КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706123 томов
Объем библиотеки - 1347 Гб.
Всего авторов - 272720
Пользователей - 124650

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

a3flex про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Да, тварь редкостная.

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
DXBCKT про Гончарова: Крылья Руси (Героическая фантастика)

Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))

По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...

В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
medicus про Федотов: Ну, привет, медведь! (Попаданцы)

По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.

cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".

Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.

Итак: главный

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Dima1988 про Турчинов: Казка про Добромола (Юмористическая проза)

А продовження буде ?

Рейтинг: -1 ( 0 за, 1 против).
Colourban про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно

  подробнее ...

Рейтинг: +2 ( 3 за, 1 против).

Вершины безумия (ЛП) [XRAe] (fb2) читать онлайн

- Вершины безумия (ЛП) (пер. (MrsSpooky)) 413 Кб, 59с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - (XRAe)

Возрастное ограничение: 18+

ВНИМАНИЕ!

Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!

Да, мне есть 18 лет

Нет, мне нет 18 лет


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

========== часть 1 ==========

***

Он придет сегодня.

Молчаливый, как тени, которые, по его мнению, могут сокрыть его. Он проникнет в мою постель, проникнет в меня.

И хотя я отдала ему свое тело прежде… сегодня в темноте Малдер займется любовью со мной в первый раз.

***

За полгода до этого

Федеральная автострада 70

В окрестностях Дейтона, штат Огайо

03:47

«Помедленнее, Дана, притормози. Если потеряешь контроль над машиной, то точно не доберешься до него быстрее».

Я приподнимаю ногу с педали газа, сбавляя скорость до более приемлемых 80 миль в час. По крайней мере в это время ночи… нет, погодите-ка, уже утра, так ведь? Ладно хоть так рано утром движение, или отсутствие такового, работает на, а не против меня. Что хорошо, учитывая то, как часто меня заносило на соседнюю полосу, пока я возилась с чертовой кнопкой быстрого набора. Я не выпускала телефон из руки с тех пор, как выехала из Колумбуса (1), и к этому времени не удивилась бы, если бы пальцы свело, и они остались бы в таком положении.

Берегись… лапы! Как это ни абсурдно, но я вдруг начинаю хихикать. Откуда это? Я знаю, это сказал Джим Кэрри, но не могу вспомнить, в каком фильме…

Боже, я устала. Мне нужно выпить чашку крепкого кофе и еще больше нужно в туалет. Я не хочу тратить время на остановку, но если я этого не сделаю, эту взятую напрокат машину, возможно, придется сдавать в чистку.

Я замечаю нечто похожее на стоянку для дальнобойщиков впереди и выруливаю на съезд с шоссе…

Примерно через четверть часа я чувствую себя на добрых два фунта легче и чуть более бодрой, когда возвращаюсь обратно на магистраль. Между глотками слишком горячего кофе из закусочной и управлением машиной по большей части коленями, я снова пытаюсь набрать номер мобильного Малдера…

«Лжец, лжец!» Вот как называется тот фильм, а Лапа – это игра, в которую он играл со своим сыном! Ладно, хорошо. Может, кофеин начинает действовать…

Ну же, Малдер. Давай. Бери трубку, бери трубку, бери трубку.

Бесполезно. Голосовая почта. Снова.

Я не собираюсь добавлять еще одно сообщение к десятку других, уже оставленных мною ранее.

Вместо этого я звоню в его номер в отеле. Все еще занято. Он, без сомнения, снял трубку с рычага.

Дорога начинает расплываться перед глазами, и я не понимаю, почему, пока не ощущаю текущие по щекам слезы. Я не знаю, что меня ждет в Дейтоне. Я не имею ни малейшего понятия, как далеко он зайдет на этот раз. Черт его побери! Черт его побери за то, что он делает это с собой! Черт его побери за то, что он делает это со мной!

Нет, погодите-ка… это нечестно. Я просто устала. Я просто сильно устала.

Глубокий вдох. Возьми себя в руки, Дана.

Я не могу винить его. И не стану.

Он делает это, потому что мало кто помимо него на это способен – потому что столь многое зависит от этой его способности. Этого дара. Этого проклятья. Его намерения честны и благородны – он хочет спасти жизни, уберечь другие семьи от страданий. И чтобы этого добиться, ему необходимо заползать в умы этих убийц, необходимо проникать им под кожу. Как можно контролировать нечто подобное?

Дорога, по которой он должен пройти, ведет его к одиночному поиску, я и приняла тот факт, что мне остается лишь быть свидетелем этого странного путешествия, остается лишь удерживать его от скатывания в кювет, когда он охотно устремляется вперед.

За этим так тяжело наблюдать. Так тяжело наблюдать за самым дорогим тебе человеком, погружающимся в самое сердце безумия.

Большинство людей не в силах представить себе этот кошмар, эти темные места, в которых он осуществляет свои поиски. Я с трудом могу понять это сама, а ведь обычно я ближе всех к нему.

Обычно. Боже, это расследование…

Оно тяжело дается всем нам, всем вовлеченным в него. Так всегда происходит, когда дело касается детей. Всех обуревают эмоции. У всех нервы на пределе. И неважно, какую роль ты играешь в расследовании, но когда ты видишь лицо родителя, который только что потерял ребенка, то всегда чувствуешь себя так, словно делаешь недостаточно.

Для меня мой собственный вклад ограничивается моим взносом в качестве патологоанатома. Неспособность найти новое существенное доказательство за время, проведенное в Колумбусе, повлияло на меня не лучшим образом. Я чувствую себя слабой от разочарования и рассерженной из-за того, что теперь все средства, которыми я могла помочь Малдеру в расследовании, облегчить его ношу, оказались исчерпаны.

Полагаю, я просто не осознавала, как сильно ожидала обнаружить что-нибудь полезное, пока не стало очевидно, что у меня ничего не выйдет.

Я честно не хотела ехать, чувствуя, что мое место рядом с Малдером, но мне нужно было убедиться. Дейтон не слишком маленький город, но его возможности ограничены. После проведения поверхностных вскрытий, в основном в надежде найти следы физических улик, я отправила тела в более оснащенные лаборатории в Колумбусе для детальных тестов. Когда они раз за разом не выявили ничего нового, я начала сомневаться в квалификации местных специалистов, будучи уверенной, что отделение судмедэкспертизы в Огайо пропустило что-то. И именно моя заносчивость привела меня в их лабораторию лично.

Оглядываясь назад, могу предположить, что мне казалось, будто я в силах помочь Малдеру нести часть его ноши. Я не думала, что мое отсутствие в течение нескольких дней будет иметь большое значение.

Так что я уехала.

Но сначала я поведала местной полиции о своих планах и потом отправилась к Малдеру. Когда он не ответил на мой стук, я написала короткую записку и подсунула ее под дверь. Она внезапно открылась, когда я уже уходила, и он возник на пороге, одетый в одни лишь брюки и щурясь на солнце. Заметив меня, он спросил:

- Который час?

- Почти одиннадцать, - ответила я. – Малдер, ты спал?

Он пожал плечами и ушел от ответа на мой вопрос.

- Ты собираешься уехать?

- Да, я просто хотела…

- Я прочитал записку, Скалли.

Какое-то время мы стояли молча, смотря друга на друга, пока тишина не начала давить на меня. Я развернулась, чтобы уйти.

- Я позвоню, когда доберусь.

- Делай то, что должна, Скалли.

Я замерла и обернулась к нему – интуиция подсказывала мне, что что-то не так.

- Малдер, в чем дело?

- Ни в чем, - слишком быстро ответил он и, пробормотав: – Хорошей поездки, - закрыл за собой дверь.

Оглядываясь назад, не могу не признать, что это было странно. Я же была слишком поглощена тем, чего надеялась добиться в Колумбусе, чтобы по-настоящему приглядеться к нему.

Он не хотел, чтобы я уезжала. Он просто не хотел просить меня остаться.

Разумеется, к концу третьего дня мне стало очевидно, что вся эта поездка была лишь пустой тратой времени. Мне так стыдно, что я сочла этих экспертов сборищем желторотых недоучек. Они более чем ответственно подошли к работе, скрупулезно до педантичности. И при этом они безропотно выполнили для меня множество повторных тестов – факт, говорящий не только об уровне их профессионализма, но и об их преданности делу.

Я не стала задерживаться, покинув город при первой возможности и чувствуя себя при этом усталой и разбитой. И обеспокоенной. Малдер казался все более… непохожим… на себя при каждом нашем разговоре по телефону в мое отсутствие. Он не слишком хорошо справлялся с ситуацией без меня, и это обстоятельство лишь усиливало чувство вины, испытываемое мной из-за всей этой поездки.

Я видела, что работа над подобными делами делает с ним, и это никогда не переставало поражать и пугать меня. Трудно представить, какой внутренней силой должен обладать человек, делающий то, что делает мой напарник. Он может казаться съехавшим с катушек, но «съезд» этот доброволен. Он отдается во власть секретам, которые безумие прячет ото всех нас, и каждый раз я спрашиваю себя, а не будет ли этот последним, прежде чем он наконец достигнет предела своей психологической выносливости. Как часто человек может погружаться в сумасшествие, прежде чем оно поглотит его целиком – прежде чем оно уничтожит его?

И где мое место во всем этом?

Я остро осознаю, что сфера деятельности Малдера – отнюдь не то, к чему нужно подходить легкомысленно и неосторожно. Слишком мало места она оставляет для ошибок в суждении. Одно неверное движение, и он полностью закроется от меня.

Одно верное, но запоздалое движение окажется бесполезным.

Он ведет себя отстраненно с самого начала расследования, задолго до того, как мои благие намерения увели меня в неправильном направлении, отправив в столь неудачное по времени путешествие. Он выходит из своего номера только чтобы обследовать места преступлений или заняться своими собственными направлениями расследования. Он едва говорит со мной.

Он тверд в том, чтобы ограничить наше общение. Он ведет себя скрытно. Обычно, когда мы разделяемся во время расследования, то сверяем свои находки перед тем, как отправиться спать – встречаемся в отеле и выясняем, какого прогресса нам удалось добиться за день. И, в основном, мы обсуждаем детали или основные теории в любом из двух наших номеров, в котором оказываемся по воле случая.

Но на этот раз он прямым текстом отказался впускать меня в свой номер.

Почему?

Я уважаю его желания. Не стану притворяться, что полностью понимаю его метод профилирования. Все, что я действительно могу сделать – это предоставить нужное ему пространство и предложить всю возможную поддержку.

Я давно уже выучила этот урок.

Но все же это его поведение показалось несколько чрезмерным даже для Малдера. И вместо того, чтобы заставить его объясниться, я оставила его в этом добровольном заточении. И неважно, как неуютно я себя чувствовала, когда уезжала.

Полагаю, если уж быть честной с самой собой, то надо признать: я знаю, что он меняется, когда профилирует, это действительно так. И иногда я просто понятия не имею, как вести себя с ним. В нем словно бы дремлет едва сдерживаемая сила природы, непредсказуемая и дикая. Ничто не может увести его с пути, на который он ступил. Ничто.

И теперь, когда расследование зашло в тупик, он винит себя за недостаток прогресса, за неспособность материализовать убийцу из воздуха. Каждый раз, когда находят очередное маленькое тело, я вижу, как его глаза все сильнее тускнеют. Он отказывается остановиться, запрещает себе любую передышку от пытки, которую сам на себя навлекает.

Я никогда не видела, чтобы он так страдал. Никогда. А ведь при многих других обстоятельствах это было бы вполне объяснимо. В данном же случае мы имеем дело с жестокими убийствами, относиться к которым с профессиональной отчужденностью порой оказывается чрезвычайно тяжело, но как бы ужасно это ни звучало, я знаю наверняка, что ему приходилось сталкиваться с чем-то гораздо худшим.

Я просто не понимаю.

Словно бы монстр, которого он преследует, этот человек без лица, который не оставляет ни улик, ни свидетельств, беспрепятственно учиняет хаос в душе Малдера.

В моем сердце по-прежнему борются беспокойство и страх за него. Хорошо хоть движение такое слабое. Учитывая, что мое внимание постоянно переключается с дороги на телефон, странно, что я до сих пор не врезалась в дерево.

Я снова нажимаю кнопку быстрого набора. Я знаю, что это бесполезно, но какая-то часть меня просто отказывается принять тот факт, что он так сглупил, выключив свой мобильный. Может, он и вел себя холодно и отстраненно во время наших немногочисленных натянутых разговоров, пока я была в отъезде, но сильно сомневаюсь, что он отсек бы самые важные средства коммуникации с остальными работающими над делом людьми, просто чтобы избежать общения со мной. Малдер не хуже других понимает, как важно оставаться на связи. Порой события развиваются весьма стремительно.

После еще пары попыток я наконец сдаюсь и звоню в местный полицейский участок, которому мы помогаем в этом расследовании. Офицер, который берет трубку, первым делом спрашивает, говорила ли я с Малдером. Я пытаюсь преуменьшить свое беспокойство, но уверена, он слышит тревогу в моем голосе. Почти шепотом он сообщает мне, что Малдер позвонил им сразу после того, как я уехала, и с тех пор они его не видели и не слышали. Малдер сказал им, что планирует ближайшие день-два заниматься делом «в одиночку», и попросил прислать офицера к нему в отель, только если возникнут какие-то новые обстоятельства.

Он заявил, что «близок» к чему-то и велел «оставить его в покое».

Волосы у меня на руках встали дыбом.

Разумеется, они послушались. Местные копы не знают, что о нем думать, а детективы из отдела особо тяжких слишком напуганы и испытывают благоговейный трепет перед «Призраком», чтобы стоять у него на пути.

Значит, он остался один. Все это время, что меня не было, он оставался один.

Я прерываю соединение со столь мрачным предчувствием, что оно камнем оседает у меня в желудке.

Хотя я знаю, когда надо предоставить Малдеру нужное ему пространство, мне также известно, что обычно я служу чем-то вроде соединительной линии с миром за пределами того, на чем он так упорно сфокусирован, или, по крайней мере, делаю это настолько, насколько он мне позволяет. Он рассчитывает на меня в этом, потому что каким бы одиночным ни был этот процесс для него, ему нужно знать, что он не одинок.

Это одна из главных причин того, почему он в свое время ушел из особо тяжких. Он больше не мог путешествовать так далеко в темноту и находить выход из нее самостоятельно.

Я знаю это. Знаю лучше, чем кто-либо. И тем не менее я оставила его. Какого черта я только думала?

Малдер. Полностью отгородившийся от всего, от всех. Сфокусированный. Неистовый. Играющий в интеллектуальные прятки с убийцей. Его ум занимается неустанным преследованием психа – больного сексуального хищника, который на данный момент изнасиловал и убил одиннадцать девочек.

Я никогда не думала, что какая-то маленькая потайная часть его, которую Малдер неким образом всегда сохраняет как свою собственную в подобных расследованиях, может быть потеряна в темноте, которую он должен впустить в себя ради их раскрытия…

Но что если я не права?

Комментарий к часть 1

(1) - столица штата Огайо.

========== часть 2 ==========

***

Мотель «EZ Rest»

Дейтон, штат Огайо

05:02

Когда я выруливаю на парковку, мое нервное возбуждение мгновенно возрастает. Его машина находится на том же месте, как и когда я уезжала. Даже на расстоянии и при слабом освещении парковки мотеля я вижу покрывающий ее слой пыли – более чем явное доказательство ее неиспользования.

Я останавливаю свою собственную взятую напрокат машину рядом с нашими номерами и на шатких ногах направляюсь к его входной двери. Зловещий знак «не беспокоить» свисает с ручки двери, но я все равно стучу где-то минут десять, умоляя его открыть. Я слышу, как он бормочет что-то невразумительное, и окончательно слетаю с катушек. Я колочу кулаками по двери, без сомнения устраивая сцену, но мне это совершенно безразлично. Сама того не осознавая, я угрожаю достать пистолет и отстрелить замок.

Никакой реакции.

После еще нескольких минут оглушительного стука в дверь появляется сонный и явно недовольный произведенным мною шумом управляющий мотелем. Я показываю ему значок на случай, если он забыл, с кем, черт побери, разговаривает, и затем велю ему немедленно открыть проклятую дверь в номер Малдера.

Он подчиняется, бормоча себе под нос, как нам «легавым, и дела нет до тех, кто вынужден подчиняться любым дурацким правилам». Он отступает в сторону, ожидая, пока я открою дверь, и хмурится, когда я резко бросаю, что он свободен.

Он уходит, а я стою на месте, не двигаясь. При всех моих угрозах и ругательствах поразительно, как быстро испарилась моя бравада. Я только хотела добраться до Малдера. Теперь, оказавшись перед необходимостью столкнуться с ним лицом к лицу, я понятия не имею, как себя вести.

В некоторой степени мне кажется, что он ожидает моего отступления. Если не по какой-то другой причине, то из уважения к его личному пространству. В таком случае разумным с моей стороны было бы уйти, вернуться в свой номер и подождать его там. Он позовет меня в конце концов. Когда будет к этому готов. Ему нужно время, чтобы привыкнуть, вернуться ко мне и себе на его условиях.

Но с другой стороны, я легко могу опровергнуть этот довод, сказав, что у него и так уже было достаточно времени, и последнее, что ему сейчас нужно – это еще более длительная изоляция. Я осознаю, что меня, вполне вероятно, подбивает на активные действия чувство вины, но принимаю решение без колебаний. Я поворачиваю чертову ручку и ступаю внутрь номера.

Закрыв за собой дверь, я пытаюсь приспособиться к темноте в комнате и совладать со стремительным биением сердца.

Я судорожно вздыхаю, когда наконец замечаю сооруженное им спутанное «гнездо», наполненное наглядными фотографиями с мест преступлений, закрепленными на стенах, зеркалах, дверях; яростно исписанными листами бумаги, покрывающими все доступные поверхности, включая большую часть пола; странными и мрачными зарисовками, разбросанными повсюду; огромной картой местности, занимающей половину стены и испещренной цветными кнопками и неразборчивыми каракулями. И, боже… запах… застарелая смесь непроветриваемого воздуха и пота, острая и насыщенная. Он закрепил одеяло на окне, так что в комнате царит гнетущая темнота. Свет исходит лишь от телевизора с выключенным звуком и статическими помехами на экране и дюжины с лишним свечей, расставленных на комоде.

При мысли о том, что эта атмосфера благотворна для его часто необъяснимого процесса мышления, у меня кровь стынет в жилах.

Я стою, замерев на месте и ощущая стремительную потерю самообладания, когда потрясение от увиденного грозит полностью поглотить меня. И все же я обвожу комнату глазами, выискивая напарника.

И когда я наконец замечаю его, то не в силах сдержать судорожный вдох.

- О, Малдер…

Он сидит на полу с противоположной от меня стороны кровати, прислонившись к стене и сложив руки на согнутых коленях. Со своего места я вижу, что он одет только в боксеры и расстегнутую рубашку. Его волосы торчат в разные стороны, и темная щетина на челюсти отчетливо выделяется на фоне бледной кожи.

Я не узнаю выражение его затуманенных смятением глаз с темными и отчетливыми кругами под ними. Не уверена, что он читает в выражении моего лица, но что бы оно ни было, он медленно качает головой и выгибает губы в некоем подобии улыбки.

- Дана Скалли… - хриплым от долгого молчания голосом начинает он. – Ты только что ступила в Сумеречную зону. – Он вдруг начинает фальшиво напевать главную музыкальную тему из сериала, но потом резко замолкает, опустив голову на стену позади себя и закрыв глаза. Он пытается рассмеяться, но издает лишь тихие, лишенные всякого юмора хрипы. – Уходи отсюда, Скалли, - шепчет он, однако в тоне его голоса отчетливо слышится угроза.

Вместо этого я делаю пару неуверенных шагов в его сторону.

Он чувствует мое приближение и вскидывает голову, пригвоздив меня к месту взглядом.

- Скалли, - с очевидным предупреждением в голосе говорит он. – Уходи.

- Я никуда не уйду.

Он прищуривается.

- Зачем ты это делаешь?

- Малдер, я просто хочу…

Он резко вскидывает руку, чтобы остановить меня от продолжения.

- Нет, на хрен это. Ты пришла сюда и ведешь себя так, словно я что-то тебе должен.

- Малдер…

- Убирайся! – практически орет он.

- Нет, - стараясь, чтобы голос звучал максимально спокойно, заявляю я.

- Послушай меня, Скалли. Ты не имеешь ни малейшего гребаного представления, как близок я… - Он проводит дрожащей рукой по взъерошенным волосам и отводит глаза, его взгляд отстраненный и несфокусированный. – Мне надо остаться одному, - тихо добавляет он.

- Думаю, ты уже достаточно времени провел один, Малдер.

Он разворачивается ко мне, и я вижу в его глазах обвинение.

- Правда?

- Тебе нужно дать себе небольшую передышку от всего этого, - мягким тоном произношу я.

- Это ваше врачебное мнение, доктор Скалли? Удивительно, что ты можешь сделать столь быстрое заключение после трехдневного отсутствия. Что натолкнуло тебя на эту мысль? Мой декор?

Примечательно, что сам того не осознавая, он нацеливается на грызущее меня чувство вины и использует его против меня. Я и вправду считала, что он не разглядит тех противоречивых чувств, что побудили меня прийти сюда?

Присмотревшись ко мне, он понимающе улыбается, хотя это скорее похоже на оскал.

- Это то, чем я занимаюсь, Скалли.

- Прекрати, Малдер, я не впечатлена.

- Черта с два. – Он медленно встает, опираясь на стену и свесив сжатые в кулаки ладони вдоль боков. Я пытаюсь не обращать внимания на недостаток одежды на нем и отнюдь не преуспеваю в этом. Рубашка соскальзывает с его плеч, и он облизывает губы, ни на мгновение не сводя с меня взгляда. В этот момент он похож на опасного хищника.

- Уходи, - ровным голосом повторяет он. – Уходи, или я вышвырну тебя.

Я широко распахиваю глаза – от вида его по большей части обнаженного тела и его слов одновременно.

Он, похоже, не осознает, как ведет себя. Язык его тела настолько контрастирует со словами, что я чуть было не закатываю глаза в ответ. В нем борются две абсолютно противоположные потребности, и мне остается лишь гадать, где мое место на любом из этих полей сражений.

Единственное, в чем я уверена на все сто – это то, что он напуган, и у него есть на то основания. Усталость оставила его беззащитным, лишила способности обдумывать слова и поступки. Он действует почти инстинктивно, и его непредсказуемый характер делает все это еще более опасным из-за очевидного недостатка контроля.

Вопрос только в том, кого он пытается защитить от кого?

Все же я зашла достаточно далеко и не намерена отступать. Осознает ли он, что делает, или нет, у него проблемы, и я не собираюсь оставлять его наедине с ними. Это ведь Малдер – мой напарник, мой друг…

Я решительно выпрямляюсь.

И делаю еще два шага к нему.

Он реагирует мгновенно, оказываясь рядом со мной так быстро, что я не успеваю ни шевельнуться, ни вздохнуть. Он хватает меня за предплечье, сильно сжимает и разворачивает к двери. Он заставляет меня сделать три шага, прежде чем мне удается восстановить равновесие. Резко крутанувшись и дернувшись в противоположную сторону, я освобождаюсь из его захвата и быстро отступаю назад.

Он не препятствует мне, но одним практически молниеносным движением обхватывает мое запястье. Я вскрикиваю от боли и отшатываюсь, а он пользуется этим, чтобы толкнуть меня к стене. Удар оглушает меня на пару секунд, и ему оказывается этого достаточно, чтобы поднять мои руки у меня над головой, а затем прижаться ко мне всем телом.

Я в ловушке. Я пробую сопротивляться, но это бесполезно, и мы оба это знаем.

Малдер заметно дрожит, но я не уверена, от гнева ли или от усилий, которые он приложил, чтобы справиться со мной. Мы замираем в этом безвыходном положении.

Его взгляд обжигает, и жар его тела, столь близкого к моему собственному, обволакивает меня, словно влажное одеяло – тяжелое и сырое.

После кажущегося бесконечным момента он наконец произносит:

- И что теперь, Скалли? – Я заглядываю в его глаза и в это мгновение не узнаю мужчину, смотрящего на меня в ответ. – Вот так ты хотела это разыграть?

- Малдер, отпусти меня.

- О, теперь ты хочешь уйти? – Он качает головой и шепчет: - Нет, не думаю.

Я пытаюсь высвободить руки, но он лишь сильнее стискивает их.

- Это не смешно, Малдер.

- Ты права, Скалли. Не смешно, - ровным тоном говорит он. – Ты пришла сюда без моего разрешения и отказалась уйти, когда я попросил об этом, так что мне остается лишь предполагать, что я выразился недостаточно ясно. А значит… - Он медленно наклоняется, так что его губы почти касаются моих, после чего перемещает их к моему уху. – Теперь я привлек твое внимание, Скалли? Твое полное, безраздельное внимание?

Почему я не могу сдержать дрожь?

Ладно, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что тут происходит, говорю я себе. Он просто меняет тактику, пытаясь заставить меня защищаться. И он использует свое физическое превосходство, чтобы запугать меня. Я не позволю ему этого!

Я снова пробую высвободить руки, и его захват становится практически невыносимым – на запястьях потом наверняка останутся синяки.

- Ой, Малдер! Черт побери, отпусти меня!

- Нет.

- Ты меня пугаешь!

- Отлично! – практически выкрикивает он, и оттого, что он стоит так близко, это слово резонирует сквозь все мое тело. – Тебе надо бы бояться, Скалли! – У него на глазах выступают слезы. – Уже слишком поздно! – Он роняет голову мне на плечо. – Просто не… не настаивай больше, Скалли. Просто позволь мне… просто позволь…

- Малдер, что ты делаешь? – тихо спрашиваю я, надеюсь, достаточно миролюбивым тоном.

Он вновь поднимает голову, обдавая мое лицо горячим дыханием.

- Я не знаю, что делаю, Скалли. – Его гнев, похоже, отступает, хотя его железная хватка не ослабевает ни на йоту. – Я уперся в стену и понимаю, что то, что мне нужно, по другую ее сторону, но просто… я просто не могу…

У меня кружится голова. Не сразу я осознаю, что он говорит о деле – он так внезапно переключается с одной мысли на другую, что мне за ним не угнаться.

Я оказываюсь пойманной в сети его противоречивых потребностей и вижу нерешительность в его глазах. Есть границы, которые мы не пересекаем – даже ради комфорта, даже ради сохранения рассудка.

Я осторожно выбираю следующие слова, не будучи уверенной в том, чего он хочет от меня.

- Малдер, пожалуйста, позволь мне помочь тебе.

Он не сводит с меня взгляда. Его зрачки расширены, и осознание того, почему, заставляет меня трепетать.

- Ты мне не нужна. - Он громко сглатывает. – Мне не нужно, чтобы ты помогала мне.

- Тогда что тебе нужно, Малдер? Скажи мне.

Тон его голоса становится еще ниже – этот хрипловатый тембр, растягивающий слова в медлительной, ленивой манере, вызывает странное трепыхание у меня в животе.

- Мне нужно увидеть, что реально, Скалли. Нужно ощутить это. Почувствовать запах. Мне нужно попробовать это на вкус, Скалли. – Он начинает неспешно водить по моим запястьям большими пальцами, поглаживая те места, с которыми так грубо обошелся какие-то мгновения назад. Вызванное этими прикосновениями ощущение перемещается по моим рукам вниз и разливается внизу живота.

- Это реально, верно? – спрашивает он, почти касаясь губами моего виска. Я чувствую его дыхание на своей коже, чувствую его грубую щетину, когда он проводит своей щекой по моей. – Тебе не следовало приходить сюда, Скалли. – Он снова повторяет это движение, на этот раз медленнее, и его губы оказываются в опасной близости от моих.

Мое сердце пускается вскачь, выбивая барабанную дробь о ребра. Легкие прикосновения я в силах игнорировать, но это… Что это вообще, черт побери? Я не знаю, как… реагировать, как отвечать. Что я действительно знаю, так это то, что мне невероятно трудно оставаться равнодушной к этим продуманным ласкам. Этот физический контакт с ним опьяняет меня. Это опасно.

Знает ли он? Знает ли, как сильно я одновременно жажду и боюсь его?

Нет. Откуда ему знать? Я даже самой себе не могу в этом признаться.

- Тебе не следовало сюда приходить, - повторяет он. Выражение его лица изменяется, слегка смягчаясь, хотя я и не понимаю, почему.

По крайней мере, пока он не смелеет и не прижимается ко мне еще плотнее.

О боже, о боже.

Я внезапно особенно остро осознаю, как мало на нем надето. Моя ответная реакция на него мгновенна и примитивна. Горячая волна желания проходит сквозь все мое тело, вызывая сильнейшую дрожь.

Его глаза темнеют. Он опускает голову в изгиб моей шеи, и его неровное дыхание как будто бы задевает все мои нервные окончания. Его бедра постоянно двигаются, соприкасаясь с моими, и мне приходится закусить щеку изнутри, чтобы удержаться от стона.

О боже, о боже. Это Малдер. Это Малдер.

Кровь в моих венах словно внезапно густеет, а конечности наливаются свинцом. Я стремительно проигрываю битву за контроль и ничего не могу с этим поделать. Ощущать его вот так… это слишком. Это слишком!

Очередной прилив жара зарождается у меня в груди и распространяется вниз, обосновавшись между ног.

Я должна это остановить. Я должна это остановить!

Я снова пытаюсь заговорить с ним, опасаясь, что если мне не удастся отвлечь его, то я пропала.

- Малдер, чем это все вызвано?

- Хм-м? – бормочет он, по-прежнему касаясь моей кожи губами. – Вопрос на миллион, Скалли. Чем это все вызвано?

- Малдер…

- Я устал. Я чертовски устал. – Произнося это, он начинает водить чуть раздвинутыми губами по моей коже от ключицы до шеи непосредственно под ухом и обратно, пока меня не охватывает слабость от откровенной интимности этих ласк. – Это здесь. Это прямо передо мной… - Его язык скользит вдоль бьющейся у меня на шее вены, и мои ноги окончательно перестают меня держать.

- Малдер, боже… - всхлипываю я. Он отпускает мои запястья, и мои руки опускаются, отчаянно цепляясь за его плечи. Я чувствую, как его огромные ладони накрывают мою поясницу, когда он притягивает меня к себе – достаточно далеко от стены, чтобы обнять меня, причем по-прежнему не ослабляя хватку, не давая мне сдвинуться.

Если он отпустит меня, я упаду.

Я не хочу падать.

Он начинает покусывать и облизывать мою плоть. Тяжело дыша, он хрипит, все еще касаясь моей кожи.

- Черт. О черт, да… - Он издает низкий горловой стон и снова глубоко вздыхает. – Господи, Скалли, я чувствую твой запах.

Нет, нет, нет. Я начинаю паниковать. Боже, нет.

Я возобновляю попытки освободиться, но мои движения медленные и затрудненные, что только сильнее распаляет его. Он накрывает мое ухо губами и тянет за него, после чего хрипло шепчет:

- Ты уже возбудилась, Скалли?

Слышать, как он произносит эти слова, все равно что подливать масла в огонь, охвативший все мои органы чувств. Я потрясена, да, а также смущена и разозлена из-за своей столь очевидной слабости. Но он прав. Я возбуждена. Я такая влажная. Промокшая насквозь. Источающая влагу. И, боже, кажется, я не в силах контролировать реакцию своего тела, что здорово меня пугает.

- Мне осточертел этот извращенный гребаный ублюдок – осточертело видеть то, что он видит, и пытаться понять, почему. Понять, почему. – Его зубы впиваются в нежную кожу под моим подбородком, и он прикусывает ее достаточно сильно, чтобы заставить меня судорожно втянуть воздух, после чего отстраняется. – Никто не должен пытаться понять этого сукиного сына… Маленькие девочки, Скалли. Маленькие девочки.

Что он делает? Складывается такое впечатление, что его действия совершенно не связаны с его словами. Я не могу мыслить ясно, ощущая, как эти горячие влажные губы скользят по моей коже. Он поднимает руку и обхватывает мою грудь. На этот раз я не в силах сдержать стон, вырвавшийся из моего стесненного горла. Сосок мгновенно твердеет, и это совершенно очевидно сквозь тонкую ткань моей блузки.

Почему я не останавливаю его? Почему я не могу остановить его? Как, черт побери, мы до этого дошли?

- Ты хоть представляешь, насколько сильно должен быть порочен человек, чтобы видеть ребенка в подобном свете, Скалли? Чтобы тот представлял собой некую больную вариацию сексуальности, искаженную извращенной потребностью в контроле и власти? – Его захват усиливается, дыхание становится резким и затрудненным. Я снова стону, полностью лишившись способности сдерживаться.

Он тоже стонет, впиваясь пальцами в мою чувствительную плоть.

- Как может столь искаженный образ того, что на самом деле представляет собой женщина, возбуждать мужчину? – Он перекатывает мой сосок между пальцев и снова стонет. – О черт… Это все об этом, - произносит он, опуская покоившуюся на моей пояснице ладонь еще ниже и прижимая мои бедра к своему члену, причем делает это с такой силой, что мои ноги фактически отрываются от пола. Я отчаянно вскрикиваю, и от очередной нахлынувшей на меня волны желания у меня мутится в глазах, все мое тело дрожит как осиновый лист, а внутренние мышцы вагины судорожно пульсируют.

- Вот как это должно быть. – Он толкает в меня бедрами. – Мужчина трахает женщину. – Он подкрепляет последнее слово очередным сильным стискиванием моего соска. Он снова двигает бедрами, вжимая свой твердый толстый член в мою вагину. Эта едва сдерживаемая сила нижней части его тела не знает пощады. Тверда как сталь. Весьма ощутима.

Он отпускает мою грудь и теперь резко обхватывает мои бедра обеими руками. Он снова толкает в меня и практически рычит:

- Боже, я хочу трахнуть тебя. – Я едва не кончаю от его слов. Он плотно зажмуривается и запрокидывает голову назад, обнажая длинную шею. Он снова двигает бедрами и издает рык – высокий и беспомощный звук, исполненный примитивной потребности. – Боже! О боже! Я хочу трахнуть тебя, Скалли!

Я вижу изменение в то же миг, как звук моего имени слетает с его губ. Он резко вскидывает голову и смотрит на меня наполненными ужасом глазами. В следующее мгновение он уже отшатывается от меня, причем так быстро, что чуть не падает в процессе.

Я безвольно сползаю вниз по стене на пол, чувствуя себе покинутой и пристыженной, мои ноги слишком слабы, чтобы удерживать мой вес.

Он пятится к дальней стене, во всех его движениях отчетливо читается паника. Он похож на крысу в мышеловке, отчаянно метущуюся из стороны в сторону и не знающую, куда идти и что делать.

- О боже. Нет, нет, нет, нет… - причитает он.

Вдруг он падает на бок, словно марионетка с обрезанными нитями, сворачивается в клубок и начинает рыдать, издавая ужасающие громкие звуки, что разрывают мне сердце от интенсивности стоящих за ними боли и сожаления.

Какое-то затянувшееся мгновение я слишком ошеломлена всем только что произошедшим, чтобы двигаться. Я могу только сидеть, облокотившись на стену, и чувствовать, как мое тело гудит от остаточного возбуждения, еще не вполне отступившего при этой резкой смене обстоятельств.

Малдер начинает задыхаться, его легкие не в силах справиться с переполняющей его мукой.

Этот звук в конце концов достигает моего слуха, позволяя слабости в конечностях отступить достаточно для того, чтобы действовать. Я подползаю к нему, чувствуя себя так, словно двигаюсь сквозь патоку, все еще потрясенная случившимся. Я тянусь к нему, но не имею ни малейшего понятия, что делать дальше.

Почему он кажется мне другим сейчас? Почему я кажусь другой?

Я сажусь позади него и осторожно кладу руку на его голую спину.

- Малдер?..

Мое прикосновение побуждает его мгновенно отпрянуть от меня. Он бросается в сторону кровати и падает рядом с ней, после чего отползает назад, покуда не оказывается от меня настолько далеко, насколько только возможно в одной комнате.

Я встаю и медленно приближаюсь к нему. Он всхлипывает, но не порывается сбежать, хотя слезы обильно текут по его щекам.

Я останавливаюсь перед ним, не зная, как дальше поступить. Внезапно он встает на колени, обвивает меня руками за талию и зарывается лицом мне в живот. Я успокаивающе провожу пальцами по его волосам, бормоча слова утешения так тихо, что мне остается лишь гадать, слышит ли он меня.

Это приносит нам обоим лишь мимолетное утешение. Вскоре он уже отодвигается и встает, вновь отстраняясь от меня.

- Нет, нет, нет, нет. – Он разворачивается ко мне лицом и шепчет: - Нет, Скалли.

Я киваю.

- Хорошо, Малдер.

Надо действовать быстро: я уже вижу, как он снова замыкается в себе, а мне нужно, чтобы он оставался со мной.

Я делаю глубокий вдох.

И начинаю давать ему инструкции уверенным нейтральным тоном. Он колеблется лишь мгновение, а затем покорно следует моим указаниям…

========== часть 3 ==========

***

Закусочная мотеля «EZ REST»

08:42

Затянувшееся молчание пересекло черту, за которой превратилось в неловкое, уже через две минуты нашего предполагаемого завтрака. Малдер сидит напротив меня, бледный и встревоженный, и не отрывает взгляда от чашки черного кофе перед собой, которую он обхватил пальцами, но забыл поднести ко рту.

Полагаю, мне надо быть довольной уже тем, что я смогла привести его сюда. По крайней мере, он оделся и побрился.

Официантка возвращается к нашему столику и неуверенно смотрит на неоткрытые меню. Я слабо улыбаюсь.

— Вам нужно еще время, чтобы сделать заказ? — спрашивает она, бросая нетерпеливый взгляд на Малдера, прежде чем вновь обращает все свое раздражение на меня.

Я игнорирую это проявление не самых лучших навыков социального общения и с максимальной вежливостью, которую только могу изобразить — то есть почти что грубо — прошу принести вазу с фруктами и тост из зернового хлеба.

Она разворачивается к Малдеру, постукивая карандашом по блокноту заказов.

— А что насчет вас?

Он не отвечает, продолжая пялиться на чертов кофе. Кажется, он не замечает ни ее, ни меня, ни вообще ничего вокруг, но я знаю, что это не так.

Она переступает с ноги на ногу и затянувшееся мгновение спустя смотрит на меня, похоже, готовясь задать вопрос, на который я совсем не в настроении отвечать. Я пронзаю ее предупреждающим взглядом, без слов советуя ей держать рот на замке, и затем позволяю себе вольность заказать напарнику еду, к которой он вряд ли прикоснется.

Она записывает заказ и, закатив глаза, уходит, довольная, что убралась от нас подальше.

После ее ухода я пытаюсь взять себя в руки. Мне надо очень осторожно обращаться с Малдером, но я опасаюсь, что не готова к этому.

Через несколько мучительных секунд я решаю, что мне остается только как следует обдумать события этого утра, чтобы помочь ему преодолеть блок, мешающий ему продвинуться дальше с этим делом. Но мне нужно вызвать его на разговор крайне осторожно. Любой признак осуждения приведет лишь к усилению его защитных механизмов. Я не могу так рисковать. Слишком многое стоит на кону.

Я мягко накрываю его ладонь своей и ослабляю его железный захват на чашке. Я не позволяю ему отстраниться, пытаясь установить безопасную ощутимую связь между нами. Поначалу мне кажется, что он высвободит руку, но отсутствие реакции на мое прикосновение даже хуже. С каждой проходящей секундой моя тревога растет по экспоненте, и на какой-то тягостный миг мне кажется, что я потеряла его навсегда.

— Малдер… Малдер, пожалуйста. — Плохо завуалированная паника проникает в мой голос, и меня саму едва не передергивает от этого звука.

Малдер, очевидно, услышал это, потому что впервые его выражение меняется, черты лица искажает болезненная гримаса. Он дважды открывает рот, прежде чем делает судорожный вздох и наконец тихо произносит:

— Я чувствую себя больным, Скалли. — С этими словами он отдергивает ладонь, затем складывает руки перед собой и опускает на них голову. — Я болен.

Мое сердце сжимается от сочувствия к нему.

Уже не в первый раз за сегодня я задумываюсь о том, а не сделала ли я серьезную ошибку в расчетах? Попытки установить, что ему сейчас нужно, похожи на попытки прочитать написанное шрифтом Брайля без прикосновения к нему. Он ненавидит меня? Думает ли он, что я ненавижу его за то, что произошло?

— Малдер, я не сержусь, — говорю я, прежде чем понимаю, что только что отправила план А к чертям собачьим. — Я просто хочу понять.

— Нет, не хочешь.

— Пожалуйста. Это не твоя в…

Он резко вскидывает голову, пронзая меня яростным взглядом. То, что я вижу в его глазах, заставляет меня прикусить язык, и мне остается лишь молча смотреть на него.

— Не надо, — просто произносит он. От него исходит едва сдерживаемая сила. Он словно бы побуждает меня осмелиться возразить ему.

Я должна.

Я знаю, что должна. Но что-то в его твердом взгляде парализует меня. Сдавленное горло начинает гореть, но жестким усилием воли я заставляю себя не расплакаться.

Он наблюдает за моими попытками взять себя в руки — ничто не ускользает от его внимания. Каким бы уставшим он ни был, все его ощущения остаются острыми, как ножи.

Готовыми вонзиться в меня.

Я говорю себе, что он делает это неосознанно. Онсейчас в профайлерском режиме, а в этом состоянии любые детали атакуют его с безжалостной суровостью. Это никак не связано с тем, что произошло ранее. Его разум просто голоден, беспокоен, приправлен расстройством и усталостью. Я вряд ли могу возлагать на него ответственность за то направление, на котором он фокусируется, когда не ограничивается аккуратно созданными им самим рамками.

Я сама в этом виновата. Я насильно вторглась в его зону безопасности, не будучи готовой к его реакции на добавочный элемент в виде моего присутствия.

Тем не менее я опускаю взгляд, не в силах выдержать его пристального рассматривания, опасаясь того, что он может прочесть в моих глазах, и опасаясь этого сама. Что со мной происходит?

Мне кажется, я начинаю сдавать. Все мои нервные окончания словно бы оказываются полностью обнаженными.

Я снова поднимаю на него глаза, без всякого удивления замечая, что он все еще смотрит на меня. Пытаюсь улыбнуться и чувствую себя при этом довольно глупо. Я облизываю губы и вижу, как взгляд Малдера переключается на них и больше не перемещается. Я ощущаю некоторую неловкость, отчего, разумеется, снова облизываю их.

Он хмурится.

— Скалли, ты нервничаешь. — Это заявление. Констатация факта. Он снова пронзает меня взглядом. — Слушай, я говорил тебе, что не хочу открывать эту чертову дверь. Если ты не была готова к тому, что обнаружила по другую ее сторону, тебе некого в этом винить, кроме себя. Я предупредил тебя. Мне не нужно твое понимание, и я не хочу его.

Полагаю, его защитные механизмы уже заработали на полную катушку без моего вмешательства. О боже.

Я вздыхаю.

— Я не клюну на эту наживку, Малдер.

— Пошла ты.

— Обращаешься к шоковой терапии теперь? «Пошла ты, чертова сука» разозлило бы меня куда сильнее.

Он невольно распахивает глаза. Я не сомневаюсь, что он хочет дать мне негодующую отповедь, но не в силах сдержать удивленную усмешку. Он делает глубокий вдох и качает головой.

— И ты целуешь свою мать этим грязным ртом?

— В последнее время, нет. Мне и вправду надо ей позвонить.

Он отвечает легкой улыбкой, затем опускает взгляд. Ладно. Хорошо. Кратковременное перемирие.

Между нами вновь воцаряется тишина.

Наконец Малдер прочищает горло.

— Мне жаль, — тихо произносит он.

— Да, Малдер, мне тоже. — Я протягиваю руку и жду, пока он медленно возьмет ее в свою.

— Я не знаю, что со мной происходит, Скалли.

— Я понимаю, что не знаешь, Малдер. И я понимаю, что это трудно, но что-то пытается прорваться к тебе — что-то, что твое подсознание уже разгадало.

Он содрогается и закрывает глаза.

— Время на исходе, Скалли. Сейчас он уверен в себе, чувствует себя в безопасности, веря, что мы не сможет добраться до него. Он похитит очередную девочку в течение суток, в этом я убежден. Так какого черта мне полагается просто сидеть и ждать «прорыва» с подобным дедлайном, отбрасывающим тень на все мои гребаные мысли?

— Так в чем же связь?

Он убирает руку и проводит ею по волосам, после чего смотрит на меня и качает головой.

— Не знаю, — отвечает он, едва сдерживая гнев на самого себя.

— Нет, знаешь.

— Скалли, я не знаю! — практически орет он. Головы остальных посетителей оборачиваются в нашу сторону, и он опускает голос до интенсивного шепота: — Прекрати. Пожалуйста. Я понимаю, что ты пытаешься сделать.

В этом я ни на секунду не сомневаюсь. Однако если он сказал полиции Дейтона, что «близок», то что-то в его мозгу уже щелкнуло, но он слишком изнурил себя, чтобы это увидеть.

— Малдер, пришло время раскрыть дело, поймать этого сукиного сына. В чем связь?

Он встает.

— Я возвращаюсь обратно в номер.

Я следую его примеру и беру его за руку.

— Нет, не возвращаешься.

— Скалли… — предупреждающим тоном протягивает он.

— Малдер, сядь. Он уже достаточно вывернул тебя наизнанку, и я не позволю тебе и дальше ему поддаваться. Ты не приблизишься к его поимке тем, что вернешься в номер и позволишь его преступлениям и дальше мучить себя.

Он послушно садится, хотя и выглядит весьма возмущенным.

— Тогда что поможет, Скалли? Эй, если ты все это поняла и считаешь, что знаешь, как пробраться сквозь слои дерьма в моей голове, тогда ладно, давай, вперед. — Его взгляд тверд, когда он продолжает хриплым шепотом: — Но подумай как следует и будь уверена в том, что делаешь, потому что мы оба знаем, к чему может привести чрезмерная близость ко мне сейчас.

Да. Боже, да, я знаю, к чему это может привести.

Каким бы неуместным это сейчас ни было, ощущение его горячего влажного рта, скользящего по моей коже, его твердого тела, прижатого к моему… «О боже, я хочу трахнуть тебя, Скалли!» всплывает в моей памяти прежде, чем я безжалостно вытесняю его.

Я чувствую, как заливаюсь румянцем.

— Да, — низким и слишком интимным голосом произносит он. — Вижу, что ты отлично осведомлена о риске.

То, что побудило его действовать таким образом ранее, все еще близко к поверхности и грозит вырваться на свободу в любой момент. Неужели я никогда прежде не замечала эту его сторону?

— Я могу справиться с собой, Малдер.

— А со мной?

Я сглатываю, так как во рту внезапно пересохло.

— Я готова пойти на этот риск.

— Уверена?

— Не надо, Малдер. Не используй случившееся как оправдание, чтобы отгородиться от меня.

Он медленно кивает.

— Ты хоть знаешь, что произошло, Скалли? Ты имеешь хоть какое-то представление о том, как близко я подошел к… к… — Он не смог закончить. — Я не в силах контролировать то, с чем имею дело. И я чертовски уверен, что не хочу, чтобы ты в это влезала.

— Малдер, расскажи, что тебя беспокоит.

Он яростно трясет головой.

— Нет. И больше не проси меня об этом.

— Малдер…

— Я не шучу, Скалли. Не дави на меня. Я имею право на гребаное личное пространство.

Не в силах сдержаться, я закатываю глаза.

— Мы снова к этому возвращаемся?

— Богом клянусь, если ты не оставишь эту…

— Малдер?.. — пораженно вопрошаю я. — Ты мне угрожаешь?

— Нет! Я просто пытаюсь тебя предупредить. — У него на глаза наворачиваются слезы. — Господи, Скалли, объясни мне, почему ты постоянно держишь меня на расстоянии, даже когда я хотел бы, чтобы ты этого не делала, но в этот единственный раз, когда мне нужно, чтобы ты предоставила мне свободное пространство, ты отказываешь мне в этом. Почему?

— Не знаю, — тихо отвечаю я.

— Пожалуйста, доверься мне. Я знаю, что ты хочешь помочь, хочешь понять, через что я прохожу, но… я нехочу, чтобы ты это поняла. Я не могу вовлекать тебя в это. Неужели случившееся этим утром не напугало тебя? Меня так точно. Меня это до смерти напугало.

— Нет, Малдер, прекрати. Я не виню тебя. То, что произошло между нами ранее, явилось прямым следствием это дела. И мне кажется, я знаю причину.

— Вот как. — Он наклоняется вперед и саркастично добавляет: — Просвети же меня.

Я делаю глубокий вдох, исполненная стремления дать приемлемое для нас обоих объяснение. Он не может позволить этому отвлечь его от дела, тогда как я не могу позволить этому отвлечь меня в принципе.

— Малдер, ты забрался в голову этого человека. Вполне понятно, что это оказало на тебя определенное влияние. Он ведом исключительно своими сексуальными импульсами, какими бы искаженными они ни были. И ты вынужден был проникнуться ими, вынужден был принять нечто вызывающее у тебя отвращение, чтобы понять, почему он делает эти ужасные вещи. То, что произошло ранее, было твоей попыткой отвергнуть эти извращения, попыткой напомнить себе о том, что правильно и истинно применительно к сексуальности.

Он долгое время хранит молчание, а потом печально произносит:

— Они еще дети, Скалли. А этот больной урод искренне считает, что не делает с ними ничего плохого. Общество заставляет его делать это втайне. Он думает, что любит каждую из них… — Он издает долгий вздох и закрывает глаза. — Я чувствую себя запачкавшимся, когда копаюсь в мозгах у этого парня.

— Именно, Малдер. Ты сам это сказал: «никто не должен пытаться понять этого сукиного сына». Но от тебя этого ждут. Я и представить не могу, как это, должно быть, на тебя давит. Как ты можешь думать, что я виню тебя за потребность подтвердить…

Он распахивает глаза и смотрит на меня наполненным сожалением и нежностью взглядом.

— Скалли, ты слишком уж стараешься меня оправдать. Я зашел слишком далеко, и ты это знаешь.

— Да, может, и так. Но теперь нам остается выбрать: либо мы позволяем этому встать между нами, либо забываем об этом, двигаемся дальше и вновь сосредотачиваемся на расследовании.

Я сказала это достаточно убедительно, и не поймите меня неправильно, логическая часть моего разума хотела поверить, что это возможно для нас. Но другая часть, куда более примитивная, казалась гораздо сильнее, когда дело касалось этого.

— Ты права, — отзывается он, но в его голосе слышится не больше уверенности, чем я ощущаю. — Я не хочу, чтобы это встало между нами. Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя неловко… — Он встречается со мной взглядом и тихо спрашивает: — Прямо сейчас я заставляю тебя чувствовать себя неловко?

— Думаю, что мы оба просто слишком устали. — Уклончивый ответ. В этом я мастер.

Его улыбка немного грустная.

— Так что теперь?

— Теперь мы ловим убийцу, Малдер.

Наша официантка, не подозревающая о том, что у нас происходит важный разговор, выбирает этот момент, чтобы поставить наши заказы на столик перед нами.

— Приятного аппетита, — желает она нам без всякого намека на энтузиазм и поспешно ретируется.

Малдер качает головой и закатывает глаза. Я улыбаюсь.

— Малдер, когда с этим будет покончено…

— Я в порядке, Скалли. — Я заглядываю ему в глаза и понимаю, что он и сам не особо в это верит. Он избегает смотреть на меня. — Слушай, может, ты и права. Думаю, я нащупал связь, просто не вижу ее.

Не уверена, искренен он или просто хочет сменить тему разговора. В любом случае, я чувствую облегчение.

Мы вновь на некоторое время погружаемся в молчание.

— Ладно… давай продолжим. Расскажи, что произошло в Колумбусе.

Я устало вздыхаю, однако благодарна ему за то, что он пошел у меня на поводу.

— Ничего. Я ничего не нашла.

Он сочувственно улыбается мне.

— Напрасная трата денег налогоплательщиков.

— У меня никак не выходит из головы то, как тщательно он моет тела. Это поистине впечатляет. Я никогда не видела ничего подобного.

Малдер чуть наклоняет голову, побуждая меня продолжать.

— Причина смерти, метод… ничего отличного от твоих первоначальных находок?

Я заметно падаю духом.

— Нет, Малдер. Все они подверглись сексуальному насилию, умерли от асфиксии и были тщательнейшим образом вымыты после смерти. Никаких волос, тканей, остаточных телесных жидкостей. Ничего. Он аккуратен. Методичен. И он уделяет каждой жертве очень много времени.

Малдер отводит взгляд, явно погрузившись в раздумья, и я не имею ни малейшего представления, о чем. Ничто из перечисленного мною не ново.

— Что ты обо всем этом думаешь, Скалли?

Я размышляю над его вопросом.

— Ну, вероятно, ты прав, предполагая, что этот человек не фетишист. Не думаю, что удаление волос означает что-то помимо желания обезопасить себя. Он удаляет ногти по той же причине. Только так он может быть абсолютно уверен в том, что не оставит никаких улик. Он одержим этим процессом. И набил на нем руку. Вкупе с протиранием тел спиртом это поистине гениально.

— Согласен. Он планировал это в течение долгого времени. Он примирился со своей извращенностью и выработал аккуратный метод ее удовлетворения. Он не делает ничего импульсивного или необдуманного…

Внезапно он замолкает.

— Что, Малдер?

— Это очищение тел… за этим… за этим стоит нечто большее, Скалли. Что-то в нем выходит за пределы простого желания убедиться в том, что он не оставляет следов.

Я вижу, как он тщательно обмозговывает эту мысль, и решаю помочь ей сформироваться.

— Оно однообразно. Методично, как ты и сказал. Он не изменяет себе, эта аккуратность практически его второе «я», так что…

— Это должен быть процесс, с которым он хорошо знаком, — заканчивает за меня Малдер. — Он усовершенствовал его. И он использует это, чтобы абстрагироваться от тех девочек.

— Каким образом?

— Ему не нравится убивать их, Скалли, но он не видит другого выхода. Они прекрасны и хрупки для него, и он ненавидит ту жестокость, которую вынужден применить, но не в силах бороться с импульсами, толкающими его на преступления. Он срывает их невинность, отрезает их от… — Малдер зажмуривается и трясет головой. — Он столь бережно оборачивает их перед тем, как избавляется от тел. Это его своего рода извинение, но он делает это, чтобы отпустить их. Он приготавливает их. Он не хочет быть пойманным, верно, так что оставить их в живых слишком рискованно, но что если не это служит основным мотивом для посмертного ритуала?

— В этом нет смысла, Малдер. Зачем оборачивать их в подарочную упаковку, прежде чем выбрасывать, словно мусор?

Он резко распахивает глаза и как-то странно смотрит на меня.

— Что ты только что сказала?

— Что? Он выбрасывает их, словно мусор? — Он не отрывает от меня взгляда, и что-то в выражении его глаз меняется. — Малдер, что?

— Нет… нет… он оборачивает их в подарочную упаковку. Он подготавливает их и затем… затем оборачивает в подарочную упаковку. Господи Иисусе.

Он вскакивает и выходит из-за стола прежде, чем я могу задать ему еще хоть какой-то вопрос.

— Малдер?.. Малдер, ты куда? — зову я его.

Он не поворачивается.

— Мне надо кое-что проверить, — бросив это, он целенаправленно шагает к выходу.

Ни разу не оглянувшись.

========== часть 4 ==========

***

Мотель «EZ Rest»

Номер 202

23:42

- Да, сэр, надеюсь, мы скоро сможем покончить со всеми формальностями и вернемся в Вашингтон через пару дней.

- Хорошие новости, агент Скалли. – Помощник директора Скиннер пораженно вздыхает, и я сразу же понимаю, что за этим последует. – У меня это все до сих пор в голове не укладывается. Как, черт возьми, Малдер пришел к подобному выводу?

Меня передергивает от этого вопроса, заданного мне почти каждым офицером полиции Дейтона.

- При помощи одной из тех неочевидных деталей, которые он как-то умудряется различить, когда никто другой на это не способен. Вероятно, он отметил это, когда опрашивал родителей жертв, и убрал в дальний уголок сознания вместе со всеми остальными мелочами, на которые он каким-то образом обращает внимание.

- Да, но увидеть связь между способом заворачивания тел и цветами в домах жертв…

- Да, сэр. Агент Малдер узнал двойное складывание как стиль заворачивания, иногда применяемый флористами, и, исходя из этого, смог установить связующую жертв нить.

- Доставленные им на дом цветы.

- Очевидно, «Цветочник» доставлял их в дома перед каждым исчезновением девочек. Вот почему казалось, что места похищений никак друг с другом не связаны. И те места, где он предпочитал избавляться от тел, так далеко выходили за пределы округа Монтгомери, что было практически невозможно установить любое из них как фокус-зону убийцы. Нам чрезвычайно повезло, что Малдер вычислил, как он выбирает жертв. Трудно сказать, как долго он еще мог бы ускользать от полиции – никакого очевидного метода в его действиях не прослеживалось.

- Невероятно, - говорит Скиннер, и я практически вижу, как он недоумевающе качает головой. – Только Малдер… - Он ничего больше не добавляет – ему и не нужно.

- Хотите верьте, хотите нет, сэр, но агент Малдер корит себя за то, что не заметил этого раньше.

Скиннер вздыхает.

- Охотно верю. Как он держится?

- Как и следовало ожидать. Не думаю, что он спал больше нескольких часов за последние четыре дня.

Он откашливается.

- Что ж, агент, не торопитесь. Я жду вашего отчета к концу недели. А пока что, - отрывисто бросает он, - напомните своему напарнику, что он спас многие жизни. Отличная работа – это вас обоих касается.

- Спасибо, сэр. - На этом я заканчиваю разговор.

Я не знаю, чем себя теперь занять – я чувствую себя взвинченной, натянутой как струна.

Все стало происходить с головокружительной скоростью, как только Малдер установил ту самую связующую жертв нить. Поговорив с родителями, он выяснил, что разыскиваемым нами преступником является некий Оуэн Стивенсон – разъездной флорист, обслуживающий Дейтон и его пригороды. Называя себя «Цветочником», он осуществлял свой бизнес, развозя на своем фургоне для доставки цветы, выращенные в теплице рядом с его домом. Мгновенно полученный ордер на обыск дома и всех прилегающих к нему построек выявил хорошо спрятанное бомбоубежище, превращенное в настоящий храм для его жертв, представленных в основном фотографиями. Для столь аккуратного убийцы он был до смешного одержим фотографированием девочек. Арест произвели без проволочек и инцидентов, хотя когда мы наконец столкнулись с мистером Стивенсоном снаружи его убежища, Малдер умолял его бежать и дать ему повод выстрелить.

И он не шутил. Я никогда не видела, чтобы он был столь агрессивно настроен по отношению к подозреваемому. Даже когда на преступника надели наручники и загрузили в ближайшую полицейскую машину, Малдер все еще держал его на прицеле.

Когда все было кончено, он вернулся обратно в убежище, где криминалисты все еще занимались фотографированием и сбором улик. Он стоял без движения посреди помещения, пока вокруг него велась бурная деятельность. Никто не рискнул вторгнуться в его личное пространство.

Я знала, о чем он думает, что продолжает мучить его. Сходство между этим помещением и его собственной комнатой в отеле было поразительным и прямо-таки… жутким. Единственным и самым главным отличием являлись непосредственно фотографии – мистер Стивенсон обзавелся ими «до», тогда как Малдер обладал вариантами «после». Сложи их вместе и получишь задокументированную историю этих убийств.

Это не могло не повлиять на него.

Чуть ли не хуже был вид того помещения, в котором Стивенсон подготавливал тела своих жертв. Одного взгляда на инструмент по срезанию шипов с роз оказалось достаточно, чтобы причина, по которой он удалял им ногти, обрела некий извращенный смысл. Малдер был прав – посмертные приготовления имели место не потому, что мистер Стивенсон хотел скрыть свои следы, а потому что он таким образом прощался с ними. Те девочки были прекрасны для него, как цветы. Все это вызывало у меня сильнейшее отвращение.

После нашего ухода Малдер хранил упорное молчание, явно над чем-то размышляя. Если не считать его официального заявления, он едва обмолвился хоть словом после ареста мистера Стивенсона. Ну, помимо «я должен был поймать его раньше, Скалли. Это было прямо у меня перед носом, а я не замечал». Было совершенно бессмысленно пытаться спорить с ним - по крайней мере, тогда. Рана оставалась еще слишком свежей.

Полиция Дейтона из кожи вон лезла, чтобы предъявить формальное обвинение подозреваемому, что, учитывая обстоятельства, было вполне понятно. Они подверглись суровой критике за неспособность поймать убийцу быстрее и теперь, когда им это удалось, не стали терять время зря: в спешном порядке взяли показания и выполнили все нужные формальности. Во время всего этого Малдер находился, похоже, в шаге от срыва. Я видела это в его глазах и в том, что каждое его движение казалось тщательно выверенным.

Еще один хлопок по плечу, и, подозреваю, он вытащил бы пистолет и подстрелил бы кого-нибудь.

Я и понятия не имела, что занимало этот гениальный, но зачастую саморазрушительный разум. Одно было ясно – он не испытывал того облегчения, которое обычно возникает по окончании трудного расследования. Он не чувствовал никакого удовлетворения, несмотря на то, что почти в одиночку раскрыл это дело. Разумеется, я понимаю, что для моего напарника поимкой убийцы все не заканчивается – процесс выхода из разумов этих маньяков не менее сложен, чем процесс проникновения в них.

Надеясь сделать этот переход настолько безболезненным, насколько возможно, я повела его к машине, расталкивая столпившихся у участка репортеров, чтобы отвезти обратно в отель, как только мы закончили с полицейской рутиной. И я знала, что, помимо всего прочего, ему нужно убраться как можно дальше от этой суматохи вокруг него и оказаться в каком-то тихом месте.

Я уже предвкушала вечер, состоящий из горячего душа, хорошей еды и столь заслуженного сна. А завтра, возможно, он будет в более подходящем состоянии, чтобы оставить это дело позади.

Я предполагала, что мы оба проведем вечер подобным образом – раздельно, скорее всего. Но в свете всего того, что случилось с нами недавно, признаю, что надеялась на проведение хотя бы части этого времени вместе. Я чувствовала себя потрясенной событиями, сопровождавшими это расследование, и хотя мне не хотелось открыто признаваться ему в этом, но мне нужно было побыть рядом с ним - даже если бы мы просто валялись перед телевизором.

Так что представьте мое… изумление будет походящим словом, когда я припарковала машину у отеля, и Малдер заявил, что собирается пойти «развеяться» в бар в паре кварталов отсюда. Поначалу я подумала, что он пошутил. Я имею в виду, что для Малдера «развеяться» обычно означает лузгание семечек и просмотр порно по кабельному. И это еще если не рассматривать тот факт, что он был просто изможден. Я сомневалась, что у него осталось достаточно сил на то, чтобы дойти до его номера, не то что преодолеть расстояние до бара, мимо которого мы проезжали.

Мое удивление, очевидно, отчетливо читалось у меня на лице.

- Не начинай опять, - раздраженно бросил он.

- Малдер, я и не начинаю! Я просто подумала, ты захочешь…

- Не веди себя так, будто знаешь, чего я хочу.

- Малдер…

- До завтра, Скалли.

Чувствуя себя совершенно сбитой с толку, я сделала самую жалкую вещь из всех возможных: предложила пойти с ним. Тогда я сказала себе, что поступаю так из-за беспокойства за него. Мне казалось, что ему не следовало оставаться одному. Я не хотела, чтобы он оставался один. И, черт побери, я тоже не хотела оставаться одна. Он открыл дверцу машины и вышел наружу, даже не обернувшись.

- Я уже взрослый, Скалли, и вполне могу отправиться в бар без сопровождающих.

И был таков.

С тех пор прошло уже три часа.

Признаю, я нетерпеливо меряю шагами комнату. Я пыталась занять себя чем-нибудь, честно, пыталась. На ужин и душ ушло около часа, на звонок Скиннеру – меньше десяти минут, на переключение каналов, прыжки на кровати и удары головой о стену – еще пятнадцать.

В результате вот уже примерно час тридцать пять минут меня переполняет беспокойство за него. Беспокойство, очень быстро переходящее в тревогу. Тревога, в свою очередь, - в расстройство, а оно уже - в гнев.

Я чувствую себя брошенной. Знаю, это напоминает созависимость, и ненавижу себя за это, но, рационально это или нет, мне невольно кажется, будто мной пренебрегли. Я бы уважала его желание остаться одному… если бы оно не включало нахождение среди большого количества других людей.

Он не хотел оставаться наедине с самим собой, но при этом также не хотел быть рядом со мной. Я могу анализировать это до посинения и все же не пойму причину. Что ж, полагаю, помимо того факта, что «о боже! Я хочу трахнуть тебя, Скалли!» до сих пор звенит у меня в ушах, может, оно также звенит и в его собственных, и теперь, когда дело закончено, он чувствует себя неловко. Не сомневаюсь, он исполнен сожалений из-за своего поведения. Но он должен понимать, что я не считаю его ответственным за его действия. Я уже говорила ему это. И не кривила душой.

И боже, ладно уж… Какая-то часть меня определенно хотела, чтобы он не ограничился одним лишь заявлением. Не только он был ответственен за то, что ситуация приняла такой… горячий оборот. Он сам сделал то довольно неделикатное наблюдение. Но, может, теперь, когда все кончено, он испытывает отвращение из-за того, как мы оба отреагировали на случившееся.

Или, возможно, испытывает отвращение ко мне.

По крайней мере, он может оправдывать свои поступки влиянием этого дела. Когда он профилирует, то каждая мысль, каждое слово, каждое действие каким-то образом связаны с тем, чем занят его разум, осознает он это или нет. Ему не надо бороться с идеей того, что он, возможно, хотел, чтобы это произошло, и неважно насколько неудачными были обстоятельства.

Нет, это конкретное унижение выпадает лишь на мою долю.

Мои отношения с Малдером столь многослойные, что кажется, будто я не в силах проникнуть через все эти слои, чтобы добраться до их сути. Наверняка я знаю лишь, что никогда не хотела слишком уж заострять внимание на его физической привлекательности, и готова признать, что мой отклик на него этим утром потряс меня до глубины души. Я всегда осознавала, что какая-то часть меня хочет его, но была уверена, что держу это свое влечение под жестким контролем. Мне трудно свыкнуться с тем, что я не раз пыталась остановить его, протестовав поначалу, но не сказала ничего вроде «Малдер, убери от меня руки!» или «Эй, тыкать в своего напарника этим против правил ФБР!». И эту горькую пилюлю весьма трудно проглотить.

Как далеко я позволила бы ему зайти, если бы он не остановился сам?

И что, черт побери, все это означает?

Я так устала. Я не хочу больше об этом думать. У меня от всего этого уже ум за разум заходит, а про реакцию своего тела я вообще молчу… Боже, хотела бы я заснуть. Надо попытаться. Я так измождена. В любом случае, я отказываюсь ждать возвращения Малдера. Он сам сказал, что уже взрослый – даже если не всегда ведет себя соответственно.

Я уже собираюсь приступить к своему вечернему ритуалу перед отходом ко сну, когда слышу снаружи звук.

Смех.

Определенно женский смех. Совсем рядом.

Я говорю себе, что это невозможно. Ни за что. Он не может доноситься от входа в номер Малдера. Я допускаю, что он на многое способен, но привести женщину в свой номер, пока мы на задании… НЕТ! Да пошло оно все! Привести женщину в свой номер, когда я нахожусь в соседнем! Особенно теперь! После… после… о боже.

Не подходи к окну, Дана. Не делай этого.

Затем я слышу перезвон ключей в попытке открыть замок и тихое недовольное ворчание Малдера. Следом до меня доносится очередное хихиканье его… спутницы. Звук пронзает мои нервы подобно току, ударяя по синапсам и заставляя кровь кипеть.

Мой гнев настолько силен, что глаза застилает красной пеленой, словно кровяные сосуды фактически лопнули под воздействием пронесшегося по ним потока ярости.

Я слышу, как дверь наконец поддается, затем следуют неуклюжие шаги подвыпивших людей, ввалившихся внутрь.

С меня довольно! Ни за что на свете я не стану слушать, как Малдер занимается пьяным сексом в соседнем со мной номере!

Я хватаю пистолет… пистолет?! Да, какого черта. Я уже подхожу к входной двери, когда по другую сторону стены раздается крик. Потом громкий голос Малдера. Еще больше криков.

Мы открываем двери одновременно, и вот я стою, подняв оружие и нацелив его прямо на нелепо разодетую шлюшку, пытающуюся так быстро, как только возможно на четырехдюймовых шпильках, выбежать из номера Малдера. Она даже не замечает меня, очевидно, пребывая в слишком истерическом состоянии от того, что случилось в его… его номере!

О боже, я могу только догадываться, каким он должен был показаться этой женщине в ее отнюдь не трезвом сейчас состоянии. И, словно бы в подтверждение моих подозрений, она выкрикивает:

- Ты больной ублюдок! Каким извращенным дерьмом ты занимаешься? Я звоню в полицию!

Я не могу упустить столь подходящий момент заявить о себе.

- Полиция уже здесь. Стоять, ФБР!

Будучи застигнутой врасплох, она резко останавливается, покачиваясь на ровном месте. Затем она разворачивается ко мне и когда замечает мой пистолет, ее взлохмаченная грива крашеных в цвет пожарной машины волос как будто бы окончательно перестает подчиняться силе притяжения, встав дыбом. Она смотрит на меня, и, замечая струящиеся по ее лицу слезы, я осознаю, что эта женщина и вправду потрясена увиденным. Да и кто может ее за это винить?

Внезапно в дверном проеме возникает Малдер. Ублюдок уже и рубашку успел снять. Меня он словно бы даже не замечает или, если и замечает, то не показывает вида.

- Ну же, вернись, - пытается он успокоить женщину. – Я не буду включать свет.

Она смотрит на него с выражением карикатурного мультяшного изумления на покрытом потекшим макияжем лице.

- Ты спятил что ли, мать твою? – Она поворачивается ко мне. – Вам надо арестовать это гребаного психа! У него по всей комнате фотографии мертвых девочек развешаны!

Он следует за ее взглядом и практически набрасывается на меня.

- Скалли, опусти чертов пистолет!

Я обхожу его и встаю перед его подружкой или кто она там. Она хватает меня за руку.

- Застрелите его! Застрелите! Он собирается убить меня! – орет она так громко, что у меня в ушах звенит.

Малдер делает шаг в ее сторону.

- О ради бога, вернись в номер!

Ее длинные ногти впиваются в мою кожу.

Ладно, вот теперь у меня появляется вполне законное право вмешаться.

- Малдер, прекрати! Хватит уже! Иди обратно в номер и дай мне вызвать этой женщине такси. Что бы ты там ни планировал, не думаю, что в данный момент она готова в этом участвовать.

Он испепеляет меня убийственным взглядом. Действительно смертоносным. Посмотрев напоследок на женщину, он разворачивается и возвращается в номер, захлопнув за собой дверь с такой силой, что проем треснул.

- Эй, вы, фэбээровцы, какого черта там у вас происходит? – Я разворачиваюсь и вижу менеджера отеля, вразвалочку приближающегося к нам. Господи, может ли эта ночь стать еще хуже?

- Все под контролем. У этой молодой женщины возникло некоторое недопонимание с моим напарником, но сейчас уже все улажено.

Девушка удивленно трясет головой.

- Вашим кем?

Я не удостаиваю ее ответом.

- Не могли бы вы вызвать ей такси?

Мужчина немедленно надувается от осознания собственной важности, тут же примеряя на себя роль альфа-самца.

- Разумеется. Пройдемте в мой офис, мисс. – Он подходит и берет ее под локоть.

Женщина медленно шагает прочь.

- Но… но… что насчет?..

- Я об этом позабочусь, - заверяю я ее.

Я об этом позабочусь?! Как, черт побери, мне полагается это сделать???

========== часть 5 ==========

***

Для начала мне стоит отнести пистолет обратно в номер и убрать от греха подальше. Лучше, чтобы он не был под рукой, когда я снова встречусь с Малдером: на этот раз я могу прицелиться намного ниже плеча.

Я делаю несколько шагов к двери и уже поворачиваю ручку, когда Малдер внезапно оказывается позади и, воспользовавшись своим преимуществом в росте и весе, грубо толкает меня в номер, после чего заходит следом и захлопывает за собой дверь.

- Какого хрена ты все это устроила, Скалли? – Он хватает меня за воротник рубашки и рывком притягивает к себе. – Отвечай мне, твою мать!

В тот же миг мой разум инстинктивно реагирует на угрозу, и, руководствуясь заученными навыками самообороны, я на автопилоте поднимаю оружие и приставляю дуло к его груди прямо напротив сердца. О боже, какого черта я делаю? Оно хотя бы на предохранителе? Поставила ли я его на предохранитель?

Он отпускает меня, слегка отстраняется и смотрит на ствол пистолета, упирающийся в его голую грудь. Затем он поднимает глаза на меня, и я вижу в них дикую, обжигающую ярость.

- Ну же, давай, Скалли, - подначивает он меня низким грубым голосом. – Сделай это, нажми на чертов спусковой крючок. Давай!

Его крик пугает меня, и я колеблюсь. Заметив открывшуюся ему возможность, он незамедлительно пользуется ею, выхватывая оружие из моих онемевших пальцев. Затем он толкает меня назад, и, споткнувшись, я теряю равновесие и приземляюсь на кровать.

Он крутит пистолет в руках.

- Он снят с предохранителя, Скалли.

Не в силах более сдерживаться, я начинаю рыдать, давясь слезами. О боже. Одно неверное движение, и я могла застрелить его.

Он щелкает предохранителем и кладет пистолет на столик в паре футов от себя.

- Если захочешь его вернуть, придется иметь дело со мной.

Я переползаю на противоположную сторону кровати, стараясь оказаться как можно дальше от него. Что теперь? кричит мой разум, не в силах вырваться из этого замкнутого круга. Что теперь? Что теперь? Что теперь?

- Ты хоть представляешь, что ты со мной сделала?

- Что я сделала? – переспрашиваю я тихим испуганным голосом.

- Я говорил, что ты не захочешь это понять, Скалли. Почему ты не можешь просто оставить меня в покое, чтобы я справлялся с тем, с чем мне нужно справиться, по-своему?

Его слова вызывают во мне внезапную вспышку гнева.

- Извини, Малдер, но мне как-то не пришло в голову, что эта пьяная шлюха была частью твоей личной терапии.

Этим мне определенно удалось его разозлить.

- Это не твое гребаное дело, Скалли!

Я вздрагиваю, как будто он отвесил мне пощечину.

- Еще как мое! Ты мой… мой… - запинаюсь я. Почему это так трудно?

- Что? Я твой что? – Он делает пару шагов в мою сторону. – Я что? – Он снова повышает голос. – Скажи мне, Скалли. Скажи мне, что я для тебя.

Я открываю рот, но не в силах произнести ни слова. Я не могу ответить ему. Я не знаю, как ответить. У меня нет ответа на этот вопрос – даже для самой себя.

Малдер кивает.

- Вот именно. Твой напарник, может, твой друг, пока я сохраняю дистанцию. Помимо этого, я гребаное ничто для тебя. Ничто! Так что ты не имеешь никакого права указывать мне, как мне жить, или осуждать сделанный мной выбор.

Грудь сжимается от боли. Клянусь, я чувствую, как мое сердце распадается на части.

- Малдер, ты… ты… мне небезразличен. Как ты можешь такое говорить? Как ты можешь в это верить?

- Прекрати пытаться спасти меня, Скалли.

- Единственное, от чего я пыталась спасти тебя сегодня, - это от венерического заболевания, Малдер.

Он впивается в меня взглядом.

- Единственное, от чего ты спасла меня, - это гребаный покой, Скалли, так что лучше закрой свой проклятый рот, если не понимаешь, о чем говоришь. То, что ты предпочитаешь жить без секса, не дает тебе гребаного права осуждать остальных за стремление к большему. Я не нуждаюсь в лекции о сексе от той, у кого с тех пор, как я ее знаю, между ног не побывало ни одного члена.

Мне остается только смотреть на него, разинув рот.

- Ты… ты… ты сукин сын! - Он никогда не говорил так со мной, никогда. О, порой он вел себя достаточно резко, даже грубо… но никогда не выказывал столь явного неуважения, не принижал меня. – О боже, Малдер. – Я прикусываю губу и качаю головой, закрывая глаза, только чтобы не видеть его. По щеке стекает горячая слеза. – Как ты можешь… как… - Я борюсь со слезами, но глубокое чувство обиды слишком сильно. Я встаю, стараясь минимизировать свои движения из опасения, что любое из них приведет к выплескиванию столь близкой сейчас к поверхности боли. Мне надо по возможности превозмочь ее, просто чтобы открыть глаза.

Он смотрит на меня с таким очевидным потрясением, когда резкость его слов наконец доходит до него, и при этом выглядит так, словно его сейчас стошнит. Он качает головой, не сводя с меня взгляда.

- О Господи, Скалли. Я не… - Слеза стекает и по его щеке, и я невольно испытываю некое извращенное удовольствие при виде ее. – Мне… мне жаль.

Должно быть, я выгляжу столь же сбитой с толку и подавленной, как себя чувствую, потому что Малдер вздыхает и обхватывает себя руками.

- Господи, Скалли, пожалуйста, не смотри на меня так.

Я сильно прикусываю губу, но все равно не в силах сдержать рвущийся наружу всхлип. Он опускает взгляд, раздавленный чувством вины.

- Я не имел в виду… я не пытался…

Усилием воли я заставляю себя заговорить:

- Нет, ты прав, Малдер. Полагаю, я и вправду не понимаю. Ты имеешь право на личную жизнь. С моей стороны было неправильно делать какие-то заключения касательно ее, особенно если принять во внимание тот факт, что, по твоим словам, мне нет в ней места. – Я ощущаю, как гнев вновь поднимает свою уродливую голову, перебарывая унижение, и хватаюсь за него из последних сил. – Я могу только просить, чтобы ты оказал мне такую же любезность, о которой просишь сам. Ты невероятно далек от истины. Ты и понятия не имеешь о моей сексуальной жизни, так что оставь эти псевдо-анализаторские оправдания своего ублюдочного поведения.

- Что ты имеешь в виду, говоря, что я «невероятно далек от истины»? Что это значит? – Поверить не могу, но в его голосе звучат обвиняющие нотки. Он вообще слышал что-нибудь из того, что я сказала? Когда я не отвечаю на его вопрос, он удивленно распахивает глаза. – Ты?.. – Он стискивает зубы. – Кто он, Скалли?

Искушение заставить его помучиться слишком велико, но он выглядит так, словно готов взорваться в любую минуту, и это пугает меня, так что единственным относительно здравым выходом из данной ситуации, как мне представляется, будет взять этот нелепый разговор под свой контроль.

- Малдер, прекрати уже. Я не хотела, чтобы это так прозвучало…

- Тогда что ты хотела сказать? – гневно вопрошает он.

Я вздыхаю.

- Малдер, ты требуешь уважать твое личное пространство, но при этом настаиваешь, чтобы я поделилась с тобой весьма личной информацией. Ты что, не видишь всего идиотизма этого? Для любого из нас утверждать, что мы не интересуемся или не имеем права лезть в личную жизнь другого, просто глупо.

- Почему ты не отвечаешь на мой вопрос?

- О бога ради, Малдер! Может, уже перестанешь переводить разговор на меня?

Он плотно сжимает губы и делает глубокий вдох, опустив глаза к полу.

- Ты права… ты права… Скалли, я не в себе, - хрипло шепчет он. – Если бы ты видела то, что вижу я, когда закрываю глаза, то поняла бы, почему я привел ее сюда. И не стала бы меня винить.

- Как напившись и перепихнувшись с первой встречной, ты решил бы свои проблемы, Малдер?

- Я не пьян, Скалли. Я пил одну-единственную бутылку пива целых три часа, но все остальные в баре набрались настолько, что просто не в состоянии были это заметить.

- И это по-прежнему связано с делом, - скорее констатирую, чем спрашиваю я, но Малдер все равно кивает. – Ты должен оставить его позади, Малдер. Эти преступления будут по-прежнему мучить тебя, только если ты позволишь им и дальше иметь над собой такую власть.

- Все гораздо сложнее. Не ненавидь меня за то, что мне нужно… - Он не заканчивает свою мысль и отводит глаза, явно испытывая неловкость.

- Я знаю, что тебе нужно. Тебе нужно поспать. Тебе нужно…

Я не договариваю, так как горькая тоска в его взгляде подсказывает мне, как я заблуждаюсь, прежде чем он выдавливает:

- Нет, Скалли.

- Ты и вправду думаешь, что я не смогу понять твои потребности, Малдер?

- Дело не в перепихе, Скалли. Я понимаю, что все выглядело именно так, но это неверное впечатление, - тихо произносит он.

- Я знаю, в чем дело.

Он снова поднимает на меня глаза, и что-то в их выражении меняется после моих слов.

- Нет, Скалли, не знаешь. Если бы знала, то один мой вид вызывал бы у тебя отвращение. Это расследование… оно что-то со мной сотворило. Оно изменило меня. Я не понимал, насколько, пока не оказался в том укрытии и не увидел, как глубока эта связь. Я не могу это объяснить. Черт, я и не хочу. Я хочу лишь, чтобы это прекратилось прежде, чем я причиню тебе еще большую боль. То, что я сказал, Скалли… это не я. Пожалуйста. Господи, Скалли, ты должна мне поверить.

- Я знаю, Малдер… скажи, что я могу для тебя сделать.

- В этом-то и суть, Скалли! Ты не можешь помочь. Я не позволю тебе, - раздраженно восклицает он и отворачивается.

- Не позволишь? – не в силах сдержать гневное удивление, переспрашиваю я. – Но при этом позволишь «помочь» тебе незнакомке? Ты бы скорее трахнул подобную женщину, чем…

Он снова поворачиваетсялицом ко мне.

- Чем что? Чем трахнул бы тебя, Скалли? Следует ли мне трахать тебя вместо нее?

Я с трудом сглатываю.

- Нет… нет, это не… я не… - запинаюсь я, паникуя.

Он внезапно оказывается рядом со мной и кладет руки мне на плечи.

- Я бы никогда не низвел тебя до этого. И неважно… - Он не договаривает. Мне следовало бы быть тронутой убежденностью, что слышна в его голосе, но этого не происходит. – Я бы никогда так не поступил, - тихо добавляет он. – Никогда.

- Даже если я позволю тебе?

Он распахивает глаза, опускает руки и отступает назад на несколько шагов, трясясь всем телом.

- О, Скалли… пожалуйста. Пожалуйста, нет. – Его нижняя губа дрожит. – Ты единственное в моей жизни, что еще остается чистым. Я не могу низвести тебя до своего уровня. Не могу. Даже если бы хотел.

- То есть ты не хочешь этого?

- Скалли, а из-за чего, ради всякого святого, я, по-твоему, себя терзаю? Я говорю не о занятии любовью. Мысль об этом… с тобой… Господи, я так сильно жажду тебя, что фактически ощущаю боль в таких местах, о существовании которых даже не подозревал. – Он замолкает и закрывает глаза.

Я чувствую себя так, словно меня ударили под дых. Что он пытается сказать? Он из кожи вон лезет, стараясь удержать меня на расстоянии, говорит и делает столь ужасные вещи, чтобы не позволить мне и дальше размывать границы наших с ним отношений?

Он облизывает губы, по-прежнему держа глаза закрытыми.

- Скалли… Это настолько отличается от того, что я запрещаю себе желать от тебя. Если бы я, - он делает глубокий судорожный вдох и, открывая глаза, впивается в меня взглядом, - если бы я трахнул тебя так, как мне нужно, я не смог бы впоследствии смотреть тебе в глаза. И ради чего? Чтобы получить возможность спокойно заснуть? Оно того не стоит. Не для меня.

- Малдер…

- Нет, послушай. Все мое тело напряжено до самых кончиков пальцев, Скалли. Я больше не могу этого выносить. Когда я закрываю глаза, то все, что я хочу видеть, - это чертова женская вагина, и существует только один способ, приходящий мне на ум, чтобы дать этому образу пробиться через все остальные, связанные с этим гребаным делом.

Я чувствую себя дезориентированной, разрываясь между страхом и желанием, вызванными его словами… Боже, я не могу это выносить.

- Скажи мне, Малдер. Скажи, как тебе нужно это сделать.

Он прикусывает губу.

- Скалли, прекрати! Ты хоть понимаешь, что я на грани полной потери контроля?

- Скажи мне, - повторяю я куда смелее, чем себя чувствую. Что я делаю? Почему давлю на него?

Его глаза опасно темнеют от возбуждения.

- Я не стану этого делать.

- Нет, станешь. – Все его тело фактически дрожит от едва сдерживаемого напряжения, и все, о чем я могу думать в этот момент, это как бы мне хотелось быть той женщиной, которую он желает, в которой нуждается и которую столь отчаянно жаждет. – Скажи, как трахнуть тебя, Малдер.

- О Господи… - Я завороженно наблюдаю за тем, как его рука мгновенно опускается к выпуклости в паху. Он обхватывает твердеющий член сквозь ткань брюк и плотно зажмуривается. – О боже. – Он втягивает воздух. – Я не хочу думать… я просто… я просто… я не хочу чувствовать ничего, кроме… кроме… - Он жалобно стонет.

Я приближаюсь и накрываю его руку своей. Мы вместе поглаживаем его член по всей длине и оба содрогаемся.

- Тогда делай то, что тебе нужно, со мной. Позволь мне дать тебе это.

Он испускает мучительный всхлип и открывает глаза.

- Скалли. – Он хватает мою ладонь и отводит ее в сторону. – Нет. Не надо. Не так. Не поэтому.

Опуская мою руку, он отступает назад и все это время не сводит с меня взгляда. Он слегка покачивается, когда достигает двери, и тяжело опирается на нее, все еще переводя дух.

- Как бы я смог смотреть тебе в глаза, когда ты кончишь, когда ты кончишь, и ничего не чувствовать, Скалли? Я ни за что не смог бы думать своим членом и трахать тебя вслепую, и неважно, как сильно бы мне того хотелось. В подобной ситуации еще столь многое даст о себе знать, с чем я не в состоянии сейчас иметь дело. Теперь ты понимаешь? Я не смог бы делать это, смотря на тебя, слыша тебя, о боже, слыша, как ты стонешь мое имя, и при этом полагать, что сумею удержать все на том уровне, на котором мне нужно. – С этими словами он разворачивается к выходу.

- Куда ты идешь? – голосом чуть громче шепота спрашиваю я.

- Я не могу сейчас находиться рядом с тобой, Скалли.

Страх сжимает мне грудь.

- Малдер, ты же не собираешься вернуться в тот бар? – Я не смогла бы принять это. Не теперь, а возможно, и никогда.

Он разворачивается ко мне и грустно улыбается.

- Нет… - просто отвечает он. – Я собираюсь произвести небольшие изменения в своем декоре. Вдруг этого окажется достаточно, чтобы хоть ненадолго заснуть, - без особой убежденности в голосе добавляет он, закрывая за собой дверь.

***

03:02

Я слышу его. Не звуки целеустремленной уборки номера, разрывания бумаги, открывания и закрывания комодных ящиков, включенного душа… все это стихло около получаса назад.

Теперь до меня доносится только его тихий плач. Он явно пытается приглушить его подушкой, но я все же различаю наполненные скорбью рыдания.

Казалось, я лежу без сна уже целую вечность, воскрешая в памяти события последних суток и пытаясь добиться хоть какого-то прогресса в понимании того, что их вызвало.

Надо отдать должное самому важному из них, а именно поимке убийцы. Всему остальному полагается быть незначительным по сравнению с масштабом данного достижения. Полагается, но это не так.

Мой разум постоянно напоминает мне о том, чего этот успех стоил Малдеру. И почему.

Отчего на этот раз для него все иначе?

Я проанализировала это при помощи широкого круга возможностей, например, того, что похищения маленьких девочек, исчезающих в ночи без следа, напомнили ему о травме, нанесенной пропажей Саманты; или, может, это дело напомнило о каком-то предыдущем, возможно, не принесшем положительного результата или не раскрытом. Не стоит также забывать о том, что предпочтения мистера Стивенсона оказались столь схожими с наклонностями Роуча, и, может, все связанные с ним неразрешенные душевные травмы Малдера приводили к тому, что он в некотором роде сравнивал их…

И потом, была еще одна наиболее очевидная и вероятная возможность того, что это дело оказалось третьим среди ему подобных, скинутых отделом особо тяжких на Малдера меньше чем за три последних месяца. У него просто не было достаточно времени на то, чтобы оправиться от них. От него каждый раз требовали, чтобы он выкладывался по полной, и на этот раз он, вполне может статься, зашел слишком далеко и не сумеет вернуться назад.

Есть и другие обстоятельства, разумеется, но ни одно из них не даст мне нужный ответ.

И после всего сказанного и сделанного я полагаю, что причина на самом деле довольно проста: Малдер достиг предела своей выносливости. На этот раз, открыв себя разуму Оуэна Стивенсона, он не просто создал тропинку в мозг этого человека, а проложил настоящий мост, позволивший преступнику и его безумию проникнуть в него самого. Он начал видеть другими глазами, и увиденное одновременно заворожило и повергло его в ужас. О, я не хочу сказать, что его возбуждали образы или мысли о насилии над маленькими девочками. Думаю то, что с ним случилось, было даже хуже. Несмотря на его заверения в обратном, он начал понимать, почему Оуэна Стивенсона возбуждали эти вещи. А для столь умного человека как Малдер понимание сложностей мотива в столь глубоко личном плане было почти так же ужасно, как и сам мотив. Потому как он не подходил к нему с клинической, отстраненной интерпретацией психолога. Он оценивал его как мужчина.

Это объясняет, почему он столь гневно и решительно восставал против преступлений Оуэна Стивенсона – преступлений, хоть и ужасных, но далеко не самых страшных из виденных им. Для него это глубже, чем просто сочувствие, которое он обычно столь остро испытывает к жертвам и их семьям. Он пришел к пониманию мотива убийцы с другого ракурса, и ему стало слишком тяжело с этим бороться.

Вот почему те образы преследуют его сейчас. Почему он чувствует, что предал себя. И их. Почему он столь отчаянно нуждается в том, чтобы восстановить связь со своей сексуальной природой. И почему нуждается в том, чтобы сделать это на своих условиях… условиях, что переплелись с его чувствами ко мне и точно выверенным положением, которое я занимаю в его жизни.

Теперь я ясно вижу причину, по которой он стал дистанцироваться от меня еще в начале расследования. Он знал, что добавление меня в этот зарождающийся клубок смятения может привести к личной катастрофе для нас обоих. Только я видела его действия как нежелание принять мою помощь, а он расценивал их как выживание.

Но все это, вызванное ли его явными усилиями оттолкнуть меня или моей реакцией на них, открыло что-то в наших отношениях, что было закрыто прежде. Проще говоря, теперь я знаю, что он видит во мне больше, чем просто напарницу. Он, возможно, пытался защитить меня от более примитивного аспекта своих чувств, но факт остается фактом – эти чувства существуют, и их сила поистине ошеломительна.

И вот где я оказываюсь – лицом к лицу с тем, что пугало меня с самого начала, хотя, может, не в том контексте, в котором, как я полагала, мне доведется иметь с этим дело… Как далеко я готова зайти ради него?

Вопрос представляется мне столь монументальным, со столь многими факторами, которые надо обдумать и взвесить. Но на самом деле, я все это время знала ответ на него и сейчас предпочитаю это признать.

Это Малдер.

Как я могла рассматривать что-то, помимо того, чтобы идти до конца?

========== часть 6 ==========

***

Я слышу, как дверь его номера закрывается, и понимаю, что час пробил. Он не примет это лицом к лицу, так что мне придется сделать предложение другой части его тела – той, что хочет его принять.

Я выглядываю из окна своей темной комнаты. Небо все еще черно, и на парковке ни души, если не считать пересекающего ее Малдера, одетого явно для пробежки. Подозреваю, что отлучился он ненадолго: он просто пытается изнурить себя, но это не то, что ему нужно. Разочарование скоро заставит его вернуться, так что мне стоит поторопиться.

Я понимаю, что надо воспользоваться представившимся мне удобным случаем, чтобы проникнуть в его номер незамеченной. Подождав, пока он скроется из вида, я тихонько открываю дверь и выхожу наружу. Прохладный ночной воздух приятно освежает мою разгоряченную кожу. Замерев на мгновение, чтобы сделать глубокий вдох, я наслаждаюсь бодрящим легким холодком, разлившимся по моим легким.

Я спокойна. Не представляю, как это возможно, учитывая то, что я собираюсь сделать. Может, это вызвано ощущением неизбежности, возникшим сразу же, как я приняла решение. Знаю, что он сказал, и полагаю, он искренне в это верил. Но только я могу освободить его от этого. Я единственная, кто должна.

Я приседаю перед дверью в его номер и начинаю копаться в замке. Взломав его без особых усилий, я проникаю внутрь.

Номер выглядит совсем иначе. Три больших мусорных мешка стоят в ряд у стены, примыкающей к ванной. Я знаю, что в них, и хотя его «небольшие изменения в декоре» помогли куда меньше, чем он надеялся, я, к своему облегчению, осознаю, что он, по крайней мере, сопротивляется силе этих образов.

И теперь остается сделать только одно. Я поднимаю руки и начинаю неспешно расстегивать пуговицы блузки…

***

Услышав, что он приближается к входу в номер, я вздыхаю в предвкушении.

На какое-то мгновение я ощущаю нервозность, опасаясь, что он все равно отвергнет меня. Я поспешно подавляю ее и принимаю заранее выбранную позу.

Он хочет этого. Ему это нужно. И я могу ему это дать.

Крепко упираясь коленями в пол, я наклоняюсь, пока не касаюсь грудью ковра. Я выставляю руки вперед, слегка сгибая их в локтях, и опускаю голову между ними, обхватывая ладонями ножку кровати. Телевизор создает идеальное освещение, окутывая мои приподнятые бедра мягким светом, тогда как остальное мое тело остается сокрытым тенями.

Ключ поворачивается в замке, и я шире раздвигаю ноги, предлагая ему свое влажное лоно, как на жертвенном алтаре.

Дверь открывается и закрывается, и возникший при этом сквозняк слегка холодит складки моей вагины. Не став включать свет, он подходит к ближайшему креслу, и я слышу его хриплое быстрое дыхание, которое он пытается взять под контроль после пробежки. Затем до меня доносится глухой стук скинутых на пол кроссовок, и он встает; последующий звук сброшенных на кровать тренировочных штанов отзывается у меня в ушах, словно удар грома.

Он поворачивается лицом к комнате, намереваясь пройти в ванную.

Я безошибочно определяю тот самый момент, когда он наконец замечает меня. Из его горла вырывается короткий отчетливый хрип.

- О че… о че… о боже… - Его ноги подгибаются, и я слышу, как он падает на колени позади меня.

Вид того, что он хочет больше всего, столь близкого и столь готового для него, вызывает именно такую реакцию, на которую я и рассчитывала. Этот образ минует его мозг, перемещаясь из глаз прямиком к члену, и не оставляет после себя ничего, стоящего обсуждения, анализа или мучений. И вот уже он осознает только горячую пульсирующую потребность, возникающую у него между ног и требующую то, что находится перед ним.

Да, Малдер. Да.

Моя грудь тяжело вздымается при каждом вздохе, бедра дрожат. Мне кажется, что между его членом и входом в мое тело как будто бы находится магнит, притягивающий, побуждающий, умоляющий его приблизиться.

- О-о боже, - стонет он.

Спустя какой-то невероятно затянувшийся миг я ощущаю, как атмосфера в комнате меняется, становится тяжелой, влажной от голода и потребности, и понимаю, что решение принято.

Он движется, медленно подползая ко мне, и я чувствую, что практически источаю влагу для него. Блестящая дорожка соблазнительно стекает по моему бедру с внутренней стороны, и запах моего возбуждения распространяется по воздуху подобно мускусным духам.

Он останавливается так, что моя нога оказывается между его коленей, но не предпринимает никаких попыток прикоснуться ко мне или еще больше приблизиться. Капли какой-то жидкости внезапно падают на мою икру и собираются в углублении, образованном моим согнутым коленом. О боже… это предсемя с головки его нависающего надо мной члена. Я прикусываю руку, борясь с невероятным по силе желанием, охватившим все мое тело.

- Боже, Мал…

- НЕТ! – резко обрывает он меня, и я мгновенно понимаю, чего он хочет. Все должно быть на его условиях.

- Скажи мне, кто ты, - говорит он голосом, напоминающим тихий скрежет влажного гравия. – Скажи мне.

Я знаю, чего он хочет, что ему нужно услышать это от меня, чтобы наконец дать себе разрешение взять желаемое.

- Я, м-м, просто женщина, - соблазнительно выдыхаю я. – Пожалуйста. Пожалуйста!

- Да-а, - стонет он. – Просто женщина, которой нужно, - он проглатывает судорожный хрип, - которой нужно, чтобы ее трахнули, которой нужно, чтобы ее трахнул я… Скажи это, - резко командует он.

Кап. Как. Кап. Господи.

Я делаю глубокий вдох.

- Пожалуйста. Пожалуйста. Трахни меня. Пожалуйста. – Я знаю, что умоляю, и, судя по его тихим стонам после каждого произнесенного мною слова, ему это очень нравится. Я должна чувствовать себя униженной тем, до чего он низвел меня, но не в состоянии думать из-за всепоглощающей потребности ощутить его член в себе. – Трахни меня, пожалуйста! Боже, пожалуйста, трахни меня!

- Да, о да.

Он немного отодвигается, чтобы встать на четвереньки, в результате чего его лицо оказывается на одном уровне с моей вагиной. Он сейчас так близко. Порыв воздуха при каждом его вздохе колыхает завитки моих волос, еще больше стимулируя меня. Я толкаю бедрами назад для усиления этого мимолетного контакта, не в силах сопротивляться необходимости того, что мое тело хочет дать ему.

Я практически ощущаю, как его взгляд прожигает мою чувствительную плоть.

- Да… Да. Покажи мне. Боже, пожалуйста, покажи мне.

Я выгибаю спину и шире расставляю колени, полностью открывая себя ему. Я медленно, чувственно вращаю бедрами, зная, к чему прикован его взгляд, и полностью подчиняюсь силе этой сосредоточенности. Мое тело вырабатывает еще больше влаги.

Его дыхание становится затрудненным, и каждый его хриплый вздох вызывает резкую вспышку возбуждения, пронзающую мою изнывающую плоть.

Хотя я понимаю, что его прикосновение неизбежно, я оказываюсь совершенно неготовой к нему, когда он слегка проводит пальцами по внутренней стороне моего бедра. Мои ноги дергаются и вагина пульсирует в предвкушении. Я хочу усилить контакт с его рукой, но знаю, что мне нужно позволить ему устанавливать правила, несмотря на мою жажду большего.

Он наклоняется ближе, и мне кажется, что сейчас я почувствую его губы там, где мне хочется ощутить их сильнее всего. Его хриплый голос раздается где-то у меня между ног:

- Это для меня? - Я издаю хныкающий стон. Он крепко обхватывает мое бедро и наклоняется вперед, прижимаясь щекой к моей ноге. – Моя… - Он опускает голову ниже – к тому месту, где останавливаются обильные дорожки жидкости, источаемой моим телом. – Я хочу… я хочу утонуть в этом… О черт… - Открыв рот, он почти касается нежной кожи, испещренной струйками проистекающей из меня влаги, и проводит по ней губами. Он включает в игру язык, чтобы попробовать ее на вкус, скользя им по моей ноге, и последующий за этим стон почти пугает меня своей интенсивностью. Он остается на месте, замерев на мгновение в попытке взять себя в руки, и затем его дрожащий облизывающий язык возвращается, поднимаясь все выше, и выше, и выше…

Его большие ладони накрывают мои бедра. О боже. Вот оно. Вот оно.

Но он не дает мне того, чего я жду. Его пальцы впиваются в мои бока с практически дикой силой, когда он встает на колени и направляет свой пах вперед. Быстро и энергично.

Это становится моей погибелью. Несмотря на то, насколько я влажная для него, когда его член врывается в меня, столь резкое проникновение обжигает внутренние стенки моей вагины, словно огнем. Я не в силах сдержать внезапный вскрик, наполненный удивлением, болью и восторгом. Инстинкт настаивает, чтобы я немедленно отстранилась от этого грубого вторжения, но он слишком быстр и силен, и мое тело, хотя и готово, но все же оказывается не вполне приспособленным к подобной грубой атаке. Однако его захват на моих бедрах безжалостен. Осознав мои намерения, он фактически рычит, еще сильнее сжимая мою плоть и не позволяя мне отстраниться.

- Не двигайся! – цедит он сквозь плотно сжатые зубы. – Черт, - выдыхает он. – О боже.

Из уголка глаза по моей щеке скользит одинокая слезинка. Это Малдер, напоминаю я себе.

Он отодвигает мои бедра от себя, и плотные стенки моей вагины ощущают каждый дюйм его твердого толстого члена по мере того, как он медленно отстраняет мое тело от своего. Я переплетаю пальцы вокруг ножки кровати и обхватываю ее изо всех сил. Я выгибаюсь назад, ища контакта с ним, намереваясь отдать то, что я получаю, хотя это и причиняет мне некоторый дискомфорт. Он ревет от неожиданной стимуляции и встречает мое движение быстрым толчком, входя в меня до самого основания. Не знаю, как такое возможно, но его член фактически становится больше и тверже.

Он разорвет меня на части. И я хочу этого. Хочу его.

Это Малдер.

Он начинает мучительный ритм, состоящий из быстрых вращательных движений, проникая так глубоко, как только возможно. Я пытаюсь придерживаться установленного им темпа, пытаюсь двигаться вместе с ним, но мне трудно состязаться с силой его желания. Бесконечный поток хриплых вскриков, в которых слово «моя» перемежается с «черт» и «боже» срывается с его губ.

Он теряет себя во мне. Он находит себя во мне. Больше. Больше. Больше.

Словно бы услышав мою молчаливую мольбу, он усиливает толчки, достигая того места внутри меня, от прикосновения к которому удовольствие проносится по всему моему телу подобно урагану. Громкий вопль абсолютной капитуляции слетает с моих губ. Он перемещает ладони вперед, кладет их на мои бедра с внутренней стороны и поднимает меня одновременно с очередным яростным толчком.

- Да. Да, - стонет он. – Получай. – Еще толчок.

- Получай. – Толчок.

- Получай. – Толчок. – Получай!

Его захват несколько ослабевает, так как покрывающая мое тело жидкость делает его скользким.

- Давай же, черт побери! – Его пальцы сильнее впиваются в мою плоть, приподнимая меня от пола. – А-а, о черт! Черт!

Угол проникновения меняется, его ногти вонзаются мне в кожу. Я никогда не кончала в такой позе, но, похоже, скоро это изменится. И мощь того, что начинает возникать внизу моего живота, поистине пугающа. Я пытаюсь приподняться, чтобы опустить колени обратно на пол, и переместить руки для поддержания веса своего тела в отчаянной попытке найти хоть какую-то точку опоры в страхе перед тем, что грозит поглотить меня.

-Нет. Нет. Нет. Нет, - жалобно стону я. – О боже. О боже.

Малдер откидывается назад и садится на пятки, отчего мои руки отрываются от пола. Он снова приподнимает меня, не желая даже на секунду утратить свою власть, свой контроль надо мной. Продолжая усиленно толкать в меня, он с помощью обхватывающих мои бедра рук грубо тянет меня назад, на свой член. Гравитация и верхняя часть его скользких от пота ног работают на него. Когда я начинаю соскальзывать вниз, он дергает меня вверх, отчего мой клитор трется о его сокращающиеся мышцы при каждом движении его бедер.

- Я заставлю тебя кончить, - выдыхает он голосом, севшим как от прилагаемых усилий, так и от криков. – Черт, ты такая тугая. А-а, о боже, такая горячая… - Его темп ускоряется.

Все мое тело дрожит от столь стремительной атаки. Я обессилена, полностью истощена, тогда как он как будто не знает усталости.

Наконец я не могу больше сопротивляться и полностью сдаюсь ему на милость, расслабляя конечности и позволяя ему двигаться, предъявляя на меня свои права, безо всяких преград. Это изменение не остается для него незамеченным.

- Да, вот так. Вот так. Да. Просто позволь мне трахать тебя, - стонет он. – Я. Заставлю. Тебя. Кончить! – снова повторяет он, подкрепляя каждое слово резким и таким сладостным толчком.

Я продолжаю жалобно стонать, не в силах делать что-либо еще.

И вот мои пальцы на руках и ногах начинают сжиматься.

- Да. Да. Боже! Ты это чувствуешь? Ты чувствуешь это? – Он вновь позволяет мне соскользнуть вниз, и мой клитор жаждет опять ощутить трение.

Мои соски становятся невероятно твердыми. Вагина горит и пульсирует. Меня бросает то в жар, то в холод, и я становлюсь все более напряженной с каждым проникновением его члена внутрь.

- Да, да, да, - нараспев повторяет он сквозь стиснутые зубы.

Я задыхаюсь, судорожно втягивая воздух большими жадными глотками, когда внезапно мое тело буквально замирает, словно бы зависая над этим болезненным обрывом в невыносимое удовольствие. Я открываю рот, и из моего горла начинает вырываться низкий резкий крик, становящийся все громче и громче.

- А! А! А! Кончи для меня! Кончи для меня!

И мне ничего не остается, как только подчиниться…

Толчок. Толчок. Все напряженнее. Напряженнее. Напряженнее. Напряженнее. Напряженнее. О боже. О БОЖЕ!

Я содрогаюсь. Мое тело, не в силах более выдерживать это наслаждение, набухает и затем сокращается вокруг его твердого члена, все еще неистово врезающегося в мои внутренние стенки. Он буквально пропихивает себя внутрь из-за спазмов, что сотрясают меня, переживая со мной каждую волну моего удовольствия и продлевая оргазм. Я могу только кричать, моля его остановиться, умоляя его никогда не останавливаться…

Его требовательный член отказывается замедлиться.

Я всхлипываю с каждым ударом его бедер, полностью обессилев. Я чувствую себя так, словно мое тело растаяло, и пульсация в вагине синхронизируется с тяжелым биением сердца. Я падаю вперед, на такой манящий ковер, и Малдер следует за мной, ни на мгновение не прекращая двигаться.

Он упирается одной рукой в пол, второй обхватывая меня за живот. Когда я ощущаю, как его ладонь перемещается к моим набухшим складкам, то отчаянно вскрикиваю:

- Нет! Не надо больше, пожалуйста… я не могу… о боже, я не могу…

Его длинные пальцы нащупывают мой клитор и начинают дергать и потирать его.

- Да… давай же. Давай.

- Нет. Пожалуйста! Пожалуйста! – Я в отчаянии. Я ни за что не смогу вынести этого дополнительного стимулирования, но как только эта мысль затуманивает мой разум и зрение, ощущаю покалывание в моей предательски жадной вагине, которая начинает отвечать и снова реагирует на его требовательные манипуляции с моей чувствительной плотью.

Я прижимаюсь к его руке – я просто не представляю, как можно поступить иначе.

- Вот так, вот так, - рычит он. – Ты моя, черт побери. Моя!

Один, два, три умело направленных щипка, и я снова взрываюсь. И даже когда мой оргазм поглощает меня, краем сознания я отмечаю, что он снова неистово направляет мои бедра вверх навстречу его толчкам.

Каждое соприкосновение его тела с моим вызывает у него громкий хриплый стон, пока он не замирает надо мной, напрягшись всем телом.

- Ах, ах, ах, ах. – Он крепко вцепляется в меня, делает несколько быстрых яростных толчков и затем издает глубокий и дикий крик, изливая в меня свое семя. Его бедра приподнимаются с каждым мощным извержением.

Затем он падает на меня, так как его тело больше не способно удерживать нас обоих. Однако его стоны не затихают, и хотя его толчки уже не такие сильные, но все равно настойчивые.

- О боже. О боже. О боже. О боже, - всхлипывает он снова, и снова, и снова.

Его член не дает ему полного избавления, оставаясь болезненно твердым. Я знаю, что он кончил, чувствуя влажные шлепки нашего взаимного освобождения с каждым его отчаянным движением.

Его тело нуждается в большем.

Я знаю, что это довольно редкое явление – как и мужчина позади меня.

- Пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста! – умоляет он.

Я упираюсь руками в пол и, используя последние оставшиеся у меня силы, дыхание и любовь, сжимаю свои внутренние мышцы и активно вращаю бедрами.

Этого оказывается достаточно.

Я ощущаю, как его член увеличивается в размерах.

Он роняет голову мне на плечо и издает крик полного освобождения, который, даже приглушенный моей кожей, все равно столь интенсивен, что создает отдающиеся в моей спине вибрации. Я чувствую, как его острые зубы впиваются в мою плоть, прокусывая кожу, и, издав низкий рык, он проливает в меня свое горячее густое семя.

Он содрогается, исторгнув всего себя без остатка.

Мы замираем в этом положении, словно само время отстало от нас.

Затем он начинает отстраняться, двигаясь медленно и обдуманно. Когда его член выскальзывает из меня, мы оба стонем. Стоит ему отодвинуться, и наши обоюдные телесные жидкости вытекают из меня.

Он падает на пол рядом со мной и поглаживает меня по спине дрожащей рукой.

Я чувствую мягкий влажный поцелуй между лопатками.

- Я так устааааал, - шепчет он. Я осторожно выскальзываю из-под него и не без труда встаю на трясущихся ногах. Малдер занимает освободившееся после меня пространство и закрывает глаза.

Я накрываю его одеялом и собираю свою лежащую под кроватью одежду.

- Отдыхай, Малдер, - тихо произношу я.

Но он уже уснул…

***

Эпилог

***

Время неумолимо бежит вперед, и, как всегда, между мною и моей напарницей воцаряется хаос и тишина.

Мы никогда не упоминаем ту ночь. А ведь мне так много… так много хотелось бы сказать…

Иногда я просто смотрю на нее, и воспоминания атакуют меня с яркой, болезненной, сладостной силой. Я был внутри нее. Я чувствовал, как эта женщина кончила вокруг моей плоти в вихре желания, которого я никогда прежде не испытывал. Я двигался, резко и грубо, в ее тугом теле, крадя все его секреты, требуя его полного подчинения. Заставляя ее стонать. И кричать. И умолять.

И она позволила мне это. Потому что я нуждался в ней и не мог попросить. Тогда она предложила так, что мне и не пришлось.

Она спасла меня, а я даже не поблагодарил ее.

Но скоро это изменится.

Полгода назад она пришла ко мне в темноте и вернула мне мою душу.

Сегодня я приду к ней и предложу свое сердце.

Конец первой части