Дороже рубинов (ЛП) [Rachel Howard] (fb2) читать онлайн

========== часть 1/19 ==========

- Однажды я видел там публичную казнь. – Он сверкает глазами и перемещается на сиденье. Металлические ножки стула скользят по покрытому протертым до дыр линолеумному полу в комнате для допросов со скрипом, от которого у меня зубы сводит.

- Там, в смысле в Афганистане?

Пирс опускает голову с притворной скромностью, словно занявшая второе место участница конкурса красоты, пытающаяся скрыть досаду за крокодиловыми слезами.

- Они замечают западных людей в толпе и расступаются, чтобы предоставить нам лучший обзор. Как будто Красное море разверзается. – Он смеется отрывистым смехом, в котором нет ни намека на юмор, и мне приходится приложить над собой усилие, чтобы не позволить поднимающейся по пищеводу желчи выйти наружу. – Понимаете ли, они хотят, чтобы мы – ну, вы знаете, неверные с Запада – видели, как они осуществляют правосудие – быстро и кроваво. Делают это публично, в качестве меры устрашения.

- Там вы с Гарджоном и приобрели газ VX? Туда он и направился? Обратно в Афганистан? – Выражение лица Скалли так спокойно, словно она интересуется, можно ли ей уже забрать одежду из химчистки.

- Ее судили за прелюбодеяние. Мужчинам отрубают головы, женщин же побивают камнями. – Он снова смеется, и на этот раз до меня доносится вонь от его дыхания, заставляя меня перестать дышать носом, чтобы снова сдержать рвотный рефлекс.

Ненавижу эту хрень. Пусть гребаная полиция Нью-Йорка допрашивает этого ублюдка. Или отдел по борьбе с терроризмом. Мы искали ретровирус, и не наша вина в том, что в результате выяснилось, что у этих фриков имеется запас газа VX.

Уэллс стучит в дверь и жестом предлагает нам выйти в коридор – оказывается, что Гарджон направляется в свою квартиру на Манхэттене.

Затем мы со Скалли возвращаемся в комнату, и когда она нагибается над столом, чтобы забрать свой стаканчик с остатками кофе, Пирс вдруг протягивает скованные наручниками руки и хватает ее за запястье. Я вздрагиваю, Скалли же никак на это не реагирует.

- Знаете ли вы, агент Скалли, какова цена добродетельной женщины? – в голосе Пирса появляются какие-то фанатичные нотки, что мне совсем не нравится – по правде говоря, я начинаю склоняться над столом еще до того, как вижу, что его пальцы сильнее смыкаются на ее запястье, впиваясь в кожу.

Мой кулак соприкасается с его челюстью в тот самый момент, когда Скалли отвечает:

- Никакие меры устрашения не остановят людей от совершения прелюбодеяния, мистер Пирс.

Он дергается назад от силы моего удара, но, как мне кажется, именно Скалли стала причиной этого оглушенного выражения на его лице. Я замечаю белые отметины там, где он дотронулся до нее, но она просто невозмутимо забирает свой кофе и уходит.

Уже в машине на пути к месту назначения память наконец идентифицирует то, что я почувствовал в дыхании Пирса, вызывая у меня усмешку.

- Малдер?

Я мельком замечаю недоуменный взгляд Скалли и поясняю:

- Шаурма. Он ел шаурму на обед. – Я снова посмеиваюсь, когда недоуменный взгляд Скалли становится серьезным и несколько раздраженным. – Я думал, что все эти ультраправые фрики живут в Айдахо или типа того, но, полагаю, новое поколение этих психов не против национальной кухни. Эти парни окопались на Манхэттене.

Скалли задумывается над моим заявлением.

- Не думаю, что эти двое относятся к этому виду праворадикальных психов. Или, может, они решили, что НьюЙорк готов к возрождению арийской расы.

Это заставляет меня посерьезнеть.

- Может быть.

Она хмурится.

- Как считаешь, он выдумал ту историю о публичных казнях?

- Нет, - честно отвечаю я.

- Да, согласна.

Вокруг нас по Седьмой авеню проносится поток машин, окутанных волнами поднимающегося от асфальта жара.

***

- Куда он ПОБЕЖАЛ, Малдер? – кричу я, и мои слова эхом отражаются от стен переулка. Тут удушающе жарко и воняет гниющим мусором и грязными телами.

- Не…

Внезапно Гарджон появляется, причем в том месте, где мне меньше всего хотелось бы его видеть – прямо за спиной у Малдера.

Нацеливая пистолет ему в голову.

Я резко замираю за мгновение до того, как Гарджон велит мне это сделать.

- Пидарас хренов. Прямо в моей гребаной квартире, - бессвязно орет он, и пистолет в его руке дрожит, пока он изливает на нас с Малдером свой гнев. Я отстраненно замечаю, что у него неправильный прикус, спрашивая себя, сколько патронов у него осталось и поразил ли услышанный мною несколько секунд назад выстрел другого агента.

Его громкий гневный голос с характерным произношением/говором жителя криминального района хорошо заглушает звук того, как Дэррен Леделлер склоняется над перилами пожарной лестницы, нависающей над переулком. Воспользовавшись ею, он определенно заслуживает награду за самое разумное действие дня. Но Леделлер всего полгода назад закончил Академию и потому здорово напуган происходящим; он явно забыл, с какой силой нужно давить на спусковой крючок своего табельного оружия…

… и следующими звуками, оглушительно громкими в этом бетонно-кирпичном каньоне, становятся хлопок от выстрела, влажный шлепок и глухой стук, когда кусочки мозга и кости ударяются в противоположную стену переулка.

Мозги Гарджона. Череп Гарджона.

Не Малдера.

Но мои нервные окончания все еще вибрируют после выстрела. Разум почему-то не смог донести до меня информацию о том, что Малдер жив, здоров и стоит, отдуваясь и потея, всего в пятидесяти футах от меня, хотя моя голова ясна, нервы на пределе, и я задыхаюсь, словно только что пробежала милю на высоких каблуках…

… что я и сделала, в общем-то…

… и вот мой разум уже не столь ясен, потому что у меня начинает шуметь в ушах, и впервые с шестнадцати лет, когда я сидела на диете, чтобы втиснуться в четвертый размер, параллельно готовясь к экзамену по химии и страдая от сильнейших спазмов за всю мою жизнь, я падаю в обморок.

***

- Скалли?

Благословите меня, Отец, ибо я согрешила.

- Дана?

Я принимала таблетки для похудения, потому что на следующей неделе у меня свидание с Джо Нили, и мне хотелось влезть в купленное вчера платье. Оно черное, короткое и одно из тех, которые моя мама считает «совершенно неприемлемыми», но когда я купила его, то представила себя в нем без лишних десяти фунтов, а сегодня у меня были такие ужасные спазмы, что я с трудом закончила лабораторную по химии…

- Земля вызывает Скалли.

Перед глазами возникает не матовая черная перегородка в исповедальне с дырочками в ней в виде решетчатого узора, а лицо Малдера, нависающее надо мной, с влажными от пота волосами, прилипающими ко лбу.

Он облегченно улыбается и добавляет:

- Ну, наконец-то. А то я на секунду испугался.

Он лжет без зазрения совести – он до сих пор напуган.

Я приподнимаюсь, опираясь на руку. На мгновение перед глазами все плывет, но затем приходит в норму.

- Я в порядке. Извини, что напугала.

Он откидывается назад на пятках.

- Ты упала в обморок, - обвиняюще заявляет он.

Я принюхиваюсь.

- От тебя воняет.

Он встает и поворачивается, чтобы продемонстрировать мне пиджак и брюки, запачканные сзади чем-то похожим на…

- Леделлер блеванул. Прямо с пожарной лестницы.

- Ему стоит поработать над точностью прицела. Немного влево, и он окатил бы тебя с головой.

Малдер нервно улыбается и начинает снимать пиджак, но меня не так-то легко провести. Я его и вправду напугала.

Ну, он меня тоже напугал.

Должно быть, я все еще немного не в себе, потому что явно апеллирую к самой себе в шестнадцатилетнем возрасте, когда заявляю Малдеру:

- Я больше так не могу.

Он резко разворачивается и, судя по его виду, хочет что-то сказать, но затем передумывает. Так нас и обнаруживают остальные члены команды, запыхавшиеся и взахлеб тараторящие о случившемся, не обращая внимания на наше молчание.

Это уже второй раз меньше чем за две недели, когда я его напугала.

***

- Вы просите меня снять вас с этого дела? – спрашивает Скиннер своим типичным суровым тоном кадрового военного.

- Нет, сэр, я просто прошу, чтобы подчисткой хвостов занялся отдел по борьбе с терроризмом. На данный момент нет никаких свидетельств того, что двое подозреваемых – один мертв, другой под арестом – работали с кем-то еще. С кем-то еще в Америке, по крайней мере. И мы нашли газ. Это явно не имеет отношения к «секретным материалам», и я просто не считаю, что наше дальнейшее участие в расследовании необходимо. – Ну, вот, прозвучало довольно разумно. Я продолжаю листать бумаги. Это, возможно, самая тонкая соломинка из всех, за которые я когда-либо хватался, но мне нужно найти дело в каком-нибудь уютном местечке. Скалли необходим отпуск, но мне отлично известно, что, предложи я ей нечто подобное, она мне глаза известно на что натянет.

- Сэр?

- Я перечитываю ваш отчет, Малдер. Дайте мне минуту.

Есть еще вариант того, что сказанное ею вчера возникло отнюдь не под влиянием момента, но я не хочу даже рассматривать эту возможность.

- Если вы взглянете на ту часть, в которой говорится о корреспонденции, что мы обнаружили на квартире в Квинсе…

- Я это уже сделал, агент Малдер. – На этот раз я слышу нечто похожее на предупреждающий рык в его голосе и благоразумно затыкаюсь.

Я ни разу не видел, чтобы она падала в обморок – даже когда у нее был рак.

Первым делом, когда она упала на землю в том переулке, я откинул волосы с ее лица, чтобы видеть ее верхнюю губу.

Никакой крови.

Мы никогда не говорили о том, что она находится в ремиссии и что рак может вернуться. Никогда. Но именно это сразу же пришло мне на ум.

Мы вылетели ночным рейсом, и я немедленно направился в офис, чтобы сдать написанный в самолете отчет. Затем я начал рыться в папках на своем столе – с этим конкретным делом я вплотную приблизился к черте, за которой находятся «слишком нелепые даже для Малдера» дела, но, похоже, это именно то, что нужно.

Я слышу, как Скиннер вздыхает в трубку.

- Ладно. Но я хочу, чтобы вы изучили заявление Пирса, когда нью-йоркская полиция пришлет его нам.

Все готово к тому моменту, когда в восемь пятнадцать Скалли в буквальном смысле проковыляла в офис, так как у нее образовались огромные волдыри на ногах в результате преследования этого ублюдка Гарджона на двухдюймовых каблуках. Без понятия, как она вообще это делает, и, по правде, я и не хочу знать о том, натирает ли она ноги при каждой нашей погоне за подозреваемыми, ведь в таком случае это будет означать, что ее бесчувственный, эгоистичный ублюдок-напарник игнорировал ее… но я отвлекся.

- Скалли, надо собираться. Крупное дело, спорю, тебе не терпится приступить.

Она награждает меня своим фирменным Взглядом, и я терпеливо дожидаюсь ее ответа.

- И дело?..

- Срочное, так что обсудим его в самолете. Серьезно, наш рейс вылетает через два с половиной часа. Я заеду за тобой через час с четвертью. – На этом я с деловым видом захлопываю папку и беру пиджак.

Она, должно быть, действительно устала, потому что даже не спорит, просто спрашивает:

- Куда мы летим?

- Хилтон-Хед, Южная Каролина, - как ни в чем не бывало отзываюсь я, старательно избегая смотреть на нее.

Минуту спустя мы покидаем офис, и я молюсь про себя, чтобы Скалли не заглянула в папку до того, как мы окажемся в самолете. Вообще-то, Скалли вполне может сойти с него, если решит, что я пытаюсь ее обдурить, а так оно и есть. Я меняю слова молитвы. Пожалуйста, Господи, не позволь Скалли увидеть папку до того, как наш самолет оторвется от земли.

- Малдер?

Я ломанулся к подземной парковке, совершенно забыв о ее больных ногах. Ну что за засранец.

- Извини, я пойду помедленнее.

- Нет, просто… - Она вздыхает. – Просто я хотела сказать, чтобы ты не беспокоился о том, что случилось накануне. Ну, знаешь, когда мы преследовали Гарджона? – Она вопросительно склоняет голову набок, и я понимаю, что мы не будем употреблять фразу «упала в обморок».

- Я плохо себя чувствовала и пропустила завтрак… На прошлой неделе я была на приеме у онколога, и, ну, дело не… в этом.

Мое настроение мгновенно улучшается.

Она опускает голову и идет так, словно с ногами у нее все в порядке, никаких волдырей.

Я хватаю ее за запястье и привлекаю к себе. Мы продолжаем идти, но она слегка поворачивает голову, и я склоняюсь к ее уху, зарываясь носом в шелковистые волосы.

- Спасибо, - едва слышно говорю я.

- Пожалуйста, - бормочет она в ответ.

========== часть 2/19 ==========

***

Часть 2/19

Пилот как раз выключил знак «пристегнуть ремни», когда Скалли разворачивается ко мне.

- И это все?

Я встречаю ее недоуменный взгляд с совершенно невинным выражением лица, словно бы говорящим: кто, я? Я этого не делал.

- Что ты имеешь в виду под «и это все»?

Она резко захлопывает папку, будучи явно раздражена. Я вижу, как она борется с собой, раздумывая, сказать ли мне прямым текстом, что она обо всем этом думает; в ее усталом и рассерженном состоянии исход оказывается предрешенным, и он не в мою пользу.

- Ой, да брось, Малдер. Это слишком нелепо даже для тебя.

Что я говорил? Вот она, отличная система каталогизации документов. Я и вправду вытянул эту папку из кипы под названием «слишком нелепо даже для Малдера».

- Скалли, трое людей заявили, что видели одного и того же призрака на том поле для гольфа.

- Но, Малдер, эти свидетели… они… - Она фактически не может подобрать слов, и я пытаюсь быстро продумать свой следующий шаг, чтобы придать хотя бы некое подобие логичности этому абсурду.

- Малдер. – Она решает вести себя спокойно и рационально, заставляя меня внутренне содрогнуться – это намного опаснее, чем иметь с ней дело, когда она злится. Последнее мне даже нравится – такие наши споры довольно редки, а Скалли чертовски сексуальна, когда начинает распаляться в процессе обсуждения.

- Я просто не понимаю, что заставило тебя решить, будто это стоит нашего внимания. Показания свидетелей путанные; они не слишком-то надежны, особенно учитывая тот факт, что все они, похоже, были в нетрезвом состоянии во время так называемых появлений призрака. Пожалуйста, объясни мне, что именно заставило тебя поверить, будто нам действительно следует заняться расследованием этого дела.

Я делаю глубокий вдох.

- Скалли, иногда нужно довериться своим инстинктам. У меня предчувствие, что это дело стоящее, и я просто иду у него на поводу. – Правда, размышляю я. Все сказанное - правда.

Окинув меня прохладным взглядом, она качает головой и, вновь переведя все свое внимание на папку с делом, бормочет:

- Ладно, Малдер. – Она передает ее мне, и я замечаю отчетливые отметины в том месте, где Пирс схватил ее за руку.

И это все?

Скалли и вправду нужен отпуск.

***

Отель оказался очень даже приличным. Меня приветствует прохладная бутылка воды рядом с тарелкой с двумя киви и яблоком – комплимент от менеджмента, который явно рассчитывает на дальнейшее сотрудничество с федералами. Съев оба киви, я начинаю понемногу прощать Малдера за то, что он втянул меня в это идиотское подобие расследования. Могу поспорить, что этот порыв всепрощения схлынет завтра, когда мы выберемся наружу для проведения этого самого расследования. Хилтон-Хед накрыла волна сильнейшей жары – 100 градусов тепла (1) при 80% влажности.

И поля для гольфа не оснащены кондиционерами.

Просто класс.

Я не захватила купальник, разумеется, но Малдер, должно быть, кинул его в мой чемодан перед тем, как я его застегнула – он делает это порой, что довольно мило, за исключением случаев, когда он бросает щетку для волос на легко мнущуюся шелковую блузку. На днях он сказал, что заедет за мной перед поездкой в аэропорт, причем заявился до того, как я успела собраться, и принялся бесцельно слоняться по моей спальне, мешая мне паковать вещи. Это тоже довольно мило, хотя и в несколько раздражающей манере.

Купальник, должно быть, лежал сверху в кипе одежды в третьем ящике комода: если бы он копнул глубже, то нашел бы мое бикини, о покупке которого я пожалела почти сразу же и потому никогда его не надевала. И, в конце концов, я не хочу, чтобы Малдер рылся в моих ящиках. Это вполне приличный сплошной голубой купальник, который неплохо на мне сидит, так что мое раздражение на Малдера еще немного смягчается.

Я сажусь на край гостиничной кровати и поглаживаю шелковистый материал. Вообще-то, с недавних пор Малдер проводит время в моей квартире и по другим поводам тоже.

За неделю до того, как мы наткнулись на дело Гарджона, мы провели вечер вторника, развалившись на моем диване, смотря взятые напрокат фильмы и поедая огромное количество тайской еды. Малдер бездумно заказал четыре горячих закуски, и когда я спросила его зачем, он посмотрел на меня, как на умственно отсталую, и терпеливо пояснил, что я могу поставить оставшиеся две в холодильник, если захочу, и потом разогрею их, если мне лень будет звонить и заказывать еду.

После этого заявления мне захотелось одновременно смеяться и плакать. Разумеется, так Малдер и живет – мне следовало бы догадаться. В итоге мы съели три четверти заказа и выпили бутылку ужасного вина, получая истинное удовольствие от процесса.

Я проснулась позже и обнаружила, что Малдер накрывает меня одеялом. Тарелки и картонные коробки пропали, экран телевизора не светился. Легкое гудение, доносившееся из кухни, подсказало мне, что он запустил посудомоечную машину. Увидев, что я проснулась, он замер.

- Извини. Мне показалось, что потом тебе может быть холодно.

И вот тогда я его напугала. В свое оправдание могу сказать, что еще не до конца проснулась.

- Только не рядом с тобой.

- Что?

Я услышала сомнение в его голосе, и это заставило меня замереть.

- Спасибо за одеяло, но я лучше перемещусь в кровать, раз уж уже проснулась.

Он ушел, а я лежала в постели, думая о том, что я еще могла бы сказать.

Малдер, останься со мной сегодня.

Малдер, тебе не нужно больше есть в одиночестве.

В итоге я снова заснула, хотя и не скоро.

Изнутри поверхность окна холодит за счет кондиционера, но снаружи настоящая парилка. Я хочу сходить искупаться, но не горю желанием выходить на улицу.

В конце концов я просто забираюсь в кровать.

В четверть двенадцатого Малдер звонит с вопросом насчет дела четырехлетней давности. Так называемые полтергейсты в нем оказались случайными электрическими разрядами, наносившими изрядный урон твердым предметам, но при этом имевшими вполне научное объяснение.

- Может так случиться, что тебя ударит молния, а ты этого даже не поймешь?

Я раздумываю над вопросом, перекатившись на бок под одеялом. В жару я люблю включить кондиционер на полную мощность и притвориться, что сейчас зима. Некорректно с точки зрения времени года, но зато приятно.

- Не представляю как. Такое травматическое событие нельзя пропустить. Впрочем, я могу посмотреть, проверить, нет ли задокументированных случаев… А что?

- Знаешь, ведь постоянно попадаются новости о людях, в которых ударяет молния на полях для гольфа – они там на открытом пространстве, с металлическими клюшками в руках и металлическими шипами на ботинках, все в таком роде. Так что я подумал… - Он театрально вздыхает – типичный малдеровский вздох, означающий, что он еще толком не сформулировал теорию, но ожидает, что я каким-то образом проследую извилистыми тропами его мыслительного процесса. На заднем плане раздаются звуки выстрелов и крики.

- Что смотришь?

- Э-э, думаю, это «Паттон». Погоди… да. Та часть, когда он вторгается в Италию. По шестому каналу.

Я перемещаю подушку под шею, сжав ее в маленький комок.

- Что, никакого эротического канала?

Он фыркает.

- Я и другие фильмы смотрю, знаешь ли.

- «Паттон» есть у тебя на кассете.

Я слышу улыбку в его голосе, когда он отвечает:

- Мой видик сломался еще в марте, Скалли.

- Так почини его. – И как же он смотрит свои грязные фильмы?

- М-м, все время забываю. И потом, твой-то работает.

- Так вот почему ты постоянно у меня зависаешь, - поддразниваю я.

Я слышу, как он отрывисто вздыхает.

- Нет. Ты ведь так не думаешь, верно?

В этот поздний час его голос звучит моложе, не так самоуверенно.

- Нет, я просто пошутила. – Я правда хочу прояснить ситуацию с его фильмами для взрослых, но не знаю, как спросить – мне и не следует желать это выяснить, вообще-то. Сказал ли он это, чтобы дать мне понять, что не смотрит… Нет, это я подняла тему с видиком, упомянув кассету с «Паттоном».

В воцарившейся уютной тишине до меня доносятся веселые возгласы из телевизора. В течение минуты-двух я просто слушаю звук дыхания Малдера и скрип пружин его кровати. Он не полагается на кондиционер так, как это делаю я – его, вероятно, настроен так, чтобы он мог спать под одной лишь простыней.

- Скалли?

- М-м?

- Спишь?

- Угу. Мы договорились на восемь?

- Встречаемся внизу.

Мне бы следует закончить на этом разговор, но вместо этого я держу трубку между ухом и плечом, с минуту поигрывая с краем гостиничной простыни и прислушиваясь к его дыханию. В конце концов я все же обрываю звонок и поглубже зарываюсь под одеяла, обретая комфорт в своей искусственной зиме.

***

Распознавание настроений Скалли входит в число моих чувств и похоже на звериное чутье, помогающее животным ощущать изменения в погоде. Прямо сейчас она скучает. Среди всех ее замечательных черт есть и способность, как бы скучно ей ни было, усваивать информацию для последующего анализа. Так что я никогда не беспокоюсь из-за того, что она может что-то упустить.

В данный момент кажется, что она полностью сосредоточена на том, что Луелла Маккарти рассказывает ей о Призраке поля для гольфа (пометка: не использовать это определение в отчете), но, насколько я знаю Скалли, мысленно она далеко отсюда.

Ну и ладно, потому что я тоже.

- …и последний раз я играла во втором раунде. Это кажется каким-то неправильным. Понимаете, о чем я?

Я оглядываюсь. Напольные часы в коридоре, бесцветный ковер. Диван, на котором мы сидим, идеально подходит этому кошмарному загородному дому; обивка в виде странных бежевых цветов на гладкой ткани с вплетенными полосами какого-то блестящего материала. Скалли расположилась довольно уютно, грациозно пристроившись на краю одной скользкой подушки и осторожно держа в руках чашку с кофе. Я уже чуть не пролил содержимое своей на себя, так что теперь стараюсь не двигаться, за исключением того, что осторожно отпиваю из слишком маленькой чашечки.

Скалли кивает, ведя себя, как всегда, невозмутимо профессионально.

- Спасибо, миссис Маккарти. Вы нам очень помогли.

Уже в машине она включает кондиционер и аккуратно складывает пиджак на коленях. Я ослабляю галстук; после короткой прогулки по подъездной дорожке от дома миссис Маккарти у меня по шее начал стекать пот. Виски Скалли также влажные, а волосы прямо у нее над ушами потемнели от пота.

- Как насчет того, чтобы закончить на сегодня?

Она смотрит на меня краешком глаза.

- И пропустить беседу со смотрителем поля для гольфа?

Я пытаюсь сохранить невозмутимое выражение лица. Этот самый смотритель занимается обслуживанием курортного автопарка «населенных призраками» гольфкаров, у которых возникали таинственные проблемы с электроникой и в одном из которых с нашей жертвой, Альбертом Макдугалом, приключился инфаркт с летальным исходом, предположительно спровоцированный призраками. Такова природа преступления, которое нам полагается расследовать. Все это оказалось бы куда более правдоподобным, если бы жертва не была восьмидесятилетним стариком с больным сердцем.

Я прямо-таки горд тем, как устойчиво звучит мой голос, когда отвечаю ей:

- Встреча с мистером Валентином у нас назначена завтра на десять. По этому поводу мне и звонили.

- Жаль. Ты пропустил рассказ миссис Маккарти об «орле» в седьмой лунке на прошлой неделе. Также, похоже, что мистер Макдугал как-то ущипнул ее за зад на ежегодной рождественской вечеринке в клубе.

Она убрала влажную прядь волос за ухо и добавила:

- Да, давай вернемся. Я подумывала поплавать.

Мой номер расположен на третьем этаже, с окнами, выходящими на бассейн. Скалли достался номер с видом на парковку, но он был единственным доступным над третьим этажом, а по статистике, проникновений в гостиничные номера, занимаемые женщинами, гораздо меньше на этажах выше третьего. Это главная причина, по которой я всегда занимаюсь планированием наших поездок. В мотелях я стараюсь заполучить соседние номера, чтобы иметь возможность по крайней мере услышать, если кто-то будет к ней ломиться.

Естественно, я не обсуждаю это со Скалли – ей придется не по нраву, заподозри она, что я ее опекаю. Именно это я и делаю, но это помогает мне спать по ночам, так что и хрен-то с ним.

Бассейны при отелях, как правило, настолько малы, что с тем же успехом можно пытаться устраивать заплывы в своей ванной, однако этот смотрится вполне прилично. Я натягиваю плавки и выглядываю в окно, чтобы проверить, много ли там народу.

Я сразу же замечаю Скалли. Она растянулась на шезлонге рядом с бассейном, одетая в тот сплошной купальник, что я запихал в ее чемодан – бикини было серьезным искушением, но могу спорить, что она его никогда не носит. Она лежит на животе, что-то читая.

За все время совместной работы со Скалли кажется, это первый раз, когда я увидел ее шикарную попку с высоты птичьего полета. Спасибо тебе, Господи. Это более чем оправдывает нашу чертову поездку сюда.

Купальник подчеркивает плавные изгибы ее бедер и талии; о, и когда она двигает рукой, чтобы перелистнуть страницу, я вижу, как ее груди слегка выпирают из купальника. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Волосы липнут к ее голове – влажные и более темные, чем обычно.

Похоже, этот вид привлек не только меня – какой-то темноволосый парень занят тем, что пытается пристроиться на шезлонг по соседству.

Я наблюдаю за этой сценой со смешанным чувством досады и веселья. Вокруг бассейна по крайней мере пятнадцать свободных шезлонгов, но он располагается рядом со Скалли. Да уж, совсем не палится. Не тратя времени даром, он сразу же пошел в наступление, пытаясь завязать с ней разговор.

Парню на вид лет тридцать с небольшим, и у него неравномерный загар. Так, значит, он проводит много времени на свежем воздухе. Плохая стрижка – хотя тут я не судья – в руках газета, которую он еще не открывал. Вероятно, здесь по делам: он один. Определенно искатель легкой добычи.

Я опираюсь подбородком на руки, покоящиеся на перилах, и продолжаю наблюдать. Скалли что-то отвечает ему, заправляя волосы за ухо. У нее на носу надеты маленькие круглые солнечные очки. Затем он говорит что-то еще, и она кивает. Она не откладывает в сторону то, что читает – это документы по делу? Вероятно, изыскания на тему ударов молний. Рядом с бассейном? Как тебе не стыдно, Скалли.

Внезапно я напрягаюсь и выпрямляюсь. Он только что сказал что-то, заставившее Скалли рассмеяться. Я вижу, как ее плечи слегка подрагивают, и она прикрывает рот ладонью. Она всегда так делала? Нет – не после встречи со мной. Однажды я видел ее открыто смеющейся под дождем в Орегоне. Прежде, чем «секретные материалы» вторглись в ее жизнь, убили ее сестру и едва не прикончили ее саму.

Вдруг мне очень сильно захотелось поплавать.

***

Дуг начинает меня доставать. Мы уже сказали друг другу все, что двое совершенно незнакомых людей в купальниках могут сказать, не углубляясь в настоящий разговор, и мне становится скучно от необходимости быть вежливой. Также я начинаю подозревать, что он, возможно, хочет приударить за мной.

Поверх плеча Дуга я замечаю Малдера, выходящего из лобби отеля. На нем довольно странные черные плавки-шорты, солнечные очки и драная футболка, но он уверенно двигается в сторону бассейна. Если мне повезет, он спустится, чтобы искупаться, и я увижу его влажным.

- Э-э, Дана?

Я пытаюсь быстро сфокусировать взгляд на Дуге, но у меня не получается, и я щурюсь на него в вечернем свете.

- Что, простите?

- Я просто спросил, кем вы работаете?

Его ноющий тон подсказывает мне, что я заставила его повторяться. Господи, это последнее, что мне сейчас нужно – особенно, когда Малдер снимает футболку в пятнадцати футах от меня. Мне нравится его спина – длинная, мускулистая, с гладкой кожей.

В обычной ситуации я бы сказала «агентом ФБР», но что-то заставляет меня наклониться ближе к Дугу и отчетливо произнести:

- Я патологоанатом. Ну, знаете, врач, который работает с трупами.

Он вздрагивает, но быстро берет себя в руки и широко улыбается. Проклятье, так и знала, что он ко мне подкатывает.

- Серьезно? Ну, я тоже с трупами работаю – продаю софт для бухгалтерии.

Он заливисто смеется над собственной шуткой. Малдер небрежно сбрасывает футболку на шезлонг и заходит в бассейн с мелкой стороны, гримасничая, когда касается воды. Он тут же сгибает колени и погружается в воду, которая накрывает его с головой на мгновение, но в следующее он уже выныривает, приглаживая мокрые волосы рукой. Он начинает плыть медленным кролем, и я наблюдаю за движением его плеч, когда он плавно рассекает водную гладь.

Малдер плавает так, словно родился в ней – так оно и есть, напоминаю я себе, ведь он вырос на Виноградниках. Кто учил его плавать, раздумываю я. Отец, возможно? И учил ли Малдер плавать Саманту? Мне почему-то кажется, что да. Могла ли она плавать кролем к тому времени, когда ее забрали у него, или все еще плавала по-собачьи?

Дуг притих; я мельком глянула в его сторону и, судя по его недовольному выражению, он заметил, как я пожираю Малдера глазами. Что ж, хорошо.

Малдер делает эффектные развороты кувырком всякий раз, когда достигает края бассейна. Я уже высохла и потому мне снова жарко – я на мгновение задумалась, а не пойти ли мне снова искупаться, но наблюдать за ним куда интереснее.

Кажется нелепым находиться в этом симпатичном курортном городке с Малдером. Это похоже на отпуск по сравнению с нашими последними делами в поле, и у меня такое чувство, что именно поэтому мы здесь и очутились.

Малдер ни за что бы не купился на это дело. Может, года четыре назад, но не сегодня. Пьяные игроки в гольф, заявляющие об убийстве, совершенном призраком? Ни за что. Он, вероятно, решил, что нам нужен перерыв.

Но он ни за что не признается в этом.

И, может, нам и вправду нужен перерыв.

Хочу ли я отправиться в отпуск с Малдером?

Двадцать минут спустя он вылезает из бассейна, тяжело дыша. Он трясет головой, словно собака, разбрызгивая вокруг себя воду. Несколько капель достигает нас, попадая мне на пальцы ног и вызывая у Дуга еще большее недовольство.

Отлично.

Я собираю бумаги вместе с полотенцем и подхожу к Малдеру, который как раз вытирает грудь и руки.

- Ужин, в восемь.

Он резко поднимает голову.

- Хорошо, - поразмыслив, отвечает он. – Конечно. Встретимся внизу в – что бы это ни было – комнате отдыха «Дельфин»?

- Нет, я хочу отправиться в город.

Он награждает меня обескураживающей широкой улыбкой.

- Как скажешь, Скалли.

Я иду в душ и смываю хлорку, спрашивая себя, понял ли Малдер мой вопрос так, как я его подразумевала. Я позволяю себе надеяться, что да.

Но, похоже, у ФБР для нас другие планы. Голос Скиннера в моей голосовой почте велит нам возвращаться в НьюЙорк. Этим вечером Пирс был найден мертвым в своей камере.

Комментарий к часть 2/19

(1) - около 38°С

========== часть 3/19 ==========

Ненавижу НьюЙорк. Правда, ненавижу, но не по тем причинам, которыми руководствуются другие люди – мне даже, скорее, нравятся шум, грязь и нетерпимая ко всякой фигне манера поведения нью-йоркцев – но это место делает меня напряженным и грубым. Мама привезла нас с Самантой сюда, когда ей было шесть, а мне – десять, предположительно для того, чтобы купить одежду для школы и посмотреть бродвейское шоу, но подозреваю, маму начинало доставать постоянное пьянство отца, и ей потребовалось отдохнуть от него. Стоял август – весьма неподходящее время для того, чтобы посещать НьюЙорк, когда все умные аборигены отправляются в Хэмптонс, или на Кэйп-Код, или – сюрприз – на Виноградники, потому что город воняет мусором, и в нем жарко и влажно круглые сутки. Но мы приехали и поселились в не слишком элегантном отеле в театральном районе.

Сэм потерялась в универмаге Macy’s.

Мне полагалось присматривать за ней, пока мама платила за зимнее пальто для меня, но так как мы были в отделе одежды для мальчиков, Сэм стало скучно, и она, должно быть, пошла побродить.

Мама низко склоняется надо мной, и я понимаю, что попал.

- Где твоя сестра? – пронзительным голосом требует она.

По краям ее ноздрей виднеются жутковатые полоски подтекшего макияжа, словно ее лицо плавится.

- Наверное, пошла посмотреть на игрушки, - лгу я.

Была ли она уже тогда параноиком, потому что знала, чем занимался отец, работая на «Госдепартамент», или потому что она не знала?

Мама ведет меня за собой, держа за запястье, схватив все наши покупки свободной рукой. Другие дети, которых их матери затащили сюда для покупки одежды, откровенно пялятся на меня.

Когда мы покидаем отдел для мальчиков, мама не замедляет шаг, таща меня к эскалаторам.

- Ты должен был присматривать за ней, Фокс. Где отдел игрушек?

Он на пятом этаже. Сэм там нет, и к этому времени мои ноги болят оттого, что приходится бежать за матерью. Двое охранников помогают нам искать. Мать так плотно сжала губы, что они побелели, один из ее пакетов потерялся где-то по дороге.

Я хочу сам пойти поискать ее, но знаю, что мама не позволит. Вместо этого я просто смотрю, как охранники обмениваются сообщениями по своим переговорным устройствам и пытаются успокоить мою мать.

Мы ищем почти два часа, прежде чем я наконец замечаю Сэм, пристроившуюся под рядом пальто.

Я бужу ее; она недовольно ворчит со сна, и мы идем обратно к маме. Та выглядит почти такой же безумной, как бездомная женщина, которую мы видели утром – у нее взъерошенные волосы и пиджак сполз с плеча. Когда она замечает Сэм, то подбегает к ней и обнимает. Охранники вздыхают с облегчением.

Но как только мы выходим из магазина, она снова хватает меня за запястье, словно это я потерялся.

- Ты должен был приглядывать за ней, Фокс.

Я это знаю, но ничего не могу сказать. Сэм наблюдает за мной с обеспокоенным видом, потому что понимает, что из-за нее у меня неприятности.

И она выглядит немного испуганной, потому что мама по-прежнему напоминает ту безумную бездомную женщину.

Я смотрю на Сэм так, словно мама спятила, но не в пугающей, а в смешной манере. Я закатываю глаза, и Сэм хихикает. Мама злится еще сильнее, но зато Сэм уже не кажется такой напуганной.

Думаю, что тогда я остался без ужина – или было еще какое-то наказание?

Некоторые вещи лучше вообще не вспоминать.

- Малдер? – Скалли обеспокоенно смотрит на меня. – Ты в порядке?

- Да, - лгу я. – Просто не в восторге от возвращения сюда.

Скиннер как следует пропесочил меня по голосовой почте. Очевидно, что дело было не закрыто, и если бы мы остались, чтобы помочь с расследованием и обыском квартиры в Квинсе, то стало бы очевидно, что у Пирса с Гарджоном был сообщник, я же пренебрег своими обязанностями агента ФБР и бла, бла, бла. В общем, тащи свою задницу обратно в НьюЙорк, Малдер.

Ну, вот мы и вернулись. Могу спорить, со Скалли он обошелся куда мягче.

- Когда ты прослушивала сообщение Скиннера прошлым вечером, не показался он тебе разозленным?

- Его голос звучал напряженно.

- Ну, это нормально, - бормочу я.

- А он был зол? Потому что мы так быстро уехали?

- Да, - признаю я. – Моя вина.

- Мне тут свернуть?

- Нет, на следующем съезде.

Мы едем по скоростной автостраде Ван Уика, направляясь в Квинс. Ранее мы арендовали машину, что было бы глупым поступком в Нью-Йорке в обычных условиях, если не принимать во внимание то, какой проблемой станет ловля такси в самом сердце Квинса, когда мы закончим с повторным осмотром квартиры.

Многоквартирный комплекс похож на помойку, и пахнет в нем соответствующе. Мы поднимаемся по двум лестничным пролетам в квартиру №214; дальше по коридору открыта одна из дверей, и актеры из какой-то мыльной оперы кричат друг другу что-то о незаконных детях и о том, почему жена Стоуна шлюха.

Как только я услышу, что какого-нибудь героя мыльной оперы зовут «Фокс», я отправлюсь прямиком в суд и сменю свое гребаное имя. На Фреда, может быть.

Мы со Скалли открываем дверь в квартиру, срывая свежую полицейскую ленту, и заходим внутрь.

- Разве этим парням не полагается придерживаться какой-то философии? Как они привлекают новых последователей? – вслух размышляет Скалли. Я ухмыляюсь; ее замечание не лишено смысла. Помещение грязное, плохо освещенное и почти напрочь лишенное мебели. Кипы различной литературы развалились, и бумаги по большей части покрывают пол, что хорошо, потому что он отвратителен. В угол маленького дивана запихано какое-то плюшевое животное, что заинтересовывает меня достаточно для того, чтобы подойти и осторожно потрогать его затянутым в перчатку пальцем.

Это не плюшевое животное – это дохлая собака.

- Господи, - восклицаю я, отпрянув от неожиданности. – Странные у них пристрастия в плане домашних животных.

Скалли поднимает одну из упавших брошюр и держит ее большим и указательным пальцами.

- «Как пережить урбанистический удар». – Она принюхивается. – Скипидар?

- В отчете сказано, что они где-то здесь устроили лабораторию.

Скалли подобрала другой памфлет.

- «Матери революции». – Она пролистывает его и вдруг медлит. – «Женщины дают жизнь, а не забирают ее». – Она пожимает плечами и красноречиво выгибает бровь. Я ухмыляюсь ей поверх этих куч дерьма, и она бросает эту макулатуру обратно на пол. – Серьезно, Малдер, почему здесь? Поначалу я думала, что, может, это была временная остановка, как-то связанная с приобретением газа. Но они, очевидно, провели тут какое-то время - достаточное, чтобы устроить этот свинарник, по крайней мере. – Она хмурится. – Ты слышал произношение Гарджона?

- Нью-йоркский акцент, - вспоминаю я. – Знаю, я все продолжаю считать этих ребят выходцами из Айдахо, Миссури или еще какой-нибудь глубинки, но, похоже, нам надо исходить из того, что они здесь у себя дома. И я все еще не верю в то, что Гарджон ездил в Афганистан в отпуск. Так какого хрена парочка жалких праворадикальных фриков связалась со столь экзотическим дерьмом, как газ VX?

Скалли качает головой.

Два часа спустя мы так и не нашли ничего, что нью-йоркские агенты и копы не упомянули бы в отчете. В лаборатории есть по крайней мере три или четыре штуки, способные стереть с лица земли городской квартал, не считая различных катализаторов, устройств зажигания и целого арсенала оружия. И опять же ничего экзотического.

Это-то и не дает мне покоя. Удобрение для производства бомб, само собой, но газ VX?

Я слышу, как Скалли подходит и встает позади меня. Она касается ладонью моего плеча и протягивает две фотографии.

- Взгляни на это.

На переднем плане стоят покойные Пирс и Гарджон. Чуть позади них и немного в стороне виден другой мужчина – черный парень в тюрбане, передающий сигарету кому-то вне зоны видимости. Второй снимок запечатлел тех же троих мужчин, судя по всему, зигующих и при этом нависающих над каким-то механизированным оборудованием.

- Твой друг, Скалли?

- Это единственные снимки, которые я нашла. Они были вон в той кипе счетов. Может, нам стоит попробовать поискать этого третьего мужчину.

- Давай, что ли, расспросим соседей. – Мне совсем не улыбается перспектива провести в этом здании еще хоть немного времени, но какого черта, мы раньше бывали и в менее приятных местах.

Мы разделяемся, взяв по снимку, и идем опрашивать жителей дома. Я говорю с тремя обитателями этого вертепа, и еще двоезахлопывают двери у меня перед носом. Все выглядят печальными, голодными или напуганными. Никто ничего не знает, никто ничего не видел. Я возвращаюсь обратно в квартиру №214, и стоящая там вонь поражает меня с новой силой.

Это полный отстой. Я хотел оказаться в Хилтон-Хед со Скалли.

Мне хочется от души пнуть ножку стола, но на нем лежат взрывчатые вещества, так что я ограничиваюсь тем, что швыряю подобранный по дороге скомканный памфлет. «Зло Сиона» неудовлетворительно планирует на пол, описывая зигзаги.

В этот момент возвращается Скалли, тактично игнорируя мое очевидное раздражение.

- Мистер Сэмюэль Хайтауэр живет в 314-м номере прямо над этими парнями и помнит мужчину с фото. – Она триумфально взмахивает снимком. – Говорит, он незаконно парковался на его - мистера Хайтауэра – месте, и они из-за этого ругались. Он не знает его имени, но сообщил номерной знак – он водит коричневый форд Crown Victoria 77-го года.

- Так и знал, что надо было взять тот снимок. А у меня пусто, Скалли. – Я громко вздыхаю. – Ладно, давай пробьем номерной знак. Черт. А я-то всего лишь хотел заняться старой доброй охотой на призрака.

Скалли ухмыляется мне.

- Ну, не похоже, что мы могли рассчитывать на это в Хилтон-Хед.

Я всматриваюсь в нее в зловонном сумраке.

- Ты так думаешь?

Она все еще улыбается мне, и я ощущаю прилив жара в паху. Да, Хилтон-Хед. Где, как мне кажется, мы собирались пойти на наше первое свидание, прежде чем Скиннер позвонил со своими «радостными» известиями.

Она выхватывает фото у меня из руки и убирает их оба в карман.

- Пошли отсюда. Попробуем выяснить, кто этот парень в тюрбане.

***

В полиции по номерному знаку установили имя парня в тюрбане – Мохаммед аль Аджииб, осужденный в 94-м году за незаконное хранение оружия в Квинсе, приговорен к общественным работам. Уроженец Судана, найден мертвым неделю назад. Смерть предположительно произошла от кровопотери вследствие четырех пулевых ранений в грудь и живот.

Я откладываю отчет и тянусь за блинчиками.

- Проведи вскрытие тела, - бормочет Малдер с набитым ртом.

- Зачем?

- Просто предчувствие.

- Я рассчитывала на что-то чуть более конструктивное, особенно учитывая тот факт, что причина смерти кажется довольно очевидной.

Он потягивается, так что пиджак задирается до самых его ушей, и снова тянется к кружке кофе.

- Не знаю. – Он отпивает кофе, и волосы падают ему на глаза. Ему нужно постричься. Впрочем, Малдеру даже идет этот лохматый вид, придавая ему особый шарм, особенно в сочетании с дорогим костюмом и пятном от утиного соуса на подбородке. Он встает и перегибается через стол, чтобы взять папку с делом Пирса, и я получаю возможность полюбоваться тем, как брюки обтягивают его задницу.

У меня ушло два года на то, чтобы осознать, что окружающие считают меня секретаршей Малдера в том числе и из-за моей одежды. Мои практичные костюмы не шли ни в какое сравнение с его костюмами от Армани; разумеется, мои доходы также не соответствовали и не соответствуют малдеровским. Это обстоятельство меня здорово раздражало, пока я не поняла, что оно не связано с разницей в наших зарплатах. Малдер владеет большим пакетом ценных бумаг, который, я надеюсь, управляется профессионалами, так как сам он, как мне известно, редко просматривает выписки со своего счета, а уж тем более проверяет чековую книжку.

- Скалли? Ты слушаешь?

Я снова сосредотачиваюсь на деле.

- Ты придумал разумную причину, по которой мне надо проводить вскрытие Аджииба?

- А ты бы услышала, если бы я ее предложил?

- Да, - лгу я, удерживая палочками очередной кусочек курицы. Да, Малдер, я сидела и слушала тебя, а вовсе не разглядывала твою задницу.

Он окидывает меня скептичным взглядом.

- Как, черт побери, мы выясним, где эти ребята раздобыли газ?

- А тебе не надо разрабатывать профиль кого-нибудь из них?

- Профилировать мертвецов скучно. Раз уж они уже мертвы, как я докажу, что мой профиль совершенно точен?

Я ухмыляюсь ему, и он вторит мне. У Малдера немного придурковатая улыбка, но мне она нравится, потому что я редко ее вижу. Что-то изменилось между нами за последние несколько дней; не то чтобы мы не принимаем это дело всерьез, просто происходит что-то еще.

Что-то между нами.

Я больше не могу сдерживаться, а потому протягиваю руку и стираю салфеткой соус с его подбородка. Если бы мне пришлось смотреть на это пятно чуть дольше, я бы просто слизала его языком.

Он снова ухмыляется.

- Скалли, не знал, что тебе не все равно.

- Мне все равно, просто я не могу позволить своему грязнуле-напарнику скомпрометировать себя.

- Я это уже много лет делаю, фэбээрщица. – В голосе Малдера все еще слышны дразнящие нотки, но и некоторая серьезность тоже присутствует. Я поднимаю взгляд, отвлекаясь от скатывания очередного блинчика, но он уже переключается на другую тему. – Давай так – если ты сделаешь вскрытие, я займусь проверкой мистера Аджииба. Идет?

- Хочешь пойти в Finnegan’s в шесть?

Он корчит гримасу. Наши коллеги в нью-йоркском полевом офисе пытались проявить вежливость, пригласив нас в бар, но Малдер вежливостью по отношению к коллегам не отличается. Обычно все оборачивается не лучшим образом, когда мы стараемся вести себя дружелюбно с местными правоохранителями.

- Можем мы вместо этого поработать допоздна?

- Я надеялась, что ты это скажешь. Посмотрим, удастся ли мне договориться о вскрытии Аджииба на вечер.

Я жую и одновременно бросаю взгляд на часы – уже три часа дня.

К девяти я снова немного проголодалась и думаю о том, стоит ли мне начинать беспокоиться о Малдере. Он позвонил около семи и сказал, что отправляется на встречу с бывшим соседом по квартире Аджииба.

- Если ты считаешь меня параноиком, Скалли, то ты еще просто незнакома с этим парнем. Не захотел встречаться днем, вообще не хотел встречаться, по правде, но я вроде как намекнул, что Аджииб мог оставить ему что-то в завещании…

- Малдер.

- Да расслабься, никаких обещаний – ничего такого, из-за чего у меня могли бы быть неприятности, но мне действительно нужно повидаться с этим парнем, бывшая жена Аджииба не пожелала разговаривать. Похоже, он задолжал разным людям немалые деньги. В любом случае, я позвоню тебе, когда закончу с ним.

- Где вы встречаетесь?

- В одном баре в Челси, называется «Маленький лев». С моей удачей он окажется гей-баром.

- С моей удачей он им не окажется. – Я замолкаю, и через секунду промедления Малдер осознает смысл моих слов. Он разражается удивленным смехом, и я улыбаюсь в телефон, зная, что он меня не видит.

- Неплохо, Скалли. Нашла что-нибудь?

- Ничего интересного. Поговорим позже.

Он обрывает звонок, и я снова берусь за медицинский тампон. Аджииб носил тяжелый перстень на правой руке, и на нем есть пятнышко засохшей крови, которая может принадлежать ему, а может, и нет.

Прохлада морга и размеренность привычной процедуры вновь берут свое. Мне нравится делать вскрытия. Патологоанатомия сводит медицину к ее простейшей форме, когда не нужно беспокоиться о врачебном такте, или скорости, или всех прочих вещах, которые необходимо принимать во внимание, если имеешь дело с живым пациентом. Остается лишь техника, точность и умозаключения. Каждый из моих пациентов способен рассказать свою историю, даже если они не могут разговаривать со мной. Я тянусь за скальпелем и начинаю Y-образный разрез, желая поскорее получить последнее послание Мохаммеда аль Аджииба.

Я заканчиваю через два часа. Этот мужчина много пил, что более или менее исключает сильную личную связь с исламом, но ведь не все террористы руководствуются религиозными убеждениями. На ум сразу приходит Алекс Крайчек. Ему бы завести визитки с надписью «Профессиональный убийца» на них. И потом, существуют и другие безумные мотивы, не имеющие ничего общего с религией.

Я не нахожу никаких следов газа VX, но, конечно, их и не должно быть, потому как не он стал причиной смерти. Газ VX является одним из самых страшных химических агентов, когда-либо изобретенных человечеством. В целом, если вы попадете под его воздействие, то немедленно умрете, без всяких «но».

Достаточно и миллиграмма для летального исхода, причем от простого контакта с кожей. Патологоанатом, который вел токсикологический курс в Академии ФБР, любил распространяться на эту тему, рассказывать о фасцикуляциях на коже жертв. При контакте кожи со значительным количеством жидких или аэрозольных нервно-паралитических агентов серии V пораженная кожа и подкожная мускулатура станут буквально морщиться и скукоживаться по мере того, как вещество начнет уничтожать местную нервную систему. Нет, если Аджииб был рядом достаточно долго для того, чтобы получить пулю, газ не имеет ничего общего с его смертью – по крайней мере, не напрямую.

Где, черт побери, носит Малдера?

Я звоню ему, но он не берет трубку.

К десяти я начинаю по-настоящему беспокоиться.

К одиннадцати я уже просто в панике.

========== часть 4/19 ==========

Вскоре после одиннадцати я получаю звонок из больницы. Парамедики обнаружили Малдера без сознания. По всей видимости, у него сотрясение, и прямо сейчас ему собираются сделать компьютерную томографию головы, чтобы исключить перелом черепа и т.д. К концу разговора я уже выскакиваю в лобби отеля и ловлю такси.

Проезжая по Лексингтон-авеню, я мимоходом задаюсь вопросом, а зачем у него забрали бумажник и часы? Может, чтобы это выглядело как ограбление? Я врываюсь в отделение скорой, размахивая удостоверением, которое срабатывает не так быстро, как обычно, потому что одновременно со мной больницу накрывает волна пострадавших; фельдшеры везут мимо меня израненных пациентов, пока я пытаюсь выяснить у дежурных медсестер, где найти Малдера. Я чувствую запах крови и детской молочной смеси, но не поворачиваюсь, когда слышу, как кто-то просит немедленно доставить педиатрический набор первой помощи в третью палату.

Только с помощью своего значка и настойчивости я наконец привлекаю внимание девушки-интерна, которая, похоже, знает, где Малдер.

- Судя по всему, вашего напарника ограбили, мисс Скалли, - сообщает она мне таким тоном, словно находит факт ограбления агента ФБР довольно забавным.

- Доктор Скалли, - поправляю я ее, не видя в этой ситуации ничего веселого. – Где он?

- Дальше по коридору и налево, третья дверь с левой стороны. Ему сейчас делают томографию.

Окровавленный Малдер неподвижно лежит в длинной капсуле, и мне приходится сделать глубокий вдох, прежде чем я открываю удостоверение и похлопываю техника по плечу.

- Специальный агент Дана Скалли, ФБР. Агент Малдер мой напарник, и мне нужна информация о его состоянии. - Я врач, - добавляю я.

Техник окидывает меня скучающим взглядом, но тут в палату заходит доктор, которому я повторяю свой запрос с большим успехом.

- Вашего напарника доставили сюда с травмой головы. У него наблюдаются кровотечение из одного уха, дезориентация, головокружение и кратковременная потеря памяти. Я сам осмотрел его – думаю, у него сотрясение, а не перелом черепа, но вот и томограмма готова, можете сами посмотреть.

Малдера как раз достают из капсулы.

Он очень медленно садится и, судя по его виду, чувствует себя неловко из-за обстоятельств нашей встречи.

- Привет, Скалли.

Я вдруг ощущаю совершенно необоснованный приступ гнева.

- Что случилось?

- У меня голова раскалывается, а мне не дают обезболивающего.

- Ты же знаешь, что при сотрясении его нельзя принимать. Как ты вообще его заработал?

Он морщится, и я понимаю, что он в худшем состоянии, чем мне казалось.

- Э-э… думаю, я отправился на встречу с кем-то.

Я склоняюсь над ним, касаюсь его подбородка и приподнимаю голову, чтобы проверить зрачки. Они разного размера.

- О, Малдер. Ложись обратно. Ты и вправду не помнишь?

На его лице отражается смешанное выражение смущения и досады, как будто он публично совершил какой-то странный проступок и понятия не имеет, что с этим делать.

- Я помню, что был в баре. Помню, как обедал с тобой на 57-й улице после того, как мы проверили ту квартиру.

Он садится ровнее, словно его мать велит ему соблюдать хорошие манеры за обеденным столом.

- Что ты ел?

- Док уже играл со мной в игру «запомни три вещи», Скалли.

- Что ты ел на обед, Малдер?

- Свинину мушу?

- Ты помнишь или просто догадываешься, потому что всегда это заказываешь?

Он проводит рукой по лицу.

- Нет, помню. Позже я отправился в тот бар, но не помню, почему тебя со мной не было. – Поморщившись, он похлопывает себя по бедру. – Где мой пистолет? Скалли, нам надо отсюда уходить.

- Скоро пойдем, - заверяю я его, чувствуя себя несколько неуютно оттого, что он явно не в себе. Я кладу руку ему на плечо, чтобы побудить его лечь, но он смахивает ее. – Ты помнишь, как звонил мне вечером?

Он хмурится, на секунду задумывается над вопросом, и в конце концов на его лице отражается облегчение.

- Ты проводила вскрытие.

- Верно, - подтверждаю я, несколько приободрившись оттого, что он это помнит. Малдер вдруг переводит обеспокоенный взгляд на доктора, который наблюдает за нами налитыми кровью глазами. Я разворачиваюсь к нему. – Вы взяли кровь для токсикологического анализа?

Он награждает Малдера долгим взглядом, а потом разворачивается лицом ко мне.

- Зачем нам это делать? Ваш напарник страдает от…

- Думаю, ему могли вколоть наркотик. – Я испытывающе смотрю на него, и он недовольно поджимает губы. – Давно он поступил? – уточняю я.

- Я впервые осмотрел его примерно сорок пять минут назад, кажется.

На его челюсти перекатываются желваки; он явно раздумывает над тем, начать ли уже задавать вопросы или нет, но я его опережаю.

- Мне нужно, чтобы вы проверили его кровь на наличие галлюциногенов или наркотиков.

В следующее мгновение лицо врача становится непроницаемым.

- Если вас беспокоит, что у него могут быть проблемы с наркозависимостью…

- Нет, не в этом дело. Кто-то, возможно, преднамеренно накачал его наркотиками, так что мне нужно, чтобы вы прямо сейчас взяли у него образец крови и отправили его в лабораторию ФБР.

В этот момент возвращается техник с томограммой Малдера – никакого перелома черепа.

Его не было несколько часов. Не так долго, как его продержали на военно-воздушной базе Элленс, но… Я внимательнее осматриваю область у Малдера на затылке, и только когда у меня перехватывает дыхание, осознаю, что искала чип. Однако на снимке не видно никаких имплантатов.

Малдер роется в карманах, выкладывая их содержимое на стол, и не выказывает никакого интереса к изображению своей черепной коробки. Прежде чем я успеваю остановить его, он вскакивает на ноги, морщится и передает мне листок бумаги – нет, салфетку из бара – на которой что-то нацарапано.

- Выглядит знакомо?

Восточная 11-я улица, 114.

Он выворачивает карманы пиджака. Оказывается, что при нем имеются только салфетка, сотовый и удостоверение. Из коридора доносится женский плач, и даже здесь, в палате, я чувствую запах крови, насыщенный и резкий. Что им было нужно? Зачем забирать бумажник с пистолетом, но оставлять мобильник и удостоверение?

- Скалли, пошли отсюда нахрен, - внезапно заявляет Малдер с таким выражением лица, какое было у него перед тем, как он рассказал мне о поездке в Хилтон-Хед. Крупное дело, Скалли, надо ехать. Мне же нужно обсудить с ним то, что случилось в баре. Он устойчиво стоит передо мной и кажется растерянным, но при этом раздраженным. Все равно они чертовски мало могут сделать в случае сотрясений. Доктор по-прежнему наблюдает за мной.

- Можете вы его выписать?

- Да, но я бы этого не рекомендовал, доктор Скалли. Я понимаю, что вы в состоянии присмотреть за ним, но его нужно держать под наблюдением. Его следует будить ежечасно, чтобы проверять на наличие признаков…

- Я врач, - медленно повторяю я. – Я знаю, что нужно искать, и привезу его обратно, если его состояние ухудшится. Возьмите кровь для анализа. – Я наконец читаю его именную бирку, пока он вызывает медсестру для взятия пробы. – Благодарю вас, доктор Салинас, - добавляю я. Он кивает и отходит в сторону, чтобы подпустить медсестру со шприцом к Малдеру. Хорошо, что они тут нагружают своих докторов работой: подозреваю, что если бы он не был таким измотанным, то просто засыпал бы меня вопросами.

Уже в такси Малдер опускает голову на оконное стекло и закрывает глаза.

- Надо проверить тот адрес.

- Завтра, - заявляю я, про себя добавляя: «если будешь достаточно хорошо себя чувствовать». Он словно бы читает мои мысли, потому что вдруг говорит:

- Я еду с тобой, Скалли.

- Завтра, Малдер.

Так и не открыв глаза, он бормочет:

- Не так близко в следующий раз.

- Что?

Он осторожно поворачивает голову в мою сторону.

- Ты что-то сказала, Скалли? – спрашивает он, его взгляд по-прежнему рассеянный.

- Неважно, Малдер. – Сотрясение, напоминаю я себе. Не перелом черепа, просто сотрясение. Наше счастье, что амнезия носит ограниченный характер. Но простая ли это амнезия в результате травмы головы? Или же они снова стерли ему память? Я даже не уверена, что анализ крови прольет на это свет. Эти люди изобрели не оставляющие следов лекарства. Не знаю, что насчет этого думает Малдер, и не собираюсь обсуждать это сейчас. Завтра первым делом с утра.

Такси проезжает мимо круглосуточных магазинов и стрип-баров. Неоновые огни скользят по его лицу, его закрытым глазам, освещая только изгибы и плавные поверхности, никаких резких линий. Я молча наблюдаю за ним, пока мы не добираемся до отеля. Уже на месте я заставляю его отдать мне ключ от его номера, чтобы у меня была возможность приходить проверять его ночью. Сотрясения чреваты резким ухудшением состояния – доктор Салинас был совершенно прав насчет пробуждения пациента через определенные интервалы.

Малдер слишком устал для того, чтобы отпустить столь очевидную шутку по поводу ключа, но слегка улыбается, прежде чем дверь закрывается за ним.

В первый раз будильник на моем прикроватном столике срабатывает в два ночи. Нас разделяют два этажа, но я недостаточно проснулась для того, чтобы полностью одеться для короткой поездки в лифте. Так что я просто натягиваю халат поверх ночной рубашки и направляюсь к его номеру.

Малдер оставил включенной лампу рядом с кроватью, и ее свет позволяет мне не споткнуться о его раскрытый чемодан. Вряд ли он вообще полностью распаковывает его, когда мы останавливаемся в отелях. Он лежит лицом вниз на покрывале с полотенцем, обернутым вокруг бедер, и глубоко дышит. Когда я сажусь на край кровати, он даже не шевелится. Его руки вытянуты над головой, одна из них свисает с края рядом со мной. Все еще влажные после душа волосы взъерошены.

- Малдер?

Он начинает просыпаться, когда я касаюсь его плеча. Я, как завороженная, наблюдаю за тем, как его глаза медленно открываются и сосредотачиваются на мне. Зрачки одного размера – отлично.

- Ты можешь сфокусировать взгляд - это хорошо. Я должна убедиться, что амнезия не прогрессирует, так что тебе нужно запомнить три вещи: карандаш, лимон и Chevy 57-го года. Что ты ел на обед?

Он сонно улыбается, и я пытаюсь игнорировать приятное ощущение от его близости, когда он двигается под моей ладонью.

- Мушу.

Я убираю руку, и он следит за ней глазами.

- Что я делала сегодня днем? Когда ты мне позвонил.

- Вскрытие.

Он перекатывается на бок, слегка перемещается ближе ко мне и приподнимается, опираясь на локоть, глядя на меня с насмешливым выражением на лице. Я стараюсь не смотреть на полотенце, которое могло немного сбиться.

- Где мы обедали?

- Ты уже спрашивала об обеде, - самодовольно замечает он. – На 57-й улице.

- Кто президент Соединенных Штатов?

- Уильям Джефферсон Клинтон.

- Какие три вещи я просила тебя запомнить?

Он задумчиво хмурится.

- Карандаш, лимон и Chevy 57-го года.

- Ладно, я снова приду через полтора часа.

Я начинаю вставать, но он хватает меня за запястье.

- Останься.

- Что?

- Да брось, просто останься здесь. Зачем бегать по отелю посреди ночи? – Он облизывает нижнюю губу и окидывает взглядом мой халат. – Особенно в таком виде.

Я чувствую, что вспыхиваю до корней волос. Халат отнюдь не сексуальный, черт побери – он просто длинный, шелковый, кремового цвета. Махровый слишком объемный для того, чтобы брать его в поездки.

- Малдер?

- Останься, - тихо, но настойчиво повторяет он. – Сомневаюсь, что они утруждаются установкой жучков в наших номерах.

Он тянет меня вниз, пока я снова не сажусь на кровать.

У него травма головы, напоминаю я себе. Дана, у него сотрясение. Он просто хочет, чтобы я спала в одной с ним комнате, верно? На другой кровати?

- Ты не сможешь хорошо выспаться, если я останусь, - протестую я. Слабый аргумент, но ничего лучше мне на ум не приходит.

- На это-то я и рассчитываю, - бормочет он, и мое лицо снова вспыхивает. Какого хрена я тут делаю? Малдер обернул свободную руку вокруг моей талии и медленно тянет меня к себе, предлагая улечься рядом. Нет, он подразумевал свою кровать. У меня шумит в голове. Я не в состоянии ясно мыслить из-за этого белого шума, и гипнотизирующее тепло проникает под кожу в том месте, где Малдер прикасается ко мне. Он хорошо пахнет – мылом и теплой кожей. – Расслабься, - советует он, прежде чем склоняется надо мной и проводит своими губами по моим.

========== часть 5/19 ==========

Малдер раздвигает мои губы своими и настойчиво проникает языком мне в рот. Я с трудом удерживаюсь от стона – ощущения просто потрясающие. Одну руку он положил мне на поясницу, но не прижимает меня к себе, а только слегка поглаживает, потирая шелковистую ткань халата об узкую полоску кожи между моей футболкой и трусами. Я хочу большего. Я хочу, чтобы он продолжал до тех пор, пока мы наконец не ответим на этот последний вопрос между нами.

Но, несмотря на жар поцелуя, ворчливый голосок в моей голове безостановочно напоминает мне, что у него травма головы, а значит, нам не следует этого делать.

Нам определенно не следует этого делать.

Я кладу ладонь ему на грудь и осторожно отстраняюсь. Его закрытые глаза медленно открываются.

- Дана? – Он выглядит растерянным.

- Малдер, я не могу остаться. Ты не в форме для… этого.

Он проводит рукой по лицу и облизывает губы, отчего я ощущаю очередной прилив жара внизу живота.

- Скалли. – Неуверенность исчезает из его голоса, и когда наши взгляды встречаются, он кажется смущенным. – Извини.

Он извиняется? За что? За то, что поцеловал меня?

И так же внезапно, как это началось, обжигающее мою кожу пламя сходит на нет.

Я сажусь.

- Тебе надо отдохнуть. Позже я снова приду тебя проверить. – Мне приходится сделать над собой усилие, чтобы голос не дрожал.

Не знаю, что произошло между нами, но что-то определенно пошло не так.

Малдер все еще смотрит на меня, но недавнее томное возбуждение прошло. У него на лице то же самое выражение, как когда я обнаружила его в больнице.

Я возвращаюсь обратно в свой номер и пытаюсь заснуть, но погружаюсь лишь в неглубокую дрему, из которой меня в четыре утра вырывает звонок будильника. На этот раз я надеваю джинсы, прежде чем отправляюсь в номер Малдера.

Он легко просыпается и окидывает меня быстрым взглядом, замечая, как я одета. Да, Малдер, я решила обойтись без халата. Он напряженно отвечает на мои вопросы, и я ухожу так быстро, как только могу.

Шестичасовая проверка проходит так же, за исключением того, что Малдер вдруг говорит:

- Я в порядке, Скалли. Правда. Нам надо проверить тот адрес.

- Ты не в том состоянии.

Он раздраженно рычит.

- Да, у меня болит голова, но нет ни головокружения, ни тошноты. Я без проблем запоминаю карандаш, лимон и чертов Chevy 57-го года, и, кроме того, ты могла бы для разнообразия придумать какие-то другие предметы. И нам нужно проверить тот адрес с салфетки. Надпись была сделана моим почерком.

- Я заметила.

Я с минуту раздумываю. Он в совершенно здравом уме и не оставит меня в покое до тех пор, пока мы не проверим это место. Зная Малдера, это вполне может оказаться адрес стрип-бара, порекомендованного ему барменом, но, возможно, это и не так.

- Может это подождать до девяти или около того?

Он неохотно кивает и морщится – очевидно, этот жест причиняет ему боль.

- И прежде чем мы туда отправимся, я хочу заручиться поддержкой местного офиса.

Он вскидывает голову, гримасничая и сглатывая от вызванного этим резким движением дискомфорта.

- Зачем? – спрашивает он, когда наконец берет себя в руки.

- А ты думаешь, что в состоянии для какой-нибудь серьезной переделки?

Он размышляет над моим вопросом.

- Ладно, но позвони Хиксу.

Я киваю. Грег Хикс показался мне неплохим парнем.

- Идет. Я собираюсь еще немного поспать и рекомендую тебе сделать то же самое. При любых признаках ухудшения твоего состояния мы немедленно поедем в больницу.

Я возвращаюсь в свой номер, и на этот раз мне снится, что мы с Малдером целуемся в парке, лежа на траве. Его руки забрались мне под одежду, и даже простое прикосновение его ладони к моей пояснице едва не доводит меня до оргазма. Я пытаюсь сказать ему, что хочу продолжать, но когда мы прерываем поцелуй, он растворяется, как дым, и его образ исчезает с первым порывом ветра.

***

Когда я просыпаюсь от звонка будильника в половине девятого, голова уже не раскалывается - боль уменьшилась до приемлемого уровня, который я смогу терпеть с помощью обезболивающего.

Прошлой ночью я здорово облажался и понятия не имею, что с этим делать.

Я проснулся от того, что склонившаяся надо мной Скалли прикасалась ко мне, и потерял счет времени. Я забыл, что она пришла, чтобы убедиться, что у меня нет кровоизлияния и что я не умираю. В глубине души я думал о ней, как о своей любовнице, в течение многих лет. И неважно, что мы еще не занимались сексом.

И я устал ждать. Думаю, то дело о Призраке поля для гольфа в Хилтон-Хед было именно для этого – не только отпуском для Скалли, но и началом наших новых отношений.

Может, виновато сотрясение. Вполне возможно, причина в том, что они сделали со мной после того, как ударили меня по голове. Скалли еще не озвучила эту мысль, но мы оба задаемся вопросом, а действительно ли это простая травма головы или нечто большее? Я слишком хорошо понимаю, что именно поэтому она и попросила сделать анализ крови.

А может, я просто хочу ее и теперь ищу оправдания своим действиям.

Как это ни объясняй, я все равно облажался. Скалли заслуживает большего, чем небрежная полуночная попытка соблазнения, и она правильно сделала, что остановила меня.

Теперь мне надо выяснить, как все исправить.

Без десяти девять она стучит в мою дверь, хотя я знаю, что у нее есть дубликат ключа. Я сжимаю зубы и никак это не комментирую.

- Хикс и его напарник встретят нас через десять минут внизу.

- Что за напарник?

- Сантанда, - отвечает она, распрямляя манжеты.

- Мужчина или женщина?

- А это важно?

Я закатываю глаза.

- Я тебя умоляю. Мы с ним или с ней знакомы?

Она смягчается.

- Не думаю.

Я заканчиваю завязывать галстук.

- Отлично. Как, по-твоему, он вызвал остальную кавалерию?

- Учитывая то, что у меня не было разумного объяснения того, что мы ищем по тому адресу, который ты написал на салфетке из бара, нет. И это будет пехота.

Я кошусь на нее, но, как обычно, натыкаюсь на совершенно невозмутимое выражение лица.

- Как ты себя чувствуешь, Малдер?

- Ты не планируешь спрашивать меня о карандаше, лимоне и Chevy?

- Прими тайленол.

- Уже принял.

Я все еще обдумываю, как поднять тему прошлой ночи, но Скалли опережает меня и выходит за дверь, оставляя после себя лишь удаляющееся шуршание ткани своего льняного костюма и перестук каблуков.

***

Сантанда оказывается мужчиной. Мы вчетвером забираемся в их машину, и по дороге я, как могу, объясняю все, что мне известно.

Хикс опускает стекло и сплевывает.

- А ордер у вас есть?

Возникает короткая, но весьма неловкая пауза, и потом Скалли говорит:

- Нам, вероятно, не понадобится заходить.

Я слышу ее неозвученное объяснение: это легко может оказаться пустой тратой времени. Дальше никто не произносит ни слова.

Квартал представляет собой ряд кирпичных зданий с витринами магазинов внизу и квартирами на верхних этажах. Из пожарного гидранта хлещет вода, и пара детишек поочередно засовывает руки и ноги под струю. Мы паркуемся вторым рядом. По дороге к ливневым стокам вода образует целый поток из различного уличного мусора – оберток от конфет, обломков пластика, оторванной от чего-то рукоятки.

Здание под номером 114 на Восточной 11-й улице представляет собой маленький магазинчик, типа тех, в которых продают то же, что и в супермаркетах, но в два раза дороже, плюс еще фрукты и овощи.

Уже без четверти десять, и хотя надпись на окне гласит «круглосуточно», входные двери закрыты.

И потом, продукты, сложенные по ту сторону окна, гниют. Помидоры наклонились к стеклу, словно пьяные, образуя вдоль окна деликатный рисунок из коричневых впалых пятен с пушистой белой плесенью на них. Завернутые в бумагу цветы, стоящие в белом пластиковом ведерке, превратились в гербарий.

Мы с минуту просто стоим под дверью магазина. Наконец Хикс прерывает затянувшееся молчание:

- Как думаете, теперь нам нужен ордер?

Здесь что-то не так, и мы все это понимаем.

- Если эта продукция достаточно долго здесь лежит, она может представлять угрозу общественному здравоохранению, - осторожно предлагает Скалли.

Она выглядит смущенной. Господи, как же я ее люблю.

Сантанда громко фыркает и говорит:

- Меня это устраивает.

Хикс ловко вскрывает замок и открывает дверь. Ударяющий мне в нос запах представляет собой смесь вони от гниющих фруктов, увядших цветов и чего-то похуже.

Хикс прокашливается; мы все достаем оружие и заходим внутрь. Тупая боль внутри моей черепной коробки давит на меня изнутри, а запах - снаружи. Скалли бледна и настороженна; зловоние усиливается, когда мы достигаем подсобных помещений магазина. Где-то здесь находятся испорченные молоко и мясо. Свет не горит, так что я достаю фонарик.

Муха рассерженно жужжит где-то под потолком, и этот звук тоже действует мне на нервы. В подсобке длинный кусок пластика врезан в вертикальные полосы, завешивающие дверной проем, помеченный надписью СЛУЖЕБНОЕ ПОМЕЩЕНИЕ, и здесь запах хуже всего.

Я раздвигаю эти полосы, держа пистолет и фонарик перед собой. Здесь царит такая же мертвая тишина, как и в остальном помещении, но у меня уже глаза слезятся от вони. Темно, но свет от фонарика освещает неподвижную фигуру, распростертую на столе.

Раздается тихий щелчок, и внезапно на потолке холодным голубым светом вспыхивают флуоресцентные лампы. Они заливают тусклым светом лежащее на столе тело. Мой все еще включенный фонарик направлен прямо на дыру в груди трупа, который некогда был женщиной. Теперь это чернеющая масса с расплывшимися в отвратительной пародии на улыбку губами. На краю зияющего кратера в ее груди лежит ссохшийся комок, похожий на какой-то внутренний орган.

Скалли проходит мимо меня, сжав губы в тонкую линию. Она встает достаточно близко к трупу, чтобы заглянуть в дыру.

- Сердце извлечено.

Она была блондинкой. Никто не закрыл ей глаза после смерти, и они впали в глазницы, отчего ее ресницы торчат, словно ничего не обрамляющая светлая бахрома. Ее руки и ноги свисают с краев, и мне приходится подавить в себе порыв выпрямить их на столешнице, пока я не замечаю, что она привязана к ножкам стола. На ее запястьях и лодыжках виднеются ремни, покрытые коркой запекшейся крови, указывая на то, что она изначально была совсем не в восторге от связывания.

Я заставляю себя приблизиться и посмотреть на тело внимательнее. Корка засохшей крови покрывает то, что осталось от ее блузки. Она потеряла много крови до того, как ее сердце перестало биться.

Скалли вынула свой мобильный и как раз набирает номер, однако звук нажимаемых кнопок не может заглушить рвотные позывы на заднем плане, когда кого-то из наших спутников тошнит на линолеумный пол основного помещения магазина. Я поднимаю взгляд; Сантанда так и остался стоять в дверном проеме, но он там, так что это Хикс избавляется от своего завтрака. Сантанда зажимает рот рукой, и я понимаю, что он хочет уйти, но собирается остаться до тех пор, пока не прибудет остальная пехота.

Что она вскоре и делает.

Мы остаемся, пока криминалисты не заканчивают сбор улик и не прибывает грузовик коронера. Скалли морально давит на придурка, который ответственен за перевозку тела мертвой женщины, пока тот не отступает и не дает ей согласие на проведение вскрытия.

Хикс встает рядом со мной под полуденным солнцем. Даже жара лучше запаха внутри магазина.

- И вы не помните, кто посоветовал вам проверить это место? – От рвоты у него кислое дыхание.

- Нет. Это мог быть тот парень, с которым я должен был встретиться в баре. – Я чувствую себя гребаным идиотом, когда пытаюсь это объяснить.

Хикс сплевывает в бегущую канавкой воду.

- Кто он?

Хикс нравится мне все меньше и меньше.

- Бывший сосед Аджииба по квартире.

Эти парни нам сегодня совсем не были нужны. Если они влезут в наше расследование, это закончится тем, что я кого-нибудь пристрелю.

- Мертвого парня?

- Мертвого парня, - подтверждаю я.

Хикс задумчиво кивает.

- На него ведь ничего нет, кроме обвинения в незаконном хранении оружия, да?

- Это-то меня и беспокоит, - признаю я.

Скалли присоединяется к нам. От жары ее щеки горят и блузка прилипла к груди. У меня возникает внезапный флэшбек о прикосновении к ее губам и ощущении ее горячей кожи под халатом.

- Я собираюсь провести вскрытие. Встретимся в отеле? – Она окидывает меня многозначительным взглядом, который в обычных условиях разозлил бы меня, но к этому времени тупая головная боль превратилась в бушующую волну, так что я не в настроении для споров.

Я позволяю Хиксу и Сантанде отвезти себя обратно в отель. Прохладный полумрак моего номера действует, как бальзам на ожог. Я ложусь и стараюсь не вспоминать распухшее темное мясо, в которое превратился язык мертвой женщины, вывалившийся из ее рта.

Когда звонит телефон, я просыпаюсь и пытаюсь оценить головную боль. Между третьим и четвертым звонком я прихожу к выводу, что она определенно утихла.

- Малдер, это я. Мертвая женщина оказалась женой Аджииба. Ее девичье имя Сара Питтс. Она опознала его тело, когда его доставили на прошлой неделе. Ее родители прямо сейчас в пути. Только мне кажется, что это довольно странное совпадение?

- Ого. – Я сажусь, напрочь позабыв о головной боли. – Так она мертва меньше недели?

- Это согласуется с результатами вскрытия. Она умерла от кровопотери. – Скалли переводит дух, и я делаю медленный вдох, прежде чем она добавляет: - Рана на груди была прижизненной.

Я столь же медленно выдыхаю.

- Первое, что приходит на ум, - это сатанизм.

- Не похоже. Убийца не взял никаких трофеев с тела – на грудной клетке у нее лежало ее собственное сердце.

- Как поэтично. Нашла какие-нибудь отпечатки?

- Это самая интересная деталь. Их довольно много, и все они принадлежат одному человеку.

- Кому?

- Мохаммеду аль Аджиибу.

========== часть 6/19 ==========

- Так вы уверены, что агенту Малдеру не вкалывали наркотиков?

- Настолько уверена, насколько это возможно, сэр.

Скиннер говорит таким тоном только в тех случаях, когда малдеровские методы расследования стоят ему нормального ночного сна.

- А анализ крови выявил бы ЛСД?

Он явно имеет в виду тот случай, когда в воду в здании, где живет Малдер, было добавлено ЛСД. Я плотнее прижимаю телефон к уху, чтобы блокировать звуки шагов по обшарпанному линолеуму в коридоре.

- Да. Но могут существовать неизвестные мне наркотики, которые даже спустя всего несколько часов после введения анализ бы не выявил.

Когда Малдеру стерли память после его импровизированного визита на базу Элленс, я заставила его пройти целый набор тестов, но они ничего не показали. Даже следы ЛСД остаются в организме в течение нескольких дней. Какой бы технологией эти люди ни обладали, ее точно нет в открытой продаже.

- Сэр, возможно, что Малдера действительно ограбили, и амнезия стала просто результатом сотрясения.

Слава богу, что Малдера тут нет, и он не слышит окончание этого разговора, а то его бы удар хватил.

Скиннер хмыкает.

- Малдера там нет, да?

Усилием воли я заставляю себя не рассмеяться.

- Нет, сэр.

Он вздыхает.

- Скалли, кое-кого весьма беспокоит вовлеченность Малдера в это дело. Начальник Хикса прочитал слишком много новостных историй про Малдера.

Я предпочитаю промолчать.

- Хотя они все еще хотят, чтобы вы продолжали участвовать в расследовании. – Он медлит и потом добавляет: - Я хочу, чтобы вы продолжали. Просто дайте мне знать, если у вас появятся причины подозревать, что симптомы агента Малдера являются следствием чего-то иного, нежели сотрясения. Я беспокоюсь насчет ясности его ума.

И если бы ты видел наш поцелуй прошлой ночью, то еще сильнее обеспокоился бы.

- Я буду держать вас в курсе, сэр.

- Сомневаюсь.

Черт.

- Сэр?

- Скалли, в мои намерения входит не только удержать агента Малдера от участия в ситуации вроде… вроде дела Роуча. Я бы хотел уберечь его от попадания в больницу.

Я слышу его неозвученную мысль: или в морг и не вполне ему верю. Скиннер уже привык, что мы с Малдером ставим его в неловкое положение, и он довольно толстокожий.

Он вздыхает.

- Просто присматривайте за ним, Скалли. Контртерроризм – не та сфера, где Малдеру следует проявлять самостоятельность.

- Знаю, сэр. Мы будем осторожны.

Я обрываю звонок. Черт, черт, черт. Не лучшее время для Скиннера проявить малодушие, и неважно, какие у него на то причины. Как бы сильно мне ни нужны были инстинкты Малдера, думаю, что он нуждается в том, чтобы я нуждалась в нем, даже больше.

К тому времени, как я осторожно поворачиваю ручку двери комнаты для опросов свидетелей, рыдания Маргарет Питтс переходят во всхлипы. Джон Питтс один из тех мужчин, которые не плачут, несмотря ни на что, даже когда его некогда прекрасная дочь превращается в разлагающийся кусок мяса, став жертвой жестокого убийства.

Мой отец тоже не стал бы плакать. Ахав сидел бы прямо и напряженно, как Джон Питтс, и отвечал бы на вопросы размеренным тоном, с сердитой отчетливостью выговаривая слова. Но мой отец не держал бы Книгу Мормонов в руках, словно это был фонарь, освещающий его путь по последнему кругу ада.

- В Университете Бригама Янга, - говорит он, когда я тихо прикрываю за собой дверь. – У них есть программы для выпускников, которые хотят поехать заграницу, чтобы распространять Слово Божье – ЕМДСК. (1)

Малдер кивает, слегка наклоняясь вперед над столом.

- Так она встретила его в Афганистане? Она была миссионером?

- Мы не позволили бы ей поехать, если бы там все было так, как сейчас, - вставляет Маргарет Питтс. – Сара закончила университет до того, как власть захватил Талибан. – Она вдруг замолкает, уставившись в пол красными от слез глазами.

- И в каком это было году? – мягко продолжает Малдер.

- В 94-м. Она закончила свою послевузовскую практику за лето в Прово и осенью уехала вместе с остальной группой.

- И когда они поженились?

- 23 сентября 97-го. – Голос Джона Питтса впервые срывается. Он достает из заднего кармана бумажник, из которого, в свою очередь, извлекает фото. – Они подружились, когда она ещезанималась миссионерской деятельностью, но, закончив, она снова вернулась туда, а потом он приехал сюда в качестве туриста.

На снимке изображена Сара Питтс в свадебном плате рядом с Мохаммедом аль Аджиибом.

- Ничего в переходе мистера Аджииба в вашу веру не казалось вам странным?

Малдер осторожно выбирает слова, формулируя этот вопрос, но голос Джона Питтса, когда он отвечает, звучит довольно сдержанно.

- Церковь Иисуса Христа и Святых Последнего Дня открыта для всех, кто хочет обрести Слово Божье, агент Малдер. Его предыдущая религиозная принадлежность не была барьером к принятию в нашу коммуну.

Лично я в этом сильно сомневаюсь: насколько я помню, во всем штате Юта цветных людей раз-два и обчелся. Однажды во время расследования дела в Юте мы заглядывали в местный офис Бюро в Солт-Лейк-Сити. Там работали довольно приятные люди, но все время, что я там находилась, мне казалось, что на спине у меня написано «немормонка». Интересно, а Сара сообщила родителям о признании его виновным за незаконное хранение оружие или о его предыдущем браке? Однако Джон Питтс кажется совершенно искренним.

- Знали ли вы о каких-нибудь его связях со старыми друзьями или деловыми контактами в Афганистане?

Опрос продолжается с полчаса; Малдер пробирается сквозь словесные дебри, избегая сдвоенных мин потери и веры так же искусно, как и всегда. Мой напарник может вывести из себя шерифа округа быстрее, чем вы скажете «нарушение профессиональной этики», но, опрашивая родителей, которые потеряли своего ребенка, он просто воплощение мягкости и тактичности.

Джон и Маргарет Питтс не рассказывают нам ничего такого, о чем мы бы уже сами не догадались. Похоже, что Мохаммед аль Аджииб встретил милую американскую женщину, которая пыталась сделать из него мормона. Он женился на ней, получил «зеленую карту» и американские деньги, которые использовал для покупки разного рода автоматического и химического оружия. Затем он как-то убедил ее прийти в участок и опознать чье-то тело, как свое собственное.

И потом он убил ее.

Она была так наивна, что верила в его «обращение»? Или он, наоборот, обратил ее, приобщив к какой-то своей цели, для достижения которой продал душу?

Или она думала, что это настоящая любовь, стоящая того, чтобы не обращать внимания на его явно криминальное поведение и лгать для него насчет тела в морге?

Или дело в страхе? Он угрожал ей, ее семье?

Перед уходом Джон Питтс напряженно произносит:

- Вы знаете, где он?

Малдер качает головой.

- Найдите его, - медленно говорит Питтс. – Пожалуйста, найдите его.

Я предлагаю предоставить им копию отчета о вскрытии, но они отказываются, вызвав у меня откровенное облегчение. Помимо остальных установленных мною фактов я включила в него информацию о том, что в момент смерти Сара Питтс была на третьем месяце беременности.

Я провожаю их и смотрю, как они выходят из здания, моргая в резком солнечном свете.

Малдер еще долго остается в комнате опросов после ухода Питтсов. В конце концов я захожу его проведать и вижу, что он невидящим взором уставился в чашку с холодным кофе.

- Малдер?

- Думаешь, он убил ее, чтобы она не проболталась, что он жив?

- А ты что думаешь?

Он морщится.

- Не уверен, что это чем-то лучше.

Я сразу же понимаю, о чем он. Разве лучше бы было, если бы Сара утратила веру в Аджииба и подумывала о том, чтобы сдать его?

Не особенно. Она все равно мертва.

- Я знал, что в Хилтон-Хед нам особо нечего было расследовать, - вдруг признается он.

Я сажусь на жесткий пластиковый стул рядом с ним.

Он поворачивается в мою сторону, и что бы он ни прочитал на моем лице, это заставляет его оттолкнуть свой стул от стола и начать засовывать страницы дела обратно в папку.

Я мягко касаюсь его руки.

- Малдер?

- Я в порядке, Скалли. У меня даже голова не болит сегодня. С памятью тоже все отлично. Видишь? Карандаш, лимон, Chevy 57-го года.

Это тяжело, гораздо тяжелее, чем я думала. Я делаю глубокий вдох.

- Может, нам стоит пойти куда-нибудь поужинать. Ну, знаешь… не в забегаловку с китайской едой или в пиццерию, а в ресторан.

Ну, вот.

Он прекращает шелестеть бумагами и окидывает меня настороженным взглядом. В конце концов он непринужденно замечает:

- Тебе надо было сказать, что тебя уже тошнит от тех мест, где мы обычно едим.

Ладно, хватит с меня. Я попыталась. Я встаю, разворачиваюсь и успеваю сделать два шага к двери, прежде чем он останавливает меня, дотронувшись до моей руки.

- Скалли, подожди.

Я подчиняюсь и закрываю глаза, но не поворачиваюсь к нему лицом. Он преодолевает разделяющее нас расстояние и встает рядом – так близко, что я ощущаю тепло его тела.

- Пойдем в какое-нибудь действительно приятное место. Я забронирую нам места, идет?

Я киваю, не доверяя своему голосу.

У нас с этим просто беда. Я поскальзываюсь на тонком льду, и Малдер врезается в меня. Он теряет равновесие, когда я сбиваю его с ног в попытке встать.

Сантанда заходит без стука, но, к счастью, не смотрит на нас, потому что говорит с Хиксом через плечо. Это дает мне возможность отодвинуться от Малдера и взять себя в руки.

- Жмур оказался его соседом по квартире. Аджииба. Его зовут Меджа, работал водителем такси. Мы обнаружили его стоматологическую историю болезни. Аджииб, похоже, подложил свои водительские права в бумажник этого парня, а с опознанием женой… - Он пожимает плечами. – Никто не проверял.

- Это с его соседом вы собирались встретиться, когда вас, - произносит Хикс и после паузы продолжает: - вырубили, верно?

- Не похоже, да? Он уже был мертв по крайней мере с неделю.

Мы все молчим несколько секунд, впитывая информацию.

Хикс первым нарушает молчание.

- Выяснили что-нибудь у родителей? Они ведь знали этого парня, да?

- Не особо. – Малдер ничего не добавляет, и Хикс зло косится на него.

Я рассказываю Хиксу и Сантанде о своих находках в процессе вскрытия. Способ убийства не имеет ничего общего с исламом или шариатом. Я смертельно обидела двух университетских профессоров и одного чиновника из посольства Афганистана, чтобы в этом убедиться, но, очевидно, это была милая идея самого Аджииба. Однако я все же выяснила, что более суровые виды правосудия вершатся в сельских районах этой страны, где побивание камнями и обезглавливание недостаточно пугающие для удовлетворения кровожадности местных жителей. Веселая помощница профессора из Нью-Йоркского Университета, с которой я пообщалась по телефону, рассказала мне, что побивание камнями является обычным наказанием для обвиненных в прелюбодеянии женщин.

Пирс не выдумывал те жуткие вещи, о которых рассказывал нам перед тем, как умер в своей камере.

Сью Кимбл из Нью-Йоркского Университета была единственной, кого я не обидела. Местное подразделение Бюро и полиция Нью-Йорка сумели скрыть от прессы истинную причину смерти Сары Аджииб, и когда я сказала Кимбл, что занимаюсь изысканиями в рамках расследуемого дела, та заметно приуныла.

- Это из-за того убийства на Восточной 11-й улице, о котором я читала в «Пост»? Господи Иисусе.

Я просто повторила, что дело находится в разработке.

- Вырезание сердца жертвы не имеет ничего общего с исламом, Кораном или любой радикальной версией этой религии, о которой я слышала. – Помедлив немного, она добавляет: - Но это легко может оказаться какой-то местной разновидностью из той части страны, откуда Аджииб прибыл. Или он сам до этого додумался.

- Он провел некоторое время в Судане. Мог он узнать об этом там?

Она вздыхает.

- Опять же, это может быть какой-то местной традицией. Но поверьте мне: ислам не предписывает ничего подобного описанному вами, несмотря на то, что вы видели в кино.

Я повесила трубку и задумалась о Аджиибе и его мормонской жене. Мы продолжаем предполагать, что имеем дело с какой-то формой религиозного экстремизма, и, возможно, так оно и есть. Но что если мы проглядели вероятность того, что Аджииб просто псих? А разного рода оружием он занимался ради денег.

- Что мне действительно хочется знать, - раздраженно заявляет Хикс, - так это кто, мать его, дал вам этот адрес?

Я напрягаюсь, ожидая, что Малдер клюнет на эту удочку, и он меня не разочаровывает.

- Встаньте в очередь, Хикс. Мы со Скалли собираемся наведаться в тот бар и попробовать прояснить этот вопрос. Вместо того чтобы добавлять меня в ваш чертов список подозреваемых, почему бы вам не сделать что-нибудь полезное, типа объявить Аджииба в розыск?

- Если она была мертва с неделю, зачем ему все еще здесь ошиваться? – достаточно мирно спрашивает Сантанда. Но Малдер уже на пути к выходу, и я иду следом с идиотским выражением на лице – смесью извинения за его поведение и раздражения оттого, что тащусь за ним, словно на буксире.

Я догоняю его уже снаружи.

- «Логово льва»?

- «Маленький лев».

Я передаю ему ключи от машины, и он направляет ее в сторону центра, к Челси. Дав ему возможность немного поостыть, я предполагаю, что Аджииб может быть всего лишь мелким торговцем оружием.

- И он убил свою жену, вырезав ей сердце, потому что прочитал об этом в «Солдате удачи»?

- Почему, как ты думаешь, он сделал это именно таким образом?

Малдер бросает на меня раздраженный взгляд.

- Это праворадикальная хрень.

- Не знаю, Малдер. Прежде всего, ритуальная природа убийства не имеет никакого отношения к любой религиозной традиции. Мы все еще не знаем, что он купил, что бы там Пирс с Гарджоном ни продавали. Он мог быть деловым контактом. Кем-то, у кого они покупали пушки и газ, но при этом он мог не разделять их взгляды.

Он обдумывает это, пока объезжает желтое такси, которое резко остановилось, чтобы подобрать клиента.

- Хотел бы я, чтобы ты была моей напарницей в отделе особо тяжких, Скалли. Ты могла бы стать отличным профайлером.

Я чувствую, как вспыхивают щеки; Малдер не имеет привычки разбрасываться комплиментами.

- Но, возможно, это бы не сработало. Через меня тогда прошла целая вереница напарников. – Он делает паузу. – Тебе никогда не приходило в голову, что ты относишься к делам с религиозной подоплекой несколько иначе, чем к остальным?

- Что ты имеешь в виду?

- Я имею в виду, что ты ощущаешь эмоциональное родство с глубоко религиозными людьми и отдаешь им за это должное.

- Хочешь сказать, что я сочувствую Аджиибу, потому что он религиозен?

- Нет. Я, скорее, подразумевал Питтса и его жену. Слушай, забудь об этом. Это было простое наблюдение. – Он пожимает плечами.

- Нет, Малдер, я бы хотела услышать, что ты имел в виду.

Он качает головой и говорит:

- Я не хотел, чтобы это прозвучало, как критика, Скалли.

Кондиционер в нашей арендованной машине эконом-класса не в состоянии справиться с волной нью-йоркской жары, что отнюдь не способствует улучшению моего настроения.

- Ты подразумеваешь, что мои суждения не заслуживают доверия в делах, связанных с религией, потому что я сама являюсь приверженцем традиционной религии?

- Черт побери, Скалли, не допрашивай меня! – Малдер с силой стискивает руль. – Нет. Я думаю, что твоя вера влияет на твое видение ситуации в делах, связанных с религией, но не считаю, что твои суждения непременно не заслуживают доверия. Ты следишь за моей мыслью?

- А что насчет тебя? Ты столь критично относишься к вере! Не кажется ли тебе, что это обстоятельство влияет на твое видение?

К чести Малдера, надо признать, что даже когда он зол, то все равно прислушивается ко мне. Он отвечает после продолжительной паузы:

- Ладно, справедливое замечание. Но порой это довольно раздражающе – вероятно, сама того не замечая, ты оказываешь верующим доверие, которое никогда не распространяешь на… женщин из MUFON, например. Есть разные виды веры, Скалли.

- У меня больше веры в женщин из MUFON, чем ты вообще способен понять, Малдер.

- Не путай божий дар с яичницей.

- Ладно, значит, у нас обоих есть слепые пятна.

- Не слепые. – Он проводит рукой по лбу. – У нас дополняющие друг друга видения.

- Напомни мне сказать об этом Скиннеру.

Он вдруг окидывает меня тревожным взглядом.

- Да. Это он звонил?

- Он просто хотел узнать последние новости, - в тон ему отвечаю я. Малдер подозрительно щурится, но ему предстоит параллельная парковка, так что он оставляет эту тему.

«Маленький лев» оказывается модным на вид баром, ничем не выделяющимся из череды похожих суперстильных ресторанов и кофеен района. Мужчина, протирающий мраморную барную стойку, окидывает нас равнодушным взглядом, когда мы заходим.

Нам везет; календарь смен за барной стойкой показывает, что Джефф работал в ночь, когда сюда наведался Малдер, и сегодня он тоже здесь. Я присматриваюсь к нему, когда он выходит из подсобки. Малдер кажется расстроенным; очевидно, он не узнает этого парня. Джефф, в свою очередь, внимательно оглядывает Малдера - как мне кажется, с ноткой интереса - прежде чем сообщает, что определенно помнит его.

- Вы заказали разливное пиво, - рассказывает он. – Одну кружку. И вы сидели с другим парнем. Таким, знаете, среднего роста. В черной кожаной куртке. С короткой стрижкой. И одной черной перчаткой на руке. – Он качает головой с преувеличенным отвращением. – Настолько в духе восьмидесятых. В остальном он выглядел очень даже неплохо. Я помню, потому что обстановка была несколько напряжена, знаете ли. – Джефф косится на меня. – Вы, ребята, были здесь недолго, но ушли вместе.

- С черной перчаткой?

- Вы пару раз назвали его по имени. Думаю, что-то вроде Коджак.

У меня уходит секунда на обдумывание сказанного, но в итоге мы с Малдером приходим к одному и тому же выводу: Крайчек.

Джефф качает головой.

- Вы не помните, да? Милый, думаю, дело не в рогипноле (2) , потому что когда ты уходил, то был в полном порядке.

Я увожу Малдера оттуда прежде, чем у него появляется шанс врезать Джеффу по покрытым капой зубам. Он не гомофоб, но, по правде говоря, речь ведь о Крайчеке, а тот всегда пробуждал в нем все самое худшее.

Сделав над собой очевидное усилие, Малдер вымученно произносит:

- Ну, это отвечает на твой вопрос о том, простое ли у меня сотрясение или нет?

- Ты уверен, что говорил по телефону не с Крайчеком?

- Да, абсолютно. Полностью.

- Полагаю, он мог попросить кого-то сделать звонок за него.

- Нет. Помнишь? Я позвонил по старому номеру Аджииба в Нью-Йорке и таким образом и связался с парнем, который назвался его соседом.

- Значит, либо Крайчек последовал за тобой в тот бар…

- … и избавился от того, с кем я должен был встретиться.

- … или он был там или узнал о вашем разговоре вскоре после него.

Малдер вздыхает, и я понимаю, что он чувствует. Ситуация становится все запутаннее и запутаннее.

- Как думаешь, может, это был кто-то другой? – с надеждой в голосе спрашивает он.

- Ага, персонаж плохой драмы прямиком из шестидесятых?

- Скалли, какого черта я так сглупил, что сидел и выпивал с этим ублюдком? – Малдер вытирает рукой лицо, проводя большим пальцем над верхней губой. Он оказывается влажным от пота. – Давай убираться отсюда. На улице слишком жарко для обсуждения этого дерьма.

- Если верить Джеффу, это была всего одна кружка пива.

Он корчит кислую мину.

- Я позвоню Скиннеру и сообщу последние новости.

В машине, как в печке. Малдер включает кондиционер на полную мощность. Когда он отворачивается, я тайком оттягиваю прилипающую к груди шелковую блузку и наслаждаюсь воздушным потоком, охлаждающим мою покрытую потом кожу.

Малдер застает Скиннера, и, судя по тону его голоса, становится все раздражительнее, но пытается скрыть это. Свободной рукой он стягивает галстук, и впадина у основания его шеи блестит в весьма притягательной манере.

Я снова оттягиваю блузку, и на этот раз Малдер замечает этот жест. Он быстро отводит взгляд, и я слышу, как он запинается при ответе на какой-то вопрос Скиннера.

В конце концов он молча передает мне трубку.

- Сэр?

- Он в порядке?

Я стараюсь отвечать ровным тоном.

- Насколько я могу судить, да.

- Если арестуете Крайчека, немедленно позвоните мне. – В его голосе слышны стальные нотки, и я вспоминаю, что Крайчек пробуждает все самое худшее и в Скиннере тоже.

- Сэр, мы не знаем, где он сейчас, но если мы и вправду найдем его, вы будете первым, кто об этом узнает.

Скиннер хмыкает что-то нечленораздельное и вешает трубку.

Рубашка Малдера тоже прилипает к телу.

- Где-то здесь у меня есть номер и адрес последнего места, где Аджииб жил в Нью-Йорке. Того самого, в котором я застал его соседа.

- Он жил в Нью-Йорке до того, как женился на Саре?

- Похоже на то. – Он роется в бумагах из папки одной рукой, уделяя опасно мало внимания дороге. Наконец он обнаруживает то, что искал.

- Черт.

- Что?

- Меня уже тошнит от Квинса.

Хотя уже довольно поздно, жара не спадает. По правде, она становится только хуже, а вонь от сточных канав – еще сильнее, чем была утром. Мы едем через тоннель Мидтаун с поднятыми стеклами, и кондиционер едва справляется со сдерживанием жары.

Бывший сосед Аджииба живет в маленьком опрятном каркасном доме всего в шести или семи кварталах от Ван Уика, недалеко от аэропорта Кеннеди. Никто не открывает, и Малдер даже не оглядывается на меня за разрешением и никак не комментирует, прежде чем берется за ручку двери. Она не закрыта.

В гостиной мы находим мужчину, распростертого лицом вниз на ковре ручной работы, в нескольких дюймах от его безжизненно вытянутой руки лежит беспроводной телефон. У него в спине несколько дыр от пуль, и ковер украшает огромное коричневое пятно. Натуральные волокна хорошо впитывают кровь.

Малдер натягивает латексную перчатку и вынимает бумажник из заднего кармана мертвеца.

- Если только эта эпидемия с подменой удостоверений личности не распространилась дальше, это Чиди Ньюк. – Он встречается со мной взглядом. – Хочешь провести вскрытие?

- А зачем? – У трупа явно нет ответа на этот вопрос. – Он умер, потому что кто-то выстрелил ему в спину. Мне было бы интересно услышать заключение баллистиков, раз уж нам известно, что Крайчек предпочитает Глок, но на этом все.

Он улыбается мне с хищным блеском в глазах.

- М-м. Я надеялся, что ты это скажешь. Я заказал столик на восемь в «Балтазаре», а ты несколько увлекаешься в процессе кромсания трупов.

Мне на ум не приходит никакого подходящего ответа. Малдер тем временем вызывает пехоту.

К счастью, на этот раз Сантанда прибывает без Хикса. Я стараюсь не придавать этому большого значения, а Малдер, похоже, вообще не обращает внимания на его отсутствие. Сантанда выходит на крыльцо и задумчиво смотрит на фасад симпатичного маленького домика. Мы с Малдером присоединяемся к нему.

- Что-то интересное на крыше?

- Мы с женой подыскиваем место побольше. Здесь неплохие школы, знаете ли. Интересно, покойный владел этим местом? – вслух рассуждает Сантанда. Он приподнимает шляпу, приглаживает волосы и снова надевает ее.

Малдер улыбается во все тридцать два зуба.

Когда мы с ним возвращаемся в отель, я начинаю рыться в содержимом своего чемодана. Может, я прихватила что-нибудь подходящее для ужина в ресторане? Может, Малдер в своей обычной манере снова бросил туда что-нибудь подобное?

Не тут-то было.

Я хватаю мобильник, выбегаю из отеля и ловлю такси.

Комментарий к часть 6/19

(1) - Евангелистская миссия для служителей культа.

(2) - так называемый «наркотик изнасилования». В сочетании с алкоголем может привести к провалам в памяти.

========== часть 7/19 ==========

Вешалки в универмаге Macy’s забиты одеждой из осенней коллекции, но я умудряюсь найти продавщицу, которую не ставит в тупик задача подобрать мне что-нибудь подходящее для 32-х градусной жары и 90% влажности. Я начинаю брать вещи из ряда маленького размера, но она хмурится и достает строгое обтягивающее платье – черное и относительно короткое, но не слишком.

Идеально. Оно мне даже впору, хотя если бы у меня была пара лишних дней, я бы чуть-чуть ушила его в талии. К нему отлично подойдут мои жемчужные сережки. Флуоресцентные лампы в примерочной показывают меня не в самом лестном свете, но, кажется, этот наряд даже можно счесть в некотором роде сексуальным.

В обувном отделе дела обстоят чуть хуже. Я нахожу пару черных сандалий с ремешками и на таких каблуках, которые прикончили бы меня, надень я их на работу, но я не собираюсь носить их на работу.

Я надену их для Малдера.

Эта мысль заставляет меня резко замереть. Я сижу на неудобной покрытой синтетической обивкой скамейке в обувном отделе, держа одну сандалию в руке, и развиваю эту мысль.

Если я пересплю со своим напарником, превратит ли это меня в полную идиотку на постоянной основе? Я имею в виду, что обычно не бегаю за покупками в последний момент накануне ужина с ним.

Накануне свидания.

Когда я последний раз ходила на свидание?

Откуда я вообще знаю, что это именно свидание?

Я знаю Малдера. Я знаю все возможные интонации, с которыми он произносит мое имя, и что каждая из них значит. Пару-тройку дней рождений назад он сводил меня в шикарный венгерский ресторан, где мы выпили много бренди и весело спорили о кругах на полях, но это было не свидание.

А вот это свидание.

Я внимательнее приглядываюсь к сандалиям - к строгому изгибу подъема и узким кожаным полоскам ремешков. Малдер занимает такую большую часть моей жизни. Я и не замечала этого, пока не стало слишком поздно; тогда я разозлилась и вознегодовала на то, что это случилось. В конце концов, я, кажется, примирилась с тем фактом, что охотно вошла в его мир, разделив его поиски сестры и все, что воплощали в себе «секретные материалы». Малдер приоткрыл дверь во дворец загадок, но решение войти и обустроиться там было целиком и полностью моим.

Я давно уже перестала ходить на свидания: другие мужчины меркли, превращаясь в безликие тени, в сравнении с Малдером. Не потому ли, что мы с ним так давно знакомы?

Возможно, частично это и так. У меня не хватит слов, чтобы объяснить, на что похоже заточение на крайнем севере с несколькими ни в чем не повинными людьми и свихнувшимся убийцей, или какого это – выстрелить в кого-то для его же собственного блага. И не просто в кого-то, а в человека, которого ты любишь. Малдеру не нужны слова – он и так уже знает.

Частично дело в этом, но мне уже все равно. Какими бы ни были причины, Малдер единственный, кого я могу так любить.

Усилием воли я избавляюсь от этих раздумий и оплачиваю платье и туфли.

По пути обратно в отель раздается звонок моего сотового.

- Это я. Ты где?

- Вышла по делам. А в чем дело?

- Криминалисты нашли царапины на полу в подвале. Кто-то хранил в нем что-то, чего там больше нет.

- Дай угадаю: коробки со старыми книгами?

Он тихонько фыркает.

- Как насчет контейнеров?

- Снова газ?

- Трудно сказать. Но вполне возможно, что да. И они обнаружили частицы волос и волокон, которые, полагаю, скажут нам больше о тех, кто там бывал. Мы все еще не знаем наверняка, что в баре я встретился с Крайчеком. – Он говорит, как хронический алкоголик, который не может вспомнить, переспал ли с девушкой, но надеется, что если и переспал, то использовал при этом презерватив. Я тактично молчу, и после паузы он добавляет: - Ужин все еще в силе?

Перевод: если хочешь, можем все отменить.

Я по-прежнему не представляю, за что он извинялся ночью, но теперь чувствую себя гораздо лучше. Это больше похоже на Малдера: осторожно прощупать почву и завуалированно предложить все отменить, если я того захочу.

- Да. Сколько туда добираться?

- Можем поехать на такси. Встретимся в лобби в половине восьмого.

Я обрываю звонок и на мгновение закрываю глаза, воскрешая в памяти слабое поблескивание пота во впадинке на его шее. Боже, пожалуйста, пусть все пройдет хорошо. Пожалуйста.

***

Ресторан «Бальтазар» представляет собой приятное, модное, но не слишком кричащее место, и я делаю себе мысленную пометку оставить порекомендовавшему его консьержу хорошие чаевые. Приглушенный свет превращает волосы Скалли в темное золото и придает сияние светлой коже ее обнаженных рук. Она как-то по-другому уложила волосы – они слегка вьются, обрамляя ее лицо.

Ее платье не назовешь поражающим воображение или облегающим, словно вторая кожа, но в нем она все равно выглядит прекрасной. Я не могу оторвать взгляда от изгиба ее плеча и мышц предплечий; должно быть, она в последнее время занималась спортом. Я отнюдь не фут-фетишист, но ее туфли как будто бы родом из какого-нибудь старого фильма – они словно бы умоляют «сбей меня с ног и оттрахай как следует». Я смотрю на нее через стол и снова не могу удержаться от улыбки. Она выглядит расслабленной и счастливой, попивая свой ирландский кофе, и если это все, что нужно, чтобы разгладить морщинки беспокойства вокруг ее глаз, я готов водить ее ужинать в ресторан каждый вечер.

За вечер никто из нас не сказал ни слова о расследовании. Мы выпили бутылку вина, и я ощущаю легкие вибрации в руках и ногах, которые могут быть как от алкоголя, так и от желания.

Вот как сложилась бы наша жизнь, если бы мы встретились однажды у кулера в коридоре Бюро и начали ходить на свидания как все нормальные люди. Никаких пяти лет ужасов и разнообразных странностей – ничего, кроме нас со Скалли и того, как она смотрит на меня поверх своей чашки прямо сейчас. Уголки ее губ слегка приподняты, и она время от времени переставляет ноги под столом; я слышу этот звук даже среди шума ресторана, потому как все мои чувства сосредоточены на ней. Ее драгоценные яйцеклетки нетронуты, Мелисса и ее мать приходят на ужин, совместные выходные и долгие утра в кровати по воскресеньям. Нормальная жизнь.

А может, и нет. Может, без наших общих шрамов мы со Скалли были бы совершенно другими людьми. Те нити, что связывают нас, бесценны: мы проливали за них свою кровь.

- Я сказала, хочешь вернуться?

Она все еще улыбается, очевидно осознавая, что я не услышал ни слова из того, что она говорила.

Я не дотрагивался до нее весь вечер и сейчас вместо ответа беру ее ладонь и прикладываю к своей щеке, так что кончики ее пальцев касаются моих век.

Когда я снова смотрю на нее, ее глаза подозрительно блестят.

Уже в такси она льнет ко мне, и я обнимаю ее одной рукой, склоняя голову, чтобы лучше расслышать, когда она что-то бормочет.

- Что?

Вместо ответа она находит мои губы своими.

Этот поцелуй не похож на вчерашний – он наполнен обещанием. У Скалли мягкие губы, и на вкус она как кофе и виски. И на этот раз она не отталкивает меня. Она приоткрывает рот, и наши языки соприкасаются – поначалу осторожно, а потом уже куда смелее.

К тому моменту, когда я отрываюсь от нее, чтобы дать ей возможность вдохнуть, ее лицо пылает, волосы взъерошены. Она облизывает губы, и я осознаю, что мы всего в паре кварталов от отеля.

За все время нашего знакомства я успел составить мысленный каталог всех улыбок Скалли – от циничной до наполненной облегчением, от веселой, но скрывающей это, до горькой, но эта оказывается новой в моей коллекции.

Я расплачиваюсь с таксистом и следую за ней к входу в отель, наблюдая за тем, как колышутся ее бедра при ходьбе на этих ее шпильках. Я снова целую ее в лифте и затем касаюсь губами основания ее шеи сзади, когда она пытается вставить ключ-карту в слот электронного замка на двери. Последний поцелуй оказывается вознагражденным ее тихим стоном, и я приоткрываю рот, чтобы попробовать на вкус теплую кожу в том месте, где начинаются ее кудряшки.

Скалли затаскивает меня внутрь номера, держа меня за руки. Мы спотыкаясь бредем к постели в почти кромешной темноте, но затем я включаю лампу на прикроватном столике.

Она вопросительно выгибает бровь, и я отвечаю:

- Я хочу видеть тебя.

Почему все это время было так трудно? Почему я никогда не замечал этого выражения на ее лице прежде?

- Малдер?

Она, должно быть, замечает сожаление в моем взгляде, и я спешу пояснить:

- Я просто подумал обо всем том времени, что мы потеряли.

Она качает головой.

- Не думай об этом.

Она тянет меня за руку, которую все еще удерживает в своей, и я сажусь рядом с ней на край кровати.

Скалли снова улыбается мне и сосредотачивает все свое внимание на моем галстуке. Медленно и осторожно ослабив узел, она снимает его, аккуратно складывает и кладет на прикроватный столик. Затем выжидательно смотрит на меня.

Я внимательно изучаю ее, прежде чем склоняю ее голову набок. Ее жемчужные сережки застегнуты на какой-то замысловатый маленький замочек, на расстегивание которого у меня уходит некоторое время, но она терпеливо ждет, пока я не сниму их.

Она, в свою очередь, тянется к ремню моих брюк. Я позволяю ей расстегнуть его и вынуть из шлёвок, и когда ее пальцы касаются ткани штанов, мой пенис подергивается.

Я не трогаю ее туфли, вместо этого занявшись молнией на платье. Черная ткань соскальзывает с ее тела, обнажая соблазнительные изгибы и гладкую кожу цвета слоновой кости. Под ним она носит простой черный бюстгальтер и трусики в тон, что на Скалли кажется мне самой сексуальной вещью из всех, что я когда-либо видел. Ее ответная улыбка выглядит немного нервной, так что я бросаю платье на кровать и притягиваю ее к себе для долгого поцелуя. Она проводит ладонями вверх и вниз по моей спине, и я прихожу к выводу, что вряд ли смогу достаточно долго придерживаться этого неторопливого подхода.

- Скалли?

- М-м? – Ее отяжелевшие веки полуопущены, когда она приступает к расстегиванию пуговиц моей рубашки, начиная с манжет.

- Я должен спросить: мне расстегнуть застежки на этих туфлях или просто стянуть их с ног? Вряд ли я смогу их снять, не сломав ничего.

Ее губы подергиваются, как бывает всякий раз, когда она усиленно старается не улыбнуться.

- Ты мог бы просто стянуть их. Или я могла бы сделать это для тебя. Или, - она медлит и многозначительно смотрит на меня, - мы могли бы их оставить.

О боже. Это становится последней каплей. Я издаю звук, определить который не берусь, и накрываю ее рот своим в голодном поцелуе. Она втягивает мою нижнюю губу в рот и оставляет в покое пуговицы, вытаскивая полы моей рубашки из штанов. При этом мой член скользит по ее паху, и мы оба стонем. К этому моменту мои моторные функции уже не в лучшем состоянии, так что на стягивание с нее бюстгальтера уходит некоторое время, однако я справляюсь, заводя руки ей за спину, и в конечном итоге расправляюсь с маленькими крючочками.

Груди Скалли - изысканные холмики с розовыми вершинами, и, не в силах больше ждать, я пробую их на вкус. Я оборачиваю губы вокруг одного соска и с силой втягиваю его в рот, ощущая, как он сжимается под моим языком. Каким-то образом она умудрилась расстегнуть мои брюки и теперь запускает пальцы мне в волосы, усиливая контакт моего рта со своей грудью, тогда как мне еще нужно как-то избавиться от ботинок и носков, невзирая на спутавшиеся вокруг лодыжек штанины.

Я пару раз пинаю их, но становится только хуже: теперь штаны запутались в ботинках.

Черт побери.

В конце концов я останавливаюсь. Скалли выглядит одновременно чертовски возбужденной и возмущенной – именно в таком порядке.

- Что?

Я указываю на свои ноги, пытаясь напустить на себя насмешливый вид, но, вероятно, выгляжу просто жалко. Она открыто усмехается и толкает меня в грудь, так что я спиной приземляюсь на кровать.

Ладно, это может сработать, в конце концов.

Скалли избавляется от моих ботинок, носков, брюк и боксеров за две секунды, небрежно разбрасывая предметы одежды по комнате – еще бы, она ж не вскрытие делает. Ее груди колышутся, щеки пылают – одним словом, выглядит она просто потрясающе. Когда она заканчивает с моей одеждой, то встает на колени, упираясь в матрас по обеим сторонам от моего тела, и осторожно переносит вес мне на ноги.

Затем она облизывает губы и проводит ладонями вниз от моих плеч к бедрам. Под ее взглядом я ощущаю себя куском свежего мяса рядом с львицей и не осмеливаюсь двигаться - просто лежу и смотрю на нее.

Она склоняется надо мной и смыкает губы вокруг головки моего члена, беря мои яички в одну руку, вторую положив мне под задницу. Я плотно зажмуриваюсь, и все исчезает – все, кроме ощущения ее прекрасных полных губ, берущих меня в свое кольцо и начинающих скользить вниз по моему члену, и ее пальцев, перекатывающих мои яички. Черт побери, где она научилась этому? Я отгоняю эту мысль. Она вбирает меня так глубоко в рот, что головка члена упирается в заднюю стенку ее горла, и у меня перед глазами вспыхивают звезды. Это слишком сильные ощущения, все происходит слишком быстро. Я планировал довести Скалли до оргазма как минимум раз, прежде чем мы дойдем до этого, а планировщиком меня вряд ли можно назвать.

Я хватаю ее за руку и сжимаю, прежде чем тяну ее на себя. Она неохотно подчиняется, и я довольно долго не отрываюсь от ее губ, наслаждаясь вкусом своей кожи у нее во рту.

Так не бывает. Вы не можете встретить кого-то и любить и знать ее вот так – так хорошо и так долго, что не остается никаких недосказанностей, когда вы наконец становитесь любовниками. Так определенно не бывает, особенно не с Призраком Фоксом Малдером – посмешищем Бюро, чья сестра исчезла в ночи и так и не вернулась, даже когда он вырос, но так и не обрел себя. Скалли, тебе не следовало позволять мне получить что-то столь прекрасное: я сломаю это, потеряю, разрушу и не буду знать, как вернуть все обратно.

Я не осознаю, что плачу, пока она не осушает мои слезы поцелуями, бормоча что-то утешающее. Так всегда происходит между мной и Скалли – горько и сладостно, быстротечно и неторопливо, и настоящее чудо заключается в том, что мы вообще дошли до этой точки.

Она долго прижимает меня к себе, пока не покрывается мурашками, и тогда я накидываю на нас жесткое гостиничное покрывало. Она снова устраивается в моих объятиях, и тепло от наших переплетенных тел начинает согревать нас.

Я никуда не денусь.

Вот, что она говорила мне, и это слаще, чем обещание любви.

***

Не помню, как заснула, но меня разбудило ощущение потрясающих губ Малдера, оставляющих прохладные поцелуи на моем животе под одеялом. Он запускает язык мне в пупок, и я издаю хныкающий звук в ответ на его действия, чувствуя легкое давление на коже, когда он улыбается.

Он перемещается ниже, и, подготовившись к царящей в комнате прохладе, я откидываю одеяло: в этот момент мне отчаянно хочется увидеть его.

Его волосы взъерошены, и я замечаю тень легкой щетины на его лице. Он трется колючим подбородком о мой пах в том месте, где начинаются густые завитки лобковых волос, и умышленно дует на них, обдавая меня своим теплых дыханием.

О боже, Малдер делает мне кунилингус, и его рот – само совершенство.

Так же аккуратно, как если бы он раскрывал семечку ртом, он разделяет складки моей вагины языком и нацеливается на клитор. Меня накрывает теплая волна ощущений – поначалу слабых, но затем стремительно набирающих обороты, и вот уже наслаждение становится столь мощным, что я резко вскрикиваю, издавая самый громкий звук с тех пор, как дверь номера закрылась за нами.

О боже. Это нечто противоположное греху; губы Малдера говорят мне о его любви больше, чем тысячи слов.

Его рука покоится на моем животе, глаза блаженно закрыты, губы и язык работают синхронно. Он чуть передвигается, перемещая ладонь с живота ниже и шире раздвигая мои ноги, чтобы ввести в меня палец. Влажная, я такая влажная.

Да.

Боже.

Меня накрывает не просто оргазм – это, скорее, похоже на ядерный взрыв. Я чувствую, что он остается со мной, крепко удерживая меня, хотя я извиваюсь всем телом, полностью утратив контроль над собой, и только когда наконец успокаиваюсь, вся дрожа, он нежно отпускает меня.

Его член настойчиво упирается мне в бок, когда он приподнимается, чтобы привлечь меня к себе, но больше ничего не предпринимает. Так что в итоге я беру его лицо в ладони и целую, упиваясь своим собственным вкусом на его губах, в его рту.

Он не сопротивляется, когда я переворачиваю его на спину - немного неуклюже, потому как он намного тяжелее меня. Малдер смотрит на меня своими невероятными широко распахнутыми глазами, полными любви, и, положив руки мне на плечи, помогает принять устойчивую позу.

Я неловко соскальзываю, но он встречает меня на пути, и вот мы уже вспыхиваем вместе - внезапно и горячо.

Он плотно зажмуривается, и я опасаюсь, что он снова заплачет, но на его губах сияет улыбка, когда он вновь открывает глаза и произносит мое имя:

- Скалли.

- Малдер.

Прошло много лет с моего последнего раза, так что поначалу мне немного больно, но я хочу этого слишком сильно, чтобы двигаться медленно – хочу его твердый и горячий член внутри. Я наклоняюсь вперед и упираюсь ладонями в матрас, приподнимаясь и опускаясь быстрее, ближе к его лицу. Он привлекает меня к себе для жаркого поцелуя, без всяких усилий удерживая меня ладонями, чтобы мне не пришлось останавливаться.

Да, боже, так хорошо.

Я сказала это вслух?

- Так хорошо, Скалли.

Он это сказал.

- Боже, да, Скалли.

Я в последний раз с силой прижимаюсь к нему и слышу его возглас, когда он кончает, извергая горячее семя внутрь моего тела. Его бедра рефлекторно дергаются еще пару раз, и я опускаюсь на него, наконец получая возможность попробовать на вкус пот, собравшийся во впадинке на его шее.

На этот раз наш сон ничем не прерывается. Я сплю беспробудно и не помню никаких снов.

========== часть 8/19 ==========

Покойный Чиди Ньюк был суданским иммигрантом, который предположительно зарабатывал продажей швейцарских часов на улицах прямо с картонных коробок. Неувязка в этой истории состоит с тем, что вышеозначенные часы были дешевой подделкой, а так как он и вправду оказался владельцем того дома, они не могли быть единственным источником его доходов. Сантанда был доволен, как слон; он сразу же позвонил жене и предложил приехать, чтобы оценить их потенциальное жилище.

Баллистики сообщили нам, что пуля в спине жертвы была не из Глока. Новость меня порадовала, пока не стало известно, что некоторые отпечатки в доме принадлежат Алексу Крайчеку. По какой-то причине все они были оставлены пальцами правой руки.

- Скиннер сказал позвонить, когда мы его арестуем, - замечает Скалли, отрываясь от своего каппучино. – Не вижу смысла докладывать ему о нахождении всего лишь отпечатков.

Она осторожно ставит пластиковый стаканчик подальше от кипы отчетов, разложенных нами на столе в углу кабинета местного отделения полиции, и аккуратно облизывает верхнюю губу, уничтожая все следы пенки. Мне приходится приложить титанические усилия по подавлению совершенно идиотской улыбки.

Вот это выдержка. Я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не начать лапать ее всякий раз, когда мы отказываемся наедине в машине, и не пускать слюни, когда она потягивается, а Скалли ведет себя как в любой другой рабочий день.

- Как, по-твоему, Крайчек спутался с этими людьми?

Собирая всю свою волю в кулак, я перестаю пялиться на ее губы.

- В клубе Международной Ассоциации Действительно Плохих Людей? Не знаю. Но готов поставить немалые деньги на то, что Крайчек как-то связан с газом. Посмотри на этих парней, Скалли, - это гребаные любители. Ньюк держал дешевую пушку в ящике прикроватного столика. Да и мрут они как мухи. Эй, – я сажусь ровнее, - а кто-нибудь из них имел зарегистрированный на него пистолет или же стрелял из оружия для самозащиты?

Она на мгновение задумывается над моим вопросом.

- Нет. Но ты забыл об Аджиибе. Он не похож на любителя.

- Да, - признаю я. – Так что этим шоу заправлял либо Крайчек, либо Аджииб. Но это все равно не объясняет, как двое американских представителей братства истинных арийцев связались с шайкой суданских и афганских исламских экстремистов. В этом нет смысла, Скалли. Вряд ли они встретились на вечеринке с барбекю на заднем дворе.

- Мы не установили наверняка, что их экстремистскаяячейка как-то связана с исламом. К тому же, мы теперь знаем, что где-то есть еще больше газа.

Она права насчет религиозного аспекта, и я не хочу возвращаться к обсуждению наших различных подходов к вере.

- Мы уверены насчет газа? – Мне бы очень хотелось услышать отрицательный ответ.

- Если именно он был в тех контейнерах, то да. Царапины на полу, оставленные, когда их вытаскивали из подвала дома, свежие.

- Насколько?

- Образовались в течение последних двенадцати часов. И, судя по трупному окоченению, Ньюк умер незадолго до того, как мы его нашли.

- Я думал, ты не проводила вскрытие.

- Не проводила. – Она выглядит немного смущенной. – У меня есть записи только внешнего осмотра тела, выполненного местным судмедэкспертом.

- Что-нибудь еще достойное внимания?

- Ничего такого он не обнаружил.

Я улавливаю какой-то скрытый подтекст в ее словах.

- Скалли, если после этого твоя совесть успокоится, то проведи вскрытие сама.

- Нет. – Она встает и тянется за одним из лежащих на столе отчетов. – Это необязательно. Я все же думаю, что Ньюка мог убить Крайчек. В доме нет ни одного принадлежащего Аджиибу отпечатка, зато несколько крайчековских. – Она некоторое время молча читает отчет. – Следы пороха на руках Ньюка отсутствуют, так что в последнее время он из пистолета не стрелял.

Она убирает за ухо прядь волос, и я ощущаю укол сожаления, что не могу сделать это за нее.

- Или он мог умереть от руки кого-то, кто заплатил 50 баксов за фальшивый «ролекс» и потом выяснил, что время по нему точно не сверишь.

Она улыбается мне.

- Малдер, ты меня удивляешь. Неужели я слышу от тебя предположение, в котором нет ни намека на заговор? – Она бросает отчет обратно на стол. – Боюсь, я вынуждена не согласиться. У нас есть все причины полагать, что эти смерти связаны между собой.

Я издаю сдавленный смешок.

- Обломщица.

Ее строгий взгляд не способен стереть ухмылку с моего лица. Я сомневаюсь, что даже бомба могла бы это сделать, ведь у меня на плече красуется небольшой синяк от укуса, оставленного Скалли этим утром, когда мы занимались любовью. Разве жизнь может стать еще прекраснее?

В этот момент в помещение врывается Хикс, возвещая на ходу:

- Какой-то ребенок нашел Кольт в канаве в паре кварталов от дома убитого, и его мать позвонила в полицию. Отпечатки на нем принадлежат Алексу Крайчеку.

Почему я позволил этому парню прикрывать нас лишь из-за головной боли? Теперь нам от него никак не избавиться. Скалли спокойно восприняла эту новость.

- Думаю, Крайчек и стоит за этими убийствами. Он единственное разумное связующее звено между Аджиибом и Гарджоном, - замечает она.

- Нам очень, очень сильно нужно найти этот газ, - добавляет Хикс.

Да что ты говоришь.

Тут заходит Сантанда, и мы все устраиваем жаркое обсуждение, в результате которого я соглашаюсь, что было бы неплохо проверить каждый известный адрес, указанный этими ребятами в их кредитных историях. Разумеется, у нас ушло двадцать минут на то, чтобы все согласились с разумностью этой идеи; если бы дело касалось только нас со Скалли, мы бы уже были на пути к первому месту.

Вот почему я ненавижу работать с другими агентами. И еще из-за того, что я очень хочу остаться наедине со Скалли. Не для того чтобы флиртовать или прикасаться к ней – ну, ладно, может, немного флирта я бы себе и позволил – а просто быть рядом с ней.

Проверка кредитных историй выявляет несколько адресов в спальном районе и абонентский ящик в городе Элизабет, штат Нью-Джерси.

Скалли заглядывает мне через плечо.

- Сельскохозяйственный город?

- Где? – спрашивает Сантанда.

- Элизабет.

- Нет. – Он заглядывает в список. – Наверно, промышленный. А какая связь?

Я читаю отчет.

- Пирс числится совладельцем земли в Нью-Джерси, за которую есть задолженность по налогам. Это та самая собственность.

Скалли смотрит на Хикса.

- Что находится в Элизабет?

На лицах Хикса и Сантанды возникают одинаковые покровительственные выражения; могу спорить, они оба коренные ньюйоркцы.

- Мало чего, - отвечает Хикс. – Какие-то фабрики.

На месте мы обнаруживаем старую текстильную фабрику. Нью-Джерси давно уже не может похвастаться производством хороших тканей, так что здание выглядит довольно заброшенным.

Оно просто огромное, с висячим замком на воротах. Мы паркуемся, выбираемся из машины и молча встаем у ворот. В конце концов Хикс первым прерывает молчание:

- Похоже, какие-то вандалы проделали дыру в заграждении. Возможно, нам стоит глянуть, не пострадало ли само здание, как думаете?

- Чисто шутки ради, но может, в следующий раз, прежде чем начать рыскать в каком-то незнакомом месте, сначала обзаведемся ордером на обыск? – говорит Скалли.

Сантанда не удостаивает ее ответом, а просто придерживает провисший край сетки рабицы, жестом предлагая Скалли идти первой.

Хмуро взирая на безмолвные стены здания, она касается рукой кобуры и, наклонившись, проходит через дыру в заборе.

Дверь на загрузочную площадку обвалилась, оставив после себя гигантский провал в стене. Внутри темно и прохладно, от бетонных пустых платформ, на которых раньше стояло оборудование, отражается гулкое эхо. Помещение просто гигантское – в нем пахнет пылью, машинным маслом и птичьим пометом.

У нас со Скалли фонарики мощнее, чем у Хикса с Сантандой. Последний тихим голосом отпускает какую-то глупую шутку насчет вашингтонских бюджетов, и Хикс гогочет до тех пор, пока сам же Сантанда не шикает на него. Скалли направляет фонарик вверх, спугнув со стропил сидевших там голубей, которые поднимают в воздух облако порхающей в луче света пыли. Я направляю свой фонарик на противоположную стену, но он не достает так далеко.

Мы начинаем обходить помещение по периметру. Следовало бы разделиться на пары и осмотреть его с куда большей эффективностью, но никто этого не предлагает. Сантанда выглядит настороженным, Скалли вся обратилась в слух.

В северной стене нет дверей. Наши шаги создают слабое эхо, и я слышу воркование голубей под потолком. Западный край помещения заставлен длинными пустыми раскройными столами, прикрученными к полу, и когда мы обходим их, свет наших фонарей отражается от тусклого металла. Я держу в руке пистолет; какого хрена я его вообще достал? Не нравится мне это. До меня доносится шелест, когда Скалли вынимает свой ЗИГ Зауэр, и Хикс вторит ей, также расчехляя свою пушку.

Но тут ничего нет, кроме ржавого металла и грязного бетона. В конце концов слабый свет прорезает темноту за пределами зоны видимости наших фонариков, и мы обнаруживаем в западной стене дверь с окном – слишком грязным, чтобы увидеть через него что-то, кроме света и неясных теней.

Хикс убирает пистолет обратно в кобуру и берется за ручку, но дверь не поддается.

- Заперто? – Скалли слегка нагибается и вглядывается в нее. Дверная ручка оказывается совершенно новой. Напарница встречается со мной взглядом, и в свете направленного на дверь фонарика я вижу вопросительное выражение на ее лице.

- У нас в багажнике есть отмычка. Погодите минутку.

Хикс разворачивается, направляя фонарик через все это похожее на пещеру пространство фабрики в сторону двери, через которую мы вошли. Мы слышим, как звук его шагов рассекает помещение. Скалли встает на цыпочки, чтобы попробовать заглянуть в окно. Я наклоняюсь к ее плечу, стараясь, чтобы это выглядело так, словно я просто услужливо жертвую своей манжетой, чтобы протереть стекло, тогда как на самом деле вдыхаю запах ее шампуня и остатки духов на ее коже.

Первый выстрел прозвучал из темноты позади и левее нас. В этой эхокамере отдача просто оглушительна; высоко над нами стая голубей резко срывается со своих мест. Скалли падает на землю, и у меня чуть сердце не останавливается, пока я не осознаю, что она просто ищет укрытие. Я ныряю влево, ударяясь плечом об один из длинных столов - это больно, но услышанный мною стон издает кто-то другой. Полагаю, это Хикс где-то позади меня, но трудно сказать наверняка: где-то там во тьме стреляют из как минимум двух пистолетов, и уровень шума достигает просто небывалых высот.

Я слышу, как Скалли говорит по телефону из-за следующего ряда столов, пытаясь вызвать подмогу, несмотря на оглушительные звуки. Сантанда встает рядом с ней и производит несколько выстрелов в темноту, после чего снова резко припадает к земле, крича:

- Грег? Отвечай!

Через мгновение до меня доносится свист пули и скрежет от попадания ее во что-то металлическое с последующим рикошетом - это стрелки нацеливаются на то место, где укрылся Сантанда. Затем Скалли выпускает по нападавшим целую обойму из положения лежа, и я слышу, как кто-то с противоположной стороны помещения вскрикивает и падает. Я очень сильно надеюсь, что у нее есть дополнительная обойма. Мне хочется спросить ее об этом, но если она ответит, они станут стрелять в нее прицельнее.

Если бы я только мог зайти им с тыла, мы оказались бы в куда лучшем положении. Я начинаю двигаться боком сквозь темноту, используя столы в качестве прикрытия, пока не добираюсь до края ряда; затем я по-пластунски ползу к следующему. Там стонет Хикс; он издает какие-то булькающие звуки, пытаясь что-то сказать, но я не могу разобрать слов.

Сантанда снова зовет Хикса, и, судя по его голосу, он тоже слышал этот булькающий звук. Стрелки выпускают очередной залп из темноты, и справа от меня Сантанда начинает витиевато ругаться, пока звуки выстрелов снова не обрывают его. Пожалуйста, Господи, пусть Скалли не поднимается. Пожалуйста.

Я слышу звук дыхания и шарканья ног впереди – гораздо ближе, чем я думал – и чуть не натыкаюсь на чье-то тело. Моя ладонь попадает в лужу остывающей на бетонном полу крови. Я не вижу его в темноте, но он бормочет что-то на незнакомом мне языке. Трудно сказать, тот ли это человек, которого подстрелила Скалли, или нет. Я продолжаю ползти.

Еще один залп, и я слышу передвижения остальных. Я тянусь за пистолетом, но тут что-то тяжелое соприкасается с моим затылком, и пол устремляется мне навстречу.

***

Я понятия не имею, куда делся Малдер. Сантанда срывающимся голосом зовет Грега Хикса, но больше никто не отвечает.

Раздается очередной выстрел, но на этот раз он звучит так, словно стрелок удаляется. Я расходую последний патрон в обойме и прячусь за столом. Где, черт его дери, Малдер? Да пошло оно все; к этому времени они уже все равно знают, откуда мы ведем огонь.

- Малдер?

Ничего. И никаких выстрелов.

- Малдер?

У дальней стены помещения слышатся шаги, после чего из открытой двери внутрь проникает луч света и раздается звук заведенного двигателя.

- Малдер!

Никакого ответа, но я вижу силуэты людей в проникающем из двери свете. Я поднимаю оружие, но колеблюсь, ведь одним из них может оказаться Малдер.

Сантанда резко подскакивает рядом со мной и, судя по шуршанию ткани, тоже поднимает пистолет.

- Не стрелять! – велю я ему.

Он подчиняется, после чего разворачивается и начинает ползти к Хиксу.

- МАЛДЕР!

И снова ответом мне становится лишь тишина. Я забываю включить фонарик, когда начинаю бежать к открытой двери, и потому болезненно ударяюсь голенью о металлический край одного из столов, однако не останавливаюсь. В конце концов мой фонарик вспыхивает, и я петляю между столов через все помещение.

Когда я достигаю открытой двери, две машины уже несутся прочь - это более старый на вид пикап с кузовом и красный грузовик с безбортовой платформой, с укрытым грузом на ней. Я разворачиваюсь и бегу обратно в здание.

Я лихорадочно проверяю каждый проход между столами, выбивая каблуками стаккато по бетонному полу.

Там нет ничего, кроме стреляных гильз, и вот уже ряды столов уступают место рядам темных пустых провалов, где когда-то стояло оборудование. Он здесь, он здесь, он просто ударился головой или типа того и поэтому не отвечает.

Очередной ряд столов; я резко замираю, когда наконец натыкаюсь на тело.

Это не Малдер – света моего фонарика более чем достаточно, чтобы в этом убедиться, но в пяти футах от убитого есть еще одно маленькое пятно крови.

- Малдер!

Еще десять рядов; он не мог оказаться так далеко, потому что я знаю, что он пытался сделать – окружить врагов, зайдя им в тыл. Мой любимый глупец. Так где…

- Малдер, твою мать, ты где?

Ответом мне вновь становится лишь тишина, к которой теперь, однако, добавляются прерывистые рыдания.

Когда пехота прибывает на этот раз, моя нога кровоточит из-за пореза на голени, Сантанда плачет над безжизненным телом Хикса, а Малдера нет. Его просто нет.

========== часть 9/19 ==========

Хикс умер до прибытия скорой.

Рукава пиджака Сантанды покрыты засохшей кровью до самых локтей. Когда я добралась до того места, где он сидел на бетонном полу, держа голову своего напарника на коленях, он трясся в беззвучных рыданиях, рукой зажимая липкую массу на груди Хикса. Последний уже не дышал, пульс также не прощупывался. Я глянула на ладонь Сантанды, все еще зажимавшую рану, и осторожно перекатила Хикса на бок. На спине у него дыра размером с блюдце.

Криминалисты заняты каталогизированием всего того, что они обнаружили за той закрытой дверью: оружия и боеприпасов – в общем, примерно того же, что мы нашли в Квинсе, ничего экзотического.

На полу снова видны царапины от перемещения чего-то тяжелого.

Однако никакого газа.

Мы объявляем в розыск те два грузовика, но стрелки, должно быть, ушли в подполье.

Малдера нет.

В конце концов я достаю телефон и делаю звонок.

- Вы задержали Крайчека, агент Скалли?

- Сэр, мы нашли место, где, судя по всему, могли недавно складировать газ VX.

- Как?

- Оно принадлежало Пирсу – подозреваемому, которого обнаружили мертвым в камере.

Скиннер издает неопределенное хмыканье.

- Вы взяли с собой подкрепление? – Судя по голосу, он подозревает, что что-то пошло не так, и готов пропесочить меня за это.

- Да, сэр. Сантанду и Хикса. – Остальную часть истории я практически выпаливаю: – Это было место складирования контрабанды. В ходе расследования мы были атакованы неустановленными людьми и вступили с ними в перестрелку. Один из стрелков мертв. Агент Хикс был смертельно ранен. Агент Малдер пропал, и мы полагаем, что оставшиеся стрелки похитили его.

Возникает долгая пауза, которую Скиннер нарушает, сказав:

- Я уже в пути. – И через мгновение добавляет: - Держитесь, Скалли.

Звучит щелчок, и звонок обрывается.

Какой-то репортер с блокнотом пытается загнать меня в угол, когда я выхожу за ограду, но я прохожу мимо, даже не заглянув ему в лицо.

Я сажусь в машину, на которой Грег Хикс привез нас сюда, и обдумываю пересказанные Скиннеру факты. Малдер пропал, газа нет, Хикс мертв. Я избегаю воспоминаний о крови на пиджаке и рубашке Сантанды и о крови на полу, где должен был быть Малдер.

Нужно провести анализ этого пятна, чтобы убедиться наверняка.

Однако все, о чем я могу сейчас думать, - это выражение лица Малдера этим утром, когда он проснулся рядом со мной - на нем одновременно отразились радость и потрясение. Мы снова занялись любовью до того, как солнечный свет начал проникать сквозь щель между тяжелыми портьерами гостиничного номера. В процессе я достаточно сильно укусила его за плечо, отчего на коже осталась отметина. Я никогда ничего подобного не делала, но ему понравилось – он улыбнулся и, уткнувшись в мою шею губами, шутливо куснул ее в ответ, после чего накрыл мой рот своим, когда я попробовала извиниться.

- Засосы – это хорошо. Только пообещай, что не будешь больше в меня стрелять, ладно?

Как далеко они могли уехать?

- Агент Скалли? – Один из агентов местного подразделения стучит в окно машины. Его голос звучит приглушенно из-за разделяющего нас стекла.

- Агент Скалли?

Я открываю дверь и выхожу наружу. Что бы он там ни собирался сказать, я перехватываю инициативу разговора.

- Нужно провести анализ крови из того второго пятна на полу рядом с мертвым подозреваемым. Думаю, она принадлежит агенту Малдеру. Необходимо установить, ранен ли он.

- Хорошо, я об этом позабочусь. Помощник ответственного спецагента Лофтон хотел вас видеть.

Лофтон задает мне дурацкие вопросы о том, почему мы вошли без ордера или прикрытия. Я в двух словах рассказываю ему о предполагаемых вандалах. Когда Сантанда выходит из здания, то прямиком направляется ко мне. Я резко разворачиваюсь и, не дослушав Лофтона, встречаю его на полпути.

- Мне надо отвезти машину Грега его жене, - говорит он с потрясенным и одновременно пустым выражением на лице.

- Я поеду с вами.

Когда он сосредотачивает на мне взгляд, то кажется удивленным моим присутствием.

- Нет, я отвезу вас обратно в ваш отель. Но все равно, спасибо, - добавляет он. – Малдер…

Он замолкает, и никто из нас больше ничего не добавляет. Сантанда крепко сжимает в руке ключи от машины. У него под ногтями осталась кровь. Он с трудом наклоняется, открывает дверь с моей стороны и ждет, пока я заберусь внутрь, после чего осторожно захлопывает ее – все его действия отрывистые и машинальные, ничем не выдающие его настоящие чувства.

Скиннер прибудет с подкреплением, и собаки возьмут след грузовиков. Я где-то читала, что они могут учуять человека в машине, едущей со скоростью шестьдесят миль в час с поднятыми окнами. Похитители захотят денег или безопасной переправки в Афганистан, после чего отдадут Малдера. Агент ФБР слишком ценный заложник, чтобы его убивать.

Затем я вспоминаю дыру в груди Сары Питтс Аджииб на месте ее сердца и прижимаю пальцы к порезу на ноге, чтобы удержаться от слез.

- Агент Скалли? – У Сантанды покрасневшие глаза, но он кажется спокойным. – Вы в порядке? – спрашивает он.

Сколько ему лет? Тридцать пять, сорок? Мне интересно, как долго они с Хиксом были напарниками, но я не нахожу нужных слов, чтобы спросить его об этом.

Я всматриваюсь в его неестественно неподвижное лицо.

- А вы?

Никто из нас не отвечает.

Когда мы достигаем Манхэттена, уже сгущаются сумерки. Я поднимаюсь в свой номер, остро осознавая боль в ноге и испытывая благодарность за это отвлечение.

У меня с собой ключ-карта от номера Малдера, которая выглядит в точности как моя. Со второй попытки она открывает мою дверь. Когда она захлопывается за мной, я тяжело облокачиваюсь на нее и позволяю себе расплакаться.

Пожалуйста, Господи, пусть он вернется ко мне. Мы так долго ждали; не позволь, чтобы на этом все и закончилось. Я люблю его, но так и не сказала ему об этом.

Нам полагается молить о придании сил, но я хочу лишь, чтобы Малдер вернулся и был рядом со мной.

- Салфетку?

Голос доносится из темноты прямо передо мной, и, к сожалению, он мне хорошо знаком. Я не отвечаю, вместо этого делая резкий выпад в ту сторону, откуда он раздается. Моя нога задевает что-то, и я слышу, как незваный гость резко втягивает воздух, после чего дуло пистолета упирается мне в шею – фактически ближе к плечу, но пуля все равно разорвет сонную артерию, если он выстрелит.

- Повежливее, – насмешливо предупреждает он. – Рядом с кроватью есть упаковка с салфетками. Пройдемся?

- Включи свет, - хриплым из-за пролитых слез и упирающегося мне в шею оружия голосом говорю я.

Я слышу, как что-то твердое ударяется о стену, и загорается свет.

Алекс Крайчек. И почему я вообще удивлена?

- Чего ты от меня хочешь?

Он снисходительно качает головой, и я сжимаю зубы, борясь с желанием всадить пулю ему в лоб. Он немного отодвигается.

- Руки за голову.

Я подчиняюсь, чувствуя запах пота и пороха, когда поднимаю руки.

- Встань рядом с дальним краем кровати и держи руки за головой. Не давай мне повода пристрелить тебя. – Он произносит это скучающим тоном, словно коп, зачитывающий права Миранды.

Хотя и не совсем, как коп, - по какой-то причине он не обыскивает меня, просто говорит:

- Отстегни и брось кобуру.

Я снова подчиняюсь.

- Сядь, - добавляет Крайчек.

Я сажусь.

Он устраивается на краю кровати напротив меня. Левая рука безжизненно свисает вдоль его тела, и внезапно я осознаю, что она ненастоящая. Что с ним случилось? Надеюсь, ему было больно. В остальном он выглядит вполне здоровым и настороженным. Его движения кажутся более продуманными, чем я помню. Он одет в черную кожаную куртку и джинсы – стандартная униформа для действующего киллера. Он с минуту позволяет мне осмотреть его, а потом говорит:

- Расслабься, Скалли. Я здесь не для того, чтобы тебя убивать.

- Это утешает.

- Сожалею. – Однако никаких сожалений в его голосе не слышно. – Пистолет – это просто мера предосторожности. Я всего лишь хочу поговорить.

- Я это уже и раньше слышала.

Он фыркает.

- Нет, правда, я серьезно. И я даже буду по-прежнему уважать тебя утром. – Он склоняет голову в мою сторону и кажется разочарованным, когда я не смеюсь. – У меня для тебя предложение. Если ты отстегнешь кобуру на лодыжке и отбросишь ее прочь, мы на шаг приблизимся к тому, чтобы договориться.

Крайчек внимательно наблюдает за тем, как я расстегиваю ремни кобуры на лодыжке. Он узнал, что я ношу ее, благодаря работе с Малдером много лет назад или из наблюдения за нами?

- Встань, - тем же скучающим тоном велит он. – У тебя есть наручники?

- Что?

- Ляг лицом вверх на кровать. Вытяни руки над головой и пристегни их к спинке кровати.

- Что? Поцелуй меня в зад, Крайчек!

Он покорно вздыхает.

- Может, позже, сладкая. – Увидев выражение моего лица, он добавляет: - Господи, Скалли, ты так и не научилась понимать шутки? Только так я могу обыскать тебя одной рукой.

- Должно быть, трудно быть одноруким бандитом. – Я не двигаюсь с места.

- Ну же, шевелись. Есть много способов причинить тебе боль без того, чтобы убить, знаешь ли.

Совершенно безэмоциональный тон его голоса заставляет меня подчиниться. Когда я поднимаю руки, моя блузка задирается достаточно высоко, чтобы вылезти из-за пояса брюк. Крайчек кладет пистолет на кровать рядом с моими ногами и профессионально скользит оставшейся рукой по моему боку. Он поправляет блузку, прежде чем продолжить обыск вверху по моему туловищу, и я чуть было не благодарю его за это.

Во время обыска Крайчек демонстрирует полнейшую бесстрастность – это походило бы на визит к врачу, если бы не пистолет и кожаная перчатка на ладони. Когда он заканчивает, то расстегивает наручники и снова говорит: «Сядь», после чего поднимает пистолет.

- Ладно. Готова выслушать меня или собираешься сделать какую-нибудь глупость, спровоцировав меня на неджентльменское поведение?

- Зачем мне вообще тебя слушать?

- Ты же хочешь вернуть Малдера?

Я судорожно и совершенно непроизвольно вздыхаю.

- Откуда ты знаешь, что он…

- Хочешь?

- Да. – Боже, да.

Я бы сделала все для этого.

Я не говорю этого вслух, но Крайчек слышит не произнесенные мною слова в воцарившейся между нами тишине.

- Отлично. А теперь, когда я привлек твое внимание… - Он извлекает обойму из своего пистолета, швыряет ее через плечо и бросает оружие на матрас рядом с собой. Оно почти беззвучно приземляется на покрывало. Он на мгновение всматривается в мое лицо, и затем его кожаная куртка чуть скрипит, когда он наконец расслабляет напряженные мышцы.

Я делаю глубокий вдох.

- Куда ты его дел и что мне сделать, чтобы вернуть его?

- Он не у меня, Скалли. И класть мне на то, что они хотят от него. Но я знаю, где он.

- А чего хочешь ты?

- Черт, какой грубый способ ведения переговоров. А я-то думал, что мы могли бы сначала поболтать, вспомнить старые времена. Вроде как прелюдия, знаешь ли.

- Пошел ты на хрен. Зачем ты пришел сюда?

Он покорно вздыхает.

- Ладно. Ты хочешь Малдера. Я хочу кое-что другое, что у них есть. Ты поможешь мне попасть туда и забрать это, а сама получишь своего напарника. Мне нужно то, что они у меня украли, и без всяких вопросов и фэбээровских козлов у меня на хвосте, ясно?

О, нет.

- Газ, да? Ты хочешь газ?

- Он мой, - поясняет он. – И, кроме того, ты же не хочешь, чтобы им владели эти парни, верно?

- Аджииб?

- Разумеется, Аджииб. А кто же еще, мать его? – раздраженно бросает он.

- Это ты был в том баре в Челси, верно? Ты вырубил Малдера?

- Мы тут не в двадцать вопросов играем, Скалли. Так мы договорились?

Мне так сильно хочется причинить ему боль, что я ощущаю привкус адреналина во рту. Достаточно одного сильного удара по его шее справа – меня научили этому приему в Академии.

- Думаешь, что сможешь просто уйти с целым грузовиком газа VX? В таком случае ты выжил из ума. Ты отлично знаешь…

- Я спросил, хочешь ли ты вернуть Малдера, - низким голосом напоминает мне он. – Таково мое условие его возвращения. Ты сопровождаешь меня до определенного места и прикрываешь мою спину. Я знаю, что ты хорошо стреляешь. Мы найдем Малдера, и ты поможешь мне переместить контейнеры с газом. Если Малдер будет в состоянии, то тоже поучаствует.

Я стараюсь не думать о том, что это означает. Крайчек продолжает тем же будничным тоном:

- Если мне покажется, что от тебя мало толка, я пристрелю тебя. Если я обнаружу кого-нибудь из твоих фэбээровских дружков у себя на хвосте, то пристрелю их, а потом найду вас с Малдером и отстрелю ему яйца у тебя на глазах. Таковы мои условия. Заинтересована?

Я делаю глубокий вдох через нос.

- Как я могу гарантировать, что ФБР не станет тебя преследовать? В это расследование вовлечены и другие люди. Скиннер прямо сейчас едет сюда из Вашингтона.

Он встает.

- Тогда нам лучше поторопиться. – Он подбирает обе кобуры и передает их мне, бормоча: - ЗИГ. Ну, сойдет.

- Даже если бы я поверила в эту историю, то с чего мне верить, что ты и вправду поможешь мне вызволить Малдера? Скорее уж ты пристрелишь нас обоих!

Он смотрит на меня, и свет от лампы выхватывает из темноты его лицо – красивое, но холодное, словно высеченное из мрамора.

- Если бы я хотел тебя пристрелить, то давно бы уже это сделал.

- Как ты застрелил мою сестру?

Крайчек резко замирает и в следующее мгновение отвечает с чем-то, напоминающим раскаяние, в голосе:

- Я ее не убивал – это сделал Луис Кардинал.

- Тогда что ты там делал? Улики, найденные на месте…

- Ты знаешь ответ на этот вопрос. Хочешь, чтобы я его озвучил? Я был там, чтобы убить тебя.

- И теперь я должна доверять тебе?

- Ничего личного, Скалли. – Сейчас в его взгляде нет ни капли сожаления. – Просто бизнес. Уж ты-то должна это понимать. Если это что-то изменит, я рад, что это была не ты.

- Это была моя сестра, черт побери! И что ты… ты просто следовал приказам, верно?

Он качает головой.

- Будь прагматичной. Возьми себя в руки.

Он нагибается и подбирает с кровати обойму для своего Глока.

Я хочу убить его, но Малдера хочу спасти сильнее, поэтому молча пристегиваю кобуру к поясу. Руки у меня немного дрожат, так что мне приходится сделать глубокий вдох, чтобы успокоиться.

С вновь прикрепленными к телу пистолетами я чувствую себя несколько лучше.

- Почему я? Неужели у тебя нет друзей, которые помогли бы тебе?

- С моей работой много друзей не заведешь, - без тени иронии отвечает он и постукивает по воображаемым часам на запястье. – Поторопимся.

- Куда мы направляемся?

Он косится на меня, не поворачивая головы.

- Узнаешь на месте. Какая разница? Полагаю, у тебя есть запасная обойма для этого ЗИГа?

- Две. И разница тоже есть.

- Недалеко, - отвечает он. – Тебе надо переодеться. Надень что-нибудь черное.

Костюм мой все равно запачкан кровью.

Крайчек не то чтобы пялится на меня, пока я снимаю грязную, всю покрытую пятнами одежду, но и не отворачивается. Я чуть было не отпускаю по этому поводу язвительный комментарий, но потом вспоминаю, что вернула себе оба пистолета. На его месте я бы тоже не повернулась спиной к вооруженному недругу. Я натягиваю на себя черную футболку, темные джинсы и надеваю относительно удобные ботинки. Не помню, что бы упаковывала джинсы – должно быть, Малдер сделал это за меня.

Мне трудно одеваться и следить за ним одновременно, да и сама ситуация не располагает к пустой болтовне. У Крайчека очень короткие приглаженные волосы, под которыми местами видна кожа головы. Вокруг его глаз нет ни следа морщин. Куртка у него довольно стильная. Похоже, работа наемником идет ему на пользу. Он крутит шеей и взмахивает рабочей рукой, словно боксер, разогревающийся перед очередным раундом, ни на мгновение не сводя с меня взгляда.

Прошлой ночью в моем номере был другой мужчина, наблюдавший за тем, как я раздеваюсь. Пожалуйста, держись, Малдер, – я иду за тобой.

- Скольких ты убила, Скалли?

- А что?

- Я знаю, что тебе доводилось убивать прежде, но ты когда-нибудь стреляла человеку в спину? Убивала безоружного?

- Нет.

Он сверлит меня взглядом, пока я завязываю шнурки.

- Если это поможет, то помни, что все эти люди - кровожадные фанатики, которые убьют тебя, как только увидят.

Я не оглядываясь следую за Алексом Крайчеком в неизвестном направлении.

========== часть 10/19 ==========

Я ловлю ее на том, что она приглядывается к номерному знаку моего пикапа, прежде чем мы садимся в него, хотя это никак ей не поможет. Найти одну из этих штук в Нью-Йорке – тот еще геморрой, потому что народ с Уолл-стрит предпочитает спортивные тачки с кожаным салоном настоящим грузовым пикапам, но нам нужно будет место для груза.

Скалли молча усаживается на пассажирское сиденье. Видя, как она пристегивается, я презрительно фыркаю. Ее ответный острый, как бритва, взгляд ясно дает мне понять, что она думает о моем мнении, моем поведении и моем выборе средства передвижения.

Она хорошо выглядит. Я помню ее толще, в уродливых брючных костюмах. Разумеется, я видел записи с камер видеонаблюдения за ней с того времени, когда она болела раком. На них она была в нижнем белье. Недавно вышедший из тюрьмы зек побрезговал бы трахнуть ее: кожа плотно обтягивала ее кости, волосы выпадали. Сейчас она представляет собой золотую середину – эти джинсы отлично обтягивают ее задницу, на которой нет ничего лишнего.

- Куда мы едем, Крайчек?

- Какая-то ты зацикленная.

- Куда?

- Что ты там говорила о скором прибытии Скиннера?

Она вздрагивает, и я мысленно даю самому себе «пять». Скалли все делает по учебнику – сам факт того, что она сидит в этом пикапе со мной, вероятно, вызывает у нее зуд.

- Полагаю, он позвонит тебе, когда доберется. Что ты ему скажешь?

- Что я иду по следу похитителей Малдера и позвоню ему, если след окажется верным.

- Дерьмово ты врешь, Скалли.

И снова этот взгляд. Кровь Малдера должна состоять из антифриза; я бы выпер ее из подвала сразу же, как только она попробовала это на мне. Лично я предпочитаю женщин, которые просто закатывают истерики – здорово время экономит.

Я мчусь через весь город к туннелю Холланда, распугивая вереницы такси по пути. Я люблю пикапы, настоящие грузовики. Я и забыл, как весело управлять чем-то со стоящим клиренсом и говняным глушителем, который позволяет тебе слышать рев двигателя.

Скалли ничего не говорит, лишь плотнее застегивает ремень безопасности, который обтягивает ее груди в весьма интригующей манере.

- Где ты приобрел газ?

- В Shell. Нет, погоди – может, и в Texaco. (1)

- Ты знаешь, что я имею в виду газ VX. Аджииб и остальные получили его от тебя, да?

- Я уже сказал, что не играю с тобой в эту игру.

Скалли плотно сжимает губы.

- Ладно. – Она постукивает пальцами правой руки по бедру. – Смотрел недавно какое-нибудь стоящее кино?

Я ухмыляюсь ей и довольно долго не смотрю на дорогу, заставляя ее занервничать.

- Это твоя лучшая попытка? Ты, должно быть, просто душа любой вечеринки. Скажем так: я привез газ из страны, которую ты точно не захотела бы посетить.

- Сомневаюсь, что из Афганистана. Откуда тогда? Из Ирака? Пакистана?

- А это важно?

- Важно, потому что ты продал его террористам, которые, скорее всего, применят его против американцев.

- Правда? Я потрясен. А они-то сказали мне, что просто хотели использовать его для игры в «покажи и расскажи». – Сделка сорвалась, но ей этого знать не обязательно. Вообще-то, ей ничего из этого знать не обязательно, но иногда приятно просто поболтать с кем-то, кто посылает рождественские открытки, ест поздний завтрак и поливает цветы. – Моя очередь. Как вы с Малдером выяснили, что газ был у Гарджона? И с какой стати вы вообще гоняетесь за террористами? Разве вы двое до сих пор не ловите зеленых человечков?

Она снова поджимает губы и после паузы отвечает:

- Случайно, по правде говоря. Мы искали кое-что другое.

- Да ну. – Это мне и в голову не приходило. Интересно, а мои прежние наниматели все еще пытаются установить, как мистер и миссис Призрак заинтересовались Аджиибом и Гарджоном? Спорю, они в штаны наложили. Эта мысль заставляет меня рассмеяться и ударить по рулю бесчувственным пластиком моей левой руки. – Твою мать. А это забавно. Мир тесен, да, Скалли?

Никакой реакции, ни тени улыбки в ответ. Черт, ей было бы полезно хоть иногда смеяться. Или, может, Малдер заставляет ее смеяться – кто знает?

Меня начинает забавлять эта игра.

- Так вы с Малдером уже покувыркались?

Стальной взгляд, вспыхнувшие щеки, сцепленные на коленях руки. У меня возникает ощущение, что она бы очень хотела сломать мне челюсть, но сдерживается. Интересно.

- Да брось, расскажи. Обещаю не настучать на вас, если вы с ним трахаетесь. Мне просто любопытно, вот и все.

- Ты был на их стороне до того, как присоединился к ФБР, или кто-то рекрутировал тебя, подкупив после того, как тебя назначили работать с Малдером? – парирует она.

- Неплохо. Если бы я был чувствительным парнем, то твои слова ранили бы меня. – Как ни странно, мне и вправду немного больно, словно я поймал бейсбольный мячик без перчатки. – Скажем так: я счел возможности продвижения по карьерной лестнице в ФБР несколько ограниченными.

- Ты не ответил на мой вопрос. – Мы пересекаем границу Нью-Йорка/Нью-Джерси в туннеле. – Он предложил тебе деньги? Курильщик? Или что-то другое?

Серьезный удар на этот раз – Скалли нашла не просто щель в моей броне, а настоящую дыру.

- Нам надо напасть на них неожиданно, разумеется. Они хранят газ в сарае за домом. Нужно забрать только один контейнер с серийным номером 010871.

- Почему?

- Потому что в остальных не газ VX.

Впервые с того момента, как мы покинули отель, Скалли хоть как-то реагирует на мои слова – она судорожно втягивает воздух.

- Что? А где остальные запасы?

- У вас, Скалли. У этих парней двадцать контейнеров. Вы нашли тридцать девять на Манхэттене, верно?

Она закусывает губу, раздумывая, стоит ли оглашать результаты их случайной облавы, но в конце концов кивает, желая услышать продолжение истории.

- Ладно. В них и вправду газ, как ваши лабораторные крысы наверняка уже установили. Как и в контейнере 010871. Остальные наполнены закисью азота.

- Веселящим газом?

- Классическая обманка. – Я чувствую внезапный прилив гордости. Выполнить эту работу было по-настоящему приятно. Когда обираешь самодовольных, лицемерных говнюков, твой день определенно задается. Неделя, месяц – да что угодно.

Большинство этих идиотов, включая Гарджона и Пирса, придерживаются какой-то странной системы ценностей, в которой в равных пропорциях смешались религия и изоляционализм. Аджииб иной. Я не уверен, какова его история, но он вызывает у меня такое же чувство, как и те патлатые телеевангелисты. Он как ближневосточный Джимми Сваггерт, чьи последователи брызжут слюной и охотно отдают ему свою наличность, тогда как он следует совершенно другому курсу. Я поначалу подумал, что его волнуют только деньги, но теперь уже сомневаюсь в этом.

Если у меня и есть какие-то сожаления по поводу проведенных в Гувер-билдинг дней, связаны они с тем, что я мало уделял времени работе профайлеров. Способность залезть в мозги преступника была бы весьма полезна в некоторых подобных ситуациях.

- Так 010871 будет снаружи, в сарае за домом.

- Домом?

Я бросаю на нее взгляд и преувеличенно драматично вздыхаю.

- Отлично, Скалли, ты меня подловила. Мы едем к частному дому в Нью-Джерси. Там они держат Малдера и газ. Довольна? – Она не отвечает. – Похоже, что недавно вы наткнулись на парочку их схронов, так что, полагаю, выбор мест дислокации у них сильно ограничен.

Мы выныриваем из туннеля с другой стороны и прямо в джерсийский трафик. Я опускаю окно. М-м, свежий загородный воздух.

- И где этот дом?

Тут звонит ее телефон. Она машинально лезет за ним в карман, и я предупреждаю:

- Осторожнее.

- Помолчи, - шипит она, нажимая на кнопку ответа. – Скалли.

Я подрезаю бабулю на кадиллаке.

- Да, сэр.

Краем глаза я замечаю, что Скалли садится ровнее. Должно быть, Скиннер. Все верно, ведь ее отец был капитаном ВМФ. Определенно это заученная реакция на облеченных властью людей, а может, все дело в том, что она такая чертовски мелкая. В любом случае, интересно.

Я слышу, как она делает глубокий вдох и начинает заикаться:

- Сэр… я в погоне… вернее, я преследую…

Да пошло оно. Я вырываю у Скалли телефон, не обращая внимания на ее сердитое рычание.

- Привет, сэр, давно мы не болтали по душам. У нас со Скалли свидание. Обещаю, что привезу ее домой не слишком поздно. – И, не утруждаясь нажатием на клавишу отбоя, выкидываю мобильник в окно.

- Ты спятил? Это был Скиннер! – Так-то лучше – она симпатичная, когда злится; ее лицо просто пылает.

- Что? Это все равно был дерьмовый телефон. Когда будешь писать заявление на выдачу нового, попроси Nokia.

- О чем ты думал?

- Полегче, принцесса. Просто скажешь ему, что я тебя похитил. У Motorola тоже есть неплохие модели. Весят примерно как шоколадный батончик, но зарядку держат в два раза дольше, чем тот кусок дерьма, что у тебя был.

Она откидывается на подголовник и закрывает глаза рукой.

- Мне следовало просто пристрелить тебя.

Другой бы на моем месте указал на то, что у нее не было шанса, но я решил не заострять на этом внимание. После паузы она добавляет, колеблясь:

- Ты… говорил с этими людьми сегодня?

- Что… о, ты думаешь о Малдере. – Она выглядывает в окно. – Слушай, я знаю, что он там.

- Откуда?

- Черт побери, Скалли, да успокойся ты уже! Знаешь, ты прямо как он – задаешь совсем не те чертовы вопросы.

- Что ты имеешь в виду? – Мне явно удалось ее разозлить. Я отрываюсь от дороги, чтобы как следует рассмотреть ее. Ее глаза прищурены, рот слегка приоткрыт. Под этой аккуратной прической и элегантным маникюром прячется настоящая тигрица. Интересно, а какова она в постели?

- Я имею в виду, что разве важно, откуда я это знаю? Если уж задаешь вопросы, спрашивай о том, что действительно важно. Например, как мы собираемся вытащить Малдера и контейнер с токсичным газом из дома, битком набитого вооруженными фанатиками?

Вот к чему все идет, не так ли? Три часа назад я просто искал временного напарника. Сейчас я бы очень хотел трахнуть ее. Я мог бы отнести это на то, что у меня уже довольно давно не было секса – и Марита не в счет – но сильный мужчина умеет признаваться в своих слабостях. Она намного сексуальнее, чем я помню, плюс эта ее манера поведения девочки-скаута такая соблазнительная. Это будет похоже на прогулку по заснеженному полю просто чтобы увидеть, как твои следы отпечатываются на его поверхности.

- Ну, и как мы тогда это сделаем? И раз уж мы затронули эту тему, то как ты связан с этими людьми?

- Господи, ты просто безнадежна. Они покупатели. Или, по крайней мере, были таковыми. – Я ухмыляюсь, думая о том, как отреагирует Аджииб, когда выяснит, что содержимоеостальных контейнеров не сможет вызвать у его потенциальных жертв ничего, кроме легкого дурманящего эффекта. Если повезет, они не узнают, пока не откроют контейнеры на какой-нибудь станции метро и не сделают идиотское заявление для прессы о гневе Аллаха, обрушившемся на западных неверных.

- Как мы вызволим Малдера из этого дома живым? И сколько, по-твоему, у Аджииба людей?

- Пять или десять. Больше, если он сейчас там. Они считают, что Армия Возрождения Арийской Нации натравила вас и ваших друзей на них, так что они несколько напряжены. Вам удалось снять кого-нибудь из них сегодня, когда вы наткнулись на них на той фабрике?

- Откуда ты знаешь… Одного из них, да. Армия Возрождения Арийской Нации – это название группы, к которой принадлежали Пирс и Гарджон?

- Думаю, мы сначала проверим сарай, уберем часовых, погрузим 010871 в пикап, а потом пойдем за Малдером.

- Сначала мы вызволим Малдера.

- Ошибаешься. Нам придется кого-нибудь пристрелить в этом доме, чтобы вытащить его. Ты ведь не захватила глушитель, верно?

Скалли смотрит на меня так, словно я только что спросил, не подрабатывает ли она в свободное время на банду черных гангстеров. Что ж, в некотором роде я и спросил.

- Ладно, неважно. Возьми тот рюкзак позади меня. Нет, позади моего сиденья.

Она вытягивается в пространстве между нашими креслами, шаря рукой позади водительского сиденья. Рюкзак, должно быть, застрял там, когда я настраивал кресло, потому что ей приходится потянуть за него, чтобы достать. Ее волосы задевают мою ногу, и я чувствую порох и женскую кожу – два отлично сочетающихся запаха.

- Там есть Глок и пара запасных обойм. Глушитель во внешнем кармане.

У меня стояк возник от одного лишь прикосновения ее волос. Ну и ну.

Я все еще не вполне уверен в том, что она не подведет меня, когда дойдет до необходимости пристрелить этих мудаков. Какой бы бесполезной Марита ни была, она не колеблясь убивала любого, кто вставал у нее на пути. О, ну, Скалли лучший стрелок и с ней куда приятнее иметь дело, к тому же у Мариты есть дурная привычка выбалтывать секреты не тем людям.

Она роется в рюкзаке в поисках глушителя. Я слышу, как она проверяет обойму и вставляет ее обратно, после чего присоединяет глушитель к дулу пистолета.

- Я бы хотел получить его обратно, кстати. Мне нравится эта пушка.

Она не отвечает, и когда я перевожу на нее взгляд, то вижу, что она смотрит в окно на дымящиеся трубы на окраине Ньюарка, где пламя над газоотводными отверстиями колеблется и дрожит на фоне черного жара небес. Пистолет лежит у нее на коленях, ее тонкие пальцы судорожно сжимают его рукоятку. Скалли, разумная Скалли, которая неспособна думать нестандартно.

Я довожу стрелку спидометра до девяноста миль в час и начинаю высматривать съезды на Гарден-Стейт-Паркуэй.

***

Я просыпаюсь от головной боли.

Если бы здесь не было так темно, я бы нажал на кнопку вызова медсестры и попросил бы демерол.

Скалли говорит, что принимать обезболивающее при травме головы нельзя.

Реальность все же заявляет о себе. Колючая ткань под моим лицом явно не от больничной подушки. Эта сбивающая с толку темнота вызвана какой-то повязкой на глазах, которая натягивает кожу вокруг глаз и чешется.

Я пытаюсь перекатиться, но руки связаны у меня за спиной, и при малейшем движении веревка больно врезается в них, так что я замираю.

Я слышу голоса, разговаривающие на иностранном языке, а потом звуки шагов. Кто-то сильно тычет мне чем-то в ногу, но я делаю вид, что так и не очнулся.

Еще один тычок, и шаги удаляются.

Мне надо оставаться в сознании и попытаться вспомнить, как я в это ввязался, но когда реальность снова начинает ускользать от меня, бороться с этим кажется не лучшей идеей.

Вскоре мне уже больше не нужно притворяться.

Комментарий к часть 10/19

(1) - игра слов: gas с английского переводится как газ, а в разговорном сокращении слова gasoline - как бензин.

========== часть 11/19 ==========

На дорожном указателе написано «Добро пожаловать в Ред Бэнк», но Крайчек пролетает мимо на такой скорости, что буквы превращаются в сплошное размытое пятно в свете фар, также выхватывающих из темноты заправку, супермаркет и винный магазин. Наша машина подпрыгивает на железнодорожных путях, и Крайчек выбирает именно этот момент, чтобы перестать следить за дорогой, вместо этого оглянувшись через плечо на автосалон Mercedes, мимо которого мы как раз проехали.

К этому времени они уже должны были установить, что Малдер федеральный агент, а значит, ценнее для них живой, чем мертвый. Но это если предполагать, что эти люди мыслят рационально.

- Ты встречал его лично? Аджииба?

- Да, - рассеянно отвечает Крайчек. – Мы только что проехали улицу Вязов?

- Какой он?

- Поехавший мудак, объявивший крестовый поход. Я постараюсь представить вас, если появится возможность. – Он смотрит на меня, и выражение его лица вдруг меняется. – Слушай, я не думаю, что он что-то сделал с Малдером. Правда. Он просто хочет, чтобы ФБР отстало от него и, вероятно, еще забрать нахрен газ у Армии Возрождения Арийской Нации. К тому же он на мели, так что, возможно, раздумывает над тем, какой выкуп сможет выжать из ФБР за Малдера.

- Откуда ты знаешь, что он на мели? – Я стараюсь не выказать ни надежды, ни возмущения. Не хватает еще, чтоб меня утешал Алекс Крайчек.

- Ему пришлось сильно раскошелиться, прежде чем я продал ему газ. Он все потратил. Так что он на мели. – Он хищно ухмыляется. – Считай, что так я оказал обществу услугу.

Он паркуется у обочины какой-то улицы, и я снова проверяю обойму, чтобы хоть чем-то себя занять.

- Ага, медвежью услугу. У него все еще есть контейнер с газом VX.

- Да, но мы как раз собираемся это исправить.

Он вылезает из машины и тихо закрывает за собой дверцу.

- Какой крестовый поход он объявил?

- Тот, которому следуют спятившие исламисты, Скалли. Бога ради. Ты и вправду не знала? – Он останавливается и впивается в меня взглядом. – Не позволяй политкорректной херне сбить себя с толку и помешать прийти к разумным умозаключениям в процессе расследования. – Алекс Крайчек читает мне лекцию о следовании протоколу. Уверена, у меня сейчас голова лопнет. Похоже, он ловит себя на этом и меняет тему разговора, указывая куда-то вниз по улице. – Дом там. Мы займем позицию в переулке.

Здесь немного прохладнее, чем в городе, и легкий ветерок чуть колышет чьи-то китайские колокольчики. Дорожный знак сообщает мне, что мы находимся на Бранч-авеню. Кругом стоит тишина, за исключением слабых звуков, доносящихся из бело-серых каркасных домов вокруг нас. Типичный провинциальный городок с бандой вооруженных маньяков, притаившихся в одном из этих двухэтажных строений в курортном стиле. На почтовом ящике перед домом, у которого мы припарковались, написано «Хендерсоны».

Никто также не ожидал, что это может случиться в Оклахома-Сити. Серийные убийцы в Милуоки, боевики на Среднем Западе. Аджииб, Гарджон и Пирс разбили свой лагерь здесь, в пределах пригородной зоны Нью-Йорка. Может, экстремизм и безумие наконец взяли свое на исходе двадцатого века, распространяясь по Америке подобно вирусу, вместо того чтобы прятаться в заштатном Айдахо. Я содрогаюсь, думая о Хендерсонах, живущих бок о бок с этими людьми.

Без включенных фонариков мы время от времени спотыкаемся, и я все жду, что вот-вот разбудим соседскую собаку. Что-то хрустит у меня под подошвой, и я вздрагиваю. Крайчек же двигается плавно, почти не издавая шума. Как, черт побери, ему это удается? Когда он вытягивает руку, чтобы остановить меня, я слышу лишь слабое поскрипывание его куртки и голоса из телевизора в соседском доме.

Мы стоим позади аккуратного двухэтажного домика, ничем не отличающегося от остальных. Видит бог, он даже окружен белой оградой из штакетника. В тусклом свете, льющемся из окон первого этажа, я вижу маленький садовый сарайчик не более чем в тридцати шагах от нас – предположительно тот, в котором и держат контейнер с газом. Задняя дверь скрипит, и в потоке света возникает фигура какого-то мужчины; он с кем-то разговаривает, и это хорошо, потому что это скрывает звуки нашего с Крайчеком падения в высокую траву вдоль ограды.

Мужчина что-то говорит на незнакомом мне языке, и другой голос отвечает ему от дальней стены сарая. У нас недостаточно удачная позиция для выстрела, и мы оба это понимаем. Теплое дыхание Крайчека обдает мою шею, когда он шепчет мне на ухо:

- Жди.

Мужчины у входа в сарай тихо переговариваются. Внутри дома выключается свет. Сверчки и время от времени проезжающие по Бранч-авеню машины создают фоновый шум. Мы ждем.

***

На этот раз, когда я просыпаюсь, мучимый жесточайшей жаждой, то сразу же вспоминаю, что голова у меня болит после удара, полученного в той засаде на фабрике. Хотя я и понятия не имею, как давно это произошло. Лицо тоже болит. Я прислушиваюсь; где-то подо мной звучат голоса. Я пытаюсь открыть рот, но не могу. Кляп? Я снова пробую. Нет, похоже, они заклеили мне рот скотчем. Я лежу лицом вниз на матрасе, пахнущем мочой и пылью. Голова немного прояснилась, так что я мысленно оцениваю свое положение. Руки связаны за спиной – нет, кажется, тоже скотчем стянуты – с ногами та же история, и у меня дурное предчувствие, что невозможность что-либо увидеть как-то связана с клейкой лентой поверх глаз.

Мне очень, очень сильно нужен хотя бы глоток воды.

Я немного перекатываюсь, проверяя, что из этого выйдет, и матрас скрипит подо мной, но, судя по всему, болит у меня только голова. Я перекатываюсь на спину, и все уже не столь радужно: связанные руки принимают на себя вес всего тела. К тому же я опасно близко к тому, чтобы скатиться с матраса, так что я сажусь и свешиваю ноги с края. Пружины снова скрипят, и у меня кружится голова. Я пытаюсь делать глубокие вдохи, чтобы справиться с головокружением, но разноцветные точки все еще танцуют в темноте позади моих опущенных век, когда я слышу шаги за дверью.

Я тут же жалею о том, что вообще прилагал усилия, чтобы сесть. Я слышу щелчок выключателя и голоса. Похоже на арабский язык. Какого хрена я думаю? Я понятия не имею, как звучит арабский. Я сажусь чуть ровнее и сосредотачиваюсь на ощущении пола под ногами. Вдруг кто-то обхватывает мою голову руками, и отчетливый мужской голос зовет:

- Агент Малдер?

Такое чувство, будто от моего лица отодрали самый большой на свете пластырь. Оно болит, но, по крайней мере, теперь я могу двигать челюстью. Я пытаюсь ответить, но вместо этого кашляю, отчего голова снова начинает раскалываться. Стоящий передо мной мужчина еще что-то говорит, и на мгновение все затихает. Он наклоняет мне голову набок, и перед глазами снова все плывет. Похоже, у меня новое сотрясение, или же это старое открылось. Скалли очень, очень сильно разозлится.

Я чувствую прикосновение прохладного края пластикового стакана к губам и так благодарен, что чуть не плачу. Вода не слишком холодная и у нее металлический привкус, но я пью ее быстрыми глотками, ощущая, как она стекает по подбородку.

- Лучше? Отлично. Кто дал вам адрес того места, которое вы обследовали, мистер Малдер? – У него едва заметный акцент, и он отчетливо и тщательно выговаривает слова. Вопрос звучит почти вежливо, но уж начало-то допроса я могу определить без труда. Я втягиваю воздух и отвечаю:

- Никто. Мы вели стандартное расследование… - Пощечина довольно слабая, и она меня даже не удивляет, однако ее достаточно, чтобы нарушить мое хрупкое равновесие, так что мой желудок восстает. Я подчиняюсь зову гравитации и, опустив голову между колен, блюю на пол.

Наружу выходит вода вперемешку с желчью, но мало что еще – не знаю, когда я в последний раз ел. Очень надеюсь, что наблевал ему на ноги, кто бы он ни был. Твою мать, теперь мне снова хочется пить.

- Мы знаем, что Гарджон мертв. Так кто это был? Максвелл или Пирс?

Какой еще, к черту, Максвелл? И откуда этот парень знает о Гарджоне и Пирсе? Я решаю рискнуть и отвечаю:

- Пирс тоже мертв.

- Как он погиб? – резко спрашивает он, но я различаю нотки заинтересованности в его голосе. Внизу кто-то включает стереосистему, и до меня доносятся дребезжащие звуки музыки. Что у этих парней там внизу, доисторический кассетник?

- Найден мертвым в камере.

- Что означает, что ваше правительство убило его.

- Да, я тоже так думаю, - соглашаюсь я. Ну, по крайней мере тот, кто связан с правительством и обладает достаточными связями, чтобы войти и выйти из нью-йоркской тюрьмы и сделать так, чтобы смерть Пирса походила на самоубийство. После всего того, что нам удалось установить, я бы поставил на Алекса Крайчека, но этому парню необязательно это знать.

- В самом деле? Интересное заключение для федерального агента, учитывая обстоятельства. – Его голос звучит наполовину весело, наполовину презрительно. Я втягиваю воздух носом, пытаясь избавиться от жгучего привкуса желчи в горле. Женщина поет что-то из французского шансона. Скрипучий звук связан не с заезженной кассетой, а со старой иглой, царапающей виниловую пластинку. Я чувствую вонь от собственной блевотины и застарелый запах пота.

- Вы Мохаммед аль Аджииб?

После паузы он говорит:

- Так, значит, это Максвелл? – Кажется, он доволен этим открытием. Могу спорить на почку, что это Аджииб.

- Мы узнали адрес той фабрики в процессе изучения документов на землю, - отвечаю я, подчеркивая каждое слово. – Верьте чему хотите. Я не меньше вашего желал бы знать, где искать Максвелла. Как вы вообще связались с этими парнями?

- Они неверные и служат только в качестве мулов, несущих ношу солдат Аллаха. – Перемена такая резкая, что сбивает с толку. Его голос теперь звучит так, словно он повторяет заученный текст – в нем слышны механические, ритмичные нотки. Перед кем еще ему приходилось объяснять свои отношения с Пирсом и Гарджоном?

- Вы Аджииб, да?

- Так это Пирс рассказал вам о нас? Как долго ФБР расследует нашу деятельность?

- Не знаю. Меня привлекли к расследованию на прошлой неделе, когда ФБР обнаружило Гарджона.

Это ложь, но Аджииб, похоже, купился на нее – во всяком случае, он больше не бьет меня. Или, может, он просто не хочет, чтобы я снова наблевал ему на ботинки. Вот бы избавиться от этого привкуса во рту. Я хочу еще воды, но если попрошу, это даст ему больше власти надо мной. Не все уроки по подготовке к работе в полевых условиях прошли для меня даром. Жаль, я не могу видеть его лицо, выражение на нем.

- Зачем вы убили жену?

- У меня нет жены. – Ответ звучит слишком быстро. Это точно Аджииб.

- Что она сделала? – Он молчит. – Ее звали Сара Питтс, и вы убили ее. – Я осознаю, что это ошибка, еще до того, как он бьет меня. На этот раз это не просто пощечина, а настоящий удар кулаком, отчего боль отдается в моей челюсти, и желудок снова сокращается, хотя теперь уже всухую.

Сквозь рвотные позывы я слышу, как он продолжает:

- У меня нет жены. – Его голос вновь приобретает эти ритмичные, безэмоциональные нотки. – Вы работаете рядом с женщиной, не так ли? – Я мгновенно напрягаюсь, однако он не дает мне ответить. – С женщиной, которая стреляет из пистолета и притворяется солдатом, - откровенно издевательски добавляет он, но я молчу. – Я видел ее сегодня, когда она искала вас после того, как мы забрали вас с собой. Женщина, становящаяся солдатом, больше не женщина, мистер Малдер. Не женщина. Так же как и та, которая становится дипломатом или политиком.

Он какое-то время молчит, и я пытаюсь придумать что-нибудь, что заставит его продолжать разговор и при этом не будет ответом на его вопрос, но ничего не приходит на ум. После долгой паузы он добавляет:

- Я читал вашу Библию. В ней говорится, что добродетельная женщина ценится дороже рубинов. Это правда. Но я не понимаю, что такой женщине следует делать, чтобы искупить свой грех, если ее добродетель обернется притворством – если она станет шлюхой.

Он кажется спокойным, почти задумчивым, но как же мне хочется увидеть его лицо, потому что ему впервые удалось меня напугать. Часть о ценности добродетельной женщины звучит очень знакомо. Наконец я рискую заметить:

- Никогда не уделял много времени чтению Библии.

- Книга Притчей 31, стих 10.

Раздаются удаляющиеся шаги, после чего дверь закрывается, и я снова остаюсь в кромешной темноте наедине с головной болью и запахом блевотины.

***

У меня шея затекла к тому времени, когда у нас намечается прорыв. Откуда-то из глубин дома доносится мелодия песни Эдит Пиаф, распространяясь в темноте. Минуту спустя кто-то делает музыку громче. Рядом со мной Крайчек издает шуршащий звук, и звездный свет отражается от его зубов. Когда в следующий раз один из мужчин идет от сарая к дому, Крайчек быстро встает на колени, и я вижу красную точку самонаводящегося лазерного прицела Глока на затылке его цели за секунду до того, как раздается выстрел. Мужчина падает в траву, и я слышу, как он начинает дергаться.

Его компаньон в сарае тоже это слышит, но Крайчек снимает его выстрелом в голову прежде, чем он добирается до своего павшего товарища. Во второй раз за эту пару недель до меня доносится звук того, как кусок мозга человека быстро покидает его тело, а также глухие удары от соприкосновения осколков черепа с травой, за которыми следует и само тело целиком. Первый мужчина еще жив, но долгую минуту спустя перестает стонать. Эдит все еще поет.

Я смотрю на Крайчека, но выражение его лица не изменилось. Задумавшись над этим на пару секунд, я придвигаюсь и наклоняюсь к его уху.

- Внутрь. Сейчас же.

Когда он поворачивает голову, то едва не задевает мой подбородок носом; я слегка отстраняюсь.

- Пока рано. Я видел еще двух человек у окна. И свет наверху загорелся, пока они были внизу. Так что их по крайней мере еще трое. – И добавляет после паузы: - А ты не хочешь ворваться со стандартной фразой «Это ФБР, так что бросайте оружие!»?

Я не удостаиваю его ответом. Он одобрительно хмыкает и возобновляет наблюдение за домом.

Если бы там не было Малдера, я бы так и поступила.

Какая-то фигура проходит мимо окна наверху, и Крайчек слегка перемещается.

- Ладно, - говорит он мне на ухо. – Мы сначала вытащим Малдера и заберем газ, когда всех прикончим.

Я едва не спрашиваю его, почему он изменил план, но останавливаю себя прежде, чем слова срываются с моих губ. Неважно, почему. Я хочу вызволить Малдера оттуда.

Через какое-то время задняя дверь снова скрипит, и мы с Крайчеком поднимаемся на колени еще до того, как она полностью открывается. На пороге стоят двое, и свет из дверного проема падает на тела двух уже убитых Крайчеком мужчин. Я бы позволила двери захлопнуться, прежде чем выстрелить, но знаю, что один из них поднимет тревогу, когда они увидят трупы. Скрытный подход себя исчерпал.

Я целюсь в первого мужчину, и выбор оказывается верным, потому что Крайчек наводит свой лазерный прицел на стоявшего за ним. Наши выстрелы звучат практически одновременно, и тела убитых нами мужчин вместе падают на ступеньки, после чего скатываются в траву. Мы тут же вскакиваем на ноги и молча бежим через весь двор к двери. Она распахивается, и Крайчек стреляет.

Мы врываемся внутрь дома одновременно, и, оказавшись на полу, я перекатываюсь вправо – прямо в маленький столик, который оказывается не слишком тяжелым, чтобы серьезно навредить, когда падает мне на спину. Я стреляю в мужчину, в которого Крайчек промахнулся, и, кажется, попадаю ему в живот, тогда как второй выстрел Крайчека сносит ему полголовы.

Кто-то кричит наверху. Мы на крытой веранде, заставленной грязными плетеными ротанговыми стульями, старым диваном и коробками. Тут есть лестница, ведущая вниз, в темный подвал, и проход на кухню с веселенькими обоями с желтыми маргаритками на них. Крайчек захлопывает дверь в подвал и закрывает ее на засов, после чего говорит:

- Внутрь.

Все тихо, за исключением Эдит, которая все еще поет.

***

Я слышу выстрелы внизу, и это прочищает мне голову лучше, чем экседрин. Пора просыпаться. Я все еще ничего не вижу, и скотч вокруг глаз чертовски чешется. Кто-то пробегает по коридору мимо моей комнаты, и я слышу шаги по лестнице, затем еще выстрелы и глухой удар.

Я узнаю звук упавшего на пол тела, и это здорово меня приободряет. Если повезет, то это Аджииб или один из его приятелей. Положение мое улучшается.

Из коридора до меня доносится низкий голос, а потом все затихает, за исключением скрипучей записи внизу, которая все еще играет – французская лирика под аккомпанемент аккордеонов и скрипок. Пожалуйста, Господи, пусть там окажется Скалли с командой спецназа. Ну, есть только один способ это выяснить. Я делаю глубокий вдох и ору, старательно подражая Стенли Ковальски:

- СКАЛЛИ! Я НАВЕРХУ!

***

Невероятным усилием воли я заставляю себя не отвечать, когда слышу Малдера, и уже в следующую секунду радуюсь, что промолчала: Крайчек стреляет через кухонный дверной проем, и кто-то стреляет в ответ, выбивая окно во двор. Вот вам и тихий район. Я приседаю и стреляю через проем, выглядывая в коридор – похоже, что кем бы ни был наш противник, он пользуется дверью как прикрытием, что невероятно глупо, если только она не из прочного металла.

Крайчек, должно быть, тоже это замечает, потому что я вижу красный лазерный луч на двери и слышу выстрел над головой. В двери возникает дыра, и из-за нее доносится чей-то крик.

- Отступаем! – рявкает Крайчек.

Я все еще смотрю на дверь. Чья-то рука вяло держится за проем дальше по коридору, но прежде чем я успеваю увидеть что-то еще, Крайчек обхватывает меня за талию и оттаскивает от входа на кухню.

В следующее мгновение я слышу выстрел. Где-то в коридоре притаился еще один человек.

- Извини, - тупо говорю я Крайчеку, который убирает руку – свою единственную рабочую руку – с моей талии. Мы оба прижимаемся к холодильнику вне линии огня.

- Дай мне свой пистолет, - шипит он. – В моем закончились патроны, а ты можешь перезаряжать куда быстрее. – Он передает мне свою пушку и достает из кармана новую обойму. Я меняю ее на свое оружие. Мне начинает нравиться этот пистолет, который он мне одолжил.

Я вставляю новую обойму, и мы снова меняемся – так ловко, как будто делали это тысячи раз прежде. Он ухмыляется мне и шепчет:

- Хотел бы я, чтобы мне дали тебя вместо Малдера.

Он работал с Малдером, пока я безвылазно сидела в Квантико. Помню, как ревновала, думая о Малдере в «поле» с другим агентом, который, казалось, имел схожий с ним образ мыслей. И как я так быстро поняла, о чем говорил Крайчек?

Он высовывается из укрытия, чтобы сделать еще один выстрел. Я слышу, как кто-то стонет, но полагаю, это тот мужчина, которого он подстрелил раньше. А где же другой стрелок? Мой следующий выстрел оказывается удачным; Крайчек стреляет поверх моей головы, а я снизу, и так как другой стрелок открывается, идя по коридору прямо на нас, мой выстрел поражает его в грудь. Он падает лицом вниз, немного смещается вперед и оказывается почти у наших ног.

Я жду, пока его тело затихнет, после чего переступаю через него и двигаюсь дальше по коридору – Крайчек следует за мной по пятам. Мы идем молча и, ступив влево в дверной проем, оказываемся в гостиной. Тут еще больше коробок, кип различной литературы, проигрыватель на карточном столике и пара пустых упаковок из-под пиццы. Мы вжимаемся в противоположные стены гостиной, и Крайчек тратит время на то, чтобы снять иглу с пластинки. Эдит перестает петь.

Я прохожу через французские двери в прихожую, где симпатичные белые перила и ковер кремового цвета на ступенях лестницы обагрены кровью.

Я поднимаю взгляд и вижу Малдера, стоящего впереди другого мужчины на площадке посередине лестницы. Его глаза скрыты под ярким серебристым скотчем, руки связаны за спиной, а к виску приставлено дуло пистолета. Высовывающийся из-за него мужчина говорит мне:

- Пожалуйста, без резких движений опустите ваше оружие на пол.

========== часть 12/19 ==========

Ненавижу НьюЙорк. Мы с Шэрон однажды приезжали сюда на уик-энд незадолго до развода, и, кажется, это последний раз, когда я здесь был. Тот мини-отпуск должен был помочь нам «воссоединиться», вновь найти романтику в наших отношениях. Ее идея.

Однако все, что мы нашли – это споры обо всем на свете вроде топорной живописи в галереях Сохо, ресторанов с завышенными ценами и накуренными официантами и нашего брака.

В нью-йоркском полевом офисе отвратительный кофе, а ответственный помощник директора не особо пытается скрывать свое раздражение от того бардака, что учинили Малдер и Скалли. Справедливости ради надо признать, что он потерял сегодня одного агента.

- Думаю, агент Сантанда будет в восторге от работы с вами. Он попросил, чтобы ему не назначали другого напарника до окончания этого дела. – Он поднимает трубку и делает короткий звонок, после чего вновь обращается ко мне: - Он уже идет. Вам нужно что-нибудь еще на этой стадии расследования, помощник директора Скиннер?

Он не скрывает облегчения, когда я говорю:

- В данный момент нет.

Я привез с собой Дэррена Леделлера в качестве прикрытия. Он явно воодушевлен тем, что находится здесь, работая над крупным делом, но не промолвил и слова с тех пор, как мы вошли в здание. Интересно, а Малдер хоть поблагодарил его за спасение его задницы в том переулке?

Сантанда заходит в кабинет, мы обмениваемся рукопожатиями, и он отводит нас в комнату отдыха, подальше от своего шефа. У Сантанды круги под глазами и плотно стиснуты челюсти. Я прошу его ввести нас в курс, и он дает спокойное детальное описание всего произошедшего, пока не доходит до той части, где Хикс пал под огнем противника – тут он несколько раз останавливается и прочищает горло.

Мы с Леделлером тактично отводим глаза, чтобы дать Сантанде время взять себя в руки. Когда он снова может встретиться с нами взглядом, то заканчивает рассказ, сообщив об объявлении в розыск машины подозреваемых и находках, сделанных криминалистами.

- Там действительно оказалась кровь агента Малдера. Немного, правда – мог быть небольшой порез. Они обнаружили в ней волосы, так что, похоже, у него легкая травма головы. Мертвого подозреваемого пока не опознали.

- Когда вы последний раз говорили с агентом Скалли?

- Я довез ее до отеля во второй половине дня. Не помню, когда точно. В шесть, может быть.

- Вы не видели, не встретила ли она кого-нибудь в лобби?

Он внимательно всматривается в меня, прежде чем отвечает:

- Нет, сэр.

- И с тех пор вы с ней не говорили?

- У нее какие-то проблемы? – куда более резким тоном спрашивает он.

- Да, проблемы, - признаю я.

Много проблем.

Она в компании известного убийцы и предателя Соединенных Штатов Америки, и хотя я никому этого не говорил, но чертовски уверен, что он ее не похищал. Я знаю, как звучит ее голос, когда Скалли врет, и именно этим она и занималась, когда Крайчек взял трубку. В следующий раз, когда увижу этого ублюдка, я его собственными руками прикончу.

Я делаю глубокий вдох и говорю Сантанде:

- Судя по всему, ее похитил Алекс Крайчек. Хотя я сомневаюсь, что он намерен лично навредить ей; он, возможно, планирует обменять ее на газ VX.

Я слышу, как Леделлер переступает с ноги на ногу, и спрашиваю себя, что он обо всем этом думает? Он шел со мной по аэропорту Ла-Гуардия, когда я разговаривал со Скалли по телефону.

Я поворачиваюсь к Сантанде и начинаю объяснять, кто такой Алекс Крайчек, планируя умолчать о том, что он унизил нас с Малдером лично. Никто не любит признавать, что был обманут двойным агентом. Однако Сантанда обрывает меня, сказав лишь:

- Я знаю, кто он. – Его глаза блестят, когда он добавляет: - Я хочу помочь вам найти агента Скалли.

- Это вам не крестовый поход, - резко бросаю я. – Если вы намерены таким образом отомстить за Хикса, тогда вы мне не нужны. У этих людей двое моих агентов, и никто не станет стрелять, прежде чем не проверит как следует свою цель.

- Да, сэр. – Сантанда встречается со мной взглядом и не отводит глаза.

Я совсем не в восторге от того, что мне подсказывают инстинкты. Скалли не сорвалась бы неизвестно куда с Крайчеком, если бы он не предложил ей сделку, от которой она никак не могла отказаться.

Малдер.

Думаю, Скалли отправилась за Малдером. Крайчек влез в это по самые уши. Каким-то образом он убедил ее пойти с ним, чтобы вызволить Малдера оттуда, где бы там его ни держали похитители. Но как она могла так сглупить, поверив ему?

Я знаю ответ, даже если он мне не нравится. Обычно Скалли само воплощение здравого смысла. Если бы Алекс Крайчек подошел к ней на улице и предложил купить «ролекс», она послала бы его куда подальше. А потом арестовала бы его.

Но ее здравый смысл уходит в самоволку, когда дело касается Малдера.

- Сэр?

Я возвращаюсь обратно к реальности.

- Есть какие-нибудь результаты по машине?

- Нет, сэр.

- Где записи, по которым вы установили местонахождение той фабрики?

Мы отодвигаем в сторону коробку с засохшими донатсами и раскладываем по столу бумаги.

- Нью-Джерси. У Пирса были проблемы с налоговой – неудивительно, - бормочет Леделлер.

Двое агентов входят в комнату позади нас, громко жалуясь на что-то. Список адресов, на который я смотрю, не сильно обнадеживает; даже если предположить, что похитители схоронились близко к дому, они могут быть в любом из пригородов Нью-Йорка. Я смотрю на Сантанду, который тоже читает список, слегка шевеля губами по мере изучения страницы.

Шумные агенты наливают себе по чашке дерьмового кофе, все еще споря.

Я пытаюсь их игнорировать. Ямайка (1), НьюЙорк. Квинс, НьюЙорк. Западная 37-я улица на Манхэттене. Элизабет, Нью-Джерси – там находится та фабрика, которую они осматривали.

- Я знаю, что парень тот еще нарик, Сэмми, но прежде он снабжал меня стоящей информацией.

- Ага, но где? Ред Бэнк, Нью-Джерси?

- Не слишком-то много оттуда в последнее время поступало сообщений о выбитых пулями окнах, верно? Ну, информатор об этом сообщает.

Я разворачиваюсь.

- Где находится Ред Бэнк?

Двое агентов замолкают и смотрят на меня. Сантанда схватывает мою мысль на лету, поясняя:

- Недалеко от Элизабет.

- Окно выбило пулей? Когда?

Один из агентов вновь обретает дар речи.

- Эм, около двадцати минут назад.

Его друг добавляет:

- Мы и прежде получали информацию о подозрительной активности по этому адресу. Наш осведомитель думает, что там, возможно, засели наркоторговцы.

- Почему?

Они переглядываются, и один из них отвечает:

- В любое время суток какие-то люди разгружают коробки с, ну, знаете, всякими подозрительными вещами. Оборудованием. И они, эм, не соответствуют типу той местности.

- В смысле, они не белые, а живут в белом районе, раздражая соседей. Я понял. А они, случайно, не похожи на выходцев с Ближнего Востока?

Ребята выглядят испуганными.

- Эм, не знаю. Осведомитель думает, что они арабы.

Сантанда уже на полпути к двери, но Леделлер медлит, чтобы узнать у агентов адрес.

***

Я замираю, когда слышу голос Аджииба - как и Скалли. Я вижу его руку и плечи через щель между дверью гостиной и дверным проемом, что может оказаться весьма кстати, если только он не знает о моем присутствии. Полагаю, заложник перед ним – это Малдер. Везет же этому жалкому ублюдку прям как утопленнику.

Я слышу, как Скалли говорит Аджиибу:

- Я кладу оружие на пол.

Ее коленные чашечки хрустят, когда она приседает. Я слышу звук соприкосновения Глока с полом. Ее голос спокоен, но могу спорить, что она задается вопросом, видел он меня или нет?

Когда Аджииб продолжает, я различаю в его голосе страх:

- Скажите остальным оставаться снаружи. Если кто-нибудь войдет, я убью вашего напарника.

Попался, говнюк. Я прямо тут.

Скалли не теряется, выкрикивая:

- Сантанда! Пусть команда остается снаружи! – Ее голос слегка срывается, когда она добавляет: - У него заложник!

Пока звук ее голоса скрывает шорох моей одежды, я осторожно целюсь через дверь. Она дешевая на вид, но Малдер слишком близко к Аджиибу, чтобы позволять себе даже минимальную допустимую погрешность. Я целюсь влево, в грудь Аджииба.

- Зачем вы его похитили? Рассчитываете обменять его на безопасный отход?

Аджииб смеется.

- С чего мне отвечать на твои вопросы, женщина? Я не узник…

Пуля обрывает его на полуслове. Я был прав насчет двери – тонкое дерево практически не влияет на силу выстрела. Когда она попадает в тело Аджииба, то отбрасывает его назад, на стену. Я открываю развороченную дверь как раз в тот момент, когда Аджииб с Малдером вместе падают вниз со ступеней, словно игроки в футболе, которым поставили подножку.

В кои-то веки Малдеру везет: он приземляется на Аджииба, вместо того чтобы упасть прямо на деревянный пол. Я обхожу Скалли, которая стоит на коленях, стаскивая Малдера с Аджииба, и проверяю дело рук своих, готовясь в случае необходимости всадить в последнего еще больше свинца.

Но это было бы пустой тратой патронов: он умирает. Аджииб выглядит испуганным, но не в агонии, как будто его нервная система еще не осознала реальность зияющей дыры в его груди. Рана, скорее, в правой части, нежели в левой. Ну, мне пришлось стрелять через чертову дверь, чтобы попасть в него. Я смотрю на Скалли, собираясь отпустить комментарий по поводу своей меткости, но не успеваю и рта раскрыть.

Она стоит на коленях рядом с дерьмово выглядящим Малдером – у него глаза заклеены скотчем, на волосах кровь. Он издает жалобные тихие звуки, когда она слегка касается пальцами кровоточащего пореза у него на лбу, бормоча что-то утешающее.

Ну, какого хрена. Моя стремительно увядающая фантазия о минете от Даны Скалли лопается, как мыльный пузырь. Полный дебил бы догадался, что в конце концов девушка достанется именно Малдеру.

Уже досталась, поправляю я себя. Ее маленькие грязные ладони поглаживают его по волосам, нерешительно теребя край липкой ленты.

- В чем дело, Скалли, тебя на медицинском не учили снимать скотч с лица заложника? – спрашиваю я ее. Она подпрыгивает при звуке моего голоса, и у меня возникает раздражающее ощущение, что она вообще забыла о моем присутствии.

- Мне нужен какой-то слабый растворитель, - подобравшись, отвечает она.

- Ну, если он у тебя случайно в кармане не завалялся, придется действовать жестко. У нас не особо много времени. – И, словно в подтверждение моих слов, где-то вдалеке раздается пока еще слабый, но стремительно приближающийся вой сирен.

Скалли смотрит на тело Аджииба широко распахнутыми глазами. Я пользуюсь тем, что она отвлеклась, и срываю скотч с лица Малдера.

Да, это больно. Мне самому приходилось проходить через это прежде, и ощущение раз в двадцать хуже, чем от отдирания пластыря. Малдер вскрикивает. Скалли окидывает его безумным взглядом, а потом смотрит на меня с убийственным блеском в глазах.

- С ним все будет нормально, - успокаиваю я ее. – Считай это аналогом нюхательной соли – он ведь очнулся. Сможешь вытащить его задницу на задний двор? Я подгоню пикап и встречу вас в переулке позади сарая.

- Газ, - вспоминает она почти одновременно с Малдером, прохрипевшим: «Крайчек». Он смотрит на меня так же, как и Скалли пару секунд назад - с явным желанием прикончить меня, однако его хорошее воспитание требует сначала прояснить кое-какие вопросы.

- Я буду сильно впечатлен, если ты сможешь сфокусировать взгляд, - говорю я ему. – Ну же. Хочешь, чтобы Скалли выперли из ФБР за то, что она здесь была? Нет? Ну, тогда давай убираться отсюда нахрен.

- Подгони машину, - велит Скалли, снова беря под контроль свои эмоции.

- Я так и сказал, - напоминаю я ей.

Полагаю, что к тому времени, как я добираюсь до пикапа, у меня не больше сорока секунд форы перед сиренами. Соседи уже наверняка проснулись, так что я не задумываясь сбиваю белую изгородь, въезжая во двор прямо к задней стене сарая.

Скалли вывела Малдера наружу; он стоит рядом с сараем на нетвердых ногах, моргая в свете фар. Еще до того, как машина полностью останавливается, Скалли распахивает пассажирскую дверь

- Садись, - велит она Малдеру, и он подчиняется, при этом бросив на меня не вполне осознанный взгляд.

- Вот он, - рявкает она мне, указывая в сарай.

Черт меня дери. Она нашла правильный контейнер и сделала это очень быстро. 01081971 стоит подобно темному солдату среди своих безвредных собратьев, неся с собой смерть.

Я невольно начинаю потеть, когда мы со Скалли с трудом затаскиваем газ на платформу пикапа. Грохот перед домом, вероятно, означает, что местные копы выбивают входную дверь. Контейнер встает на войлочную подстилку, которой я выложил платформу до отъезда из Нью-Йорка, и Скалли залезает в машину без всякой подсказки с моей стороны.

Она запрыгивает на сиденье рядом с Малдером. Я чисто для удовольствия пробиваю вторую дыру в ограждении.

Мы выскакиваем из переулка на Бранч-авеню, и чересчур резкий поворот впервые за вечер заставляет меня пожелать сменить пикап на Порше. Колеса с левой стороны, похоже, отрываются от дороги, но меня занимает только контейнер на подстилке сзади.

- На случай, если ты забыл, у нас смертельно опасный нервно-паралитический газ в машине, - без всякой надобности отрывисто бросает Скалли.

- Знаю, - рычу я в ответ, словно затюканный житель пригорода, которого жена пилит за то, что он слишком быстро ведет совместную тачку. Вот почему я ненавижу работать с женщинами. – Где мой Глок? Мне нравится эта пушка. – Она достает пистолет из кобуры и молча передает мне, несмотря на удивленное хмыканье ее напарника.

- Почему он с тобой, Скалли? – хрипит Малдер.

- Я думал, вы, детишки, успели поболтать, пока меня не было, - протягиваю я.

- Крайчек знал, где тебя искать, - поясняет Скалли с умоляющими нотками в голосе, которых я еще от нее не слышал. Я отвлекаюсь от дороги, чтобы присмотреться к ним. Она перевязала порез у него на голове черным клочком ткани, отчего он теперь похож на беженца из фильма про коммандос. Он все еще не может толком сфокусировать взгляд, однако рычит на нее:

- Он мог тебя убить, Скалли.

- Но не убил, - тихо отвечает она, и я ощущаю иррациональное чувство гордости из-за того, что Скалли вступается за меня. Оно рассеивается, однако, как только я приглядываюсь к ней внимательнее.

Любовь, с которой она смотрит на Малдера, сияет подобно маяку над темным морем, и где-то внутри меня шевелится маленький червячок зависти. Она приглаживает его жесткие от крови волосы, убирая их с глаз, и делает это явно только для того, чтобы прикоснуться к нему.

- Что насчет газа? – спрашивает Малдер.

- Такова была его цена, - осторожно отвечает она.

Он отталкивает ее руку и пытается сесть ровнее, морщась при этом.

- Слишком высока, Скалли. Как мы можем позволить ему уйти с газом VX?

- А как я могла позволить Аджиибу уйти с тобой? – гневно парирует она.

- Ладно, оставьте эту домашнюю ссору на потом, пожалуйста, - встреваю я. – Если только у вас нет предложений получше, то план у нас отныне следующий: я высаживаю вас где-нибудь на Гарден-Стейт-Паркуэй. Вы говорите своим фэбээровским дружкам, что я похитил вас обоих, планируя обменять Аджиибу, но сделка сорвалась. Когда я не смог найти другого покупателя на вас двоих, то отпустил. Компренде?

- И ты уедешь с контейнером смертельного нервно-паралитического газа? Не пойдет.

- Что-то ты слишком уверен в себе для накачанного наркотиками парня с пробитой башкой и без пушки, Малдер.

- Пошел ты, Крайчек. Это ведь ты изначально продал газ Аджиибу и Пирсу, не так ли?

- Синдикат не в курсе, что ты трахаешь свою напарницу, но я могу это изменить.

Я был к этому готов, но малдеровский бросок в мою сторону все равно заставляет меня немного врасплох. Надеюсь, мне доведется когда-нибудь допросить его – мимолетное выражение вины, что возникло на его лице до того, как верх взял гнев, просто бесценно. Скалли перехватывает его до того, как он успевает вцепиться мне в горло, и тянет обратно в защитный кокон своих объятий. Он точно под наркотой, потому что почти не сопротивляется. Она поднимает глаза и встречается со мной взглядом.

- Кому ты собираешься продать газ на этот раз, Алекс?

Звук моего имени, слетевший с ее губ, вызывает у меня странное волнение, несмотря на тяжело привалившегося к ее хрупкой фигуре Малдера и нежность, с которой она сжимает его руку в своей. Я слышу в ее голосеобвинение, определенно, но и еще что-то, помимо гнева.

Нотки обиды.

Я подъезжаю к контрольному пункту. Автомат выплевывает маленькую желтую квитанцию и настойчиво гудит, напоминая мне забрать ее, но я в течение долгого времени просто смотрю на Скалли, пытаясь через ее голубые глаза заглянуть прямо ей в душу.

Малдер, должно быть, чувствует, что я смотрю на нее, потому что поднимает голову и рычит, словно раненый зверь, однако Скалли продолжает смотреть на меня, не моргая, пока я не разрываю наш зрительный контакт, после чего беру квитанцию и выруливаю на Паркуэй.

Я набираю скорость просто чтобы услышать, как гудит мотор. Грузовики. Пушки. Деньги. Больше мне ничего не нужно.

Комментарий к часть 12/19

(1) - район Квинса.

========== часть 13/19 ==========

- Черт подери! – восклицает Сантанда в доме, наполненном мертвецами. Тело Мохаммеда аль Аджииба все еще лежит в прихожей, облепленное детективами, словно мухами.

– Замолчите, - резко велю ему я.

Местная полиция уже здесь, как и чертовы журналисты, прибывшие раньше нас, и, пробираясь сквозь толпу писак с их постоянно вспыхивающими фотоаппаратами, я не могу не чувствовать, что ситуация уже вышла из-под контроля. Входная дверь открыта, но ни малейшего ветерка не ощущается – только влажный душный ночной воздух обволакивает нас.

Ни Скалли. Ни Малдера. И ни Алекса Крайчека.

Леделлер разговаривает по телефону с кем-то из отдела по борьбе с терроризмом в Вашингтоне. Агент в штаб-квартире явно забыл, что Малдер и Скалли работают над этим делом, потому что последний раз Малдер связывался с ним недели назад. К кому эти двое обращались за информацией – в местную библиотеку?

Я трясу головой в попытке избавиться от бесплодного гнева, из-за которого мне трудно сосредоточиться на работе. Куда они отправились, покинув этот дом и оставив позади труп Аджииба? И зачем? Я знаю, они здесь были. Я лично опросил истеричную соседку, Луизу Хендерсон, которая описала Крайчека вплоть до плохой стрижки. По крайней мере пять человек видели выехавший отсюда и направившийся вниз по улице грузовик-пикап с несколькими людьми в кабине. Единственное, что меня утешает, - это то, что пропавшие контейнеры с газом VX найдены позади дома.

Отличный обмен, спецагенты. Я получаю газ, но вы пропадаете. Так не пойдет. Я говорю Сантанде и Леделлеру, что мы уезжаем – пусть криминалисты спокойно делают свою работу. Леделлер кивает, по-прежнему не отрываясь от телефона, и мы загружаемся в машину.

Сантанда сидит, поджав губы. Леделлер нажимает на клавишу отбоя, когда я отъезжаю от обочины.

- Сэр, похоже, Малдер связывался с агентом Чиавелли в самом начале расследования, но в последнее время он с ним не говорил. Агент Малдер запрашивал у него информацию на Гарджона, но этот запрос был сделан до, эм, смерти Гарджона.

- А нет ли у агента Чиавелли какой-нибудь полезной информации об Аджиибе и его группе, которая могла бы помочь нам установить, куда, черт побери, Крайчек забрал Малдера и Скалли?

- Есть, сэр, - к моему удивлению отвечает Леделлер. – Чиавелли говорит, что у Гарджона и Пирса есть партнер, который, вероятно, также является их сообщником.

- Кто он и где его искать?

- Его зовут Джон Максвелл. Его местонахождение на данный момент неизвестно, но у агента Чиавелли есть осведомитель, который, возможно, сможет его установить.

- Что ж, тогда снова свяжитесь с ним и найдите мне этого осведомителя.

Сантанда смотрит в мою сторону, но не произносит ни слова. Свет на месте преступления и вспышки камер прессы становятся приглушеннее. Я увеличиваю мощность кондиционера, и в машине воцаряется тишина, за исключением звуков нажимания на кнопки телефона Леделлером.

Газ здесь. Тогда почему они уехали с Крайчеком? Учитывая тяжесть повреждения, полученного при похищении его группой Аджииба, Малдер может быть без сознания. Но Скалли тоже там была.

Если бы мне пришлось выбирать, я бы сказал, что Скалли лучший агент из них двоих – дисциплинированна там, где Малдер плюет на правила, осторожна там, где он иногда действует сгоряча. Но если его зацикленность и склонность прислушиваться не к тем людям являются его слабостью, тогда Малдер – ахиллесова пята Скалли. В критический момент он значит для нее больше, чем протокол, чем ее безопасность, чем логика.

Что довольно иронично, если вы хорошо ее знаете. Но не думаю, что она видит свою преданность Малдеру в таком свете - если она вообще признается в этом самой себе.

***

Мы все подпрыгиваем от звонка сотового – сотового Малдера. Я нашла его за поясом у Аджииба и взяла с собой. Должно быть, он собирался позвонить в ФБР и потребовать выкуп. Крайчек переводит на меня взгляд.

- Скиннер?

Малдер поднимает голову, но, по-моему, не в состоянии для разговора со Скиннером, так что я отвечаю сама:

- Скалли.

- Изобретательная агент Скалли, - растягивая слова, произносит незнакомый голос.

- Кто это?

- Скажите Алексу Крайчеку, что если он хочет увидеть свою сестру живой, то доставит мне то, что задолжал.

- Кто это?

- Скажите Крайчеку, что у него есть время до полудня послезавтра, или Катя умрет. Он знает, где меня найти.

Металлический щелчок на линии подсказывает мне, что он повесил трубку.

- Не Скиннер? – Малдер выглядит немного более внимательным.

- Нет, - отвечаю я, по-прежнему держа его в объятиях. Крайчек ведет машину, словно псих. Большую часть поездки Малдер качался при каждом перестроении или ускорении, но сейчас пытается сесть ровнее. Мне надо отвезти его в больницу, чтобы выяснить, чем они его накачали – у него невероятно расширенные зрачки.

Я перевожу взгляд на Крайчека.

- Звонили тебе. – Повторив послание слово в слово, я вижу, как с его лица стремительно сходит краска. Малдер полностью выпрямляется на сиденье.

- У тебя есть сестра? – спрашивает он так, как будто это самое странное из всего, что он когда-либо слышал. Крайчек не отвечает, но с такой силой сжимает пластиковое рулевое покрытие, что вены на его правой руке вздуваются.

- Кто это звонил? И откуда он знал, что надо позвонить на телефон Малдера? – спрашиваю я, смотря, как дергается жилка у него на виске.

- Заткнись нахрен и дай мне подумать, - бросает он в ответ, не отрывая взгляда от дороги.

- У тебя есть сестра? – повторяет Малдер, отстраняя мои обвитые вокруг его талии руки. Именно это слышится в его голосе, когда кто-то посылает ему особо мерзкие фото, на которых запечатлено расчленение коров – смесь заинтересованности и легкого отвращения. Впереди маячит съезд; на знаке написано «НЕТ СВОБОДНЫХ НОМЕРОВ», но Крайчек все равно сворачивает, умчавшись с шоссе с беспечным пренебрежением к скоростному лимиту в 40 миль в час.

Грузовик резко замирает посреди пустой парковки. Здесь нет ничего, кроме бетонно-кафельных уборных.

- На выход, - говорит Крайчек. Его лицо по-прежнему бледно, отчего глаза кажутся особенно темными на фоне этой мраморной белизны. Над его верхней губой блестит испарина.

Никто из нас не двигается.

- У тебя есть сестра, - в третий раз повторяет Малдер. – И кто-то похитил ее. И ты знаешь, кто, верно?

- На выход, - ледяным монотонным тоном повторяет он, выхватывая пистолет и направляя его прямо в грудь Малдеру. Я мысленно пинаю себя за то, что отдала ему обратно второй Глок. В течение весьма долгой секунды никто из нас не двигается, а потом Малдер мягко произносит:

- Он хочет получить газ, верно? Вот что тебе нужно ему доставить. Но мы не можем позволить тебе его забрать.

Понятия не имею, что задумал Малдер, и меня это беспокоит. Он сидит совершенно ровно, не прерывая зрительный контакт с Крайчеком и совершенно игнорируя направленное на него оружие.

Крайчек прищуривается и хрипло произносит:

- Тебе никто не говорил, что у тебя плохо с математикой, Малдер? У меня две пушки. У тебя и маленькой снайперши ни одной. Убирайтесь нахрен из моего грузовика. Сейчас же. Если до тебя еще не дошло, мне надо быть в другом месте.

Снова долгая пауза, в течение которой все лишь молча размышляют. В результате Малдер выдает:

- Предлагаю сделку: мы поможем тебе спасти твою сестру, а ты отдашь нам газ.

Крайчек не шевелится, не отвечает и не опускает пистолет. Не могу поверить, что Малдер это сказал.

- Малдер, нет. Мы не можем этого сделать. Ты не можешь. Нам надо отвезти тебя в больницу.

Игнорируя пистолет и держащего его опасного преступника, он медленно поворачивается ко мне. Я все еще не понимаю, что он задумал, но его глаза кажутся угольно-черными в ярком свете фонарей на остановке.

- Я нормально себя чувствую, Скалли. И это единственный выход. Пока у него есть даже один контейнер этого вещества, оно попадет к кому-то вроде Аджииба. Или Гарджона.

- Они оба мертвы, - замечаю я. – Есть…

- Они мертвы, но Джон Максвелл нет, - обрывает меня Малдер. Крайчек все еще молчит и не убирает оружие, но опускает державшую пистолет руку на колено.

- Кто такой Джон Максвелл?

Он разворачивается и смотрит на Крайчека, саркастически выгнувшего бровь.

- Точно не знаю. Аджииб упомянул его, когда опрашивал меня, - поясняет Малдер.

Я сглатываю, зная, что «опрос» - это вежливый способ описания допроса, от которого у него и образовались синяки на лице. Линии вокруг его рта смягчаются, когда он переводит взгляд на меня.

- Думаю, Максвелл работал с Пирсом и Гарджоном. И могу поспорить, что он и похитил сестру Крайчека.

Крайчек молчит, но распрямляет плечи, и я понимаю, что в воздухе повисает другой вопрос. Я ощущаю короткую вспышку раздражения, как когда мы с Биллом и Чарли спорили о том, где построить снежную крепость, и они сговаривались против меня.

- Есть другой выход, Малдер, – тот же, благодаря которому мы заполучили остальные контейнеры. Давай останемся здесь. Мы будем искать последний контейнер, пока не найдем и не вернем его назад.

- Или пока они не распылят его в вагоне метро, наполненном невинными людьми. Не пойдет, Скалли. Мы едем с ним.

Крайчек ухмыляется.

- Вы двое закончили? Господи, я знаю женатиков, которые уживаются друг с другом лучше, чем вы. – Он открывает отделение для перчаток и запихивает туда второй Глок. Выводя грузовик с парковки, он добавляет: - Что насчет пистолета Аджииба?

Поначалу мне кажется, что Крайчек обращается ко мне, но Малдер сухо отвечает:

- Я его не взял.

- Черт. Ну, все равно это была дерьмовая дешевка. Значит, нам надо раздобыть тебе пушку. Ладно, хорошо.

Он снова выруливает на Паркуэй, так быстро набирая скорость на съезде, что я вынуждена схватиться за спинку сиденья, чтобы меня не мотало. Малдер вновь поворачивается ко мне лицом, наклоняясь так, чтобы иметь возможность заглянуть мне в глаза, и загораживая собой Крайчека. Выражение моего лица заставляет его нахмуриться.

- Ты сделала это для меня, Скалли. Никакой разницы, - тихо говорит он.

- Разница есть, - возражаю я. – Это был ты.

- Один контейнер с газом, Скалли. В автобусе. В метро. В школьном спортзале.

Я долго удерживаю его взгляд, думая о том, как Гарджон зажал его в том переулке. О напевном тоне голоса Пирса, когда он описывал побивание женщины камнями в Афганистане.

- Что мы скажем Скиннеру?

- Что я похитил вас, - встревает Крайчек. – Пытался обменять на большее количество газа, но у Максвелла больше не было.

Малдер смотрит на него.

- Почему не сказать, что ты пытался обменять нас на Катю?

- Нет. Ты не станешь говорить о ней ни с ним, ни с кем-то еще. Никогда. Если ты это сделаешь, я тебя убью. Все понятно? – Он подкрепляет свое замечание многозначительным взглядом и добавляет уже совершенно другим тоном: - Она предпочитает, чтобы ее называли Кейт. Он сказал «Катя», чтобы убедиться, что я понял: она у него.

Малдер понимающе кивает.

- Это ее прозвище? – Он говорит с Крайчеком в том же духе, что и с родителями Сары Питтс, когда мы пытались установить ее связь с Аджиибом.

Как ни странно, Крайчек не огрызается на это.

- Мы называли ее так, когда она была ребенком. Она это ненавидит. Слишком этнически.

Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох, но когда снова открываю их, мир по-прежнему безумен – мы с Малдером и Крайчеком едем в стремительно набирающем скорость грузовике, нарушая около восемнадцати разных законов.

- Не против рассказать, куда мы направляемся? – В мой голос проникают сварливые нотки, отчего я еще больше злюсь, но Крайчек вдруг откровенничает:

- Нам надо раздобыть Малдеру оружие, верно? Я знаю подходящего парня.

В следующий раз, когда Крайчек скроет от меня, куда мы едем, я убью его голыми руками.

- ГДЕ?

Он награждает меня самой раздражающей покровительственной ухмылкой.

- Расслабься, Дана. Я знаю одного приятного джентльмена, который продает огнестрельное оружие белым вроде твоего бойфренда, не задавая неудобных вопросов. Думаю, мы найдем его в Бронксе. Малдер, дай мне свой телефон.

Малдер передает ему мобильник, насупившись, словно восьмилетка, отдающий пульт от приставки.

Я мало видела в жизни сцен страшнее той, в которой однорукий человек набирает номер на сотовом, одновременно ведя машину на скорости 80 миль в час протезом. Мы с Малдером сталкиваемся, когда оба тянемся, чтобы выхватить телефон у него из руки.

- Просто скажи номер.

Крайчек деланно обижается, но послушно повторяет номер, и Малдер набирает его, после чего отдает телефон обратно. Крайчек зажимает его между ухом и плечом.

- Рауль? Ты где? Мне нужен товар.

Я вижу, что услышав это, Малдер как-то нездорово зеленеет, и это приносит мне некоторое удовлетворение.

***

- Теренс Резник младший. Работает на химическом производстве, которое регулярно поставляло Пирсу небольшие партии удобрений и за которым отдел по борьбе с терроризмом пристально следит, - рапортует Леделлер, нажав на клавишу отбоя своего телефона. – Полагаю, они расследовали деятельность другого покупателя, и Резник подсказал им, что его компания не задавала лишних вопросов насчет того, зачем Пирсу это вещество, хотя у него даже фермы нет.

Агент Леделлер кажется вполне бодрым, что утешает, потому что сам я совершенно разбит. Он большую часть нашей поездки до города провел на телефоне с Чиавелли и кем-то из лаборатории.

- Какая связь с Максвеллом?

- Максвелл оплатил пару поставок груза. Наличными. Резник начал уделять этому внимание, потому что эти парни появлялись, отстегивали наличные, потом отправляли товар по почте в Нью-Джерси, чтобы не платить налоги с продажи в Нью-Йорке. Но у Резника есть судимость – агент Чиавелли думает, что он может выдумывать кое-что из этого, чтобы обезопасить себя перед тем, как они устроят облаву на его компанию.

- За что он сидел?

- За почтовое мошенничество.

Мне нужна чашка кофе.

- Ладно, где нам его искать?

- Местные копы попросили его прийти – сказали, что ему надо взглянуть на кое-какие связанные с делом фото. К восьми утра. У меня есть адрес участка.

- Скажите им, чтобы доставили его прямо сейчас.

- Сэр? Сейчас едва за полночь, а им еще понадобится его дальнейшее сотрудничество в деле против его нанимателей.

Я хочу наорать на кого-нибудь, но не могу придумать подходящую для этого причину.

- Ладно, восемь так восемь.

Сантанда высаживает нас, и мы с Леделлером регистрируемся в оплачиваемом Бюро отеле, в котором до нас останавливались и Малдер со Скалли.

Идя на поводу у предчувствия, я показываю персоналу удостоверение, чтобы меня впустили в номер Малдера. Дверь плавно закрывается за мной, и помощник консьержа неуверенно переминается в коридоре, очевидно обеспокоенный тем, что двое его постояльцев, агентов ФБР, пропали.

Здесь уже убирались: кровать заправлена, ботинки Малдера стоят ровно в ряд, но его открытый чемодан на нижней полке у стены так и не был распакован.

Проведя рукой по крышке бюро, я изучаю содержимое гостиничного блокнота. В нем указан номер Сантанды, а также номер Балтазара, который, мне кажется, является рестораном. На столешнице небрежно брошена петля галстука. Никаких полезных ниточек, вроде адреса Джона Максвелла, мне все же найти не удается.

Постель представляет собой типичную гостиничную кровать – она совершенно безликая, однако на прикроватном столике лежит пара жемчужных сережек – простых, но симпатичных. Таких, которые женщина стала бы носить с деловым костюмом.

Думаю, они принадлежат агенту Скалли.

Я могу взять их и проверить, остался ли на них запах ее парфюма. Она пользуется чем-то под названием «Paris» - я слышал, как Кимберли однажды спросила ее об этом. Ей идет этот аромат – свежий и не слишком цветочный. Она пользуется им вполне умеренно, но я улавливал его в совместных поездках в лифте или сидя рядом с ней на совещаниях. Я бы узнал его где угодно.

У нее есть черный костюм, с которым она носит эти серьги – под пиджак она обычно надевает блузку кремового цвета.

Если они и вправду принадлежат Скалли.

Я вспоминаю непроницаемое выражение лица Шэрон, когда мы спорили о моей работе - о том, как она вторгается в мои планы на вечер и мешает нормально провести отпуск, как рабочие моменты и накапливающееся раздражение делают меня резким, когда мне следовало бы проявить терпение. Я вспоминаю ту неудачную поездку в НьюЙорк, когда мы пытались дать нашему браку второй шанс.

И я вспоминаю, как Малдер и Скалли обнялись под хмурыми взглядами членов сенатского подкомитета, чьих угроз и обвинений оказалось недостаточно, чтобы убедить ее сообщить его местонахождение. Когда он вошел в зал, где проходило слушание, я увидел, как их взгляды встретились, словно замкнувшаяся электрическая цепь. Все остальные стали иллюзорными, как тени, после той вспышки.

Я не поднимаю серьги.

Вместо этого я выключаю прикроватную лампу и покидаю номер.

========== часть 14/19 ==========

- Ты что, шутишь?

Голос Скалли с резкими нотками потрясения вырывает меня из легкой дремоты. Мы все еще в грузовике; заснув, я откинулся на подголовник и, похоже, немного пускал слюни. У меня уходит вдвое больше времени, чем обычно, на то, чтобы сфокусировать взгляд, но когда мне это удается, я понимаю причину ее недовольства.

Мы у мотеля, который выглядит…

- Крайчек, ты же несерьезно?

- Слушай, принцесса, ты сама настаивала на остановке, чтобы твой бойфренд мог собрать свои нюни. Если можешь найти в округе место получше, то вперед, садись за руль.

По правде говоря, я чувствую себя лучше. Приобретя оружие, мы купили какое-то вязкое горячее мясо-барбекю в придорожной забегаловке, и когда я поглощал свою порцию, Скалли заявила, что не позволит мне управляться с пистолетом, пока моя кровь полностью не очистится от наркотиков. Крайчек начал ворчать, но Скалли обошлась с ним с той же пренебрежительной уверенностью в себе, которую она демонстрирует, когда какой-нибудь деревенщина ставит под сомнения результаты сделанного ею вскрытия на том лишь основании, что у нее есть груди.

Мы в Южном Бронксе, и именно вид мотеля Cool Vue вызывает этот отчетливо различимый скептицизм в голосе Скалли. Из кабины грузовика я вижу офис менеджера мотеля, где две, по-видимому, проститутки собираются устроить безобразную перебранку. Мужчина за стойкой читает газету. Из одной из комнат двухэтажного мотеля, из бумбокса раздаются звуки рэп-музыки, лирика которой состоит в основном из слов «ниггеры», «шлюхи» и «сучки».

Ни в одной из наших полевых поездок я не выбирал столь отвратного места. Я открыто усмехаюсь, думая о том, что в следующий раз, когда буду бронировать места в AmericanInn, то стану выглядеть в ее глазах практически героем. Скалли наклоняется надо мной и проверяет зрачки, после чего хмурится и говорит: «Я проверю, есть ли у них смежные номера», делая хорошую мину при плохой игре столь искусно, словно она сама изначально и предложила остановиться в этой дыре.

- Смежные номера. А ты знаешь толк в извращениях, - бормочет Крайчек, когда она вылезает из кабины, и я приподнимаюсь, чтобы окинуть его угрожающим взглядом. Он закатывает глаза в ответ и наклоняется вперед, чтобы тоже иметь возможность видеть офис менеджера.

Час назад мы с Крайчеком приобрели еще два Глока и патронов к ним у человека, который, я уверен, отнюдь не является лицензированным продавцом оружия. Может, дело в наркотиках – Скалли думает, они накачали меня кетамином – но вся эта ситуация беспокоит меня.

Готов поставить следующую зарплату на то, что «бизнес-контакт» Крайчека Рауль заключает большинство своих сделок с бандитскими группировками Южного Бронкса, но с Крайчеком он разговаривал уважительно, почти раболепно, бросив только пару косых взглядов в сторону Скалли. Крайчек провел всю покупку с беззаботным апломбом очень богатого человека, покупающего новые часы.

Скалли тихо стояла радом со мной, пока Крайчек заключал сделку, что тоже меня беспокоит, если вдуматься. Тяжелее всего ей было переступить через себя и объединиться с Крайчеком ради моих поисков. После этого нелегальная покупка оружия должна казаться сущим пустяком – это как забить косячок после того, как уже занюхал дорожку кокса.

Еще не открыв рот, я понимаю, что пожалею о вопросе, но ничего не могу с собой поделать.

- Как ты узнал, где искать Скалли?

- Господи, мы могли бы просто поболтать о погоде. И вы двое что, до сих пор не называете друг друга по именам?

- А почему бы мне и не спросить об этом? – уязвленный его сарказмом, отвечаю я.

Словно учитель, объясняющий основы геометрии тупому ученику, он говорит:

- Вы под наблюдением. Они всегда в курсе, где вы. Всегда. – И с ноткой заинтересованности уточняет: - Ты ведь это знал, верно?

Да, полагаю, что так. Несмотря на гудение в голове, я пытаюсь придумать вопросы получше. Когда-то давно я пообещал себе, что если снова столкнусь с этим ублюдком, то добьюсь от него ответов. Однако я как-то никогда не представлял себе подобный сценарий.

Я думаю о дорожке из трупов, которую оставил после себя этот человек. На мгновение прикрыв глаза, я вижу разноцветные точки, опасно танцующие позади моих опущенных век, пока снова не поднимаю их.

Хотелось бы мне убедить себя, что я делаю это только для того, чтобы вернуть газ VX, но могу думать только о двух именах: Джон Максвелл и Кейт Крайчек. Я сижу в кабине этого грузовика потому, что хочу прикончить Максвелла или спасти Кейт?

- Крайчек, откуда у Максвелла номер моего сотового?

На этот раз он награждает меня, по-видимому, искренней улыбкой.

- Должен отдать тебе должное, Призрак, - ты делаешь успехи. Отличный вопрос. Понятия не имею.

В этот момент Скалли вновь залезает в кабину и говорит:

- Девятый и десятый номера.

Мы со Скалли занимаем девятый, и она открывает смежную дверь. В номерах пахнет плесенью и спермой. Уже почти утро; я хочу лечь спать до рассвета, чтобы не пришлось смотреть на кровать при хорошем освещении. Крайчек заходит к нам, чуть ли не пританцовывая, и говорит:

- Никакого перепихона: бедняжке Фоксу надо выспаться.

- У меня теперь есть пушка, - предупреждаю я.

- Нам надо занести контейнер внутрь, - замечает Скалли. – И не в твой номер.

- Ну, и уж точно не в ваш, - парирует Крайчек.

- Вот почему я открыла дверь. Мы поставим его в дверном проеме между нашими номерами.

- О, а я-то уж подумал, что тебе начала нравиться моя компания.

В последующей за этим тишине я вдруг понимаю, что то, что я услышал в его голосе, беспокоит меня больше всего остального в этой сделке: нотка искренности.

Я не без труда поднимаюсь из впадины посреди матраса и говорю ему:

- Давай вынем контейнер из машины.

- Малдер, тебе не следует…

- Я в порядке, - резко бросаю я и выхожу из комнаты.

Мы с Крайчеком выгружаем контейнер с газом и заносим его в номер, опуская его на потертый ковер так, словно он наполнен сырыми яйцами.

- Шесть часов? – спрашивает Крайчек у Скалли.

Она смотрит на меня и затем отвечает:

- Этого хватит. Я установлю будильник.

Он исчезает за дверью, и мы со Скалли наконец остаемся одни в этом тускло освещенном номере. Охватившее меня при этом чувство облегчения так сильно, что снова начинает кружиться голова. Мы здесь и мы живы. И вот уже она в моих объятиях, и не существует ничего, кроме ощущения ее тела и сладкого аромата ее шампуня, смешанного со слабым запахом пота и пороха.

- О, Скалли, ш-ш, - бормочу я ей в шею, ощущая, как она делает судорожный вздох, который отдается во всей ее хрупкой фигуре.

Она расслабляется в моих руках и начинает какой-то свой внутренний ритуал, который ее успокаивает. Когда она наконец говорит, голос ее звучит относительно устойчиво:

- Надо проверить порез у тебя на лбу.

- Не горит, - отвечаю я, выписывая круги на ее спине и наслаждаясь прикосновением ее теплого крепкого тела сквозь тонкую футболку.

- Я почти потеряла тебя, - говорит она, уткнувшись мне в шею.

- Я здесь.

- На этот раз риск был особенно велик.

Она права. Если бы это случилось с ней, я бы сказал то же самое. Я поглаживаю ее по спине и касаюсь губами лба, пока не ощущаю, что она начинает расслабляться, уже не так крепко сжимая меня в объятиях.

Когда я даю ей выскользнуть из кольца моих рук, она мягко подталкивает меня к кровати. Я сажусь на край, покорно позволяя ей наклонить мою голову в ее сторону, и наблюдаю за тем, как она исследует порез у линии роста волос.

- Надо промыть его. Неплохо было бы наложить пару швов, но сейчас уже поздно. Давай просто промоем.

Я часто фантазировал о нас со Скалли в душе, но никогда не воображал грязную душевую кабинку и тонкую струйку воды в ванной комнате мотеля Cool Vue. Скалли избавляется от своей одежды в деловой манере, явно не желая тратить время понапрасну, тогда как я медленно стягиваю футболку, чтобы не терять возможность наблюдать за тем, как она раздевается, даже на ту секунду, что требуется для снимания футболки через голову. Она замечает мою нерасторопность и строго указывает на мои запачканные кровью штаны, после чего стягивает свои простые хлопковые трусики, кладет их на туалетное сиденье и ступает под душ.

Когда я захожу в душ следом за ней, она как раз намыливает ладони маленьким бруском гостиничного мыла. Я наблюдаю за тем, как тоненькая струйка воды стекает между ее грудей вниз по животу к темным завиткам лобковых волос, и хочу последовать за ней языком. Вновь переведя взгляд на ее лицо, я вижу, что она пытается скрыть улыбку.

Я закрываю глаза и позволяю слабым струям смыть большую часть крови и грязи со своего тела. Мне приходится держать глаза закрытыми, чтобы избежать попадания мыльной пены в глаза, пока Скалли осторожными движениями промывает порез.

- Больно?

- Не слишком. Могу я теперь потереть тебе спинку?

- Мы здесь для того, чтобы промыть твой порез, - не особо убедительно отвечает она. Я забираю у нее теплый влажный брусок мыла и провожу им по изгибу ее плеча к шее, пока не обхватываю ее затылок ладонью и привлекаю к себе для медленного поцелуя. Вода стекает по нашим лицам, щекоча скользящие друг по другу губы.

Вопрос о том, чтобы заняться любовью в этой грязной душевой кабине, даже не стоит, но я все же не спеша исследую изгибы ее тела под предлогом мытья. Ровная поверхность ее спины плавно переходит в изящную выпуклость попки, и она судорожно втягивает воздух, когда я провожу мыльными пальцами по этой округлости.

Я привлекаю ее к себе, и она с готовностью подчиняется, опираясь на меня всем своим весом. Я поднимаю ее руки и обвиваю их вокруг своей шеи, чтобы иметь возможность провести мыльными ладонями по ее рукам и бокам, круговыми движениями поднимаясь вверх к грудям с затвердевшими сосками, прежде чем опуститься ниже, к мягким горячим складкам у нее между ног. Она издает низкий голодный гортанный звук, и я с силой вжимаю свой затвердевший член в ее спину, давая ей понять, как на меня действует ее близость.

- Хорошо?

- М-м. – Ранее она блаженно закрыла глаза, но теперь вновь открывает их и морщится. Я следую за направлением ее взгляда и замечаю черную плесень вокруг душевой насадки, а также чьи-то инициалы, выцарапанные на пластиковой стене.

- Пора заканчивать, - бормочу я в ее шею.

Кровать мягкая и хотя и видавшая виды, но исходящий от простыней запах стирального порошка обнадеживает. Матрас прогибается под весом Скалли, когда она присоединяется ко мне, ее волосы влажные и волнистые после душа. Я перекатываюсь ближе к ней и прижимаю спиной к своей груди. Когда я склоняю голову и касаюсь губами места, где соединяются ее плечо и шея, она протестующе извивается.

- Малдер, мы не совсем одни, - приглушенным голосом говорит она, но это ничуть не уменьшает моего интереса.

- Я могу быть тихим.

- Дверь между номерами открыта.

- Я могу быть очень тихим, - заверяю я ее, обводя сосок кончиком пальца по часовой стрелке, потом против часовой, пока он вновь не твердеет, выдавая и ее интерес.

- Малдер, ты к этому не готов, что бы ты там ни думал. Давай повременим.

- Я готов, - повторяю я и в подтверждение своих слов упираюсь своим возбужденным членом ей в спину, задевая ее сосок ладонью, прежде чем переключаюсь на вторую грудь, наслаждаясь простым удовольствием момента.

Когда она наконец сдается с тихим стоном, я улыбаюсь в ее шею. Она отводит руку назад и берет мой член в ладонь, поглаживая его, отчего я издаю приглушенный хрип. Она смеется, и вибрации от этого звука распространяются по ее спине, вызывая у меня дрожь.

Мы двигаемся вместе и пытаемся делать это тихо, контролируя наше дыхание, но вскоре я уже не справляюсь с этой задачей. Скалли переворачивается, и ее ловкие пальцы обхватывают мой член сильнее, скользят под мошонку и начинают поглаживать. Я закрываю глаза и позволяю ей это, ощущая, как мою кожу словно опаляет огнем. Раздвинув ей ноги коленом, я начинаю скользить вниз по ее телу, стремясь попробовать ее на вкус, но она кладет руки мне на бедра и тянет меня обратно, шепча:

- Сейчас.

Когда я проникаю внутрь нее, она широко распахивает глаза и встречается со мной взглядом. Таким образом мы тоже занимаемся любовью, и это знакомо, словно разговор, а тем временем наши тела сплетаются и скользят друг по другу. Я пытаюсь держать глаза открытыми, ожидая, когда она будет готова, но когда в итоге кончаю, то вынужден закрыть их, охваченный чистым наслаждением, которое отнимает все мои силы.

Снова открыв глаза, я обнаруживаю, что она наблюдает за мной с нежной улыбкой на губах.

- Извини, что не смог дождаться тебя.

- Ш-ш, все нормально.

- Не для меня. – Я осторожно выскальзываю из нее, и она подавляет смешок, когда мой обмякший пенис оставляет влажную дорожку на ее бедре. Я деланно хмурюсь на нее и прослеживаю эту влагу пальцами обратно к ее жаркому лону, привлекая ее к себе свободной рукой. Она сначала что-то протестующе бормочет, но потом тихо вздыхает, когда я нащупываю ее клитор.

Наблюдать за ее лицом, когда я довожу ее до безмолвного, но сотрясающего все ее тело оргазма - все равно что смотреть на небо при перемене погоды. Она едва незаметно ворочается и ерзает, желая усилить контакт с моими пальцами, ее чуть раздвинутые влажные губы почти касаются моих собственных. Я смотрю на нее и целую, когда она кончает, плотно зажмурившись от силы обрушившихся на нее волн удовольствия. Я держу ее в объятиях, пока ее дыхание не приходит в норму, поглаживая небольшую впадинку на ее пояснице.

- Фокс, - осторожно шепчет она где-то на уровне моей шеи, и я ощущаю тайный трепет при звуке своего имени, слетающего с ее губ. Она впервые назвала меня так с той засады, когда я солгал, что никто не называл меня по имени, даже мои родители.

Я думал тогда, что защищаю ее, удерживая на расстоянии вытянутой руки, но, может, уже тогда понимал, что на самом деле пытался защитить самого себя. Не то чтобы попытка оттолкнуть ее помогла: Скалли обрушилась на меня, словно прилив – прекрасный и непреодолимый в своем постепенном отвоевывании своих позиций. Она украла мое сердце, но все это время хранила его в полной безопасности.

- Хочешь называть меня Фоксом?

Она поджимает губы, словно пробуя мое имя на вкус, и потом шепчет:

- А ты этого хочешь? Я могла бы попробовать.

- Нет, - отвечаю я, перекатываясь на бок. – Не особо.

Она расслабленно лежит рядом со мной какое-то время, но потом вдруг приподнимается, опираясь на локоть, и заглядывает мне в глаза.

- Твои зрачки одного размера.

О, доктор Скалли снова в деле. Я не в силах сдержать ухмылку.

- Полагаю, это хороший знак?

Она покровительственно мне улыбается.

- Да, хороший. Я не позволила бы тебе управляться с этим Глоком, если бы помимо наркотиков в крови у тебя второе сотрясение открылось.

Глок – пистолет, который я купил с Крайчеком, пока Скалли наблюдала за сделкой. Нелегальная покупка огнестрельного оружия – это серьезное уголовное преступление, и она это прекрасно знает.

- Я понимаю, почему ты согласилась работать с ним, Скалли, но не хочу, чтобы ты и дальше этим занималась. Я поеду с ним завтра.

- Если ты начнешь опекать меня, это не сработает, - мягко упрекает она, сжимая мою ладонь.

- Что?

- Это. – Взмахом руки она указывает на нас обоих. – Мы.

Я закрываю глаза. Она права, я и сам это понимаю. Снова открыв их, я встречаюсь с ней взглядом, и она принимает мое невысказанное извинение, снова сжав мою ладонь.

Она смотрит в темноту открытого дверного проема.

- Тебя беспокоит то, что Алекс Крайчек знает, что мы… вместе?

- В этом смысле? Мне кажется, он уже давным-давно записал нас в любовники.

- Правда? Как давно?

- Когда мы с ним работали вместе. Он просто предположил, Скалли, - как Колтон и прочие придурки. Ну, не совсем так же, - поправляюсь я.

- Но теперь у него есть вещественное доказательство нашей связи, а не просто слухи, полученные от других, и даже не заключение, сделанное на основании наблюдений за нашей с тобой совместной работой.

- Ладно, ты права. Но каковы будут последствия этого знания? Никаких, насколько я могу судить. Кому какое дело? Они давно уже знали, что все, что им нужно сделать, - это причинить мне боль, чтобы причинить боль тебе. – Меня накрывает волна горечи. – И наоборот. Мы снова и снова доказывали им это.

- Мы должны обсудить, как будем действовать дальше, когда закончим с этим делом. Не сегодня, - добавляет она, когда я открываю рот. – Но скоро.

- Знаю.

Она выключает прикроватную лампу. Я улыбаюсь в темноте и перекатываюсь на бок, ища контакта с шелком ее кожи. Она придвигается ко мне, и мы встречаемся посередине, так что она прижимается спиной к моей груди.

Много часов спустя я просыпаюсь. Воздух в комнате горячий и спертый - тоненькие шторы почти неспособны сдержать лучи утреннего солнца. Меня бы все это беспокоило, если бы не губы Скалли, сомкнувшиеся на моем члене.

Ее рот такой горячий и влажный, и она неспешно водит пальцами по моим бедрам. Я ощущаю, как на моей груди и лице образуется пот, и пытаюсь скинуть спутанный узел пожелтевших простыней. Я поднимаю голову и смотрю на свою прекрасную возлюбленную в пыльном воздухе. Она на мгновение выпускает мой член изо рта и прижимает два пальца к блестящим от слюны губам, озорно улыбаясь мне. Я понимаю, что она имеет в виду: сохраняй тишину, Малдер, или я прекращу. Я вижу испарину и на ней, между изящными маленькими грудями. Мне хочется прикоснуться к ней, пробежаться ладонями по ее телу, но она снова берет меня в рот, и это слишком приятное ощущение, чтобы останавливать ее.

Я плюхаюсь обратно на кровать, закрываю глаза и представляю ее между ног – ее волосы цвета красного золота касаются моих бедер, сильные руки поглаживают меня. Она снова выпускает мой член изо рта, и я почти протестую – нет, Скалли, я не издал ни звука, клянусь – пока не чувствую, как она проводит носом по моим яичкам, после чего осторожно обхватывает губами сначала одно, а потом другое, нежно проводя по ним языком.

Я тянусь к ней, запуская дрожащую руку ей в волосы. Второй рукой я подкладываю подушку под голову и выгибаю шею, чтобы наблюдать за ней.

Ее глаза закрыты, но я понимаю, что она знает о том, что я наблюдаю за ней, по легкому изгибу ее губ. Она обхватывает рукой основание моего члена и снова берет его в рот, начиная сосать сильнее и вбирая его глубже в эротичном медленном ритме.

Я только тихо хриплю, когда кончаю, тогда как она не издает ни звука, позволяя моему вялому и блестящему от влаги члену выскользнуть из ее рта, чтобы затем очистить его деликатными облизываниями.

Она смещается вверх по кровати и ложится рядом со мной. Я опускаю руку и поглаживаю ее по бедру, но она мягко отталкивает ее, шепча:

- Позже.

Я склоняю голову, почти касаясь ее уха губами, и вдыхаю ее сладкий запах.

- Почему не сейчас?

- Нам вставать через час. Спи. Я поймаю тебя на слове позже.

Я смеюсь – сначала тихо, а потом громче, когда она неодобрительно щиплет меня за задницу. В конце концов я укладываюсь и привлекаю ее влажное от пота тело ближе к своему, не обращая внимания на жару.

Скалли быстро засыпает – сказываются многие годы, проведенные в мотелях по всей стране, когда привычное ощущение незнакомых простыней становится почти таким же ожидаемым, как запах постельного белья у тебя дома. Когда она была в смежном номере, для меня это и ощущалось, как дом.

Я жду, пока ее дыхание не становится устойчивым, прежде чем шепчу:

- Я люблю тебя, Скалли. Больше всего на свете. – И затем позволяю себе также погрузиться в сон.

***

Полагаю, я мог бы просто отдать Максвеллу газ.

Но пошел он. На этот товар отличный спрос, и его труднее украсть, чем плутоний, так что будь я проклят, если отдам его такому уроду как Максвелл. Он предназначен для одного из моих более… влиятельных клиентов. Я провернул всю эту операцию «обманка» с Максвеллом и Аджиибом исключительно ради денег.

Как он нашел Кейт?

Это не давало мне покоя с момента получения звонка.

Ненависть Джона Максвелла к федеральному правительству достигает просто эпических пропорций. Он никогда бы не воспользовался официальными каналами, чтобы раздобыть номер Малдера.

А это значит, он получил его от кого-то еще.

Лично я бы поставил на Спендера «Человека-дымохода», но это и не важно. Все, что мне нужно знать, - это то, что они напоминают мне о моем долге перед ними.

О том, что они владеют мною.

На случай, если я забыл об этом, пока подрабатывал на стороне.

Я просыпаюсь утром, ощущая еще более сильный запах мочи, пота и пыли теперь, когда вновь устанавливается жара. Я слышу вздох и затем шорох простыней, доносящиеся из смежного номера.

Черт побери, мне тошно оттого, что Призраку там перепадает, пока я лежу здесь в компании лишь с утренним стояком. Этот жалкий мудак не стоит ее времени – ей следовало бы понять это уже давно. Он такой невероятный слабак, вечно испытывающий угрызения совести из-за любого подонка, которого ему приходится прикончить по долгу службы.

Разумеется, женщинам это нравится. Мне даже хочется ворваться туда и сказать ей, что так называемые чувствительные мужчины не всегда хороши в оральном сексе.

Вместо этого я тихо дрочу в грязные простыни, плотно зажмурившись и представляя себе воображаемую Дану, которая не спорит, а просто отсасывает мне этими своими будто созданными для минета губами.

Не слишком-то хороший заменитель реальной живой женщины.

Мне нравилась ее компания. Мне нравилось смотреть на ее блестящие волосы и упругую маленькую попку, примостившуюся на сиденье рядом со мной. Уж лучше слышать ее ворчание, чем просто включать радио для разгона тишины.

Я хотел узнать ее получше, выяснить, что добавило этой резкости в ее вопросы с тех пор, как мы последний раз сталкивались с ней лицом к лицу. Я хотел рассказать ей, что если бы мне пришлось убить ее в тот день, это оставило бы шрам на моей душе.

А ведь сейчас уже мало что оставляет шрамы на моей душе.

Я хотел поговорить с кем-то.

В последний раз я спорил с Кейт, когда еще учился в Академии. Это был День Благодарения, и мы ужинали в приятном вашингтонском отеле – грустное напоминание о том, что нас просто нигде больше неждали.

Она заливала мне в уши какую-то студенческую хрень о гражданских свободах, защите неприкосновенности системы. Я ответил ей, что закон не является синонимом справедливости.

Это почти все, что я помню – это и поглощение большого количества водки с индейкой. Может, я был столь же сентиментален, как и она.

Она закончила университет с отличием, а я выпустился из Академии и начал работать на Бюро. Затем началось мое настоящее образование. Вот с того момента я больше не мог отвечать на ее вопросы, не обдумывая каждое свое слово.

В тот День Благодарения мы общались едва ли не в последний раз. Наш последний разговор был по телефону, когда я позвонил ей из холодной телефонной будки на пути из Вашингтона.

- Мое назначение совершенно секретно. Я не смогу дать тебе свой будущий адрес или номер телефона. Но я свяжусь с тобой, клянусь. Когда смогу.

Она плакала, пытаясь сделать так, чтобы я этого не услышал. Холодный пластик таксофонной трубки впивался в мою ладонь – у меня не было перчаток, идея позвонить ей возникла почти в последний момент.

- Алекс, что если что-то случится с тобой? Ты все…- Я слышу, как она подавляет рыдания, а заодно и следующие слова. Мы остались одни, и теперь я оставлял ее в еще большем одиночестве.

Я дважды звонил ей в последние три года. У меня не было ответов на ее вопросы. Прошлой осенью я просто оставил запись на автоответчике в Лос-Анджелесе.

Кейт была последней, с кем я мог разговаривать, что особенно иронично, учитывая, что мы постоянно спорили.

Я слышу слабый шипящий звук шепота из смежного номера, а потом наступает тишина.

Я давно приучил себя не шептать – шипящие звуки хорошо разносятся в воздухе. Фишка в том, чтобы научиться говорить очень тихим голосом.

***

- Лучше всего сейчас воспользоваться внедорожником. Я не планировал так долго ездить на пикапе. Мне совсем не нравится закрывать эту проклятую штуку всего лишь брезентом, - хнычет Крайчек. – Дайте мне часа полтора, и я смогу…

- Нет, - рычит Малдер.

Крайчек вздыхает, но заводит машину и выруливает с парковки мотеля.

Никто из нас не в состоянии выносить зловонную духоту мотеля после пробуждения этим утром, так что мы соглашаемся перекусить и обговорить дальнейшие планы. Малдер ощетинивается в ту же минуту, когда Крайчек заходит в наш номер, легко переступая через контейнер с газом; учитывая ослабевающий эффект наркотиков в его крови, атмосфера между ними изменилась, стала напряженнее.

А может, все дело в жаре. По радио сказали, что сегодня обещают 33 градуса по Цельсию при 89% влажности, что означает, что на Манхэттене стоит такая же погода, как в бассейне Амазонки. И могу спорить, что в джунглях пахнет куда лучше. Очертания Западной 131-й улицы слегка подрагивают в волнах жара, поднимающегося от асфальта. Мусорный бачок под фонарным столбом с надписью «ПОДБИРАЙТЕ ЗА СВОЕЙ СОБАКОЙ: ШТРАФ 50$ ЗА ЗАМУСОРИВАНИЕ» переполнен.

Мы едем в центр. Когда Крайчек поворачивает на 125-ю улицу, я спрашиваю его, куда мы направляемся, и он отвечает после короткой паузы:

- Я знаю одно место, где подают завтрак круглые сутки.

- И почему ты никогда не говоришь мне, куда конкретно мы едем? – резко бросаю я. – Адреса было бы достаточно. Или даже «Дана, мы едем к «Дэнни»». Чего угодно.

Малдер почем-то кажется обеспокоенным моей вспышкой. Крайчек переводит на меня взгляд и сдержанно вещает:

- Восточная 99-я улица, между Первой и Второй. Думаю, забегаловка называется Mamacita, но я не уверен. Они готовят приличную мексиканскую яичницу, и никто не говорит по-английски.

Я сижу на переднем сиденье между любовью всей моей жизни и нашим временным союзником, а по совместительству международным террористом, потея и прилипая к обивке. Все утратило свой фокус, и мне отчаянно нужно что-то обычное, на чем можно сконцентрировать свое внимание – на выборе обоев, например, или на чистке пистолета. Но все, о чем я могу думать, - это осторожный тон голоса Алекса Крайчека, говорящего мне, куда он нас везет; это наслаивается на воспоминание о его темных глазах, взгляд которых, устремленный на меня прошлой ночью у контрольного поста, был одновременно уязвимым и опасным – как у ягуара со сломанной ногой.

Это тот самый человек, который убил отца Малдера. Который смотрел, как Луис Кардинал убивал Мисси. Который застрелил бы меня, если бы я была там, назвал бы это бизнесом и потом почистил бы свой Глок, когда дело было бы сделано.

Ладонь Малдера, горячая и слегка влажная, касается моей, и внезапно все вновь обретает фокус, как при выныривании из глубины на поверхность, когда у тебя уже заканчивается воздух в легких.

Встретившись с его обеспокоенным взглядом, я бормочу: «Я в порядке» и даже не лукавлю.

========== часть 15/19 ==========

Резник ерзает на пластиковом стуле, и подошвы его ботинок скрипят по линолеуму.

- Он не дурак.

Серебристо-серая поверхность одностороннего зеркала размывает линии на лице Сантанды, скрывая мешки у него под глазами. Отсюда он выглядит расслабленным, но внимательным. Он хорошо проводит допрос – лучше, чем я ожидал. Резник нервно постукивает пустым стаканчиком из-под кофе по столу в комнате для допросов.

- Хотите еще кофе? Знаю, это не «Старбакс», но… - добродушно предлагает Сантанда.

Резник тревожно улыбается.

- О, спасибо.

Сантанда встает и тянется за кофейником.

- Так вы какое-то время работали с этим парнем.

- Я дипломированный бухгалтер, но мне предложили перевод в отдел по работе с клиентами. Максвелл был одним из первых моих клиентов.

- Он платил наличными, верно? У вас много клиентов, которые предпочитают такой способ оплаты?

Резник смотрит на дымящуюся чашку с кофе, которую Сантанда ставит перед ним, дует на нее и делает глоток.

Разумеется, нет – никто не оплачивает наличными заказ стоимостью две тысячи долларов на удобрения, и Сантанда знает это, но плечи Резника начинают расслабляться, и он больше не похож на дерганного лабораторного кролика.

- Нет, и, видите ли, это-то меня и беспокоило. Он с самого начала так делал – я никогда даже не проверял его банковский счет, знаете ли, потому что он всегда объявлялся с деньгами. Всегда. И он приходил в расстройство от совсем уж странных вещей. Например, после того, как мы установили камеры безопасности в лобби, он стал входить в дверь боком, так чтобы на камере не было отчетливо видно его лицо. Он говорил, что средний американец попадает в объектив камер по крайней мере двенадцать раз в день, а он не хотел пополнить эту статистику. Ну, все в таком роде. – Он медлит. – Вы, ребята, занимаетесь им из-за налогов?

Сантанда пожимает плечами.

- Мы обеспокоены тем, что он был не вполне откровенен насчет некоторых своих приобретений.

Резник кажется удовлетворенным ответом.

- Так я и думал. Налоги он откровенно ненавидел. Нам полагалось вести себя дружелюбно со всеми основными клиентами, знаете ли. Ну, водить их в ресторан, чтобы угостить стейком время от времени. С ним было нелегко завести разговор, если вы понимаете, о чем я. Он не садился за столик, не проверив сначала официанта. Пару раз мы уходили, не успев даже заказать, потому что ему не нравилось, как выглядит персонал. Я только несколько раз ходил с ним ужинать.

- Он сам выбирал рестораны? Может, он хотел быть поближе к дому? – уточняет Сантанда.

Резник качает головой.

- Не думаю. У меня сложилось впечатление, что он не живет в Нью-Йорке постоянно. Однажды он сказал что-то насчет недавнего возвращения из Техаса.

- Вы знаете, где он живет, мистер Резник? Нам чрезвычайно необходимо связаться с мистером Максвеллом.

После некоторого колебания Резник тянется к портфелю у своих ног. Он кладет его на стол, открывает и роется в папках, пока не достает лист бумаги.

- Вот единственный его адрес, который у меня есть. Нам однажды пришлось организовывать ему доставку на дом. Обычно он сам забирал свои заказы, но полагаю, что в тот раз сильно торопился.

Сантанда выставляет Резника за дверь, пожимая ему руку.

Адрес располагается на Кресент-авеню, в районе Астория, что в Квинсе.

- Чиавелли хотел с нами поговорить. Утверждает, что у него есть информация на Максвелла, которая может помочь, - сообщает Леделлер, после чего читает полученный от Резника адрес через мое плечо. – Астория? Разве это в основном не… эм…

- Иммигрантский район, - встревает Сантанда. – Полно греков, пакистанцев – всех понемногу.

- И что там делает Армия Возрождения Арийской Нации? – недоумевает Леделлер.

У Чиавелли, когда мы ставим его на громкую связь, тоже нет ответа на этот вопрос.

- Максвелл не дурак – работал по профессии, учился в колледже…

- В каком? – прерываю его я.

- В Техасском университете A&M. Бросил его или, что вероятнее, был выгнан с предпоследнего курса. Его арестовывали за нелегальное владение оружием и тайное ношение оружия без разрешения, когда он еще там учился – получил условно. – Чиавелли презрительно хмыкает. – Господи. Какое-то время занимался проверкой качества продукции для крупной агрохимической фирмы. Знаковым событием для него, похоже, стал Уэйко (1). Он общался с Дэвидом Корешом и после Уэйко залег на дно, пытаясь убедить оставшихся сектантов из «Ветви Давидова» создать «образцовую коммуну» в Айдахо с ним во главе. Очевидно, ему не удалось привлечь последователей. Затем около полугода никто не знал, где он, пока его след не обнаружился в Джерси.

Сантанда тихо присвистывает.

- Вот это я понимаю смена места обитания. Но с чего вдруг?

- Не знаю, - признает Чиавелли.

Я зачитываю ему адрес.

- Где-то в его досье есть упоминание этого места?

После долгой паузы Чиавелли отвечает:

- Нет, ничего похожего.

- Есть на него еще что-нибудь?

- Его выперли из СПОР (2) за нарушение субординации.

Я в тысячный раз проклинаю Малдера за то, что его нет там, где он должен быть – сидеть за этим столом, составляя профиль на Максвелла, разбирая его мозг на части, словно сломанные часы. Вместо этого он снова отправился в самоволку, прихватив с собой свою любовницу.

Нечестно, Уолтер. Его почти наверняка похитили. Ты возлагаешь на него ответственность на основании лишь косвенной улики, найденной тобой в его номере. На основании ее сережек на его прикроватном столике. Холодный шепот тренированного следователя успокаивает мой гнев, возвращая меня обратно в настоящее.

- Ладно. Спасибо.

Я обрываю звонок, и мы втроем с минуту смотрим на телефон, обдумывая услышанное. В конце концов я произношу:

- Давайте съездим в Асторию.

Сантанда ведет машину так же, как и работает – скрупулезно и осмотрительно, сигналя, когда нужно, время от времени быстро перестраивается. Он хороший агент, опытный. Но сидящий рядом со мной Леделлер, перечитывающий свои записи первоначального разговора с Чиавелли, будет даже лучшим. Порой я вижу в Леделлере проблески того, что Малдер прячет за своим плохим поведением и талантом выводить из себя коллег – чистого звериного инстинкта, острого, словно бритва.

И большую часть времени Скалли удерживает Малдера в рамках – но не в этот раз.

Я раздраженно вздыхаю, последовательно щелкая костяшками пальцев. Леделлер бросает на меня любопытный взгляд, но слишком умен, чтобы спрашивать.

Шэрон однажды сказала мне, что настоящий жемчуг не гладкий, а шероховатый и будет скрипеть на зубах. Мы были в постели, и она взяла тонкую ниточку жемчуга, которую не стала снимать со своей симпатичной шейки, когда мы плюхнулись на кровать, и с кривой улыбкой провела кремовыми шариками по моим губам. Я не поддался на эту ловушку, и вместо этого предпочел шелк ее рта.

Не сомневаюсь, что жемчужины Скалли скрипели бы на моих зубах.

Она слишком красива, чтобы эта мысль ни разу меня не посещала. Но я никогда не позволял себе фантазировать о ней – о моем лучшем агенте, моей подчиненной. Она совершенно очевидно недоступна.

Думаю, что неповинен в грехе ревности. Я не ревную ее к Малдеру. Но в зависти к тому, что они разделяют, к этой глубинной связи между ними – в этом, я, признаться, виновен и был виновен уже давно.

- Сэр?

У Леделлера странное выражение лица – рассеянное и сосредоточенное одновременно.

- Сэр, как думаете, почему Максвелл приехал сюда? На восточное побережье?

- Не знаю, - признаю я. – У вас есть теория на этот счет?

Он качает головой и отворачивается, снова смотря в окно. Я следую за его взглядом. Мы едем мимо ряда белых домов, перемежающихся зданиями, занятыми представителями малого бизнеса с вывесками типа «Пиццерия у Меккариелло», «Бюро ритуальных услуг Фаруки», «Скобяные товары Гоури и сын».

Сантанда поворачивает на Кресент-авеню, объезжая припаркованный вторым рядом грузовик.

***

Соленый запах океана здесь смешивается с обычной вонью дохлой рыбы, но с какой-то странной примесью – жареных орешков и пива.

- Ты уверен, что он имел в виду это место? – У Скалли на лице то же выражение, как когда мы подъехали к мотелю.

- Говорил же, он странный мудак. – Я машинально осматриваю дощатый настил в поисках Кейт - знаю, что не увижу ее, но не могу удержаться. Он держит ее в баре.

Малдер тоже оглядывает настил в обе стороны.

- Вот где Максвелл планировал использовать газ, да? На Кони-Айленде? – Слабый скрежет и отдаленные крики доносятся от американских горок в глубине парка развлечений. – Здесь мало белых, верно? Много семей с детьми. Достаточно легкие пути отхода – на моторной лодке, например. Много мест, где можно пришвартоваться поблизости, и затем он мог бы сесть в машину и без труда покинуть район. Или даже пересесть на метро. Тут остановка в паре кварталов. – Он с отстраненным видом составляет возможные маршруты отхода Максвелла. – Близко к аэропорту.

Он стирает пот с лица полой рубашки и перемещает рюкзак с нашими запасными боеприпасами на левое плечо; на месте ремня остается темная полоса. Дует горячий бриз, и послеполуденное солнце жарит на полную катушку.

Скалли сверяется с часами.

- Два часа.

Малдер смотрит на меня, щурясь на солнце.

- Как он спутался с Аджиибом?

- Ты мне скажи, кто тут у нас профайлер? – Я ощущаю легкий укол зависти.

Снова этот отсутствующий взгляд.

- Враг моего врага.

Скалли смотрит на него.

- Думаешь, все так просто?

- Это единственное объяснение. Их связывает между собой лишь ненависть к правительству. Каким-то образом они согласились сотрудничать друг с другом, чтобы провернуть террористическую атаку. И у них обоих было достаточно людей, так что, по-моему, они объединили свои кошельки. – Его глаза снова обретают совершенно осмысленное выражение, когда он смотрит на меня. – Чтобы купить газ. Сколько ты из них вытянул?

Я криво усмехаюсь ему.

- Просто зови меня Алексом Крайчеком, слугой народа.

Скалли отворачивается с пустым выражением на лице.

- У них нет газа, верно? И наличность у меня. Ситуация беспроигрышная. – Я смотрю на противоположную сторону улицы. – Он вон там.

На вывеске над дверью написано «Бар «Карнавал»». Окна покрыты глубоко въевшейся грязью. В поднимающемся от асфальта жаре фасад здания колеблется и извивается. Иллюзия из комнаты смеха, как и все это место.

Я закрываю глаза и вспоминаю лицо Кейт – то, как она размахивает руками во время спора, звук ее голоса. Если он навредил моей сестре, я сделаю все от меня зависящее, чтобы он умер медленно.

Я повторяю то, что рассказал им этим утром – для нашего общего блага.

- Он будет в офисе за баром. В него ведет дверь прямо в конце помещения, на ней написано «Служебное помещение».

Они кивают в унисон.

Я видел, как Малдер изучал контейнер с газом, когда мы вышли из грузовика – долгим задумчивым взглядом, который сказал бы мне все о его сомнениях, если бы я сам уже не догадался о них.

- Как Кейт выглядит? – спрашивает Скалли.

- Пять футов, шесть дюймов, каштановые волосы, карие глаза. Худощавая. Длина волос, вероятно, до плеч, если только она не сменила прическу в последнее время. Она очень похожа на меня. Тот же нос.

- Когда ты последний раз ее видел? – встревает Малдер.

Чтоб тебя.

- Три года назад. – Его верхняя губа дрожит; выражение лица Скалли не меняется. – Она думает, я работаю на ЦРУ. Я бы предпочел, чтобы она и впредь так считала. – Мне самому тошно от умоляющих ноток в моем голосе. Чтобы взять себя в руки, я спрашиваю Скалли: - Готова?

Скалли неловко оттягивает край футболки. Я подавляю ухмылку, когда осматриваю ее, помня о том, кто из нас сейчас вооружен. В целях камуфляжа мы по пути сюда приобрели пару вещей.

На Скалли сейчас надет розовый топ, который открывает ее симпатичный плоский живот вместе с деликатной впадинкой пупка. Она ярко подвела глаза и нанесла липкую розовую помаду, при виде которой мне хочется провести большим пальцем по ее губам, выяснить, действительно ли она на вкус, как сахарная вата. Ее джинсы совсем не подходят для ношения в жару, но зато помогают скрыть кобуру на лодыжке.

Я пытаюсь сосредоточиться на коже Скалли, чтобы позабыть о страхе за Кейт. Без пистолета я чувствую себя голым, но мне отлично известно, что Максвелл велит меня обыскать. Скалли снова одергивает футболку и говорит:

- Ладно.

Я ухмыляюсь Малдеру. Эта часть плана мне нравится больше всего. Я беру ладонь Скалли в свою и говорю:

- Пойдем, милая. – Просто ради прикола я обвиваю ее тонкую талию рукой и добавляю достаточно громко, чтобы он расслышал: - Я приготовил для нас с тобой кое-что интересное. – Она не отвечает, только косится через плечо, когда мы направляемся к этому занюханному бару.

***

Дом за номером 10524 на Кресент-авеню оказывается таким же кирпичным таунхаусом, как и остальные в ряду. На газоне перед домом установлен американский флаг, безжизненно свисающий в горячем воздухе.

Дверь открывает женщина – молодая блондинка, которая нервно стреляет глазами между нашими раскрытыми удостоверениями.

- ФБР? – бормочет она себе под нос и прежде, чем у нас появляется возможность спросить, тараторит: - Его здесь нет. Джон ушел рано утром. Я тут одна, так что ничем не могу помочь.

- Как вы узнали, что мы ищем Джона? Вы ведь имеете в виду Джона Максвелла, верно? – спрашиваю я.

Она густо краснеет.

- Можем мы войти, мисс?..

- Я не обязана вас впускать, - отвечает она, уставившись на мой воротник и игнорируя мой подразумеваемый вопрос.

- Да, разумеется, не обязаны, - заверяю я ее. – Мы просто хотим задать вам пару вопросов.

Эти стандартные слова, кажется, пугают ее еще больше, вместо того чтобы успокоить.

- Я не владею этим местом. Он тут хозяин.

Ее произношение отличается от нью-йоркского, но я никак не могу определить, что оно мне напоминает.

- Давно вы здесь живете?

Она поднимает на меня свои голубые глаза, и я добавляю:

- Извините, меня зовут Уолтер Скиннер. – Я слышу, как стоящий рядом Леделлер переступает с ноги на ногу при звуке моего имени. – А вас?

- Лея Уэбб, - едва слышно произносит она. – Ну, думаю, вы можете зайти.

Прихожая маленькая и почти пустая – в ней есть только журнальный столик и пара видавших виды складывающихся кресел; мы с Леделлером и Сантандой образуем несколько неудобный полукруг перед Леей. Она босиком, и я вижу, как ее пухлые пальцы подергиваются на выцветшем узоре ковра.

- Мисс Уэбб, нам очень нужно поговорить с мистером Максвеллом. Вы знаете, где мы можем его найти?

На формулировку ответа у нее уходит много времени. Ее васильково-голубые глаза сначала пробегаются по всем предметам в комнате, и когда она встречается со мной взглядом, в них видна решимость в принятии некоего важного решения, на которое мы невольно оказали влияние.

- Я не хочу здесь больше оставаться. Если я скажу вам, где его искать, вы поможете мне отсюда убраться? Вернуться домой?

- А где ваш дом? – встревает Леделлер.

Она вздрагивает, и я сожалею о том, что он вообще заговорил. Она не сводит с меня глаз, когда отвечает:

- В Айдахо. Я изучала карту Грейхаунд. Я могу доехать туда на автобусе. В Бойсе, да куда угодно. Если я вам скажу, вы дадите мне денег на билет? Я могла бы попасть туда через Чикаго.

- Да, - говорю я ей. – Если вы сообщите, как нам связаться с вами в вашем конечном пункте назначения. Мы захотим убедиться, что вы благополучно доберетесь. – Аэропорт Ла-Гуардия недалеко отсюда. Лея Уэбб выглядит потерянной в этой урбанистической гостиной, словно растение-паразит, борющееся за место в террариуме.

Она делает глубокий вдох и выпаливает:

- Он ушел около шести. Я знала, что что-то намечается, потому что он сказал, что идет в тот бар, купленный у ниггеров, но кто идет в бар в шесть утра? И они забрали ту женщину с собой. Она ничего не сказала, но я относила ей ужин прошлым вечером, и когда они ушли, проверила – она ничего не съела.

- Что за женщина? – мой голос звучит резче, чем я намеревался, и она вздрагивает под моим испытывающим взглядом.

- Я не знаю, как ее зовут. Она прибыла вчера, и он отнес ее наверх – сказал, что ей нехорошо. Но она не выглядела больной, когда они сегодня уезжали. Просто напуганной.

У Максвелла заложник. Внезапно весь этот бардак становится еще хуже.

Лея Уэбб откидывает волосы с лица. У нее короткие аккуратно подстриженные ногти, а тыльная сторона ладони усеяна веснушками. Впервые я замечаю, насколько она молода – на вид ей лет девятнадцать.

- Это место называется бар «Карнавал». Ну, где он сейчас. Я ездила туда пару раз и могу сказать, как туда добраться. Но сначала хочу получить билет на автобус.

Я смотрю на нее, пока ей не становится неуютно под моим взглядом.

- Лея, почему здесь? Почему НьюЙорк?

Она отвечает не задумываясь:

- Потому что здесь корень проблемы. – Теперь ее голос звучит почти монотонно, и я считаю, что она передразнивает Максвелла, пока не осознаю, что это просто повторение заученного урока. – Здесь это и началось. Проблема. Белым людям пора проснуться. НьюЙорк наш, но прямо сейчас кругом сплошь жиды и ниггеры. Он нуждается в очищении. – Ее глаза немного проясняются, и она добавляет: - Только я не хочу здесь больше жить. Я хочу домой.

Вот и ответ на вопрос, которым задавался Леделлер в машине по пути сюда, но он непривычен. Максвелл каким-то образом возродил послание «Власть белым», придав ему новое звучание. Урбанистическое восстание. Но Лея Уэбб выглядит такой потерянной здесь.

Я лезу в карман и достаю мобильник и блокнот.

- Запишите адрес, Лея. Адрес бара, а также ваш адрес и телефон в Айдахо, по которому мы сможем с вами связаться. Вы не боитесь летать?

Она отрицательно трясет головой. Я перевожу взгляд на Сантанду, который наблюдает за ней с тем же опасливым отвращением, с каким смотрел бы на полураздавленную машиной гадюку.

- Закажите ей билет до Бойсе за счет Бюро. И пусть пришлют кого-нибудь, чтобы отвезти ее в аэропорт.

Я смотрю на то, что Лея написала в блокноте.

Бар «Карнавал» на Кони-Айленде.

Я пытаюсь вспомнить, что мне известно о Кони-Айленде. Парк развлечений, большой аквариум. Место, которое посещают семьями, чтобы хорошо провести время.

Когда мы с Леделлером выходим обратно под палящие лучи солнца, я вызываю команду спецназа.

Комментарий к часть 15/19

(1) - В 1993 город стал печально известен событиями в укрепленной базе воинственной секты “Ветвь Давидова” [Branch Davidians], которой руководил Д. Кореш [Koresh, David]. База сгорела во время штурма, предпринятого федеральными агентами. В огне погибло около 80 человек, в том числе дети. С тех пор “Уэйко” стало для многих символом превышения власти.

(2) - Служба подготовки офицеров резерва.

========== часть 16/19 ==========

Крайчек кладет руку на изгиб моей талии. Это ощущение выводит меня из равновесия сильнее, чем когда он приковал меня наручниками к кровати и обыскал этой самой рукой – разница в том, что сейчас этот жест носит фамильярный характер. Я поворачиваюсь и смотрю через плечо на Малдера. Он проводит кончиком языка по нижней губе, и, несмотря на яркое солнце, его зрачки расширены.

Я видела этот взгляд и прежде, но сейчас знание, дарованное интимной близостью между нами, позволяет мне сразу распознать его – Малдер возбужден. Может, это пережиток его многолетней привычки смотреть порно, может, нет, но я инстинктивно понимаю, что при виде прикосновения Крайчека к моей обнаженной коже, у него образовалась эрекция, очевидно оттопыривающая джинсы. И, посмотрев на эту выпуклость, я ощущаю ответный прилив желания, жаркой волной поднимающегося во мне. Мы встречаемся взглядами, и мне отчаянно хочется вернуться к нему, обернуть руки вокруг его талии и почувствовать, как он отвечает на мои объятия. Я замедляю шаг, пытаясь передать ему это глазами, и что бы он ни прочел на моем лице, это заставляет его улыбнуться. Он окидывает меня долгим взглядом и затем чуть приподнимает подбородок.

Иди.

У нас будет время позже.

Понимание того, о чем он думает, не ново для меня, но теперь оно подпитывается интимным знанием – обнадеживающим и согревающим мне душу.

Крайчек на мгновение сильнее прижимает ладонь к моей талии, а потом перемещает ее на поясницу, побуждая меня идти с ним в ногу. Жест столь похож на малдеровский, что я снова резко возвращаюсь к реальности.

Жаль, что приходится носить джинсы. Они скрывают кобуру на лодыжке, но в них жарко, и я потею. Пот, стекающий по внутренней стороне бедра, вызывает легкий зуд, но я слишком остро осознаю прикосновение Крайчека к моей спине, чтобы почесаться. Другая дорожка пота стекает между моими грудями, даже несмотря на то, что из-за идиотского топика у меня весь живот голый. Нам пришлось купить пару вещей по дороге вместо запачканной кровью одежды.

Малдер снял этот топ с вешалки в дешевом магазинчике, утверждая, что это будет отличным камуфляжем. Я пошла у него на поводу, получая истинное наслаждение от того, как он пялился на меня, когда я надела этот топ. Должно быть, я позабыла тогда, что мне придется носить его на публике.

Крайчек оглядывает улицу, пока мы идем, пробегаясь по ней глазами и не поворачивая при этом голову – похоже, чисто машинальный жест, ставший для него привычным. Когда он наконец смотрит на меня, я замечаю испарину над его верхней губой. Он поднимает руку и некоторое время словно в нерешительности держит ее на уровне моих лопаток, но потом, видимо, приняв какое-то решение, обнимает меня ею и кладет ладонь мне на плечо.

- Все нормально?

Думаю, он спрашивает разрешения прикоснуться ко мне – неожиданная учтивость с его стороны, особенно учитывая, что мы просто играем свои роли – я изображаю его подружку, чтобы меня пропустили в логово Максвелла. Я киваю, и он останавливается на этом расслабленном, свободном полуобъятии.

Мы пересекаем улицу. Бар «Карнавал» втиснут посреди ряда маленьких винных магазинчиков и кальянных. Знаки над последними весьма слабо отражают солнечный свет, ибо краска и стекло на них покрыты многолетним слоем грязи.

Крайчек опускает руку, вновь перемещая ее мне на поясницу, и толкает дверь плечом второй.

Внутри бар выглядит ничуть не лучше. Пол посыпан опилками, но они неспособны впитать запахи дешевого пива и сигарет. Лениво крутящийся над нашими головами потолочный вентилятор мало способствует циркуляции горячего застоявшегося воздуха.

Я смотрю по сторонам и отмечаю про себя расположение нескольких клиентов-мужчин, открыто пялящихся на нас. Это заставляет меня занервничать, пока я не осознаю, что их внимание, похоже, сосредоточено на моем голом пупке. Что ж, хорошо, что здесь есть посетители: часть плана Малдера зависит от наличия других людей в баре. Они все белые, что, очевидно, отнюдь не характерно для Кони-Айленда.

Тощий бармен составляет маленькую башенку из стеклянных пепельниц. Взяв со стойки очередную пепельницу, он вертит ее в руках и потом осторожно ставит на верх. Она не падает. Он смотрит на нее, а потом тянется за следующей не глядя, потому как не сводит глаз со своего творения. Его бритая голова блестит от пота при плохом освещении. Крайчек непринужденно подходит к нему и без обиняков заявляет:

- Скажи ему, что я здесь.

Бармен награждает пепельницу, которую держит в руке, долгим и полным сожаления взглядом. В конце концов он всматривается в Крайчека, косится на меня, причем уделяя больше внимание моему телу, чем лицу, и кивает.

- Садитесь.

Мы не садимся. Крайчек прислоняется к барной стойке, всем своим видом демонстрируя вялую безмятежность, но его темные глаза внимательно следят за удаляющейся фигурой бармена. С другого края помещения бородатый мужчина в бейсбольной кепке с надписью «Шлиц: они постоянно это делают» рассматривает нас. Неясно, что привлекло его внимание: мой нелепый топ или протез Крайчека. Я облокачиваюсь на стойку, подражая позе Крайчека, и чувствую, как его дыхание касается моей щеки. Я поворачиваю голову и вижу его рядом, вторгшимся в мое личное пространство – его черно-зеленые глаза словно подначивают меня сделать что-нибудь по этому поводу.

Я слегка сгибаю ногу, ощущая теплое давление кобуры на лодыжке на двигающиеся кости и сухожилия. Гул возбуждения от обжигающего взгляда Малдера все еще прокатывается по мне, словно эхо. Вместо того чтобы отодвинуться, я, в соответствии со своей ролью, наклоняюсь ближе к Алексу и слегка дую на то место на его шее, где под кожей видна тень яремной вены.

Он мгновенно опускает подбородок и смотрит мне прямо в глаза. Его зрачки вспыхивают – как у ягуара, заметившего подходящую самку, - и расширяются так же быстро, как у Малдера. Он раздвигает губы, и я мельком вижу кончик его языка, ощущаю его дыхание на своей открытой шее. Я представляю, как он обнажает зубы, готовясь попробовать на вкус мой загривок. В этот момент раздается хлопок двери в дальнем конце бара, и я почти что слышу щелчок, когда Крайчек переключается от секса к сдерживаемому насилию так быстро, что мне почти кажется, что эта вспышка звериной похоти мне просто привиделась.

К нам приближается не бармен. Это парень гораздо крупнее, хотя тоже бритоголов, с так сильно налитыми кровью глазами, что он либо накачан под завязку, либо у него какая-то серьезная глазная болезнь. Он мельком осматривает Крайчека, но на мне его глаза задерживаются дольше, и осмотр носит явно оценочный характер. Когда он обращается к нам, его взгляд не поднимается выше моих грудей.

- Подемте, что ль, со мной.

Его произношение выдает в нем техасца.

- Пошли, детка, - говорит Крайчек и следует за ним, внимательно изучая широкую спину нашего провожатого и явно планируя.

Прямо перед тем, как мы проходим через дверь в задней части бара, я слышу, как звякает входная дверь, и до меня доносится голос Малдера:

- Эй, я так не думаю, приятель. Для тебя вообще без шансов… Эй, хочу пива!

Бармен минует нас, когда мы проходим через дверь, и я на секунду замедляюсь, чтобы убедиться, что Малдер видит, куда мы идем. Надеюсь, его изображение пьяного выглядит лучше, чем звучит: актер из него никудышный.

Я следую за Крайчеком в узкий коридор.

- А ты что еще за хрен? – расслабленным, словоохотливым тоном осведомляется Крайчек.

- Брэди. Мистер Максвелл ожидает вас, - отвечает наш проводник. Он делает драматическую паузу, словно ожидая, что кто-то сейчас выкрикнет «Снято!». Ясно, что Брэди смотрел слишком много гангстерских фильмов.

- Эй, я думала, мы выпьем пива, - для вида ною я.

- Заткнись, - снисходительно бросает Крайчек в ответ.

Брэди глубокомысленно кивает, словно это также прописано в его сценарии, и заявляет:

- Мистер Максвелл крайне избирателен в выборе компании. Он просил меня убедиться, что у вас при се ничё нет.

Он выжидательно выгибает бровь, смотря на Крайчека, и тот рычит:

- Давай уже покончим с этим, обезьянка.

Очевидно, это тоже указано в сценарии Брэди, потому что он игнорирует оскорбление и приступает к обыску Крайчека. Я издаю глупый смешок, когда он проводит ладонями вверх по ногам Крайчека, замечая, что у него недостаточно опыта, чтобы как следует проверить лодыжки. Черт, если бы мы знали это заранее, то оба могли бы пронести пушки. Крайчек выглядит скучающим.

Меня Брэди проверяет куда дольше, чем Крайчека. Его ладони задерживаются на открытой коже моей спины, прежде чем он приступает к основному действу, поглаживая мою задницу сквозь плотные джинсы, как будто есть хоть какой-то шанс, что я прячу оружие в трусах. Крайчек обнажает зубы, и на этот раз этот оскал выглядит смертельно опасным. И вот уже руки Брэди исчезли с моего тела, потому что Крайчек со всей силы прикладывает его об стену, так что даже пол дрожит.

Брэди широко распахивает глаза и, словно рыба, ловит ртом воздух, когда плечо Крайчека перекрывает ему доступ кислорода в легкие. Похоже, что оказаться побежденным парнем вдвое его меньше не входило в его сценарий.

- В следующий раз, когда положишь хотя бы одну руку на ее задницу, лишишься обеих, - цедит Крайчек, для наглядности суя свой протез в лицо Брэди. Теперь его глаза почти что вылезают из орбит, а по лицу расползаются красные пятна.

Дверь дальше по коридору открывается, и кто-то спокойно говорит:

- Оставь его.

Волосы на голове этого человека не сбриты, но короткая военная стрижка тоже не особо подходит к его узкому угловатому лицу. Я слышу, как Брэди делает шумный глоток воздуха, когда Крайчек освобождает его. Коротко стриженный удостаивает меня лишь мимолетным пренебрежительным взглядом.

- В чем проблема?

- Проблема в том, что этот яйцеголовый не знает разницы между проверкой леди на предмет ношения оружия и ощупыванием.

Он снова смотрит на меня и говорит, обращаясь к Крайчеку:

- Мои извинения. Возможно, твоей подруге было бы предпочтительнее подождать тебя в баре?

- С остальными ошивающимися там говнюками? Да ни хрена. Она останется со мной. Принеси ей пива, - велит он Брэди, который к этому моменту более-менее восстановил дыхание. Брэди оборачивается на коротко стриженного за подтверждением приказа и затем смывается.

- Ладно. Проходите и садитесь.

Худощавый мужчина открывает дверь и жестом предлагает мне войти. Должно быть, это Джон Максвелл, и он явно не следует сценарию Брэди: он больше не удостаивает меня даже беглым взглядом, когда я прохожу мимо него. Крайчек не представляет нас – в этом мире женщины за игроков не считаются и с ними не церемонятся.

Офис не слишком велик. В нем расположен длинный стол с парой фотографий в рамках и несколькими папками. Огромный нацистский флаг занимает всю стену позади стола, и один его угол провисает в том месте, где скотч отклеился. Всякие попытки декора помещения явно на этом и закончились: выставленный перед столом ряд оранжевых пластиковых стульев не способствует созданию нужной атмосферы. Рядом со стеной сидит еще один бритоголовый, прекративший ковыряться в ногтях, когда мы заходим. На коленях у него, словно ненужный подарок, небрежно лежит дешевый пистолет.

Никаких признаков сестры Крайчека.

- Милое у тебя тут местечко, - с невозмутимым видом заявляет Крайчек. - Как вы отгоняете от него ниггеров и латиносов?

- Мы мочимся в их пиво, - безмятежно отвечает Максвелл.

Крайчек разражается отрывистым смехом, и я неуверенно хихикаю. Максвелл обходит стол и садится. Он смахивает воображаемую пыль с журнала перед ним, ни на мгновение не сводя взгляда с Крайчека. У него ясные голубые глаза, а его худощавое тело кажется сильным и здоровым. Когда его подручные передают по кругу кальян, сомневаюсь, что он к ним присоединяется.

Никто не спрашивает, как меня зовут.

Крайчек устраивается на твердом пластиковом покрытии стула так, словно это дорогое кожаное кресло в джентльменском клубе, и по-хозяйски кладет руку мне на ногу.

- Что-то здесь жарковато. Уверен, ты привлек бы больше клиентов, если бы установил кондиционеры.

- Сдается мне, у тебя во владении оказалась кое-какая моя собственность, - все тем же размеренным тоном отвечает Максвелл.

- Я мог бы сказать то же самое.

- Я хочу вернуть эту собственность, - продолжает Максвелл так, будто Крайчек его и не прерывал. – Она мне срочно необходима, вообще-то.

- Знаешь, я должен извиниться перед тобой. – Крайчек ждет, пока Максвелл расслабится в кресле, прежде чем продолжает: - Этим утром я убил одного твоего приятеля. Мохаммеда аль Аджииба. Не знал, что тебе нравится тусоваться с пустынными ниггерами, Джон.

Выражение лица Максвелла не меняется ни на йоту, но он уже не выглядит расслабленным. Я вижу, как мышца на его предплечье дергается, подпрыгивая под кожей.

Крайчек специально заигрывает с Максвеллом. Что он рассказал этим людям о себе, о своих связях? Или их интересовала только его способность заполучить химическое оружие?

Брэди заходит с запотевшей бутылкой пива в руках, открывает крышку и потом ставит ее на столик передо мной. Я улыбаюсь Максвеллу, который меня полностью игнорирует, и делаю небольшой глоток. Брэди неуверенно мнется, не зная, что делать дальше, но Максвелл все еще изучает Крайчека. Неловко потоптавшись еще немного, Брэди уходит. Когда дверь за ним закрывается, я слышу, как он шумно прочищает горло.

Крайчек переводит взгляд на худого мужчину с ЗИГом и осведомляется:

- Кто этот новый парень?

Максвелл облизывает губы и снова смахивает пыль с журнала. У него маленькие, но очень мозолистые руки.

- Стив местный. – Он поднимает голову и смотрит на сидящего у стены мужчину. Стив встречается с ним взглядом и кивает. – Стив устал смотреть, как его сестра ходит на свидания с ниггерами субботними вечерами. Теперь он готов что-то с этим сделать. – Стив снова кивает, его голова дергается, как у марионетки. Под его подбородком набита татуировка, и когда он поднимает голову, я ясно вижу, что там изображено – полоска колючей проволоки, уходящая ему за ухо.

Тоном священника, читающего проповедь, Максвелл продолжает:

- Люди везде одинаковые. Белым людям пора проснуться. Раз и навсегда. Неважно, живут ли они в Айдахо, в Техасе или Жид-Йорке (1). – Стив все еще ритмично кивает в тон речи Максвелла. – Белым людям нужно проснуться и вернуть себе то, что по праву принадлежит им. Если ты позволяешь ниггеру прикоснуться к чистой арийской женщине, то сам становишься частью проблемы. – Он косится на меня. – Останови его, и ты становишься частью решения этой проблемы. Мне нужен этот газ, - резко заканчивает он. – У нас есть на него планы, так что он мне нужен. Сейчас же.

Я тянусь за пивом, сжимая пальцами прохладное тонкое горлышко бутылки.

- Где моя сестра? – внезапно спрашивает Крайчек.

- Где мой товар? – рычит в ответ Максвелл.

Стив выпрямляется и впервые с тех пор, как мы вошли, выглядит настороженным.

Взгляд Крайчека прожигает дыры в Максвелле.

- У тебя ее нет, не так ли? Ты блефовал. Это была ошибка, приятель, - большая ошибка.

Максвелл ухмыляется ему, вновь взяв себя в руки.

- Симпатичная женщина. Около пяти футов четырех дюймов, каштановые волосы, карие глаза, родинка на мочке уха на месте дырочки для сережек. Не заметил бы эту маленькую деталь, если бы она не носила симпатичные бриллиантовые гвоздики, которые я вынул, чтобы подарить своей леди.

- Ты мог узнать все это из фотографии. Или Спендер мог сообщить тебе, как она выглядит.

Какое отношение к этому имеет Джеффри Спендер? И откуда он знает сестру Крайчека? Я ощущаю, как напряжение нарастает, становясь таким же осязаемым, как бутылка в моей руке.

Максвелл игнорирует ловушку.

- Она в безопасности. С ней ничего не случится, если я получу свой товар.

- Он вообще потрудился назваться? – Максвелл окидывает его невозмутимым взглядом, и после паузы Крайчек продолжает, но теперь в его голосе слышны нотки зарождающегося гнева: - Или просто зажег новую сигарету и сказал, что он друг арийской нации? Безмозглая ты деревенщина, ты и вправду думаешь, что этот ублюдок на твоей стороне?

Этот удар достигает своей цели; Максвелл снова дергается, и мышца на его предплечье яростно подпрыгивает. Однако он наклоняется к Крайчеку и повторяет:

- Где мой товар?

- Знаешь что, Максвелл? Ты тупой ублюдок. У этих парней есть оружие, по сравнению с которым газ VX – это просто освежитель воздуха, и плевать они хотели натебя. Они используют тебя, чтобы добраться до меня, и когда добьются своего, ты труп.

И тут мы слышим доносящийся из бара грохот с последующим за ним криком.

Редко когда Малдер так удачно выбирал время.

Комментарий к часть 16/19

(1) - Игра слов: в оригинале Jew York – где слово «jew» - еврей, звучит похоже на new в слове New York.

========== часть 17/19 ==========

Я подавляю сильнейший порыв расхохотаться. Тощий бармен с тупым ужасом пялится на груду разбитых пепельниц, которые я только что уронил на пол, словно я столкнул его машину в пропасть.

Я думал, что здесь мне легко будет завязать драку, но все посетители слишком пьяны, чтобы всерьез разозлиться, когда я начал к ним придираться. Или, может, я просто не эксперт по завязыванию драк в барах. В конце концов мне стало тошно от наблюдения за ростом башни из пепельниц, и я начал докапываться до этого парня. Он меня тоже игнорировал.

До этого момента. Он издает вой возмущения и тянет ко мне руки через барную стойку, и это дает мне нужный повод запустить пивную бутылку в зеркальную стену позади него, после чего я прячусь за столом. Зеркало бьется с удовлетворительным треском; я вылезаю из укрытия как раз вовремя, чтобы увидеть, как тощий лысый парень обходит угол барной стойки.

Он быстрее, чем можно было ожидать от слабоумного обкуренного нациста. Все сидящие за столами и даже тот парень с кепкой «Шилц» к этому времени уже оторвались от своих кружек. Я принимаю боевую стойку, готовясь встретиться с барменом, и вижу, как пара мужчин, сидевших рядом с дверью, выходят на улицу - без сомнения, в поисках других мест, где можно попить прохладного пива без подобных сомнительных шоу. Бармен делает выпад, промахивается, и я слегка бью его кулаком по ребрам – удар недостаточно сильный, чтобы опрокинуть его. Он отшатывается на полшага назад, и я вижу другого лысого парня, выходящего из двери в дальнем конце бара. Он крупный, по-настоящему крупный, и в руках у него бейсбольная бита.

Время повышать ставки. Я выхватываю пистолет и кричу:

- ФБР! Бросайте оружие!

Мистер «Шлиц» таращится на меня. Тощий бармен тоже таращится на меня и потом поднимает дрожащие руки. Лысый парень с битой орет в ответ:

- Вы не имеете права!

- Бросайте!

Парень с битой не двигается. Кто-то еще выбегает из-за двери, и я замечаю приглушенный блеск металла в его руке.

- Вы оба, бросьте свое оружие СЕЙЧАС ЖЕ!

Рука с битой начинает опускаться к полу; я вижу ее боковым зрением, потому что наблюдаю за рукой с пистолетом, которая колеблется, а потом поднимается, вместо того чтобы опуститься.

Мой выстрел уходит в молоко, его – разбивает стекло где-то позади меня. Бита падает на пол, и ее владелец по-пластунски ползет в укрытие за стойкой.

Я снова стреляю. БАХ, и стрелок падает.

Я прижимаюсь спиной к стене рядом с дверью, выискивая признаки того, что лысый парень может быть заинтересован в продолжении. Упавший мужчина по-прежнему шевелится. Позади меня искусственные деревянные панели, и я не знаю, где бармен. Твою мать.

Я приоткрываю дверь ногой и случайно ставлю подножку мужчине, который как раз входит в проем. Как в гэге из черно-белой комедии он вопит и падает лицом вниз на пол.

Мистер «Шлиц» все еще сидит за столом, держась за бутылку с пивом так, словно от этого зависит его жизнь. Его глаза распахнуты так широко, что похожи на блюдца.

***

- Крайчек!

Он уже на полпути в подвал и не слушает меня.

- Крайчек! Черт побери!

Он исчезает в темноте подвальных ступенек. Я слышу, как Максвелл спотыкается и ругается. Крайчек останавливается и вполне преднамеренно прикладывает Максвелла лицом о бетонную стену – один раз, потом второй. Одинокая лампочка, болтающаяся над лестницей, высвечивает кровавую отметину на стене. Затем Крайчек толкает Максвелла вперед, и они исчезают в темноте.

Пойти за ним или вернуться за Малдером?

Теплая сталь ЗИГа Стива оттягивает мою ладонь. Стив мертв; Крайчек прикончил его прямым выстрелом в лоб из спрятанного в моей кобуре на лодыжке пистолета, тогда как я заехала бутылкой из-под пива прямо Максвеллу в челюсть.

Из бара слышались грохот и крики. Я успела только спросить себя, что там Малдер учудил, чтобы привести наш план в действие, прежде чем Максвелл встал, а рука Крайчека, до этого небрежно лежавшая на моей ноге, сомкнулась вокруг кобуры на лодыжке.

Один рывок, и пистолет оказался извлечен, а я поднялась и с размаха ударила Максвелла бутылкой – мы проделали все это столь безукоризненно, словно заранее отрепетировали свои роли.

Из бара донеслись звуки перестрелки, а затем от оглушительного выстрела у меня чуть перепонки не лопнули.

Он выстрелил у меня над головой.

Максвелл отшатнулся назад от силы удара, его лицо исказилось от ярости.

Крайчек припер его к стене, зажимая горло предплечьем, и все это произошло буквально за четыре секунды с момента начала потасовки в баре.

В том же непринужденном тоне, в котором он обсуждал установку кондиционера, Крайчек спросил у Максвелла:

- Где моя сестра?

Несмотря на кровавую рану на подбородке, Максвелл яростно сверкал глазами.

- Через пятнадцать секунд здесь будет один из моих вооруженных солдат. Ты, возможно, останешься в живых, если отпустишь меня.

Пистолет в руке Крайчека дернулся, затем замер. Максвелл широко распахнул глаза, когда Крайчек медленно склонился к его лицу – все ближе, и ближе, и ближе, пока вдруг резко не подался вперед и впился зубами в гладкую белую кожу между глаз своего врага.

Голова Максвелла вплотную прижата к стене, и я слышала, как он пытается вздохнуть. Я посмотрела на Стива в поисках помощи, но он мертв – половина содержимого его черепной коробки осталась на стене.

Крик, вырвавшийся из сжатого горла, не перекрыл звук, с которым Крайчек выплюнул куска сырого мяса и крови на стену. Затем он опустил голову и сплюнул еще раз, уже на пол.

- На вкус ты, как сырое дерьмо. Где она?

Максвелл застонал, по обеим сторонам от его носа потекли кровавые слезы.

- Внизу.

Я последовала за ними только до вершины лестницы; в течение долгого времени я просто смотрела на кровавое пятно, оставленное лицом Максвелла на стене.

Теперь же я бегу к двери, что ведет к входу в основное помещение бара, к Малдеру – прочь от крови вокруг рта Крайчека и убийственного блеска в его глазах.

***

На полу лежат четверо мужчин, двое из которых никогда больше не поднимутся. Помимо звука собственного дыхания я слышу скрип ножек стула по деревянному полу. Мистер «Шилц» встал и недоумевающе переводит взгляд с мертвых скинхедов на пистолет в моей руке.

- Сэр, здесь сейчас небезопасно находиться. Пожалуйста, как можно скорее выйдите через переднюю дверь.

- Вы коп? – спрашивает он, концентрируясь на моих словах.

- Малдер! – кричит Скалли по другую сторону двери. – Ты где?

- Здесь! Все чисто!

Я тянусь к ручке двери как раз в тот момент, когда она распахивает ее, чуть не угодив мне по лицу.

Она рядом – потеющая и очаровательно выглядящая в этом маленьком топике – и я слышу где-то по соседству рев сирен. Затем я вглядываюсь в ее лицо.

- Ты в порядке?

Она запыхалась и потому ограничивается кивком.

- Уверена? – Не похоже, что она в порядке.

- Нужно спуститься вниз, срочно, - в перерывах между глотками воздуха, выпаливает она. – В офисе один убитый, и Крайчек забрал Максвелла.

Она следует за мной в коридор, и затем мы оба переходим на бег, когда слышим крик где-то под нами.

Лампочка над лестницей в подвал высвечивает кровавое пятно на стене. Скалли зовет:

- Алекс?

- Спускайтесь и присоединяйтесь к вечеринке, - отвечает едва узнаваемый голос. Это он, но что-то не так. Я вижу, как Скалли сглатывает, но спускается вниз по ступеням. Я иду за ней.

Прежде чем мои глаза привыкают к тусклому свету, я ощущаю кровь. Крайчек склоняется над безжизненной фигурой, лежащей на матрасе на полу, с окровавленным ножом в руке. Кто-то еще лежит на грязном бетонном полу. Слабый свет отражается от металлических столов и коробок, и в нос мне ударяют и другие запахи: металла и пороха.

- Катя, Катя, это я. Ты меня слышишь? – Его голос стихает, превращаясь в низкий рокот, когда он говорит что-то по-русски, и я понимаю, что это его сестра. Отблески лезвия ножа делают все остальное тусклым в сравнении. У нее темные волосы, и ростом она не намного выше Скалли. Потом я наконец понимаю, откуда взялась вся эта кровь – от мужчины на полу, который, похоже, без сознания. Свежая кровь впитывается в отвороты его брюк, и его лицо представляет собой сплошное месиво.

Должно быть, это Джон Максвелл, и, думается мне, мы нашли его арсенал. Вдоль стен стоят длинные полки, усеянные различными видами смертоносного оружия: полуавтоматическими пистолетами, револьверами, охотничьими ножами с длинными лезвиями. Правая нога Максвелла подергивается, выбивая неровное стаккато. Крайчек что-то с ним сделал.

Я смотрю на тело Максвелла, стоя посредине лестницы, и делаю логическое заключение. Его ахилловы сухожилия, думаю я с тупым отвращением. Крайчек подрезал их, чтобы Максвелл не смог уйти, пока он проверял свою сестру. Грудь сдавливает от какого-то тошнотворного чувства.

Крайчек потирает запястье Кати большим пальцем, по-прежнему держа в руке окровавленный нож.

- Думаю, ее просто усыпили, но не могла бы ты проверить? – Скалли не отвечает, но подходит к Кате и опускается на колени на грязный пол.

Я снова слышу вой сирен, а это значит, что они уже совсем близко. Крайчек вскидывает голову, прислушиваясь, и я спрашиваю его:

- Это Максвелл, да?

Он смотрит на вершину лестницы, явно оценивая оставшееся у него время.

- Мне надо убираться. – Он смотрит на Скалли, и она отвечает: - С ней все будет в порядке. У нее нормальный, устойчивый пульс.

Крайчек убирает волосы с лица своей сестры и, снова сказав что-то на русском, взмывает вверх по ступеням, перепрыгивая через три за раз. Он ударяется в лампочку, и она болтается на длинном шнуре, отчего по помещению танцуют словно бы обезумевшие тени. Нож лежит рядом с матрасом, где Крайчек его бросил.

Скалли делает глубокий вдох и говорит:

- Это Джон Максвелл. Рана на лице поверхностная, но я не знаю, откуда эта остальная кровь.

Я слышу звуки и шаги над нами и кричу, что мы в подвале - очевидно, внизу.

К тому времени, когда Скиннер спускается к нам с пистолетом в руке, Скалли оказывает первую помощь Максвеллу, а я более или менее продумал то, что мы ему расскажем.

***

Все это большая вонючая куча дерьма.

Малдер выглядит столь же невинно, как двенадцатилетний юнец, пойманный за дрочкой над порножурналом. Боже, пап, я думал, что запер дверь. В здании до сих пор находятся трое мертвых мужчин. Окровавленное месиво на полу, которое мне представили, как Джона Максвелла, в сознании, но не в состоянии говорить к тому моменту, как я их нашел, и сейчас его грузят на каталку. Двое оставшихся в живых подозреваемых оба в отключке. Катя, она же Кейт Крайчек, также без сознания, а Алекс Крайчек ушел.

Я нависаю над ними и с некоторым удовлетворением замечаю, что глаза Малдера распахиваются, тогда как Скалли даже не моргает.

- Агент Малдер, вы во всех подробностях распишите в своем отчете, какого хрена вы, двое тренированных агентов ФБР, предположительно дали себя похитить однорукому человеку. И, невзирая на сорт брехни, которую вы попытаетесь впихнуть в этот отчет, я хочу получить полный, детальный доклад обо всех произошедших событиях, начиная с незаконного обыска помещения в Элизабет. В понедельник в восемь утра в моем кабинете. – Я сурово смотрю на Скалли, чтобы подчеркнуть важность своих слов, но она все еще не моргает. На какое-то мгновение мне приходит в голову спросить ее, вошло ли у нее в привычку оставлять свои серьги на прикроватном столике Малдера, но это было бы бессмысленной жестокостью, для которой, к тому же, сейчас не время и не место.

Да пошло оно все. Я бы почувствовал себя лучше, если бы смог кого-нибудь пристрелить.

Леделлер материализуется откуда-то и неуверенно мнется. Я уже начинаю уставать от этих его неожиданных появлений.

- Что?

- Сэр, мы нашли грузовик с пропавшим контейнером.

Малдер и Скалли в унисон поворачивают головы в его сторону, и вот уже Скалли не столь невозмутима; у них обоих на лицах одинаковое выражение удивления, словно они не ожидали, что он окажется в указанном ими месте.

- Оставшийся подозреваемый не обнаружен.

На этот раз никакого удивления: они, очевидно, ожидали, что Крайчек сбежит. Малдеру эта новость, похоже, принесла некоторое облегчение, и от этого мне хочется отыскать повод, чтобы сломать ему нос.

На металлическом столе в подвале мы нашли почти собранную бомбу размером с машину. Установи ее в грузовик с оборудованием для технического обслуживания – не слишком сложно проникнуть на Кони-Айленд, если только у тебя нет проблем с мафией. Припаркуй свой грузовик рядом с американскими горками, и большая часть Бруклина умрет в агонии от газа VX, который распространится в воздухе, когда бомба взорвется.

Леделлер пытается не пялиться на Малдера и Скалли. Копы, снующие вокруг бара, просто стараются не смотреть на Скалли, которая сейчас носит стандартный пиджак поверх топа.

- Убирайтесь отсюда, вы оба. Занимайтесь своим докладом и возвращайтесь обратно в Вашингтон.

Они смотрят на меня, потом друг на друга. Что-то проскальзывает между ними со скоростью света – он морщит нос, она слегка пожимает плечами – и затем они разворачиваются и уходят.

Черт бы все побрал.

- Понедельник, восемь утра, - повторяю я и скриплю зубами, ловя себя на том, что повторяюсь.

Серьги, серьги. Настоящие жемчужины, скрипящие на моих зубах, и смех Шэрон.

У меня есть время до утра понедельника, и это хорошо, потому что я не готов к их ответам. Я не уверен, что у меня даже есть правильные вопросы.

========== часть 18/19 ==========

***

Часть 18/19

- Ну, похоже, на этот раз мы облажались по-крупному, - провозглашает очевидное Малдер. Он с силой толкает дверь, но гидравлический держатель не дает ей захлопнуться.

Благодарный нью-йоркский детектив отвез нас в наш отель. Каждый раз, когда я ерзала, моя голая спина прилипала к виниловой обивке сиденья, возвращая меня к неловкой мысли о том, что я все еще ношу этот нелепый топик. Вследствие выпитого кофе и адреналина в крови меня бьет мелкая дрожь, и все, чего мне сейчас хочется, - это остаться на часок наедине с Малдером.

Не замечая моего состояния, он скидывает ботинки, швыряет ключ-карту в сторону дубового бюро, продолжая ворчать по поводу Скиннера, отчета и того, как, мать его, Крайчек умудрился скрыться с Кони-Айленда незамеченным.

Я вздыхаю и хватаю его за рубашку, чтобы привлечь внимание.

- Что? – Он выглядит рассеянным и раздраженным.

Я показываю ему «что», вставая на цыпочки и накрывая его рот своим.

- О, - бормочет он под моими губами и, обвив меня руками за талию, одну ладонь сразу перемещает на мою обтянутую джинсами задницу, а вторую – под топик.

Так-то лучше. Впервые после того, как Крайчек впился зубами в лицо Максвелла, гудение в моей голове стихает – на смену ему быстро приходит прилив желания. Я отступаю назад и тяну его за собой.

- Я хочу здесь, у стены.

Он на мгновение отстраняется и окидывает взглядом мою грудь.

- Мне и вправду нравится этот топ, - самоуверенно заявляет он, проводя большим пальцем по моему соску, который набух под влиянием прохладного кондиционированного воздуха и похоти. Внезапно он резко стягивает топ через голову, и шок от прикосновения холодного воздуха к моим влажным от пота грудям заставляет меня резко вдохнуть. Малдер внимательно наблюдает за мной.

Я, в свою очередь, тянусь к его рубашке, но он отталкивает мои руки. Заглянув ему в лицо, я замечаю незнакомый блеск в его глазах. Он слегка качает головой и говорит:

- Сними джинсы.

Я колеблюсь, пытаясь прочесть это странное выражение.

- Сними их, Скалли.

Повозившись немного с молнией, я спускаю их до лодыжек и тут вспоминаю о кобуре под отворотом джинсов на левой ноге. Я чувствую, что краснею, когда мне приходится сесть на пол, чтобы скинуть обувь, и потом избавиться наконец от кобуры и штанов. Малдер же, со своей стороны, не снимает ни одного предмета своей одежды – просто наблюдает за мной с легкой усмешкой на губах.

- Симпатичное белье. Сними его.

Я встаю и стягиваю трусы с бедер. Возбужденный член Малдера явно оттопыривает джинсы, но он все еще не раздевается. Я дрожу.

Он складывает руки на груди.

- Холодно?

- Нет, - лгу я, внезапно ощутив раздражение на него. – Что ты делаешь, Малдер? Раздевайся.

- Тебе неуютно?

- Нет, - снова лгу я, сама не осознавая этого, пока он не сказал. Теперь я чувствую пот на затылке и влагу несколько иного толка между ног. Он же просто смотрит на меня, и во мне вдруг начинает зарождаться гнев. – Перестань пытаться проникнуть мне в голову, Малдер. Не знаю, зачем ты это делаешь, но мне это не нравится.

- Ты хочешь, чтобы я перестал болтать и просто трахнул тебя, так ведь? – с опасным блеском в глазах уточняет он.

- Я хочу… - я не договариваю свою мысль, внезапно не зная, что сказать, не будучи уверенной в том, что я делаю. Малдер нависает надо мной, и это меня нервирует.

- Ляг на кровать, Скалли.

Я отступаю. Край пружинного матраса упирается мне в колени, и я медленно забираюсь на него – сначала одной ногой, потом другой, и все это время не свожу глаз с Малдера. Он осматривает меня с ног до головы, когда я укладываюсь на кровать, и его взгляд с поразительной ясностью напоминает мне выражение его лица, когда я шла к тому бару, а Крайчек обнимал меня рукой за талию.

Голод страсти. И что-то еще, более сложное.

Внезапно он разворачивается и идет к двери.

- Малдер, ты куда?

Он тянется к термостату на стене и, обернувшись через плечо, отвечает плоским тоном:

- Здесь слишком холодно.

Кондиционер выключается, и воцаряется звенящая тишина. Малдер возвращается ко мне и упирается коленом в матрас всего в нескольких дюймах от меня. Протянув руку, он проводит пальцем по центру моей груди, избегая грудей. Нажим достаточно сильный, чтобы оставить белую полосу на коже. Он намеренно опускается вниз по моему телу к животу и останавливается на пупке.

- Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделала.

Я смотрю на него сквозь застилающий глаза туман возбуждения.

Не дожидаясь ответа, он берет мою руку и кладет ее на правую грудь.

- Хочешь смотреть, как я ласкаю себя? Вот из-за чего все эти игры разума? – Притворная бравада, и он это знает. Мой голос звучит ровно, но внутри я вся дрожу. Он пронзает меня взглядом. Малдеру нравится смотреть. Разумеется, нравится, шепчет мой внутренний профайлер. Ты же уже знала это, Дана, не так ли? Все эти видео? И некоторые из них особенно непристойные.

Я медленно обвожу сосок пальцем, наблюдая за выражением его лица. Оно не меняется, когда я щиплю сосок и тяну за него. Острое удовольствие разливается по моему животу, распространяясь ниже. В конце концов я смелею и поглаживаю оба соска, а потом, облизав большой и указательный пальцы, снова возвращаюсь к соскам. Он сглатывает, когда я это делаю.

Довольная его реакцией, я скольжу рукой вниз по животу и снова всматриваюсь ему в лицо. Его дыхание слегка учащается, когда я пробегаюсь пальцами по лобковым волосам и ощущаю ответный прилив жара между ног.

- Продолжай, - хрипит он.

Я опускаю вторую руку и ввожу два пальца во влажные складки, нащупывая нужное место. Он перемещается на кровати, опуская взгляд к моим занятым рукам.

- Хорошо?

Я киваю, не доверяя собственному голосу.

- Еще, - говорит он, и я ускоряюсь. Я слышу свое собственное учащенное дыхание. Удовольствие становится интенсивнее, как на американских горках, когда приближаешься к первому резкому спуску.

- Ты так это делаешь?

Я снова киваю, зная, что он имеет в виду. Так я трогаю себя, когда остаюсь одна.

- О чем ты думаешь, когда трогаешь себя в одиночестве?

Я колеблюсь, замедляя движения влажно скользящих пальцев. О тебе, я думаю о тебе. Обычно я представляю, как ты делаешь это для меня, касаясь меня руками и губами. Представляю, как смотришь на меня голодным взглядом, желая меня, готовый заняться со мной любовью.

- Расскажи.

Я закрываю глаза и, повернув голову набок, снова ускоряю движение пальцев.

- О тебе. О том, как ты прикасаешься ко мне.

- Не закрывай их. - Его ладонь на моем лице поворачивает его обратно. – Я хочу тебя видеть. Знать, о чем ты думаешь. Расскажи мне, как я прикасаюсь к тебе. Когда ты думаешь об этом.

Я облизываю губы и перевожу дыхание.

- Ты, о, ты хочешь трахнуть меня. Сзади. Так что ты обнимаешь меня рукой и дотрагиваешься до моего клитора.

Он хватает мою занятую руку и останавливает ее. Я протестующе стону.

- Не так. Расскажи все. Где мы?

- В номере мотеля.

- В этом?

- Нет. Он грязный. Уродливый. Как в мотелях, в которых мы всегда останавливаемся во время расследований.

Он тихо смеется.

- Мы на кровати? Нет, верно, Скалли?

Я ерзаю, вновь стремясь прикоснуться к себе, но он хватает оба моих запястья, и я судорожно втягиваю воздух. Его глаза потемнели, и опасное выражение так сильно искажает его лицо, что он почти что кажется другим человеком. Он нависает надо мной и прижимает обе мои руки к кровати у меня над головой.

- Закрой глаза, Скалли, и продолжай говорить, твою мать. Где мы в номере?

Я подчиняюсь и теперь вижу все гораздо яснее – выцветшие шторы, полиэстеровое покрывало на постели.

- Откуда ты знаешь, что мы не на кровати?

На этот раз он просто рычит.

- Продолжай.

- Перед окном, - шепчу я. – Оно выходит на парковку. Снаружи темно. Шторы в основном задвинуты, но я вижу сквозь зазор в них. Я… о-о…

Малдер теперь держит меня только левой рукой, расположившись на коленях между моими разведенными бедрами. Правую руку он опускает и продолжает то, что я начала ранее. Он в точности подражает моим движениям, находя ритм, который мне нравится – не нажимая слишком сильно, обводя деликатный узелок нервов двумя скользкими пальцами.

- Я, я держусь за подоконник. На мне пиджак и юбка…

- Что за костюм?

- Черный с широкими отворотами. Но никаких колготок. Я сняла их вместе с туфлями, когда вошла в номер.

- Потому что хотела, чтобы я пришел и трахнул тебя сзади? – Его пальцы движутся быстрее, касаясь моего клитора именно так, как нужно, чтобы стремительный пожар воспламенял меня там, где он дотрагивался до меня.

- Да, - выдыхаю я.

Пальцы проникают вглубь моего тела, собирая больше влаги, и возобновляют круговые движения.

- Ты знаешь, что кто-нибудь может заглянуть в твой номер, верно? Сквозь щель в шторах?

Я не отвечаю, так как чувствую, что близка к развязке – мои бедра вздымаются в отчаянном стремлении усилить контакт с его пальцами.

- Знаешь, что я думаю, Скалли? Ты облажалась. Я не единственный, кто наблюдал за тобой сегодня. Видел тебя и хотел почувствовать твою симпатичную маленькую задницу, прижимающуюся к его бедрам. С тем же успехом я мог бы быть на той парковке, смотря, как тебе трахает какой-то другой мужчина. – Я снова втягиваю воздух, его слова словно бы наэлектризовывают меня. Я близко, я так близко…

- Это мог быть я, Скалли, - берущий тебя, толкающий в тебя. Или это мог быть кто-нибудь другой. Кто-то еще, кто возбудился, видя твои соски через топ. Ты знаешь только то, что тебе это нужно. Нужно настолько сильно, чтобы снять несколько предметов одежды и просто прогнуться.

Звезды вспыхивают позади моих опущенных век, и я кончаю, неудержимо насаживаясь на его ладонь и выкрикивая что-то бессвязное. Я слышу голос Малдера, но не понимаю слов, когда все вокруг сливается, превращаясь в размытое пятно вследствие обрушившегося на меня оргазма.

Я открываю глаза и вижу, как Малдер срывает с себя штаны.

- Перевернись, - велит он.

Он входит в меня быстро и резко, наполняя меня до такой степени, что это граничит с дискомфортом, и я содрогаюсь, встречая его толчки на полпути. Его джинсы трутся о нежную кожу моих бедер сзади.

- Тебе нравится, Скалли? Тебе так нравится?

- О-о, Малдер. Да. – Он делает это так, как я описала в своей фантазии о номере в мотеле, жестко трахая меня сзади. Я не вижу его сквозь полог волос, свешивающихся мне на лицо, теплый влажный воздух, пахнущий нашим потом, наполняет мои легкие, когда я делаю судорожные вдохи. Я чувствую только его горячую твердость – проникающую в меня, заявляющую на меня свои права.

Он шумно втягивает воздух, и, крепко вцепившись руками в мои бедра, тянет меня на себя.

- Да, так и знал. Ты думала о том, чтобы трахнуть его, не так ли, Скалли? Трахнуть Крайчека?

Он кладет руку мне на затылок и вжимает меня в матрас. Я прячу голову в ладонях. Все вновь превращается в размытое пятно, кроме ощущения горячего трения, когда его член врывается в меня.

- Ты думала об этом. Как это будет чувствоваться, когда он будет трахать тебя. Отвечай, Скалли.

- Д-да… - Жгучее смущение не в силах побороть новый прилив какого-то темного волнения, которое я ощущаю, признавшись в этом. Пальцы Малдера впиваются мне в бедра так сильно, что это причиняет боль, и он снова рычит. Я не знаю, что означает этот рык – гнев или одобрение.

Малдер думал об этом. Словно во вспышке молнии позади моих опущенных век я вижу Малдера, наблюдавшего за ведущим меня в бар Крайчеком и желающего вцепиться ему в горло при мысли о том, что он прикасается ко мне, трахает меня. Малдер, наблюдающий за мной. Он любит смотреть, Дана. Помнишь? Он ненавидит Крайчека. Он любит смотреть.

- Он хотел трахнуть тебя, Скалли. Именно так. Как я трахаю тебя сейчас.

Он двигается с силой отбойного молотка, его быстрые толчки наполняют меня, и потом я ощущаю, как он дрожит и стонет, когда кончает в меня, наполняя меня своим жаром.

- Боже, - выдыхает он. Его тело сотрясает финальная дрожь, и затем он отстраняется, выходя из меня. Он мягко тянет меня за бедро, и я выпрямляюсь на трясущихся руках, прижимаясь к нему. Он обнимает меня, и его горячее дыхание касается моей шеи. – Боже, Скалли. – Я тянусь назад и привлекаю его голову к себе. Он утыкается лицом в мое плечо. – Боже.

В конце концов я восстанавливаю дыхание в достаточной мере, чтобы пробормотать:

- Надо лечь.

Он согласно хмыкает, и мы оба падаем на матрас. Джинсы Малдера все еще болтаются у него на лодыжках, и, выругавшись про себя, он пытается спихнуть их прочь. Я прижимаю трясущиеся руки к телу и ощущаю, как он крепче обнимает меня. Находясь так близко к нему, я спиной чувствую устойчивое биение его пульса. В комнате снова жарко, так жарко. Наш пот смешивается, покрывая наши тела липкой пленкой. Рука Малдера заползает мне на живот и начинает выписывать невесомые круги на коже.

Когда мы оба наконец можем дышать свободно, он бормочет:

- Перевернись.

Я верчусь в его руках, пока не оказываюсь лицом к нему. В его темных глазах я читаю сомнения. Я почти ощущаю, как внутренние демоны Малдера начинают поднимать голову, и это вызывает у меня сильнейший прилив любви к нему.

- Не надо, Малдер. Пожалуйста. Мне очень понравилось – я бы возразила, если бы это было не так.

В его взгляде теперь читается осторожное облегчение, однако он все же добавляет:

- С тобой трудно быть уверенным, Скалли.

Я целую его в грудь и прикасаюсь к ней щекой, некоторое время прислушиваясь к биению его сердца. В конце концов я приподнимаюсь, опираясь на локоть.

- Та рана на лице Максвелла, - говорю я, смотря на грудь Малдера. – Ее нанес Крайчек. Он укусил его. Откусил кусок его лица.

Малдер ничего не говорит, просто медленно поглаживает меня по спине. Когда я поднимаю на него взгляд, то вижу у него на губах серьезную улыбку.

- Значит, все, что мне нужно было сделать, чтобы ты мне открылась, - это переспать с тобой? – Не дожидаясь моего ответа, он добавляет: - Ты этого от него не ожидала?

- Полагаю, что нет. Он… Максвелл сказал что-то о его сестре, о Кате, и он… я не знаю. Может, дело не в этом, может, он просто… слишком далеко зашел.

Я чувствую, как Малдер думает; его пульс устойчиво бьется под кончиками моих пальцев, когда я поглаживаю его по груди.

- Кто-то рассказал о ней Максвеллу. Судя по тому, что мы видели, я практически уверен, что это был не Крайчек. Так что кто-то еще сказал Максвеллу, где найти ее, и что таким образом он сможет добраться до Крайчека.

Выражение его лица не меняется, но я почти слышу, как вертятся шестеренки у него в голове. После паузы он добавляет:

- Список должен быть довольно коротким, как думаешь? Мы можем поднять имеющиеся в ФБР данные, но сомневаюсь, что найдем ее имя в его старом личном деле.

- Где… о, верно. Контакт на экстренный случай или бенефициарий его пенсии – что-то вроде этого.

- Это учитывая, что его личное дело не было весьма кстати удалено из базы данных Бюро, - горько добавляет он. – Но мне кажется, мы бы не нашли там ее имя. Или вообще где-нибудь в связке с ним. А это означает, что кто-то, кто очень хорошо и давно его знал, рассказал Максвеллу о Кате.

- Как думаешь, что ей известно, Малдер?

- О Крайчеке? – Он обдумывает вопрос. – Немного, могу спорить.

Я вспоминаю темноволосую женщину, которую я видела на мосту, когда инопланетный охотник держал оружие у ее горла. Вспоминаю чистейшее отчаяние на лице Малдера, когда он вглядывался в темную воду в поисках женщины, которая, как он верил тогда, была его сестрой.

Что ты делаешь, когда любовь заставляет тебя совершать необдуманные поступки?

Сестра Крайчека, сестра Малдера. Я спрашиваю себя, а задавался ли кто-нибудь из них этим вопросом?

- Давай сначала поговорим с ней, - предлагаю я ему.

Он снова тянется к моим губам - на этот раз медленно – и коснувшись их, проникает кончиком языка в мой рот, проводя им по зубам. Закончив, он говорит:

- Ладно. Но разве мы уже не обсудили соотношение?

- Соотношение?

У Малдера на лице возникает хитрое выражение, как когда он дразнит меня и вот-вот собирается сообщить финал своей шутки. Он продолжает лекторским тоном:

- Как ты знаешь, женщины способны испытывать несколько оргазмов, тогда как мужчины, ну… - он медлит для драматического эффекта: - на это не способны. Но что тебе, возможно, неизвестно, Скалли, - так это то, что исследования показали, что большинство женщин не засыпают сразу после секса, как мужчины, потому… - он снова медлит и прикусывает мою грудь, вызывая у меня приступ смеха, который я пытаюсь подавить, - что один оргазм не вполне их удовлетворяет.

- Малдер, ты это придумал. Я читала все работы Кинси…(1)

- Не сомневаюсь.

- … и никогда не встречала исследования, которое хотя бы близко подошло к объяснению, почему мужчины отключаются после секса, а женщины нет, а тем более связано ли это с оргазмом. – Я сбиваюсь с мысли, вероятно, из-за того, что Малдер елозит по моему соску языком.

Когда он останавливается, я натыкаюсь на его притворно-невинный взгляд.

- Агент Скалли, я не уверен, что вы проводили достаточно изысканий в этой сфере.

На этот раз мне приходится прикусить губу, чтобы удержаться от смеха.

- Очень важно сохранять правильное соотношение. Очень, - он подчеркивает последнее слово поцелуем в шею. – Очень важно. Нам нужно старое доброе два к одному. - Я сдаюсь и разражаюсь смехом; он целует мою грудь и окидывает строгим взглядом. – Очень важно. – Он оставляет еще один долгий поцелуй на моей груди и затем другой, уже ниже. – Позволь мне показать тебе, что я имею в виду.

Два к одному так два к одному.

***

Скалли предусмотрительно проверила и убедилась, что это ее сотовый звонит, прежде чем ответила на звонок, то есть сделала то, о чем я вряд ли бы вспомнил, проснувшись после крепкого сна. Пока она говорила, я прошлепал к окну и немного отодвинул штору. Ночь в самом разгаре. Оконное стекло было теплым на ощупь.

- Звонили из больницы «Святой Марии». Кейт Крайчек проснулась и хочет с кем-нибудь поговорить.

- С нами?

- После того, как ты отключился, - она награждает меня многозначительным игривым взглядом, - я позвонила и попросила их сообщить, когда она очнется.

Кейт сидит на постели, когда мы входим в палату, беспокойно щелкая каналами по телевизору. Если не считать синяка у нее на левой щеке, выглядит она вполне здоровой. У нее широкие и немного миндалевидные глаза, но нос в точности как у Крайчека, и что-то в ней напоминает мне о ее брате – то, как она внимательно изучает нас, поджав губы.

- Вы агенты ФБР?

Скалли достает удостоверение, и я делаю то же самое. Кейт читает их, пока Скалли представляет нас.

- Медсестра сказала, что вы придете. Где мой брат? – В ее голосе нет грубости, только нетерпение.

- Честно говоря, мы не знаем, как не знает никто из задействованных в этой операции.

- Какой операции? Эти люди, - я слышу, как она резко вздыхает, - которые меня похитили, они его знали. Они знали… - она замолкает и потом, с очевидным усилием сохраняя спокойствие, продолжает: - Он в безопасности?

- Насколько мы можем судить, да, - говорит ей Скалли. – Я видела, как он покидал бар, где вас держали заложницей, и все… оставшиеся члены удерживающей вас террористической группировки взяты под стражу.

- Оставшиеся? – Кейт слегка прищуривается. – Вы имеете в виду оставшиеся в живых?

- Верно, - подтверждает Скалли, но больше ничего не добавляет.

- Я бы очень, очень хотела знать, какого черта вообще случилось, - спокойно, но напористо говорит Кейт. – Я полагаю, что те ребята похитили меня, чтобы заставить моего брата сделать что-то для них, но я хочу знать, почему он вообще был с ними связан. Они были американцами, верно? Я слышала, как они рассуждали о своем арийском братстве и прочей брехне. С какой стати оперативник ЦРУ станет заниматься случаем внутреннего терроризма? И если мой брат в порядке, почему вы ничего о нем не слышали? Он все еще под прикрытием?

Под прикрытием?

Молчание затягивается чересчур надолго. Я рад, что Кейт смотрит на Скалли, потому что у нее лучше получается невозмутимое выражение, чем у меня.

Очевидно, Крайчек сказал сестре, что работает на ЦРУ. В качестве прикрытия, полагаю, лучше и не придумаешь. Вероятно, это легче, чем признаться родной сестре, что ты наемный убийца.

- Мисс Крайчек, я многого не могу рассказать вам о вашем брате и о том, чем он занимается, - осторожно начинает Скалли. – Я бы не сообщила вам о его местонахождении, даже если бы могла, потому что это будет угрожать его жизни, а возможно, и вашей тоже. – Отлично, детка, думаю я. Скалли стала бы прекрасным дипломатом. Кейт все еще выглядит настороженной, но по крайней мере прислушивается к словам Скалли. – Могу только сказать вам, что он сильно рисковал, чтобы убедиться, что вы в безопасности.

- Я знаю насчет газа VX, - заявляет Кейт.

Скалли щурится и спрашивает:

- Что именно?

Уголки рта Кейт опускаются, и внезапно она становится особенно сильно похожей на своего брата.

- Я знаю, они считали, что он у моего брата и что он принадлежал им. Это химическое оружие, да? – Она смотрит на меня. – Я так и думала. Но эти парни все были американцами. Неонацистами, верно? Так как с этим связано ЦРУ?

- Извините, но по поводу ЦРУ мы вам ничего не можем сообщить, - говорю я, и таким ответом гордился бы любой политтехнолог. – Максвелл или кто-то из его коллег сказал вам, почему вас похитили?

Кейт бросает пульт на кровать, и он приземляется с глухим стуком.

- Черт, я просто хочу узнать, чем занимался Алекс последние четыре года! Я звонила в ЦРУ, и там мне сказали, что не могут подтвердить, работает он у них или нет – как он меня и предупреждал – но чем бы он ни занимался, по-моему, я по крайней мере заслуживаю объяснения, раз уж меня из-за этого чуть не убили! – Она сжимает руку в кулак, второй стискивая покрывало. Внезапно я ощущаю прилив симпатии к ней.

Скалли, должно быть, тоже, потому что садится на край кровати.

- Мисс Крайчек…

- Кейт.

- Ваш брат называет вас Катей, когда говорит о вас, вы это знали?

Выражение лица Кейт стремительно меняется – это похоже на таяние снега. Я вижу, что она хочет спросить, что он еще говорил, но в конце концов отвечает:

- Я ненавижу это имя, он вам говорил?

- Вроде того. Он сказал, вы сменили его, - говорит Скалли. – Слушайте… многое из того, с чем имеет дело ваш брат, засекречено. Но то, что я вам только что сказала, правда. Единственная причина, по которой он пошел сегодня в тот бар, - это вытащить вас оттуда. Он рисковал своей жизнью ради этого. И я была рядом с ним, когда Максвелл позвонил ему и сказал, что похитил вас. Он был в ярости и, думаю, сделал бы буквально все, чтобы вызволить вас. И я считаю, - Скалли делает глубокий вдох, - я считаю, именно поэтому он скрылся впоследствии. Я считаю, что он хочет убедиться, что ничего подобного с вами больше не случится.

Скалли стреляет наугад, но интуиция подсказывает мне, что она попала в цель. Не думаю, что Крайчек на этом успокоится.

- Я не видела его несколько лет. С тех пор, как он ушел в подполье, - задумчиво говорит Кейт. – Мы не были особо близки, но он все, что у меня осталось от семьи, и я просто… я ненавижу всю эту шпионскую хрень. Я просто хотела, ну, проводить с ним Дни Благодарения каждый год. – Она шмыгает носом. – Обмениваться звонками на наши дни рождения. Чего-то подобного.

Мы со Скалли не знаем, что на это ответить, и в конце концов Скалли меняет тему:

- Кейт, вам придется ответить на множество вопросов о том, что с вами произошло. Вы должны понять, что не все знают… об истинном роде занятий вашего брата. Просто отвечайте на их вопросы и помните, что что бы они ни говорили, я была там, как и агент Малдер. Ваш брат хотел только одного – убедиться, что вы в безопасности.

- Спасибо за то, что рассказали мне об этом, - говорит Кейт. Она приглаживает светлое одеяло и добавляет: - Я бы хотела как можно скорее выписаться отсюда. Медсестра сказала, что какие-то тележурналисты пытались узнать, в какой я палате… а я не хочу иметь с ними дело.

- Разумно, - говорю я ей. – Кто-нибудь из офиса окружного прокурора опросит вас, прежде чем вы выпишитесь, задаст вам кучу вопросов, чтобы начать строить дело против Максвелла, и мы поговорим с ними о том, чтобы вас вывели через боковой выход.

Она вновь окидывает меня изучающим взглядом и спрашивает:

- Вы были напарником Алекса в ФБР, верно?

- Э, да. Недолго.

Кейт знает. Подсознательно она знает, что всю правду о своем брате она точно не захочет услышать, а потому не задает дальнейших вопросов.

Она просто кивает.

- Я вспомнила по вашему удостоверению. Он сказал, что вы были отличным профайлером. – Она не смотрит на меня, когда говорит это.

- О, что ж, спасибо, - удивленно отвечаю я. Мне следует сказать что-нибудь о том, как мне было приятно работать с ее братом, но это будет полнейшей брехней, так что я предпочитаю промолчать. Пока молчание не стало по-настоящему неловким, Скалли говорит Кейт, что мы уходим, чтобы дать ей возможность отдохнуть, и мы разворачиваемся к выходу.

- Агенты? Спасибо за… за то, что рассказали мне об Алексе.

Скалли улыбается ей.

- Пожалуйста.

Я ловлю такси и позволяю Скалли сесть в него первой. Проехав десять кварталов в полной тишине, она вдруг выдает:

- Вряд ли Кейт проведет ближайший День Благодарения с ним.

Комментарий к часть 18/19

(1) - А́льфред Чарлз Ки́нси (англ. Alfred Charles Kinsey, 23 июня 1894 — 25 августа 1956) - американский биолог и сексолог, профессор энтомологии и зоологии, основатель института по изучению секса, пола и воспроизводства (1947) при Индианском университете в Блумингтоне. Исследования Кинси в области человеческой сексуальности глубоко затронули социальные и культурные ценности в Соединённых Штатах и многих других странах в 60-х годах XX века, с наступлением сексуальной революции.

========== часть 19/19 ==========

***

«Кто отыщет добродетельнуюженщину? Ибо цена ей дороже рубинов».

Книга Притчей 31 стихи 10-12

- Это ваша самая топорная работа, агенты. – Я бросаю папку с их отчетом на стол. Никто из них не вздрагивает, что меня здорово злит. - А это немалое достижение, учитывая ту откровенную хрень, что вы выдавали за отчеты в прошлом. Позвольте мне прояснить кое-что: на этот раз мне не все равно. Я ХОЧУ знать, что на самом деле случилось. Потому что в этом рапорте дыра просто гигантского масштаба. Он не отвечает на главный вопрос, насколько я могу судить.

Малдер ерзает в кресле.

- Сэр, я перечислил количество возвращенных контейнеров с газом VX на странице 11. Старший лейтенант Диксон подтвердил…

- Я это прочитал, - заглушаю его я. – Я знаю, что военные удовлетворены. Они очень рады, что вы вернули весь газ. Что я хочу знать, так это где, черт побери, Алекс Крайчек?

На этот раз Скалли вздрагивает.

Никто из них не отвечает.

- Агент Скалли?

Она переводит дыхание.

- Сэр, двое членов команды спецназа перехватили Крайчека в нескольких кварталах от бара, где были обнаружены террористы, когда он пытался завести двигатель грузовика, в котором находился оставшийся…

- Эта часть была в отчете, агент Скалли! Как и информация о том, что один спецназовец был ранен, возможно, смертельно, учитывая, что он все еще в больнице «Бет-Израель». У врачей ушло несколько часов на то, чтобы зашить его. – Она снова вздрагивает. – Я хочу знать, что случилось и какого черта Крайчек сейчас не в федеральной тюрьме?

Никто из них опять не отвечает.

- Вы предпочтете начать с объяснения, кто такая Кейт Крайчек?

На этот раз Малдер ерзает на стуле.

- Она сестра Алекса Крайчека, сэр.

- Его сестра?

- У меня была примерно такая же реакция. Она не указана нигде в его личном деле.

- Откуда вы знаете, что она его сестра?

Малдер колеблется достаточно долго, чтобы я успел представить, как он произносит: « Потому что он мне так сказал», но в итоге говорит:

- Сильное семейное сходство, плюс он, кажется, был искренне обеспокоен ее судьбой.

- Куда уж определеннее, - с нескрываемым сарказмом отвечаю я. – Вы провели достаточно времени с Крайчеком, чтобы судить о крепости его семейных уз? И вам ни разу не пришло в голову, пока вы с ним мило беседовали, надеть на ублюдка наручники?

Они обмениваются быстрым взглядом – таким, который меня чертовски раздражает, потому что я не могу понять, что он означает.

- Сэр, Крайчек и раньше имел дела с арийским сопротивлением, и мы полагали, что делая вид, что сотрудничаем с ним, сможем получить доступ к тайникам этой группы, - замечает Скалли.

- Чтобы заполучить газ VX?

Скалли смотрит куда-то чуть ниже моих глаз.

- Мы знали, что арийское сопротивление планировало использовать газ в террористических целях.

Я наклоняюсь вперед, хлопнув ладонями по полированной деревянной столешнице с такой силой, что на этот раз они оба дергаются.

- Скалли, не надо вываливать на меня это дерьмо. Зачем вообще арийское сопротивление держало Кейт Крайчек в заложниках? Вы потрудились задать ее брату этот вопрос? Нет, не потрудились, - говорю я ей, в конце концов подбираясь к теме, которая медленно сводила меня с ума с тех пор, как я получил их отчет. - Просто скажите мне: после всего того, что Крайчек сделал вам и вашей семье, – я подчеркиваю последнее слово, и она поджимает губы, – как вы могли упустить возможность схватить его? Или пристрелить ублюдка.

На этот раз ее ясные голубые глаза смотрят прямо в мои собственные.

- Он знал, где Малдер, сэр.

- Когда Аджииб взял Малдера в заложники?

- Да, сэр.

- Это был обмен. Его помощь в вызволении меня из того дома в Нью-Джерси в ответ на наше участие в спасении его сестры от арийского сопротивления, - вставляет Малдер.

Я не свожу взгляда со Скалли.

- Вам казалось, что партнерство с известным предателем было лучшим способом спасти вашего напарника?

- Нет, сэр, мне казалось, что это был единственный способ спасти моего напарника. – В ее голосе нет ни намека на извинение.

Примерно это я и ожидал услышать от Скалли, но мне от этого не легче.

- Что больше всего беспокоит меня во всем этом деле, Скалли, так это очевидное пренебрежение протоколом. Никто из вас не думал как следует, прежде чем брал на себя алогичные и ненужные риски ради другого. Эта привычка рано или поздно будет стоить кому-то из вас жизни, – я замолкаю и опускаю взгляд на руки.

- В данном случае вам следовало вызвать подмогу, прежде чем входить в тот дом, где держали агента Малдера. Отсрочка стала бы меньшим злом, учитывая, что таким образом вы заручились бы поддержкой большего количества людей для осуществления операции освобождения, и вам не пришлось бы делать это с одним-единственным человеком. С тем, кто мог не задумываясь бросить вас на произвол судьбы, если бы зачистка дома пошла наперекосяк. – Никто из них не издает ни звука, но я чувствую, что Малдер представляет себе нарисованную мною картину – Скалли, истекающую кровью на траве на заднем дворе Аджииба, тогда как Крайчек спасает свою шкуру бегством. Он, вероятно, устроил ей настоящую головомойку, как только у него появилась такая возможность. – Вам надо почаще задумываться о том, чем вы готовы рискнуть.

Голос Скалли, говорившей мне, что ее напарник пропал, став заложником человека, вырезавшего сердце своей собственной жены. Безжизненный голос Малдера, просящего разрешить расследование на горе Скайленд в четвертый раз за два месяца. Читала ли она то дело с обескураживающим списком тупиков, с которыми Малдер сталкивался, пока ее не было?

Что-то мерцает позади моих век. Теплый свет лампы на жемчужинах.

Я откидываюсь на спинку кресла. Воспоминание возникает из ниоткуда – Шэрон, свернувшаяся под одеялом, светло-коричневый свет лампы выхватывает ее лицо из темноты.

- Есть еще один… вопрос, который мне нужно с вами обсудить.

Малдер снова ерзает в кресле. Даже не поднимая глаз, я могу представить выражение его лица – покорное и слегка скучающее, словно он ожидает, что его сейчас станут распекать за их отчет о расходах.

Я делаю глубокий вдох.

- Бюро не запрещает и не поощряет личные отношения между напарниками.

Когда я перевожу на них взгляд, то обнаруживаю, что завладел их вниманием безраздельно. Их обоих.

- Но такие отношения чреваты очевидным риском - риском, что профессиональное суждение одного или обоих напарников в данных обстоятельствах может быть скомпрометировано.

Я снова глубоко вдыхаю и затем медленно выдыхаю. Никто из них не двигается, но по лицу Скалли распространяется слабый румянец.

- В вашем случае вы демонстрировали то, что большинство руководителей, включая меня, охарактеризовали бы как чрезвычайно сильную готовность рисковать собой ради другого в течение многих лет…

- Сэр…

- Позвольте мне закончить, агент Малдер. У вас есть один плюс. В вашем случае нет никаких свидетельств того, что личные отношения, - я осторожно выбираю грамматическое время, - что-нибудь изменят. Изменят ваше поведение. Но на вашем месте я бы подумал заранее о том, что вы станете делать, когда кто-то из вас забудет об осторожности.

Они оба замирают. Бледность Малдера подчеркивает румянец на лице Скалли. Ее глаза блестят от каких-то сдерживаемых эмоций.

- Сейчас же я хочу услышать от вас уверение в том, что в следующий раз, когда встретите Алекса Крайчека, вы сделаете все от вас зависящее, чтобы задержать его.

Скалли смотрит куда-то в даль за пределами стен Гувер-билдинг. Я встречаюсь с потрясенным взглядом Малдера, и он говорит:

- Даю вам слово, сэр.

- Свободны, агенты.

***

Спустя две недели после того дня, когда мы с Малдером написали наш отчет по делу арийского сопротивления, я пришла домой с упаковкой очень тонких макарон и переоцененными гидропонически выращенными помидорами и обнаружила на пороге большой конверт без подписи.

Отставив покупки, я открыла его. Внутри я нашла сложенный лист бумаги и нечто похожее на документ на микрофише. Я развернула листок и разгладила его на столешнице. Один край бумаги зазубрен – очевидно, что ее вырвали из книги.

Из Библии.

Это страница из Книги Притчей, один стих обведен толстым черным карандашом:

«Кто отыщет добродетельную женщину? Ибо цена ей дороже рубинов».

Я долго смотрю на эти слова, прежде чем зову Малдера.

- И это все? На обратной стороне ничего не написано? - Он возится в ванной, закрывая скрипучую дверь аптечки.

Я переворачиваю листок.

- Ничего. Похоже, его вырвали из гостиничной Библии. Я съезжу обратно в офис и изучу микрофишу. – Я подношу ее к свету, но оттиск на ней слишком мелкий, чтобы можно было что-то разобрать.

- Обычно это я получаю безликие посылки от таинственных поклонников. – Несмотря на дразнящий тон его голоса, в нем проскальзывают нотки серьезности. – Ты видела, как кто-нибудь покидал здание?

- Нет. Если бы я заметила каких-нибудь прихвостней тьмы, рыскающих по кустам, я бы позвала тебя. – Меня охватывает легкое раздражение из-за его опеки, но я пытаюсь его подавить. – Малдер, я съезжу в офис, чтобы прочитать ее.

- Встретимся там.

Раздражение исчезает без следа, когда я поспешно раскладываю покупки. Я собиралась приготовить для него ужин в качестве антидота к вчерашней еде, которую Малдер приготовил по какому-то бразильскому рецепту, вычитанному им в газете. Надеюсь, что микрофиша станет лишь легким отвлечением, а не началом очень длинной ночи.

В ней оказывается копия газеты из маленького городка в Огайо, судя по заголовку, относящейся к 17 июня 1983 года. Я кладу пленку на аппарат для чтения микрофишей, и мне в глаза сразу бросается мрачный заголовок.

НЕОПОЗНАННЫЕ ОСТАНКИ ПОДРОСТКА ЗАХОРОНЕНЫ

- Привет, - говорит Малдер с порога библиотечной комнаты. Я чуть склоняю голову в ответном приветствии и продолжаю читать.

Гошен, штат Огайо.

Во время короткой церемонии преподобный Кэл Маркс просил Господа благословить неизвестную девочку-подростка, похороненную на кладбище «Крайн Рейвен» после того, как полицейское расследование не смогло установить личность ребенка.

28 мая местные рабочие обнаружили останки девочки на краю поля во время проведения осмотра для предполагаемого расширения жилой застройки рядом с CR417.

Криминалисты установили, что на момент смерти девочке было около четырнадцати лет и ее останки пролежали нетронутыми многие годы. Поиски по стоматологическим картам ничего не дали. Центр для пропавших и эксплуатируемых детей помогал в проведении расследования.

- Пусть Господь приютит в раю это дитя, не обретшее покоя на Земле, - молился преподобный Маркс. – Ибо ангелам известно ее имя.

Я оборачиваюсь и смотрю через плечо на Малдера, заканчивающего чтение этой истории. У него встревоженный вид, и он ничего не говорит, когда перестает читать, хотя его глаза больше не перемещаются по странице. Его зрачки сужаются.

- Думаю, нам надо вернуться домой и попробовать то блюдо из макарон, которое ты собиралась приготовить. А это подождет до утра, - в конце концов заявляет он.

Должно быть, удивление отражается на моем лице, потому что он говорит:

- Это дурно пахнет, Скалли. Я хочу заняться этим только как следует выспавшись.

Мы возвращаемся ко мне, и я готовлю обещанное блюдо. Нарезая чеснок, я слышу, как он разговаривает по телефону, заказывая билеты в Кливленд на следующее утро.

Этой ночью мне снятся мрачные обрывочные сны об опавших листьях и полных сырой земли лопатах. Крайчек стоит на краю леса, низко склонив голову – я затрудняюсь сказать, выражает ли эта поза печаль или сожаление – и похож на изгнанного из прайда льва. Я просыпаюсь и осознаю, что была в Пенсильвании, помогая Малдеру откопать последнюю маленькую жертву Джона Ли Роуча. Я поворачиваюсь на бок и обнаруживаю, что Малдер тоже не спит и лежит, уставившись в потолок.

Когда он понимает, что я проснулась, то слегка приобнимает меня. Я не могу спать, когда нахожусь слишком близко к кому-то. Малдер же знает, как обнимать меня – оставляя достаточно места, чтобы прохладный воздух циркулировал между нами, но тем не менее прикасаясь. Когда я снова погружаюсь в сон, это похоже на ныряние в темные спокойные морские глубины.

***

Я знал все это время.

Ладно, это не так, но я должен был догадаться.

Я должен был почувствовать ее смерть.

Правда оказывается злой шуткой судьбы: Саманта умерла до того, как я начал ее искать.

Когда я начал работать в отделе по расследованию особо тяжких преступлений, она уже была мертва. Когда я обнаружил «секретные материалы», я помню, как подумал, что теперь уже ничто не помешает мне ее найти. У меня были все необходимые ресурсы, способность провести исчерпывающее расследование и значок, расчищающий мне путь – никаких больше препятствий на моем пути.

Какая насмешка.

Дверь в офис коронера открывается с тихим щелчком, и входит Скалли. Она ловко обходит беспорядочные нагромождения шкафов с документами, пока не приближается к тому месту, где я расселся на полу, облокотившись на один из шкафов и подпирая подошвами другой. Она подтягивает стул и садится.

- Тест ДНК будет готов не раньше, чем через пару дней, Малдер. Это может…

- Это она, Скалли.

Она не спорит со мной. Подсознательно, мне кажется, она тоже знает, что это тело Саманты. Хотя от нее не осталось почти ничего, кроме остатков плоти на гладких белых костях, очищенных от грязи и прилипавших к ним листьев, под которыми ее нашли, когда ее положили в простой сосновый гроб и похоронили под именем Джейн Доу.

На ее ключице остался след от плохо зажившего перелома. Зловещий кусочек металла застрял между двумя позвонками ее шеи. С1 и С2, объясняет Скалли, поглаживая тыльную сторону моей ладони большим пальцем. Перед поездкой домой она бросила чип в пробирку. Этот имплантат не исчезнет, не будет уничтожен небрежными лаборантами. Он отправится прямиком к Стрелкам, которые, с божьей помощью, выяснят, какие секретные послания люди в черном установили во впадину на затылке моей сестры.

- Малдер?

Я смотрю на нее сквозь пелену сожаления и гнева, обнаруживая, что она глядит на меня терпеливо и с любовью.

- Ты ничего не мог поделать. Ничего.

- Она умерла примерно в возрасте четырнадцати лет. Где она была все это время?

- Нет никакой возможности…

- Считаешь, они просто установили имплантат и отпустили ее? Потому что я так не думаю. Она, вероятно, была испытуемой. Как ты. Как остальные.

- Ты этого не знаешь наверняка, Малдер. – Боль, отразившаяся на лице Скалли, напоминает мне о времени, когда она болела раком. – Она была дочерью твоего отца. Это должно было что-то да значить.

- Она была его жертвой Проекту.

- Ты ничего не мог поделать. – Она нагибается ко мне, пронзая меня взглядом, словно бабочку на открытке. – Ничего.

Я открываю рот, чтобы ответить, но издаю лишь всхлип. Он звучит чужеродно, словно вырвался из груди кого-то другого. Через мгновение Скалли соскальзывает со своего стула, опускается на колени на грязный пол и кладет свои горячие маленькие ладони мне на плечи. Я начинаю плакать, не таясь, и постепенно ткань ее черного костюма на плече размягчается и начинает пахнуть стиральным порошком и шерстью. Я наклоняюсь вперед и обнимаю ее, не в силах ни остановиться, ни отпустить ее.

Она ничего не говорит, просто крепко обнимает меня в ответ, пока я не успокаиваюсь. Мышцы моего живота болят от рыданий, глаза горят.

- Поедем домой.

Я избегаю жалостливого взгляда коронера и любопытного пера репортера местной газеты, спустившись к нашей арендованной машине и подняв в ней стекла. Я представляю, как моя напарница дипломатично разруливает ситуацию после моего поспешного бегства. Скалли справляется с подобными проблемами с искусством виртуозного пианиста, играющего особо трудный пассаж.

Дорогу до Вашингтона мы преодолеваем в благословенной тишине. Скалли прекрасно понимает, что спрашивать меня про самочувствие бессмысленно. Разумеется, я не в порядке. Она отмахивается от самолетной еды и берет нам содовые. Большую часть полета я просто наблюдаю за поднимающимися к поверхности стакана пузырьками.

Я везу ее домой, преодолевая трудности вечернего часа-пик, и осознаю смутное облегчение от возвращения в родной город. Когда мы подъезжаем к ее дому, она говорит:

- Малдер, тебе надо попытаться не винить себя за это. Ты сделал для нее все, что только можно было сделать. Все.

- Скалли, сейчас я просто хочу плюхнуться на свою кушетку и какое-то время побыть один.

Она не кажется удивленной.

- Позвони мне перед сном, ладно? Я знаю, что тебе нужно время, но я просто хочу убедиться, что с тобой все нормально.

Я обещаю и направляюсь к себе.

Я лежу на кушетке неизвестное количество упущенного времени, круча баскетбольный мяч, пока кончик моего указательного не начинает болеть. Когда я в итоге кладу мяч на пол и опускаю руки на колени, меня одолевает сон. Перед тем, как полностью погрузиться в него, я успеваю подумать, что моя липкая бугорчатая кушетка, на которой я провел большинство ночей за последние пять лет, пока не познакомился поближе с мягкой кроватью Скалли, не слишком-то удобна для сна.

Звук поворачивающегося в замке ключа будит меня.

Черт, я не позвонил Скалли накануне.

Я слышу, как она медлит в коридоре, когда видит меня на кушетке, но потом проходит в гостиную.

- Извини, я отключился вчера, - говорю я, перекатываясь и щурясь в утреннем свете.

Она кажется слегка раздраженной, но явно испытывает облегчение оттого, что со мной все в порядке. Усевшись на край журнального столика, она окидывает меня выжидательным взглядом.

Я ложусь на бок и тыкаю в бугор под правым плечом.

- Давно надо было сменить обивку на этой штуке, - бормочу я.

- Или ты мог бы просто спать на кровати, - замечает она.

- К тому же, одеяло чертовски колючее, - продолжаю я. – И лицо прилипает к коже, когда я засыпаю на боку, а это ведь самая удобная поза для сна на кушетке. Если спишь на спине, шея затекает.

Выражение лица Скалли не меняется.

- Почему мне в голову лезут такие мелочи в подобное время?

Я сажусь и с отвращением скидываю с себя колючее одеяло.

Скалли отвечает не сразу.

- Ты слышал старую мединститутскую шутку про то, что врачей привлекают специализации, которые способствуют удовлетворению их потребностей? Спортсмены становятся хирургами, бабники – гинекологами и так далее?

Я слышал эту шутку, но раньше она и вправду казалась забавной. Скалли способна любой анекдот препарировать, если попытается.

- Ты упустила часть про чудиков, становящихся психологами.

Она поджимает губы, и я понимаю, что она сделала это нарочно.

- Переходим к сути. Доктор Малдер, почему вы думаете о своей кушетке?

- Самоанализ по-настоящему скучная штука, Скалли.

- Малдер, просто подумай об этом. – Искренность в ее голосе потрясает меня. Я встаю и иду на кухню, чтобы включить кофеварку, тем временем размышляя над ответом.

- Кушетка. Ну, на кушетке обычно спит гость, временно занимающий какое-то место. Предпочтение ее кровати может означать нежелание обустраиваться, строить отношения.

Она следует за мной на кухню и прислоняется к дверному косяку.

- Неплохо, доктор. Что еще?

Я отмеряю зерна, наливаю воду и склоняюсь над раковиной, чтобы отпить воды из сложенных лодочкой ладоней, когда машина начинает работать.

- Сослан, изгнан из уюта дома, - говорю я, и вода стекает по моему подбородку.

- Так ты изгнал себя на кушетку, - тихо замечает она. – Зачем ты это сделал?

Я знаю ответ из учебника, но не хочу больше играть в доктора Малдера. Вместо этого я достаю две чашки из буфета.

- Я бы предложил тебе чай, но у меня его нет. Но в холодильнике есть молоко к кофе.

- По мне, ты, возможно, так наказывал себя за потерю Саманты. Ты винил себя и не хотел позволить себе уютно устроиться, пока она была неизвестно где и, может быть, страдала.

Я натужно улыбаюсь.

- Я не говорил, что тебе следовало пойти работать в отдел особо тяжких?

- Я просто хочу, чтобы ты задумался над тем, что, возможно, именно поэтому ты и размышляешь о неудобстве кушетки.

Она берет кружку и разворачивается, чтобы достать из холодильника молоко, тактично позволяя мне сорваться с крючка.

К своему собственному удивлению, я не бросаю эту тему.

- Груз незнания того, что случилось с ней, был тяжелее, чем свидетельство ее смерти, - медленно признаю я. – Звучит неправильно, но это правда.

- И теперь ты и из-за этого ощущаешь вину.

- Да, но не так, как ощущал бы еще четыре или пять лет назад. – Я пожимаю плечами, не зная, как продолжить. Это открытие все еще слишком болезненно. В итоге я предпочитаю сменить тему. – Скалли, кто, по-твоему, оставил тебе эту посылку?

Она совершенно не удивлена моему вопросу, словно ждала, что рано или поздно я его задам.

- Крайчек, - спокойно отвечает она.

- Зачем ему все эти хлопоты?

- Думаю, таким образом он отплатил нам. За помощь с его сестрой. Мы вернули ему его сестру, он вернул нам твою.

Она берет кофейник, наполняет наши чашки и передает одну мне.

Я отставляю ее и вместо этого обхватываю ее белоснежное запястье большим и указательным пальцами. Они без труда обвили ее хрупкие кости и мышечную ткань, обтянутую светлой кожей с голубыми прожилками вен. Она слегка двигает кистью – не пытаясь вырваться, а просто давая понять, что не против этого тактильного контакта.

Я думал, что вырванная страница с библейским стихом была своего рода ниточкой, предназначенной для объяснения газетной статьи.

Я был неправ. Статья сама по себе. Стих посвящен Скалли. И, может, является напоминанием мне о том, чтобы, каталогизируя потери, я не переставал ценить то, что имею.

Не то чтобы это имеет большое значение.

Я привлекаю ее в объятия и слышу, как она вздыхает с облегчением, прижавшись к моей груди. Я склоняюсь к шелковистому пологу ее волос, вдыхая ее запах и чувствуя, как ее лоб касается моих губ. Ее рука выскальзывает из кольца моих пальцев, когда она кладет ладонь рядом с моей.

- Он дал копию этой истории тебе, - бормочу я, почти дотрагиваясь до ее кожи.

Она слегка морщится.

- Это неважно.

- Нет, - соглашаюсь я.

Она поднимает голову и слегка дотрагивается до моих губ своими, после чего вновь опускает ее.

- «Я принадлежу возлюбленному моему, а возлюбленный мой - мне», - тихо цитирую я.

Она окидывает меня удивленным взглядом.

- Я где-то это прочел, - поясняю я.

- Вероятно, в ктубе – еврейском брачном контракте, - говорит она немного смягченным лекторским тоном всезнайки. – Это традиционно включаемые слова. Они из «Песни Песней».

- Ш-ш, - отвечаю я и накрываю ее губы своими.

Стих из Библии – это просто замена тех слов, которые я пока не могу подобрать. В конце концов я найду способ сказать ей, что смерть Сэм значила бы для меня, не будь в моей жизни еще кого-то, кто заботился бы обо мне так, как Скалли. Пока что придется обойтись библейским стихом.

***

Мужчина на темном тротуаре пытается что-то сказать, но в его слабом срывающемся с губ дыхании не слышно ни звука, лишь смутные очертания слов.

- Мне плевать, Эрик, - говорю ему я. – Я не собираюсь выслушивать предсмертных признаний. Ты помог этому ублюдку продать имя моей сестры дьяволу. И поплатишься за это.

Я ухожу прочь, в пышущую жаром грязь каирских трущоб, в которых его выследил. Я беспечно бросаю нож в кучу мусора. Любой нашедший его старьевщик скорее всего сочтет кровь на нем овечьей. На этой неделе праздник, и многим животным перерезали глотки ради рагу и стейков из ягненка.

Эрик тоже был животным, и я чувствую к нему не больше жалости, чем к овце.

Он не сам продал ее имя и место жительства Джону Максвеллу. Он был слишком мелкой сошкой, чтобы иметь доступ к подобной информации. Но его смерть предупредит их о том, что их ждет.

Проходя мимо мавзолеев из светлого камня, свидетельствующих о куда более старых преступлениях, я направляюсь в более благополучный район, где смогу вызвать такси. Каир именно такой – одна улица отделяет жалкие трущобы от пыльных жилых домов среднего класса. Я сворачиваю за угол, стягивая окровавленные перчатки с рук, и сбрасываю их в канаву. Такси прямо впереди, рядом со старым отелем.

Какая-то женщина садится в шикарную машину у входа в отель. У нее на голове шарф, как принято у мусульманок, и наши взгляды встречаются совершенно случайно. На какую-то бесконечно долгую секунду у меня перехватывает дыхание.

У нее голубые глаза, голубые.

И затем она исчезает в салоне.

Тряхнув головой, я пытаюсь избавиться от наваждения. Она была высокой и неуклюжей. Но ее глаза были почти такими же, почти такими же.

Я не стану этого делать. Не стану проводить грядущие месяцы и годы, впадая в оцепенение при виде голубых глаз, волос цвета красного золота и маленьких рук.

Мне есть, чем заняться. У Эрика были соучастники.

И чего-чего, а времени у меня предостаточно.

Конец