!

Сид, отложив гитару, смущенно молчал. Видимо, он и в самом деле играл слишком громко, раз отец снизу услышал.

— Откуда гитара?! — взревел вдруг отец так, что уши у Сида заложило. — У кого украл, тварь ты эдакая?!

— Мне ее подарили, — смущенно пробормотал Сид.

— Кто подарил?! — Отец побледнел от ярости, губы его затряслись, кулаки сжались сами собой.

— Энди… на день рождения, — оправдывался Сид. Казалось, отец на секунду смягчился, но затем он шагнул к сыну, схватил гитару и со словами "Теперь никогда больше не станешь бренчать" вышвырнул ее в окно. Все это случилось так быстро, что Сид сообразил, что произошло, только когда снизу раздался треск и жалобное треньканье струн. Не помня себя от страха, мальчик сбежал вниз, почти перестав хромать, и выскочил в сад. Гитара валялась тут же, разбившись о ствол молодого дуба, который они с Аней посадили лет десять тому назад. Сид поднял ее на руки бережно, как ребенка, но взглянув, понял, что инструмент испорчен. Гриф сломан, струны порваны, корпус весь в трещинах. Только отец мог швырнуть ее с такой силой.

Для Сида эта потеря была почти равна смерти близкого друга. Вне себя от бешенства он ворвался в дом и кинулся с кулаками на отца. Тот лишь легонько ткнул сына в плечо, и Сид отлетел назад, несильно ударившись спиной о стол. И тут в голове у него вспыхнула мысль о Тане. И как же раньше ему это не приходило в голову?..

— Больше ты меня не увидишь! — выкрикнул он и, выбежав из дома, пронесся через сад и заковылял по склону холма вниз, не обращая внимания на крики отца: "Вернись! Ты меня слышишь? Сейчас же!" По щекам Сида струями стекали горькие слезы, хотя он еще восемь лет назад дал себе клятву никогда не плакать.

Глава 8. Снова встретились

Задыхаясь от бешенства, Сид шел от холма к соседней деревне. Он твердо решил провести эту ночь у бабушки, а назавтра отправиться в город и найти стоящую работу. Хватит с него этой собачьей жизни, пора обустраиваться самому. Вот только Аню покидать было жаль. Завтра, подумал Сид, он в последний раз зайдет домой. Днем, когда отец будет на работе, а сестра в школе. Заодно и заберет свои вещи, которых у него, впрочем, совсем немного — пара фотографий матери и сестры (все-таки память), книга стихов и стопка листов с собственными произведениями, которые еще, может быть, удастся куда-нибудь пристроить и получить гонорар. И начнется для него новая жизнь, такая, о какой он всегда мечтал.

Крики отца давно стихли вдали, и сам холм с Домом Отщепенца остался за поворотом. Вокруг была только тихая ночь со светом полускрытой за облаками луны, уютными огоньками в домах вдалеке и мягким сумраком. И все-таки Сиду было немного не по себе. Он никогда еще не гулял один по ночам, и теперь испуганно озирался, боясь, что вот-вот кто-нибудь выскочит на него из темноты. Ему невольно вспомнилась та ночь, которую он провел совсем недалеко отсюда вместе с Таней. Если бы она сейчас могла быть рядом, как бы он был счастлив!

Дом бабушки Данни одиноко белел на окраине деревни. В окнах было темно, бабушка всегда ложилась рано. Сид робко постучал в дверь, но внутри все было тихо. Он подождал, затем постучал снова, потом побарабанил в окно, попробовал даже несколько раз крикнуть, но все было бесполезно. Он вспомнил, что бабушка всегда спала крепко, и разбудить ее было очень сложно. В отчаянии он опустился на землю. Что же теперь делать? Оставаться на целую ночь на улице, где темно, холодно и страшно? Или лучше вернуться домой? Нет, ответил Сид самому себе, ни за что. Лучше и правда подождать на улице до утра. Он хотел уже прилечь на крыльцо дома и заснуть, но потом понял, что это опасно — его тут могут запросто увидеть и принять за бездомного. К тому же отец, когда начнет искать его, первым делом отправится к бабушке. Нет, здесь оставаться было нельзя. Поэтому Сид решил просто погулять до утра где-нибудь недалеко.

Бродя по окрестностям, он случайно оказался в небольшой рощице, посреди которой блестело маленькое озеро или даже пруд. Лунный свет играл бликами на поверхности воды, листья деревьев тихо шелестели на ветру. Все это выглядело так прекрасно и романтично, что Сид решил остаться тут. Он присел на берег озерца, в траву, и стал с наслаждением оглядываться вокруг. Внезапно он понял, что не один здесь. На той стороне пруда кто-то осторожно шевелился и чуть слышно дышал. Сид пристальней вгляделся в темноту, но смог различить лишь неясный силуэт. Впрочем, он был уверен, что это была девушка. Он осторожно стал подвигаться к незнакомке и — о чудо! — она тоже стала подвигаться к нему. У Сида все сильней колотилось сердце и кружилась от волнения голова, он не знал, что случится, когда они окажутся рядом. Поэтому он боком, стараясь не глядеть на девушку, переползал на другой берег пруда. И вот наконец, когда он оказался настолько близко к ней, что мог уже, казалось, слышать биение ее сердца и ощущать кожей ее горячее дыхание, Сид повернулся и встретился с незнакомкой взглядом. И в тот же момент его как будто ударило электрическим током, а в следующий миг душа его уже понеслась на всех крыльях куда-то ввысь.

— Таня?! Ты?! — едва смог выдохнуть он от изумления.

Она в первый миг тоже опешила, но быстро пришла в себя и улыбнулась ему, но не приветливо, а как будто бы непонимающе. Затем, окинув его быстрым взглядом с головы до ног, она внезапно просветлела лицом.

— А-а, Сид, — произнесла она тем же звонким высоким голосом, что и восемь лет назад, только с легкой хрипотцой. — Я тебя помню.

Нет, решил Сид, она почти не изменилась, разве что вытянулась и постройнела. Но манера речи, жесты, лицо — все осталось тем же, только казалось теперь еще красивее. Да и говорила она теперь почти без акцента.

— Ты… как здесь? — снова выдохнул он, немного оправившись.

— Я? Да случайно забрела, — ответила она, чуть заметно улыбнувшись. — А ты что, из дома сбежал?

— Да, — ответил Сид, ожидая, какой радостью сейчас просияет ее лицо и как она улыбнется ему и скажет что-нибудь вроде "Надо же, и я тоже". Но она не улыбнулась и ничего не сказала, только задумчиво поглядела куда-то вдаль.

— И что теперь делать собираешься? — спросила она минуту спустя.

— Не знаю, — пожал плечами Сид. И вдруг его осенило, и дрожащим от волнения и страстного предчувствия голосом он спросил: — А ты бы что мне посоветовала сделать?

Она взглянула на него так, как будто он спрашивал о чем-то совсем глупом. Затем вдруг взгляд ее прояснился, и она ответила:

— Я тут знаю неподалеку одно место. Если хочешь, завтра ночью приходи туда.

— Завтра? Почему завтра? — удивился Сид.

— Потому что сегодня тебя туда не пустят. Я должна их заранее предупредить.

— Кто не пустит? Почему? О чем предупредить? — снова не понял Сид, но Таня покачала головой.

— Завтра сам все увидишь. Приходи в это же время сюда же. А мне пора.

Она встала и, кинув прощальный взгляд на рощу, луну и далекие огни домов, повернулась и пошла прочь.

— Подожди!.. Таня!.. Куда ты?.. — отрывисто выкрикивал Сид ей вслед, пытаясь ее догнать, но она, не оборачиваясь, быстро скрылась за деревьями. Сид стоял в недоумении, пытаясь понять, куда это она так торопилась, но, так и не сумев ничего придумать, вернулся на берег пруда. Но теперь внутри у него все трепетало от радости. Он не просто встретил ее и поговорил с ней. Теперь он был прочно связан с ней невидимой нитью, которая ровно через сутки приведет его сюда же, и он испытает настоящее счастье, слившись не просто с Ней, но с Ее миром. "Одно место" теперь казалось ему раем, страной, где живут люди, такие же романтичные и свободные от предрассудков, пишущие стихи и живущие не по общим правилам. И тут его снова осенило, он внезапно понял, куда отправилась Таня. Какой же он дурак, что раньше не вспомнил об этом месте! А если сейчас пойти туда самому? А что, он тоже имеет право, это ведь их общее место, они были там вдвоем восемь лет назад, почему бы им не оказаться там вместе и сейчас? Но в этот раз, как подсказывал внутренний голос Сиду, все должно быть по-другому. И, решившись, он зашагал к окраине Двух Холмов, к заброшенному дому.

Чем ближе он подходил к нему, тем страшнее ему становилось. Колени его дрожали, он много раз собирался уже повернуть назад, но каждый раз сладкая мысль о Ней неотступно гнала его вперед.

Заброшенный дом все так же одиноко чернел в лунном свете. Внутри было тихо. "Она там", — прошептал одними губами Сид и крадучись подошел к густой траве, которая уже совсем скрыла под собой сгнивший забор. Постояв немного и прислушавшись, он решительно направился к дому. Но внутри оказалось пусто. Как и восемь лет назад, лунный свет лился через разбитое окно, скрипел на ветру оторвавшийся кусок крыши, в углах попискивали мыши. Но Тани здесь точно не было. Сид в тоске присел на пол. Собственно, с чего он взял, что она должна быть именно здесь? Если они сидели тут с ней еще давно, то это ничего не значит. Она, может быть, уже этого и не помнит. И тут Сид понял, что именно тут, в этом заброшенном доме, куда он так боялся раньше заходить, он и останется. Хотя бы на одну ночь. Именно с этим домом были связаны его воспоминания о том дне, и теперь, глядя на эти ветхие стены, на груды мусора, которые за восемь лет только еще больше выросли, он испытывал безграничное наслаждение. Сердце его сильно билось, он чувствовал настоящее счастье, когда вспоминал их разговор здесь, и каждое ее слово отдавалось в нем, сладко щемя сердце. Он даже нашел гвоздь с бурыми следами засохшей крови, которым она тогда вырезала на его ладони букву N, и от этого пришел в неописуемый восторг. Жаль, что царапины за долгое время уже успели затянуться. Но Сид все глядел на ладонь, словно ждал, что буква сама собой возникнет вновь. И при воспоминании о каждом ее прикосновении к его коже его бросало в жар. Если бы не хромая нога, он бы, наверное, забегал от радости по дому.

"И все-таки этот дом — моя судьба, — подумал он, снова окидывая взглядом заброшенное жилище. — Я назову его Второй Дом Отщепенца. Или лучше Дом Двух Отщепенцев — в честь Нее тоже". Замечтавшись, Сид прилег на полуистлевший матрас и сам не заметил, как заснул.

Проснулся он от дикого холода, ломившего все его тело. Прямо ему в лицо уставились глаза-бусинки на мордочке серой мыши, которая ползала по его матрасу. Сид в ужасе вскочил и с омерзением отшвырнул наглого грызуна прочь. Тут он заметил, что уже рассвело, в пустые прямоугольники окон льется свет, а снаружи клубится серовато-белый туман, который, проникая внутрь дома, оседал повсюду крупными каплями влаги. Вся одежда Сида и матрас, на котором он спал, насквозь промокли. Сид понял, что спать дальше он уже не сможет и, встав, подошел к окну и взглянул на деревню, утопающую в тумане. Было и правда еще слишком рано, мальчишка-молочник с моллинсовской фермы, позвякивая звонком велосипеда, еще только начинал развозить коробки с бутылками внутри, но, как показалось Сиду, деревня сегодня была куда в большем оживлении, чем обычно, отовсюду слышалось несмолкающее жужжание сонных голосов. Он услышал голос какой-то женщины, остановившей молочника и спросившей его, что произошло.

— Говорят, на Северном холме мальчик пропал, — донесся до Сида ответ.

Так вот в чем дело! Его уже с самого утра начали искать! Наверное, Аня озаботилась. Ну конечно, она, кто же еще. Ну ничего, стоит только подождать немного, а потом, когда дома никого не останется, вернуться в Дом Отщепенца, чтобы затем покинуть его навсегда. Сид забился подальше в угол, чтобы его случайно не нашли, и принялся ждать. Время тянулось невыносимо медленно, вдобавок ко всему жутко хотелось пить и есть. Временами мелькала одна назойливая мысль: пойти домой к бабушке или в магазин на соседней улице, чтобы утолить жажду и голод. Но Сид знал, что, стоит ему только выйти на улицу, как его тут же заметят и вернут домой. Поэтому он, стиснув зубы, молча терпел и ждал. Наконец, когда стало совсем светло и в лучах солнца, проникавших в дом, заклубилась пыль, он вылез из своего укрытия и задворками, стараясь держаться в тени, направился к Северному холму. Он еще только приближался к дому с задней, западной, стороны, а навстречу ему по склону уже сбегали три знакомые фигуры: коренастая и плотная — отца, высокая и худая — сестры и маленькая и тучная — бабушки.

— Слава Богу, Сид, ты нашелся! — еще издалека закричала Аня. — Я вам говорила, он не мог уйти далеко!

Сид остановился в смущении, не зная, что ему делать дальше. Все трое между тем налетели на него и принялись тормошить со всех сторон.

— Жив, родной мой! — всхлипывала бабушка, обнимая его и прижимаясь к нему мокрой от слез щекой.

— Сидди, ну зачем же было так поступать с нами? Уйти, ничего не сказав! Мы ведь все так волновались, с самого утра на ногах! — всплескивала руками Аня.

Отец же молчал, глядя на сына взглядом, в котором читались смущение и в то же время раскаяние. И только когда они втроем (Данни направилась к себе домой, заодно и успокоить деревенских, сказать, что Сид нашелся) стали подниматься к дому, он обнял сына могучей рукой за плечи и произнес голосом твердым, но в то же время виноватым:

— Сынок, в общем, прости меня… за гитару. Я правда был не в себе, устал после работы как собака, а тут ты… Я куплю тебе новую, обещаю, как только деньги появятся. Я и правда так испугался, когда ты ушел, даже побежал за тобой вдогонку, да была темень хоть глаз выколи, я и не нашел тебя. А с утра… я, понимаешь, даже на работу не пошел, теперь меня запросто выгнать могут… а Аня в школу… А ты-то хоть где все это время был, а? Где целую ночь провел?

Сид молчал. Он вообще не знал, что ему говорить и думать насчет всего этого. Одно он понимал точно: с мечтами о счастливой и романтической жизни теперь можно было завязать. Однако уже потом, в доме, он вспомнил о Тане и о том, что сегодня ночью он должен идти с ней в "одно интересное место", к "интересным людям", и сразу повеселел. Уж наверняка он сможет незаметно ускользнуть ночью из дома, чтобы под утро вернуться. И, конечно, он испытает при этом настоящее романтическое, захватывающее чувство. При этой мысли его внутренности пробрал приятный холодок. Все-таки не все в этой жизни так плохо!

Глава 9. "Аллигаторы"

Весь следующий день он, как и в недавний день рождения, находился в сильном волнении и с нетерпением ждал наступления вечера. Как и тогда, он боялся, что по какой-нибудь банальной причине все вдруг сорвется. Что если отец застукает его, когда он ночью будет выбираться из дому? Или Таня не придет в назначенное место? Да нет, успокаивал себя Сид, она его точно обманывать не станет. Поэтому самое главное — не разбудить ненароком отца. При одной мысли о том, что произойдет в этом случае, Сида начинало мелко трясти.

Наконец совсем стемнело. Поужинав, все трое разошлись по своим комнатам. Сид погасил свет и стал смотреть в окно, ожидая. Ночь выдалась удачно темной, луна была совсем скрыта за облаками, дождя и ветра тоже не было. Он дождался, когда в комнате Ани стихнут все звуки, а из чулана донесется привычный храп отца, и осторожно, на ощупь, стал спускаться по лестнице вниз. Когда он на цыпочках проходил мимо чулана, одна доска предательски скрипнула под ним, и в то же мгновенье громкий храп в чулане прекратился, сменившись почмокиванием. Сид в ужасе замер, боясь шелохнуться. Он знал, что в таких случаях отец обычно просыпался, и потому по его коже прошел неприятный мороз. Но опасность миновала: проворчав что-то неразборчивое, отец повернулся на другой бок (скрипнули пружины кровати), и через минуту его храп полился снова. Сид осторожно, стараясь не скрипнуть ржавыми петлями, открыл входную дверь и выскользнул наружу. До назначенного места он добирался, освещая дорогу карманным фонариком и то и дело прикрывая свет рукой, так как боялся, что светлое пятно на земле могут заметить с холма или из деревни.

Но вот из кромешной тьмы вынырнула и знакомая рощица. Сид сел на берегу озерца и принялся ждать. Полчаса спустя кусты зашуршали, и Сид одним шестым чувством ощутил, что это была именно она и никто больше. Он снова зажег фонарик и направил луч на едва различимый в темноте силуэт.


— Выруби свет, дурак! — раздался возмущенный голос. — Ты меня чуть не ослепил, мать твою!

Сид, смущенный ее грубостью, убрал палец с кнопки.

— Хвоста не привел? — быстро спросила Таня. И после того как Сид, даже не поняв, о чем шла речь, ответил: "Нет", она произнесла: "Пошли" и снова нырнула в кусты. Сид едва поспевал за ней. Свет он боялся зажигать, и потому все время спотыкался, проваливался в ямы, запутывался в ветвях кустов. Однако Таня, похоже, часто здесь бывала и знала все тропинки, потому что шла быстро и уверенно. Наконец они выбрались на открытое пространство. Таня пошла медленнее, и Сид смог ее догнать. Как раз из-за туч вышла луна, и он как следует разглядел свою провожатую. На ней была темная широкая, явно с чужого плеча, кофта, джинсы и кроссовки. На него она даже не оглядывалась, и Сид всю дорогу видел только ее затылок с копной длинных и густых, черных как смоль волос. Он боялся, что она начнет спрашивать его о том, где он сейчас живет и что собирается делать, и ему придется со стыдом рассказать ей о том, что он вернулся в родительский дом и к утру ему надлежит быть там, на теплой кровати в мансарде. Но Таня всю дорогу молчала. На его редкие вопросы только махала рукой: мол, погоди немного, и сам все увидишь.

Идти пришлось довольно долго. С севера вскоре подул холодный, пронизывающий ветер, облака вновь скрыли луну, и все вокруг сделалось таинственным и мрачным. Сид уже не узнавал мест, по которым они шли: ему казалось, что они ушли даже намного дальше той шахты, куда он ездил с отцом. Вокруг расстилались только бескрайние поля с темневшими где-то на горизонте редкими деревцами. Изредка над их головами с уханьем проносились совы и еще какие-то неведомые птицы. В такие моменты сердце Сида сжималось от страха, но, глядя на едва различимый во мраке силуэт бодро шагавшей вперед Тани, он чувствовал себя уверенней. Наконец впереди показалось что-то большое и темное, нечто вроде холма, только сделан он был, по-видимому, не из земли, а из чего-то другого. Когда они подошли ближе, Сид разглядел, что холм целиком состоял из старых автомобильных покрышек, потому-то и казался издали таким неровным и несуразным. Внутри у Сида все неприятно сжалось. Он вспомнил кадры из виденных им фильмов и то, что в таких местах, где жгут старую резину, обычно собираются разные бандиты, нелегальные торговцы, наркоманы и другие "отбросы общества". Ему стало по-настоящему страшно, и теперь даже идущая впереди Таня внушала ему не уверенность, а, наоборот, ужас. Он застыл на месте как вкопанный, но, когда она недовольно оглянулась и сверкнула на него взглядом из-под густой черной челки, он расценил этот взгляд как "Что, струсил? Кишка тонка?" и устыдился своего страха перед непонятно чем. Пересилив себя, он сделал вперед шаг, затем второй, а затем вновь пошел вслед за Таней. Однако через минуту остановилась она, так что Сид чуть было не врезался в нее.

— Дай фонарь, — коротко велела она.

Сид протянул ей фонарик. Она нажала на кнопку и несколько раз мигнула в темноту. В ответ ей из-за холма кто-то мигнул таким же условным знаком. Таня повелительно махнула Сиду рукой. Вскоре они уже поднимались по склону резинового холма наверх. Сид с непривычки и из-за хромоты поднимался медленно, с трудом, но Таня не сделала ни малейшей попытки ему помочь. Она вскарабкалась на вершину быстрее Сида и нетерпеливо поджидала его. Как только он оказался рядом, она тут же стала спускаться вниз с противоположного склона холма. Сид же на несколько секунд застыл в изумлении. По ту сторону холма оказались несколько еще таких же куч резиновых покрышек со сваленными у их подножий старыми автомобильными кузовами. "Все точно как в фильме", — мельком подумалось Сиду. В центре свободного от всего этого хлама пространства, небольшой площадки ярдов пятнадцать диаметром, горел небольшой, но яркий костер, вокруг которого сидело человек двадцать молодых парней и девушек в возрасте от пятнадцати до двадцати лет. Одеты они были в большинстве своем так, как и подобает истинным бродягам-романтикам — в поношенные куртки и джинсы. Многие были также увешаны цепями и странного вида значками, на оголенных руках их Сид увидел довольно страшные на вид татуировки. Некоторые, правда, как и Таня и он сам, были одеты в обычную одежду, а некоторые даже не без опрятности. Когда Сид взошел на вершину горы покрышек, все они сидели, громко и весело разговаривая, но, как только Таня стала спускаться к ним, разом смолкли и перевели взгляды на нее, а затем, заметив Сида, в его сторону.

— Это тот новичок, о котором я вчера говорила, — пояснила Таня, обращаясь вроде бы ко всем сразу. — Его зовут Сид, — прибавила она, чуть помедлив.

Сид нерешительно подошел. Теперь на него глядели уже абсолютно все, некоторые даже с усмешкой. Он смутился еще больше. Тут с места поднялся высокий волосатый парень в байкерской косухе и с серьгой в ухе.

— Ну, здорово, Сид, — произнес он с легкой усмешкой. — Я Скотт. Ты, значит, пришел, чтобы присоединиться к "Аллигаторам"?

Сид непонимающе взглянул на Таню.

— Хочешь стать одним из нас? — пояснила она.

Он неуверенно кивнул.

— Отлично, — лениво протянул Скотт. — Посмотрим на тебя, каков ты в деле. Если готов остаться с нами навсегда, поклянешься на крови. Не сегодня, сегодня у нас, как видишь, веселье, — он кивнул на сборище возле костра, — ты тоже присоединяйся. Но если хоть кому-нибудь расскажешь о нас, — он кинул взгляд в сторону Тани: — Ты знаешь, где его дом? (она кивнула) Так вот, твой дом спалят, а тебя и всю твою семью зарежут, понял?

Внутренне содрогнувшись, Сид тем не менее ответил: "Понял". После этого ему уступили место возле костра, и он принялся с интересом рассматривать сидящих вокруг него. Тут были как совсем незнакомые ему, так и те, кого он часто видел в деревне: например, чуть поодаль от костра он увидел Нила Келлнера, того самого, который когда-то предложил подвесить его за ноги на дерево. Он сделал вид, что не узнал Сида, и намеренно не глядел в его сторону. У большинства "Аллигаторов" в руках были пивные банки — как Сид вскоре узнал, прошлой ночью они ограбили на шоссе фургон с пивом и теперь праздновали. Многие сидели парочками, в обнимку или даже небольшими группами. Рядом с Сидом присел какой-то высокий парень, глаза которого, должно быть, из-за отблесков пламени костра, горели ярким красным светом. Сид вгляделся в его лицо, и по телу его волнами побежали мурашки. В этом невзрачном и неприметном парне, который все время держался где-то позади, в тени, и только теперь пересел поближе к костру, он узнал своего давнего заклятого врага Денниса Гриллса, того самого, из-за которого отец забрал его из школы и едва не угробил в шахте. Только здесь Деннис держался совсем иначе, чем в школе, Сиду показалось даже, что он чем-то смущен, и он решил, что Деннис сам стал членом шайки недавно. Едва он так подумал, как Деннис взглянул на него и усмехнулся. Его усмешка, как ни странно, не показалась Сиду противной, как обычно, наоборот, в ней была какая-то горечь, так что ему даже стало жаль своего врага.

— Ну, здравствуй, Сид, — невесело произнес Деннис. — Вот и встретились снова, как видишь.

Сид промолчал. Деннис отхлебнул пива из банки и протянул ее Сиду.

— Выпей, не злись, — сказал он. — Кто же знал, что оно так выйдет?

Как ни противно было Сиду, он все же взял банку, прижался к ней губами, и, помедлив, сделал маленький глоток. Пиво оказалось на удивление вкусным. Через пять минут он, забыв все старые обиды, сидел, глядя захмелевшим взглядом на ночь вокруг них, на дрожащее пламя костра, на бледные звезды на небе и на веселящихся вокруг костра "Аллигаторов", и ему самому было весело как никогда. Какая к черту разница, что этот мерзкий прыщавый мальчишка когда-то говорил про него и его сестру? Здесь, в этой прекрасной ночи, в компании таких прекрасных романтичных ребят совсем не хочется думать ни о чем плохом… Деннис обнимал его худой рукой за плечо и хнычущим голосом бормотал извинения за все то, что ему пришлось вытерпеть от него. Он ведь и правда тогда не хотел ничего плохого сказать об Ане, просто как-то само собой вырвалось… а теперь из-за него Сида еще и из школы выгнали, но он же все равно ему, Деннису, тогда хорошенько всыпал, так что они теперь в расчете… а сейчас они вообще в одной шайке, и еще покажут всему миру… тут Деннис забормотал что-то совсем невнятное и уткнулся Сиду лицом в плечо, но тот брезгливо оттолкнул его, и Деннис, слегка обиженный, присоединился к ребятам, что плясали неподалеку под аккомпанемент губной гармошки одного из парней. Понемногу трезвея, Сид огляделся вокруг иувидел Таню. Она сидела справа от него, курила и смотрела на догорающий костер. Сид решил поподробнее расспросить ее об этой таинственной банде, в которую она его привела. Заодно и пообщается с ней по-нормальному. Здесь, в довольно романтичной обстановке он понемногу чувствовал себя все радостнее и увереннее, а присутствие Тани только обостряло его чувства.

— Вы каждую ночь здесь собираетесь? — спросил он.

— Почти каждую, — нехотя ответила она.

— Почему почти?

— Бывает, ходим по улицам и развлекаемся.

— Как развлекаетесь?

— Ну, устраиваем всякие подлости особо злым людям. Еще, бывает, заходим в бары, выпиваем, иногда даже деремся с другими бандами, когда их встретим, или от легавых убегаем. Иногда и по-серьезному, выходим на большую дорогу и грабим кого-нибудь, только берем пока немного, мы еще не настолько круты, да и людей у нас мало. — Рассказывая о жизни банды, Таня понемногу светлела лицом и даже начала улыбаться: видимо, эта тема была ей ближе всего. — А вообще, ты сам все увидишь, если, конечно, останешься надолго и будешь не совсем бесполезным.

Сид вспомнил слова главаря Скотта, от которых по его коже пробежал мороз. Теперь, после шумного веселья у костра, ему эти слова показались обычной шуткой.

— Но ведь у вас не убивают тех, кто предал банду? — на всякий случай спросил он. Таня взглянула на него вполне серьезно.

— А ты как думал? — удивилась она. — Наше братство только на крови и держится. Кто нас предаст или нарушит клятву, тот должен пролить свою кровь.

Сид снова содрогнулся. Он не мог себе представить кого-то из этих парней и девчонок, особенно мерзкого Денниса, проливающих кровь своих ближних. И все-таки ему здесь все больше и больше нравилось. В этой банде было что-то романтическое, совсем как в тех романах для подростков в ярких обложках, которые Сид когда-то читал в школьной библиотеке или покупал в дешевых лавчонках, а, принося их домой, тщательно прятал от отца. Пусть сейчас эта шайка мала и никому не известна. Пройдет время, и мы (с удовольствием он произнес про себя это слово) будем держать в страхе весь округ. Если уж своих готовы не щадить, то враги пускай боятся еще сильнее. Если что, можем вцепиться в горло и вырвать его совсем. "Наверное, поэтому нас и зовут "Аллигаторами"", — подумал Сид и, чтобы проверить свою догадку, снова обратился к Тане.

— А почему такое название — "Аллигаторы"?

Она бросила окурок в костер и взглянула на него уже с явным раздражением.

— А почему тебя назвали Сидом? — передразнила она его вопрос.

Сид задумался. Он и правда уже не помнил, когда его гордое и красивое русское имя, доставшееся ему в память о деде, герое войны, сократили до трех букв и стали презрительно величать его в честь мерзкого персонажа "Тома Сойера". Теперь уже никто не называл его полным именем, все привыкли к этой мелкой, уничижительной кличке, а почему так — никто не знает. Он промолчал.

— Вот и мы просто так назвались "Аллигаторами", — ответила Таня и отвернулась от Сида, как бы давая понять, что не хочет больше разговаривать с дураком. Сида окончательно расстроило не это, а Скотт, севший рядом с Таней и бесцеремонно обнявший ее за плечи. Он хотел было возмутиться, но потом понял: он здесь никто, даже меньше, чем никто, а Скотт мало того что свой, так еще и главный тут. А может, здесь принято так просто обнимать девушек за плечи, и он может тоже так сделать? Но, видя, каким взглядом Таня смотрит в глаза Скотту, в то время как он бормочет какую-то ерунду и тычется носом ей в щеку, Сид понял, что он никогда так не сможет, а значит, Таня никогда не будет его девушкой.

Вернувшись домой под утро, когда у подножия холма клубился туман и трава была мокрой от росы, Сид осторожно прошел к себе в комнату и лег, не раздеваясь, в кровать. Спать ему, несмотря на усталость и туман в голове после пинты пива, не хотелось. Он смотрел в стену отсутствующим взглядом и снова и снова воскрешал в памяти все моменты этой странной ночи, ночи, когда он, как сам чувствовал, стал совсем другим. Кто бы мог раньше представить, что этот маленький, недоразвитый, вечно замкнутый инвалид проведет ночь с шайкой "Аллигаторов" и даже выпьет вместе с ними у костра? Но главным образом он думал о Тане. Что станет теперь? В какую сторону изменятся их отношения? Может, ему вообще не стоит ходить на собрания шайки, чтобы не видеть, как каждый второй тянет к ней свои грязные лапы, а он сам при этом не может ничего сделать? Но нет, теперь уже поздно. Он сделал свой выбор. А что если его, как сказал Скотт, и правда убьют вместе с семьей, если он не придет?

За окном между тем совсем рассвело, туман рассеялся, в городке ожили, зашевелились люди. Снизу глухо замычал отец, вставая на работу. Начинался самый обычный в их жизни день. Но для Сида жизнь теперь стала совсем иной.

Глава 10. Бар "Лагуна"

С тех пор миновало две недели. За это время Сид побывал еще на нескольких встречах "Аллигаторов". На первой из них ему пришлось принести клятву верности шайке. Все происходило при свете полной луны и отблесках слабого пламени костра. Сид блаженным шепотом повторял слова клятвы вслед за Скоттом, стараясь глядеть только прямо перед собой. Он знал, что Таня вместе со всеми смотрит только на него, и ощущал какую-то восторженную гордость. Когда остро наточенный нож больно резанул его по ладони, он изо всех сил стиснул зубы, чтобы не закричать. Но когда руки других членов шайки сплелись с его рукой, он снова испытал прежнее чувство. "Теперь я с ними точно одно целое, — подумал он. — И с ней тоже". Это было прекрасно. Сид знал, что не забудет эту ночь еще долго. И шрам на его ладони будет всегда напоминать о славных днях в рядах "Аллигаторов".

Между тем о шайке уже действительно расползались по окрестностям самые темные слухи. Скоро и в газетах стали писать о грабежах на шоссе посреди ночи. Сиду и самому довелось видеть издалека один из таких грабежей (ему, конечно, не разрешили в нем участвовать, он наблюдал за дорогой вместе с Деннисом, Келлнером и другими ребятами помоложе из-за склона резинового холма). Сначала минут пять все было тихо, затем послышался гул мотора, вдалеке засверкали фары, и из-за поворота вскоре вынырнул автомобиль. Сид тут же увидел Таню, которая стояла на обочине дороги с поднятым кверху большим пальцем. Даже отсюда было видно, какой у нее жалкий вид: волосы распущены и взлохмачены, сама она вся трясется, хлюпает носом. Сам Сид ни секунды бы не размышлял в этом случае. Вот и водитель затормозил прямо перед ней. И в ту же секунду на дорогу выскочили несколько парней в масках. Это были Скотт и самые близкие к нему ребята, так называемые "матерые" "Аллигаторы". У главаря был в руке "кольт", кажется, настоящий, остальные держали в руках бейсбольные биты и ножи. Без лишних слов они вытащили из машины обомлевших водителя с пассажиркой, юной девушкой, связали им за спиной руки, заткнули тряпками рты и принялись шарить по карманам. Один из "матерых" нашел у водителя бумажник и сунул было к себе в карман, но, поймав взгляд главаря, с виноватым видом достал его и разделил деньги поровну. С девушки Скотт снял золотые сережки и кольцо с камушком и протянул их Тане, но та поморщилась и помотала головой. Тогда Скотт сунул драгоценности себе в карман, видимо, чтобы подарить их какой-нибудь другой девчонке. После этого все быстро и бесшумно смылись, предварительно засунув связанную парочку в багажник машины. Сида восхитили ловкость и мастерство, с которыми был совершен налет, а дух у него прямо-таки захватило от волнения. "Прямо как в фильме, только по-настоящему", — подумал он.

Единственное, что не радовало его — это то, что Таня по-прежнему оставалась к нему равнодушной. Он думал, что после принесения клятвы, когда они с ней окажутся связаны "одной кровью", она будет смотреть на него совсем по-другому. Но она все еще смотрела на него как на плохо знакомого человека, тут же отворачиваясь и улыбаясь другим. Зато Деннис теперь уже буквально не отставал от Сида, постоянно похлопывая его по плечу и бормоча что-то о "кровном братстве" и о "великих подвигах", так что Сиду пришлось в конце концов послать его куда подальше.

Тогда он понял, что ему нужно сделать, чтобы добиться расположения Тани — перестать быть никем. А для этого нужно было "сделать карьеру" в шайке. Он решил, что когда-нибудь станет таким же "матерым", как Скотт и его парни. Ничего, что он инвалид — он научится быстро бегать и драться не хуже любого другого. Смог же Форест Гамп, почему бы и ему не смочь! А уж тогда Таня если не полюбит его, то хотя бы обратит внимание и позволит, как Скотту и другим, посидеть с ней рядом и обнять. Это идея так понравилась Сиду, что он отныне решил посвятить свою жизнь только встречам с шайкой и постоянным тренировкам, как физическим, так и укреплению воли.

В тот вечер Сид сидел в своей комнате и держал на вытянутых руках пневматическую винтовку, из которой он с того дня восьмилетия так ни разу и не пострелял. Теперь же он держал ее в руках до дрожи в суставах и мурашек по коже, тренируя таким образом мускулы. Внезапно в окно мансарды ударилось что-то мелкое вроде камушка. Сид недоуменно подошел к окну и увидел в саду Денниса, который махал ему рукой из-за куста и мигал фонариком. Размышляя, что бы это могло значить, Сид тихо спустился вниз. Деннис радостно выбежал ему навстречу.

— Хей, Сидди! — воскликнул он. — Тут намечается классная развлекуха! Айда с нами в бар "Лагуна"! Это недалеко, на другом конце Двух Холмов. Идешь?

Сид задумался. Еще никогда ему не приходилось бывать в барах и тем более выпивать там. Но если вместе со всей шайкой, то почему бы и нет? В конце концов, так будет только лучше для повышения своего статуса в банде. На всякий случай он спросил:

— А кто еще идет?

— Так, несколько наших, — уклончиво ответил Деннис. — Ну так как, идешь? Давай, весело будет!

— Иду, — согласился Сид.

Десять минут спустя они уже входили в низкое и темное помещение. Это и был бар "Лагуна", самый известный и самый грязный во всей округе притон. Сид, как и ожидал, увидел некое подобие заведения из фильма "Твин Пикс", который он когда-то смотрел в кино, сбежав с уроков. Только здесь было куда грязнее и больше людей, которые сидели за круглыми столиками и за стойкой, потягивали из стаканов что-то мутное, курили или нюхали кокаин, рассыпанный по столикам. Магнитофон где-то в углу наигрывал тихую и приятную музыку, под которую полуголая девушка на низкой эстраде крутилась вокруг шеста. Сида сразу затошнило от смеси запахов пота, рвоты на полу и табачного дыма, но Деннис, совсем как отец тогда в шахте, бодро хлопнул его по плечу и повел к стойке.

Спустя полчаса Сид уже не осознавал, что с ним происходит и где он находится. Словно замороженный, он сидел за столиком в дальнем углу, куда его уволок Деннис, медленно тянул из стакана крепкое виски и чувствовал, что его вот-вот стошнит. Наконец взгляд его прояснился и он огляделся вокруг. Первое, что он заметил — Денниса не было рядом, словно он вообще растворился в воздухе. Народу в зале заметно поубавилось, полуголая красотка тоже ушла. Только угрюмый плотный бармен за стойкой протирал стаканы да неподалеку за столиком громко разговаривали несколько парней, матерясь через каждое слово. И тут Сид вздрогнул всем телом: он увидел Таню. Она стояла посреди зала, глядя пустым взглядом куда-то в сторону. Выглядела она еще более несчастной, чем тогда на дороге, к тому же сейчас она явно не притворялась. Лицо ее было бледно, губы мелко тряслись. Сид твердо уже решил встать, подойти к ней и поговорить (время для этого самое подходящее), но тут один из парней за ближним столиком, высокий брюнет в джинсовой ковбойке, поднял голову от стола и крикнул:

— Эй, Таня… иди сюда!

Таня не шевельнулась.

— Эй, сучка, я тебе говорю! А ну живо сюда! — повторил парень.

Таня вздрогнула, словно проснувшись и медленно сделала несколько шагов к столику.

— Отсоси у меня, детка, — произнес парень, расстегивая ширинку, и достал из кармана стодолларовую бумажку.

— Я не буду, — глухо сказала Таня.

— Чего?

Она подняла на него туманный взгляд и вдруг резко выпалила:

— Я не буду… пачкать рот твоей спермой.

— Что ты сказала? — Парень поднялся с места. Таня молчала, снова глядя куда-то в сторону.

— Она, кажется, сказала, что из тебя хуевый ковбой, амиго, — усмехнулся другой парень, судя по внешности, латинос.

— И еще она сказала, что член у тебя, Джо, маленький и грязный, — хохотнул третий, маленький и толстый.

Бледнея от ярости, Джо схватил девушку рукой за волосы.

— Ты это сказала?! Говори, мразь!

— Пусти! — простонала Таня, вцепляясь пальцами в жилистую руку парня и пытаясь вырваться.

— А ну пойдем! — рявкнул Джо. — Я тебя, сучку, поучу хорошим манерам!

Под громкий хохот своих дружков он потащил Таню к боковому выходу из зала. Сид резко вскочил, но, посмотрев на парней за столиком, решил пока не дергаться, чтобы не получить от них. Выждав минуту, он медленно заковылял к выходу и очутился в узком и грязном коридоре, где воняло еще хуже, чем в зале. В дальнем конце коридора какой-то парень прижимал к стене шлюху. За ближайшей дверью, как понял Сид, находился туалет. Оттуда доносились звуки ударов, сдавленные вскрики и голос Джо: "Я тебя поучу, сука! Ты, блядь, будешь знать, как такое мне говорить!" Сид прижался к стене, не смея шелохнуться. Он понимал, что нужно что-то сделать, но в то же время понимал, что сделать он просто ничего не может. Из-за двери донеслись всхлипы, затем особенно громкий удар, судя по всему, о стену. Дверь распахнулась, оттуда вывалился Джо, тяжело дыша.

— А тебе, хромой ублюдок, чего тут надо? — хрипло гаркнул он, заметив Сида.

— Я… ничего, я просто мимо шел, — пролепетал тот.

— Ну так вали, пока я тебя не зашиб на хер! — заорал "ковбой" и со всей силы толкнул Сида. Тот отлетел назад и ударился затылком о стену. Перед глазами, как и восемь лет назад, заплясали цветные искры. Подождав, пока в глазах прояснится и увидев, что Джо ушел, Сид боком проскользнул в туалет. Он увидел треснувшее зеркало и отражение собственного испуганного лица в нем, заблеванный и усыпанный использованными шприцами пол, разрисованные маркерами двери кабинок, мерцающую лампу под потолком. Посреди всего этого убожества на полу лежала Таня. Сид узнал ее только по одежде, прежде он никогда не смог бы представить такую девушку лежащей на грязном полу, свернувшись в комок, словно боясь, что ее будут сильно бить. Он склонился над ней и увидел, какой болью искажено ее лицо: глаза зажмурены так, словно она боялась их открыть, рот, наоборот, разинут в немом крике. Сид однажды видел похожее лицо на картине Мунка в книге, которую читала Аня. Руки Таня прижимала к животу, то ли пытаясь инстинктивно закрыться от пинков, то ли просто держась за больное место. Над правой бровью у нее Сид разглядел большой свежий кровоподтек.

— Таня, ты чего?.. Вставай, тут грязно… Ничего страшного… все закончилось… — залепетал Сид бессвязные фразы, пытаясь взять ее за плечо и поставить на ноги. Она как будто не слышала его слов и не чувствовала прикосновений. Наконец, через несколько минут, она поднялась, неловко опираясь руками о пол. Медленно открыла глаза, и Сид увидел невидящие, расширенные от ужаса зрачки и покрасневшие от напряжения белки. Она постояла несколько секунд, глядя куда-то в пространство, и вдруг с диким криком, сжав кулаки, бросилась к зеркалу и стала изо всей силы бить по своему отражению. Сид кинулся к ней, обхватил, прижал к груди, стараясь успокоить. Она билась в истерике, рыдала, отталкивала его, но понемногу стала успокаиваться. Сид еще некоторое время прижимал ее к себе, гладил по волосам, шептал успокаивающие слова, затем повел к выходу. Он боялся, как бы "ковбой" Джо не увидел их вместе, и был готов уже, если что, драться за Таню. Но шумной компании в главном зале уже не было: видно, поняли, что им тут ничего не светит и убрались из бара. Обняв Таню за плечи, Сид вывел ее на свежий воздух. Было уже совсем темно, только в домах мерцали мутно-желтым светом окна. Недалеко от бара громко разговаривала какая-то пьяная компания, но до калеки и, как им наверняка казалось, пьяной в хлам девки им никакого дела не было. Сид понял, что идти сейчас вдвоем по темным и пустым улицам опасно и, дойдя до первого перекрестка, остановил такси. Спустя несколько минут машина уже стояла у подножия Северного холма, возле кукурузного поля. "Совсем как тогда, восемь лет назад", — подумал Сид и с восторгом огляделся. Ностальгия захлестнула его, и он принялся радостно перебирать в уме счастливые воспоминания, связанные с тем днем. Он осторожно потряс Таню за плечо, но она не шевельнулась. Сид наклонился к ней и услышал ее ровное дыхание. Видимо, настолько сильно устала, что заснула, едва они сели в машину. Сид стал трясти ее сильнее, но она как будто впала в летаргию и не просыпалась. Тогда он, заплатив таксисту, осторожно обнял ее за талию и вытащил из машины, думая, что на свежем воздухе она проснется. Не тут-то было, она едва стояла на ногах и повисла на нем всей тяжестью. Выход был только один — нести ее к себе домой. Не оставлять же ее на ночь здесь, под открытым небом, такую беззащитную! А где она живет, он так до сих пор и не знал.

Он поднял спящую девушку на руки и, медленно притягивая хромую ногу к здоровой, стал подниматься по склону вверх. Таня была совсем не тяжелой, но для Сида эта ноша была тяжелее, чем какая-либо другая, главным образом потому, что он просто не мог, не имел права бросить ее или хотя бы на секунду расслабить руки. Все тело его налилось свинцовой тяжестью, по спине градом катился пот, кожу бешено кололи мурашки, но он, не смея даже охнуть, преодолевал крутой подъем. Ему казалось, что позади него из темноты скалятся те самые трое парней, которые еще совсем недавно в баре смотрели на Таню со звериным блеском в глазах, и среди них сверкал налитыми кровью глазами мерзкий Джо, готовый в любую секунду кинуться на них и разорвать в клочья. И Сид, боясь оглянуться, невольно ускорял шаг, при этом не решаясь даже руки опустить чуть ниже, чтобы внезапно не уронить девушку на землю. Ему казалось также, что из темноты вокруг него смотрят страшные, потусторонние силы, что являются только по ночам, смотрят и ждут удобного случая, чтобы напасть и утащить в свой холодный и мрачный мир. А он, единственный на этой сонной и пустой земле, идет по крутому склону, к заветной и почти недостижимой цели — дому, высящемуся на вершине холма, словно маяк. Но тихое посапывание Тани возле самого его уха и ее черные шелковистые волосы, касающиеся его щеки, прибавляли ему силы, заставляли двигаться вперед. Он знал, что делает это не ради себя, что он отвечает сейчас, ни много ни мало, за ее жизнь и рассудок. Только в саду, среди шиповника, он позволил себе остановиться и передохнуть, а затем снова двинулся дальше.

Открыв входную дверь, он прислушался. В доме, как и во время его ухода, стояла тишина, только похрапывал в чулане отец. Осторожно, стараясь не скрипнуть ни одной ступенькой и не допустить, чтобы Танины ноги или голова случайно коснулись стен, он поднялся к себе наверх. Положил спящую девушку на нерасправленную кровать и только тогда расслабил мускулы. Без сил упав на стул, он взглянул на Таню и ощутил настоящую эйфорию. Сбылась его мечта — она здесь, в его комнате, совсем рядом, даже спит на его кровати! Мог ли он представить, что такое когда-нибудь случится наяву?

Таня по-детски зачмокала во сне губами и, повернувшись на бок, подложила под голову кулак. Сид по-прежнему глядел на нее как зачарованный, и в голову ему вдруг пришла совершенно дикая по природе мысль: а не воспользоваться ли ее беззащитностью, тем, что она спит, и не совершить ли с ней грубый и дерзкий акт любви? Но он тут же стал гнать от себя эту грязную и недостойную мысль. Мало того, что она пережила за весь этот вечер, теперь еще и он…

Он подошел к окну и взглянул на ветви дуба, шумевшие на ветру совсем рядом, и на огонек, мигающий где-то на окраине города, быть может, в той самой "Лагуне". Странный вечер… Даже не верилось, что все это происходило на самом деле. Он оглянулся и стал пристально смотреть на силуэт Тани на кровати, освещенный косо падающим в окно лунным лучом. Внезапно ощутив сильную усталость, он привалился к стене и вскоре заснул.

Когда он проснулся, солнце ярко светило в окно и пыль кружилась в его лучах. Сид поднялся, протирая глаза и разминая затекшие конечности, и огляделся, словно не помня, как он здесь оказался. При дневном свете все казалось таким искусственным, скучным и обыденным. Мельком взглянув в окно, на осточертевший пасторальный пейзаж за ним, Сид вдруг вспомнил нынешнюю ночь, и взгляд его тут же метнулся к кровати, на которой… никого не было. Она даже смята не была. Сид начал осматривать комнату, ища какие-нибудь следы ее присутствия, но бесполезно: все было абсолютно то же, что и вчера вечером, словно он и не нес ее героически на руках от самого подножия холма. Неужели приснилось? Сид еще раз нагнулся к кровати, провел по ней рукой и, — о чудо! — на ладони его остался длинный черный волос. Сомнений не было — она и вправду здесь была! Видимо, проснулась совсем рано и тихо ушла, чтобы его не тревожить. Легкое разочарование в первую минуту сменилось восторгом: теперь все точно будет по-другому! Уже то, что она побывала в его комнате и даже оставила след на его кровати, многое значит. Пусть до серьезных отношений дело не дошло, да и хрен с ними! Главное — он спас ее в самый нужный момент. И снова душу калеки наполнила эйфория.

За завтраком отец, обычно не читавший газет, сегодня сделал исключение. Пробежав глазами по страницам, он хмыкнул и прочитал вслух заметку о недавнем ограблении шайкой "Аллигаторов" средь бела дня двух прилично одетых молодых людей, один из которых оказался сыном местного шерифа.

— Ну и задаст же шериф этим малолетним ублюдкам, я чувствую! — заключил он, складывая газету. — На его месте я бы сопли не жевал, а давно взял бы их всех за задницу! А то что-то совсем распоясались, мать их за ногу!

Аня промолчала, а Сид отвернулся, стараясь не выдать взглядом своей заинтересованности. Отец заметил его движение и пристально вгляделся в лицо сына, пытаясь прочесть в нем что-то скрытое. Но ограничился только грозным постукиванием кулака по столу и предупреждением:

— Если узнаю, что ты связался с этой шайкой или еще с какой другой — пеняй на себя! Больше никогда у меня из дома не выйдешь!

Глава 11. Дом шерифа

Ни в одну из последующих встреч Таня ни словом не обмолвилась с Сидом о том, что случилось тем вечером в баре и почему она оказалась в Доме Отщепенца. Но Сид стал замечать, что ее отношение к нему заметно изменилось. Теперь при встрече она стала улыбаться ему, а один раз даже поинтересовалась, как у него дела и как поживает семья. Сид смог от удивления только выдавить: "Нормально", и она, еще раз улыбнувшись ему, отошла, оставив его на седьмом небе от счастья. Но, кроме этого, их отношения почти не изменились. По-прежнему она проводила вечера у костра в компании других парней, в основном "матерых", а на Сида смотрела редко. Быть может, потому, что рядом с ним по-прежнему маячил Деннис, постоянно хныкающий и просящий прощения за тот вечер в баре, когда он позволил себе оставить Сида одного, ведь его запросто могли избить те трое парней, что сидели рядом… а ведь он только на пять минут отлучился, вышел подышать свежим воздухом, честное слово… Сид попросту игнорировал все его откровения и отворачивался, когда его видел, так что Деннису волей-неволей пришлось отстать от него.

Тем временем сбылось то, что предсказывал отец Сида: местный шериф решил по-настоящему взяться за "Аллигаторов", напавших на его сына, и устроил засаду ночью на безлюдном шоссе. План его сработал: несколько членов шайки попались в руки закона, но на всех допросах они упорно молчали, помня о кровном братстве, и не сдавали своих. Шериф, радостно потирая руки, говорил, что это только начало и что скоро он доберется и до остальных. На очередной сходке шайки Скотт объявил всем решение поквитаться с шерифом. На то, чтобы освободить пойманных им ребят, сил у них не хватит, значит, остается только пригрозить ему, чтобы он прекратил за ними гоняться и отпустил арестованных на свободу, тем более что они все равно ему ничего не скажут. Решено было следующей ночью проникнуть в шерифский дом и оставить повсюду угрожающие надписи краской из баллончика. Когда Сид узнал, что и его возьмут "на дело", правда, не непосредственным участником, а только соглядатаем, он испытал волнующую смесь восторга и страха. Все-таки дело опасное, и, если уж они попадутся… Зато в случае успеха он поднимется в глазах всей шайки, и уж тогда-то Таня по-настоящему обратит на него внимание.

На следующую ночь он, одевшись во все темное и спрятав под курткой потайной фонарик, в компании других ребят крался по задворкам к гордо высившемуся на окраине города огромному дому шерифа. Хозяина в эту ночь дома не было: он во главе отряда полицейских сел в очередную засаду возле дороги, надеясь сцапать еще кого-нибудь из "Аллигаторов".

Вот наконец Скотт, кравшийся впереди, остановился и сделал знак остальным подождать, а затем, быстро оглядевшись, махнул рукой: можно. Короткими перебежками все вскоре оказались под стенами дома. Скотт прислушался, заглянул в окно, затем бесшумно взобрался на крыльцо и стал копаться отмычкой в замке. Минуту спустя замок щелкнул и дверь открылась. Тихо, по одному, "матерые" проскользнули внутрь. Сид, Деннис и двое ребят годом младше их остались стеречь снаружи, каждый взял на себя одну сторону. Сид с замиранием сердца стал вглядываться в темноту. Вокруг было тихо, только где-то вдалеке шуршали шинами автомобили. Он с тревогой подумал о шерифе, который сейчас где-то там, в теплом салоне машины попивает кофе и переговаривается по рации со своими подчиненными. А вдруг он решит вернуться домой? Чтобы отвлечься от тревожных мыслей, Сид стал думать о Тане, которая сейчас тоже где-то вдалеке ждет их и переживает за них. Уж после этой "невинной шалости", а для Сида большой победы, она точно посмотрит на него по-другому. Он вгляделся в темноту, туда, где стерегли Деннис и два других соглядатая — там вроде все было тихо. Прислушался к звукам, доносившимся из дома — оттуда слышалось только тихое шипение краски из баллончика, потом вдруг что-то загремело, донесся приглушенный крик, затем громкое ругательство и быстрый топот. Секунду спустя Скотт и остальные, толкаясь, вывалились наружу. Главарь ругался и кидал гневные взгляды на одного из своих подручных.

— Это все Дин, мать его! — ответил он на вопрос подбежавшего к нему Денниса. — Все шло как по маслу, а он задел микроволновку, она упала, провод оборвался, заискрило на хуй, теперь горит…

Сид, поначалу ничего не понявший из этой отрывистой речи, заглянул в окно и вздрогнул: внутри дрожали багровые отсветы пламени. Пожар!

— Надо потушить! Пока сильнее не разгорелось! — не помня себя от страха закричал Сид.

— Какое там потушить! Валить надо! — заорал в ответ Скотт.

Словно бы в подтверждение его слов со стороны шоссе донесся вой полицейских сирен.

— Сигнализация сработала, блять! — взревел Скотт и кинулся наутек. Все остальные тоже бросились кто куда. О "кровном братстве" и о взаимовыручке все как-то сразу позабыли. Сид, увидев, что остался в одиночестве, захромал прочь со всей скоростью, на которую был способен. Эх, если бы не проклятая нога! Он слышал треск пламени, вырывавшегося из горящего дома, и сирены уже за спиной. Что же делать? В ужасе он метнулся в сторону и, — о чудо! — оказался возле заброшенного дома. Лучше места, чтобы спрятаться, и придумать было нельзя! Сид нырнул внутрь и по ветхой полуобвалившейся лестнице поднялся на второй этаж, где он еще ни разу не был. Впрочем, эта часть дома мало чем отличалась от нижнего яруса: тот же хлам повсюду, та же пыль, только паутины было гораздо больше да под потолком хлопали крыльями несколько летучих мышей. Сид прильнул к пыльному окну и затаился. Он слышал по-прежнему вой полицейских и пожарных сирен, крики и топот множества бегущих людей, видел отблески пожара в окне (теперь уже весь дом горел так ярко, что света хватало на всю деревню) и думал о том, что будет дальше. "Только бы меня не поймали, только бы не меня", — стучала в такт с его сердцем единственная мысль в голове.

Потом он услышал, как мимо дома, где он затаился, прошли с окриками "Пошел, пошел!" несколько "копов". Осторожно выглянув, он увидел, что те ведут в наручниках нескольких ребят из их шайки. Он сумел разглядеть только Дина, того самого парня, из-за которого и поднялась вся эта суматоха. У него было такое лицо, словно он вот-вот расплачется. Да, похоже, Скотт явно переоценивал его способности. Вся компания прошла мимо дома и вскоре слилась с толпой, запрудившей тихие узкие улочки.

"Теперь все пропало, — подумал Сид, привалившись спиной к стене. — Какая теперь карьера в шайке? Таня?.. О чем я вообще думал, дурак?" Он решил уже выйти из дома и сдаться полиции — какая разница, его ведь все равно скоро здесь найдут. Но потом он представил, что с ним сделает отец, если узнает об этом, и присутствие духа тут же вернулось к нему. Быть может, еще не все потеряно. Ведь не вся же шайка попалась, Скотту ведь удалось уйти. Даже если размазня Дин или еще кто-нибудь их выдаст, они уйдут так далеко, что никакой шериф их не найдет. Поэтому лучший вариант сейчас — вернуться домой и лечь в кровать, как будто ничего не произошло. Не дай бог еще отца разбудит шум в деревне, и он увидит, что сына нет в его спальне…

Сид спустился вниз, осторожно выбрался наружу и, поминутно оглядываясь, поспешил задворками к Северному холму. Он боялся, что его вот-вот кто-нибудь окликнет, а убежать он не сможет. Но никого вокруг не было, все сбежались к горящему дому, и вскоре Сид благополучно добрался до Дома Отщепенца. Там было все тихо, свет в окнах не горел. "Слава богу", — подумал Сид и направился к двери. И тут же ему навстречу вылетела Аня, растрепанная, в одной ночной рубашке.

— Сид, что случилось? — воскликнула она. — Я слышала шум и видела зарево в окно, а ты… где это ты так перепачкался?

— Тсс! — прижал Сид палец к губам. — Умоляю, только не буди отца и не говори ему ничего про меня, слышишь! Он меня убьет, если узнает!

— Хорошо, я поняла, — одними губами прошептала Аня и отошла в сторону, пропустив Сида в дом. Тот с невозможной для своей хромоты быстротой взбежал наверх и, едва захлопнув дверь в спальню, услышал снизу хриплый спросонья голос отца: "Аня! Какого хрена там творится?" Быстро раздевшись и засунув пыльную куртку подальше в шкаф, Сид шмыгнул в постель и перевел дух. Ну все, теперь громкая слава им обеспечена! Славный подарок "Аллигаторы" преподнесли самому шерифу Уилсону! Сейчас он, наверное, рвет и мечет на обугленных развалинах своего дома. Ищи теперь ветра в поле, Уилсон!

"А может, меня теперь возьмут в "матерые"? — радостно подумал Сид. — А почему бы и нет? Вместо этого Дина, например? Я ведь был там, стоял на стреме, видел пожар, да и сбежал оттуда благополучно. Ну а уж тогда-то Таня просто не сможет дальше игнорировать меня". С этой особенно радостной мыслью он провалился в глубокий сон.

Первым, что он услышал, едва только проснулся, был грозный голос отца:

— А ну вставай, мелкий засранец! Вздумал меня обманывать?!

Сид, недоуменно хлопая глазами, сел на кровати. Отец навис над ним, тяжело и с хрипом дыша, его лицо было искажено яростью, глаза налились кровью.

— А ну отвечай: ты был этой ночью с "Аллигаторами" возле шерифского дома? Можешь не отпираться, ублюдок, я все равно все знаю!

Сид понуро опустил голову. Какой смысл теперь отпираться? Подонок Дин наверняка всех их уже сдал. А может быть, Аня сказала? Да нет, она просто не могла этого сделать.

Оказалось, что этой ночью полиция взяла почти всю шайку, даже тех, кто не был причастен к поджогу и кто в это время спокойно спал в своей постели. В Дом Отщепенца на рассвете тоже приходил "коп", но отец не пустил его, сказав, что разберется с сыном сам. Небольшой горстке бандитов вместе с главарем, впрочем, удалось скрыться, и полиция продолжала их поиски. Однако, по-видимому, "Аллигаторов" выдал не кто-то из тех, кого схватили в первую очередь после пожара: в газете писали, что все они упорно молчали (выходит, Дин все-таки не был трусливым размазней), а информатором был кто-то другой, чье имя, естественно, не упоминалось. Все это Сид узнал со слов сестры, которые она нашептала ему через дверь (отец сдержал свое обещание о наказании и на весь день запер его в своем тесном и пыльном чулане без окон и выпускал только в туалет и в столовую поесть). Когда он спросил Аню, не было ли Тани среди арестованных, та, немного удивившись, ответила, что, кажется, не было, по крайней мере, в деревне об этом не говорили. Сид немного воспрянул духом. Этой же ночью он просто обязан разыскать своих и убедить их в том, что это не он их выдал, а то ведь запросто могут подумать на него! Да и с Таней ему необходимо увидеться. А вообще, кто знает, может это и правда начало его новой карьеры в шайке? Как бы то ни было, он попросил Аню помочь убедить отца позволить ему ночевать у себя наверху. У него уже был план, как незаметно улизнуть ночью. За ужином они вдвоем так горячо упрашивали отца пустить Сида на ночь в его комнату, ссылаясь на то, что ему будет душно и неуютно спать в чулане и что ему неприятен запах сажи, плотно въевшийся в стены, что отец в конце концов согласился, с условием, что сам он ляжет на пороге комнаты сына и будет стеречь его всю ночь.

Как только стемнело, отец проводил Сида наверх, запер его в спальне на ключ, себе постелил на полу возле двери, улегся и вскоре захрапел. Сид тем временем оделся потеплее, положил в карманы все необходимое: фонарик, коробку спичек, перочинный нож, бутерброд, украденный со стола во время ужина. Затем он открыл окно и выглянул наружу. Ночь была пугающе темной, предметы различались с трудом, но крона раскидистого дуба, росшего совсем рядом с домом, угадывалась в темноте без ошибки. До ближайшей его ветки было футов пять, не больше. Сид влез на подоконник, примерился, затем со всей силы оттолкнулся здоровой ногой и подался всем корпусом вперед, одновременно вытянув руки вверх. Получилось! Он повис на ветке, ухватившись за нее обеими руками. Недаром он все-таки тренировал мускулы! Спуститься вниз по стволу оказалось совсем легко. Вскоре он уже шел прочь от холма. Где шайка обитала теперь, он не знал, но на всякий случай решил идти на старое место: кто знает, может быть, копы еще не добрались дотуда. Если же товарищей там нет, он быстро отыщет их по знакам, которые они ему наверняка оставили.

Сид оказался прав: едва взобравшись на резиновый холм, он увидел копошащиеся у его подножия фигурки, в которых он без труда узнал нескольких членов шайки. Когда он спустился и окликнул их, они резко обернулись, а Скотт даже выхватил револьвер. Но, узнав своего, все успокоились.

— Наверное, никто больше не придет, — произнес главарь, убирая оружие. — Мы ждали долго, но теперь, похоже, уже все. Да, славно нас легавые потрепали!

Оглядевшись, Сид понял, что остался самым младшим и неопытным в шайке. Денниса и тех ребят, что стояли с ним на стреме возле дома, не было, и больше он их уже не видел. Но Таня по-прежнему была здесь, совсем рядом, на него она глядела с какой-то смесью радости и сострадания, и для него это было главное.

— Зато мы нашли того крысеныша, который нас всех сдал, — с какой-то плотоядной улыбкой произнес один из "матерых". — Мы его по-быстрому скрутили и унесли, пока он копам не успел еще настучать. Поэтому-то мы до сих пор еще здесь.

— И кто это был? — спросил Сид и внезапно все понял. Как это он мог раньше не догадаться!

— Пошли, сам увидишь, — махнул рукой Скотт. — Мы специально ждали, когда все соберутся, чтобы этот ублюдок мог в последний раз взглянуть всем нам в глаза.

Все двинулись куда-то мимо ржавых автомобильных кузовов. Сид на ватных ногах плелся позади. Он должен был это знать. Он обязан был предупредить Скотта или кого-то еще. Но он этого не сделал. И теперь ему предстояло увидеть самое гнусное зрелище расправы над предателем. Он кинул обреченный взгляд на Таню, и та ободряюще подмигнула ему, хотя сама была бледнее мела. Все-таки это немного утешило Сида, и он зашагал чуть быстрее.

На пустыре слева от свалки кузовов была вырыта неширокая яма. Возле нее со связанными руками и ногами и кляпом во рту сидел тот, кого Сид и ожидал увидеть — Нил Келлнер. Его стерегли двое мускулистых парней из "матерых". Сид поразился тому, насколько пустым и безжизненным выглядело лицо Нила — словно он уже был мертв. Очевидно, понимал, что судьба его предрешена. Все обступили его кругом.

— Ну что, крысеныш? — вкрадчиво произнес Скотт. — Будешь просить пощады?

Келлнер поднял на него взгляд, но выражение его лица не изменилось, словно он не понял или не расслышал слов главаря, хотя Сид был уверен, что это не так.

— Смотри, сколько нас осталось благодаря тебе, — продолжал Скотт, обводя взглядом остальных. — А ведь мы все клялись на крови быть одним целым, помнишь? — последние слова он произнес таким ядовито-холодным тоном, что по коже Сида пробежали мурашки, и даже в глазах Келлнера на секунду мелькнул испуг.

— Ну нет, — "успокоил" его Скотт. — Мы проливать твою кровь не будем. Мы поступим по-другому.

Он кивнул двум ребятам, и те, подхватив предателя под мышки, скинули его в яму. Сид обомлел. Он понял, что сейчас произойдет.

"Нужно остановить их во что бы то ни стало! Нужно уговорить, чтобы не делали этого!" — мелькнуло в голове у Сида. Но он тут же понял, что его попросту никто не станет слушать. Все уже давно все решили без него. Если вмешаться, подумают еще, что сочувствуешь предателю. Но ведь они тоже люди, они должны понимать… Да нет, ответил он себе, они уже не люди. Да и он вместе с ними тоже зверь…

— Подойдите ближе, — произнес Скотт.

Все стали вокруг ямы тесным рядом. Сид тоже подошел, зажмурившись и дрожа с ног до головы.

— Начинайте, — услышал он голос главаря словно издалека.

Послышался тихий шорох, как будто сыпался песок. Сид понял, что не может больше терпеть, и открыл глаза. И тут же пожалел, что это сделал. Его взору предстал Келлнер, лежавший на дне ямы. Двое парней стояли над ним с лопатами и хладнокровно ссыпали землю вниз. Лицо Нила, вначале так поразившее Сида своим безразличием, теперь прямо-таки дышало ужасом. Глаза с безумно расширившимися зрачками выкатились так, что, казалось, вот-вот выскочат из глазниц. Если бы не кляп во рту, он бы наверняка дико орал. А земля сверху все сыпалась и сыпалась… Скоро под ней были погребены ноги Нила, и он уже не мог ими пошевелить. Но земля продолжала сыпаться ему на грудь, и он изо всех сил мотал головой из стороны в сторону. В голове Сида всплыла картина: ему только исполнилось восемь, он висит на большом дубе на развилке, привязанный за ноги к ветке, и камни летят ему в голову, грудь и ноги… Одно точное попадание — и ему конец. А ведь именно Нил тогда придумал эту мерзкую забаву… И все равно Сид не мог спокойно на это глядеть. Он бросился к Скотту.

— Не надо, пожалуйста! Не делай этого! Скажи им, пусть не засыпают его! — Скотт лишь брезгливо отвернулся. Тогда Сид кинулся к двум "могильщикам" и стал хватать их за руки, пытаясь остановить. Но один из них то ли намеренно, то ли случайно двинул его между глаз ручкой лопаты, и Сид с гудящей головой и искрами из глаз покатился по земле. Как раз в этот момент Нилу удалось, видимо, избавиться от кляпа, и из-под земли раздался душераздирающий крик, тут же, впрочем, сменившийся глухим мычанием…

Когда Сид поднялся на ноги, на месте ямы был лишь небольшой утоптанный холмик. "Аллигаторы", стоявшие вокруг, по очереди плевали на безымянную могилу своего недавнего товарища. К Сиду подошла Таня и бережно пощупала шишку на его переносице.

— Ты как? — ласково спросила она.

В другое время Сид был бы просто счастлив слышать это. Но сейчас он недовольно отстранил девушку от себя.

— Я ухожу, — сказал он, обращаясь ко всем сразу, и сам удивился тому, насколько твердо прозвучал его голос. На несколько секунд повисло молчание. Затем главарь угрожающе произнес: "Только попробуй" и сунул руку в карман, где лежал "кольт".

— Пусть уходит, — сказала вдруг Таня, и все взгляды тут же обратились к ней. — Он не виноват, что мы все тут вели себя как последние мрази.

Скотт впился в ее лицо свирепым взглядом, на который она ответила своим, полным холодной ярости. Такого взгляда Сид никогда не видел даже у сестры. Скотт, тяжело дыша, некоторое время смотрел на девушку, но ничего не говорил. Сид повернулся и пошел прочь. Он понимал, что главарь может в любую секунду выхватить револьвер и пальнуть ему в спину, но шел, не оглядываясь. "Пускай, — безразлично думал он. — Чего уж теперь. По крайней мере, хоть умру быстро, не как Нил". Он ждал, когда сзади раздастся выстрел и он ощутит острую, затем тупую боль в спине… Но ничего не произошло. Когда он заворачивал за склон резинового холма, то в последний раз оглянулся. Пятеро последних "Аллигаторов" стояли полукругом и угрюмо смотрели на него. И лишь Таня, стоявшая чуть в стороне, смотрела в землю. Но Сид знал: сейчас она как никто другой понимает и поддерживает его.

Глава 12. Ферма Смитов

До дома Сид дошел не оглядываясь, за десять минут, хотя раньше этот путь казался ему бесконечно долгим. Почти не хромая, он поднялся по склону холма и без раздумий, не таясь, распахнул входную дверь. Навстречу ему выбежала Аня, которая, похоже, и не ложилась спать.

— Сид, умоляю тебя, тише! — быстро и горячо зашептала она. — Отец сегодня спит чутко, он пару раз просыпался, да, к счастью, ничего не заметил. А тут ты…

— Плевать на отца, — резко оборвал ее Сид. — Собери мне в дорогу чего-нибудь пожрать, да поскорее. Я ухожу из дома.

Аня в немом изумлении смотрела на брата. Ее поразило не столько его решение (не таким уж оно было для нее внезапным), сколько его поведение. Это был уже не тот пусть угрюмый и молчаливый, но добрый внутри мальчик, каким она его всегда знала, нет, в его голосе, в повадках, во взгляде чувствовалось что-то звериное, злое. И Аня поняла, что тогда, в восьмой день своего рождения, он ее совсем не слушал или же не понял. Теперь в его душе поселилась настоящая злоба, и вряд ли она уже когда-нибудь покинет его. Слезы выступили у нее на глазах, и она отвернулась, чтобы скрыть их. Но она понимала, что уговаривать егоостаться теперь бесполезно. Кто знает, может вдалеке от дома он станет другим, да и им с отцом будет легче? И снова, как раньше, она отправилась на кухню готовить сэндвичи в дорогу для брата.

Через полчаса она протянула ему сумку с провизией и теми немногими его вещами, которые остались на первом этаже дома. Он взял, не поблагодарив, вздохнул и угрюмо произнес, как будто выдавив из себя: "Ну, я пошел". Он уже был у самой двери, когда сестра, не выдержав, бросилась за ним.

— Подожди, Сид! Ты ничего не хочешь мне сказать? — крикнула она.

Он остановился, поглядел на нее каким-то отрешенным взглядом и произнес нехотя, словно слова давались ему с трудом:

— Ну, прощай, Аня. Отцу, конечно, ничего не говори. Бабушке… бабушке можешь сказать.

— Так значит, ты не к ней уходишь? — воскликнула Аня. Это была ее последняя, хоть и слабая надежда.

— Нет… Я еще сам не знаю куда… — замялся Сид. — Ну, пока, в общем…

Он повернулся и переступил порог уже окончательно. Аня долго смотрела из окна на его тщедушную фигурку, которая, слегка прихрамывая, спустилась по склону холма и вскоре растаяла в предрассветном тумане. Ни разу он не оглянулся. И только после того как силуэт брата окончательно исчез вдали, она горько зарыдала.

Сид шел не останавливаясь, оставив позади и родной городок, и места сборищ шайки. Перед ним была только прямая пыльная дорога с бесконечными кукурузными полями по обе ее стороны. Взошедшее солнце припекало все сильнее, жажда была невыносима, а последние капли воды он выпил еще в начале пути. Ноги его устали и сильно болели, голова раскалывалась от зноя. Еще никогда ему не случалось совершать столь далекое путешествие. Он пытался остановить попутку, но машины появлялись крайне редко, а те, что были, мчались мимо не останавливаясь. К полудню он уже готов был сойти с ума от усталости, жажды и зноя, как вдруг вдалеке показалась ферма. Сид радостно ускорил шаг и вскоре уже подходил к плетеной изгороди. Он увидел большой дом со скотным двором и многочисленными пристройками. Из стойл доносилось мычание коров, по двору с кудахтаньем ходили куры. В глубине двора шумела ветряная мельница. Из дома с кувшином молока в руках вышла девочка в старомодном платье, чепце и переднике. Сид с волнением облизнул губы. Может, попросить у нее испить молока? Жажда была просто невыносимой. Тут сзади послышался стук копыт и шум колес. Обернувшись, Сид увидел двуколку, которой правил мужчина с густой бородой, в шляпе и неком подобии рясы, напоминающий какого-нибудь библейского патриарха. Тогда он понял, что оказался на одной из амишских ферм.

Худой высокий парень, на несколько лет старше Сида, одетый в такую же одежду, что и пожилой амиш, вышел со скотного двора и открыл перед повозкой ворота. Тут библейский патриарх заметил Сида и, сурово сдвинув брови, натянул вожжи.

— А тебе чего тут надо, мальчик? — строго спросил он.

Боясь, что амиш сейчас прогонит его отсюда, Сид умоляюще сложил руки и простонал:

— Воды… пожалуйста… хоть каплю… я так хочу пить…

Лицо патриарха сразу смягчилось, суровые морщины на нем разгладились, и он стал похож на доброго Деда Мороза из русских сказок, которые Сиду в детстве читала сестра, пытаясь привить ему любовь к своим корням.

— Ну, заходи, — произнес он. — Ева, дай этому отроку молока, ибо он страждет как народ Моисеев на исходе сорока лет скитаний по пустыне.

Сид невольно улыбнулся, но старик, похоже, не думал шутить: на лице его не мелькнуло и тени улыбки. Сид решил в дальнейшем не обращать внимания на его необычную манеру речи. Он принял из руки девочки в чепце стакан, куда она налила молока из кувшина и, припав к нему губами, стал жадно пить. Старик тем временем загнал повозку под навес, а молодой парень завел лошадь в конюшню. Закончив пить, Сид отдал стакан Еве и огляделся. Изнутри ферма казалась еще необычней, чем снаружи. Сиду показалось, что он перенесся в книгу о Диком Западе или о первых поселенцах: настолько здесь все дышало стариной. Но в то же время эта атмосфера так притягивала его к себе, что он, казалось бы, мог остаться здесь на всю жизнь. Пока молодой амиш запирал ворота, Сид обратился к пожилому и попросил разрешения войти в дом, чтобы осмотреть его. Хозяин улыбнулся в бороду и от этого так подобрел, что Сид окончательно перестал его бояться.

— Конечно, заходи, отрок, — произнес он. — А я пока скажу Еве, чтобы собирала на стол. Ведь ты наверняка так голоден, что пять хлебов и пять рыб вряд ли успокоят твое чрево.

Пряча улыбку, Сид прошел внутрь. Все здесь, как и следовало ожидать, было отделано в викторианском стиле, с цитатами из Библии на каждом шагу, но в то же время привлекало своей простотой и естественностью. Казалось, этот домик сохранился здесь еще со Средневековья, когда были впервые открыты эти земли. Скоро Сида позвали в отделанную резным дубом столовую, где, помолившись, все сели обедать. Еда была простая, натуральная, какой Сид уже давно не ел. Кроме хозяина дома, Евы и молодого парня в семье были еще хозяйка, пожилая степенная женщина с постным лицом, и пятеро совсем маленьких детей, все с библейскими именами: Иосиф, Авраам, Юдифь. Сид подивился такой многочисленности семейства, но потом вспомнил, что о предохранении здесь, пожалуй, и не слышали. Обед прошел в чинном молчании, и после этого Сиду позволили немного отдохнуть в амбаре с сеном. Он так устал после бессонной ночи и долгого пути, что заснул, едва прилег на сено. Проснувшись через некоторое время, он увидел, что в ногах у него сидит Ева. Она приветливо улыбнулась ему и завела разговор о нем самом, о его жизни в Большом Мире (так она называла мир "обычных людей", от которого их церковь старалась всячески отгородиться). Она с восторгом и удивлением слушала рассказы Сида, а он, в свою очередь, удивлялся ее истинно детской наивности и тому, как мало она знает о жизни. "Вот где я обрел бы, пожалуй, истинное счастье, — подумал Сид о ферме. — Знай читай Библию да молись Богу, ничего другого и не нужно". Но все-таки ему нужно было двигаться дальше, ибо, не познав Большого Мира в полной мере, нечего было и думать об уединении. С тяжелым сердцем он распрощался с дружелюбным семейством Смитов и в особенности с хорошенькой Евой. Сам глава семьи, отправившийся за покупками на соседнюю ферму, предложил подвезти на двуколке и Сида, на что тот с радостью согласился. Еще никогда ему не приходилось ездить в повозке, запряженной лошадьми, и теперь он испытывал несказанное удовольствие, откинувшись на сиденье и под скрип колес и стук лошадиных копыт созерцая небо и бесконечную равнину с холмами где-то на горизонте, раскинувшиеся вокруг него. За всю дорогу мистер Смит спросил у него только одно:

— Веруешь ли ты в Господа нашего, отрок?

— Даже не знаю, — ответил Сид. — Мой отец атеист и о религии всегда запрещал мне говорить. Даже крестить меня не позволил, хотя бабушка и хотела. Так-то я, может быть, и верил бы.

— Мы никогда не крестим наших детей, — ответил Смит. — Мы даем им право самим сделать осознанный выбор. Но дело не в этом, а в том, имеешь ли ты веру в своей душе. Без этого не только небесный, но и земной рай вряд ли откроются для тебя.

Сид задумался. Определенно, в словах пожилого амиша была своя правда. Вот только во что ему было верить? За последние дни он слишком во многом разочаровался, и ни один путь уже не казался ему светлым. Вскоре повозка остановилась и Сид, поблагодарив мистера Смита, слез на дорогу. Вдруг амиш окликнул его: "Постой, отрок, я кое-что должен тебе дать". Он порылся в складках своей рясы и достал маленькую Библию в простом кожаном переплете.

— Возьми ее, — произнес он. — И пусть ты не веруешь в Господа, но просто почитай ее, и ты сразу многое поймешь. Мне говорили, что даже самые отчаянные грешники менялись, прочитав Священное Писание. И самое главное: веруй в доброту и мужественно переноси все страдания, что встретятся на твоем пути. Ну, ступай с Богом. — Он перекрестил Сида и, тронув вожжи, поехал в сторону небольшой фермы, видневшейся справа от дороги. Сид немного посмотрел ему вслед, а затем продолжил путь по бесконечному шоссе. Впереди возвышался холм, дорога круто поднималась по его склону. Преодолев подъем, Сид остановился на вершине и оглянулся назад. Все оставшееся там, позади, — и бескрайняя равнина, и родной городок с двумя холмами, и Дом Отщепенца, и места сборищ "Аллигаторов", и даже ферма Смитов, — теперь казалось ему прошлым, которое нужно было забыть, отсечь, перейдя грань — спустившись с холма. Впереди виднелись аккуратные сельские домики с засеянными полями, а еще дальше, на самом горизонте — дымные трубы заводов. Именно туда и лежал его путь, именно там и ждало его великое (или же наоборот, ничтожное) будущее. Помедлив немного, Сид вздохнул и шагнул с холма вниз, навстречу неизведанному.

Глава 13. Десять лет спустя

В баре небольшого городка, расположенного милях в ста к западу от Двух Холмов, только что закончилось выступление местной рок-группы. Под восторженные крики и аплодисменты музыканты ушли со сцены, а спустя некоторое время, когда ажиотаж в зале утих, прошли за столик и сели выпить наравне с другими посетителями. В разгар веселья солисту группы, высокому волосатому парню в темных очках, весело шутившему с парой местных глупых девчонок, показалось вдруг, что из-за соседнего столика за ним пристально наблюдают. Внимательно вглядевшись в ту сторону, он увидел парня чуть помоложе его самого. Его лицо и фигура показались солисту до боли знакомыми. А когда парень вдруг улыбнулся ему и слегка кивнул, он окончательно узнал его. Извинившись перед своей компанией, он подошел к парню и крепко обнял его.

— Сидди, братишка! Сколько лет, сколько зим! — повторял он. — Я уж и не надеялся увидеть тебя!

— А я только сегодня случайно узнал, что ты здесь выступаешь, — сияя улыбкой, ответил Сид.

— Так чего же раньше не подошел, не поздоровался? — спросил Энди (а это был, конечно же, он), у которого от радости встречи после долгой разлуки даже слезы выступили на глазах.

— Да я как-то постеснялся, — ответил Сид. — Вокруг тебя столько народу было… я даже протолкнуться не смог бы… Вот, все ждал, когда ты сам меня заметишь.

— А ты, я вижу, не изменился, Сид, — произнес Энди, садясь за стол и наливая себе и брату полные кружки пива.

Нет, он все-таки изменился, решил про себя Энди, глядя на возмужавшего брата. За десять лет он вырос, окреп и уже не казался таким сгорбленным и неуклюжим, каким Энди помнил его с детства.

— Ну, давай рассказывай, как ты тут и какими судьбами, — сказал Энди после того как они выпили по кружке за встречу.

— Да ну… что рассказывать, — смутился Сид. — Я тут лет пять назад осел, несколько работ сменил, платили хреново, но кое-как выжить можно было. Вот, сейчас работаю курьером, скопил-таки деньжат на приличную квартирку и даже на подержанную тачку. А ты-то как?

— Да что обо мне говорить, — махнул рукой Энди. — Я все эти десять лет разъезжаю с ребятами по Америке, пытаюсь хоть куда-то пристроить наши записи, иногда, вот как сегодня, выступаю за гроши, а иногда вкалываю как лошадь. Словом, одни хлопоты, а как жить дальше, не представляю. Ну, а как там твой старик поживает? А сестра? Бабка? Что-то я давно уже о них ничего не слышал.

— Отец и Аня давно умерли, — просто ответил Сид. — Бабушка еще жива и живет там же, где и раньше.

— Прости, я не знал. — Энди налил им обоим еще по кружке. — Ну, расскажи, как все случилось.

— Ну, начну с того, что десять лет назад я ушел из дома, — заговорил Сид. — Первые пять лет я скитался где попало, ничего путного не находил, а потом, когда остановился здесь, решил все-таки узнать, как там без меня поживают, и позвонил бабушке (ее номер у меня еще оставался, а дома у нас телефона не было). Она не обрадовалась, когда меня услышала, а только сухо поздоровалась и ответила, что мой отец уже три года как умер, а Аня до сих пор плачет и ждет моего возвращения. После этого она повесила трубку, и я понял, что она так и не простила того, что я тогда внезапно ушел и даже не зашел к ней попрощаться. Словом, я собрался и поехал туда.

Сид отхлебнул из кружки большой глоток и помолчал, видимо, собираясь с мыслями. Энди терпеливо ждал. Наконец Сид заговорил:

— Когда я ехал туда, все думал: вот сейчас сестра спустится с холма меня встречать или хотя бы выйдет на порог, как только меня увидит. Но когда я увидел родной дом, мне показалось, что он уже давно заброшен: сад зарос сорняками, крыша обваливалась, на стенах росли мох и плесень. Не могло такого быть, чтобы сестра оттуда давно уехала: я знал, что она этого никогда бы не сделала. Да и бабушка ничего такого мне не говорила. Я долго стучал в дверь, и наконец Аня мне открыла. — Сид с трудом сглотнул и, подавив всхлипывание, продолжил: — Я не узнал ее. Она была так худа, бледна и измождена, что выглядела лет на сорок, хотя она всего на два года меня старше. Она меня с радостью обняла, сказала, что сейчас сбегает в магазин за едой, потому что к ужину у нее ничего нет. Я сказал, что не голоден, и она, кажется, даже обрадовалась этому. Я стал расспрашивать ее об отце, и она рассказала, что после моего ухода он сначала разъярился, грозил найти меня и проучить как следует, а потом вдруг разрыдался, стал говорить, что ни к кому так сильно не привязывался за эти годы, как ко мне, что я зря оставил его… С того дня он начал много пить, есть почти перестал, все деньги тратил только на водку. Потом его выгнали с работы, и он окончательно спился, а потом и умер. Аня после этого долго не знала, как ей быть. Школу она давно закончила, денег на дальнейшее обучение не было, а на работу ее нигде в округе не брали, должно быть, потому, что она жила в Доме Отщепенца, а все давно уже невзлюбили этот дом и нашу семью тоже. Я ее спросил, почему она не переехала жить к бабушке, хотя бы на первое время, но она ответила, что ни за что не оставит родной дом, что хоть кто-то должен за ним присматривать. В общем, она устроилась санитаркой в госпиталь для неизлечимо больных — никуда больше ее не взяли. Тут она стала рассказывать мне про больных в этом госпитале, я запомнил только про какого-то мистера Фокса, которому уже восемьдесят и у которого рак мозга, но он по-прежнему весел, со всеми шутит и рассказывает всякие забавные случаи из жизни. Так мы с ней сидели около часа, разговаривали, поесть она мне так ничего и не предложила. Потом вдруг она стала выпроваживать меня из дома, говорить, что ей уже пора, что у нее скоро ночное дежурство. Я захотел остаться дома, но она почему-то не согласилась, стала говорить: "У тебя же там работа, свой дом, а я уж тут как-нибудь сама". Я видел, что она что-то от меня скрывает, что у нее есть другая причина выпроводить меня, но не стал ничего спрашивать, а попрощался и ушел. Вдруг, когда я был уже на пороге, она громко сказала: "А еще у нас в госпитале есть один парень, по имени Томми. Ему тридцать, и он всегда такой угрюмый, злой, прямо смотреть на него страшно", — и тут она почему-то всхлипнула. Я спросил: "Что с тобой?", но она помотала головой и ответила: "Просто мне правда жалко этого парня. Он ведь еще так молод". Я только пожал плечами, потом вышел за дверь и уехал. Через два дня мне позвонила бабушка (не знаю, откуда она узнала мой номер) и сообщила, что Аня умерла от СПИДа. Тогда-то я и понял, почему она сказала мне напоследок об этом бедном Томми: видно, это он был болен СПИДом, и от него она и заразилась. Думаю, понятно, как. — Сид закрыл ладонью глаза и отвернулся. Некоторое время оба сидели молча. Потом Сид отнял руку от лица, и Энди удивился, что глаза у него были совершенно сухими. Не найдя ничего сказать, он налил брату полную кружку и, чокнувшись с ним, молча выпил.

После этого они еще долго сидели, вспоминая давно минувшие события и рассказывая друг другу о разных случаях, произошедших за те десять лет, что они не виделись. После пива Энди заказал еще виски, а затем простой водки, и разговор пошел еще веселее. Сидели так до поздней ночи. Музыканты из группы Энди с толпой восторженных фанаток давно ушли из бара, посетителей почти не осталось, а двое давно не видевшихся братьев продолжали говорить, забыв обо всем. Сиду совсем не хотелось домой, он готов был сидеть в этом светлом теплом баре хоть целую вечность, глазеть на хорошеньких официанток, слушать бессвязное бормотанье Энди и не думать ни о чем плохом. Даже свет фонарей в холодной темноте улицы казался изнутри приятным и согревающим. И почему это он никогда раньше не бывал здесь? С этой скучной работой вечно заматываешься, вечно некогда. А тут — подумать только! — такое счастье, встреча с братом, единственным человеком, который, пожалуй, его понимал!

— Ээх, Сидди, ты не представляешь, как я от всего этого устал, — бормотал Энди, когда Сид, расплатившись, пытался поднять его отяжелевшее тело из-за стола и поставить на ноги. — Вот плюну на все это и уеду в Россию, навсегда, понимаешь? Буду каждый день пить водку и играть на балалайке, ик!

— Я тоже туда все собираюсь съездить, — вполне серьезно ответил Сид, пока они, пошатываясь, шли к выходу. — Хочу увидеть Череповец, родину отца.

— Ага, я тоже туда хочу. Там, говорят, жил этот русский рокер, как его там, Башмаков или Башмачев… Я бы поглядел, в каком говне все эти таланты росли. — Энди пьяно засмеялся. — Не то что мы тут, в тепле и уюте. А помнишь, какие классные стихи ты когда-то сочинял? И на гитаре так здорово можно было под них играть…

— Да я давно уже стихов совсем не пишу, — смущенно ответил Сид. — И на гитаре я так ни разу и не поиграл с тех пор как тот твой подарок отец сломал.

— Эх, Сидди, а давай свою команду создадим! Ты будешь стихи писать, я музыку, — не слушая его, разглагольствовал Энди. — То-то мы на весь мир прогремим! Заодно уж и в твою Россию съездим.

Они шли по грязной и узкой улице, скудно освещенной огнями из нескольких окон да неоновыми вывесками магазинчиков и закусочных. Сид с наслаждением оглядывался вокруг, вбирал в себя полной грудью ночной воздух и поднимал счастливый взгляд в сияющее мириадами звезд небо. Сколько раз перед этим ему приходилось видеть это небо? Да нет, все-таки у них в городке небо было куда чище и звезды ярче. Ему вспомнились те бессонные ночи и вечера, которые он проводил дома еще давно, когда рядом с ним была Таня… Ностальгия захватывала его все сильней, скоро он уже не мог думать ни о чем другом, кроме нее…

— А про Таню ты ничего не слышал? — спросил он брата.

— Не-а, — ответил Энди. — За последние десять лет — ни одной весточки. Да и хрен с ней, верно, Сидди? Ты-то, я думаю, давно уже ее позабыл.

Сид промолчал и отвернулся, думая по-прежнему об одном. Удастся ли ему когда-нибудь еще ее встретить? И если да, то какой будет эта встреча? А вдруг ее уже давно нет в живых? При этой мысли все внутри у Сида похолодело, и он решил, как только придет домой, обязательно взять Библию, которую десять лет назад дал ему Смит, и помолиться богу (прежде за эти годы он так ни разу и не помолился), чтобы тот послал ему хотя бы маленькую весточку о судьбе Тани.

Внезапно из грязного проулка прямо перед ними выскочил маленький негритенок в длинной, явно не по размеру, куртке и вязаной шапочке. В руках его слабо поблескивал ствол пистолета.

— Не двигайся, мистер, — произнес он угрожающим тоном, направив ствол прямо в живот Энди, — не двигайся, или я шмальну. Давай сюда все деньги, быстро.

— Эй, а кто это тут у нас? — воскликнул с усмешкой еще не протрезвевший Энди, широко расставив руки, словно хотел обнять мальчика. — Тебе разве мама позволяет так поздно шляться по улицам, да еще и с оружием?

— Заткнись! — взвизгнул негритенок, и ствол в его руках дернулся. — Гони сюда все деньги, живо!

— Парень, может не стоит? Успокойся, опусти ствол, — стал пытаться урезонить малыша Сид, понимавший, что добром все это может не кончиться.

— Деньги! Живо деньги, или я тебя пристрелю! — продолжал кричать мальчик, даже не повернув головы в сторону Сида.

— Хочешь убить меня? Ну давай же, стреляй! — воскликнул вдруг Энди, распахнув куртку и обнажив грудь. — Давай, убей меня, маленький гангстер!

— Энди, не надо! Отдай ему деньги, и мы разойдемся! — крикнул Сид, хватаясь за плечо брата. — Хочешь, пацан, я тебе дам денег? Сколько ты хочешь?

— А ну отвали! — вдруг грозно вскричал Энди и оттолкнул Сида с такой силой, что тот отлетел назад и ударился спиной о стену. — Я сам с этим мелким кровососом разберусь! Ну давай, мелюзга, иди сюда! Что, кишка тонка? Да я тебя…

Сид так и не понял, что произошло, когда Энди как-то странно вздрогнул всем телом, а затем застыл неподвижно. И лишь долю секунды спустя он услышал звук выстрела и увидел вспышку рядом со стволом. Негритенок, с застывшим в немом ужасе лицом, отступил на два шага, а затем, уронив пистолет с глухим стуком на землю, кинулся обратно в проулок. Энди медленно осел на землю, прикрывая рукой живот. Сид нагнулся к нему и, отняв руку, не увидел, как он ожидал, крови. Была просто ровная черная дырка и больше ничего. В спине же никакой дырки не было. Пуля застряла у брата внутри и, наверное, в каком-нибудь важном органе. Поэтому и кровь наружу не вытекала.

Из-за облаков вышла луна, и Сид увидел, что лицо Энди было спокойным и неподвижным, словно посмертная маска. Из соседнего переулка донесся жалобный собачий вой.

Глава 14. Ненси

Погода никак не хотела соответствовать настроению людей, пришедших на похороны: светило яркое солнце, на небе было ни облачка. Сид стоял с краю толпы незнакомых ему людей на кладбище и радовался, что из-за их спин не видит надгробия на могиле человека, который еще совсем недавно ходил по земле и разговаривал с ним, как и все другие. Теперь его не было, был только холодный мрамор с датами жизни и прощальные венки.

На похороны известного музыканта пришло много народу, в основном его друзья и поклонники, с некоторыми из них он совсем еще недавно выпивал в баре. Узнав Сида, они подходили к нему и просили рассказать о том, как все случилось. Но он лишь отворачивался и молчал. Ему не хотелось вспоминать и заново переживать все это. Достаточно было и тех десяти минут, в течение которых брат без сознания лежал у него на руках до приезда "скорой помощи", а потом еще нескольких минут в машине, когда его безуспешно пытались откачать. Когда доктор сказал, что все бесполезно, что остановить внутреннее кровотечение не удалось, Сид сначала не мог в это поверить, хотя знал, что дело может окончиться таким образом. Негритенка, стрелявшего в Энди, так и не нашли.

Началась прощальная церемония. Какой-то высокий бородатый человек глухим голосом стал произносить заупокойную речь. Сид его почти не слушал. Все стояли вокруг с лицами, на которых застыло скорбное выражение, словно они все надели маски с таким выражением специально на похороны. Лишь у немногих на глазах были слезы, только одна девушка плакала навзрыд. И Сиду вдруг стало невыносимо горестно, он понял, что по-настоящему лишился того единственного человека, который его понимал, который лежал теперь в нескольких ярдах под ним, в холодной земле, не видел и не слышал ничего наверху и не знал, что вся эта толпа в скорбных масках собралась над ним только потому, что он успел со своей группой уже кое-где прославиться. А если бы умер он, Сид, сколько народу пришло бы на похороны? Только пара коллег, и то, если бы у них не было никаких дел.

К горлу его подступили рыдания, он закрыл лицо ладонями и стал думать о пацане, который совсем случайно лишил жизни его брата. Конечно, его можно было понять. Энди ведь сам повел себя агрессивно, а мальчик наверняка первый раз держал в руках оружие, может быть, случайно задел курок. А перед этим он, наверное, долгое время не ел, хотел достать лишь несколько долларов на пропитание. Сид так и представлял его сидящим сейчас где-нибудь в подвале или на чердаке дома с обшарпанными стенами, пухнущем от голода и даже не думающем о том белом парне, в которого он случайно шмальнул. И все равно в голову ему пришла мысль о мести. Он должен во что бы то ни стало разыскать этого пацана и отомстить. Любым способом. Даже если ему придется при этом погибнуть. От этой мысли все внутри у него удовлетворенно потеплело.

Похороны подошли к концу. Люди медленно расходились. Сид поскорее направился к воротам, чтобы еще кто-нибудь не успел подойти к нему и завести разговор об Энди. У самого выхода он заметил девушку, кажется, это была та самая, что единственная рыдала у могилы. Она на мгновение обернулась, и Сид увидел ее лицо. Все внутри у него как будто перевернулось, сердце бешено заколотилось, язык прилип к пересохшей глотке. Сомнений не было: это была она, Таня. Не заметив его, она вышла из ворот и направилась к стоявшему неподалеку черному "Форду", за рулем которого кто-то уже сидел. Сид кинулся вслед за ней.

— Таня! Таня, подожди! — отрывисто выкрикивал он, но "Форд" резко газанул с места и вскоре растаял в облаке пыли. Сид по инерции еще некоторое время бежал вслед, затем, убедившись, что все бесполезно, остановился. Сердце его по-прежнему сильно стучало, но понемногу он стал успокаиваться. "Может быть, показалось", — решил он, но тут же отверг эту мысль. Нет, показаться ему точно не могло! Да и совпадений таких тоже быть не могло. Одно было ясно: теперь он снова потерял ее. Даже номер машины ему запомнить не удалось, он только заметил, что это был номер одного из соседних штатов. Выходит, она даже не живет где-то поблизости!

Сид в отчаянии прислонился спиной к кладбищенской ограде. Теперь все мысли об Энди и о мести вытеснила одна-единственная мысль: нужно найти Таню. Выход был только один: сесть у могилы брата и ждать там до тех пор, пока она снова туда не придет. Вот только как долго придется так ждать? И дождется ли он ее вообще?

И в этот же день он снова встретил ее. Случилось это ближе к вечеру, когда, доставив последнему за день клиенту посылку, он возвращался на машине домой. Притормозив возле супермаркета, он направился туда, чтобы купить чего-нибудь к ужину. О Тане он в этот момент думал уже не так сильно, как прежде, и все-таки мысли о ней вертелись где-то в глубине его сознания. Автоматические двери раздвинулись перед ним, он шагнул в проем и встретился лицом к лицу с ней. Снова, как десять лет назад, он на мгновение потерял дар речи. Несколько секунд она смотрела на него, затем по ее лицу пробежал трепет, и кровь отхлынула от щек.

— Сид… это ты?! — негромко воскликнула она.

Сид растерянно улыбался. Она стояла, все еще не придя в себя от изумления, и смущенно поправляла волосы.

— А я вот тут проездом… из Хэмптона… там я теперь живу… — заговорила она отрывистыми фразами, кивая на парковку, где Сид только теперь заметил черный "Форд", который он сегодня видел у кладбища. — А ты… здесь как?..

— А я тут живу, — ответил Сид удивительно спокойным для себя в такой ситуации голосом. — Знаешь, я тебя еще утром увидел, на похоронах, звал, но ты так и не обернулась…

— Ах, да, Энди, — горестно вздохнула она. — Так жаль его… Да, мы друг друга не всегда понимали, но он за все то время мне все-таки стал дорог… совсем как родной…

Тут к ним подошел высокий молодой человек с темными волосами и красивым лицом, на котором резче всего выделялся длинный прямой нос. Как и Таня, в руках он держал несколько пакетов с продуктами.

— Ну, чего ты? Поехали давай, — произнес он, окидывая Сида с головы до ног недовольным взглядом.

— Алекс, это… — замялась Таня. — Это Сид, мой… мой троюродный брат. Мы с ним очень давно не виделись. Сид, это Алекс, мой… парень.

Алекс так же угрюмо посмотрел на Сида и ничего не сказал. Сид попытался улыбнуться ему, но у него вышла только какая-то кривая ухмылка.

— Пойдем, — промолвил Алекс, беря подругу под локоть.

— Подожди меня в машине, ладно? Я через минуту, — ответила она, и Алекс, подозрительно косясь на них двоих, направился к автомобилю. Таня повернулась к Сиду, и ему показалось, что она выглядит виноватой.

— Значит, завязала с прошлым? — спросил он, изо всех сил стараясь, чтобы в голосе не прозвучал сарказм. Но, видя, что это ему плохо удалось, он не удержался и добавил: — А как там "Аллигаторы" поживают?

— Перестань, Сид, — ответила она. — Я от них ушла сразу же после тебя, когда этот подонок Скотт попытался меня избить. Их всех после этого легавые сцапали. А я и правда решила начать новую жизнь.

— Вижу, у тебя неплохо получается, — вновь не смог удержаться от сарказма Сид, кинув при этом взгляд в сторону "Форда".

— Сид, не надо, — умоляюще зашептала Таня, и на глазах ее вдруг появились слезы. — Я понимаю, что ты обо всем этом думаешь, но… я с Алексом уже помолвлена, через месяц у нас свадьба, так что тебе не стоит в это вмешиваться.

— И денег у него, наверное, много? — спросил Сид, злясь все больше.

— У него своя автомастерская. Но это неважно, потому что я люблю его, понимаешь?

В этот момент раздался автомобильный гудок, и Алекс, высунувшись из окна машины, крикнул: "Ненси! Ну ты скоро там?"

— Ненси? Так ты сменила имя? — удивленно воскликнул Сид.

— Да, — просто и вместе с тем как бы смущенно ответила она. — Я решила навсегда покончить с прошлым. Нет теперь той, прежней Тани, понимаешь?

Снова раздался гудок, еще протяжней прежнего, а затем Алекс, выйдя из машины, совсем уже раздраженно прокричал: "Ну сколько уже можно? Поехали!"

— Все, Сид, прощай, — произнесла Ненси дрожащим голосом и повернулась, чтобы идти.

— Адрес!.. Оставь хоть свой адрес!.. Телефон!.. — в отчаянии выкрикивал Сид, но она, резко мотая головой и уже не глядя на него, шла к машине. Алекс сверлил его таким суровым взглядом, что он боялся даже двинуться с места. Оба быстро сели в машину, и "Форд", резко вырулив со стоянки, помчался по автостраде вдаль. Сид, как безумный, кинулся к своей машине, стал заводить ее, долго не мог попасть ключом в прорезь. Наконец, заведя, он погнал вслед за "Фордом", но тут же понял, что это бесполезно, он успел уже уйти далеко. Да и это было ни к чему, главное — он теперь знал, что она живет в Хэмптоне, небольшом городке милях в пятидесяти отсюда. За день его вполне можно было объехать и дом с "Фордом" отыскать без труда.

С резко улучшившимся настроением Сид поехал домой, намереваясь взять с работы отгул и завтра же с утра поехать в Хэмптон, чтобы отыскать Ненси. Но по пути домой, переживая заново в голове сегодняшнюю встречу и вспоминая каждое ее слово, он вдруг понял, каким же дураком он был. Подумать только, испугался этого мерзкого Алекса, который и прав-то никаких на нее не имел! Испугался одного только его взгляда! Надо было сразу хватать Ненси, сажать ее в машину и везти куда-нибудь подальше отсюда, а лучше всего — в Два Холма, к Дому Отщепенца, к заброшенному дому — словом, к тем местам, с которыми у них многое связано. Только чтобы все было как раньше… Только бы снова… Но нет, она наверняка бы начала вырываться, закричала, Алекс позвал бы полицию… Но хотя бы какой-то шанс у него был. А сейчас и этот шанс был упущен. И неизвестно, будет ли еще другой.

"Решила начать новую жизнь, тоже мне, — со злостью думал он. — Даже имя поменяла! Да ведь она и была той самой Ненси, неужели она не понимает? Почему теперь она должна измениться?.." Не додумав мысль до конца, он круто повернул руль и вскоре уже мчался по шоссе к Хэмптону. "Сейчас или никогда", — стучала в его голове одна-единственная мысль.

Глава 15. Сержант Колтрикс

В Хэмптон Сид приехал уже затемно. Городок был совсем небольшим, но ночная жизнь в нем кипела не хуже, чем где-нибудь в Вегасе: горели огни клубов, забегаловок и супермаркетов, люди шли куда-то и откуда-то веселые и довольные, среди них часто встречались семьи и просто парочки и, глядя на них, Сид все больше думал о Ненси, о том, как она сейчас где-то рядом, с этим Алексом… и все внутри у него кипело, руки дрожали, и он начинал сильнее давить на газ и все пристальнее вглядываться в дома, надеясь разглядеть где-нибудь рядом черный "Форд". Но он проехал уже весь город, а ни малейших признаков присутствия любимой так и не обнаружил: машины нигде не было. "Наверное, в гараже стоит", — думал он и, видя возле дома запертый гараж, выходил из машины и подходил поближе к дому, стараясь разглядеть поблизости или на фоне светлых окон до боли знакомый силуэт. Так было до тех пор, пока какой-то толстяк в майке "Чикаго Буллс" с пятнами от кетчупа не вышел из дома и не пригрозил Сиду ружьем. Вконец взбешенный, Сид хлопнул дверью своего старенького "Фольксвагена" и резко вырулил прочь из города. Нет, он никогда не поверит, что все бесполезно! Он должен ее найти!

Случайно взглянув вправо, Сид сначала не поверил своим глазам, затем внутри у него все похолодело, и он резко нажал на тормоз. В машине, стоявшей возле шикарного ресторана (это, правда, был не "Форд", а роскошный кабриолет неизвестной Сиду марки) он увидел ее. На ней, правда, уже было вечернее платье и дорогие украшения, она была накрашена и красиво причесана — он никогда не смог бы представить ее себе такой. Но это была несомненно она, Таня-Ненси, и самое главное — рядом был Алекс, который, сидя за рулем кабриолета, обнимал ее и целовал прямо в губы. Весь закипев от злости, Сид собрался уже выйти из машины и помешать им, но тут их объятия распались, Алекс завел машину и поехал вперед по улице. Сид, совладав с собой, тронулся с места и осторожно поехал вслед за ним, моля только об одном: чтобы Алекс резко не прибавил скорость и не оторвался от него. Но кабриолет, плавно прокатив по главной улице, остановился возле двухэтажного особняка с большим гаражом и живой изгородью, который Сид приметил сразу как въехал в город и который чем-то напомнил ему родной Дом Отщепенца. Алекс завел машину во двор, поставил ее в гараж, запер ворота и в обнимку с Ненси направился к дому. Сид услышал, как хлопнула входная дверь, увидел, как зажегся внутри свет, и какой-то инстинкт сказал ему: все, теперь или никогда. Он отогнал "Фольксваген" подальше за угол, подошел к дому переулком сзади, перелез через невысокую изгородь и подкрался совсем близко к дому. Никакого определенного плана у него не было. Просто войти внутрь, а там будет видно. Все-таки он заглянул в ближайшее окно, но увидел только пустую кухню. Никаких звуков изнутри не доносилось. Тогда Сид решительно подошел к двери, рывком распахнул ее и вошел в дом. Перед ним был коридор, слева дверь в кухню, справа — в гостиную и другие комнаты, в конце коридора — лестница, ведущая наверх. И никого! Можно было подумать, что сюда никто и не заходил. Все-таки он прошел по коридору, заглянул во все комнаты — тоже никого. Выходит, они наверху. Сид взбежал по лестнице вверх и увидел приоткрытую дверь, из-за которой слышались характерные звуки. Сомнений не оставалось — они были там, в спальне. Сид, не думая уже ни о чем, рванул на себя дверь, и глазам его предстали спальня, белая простыня и два голых тела на ней. Похоже было, что они еще не начали. Ненси взвизгнула и закрылась одеялом, Алекс поднялся со сжатыми кулаками и с лицом, искаженным яростью. Сид коротко взглянул на него и бросил одну-единственную фразу: "Пошли вниз, поговорим". Затем спустился в кухню, зажег там свет и, почти не отдавая себе отчета в том, что делает, достал из ящика кухонного стола нож и засунул его в рукав, так что наружу торчало только острие, которое он прикрыл ладонью. Минуту спустя в кухню вошел Алекс, одетый и багровый от ярости. Видно было, что он так и горит желанием разобраться с незваным гостем. Сид только усмехнулся и, шагнув вперед, резким движением выбросил вперед руку с ножом, лезвие которого вонзилось его врагу в грудь. Лицо Алекса мгновенно исказилось мукой и побледнело, он как-то странно всхлипнул, а затем рухнул навзничь. Глаза закатились и бессмысленно застыли, рот инстинктивно продолжал хватать воздух. Затем судороги кончились, и лишь нож остался торчать в груди, словно километровый знак посреди ровной дороги. Сид устало привалился к стене, ощущая внутри только странную пустоту — и никаких чувств.

Спустя некоторое время на лестнице послышались быстрые шаги и в кухню ворвалась Ненси в одной ночной рубашке. Увидев тело на полу, она застыла в ужасе, а потом медленно подняла взгляд на Сида, который по-прежнему стоял, глядя в стену отрешенным взглядом. Затем, бросившись к трупу, она выдернула из его груди нож и стала судорожно щупать пульс и прижимать ухо к груди, еще надеясь, что не все потеряно. Наконец она вновь взглянула на Сида, на этот раз уже с явным ужасом в глазах.

— Ты убил его… — прошептала она.

Сид только пожал плечами. Ненси вскочила на ноги и подошла к нему вплотную. Лицо ее было мертвенно-бледным, зрачки расширены от ужаса.

— Ты убил его!!! — истерически взвизгнула она и принялась повторять как заведенная: — Ты убил его, тварь! Убил! Он мертв, понимаешь?! Ты! Ты… его… убил!!!

Сид с минуту смотрел на нее в упор неподвижным взглядом, затем спокойно произнес: "Заткнись" и наотмашь ударил ее по лицу. Она тихо вскрикнула и упала на пол, застыв в той же позе, в какой Сид видел ее давно, в сортире бара "Лагуна". Воспоминания о том дне вдруг резко пробудили в Сиде жалость к несчастной девушке. Он пододвинул стул, сел на него и заговорил, стараясь унять дрожь в голосе:

— Да, я убил его. Убил. Но у меня другого выхода не было. Можешь заявить на меня в полицию. Но я не мог допустить, чтобы ты была с ним, понимаешь?

Она перестала всхлипывать и с минуту лежала молча и неподвижно. Сид испуганно смотрел на нее: уж не случился ли с ней от волнения разрыв сердца? Он слышал, что в некоторых случаях это случается так внезапно, что человек умирает быстро, даже не дернувшись. Но вот она подняла голову, и Сид увидел, что глаза ее были уже сухими, хотя тушь размазалась по лицу, искаженному мукой и неузнаваемому, как и тогда, в "Лагуне". Она поглядела на него невидящим взглядом и вдруг произнесла слова, которые он меньше всего ожидал от нее услышать:

— Надо спрятать тело.

Сид изумленно вытаращил глаза на нее, затем перевел взгляд на мертвого Алекса, потом снова на нее. Уж не лишилась ли она рассудка от потрясения?

— Ты… ты серьезно?! — вымолвил наконец он.

— Завтра к Алексу придут друзья, — произнесла Ненси, словно не слыша его. — Здесь нельзя оставлять тело. Увезем его за город и там сожжем. Друзьям я скажу, что он уехал… в Нью-Йорк, по делам. А потом ты исчезнешь из моей жизни… навсегда.

— Так ты не станешь на меня заявлять? — выдавил еще одну фразу Сид, еще не вполне уверенный, что Ненси в своем уме.

Она только пожала плечами.

А зачем? Алекса это к жизни все равно уже не вернет. К тому же легавые могут подумать, что это мы вдвоем его завалили. А там еще пойдут слухи, что у нас с тобой что-то было, все станут на меня косо смотреть… Нет уж, лучше я попытаюсь поверить, что Алекс и в самом деле уехал куда-нибудь далеко.

Она наконец поднялась с полу и начала приводить себя в порядок: стерла салфеткой размазанную тушь, поправила растрепанные волосы, даже закурила, так, будто совсем ничего не произошло, будто бы перед ней на полу не лежало мертвое, медленно остывающее тело.

— Ты совсем не любила его, — бесстрастно произнес Сид, указывая взглядом на мертвеца.

— Неправда!.. — выкрикнула Ненси, и на ее покрасневших глазах снова выступили слезы. Она хотела крикнуть что-то еще, но тут в дверь внезапно раздался звонок. Она испуганно застыла на месте, а затем, одними губами прошептав: "Жди здесь", выбежала в прихожую. По телу Сида вдруг побежала дрожь. А вдруг это полиция? А вдруг они сейчас войдут сюда? А вдруг Ненси им сейчас все расскажет? Прежде, в момент убийства и сразу после него, он совсем не думал об аресте, теперь же перед глазами у него отчетливо встала картина из далекого прошлого: мимо заброшенного дома, где он прятался, "копы" ведут в наручниках ребят из шайки "Аллигаторов". Скоро его самого так же поведут, и он никогда уже не сможет встретиться с Ненси… Бежать, надо скорее бежать! Но нет, рассудок быстро вернул суматошные мысли на место. Если он сейчас побежит, это может только привлечь лишнее внимание. Быть может, Ненси удастся их выпроводить… Он встал, на цыпочках подкрался к двери кухни, прислушался. До него донесся спокойный голос Ненси:

— Нет-нет, миссис Дженнингс, все уже в порядке. Так, немного повздорили… Нет, Алекс уже лег спать. Нет-нет, не надо никакой полиции, прошу вас. Да-да, спокойной ночи, миссис Дженнингс.

— Соседка, — сообщила она Сиду, вернувшись в кухню. — Услышала мои крики, хотела "копов" вызвать. Я ее еле успокоила. Ну, чего стоишь? Ты на машине сюда приехал?

— Да, — ответил Сид, окончательно убедившись, что она не собирается его выдавать.

— Ну так подгоняй ее сюда, только к заднему двору, чтобы никто не увидел. А я пока поищу, во что бы его, — она кивнула на труп, — завернуть. Да, входи и выходи тоже через задний двор, соседи еще не спят.

Сид в ответ только кивнул и бросился на улицу, где уже окончательно сгустился холодный мрак и полная луна так же холодно глядела с неба на землю. Свежий воздух мгновенно отрезвил Сида и вымел из его головы все тревожные мысли. Здесь было тихо и приятно, редкие ночные звуки умиротворяли и восстанавливали душевную гармонию. Сид вдохнул полной грудью, но затем, оглянувшись на дом, откуда он вышел, затрясся всем телом и поскорее отвернулся. Там, за стенами этого дома свершилось мерзкое, жуткое, ужасное деяние. Совершено не чьими-нибудь, а его собственными руками. А здесь, вокруг него, так спокойно, так романтично, и люди в своих уютных домиках сидят, готовятся ко сну и даже не подозревают, что совсем рядом с ними… Сид закрыл ладонями уши и, пригнувшись, глядя в землю, кинулся прочь.

Он долго не мог найти место, где оставил свой "Фольксваген". Быть может, потому, что плохо знал эти места, а может, потому, что за последние двадцать минут (подумать только, всего двадцать минут прошло с момента, как он ворвался в дом!) он совсем перестал думать о таких банальных вещах. Быстро заведя машину, он подрулил на ней к заднему двору и, стараясь не думать об убийстве, вошел в дом. Труп уже был завернут в черный полиэтиленовый мешок для мусора, а орудие убийства тщательно вымыто и возвращено на место. Он подождал, пока Ненси докурит на кухне, а затем, взяв вместе с ней мешок, понес его в машину. Это неживой предмет, это просто мусор, пытался он убедить себя, все время отворачиваясь, чтобы не смотреть на ужасное творение своих рук, и постоянно спотыкаясь. Наконец тело было уложено в багажник, и Ненси отправилась в дом прибраться и переодеться. Когда через пять минут она вышла из дома, Сид обомлел: она была одета точно так же, как и десять лет назад — в старыеджинсы, темную куртку и кроссовки. Длинные черные волосы были распущены по плечам, косметики и украшений на ней больше не было. Если бы не рост и не глубокие волевые складки на лице, он бы решил, что та самая Таня явилась к нему из прошлого. "Я смог, я это сделал, — с восторгом подумал он. — Я вернул все на круги своя". Она молча села на заднее сиденье машины, видимо, не желая сидеть рядом с убийцей, он резко взял с места и спустя две минуты уже мчался по ночному шоссе. Время от времени он бросал взгляды в зеркало заднего вида на лицо Ненси, но оно оставалось пустым и непроницаемым; ни одна эмоция не отражалась на нем. За всю дорогу она сказала всего два слова. Когда они подъезжали к развилке, она указала на левую дорогу, которая, похоже, вела в какие-то заброшенные места и произнесла: "Сюда". Сид послушно свернул налево, и примерно через две мили, когда справа показалась зловещего вида свалка, Ненси сказала: "Стой". Он затормозил у обочины, они молча вышли из машины и, открыв багажник, принялись вытаскивать оттуда черный мешок с телом. По спине у Сида побежали мурашки, когда он представил себе эту сцену со стороны: темная ночь, свалка, над которой кружат вороны, и двое людей, вытаскивающих из машины мертвое тело, которому суждено сгинуть здесь навеки, сгнить посреди старых покрышек и ржавой жести, рассыпаться в прах, истлеть, уйти вместе с золой в землю и с пеплом — в небо. И, едва он про это подумал, как на дороге вдали засверкали огни, и минуту спустя, гуднув сиреной, из мрака вылетела полицейская машина с ярко горящими фарами и мигалками. Взвизгнув тормозами, она остановилась рядом со свалкой. Из-за руля вышел высокий молодой мужчина в полной форме, с кобурой и наручниками на поясе. Кроме него никого, кажется, в машине не было.

— Что это вы тут делаете? — спросил он, направляя на них луч фонаря.

Внутренности у Сида словно сжало в тугой ледяной комок. Он стоял, пытаясь заслонить собой труп, и в голове бешено стучала одна-единственная мысль: "Сейчас, вот сейчас, все раскроется".

— Ничего особенного, офицер, — услышал он откуда-то издалека голос Ненси, который показался ему до жути спокойным. — Мы просто приехали выкинуть мусор.

— Так поздно и в такую глушь? — недоверчиво переспросил полицейский. — А ну-ка дайте мне взглянуть, что тут у вас. — И он направил фонарь на мешок. Сид почувствовал, что еще немного — и он не выдержит, сорвется, впадет в истерику.

— Откройте мешок, — велел полицейский.

— Может, не стоит, офицер? — усмехнулась Ненси, но губы ее при этом как-то странно скривились и лицо заметно побледнело.

— Я сказал — открывайте! — повысил голос "коп", но Сид заметил, что фонарь в его руке дрогнул. Неужели он боялся увидеть то, что лежало внутри?

Ненси, помедлив еще немного, нагнулась и развернула мешок. Глазам всех троих предстало жуткое зрелище: бледное, без единой кровинки лицо с закатившимися глазами и приоткрытым ртом, из которого вываливался почерневший язык.

— Твою мать… — с отвращением прошептал "коп" и, отскочив назад, выхватил из кобуры пистолет. — Не двигаться! Вы оба арестованы!

Удивительно, но от этого крика Сиду сразу полегчало: холод внутри исчез и дышать стало легче. Теперь, когда страх ожидания ужасного момента прошел, он думал только об одном: все уже позади, теперь они с Ненси точно будут вместе, их никому уже не разлучить…

— Руки! — скомандовал полицейский, снимая с пояса наручники. Сид, ни о чем уже не думая, протянул вперед обе кисти, и "коп" защелкнул браслеты на его запястьях.

— Пошел! — крикнул он, подталкивая Сида к машине и предупредительно указывая в ту сторону стволом пистолета. При этом он глаз не сводил со второй задержанной, держа наготове еще одну пару браслетов.

— Будь начеку, — произнесла вдруг Ненси по-русски. — Как только он отвернется, сразу бей его по голове.

— Что это вы говорите, мэм? — повернулся к ней "коп", не спуская, тем не менее, глаз с окольцованного Сида.

Ненси приветливо улыбнулась "копу" и сделала к нему шаг, медленно расстегивая куртку. Сид отчетливо видел, как ее груди вздымаются от прерывистого дыхания, и ему стало не по себе. Страж порядка же не тронулся с места, хотя и скосил глаза в сторону девушки.

— Я говорю, сэр, что не стоит так спешить, — произнесла она таким томным голосом, что по коже у Сида побежали мурашки. — Может, сначала договоримся?

Одна ее рука мягко легла полицейскому на плечо руки, сжимавшей рукоять пистолета, вторая привлекла его руку с наручниками к себе, положила на талию. Она стояла уже почти вплотную к нему, и бедный "коп", хоть и не опустил руку с пистолетом, но смотрел теперь только на Ненси, которая из-за его плеча отчаянно кивала Сиду, давая ему знак, что нужно действовать.

"Бедный парень! Разве он это заслужил? Нет, я не должен!" — бешено мчались мысли в голове у Сида, но он понимал, что здесь и сейчас ничего не может решить. Один взгляд Ненси был для него важнее всего остального. Подняв скованные руки над головой, он с размаху ударил "копа" по темени стальной цепочкой. "Бедный парень", не успев даже вскрикнуть, обмяк и, выпустив девушку, рухнул на землю. Луч фонаря, закрепленного у него на поясе, быстро метнулся по мешку с телом, а затем погас, уткнувшись в землю. Ненси, коротко бросив Сиду: "Молодец", нагнулась над неподвижно лежащим полицейским и быстро ощупала его.

— Жив, — сообщила она Сиду и секунду спустя извлекла из кармана "копа" ключ от наручников. Кинув его напарнику, она поднялась, держа в руках вещи "копа" — пистолет, фонарик и выпавший из кармана полицейский значок.

— "Сержант Юджин Колтрикс", — прочитала она в свете фонарика надпись на удостоверении. — Жаль беднягу Юджина, теперь его придется закопать рядом с Алексом.

Сид, уже освободившийся от наручников и потиравший запястья, застыл в изумлении. Его поразили не сами слова, а холодный тон, которым они были произнесены.

— А ты как думал? — удивилась Ненси, повернувшись к Сиду и заметив выражение его лица. — Оставить его после этого в живых? Или на электрический стул захотел?

Сид вздрогнул и попятился.

— А раз так, то тебе придется его добить. Не сжигать же его живьем!

Она протянула Сиду пистолет "копа" рукояткой вперед. Сид снова вздрогнул и попятился еще дальше. Ненси взглянула на него уже с явной враждебностью и даже вызывающе скрестила руки на груди.

— Ну вот значит что: ты заварил эту кашу, тебе ее и расхлебывать. А не нравится — я могу хоть сейчас сдать тебя в полицию и обставить все так, как будто я в этом и не участвовала. Решай быстрее.

Поколебавшись еще секунду, Сид тяжело вздохнул и за шиворот оттащил бесчувственное тело сержанта Колтрикса подальше от шоссе. Взвесив пистолет на ладони, он взвел курок и прицелился в голову "бедняги Юджина". Одно движение пальцем — и голова полицейского разлетится брызгами крови и мозга. Зато он будет избавлен от еще более страшной участи — сгорания заживо. Нет, все равно Сид не сможет этого сделать. Постояв так несколько секунд и так и не решившись, он осторожно оглянулся в сторону Ненси. Та села за руль полицейской машины и завела ее, чтобы отогнать в глубину свалки и сжечь оба тела в ней. Нет, ради нее он должен это сделать! Отвернувшись и зажмурившись, он постарался как можно живее представить себе картину: его в наручниках ведут по длинному тюремному коридору, сажают в кресло с прямой спинкой, прицепляют к голове электроды, затем рука полицейского опускает рубильник… А вдруг с ним случится то, что он видел в одном фильме: губку-проводник для тока не намочат, и осужденный сгорит заживо? Совсем как Колтрикс… Едва эта мысль промелькнула в его голове, как рука непроизвольно сжалась и палец сам собой надавил на курок…

Он раньше и представить себе не мог, что когда-нибудь ему придется стрелять в человека, тем более в такого беспомощного. Выстрел оглушил его и отдался в голове многоголосым эхом. Оружие, дернувшись в руке, упало на землю, а сам Сид в изнеможении осел. Все перед глазами у него плыло, кружилось и расплывалось яркими красками. Когда же все наконец прояснилось, он увидел совсем рядом слепящий свет фар полицейской машины. Ненси торопливо и как-то даже деловито затаскивала в салон оба тела. Усадив их на сиденьях в естественных позах, она принялась поливать обивку салона бензином из канистры. Закончив, она открыла зажигалку, кинула ее внутрь и захлопнула дверь. Секунду спустя в салоне вспыхнуло яркое пламя. Все это время Сид сидел и безучастно наблюдал за происходящим, словно оно вообще его не касалось, но, как только Ненси подошла к нему и, тронув за плечо, произнесла: "Идем", он словно очнулся и, поднявшись, поплелся за ней к своей машине. Пламя за их спинами между тем разгоралось все сильнее, и скоро уже вырывалось из салона наружу. Когда они садились в "Фольксваген", Сид кинул на горящий полицейский автомобиль последний взгляд, и ему показалось, что мертвые тела внутри шевелятся и даже протягивают наружу руки. Или нет — это была просто игра бликов пламени и теней, или же тела корчились от жара…

Когда они ехали прочь от страшного места, руки Сида, вцепившиеся в руль, сильно дрожали. Ненси же сидела некоторое время молча, затем вдруг улыбнулась и, придвинувшись ближе к Сиду (она теперь села на переднее сиденье, рядом с ним), положила ему голову на плечо.

— Теперь я такая же преступница, как и ты, — с горечью прошептала она. — И если уж бежать куда, то только вместе.

Сид с такой же горечью усмехнулся и нараспев произнес только что придуманные им две строки:

И мы с тобою будем вместе,

Как те, настоящие, Сид и Ненси.

Глава 16. Отель "Калифорния"

Никто точно не знал, появился ли этот отель после знаменитой песни "The Eagles", или же, как любила всем рассказывать его хозяйка, музыканты написали свой хит именно после посещения ее заведения. Во всяком случае, все здесь было отделано в стиле незабвенных 60-х, и поблизости даже зачастую тусовались старые хиппи, покуривавшие косяки.

Было уже далеко за полночь, когда старенький "Фольксваген" подкатил к отелю, приземистому двухэтажному зданию со скособоченной вывеской над входом. Ночной портье, дремавший за стойкой, совсем не удивился поведению поздних посетителей. Парень и девушка вошли в гостиницу обнявшись, пошатываясь и хохоча словно пьяные — ну что в этом такого? Всякий имеет право на развлечения. Может, у них сегодня счастливое событие. Специально на случай таких внезапных гостей имелся и свободный номер с прекрасным видом на шоссе и бескрайнюю равнину, за вполне умеренную цену. Веселая парочка с радостью согласилась и к тому же заказала в номер спиртное. Портье предложил им бутылку "Jack Daniels" аж 1969 года, на что они с радостью согласились и заказали еще пару бутылок дешевого вина и русской водки. Когда портье пообещал в ближайшее время доставить алкоголь в номер, парочка, все так же радостно смеясь, двинулась наверх. На середине лестницы парень вдруг остановился, вернулся к портье и шепотом спросил: "А кокаину у вас случайно не найдется?" Портье изумленно вытаращил на него глаза, на что парень громко рассмеялся и, слегка прихрамывая, побежал вдогонку за спутницей.

Номер оказался небольшим, но довольно уютным, с двуспальной кроватью и телевизором. Из окна действительно открывался вид на тонувшую во мраке равнину с мерцавшими где-то на горизонте огнями и на шоссе с изредка проносившимися по нему машинами. В открытое окно дул прохладный ночной ветерок, колыша занавеску. Пока Ненси сидела на кровати, глядя в пол, Сид подошел к окну и стал наслаждаться ночным пейзажем. Никто за это время не проронил ни слова. Но, как только в номер внесли заказанное спиртное, оба сразу же оживились, подбежали к человеку и принялись наперебой совать ему десятидолларовые купюры. Слегка опешив, тот все-таки взял сначала одну купюру, затем, помедлив, и вторую и с легким поклоном удалился. Ненси тут же заперла дверь на ключ, включила телевизор, быстро нашла музыкальный канал, прибавила звук на полную громкость и начала открывать бутылки с алкоголем. Сид все это время лежал на кровати, не шевелясь и глядя отрешенным взглядом в одну точку. Когда Ненси поднесла ему открытую бутылку вина, он сначала нехотя взял ее, вяло поднес к губам, сделал небольшой глоток. Но, как только вино согрело его изнутри, он хлебнул еще, затем еще, и наконец, повеселев, развалился с бутылкой на кровати, с улыбкой глядя на Ненси.

— Давай как в шестидесятые — секс, наркотики, рок-н-ролл, — предложил он.

Она рассмеялась и кинула ему бутылку "Jack Daniels".

— Вот тебе самый конец шестидесятых. Пей и не задумывайся.

Сид откупорил бутылку и сделал большой глоток. Ненси меж тем понемногу отхлебывала водку прямо из горлышка бутылки. Потом вдруг резко кинулась к Сиду и со словами: "А ну дай мне" вырвала у него бутылку с виски и стала пить сама. Сид смотрел на нее со смесью нетерпения и жадности: видно, ему сильно понравилось виски. Но девушка, заметив его взгляд, пододвинула ему бутылку с водкой.

— Пей! — воскликнула она. — Что, слабо всю залпом? Ты же ведь русский, мать твою!

— Но мы же в Америке, мать твою! — еще громче закричал окончательно опьяневший Сид и в запале застучал кулаком по кровати.

— Правильно! Так выпьем же за это! — воскликнула Ненси, поднимая бутылку. — За то, что мы, русские, приехали сюда, в эту гребаную Америку, чтобы перевернуть ее вверх дном!

Они шумно чокнулись бутылками, при этом едва не расплескав их содержимое на пол, и принялись пить. После этого разговор между ними пошел совсем уже невообразимый, в одной фразе они умудрялись смешивать слова из разных языков, так что случайно подслушавший их наверняка не понял бы ничего. К примеру, когда они стали вспоминать случившееся десять лет тому назад, Ненси, а вернее, тогда еще Таня, стояла посреди номера, на время превратившегося в зал бара "Лагуна" в Двух Холмах, глядя в сторону отрешенным взглядом, а Сид лениво кричал ей:

— Hey, Таня, fucking bitch, go сюда!

Она пятилась к нему боком, боязливо глядя в сторону, а, подойдя поближе, глухо бубнила что-то на том же невразумительном наречии. Сид громко хохотал, хватал ее за руку, пытался притянуть к себе, но она вырывалась и со смехом отбегала в дальний угол. Сиду было лень бежать за ней, он откидывался на подушку, и игра начиналась заново. Так продолжалось до тех пор, пока в дверь не стали стучать из соседних номеров, требуя немедленно прекратить "этот разгул посреди ночи". Тогда Ненси убавила звук у телевизора и плюхнулась на кровать рядом с Сидом. Несколько минут она лежала так, неподвижно глядя в потолок, потом взглянула на Сида и совсем по-детски захихикала.

— Смотри-ка, что у меня есть, — произнесла она и извлекла из кармана куртки какой-то продолговатый блестящий предмет. Сид вгляделся в него и вздрогнул: это был пистолет покойного сержанта Колтрикса.

— Совсем как у той Ненси, верно? — смеялась она, поигрывая оружием, словно игрушечным и направляя его то в одну сторону, то в другую.

— Перестань, это ведь не игрушки, — пытался урезонить ее Сид, но она, не слушая его, сползла на пол и, подражая героям боевиков, быстро переводила ствол пистолета с одного угла на другой. Потом даже пыталась перекатываться через плечо и резко отпрыгивать в сторону, что у нее выходило довольно неудачно, и она громко смеялась. Когда во время одного из таких прыжков Сид вновь попытался остановить ее, она вдруг направила пистолет прямо на него.

— Как думаешь, какова вероятность того, что я выстрелю? — звенящим голосом спросила она. Когда Сид попытался вырвать у нее оружие, она внезапно приставила ствол к своему виску. — А какова теперь?

— Перестань, Ненси, — промямлил Сид, откидываясь на кровать и понимая, что в таком состоянии с человеком лучше не связываться. Хотя, конечно бы, надо ее остановить, пока она не наделала глупостей… только ему так в лом это делать… (да-да, именно так это по-русски и говорится: "в лом"). Ненси снова захохотала и опустила пистолет.

— А знаешь, — произнесла она минуту спустя, снова улегшись рядом с Сидом на кровать и убрав пистолет подальше, — мне теперь уже совсем не жалко этого несчастного копа, ну, Юджина, помнишь? Сам виноват — не надо было геройствовать, пытаться арестовать нас в одиночку! А мы-то оказались даже круче, чем Сид и Ненси… мы с тобой прямо как Бонни и Клайд, верно?

Сид вздрогнул от внезапной мысли, но Ненси этого как будто не заметила. Немного помолчав, она выдала:

— И Алекса мне теперь совсем не жаль. Туда им обоим и дорога!

Сид окинул взглядом номер со следами "бурной ночи", посмотрел на окно, где за колышущимися от ветра занавесками уже забрезжил рассвет, на мягкий, приятный сумрак, стелющийся по углам, и вдруг почувствовал, что страшно устал за весь этот день, пережив так много. И в голове этот туман… И ничего уже не соображаешь… Буркнув: "Давай спать", он повернулся на бок и укрылся одеялом. Он уже начал дремать, как вдруг почувствовал, как Ненси в темноте придвигается к нему. Еще немного — и ее рука коснулась его спины. Сид вздрогнул всем телом и невольно отодвинулся.

— Ну же, милый, — ласково заговорила она, снова придвигаясь к нему и гладя его по плечу, — давай же, не стесняйся…

— Отстань, — пробурчал Сид, недовольно дергая плечом. — Я спать хочу.

Ненси повернулась на спину и, скрестив на груди руки, уставилась недовольным взглядом в потолок. Полежав так некоторое время и видя, что Сид еще не заснул, она предприняла еще одну попытку: пролезла под одеяло и осторожно начала:

— А может, мы все-таки…

— Нет, — отрезал Сид и еще больше натянул на себя одеяло, так что оно совсем сползло с Ненси. Она смотрела на него с недоумением.

— То есть, ты хочешь сказать, что убил двух человек, втянул меня во все это дерьмо и затащил в эту глушь только чтобы?..

— Заткнись, — бросил Сид через плечо и закутался в одеяло еще плотней. Окончательно признав поражение, Ненси повернулась к нему спиной, и вскоре оба тихо засопели.

Первое, что ощутил Сид, едва проснувшись поутру — сильная жажда и мучительная головная боль. Еще никогда раньше ему не случалось так много переживать за один день и так много выпивать. С трудом разлепив веки, он оглядел залитый солнечным светом номер с разбросанными повсюду бутылками из-под спиртного, с кроватью, на краю которой по-прежнему тихо посапывала Ненси, с телевизором, на экране которого мерцали какие-то кадры. Он с трудом встал с кровати и подошел к окну, в которое ярко светило солнце, и, приставив ладонь ко лбу козырьком, стал глядеть на равнину с колышущейся от ветра травой и на кусок двора отеля, куда в этот момент как раз въезжал большой бежевый "Кадиллак". Затем он повернулся и взглянул на спящую Ненси, невольно вспомнив ночь десятилетней давности, когда он так же смотрел на нее в отцовском доме. Да… Вот были времена… Поверить даже сложно, что все, что недавно случилось, произошло на самом деле…

Внезапно до сознания Сида только сейчас дошел текст, произнесенный диктором по телевизору:

"Авария произошла сегодня около полуночи. По словам окрестных жителей, они увидели возле свалки зарево огня и услышали доносившиеся оттуда истошные крики. Полиция и "скорая" незамедлительно прибыли на место происшествия, однако спасти удалось лишь одного из находящихся в машине. При нем оказалось удостоверение на имя сержанта полиции Юджина Колтрикса. Личность погибшего пассажира в настоящее время не установлена. Сержант Колтрикс в бессознательном состоянии с тяжелейшими ожогами первой степени и черепно-мозговой травмой доставлен в больницу города…"

Сид как полоумный бросился к Ненси и стал грубо толкать ее в плечо.

— Проснись! Проснись, дура! Посмотри, что мы наделали!

Она уселась на кровати, недоуменно хлопая глазами. Лишь после того как Сид растолковал ей только что услышанную новость, она смертельно побледнела, затем вдруг лицо ее исказилось яростью.

— Так какого хрена ты не прикончил этого легавого?! — вскричала она. — Ты же стрелял ему в голову! Выходит, промазал? Так и знала, что ты где-нибудь облажаешься! Теперь нас, если этот Юджин очнется, точно найдут и загребут!

— Успокойся, — произнес Сид, хотя у самого него колени бешено тряслись, а по спине стекал холодный пот. — Я, между прочим, впервые стрелял в беспомощного человека! Могла бы сделать это сама, раз такая умная! А Колтрикс, может быть, и не придет в себя! А если и придет, то мы свалим так далеко, что никто нас не найдет!

Лицо Ненси после этих слов стало постепенно приобретать свой обычный цвет. Затем она вдруг отвела бессмысленный взгляд в сторону, и вид у нее стал какой-то сосредоточенный, как у напряженно думающего о чем-то человека.

— А что, если… — начала вдруг она, переводя взгляд на Сида. — Ну, если как в фильмах делают…

— В смысле? — не понял он.

— Ну ты что, не догадываешься?! — уже с явным отчаянием воскликнула она. — Пробраться в больницу, заткнуть ему рот… И никто уже точно о нас не узнает…

— С ума сошла! — вскричал Сид, вскакивая. — Да ты… ты хоть понимаешь, на что нам придется пойти! Прикончить "копа" прямо в больнице, только чтобы спасти свою задницу! Да нас и так наверняка скоро начнут искать — увидят, что тебя и твоего Алекса дома нет, да и та соседка может рассказать… А так мы только сунемся в самое пекло, неужели не понимаешь?

Она виновато опустила голову.

— Так что же нам делать?

Сид невесело усмехнулся.

— Как что — валить отсюда куда подальше. К канадской или мексиканской границе. А лучше всего в Рашку, к родным корням. Здесь мы скоро будем вне закона.

Теперь усмехнулась Ненси.

— Совсем как Бонни и Клайд, верно? И погибнем мы так же, как и они.

Сиду внезапно стало не по себе. Он вспомнил свои вчерашние страхи и снова его пронзила страшная мысль о казни. Бонни и Клайд… Может, даже еще хуже… Бесславная гибель… Скоро о них все позабудут… Нет, этого нельзя допустить! Одно из двух — либо смерть, либо…

— Валим отсюда, — быстро произнес он, — и как можно скорее.

Она все мгновенно поняла, и повторять или объяснять не пришлось. Оба стремглав сбежали вниз, расплатились с портье и кинулись на парковку к машине. Сид со своей короткой ногой все время отставал, и Ненси приходилось поторапливать его. Наконец они сели в машину, Сид завел двигатель, вдавил акселератор в пол, и они, вырулив со стоянки, помчались по шоссе прочь от гостиницы. Шоссе было пустынно, машины навстречу попадались редко, но Сид каждый раз с тревогой вглядывался в них, думая, что это полицейские. Но, видимо, происшествие с Колтриксом пока все считали несчастным случаем и "злодеев" никто не искал. Но когда сержант придет в себя… Ненси, похоже, боялась преследования еще больше, потому как сидела, обхватив себя руками и нервно раскачиваясь в кресле взад-вперед. Внезапно она опустила руку в карман и выхватила оттуда пистолет, который вчера видел Сид. Теперь он был направлен точно ему в грудь и на этот раз было видно, что она не шутит.

— Останови машину, — произнесла она тихо и угрожающе. — Иначе тебе конец.

Сказано это было таким тоном, что Сид ни секунды не сомневался: она выстрелит. Повинуясь инстинкту самосохранения, он плавно притормозил у обочины. И лишь затем сообразил, что выстрелить она бы не посмела: это грозило бы гибелью им обоим.

— Вылезай наружу, — так же тихо произнесла Ненси, не спуская с него прицела.

— Слушай, может не надо? — заговорил Сид с нервной усмешкой, словно пытаясь обратить все в шутку. — Мы могли бы договориться по-нормальному, без пушек. Хочешь сесть за руль?..

— Заткнись!!! — взвизгнула она уже явно на пределе нервов. — Вылезай, живо! И не вздумай, я выстрелю раньше, — предупредила она Сида, видя, что тот потихоньку тянет руку к ключу зажигания.

Вздохнув, Сид вылез из кабины и с любопытством огляделся. Место было до боли красивым: почти до самого горизонта расстилалась выжженная солнцем прерия, кое-где перемежающаяся невысокими холмами, над ней сияло ослепительной голубизной небо с палящим солнцем где-то на самом краю. Прямо сцена из Фенимора Купера, подумал Сид, делая несколько шагов по высохшей траве. И тут же спохватился, что думает об этом, когда в любую секунду может схватить пулю. Он взглянул на Ненси и увидел ее стоящей возле "Фольксвагена" так, что со стороны дороги нельзя было заметить оружие в ее руках. Подбежать к ней и вырвать пистолет из рук тоже было нельзя — расстояние слишком большое. И все же Сид заметил, что ее палец, лежавший на курке, дрожал — значит, можно было попробовать договориться.

— Ну, и что ты намерена теперь делать? — спросил он, стараясь, чтобы его голос прозвучал как можно спокойнее.

— Прикончить тебя, урод, — ответила она дрожащим голосом, и оружие, направленное Сиду в грудь, резко мотнулось из стороны в сторону. — А потом отправиться в больницу и раз и навсегда покончить с этим Колтриксом. Теперь мне никто уже не помешает. Если попадусь при этом, значит, такова моя судьба. А нет — вернусь домой и забуду обо всем этом.

"Что ж, разумно, — подумал Сид, — я бы сам на ее месте поступил так же. Что ж, раз моя судьба умереть здесь, то остается только надеяться, что и она скоро отправится вслед за мной. Расслабиться… не думать ни о чем, как тогда, после казни Нила… Острая боль, затем тупая… А может, как в фильмах, крикнуть ей так нагло: "Ну давай же, стреляй!" или что-нибудь в этом роде, и она не выстрелит? Да нет, это как раз может не сработать… А если попробовать и правда уговорить?.."

Со стороны шоссе послышалось шуршание шин. Сид невольно оглянулся. Старенький помятый "пикап" притормозил у обочины, из него вылез пожилой мужчина в соломенной шляпе и фермерском комбинезоне. Слегка прихрамывая, он с подозрительным выражением лица направился к ним.

— Что у вас тут случилось, ребята? — спросил он низким хриплым голосом, сразу почему-то напомнившим Сиду Старину Тома. Интересно, где он сейчас? Должно быть, давно умер.

Ненси тут же повернулась к фермеру лицом, пряча руку с пистолетом за спину и натянуто улыбаясь.

— Э-э, ничего страшного, сэр, — заговорила она. — Мы тут с мужем просто немного повздорили, так, обычная семейная ссора, знаете ли…

Воспользовавшись тем, что она на него не смотрит, Сид осторожно сделал шаг вперед. Только ни в коем случае не бежать, не бросаться к ней, не делать резких движений, вообще не давать невольному свидетелю никаких поводов для подозрений. Иначе он вполне может стать опасным свидетелем, и она запросто прикончит и его. Нет, никаких больше жертв! Нужно подойти к ней и плавно, но в то же время крепко взять ее за запястье и отвести палец от курка. Он сделал еще один шаг. Фермер тем временем усмехнулся и сдвинул шляпу на затылок.

— Да, понимаю… Семейная ссора, конечно, — с горечью произнес он. — Я тоже с моей покойной Молли, бывало… Да, столько воды с тех пор утекло…

На глазах его выступили слезы, он отвел затуманившийся взгляд вверх, словно взывая к своей покойной жене, что сейчас смотрит на него с небес. Воспользовавшись этим, Сид быстро сделал к Ненси еще два шага. Теперь их разделяла всего какая-нибудь пара футов, но тут фермер всхлипнул и снова взглянул на них. Сид застыл как вкопанный.

— Ладно, ребята. Я тогда поеду, — произнес старик глухим голосом. — Точно все в порядке?

— Да, сэр, конечно, — подтвердила Ненси, и Сид тоже согласно кивнул. Фермер повернулся и, подрагивая плечами, направился к своему грузовичку. Хлопнула ржавая дверь, загудел мотор и "пикап" тронулся с места. С минуту Ненси смотрела ему вслед, затем резко обернулась. Сид стоял прямо перед ней и неподвижно глядел на нее, не делая ни малейшей попытки схватить ее или вырвать оружие. Она подняла было пистолет на уровень его груди, но затем тяжело вздохнула и, опустив руку, устало привалилась к машине.

— Я не смогла, — произнесла она. — Просто не смогла бы убить такого… такого, как он. А теперь он наверняка запомнил нас… и может рассказать копам. Так что я в любом случае обречена. Эх, если бы он только знал!..

Сид подошел совсем близко, положил руку ей на плечо и произнес всего одно слово: "Поехали". Она в ответ только всхлипнула и кивнула, не в силах ничего возразить. Минуту спустя они уже мчались по шоссе дальше. Ненси, снова прислонившись головой к плечу Сида, жалобно всхлипывала, поражая его столь внезапной переменой в поведении. Пистолет на этот раз лежал в бардачке машины, и Сид краем глаза смотрел туда, чтобы вовремя успеть остановить девушку. Наконец, поняв, что она уже точно ни в кого не выстрелит, он повернул к ней лицо и тихо, успокаивающе произнес:

— Ну подумай сама, дурочка — какие из нас Бонни и Клайд? В лучшем случае нас просто расстреляют так же, как их. А в худшем — кто-то из нас умрет на электрическом стуле, потому что другой свалит на него всю вину, чтобы самому выкрутиться. Нет уж, эти гангстерские штучки точно не для нас с тобой. Оба виноваты — значит, и до конца пойдем вместе.

Ненси, словно не слушая его, смотрела куда-то в сторону, и взгляд ее был туманным и отрешенным. Внезапно она произнесла таким же пустым и отрешенным голосом:

— Электрический стул — ерунда, нам он вряд ли светит. Вот если инъекция — тогда хуже. Я с детства уколов боюсь. А вдруг они специально введут нам такой раствор, что мы перед смертью будем корчиться от боли, как червяки? Я бы на такое ни за что не согласилась.

Она внезапно повернулась и взглянула Сиду прямо в глаза. Он тоже посмотрел ей в глаза и внезапно понял, что именно она хотела ему сказать. И она, по-видимому, также поняла, что он понял ее, потому как усмехнулась. И так, глядя друг другу в глаза, они понимали друг друга без слов. И когда Сид едва слышным шепотом произнес это, она опустила голову и засмеялась уже по-настоящему. Сид тоже засмеялся, а затем, отвернувшись от нее, вдруг резко крутанул руль, и спустя несколько секунд машина уже мчалась по направлению к Двум Холмам.

Глава 17. Дом Отщепенца

Родной городок Сида за десять лет почти не изменился. Те же приземистые домики с плоскими крышами, те же простые люди, та же спокойная неторопливая жизнь. Никто уже, наверное, не помнил времена, когда в округе хозяйничали "Аллигаторы", да и про дом на Холме наверняка многие позабыли.

Сид подъехал к Северному холму прямо с севера, чтобы не проезжать через город и не привлекать лишнего внимания. Он ко многому был готов, и все-таки вид покинутого дома вызвал у него настоящие боль и тоску. За те пять лет, что он здесь не был, дом еще больше обветшал и покосился. Прекрасный сад, когда-то заботливо посаженный матерью Сида, разросся до того, что почти скрыл за собой фасад. Дом Отщепенца теперь напоминал тот самый заброшенный дом на окраине городка, который уже несколько лет как сгорел от пожара.

Сид вылез из машины и стал подниматься по склону холма, отводя взгляд в сторону, чтобы лишний раз не вызывать в памяти тяжелые воспоминания. Ненси, которая, по-видимому, была не настолько сентиментальна, шла позади него с безразличным видом. В голове у Сида одно за другим проносились воспоминания: вот ему только исполнилось восемь, они со "странной девчонкой" Таней стоят на склоне этого холма, одни посреди ночи, она говорит ему что-то об оборотнях, затем они спускаются вниз, к тому старому и заброшенному кукурузному полю… А вот ему шестнадцать, и он с крепко спящей Таней на руках поднимается по этому же склону, стараясь не споткнуться… Еще множество других воспоминаний всплывали в его голове, но он старательно отгонял их, оставляя лишь те, которые были связаны с ней. Так они поднялись на самый верх холма и, с трудом продравшись сквозь густые заросли, оказались у запертой входной двери. Сид несколько раз толкнул дверь, затем попытался даже с разбега высадить ее, но все было бесполезно — она держалась крепко. Искать же ключ посреди густой травы вокруг не представлялось возможным.

— Дай-ка мне, — попросила Ненси и, когда Сид с недоверием уступил ей место, склонилась над замком и, вынув из-за отворота куртки булавку, принялась ковырять ей в замке. Спустя минуту раздался щелчок и дверь отворилась.

— Здорово, — похвалил Сид. — Что, небось у "Аллигаторов" этому научилась?

— Я еще и не такое умею, — не без некоторой гордости ответила она и посторонилась, пропуская прежнего жильца внутрь.

Едва он переступил порог дома, как ностальгия обрушилась на него гигантской волной, смыв все остальные чувства. Вот она, та прихожая, в которой он много лет тому назад прощался с Аней. Вон тот чулан, в котором некогда спал отец. Вон столовая, в которой они обедали тогда, в восьмой день его рождения, день, когда он впервые встретился с Таней. Теперь все было давно заброшено и мертво, везде лежал густой слой пыли, с потолка свисала паутина, пахло плесенью. И все равно это был дом, родной, милый, близкий.

С внезапно навернувшимися на глаза слезами Сид стал подниматься по ветхим, грозившим вот-вот обрушиться ступеням на второй этаж. Вот и его родная комната… И внутри все так же мило и родно ему, и все предметы лежат точно на тех же местах, на каких он оставил их, уходя. Старая пневматическая винтовка… Фотографии матери… Пожелтевшие от времени и погрызенные мышами листки со стихами… Сид поднимал их с пола и до боли в глазах вчитывался в знакомые, но давно забытые строки, и память о давних событиях накатывалась на него все сильнее и сильнее…

— Ну, скоро ты там? — раздался снизу нетерпеливый голос Ненси. — Все никак не кончишь любоваться старым жилищем? По-моему, мы сюда не за этим приехали!

С трудом отогнав ностальгию, Сид бросил на пол свои давние творения и выбежал за дверь. В комнату сестры он не стал заходить по понятным причинам, а сразу сбежал вниз. Ненси сидела на полу веранды, прислонившись спиной к косяку двери, и безучастно глядела на двух скачущих по ветке старого дуба дроздов. У ног ее стояла принесенная из машины канистра с бензином. Сид решительно взял ее и прошелся по комнатам дома, обливая горючей жидкостью пол и стены. Закончив, он провел бензиновую дорожку к выходу и, достав коробку спичек, зажег одну. Пламя, вспыхнув, сначала робкими синими язычками побежало по бензиновой дорожке, затем, разрастаясь ввысь и вширь, охватило все внутреннее пространство дома. Сид с Ненси поскорей сбежали с холма и запрыгнули в машину. Когда они отъехали на порядочное расстояние, Сид оглянулся на горящий дом и не смог скрыть слез. Пламя, вырывавшееся из окон, уже перекинулось на крышу и на заросли деревьев вокруг, и теперь вся вершина Северного холма была охвачена яростным всепожирающим огнем, уничтожавшим все, с чем был так долго связан Сид, все его прошлое. Дом Отщепенца горел, подобно дому шерифа Уилсона, подобно заброшенному дому на окраине Двух Холмов, подобно двум телам в полицейской машине, и не было больше ничего, кроме пламени…

Этим же вечером "Фольксваген" остановился возле похоронного бюро городка милях в пятидесяти к востоку от Двух Холмов. Вдвоем они вошли внутрь и потребовали немедленно выдать им надгробную плиту. Удивленный клерк, разведя руками, ответил, что так нельзя и что если они желают заказать надгробный памятник, им нужно подождать, пока на нем не будет высечена прощальная надпись, что им нужно еще оформить все необходимые документы; тут он принялся предлагать им дорогие гробы и саваны, но Ненси резко оборвала его, сказав, что им нужна только вон та черная мраморная плита, сейчас, срочно, деньги они готовы заплатить, и тут же выложила все деньги, которые у нее оставались в карманах; вышла довольно приличная сумма. Пожимая плечами, клерк отдал им плиту, и они, погрузив ее в багажник машины, тут же умчались в темноту.

Глава 18. Последний приют

Поздно ночью, когда совсем стемнело, а луна была не видна из-за густых туч, "Фольксваген" подъехал к хэмптонскому кладбищу. Ворота кладбища оказались запертыми, но Ненси и тут ловко разделалась с замком импровизированной отмычкой. Сид загнал машину внутрь, погасил фары и вытащил с заднего сидения две заранее припасенные лопаты. Вдвоем — впереди Сид с фонариком, за ним Ненси с пистолетом в руке, оба с лопатами на плечах — двинулись вглубь кладбища, осматриваясь по сторонам. Было тихо, только где-то вдалеке пел козодой да из-под ног с писком и шуршаньем разбегались какие-то маленькие зверьки. Сид поводил фонариком туда-сюда, пока светлое пятно не легло на пустое пространство между двумя могилами.

— Здесь, — произнес Сид, опуская лопату на землю. Ненси последовала его примеру. — Теперь идем за плитой.

Внезапно у них за спиной послышался шорох, слишком громкий для мелкого грызуна. Сид немедля направил туда луч фонаря, а Ненси, быстро взведя курок, вскинула пистолет и крикнула: "Кто здесь?" За поблескивающим в свете фонаря надгробием шевельнулась какая-то тень.

— А ну выходи! — грозно выкрикнула Ненси. — А то я стреляю!

— Пожалуйста, мэм, не надо! — раздался в ответ тоненький, совсем еще мальчишеский, голос. — Я тут один… Я никому не причинил зла!..

Ненси смущенно опустила оружие. Из-за надгробия выползал на четвереньках мальчишка лет тринадцати, в изодранной куртке и с исцарапанным лицом. Он испуганно моргал и жмурился от света, бившего ему в лицо.

— А ну подойди сюда! — велела Ненси, сопроводив приказ резким взмахом руки с пистолетом. Пацан послушно приблизился. Она с усмешкой поглядела на него сверху вниз.

— Как тебя зовут?

— Б-Бобби, — заикаясь от страха, вымолвил мальчик.

— И что ты тут делаешь так поздно, Бобби?

— Я… Я приходил к маме. — Бобби все больше смелел, голос его уже не дрожал, и он довольно храбро переводил взгляд с девушки на парня и на две валявшиеся на земле лопаты.

— И где же твоя мать? — усмехнулся Сид.

— Вон там, — Бобби оглянулся назад и указал в дальний угол кладбища. — Ее похоронили там с неделю назад. Вернее, просто закопали — на большее у нас бы денег не хватило.

— И зачем же ты пришел на могилу матери посреди ночи? — подозрительно спросила Ненси.

— Я… Я пришел сюда еще засветло, — поняв, что ему не верят, мальчик снова начал заикаться. — А потом… потом я лег на могилу к маме и стал молиться… чтобы Боженька услышал мои слова и ниспослал мне хоть чуточку счастья… И так я лежал потом еще очень долго и все время молился и разговаривал с мамой… — Бобби начал всхлипывать, и по щекам его обильно заструились слезы, но он сквозь рыдания продолжал: — И только потом заметил, что уже стемнело, и хотел уходить, а тут вы приехали, и я испугался, затаился…

Ненси кинула на Сида вопросительный взгляд, который означал: "Ты как, веришь ему?" Сид в ответ пожал плечами, и она присела на корточки рядом с мальчиком.

— Не бойся нас, Бобби, — ласково заговорила она. — Мы никакие не грабители и не убийцы… ну то есть… словом, мы не причиним тебе вреда. Ты только поможешь нам, а мы в ответ поможем тебе, идет?

Бобби кивнул и, шмыгнув носом, утер слезы рукавом. Ненси подняла с земли одну из лопат и сунула ее оторопевшему мальчику в руки.

— Будешь копать здесь, — указала она на пустое место между могилами, — пока не выроешь большую яму. Вот отсюда, — она указала место, — и до сюда, — ткнула в землю ярдах в двух правее, — и в длину чтобы была как раз до того надгробия, понял?

Бобби стоял, словно оцепенев, и ни слова не произносил в ответ. Внезапно Ненси подлетела к нему и, вырвав лопату из его рук, швырнула ее на землю. Затем крепко сжала его запястье левой рукой, а правой достала булавку, которую Сид сегодня уже дважды видел у нее в руках и, повернув руку пацана ладонью кверху, поднесла острие к самой его коже. Паренек в ужасе задергался, живо напомнив Сиду самого себя много лет назад, но Ненси утихомирила его, резко топнув ногой и еще сильнее сжав его руку. Бобби застонал, но дергаться перестал.

— Слушай меня, — произнесла Ненси. — Если ты сделаешь все так, как мы тебе скажем, ты уйдешь с этого кладбища целым и невредимым. Если будешь упираться — мы тебя убьем и закопаем прямо здесь. Клянись, что сделаешь все так, как мы тебе скажем! Повторяй за мной: "Клянусь своей жизнью, что сделаю все то, что скажут мне Сид и Ненси, иначе лежать мне на этом самом месте мертвым".

Перепуганный пацан дрожащим голосом повторил слова клятвы. После этого Ненси ткнула его булавкой в ладонь, и на мертвенно-бледной коже выступила капля крови. Ненси сжала руку мальчика в кулак и удовлетворенно улыбнулась:

— Ну, а теперь — за работу!

Вдвоем с трясущимся от страха Бобби Сид принялся копать яму. Ненси с видом надсмотрщицы сидела на ближайшем надгробии, поигрывая пистолетом и время от времени покрикивая: "Быстрее, рабы! Ночь еще темная!" Сид только огрызался в ответ, один раз, не выдержав, замахнулся на нее лопатой, но она быстро вскинула пистолет, и Сид вернулся к работе, бормоча своему невольному напарнику какие-то успокаивающие слова.

Через час с лишним большая могила была готова. Она получилась ярда два в глубину и примерно столько же в ширину — точно для двух тел. Как раз в этот момент полная луна выглянула из-за облаков, и вокруг стало светло почти как днем. Ненси оглядела работу и довольно кивнула. Сид с облегчением швырнул лопату на землю и направился к машине, поманив Бобби за собой. Вдвоем они вытащили из багажника мраморную плиту, к которой был привязан кусок доски из Дома Отщепенца с наскоро набросанной углем эпитафией: "Здесь покоятся Сид и Ненси. Они жили недолго, но счастливо, и умерли в один день". Они поставили памятник возле кучи разрытой земли, а затем Ненси повернулась к мальчику.

— Ну вот и все, Бобби, — произнесла она, — теперь иди за ворота кладбища и жди там. Минут через пять, не раньше, можешь возвращаться. Нас здесь уже не будет, так что ты должен будешь засыпать эту могилу и поставить на ней эту плиту, понял? И помни: ты поклялся во всем нас слушаться.

Бобби неуверенно кивнул. Сид склонился над ним и, вынув из кармана конверт, сунул его мальчику в руку.

— Вот, Бобби, возьми, — сказал он. — Отнесешь это письмо моей бабушке, вот тут адрес написан. Можешь рассказать ей все, как есть. Да, и это тоже возьми, мне уж точно не понадобится. — Он сунул в другую руку Бобби кошелек. — Бери-бери, не стесняйся. И машину тоже можешь себе взять. Ну все, иди.

Ошеломленный мальчуган кинулся прочь. Ненси с подозрением смотрела ему вслед.

— По-моему, обманет он нас, — произнесла она по-русски. — Парнишка явно "Тома Сойера" читал.

— Не думаю, — ответил Сид. — А впрочем, какая разница. Главное, чтобы не успел сюда никого привести.

— Верно, — согласилась Ненси. — Ну что ж, давай.

Сид, на лице которогоне отразилось никаких эмоций, встал на краю ямы, спиной к ней, и поднял взгляд к луне. Ненси вскинула пистолет на уровень груди, прицелилась и спустила курок. Звук выстрела гулко разнесся в кладбищенской тиши, вспугнув стайку каких-то птиц. Сид с по-прежнему бесстрастным лицом, не произнеся ни звука, рухнул навзничь в яму. Ненси подошла к краю могилы и увидела, что лицо у лежавшего на дне тела было по-прежнему спокойно и безмятежно. Тогда, сдержав слезы, она развернулась, тоже взглянула на луну и, приставив пистолет к сердцу, снова спустила курок.

Когда прозвучал второй подряд выстрел, Бобби, готовый от отчаяния сойти с ума, кинулся обратно на кладбище, к только что выкопанной им могиле. Но опоздал. На дне ямы рядышком лежали два тела, одно из них еще, кажется, шевелилось, но вытащить его и спасти уже вряд ли было возможно.

Обливаясь слезами и дрожа от страха, мальчик взял лопату и принялся забрасывать яму землей из кучи. Страшно, конечно, и не стоит этого делать, но ведь он на крови поклялся! А вдруг и правда смерть его тут настигнет?



Оглавление

  • Глава 1. Сид
  • Глава 2. Восьмой день рождения
  • Глава 3. "Странная девчонка"
  • Глава 4. Заброшенный дом
  • Глава 5. Энди
  • Глава 6. Старый Том
  • Глава 7. Шестнадцатый день рождения
  • Глава 8. Снова встретились
  • Глава 9. "Аллигаторы"
  • Глава 10. Бар "Лагуна"
  • Глава 11. Дом шерифа
  • Глава 12. Ферма Смитов
  • Глава 13. Десять лет спустя
  • Глава 14. Ненси
  • Глава 15. Сержант Колтрикс
  • Глава 16. Отель "Калифорния"
  • Глава 17. Дом Отщепенца
  • Глава 18. Последний приют