Черный лис (СИ) [Krasnich] (fb2) читать онлайн

========== I Маргрет ==========

В комплексе было холодно. Маргрет поежилась и крепче вцепилась в теплую руку отца. Улыбчивый дяденька в белом халате провел их по длинному коридору в большой зал, полностью заставленный аквариумами. Отец сказал, что внутри аквариумов живут лишние дети, и где-то среди них спит ее братик. Маргрет с интересом посмотрела на пузырьки в толстых стеклах, зеленая вода баюкала безжизненные тела. Здесь были совсем маленькие и почти взрослые, толстые и худые, белые и темнокожие. Отец замедлил шаг, дав Маргрет возможность внимательно изучить каждого, мимо кого они проходили.

— Ну что, Мэйми, нравится кто-то?

— Нет, папочка.

Они ее пугали. Было что-то неясное и противное в застывших лицах, будто полных слепой и бессмысленной злобы. Наверное, ей просто причудилось. Они прошли дальше, в конце коридора из аквариумов Маргрет замерла. В одном из них спал темноволосый мальчик ее возраста. От него веяло умиротворением, словно он уснул по своей воле. Маргрет указала пальцем на резервуар и посмотрела на отца.

— Я хочу этого братика, папочка.

— Хорошо, Мэйми, как мы его назовем?

Маргрет прижалась к стеклу носом и ладонями, вглядевшись в бескровные губы, острый подбородок, правильные черты.

— Дэйви, я буду называть его Ди.

— Дэйв — хорошее имя, Мэйми, — отец чуть сжал ее плечо. — Пойдем, оформим документы.

Они были похожи. Маргрет не раз слышала это от одноклассников, знакомых и просто людей, которых встречала на улице. В шестом классе Маргрет коротко состригла волосы, и мороженщик не смог отличить ее от брата. Они пользовались этим, чтобы получить дополнительные порции мороженого, а потом смеялись, сидя в домике на дереве. Так они были похожи, будто близнецы.

Отец часто пропадал на работе, и Дэйв заботился о сестре. Он отлично готовил, быстро изучал новые рецепты и всегда мог состряпать что-то вкусное на ужин. Девочки завидовали, говорили, что тоже хотели бы такого брата, Маргрет только смеялась — ее Дэйв был плох в общении, и друзей у него не было. Когда они перешли в восьмой класс, Маргрет попробовала свести его с другим молчаливым парнем, это почти получилось, но мальчишка сначала попал в аварию, а потом переехал. В память от него Дэйву досталось лишь увлечение мифами, он часто зачитывался ими, просиживая штаны в библиотеке.

— Ди, почему ты не читаешь дома?

Маргрет запрыгивала на парту рядом, болтая ногами. Брат спокойно складывал очередную газету пополам и пояснял:

— Оцифрованных версий не существует.

Странное объяснение, к которому Маргрет так или иначе успела привыкнуть.

Раз в год Дэйва забирали. Он отсутствовал неделю, а возвращался уставший и с кругами под глазами. Отец не разрешал задавать вопросов, а сам брат ничего не говорил. Не жаловался, не делился, просто молчал. Маргрет часто заставала его, смотрящим в одну точку. Жутко, и с каждым годом становилось все хуже. Однажды Маргрет проснулась, а напротив стояла тень. Сердце предательски екнуло, дыхание перехватило, а после Маргрет поняла, что это Дэйв.

— Ди, что с тобой? Почему ты здесь?

Она поднялась с постели, обхватив себя за предплечья, потерла их, избавившись от набежавших мурашек.

— Ди? Боже, что это?

Маргрет коснулась его руки, заляпанной чем-то вязким. Темные волосы падали на лицо, скрывая глаза. По коже пробежал ток, бросило в жар.

— Пойдем, — почти взмолилась она, потянув за собой в ванную.

Футболка Дэйва оказалась полностью мокрой, и Маргрет со страхом подумала, что это, должно быть, следы крови. Она схватила губку, принявшись оттирать прикипевшее, оно поддавалось с трудом, ржавые разводы не хотели выводиться. Пальцы потянули футболку вверх — Маргрет отпрянула, в ужасе зажав рот. На бледной коже чернели следы рук, они были разбросаны по всему животу и спине, спускались на плечи. Дэйв медленно опустил взгляд, подушечки пальцев в задумчивости коснулись живота, прижавшись к отпечатку. Продержал несколько секунд… Вскрик. Согнулся от резкой боли, повалился вниз, на спине четко проступили позвонки. Дрожа, он поднялся на ноги, капли пота смешались с кровью.

— Ди, что… Мне больно!

Локоть обожгло, когда он коснулся, сильно сжав. Маргрет попыталась высвободиться, Дэйв вышвырнул ее из ванной, бросив на пол, и захлопнул следом дверь. Маргрет расцарапала щеку. Задыхаясь, встала, попятилась к стене. Она наткнулась на постель и чуть не упала, запнувшись. Из ванной донесся звук включенной воды. Осторожно, боясь собственной тени, Маргрет выскользнула в коридор, добежала до комнаты отца. Он мирно спал. Она бросилась вперед, но ледяная ладонь зажала рот. Крепко обхватили за талию, пережав руки на локтях. Внутри что-то перевернулось и оборвалось, Маргрет хотела закричать, но знакомый тихий голос ее остановил.

— Мэйми, не надо.

Лунный свет квадратами раздробил комнату на части, отец перевернулся во сне на другой бок, всхрапнув. Маргрет, дрожа, скосила глаза вниз. Черные руки были покрыты вязкой нефтью, душный запах проникал под кожу.

— Я никогда не раню тебя.

На ухо налипло нечто склизкое и горячее, чужие пальцы медленно съехали к шее, едва слышное рычание заполнило сознание. По щекам потекли слезы, когда фаланги нырнули под лямки сорочки. И остановились, замерев на ключице.

— Я не сделаю больно, Мэйми.

У него не было ногтей. Вместо них длинные черные когти, подхватившие слезу. Она не хотела видеть, не хотела думать о том, кто это на самом деле. Маргрет зажмурилась, сглотнув рыдание, отвернула голову, как могла, в сторону. Ей казалось, что дикий зверь занес клыки над ее шеей и сейчас разорвет на части. Что-то противное скользнуло по руке, будто влажная змеиная кожа.

— Медленно досчитай до десяти.

Маргрет замерла, ее губы дрожали, а сердце было готово вырваться из груди. Она принялась считать про себя, оставшись на месте. Отпустили, звук удаляющихся шагов… Девять, десять. Хлопнула дверь. Маргрет осталась стоять на пороге в комнату отца. Она осмелилась повернуться лишь спустя долгое время. С опаской, будто вот-вот ее должны были настигнуть, всмотрелась в темный коридор. Пусто. Дверь в комнату брата крепко закрыта. На негнущихся ногах Маргрет добралась до своей спальни, пугливо и быстро закрыла за собой, подперла ручку стулом. Будто бы это могло защитить! Взгляд упал на ванную, она не рискнула заглянуть внутрь и только плотно захлопнула дверь и туда. Пугали даже тени деревьев за окном. Ее первым порывом было сбежать. Маргрет распахнула дверцы шкафа, бросила на постель джинсы, футболку, толстовку с капюшоном. Дрожащими пальцами выдвинула ящик тумбочки, чуть не уронив его. Застыла, вслушавшись в темноту. Тихо. Документы, карточка, ключи, немного налички, хватит. Все в сумку, потом разберется. Маргрет на цыпочках подкралась к порогу, прижалась к дереву щекой, постаравшись уловить страшные звуки. Она продержалась так несколько минут, шея затекла; осторожно приоткрыла дверь, в щель было видно лишь темный коридор и лестницу вниз. Выскользнула наружу, прижав сумку к груди и с опаской смотря в сторону комнаты брата. Чтобы пробраться к отцу, нужно было пройти мимо. Под ступней скрипнула половица. По спине стек холодный пот, стук сердца отдался в ушах. Где-то в комнате брата послышался шорох. Маргрет, не думая, бросилась вниз по лестнице, пересекла зал, провернула замок, сдернула цепочку и выбежала на улицу. Не было времени искать ключ от гаража, поэтому она просто побежала вперед, стараясь держаться тени. Насаженные деревья, разделявшие две полосы движения, позволяли сделать это без труда. Маргрет покинула Зеленый квартал быстро — их дом располагался недалеко от выезда на Ледяной проспект. Даже ночью его наполняла жизнь. Яркие вывески кофеен, магазинов и зон отдыха сияли неоновым светом. Не верилось, что привычный мир перевернулся.

Маргрет накинула на голову капюшон, перебросила лямку сумки через плечо и сунула ладони в карманы. Ее колотило, сердце все еще стучало как бешеное. Она понимала, что оставила отца на растерзание, но ведь Дэйв их не убил? Может быть, все в порядке… Нахлынули воспоминания, как слюна капнула на кожу, как на белой спине четко отпечатались десятки ладоней. Маргрет пошатнулась, удержавшись за фонарный столб, к горлу подступила тошнота. Все не могло быть в порядке.

В голове гудело. Она не заметила, как добрела до Лисьего переулка, открытого лишь для пешеходов. Весь он был как ярмарка, работавшая в любое время суток, по нему гуляли только в масках. Это считалось традицией — их раздавали на входе. Лучшее место, чтобы затеряться в толпе. Маргрет взяла керамическую маску машинально, чуть не выронив, быстро надела, затянув черные ленты под затылком. Скорым шагом преодолела перекресток и вышла к постаменту с бронзовым лисом, в честь которого назвали квартал. На самом деле, Лисий переулок занимал большую площадь в центре города, парк и прилежащие к нему узкие улочки с выходом на набережную. Маргрет рассеянно прошла мимо туристов и обычных прохожих, задержалась взглядом на кукольном представлении и остановилась в тени, чтобы понаблюдать за ним. Марионеточник умело дергал за нити, куклы в пестрых костюмах по очереди двигали руками и ногами. Только сейчас Маргрет смогла взять себя в руки. Она сбежала, но что дальше? Отец остался там, с ним. У нее недостаточно денег, и ее быстро найдут по удостоверению. И самое главное — может, все это просто приснилось? Среди людей и при свете оранжевых фонарей казалось, что ничего не было. Дурной сон, на который она слишком бурно среагировала. Маргрет посмотрела на свою руку — все еще пробивает дрожь — спрятала обратно в карман. Петля на плече натянулась и резко ослабла, послышался удаляющийся топот. Не сразу стало понятно, что произошло: ее сумку срезали. Только этого не хватало! Маргрет развернулась и понеслась следом за похитителем. Она успела заметить, как он нырнул в темную арку между домами. Замешкавшись лишь на секунду, Маргрет порхнула следом, добежала до угла дома и остановилась. Преступник в маске лисы стоял напротив и смотрел на нее, покачивая сумкой на обрезанном ремне.

— Верни, — потребовала Маргрет дрогнувшим и внезапно севшим голосом.

— А то что?

Она протянула руку, схватив сумку, мужчина со смехом дернул ее на себя. Маргрет упала на асфальт и оттуда услышала, как скрипнул раздвижной нож. Она села, поджав колени, вздрогнула. Преступник наклонился, сорвал с нее маску, откинув в сторону, и поднес лезвие к шее.

— Может, мне просто тебя убить, чтоб не болтала…

Он не договорил, из-под маски с кашляющим звуком плюхнулась на асфальт кровь, нож выпал из руки. Мужчина рухнул вниз, распростершись перед ее ногами. Маргрет медленно подняла взгляд вверх. В ладони человека в белой маске пульсировало сердце. Оно тягуче сделало последний удар, словно не поняв, что все кончено, и остановилось. Пальцы сжали кулак, раздавив орган, как помидор, алое прыснуло на одежду. Фаланги разжались, выбросив сверху на труп то, что осталось. На маске ярким росчерком отпечаталась красная капля. Маргрет знала, кто скрывается за маской. Первобытный ужас приковал к месту, она остолбенела, не сводя взора с брата. Дэйв склонился, что из-под керамики было видно его темно-синие глаза. Измазанная в теплой крови рука коснулась скулы.

— Ты поранилась.

Ссадина совсем не болела, Маргрет забыла про нее. Фаланги прошлись вниз, застыли на губах, надавив, размазав остатки алого. Колкая медная сладость теперь навсегда останется с ней. Она въелась под кожу, расползлась горьким привкусом на языке. Чувства притупились, уступив место параличу. Умереть уже было не страшно, просто хотелось, чтобы все это кончилось. Черные тени прокрались по его одежде, обвили руки. Перед лицом Маргрет повисла марионетка, та, с которой выступал кукловод. Печальный клоун в белом балахоне, Маргрет долго не могла отвести от него взгляда, когда смотрела за представлением. Взять куклу получилось лишь со второго раза, рука нервно дернулась, съехав вниз. Дэйв отошел, поднял маску, сам надел ее на сестру, завязал плотно тесемки.

— Пойдем домой, Мэйми, отец будет волноваться.

Ее не убьют. Маргрет не почувствовала облегчения; медленно встала, ноги не хотели держать, но от протянутой руки отпрянула в сторону, как от огня. Дэйв развернулся, спрятал испачканные ладони в карманы. Маргрет, не спуская с него глаз, подняла сумку, запихнула в нее подаренную куклу. Ей не скрыться, теперь это было ясно со всей четкостью. Она опустила взгляд и пошла следом за Дэйвом, надеясь, что отец еще действительно жив. И что по дороге домой ей не придется разговаривать.

Они остановились у постамента. Кругом было достаточно многолюдно, чтобы ее не рискнули убить прямо у всех на виду, но одновременно лишних ушей было не так много, чтобы подслушать их разговор. Маргрет крепко прижала сумку к груди, так она чувствовала себя смелее.

— Почему ты сделал это? Кто ты?

Она больше не узнавала Дэйва, это был не ее брат. Ее брат — простой и понятный, от этого же не-человека у нее пробегали мурашки по спине. Дэйв не обернулся, только посмотрел на бронзовую статую.

— Лисий переулок назвали так в честь хитрого лиса, который первым смог обмануть судьбу. Лис был старый и немощный, но всю свою жизнь он работал над тем, чтобы вывести вакцину против смерти. Все знают, что именно он изобрел зеленые аквариумы, которые прославили наш город. Единицы догадываются о том, что ему действительно удалось обмануть смерть. И только избранные знают, какой ценой ему это обошлось.

Дэйв двинулся с места, Маргрет, не поняв толком, что за монолог сейчас был произнесен, снова направилась следом. На них не обращали внимания, Лисий переулок жил собственной жизнью, как и всегда. На подходе к Ледяному проспекту сдали маски. Раньше они часто прогуливались здесь вдвоем, Маргрет любила держаться за руку брата и чувствовать себя как за каменной стеной. Теперь же дикий страх не отпускал, и больше всего она боялась того, кого совсем недавно боготворила.

Дом был тих, Дэйв проводил ее до спальни. Маргрет хотела закрыть дверь, но брат придержал ладонью, заставив вздрогнуть. Повеяло холодом, поджилки затряслись. Может быть, он просто хотел убить ее безопасно, чтобы точно никто не узнал. Брат шагнул ближе, его лицо оказалось на расстоянии вздоха. Маргрет перестала дышать, в глазах помутнело. В углах его век скопилась черная жидкость, заполнившая белок тонкой сеткой, зрачки почти пропали. От него отчетливо смердело смертью, теперь этот запах не выветрить и не запрыскать ни одним одеколоном. К горлу подступила тошнота, а волосы встали дыбом. Маргрет из последних сил сдерживалась, чтобы не закричать.

— Не заставляй меня волноваться.

Слова оглушили, как приговор. Возможно, он добавил что-то еще, Маргрет не слышала. Костяшки пальцев побелели от напряжения, так сильно она вцепилась в дверь. Дэйв не уходил. Он ступил внутрь комнаты, закрыл за собой дверь и указал на постель. Два шага растянулись в вечность, Маргрет села прямо. Дэйв наклонился, поднял ее ноги на кровать, легко толкнул за плечо вниз, заставив лечь. Его и без того бледное лицо в темноте казалось облитым молоком, темные пятна на шее будто распиливали ее на две части неровным швом. Маргрет сцепила пальцы на животе, замерев. Черные впадины глаз отливали серебром, когда на них падал лунный свет.

— Тебе холодно?

Промерзла до костей. Его рука накрыла ладони, Маргрет истерично дернулась, по телу пробежала непроизвольная дрожь. Дэйв накрыл ее свободной половиной одеяла, сел рядом. Его пальцы коснулись волос, принялись прохаживаться по ним, поглаживая, как маленького ребенка. В груди стало жарко, Маргрет вспомнила, что нужно дышать, но вдохнула так глубоко, что легкие обожгло сильнее. Ей казалось, что хуже быть не может, но он сказал: «Спи», — и остался на ночь. Маргрет закрыла глаза, чтобы больше его не видеть. Но спокойное размеренное дыхание брата и невинная ласка преследовали до рассвета. Маргрет не смогла уснуть, и как только Дэйв ушел, выбежала в ванную, закрывшись на замок. Она включила душ, залезла под него прямо в одежде и разрыдалась, до боли расцарапав кожу в попытках стереть въевшийся чужой запах. Но этого у нее сделать не получилось.

За завтраком все было как обычно. Отец не обратил внимания на то, что дочь непривычно бледна, быстро поел и ушел на работу, оставив все на попечение Дэйва. Маргрет боялась его, она не подходила ближе чем на два метра и старалась держаться подальше. В школу поехали молча, Дэйв вел, Маргрет смотрела в окно и надеялась, что все быстро закончится. Как только машина остановилась, она выпрыгнула наружу, подхватив вещи, и быстрым шагом направилась в сторону класса. Сегодня у них не было общих уроков, и это не могло не радовать.

День прошел спокойно. Все окружающее казалось странным и нереальным. Маргрет смотрела на солнечные лучи, плясавшие на партах, и не понимала, почему мир все еще существует и не рассыпался на части. Так неправильно. Тревога ледяной змеей свернулась клубком под ребрами и не покидала. На ланч Маргрет не спустилась, осталась в одиночестве сидеть на лестничном пролете, поджав колени. Предательское журчание желудка удалось устранить шоколадным батончиком. Было страшно встретиться с братом, и Маргрет пыталась сделать все возможное, чтобы этого избежать. Следующие уроки пролетели незаметно. Домой вернулись все так же молча. Маргрет сразу забежала в свою комнату и захлопнула дверь, бросив сумку на постель. При свете дня произошедшее вчера казалось полным абсурдом. Покоя не давала мысль позвонить в полицию, но что она им скажет, кто будет слушать малолетку? А если послушают, что произойдет с ними всеми и карьерой отца, которой тот так дорожил? Он много лет работал, чтобы получить должность в лаборатории, да и Дэйв не проявлял к своей семье агрессии… Маргрет нервно и до боли вцепилась в волосы, от неожиданности подпрыгнув на кровати, когда в дверь раздался тихий стук. Стук повторился настойчивей, но Маргрет не ответила. Она притихла, боясь проронить хоть слово.

— Я в библиотеку, — известил негромкий голос.

С той стороны послышались удаляющиеся шаги. Маргрет выждала пару минут, потом медленно поднялась, опасливо отворила. На полу стоял поднос с едой, ее любимые спагетти, салат, кофе. Маргрет забрала принесенное к себе и тут же вновь забаррикадировалась. Желудок подводил, очень хотелось есть, поэтому с пищей было покончено быстро. Маргрет тяжело выдохнула, сложив руки на животе, хоть что-то в этом мире осталось неизменным. Она посмотрела в потолок. Дэйв сказал, что ушел, можно расслабиться. Или нет. Не лучше ли попытаться все разузнать, пока есть возможность? Зачем он постоянно ходит в эту старую библиотеку, что он там ищет? Маргрет резко поднялась, решительно схватила сумку, ключи и сбежала вниз, покинув дом.

Городская библиотека располагалась на Солнечной улице, к ней было легко попасть через Ледяной проспект. Многолюдно. Кто-то спешил за покупками, кто-то возвращался домой с работы, другие гуляли. Пахло кофе, выпечкой и дорогими духами. Маргрет быстрым шагом добралась до здания, замерев перед ним. Она уже не помнила, когда приходила сюда в последний раз, то было так давно. Высокие колонны подпирали треугольную крышу. Здание когда-то принадлежало семье управляющего, но после отошло в городскую собственность. Это была единственная библиотека на весь город. И хотя бумажные книги почти вышли из использования, сюда все еще приходили люди. Чудаки, как ее брат. Маргрет поежилась. Отчего-то здесь ей всегда становилось не по себе. Она вошла внутрь, отметилась, стараясь держаться тени, поднялась на второй этаж, прячась за высокими полками. Дэйв обнаружился только на последнем, третьем этаже. И он был не один. Он о чем-то разговаривал со странным невысоким мужчиной. Маргрет попыталась подойти ближе, чтобы понять, что они говорят, но ничего не было слышно. Еще только один шаг… В шею больно кольнуло, будто укус ненасытного насекомого. Маргрет растерянно приложила ладонь, развернувшись на ватных ногах, все поплыло. Краем глаза она успела заметить серый костюм, чужие руки схватили, перекинули через плечо. Она хотела закричать, но голос пропал, а тело не слушалось. Полная беззащитность. Невозможно даже повернуть голову в сторону, только на спине выступили капли холодного пота. Длинные волосы свесились вниз, загородив обзор. Ее куда-то понесли. Маргрет все понимала, и одновременно с этим ничего не чувствовала и не видела, взор будто заволокло белой пеленой. Острое плечо больно впилось под ребра. Светлые пятна сменились темными, стало прохладнее, будто она попала в какое-то складское помещение. Отчетливо слышался звук капающей воды, пахло плесенью и сыростью. Под ногами незнакомца хлюпали лужи, гулкий топот разносился далеко, чудилось, что можно услышать писк многочисленных крыс. Что-то мягкое упало сверху на затылок, перебежало вниз по руке, задержалось там, плотно обосновавшись. Чувства притупились, и все же Маргрет ощутила покалывание между пальцами, еще один укус. Она не могла даже сбросить это с себя, и сейчас была рада, что в темноте эту тварь не разглядеть.

Ход времени не ощущался. Кажется, Маргрет задремала, но веки вновь открылись при долгой остановке. Единственное, на что она была сейчас способна. Тело затекло и отозвалось ноющей болью во всех членах. Ее опустили на холодную кушетку, убрали волосы с глаз. Маргрет вяло двинула зрачками в сторону — рядом лежали хирургические инструменты, стояли непонятные аппараты с длинными прозрачными трубками. Мужчина в сером костюме снял пиджак, вместо него накинул сверху белый халат, повязал фартук и маску, надел шапочку. Отчего-то сил не было даже испугаться. Только мерно тикали часы на стене, неспешно поворачивая секундную стрелку. С ее ладони вниз сбросили паука, заползшего туда неведомым образом. Перед глазами расплескался розовый туман, с трудом Маргрет заметила высокий потолок и непонятный резервуар с зеленой водой. Холодно.

— Больно не будет.

Мужчина заметил, что она в сознании, взял шприц, наполнив его мутной жидкостью. Быстрого укола Маргрет не почувствовала. Но когда острый скальпель сделал два надреза на шее с разных сторон, стало ясно, что ее похититель солгал. Боль была, и она пугала до чертиков. К коже что-то приложили, оно поползло внутрь, принеся холод, вместе с ним накрыло осознание собственной беспомощности. По венам пустили кубики острого льда, с каждым новым витком мысли начинали отказывать, путались, растворялись. Маргрет могла только смотреть в потолок и ощущать, как немеют пальцы на ногах, как язык намертво прилипает к небу и как тяжело и редко начинает биться сердце. Она нашла успокоение в том, что слушала его размеренные удары, пыталась их сосчитать. Раз, два. Три, четыре… Время замерзло. Она не ощутила прикосновения, когда подняли вверх, потолок и тусклые лампы на нем на секунду стали ближе, а потом провалились под воду вместе с ней. Пять, шесть. Вязкая зеленая жижа затопила тело и сознание, плотно смешавшись с трупным запахом, размазав его по щекам. Ощущений не осталось, не было мыслей или тепла, разделения воды и воздуха. Семь, восемь. Медленно опустился сверху колпак, разрезав получившееся желе. Если бы стекло прошлось по руке, Маргрет бы не заметила. Ее перевернули, перенесли в сторону, поставив в длинный ряд таких же клеток. Зеленая вода налипла на глаза, плотно слившись с ними, не дав закрыть веки. Девять. В высокой капсуле напротив плавал мальчик, окруженный вихрем пузырьков, его глаза были плотно закрыты, словно он спал. Маргрет не была властна над своим взглядом, она могла смотреть лишь в одну точку — прямо на него. Десять. Когда лампы потухли, медленная мысль проскользнула в сознании: «Кажется, так мы получили Дэйва». И пропала, сбежав в темноту. Остался только эмбрион мальчика впереди и растянутое ледяное время, неподвластное ее желаниям.

========== II Дэйв ==========

Дэйв не любил шумный черно-белый город. Резкие ароматы парфюмерных лавок, домашних животных и многочисленные запахи еды — все это перебивало чутье. Казалось, прошло много лет с момента разморозки, но Дэйв до сих пор лучше всего ориентировался по запаху. Нос безошибочно сообщал ему о тех, кого он не успевал заметить, а хороший слух позволял определять их местоположение. Глаза же Дэйва подводили. Пред ним лежал лишь однообразный тусклый мир, разбивавшийся на осколки вместе с неосторожным резким поворотом головы; смазанная картинка, позволявшая видеть, как пульсируют внутри живых кровеносные сосуды, но с трудом позволявшая узнать черты лица. Если пропадали запахи, Дэйв оказывался слеп. Плохо дела обстояли с занятиями: слабые глаза не воспринимали бликов повсеместных мониторов и их яркий свет, буквы разбегались букашками в стороны, не давая ухватить суть. Учиться получалось только по отпечатанным страницам, и потому библиотека стала вторым домом. Солнечная улица отличалась тишиной и неспешностью, Дэйв знал каждый ее закоулок. Ему нравилось прогуливаться среди высоких колонн и архитектурных памятников, запоминать строение и касаться ладонью безмолвного мрамора. Безразличный к судьбе, он приносил покой. Приятнее всего здесь было по ночам, будто весь город в твоем распоряжении, но Дэйву нечасто удавалось улизнуть сюда тайком. Он стал осторожнее с того момента, как испугавшаяся молнии сестра забежала к нему в комнату, а он в этот момент перелезал обратно через окно. Пришлось выдумать глупую историю о том, что на козырек входной двери из гнезда выпал птенец, и Дэйв возвращал его на место. Мэйми, наверное, и сама не знала того, как сильно она боится оставаться одна в темноте.

В этот раз Дэйв не мог сосредоточиться на чтении. Все было не так и не то, с тех пор, как Мэйми увидела его настоящего, она боялась его как огня. Смотрела так, словно он собирался ее убить с минуты на минуту. Он просто хотел защитить ее, глупая! Как она этого не понимала? Справедливая ярость и обида клокотали под сердцем, будили спящего зверя. Почему она так напугана? Он бы никогда ее не тронул, никогда… На секунду показалось, что в воздухе мелькнул знакомый запах, но он тут же растворился, сменившись другим — резким ароматом мускусного одеколона. Настолько душного и сильного, что Дэйв невольно шумно выдохнул, откинувшись на стуле назад, помутило. Пришлось закрыть глаза, чтобы привести себя в норму. Размежив веки, он увидел рядом высокого мужчину в сером костюме. Овальную голову украшала шляпа, через локоть перекинут легкий плащ. Или пальто, Дэйв не мог разобрать.

— У тебя занято? — приветливо осведомился незнакомец.

Дэйв обвел мучительным взглядом книжные стеллажи, множество свободных столов у окна, пальцы сжали газетный лист в немом вопросе.

— Не люблю, знаешь ли, читать в одиночестве. Будешь кофе?

Мужчина бесцеремонно сел напротив, снял шляпу и положил ее на стол. Или почудилось, или он действительно широко улыбнулся, Дэйв не мог сказать с точностью. С его места было видно расплывчатое пятно цвета сепия вместо лица и костлявые руки, напоминавшие куриные лапы. Дэйв покачал головой, ответив на вопрос, перевел взор на улицу. Наверное, отсюда открывался замечательный вид, окна в пол тому способствовали. Хотелось бы хоть раз насладиться им. Принесли кофе — еще один резкий запах в копилку. Кафе в библиотеке явно было популярнее книг. Дэйв оперся ладонями о столешницу, намереваясь встать, но цепкая рука схватила его за локоть, заставив замереть. Внутри горячей лавой вспыхнула немая ярость, поднявшись к горлу. Если убить этого мужчину, наказание будет сильным? При свете дня и в таком месте, наверное, заметят, нельзя навлекать подозрения на семью. Дэйв сел на место, посмотрев прямо.

— Что тебе нужно?

Незнакомец рассмеялся, тявкающий звук резанул по уху.

— Сущий пустяк, всего лишь выпей со мной чашку кофе. У меня так давно не было достойной компании.

Дэйв прикрыл глаза, набрав в грудь воздуха. Раз, два. Собеседник громко шмыгал носом и, все же, удалось различить вновь приближающиеся шаги официанта. Пальцы безошибочно нащупали горячий бок керамической чашки, поднесли к губам. Дэйв задержал дыхание и отхлебнул половину, тут же отставив. Температуру он ощущал слабо, а от запаха привык избавляться именно так: съедая и выпивая все быстро, чтобы не вызвать подозрений. Чем меньше за ним замечали странностей, тем лучше. Тем более, что Мэйми очень любила кофе.

— Как поживает твоя чудесная сестра? Последний раз я ее видел такой маленькой, они с Джеком приходили за тобой. Как тебе новая семья?

Теперь все встало на свои места. Дэйв медленно склонил голову к плечу, уставившись на широкую грудную клетку незнакомца. Если раскрыть ребра как крылья птицы, сердце можно вырвать из них за секунду. Оно еще будет биться, когда манжеты рубашки окрасятся в черный цвет.

— Неблагодарный мальчишка, — раскатистый оглушающий смех. Может ли кто-то захлебнуться собственной кровью? Дэйву не довелось проверить. — Впрочем, как хочешь. Передавай сестре привет.

Незнакомец поднялся, забрал шляпу и швырнул на стол деньги. Ушел он неторопливо, вразвалку, душный аромат надолго остался висеть в воздухе, мешая сосредоточиться на учебе. Через десять минут безуспешных попыток прочесть первый абзац, Дэйв сдался, решив вернуться домой пораньше. Витая лестница между этажами пахла странно, к привычному металлу примешался едва заметный сладкий привкус. Дэйв потянул носом, глубоко вдохнув, и закашлялся от слишком сильного запаха мускусного одеколона. Ругнувшись под нос, он поспешил покинуть здание.

Зеленый квартал пах свежестью. Он не зря был построен как спальный район: обильно насаженные деревья очищали воздух от посторонних запахов и дарили тишину. Дышалось свободнее, проще, зверь успокаивался и на время засыпал. Дэйв ступил на крыльцо дома, взялся за ручку и застыл. Что-то было не так, обычно в это время Маргрет уже возвращалась. Он специально прогулял еще несколько часов по городу, дождавшись темноты, прежде чем вернулся. Хотел дать ей время побыть одной. Но ее шагов не было слышно, как и музыки из наушников, она любила слушать плеер, лежа на постели. И ее запах казался слабым, едва уловимым. Сладкий с примесью кислого страха. Дэйв распахнул дверь, быстро взбежал по лестнице вверх… И след простыл. Черная тревога сжала ребра, предательски скрутила испугом кишки. За спиной послышались шаги — вернулся с работы отец.

— Ты знал.

Короткое утверждение, не вопрос. Джек застыл внизу, безразлично сунул руки в карманы теплой кофты. С высоты лестницы Дэйв не мог различить даже бликов на прямоугольных очках, но зато прекрасно чувствовал нарастающую угрозу.

— Это твоя вина. Если бы не ты, мы бы как прежде были дружной и доброй семьей. А ты все испортил. Теперь моя девочка пролежит в капсуле, пока все не забудет и ее не подберет кто-то другой. А какое отличное было тело! Нужно же было испоганить все то, что я с таким трудом создал.

Джек зло сплюнул на пол, растер ботинком и, не раздевшись, ушел на кухню. Дэйв неслышно последовал за ним, остановившись в проходе тенью. Отец размашисто плеснул в стакан бурбон, опрокинул залпом и налил еще. Эту сторону медали они оба предпочитали не показывать Мэйми.

— Если ты за ней пойдешь, я помогать не стану. Ты испорченный товар, тебя выкинут в мусор, помяни мое слово.

Дэйв смерил взглядом сгорбленную спину, развернулся. Ему больше нечего было делать здесь, в этом доме и с этим человеком. Они, определенно, теперь друг другу чужие. Дэйв поднялся наверх, сменил школьную рубашку на майку и удобную черную кофту с высоким горлом, спрятал айди и карточку во внутренний карман. Больше ничего брать не стал, оно не нужно. Запах алкоголя усилился, Джек внизу знатно приложился к бутылке. Дэйв покачал головой, взгляд скользнул по столу, на котором сидела неровно сложенная марионетка. В животе закололо, черные ладони стиснули грудную клетку, заставив скорчиться и упасть на колени. Холодный пот залил глаза, тело зачесалось, будто поглощенное полчищами насекомых. Кости заныли, силясь прорваться сквозь кожу; Дэйв повалился на спину, подняв футболку. Два отпечатка ладоней переползли на живот, тень пальцев прошила насквозь мясо, выпустив фаланги над поясом в порыве выбраться наружу. Дэйв прижал их рукой, застонав и попытавшись спрятать обратно. Черные пальцы вырастали из его кожи, пробирались как сквозь дверную щель, за ними хищно облизывался широкий рот.

— Нет, не сейчас, нет, — почти простонал Дэйв, перевернувшись на бок.

Толчки усилились, темное залило глаза, мягкий вкрадчивый голос зажурчал в сознании мелодичной песней, уговаривая поддаться. «Я хочу есть, ты обещал мне новое тело», — ныл он, — «выпусти меня, ну же». Дэйв крепко обхватил себя руками, сжавшись на полу в комок, баюкая собственные ребра в цепкой хватке. Лунный свет раздробился на кусочки, ошпарил яркостью. Кое-как подтянувшись вверх, Дэйв столкнул куклу со стола, подгреб к себе и прижал к лицу, глубоко вдохнув. Знакомый запах окутал с головой, приведя в чувство, наваждение спало, усыпив зверя. Дэйв распластался на полу, тяжело дыша, закрыл глаза локтем, жадно глотнув воздух ртом. С каждым годом становилось хуже, ему больше не удавалось договориться. Бесконечное падение в пропасть, призрачные тени в зеркалах, от которых не спрятаться. Окружающий мир все мутнее, а они ярче, и почти невозможно справляться… Не время для слабости.

Подняться стоило огромного труда. Дэйв сел, дав себе несколько минут, размял затекшие ноги, сведенные судорогой, проверил удостоверение и спустился вниз, не попрощавшись с отцом. Джек не стоил внимания, они никогда не были близки в отличие от Мэйми. Мэйми была всем. Тем, ради кого стоило просыпаться по утрам, тем, ради кого можно было пытаться бороться с голосом в голове. Дверь за спиной хлопнула, Дэйв вышел на крыльцо, закрыв глаза и вслушавшись в шелест крон деревьев. Сосед из дома напротив проехал мимо на велосипеде, немного спущенные шины прошуршали по асфальту. Где-то на въезде в квартал переругивались механики, пытавшиеся починить сломавшуюся машину. Дэйв низко склонил голову, привычно накинул капюшон толстовки и скорым шагом потрусил вперед. Если Мэйми похитили, это могли сделать только они — люди в серых костюмах.

Дорогу к хранилищу он бы не забыл, даже если бы захотел. Дэйв вышел на Ледяной проспект и прошел вдоль него до конца. Припозднившиеся прохожие не обращали на него внимания, и только одинаковые размеренные шаги за спиной четко давали понять: за ним следят. Без сомнения, это они. Дэйв спокойно сменил направление, будто так и планировал с самого начала, в ладонь легла привычная маска. Сегодня в Лисьем переулке ночь бумажных фонариков. Толпа на главной площади запускала их в небо, играла музыка, стояли лавки с закусками и сувенирной мелочевкой. Старый марионеточник все так же давал свое представление. Дэйв потратил немало денег, чтобы выкупить у него ведущую куклу. А Мэйми не понравилось. Шаги за спиной стали едва различимы, к ним примешалось множество других, возбужденные разговоры людей и громкий смех. Но за всем шумом Дэйв безошибочно мог угадать своего преследователя. Однажды запомнив запах и звук, он мог узнать его из тысячи. При должном старании. Дэйв поправил маску, нырнул в самый центр толпы с фонариками и остановился. Рядом радостные парочки поджигали фитили, в воздух взлетали белые огоньки. Идиллия, которой не суждено было долго продолжаться. Дэйв даже не услышал, а учуял нападение. Запах пороха и масла стал насыщенней, перемешался с потом и духами, ароматами мяса на гриле и сладкой ваты. Зверь внутри зарычал, приготовившись к нападению. Перед тем, как спусковые крючки были нажаты, Дэйв пригнулся. Воздух взорвало россыпью черных капель, перемешавшихся с удивленными возгласами, а после — криками. На асфальт у ступней упала молодая девушка, ее волосы разметались, во лбу расцвела четкая круглая дыра. Кто-то, подстреленный в плечо, застонал, мужчина в страхе побежал вперед, сбив с ног продавца спичек. Дэйв толкнулся от земли, в два прыжка преодолев расстояние до ближайшей тележки с кофе и спрятавшись за ней. Раздались новые выстрелы. Они не пожалели даже простых горожан, все оказалось серьезнее, чем можно было ожидать. Люди падали вниз как мешки с мясом, за ними в воздухе на несколько мгновений оставался размазанный кровавый след. Дэйв закрыл глаза. Щелчки перезарядок отразились эхом о колонны, раздробились в сознании, позволив узнать местоположение. Запах пота и накрахмаленных воротников, крема для обуви безошибочно выдавал тех, кого Дэйв хотел бы не узнать. По венам разлилось кипящее черное, вспороло кожу, вылившись наружу. Чешуя охватила ладони, локти, взобралась к самому горлу. Дэйв почувствовал, как сила наполнила тело, но вместе с ней пришло и понимание, что контроль вновь потерян. Отпечатки на спине отозвались покалывающей болью, зверь жаждал разорвать людей на части, раскрыть себя. Раз, два. Дэйв опустился на корточки. Еще серия выстрелов, хор обезумевших голосов, разрывающих сознание… Пальцы вгрызлись в чужое теплое тело, обхватив позвонки. Они скользнули в руке подобно морским чудищам, облепленным жижей, резкий запах нырнул в подсознание. Кость вырвалась из клетки чужого тела, хлестнув по земле. Три, четыре. Пули просвистели рядом, одна из них ужалила в плечо, заставив взбрыкнуть. Пара прыжков — точный удар ребром ладони снес голову. Она покатилась вниз с открытыми глазами как кегельный шар. Пять, шесть. Шампур насквозь проткнул взорвавшийся кровью глаз, пригвоздив к асфальту. Семь, восемь. Теплое сердце трепетно вздрогнуло в последний раз и затихло, раздавленное сжатым кулаком. Девять. Дэйв остановился, тьма на его плечах обвилась змеями вокруг тела, затянула в плотные тиски, обернула тугим плащом. Десять. Он открыл глаза: черно-белые трупы, застреленные и разорванные, лежали кругом, люди, что смогли уцелеть, стенали и убегали. Один из фонариков зацепился за длинный лисий нос статуи, там и остался. Дэйв вытер ладонь о толстовку, перешагнул оторванную голову, измазав кроссовки в крови, и подошел к статуе. Скоро площадь оцепят, начнутся разбирательства. Он поднял голову вверх, приложил ладонь к холодному бронзовому боку, чуть присел и толкнулся вверх. Тьма подхлестнула, придав сил, подошвы проехались по плечу статуи и вновь оторвались прыжком, перенеся на ближайшую крышу. Дальше, пока переулок ни остался позади, уступив место светлым полупрозрачным кровлям и белой лепнине. Ветер задул под маску, Дэйв пронесся вперед, растворившись в ночи города.

Последнее здание на Ледяном проспекте. Оно было целым комплексом, нумерованным от А до F, каждое звено которого выполняло собственную функцию. Подобно живому организму здания сосуществовали, дышали друг другом и поддерживали связь между собой. Когда-то давным-давно Дэйв проснулся здесь, разбуженный Мэйми и Джеком, решившими забрать его в свою семью. Только они не знали одного: уже тогда он не был один.

Похолодало. Рядом порхнула незримая тень, задержавшись, почти коснувшись плечами. Ее темный силуэт расплылся белым шумом будто помехи в самой реальности. С ладоней капнула чернота, ядом расплылась в воздухе. Тень обернулась, губы сложились в изрезанную усмешку, растянувшись от уха до уха. Слизь стекла через неровные прорези на подбородок, заполнила безжизненные глаза.

— Я иду за ним, Мэй, мне нужна твоя помощь.

Дэйв не успел моргнуть, как у зрачка оказалась острая длинная игла — вытянувшийся в струнку волос, зависший в воздухе. Голова тени медленно повернулась на девяносто градусов, застыв в неестественном положении.

— И тогда у меня будет новое тело? — голос прошелестел скрипом старых петель, размножился в сознании.

— Да.

Тень срезом пространства возникла впереди. Голова раскололась на два куска, как открывшаяся коробка, откинула лоб и нос назад, затылком к лопаткам. Из круглого рта неторопливо выползло черным осьминогом облако. Оно разрослось, свернулось в трубочку и бросилось кляксой вперед, окутав целиком. Видение застило глаза, уши, объяло тело. Дэйв упал на колени, тень влезла даже в горло, заполнив дыхательные пути. Кашель задушил. Содрогнувшись, Дэйв завалился на бок, зайдясь в припадке. Тьма облепила каждую клетку тела, ворвалась в органы, растворилась в них, слившись с мягкими тканями. Прогремел пронзительный оглушительный смех, и Мэй исчезла. Беспросветная ночь приняла в дружелюбные объятия, спустившись с неба. Дэйва подняло на пару дюймов, изломало как куклу, подкинуло, темные ленты стянули, и завладеть ими стоило труда. Он прогнулся в спине, поднял голову и протяжно завыл. Готов.

Дэйв опустился на четвереньки, присел и размашисто перепрыгнул на соседнее здание. Руки-лапы вгрызлись в бетон, вбросив крошку в воздух. Черно-белый мир плеснул в небо серую пыль, размазав ее по кровле. Она налипла на чердачный домик, жесткую черепицу и каменную облицовку, забралась в ноздри гипсовых горгулий, пришитых к выступам. Короткий скрежет — с шумным выдохом они расправили крылья, повели остроугольными головами и сошли с постаментов. Их сияющие глаза обратились к Дэйву. Выгнув грудь колесом, они зарычали и бросились вперед, проминая под жесткими лапами покрытие. Дэйв низко пригнулся, сквозь перепонки между пальцами просочилась вязкая слизь. Горгульи в одночасье оказались рядом, хлопок — неповоротливые руки сомкнулись над головой, ссыпав на плечи песок. Дэйв резко ушел в сторону, вспрыгнув на стену чердачного входа и прижавшись к ней ступнями и ладонями. Его голова неестественно изогнулась, шею скрутило жгутом. Управляемые чужим разумом горгульи пробили стену совсем рядом, пустив сетку глубоких трещин. Дэйв скользнул между мраморными охранниками, заставив их развернуться. Они вновь ударили: под кулаками вздыбилась крыша, в стене чердачного входаобразовался разлом. Он вновь прильнул к камню, горгульи пробили бетон, обнаружив за ним запыленный проход. Дэйв нырнул внутрь, слившись с небрежным дыханием старых стен. Доски, стоявшие наперекрест, изломались: охранники пытались пролезть в небольшую дыру, их пальцы терзали бетон как хрупкий шоколад. Дэйв не стал их дожидаться и спрыгнул вниз на крышку железного люка. Длинные когти впились в металл, легко его разрезав, расчертили квадрат. Стук сверху не прекращался, горгульи пытались пробраться следом, как если бы от этого зависела их искусственная жизнь. Взломанная крышка съехала в сторону, Дэйв очутился на каменной лестнице, ведущей вниз по коридору. Рабочие помещения. Тенью он вскарабкался на стену, потолок, цепкие чешуйки, покрывшие тело, легко прилипали к любой поверхности. Комнаты проносились одна за другой, мелькали как далекие огни за окнами поезда. Тускло высвечивались редкие охранники и сотрудники, давая возможность незаметно скользнуть мимо. Пятый этаж, четвертый. Сигналы тревоги включились только на втором, но в этот момент Дэйв спрыгнул в шахту лифта, повиснув на толстых троссах, пробороздив их длинными царапинами. Один, ноль, минус один. Этаж, скрытый от посторонних, которого не должно существовать и куда приходят, чтобы выбрать новую игрушку. Когда-то здесь был и сам Дэйв. Зеленые аквариумы тянулись длинной вереницей, им не было конца. Дэйв задержался на крышке одного из них, вытянул шею, принюхавшись. Пахло одинаково — солью и маринадом. Свет ламп надтреснуто моргнул, переключившись в аварийное освещение, скоро и сюда доберется проверка. Ладони коснулись пола, Дэйв покрался вперед. За поворотом мелькнул смутный образ, заставив ринуться за ним. Мэй не обманула, она помогла — Дэйв заметил ее стоящей у одного из аквариумов. Внутри безжизненно застыло тело, казавшееся молочно-белым в темноте. Тонкие руки и синие глаза, еле различимые за толстым слоем жижи, разметавшиеся длинные волосы…

— Мэйми.

Когти со скрипом прочертили длинную царапину на стекле. Дэйв прижался к нему носом, замер на секунду и со всей силы саданул кулаком. Зеркальные осколки врезались под кожу, вода рухнула вниз, повалив на пол. Дэйв еле успел подхватить Мэйми, сжать ее худые плечи. Она была без сознания, и оставалось неясным, сможет ли она оправиться. На белый лоб налипли пряди волос, Дэйв осторожно убрал их в сторону. Он поднялся, бережно удерживая ее на руках, направился к выходу. Здесь уже подобралась охрана, выстрелы раздались почти синхронно, пули прошили воздух, но легко поглотились выросшей на пути тенью. Тьма отпрянула жгутами, пронеслась вперед, нанизав тела на когти-колья. Мешки мяса на секунду повисли в воздухе, захрипев, на пол пролились черные пятна крови, а после рухнули вниз как сломанные куклы, отпущенные буйной силой. Дэйв шел и не видел преград. Взрывались лампы, свистели пули, кричали люди, но ему все было нипочем. На цокольном этаже он очутился в длинном коридоре, приведшем к подземной парковке. Слабое освещение стало еще хуже, из-за скачущего напряжения лампы заморгали, часть из них лопнула. Дэйв остановился, завидев знакомую тень.

— Теперь отдай, что мое.

Взгляд скользнул по лицу Маргрет, она все так же крепко спала. Дэйв покачал головой, сильнее сжав ее плечи, закрыв от чужого взора. Это разозлило Мэй. Чернота начала сгущаться, она стала почти осязаемой, наполнила воздух тягучей тяжестью. Залила легкие, сдавила изнутри, и сопротивляться ей было невозможно. Когда стало совсем плохо, Дэйв упал на колени, из последних сил он аккуратно опустил вниз Маргрет, когтистая ладонь коснулась ее лица. На выступающую ключицу капнула кровь изо рта, Дэйв закашлялся, в последний раз взглянув на сестру, и упал рядом, задрожав. Тьма стекла с его тела, свернулась щенком у ног настоящей хозяйки. Мэй стояла близко, Дэйв мог видеть узкие щиколотки, покрытые грязью, и расцарапанные в кровь ступни.

— Ты мне обещал. И я это заберу. Мы будем счастливы, как раньше.

Дэйв не ответил. Его горло сдавило невидимыми тисками, чернота с пола поднялась, свернулась тугой змеей и прицельно забралась в рот, заполнив дыхательные пути. Собственный хрип резанул по ушам, сердце затрясло в припадке. Легкие обожгло острой болью, дышать стало нечем. Чем глубже Дэйв пробовал вдохнуть, тем чаще сокращались мышцы и тем тяжелее становилось пытаться. Из последних сил он схватился за собственную шею, попробовав высвободить ее, но не получилось. Вздрогнув несколько раз, ладони сползли вниз, сдавшись, зрачки закатились за веко. Тьма отступила, оставив после себя четкие синяки на коже, но Дэйв этого уже не видел. Он больше ничего не мог увидеть.

========== III Джек ==========

В это утро Джек не пошел на работу. Телефон разрывало от звонков и сообщений, потому пришлось его просто выключить. Голова раскалывалась. Рука неловко нащупала очки на прикроватной тумбочке, водрузила их на нос. Джек свесил ноги вниз, одернул ступню от холодного пола, широко зевнул и запустил ладонь во всклоченные волосы. Он собирался провести этот день в тишине и покое.

Кофемолка с урчанием проглотила ароматные зерна. Джек вытащил маленький ящичек с порошком, пересыпал его в кофеварку и включил центральный новостной канал. Сообщали о двадцати погибших и пятнадцати раненых в результате перестрелки в Лисьем переулке. Выдвигали версию с терактом, говорили, что было совершено нападение на правительственную лабораторию, где погибло уже двенадцать человек. В белую чашку медленно закапал кофе, наполнив кухню пряным и терпким ароматом. Джек подхватил ее, удобно устроился на высоком стуле, сгорбившись. Солнечные лучи расползлись по столешнице, уперлись в деревянные доски для резки, висевшие на стене. За окном щебетали птицы, изредка мимо проезжали машины или велосипедисты. Привкус кофе на языке, звон тостера и горячий запах поджаренного хлеба, тающее масло… Чудесное утро. По крайней мере, оно таким стало после таблетки от головной боли.

Джек неспешно оделся, застегнул запонки, разгладил уголки ворота рубашки. В начищенных до блеска ботинках отразилось солнце, когда Джек вышел на порог дома, не забыв надеть широкополую шляпу. Его уже ждали: серебристый кадиллак припарковался прямо у почтового ящика, загородив передвижение другим машинам, даже не стал въезжать на специальную площадку. Джек глубоко вздохнул и осторожно прошел к ждущим, двое мужчин поприветствовали его одинаково вежливыми улыбками.

— Мы вам звонили, — проговорил один из них, открыв заднюю дверцу автомобиля.

— Я знаю, — коротко ответил Джек и залез на сидение.

Лабораторию уже отстраивали. Территорию огородили, повсюду шныряли сотрудники. На закрытых этажах, куда был нужен специальный допуск, работали горгульи — секретные разработки управления. Очень дорогие и крайне полезные, они чаще использовались в охране, но сейчас категорически не хватало рабочих рук. Две поврежденные модели ожидали ремонта в застекленном кабинете, ими уже занимались механики в синих костюмах. Джек поправил очки и спокойно прошел мимо вместе со своим сопровождением. Шахта лифта была повреждена, потому попасть на минус первый этаж можно было лишь по лестнице. Спуск не занял много времени. Охрана у дверей проверила удостоверения и пустила внутрь. Джек кивнул им с улыбкой в знак приветствия, даже слегка приподнял шляпу, но суровые лица остались безучастны. За дверьми далеко вперед простирался зал, полный зеленых аквариумов.

Внизу творился кавардак. Часть дорогих резервуаров была разбита, то тут, то там можно было встретить куски утолщенного стекла. Они усеяли пол острыми шипами, местами их успели вытащить работники. Выскользнувшие из своих клеток тела заботливо переложили во временные бассейны, расставленные тут же между высокими колбами. Они болтались в зеленой воде дельфинами, выбросившимися на отмель, смертельно холодными и безмолвными. Джек только хмыкнул, пройдя мимо, его эти беспорядки не касались. До определенной степени, конечно, если не принимать во внимание тот факт, что их устроили его собственные дети. Совсем мелкая прозрачная крошка скрипнула под ботинками на пороге боковой комнаты. Сюда вел короткий коридор от основного помещения, и именно отсюда можно было попасть во второй зал. Он был меньше первого, здесь проводились те эксперименты, о которых знать обычным покупателям не следовало. Джек работал не последней шестеренкой в этом отлаженном механизме.

Он снял шляпу на входе и повесил ее на крючок, облачился в белоснежный халат и натянул прозрачные перчатки на руки. На двух длинных столах лежало два знакомых мертвенно-бледных тела. Джек тяжело вздохнул: а ведь он возлагал на них большие надежды, теперь же все его старания были зазря. Инструменты легли в ладони как влитые, Джек обернулся к своим сопровождающим и покачал головой:

— Вы мне будете мешать.

Мужчины переглянулись между собой, будто раздумывая о ситуации, немного постояли, но после все-таки вышли, затворив за собой дверь. Джек хмыкнул, поправил на носу чуть съехавшие вниз очки и присел на стол рядом с трупом Маргрет. Ее лицо было спокойным и умиротворенным, благодаря особой консистенции ее крови неприятного запаха не было, а вот Дэйву повезло меньше — он весь был заляпан черной жижей, которую местами не смогли отмыть даже струйные потоки. Джек подковырнул одну чешуйку, чернота застряла под ногтем, кольнув.

— В плохом настроении, а?

Он не оборачивался, но знал, что происходит за его спиной. За чередой длинных столов и колб, под мигающими лампами и едва выглядывая из-за спин высоких шкафов, колыхалось черное море, дарившее жизнь всем своим творениям. Вязкое и тягучее, оно было заперто в тонкую хрустальную оболочку, из которой извлекалось учеными по небольшим каплям. Сквозь крепкие краники в плотные колбы стекала черная жидкость, на ее основе готовили холодящий экстракт. Им как формалином пропитывались все тела в аквариумах.

Неровный свет разбивался о грани оболочки и сыпался на пол алмазными отблесками. Два алых глаза сияли внутри, почти незаметные в тугом клубке. Приглушенное рычание наполнило воздух, разлилось по плечам, обвило тяжкой усталостью запястья. Джек покачал головой, отложил инструменты и спокойно подошел к уникальному в своей простоте резервуару, удерживавшему невиданную силу. Она металась черным туманом, бросалась кляксами на стекло, вырисовывая чудовищные безглазые лица с искаженными в ужасе ртами. Тонкие пальцы оставляли отчетливые отпечатки и пропадали в бесконтрольных клубах.

— Тебе не нравится?

Тьма схлынула назад, будто морской прибой оттянул свои волны в незримую пучину. За ним обнаружилась знакомая фигура, укутанная в прозрачное полотно. Оно истончалось секунда за секундой, пока совсем не пропало. Хрупкая девочка застыла посреди загона, два огонька, круживших у головы, скользнули вниз к впалым глазницам, наполнив их жизнью.

— О, ты вернула свои глаза. Мальчишка не смог справиться с задачей? — Джек хрипло и лающе рассмеялся, запрокинув голову назад. — Смирись, глупая девчонка, и прими меня. — Он подошел, жадно всмотревшись в невысокий силуэт. — Мы будем вместе навсегда, Мэй.

Она не проявила энтузиазма и даже не ответила, тяжелая и слишком большая голова коснулась плеча, неестественно изломав шею, будто выбив из хребта позвонки. Застыла, и вокруг нее замер сам мир. Джек хмыкнул.

— Как хочешь. Попробуй теперь найти другого неосторожного идиота, который будет разгуливать без маски. А еще подойдет под миллион нужных параметров и сможет выдержать чуму.

Глупая девчонка не хотела слушаться, он был обязан преподать ей урок. Джек развернулся, сунул руки в карманы.

— Они мне нравились, правда. Мэйми была послушной девочкой, ее тело бы тебе отлично подошло. Зачем ты проснулась так рано? Я не успел все подготовить. Ах, говорил же, сиди тихо. Но нет. Ты решила, что этот малец достойнее меня. Да? — Зубы скрипнули. — Это ведь я все устроил, я! Все организовал, нашел подходящие тела! А ты решила оставить себе его. Посиди-ка тут лет пять, нам спешить некуда, правда? Глядишь, совсем скоро будешь согласна и на меня.

Он не видел, но по вставшим на руках волосам ощутил, как тьма за спиной метнулась и бессильно разбилась о свою клетку. Расхохотался, приложив ладонь ко рту.

— Ты была плохой девочкой. Я разделаю их как телят, и ты вновь останешься одна. Ну, не передумала?

Он обернулся через плечо — яркие красные глаза отдалились, тьма обвила их мягкими лентами, свернув кольцами змея. Негромкий голос прозвучал глухо, будто сквозь толщу воды.

— Хорошо. Пусти меня.

Чернота заметалась, стянулась сильнее, маленький ураган скрыл от взгляда силуэт на секунду — в клетке остались лежать на полу два кроваво-красных кристалла. Джек недоверчиво скосился на них: он долго этого ждал, а согласие было слишком внезапным. Впрочем, кто знает, что творилось в голове этой маленькой чертовки? Но следовало перепроверить. Джек выправил рубашку и поднял ее за край: черный отпечаток руки на животе стал бледно-серым, будто затянулся зарубцевавшейся тканью. Она спрятала свою силу, разрешив коснуться. Поверить было сложно, но другого выхода не было. Так давно хотел… Джек задумчиво прошелся вдоль стекла, подошел к пульту управления. Хрустальный купол уходил далеко вглубь под землю, образовывал идеальный шар, спаянный посередине тяжелыми золотыми цепями. Джек посмотрел на свою руку — старую и морщинистую — быстро оглянулся по сторонам, скосился на камеру слежения. Дураки в серых костюмах и не подозревали, что он давно подкупил охрану. Усмехнулся и приложил ладонь к стеклу, по которому тут же пробежали трещины. С потолка посыпалась крошка, когда стена медленно начала подниматься, раскрываясь навстречу. Джек шагнул в черную комнату без страха, он знал, что без подходящего тела Мэй бессильна. Мягко мигающие огоньки легко скользнули в ладонь. Не верилось, что получилось: теперь он станет бессмертным. Как раз вовремя, глаза уже начинали подводить, да и в пасмурную погоду временами ломило кости… Кожу опалило. Рубины обернулись двумя маленькими облачками, вспрыгнули в воздух и нырнули в глаза, залив все кругом красным. Джек вскрикнул, рухнул на колени, схватившись за веки: нещадно жгло, не отпускало, пробралось в само сознание. Сначала мысли застило белым, а потом морок превратился в оранжевый туман и растаял.

Джек хорошо помнил этот день, безошибочно узнал бы из тысячи. С того времени прошло вот уже сорок лет, а воспоминания были свежи и ярки. Ему семь, в очередной раз подрался с дворовыми мальчишками за кусок хлеба. Мать пропадала на работе, отец однажды ушел из дома и не вернулся. Джек проводил дни, слоняясь без дела по округе и выискивая, где бы и что можно украсть. Лучше всего этим было заниматься вечерами в Лисьем переулке, здесь все носили дурацкие маски и обращали мало внимания на других. Джек легко просочился в толпу; чем больше людей, тем проще стащить что-то стоящее. Он привычно держался тени и присматривался к жертвам. У бронзового лиса беззаботно о чем-то шепталась пожилая пара. Отличный шанс — Джек вразвалку прошел мимо, будто случайно задел локтем, торопливо извинился. У сердца он спрятал чужой бумажник.

Завернув за постамент, Джек усмехнулся и скользнул в тень огромной статуи, затаившись за ее спиной в щели между оградой и бронзовым боком. Спокойное место, где никто не найдет. Он сдвинул маску наверх, чтобы не мешала, и принялся разглядывать добычу, поднеся ее к лицу. Внутри обнаружилось несколько звонких медных монет, и Джек с удовольствием попробовал их на зуб — настоящие. Небольшой улов, но все же лучше, чем ничего. Жаль, что так мало. Джек поднял одну, посмотрел на свет — по серебристым граням запрыгали слабые оранжевые отблески фонарей, сменившись неясной тенью. Джек нахмурился, опустил руку и повернул голову. Рядом с ним стояла девочка, немногим старше него. Ее лицо было молочно-белым, а глаза — угольно-черными. Джек не сразу понял, что с ней не так, потом осознал: у нее не было зрачков, как и белков, чернота пугающе и завораживающе заливала глаз от нижнего до верхнего века.

— Ты кто?

Джек громко шмыгнул носом и поспешно спрятал бумажник за пазуху. Девочка склонила голову к плечу, ее тонкие руки медленно поднялись, потянувшись вперед. Джек не успел осознать, как холодные пальцы обхватили шею. Он попытался вырваться, но безуспешно, больно сдавило горло. Старался закричать — голос пропал. Ее лицо приблизилось, и в беспросветной черноте Джек заметил далекое пламя, разраставшееся в красное море.

— Несчастный, — чужие слова пронзили сознание, заставив вслушаться. — Ненужный семье, забытый всеми. Дитя, которого не хотели. Я могу все изменить, подарить тебе вечность, хочешь?

Хватка ослабела, но только для судорожного кивка. Беззубый рот разрезало напополам в ухмылке, она отпрянула назад, взмахнув уродливыми обрубками, оставшимися на месте плеч — руки, оторванные в локте, остались на его шее, сомкнув пальцы ошейником. Деревянные, тяжелые, они впились в кожу, продавили ее и залезли внутрь. Джек стал задыхаться, но даже не мог закашляться. Червями чужие фаланги проникли под ребра, проползли вниз к животу, задержавшись на нем. Под рубашкой на коже проступили отпечатки, вспыхнув красным, но вскоре почернели и пропали. Тогда морок выцвел в воздухе и исчез, а Джек бросился бежать со всех ног. Это был первый раз, когда он встретил Мэй.

Она начала приходить чаще, постепенно Джек привык. Разговаривала мало, но, когда говорила, просила новое тело. Обещала, что поможет стать бессмертным. Когда Джек подрос, именно по ее настоянию подался в научную сферу, только ради нее решил завести детей. Мэй считала, что подходящее тело можно вырастить только самостоятельно.

— Мне одиноко, — шептала она из темноты, — ты станешь моим суженым.

После тела для нее они подобрали второе для Джека. План был совершенен, в нем все было продумано до мелочей… Только Джек не учел одной вещи — Мэй никогда не останавливалась на достигнутом, она всегда хотела больше. Ее аппетит было невозможно удовлетворить. Тело, выбранное для Джека, оказалось слишком хрупким, раз в год его приходилось сдавать на осмотр, и однажды Дэйв вернулся с отпечатками. Такими же, как у самого Джека.

— Что это?

Джек в ярости кричал, топал ногами и требовал объяснений у Мэй, только тщетно. Она смеялась и растворялась в лунном свете, не желая разговаривать. Стала реже приходить, и Джек заподозрил неладное. Он начал следить за Дэйвом — тот стал разговаривать с кем-то невидимым. Это не мог быть никто иной, кроме Мэй. Джек не понимал, как она могла променять его на этого мальчишку.

Зато он знал, где находится ее настоящее тело, и давно получил к нему доступ. Шантажировать Мэй оказалось намного проще и приятнее, чем подчиняться ей. Только вот в последний момент что-то пошло не так. И сейчас, держа в ладонях два красных кристалла, Джек положил их на солнечное сплетение трупов. Он видел себя со стороны — седовласый, но еще вполне статный мужчина в очках, гордость ученого света, занимающийся передовыми разработками и проверяющий целостность подготовленных тел. Не столько врач, сколько исследователь. Однако в этот момент такой выдающийся человек совершенно не контролировал свои действия. Огоньки вспыхнули алым, растаяли, протянув лапы-лучи во все стороны, обхватив грудные клетки. Тела изогнулись в спине, когда это что-то врезалось в кости. Оно медленно погрузилось, впиталось и пропало, оставив слабые отпечатки ладоней, вскоре пропавшие. Джек — вернее, тот, кто управлял его телом — развернулся, и вслед за ним двинулся бесплотный дух, глазами которого смотрел настоящий ученый, ставший пленником. Они вернулись к клетке, самозванец медленно набрал код на панели и шагнул внутрь, Джеку пришлось скользнуть следом. Прозрачный купол со скрежетом поднялся, вернув все на свои места. Только теперь Джек оказался заперт изнутри. В камеру поступил сжатый холодный воздух, началась дезинфекция. На тело навалилось давление, сжавшее его в тисках, мышцы и кости расплющило, кровь брызнула столбом, но тут же собралась обратно в тугой комок. На черный пол пролилась слизь, кости изломались, все существо свернулось в один дышащий и хлюпающий кусок мяса, утрамбованный до размеров баскетбольного мяча. Невидимая сила подкинула его прямо в прозрачные руки Джека — он не смог поймать. В голове раздробился эхом знакомый хохот.

— Ты хотел вечность. Забирай.

Мяч коснулся пола, отскочив с гулким звуком. Джек упал назад, провалившись в стену черных жгутов. Они липко обвились, стянув по запястьям и лодыжкам, обхватили плечи и бедра, забрались в глаза, уши, ноздри. Джек сам стал ими, начал ощущать их движение, будто продолжение собственных рук. Его невесомые и невидимые ладони остались свободны — потянулся вперед, прильнув к хрустальному стеклу, отпечатки повисли паром в воздухе. Сквозь алый сон он увидел, как два тела поднялись, окутанные тьмой, встали на ноги. Черная плеть, вырвавшаяся из позвонков Дэйва, распахнула дверь, сорвав замки. Коготь нанизал охрану в коридоре как мясо на шампур, отшвырнул в сторону. Джек не слышал звука, но мог представить, что они кричали. Электричество закоротило, лампы в коридоре лопнули, осыпавшись искрами, включилось резервное энергообеспечение. В проход было видно, как на пол хлынула зеленая жидкость из ближайших резервуаров, выпали наружу белые тела. Бывшие трупы шагнули в проход и направились вперед, пропав из вида. Джек смотрел им вслед и представлял, что что-то произойдет. Но время шло, а ничего не менялось. Это казалось странным, но уследить за его ходом было невозможно. Тело поглотил анабиоз, все его чувства притупились, пропали. Он стоял, застывший в абсолютной тишине, и ждал возвращения своих детей. Или охраны. Или Мэй. Никто не приходил. Пропало и резервное освещение, перед его исчезновением Джек в последний раз успел увидеть два пустых стола, потом накрыла темнота, оставив наедине с мыслями. Джек привык к отвратительному душному запаху, тяжелым ощущениям склизких жгутов на себе, головокружительному укачивающему состоянию… Настоящим испытанием стала пустота. Чтобы не сойти с ума, он принялся считать. Раз, два. Он вспоминал момент, когда впервые увидел Мэйми. В отличие от Дэйва, ее он взял напрямую из опеки, она была совсем малышкой. Мать умерла при родах, акушерка причитала, что красивая девочка останется совсем одна или ее и вовсе заморозят. Джек подумал, что из младенца будет проще всего вырастить подходящее тело, потому решил стать для нее настоящим отцом, что почти получилось. Три, четыре. Мэйми отклонялась назад, чтобы набрать скорость на качелях, а Джек стоял рядом и придерживал канаты, исключая возможность падения. Справа канаты держала Мэй. И улыбалась. Пять, шесть. Тело мальчишки не слишком нравилось, но оно было молодым и здоровым. В конце концов, если Джеку обещана вечность, какая разница? Наверное, он сменит тысячи тел по своему желанию, отчего-то думалось, что Мэй может это осуществить. Семь, восемь. Дети стали слишком близки, этот мелкий выскочка ужом вился за маленькой Мэйми. Джек только сейчас понял, что странное щемящее чувство в груди было ревностью. Он стал строже относиться к мальчишке, следить за ним, а раз в год даже сдавал на опыты, чтобы проверяли лучше. Вдруг, он какой-то не подходящий. Кажется, это и стало самой большой ошибкой — в один день Дэйв вернулся домой с отпечатками ладоней на животе, и было бесспорно ясно, кому они принадлежали. Но зачем она его отметила? Девять, десять. Теперь все встало на свои места. В холодной и тихой тьме Джек с отстраненным разочарованием осознал: Мэй просто решила его заменить.

Он не знал, сколько прошло времени. В этом мире не существовало самого понятия минут или часов, была лишь бесконечная вечность без тепла и света. Однажды случилось что-то новое, резкий звук прорезал сознание. Джек почувствовал, что может потянуться вперед. Он стал продираться сквозь прутья; с трудом, едва дыша, вскарабкался куда-то к посыпавшейся бронзовой крошке. Еще усилие — Джек просочился наверх легким дымом, тенью себя, не способным на движение. Он оказался около огромного бронзового постамента лиса, поваленного набок и разбитого на несколько крупных частей. Вокруг царила разруха и хаос. Когда-то оживленный город напоминал руины, часть домов рассыпалась, другая — поросла мхом. Люди словно вымерли, до горизонта не было видно ни души. Кроме одной пары, они совсем не изменились. Дэйв и Мэйми стояли у могучих лап, держась за руки, на их лицах не было масок. Хотя входить сюда допускалось только в них.

— Ты этого хотела?

Голос долетал с помехами, будто через поломанный телефон, понять, что они говорили, было тяжело. Мэйми кивнула, улыбнулась. Она обхватила Дэйва за шею, поднялась на цыпочки и с удовольствием уткнулась носом в его плечо. Дэйв закрыл глаза, осторожно и спокойно обняв сестру в ответ.

— Пойдем? — спросил он.

— Да, только одно… Сейчас.

Она отпрянула, порывшись в кармане джинсов, достала медную монету с серебристыми гранями, ярко начищенную. Подошла к статуе, к Джеку, будто бы видела его перед собой. Задержалась на секунду и подняла голову — ее взгляд был прямой, она смотрела прямо в его глаза! Мэйми подкинула монетку в воздух, поймала ее перед самым носом, а после безразлично бросила вниз к бронзовым осколкам.

— Не хочу больше видеть этот город, давай уедем.

— Как пожелаешь, Мэйми.

Она рассмеялась, запрокинув голову назад, развернулась, подбежала к брату, повиснув на его руке, обхватив чуть выше локтя и прижавшись щекой.

— Я люблю тебя, братик, — проворковала она.

— И я люблю тебя, — серьезно ответил он.

А где-то глубоко под землей в этот момент отчаянно и беззвучно застонал Джек — черные прутья утащили его вниз, как только парочка повернулась к бесплотному духу спиной. Он вновь остался один. Наверное, навсегда?.. Он не мог знать. Он мог только считать, и потому лишь отрешенно начал повторять. Раз, два.

========== Эпилог. Мэй ==========

В ее ладонях таяло стекло. Отражения звезд разбивались мириадами огней и пропадали, устало осыпавшись вниз. Подол короткого платья съедала вода, прижимала мокро к ногам. Мэй посмотрела на — уже свои — бледные пальцы, расплескала время сквозь них, запрокинув голову вверх. Низкое небо оплетало, ложилось на плечи мягко и бесшумно. Со спины обняли — тоже чужие — руки, так похожие на его. Обхватили за плечи, прижав к груди. Мэй закрыла глаза, расслабившись, отдавшись во власть все еще непривычного тепла человеческого тела. Горячий запах обволок сознание. Фаланги пальцев мягко прильнули к мужским запястьям, скользнули по предплечьям и выше, зарылись в короткие темные волосы на затылке. Когда острый подбородок коснулся щеки, Мэй повернулась навстречу, нежно проведя носом вдоль скулы. Ее новое сильное и здоровое сердце отчаянно затрепетало, поддавшись неприручимому веянию. Прикосновения — почти его, чувства — совсем как тогда. И сильная ладонь обвивает шею, подчиняя себе. Будто не минуло сотен лет.

Мэй отчетливо помнила момент осознания своих чувств. В тот год лето выдалось жаркое, и они с братом часто играли на улице. Высокий дуб отбрасывал длинную тень, укрывавшую детей от солнечного пекла. Они смеялись и кружились, крепко держась за руки. Запыхавшись, упали в траву, Мэй повалилась сверху, прижавшись к его плечу. Даже сейчас она помнила ясно широкую белоснежную улыбку и слегка выступающий справа клык. Синие глаза, в которых можно утонуть. Она потянулась вверх, поцеловав его в лоб, удивившись своему порыву, он лишь крепко обнял ее в ответ, рассмеявшись вновь. Шейный платок, который он носил, не снимая, съехал в сторону, и Мэй увидела черную татуировку лиса, выжженную на коже клеймом. Она потянулась, чтобы коснуться, но внезапно брат отстранился, сел, пугливо закрывшись руками.

— Никогда, никогда и никому ты не должна говорить, что видела это, — испуганно зашептал он, — обещай мне, Мэй, обещай.

Конечно, она пообещала. Брат вскочил на ноги и бросился в сторону дома, оставив ее одну в траве среди стрекочущих и жужжащих насекомых. Мэй растерянно смотрела ему вслед и ощущала себя как никогда по-настоящему одинокой. Тогда ей было всего семь.

Мэй знала, что отец жестоко избивал брата. Она пряталась в комнате, притворяясь, что спит, но слышала тихие поскуливания и не понимала, за что с ним так. В жуткие ночи не спалось, она вставала засветло и уходила в лес за травами. Возвращалась к восходу солнца, провожала отца в поле, а после готовила зелья и снадобья, о которых ей рассказала старая добрая знахарка из соседней деревни. Знахарка говорила, что брат Мэй обременен проклятием и даром одновременно, о которых никому нельзя знать. Если Мэй хочет ему помочь, то должна молчать. Мэй так и поступала. Размельчала травы, пропитывала забродившей настойкой и аккуратно протирала синяки и ссадины, легко касаясь болезненно-белой кожи. Отец редко разрешал брату выходить на улицу, словно боялся, что его кто-то увидит. Брат не смел перечить, и только Мэй украдкой приносила в дом шишки и грибы, чтобы порадовать его. Ее зачаровывала бесконечная печаль в синих глазах и тихая грусть, не покидавшая их. Он никогда не жаловался, это Мэй отчетливо помнила.

Однажды отец вернулся с работы не один. Вместе с ним в дом пришел человек в красном колпаке. Мэй не знала, почему, но испытала первобытный ужас, увидев его. Гость сел за стол, Мэй поднесла ему воды, и тот широко ей улыбнулся — все его зубы были черные как смоль. Рука дрогнула, ковш упал на пол, расплескав воду. Отец отвесил Мэй звонкую затрещину и сказал позвать брата, и она не посмела возразить. Гость придирчиво осмотрел мальчишку, заглянул в рот, уши, ощупал со всех сторон, после чего одобрительно покивал, сказав что-то на непонятном языке. Отец повеселел, достал бутыль настойки и отослал детей спать. Дождавшись, пока взрослые напьются и провалятся в сон, Мэй пробралась к брату, крепко его обняла, прижав голову к груди. Он плакал.

— Они убьют меня.

Его тихий голос прозвучал уверенно, оттого дрогнуло сердце. Он не сомневался в своих словах, и Мэй не могла не поверить.

— Давай, убежим, — прошептала она, испугавшись собственной храбрости, — пока они спят. Давай.

Брат поднял измученный взгляд на нее, в темноте его глаз было почти не видно. Он смог лишь кивнуть, и Мэй взяла его за руку. Они не брали ничего, боялись нашуметь, на цыпочках прошли мимо спальни. Дверной засов скрипнул, заставив застыть на месте, пугливо оглянувшись назад — из комнаты отца донесся храп. Облегченно вздохнув, дети выскользнули на улицу. В лицо ударил холодный ветер, ночь выдалась ясная, полным диском сияла луна. Они добежали до ограды, Мэй потянула калитку на себя… Замерла, ощутив тяжесть ладони на плече. За ее спиной стоял мужчина в красном колпаке. Он широко улыбался, от этой улыбки похолодело на сердце. Он схватил Мэй за плечи, худые пальцы впились до боли, цепко забрали к себе. Мэй тихонько вскрикнула, вспомнив, что будить отца нельзя. Ее потянули вперед, она забилась в руках пойманной птицей, схватила за руку брата, оглянувшись. Он остолбенел. Мэй потянулась к нему в бессильной попытке вырваться… брат отпрянул. В его полных ужаса глазах отразилась жалость, но слепой испуг растопил ее. Ступил назад, попятившись, раз, два… Бросился бежать. Мэй рванула следом, но жестокие руки притянули назад, окутав необъятной тьмой дурно пахнувшего плаща. Ее завернули как в тугой мешок, стало трудно дышать, в нос и горло забилась пыль, заставив закашляться. Болью в позвонках отозвались острые камни, впившиеся под ребра — Мэй упала на землю, ее поволокли вперед. Она задыхалась, пыталась выползти из облепившего кокона, но тщетно. Ткань натянулась, подняли в воздух, перекинули через седло лошади. Мэй чувствовала горячий бок и слышала расторопное дыхание. Мужчина глухо выругался, залез следом и погнал вперед. Каждый скачок отдавался болью в животе, должны были остаться синяки. Через какое-то время Мэй отключилась, устало закрыв глаза.

Ей снилось цветочное море и свежий летний день. Они с братом шли под руку сквозь высокую траву и улыбались, счастливые. Они освободились от власти отца, и теперь были только вдвоем. Чудесное мгновение прервал отвратительный скрежещущий звук, свалившийся с небосвода. Мэй с трудом размежила веки, взгляд уперся в невысокий и грязный потолок, с которого свисали непонятные травы. Некоторые из них, ароматные и собранные в аккуратные пучки, Мэй знала. Другие видела впервые. Были среди них и совсем удивительные, темно-синие и светящиеся изнутри. Но как мирно выглядели они, так же сурово смотрелись засушенные части животных и их кости, заботливо разложенные по полкам. Чем ниже по ним скользил взгляд, тем больше возникало на деревянных прибитых к стенам доскам глиняных горшков и стеклянных бутылей. Внутри них творился хаос. Там ползали мелкие насекомые, плескались в зеленой жидкости глаза и челюсти, а местами горело белое пламя. Мэй с трудом покосилась на свои руки и ноги, охваченные ремнями, привязанные к длинному столу. Напротив в камине плясал огонь.

— Ты хоть знаешь, как редко рождаются люди с меткой черного лиса? — скрипучий голос заставил вздрогнуть, не узнать его было невозможно. — Я тебе скажу. Раз в тысячелетие. И из-за тебя я этот шанс упустил. Мой лучший экземпляр сбежал, оставив лишь бледную тень. Как хорошо, что у вас общая кровь.

Человек в красном колпаке подошел к огню, выдвинул накаленный до алого поднос с инструментами и поднял вверх длинную иглу, придирчиво ее осмотрев.

— Я собираюсь выкачать ее из тебя всю. Посмотрим, на что ты сгодишься.

Мэй испуганно замычала, кляп не давал ей говорить. Она начала задыхаться, случайно зажевав кусок тряпки, размоченный слюной. Человек поднес иглу к ее руке; от наконечника тонкой струйкой поднимался легкий дым. Прикосновение обожгло яркой болью, ударило в нос дурным запахом паленого мяса. Мэй изогнулась в спине, истошно вгрызшись зубами в кляп, сейчас она была ему рада. Иглу вогнали глубже, будто решили сжечь все ее внутренности.

— Раз, два, — со смехом откуда-то сверху проговорил ненавистный голос, — ах, ты выдержала два и еще в сознании! О-хо-хо, я принесу еще, смотри. Три, четыре!

На каждый счет он втыкал иглу в ее тело. Он считал до десяти, медленно и вдумчиво, тщательно проговаривая номер, когда круг завершался, начинал его вновь. Раз за разом, выжигая следы не только на ее теле, но и в самой душе. Мэй отключалась несколько раз, но резкие запахи выводили из спасительного забытья: ему нравилось слышать стоны, понимать, что жертва в сознании. Пять, шесть. Он работал иглой не переставая, рвал и сшивал нежную кожу вновь и вновь, пока не добрался до органов. Мэй крутило, рвало, она захлебывалась криком, брыкалась и извивалась как рыба на сковороде. Напрасно. Семь, восемь. Иногда он вынимал кляп и заливал ей в горло отвратительную смесь. Ей же он поливал измученное тело, словно бы эта черная жижа могла поддерживать Мэй в живом состоянии. Смесь воняла навозом, кореньями и хвойным лесом, а на вкус была как протухшее мясо, но приходилось глотать, чтобы не захлебнуться. Убедившись, что жертва жива, человек продолжал свои эксперименты. В какой-то момент черная жижа залила целиком, Мэй перестала отличать ее, она сама слилась со смесью, растворилась и стала ее частью. Девять, десять. Когда он с задумчивым видом отложил инструменты в сторону, устало протерев ладонью лоб, Мэй отключилась в последний раз.

Дальше была дорога. Мэй помнила, как она брела вперед, кое-как переставляя лапы. Ее нос клонился к земле, иногда пыль закрадывалась в ноздри, Мэй чихала, поворачивая голову в сторону. Рядом брел человек в красном колпаке. Непривычно высокий, он изредка опускал худую руку на холку, поглаживая черную шерсть; Мэй пугливо скулила, ожидая крепкой затрещины. Она боялась его и слепо следовала приказам. А он говорил идти дальше, разыскивая знакомый запах. Аромат слабел, его едва удавалось различить среди буйства полевых цветов и дымных паров деревень, но стоило Мэй заблудиться, как она получала острым носком сапога под дых, по ребрам пробегал нервный ток, и она вновь находила нужную дорогу. Если не получалось с первого раза, человек долго избивал ее, временами Мэй лежала в пыли и думала, что умирает. Но смерть не приходила, только черные лапы подкашивались от боли, сжимались судорожно в поисках утешения. Она часто забывала себя, не помнила прошлого и не знала, куда направляется. Мелькали людские селения, леса, поля. Она научилась охотиться на зайцев, забивать тайком куриц и утаскивать их через узкие окошки. Знакомый запах преследовал, въелся под мех, запутался в сознании, завернулся тугим узлом. Едва уловимо чудилось, будто и она пахнет так же, но Мэй быстро бросала эту мысль. Человек в красном колпаке так сильно хотел догнать кого-то, что и она сама полностью подчинилась этому стремлению. Всей ее жизнью стало преследование запаха.

Мир кругом менялся, рос. Выше становились дома, появлялись механические звери, которых Мэй брезгливо обходила стороной. Охота упростилась, жертвы покрупнели. Однажды, когда человек спал, Мэй ощутила, что запах усилился. Они гостили на окраине шумного города, заброшенная деревянная хижина скрипела на ветру. Люди давно облюбовали каменные дома, и гости наслаждались полным одиночеством. Мэй поднялась, пугливо осмотрелась и высунула нос наружу: аромат расцвел ярче. Человек не проснулся, она рискнула и пошла вперед, держась тени. Поначалу на улицах почти не было людей, но чем ближе к центральной площади, тем больше их становилось. Они кричали, смеялись, улыбались друг другу. От них резко пахло едой и алкоголем, они жгли яркие огни и запускали в небо бумажные фонарики. Мэй жалась к теням, скалила зубы и глухо рычала, скрываясь за углами домов. Обманчивый знакомый запах петлял, растворялся в воздухе, достичь его было тяжело. Кругом все путалось, обилие звуков сводило с ума. Слишком много. Но она не хотела навредить тому, кого искала. Она обошла здания, медленно вышла к парку, держась каменных стен. В центре горел костер, вокруг него ходили ряженые. Их лица были скрыты за масками, и Мэй знала, что один из них — тот, кого она ищет. Но кто?

Прошедший мимо мужчина снял маску. Мэй набросилась на него, сильные челюсти сомкнулись на горле, прокусив насквозь. Он не успел даже вскрикнуть — его уволокли в тень. На одного меньше. Но сколько их еще будет? Их ароматы смешивались, Мэй водила носом, тщательно выбирала. Каждый раз ей думалось, что еще немного, и она поймает того единственного, кого преследовала долгие годы. Только снова и снова ошибалась. Когда терпение лопнуло, она выбежала на площадь, бросившись в толпу праздных зевак. Она рычала, когти скользили по плоти, полосовали на ленты. Крики заполнили красным пространство. Мэй потеряла счет жертвам, она яростно сдирала маски вместе с кожей, но не находила нужного. Они пытались бежать, падали, плакали, исступленно барахтались на земле. В синеве ночи тени удлинялись, охватывали вытянутыми ветками разбросанные трупы и части тел. Мэй вымоталась и устало села посреди кровавого пиршества.

Вдалеке забрезжили первые лучи рассвета. От едва живого костра поднимался вверх серый дым. Из-за домов показался высокий человек в маске черного лиса. Он медленно и тяжело поравнялся с Мэй, от него веяло покоем. Запах, который так долго был преследуем, усилился. Мэй поднялась на лапы, ступила вперед, уткнувшись носом в теплую ладонь. Шершавая кожа, незнакомая, но до боли родная. Мэй заурчала, она не сомневалась в том, что нашла нужного человека. Ее подхватили за лапы, подняли вверх. Стало холоднее, шерсть клоками поползла вниз, оголяя нежную кожу. Взгляд прояснился. Мэй задрожала, обхватив себя руками. Она стала выше, мир изменился, вернув ее в далекое детство. Тонкие пальцы в недоверии коснулись гладкой маски, оставив красный отпечаток, сдвинув вверх. Брат постарел. Только его глаза… Прекрасные темно-синие глаза, они были такие же. В их глубине застыли грусть и отчаяние. Почему он был так печален, она ведь нашла его? Она смогла, пробралась сквозь все преграды, вернулась к нему. Нашла…

Мэй потянулась к нему, обхватив за шею, по щекам потекли слезы. Она всхлипнула, прижалась к груди, почувствовав тепло, о котором успела забыть. На секунду прикрыла глаза, а распахнула уже от острой боли — что-то острое впилось под ребра. Мэй непонимающе захрипела, отстранившись.

— Прости, — проговорил брат. За его спиной стоял человек в красном колпаке.

В отражении темных вод их силуэты казались расплывчатыми и нечеткими. Совсем как ее восприятие дробящейся реальности. Вдвоем они уничтожили город, стерли с лица земли все наработки, разбили аквариумы. Так отчего же это место их не отпускает? Мэй не находила ответа.

Они вновь были здесь, у поросшей мхом и покосившейся бронзовой статуи. В фонтаны теперь набиралась лишь сточная вода, оставшаяся после дождей. В последнее время было много дождей. Годы назад тут царило веселье, люди гуляли на праздниках, смеялись дети. Если приглядеться, на грязном асфальте можно разглядеть посеревшие куски керамики, когда-то бывшие масками. Мэй зачерпнула в ладони мутную воду, та медленно стекла по пальцам, оставив на запястьях длинные серые следы. Время шло, истощался песок, разрастался мох на боках полуразрушенной бронзовой статуи… А злость все не отпускала, она черной змеей свернулась под сердцем, осталась там, заморозив сущее. Мэй жила ей, дышала тяжелой ненавистью, растворялась в собственной клетке. Оковы красного ордена давно спали, но она сама — душой она так и осталась в заточении под землей, потерянная и одинокая в веках. И даже чужие, такие знакомые руки не грели, касаясь худых плеч.

Мэй развернулась, посмотрев прямо в синие прекрасные глаза. Бледные пальцы взобрались к щеке, погладили ее нежно, а после скользнули на шею, крепкосжавшись. Дэйв захрипел, широко раскрыл рот в удивлении. Мэй осталась непреклонна. Ладони сдавили сильнее, заставив упасть на колени в фонтан. Он забился как пойманная птица, но Мэй была сильнее. Она смотрела сверху вниз на мучения Дэйва, видела свое отражение в его глазах. Она не узнавала себя, и оттого безжалостней становилась. Здесь все было чужое ей, немыслимое, не ее. Она так больше не могла, ей было необходимо найти ответы. Стройная картина мироздания вновь рассыпалась карточным домиком на части. Славная иллюзия не сработала, не успокоила душу. Значит, следовало ее разбить, растоптать, уничтожить. Найти на осколках бытия единственное утешение — правду. Знание, которое могло поранить, но без которого невозможно было дышать. Мэй решилась заплатить эту цену.

Ладони в последний раз дернулись вверх, подняв веер темной воды всплесками. Белое лицо ушло под толщу воды, слившись с ней. Мэй ослабила хватку, выпрямившись. Налетевший порыв ветра хлестнул волосами по лицу. Вода поглотила Дэйва, слилась с его телом, стала второй кожей, налипнув чернотой поверх. Всколыхнувшиеся волны выползли на край фонтана, перелились, захлестнув землю. По трещинам асфальта расползлась черная жижа, растянулась по площади мягким ковром, добралась до покосившейся статуи и вскарабкалась вверх, оплетя ее. Она нарастала сверху слоями, понемногу, пока не образовала широкий шлейф, полностью восстановив образ. К круглому животу лиса прилип намертво распятый Дэйв, полностью скрытый за чернотой, жижа вынесла его тело к статуе и оставила там. Будто напившись чужой души, лис очнулся от долгого сна — толстыми корнями вытянулись провода, вспоров землю. Они уходили к недрам купола, что сдерживал когда-то Мэй, а теперь другую неприкаянную душу, они венами оплетали черное сердце силы, неслышно бившееся в такт мирозданию. В глазах статуи вспыхнуло далекое синее пламя. Мэй вышла вперед, темная вязкая волна подняла ее вверх, оставив перед мордой лиса. Протянутая рука коснулась кончика мокрого носа. Холодно. По запястьям скользнули черные ужи, оплетя, присоединив к себе. Старая сила, когда-то бывшая ее, узнала хозяйку, ощетинилась колким мехом. Огромный красный язык вынырнул из-под клыков, прошелся по пальцам, оставив длинный след.

— Я не хотел вмешивать тебя в это, — гулкий голос раздробился в сознании, словно бы обрушился с небес. — Они не знали. Никто не знал, что настоящее сокровище — это ты. Они верили, что сердце черного лиса дарует им бессмертие, они смогут перерождаться раз за разом в других телах. Я думал, что смогу увести их от тебя. Я смирился с тем, что они убьют тебя. Но ты выжила, и они вернули мне мое сердце.

Жгуты стягивали туже, Мэй не пыталась вырваться. Она получила желанную свободу, но оказалось, что свобода ничего не стоит. Весь мир ничего не стоит, когда на твоей душе пустота. И сейчас она лишь пристальнее вглядывалась в черного лиса — его силу, жалкое отражение ее любимого брата. Если бы только он родился без этой проклятой метки… Все могло бы сложиться иначе. Только ответы, которые давала тень, Мэй уже знала. Заранее, где-то глубоко в душе, так не хотела принять… Стало спокойно. Мэй потянулась вперед, обхватив широкий нос руками, прильнув к нему в прощальном поцелуе. Перед тем, как на веки застыть в черном облаке, она увидела брата. Всего на секунду — и в этом мгновении она осталась навсегда.

В центре заново отстроенного города есть Лисий переулок. Говорят, свое название он получил от статуи, стоящей посередине огромной площади. Неизвестный скульптор создал удивительную картину: огромный черный лис, держащий на лапе девушку, нежно целующую его в нос. Вся площадь залита смолой, как и сама скульптура, здесь не растет трава и не бьют фонтаны, как ни пытаются наладить их работу. Само время здесь будто остановилось, замерло, замедлив ход. Говорят, что некогда тут жили великие люди, знавшие бессмертие. Они носили маски и скрывали за ними свои сердца. Но однажды сердце одной прекрасной девушки было разбито — ее любовь была неправильной, не подходящей. Она сбросила свою маску и обнажила весь город перед Богом. И вместо лиц под масками обнаружилась лишь чернота, поглотившая всех, затянувшая в пучину собственных пороков.

Говорят, что так бессмертные спрятались в тени, устыдившись своих мыслей. Ученые шепотом добавляют: все к лучшему, ведь у бессмертных не было сердца. А паломники стекаются рекой к черной статуе, силясь разгадать ее природу. Некоторые шепчут, что в безлунные ночи можно услышать тихий вой откуда-то из-под земли. Но до сих пор никто так и не смог подойти близко к разгадке тайны неизвестного скульптора. Возможно, в произведении просто нет никакого секрета.