Кривой дом (сборник) [Агата Кристи] (fb2) читать онлайн

КРИВОЙ ДОМ

Эрл Стэнли Гарднер Дело о приманке

 Глава 1 

Во всем городе только два человека знали номер личного телефона Перри Мейсона, который не значился в телефонном справочнике: Делла Стрит, секретарша Мейсона, и Пол Дрейк, глава Детективного агентства Дрейка.

Это было в начале марта, в холодную, сырую ночь, за окнами выл ветер. Перри Мейсон тяжело ворочался в постели, борясь с бессонницей, когда зазвонил телефон. Правой рукой он нащупал выключатель настольной лампы, зажег свет и снял телефонную трубку.

— Черт возьми, Делла, почему вы не спите в такой час? — хрипло спросил он.

— Мистер Мейсон? — послышался в трубке мужской голос.

— Да, а кто это? —удивился Мейсон.

— Вы разговариваете с Кашем.

Мейсон уселся в постели и поправил подушку.

— Это прекрасно, а как Керри?

— Керри? — изумленно переспросил его собеседник.— Я не знаю, о ком вы говорите.

— Ладно-ладно,— дружелюбно сказал Мейсон.— Если вы Каш, то должны знать Керри.

— Ах, вот что! — ответил мужчина, явно лишенный чувства юмора.— Я не сразу понял.

— Что вам нужно?

— Я хочу прийти к вам в контору.

— А я хочу остаться в постели.

Человек на другом конце провода снова заговорил, тщательно подбирая слова:

— Мистер Мейсон, у меня есть пара тысячедолларовых бумажек. Если вы сейчас приедете в контору и возьметесь за работу, которую я хочу вам предложить, они — ваши. В случае согласия хочу вам вручить и другую бумажку, которая стоит десять тысяч долларов.

— Убийство? — спросил Мейсон,

— Нет.— Это прозвучало нерешительно.

— Сообщите мне ваше полное имя.

— Простите, но это невозможно.

— Разговор по телефону о больших деньгах стоит всего десять центов,—раздраженно сказал Мейсон. — Прежде чем я пойду в контору, я должен узнать, с кем имею дело.

После колебаний голос произнес:

— Это Джон Крегмор.

— Где вы живете?

— Юнион Драйв, 5619.

— О’кей. Через двадцать минут я буду у себя. Вы успеете к этому времени?

— Да,— ответил мужчина и добавил: — Спасибо, мистер Мейсон.— И повесил трубку.

Мейсон тоже положил трубку и взял справочник. В-списке жителей Юнион Драйв не было никакого Крег-мора.

Мейсон снял трубку и набрал номер Детективного агентства Пола Дрейка. Ночной дежурный монотонным голосом пробормотал:

— Детективное агентство Дрейка.

— Мейсон говорит,— хрипло сказал адвокат.— Через двадцать минут я буду у себя в конторе. Возможно, туда подъедет человек на машине. Пошлите детективов в каждый конец квартала. Пусть запишут номера всех машин, проехавших там. Потом сообщите это мне, когда я позвоню. А впрочем, я зайду к вам по дороге.

Мейсон положил трубку и начал одеваться. Часы показывали десять минут первого. Он пригладил волосы, позвонил ночному клерку, чтобы,прислали машину. Погасив в квартире свет, вышел и нажал кнопку лифта.

Негр-лифтер с любопытством посмотрел на него.

— На улице сильный дождь, мистер Мейсон.

— Не. растаю,— улыбнулся тот. Потом поздоровался с ночным клерком.

  Вы послали за машиной?

— Да, мистер Мейсон. Машина ждет. Ужасная погода.

Мейсон кивнул, положил на стол ключ и, подняв воротник, направился к . машине. Клерк с любопытством Смотрел ему вслед.

Мейсон поздоровался с человеком, который пригнал его машину, и поехал в контору. Не встретив по дороге ни одной машины, он не увидел никого и возле здания, где находилась его контора. Только напротив, у тротуара, стояли две машины агентства Дрейка. Мейсон остановил машину, вынул ключ зажигания и выбрался на тротуар. Постоял в подъезде, пока с него не стекли капли дождя, потом подошел к лифту. Ночной привратник, сонный швед, поднял на него глаза.

— Какой сильный дождь,— сказал он и зевнул..

— Кто-нибудь спрашивал меня, Оле?

— Нет еще,— ответил привратник.—Наверное, из-за дождя люди не хотят выходить из дому.

— Из конторы Дрейка кто-нибудь выходил несколько минут назад?

— Да.

— Уже вернулся?

— Да.

Мейсон шагнул к лифту.

— А еще кто-нибудь приходил?

— Нет.

Мейсон вошел в полутемный коридор, расположенный в виде буквы «Т», но прошел не к себе, а в контору Дрейка. Он толкнул дверь и очутился в маленькой приемной. У окошка с надписью «Справочная» остановился. На радиаторе центрального отопления сидел мужчина и сушил брюки. Рядом лежала мокрая шляпа.

— Хелло, Керли, как дела?

— Все так же,— мрачно ответил тот, разглядывая свои ботинки.— Что ты собираешься делать?

— Пока не знаю. Привратник сказал, что никто не приходил.

— Можешь не верить ему.

— Значит, кто-то был?

— Да. Двое.

— Как они вошли?

— Открыли лифт и поднялись. Парень и женщина.

— Оле видел?

— Нет. Он любит поспать.

— Значит, мужчина и женщина поднялись сюда?

— Ну да.

— Давно?

— Минут пять назад. Хоть бы ты по ночам не работал. А то я уже чувствую себя подводной лодкой.

— Ты видел их на улице?

— Они приехали на машине. За рулем был мужчина. Высадил женщину и отвел машину за угол. Потом вернулся сюда.

— Как насчет машины?

— Я заметил номер. Принадлежит Роберту Пелтхему. 3212, Океанию Я проверил по телефонному справочнику. Числится архитектором.

Мейсон задумчиво достал из кармана портсигар, выбрал сигарету, чиркнул о радиатор спичкой. Закурил.

  — А женщина?

— В ней есть что-то странное,— ответил Керли.— Но бабенка ничего. Это все, что я знаю. Она закутана в черный дождевик. Ходит так, будто ее туфли на два размера больше, чем нужно, а лицо прикрывает газетой.

— Газетой?

— Ну да. Когда она выходила из машины, закрылась газетой, как будто от дождя, но я заметил, что и к лифту она шла не открывая лица. Это последнее, что я видел.

— Оки на этом этаже?

— Да.

— Найди все, что сумеешь, о Пелтхеме,— сказал Мейсон.

— Я этим и занимаюсь. Уже послал одного парня поработать. Отчет принести тебе в контору?

— Нет. Я сам свяжусь с тобой. А минут через пятнадцать зайди ко мне выпить виски, если, конечно, Пол не держит его в незапертом столе.

— Спасибо, мистер Мейсон. Приду.

— Ну, я пошел,— сказал Мейсон.— Бутылочка будет стоять на столе в приемной.

— Спасибо, желаю удачи.

Стук каблуков Мейсона эхом отдавался в пустом коридоре. Кроме звука собственных шагов, он не слышал ничего. Отперев дверь приемной, зажег свет и вошел в свой кабинет. Открыл ящик стола, достал пинту виски и поставил ее на стол клерка. В дверь вошел мужчина лег сорока.

— Мистер Мейсон, я полагаю?

Мейсон кивнул.

— Я Пелтхем.

Мейсон поднял брови.

— Я думал, ваша фамилия — Крегмор...

— Была,— сухо сказал Пелтхем,— но некоторые обстоятельства заставили меня изменить ее.

— Могу я спросить, какие именно?

Пелтхем улыбнулся.

— Начну с того, что за мной следили. С того момента, как я подъехал сюда. Работа была тонкая, но я все же заметил слежку. На этом же этаже Детективное агентство Дрейка. После того, как вы вышли из лифта, прошло несколько минут до вашего появления здесь. Я заметил, что вы достали бутылку виски, и сделал соответствующие выводы. Считаю, что увертки не нужны. Моя фамилия Пелтхем, и не стоит валять дурака. Вы уже узнали это.

— Проходите,— сказал Мейсон, указывая на свой личный кабинет.— Вы один?

— Вы же знаете, что нет.

— Кто эта женщина? Она заинтересована в деле?

— Мы поговорим об этом.

Мейсон указал ему на кресло, снял пальто и сел сам.

Его посетитель достал из кармана бумажник.

— Полагаю, мистер Мейсон,— начал он, доставая две тысячедолларовые бумажки,— когда я обещал вам заплатить две тысячи, вы не думали, что рак скоро увидите цвет моих денег.

Он не вручил их Мейсону, а держал в руке, как бы намереваясь положить на стол.

— Что у вас за дело? — спросил Мейсон.

— Нет никакого дела.

Мейсон поднял брови.

— У меня неприятности,— пояснил Пелтхем.

— У вас?

— Да.

— Какие?

— Я не хочу, чтобы вас это беспокоило. У меня есть собственные средства избавиться от них. Мне нужно, чтобы вы защитили ее.

— От чего?

— От всего.

— А кто она?

— Сначала я хочу узнать, примете ли вы мое предложение,— сказал Пелтхэм.

— Я должен знать об этом подробнее,—возразил Мейсон.

— Что, например?

— От чего вы хотите защитить ее?

Пелтхем опустил глаза и несколько секунд разглядывал ковер.

— Она здесь,— сказал Мейсон.— Почему вы не пригласите ее сюда?

Пелтхем посмотрел на адвоката.

— Поймите, мистер Мейсон. Никто не должен знать, кто эта женщина.

— Почему?

— Это динамит.

— Что вы имеете в виду?

— Просто, если узнают о любой связи этой женщины со мной, поднимется дьявольский шум, чего я и пытаюсь избежать.

— Кто и что она для вас?

— Для меня она — все,— твердо ответил Пелтхем.

— Если я вас правильно понял, вы хотите, чтобы я защищал женщину, не зная, кто она?

— Точно.

Мейсон засмеялся.

— Бог мой! Приятель, вы слишком многого хотите!

— Да.

— Но вы просите невозможного. Я не могу представлять клиентку, не зная, кто она.

Пелтхем встал. Он направился к двери, которая вела из кабинета Мейсона в коридор.

— Прошу прощения за свободу передвижения в вашей конторе, мистер Мейсон,— извинился он, открывая дверь, и вышел. Мейсон услышал какие-то неразборчивые переговоры, и вскоре дверь отворилась.

Пелтхем пропустил вперед женщину, закутанную в наглухо застегнутый черный непромокаемый плащ мужского покроя, который был ей явно велик. Поля маленькой шляпки скрывали лицо женщины. К тому же верхнюю часть лица закрывала маска, сквозь прорези которой блестели два маленьких глаза.

— Проходи, дорогая, и садись,— сказал Пелтхем,

Женщина медленно прошла и села напротив адвоката. Мейсон видел только изящную линию подбородка и ярко-красные губы. Ничто не говорило ни о возрасте, ни о личности этой женщины. Она неподвижно застыла в кресле, сложив на коленях руки в черных перчатках. Мейсон взглянул на ее ноги и увидел галоши, которые тоже были явно велики ей.

— Здравствуйте,— сказал Мейсон.

Она не могла не слышать, но оставалась неподвижной и ничего не ответила. Мейсону эта ситуация показалась смешной.. Но Пелтхема, по-видимому, все это не смущало. Он снова достал из кармана бумажник и вытащил из него банкноту.

— Эта бумажка стоит десять тысяч долларов, мистер Мейсон. Можете убедиться в том, что она подлинная.

Он протянул банкноту Мейсону, который рассмотрел ее и вернул ему обратно.

— У тебя есть ножницы, дорогая? — спросил Пелтхем.

Женщина молча раскрыла черную сумочку, достала маникюрные ножницы и протянула Пелтхему. Держа в левой руке банкноту, а в правой — ножницы, тот осторожно начал разрезать бумажку надвое так, чтобы на каждой из частей остался номер. С последним щелчком ножниц на стол Мейсона упал кусочек, равный по площади примерно одной трети всей банкноты.

Пелтхем протянул ножницы и большую часть банкноты даме в маске. Вторую часть он подвинул к Мейсону.

— Это вам. Расписки не надо, достаточно вашего слова. Вы никогда не узнаете, кто эта женщина, если в этом не будет необходимости для защиты ее интересов. В этом случае она вручит вам свою часть банкноты. Вы сможете сложить обе вместе и переслать в свой банк на депозит. Это будет гарантией гонорара, с одной стороны, и того, что к вам не явится самозванец,— с другой.

— Вы допускаете возможность того, что кто-то другой может явиться с частью банкноты?

— Не допускаю.

Мейсон посмотрел на женщину.

— Вы понимаете, о чем просит меня мистер Пелтхем?

Она кивнула.

— Я могу быть уверенным, что вы знаете причину его прихода сюда?

Она снова кивнула.

— И вы будете удовлетворены, если я приму эти условия?

Она кивнула в третий раз.

Мейсон выпрямился в кресле и повернулся к Пелтхему:

— Хорошо. Садитесь. Давайте поговорим... Вы хотите, чтобы я представлял интересы этой женщины. Я не знаю, кто она. Может быть, завтра ко мне придет кто-то еще и попросит взяться за это дело. Я соглашусь. А позже придет эта женщина и заставит меня заниматься тем же делом. Я окажусь в идиотском положении: с одним и тем же делом и двумя противоположными взглядами на него. Надеюсь, вы понимаете это? Я не могу взяться за ваше дело. То, что вы хотите, невозможно. Это очень интересно, но я не могу принять ваше предложение.

Пелтхем пригладил левой рукой волосы. Рука дрожала. Некоторое время он молчал.

— Хорошо,— наконец сказал он.—Мы поступим следующим образом. Вы вольны принять или не принять любое дело, кроме того, в котором я так или иначе буду заинтересован. В таком случае вы получите мое разрешение до начала действий.

— Как я смогу получить ваше разрешение? — спросил Мейсон.— Иначе говоря, как я сумею связаться с вами? Вы будете постоянно рядом?

— Нет,— ответил Пелтхем.

 — В таком случае мы снова вернулись к тому, с чего начали.

— Нет, есть другой вариант.

— Какой же?

— Вы можете поместить объявление в «Контракторс Джорнел». Вы обратитесь к «П» — попросите разрешения принять дело такого-то и подпишетесь «М».

— Но как отнесутся к этому мои клиенты? — спросил Мейсон.— Люди не любят видеть свои имена в газетах в связи с определенными делами.

— Не упоминайте имени,— сказал Пелтхем.— Возьмите телефонный справочник, назовите страницу справочника, колонку и номер фамилии в колонке. Например, если фамилия человека указана на странице 1000, в третьем столбце, четвертая сверху, напишите: 1000—3—4. Например, так: «Если я приму предложение 1000—3—4, не будет ли это дело направлено против вас?»

— И вы ответите?

— Если я не отвечу в течение сорока восьми часов, вы вольны в своем выборе.

— А как я узнаю о ваших делах? — спросил Мейсон .— Я могу отклонить интересное дело, Я могу,не знать...

Пелтхем перебил его. Впервые в его голосе прозвучало волнение.

— Завтра утром вы все узнаете, если прочтете газеты.

— Это глупо,— возразил Мейсон.

Пелтхем указал на две тысячедолларовые банкноты.

— Вот две тысячи долларов,— сказал он.— Это плата за то, чтобы вы не задавали вопросов. Расписка мне не нужна — достаточно вашего слова. Девяносто девять шансов из ста, что вам не придется действовать. А деньги останутся у вас. Но если вы начнете действовать в пользу этой женщины, то автоматически получите еще десять тысяч долларов.

— Я приму ваше предложение при одном условии,—i сказал Мейсон.

— Что за условие?

— Если я совершу ошибку и окажусь в чем-либо замешанным, я имею право вернуть две тысячи долларов и ликвидировать запись в книге регистрации, как будто у нас не было разговора.

Пелтхем вопросительно посмотрел на женщину. Она отрицательно покачала головой.

— Таково мое условие,— твердо сказал Мейсон.— Принимайте его или уходите.

Пелтхем бросил взгляд на дверь в библиотеку.

— Можно нам на минуту выйти туда? — спросил он.

— Идите,— кивнул Мейсон.— Вы не хотите, чтобы я услышал голос женщины?

Не успел Пелтхем ответить на вопрос, как женщина энергично кивнула головой.

Адвокат засмеялся.

— Идите, идите — это ваше право.

— Оно стоит двенадцать тысяч долларов,— сказал Пелтхем,— так что вы не прогадали.

— Идите, только побыстрее. Через тридцать минут я должен лечь спать. Свое предложение я сделал. Вам придется принять его или уйти.

— Идем, дорогая,— обратился к женщине Пелтхем.

Она неохотно встала. Он взял ее под руку и провел в библиотеку. Плащ не позволял разглядеть ее фигуру, но что-то подсказывало Мейсону, что она молода и очень красива.

Мейсон закурил, откинулся на спинку кресла, скрестил ноги на углу стола и стал ждать. Они вернулись меньше чем через три минуты.

— Ваше предложение принято,— сказал Пелтхем.— Я только прошу вас верить мне.

— Я сделаю все, что смогу, и это все, что я могу вам обещать.

Какое-то мгновение казалось, что Пелтхем готов раскрыть карты.

— Послушайте, мистер Мейсон... —хрипло начал он — и замолчал.

Мейсон ждал. Пелтхем глубоко вздохнул.

— Мистер Мейсон, я бы не прибег к вашей помощи, если бы в этом не было необходимости. Два часа я напрягал ум в поисках выхода. Если бы речь не шла об этой женщине, все было бы по-другому. Я должен любой ценой уберечь ее от всего. Поймите, мистер Мейсон, любой ценой! Вы понимаете?

— Я не могу понять всей этой чепухи.-— Мейсон не скрывал своего раздражения.— Вы могли бы быть откровенны со мной. Я не выдаю тайн своих клиентов — я охраняю их. Если эта молодая женщина хочет снять маску...

— Это невозможно,— отрезал Пелтхем.— Я разработал план действий, единственный, который даст нам защиту.

— Вы не доверяете мне?—спросил Мейсон.

— Допустим, вы получили информацию, которую полиция считает крайне важной. Сумеете ли вы скрыть ее?

— Я защищаю интересы клиентов,— ответил Мейсон.—Я юрист. Связи клиентов являются тайной.

— Нет,— настаивал Пелтхем.— Есть только один путь.

Мейсон с любопытством посмотрел на него.

  — Очевидно, вы тщательно приготовились к этому разговору,— сказал он.

— Что вы имеете в виду?

— Лифт, например.

— Когда я что-нибудь предпринимаю, то тщательно готовлюсь к этому. Я обдумал свои действия. Я с интересом слежу за вашей карьерой. И давно решил, что если мне понадобится; юридическая помощь, то обращусь к вам. Возможно, вам интересно будет узнать, мистер Мейсон, что я предварительно познакомился с планом здания и владею в настоящее время контрольным пакетом акций на этот дом. Пошли, дорогая...

Она встала и направилась к выходу. Неожиданно для себя Мейсон сказал ей:

— Спокойной ночи, мисс Тайна.

Она обернулась. Он увидел, как дрогнули ее губы в нервной улыбке. Потом коротко кивнула и молча вышла.

Мейсон сунул в карман две тысячедолларовые бумажки, задумчиво осмотрел часть десятитысячедолларовой и усмехнулся. Потом подошел к сейфу, набрал комбинацию цифр, открыл его, некоторое время постоял у открытой дверцы и снова запер, набрав шифр. Кусок десятитысячедолларовой банкноты он убрал в карман, так и не положив его в сейф.

Затем взял шляпу, надел мокрое пальто, убедился, что виски на месте, и запер свой кабинет. Как он и ожидал, Пелтхем оставил дверь приемной открытой. Мейсон погасил свет и запер дверь. Подойдя к лифту, он увидел, что тот стоит на седьмом этаже. Он нажал кнопку вызова и подождал.

— Кто поднимался на седьмой этаж? — спросил он у привратника, спустившись.

Тот удивленно вытаращил глаза и сказал, что никто.

— О’кей, Оле. Я ушел.

 Глава 2

Делла Стрит вскрывала почту, когда в контору вошел Мейсон.

— Вы что-то рано,— заметила она.— Вы не забыли, что дело «Народ против Смиздорса» отклонено окружным прокурором?

— Нет. Я пойду изучать газеты.

Она удивленно посмотрела на него и улыбнулась. Смех тронул уголки рта, губы дрогнули, но в глазах оставалось удивление.

— Вы увлеклись историей? — изумленно спросила она.

Мейсон повесил пальто и шляпу на вешалку, взял газеты.

— Вчера ночью был сильный дождь,— не ответив на вопрос, сказал он.

— Да. Но что вы хотите найти в газетах, шеф?

— Вчера около полуночи я получил две тысячедолларовые банкноты и кусочек десятитысячедолларовой. У меня были женщина в маске и очень обеспокоенный мужчина, которые сказали, что новости я узнаю из газет.

— И вы не можете их отыскать?

— Я еще не искал,— усмехнулся он.— Сейчас займусь.

— Кто они?

— Мужчина оказался Робертом Пелтхемом, архитектором. Он не очень обрадовался, когда я узнал, кто он. Назвался мне Джоном Крегмором с Юнион Драйв, 5619. Но сделал одну ошибку. В телефонном справочнике нет ни одного Крегмора. Он настолько продумал все свои шаги, что я не понимаю, как он упустил такую простую вещь. Если бы он назвал любое имя из справочника/все было бы для него проще.

— Что же дальше?

Мейсон вкратце пересказал ей события прошедшей ночи.

— Но как он узнал номер вашего телефона, которого нет в справочнике, шеф?

— Это еще одно свидетельство тщательной разработки плана. Я думаю, позвонить его заставила какая-то неожиданность, хотя он давно решил, что если ему понадобится юрист, то он обратится ко мне.

— А что насчет лифта?

— Здесь удача сопутствовала ему. Он владеет контрольным пакетом акций на этот дом. Возможно, у него , есть дубликат ключа. Из предосторожности я не стал оставлять в сейфе кусок банкноты: подумал, что человек, у которого есть ключ от лифта, может иметь ключи и от моего кабинета.

— А женщина? Вы считаете, что он хотел проконсультироваться у вас в связи с ней?

— Нет. Я думаю,.что все для него началось крайне неожиданно,— задумчиво произнес Мейсон.— Например, эта маска. Я уверен, что это часть маскарадного костюма. Маска с мишурой. Очевидно, ее сделали для бала, а потом сунули в ящик за ненадобностью.

— Вы ничего не можете сказать о женщине, шеф?

— Я бы сказал, что ей не больше тридцати лет. У нее красивая фигура. Руки маленькие, но она носит очень большие перчатки. На правой руке пара колец и одно— на левой. Их очертания можно было видеть сквозь перчатки. Она повернула кольца камнями внутрь.

— Обручальное кольцо?

— Не думаю, что там было обручальное кольцо. И она боялась, что я услышу ее голос.

— Значит, вы можете знать ее,— резонно заметила Делла Стрит.— Уже встречались с ней или должны встретиться, и она боится, что вы узнаете ее.

— Совершенно верно. Лично я склонен считать, что мне только предстоит встреча с ней.

— Почему?

— Не знаю. Просто интуиция.

— Как вы провели это дело но книге?

Мейсон достал часть десятитысячедолларовой банкноты.

— Этот кусок от десяти грандов будет приманкой.

Делла усмехнулась.

— Вы хорошо знаете, что вас больше заинтриговала таинственная мадам Икс, чем ее деньги... Почему бы не зарегистрировать его как «Дело о женщине в маске».

— Это неплохо, но можно ошибиться в моральности этой девушки.

— Она выглядит очень нравственной?

— Трудно сказать,— улыбнулся Мейсон.—Она держалась руками за подлокотники кресла, смотрела в пол и молчала. По манерам, конечно, можно судить о человеке, но не о ней. Откройте «Дело о приманке» и вы не ошибетесь, кем бы она ни была.

— И ответ должен быть в газетах?

— Не ответ, а ключ.

— Хотите, я погляжу?

— Вы смотрите первую страницу, а я — вторую. Не пропускайте ничего: извещения о смерти, сообщения о свадьбах, днях рождения, разводах, особенно разводы.

И Мейсон начал просматривать газеты.

Пятнадцать минут спустя Делла Стрит подняла голову от газеты, которую она просматривала.

— Нашли что-нибудь? — спросила она.

— Ни черта.

— Я думала, вы найдете сообщение о том, что ваш Пелтхем подписал соглашение о пятнадцатираундовом матче с Джо Луисом.

Мейсон усмехнулся. ..

— Нельзя одним выстрелом убить двух зайцев, Делла. 

— Мы ничего не нашли. Может быть, он думал, что ему удастся чего-то избежать?

— Нет,— ответил Мейсон.— Скорее, мы что-то упустили.

— Возможно, вообще ничего не произошло.

— Я понятия не имею, что он действительно хотел от меня. Это может оказаться делом о разводе. Придет какая-нибудь миссис Джонс, сунет мне на, стол другую часть десятитысячедолларовой банкноты и скажет: «Вы можете спасти меня?»

-— Или,— продолжила Делла Стрит,— вы уволите меня за плохую работу, а я положу перед вами другую половинку банкноты и скажу: «Есть ли какой-нибудь способ избежать увольнения?»

Мейсон включился в игру:

— Клянусь Георгием! Вы дали мне повод для размышлений!

Она засмеялась.

Гepтa, высокая, добродушного вида блондинка, которая дежурила в приемной и заодно управлялась с телефонами, постучала в дверь, потом открыла ее и проскользнула в комнату.

— Вы примете А..Э. Тамп? — спросила она.

— Что ему нужно?

Она покачала головой.

— Это она, а не он.

— Как фамилия?

— А. Э. Тамп. Но это женщина.

— Что ей нужно?

— Хочет видеть вас. И у нее вид женщины, привыкшей добиваться того, что она хочет.

— Молодая?

— Ничуть. Ей лет шестьдесят пять, но она сексапильна, если вы понимаете, что я имею в виду.

— Боже мой, Герти, не хотите же вы сказать, что она игрива, как котенок?

— Нет, она не игрива и не из тех женщин, кто всю жизнь хочет выглядеть двадцатилетней. Но... она обаятельна и пользуется этим.

Мейсон повернулся к Делле:

— Узнайте, что ей нужно, Делла. Бегло опросите ее.— И Мейсон снова уткнулся в газеты.

Делла Стрит вернулась через несколько минут.

— Она седая, морщин мало, настоящая матрона. Кажется, имеет деньги и вполне уравновешенна. Вы примете ее?

— Что она хочет?

— Дело об опеке и незаконном удочерении.

— Зовите ее.— И Делла Стрит ввела в кабинет новую клиентку.

— Доброе утро, миссис Тамп,— приветствовал ее Мейсон.  .

Она улыбнулась и, пройдя через кабинет, уселась в большое кожаное кресло.

— Вы назвали себя А. Э. Тамп,— улыбнулся Мейсон,— и я подумал, что вы мужчина.

— Но я не мужчина.— Она тоже улыбнулась в ответ.— «А» — это Абигайль, «Э» — это Эстер. Ненавижу оба имени. Они вызывают ассоциацию с Библией.

— Почему вы не меняете их? — спросил Мейсон, внимательно изучая ее.

— Слишком много формальностей в связи с недвижимостью. Мои дела зарегистрированы на Абигайль Э. Тамп; А дочери я разрешила сменить имя.

Мейсон поднял брови. Миссис Тамп не нуждалась в услугах: достаточно сильная женщина, даже голос у нее звучный.

— Я окрестила дочь Клеопатрой. Клеопатра Цецилия Тамп. Это до смерти смущало ее, но ей-то перемена имени ничего не дала. Респектабельности от этого ни прибавилось, ни убавилось.

— А вы почитаете респектабельность?

— Не всегда. Иногда это просто ярлык.

— Вы хотите проконсультироваться у меня насчет дочери?

— Нет. Она замужем за банкиром в Де Мойне.

— Что же вы хотите обсудить?

— Я хочу вернуться к событиям до перемирия 1918 года.

— В чем же дело?

— Я плыла на британском пароходе из Южной Африки. На нем были двое русских. Конечно, они путешествовали инкогнито. При старом режиме они занимали в России очень высокое положение. Им удалось убежать от кошмара большевизма, но их маленькая дочь осталась в России.

Мейсон кивнул и предложил миссис Тамп сигарету.

— Не сейчас,— сказала она.— Позже я присоединюсь к вам. Но сначала я должна вам все рассказать.

Мейсон закурил, глядя, как Делла Стрит стенографирует их разговор.

— Пароход был торпедирован без предупреждения. Ужасно! Я до сих пор не могу этого забыть. Он почти сразу начал тонуть. Все произошло ночью, и море было неспокойным. Многие лодки опрокидывались. Люди оказывались в воде, кругом стояли крики и стоны.

Мейсон с сочувствием смотрел на нее.

— Пара, о которой я вам уже говорила,— продолжала миссис Тамп,— рассказала мне свою историю. Женщина была больна и немного не в себе. Она предчувствовала, что корабль будет торпедирован. Мужчина пытался обмануть ее страхи, смеялся, подшучивал над ней. За ночь до гибели женщина пришла в мою каюту. Она была в ужасном состоянии. Ей приснился страшный сон. Она просила, чтобы я обещала ей, если случится что-либо плохое и она погибнет, поехать в Россию, найти ее дочь и вывезти оттуда.

Мейсон недоверчиво прищурился, но ничего не сказал.

— Она дала мне кое-какие драгоценности. Денег у нее было мало, в основном одни драгоценности. Мы условились, что, если корабль благополучно придет в порт, я верну их ей. Муж ее ничего не знал об этом.

— И она утонула?

— Да. Они оба были в лодке, которая перевернулась. Я  видела это собственными глазами. Однако, мистер Мейсон, все это лишь вступление. Только набросок того, что случилось. Я спаслась. Вскоре поехала в Россию, нашла ребенка и увезла его оттуда. Это была удивительная девочка. В ее жилах текла царская кровь. Я хотела, чтобы моя дочь удочерила ее,— в то время моя дочь только что вышла замуж. Но ее муж не хотел и слышать об этом. И я... Боюсь, что я сделала непростительную вещь, мистер Мейсон.

— Что именно?

— Я не могла оставить ее у себя и отправила в Дом,

— В какой Дом? — спросил Мейсон.

— Дом Общества призрения.

— Где это?

— В маленьком городке, в Луизиане. Они принимают детей, которых родители не могут содержать.

Она замолчала, пытаясь собраться с мыслями.

— Продолжайте,— сказал адвокат.

— Я не все сказала вам об этом Доме, мистер Мейсон. Оказалось, что это маклерский детский дом. Отдавая туда девочку, я не знала этого.

— Что вы имеете в виду?

— Всегда есть желающие усыновить детей. Бездетных пар много. Ну, и этот Дом заботится о детях. Впоследствии я узнала, что много женщин рожают и оставляют там детей. Одни платят за их содержание, другие — нет.

— Но вы, конечно, платили за ребенка?

— О да! Я регулярно посылала плату за ее содержание. У меня есть старые квитанции, подтверждающие это. Слава Богу, что я сохранила их.

— А ребенок? —спросил Мейсон.

— Год спустя,— продолжала она,— когда мои дела поправились, я поехала туда, чтобы забрать девочку. И что, вы думаете, я там обнаружила?

— Ее там не оказалось?

— Точно.Они продали ребенка за тысячу долларов. Подумайте только, мистер Мейсон! Продали, как продают собаку, или лошадь, или подержанный автомобиль.

— И как они это объяснили?

— О, они придумали трагическую историю. Якобы это произошло по ошибке. Но сначала они заявили, что я не платила им ни цента. А когда я предъявила квитанции об уплате, они пытались отобрать их у меня. Я сделала большую ошибку: обратилась к окружному прокурору, а тем временем Дом испарился — прекратил существование. Позже я узнала, что они перебрались в другой штат, и Дом появился под другой вывеской.-

— Но ведь по их документам можно было установить, что стало с ребенком,— сказал Мейсон.

— Да, но они отказались показать мне эти бумаги. И лгали насчет документов. Я могла бы нанять юриста и обратиться в суд, но боялась, что эта процедура затянется. Знаете, как власти иногда действуют. Окружной прокурор уехал в отпуск, и я осталась ни с чем. Я вернулась в Нью-Йорк и стала ждать от него ответа. Наконец он сообщил мне, что благодарит за хлопоты и помощь, и вернул мои квитанции.

Я снова поехала в Луизиану, доказывала ему, что это совсем не то, чего я добиваюсь, я хочу вернуть ребенка. Тогда он посоветовал нанять адвоката: якобы его контора рассматривает дела лишь в «широком аспекте». Подумать только! «Широкий аспект»!

В ее холодных глазах блеснул гнев.

— И вы наняли частного адвоката?

— Да. Это было моей следующей ошибкой. Было уже поздно обращаться к юристам. Надо было нанять детективов. А так я только зря потеряла деньги. Они сказали, что этот Дом уничтожил все свои документы, опасаясь суда, и что я... они сказали, чтобы я катилась на все четыре стороны. На все четыре стороны! Они переехали в Колорадо и продолжали свои маклерские дела, но под другим названием. Было еще что-то, чего я не знала. Но я все же получила информацию о девочке.

— Как вам это удалось? — заинтересовался Мейсон.

  — Благодаря настойчивости и, удаче. Один из работников Дома продал ее мне. Это длинный рассказ. В общем, я заплатила и узнала, что ребенку дали имя Бирл и что ее удочерил мистер Гейлорд, житель этого города.

— Как давно это было?

— Через два месяца после того, как я оставила девочку там. Гейлорды пришли выбрать себе ребенка. Девочка им сразу понравилась. Они настаивали на удочерении именно ее. Им сказали, что это невозможно, поскольку за девочку платят. Гейлорды не хотели ждать— они предпочли купить ее и заплатили тысячу долларов. Полагаю, здесь не обошлось без взятки. Они обещали в случае неприятностей вернуть девочку... Возможно, в то время у них и было такое намерение, но потом они привязались к ней... Ну, вы знаете, как это бывает...

— Но, миссис Тамп, теперь-то девочка достигла совершеннолетия,— сказал Мейсон.—Она может делать все, что захочет. Она свободна, белая, ей двадцать один год. Она...

— Частично это верно,— согласилась миссис Тамп.— Я и сама рассчитывала на это. Но вышло все по-иному. Фрэнк Гейлорд умер. Он оставил половину своего состояния жене, половину — Бирл. Теперь ее часть наследства, находится под опекой. Она получит все, когда ей исполнится двадцать семь лет. Тем временем опекуны выплачивают ей необходимый прожиточный минимум и определенные суммы для получения образования.

Миссис Гейлорд вторично вышла замуж за человека по фамилии Тидингс. Они прожили пять лет, а потом она умерла, оставив свое состояние Бирл на тех же условиях и сделав Тидингса не ограниченным в своих действиях опекуном. Тидингс снова женился — и опять раздел... Вам не стоит вникать в это, мистер Мейсон. Я говорю так подробно для того, чтобы вы знали всю историю. Дело в том, что теперешний опекун, Тидингс, не имеет ни малейшего права быть опекуном. Он неподходящий для этого человек. Он негодяй, если хотите знать мое мнение.

— Вы видели его? — спросил Мейсон.

— Естественно. Я была у него и объяснилась с ним.

— И что он сказал?

— Он сказал: «Поговорите с моим адвокатом»,

— И вы решили обратиться ко мне?

 — Да.

— А вы рассказали Бирл все о ее родителях?

— Да. Это просто потрясло ее. Она была убеждена, что ее родители — Гейлорды,

— Где она сейчас?

— Здесь, в городе.

— И чем я могу, быть вам полезен?

— Я хочу, чтобы вы пошли к Тидингсу. Хочу, чтобы вы объявили удочерение незаконным, заявили, что это был обман — результат взятки и сговора. Я хочу, чтобы Тидингса лишили опекунства,

Мейсон насторожился.

— Следует ли это понимать так, что вы хотите стать опекуншей вместо него?

— Во всяком случае, я считаю, что Бирл имеет право тратить больше денег. Она должна путешествовать, повидать мир, выйти замуж, наконец.

— Разве она не свободна сделать это сейчас, в любое время?

— Да, но она не встречает тех людей/ которых могла бы встретить... Вы только посмотрите на Бирл, и вы поймете, что она не обычная наследница.

— Насколько я могу судить по вашему рассказу, миссис Тамп,— заявил Мейсон,— здесь очень мало мотивов для официальных действий. Опека не зависит от вопросов удочерения. Бирл уже совершеннолетняя. У вас нет официальных прав для претензий, поскольку вы не связаны с ней родством. Родители просили вас взять девочку и заботиться о ней. Вы вывезли ее из России. Буду откровенен с вами, миссис Тамп, опытный юрист будет бить на то, что вы, получив драгоценности, быстро потеряли интерес к ребенку. Вы только платили за девочку, пренебрегая другими обязанностями по отношению к ней, не заботились о ней по-настоящему.

— Это не было пренебрежением,— возразила она.— Я регулярно писала туда письма, и мне отвечали, сообщая о ее здоровье и поведении.

— У вас сохранились эти письма?

— Да.

— Думаю, Тидингс не является мошенником в прямом смысле этого слова. Но и у Бирл трудное положение. Она получила наследство только потому, что ее удочерили.

—: Но она никогда не была формально удочерена.

— Нет?

— Нет.

— Как это получилось?

— Видите ли, беря ее из Дома, они знали, что она не подлежит удочерению, а позже, когда я подняла скандал, адвокаты посоветовали Гейлордам написать на имя девочки завещание. Если бы они ее удочерили, то я через суд добилась бы отмены этого акта.

— Как вам удалось вывезти ее из России? — с интересом спросил Мейсон.

— Этого я не могу вам рассказать. Мои влиятельные друзья путешествовали по России. У них был ребенок, который умер. Так Бирл попала в Штаты. Я могла бы доказать свои права на нее, и есть люди, которые могут это подтвердить. Я обещала защищать ее — и я это делаю. Бирл-теперь все знает о своих родителях.

— Ну что ж,— подвел итог Мейсон.— Я могу с некоторой натяжкой возбудить все это дело об опеке. Возможно, мне удастся заставить Тидингса увеличить выплаты Бирл. Тогда через год-два она сможет избавиться от опеки вообще. Если Тидингс виновен в чем-то, мы сможем его устранить.

— Это все, чего я хочу,— сказала миссис Тамп.— Я хочу, чтобы вы вмешались. Если вам нужны какие-то сведения об Альберте Тидингсе, вы сможете все узнать от человека, который с ним связан и другими опекунскими делами.

— Это хорошо. А кто он?

— Он очень влиятелен и богат,— ответила она.— И ваш большой поклонник, мистер Мейсон. Он и рекомендовал мне вас.

— Его имя?

— Роберт Пелтхем, архитектор, живет на Океаник-авеню, дом 3212, но его контора в деловой части города, и вы сумеете с ним связаться.

Мейсон покосился на Деллу Стрит.

— Эта прекрасно, миссис Тамп. Я буду рад связаться с мистером Пелтхемом, прежде чем возьмусь за ваше дело.,

— Не вижу в этом необходимости, мистер Мейсон. Возьмитесь за дело, а потом можете связаться с Пелтхемом. Я заплачу вам прямо сейчас.

Мейсон задумчиво стряхнул пепел с сигареты.

— Конечно, миссис Тамп, но у вас нет официального основания для возбуждения дела, как я вам говорил: вы не родственница мисс Гейлорд. Любое действие должно быть одобрено самой мисс Гейлорд.

— Это верно.

— И прежде чем начать действовать,— продолжал Мейсон,— я должен повидать мисс Гейлорд.

Миссис Тамп внезапно взглянула на часы.

— Вы будете свободна завтра в два часа?

— Буду рад встретиться с ней в это время.

Она поудобнее устроилась в кресле.

— Тогда все в порядке... Да, кстати, мистер Мейсон, я сделала что-то не так... Поставила телегу перед лошадью.

— Что именно?

— Когда мистер Тидингс сказал мне, чтобы я обратилась к его адвокату, я ответила, что он может сам увидеться с моим юристом и что мистер Перри Мейсон примет его сегодня в одиннадцать часов. Надеюсь, вы не откажетесь это сделать?

Мейсон не сразу ответил.

— Вы живете в этом городе, миссис Тамп?

— Нет. Я приехала сюда недавно потому, что Бирл живет здесь. Я остановилась в отеле «Сент-Жермен».

— У вас есть ее адрес?

— Конечно. Виста Анджелес Апартиенс. Она собирается отправиться со мной в путешествие, как только мы уладим все эти дела. А пока я финансирую ее. Понимаете, мистер Мейсон, вы можете действовать через меня. Конечно, она будет вашей клиенткой, но, раз я плачу деньги, вы будете получать указания от меня.

— Ее номер есть в телефонной книге?

— Да.

— Благодарю вас, миссис Тамп. Завтра в два часа мы увидимся.

— А как насчет встречи с мистером Тидингсом?

— Я свяжусь с ним и объясню, что занят, попрошу прийти попозже.

Миссис Тамп протянула ему руку.

— Вы успокоили меня, мистер Мейсон... С другими юристами так трудно... Я боялась вас, но мистер Пелтхем успокоил меня. Кажется, он хорошо вас знает. Вы встречались с ним лично?

Мейсон засмеялся.

— Я встречался со столькими людьми и так много людей знает меня, что и не знаю, как в этом разобраться.

— Да, конечно. Такова участь известного юриста. Ну, значит, до завтра.

Мейсон и Делла Стрит, сидя каждый на своем месте, провожали ее взглядом. Она не сделала попытки выйти через дверь, в которую вошла, а направилась прямо к двери, которая вела из кабинета Мейсона в коридор. У двери она остановилась,

— Не забудьте о свидании с Тидингсом, мистер Мейсон.-— С этими словами она вышла.

Когда дверь за ней закрылась, Мейсон повернулся к Делле Стрит.

— Вот так дела! — сказала она.

— Я знал, что какая-нибудь шутка появится в этом деле.

Делла внезапно стала серьезной.

— Может быть, это просто совпадение, не больше?

— Возможно,— согласился он, но в голосе его звучало сомнение.— Если говорить на языке математики, то это один шанс из десяти миллионов.

— Но едва ли миссис Тамп—тот человек, который хранит вторую половину десятитысячедолларовой банкноты...

— Вряд ли,— согласился Мейсон.— Но вы будете спорить, что и у Бирл ее нет?

— А эта таинственная женщина в маске... Конечно, если мисс Гейлорд знала, что миссис Тамп собирается обратиться к вам, она и должна была молчать, чтобы вы не услышали ее голоса... Но не могу понять, к чему вся эта таинственность.

— Потому что она не хочет, чтобы миссис Тамп знала о ее близких отношениях с Пелтхемом. Если, конечно, Бирл Гейлорд одна из тех, кто близок с ним.

— А если нет?

— Забудьте об этом. Позвоните в «Контракторс Джорнел». Скажите, пусть в следующем номере дадут объявление. Загляните в телефонный справочник и сообщите кодом в объявлении, что мне предлагают дело Бирл Гейлорд... Уверен, что иду прямо в ловушку, делая этот шаг.

— А вы не можете взяться за дело без всего этого?

— Могу,— согласился Мейсон,— но не хочу. Эти десять тысяч долларов выглядели достаточно солидно вчера ночью. Но сегодня это уже пахнет неприятностями. Идите и дайте объявление. Скажите Полу Дрейку, пусть поработает над Тидингсом, и соедините меня с Тидингсом по телефону.

Несколько минут спустя она просунула голову в дверь.

— Все в порядке, шеф, насчет объявления. А Тидингс сейчас возьмет трубку — у телефона его секретарь.

Мейсон поднял трубку.

— Хэлло,—отозвался мужской голос,

— Мистер Тидингс? — спросил Мейсон.

— Нет, Это его секретарь. Одну минуту, мистер Мейсон. Мистер Тидингс уже идет. Вот он.

— Хэлло,— послышался громкий раздраженный голос.— Какой черт спрашивает меня?

— Перри Мейсон, юрист. Я звоню относительно встречи, о которой говорила миссис Тамп. Она сказала насчет одиннадцати... Это Альберт Тидингс?

Пауза. Затем голос сказал осторожно:

— Да, это Тидингс. Мне все известно об этом деле, и что вы хотите... и...

— Миссис Тамп только что покинула мою контору,— перебил его Мейсон.— Она сказала, что в одиннадцать часов вы должны были прийти ко мне. Конечно, она назначила время без совета со мной и...

— Я все понимаю,—прервал его собеседник.— Вам нечего терять время, и мне — тоже.. Она сказала, в одиннадцать... Я знаю, что вы не верите болтовне старух, и попросил секретаря позвонить вам для проверки.

— Возможно, я захочу поговорить с вашим адвокатом,— сказал Мейсон.— Вы можете назвать его?

— У меня их несколько,— уклончиво ответил Тидингс.

— А кто будет заниматься этим делом?

 — Ни один из них. Это все глупости. Я говорю, что вам не стоит заниматься этим делом. И еще одно скажу вам, мистер Мейсон. Если эта женщина не прекратит свою ядовитую пропаганду, я займусь ею. Бирл — хорошая девочка. Мы прекрасно живем, но эта старуха отравляет все вокруг себя. Она пытается настроить Бирл против меня. Я займусь ею, если она не успокоится. Можете передать ей это от моего имени.

— Скажите ей об этом сами. Я позвонил только насчет встречи.

— Хорошо-хорошо,— засмеялся Тидингс.— Я не хотел вас обидеть, Мейсон, но я раздражен... Все верно. Скажите, когда вы хотите увидеть меня. Ваш секретарь и мой могут договориться сами. До свидания.

Мейсон положил трубку и медленно прошелся по кабинету. 

 Глава 3

Перри Мейсон лежал в постели и читал, когда зазвонил телефон. Он нахмурился и снял трубку.

— Хэлло, шеф,— услышал он голос Деллы Стрит.— Вы читали вечерние газеты?

— А что в них?

— Вы читали?

— Просматриваю, а что?

— Я обратила внимание, что ревизоры собираются проверить дела больницы Эльмара Гастингса. Обвинения в злоупотреблении выдвинуты членом семьи Гастингсов. Предварительной ревизией убудет заниматься фирма по общественной проверке счетов. Фонд пожертвований управляется Советом опекунов из трех человек. Это — Альберт Тидингс, Роберт Пелтхем, Паркер К. Стил.

Мейсон задумался на мгновение.

— Очевидно, -Пелтхем именно это имел в виду, когда сказал, что все остальное я узнаю из газет.

— Возможно,— торопливо продолжала Делла.— Но я не собиралась беспокоить вас только из-за сообщения в газете. Я вырезала сообщение, чтобы утром показать его вам, и собиралась ложиться спать, но включила радио, чтобы послушать последние известия. По радио сообщили, что вечером полиция обнаружила брошенный автомобиль с пятнами крови на сиденье. Окровавленное мужское пальто лежало на полу возле стартера. С левой стороны пальто — след пули. Машина зарегистрирована на имя Альберта Тидингса. В правом кармане пальто обнаружен платок с метками Тидингса, а на нем следы губной помады. Расследование показало, что Тидингса не видели с полудня, когда, по- словам секретаря, он вышел, не сказав куда.

— Так. Это уже что-то. А другие ключи?

 — Очевидно, это все, что нашли... Позвонить Полу и попросить его начать работу?

— Лучше я сам ему позвоню, Делла.

— Похоже, что тучи сгущаются, шеф?

— Определенно,— весело сказал Мейсон.—Почти как в том деле, когда мне пришлось выкарабкиваться из ловушки.

— Могу я чем-нибудь помочь, шеф?

— Не думаю, Делла. Вряд ли я окажусь в слишком трудном положении. После того, что мы слышали от миссис Тамп, дело станет значительно проще.

— Для меня это звучит непонятно.

— Нет, теперь эта работа пойдет по-другому. В связи с обвинениями в злоупотреблениях в больнице суд обязательно захочет проверить счета Тидингса по опеке над мисс Гейлорд. Теперь Тидингс не отважится судиться с нами. Он пойдет на любые уступки, если, конечно, это не он был в пальто, в которое попала пуля. Если же это он (а картина скоро прояснится), мы обратимся к другому опекуну и проверим счета через администратора Тидингса... Что меня беспокоит, так это губная помада на его платке в кармане.

— В вас .говорят предрассудки, шеф? — пошутила Делла.

— Просто я думаю, что у девушки, которая красит губы такой помадой, может оказаться вторая половина десятиграндовой бумажки... Я уже боюсь этой бумажки, Делла,— что-то вроде комплекса неполноценности . Боюсь лечь спать, чтобы не увидеть во сне ведьму, которая обернется красавицей и сунет мне под нос свою часть банкноты.

— Более вероятно, что молодая, красивая женщина превратится в ведьму... Если вам понадобится что-либо, шеф, дайте мне знать., .

— Обязательно, Делла. Спасибо, что позвонили; Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, шеф.

Мейсон позвонил в Детективное агентство Дрейка.

— Вы знаете, где сейчас можно разыскать Пола Дрейка? — спросил он дежурного.

— Думаю, да.

— Это говорит Перри Мейсон. Я у себя дома. Скажите ему, чтобы он позвонил мне, как только сможет. Это важно.

— О’кей, мистер Мейсон. Через пятнадцать минут я его найду.

Мейсон вылез из постели, надел купальный халат и шлепанцы, закурил сигарету и хмуро уставился на ковер. Время от времени он подносил сигарету к губам и выпускал клубы дыма.

Звонок телефона прервал его размышления. Он снял трубку и услышал голос Пола Дрейка.

— Хэлло, Перри! Я сам собирался позвонить тебе. Получил кое-какую информацию о Тидингсе.

— Что именно?

— О, не так много,— ответил Дрейк.— Немного .о прошлом, немного сплетен, немного дедукции.

— Валяй выкладывай!

— Он женат. Второй раз. Первой женой была Марджори Гейлорд, вдова с дочерью. Они жили вместе пять лет, потом Марджори умерла. Позже Тидингс женился на Надин Холмс. Она была актрисой, двадцативосьмилетняя брюнетка. Прожили около шести месяцев. Надин бросила его. Он публично обвинил ее в неверности. Для развода она выдвинула обвинение в жестоком обращении, но потом неожиданно отказалась от него. Ходят слухи, будто его юристы сказали ее юристам нечто такое, что заставило ее стать послушной девочкой. Но обратно она не вернулась, и развода Тидингс ей не дал. Или он безумно любит ее, .или это какие-то соображения.

Он занимался маклерством, является директором банка. Один из опекунов больницы Эльмара Гастингса, и Адель Гастингс не любит его. Были какие-то столкновения, которые привели к тому, что мисс Гастингс потребовала проверки бухгалтерских книг. Кажется, у нее есть на это определенные основания.

— Кто она?

— Внучка Гастингса. Деньги семья потеряла во время депрессии. Она может использовать только те деньги, которые дед оставил на благотворительные цели. Бедна, но горда; придает большое значение семейному имени и гордится больницей.

— У нее есть что-нибудь?

— Ничего, кроме общественного положения и внешнего вида. Работает где-то секретарем, но голубая кровь говорит об элитарном происхождении. Она работает, разъезжает на яхтах миллионеров, проводит уик-энды за городом. Некоторые ее друзья пытались предложить ей хорошо оплачиваемую работу, но она сказала, что не хочет идти по легкому пути и предпочитает сама пробить себе дорогу.

— О’кей, Пол,—Мейсон был доволен.— Теперь я тебе кое-что расскажу. Отправляйся в Управление полиции. Они где-то нашли брошенную машину Тидингса с пятнами крови и пальто с дыркой от пули. Очевидно, пальто принадлежит Тидингсу, и это он мог получить пулю.

— Вот это да! — воскликнул Пол.— Откуда ты знаешь, Перри?

— Из сводки последних известий по радио. Несколько минут назад мне звонила Делла.

— Немедленно принимаюсь за работу,— сказал Дрейк.— Ты хочешь, чтобы я занялся машиной?

— Только действуй за спиной полиции. Сам не предпринимай ничего. Только собирай факты и держи меня в курсе.

— Позвонить тебе попозже?

— Нет,— ответил Мейсон.— Я буду спать. Меня, подняли прошлой ночью.

— Слышал об этом. Кстати, Перри, тот парень, за которым смотрели мои ребята ночью, один из опекунов той же больницы, что и Тидингс. Ты, конечно, знаешь это?

— Да.

— За ним есть что-нибудь?

— Думаю, есть, но не знаю, что именно.

— Хочешь, чтобы я присмотрелся к нему?

—. Пока — нет. Я еще не знаю обстановку: Собирай информацию, всю,, какую сможешь, только без больших расходов. Лично этим не занимайся. Посади толкового репортера, и мы утром что-нибудь узнаем.

— О’кей,— согласился Дрейк.

— Есть еще кое-что, Пол, в чем я заинтересован,— добавил Мейсон.— Но только это надо сделать тонко, Пол. И как можно быстрее.

— Что?

— Роберт Пелтхем не должен знать, что это я веду расследование, но я хотел бы иметь информацию о его любовных связях. Я пытался дозвониться до него, но секретарь сказала, что не знает, где он.

— Он не женат?

— Не знаю. Но если женат, то подозреваю, что жена— не главный для нас объект внимания.

— Если он женат, то наверняка держит в тайне свои любовные дела,— заметил Дрейк,—-и о них нелегко будет узнать. Возможно,— предупредил он,— что я только через день-два сумею тебе что-нибудь сообщить на этот счет.

— Был бы рад, если бы ты сделал это к двум часам завтрашнего дня. Посмотри, что можно сделать, Пол,— попросил его Мейсон.

— О’кей, постараюсь.

Мейсон положил трубку, лег. в постель и попробовал читать. Но книга уже не интересовала его, спать он тоже не мог. Он бросил книгу на пол, сел в кресло у окна, выкурил три сигареты, потом выключил свет, открыл окна и лег в постель. Уснул он около четырех часов утра. А к десяти был уже в своем кабинете в конторе.

Предварительная ревизия обнаружила в фонде больницы Эльмара Гастингса серьезную недостачу. Однако ревизоры не могли выяснить все до конца, поскольку все чековые корешки, все погашенные чеки и книги счетов исчезли. Из сохранившихся документов, однако, следовало, что около двухсот тысяч долларов утекло из фонда и что, очевидно, эта сумма не была занесена в отчеты. Учитывая, что опекуны имели право продавать акции и другие ценные бумаги, ревизоры указали, что необходимо проверить все сделки, совершенные ими.

Поскольку получение денег из фондов могло быть оформлено чеками с подписью Альберта Тидингса и одного из других опекунов, выяснилось, что, как писали газеты, могли иметь место «серьезные и далеко идущие последствия». .Газеты отмечали, что Роберт Пелтхем занят какими-то городскими делами. В его конторе не могли сообщить, где находится архитектор. Альберт Тидингс таинственно исчез. Полиция занималась его поисками одновременно с расследованием дела о машине и пятнах крови.

Третий опекун больницы, Паркер К. Стюц начал давать показания ревизорам, как только узнал о проверке. Он вел собственную бухгалтерию по расходам и объявил, что глубоко потрясен случившимся. Он сказал, что время от. времени его вызывал Тидингс, чтобы подписывать чеки, но он считает, что большинство чеков Тидингс подписывал вместе с Пелтхемом. Он признал, что дела в основном находились в руках Тидингса. Большинство чеков, сказал он, тщательно изучались, по крайней мере, те из них, которые он подписывал вместе с Тидингсом. Вся документация, считал он, хранится у Тидингса.

Адель Гастингс без обиняков дала нелестную характеристику двум опекунам. Альберта Тидингса она обвинила в преступном присвоении денег, Паркера Стила — в неспособности работать, однако Роберта Пелтхема она считала порядочным и честным человеком. Она утверждала, что Тидингс никогда не осмелился бы дать Пелтхему на подпись необоснованный чек.

Мейсон кончил читать газету и обратился к Делле Стрит.

— Да, полагаю, что именно это Пелтхем и имел в виду... Странно, однако, что он предчувствовал все эти события за двадцать четыре часа до них.

Делла кивнула.

— Шеф, вы заметили кое-что странное в этом деле?

— Что именно?

— Мнение Адели Гастингс о Роберте Пелтхеме. После того, как исчез Тидингс. Пятна крови могут привести полицию по следу к кому-то. Пелтхем — честный, Стил делал все, что мог. Кто же виноват?

— Вы правы, Делла.

— Мисс Гастингс определенно имеет какие-то сведения, которые дали ей основания для обвинения.

Мейсон кивнул.

— Она сделала ход, опережая события,— продолжала Делла.— Судя по всему, Пелтхем увяз в этом болоте так же глубоко, как и Тидингс, но Адель Гастингс выгораживает его. Паркер Стил, если верить газетам, единственный, кто поступил логично. Однако мисс Гастингс, не колеблясь, обвиняет в неспособности работать его. Это довольно странно.

— Вы думаете, что Адель Гастингс получила информацию от Роберта Пелтхема?

— Проснитесь, шеф! Я имею в виду, что Адель Гастингс держит вторую часть вашей банкноты.

Мейсон резко выпрямился.

— Итак, вы что-то знаете!

— Ну, это только догадка, но я не могу представить себе, что мисс Гастингс могла себя вести по-другому. Как женщина, которая судит о другой женщине, я могу сказать, что она любит Пелтхема. Во всяком случае, она верит ему и в данных обстоятельствах подтвердила это публично. Остальное ясно. Вы понимаете, что случится, если окажется, что у Пелтхема тайная связь с Аделью Гастингс?

— Но к чему такая таинственность? — спросил Мейсон.— Почему он не мог ухаживать за девушкой или увезти ее и жениться, на ней? Конечно, при условии, что он не женат.

— .Возможно, это мы выясним позже,— сказала Делла.— Но я просто готова держать пари, что вторая часть десятитысячедолларовой банкноты у этой Гастингс.

Мейсон закурил сигарету, и в этот момент раздался знакомый стук Пола Дрейка в дверь, ведущую из личного кабинета Мейсона в коридор.

— Это Пол, Делла. Впустите его. Клянусь Богом, чем больше я об этом, думаю, тем больше верю, что вы правы. Конечно, со стороны Пелтхема не последует возражений, если я возьмусь за дело Гейлордов... Но у меня есть одна мысль насчет миссис Тамп.

— Что за мысль? — спросила Делла, открывая дверь Дрейку.

— Я скажу вам позднее,— ответил Мейсон.— Хэлло, Пол!

Вошел высокий, медлительный Пол Дрейк. Он был  худее Мейсона, говорил медленно, медленно ходил, редко выпрямлялся во весь рост и казался сутулым.

— Привет, Перри, привет, Делла! — Дрейк плюхнулся в большое кожаное кресло. Вытянув длинные ноги, он откинулся на спинку сиденья.

— Ну, Перри, у меня есть что сказать тебе.

— Что?

— Ты уверенно хватаешься за сумасшедшие дела, Ты все знаешь о деле Тидингса?

Мейсон покосился на Деллу и отрицательно покачал головой.

— Как тебе нравится информация о любовных похождениях Тидингса? — спросил Пол.

— Ты узнал что-нибудь? Ты выследил кого-то?

— Ага. Возможно, самого Тидингса. Если ой исчез, я думаю, что могу указать того, кто видел его последним,

Мейсон нервно забарабанил пальцами по столу.

— Будь я проклят, Пол, если что-нибудь понимаю в этом деле!

— А когда ты узнаешь больше?

— После двух часов дня.

— Не думаю, что стоит ждать так долго, Перри, Здесь нажим со всех сторон. Какой-то репортер или детектив крутится рядом.

— Что ты узнал? — спросил Мейсон.

— Тидингс сказал три дня назад близкому другу, что устроил ловушку своей жене. Сказал, что пойдет к ней и сделает, так, что она сама прогонит его. Кажется, он считал, что это даст ему законное преимущество. Сказал, что жена давно ждет удобного случая, чтобы начать действовать. Он уже был у нее год назад.

Я просмотрел отчеты электрокомпании и нашел одно уединенное местечко. У меня есть подозрение, что Тидингс во вторник был там после того, как ушел из конторы.  Хочешь, я поеду туда?

— Пожалуй, стоит,— согласился Мейсон и обратился к Делле: — Соедините меня с Бирл Гейлорд. Если сделать это сейчас, то я буду лучше представлять себе свое положение.

—. Какое она занимает место в этой картине? — спросил Дрейк, когда Делла бесшумно вышла из кабинета.

— Это длинный рассказ,— ответил Перри.— Считалось, что она дочь первой жены Тидингса, но. это не так. Так что возникло и дело об удочерении... Что еще нового, Пол?

— О, обычная работа, Я не смог ничего узнать о приятельнице Пелтхема.

— Он женат?

— Нет. Холостяк, ведет строгий образ жизни, почти аскет. Друзья считают его ханжой, бездушной машиной... Ты уверен, что у него кто-то есть?

— Ты даешь мне информацию,— засмеялся Мейсон.— Я адвокат, защищаю  клиента и обязан хранить его секреты... Ты даешь информацию, а я ее принимаю.

В дверь заглянула Делла. В руке она держала телефонную трубку.

— Она на линии, шеф.

Мейсон снял трубку телефона на своем столе.

— Хэлло, мисс Гейлорд!

— Доброе утро, мистер Мейсон,— откликнулся хорошо поставленный, богатый модуляциями женский голос.— Спасибо, что позвонили. Я думаю, наша встреча, назначенная на два часа, состоится?

— Да.,—ответил Мейсон.— А пока события разворачиваются молниеносно. Вы видели газеты?

— Да, но что это означает?

— Не знаю, но у меня есть свежий след, который мне необходимо изучить. Я располагаю пока только информацией, опубликованной в газетах. Вам известно, что миссис Тамп действует в ваших интересах?

— Да.

— И вы одобряете сегодняшнюю встречу?

— Да, конечно.

— Вы хотите, чтобы я представлял ваши интересы?

— Конечно. Миссис Тамп делает все, что может, для меня.

— Вы знаете мистера Пелтхема?

Она колебалась.

— Он друг миссис Тамп. Я полагаю, что это он направил ее к вам.

— Так я и думал. Вы хорошо знакомы с мистером Тидингсом?

— Да.

— Как вам жилось с ним?

— Мы всегда дружили. Мне и в голову не приходило сомневаться в нем, пока я не решила проверить дела. Я хотела уточнить, что у меня есть, и дядя Альберт — я всегда звала его так — пришел в ярость. Он сказал, что миссис

Тамп отравила мой ум, что она всегда пыталась взять под контроль мою собственность. Но это. не так. Я ей полностью доверяю. Я знаю кое-что, мистер Мейсон, чего не могу открыть даже вам, но она уполномочена действовать от моего имени.

— Спасибо, это все, что я хотел узнать. Значит, в два часа увидимся.— Мейсон положил трубку и. повернулся к. Делле.— Соедините меня с газетой.

Делла кивнула, и скоро он разговаривал с редакцией.

— Говорит Перри Мейсон. Я поместил в вашей газете свое объявление, и меня интересует ответ.

— Одну минуту, сейчас я посмотрю,—ответил мужской голос.— Да, мистер Мейсон. Молодая женщина оставила ответ около- часа назад. Ответ простой: «О’кей, действуйте. Р. П.» Озаглавлено «Ответ М.». Кстати, мы опубликуем ответ в завтрашнем выпуске.

— Большое спасибо.-— Мейсон положил трубку и кивнул Дрейку.— О’кей, Пол, займемся расстроенной женой.

 Глава 4

Мейсон остановил машину. Дорога петляла по типичной для Южной Калифорнии местности. Район был новым, много свободных от застройки мест. Часто встречались столбы с надписью «Продано». Новенькие бунгало стояли поодаль от них ровненькими рядами.

—  В одном из них,— сказал Дрейк.

Мейсон посмотрел на номера домов.

— Кажется, в самом последнем,— заключил он.— Да, здесь.

Бунгало стояло в стороне от других. Неподалеку виднелась асфальтированная стоянка для машин. По цементной дорожке они прошли к бунгало.

— Не смотри прямо в окна,— предупредил Мейсои.

— Если он в доме, то теперь ему не скрыться,— сказал Дрейк.

Они приблизились к крыльцу, и адвокат нажал кнопку звонка. Они услышали, как звук замер где-то в доме, и снова стало тихо. Никакого движения в ответ.

— Может быть, попробовать с черного хода,—предложил Дрейк.

Мейсон покачал головой и снова нажал кнопку звонка.

— Подожди. Я полагаю... Что это такое, Пол?

Дрейк проследил за его взглядом. Перед крыльцом отчетливо виднелось красноватое пятно.

— Вон еще,— показал Дрейк.

— В восемнадцати дюймах от порога,— размышлял Мейсон.— Похоже, что кто-то, раненный, вошел в дом или вышел. Должно быть, он потерял много крови.

— Что будем делать дальше? — спросил Дрейк.

Мейсон осмотрел дверь.

— Она не плотно закрыта, Пол.

— Давай не будем совать нос в грязное дело,— предложил Дрейк.

Мейсон нагнулся, чтобы осмотреть пятна крови.

— Они здесь не очень давно,— объявил он,— Но скоро кровь запечется на солнце.

Он поднял голову, чтобы определить, как падает тень.

Потом осмотрел дом.

— Ну что, Перри? — спросил Дрейк.

Не отвечая, Мейсон постучал в дверь и одновременно коленом толкнул ее — дверь медленно открылась.

— Ты свидетель, Пол. Ты видел, как это случилось. Мы постучали в дверь, а она открылась.

— О’кей,— отозвался Дрейк,— но мне это не нра* вится. Что дальше?

Мейсон шагнул в дом.

— Тут есть кто-нибудь?

Это было типичное бунгало, с огромными окнами, газовым отоплением. Прямо перед ними — кухня. Из гостиной две двери вели, очевидно, в спальни. Дом имел вполне жилой вид. В центре гостиной на столе лежали журналы. Рядом стояло уютное кресло, позади него— торшер.

Мейсон взглянул на пол. На ковре тоже были красные пятна. Следы крови вели к спальне.

— Войдем? — спросил Дрейк.

Адвокат молча открыл дверь. Горячий, душный воздух ударил им в лицо. В закрытой комнате горел газ: На постели лежала одетая фигура..

— Звони в полицию, Пол — решил Мейсон.— Вот телефон.

Дрейк подошел к телефону, а Мейсон стал осматривать комнату.

Очевидно, это была женская спальня. На туалетном столике множество баночек, бутылочек, тюбиков, коробочек. На полу кровавые пятна. Покрывала на постели не было. Под телом верхнее одеяло, испачканное кровью. На трупе двубортный серый костюм. Пиджак расстегнут, на брюках — кровь. Обуви на ногах не было — только .серые шелковые носки. Мужчина лежал на спине. Глаза под стеклами очков, были полуоткрыты, открытый рот, губы испачканы чем-то красным, очевидно, губной помадой. Окна закрыты, занавески опущены. Где-то жужжала муха.

Мейсон опустился на колени, заглянул под кровать, но ничего не нашел. Он встал, подошел к стенному шкафу, открыл дверцу. Там висела женская одежда. Заглянул в ванную. Окровавленное полотенце. Мейсон открыл дверь в соседнюю спальню, очевидно, гостевую. Здесь не было никаких следов недавнего пребывания людей.

Мейсон подошел к Дрейку.

— Тидингс? — спросил Дрейк.

— Не знаю. Возможно...

— Осматривал одежду?

— Нет.

— Дрейк облегченно вздохнул.

— Я рад; что у тебя есть здравый смысл. Ради Бога, Перри, закрой дверь. Надо сначала. открыть, окно.

— Нет, давай выйдем. Надо оставить все как есть для полиции.

— Мы оставили свои отпечатки. Ребятам это не...— Он прислушался.— Машина.

Машина промчалась мимо дома до стоянки, там развернулась и подъехала к дому.

Дрейк, который стоял у окна, отодвинул занавеску и выглянул.

— Двухместная... Она выходит... Ну и ножки... Сумка, коричневое пальто с лисьим воротником... Она идет сюда, Перри. Что будем делать?

— Толкни ногой дверь, Пол. Пусть захлопнется на замок. Посмотри и запомни номер машины.

— Пока номера не видно. Она стоит правым боком к дому. Если поедет, то увижу номер.

— Стой на месте и молчи,— сказал Мейсон.

Стук каблучков по цементу. Ждали звонка, но услышали, как в замке поворачивается ключ. Женщина вошла в комнату.

Не заметив сначала обоих мужчин, она быстро направилась в спальню, но тут ее взгляд упал на Мейсона. Она бросила сумку и пальто и кинулась к двери. Дрейк шагнул вперед и стал между ней и дверью. Она вскрикнула.

— Держи ее, Пол!

Она вздрогнула от звука его голоса и обернулась.

— Я адвокат,— представился Мейсон.— Этот человек — детектив. Иначе говоря, мы не воры. А кто вы?

— Как... как вы вошли?

— Ногами,— ответил Мейсон.— Дверь была не заперта.

— Она была заперта, когда я... когда я...— Она прижала руки к губам и нервно засмеялась.— Она захлопнулась. Но что это значит?

Ей было около тридцати. Брюнетка, отлично одета. Одежда подчеркивала красивую фигуру.

— Вы живете здесь? — спросил адвокат.

— Да.

— Значит, вы...

— Миссис Тидингс.

— Ваш муж тоже живет здесь?

— Я не знаю, почему вы задаете мне эти вопросы. Что вам здесь нужно? Какое право вы имели врываться сюда?

— Мы не врывались,— возразил Дрейк.— Мы...

— Мы просто вошли,— уточнил Мейсон, чтобы удержать Дрейка от лишних объяснений.— Я думаю, миссис Тидингс, будет лучше, если, вы ответите на вопросы. Ваш муж живет здесь?

— Нет, мы разошлись.

— Вы недавно помирились с ним?

— Нет.

— Вы вели с ним переговоры?

— Нет.— Она покраснела.— Но это не ваше дело.

— Думаю, вам лучше сесть и немного успокоиться, миссис Тидингс. Здесь скоро будет полиция.

— А почему полиция будет здесь?

— Потому что мы кое-что нашли в спальне.

— Это что? Чернила? Мой ковер! — воскликнула она, увидев пятна на ковре.— Боже мой! Я...

Она нагнулась, но тут же выпрямилась и прижала руку с перчаткой ко рту.

— Успокойтесь,— сказал Мейсон.

— Кто... кто... что...

— Мы еще не знаем,— ответил адвокат.— Но думаю, вам лучше приготовиться к худшему. Думаю, что в спады не кто-то из тех, кого вы знаете.

Нет! Her! Не может быть, чтобы это был... О Боже!

— Ваш муж,— сказал Мейсон.

— Мой муж?! — воскликнула она. В ее голосе звучало недоверие и в то же время некоторое облегчение. Неожиданно она снова испугалась...— Вы имеете в виду, что он.., он мог это сделать...

— Я думаю, что там труп вашего мужа,— уточнил Мейсон.

Она вскрикнула и направилась к двери, но Мейсон удержал ее за руку.

— Не надо! — твердо сказал он.

— Почему? Я должна пойти...

—.Увидите позже. Нельзя оставлять отпечатки пальцев.

— Но я имею право знать. Неужели вы не ...

— Успокойтесь! Пусть сначала осмотрит полиция. Подумайте немного.

Она удивленно уставилась на него, потом пересекла комнату и уселась на диван.

— Что случилось?

— Очевидно, его застрелили.

— Когда?

— Я не знаю. Вчера утром он был в своей конторе. Я разговаривал с ним по телефону. Он мог приехать сюда позже... Вам известно что-либо об этом?

— Нет. Я не видела его с понедельника.

— Могу я узнать, в котором часу в понедельник вы виделись?

— А что?

— Полиция задаст эти же вопросы,— улыбнулся Мейсон,— Я думаю, будет лучше, если вы заранее подготовитесь к ответам.

— Разумно,— заметила она,—Это было самоубийство?

— Не знаю — я не осматривал труп.

— А что это за детектив?

— Он частный детектив, работает на меня.

— Зачем вы пришли сюда?

— Мы думали, что мистер Тидингс мог приехать сюда из конторы во вторник. Вы видели его?

— Нет.

— Тогда скажите, где вы были в понедельник днем?

— Я ехала почти всю ночь,— ответила миссис Тидингс.— Я была расстроена,

— А куда вы ехали?

— К подруге. Я провела пару дней у нее.

— У вас с собой было, много вещей?

— Нет, Я решила поехать экспромтом. У меня были свои неприятности.

— Где живет ваша подруга.

— В Рено.

— И вы поехали туда в понедельник?

— Да. А приехала, в Рено во вторник утром. После еды я почувствовала себя лучше.

— И долго вы там пробыли?

— До поздней ночи. Уехала около десяти часов.

— Где вы провели прошлую ночь?

Она нервно засмеялась и покачала головой.

— Ехала. Я люблю ездить ночью. Если мне вдруг захочется спать, съезжаю на обочину и сплю. в машине.

— А прошлую ночь вы спали?-

— Да, немного вздремнула.

— Полиция, возможно, захочет тщательно проверить ваше алиби. Если вы дадите точные ответы, то для вас же будет лучше. Говорю вам как друг. Они уже здесь.

Тишину нарушил пронзительный вой сирены, и полицейская машина остановилась перед домом.

Дрейк открыл дверь  На пороге стоял офицер полиции.

— Кто звонил в полицию?

— Я,— ответил Дрейк.— Я — частный детектив.

— Ваша фамилия Дрейк?

— Да.

— Документы есть?

Дрейк вручил ему карточку.

— А как насчет женщины и другого парня? — спросил полицейский.

— Это миссис Тидингс. Она приехала сюда после моего звонка.

Полицейский подозрительно посмотрел на нее.

— Я только что вернулась из Рено,— пояснила она.

— Когда вы уехали оттуда?

— Прошлой ночью.

— Миссис Тидингс живет здесь,— вмешался Мейсон.— Это ее дом. Она ездила к подруге в Рено, хотела провести там пару дней.

— Понимаю., А кто вы? А, знаю, вы Перри Мейсон. Что вы здесь делаете?

— Мы приехали повидать мистера Тидингса.

— Нашли его?

— Я думаю, он мертв и лежит в соседней комнате. Можете в этом сами убедиться.

— Кажется, вы сказали, что женщина приехала после вас?

— Да.

— А как же вы попали в дом?

— Дверь была не заперта и приоткрыта.

— Полиция из Управления будет здесь через пару минут. Меня вызвали сюда по радио. Вы ни к чему не прикасались?

— Нет, ни к чему важному.

— Ручки дверей и тому подобное?

— Возможно.

Офицер нахмурился.

— О’кей,— сказал юн.— Выходите. Сегодня приятный день. Вы с тем же успехом можете подождать на улице. Незачем оставлять еще отпечатки... К телу вы не прикасались?

— Нет.

— Одежду трогали?

— Нет.

-—Где труп?

— В спальне.

— О’кей. Продолжайте. Это что, кровь на полу?

— Эта дорожка привела нас сюда,— объяснил Мейсон.— Мы заметили следы крови: они начинаются на улице и у порога дома.

— О’кей.—.Он открыл дверь и заглянул в спальню, потом снова закрыл дверь.

— Есть основания полагать, что это Альберт Тидингс, муж этой женщины. Было бы хорошо, если бы вы пустили ее туда для опознания,— сказал адвокат.

— Она может это сделать, когда приедут наши люди. Я должен сохранить все как есть. Выходите все. Если что-нибудь будет нужно, я вас позову.

Мейсон вышел на улицу, Дрейк и миссис Тидингс последовали за ним. Мейсон достал сигареты и предложил миссис Тидингс и Дрейку. Дрейк отрицательно покачал головой, а она закурила. Когда Мейсон подносил ей огонь, они услышали вой сирены/

— Ну вот и полиция,— сказал Мейсон.

Полицейская машина резко затормозила возле них.

Из нее посыпались люди. Прибывший ранее офицер что-то тихо сказал им, потом указал на дверь,

— Сюда, ребята].

— Хэлло, Мейсон,— подошел к нему сержант Голкомб.

— Доброе утро, сержант.

— Как вы оказались здесь?

— У меня было дело к Альберту Тидингсу, и я подумал, что сумею найти его по этому адресу,

— И нашли?

— Думаю, это его труп,— ответил Мейсон.— Очевидно, он был здесь со вчерашнего дня. Окна и двери плотно Закрыты, а газовое отопление работает. При таких условиях трудно определить время смерти.

— Когда вы приехали сюда?

— Полчаса назад.

— У вас были причины думать, что найдете здесь труп? 

— Нет.

— Вы видели его раньше?

— Нет.

— Разговаривали с ним по телефону?

— Звонил ему вчера.

— В какое время?

— Точно не помню. Скажем, вскоре после одиннадцати.

— Что он сказал?

— У нас была договоренность о встрече, и я хотел перенести ее на другое время.

— Он возражал?

— Нет.

— Какое у вас к нему дело?

Мейсон улыбнулся и покачал головой.

— Для разгадки убийства мы должны узнать мотив. Если мы узнаем о вашем деле, это может навести нас на след.

— Нет.— Мейсон опять покачал головой.

— О’кей,— сказал сержант Голкомб.— Не уходите, пока я вас не отпущу. Это ваша машина?

— Да.

— А это чья?

— Миссис Тидингс. Миссис Тидингс, разрешите вам представить сержанта Голкомба.

Сержант даже не приподнял шляпу.

— Кем вы ему приходитесь?

— Его жена.

— Жили с ним вместе?

— Нет, мы разошлись.

— Развелись?

— Нет... еще... Я не разведена.

— Почему?

Она покраснела.

— Я предпочитаю не обсуждать эти вопросы.

— Вам придется сделать это рано или поздно. Я не хочу вмешиваться в ваши личные дела, но вам не стоит ничего скрывать от полиции. Вы тоже останетесь здесь.

Другие полицейские уже были в доме, и сержант Голкомб присоединился к ним. Мейсон бросил сигарету и каблуком затоптал ее.

— Миссис Тидингс, ваш муж бывал здесь раньше?

— Одни раз.

— Дружеский визит?

 — Деловой визит.

— Вы поднимали вопрос об алиментах?

— Нет. Для меня это неважно. Алименты — это мелочь. Я не заботилась об этом.

— Вам нужна была свобода?

— Почему вы задаете такие вопросы?

— Потому что я смогу помочь своему клиенту, если получу ответ. Во всяком случае, полиция заставит вас ответить.

— Кто ваш клиент? — спросила она.

— Я еще не могу сказать этого.

— Это Гейлорд?

— Почему вы думаете, что это она?

Она прищурилась.

— Это не ответ на .мой вопрос.

— А вы не ответили на мой.

Он прошелся. Полицейский из машины внимательно наблюдал за ними. Неожиданно Мейсон повернулся к миссис Тидингс.

— Вы очень красивая женщина.

— Спасибо.

— Вы не должны никого обманывать.

— Что вы имеете в виду, мистер Мейсон?

В этот момент открылась дверь, и сержант Голкомб позвал миссис Тидингс.

Мейсон снова закурил.

— Следите за своими словами,— шепотом сказал он.— И если у вас есть что сказать мне, то лучше сделайте это сейчас.

Миссис Тидингс отрицательно покачала головой и направилась в дом.

 Глава 5

Когда Мейсон подходил к дверям своей конторы, на пороге его встретила Делла.

— Меня ждут, Делла?

— Миссис Тамп и Бирл Гейлорд.

— Но встреча была назначена на два часа.

— Я знаю, но они чем-то обеспокоены. Говорят, что хотят,немедленно видеть вас/

— Я-то думал, что успею пойти с вами на ленч,.

— Я пыталась убедить их, но они не поддаются. Нервничают и шепчутся.

— Как выглядит девушка?

— Не то чтобы красавица, но отличная фигура, темные волосы, черные глаза.

— Сейчас я их приму... Мы напали на один след, Делла.

— Какой?

— Альберт Тидингс убит из револьвера калибра 38. Не самоубийство, потому что на одежде нет следов пороха и полиция не нашла револьвера. У него в кармане нашли револьвер калибра 32. Что самое интересное, полиция не нашла его ботинок. Рот испачкан губной помадой.

— Когда было обнаружено тело?

— Когда мы приехали туда.

— Значит, это вы обнаружили труп?

— Да.

— Пол подозревал, что вы найдете труп?

-- Нет. Полиция считает, что мы и так находим слишком много трупов.

— Что еще, шеф?

— Я познакомился с миссис Тидингс. Она была у подруги в Рено.

— Какая она?

— Высший класс. Держится как маленький солдат. Открыто заявила полиции, что не любила его, что он делал все, чтобы навредить ей, что она хотела развестись с ним, а он не давал развода. Она не сказала о причине его отказа, но у него явно было что-то, свидетельствующее против нее.

— Это не сделало ее в. глазах полиции, подозреваемой, шеф? — спросила Делла.

— Полиция подозревает ее. Они проверяют ее алиби. Голкомб звонил при мне в Рено. Очевидно, она действительно была там. Однако мне пришла в голову другая мысль.

— Какая?

Мейсон усмехнулся.

— Мне показалось, что она держит у себя вторую часть банкноты.

— Результаты есть?

— Нет. Во всяком случае, она не могла сделать это одна.. Она уехала в понедельник днем. Ее друзья говорят, что она прибыла в Рено на рассвете. Полиция Рено подтвердила это. Даже Голкомб поверил... Ну, ладно, давайте встретимся с миссис Тамп и мисс Гейлорд и посмотрим, как будут развиваться события дальше. Может быть, эта встреча что-то прояснит.

— Очевидно, нет необходимости представлять их интересы, раз Тидингс мертв?

— Возможно, нет,— ответил Мейсон.— Я могу только присматриваться к этой ситуации, но дела как такового нет. Суд назначит другого опекуна.

— Миссис Тамп?

  — Видимо, нет. Это дело опекунского совета. Проверка счетов займет много времени.

— Звать их?

— Да.— Мейсон зашел в кабинет, умылся и выпил воды. Вскоре вошла Делла с миссис Тамп и привлекательной, стройной девушкой, которая тут же с любопытством уставилась на Мейсона.

— Это мистер Мейсон, Бирл, а это Бирл Гейлорд,— представила их друг другу миссис Тамп.

Мейсон заметил алые губки, ровный ряд белых зубов, черные глаза. Бирл улыбнулась.

— Боюсь, я досаждаю вам, мистер Мейсон,— сказала она,— но, когда я сообщила миссис Тамп о нашем разговоре по телефону и что у вас есть какой-то след, мы не смогли больше ждать.

— Хорошо. Садитесь, пожалуйста.

— В чем дело? — спросила миссис Тамп.— Что вы нашли?

Мейсон ждал, пока они усядутся.

— Альберт Тидингс мертв,— сообщил он.— Мы нашли его тело в постели, в бунгало, принадлежащем его жене. Известили полицию. Он убит выстрелом из пистолета. Оружие не найдено. Правда, в его кармане нашли пистолет, но совсем другого калибра. На его губах следы помады.

Бирл Гейлорд издала легкое восклицание. Миссис Тамп изумленно разглядывала Мейсона.

— Вы уверены, что это был именно он? — спросила она.

— Да, миссис Тидингс опознала его,

— Тело нашли в доме?

— Да.

— А где была она?

— В Рено, Случайно она вернулась именно тогда, когда мы были там.

— Я рада, что это не самоубийство,— просто сказала Бирл.— Всегда боялась, что мы его толкнем на это.

— Ерунда,— отрезала миссис Тамп.

— Но я не могу избавиться от этого чувства,— настаивала Бирл.— Я любила его, хотя и не доверяла ему. Я думала, что он просто слишком легкомысленно ведет дела.

— Он был мошенником,— сказала миссис Тамп,— Это видно и по его репутации.

— Лично ко мне он был добр,— возразила Бирл.

— Конечно, он был добр к тебе,— не сдавалась миссис Тамп.— Ведь он растратил твои деньги. Почему бы ему не обманывать тебя? Ты была его Санта-Клаусом. Вот он и разыгрывал роль доброго опекуна.

— Счета могли быть неправильно проверены, но намерения у него были самые лучшие. Если он и совершил незначительную растрату, То пытался покрыть ее. Не думаю, что он умышленно растратил мои деньги. Но мне не нравилось его отношение к вам.

Миссис Тамп промолчала.

— Когда... Когда это случилось? — наконец спросила Бирл.

— Около полудня во вторник,— ответил Мейсон,— Коронер приказал отправить тело на вскрытие, чтобы установить точное время.

— А что будет с состоянием Бирл? — забеспокоилась миссис Тамп.

— Суд назначит другого опекуна. Все счета будут тщательно проверены.

Миссис Тамп твердо выдержала его взгляд.

— Отлично, мистер Мейсон. Позвольте перейти к делу. Это означает, что мы не нуждаемся в ваших услугах?

— Да.

— Не вижу почему,— возразила Бирл.

— Потому что теперь он ничего не сможет сделать,— пояснила миссис Тамп.— Нет смысла платить мистеру Мейсону, если дела как такового нет.

— Это верно,— согласился Мейсон.

— Разве нет ничего, что вы могли бы сделать? — спросила Бирл,—- Ну, может быть, вы могли бы следить, чтобы соблюдались мои интересы.

— Это я могу,— сказал Мейсон — Если я найду, что что-либо делается не так, я защищу вас. Возможно, суд назначит опекунский совет.

— Могут назначить меня? — спросила миссис Тамп.

— Возможно, но суд будет настаивать на опекунском совете,

— Я хочу взяться за опеку без компенсации.

— Подождем несколько дней и посмотрим, что можно будет сделать. Суд может разрешить мисс Гейлорд выбрать самой опекуна.

— Конечно, я выберу миссис Тамп,— сказала Бирл.

На столе Мейсона резко зазвонил телефон.

— Прошу прощения.— Мейсон взял трубку.

— Сержант Голкомб здесь,— услышал он голос дежурной.— Настаивает на немедленной встрече с вами, С ним еще один человек.

Мейсон задумался на мгновение.

— Вы сказали ему, что я занят, Герти?

— Да.

— Не говорили ему имена моих клиентов?

— Нет. Конечно нет.

— Скажите ему, что я сейчас выйду в приемного.

Он положил трубку и повернулся к своим клиенткам.

Сержант Голкомб из уголовного отдела ждет. Ои хочет немедленно видеть меня. Я выйду ненадолго. Прошу прощения.

Он вышел в приемную, тщательно прикрыв за собой дверь.

— Пойдемте куда-нибудь, где можно поговорить,— сказал сержант.

— Можно в библиотеке,— предложил Мейсон, открывая дверь.

Сержант кивнул молодому человеку, который пришел вместе с ним.

— Хорошо, Маттерн, пошли.

Адвокат бегло взглянул на молодого человека. Ему было лет тридцать. Голова казалась непомерно большой для такого тщедушного тела. Большой лоб свидетельствовал об уме. На. носу очки.

Они вошли в библиотеку, и Мейсон тщательно прикрыл за собой дверь,

— В чем дело, сержант?

Тот кивнул на молодого человека.

— Это Карл Маттерн, секретарь Тидингса.

Маттерн промолчал, но явно нервничал.

— Вы представляете Бирл Гейлорд? — спросил сержант.

Мейсон колебался.

— Конечно.

— А как фамилия другой? — спросил Голкомб у Мат-терна.

— Тамп. А. Э. Тамп.

— Вы знаете ее? — обратился Голкомб к Мейсону.

— Да.

— Она ваша клиентка?

— Не совсем, а что?

— Маттерн говорит, что вы звонили и договорились с Тидингсом о встрече.

— Да, я вам уже говорил об этом.

— На этой встрече вы должны были обсуждать дела Бирл Гейлорд?

— Да.

— Где я сейчас могу найти Бирл Гейлорд?

— Не чувствую необходимости отвечать на этот вопрос..

— Не хотите помочь следствию?

  — Если вы начнете с начала и скажете, что вам нужно, может быть, я и сумею вам помочь,— ответил Мейсон.

— Я ищу мотивы,— отозвался Голкомб.— Миссис Тамп и Бирл Гейлорд пытались встретиться с ним в понедельник, но Тидингс отказался с ними разговаривать. Они ждали, когда он выйдет из конторы. Тидингс сказал, что с мисс Гейлорд он готов увидеться, но миссис Тамп видеть не хочет.

— Поэтому она убила его? — улыбнулся Мейсон.

— Чепуха! — отрезал сержант. —Вы знаете, что я не это имею в виду, Мейсон. Мне нужно проверить любую вероятность. Я хочу выяснить, что они знают о нем и почему они обвиняют его в растрате. Когда человек убит, мы разыскиваем его врагов. Вы знаете это не хуже меня,. Что касается этого дела, то женщина может быть убийцей с таким же успехом, что и мужчина. Губная помада принадлежит скорее женщине.

— Не думаю, что миссис Тамп пользуется ею,— снова улыбнулся Мейсон.

Сержант Голкомб нахмурился и хотел что-то сказать, но промолчал, потому что открылась дверь и появилась Герти. 

— Извините, что помешала. Кто-то позволил и настаивает на немедленном разговоре с сержантом Голкомбом.

Тот вышел.

—Я ужасно расстроен,— тихо сказал Маттерн,—я так разнервничался, что почти ничего не соображаю.

Мейсон посмотрел в его зеленоватые глаза.

— Не сомневаюсь, что для вас это был удар,— сказал он.— Должно быть...

И замолчал, увидев, что сержант Голкомб, положив трубку, возвращается не в библиотеку, а идет прямо к кабинету.

— Не ходите туда,— предупредил его Мейсон.

Но сержант, не обращая на него внимания, открыл дверь в кабинет и вошел.

Обе женщины с удивлением смотрели на него.

— Хотели надуть меня? — обратился Голкомб к Мейсону.— Если бы мне не сказали, что она здесь, я бы ушел ни с чем. Так-так, Мейсон...

— Я не собираюсь извещать вас о визитах моих клиентов. У меня деловой разговор с этими женщинами. Я, как адвокат, имею на это право.

— Разве это плохо? Разговор подождет, пока я задам несколько вопросов. Это вы обе причинили беспокойство Альберту Тидингсу?

— Конечно,— ответила миссис Тамп.— И больница тоже «причинила ему беспокойство», как вы изволили выразиться. Мистер Тидингс был негодяем.

— Вы знаете, что он умер?

— Да, мистер Мейсон сказал мне об этом.

— Хорошо. Вы были в конторе Тидингса в понедельник днем и пытались увидеть его. Он велел секретарю передать, что поговорит только с Бирл Гейлорд, но не хочет иметь дело с вами. Это верно?

— Да.

— Но вы разговаривали с ним?

— Да.

— Где?

— Мы ждали его на улице, у его машины. Бирл знает ее. Мы поставили свою машину рядом.

— В котором часу вы с ним разговаривали?

— Как только он покинул контору. Около половины пятого или без четверти пять.

  — Вы угрожали ему?

Миссис Тамп задохнулась от возмущения.

— Угрожала ли я? — переспросила она.— Разве я похожа на человека, способного угрожать?! Угрожала ли я! Этот человек грозил посадить меня за клевету. Он сказал, что я восстанавливаю. Бирл против него. Он сказал, что как опекун волен не давать Бирл ни цента. Это дословно, молодой человек. Ни цента. Разве я угрожала ему?

— А что вы ему сказали? — настаивал Голкомб.

— Я сказала, что его заставят отчитаться за все деньги Бирл и что я уже проконсультировалась на этот счет с юристом.

— А дальше что?

— Потом я. сказала ему, что мистер Перри Мейсон является моим адвокатом и что мистер  Мейсон будет ждать его в одиннадцать часов на следующий день. Кажется, это поразило его. Он пробормотал что-то неразборчивое и уехал.

Голкомб вопросительно посмотрел на девушку.

— Вы были при этом?

Она кивнула.

— Ну и как? Это соответствует вашим воспоминаниям?

Она на мгновение задумалась.

— Мне нечего вспоминать.

— Что неправильно в ее- показаниях? — настаивал Голкомб.

— Дядя Альберт, мистер Тидингс, не был так раздражен, как кажется миссис Тамп.

— Нет был! — настаивала миссис Тамп.— Он был оскорблен. Он...

— Не думаю, что вы понимаете мистера Тидингса лучше, чем я,— перебила ее Бирл.— Он чрезвычайно нервничал тогда, потому что торопился.

— Да,— согласилась миссис Тамп,— он сказал что-то насчет свидания.

— Свидания? — резко спросил сержант,—С кем?

— Он этого не сказал,— ответила миссис Тамп.

— С женщиной,— уточнила Бирл.

— Да, это правда. Он сказал что-то вроде того, что не может заставлять женщину ждать,— согласилась миссис Тамп,— но он не сказал определенна, что это было свидание.

— Не нужно много слов, чтобы эго нонять,—возразила Бирл.— Но я уверена, это было свидание с молодой женщиной.

— Любовное свидание? — спросил сержант.

— Лично я считаю, что это было деловое свидание,— ответила Бирл.— И я думала, что оно очень беспокоило его и заставляло волноваться и злиться.

— Вы слишком хорошо говорите о нем,— с обидой сказала миссис Тамп.— Он был грубым, непочтительным человеком и... и безобразным,

Бирл покачала, головой.

— Это не правда, сержант. Миссис Тамп не знает его так хорошо, как я. При расследовании вы узнаете, что у мистера Тидингса было очень важное свидание и он очень торопился. 

— Это совпадает с тем, что я вам сообщил, сержант,— сказал Маттерн.

Голком.б хмуро посмотрел на него.

— Вы сказали, Тидингс знал, что эти женщины ждут его у машины?

— Думаю, знал,— ответил Маттерн.— Он видел, как они подъехали. Но я говорил вам, что у него должно было состояться важное свидание. Свидание с женщиной... И я тоже считаю, что оно было деловым. Во всяком Случае, так мне показалось.

— Вы знаете, что это за дело?

— Свидание с женщиной, которая мистеру Тидингсу причинила много неприятностей или могла их причинить.  

— Вы можете назвать ее имя?

— Нет.

— Когда Тидингс приехал в контору во вторник?

— Около половины десятого. Точнее, между половиной десятого и десятью.

— И он ничего не сказал о предстоящем свидании?

— Нет.

— Не сказал, где и с кем он должен встретиться?

— Ни слова.

— Вы можете сказать что-либо о его поведении в тот день?

— Кажется, он был обеспокоен.. Немного нервничал^ Но, возможно, мне это показалось.

Сержант снова обратился к миссис Тамп,

— Вы вернулись в контору мистера Тидингса во вторник утром. Не так ли?

Миссис Тамп неловко заерзала в кресле.

— Отвечайте на вопрос,— настаивал Голкомб.

— Да.

— Зачем?

— Ну... я не знаю. Я только хотела дать ему еще один шанс.

— Значит, вы запугали его мистером Мейсоном?

— Я не делала ничего подобного.

— Зачем вы хотели видеть его?

— Я... ну, я хотела объяснить, что мистер Мейсон будет представлять интересы Бирл.

— Только это вы и хотели ему сообщить?

— Да.

Сержант Голкомб торжествующе улыбнулся.

— Ну-с, поговорим об этом. В котором часу вы были там?

Мисссис Тамп кивнула на Маттерна.

— Его секретарь знает. Это было незадолго до полудня.

— И Тидингса не было в конторе?

— Секретарь сказал, что его нет.

— И вы не поверили?

— Нет.

— Вы снова пошли на улицу к машинам?

— Да, я осмотрела их там.

— И потом вы поехали в клуб мистера Тидингса?

— Да,— ответила миссис Тамп после долгой паузы.

— И там вы узнали,— произнес с торжеством Голкомб,—там вы узнали, где был Тидингс. Вы последовали за ним к дому его .жены, где было найдено его тело, и имели с ним последний разговор. Это так, миссис Тамп?

— Ничего подобного. Вы абсолютно не правы, делая подобные заявления. У >вас могут возникнуть из-за этого неприятности.

— Где вы были в час дня во вторник?

— Зачем... я... я подумаю... Подождите минуту. Я была у своей портнихи. Я была там в половине первого.

Сержант нахмурился.

— Где были вы, мисс Гейлорд?

— Ну, я не знаю... Вторник. О, знаю. Я завтракала с Колманом Ригером... Я полагаю, вы знаете его. Он играет, в водное поло.

Голкомб подошел к телефону и попросил, чтобы его  соединили с Управлением полиции.

— Я хочу знать результаты вскрытия тела Альберта Тидингса. Жду у телефона.

— Сейчас я могу сказать вам то, чего не мог сказать раньше, мистер Мейсон,— сказал Маттерн.— Поскольку я имел доступ к дела мисс Гейлорд, я кое-что знаю. Мистер Тидингс злоупотреблял ее доверием.

— Каким образом?

— Он продал акции «Сиборд Консолидайтед Фрейтерс» и вложил деньги в «Вестерн Проспектинг». Перед уходом из конторы он сказал мне, чтобы я передал чек «Люфтус и Кейл».

— На какую сумму был чек? — спросил Мейсон.

— На пятьдесят тысяч долларов.

— Что такое «Вестерн Проспектинг»? Она внесена в список? — спросила миссис Тамп.

— Нет, миссис Тамп, ее нет в списке.

— Я никогда не слышал о такой фирме,— сказал Мейсон.

— Между нами говоря, она существует. Я не могу сообщить вам детали, но мистер Тидингс предварительно собрал все сведения об этой фирме. Мисс Гейлорд получит от этого большую выгоду.

— Почему же их нет в списке?

— Потому что информация сугубо конфиденциальная, а вы знаете, что на свете нет ничего более опасного, чем утечка информации об акциях,— ответил Маттерн.— Я хочу сказать, что мистер Тидингс действовал в интересах мисс Гейлорд. Он долго изучал ситуацию. Он был опытным специалистом в вопросах горного дела.

— Не вижу причины, которая могла помешать вам сообщить мисс Гейлорд об интересующем ее деле,— сказал Мейсон.

— Вы юрист, мистер Мейсон, а я — нет. Я не могу спорить о законах наравне с вами,  но полагаю, что состояние мистера Тидингса будет кем-то управляться. И у этого управляющего будет юрист. Я передам ему всё сведения, и вы сумеете ознакомиться с ними. Думаю, вы понимаете мое положение.

— В котором часу вы передали чек маклеру?

— Незадолго до одиннадцати часов.

— Во вторник?

-— Да, сэр. Я ушел с чеком вскоре после вашего звонка.

— И этот чек был выписан лично на мистера Тидингса?

— Нет. Это был кассовый чек. Сумма была довольно большой, и по определенным причинам мистер Тидингс был заинтересован в том, чтобы все было сделано быстро. Он получил кассовый чек в понедельник.

— Он не сам получал деньги?

— Нет. Я же говорю, что он послал меня.

— А когда Тидингс покинул контору?

— В то же самое время, что и я. Он вместе со мной вошел в лифт.

— И не сказал вам, где вы сумеете найти его?

— Нет. Он сам позвонил мне.

— Когда это было? — вмешался Голкомб, продолжая ждать у телефона.

— Вскоре после полудня.

— Во вторник?

— Да.

— Он сказал, откуда звонит? — спросил Мейсон.

— Нет, не сказал.

— Значит, последнее, что мы знаем...

— Подождите,— сказал Голкомб и заговорил в трубку.— Да, хэлло... Это сержант Голкомб, доктор. Я хочу узнать результат вскрытия Альберта Тидингса. Точное время его смерти... Да, конечно, я понимаю, что вы не закончили свое дело, но... Температура комнаты?.. Понимаю... Что? Что?.. Нет, подождите. Это не меняет доказательств.. Нет... Десять часов спустя?.. Три часа... Конечно, мне нужны точные факты.

Он положил трубку.

— Что он сказал, сержант? — спросил Мейсон.

— Он не знает. Не закончили исследования.

Мейсон улыбнулся миссис Тамп.

— Ну, миссис Тамп, я полагаю, у вас нет алиби на то время, когда вы были в клубе, застрелили Тидингса и отвезли его тело в дом миссис Тидингс. Врач сказал, что Тидингс умер в десять часов утра во вторник.

— У вас плохое воображение,— хмуро отозвался Голкомб.

Мейсон снял трубку и, услышав голос Герти, спросил:

— Вы слышали этот разговор, Герти?

— Да.

— Спасибо, это все.

Он положил трубку и улыбнулся.

— Черт бы побрал этих врачей! — разозлился сержант.— Как можно работать со связанными руками?!

— Я знаю, что он был жив после полудня,— настаивал Маттерн — Я разговаривал с ним по телефону.

— Вы разговаривали с человеком, который сказал вам, что он Тидингс,— неожиданно заявил Мейсон.

— Я разговаривал с Тидингсом,

— Вы узнали его голос?

— Ну... я тогда так думал.

— Вы знаете, что голос можно имитировать?

— Когда он ушел из конторы? — вмешался Голкомб.

— Точно я не помню. Это было вскоре после его разговора с мистером Мейсоном. Несколько минут спустя.

— Вы можете назвать точное время разговора?— спросил сержант Мейсона.

— Я могу восстановить время по событиям, сержант, но сейчас я не могу точно назвать время.

— Черт возьми, Мейсон! Чего вы темните?— раздраженно сказал Голкомб.— Ваши клиенты в порядке, у них есть алиби. Почему вы не хотите назвать мне точное время?

Мейсон многозначительно посмотрел на Бирл Гейлорд.

— Я думаю, что мне сначала самому надо провести расследование.

— Что?

— Акции «Вестерн Проспектинг Компани».

— Я могу вам все пояснить, мистер Мейсон,— заметил Карл Маттерн.

— Не стоит.

— Это хорошая фирма.

— Предпочитаю провести собственное расследование и самостоятельно сделать выводы.

— Ну, вы увидите, что это надежная фирма.

— Хорошо,— кивнул сержант.— Это все. Я пошел.— Он повернулся к Мейсону,— В следующий раз, когда я буду расследовать убийство и захочу побеседовать с вашими клиентами, а они будут в вашей конторе, не пытайтесь мешать мне.

— Не буду,— пообещал адвокат.— Я просто хотел, чтобы моих клиентов оставили в покое.

— Вы не хотите сотрудничать с властями, Мейсон, смотрите, как бы вам не пришлось пожалеть... Пошли, Маттерн.

Они ушли. Мейсон повернулся к женщинам.

— Я говорил, что не могу оказать вам никакой помощи... Теперь думаю, что смогу.

— Что вы имеете в виду, мистер Мейсон? — спросила миссис Тамп.

— Я хочу узнать, что скрывается за вывеской .«Вес-тёрн Проспектинг Компани». Мы сможем проникнуть туда, если захотим.

— Но я не вижу как,— возразила миссис Тамп.

— Я тоже пока этого не знаю. Но сержант Голкомб сможет. Врач сказал, что Тидингс был убит через десять или пятнадцать минут после того, как покинул во вторник свою контору.

— Ну?

— Покойник не покупает акции.

Миссис Тамп и Бирл переглянулись.

— Но допустим, акции реальные?

— Тогда мы вернемся к тому, с чего начали. А теперь идите, мне надо заняться делом.

Женщины встали.

— Большое спасибо, мистер Мейсон,— сказала Бирл.

— Мистер Мейсон, я не хочу, чтобы вы думали, будто я пыталась обмануть вас. Я— Ну, я хотела повидать мистера Тидингса и сообщить ему, что я не блефую, что я действительно обратилась к вам,— оправдывалась миссис Тамп.

— Забудьте об этом. Даже если вы попытались договориться с ним, миссис Тамп, то и в этом случае ничего страшного нет.

— Спасибо вам, мистер Мейсон. Вы  так добры. Вы... я теперь так себя чувствую...

— Верно, мистер Мейсон,— засмеялась Бирл.— Но миссис Тамп действительно заботится о моих интересах и хочет спасти каждый грош моих денег. Пошли.

Мейсон и секретарша смотрели, как они уходят.. Когда дверь за ними закрылась, адвокат распорядился:

— Свяжитесь с моим маклером, Делла.- Скажите ему, пусть разузнает о «Вестерн Проспектинг», что это за акции и кто открыл счет на пятьдесят тысяч во вторник утром.

— Вы хотите поговорить с «Люфтус и Кейл»?

— Пока нет. Я хочу подготовиться к разговору с ними.

— Почему?

— Не знаю. Подозрение, если хотите. Я думаю, в этой мутной воде водится рыбка. Тидингс устранен. Он должен был знать, что Адель Гастингс подкапывается под него,

— Он виделся с ней в понедельник?

— Похоже на то. Сержант не называл имен, и я тоже... Позвоните Полу Дрейку. Пусть найдет Роберту Пелтхема и позвонит в «Контракторс Джорнел». Пусть поместит объявление:

«П. Должен поговорит» с вами лично, если возможно. В крайнем случае — по телефону. По телефону, не называйте имен, но говорить надо правду. М.»

Делла записала все, что он сказал.

— Что еще, шеф?

— Все. Скажите Дрейку, пусть глаз не сводит с дела об убийстве.

— Если ваши клиенты так чисты, шеф, почему вас беспокоит убийство?

— Потому, Делла, что я попал в ловушку. Я боюсь, что некая женщина придет сюда в удобный для нее момент, протянет мне свою часть десятитысячедолларовой бумажки и скажет: «Действуйте, мистер Мейсон, и защищайте меня!» А я готов держать пари, что рука, которая протянет мне ее, та же, что держала револьвер, когда был убит Тидингс.

— Через пятнадцать минут после его ухода из конторы во вторник утром? — скептически спросила Делла.

— Кто-то же убил его.

— Значит, вы не верите, что это Тидингс звонил своему секретарю во вторник днем?

— Полицейский врач не верит в это,— многозначительно ответил Мейсон.

 Глава 6

В четверг утром, войдя в свою контору, Мейсон застал там Пола Дрейка. Он кивнул Герти, пожал руку Дрейку и прошел с ним в свой кабинет, где Делла Стрит просматривала утреннюю почту.

— Привет, Делла! Что нового?

— Ничего важного. Хэлло, Пол!

— Хэлло, Делла! Как дела?

— Хорошо.

Дрейк растянулся в любимом кресле.

— Есть что-нибудь? — спросил Мейсон.

— Крохи. Пелтхем куда-то ускакал. Полиция ищет его, но не может найти. И я тоже.

— Они его обвиняют в чем-нибудь?

Они утверждают, что он один из двух, кто подписывал чеки с Тидингсом. Чеки, которые увели деньги больницы.

— Ты не смог ничего узнать о его девушке?

—- Ничего, Он жил один. Насколько известно, в его апартаментах ни разу не появлялись женщины. Он хладнокровный, логически мыслящий тип, у которого эмоций не больше, чем у банкира, дающего деньги в долг. Все, что он делал, делал искусно, тщательно, с учетом всех деталей. Если у него, например, был роман с замужней женщиной, то он не оставлял никаких следов.

— О’кей. Для тебя есть важная работа, Пол. Я поместил в .«Контракторс Джорнел» объявление. Личное. Не хочу, чтобы даже твои ребята знали об этом. Дело в том, что в течение дня кто-то принесет для меня ответ. Надо проследить за этим человеком.

— О’кей. Еще что-нибудь?

— Да. Миссис Тамп имела отношение к сиротскому приюту «Ходден Хоум Уэлфейр Сосайети». Дело паршивое... Она имела дело с бывшим бухгалтером. Подозреваю, что этот бухгалтер сейчас находится в нашем городе. Я хочу заставить ее связаться с ним... Скажем, сегодня после половины одиннадцатого? Ты должен поставить наблюдателей в ее отеле и подслушать ее телефонные разговоры... Сможешь сделать? Мне это очень помогло бы.

— С телефоном дело трудное,— ответил Дрейк,— но попробовать можно.

— Хорошо,— кивнул Мейсон и обратился к Делле: — Делла, ровно в половине одиннадцатого позвоните миссис Тамп. Скажите, что мистер, Мейсон интересуется расписками об уплате денег приюту. Скажите ей, что «Ходден Хоум Уэлфейр Сосайети» утверждает, что не получал никаких денег и что личность, получавшая деньги, никогда не имела к ним никакого отношения. Спросите, что ей известно об этом... Заставьте ее поволноваться, но не говорите ничего определенного. Ну, вы сами знаете. Вы только мой секретарь и выполняете мои указания, а детали известны только мне,

Делла записала его указания.

— В половине одиннадцатого?

— Да.

— Твой человек, Пол, к этому времени должен быть готов к работе,— обратился адвокат к Дрейку.

— О’кей.

— Дальше, Пол. Я хочу кое-что узнать о Бирл Гейлорд. Рассказ миссис Тамп не выдерживает никакой критики.

Делла удивленно уставилась на него.

— Как, же так, шеф? Ее рассказ так драматичен...

— Да, действительно,— согласился Мейсон.— Даже слишком. Но она забыла об элементарном морском законе. Женщины и дети первыми спасаются с тонущего корабля. Так что русский дворянин и его жена никак не могли оказаться в одной лодке. А миссис Тамп не могла любоваться видами мрачных вод, пока отплывала первая лодка.

Миссис Тамп нарисовала душераздирающую картину, но это только плод ее воображения. Если она действительно была на этом пароходе, то знала бы, как трудно стоять на палубе тонущего судна. Эта история кажется мне липовой... Обратите внимание: ни даты, ни названия парохода.

— Когда вы пришли к этой мысли, шеф, и почему?

— Допустим, она лгала о себе, но говорила правду о других. Если она слышала эту историю от кого-то, то, возможно, рассказала красивую сказку Бирл ради опеки над ее деньгами.

— Я сделаю все, что смогу,— пообещал Дрейк и встал.

— Подожди, Пол,— остановил, его Мейсон.— Есть еще кое-что для тебя. Речь идет о Карле Маттерне, секретаре Альберта Тидингса. Узнай о нем все, что сумеешь: есть ли у него возлюбленная, собирается ли он жениться, любит ли лошадей —в общем, все о нем и его связях..

— О’кей. Еще что-нибудь?

— Пока, все.

Дрейк ушел. Зазвонил телефон. Делла сняла трубку.

— Шеф, у телефона маклер насчет «Вестерн Проспектинг».

Мейсон взял трубку.

— Говорит Мейсон.

— «Вестерн Проспектинг»,— начал докладывать маклер,— имеет основной капитал в три миллиона долларов. Акций выпущено на два с половиной миллиона. Каждая акция ценой в один доллар. Многие акции вложены в горное дело. Котируются на бирже по цене доллар с четвертью, полтора и два доллара, но в продажу не поступают. Держателям же акций сообщают, что они получат всего два цента с доллара, и никто не хочет их брать.

Во вторник, незадолго до полудня, был продан большой пакет акций. По книгам корпорации, пакет приобретен Альбертом Тидингсом, действующим в качестве опекуна, Для кого он приобрел пакет, неизвестно. Условия сделки мне не удалось узнать, но стоимость не менее трех-четырех тысяч долларов. Внешне все выглядит законно. Что еще?

— Откуда, появились акции, которые были проданы Тидингсу?

— Они пытаются держать все в секрете,— ответил . маклер,— но полагаю, что президент-компании продал свои личные акции.

— Кто президент?

— Некто Болус. Эмери Б. Болус.

—- У них есть здесь контора?

— Гм... Они держат штат только для продажи акций и арендуют небольшое помещение. Никакой деловой активности. Стенографистка, вице-президент, коммерческий директор, президент и бухгалтер. Вы.сами понимаете, что это такое... Если будете что-либо предпринимать, не говорите, откуда получили информацию.

— Спасибо. Я буду действовать, но сохраню в тайне источник информации. Делла, соедините меня с Люфту-сом или Кейлом. Маклерская фирма «Люфтус и Кейл». Мне нужен любой из них.

Пока она звонила, Мейсон задумчиво прохаживался по кабинету.

— У телефона мистер Люфтус, старший партнер фирмы.

Мейсон взял трубку.

— Хэлло, мистер Люфтус, с вами говорит Перри Мейсон, адвокат. Я узнал, что один из моих клиентов во вторник утром заключил сделку через вашу фирму.

— Да? — осторожно отозвался Люфтус.

— Тидингс как опекун приобрел акции «Вестерн Проспектинг Компани».

— О да!

— Что вы можете мне сказать об этом?

— Ничего,— последовал краткий ответ.

— Я представляю Бирл Гейлорд, опекуном которой является Альберт Тидингс!

— Вот как?

Мейсон помрачнел.

— Вы можете приехать ко мне?

— Нет.

— У вас есть юрист, который ведет ваши дела?

— Да.

— Вы не скажете мне, кто он?

— Не вижу оснований для этого.

— Хорошо,— сказал Мейсон, повышая голос,— если вы не можете приехать ко мне, я приеду к вам. Если хотите, можете пригласить своего адвоката. Если вы примете мой совет, то пригласите его. Вам надо также пригласить Эмери В. Болуса, президента «Вестерн Проспектинг Компани»... Я готов дать вам время на размышления. Меня интересует судьба пятидесяти тысяч баксов, И, поскольку вас ожидают неприятности, советую подумать обо всем... Через пятнадцать минут я буду у вас.

Он резко положил трубку и неожиданно начал хохотать.

— Черт возьми, один из таких людишек действует на меня хуже, чем дюжина бандитов, которые пытаются запугать меня.

— Собираетесь дразнить льва в его логове? — спросила Делла.

— Я напугаю старого льва так, что он никогда не забудет меня. Хорошо, если его адвокат будет там и начнет спорить со мной... Пожелайте мне удачи, милая, потому что она мне может понадобиться...

Пятнадцать минут спустя Перри Мейсон вошел в контору «Люфтус и Кейл». Привлекательная молодая женщина взглянула на него.

— К мистеру Люфтусу,— сказал Мейсон.

— Ваше имя?

— Мейсон.

— О да, мистер Люфтус ждет вас.

— Прекрасно.

— Вы подождете несколько минут?

— Нет.

— Одну минуту,— сказала она и с беспокойством повернулась к телефону.

— Мистер Мейсон здесь, мистер Люфтус. Он говорит, что не хочет ждать.

Очевидно, ей что-то говорили, потому что она выслушала и снова повторила:

— Но он не будет ждать, мистер Люфтус,

После паузы улыбнулась Мейсону.

— Можете идти. Вторая дверь налево.

Мейсон прошел по коридору и открыл дверь личного кабинета Люфтуса. Человек лет шестидесяти поднялся из-за массивного письменного стола красного дерева.

— Садитесь,— властно сказал он.— Мой адвокат едет сюда.

— Если бы вы сказали мне это раньше, я не торопился бы, чтобы у вас было время договориться.

Люфтус мягко побарабанил пальцами по столу.

— Мне не нравятся юристы по уголовным делам,— сдержанно сказал он.

— Мне тоже,— кивнул Мейсон, поудобнее усаживаясь в кресле.

— Но вы юрист по уголовным делам.

— Это зависит от того, что вы имеете в виду. Я юрист, а не преступник.

— Но защищаете преступников.

—- А кого вы называете преступником?

— Человека, который совершил преступление,— ответил Люфтус.

— А кто решает, совершил человек преступление или нет?

— Присяжные, я полагаю.

— Верно,— улыбнулся Мейсон.— Поэтому я и стараюсь убедить их, что человек, которого я представляю, не преступник.

— Это не убедительно.

— Так же считают судьи,—все еще улыбаясь, заметил Мейсон.

— Что может интересовать такого человека, как вы, в нашем бизнесе?

— Мне не нравятся ваши слова. Может быть, не нравится и ваш.бизнес. Во всяком случае, я сказал вам, что меня интересует. Если вы дадите мне информацию, которую я просил по телефону, сможете сэкономить свое время и избежать неприятного разговора.

— Разговор будет неприятным для вас,—’возразил Люфтус,— а не для меня. Я не собираюсь тратить деньги на консультацию с юристом, если крючкотворы лезут в мои дела... Но раз уж начал, то доведу дело до конца.

— Похвально,— Мейсон достал портсигар, выбрал сигарету, размял ее и закурил.

— Вы не хотите сказать, что вам нужно?

— Нет, пока не приедет ваш юрист,— ответил Мейсон.

— Но  вы сказали, что не собираетесь ждать.

— Я не люблю ожидать в приемных, если это не вызвано необходимостью. И не люблю обсуждать дела с человеком, который ничего не может решить без своего адвоката... Может быть, мы пока поговорим о бейсболе?

Люфтус привстал с кресла, лицо его побагровело от гнева.

— Предупреждаю вас, молодой человек, ваши победы в судах одержаны только потому, что вы имели дело со слабоумными. Но, боюсь, если вы будете разговаривать со мной в таком же духе, вам придется иметь дело с весьма искушенными людьми.

— Это прекрасно! Я всегда стремился к этому...

Дверь кабинета распахнулась, и вошел высокий, широкоплечий мужчина с длинными бакенбардами. В руке он держал портфель.

— Я же сказал вам, чтобы вы не принимали его без меня,— бросил он Люфтусу.

Мейсон улыбнулся.

— А я бы не стал ждать!

— Я — Гантен,— представился мужчина.— Старший партнер фирмы «Гантен, Клайн и Шоу». Вы — Мейсон.

Я видел вас в суде. Что вам нужно?

— Я просил мистера Люфтуса по телефону сообщить мне все, что ему известно о сделке в пятьдесят тысяч между «Вестерн Проспектинг Компани» и Альбертом Тидингсом, действовавшим как опекун. Он отказался.

— И правильно сделал, что отказался,— холодно сказал Гантен, усаживаясь в кресло. Портфель он поставил на пол.

— Лично я считаю это неразумным,— улыбнулся Мейсон.

— Меня не волнует ваше мнение,— сердито бросил Люфтус.

— Возможно, мне следует объяснить свою позицию и обратить ваше внимание на определенные факты. Я представляю интересы Бирл Гейлорд, опекуном которой и является Альберт Тидингс. 

— Продолжайте представлять,— сказал Люфтус.— У нас нет ничего общего с тем, что происходит между ней и ее опекуном.

— К вашему сведению, Альберт Тидингс убит.

Люфтус и Гантен переглянулись.

— Если вы не возражаете, мистер Люфтус,— сказал Гантен,— разговор буду вести я.

— Нечего меня запугивать,— разозлился Люфтус.— Я читал о смерти Тидингса в газетах. Это, черт возьми, не означает, что...

— Пожалуйста, мистер Люфтус,— перебил его Гантен,—позвольте мне вести разговор. Этот юрист пытается завлечь вас в ловушку и добиться каких-то признаний.

Мейсон засмеялся.

— Я сам предложил мистеру Люфтусу пригласить  своего адвоката.

— И я здесь,— холодно парировал Гантен.— Продолжайте.

— К несчастью, существуют различные мнения о времени смерти Тидингса,— продолжал Мейсон.

— Какое отношение это имеет к продаже акций? — взорвался Люфтус.— Мы не имеем сведений...

— Мистер Люфтус! — перебил его Гантен.

— Возможно, это имеет отношение к акциям. Насколько я знаю, передача состоялась через секретаря мистера Тидингса. Тидингс покинул свою контору до заключения сделки. Он выступал в этой сделке в качестве опекуна.

— Какое это к нам имеет отношение? — спросил Гантен.

— Самое прямое. Медицинский эксперт утверждает, что мистер Тидингс не мог быть жив после десяти часов утра во вторник.

— Ерунда! — возразил Люфтус.— Его секретарь виделся с ним после этого времени и разговаривал с мистером Тидингсом по телефону после заключения сделки. Это все только ваши домыслы!

— Его секретарь мог ошибиться,— заметил Мейсон.

— Чушь! — бросил Люфтус.

— Очевидно, мистер Мейсон,— вмешался Гантен,— вам не приходит в голову, что врач тоже мог ошибиться.

— Я готов согласиться с вами в этом,— кивнул Мейсон.— Но вы не согласны с тем, что секретарь Тидингса мог ошибиться.

Гантен внимательно посмотрел на Мейсона.

— И вы считаете, что, если Тидингс был мертв в то время, как секретарь совершал сделку, часть ответственности ложится на моих клиентов?

— Эта «часть» стоит пятидесяти тысйч долларов.

— Боюсь, мистер Мейсон, что ваш официальный опыт основан только на чисто технических вопросах судопроизводства.

— Лучше оставьте в покое мой официальный опыт и перейдите к делу.

— Очень хорошо.— Гантен повернулся к Люфтусу.— Здесь абсолютно нет ничего противозаконного, мистер Люфтус. Даже если Тидингс был действительно мертв в момент заключения сделки, это не налагает на вас никакой ответственности.

По закону смерть опекуна означает вакансию, которую только по решению суда может занять другой человек. Пока будет произведена соответствующая замена, представитель покойного опекуна управляет собственностью... Нет сомнения в том, что мистер Маттерн действовал по инструкциям, полученным от мистера Тидингса и с его согласия. Так что к вам не может быть предъявлено никаких претензий.

Люфтус улыбнулся.

— Вот видите, мистер Мейсон, мистер Гантен специалист в подобных делах. Он специалист по контрактам.

— И контрактным отношениям,— добавил Гантен.

— Это прекрасно,— заметил Мейсон.— А как у вас обстоит дело с Законом о посредничестве?

— Я специализировался также и по этому закону.

— Тогда, может быть, вы мне ответите, как этот закон трактует подобные дела?

— Подобных дел этот закон не трактует вообще,— покровительственно пояснил Гантен.— Мои клиенты действовали как маклеры. Это определенное положение предусмотрено законом. Они действовали как посредники...

— Забудьте об этом,— перебил его Мейсон.— Я говорю о Маттерне.

— О Маттерне? — удивился Гантен.— А он-то что сделал?

Мейсон улыбнулся.

— Вы забыли о Маттерне. Вы принимали Маттерна как агента Тидингса. Он и был им. Но поскольку Тидингс умер, это его положение автоматически аннулируется законом. Правовое положение агента, нанятого работодателем, немедленно прекращается после смерти работодателя.

— Чепуха! — Люфтус бросил быстрый взгляд на Гантена.— В чем дело, Гантен?

— Это вас ни к чему не приведет, мистер Мейсон,— сказал Гантен.— Соглашение заключается между двумя сторонами. Маттерн был только инструментом, который использовала одна сторона, и Тидингс дал ему определенные инструкции. Если вы изучите Закон о посредничестве, мистер Мейсон, вы найдете пункты, которые разрешают подобные сделки.

— Ну что ж,— парировал Мейсон,— а вы можете изучить «Комментарии к законам». Например, на страницах 809—310 приводится подобный пример использования Закона о посредничестве. Обращаю ваше внимание, в частности, на следующее:

«П. купил акции и поручил А. продать их. За два часа до истечения срока сделки, пока А. продавал акции Т., 77. умер. Поручение А. аннулировано».

«П. нанял Н., маклера, для того чтобы купить пакет в 10000 акций на имя А., но на деньги Т. П. умер, но никто этого не знал. А. купил акции после смерти П. А. не имел на это права».

Гантен нервно дернулся в кресле, стараясь избежать взгляда своего клиента.

Дверь снова распахнулась, и в кабинет вошел невысокий полный мужчина лет пятидесяти.

— Доброе утро, мистер Люфтус! Доброе утро! — кивнул он Гантену и Мейсону.

— Мистер Гантен, мой официальный адвокат. А это мистер Перри Мейсон, который волнуется из-за сделки в пятьдесят тысяч долларов с акциями «Вестерн Проспектинг Компани»...— представил их Люфтус вошедшему.— Джентльмены, это мистер Эмери Болус, президент «Вестерн Проспектинг Компани».

Болус обменялся рукопожатиями с Мейсоном и Гантеном.

— Рад познакомиться с вами, джентльмены,— сердечно сказал он.— Что вас беспокоит в этой сделке? Она уже совершена.

— И зафиксирована в ваших книгах? — спросил Мейсон.

— Да,— после некоторых колебаний ответил Болус.

— Не отвечайте на его вопросы,— вмешался Гантен.— Разговор буду вести я. Ваши интересы и интересы моего клиента, мистер Болус, идентичны.

— Странное заявление со стороны юриста, который специализируется на законах о посредничестве и контрактах, мистер Гантен... Я не хочу сказал, что вы плохо ведете дела своих клиентов, мистер Гантен, но как раз в интересах вашего клиента помочь мне аннулировать эту сделку. В противном случае мне придется обратиться в суд, а если дело дойдет до суда, то пятьдесят тысяч долларов останутся у Болуса, а ваш клиент выплатит эту сумму из своего кармана.

Мейсон встал.

— Подождите, ребята. В чем дело? — спросил Болус.

Люфтус пояснил:

— Мейсон утверждает, что Тидингс был мертв, когда мы заключили сделку. Об этом написано в утренних газетах.

— Ну что ж, мистер Гантен,— после паузы сказал Болус,— как адвокат фирмы «Люфтус и Кейл» вы должны позаботиться об интересах своих клиентов. Лично меня не интересуют технические детали.

— Одну минуту, Гантен,— торопливо вмешался Люфтус.— Мы связаны по рукам этим делом, да? Вы слышали, что говорит Мейсон?

— Э, Люфтус, не позволяйте Мейсону нарушать наши сердечные отношения,— предостерег его Болус.

— Где пятьдесят тысяч долларов? — обратился к нему Люфтус.

— Хорошо. Давайте разберемся,— сказал Болус.— Вы утверждаете, что ваши люди могут попытаться найти эти деньги?

— Конечно,— ответил Мейсон.

— Это абсурд,— вставил Гантен. Тидингс был жив и здоров, когда заключалась сделка. Это очевидный факт.

Мейсон зевнул.

— Это не ответ на вопрос,— заметил Болус.— Имеется ли какая-нибудь возможность найти и конфисковать деньги?

— Это неплохая идея, но мы должны сами расследовать дело,— сказал Гантен.

— О, лучше сохранить статус-кво,— заявил Люфтус.

— Я не знаю, что означает «статус-кво»,— Болус перестал улыбаться.

— Оставить все как есть,— торопливо объяснил Люфтус.— Каждый защищает свою позицию.

— Моя защита основана на том, что деньги пущены в оборот.

— Не думаю, что это мудро,— заметил Люфтус,

— Почему? — Глаза Болуса блеснули.— Ваш собственный юрист сказал, что требование Мейсона абсурдно,

— Тем не менее оно существует.

— И что вы предлагаете делать?

— Мы расследуем это,— сказал Гантен.

— Валяйте, расследуйте,— сказал Болус.— Расследование— чертовски полезное дело, но не трогайте «статус-кво» моих денег. Это мои деньги. Ясно?

— Это деньги корпорации,— уточнил Гантен.

— У вас есть акции, у меня — деньги. Меня не касается, что вы будете делать с акциями, а вас не касается, что я буду делать с деньгами.

— Одну минуту,— возразил Гантен.— Вы утверждаете, что не хотите ни с кем судиться. Я думаю, это абсурд. Мы используем все наши связи, и, полагаю, в течение нескольких дней все прояснится.

— А тем временем?..— спросил Болус.

— Ну а тем временем,— ответил Гантен,— будем с интересом наблюдать, как развиваются события.

— К чему вы клоните?

— Вы будете действовать вместе с нами,

— Каким образом?

— Проводя расследование.

— Еще что?

— Если сделка будет объявлена незаконной, мы все будем вынуждены защищаться.

— Готов согласиться,— сказал Болус.— Акции — хороший способ хранения денег. Есть вещи, о которых публика еще ничего не знает. Я не волен рассказать о делах, но через шестьдесят дней акции станут гораздо ценнее. Гораздо ценнее.

Люфтус кивнул.

— В таком случае, почему же вы избавились от всех ваших акций, мистер Болус? — равнодушно спросил Мейсон.

— Я не избавлялся от них,— огрызнулся Болус.

— Сколько акций принадлежит лично вам в настоящее время? Я имею в виду акции компании, президентом которой вы являетесь.

— Это не ваше дело.

— Какая часть этих пятидесяти тысяч долларов пошла на счет корпорации?

— Это тоже не ваше дело. Я не собираюсь отвечать на ваши вопросы.

— Хорошо,—дружелюбно согласился Мейсон. — Вы не хотите отвечать на мои вопросы.— Он выпустил клуб дыма.— Насколько я понял, вы одурачили самого себя.

Гантен и Люфтус переглянулись.

— Вы на моей стороне или против меня? — спросил Болус.

— Мы не против вас,— торопливо заверил его Люфтус.

— Мой клиент имеет в виду,— уточнил Гантен,— что во многом наши интересы совпадают. Нам всем необходимо доказать, что Тидингс был жив в момент совершения сделки.

— Вы хотите сказать, что если окажется наоборот, то вы выступите против меня?

— Конечно. Если сделка будет аннулирована по той или иной причине, мы будем настаивать на том, чтобы акции вернулись к вам, а деньги — к их владельцу.

— Почему?

— Потому что мы действуем как маклеры и нам дорога репутация... Я думаю, вам стоит ответить на вопрос мистера Мейсона о том, что случилось с деньгами, и убедить его, что сделка была законной.

— Я не собираюсь никого и ни в чем убеждать,— сказал Болус.— Вам нужны были акции на пятьдесят тысяч долларов. Вы их получили. Я получил деньги.

— Лично вы? — спросил Мейсон.— Или как президент корпорации?

— Мне не нравятся ваши инсинуации.

— Единственный способ избежать их — это отвечать на вопросы.

— Я думаю, в ваших интересах ответить на вопрос мистера Мейсона,— сказал Гантен.

— Не отвечу! — рявкнул Болус,

Люфтус потер подбородок.

— Ну, я пошел,— сказал Мейсон.— Я просто хотел, джентльмены, чтобы вы знали о моих намерениях.

— Не думаю, чтобы ваша клиентка одобрила ваше поведение,— заявил вдруг Люфтус.

— Не ссорьтесь без меня, джентльмены.

Люфтус поднялся за столом.

— Чего вы добиваетесь, мистер Мейсон?

— Защищаю интересы клиента и учу уму-разуму вас.— С вежливым поклоном Мейсон покинул кабинет.

В свою контору он вернулся в хорошем настроении.

— Как дела? — спросила Делла.— Хорошо?

— Думаю, да. Я напугал этих маклеров. К тому времени, как они поймут все, о чем я сказал, мы будем знать, когда умер Тидингс. Правда, мне трудно это узнать, так как сержант Голкомб не хочет делиться своими сведениями.

— Вы имеете в виду, что они проведут расследование?

— Да. Они могут оказать давление на Голкомба и заставить его говорить. А я не могу.

— Пол Дрейк просил вас позвонить. Соединить?

— Да.

Она вызвала Дрейка, и Мейсон взял трубку.

— Слушай, Перри,— торопливо заговорил Дрейк.— В «Контракторс Джорнел» пришла девушка с ответом для тебя. Оттуда она пошла в парикмахерскую: укладка, маникюр, массаж. Там стоит мой парень. Если хочешь взглянуть на эту беби, мы можем поехать вместе, и ты увидишь ее, когда она выйдет,,

— Машина есть, Пол?

— Конечно.

— О’кей. Встретимся внизу. Машину поведешь ты — я буду смотреть.

Он повесил трубку и повернулся к Делле.

— Мы получим ответ. Возможно, его принесла та же девушка, что и первый. Поеду взгляну на нее.

— Вы думаете, что у нее вторая половина банкноты?

— Я могу подозревать в этом любого,— усмехнулся Мейсон.— Если эта девушка окажется Бирл Гейлорд, то через час мы будем многое знать.

Мейсон торопливо прошел по коридору, спустился в лифте вниз и сел в машину, где его уже ждал Пол.

— Ты надеешься узнать эту девушку, Перри? — спросил Дрейк.

— М-да... Надеюсь и боюсь этого.

— Кто она, Перри?

— Моя клиентка.

Дрейк удивленно посмотрел на него.

— Ты не знаешь в лицо своих клиентов?

— У меня большая практика,— ухмыльнулся Мейсон.

— Знаешь, Перри, это дело выглядит все мрачнее и мрачнее. Почему ты следишь за собственными клиентками?

— Ты даешь своих ребят для работы, Пол. У них; много темных карт, ну и я подбросил еще одну,

Мейсон задумчиво смотрел на дорогу.

— Еще пара кварталов,— пояснил Дрейк.— Боюсь, что не найдем там места для машины.

— Надо что-то придумать. Я должен увидеть девушку, но не хочу, чтобы она заметила меня... Дай темные очки, Пол.

— Возьми в отделении для перчаток. Может быть, это тебе поможет.

— Ты можешь описать ее? — спросил адвокат.

— Только приблизительно. Потому что мне передали описание по телефону. У нее хорошая фигура, лет двадцати восьми, брюнетка, с большими темными глазами,

Мейсон нахмурился.

— Не годится? — спросил Дрейк.

— Это зависит от цвета глаз. У девушки, которую я имею в виду, темные глаза, но лучше я погляжу сам.

— Мой оперативник, молодой парень, был готов назвать ее красавицей.

Машина свернула налево. Дрейк подал сигнал и остановился. К ним подошел его сотрудник.

— Хотите поговорить со мной?

Мейсон кивнул.

— Думаю, она скоро выйдет.

— Вы следили за ней от самой редакции?

— Да. Это три или четыре квартала отсюда. Очевидно, здесь у нее назначена встреча. Кажется, ее знают в парикмахерской. Но я еще не пробовал получить здесь информацию.

— Сделайте это после ее ухода,— сказал Мейсон.— Нет, одну минуту. Я не хочу, чтобы она узнала о слежке. Подождем.

— О’кей. Мне остаться здесь?

— Да. Вы должны следовать за машиной. Я сам прослежу за ней, но, если она улизнет от меня, вы должны узнать, куда она пойдет. Как она одета?

— Темное шерстяноеплатье и красный жакет с лисьим воротником, маленькая шляпка.

— Красива?

— О да, я бы сказал... Очень красива.

Дрейк подмигнул Мейсону.

— О’кей. Мы будем в машине. Вы нам укажете ее.

Они сели в машину.

— У тебя есть какие-либо соображения насчет времени смерти Тидингса, Перри?

— Думаю, что да.

— Каковы же они?

— Это не то, что думают в полиции.

— А что они думают?

— У Голкомба два варианта. Первый — что Тидингса убили в бунгало, второй — что его убили в машине и тело отвезли в бунгало.

— А ты как считаешь?

— Думаю, в него стреляли в машине, но в бунгало он вошел сам, возможно, с чьей-то помощью. Практически, он умер вскоре после того, как улегся на постель. Странно, Пол, что не нашли его ботинки.

— Что в этом странного?

— То, что их нет.

— Ну, он мог снять их перед тем, как лечь в постель.

— Умирающий не станет снимать обувь. Если ему кто-то помогал, едва ли этот «кто-то» стал бы думать о ботинках. Если, конечно, это не была женщина.

— В этом что-то есть,— согласился Дрейк.

— Полиция не нашла обуви,— продолжал Мейсон.-— Я сам ее искал, когда мы были там, но не нашел ни в шкафу, ни под кроватью.

— Но зачем она кому-то понадобилась.?

— Не знаю, но у меня есть одна идея...

— Какая?

— Обрати внимание вот на что, Пол. Врач сказал, что он умер в десять часов во вторник, но пока это трудно доказать.

— Из-за жары в комнате?

— Да, хотя это важно само по себе.

— Что ты имеешь в виду, Перри?

— Дело вот в чем, Пол. Тидингс мог добраться до дома самостоятельно. Возможно, это было днем... Но есть несколько фактов, которые заставляют меня думать иначе. Один из них — газ. Не думаю, что газ включили только для того, чтобы ускорить разложение трупа и затруднить определение времени смерти.

— Для чего же тогда?

— Его включили потому, что в комнате было холодно. Тот, кто зажег газ, хотел, чтобы в комнате стало теплее. Эго значит, что его включили ночью.

— Во вторник ночью?

— Нет, Пол, в понедельник ночью.

— В понедельник ночью?!. Но это невозможно!

— Послушай, Пол. Это было либо в понедельник ночью, либо очень рано во вторник. Человек не был мертв, когда его привезли в дом. Пятна крови свидетельствуют об этом. Кровь на постели — значит, сильное кровотечение началось, когда он уже лежал,

— Это верно,— согласился Дрейк.

— Судя по показаниям врача, это случилось в понедельник ночью, а не во вторник. Вспомни, ведь он сказал, что к десяти утра во вторник Тидингс был уже мертв.

— Но, Бог мой, Перри, ты разговаривал с ним по телефону. Его секретарь сказал...

— Откуда я знаю, что я с ним разговаривал по телефону? Я разговаривал с кем-то, кто назвался Тидингсом. Сперва я разговаривал с его секретарем.

— Но ведь секретарь сказал тебе, что он в кабинете... О, Перри, ты думаешь, секретарь солгал?

— Точно. Других вариантов я не вижу. Секретарь солгал.

— Зачем?

— Твои догадки не уступают моим, Пол. Взгляни на все это с позиций здравого смысла. Мы решили сначала, что Тидингса привезли в дом мертвым. Но он был только смертельно ранен. -Очевидно, умер вскоре после того, как его уложили в постель. Кто-то же помог Тидингсу добраться до дома, уложил его в постель, зажег газ, чтобы нагреть комнату, возможно, вышел в ванную за полотенцем, чтобы вытереть кровь, или побежал к телефону. А Тидингс тем временем умер. Этот человек растерялся и решил удрать. Чтобы запутать следствие и не дать возможности точно определить время смерти, он забрал ботинки Тидингса.

— Но зачем?

— Разве тебе не ясно? Эти ботинки — ценный ключ к разгадке.

— Разгадке чего?

— Времени смерти.

— Не понимаю,— признался Дрейк.

— Я думаю, ботинки сняли с Тидингса после его смерти, и сделала это женщина.

— Но причем тут ботинки, Перри?

— Они были грязными. Лил дождь, и следы обязательно должны были остаться. На постели нет покрывала. Это значит, что на нем тоже были- следы грязных ботинок. А это тоже ключ. Поэтому и нет ни покрывала, ни ботинок.

— Ты считаешь, что и пальто Тидингса было на нем в это время?

— Да. Тидингс приехал сам, или его привезли. Кто-то помог ему дойти до дома, пересечь гостиную и лечь в постель, а через несколько минут Тидингс умер. Кровь, грязь от ботинок и следы от мокрого пальто — все это было на покрывале. Кто-то снял с него ботинки и пальто, а потом вытащил из-под него покрывало... Пальто бросили в его машину, а машину — в таком месте, где полиция могла бы найти ее на следующий день.

И еще важнейший факт, Пол, что следы крови мы видели у самого порога. Вспомни, какой был дождь в понедельник ночью. Там цементная дорожка и цементный пол на крыльце. Я скажу тебе, почему только на крыльце были следы крови, Пол. Потому что остальные пятна смыло дождем. А оставшиеся три прикрывала от дождя крыша над крыльцом. Значит, время убийства — ночь с понедельника на вторник.

— О’кей, Перри. Ты убедил меня. Я согласен. По что это дает нам?

— Я не знаю!

— Может быть, поработать с секретарем и вытянуть из него признание?

— Это было бы логично, если бы я точно знал, в каком я положении, Пол.

— Что ты имеешь в виду, Перри?

— Откровенно говоря, Пол, я не знаю, кто мой клиент.

— Вот уж загнул.

— Да, Пол. Меня наняли для защиты женщины. И теперь я считаю, что нанят для ее защиты от обвинения в убийстве Альберта Тидингса.

— Разве это не было оговорено, Перри?

— Нет, Пол, не было. Ночью в понедельник ко мне явился мужчина. Тогда и шел дождь, сильный дождь. С ним была женщина. Мне не удалось увидеть ее лица и услышать ее голос: она была в маске и все время молчала. Мужчина принял меры предосторожности, чтобы ее не узнали, и в то же время принял меры, чтобы я узнал ее, если она обратится ко мне за помощью. Когда я опознаю ее, то получу внушительный гонорар.

Теперь ты понимаешь, в каком я положении? Конечно, когда я узнал об убийстве Тидингса, то немедленно подумал об этой женщине. Но меня наняли для работы в понедельник ночью. Убийство же предположительно произошло не раньше вторника. Когда я стал размышлять об этом деле, то пришел к выводу, что убийство Тидингса совершено в понедельник ночью. И я полагаю, что это случилось еще до полуночи.

— Пока не вижу причины, которая мешает тебе добиваться признания от секретаря Тидингса,— заметил Дрейк,— если ты уверен, что твоя клиентка — женщина.

— Потому что я не уверен, что секретарь убил его.

— О боже, Перри! Если он солгал тебе, что Тидингс у себя в кабинете, и обману/ тебя по телефону...

— Это еще не доказательство,— перебил его Мейсон.— У секретаря могла быть определенная причина желать, чтобы никто не знал об отсутствии его хозяина. Он сделал все, что мог, чтобы доказать, будто Тидингс сидит в своем кабинете. Дальше оказывается, что Тидингс убит в понедельник ночью. Подозрение падает на секретаря. Но допусти на минуту, Пол, что Маттерн не виновен в убийстве, а виновен лишь в ложном утверждении, что Тидингс находился в своем кабинете во вторник утром. Он признается, что солгал, и даст логическое объяснение причине лжи. Полиция сразу ухватится за мою клиентку и обвинит в убийстве ее. Тогда мое официальное вмешательство уничтожит единственную линию защиты.

— Что ты имеешь в виду?

— Алиби на весь вторник.

— Что заставляет тебя думать, что у нее есть такое алиби?

— Исчезнувшие ботинки и покрывало.

— Говори яснее, Перри.

— Я и так выражаюсь ясно. Не понял? Единственной причиной стремления избавиться от ботинок и покрывала является желание скрыть тот факт, что во время появления Тидингса в этом доме шел дождь. Этот человек знал: бунгало — самое последнее место, где вздумают искать Тидингса. Таким образом, человек, который все это сделал, знал, что миссис Тидингс не было в городе и что она вернется только через несколько дней. Единственное логическое объяснение: этот человек должен был уйти от меня в понедельник ночью и начать готовить алиби... Так выглядит наше положение в этом деле, Пол.

Дрейк уставился на молодую женщину, вышедшую из парикмахерской.

— Ого! Мой парень не ошибся. Я бы отдал свой голос за то, чтобы эту красотку избрали «мисс Америка».

Он взглянул на Мейсона. Юрист был необыкновенно мрачен.

— В чем дело, Перри?

— Я был готов держать пари десять против одного,, что увижу знакомую женщину. Не ожидал увидеть незнакомку.

— Да, это та, что нам нужна. Мой парень подает сигнал.

Мейсон надвинул на глаза шляпу и пригнулся.

— Следи за ней, Пол. Она может меня узнать, а я этого не хочу. Говори, что она делает.

— Надевает перчатки. Идет по тротуару... Посмотрела на машину с моим парнем... Прошла мимо... О’кей, Перри, она уходит. Дальше следить будешь сам?

— Да. И вот еще что, Пол... Присмотрись к этому секретарю, Маттерну. Узнай о нем все, особенно обрати внимание на его связь с Болусом, президентом «Вестерн Проспектинг Компани». Ну, я пошел.

Адвокат вышел из машины и медленно следовал за молодой женщиной. Она шла неторопливо, и Мейсону было легко не отставать от нее.

Он последовал за ней в аптеку, где она зашла в телефонную будку и с кем-то коротко поговорила. Повесив трубку, мимо прилавка, где Мейсон выбирал зубную щетку, вышла на улицу. Бегло осмотрела машину с оперативником и направилась дальше.

Теперь она прогуливалась. Часто останавливалась у витрин, рассматривала товары. Раза два резко останавливалась и оборачивалась, отчего Мейсон очень неловко себя чувствовал. В третий раз она резко обернулась, затем пошла к магазину. Мейсон едва успел вовремя укрыться. Она вошла в магазин, подошла к лифту, но неожиданно передумала и направилась к выходу.

Мейсон следовал за ней по пятам. Она снова резко повернулась и пошла в обратную сторону, к выходу на другую улицу. На этот раз Мейсон не успел среагировать,

— Доброе утро, мистер Мейсон,— обратилась она к нему хорошо поставленным голосом.— Вы хотите мне что-то сказать?

Мейсон снял шляпу и заглянул в большие темные глаза.

— Не думаю, что знаю вас,— замялся он.

Она засмеялась.

— Женщина чувствует спиной, когда за ней следят, Почему же великий Перри Мейсон следил за мной?

Только из восхищения вашей красотой,

— Не говорите глупостей... Пойдемте. Если уж вы хотите следить за мной, то лучше идите рядом.

Она взяла его под руку и улыбнулась.

— Вот так гораздо лучше. Я собираюсь свернуть налево. Полагаю, вы пойдете со мной?

Он кивнул.

— Вы заметили две машины, которые следуют за мной?

— Две? — удивился Мейсон.

—. В одной я уверена. Насчет второй, возможно, ошибаюсь.

— Кажется, вы очень популярны,— заметил он.

— Очевидно.

— Не помню, чтобы мне приходилось встречаться с вами.

Она засмеялась.

— Я видела ваши фотографии много раз. Вы не представляете себе, насколько вы популярны в этом городе.

— Я польщен,— пробормотал Мейсон. Девушка посмотрела на него.

— Мне определенно не хотелось бы попасть к вам на перекрестный допрос.

— А я определенно не хотел бы устраивать его вам. Тот, кто умеет так же хорошо, как вы, избегать ответов на вопросы,— плохой свидетель.

— Почему? На какой же вопрос я вам не ответила?

— Вы еще не назвали мне свое имя.

— Действительно. Не назвала. И даже не уверена, что назову, мистер Мейсон... Пусть поработают детективы.

— Кого вы имеете в виду?

— Один из них, очевидно, оставался у входа, а другой гулял. Вот он идет. Может, попробуем удрать от него?

— О, пусть идет. Они получают плату за день, и мы можем дать ему заработать. Надеюсь, то, что я присоединился к вам, никому не повредит и не усложнит дела? — спросил адвокат.

— О чем вы?

— А разве вы не знаете, что они составляют обо всем отчет и сейчас понятия не имеют, почему я иду с вами. В результате в их отчетах появится следующая запись: «Вскоре после выхода объекта из парикмахерской к нему присоединился Перри Мейсон. Они шли под руку и о чем-то разговаривали»,

— Да, это многое усложнит,— нахмурилась она.— Странно, что вы заговорили об этом.

— Несомненно, и детективы находят это странным. Для них это тоже неожиданность.

— Вы следили за мной от самой парикмахерской?

— Я не заметила вас в аптеке. Что вам нужно от меня?

— Хотел узнать, кто вы.

— Допустим, я вам не скажу.

— Тогда мне потребуется полчаса, чтобы выяснить это.

— Не говорите глупостей, мистер Мейсон. Есть десяток способов избавиться от вас.

— Надеюсь, вы не станете прятаться от меня в женском туалете. Это было бы просто неспортивно с вашей стороны.

— Боже мой! Нет конечно! Это же очевидно... И потом, я не уверена, что дверь женского туалета могла бы вас остановить.

— Тогда вам лучше назвать себя.

— У меня есть от вас свои секреты. Я не хочу вам этого говорить.

— И когда скажете?

— Когда узнаю, почему вы следили за мной. Я также хочу узнать, что вам известно об этих детективах, что сидят в автомобилях. Короче говоря, мистер Мейсон, меня интересует причина моей столь неожиданной популярности. Уже сам факт слежки достаточно плох. А когда известный юрист занимается тем же, мое сердце начинает учащенно биться.

— Так вы скажете, кто вы?

— Нет, и не позволю вам следить за мной. Предупреждаю вас, мистер Мейсон, что я очень хочу остаться одна. А теперь давайте пожмем друг другу руки и расстанемся друзьями. Я останусь здесь и буду следить, как вы уходите. Когда будете далеко, я исчезну.

Мейсон покачал головой.

— Учитывая трудности поиска, я не намерен дать вам исчезнуть.

— Значит, это ваши детективы?

Мейсон промолчал.

—- Очень хорошо. Вы об этом пожалеете!

— Вы объявляете войну?

— Да, если вы не уйдете.

— Ответьте на четыре-пять вопросов — и я отпущу вас.

— Нет.

— Хорошо, тогда война.

Они рука об руку продолжали путь. Со стороны казалось, что идет и весело болтает счастливая пара. Только один незаметный наблюдатель видел мрачное выражение лица Мейсона и волнение девушки.

У перекрестка они остановились. Молодая женщина резко вырвала руку и громко закричала:

— Офицер! Этот мужчина преследует меня!

Полицейский удивленно посмотрел на них. Мейсон быстро встал к нему спиной и вырвал из ее рук сумочку. Повернувшись к полицейскому, он сказал, указывая на сумочку:

— Я просто хочу вернуть мадам сумочку, которую она обронила.

— Только и всего? — спросил полисмен, направляясь к ним.

— Он преследует меня! — закричала женщина.— Он вырвал...

— Молодая женщина забыла сумочку в аптеке на прилавке,— пояснил Мейсон.— Я полагаю, что сумочка принадлежит этой женщине, но не могу ей отдать ее, пока она не опознает то, что там есть. Я правильно поступаю? Если хотите, сделайте это сами.

Адвокат спокойно открыл сумочку.

— Вот, смотрите...

Она подскочила к нему,

— Вы не смеете...

Мейсон своими широкими плечами несколько отодвинул ее и достал из сумочки водительские права.

— Смотрите сами, офицер. На правах имя и адрес. Ей нужно только назвать свое имя, и тогда я отдам сумочку.

Слезы негодования и обиды выступили на глазах девушки.

— Вы странно действуете, приятель,— заметил полицейский.

— Ничего странного,— с важностью ответил Мейсон.— Позвольте представиться. Я — Перри Мейсон, адвокат. Я...

— Вот это да! Прошу прощения, мистер Мейсон. Я не узнал вас. Я видел вас в суде и на фото в газетах,

Мейсон улыбнулся и поклонился.

— Вы должны простить меня,— сказал он многозначительно, поворачиваясь к молодой женщине.— Я думаю, эго ваша сумочка. Конечно, я не мог вернуть ее, не узнав, кто вы, но теперь я это знаю.

— Очень хорошо! На правах указано — Адель Гастингс. Адрес: Кливленд-сквер, 906. Там же есть отпечаток моего большого пальца. Можете сравнить.

— Этого достаточно, мисс Гастингс. Я удовлетворен, вот ваша сумочка.

Полицейский ото иг ел от них, покрикивая на любопытных.

— Нам с вами по пути, мисс Гастингс? — спросил Мейсон с поклоном.

— Да,— ответила она, сдерживая слезы. И они снова пошли рядом.

— Жаль, что я не успел более детально ознакомиться с содержимым вашей сумочки.

— Почему?

— Я думал, что сумею увидеть там одну оторванную бумажку.

— Оторванную бумажку? — Она удивленно подняла брови.

— Ну, точнее, часть от целой.

— Я понятия не имею, о чем вы говорите, мистер Мейсон.

— В таком случае мы обсудим это позднее. Почему вы не хотели, чтобы я узнал, кто вы?

— По .разным причинам.

— Вы можете назвать их?

— Могу, но не хочу.

— Вам не кажется, что для вас лучше быть откровенной со мной?

— Нет.

— Это вы настаивали на проверке счетов больницы?

— Да.

— Откуда вы узнали, что Тидингс растратил деньги?

— Я просто попросила провести ревизию. Я никого не обвиняла.

— Вопрос остается.

— Ответ тоже.

— Хорошо,— сказал Мейсон.— Попробуем с другой стороны. Мне очень хочется поговорить с неким архитектором. Конечно, я могу подождать до завтра и прочитать ответ в «Контракторс Джорнел». Но думаю, будет проще, если вы мне просто скажете ответ Пелтхема,

Она побледнела, в глазах мелькнул страх, губы дро-: жали. Дважды она тяжело вздохнула.

— Не расстраивайтесь, мисс Гастингс, только сообщите мне, что он сказал.

— Нет, пет! — закричала она, сцепив руки.— Нет! Вы не должны никому говорить об этом,... О, мне следовало бы знать, что вы приготовили мне западню.

Мейсон обнял ее за плечи.

— Успокойтесь! Давайте зайдем куда-нибудь, где можно спокойно поговорить. Вот бар. Давайте зайдем!

Она позволила ему усадить себя за столик и несколько успокоилась.

— Откуда вы узнали об этом?

К ним подошел официант, и Мейсон вопросительно посмотрел на Адель Гастингс.

— Двойной бренди,— сказала она.

— Два двойных бренди,— уточнил Мейсон и добавил, когда официант ушел: — Вы должны были понять, что от меня не так-то легко отделаться.

— Да, мне надо было знать это. Я должна была понять, что вы устроили мне ловушку.

— Давайте поговорим о деле,— сказал Мейсон, не обращая внимания на ее слова.— Вы ничего не хотите мне сказать?

— О чем?

— О вашем первом визите в мою контору,

Она прищурила глаза.

— О чем?

— Если вы нуждаетесь во мне, то должны знать, что необходимые приготовления уже сделаны.

— Я не знаю, о чем вы говорите.

— Так мы ни до чего не договоримся.

— И не надо. Я действительно не знаю, о чем вы говорите.

— Хорошо,— согласился Мейсон.— Шанс вы получили. Помните, что я защищаю своих клиентов весьма квалифицированно. Те же, кто не являются моими клиентами, заботятся о себе сами.

Она нервно засмеялась.

— Если вы думаете, мистер Мейсон, что я не забочусь о себе, то глубоко ошибаетесь.

— Хорошо. Мы зря тратим время. Вернемся к Роберту Пелтхему. Итак, что он сказал в ответ на мое объявление?— Она колебалась, и Мейсон добавил: — Я могу узнать это, позвонив в «Контракторс Джорнел», Ко всему прочему, вы же знаете, что завтра ответ будет опубликован.

Она сжала губы и некоторое время внимательно смотрела на Мейсона.

— Мистер Пелтхем,— сказала она наконец,— ответил, что не может встретиться с вами и просит вас продолжать работу.

— Но я работаю вслепую.

— Кажется, вы действуете достаточно хорошо, мистер Мейсон.

После этих слов Мейсон почувствовал, что к ней неожиданно вернулось самообладание и она повеселела. Он внимательно изучал ее, пытаясь найти причину такой перемены, и решил, что она, очевидно, придумала какой-то новый план.

— Я топчусь на месте, а мне надо идти вперед,— сказал Мейсон.

— Мистер Пелтхем считает, что вы действуете великолепно.

— Вы разговаривали с ним?

— Допустим, у меня есть с ним связь.

— По телефону?

— Боюсь, что мне снова придется не отвечать на ваши вопросы, мистер Мейсон.

— Хорошо,— усмехнулся он.— Давайте играть в открытую. Каково ваше алиби в ночь с понедельника на вторник?

Она улыбнулась.

— На полдень вторника, мистер Мейсон?

— Вы слышали мой вопрос. В понедельник ночью.

— Вы слышали мой ответ: вторник, полдень, мистер Мейсон.

— Надеюсь, алиби неопровержимое?

— Да.

— Тогда удовлетворите мое любопытство: что вы делали в понедельник ночью?

— То, что я делала в понедельник ночью, не имеет отношения к этому делу. И вы это знаете. В газетах написано, что вы сами разговаривали с Тидингсом во вторник днем... Я знаю, что вы представляете эту Девушку... Я желаю, чтобы вам с ней повезло...

— Вы пытаетесь изменить тему разговора,

— Нет конечно.

— Что вы знаете о мисс Гейлорд?

— Ничего,

— Вы знаете ее лично?

— Да, я встречалась с ней.

— Где?

— Несколько раз по общественным делам.

— Она вращается в вашем кругу?

— Не совсем. Она пытается... одну минуту, я не это имела в виду.

— Нет, это именно то, что вы имели в виду,— сказал Мейсон.— Замечание могло сорваться невольно, но вы именно это и хотели сказать.

— Пусть так. Но это действительно то, что она делала.

— Она карьеристка?

— Если хотите, называйте это так. Боже мой, а что, если ее отец был великим герцогом? Кто знает!

— Допустим, она просто стремится замуж?

— Все женщины стремятся к этому.

— Возможно. Но чего она добивается?

— Простите, мистер Мейсон, но я не хочу обсуждать это.

— Просто потому, что она соперница?

— Что вы имеете в виду? На что вы намекаете?

— Я могу знать больше, чем вы думаете.

— Послушайте, мистер Мейсон,— горячо сказала она,— Колман Ригер и я — добрые друзья, и это все. Мне все равно, на ком он женится, только неприятно видеть, как он идет в западню.

— Вы так думаете?

— Достаточно, мистер Мейсон. Не будем больше обсуждать это.

— Хорошо, но вы должны мне все-таки сказать, где вы были в понедельник ночью.

— Вы пытаетесь завлечь меня в ловушку, мистер

— Мейсон? — засмеялась она.

Официант принес бренди.

— Послушайте. Вы не только разыграли подозрительность в отношении денег больницы. Вы защищаете Пелтхема. Вы связаны с ним. Вы слепо доверяете ему. Значит, вы знаете, о чем я спрашивал.

— О чем же?

— Вы можете носить маску, но не сможете скрыть свое лицо.

Она сделала глоток бренди.

— Я не собираюсь отвечать на это.

— Вы хотите сказать, что не поняли меня?

— Н-нет, не совсем...

— Послушайте,— разозлился Мейсон,— мы играем вслепую. Мне это надоело. Или вы мне все расскажете, и расскажете честно, или я уйду, и вы еще сами прибежите ко мне.

— Но почему я должна прибежать к вам? Ведь все было иначе. Это вы следили за мной.

— Забудьте об этом. Я устал. Вы хотите, чтобы я ушел?

— Мистер Мейсон, если вы встанете из-за стола и уйдете, не задавая мне никаких вопросов, это будет самое лучшее, что вы можете сделать для меня.

Адвокат встал и направился к двери, но на полпути остановился.

— Вы знаете, где моя контора,— бросил он и ушел.

 Глава 7

Делла Стрит подняла голову, когда Мейсон вошел в контору.

— Что, плохи дела?

— Да,— ответил Мейсон, снимая шляпу и опускаясь в кресло,— Я купил кота в мешке.

— Но Пол звонил и сказал, что вы подошли к ней и все идет хорошо.

— Дрейк отвратительно разбирается в женском характере. Когда он звонил?

— Несколько минут назад. Сказал, что видел вас в баре и что нет нужды следить за ней, но на всякий случай все же оставил своего человека. После вашего ухода она отправилась домой. Если вы дадите мне вторую часть банкноты, шеф, я смогу положить деньги в банк.

Мейсон невесело рассмеялся.

— В чем дело? Вы не получили ее?

— Нет.

— Она не дала ее вам?

— Она должна иметь вторую,— убежденно сказал Мейсон.— Но она увела меня в сторону.

— Как вы это себе представляете?

— Обвела вокруг пальца, как плохого игрока.

— Вы имеете в виду, что она не собиралась передавать вам ее?

— А зачем? Пелтхем доволен, и она — тоже. Все идет прекрасно. У нее железное алиби на утро вторника. По крайней мере, она так сказала, и я склонен ей верить.

— Если она имеет алиби, то наверняка — самое достоверное.

— Они знают: Голкомб считает, что смерть наступила во вторник утром. У меня только кусок бумажки. Делать мне вроде нечего, так за что же платить?

— Странно все это,— задумчиво сказала Делла.

— Есть что-нибудь еще?

— Дрейк сказал, что его люди выследили Абигайль Тамп. Она была у мужчины. Он считает, что это бывший секретарь сиротского приюта, который вам нужен. Он также получил копию объявления, доставленного мисс Гастингс в «Контракторс Джорнел».

— О чем оно?

Делла полистала свой блокнот и прочла:

«Мне нечего добавить к сложившейся ситуации. Считаю, что в данное время разговор был бы излишним. Вы действуете прекрасно. П.»

— Надо же...— пробормотал Мейсон.— Я действую прекрасно! Так-так... Делла, запишите и отправьте новое объявление:

«П. Мне не нравится работа без контракта. Предлагаю обсудить детали, иначе могут быть серьезные неприятности».

— Прочтите мне, Делла, что вы записали.

Когда она прочла, Мейсон задумался, потом мрачно кивнул.

— О’кей.

Делла с беспокойством посмотрела на него.

— Не лучше ли вам, прежде чем действовать, шеф, как следует подумать, как дальше могут развиваться события.

— Это не для меня,— отозвался адвокат.— Конечно, было бы гораздо благоразумнее выбрать этот путь, но так никогда никуда не доберешься. Дело приобрело широкий резонанс. Если я буду,сидеть и ждать, оно обернется против клиента, которого мне придется защищать.

— Но если вы будете действовать в пользу этого клиента, вам не заплатят,— резонно возразила Делла.

— От того, что я стану делать, Делла, у них волосы поднимутся дыбом... Отправьте это объявление и передайте Дрейку, чтобы он зашел ко мне, как только появится. Эта чертовка Адель Гастингс думает, что спутала мне все карты, и радуется.

— Как вы сумеете помешать ей вести свою игру, шеф?

Мейсон мрачно усмехнулся.

— Я сам могу спутать ей карты.

Делла подошла к зеркалу и стала надевать шляпку.

— Вас бесполезно предупреждать, чтобы вы были осторожны.

— «Что бы ни происходило в жизни, будь осторожен!»— вы это имели в виду? Каждый раз вы мне говорите, что на моем месте другой действовал бы осмотрительнее. Нет! Такой путь ведет в тупик. Вы всегда думаете только о защите. Настоящие бойцы никогда не думают о том, что делали бы на их месте другие. И если они ускоряют ход событий, то только для того, чтобы у других не было времени на размышления.

Делла усмехнулась.

— Что-то подсказывает мне, что события развиваются слишком быстро...

— У тебя очень красивые ноги, Делла,— послышался веселый голос Пола Дрейка,— особенно если рассматривать их на свету.

— Когда у тебя будет свободное время, поговори об этом с Перри.

Дрейк вошел в кабинет в отличном настроении.

— Привет, Перри! Ловко ты придумал эту шумиху с сумкой. Я чуть не умер со смеху. Когда она обратилась к полицейскому, я решил, что не миновать скандала.

— О чем это вы говорите? — спросила Делла.

— Твой босс стал таскать женские сумочки,— пояснил Дрейк.

— Проходи и плотнее закрой дверь. Я не хочу, чтобы вся контора слышала твою болтовню.

— Если Пол решил обсуждать мою фигуру, я лучше уйду.— Делла захлопнула за собой дверь.

— О чем это вы? — спросил Мейсон.

Дрейк усмехнулся.

— Ты когда-нибудь замечал, какие ножки у твоего секретаря?

— Заткнись, ради Бога! Надо работать!

— Пожалуйста. Разве я отказываюсь? Что за работа?

Не отвечая, Мейсон снял трубку внутреннего телефона и сказал:

— Герти, я хочу, чтобы вы позвонили доктору Финли Вильмонту, Вы найдете его в своей конторе. Его сестра скажет вам, что он принимает пациентов и не может подойти к телефону. Объясните ей, что звонит Перри Мейсон и что это очень важно. Я хочу лично поговорить с доктором Вильмонтом.

— Хорошо. Вы будете ждать?

— Нет. Позвоните мне, когда доктор будет у телефона.

Мейсон положил трубку и сказал Дрейку:

— Эта маленькая чертовка одурачила меня,

— Делла? — удивился Дрейк.

— Какая, к черту, Делла! Адель Гастингс.

— Я думал, она готова есть из твоих рук.

— Нет, к сожалению. Я просто угостил ее бренди. Она выпила целый стакан.

— Ты вел себя так, как будто какое-то насекомое заползло к тебе под одеяло и жужжит там.

— Так оно и есть.

— Кто же это?

— Я не знаю.

— Ну так сделал бы так, чтобы оно не жужжало.

— Это не входило в мои планы. Предпочитаю выжидать.

— Что же ты хочешь от меня?

— У тебя есть адрес этого бухгалтера Дома Общества призрения?

— Да.

— Кто он, где живет и что собой представляет?

— Артмон Э. Фрил, Монтуэй Румс, около шестидесяти лет. Серая, невзрачная личность. Как мышь — совершенно бесцветный. В группе из трех человек ты не сможешь отличить его в толпе. Как сигарный пепел на сером ковре в туманное, серое утро.

— Почему ты так решил, Пол?

— Не знаю, только я чувствую это, Перри...

На столе Мейсона зазвонил телефон. Он взял трубку, назвал себя и услышал голос доктора Вильмонта.

— Да, Перри, в чем дело?

— Мне нужен донор, доктор. На целую пинту крови.

— Какого типа?

— Типа, который умеет держать язык за зубами,— ответил Мейсон.

— Это я понял. Я имею в виду группу крови.

— Мне нужна человеческая кровь, Это все, что я прошу.

Доктор Вильмонт колебался.

— Это довольно необычная просьба. Ты же не можешь делать переливание крови, не зная группу крови донора и пациента. Ты...

— У меня нет никакого пациента. Просто мне нужен донор.

— Но что ты хочешь делать с кровью?

— Налить ее в бутылку и забыть об этом,— ответил Мейсон.

— Когда она тебе потребуется?

— Мне нужна свежая кровь. Я буду хранить ее у себя, а тебе дам знать, когда и где она мне понадобится. У тебя же есть доноры.

Доктор Вильмонт колебался.

— Допустим, я сумею объяснить это необходимостью лабораторных опытов. Но ты сможешь держать меня в стороне от твоих дел, Перри?

— Угу.

— Зачем она тебе нужна?

— Для проведения криминалистического эксперимента.

— О’кей. Это прекрасно. Я попробую.

— Я позвоню тебе позже. А ты приготовься и держи донора под рукой.

Мейсон положил трубку и повернулся к Дрейку.

—- О’кей, Пол. Поехали.

— Куда?

— В Монтуэй Румс.

— На твоей машине или на моей?

— На твоей.

— Сейчас?

— Да, немедленно.

Хорошее настроение Дрейка постепенно улетучилось, поскольку Мейсон- был серьезен и мрачен. Они ехали молча до самого места назначения.

— Вот этот дом, Перри,— указал Дрейк,— Ты не собираешься с ним церемониться?

— Я бываю груб со всеми, кто пытается хитрить со мной. Вылезай, пошли!

Они молча вышли из машины и вошли в меблированные комнаты. У стола дежурной никого не было.

— Он на втором этаже,— объяснил Дрейк.— Номер комнаты я знаю.

Они поднялись по лестнице, потом долго шли по длинным мрачным коридорам, устланным потертыми коврами. У одной из дверей Дрейк остановился.

Мейсон постучал.

— Кто там? — послышался из-за двери пронзительный голос.

— Мейсон.

— В чем дело? — На этот раз голос звучал тише.

— Принес новости.

Щелкнул замок. Дверь открылась, на пороге стоял мужчина в очках. Его голова едва доходила до плеча Мейсона.

— Какие новости? — спросил он.

— Плохие,— отозвался Мейсон и вошел.

Дрейк последовал за ним. Мейсон кивнул ему, и Дрейк уселся в кресло. Фрил с газетой в руке удивленно разглядывал их.

— Сомневаюсь, что я вас знаю,— наконец произнес он.

— Узнаете,— отрезал Мейсон.— Садитесь.

Фрил сел на постель. Комната была маленькая и убогая. Железная кровать, тощий матрац, зеркало. Слева умывальник. Два кресла, рваный ковер, стенной шкаф, литографии на стенах. Из-под кровати виден край чемодана и портфель. Поношенное твидовое пальто на спинке кровати. На другой спинке — сложенное пополам покрывало.

Фрил нервно отложил газету. В мрачной тишине комнаты ее шелест прозвучал как удар грома.

— В чем дело?

— Вы знаете! — Мейсон прищурился, разглядывая Фрила.

— Я понятия не имею, что привело вас сюда и о чем вы собираетесь говорить со мной.

— Ваша фамилия Фрил?

— Да.

Вы были бухгалтером и казначеем Дома Общества призрения в Уэлфейре несколько лет назад?

— Да,— испуганно пролепетал тот.

— Что вы здесь делаете?

— Ищу работу.

Мейсон усмехнулся.

— Попробуйте еще раз рассказать, но только правду. Сейчас самое время.

— Я не знаю, кто вы. Я не понимаю, какое вы имеете право на всякие измышления.

— Я имею право предъявить обвинения,— сказал Мейсон.

Тот вздрогнул и неожиданно принял наглый вид.

— Но не против меня!

— Нет? — с сарказмом спросил Мейсон.

— Нет.

Мейсон неожиданно ткнул пальцем прямо в щеку Фрила.

— Я могу, например, обвинить вас в убийстве Альберта Тидингса.

Маленький мужчина подскочил как ужаленный на постели.

— Меня?! — хрипло закричал он вне себя от страха.

— Вас.— Мейсон закурил.

В комнате стало тихо. Только под Фрилом поскрипывала кровать.

— Вы из полиции?

— Этот человек — детектив.— Мейсон указал на Дрейка и после паузы добавил: — Частный. Он работает по делу Тидингса.

— Что ему нужно от меня?

— Когда вы последний раз видели Тидингса живым?

— Я не знаю, о ком вы говорите.

— Вы хотите сказать, что вы не знали Тидингса?

— Нет,— вяло отрицал Фрил.— Я не знаю, кто он.

— Вы читали о нем в газетах,— подсказал Мейсон.

— Ах, вот оно что! Вы имеете в виду человека, которого нашли убитым?

— Да.

— Я случайно читал об этом человеке, но как-то не связал убийство с его именем.

— Ну так имя связано с вами!

Фрил испуганно дернулся и на дюйм подвинулся к краю постели.

— Послушайте, вы не имели права врываться сюда и...

— Бросьте! — перебил его Мейсон.— Лучше отвечайте на вопросы. Повторяю, когда вы последний раз видели Тидингса живым?

— Я никогда не видел его. И никогда не знал его.

— Вы уверены в этом?

— Да.

Мейсон только рассмеялся и после паузы задал неожиданный вопрос:

— А когда вы последний раз видели миссис Тамп?

— Кого?

— Тамп.

— Послушайте! — высоким тонким голосом возопил Фрил. — Я никого не убивал. Я... У меня были кое-какие дела с миссис Тамп...

— А как насчет Тидингса?

— Я не знаю его,— испуганно ответил Фрил.

— Подумайте еще раз! Хорошенько подумайте.

— Ну, я один раз виделся с ним, случайно, Он... он искал меня.

— В самом деле?

— Ну да.

— Когда это было?

— О, не знаю, неделю или дней десять назад,

— А вы не искали его?

— Нет.

— Вы искали миссис Тамп?

— Ну... Как вы назвали себя?

— Мейсон.

— Вы Перри Мейсон, адвокат?

— Да.

— А, вы представляете Бирл Гейлорд.

— Вам это сказала миссис Тамп?

— Да.

— Что она еще вам говорила?

— Сказала, что вы позаботитесь о деньгах Бирл.

— Что вам известно о Бирл?

Фрил оперся о спинку кровати.

— Поймите, мистер Мейсон, я не принимал участия в этом обмане. В многочисленных нарушениях виновен Дом Общества призрения. Вы знаете, как бывает в детских домах. Пара хочет усыновить ребенка. Обычно спрашивают о таких, чьи родители известны. Иногда они ждут год или больше, пока не удовлетворят их просьбу... Но дети — это такое дело, что люди не могут долго ждать. У многих ведь не бывает собственных детей, и они готовы платить. А Общество этим пользуется. Много раз потом матери пытались узнать судьбы своих детей, но даже квитанции не помогают им. По крайней мере в девяноста девяти случаях из ста мать не может найти своего ребенка.

Маленький старый человечек замолчал и откашлялся, с испугом разглядывая своих собеседников.

— Продолжайте!

— Это все. Если служащие таких заведений честные, они получают плату за детей и довольствуются этим, Но иногда они начинают спекулировать на этом.

— Что это значит?

— Отдают детей для усыновления. Видите ли, чем моложе ребенок, тем он ценнее.

— Почему? — спросил Мейсон.

— После четырех-пятилетнего возраста дети помнят, что жили в Доме призрения и понимают, что их усыновили. Большинство людей никогда не говорят детям, что усыновили их. Они хотят, чтобы дети считали их настоящими родителями.

— Хорошо. А как насчет Бирл Гейлорд?

— Ее продали.

— Откуда она?

— Она русская,— заторопился Фрил.— Ее родители погибли вместе с пароходом. Миссис Тамп взяла ее. В то время девочка была старше, чем это требовалось Дому, но она была богатой наследницей, и цена на нее была высокой.

Фрил облизнул кончиком языка губы, Мейсон, прищурившись, несколько секунд разглядывал его.

— У миссис Тамп была дочь? — внезапно и резко спросил он.

Фрил вздрогнул и испуганно посмотрел на Мейсона.

— Дочь? — переспросил он.

— Да.

— Почему... что за дочь?

— Дочь. Вы не знаете, что означает это слово?

— О, знаю конечно... Я не уверен, что смогу вспомнить: многое ускользает из памяти, особенно подробности. Я думаю, им сообщили историю миссис Тамп, когда передавали ребенка.

— Зачем это им понадобилось?

— Они хотели знать о ребенке все, что можно было узнать. И обычно заставляли девушек не давать детям имена их отцов. Девушки сопротивлялись. Странно, что они пытались защищать мужчин, которые причинили им страдания. Это естественная преданность женщин мужчинам. Женщины более преданны, чем мужчины, мистер Мейсон.

Мейсон достал из портсигара последнюю сигарету.

— Хорошо, теперь давайте вернемся к Тидингсу.

— Тидингс пытался прощупать меня. Он хотел вытянуть из меня все, что я знаю. Я думаю, он искал какую-то лазейку, которая помогла бы ему доказать, что Бирл Гейлорд не...

— Что «не»? — настаивал Мейсон.

— Не имеет права на деньги.

Мейсон несколько секунд разглядывал старый ковер. Фрил с беспокойством следил за ним.

— Ваш Дом проверял историю с торпедированным пароходом? — спросил наконец Мейсон.

— О да! В самом деле, мистер Мейсон. Они провели подробное расследование. Им, знаете ли, всегда нужна информация о родителях. Эта информация для них означает доллары, центы. И так в каждом приюте.

Мейсон встал, прошелся по комнате, подошел к окну, отодвинул занавеску и выглянул наружу.

Фрил повернулся к Дрейку.

— Вы верите мне?

— Да,— осторожно сказал Дрейк.

— Вы знаете Колмана Ригера? — спросил Мейсон, не отрываясь от окна.

— Нет. А кто он?

— И вы ничего о нем не знаете?

— Нет.

— Вы слышали когда-нибудь это имя?

— Нет. Я уверен, что никогда. У меня хорошая память на имена.

— А вы проворный тип,— заметил Мейсон.— Тидингса вы вспоминали очень долго.

— Я лгал насчет Тидингса,— признался Фрил.— Я думал, будет лучше, если никто не узнает..,

— Он приходил к вам?

— Да. Он хотел дать мне взятку.

— Что сказала миссис Тамп, когда вы сообщили ей об этом?

В голосе Фрила неожиданно послышался панический страх.

— Я не говорил ей об этом. И вы не должны говорить. Она не должна знать об этом.

Мейсон продолжал стоять у окна. Кончиками пальцев он задумчиво постукивал по оконному переплету. Неожиданно он повернулся к Фрилу.

— Вы лжете! — резко сказал адвокат.

— Я не лгу, мистер Мейсон. Клянусь вам, что говорю правду.

— Теперь я представляю себе это дело полностью. Сколько вы получили?

— Ничего. Просто давал показания в пользу Дома... Потом, когда я стал кассиром, менял записи в книгах,

— Где эти книги?

— Не знаю. Я уволился.

— Но многие детали вы помните?

— Да.

— Ваши показания ничего не стоят, Фрил. Они были даны слишком давно. Присяжные не станут доверять вашей исключительной памяти.

— Я делал записи,— возразил Фрил.— Много записей об определенных делах. Я знал, что они могут пригодиться.

— Почему?

— Потому что я хотел быть уверенным, что смогу давать правдивые показания, если меня вызовут в суд.

— Вы имели в виду, что хотели кого-то шантажировать?

— Я не понимаю, о чем вы говорите,—пробормотал Фрил, избегая взгляда Мейсона,

— Слушайте меня, Фрил!

Некоторое время Фрил по-прежнему не смотрел на Мейсона, потом с большим трудом заставил себя взглянуть ему в глаза.

— Что кроется за всем этим делом Бирл Гейлорд?

— Только то, что я недавно рассказал вам.— И Фрил опять отвел глаза в сторону.

— Посмотрите мне в глаза, Фрил!

Мейсон ждал, пока человечек не исполнил его приказ. Потом продолжал:

— Теперь я расскажу вам об этом деле. Бирл Гейлорд— такая же дочь Великого князя, как я. Бирл Гейлорд — незаконнорожденная дочь дочери миссис Тамп. Это дело с Великим князем вы придумали несколько месяцев назад вместе с миссис Тамп, чтобы обеспечить девушке респектабельное прошлое. В завещании Гейлорда она указана как удочеренная. Она унаследовала много денег по этому завещанию, но оно же вскрыло тот факт, что девочку взяли из приюта и она никогда не была официально удочерена, то есть остается незаконнорожденной... Нет-нет, Фрил, не прячьте глаза! Смотрите на меня и слушайте...

Миссис Тамп хочет ввести девушку в высшее общество. Бирл Гейлорд привлекла внимание Колмана Ригера, а семья Ригера занимает очень высокое положение. Они никогда не согласятся на брак сына с такой девушкой, как Бирл Гейлорд, если у нее не будет респектабельного прошлого, поэтому миссис Тамп сама взялась за дело и принялась создавать ей фиктивную биографию, Она знала, что одна не сумеет этого сделать, и нашла вас, чтобы использовать как свидетеля.

Фрил неловко заерзал на постели. Онажалобно скрипела.

— Сколько? — спросил Мейсон.

— Пятнадцать тысяч долларов,— тихо ответил Фрил.

— Сколько вы получили в действительности?

— Одну тысячу. Остальные, когда... когда...

— Когда она выйдет замуж за Ригера?

— Да.

— Валяйте, рассказывайте все об этом.

— Все так и было. Я был без работы и в отчаянии. Миссис Тамп разыскала меня и сделала это предложение. Даже тысяча долларов была для меня гигантской суммой. Я согласился.

— А насчет русской крови в ее жилах — треп?

— Не совсем. Ее отец был русским, сын русского эмигранта.

Мейсон резко отвернулся от него и прошелся по комнате. Руки он глубоко засунул в карманы. Дрейк с интересом следил за их разговором.

— Я не могу понять, какую цель преследовал Тидингс, давая вам взятку,— помолчав, спросил Мейсон.— Чего он хотел?

— Не знаю, мистер Мейсон,— заторопился Фрил.— Он пытался дать взятку, но я не был заинтересован в ней и дал ему понять, что я не такой человек.

— Но вы именно такой человек. Вы же позволили миссис Тамп дать вам взятку за ложные показания.

— Это другое дело, мистер Мейсон. Тидингс хотел, чтобы я расстался с миссис Тамп.

— Почему?

— Я же говорю вам, что не знаю. Он этого не сказал.

— Что он хотел?

— Хотел, чтобы я изменил показания.

— Каким образом? Чтобы вы сказали правду?

— Нет. Он не знал правды.

— Так чего же он хотел?

— Говорю вам, что не знаю.

— Он долго разговаривал с вами?

— Нет. Он нашел меня тем же способом, что и миссис Тамп, и пришел сюда, в эту комнату,

— Не один раз приходил?

— Нет, один раз.

— Когда это было?

— Я не знаю. Неделю назад, примерно.

— И что он сказал?

— Он сказал, что может хорошо заплатить мне, если я соглашусь с ним сотрудничать.

— Что значит «сотрудничать»?

— Ну, что-то насчет того, чтобы изменить мои показания.

— И какое преимущество это давало ему?

— Не знаю. Я ничего об этом не знаю.

— Сколько дала вам миссис Тамп?.

— Тысячу долларов.

— Когда?

— Два месяца назад.

— И вы взяли так мало за то, чтобы придумать эту липовую историю?

— Естественно, я хотел получить больше.

— Фрил,— неожиданно сказал Мейсон,—это вы были у Тидингса, а не он приходил к вам. Ваш первый контакт был с Тидингсом. Вы хотели продать ему информацию о Бирл Гейлорд, потому что он был опекуном ее денег. И вы решили заняться вымогательством. А потом вы нашли миссис Тамп, или она вас нашла, и продали ей то, что она хотела. Но с Тидингсом вы продолжали дела. Было кое-что, чего он хотел... Так что хотел Тидингс?

Фрил сложил руки на коленях и опустил голову. Голос его понизился до шепота.

— Вы не правы, мистер Мейсон. Не было ничего подобного.

Мейсон подошел к нему и схватил за воротник.

— Встаньте! — рявкнул он и стащил его с кровати.

Мейсон швырнул на пол подушки, предварительно ощупав их. Потом повернулся к Дрейку.

— Помоги мне стащить матрац, Пол. Может быть, мы сначала сами попробуем найти.

Они сняли матрац. Фрил вцепился в руки Мейсона.

— Мет! — закричал он.— Нет!

Мейсон отшвырнул его.

— Вы не должны делать этого! — продолжал кричать Фрил.

Почти в центре матраца Мейсон что-то нащупал и достал из кармана перочинный нож. Фрил кинулся к нему, когда Мейсон стал резать обшивку.

— Пол, убери этого парня, а то он порежется,— хладнокровно сказал Мейсон.

Дрейк сграбастал Фрила.

— Успокойся, парень. Не надо волноваться. Тебя никто не тронет.

Фрил неистово рвался из объятий Дрейка. Но из рук детектива вырваться было не так-то просто. Мейсон вырезал в обшивке матраца небольшое отверстие, сунул туда руку и извлек рулончик денег, перетянутый двумя резинками. Мейсон снял резинки и пересчитал деньги. Десять тысячедолларовых бумажек.

— Я так и думал, Фрил,— сказал Мейсон.— Кто их вам дал?

— Миссис Тамп..

— Тидингс,— поправил Мейсон.

Фрил побледнел и нервно затряс головой. Мейсон свернул деньги в рулончик, перетянул резинками и вернул Фрил у.

— Хорошо, Фрил. Берите ваши деньги, но я поведу вас в полицию.

— Что вам от меня нужно? — пролепетал Фрил,

— Правду,— ответил Мейсон.

— А вы не заберете деньги?

— Нет.

— Их дал мне Тидингс,— выдавил из себя Фрил.

— Рассказывайте.

— Я обманул миссис Тамп, вы правы.— Фрил вздохнул и с жалким видом взглянул на Мейсона.— Возможно, я совершил небольшой шантаж. Мне надо было жить после ухода из Дома, Я знал о некоторых семьях и брал помалу — немного здесь, немного там. Я был осторожен и не промышлял там, где могли обратиться в полицию. Иногда я получал немного денег от отца ребенка, иногда — от людей, которые его усыновили, но не хотели, чтобы он знал об этом. Я не просил много, мистер Мейсон. Только чтобы прожить.

— Продолжайте. Расскажите мне о Тидингсе.

— Я пошел к Тидингсу. Рассказал ему все, что знал о Бирл Гейлорд.

— И что сделал Тидингс?

 — Он заплатил и выгнал меня.

— А потом?

— А потом небо прояснилось. Миссис Тамп нашла меня. Она предложила мне тысячу долларов наличными и пятнадцать тысяч позднее, если я подтвержу ее рассказ о русских родителях девушки. Тут вы правы. Девушка была незаконной дочерью ее дочери. Дочь вышла замуж за банкира в Де Мойне. Он многое дал бы, чтобы узнать об этом. Но сейчас не стоило играть в эту игру. Бирл пыталась попасть в высшее общество. Миссис Тамп хотела выдать ее замуж за Ригера.

— А потом в дело вмешался Тидингс?,,.

— Да.

— Что он хотел?

— Он хотел, чтобы я, когда настанет время, сказал абсолютную правду. Он посмеялся надо мной, сказал, что меня уже и так можно судить за лжесвидетельство. А потом дал мне десять тысяч долларов и... ну, я ничего не смог сделать. Деньги были у меня. Если бы я не согласился, у меня не было бы денег. Видите ли, он мог вытащить меня в суд. А мое прошлое за последние несколько лет небезупречно. Я и сам знал об этом лучше других.

— И вы убили Тидингса?

— Нет, конечно нет.

— Тидингс был тяжелым человеком. Он мог вас даже избить,— предположил Мейсон.

— Нет,— равнодушно ответил Фрил,— Я не убивал его. Я никогда никого не убивал.

— Хорошо, Фрил. Держите ваши деньги! Пошли, Пол!

Фрил следил, как они выходили, и тут же запер за ними дверь.

— Приставь к нему детектива, Пол.

— Он будет теперь прыгать с места на место.

— А я и хочу, чтобы он попрыгал,—заметил Мейсон.— Но при этом я должен знать, где он прыгает.

Дрейк зашел в угловую аптеку, чтобы позвонить в свою контору. Вернувшись, кивнул Мейсону.

— Через десять минут детектив будет здесь, Перри.

— А теперь расскажи мне о Пелтхеме,— произнес адвокат, когда они сели в машину.

— Что рассказать?

— Он живет в «Апартаментс»?

— Да.

— Я помню, ты говорил, что он очень осторожен?

— Очень.

— Там есть гараж?

— Да. В подвале дома.

— Пелтхем там оставляет автомобиль?

— Нет, его машина на улице.

— Номер и описание машины?

— Известны. Мы передали отчет тебе в контору.

— Номер его квартиры и все прочее?

— Тоже.

— Полиция обыскивала квартиру?

— Да, проверили все, вплоть до расчески.

— Что-нибудь нашли?

— Не знаю. Может быть, и нашли.

— Да, сложная ситуация,— пробормотал Мейсон.

— Послушай, Перри,— неожиданно сказал Дрейк.— Я был бы дьявольски признателен тебе, если бы ты рассказал мне подробнее о том, что собираешься делать. Мне все это не нравится.

— Мне тоже,— ответил адвокат.

 Глава 8

Мейсон, в низкой черной шляпе и пальто с поднятым воротником, вышел из такси возле отеля «Джилмонт Армс Апартаментс». Швейцар в ливрее выскочил из двери, чтобы подхватить два чемодана с множеством иностранных этикеток, которые шофер выгрузил из багажника. Мейсон щедро заплатил чаевые и последовал за швейцаром.

Солидный мужчина читал газету, когда вошел Мейсон. Он бегло взглянул на него и снова уткнулся в газету.

— Я пробуду здесь около двух месяцев,— сказал Мейсон клерку.— Следом за мной едет племянница на своем автомобиле, который она предоставит мне на время. Мне нужен гараж. Комнаты, прошу, не очень высоко и не очень низко. Желательно десятый этаж. Готов платить двести пятьдесят долларов в месяц.

Клерк кивнул.

— Я думаю... Одну минуту, мистер...

— Перри,— сказал адвокат.

— Да, мистер Перри. Я пошлю с вами мальчика.— Он кивнул коридорному.— Покажи мистеру Перри номер 1042.

Мейсон последовал за коридорным в лифт.

Номер 1042 оказался трехкомнатным и хорошо обставленным. Мейсон объявил, что он его вполне устраивает, и велел коридорному принести чемоданы. Когда чемоданы были доставлены, он подошел к телефону и позвонил клерку.

— Я вам сказал, что племянница доставит мне свой автомобиль. Когда она приедет, известите меня — я спущусь вниз, чтобы встретить ее и отдать распоряжения насчет машины.

— В этом нет необходимости, мистер Перри,— сказал клерк.— Я сам проконтролирую...

— Нет, спасибо. Я хочу убедиться, что машина стоит там, где мне в любое время будет удобно ею воспользоваться. Я сам поговорю в гараже. Иногда немного чаевых действуют гораздо эффективнее, чем приказания.

— Да, мистер Перри,— вежливо согласился клерк.— Я сообщу вам, как только ваша племянница приедет.

Мейсон положил трубку, открыл один из своих чемоданов, достал связку ключей и сравнил их с ключами от дверей. Потом выбрал три ключа и начал эксперименты с собственной дверью.

Второй ключ легко и быстро открыл замок. Мейсон отделил его от связки и сунул в карман. Спокойно закрыв за собой дверь, он прошел по коридору до номера 1029. Это была квартира, которую занимал Пелтхем, и Мейсон направился именно туда. Замок легко открылся, Мейсон вошел внутрь.

Света он не зажигал — пользовался своим миниатюрным карманным фонариком. Сначала Мейсон занялся шкафом с одеждой. Он выбрал там темное пальто. Не снимая перчаток, чтобы не оставлять следов, осмотрел его, убедился, что на пальто есть метка портного и инициалы Р. П., перекинул пальто на руку и спокойно покинул квартиру.

Две минуты спустя он сидел в своем номере и звонил Делле Стрит.

— О’кей, Делла!

— Все в порядке?

— Как хороший часовой механизм.

— Еду.

Мейсон положил трубку и стал ждать. Через несколько минут позвонил клерк и сказал, что приехала его племянница. Мейсон поблагодарил его и направился вниз.

Там его ждала шикарно разодетая Делла.

— Хэлло, дядя!

—- Хэлло, дорогая!

У тротуара стояла машина Деллы.

— Все готово?

— Да.

— Хорошо. Подожди меня здесь.

Он торопливо свернул за угол и направился в гараж.

У двери сидел механик и слушал радио. Увидев Мейсона, он выключил радио и торопливо встал.

— Моя фамилия Перри,— представился адвокат.

Механик кивнул.

— Я только что поселился в номере 1042,— продолжал Мейсон.— Моя племянница на время одолжила мне свою машину.— Он многозначительно достал из кармана бумажник.— С ее машиной jto-to случилось. Она доехала до отеля, и мотор заглох. Теперь я не могу ее завести. Вы сможете поставить ее здесь?

— Конечно,— кивнул механик.— Видимо, просто бензин попал в карбюратор. Я загоню ее сюда.

Мейсону пришлось переставить две машины, прежде чем удалось выехать из гаража на машине Пелтхема. Механик все еще возился с автомобилем Деллы. Проезжая мимо них, Мейсон усмехнулся. Делла помахала ему рукой.

Он проехал десять кварталов и позвонил из аптеки доктору Вильмонту.

— О’кей, доктор. Я готов к эксперименту.

— Как скоро тебе понадобится эта вещь?

— Как можно скорее.

— Через полчаса у больницы Гастингса.

— Хорошо. Принеси эту вещь в коробке и оставь на столе.

— У меня есть термос,— сказал Вильмонт.— Он будет на столе. Только обязательно верни мне его.

— О’кей. Завтра получишь его обратно. Ты уверен, что через полчаса будешь готов?

— Да. Донор ждет, а мой помощник получил необходимые указания.

— Договорились.

Мейсон поехал в уединенное место, подходящее для операции, которую он задумал. Остановив машину, заглушил мотор. Достал пальто Пелтхема, углубился в кусты и выстрелил из револьвера 38-го калибра в пальто, чтобы оставить следы пороховой копоти.

Вернувшись в машину, он бросил пальто на заднее сиденье, револьвер убрал в карман и поехал в больницу. Там взял термос с кровью и направился туда, где была найдена машина Тидингса.

Мейсон облил кровью пальто возле пулевого отверстия, потом сиденье, оставил несколько пятен на полу машины. Выйдя, он критически осмотрел свои труды и, прихватив термос, пешком пошел на север. Вскоре он сел в машину Деллы Стрит.

— О’кей, шеф?.

— Вроде.

— Но что это дает?

— Это выкурит кое-кого на свет,— IT Мейсон закурил сигарету.

Пятнадцать минут спустя он послал телеграмму мисс Адели Гастингс на Кливленд-сквер, 906. В ней говорилось:

«Чрезвычайно важно узнать у П., имеются ли возражения против аннулирования продажи акций «Вестерн Проспектинг Компани» опекуну Гейлорд. Пожалуйста, немедленно свяжитесь с ним и известите меня телеграммой в контору.М.»

 Глава 9

Секретарь Тидингса Карл Маттерн открыл на стук дверь и удивленно уставился на адвоката.

— Добрый вечер, мистер Мейсон.

— У меня к вам небольшое дело, которое я хотел бы выяснить. Думаю, вы сумеете мне помочь.

— Конечно, заходите, пожалуйста!

— Благодарю вас.

Мейсон вошел в современную квартиру. Маттерн указал ему на удобное кресло, и он уютно устроился в нем.

— Что я могу сделать для вас? — спросил Маттерн.

— Для меня — ничего,— ответил Мейсон.— Это нужно, скорее, вам.

— Что вы имеете в виду?

— Я не стану называть имена, Маттерн, но скажу следующее. После сделки с акциями вы вернулись с отчетом к Тидингсу, и,  пока вы разговаривали, между вами произошла ссора. Тидингс обвинил вас в личной заинтересованности в этой сделке, предъявив доказательства,— и вы убили его.

— Это абсурд,— сказал Маттерн.

Мейсон покачал головой.

— Подумайте о моих словах. Для вас это шанс.

— Во-первых,— заявил Маттерн,— я могу с точностью до минуты рассказать о своих действиях после ухода из маклерской конторы.

-— Прекрасно. Почему бы вам не изложить эту схему мне?

Маттерн достал из кармана записную книжку.

— Это не все. Когда я понял, что появится необходимость в этих фактах, то решил, что лучше все изложить на бумаге.

— Прекрасная идея,— согласился Мейсон.

— Начну с того,-— продолжал Маттерн — что я покинул контору в восемь минут двенадцатого. Я заметил это время, когда с делами было покончено. Потом вернулся в контору, и мистер Тидингс вызвал меня к себе около полудня. Я сказал ему, что сделка прошла удовлетворительно. С ним пыталась встретиться миссис Тамп, и я сказал ему об этом. Потом позвонил своей подруге в одну из солидных контор и пригласил ее на ленч. Мы спустились в лифте в пять минут первого. Обратно я вернулся без пяти час.

— Полагаю, ваша подруга может это подтвердить, если потребуется?

— Конечно. Она работает в конторе, где перерыв до часу, с двенадцати до часу. Она вернулась к себе ровно в час.

— Понимаю. А потом? .

— Потом я вернулся в контору мистера Тидингса. У меня были кое-какие дела с управляющим домом, и я просил его принять меня в половине второго.

— И вы пошли туда?

— Да, в двадцать пять минут второго. Я разговаривал с ним пятнадцать минут.

— А потом?

— Потом я пошел в ювелирный магазин, чтобы посмотреть новые часы. Там работает мой знакомый. Пробыл там около получаса..

— Он вспомнит об этом, если понадобится?

— О да!

— И время?

— Конечно вспомнит,— улыбнулся Маттерн,— потому что мы разговаривали о точности часов. Я поспорил с ним, что мои часы уходят не более чем на одну секунду за полчаса. Я пробыл там полчаса, и мы смогли это проверить.

— Это дает нам половину третьего,— подытожил Мейсон.

— Да.

— Что вы делали после половины третьего?

— Занимался делами, связанными с налогами мистера Тидингса. Я просил его встретиться со мной без четверти три. Мы работали с ним до пяти.

— А после пяти?

— Я пригласил молодую леди в кино и пообедать со мной. Мы встретились в двадцать минут шестого.

— Это та же леди, с которой вы завтракали?

— Нет, другая.

— Почему в двадцать минут шестого?

— Ну... я просто случайно назвал это время.

— Не рано ли для обеда?

— Да, возможно, но я хотел перед обедом попасть в кино.

— Эта молодая леди работает?

— Нет.

— Вернемся ко вторнику,— сказал Мейсон.

— Я пришел в контору в девять часов. Мистер Тидингс пришел четверть часа спустя. До половины одиннадцатого мы разбирали корреспонденцию и обсуждали дела, связанные с «Вестерн Проспектинг», потом позвонили вы. Мистер Тидингс обругал миссис Тамп за то, что она сует нос в чужие дела, и мы несколько минут говорили об этом. Потом мистер Тидингс ушел, а я поехал к маклерам по поводу сделки.

— Вы видели кого-нибудь во вторник утром, кроме Тидингса?

— Маклеров. Вскоре после одиннадцати появилась миссис Тамп.

— Я имею в виду, перед этим.

Маттерн на мгновение задумался.

— Нет. Не припомню, чтобы в конторе кто-нибудь был.

— Вскоре после полудня,— настаивал Мейсон.— Ваше алиби, кажется, легко проверить. Вы все время пытаетесь меня в этом убедить.

— Да. За двадцать минут невозможно выйти из бунгало, где было найдено тело, и вернуться в центр.

— Это ведь очень важно, не так ли, Карл?

— Что вы имеете в виду?

— У вас нет алиби до одиннадцати часов вторника. До сих пор у вас было безупречное алиби на каждую минуту. Интересно, что вы даже запаслись свидетелями. Как будто знали, что это вам понадобится.

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, Карл, что вы предусмотрительно обеспечили себе алиби, пытались на каждую минуту найти свидетелей... Даже на встречу с управляющим домом... Спор в ювелирном магазине... Свидание после работы.

— Ну, я не понимаю, о чем вы говорите, мистер Мейсон.

— О, напротив, хорошо понимаете,— мягко заметил Мейсон.— Вы уже знали, что Тидингс был мертв еще до вашего посещения маклеров, Карл.

Мрачная тишина воцарилась в квартире. Дешевые настольные часы тревожно отстукивали секунды.

— Я не думаю, что вы убили его, Карл,— наконец нарушил молчание Мейсон,— но я знаю, что вы были заинтересованы в этой сделке. Вы знали, что Тидингс мертв, когда шли к маклерам, и знали, что вам надо делать вид, будто он жив.

Вы достаточно проницательны, чтобы понимать: если вам удастся убедить всех, что во вторник утром Тидингс был еще жив, то власти будут считать временем смерти полдень вторника. И вы тщательно подготовили себе алиби именно с полудня.

— Мистер Мейсон, уверяю вас, что я не делал ничего подобного. Я...

— Не лезьте в петлю! — предупредил его Мейсон.

— Что вы имеете в виду?

— Простую вещь.— Мейсон скрестил ноги и закурил.— Я имею в виду, что я боец, Карл.

— Я это слышал.

— В борьбе я пытаюсь одолеть противника любым возможным способом. И даже бью ниже пояса.

Маттерн кивнул.

— Я представляю человека,— продолжал Мейсон,— которого обвинят в убийстве Альберта Тидингса.

— И вы пытаетесь подставить меня вместо этого человека?

Мейсон стряхнул пепел и внимательно посмотрел на Маттерна,

— Точно,— кивнул он.

— Вы хотите свалить вину на невинного...

— Одну минуту, Карл,— перебил его адвокат, подняв руку.— Только не говорите о своей невиновности.

— Но я действительно не виновен.

— Меня это не касается. Такие вопросы решают присяжные.

— Но у вас нет причин считать, что это я убил его.

— Откровенно говоря, Карл, я не думаю, что именно вы убили его.

— Тогда почему вы обвиняете меня в этом?

—- Я не обвиняю вас. Я просто говорю: вы знали, что он был мертв во вторник днем, и вы скрыли его смерть, а потом обеспечили себе алиби. Но вы убедитесь, что присяжные не столь милосердны, как я.

— Вы, должно быть, сошли с ума!

— Я готов поверить, что вы не убийца, но вы дьявольски хитро сыграли с «Вестерн Проспектинг». Когда вы нашли Тидингса мертвым, вы поняли, что если удастся скрыть этот факт, то сумеете многое получить. Однако вы не учли, Карл, что именно по этим фактам присяжные признают вас виновным.

— Они не смогут! — торопливо возразил Маттерн.

— Нет, смогут, Карл. Допустим, например, у вас была причина полагать, что утром во вторник Тидингс будет в этом бунгало. Допустим, вы пришли с портфелем, набитым почтой и документами, чтобы получить инструкции, и нашли Тидингса на постели мертвым. Вы спокойно выскользнули из дома — вас никто не видел. Вы знали, что известие о его смерти остановит сделку с акциями, и решили объявить о его смерти после полудня. К вашему счастью, мой телефонный звонок дал вам еще одну возможность для подтверждения факта, что днем во вторник Тидингс был еще жив. Я ведь никогда не слышал голос Тидингса.

Вы очень смышленый молодой человек, Маттерн, но вам следовало бы учесть психологию присяжных. Я откровенно говорю вам, Маттерн, что они, вероятно, признают вас виновным в убийстве при данных обстоятельствах. Они будут убеждены, что вы убили его во вторник утром... И это совпадает с показаниями полицейского врача.

Некоторое время Мейсон молча курил свою сигарету.

— Но это невозможно доказать,— возразил Маттерн.

Мейсон улыбнулся.

— О, они сумеют! А я смогу помочь им в этом.

— Вы сможете?

— Да.

— Как?

— Ну, я не собираюсь раскрывать вам свои карты,— улыбнулся Мейсон,— но вспомните: вы пожадничали и несколько поторопились. Понимая, что сделка может быть аннулирована, вы больше всего беспокоились о получении акций от Болуса. Власти обвинят его как вашего сообщника в убийстве, но он докажет, что лишь продал вам свои акции, и вся вина целиком ляжет на вас одного.

Теперь, Маттерн, вы знаете мою позицию — и это все. Я хотел, чтобы вы все ясно себе представляли.

— Что, по-вашему, я должен делать?

— Ничего,— ответил- адвокат.— Вообще ничего. Я просто хотел, чтобы вы четко поняли: как только мне придется защищать своего клиента, я оберну дело против вас.

Маттерн засмеялся.

— Я не могу понять, что вы выиграли, мистер Мейсон. Рассказав мне все заранее, вы отдали себя в мои руки. Допустим, я передам этот разговор присяжным?

— Вам нечего беспокоиться об этом. Я сам изложу им этот разговор. Запомните, Маттерн, что я сказал вам: у меня есть причины считать, что вы знали о смерти Тидингса во вторник утром, перед тем как сделка была заключена. Помимо всего прочего, я хотел услышать ваш голос, чтобы убедиться, что во вторник утром вы разговаривали со мной по телефону, а не Тидингс. Теперь я убедился в этом.

— Присяжные не примут всерьез ваших доказательств.

— Возможно. Это будет зависеть от того, кому больше поверят на слово: вам или мне.

— А вы заинтересованы в том, чтобы спасти своего клиента?

—- Точно так же, как вы заинтересованы в спасении собственной шен.

— Моей шее опасность не грозит.

— И запомните также, что одной из причин моего визита к вам было выяснение вопроса: заинтересованы ли вы в акциях «Вестерн Проспектинг»?

— Я доказал вам, что нет.

Мейсон встал, зевнул и равнодушно спросил:

— Вы знаете полковника Джиллименда?

— Нет.

— Он ведает сбором налогов здесь,—- пояснил Мейсон.— Очаровательный парень. Возможно, вам придется познакомиться с ним несколько позднее.

В глазах Маттерна промелькнуло беспокойство.

— Он мой друг,—- продолжал адвокат.— Вы же знаете правительственную систему: если кто-нибудь уклоняется от уплаты налогов, правительство проводит расследование. А вы знаете, что одурачить правительство невозможно. Они проверяют не только отчеты компании, но и банковские книги... Ну, я пошел, Маттерн.

— Одну минуту. Вы не собираетесь рассказывать обо мне этому Джиллименду?

— Почему бы и нет?

— Потому... при данных обстоятельствах это было бы ужасно. Я чувствовал себя паршиво все это время: мне были нужны деньги. И я их получил.

— А в чем дело?

— О, эти чертовы бега...

— Болус связался с вами?

— Нет. Я связался с ним. Я знал кое-что об этих акциях. И сказал ему. Я действовал в интересах Тидингса как опекуна и должен был получить пятьдесят процентов... В действительности, мистер Мейсон, эти акции — спекулятивная сделка.

— Но вы не получили пятьдесят процентов?

— Нет,— с горечью ответил Маттерн.— Болус — страшный негодяй, он надул меня. После того, как я принес деньги, он дал мне десять тысяч вместо двадцати пяти.

— Почему?

— Он сказал, что банкир Тидингса просит отчет о расходовании денег. Во всяком случае, Болус так сказал.

— Хорошо. Продолжайте. Расскажите мне, как вы узнали о смерти Тидингса.

— Я же сказал, что не знал об этом.

— Чепуха!

— Честное слово, мистер Мейсон, все было так, как я говорил вам.

— Маттерн, я устал от вашей лжи. Вы хотите, чтобы я сообщил о вас окружному прокурору?

— У вас ничего нет против меня.

— Нет? — холодно улыбнулся Мейсон.

— Абсолютно ничего!

— Во-первых, вы нуждались в этих десяти грандах, потому что ошиблись в лошадках.

— Да, ну и что из этого? Многие играют на бегах.

— Да. Но вам нужны были деньги, чтобы играть.

— Ну я и получил их. Дальше.

— После того, как наделали долгов. Думаю, Маттерн, что до этого вы не раз таскали деньги у Тидингса. Книги Тидингса еще скажут свое слово.

Мейсону не надо было смотреть на Маттерна, чтобы знать, что каждое его слово било в цель.

— О’кей. Вы растратили деньги Тидингса. Тидингс вызвал вас во вторник утром и хотел отправить в тюрьму. Вы знали, что если продержитесь несколько часов, то «Вестерн Проспектинг» заплатит вам за сделку и вы сможете вернуть деньги. Вы были в отчаянии и наставили на Тидингса револьвер. Тидингс достал свой, а вы нажали на спусковой крючок.

— Это ложь! — закричал Маттерн.

— Возможно. Но попробуйте убедить в этом присяжных.

— Они не смогут признать меня виновным в убийстве. Нет улик.

Мейсон улыбнулся..

— Спасибо, Маттерн. Вы сделали блестящий ход. Мне нечего после нашего разговора беспокоиться о своем клиенте. Спокойной ночи.

Адвокат встал.

— Послушайте! — отчаянно завопил Маттерн.— Я дам вам реальные доказательства, мистер Мейсон. Я скажу вам, как было. Честное слово, я не убивал его. Он умер задолго до того, как я увидел труп.

— Когда это было?

— Около половины девятого во вторник.

— Где?

— Там, где он лежал. На постели, где его позже нашли.

Как это произошло?

— Тидингс пытался получить какие-то сведения о своей жене. Он сказал мне, что она связана с каким-то мужчиной, который держится в тени, чтобы не дать повода для развода. Тидингс сказал, что он все узнал об этом человеке и что поедет к жене и раскроет карты. У него были какие-то важные бумаги, и он обещал вернуться в контору в половине восьмого во вторник.

Когда он и в восемь не. появился в конторе, я сложил бумаги в портфель и поехал в дом его жены. Я думал, что они могли и помириться. Он действительно безумно любил ее. Дверь была не заперта, и я вошел. На полу были пятна крови. Я проследовал по ним до спальни и... Вы знаете, что я увидел.

— Что вы сделали потом?

— Я испугался. Боялся, что начнут проверять его книги, обнаружат мою растрату и посадят меня. Если бы он пожил еще несколько часов, то все изменилось бы... Поэтому я решил, что тело найдут не скоро, а я пока смогу действовать так, как будто он жив. Остальное вы знаете.

— И это вы разговаривали со мной по телефону в то утро?

— Да. Когда зазвонил телефон, я не знал, что делать: я не хотел говорить, что его нет в конторе... А потом решил спасать себя. Я знал, что вы не слышали голоса Тидингса.

— Ну, Маттерн, теперь вы понимаете, к чему вас это привело?

— Туда, куда вы и хотели меня привести.

— Вы хороший клиент для окружного прокурора.

— Но я не виновен! Они должны мне поверить.

— Лучше начинайте помогать мне в поисках настоящего убийцы,— задумчиво произнес Мейсон.— Это ваш единственный шанс, Маттерн.

Маттерн сжал его руку.

— Я все сделаю, мистер Мейсон. Можете на меня положиться.

 Глава 10

На столе Мейсона ждала телеграмма, когда в пятницу утром он явился в свою контору, а Делла Стрит сообщила, что в приемной его с нетерпением ждет миссис Тамп.

Мейсон вскрыл телеграмму. Она была подписана Аделью Гастингс и гласила:

«Контакт откладывается. Причин для беспокойства нет. Действуйте по своему усмотрению. Все в порядке».

Мейсон сунул телеграмму в карман.

— Хорошо. Зовите миссис Тамп. Посмотрим, что ей нужно.

Женщина вошла в кабинет. Она была серьезна, но губы улыбались.

— Доброе утро, мистер Мейсон.

— Доброе утро, миссис Тамп. Как ваше самочувствие?

— Спасибо, хорошо. Вы нашли что-нибудь?

— Не много, но успехи есть.

— Как насчет этой пятидесятитысячной сделки?

— Я как раз работаю над этим.

— Эти акции действительно ценные?

Мейсон предложил ей кресло, сигарету и закурил сам.

— Эти акции были проданы «Люфтус и Кейл» самим президентом компании. Это ответ на ваш вопрос. Я установил, что сделка была совершена тогда, когда Тидингс был уже мертв.

— И вы можете доказать это?

— Да.

— А как?

— Надеюсь, что прежде всего это подтвердит полицейский врач.

— Мистер Мейсон, я хочу откровенно поговорить с вами.

— Я вас слушаю.

— Я не знаю, как найти слова помягче.

— А не надо смягчать,— улыбнулся Мейсон.— Говорите все как есть.

— Очень хорошо, мистер Мейсон. Когда я хотела, чтобы вы взялись за дело Бирл обманула вас.

Мейсон поднял брови.

— Конечно, когда вы впервые пришли сюда, вы еще не знали, что мистер Тидингс мертв.

— Совершенно верно. Теперь, насколько я понимаю, если вы можете доказать, что мистер Тидингс умер до одиннадцати часов утра во вторник, появилась возможность вернуть Бирл эти пятьдесят тысяч.

— Точно.

— Кто выплатит эти деньги?

— Мы возбудим дело против «Люфтус и Кейл»,— ответил Мейсон.— Они попытаются забрать деньги у Болуса. Я предупредил их о том, что их может ожидать.

— Это очень умно с вашей стороны, мистер Мейсон.

— Благодарю вас.

— Мистер Мейсон, вы представляете интересы Адели Гастингс?

— В какой связи? — осторожно осведомился адвокат.

— Вы знаете, что я имею в виду. Если ее обвинят в убийстве Тидингса, вы станете ее защищать?

— Пока трудно сказать.

— Очень хорошо. Я только хотела сказать одну вещь, мистер Мейсон. Лично я считаю Адель Гастингс высокомерной. Она доставила много неприятностей Бирл, и я ее ненавижу за это. Но я знаю, что Она не из тех, кто может совершить убийство. Я говорю это, хотя, повторяю, ненавижу ее.

А теперь, мистер Мейсон, допустим, ее обвинят в убийстве. Она сможет предъявить алиби и захочет доказать, что Тидингс умер после двенадцати часов дня во вторник, время, на которое у нее есть неопровержимое алиби. Если вы поможете ей сделать это, то будете действовать не в интересах Бирл, поскольку мы хотим доказать, что

Тидингс умер до одиннадцати часов... Вы понимаете меня, мистер Мейсон?

— Да.

Миссис Тамп встала.

— Очень хорошо, мистер Мейсон. Я только хотела выяснить ваше отношение ко всему этому. Я никогда не смягчаю обстоятельства. Мне все равно, чьи интересы вы представляете, но одной ошибки вы не должны допустить: Альберт Тидингс умер до одиннадцати часов утра... До свидания, мистер Мейсон.

Мейсон уставился на Деллу.

— Это... это..— пробормотал он, когда дверь за миссис Тамп закрылась.— Возьмите шляпу и пальто, Делла. Уберите свой блокнот. Мы едем к женщине, у которой вторая половина десятитысячедолларовой банкноты.

— Вы знаете, кто она? — удивилась Делла.

— Теперь знаю,— мрачно ответил адвокат.— И следовало бы догадаться гораздо раньше.

— Как вы вычислили ее?

— Головой, в основном. Всего лишь немного работы для головы. На три дня опоздал.

Они поехали на машине Мейсона через центр, свернули к скверу, вдоль бульваров.

— Миссис Тидингс? — спросила Делла, когда они ехали по дороге, вьющейся вдоль холмов.

Мейсон кивнул.

— Но она была в Рено. Уехала в понедельник и не могла быть в вашей конторе ночью.

— Она — единственная из всех, кто обеспечил себе алиби на ночь с понедельника на вторник. Все остальные изобрели себе алиби на вторник.

— Ну и что?

— Ответ очевиден. Она одна знала, что он был убит а понедельник ночью, и могла предвидеть, что Тидингс захочет получить свои десять тысяч долларов.

— И это единственное ваше доказательство, шеф?

—- Этого достаточно,— мрачно заметил Мейсон.— Я должен был догадаться раньше, когда она сказала, что уехала в Рено днем в понедельник.

— И она была женщиной в маске?

— Да.

— Вы не думаете, что она станет все отрицать?

— Теперь нет. Я только надеюсь, что успею попасть туда раньше Голкомба.

Вы считаете, он будет там?

— Да.

Остальной путь до бунгало, где было найдено тело Альберта Тидингса, они проехали в молчании.

— Ну вот мы и приехали.— Мейсон открыл дверцу, вышел и помог выйти Делле. По цементированной дорожке они направились к дому. Мейсон нажал кнопку звонка. Почти тотчас же дверь открыла миссис Тидингс.

— Доброе утро, мистер Мейсон. Я узнала вас, когда вы выходили из машины.

— Мисс Стрит, миссис Тидингс,— представил их друг другу адвокат.

— Здравствуйте,— сказала миссис Тидингс Делле.— Заходите.

Они вошли в дом. Миссис Тидингс указала им на кресла и предложила сигареты.

— Спасибо,— Делла взяла сигарету.

— Я закурю свои,— отказался Мейсон, доставая из кармана портсигар.

— Я очень устала, мистер Мейсон,— начала разговор миссис Тидингс.— И еще предстоят похороны сегодня днем... Эксперты пытаются найти убийцу... Вы не знаете, мистер Мейсон, есть ли какие-то новые данные в этом деле?

— Конечно, раз они разрешили похороны.

— Я так и подумала, но не знаю, что они нашли.

— Они вам не сказали?

— Ни слова. Конечно, я расстроена. Мы разошлись, и о это потрясло меня... Хотя я ненавидела его.

— Одобряю вашу позицию, миссис Тидингс, — сказал Мейсон.— Кстати, я пришел забрать вторую часть этой десятитысячедолларовой банкноты.

— Что вы имеете в виду, мистер Мейсон?

Мейсон посмотрел на часы.

— Минуты могут решать многое, когда речь идет о защите против обвинения в убийстве первой степени. Если хотите тратить время зря, пожалуйста. Это ваши похороны... Я, не собираюсь шутить.

— Я вижу, вы очень уверены в себе, мистер Мейсон.

— Да. Когда вы и Пелтхем пришли в мою контору, я заметил две вещи. Первое — то, что Пелтхем хотел связаться со мной, как только ему понадобится юрист. Второе — то, что все, относящееся к вашему визиту, носило отпечаток спешки. Например, Пелтхем назвал мне вымышленную фамилию, не удостоверившись, есть ли таковая в телефонном справочнике. Или ваша маска...

-— А что с маской?

— Черная маска с серебряной мишурой. Такие маски к маскарадному костюму продаются как сувениры.

— Я не вижу, что это доказывает.

— Пелтхем тщательно готовился к встрече со мной, предвидя, что она ему понадобится. Когда это случилось, он действовал быстро. Но решил защищать вас так, чтобы даже я не мог вас опознать. Отсюда эта маска. Люди обычно не носят с собой масок, и их нельзя купить ночью. Очевидно, вы достали свою маску из ящика стола у себя дома. Это означает, что Пелтхем привез женщину, которую тщательно скрывал от меня, из ее дома. Я должен был догадаться об этом, когда нашел тело здесь.

Она молча изучала его решительное лицо. Потом так же молча открыла сумочку, достала небольшой конверт, вскрыла его и протянула свою часть десятитысячедолларовой банкноты Мейсону.

Делла Стрит была удивлена, но Мейсон оставался твердым и спокойным.

— Когда вы узнали, что он мертв?

— Когда вернулась из Рено, конечно.

Мейсон не возразил, но снова взглянул на часы, как бы напоминая ей, что время идет.

— Я говорю правду, мистер Мейсон.

— Вы любили Пелтхема. Он хотел защитить вас. Вы пришли ко мне в контору вскоре после полуночи. Вы делали все возможное, чтобы скрыть от меня свою личность и характер дела, которое мне придется вести. Вы постоянно уверяете, что уехали в Рено днем в понедельник и, таким образом, в Рено были во вторник утром.

Учитывая все возможные варианты, это означает, что тело Тидингса лежало здесь, в этой спальне, с того момента, как вы позвонили мне домой... Итак, его убили вы или Пелтхем?

— Ни то, ни другое.

— Но вы знали, что он мертв?

— Да,— нерешительно ответила она.

— IT это вы ввели его в дом и уложили в постель?

— Да.

— Кто убил его?

— Честное слово, я не знаю.

— Лучше расскажите мне все, что вы знаете.

— Я откровенна с вами, мистер Мейсон.

— Я слушаю.

— Я хотела получить развод. Я очень люблю Боба.

У Боба есть основания полагать, что Альберт тратил опекунские деньги. Он работал с Аделью Гастингс, пытаясь выяснить это. Он хотел, чтобы она потребовала ревизии. Если бы при этих обстоятельствах узнали о моих отношениях с Робертом, это сильно осложнило бы дело. Вы должны понять нас, мистер Мейсон.-

— Я могу это понять.

Делла Стрит хотела записывать рассказ миссис Тидингс, но Мейсон остановил ее.

— Не записывайте, Делла. Я не хочу, чтобы это было зафиксировано .в деле... Продолжайте, миссис Тидингс.

— Альберт всегда пытался помириться со мной. Я говорила ему, что это невозможно. Мы с Бобом были в кино. Потом возвращались домой. Возле дома увидели машину Альберта. Шел дождь. Альберт сидел в машине, уронив голову на руль. Мы с Бобом вышли из машины и подошли к нему. Пульс еще прослушивался. Ему прострелили грудь. Я сказала Бобу, чтобы он помог мне затащить Альберта домой, а потом хотела позвонить доктору и в полицию.

Мы вытащили его из машины и кое-как заволокли в дом. Потом уложили в постель, и я стала звонить, но Боб окликнул меня: «Уже поздно, Надин, он умер».

Я повернулась к постели. Никакого сомнения. Он был мертв.

— Дальше.

— Боб сказал, что мне нельзя быть замешанной в этом деле, что подозрения падут на него, поэтому мне лучше забрать из гаража машину и уехать куда-нибудь, например в Рено, где у меня есть друзья. Если оставить дверь незапертой, то все будет выглядеть так, будто это случилось в мое отсутствие.

Мы поговорили и решили, что лучше оставить тело здесь, а пока его найдут, у меня уже будет алиби. У него были грязные ботинки, и грязь осталась на покрывале. Мы сняли покрывало, его обувь и вместе с пальто связали все в узел.

— И что сделали с этими вещами?

— Я не знаю. Боб взял их. Он сказал, что сам позаботится об этом.

— Что вы делали потом?

— Потом я села в машину Боба, а он —в машину Альберта. Мы хотели, чтобы машину нашли как можно дальше от дома. Мы оставили ее, а потом позвонили вам.

Боб сказал, что если кто-нибудь и сможет защитить меня, то только вы. Однако настоял, чтобы я обеспечила себе алиби, уехав в Рено. Он сказал, что, если в течение четырех-пяти дней тело Альберта не найдут, потом трудно будет определить время смерти.

Мы были очень осмотрительны. Никто на свете не подозревал, что мы с Бобом... что мы любим друг друга.

— Вы упустили одну важную вещь,— сказал Мейсон.

— Какую?

— В Калифорнии, около Топаз-Лейк, есть карантинная станция, и они фиксируют все проходящие машины... Вы летели в Рено на самолете?

— Да.

— А машину сдали на хранение?

— Да.

— Где?

— В маленьком гараже, где иногда оставляла ее раньше.

— Они вас знают?

Она улыбнулась.

— Не как миссис Тидингс.

— Под другой фамилией?

— Да.

— Миссис Пелтхем?

— Нет, не миссис Пелтхем. Миссис Хашмен.

— Кто такой мистер Хашмен?

— Это мистер Пелтхем,— тихо ответила она.

Рядом с домом заскрипели тормоза машины. Делла выглянула в окно.

— Полицейская машина.

Мейсон прищурился.

— Миссис Тидингс, я хочу, чтобы вы обещали мне одну вещь. Никаких заявлений. Абсолютно ничего. Откажитесь отвечать на вопросы.

— Но вы уверены, мистер Мейсон...

— Голкомб и еще кто-то,— не отрываясь от окна, сказала Делла.— И дут к дому.

— Вы обещаете мне? — настаивал адвокат.

— Да.

— Помните, ваша жизнь зависит от того, как вы сдержите это обещание.

— Но, мистер Мейсон, они не должны трогать меня. Ведь я действительно в пять утра была в Рено, а секретарь Альберта показал, что еще днем Альберт был жив.

— Вы знаете, почему Маттерн сделал это?

— Нет, конечно не знаю, но это большая удача для нас.

— Нет. Потому что это неправда. Суд в любое время докажет это, и ваше алиби рухнет, как карточный домик. Я не строю свои дела на таком рыхлом фундаменте. Они всегда имеют под собой прочное основание.,. Теперь, если вы убили его, я хочу знать правду.

— Я не убивала его!

Раздался резкий и настойчивый звонок в дверь.

— Если вы лгали мне, пусть небо поможет вам,— сказал Мейсон.

— Мистер Мейсон, я сказала вам истинную правду. Раньше я лгала вам, но сейчас говорю правду.

Снова настойчивый звонок.

— Если не вы, то кто это сделал?

— Не имею ни малейшего понятия. Должно быть, кто-то из опекунского совета. Иногда я подозревала...— Она не успела закончить фразу.

Дверь стонала под ударами.

— Хорошо, идите, откройте им дверь.

Миссис Тидингс пошла открывать дверь. В комнату влетел сержант Голкомб.

— Опять вы двое! — зло бросил он.— Что вы здесь делаете?

— Разговариваю с клиенткой.

— Вы знали, что я приеду сюда.Откуда вы это узнали?

Мейсон покачал головой.

— Зачем она вас наняла?

— Вести ее дела.

— Какие именно?

Мейсон улыбнулся.

— Вы забыли, сержант, что юрист не обсуждает дел своих клиентов.

— Хорошо, миссис Тидингс, мы приехали сюда, чтобы получить ответы на несколько вопросов. Данные показывают, что вы не ездили на своей машине в Рено. Пока вы были в Рено, ваша машина стояла в гараже на Ист-Централ-авеню. Они опознали вас как миссис Роберт Хашмен. Они видели также вашего предполагаемого «мужа». Его идентифицировали с Робертом Пелтхемом. Они опознали его и вас по фотографиям. Что вы можете на это ответить?

— Я могу ответить на этот вопрос,— вмешался Мейсон.

— Я не хочу, чтобы отвечали вы, — отрезал Голкомб.— Я хочу услышать ответ от нее.

— Я ничего не скажу.

Мейсон удовлетворенно кивнул.

— Я предупреждал миссис Тидингс, чтобы она не отвечала ни на какие вопросы.

— Если она не ответит на вопросы, ей придется проехать в Управление,— сказал Голкомб.— Окружной прокурор хочет поговорить с ней. И если она не даст объяснения некоторым фактам, ее ждет обвинение в убийстве первой степени.

Мейсон осторожно стряхнул пепел.

— Наденьте шляпу, миссис Тидингс, —посоветовал он.

 Глава 11

— Почему вы не сказали ей о последних новостях, шеф? — спросила Делла, когда они ехали обратно.

— Вы имеете в виду, что нашли пальто Пелтхема в его автомобиле?

— Да.

— Я предоставил эту возможность Голкомбу.

— Это будет ужасный удар для нее, шеф... Разве не лучше было хотя бы намекнуть, что это часть вашего плана, чтобы она так не волновалась?

— Нет.

— Почему, шеф?

— Я специально устроил эту маленькую западню для Адели Гастингс. Я хочу вывести на авансцену Пелтхема, и мне интересно увидеть, как поведут себя остальные, решив, что он мертв.

— Это очень опасно. Если миссис Тидингс подумает, что Пелтхем мертв, она расскажет им что-нибудь лишнее.

— Пусть говорит. Если Пелтхем прячется за ее спину, то пора выкурить его на свет божий.

— Вы думаете, это он?

— Пока не знаю, Делла. Многие адвокаты являются в суд с фальшивыми показаниями. Иногда они выкручиваются, а иногда — нет. Лично я никогда не боялся рисковать. Правда — это самое сильное оружие, которым может воспользоваться человек, и из нашей практики вы знаете, что это — мое единственное могучее оружие.

Это дело беспокоит меня... Оно меня смущает... Я не могу пока понять, что именно случилось, однако точно знаю — случилось. И догадываюсь, что случилось, но мне не хватает фактов, чтобы превратить их в оружие, с которым- можно сражаться. Однако пусть теперь беспокоятся другие. Я думаю, работа сделана неплохо. Надо повидать Адель Гастингс.

Они застали Адель Гастингс в ее квартире. За спокойным, холодным выражением лица невозможно было угадать никаких эмоций. Мейсон внимательно смотрел на нее.

— Это мисс Стрит, мой секретарь. Мисс Гастингс,— представил он женщин друг другу.

Адель сердечно поздоровалась с Деллой.

— Вы войдете? — спросила она.

— Я не надеялся, что застану вас,— сказал Мейсон,— Думал, что вы на службе.

— Сегодня я не работаю,— ответила она, ограничившись этим кратким объяснением.

Когда все сели, она неожиданно повернулась к Перри Мейсону. На мгновение маска дрогнула на ее лице.

— Зачем вы послали телеграмму? — Она указала на утренние газеты.

— Мне нужна была информация.

— Это же ловушка.

— Ловушка? — удивился Мейсон.

Она сжала губы.

— Конечно,— продолжал адвокат,— теперь ваше упоминание об этом выглядит довольно странно, если учесть, что вы получили ответ от человека, который был смертельно ранен.

Она с испугом посмотрела на него.

— Вы можете мне сказать точно, в какое время вы виделись с мистером Пелтхемом прошлой ночью? — спросил Мейсон.

— Нет.

— Полиция будет интересоваться этим, —заметил Мейсон.— Боюсь, мисс Гастингс, что вам теперь лучше быть со мной откровеннее.

— Они нашли его? Тело?

— Не знаю. Полиция не всегда дружелюбна по отношению ко мне. Я завишу от газетной информации, так же как и вы.

Она нервно сжала руки.

— Очевидно, в интересах всех нас, чтобы тело было найдено,— продолжал Мейсон.— Полиция весьма настой-

чива в своих расследованиях. Я хочу, чтобы вы это поняли.

— Вы угрожаете мне?

— Да.— Мейсон выдержал ее взгляд.

— Меня нелегко испугать.

Адвокат достал сигареты.

— Вы не возражаете, если я закурю?

Она сжала губы, но вежливость и гостеприимство взяли верх.

— Простите, мистер Мейсон, что сразу не предложила вам...— Она стала искать сигареты.

— Нет, спасибо, я закурю свои. Хотите?

Она взяла сигарету. Делла — тоже, и Мейсон поднес им огонь.

— Я жду,— напомнил он.

— Чего?

— Вашего полного рассказа.

— Я не собираюсь вам ничего рассказывать.

— Это было бы катастрофой.

Она открыла рот, нерешительно посмотрела на него и неожиданно разразилась гневной речью.

— Вы всегда стремитесь подавить того, кто имеет с вами дело? Вы можете оставить человека в покое? Мое первое знакомство с вами было настолько унизительным, что хотелось плакать, но теперь... Я не хочу повторения.

— Обратимся к фактам, мисс Г астингс. Ваши приятельские отношения с мужчинами выходят за рамки светской любезности. Я имею в виду вопросы жизни и смерти. А у меня пет времени на вежливость и любезность.

— И что же?

— А то, что вы в контакте с Робертом Пелтхемом (я знаю, как вы обменивались записками), и он дал вам карт-бланш,

— Что заставляет вас так думать?

— От мертвого никто не может получать записок,— отрезал Мейсон.

— Значит, вы считаете, что он мертв?

— Косвенные улики, полученные полицией, говорят за это.

— Он был жив вчера, ну, скажем, до девяти вечера.

— Вы знаете это?

— Да.

— Вы разговаривали с ним?

— Да.

— По телефону?

— Я не отвечу на этот вопрос.

Мейсон повернулся к секретарше.

— Я думаю, вам лучше позвонить сержанту Голкомбу в уголовный отдел, Делла, и сказать ему, что есть человек, которому кое-что известно о Пелтхеме.

—- Вы не должны делать этого,— возразила Адель.

— Почему же?

— Это неважно. Мистер Пелтхем нанял вас...

— Он нанял меня не для своей защиты, а для защиты женщины.

— Кто эта женщина?

— Мистер Пелтхем позаботился о том, чтобы скрыть от меня ее имя.

— Теперь я понимаю, что вы имели в виду, когда спрашивали у меня кое о чем.

— В самом деле? — вежливо удивился Мейсон.

— Позвонить прямо сейчас, шеф? — спросила Делла.

— Да, пожалуйста.

— Разрешите воспользоваться вашим телефоном? — обратилась Делла к Адели.

— Нет, я не собираюсь иметь дело с полицией.

— Вы найдете телефон в аптеке на углу, Делла,— заметил Мейсон, не поворачивая головы.— У вас есть десятицентовики?

— Есть.

Делла встала, положила в пепельницу сигарету и направилась к двери.

— Прошу прощения!

Но она не успела выйти.

— Стойте! —хрипло, с болью в голосе закричала Адель.

Делла остановилась.

— Вернитесь. Я расскажу мистеру Мейсону все, что он хочет знать.

Делла вернулась в комнату и села на прежнее место. Адель Гастингс с трудом сдерживала слезы.

— Значит, вы даже не видели ее лица? — спросила она.

— Простите, мисс Гастингс. Я теперь знаю, кто она, но это результаты моего метода.

— Так я и думала. По-моему, легко возненавидеть вас, мистер Мейсон.

— Многие люди ненавидят меня,— равнодушно согласился Мейсон.

— Я скажу правду,— начала Адель.— Я сдаюсь. Две недели назад ко,мне пришел Роберт Пелтхем. Он сказал, что заметил что-то неправильное в операциях с опекунским фондом. Сначала я ему не поверила, но он обратил мое внимание на определенные факты. И сказал, что по личным причинам он не может взять инициативу па себя. Предложил, чтобы это сделала я.

— И вы это сделали?

— Я провела предварительное расследование.

— А потом?

— Потом, в прошлый понедельник ночью, точнее уже во вторник утром, около трех часов утра мистер Пелтхем позвонил мне по телефону. Он сказал, что ему нужно увидеть меня но делу чрезвычайной важности.

— В это время вы уже предприняли необходимые шаги для организации формального расследования?

— Да.

— И что же случилось с Пелтхемом?

— Пелтхем рассказал, что Альберт Тидингс убит и что обстоятельства таковы, что могут обвинить его. Он казался очень расстроенным.

— Пелтхем говорил при этом что-нибудь о женщине, с которой могло быть связано убийство?

— Нет, но я поняла, что он был не один во время стрельбы.

— Он признался вам, что убил Тидингса?

— Нет.

— Что еще?

— Пелтхем сказал мне, что я должна молчать об убийстве Тидингса, пока власти официально не известят об этом, и что я должна вести себя так, как будто Тидингс жив.

— Он сказал, зачем это ему нужно?

— Нет.

— Что вы ему ответили?

— Я обещала, что сделаю так, как он просит. Он был откровенен со мной, и я поверила ему.

— Он говорил что-нибудь еще?

— Сказал, что нам необходимо иногда видеться, чтобы он был в курсе дела.

— Другими словами, намекнул, что и вас могут обвинить в убийстве.

— Не знаю. Он этого не говорил. Просто сказал, а я не спросила почему.

— Но вы знали почему, не так ли?

— Да,— нерешительно кивнула она..

— Это уже лучше. Значит, вы поддерживали связь с Пелтхемом?

— Да.

— Каким образом?

— Мистер Пелтхем не покидал город. Он переехал в небольшой отель и зарегистрировался под фамилией Билбак. Я поддерживала с ним Связь.

— По телефону?

— По телефону и лично.

— Что произошло прошлой ночью?

— Я пошла повидаться с ним.

— Он был в своей комнате?

— Да.

Мейсон переглянулся с Деллой Стрит.

— А вы звонили ему после опубликования в утренних „ газетах сообщения о находке?

— Да, конечно.

— Какой результат?

— Мне сообщили, что мистера Билбака утром не видели и что его нет в номере.

— Вы пережили излишние волнения, стараясь все это скрыть от меня.

Она улыбнулась.

— Я пыталась защитить мистера Пелтхема. Учитывая эти обстоятельства, вы должны оценить мое поведение.

— Это единственная причина?

— Да, конечно.

— В понедельник вечером мистер Тидингс встретился с женщиной, которая была причиной его неприятностей. Когда он уходил, то заметно было, что он очень торопился на это свидание.

Ее лицо стало непроницаемым.

— Может быть, вы расскажете нам об этом свидании, мисс Г астингс,— предложил Мейсон.

— Я не знаю, что вы имеете в виду.

— Предупреждаю вас. В последний раз предупреждаю вас.

Она молчала. В глазах стояли слезы. Мейсон снова посмотрел на часы.

— Я видела его.

— Где?

— Здесь,— тихо ответила Адель.

— Не здесь,— поправил Мейсон,— а возле бунгало миссис Тидингс. Он просил вас приехать туда, потому что не хотел, чтобы его видели у вас. Вы уже обвинили его в растрате. Тидингс сказал, что, если вы приедете туда, он все объяснит.

Она покачала головой.

— Где вы встретились?

— Здесь.

Мейсон снова посмотрел на часы.

— Тридцать секунд,— предупредил он.

В комнате наступила неприятная тишина. Адель Гастингс тяжело дышала. Адвокат встал.

— Пойдемте, Делла.— Он направился к двери. Потом остановился и обернулся: — Помните, один шанс у вас был.

И он захлопнул за собой дверь.

 Глава 12

Мейсон отпер дверь своего кабинета и сказал Делле:

— Загляните в приемную, Делла, посмотрите, есть лп там кто-нибудь, и скажите Герти, что я вернулся, но не хочу никого видеть.

Делла выскользнула в приемную, а Мейсон закурил.

— Ну что там, Делла?

Приложив палец к губам, она на цыпочках вошла в кабинет.

— Кто-то в библиотеке,— прошептала Делла.

Мейсон поднял брови.

— Кто?

— Я не знаю. Он не назвался Герти, сказал, что должен увидеть вас и не может ждать в приемной. Она спросила у него фамилию, но он прошел в библиотеку и посоветовал Герти заниматься своими бумагами.

— Значит, это Роберт Пелтхем.

Он пересек кабинет и открыл дверь в библиотеку.

— Хэлло, Пелтхем, зайдите сюда!

Пелтхем торопливо вскочил и кинулся к Мейсону.

— Что случилось? Как вышло, что мое пальто, машина и...

— Этого хватило, чтобы заманить вас сюда,— ответил адвокат.

— Что вы хотите этим сказать?

— Мне нужно было увидеть вас. Я пытался добиться этого более легкими способами, но ничего не вышло, поэтому я выбрал более сложный путь.

Пелтхем изумленно уставился на него.

— Вы хотите сказать, что вы...— Он внезапно замолчал.

— Это Делла Стрит, мой секретарь. У меня от нее пет секретов. Проходите, садитесь. Почему вы не хотели поговорить со мной?

— Я не считал это разумным.

— Почему вы не открыли карты в первый свой визит ко мне?

— Я открыл.

— Да, конечно,— саркастически заметил Мейсон,— Вы и ваша замаскированная подруга. Какого черта вы мне не сказали, что Тидингс был мертв?

— Потому что я не знал этого.

— Чушь! А почему вы мне не сказали, что я должен представлять интересы миссис Тидингс? Тогда я мог бы работать, а не размениваться по мелочам.

— Вы действовали великолепно.

— Это вы так думаете,— сказал Мейсон.— Теперь послушайте меня. Время дорого. Я хочу, чтобы вы сделали все в точности так, как я вам скажу... Вы умерли, ясно?

— Что вы имеете в виду?

— То, что вы слышите. Вы умерли. Вы убиты.

— Мейсон, неужели вы не понимаете? — нетерпеливо перебил его Пелтхем.— Я хочу, чтобы вы защищали миссис Тидингс. 51...

— Я и защищаю ее,— отрезал Мейсон и многозначительно добавил: — Теперь уже защищаю.

— А раньше — нет?

— Как я мог? Я же действовал вслепую. Почему вы одобрили то, что я взял дело Бирл Гейлорд?

— Я о пей все знаю. Тидингс был ее опекуном. Вы, видимо, уже слышали, что там огромная растрата.

— Как случилось, что вы узнали об этом?

— Через миссис Тамп. Миссис Тамп что-то вроде крестной для Бирл, вывезла ее из России, привезла сюда... Она готова ради нее на все. Ребенок попал в приют, где она была временно, а...

— И вы считали, что в защите интересов Бирл Гейлорд кет ничего, что могло бы повредить миссис Тидингс?

— Да.

— Вы лично знаете Бирл Гейлорд?

— Нет. Я знаю о ней только со слов миссис Тамп.

— Та к знайте, что Бирл Гейлорд — дешевая карьеристка, что она пыталась помешать Адели Гастингс, что она хочет отбить юношу, к которому неравнодушна Адель Гастингс.

— Бирл Гейлорд?! — Пелтхем был изумлен.

Мейсон кивнул.

— Ну, я не могу в это поверить! Адель никогда ни слова не говорила мне об этом.

— Она была бы последним человеком, если бы рассказала об этом хоть кому-нибудь, особенно вам,— заметил Мейсон.

— Но ваш вопрос об этом был (направлен через нее.

— Хорошо, не будем спорить. Дело сделано. Теперь поздно говорить. Что для вас Надин Тидингс?

— А как вы думаете?

— Я не думаю— я хочу знать.

Пелтхем выдержал его взгляд и твердо сказал:

— Для меня она — все на свете.

— А Адель Гастингс?

— Я вас не понял.

— Что она для вас?

— Ничего. Мы просто друзья. И все. Она отличная •девушка. Я всегда восхищался ею, но не более.

— Она знает о ваших чувствах к миссис Тидингс?

— Конечно нет. Об этом никто не знает. Все неприятности из-за того, что это тайна.

— Почему?—спросил Мейсон.

— Из-за этого все и произошло. Разве вы не понимаете? Я был вместе с Тидингсом в числе опекунов больницы. Тидингс ненавидел меня. Там обнаружена растрата. Тидингс мог бы все свалить на меня: дескать, я хочу засадить его, чтобы отбить у него жену. Надин хотела получить развод. Тидингс мог вывалять всю ее — не только ее имя! — в грязи.

— И вы придумали весь этот безумный план, чтобы спасти миссис Тидингс?

— Конечно. А он так плох?

— Нет, хорош,— сухо сказал Мейсон.— Полиция взяла миссис Тидингс к себе на час или два. Они собираются обвинить ее в убийстве первой степени. Всего лишь!

— Не вижу, как они могут связать Надин с этим делом. У нее безупречное алиби.

— Сейчас я вам объясню, где и как вы натворили кучу ошибок... Кое-кто узнал о смерти Тидингса, а также где находится тело. Каждый сделал это открытие самостоятельно и начал защищать себя, готовя алиби,

— Ну и что? — спросил Пелтхем.

— Сейчас все эти алиби рассматривает окружной прокурор. Это математический ключ. Кроме убийцы Тидингса, никто точно не знает, когда он был убит. Каждый думает, что Тидингс был убит незадолго до того, как он или она обнаружили его тело... Следовательно, окружному прокурору остается сложить все алиби по времени, и он все вычислит. Mиссиc Тидингс начала свое алиби с понедельника... Можете представить себе, что это означает.

Пелтхем нахмурился.

— Окружному прокурору есть что сказать присяжным. У вас трогательная, но тайная любовь с Надин Тидингс. Тайные встречи. Вы взяли фамилию Хашмен, а она «миссис Хашмен»... Вы...

— Боже мой! Кто узнал об этом?

— Окружной прокурор. Вы думаете, он дурак?

Пелтхем молча смотрел на Мейсона.

— Тидингс тоже мог знать это. Он...

— Нет, он не знал. Клянусь, он не знал.

— Я говорю вам то, что скажет присяжным окружной прокурор. У вас было назначено свидание с Надин Тидингс у нее дома. Альберт Тидингс юридически все еще является мужем. Вы решили убить его, придумали всю эту историю, чтобы спасти честное имя Надин Тидингс, а заодно и свою жизнь, а позже женились бы на ней.

— Клянусь вам, что это неправда! Я готов присягнуть...

— Успокойтесь. Меня вам незачем убеждать.

— Но я хочу вас убедить.

— Не стоит. Я взялся за это дело. Что бы ни было, я веду его. Я надеюсь, что Надин Тидингс не виновна, но буду защищать ее в любом случае. Это сделка, за которую я взялся, а я не отказываюсь от своих сделок. Но после всех этих блужданий в темноте я спокойно могу угодить в психиатрическую клинику. Вы своей приманкой, этой бумажкой, заманили меня в ловушку. Возможно, в то время вы не знали, что это ловушка, и я тоже не знал. Но теперь ловушка захлопнулась. Наживку я заглотил. Я попался, но и вы попались. И Надин Тидингс — тоже... Мы выберемся, я знаю. Прежде всего надо, чтобы окружной прокурор думал, что вы мертвы. И пусть убийца Альберта Тидингса верит, что это так.

— Зачем?

— Вы не понимаете?

— Нет.

— Ладно, вы не понимайте,— устало сказал Мейсон.— Я сделал вас мертвым и хочу, чтобы вы пока оставались мертвым.— Он повернулся к Делле Стрит.— Делла, этот человек мертв. Возьмите его и похороните в таком месте, чтобы только я знал, где он.

— Где и когда?

— Можете забрать его прямо сейчас. А куда? Проявите свою изобретательность. Вы...

На столе Мейсона зазвонил телефон. Он нахмурился. Делла взяла трубку.

— Герти, не звоните нам, если не будет... О! — Она посмотрела на адвоката.— Это Пол Дрейк, говорит, что-то очень важное.

Мейсон взял трубку.

— У меня нет времени на разговоры, Перри,— услышал он голос Дрейка.— Тебе грозит беда.

— Что ты имеешь в виду?

— Твои собственные клиенты раскололись. Они все выложили окружному прокурору. Они... Они уже здесь, Перри.

Трубку повесили. Мейсон повернулся к Делле.

— Они в здании. Вы с Пелтхемом должны улизнуть... Пройдите через коридор —я задержу их здесь. Будем надеяться, что за выходом они не следят...

Мейсон услышал голоса в приемной. Кто-то спорил с Герти. Он кивнул Делле. Схватив Пелтхема за руку, та вытащила его в коридор. Дверь осталась открытой, и Мейсон видел лицо Деллы. Как только открылась дверь из приемной, Мейсон кивнул. Делла и Пелтхем бесшумно исчезли, а дверь в коридор тихо закрылась.

— Заткнись, кошка! — орал Голкомб на Герти, появившись из приемной.

Мейсон сидел за столом и читал свод законов.

— В чем дело? — рявкнул он.

— Это значит, что вы часто скользили по льду,— с торжеством заявил Голкомб,— а теперь наконец-то плюхнулись.

— О чем вы говорите?

— У меня есть инструкции, Мейсон. Или вы пойдете со мной к окружному прокурору, или прямым ходом —в тюрьму.

— Это что, шантаж?

— Никакого шантажа. Я могу вас арестовать или вежливо проводить к окружному прокурору. Он хочет видеть и выслушать вас. Это единственный шанс, который он может вам дать.

Мейсон хмуро смотрел на сержанта Голкомба, прислушиваясь к звукам лифта.

— У вас есть ордер?

Голкомб торжествующе улыбался,

— Нет, мистер Мейсон, ордера у меня нет, но я могу через десять секунд получить его.— Он взял телефонную трубку.— Соедините меня с конторой прокурора.

Мейсон пожал плечами.

— Хорошо. Я пойду с вами к окружному прокурору.

— Теперь уже слишком поздно,— отрезал Голкомб.

— Не думаю,— холодно возразил адвокат.— Я никогда не отказывался побыть в вашем обществе. Просто спросил: имеется ли у вас ордер на мой арест?

Голкомб положил трубку.

— Хорошо, мистер Мейсон, идемте.

Мейсон заглянул в приемную.

— Герти, я ухожу к окружному прокурору, а вы без меня должны кое-что сделать. По делу «Смит против Смита» подготовьте показания под присягой,— Герти нахмурилась, но тут же сообразила, что Деллы в конторе нет. Она-то хорошо знала, что у Мейсона нет никакого дела «Смит против Смита».

— Да, мистер Мейсон, что еще?

— По делу «Джон против Реглунса» подготовьте на завтра план перекрестного допроса. Если я не вернусь, составьте заметку от моего имени. И получите согласие.

— Хорошо, мистер Мейсон. А если согласия не будет?

— Тогда обращайтесь прямо в суд.

— Как я узнаю, следует ли это делать?

— Пошли,— заторопился Голкомб.— Вы позвоните от прокурора.

— Это важное дело,— возразил Мейсон,— я не могу проиграть его по своей вине.

— Позвоните ей оттуда и дадите свои указания.

— Объясните обстоятельства,— продолжал Мейсон.— Как в деле «Гортензия против Уилтфонга». Скажите, что я не смогу вести дело. Если я не вернусь до пяти часов...

Голкомб схватил Мейсона за руку.

— Бог мой, вы не можете расстаться с делами! А если вас посадят, тогда что, а?

— Все, Герти... Пошли, джентльмены. 

 Глава 13

Перри Мейсон в сопровождении сержанта Голкомба вошел в контору окружного прокурора. В приемной топтались агенты в штатском. В углу он увидел Пола Дрейка, рядом сидел человек тоже в штатском, очевидно полицейский детектив.

— Хэлло, Пол! — воскликнул Мейсон, разыгрывая удивление.— Что случилось?

Дрейк вскочил.

— Не знаю, мне никто ничего не сказал.

— Идите, идите, Мейсон,— сказал Голкомб.— Прокурор ждет.

Дрейк подскочил к Мейсону.

— Перри, что бы они ни сказали,— торопливо заговорил он,— я хочу, чтобы ты знал: я — за тебя.

— Спасибо,— Мейсон пожал ему руку и почувствовал у себя в ладони сложенную бумажку.

— Сюда!

Голкомб провел Мейсона по коридору и остановился У двери с табличкой «Гамильтон Бартер, окружной прокурор».

— Он ждет нас,—сказал Голкомб и открыл дверь.

Мейсон увидел за столом Бартера.

— Здравствуйте, Мейсон,— приветствовал его хозяин кабинета.— Садитесь.

Мейсон кивнул и огляделся. За маленьким столиком сидел стенографист, перед ним лежал блокнот. У стены — Карл Маттерн, рядом с ним — миссис Тамп и Бирл Гейлорд, которая прижимала к глазам платок.

— В чем дело?! — воскликнул Мейсон.

— У меня есть важная информация,— сказал Бартер,— которая может послужить основанием для вашего ареста. Но я решил, что прежде вы должны объяснить свои действия.

— Спасибо,— поблагодарил Мейсон ледяным тоном.

— Должен сказать,— продолжал Бартер,— что до сих пор вам везло. Я давно предупреждал вас, что ваши методы могут доставить вам крупные неприятности.

— Я думаю, мы можем избежать лекций общего характера,— прервал его адвокат,— Методы и этика — мои собственные, и я за них отвечаю. Если у вас есть что сказать, говорите.

— Сядьте, Мейсон.

Мейсон сел на стул возле стола прокурора.

— Предупреждаю вас, Мейсон, что этот разговор будет зафиксирован, и все, что вы скажете, может быть использовано против вас. Если вы не хотите сделать какого-либо заявления — ваше дело. Но если хотите, можете чистосердечно признаться во всем.

— Оставьте формальности! Я сам . знаю все это,— снова прервал прокурора Мейсон.

Бартер кивнул Маттерну.

— Мистер Маттерн, я хочу, чтобы вы сказали мистеру Мейсону все, что говорили мне. Можете рассказывать только самое главное.

— Зачем? Он все знает.

— Тем не менее я хочу, чтобы вы повторили это.

Маттерн холодно посмотрел на Мейсона.

— Я был секретарем Тидингса. В прошлый вторник утром мистер Мейсон позвонил в контору.

— В какое время? — спросил Мейсон.

— В начале десятого,—-уточнил Маттерн.

— Не перебивайте свидетеля, мистер Мейсон,— предупредил Бартер.— У вас еще будет время для защиты. Я просто хочу, чтобы вы знали, какая информация попала в мои руки. Сейчас не время для перекрестного допроса.

— Если вы хотите обвинить меня,— сказал адвокат,— и ждете от меня ответа на это обвинение, учтите, что подробности я и сам знаю. Продолжайте, Маттерн.

Бартер нахмурился.

— Мистер Мейсон,— продолжал Маттерн,— сказал мне, что случайно видел мистера Тидингса. Он не объяснил, что это была за случайность. Сказал, что мистер Тидингс был мертв. Еще сказал, что он как адвокат представляет Бирл Гейлорд, которая находится под опекой мистера Тидингса. И якобы он знает, что мистер Тидингс приобрел большой пакет акций «Вестерн Проспектинг Компани», и считает эту сделку незаконной, поскольку пятьдесят тысяч взяты из денег Бирл Гейлорд.

— Он не говорил об интересах других клиентов, связанных с сокрытием факта смерти Тидингса? — спросил Бартер.

— Говорил,— хмуро ответил Маттерн.— Но я вам уже об этом рассказывал, мистер Бартер.

— Повторите еще раз,— настаивал прокурор.

— Он сказал, что есть причины, по которым его клиенты могли бы иметь преимущества в случае, если смерть Тидингса наступила после полудня во вторник.

— Он сказал «клиент» или «клиенты»?

— Кажется, «клиенты». Я точно не помню.

— Но никого из клиентов особо не выделял, или он имел в виду мисс Гейлорд?

— Нет. Но я помню, что он употребил слово «клиенты». Во множественном числе.

— Очень хорошо,— резюмировал Бартер.— Продолжайте.

Мейсон взглянул на миссис Тамп и Бирл Гейлорд, потом спокойно достал сигареты. Выбрал сигарету, размял ее и стал рыться по карманам в поисках спичек. Пока он искал спички, ему удалось развернуть записку, которую передал ему Дрейк. Прикуривая, он скосил глаза на узкую полоску бумаги. Пол Дрейк писал: «Фрил зарегистрирован в отеле „Сент-Жермен“ под именем Херкимера Смита из Луизианы».

Мейсон бросил спичку в пепельницу, а записку сунул в карман. Маттерн тем временем продолжал рассказывать.

— Мистер Мейсон сказал, что по закону я не имел права заключать сделку, если Тидингс был к тому времени мертв, и что его клиенты хотят аннулировать сделку. Он сказал, что, если я буду сотрудничать с ним, он даст мне десять тысяч долларов, когда цель будет достигнута.

— И вы согласились сотрудничать с ним? — спросил Бартер.

— Сначала я протестовал. Естественно, информация потрясла меня,-и я был изумлен, что такой человек, как мистер Мейсон, может обратиться ко мне с подобным вопросом.

— И вы неохотно согласились?

— Да. Но я говорил ему, что не могу принять предложение.

— Как реагировал на это Мейсон?

— Говорил, что Тидингс мертв и что я не могу вернуть его к жизни, а для его клиентов гораздо лучше...

— Он снова употребил это слово во множественном числе?

— Да.

— Продолжайте.

— ...гораздо лучше для его клиентов, если окажется, что мистер Тидингс умер во вторник днем. Он спросил, правда ли, что мистер Тидингс заплатил наличными за пакет акций, Я подтвердил, что это правда. Потом мистер

Мейсон сказал, что позвонит мне позже и чтобы я разговаривал с его секретарем от имени мистера Тидингса. Сказал, что он сам будет у телефона и следует разговаривать осторожно, не выдавая себя. Он хотел, чтобы все считали, будто Тидингс жив. И еще: мне придется поклясться, что я с мистером Тидингсом вышел из кабинета и мы вместе спустились в лифте.

— И за это он обещал вам десять тысяч долларов?

— Да.

— Были ли выплачены эти десять тысяч долларов?

— Да.

— Какими купюрами?

— Пятидесяти- и стодолларовыми бумажками.

— Что вы сделали с ними?

— Положил в банк.

— В банк, где у вас открыт счет?

— Нет. В другой. Я пошел в банк, где меня не знали, сказал им, что хочу открыть счет.

— На чье имя?

— Энтони Блейка.

— Вы говорили об этом кому-нибудь?

— Нет. Только вам, сегодня утром.

Бартер посмотрел на Мейсона.

— Что вы па это скажете, Мейсон?

— Я хочу задать ему пару вопросов.

— Не думаю, что здесь время и место вопросам,— возразил прокурор.— Это не суд. Повторяю, я только открыл карты, чтобы вы убедились, какой информацией я располагаю.

Мейсон, не обращая внимания на Бартера, обратился к Маттерну:

— Я полагаю, Маттерн, окружной прокурор найдет этот фиктивный счет и попросит у вас объяснений.

— Он не найдет ничего подобного,— с негодованием возразил Маттерн.— Никто ничего не знает об этом. Моя совесть начала тревожить меня, и я, наконец, пришел к окружному прокурору, чтобы объяснить все.

Мейсон повернулся к Бартеру.

— Вы должны знать, что произошло в действительности. Маттерн знал, что Тидингс мертв. Он признался мне в этом, как и в том, что узнал об этом рано утром во вторник. Болус, президент «Вестерн Проспектинг Компани», хотел сбыть свои акции. Он предложил Маттерну десять тысяч долларов за совершение сделки. Я знал, что в вашей упряжке Маттерн может придумать все что угодно, но вы можете проверить все банковские операции. Маттерн знал, что попался, и придумал свою версию.

— Это ложь! — закричал Маттерн.

— Вы должны отказаться от ваших фокусов, Мейсон,-—сказал Бартер.— Я разговаривал с Эмери Болусом. Это правда, что он продал личные акции. Полагаю, он вправе был сделать это, но он ничего не знает пи о каких десяти тысячах долларов, так же как не знал, что Тидингс был мертв в момент совершения сделки. Вам придется давать объяснения.

— А Болус,— холодно продолжал Мейсон,— консультировался со своим адвокатом. Болус знал, что по закону о корпорациях сделка аннулируется, если основной ее участник мертв к моменту ее совершения. Я действовал как представитель Бирл Гейлорд. Маттерн действовал как агент Тидингса, который является опекуном Бирл Гейлорд. Болус настаивает на законности сделки, и он обещал дать Маттерну крупную сумму, если тот будет держаться за свою версию. Это дает Болусу возможность оставить деньги Тидингса у себя, хотя его акции, возможно, ничего не стоят.

— Это попытка извратить факты,— холодно парировал прокурор,— но, к несчастью, факты говорят не в вашу пользу.

— Хорошо,— сказал Мейсон,— Подойдем к делу с другой стороны. Как насчет вас, миссис Тамп? Вы ведь наняли меня представлять интересы Бирл Гейлорд. Вам известно, когда вы пришли ко мне. Когда это было? Надеюсь, вы помните?

— Я обратилась к вам во вторник утром. Полагаю, это было около десяти часов утра. Но вы знали, что я обращусь к вам и что вам придется представлять интересы Бирл Гейлорд.

— Бог мой, откуда я мог знать это? Я же не телепат!

— Вы знали это от Роберта Пелтхема,— сказала она.— Вы поддерживали с ним связь с самого начала. Вы не станете отрицать, что Роберт Пелтхем был у вас и предложил защищать его интересы в понедельник вечером?

— Что заставляет вас думать, что это так? — спросил Мейсон.

— Он сам сказал мне...

.— Не отвечайте на этот вопрос,— перебил ее Барrep.— Мы здесь не для того, чтобы снабжать мистера Мейсона удобной для него информацией.

— Какова цель этой беседы? — невинно поинтересовался Мейсон.

— Я хочу, чтобы вы поняли: мой долг — выдать ордер на ваш арест по обвинению в преступном сговоре и соучастии в преступлении.

— В каком преступлении?

— В убийстве Альберта Тидингса!

— Понимаю,— холодно сказал Мейсон.— И с кем же я был в сговоре?

— С Робертом Пелтхемом.

— О, так теперь оказывается, что он убийца? — спросит Мейсон.

— Вы знаете это.

— Откуда?

— Он сказал вам это ночью в понедельник или рано утром во вторник. Вы устроили алиби Пелтхему и его любовнице. Чтобы сделать алиби весомым, вы настаивали, что Тидингс утром во вторник был жив, и хотели доказать, что он был убит лишь во вторник днем. Все свидетельствуют об этом, Мейсон. Улики против вас, так же как и заявление Маттерна. Я чувствую, что мой долг—арестовать вас, если вы не докажете, что не виновны.

— А как я могу убедить вас? — развел руками Мейсон.— Мне не разрешается задавать свидетелям вопросы. Я не могу узнать, что известно вам. Вы связали меня по рукам и ногам.

— Нет. Если вы не виновны, вам незачем устраивать свидетелям перекрестный допрос. Вы можете просто сделать правдивое и откровенное заявление.

— Я не могу этого сделать.

— Почему же?

— Потому что это нарушит доверие моего клиента.

— Вы отказываетесь признать, что Роберт Пелтхем был у вас после полуночи в понедельник?

— Я не дам вам никакой информации, которая может повредить моему клиенту.

— В таком случае считаю беседу законченной,— сказал прокурор.— У меня есть доказательство, свидетельствующее о любовной связи Пелтхема с женой Тидингса. И Тидингс отказался дать ей развод. Из-за этого он был убит.

— Когда?

— В четверть двенадцатого в понедельник.

Мейсон некоторое время курил.

— В четверть двенадцатого...— задумчиво повторил он.

— Да.

— Кто-нибудь слышал выстрел?

Сначала казалось, что Бартер не собирается отвечать на вопрос. Потом он взял трубку.

— Мисс Адель Гастингс здесь? Отлично! Я хочу, чтобы ее вызвали следующей... И Пола Дрейка. Отлично, пусть он подождет. Сначала мисс Гастингс.

— Четверть двенадцатого,— пробормотал Мейсон.— Этого я понять не могу. Время смерти не совпадает с фактами, которыми я располагаю.

— Когда же, по-вашему, наступила смерть? — спросил Бартер.

— Около половины десятого,— решительно заявил Мейсон.

— В понедельник вечером?

— Да.

— Я еще сам не убежден, мистер Мейсон,— замялся Бартер.— Есть один свидетель, которого я лично хочу выслушать, прежде чем сделать окончательный вывод.

— Этот свидетель слышал выстрел?

— Этот свидетель видел, как произошло убийство,— холодно ответил прокурор.— Он узнал в убийце Роберта Пелтхема. Он действительно видел убийцу. Я разговаривал с ним по телефону. Однако у меня нет еще показаний, подписанных им.

— Тогда мне нечего добавить,— спокойно сказал Мейсон.

— Вы должны сказать мне, каким образом вы определили, что смерть наступила около половины десятого?

Мейсон покачал головой.

— Отлично,— сказал Бартер.— Я дам своим людям соответствующий приказ и ордер на ваш арест, мистер Мейсон. Простите, но повторно предупреждаю вас, что ваши методы доставят вам крупные неприятности.

— Я могу быть отпущен под поручительство?

— Я предъявлю вам обвинение в соучастии в убийстве первой степени!

— А сейчас вы не готовы его предъявить?

— Буду готов через час.

— Но пока я еще не арестован?

— Я не собираюсь арестовывать вас без ордера.

Мейсон встал, бросил окурок в пепельницу и сказал:

— Большое спасибо вам за то, что вы позволили мне принять участие в таком интересном разговоре.

— Жаль, что вы не нашли достаточно убедительных оправданий.

— Мне — тоже.

— Ну, я теперь не знаю, что будет с нами. Вы определенно не должны бросать Бирл Гейлорд в такой сложной ситуации,— с горечью сказала миссис Тамп.— Ей не нужен этот пакет акций.

— Боюсь, что это дело для суда по гражданским делам,—заметил Бартер.

Миссис Тамп посмотрела на Мейсона.

— Подумать только, что я приняла вас за честного юриста! — презрительно сказала она.

Мейсон поклонился.

— Примите мои сожаления, миссис Тамп.

Бирл Гейлорд зарыдала.

— Все выглядит так, будто вы все сговорились против меня. Теперь еще и деньги ухлопаны на липовые акции.

— А вы уверены, что эти акции липовые? — спросил Мейсон.

— Конечно!

— А ведь я вам этого никогда не говорил,— заметил Мейсон и, не дожидаясь ответа, вышел.

Карл Маттерн молча следил за ним. Лицо его ничего не выражало.

 Глава 14

Из аптеки Мейсон позвонил в свою контору.

— Хэлло, Герти, угадала, кто это?

— Ага.

— Контора открыта?

— Ага.

— Нас никто не подслушивает?

— Нет.

— О’кей. Представь себе, что я твой приятель, и мы договариваемся о свидании.

— Я не могу вечером,— начала Герти.— Я думаю, мне придется поработать. В конторе много народа. Босс влез в какую-то историю, и тут полно детективов. Как крыс. Они даже по голове бегают... Что? Что... Я говорю с приятелем... Я что, не имею права договориться о свидании? Заткнись, мистер. Занимайся своими делами и не лезь ко мне... Хэлло, Стив... Они мешаются тут... Нет, не думаю, что сегодня сумею.

— Делла «хоронила труп». От нее слышно что-либо?

— Ага.

— Адрес?

— Ага.

— Герти, спустись вниз, из автомата, где тебя не смогут подслушать, позвони Делле и скажи, пусть захватит портативную пишущую машинку. Скажи, что я жду ее в отеле «Сент-Жермен», и как можно скорее.

— Хорошо, я сейчас спущусь вниз, нельзя же все время занимать служебный телефон. Только на этот раз не говори, что ты — мой кузен из деревни,

Мейсон усмехнулся.

— Хорошо. Действуй, Герти!

Потом он услышал, как на другом конце линии какой-то человек что-то втолковывал Герти. И снова зазвучал ее голос:

— Все в порядке, Стив, я все сделаю. Да, слушай, я, наверное, освобожусь вечером. Только ты сообщи мне адрес своего приятеля, который был с нами в прошлый раз. Его хочет видеть моя подруга. Мне нужен его адрес.

Мейсон повесил трубку, вышел из аптеки, взял такси и поехал в отель «Сент-Жермен».

Десять минут спустя появилась Делла Стрит.

— Я спешила изо всех сил. Что-нибудь серьезное, шеф?

— Очень. Они предали меня.

— Кто?

— Маттерн.

— Какое ничтожество!

— Он придумал хорошенький рассказ.

— Про себя?

— И про меня — тоже. Сговорился с Болусом. Тот без борьбы не хочет возвращать деньги.

— Что мы будем делать?

— Засвидетельствуем свое почтение Смиту, который зарегистрировался в этом отеле. Однако не надо, чтобы он знал, что мы пришли.

— О’кей. Вы хотите найти его номер?

— Да.

Делла протянула руку.

— Дайте десятицентовик.

Мейсон протянул ей монету, и она, войдя в телефонную будку, набрала номер клерка.

— Хэлло, говорят из Парижского кредитного банка. Мы перевели мистеру Херкимеру Смиту деньги и хотим знать, получил ли он их.— Через несколько секунд она, поблагодарив, повесила трубку и вернулась к Мейсону, возбужденная и довольная.

— Порядок, шеф. Он в номере 409.

— Одну минуту.— Мейсон вошел в кабину и набрал номер Детективного агентства Дрейка.

— Говорит Мейсон. Мне срочно нужен ваш сотрудник с бандитским видом. Побыстрее. Пошлите его в отель «Сент-Жермен», в номер 409. Я буду там. Пусть постучит двумя пальцами, чтобы я знал, что это ваш человек. И пусть помалкивает, пока я не скажу, что надо делать. Ясно?

Он положил трубку, вышел из кабины и взял Деллу под руку.

— Пошли.

Они молча дошли до лифта, молча поднялись на четвертый этаж и подошли к двери номера 409. Мейсон постучал.

— Кто там? — раздался тонкий голос Фрила.

— Горничная с полотенцами,— ответила Делла.

Дверь отворили, и Мейсон резко шагнул вперед. Они

с Деллой вошли в номер, не обращая внимания на испуганного Фрила.

— Хэлло, сосунок,— сказал Мейсон,— как ты относишься к газовой камере? Делла, взгляните, нет ли кого-либо в ванной. Садись, молокосос, дай взглянуть на тебя.

Мейсон заглянул в чулан, Делла-—в ванную. Затем они сели к столу. Делла поставила на стол пишущую машинку и вложила в нее два листа бумаги.

— Ну что, козел,— продолжал Мейсон,— боишься? Лично я не думаю, что ты виновен, но ты всегда был молокососом. Ничего, и на твою шею найдется веревка.

— О чем вы говорите? — пробормотал Фрил.

Мейсон не спеша достал сигарету, размял ее и со смаком закурил.

— Плохие дела, Фрил. Ты никогда ничего не смыслил в красивой игре. Очень плохо.

— Я не знаю, о чем вы говорите.

— Садись,— усмехнулся Мейсон.— Ты не знаешь, о чем разговор? Это плохо для тебя, Фрил. Ты влез в игру, не зная правил, а когда кто-то подсказал, что твой ход, ты и высунулся... Скверно, очень скверно...

— Вы не должны запугивать меня,— запротестовал Фрил.— Один раз вам это удалось, но второй — не удастся.

— Тебе придется простить меня, если я применю кое какую технику. Лично я считаю, что юрист должен уметь делать все.

— Вы с ума сошли!

— Не надо разговаривать таким тоном, Фрил. Через тридцать дней твоей защитой станет только безумие. Доктора соберутся вокруг тебя, чтобы проверить, симулянт ты или нет. А пока не надо упоминать о таких вещах всуе.

Видишь ли, Фрил, в этом деле слишком много алиби. Некоторые из них просто великолепны. Но алиби остаются, а времена меняются.

Ты хороший парень, но у тебя непомерный аппетит к деньгам. Ты жаден до денег, ты без ума от них. Ты потратил на них годы и теперь не можешь работать. Это смешно, Фрил: безопасность — для тебя!

У Фрила дрожали руки, но он молчал.

— Итак, тебе предложили деньги в обмен на клятву, что ты видел, как совершилось убийство. Тебесказали, что Пелтхем мертв и что он никогда не сможет опровергнуть твое обвинение. И ты согласился взять деньги и показать, как ты видел, что Пелтхем совершил убийство. Ты ошибся в одном: убийца никогда не хотел, чтобы убийство приписали Пелтхем у. Однако ты еще ничего не получил, Фрил. Вероятно, и не получишь. Но у тебя есть реальная возможность попасть в газовую камеру. Знаешь, это очень безболезненная смерть.

С недельку ты поболтаешься на свидетельском месте, будешь даже «звездой» среди свидетелей, потом Пелтхем докажет свое алиби — и твоя судьба решена. Окружной прокурор не выпустит тебя.

— Пелтхем мертв,— упрямо сказал Фрил.

Мейсон засмеялся.

— Это ты думаешь, что он мертв. Из-за простреленного пальто. А он просто имитировал бегство. Женщина, которую он любит, замешана в этом убийстве, а Пелтхем не хочет ничего объяснять. Вот и все.

— Я никому ничего не говорил.

— О да-да! Ты капнул прокурору, а он сказал репортерам.

— Вы снова обманываете меня.

— Ты так считаешь? Подумай как следует! Эх ты, бедолага! Сиди и шевели мозгами. Альберт Тидингс был убит, когда сидел в своей машине и ждал, пока кончится дождь. Он умер не сразу. Его нашли без сознания в половине двенадцатого, отвели в дом миссис Тидингс, уложили в постель, и только потом он умер. У него в кармане лежал револьвер 32-го калибра. Он им не воспользовался. Очевидно, и не пытался его вытащить. На платке в пальто были следы губной помады.

Тидингс узнал о. Пелтхеме и своей жене. Если бы к его машине приблизился Пелтхем, Тидингс убил бы его. Тогда на его платке не было бы следов губной помады. Если ты только пораскинешь мозгами и на минуту задумаешься об этих следах, ты многое поймешь. Кто его поцеловал? Его жена? Она ненавидела его. Нет, Фрил, есть только одна женщина, которую он мог поцеловать или которая могла поцеловать его. Он поцеловал эту женщину, потом его пристрелили. Подумай об этом.

Фрил стиснул руки. Мейсон зевнул.

— Вот и вся игра. Мы живем своими крохотными жизнями, и они нам кажутся важными. Но увы... Теперь твою фамилию возьмет себе государство, а взамен выдаст тебе номер. Оно подарит тебе новый костюм. Тебя проводят в газовую камеру, на пятнадцать минут оставят одного. Не бойся, Фрил. Мы только думаем, что нужны в жизни, а на самом деле мы лишь шестерни в огромной машине.

Фрил молчал.

— Видит Бог, ты виноват,— продолжал Мейсон.— Ты знаешь, почему Тидингс не воспользовался своим револьвером. Он стрелял, но ты подменил револьвер, Фрил. Ты один в ответе за то, что случилось. И ты заплатишь за это.

Мейсон посмотрел на часы.

— Осталось три минуты, я ухожу. Когда я закрою дверь, тебе уже поздно будет спасать свою хилую шею. Я — твой последний шанс, Фрил.

— Вы не сможете пришить мне это дело, Мейсон,— забеспокоился Фрил.— Не сможете. Я ни в чем не виноват.

Адвокат засмеялся.

— Ты дурак, Фрил. Ты же признался, что видел, как

было совершено преступление.

Мейсон снова взглянул на часы.

Дверь неожиданно открылась, и в номер вошел мужчина, захлопнув ее за собой. Два пальца он приложил к голове.

Мейсон вскочил.

— О, капитан! Давненько я вас не видел. Я думал, что арестовывать его придет Голкомб. Вижу, вы сами решили провернуть это дело.

— Да,— рявкнул громовым голосом визитер.— Я сам хочу сделать это.

— Послушайте, капитан,— торопливо заговорил Мейсон.—Этот человек — кролик. Он —крыса. Он бедный, забитый шантажист. Но мне не нравится видеть эту крысу на веревке. Я думаю, он готов сказать правду. Если он скажет правду, я попытаюсь спасти его шею. Мой секретарь с машинкой, и она запишет все, что он скажет. Капитан, разрешите сделать это... будьте человеком.., дайте ему всего шестьдесят секунд. А? Ради меня...

Детектив вздохнул.

— Хорошо. Только ради вас.

Мейсон повернулся к Фрилу.

— Ну, молокосос, живее!

— Хорошо,— дрожащим голосом пролепетал Фрил,— я признаюсь... А если я признаюсь, вы спасете мою шею?

Мейсон кивнул.

— Вы обещаете?

Снова кивок.

— Что я должен делать?

— Диктуйте ей, а потом подпишетесь.

Фрил тяжело вздохнул.

— Все началось с того, что я пытался шантажировать Альберта Тидингса. Я хотел продать ему информацию, а потом...

Делла быстро печатала.

 — Когда он кончит, Делла, дайте ему подписать его показания. Пусть капитан подпишется как свидетель. Бумагу запечатайте в конверт и отправьте в «Кларион», лично для редактора. Фрила возьмите с собой,

Делла кивнула, продолжая печатать.

Мейсон повернулся к детективу.

— Если он попытается удрать, стукните его пару раз. Если будет шуметь, заткните рот и свяжите.

— Как я могу связать его?

— У вас же две руки,— презрительно бросил Мейсон.— Разве этого мало?

Он оставил детектива у двери, а сам вышел. Некоторое время он стоял у двери и прислушивался к стуку пишущей машинки. Потом пошел по коридору.

 Глава 15

В своей конторе Мейсон застал сержанта Голкомба.

— У меня есть ордер,— мрач+ю объявил тот.

— Не думаю, что ваши услуги понадобятся окружному прокурору,— сказал Мейсон.

— Подумайте о чем-нибудь другом.

— Это было интересное дело, сержант. Два или три изумительных факта, но теперь все ясно. В «Кларионе» точно описано. Вам будет интересно прочесть.

— Чушь,— бросил Голкомб.

— Фрил дал показания «Кларнону»,— сказал адвокат.— Делла Стрит присутствовала при этом.

— Что это значит?

— Все кончено, сержант. Лучше следите за своим поведением, иначе вам плохо придется.

— У меня есть ордер.

— Он и останется у вас.

— Надевайте шляпу.

Мейсон развернул газету и прочел:

«В этом деле "Кларион" разобрался быстрее, чем полиция. Для чрезвычайного выпуска нашей газеты мы послали репортера, с тем чтобы он присутствовал при аресте, который собирается произвести сержант Голкомб. Ему поручено арестовать хорошо известного адвоката. Однако мы надеемся, что сержант не станет производить арест, поскольку нам известно имя убийцы».

Мейсон бросил газету на смол.

— Вы не должны препятствовать мне,— запротестовал Голкомб.

— Я и не препятствую, сержант. Я пытаюсь дать вам возможность выкрутиться.

— Вы всегда подстраиваете мне каверзы.

— Ну что вы, сержант... Всем известна ваша честность и порядочность. Почему бы вам не довести дело.

— Что вы имеете в виду?

— Например, губную помаду. Это интересный факт, сержант. В делезамешано несколько женщин, нотолько одна из них спокойно могла поцеловать Тидингса, только одна спокойно могла приблизиться к нему на уединенной дороге.

— Что вы называете уединенной дорогой?

— Я знаю, что имею в виду. Тидингс хотел получить доказательства, узнать кое-что о своей жене. Он ждал ее около дома. Подъехала машина. Тидингс знал людей, прибывших в этой машине. Они остановились и вышли. Тидингс поцеловал женщину.

— Кто она? — быстро спросил Голкомб.

— Бирл Гейлорд,— ответил Мейсон.

— Откуда вы знаете?

— Бирл Гейлорд хотела получить деньги. Миссис Тамп — тоже. Тидингс любил Бирл Гейлорд и ненавидел миссис Тамп. Он не виделся с Бирл, пока с ней была миссис Тамп. Миссис Тамп следила за ним и ждала, когда он выйдет из своей конторы. Они последовали за ним до апартаментов Адели Гастингс, но у них не было удобного случая поговорить с ним. Тогда они поехали за ним дальше, туда, где он ждал жену. И это предоставило им удобный случай.

Бирл поцеловала его, а миссис Тамп подошла ближе и стала угрожать ему судом. Тпдингс засмеялся. Он сказал, что если она будет надоедать ему, то он объявит, что Бирл — незаконнорожденная дочь дочери миссис Тамп и что дело о ее русском происхождении не стоит выеденного яйца. И тогда миссис Тамп застрелила его.

— Прекрасная сказка для детей,— сказал Голкомб.

-— Нет, это логично,— возразил Мейсон.— Я нашел пачку денег в матраце Фрила. Фрил не скрывал, что получил их от миссис Тамп. Она слишком хитра, чтобы платить авансом. Единственным человеком, который мог изобразить Санта-Клауса, был Тидингс. Я потряс Фрила и узнал, что Тидингс ничего не покупает, если не собирается это использовать.

Я знал, что миссис Тамп никогда не наняла бы юриста, если бы была хоть малейшая возможность избежать этого. Она наняла меня не для дела, а для того, чтоб)! подтвердить свое алиби. Никто бы не поверил, что можно нанимать юриста для переговоров с мертвым. Это было умно, но я-то знал, что она никогда не заплатит мне гонорара, пока можно обойтись без него.

Вы, полиция, проглядели одно. Ваша лаборатория должна была проанализировать губную помаду всех причастных к делу Тидингса женщин.

— Мы могли это сделать,—-сказал сержант,— мы еще успеем это сделать, но этот разговор не помешает мне использовать ордер.

Мейсон встал.

— Валяйте, мне наплевать на вас. Если вы отважитесь вести меня на глазах репортеров «Кларион», я вам не завидую. Над вами же будут смеяться. Вы станете посмешищем, сержант. Я пытаюсь дать вам возможность с честью выйти из этого положения. Выйдите к ним и расскажите обо всем. Сошлитесь на Фрила как на главного свидетеля, и ваш портрет будет в газете.

— Я использую этот ордер.

— Давайте. В этом случае ваш портрет тоже появится в газете. Какая подпись вам больше нравится: «Сержант Голкомб, Который Раскрыл Тайну Убийства в Редакции "Кларион"» или «Сержант Голкомб, Арестовывающий Видного Юриста, пока Репортеры "Клариона" Распутывают Тайну?»

— Откуда я знаю, что вы не обманываете меня? — заколебался Голкомб.

Мейсон посмотрел на него и засмеялся.

— Я-то выкручусь в любом случае, сержант. Практика в уголовных делах много дала мне. Подумайте сами. Кто-то поцеловал его. Потом приехали миссис Тидингс и Пелтхем. Они нашли его умирающим, привели в дом миссис Тидингс и начали звонить врачу. Пока они пытались дозвониться, Тидингс умер. Это единственная теория, которая...

Открылась дверь, и торопливо вошла Делла Стрит.

— О’кей? — спросил Мейсон.

— О’кей, — ответила она.— Все точно так, как вы и предполагали. Миссис Тамп дала ему взятку, чтобы свалить вину на Пелтхема. Фрил продал информацию о Бирл Тидингсу.

— Он может доказать, что миссис Тамп совершила преступление?

— Нет. Только то, что миссис Тамп дала ему взятку, чтобы свалить вину на Пелтхема.

Мейсон усмехнулся.

— Это даже лучше, чем я думал, сержант. «Кларион» не осмелится обвинить миссис Тамп в убийстве. Они смогут только опубликовать признание Фрила и обвинить ее как взяткодателя. Знаете, сержант, если бы я был на вашем месте, я бы поработал с Бирл Гейлорд. Она наверняка не знала, что миссис Тамп собиралась застрелить Тидингса, но после преступления согласилась остаться с бабушкой. Думаю, что быстрый и толковый сотрудник полиции успеет получить показания до выхода «Клариона».

Сержант Голкомб встал и быстро шагнул к двери. Потом повернулся к Мейсону и протянул ему руку.

— Хорошо, Мейсон. Мне не нравятся ваши методы. Когда-нибудь я все же подловлю вас, но я одобряю хорошую работу и достаточно опытный коп, чтобы понять вашу правоту.

Удивленный, Мейсон пожал ему руку.

— Не думайте, что в следующий раз я вас пожалею,— добавил Голкомб.

— Постараюсь,— улыбнулся Мейсон.

— Любой коп должен ценить возможность поимки преступника — и я сделаю все, что от меня зависит.

— Теперь вы заговорили как мужчина, сержант.— Мейсон похлопал его по спине.— Действуйте!

Сержант вышел, но тут же вернулся — просунул голову в дверь.

— Все равно мне не нравятся ваши методы.

— Я понимаю,— миролюбиво сказал Мейсон.

— И я не думаю, что вы мне нравитесь.

Дверь захлопнулась.

— Вот и все,— повернулся Мейсон к Делле.

— Почему вы отдали это дело Голкомбу?

— Я думаю, он сумеет подействовать на Бирл Гейлорд и заставит ее сказать правду.

— Й еще потому, что вы хотели помочь ему выкрутиться,— добавила Делла.— А он ненавидит вас.

— Я знаю, но он боец, а я люблю бойцов. Как дела с «Кларион»?

— Все в порядке. Фрила сержант не увидит. Они его спрятали.

— Он сделает главное, а потом они дадут экстренный выпуск.

Зазвонил телефон. Делла взяла трубку, выслушала и повернулась к Мейсону.

— Адель Гастингс спрашивает, не может ли она чем-нибудь помочь вам.

— Скажите ей, пусть через пятнадцать минут ждет нас в баре на Хейстен. Я хочу увидеть ее лицо, когда она будет читать газету.

— Если мы будем там через пятнадцать минут, то, вы думаете, мы дождемся «Клариона»?

— Мы можем подождать там до полудня,— ответил Мейсон.

— Хэлло, мисс Гастингс...— И Делла стала договариваться о встрече.

 Агата Кристи Kpuвой дом

 Глава 1

С Софьей Леонидас я познакомился в Египте в конце войны. Она занимала довольно ответственный ноет в департаменте иностранных дел. Я столкнулся с ней по службе и вскоре оценил ее деловые качества, которые дали ей возможность занять такое высокое положение. В то время ей было всего двадцать два года.

Она была очень привлекательна. Кроме того, природа наградила ее ясным умом и чувством юмора, которое казалось мне восхитительным. Мы подружились. С ней было очень легко, и мы отлично проводили время.

Все это я очень ценил. Но только получив приказ отправиться на восток,— в самом конце войны — я понял еще кое-что: я понял, что люблю Софью и хочу жениться на ней.

Мы обедали у Шепарда, когда я сделал это открытие. Оно не удивило меня: это было просто признание давно известного мне факта. Я взглянул на нее другими глазами, но увидел то, что уже знал. /Мне нравилось все, что я видел: темные кудрявые волосы, живые голубые глаза, маленький квадратный подбородок и прямой нос. Мне нравился се изящный серый костюм и сверкающая белизной блузка. Она выглядела типичной англичанкой — и это мне особенно нравилось. Три года я не был дома я очень соскучился по всему английскому.

Никто, подумал я, не мог бы выглядеть столь типично, и тут же задал себе вопрос: кто она по национальности?

Мы говорили обо всем: о наших вкусах, о будущем, о наших друзьях и знакомых, однако Софья никогда даже не упоминала о своем доме и семье. Обо мне она знала все (она умела прекрасно слушать), я же ничего о ней не знал. Я предполагал, что у нее самая обычная семья, но она ничего мне об этом не рассказывала. И до этого вечера я просто не задумывался над этим.

Софья спросила, о чем я думаю.

Я ответил просто:

— О вас.

— Понимаю,— сказала она.

— Может быть, мы расстанемся на несколько лег. Я не знаю, когда вернусь в Англию, но первое, что я сделаю, возвратившись,— это приду к вам и попрошу вас стать моей женой.

Она и глазом не моргнула — курила и смотрела в сторону.

Я испугался, что она неправильно истолковала мои слова.

— Послушайте, я твердо решил не делать вам предложения сейчас. Во-первых, вы можете мне отказать, и тогда я с горя женюсь на какой-нибудь ужасной женщине. А даже если вы мне не откажете, как нам быть? Пожениться и тут же расстаться? Обручиться и ждать неопределенное время? Этого я не могу себе позволить. Вдруг вы встретите кого-нибудь и захотите связать с ним свою жизнь?

Все это время мы жили в какой-то лихорадке. Люди женятся, заводят романы, тут же расходятся. Я бы хотел, чтобы вы уехали домой свободной и независимой. Там вы познаете новую, послевоенную жизнь и решите, что вы от нее ждете. То, что возникло между нами, должно сохраниться навсегда. Другой вид брака мне не подходит.

— Мне тоже.

— С другой стороны, я чувствую себя вправе сказать вам, как... что я испытываю к вам.

— Но без лирических объяснений?

— Дорогая, разве вы не понимаете? Я пытался не сказать вам: «Я люблю вас...»

Она остановила меня.

— Я все понимаю, Чарльз. И мне нравится ваша смешная манера действовать так прямолинейно. Вы можете навестить меня, когда вернетесь, если к тому времени не передумаете..,

Наступила моя очередь перебить ее.

— У меня нет сомнений на этот счет.

— Но может случиться что-нибудь непредвиденное, Чарльз. Например, вы не так уж много знаете обо мне.

— Я даже не знаю, где вы живете в Англии?

— Я живу в Свикли Дин.

Я знал, что это где-то в окрестностях Лондона.

Она задумчиво добавила;

— В маленьком кривом домике...

У меня, наверное, был испуганный вид, и это забавляло ее. Она прочла строчки известного детского стишка: «Все они, включая мышку, в том кривом живут домишке».

— Это про нас. Правда, дом не такой уж маленький, но определенно кривой, полудеревянный, с остроконечной крышей.

— У вас большая семья?

— Брат, сестра, мама, папа, дядя, его жена, дедушка, сестра жены дедушки, жена дедушки.

— Бог ты мой!

Она рассмеялась.

— Конечно, мы не всегда живем вместе — война вынудила нас собраться. Но, думаю, духовно мы всегда жили все вместе, под защитой и присмотром моего дедушки. Он незаурядная личность, мой дедушка. Ему уже за восемьдесят, и он маленького роста, но рядом с ним все остальные кажутся незаметными.

— Это интересно!

— Да. Он грек из Смирны, Аристид Леонидас. И невероятно богат,—добавила она лукаво.

— Будет ли кто-нибудь снова богат после всего этого?

— Мой дедушка будет,— сказала Софья убежденно.— Он проведет любого. Интересно, понравится ли он вам?

— А вам?

— Я люблю его больше всех на свете.

 Глава 2

Прошло более двух лет, прежде чем я вернулся в Англию. Это были нелегкие годы. Я писал Софье и довольно часто получал от нее письма. Так же как мои, они не были любовными. Скорее, это были письма близких друзей, но я знал, что наше чувство выросло и окрепло,

Я приехал в Англию в серый сентябрьский день. Из аэропорта послал Софье телеграмму:

«Только что приехал. Пообедайте со мной у Марло в 9 вечера.  Чарльз».

Через несколько часов, уютно устроившись в кресле, я читал «Таймс».

Просматривая колонку рождений и смерти, я наткнулся на фамилию Леонидас:

«19 сентября в Свикли Дин Аристид Леонидас, возлюбленный супруг Бренды Леонидас, на 88 году жизни». Сразу под этим сообщением было еще одно: «Леонидас. Скоропостижно, в своей резиденции, в Свикли Дин, Аристид Леонидас. Дети и внуки оплакивают его. Цветы посылать в церковь Святого Эпьдреда. Свикли Дин».

Оба извещения заинтересовали меня. Они как-то странно повторяли друг друга. Но моей главной заботой была Софья. Я тут же послал ей вторую телеграмму: «Только что увидел в газете извещение о смерти вашего дедушки. Очень огорчен. Сообщите, когда я смогу вас повидать.  Чарльз».

Телеграма Софьи пришла в 6 часов:

«Буду у Марло в 9 часов.Софья».

Время двигалось ужасно медленно. Я пришел за двадцать минут до назначенного часа, Софья опоздала на пять минут. Когда долго не видишь человека, но постоянно о нем думаешь, в первые минуты встречи всегда чувствуется какая-то натянутость. Когда Софья, наконец, пришла, наше свидание казалось мне нереальным.

Она была в черном, и это почему-то испугало меня. Многие женщины в ресторане были в черном, но я вбил себе в голову, что она в траурном платье, и меня удивило, что Софья из тех, кто носит траур.

Мы выпили по коктейлю, потом разыскали наш столик. Поговорили о старых друзьях со времен Каира. Это был беспорядочный и какой-то искусственный разговор, но первая неловкость от встречи прошла. Я выразил ей свое соболезнование по поводу смерти деда. Софья спокойно сказала, что это произошло очень неожиданно. Однако ее спокойствие показалось мне нарочитым.

Потом мы опять вспоминали. Я с беспокойством заметил — что-то произошло, что-то было не так с самой Софьей. Может быть, она сейчас скажет мне, что встретила другого и полюбила, а чувство ко мне было ошибкой?

Нет, не в этом дело, но что-то мешает нам.

Тем временем мы продолжали наш искусственный разговор. И вдруг, когда официант уже подал кофе и отошел, все встало на свои места.

За маленьким столиком в ресторане, как это часто бывало раньше, сидели Софья и я, как будто и не было долгих лет разлуки.

— Софья! — сказал я.

Она отозвалась сразу:

— Чарльз!

Я облегченно вздохнул.

— Слава Богу, что все позади. Что с вами происходит?

— Наверное, я виновата,— я глупо себя вела.

— А теперь все в порядке?

— Да, все в порядке.

Мы улыбнулись друг другу.

— Любимая! Как скоро вы станете моей женой?

Она перестала улыбаться. Что-то опять встало между нами.

— Не знаю. Я не думаю, Чарльз, что смогу выйти за вас.

— Но, Софья, почему? Может быть, вы отвыкли от меня? Вам надо какое-то время, чтобы почувствовать нашу близость? У вас кто-то есть? Нет... я дурак. Все не то...

— Да, все не то.

Она покачала головой. Я ждал. Она тихо сказала:

— Это смерть дедушки.

— Смерть дедушки? Но почему? Что она меняет? Вы не думаете... нет, вы не можете так думать — я говорю о деньгах. Он ничего не оставил? Но, дорогая моя...

— Нет, дело не в деньгах. Вы, наверное, готовы взять меня в жены и без них. Но дедушка никогда в жизни не терял деньги.

— Так что же это?

— Сама его смерть. Понимаете, Чарльз, мне кажется, что его убили...

— Какая дикая мысль! Но что навело вас на эту мысль?

— Доктор вел себя как-то странно. Он не подписал свидетельство о смерти. Предстоит вскрытие. Совершенно очевидно —они что-то подозревают.

Я не стал с ней спорить. Софья очень умна и зря ничего не говорит.

— Но их подозрения могут и не подтвердиться. А даже если и подтвердятся, то каким образом это может повлиять на наши отношения?

— При известных обстоятельствах может: ведь вы на дипломатической службе, а там насчет жен очень строго. Нет-нет, пожалуйста, не говорите всего того, что вы приготовились сказать. Вы считаете своим долгом переубедить меня, и я верю в вашу искренность, теоретически даже согласна с вами. Но я гордая, дьявольски гордая, и хочу, чтобы наш брак был полноценным,— мне не нужны жертвы. И кроме того, я уже сказала, что все, может, обойдется...

— Вы имеете в виду доктора, что он ошибся?

— Даже если он не ошибся, это не имеет значения, если его убил человек, который не может испортить репутацию нашей семьи.

— Что вы хотите этим сказать, Софья?

— Я сказала ужасную вещь, но может же человек высказаться откровенно?

И она продолжала:

— Нет, Чарльз, больше я ничего не скажу. Я и так сказала вам слишком много. Но мне надо было повидаться с вами, чтобы все объяснить. Мы ничего не можем решить, пока все не выяснится.

— Ну, по крайней мере, хоть объясните мне, в чем дело?

Она покачала головой.

— Я не хочу.

— Но, Софья...

— Нет, Чарльз. Я не хочу, чтобы вы увидели нашу семью моими глазами. Вы сами должны во всем убедиться и сделать выводы.

— Но как это сделать?

— Через вашего отца.

Я рассказывал ей в Каире, что мой отец служит в Скотланд-Ярде. И теперь ее слова ужаснули меня.

— Неужели все так плохо?

— Думаю, что да. Видите, за столиком у двери сидит довольно приятный господин с военной выправкой?

— Да.

— Он был и на платформе в Свикли Дин, когда я садилась в поезд.

— Вы думаете, он следит за вамп?.

— Да. Видимо, все мы — как это говорится — под наблюдением. Нам дали понять, что не следует выходить из дома, но я должна была повидать вас. Я выбралась из окна ванной и спустилась по водосточной трубе.

— Любимая...

— Но полиция не дремлет. Кроме того, я ведь послала вам телеграмму. Ну, это неважно. Главное, что мы здесь, вместе... Но теперь каждый из нас должен действовать в одиночку. К сожалению, нет никаких сомнений в том, что мы любим друг друга.

— Никаких сомнений! И не говорите «к сожалению». Мы пережили мировую войну, чудом остались живы, и я не вижу, почему внезапная смерть старика... сколько ему было?

— Восемьдесят семь лет.

— Да, это было в «Таймсе». Если бы вы спросили меня, я сказал бы, что он просто умер от старости.

— Если бы вы знали моего дедушку, то удивились бы, что он вообще от чего-то мог умереть.

 Глава 3

Я всегда интересовался работой моего отца, но никогда не думал, что наступит момент, когда у меня появится личная заинтересованность в полицейских делах.

Я еще не видел Старика. Его не было дома, когда я приехал. Приняв ванну, побрившись и приведя себя в порядок, я сразу отправился на свиданье с Софьей.

Когда я вернулся домой, Гловер сказал мне, что отец в кабинете.

Он сидел за письменным столом, заполненным бумагами, когда я вошел. Отец вскочил.

— Чарльз! Как долго ты не был дома!

Наша встреча после пяти лет разлуки разочаровала бы чувствительного француза. Но мы очень любили друг друга. И были счастливы, что опять вместе.

— Вот виски. Скажешь, когда тебе налить. Жаль, что меня не было дома, когда ты приехал. У меня чертовски много работы. Как раз сейчас я занимаюсь одним дьявольски трудным делом.

Я откинулся в кресле и закурил сигарету.

— Аристида Леонидаса?

Он удивленно приподнял брови и бросил на меня быстрый взгляд. Потом холодно спросил:

— Почему ты так думаешь?

— Значит, я угадал?

— Как ты узнал об этом?

— Получил кое-какие сведения.

Старик ждал.

— Получил информацию из его дома,-—пояснил я.

— Выкладывай, Чарльз.

— Тебе это не понравится. Я встретил Софью Леонидас в Каире, Полюбил ее и собираюсь на ней жениться. Сегодня вечером она обедала со мной,

— Обедала с тобой? В Лондоне? Интересно, как ей это удалось? Их всех вежливо попросили не выходить из дома.

— Я знаю, но она спустилась по водосточной трубе.

Старик улыбнулся.

— Твоя девушка, видимо, весьма находчива.

— Полицейские тоже не зевают. Какой-то симпатичный парень с военной выправкой выследил ее. Я буду фигурировать в рапорте, который ты получишь. Высокого роста, каштановые волосы, карие глаза, темно-синий костюм и так далее...

Старик пристально смотрел на меня.

— Это... серьезно?

— Да, это серьезно, папа.

Последовала пауза.

— У тебя есть возражения? — прервал я молчание.

— Я бы не возражал... неделю тому назад. Богатая семья, девушка получит большое приданое, и, я знаю тебя, ты не часто теряешь голову. Но сейчас...

— Да, папа?

— Все может обойтись, если...

— Если что?

— Если это сделал определенный человек.

Второй раз за этот вечер я услышал это суждение.

— А кто этот «определенный» человек?

— А что ты знаешь об этом деле?

— Ничего.

— Ничего? — Он удивился.— Разве девушка ничего не рассказала тебе?

— Нет. Она сказала, что будет лучше, если я все увижу своими глазами.

— Интересно, почему она так считает?

— А разве это не очевидно?

— Нет, Чарльз.

Он заходил по комнате. Закурил сигару, но она погасла. Значит, он был расстроен.

— Что ты знаешь об этой семье?

— Черт возьми! Я знаю, что был старик и куча сыновей, внуков и невесток. Подробности я еще не уяснил. Будет лучше, папа, если ты сам мне все расскажешь.

— Да.— Он сел.—Хорошо, я начну с самого начала, с Аристида Леонидаса. Он приехал в Англию двадцатичетырехлетним./

— Грек из Смирны.

— Это ты знаешь?

— Да, но это все, что я знаю.

Гловер вошел доложить, что приехал главный инспектор Тавернер.

— Он ведет это дело,— сказал мне отец.— Пусть войдет. Он проверял всех членов семьи и знает о них больше, чем я.

Я спросил, обращалась ли местная полиция в Скотланд-Ярд.

— Свикли Дин — наша юрисдикция. Он входит в Большой Лондон.

Я поздоровался с Тавернером, который вошел в этот момент. Я знал его уже много лет. Он тепло приветствовал меня и поздравил с благополучным возвращением.

— Я как раз просвещаю Чарльза насчет известного вам дела,— сказал Старик.— Исправьте меня, если я ошибусь. Леонидас приехал в Лондон в 1884 году. Он открыл маленький ресторан в Сохо. Дело оказалось прибыльным. Тогда он открыл еще один.

Вскоре. он стал владельцем уже семи или восьми ресторанов, и все они давали большую прибыль.

— И никогда не делал ошибок, что бы ни предпринимал,— вставил Тавернер.

— У него врожденное чутье. Наконец он стал владельцем самых знаменитых ресторанов в Лондоне. Потом он занялся снабжением.

— Он стоял за множеством разных предприятий: торговля подержанной одеждой, лавки с дешевыми ювелирными изделиями и т. п.,— пояснил Тавернер.— Конечно, он всегда был обманщиком.

— Вы хотите сказать «мошенником»? — спросил я.

Тавернер покачал головой.

— Нет, он не был мошенником — просто шел не совсем прямыми путями, при этом никогда не нарушая закона. Но он был из тех, кто умеет его обходить. Заработал даже на этой войне, несмотря на свой преклонный возраст. Он не делал ничего незаконного, но, как только становилось горячо, начинал заниматься чем-нибудь другим. Поймать его было невозможно.

— Не очень-то положительный персонаж,— сказал я,— и малопривлекательный.

— Как ни странно, он как раз был привлекателен. Очень яркая личность — и все это чувствовали. А внешне— гном, некрасивый, маленький, но обладал огромной притягательной силой. Женщины безумно баловали его.

— Его женитьба всех удивила,— добавил отец.— Он женился на дочери помещика.

— Деньги? — поинтересовался я.

— Нет, это был брак по любви. Она встретилась с ним по какому-то делу и увлеклась им. Ее родители возмутились, но она твердо стояла на своем. Говорю вам, этот человек обладал каким-то непонятным очарованием. Он был экстравагантен и очень умей. А ей надоело ее прежнее окружение.

— Они были счастливы?

— Как ни странно, очень. Конечно, их друзья не встречались (в те дни деньги еще не разрушили классовых различий), но это их не беспокоило. Они обходились и без друзей. Он построил довольно нелепый дом в Свикли Дин, они жили там и имели восьмерых детей.

— Прямо семейная хроника.

— Старый Леонидас очень удачно выбрал Свнкли Дин. Этот район тогда только входил в моду. Старожилы обожали свои сады и хорошо относились к миссис Леонидас. Богатые бизнесмены были заинтересованы в самом Леонидасе. И так у них составился большой круг знакомых. Они были очень счастливы, я думаю, но она умерла от воспаления легких в 1905 году.

— Оставив его с восьмерыми детьми?

— Один ребенок умер в младенчестве. Два сына были убиты на войне. Одна из дочерей вышла замуж, уехала в Австралию и умерла там. Незамужняя дочь погибла в автомобильной катастрофе. Еще одна умерла год назад. Осталось двое: старший сын Роджер, женатый, детей нет, и Филипп, который женился на известной актрисе. У них трое детей: твоя Софья, Юстас и Жозефина.

— И они все живут вместе?

— Да. Дом Роджера разбомбили в самом начале войны. Филипп с семьей живет там с 1937 года. Есть еще пожилая тетка, мисс де Хэвиленд, сестра покойной миссис Леонидас. Она всегда ненавидела своего зятя, но после смерти сестры считала своим долгом принять приглашение Аристида жить с ними и воспитывать детей. Дети выросли, но она осталась в Свикли Дин.

— И хорошо справлялась со своими обязанностями,—-добавил инспектор Тавернер,— но она не из тех, кто меняет свое мнение. Она некогда не одобряла Леонидаса и его методы...

— Да, семейство огромное. И кто же, по-вашему, его убил? — спросил я.

Тавернер покачал головой.

— Об этом рано говорить.

— Ну говорите же, Тавернер. Готов спорить, у вас есть уже свое мнение на этот счет. Мы же не в суде.

— Нет,— ответил Тавернер угрюмо,— и, может быть, суда как такового не будет.

— Вы хотите, сказать, что его не убивали?

— Он был убит, это точно. Отравлен. Но вы же знаете, как трудно получить доказательства отравления. Все улики показывают одно...

— Я именно этого и добиваюсь от вас. Скажите же все-таки мне, до чего вы додумались?

— Слишком очевидное дело. В этом-то и вся загвоздка.

Я умоляюще взглянул на Старика.

Он медленно продолжал:

— Как ты знаешь, Чарльз, когда расследуется убийство, именно очевидные факты приводят к правильным выводам. Старик Леонидас женился снова десять лет тому назад.

— В семьдесят семь лет?!

— Да. И женился на женщине двадцати четырех лет.

Я присвистнул.

— И что за женщина?

— Официантка из чайной. Вполне уважаемая молодая женщина, хорошенькая, но немного апатичная, очень тихая.

— Она и есть «очевидный факт»?

— Решайте сами,— сказал Тавернер.— Ей сейчас всего тридцать четыре года, а это опасный возраст. В доме живет молодой человек — учитель внуков. Он не был на войне —вроде у него больное сердце. Они дружат.

Старый и давно знакомый шаблон. Отец подчеркнул, что миссис Леонидас была весьма респектабельной. Много убийств совершается во имя респектабельности,

— Мышьяк?

— Нет. У нас еще нет сведений из лаборатории, но доктор думает, что это эзерин.

— Это необычно. Видимо, легко узнать, где он куплен.

— Его не покупали. Это лекарство Леонидаса. Глазные капли.

— Леонидас был болен диабетом,— пояснил отец.— Ему делали инъекции инсулина. Инсулин продается в маленьких бутылочках с резиновыми колпачками, шприц прокалывает колпачок и всасывает лекарство.

Дальше я догадался сам.

— И в бутылочке оказался не инсулин, а эзерин?

— Да.

— А кто делал ему уколы?

— Его жена.

Теперь я понял, что имела в виду Софья, а потом отец, когда говорили об «определенном» человеке!

— А семья ладит с нынешней миссис Леонидас?

— Нет, насколько я понял — они едва разговаривают.

Все казалось предельно ясным. Тем не менее инспектор Тавернер был явно недоволен.

— А что вам не нравится? — спросил я.

— Если это сделала она, мистер Чарльз, ей было очень легко заменить бутылочку другой. В самом деле, если она виновна, не могу представить себе, почему она не сделала этого.

— Вроде должна бы. А были еще бутылочки с инсулином?

— О да, и совершенно пустые. А если бы она вместо пузырька, в котором был эзерин, поставила бутылочку из-под инсулина, доктор ничего бы не узнал. Очень мало данных о том, как распознавать эзерин в случае отравления. А так он взял пробу на инсулин (хотел проверить, не ввели ли слишком большую дозу), а это оказался вовсе не инсулин.

— Итак, эта миссис Леонидас или очень глупа, или, возможно, наоборот, очень умна.

— В каком смысле?

— Может быть, она и рассчитывала на то, что вы придете именно к такому выводу: никто бы не поступил так глупо. А есть еще кто-нибудь, кого вы подозреваете? Например, кто-то из членов семьи?

— Практически любой из семьи мог сделать это,— сказал отец.— В доме всегда был большой запас инсулина, по крайней мере на две недели. В одну из бутылочек могли налить эзерин и поставить ее на место, зная, что придет время — и бутылочку используют.

— И все имели доступ к лекарствам?

— Они не запирались: стояли на специальной полочке в аптечке, в ванной комнате.

— А повод для убийства?

Отец вздохнул. 

— Дорогой Чарльз, Аристид Леонидас был безмерно богат. Он передал большую часть наследства семье, но, может быть, кому-то из них показалось мало.

— Больше всех деньги нужны его жене. У этого молодого человека есть деньги?

— Нет, он беден как церковная мышь.

«Мышь!» — я вспомнил Софью и детские стишки, которые она цитировала:

Я обратился к Тавернеру:

— Что вы думаете о миссис Леонидас?

— Трудно сказать, Она не так-то проста. Очень спокойная, говорит мало, о чем думает — неизвестно. Она напоминает мне кошку. Я совсем не против кошек, как раз с кошками все в порядке...— Он вздохнул.— Нам нужны улики...

Да, подумал я, всем нужны улики, доказывающие что миссис Леонидас отравила мужа. И мне, и Софье, и инспектору Тавернеру. Тогда все будет хорошо!

Но ни я, ни Софья, ни инспектор не были уверены...

 Глава 4

На следующий день мы с инспектором отправились в Свпклн Дин.

У меня было довольно странное положение. Правда, в самом начале войны я был связан со спецотделом Скотланд-Ярда, и это давало мне официальное право на участие в расследовании.

Отец сказал:

— Для того чтобы раскрыть это преступление, нам необходима информация изнутри. Мы должны узнать все об обитателях этого дома. И именно ты можешь Нам помочь.

Мне это не понравилось.

— Я должен стать полицейским шпионом? Я должен получать информацию от Софьи, которую люблю и которая, как я надеюсь, любит меня и доверяет мне?

Старик очень рассердился.

— Ради Бога, оставь эту банальную точку зрения. Надеюсь, ты не думаешь, что твоя приятельница убила своего дедушку?

— Конечно нет!

Очень хорошо. Мы тоже не думаем этого. Она долго отсутствовала и всегда была с ним в самых лучших .отношениях. У нее солидный годовой доход, и, я думаю, дед был бы счастлив узнать, что она .выходит за тебя замуж. .Он бы, наверное, сделал ей царский подарок. Ее мы не подозреваем. Но ты должен учесть одно. Если не выяснить все до конца,  эта девушка не выйдет за тебя;.ты и сам это знаешь. И еще одно. Преступления такого рода зачастую остаются нераскрытыми. Мы можем подозревать/что жена Леонидаса и ее Поклонник были соучастниками убийства, но это надо доказать. И если у нас не будет достаточных улик против нее, опасное сомнение останется навсегда. Ты понимаешь?

Да, я понимал.

— Почему бы прямо не сказать ей об этом?

— Ты имеешь в виду Софью?..

— Да, да! Я не прошу, чтобы ты тайком втерся к ней в доверие. Нет. Узнай только, что она думает по этому поводу.

И вот на следующий день мы поехали в Свикли Дин.

Дом был очень странной архитектуры. Коттедж, то есть обычный сельский дом, разросшийся, однако, свыше всякой меры. Ресторатору из Греции он, должно быть, казался английским, но на самом деле был просто уродлив.

Из дома вышла Софья. Увидев меня, она застыла на, месте.

— Вы?!

— Софья, мне надо поговорить с вами. Где бы мы могли уединиться?

Она провела меня в сад, и мы уселись на скамью.

— Ну? — спросила Софья не очень дружелюбно.

Я рассказал ей все.

Она внимательно слушала и, когда я кончил говорить, ‘тяжело вздохнула..

— Ваш отец — очень умный человек.

— Мне самому эта его идея показалась дикой...

— Нет, идея хорошая. Это единственное, что может помочь. Ваш отец, Чарльз, понимает, что я, чувствую и думаю, лучше вас. Мне необходимо узнать правду, необходимо,— сказала она страстно.

— Ради нас? Но, дорогая...

— Не только ради нас, Чарльз, но и ради собственного спокойствия. Понимаете, Чарльз, я не сказала вам вчера, но... я боюсь.

— Боитесь?!

— Да, боюсь-боюсь-боюсь! Полиция, ваш отец, вы сами — все думают, что это сделала Бренда.

— Вероятность...

— О да, это вполне вероятно, но я не думаю, что это она. Как я и хотела, вы узнали об этом деле со стороны, а теперь я расскажу вам об этом «изнутри». Бренда не из тех, кто ставит себя под удар,—она слишком любит себя.

—  А как насчет молодого человека? Лоуренса Брауна?

— Лоуренс — трус и слабый человек. У него для этого кишка тонка.

— Странно.

— Мы ничего не знаем. Я хочу сказать, люди иногда ведут себя неожиданно. Мы составляем о них какое-то мнение, .и зачастую оно оказывается совершенно неверным. И все равно, Бренда...— Она покачала головой.— Она всегда вела себя очень последовательно. Я называю таких, как она, женщина из гарема. Она любит сладости, красивые платья, драгоценности, дешевенькие романы и кино. И, как ни странно, несмотря на дедушкин возраст, она восхищалась им. Дедушка был великолепен. Он умел сделать так, чтобы женщина чувствовала себя королевой, любящей султана.. Я думаю, он сумел внушить и Бренде, что считает ее очень романтичной и интересной. Всю свою жизнь он был обходителен с женщинами.

— Почему вы сказали, что боитесь?

— Потому что это так. Очень важно, чтобы вы поняли меня. Знаете, у нас очень странная семья... В нас всех определенно есть жестокость, и это меня тревожит.

— Я не понял.

— Постараюсь объяснить. Например, дедушка однажды, рассказывая нам о своей юности в Смирне, упомянул, что убил двух человек. Там была какая-то ссора, какое-то ужасное оскорбление, но тем не менее он наводил это вполне естественным. Но слушать об этом в Англии — невероятно!

Я кивнул.

— Это один вид жестокости. Потом бабушка — я едва помню ее, но много слышала о ней. Она была жестока, потому что начисто была лишена воображения. А моя мама? Она актриса и прелесть, но у нее совершенно нет чувства меры. Она из тех эгоисток, которые воспринимают жизнь только под одним углом зрения: как это отразится на них. Это тоже очень странно.

Есть еще Климентина — жена дяди Роджера. Она научный работник, но тоже жестока. Дядя Роджер — полная противоположность ей: он самый добрый и очаровательный человек на свете, но у него совершенно невыносимый характер. Он постоянно раздражается и в такие минуты не сознает, что делает. Мой папа...— Она сделала долгую паузу.— Папа,— продолжала она медленно,— слишком сдержан. Никогда не знаешь, о чем он думает. Вероятно, это инстинктивная- защита от излишней эмоциональности мамы, но иногда он меня очень беспокоит.

— Дорогая моя, вы преувеличиваете. По-вашему, каждый способен на убийство,

— Да, даже я!

— Не может быть!

— О да, Чарльз, я — не исключение. Я допускаю мысль, что могла бы убить... Но.если бы убила, то только за что-нибудь оченьзначительное...

Я рассмеялся. Софья тоже улыбнулась.

— Может быть, я дура, но вам необходимо узнать правду о смерти дедушки. Ах, если бы это была Бренда...

Мне вдруг сдало очень жаль Бренду Леонидас.

 Глава 5

К нам приближалась высокая женщина, небрежно одетая.

— Тетя Эдит,— предупредила Софья.

Я встал.

— Это Чарльз Хейворд, тетя Эдит. Моя тетя, мисс де Хэвиленд.

Эдит де Хэвиленд было около семидесяти. Загорелое лицо, небрежно заколотые седые волосы и проницательный взгляд.

— Здравствуйте,— обратилась она ко мне.— Я слышала о вас. Как поживает ваш отец?

Удивленный, я ответил, что хорошо.

— Я знала его еще мальчиком. Очень хорошо знала его мать. Вы похожи на нее. Вы приехали помочь нам или наоборот? 

— Надеюсь, помочь,— ответил я, чувствуя себя чрезвычайно неловко.

Она кивнула.

— Ваша помощь нам пригодится. Дом так и кишит полицейскими. Некоторые мнe особенно противны. Мальчик, который посещал приличную школу, не должен идти в полицейские. Вчера у Мраморной Арки видела сына Майры Койнель. Он регулировал уличное движение! Прямо не знаешь, на каком ты свете.

Потом обратилась к Софье.

— Тебя искала Нэнни. Что-то насчет рыбы.

-— Черт возьми! Придется позвонить по телефону.

Она быстро направилась к дому. Мисс де Хэвиленд и я последовали за ней.

— Не знаю, что бы мы делали без таких вот Нэнни. Почти у всех своя старая «Нэнни». Они стирают, гладят, готовят, очень преданны. Эту я выбрала сама много, лет назад.

Она вдруг нагнулась и злобно дернула какую-то травку.

— Какая гадость этот вьюнок! Давит, запутывает, и вы даже вырвать его не можете — он уходит под землю.

И она принялась изо всех сил каблуком втаптывать травку в землю.

— Плохо дело, Чарльз Хейворд,— сказала она, глядя на дом.— Что думает об этом полиция? Хотя я, наверное, не должна задавать таких вопросов. Странно как-то, что Аристида могли отравить, и странно думать о нем как о покойнике. Я никогда не любила его, но не могу привыкнуть к мысли, что он умер... Дом. кажется, таким... пустым. 

Я молчал. Несмотря на несвязные фразы, мисс де Хэвиленд была настроена на воспоминания.

— Думала сегодня утром — я диву здесь уже очень давно. Больше сорока лет. Приехала, когда умерла моя сестра. Он пригласил .меня... Семеро детей... а младшему всего годик. Я не могла позволить, чтобы их воспитывал какой-нибудь итальянец. Конечно, это был невозможный брак. Я всегда чувствовала, что Марсию околдовали. Уродливый, вульгарный, маленький иностранец! Он дал мне полную свободу, должна признаться. Няни, гувернантки, лучшие школы.... И хорошую, полезную пищу,а не ту гадость, которую ел сам.

— И вы так и живете здесь?

— Да, немного странно... Я ведь, могла уехать; когда дети выросли и обзавелись своими семьями,... Думаю, я слишком увлеклась садом. А потом еще Филипп.. Если мужчина женится на актрисе, он не может  надеяться на семейный уют. Не понимаю, зачем актрисы имеют детей. Как только ребенок рождается, они уезжают, и играют свои роли в Эдинбурге или где-нибудь еще, но обязательно очень далеко от дома. Филипп очень разумно поступил, переехав сюда со своими книгами.

— Чем занимается Филипп Леонидас?

— Пишет книги. Сама не знаю зачем. Никто не хочет их читать. Все о каких-то неясных моментах в истории. Вы даже не слышали о его книгах?

Я вынужден был признаться, что не слышал.

— Слишком много денег, вот что. Большинство людей не могут позволить себе. подобные причуды —они должны зарабатывать на жизнь.

— А разве его книги не окупаются?

— Конечно нет. Его считают большим авторитетом в истории, а деньги ему не нужны. Аристид положил на его имя какую-то фантастическую сумму; что-то около ста тысяч фунтов. Аристид всех обеспечил.

— Так что после его смерти никто особенно не выигрывал?

Она бросила на меня быстрый взгляд.

— Все выигрывали. Они все получат деньги, но они И так могли их получить, если бы попросили.

— Так вы думаете, кто отравил его?

— Понятия не имею. И это меня расстраивает. Не очень-то приятно думать, что кто-то типа Борджиа расхаживает по дому. Полиция, наверное, свалит все на бедняжку Бренду. 

— Вы думаете, это несправедливо?

— Не знаю. Мне она всегда казалась на редкость глупой и банальной особой. Я себе не так представляю отравительницу. Но если молодая женщина двадцати четырех лет выходит за восьмидесятилетнего, естественно, она это делает ради денег. Она могла предвидеть, что очень скоро станет богатой вдовой. Но Аристид был чрезвычайно крепким стариком. Он вполне мог дожить и до ста лет. Думаю, ей надоело ждать.

— И в этом случае?..

— И в этом случае репутация семьи не пострадает. Конечно, противно; что это станет достоянием публики. Но, в конце концов, она ведь не член, семь и.

— А больше вы никого не подозреваете?

— А кого еще я могу подозревать?

Конечно, она знала гораздо больше...

Мне пришла в голову мысль: а вдруг это она, мисс де Хэвиленд, сама отравила Аристида Леонидаса? Я вспомнил, с какой злостью она втаптывала в землю вьюнок. Вспомнил слова Софьи — безжалостна...

Имея достаточные основания... Но что именно .может. быть для Эдит де Хэвиленд достаточным основанием?

 Глава 6

Дверь в дом была открыта, и мы вошли в очень просторный холл.

 — Видимо, вы хотите повидать Филиппа.

Хочу ли я видеть Филиппа, я и сам не знал. Все, что я хотел,— это видеть Софью. И это мне удалось. Но она одобрила план Старика и исчезла, не оставив указаний, как действовать дальше. Должен ли я предстать перед Филиппом как жених его дочери или как случайный знакомый, который нашел «подходящее» время нанести визит? А может, сказать ему, что я связан с полицией?

— Пойдемте в библиотеку,— сказала мисс де Хэвиленд.

Это была большая комната с множеством книг. Книги всюду: в шкафах, на столах, стульях и даже на полу. Филипп-Леонидас, высокий, лет пятидесяти, показался мне необыкновенным красавцем.. Все так подчеркивали, уродство. Аристида, что я невольно ожидал, что сын его тоже некрасив. Поэтому меня так поразили, эти безупречные черты лица.

—  Это Чарльз Хейворд, Филипп.

— Здравствуйте.

Я так и не понял, слышал ли он обо мне раньше. Рука, которую он протянул, была холодной, лицо —непроницаемым. Я немного нервничал. Он стоял передо, мной терпеливо, не проявляя никакого интереса.

— Где эти ужасные полицейские? — спросила мисс Эдит.— .Они уже были здесь?

—  Мне кажется, главный инспектор... (он взглянул на карточку на письменном столе) э-э... Тавернер скоро зайдет сюда поговорить со мной.

— А где он сейчас?

— Понятия не имею, тетя Эдит, Наверное, наверху,

— У Бренды?

— Право, не знаю.

Глядя на Филиппа, трудно было представить себе, что где-то поблизости от него могло совершиться убийство.

— Магда встала?

— Не знаю. Она обычно не встает до одиннадцати часов.

— Да, на нее это похоже. Но, кажется, она идет сюда.

Я услышал громкий голос — женщина что-то быстро говорила — и поспешные шаги.

Дверь отворилась, и в комнату вошла женщина. У меня было впечатление, что вошли трое. Она курила сигарету в длинном мундштуке. Розовый шелковый пеньюар, золотистые волосы, распущенные по плечам, огромные голубые глаза и низкий приятный голос.

— Дорогой мой, я больше не могу. Подумать только, ведь все появится в газетах! Я еще не решила, что надеть на следствие. Очень-очень скромное, но не черное? Может быть, темно-красное? А у меня не осталось ни одного купона — я потеряла адрес этого ужасного человека, который мне их присылает, а- если я поеду его разыскивать, полиция будет следить за мной и задавать мне вопросы. Как ты спокоен, Филипп! Как ты можешь быть таким спокойным?! Разве ты не понимаешь, что мы не можем уехать из этого ужасного дома? Свобода, свобода! Это нехорошо с моей стороны... Бедный старый дедушка! Конечно, мы бы никогда не покинули его. Он очень заботился о нас, несмотря на все старания этой женщины встать между нами. Что, если бы мы уехали раньше, он лишил бы нас наследства? Знаешь, Филипп, это прекрасная возможность — поставить пьесу об Эдит Томпсон. Это убийство сделает нас знаменитыми. Я даже знаю, как я буду играть банальную, глупую женщину: все будут верить до последней минуты, а потом...

Она вытянула руку, сигарета выпала из мундштука на стол Филиппа. Он бесстрастно поднял ее и положил в корзинку для мусора.

— А потом...— прошептала Магда, ее глаза вдруг широко открылись, лицо напряглось.— Просто ужас...

Вдруг выражение страха сошло с ее лица, и, обратившись ко мне, она спросила ледяным, деловым тоном:

— Вы не находите, что именно так надо играть Эдит Томпсон?

— Я сказал, что тоже считаю: именно так и надо играть Эдит Томпсон.

Я, правда, смутно понял, кто такая Эдит Томпсон, но хотел понравиться матери Софьи.

— Она похожа на Бренду,— сказала Магда.— Знаете, мне это раньше не приходило в голову. Сказать об этом инспектору?

Филипп слегка нахмурился.

— Тебе совсем ни к чему встречаться с ним, Магда. Я сам могу ему рассказать все, что его интересует.

— Не встречаться с ним?! — Она почти кричала.— Но, конечно, я должна ненавидеть его! Дорогой мой, у тебя совсем нет воображения. Ты не понимаешь, насколько важны детали.

— Мама,— сказала Софья, входя в комнату,— ты не должна врать инспектору,

— Софья, дорогая...

— Я знаю, что ты уже все прорепетировала и готова дать прекрасное представление. Но ты же все напутала.

— Чепуха. Ты не знаешь...

— Знаю, тебе нужно сыграть эту сцену иначе, дорогая. Очень сдержанно, говорить мало, быть настороже, защищать семью.

— Милая, ты действительно думаешь.

— Ну конечно. Я приготовила тебе шоколад,

— О, как хорошо. Я умираю с голоду.

На пороге она обернулась.

— Вы не представляете себе, как чудесно иметь дочь.— С этими словами она удалилась.

— Один Бог знает, что она скажет полиции,— подвела итог этой сцене мисс де Хэвиленд.

— Все будет в порядке,— возразила Софья.

— Она может сказать что угодно.

— Не беспокойся. Она сыграет эту сцену так, как ей подскажет режиссер. А режиссер — я.

Она тоже вышла, но тотчас вернулась.

— К тебе главный Инспектор Тавернер, папа. Ты не возражаешь, если Чарльз останется?

Мне показалось, что лицо Филиппа выразило удивление, но только на мгновение. Он пробормотал:

— О, конечно, конечно.

Вошел Тавернер: Он взял стул и сел к письменному столу.

— Да, главный инспектор? — обратился к нему Филипп.

— Я не нужна вам, инспектор? — осведомилась мисс де Хэвиленд.

— Сейчас — нет. Позже, если позволите.

— Конечно, я буду наверху.

Она вышла из комнаты.

— Итак, инспектор? — повторил Филипп.

— Я знаю, что вы очень занятой человек, и не отниму у вас много времени. Должен сказать вам, что наши подозрения подтвердились. Вашего отца отравили. Смерть наступила в результате слишком большой дозы физостигмина, более известного под названием ..«эзерин».

Фклипп опустил голову. Он не проявил особых эмоций.

— Может быть, это вам что-нибудь говорит? — продолжал Тавернер.

— Решительно ничего. По моему мнению, отец принял яд случайно.

— Вы в самом деле так думаете?

— Да, это вполне вероятно. Учтите, что ему было около девяноста лет и у него было очень плохое зрение.

— Поэтому он перелил глазные капли в бутылочку из-под инсулина? Неужели вы верите этому, мистер Леонидас?

Филипп не ответил. Его лицо стало еще более непроницаемым.

— Мы нашли бутылочку от глазных капель в мусорном ящике. На ней не было отпечатков пальцев. Это само по себе очень любопытно. В обычных условиях они бы обязательно были: вашего отца, может быть, его жены или камердинера.

Филипп поднял голову.

— А как насчет камердинера?

— То есть предположить, что убийца — он? Конечно, у него для этого были все возможности. Но когда мы пытаемся найти мотив, его попросту нет. Каждый год ваш отец выплачивал ему премию. С каждым годом она увеличивалась. Ваш отец ясно дал ему понять, что премия выплачивается вместо суммы,которую он мог бы получить по завещанию. Эта премия после семи лет службы составляла значительную цифру и продолжала повышаться. Очевидно, что в интересах камердинера было, чтобы ваш отец жил как можно дольше. Больше того, они были в прекрасных отношениях. Нет, мы не подозреваем Джонсона..

— Понимаю,— почти беззвучно сказал Филипп.

— А теперь, мистер Леонидас, может быть, вы расскажете мне, что делали в день смерти вашего отца?

— Весь день я провел в этой комнате. Выходил только в столовую.

— Вы видели отца в тот день?

— После завтрака я зашел к нему поздороваться,.как обычно.

— Вы были одни?

— Моя э-э... мачеха была в комнате.

— Он был такой, как всегда?

— По его лицу не было заметно, будто он заранее знает, что его убьют в тот день,— с иронией ответил Филипп.

— Часть дома, где жил ваш отец, полностью отделена от вашей половины?

— Да, туда можно попасть только из холла. Дверь там.

— Эта дверь запиралась?

— Нет.

— Никогда?

— Никогда.

— Любой человек мог пройти от вас к нему?

— .Конечно.

— Как вы узнали о смерти вашего отца?

— Мой брат Роджер, который занимает западное крыло верхнего этажа, вбежал ко мне и сказал, что у отца припадок. Он тяжело дышит, и ему очень плохо.

— Что вы сделали?

— Позвонил доктору. Об этом почему-то никто не подумал. Доктора не было,.но я попросил передать ему, чтобы он приехал как можно скорее, и затем поднялся к отцу.

— А дальше?

— Отец был очень плох. Он умер до приезда доктора.

— Где были в это время остальные, члены вашей семьи?

— Жена —в Лондоне;. Она приехала вскоре после смерти отца. Софьи тоже не было. Младшие дети Юстас и Жозефина были дома.

— Поймите меня правильно, мистер Леонидас, но я хотел бы знать, как смерть отца отразилась на вашем финансовом положении?

— Я вполне вас понимаю. Мой отец обеспечил нас много лет тому назад. Моего брата он назначил председателем и главным держателем акций самой большой своей компании. Мне он передал соответствующую сумму—150 тысяч фунтов в облигациях и ценных бумагах.

Значительные суммы он выделил сестрам, которые умерли.

— И при этом оставался по-прежнему очень состоятельным?

— Нет, в то время он оставил себе сравнительно небольшой капитал. Он сказал, что эти деньги Дадут ему интерес к жизни.— Филипп впервые улыбнулся.— Благодаря различным удачным операциям он разбогател. И в последние годы обладал значительным состоянием.

— Вы и ваш брат обосновались здесь, в этом доме. Это не было связано с финансовыми затруднениями?

— Конечно нет.. Так было удобнее. Отец Всегда говорил, что будет рад, если мы .будем жить с ним. Я очень любил своего отца. Мы переехали сюда еще в 1937-м году.

— А ваш брат?

— Он приехал в 1943-м, после того как в Лондоне в его дом попала бомба.

— А теперь, мистер Леонидас, ответьте мне на такой вопрос. Вы знали содержание завещания вашего -отца?

— Конечно, он составил новое завещание в 1946-м году. Мой отец, человек не скрытный/ был очень привязан к семье. Он собрал нас всех, и его поверенный по его просьбе, огласил завещание. Я думаю, .мистер Гейтсхилл познакомил вас с его условиями. Примерно 100 тысяч фунтов завещалось моей мачехе, в дополнение к сумме, которую она .получила, став его женой. Все остальное было, поделено на три части: одна — мне, вторая — брату, третья трем внукам.

— Какие-нибудь подарки слугам?

— Никому ничего. Если слуги оставались у него, их жалованье повышалось с каждым годом.

— Извините за вопрос, мистер Леонидас, а в настоящий момент вы не испытываете особой нужды в деньгах?

— Подоходный налог, как вы знаете, довольно велик, но нам хватает. Более того, отец часто делал нам ценные подарки, и, если бы что-нибудь случилось, он. немедленно пришел бы на помощь. Уверяю вас, инспектор, у меня не было финансовых причин желать смерти отца.

— Очень сожалею, мистер Леонидас, если вы меня так поняли. Однако мне, придется задать вам еще несколько вопросов. Каковы были отношения между отцом и его женой?.

Насколько я знаю, они были счастливы.

— Никаких ссор?

— Я не слышал о ссорах.,

— У них была большая разница в возрасте?

— Да.

— Простите, а вы одобряли второй брак вашего отца?

— Меня об этом, не спрашивали.

— Это не ответ, мистер Леонидас.

— Раз вы настаиваете, могу сказать, что считаю этот брак неразумным.

  — Вы говорили об этом вашему отцу?

— Когда я услышал о браке, это был уже свершившийся факт.

— И для вас это оказалось ударом, да?

Филипп не ответил.

— Вы рассердились?

— Мой отец вправе был поступать, как считал нужным. 

— Какие у вас отношения с миссис Леонидас?

— Самые дружелюбные.

— Вы, дружите с ней?

—  Мы встречаемся очень редко.

— Расскажите мне о мистере Брауне.

— Боюсь,- что я ничего не знаю о нем. Его нанял отец.

— Но он учит ваших детей, мистер Леонидас.

— Да. ‘Мой сын страдает детским параличом, к счастью, в легкой форме, и мы решили не отдавать его в школу. Отец предложил нанять учителя для него- и моей младшей дочери Жозефины. В то время выбор был очень ограничен, так-как учитель должен был иметь освобождение от военной службы. Рекомендации мистера Брауна были вполне удовлетворительными, и я согласился. Могу добавить, что он оказался хорошим учителем и добросовестно относился к своим обязанностям.

— Он жил на половине отца?

— Да, там больше места.

— Вы когда-нибудь замечали некую близость между Лоуренсом Брауном и вашей мачехой?

— У меня не было возможности это заметить.

— Может быть, вы слышали какие-нибудь сплетни?

— Я не слушаю сплетен, инспектор?

— Очень похвально. Итак, вы не видели ничего плохого, не слышали ничего плохого и не говорили ничего плохого.

— Если вам угодно выразить это таким образом, инспектор.

Инспектор Тавернер встал.

— Ну что ж, благодарю вас, мистер Леонидас.

Я вышел вслед за ним.

— Вот это хладнокровие! — восхитился Тавернер.

 Глава 7

— А теперь мы пройдем к миссис Филипп Леонидас. Ее сценическое имя — Магда Вест.

— Она хорошая актриса? Я слышал это имя и, кажется, видел ее в нескольких спектаклях, но не помню где и когда.

— Несколько раз она выступала в Вест-Энде, много играет в маленьких театрах и воскресных клубах. По правде говоря, ей очень -мешает избыток средств. Она может выбирать свои роли, а иногда даже финансировать постановку, в которой ей нравится какая-нибудь роль, как правило, совсем не подходящая для нее. В результате теперь она скорее любительница, чем профессиональная актриса, Магда. Особенно хороша в комедии, но в театрах ее не любят: слишком независима, и у нее скандальный характер.

Из гостиной вышла Софья.

— Мама здесь, инспектор,— обернувшись, сказала она.

Мы вошли в большую гостиную. Я едва узнал женщину, сидящую на парчовой кушетке. Безупречный туалет, красиво уложенные, волосы — трудно было поверить, что совсем недавно я видел ее в пеньюаре.

— Инспектор Тавернер, входите и садитесь. Может быть, хотите курить? Это ужасно. Я просто не понимаю, что происходит.— Она говорила тихим, ровным голосом— чувствовалось, что она решила держать себя в руках.— Не могу ли я чем-нибудь помочь вам?

— Благодарю вас, миссис Леонидас. Где вы были в момент убийства?

— Думаю, я ехала домой из Лондона. В тот день я завтракала с подругой в Айви. Потом мы пошли на распродажу одежды. В Беркли встретились с друзьями, выпили, и я поехала домой. Здесь застала страшную суматоху. Оказалось, что у моего свекра удар. Он.., умер,— Ее голос чуточку задрожал.

— Вы любили его?

— Я была преданна...— Она повысила голос. Софья слегка поправила картину Дега. И голос Магды снова стал тихим и ровным.

— Я очень любила его. Мы все любили его. Он был очень добр к нам.

— Вы ладили с миссис Леонидас?

— Мы редко виделись с Брендой.

— Почему же?

У нас мало общего. Бедняжка Бренда, ей доставалось!

Софья опять прикоснулась к картине.

— А именно?

— О, я знаю.— Магда печально улыбнулась и покачала головой.

— Миссис Леонидас была счастлива в браке?

— Думаю, да.

— Они не ссорились?

Снова улыбка.

— Я не знаю, инспектор. Они ведь жили отдельно.

— Она дружила с мистером Брауном?

Магда с упреком взглянула на Тавернера.

—  Я не думаю,— сказала она с достоинством,— что вы вправе задавать мне подобные вопросы. Бренда дружила со всеми. Она очень милый человек.

— Вам нравится мистер Браун?

— Он очень тихий. Довольно мил, но всегда держится так, что его трудно заметить. И вообще я его мало видела. 

А как преподаватель он хорош?

Наверное, да. Я не знаю. Филипп им доволен.

— Извините, мне мой вопрос; как вы думаете, были ли любовные отношения между мистером Брауном и миссис Леонидас?

Магда встала. Теперь это была великосветская дама.

— У меня нет никаких сведений на этот счет, и я не думаю; инспектор, что вы имеете право задавать мне такие вопросы. Она была женой моего свекра!

Я с трудом удержался от аплодисментов.

Инспектор тоже встал.

— Вы считаете, этот вопрос лучше задать слугам? — спросил он.

Магда не ответила.

—  Благодарю вас, миссис Леонидас.— Инспектор вышел.

— Ты замечательно отвечала, дорогая,— сказала Софья.

Магда задумчиво поправила локон и посмотрела в зеркало.

— Да,— сказала она. — я думаю, только так и надо было сыграть.

— А вам не следует идти с инспектором,— обратилась ко мне Софья.

— Послушайте, Софья, что я должен...

Я замолчал, потому что не мог в присутствии матери Софьи спрашивать, что я должен делать. Магда не проявляла ко мне ни малейшего интереса. Я мог, быть репортером, женихом ее дочери, полицейским и .даже гробовщиком: для Магды все они — только публика.

Взглянув на свои ноги, миссис Леонидас сказала неодобрительно:

— Эти туфли не подходят.

Софья взглядом дала мне понять, что я могу уйти,

И я присоединился к Тавернеру.

— Собираюсь повидаться со старшим братом,— сказал он.

— Послушайте, Тавернер, если кто-нибудь спросит меня, что я делаю в этом доме, как я должен ответить?

— А вас кто-нибудь спрашивал?

— Нет.

— Ну так оставим пока все как есть. Никогда ничего не объясняйте, особенно в таких обстоятельствах. Все настолько заняты своими заботами и страхами, что им не до вопросов. Если вы будете держать себя уверенно, никто и не. усомнится в вашем праве находиться здесь. .. Так, теперь мы пройдем в эту дверь и поднимемся по лестнице. Нигде ничего не запирается, Конечно, вы понимаете, что вопросы, которые я им задаю, меня совершенно не интересуют. Абсолютно неважно, кто был дома в тот день, а кто не был, и вообще где они были...

— Тогда зачем же...

— Это дает мне возможность изучать их и послушать, что они могут сказать. Кроме того, всегда есть шанс, что кто-то скажет что-нибудь нужное мне/ Я уверен, что миссис Магда Леонидас могла бы нас просветить, если бы захотела.

А можно ли ей доверять?

— О нет! Конечно нет! Но мы могли бы все проверить. В этом проклятом доме каждый имел возможность совершить убийство. Но мне необходимо найти повод.

На верхней площадке дверь справа оказалась запертой. Инспектор постучал.

Дверь мгновенно открылась, как будто человек только и ждал стука. Это был неуклюжий великан, с мощными плечами, темными взлохмаченными волосами и чрезвычайно уродливым лицом...

— О, входите, пожалуйста! Я собирался... но теперь это неважно. Проходите в гостиную. Я позову Клеменс... ах, ты уже здесь, дорогая? Это инспектор Тавернер. Он... а где сигареты? Подождите минутку. Если вам не трудно.— Он наткнулся на электрический камин, извинился перед ним и вышел из комнаты.

Миссис Роджер Леонидас стояла у окна. Меня сразу заинтересовала и она, и атмосфера комнаты. Было очевидно, что это ее комната. Стены выкрашены белой краской. Никаких картин — только над камином геометрическая фантазия из треугольников. Мебели мало; несколько стульев, полированный стол, маленький книжный шкаф. Никаких украшений. Много света и воздуха. Комната отличалась от гостиной Магды, как мел от сыра, и миссис Роджер Леонидас настолько отличалась от миссис Филипп Леонидас, насколько одна женщина может отличаться от другой. Магда играла роли, Клеменс,  я был уверен, всегда оставалась самой собой. Эта женщина  была очень яркой индивидуальностью. Около пятидесяти, коротко подстриженные седые волосы; умное тонкое лицо, светло-серые внимательные глаза. На ней было простое темно-красное - платье, которое очень гармонировало с ее стройной фигурой.

— Садитесь, инспектор. Что-нибудь прояснилось?

— Смерть, наступила от эзерина.

— Значит, это убийство? Будьте помягче с моим мужем, пожалуйста. Он потрясен. Обожал отца и очень тяжело переживает его смерть. .,

— Вы были в хороших отношениях с покойным?.

— Да.— И спокойно добавила: — Я не очень любила его.

— Почему же?

 — Мне не нравились ни его цели, ни средства их достижения.

— А миссис Бренда Леонидас?

— Бренда? Я очень редко с ней виделась.

— А как по-вашему, между нею и мистером Брауном что-нибудь было?

— Вы имеете в виду любовные отношения? Не думаю.

В комнату быстро вошел Роджер Леонидас.

— Меня задержали,— сообщил он. — Телефон. Итак, инспектор, у вас есть новости? Чем вызвана смерть отца?

— Его отравили эзерином.

— Боже мой! Отравили! Ах, эта женщина! Она не могла ждать! Он ее подобрал в канаве — и вот награда. Она хладнокровно убила его! Я не. могу слышать об этом!

— У вас есть какие-то доказательства?

— Доказательства? Но кто же еще мог это сделать? Я всегда не доверял ей, всегда не любил ее! Мы все не любили ее! А как мы испугались с Филиппом, когда однажды папа пришел домой и рассказал нам, что он вступил с ней в брак. В его-то возрасте! Это бездушно! Отец был удивительным человеком, инспектор! Ум сорокалетнего! Всем. абсолютно я обязан, ему. Он столько делал ради меня! И никогда не обманывал мои ожидания. Это я подвел его... когда я думаю об этом...

Он тяжело опустился на стул. Клеменс спокойно подошла к нему.

— Довольно, Роджер, успокойся!

— Я знаю, дорогая, я знаю.— Он взял ее руку. —Но как я могу быть спокойным, как я могу не переживать...

— Но мы все должны быть спокойными, Роджер. Инспектору Тавернеру нужна наша помощь.

— Это верно, миссис Леонидас..

Роджер вдруг закричал:

— Знаете, что я больше всего хочу сделать? Задушить эту женщину своими руками. Если бы она была здесь...— Он вскочил. Он весь трясся от ярости.— Да, я свернул бы ей шею, свернул ей шею!

— Роджер! — повысила голос Клеменс.

Он смущенно взглянул на нее,

— Извини, дорогая,

Потом обратился к нам:

— Прошу прощения, Я потерял контроль над собой. Я... простите....

Он снова вышел из комнаты. Клеменс слегка улыбнулась.

— На самом деле он и мухи не обидит.

Тавернер, начал задавать вопросы. Она отвечала кратко и точно.

— В тот день Роджер был в Лондоне: Вернулся рано и, как обычно, некоторое время провел с отцом. Я была на работе в институте Ламберта. Вернулась около шести часов.

— Вы видели своего свекра?

— Нет. В последний раз я видела  его накануне — мы пили кофе после обеда.

— А в день смерти не видели его?

— Нет. Я «пошл а на его половину, потому что Роджер решил, что он оставил там свою трубку, очень ценную, но я обнаружила ее на столе в холле и решила не беспокоить старика. Он часто спал в это время.

— Когда вы услышали о том, что ему плохо?

— Прибежала Бренда. Это было в половине седьмого.

Тавернер спросил Клеменс о ее работе. Она ответила, что  занимается вопросами радиации при расщеплений атома.

— Вы работаете над. атомной бомбой?

— Наша работа не связана с уничтожением. Мы проводим опыты по лучевой терапии. .

 Тавернер встал и попросил разрешения осмотреть их часть дома. Она слегка удивилась, но разрешила.

Спальня напомнила мне больницу. Ванная оказалась очень скромной, кухня — безупречно чистой и полупустой.

Затем мы подошли к двери, которую Клеменс открыла со словами:

— Это комната моего мужа.

— Входите,— пригласил Роджер,-— входите.

Я с облегчением вздохнул, потому что безупречный аскетизм квартиры начал действовать мне на нервы. Наконец-то я увидел комнату, отражавшую личность ее хозяина. Большой секретер, заваленный бумагами, старыми трубками и всякой всячиной, потертые кресла. На полу персидский ковер. Стены увешаны фотографиями, акварелями. Приятная комната милого, дружелюбного человека.

Роджер неловко разлил вино по бокалам, освободил стул, бросив книги прямо на пол.

— У меня не убрано. Я как раз разбирал старые бумаги.

Инспектор от вина отказался.

.— Вы должны извинить меня,— продолжал Роджер. Он подал мне бокал.— Я не мог справиться с собой.

Он виновато огляделся, но Клеменс в комнате не оказалось.

— Она удивительная. Я говорю о своей жене. Все это время она была великолепна. Не могу вам передать, как я восхищаюсь этой женщиной. А ведь у нее была тяжелая жизнь, ужасная жизнь. Я бы хотел вам рассказать. Ее первый муж был хороший -парень, я хочу сказать, у него была прекрасная голова, но очень болезненный — у него был туберкулез. Он занимался кристаллографией и вел очень важную научную работу, за которую ему очень мало платили. Клеменс содержала его, ухаживала за ним, зная, что он умирает. И никогда ни одной жалобы, ни слова недовольства. Она всегда говорила, что счастлива. А потом он умер, и она осталась одна. Наконец она согласилась выйти за меня замуж. Я был счастлив, что сумею дать ей отдых, старался сделать ее счастливой. Я хотел, чтобы она бросила работу, но она считала своим долгом работать во время войны и сейчас не Хочет об этом слышать. Клеменс — чудесная жена. Мне очень повезло. Я для нее готов на все.

Тавернер сказал что-то приличествующее данной, ситуации, а затем стал задавать вопросы.

— Бренда прибежала за мной. Отцу стало плохо. Она сказала, что у него какой-то приступ. За полчаса до этого я был у моего дорогого отца. Я бросился к нему. Он задыхался, лицо было синюшным. Я кинулся к Филиппу. Он позвонил доктору. Я.. Мы ничего не могли сделать. Конечно, я не думал, что кто-то виновен в его смерти.

С трудом мы вырвались из атмосферы этой приятной комнаты и расстались с чувствительным Роджером.

— Фьюить,— свистнул Тавернер.— Как он не похож на своего брата. Странное дело с этими комнатами: они так много говорят о людях, живущих в них.

— Я согласился с ним.

— Странная штука брак, правда? — заметил инспектор.

Я не совсем понял, относится ли это замечание к Клеменс и Роджеру или к Магде с Филиппом. И все же. мне казалось, что. эти две супружеских пары счастливы; по крайней мере, насчет Роджера и Клеменс у меня не было сомнений.

— Я бы не. сказал, что Роджер похож на отравителя,— сказал Тавернер.— Конечно, ничего нельзя утверждать. А вот она как раз подходит. Безжалостная женщина. Может быть, даже помешанная.

Я снова с ним согласился.

— Но не думаю,— размышлял вслух я,— что она способна убить -кого-то только потому, что не одобряет его цели и способы их достижения. Возможно, она действительно ненавидела старика... но разве убийства совершаются из одной только ненависти?

— Очень редко,— ответил Тавернер.— Я, во всяком случае, ни разу не сталкивался с. таким убийством. Нет, я думаю, нам лучше придерживаться версии о миссис. Бренде. Но. один Бог знает, получим ли мы какие-нибудь доказательства.

 Глава 8

Дверь нам открыла горничная. Увидев Тавернера, она испугалась, тем не менее смотрела на него с некоторым презрением.

— Вы хотите видеть госпожу?

— Да, пожалуйста.

Она проводила нас в большую гостиную и вышла.-

Комната была обита светлым кретоном, окна задрапированы полосатыми шелковыми портьерами. Над камином я увидел портрет, от которого невозможно было оторваться. Не только потому, что это был великолепный портрет и сразу можно было определить, что писал, его мастер,— лицо приковывало внимание. Это был портрет старика с Темными, проницательными глазами. Голова уходила в плечи, но, несмотря на маленький рост, человек излучал силу и удивительную энергию.

— Это он,— сказал Тавернер,—Портрет работы Августа Джона. Чувствуется индивидуальность, не правда ли?

— Да.— Я почувствовал, что это слово не передает моего впечатления. Теперь я знал, что  подразумевала Эдит де Хэвиленд, говоря, что без него дом опустел.

— А это портрет его первой жены. Типично английское лицо.— красивое, но безжизненное. Совершенно неподходящая, пара.

В комнату вошел сержант Дамб.

— Я сделал все, что мог, сэр, но ничего не, добился. Слуги говорят, они ничего, не знают.

Тавернер вздохнул.

 Сержант вынул записную книжку и направился, в дальний угол комнаты. Дверь снова, отворилась, в в комнату вошла вторая жена Аристида Леонидаса.

Она. была в черном, и это ей шло. Довольно миловидное лицо, красивые каштановые волосы, уложенные в слишком вычурную прическу, напудренная, накрашенная. Однако было заметно, что она недавно плакала. На шее ожерелье из очень крупных жемчужин, на одной руке большое кольцо с изумрудами, на другой — с громадным рубином. И еще я заметил, что она выглядела испуганной.

— Доброе утро, миссис Леонидас,— сказал Тавернер непринужденно.— Прошу прощения, но мне пришлось еще раз побеспокоить вас.

— Видимо, так нужно,— вяло ответила она.

  — Вы понимаете, конечно, миссис Леонидас, что ваше желание пригласить адвоката вполне законно?

Очевидно, она не поняла значения этих слов, и сердито ответила:

 — Я не люблю мистера Гейтсхилла; Он мне не нужен.

— Вы можете пригласить другого адвоката, миссис Леонидас.

— А я должна? Я вообще не люблю адвокатов: Они смущают меня.

— Только вы сами можете решить этот вопрос. Продолжим наш разговор?

Сержант Дамб помусолил кончик карандаша. Бренда села на диван.

— Вы что-нибудь выяснили? — спросила она.

Я заметил, что пальцы её судорожно вцепились в платье.

— Теперь мы можем определенно сказать, что ваш муж умер от отравления эзерином.

 — Вы хотите сказать, что эти глазные капли убили его?

— Мы выяснили, что, когда вы делали мистеру Леонидасу последний укол, вы впрыснули ему эзерина не инсулин.

  — Но я не знала, я тут ни при чем. Правда, инспектор, я тут ни при чем.

— Значит, кто-то умышленно заменил инсулин глазными каплями.

— Нехорошо так делать!

— Да, миссис Леонидас!

— Вы думаете, кто-то сделал это с целью? Или случайно? Это же могла быть шутка!

— Мы не думаем, что это могла, быть шутка, миссис Леонидас.

— Может быть, кто-нибудь из слуг?

Тавернер не ответил.

— Наверное, слуга. Я не вижу, кто еще мог это сделатъ.

— Вы уверены? Подумайте, миссис Леонидас. Может быть, в семье была ссора или кто-то был им недоволен?

— Я ничего не знаю.

— Вы сказали, что были в кино в тот день?

— Да... Я пришла в половине седьмого. Это было время укола... я сделала ему укол, как всегда, но вдруг он стал каким-то странным. Я ужасно, перепугалась, побежала к Роджеру... Я говорила, вам об этом раньше. Неужели я должна без конца повторять это? — Ее голос истерически задрожал.

— Простите меня, миссис Леонидас. Могу -я поговорить с мистером Брауном?.

— С Лоуренсом? Но зачем? Он ничего не знает.

— И все-таки я хотел бы с ним поговорить.

Она подозрительно уставилась на него.

— Он занимается с Юстасом латынью в классной. Вы хотите, чтобы он пришел сюда?

— Нет, мы сами пойдем к нему.

Тавернер быстро вышел из комнаты. Мы с сержантом последовали за ним.

— Вы здорово напугали ее, сэр,— заметил сержант.

Тавернер привел нас в большую комнату с окнами, выходящими в сад. За столом сидели светловолосый молодой человек лет тридцати и красивый шестнадцатилетний мальчик.

Брат Софьи Юстас уставился на меня.. Лоуренс Браун смотрел измученными глазами только на инспектора. Я никогда не видел, чтобы человек был настолько парализован страхом. Он встал,-снова сел. Потом сказал:

— О, э-э... доброе утро, инспектор.— Голос был писклявым. 

— Доброе утро. Могу я поговорить с. вами?

— Да, конечно, я буду только рад. По крайней мере...

Юстас встал.

— Вы хотите, чтобы я ушел, инспектор?

У него был очень приятный голос, в котором сейчас звучали вызывающие нотки.

— Мы... мы продолжим занятия после,— сказал ему учитель.

Юстас небрежно направился к двери.

— Итак, мистер Браун,— начал Тавернер,— мы полумили точные данные. Смерть мистера Леонидаса вызывал эзерин.

— Я... вы предполагаете... мистера Леонидаса отравили? Я надеялся...

— Его отравили,— сказал инспектор резко.— Кто-то заменил инсулин глазными каплями.

— Я не могу поверить в это... Это невероятно...

— Вопрос в том, кому это было нужно?

— Никому. Решительно никому!

— Может быть, вы хотите пригласить адвоката? — осведомился Тавернер.

— У меня нет адвоката. И мне он не нужен. Мне нечего сказать, нечего...

— И вы понимаете, что все сказанное вами будет, письменно зафиксировано?

— Я не виновен, уверяю вас. Я невиновен.

— А я вас ни в чем и не обвиняю. Миссис Леонидас была намного моложе своего мужа, не правда ли?

— Я... я думаю, что да, я хочу сказать —да.

— Она, наверное, иногда чувствовала себя одинокой?

Браун не ответил.  Он облизнул сухие губы.

— Она, должно быть, была рада, что в доме живет человек ее возраста?

— Я... нет:..я не знаю.

— Я считаю естественным, что между вами возникла дружба.

Молодой человек горячо запротестовал:

— Ее не было! Ничего подобного! Я знаю, о чем вы думаете, но это не так! Миссис Леонидас всегда была очень добра ко, мне, и я, питаю к ней глубочайшее уважение, но ничего больше, уверяю вас — ничего больше! Чудовищно предполагать такие вещи! Чудовищно!

Я бы не мог убить кого-нибудь, просто не мог! Я очень чувствительный и нервный! Сама идея убийства кажется мне кошмарной. На призывном пункте это хорошо поняли. Я не могу убивать, из религиозных убеждений.

Я работал в госпитале на очень тяжелой работе, я больше не мог, и мне позволили заняться преподаванием.

Я очень старался, занимаясь с Юстасом и Жозефиной, умной девочкой, но чрезвычайно трудной. И все были добры ко мне: мистер Леонидас, миссис Леонидас и мисс де Хэвиленд, а теперь случилась эта ужасная вещь...

И вы подозреваете меня... меня в убийстве!

Инспектор Тавернер смотрел на него с интересом,

— Я этого не говорил, — заметил он.

— Но вы это думаете! Я знаю, что вы так думаете!

И все так думают! Они смотрят на меня. Я... я не могу продолжать наш разговор. Мне нехорошо.

Он выбежал из комнаты.

— Ну, и что вы думаете о нем? — спросил Тавернер.

— Он до смерти напуган.

— Да, я знаю, но ответьте мне, убийца он или нет?

— Если вы спросите меня,— сказал сержант,— я отвечу, что ему духу бы не хватило.

— Я согласен, что размозжить голову или выстрелить он бы не смог,— возразил инспектор,— но в данном случае надо было просто подменить пузырек... Просто помочь очень старому человеку переселиться в лучший мир, и сравнительно безболезненно.

—  Практически легкая смерть,— согласился сержант.

— А потом, выждав положенное время, жениться на женщине, получившей большое, наследство. Ах, все это теории и догадки,—вздохнул Тавернер.— Я напугал его, но это еще ничего не доказывает. Он мог бы испугаться, даже если бы не был виновен. Кроме того, я очень сомневаюсь, что это сделал он. Скорее, это сделала женщина, но почему же она не выбросила пузырек из-под инсулина или хотя бы не сполоснула его? — Он повернулся к сержанту.

— Слуги ничего не рассказывали об их отношениях?

— Горничная сказала, что они влюблены друг в друга.

— На каком основании?

— Он как-то особенно смотрел на нее, когда она наливала ему кофе.

— Прекрасная улика для суда! А более определенного они ничего не знают?

— Не замечали,

— Я думаю, слуги бы заметили, если бы было что заметить. Знаете, я начинаю верить, что между ними действительно ничего не было. Пойдите,— попросил он меня,—и поговорите с ней. Я хотел бы узнать ваше мнение о Бренде.

Я неохотно пошел, однако в то же время мне было интересно.

 Глава 9

Бренда Леонидас сидела в той же позе.

— Где инспектор Тавернер? Он вернется?

— Пока нет.

— Кто вы?

Наконец мне задали вопрос, который я ожидал все утро.

Я ответил, насколько мог, правдиво.

— Я связан с полицией, но также и друг семьи.

— Семья! Звери! Я ненавижу их всех!

Она взглянула на меня, губы ее дрожали.

— Они всегда отвратительно относились ко мне, с самого первого дня. Почему я не должна была выходить замуж за их драгоценного папашу? Что им за дело? Они все получили кучу денег. Он дал им деньги. У них бы не хватило ума заработать их. Почему вдовец не должен жениться снова^даже если он староват? А он и не был старым. Я очень любила его. Я действительно любила его,—повторила она вызывающе.

— Я понимаю,— вставил я,— я понимаю.

— Вы, наверное, не верите мне, но это правда.  Мне до смерти надоели мужчины. Я  хотела иметь дом, хотела, чтобы кто-нибудь заботился обо мне и говорил мне ласковые слова, Аристид говорил очаровательные словами он умел рассмешить — он был умный. Я совсем не рада, что он умер. Я жалею об этом.

Она откинулась на спинку дивана.

— Я была счастлива здесь, я была спокойна. Ходила по самым модным портнихам и была не хуже других. Аристид делал мне чудесные подарки.

  Онавытянула руку и взглянула на кольцо с рубином. На секунду мне показалось, что это не рука, а кошачья лапа, а голос ее звучал как мурлыканье довольной кошки.

— Что же здесь плохого? Я была мила с ним, я сделала его счастливым! Вы не знаете, как мы познакомились? — И, не дожидаясь моего ответа, она продолжала:

— Это было в чайной. Он закатал яичницу и, когда я принесла ему ее, увидел, что я плачу. «Садитесь,— сказал он,— и расскажите мне в чем дело».— «Я не могу,— сказала я,— если я это сделаю, меня уволят».— «Нет, не уволят,— сказал он,— я здесь /хозяин».

Тогда я посмотрела на него. Какой странный человек, подумала я вначале, но в нем была какая-то сила. И я ему все рассказала:

«Вы, наверное, слышали от них, что я была дурного поведения, но это не так —меня хорошо воспитывали. У нас была лавка вышитых художественных изделий. Я всегда была очень скромна. Но с Терри было иначе.. Он был ирландец и уезжал в далекие края. Он никогда не писал... я была в положении. Совсем как какая-нибудь дрянная служанка...»

Аристид был удивлен. Он сказал, что все будет хорошо. Еще сказал, что очень одинок и что мы поженимся. Это было как сон.

А потом я узнала, что он великий мистер Леонидас. Он был владельцем множества лавок, ресторанов, и ночных клубов. Все было как в волшебной сказке. Нас обвенчали в маленькой церкви в Сити, и мы уехали за границу.

— А ребенок?

— Ребенка не было, я ошиблась.— Она криво улыбнулась.— Я дала себе клятву, что буду ему хорошей женой, и я была ею. Я заказывала блюда, которые он любил, носила его любимые цвета, делала все, что могла. Но мы так и не избавились от его .семьи, они все время тянули из него деньги.

Старой мисс де Хэвиленд, я думаю, следовало уехать после его женитьбы. Я сказала ему об этом... Но Аристид ответил: «Она так долго жила здесь, что это ее дом». Правду сказать, ему нравилось, что они все жили с ним и ходили по его указке. Они отвратительно относились ко мне, но он, казалось, этого не замечал или не обращал внимания. Роджер ненавидит меня. Вы видели Роджера? Он всегда ненавидел Меня. Он ревновал. А Филипп, с его высокомерием,— он никогда не. разговаривал со мной. А теперь они хотят представить дело так, что я убила его, а я не убивала!

Она подалась ко мне:

— Пожалуйста, поверьте мне, я не убивала!.

Я нашел, что Бренда очень трогательна.

Презрение семьи, их настойчивые усилия сделать эту женщину убийцей казались мне в этот момент бесчеловечными. Она была одинока, беззащитна и очень несчастна.

— Они думают, что если убила не я, значит, Лоуренс.

— А при чем здесь Лоуренс?

— Я его очень жалею. У него слабое здоровье, и он не мог воевать. Но он не трус. Я старалась подбодрить его, поддержать его. Ему приходилось заниматься с этими ужасными детьми. Юстас всегда высмеивает его, а Жозефина... Вы видели Жозефину? Вы знаете, что она собой  представляет?

Я сказал, что еще не встречался с Жозефиной.

— Иногда я думаю, что у этого ребенка не все ладно с головой. Она вечно подслушивает, высматривает и какая-то .странная... Иногда я ее просто боюсь.

Я не хотел разговаривать о Жозефине — меня интересовал Лоуренс Браун.

— Кто он? — спросил я.— Откуда он взялся?

Я неудачно сформулировал свой вопрос, и она покраснела.

— Он — никто. Как я... Какойу нас шанс противвсех?

— Вы не находите, что вы поддаетесь излишней панике?

— Нет, не нахожу. Они хотят доказать, что это сделал Лоуренс или я. Даже тот полицейский держит их сторону. У меня нет никаких шансов.

— Вы не должны нервничать.

— А почему не может быть, что кто-то из них убил его? Или кто-то посторонний. А может быть, слуга? Почему не могло быть так?

— Нет повода для убийства.

— А какой у меня повод? Или у Лоуренса?

Я почувствовал неловкость.

— Они, может быть, думают, что вы и... Лоуренс любите друг друга и хотите пожениться?

Она подскочила.

— Нехорошо так думать! И это неверно! Мы никогда даже словом не обмолвились на эту тему. Я жалела его и старалась облегчить его жизнь. Мы были друзьями — вот и все. Вы верите мне?

Я верил, то есть я верил, что они были просто друзьями, но в то же время понимал, что Она любит Брауна, хотя и не отдает себе в этом отчета.

С этой мыслью я и отправился искать Софью.

Только я собрался войти в гостиную, как увидел ее. Она выглядывала из комнаты, которая была расположена дальше по коридору.

— Привет,— сказала Софья.— А я помогаю Нэнни готовить завтрак.

Я хотел присоединиться к ней, но она вышла в коридор и, взяв меня под руку, ввела в гостиную, в которой никого не оказалось.

— Ну, вы видели Бренду? Что вы думаете о ней?

— Честно говоря, мне жаль ее.

Софью мое замечание позабавило.

  — Понятно, вы попались.

Я рассердился.

Дело в том, что я могу понять ее положение, а вы — нет.

— В каком смысле «ее положение»?

— Скажите откровенно, Софья, с тех пор, как она приехала сюда, хоть один человек относился к ней прилично?

— Нет. А почему мы должны были относиться к ней прилично? 

— Хотя бы из обычной христианской добродетели.

— Ах, какая высокая мораль, Чарльз! Бренда, видимо, хорошо сыграла свою роль.

— Послушайте, Софья, я не понимаю, что с вами.

— Я говорю то, что думаю. Вы вошли «в положение» Бренды, как вы выразились. А теперь войдите в мое положение. Мне не нравятся молодые женщины, которые выдумывают трогательные истории и выходят замуж за очень богатых стариков, разжалобив их одной из этих историй. У меня есть все основания не любить таких молодых женщин, и я не вижу причин, почему я должна притворяться, что люблю их. И если бы все эти факты были изложены на бумаге, они бы вам тоже не понравились.

— Значит, она все выдумала?

— Вы имеете в виду ребенка? Я не знаю. Думаю, что да,

— И вас возмущает тот факт, что дедушка был обманут?

— О, дедушка не был обманут! — Софья рассмеялась,— Никто никогда не мог обмануть дедушку. Он хотел Бренду. Он прекрасно знал, что он делает, С его точки зрения, этот брак был очень удачным, как, впрочем, и все, что он делал.

— А приглашение Лоуренса Брауна в качестве воспитателя — тоже? — спросил я с иронией.

— Может быть, и да. Он хотел, чтобы Бренда была счастлива и не скучала. Возможно, он думал, что одних драгоценностей и .платьев будет недостаточно, что ей захочется любви. Он мог рассчитывать, что человек типа Брауна вполне для этого подойдет. Прекрасная душевная близость, немного печальная, помешает Бренде завести настоящий роман на стороне. Я бы не удивилась, узнав, что дедушка разработал весь этот план. Он был настоящим дьяволом.

— Вероятно.

— Он, конечно, не мог себе представить, что это приведет к его убийству... И именно поэтому я не верю, что Бренда могла это- сделать. Если бы она задумала убить его, дедушка не мог не знать ее замыслов. Хотя это кажется невероятным...

— Да.

— Но вы не знали дедушку. Он не допустил бы этого! Я, кажется, зашла в тупик.

— Она напугана, Софья! Она ужасно напугана. Только что я убедился в этом.

— Инспектор Тавернер и его бравые ребята? Да, есть от чего испугаться. Лоуренс, наверное, в истерике?

— Практически — да. Он держал себя отвратительно. Не понимаю, что женщина может в нем найти?

— Не понимаете, Чарльз? А ведь Лоуренс очень сексапильный..

— Такой слабак? — спросил я недоверчиво.

— Почему нее мужчины считают, что только пещерный человек может привлекать внимание противоположного пола? В Лоуренсе есть секс, поверьте мне, но я и не ждала, что вы это заметите. А Бренда здорово вас зацепила,

.— Не говорите глупостей. Она даже не очень красива. И она, конечно...

— Не очень соблазнительна? Нет, она просто вызвала у вас жалость. Она не очень красива, не умна, но у нее есть одно выдающееся качество. Она— нарушитель спокойствия. Она уже нас поссорила.

— Софья!—вскричал я в ужасе.

Софья направилась к двери.

— Забудьте об этом, Чарльз. Я должна приготовить завтрак.

— Я помогу вам.

— Нет, вы останетесь здесь. Нэнни будет смущаться, если на кухне появится джентльмен.

— Софья!

  — В чем дело?

  — Почему у вас нет слуг?

— У дедушки были повар, служанка; горничная и камердинер. Он любил, чтобы в доме были слуги. Он платил им по-царски, и они подолгу жили у него. У Клеменс приходящая прислуга, которая делает уборку. Им не нравится, когда в доме слуги, я хочу сказать, Клеменс не нравится. Если бы Роджер не обедал каждый день в Сити, он бы умер с голоду! Клеменс считает, что сырая морковь, редис и помидоры — вполне достаточная пища. У нас иногда нанимают слуг, но мама выкидывает очередной номер, и они уходят. Потом некоторое время мы пробавляемся приходящей прислугой, а потом начинается все сначала. Сейчас у нас «приходящий» период. Только Нэнни не бросает нас в беде. Теперь вы все знаете.

Софья вышла из гостиной. Я опустился в большое кресло и начал размышлять.

Наверху я был на стороне Бренды. Здесь я услышал точку зрения Софьи. Я понимал справедливость ее слов, а также отношение всей семьи Леонидас к Бренде. Они возмущены, что в их семью затесался человек с помощью негодных средств. И имеют на это право. Но чисто по-человечески не мог с ними согласиться. Они всегда были богаты и хорошо устроены — им не понять соблазнов бедняков. Бренда Леонидас хотела иметь деньги, красивые вещи и дом. И считает, что в обмен на это она сделала своего старого мужа счастливым. Она была мне симпатична. Конечно, пока я разговаривал с ней... А теперь? Кто же из них. прав? Я плохо спал предыдущей ночью. Рано встал. В гостиной было тепло, пахло цветами, я уселся поудобнее закрыл глаза... И заснул...

 Глава 10

Проснувшись, я не сразу пришел в себя. Передо мной плавал какой-то белый шар. Постепенно я понял, что это лицо человека. Я увидел выпуклый лоб, черные малюсенькие глазки, худенькое тельце.

— Привет! — сказал я.

— Я Жозефина.

Сестре Софьи Жозефине было лет одиннадцать-двенадцать. Это был фантастически уродливый ребенок, очень похожий на дедушку. Возможно, подумал я, она унаследовала и его ум.

— Вы Софьин молодой человек,— сказала она,

Я подтвердил справедливость этого замечания.

— Но сюда вы приехали с инспектором Тавернером. Почему вы приехали с .инспектором?

— Он мой друг.

— Вот как! Он мне не нравится, Я ему ничего не скажу.

— А что ты можешь ему сказать?

— То, что я знаю. Я знаю многое, я люблю все знать.

Она уселась на ручку кресла и внимательно рассматривала меня,

— Дедушку убили. Вы знали об этом?

— Да, знал.

— Его отравили. Э-зе-ри-ном. Интересно, правда?

— Думаю, что да..

— Мы с Юстасом очень заинтересовались. Мы любим детективные истории. Я всегда хотела быть сыщиком. Я и теперь этим занимаюсь — собираю улики.

«Какой кровожадный ребенок!» — подумал я.

— Человек, который приехал с инспектором, тоже сыщик? В книгах говорится, что переодетых сыщиков всегда можно узнать по их сапогам. А этот сыщик в замшевых ботинках.

— Все меняется,— заметил я.

Жозефина приняла это замечание по-своему.

— Да, я думаю, теперь у нас все изменится. Мы поедем в Лондон и будем жить в доме на набережной. Мама давно хотела уехать — она будет очень рада, а. папе, наверное, все равно, лишь бы его книги были с ним. Раньше у него не было денег, чтобы жить в Лондоне.Он потерял кучу денег из-за «Иезавели»,

— Иезавели?

— Да, вы не видели?

— Ах, это пьеса? Нет, не видел. Я был за границей.

— Она шла очень недолго. С треском провалилась. По-моему, мама и не может играть Иезавель — не тот тип. Дедушка всегда говорил, что пьеса провалится и что он не стал бы вкладывать деньги в историко-религиозную пьесу, но мама прямо с ума сходила, Мне эта пьеса не очень понравилась. Она ни капельки не похожа на историю в библии. Иезавель в пьесе совсем не такая злая, а наоборот, даже очень милая. Получилось скучно. Правда, конец хороший. Ее выбрасывают из окна. Только жаль, что не было собак, которые съедают ее. Мне нравится эта часть — про собак. Мама сказала, что нельзя показывать на сцене собак, но я не понимаю почему. Можно  иметь собак-артистов.— Она с выражением процитировала: «И они съели ее всю целиком, кроме ладоней...» А почему они не съели ладони?

— Понятия не имею.

— Трудно представить себе, что собаки так разборчивы. Паши собаки не такие. Они едят абсолютно все.

Жозефина задумалась над этой библейской загадкой.

— Жаль, что пьеса провалилась,— сказал я.

— Да, мама очень расстроилась. Рецензии были - ужасные. Когда она прочла их, то разрыдалась и плакала целый день. И швырнула поднос в. Глэдис, а Глэдис попросила расчет. Вот была потеха!

— Я заметил, что ты любишь драку, Жозефина.

— А дедушку вскрывали. Чтобы узнать, от чего он умер.

— А тебе жаль, что дедушка умер?

— Не очень. Я его не особенно любила. Он не позволил мне учиться на балерину.

— Ты хотела учиться танцевать?

— Да, и мама была согласна, и папа не возражал, а дедушка сказал, что из меня ничего не выйдет.

Она соскользнула с ручки кресла, сбросила туфли и попыталась встать на кончики пяльцев.

— Конечно, нужны специальные туфли,—объяснила она,—но даже и в ~них на пальцах образуются нарывы..

Жозефина надела свои туфли и спросила, как бы между прочим:

— Вам нравится этот дом?

— Я еще не знаю этого.

— Теперь его, наверное, продадут. Если Бренда не останется здесь. А дядя Роджер и тетя Клеменс теперь  не уедут.

— А они собираются уезжать?

— Да, они должны уехать во вторник, куда-то за границу. Хотели лететь самолетом. Тетя Клеменс купила даже новый сундук.

— А я не слышал, что они собираются за границу.

— Никто об этом не знал. Это секрет. Они хотели уехать тайком и оставить письмо для дедушки. Они бы прикололи его к подушечке для булавок. Это только в старомодных книжках так Поступают жены, покидая мужей. А теперь ни у кого и нет таких подушечек. Так что все это ерунда.

— Конечно, Жозефина. А ты знаешь, почему твой дядя Роджер хотел уехать?

Она бросила на меня хитрый взгляд.

— Знаю. Это связано с дядиной конторой в Лондоне. Мне даже кажется, что он растратил чужие деньги.

— А почему ты так думаешь?

Жозефина вплотную приблизилась ко мне.

— В тот день, когда отравили дедушку, дядя Роджер очень долго пробыл с ним наедине. Они все говорили, говорили... И дядя Роджер сказал, что он никогда ничего не стоил, что он подвел дедушку, что не так расстроен из-за денег, как из-за того, что не оправдал его доверия.

— Жозефина, неужели тебе никогда не говорили, что подслушивать некрасиво?

Она утвердительно закивала.

— Конечно говорили, но, если вы хотите что-нибудь узнать, вы просто вынуждены это делать. Спорю, инспектор Тавернер тоже так поступает. Ну, если не он, то тот, другой, в замшевых ботинках, определенно так делает. И они вечно роются в чужих столах, читают чужие письма и узнают все тайны. Только они глупые! Они не знают, где искать! Мы с Юстасом знаем много, но я больше, чем он. Я ему не скажу. Он говорит, что женщины не могут быть великими сыщиками, а я говорю, что могут. Я собираюсь записать все в книжку. А когда полиция зайдет в тупик, приду и скажу: «Я могу вам открыть, кто это сделал!»

— Жозефина, ты, наверное, читаешь много детективных романов?

— Очень много.

— Я думаю, ты уже знаешь, кто убил дедушку?

— Кажется, знаю, но мне нужно раздобыть еще кое-какие доказательства. Инспектор Тавернер думает, что это сделала Бренда? Или Бренда и Лоуренс вместе? Потому что они влюблены друг в друга.

— Ты не должна так говорить.

— Почему? Они влюблены друг в друга.

— Ты не можешь судить об этом.

— А вот и могу. Они пишут друг другу любовные письма.

— Жозефина! Откуда ты знаешь?

— Потому что я их читала. Ужасно слащавые письма. А Лоуренс — трус. Он даже не воевал. А когда прилетели бомбардировщики, он сделался зеленым. Мы с Юстасом так смеялись!

Я не знаю, что бы я ответил, но, к счастью, в этот момент к дому подъехала машина,

Жозефина кинулась к окну.

— Кто приехал? — спросил я.

— Мистер Гейтсхилл, дедушкин поверенный. Я думаю, он приехал с завещанием.

Страшно возбужденная, она выбежала из комнаты. Я остался один, так и не узнав ничего нового.

Вошла Магда Леонидас и, к моему удивлению, подошла ко мне и взяла мои руки в свои.

— Дорогой мой, благодарение Богу, вы еще здесь. Так нужен мужчина.

Она отпустила мои руки, подошла к креслу, взяла со стола изящную коробочку и задумчиво начала ее разглядывать.

Софья, заглянув, сказала шепотом?

— Гейтсхилл.

— Я знаю,— ответила Магда.

Вскоре Софья снова появилась в сопровождении маленького пожилого господина, и Магда пошла ему навстречу.

— Доброе утро, миссис Филипп. Я иду наверх. Какое-то недоразумение с завещанием. Ваш муж считает, что завещание хранится у меня. Я же знаю, что оно хранилось у мистера Леонидаса. Вы ничего об этом не знаете?

— О завещании бедного душечки? — Магда сделала удивленные глаза,—- Нет, конечно нет. Только не говорите, что она, эта противная женщина наверху, уничтожила его!

— Послушайте, миссис Филипп, что за нелепые предположения! Весь вопрос в том, где ваш свекор хранил его.

— Но он отослал завещание вам! Он сам сказал нам об этом!

— Полиция, насколько я знаю, уже просмотрела бумаги покойного. Я переговорю с инспектором,—Он вышел.

— Дорогая,— обратилась Магда к Софье,— она уничтожила его. Я знаю, что права.

— Глупости, мама. Она никогда не сделала бы такой глупости.

— Это не такая уж нелепость. Если не будет завещания, все перейдет к ней.

— Ш -ш-ш, Гейтсхилл возвращается.

Вошел Гейтсхилл, за ним — Тавернер и Филипп.

— Видимо, мистер Леонидас поместил свое завещание в банк,— сказал поверенный.

Тавернер покачал головой.

— Мы связались с банком. У них нет частных бумаг, принадлежащих мистеру Леонидасу.

— Может быть, Роджер или тетя Эдит... Софья, будь добра, попроси их прийти сюда.

Но Роджер ничем не мог помочь.

— Это нелепость, совершеннейшая нелепость,— горячился он.— Отец написал завещание и недвусмысленно заявил, что на следующий день отправит его мистеру Гейтсхиллу.

— Если память мне не изменяет, — проговорил мистер Гейтсхилл, откидываясь в кресле,— 24 ноября прошлого года я направил ему проект завещания согласно его желанию. Он одобрил проект, вернул его мне и вскоре я послал ему завещание на подпись. Прошла неделя. Я позволил себе напомнить ему, что еще не получил подписанного завещания. Он ответил, что завещание подписал и отослал его в банк.

— Совершенно верно,— подтвердил Роджер.— Это было в конце ноября прошлого года. Помнишь, Филипп, папа пригласил нас и прочел завещание.

— Вы помните этот день, мистер Леонидас? — обратился к Филиппу Тавернер.

— Да.

— Это было так интересно,— вставила Магда,

— Мисс Софья?

— Да, я хорошо все помню.

 — А что было в завещании? — спросил инспектор.

Только мистер Гейтсхилл собрался ответить, как Роджер его опередил:

— Это было совсем простое завещание, Электра и Джойс умерли, и их доля вернулась к отцу. Сын Джойса Вильям погиб в Бирме, и его деньги тоже отошли к отцу. Филипп и я, дети — вот все его родственники. Отец завещал тете Эдит пятьдесят тысяч фунтов. Этот дом и сто тысяч фунтов — Бренде. Остальные деньги следовало поделить на три части: одна — мне, одна — Филиппу, а третья — детям Филиппа. Папа прочел нам завещание и спросил, нет ли у нас замечаний. Замечаний, конечно, не было.

— Бренда высказалась,— возразила мисс де Хэвиленд.

— Да,— подхватила Магда.— Она сказала, что не может слышать, как ее возлюбленный Аристид говорит о смерти. И что, когда он умрет, она не притронется к этим деньгам!

— Это,— заметила тетя Эдит,— очень типично для людей ее класса.

Только после этого язвительного замечания я понял, насколько мисс де Хэвиленд ненавидит Бренду.

— Мистер Леонидас прекрасно распорядился своим состоянием,— сказал мистер Гейтсхилл.

— А что было потом? — спросил инспектор.

— Потом отец подписал завещание,— ответил Роджер.

— Как и когда это произошло?

Роджер умоляюще посмотрел на свою жену. Клемено заговорила:

— Вы хотите знать, что было дальше?

— Пожалуйста, миссис Роджер.

— Мой свекор положил завещание на свой стол и попросил, чтобы кто-нибудь позвонил и пригласил слугу. Роджер так и сделал. Когда Джонсон вошел, отец попросил, чтобы он позвал и горничную, Дженет Бульмер. Когда они оба пришли, он подписал завещание и попросил их поставить свои подписи.

— Все верно,— заметил мистер Гейтсхилл.— Завещание должно быть подписано завещателем в присутствии двух свидетелей, которые тоже подписываются одновременно с ним.

— А дальше?

— Свекор поблагодарил их, и они ушли. Свекор взял завещание, вложил его в большой конверт и сказал, что на следующий день отошлет его мистеру Гейтсхиллу,— закончила Клеменс.

— Вы все подтверждаете, что именно так все и было?

Все присутствующие согласно закивали.

— Вы сказали, что завещание лежало на столе. Кто-нибудь сидел близко от стола?

— Нет.

— Когда мистер Леонидас читал завещание, он сидел за столом?

~ Да.

— Он отходил от стола перед тем, как подписать завещание?

— Нет.

— Могли ли слуги прочесть документ, когда подписывали его?

— Нет,— ответила Клеменс,— свекор накрыл его листом бумаги.

— И хорошо сделал,— заметил Филипп,— содержание завещания — не их дело.

— Понятно,— сказал Тавернер. И вдруг добавил: — Нет, не понятно.— Быстрым движением руки он вынул из кармана большой конверт и передал его поверенному.— Взгляните и скажите мне, что это такое?

Мистер Гейтсхилл удивленно вертел в руках лист бумаги.

— Это сюрприз,— озадаченно сказал он.— Я ничего не понимаю, где вы это взяли?

— В сейфе, среди бумаг мистера Леонидаса.

— В чем дело? — вмешался Роджер.

— Это завещание, которое я послал вашему отцу для подписи, Роджер, но после всего, что вы рассказали, я не могу понять, в чем дело,— оно НЕ подписано.

— Что? Ну, это, наверное, проект.

— Нет. Мистер Леонидас вернул мне проект, затем я составил завещание и именно его отослал вашему отцу. Вы только что сообщили, что он подписал завещание в присутствии вас всех и что два свидетеля заверили его подпись, однако оно не подписано.

— Но это невозможно! — воскликнул Филипп с неожиданным жаром.

— У вашего отца было хорошее зрение? — спросил Тавернер.

— У него была глаукома, и для чтения он пользовался очками с очень сильными стеклами.

— В тот вечер он был в очках?

— Конечно. Он снял очки только после подписания завещания.

— И вы уверены, что никто не подходил к столу перед тем, как он его подписал?

— Никто,— сказала Софья.— Дедушка все время сидел на своем месте.

— Стол стоял там же, где теперь?

— Да.

— Видимо, подменили бумагу. Мистер Леонидас был уверен, что подписал документ, который только что прочел.

— А не могли стереть подписи? — спросил Роджер.

— Нет, мистер Леонидас, в этом случае остались бы следы. Остается только единственно возможная версия: это не тот документ, который подписал мистер Леонидас.

В комнате воцарилось молчание.

— Я могу поклясться, что послал мистеру Леонидасу именно этот документ,— возразил Гейтсхилл.— В верхнем левом углу было пятно, по форме напоминающее самолет, я хорошо его запомнил.— Все переглянулись.— Очень любопытно,— продолжал адвокат.— В моей практике такого еще не было.

— Просто невероятно,— согласился Роджер.— Мы же все были там. Этого просто не могло быть.

Мисс де Хэвиленд сухо кашлянула.

— Ну что толку говорить — этого не могло быть, но случилось же! Каково положение дел сейчас — вот что я хотела бы знать.

Гейтсхилл сразу насторожился.

— В этом надо будет очень тщательно разобраться. Этот документ, конечно, отменяет все прежние варианты. Имеется множество свидетелей, видевших, как мистер Леонидас подписывал документ, который он считал своим завещанием. Гм... очень интересно. Прямо юридический казус.

Тавернер взглянул на часы.

— Время завтракать. Не буду вас задерживать.

— Может быть, вы позавтракаете с нами, инспектор? — спросил Филипп.

— Благодарю вас, мистер Леонидас, но я сейчас должен встретиться с доктором Греем.

— Вы останетесь, Гейтсхилл?

— С удовольствием, Филипп.

Все встали. Я незаметно протиснулся к Софье.

— Я ухожу или остаюсь?

— «Ухожу», я думаю,— пошутила она.

Я хотел разыскать Тавернера и по пути встретил Жозефину.

— Полицейские — дураки,— объявила она.

Из гостиной вышла Софья.

— Что ты делала, Жозефина?

— Помогала Нэнни.

— А мне кажется, ты подслушивала.

Жозефина состроила рожу и убежала.

— Этот ребенок,— заметила Софья,— тоже проблема.

 Глава 11

Я поехал в Скотланд-Ярд и застал Тавернера в кабинете отца. Он как раз заканчивал свой рассказ обо всем, что успел узнать.

— Ну и вот,— заключил он,— я вывернул их наизнанку, и что я имею — ничего! Нет мотива для убийства. И единственное, в чем мы можем обвинить жену и ее молодого человека,— это в том, что он смотрел на нее блестящими глазами, когда она наливала ему кофе.

— Послушайте, Тавернер, у меня кое-что есть,— вмешался я.

— Да? Ну, мистер Чарльз, что же вы узнали?

Я уселся и закурил сигарету.

— Роджер Леонидас с женой собирались удрать за границу в следующий вторник. У Роджера было бурное объяснение с отцом в день смерти старика. Старый Леонидас узнал что-то неладное, и Роджер признал свою вину.

Тавернер побагровел.

— Откуда, черт побери, вы все это узнали? Если от слуг...

— Нет, не от слуг. От частного агента.

— Что это значит?

— И я должен сказать в соответствии с канонами хорошего детективного романа, что он, или, скорее, она, или, лучше сказать, оно разбило полицию наголову. И думаю, мой частный агент знает гораздо больше.

Тавернер открыл рот и снова закрыл. Он хотел задать мне множество вопросов сразу, но не знал, с чего начать.

— Роджер! — воскликнул он.— Итак, он виновник?

Я с большой неохотой говорил о Роджере. Он мне нравился. Я вспомнил его уютную, располагающую к себе комнату, его обаяние. Мне чертовски не хотелось направлять ищеек по его следу. Возможно, конечно, что информация Жозефины окажется недостоверной, но я сомневался в этом.

— Так это ребятенок вам все рассказал? — спросил Тавернер.— Она вроде знает все, что происходит в доме. — Дети обычно знают все,— заметил отец сухо.

Информация Жозефины меняла всю ситуацию. Если Роджер залез в кассу компании и старик об этом узнал, его надо было заставить замолчать любой ценой и как можно скорее покинуть Англию. Возможно, Роджеру грозило судебное разбирательство. Решили прежде всего проверить дела компании.

— Будет страшный шум, если это подтвердится,— заметил отец.— Этот концерн ворочает миллионами.

— Если это действительно так, нам больше ничего не надо,— сказал Тавернер.

— Старик вызывает Роджера, тот не выдерживает и во всем сознается. Бренда в кино. Роджеру надо только выйти из комнаты, пройти в ванную, вылить инсулин и налить в ту же бутылочку концентрированный раствор эзерина. Если не он, его жена могла это проделать. Она была на половине старика в тот день, искала трубку, как она сказала, но могла и подменить лекарство. Она вполне способна на это.

Я кивнул.

— Да, я легко могу себе представить ее в этой роли. У нее хватит хладнокровия на что угодно. Роджер не додумался бы до такого способа. Это, скорее, похоже на женщину.

— Большинство отравителей — мужчины,—возразил отец.

— О, я это знаю,— сказал Тавернер.— Все равно, на Роджера это не похоже.

— Ну, допустим, они делали это вместе.

— Как леди Макбет,— продолжал отец, когда Тавернер ушел.— Что ты об этом думаешь, Чарльз?

Я представил себе тоненькую, изящную фигуру, стоящую у окна своей строгой комнаты.

— Видишь ли, леди Макбет была очень жадной. Я не думаю, чтобы Клеменс жаждала денег.

— Но она могла пойти на убийство, чтобы спасти мужа.

— Это — да. И она, конечно, может быть безжалостной.

«Разного рода безжалостность...» — это были слова Софьи.

Я поднял глаза и увидел, что Старик наблюдает за мной.

— О чем ты думаешь, Чарльз?

Я не сказал ему.

На следующий день меня вызвали к отцу. Тавернер был явно доволен собой и возбужден.

— Компания на мели,— сообщил отец.— Крах может произойти в любую минуту.

— Вчера акции резко упали,— возразил я,— но сегодня утром положение как будто бы стабилизировалось. Откуда у вас эти сведения?

— Нам пришлось действовать очень осторожно,— сказал Тавернер.— Никаких прямых расспросов, ничего, что могло бы вызвать панику. У нас есть свои источники информации, и довольно надежные. Компания вот-вот обанкротится. Все дело в том, что уже много лет в руководстве творится что-то неладное.

— И кто отвечает за это? Роджер?

— Да.

— Он взял деньги компании?

— Нет,— ответил Тавернер.— Мы так не думаем. Он может быть убийцей, но он не мошенник. Откровенно говоря, он вел себя чрезвычайно глупо. Такое впечатление, что он просто не разбирается в делах. Он все время делал не то, что нужно, доверял, кому не следовало бы, заключал сделки не вовремя, медлил, когда нужно было действовать.

— Да, есть такие люди,— сказал отец,— и это не значит, что они глупы. Они плохо разбираются в других и не знают, куда направить свою энергию.

— Такие люди не должны заниматься большим бизнесом,— заметил Тавернер.— Он бы и не занимался, если бы не был сыном Аристида Леонидаса. Предприятие при старике процветало. Это была золотая россыпь. Роджеру надо было сидеть в сторонке и смотреть, как все делается само собой. Но само собой ничего не делается. Кого-то надо уволить, кого-то назначить. Примечательно, что Роджер всегда принимал неправильные решения. Иногда ему в голову приходили нелепые мысли, и он настаивал на их реализации, несмотря на громадные расходы.

— Но ничего криминального? — настаивал отец.

— Нет.

— Тогда зачем убийство? — спросил я.

— Он мог быть просто дураком, но не мошенником, однако результат от этого не меняется. Единственное, что могло спасти компанию,— это баснословная сумма, которую надо было внести не позднее среды.

— Эту сумму он надеялся получить по завещанию отца?

— Именно.

— Но он не смог бы получить ее наличными.

— Нет, но получил бы кредит, а это одно и то же.

Отец кивнул.

— А не проще ли было попросить старого Леонидаса о помощи?

— Я думаю, он просил. Видимо, этот разговор и подслушала Жозефина. Надо полагать, старик отказался наотрез.

Видимо, Тавернер был прав. Да, это был достаточный повод для убийства.

Отец взглянул на. часы.

Я пригласил его сюда,— сказал он.

— Роджера?

— Да.

— «Не пройти ли мне в свою каморку»,— сказал паук мухе,— пробормотал я.

Тавернер взглянул на меня с возмущением.

— Мы предупредим его.

Через несколько минут в комнату вошел Роджер. Он вошел быстро, но как-то неуклюже, споткнулся о стул. И опять напомнил мне большого, доброго пса. Он не подменял лекарство — я был уверен в этом. Он бы обязательно разбил пузырек, пролил бы что-нибудь и вообще все перепутал.

—- Вы хотели видеть меня? Что-нибудь выяснилось? Здравствуйте, Чарльз, я вас не заметил. Очень мило, что вы пришли. Но, пожалуйста, скажите же мне, сэр Артур...

Какой милый парень! Но множество убийц были хорошими ребятами, как впоследствии говорили о них их удивленные друзья. Чувствуя себя Иудой, я улыбнулся ему.

Отец был сдержан и сугубо официален.

Были произнесены привычные формулы: «...заявление... добровольно... адвокат... стенограмма...»

Роджер нетерпеливо слушал. Я увидел едва заметную ироническую усмешку Тавернера и понял ее так: «Они всегда уверены в себе, эти парни. И не делают ошибок. Они достаточно умны для этого».

— Я пригласил вас сюда, мистер Леонидас,— продолжал отец,— не для того, чтобы сообщить вам важные сведения, а для того, чтобы услышать от вас то, что вы утаили.

Роджер чрезвычайно удивился.

— Утаил?! Но я рассказал вам абсолютно все,

— Я имею основания думать, что это не так. Вы имели беседу с отцом в день его смерти?

— Да, да. Я пил с ним чай. Я ведь говорил вам об этом.

— Но вы не сказали, что у вас был серьезный разговор.

— Мы просто беседовали.

— О чем?

— О доме, о Софье, о всяких мелочах.

— А о делах компании?

Я очень надеялся, что Жозефина придумала всю эту историю, но мои надежды не оправдались.

Лицо Роджера исказилось — оно выражало отчаяние, я бы сказал.

— Боже мой! — Он закрыл лицо руками.

Тавернер улыбнулся, как сытый, довольный кот.

— Теперь, мистер Леонидас, вы признаете, что не были откровенны с нами?

— Как вы узнали? Я думал, что никто об этом не знает.

— У нас есть свои возможности...

Наступила многозначительная пауза.

— Я надеюсь, вы понимаете, что в ваших интересах рассказать нам всю правду.

— Да, конечно, я все скажу. Что вы хотите знать?

— Верно ли, что компания накануне краха?

— Да. Ах, если бы только отец умер, ничего не узнав! Мне так стыдно!

— Компании предстоит судебное преследование?

Роджер подскочил.

— Нет, это банкротство, но кредиторам заплатят по двадцать шиллингов за фунт — я вложу свои личные деньги. Я чувствую себя опозоренным только потому, что не оправдал надежд моего отца. Он доверял мне. Он передал мне свое самое большое и самое любимое предприятие, никогда не вмешивался, целиком полагаясь на меня. А я подвел его.

— Вы сказали, что судебного преследования не будет. Почему же вы с женой собирались тайно уехать за границу?

— Это вы тоже знаете?

— Да, мистер Леонидас.

— Ну как вы не понимаете?! Я не мог сказать ему правду. Он мог подумать, что я прошу деньги. Он очень любил меня и захотел бы помочь, Но я не мог больше стоять во главе этого предприятия — я опять запутался бы, я просто для этого не гожусь. У меня нет его способностей, и я всегда это знал. Я очень старался, но ничего не вышло. Бог мой! Вы не знаете, как я страдал. Я перепробовал все, чтобы выпутаться, надеялся, что он ничего не узнает. А потом крах оказался неизбежным. Клеменс, моя жена, она поняла и согласилась со мной. Мы придумали этот план. Уехать, никому ничего не сказав. Решили, что я оставлю отцу письмо, в котором открою всю правду и попрошу простить меня. Он всегда был очень добр ко мне, но на этот раз не смог бы помочь мне. Я хотел начать все сначала. Жить просто и скромно. Выращивать фрукты, например. Иметь только самое необходимое. Конечно, для Клеменс это тяжело, но она была согласна. Это удивительная женщина...

— Понятно,— сухо заметил отец,— и что же заставило вас передумать?

— Передумать?

— Что заставило вас пойти к отцу и попросить финансовую помощь?

Роджер уставился на него.

— Но я не делал этого...

— Послушайте, мистер Леонидас...

— Вы неправильно меня поняли. Я не ходил к нему. Он сам послал за мной. Услышал в Сити какие-то слухи и потребовал объяснений. Тут я не выдержал и все ему рассказал. Я сказал, что меня не столько беспокоят деньги, сколько тот факт, что я не оправдал его доверия.— Роджер судорожно проглотил слезы.— Вы не можете представить себе, как он был добр ко мне. Никаких упреков. Я сказал ему, что мне нужна помощь, что я хотел бы уехать, но он не стал меня и слушать. Отец твердо решил помочь мне и на этот раз.

— Вы хотите, чтобы мы поверили, будто ваш отец хотел помочь вам деньгами? — спросил Тавернер резко.

— Конечно. Он сразу же написал своим маклерам.

Очевидно, по выражению лиц Роджер понял, что ему не верят. Он покраснел.

— Письмо при мне. Я должен был отправить его, но, когда это случилось, совсем забыл об этом.

Он вытащил бумажник и достал смятый конверт.

— Если вы мне не верите, прочтите сами.

Отец надорвал конверт. В письме, адресованном господам Креато и Ханберну, давались указания о реализации определенных вкладов и приглашался агент, который должен был заняться делами компании. Очевидно, Аристид Леонидас твердо решил поставить компанию на ноги.

— Мы дадим вам расписку на это письмо, мистер Леонидас,— сказал Тавернер.

Роджер взял расписку и встал.

— Теперь вам понятно, как все произошло?

— Мистер Леонидас дал вам это письмо, и вы ушли? Что вы делали потом?

— Я кинулся к себе. Жена только что вернулась. Я рассказал ей об отце, какой он замечательный! Я был так взволнован, что даже не сознавал, что делаю.

— Ваш отец почувствовал себя плохо через какое-то время?

— Кажется, через полчаса или, может быть, через час. К нам вбежала Бренда. Она была страшно испугана. Я побежал к отцу. Но я вам все это уже рассказывал.

— Во время первого визита к отцу вы заходили в ванную комнату?

— Не думаю. Нет-нет, я уверен, что не заходил. Вы думаете, что я...

Отец прервал этот взрыв негодования. Он встал и протянул ему руку.

— Благодарю вас, мистер Леонидас. Вы нам очень помогли. Но вам следовало бы рассказать нам это раньше.

Дверь за Роджером закрылась. Я подошел к столу, чтобы взглянуть на письмо.

— Это может быть и подлогом,— сказал Тавернер с надеждой в голосе.

— Может быть,— согласился отец,— но я этого не думаю. Нам придется поверить в то, что старый Леонидас хотел вызволить сына. Живой, он мог сделать это гораздо лучше, чем Роджер после его смерти, особенно если учесть, что завещания не оказалось и вопрос о сумме, получаемой Роджером по наследству, остается открытым. При теперешнем положении дел крах неизбежен. Нет, Тавернер, Роджер и его жена не были заинтересованы в смерти старика. Напротив...— Он остановился и задумчиво повторил: — Напротив...— Чувствовалось, что ему пришла в голову какая-то неожиданная мысль.

— О чем вы думаете, сэр? — спросил Тавернер.

— Если бы Аристид прожил еще двадцать четыре часа, у Роджера было бы все в порядке. Но он не прожил этих суток. Он умер через час при весьма странных обстоятельствах.

— Гм,— сказал Тавернер.— Вы считаете, кто-то в доме был заинтересован в разорении Роджера? Не похоже.

— Кто получает по завещанию деньги старого Леонидаса?

— Вы же знаете этих юристов. Я никак не могу получить прямого ответа. Существует прежнее завещание, составленное после его женитьбы на Бренде. Ей завещается та же сумма, немного меньше — мисс де Хэвиленд, а остальное делится между Филиппом и Роджером. Я считал, что, поскольку новое завещание оказалось неподписанным, будет действительным составленное ранее. Ничего подобного! Сам факт составления нового завещания, свидетели — все это аннулирует прежнее завещание. Если же оба они будут признаны недействительными, вдова, очевидно, получит очень большую сумму.

— Значит, если завещание не найдется, выиграет от этого Бренда?

— Да, я уверен, что в этой темной игре Бренда замешана. Но, убей Бог, не понимаю, как они это проделали.

Я тоже не понимал. Мы были удивительно, неправдоподобно глупы, но это потому, что выбрали изначально неверную точку зрения,

 Глава 12

После ухода Тавернера мы некоторое время молчали.

— Папа, на что похожи убийцы?

Старик задумчиво посмотрел на меня. Мы настолько хорошо понимали друг друга, что он сразу уловил, что я хотел спросить.

— Да, сейчас это очень важно для тебя... Убийство вошло в твою жизнь, и ты не можешь отнестись к этому как посторонний наблюдатель.

Я всегда по-дилетантски интересовался делами Скотланд-Ярда, но расследование убийства Аристида Леонидаса стало самым важным в моей жизни, и Софья поняла это гораздо раньше меня.

Отец продолжал:

— Какие бывают убийцы? Я встречал среди них очень симпатичных.

Я был удивлен.

— О да! Обычные, милые люди, как ты и я, как Роджер. Понимаешь, убийство — это зачастую не профессиональное преступление. Я не говорю о гангстерах. Иногда я чувствую, что человек не собирался убивать, но его вынудили обстоятельства. Может быть, он чего-то страстно добивался, то ли денег, то ли женщины — и вот убил... Тормоз не сработал.

Ребенок обычно, когда чего-то хочет, действует инстинктивно. И в этот момент не испытывает угрызений совести. Он рассердится, например, на котенка и говорит: «Я убью тебя!» И ударяет котенка молотком по голове, а потом сам чуть не умирает с горя. Многие дети пытаются утопить крошечного брата или сестренку только потому, что им мешают играть или отвлекают на себя внимание взрослых. Дети рано начинают понимать слово «нельзя» — они знают, что, если не послушаются, их ждет наказание. Позже они уже чувствуют, что можно и чего нельзя делать.

Думаю, что некоторые, повзрослев, так и остаются в этом отношении инфантильными, морально не созревшими. Разумом они понимают, что убивать нельзя, но не ощущают этого всем своим существом. В своей практике я не встречал, однако, убийцу, не испытывавшего угрызений совести. Это, вероятно, и есть Каинова печать. Они знают, что убивать нельзя, но всегда находят для себя оправдания: для них это был единственный выход, жертва сама напросилась и тому подобное...

— Как ты думаешь, если кто-нибудь ненавидел старого Леонидаса — это достаточный повод для убийства?

— Только ненависть? Думаю, это весьма сомнительно. Когда ты говоришь «ненависть», ты имеешь в виду нелюбовь, доведенную до предела. Ненависть на почве ревности возникает из любви и крушения надежд. Все утверждали, что Констанция Кент очень любила своего брата, которого она убила. Но ей нужны были внимание, любовь, она ревновала. Я думаю, люди чаще убивают тех, кого они любят, чем тех, кого ненавидят. Может быть, потому, что только люди, которых мы любим, могут сделать нашу жизнь невыносимой. Но это все не то, что тебе нужно. Насколько я понимаю, тебе нужен какой-то универсальный признак, по которомуты мог бы отличить убийцу в нормальной и милой семье.

— Да.

— Существует ли такой общий знаменатель? Знаешь, если и существует, то я склонен думать, что это тщеславие.

— Тщеславие?

— Да, я никогда не встречал убийцу, который не был бы тщеславным. И именно тщеславие губит их. Убийцы, конечно, боятся, что их поймают, но не могут не важничать и не хвастаться. Они уверены, что действовали очень умно. Кроме того, убийца жаждет общения.

— Общения?

— Да. Видишь ли, совершив убийство, человек становится страшно одиноким. Ему хочется рассказать кому-нибудь о том, что произошло, но он не может себе это позволить. Поэтому, если он не может говорить о том, как убил, то, по крайней мере, может обсуждать убийство чисто теоретически и так далее.

Если бы я был на твоем месте, я бы учел это. Поезжай туда, побудь с ними и заставь их говорить. Конечно, это совсем не просто. Виноваты они или нет, каждый будет рад возможности высказаться, потому что тебе они могут сказать то, что побоятся сказать друг другу. Но, возможно, ты сумеешь заметить разницу.

Человек, который что-то скрывает, вообще не может позволить себе много говорить. Те, кто во время войны работали в разведке, хорошо это знали. Если ты окажешься в руках врага, можешь назвать свое имя, звание, номер — и ни слова больше. Люди, которые пытались дать ложную информацию, всегда делали ошибки и попадались. Слушай, что они говорят, и следи.

Я рассказал, как Софья говорила о безжалостности членов семьи в разных ее проявлениях. Это его заинтересовало.

— Да, твоя барышня права. В большинстве семей есть какой-нибудь дефект, какая-то слабость или даже порок. Хорошо, если что-нибудь одно. А теперь представь себе, что кто-то из потомков унаследовал безжалостность Хэвилендов и беззастенчивость в достижении целей Леонидасов. Адская смесь!

Но я бы не ломал голову над вопросами наследственности. Это слишком сложно. Поезжай туда, мой мальчик, и дай им возможность общаться с тобой. Твоя Софья права в одном отношении. Вам обоим нужна только правда. И позаботься о ребенке.

— Жозефине? Ты имеешь в виду, что она не должна догадываться о моих наблюдениях?

— Нет, не это. Последи за ней, позаботься о том, чтобы с ней ничего не случилось.

Я с удивлением уставился на него.

— Ну как ты не понимаешь, Чарльз? В доме убийца. А Жозефина знает больше, чем надо.

— Да, вот про Роджера она же все правильно рассказала.

— Я всегда доверяю показаниям детей. Но на суде они никуда не годятся. Плохо отвечают и теряются, бормочут что-то невнятное. И ужасно любят пускать пыль в глаза. Жозефина это и делала. Не задавай ей вопросов, притворись, что ты не веришь в ее осведомленность. Это заставит ее говорить. Позаботься о ней. Она может кому-то помешать.

 Глава 13

Я поехал в «Кривой дом» (как я мысленно называл его), чувствуя себя виноватым. Я передал Тавернеру все, что узнал от Жозефины о Роджере, а про любовные письма Бренды и Лоуренса умолчал. Я убеждал себя, что Жозефина все придумала, но мне просто не хотелось быть источником доказательств виновности Бренды. Ее одиночество в доме, враждебность окружающих заставили меня встать на сторону Бренды. Если эти письма существуют, Тавернер и его люди разыщут их. Кроме того, она торжественно заверила меня, что между нею и Лоуренсом нет недозволенных отношений, и я склонен был скорее верить ей, чем злобному гномику Жозефине. Разве не сама Бренда говорила, что у Жозефины «не все дома»? Но, вспомнив ее черные умненькие глаза, я подумал, что, к сожалению, у Жозефины «все дома» и, по-видимому, она говорила правду.

Я позвонил Софье и попросил разрешения приехать,

— Пожалуйста, приезжайте, Чарльз.

— Как дела?

— Не знаю. Хорошо. Все еще обыскивают дом. Что они ищут?

— Понятия не имею.

— Мы все очень нервничаем. Приезжайте как можно скорее. Я, наверное, сойду с ума, если не поговорю с кем-нибудь.

Я сказал, что выезжаю.

Около дома никого не было. Дверь была открыта. Пока я раздумывал, войти мне или позвонить, услышал за спиной легкое движение. Я быстро повернулся. У тисовой изгороди стояла Жозефина и наблюдала за мной. Ее лицо было наполовину скрыто огромным яблоком» Увидев, что я заметил ее, она отвернулась.

— Здравствуй, Жозефина.

Она не ответила и исчезла за изгородью. Я последовал за ней. Девочка сидела на каменной лестнице у пруда с золотыми рыбками, болтала ногами и ела яблоко, Она посмотрела на меня со злостью.

— Я опять приехал, Жозефина.

Это было не очень удачное начало разговора, но ее молчание и немигающий взгляд действовали мне на нервы.

С отличным чувством стратегии она продолжала молчать.

— Хорошее яблоко?

На этот раз она снизошла до ответа,

— Безвкусное.

— Жаль, я не люблю безвкусных яблок.

— Никто не любит.

— Почему ты не поздоровалась со мной?

— Не хочу.

 — Почему?

— Вы донесли полиции.

— Ты говоришь о...

— О дяде Роджере.

— Но все выяснилось. Все в порядке. Полиция теперь знает, что он не сделал ничего дурного,— я хочу сказать, он не присваивал чужих денег.

Жозефина бросила на меня презрительный взгляд,

— Какой вы глупый!

— Очень сожалею об этом.

— Я ничуть не беспокоилась о дяде Роджере. Просто настоящие сыщики так не поступают. Разве вы не знаете, что полиция не должна ни о чем догадываться до самого последнего момента?

— Понимаю. Извини, Жозефина. Я не должен был рассказывать.

— Вы плохо поступили. Я доверилась вам.

Я извинился в третий раз. Жозефина немного смягчилась и опять принялась за яблоко.

— Но полиция все равно узнала бы: мы не смогли бы сохранить этот секрет.

— Потому что дядя Роджер объявит себя банкротом?

Как всегда, она была хорошо осведомлена.

— Думаю, что все идет к этому.

— Сегодня вечером собираются обсуждать дядю Роджера. Папа, мама, дядя Роджер и тетя Эдит. Тетя Эдит хочет дать ему денег, но у нее их еще нет, а папа, наверное, не даст. Он говорит, что если Роджер попал в переплет, то сам виноват, и какой смысл бросать хорошие деньги вслед за плохими? А мама слушать об этом не хочет, потому что она надеется, что папа даст деньги на постановку «Эдит Томпсон». Вы слышали об Эдит Томпсон? Она была замужем, но не любила своего мужа. Она любила одного молодого человека, который сошел с парохода, а муж пошел из театра другой дорогой и заколол их кинжалом.

Я еще раз удивился обширности знаний Жозефины.

— Звучит-то хорошо,— продолжала Жозефина,— но пьеса не получится. Опять будет вроде «Иезавели».— Она вздохнула.— Как бы я хотела узнать, почему собаки не ели ее ладони!

— Жозефина, ты сказала мне, что почти наверное знаешь, кто убийца,

— Ну и что?

— Кто он?

Она презрительно посмотрела на меня.

— Ах, понимаю! До самого последнего момента... Даже если я пообещаю вообще ничего не рассказывать инспектору Тавернеру?

— Мне не хватает нескольких улик. И все равно,— продолжала она, кидая огрызок яблока в пруд,— я бы вам не сказала. Вы знаете, кто вы,— вы Ватсон!

Я проглотил это оскорбление.

— О’кей, я — Ватсон. Но ведь Ватсону рассказывали какие-то факты, а он делал неправильные выводы. Разве тебе не будет смешно слушать, как я делаю неправильные выводы?

Жозефина на секунду заколебалась, но потом покачала головой.

— Нет. И вообще мне не очень нравится Шерлок Холмс. Он ужасно старомоден.

— А как насчет писем?

— Каких писем?

— Которые Бренда и Лоуренс писали друг другу. Ты же сама мне о них говорила.

— А я выдумала.

— Не верю.

— Да, выдумала. Я часто выдумываю. Мне это нравится.

— Послушай, Жозефина, я знаком с одним человеком в Британском музее, который очень хорошо знает Библию. Если он узнает, почему собаки не ели ладони Иезавели, ты расскажешь мне про, эти письма?

На этот раз Жозефина не знала, на что ей решиться.

Недалеко от нас внезапно хрустнула ветка.

— Нет, все равно не скажу.

Я признал свое поражение. Слишком поздно я вспомнил совет отца.

— Ну ладно,— сказал я,— это только игра, ты сама ничего не знаешь.

Ее глаза вспыхнули, но она не заглотила приманку,

Я встал,

— Мне пора разыскать Софью. Пошли.

— Я останусь здесь.

— Нет, ты не останешься. Ты пойдешь со мной.

Я бесцеремонно схватил ее за руку и заставил встать. Она удивилась, но пошла за мной. Скорее всего потому, что ей хотелось посмотреть, как отнесется семья к моему присутствию. Почему я настаивал, чтобы она пошла со мной? Позже я понял. Потому что вдруг хрустнула ветка. 

 Глава 14

Из большой гостиной доносились голоса. Я не решился войти. Пройдя дальше по коридору, открыл какую-то дверь и попал в большую светлую кухню. На пороге стояла старая женщина в белоснежном переднике.

Насколько я знал, Нэнни никогда не видела меня, но она сказала:

— Вы ведь мистер Чарльз, не правда ли? Входите, я угощу вас чаем.

Я сел к столу, и Нэнни принесла мне чашку чая и бисквит. Мне казалось, что я снова в детской. Все было хорошо, и я ничего не боялся.

— Мисс Софья будет рада, что вы приехали. Она слишком нервничает.

— Где же Жозефина? Ведь она пришла со мной.

Нэнни неодобрительно щелкнула языком.

— Подслушивает у дверей и записывает все в свою дурацкую книжечку. Ее давно следовало отправить в школу, чтобы она росла с детьми. Я сказала об этом мисс Эдит, и она согласилась со мной, но хозяин считал, ,что ей лучше оставаться дома.

— Он, видимо, очень любит ее?

— Любил, сэр. Он их всех очень любил.

Я удивился тому, что она говорит о любви Филиппа к своей дочери в прошедшем времени. Нэнни заметила мое удивление и слегка покраснела.

— Когда я сказала «хозяин», то имела в виду старого мистера Леонидаса.

Прежде чем я успел ответить, в кухню вошла Софья.

— О, Чарльз! Нэнни, я так рада, что он приехал.

— Я знаю, родная.

Нэнни собрала посуду и вышла. Я подошел к Софье и обнял ее.

— Любимая, вы дрожите, в чем дело?

— Я боюсь, Чарльз.

— Я люблю вас. Если бы мы могли уехать!

Она отодвинулась и покачала головой.

— Это невозможно, мы должны быть здесь до конца. Но знаете, Чарльз, невыносимо жить, зная, что кто-то в доме, кто-то, с кем я встречаюсь и разговариваю каждый день,— хладнокровный, расчетливый отравитель.

Я не знал, что сказать.

— Только бы узнать правду. Больше всего меня пугает, что мы никогда не узнаем ее.

Я легко представил себе, какой это будет кошмар.

— Скажите, Софья, сколько людей в доме знали о глазных каплях? Кто мог знать, что они опасны для жизни?

— Я понимаю ваш вопрос, но это нам ничего не даст. Дело в том, что мы все о них знали.

— Но все знали примерно...

— Однажды мы пили кофе у дедушки. Он любил, чтобы все собирались у него. У него ужасно болели глаза. Бренда принесла капли, и Жозефина, которая вечно задает вопросы, спросила: «Почему на бутылочке написано „Глазные капли — не трогать!11? Что будет, если выпить всю бутылочку?» Дедушка засмеялся и ответил: «Если Бренда по ошибке впрыснет мне эти капли вместо инсулина, лицо посинеет и я умру, потому что у меня не очень крепкое сердце». А Жозефина сказала: «О-о!» И дедушка продолжал: «Поэтому мы должны тщательно следить за тем, чтобы Бренда не впрыснула мне вместо инсулина эзерин».

После паузы Софья добавила:

— Мы все это слышали. Понимаете, все!

Я понимал. Старый Леонидас сам подсказал убийце,! как можно просто и легко убрать его.

Я тяжело вздохнул. Софья угадала мои мысли.

— Это ужасно!

— Знаете, Софья,— медленно произнес я,— вы правы. Бренда не могла этого сделать. Сделать именно так, как сказал он, было бы слишком опасно.

— Не знаю. Бренда иногда бывает невероятно глупа,

— Ну не настолько же! Это, конечно, не Бренда.

Софья отошла от меня.

— Вы не хотите, чтобы убийцей оказалась Бренда?

— Ну что я мог сказать? Я просто не мог произнести: «Да, я надеюсь, что это не Бренда».

А почему не мог? Только потому, что Бренда была совсем одна и на нее была направлена ненависть всей семьи Леонидас? Жалость к более слабому? Ее беззащитность? Я вспомнил, как она сидела на диване в роскошном траурном туалете, страх, застывший в ее глазах...

Очень вовремя вошла Нэнни.

— Только и разговоров что об убийствах. Забудьте о них, вот что я вам скажу. Пусть этим занимается полиция, это их дело, а не ваше.

— О, Нэнни, неужели ты не понимаешь, что в доме убийца?

— Глупости, мисс Софья. У меня не хватает терпения с вами. Двери всегда открыты, ничего не запирается. Очень удобно для воров и грабителей.

— Но это не мог быть грабитель. Ведь ничего не пропало. И зачем грабителю понадобилось входить в дом и кого-то травить?

— Я не говорю, что это грабитель. Я только сказала, что все двери открыты. Любой мог войти. Если вы спросите меня, я скажу, что это сделали коммунисты.

— А зачем им убивать бедного дедушку?

— Ну, все говорят, что они всегда во всем замешаны. Если не коммунисты, то уж наверняка католики.

С видом человека, сообщившего свое окончательное решение, она вышла.

Мы расхохотались.

— Добрая старая протестантка,— сказал я.

— Теперь пойдем в гостиную, там идет семейный совет. Он был назначен на вечер, но почему-то начался раньше.

— Может быть, неудобно?

— Если вы собираетесь войти в семью, вам лучше увидеть их, так сказать, «без перчаток».

— О чем там речь?

— О делах Роджера. Вы уже, кажется, приложили к этому свою руку. Но надо быть сумасшедшим, чтобы подумать, будто Роджер убил дедушку. Он его обожал.

— Я и не думал, что Роджер убил... Я подозревал Клеменс.

— Только потому, что я подала вам эту мысль. Но вы ошибаетесь. Клеменс, по-моему, ничуть бы не расстроилась, если бы Роджер потерял все свои деньги. Я думаю, она была бы даже рада. У нее какая-то странная страсть — не обременять себя вещами.

— Пошли!

Когда мы вошли в гостиную, голоса разом смолкли. Все уставились на нас.

Семья была в сборе. Филипп сидел в большом кресле, в простенке. Его прекрасное лицо напоминало суровую маску. Он был похож на судью, произносящего приговор. Роджер пристроился сбоку на пуфе, около камина. Волосы взъерошены, галстук сбился в сторону. Он был очень взволнован. Клеменс сидела рядом с ним. Она смотрела в сторону. Эдит вязала в дедушкином кресле. Ее губы были плотно сжаты. Магда и Юстас напоминали прекрасный портрет Гейнсборо. Они сидели вместе на диване — красивый темноволосый мальчик и очаровательная герцогиня в роскошном платье из тафты, из-под которого выглядывала маленькая ножка в высокой туфельке.

Филипп нахмурился.

— Софья, прости, но мы обсуждаем семейные дела.

Я приготовился извиниться и уйти, но Софья опередила меня. Она решительно сказала:

— Мы с Чарльзом надеемся пожениться. И я хочу, чтобы он остался.

— А почему бы и нет? — вскричал Роджер, вскакивая с места.— Я повторяю, Филипп, что в этом нет ничего секретного. Весь мир узнает об этом завтра или послезавтра. Во всяком случае, мой мальчик,— он подошел ко мне и дружески положил руку на мое плечо,— вы все знаете. Вы были там утром.

— Ну, пожалуйста, расскажите нам, как выглядит Скотланд-Ярд,— воскликнула Магда.— Стол? Стулья? Какие занавески? Цветов, наверное, нет? Диктофон?

— Вы были там утром? — резко спросил Филипп,— Зачем? Ах да, ваш отец...

Он нахмурился. Я еще раз почувствовал, насколько мое присутствие нежелательно, но Софья сжала мою руку.

Клеменс пододвинула мне стул.

— Садитесь, пожалуйста!

Я взглянул на нее с благодарностью и сел.

— Вы можете говорить что угодно,— сказала мисс де Хэвиленд, очевидно, продолжая прерванный разговор,—1 но я считаю, что мы должны уважать желания Аристида. Когда вопрос о завещании выяснится, мое наследство переходит в твою пользу, Роджер.

— Нет-нет, тетя Эдит, нет!

— Я хотел бы иметь возможность сказать то же самое,— вставил Филипп,— но надо все обсудить.

— Дорогой Фил, ну как ты не понимаешь?! Я ни у кого не возьму ни копейки.

— Конечно, он не может взять! — отрезала Клеменс.

— Послушайте, Эдит,— вмешалась Магда,— если вопрос с завещанием выяснится, у него будет свое собственное наследство.

— Но это выяснение может затянуться,— заметил Юстас.

— Ты ничего не понимаешь, Юстас,— оборвал его Филипп.

Он сказал эту фразу с заметным удовольствием.

— И нечего обсуждать,— заявила Клеменс.

— Для меня, во всяком случае,— сказал Роджер,— это не имеет значения.

— Я думаю, что это имеет очень большое значение,— проворчал Филипп.

— Нет,— возразил Роджер,— нет! Разве что-нибудь имеет значение по сравнению с тем, что отец мертв?! А мы сидим здесь и обсуждаем денежные дела.

Филипп слегка покраснел.

— Мы только стараемся помочь...

— Я знаю, Фил, старина, я знаю. Но никто ничего не может сделать.

— Я, наверное, мог бы собрать некоторую сумму. Акции очень упали в цене, и я не могу трогать основной капитал, но...

Магда быстро перебила Филиппа:

— Конечно, ты не можешь достать денег, дорогой.

Было бы абсурдно пытаться и нечестно по отношению к детям...

— Еще раз повторяю, я ни у кого ничего не прошу! — заорал Роджер,— Я уже охрип, доказывая вам это. Я хочу, чтобы все шло как идет.

 — Это вопрос престижа,— возразил Филипп,— отца и нашего.

— Это не было семейным делом. Это был полностью мой концерн.

— Да,— сказал Филипп, со значением глядя на него,— это был твой концерн.

Эдит встала.

— Я думаю, мы уже все обсудили.

Филипп и Магда тоже поднялись. Юстас вышел из комнаты, и я обратил внимание на его напряженную походку. Он слегка прихрамывал.

Роджер взял Филиппа под руку.

— Ты молодчина, Фил, я ценю твое желание помочь мне.

Братья вышли вместе,

Магда пробормотала!

— Какой шум из-за пустяков.— И последовала за ними.

Софья, сославшись на то, что должна приготовить мне комнату, ушла.

Эдит де Хэвиленд собирала свое вязанье. Она взглянула на меня, и я было решил, что она хочет поговорить со мной. Но она, видимо, передумала, вздохнула и тоже вышла.

Клеменс стояла у окна и смотрела в сад, я подошел и встал рядом.

— Благодарение Богу, все позади,— сказала она и добавила.» — Что за ужасная комната!

— Она вам не нравится?

— Я не могу в ней дышать. В ней всегда пахнет засохшими цветами и пылью.

Я подумал, что она не права. Это была очень «женская» комната, экзотическая, обволакивающая, и я бы предпочел ее комнате Клеменс.

— Это декорация, фон для Магдиных представлений.— Она взглянула на меня.— Вы понимаете, что мы тут делали? Акт II — семейный совет. Это Магда устроила. И совершенно напрасно. Обсуждать было нечего. Все решено и кончено.— Ее голос звучал почти радостно.

Потом она заметила мое недоумение,

— О, как вы не понимаете! Наконец-то мы свободны! Уже много лет Роджер — самый несчастный человек на свете. У него никогда не было способностей к бизнесу. Он любит лошадей и коров, любит жить в деревне. Но он обожал отца и не хотел его огорчать. Я не хочу сказать, что старик был тираном, что он навязывал детям свою волю. Он давал им деньги и свободу, был очень предан им.

— А разве это плохо?

— Я думаю, да. Когда дети вырастают, они должны жить отдельно и не зависеть от родителей. Это ведь вы подсказали полиции мысль, что Роджер убил отца из-за денег. Вы даже не представляете себе, насколько это смешно.

— Теперь я понимаю.

— Когда Роджер увидел, что крах неизбежен, он почувствовал огромное облегчение. Он предвкушал новую жизнь.

— Куда вы собирались уехать?

— На Барбадос. Недавно умерла моя дальняя родственница и оставила мне крошечное поместье. Совсем пустяк, но мы могли бы там жить. Конечно, мы будем очень бедны, но на скромную жизнь нам хватит. Зато мы будем вместе, без нервотрепки, далеко от всех.

Она вздохнула.

— Роджер смешной. Он ужасно переживает из-за того, что мы будем бедны. Это у него семейное — он придает деньгам слишком большое значение. Когда я жила с первым мужем, мы бедствовали. Роджер считает, что это был какой-то подвиг с моей стороны. Он не понимает, что я была счастлива. С тех пор я уже никогда не была так счастлива, хотя и не любила Ричарда так, как люблю Роджера. Меня не интересуют деньги, и уж, конечно, я не стала бы из-за них кого-то убивать.

Я безоговорочно поверил ей.

— А вас не смущает, что вам придется отказаться от работы, когда вы переедете на Барбадос? Вы ведь едете?

— Да, как только разрешит полиция. Нет, меня не смущает вопрос работы. Я бы не хотела бездельничать, но на Барбадосе найдется дело и для меня.— И, помолчав, добавила: — Ах, только бы скорее все это выяснилось, чтобы мы могли уехать.

— Клеменс, а вы не знаете, кто это сделал? При вашей сообразительности у вас, наверное, есть какие-то подозрения?.

Она как-то странно, сбоку, взглянула на меня.

— Нельзя строить догадки, это не научно,— сказала она смущенно,— но наиболее очевидными виновниками мне кажутся Бренда и Лоуренс.

— Так вы подозреваете их?

Клеменс пожала плечами.

Потом секунду постояла, как бы прислушиваясь к чему-то, и вышла из комнаты. В дверях она столкнулась с Эдит.

Та сразу подошла ко мне.

— Мне надо поговорить с вами.— Я вспомнил слова отца. Может быть, это... Но Эдит продолжала: — Я надеюсь, у вас не создалось ложного представления. Я имею в виду Филиппа. Его довольно трудно разгадать. Он мог показаться вам сдержанным и холодным, но он не такой. Это просто его манера держать себя.

— Я не думал...— начал я.

Но она перебила меня.

— Вот и сейчас, с Роджером. Филипп не жадный, он никогда не дорожил деньгами, он чудесный человек, но его надо знать. Частично это можно объяснить тем, что он был вторым ребенком. Он обожал отца. Конечно, все дети его любили, и он любил детей, но Роджер был его особой гордостью. Он был старший и первый. Я думаю, Филипп чувствовал это. Он замкнулся, занялся историей, книгами, прошлым. Видимо, он страдал — дети обычно страдают...

Она сделала паузу, потом заговорила снова.

— Я хочу сказать, что, по моему мнению, он ревновал Роджера к отцу. Может быть, это было безотчетно, но теперь, когда Роджер потерпел поражение, мне кажется, хотя об этом страшно говорить, что Филипп не слишком огорчен.

— Вы хотите сказать, он доволен тем, что Роджер оказался в дураках?

— Да, именно это я и хочу сказать.— Нахмурившись, она добавила: — Меня страшно огорчает, что он не сразу предложил свою помощь брату.

— А почему он должен был предлагать свою помощь? В конце концов, Роджер сам во всем виноват. Он взрослый человек. У него нет детей, как у Филиппа, с интересами которых надо считаться. Если бы он заболел или действительно нуждался, семья, конечно, помогла бы ему, но я уверен, что Роджер предпочтет встать на ноги без посторонней помощи.

— О да! Он только переживает из-за Клеменс. А Клеменс— необыкновенный человек. Ей действительно нравится жить без всяких удобств, ей достаточно иметь одну чашку. Это, наверное, в ее представлении модерн. У нее нет чувства прекрасного.

Эдит устремила на меня проницательный взгляд.

— Это ужасное испытание для Софьи. Очень жаль, что ее молодость омрачена такими переживаниями. Я люблю их всех. Роджера, Филиппа, а теперь Софью, Юстаса и Жозефину. Все они для меня дорогие дети, дети Марсии. Да, я их очень люблю.

Она замолчала, -потом вдруг резко сказала:

— Обратите внимание, это одностороннее обожание.

Потом быстро повернулась и вышла.

У меня было чувство, что последние слова были сказаны с особым значением, но я его не понял. 

 Глава 15

Софья стояла рядом со мной и смотрела в сад. Он выглядел мрачным и серым, полуголые деревья раскачивались на ветру.

— Он выглядит таким заброшенным...— как бы угадав мою мысль, сказала Софья.

Вдруг мы увидели, как из-за тисовой изгороди появилась тень, за ней другая. Они казались ирреальными в сумеречном свете.

Впереди шла Бренда Леонидас в серой шиншилловой шубке крадущейся, кошачьей походкой. Когда она проходила под окном, я видел, что губы ее искривлены в полуулыбке. Через несколько секунд появился Лоуренс. В сумерках он казался меньше ростом и тоньше. Они не были похожи на людей, возвращающихся с прогулки. В этих двух фигурах была какая-то тайна. Они напоминали призраков.

Я подумал, не под их ли ногами хрустнула тогда ветка. И по ассоциации спросил:

— Где Жозефина?

— Наверное, с Юстасом в классной.

Софья нахмурилась.

— Я очень беспокоюсь за Юстаса, Чарльз.

— Почему?

— Он все время угрюм, замкнут и вообще какой-то странный. Он страшно изменился с тех пор, как переболел. Я не могу понять, что происходит в его больном воображении. Иногда мне кажется, что он ненавидит нас всех.

— С годами это пройдет.

— Может быть. Но я все равно нервничаю.

— Почему, любимая?

— Наверное, потому, что папа и мама никогда о нем не беспокоятся. Они не похожи на родителей.

— А это и к лучшему. Дети обычно больше страдают от вмешательства в их жизнь, чем от безразличия к их судьбе.

— Верно. Знаете, я раньше не задумывалась над этим, а вот когда вернулась из-за границы, поняла, что это так. Они действительно странные люди. Отец живет в мире туманных исторических образов, а мама прелестно проводит время, придумывая спектакли. Сегодняшняя дурацкая комедия была абсолютно не нужна, по маме хотелось разыграть сцену семейного совета. Ей здесь скучно — вот она и сочиняет драму.

Мне на секунду представилась фантастическая сцена, в которой мать Софьи отравляет своего пожилого свекра, чтобы наблюдать кровавую драму, сотворенную ею самой, и разыграть роль героини. Забавная мысль! Я отогнал ее, но неприятное чувство осталось.

— За мамой надо все время следить,— продолжала Софья,—никогда не знаешь, что она вытворит.

— Забудьте про свою семью.

— Я бы с величайшей радостью забыла, но теперь это невозможно. Как я была счастлива в Каире — там я не думала о них.

— Вы никогда ничего не рассказывали о семье. Вы действительно хотели забыть о них?

— Наверное, мы слишком долго жили вместе. Слишком любили друг друга. У нас не так, как в других семьях, где, бывает, царит ненависть. Это очень плохо, но еще хуже жить, запутавшись в своих привязанностях. Я, наверное, именно это имела в виду, когда сказала, что мы живем все вместе в маленьком кривом доме. Дело не в какой-то нечестности: просто у нас не было возможности вырасти независимыми, прямыми. Мы все немного скрюченные, как вьюнок.

В комнату вошла Магда.

— Дорогие мои, почему вы не зажигаете свет — совсем темно.

Она повернула выключатель и расположилась на тахте.

— А Юстас какой сердитый! Он сказал, что находит все это просто неприличным. Забавные эти мальчики! — Она вздохнула.— Роджер — душка. Я ужасно люблю, когда он ерошит волосы и опрокидывает мебель.

Ну а Эдит? Разве не прелесть? Вот так просто взять и предложить ему деньги... И ведь это не было широким жестом. Она и впрямь собиралась так поступить. Но это ужасно глупо: Филипп мог подумать, что он должен сделать то же самое. Конечно, Эдит готова на все ради семьи. В чувствах старой девы к племянникам есть что-то трогательное. Когда-нибудь я сыграю такую преданную тетушку, старую деву.

— Ей, наверное, было очень тяжело после смерти сестры? — спросил я, отказываясь быть втянутым в очередное обсуждение Магдиных ролей.— Особенно учитывая ее нелюбовь к старому Леонидасу?

— Нелюбовь? Кто вам это сказал? Чепуха! Она была влюблена в него!

— Мама! — не выдержала Софья.

— Ну-ну, только не спорь со мной. Конечно, в твоем возрасте любовь — это красивая пара в лунном свете.

— Она сама говорила мне, что всегда ненавидела его,— сказал я.

— Может быть, только в самом начале. Она не могла простить сестре этот брак. Я готова признать, что между ними не было согласия, но это не мешало ей любить его. Дорогие мои, ведь я-то знаю! Конечно, только что овдовев, он не мог жениться на ней, да, наверное, и не собирался. Но она была вполне счастлива, воспитывая его детей. И ее ужасно рассердила его женитьба на Бренде. Это, по ее мнению, оскорбляло память сестры.

— Не больше, чем тебя и папу.

— Ну конечно, нам это тоже не понравилось, но Эдит... она просто взбесилась. Я же видела, как она смотрела на Бренду.

— Ну ладно, мама,..

Магда бросила на нее любящий взгляд, взгляд шаловливого, избалованного ребенка. И продолжала без всякой связи с предыдущим:

— Я твердо решила отправить Жозефину в школу.

— Жозефину в школу?!

— Да. В Швейцарию. Я займусь этим завтра же. Ее надо отправить немедленно. Ей вредно находиться в такой обстановке. Она болезненно интересуется всем происходящим. И будет гораздо лучше, если ее будут окружать сверстники. Я всегда так считала.

— Дедушка не хотел, чтобы Жозефина посещала школу,— возразила Софья.— Он всегда был против этого.

— Дорогой добрый дед любил, чтобы мы все были у него на глазах. Очень старые люди бывают эгоистичными. Ребенок должен расти вместе с другими детьми. А Швейцария пойдет Жозефине на пользу: зимний спорт, чистый воздух, прекрасная пища — гораздо лучше, чем здесь.

— Но это будет не просто, учитывая проблему с валютой,— сказал я.

— Ерунда, Чарльз. Это все легко уладить. Я завтра же дам телеграмму Рудольфу Альстнеру — он сейчас в Лозанне. Он все устроит. К концу недели мы ее отправим.

Подарив нам очаровательную улыбку, Магда вышла.

— Да,— сказала Софья,— мама просто невозможна. Ей приходят в голову самые неожиданные идеи, она начинает рассылать тысячи телеграмм и требует немедленного исполнения ее просьб. Зачем надо так поспешно увозить Жозефину?

— Сама идея школы неплохая. Ей действительно будет полезно побыть среди детей ее возраста.

— Дедушка этого не находил,— возразила Софья упрямо.

Я почувствовал легкое раздражение.

— Моя дорогая Софья, неужели вы думаете, что человек, которому за восемьдесят, лучше всех знает, в чем благополучие ребенка?

— Да, он лучше всех знал, в чем благополучие каждого в этом доме.

— Лучше, чем тетя Эдит?

— Нет, наверное, не лучше. Тетя была как раз сторонницей школы. Я согласна, что у Жозефины ужасные привычки, она повсюду сует свой нос, подслушивает. Может быть, потому, что играет в сыщиков.

Только ли желание добра Жозефине вызвало внезапное решение Магды? Ведь девочка была отлично осведомлена обо всем, что произошло в доме перед убийством, хотя это ее не касалось. Конечно, хорошая школа будет очень полезна для Жозефины, но меня смущало, что Магда так внезапно приняла это решение.

 Глава 16

Отец сказал: «Дай им возможность общаться и говорить с тобой».

На следующее утро во время бритья я обдумывал, что это мне дало. Эдит де Хэвиленд говорила со мной и специально с этой целью ко мне подошла. И Клеменс говорила со мной (или я говорил с ней). Затем Магда — во всяком случае, я был частью аудитории, перед которой она вещала. Софья, естественно, многое мне рассказала. Даже Нэнни. Но узнал ли я что-нибудь от них? Прозвучало ли в этих беседах какое-нибудь важное слово или фраза? Больше того, проскользнуло ли хоть какое-то свидетельство их повышенного тщеславия, которое подчеркивал отец? Нет, я ничего не заметил.

Единственным, кто не выказал абсолютно никакого желания говорить со мной, был Филипп. Не странно ли это? Он наверняка знал, что я хочу жениться на его дочери, и, несмотря на это, вел себя так, как будто меня не было в доме. По-видимому, его возмущало мое присутствие. Эдит извинилась за него. Она сказала, что это просто его манера вести себя. Она явно была расстроена из-за Филиппа. Почему? Я долго думал о Софьином отце и понял, что это человек с подавленной индивидуальностью. Ребенком он ревновал к отцу и был несчастлив. Потом замкнулся в себе. Под его сдержанностью могли таиться очень сильные чувства. Я не думал, что Филипп мог убить отца из-за денег. Но, может быть, какая-нибудь психологическая причина? Филипп поселился в доме отца, позже туда же приехал Роджер. День за днем Филипп был вынужден наблюдать, с какой любовью старый Леонидас относился к своему старшему сыну. Возможно, в своем разгоряченном воображении он не видел иного выхода, как только смерть отца? А если он еще и рассчитывал на то, что эта смерть будет инкриминирована его брату Роджеру? Роджер был накануне краха. Ничего не зная о последнем свидании Роджера с отцом и его готовности помочь сыну, Филипп мог думать, что нужда в деньгах будет достаточным поводом для обвинения Роджера. Была ли психика Филиппа настолько расстроена, чтобы довести его до убийства?

Я порезался и выругался. Что я делаю. Пытаюсь доказать, что отец Софьи — убийца? Разве для этого Софья настаивала на моем приезде? А может быть, для этого? В ее словах было что-то недосказанное. Если она втайне подозревает, что ее отец убийца, она никогда не согласится выйти за меня замуж, если это подтвердится. А так как это была Софья, умная и храбрая, ей нужна была только правда. Неопределенность будет вечным барьером между нами.

Эдит де Хэвиленд тоже что-то подозревает. Она слишком много говорила о Филиппе. Что хотела она выразить словами «одностороннее обожание»? А что имела в виду Клеменс, когда как-то странно посмотрела на меня и назвала Бренду и Лоуренса. Вся семья хотела, чтобы виновниками оказались Бренда и Лоуренс,— надеялась на это, но не верила. Конечно, все они могут ошибаться, и в конце концов окажется, что убийцы не Бренда и Лоуренс. А может быть, только Лоуренс? Ах, это было бы самым лучшим выходом.

Я вышел к завтраку, полный решимости поговорить с Лоуренсом как можно скорее. Когда я допивал вторую чашку кофе, мне пришло в голову, что Кривой дом уже оказывает свое влияние и на меня. Я тоже хотел узнать не правду, а вариант, который бы меня больше всего устраивал.

Софья сказала, что я найду Лоуренса в классной комнате. У двери Бренды я задумался: позвонить или просто войти? Наконец я решил не рассматривать дом как частную резиденцию Бренды и вошел без стука. Всюду тишина, никого не видно. Дверь в большую гостиную оказалась закрытой. Открытая дверь справа вела в спальню и в примыкавшую к ней ванную. Я знал, что там хранятся лекарства, и тихонько проскользнул внутрь. Теперь я убедился, что любой человек в доме, и даже извне, мог проникнуть сюда незамеченным.

Я огляделся. На стене увидел белый эмалированный шкафчик и открыл его. На полках стояло множество аккуратно расставленных лекарств, на всех были этикетки. Я мог сделать с этими бутылочками что угодно, а потом тихонечко спуститься вниз. И никто не узнал бы, что я был в ванной. Это не было для меня новостью, но я еще раз убедился, как трудно придется полиции.

Выйдя из ванной комнаты, я пошел по коридору. Слева столовая. Справа, в спальне Бренды, возилась горничная. Из соседней комнаты слышался голос Эдит. Она звонила в рыбную лавку. Небольшая винтовая лестница вела наверх. Я знал, что там расположена спальня Эдит, гостиная и комната Лоуренса. Рядом — несколько ступенек, ведущих в классную.

Я, подошел к двери и прислушался. Видимо, привычка Жозефины передалась мне. Fie испытывая ни малейшего стыда, я прилип к замочной скважине. Это был урок истории. Разбиралась эпоха Директории во Франции. Я широко раскрыл глаза от удивления — Лоуренс Браун оказался превосходным, педагогом. Я даже не знаю, почему я так удивился. Аристид Леонидае считался великим знатоком людей, и, естественно, он не взял бы плохого учителя.

Несмотря на мышиную наружность, Лоуренс, очевидно, обладал талантом вызывать интерес у своих учеников и будить их воображение. Драма Термидора, объявление Робеспьера, вне закона, великолепие Барраса, хитрость Фуше, Наполеон, полуголодный молодой офицер,— все вдруг ожило.

Потом Лоуренс задавал вопросы. Голос Жозефины звучал так, как будто у нее был насморк, но Юстас отвечал превосходно. Он говорил умно, со знанием дела и выказал тонкое чувство истории. Видимо, он унаследовал это от отца.

Раздался стук отодвигаемых стульев. Я отступил от лестницы и сделал вид, что только что поднялся. В этот момент дверь отворилась. На пороге стояли Юстас и Жозефина.

— Хэлло,— сказал я.

Юстас очень удивился.

— Вы что-нибудь хотите? — спросил он вежливо.

Жозефина не проявила никакого интереса к моему появлению и проскользнула мимо.

— Я просто хотел посмотреть классную,— объяснил я неловко.

— Вы же на днях ее видели. Раньше это была детская. В ней и сейчас полно игрушек.

Юстас придержал дверь, и я вошел. Браун стоял у стола. Он поднял голову, покраснел, пробормотал что-то в ответ на мое приветствие и торопливо вышел.

— Вы испугали его,— сказал Юстас.— Он очень легко пугается.

— Он тебе нравится, Юстас?

— Ничего. Ужасный осел, конечно.

— Но учитель он неплохой?

— Нет, даже интересный. Он страшно много знает. Начинаешь видеть вещи под другим углом. Я понятия не имел, что Генрих Восьмой писал стихи Анне Болейн, и знаете, вполне приличные стихи.

Мы поговорили о Чосере, о крестоносцах и, к удивлению Юстаса, о том, что Оливер Кромвель запретил праздновать Рождество. Он показался мне любознательным и способным мальчиком.

Постепенно я понял причину его всегдашнего плохого настроения. Его болезнь оказалась не только страшным испытанием — она в корне изменила его жизнь, лишив ее всякого интереса.

— В следующем семестре я был бы уже в одиннадцатом классе. Хватит сидеть дома и готовить уроки с сопливой девчонкой. Ей ведь всего двенадцать лет.

— Но у вас разная программа?

— Ну конечно. Она не проходит латынь и математику, но кому же приятно делить учителя с девчонкой!

Я попытался успокоить его мужскую гордость, заметив, что Жозефина очень развита для своих лет.

— Вы так думаете? А я считаю, что она ужасно тупая. Она просто помешана на детективных романах, повсюду сует свой нос и все записывает в свою черную книжечку. Делает вид, что очень много знает. Просто глупый ребенок — вот кто она,—-высокомерно заявил Юстас.— Во всяком случае, девчонки не могут быть сыщиками,— продолжал он,— я так ей и сказал. Она, конечно, взбесилась. Я думаю, мама права: чем раньше Дефо отправят в школу, тем лучше.

— А ты не будешь скучать без нее?

— Нет конечно! Боже мой! Этот дом невозможен! Мама вечно мотается в Лондон, заставляет драматургов заново писать пьесы для нее и поднимает ужасный шум из-за всяких пустяков. Папа запирается в своей комнате с книгами и иногда даже не слышит, когда к нему обращаются. Не понимаю, почему небо наградило меня такими родителями. А мой дядя Роджер — он всегда такой сердитый, что даже страшно. С тетей Клеменс полный порядок — она никогда не пристает, но я часто думаю, что у нее не все дома. Тетя Эдит неплохая, но очень старая. Конечно, после приезда Софьи стало немного лучше, но она тоже бывает колючей. Странная семейка, правда? Имеют мачеху, которая по возрасту годится в сестры. Чувствуешь себя круглым дураком.

Я хорошо понимал его. Я еще помнил свою обостренную чувствительность в этом возрасте.

— А как насчет дедушки? Ты любил его?

Лицо Юстаса приняло странное выражение.

— Дедушка был явно антиобщественным элементом.

— В каком смысле?

— Он ничем не интересовался, кроме наживы. Лоуренс говорит, что это очень плохо. Кроме того, он был ужасным индивидуалистом. Такой человек должен был уйти, как вы думаете?

— Ну,— сказал я резко,— од и ушел.

— Вот и хорошо. Не хочу быть желчным, но ведь нельзя получать удовольствие от жизни в таком возрасте.

— А разве он не получал?

— Он не мог... Во всяком случае, ему пора было уйти. Он...

В этот момент в комнату вошел Лоуренс. Он начал возиться с книгами, но мне показалось, что он поглядывает на меня. Потом взглянул на часы и сказал:

— Пожалуйста, будь здесь ровно в одиннадцать, Юстас. Мы и так потеряли слишком много времени.

— О’кей, сэр.— Юстас неторопливо направился к двери и вышел, насвистывая.

Лоуренс Браун кинул на меня быстрый взгляд, облизнул губы. Я был уверен: он вернулся только для того, чтобы поговорить со мной. Делая вид, что ищет какую-то книгу, он спросил:

— Ну как, они продвигаются?

— «Они»?

— Полиция.

Его нос дергался, руки дрожали. Мышь в ловушке, подумал я.

— Они не посвящают меня в свои секреты.

— О, я думал, что ваш отец — полицейский офицер.

— Да, но, естественно, не разглашает служебные тайны.

— Значит, вы не знаете... что... если...— Его голос замер.— Они не собираются произвести арест?

— Насколько я знаю, нет. Но я могу и не знать.

Он нервно заговорил:

— Вы не представляете себе, что это такое... Постоянное напряжение... Не знаешь, что... Я хочу сказать, они приходят и уходят... задают вопросы, которые явно не относятся к делу...

Он замолчал. Я спокойно ждал. Хочет говорить — пусть говорит.

— Вы были здесь, когда инспектор высказал свое чудовищное предположение? Насчет миссис Леонидас и меня... Это чудовищно! Чувствуешь себя таким беспомощным! Нельзя помешать людям придумывать всякие гадости. Только потому, что она была намного моложе мужа... У них грязные мысли. Я чувствую, что это заговор.

— Заговор? Интересно!

— Понимаете, семья мистера Леонидаса всегда держалась со мной очень высокомерно. Они презирали меня, смотрели на меня сверху вниз только потому, что богаты. Что я для них? Учитель. Да, я не воевал, но я всегда следовал своим убеждениям. Я считаю, что война — это величайший грех. Надо мной всегда смеялись. Однажды я кинулся в горящий дом, где оставалась женщина. Но сразу заблудился в дыму и потерял сознание. Пожарники с трудом нашли меня. Я слышал, как они говорили: «Мы бы справились и без этого дурака». Мне не стоит пытаться — все равно все против меня. Кто-то убил мистера Леонидаса, чтобы погубить меня.

— А что вы думаете о миссис Леонидас?

Он стал менее похож на мышь — больше на мужчину.

— Миссис Леонидас — ангел. Ее нежность и доброта к старику мужу были простоудивительны. Считать ее убийцей — смехотворно. И тупоголовый инспектор не понимает этого.

— В его картотеке много дел о молодых, нежных женах, отравивших своих престарелых мужей...

— Круглый идиот ваш инспектор,— сказал Лоуренс сердито.

Он подошел к книжному шкафу. Я решил, что ничего больше от него не узнаю, и медленно вышел из комнаты.

Когда я шел по коридору, открылась какая-то дверь и прямо на меня вывалилась Жозефина. Ее лицо и руки были перепачканы, на одном ухе висела паутина.

— Где ты была, Жозефина?

Я заглянул в приоткрытую дверь. Несколько ступенек вели на чердак, где стояли какие-то канистры.

— Вы не видите?

— Что ты там делала?

— Занималась розыском.

— Что можно искать на чердаке?

На это Жозефина ответила:

— Мне надо помыться.

— Я бы сказал, просто необходимо.

Жозефина исчезла в ближайшей ванной. В дверях она бросила:

— Я считаю, пора бы случиться следующему убийству. А что вы на это скажете?

— Что ты мелешь, Жозефина?

— А в книгах к этому времени всегда происходит еще одно убийство. Кто-то кого-то убирает с дороги раньше, чем тот успеет рассказать то, что знает.

— Ты читаешь слишком много детективных историй. В жизни так не бывает, а если в этом доме кто-то что-то и знает, то пока не собирается никому ничего рассказывать.

Ответ Жозефины .был приглушен шумом воды.

— Иногда они и сами не подозревают о том, что что-то знают.

Я даже заморгал, стараясь понять смысл этих слов. Затем, оставив Жозефину мыться, спустился вниз.

На лестнице я встретил Бренду. Она, подойдя, положила руку мне на плечо.

— Ну?

— Ничего,— покачал я головой.

Бренда тяжело вздохнула.

— Я ужасно боюсь, Чарльз.

Я жалел ее и хотел успокоить, отчетливо представляя себе ее одиночество в этом враждебном окружении. Кто был на ее стороне? Браун? Но он слабее ее. Разве можно опереться ка него в трудную минуту? Я хотел помочь ей, но что я мог сделать? Кроме того, у меня было чувство, что глаза Софьи с упреком наблюдали за мной. Я вспомнил, как Софья сказала: «Итак, она вас уже прибрала к рукам». Софья не видела, вернее, не хотела видеть отчаянного положения Бренды. Одна, без всякой поддержки, подозреваемая в убийстве...

— Следствие назначено на завтра,— сказала Бренда.— Что же будет?

— Ничего. Вам нечего беспокоиться. Следствие обяжет полицию продолжать поиски. Вероятно, газеты поместят соответствующую информацию. До сих пор ведь ничего не сообщали о насильственной смерти мистера Леонидаса. Видимо, его семья обладает очень большим влиянием. Но после следствия поднимется шумиха. Вы должны быть готовы к этому.

— Газетчики — это страшно.

— Будь я на вашем месте, Бренда, я бы не давал никаких интервью. И знаете, вам следует взять адвоката...

Она пришла в дикий ужас.

— Нет-нет, не в этом смысле. Но ведь кто-то должен защищать ваши интересы, наставлять вас, советовать вам. Понимаете, вы очень одиноки...

Она сжала мою руку.

— Да. Вы все понимаете. Вы очень помогли мне, Чарльз. Очень...

Я спустился по лестнице с приятным чувством удовлетворения.

У входной двери стояла Софья.

— Как вас долго не было,—сказала она сухо.— Вам звонили из Лондона. Отец ждет вас,

— В Скотланд-Ярде?

— Да.

— Интересно, зачем я им понадобился. Они не сказали?

Софья покачала головой. В ее глазах я прочел беспокойство.

Я привлек ее к себе.

— Не беспокойтесь, дорогая, я скоро вернусь.

 Глава 17

В кабинете отца обстановка была напряженной. Мой Старик сидел за столом. Инспектор Тавернер стоял у окна. В кресле для посетителей — мистер Гейтсхилл, очень возбужденный.

— ...просто поразительное недоверие! — услышал я конец фразы.

— Конечно, конечно,— сказал отец примирительным гоном.— Хэлло, Чарльз, как ты долго ехал! Произошло неожиданное событие!

— Беспрецедентное! — воскликнул мистер Гейтсхилл. Он был потрясен до глубины души.

— Сегодня утром,— продолжал отец,— мистер Гейтсхилл получил письмо от мистера Агродополуса, владельца ресторана «Дельфы». В молодости Леонидас оказал ему большую услугу, и мистер Агродополус был ему беспредельно предан. Как оказалось, Леонидас очень ему доверял.

— Я бы никогда не поверил, что Леонидас так скрытен и недоверчив,—перебил Гейтсхилл.— Конечно, он был в преклонном возрасте...

— Сказалась национальность. Понимаете, Гейтсхилл, когда человек стареет, он больше думает о молодости и о друзьях тех лет,

— Но я вел дела Леонидаса свыше сорока лет. Если быть точным, сорок три года и шесть месяцев.

— Что случилось? — спросил я.

Мистер Гейтсхилл открыл рот, но отец опередил его.

— Мистер Агродополус сообщил в своем письме, что он выполняет инструкции, полученные им от мистера Леонидаса.

Около года тому назад Леонидас передал ему запечатанный конверт с просьбой переслать это мистеру Гейтсхиллу сразу после его смерти. В том случае, если Агродополус умрет раньше, его сын, крестник Леонидаса, должен был выполнить это поручение. Мистер Агродополус извиняется за задержку. Он был очень болен и только вчера узнал о смерти своего друга.

— Все это в высшей степени непрофессионально,— пробормотал мистер Гейтсхилл.

— Когда мистер Гейтсхилл вскрыл конверт и ознакомился с содержанием письма, он решил, что его долг...

— При данных обстоятельствах,— вставил Гейтсхилл.

—  ...показать нам письмо. К письму было приложено завещание, составленное по всей форме.

— Итак, наконец-то обнаружилось завещание?

Мистер Гейтсхилл стал багровым.

— Это не то завещание, которое я писал по просьбе мистера Леонидаса. Это завещание, написанное его собственной рукой, что чрезвычайно опасно для неспециалиста. Видимо, он сделал это сознательно, чтобы оставить меня в дураках.

Тавернер попытался пролить бальзам на уязвленное самолюбие адвоката.

— Он был очень стар,— заметил он,—В таком возрасте люди становятся эксцентричными.

— Мистер Гейтсхилл по телефону познакомил нас с главным пунктом завещания. Я попросил его зайти к нам и захватить с собой оба документа, а также позвонил тебе, Чарльз,— пояснил отец.

Я не совсем понимал, зачем надо было вызывать меня. Поведение отца и Тавернера показалось мне странным и необычным. В свое время я бы узнал об этом завещании, и, в конце концов, какое мне дело, как распорядился старый Леонидас своими деньгами.

Отец пристально смотрел на меня, Тавернер старательно избегал моего взгляда. Я вопросительно взглянул на Гейтсхилла,

— Это не мое дело,— начал я,— но...

— Завещательное распоряжение мистера Леонидаса не является секретным. Я счел своим долгом изложить факты полицейским властям и получил от них соответствующие указания. Насколько я понимаю, между вами и Софьей Леонидас существует, скажем, взаимное понимание.

— Я хочу жениться на ней, но при существующих обстоятельствах она не дает на это согласия.

— И правильно делает.

Я не мог с ним согласиться, но сейчас было не время спорить.

— Поэтому завещанию,— продолжал мистер Гейтсхилл,— датированному 29-м ноября прошлого года, мистер Леонидас оставил своей жене сто тысяч фунтов. Все остальное имущество переходит к его внучке, Софье Катерине Леонидас.

Я чуть не задохнулся. Меньше всего на свете я ожидал этого.

— Все Софье? Чрезвычайно странно. Но почему же?

— Он очень ясно изложил причины в сопроводительном письме,— сказал отец.— Вы не возражаете, мистер Гейтсхилл, если Чарльз прочтет его?

— Я в ваших руках,— холодно ответил Гейтсхилл,— Это письмо в какой-то мере объясняет странное поведение мистера Леонидаса.

Отец протянул мне письмо.

«Дорогой Гейтсхилл!

Вы будете удивлены, получив это письмо, и, по всей вероятности, оскорблены. Но у меня есть особые причины для нижеизложенного. Во всякой семье (я заметил это еще в детстве и запомнил навсегда) имеется одна сильная личность, которой приходится брать на себя ответственность за всех остальных. В моей семье таким человеком был я. Я приехал в Лондон, устроился, содержал мать и ее престарелых родителей, вызволил из тюрьмы брата, помог сестре освободиться от неудачного замужества и так далее. Бог дал мне долгую жизнь, и я мог позаботиться о своих детях и внуках. Многих унесла смерть, остальные, к моей большой радости, находятся при мне. Когда меня не станет, бремя, которое нес я, должен взять на себя кто-то другой. Сначала я думал разделить мое состояние между всеми близкими, но потом передумал. Кто-то один должен стать моим наследником и взять на себя ответственность за всю семью. Я не считаю, что мои сыновья подходят для этого. Мой любимый сын Роджер не обладает деловыми качествами, и, хотя у него прекрасный характер, он слишком порывист, чтобы принимать правильные решения. Мой второй сын Филипп настолько не уверен в себе, что способен только на то, чтобы удалиться от практических дел. Юстас, мой внук, очень молод, и я не думаю, что он обладает нужными для этого качествами. Он слишком легко поддается чужому влиянию. Только моя внучка Софья обладает здравым смыслом, она умна, смела и великодушна. Ей я вверяю благополучие семьи и заботу о моей доброй невестке—Эдит де Хэвиленд, которой я бесконечно благодарен за ее долголетнюю привязанность.

Теперь, я надеюсь, вам понятно, почему я завещаю все свое состояние Софье. Мне гораздо труднее объяснить вам., старый друг, почему я прибегнул к обману. Мне хотелось избежать обид и осуждения, а так как сыновья были обеспечены мною раньше, не думаю, что это завещание поставит их в унизительное положение. Чтобы избежать лишних разговоров, я попросил вас составить для меня текст завещания. Я положил его на стол, закрыл верхнюю часть промокательной бумагой и попросил позвать слуг. Когда они пришли, я немного передвинул промокательную бумагу, открывая тем самым конец какого-то документа, подписал свое имя и попросил подписать их.

Едва ли нужно объяснять то, что мы подписали завещание, приложенное к этому письму, а не составленное вами и прочитанное мною вслух.

Я не могу надеяться, что вы поймете причины, побудившие меня поступить именно так. Я просто прошу вас простить мне этот маленький обман. Все очень старые люди любят иметь свои секреты.

Благодарю вас, дорогой друг, за вашу преданность. Передайте Софье, что я очень любил ее и просил позаботиться о семье.

 Искренне ваш Аристид Леонидас.»

Я прочел это замечательное письмо с глубоким интересом.

— Невероятно!

— В высшей степени невероятно,— подтвердил мистер Гейтсхилл, вставая,—Я повторяю, что мой старый друг мистер Леонидас должен был довериться мне,— добавил он с обидой.

— Нет, Гейтсхилл,—сказал отец,— он не мог так поступить. Он был прирожденный обманщик, Ему нравилось, если так можно выразиться, поступать криво.

Гейтсхилл вышел. Он был оскорблен в своем профессиональном достоинстве.

— Это здорово потрясло его,—заметил Тавернер.— Очень почтенная, уважаемая фирма. Когда старый Леонидас хотел провернуть сомнительную сделку, он обращался к другим. Да, он определенно был обманщик.

— Особенно в вопросах завещания,— сказал отец.

— Мы дураки,— продолжал Тавернер.— Если подумать хорошенько, единственным человеком, который мог проделать фокус с завещанием, был сам старик. Нам просто не пришло в голову, что ему это понадобится.

Я вспомнил презрительную усмешку Жозефины и ее слова: «Какая полиция глупая!»

Но Жозефина не присутствовала при чтении завещания, и, даже если она подслушивала под дверью (в чем я почти не сомневался), она вряд ли могла догадаться о том, что задумал ее дедушка. Откуда же это высокомерие? Что она могла знать о глупости полиции? Или она просто пускала пыль в глаза?

Удивленный их молчанием, я поднял глаза. Отец и Тавернер наблюдали за мной. Что-то в их глазах заставило меня сказать им с вызовом:

— Софья ничего об этом не знала!

— Нет?! — произнес отец.

Я не понял, было это согласием или вопросом.

— Она будет ужасно удивлена.

— Да?

Наступила пауза. И вдруг в тишине неожиданно резко прозвучал звонок телефона. Отец взял трубку.

— Слушаю. Соедините.

Он взглянул на меня.

— Звонит твоя барышня. Хочет поговорить с нами. Что-то срочное.— Он передал мне трубку.

— Алло, Софья?

— Чарльз? Это вы? Жозефина...

— Что с ней?

— Ранена в голову. Сильное сотрясение мозга. Она в тяжелом состоянии...

Я повернулся к отцу.

— Ранили Жозефину.

Отец взял трубку, резко бросив мне:

— Я предупреждал, что ты должен проследить за ребенком.»

 Глава 18

Мы с Тавернером немедленно выехали на полицейской машине. Я вспомнил нашу встречу на чердаке и небрежное замечание Жозефины:

— Пора произойти второму убийству.

Бедная девочка не подозревала, что сама может оказаться жертвой. Конечно, я виноват в том, что недосмотрел за ней. Вполне возможно, что Жозефина знала, кто отравил старого Леонидаса. Занимаясь своим любимым делом — подслушиванием, она могла узнать что-то такое, чему сама не придала должного значения.

Вспомнил я и ветку, хрустнувшую под чьими-то ногами. В тот момент у меня было предчувствие опасности, но потом я подумал, что мои подозрения мелодраматичны и беспочвенны. А ведь я должен был понимать, что тот, кто совершил убийство, оказался в отчаянном положении и, следовательно, готов совершить еще одно, если это как-то поможет ему отвести от себя подозрения. Но, увы, теперь уже ничего нельзя поправить!

Софья вышла мне навстречу.

Жозефину увезли в больницу. Доктор Грей должен сообщить о результатах рентгеновского обследования.

— Как это случилось? — спросил Тавернер.

Софья повела нас в маленький, заброшенный дворик позади дома. На одном из углов мы увидели отворенную дверь.

— Это что-то вроде прачечной,— пояснила Софья.— В низу двери есть отверстие для кошек. Жозефина обычно становилась на край выемки и раскачивалась на двери. Это было ее любимым занятием.

Прачечная оказалась маленькой и темной. В ней стояли какие-то сундуки, ломаная мебель, кое-какой садовый инструмент. У двери валялся кусок мрамора, изображающий льва.

— Это осколок от парадной двери,— сказала Софья.— Видимо, в момент покушения его установили на верхней перекладине.

Тавернер поднял руку. Он легко достал до перекладины— дверь была низкой. Потом несколько раз открыл п закрыл дверь. Затем нагнулся к куску мрамора.

-— Кто-нибудь трогал его?

-— Нет, я никому не позволила.

— Хорошо. Кто нашел Жозефину?

— Я. Она не пришла к обеду (она обедает в час дня).

Нэнни звала ее, но безрезультатно. Тогда я сказала, что сама схожу за ней.

— Вы говорили, что она часто играла здесь? Кто знал об этом?

Софья пожала плечами.

— Думаю, все знали.

— Кто еще заходил сюда? Садовник?

— Вряд ли.

— Этот дворик не просматривается из дома? Значит, любой мог проскользнуть сюда и устроить эту ловушку. Но не так много шансов...—Он снова открыл и закрыл дверь.— Да, мрамор мог пролететь мимо. Но ей не повезло.

Софья вздрогнула.

Тавернер посмотрел на пол. На нем видны были отметины.

— Похоже, что кто-то сначала экспериментировал, чтобы убедиться, насколько все это слышно в доме.

— Нет, мы и понятия не имели, что с Жозефиной что-то случилось, пока я не нашла ее распростертой на земле, лицом вниз. На волосах была кровь.

— Это ее шарф?

— Да.

Обернув руку шарфом, он поднял кусок мрамора.

— Могут быть отпечатки пальцев. Хотя тот, кто это сделал, очень осторожен. На что вы смотрите?

Я внимательно осмотрел комочки земли на сиденье табуретки.

— Любопытно,— сказал Тавернер.— Кто-то становился на табуретку ногами. Зачем бы это? — Он покачал головой.— Когда вы нашли ее, мисс Леонидас?

— Минут пять второго.

— А ваша Нэнни видела ее за двадцать минут до этого. Кто последний входил в прачечную?

— Не знаю. Вероятно, сама Жозефина. Утром она здесь качалась.

Тавернер кивнул.

— За это время кто-то и подстроил ловушку. Вы говорили, что этот кусок мрамора обычно находился над парадной дверью. Не знаете, когда он исчез оттуда?

Софья покачала головой.

— Сегодня дверь не держали открытой. Слишком холодно.

— Вы случайно не знаете, что делали утром остальные члены семьи, где каждый из них был в это время?

— Я была на прогулке, Юстас и Жозефина делали уроки до половины первого. В половине одиннадцатого у них был перерыв. Отец, я думаю, все утро провел в библиотеке.

— А ваша мама?

— Она как раз выходила из спальни, когда я вернулась с прогулки. Это было в начале первого. Она поздно встает.

Мы направились в дом. Я последовал за Софьей в библиотеку. Филипп, бледный и осунувшийся, сидел на своем обычном месте за столом. Магда, свернувшись у его колен, тихо плакала.

Софья спросила, звонили ли из больницы.

Филипп отрицательно покачал головой. Магда зарыдала.

— Почему мне не позволяли поехать с ней? Мое дитя, мое забавное, уродливое дитя! А я еще называла ее подкидышем, и она злилась! Как я могла быть такой жестокой? А теперь она умрет.

— Успокойся, дорогая,— сказал Филипп.

Я почувствовал себя лишним и тихо вышел. На кухне плакала Нэнни.

— Это меня Бог наказал, мистер Чарльз, за мои мысли.

Я не стал вдумываться в значение ее слов.

— В этом доме завелось зло. Я не хотела верить этому, но теперь вижу. Кто-то убил хозяина, а теперь пытался убить Жозефину.

— А зачем ему надо было убивать Жозефину?

Нэнни отняла от лица носовой платок и бросила на меня проницательный взгляд.

— Вы сами хорошо знаете, мистер Чарльз, что это был за ребенок. Ей нравилось все знать. Совсем еще крошкой она пряталась под столом и подслушивала разговоры служанок, а потом запугивала их. Понимаете, хозяйка не очень любила ее. Жозефина всегда была очень некрасива, не такая, как остальные дети. Хозяйка виновата в том, что Жозефина стала злой. А теперь, когда в доме убийца, очень опасно заниматься подсматриванием и подслушиванием.

Да, это было опасно. И я спросил Нэнни:

— Вы не знаете, где она хранит свою черную записную книжку?

— Нет, не знаю.

— Когда ее нашли, книжки при ней не было?.

— Нет.

Взял ли кто-нибудь эту книжку, или она спрятала ее в своей комнате? Я решил проверить, но не знал, где комната Жозефины, а пока стоял в коридоре, раздумывая, услышал голос Тавернера:

— Я в ее комнате, входите же! Вы когда-нибудь видели что-либо подобное?

Я переступил порог и замер.

Было похоже, что по этой комнате пронесся ураган. Все ящики были выдвинуты, а их содержимое разбросано по полу. Кровать разворочена, ковры перевернуты, стулья опрокинуты, фотографии вынуты из рамок.

— Бог мой! — воскликнул я.— Сразу видно — что-то искали. Но все это невозможно проделать, чтобы не услышали и не увидели остальные обитатели дома.

— Почему невозможно? Миссис Леонидас проводит все утро в своей спальне, делает маникюр, выбирает туалет, звонит по телефону. Филипп занимается в библиотеке, нянька — на кухне. В доме, где каждый знает привычки друг друга, это несложно. Если хотите, любой обитатель дома мог устроить ловушку для ребенка и обыскать ее комнату. Правда, этот человек очень торопился.

— Так уж и любой?

— Да, я проверил. И Филипп, и Магда, и нянька, и даже ваша невеста. Бренда почти все время одна. У Лоуренса и Юстаса был получасовой перерыв. Мисс де Хэ-виленд была в саду, тоже одна. Роджер — в своем кабинете.

— Только Клеменс была в Лондоне.

— Нет, она оставалась дома из-за головной боли. Любой мог это сделать, будь они неладны, но к понятия не имею, кто именно. Что они искали?

Он еще раз окинул комнату взглядом. Что-то зашевелилось в моей памяти.

— Что она делала, когда вы ее видели в последний раз?

И тут я вспомнил.

— Подождите! — Я опрометью выскочил из комнаты и побежал на чердак. Жозефина сказала, что производила там «розыск». Вероятно, она прятала там то, что боялась хранить в своей комнате.

Через три минуты я нашел то, что искал,— пачку писем, завернутых в порванную коричневую бумагу. Я прочел первое письмо.

«О, Лоуренс, дорогой мой, любимый мой... Когда я вчера читала стихи, то была счастлива. Я знала, что они предназначались мне, хотя вы и не смотрели в мою сторону. Аристид сказал: „Вы хорошо читаете . Он не догадался, что мы оба переживаем. Дорогой мой, я уверена, что скоро все будет хорошо. Мы будем рады, что он ничего не узнал и умер спокойно. Он был очень добр ко мне, и я не хочу, чтобы он страдал. Но я не думаю, что после восьмидесяти лет интересно жить. Я бы не хотела. Скоро мы будем навсегда вместе. Как чудесно будет, когда я сумею назвать вас моим, дорогим мужем. Любимый мой, мы созданы друг для друга. Я люблю вас, люблю, люблю. Я не вижу конца нашей любви, она будет вечной...»

Там было еще очень много написано, но мне не захотелось читать дальше. Я спустился вниз в отвратительном настроении и передал письма Тавернеру.

— Возможно, наш неизвестный друг искал именно это.

Тавернер прочел несколько строк, свистнул и поглядел на меня, как кот, наевшийся вкусных сливок.

— Ну,— сказал он,— песенка миссис Бренды спета. И Лоуренса — тоже. Так это все-таки были они...

 Глава 19

Теперь, когда я оглядываюсь назад, мне странно вспоминать, что вся моя жалость и симпатия к Бренде мгновенно исчезли, как только я нашел эти письма. Может быть, пострадало мое самолюбие, когда я узнал, что она лгала мое и любит Лоуренса? Не знаю. Я не психолог. Предпочитаю думать, что меня мучили мысли о Жозефине.

— Теперь ясно, что ловушку подстроил Браун,—-сказал Тавернер.— Письма каким-то образом оказались у девчонки. И ему необходимо было отобрать их у нее. Даже если она станет болтать, ей без писем никто не поверит. Но он не мог их найти. Тогда осталось одно—-убрать ее. Он знал, что она любит играть в заброшенном дворике. Идеальным было дождаться ее прихода за дверью и ударить кочергой или другим тяжелым предметом. Там их было полно. Казалось бы, зачем возиться с мраморным львом, который может и не попасть в.нее, а если и попадет, может н не убить, как и случилось. Я спрашиваю, зачем?

— Ну и каков ответ?.

— Сначала я думал, что кто-то обеспечивал себе алиби, но потом оказалось, что ни. у кого его нет. Кроме того, все равно кто-то нашел бы девчонку, увидел кусок мрамора и понял, как было совершено покушение. Если бы убийца отнес мрамор на место, я бы не знал, что и думать.

— А как вы это теперь объясняете?

— Вы помните идиосинкразию Брауна? Он не терпит насилия — из-за этого и не воевал. Он просто не мог ударить ее по голове, но мог подстроить ловушку и уйти, чтобы не видеть, как все произойдет.

— Понимаю,— сказал я.— Это то же, что эзерин в пузырьке из-под инсулина.

— Именно.

— Вы думаете, Бренда не знала об этом?

— Думаю, что нет. Только этим можно объяснить тот факт, что она не выбросила бутылочку. Конечно, они могли это придумать вместе — легкая смерть для ее усталого, старого мужа — и все к лучшему в этом лучшем из миров. Но я готов спорить, что к покушению на Жозефину она не имела никакого отношения. Женщины, как правило, не очень верят во всякие чисто механические действия. И они правы. Это не наверняка. Видимо, эзерин был ее идеей, а все остальное придумывал он. Бренда из тех людей, кто избегает действовать напрямую, поэтому у них совесть спокойна. Я думаю, эти письма помогут нам завершить следствие. А потом, если ребенок поправится, все будет великолепно. Интересно, как чувствует себя человек, который скоро вступит в брак с миллионом фунтов стерлингов?

Я нахмурился. За это время я успел забыть о завещании.

— Софья еще ничего не знает? Хотите, чтобы я ей сказал?

— Насколько я понял, Гейтсхилл собирается преподнести им это печальное (или радостное?) известие завтра, после следствия. Интересно, как прореагирует на это семья?

 Глава 20

Предварительное следствие закончилось быстро.

Все были в хорошем настроении, потому что накануне из больницы сообщили, что Жозефина поправляется.

Доктор Грей подчеркнул, что к ней, однако, никого не пропустят, даже мать.

— Ее — ни в коем случае,— тихо сказала Софья.— Я специально предупредила об этом доктора Грея.

Видимо, мой взгляд выразил недоумение, потому что Софья резко добавила:

— Я очень рада, Чарльз, что у вас сохранились хоть в чем-то старомодные взгляды. Но вы еще не знаете, на что способна моя мама. Она просто ничего не может поделать с собой: она бы закатила грандиозную драматическую сцену, а это не лучшее лекарство для человека, который поправляется после ранения в голову. Нет, Жозефине необходим полный покой.

— Вы успеваете обо всем подумать, любимая.

— Кто-то должен думать обо всем теперь, когда дедушки нет с нами.

Я задумчиво посмотрел на нее. Здравый смысл старого Леонидаса не обманул его. Софья уже чувствует свою ответственность за всю семью.

После завершения следствия мы все отправились домой. Гейтсхилл пошел с нами. Собрав всю семью, он откашлялся и торжественно объявил:

— Я должен исполнить свой долг и сделать вам следующее заявление.

Так как я уже знал, о чем пойдет речь, то приготовился наблюдать за реакцией присутствующих.

Гейтсхилл говорил коротко и сухо, ничем не выдавая своего раздражения.

Сначала он прочел письмо Аристида, потом завещание.

Мне было очень интересно наблюдать за всеми — я только жалел, что не могу видеть их всех одновременно. Я не смотрел на Бренду и Лоуренса. По этому завещанию Бренда получала ту же сумму.

Больше всего меня интересовали Роджер и Филипп. У меня сложилось впечатление, что все держались очень хорошо. Губы Филиппа были плотно сжаты, красивая голова откинута на спинку кресла. Он так ничего и не сказал.

Магда же начала трещать, как только мистер Гейтсхилл выполнил свою миссию.

— Дорогая Софья, как это удивительно, как романтично! Подумать только — наш старый дедушка всех перехитрил! Он не доверял нам, он думал, мы рассердимся? Он никогда не выказывал к Софье больше любви, чем ко всем нам. Нет, это действительно очень драматично!

Магда легко вскочила на ноги, сделала пируэт и присела перед Софьей в придворном реверансе.

— Мадам Софья, ваша бедная, разоренная мамочка просит подаяния.— Она перешла на жаргон: — Подай мне грошик, дорогуша. Твоя мама хочет пойти в кино.

Ее рука жадно протянулась к Софье.

Не разжимая губ и не пошевелившись в кресле, Филипп сказал:

— Пожалуйста, Магда, успокойся. Нет нужды устраивать шутовские представления.

— О Роджер! — воскликнула Магда, поворачиваясь к нему.— Бедный, дорогой Роджер! Любимый папочка готов был прийти вам на помощь — и вдруг умер. А теперь Роджер ничего не получит. Софья, ты непременно должна что-то сделать для Роджера.

— Нег,— возразила Клеменс, делая шаг вперед,— Нам ничего не надо.

Роджер подошел к Софье и ласково взял ее за руки,

— Мне не нужно денег, дорогая девочка. Как только все выяснится, мы с Клеменс уедем в Вест-Индию и начнем новую жизнь. Если мы будем нуждаться, я, конечно, обращусь к главе семьи.— Он ободряюще улыбнулся Софье.— Но пока мне ничего не нужно. Я живу очень просто, у меня небольшие потребности.

— Все это очень хорошо,— неожиданно сказала Эдит,— но надо считаться с общественным мнением. Если тебя объявят банкротом, Роджер, а потом ты уедешь на другой конец света, будет много разговоров, задевающих Софью.

— Какое нам дело до мнения толпы! — презрительно заметила Клеменс.

— Мы знаем, что тебе до этого нет дела, но Софья живет здесь. У нее доброе сердце, и она — умница. Я не сомневаюсь, что Аристид поступил правильно, избрав ее хранительницей семейного состояния, хотя обделять сыновей, по нашим, английским понятиям, по меньшей мере странно. Но я думаю, будет неприлично, если станут говорить, что она оказалась жадной.

Роджер подошел к Эдит и обнял ее.

— Тетя Эдит, ты прелесть! Ты упрямый боец, но не хочешь понять одного: мы с Клеменс сами знаем, что нам нужно и чего не нужно.

На худом лице Клеменс выступили красные пятна.

— Никто из вас,— вызывающе сказала она,— не понимает Роджера. Вы никогда его не понимали и, наверное, никогда не поймете. Пойдем, Роджер.

Они удалились.

Мистер Гейтсхилл начал собирать бумаги. Лицо его выражало неодобрение.

Я взглянул на Софью. Она стояла у камина, очень спокойная и очень красивая. Она только что получила громадное наследство, но я думал сейчас только о том, какой одинокой вдруг стала Софья. Между нею и ее семьей вырос невидимый барьер. С этой минуты она была отделена от них, и мне показалось, что она уже поняла это. Старый Леонидас передал ей свое бремя. Он был уверен, что Софья справится, но мне было безумно ее жаль. Я уже чувствовал скрытую враждебность семьи к ней.

— Позвольте мне поздравить вас, Софья,— обратился к ней мистер Гейтсхилл.— Вы теперь очень богатая женщина. Я бы советовал вам не принимать опрометчивых решений. Если вы пожелаете обсудить со мной дальнейшее устройство дел, я буду счастлив помочь вам. Когда вы все обдумаете, позвоните мне.

— Роджер...— начала Эдит упрямо.

— Роджер,— продолжал мистер Гейтсхилл,— должен сам позаботиться о себе. Он уже взрослый — ему пятьдесят четыре года, если не ошибаюсь. Аристид был совершенно прав — у Роджера нет деловой жилки. И не будет.— Он взглянул на Софью.

— Если вы захотите поставить компанию на ноги, не думайте, ради Бога, что Роджер сможет успешно вести дела.

— Мне и в голову не придет ставить компанию на ноги,— парировала Софья.

Это были ее первые слова. Она сказала их деловым, решительным тоном.

— Это было бы идиотизмом,— добавила она.

Гейтсхилл взглянул на нее исподлобья и улыбнулся.

Затем попрощался и вышел.

Несколько мгновений все молчали.

— Я должен вернуться в библиотеку,— сказал Филипп вставая.— Я и так потерял слишком много времени.

— Папа...— умоляюще произнесла Софья.

Я увидел, как она вздрогнула и отступила, когда Филипп поднял на нее холодные, враждебные глаза.

— Извини, я не поздравил тебя, но я слишком потрясен. Никогда не думал, что мой отец так унизит меня, настолько пренебрежет моей любовью и преданностью.

Впервые он отбросил свою привычку сдерживаться и стал самим собой.

— Бог мой! — воскликнул он.— Как мог отец так поступить со мной?! Он всегда был несправедлив ко мне... всегда...

— О нет, Филипп,— вступилась Эдит,— ты не должен так думать. Не надо относиться к этому как к очередной обиде. Это не обида. Уверяю тебя, что это не так. Когда люди старятся, они, естественно, обращаются к молодому поколению. Кроме того, Аристид был деловой человек. Я часто слышала, как он говорил, что две доли налогов на наследство...

— Он никогда не любил меня! — перебил ее Филипп.— Роджер, всегда Роджер. Ну, по крайней мере,—-неистовая злоба исказила его лицо,— отец понял, что Роджер дурак и неудачник. Он его тоже обошел.

— А как насчет меня? — спросил вдруг Юстас.

До этого я его почти не замечал, но теперь увидел, что он весь дрожит. Он чуть не плакал.

— Позор! — истерически кричал он —Проклятый позор! Как посмел дедушка так поступить со мной?! Как он посмел? Я его единственный внук. Как он мог отдать все Софье? Это нечестно! Я ненавижу его, никогда не прощу ему. Отвратительный старый тиран! Я так хотел, чтобы он умер. Я мечтал уехать из этого дома, освободиться от всех. А теперь Софья будет вмешиваться в мою жизнь, и я вечно буду в дураках... Боже мой! Как я хочу умереть!

Его голос прервался, и он выбежал из гостиной.

— Никакого самообладания,— пробормотала Эдит де Хэвиленд.

— А я его хорошо понимаю! — воскликнула Магда.

— Не сомневаюсь в этом,— ехидно ответила Эдит.

— Бедный мальчик! Я должна поговорить с ним!

— Послушай, Магда...— Эдит поспешила за ней.

Их голоса замерли в отдалении.

Софья продолжала смотреть на Филиппа. Я прочел в ее взгляде мольбу, но он холодно взглянул на нее.

— Ты хорошо сыграла эту игру, Софья.— И он вышел.

— Как он мог произнести такие жестокие слова!— воскликнул я,—Софья...

Она протянула ко мне руки. Я обнял ее.

— Это уж слишком, дорогая.

— Я их понимаю.

— Этот старый дьявол, ваш дедушка, не должен был ставить вас в такое положение.

Она выпрямилась.

— Он верил, что я справлюсь. Так и будет. Но я бы хотела, чтобы Юстас не так тяжело это переживал.

— Со временем пройдет.

— Не похоже. Он из тех людей, кто мрачно смотрит на вещи. И я страшно огорчена, что отец так уязвлен.

— Ну, хоть мама  спокойна.

— Не совсем. Не очень приятно приходить к дочери и выпрашивать деньги на постановку пьесы. Она накинется на меня со своей Эдит Томпсон раньше, чем вы успеете оглянуться.

— А что вы ей ответите? Если деньги могут сделать ее счастливой...

— Я скажу — нет. Это очень плохая пьеса, и мама не справится с ролью. Это все равно, что выбросить деньги на ветер.

Я не мог не рассмеяться.

— В чем дело?

— Я начинаю понимать, почему дедушка оставил все деньги вам. Яблоко от яблони недалеко падает. 

 Глава 21 

Единственное, о чем я сожалел,— это то, что не было Жозефины. Она бы получила огромное удовольствие от этих распрей. Но Жозефина быстро поправлялась, и ее ждали со дня на день домой.

А тут произошло еще одно важное событие, которое она тоже пропустила. Я как раз был в саду с Софьей и Брендой, когда к дому подъехала машина, из которой вышли Тавернер и сержант Ламб. Они быстро направились к дому.

Бренда замерла и как-то странно посмотрела на полицейскую машину.

— Опять эти люди. Они вернулись. А я думала, что все уже позади.— Она вздрогнула.

Бренда присоединилась к нам за несколько минут до этого. Завернувшись в шиншилловое манто, она сказала:

— Если я не подышу свежим воздухом, то сойду с ума. Когда бы ни вышла за ворота, там дежурит репортер, который набрасывается на меня. Это похоже на осадное положение. Неужели так будет продолжаться вечно?

Софья сказала, что репортерам все это скоро надоест.

— Вы можете ездить на машине,— добавила она.

— Я же сказала, что мне нужно двигаться! — Потом вдруг резко спросила: — Вы отказали Лоуренсу от места, Софья, почему?

— У нас другие планы насчет Юстаса,— спокойно ответила Софья,—а Жозефина уезжает в Швейцарию.

— Вы очень расстроили Лоуренса. Он думает, что вы не доверяете ему.

Софья ничего не ответила, в этот момент и подъехала машина.

Совершенно расстроенная, Бренда повторила:

— Что им надо? Зачем они приехали?

Я ничего не сказал Софье о письмах, но знал, что они были переданы общественному обвинителю, поэтому меня не удивило появление полиции.

Тавернер вышел из дома и направился к нам. Бренда вся дрожала.

— У меня есть ордер на ваш арест,— обратился он к ней,— по обвинению в отравлении Аристида Леонидаса 19-го сентября сего года. Должен предупредить вас, что все, что вы скажете, может послужить уликой в суде.

И тут Бренда не выдержала: она бросилась ко мне, заплакала,закричала.

— Нет-нет-нет! Это не правда! Чарльз, скажите им, что это неправда! Я не делала этого, я ничего об этом не знала. Это заговор. Не позволяйте им увозить меня. Это неправда... неправда... я ничего не делала!..

Это было ужасно, невыносимо. Я пытался успокоить ее, обещал ей, что найму адвоката, советовал ей сохранять спокойствие.

Тавернер мягко взял ее под руку.

— Пойдемте, миссис Леонидас. Вам не нужна шляпа? Нет? Тогда мы сейчас же едем.

Она вырвалась, глядя на него огромными глазами.

— Лоуренс? Что вы сделали с Лоуренсом?

— Мистер Лоуренс Браун тоже арестован.

Она сразу поникла, по щекам потекли слезы, и тихо пошла к машине. В эту минуту из дома вышел Лоуренс в сопровождении сержанта Ламба.

Я глубоко вздохнул и повернулся к Софье, Она была очень бледна, лицо ее выражало отчаяние.

— Эго ужасно, Чарльз!

— Да.

— Вы должны нанять самого лучшего адвоката. Ей надо оказать помощь.

— Некоторые вещи трудно себе представить. Я никогда не видел, как арестовывают.

Мы молчали. Я вспомнил выражение беспредельного ужаса на лице Бренды. Да, Бренда не была бойцом. Я поражаюсь, как ее хватило на убийство. А может быть, она не убивала? Может быть, убил Лоуренс? С его манией преследования, неустойчивой психикой, он представлялся мне опасным человеком. Перелить содержимое одной бутылочки в другую просто и легко. И женщина, которую ты любишь, становится свободной...

— Итак, все кончено? — спросила Софья.— Но почему их арестовали именно теперь? Я думала, что улики недостаточны.

— Выяснились некоторые дополнительные обстоятельства. Найдены письма.

— Вы хотите сказать, их любовная переписка?

— Да.

— Какие идиоты сохраняют такие вещи?

— Действительно, идиоты. Каждый день в газетах пишут об этой абсурдной мании сохранять письменные доказательства любви, к чему это ведет, однако почему-то это никого не научило еще.

— И все равно, это ужасно.

— Да, это очень страшно, Софья, но не стоит так мучиться. В конце концов, разве не на такой исход вы надеялись все это время? Еще тогда, в ресторане, вы говорили об этом. Вы сказали, что все будет в порядке, если дедушку убил «определенный человек». Вы имели в виду Бренду, не правда ли? Бренду или Лоуренса?

— Не надо, Чарльз. Вы мучаете меня.

— Надо смотреть на вещи реально. Теперь мы можем пожениться, Софья. Нам незачем больше откладывать свадьбу. Семья Леонидасов вышла сухой из воды.

— Да, я думаю, мы вышли сухими из воды. Но вы уверены в этом?

— Дорогая моя! Но ни у кого из вас не было настоящего повода для убийства.

Она страшно побледнела.

— Кроме меня, Чарльз. У меня был повод.

— Да, конечно...— Я был растерян,—Хотя нет, вы ничего не знали о завещании.

— В том-то и дело, что знала,— прошептала она.

— Что?! — У меня все похолодело внутри.

— Я давно знала, что дедушка сделал меня своей наследницей.

— Но каким образом?

— Он сам сказал мне об этом за две недели до смерти. Однажды он сказал мне: «Все свои деньги я оставляю тебе, Софья. Ты должна позаботиться о семье, когда меня не станет».

— Но вы ничего не говорили мне об этом!

— Понимаете, когда с завещанием произошло недоразумение, я подумала, что дедушка ошибся, что это была игра его воображения. А если и было завещание в мою пользу, я надеялась, что оно потерялось. Я не хотела, чтобы оно нашлось. Я боялась.

Софья обладала трезвым умом и прекрасно знала, что последнее завещание Леонидаса бросало на нее тень. Теперь мне стал понятен ее отказ обручиться со мной и ее стремление во что бы то ни стало добиваться истины. Она говорила, что ей нужна только истина,— ничто другое ее не устраивало. Я вспомнил, как страстно она говорила об этом.

Мы уже направились к дому, когда я вдруг вспомнил ее следующую фразу. Она сказала, что могла бы совершить убийство — но только ради чего-то очень значительного.

 Глава 22

На повороте дороги мы столкнулись с Роджером и Клеменс. Роджер был очень возбужден, Клеменс хмурилась.

— Хзлло,—-сказал Роджер.— Наконец-то! Я думал, они никогда не арестуют эту гадину. Не понимаю, чего они ждали? Надеюсь, теперь-то они повесят ее и ее несчастного кавалера.

Клеменс еще больше нахмурилась.

— Не будь таким грубым, Роджер!

— Грубым? Чепуха! Совершенно хладнокровное, предумышленное отравление беспомощного, доверчивого старика! И когда я радуюсь, что убийцы пойманы и понесут наказание, мне говорят, что я груб. Я бы сам с наслаждением задушил эту женщину.

Потом спросил:

—- Ола была с вами, когда приехала полиция? Как она отнеслась к аресту?

— Это было ужасно,— сказала Софья тихо,— она до смерти испугалась.

— Так ей и надо.

— Не будь мстительным, Роджер.

— Извини, дорогая, но тебе §того не понять. Это был ведь не твой отец. Я любил отца, понимаешь, любил!

— Мне бы пора уже понять это.

— Ну представь себе, Клеменс, что это меня отравили.

Ее веки дрогнули, руки сжались в кулаки.

— Не говори таких вещей,—резко сказала она,— даже в шутку.

— Успокойся, дорогая, скоро мы будем далеко от всего этого.

Роджер с Софьей пошли вперед, мы с Клеменс позади.

— Я думаю, теперь мне разрешат уехать,— сказала Клеменс.

— А вы так сильно хотите этого?

— У меня нет больше сил.

Я взглянул на нее с удивлением.

— Разве вы не заметили, Чарльз, что я все время борюсь? Борюсь за свое счастье, за Роджера. Я опасалась, что они уговорят его остаться в Англии. Я боялась, что Софья предложит ему деньги и ради моего комфорта он нас гонт, чтобы мы остались здесь. Беда в том, .что Роджер никого и ничего не хочет слушать. Он думает, что сам все знает. Он в достаточной степени Леонидас, чтобы считать, будто для женщины все счастье — в деньгах. Но я больше не хочу жить в этой семье, не хочу быть связанной. Я буду бороться за свое счастье, увезу Роджера и создам ему такую жизнь, в которой он не будет чувствовать себя неудачником. Я хочу его для себя, только для себя.

Она говорила тихо, но страстно. Только теперь я понял, насколько она раздражена. И еще я понял, каким сильным и собственническим было ее чувство к Роджеру.

И тут я вспомнил странные слова Эдит: «одностороннее обожание». Может быть, это относилось к Клеменс. Роджер, думал я, любил своего отца больше всех на свете, даже больше, чем жену, хотя он обожал ее. Теперь я понял, насколько велико было желание Клеменс завоевать его безраздельную любовь. Ее чувство к Роджеру составляло смысл ее существования. Он был ее ребенком, мужем, любовником.

У дома остановилась машина.

— Хэлло! — воскликнул я.—-А вот иЖозефина!

Магда и Жозефина вышли из машины. У Жозефины голова была забинтована, но выглядела она замечательно.

— Я хочу посмотреть моих золотых рыбок.— Она тут же направилась к пруду.

— Дорогая девочка,— возразила Магда,— может быть, ты сначала полежишь и выпьешь бульона?

— Не приставай, мама. Я хорошо себя чувствую и ненавижу бульон.

Магда растерялась.

Я знал, что Жозефина могла выйти из больницы несколько дней тому назад и только по распоряжению Тавернера ее удерживали там. Он не хотел рисковать и не разрешал ей вернуться домой до ареста подозреваемых в убийстве.

— Я думаю, свежий воздух будет ей полезен,— обратился я к Магде.— Я пройдусь с ней.

Потом догнал Жозефину.

— Пока тебя не было, тут произошли всякие события.

Жозефина не ответила. Она близоруко всматривалась в пруд.

— Я не вижу Фердинанда,— вдруг заявила она обеспокоенно и капризно.

—- А какая из них Фердинанд?

— Рыбка с четырьмя хвостами.

— А мне нравится эта яркая золотая рыбка.

— Самая обычная.

— Ну а эта — какая-то противная, как молью съеденная.

— Много вы понимаете!

— Разве ты не хочешь узнать, что произошло в твое отсутствие?

— Я, наверное, уже все знаю.

— А ты знаешь, что найдено другое завещание и что дедушка оставил все деньги Софье?

Жозефина кивнула.

— Мама мне говорила, но я и раньше это знала.

— Ты хочешь сказать, что узнала об этом в больнице?

— Да нет же. Я сама слышала, как он говорил ей об этом.

— Ты подслушивала?

— Конечно.

— Это очень стыдно, и учти, что тот, кто подслушивает, может услышать и о себе всякие неприятные вещи.

Она как-то странно взглянула на меня.

— Я слышала, что он сказал обо мне, если вы это имеете в виду.

И добавила:

— Нэнни просто бесится, если поймает меня у двери. Она говорит, что маленькая леди не должна этим заниматься.

— Нэнни совершенно права.

— Глупости! Теперь нет леди. Говорят, это понятие устарело.

Я переменил тему.

— Ты немножко опоздала и пропустила великое событие. Главный инспектор Тавернер арестовал Бренду и Лоуренса.

Я ожидал, что Жозефина будет в восторге от этой информации, но она повторила скучающим голосом:

— Да, я знаю.

— Ты не можешь знать. Это только что случилось.

— Мы встретили их машину, и я сразу догадалась, что их арестовали. Я надеюсь, Тавернер предупредил их как полагается.

Я заверил ее, что все было сделано по закону.

— Мне пришлось рассказать ему о письмах,— признался я извиняющимся тоном.—-Я нашел их на чердаке. Сначала я хотел, чтобы ты сама ему об этом сказала, по тебя ранили.

— Меня должны были убить,— заявила она с явным удовольствием.— Я же говорила вам, что пора произойти второму убийству. Глупо было прятать письма на чердаке. Когда я однажды увидела, как он выходил оттуда, я сразу догадалась, что он что-то прячет. Больше ему там нечего было делать.

— Но я думал...—Я замолчал, услышав повелительный голос Эдит:

— Жозефина, сейчас же иди сюда!

Жозефина вздохнула.

— Опять пристают. Но я, пожалуй, пойду. Приходится слушаться, когда имеешь дело с тетей Эдит.

Она побежала по траве. Обменявшись с Эдит несколькими словами, Жозефина вошла в дом. Я подошел к Эдит, которая осталась на террасе.

В это утро она выглядела гораздо старше своих лет. Я испугался, увидев на ее лице глубокие морщины усталости и страдания. Она была без сил.

Увидев мою озабоченность, Эдит попыталась улыбнуться.

— Этому ребенку ничего не делается. Но в будущем мы должны за ней лучше смотреть. Правда, теперь в этом нет необходимости.— Она вздохнула и продолжала:— Я рада, что все кончилось. Но что за зрелище! Если вас арестовали по обвинению в убийстве, вы должны сохранять достоинство. Терпеть не могу таких людей, как Бренда. Совершенно не умеет себя держать. У них нет мужества. А Браун был похож на пойманного зайца.

— Бедняга,— посочувствовал я.

— Да, бедняга. Я надеюсь, у нее хватит ума позаботиться о себе. Я имею в виду хорошего адвоката и тому подобное.

Странно, подумал я, как они все не любят Бренду и тем не менее заботятся о том, чтобы она была обеспечена хорошей защитой.

— Как долго все это продлится?

Я сказал, что не знаю. В полиции им предъявят обвинения и, вероятно, передадут дело в суд. Месяца три или четыре, а если их осудят, еще добавочное время на апелляцию.

— Вы думаете, их осудят?

— Я не знаю. Все зависит от улик. Имеются письма.

— Любовные письма? Значит, они были любовниками?

— Они любили друг друга.

— Мне все это не .очень нравится, Чарльз. Я не люблю Бренду, а в прошлом ненавидела ее, часто говорила о ней плохо, но теперь мне бы хотелось, чтобы она имела все шансы... Аристид бы тоже этого хотел. Я чувствую, что именно я должна позаботиться о том, чтобы с Брендой обошлись честно.

— А Лоуренс?

— О, Лоуренс! — Она нетерпеливо пожала плечами.— Мужчины должны сами заботиться о себе. Аристид никогда бы нам не простил, если бы...

Она не закончила фразу. Затем сказала:

— Наверное, уже время ленча. Нам пора идти.

Я объяснил ей, что уезжаю в Лондон.

— На своей машине?

—  Да.

— Гм. Я подумала, не возьмете ли вы меня с собой. Я надеюсь, нам теперь можно ходить без поводка.

— Я с удовольствием возьму вас, но после завтрака Магда и Софья едут в город. Ва м будет удобнее с ними, чем в моей двухместной машине.

— Я не хочу ехать с ними. Я поеду с вами, но вы не очень об этом распространяйтесь.

Я удивился, но смолчал.

По дороге мы почти не разговаривали. Я спросил, куда ее отвезти.

— Харлей-стрит.

У меня появилось неприятное предчувствие, но я ничего не сказал.

Она продолжала:

— Нет, пожалуй, еще рано. Высадите меня у Дебенхейса. Я позавтракаю там, а потом пойду к доктору.

— Я надеюсь...— начал я.

— Вот поэтому я и не хотела ехать с ними. Магда во всем видит драму.

— Мне очень жаль.

— Не надо меня жалеть. Я прожила хорошую жизнь.— Она широко улыбнулась.— И она еще не кончена.

 Глава 23

 Я не видел отца несколько дней. Мы поздоровались, но он был очень занят, и я отправился искать Тавернера, Он как раз отдыхал и с удовольствием принял мое предложение пойти куда-нибудь выпить.

Я поздравил его с благополучным окончанием дела, и он принял мои поздравления, но вид у него был далеко не радостный.

— Как вы думаете, они будут осуждены?

— Не могу сказать. Улики недостаточные. Многое зависит от впечатления, которое они произведут на присяжных.

— А письма?

— На первый взгляд, они кажутся компрометирующими. Они пишут о совместной жизни после смерти мужа, что недолго осталось ждать. Но, конечно, защита приложит все усилия, чтобы придать этим словам другой смысл: «Муж был очень стар, и они могли ожидать его естественной смерти». Об отравлении в письмах ничего не говорится, но есть несколько подозрительных фраз.

Все зависит от судьи. Если это будет старый Корбери, им достанется. Он ярый противник свободной любви. Защищать, по-видимому, будет Иглз или Хэмфри Керр. Хэмфри великолепен в таких делах, но он любит, чтобы было на что опереться — хороший послужной список или отличия на войне.

Знаете, Чарльз, эта парочка не очень симпатична. Она, красивая женщина, из-за денег вышла замуж за старика. Браун — неврастеник. Преступление это обычное, целиком укладывается в привычные рамки — просто трудно поверить, что они его не совершали. Конечно, присяжные могут решить, что виновен он, а она ничего не знала, или наоборот.

— А вы сами что думаете?

— Я ничего не думаю. Я собрал факты и передал дело в суд. Исполнил свой долг — и вышел из игры.

Однако я видел, что Тавернер чем-то удручен.

Только через три дня я получил возможность поговорить с отцом.

Отношения между нами были натянутые, он ни разу не упомянул о деле Леонидаса, и я почувствовал, что должен поговорить с ним начистоту.

— Я хотел бы узнать, что происходит,— обратился я как-то вечером к нему.— Тавернер не очень верит в их виновность, и, похоже, ты тоже не веришь.

Отец покачал головой и повторил слова Тавернера:

— Мы уже ничего не можем поделать. Этим займется суд.

— Ради Бога, не отговаривайся. Скажи мне, что думаешь лично ты.

— Мое личное мнение стоит не больше твоего, Чарльз.

— У тебя больше опыта.

— Откровенно говоря, я не знаю.

— Могут они быть виновны?

— О да!

— Но у тебя нет уверенности в этом?

Отец пожал плечами.

— Ну как можно быть уверенным?

— Ты опять увиливаешь, папа. В других делах ты был уверен. У тебя не было сомнений.

— Иногда не было, иногда были.

— Я бы многое дал, чтобы ты испытал эту уверенность в данном случае.

— И я.

Мы помолчали.

Я думал о двух тенях, скользнувших в сумерках, одиноких, преследуемых. Они с самого начала испытывали страх. Разве это не говорит о нечистой совести? И сам себе ответил — не обязательно. Бренда и Лоуренс были запуганы жизнью, им не хватало уверенности в себе, и они не верили в свою способность миновать опасности и поражения.

— Послушай, Чарльз,— продолжал отец,— давай поговорим откровенно. Ты все еще думаешь, что истинный виновник убийства — член семьи Леонидас?

— Нет, я только хотел бы знать...

— Ты все время думаешь об этом. И чем больше ты отгоняешь эту мысль, тем настойчивее она возвращается.

— Пожалуй, ты прав.

— Почему?

— Потому что... они сами так думают.

— Сами так думают? Интересно! Они только подозревают друг друга или знают что-нибудь наверняка?

— Я точно не знаю. Все это очень запутанно и туманно. Мне кажется, что они пытаются скрыть это от самих себя.

Отец кивнул.

— Это не Роджер. Он от всей души верит в виновность Бренды и откровенно надеется, что ее повесят. С ним очень легко — он непосредственный. Но остальные— они как будто извиняются, просят меня обеспечить Бренду наилучшей защитой. Они не спокойны. Почему?

— Потому что в глубине души не уверены в ее виновности. Но кто мог это сделать? Ты говорил с ними? Кто больше всех подозрителен?

— Я не знаю. И это доводит меня до бешенства. Никто из них не подходит под твою схему убийцы, и все же я чувствую, что один из них — убийца,

— Софья?

— Нет, Боже сохрани, нет!

— Но такая мысль приходила тебе в голову. Не отрицай. Может быть, Филипп?

— Он всю свою жизнь ревновал отца к Роджеру. Предпочтение, которое тот оказывал Роджеру, доводило его до бешенства. Но вот Роджер разорен. Старик обещает помочь. Допустим, об этом узнает Филипп. Если старик умрет, с Роджером будет покончено. О, я знаю, это абсурд...

—- Нет, не абсурд. Это ненормально, но так бывает. А как насчет Магды?

— Она ребячлива и странно смотрит на вещи. Я бы никогда в жизни не поверил в ее виновность, если бы не удивительная поспешность, с которой она отправляет Жозефину в Швейцарию. Я чувствую, что она боится каких-то разоблачений.

— И в этот момент Жозефину стукнули по голове?,

— Ну, ее мать не могла этого сделать!

— Почему нет?

— Но, папа, родная мать не станет...

— Чарльз, дорогой! Разве ты никогда не читаешь полицейские новости? Часто бывает, что мать невзлюбит кого-нибудь из своих детей. Только одного. Остальных она может любить. У нее на это могут быть свои причины.

— Она назызала Жозефину подкидышем..

— А ребенок страдал от этого?

— Не думаю.

— Кто там еще? Роджер?

— Роджер не убивал отца, в этом я уверен.

— Ладно, оставим Роджера. Ну а его жена?

— У нее были причины убить старого Леонидаса, хотя и очень странные.

Я передал отцу мой разговор с Клеменс.

— Она уговорила Роджера уехать, ничего не сказав отцу. Отец узнал о делах компании и решил помочь. Все ее надежды и планы рухнули. А она просто преклоняется перед Роджером, она обожает его.

— Ты .повторяешь слова Эдит де Хэвиленд.

— Да, я и Эдит подозреваю. Она тоже могла это сделать. Я только не знаю почему. Но я уверен, что, если она решила, будто у нее есть на то достаточные основания, она не посчиталась бы с законом. Она именно такая. И у нее хватило бы на это силы воли.

— Она тоже беспокоилась о Бренде?

— Да. Может быть, в ней заговорила совесть. Если убила Эдит, она ни за что не допустит, чтобы понесли наказание другие.

— Наверное, нет. А Жозефину она могла стукнуть?

— Нет. В это я не могу поверить. Подожди минутку, это мне что-то напомнило, что-то не сходилось. Если бы я только мог вспомнить.

— Не думай об этом. Вспомнишь. Кто-нибудь еще?

— Да, Что ты знаешь о детском параличе? Как он действует на характер?

— Юстас?

— Да. Чем больше я думаю об этом, тем больше мне кажется, что это Юстас. Его отрешенность, угрюмость, обида и возмущение дедушкой. Он не нормален. И потом, он единственный член семьи, который, с моей точки зрения, мог покушаться на Жозефину, если та о нем что-нибудь знает. А это вполне возможно. Этот ребенок знает все. Она вечно записывает в книжечку...— Я осекся,— Боже мой! Какой я осел!

— В чем дело?

Я вспомнил, что не сходилось. Мы с Тавернером решили, что кто-то искал в комнате Жозефины письма. Я думал, что она завладела письмами и спрятала их на чердаке, но она потом мне ясно сказала, что их там прятал Лоуренс Она их, конечно, читала, но оставила там до поры до времени.

— Ну и что?

— Ну как ты не понимаешь? Значит, в ее комнате искали не письма, а что-то другое.

— И это другое?

— ...ее черная книжечка, куда она записывает результаты своих расследований. Мне кажется, эту книжечку так и не нашли. Вероятнее всего, она у Жозефины. Но если это так...

Я привстал.

— Если это так,— продолжал отец,— она все еще в опасности. Ты это хотел сказать?

— Да. Ей перестанет грозить опасность только тогда, когда она уедет в Швейцарию.

— А она хочет ехать?

Мне кажется, нет.

— Значит, она никуда не уедет. Но ты прав насчет опасности. Тебе следует поехать туда.

— Но кого опасаться?! — вскричал я в отчаянии,— Юстаса, Клеменс?

— По-моему, факты достаточно указывают направление... Я поражаюсь, как это ты не видишь. Я

Гловер открыл дверь.

— Прошу прощения, сэр. Мистер Чарльз, звонила мисс Леонидас. Очень срочно.

Все это уже один раз было. Неужели опять с Жозефиной что-нибудь случилось?

Я взял трубку.

— Софья? Чарльз слушает.

— Чарльз, ничего еще не кончилось. Убийца еще здесь.

— Что случилось? Опять что-нибудь с Жозефиной?

— Нет, не с Жозефиной. С Нэнни.

— Нэнни?

— Жозефина не выпила свою чашку какао и оставила ее на столе. Нэнни пожалела вылить какао и выпила его.

— Бедная Нэнни! Ей очень плохо?

Голос Софьи прервался.

— О Чарльз! Она умерла. — Начался прежний кошмар..

Я думал об этом, когда мы с Тавернером выезжали из Лондона. Это было повторение нашей прошлой поездки. Кошмар подозрений продолжался.

Время от времени Тавернер произносил какое-нибудь проклятье. .Я же все время повторял: «Значит, это не Бренда, значит, это не Лоуренс». Думал ли я когда-нибудь, что они виновны? Нет, не думал, но надеялся. Я был бы счастлив избежать других, более мрачных вероятностей преступления.

Они полюбили друг друга, писали глупые, сентиментальные письма, жили надеждой, что старый муж скоро мирно заснет навеки. Но я не мог поверить, что они желали ему смерти. У меня было чувство, что романтичность несчастной любви устраивала их больше,, чем обыденность семейной жизни.

Я не думаю, что Бренда была страстной женщиной. Она была слишком анемична для этого, а Лоуренс скорее был способен наслаждаться мечтами и надеждами, чем радостями плоти.

Их поймали в ловушку, и, пораженные ужасом, они не сумели найти выход. Лоуренс проявил невероятную глупость, сохранив письма Бренды. Очевидно, его письма Бренда уничтожила, так как они не были найдены. Но это была глупость, и только. Совершенно ясно, что не Лоуренс виновник покушения в прачечной.

Мы подъехали к дому и вышли из машины. В холле человек в штатском, которого я не знал, приветствовал Тавернера. Они отошли в сторону.

Мое внимание привлек багаж. В это время в холл вошла Клеменс, одетая по-дорожному. На ,ней было твидовое пальто и красная шляпа.

— Вы пришли вовремя, чтобы попрощаться, Чарльз. Мы могли и разминуться.

— Вы уезжаете?

— Мы сейчас едем в Лондон. Наш самолет отправляется рано утром.— Она улыбалась и казалась спокойной, но глаза были настороженные.

— Но вы не можете уехать сейчас.

— Почему нет? В голосе ее прозвучали металлические нотки.

— В связи с этой смертью...

— Смерть Нэнни не имеет к нам никакого отношения.

— Может быть, и не имеет, но все-таки...

— Почему вы, говорите «может быть»... Она действительно не имеет к нам отношения: были наверху, паковали вещи и ни разу не спускались вниз, пока какао стояло на столе.

— Вы можете это доказать?

— Я отвечаю за Роджера, а Роджер может ответить за меня.

— И ничего больше?. Но ведь вы муж и жена.

Клеменс ужасно рассердилась.

— Вы невозможны, Чарльз! Мы с Роджером уезжаем, чтобы начать новую жизнь. Зачем бы нам понадобилось отравлять глупую старуху, которая не причинила нам никакого вреда?

— Может быть, вы не ее хотели отравить?

— Еще меньше вероятности, что мы собирались отравить ребенка.

— Смотря какого ребенка!

— Что вы хотите этим сказать?

— Жозефина — не обычный ребенок. Она слишком много обо всех знает. Она...

Из гостиной вышла Жозефина. Она, как всегда, ела яблоко, и у нее был очень довольный вид.

— Нэнни отравили. Совсем как дедушку. Правда, интересно?

— Разве тебя не огорчила ее смерть? — спросил я сурово.— Ты не любила ее?

— Не особенно. Она вечно приставала ко мне.

— А ты вообще кого-нибудь любишь, Жозефина? — спросила ее Клеменс.

 —  Я люблю тетю Эдит, очень люблю, И еще я могла бы любить Юстаса, но он плохо ко мне относится и не интересуется убийствами.

— Тебе тоже лучше прекратить свои расследования. Это небезопасно,— заметили.

— А мне больше и не надо. Я и так все знаю.

Глаза Жозефины торжествовали. Не мигая, она уставилась на Клеменс.

Послышался тяжелый вздох.

Обернувшись, я увидел Эдит, стоявшую на лестнице, по вздохнула явно не она. Вздох донесся из гостиной. Я бросился к двери и открыл ее. В комнате никого не было., тем не менее я забеспокоился. Кто-то стоял за дверью и слышал наш разговор.

Я подошел к Жозефине и взял ее за руку. Она продолжала есть яблоко, не отрывая глаз от Клеменс. Мне показалось, что они выражали злобное удовлетворение,.

— Пойдем, Жозефина, нам пора поговорить.— Я силой потащил девочку в ту часть дома, где была ее спальня. Там нам не помешают. Я провел ее в пустую комнату, закрыл дверь и заставил сесть. Сам сел напротив.

— Итак, Жозефина, что ты знаешь?

— Много чего.

— В этом я не сомневаюсь. Твоя голова набита множеством, нужных и ненужных вещей. Но ты знаешь, о чем я говорю.

 — Конечно знаю! Я же не дура.

— Ты знаешь, кто положил яд в чашку с какао?

Жозефина кивнула.

— Ты знаешь, кто отравил дедушку?,

Опять кивок головой.

— А кто стукнул тебя по голове?

Она снова кивнула.

— Значит, ты мне сейчас же все расскажешь.

— И не подумаю.

— Тебе придется. Все, что ты знаешь, ты обязана сообщить полиции.

— Я ничего им не скажу. Они глупые. Они подозревают Бренду и Лоуренса, а я с самого начала знала, что они не виновны. Я сделала опыт и теперь знаю, кто убийца.

Я попросил у неба терпения и начал все сначала..

— Послушай, Жозефина, ты, конечно, чрезвычайно умна, но что толку в твоем уме, если ты не сумеешь получить от этого удовольствие? Разве ты не понимаешь, дурочка, что, пока ты держишь в секрете имя убийцы, ты все время в опасности?

Жозефина одобрительно кивнула.

— Конечно понимаю.

—  На тебя уже было два покушения. Один раз чуть не погибла ты, второй— стоил жизни бедной Нэнни. Если ты будешь расхаживать по дому и орать во все горло, что ты знаешь, кто убийца, опять случится беда.

— В некоторых книгах увивают всех действующих лиц, а выживает один убийца.

— Это же детективный роман а не жизнь. А ты—-, маленькая, глупая девчонка, которая читала больше, чем ей полагается. Я заставлю тебя говорить, даже если мне придется вытрясти из тебя душу.

— Я всегда вам могу сказать неправду.

— Ты можешь мне сказать, чего ты ждешь?

— Вы не понимаете. Может быть, я никогда не скажу. Может быть, я люблю того человека. А уж если я скажу, то по всем правилам. Соберу всех вместе, расскажу все сначала, приведу все доказательства, а потом скажу: «Это вы...» — Она драматическим жестом вытянула указательный палец, и в этот, момент в комнату вошла Эдит де Хэвиленд.

— Брось огрызок в корзину, Жозефина, и вытри руки. У тебя есть платок? Мы едем на прогулку.

Она обратилась ко мне:

— Ей лучше не оставаться здесь в ближайшие часы.

Жозефина приготовилась было возражать.

— Мы поедем в Лонгбридж, и я куплю тебе мороженое.

Жозефина просияла.

— Две порции.

— Может быть, там видно будет. А теперь пойди оденься. Сегодня холодно. Чарльз, будьте добры, побудьте с ней, пока она оденется. Не оставляйте ее одну, мне надо написать несколько писем.

Она присела к письменному столу, а я вышел вместе с Жозефиной.

Даже если бы Эдит не попросила меня, я все равно бы не отпустил Жозефину одну. Я был уверен, что ей грозит опасность:

Когда Жозефина закончила свой туалет, в комнату вошла Софья. Она удивилась, увидев меня.

— Что это, Чарльз? Вы нянчите Жозефину? Я не знала, что вы здесь.

— Я еду с тетей Эдит на машине,— важно заявила Жозефина.— Мы будем есть мороженое.

— Брр, в такой-то день!

— Ну и что? Мороженое всегда полезно. Если тебе-холодно снаружи, оно согревает изнутри.

Софья нахмурилась. Она выглядела очень усталой, и я испугался, заметив ее бледность и черные круги под глазами.

Мы вернулись к Эдит. Она как раз закончила писать -и держала в руке два конверта.

— Мы выезжаем сейчас же.— Она быстро встала,—

Я приказала Эвенсу подать «форд».

Эдит направилась в холл. Мы последовали за ней.Мне на глаза опять попался багаж с наклеенными ярлыками, и я почувствовал смутное беспокойство.

— Прекрасная погода,— заметила Эдит, натягивая перчатки.

Машина уже стояла у входной двери.

— Холодно, но воздух бодрящий. Типичный осенний день. А как красивы деревья с голыми ветками на фоне неба и отдельными золотыми листочками...

Она помолчала, потом поцеловала Софью.

— Дорогая, до свиданья! Не надо переживать. Есть факты, которым надо прямо смотреть в глаза и потерпеть. Пойдем, Жозефина.

Они сели в машину и помахали нам на прощанье..

— Эдит, наверное, права. Жозефине лучше побыть вне дома. Но мы должны заставить ее сказать то, что она знает.-

— Она, по всей вероятности, ничего не знает. Просто любит пускать пыль в глаза..

— Я так не думаю. Выяснили, какой яд был в какао?

— Думаю, дигиталин. Тетя Эдит принимает это лекарство от сердечных болей. У нее была полная бутылочка таблеток— теперь она пуста.

— Ей следовало держать такие вещи под замком. Особенно теперь, в этой ситуации.

— Она запирала, но, видимо, тот, кому это было нужно, узнал, где она держит ключ.

— Кому-то? Но кому?

Я опять взглянул на багаж.

— Они не должны уезжать, надо запретить им это.

Софья удивилась:

— Роджер и Клеменс? Чарльз, вы не думаете...

— А что вы думаете?

Она беспомощно развела руками.

— Я не знаю,— прошептала Софья,— но это кошмар.

— Да, именно это я и сказал Тавернеру, когда мы ехали сюда.

— Жить среди людей, близких тебе, смотреть на их лица, которые вдруг меняются, становятся чужими, жестокими-,. Пойдемте на улицу, Чарльз, там безопасней... Я боюсь оставаться в этом доме.

 Глава 24

Мы очень долго пробыли в саду. По молчаливому соглашению мы не касались ужаса, который навис над нами.

Софья с любовью говорила о покойной няне, об играх детства, о том, как Нэнни рассказывала им о детях старого Леонидаса.

— Они были и ее детьми. Она их вырастила, потом ушла на покой. Она вернулась к нам во время войны, чтобы помочь вырастить Юстаса и Жозефину.

Софье доставляло удовольствие говорить о Нэнни, и я поддерживал этот разговор.

Интересно, думал я, чем занимается Тавернер. Наверное, допрашивает обитателей дома.

Отъехала машина с полицейским фотографом, и вскоре подошла карета скорой помощи. Софья вздрогнула.

Потом карета скорой помощи отъехала, и мы поняли, что Нэнни увезли на вскрытие.

А мы все ходили и говорили, и наши слова все больше и больше скрывали наши мысли.

Наконец Софья сказала:

— Наверное, уже очень поздно. Смотрите, как стемнело. Надо идти домой. Тетя Эдит и Жозефина еще не вернулись... им давно пора бы приехать...

Какое-то. смутное беспокойство овладело мной. Что случилось? А может быть, Эдит специально держит ребенка подальше от Кривого дома?

Мы вошли в дом. Софья задернула шторы, зажгла свет. Горел камин, большая гостиная выглядела уютной и нарядной. Софья позвонила, и горничная принесла чай. У нее были красные глаза, и она всхлипывала. Я заметил, что у нее испуганный вид и она все время оглядывается.

Магда вышла к нам, а Филиппу чай отправили в библиотеку. Магда изображала олицетворение горя. Она почти все время молчала. Только рассеянно сказала:

— Где же Эдит и Жозефина? Уже очень поздно, а их нет.

Мое беспокойство все увеличивалось. Я спросил о Тавернере, и Магда ответила, что он, наверное, еще не уехал. Я нашел его и сказал, что очень беспокоюсь об Эдит и девочке.

Он сейчас же позвонил по телефону и дал соответствующие распоряжения.

— Я дам вам знать, если что-нибудь прояснится,— пообещал инспектор.

Я поблагодарил его и вернулся в гостиную, где застал Софью и Юстаса. Магда уже ушла.

— Тавернер скажет нам, если что-нибудь узнает,— успокоил я Софью.

Она тихо сказала:

— Что-то случилось, Чарльз. Я чувствую, что-то случилось.

— Дорогая моя, еще не так поздно,— попытался я снова успокоить ее.

— О чем ты беспокоишься, Софья? — сказал Юстас,—Они, наверное, пошли в кино.— Он, как всегда, неторопливо вышел из комнаты.

— Она могла отвезти Жозефину в Лондон, или они остались на ночь в отеле в Лонгбридже. Я думаю, Эдит прекрасно понимала, что ребенок в опасности, может быть, даже лучше, чем мы.

— Она поцеловала меня на прощанье...— сказала Софья задумчиво.

Я не совсем понял связь ее беспокойства с последним замечанием по поводу поцелуя и спросил, беспокоится ли Магда.

— Мама? Нет. У нее нет чувства времени. Она теперь готовит новую пьесу Джонса «Женщина распоряжается». Довольно слабая пьеса, но в ней интересная женская роль героини, которая мечтала быть вдовой.

Мы замолчали и делали вид, что читаем. В половине седьмого в гостиную вошел Тавернер. Выражение его лица подготовило нас к тому, что он собирался сказать.

Софья встала.

— Да? — спросила она изменившимся голосом.

— Очень сожалею, но я принес вам дурные вести. Мотоциклист сообщил, что он видел «форд» с похожим номером на шоссе, которое сворачивает на лесную дорогу у Флекспур Хит.

— Боже мой! Только не на дорогу, ведущую в каменоломню!

 К сожалению, мисс Леонидас, на ту самую. Машину нашли именно там, Они обе мертвы. К счастью, смерть наступила мгновенно.

— Жозефина! — закричала Магда с порога.-—Мое дорогое дитя!

Софья подошла и обняла.ее.

— Подождите минуту,—сказал я.-—Я что-то вспомнил. Эдит перед отъездом писала письма и, когда она вошла в холл, держала их в руке. Но когда садилась в машину, их уже не было.

Я вбежал в холл и подошел к длинному дубовому комоду Там они и лежали, едва заметные под большим медным чайником. Один конверт был адресован инспектору Тавернеру. Он вошел вслед за мной. Я отдал ему письмо и, стоя рядом, прочел:

«Я предполагаю, что это завещание найдут после моей смерти. Не хочу входить в подробности, но беру на себя полную ответственность за убийство Аристида Леонидас а и Джанет Роу (Нэнни).

Торжественно объявляю, что Бренда Леонидас и Лоуренс Браун не причастны к убийству Леонидаса.

Справка доктора Майкла Клависа, Харлей-стрит, 783, подтвердит, что мне осталось жить всего несколько месяцев, Я предпочитаю покончить с жизнью именно таким образом и тем самым избавить двух невинных людей от обвинения в убийстве, которого они не совершали.

Я в здравом уме и памяти и полностью осознаю, что пишу и делаю.

  Эдит Эльфрида де Хэвиленд».

Когда я кончил читать, то увидел, что и Софья стоит со мной рядом.

— Тетя Эдит...— прошептала она.

Я вспомнил, как однажды в саду видел Эдит, безжалостно втаптывающую в землю барвинок. В моем мозгу промелькнули все подозрительные обстоятельства, связывающие Эдит с убийством старого Леонидаса... Ну а Жозефина?

— Но при чем тут Жозефина? — высказала Софья мысль, которая не давала мне покоя.

Зачем она взяла с собой Жозефину? Какой мог быть у нее повод убивать старую няньку? И вдруг я все понял. Взглянув на второе письмо, я увидел на конверте свое имя. Оно было гораздо толще первого, и мне подумалось, что я знаю, о чем оно.

Я разорвал конверт и оттуда вывалилась черная записная книжка. Я поднял ее с пола. Она раскрылась при падении, и я увидел первую запись... Как бы издалека я услышал голос Софьи:

— Мы все перепутали, Эдит этого не делала.

— Нет.

Софья подошла ближе и прошептала:

— Это Жозефина, да?

Мы вместе прочли первую запись, сделанную неровным детским почерком:

«Сегодня я убила дедушку...»

 Глава 25

Впоследствии я удивлялся своей недогадливости. Жозефина, и только Жозефина, могла это сделать. Ее тщеславие, ее настойчивое самоутверждение, ее желание говорить об убийстве — разве не это подчеркивал мой отец?

И тем не менее ее никто не подозревал. Ведь она еще совсем ребенок!

Но дети бывают виновны в убийствах, а убийства, совершенные ею, были ей под силу. Дедушка сам указал ей способ. Даже самое слабое знание детективной литературы научило бы ее не оставлять отпечатков пальцев. Да и все остальное тоже было взято из книг: записная книжка, расследования, ее притворные подозрения. И наконец, покушение на саму себя. Надо сказать, почти невероятный акт, учитывая, что она могла себя убить. Но чисто по-детски она об этом просто не подумала. Она была героиней, а героинь не убивают. Следы земли на табуретке ясно указывали на Жозефину. Она была единственной, кому надо было встать на табуретку, чтобы положить кусок мрамора на верх двери.

Очевидно, ей пришлось сделать не одну попытку, прежде чем мрамор перестал падать. Отсюда и следы стольких отметин на полу. Раз за разом она забиралась на табуретку, держа кусок мрамора шарфом, чтобы не оставить отпечатков пальцев... А потом обломок попал ей в голову, и она едва избежала смерти.

Она хотела создать впечатление, что в опасности, что ее преследуют. Я понял, что она специально привлекала мое внимание к чердаку. И именно она перевернула свою комнату вверх дном прежде, чем уйти в прачечную. Но когда Жозефина вернулась из больницы, она была разочарована. Бренда и Лоуренс арестованы, дело, собственно, закончено, а она, Жозефина, осталась в тени.

Она крадет дигиталин, подмешивает его в какао и нарочно оставляет чашку на столе в холле. Знала ли она, что Нэнни выпьет какао? Возможно. Она сама говорила, что Нэнни ее раздражает. Может быть, Нэнни что-то подозревала? Я думаю, Нэнни знала, что Жозефина не совсем нормальна, И старый Леонидас тоже знал, что девочка может быть опасной для самой себя, и для окружающих. Поэтому он и не отпускал ее в школу, защищал и охранял ее дома. Он настоятельно просил Софью присматривать за девочкой.

Было ли внезапное решение Магды послать Жозефину в Швейцарию продиктовано страхом за ребенка? Может быть, материнский инстинкт подсказал ей что-то неладное? А Эдит? Когда она узнала правду? Я разорвал конверт.

«Дорогой Чарльз!

Пишу это только для вас, но, если вы найдете нужным, покажите письмо Софье.

Очевидно, важно, чтобы кто-нибудь знал правду. Я нашла эту записную книжку в собачьей конуре, на заднем дворе. Она ее там прятала.

Книжка подтвердит то, что я и раньше подозревала. Я не знаю, правильно ли то, что я собираюсь предпринять. Но моя жизнь во всех случаях подошла к концу, а я не хочу, чтобы ребенок страдал, когда ее призовут к ответу за все, что она сделала..

Если я поступаю нехорошо, Бог простит меня. Я делаю это из любви.

Благослови вас Бог!

Эдит де Хэвиленд».

Мгновение я колебался, потом протянул письмо Софье.

Вместе мы открыли записную книжку.

«Сегодня я убила дедушку».

Мы перелистали несколько страниц. Это были удивительные записи, безусловно интересные для психолога. Повод для убийства дедушки был очень детским.

«Дедушка не позволяет мне стать балериной, поэтому я решила убить его. А когда его не будет, мы переедем в Лондон и я уговорю маму позволить мне учиться».

Я привожу только самые важные записи.

«Я не хочу ехать в Швейцарию и не поеду. Если мама заставит меня, я ее тоже убью; Только где взять яд? Может быть, сделать из ядовитых ягод? В книге говорится, что это возможно».

«Сегодня я очень рассердилась на Юстаса. Он сказал, что я всего-навсего девчонка, что от меня нет никакой пользы и все мои расследования — глупости. Он бы не считал меня глупой, если бы знал, что это я совершила убийство».

«Мне нравится Чарльз, но он глуповат. Я еще не решила, кого сделать виновником убийства. Может быть, Бренду и Лоуренса? Бренда плохо относится ко мне, она говорит, что я не в своем уме, но мне нравится Лоуренс. Он рассказывал мне про Шарлотту Корде. Она убила кого-то в ванне. Нельзя сказать, что она умело проделала это».

«Ненавижу Нэнни... Ненавижу... ненавижу... Она говорит, что я маленькая девочка и всегда. хвастаюсь. Это она уговаривает маму отослать меня в Швейцарию.

Я решила убить ее. Для этого я стащила у тети Эдит ее лекарство. Если произойдет еще одно убийство, вернется полиция и опять будет интересно».

«Нэнни мертва. Я очень рада. Я еще не решила, где мне спрятать бутылочку с таблетками: в комнате тети Клеменс или Юстаса?

Когда я состарюсь и умру, я отошлю эту книжечку начальнику полиции, и они увидят, каким великим преступником я была».

Я закрыл книжечку.

Софья плакала.

— О Чарльз, как это ужасно! Она просто маленькое чудовище, но какое жалкое! 

Да, я тоже любил Жозефину. Я и теперь ее люблю. Вы же не перестанете любить человека, больного туберкулезом или раком. Она родилась со своей ненормальностью — кривой ребенок Кривого дома.

— Что было бы, если бы она осталась жива? — спросила Софья.

— Наверное, ее послали бы в специальную школу.

— Лучше уж так. Но тетя Эдит... Я не хочу, чтобы обвинили ее.

— Она сама этого хотела.. Впрочем, я не думаю, что это будет обнародовано. Когда Бренда и Лоуренс предстанут перед судом, им просто не будут предъявлены обвинения и они будут освобождены. А вы, Софья,— продолжал я другим тоном, взяв ее руки в свои,— выйдете за меня замуж. Я только что узнал, что меня направляют в Персию. Мы уедем туда, и вы забудете маленький «кривой» дом. Мама может ставить пьесы, папа покупать книги, а Юстас скоро поступит в университет. Не беспокойтесь о них. Думайте обо мне.

Софья посмотрела мне прямо в глаза.

— А вы не боитесь жениться на мне?

— Почему я должен бояться? В бедной Жозефине сосредоточилось все худшее, что было в вашей семье. В вас, Софья,— все самое лучшее. Ваш дедушка был самого высокого мнения о вас, а он был человеком, который никогда не ошибался. Выше голову, дорогая! У нас все впереди.

— Хорошо, Чарльз. Я люблю вас и выйду за вас замуж. И постараюсь дать вам счастье.

Она взглянула на книжечку.

— Бедная Жозефина! Бедная Жозефина!— эхом отозвался я.

— Скажи мне правду, Чарльз.

Я не мог врать отцу.

— Это не Эдит папа. Это Жозефина.

Отец кивнул.

Да, я так и предполагал. Бедное дитя! 

 Раймонд Чандлер Высокое окно

 Глава 1

Дом в Пасадене на Дрезден-авеню в районе Оукс-Нолл оказался большим мрачным зданием из красного кирпича с терракотовой черепичной крышей и отделкой из белого камня. Нижние окна чуть возвышались над землей, верхние— типа окон коттеджей — были украшены лепными завитушками в стиле рококо.

Часть стен была скрыта кустарником, а перед домом на участке земли величиной с четверть гектара была разбита прекрасная лужайка. Широкие дорожки и аллеи, с тремя большими белыми акациями ценной породы, были ухоженными и безупречно чистыми. Тяжелый запах летних цветов висел в неподвижном воздухе, хотя день можно было назвать прохладным.

Об обитателях дома мне было известно только то, что здесь проживает миссис Элизабет Брайт Мардок с семьей и что ей понадобился умный и порядочный частный детектив, который не стряхивает табачный пепел на ковер и имеет при себе не более одного пистолета. Я знал, что она вдова старого простака Джаспера Мардока, который сколотил большое состояние, принося, однако, пользу обществу. Вдова помещала его фотографии в пасаденской газете, с датами рождения и смерти и поучительной надписью: «Его жизнь была Служением».

Я поставил машину на улице и прошел через лужайку по дорожке, покрытой перекошенными каменными плитами. Подойдя к кирпичному портику под остроконечной крышей, нажал кнопку звонка. Перед домом была невысокая кирпичная ограда. Я подошел к двери, возле которой был нарисован маленький негр в белых бриджах, зеленой куртке и красной шапке. В руке он держал кнут. Из стены, как раз у его ног, торчало железное кольцо. Негр выглядел немного опечаленным, как будто долго ждал и уже потерял терпение. Я подошел к нему и стал вместе с ним ожидать, когда мне откроют дверь.

Вскоре средних лет кошечка в одежде горничной приоткрыла дверь сантиметров на пятнадцать и уставилась на меня.

— Филипп Марлоу,— отрекомендовался я.— К миссис Мардок, по договоренности.

Кошечка средних лет оскалила зубы и злобно выпалила:

— К какой из них?

— Что?

— К какой миссис Мардок?! — почти закричала она.

— К миссис Элизабет Брайт Мардок. Не знал, что их здесь несколько.

— Да, их двое,— огрызнулась она.— Ваша карточка?

Она все еще держала дверь только слегка приоткрытой. В щель выглядывал ее нос. Затем протянулась топкая, худая рука. Я достал из кармана бумажник, извлек из него одну из своих карточек, с указанием только имени и фамилии, и вручил ей. Рука и нос исчезли, а дверь перед моим носом захлопнулась.

Я подумал, что придётся идти к черному ходу, и погладил негра по голове.

— Мы с тобой оба одиноки, братец.

Время шло, много времени. Я. сунул в рот сигарету, но не стал закуривать. По улице прошел шарманщик, игравший «Индюк в соломе». Большая черная с золотом бабочка пролетела мимо меня и скрылась среди кустов.

Наконец дверь снова отворилась.

— Войдите сюда,— сказала кошечка.

Я вошел. Комната была огромная и квадратная, светлая и холодная, похожая на кладбищенскую часовню. Даже запах такой же. На стенах висели гобелены, решетки на окнах имитировали балконы. Кресла были покрыты плотной, тяжелой материей. Из темного окна открывался вид на теннисный корт. Французские двери были задрапированы. Старая, затхлая, заплесневелая комната. Вряд ли кому-нибудь она могла нравиться. Здесь были столы с витыми ножками, покрытые мрамором, позолоченные часы, куски скульптур из двухцветного мрамора и еще много всякого барахла, покрытого пылью. Денег, как видно, было затрачено много — н все впустую. Но тридцать лет назад в провинциальном городке, каким тогда была Пасадена, эта комната, наверное, казалась роскошной.

Мы вошли в узкий коридор, потом кошечка распахнула дверь и пропустила меня вперед.

— Мистер Марлоу,— неприятнейшим голосом доложила она и ушла, зло усмехаясь.

 Глава 2

Я очутился в небольшой комнате, выходящей окнами к тыльной части сада. На полу лежал грязный коричневый ковер, а обстановка напоминала контору. За письменным столом с пишущей машинкой сидела худая, хрупкая блондинка в роговых очках. Ее руки лежали на клавишах, но бумаги в машинке не было. Она окинула меня странным взглядом и мягким, чистым голосом предложила мне сесть.

— Я мисс Дэвис, секретарь миссис Мардок. Она поручила мне попросить ваши рекомендации.

— Рекомендации?

— Конечно, рекомендации. Вас это удивляет?

Я положил шляпу на стол, а незакуренную сигарету на ее поля.

— Вы хотите сказать, что она вызвала меня, ничего обо мне не зная?

Губы девушки дрогнули. Не знаю, испугалась она или разозлилась, но вид у нее сразу стал холодным и деловым. Выглядела почему-то она несчастливой.

— Она узнала ваше имя от управляющего отделением Калифорнийского банка. Но лично он вас не знает.

— Возьмите карандаш и бумагу,— сказал я.

Она враждебно взглянула на меня, но повиновалась.

— Прежде всего, обо мне можно узнать у одного из вице-президентов того же банка, Джорджа С. Лика. Он в главной конторе. Затем у сенатора штата, Хастона Оглторпа. В данный момент он может находиться в Сакраменто или в своей конторе в Лос-Анджелесе. Затем у Сиднея Дрейфуса, младшего партнера из адвокатской конторы «Дрейфус, Тэрнер и Свайн» при страховом обществе, Записали?

Девушка писалаочень легко и быстро. Она кивнула, не поднимая головы. Свет падал на ее белокурые волосы.

— Оливер Фрай из «Фрай-Кранц Корпорейшн»,— продолжал я.— Учреждение находится на Восточной девятой улице в Промышленном районе, Затем, если хотите, могу назвать парочку копов. Бернард Олс из окружной прокуратуры и лейтенант Карл Рендалл из Центрального бюро уголовных расследований. Вам не кажется, что этого достаточно?

— Не смейтесь надо мной,-— обиделась девушка.— Я делаю то, что мне приказано.

— Последних двоих лучше не называть, если вы не знаете, какая предстоит работа,—-добавил я.— Я не смеюсь над вами. Жарко, не правда ли?

— Для Пасадены не жарко.— Она взяла телефонный справочник и принялась за работу.

 Пока она искала номера телефонов и звонила, я разглядывал ее. Бледность была вполне естественной и не казалась болезненной. Жесткие светлые волосы не были безобразными, но висели прямыми прядями и по виду были какими-то мертвыми. Белый нос наводил на мысль об анемии. Подбородок был слишком мал и чересчур резко очерчен — он казался хрупким. Никакой косметики, кроме бледной губной помады. За очками скрывались холодные кобальтово-голубые глаза. Веки полуприкрывали их, отчего девушка казалась раскосой (а может быть, это впечатление создавалось от того, что кожа у уголков рта была стянута). В целом же в ее лице было какое-то своеобразное очарование, но неброское — оно не сразу угадывалось.

На ней было однотонное платье с короткими рукавами и без всяких украшений. Обнаженные руки покрыты веснушками.

Я не прислушивался к ее телефонным разговорам. То, что ей сообщали, она стенографически быстро записывала в блокнот. Закончив, девушка положила трубку, встала и одернула платье.

— Подождите, пожалуйста.— Она вышла из-за стола, направляясь к двери.

Но с полпути вернулась и задвинула ящик стола, за. которым сидела, потом вышла. Дверь за ней закрылась, и наступила тишина. Где-то за окном гудели пчелы, а где-то в доме — пылесос. Я взял со шляпы свою сигарету, сунул ее в рот и встал. Подойдя к окну, открыл ящик, который девушка закрыла перед уходом/

То, что там лежало, совсем меня не касалось. Я просто заглянул туда из любопытства. Мне не было никакого дела до того, что в ящике ее стола лежал небольшой автоматический «кольт». Я закрыл ящик и сел на свое место.

Вернулась она через четыре минуты. Не закрывая за собой дверь, объявила:

— Миссис Мардок просит вас зайти.

Мы прошли по длинному узкому коридору, потом девушка открыла половинку двойной стеклянной двери и пропустила меня вперед. Я вошел, и она прикрыла за мной дверь.

Было так темно, что сначала я вообще ничего не видел, потом стал различать слабый свет, проникавший через густые кусты. Затем я понял, что нахожусь в комнате, похожей на веранду, заросшую зеленью со всех сторон. На полу лежал зеленый ковер, мебель плетеная. У окна стоял плетеный шезлонг. Он был так велик, что в нем мог бы уместиться и слон. Там, откинувшись на подушки, лежала женщина с бокалом вина в руке. Я ощутил дурманящий запах ее вина, прежде чем смог как следует рассмотреть ее саму. Потом мои глаза привыкли к полумраку, и я разглядел хозяйку дома.

Это была старая женщина, с крупным лицом и подбородком. Светлые волосы изуродованы перманентом, большие влажные глаза похожи на мокрый камень. Шея обтянута кружевами, но к такой шее больше подошел бы футбольный свитер. На ней было серое шелковое платье. Толстые голые руки испещрены веснушками, в ушах блестели клипсы. Рядом с ней стоял низкий стол, а на нем — бутылка портвейна,. Она молча отхлебывала из бокала вино и поглядывала на меня.

Я по-прежнему стоял. Она не предложила мне сесть, пока не допила вино из бокала. Потом вытерла губы платком и заговорила. Голос был похож на баритон, и говорила она безапелляционным тоном, словно не хотела слышать никакой чепухи.

— Садитесь, мистер Марлоу. Пожалуйста, не курите здесь: у меня астма.

Я сел в плетеное кресло и сунул сигарету за платок в нагрудный карман пиджака.

— Я никогда не имела дела с частными детективами, мистер Марлоу. И ничего о них не знаю. Но ваши рекомендации показались мне удовлетворительными. Сколько стоит ваша работа?

— А что надо делать, миссис Мардок?

— Это, естественно, весьма конфиденциальное дело. Никаких контактов с полицией. Если бы это могла сделать полиция, я обратилась бы к ней.

— Двадцать пять долларов в день, миссис Мардок. И конечно, деньги на расходы.

— Это высокая цена. Вы, должно быть, зарабатываете много денег.

Она сделала большой глоток. В жару неприятно пить портвейн, и хорошо, что мне его не предложили.

— Нет, вы не правы,— возразил я.— Конечно, вы можете найти детектива, который работает за более низкую цену. Он проведет вам работу в рамках закона. А у меня нет организации, я один и всегда работаю один. Я рискую, иногда сильно рискую. Нет, я не считаю, что двадцать пять долларов — это очень высокая цена.

— Понимаю. О каких ваших расходах вы упомянули?

— Иногда приходится ездить в разные места. Трудно все предвидеть заранее.

— Я бы предпочла знать,— холодно проговорила она.

— Вы узнаете. Будете получать от меня точную информацию, И сможете возражать, если вам что-либо не понравится.

— А каков должен быть, задаток?

— Сто долларов меня устроят.

— Надеюсь.

Она допила портвейн и снова наполнила бокал. На этот раз старуха не вытерла губы.

— От людей вашего положения, миссис Мардок, я не всегда беру аванс.

— Мистер. Марлоу, я очень строгая женщина, но вас это не должно пугать,— предупредила она.— Если вы будете меня бояться, от вас не будет никакой пользы.

Она неожиданно засмеялась, а потом слегка рыгнула.

— Это все моя астма,— нимало не смущаясь, сказала она.— Я пью вино как лекарство. Поэтому и не предлагаю его вам.

Я положил ногу на ногу, надеясь, что это не повредит ее астме.

— Деньги не имеют большого значения,— продолжала миссис Мардок,—Женщина в моем положении всегда может позволить себе потратить большую сумму. Надеюсь, вы останетесь довольны своим гонораром, Дело заключается в том, что у меня украли ценную вещь. Я хочу вернуть ее, но не просто вернуть. Я не хочу, чтобы за кражу кого-либо арестовали. Вор является членом моей семьи.

Старуха отпила глоток портвейна и улыбнулась.

— Это сделала моя сноха,— пояснила она.— Очаровательная молодая женщина, упрямая как ослица.

Старуха с неожиданным блеском в глазах посмотрела на меня.

— У меня есть сын, проклятый дурак,— продолжала она.—Но я очень люблю его. Около года назад он совершил идиотский поступок: женился без моего согласия. Это была глупость, потому что он не способен заработать себе на жизнь и у него нет денег, кроме тех, что я даю ему на расходы. А я не очень-то щедра. Леди, которую он выбрал или которая выбрала его,— певичка из ночного кабаре. Некая Линда Конквист. Они живут здесь, в этом доме. Мы не ссорились, потому что я не позволяю людям ссориться со мной в моем собственном доме, но хороших отношений между нами не сложилось. Я оплачивала их расходы, дала каждому из них по машине, покупала этой леди одежду и так далее. Не сомневаюсь, что она находила жизнь очень скучной. Не сомневаюсь, что она считает и моего сына скучным. Я сама нахожу его скучным. Во всяком случае, она неожиданно уехала неделю назад, не простившись и не оставив адреса.

Старуха закашлялась, поднесла ко рту платок, потом громко высморкалась,

— Пропавшая вещь — это монета,—продолжала она.— Редкая золотая монета, именуемая дублоном Брашера. Этот дублон был гордостью коллекции моего мужа. Я плохо разбираюсь в таких вещах, а он-то разбирался. После смерти мужа, четыре года тому назад, я храню коллекцию нетронутой. Она наверху, заперта в несгораемой комнате в несгораемых ящиках. Она застрахована, но я еще не сообщала о краже и, если будет возможно, не стану этого делать. Я уверена, что монету взяла Линда. Говорят, что монета оценивается в десять тысяч долларов. Это специальная чеканка.

— Но ее, должно быть, трудно продать, —заметил я.

— Возможно, я не знаю. До вчерашнего дня я вообще не знала о пропаже монеты. Я бы и вчера не заметила этого, поскольку не подхожу к коллекции, если бы не позвонил некий Морнингстер из Лос-Анджелеса. Он позвонил, назвался торговцем редкими монетами и спросил, не продается ли Брашер Мардока — он так и выразился; «Брашер Мардока». Трубку взял мой сын. Он сказал, что вряд ли монета продается, но посоветовал позвонить в другое время и переговорить со мной. Тогда это было неудобно: я отдыхала. Морнингстер сказал, что так и сделает. Мой сын сообщил о разговоре мисс Дэвис, а та передала мне. Я позвонила этому человеку. Мне было просто любопытно.

Она отхлебнула портвейна, вытерла губы и усмехнулась.

— Почему, миссис Мардок? — спросил я, чтобы поддержать разговор.

— Если этот человек имел какое-нибудь отношение к торговле монетами, он должен был знать, что эта монета не продается,— ответила старуха.— Мой муж, Джаспер Мардок, оговорил в своем завещании, что ни одна монета из его коллекции не должна быть продана, заложена или отдана взаймы, пока я жива. Ни одна монета не должна выноситься из дома, за исключением случая, когда дому грозит катастрофа. В последнем случае монеты должны вынести его доверенные лица. Мой муж,— мрачно усмехнулась она,—-видимо, считал, что при его жизни я должным образом не разделяла его интересов.

На улице был прекрасный день, ярко светило солнце, благоухали цветы, пели птицы, проносились машины. А комната, с этой старухой и странными запахами, казалась мне нереальной. Я ожидал продолжения ее рассказа,

— Я поговорила с Морнингстером. Его зовут Элиша Морнингстер, а контора его расположена в Белфонт-билдинг на Девятой улице в Лос-Анджелесе. Я сказала ему, что коллекция Мардока никогда не продавалась, не продается и, насколько это зависит от меня, продаваться не будет. И сказала, что удивлена тем, что это ему не известно. Он пробормотал что-то нечленораздельное, а потом спросил, не могу ли я показать ему эту монету. Я отказала. Он сухо поблагодарил меня и повесил трубку. Голос его звучал как-то странно. Я пошла наверх, чтобы взглянуть на монету, чего уже год не делала. Ее на месте не оказалось.

Я молчал. Она допила свой портвейн и стала выбивать пальцами дробь на ручках шезлонга.

— О чем я подумала в тот момент, вы, вероятно, догадываетесь,

— Возможно, что-то насчет мистера Морнингстера. Кто-то предложил ему купить монету, а он знал или подозревал, откуда она появилась. Монета, должно быть, очень редкая.

— Говорят, что она специальной чеканки и действительно очень редкая. Да, я подумала именно так.

— Как ее могли украсть?

— Кто-нибудь из домашних мог легко это сделать. Ключи у меня в сумке, а сумка валяется где попало. Взять ключи, отпереть дверь, а потом положить их на место— это так просто. Для постороннего это было бы затруднительно, но любой домашний мог ее украсть.

— Понимаю. Как вы установили, что ее украла ваша сноха?

— Я не устанавливала — это и так очевидно. Я уверена в этом. У меня служат три женщины, они со мной много-много лет. Пришли задолго до моего замужества за Мардоком, а это произошло семь лет назад. Садовник никогда не заходит в дом. Шофера у меня нет: меня возит либо сын, либо моя секретарша. Мой сын не мог взять ее: во-первых, он не такой дурак, чтобы воровать у. матери; во-вторых, если бы он взял, то не сказал бы мне о своем разговоре с Морнингстером. На мисс Дэвис смешно подумать — она вообще не такого типа. Слишком труслива. Как мышонок. Нет, мистер Марлоу, Линда из тех леди, которые могут пойти на все, если ничего другого не остается. Вы же знаете, каковы эти люди из ночных кабаков.

— «Эти люди» ничем не отличаются от вас,— возразил я.— Полагаю, следов взлома нет? Было бы слишком большой роскошью устраивать взлом ради одной-единственной монеты. Впрочем, мне, пожалуй, лучше осмотреть эту комнату.

Старуха потерла нижнюю челюсть, и мускулы на ее лице вздулись шарами.

— Мистер Марлоу, я только что сказала вам, что эту монету взяла миссис Лесли Мардок, моя сноха.

Я уставился на нее, она — на меня. Взгляд был твердый, как кирпичная стена ее дома. Я пожал плечами.

— Раз вы так считаете, миссис Мардок, то что же вы предлагаете мне?

— Прежде всего я хочу вернуть на место монету. Во-вторых, хочу, чтобы мой сын развелся. И я не намерена платить этой леди за развод. Смею надеяться, вы знаете, как делаются такие вещи.

Она засмеялась грубым смехом.

— Да, я слышал об этом,—ответил я.—Вы говорите, что эта леди не оставила адреса. Это означает, что вы понятия не имеете, где она может быть?

— Точно так.

— Значит, она скрылась. Ваш сын может иметь на этот счет свое мнение. Я хочу поговорить с ним.

Ее большое землистое лицо окаменело.

— Мой сын ничего не знает. Он даже не знает, что дублон похищен. И я не хочу, чтобы знал. Когда придет время, я расскажу ему, а пока я хочу, чтобы он оставался один. И он будет делать то, что хочу я.

— Не всегда,— возразила.

— Его женитьба была импульсивным поступком. Позже он будет вести себя как джентльмен. В этом я не сомневаюсь.

— В Калифорнии для таких импульсивных поступков требуется всего три дня,— заметили.

— Молодой человек, беретесь вы за эту работу или нет?

— Я возьмусь за нее, если мне расскажут обо всех фактах и предоставят возможность вести дело так, как я считаю нужным. А если вы будете устанавливать Свои правила моего поведения, я откажусь от нее.

Старуха хрипло засмеялась.

— Это тонкое семейное дело, мистер Марлоу, и оно должно быть тонко проведено.

— Если вы наймете меня, я проявлю для вас всю тонкость, на какую способен. Но если вы считаете, что у меня ее недостаточно, то вам, вероятно, лучше не нанимать меня. Например, я не возьмусь за работу, если вы хотите сфабриковать дело против вашей снохи. Для этого я действительно недостаточно тонок.

Старуха посмотрела на меня, потом снова взялась за свое «лекарство».

— Вы сделаете эту работу,— сухо проговорила она.— Жаль, что я не встретилась с вами два года назад, перед тем как он женился.

Я не знал, что означает последняя фраза, и промолчал. Она перегнулась через край шезлонга, дотянулась до телефона и что-то рявкнула, когда ей ответили. Послышались шаги, и появилась маленькая блондинка.

— Выпиши этому человеку чек на двести пятьдесят долларов,— рявкнула дракониха.— И держи об этом язык за зубами!

Девушка залилась краской.

— Вы знаете, миссис Мардок, что я никогда не распространяюсь о . ваших делах,— жалобно пролепетала она.— Вы это знаете. Я даже во сне...

Секретарша опустила голову и вышла. Когда она закрывала дверь, я взглянул на нее. Губы дрожали, глаза как у невменяемой...

— Мне нужно фото этой леди и некоторая информация,— сказал я, когда дверь закрылась.

— Посмотрите в ящике стола.

Старуха ткнула пальцем в темный угол.

Я подошел к столу и выдвинул единственный ящик. Там лежала одна-единственная фотография, я мельком взглянул на нее. На меня смотрели темные холодные глаза. Я сел и стал разглядывать фотографию. Темные волосы были свободно рассыпаны и прикрывали часть лба. Широкий рот и очень чувственные губы. Красивый нос, не очень большой и не слишком маленький. В выражении лица чего-то не хватало. Может быть,, воспитанности, но в тот момент я не уловил, чего именно. Лицо казалось слишком мудрым и настороженным для ее возраста. Чувствовалось, Что пережитое наложило на него отпечаток. А за всем этим таилось что-то очень простодушное, что-то от маленькой девочки, которая верила в Санта-Клауса.

 Я положил этот снимок в карман и подумал, что здесь слишком мало света, чтобы как следует его разглядеть.

Дверь открылась, и снова появилась маленькая блондинка в однотонном платье. Она принесла чековую книжку и авторучку, чтобы миссис Мардок могла подписать чек. Девушка выпрямилась с напряженной улыбкой на лице, а старуха сделала резкий жест в мою сторону. Мисс Дэвис вырвала листок из чековой книжки и протянула его мне. У двери девушка задержалась, но ей ничего не было сказано, и она вышла.

Я взял чек и, сложив его, держал в руке.

— Что вы можете сообщить мне о Линде?

— Практически ничего. До замужества она снимала комнату вместе с девицей по имени Лоис Мачик — ну и очаровательные же имена выбирают себе эти люди! — которая занималась теми же делами. Они работали в клубе «Долина холостяков» за бульварами Венчура. Мой сын Лесли очень хорошо знает это место. Мне ничего не известно ни о семье, ни о происхождении Линды. Она сообщила только, что родилась в Сиукс-Фаллсе. Я полагаю, родители ее живы, но она ими не интересуется.

Дьявольски язвительная баба, подумал я.

— Вы не знаете адреса мисс Мачик?

— Не знаю и никогда не знала.

 Может быть, его знает ваш сын... или мисс Дэвис?

— Я спрошу сына, когда он придет. Думаю, что он не знает. А мисс Дэвис вы сами можете спросить. Я уверена, что и она не знает.

— Понимаю, Вы слышали о каких-либо друзьях Линды?

— Нет.

— Возможно ли, миссис Мардок, что ваш сын связан с Линдой, но не говорит вам об этом? — Старуха начала краснеть. Я изобразил на лице улыбку.— Кроме того, он уже два года женат и может кое-что знать о ней.

— Оставьте моего сына в покое! — рявкнула старуха.

Я пожал плечами с извиняющейся улыбкой.

— Очень хорошо. Полагаю, она взяла машину, которую вы ей дали. Какая это машина?

— Серый «меркурий», модель сорокового года. Двухместная. Мисс Дэвис может сообщить вам ее номер, если хотите, Не знаю, взяла ли она ее.

— Вы не знаете, есть ли у нее деньги, драгоценности, одежда?

— Денег мало. Самое большое — пара сотен долларов,— скривилась старуха в улыбке.— Если, конечно, она не нашла себе нового друга.

— Ясно. А драгоценности?

— Кольцо с изумрудом и бриллиантом, не очень ценное, платиновые часы «лонжин» с украшенным рубинами корпусом, отличное янтарное ожерелье, которое я по своей глупости подарила ей. Потом алмазная брошка в виде игральной карты с двадцатью шестью маленькими алмазами. Конечно, есть и другие вещи. Я никогда не обращала на них внимания. Одевалась она хорошо, но не слишком броско. Слава Богу, за небольшие милости! Этого достаточно?

Старуха наполнила бокал и сделала большой глоток.

— Это все, что вы можете мне сказать, миссис Мардок?

— Разве этого мало?

— Не очень много,  но пока хватит. Если я выясню, что она не крала этой монеты, то расследование на этом кончается, насколько я понял. Это так?

— Тогда и поговорим об этом,— грубо отрезала старуха.— Но украла ее она. И я не намерена позволить ей удрать, Учтите это, молодой человек. Надеюсь, вы сможете за себя постоять. У этих девиц из ночных кабаков очень крутые друзья.

Я положил в бумажник чек, который все еще держал -в руке, встал и направился к двери.

— Я люблю таких людей, миссис Мардок. У них незатейливый ум. Я сообщу вам, когда будет что сообщить. Думаю, сначала надо посетить этого торговца монетами. Похоже, он может дать мне какую-то зацепку.

Когда я подошел к двери, старуха окликнула меня,

— Я вам не очень понравилась, не так ли?.

Я усмехнулся.

— А вы кому-нибудь нравитесь?

Она откинула голову назад и захохотала. Ее смех, скорее, напоминал рев. Пока она смеялась, я вышел и захлопнул за собой дверь. Пройдя по коридору, я постучал в приоткрытую дверь, затем толкнул ее и вошел в комнату.

Секретарша сидела за столом, опустив голову на руки, и рыдала. Я закрыл дверь, подошел к ней и положил руки на ее худенькие плечи.

Девушка вздрогнула.

— Успокойтесь,— сказал я.— Вы должны чувствовать к ней жалость. Она знает, что груба и плохо ведет себя, но ничего не может с этим поделать.

— Не.прикасайтесь ко мне,— прошептала девушка.-— Пожалуйста! Я никогда не разрешаю мужчинам прикасаться ко мне. И не говорите таких ужасных вещей о миссис Мардок.

Лицо ее покраснело и было мокрым от слез. Без очков глаза казались красивее. Я сунул в рот сигарету и закурил.

— Я... я не выношу грубости, но к ней можно привык-? нуть... Она унижает меня. А я стараюсь делать все, чтобы угодить ей.

Девушка шмыгнула носом, взяла со стола мужской носовой платок и стала вытирать глаза. Я увидел в углу платка инициалы «Л. М.», вышитые розовыми нитками, и удивился.

— Что вам нужно? — спросила она.

— Мне нужен номер машины миссис Лесли Мардок.

 — Номер 2Х 1111, серый «меркурий» с откидным верхом, модель сорокового года,

— Она сказала, что машина двухместная. Это верно?

— У мистера Лесли точно такая же машина, того же цвета. Линда не взяла машину.

— Вот как? А что вы знаете о мисс Лоис Мачик?

— Я только один раз видела ее. Она вместе с Линдой снимала квартиру. Она приходила сюда с мистером... Ванньяром.

— Кто он?

Девушка опустила голову.

— Я... она просто приходила с ним. Я его совсем не знаю.,

— О’кей. А как выглядит мисс Лоис Мачик?

— Она высокая красивая блондинка, очень-очень привлекательная.

— Вы имеете в виду сексуально?

— Ну,— покраснела мисс Дэвис,— я имею в виду в широком смысле... Вы меня понимаете?

— Понимаю, что вы имеете в виду, но я никогда не обращал на это внимания.

— Могу вам поверить,—.неожиданно резко заметила она.

— Вы знаете, где живет мисс Мачик?

Девушка покачала головой, потом сложила носовой платок и убрала его в ящик, где лежал «кольт».

— Вам надо иметь еще один платок, чтобы можно было их менять,— сказал я.

Девушка села на свое место и пристально посмотрела на меня.

— На вашем месте я бы не стала вести себя грубо, мистер Марлоу,— ответила она.— Во всяком случае, со мной.

— Вот как?

— Да: И я не стану отвечать вам ни на какие вопросы без дальнейших указаний: В моем положении мне не следует говорить ничего лишнего.

— Я не грублю. Это просто тон зрелого мужчины.

Она взяла карандаш и сделала какую-то пометку, потом слегка улыбнулась.

— Может быть, мне не нравятся зрелые мужчины...

— Вы — сумасбродка,— сказал я.— До свидания.

 Я вышел из кабинета, закрыл дверь и направился к выходу.

На улице было тепло. Я надел солнечные очки и снова погладил негра по голове,

— А дела, братец, хуже, чем я ожидал,— поведал я ему.

Камни нагрелись — чувствовалось их тепло через подошвы туфель. Я сел в машину и стал отъезжать от тротуара.

Маленькая двухместная машина песочного цвета ткнулась в тротуар позади меня. Мужчина, сидевший за рулем, был в темной соломенной шляпе с яркой лентой и в солнечных очках, таких же, как у меня.

Я не придал этому значения и направился в сторону города. Проехав с десяток кварталов, заметил, что машина следует за мной. Пожав плечами, я специально - покружил по городу. Машина не отставала. Тогда я развернулся и остановился у тротуара.

Преследовавшая меня машина остановилась на углу. Голова в соломенной шляпе даже не повернулась в мою .сторону. Я тронулся, но машина оставалась на месте. Я поехал по Арройо Секо и свернул к Голливуду. Несколько раз оборачивался, но больше этой машины не видел.

 Глава 3

Моя контора располагалась в Качуэнга-билдинг, на шестом этаже, в двух небольших комнатах задней части здания. Одну из них я оборудовал для терпеливо ожидающих клиентов, на случай, если таковые попадутся. На двери был звонок, который я мог включать и выключать из другой комнаты.

Я заглянул в приемную. Никого и ничего, кроме запаха пыли. Я открыл окно, отпер дверь в смежную комнату и вошел туда. Это был мой кабинет. Три тяжелых стула и вращающееся кресло, стол, покрытый стеклом, пять зеленых ящиков для папок, из которых три были совершенно пустыми. На столе, конечно, стоял телефон и лежал календарь. На стене в рамке — лицензия, умывальник с деревянной тумбочкой, ковер на полу и два открытых окна с занавесками, которые чуть шевелились от ветра.

Та же обстановка была у меня и в прошлом году, и в позапрошлом. Некрасивая, невеселая, но все же лучше, чем тент на берегу моря.

Я повесил на крючок пиджак и шляпу, умылся холодной водой, закурил и, усевшись за стол, придвинул к себе телефонный справочник. Элиша Морнингстер значился на странице 422. Его контора располагалась в помещении 824 Белфонт-билдинга на Западной Девятой улице. Я взял ручку, записал номер его телефона и адрес и вдруг вспомнил, что забыл включить дверной звонок. Я протянул руку к выключателю и тотчас услышал, как открылась входная дверь. Перевернув блокнот верхней страницей вниз, я вышел из-за стола и пошел взглянуть, кто это пожаловал ко мне.

Это был высокий стройный мужчина с самодовольным видом, в голубом летнем костюме, рубашке цвета слоновой кости и черно-белых ботинках. Галстук и платок в кармане были подобраны в тон рубашке. В руке, обтянутой белой перчаткой, он держал длинный черный мундштук и разглядывал журналы, лежащие на столе. Кажется, я догадался, кто мой посетитель.

Когда я открыл дверь кабинета, он чуть повернул голову и уставился на меня парой печальных светлых, глаз, расположенных близко к узкой переносице. У него было Загорелое лицо, рыжеватые волосы, зачесанные назад, и тонкая полоска усов, куда более рыжая, чем волосы.

Незнакомец равнодушно оглядел меня, деликатно выпустил дым в сторону и спросил:

— Вы Марлоу?

Я кивнул.

— Немного разочарован. Я ожидал встретить типа с грязными ногтями,— признался он.

— Проходите и садитесь — так вам будет удобнее изощряться в остроумии.

Он прошел мимо меня, стряхнул пальцем пепел с сигареты и уселся за стол. Стянув с правой руки перчатку, он присоединил к ней вторую и положил обе на стол. Потом, выбив из мундштука окурок, прочистил его спичкой, вставил новую сигарету и закурил. Откинувшись на спинку стула, он расплылся в широкой улыбке аристократа.

— Успокоились? — спросил я.— Пульс и дыхание в порядке? Может быть, положить вам на голову мокрое полотенце?

Разговаривая, он едва шевелил губами.

— Частный детектив... Никогда не встречался ни с Одним из них. Хитрый бизнес. Подглядывание в замочные скважины, устройство скандалов и тому подобное.

— Вы по делу или поболтать?

Он вяло улыбнулся, как толстая дама на балу пожарных,.

— Моя фамилия Мардок. Возможно, она вам о чем-нибудь говорит?

— Вы, конечно, пришли сюда, чтобы просто провести время.— Я принялся набивать трубку.

Он наблюдал за моими действиями, потом заговорил: Насколько я понимаю, моя мать наняла вас. Она дала вам чек.

Закончив набивать трубку, я достал спички, раскурил ее и пустил дым в сторону открытого окна, продолжая молчать.

Он наклонился немного вперед.

— Я знаю, что осторожность — это часть вашей работы, и ничего не выпытываю. Маленький червячок кое-что сказал мне — ведь они проникают всюду и могут многое знать... как и я сам. Я случайно ехал позади вас. Вам теперь все ясно?

— Да,— ответил я.— Допустим, что ясно,

— Вас наняли, чтобы найти мою жену, я полагаю?

Я сделал неопределенный жест и усмехнулся.

— Марлоу,— тон его вдруг стал серьезным,— я попытаюсь все выяснить, но не думайте, что вам это понравится.

— Я уже кричу от гнева и боли, — усмехнулся я.

— И вы будете умолять о прощении, если с вами будут обращаться так же грубо, как действуете вы.

— Не надо выходить из себя.

Он снова откинулся на спинку стула и прищурил свои бесцветные глаза. Потом стал ерзать, стараясь устроиться поудобнее. Надо мне самому как-нибудь попробовать поудобнее усесться на этом стуле, подумал я. Может быть, именно из-за стула мои дела и идут неважно? Не мешало бы заняться этим.

— Почему мать хочет найти. Линду? — помедлив, спросил он.— Она не любит ее всеми фибрами души. Я хотел сказать, что моя мать ненавидит Линду. Линда очень хорошо относилась к матери. Что вы о ней думаете?

— О вашей матери?

— Конечно. Вы ведь еще не виделись с Линдой, не так ли?

— Секретарша вашей матери может скоро лишиться места. Она слишком много болтает.

Он отрицательно покачал головой.

— Мать не узнает. Кстати, она не может обойтись без Мерль: должна же она над кем-то издеваться, Она орет на нее и бьет по щекам, но обойтись без нее не сможет. Так что вы о ней думаете?

— Очень приятная собеседница. Правда, немного старомодная.

Он нахмурился.

— Я имел в виду мать, Мерль я знаю, она простодушная маленькая девочка.

— Ваша необычайная наблюдательность просто поражает.

Мардок удивленно посмотрел на меня и даже забыл стряхнуть с сигареты пепел — нет, не забыл. Осторожно поднес сигарету к пепельнице.

— Так что насчет матери? — терпеливо переспросил он.

— Большая старая армейская лошадь,— ответил я.— Золотое сердце, а золото всегда залегает очень глубоко.

— Но зачем ей понадобилось найти Линду? Я не могу этого понять. Тратить деньги зря. А ведь моя мать очень не любит тратить деньги. Она ощущает их как часть своей шкуры. Так зачем она хочет найти Линду?

— Обыщите меня,— разозлился я.— Кто вам сказал, что она хочет этого?

— На что вы намекаете? Мерль...

— Мерль романтична. Она даже нос вытирает мужским носовым платком. Может быть, вашим,

Мардок покраснел.

— Это глупо. Послушайте, Марлоу, будьте благоразумны и расскажите мне об этом. У меня всегда мало денег,. но пару сотен...

— Я должен, разочаровать вас. Кроме того, я не намерен разговаривать с вами. Хватит.

— Но почему?

— Не спрашивайте меня о том, чего я и сам не знаю, потому что я не хочу отвечать на ваши вопросы. Вы. что, с луны свалились? Если человеку моей профессии поручают работу, разве он станет отвечать на вопросы и удовлетворять чужое любопытство?

— Видимо, в воздухе много электричества,— проговорил Лесли неприятнейшим тоном,— если человек вашей профессии отказывается от двухсот долларов.

Делать было нечего. Я взял из пепельницы спичку, и стал разглядывать ее. На тонкой желтой палочке стояли белые буквы: «Роземонт X. Ричардс...», остальное обгорело. Я взял другую спичку и бросил обе в корзинку.

— Я люблю свою жену,— неожиданно объявил он и вымученно улыбнулся.— Можете мне не верить, но это правда.

— Ломбарды еще работают, Вы не собираетесь туда?

Он сжал губы.

— Она не любит меня. Я знаю, что причина простая. Линда привыкла к другой, более яркой жизни. А у нас скучно. Мы не ссорились: она выдержанная женщина. Просто не представляла себе, что ее ожидает, когда выходила за меня замуж.

— Вы слишком современный,— заметил я.

— Нехорошо, Марлоу, старо. Послушайте, у вас вид порядочного человека. Я знаю, что моя мать не станет выбрасывать на ветер двести пятьдесят баксов. Возможно, это не из-за Линды. Может быть, здесь что-то другое. Возможно...

Он вдруг замолчал, потом медленно закончил фразу, не сводя с меня глаз.

— ...возможно, это Мории...

— Может быть,— весело подтвердил я.

Мардок взял со стола перчатки, повертел их в руках и снова положил на место.

— Я влип,— вдруг объявил он.— Но, думаю, мать не знает об этом. Морни мог позвонить ей,- но он обещал этого не делать.

Это было уже кое-что.

— И здорово вы влипли?

Это был трудный вопрос. Лесли снова стал подозрительным.

— Если бы он звонил ей, она сказала бы вам.

— Возможно, что это не Морни. Может быть, речь шла о вашей поварихе. Ну а если это Морни, то на сколько вы влипли?

— На двенадцать тысяч,— покраснев, ответил Лесли.

— Он угрожал вам?

Мардок кивнул.

— Пошлите его к черту,— посоветовал я.— Что он за парень? Скандалист?

Мардок поднял голову и серьезно посмотрел на меня.

— Полагаю, да. Наверное, они все такие. У него хорошее прикрытие. Поставлено все здорово, но никакой фантазии. Линда работала там и ни во что не была замешана. Если вам надо найти ее, то придется потратить много времени.

Я вежливо улыбнулся,

— Почему мне придется потратить много времени? Надеюсь, ее не зарыли живьем в землю на заднем дворе.

Мардок встал. В его бесцветных глазах вспыхнула злость. Наклонившись над столом, он изящным жестом достал маленький пистолет двадцать пятого калибра, родной брат того, что я видел в ящике стола Мерль. Дуло было направлено на меня. Я не двигался.

— Если кто-нибудь попытается убить Линду, ему придется сперва убрать меня,— заявил Мардок.

— Это не такое уж сложное дело.— Я усмехнулся.— Но лучше уберите пистолет, если только вы не собираетесь убивать мух.

Он сунул оружие в карман. Пристально посмотрев на меня, стал натягивать перчатки.

— Я только напрасно потерял время,— заметил он, направляясь к двери.— Все вы трепачи.

— Одну минуту.— Я встал из-за стола,—Было бы неплохо, если бы вы не сообщали матери о нашем разговоре. Хотя бы ради маленькой девочки.

— Судя по информации, какую я получил, ничего страшного не произойдет.

— Вы хотите рассказать ей о своем долге Морни?

Он опустил голову.

— Тот, кто решится долго не отдавать Морни двенадцать грандов, должен быть гораздо хитрее меня.

Я подошел к нему ближе.

— Откровенно говоря, я не думаю, что вы беспокоитесь о своей жене. Я полагаю, вы знаете, где она. Она сбежала не от вас, а от вашей матери.

Мардок поднял голову, но промолчал.

— Возможно, она найдет себе работу,— продолжал я,— и сумеет даже заработать, чтобы поддержать вас.

Он енова уставился в пол, чуть повернулся и сделал неожиданный выпад в мою сторону. Я успел уклониться от удара в подбородок, схватил его за руку и медленно завернул ее за спину. Он упал на пол, тяжело дыша. Запястье было такое тонкое, что мои пальцы сошлись.

Мы смотрели друг другу в глаза. Он дышал, как пьяный, открытым ртом. На щеках выступили красные пятна. Потом попытался вырвать руку, но я придавил его всем своим весом.

— Как случилось, что твой старик не оставил тебе денег? Или ты все спустил?

— Не твое собачье дело,— огрызнулся он.— А если ты имеешь в виду Джаспера Мардока, то он не был моим отцом. Он не любил меня и не оставил мне ни цента. Моим отцом был Гораций Брайт, который потерял все деньги и выбросился из окна своей конторы.

— Эх ты, молокосос! Жаль, что я заговорил о твоей жене. Мне просто захотелось, чтобы ты помекал, как козел.

Я отпустил его руку и отошел. Мардок с трудом поднялся. Он разозлился, но говорил тихо.

— Ну и черт с тобой! Если ты удовлетворен, я ухожу.

— Я сделал для тебя все, что мог,— сказал я,— А пользоваться пистолетом не так-то просто. Лучше выброси его.

— Это мое дело,— огрызнулся он.— Жаль, что не сумел дать тебе по роже. Это было бы полезно,

— Возможно.

Он открыл  дверь и вышел. Шаги затихли в конце коридора. Еще один сумасброд. Я снова уселся за стол, заглянул в блокнот и снял телефонную трубку. 

 Глава 4

После третьего гудка мне ответил нежный девичий голос, очень похожий на детский.

— Доброе утро. Контора мистера Морнингстера.

— Старик у себя?

— Кто это говорит?

— Марлоу.

— Он вас знает, мистер Марлоу?

— Спросите его, не хочет ли он купить ранние американские монеты.

— Подождите минутку, пожалуйста.

После недолгой паузы послышался глухой мужской голос:

— Мистер Морнингстер слушает.

— Мне сказали, мистер Морнингстер, что вы звонили миссис Мардок из Пасадены. Насчет одной монеты.

— Насчет одной монеты...— повторил он.— В самом деле. Ну и что?.

— Насколько я понял, вам хотелось бы купить монету из коллекции Мардока.

— Правда? А кто вы такой, сэр?

— Филипп Марлоу, частный детектив. Я работаю на миссис Мардок,

  — В самом деле? — Он старательно откашлялся.— А о чем вы хотите поговорить со мной, мистер Марлоу?

— Об этой монете.

— Но мне. сказали, что она не продается.

— Я хочу поговорить о ней с вами лично.

— Не хотите ли вы сказать, что старуха изменила свое решение?

— Нет.

— Тогда, боюсь, я не понимаю вас, мистер Марлоу. О чем нам разговаривать?

Чувствовалось, что он хитрит. Я решил выбросить туза.

— Дело вот в чем, мистер Морнингстер: еще до разговора с ней вы уже знали, что монета не продается.

— Интересно...— протянул он.— Как я мог об этом знать?

— Вы занимаетесь бизнесом и не могли не знать это-То. Всем известно, что моне/гы из коллекции Мардока не могут быть проданы при жизни миссис Мардок. Разве я не прав?

— Ага.— Он переваривал мою реплику.— Ага.

Наступило молчание, потом он сказал быстро, но довольно мягко:

— Я буду рад видеть вас в своей конторе в три часа. Видимо, вы знаете, где она находится. Вас это устраивает?

— Я буду у вас.

Закончив разговор, я снова набил трубку и в задумчивости уставился на стену. Лицо мое застыло. Потом достал фото Линды и стал его разглядывать. Я пришел к выводу, что лицо это банально. Положив фото на стол, я поднял вторую спичку Мардока и стал ее рассматривать. На ней было написано: «Верхний ряд, В. Д. Райт, 36». Потом бросил ее в пепельницу, удивляясь, что иногда обычная спичка может стать такой важной вещью в расследовании.

Я достал из кармана чек миссис Мардок, написал на нем распоряжение об оплате, записал в своей книге эту сумму в приход и снова убрал чек в карман.

Лоис Мачик не оказалось в телефонном справочнике.

Тогда я выписал на листок номера телефонов и адреса театральных агентств и стал звонить во все подряд. Мне отвечали веселыми громкими голосами, спешили задать массу вопросов, однако ни в одном из них не слышали о Лоис Мачик.

Я швырнул листок в корзину и позвонил Кенни Хасту, репортеру по уголовным делам из «Кроникл».

— Что тебе известно об Алексе Морни? — спросил я после обмена любезностями.

— Он содержит ночной клуб и игорный притон в «Долине Холостяков», в двух милях от города. Снимался в фильмах. Актером был паршивым. Кажется, имеет сильную защиту. Я никогда не слышал, чтобы он стрелял в кого-нибудь днем в общественном месте. Впрочем, и ни в какое другое время, Но пари насчет этого держать не стал бы.

— Опасен?

— Я бы сказал —да, если тебе это нужно знать. Бее эти парни из дешевых фильмов, известные как хозяева ночных клубов, способны на все. У него есть телохранитель, парень с характером. Это некий Эдди Прю, высокий, худой парень, ростом около метра девяносто, у которого всегда надежное алиби. У него нет одного глаза — потерял на войне.

— Морни опасен для женщин?

— Не будь викторианцем, старина. Женщины в наше время не считают это опасностью.

— Ты не знаешь девушку по имени Лоис Мачик? Высокая яркая блондинка.

— Нет. Звучит знакомо, но я не знаю.

— Не остри. Знаешь ли ты парня по фамилии Ваннь-яр? Ни одного из этих людей нет в справочнике.

— Нет, не знаю. Но я могу спросить Герти Арбога-ста и, если хочешь, позвоню тебе. Он знает всех «аристократов» ночных клубов.

— Спасибо, Кенни. Я сам позвоню тебе через полчаса.

Он сказал, что это его вполне устраивает, и мы положили трубки. Я запер контору и ушел.

В конце коридора у стены стоял молодой блондин в коричневом костюме и соломенной шляпе с яркой лентой. Он читал вечернюю газету. Когда я проходил мимо, он зевнул, сунул газету под мышку и выпрямился.

В лифт он вошел вместе со мной. Парень так устал, что у него слипались глаза. Я вышел на улицу и пошел в банк, чтобы получить деньги по чеку. Оттуда зашел в «Тайгертэйл Лоунж», занял кабину, выпил немного мартини и съел бутерброд. Парень в коричневом костюме сидел за стойкой бара, пил кока-колу и скучал.

Я доел бутерброд и направился в телефонную кабину в конце бара. Парень в коричневом костюме быстро повернул голову в мою сторону. Зайдя в будку, я снова позвонил в «Кроникл».

— О’кей,— сказал Кенни.— Герти Арбогаст сказал, что Морни недавно женился на твоей блондинке. Ванньяра он не знает. Морни купил дом в районе Бел-Эйр, белый дом на Стилвуд-Крешент-драйв, в пяти кварталах к северу от Сансет. Герти говорил, что он купил его у обанкротившегося парня по имени Артур Блейк Попхэм, который занимался мошенничеством. На воротах все еще инициалы Попхзма. И, возможно, на туалетной бумаге тоже. Вот, кажется, и все.

— Большего никто и не  мог бы узнать. Большое спасибо, Кенни.

Я повесил трубку, вышел из будки, встретился взглядом с парнем в коричневом костюме и направился к своей машине.

Когда я ехал в Бел-Эйр, машины песочного цвета позади меня не было.

 Глава 5 

Стилвуд-Крешент-драйв неторопливо вилась к северу от бульвара Сансет и клуба «Бел-Эйр-Каунтри». По сторонам улицы возвышались заборы, низкие и высокие, некоторые — с металлическими украшениями. Тротуаров не было: пешком здесь никто не ходил, даже почтальоны.

День был жаркий, правда не такой, как в Пасадене. Сильно пахло цветами. Я ехал медленно и вглядывался в-монограммы на воротах. Артур Блейк Попхэм. Инициалы «А. Б. П.» Я нашел их почти в конце улицы — позолоченные буквы на черном фоне. За воротами была видна широкая подъездная дорога.

Освещенный солнцем дом казался белым. Это был вполне современный дом по сравнению с соседними: не менее четырнадцати комнат и, возможно, даже плавательный бассейн. Кирпичная ограда низкая, с отверстиями, выкрашенная в белый цвет. Наверху она заканчивалась железным ажурным обрамлением, покрытым черным лаком. На почтовом ящике стояло имя А. П. Морни.

Я оставил машину на улице и направился по дороге к дому. Неподалеку от него шофер мыл «кадиллак». Я постучал в дверь большой медной колотушкой.

Она мгновенно открылась, и на меня уставился филиппинец в белой куртке. Я протянул ему свою карточку.

 — К миссис Морни,— сказал я.

Он захлопнул дверь. Время шло. Так бывает всегда, когда я прихожу к кому-нибудь. До меня доносился плеск воды. Шофер был коротышкой, в бриджах, гамашах и рубашке. Он изредка поглядывал в мою сторону и посвистывал.

Открылась дверь. Филиппинец протянул мне мою карточку, но я не взял ее.

— Что вам нужно?

У него был странный, надтреснутый голос; когда он говорил, казалось, что кто-то топчется по яичной скорлупе.

— Я хочу повидать миссис Морни.

— Ее нет дома.

— А разве ты не знал этого, когда брал моюкарточку?

Он разжал руку и карточка упала; потом усмехнулся, показав отличные зубы.

— Я узнал, когда она мне это сказала.— Он захлопнул дверь.

Я поднял карточку и подошел к шоферу, который мыл «кадиллак». Очки в красной оправе и челка соломенных волос. Он бросил на меня взгляд человека очень занятого.

— Где босс? — спросил я.

Сигарета дрогнула в уголке рта,

— Спроси в доме, Джек.

— Я спрашивал, но перед моим носом захлопнули дверь.

— Ты разбиваешь мне сердце, Джек.

— А как насчет миссис Морни?

— Тот же ответ, Джек. Я здесь только работаю. Продаешь что-нибудь?

Я показал ему свою карточку так, чтобы он мог прочесть. На этот раз карточка была деловая. Он положил губку на подножку, а шланг — на цемент площадки, затем взял полотенце, висевшее на двери гаража, и стал вытирать руки. Потом достал спички и стал раскуривать свой окурок.

Его лисьи глаза бегали по сторонам. Я подошел к нему поближе.

— Как насчет небольших расходов? — спросил он.

— За пустяки не плачу.

— За пятерку я могу начать думать.

— Не нарывайся,—предупредил я его,

— За десятку я мог бы спеть под гитару, как четыре канарейки.

— Не люблю музыку.

Он склонил набок голову.

— Говори по-английски, Джек.

— Я не хочу, чтобы ты потерял работу, дружище. Меня только интересует, дома ли миссис Морни. А это стоит не больше бакса.

— Не беспокойся о моей работе, Джек. Я здесь прочно держусь.

— Держишься за Морни или за кого-то еще?.

— И ты хочешь узнать все это за один бакс?

  — За два.

— Ты ведь работаешь не на него?

— Конечно.

— Ты лжец.

— Конечно.

— Давай два бакса! — рявкнул шофер.

Я дал ему два доллара.

— Она на заднем дворе с другом. Прекрасный парень. Хорошо иметь друга, который не работает, и мужа, который работает. Согласен? — ухмыльнулся он.

— Когда-нибудь тебе крупно не повезет,— заметил я.

— Нет, Джек, я мудрый. Я знаю, как играть с ними.

Я всю жизнь обманываю таких людей.

Он свернул деньги и сунул в карман для часов.

— Это только суп. За пятерку я...

Большой белый спаниель выскочил из-под «кадиллака», ткнулся головой мне в живот, подпрыгнул, лизнул меня в лицо и уселся между нами, высунув язык.

Я вынул платок и вытер лицо:

— Хитклифф, Хитклифф! — звал мужской голос, потом послышались шаги.

— Хитклифф?

— Так зовут эту собаку, Джек.

— Удивительная кличка, не правда ли?

— Хватит болтать.— Шофер  поднял шланг, взял губку и принялся за работу.

— Эй, Хитклифф!

Мужской голос стал громче, и вскоре из-за кустов появился мужчина.

Это был высокий брюнет с чистой оливковой кожей, блестящими черными глазами и ослепительно белыми зубами. Черные усы, белая рубашка с инициалами на кармане, белые брюки и белые ботинки. Вокруг запястья

Золотой браслет с часами. Бронзовая от загара шея была повязана желтым шарфом.

Он увидел собаку, сидящую у моих ног, и это ему не понравилось. Щелкнув пальцами, он крикнул чистым, твердым голосом:

— Хитклифф, ко мне!

Собака тяжело дышала и не двигалась с места.

— Кто вы? — спросил мужчина, разглядывая меня.

Я протянул ему свою карточку. Оливковые пальцы взяли ее. Собака уселась у меня между ног.

— Марлоу,— прочел он.— Марлоу, да? Что такое? Детектив, да? Что вам нужно?

— Я хочу поговорить с . миссис Морни.

Он оглядел меня с головы до пят.

— А вам сказали, что ее нет?

— Да, но я не поверил этому. Вы мистер Морни?

— Нет.

— Это мистер Ванньяр,— пояснил шофер за моей спиной.— Мистер Ванньяр — друг дома. Он часто приходит сюда.

Ванньяр в бешенстве уставился на шофера. Тот вышел из-за машины и выплюнул окурок на землю.

— Я сказал ему, что босса нет дома, мистер Ванньяр.

— Понимаю.

— Я сказал, что вы и миссис Морни здесь. Разве я плохо сделал?

— Вы должны заниматься только своим делом.

— Удивительно, черт возьми, как это я не подумал об этом,— издевательским тоном заметил шофер.

— Убирайтесь отсюда, пока я не свернул вашу грязную шею! — огрызнулся Ванньяр.

Шофер спокойно окинул его взглядом и отошел к гаражу, насвистывая мелодию. Ванньяр посмотрел на меня.

— Вам сказали, что миссис Морни нет дома, но вы не поверили. В чем же дело? Что вас не устраивает?

— Мы можем обсудить это.

— Понимаю. Вы можете сказать, что вам нужно от миссис Морни?

— Я бы предпочел объяснить это ей самой.

— Считайте, что она не желает вас видеть.

Из-за машины раздался голос шофера:

— Будь внимателен, Джек. У него в руке может оказаться нож.

Оливковое лицо Ванньяра приняло цвет морских водорослей. Он резко повернулся и, задыхаясь от ярости, пробормотал:

— Следуйте за мной.

Мы двинулись по дорожке, вьющейся среди кустов роз, и прошли через белую калитку. За ней оказался сад с цветами, площадкой для бадминтона, прекрасными газонами и небольшим бассейном. Рядом с бассейном — свободная площадка, обставленная белой и голубой садовой мебелью. Там стояли низкие раздвижные столы, кресла с подставками для ног и большими подушками — все это под белыми и голубыми зонтами.

В одном из кресел полулежала длинноногая апатичная блондинка. Рядом стояла корзина со льдом и бутылка виски. Блондинка лениво следила за нашим приближением. Издали, на расстоянии десяти метров, она казалась красивой. Когда мы оказались в трех метрах — она заметно подурнела. Слишком большой рот, слишком голубые глаза, слишком много косметики. Брови неестественно изогнуты, а ресницы такие редкие, что напоминали железную изгородь.

На ней были парусиновые брюки, бело-голубые сандалии, на ногтях яркий алый лак. Белая шелковая блузка открывала ожерелье из зеленых необработанных изумрудов. В кресле рядом с ней лежала белая соломенная шляпа, а на шляпе — зеленые солнечные очки с огромными стеклами.

Ванньяр, подойдя к ней, рявкнул:

— Ты должна выгнать своего отвратительного шофера, и побыстрее. Иначе я сам сверну ему шею. Меня тошнит, когда я вижу его.

— Сядь и отдохни. Не надо возбуждаться,— сказала блондинка.— Кто твой друг?

Ванньяр взглянул на мою карточку, которую держал в руке, и бросил ей на колени. Блондинка лениво взяла ее, прочла, вздохнула и постучала ногтем по зубам. Потом капризно сказала:

— Зачем он здесь? Наверное, ты нашел предлог, чтобы уйти.

— Он пришел к тебе.

— С кем мне разговаривать? — осведомился я.— С ней или с вами, а вы будете переводить ей?

Блондинка засмеялась неестественным смехом. Ванньяр сел, закурил сигарету с золотым обрезом. Я стоял и смотрел на них.

— Я ищу вашу подругу, миссис Морни, Мне известно, что год назад вы вместе с ней снимали квартиру. Ее зовут Линда Конквист,

Ванньяр часто-часто заморгал, потом отвернулся и стал смотреть на бассейн. Спаниель по кличке Хитклйфф прибежал и сел рядом со мной. Ванньяр щелкнул пальцами.

— Ко мне, Хитклифф! Быстро!

— Заткнись,— оборвала его блондинка.— Собаке надоели твои фокусы. Ради Бога, уйми свое тщеславие. И перестань заводиться, пожалуйста!

— Не разговаривай со мной так,— огрызнулся Ванньяр.

Блондинка захихикала.

— Я ищу девушку по имени Линда Конквист, миссис Морни,— напомнил я.

— Вы это уже говорили. Просто я задумалась. Кажется, я не видела ее уже месяцев шесть. Она вышла замуж.

— Вы полгода ее не видели?

— Я так и сказала, приятель. Зачем вам это нужно знать?

— Для частного расследования, которое я веду.

— Какого расследования?

— Сугубо конфиденциального!

— Подумать только! — весело проговорила она.— Он занимается частным конфиденциальным делом! Ты слышишь, Лу? Врывается к посторонним людям и сообщает, что ведет сугубо конфиденциальное дело. Как тебе это нравится, Лу?

— Значит, вы не знаете, где она?

— Разве я вам не сказала?

— Нет, вы сказали, что не видели ее с полгода. Это не одно и то же.

— Кто вам сказал, что я снимала вместе с ней квартиру? — резким тоном спросила блондинка.

— Я никогда не открываю источников информации, миссис Морни.

— Милый, вы суетливы, как учитель танцев. Я говорю вам одно, а вы мне — другое.

— У нас разное положение. Будучи нанят на работу, я следую определенным инструкциям. А у леди нет причин скрывать что-либо, не так ли?

— Кто разыскивает ее?

— Ее родня.

— Ну уж это бросьте! У нее нет родни,

— Вы, должно быть, близко знакомы с ней, если знаете это,— заметили.

  Возможно. Но. это не означает, что я знаю что-либо о ней сейчас.

— О’кей. Вы знаете, но не хотите сказать.

— Вот вам ответ,—:вмешался вдруг Ванньяр.—Вы здесь непрошеный гость и чем скорее уберетесь, тем лучше.

Я продолжал наблюдать за миссис Морни. Она подмигнула мне и обратилась к Ванньяру:

— Не надо быть таким агрессивным, дорогой. В тебе много обаяния, но ты бываешь временами, слишком груб.

А для грубой работы ты не годишься. Верно, приятель?

— Я не думал об этом, миссис Морни,— ответил я.— Как вы считаете, мистер Морни сможет мне помочь?

Блондинка покачала головой.

— Откуда мне знать? Можете попытаться. Если вы ему не понравитесь, у него есть парень, который выбросит вас вон.

— По-моему, вы сами могли бы помочь мне, если бы захотели.

— Может быть, вы намерены заставить меня захотеть этого? 

— Но как я могу это сделать в присутствии посторонних?

— Это мысль!

Она взяла бокал и сделала глоток виски.

Ванньяр неторопливо встал. Лицо его побледнело. Он сунул руку за пазуху и процедил сквозь зубы:

-— Убирайся отсюда, слабак! Пока еще можешь ходить!

Я удивленно посмотрел на него.

— Где же твоя изысканность? И не уверяй меня, что ты носишь оружие в летнем костюме.

Блондинка засмеялась, показав прекрасные белые зу- • бы. Его черные глаза с ненавистью смотрели на меня. Он был похож на змею.

— Ты слышал, что я сказал? —Тон был почти приветливым.— Советую считаться со мной. Я разделаюсь с тобой быстрее, чем ты зажжешь спичку. Запомни это.

Я взглянул на блондинку. Глаза ее ярко блестели, а губы казались еще более чувственными. Она не сводила с нас глаз.

Я повернулся и пошел по траве. На полпути остановился и оглянулся, Ванньяр стоял в той же позе. Глаза блондинки были широко открыты, но тень от зонта мешала определить выражение ее лица. Однако я был уверен, что она либо испугана, либо раздражена.

Я направился к белой калитке, затем дальше по дорожке, мимо розовых кустов. У калитки остановился, чтобы бросить на них последний взгляд. Не знаю, чего я ожидал, но увидел Ванньяра почти лежащим на блондинке и целующим ее.

Покачав головой, я продолжал свой путь.

Шофер в очках с красной роговой оправой все еще возился с «кадиллаком». Мытье он закончил и теперь протирал стекла и никелированные части большим куском замши. Я подошел и стал рядом с ним.

— Ну как? — спросил он.

— Плохо. Они ничего не сказали мне.

  Он кивнул.

— А тебе надо быть начеку,—посоветовал я.— Этот парень — подлец или разыгрывает роль подлеца.

Шофер коротко рассмеялся.

— В этом костюме? Ерунда!

— Кто этот Ванньяр и чем он занимается?

Шофер, выпрямился, бросил кусок замши и стал вытирать руки полотенцем.

— По-моему, он занимается женщинами.

— А разве играть с этой женщиной не опасно?

— По-моему, опасно,— согласился он.— Но ведь разные люди по-разному относятся к опасности. Меня бы это испугало.

— Где он живет?

— Шерман-Оукс, а она —здесь, но часто ездит туда.

— Ты когда-нибудь слышал о девушке по имени Линда Конквист? Высокая брюнетка, красивая, поет.

— За два бакса, Джек, ты хочешь слишком многого.

— Могу выложить еще пятерку.

Он покачал головой.

— Я не знаю женщин по именам. Сюда приходят разные леди. В основном дешевки. Меня с ними не знакомят,— усмехнулся он.

Я достал бумажник, вынул три долларовых бумажки я протянул ему вместе со своей карточкой.

— Люблю маленьких, крепко сложенных мужчин. Они никогда никого не боятся. Заходи как-нибудь ко мне.

— Постараюсь, Джек. Спасибо. Линда Конквист, говоришь? Я буду присматриваться.

— Ну, пока,— попрощался я.— А как тебя зовут?

— Шифти^[1]. Не знаю почему.

— Пока, Шифти.

— Пока. У него под мышкой пушка. Видел?

— Не уверен. Намек он сделал. Но меня не нанимали для стрельбы в неизвестных.

— Я заметил на его куртке наверху две пуговицы. Это неспроста. Он что-то там прячет.

— Думаю, он просто блефует. Если услышишь о Линде Конквист, буду рад встретиться с тобой для делового разговора.

— О’кей, Джек.

Я пошел к выходу, а он продолжал стоять, потирая подбородок.

 Глава 6

Я .медленно ехал вдоль квартала, подыскивая место для стоянки. Метрах в десяти от входа в здание, где находилась моя контора, перед табачным магазином стоял «паккард». Я нашел место, поставил машину и вышел. И только тогда заметил совсем рядом знакомую машину песочного цвета. Это могла быть совсем не та, которая следовала за мной,— таких тысячи. В машине никого не было, да и поблизости не маячил человек в соломенной шляпе с коричнево-желтой лентой.

Подойдя поближе, я записал на конверте номер машины и поднялся к себе в контору. Незнакомца не было ни в вестибюле, ни в коридоре наверху.

Я зашел в контору, заглянул в почтовый ящик, ничего не обнаружил, выпил немного виски и ушел. До трех часов уже оставалось совсем немного времени.

Песочного цвета машина все еще стояла на том же месте. В ней по-прежнему никого не было. Я сел в свою машину и влился в поток уличного движения.

Возле бульвара Сансет он догнал меня. Я усмехнулся, размышляя- о том, где он мог скрываться. Проехав Седьмую и Гранд, я остановился на углу Седьмой и Олайв, чтобы купить сигарет, которые мне не были нужны, а потом направился к востоку от Седьмой. На Спринг-стрит я зашел в отель. «Метрополь», закурил и сел в вестибюле в старое коричневое кожаное кресло.

Блондин в коричневом костюме, темных очках и знакомой мне шляпе тоже появился в вестибюле и не спеша направился к табачному прилавку. Купив пачку сигарет, он тотчас распечатал их, не сводя с меня глаз. Потом сунул в рот сигарету, сел спиной к колонне и надвинул шляпу по самые очки. Он сделал вид, что дремлет с незажженной сигаретой во рту.

Я встал, прошел через вестибюль, сел рядом и оглядел его. Он продолжал сидеть неподвижно. Молодое розовое лицо, подбородок тщательно выбрит. За темными стеклами очков было видно, как он часто моргал. Руки на коленях напряглись. На щеке под правым глазом — бородавка.

Я чиркнул спичкой.

— Прикуривай.

— О, спасибо,— удивленно сказал он, потом вздохнул и прикурил.

Я бросил спичку и выжидал. Он несколько раз поглядывал на меня.

— Я видел тебя где-то.

— На Дрезден-авеню в Пасадене. Сегодня утром.

Его щеки покраснели.

— Видно, я сплоховал.

— Парень, ты — вонючка.

— Видимо, всему виной эта шляпа.

— Да, и шляпа тоже,— согласился я.— Но дело не только в ней.

— В этом городе трудно работать,—печально заметил он.— Пешком ходить весь день не будешь, а такси не всегда найдешь. Вот и приходится пользоваться своей машиной. И иногда подходить слишком близко.

— Но ведь ты не умеешь шарить по карманам,— возразил я.— Тебе что-нибудь нужно от меня или просто практикуешься?

— Я пытаюсь выяснить, достаточно ли ты умен, чтобы с тобой можно было поговорить откровенно.

— Я очень умный,—: заявил я без ложной скромности.— Тебе будет стыдно, если ты не поговоришь со мной.

Он откинулся на спинку кресла, огляделся по сторонам, достал миниатюрный бумажник, извлек из него новенькую карточку и протянул мне. Я прочел: «Джордж Ансон Филлипс. Конфиденциальные расследования. Голливуд, Норт-Уилкокс-авеню, Сенегер-билдинг...» Телефонный номер Гленвью. В верхнем левом углу был изображен глаз с удивленно изогнутой бровью и очень длинными ресницами.

— Вот этого тебе не следовало бы делать,—заметил я, указывая на глаз.— Это эмблема Пинкертона. Ты украл ее у них.

— Пошли они к черту! Меня это не волнует.

Я .повертел карточку в руке, потом сунул в карман.

— Дать тебе мою, или ты завел на меня досье?

— О, я о тебе все знаю. Я был заместителем шерифа в Венчуре, когда ты работал по делу Грегсона.

За Грегсоном, преступником из Оклахомы, охотились по всей стране. Он так нервничал, что застрелил служащего автозаправочной станции, который по ошибке принял его за знакомого. Мне казалось, что это было очень давно.

— Ну а дальше что?

— Я вспомнил твою фамилию, когда увидел тебя сегодня утром. Поэтому, когда я потерял тебя по дороге в город, мне было нетрудно найти, где ты обитаешь. Я собирался зайти к тебе и поговорить, но это могло показаться тебе нахальством. Я не хотел так действовать.

Еще один сумасброд. Три сумасброда в один день — это уж слишком. Не считая миссис Мардок, которая тоже могла оказаться сумасбродкой.

Он снял темные очки, протер их, огляделся и снова надел.

— Я полагаю, мы можем совершить сделку,— наконец изрек он.— Объединим, так сказать наши усилия. Я видел одного парня, который заходил в твою контору. Думаю, он нанял тебя.

— Ты знаешь, кто он?

— Я на него и работаю,— ответил Филлипс.— А там, где работаю я, нет места для других.

— Что ему нужно от тебя?

— Ну, я работаю для его жены.

— Развод?

Филлипс осторожно огляделся.

— Так она говорит, но я в этом сомневаюсь.

— Оба они хотят одного и того же. Каждый пытается что-то узнать о другом. Смешно, не правда ли?

— Мне совсем не до смеха. За мной следит какой-то парень. Очень высокий, как фонарный столб, со странным глазом.

Очень высокий парень со странным глазом. Я задумался.

— Он имеет отношение к тебе? — с беспокойством спросил Филлипс.

Я покачал головой и бросил окурок.

— Никогда не видел его.— Потом посмотрел на часы.— Нам лучше встретиться где-нибудь и поговорить, но не сейчас! У меня встреча.

— Я был бы рад этому,— сказал Филлипс.— Очень рад.

— Тогда давай встретимся. Либо у -меня в конторе, либо на квартире; можно у тебя или где ты скажешь.

Он задумался и почесал подбородок.

— У меня на квартире,— решил он —Она не указана в телефонном справочнике. Дай мне свою карточку — я запищу адрес.

Я дал ему карточку, и он стал медленно писать на ней, шевеля губами. В эту минуту он казался совсем юным, не старше двадцати лет, но этого не могло быть, так как дело Грегсона слушалось лет шесть тому назад. Вероятно, он гораздо старше.

Он убрал карандаш и вернул мне карточку. Коурт-стрит, 128, Флоренс-апартаментс, 204.

Я с любопытством посмотрел на него и спросил:

— Коурт-стрит на Бенкер-хилл?

Он кивнул и покрасней.

— Не очень-то хорошее место,— быстро проговорил он.— У меня маловато башлей. Ты не возражаешь?

— Конечно нет. А почему я должен возражать?

Я встал и протянул ему руку. Он пожал ее, а я сунул ладонь в карман и вытер там о носовой платок. Посмотрев ему в лицо более внимательно, я заметил капельки пота на верхней губе и около носа. А ведь было не жарко.

— Да, чуть не забыл,— сказал я.— Надо убедиться, что мы говорим об одной и той же личности. Она высокая блондинка с легкомысленными глазами, не так ли?

— Я бы не назвал их легкомысленными.

— И, между нами говоря, развод — это еще не самое главное. Есть кое-что другое, не правда ли?

— Да,— мягко ответил он.— И это мне сразу не понравилось. Держи.

Он достал что-то из кармана и сунул мне в руку. Это был плоский ключ.

— Не стоит тебе торчать в вестибюле, если меня не окажется дома, У меня два ключа. В какое время ты сможешь прийти?

— Около половины пятого, если ничего не случится. Подумай еще раз, стоит ли давать мне ключ.

— Конечно, мы же заняты одним делом,— просто ответил он и, как мне показалось, посмотрел на меня сквозь темные очки.

Подойдя к лифту, я оглянулся. Он продолжал сидеть в кресле с потухшей сигаретой во рту. В своей коричневой шляпе с желтой лентой он был похож на иллюстрацию в отделе объявлений «Сатердей Ивнинг Пост».

Мы заняты одним делом, и поэтому я не стану обманывать его. Я могу войти в его квартиру и чувствовать себя, как дома. Могу надеть его шлепанцы, пить его виски и искать тысячедолларовые бумажки под ковром. Мы заняты одним делом.

 Глава 7

Белфонт-билдинг оказался восьмиэтажным домом с торговым центром и трехэтажным гаражом в подвале. В темном узком вестибюле было грязно, как на птицеферме. В указателе здания числилось много незанятых помещений. Меня интересовала только фамилия нумизмата. Напротив указателя на стене из фальшивого мрамора висело объявление: «Сдается помещение для торговли табачными изделиями. Обращаться в комнату 316».

Там было два лифта, но работал, кажется, только один. В кабине лифта на стуле, покрытом дерюжкой, сидел старик с отвисшей челюстью и водянистыми глазами. У него был такой вид, словно он сидел здесь с Гражданской войны и ему это нравилось.

Я вошел в кабину, сказал «восьмой», и он закрыл дверь. Лифт пошел вверх. Старик тяжело дышал, как будто поднимал кабину на своей спине.

На восьмом этаже я вышел и направился по коридору. Старик позади смачно отхаркался.

Контора Элиши Морнингстера находилась в самом конце коридора, напротив пожарной двери. Двери обиты черным дерматином. Надпись: «Элиша Морнингстер, нумизмат», чуть ниже: «Вход».

Я повернул ручку и вошел в маленькую узкую комнату с двумя окнами и убогим столом с пишущей машинкой. Вдоль стен стояли шкафы с отделениями для монет и этикетками под ними; два коричневых шкафа были забиты папками. Окна без занавесок, на полу — посеревший от грязи ковер, настолько изношенный, что местами просвечивал пол.

Дверь в смежную комнату была открыта. Я услышал звуки, какие издает человек, которому нечего делать, потом послышался голос Элиши Морнингстера:

— Входите, пожалуйста. Входите.

Я вошел. Комната была еще меньше первой, но более заставленная. Переднюю половину ее занимал зеленый сейф J3a ним стоял большой старый стол из красного дерева, на нем — несколько книг и журналов, покрытых пылью. В конце комнаты было приоткрыто окно, но запах пыли заметно чувствовался. В углу вешалка, на ней — зеленая шляпа. Посреди комнаты4—еще один стол. На нем стояли застекленные весы для ювелирных изделий и лежали две большие лупы в никелированных оправах. На толстом пресс-папье — лупа. Рядом чернильница с ручкой.

За столом на вращающемся кресле сидел старик в темно-сером костюме с большими лацканами и множеством пуговиц. У него были прямые седые волосы с длинными прядями за ушами. Бледная лысина возвышалась, как скала, из ушей торчали пучки длинных волос. Глубоко запавшие черные глаза, смуглое лицо, испещренное голубыми прожилками вен. Щеки гладко выбриты, а небольшой нос имел форму крючка. Стоячий воротник подпирал кадык, а узел галстука почему-то напоминал мышь.

— Моя молодая леди ушла к зубному врачу,— объявил он.— Вы — мистер Марлоу?

Я кивнул.

— Садитесь, пожалуйста.

Он махнул худой рукой, указывая на стул возле стола. Я сел.

— У вас есть какой-нибудь документ?

Я протянул ему карточку. Пока он ее читал, я чувствовал его запах. От него пахло сухой плесенью, как от -давно немытого китайца.

Он положил мою карточку на стол и прижал ее рукой, стараясь не встречаться со мной взглядом.

— Ну, мистер Марлоу, чем могу быть вам полезен?

— Расскажите мне о дублоне Брашера.

— Ах, да. Это редкий дублон. Интересная монета.— Старик постучал пальцами по столу.— Одна из самых интересных и ценных старинных американских монет, как вы, несомненно, знаете,

— Мистер Морнингстер, я о ней почти ничего не знаю и хотел бы узнать у вас,

— Вот как? — удивился он.— В самом деле? Вы хотите, чтобы я рассказал вам об этом?

— Для этого я и пришел к вам, мистер Морнингстер.

— Это золотая монета достоинством в двадцать долларов, размером с полдоллара, почти точно. Она была выпущена штатом Нью-Йорк в 1787 году. Ее не чеканили до 1793 года, когда в Филадельфии был открыт первый монетный двор. Дублон Брашера, видимо, был отштампован вручную. Изготовил его золотых дел мастер Эфраим  Брашер, или Брашир. Фамилия мастера Брашир, но монету называют дублоном Брашера. Не знаю почему.

Я сунул в рот сигарету, закурил и подумал, может быть, дым перебьет этот запах пыли.

— Что значит «отштампован»?

— Обе половины монеты были выгравированы из стали, в натуральную величину конечно. Потом между формами закладывали золотую пластинку и клали под пресс. Затем края зачищали. Тогда не было машин.

— Очень трудоемкий процесс,— заметил я.

Старик кивнул.

— Верно. И надо сказать, на свете нет двух одинаковых монет, поскольку поверхность стальных формочек все время изнашивалась и деформировалась. Это легко заметить под микроскопом. Вам все понятно?

— Да, вполне. А сколько существует таких монет и какова их цена?

Он снова тихо побарабанил пальцами по столу.

— Я не знаю, сколько их. существует. Несколько сотен, возможно, тысяча. Но из них в обращении очень мало. Цена их колеблется и составляет несколько тысяч долларов. Я бы сказал, что в настоящее время дублоны, не находящиеся в обращении, могут быть проданы за десять тысяч долларов и дороже. Конечно, необходимо иметь доказательства их происхождения.

— Так.— Я выпустил струю дыма.

Похоже, старик не курил, и я стал разгонять дым рукой.

— А за сколько можно продать монету без всяких объяснений?

Он пожал плечами.

— Все зависит от обстоятельств. Скажем, монета была украдена или получена мошенническим образом. Конечно, монета может появиться на свет и честным путем. Редкие монеты в разное время появлялись у самых разных людей. Они могут храниться до поры до времени в старых сейфах или ящиках столов в старинных домах Новой Англии. Такое случается очень редко, уверяю вас, но все же случается, Я знаю историю одной очень ценной монеты, которая завалилась под обивку дивана, купленного одним антикваром. Диван этот простоял девяносто лет. в одной и той же комнате/в старом доме в Фалл-Ривер, в Массачусетсе. Никто не знает, как монета попала туда. Но вообще-то всегда в связи с такими монетами возникают подозрения в краже, особенно в этой части страны.

Старик с отсутствующим видом уставился в потолок.

А я стал разглядывать его. Похоже, этот человек умел хранить тайны, конечно свои собственные. Он медленно перевел взгляд на меня.

— Уплатите пять долларов, пожалуйста.

— За что?!

— Не прикидывайтесь дурачком, мистер Марлоу. Все, что я вам рассказал, имеется в книгах, которые можно взять в публичной библиотеке. В частности, в «Реестре Фосдайка». Вы пришли и отняли у меня время. Я оцениваю его в пять долларов.

— А если я не заплачу?

Старик наклонил голову и прикрыл глаза. Легкая улыбка скользнула по его лицу.

— Заплатите,— сказал он.

Так я и сделал. Я достал из бумажника пятидолларовую банкноту и положил перед ним.

— Вот пять долларов, мистер Морнингстер.

Он открыл глаза, посмотрел на бумажку и улыбнулся.

— А теперь,— сказал я,— давайте поговорим о дублоне Брашера, который кто-то пытался вам продать.

Он широко открыл глаза.

— Кто-то пытался продать мне дублон Брашера? Почему вы решили, что кто-то пытался сделать это?

— Людям понадобились деньги, и они не хотели, чтобы им задавали много вопросов. Они знали или узнали, что вы нумизмат, что ваша контора обветшала и при- -шла в полный упадок. Учитывая это, они решили, что вы можете пойти на сомнительную сделку, что вы старый, больной человек и не станете задавать им лишних вопросов.

— Эти люди должны хорошо разбираться в таких вещах,— сухо заметил Морнингстер.

— В своем деле они разбираются. Так же как и мы с вами. И их нетрудно найти.

Старик поковырял в ухе спичкой и вытер ее о пиджак.

— Вы пришли к такому заключению потому, что я звонил миссис Мардок и спрашивал ее, не продается ли монета?

— Конечно. Она и сама подумала об этом. Это вполне логично. Как я уже сказал вам по телефону, вы знали, что монета не продается, если разбираетесь в своем бизнесе.

Старик чуть наклонил голову. Он не улыбался, но казался довольным, насколько это возможно для человека со стоячим воротничком.

— Вам предложили купить эту монету,— продолжал я,— при подозрительных обстоятельствах. Вы бы купили ее, если бы сумели сбить цену. Но вы все равно хотели выяснить, откуда она. И даже будучи уверенным, что она краденая, вы купили бы ее за бесценок.

— Разве мог я это сделать? — изобразил он удивление.

— Конечно могли, если вы настоящий коммерсант, уверяю вас. Покупая по дешевке монету, вы защищаете от издержек ее владельца или страховую компанию. Они будут рады заплатить вам за это. Так всегда делается.

— Значит, дублон Брашера украден,— резко сказал старик.

— Не ловите меня на слове. Это секрет,— ответил я. Морнингстер задумался.

— А сколько заплатит ваш клиент за возвращение монеты?

Я перегнулся через стол и усмехнулся.

— Один гранд. А сколько вы заплатили?

Вы очень умный молодой человек,— заметил старик.

Потом он закрыл лицо руками, опустил подбородок, и его грудь затряслась. Из нее вырвался странный звук, похожий на крик петуха,— старик смеялся.

Затем уставился на меня.

Я дал восемьсот долларов. Восемьсот долларов за дублон Брашера, не находящийся в обращении!

И он захихикал.

— Прекрасно. Вы можете заработать двести долларов, а это не так уж плохо. Быстрое обращение капитала, определенный барыш и никаких неприятностей. Монета у вас?

— В моей конторе ее нет,— сухо ответил старик,— Неужели вы считаете меня дураком?

Он достал из кармана старинные серебряные часы и, прищурившись, посмотрел на них.

— Давайте договоримся о встрече завтра, в одиннадцать часов. Приходите с деньгами. Монета может быть здесь, но не наверняка. Если меня удовлетворит ваше поведение, я согласен иметь с вами дело.

— Отлично.— Я встал.— Я привезу деньги.

— Лучше, чтобы они были не новыми,— предупредил Морнингстер.— Если деньги много раз побывали в руках, это не. повредит.

Я усмехнулся и пошел к двери. Но с полпути вернулся, подошел к столу и, опершись на него руками, склонился к Морнингстеру.

— Как она выглядела?

Он недоуменно посмотрел на меня.

— Девушка, которая продала вам монету»

Старик все еще недоумевал.

— О’кей,— настаивал я.— Это была не девушка,.а ее помощник. Как выглядел этот мужчина?

Старик поджал губы и снова постучал пальцами по столу.

— Это был мужчина средних лет, крепкого сложения, ростом примерно метр семьдесят, весом около семидесяти семи килограммов. Он назвался Смитом. На нем был голубой костюм, черные брюки, зеленый галстук и рубашка. Он был без шляпы, из нагрудного кармана торчал коричневый платок. Темные с проседью волосы, на макушке лысина, на левой челюсти шрам длиной сантиметров пять. Да, с левой стороны.

— Неплохо подмечено,—‘заметил я.— А как насчет дырки на правом носке?

— Я не снимал с него носки.

— Вы дьявольски беспечный человек.

Он промолчал. Мы уставились друг на друга, как новые соседи. Потом он вдруг засмеялся. Моя пятидолларовая бумажка все еще лежала на столе. Я забрал ее. Морнингстер оторопело уставился на меня,

— Вам она сейчас не нужна, поскольку у нас пошел разговор о тысячах,— пояснили.

Старик пожал плечами.

. — В одиннадцать утра,—напомнил он,— И без всяких трюков, мистер Марлоу. Не думайте, что я не сумею1 защитить себя..

— Надеюсь, сумеете, потому что вы сидите на динамите.

Я вышел, прошел через смежную комнату, - открыл дверь и закрыл ее, не выходя в коридор. Конечно, не мешало, чтобы и снаружи раздавались шаги, но я надеялся, что он не обратит на, это внимания. Тихо пройдя обратно по истертому ковру, я встал возле двери в смежную комнату, за столом с пишущей машинкой. Детский трюк, но иногда он дает результаты, особенно после хитрой болтовни, полной  намеков и недоговоренности. А если трюк не сработает, мы -только посмеемся — и больше ничего.

Однако, он сработал. Сперва я услышал, как старик шмыгнул носом, затем снова раздался смех, похожий на крик петуха. Потом откашлялся. Вскоре кресло заскрипело и послышались шаги.

В двери прказалась лысая голова, старик выглянул. Я затаил дыхание. Потом голова скрылась, и четыре грязных пальца потянули дверь на себя. Она захлопнулась. Я приложил ухо к филенке.

Снова заскрипело кресло, затем послышался звук вращающегося телефонного диска. Я ждал. Он шесть раз набирал номер, наконец ему ответили. Я бросился к параллельному аппарату на столе и стал подслушивать. Мои предположения подтвердились.

— Это Флоренс-апартаментс?

— Да.

— Я хочу поговорить с мистером Ансоном из квартиры двести четыре.

— Подождите, я проверю, у себя ли он,-

Элиша Морнингстер и я ждали. Откуда-то доносился репортаж о бейсбольном матче. Видимо, из телефонной трубки, но казалось, что из соседнего помещения.

Вскоре послышался звук шагов, мембрана щелкнула, и мужской голос сказал:

— Его нет. Что ему передать?

— Я позвоню позже.

Я быстро прокрался к двери и бесшумно открыл ее. Выйдя из конторы, тихонько как мышь проскользнул к лифту. Нажав кнопку, я достал карточку, на которой мистер Джордж Ансон Филлипс написал свой адрес в отеле. «Метрополь». Но в этом не было нужды: я и так хорошо запомнил, что он жил во Флоренс-апартаментс, в доме 128 на Коурт-стрит. Я стоял и щелкал пальцами, пока не появилась кабина со стариком лифтером.

Было без десяти четыре.

 Глава 8

Бенкер-хилл — это старый город, убогий город, жестокий город. Когда-то очень давно он был чуть ли не центром, и там еще сохранилось несколько готических особняков с широкими верандами, стенами, покрытыми дощатой облицовкой, угловыми окнами и башенками. Теперь все .это превратилось в меблированные комнаты с паркетом, винтовыми лестницами, грязными стенами, выкрашенными дешевой краской. В комнатах с высокими потолками изможденные хозяева ругаются с изворотливыми жильцами. На верандах сидят старики, подставляя солнцу свои лица.

В старых домах и возле них расположены грязные рестораны, итальянские фруктовые лавки, дешевые меблирашки и маленькие кондитерские, где продаются вещи, гораздо менее сладкие, чем конфеты. Здесь же крысиные отели, в которых живут одни мистеры Смиты и Джоны и где ночной клерк наполовину — сторожевая собака, Наполовину — сводник.

Мимо домов здесь ходят женщины, может быть, очень молодые, хотя лица их по цвету напоминают пиво; мужчины в низко надвинутых шляпах, с бегающими глазами, истасканные интеллектуалы .с окурками во рту и без единого цента в кармане; копы с гранитными лицами и решительными взглядами; наркоманы и торговцы наркотиками, люди уже совершенно никчемные и знающие об этом. Здесь есть даже мужчины, которые регулярно ходят на работу, но они уходят очень рано, когда улицы еще безлюдны.

Я прибыл сюда немного раньше половины пятого. Поставив машину в конце улицы, где начиналась надземная дорога, я направился по Коурт-стрит к «Флоренс-апартаментс». Он оказался трехэтажным кирпичным домом с низкими окнами, закрытыми грязными занавесками. На входной двери была прибита дощечка с фамилиями жильцов. Я открыл дверь и вошел в коридор-. В нем запросто можно было дотронуться руками до обеих стен. На мрачных дверях темной краской были намалеваны номера. В нише возле лестницы — телефон-автомат и надпись:

«Управ, апарт, кв, 106». У задней двери в конце коридора возвышалась целая батарея мусорных ящиков.

Я поднялся по лестнице. Радио, которое я слышал по телефону, все еще передавало репортаж о бейсболе, Я смотрел на номера квартир. Двести четвертая оказалась справа по коридору, а репортаж доносился с противоположной стороны. Я поскучал в дверь дважды — тишина. Постучав в третий раз пне получив ответа, я посмотрел в окно коридора и нащупал в кармане ключ, который дал мне Джордж Ансон Филлипс.

На противоположной стороне улицы находилось итальянское похоронное бюро, спокойное и безмолвное. На фасаде тонкие неоновые буквы: «Похоронные принадлежности. Пьетро Палермо». У дверей стоял высокий крепкий мужчина в черном костюме. Смуглый, с красивой головой, седые волосы зачесаны назад. Он вынул из кармана портсигар с черной эмалью, который издали казался платиновым, открыл его и двумя пальцами достал длинную сигарету с золотым обрезом. Убрав портсигар, прикурил от зажигалки в виде коробка спичек и стоял, прислонившись к стене и полузакрыв глаза. Тонкая струйка дыма тянулась вверх над его головой.

За моей спиной продолжался репортаж. Я сунул ключ в дверь двести четвертой квартиры, открыл и вошел.

Комната была квадратная, с коричневым ковром, скудно меблированная. У стены кровать и зеркало, березовое кресло возле небольшого письменного стола. У окна стол со стопкой чистой бумаги и настольной лампой. Возле кровати дверь.

Дверь слева вела в маленькую кухню. Раковина, плита и старый холодильник, который с грохотом включился, как только я открыл дверь. На столе остатки завтрака, грязная чашка, куски хлеба, грязный нож и кофейник.

Я вернулся обратно и заглянул в дверь у кровати. Она вела в небольшой коридор с вешалкой на стене и встроенным туалетным столиком. На столике лежала расческа с несколькими светлыми волосами на зубьях, коробка с тальком, маленький фонарь с разбитым стеклом, пресс-папье, ручка, флакон чернил, сигареты и спички. В стеклянной пепельнице — с полдюжины окурков. В ящиках стола — носки, нижнее белье и носовые платки. На вешалке — темно-серый костюм, не новый, но еще приличный, на полу — пара черных ботинок.

Я толкнул дверь ванной. Она приоткрылась сантиметров на тридцать и снова захлопнулась. Нос мой сморщился, я почувствовал, как одеревенели губы: я ясна ощутил из-за двери резкий, неприятный, горький запах. Я нажал на дверь плечом. Она подалась, но снова закрылась, как только я перестал нажимать, словно кто-то не хотел меня впустить. Тогда я просунул голову в дверь.

Ванная была слишком тесна для Джорджа Ансона Филлипса, поэтому его ноги были согнуты в коленях. Он лежал, упираясь головой в стену. Его коричневый костюм был немного помят, а темные очки торчали из нагрудного кармана. Правая рука была прижата к животу, а левая лежала на полу, пальцы были скрючены. На белокурых волосах, возле правого виска, кровь, рот был полон застывшей темно-красной крови.

Двери мешала открыться его нога. Я немного отодвинул ее и вошел. Наклонившись над ним, пощупал шейную артерию. Нет, она даже не дрожала. Кожа была ледяная. Это не лед — я знал, что это. Я выпрямился, прижался спиной к двери и сжал в карманах кулаки. Меня раздражал этот запах. Репортаж о бейсболе продолжался, но через две двери он казался отдаленным.

Я стоял и смотрел на труп. Ничего, Марлоу, ничего. Для тебя это почти ничего не значит. Ты даже не знал его. Убирайся отсюда, да поживее.

Я открыл дверь и вернулся в гостиную. Ha меня смотрело лицо в зеркале.. Напряженное, злое лицо. Отвернувшись от зеркала, я достал ключ от квартиры Филлипса, вытер его и положил рядом с лампой. Потом вытер ручку двери и, выйдя из квартиры,— дверь снаружи. Бейсбол продолжался. Какая-то женщина пела французскую песню, грубый мужской голос приказал ей заткнуться, но она продолжала петь.

Я сунул в рот сигарету и закурил, спустился вниз по лестнице и остановился возле надписи «Управ. апарт, кв. 106». Я смотрел на нее как дурак — просто мне нужно было прийти в себя.

Потом, повернувшись, пошел обратно по коридору. На двери 106 висела маленькая табличка с надписью: «Управляющий». Я постучал в дверь. 

 Глава 9 

Послышался шум отодвигаемого стула, легкие шаги, и дверь открылась.

— Вы управляющий?

— Да,— ответил он мне тем же голосом, что я слышал по телефону в конторе Элиши Морнингстера.

 Он держал в. руке пустой стакан и смотрел на него так, будто кто-то утащил из него золотую рыбку. Долговязый, с коротко подстриженными волосами и небольшой челкой, спадающей на лоб. У него была узкая голова, а зеленоватые глаза удивленно разглядывали меня из-под оранжевых бровей. Уши были такие огромные, что, наверное, хлопали на ветру. Длинный нос, очевидно, лез в чужие дела. Но в целом лицо было привлекательным— лицо человека, умевшего хранить секреты, лицо, наводившее на мысль о морге.

На нем были жилетка и голубая рубашка с металлическими пуговицами.

— Где мистер Ансон? — обратился к нему я.

— В двести четвертом.

— Его там нет.

— А что я могу сделать? Сесть на яйца?

— Не стоит. Сиди на яйцах в нерабочее время или в день рождения.

— Отчаливай.— Он стал закрывать дверь.— Послушай моего совета: убирайся отсюда.

Я нажал на дверь, он тоже — со своей стороны. Наши лица сблизились.

— Пять баксов,— быстро сказал я.

Это убедило его.  Он мгновенно отпустил дверь, и я влетел в его квартиру, чуть не угодив головой ему в подбородок.

— Входи.

Гостиная была почти такая же, как у Ансона, даже пепельницы одинаковые.

— Садись.— Он закрыл дверь.

Я сел. Мы невинными глазами разглядывали друг друга.

— Хочешь пива?

— Спасибо.

Управляющий открыл две банки пива, наполнил стакан, который держал в руке, потом собрался налить второй, но я сказал, что буду пить прямо из банки. Тогда он протянул мне банку.

— Дайм^[2],— сказал он.

Я дал ему дайм.

Он застегнул жилетку, продолжая разглядывать меня.

— Не очень-то мне нужны твои пять баксов,— вдруг заявил он.

— Прекрасно. Я и не думал давать их тебе.

— Умно,— согласился управляющий.— У нас здесь тихое место. Никаких развлечений.

— Неплохо, — заметил я.— Но ты можешь слышать любые вопли сверху.

Он широко улыбнулся.

— Меня нелегко рассмешить.

— Как королеву Викторию,— уточнил я,

— Я не согласен.

— А я и не видал чудес,— парировал я.

Бессмысленная болтовня часто производит на людей большее впечатление, чем любые доводы.

Я достал бумажник и извлек из него карточку. Это была не моя карточка. На ней было напечатано: «Джеймс Б. Поллок. Разъездной агент "Рельянс Индемнити компани"». Я попытался вспомнить, каков из себя этот Джеймс Б. Поллок и где я с ним встречался, но мне это не удалось, Я протянул карточку управляющему.

Он взял ее и чуть ли не носом стал водить по ней.

— Что-нибудь случилось, приятель?

— Пропали драгоценности. — Я неопределенно махнул рукой.

Управляющий задумался. Пока он думал, я старался собраться с мыслями и решить, как мне себя вести, чтобы не испугать его.

— Мы можем поговорить,— наконец заключил управляющий.— Впрочем, на вора этот парень не похож.

— Может быть, это совсем не тот человек,— осторожно сказал я.— Попробуй узнать его по моему описанию.

Я описал ему Джорджа Ансона Филлипса, живого Филлипса, в коричневом костюме, темных очках и коричневой соломенной шляпе с желтой лентой. Меня интересовало, что случилось с его шляпой: ее в квартире я не обнаружил. Он мог избавиться от нее, считая, что она слишком бросается в глаза. Впрочем, его светлая голова была не менее приметной.

— Похож на него? — спросил я, закончив описание.

Управляющий тянул время, делая вид, что думает.

Наконец он кивнул, а его зеленые глаза при этом, осторожно изучали, меня. В руке он продолжал держать карточку,

— Я ни в чем его не обвиняю,— продолжал я.— Но, черт возьми, всякое бывает. Он жил здесь. Если это не он...

Я с трудом удерживался от смеха, глядя на управляющего.

— Может, заглянем к нему, пока его нет?

Он покачал головой.

— Мистеру Палермо это не понравится.

— Мистеру Палермо?

— Он владелец отеля. Владелец похоронного бюро и многих других зданий в этом районе. Практически он хозяин всего района, если ты понимаешь, что я имею в виду.— Управляющий подмигнул мне левым глазом.— Он продает голоса — не простой парень.

— Ну, пока он продает голоса или похоронные принадлежности, мы успеем осмотреть квартиру.

— Не надо выводить меня из себя,— сухо заявил управляющий.

— Боюсь, что там вообще ничего нет,— настаивал я.— Давай взглянем.

Я бросил пустую банку в корзину для мусора.

Он встал и сложил руки на груди.

— Ты говорил что-то насчет пятерки.

— Это было давно. Теперь я передумал. Давай заглянем в квартиру.

— Повтори еще раз...

Он сунул руку в карман.

— Если ты хочешь пустить в ход пистолет, то это может не понравиться мистеру Палермо.

— К черту мистера Палермо! — неожиданно рявкнул управляющий голосом, полным бешенства; при этом лицо его побагровело.

— Мистер Палермо будет рад узнать твое мнение о нем,— небрежно заметил я.

— Послушай, парень,— отчетливо, медленно заговорил управляющий и вынул руку из кармана.— Послушай, я сидел здесь и пил пиво. Выпил три банки, а может, и девять. Черт возьми! Я никого не беспокою. Сегодня был прекрасный день. Даже вечер мог быть прекрасным. А тут появился ты...

Он в бешенстве взмахнул рукой.

— Давай поднимемся и осмотрим квартиру,— продолжал настаивать я.

Он бросился на меня со,сжатыми кулаками, но остановился на полпути,

— Если ты не...— начал он.

Я открыл было рот, чтобы возразить,

— Молчи! — заорал он.

Потом надел шляпу — пиджака надевать не стал — и достал из ящика связку ключей. Пройдя мимо меня к двери, распахнул ее. На лице его появилось какое-то дикое выражение.

Мы вышли в холл и направились к лестнице. Бейсбол закончился, и теперь транслировали танцевальную музыку. Звук по-прежнему был очень громкий. Управляющий выбрал ключ и подошел, к двери квартиры 204. Вдруг танцевальную музыку перекрыл истерический женский крик.

Управляющий осклабился, подошел к противоположной двери и постучал. Ему пришлось стучать громко и долго, прежде чем на это обратили внимание. Потом дверь открылась и выглянула блондинка с резкими чертами лица. На ней были красные брюки и зеленый пуловер, который давно следовало бы выстирать. На шее красовались синяки, а в руке она держала стакан с янтарной жидкостью.

— Сбавьте тон,— властно приказал управляющий.— Слишком много шума. Больше я повторять не стану. В следующий раз вызову полицию.

Девушка обернулась и закричала, перекрывая вопли радио:

— Эй, Дэл! Тут парень говорит, чтобы мы заткнулись! Хочешь избить его?

Заскрипело кресло, сразу замолчало радио, и рядом с блондинкой появился плотный смуглый мужчина. Он зевнул, отодвинул , блондинку и приблизил к нам свое лицо. Мужчине давно надо было бы побриться. На нем были шаровары, тапочки и нижняя рубашка.

— Хватит жужжать. Я пришел с ленча. Паршивый был ленч. Бить я никого не хочу.

Он был изрядно пьян, но на ногах держался крепко.

— Вы слышите, мистер Хенч? — повторил управляющий.— Сделайте потише радио и перестаньте шуметь. И немедленно.

— Послушай, ты, котенок,— сказал Хенч и резко выставил вперед правую ногу.

Управляющий не стал ожидать удара. Он быстро отклонил в сторону свое худое тело, а Хенч резко качнулся вперед. Он сжал кулаки на волосатых руках и двинулся на управляющего. Тот ударил Хенча по голове, девушка завизжала и выплеснула содержимое стакана Хенчу в лицо. Она сделала это либо потому, что теперь это можно сделать безнаказанно, либо по ошибке — сказать не могу. Хенч похлопал глазами и тяжело осел на пол. Он был совершенно выбит из колеи.

— Осторожнее,— предупредил я.— У него пистолет...

  — У меня тоже есть,— ответил управляющий и сунул правую руку под жилет.

Хенч встал на колени, потом поднялся на ноги. В правой руке он сжимал черный короткоствольный пистолет. Он поднял руку с пистолетом и вдруг удивленно раскрыл глаза.

— Это не мой пистолет,— прохрипел он.

Управляющий оттолкнул блондинку и прошел в квартиру. Она бросилась на него и обхватила его за шею. Но тот оттолкнул ее и помахал перед ее носом своим пистолетом.

— Дай ему, Дэл! — завизжала блондинка.—Дай ему!

Внизу хлопнула дверь, и послышались шаги. Хенч, чуть не плача, разглядывал свой пистолет.

— Это не мой пистолет! — повторял он.— Не мой. У меня «кольт-32», прекрасная штука.

Я взял из его руки пистолет. Хенч не сопротивлялся, вошел в квартиру и сел на кровать. Я последовал за ним.

— Какого черта! — заорал он.

Затем голова его опустилась на грудь.

Я понюхал ствол — пахло пороховым дымом. Потом вынул обойму и пересчитал патроны. Их было шесть — в обойме должно быть семь. Из этого пистолета недавно стреляли. Один раз. А автоматический «кольт» тридцать второго калибра, о котором говорил Хенч, был рассчитан на восемь патронов.

Управляющий усадил, блондинку в кресло и несколько раз ударил ее по щекам. Она мрачно смотрела на него.

— Нужно позвать копов,— посоветовал я.— Из этого пистолета стреляли, а в квартире, что напротив, лежит труп.

Хенч тупо посмотрел на меня.

— Братишка, да это же не мой пистолет!

Блондинка театрально рыдала. Управляющий направился к двери. 

 Глава 10

— Убит выстрелом в горло тупоносой пулей из пистолета среднего калибра,— заявил лейтенант Джесс Бриз.— Пистолет вроде этого, и пули похожи.

Он подбросил на ладони пистолет Хенча, который тот отказывался признать своим.

— Выстрел был сделан сверху в лежащего, и пуля, возможно, застряла, в затылке. Он умер около двух часов назад. Руки и лицо холодные, но тело еще теплое. Перед выстрелом его ударили твердым предметом по голове. Похоже, рукояткой пистолета. Вам это о чем-нибудь говорит, мальчики и девочки?

Он сидел на газете, и при каждом его движении она шелестела. Бриз снял шляпу и вытер лицо и почти лысую голову. Остатки его волос блестели от пота. Шляпа была не новая, даже не прошлогодняя.

Лейтенант был грузный, с брюшком. Белые брюки, белые ботинки и рубашка с открытым воротом, из которого виднелась волосатая грудь. На вид лет пятьдесят.

Он смотрел на меня бледно-голубыми глазами. Самый обычный коп. Лицо изборождено морщинами похоже на военную карту.

Мы сидели в квартире Хенча, дверь в коридор была открыта.. Хенч надел рубашку и теперь безуспешно пытался завязать галстук трясущимися руками. Девушка лежала на кровати, на ноги было наброшено пальто. Лицо выражало растерянность и боль,

— Если вы полагаете, что парень был убит выстрелом через подушку, о’кей, я не возражаю,— сказал Хенч.— Похоже, что так и было. Но это не мой пистолет, и вы, ребята, не должны думать, что он мой. Ничто не заставит меня признать его своим.

— Допустим, что так и ест.ь,—возразил Бриз.— Но как он очутился у тебя? Кто-то стянул твой и подложил этот? Когда и как это случилось? Какой был у тебя пистолет?

— Мы вышли отсюда около половины четвертого и поели тут, на углу. Вы можете это проверить. Должно быть, оставили дверь незапертой. Перед этим мы здорово выпили, даже пошумели немного, и слушали по радио бейсбол. Думаю, что дверь мы закрыли, но не уверен. Ты помнишь,— обратился он к девушке, лежащей лицом вниз,— ты помнишь, милая?

Девушка промолчала.

— Она обалдела,— сказал Хенч.— У меня есть пистолет. «Кольт», того же калибра, что и этот, но не такой. У него откололась часть рукоятки. Мне продал его еврей по фамилии Моррис три или четыре года назад. Мы с ним вместе работали в баре. У меня нет разрешения, но я никогда не носил его с собой.,

— Когда такие птицы, как ты, держат оружие под подушкой,— заявил Бриз,— они рано или поздно кого-нибудь убивают. Ты должен это знать.

— Черт возьми, мы даже не знакомы с этим парнем,— сказал Хенч.

Он уже завязал галстук. Лицо было бледное, а руки по-прежнему очень дрожали. Потом взял с кровати пиджак, надел его и сел. Дрожащими руками достал сигарету.

— Мы даже не знали его имени, мы ничего о нем не знали. Я видел его два или три раза в холле, но даже не разговаривал с ним. Думаю, это тот самый парень, но не уверен в этом.

— Этот парень жил здесь,— подтвердил лейтенант.— Итак, по радио транслировали бейсбол?

— Игра началась в три. Передавали с трех до полпятого, или чуть позже. Мы ушли в половине четвертого и отсутствовали минут двадцать, от силы полчаса.

— Полагаю, он был убит до того, как вы ушли,— сказал Бриз.— Радио гремело достаточно сильно, чтобы заглушить пистолетный выстрел. Дверь вы оставили незапертой или даже не закрыли ее.

— Возможно,— пробормотал Хенч.— Ты помнишь, милая?

Девушка опять ничего не ответила.

— Вы оставили дверь незапертой или даже открытой,—продолжал коп.— Убийца слышал, как вы ушли. Он вошел к вам в квартиру, чтобы подбросить пистолет, увидел неубранную постель, подошел и сунул свой пистолет под подушку. Тут он, к своему удивлению, нашел твой пистолет и забрал его с собой. Но если он хотел избавиться от своего оружия, то почему он не оставил его на месте убийства? Зачем ему понадобилось рисковать и лезть в чужую квартиру? К чему все это?

Я сидел в углу, перед столом у окна, и решил вступить в разговор.

— Допустим, он выскочил из квартиры Филлипса и не собирался избавляться от своего пистолета. Допустим, он был испуган, и мысль об этом пришла ему в голову лишь в холле. Тогда, если дверь у Хенча была открыта, а он слышал, как они уходили...

Бриз бросил на меня взгляд и усмехнулся.

— Я не говорю, что этого не могло быть,— возразил он.— Я просто рассуждаю.

Потом снова обратился к Хенчу.

— Значит, если окажется, что Ансон был убит из этого пистолета, мы должны попытаться найти твой пистолет. А пока мы будем его искать, подержим тебя и твою подругу у себя. Ты, конечно, понимаешь это?

— Вы не найдете никого, кто показал бы на меня,— заявил Хенч.

— Но можем попробовать,— мягко сказал Бриз.— И мы сделаем это.

Он встал, и смятая газета упала на пол. Подойдя к двери, лейтенант обернулся и обратился к девушке, которая по-прежнему лежала на кровати.

— Ну как, сестренка, пойдешь или вызвать к тебе матрону?

Девушка продолжала молчать.

— Я хочу выпить,— вдруг заявил Хенч.

— Пей, пока меня не будет.— И Бриз вышел.

Хенч прошелся по комнате, схватил бутылку и стал пить прямо из горлышка. Он пил долго, потом взглянул на остаток в бутылке и подошел к девушке.

— Очнись и выпей,— посоветовал он ей.

Теперь она лежала на спине и смотрела в потолок. Она снова промолчала, даже сделала вид, что не слышит его.

— Оставь ее в покое,— посоветовал я.— Это шок,

Хенч опорожнил бутылку, осторожно поставил ее на стол и снова подошел к девушке. Потом уставился в пол.

— Черт возьми, если бы я мог вспомнить! — пробормотал он.

Вернулся Бриз с молодым детективом в штатском.

— Это лейтенант Спанглер. Он отведет тебя вниз. Иди. 

Хенч подошел к кровати и потряс девушку за плечо.

— Вставай, детка. Нам надо ехать.

Не поворачивая головы, девушка скосила на него глаза. Потом передернулась всем телом и стала медленно подниматься.

— Пошли,— повторил Бриз.

Девушка непонимающе посмотрела на него и поднесла руку ко рту. И вдруг неожиданно и быстро ударила его изо всех сил по лицу и бросилась к двери.

Хенч не двигался. За дверью слышался шум, на улице — тоже. Хенч пожал плечами и медленно направился к выходу. Молодой детектив последовал за ним. Дверь закрылась, и шум снаружи стих. Мы с Бризом сидели напротив друг друга и молчали.

 Глава 11

Потом копу надоело смотреть на меня, и он достал из кармана сигару. Сорвав целлофановую обертку, срезал ножом кончик сигары и с удовольствием закурил. Некоторое время он задумчиво рассматривал дым сигары, потом не спеша взял с окна спички и взглянул на меня.

— Вы пойдете со мной,— объявил Бриз.

— Ну и прекрасно!

— Вряд ли это прекрасно,— возразил он,— но вы пойдете со мной. Не потому, что я неожиданно заподозрил вас. Просто я так работаю. Все должно быть чисто, все должно быть ясно, все должно быть спокойно. Не так, как с этой девицей. Такого рода леди всю жизнь ищут неприятностей, а когда находят их, то обвиняют в этом первого попавшегося парня.

— Похоже, что он иногда бил ее,— заметил я,— а это не очень-то способствует любви.

— Можно подумать, что вы хорошо разбираетесь в женщинах,— насмешливо сказал лейтенант

— Не зная их, я не мог бы заниматься своим делом. У меня широкий кругозор.

Он кивнул и снова уставился на кончик сигары. Потом достал из кармана обрывок бумаги и прочел: — «Дэлмар Б. Хенч, 45 лет, бармен, безработный. Мэйбл Мастерс, 26 лет, танцовщица». Вот все, что о них известно. Подозреваю, что большего мне и не узнать.

— Вы ведь не считаете, что он убил Ансона?

Бриз недовольно посмотрел на меня.

— Братец, я ведь только что пришел сюда.

Он достал из кармана карточку и вслух прочел: — «Джеймс Б. Поллок. "Рельянс Индемнити компани". Разъездной агент». Что вы на это скажете?

— В таком окружении не стоит пользоваться собственным именем,— ответил я.— Ансон тоже так делал.

— А что может произойти?

— Практически все.

— Меня особенно интересует то, что вы знаете об убитом.

— Я уже сказал.

— Повторите еще раз. Здесь так много говорили, что я все перепутал.

— Я знаю а нем только то, что сказано в его карточке. Что он Джордж Ансон Филлипс, что он назвался частным детективом. Когда я отправился на ленч, он околачивался возле моей конторы и последовал за мной в вестибюль отеля «Метрополь», где я и заговорил с ним. Он признался, что следил за мной, чтобы сделать вывод, достаточно ли я умен и можно ли со мной заключить сделку. Конечно, это абсурд. Вероятно, у него на уме было что-то другое. Он сказал, что работает как детектив и хочет, так сказать, объединить усилия с более опытным человеком. Но действовал он не так, как должен был бы действовать в подобной ситуации.

— И единственной причиной того, что он выбрал вас, было то, что он вспомнил о вас в связи с делом, которое вы вели в Венчуре шесть лет назад?..

— Я рассказал правду.

— Вам не следовало, бы это рассказывать,— холодно заметил Бриз.— Могли бы придумать и что-нибудь получше.

— Достаточно и этого,— возразил я.— Я хочу сказать, что, поскольку история правдива, она и так достаточно хороша.  -

Он медленно кивнул большой головой.

— Что вы вообще думаете обо всем этом?

— Вы осмотрели контору Филлипса?

Он покачал головой.

— Я считаю, что его наняли потому, что он был слишком простодушным,— сказал я.— Наняли, чтобы снять эту квартиру под вымышленным именем и делать здесь нечто такое, что ему не понравилось. Он испугался. Ему нужен был друг, ему нужна была помощь. Тот факт, что он обратился ко мне, доказывает, что он знал слишком мало людей, которые занимаются подобной работой.

Бриз достал платок и снова вытер лицо, и голову:

— Но это отнюдь не объясняет его поведения. Он стал следить за вами, вместо того чтобы просто явиться к вам в контору.

— Да, действительно,— согласился я.

— А вы можете объяснить это?

— Нет.

— Но хотя бы попытайтесь,— настаивал Бриз.

— Я уже говорил вам, что я думаю. Он не мог решиться заговорить со мной. Он чего-то ждал, чтобы принять решение. И мне пришлось самому заговорить с ним.

— Это слишком простое объяснение. Настолько, что выглядит жалко и непривлекательно.

— Возможно, вы правы.

— И после вашего короткого разговора в вестибюле отеля этот человек пригласил вас к себе и даже дал ключ от своей квартиры? Просто потому, что хотел поговорить с вами?

— Да.

— Почему же он не мог поговорить с вами в вестибюле?

— У меня было назначено свидание,— ответил я.

— Деловое?

Я кивнул.

— Понимаю. На кого вы работаете?

Вместо ответа я покачал головой.

— Это ведь убийство,— настаивал лейтенант.— Вы обязаны сказать мне.

Я снова покачал головой. Он немного покраснел.

— Послушайте, вы обязаны сказать,— грубо повторил он.

— Простите, Бриз, и покончим с этим. Я не убежден, что должен вам все рассказать.

— Вы, конечно, понимаете, что я могу посадить вас за решетку, как важного свидетеля,— нарочито спокойно сказал он.

— На каком основании?

— На том основании, что вы нашли тело, что назвали управляющему фальшивое имя и что не можете дать удовлетворительного объяснения ваших отношений с убитым.

— Вы действительно собираетесь это сделать?

Бриз улыбнулся.

— У вас есть адвокат?

— Я знаком с несколькими адвокатами. Своего личного адвоката  у меня нет.

— Скольких комиссаров полиции вы знаете?

Ни одного. Я разговаривал с тремя из них, но они могут не вспомнить меня.

— Но у вас есть хорошие связи в муниципалитете?

— Расскажите мне о них — я буду вам очень признателен.

— Послушайте, приятель,— серьезно сказал лейтенант,— у вас же должны быть друзья в таких службах.

— У меня есть друг в конторе шерифа, но я предпочитаю не тревожить его.

Бриз поднял брови.

— Почему? Возможно, вам понадобятся рекомендации. Твердое слово знакомого полицейского вполне нас устроит.

— Он мой личный друг. И я не хочу прятаться за его спину. Если я попаду в беду, ему это не сулит ничего хорошего.

— А как насчет Бюро уголовных расследований?

— Там есть Ренделл, если только он еще работает в Бюро,— ответил я.— Как-то мне пришлось вести с ним одно дело, но он недолюбливал меня.

Бриз вздохнул и поднялся.

— Все это плохо. А может, вы просто очень хитрый парень? Неужели вы не знакомы ни с одним важным лицом?

— Знаком, но не всегда этим пользуюсь.

— Это неумно.

— Что поделаешь.

Коп провел рукой по лицу. Я наблюдал за ним.

— Ладно, идите домой и занимайтесь своей работой,— наконец сказал Бриз.

Я встал, откланялся и направился к двери.

— Дайте мне ваш домашний адрес,— бросил он мне вслед..

Я назвал свой адрес, он записал его.

— Пока не выезжайте из города,— мрачно предупредил он.— Нам понадобятся ваши показания. Возможно, даже сегодня вечером.

Я вышел. В коридоре стояли два копа в форме. Дверь напротив была открыта, и там орудовали дактилоскописты. Внизу тоже толклись два копа, управляющего не было видно. Я вышел на улицу. тротуара стояла санитарная машина, а возле нее большая толпа. Никогда не подумал бы, что на этой улице может собраться столько народа.

Я пошел по тротуару. Какой-то мужчина схватил меня за руку.

— Что здесь произошло, Джек?

Я вырвал руку и, не глядя на него, направился к своей машине, 

 Глава 12 

Без четверти семь я вошел в свою контору, включил свет и поднял с пола листок бумаги. Это была записка из посыльной службы. В ней говорилось, что меня ждет пакет, который может быть вручен мне в любое время дня и ночи. Положив записку на стол, я сбросил пиджак и распахнул окна. Потом вынул из стола полбутылки «Старого Тейлора», налил себе немного и выпил. Сел, приложил к шее прохладную бутылку и подумал, что частный сыщик тоже чувствует себя неважно, когда обнаруживает труп. Подумал об убитом, о дверных ручках, на которых могли остаться отпечатки моих пальцев, и о том, что можно рассказать копам, чтобы не повредить клиенту и в то же время не подвести себя. Ситуация мне явно не нравилась.

Затем я нашел в телефонной книге номер посыльной службы и позвонил. Мне сказали, что пакет могут доставить сейчас же. Я ответил, что буду ждать.

Стемнело. Шум уличного движения понемногу затихал, но ветерок из окна все еще доносил запахи бензина, выхлопных газов, горячего асфальта, ресторанной пищи и зелени.

Я сидел и курил. Минут через десять в дверь постучали, я открыл ее и увидел мальчика в костюме посыльного. Я расписался, а он вручил мне маленький квадратный пакетик со сторонами не более чем в двенадцать сантиметров. Я дал мальчику дайм и слушал его удаляющиеся шаги.

Моя фамилия и адрес были написаны на пакете чернилами. Кто-то писал мелкими печатными буквами, подражая шрифту пишущей машинки. Я развязал веревку и развернул коричневую бумагу. В нее была завернута коробка из тонкого картона со штампом «Сделано в Японии». В таких коробках джапы продавали мелких животных. Я поднял крышку и увидел бумажный сверток, уложенный в вату. Развернул сверток и увидел золотую монету размером с полдоллара, ярко блестевшую, словно ее только что отчеканили. На одной стороне был изображен орел с распростертыми крыльями; на его груди щит и инициалы «Э. В.» в левом углу крыла. Над головой орла вдоль кромки монеты были выбиты латинские буквы: «ЕХ PLURIBUS UNUM». Внизу дата: 1787 г.

Я перевернул монету на ладони. Она была тяжелая и холодная. На другой стороне было изображено солнце, встающее над вершиной горы, потом двойное кольцо из дубовых листьев и снова надпись по латыни: «NOVA EBORACA COLUMBIA EXCELSIOR», а под ней маленькими буквами фамилия «Брашер».

Я держал в руке дублон Брашера.

Больше ничего в коробке не оказалось. Почерк ни о чем мне не говорил; я не знал никого, кто бы мог так писать.

Я высыпал из кисета табак; обернул монету бумагой, перетянул резинкой и сунул в кисет. Застегнув на кисете Молнию, положил его в карман. Бумагу, веревку и картонную коробку я убрал в шкаф с папками, сел за стол и набрал номер конторы Элиши Морнингстера. Восемь раз прогудел сигнал, но никто не ответил. Этого и следовало ожидать. Я положил трубку и стал искать в телефонном справочнике номер и домашний адрес Элиши Морнингстера. Но ни в Лос-Анджелесе, ни в его окрестностях он не значился.

Тогда я надел плечевую кобуру, сунул в нее свой автоматический «кольт» тридцать восьмого калибра, надел пиджак и шляпу, закрыл окна, глотнул виски, выключил свет и собрался уходить. Но в этот момент зазвонил телефон. Звонил он как обычно, но почему-то мне почудилось в этом звонке что-то зловещее. Я замер, и, не двигаясь, как зачарованный смотрел на телефон. За окном сияли неоновые огни, воздух был неподвижен, в коридоре тихо. Телефон настойчиво и упорно трезвонил в темноте.

Я подошел к столу и снял трубку. Послышался шорох, и наступила тишина. Я растерялся: стоял в темноте и изумленно смотрел на телефон. Потом положил трубку.

Он зазвонил еще раз. Я откашлялся и снова взял трубку. Опять тишина. Так мы оба молчали — каждый держал трубку, затаив дыхание. Потом я услышал шепот, и мрачный, монотонный голос сказал:

— Плохо твое дело, Марлоу.

Раздался щелчок. Я положил трубку и вышел из конторы. 

 Глава 13

Я направился к западу от Сансет, несколько раз объехал вокруг квартала, чтобы убедиться, не следят ли за мной, потом остановился у аптеки и зашел в телефонную кабину. Опустив монету, я назвал телефонистке номер в Пасадене. Она сказала, сколько монет я должен Опустить.

Ответил мне резкий, холодный голос;

— Дом миссис Мардок.

— Говорит Филипп Марлоу. Я хочу поговорить с миссис Мардок.

Мне велели подождать.

— Мистер Марлоу? — услышал я мягкий женский голос.— Миссис Мардок сейчас отдыхает. Вы можете мне сказать, в чем дело?

— Вы не должны были рассказывать ему.

— Я... кому?

— Тому типу, чьим носовым платком вы пользовались.

— Как вы смеете?!

— Смею,— ответил я.— А теперь дайте мне поговорить с миссис Мардок.

— Хорошо, попытаюсь.

Мягкий голос смолк, и мне пришлось довольно долго ждать: им нужно было поднять ее с подушек, налить портвейна и пристроить рядом телефон. Неожиданно я услышал звук кашля. Он прозвучал в трубке, как грохот товарного поезда в тоннеле.

— Миссис Мардок слушает,

— Вы сумеете опознать вашу собственность, о которой вы говорили сегодня утром, миссис Мардок? Я хотел сказать, среди других, ей подобных?

— А у вас есть «другие, ей подобные»?

— Может быть, будут. Десятки, сотни — точно не знаю. Видимо, десятки. Конечно, я еще не уверен, где они.

Старуха закашлялась.

— Я не очень-то разбираюсь в этом.  Вряд ли смогу это сделать. Все будет зависеть от обстоятельств.

— Я к этому и клоню, миссис Мардок. Опознание будет зависеть от истории этого предмета. Во всяком случае, будем на это надеяться.

— Да, я согласна с вами. А вы знаете, где она?

— Морнингстер утверждает, что видел ее. Он говорил, что ему предложили ее купить, как вы и предполагали. Но он отказался. Сказал, что продавала не женщина, но это еще ничего не значит. Он дал мне подробное описание этого мужчины. Оно либо придумано, либо он описал хорошо знакомого ему человека. Так что продавцом могла быть и женщина,

— Понимаю. Но теперь это не имеет значения.

— Не имеет значения?!

— Да. Что еще вы можете мне сообщить?

— Ещё один вопрос. Вы знаете молодого человека по имени Джордж Ансон Филлипс? Блондин, довольно плотного сложения, в коричневом костюме и коричневой шляпе с цветной лентой. Он называет себя частным детективом.

— Нет. А почему я должна его знать?

— Не могу объяснить. Он каким-то образом причастен к этому делу. Думаю, что он был одним из тех, кто хотел продать этот предмет. После моего ухода Морнингстер позвонил ему. Я проскользнул обратно в его контору и подслушал разговор.

— Что вы сделали?

— Проскользнул обратно.

— Не надо острить, мистер Марлоу. Что еще?

— Я согласился заплатить Морнингстеру тысячу долларов за возвращение этого... предмета. Он сказал, что сумеет достать его за восемьсот долларов.

— Могу я спросить, где, вы собираетесь взять деньги?

— Я просто считаю нужным сказать вам об этом. Морнингстер — хитрая бестия. Он понимает только язык денег. И потом, возможно, вы и согласитесь заплатить. Я не хочу уговаривать вас. Вы всегда можете обратиться в полицию. Но если по какой-либо причине не захотите этого сделать, то единственный способ вернуть интересующий вас предмет — это выкупить его.

Возможно, я стал бы и далее распространяться на эту тему, если бы Она не остановила меня звуками, напоминающими лай морского котика.

— Сейчас в этом нет надобности, мистер Марлоу. Я решила прекратить дело. Монету мне вернули.

— Подождите немного у телефона,— попросил я.

Положив трубку на полку, я. открыл дверь кабины, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Никто не обращал на меня внимания. Аптекарь в клубах дыма беседовал у табачного прилавка. Бармен протирал стаканы. Две девушки в брюках играли в автоматические кегли. Высокий худой парень в черной рубашке и бледно-желтом шарфе просматривал журналы. Он не был похож на бандита.

Я снова закрылся в кабине и взял,трубку.

— По моей ноге пробежала крыса,— объяснил я.— Теперь все в порядке. Вы сказали, что получили ее обратно. Каким образом?

— Надеюсь, вы не очень разочарованы,— баритоном ответила старуха.— Обстоятельства несколько странные.

Я еще не решила, стоит ли это объяснять. Позвоните мне завтра утром. Поскольку я не хочу продолжать расследование, оставшиеся деньги вы можете считать своим гонораром.

— Разрешите мне уточнить, вы действительно получили монету обратно? Не обещание вернуть ее, а...

— Конечно нет. И я устала Так что, если вы...

— Одну минутку, миссис Мардок. Все это не так просто. Случилось...

— Утром вы сможете рассказать мне обо всем,— резко сказала она и положила трубку.

Я вышел из кабины и попытался закурить сигарету. Пальцы меня не слушались. Теперь аптекарь был один. С сосредоточенным и хмурым видом, он чинил карандаш маленьким ножиком.

— Этот карандаш достаточно отточен,— заметил я.

Аптекарь удивленно поднял голову. Девушки у автомата тоже с любопытством посмотрели на меня. Я подошел к зеркалу и взглянул в него — сам я тоже выглядел удивленным Я уселся на стул.

 — Двойное виски!

Бармен изумленно уставился на меня.

— Сэр. здесь не бар.

— Верно. Им енно это я и имел в виду. Я немного ошарашен. Дайте мне чашку кофе и бутерброд с ветчиной. Впрочем, не надо, я не буду есть. До свидания!

Я встал со стула и направился к двери. Парень в черной рубашке с желтым шарфом пялился на меня из-за «Нью-Рипаблик».

— Лучше выбрось этот журнал и займись чем-нибудь серьезным, бездельник,— посоветовал я ему не очень дружелюбно и вышел.

— В Голливуде таких полно,— заметил кто-то за моей спиной. 

 Глава 14

Поднялся ветер, зашелестели верхушки деревьев, от качающихся фонарей по улице поползли светлые пятна.

Ломбард находился на Санта-Моника, около Уилкокса — тихий, старомодный домик. Казалось, волны времени не коснулись его. На его витринах было все, что угодно,— от высушенных мух в деревянных коробках до портативного органа, от детской коляски до фотокамеры с девятисантиметровыми линзами, от лорнета в жемчужной оправе до «кольта» сорок четвертого, калибра военного образца, из каких стреляли наши предки в вестернах.

Я вошел в ломбард, и над моей головой звякнул звонок. За прилавком появился старый еврей в черной шапочке. Он улыбнулся, глядя на меня поверх очков.

Я достал кисет, вынул из него дублон Брашера и положил на прилавок. Изнутри витрина ничем не была задрапирована, и я ощущал себя голым, зная, что виден с улицы.

Еврей взял монету и подбросил на руке.

— Золото? Так сказать, из старых запасов? — Он подмигнул мне.

— Необходимо двадцать пять долларов,— быстро сказал я.— Жена и дети голодают.

— О, это ужасно! Судя по весу, это золото. Чистое золото и, возможно, платина.

Он положил монету на весы.

— Золото. Хотите десять долларов?

— Двадцать пять.

— А что я с ней буду делать за двадцать пять долларов? Думаете, продам за эту цену? Не больше, чем за пятнадцать долларов. Хотите пятнадцать?

— У вас есть хороший сейф?

— Мистер, в таком бизнесе используются самые лучшие сейфы, какие только можно приобрести. Об этом вам нечего беспокоиться. Пятнадцать долларов хотите?

— Выписывайте закладную.

Он выписал. Я назвал свое имя и адрес: Голливуд, Норд-Бристоль-авеню, 1634, Бристоль-апартаментс.

— Живете в таком районе и занимаете пятнадцать долларов...— печально проговорил еврей и, оторвав корешок закладной, стал отсчитывать деньги.

В ближайшей аптеке я купил конверт и отправил по своему адресу талон закладной.

Я был голоден, поэтому зашел в первое попавшееся кафе, перекусил там, сел в свою машину и направился в контору. Ветер все еще качал верхушки деревьев.

В окнах высоких домов горел свет, над магазинами сияли огни рекламы. В Белфонт-билдинге светились все окна. Тот же самый старый конь сидел в кабине лифта, глядя прямо перед собой. Наверное, он вспоминал историю.

— Полагаю, вы знаете, где мне найти управляющего зданием? — обратился я к нему.

Старик медленно повернул голову и уставился куда-то мимо меня.

— Я слышал, что в Нью-Йорке есть лифты со свистом,— сказал он.— Мгновенно пролетают тридцать этажей. Высокая скорость. Но это К Нью-Йорке.

— К черту Нью-Йорк,— поддержал разговор я.— Мне и здесь нравится.

— Здесь здоровый мужчина поднимается быстрее лифта.

— Не обманывайте себя, папаша. Все города одинаковы, и кнопки те же самые. Их выпускает одна фирма. Ясно?

— Я работаю двадцать часов в сутки. И рад этому.

— Смотрите, чтобы об этом не узнали в профсоюзе.

— Вы знаете, что может сделать профсоюз?

 Я покачал головой. Он объяснил мне. Потом посмотрел на меня.

— Где я вас видел раньше?

— Как насчет вашего управляющего? — вежливо повторил я вопрос.

— Год назад он разбил свои очки,— вспомнил старик.

Я чуть не расхохотался.

— Да? А где мне его найти?

Лифтер пристально посмотрел на меня.

— Ах, управляющего зданием? Разве его нет дома?

— Может быть, он и дома, а может, пошел в кино. Но где его дом? Как его фамилия?

— Вам что-нибудь нужно?

— Да.

Я сунул руки в карманы, чтобы не ударить его.

— Мне нужен адрес одного из арендаторов. Его нет в телефонной, книге. Ни телефона, ни адреса. Где он живет? — заорал я.— Где?

— Кто именно вам нужен?

— Мистер Морнингстер.

— Он не дома, он в конторе.

— Вы уверены?

— Вполне уверен. Я не очень приглядываюсь к людям, но он  старый, как и я, и его я замечаю. Он еще не уходил..

Я вошел в кабину и сказал: «Восьмой».

Старик захлопнул дверь и нажал кнопку. Мы поползли вверх. Он больше не глядел на меня и не пытался заговорить со мной. Лифт остановился, я вышел и, завернув за угол коридора, выглянул. Старик продолжал сидеть на стуле в лифте с тем же неопределенным выражением лица.

Две двери конторы нумизмата в конце коридора были освещены. Я остановился перед дверью, закурил сигарету и прислушался. Полная тишина.

Тогда я открыл дверь с надписью «вход» и вошел в узкую комнату с пишущей машинкой на столе. Дверь в смежную комнату была приоткрыта. Я постучал в нее и позвал:

— Мистер Морнингстер!

Ответа не было. Тишина, даже дыхания не- слышно.

У меня зашевелились волосы на голове. Заглянул в дверь. Свет с потолка освещал весы, старое, обшарпанное кресло, часть стены и блестящий черный ботинок с белым хлопчатобумажным носком на ноге.

Ботинок был вывернут под каким-то неестественным углом. Остальная часть ноги была скрыта большим сейфом. Кажется, я дрожал, входя в комнату.

Старый нумизмат лежал на спине. Совсем одинокий, мертвый.

Дверца сейфа была распахнута настежь, в ней торчали ключи. Металлический ящик открыт и пуст. Там могли храниться деньги. Все остальное в комнате, казалось, сохранилось на прежних местах.

Карманы старика были вывернуты, но я не стал прикасаться к ним, только потрогал ладонью его лицо. Сбоку на лбу запеклась кровь. Очевидно, он ударился при падении, или его ударили. Порохом в комнате не пахло, а синюшный цвет лица говорил о том, что старик, возможно, умер от сердечного приступа. Видимо, страх доконал его. Но это не может быть признано смягчающим обстоятельством, когда судят за убийство.

Я не стал выключать свет, вытер дверную ручку и спустился по пожарной лестнице на шестой этаж. Проходя по коридору, машинально читал надписи на дверях. «X. Р. Тигер. Зубопротезная лаборатория». «Л. Придвью. Общественный бухгалтер». «Дальтон и Риис. Машинописное бюро». «Доктор 9. Д. Бласкович». А чуть ниже фамилии: «Врач-хиромант».

Подъехал лифт. Старик не смотрел на меня. На лице такая же пустота, как в моей голове.

На углу улицы я позвонил в скорую помощь, не назвав своего имени.

 Глава 15

Белые и черные фигурки выстроились на доске в исходном положении. Было десять часов вечера. Я сидел в своей квартире с набитой трубкой во рту, изредка потягивая из стакана виски. Я не мог ни о чем думать, кроме двух убийств и таинственного возвращения к миссис Элизабет Брайт Мардок дублона Брашера, который в то же время находился у меня в кармане.

Я открыл книгу с шахматными этюдами, изданную в Лейпциге, нашел ферзевый гамбит и двинул вперед ферзя. В этот момент раздался звонок в дверь.

Я достал «кольт» из стола и подошел к двери.

— Кто там?

— Бриз.

Я вернулся, положил пистолет на стол и пошел открывать дверь. На пороге Стоял усталый лейтенант Бриз, а рядом с ним молодой детектив Спанглер.

Они втолкнули меня в комнату, и Спанглер захлопнул дверь. Глаза Спанглера возбужденно блестели. Бриз прошел мимо меня и сел на диван.

— Оглядись,— сквозь зубы бросил он Спанглеру, как будто меня здесь не было.

Тот вышел из комнаты, и я слышал, как он ходит по квартире.

Бриз снял шляпу, обнажив лысину. Вернулся Спанглер.

— Никого,—доложил он.

Бриз удовлетворенно кивнул. Спанглер увидел на столе пистолет.

— Не возражаете, если я посмотрю?

— Не возражаю.

Спанглер подошел к столу, взял пистолет и стал обнюхивать ствол. Потом извлек обойму, пересчитал патроны, положил ее на стол и стал разглядывать, ствол, направив его на свет.

  — Немного пыли,— заметил он.

— А вы что ожидали найти? Рубины?

Не обращая на меня внимания, он повернулся к Бризу.

— Я бы сказал, что из этого пистолета не стреляли в течение ближайших двадцати четырех часов. Уверен в этом.

Тот кивнул, облизнул губы и стал смотреть мне прямо в глаза. Спанглер тем временем положил пистолет на стол и сел, потом сунул в рот сигарету, закурил и стал с задумчивым видом пускать кольца дыма.

— Мы чертовски хорошо знаем, что стреляли не из такого пистолета,— размышлял он вслух.— Пуля от такого .пистолета не осталась бы в голове.

— О чем вы говорите, ребята? — спросил я.

— Обычное наше дело — убийство,— ответил Бриз.— Садитесь. Мне показалось, что я слышал здесь голоса. Возможно, они доносились из соседней квартиры.

— Возможно,— согласился я.

— Вы всегда держите пистолет на столе?

— Кроме тех случаев, когда он лежит у меня под подушкой; или под рукой, или в ящике стола. Или там, где я его забываю. Вам это о чем-нибудь говорит?

— Мы пришли сюда не для того, чтобы выслушивать ваши грубости, Марлоу.

—Прекрасно. Поэтому вы и вошли в мою квартиру, осматриваете ее без моего разрешения... Что же вы делаете в более определенных ситуациях? Бьете кулаками, по морде?

— Ну и черт! — улыбнулся Бриз.

Я тоже улыбнулся. Мы все вдруг разулыбались.

— Можно позвонить по вашему телефону? — спросил Бриз.

Я кивнул. Он подошел к телефону, набрал номер и заговорил с каким-то Моррисом. «Бриз»,— назвал он себя. Потом посмотрел на основание аппарата, прочел номер и сообщил его своему собеседнику. «В любое время,— сказал он.— Фамилия Марлоу. Конечно. Пять или десять минут».

Он положил трубку и вернулся на диван.

— Держу пари, что вы не догадываетесь, почему мы сюда пришли.

— Я всегда жду, что ко мне кто-нибудь заглянет на огонек.

— Убийство — не забава, Марлоу.

— Кто это сказал?

— А вы не согласны?

— Я просто об этом не думал.

Бриз посмотрел на Спанглера и пожал плечами, потом уставился в пол. Затем он медленно-медленно поднял глаза, как будто веки были очень тяжелыми, и снова посмотрел на меня. Я сидел рядом с шахматным столиком.

— Вы играете в шахматы? — поинтересовался Вриз.

— Немного.

— Разве для игры не нужен партнер?

— Я разыгрываю турнирные партии, которые были опубликованы. По шахматам есть масса литературы. Я играю один. Почему вы заговорили о шахматах? Может быть, лучше выпьем?

— Не сейчас,— возразил Брйз.— Я разговаривал о вас с Ренделлом. Он отлично вас помнит в связи с делом на побережье.— Бриз пошевелил ногами, словно они у него затекли.— Ренделл сказал, что вы прекрасный парень.

— Очень мило с его стороны.

— Он говорил, что вы готовите отличный кофе, встаете очень поздно, способны избежать прямого разговора. Он считает, что мы можем поверить тому, что вы рассказываете, если только это подтвердят пять свидетелей.

— Ну его к черту.

Бриз кивнул, словно я сказал то, что он ожидал услышать. Он не улыбался, не грубил— просто был серьезен, как всякий человек, добросовестно выполняющий свою работу. Спанглер чуть ли не развалился в кресле. Полузакрыв глаза, он наблюдал за дымом своей сигареты.

— Ренделл предупредил, что мы должны следить за вами. Сказал, что вы не такой уж хитрый, как о вас думают, но можете доставить больше неприятностей, чем любой хитрец. Так он и сказал. Я люблю выяснять все до конца. Поэтому вам это и рассказываю.

Зазвонил телефон. Я посмотрел на Бриза — он не двинулся с места. Тогда я взял трубку.

— Это мистер Филипп Марлоу? — услышал я девичий голос.

Голос этот был мне явно знаком, но я не мог вспомнить, кому он принадлежит.

— Да, я у телефона.

— Мистер Марлоу, у меня неприятность, очень большая. Мне нужно с вами повидаться. Когда это можно сделать?’

— Вы хотите прямо сейчас? Кто вы?

— Меня зовут Глэдис Крейн. Я живу в отеле «Нормандия» на Рампорте. Когда можно...

— Вы хотите, чтобы я приехал сейчас, ночью? — Я пытался вспомнить, где же слышал этот голос.

—Я...

В трубку щелкнуло, и связь прервалась, Я держал трубку и хмуро смотрел на Бриза. Лицо его не выражало никакого интереса.

— Какая-то девушка сказала, что у нее неприятности. Но связь прервалась.

Я положил трубку и стал ждать нового звонка. Копы молчали.

Снова зазвонил телефон, и я взял трубку.

— Вы хотите поговорить с Бризом?

— Да,— ответил удивленный мужской голос.

— Пожалуйста.— Я вышел в кухню.

Бриз поговорил с кем-то очень сухо и кратко, потом положил трубку.

Я достал бутылку «Четырех роз» и три бокала. Разложил кубики льда по бокалам, налил виски и на подносе принес все это в комнату. Поднос я поставил на стол возле дивана, где сидел Бриз, взял два бокала, один протянул Спанглеру, а с другим вернулся на свое место. Спанглер, с бокалом в руке, замер, поглядывая на Бриза. и ожидая разрешения.

Бриз пристально рассматривал меня, потом вздохнул, взял бокал, попробовал виски, снова вздохнул, покачал головой и улыбнулся.

— Я вижу, вы действуете оперативно, мистер Марлоу.— Он откинулся на спинку дивана.— Полагаю, теперь мы можем поработать вместе.

— Так дело не пойдет,— возразил я.

— Вот как?

Он «поднял брови. Спанглер подался вперед.

— Вы заставляете меня болтать по телефону, чтобы кто-то мог опознать мой голос?

— Эту девушку зовут Глэдис Крейн,— сказал Бриз.

— Так она и представилась мне. Но я никогда о ней не слышал.

— О’кей. О’кей, мы ничего незаконного не делаем. Надеемся, и вы —тоже.

— Что «тоже»?

— Не пытайтесь делать что-либо незаконное. Например, скрывать от нас информацию.

— Скрывать? А почему бы и нет, если мне это нужно? Вы же не платите мне жалованье.

— Не надо грубить, Марлоу.

— Я не грублю и не собираюсь грубить. Достаточно хорошо знаю конов, чтобы не делать этого. Давайте выкладывайте, что вам от меня нужно, и не устраивайте больше липовых телефонных звонков.

— Мы расследуем дело об убийстве,— начал Бриз.— Пытаемся сделать это как можно лучше. Вы нашли тело, разговаривали с этим парнем. Он просил вас прийти к нему, дал вам ключ. Вы же утверждаете, будто не знаете, чего он хотел от вас. Мы полагаем, что со временем вы сможете припомнить кое-что.

— Иными словами, в первый раз я солгал вам?

Бриз устало улыбнулся.

— Вы достаточно опытный детектив и знаете, что в делах об убийствах люди всегда лгут.

— Как же вы собираетесь определить, что я прекратил лгать?

— Как только вы начнете рассказывать то, что лас удовлетворит.

Я посмотрел на Спанглера. Он настолько подался вперед, что, казалось, приготовился к прыжку. Я не мог понять причину желания прыгнуть и решил, что он слишком возбужден. Затем я перевел взгляд на Бриза. Тот был возбужден не больше, чем стена. В руках он вертел свою любимую сигару в целлофановой обертке. Я следил за его руками, за ножом, которым он разрезал целлофан и отрезал кончик сигары. Я следил за спичкой, за тем, как он раскурил сигару. Потом он завернул обгоревшую спичку в целлофан и положил на стол. Все его движения были точной копией процедуры, которую я уже наблюдал в квартире Хенча. Он был аккуратным человеком, и это делало его опасным. Опасен он был не какой-то особенной сообразительностью, а своим спокойствием и уравновешенностью, чем выгодно отличался от Спанглера.

— До сегодняшнего дня я никогда не встречался с Филлипсом,— сказал я,— Я не верю тому, что он якобы видел меня в Венчуре, потому что не помню его. Я встретился с ним именно так, как рассказывал вам. Филлипс следил за мной, поэтому я подошёл к нему и заговорил с ним. Он хотел встретиться со мной и дал мне ключ. Я вошел в его квартиру, воспользовавшись этим ключом, после того как он не ответил на мой звонок. Филлипс был мертв. Все остальное не имеет ко мне никакого отношения. Я отобрал у Хенча пистолет, из которого был произведен выстрел. Вот и все. И это правда.

— Когда вы нашли труп,— сказал Бриз,— то пошли к управляющему Пассмору и уговорили его подняться наверх, не сообщив о смерти Филлипса. Вы дали Пассмору липовую карточку и наболтали о драгоценностях,

Я кивнул.

— С людьми вроде Пассмора, да еще в подобных меблированных домах, иначе поступать и нельзя: надо вести себя очень осторожно. Меня интересовал Филлипс. Я думал, что Пассмор расскажет мне о нем, если не будет знать, что Филлипс убит. А узнав о его смерти, он вообще не  стал бы со мной разговаривать. Вот и все.

Бриз глотнул виски и выпустил струю дыма.

— Мне бы хотелось уточнить: все, что вы нам рассказали, может быть, и правда, но не вся правда. Вы понимаете, что я имею в виду?

— Что именно? — спросил я, отлично понимая, что он имел в виду.

Он побарабанил пальцами по колену. Никакой враждебности,. никакой подозрительности. Спокойный мужчина за работой.

— Вот что. Мы не знаем, над чем вы работаете. Филлипс выдавал себя за частного детектива и следил за вами. Как знать, может быть, его работа и ваша были как-то связаны. Вы ведь нам об этом ничего не говорили. А если так, то это уже имеет прямое отношение к нашему делу.

— Все правильно, но это не единственный путь. Я не привык так вести дела.

— Не забудьте, Марлоу, что речь идет об убийстве.

— Я-то не забыл. Но и вы не забудьте, что я живу в этом городе уже более шестнадцати лет. И знаком со многими делами об убийствах. Некоторые из них были раскрыты, некоторые — нет. Были и такие, которые можно было раскрыть, но те, кто их вел, не сумели сделать этого. В двух-трех случаях в следствии были допущены ошибки. Кое-кто поплатился ни за грош, кого-то неправильно заподозрили. Такое иногда случается — хотите вы этого или нет. Возьмите, например, дело Кассиди. Я полагаю, вы помните его, не так ли?

Бриз посмотрел на часы.

— Я устал,— заявил он.—Оставьте в покое Кассиди. Лучше поговорим о деле Филлипса.

Я покачал головой.

— У меня своя точка зрения, и это очень важно. Вы все-таки вспомните дело Кассиди. Очень богатый человек, мультимиллионер. У него был взрослый сын. Однажды ночью копы были вызваны в его дом и нашли молодого Кассиди лежащим на спине в луже крови, с окровавленным лицом и огнестрельной раной в голове. Его секретарь лежал на спине в ванной, упираясь головой во вторую дверь, выходящую в холл. В левой руке был зажат окурок сигареты, который обжег ему пальцы. Возле правой руки валялся пистолет. Секретарь был убит выстрелом в голову, причем выстрел не был произведен в упор. Оба убитых были пьяны. С момента смерти прошло четыре часа. И там был домашний врач. Так как было разрешено это дело?

Бриз вздохнул.

— Убийство и самоубийство в состоянии опьянения. Секретарь в состоянии умопомрачения убил молодого Кассиди. Я читал об этом в газетах. Что вы хотите мне этим сказать?

— Вы читали в газетах, но на самом деле все произошло не так. Больше того, вы об этом знаете, а следователи прокуратуры закрыли дело. Не было даже дознания.

Однако каждый уголовный репортер в городе и каждый коп в Бюро по расследованию отлично знает, что стрелял Кассиди, что умопомрачение наступило у него. Секретарь пытался остановить его, а когда это ему не удалось, решил убежать, но сделал это недостаточно быстро. У Кассиди рана была опалена порохом, а у секретаря — нет. Секретарь был левша, и в левой руке держал сигарету, когда был убит. Даже правша не станет перекладывать сигарету в левую руку, когда нужно схватить пистолет. Это может сделать гангстер, но не секретарь.

А почему они четыре часа не вызывали копов, хотя все члены семьи были дома и там же находился домашний врач? Даже поверхностное следствие должно было ответить на этот вопрос. А почему не произвели проверку рук на нитраты? Потому что вам не нужна правда. Кассиди был слишком велик для вас. Но ведь это тоже было делом об убийстве, не так ли?

— Оба парня умерли,— возразил Бриз.— Какая разница, кто кого убил?

— Конечно, вам даже в голову не пришла мысль о том, что у .секретаря могла быть мать, или сестра, или возлюбленная, или все трое! Что для вас их гордость и вера, их любовь, когда речь идет о параноике, отец которого ворочает миллионами!

Бриз не спеша допил виски и поставил бокал на стол. Спанглер теперь сидел прямо, глаза его блестели, он улыбался.

— Так какова ваша позиция? — спросил Бриз.

— Пока у вас, ребята, есть собственные души, не присваивайте себе мою. Пока вы, ребята, можете установить правду, ищите ее при любых условиях.. А я имею право прислушиваться к голосу своей совести и защищать клиента как могу. Пока я уверен, что вы не причините ему вреда, я готов сотрудничать с вами. В противном случае меня могут принудить к этому только силой.

— Вы рассуждаете как маленький мальчик, который пытается успокоить свою совесть,— сказал Бриз.

— Давайте лучше выпьем еще,— предложил я.— А потом вы можете рассказать мне о девушке, которая разговаривала со мной по телефону.

Бриз усмехнулся.

— Это леди, которая жила рядом с Филлипсом. Она слышала вечером в квартире Филлипса какой-то мужской голос. Днем она работает. Мы подумали, что это вы могли разговаривать с ним.

— Что за голос она слышала?

— Обычный голос. Девушка сказала, что он ей не понравился.

— Полагаю, именно это и заставило вас подумать, что это был я.

Я взял бокалы и пошел в кухню. 

 Глава 16

В кухне я сообразил, что забыл где чей бокал, и стал их ополаскивать, а когда вытирал, вошел Спанглер.

— Все в порядке,— сказал я.— Сегодня я не стану пользоваться цианидом.

— Не надо слишком хитрить со стариком,— спокойно посоветовал он.— Он знает больше, чем вы думаете.

— Рад за него.

— Мне бы хотелось познакомиться с делом Кассиди,— продолжал Спанглер.— Интересная история. Это, видимо, было очень давно.

— Да, очень давно. И я все это выдумал.

Наполнив бокалы, я поставил их на поднос и принес в комнату. Потом взял себе бокал и сел на прежнее место.

— Еще одна липа,—отметил я.— Ваш трепач только что посоветовал мне быть с вами поосторожнее. Он сказал, будто вы знаете больше, чем я думаю. При этом у него было честное и открытое лицо, как у любого хвастуна.

Спанглер, сидевший на краешке кресла, покраснел. Бриз равнодушно покосился на него.

— Что вам известно о Филлипсе? — обратился я к нему.

— Ничего особенного. Джордж Ансон Филлипс — трогательная личность. Он считал себя детективом, но, похоже, никого не мог убедить в этом. Я разговаривал  с шерифом Венчуры. Он сказал, что Джордж прекрасный парень, возможно, даже слишком хороший, чтобы стать копом, если бы только у него была хоть капля мозгов! Джордж делал то, что ему говорили, и делал добросовестно. При этом ему с самого начала надо было разжевать, что именно и как надо сделать. Но самостоятельности ни на грош! Он мог арестовать человека за кражу цыпленка, если видел, что тот сделал это; мог биться головой о стену, если вор сумел сбежать от него. Но при этом мог в самый критический момент отправиться за инструкциями к шерифу. Во всяком случае, шериф почувствовал облегчение, когда Джордж уволился со службы.— Бриз глотнул виски и почесал подбородок,— После этого Джордж работал в универмаге в Сими, у некоего Сатклиффа. Дело было связано с кредитами, и для солидных клиентов велись специальные книги. С этим Джордж работать не умел: он забывал записывать приобретенные в кредит товары или записывал их не в те книги. Поэтому Сатклифф посоветовал Джорджу заняться другим делом, и тот перебрался в Лос-Анджелес. Денег у него было очень мало, но их хватило на приобретение лицензии и аренду помещения для конторы. Я побывал там. Общая комната с одним парнем, который утверждает, что продает рождественские открытки. Его фамилия Марш. Если к Джорджу должен был прийти клиент, Марш шел погулять. Он утверждает, что не знает, где жил Джордж, и что у Джорджа не было никаких клиентов. Во всяком случае, Марш не слышал, чтобы. кто-то приходил к Джорджу по делу. Однако Джордж поместил объявление в газете, и полагаю, что у него был клиент, потому что неделю назад Марш нашел на своем столе записку, в которой говорилось, что Джорджа несколько дней не будет в городе. Это последнее, что он знает о Джордже. Тот поехал на Коурт-стрит и снял квартиру под фамилией Ансон. Там его и ухлопали. Это все. Трогательная история.

Бриз поднес ко рту бокал.

— Что за объявление он дал? — спросил я.

Бриз поставил бокал на стол, достал из бумажника листок бумаги и бросил мне. Я поймал его, развернул и прочел.

«Зачем беспокоиться?

Зачем сомневаться или смущаться?

Зачем страдать подозрительностью?

Консультируйтесь с хладнокровным, осторожным, надежным и благоразумным следователем.

Джордж Ансон Филлипс.

Гленвью, 9521».

Я положил листок на бокал.

 — Нет ничего хуже подобных деятелей,—заметил Бриз.— Лучше бы он занялся чем-нибудь другим.

— Это дала девушка из редакции,— пояснил Спанглер.— Она говорила, ее здорово рассмешил этот текст, но Джордж считал, что объявление здорово написано. Это было в редакции «Кроникл» на Голливуд-бульваре.

— Быстро вы работаете,— заметил я.

— У нас нет проблем с получением информации,— похвастался Бриз.— Вот только с вами, пожалуй.

— А что насчет Хенча?

— Насчет Хенча — ничего. Он и его девушка много выпили. Пили, пели и слушали радио, сходили поесть. Думаю, это продолжалось несколько дней, пока мы не задержали их. Девчонка не из лучших. Хенч мог свернуть ей шею. На свете хватает таких подонков.

— А пистолет, который Хенч не признал своим?

— Пистолет тот самый, из которого стреляли. Мы еще не закончили проверку, но гильза у нас есть. Она лежала под телом Джорджа. Для сравнения мы сделали несколько выстрелов, и сейчас там колдуют эксперты.

— Вы верите, что. кто-то сунул пистолет под подушку Хенча?

— Конечно. Зачем было Хенчу убивать Филлипса? Они даже не были знакомы.

— Откуда вы это знаете?

— Знаю. Послушайте, есть вещи, которые известны вам лучше, чем мне... Есть факты, в достоверности которых нет оснований сомневаться. Хенч никого не убивал, но своим поведением обращал на себя внимание. И все время у него под подушкой лежал пистолет. Девушка весь день была с Хенчем. Если бы он кого-нибудь убил, она должна была это знать. Но она не имеет об этом никакого понятия. Она бы раскололась: что для. нее Хенч? Парень, с которым она проводила время, не больше. Забудьте о Хенче. Парень, который убил, слышал рев радио и знал, что он перекроет звук выстрела. Тем не менее перед убийством оглушил Филлипса, втащил его в ванную и закрыл дверь. Убийца не был пьян, у него четко работала голова, и он был очень осторожен Когда он вышел из квартиры Джорджа, радио замолчало, а Хенч с девушкой ушли поесть. Так все и произошло.

— Откуда вы знаете, что радио умолкло?

— Мне сказали,— холодно ответил Бриз.— В этом доме живут и другие люди. Радио замолчало, и они ушли. Когда убийца вышел в коридор, дверь в квартиру Хенча была открыта. Иначе у него не возникла бы мысль оставить там пистолет.

— Люди не оставляют открытыми двери в меблированных домах. Особенно в таком районе, как этот.

— Пьяные оставляют. Они теряют осторожность и ориентацию. Все время думают об одном. Дверь была открыта — пусть чуть-чуть, но открыта. Убийца вошел, сунул свой пистолет под подушку и обнаружил там другой. Он забрал его, чтобы еще больше впутать в это Хенча.

— Вам надо найти этот пистолет,— заметил я.

 — Пистолет Хенча? Мы пытаемся это сделать, но Хенч сказал что не знает его номера. Если мы найдем пистолет, то сможем многое установить. Но я сомневаюсь, что найдем. Сейчас мы занялись пистолетом, который у нас есть, но вы же знаете, как делаются такие дела. Думаешь, что все идет как надо, идешь по следу, а он вдруг обрывается. Тупик. Что еще можно придумать в такой ситуации?

— Я устал. Мое воображение не работает.

— Но вы прекрасно разобрались с делом Кассиди,— заметил Бриз.

Я промолчал. Хотел снова набить трубку, но она была еще слишком горячей, и я положил ее на стол.

— Видит Бог,— рассуждал вслух Бриз,— не знаю что и думать о вас. Я не могу утверждать, что вы покрываете убийцу, так же как не могу утверждать, что вы знаете больше, чем сказали.

Я снова промолчал.

Бриз наклонился вперед, стряхнул в пепельницу пепел с сигары, потом стал осторожно гасить ее. Он допил виски, встал и надел шляпу.

— Вы долго собираетесь валять дурака?

— Не знаю.

— Я помогу вам. Даю вам время до завтрашнего полудня, чуть больше двенадцати часов. До тех пор, пока у меня не будет результатов вскрытия. Даю вам время на размышление.

— А потом что?

— А потом доложу капитану, что некий частный детектив Филипп Марлоу скрывает информацию, в которой я нуждаюсь для расследования дела об убийстве. Что последует за этим, вы и сами знаете. Полагаю, он начнет действовать без промедления.

— Гм,— пробормотал я.— Вы заглядывали в стол Филлипса?

— Конечно. Он был аккуратный молодой человек. Там лежал только его дневник, а в нем — посещения пляжа, прогулки с девушками. Или о том, как он сидит в конторе и никто к нему не приходит. Однажды пожалел свое белье, сданное в прачечную, и исписал об этом целую страниц. В основном же писал по три-четыре строчки в день. Была даже всего одна строчка. И все это — печатным шрифтом.

— Печатным?

— Да, пером и чернилами он выводил, печатные буквы. Не обычные большие буквы, как у всех людей, а аккуратные, маленькие буковки. Похоже, что он умел быстро писать так.

— На карточке, которую он мне дал, было написано по-другому,— заметил я.

Бриз чуть подумал, потом кивнул.

— Верно. Возможно, иногда он писал по-другому. Ни на обложке дневника, ни в нем самом Имен не было. Может быть, для него это была своеобразная забава — имитировать печатный шрифт.

— Как в стенографии Пеписа?

— А что это такое?

— Когда-то один человек написал дневник, разработав новую стенографию.

Бриз посмотрел на Спанглера, который стоял около кресла и допивал виски.

— Надо это проверить, а то он подсунет нам второе дело Кассиди.

Спанглер поставил бокал на стол, и они направились к двери. На пороге Бриз оглянулся и посмотрел на меня.

— Вы знаете высокую блондинку?

— Может быть. Но насколько высокую?

— Просто высокую, Я не знаю ее роста. Про нее сказали, что она высокая. Это сказал некий. Палермо, владелец дома на Коурт-стрит. Мы зашли к нему в «Похоронные принадлежности». Он владелец и этого заведения. Так вот, Палермо говорил, что видел, как в половине четвертого из этого дома вышла высокая блондинка. Управляющий Пассмор не видел никакой высокой блондинки. «Воп» сказал, что она симпатичная. Я .поверил ему, потому что он подробно описал ее. Как она входила в дом, Палермо не видел — заметил только, когда выходила. На ней были брюки и спортивная куртка, на голове — платок. Волосы очень светлые — они выбились из-под платка.

— Мне это ни о чем не говорит,—сказал я.— Но я вспомнил кое-что другое. Я записал на конверте номер машины Филипса. Может быть, по нему вы узнаете его предыдущий адрес. Минутку.

Они ждали, а я пошел и достал из кармана пиджака конверт, который и передал Бризу. Тот посмотрел на номер и убрал конверт в бумажник.

— Значит, вы думали об этом?

— Конечно.

— Ну и ну! — покачал головой Бриз. И повторил: — Ну и ну!

Они ушли.

Я запер дверь и вернулся допивать виски. В бокале осталось совсем немного, и я по1нел на кухню, чтобы наполнить его. Остановившись у окна, я смотрел на верхушки эвкалиптов, подпирающие темное небо. Ветер снова шевелил их. С улицы доносился легкий шум. Я допил виски и пожалел, что нет еще бутылки. Ополоснув бокал, налил воды со льдом.

Было уже больше одиннадцати вечера, а я все еще не мог оценить ситуацию. Надо разобраться в ней или рассказать все копам — пусть они поработают со старухой и ее семьей. Наняли Марлоу, а в результате в деле полно копов. Зачем беспокоиться?  Зачем сомневаться или смущаться? Зачем страдать подозрительностью? Консультируйтесь с хладнокровным, осторожным и благоразумным детективом. Филипп Марлоу, Глевью, 7537. Приходите ко мне, и вы познакомитесь с лучшими копами города. Зачем отчаиваться? Обращайтесь к Марлоу, и вскоре за вами прибудет машина.

Нет, эти мысли никуда меня не приведут. Я вернулся в гостиную, закурил уже остывшую трубку; мне казалось, будто я курю резину. Я положил трубку на стол и встал посреди комнаты, сунув руки в карманы и закусив нижнюю губу.

Раздался телефонный звонок, я взял трубку.

— Марлоу? — спросил кто-то грубым, хриплым шепотом.

Этот шепот я уже слышал.

— Да,— ответил я.—Это снова ты?

— Возможно, ты неглупый парень,— продолжался шепот.— Возможно, ты захочешь, чтобы у тебя было все в порядке.

— Сколько? — спросил я.

— Пять сотен должны тебя вполне устроить.

— Лучше гранд. Что надо делать?

— Держать свой нос подальше. Хочешь поговорить о деле?

— Где, когда и с кем?

— Клуб «Долина холостяков». В любое время, когда приедешь туда.

— Кто ты?

В трубке послышался смешок.

— Спросишь у ворот Эдди Прю.

Раздался щелчок, и связь прекратилась. Я положил трубку.

Почти в половине двенадцатого я выехал из гаража и направился в cтopoнy Кочуэнга-Пасс. 

 Глава 17

Примерно в тридцати километрах к северу от города широкие бульвары с цветами сменились парками, которые тянулись до самых холмов. Потом пустынная дорога стала виться среди холмов. Вокруг —ни одного дома. Это и была Долина холостяков.

Позади первого холма, в стороне от дороги, стояло невысокое белое здание с черепичной крышей. Под крышей над крыльцом светилась надпись: «Патруль Долины холостяков».

В этом месте дорога была перекрыта воротами, посредине которых красовалась надпись большими буквами: «СТОП!»

Я остановился. Мужчина в униформе со звездой подошел ко мне, поправил кобуру с револьвером и заглянул в машину.

— Добрый вечер! Я не могу вас пропустить. Это частная дорога. Куда вы едете?

— В клуб.

— В какой?

— В клуб «Долина холостяков».

«Восемьдесят семь — семьдесят семь». Так мы его называем. Вы имеете в виду дом мистера Морни?

— Верно.

— Я полагаю, вы не член клуба?

— Нет.

Тогда надо проверить. Сюда пропускают только членов клуба или тех, кто живет здесь. Видите ли, тут кругом частные владения.

— Ворота не ломать?

Мужчина улыбнулся.

— Ворота не ломать.

— Я Филипп Марлоу,— представился я.— Еду к Эдди Прю.

— Прю?

— Он секретарь мистера Морни или кто-то в этом роде.

— Подождите, пожалуйста.

Он подошел к дому, откуда вышел другой страж, тоже в форме. Позади меня остановилась и засигналила машина. Из открытой двери патрульной службы доносилось щелканье пишущей машинки. Мужчина, который разговаривал со мной, посмотрел на. подававшую сигналы машину и махнул рукой. Ворота открылись. Длинный зеленый «седан» с откидным верхом объехал мою машину и скользнул в ворота. На переднем сиденье я успел разглядеть трех, шикарных леди с сигаретами во рту и равнодушными лицами. Мигнув красными огнями, машина скрылась в темноте.

Мужчина в форме снова подошел ко мне.

— О’кей, мистер Марлоу. Отметьтесь у офицера в клубе. Клуб в полутора километрах отсюда. Увидите освещенную стоянку и номер на стене. Только номер. Восемьдесят семь — семьдесят семь. Пожалуйста, отметьтесь там.

— А зачем нужно это делать?

Мужчина был очень холоден, очень вежлив и очень тверд.

Нам надо знать точно, где вы. Это нужно для охраны Долины.

— А если я не отмечусь?

— Вы шутите?

— Нет, просто хочу знать.

— Вас могут начать искать.

— Сколько вас в патруле?

— Простите, мистер Марлоу, можете ехать.

Я посмотрел на его револьвер и специальный жетон на груди.

—.И это называется демократией! — насмешливо заметил я.

Он оглянулся.

— Если вам нужен собеседник для болтовни о политике, то я знал одного парня из «Клуба Джона Рида». Это было в Бойль-Хейтсе.

— Товарищ?

— Дружба с революционерами может плохо кончиться, если у них начнутся неприятности.

— Я отмечусь,— успокоил я его.

— Кроме того, они могут оказаться хуже тех богатых бездельников, что живут здесь.

— Может быть, вы и сами когда-нибудь будете здесь жить,— заметил я.

— Я не соглашусь здесь жить, даже если мне станут платить пятьдесят тысяч в год и разрешат спать в шелковой пижаме с жемчужным ожерельем на шее.

— Не собираюсь вам это предлагать.

— Главное, чтобы вы отметились, а предложений я от вас не жду.

— Ну, тогда я поехал, и обязательно отмечусь у вашего офицера.

— Передайте ему, чтобы он плюнул на свою левую ногу. Скажите, что я просил именно это передать.

— Будет сделано,— кивнул я.

 Сзади снова раздались сигналы подъехавшей машины. Вскоре черный лимузин с ревом промчался мимо и  скрылся в темноте.

В долине стояла тишина, ветер утих, а луна ярко освещала все вокруг. Множество белых домов было разбросано по холмам. Гирлянды освещенных окон и звезд, сияющих над ними. Судя по моей встрече с патрульным, вряд ли обитатели здесь настроены гостеприимно и вежливо.

Стена здания клуба выходила на дорогу. Она была белая и не имела ни окон ни дверей. Небольшой номер 87-77 ярко высвечен неоновыми трубками. Больше ничего на стене не было. На стоянке — ряды машин. Между ними обслуживающий персонал.

Дорога здесь делала петлю. Большая бетонированная веранда, с крышей из стекла и хромированного металла, освещена была довольно слабо. Я вышел, получил бумажку с номером моей машины, подошел к .маленькому столу,. за которым сидел мужчина в униформе, и положил перед ним бумажку.

— Филипп Марлоу,— представился я.— Посетитель.

— Благодарю вас, мистер Марлоу.

Он. записал мою фамилию и номер машины, вернул бумажку и взял телефонную трубку.

Негр в полосато-белом двубортном пиджаке распахнул передо мной дверь.

Холл выглядел как музыкальный зал. Много света и блеска, много декораций, много одежды и звуков, множество разных лиц. Женщины выглядели похотливо.  В конце холла — широкая лестница, устланная коврами. У входа в столовую замер метрдотель с широкими лампасами на брюках и пачкой тисненных золотом меню в руке. На его лице все выражения, от простой вежливости до хладнокровного бешенства, сменялись, как в калейдоскопе,— причем ни один мускул в этом не участвовал.

Слева я заметил вход в бар. Там было темновато и спокойно, а бармен, словно мотылек, порхал над бокалами и бутылками. Высокая красивая блондинка вышла из дамской комнаты, на ходу подкрашивая губы. Из коридора донеслись звуки румбы, она кивнула золотистой головкой и улыбнулась. Девушку ждал невысокий толстый мужчина с блестящими глазами, держа в руке ее накидку.

Девушка в кимоно персикового цвета подошла ко мне, взяла мою шляпу и неодобрительно покосилась на мой костюм.

Из прохода появилась еще одна. В ее волосах торчало белое перо, а .всей одежды едва хватило , бы на то, чтобы прикрыть зубочистку. Одна прекрасная обнаженная нога была покрыта серебряной краской, другая — золотой. На лице застыло презрительное выражение, заставлявшее людей держаться от нее подальше.

Я прошел в бар и уселся в кожаное кресло. Слегка поблескивали бокалы. Слышался шепот о любви.

Из-за стола у стены неожиданно поднялся высокий, красивый мужчина. Он прошел через весь бар и начал громким чистым голосом орать на бармена, всячески обзывая его. Все замолчали и спокойно наблюдали за этой сценой. Его голос звучал на фоне все той же румбы,

У бармена были вьющиеся волосы, чистое бледное лицо и широко посаженные осторожные глаза. Он молчал и спокойно смотрел на своего обидчика.. Высокий мужчина умолк и вышел из бара. Все, кроме бармена, следили за ним глазами.

А бармен медленно двинулся вдоль стойки и подошел ко мне. На меня он не смотрел, лицо его побледнело, но ничего не выражало. Потом повернулся ко мне.

— Да, сэр?

— Мне нужно поговорить с Эдди Прю.

— Да?

— Он работает здесь.

— Работает?

Его голос был сух, как песок.

— Насколько я понимаю, он выполняет распоряжения босса. Вы понимаете, что я имею в виду?

— Ах, Эдди Прю!

Он медленно пошевелил губами.

— Ваше имя?

:— Марлоу.

— Марлоу. Хотите выпить?

— Сухой мартини.

— Сухой мартини. Очень сухой,— повторил он.

— О’кей.

— Будете есть ложкой или вилкой?

— Разрежьте на полоски — я буду откусывать.

— Как вы делали, когда ходили в школу. Хотите маслины? Я заверну их вам.

— Лучше стукните меня по носу. Может быть, вам станет легче.

— Спасибо, сэр,— неожиданно сказал бармен.— Сухой мартини.

Он отошел шага на три, потом вернулся и наклонился ко мне.

— Я ошибаюсь в напитках. Джентльмен только что сказал мне об этом.

— Я слышал.

— Он говорил так, как подобает говорить джентльмену о таких вещах. Так на совете директоров указывают на ошибку. И вы слышали это.

— Да,— ответил я, удивляясь, как долго это может продолжаться.

— Этот джентльмен заставил слушать себя. Поэтому я подошел к вам и практически оскорбил вас.

— Я так и подумал.

Бармен поднял палец и задумчиво посмотрел на него,

— Совершенно незнакомого человека,

— Я все понял. Для меня это азбука.

— Спасибо,— сказал бармен и отошел.

Я видел, как он разговаривал по телефону в конце бара. Потом стал возиться с шейкером. И был уже совершенно спокоен и невозмутим, когда принес мне заказанный мартини.

 Глава 18

Я отошел с бокалом к стене, сел за небольшой столик и закурил. Прошло минут пять. Темп музыки изменился незаметно для меня. Запела девушка. Ее глубокое контральто было приятно слушать. Она пела «Очи черные». Джаз позади нее казался спящим. Когда она закончила, раздались аплодисменты и свист.

— Они приняли обратно Линду Конквист,— сказал мужчина за соседним столиком своей девушке.— Я слышал, она вышла замуж за какого-то богача в Пасадене, но не ужилась с ним.

— Прекрасный голос,—заметила та.— Если только тебе нравится женское мурлыканье.

Я начал было вставать, но в это время на мой столик упала тень. Рядом кто-то остановился. Передо мной стоял здоровенный висельник с опустошенным лицом и стеклянным правым глазом. Он был так высок, что свободно опустил руку нa спинку стула через стол. Стоял и молча смотрел на меня. Я снова опустился на стул, допил свой мартини и прослушал еще одну песню, исполненную тем же контральто. Посетителям, видимо, нравился этот репертуар. Вероятно, они и в самом деле отдыхали здесь.

— Я — Прю,— объявил мужчина, хриплым шепотом.

— Я так и подумал. Ты хочешь поговорить со мной. Мне тоже надо поговорить с тобой и той девушкой, которая сейчас пела.

  — Пойдем.

Прю повел меня к задней двери в дальнем конце бара, отпер ее и пропустил меня вперед. Мы Прошли немного по ковровой дорожке и свернули налево. В длинном прямом коридоре было несколько закрытых дверей. В конце коридора на двери горела яркая звезда. Прю постучался, открыл дверь и посторонился, пропуская меня,

Я оказался в небольшом, довольно уютном кабинете. Большой хромированный сейф на подставке, небольшой встроенный бар и обычный конторский письменный стол с креслом. В конце комнаты, у французского окна, стоял мужчина, седой, в белом смокинге.

Я посмотрел на стол. Все на нем было медное: медная лампа, ручка, карандашница, стеклянная пепельница в медной оправе с медным слоном, медный нож для бумаги, медная фляга на медном подносе, медные уголки у бювара. Даже медные цветы в медной вазе.

Мужчина у окна обернулся. На вид ему было лет пятьдесят. Красивое массивное лицо с небольшим шрамом на левой щеке, похожим на глубокую ямочку. Я почти забыл этого человека, но вспомнил шрам в виде ямочки — видел его фото лет десять назад. Я не помнил, с чем связана была фотография и чем отличился этот человек, но узнал это красивое лицо со шрамом. Тогда у него были черные волосы.

Он подошел к столу, сел и взял в руки нож для бумаги. Потом с полным безразличием посмотрел на меня.

— Вы Марлоу?

Я кивнул.

— Садитесь.

Я сел. Эдди Прю устроился в кресле у стены и вытянул свои длинные ноги.

— Не люблю шпиков,— заявил Морни.

Я пожал плечами.

— И не люблю их по многим причинам,— продолжал он.— Я никогда не любил их. Не люблю, когда они беспокоят моих друзей, не люблю, когда они пристают с вопросами к моей жене...

Я молчал.

— ...Не люблю, когда они расспрашивают моих шоферов и грубят моим гостям.

Я продолжал молчать.

— Короче говоря, я их терпеть не могу.

— Я начинаю понимать, что вы имеете в виду,—наконец сказал я.

Морни покраснел, и глаза его блеснули.

— С другой стороны, я могу использовать вас. Могу сыграть с вами в ту же игру. Могу заплатить вам, чтобы ваш нос оставался на месте.

— Сколько вы можете мне заплатить?

— Я могу заплатить вам вашим временем и здоровьем.

— Я уже где-то это слышал, но не могу вспомнить где.

Морни отложил в сторону медный нож, достал из стола стеклянный графин и плеснул себе в бокал немного его содержимого. Затем выпил и снова убрал графин с бокалом в стол.

— В моем бизнесе участвует десятки крутых парней. Цена им — по дайму за десяток, а может, и дешевле. Занимайтесь вашим бизнесом, а я буду заниматься своим. И никаких неприятностей.— Он закурил сигарету. Рука слегка дрожала.

Я покосился на длинноногого висельника, который неподвижно сидел у стены.

— Кто-то звонил насчет денег,— обратился я к Морни.— За что мне их посулили? Надеюсь, вы не собирались запугать меня. Впрочем, можете считать, что запугали, если вам от этого станет легче.

— Поговорите так со мной еще — и в вашем жилете появятся свинцовые пуговицы.

— Подумать только! У бедного старины Марлоу будет жилет со свинцовыми пуговицами! — Я не собирался отступать.

Эдди Прю издал какой-то сухой горловой звук, напоминающий хихиканье.

— Что же касается моего и вашего бизнеса,— продолжал я,— то, возможно, они тесно связаны. Впрочем, это не моя вина.

— Каким образом они связаны? — заинтересовался Морни.

— Ну, например, ваш парень звонит мне по телефону и пытается запугать меня до смерти. А позже предлагает пять сотен и объясняет, куда мне следует приехать, чтобы поговорить с вами. К примеру, тот же парень — или другой, похожий на него,— следит за человеком, связанным с моими делами, которого потом случайно убивают на Коурт-стрит.

Морни вынул изо рта сигарету и прищурился.

— Кто убит?

— Парнишка по фамилии Филлипс. Вы не могли любить его — он был шпиком.— Я описал ему внешность Филлипса.

— Никогда о нем не слышал,— заявил Морни.— В первый раз слышу о таком.

— Ну а высокая блондинка, которая вышла из его дома после убийства?

— Какая высокая блондинка? — Голос Морни сразу изменился.

— Этого я не знаю. Но ее приметили, и человек, который видел, сумеет опознать эту женщину при встрече. Конечно, ей не стоило связываться с Филлипсом,

— Значит, этот Филлипс был шпиком?

— Я уже говорил вам об этом,— кивнул я.

— Почему его убили и как?

— Его шарахнули по голове и застрелили. Мы не знаем, почему он был убит. Если бы мы это знали, то знали бы и кто убийца. Такова ситуация.

— Кто. это «мы»?

— Полиция и я сам. Я нашел его мертвым, поэтому полицейские вцепились в меня.

Прю пошевелился в кресле и посмотрел на меня. Его зрячий глаз уставился на меня с каким-то сонным выражением, которое мне не понравилось.

— Что вы рассказали копам? — спросил Морни.

— Очень мало. Я полагаю, для вас не секрет, что я ищу Линду Конквист, миссис Лесли Мардок. Я нашел ее — она поет здесь. Не.знаю, почему вы из этого сделали секрет. Мне кажется,, что ваша жена или мистер Ванньяр могли бы сказать мне об этом. Однако не сказали.

— То, что скажет моя жена, может уместиться в глазу комара.

— Не сомневаюсь, что у нее есть причины для этого. Однако сейчас это не так важно. Фактически не очень важна и моя встреча с мисс Конквист. Просто мне бы хотелось немного поболтать с ней, если вы не возражаете.

— Допустим, возражаю,— сказал Морни.

— Я был бы рад поговорить с ней,— настаивал я. Потом достал сигарету и закурил. Прю хихикнул. Морни хмуро посмотрел на него.

— Я спросил, что вы сказали копам,— снова обратился ко мне Морни.

— Я постарался сказать им очень мало. Филлипс просил меня прийти к нему. Он намекнул, что глубоко погряз в деле, которое ему не нравится, и нуждается в помощи. Когда я приехал к нему, он был мертв. Это я и рассказал полиции. Они не верят, что рассказал им все, и они правы. Мне дали время до завтрашнего полудня, поэтому я пытаюсь выкрутиться.

— Вы зря потратили время, приехав сюда,— заметил Морни,

— Насколько я понимаю, меня сюда позвали,

— Можете в любое время убираться к черту. Или можете сделать для меня небольшую работу за пятьсот долларов.

— Что за работа?

— Сегодня утром вы были в моем доме и должны догадаться.

— Я не занимаюсь бракоразводными делами.

Морни побледнел.

— Я люблю свою,жену и не хочу развода. Мы женаты всего восемь месяцев. Она умная и, как правило, знает, когда и как следует себя вести. Но мне кажется, сейчас она делает неправильный ход.

— В чем ошибка?

— Не знаю. Это и надо выяснить.

— Давайте поговорим напрямик. Вы нанимаете меня. или устраняете от работы, которой я уже занялся? — спросил я напрямик.

Прю опять хихикнул. Морни снова полез в стол за своим пойлом и не ответил на мой вопрос. Однако лицо его обрело вновь нормальный цвет.

— И давайте выясним еще одно,— продолжал я.— Вы не возражаете против развлечений вашей жены, но не хотите, чтобы она развлекалась с неким Ванньяром. Так?

— Я доверяю ее сердцу, но не доверяю ее разуму,— медленно и .нехотя ответил Морни.

— И что же мне надо сделать с Ванньяром?

— Я хочу знать, что у него на уме.

— Разве у него на уме что-то есть?

— Думаю, есть. Что именно, не знаю.

— Вы уверены в этом или хотите все-таки проверить?

Несколько мгновений он колебался, потом выдвинул средний ящик стола, достал лист бумаги и протянул мне. Я развернул его. Это была копия счета.

«Кол-Вестерн Дентал Саппли компани». Счет за 30 фунтов кристобалита на 15 долларов и 75 центов и 25 фунтов белого алебастра на 7 долларов 75 центов, плюс налог. Счет выписан на имя X. Р. Тигера «Уилл Колл», штамп «Уплачено», а в углу подпись «Л. Г. Ванньяр».

Я положил счет на стол.

— Дней десять назад он выпал из кармана Ванньяра, когда тот был здесь,— пояснил Морни.— Эдди придавил его своей ногой, и Ванньяр ничего не заметил.

Я посмотрел на Эдди, затем на Морни, потом на свои пальцы.

— Вы считаете, что мне этим стоит заняться?

— Полагаю, вы хороший детектив и сумеете разобраться.

Я снова взял счет, просмотрел его, сложил и убрал в карман.

— Уверен, что вы не дали бы мне счета, если бы он ничего не значил.

Морни подошел к большому сейфу и открыл его. Он вернулся, держа в руке пять новеньких бумажек, и положил их передо мной на стол.

— Вот ваши пять сотен. Уберите Ванньяра из жизни моей жены и получите еще столько же. Меня не интересует, как вы это сделаете, и я не хочу об этом знать. Сделайте это — и все.

Я взял хрустящие бумажки, подержал их и отодвинул от себя.

— Вы сможете заплатить мне, когда я выполню работу, если только я ее выполню. Сегодня ночью я заработаю свой гонорар, побеседовав с мисс Конквист.

Морни не притронулся к деньгам. Он снова плеснул себе в бокал виски, потом предложил и мне.

— А что касается убийства Филлипса,— продолжал я,— то ведь да ним следил Эдди. Хотите, скажу вам почему?

— Нет.

— Из-за неправильной информации в подобных делах случаются неприятности. Когда об убийстве трубят газеты, никогда нельзя заранее угадать, во что все это выльется. А потом вы станете обвинять меня.

Морни пристально посмотрел на меня.

—- Нет, вас я не подозреваю. Я был груб, когда вы вошли сюда, но потом вы мне понравились.

— Спасибо. Вы не будете возражать, если я спрошу вас, почему вы приказали Эдди позвонить мне?

Морни постучал пальцами по столу,

— Мы с Линдой — старые друзья. Молодой Мардок приходил сюда днем повидать ее. Он сказал ей, что вы работаете на старуху Мардок. Линда передала это мне.

Не знаю, что у вас за работа. Вы говорили, что не занимаетесь делами о разводах, значит, старуха наняла вас не для этого,

С последними словами он поднял голову и взглянул на меня.

Я молча ждал.

 — Я из числа тех людей, кто любит своих друзей, и не хочу, чтобы их беспокоили сыщики.

 — Мардок задолжал вам некоторую сумму, не так ли?

Морни нахмурился.

— Я ее обсуждаю подобные вещи.

Он допил виски, кивнул мне и встал.

— Я пришлю Линду поговорить с вами. Забирайте свои деньги.—И вышел из комнаты.

Эдди подобрал своя длинные ноги и тоже встал. Потом улыбнулся мрачной, ничего не выражающей улыбкой и последовал за Морни.

Я закурил сигарету и снова посмотрел на счет. Эта компания поставляла зубоврачебное оборудование и материалы. В моей голове блеснула одна мысль. Я подошел к окну. Среди холмов мчалась большая машина, направляясь к дому с колоннами и башней. Вот она резко затормозила и свернула к гаражу. Огни погасли, и снова темнота. Было спокойно и прохладно. Казалось, что джаз играет где-то у меня под ногами.

За моей спиной хлопнула дверь. Я обернулся. Линда Конквист с холодным блеском в глазах разглядывала меня. 

 Глава 19

Она была похожа и не похожа на свою фотографию. Твердая линия крупного рта, короткий нос, большие холодные глаза, черные волосы с ровным пробором. Поверх платья пальто, руки — в карманах, во рту — сигарета.

Она выглядела старше, чем на фотографии. Казалось, губы ее разучились улыбаться. Они улыбались, когда  она пела, но сценической, деланной улыбкой. А вжизни губы были плотно сжаты.

Линда подошла к столу и остановилась, опустив голову, словно собиралась пересчитать медные предметы. Увидев графин, плеснула в бокал немного виски и выпила.

— Вы Марлоу? — Она оперлась бедром о край стола, скрестила ноги и вопросительно посмотрела на меня.

Я подтвердил, что я Марлоу.

— На вашем месте я бы не приезжала сюда.

— А мне нравятся подобные заведения,— возразил я. — Копы у ворот, сияние огней, девушки, встречающие гостей, грязный толстяк с высокой, стройной блондинкой, пьяный, грубый распорядитель, наоравший на бармена, молчаливый парень с пистолетом, седой владелец клуба, а теперь и вы — певица с небрежными манерами, охрипшим голосом и примитивным лексиконом.

— Да? А что вы скажете насчет любителя совать нос в чужие дела с прошлогодним юмором и улыбкой на все случаи жизни?

— Это и дает мне возможность поговорить с вами.

— Понимаю. Что вам нужно?

— Старуха хочет получить ее обратно, и поскорее. Чем скорее, тем лучше, иначе у вас будут неприятности.

— Я думаю...— начала она и замолчала.

Я наблюдал за ее лицом, на котором появился слабый интерес.

— Что она хочет получить обратно, мистер Марлоу?

— Дублон Брашера.

Линда посмотрела на меня и кивнула, как будто вспомнила, о чем идет речь.

— Ах, дублон Брашера!

— Держу пари, вы совсем забыли про него.

— Ну нет! Я видела его много раз,— возразила она.— Вы говорите, она хочет получить его обратно? Вы хотите сказать, что она думает, будто я взяла его?

— Да, именно так.

— Она грязная старая лгунья! — возмутилась Линда.

— Не спешите с выводами, а то сами окажетесь лгуньей,— заметил я.— Вы тоже можете ошибаться. Она не права?

— Зачем мне нужна ее дурацкая монета?!

— Ну, она стоит довольно дорого. Старуха считает, что вы нуждаетесь в деньгах. По-моему, она не слишком великодушна.

Линда сдержанно рассмеялась.

— Да уж, миссис Элизабет Брайт Мардок слишком великодушной не назовешь.

— Может быть, вы взяли монету совсем из других побуждений? — с надеждой спросил я.

— Может быть, мне следует залепить вам пощечину?

Она погасила сигарету в медной вазе и бросила ее в корзину.

— Вы дадите ему развод?

— За двадцать пять грандов я бы с радостью сделала это.

— Вы не любите его?

— Вы разрываете мне сердце, мистер Марлоу,— иронически сказала Линда.

— Он любит вас. И вы ведь почему-то вышли за него замуж.

Она лениво посмотрела на меня.

— Мистер, не думайте, что я не поплатилась за эту ошибку,—Она снова закурила.— Девушке надо жить, а это не всегда так легко, как кажется. Поэтому девушка может совершить ошибку, выйдя замуж за плохого парня из плохой семьи. Гарантий не бывает.

— Значит, девушке не нужна любовь?

— Мне не хочется быть слишком циничной, мистер Марлоу, но вы бы удивились, узнав, как много девушек, выйдя замуж, теряют весь свой оптимизм. Особенно если у них сильные руки и они умеют работать. Для них остается только джин и притоны.

— У вас был дом, и вы жили там.

— Вы плохо знаете старуху. Она слишком груба. А как клиентка она вам нравится?

— Ну, у меня бывали клиенты и похуже.

— Вы заметили, как она обращается с этой девушкой?

— С Мерль? Заметил, она третирует ее.

— Не только. Старуха всячески издевается над ней. На людях орет на нее, а наедине даже таскает ее за волосы и шепчет на ухо всякие гнусности.

— Я не совсем понимаю.

— Девушка влюблена в Лесли, но не’ сознает этого. Эмоционально она явно недоразвита. В доме творится что-то странное. Я рада, что уехала оттуда.

— Вы умная девушка, Линда. И грубая, и мудрая. Видимо, когда вы выходили замуж, то думали, что сумеете прибрать ее к рукам.

— Я думала, что наконец-то отдохну. Но даже этого не удалось. Она хитрая, безжалостная женщина, мистер Марлоу. Говорит одно, а делает другое. Она следит за каждым вашим шагом.

— Могла бы она укокошить пару мужчин?

Линда засмеялась.

 — Я не шучу,— пояснил я.— Убито двое мужчин, и по меньшей мере один из них был связан с редкими монетами.

— Я не понимаю,— задумчиво протянула Линда,— вы действительно имеете в виду убийство?

Я кивнул.

— Вы сказали об этом Морни?

— Об одном из них.

— А копам?

 — Об одном из них, том же самом.

Линда пристально посмотрела мне в глаза. Она немного побледнела и выглядела усталой.

— Вы выдумали это,— наконец сквозь зубы процедила она.

Я усмехнулся и кивнул, как бы соглашаясь с ней.

— Значит, дублона Брашера вы не брали. О’кей. А как насчет развода?

—- Это не ваше дело.

— Согласен. Спасибо, что вы согласились поговорить со мной. Вы знаете парня по фамилии Ванньяр?

— Да.— Ее лицо застыло.— Не очень хорошо. Он друг Лоис.

— Очень близкий друг.

— Когда-нибудь ему будут устроены пышные похороны.

— Намеки всегда двусмысленны,— заметил я.— И насчет этого парня — тоже. Каждый раз, когда о нем заходит речь, люди замыкаются.

— Морни убьет его, если он не отвяжется от Лоис.

— Да что вы говорите! Лоис сама сумеет постоять за себя. Это каждый может заметить.

— Возможно, Алекс этого не замечает.

— Во всяком случае, к моей работе Ванньяр не имеет отношения. Он не связан с Мардоками.

Линда скорчила гримасу.

— Вы так думаете? Ладно, я скажу вам кое-что. Нет причины скрывать это. Я просто большой ребенок с открытым сердцем. Ванньяр знаком с Элизабет Брайт Мардок, и знаком очень хорошо. Он никогда не приходил к ней в дом, но, пока я жила там, звонил много раз. Несколько раз я подходила к телефону. Он спрашивал Мерль.

— Это странно. Мерль, вы не ошиблись?

Линда снова погасила окурок в вазе и бросила его в корзину.

— Я устала,— неожиданно заявила она.— Уходите, пожалуйста.

Я встал.

— Спокойной ночи и большое спасибо. Желаю вам удачи.

Я вышел, а она осталась стоять, заложив руки в карманы белого пальто.

В Голливуд я вернулся в два часа ночи. Оставил машину на улице и поднялся к себе в  квартиру. Ветер совсем стих, а воздух был сухой и жаркий. В квартире все еще пахло сигарой Бриза. Я открыл окна, снял костюм и повесил его. Потом вынул из кармана счет.

Счет компании, производящей материалы для дантистов.. Некий X. Р. Тигер приобрел 30 фунтов кристобалита и 25 фунтов алебастра.

Я взял телефонный справочник и стал искать фамилию Тигер. Вдруг в голове у меня что-то сработало, и память услужливо подсказала то, что я искал. Его адрес: Западная Девятая улица, 422. Там же, где Белфонт-билдинг. «Зубопротезная лаборатория X. Р. Тигера» — табличка на одной из дверей на шестом этаже Белфонт-билдинга. Это я заметил после визита к Элише Морнингстеру.

Но даже Пинкертоны нуждаются в сне, а Марлоу — тем более. И я лег спать. 

 Глава 20

В Пасадене было так же жарко, как вчера, но большой красный дом на Дрезден-авеню казался холодным, а нарисованный на стене негр по-прежнему был печален. Та же самая бабочка летала над теми же кустами — во всяком случае, так мне казалось,— и я вдыхал тот же запах цветов. Та же самая кошечка среднего возраста открыла мне дверь и тем же путем провела меня в ту же самую темную комнату. Миссис Элизабет Брайт Мардок сидела в том же шезлонге и пила все тот же портвейн из той же самой — так мне казалось — бутылки.

Горничная закрыла дверь. Я сел, положил шляпу на пол, а миссис Мардок так же, как вчера, уставилась на меня.

— Ну?

— Плохо дело,— заявил я.— По моему следу идут копы.

Старуха явно заволновалась.

— Вот как! Я считала вас более опытным.

Я пожал плечами.

— Когда я вчера ехал от вас, за мной следовал мужчина в двухместной машине. Не знаю, что он делал здесь и как сюда попал. Я избавился от слежки, но он оказался в холле отеля возле моей конторы — снова следил за мной, и я попросил его объяснить, что все это значит. Он сказал, что знает меня и нуждается в помощи. Просил приехать к нему домой на Бенкер-хилл и поговорить с ним. Я поехал туда после встречи с мистером Морнингстером и нашел этого человека на полу в ванной убитым.

Миссис Мардок отхлебнула немного портвейна. Возможно, ее рука дрожала, но в комнате было темно, и я не уверен в этом.

— Продолжайте.— Она откашлялась.

— Это был Джордж Ансон Филлипс. Молодой блондин, довольно молчаливый. Он назвался частным детективом..

— Никогда не слышала о таком,—холодно,— сказала старуха.— Никогда не видела его и ничего о нем не знаю. Вы думали, что я наняла его следить за вами?

— Не знаю что и думать. Он говорил, что мы могли бы объединить наши силы, и дал понять, что работает на кого-то из членов вашей семьи. Большего он не сказал.

— Большего и не могло быть. Можете быть в этом уверены.— Баритон старухи звучал безапелляционно, она была неприступна, как скала.

— Вы считаете, что знаете все о членах своей семьи, но, по-моему, это не так.

— Я знаю, что вы допрашивали моего сына вопреки моему приказу,— холодно сказала старуха.

— Я его не допрашивал. Это он допрашивал меня, вернее, пытался это сделать.

— Мы поговорим об. этом позже,— грубо оборвала меня старуха.— А теперь о человеке, которого вы нашли убитым. Вы сообщили в полицию?

— Естественно. Они хотят, знать, почему он следил за мной и над каким делом я работаю. О чем он говорил со мной. Зачем пригласил меня к себе и почему и пошел. Но это только половина дела.

Она допила портвейн и снова наполнила бокал.

— Как ваша астма?

— Плохо,— ответила старуха.— Продолжайте свой рассказ.

— Я повидался с Морнингстером. Об этом я говорил вам по телефону. Он пытался сделать вид, будто дублона Брашера у него нет, но потом признался, что ему предлагали эту монету, и сказал, что еще не поздно купить ее. А позже вы сказали, что монету вам вернули.

Я ждал, что она расскажет мне историю возвращения монеты, но старуха тупо смотрела на меня сквозь бокал с вином.

— Поэтому я договорился с мистером Морнингстером, что заплачу ему тысячу долларов за дублон...

— Вы не имели права делать что-либо подобное! — рявкнула старуха.

Я кивнул, соглашаясь с ней.

— Мне хотелось немного подурачить его, но в результате я только одурачил самого себя,—признался я,— После того как вы сообщили мне по телефону, что монету вам вернули, я хотел связаться с ним и сказать, что сделка отменяется. В телефонной книге номера его домашнего телефона и адреса не оказалось — был только адрес конторы. Я и поехал в контору. Было очень поздно, но лифтер сказал, что он еще не уходил. В конторе я нашел его лежащим на полу. Он умер от удара по голове, ну и от шока, очевидно. Старика убить легко. Возможно, его и не собирались убивать. Я вызвал «скорую помощь», но своей фамилии не назвал.

— Мудро с вашей стороны,— заметила она.

— Да? Я действовал в ваших интересах, но по отношению к себе это совсем не мудро. Я думал, что удастся сохранить в тайне мою роль в этом деле, миссис Мардок. Я надеялся на это, понимаете? Однако за считанные часы произошло два убийства, и оба трупа нашел я. И обе жертвы так или иначе были связаны с вашим дублоном.

— Не понимаю. Разве этот молодой человек тоже?

— Да. По-моему, я говорил вам об этом по телефону. Кажется, сказал.— Я-то знал, что сказал.

— Возможно,— холодно ответила старуха.— Я не придала особого значения нашему разговору. Видите ли, дублон мне вернули, а вы говорили так, будто были пьяны.

— Я не был пьян. Возможно, был немного выбит из  колеи, но не пьян. А вы как-то очень равнодушно отнеслись ко всему.

— Что вы хотите от меня?

.. Я глубоко вздохнул.

— Я уже связан с одним убийством. Обнаружил труп и сообщил об этом. Меня могут связать и- со вторым убийством: тоже обнаружил труп, но на этот раз не сообщил куда следует. Это уже слишком серьезно. Даже в связи с первым убийством мне дали срок только до полудня. К этому времени я должен буду сообщить полиции имя своего .клиента и суть порученной мне работы.

— Это будет нарушением нашего соглашения,—-ледяным тоном заявила старуха.— Надеюсь, вы этого не сделаете.

— Я хочу, чтобы вы, наконец, отставили в сторону свой портвейн и попытались понять ситуацию,— огрызнулся я.

Она удивилась и поставила бокал на столик.

— Этот Филлипс имел лицензию частного детектива. Как случилось, что я нашел его убитым? Он следил за мной, а когда я заговорил е ним, попросил меня приехать к нему домой. Я приехал туда и нашел его труп, Полиции все это известно,. они даже готовы поверить этому.. Но они не верят, что моя связь с Филлипсом — простое совпадение. Они предполагают, здесь более глубокую связь и хотят знать, на кого я работаю. Это ясно? Что я должен им отвечать?

— Вы сумеете выбраться из этого положения,— Заметила старуха.— Надеюсь, мои деньги кое-чего стоят.

Я почувствовал, будто меня щелкнули по носу, Во рту пересохло. Я снова глубоко вздохнул.

— Сейчас я работаю на вас. Сейчас, сегодня, на этой неделе. На следующей неделе, надеюсь, я буду работать на кого-то другого. А потом еще на кого-нибудь. Чтобы я мог работать, мне нужно поддерживать хорошие отношения с полицией. Там не любят меня, но считают, что я не способен обманывать их. Предположим, что Филлипс ничего не знал о дублоне Брашера. Или допустим, что знал, но его убийство совсем не связано с этим. Я сказал копам все, что о нем знал, и у них возникли вопрос. Вы это можете понять?

— Разве по закону вы не имеете права защищать интересы клиента? — рявкнула она.— Если это не так, то какой смысл нанимать частных детективов?

Я встал, прошелся по комнате, снова сел, уперся локтями в колени, подбородком — в сжатые ладони.

— Закон можно толковать по-разному, миссис Мардок. Подобно многим другим вещам. Если я воспользуюсь своим правом и откажусь говорить — это будет концом моей карьеры. Тем или иным способом полиция избавится от меня. Я ценю вашу репутацию, миссис Мардок, но не хочу из-за вас рисковать головой.

Она снова взяла бокал и опорожнила его.

— Вы не нашли мою сноху, не нашли мой дублон. Только пару трупов, с которыми у меня нет ничего общего, и вдобавок собираетесь сообщить обо мне полиции, чтобы оправдать свою некомпетентность. Вот что я поняла. Если я не права, поправьте меня.

Она снова отхлебнула портвейна и зашлась в пароксизме кашля. Я подошел и взял из ее трясущихся рук бокал. Потом помог ей лечь, нажал кнопку связи на ее диктофоне и попросил:

— Принесите стакан воды миссис Мардок, и побыстрее!

Потом снова сел на прежнее место и наблюдал за старухой. Когда ее дыхание стало спокойнее, я заговорил:

— Хватит грубить. Вы слишком долго прожили среди  людей, которые вас боялись, и, наверное, воображаете, что можно гордиться своей грубостью. Вы еще не встречались с представителями закона. Ребята эти — профессионалы, вы же — просто дилетантка по сравнению с ними.

Открылась дверь, и вошла горничная с кувшином на подносе. Она поставила поднос на стол и ушла. Я налил в стакан немного воды и вставил его в руку старухи.

— Выпейте. Это не портвейн, но вам не повредит.

Она выпила полстакана воды, вытерла губы и поставила стакан на стол.

— Подумать только, что изо всех, сующих носы в чужие дела, я выбрала человека, который третирует меня в моем собственном доме!

— Оставьте этот пустой разговор,— сказал я.— У нас мало времени. Что мы скажем полиции?

— Полиция для меня ничего не значит. Абсолютно ничего. Но если вы назовете, им мое имя, я буду рассматривать это как нарушение соглашения.

Мы снова вернулись к тому, с чего начинали.

— Убийство все меняет, миссис Мардок. Вы не должны забывать об этом. Нам придется им сказать, для какой работы вы меня наняли. Они не сообщат об этом газетным репортерам, вы это знаете. Они не сделают этого, если поверят нам. Но, конечно, они не поверят, что вы наняли меня только потому, что вам звонил Элиша Морнингстер и якобы, хотел купить дублон. Они не поверят, что вы наняли частного детектива только для того, чтобы узнать имя возможного покупателя. Вы об этом подумали?

 — Это мое дело.

— Нет. Так вам копов не обмануть. Вы должны своей искренностью и прямотой убедить их, что ничего не скрываете. Пока они будут подозревать, что вы говорите не всю правду,они не отстанут от вас. Расскажите им обстоятельно правдивую историю — и они уйдут довольными. У вас есть возражения?.

— У любого человека могут быть возражения, но это не имеет значения,— отрезала старуха.— Значит, нам придется сказать, что я подозревала свою сноху в краже монеты и что я ошиблась?

— Так будет лучше для всех.

— И. о том, что монета возвращена и каким образом?

— Конечно.

— Но это унизительно для меня!

Я пожал плечами.

— Вы бессердечный и жестокий человек,— сказала старуха.— Вы хладнокровная рыба. Вы мне не нравитесь, и я глубоко сожалею, что встретилась с вами.

— Возможно,— ответил я.

 Она ткнула пальцем в свою переговорную коробку.

— Мерль, попроси моего сына немедленно зайти ко мне. И ты тоже можешь прийти с ним.

Она отпустила кнопку и уставилась в потолок.

— Монету взял мой сын, мистер Марлоу. Мой сын, мой собственный сын!

Я промолчал. Мы сидели и молча смотрели друг на друга. Через минуту они вошли, и старуха приказала им сесть.

 Глава 21

Лесли Мардок был на этот раз в зеленом костюме, а его волосы казались влажными, словно он только что принял душ. Он сидел, наклонившись вперед, и разглядывал носки своих ботинок. У него был одинокий вид — даже усы наводили уныние.

Мерль Дэвис выглядела так же, как и вчера. Возможно, она всегда выглядит так. Ее светлые, волосы были распущены, глаза за очками казались большими и пустыми. В том. же самом полосатом платье без всяких украшений.

У меня разгорелось любопытство.

Старуха медленно отхлебнула глоток портвейна и заговорила:

  — Все в порядке, сын. Расскажи мистеру Марлоу о дублоне. Боюсь, что придется рассказать ему об этом.

Мардок быстро взглянул на меня, потом опустил глаза. Его губы дрогнули. Он заговорил монотонным, усталым голосом, словно человек, который делает признание после борьбы со своей совестью.

— Я уже говорил вчера у вас в кабинете, что задолжал Морни много денег. Двенадцать тысяч долларов. Я не хотел, чтобы мать узнала об этом, Морни давил на меня, требуя возврата денег. Я знал, что мне в конце концов придется сказать матери, но не мог решиться на это. Я взял дублон, воспользовавшись ключами, и она она спала, а Мерль куда-то вышла. Я дал монету Морни, и он согласился принять, ее. как залог, потому что я объяснил ему, что монету не удастся продать, если он не сумеет доказать, что является ее законным владельцем.

Мардок замолчал и посмотрел на меня, чтобы понять, как я на все это реагирую. Старуха тоже не сводила с меня глаз. Девушка, раскрыв от волнения рот, не отрываясь смотрела на Лесли Мардока.

— Морни дал мне расписку,— продолжал он,—в том, что будет хранить монету в качестве залога и не обратит ее в деньги,— что-то в этом роде. Не знаю, насколько это законно. Когда позвонил этот Морнингстер и спросил о монете, я заподозрил, что Морни либо пытается ее продать, либо, по крайней мере, решил узнать ее стоимость у человека, разбирающегося в редких монетах. Я очень испугался.

Он снова посмотрел на меня с кривой улыбкой. Вероятно, изображал испуг. Потом достал платок, вытер лоб, оставив платок в руке.

— Когда Мерль сказала мне, что мать наняла детектива,— Мерль не должна была мне об этом говорить, но мать обещала не ругать ее...

Он посмотрел на старуху — та продолжала мрачно глядеть на меня, потирая челюсть. Мерль смотрела на Мардока, и казалось, что перспектива брани ее не пугает. Мардок продолжал:

— Тогда я решил, что она обнаружила пропажу и поэтому наняла вас. Я действительно не верил, что мать могла нанять вас из-за Линды. Я все время знал, где Линда. Тогда я пришел к вам в контору в надежде получить какую-то информацию. Но узнал не много. Вчера днем я поехал к Морни и рассказал ему обо всем. Сперва он посмеялся надо мной, но, когда я сказал, что даже мать не может продать монету, не нарушив завещания Джаспера Мардока, и что она определенно натравит на него полицию, если я скажу ей, где монета, Морни перестал смеяться. Он встал, подошел к сейфу, достал дублон и молча передал его мне. Я вернул ему расписку, и Он порвал ее. Потом я привез монету домой и отдал матери.

Он замолчал и снова вытер лицо платком. Мерль не сводила с него глаз.

— Морни угрожал вам? — спросил я.

Он покачал головой.

— Морни сказал, что ему нужны деньги и что мне лучше вернуть долг. Но не угрожал — вел себя вполне прилично.

— Где это было?

— В клубе «Долина холостяков», в. его личном кабинете.

— Эдди Прю был там?

М.ерль обратила взор на меня.

— Кто такой Эдди Прю? — быстро спросила старуха.

— Телохранитель Морни,— ответил я.— Я вчера не зря тратил время, миссис Мардок.— Потом посмотрел на ее сына.

— Нет, я не видел его. Конечно, я знаю Прю визуально! Стоит один раз увидеть его — запомнишь надолго. Но вчера его там не было.

— Это все? — спросил я.

Он вопросительно взглянул на мать.

— Разве этого недостаточно? — резко спросила она.

— Возможно,— ответил я.— Где сейчас монета?

— А как вы думаете? — огрызнулась старуха.

Я чуть было не сказал ей где, чтобы посмотреть, как она подпрыгнет, но решил промолчать.

— В надежном месте,— коротко ответил я.

— Поцелуй свою мать и иди,— с трудом проговорила старуха. 

Лесли выполнил сыновний долг — поцеловал ее в лоб. Она похлопала его по руке. Я повернулся к Мерль.

— Думаю, вам следует настоять, чтобы он продиктовал то, что сейчас сказал, отпечатать и дать мне подписанный им экземпляр.

Девушка изумленно уставилась на меня.

— Она не сделает ничего подобного! — заорала старуха—Убирайся на свое место, Мерль. Мне хотелось, чтобы ты услышала все это. Но если я еще раз узнаю, что ты злоупотребляешь моим доверием, ты увидишь, что я сделаю!

Девушка встала и улыбнулась.

— О да, миссис Мардок. Я больше никогда этого не повторю, можете доверять мне.

— Надеюсь!.— рявкнула старуха.— Вон!

Мерль поспешно вышла.

Две большие, слезы медленно выкатились из глаз старухи, потекли по ее слоновьим щекам и скатились на губу. Она вытерла лицо платком, высморкалась, потом приложила платок к глазам.

— Я очень люблю сына. Очень. Эта история глубоко огорчила меня. Вы думаете, он расскажет все полиции?. Как этого избежать?

— Надеюсь, не расскажет,— ответил я,— Ему придется попотеть, чтобы заставить их поверить.

Старуха разинула рот и уставилась на меня.

— Что вы хотите этим сказать?! — рявкнула она.

— Только то, что сказал. Эта история не похожа на правду. Чистейшая липа. Он сам придумал ее, или это вы научили его?

— Мистер Марлоу,— угрожающе проговорила она,— вы идете по тонкому льду...

Я махнул рукой.

— Разве один я, а не все мы? Хорошо, допустим, что это правда. Морни откажется от всего, а мы останемся ни с чем. Морни непременно откажется, иначе ему пришьют убийство. И даже не одно, а два.

— А разве этого не могло быть в действительности?! — взвыла старуха.

— Зачем Морни, человеку известному, с деньгами и связями, организовывать два убийства ради какой-то заложенной монеты? Я не могу в это поверить.

Она изумилась и замолчала. Я усмехнулся, глядя на нее, потому что впервые увидел, как она растерялась.

— Я нашел вашу сноху, миссис Мардок. Мне немного, странно, что ваш сын, находящийся, казалось, целиком под вашим контролем, не сказал вам, где она.

— Я не спрашивала его.— В голосе старухи прозвучало явное беспокойство.

— Она вернулась туда, где начинала свою карьеру. Поет с джазом в клубе «Долина холостяков». Я беседовал с ней. Линда твердо стоит на ногах. И она вас не любит. Не думаю, чтобы она взяла монету ради денег, но могла взять ее, потому  что ненавидела вас. И вполне возможно, Лесли знал это и придумал свою историю, чтобы защитить Линду. Он говорил, что очень любит ее,

Старуха улыбнулась. Улыбка была некрасивая, она исказила ее лицо, но все же это была улыбка.

— Да,— мягко сказала она.— Да. Бедный Лесли, он мог это сделать. Но в таком случае,-—продолжала она с улыбкой,— моя сноха оказалась бы замешанной в деле об убийствах.

Я видел, что эта мысль ее радует.

— А вам бы этого очень хотелось?

Старуха кивнула, потом лицо ее застыло, и она сжала . губы.

— Не нравится мне ваш тон,— процедила она сквозь зубы.— Мне вообще не нравится ваш тон.

— За это я вас не порицаю. Я и сам его не люблю. Не люблю ничего: ни этот дом, ни вас, ни вашу девчонку, ни грубияна сына, ни вашей лжи.

Старуха приподнялась на шезлонге.

— Вон отсюда! Немедленно убирайтесь из дома! Немедленно! Вон!

Я встал и поднял с пола шляпу.

— Буду только рад уйти.

Усмехнувшись, я направился к двери и, выйдя, спокойно закрыл ее за собой.

 Глава 22

Позади меня послышались шаги. Я прошел половину гостиной, потом остановился, позволив ей догнать меня.

— .Мистер Марлоу! Пожалуйста! Не уходите, пожалуйста! Она зовет вас. Правда зовет!

— Будь я проклят! Передайте ей, пусть катится ко всем чертям!

Девушка схватила меня за рукав.

— Пожалуйста!

— Пошла она к черту! Скажите ей, пусть утопится. Марлоу тоже умеет обижаться. Пусть бросится в два озера, если одного ей будет мало.

Я посмотрел на руку, державшую меня за рукав, и похлопал по ней.

— Пожалуйста, мистер Марлоу. У нее неприятности, она нуждается в вас.

— У меня тоже неприятности. А вы-то чего скулите?

— О, я очень люблю ее. Я знаю, что .она грубая и грозная, но у нее золотое сердце.

— К черту ее сердце! Я не могу иметь с ней дело. Она жирная старая лгунья. Она мне надоела. Хватит. Я тоже думал, что у нее неприятности, но я не мусорщик, чтобы рыться в дерьме.

 — О, я уверена, что если вы наберетесь терпения... Умоляю вас, мистер Марлоу!

Я обнял девушку за плечи. Отскочив на метр, она в панике уставилась на меня.

Мы стояли -и разглядывали друг друга. Мерль побледнела, ее губы были плотно сжаты, ноздри трепетали,

— Послушайте, с вами в детстве что-нибудь случилось?

Она быстро кивнула.

— Вас напугал мужчина или что-то в этом роде?

Девушка снова кивнула и прикусила нижнюю губу маленькими белыми зубками.

— И с тех пор вы такая?

Она молчала.

— Послушайте,, мне совсем не хотелось вас испугать,— сказал я.— У меня и мысли такой не было.

Из глаз ее хлынули слезы.

— Если я прикоснулся, к вам, то только как к двери или к креслу. Без всяких задних мыслей. Ясно?

— Да.

Сквозь слезы в ее глазах опять мелькнул панический страх.

— Не бойтесь меня, я больше не трону вас. И никаких мыслей у меня не было. Это у Лесли такие мысли. Вы ведь это знаете? Вы понимаете его, да?

— О да! Конечно.

Чувствовалось, что Лесли был для нее тузом. Это для меня он — птичий помет.

— Теперь об этой винной бочке. Она грубая и считает, что своей грубостью может сжить со свету кого угодно, не говоря уже о вас. Но с вами она ведет себя просто безобразно. Так ведь?

— Да, мистер Марлоу. Я пыталась вам сказать...

— Ясно. Теперь скажите, почему вы так взволновались? Он все еще... что вас так тревожит?

Мерль прижала ко рту руку.

— Он умер. Он упал... из... окна.

Я остановил ее жестом.

— Ах, этот человек! Я слышал об этом. Но вы забыли о нем, не правда ли?

— Нет,— ответила она, качая головой.— Я не могу это забыть. Я никак не могу забыть. Миссис Мардок все время говорит, что пора это забыть, а я просто не могу.

— Было бы гораздо лучше, если бы она держала свой гнусный язык за зубами,— резко заметил я.

Девушка удивленно посмотрела на меня.

— Но это не все,— продолжала она.— Я была его секретаршей, а она — его женой. Он был ее первым мужем. Естественно, она не может забыть об этом. Как она может?

Я в раздумье почесал ухо. Она явно считала, что мне все известно. Я был для нее неким обезличенным оракулом. Чуть ли не ее внутренним голосом.

Тогда у меня возникло подозрение, одно из тех, которые появляются вдруг, по наитию.

— Послушайте, вы, вероятно, с кем-то встретились, и вас это очень взволновало?

Она огляделась. Я проследил за ее взглядом. За креслом — никого, за дверью — тоже.

— Почему я вам это рассказываю?..— вздохнула она.

— Вы не рассказываете, вы это чувствуете.

— Вы обещаете никому не говорить об этом, никому на свете, даже миссис Мардок?

— Уж ей-то наверняка не скажу. Обещаю.

Она открыла рот и улыбнулась, потом произошло что-то странное. Звук замер в ее горле. Она вскрикнула, зубы ее щелкнули. Я хотел успокоить ее, но боялся к ней прикоснуться. Мы стояли друг против друга, потом она повернулась и убежала. Я услышал ее шаги в холле, потом звук захлопнувшейся двери.

Я вышел а холл, подошел к двери, из-за которой доносились рыдания, и прислушался. Делать было нечего. Я вернулся в комнату, где оставил старуху, и просунул голову в дверь. Миссис Мардок сидела в той же позе. Казалось, она вообще не двигалась.

— Кто испугал ее до смерти, эту маленькую девочку? — спросил я.

— Убирайтесь из моего дома,— процедила она.

Я не двинулся с места. Старуха хрипло рассмеялась.

— Вы считаете себя умным человеком, мистер Марлоу?

— Ну, я об этом не думал.

— А вы подумайте.

— А каково ваше мнение?

Она пожала своими массивными плечами.

— Может быть, вы и умный. Кто знает!

— Вы еще ничего не решили, а мне предстоит разговор с полицией.

— Мне нечего решать,— отрезала она,— и я не собираюсь вам платить. Монета возвращена, и я удовлетворена этим. Деньги я вам дала. Уходите, вы мне надоели. Ясно?

Я вышел в холл-. За дверью никаких рыданий, вокруг тишина.

Выйдя из дома, я постоял немного — бездумно смотрел на траву, освещенную солнцем. Серый «меркурий» начал было отъезжать от дома, но сидевший за рулем Лесли Мардок увидел меня и остановил машину. Он был тщательно одет. Кремовый габардиновый костюм, белые ботинки, кремовая рубашка без галстука, на носу темные очки. Он заглушил мотор, вышел из машины и направился ко мне.

— Наверное, вы считаете меня подлецом,— тихо сказал Лесли.

— Вы имеете в виду историю с дублоном?

— Да.

— Мне незачем думать о вас.

— Ну...

— Что вам от меня нужно?

Он застенчиво пожал плечами и умоляюще посмотрел на меня.;

— Я бы хотел, чтобы вы мне сказали...

— Простите, мистер Мардок. Меня интересует, собираетесь ли вы разводиться с женой.

— О! Вы думаете, я солгал, чтобы выгородить ее?

— Вполне возможно.

— Понимаю.

Он достал из нагрудного кармана пиджака длинную сигарету.

— Ну... я полагаю... что могу теперь признаться в этом.

— Глупая тема для разговора,— сказал я.— К тому же это чертовски неважно. Для нас обоих.

Он чиркнул спичкой и закурил, потом сказал спокойно:

— Понимаю. Извините меня за то, что я неважно себя вел.

Он уселся за руль. Я наблюдал за ним,, пока он не скрылся из вида, потом похлопал нарисованного негра, по щеке.

— Ты, парень, единственный человек в этом доме, который ничего не скрывает.

 Глава 23

Полицейский громкоговоритель на стене пробормотал какие-то слова проверки и умолк. Лейтенант Бриз потянулся и зевнул. .

— Опоздали на пару часов, а?

— Да,— признался я,— но оставил для вас записку. Я ходил к дантисту.

— Садитесь.

Бриз сидел за небольшим столом, стоящим поперек угла комнаты. Слева от него высокое окно, справа на стене висел большой календарь. Прошедшие дни были тщательно закрашены карандашом.— Бриз всегда мог легко определить, какой сегодня день.

В стороне за совсем крошечным столиком примостился Спанглер. Перед ним лежали промокашка, ручка из оникса, небольшой перекидной календарь и пепельница, полная окурков.

Комната была маленькая, душная, не очень грязная и не очень чистая, с каким-то странным запахом. Дайте любому полицейскому управлению новое здание, и месяца через, три в нем установится именно такой запах. Видимо, в Этом есть что-то символическое. Однажды полицейский репортер нью-йоркской газеты написал, что, когда переступаешь порог полицейского участка, попадаешь из привычного мира в другой, по ту сторону закона.

Я сел. Бриз достал из кармана сигару в целлофановой обертке. Снова повторились в деталях все уже знакомые мне манипуляции. Наконец он закурил.

—- Давай, Спанглер.— Они переглянулись и улыбнулись друг .другу. Бриз ткнул в мою сторону сигарой.

— Досмотри, как он вспотел.

Спанглер встал, подошел поближе и стал рассматривать меня. Если я и вспотел, то не заметил этого.

— Вы, ребята, разглядываете меня, как найденный мяч. В чем дело?

 — Не надо острить,— предупредил Бриз. — У вас сегодня было много работы?

— Хватало.

Он улыбнулся. Спанглер тоже. Наконец Бриз откашлялся, опустил голову, но исподлобья продолжал смотреть на меня.

— Хенч признался,— объявил он.

Спанглер почти прилип ко мне. Его улыбка стала еще шире.

— Чем вы поработали над ним, киркой?— спросил я.

— Ничем.

Оба молча разглядывали меня.

— Воп,— сказал Бриз.

— Что?

— Вы рады? — спросил он.

— Либо скажите мне, в чем дело, либо отпустите меня. Ведь вас вряд ли интересует мое настроение.

— Мы любим наблюдать за людьми, когда они радуются,— ответил Бриз.— У нас не часто есть такая возможность.

Я сунул в рот сигарету.

— Мы напустили на него вопа,— пояснил Бриз.— Вопа по фамилии Палермо.

— Значит, вы кое-что знаете?

— Что знаем? — быстро спросил лейтенант.

— Вам виднее. Странный разговор с полицейскими. Диалог не получается.

— Что?

— Полицейские готовы любому пришить дело.

  — Дело есть дело,— холодно заявил Бриз.— Вы хотите узнать, в чем дело, или будете острить?

— Хочу узнать.

— Тогда так. Хенч был пьян. Я хочу сказать, он был здорово пьян, и не только с виду. Пьян вдребезги. Он уже несколько недель пил. Пил, ей да спал. И дошел до точки: выпивка почти не действовала на него. В таком состоянии человек становится разиней.

Я молчал. Спанглер с какой-то почти эротической усмешкой разглядывал меня. Бриз стряхнул пепел с сигары и продолжал:

— Он стал психом, а с психами мы не любим иметь дело. Чтобы вести следствие правильно, нам нужны люди без всяких психических закидонов.

— Я думал, вы уверены в невиновности Хенча,— заметил я.

Бриз неопределенно кивнул.

— Это было вчера вечером. А возможно, я просто немного пошутил. Во всяком случае, к вечеру Хенч чокнулся. Его поместили в тюремную больницу, и врач накачал его наркотиками. Но это — между нами. Понимаете?

— Все предельно ясно,— ответил я.

Бриз покосился на меня с подозрением, но, видимо, не хотел зря тратить время,

— Ну, сейчас он в порядке.- Наркотики еще действуют, он бледный, но успокоился. Мы поехали повидать его и поговорить с ним. Спросили: «Как вам здесь нравится, приятель? Рады сделать для вас все, что можем. С вами здесь хорошо обращались?» Вы же знаете наш метод.

— Знаю,— подтвердил я.

Спанглер облизнул губы.

— После этого он раскрыл рот и сказал: «Палермо». Это фамилия вопа, владельца похоронного бюро и того дома, где был убит Филлипс. Вы помните? Да, помните. Он еще сказал про высокую блондинку. Все вопы только и думают о высоких блондинках — это что-то вроде моды. Но Палермо — очень важная особа, он собирает там голоса. С этим парнем не стоит связываться. Я спросил Хенча: «Ты имеешь в виду своего друга Палермо?» Он сказал: «Позовите Палермо».

Мы вернулись сюда и позвонили Палермо, тот обещал заехать к нам. О’кей. Вскоре он приехал. Мы разговаривали примерно так: «Хенч хочет вас видеть, мистер Палермо. Почему — я не знаю». «Бедняга,— ответил Палермо,— он хороший парень. Он хочет меня видеть, о’кей. Я повидаюсь с ним, но только без всяких копов». Я сказал: «О’кей, мистер Палермо».

И мы поехали в тюремную больницу, там мистер Палермо побеседовал с Хенчем. Их никто не подслушивал. Палермо вышел и сказал: «О’кей, коп, он сделал признание. Вероятно, я найму адвоката — я люблю бедных ребят». И он ушел.

Я молчал. Наступила пауза. Громкоговоритель на стене выдал сводку. Бриз прослушал ее и продолжал:

— Мы поехали к Хенчу со стенографистом, и Хенч выдал нам информацию. Филлипс клеился к девчонке Хенча. Это было позавчера в коридоре. Хенч видел это из своей комнаты, но Филлипс убрался быстрее, чем он успел выйти. Хенч разозлился и дал девке в глаз, но это его не удовлетворило. Он решил отомстить Филлипсу. Он сказал себе, что никто не должен отбивать у него девушку, а того, кто попытается это сделать, надо проучить так, чтобы он это надолго запомнил. Поэтому он стал приглядывать за Филлипсом.

Вчера днем Хенч увидел, как тот вошел в свою квартиру, и сказал девке, чтобы она пошла, прогуляться. Она не захотела, но получила в. другой глаз и ушла. Хенч постучал в дверь к Филлипсу, и тот открыл ему, Хенча это немного удивило, но Филлипс сказал ему, что ждал вас.

Хенч вошел и сказал Филлипсу все, что думает о парнях, отбивающих чужих девушек. Тот испугался и достал пистолет. Хенч ударил его в живот, Филлипс упал, но Хенчу этого показалось мало. Отсчитал, что еще не отомстил. К тому же был пьян и не соображал, что делает. Поднял с пола пистолет, ударил Филлипса по голове, затащил в ванную и прикончил там его же собственным оружием. Как вам это нравится?

— Мне-то нравится,— ответил я,— но что приятного нашел в этом Хенч?.

— Вы же знаете, как это бывает с пьяными. Во всяком случае, он свое дело сделал. Для полноты удовольствия он оставил пистолет Филлипса себе. Сунул его под подушку, а свой выбросил. Куда — не сказал. Мог подсунуть его и соседям. Потом пришла девушка, и они отправились закусить.

  — Очень мило,— заметил я.— Сунул пистолет под подушку. Я бы никогда не додумался до этого.

Вриз откинулся в кресле и уставился в потолок. Спанглер вернулся за свой стол.

— Вот так все это выглядело,— продолжал Бриз.— Каков эффект этого трюка? Проследите за действиями Хенча. Он был пьян, но соображал. Взял пистолет и показал его до того, как был обнаружен труп Филлипса. Мы сразу решили, что из этого пистолета было совершено убийство, тем более что из него недавно стреляли. Но потом стали размышлять. Мы поверили Хенчу — его рассказ казался логичным. Почему мы должны подозревать этого пропойцу? Вроде в этом нет ни капли здравого смысла. И мы решили, что убийца подложил свой пистолет Хенчу под подушку, а его оружие забрал. Поверили, что кто-то проник в его квартиру, поскольку он, уходя, забыл запереть дверь.

Бриз замолчал и задумчиво затянулся сигарой.

— Если он во всем признался, то теперь все это не важно,— сказал я.— Поможет ли ему добровольное признание?

— По-моему, поможет. Палермо сумеет защитить его от обвинения в убийстве первой степени. Правда, я не уверен в этом.

— Зачем Палермо что-то делать для него?

— Он сам вроде Хенча, но Палермо трогать нельзя,

— Понимаю.—Я встал.

Спанглер посмотрел на меня, и глаза его заблестели,

— Что с девушкой? — спросил я.

— Не говорит ни слова. Хитрая. С ней мы ничего не могли сделать. Но работа закончена.. Разве вы не довольны? Теперь ваш бизнес никто не тронет. Понятно?

— А девушка — та высокая блондинка? Впрочем, это не важно — важно, что Палермо остался доволен.

— Черт, я и не подумал об этом,— признался Бриз.

Он задумался и покачал головой:

— На нее не стоит обращать особого внимания, Марлоу. Она — не того класса.

— Ни за что нельзя ручаться,— возразил я.— Классовые грани стираются от чрезмерного употребления алкоголя. Это все, что вы хотели мне сообщить?

— Полагаю, да.

Лейтенант вынул изо рта сигару и посмотрел на меня.

— Так-так, Бриз. Для вас все ясно, и для вас, Спанглер,— тоже. Слишком многое ясно...

Оба с открытыми ртами смотрели, как я ухожу. Я вышел на улицу, сел в свою машину и уехал. 

 Глава 24

Мистер Пьетро Палермо сидел в комнате, которая выглядела как гостиная викторианской эпохи, если не считать стола из красного дерева, триптиха на библейские темы в позолоченной раме и распятия из слоновой кости. Здесь стояли диван, набитый конским волосом, и несколько старинных кресел; на серо-зеленой каминной полке — часы, в углу лениво тикали прадедушкины часы, а на овальном мраморном столике красовалась ваза с восковыми цветами. Толстый и мягкий ковер, даже шкаф для антиквариата был старинный.

На окнах длинные шторы, но комната выходила на юг, и света было достаточно. Напротив, через улицу, я видел окна дома, где убили Джорджа Ансона Филлипса. На улице было тихо.

Высокий итальянец с красивой головой и смуглым лицом прочел мою карточку.

— В моем распоряжении двадцать минут, мистер Марлоу. Что вам угодно?

— Я — тот самый человек, который нашел труп в доме напротив. Убитый был моим другом,

Его холодные глаза внимательно разглядывали меня,

— Люку вы сказали совсем не то.

— Люку?

— Он управляющий этого дома.

— Я не много рассказываю незнакомым людям, мистер Палермо.

— Это хорошо. И что вы «отите сообщить мне?

— Вы — важный человек, с вами я могу говорить откровенно. Вчера вы видели меня и описали полиции, Они сказали, что ей дали очень точное описание.

— Да, я многое замечаю,— равнодушно согласился он.

— Вы вчера видели также высокую блондинку, которая вышла из этого дома.

— Не вчера.— Он продолжал разглядывать меня.— Это было два или три дня назад. Но я сказал копам, что это было вчера.

Он щелкнул пальцами.

— Хопперы, ха!

— Вы видели вчера здесь каких-нибудь незнакомых вам людей, мистер Палермо?

— Нет, но сзади есть еще один вход,— Он взглянул на ручные часы.

— Значит, никого не видели? Сегодня утром вы были у Хенча.

Палермо продолжал лениво разглядывать мое лицо.

—Вам это сказали копы, да?

— Они сказали мне, что вы заставили Хенча при, знаться. Вы заявили, что он ваш друг. Конечно, они не знают, насколько он вам близок.;

— Я заставил Хенча признаться?

Неожиданно на его лице заиграла тонкая усмешка.

— Только Хенч не убивал,— заметил я.

— Не убивал?

— Да, не убивал.

— Это интересно. Продолжайте, мистер Марлоу.

— Его признание — абсурд. Вы заставили его признаться- из каких-то своих соображений.

Палермо встал, подошел к двери, открыл ее и крикнул: «Тони!», потом закрыл и вернулся на свое место. Невысокий, хамоватый с виду итальянец вошел в комнату, сел у стены и уставился на меня.

— Тони, это мистер Марлоу. Взгляни на его карточку.

Тони встал, взял мою карточку и сел, разглядывая ее,

— Хорошенько рассмотри этого человека, Тони. Ты не забудешь его?

— Можете на меня положиться, мистер Палермо,— ответил парень.

— Значит, он был вашим другом? — спросил Палермо.— Хорошим другом?

— Да.

— Это плохо. Да, это очень плохо. Друг — это друг, Я скажу вам кое-что, но вы никому не говорите. Даже копам. Не скажете?

— Не скажу.

— Вы дали обещание, мистер Марлоу, Этого не забывают. Вы не забудете?

— Не забуду.

— Тони, он не забудет, не забудь и ты. Ясно?

— Я даю слово. Все; что вы скажете, останется между нами.

— Это прекрасно. О’кей. Я происхожу из большой семьи. У меня много сестер и братьев. Один брат очень плохой человек? такой же как Тони.

Тот улыбнулся.

— О’кей. Другой брат ведет спокойную жизнь. Живет он тут, через улицу. Здесь полным-полно копов. Не очень хорошо. Задаю слишком много вопросов. Плохо для бизнеса, плохо для брата. Ясно?

— Ясно,— ответил я.

— О’кей. Этот бедняга Хенч плохой парень, пьет, не работает, за квартиру не платит. Но у меня есть деньги, и поэтому я сказал: «Послушай, Хенч, сделай одолжение. Ты пьяница, пьешь уже. три недели. Ты пойдешь под суд, а я возьму тебе хорошего адвоката. Признайся, скажи, что был пьян. Срок получишь небольшой, я о тебе позабочусь. О’кей?» Он сказал «о’кей» и признался. Вот так это было.

— За две-три недели плохой брат уберется отсюда, и копы потеряют его след. Убийство Филлипса останется нераскрытым. Так, что ли?—спросил я.

— Так,— улыбнулся Палермо.

Та же умная улыбка, словно поцелуй смерти.

— Все это касается только Хенча, мистер Палермо. Но в поимке убийцы моего друга мне это не поможет.

Он покачал головой и снова посмотрел на часы, Я встал, Тони тоже.

— С такими птицами, как вы, трудно иметь дело,— заметил я.— Вы делаете тайну из пустяка. Если я передам ваши слова полицейским, они рассмеются мне в лицо. И я буду смеяться вместе с ними.

— Тони редко смеется,— сказал Палермо со значением.

— На свете много людей, которые вообще никогда не смеются, мистер Палермо Вы это должны знать: вам еще придется встретиться с ними.

— Это уж мое дело.— Он пожал плечами.

— Я не нарушу своего обещания. Но если вас начнут одолевать сомнения, не пытайтесь отыграться на мне. В своей части города я достаточно сильный человек, и, если я буду иметь дело с Тони, вам придется хоронить его. Смотрите не прогадайте!

— Это хорошо! — Палермо засмеялся.— Слышишь, Тони, предстоят похороны. О’кей.

Он встал и указал мне на дверь красивой сильной рукой. 

 Глава 25

В вестибюле Белфонт-билдинга, в единственном работающем лифте, горел свет, а на стуле сидел все тот же старик. Я вошел в кабину и сказал: «Шестой».

Лифт стал подниматься и остановился на шестом этаже. Я собрался выходить, но старик окликнул меня.

— Жарко на улице? — уныло спросил он.

Я с изумлением уставился на него.

— У вас сегодня серый костюм,— заметил он.

— Ну и что?

— Он прекрасно выглядит. Но мне больше нравится тот, что был на вас вчера.

— Продолжайте,— заинтересовался я.

— Вы поднимались на восьмой этаж. Дважды. Второй раз пришли поздно. Спустились обратно с шестого этажа. Вскоре после этого появились ребята в голубом.

— Один из них сейчас наверху?

Старик покачал головой.

— Я им ничего не сказал. А теперь уже поздно. Они съедят, меня.

— За что?

— За то, что я вовремя не сказал им этого. Да черт с ними! Вы разговаривали со мной вежливо и учтиво. Дьявольски мало людей так обращаются со мной. Я знаю, что у вас нет ничего общего с убийством,

— Я плохо играл с вами,— признался я.— Неправильно играл.

Потом протянул ему свою карточку. Он достал очки в металлической оправе, водрузил их на нос и стал читать. Читал он медленно, шевеля губами, потом вернул ее мне.

— Лучше держите ее у себя. Я могу потерять. Думаю, у вас очень интересная жизнь.

— И да и нет. Как вас зовут?

— Грэнди. Только зовите меня Поп. Кто убил его?

— Не знаю,- Вы заметили кого-нибудь, не знакомого вам/ кто. поднимался туда?

— Я мало кого замечаю,— ответил старик.— Чисто случайно запомнил вас.

— Не поднимался ли туда, например, высокий, стройный мужчина лет тридцати пяти или высокая блондинка?

— Нет.

— А мог кто-нибудь попасть в контору без помощи лифта?

Он кивнул.

— Можно воспользоваться пожарной лестницей. Она выходит на аллею позади дома.

— Можете принять от меня пятидолларовую бумажку, не как взятку, а в знак уважения.

— Сынок, я могу использовать пять долларов не хуже, чем Эйб Линкольн использовал свои бакенбарды.

Я дал ему пятерку.

— Это мило с вашей стороны.— Старик сунул ее в карман.— Надеюсь, вы не считаете, что я выудил ее у вас.

Я вышел в коридор. Снова пошли фамилии: «Д-р Бласкович, врач-хиромант»; «Дальтон и Раис. Машинописное бюро»; «Л. Придвью. Общественный бухгалтер». Четыре двери без вывесок. Потом «Мосс Мейлинг компани». Еще две двери без вывесок. «X. Р. Тигер. Зубопротезная лаборатория». Расположена так же, как и контора Морнингстера двумя этажами выше, только у Тигера одна дверь, а между ней и следующей — большой простенок.

Дверная ручка не поворачивалась. Я постучал, но не получил ответа. Постучал сильнее с тем же результатом. Тогда я вернулся к лифту. Кабина все еще стояла на шестом этаже. Поп Грэнди смотрел на меня так, словно видел меня впервые.

— Вы что-нибудь знаете о X. Р. Тигере?

Старик задумался.

— Крепко сложен, пожилой, в поношенной одежде, под ногтями грязь, как у меня. Сегодня я его не видел.

— Как вы думаете, управляющий разрешит осмотреть его контору?

— Я бы не советовал к нему обращаться: он слишком любопытен.

Старик медленно поднял голову и посмотрел вверх, Над его головой висело большое кольцо с отмычкой. Поп Грэнди вернул голову в прежнее положение, встал со стула и сказал:

— Сейчас я пойду к себе.

Он вышел из кабины, а я взял отмычку, вернулся к конторе Тигера, открыл дверь и вошел.

Передняя без окон. Два стула, курительный стол, -изъеденный бурой, на нем настольная лампа. Рядом, журнальный стол с грудой старых журналов. Свет падал сюда через Стеклянное окно над дверью. Я включил лампу и подошел к двери с надписью: «X. Р. Тигер. Личный кабинет». Дверь оказалась незапертой.

Я попал в большую квадратную комнату с двумя окнами без штор и очень грязными подоконниками. У большого стола стояли два стула и вращающееся кресло. На столе — ничего, кроме стеклянной пепельницы с сигарным окурком, бювара и ручки. В ящиках стола грязные бумаги, скрепки, скотч, ручки, карандаши, четыре использованные двухцентовые марки, конверты и бланки счетов.

Корзина для мусора была забита разным хламом. Почти десять минут я рылся в этом хламе и убедился в том, в чем уже был почти уверен: Тигер занимался своим бизнесом вместе с другими второсортными дантистами города.

Я обнаружил еще одно; на счете за газ значился адрес Тигера. Он жил на Тоберман-стрит, в квартире 1354 Б.

Затолкав мусор обратно, я направился к двери в лабораторию. В дверь был вставлен новый замок, и отмычка не подошла. Вот и все. Я выключил свет и вышел.

Лифт был теперь внизу. Я вызвал его и, когда кабина поднялась, вошел и повесил кольцо с отмычкой на место. Отмычка звякнула о стенку, Поп Грэнди усмехнулся.

— Он ушел,— сообщил я ему.— Вероятно, вчера вечером. Должно быть, унес много барахла, Его стол пуст,

Старик кивнул,

— Он нес два чемодана. Почему-то я это заметил, хотя многие ходят с чемоданами. Подумал, что он взял работу на дом.

— Какую работу?

Делать зубы для старых ублюдков вроде меня. А что он натворил?

Вот поеду к нему и узнаю. Думаю, он собрался попутешествовать.

— Я бы охотно поменялся с ним местами,— заявил Поп Грэнди,— даже если он собирался всего-навсего во Фриско. Да, я бы с ним поменялся.

 Глава 26

Тоберман-стрит оказалась широкой грязной улицей. Квартиру 1354 Б я нашел в бело-желтом доме на первом этаже. Я долго нажимал на кнопку звонка, зная, что мне никто не откроет. Соседи в таких домах всегда проявляют любопытство. И действительно, дверь квартиры 1354 А распахнулась; и на меня уставилась невысокая женщина с яркими глазами. Было видно, что она только что вымыла голову.

— Вам нужна миссис Тигер? — пронзительным голосом спросила она.

— Мистер или миссис.

— Вчера вечером они уехали в отпуск. Собрались довольно неожиданно. Они просили меня передать, чтобы, им не приносили молоко и газеты.

— Спасибо. Вы не знаете, в какой машине они уехали?

Из-за спины женщины до меня донесся любовный диалог из какой-то телевизионной передачи.

— Вы их друг? — полюбопытствовала женщина.

— Никогда им не был,— грубо ответил я.— Мне нужно получить с них деньги. Придется искать машину, на которой они уехали.

Женщина наклонила голову и прислушалась.

— Это Бэла Мэй,— проговорила она с печальной улыбкой.— Она не хочет танцевать с доктором Майерсом.

— Ну их к черту! — Я вернулся к машине и направился в свою контору.

Она была пуста. Я отпер дверь кабинета, открыл окна и сел. Еще один день подходит к концу, затихает движение, а Марлоу только-только появился на своем рабочем месте, пьет и просматривает почту. Пришло четыре объявления, два счета, красивая открытка  из отеля, где я провел четыре дня в прошлом году. Еще длинное, плохо отпечатанное письмо от некоего Пибоди из Саусалито, в котором нудно и неясно рассказывалось о почерках людей, чьи эмоциональные характеристики подходят под классификацию Фрейда и Юнга.

К письму был приложен конверт с адресом и маркой. Я разорвал его и тотчас вспомнил старого петуха с длинными волосами, в шляпе, с черным галстуком. От него вечно пахло ветчиной и капустой. Я вздохнул, поднял разорванный конверт, взял другой и надписал адрес. Вложив туда долларовую бумажку, приписал на листке: «Это в последний раз». Потом Подписался, заклеил конверт и налил себе выпить.

Я набил трубку и, сидя за столом, стал курить. Никто не приходил, никто не звонил, ничего не случилось, никого не интересовало, жив- я или нет.

Мало-помалу движение на улице затихло. Небо потеряло свой дневной блеск, а на западе стало багровым. На улицах зажглись неоновые огни.

Наконец зазвонил телефон. Я ответил.

— Мистер Марлоу? — спросил мужчина.— Это мистер Шоу из «Бристоля».

— Да, мистер Шоу. Здравствуйте, как вы поживаете?

— Спасибо, отлично, мистер Марлоу. Надеюсь, что и вы тоже. Здесь пришла молодая леди и просит разрешить пройти в вашу квартиру. Зачем — не знаю.

— Я тоже не знаю, мистер Шоу. Не люблю подобных вещей. Она назвала свое имя?

— О да. Ее фамилия Дэвис. Мисс Мерль Дэвис. Она это... как бы сказать... близка к истерике.

— Пусть войдет,— торопливо проговорил я.— Я буду минут через пятнадцать; Она секретарша моего клиента. Это вполне деловая встреча.

— О, хорошо. Мне... э... остаться с ней?

— Как хотите.— Я положил трубку.

Проходя через открытую дверь мимо умывальника, я, увидел в зеркале свое возбужденное лицо. 

 Глава 27 

Когда я открыл дверь своей квартиры, Шоу уже встал с тахты. Это был крупный мужчина в очках, с высокими залысинами, из-за чего казалось, что его уши стоят торчком. На лице Шоу застыла вежливая идиотская улыбка.

В кресле за шахматным столико сидела .девушка. Она ничем не была занята — просто сидела.

— А вот и вы, мистер Марлоу,— весело защебетал Шоу.— У меня с мисс Дэвис был такой маленький интересный разговор. Она сказала мне, что я родом из Англии, но не сказала, откуда она сама.

С этими словами он направился к двери.

— Вы очень добры, мистер  Шоу,— сказал ялюбезно..

— Вовсе нет,— прощебетал  он.— Вовсе  нет.  Сейчас я ухожу. Мой обед, наверное...

— Вы очень добры,— повторил я. —Я ценю это.

Он кивнул и ушел. Казалось, его неестественная улыбка оставалась в комнате и после его ухода.

— Здравствуйте,— кивнул Мерль.

— Здравствуйте.

Ее  голос звучал холодно и серьезно,.  На ней был коричневый полосатый костюм, низкая шляпка с коричневой бархатной лентой под цвет туфель и такая же сумка. Очков на сей раз не было.

Глаза ее казались безумными. Они беспрестанно перебегали с одного предмета на другой. Губы сжались в ниточку, а лицо периодически подергивалось. В довершение всего что-то произошло с ее шеей, так как головой она двигала медленно и поворачивала ее не больше, чем на сорок пять градусов. Тело при этом оставалось неподвижным. 

На столе рядом с девушкой лежали две коробки: одна с табаком, а чуть дальше другая, с шахматными фигурами. Я достал трубку и направился к коробке, чтобы набить ее. Для этого мне пришлось обойти стол и пройти мимо девушки. На краю стола лежала ее сумочка. Девушка вскочила, но тут же села и с трудом выдавила улыбку.

Я набил трубку, чиркнул спичкой и стал ее раскуривать.

— Почему вы не в очках?

Она ответила спокойно:

— О, я пользуюсь ими только в помещении и при чтении. Они в моей сумке.

— Сейчас вы в помещении,— заметил я..— Вам надо надеть их.

Я протянул руду к сумке. Девушка не двигалась и не смотрела на мои руки — ее глаза были прикованы к моему лицу. Я подвинул к себе сумку и открыл ее, потом достал очешник и подвинул к ней.

— Наденьте их.

— О да, я надену. Но мне придется снять шляпу.

— Да, снимите шляпу...

Она  сняла шляпу и положила ее на колени. Потом вспомнила про очки, но забыла про шляпу. Пока она тянулась за очками, шляпа упала на пол. Наконец она надела очки. Думаю, это ей помогло.

Тем временем я достал из ее сумочки пистолет и сунул его в карман. Думаю, она не заметила этого. Похоже, это был все тот же «кольт» двадцать пятого калибра, который я видел в ящике ее письменного стола.

Я сел на тахту.

— Чем займемся теперь? Вы не голодны?

— Я была дома у мистера Ванньяра,— вдруг объявила. она.

— О!

— Он живет на Шерман-Оукс. В конце Эскамильо-драйв, в тупике.

— Вполне возможно.— Я пытался выпустить кольцо дыма. Нерв на моей щеке был напряжен, как провод, и это мне не понравилось.

— Да,— спокойно повторила девушка.— Там очень тихо. Мистер Ванньяр прожил там уже три года. До этого он жил в Голливуде на Даймонд-стрит. Вместе с одним мужчиной, но они не сошлись характерами, как говорил мистер Ванньяр.

— Это можно понять. Вы давно знакомы с мистером Ванньяром?

— Я знакома с ним уже восемь лет, но не очень хорошо знаю его. Иногда относила ему пакеты. Он бывал рад, когда я приходила.

Я снова попытался выпустить кольцо дыма, и снова мне это не удалось.

— Конечно,— продолжала. Мерль,— он не очень нравился мне. Боюсь, что он будет... я боялась, что он будет...

— Но не был,— вставил я.

На лице ее впервые появилось простое человеческое чувство — удивление.

— Нет, не был. Действительно не был. Но на нем была пижама.

— Успокойтесь. Пижаму можно носить и днем. Везет некоторым, правда?

 — Вы что-то знаете,— серьезно сказала она.— Кое-что знаете о людях, которые платят вам за работу. Миссис Мардок удивительна, не правда ли?

— Конечно. Сколько вы отнесли ему сегодня?

— Всего пятьсот долларов. Миссис Мардок просила передать ему: это все, что она может ему выделить, и это действительно так. Она сказала, что прекратит платить. Больше этого не будет. Мистер Ванньяр всегда обещает остановиться, но не выполняет своего обещания. И это продолжается восемь лет.

— Они всегда как поступают,— заметил я.

— Поэтому есть только один путь. Я уверена в этом. Это моя вина, а миссис Мардок так удивительно хорошо относится ко мне... Ведь от этого я не делаюсь хуже, правда?

Я погладил нерв на щеке. Она не обратила внимания на мое молчание и продолжала:

— Поэтому я и сделала это. Он был в пижаме и усмехался, рядом с ним стоял бокал. Он даже не встал, когда я вошла. Но в двери торчал ключ; кто-то оставил его там. Это было... было...

Голос ее замер.

— В двери торчал ключ,— напомнил я.— Поэтому вы смогли войти.

— Да,— кивнула девушка и попыталась улыбнуться.— Больше ничего там в самом деле не было. Я даже не помню, слышала ли я шум. Но шум, конечно, должен был быть. Громкий шум.

— Я тоже так думаю,— согласился я.

— Я подошла к нему совсем близко,чтобы не промахнуться.

— А что делал при этом мистер Ванньяр?

— Он вообще ничего не делал — только усмехался, и больше ничего. Я не хотела возвращаться к миссис Мардок и доставлять ей неприятности. И Лесли тоже.

Голос Мерль дрогнул, когда она произносила его имя.

— Поэтому я и пришла сюда. А когда вы не отозвались на звонок, я попросила управляющего впустить меня сюда, чтобы подождать вас здесь. Я знала, что вы сможете что-нибудь придумать.

— А до чего вы дотрагивались, когда были в его доме? Вы можете это вспомнить? Кроме ручки двери. Вы вошли в дом и вышли из него, но к чему-то ведь вы прикасались?

Она задумалась.

— О, я вспомнила одну вещь. Я выключила свет перед уходом. Там горела одна лампа, и я ее выключила.

Я кивнул и улыбнулся одной из веселых улыбок Марлоу.

— В какое время это случилось? Давно?

Перед самым приходом сюда. Я приехала в машине миссис Мардок, о которой вы спрашивали вчера. Я забыла вам сказать, что она ею не пользуется. Или говорила? Нет, не. помню.

— Давайте подумаем. Сюда полчаса езды. Здесь вы около часа. Значит, вы вышли из дома Ванньяра в половине шестого. И выключили свет.

— Да,—кивнула она.— Я выключила свет.

— Хотите выпить?

— О нет! — Она решительно покачала головой,— Я вообще никогда не пью.

— Вы не против, если я выпью?

— Конечно нет. Почему я должна возражать?

Я встал и испытующе посмотрел на нее. Губы ее дрожали, голова склонилась набок. Трудно было сказать, насколько далеко у нее зашло. Возможно, чем больше она будет говорить, тем лучше. Как знать, сколько времени продлится это шоковое состояние.

— Где ваш дом?

— Зачем... я живу у миссис Мардок... В Пасадене.

— Я имею в виду ваш родной дом. Где живут ваши родственники?

— Мои родители живут в Уичите. Но я туда не... Я редко писала им и несколько лет их не видела.

— Что делает ваш отец?

— У него лечебница для кошек и собак. Он ветеринар. Я надеюсь, что они не узнают. Им это не нужно знать. Миссис Мардок всех сторонится.

Обойдя девушку, я .прошел в кухню и налил себе виски. Потом достал пистолет и подошел к свету. Он был на предохранителе. Я понюхал ствол, проверил обойму. Один патрон в патроннике был, но этот пистолет из тех, что не стреляют, если обойма вынута. Я осмотрел патрон в патроннике. Он был втиснут с силой и явно другого калибра. Скорее всего, тридцать второго, а патроны в обойме — двадцать пятого. Я сунул пистолет в карман, и вернулся в гостиную.

Пока я возился с пистолетом в кухне, из гостиной не слышно было ни звука. Девушка лежала бесформенной грудой возле кресла и была холодна, как макрель.

Я поправил ей голову, чтобы не запал язык, подошел к телефону и позвонил Карлу Моссу.

— Это Фил Марлоу, док. У вас много пациентов или вы свободны?

— Свободен, уезжаю. У вас неприятность?

— Я у себя дома. Бристоль-апартаментс, 408, если вы не помните. У меня тут девушка упала в обморок.. Обморока я не боюсь — меня пугает, что она может рехнуться, когда очнется.

— Не давайте ей пить, я сейчас приеду.

Я положил трубку, опустился возле Мерль на колени и стал массировать ей виски. Она открыла глаза, пошевелила губами, потом посмотрела на меня.

— Я была в доме мистера Ванньяра. Он живет на Шерман-Оукс. Я...

— Не будете возражать, если я на руках перенесу вас на тахту? Вы же знаете меня, того самого Марлоу, который задает неприятные вопросы.

— Хэлло,— ответила девушка.

Я поднял ее. Она испугалась, но промолчала. Положив Мерль на тахту, я подложил ей под голову подушку, одернул юбку. Девушка была плоская, как камбала. Потом вернулся к столу.

— Вы позвонили в полицию? — мягко спросила, она, глядя на меня.

— Нет еще. Мне сейчас некогда.

Она удивилась и, как мне показалось, немного встревожилась.

Повернувшись к ней спиной, я открыл ее сумочку и вернул пистолет на место. Заодно просмотрел, что еще в ней было. Там лежали обычные женские мелочи: пара платков, губная помада, серебряная с эмалью пудреница и кошелек с несколькими бумажками. Ни сигарет, ни спичек, ни билетов в театр.

Я открыл молнию на внутреннем кармане сумки. Здесь лежали ее водительские права и пачка из десяти полусотенных банкнот. Я вытащил их. Ни единой новой купюры. Перетянуты резинкой вместе с листком бумаги, которая оказалась распиской. На ней значилось: «Получено по счету 500».

Подписи не было. Я взял деньги и убрал в карман, потом закрыл сумку и посмотрел на тахту. Девушка уставилась в потолок, лицо ее подергивалось. Я принес из спальни одеяло и набросил на нее.

Потом пошел в кухню и снова выпил.

 Глава 28

Доктор Карл Мосс, здоровенный еврей с усиками а ля Гитлер и холодными как лед глазами, положил в кресло шляпу и саквояж и подошел к девушке.

— Я доктор Мосс,— представился он.— Здравствуйте.

— Вы из полиции? — спросила Мерль.

Не отвечая, он взял ее руку, чтобы проверить пульс.

— Что у вас повреждено, мисс...

— Дэвис. Мисс Мерль Дэви с. Ничего у меня не повреждено. Я--- я не знаю, почему я валяюсь здесь. Я думала, вы из полиции.

Видите ли, я убила человека.

— Ну, это нормальный человеческий поступок,— заявил Мосс,— Я убиваю людей десятками.— Он не улыбался.

Она сжала губы и чуть повернула голову.

— К тому же вы этого не делали,— мягко продолжал доктор.— У вас напряжены нервы, и вы излишне драматизируете ситуацию. Но если вы захотите, то сможете контролировать свой поведение.

— Смогу? — прошептала девушка.

— Если захотите,— подчеркнул он.— Но вы не хотите. Меня это не касается. У вас ничего не болит?

— Нет,— покачала она головой.

Он потрепал ее по плечу и вышел в кухню. Я последовал. за ним. Мосс холодно посмотрел на меня.

— В чем дело? — спросил он.

— Она секретарь моей клиентки, миссис Мардок из Пасадены. Клиентка довольно жестокая. Лёт восемь назад к девушке пристал мужчина. Насколько грубо он это сделал, не знаю. Потом — не знаю, сразу после этого или нет,— он упал или выбросился из окна. С тех пор ома не выносит мужских прикосновений. Даже самых обычных.

— Гм...

Врач не сводил с меня глаз.

— Она думает, что он выбросился из окна?

— Точно не знаю. Миссис Мардок — вдова этого человека. Она вышла замуж второй раз, и второй ее муж тоже умер. Мерль осталась жить у нее. Старуха очень жестока с ней, как грубые родители с надоевшим ребенком.

— Понимаю. Это регресс.

— Что-что?

— Эмоциональный шок и попытка вернуться в детство. Если миссис Мардок будет мягче с ней обращаться, эта тенденция уменьшится. Бегство в детство — защитная реакция организма.

— Что же делать?

Врач холодно усмехнулся.

— Послушай, приятель, девушка — явная невротичка.. Частично умышленно, частично не преднамеренно. Я хочу сказать, она временами пользуется этим. И может это делать даже неосознанно. Однако сейчас это не столь важно. А что насчет убийства?

— Убит некий Ванньяр, который проживал в Шерман-Оукс. Кажется, был шантажистом. Девушка время от времени, носила ему деньги. Она боялась его. Я видел этого парня — отвратительный тип. Сегодня вечером она была у него и, по ее словам, убила его.

— Почему?

— Она говорила, что ей не понравилось, как он усмехается.

— Как она его убила?

— У нее в сумке лежит пистолет. Не спрашивайте меня, зачем она его взяла,— я не знаю. Но если бы она убила его, то пистолета в сумке не было бы. В патроннике торчит патрон другого калибра. Пистолет не мог выстрелить. К тому же не похоже, чтобы из него вообще стреляли.

— Для меня это слишком мудрено,— сказал Мосс.— Так что вы хотите?

— Кроме того,— продолжал я, игнорируя его вопрос,— она говорила, что выключила там лампу около половины шестого. И это в летний день! Парень был в пижаме, а в двери торчал ключ. И он не встал, когда она вошла в комнату. Он просто сидел и усмехался. Похоже на бред, вы не находите?

Врач кивнул.

— Так.

  Он зажал в толстых губах сигарету и закурил.

— Я не могу вам сказать, действительно ли она думает, что убила его, не ждите от меня решения этого во-, проса. Судя по- вашему описанию, этот парень уже был мертв. Так?

— Братец мой, да я не знаю. Я там не был. Но очень похоже, что так и есть.

— Если она думает, что убила его,— хотя этого не было — значит, такая мысль пришла, ей в голову, не впервые, Вы говорите, она носит пистолет? Возможно,

она им не пользовалась, но у нее комплекс вины. Хочет быть наказанной, хочет искупить вину за воображаемое преступление. Я еще раз спрашиваю, чего вы хотите от меня. Она не больная и не беспомощная.

— Она не хочет возвращаться в Пасадену.

— Вот как?

Он с любопытством посмотрел на меня.

— А семья ее где?

— В Уичите. Отец — ветеринар. Я позвоню ему, но ей придется остаться тут на ночь.

— В этом вопросе я вам не советчик. Она настолько доверяет вам, что согласится провести ночь у вас в квартире? 

— Она пришла сюда сама, и не в гости. Поэтому я думаю, она останется.

Мосс пожал плечами и провел пальцем по усам.

.— Я дам ей нембутал, и мы уложим ее в постель. Вам придется бороться со своей совестью.

— Мне надо уйти. Я хочу узнать, что произошло в действительности. А ее нельзя оставлять одну. Нужна сиделка. А посплю я где-нибудь в другом месте.

— Хорошо, Фил Марлоу,— согласился врач.— О’кей. Я посижу здесь до прихода сиделки.

Он вернулся в гостиную и позвонил в бюро медицинской помощи, затем — жене. Пока он звонил, Мерль села на тахте, упершись руками в бедра.

— Не понимаю, почему там горела лампа,— сказала, она.— В доме же не было темно.

— Как зовут вашего отца?—спросил я.

— Доктор Уилбур Дэвис. А что?

— Хотите поесть?

— Для этого будет завтра,— возразил врач.

Он кончил говорить по телефону, достал из саквояжа пачку снотворного и протянул девушке две желтые таблетки и стакан воды.

— Выпейте.

— А меня не будет тошнить? — Она недоверчиво смотрела на него.

— Пейте, дитя мое, пейте.

Мерль положила в рот таблетки и запила их водой.

Я надел шляпу и вышел.

По дороге к лифту вспомнил, что в ее сумке не было никаких ключей, и пошел искать ее машину. Найти ее было нетрудно: она стояла в полуметре от тротуара. Это был серый «Меркурий» с откидным верхом и номером 2Х 1111. Я вспомнил, что это номер машины Линды Мардок.

В замке торчал кожаный чехол с ключами. Я сел в машину, включил зажигание, увидел, что бензина много, и поехал. Это была прекрасная, легкая машина. По Качуэнга-Пасс я пролетел как птица.

 Глава 29

Эскамильо-драйв оказалась извилистой улицей, состоящей всего из пяти узких длинных домов. Нужный мне был пятым — последним. Он действительно стоял в тупике. Узкое английское бунгало с высокой крышей и некрасивыми окнами. Рядом с домом гараж, перед ним стоял прицеп. Молодой месяц освещал лужайку. Перед входом рос большой дуб. Света в доме не было.

Судя по расположению окон, свет в гостиной в дневное время мог оказаться нелишним. Возможно, комната хорошо освещалась только по утрам. Как любовное гнездышко дом имел свои достоинства, но как резиденция шантажиста не стоил ничего. Неожиданная смерть может застать человека всюду, но Ванньяр умер слишком легко.

В конце тупика я развернулся и остановил машину. Тротуаров здесь не было, и я пошел прямо по проезжей части. Дверь была обита дубовыми планками, вместо ручки — большая щеколда. В замке торчал ключ. Я нажал кнопку звонка и услышал протяжный звон. Затем обошел вокруг дуба, посвечивая под ноги карманным фонариком. Потом осмотрел дом, маленький пустой двор, и остановился у низкой кирпичной ограды, возле которой росли три дуба. Под ними стоял стол и два металлических стула. В углу — мусоросжигатель. Возвращаясь обратно, я осмотрел прицеп. В нем ничего не оказалось..

Я отпер входную дверь, оставив ключ в замке. Я не собирался производить обыск — мне просто нужно было узнать, что здесь произошло. Войдя, нашел на стене выключатель и щелкнул им. Бледный свет двух настенных ламп осветил холл.

Передо мной была дверь в заднюю часть дома, небольшой коридор и еще одна дверь направо. Она вела в маленькую столовую. Тяжелые портьеры прикрывали вход в гостиную. У левой стены — камин, напротив него — книжные полки. В углу две тахты, рядом три кресла: золотое, розовое и коричневое — и коричневое кресло-качалка с подставкой для ног.

На подставке я увидел ноги в зеленых домашних туфлях и пижамных штанах, задранных до лодыжек, Я медленно поднял глаза и увидел темно-зеленый шелковый халат, перевязанный поясом, выше — карман с монограммой. Еще выше — желтая шея, лицо повернуто в сторону зеркала на стене. Я подошел и посмотрел в зеркало. Лицо действительно усмехалось.

Левая рука лежала между колен, правая свешивалась через ручку качалки, кончики пальцев касались ковра. Рядом с пальцами на- ковре маленький пистолет примерно тридцать второго калибра с очень коротким стволом. Правая сторона лица была прижата к спинке кресла-качалки, правое плечо окровавлено. Кровь на рукаве и кресле, очень много крови в кресле. Голова в каком-то неестественном положении — чьей-то чувствительной душе не понравился вид ее правой стороны.

Я осторожно ногой передвинул кресло на несколько дюймов. Труп уже задеревенел. Я прикоснулся к его лодыжке — даже лед не бывает таким холодным.

На столе, справа от локтя, недопитая бутылка и пепельница, полная окурков и пепла. Три окурка испачканы губной помадой, ярко-красной, какой обычно пользуются блондинки.

Рядом с другим креслом еще одна пепельница. В ней много пепла и обгорелых спичек, но ни одного окурка. Воздух в комнате тяжелый: пахло духами и смертью.

Подсвечивая фонариком, я прошелся по дому. Две спальни, обставленные легкой кленовой мебелью, довольно светлые. Прекрасная ванная в темно-красных тонах, отдельная душевая кабина. Кухня маленькая, в раковине груда бутылок. Множество бутылок и бокалов, множество отпечатков пальцев, множество улик... Во всяком случае, для следствия это может пригодиться.

Я вернулся в гостиную и задумался. Итак, я нашел убитого Филлипса, обнаружил труп Морнингстера — и убежал. Теперь еще одно убийство. Все складывается как нельзя хуже. Марлоу — и три убийства. Марлоу ходит по трупам. Никакая логика здесь не поможет. Хуже всего то, что я, так или иначе, замешан во всем этом. Ну да Карл Мосс как эскулап позаботится о Мерль.

Сжав губы, я вернулся к трупу и, взяв его за волосы, повернул голову. Пуля попала в правый висок. Это могло быть и самоубийство, но люди такого типа не кончают жизнь самоубийством. Шантажист, даже испуганный шантажист, испытывает чувство власти, и это дает ему удовлетворение. Я вернул голову трупа в прежнее положение. Наклонившись, заметил под столом уголок рамки от картины. Я подошел поближе, обернул ладонь платком и поднял ее.

Стекло в рамке треснуло наискось. Она упала со стены— я сумел разглядеть маленький гвоздь. Кто-то стоял справа от Ванньяра, наклонился над ним, неожиданно выхватил пистолет и выстрелил ему в правый висок. Этот человек был ему знаком, и Ванньяр не боялся. А потом убийца, ошеломленный видом крови или грохотом выстрела, отскочил назад и спиной сшиб со стены картину. Она упала, ударилась углом об пол и отлетела под стол. Убийца либо был слишком напуган, либо из осторожности не поднял ее.

Я посмотрел на картину — небольшая и совершенно не интересная. На ней был изображен парень в бриджах и камзоле, рукава которого были стянуты шнурками. Он стоял перед высоко расположенным окном и махал шляпой с пером кому-то, стоящему внизу. Человека которому он махал, не было видно. Это была цветная репродукция какой-то картины.

Затем я осмотрел комнату. Здесь были и другие картины: пара прекрасных акварелей, несколько гравюр. Может быть, этот Ванньяр был любителем картин? Человек выглядывал из окна много лет назад...

Мелькнувшая мысль была настолько проста, что сначала я почти не обратил на нее внимания. Это было словно легкое касание. Касание снежных хлопьев. Высокое окно, мужчина, много лет назад выглядывавший из него...

Я вздрогнул, меня бросило в жар. Много лет назад — восемь лет — .мужчина слишком далеко высунулся из окна — он упал и умер. Этим мужчиной был Гораций Брайт.

— Мистер Ванньяр, вы играли очень искусно,— с восхищением проговорил я.

Я повернул картину. На обратной стороне, на картоне, были написаны даты и проставлены суммы денег. Даты всех прошедших восьми лет, суммы — в основном по пятьсот долларов, несколько — по семьсот пятьдесят, две — по тысяче. Внизу проведена черта и подведен итог: одиннадцать тысяч сто долларов. Последнего взноса мистер Ванньяр не получил, Ой был мертв, когда принесли последний взнос. Для восьми дет шантажа сумма была невелика. Мистер Ванньяр не слишком давил на своих клиентов.

Картонка была прибита к рамке патефонными иголками, две из них выпали. Я оторвал картонку и обнаружил между картонкой и картиной конверт. Конверт был заклеен; я вскрыл его. В нем бежали две фотографии и негатив. Фотоотпечатки с этого негатива: мужчина, падающий из окна, с открытым ртом, искаженным в крике. Он цеплялся руками за нижние края рамы, а над его плечами — женская голова.

Мужчина был худ и темноволос. Лицо получилось не очень четко, так же как и лицо женщины. Он падал из окна и кричал или звал на помощь.

Я рассмотрел фотографии. На первый взгляд, они не представляли никакой ценности. Но я продолжал- рассматривать их, так как чувствовал в них какую-то фальшь. Какая-то небольшая деталь создавала впечатление диссонанса. Потом мне стало ясно,в чем дело: положение его рук. Он не перегибался, выглядывая из окна,— он просто падал.

Я сложил фото и негатив в конверт и вместе с картонкой сунул его себе в карман. Рамку со стеклом и картину убрал в шкаф для белья.

На все это ушло много времени. Возле дома остановилась машина, послышались шаги.

Я нырнул за портьеру в коридоре.

 Глава 30

Парадная дверь открылась и тихо закрылась. Наступила тишина — лишь тяжелое мужское дыхание, затем легкий вскрик и, наконец, вопль отчаяния.

— Неплохо, но и не так уж хорошо,— со сдержанным гневом сказал мужчина.— Попробуй еще раз.

— Боже мой, это Луис! — воскликнула женщина.— Он мертв! 

— Возможно, я не прав, но мне кажется, он воняет.

— Боже мой! Он мертв, Алекс! Сделай что-нибудь, ради Бога, сделай что-нибудь!

— Да, я могу кое-что сделать,— послышался твердый голос Алекса Морни.— Я могу, и тебе придать такой же вид. С кровью и всем прочим. Могу превратить тебя в мертвую и холодную, как тухлое яйцо. Но я этого не сделаю. Ты уже и так холодна, как тухлятина. Восемь месяцев замужества — и я превратился в дешевый товар. Боже мой! Как я -мог связаться с такой дрянью, как ты?! Проклятая шлюха!

Он почти кричал.

Женщина завыла.

— Заткнись,— с горечью продолжал Мории.— Зачем, ты думаешь, я привел тебя сюда? Тебе не удалось никого обмануть —за тобой следили. Ты была здесь вчера вечером, а я приходил сюда сегодня. И видел здесь все, что видишь ты. Твою помаду на окурках, бокал, из которого ты пила. Я могу себе представить, как ты сидела на ручке кресла и гладила его жирные волосы, а он мурлыкал от удовольствия. Почему ты убила его?

— О Алекс! Не говори таких ужасных слов!

— Ранняя Лилиан Гиш,— с презрением сказал Морни.— Ну, хватит ныть! Меня этим не разжалобишь. За каким чертом, по-твоему, я пришел сюда? Я больше не обманываюсь в отношении тебя. Нет, Туте, моя белокурая убийца! Но я сам позабочусь о себе, о своей репутации и своем бизнесе. Ты вытерла пистолет?

Неожиданно она засмеялась неестественным, но чистым и звонким смехом. Потом так же неожиданно замолчала. ,

— Да.

— А бокал, из которого ты пила?

— Да,— спокойно и холодно ответила она.

— А ты позаботилась об отпечатках его пальцев на пистолете?

— Да.

Морни задумался.

— Видимо, тебе не удастся их одурачить. Почти невозможно перенести на пистолет отпечатки пальцев убитого, чтобы это выглядело убедительно. Что еще ты вытерла?

— Н... ничего, Алекс. О Алекс, не будь таким жестоким!

— Стоп. Хватит! Покажи, как ты это сделала: как стояла и как держала пистолет.

Она не двинулась с места.

— Отпечатки — ерунда,— заявил Морни.— Я сделаю это лучше тебя. Гораздо лучше;

Женщина медленно направилась в сторону убитого, и я увидел ее. На ней были бледно-зеленые брюки, желтовато-коричневый жакет и алый тюрбан с золотой змеей. Лицо было залито слезами,

— Подними пистолет и покажи мне! —прикрикнул на нее Морни,

Она подошла к креслу, наклонилась и подняла пистолет. Потом направила его в сторону двери. Морни не шевельнулся, не издал ни звука. Рука блондинки начала дрожать, пистолет дергался вверх-вниз. Губы ее тоже дрожали.

— Я не могу этого сделать,— прошептала она.— Я должна убить тебя, но не могу.— Пальцы ее разжались, и пистолет упал на пол.

Морни неслышно прошел мимо меня и остановился возле пистолета.

— Ты не сможешь этого сделать, не сможешь,— повторил он.— Теперь смотри.

Он достал носовой платок и с его помощью поднял пистолет. Затем извлек обойму, достал из кармана патрон и вставил в нее. Передернув затвор, он загнал патрон в патронник, подошел к креслу и положил пистолет на пол. Потом выпрямился и убрал носовой платок.

— Ты не смогла бы убить меня,— усмехнулся Морни,— потому что в нем не было патронов. Теперь он снова заряжен, патрон на месте. Один выстрел уже был сделан, а на пистолете отпечатки твоих пальцев.

Блондинка смотрела на него измученными глазами.

— Я забыл тебе сказать,— мягко добавил он,— что сегодня вытер пистолет. Подумал, лучше твердо быть уверенным, что на нем есть твои отпечатки. А теперь-то они есть, Ясно?

Он стоял спиной ко мне, в черном костюме, низко надвинутой шляпе. Лица его я не мог видеть, но чувствовал, что он усмехается.

— Ты хочешь впутать меня в это дело?

— Да, ангел мой, именно этого я и хочу.

— Понимаю,— тихо отозвалась Лоис.

— Я впутаю тебя в это дело,— медленно продолжал Морни,— Кое-кто будет жалеть меня, кое-кто посмеется надо мной. Но моему бизнесу это не повредит. Напротив, это бывает даже полезно для такого дела, как у меня. Небольшая дурная слава не повредит.

— Значит, я буду для тебя рекламой,— с горечью сказала она.— И кроме того, ты окажешься вне подозрений.

— Именно так, именно так.

— А как насчет мотива?

— Не знаю, меня это не касается. Видно, ты с ним

что-то не поделила. Эдди выследил тебя на улице, в Бенкер-хилл, где ты встретилась с блондином в коричневом костюме. Ты ему что-то передала. Эдди оставил тебя и стал следить за этим парнем. Узнал, где он живет, и только тогда прекратил слежку. Я не знаю, какие у тебя с ним были дела, но одно мне известно: вчера этот парень, Филлипс, был убит в своем доме. Что тебе об этом известно, моя милая?

— Ничего. Я не знаю никакого Филлипса, и очень странно, что ты считаешь, будто я могу убить человека.

— Но ты же убила Ванньяра, моя дорогая!

— Ах да, конечно. Мы только что говорили о мотиве. Ты выдумал его?

— Можешь придумать и сама,— огрызнулся Морни.—Назови это любовной ссорой. Можешь назвать как угодно.

— Может быть, пьяный он был очень похож на тебя? Это и послужило мотивом?

— Возможно.

— Что будем делать? — спокойно спросила женщина.

Морни шагнул к ней и ударил ее кулаком в лицо. Она упала на пол, раскинув длинные красивые ноги и прижав ладони к челюсти. Голубые глаза были устремлены на него.

— Не стоило так поступать со мной,— сказала Лоис.— Возможно, теперь я не захочу ничего делать.

— Ты все сделаешь — выбора у тебя нет. Выкрутишься ты довольно легко, с твоими-то данными... я знаю... Но тебе придется пройти через всё это, ангел. На пистолете твои отпечатки.

Она медленно встала, продолжая держаться за челюсть. Потом улыбнулась.

— Я знала, что вы его убьете. Это мой ключ торчит в двери. Я согласна поехать к копам и сказать, что я убила его. Но если ты хочешь этого, не прикасайся ко мне. Да, я готова поехать к копам. С ними я буду в большей безопасности, чем с тобой.

Морни повернулся, и я увидел усмешку на его лице, шрам на щеке дергался. Он прошел мимо портьеры, за которой я притаился. Снова открылась дверь. Блондинка немного постояла, посмотрела на труп, затем пожала плечами и вышла.

Дверь закрылась. Послышались шаги по дорожке, раздался стук захлопнувшейся дверцы машины, и вскоре зашумел мотор. Они уехали.

 Глава 31

Я немного подождал, затем вышел из своего укрытия и огляделся. Поднял пистолет, тщательно протер его и снова положил на пол. Три окурка со следами губной помады бросил в унитаз и спустил роду. Потом стал искать второй бокал с ее отпечатками, но никакого бокала в комнате не оказалось. Рядом с трупом стоял бокал с виски, я отнес его в кухню,вымыл и вытер полотенцем. Все это заняло несколько минут.

Затем последовало самое отвратительное. Я опустился на ковер возле кресла, платком поднял пистолет и стал прикладывать его к окоченевшим пальцам трупа. Отпечатки при такой процедуре получаются неважными, но все же это будут отпечатки Ванньяра, а не Лоис Морни. Я оставил на пистолете и следы двух пальцев его левой руки. Вместе с отпечатками правой этого будет достаточно. Потом встал, огляделся и включил лампу. Она осветила желтое лицо трупа. Я вытер выключатель, потом открыл дверь, проделал то же самое с ключом и вставил его обратно в замок. Закрыв дверь, я протер щеколду в том месте, где касался ее, и направился к «Меркурию».

Я вернулся в Голливуд, поставил машину и пошел домой. Хриплым шепотом меня окликнули по имени из темноты. За рулем небольшого «паккарда» сидел Эдди Прю. Он был один. Я наклонился к окошку машины и посмотрел на него.

— Как дела, приятель? — спросил он.

Я чиркнул спичкой и осветил его лицо.

— Кто уронил счет, который ты дал мне вчера? Ванньяр или кто-то другой?

— Ванньяр.

— А что мне делать g этим Тигером?

— Дуракам помогать я не намерен,— ответил Эдди.

— Почему у Ванньяра в кармане оказался этот счет? А если он выронил его, то почему ты не поднял и не вернул ему? Иначе говоря, если я такой дурак, то объясни мне, почему из-за какого-то счета компании по производству зубного барахла кому-то понадобилось нанять частного детектива? Тем более такому джентльмену, как Алекс Морни, который не любит частных детективов?

— У Морни умная голова,— холодно сказал Эдди.

— Не стоит об этом говорить. Ты знаешь, для чего применяется это зубное барахло?.

— Да, я узнал это. Алебастр применяют для заделки дырявых зубов. Кроме него нужны и другие материалы, например кристобалит и воск для слепков. Только не уверяй меня, что ты не знал этого. Я полагаю, ты знаешь, как делаются золотые зубы.

— Я два часа потратил, изучая это. И теперь почти эксперт в этом деле. Но что это мне дает?.

Он долго молчал, потом заговорил:

— Ты читаешь газеты?

— Время от времени.

— Ты должен был прочесть про старика по фамилии Морнингстер, которого ухлопали в Белфонт-билдинг на Девятой улице. Его контора двумя этажами выше конторы этого Тигера. Разве ты не читал про это?

Я не ответил. Эдди посмотрел на меня и протянул руку к приборному щитку. Он нажал кнопку стартера, и мотор заработал.

— Глупее тебя вряд ли кто-либо смог бы действовать,— мягко сказал он.— Спокойной тебе ночи.

Машйна медленно отъехала от тротуара. Я усмехнулся ей вслед.

Поднявшись наверх, я отпер дверь, приоткрыл ее и постучал. Дверь открыла стройная девушка в белой униформе медсестры.

— Я Марлоу, это моя квартира.

— Входите, мистер Марлоу. Доктор Мосс говорил мне о вас. Моя фамилия Лимингтон.

Я тихо прикрыл за собой дверь.

— Как она? —шепотом спросил я.

— Она спит,— тоже шепотом ответила медсестра.— Она уже спала, когда я приехала сюда. Сведений о ней у меня очень мало. Температура нормальная, пульс был учащен, но сейчас пришел в норму. Наверное, у нее было нервное расстройство.

— Она нашла убитого человека. Он был застрелен. Могу ли я зайти туда за вещами, чтобы поехать в отель?

— О да. Только не очень шумите. Возможно, она не проснется, а если и проснется — это не страшно.

Я вошел в комнату и положил на стол немного денег.

— У меня есть кофе, бекон, яйца, хлеб и томатный сок. Есть и что выпить. Все остальное вы можете заказать по телефону. .

— Я уже обследовала ваши запасы,— улыбнулась медсестра.— Для завтрака у нас все есть. Она надолго останется здесь?

— Как скажет доктор Мосс. Думаю, она сможет поехать домой. В Уичите ей будет спокойнее.

— Я всего-навсего медсестра, но думаю, что ей ничего не нужно, кроме спокойного сна сегодня ночью.

— Да, крепкий сон и хорошая компания,— согласился я, не имея в виду мисс Лимингтон.

Я зашел в спальню. Девушка в моей пижаме лежала на спине, разметав руки на постели. Один рукав немного задрался, и была видна маленькая рука с крепко сжатым кулачком. Лицо бледное, но спокойное. Я собрал вещи и направился к двери. Потом оглянулся. Она открыла глаза, посмотрела на потолок и медленно перевела взгляд на меня.

— Хэлло! — слабым голосом сказала девушка.

— Хэлло! — Я подошел к кровати и улыбнулся ей.

— Все в порядке, теперь мне совсем хорошо,— сказала она.— Правда?

— Я уверен в этом.

— Я лежу в вашей постели?

— Да. Вам здесь будет хорошо.

— Я не боюсь.— Мерль подняла руку и погладила меня по руке.— Вас я не боюсь. Ведь вас женщина может не бояться, правда?

— Только от вас я могу принять подобный комплимент.

В ее глазах мелькнула улыбка, но тотчас же она опять стала серьезной.

— Я солгала вам,— призналась вдруг она.— Я никого не убивала.

— Знаю, я был там. Забудьте все. Не думайте об этом.

— Всегда говорят, что неприятности надо забывать, но никому никогда это не удавалось. Как глупо, что я вам так много, наболтала.

— О’кей, я тоже бываю глуп. Хотите еще поспать?

Она медленно повернула голову и встретилась со мной глазами. Я присел на край постели и взял ее за руку.

— Полиция придет сюда? — спросила девушка.

— Нет, и не пытайтесь изображать разочарование,.

Она нахмурилась.

— Вы, наверное, считаете меня ужасной дурой.

— Возможно.

Из глаз ее выкатились две слезинки и медленно потекли по щекам.

— Миссис Мардок знает, где я?

— Нет еще. Я только собираюсь ей об этом сказать. Обдумываю, как это лучше сделать.

— Вы расскажете ей... все?

— Да, а почему бы и нет?

 — Она поймет... Она знает, какую ужасную вещь я сделала восемь лет назад. Потрясающе ужасную вещь!

— Конечно. Поэтому она все эти восемь лет и платила деньги Ванньяру.

— О, дорогой мой!

Девушка натянула на себя одеяло, стараясь спрятаться.

— Мне бы хотелось, чтобы вы не узнали об этом. Кроме миссис Мардок, никто об этом не знал.

Вошла медсестра и с укоризной посмотрела на меня.

— Я думаю, ей не следует разговаривать, мистер Марлоу. По-моему, вы должны уйти,

— Послушайте, мисс Лимингтон, я знаю эту маленькую девочку уже два дня, вы же знакомы с ней всего два часа.

— Это может привести к... э...

— Если это случится, то пусть поскорее, пока вы здесь. Идите на кухню и выпейте.

— Я никогда не пью на дежурстве,— холодно ответила сестра.— Кроме того, кто-нибудь может почувствовать запах.

—. Сейчас вы работаете у меня. А всем моим сотрудникам я разрешаю пить когда угодно. Кроме того, если вы так боитесь, у меня на кухне есть средство, отбивающее запах.

Она улыбнулась и ушла. Мерль совершенно серьезно слушала наш диалог.

— Я хочу вам все рассказать,— тихо проговорила она.— Я...

Я сжал ее руку.

— Не волнуйтесь, я уже знаю. Марлоу знает все, только не умеет правильно жить. Сейчас вам надо поспать, а завтра я отвезу вас в Уичиту, к родителям. За счет миссис Мардок.

— Что ж, это будет мило с ее стороны. Она всегда удивительно хорошо относилась ко мне.

Я встал.

— Да, она удивительная женщина,— усмехнулся я.-— Сейчас я поеду к ней, и у нас состоится приятный разговор с чаепитием. А если вы не хотите спать, то я все равно не позволю вам признаваться ни в каких убийствах.

— Вы ужасный человек,— засмеялась Мерль.— Вы мне не нравитесь.

Она закрыла глаза.

Я пошел к двери и оглянулся. Девушка приоткрыла один глаз и наблюдала за мной. Я улыбнулся и торопливо вышел. Потом улыбнулся и мисс Лимингтон и, прихватив чемодан, удалился.

Сначала я поехал на бульвар Санта-Моника. Ломбард был открыт. Старый еврей удивился, что я так быстро сумел достать деньги.

Он открыл сейф, вынул конверт, надорвал его и подал мне монету.

— Она очень ценная, и мне не хочется возвращать ее вам. Изумительная работа.

— А золото стоит всего двадцать долларов,— заметил я.

Он пожал плечами и улыбнулся. Я убрал монету и распрощался с ним.

 Глава 32

При лунном свете лужайка казалась белой, как будто была зима. В двух окнах дома горел свет. Я подошел к двери и позвонил.

Я не посмотрел на негра и не потрепал его по голове. Мне казалось, что шутка ему не понравится.

Седая женщина с, красным лицом, которую раньше я здесь не видел, открыла дверь.

— Я Филипп Марлоу. Мне нужно повидать миссис Мардок. Миссис Элизабет Мардок.

Женщина с сомнением покачала головой.

— Думаю, она уже в постели. Вряд ли вам удастся повидаться с ней сегодня.

— Но сейчас только девять часов.

— Миссис Мардок рано ложится спать.

Женщина попыталась закрыть дверь. Она была очень стара, и мне не хотелось действовать силой.

— Это касается мисс Дэвис,— быстро сказал я.— Дело очень важное. Вы можете передать ей это?

— Попытаюсь.

Она закрыла дверь.

Среди мрачных деревьев пела одинокая птица. По улице быстро промчалась машина и свернула за угол. Где-то засмеялась девушка.

Дверь открылась.

— Можете войти,— объявила старуха.

Я последовал за ней через большую пустую комнату. Единственная лампа еле освещала нам путь. Воздух был спертый — помещение явно надо было проветрить. Мы прошли через холл и поднялись по лестнице. Наверху был еще один холл.

Меня пропустили в дверь, и я оказался в небольшой гостиной с серебристо-голубыми обоями и голубым ковром. Французские окна выходили на балкон.

Миссис Мардок сидела в кресле перед карточным столом в стеганом халате. - Волосы были немного растрепаны. Она раскладывала пасьянс и, отложив карту, взглянула на меня.

— Ну, что?

Я подошел к столу и посмотрел на карты.

— Мерль у меня дома. У нее был небольшой приступ. Мне пришлось вызвать врача.

— Приступ чего, мистер Марлоу? — спросила старуха не глядя на меня.

— Это называется иллюзией,—ответил я.— Не кажется ли вам, что в этой игре вы оказались обманутой?

— Нисколько не удивлюсь, если обманутым окажетесь вы,— грубо ответила она.— Что там случилось с Мерль? Она никогда так долго не задерживалась, и я начала волноваться.

Я придвинул к столу кресло и сел. Оказалось, что я сижу перед столом слишком низко. Я встал, отодвинул кресло и взял себе стул.

— Не стоит беспокоиться о ней. Я вызвал врача и медсестру. Сейчас она спит. Мерль была у Ванньяра.

Старуха отложила карты и пристально посмотрела на меня.

— Мистер Марлоу, нам с вами надо кое-что решить. Я с самого начала совершила ошибку, обратившись к вам. Мне не хотелось, быть одураченной такой грязной скотиной, как Линда. Но было бы гораздо лучше, если бы я вообще не занималась этим делом. Потеря дублона — не такая уж страшная вещь. Даже если бы я и не получила его обратно.

— Но вы ведь получили его,— возразил я.

Она кивнула. Глаза были по-прежнему прикованы к моему лицу,

— Да, мне его вернули. Вы уже слышали эту историю.

— Я не верю этому.

— Я тоже,— холодно согласилась старуха.— Мой глупый сын просто решил выгородить Линду. Я считаю его поступок наивным.

— У вас способность окружать себя людьми, которые ведут себя по-детски.

Старуха снова взяла карты, бросила пиковую десятку на червонного валета, потом потянулась к другому столу за своим портвейном.

— Я вижу, что вы продолжаете держаться высокомерно, мистер Марлоу,— заметила она.

Я покачал головой.

— Это не высокомерие, а откровенность. Я не сделал вам ничего плохого, миссис Мардок. Дублон вам. вернули. Я оградил вас от полиции. Я ничего не сделал для развода, но нашел Линду. Впрочем, ваш сын все время знал, где она, и я не думаю, чтобы у вас были из-за нее неприятности. Она осознает, что совершила ошибку, выйдя замуж за Лесли. Однако если вы не цените...

Старуха громко хлопнула картой. Это был бубновый туз.

— Трефовый туз закрыт. Я не могу его вытащить.

— Начните пасьянс сначала,— посоветовал я.

— Не лучше ли вам рассказать мне о Мерль? И не злорадствуйте по поводу того, что вам удалось проникнуть в семейную тайну, мистер Марлоу.

— Я не злорадствую, миссис Мардок. Сегодня днем вы послали Мерль с пятьюстами долларов к Ванньяру.

— Ну и что?

Она отхлебнула портвейна.

— Когда он попросил их?

— Вчера. Я только сегодня смогла получить их в банке, А что случилось?

— Ванньяр шантажировал вас около восьми лет, не так ли? С 26 апреля 1933 года, верно?

Глубоко посаженные глаза панически забегали, но старуха сумела взять себя в руки.

— Мерль сообщила мне очень немного,— продолжал я.— Ваш сын рассказал мне, как умер его отец. Я просмотрел все отчеты в газетах. С вашим мужем произошел несчастный случай. На улице, перед его конторой, что-то случилось, и люди стали выглядывать из окон. Ваш муж перегнулся через карниз слишком низко, Ходили разговоры о самоубийстве, так как он разбился как смерть, а пятидесятитысячная страховка досталась вам. Но коронер был настолько любезен, что не обратил на это внимания.

— Что дальше? — хрипло спросила старуха. Голое напоминал не то стон, не то рев.

—- Мерль была секретарем Горация Брайта. Странная маленькая девочка, очень робкая, девочка со старомодными взглядами на мужчин. Надо думать, одно время он приставал к ней и до смерти напугал ее.

 — Да?

— Она решила убить его. Шанс представился, и она толкнула его в спину, когда он выглядывал из окна. Так было дело?

— Выражайтесь яснее, мистер Марлоу. Я понимаю только прямой разговор.

— Ну как вам сказать еще яснее? Она толкнула своего хозяина в спину, когда он выглядывал из окна. В трех словах: она убила его. И с вашей помощью осталась в стороне.

Старуха положила левую руку на карты и кивнула. Подбородок ее дрожал.

— У Ванньяра были какие-нибудь доказательства? Или он случайно видел, как все произошло, и вы платили ему из боязни скандала или любви к Мерль?

Прежде чем ответить, старуха бросила еще одну карту. Она была тверда как скала.-

— -Он говорил о какой-то фотографии, но я ему не верила. Ее не могло быть у него. Иначе он, рано или поздно, показал бы эту фотографию мне.

— Я этого не думаю,— возразил я.— Вряд ли он осмелился бы это сделать. У вас тяжелый характер — он мог бояться вас. И потом, то, что он имел такую фотографию, свидетельствовало о его подлости. Сколько вы ему заплатили?

— Это не ваше...— начала было старуха, но резко замолчала и пожала плечами.

Она оставалась сильной и безжалостной.

— Одиннадцать тысяч сто долларов, не считая тех пятисот, которые я послала сегодня.

— Так. Это чертовски мило с вашей стороны по отношению к Мерль, миссис Мардок,— заметил я.

Она снова пожала своими массивными плечами.

— Это вина моего мужа. Он был пьян, мерзавец. Но думаю, что он причинил Мерль большой вред, но, как вы сказали, она ужасно испугалась. Я... я не слишком виню ее. К тому же, за эти годы она сама себя достаточно наказала.

— Она лично передавала деньги Ванньяру?

— Да, Мерль считала это наказанием для себя. Странная идея.

Я кивнул.

— Полагаю, это в ее характере. Позже вы вышли замуж за Джаспера Мардока, держали Мерль при себе и заботились о ней. Кто еще знал об этом?

— Никто, только Ванньяр. Я уверена, что он никому не сказал.

— Я тоже так думаю. Теперь все кончено — Ванньяра нет в живых.

Старуха медленно подняла голову, потом сложила карты и подвинула их к краю стола.

— Мерль пришла ко мне, когда меня не было дома,— продолжал я.— Она попросила управляющего впустить ее в мою квартиру. Тот позвонил мне, и я разрешил это. Я поспешил вернуться домой, и там она сказала мне, что застрелила Ванньяра.

Старуха тяжело вздохнула.

— В ее сумке был пистолет. Бог знает, зачем она брала его с собой. Может быть, с целью защитить себя от каких-нибудь мужчин. Однако кто-то — по-моему, Лесли— засунул в патронник патрон другого калибра, так что пистолет не мог выстрелить. Сообщив мне, что застрелила Ванньяра, Мерль упала в обморок. Я вызвал своего врача, а сам поехал к Ванньяру. В двери торчал ключ, а сам он был мертв. Умер задолго до того, как там появилась Мерль. Ее рассказ был вымыслом — она не убивала его. Врач осмотрел девушку и не нашел у нее ничего страшного. Но я, наверное, уже надоел вам. Полагаю, вы все поняли.

— Да, думаю, что поняла. А где сейчас Мерль?

— Она спит в моей квартире. Там дежурит медсестра. Я звонил отцу Мерль. Он ждет ее. У вас нет возражений?

Старуха была изумлена.

— Он ничего не знает,— быстро добавил я.— И не узнает, в этом я уверен. Ему просто хочется, чтобы она вернулась домой. Я собираюсь отвезти ее. Видимо, теперь ответственность за нее лежит на мне. Мне нужны на расходы те последние пятьсот долларов, которые не получил Ванньяр.

— А сколько еще? — жестко спросила она.

— Не знаю. Вам лучше знать.

— Кто убил Ванньяра?

— Похоже, он покончил с собой. Около его правой руки лежал пистолет. Рана на виске. Пока я был там, туда приехал Морни с женой. Я спрятался. Морни намеревался инкриминировать убийство жене. Она же флиртовала с Ванньяром и поэтому, видимо, считает, что Ванньяра убил муж. Но все говорит о самоубийстве. Копы, наверное, уже там. Не знаю, что они решат. Нам остается только сидеть и ждать.

— Такие, как Ванньяр, не кончают жизнь самоубийством,

— А такие девушки, как Мерль, не выталкивают мужчин из окон.

Мы долго и пристально разглядывали друг друга. Потом я встал и Подошел к французским окнам. Тихая и спокойная ночь. Три дерева под лунным светом отбрасывали мрачные тени. В середине сада я заметил бассейн, а рядом с ним лужайку. Я вышел на балкон. На лужайке кто-то лежал и курил сигарету.

Я вернулся в комнату. Миссис Мардок снова раскладывала пасьянс. Я подошел к карточному столу.

— Снимайте трефового туза,— подсказал я.

— Сама знаю,— огрызнулась старуха.

— Хочу спросить вас еще об одной вещи. Дело с дублоном по-прежнему покрыто мраком, судя по двум убийствам, которых не должно было быть, если бы монета находилась у вас. Меня интересует, мог ли такой опытный нумизмат, как Морнингстер, опознать именно ваш дублон Брашера?

Старуха задумалась.

— Да, мог. На левом крыле орла стоят инициалы Э. Б. Мне говорили, что обычно они расположены на правом крыле. Это единственное, что мне известно о монете.

— Думаю, этого -достаточно. Так вы действительно получили назад свой дублон? Теперь ведь ничто не мешает мне выяснить это, не так ли?

Она бросила на меня быстрый взгляд и тут же опустила голову.

— Монета лежит на своем месте. Если вы сумеете найти моего сына, он вам покажет ее.

— Ну, тогда я могу распрощаться с вами. Позаботьтесь, пожалуйста, чтобы утром мне на квартиру прислали вещи Мерль.

Старуха снова быстро взглянула на меня.

—- Вы очень ловкий молодой человек.

— Пусть их упакуют и пришлют,— повторил я,— Мерль вам больше не нужна. Ванньяр умер.

Наши взгляды на мгновение встретились. Кончики ее губ дрогнули в странной улыбке, потом она опустила голову и стала складывать карты.

Я, вышел из комнаты и закрыл за собой дверь, затем спустился вниз и подошел к маленькому кабинету Мерль.

Дверь открылась — передо мной стоял изумленный Лесли Мардок.

 Глава 33

Его костюм был измят, волосы растрепались, усы потеряли свой блеск, а под глазами появились темные круги. В руке он держал пустой портсигар.

— Добрый вечер,— пробормотал Мардок.— Уходите?

— Нет еще. Я хотел поговорить с вами.

— Думаю, что нам не о чем разговаривать. Я устал от разговоров.

— Да, все мы устали. От Ванньяра.

— От Ванньяра? Я почти не знаком с ним. Просто видел его — он мне не нравится.

— Нет, вы знаете его довольно хорошо.

Он прошел в комнату и сел на стул.

— Ладно, продолжайте,— вяло пробормотал Лесли.— Я вижу, вы слишком умный. Железная логика, безошибочная интуиция и все прочее. Как у детективов в книгах.

— Конечно. Я складываю по кусочкам улики, обдумываю все, что кажется странным. Мне приходится мотаться из одного места в другое, анализировать поступки и характеры людей, и наконец я нахожу то, что нужно. Подозреваемого, например.

Лес ли улыбнулся.

— Который белеет как бумага, кривит губы и выхватывает пистолет.

Я сел рядом с ним и закурил сигарету.

— Отлично. Мы можем поиграть вместе. У вас есть пистолет?

— Есть один, но не с собой. Вы ведь знаете это.

— Он был с вами вчера вечером, когда вы посетили Ванньяра?

Лесли пожал плечами,

— Вот как? Я был у Ванньяра вчера вечером?

— Я так думаю. Дедукция. Вы курите сигареты «Бенсон и Хеджес». От них остается очень характерный пепел. В доме Ванньяра в пепельнице остался пепел примерно от двух таких сигарет, но окурков там не оказалось. Вы курите с мундштуком, и ваши окурки характерны. Значит, вы их забрали с собой. Как вам это нравится?

— Нет, не нравится,— проговорил он спокойно и уставился в пол.

— Вот вам пример дедукции. Там вообще могло не быть окурков, но если они были и их забрали, то причиной могла быть оставшаяся на них губная помада. Цвет помады может выдать курящую женщину, А ваша жена имеет привычку бросать окурки в корзинку для мусора.

— Оставьте Линду в покое! — холодно прервал он меня.

— Ваша мать все еще думает, что Линда взяла дублон, а вашу историю о том, что вы отдали его Алексу Морни, она считает просто попыткой выгородить Линду.

— Я просил, чтобы вы оставили Линду в покое.

Он сунул в рот мундштук, и тот, когда Мардок говорил, качался, словно телеграфный ключ.

— Хорошо, оставлю,— согласился я.— Но я не верю вашему рассказу по другой причине. Вот по этой.

Я вынул из кармана дублон и показал ему.

Лесли замер от удивления.

— Утром, когда вы рассказывали эту придуманную историю, он лежал в сейфе на бульваре Санта-Моника. Эту монету прислал мне детектив по имени Джордж Филлипс. Простак, который имел несчастье сунуться в грязное дело. Блондин в коричневом костюме, темных очках и шляпе. Он ездил в почти новом «понтиаке» песочного цвета. Вчера утром вы могли видеть его в холле, когда уходили из моей конторы. Он следил за мной, а до. этого мог выследить и вас.

Лесли удивленно уставился на меня.

Зачем ему это понадобилось?

-— Я сказал, что он. мог это сделать, но не уверен в этом. Не думаю, что он был приставлен ко. мне.

Я все еще держал монету в руке.

— Я видел его и у вашего дома. Он мог следить за вашим домом и за вами по поручению старого нумизмата Морнингстера. Старый торговец заподозрил, откуда взялась монета, и сказал Филлипсу — или намекнул ему,— что монета краденая. Он случайно ошибся, потому что если ваш дублон Брашера действительно сейчас наверху, тогда эта монета, из-за которой был нанят Филлипс, не краденая, а фальшивая.

Лесли пытался сохранить хладнокровие. Ничего другого ему не оставалось.

— Боюсь, что это очень длинная история,— мягко сказал я,— но постараюсь быть краток. Это скверная история, потому что с ней связаны два убийства, а может, и три. Некий Ванньяр и некий Тигер задумали одно дело. Тигер — это зубной техник из Белфонт-билдинг, где находилась и контора Морнингстера. Дело, которое они задумали,— это изготовление редких старинных золотых монет. Метод использовали не новый — его применяют зубные техники при изготовлении искусственных зубов. Они решили использовать те же материалы, ту же аппаратуру. Для изготовления формочек нужен белый алебастр и кристобалит. Окончательная отделка формочек производится острой иглой. Расплавить золото и залить его в формочки нетрудно. Затем из охлажденных в воде формочек легко извлекают золото. После полировки получаются дубликаты старинных монет. Вам ясна идея?

Лесли кивнул.

— Для зубного техника это не такой уж сложный процесс. Но все дело в том, что для выпуска большого количества монет он нерентабелен: затраты превышают стоимость самих монет. Он годится только для производства редких, дорогих золотых монет. Это они и задумали, но им нужна была модель. Тогда-то в этой истории и появились вы. Вы действительно взяли дублон, но отдали его не Морни — вы передали его Ванньяру. Верно?

Мардок уставился в пол и молчал.

— Успокойтесь,— продолжал я.— Обстоятельства дела таковы, что тут нет ничего ужасного. Я полагаю, он обещал дать вам деньги, потому что вам надо было уплатить карточные долги. Но у него была и более сильная власть над вами.

Лесли быстро поднял бледное лицо и с ужасом посмотрел на меня.

— Как вы об этом узнали? — прошептал он.

— Я установил это. Кое-что мне сказали, кое-что разыскал, кое о чем сам догадался. Об этом я скажу позже. Итак, Ванньяр с приятелем отлили дублон и хотели проверить качество своей работы. Они решили узнать мнение человека, разбирающегося в редких монетах. Ванньяр решил нанять молокососа-простака и поручить ему попытаться продать эту липовую монету Морнингстеру. Это было глупо, так как старик мог сразу заподозрить, что монета краденая. Они нашли такого молокососа — Филлипса — по его объявлению в газете, где он рекламировал свой бизнес. Думаю, что Лоис Морни была в контакте с Ванньяром, во всяком случае — вначале, но в это грязное дело вряд ли полезла. Она передала Филлипсу небольшой пакет с дублоном, который Филлипсу надлежало продать.

Но, показав монету старику Морнингстеру, он сразу наткнулся на препятствие. Старик хорошо знал коллекции и редкие монеты. Возможно, он счел эту монету подлинной, хотя тщательная проверка показала бы, что она липовая. Но, увидев инициалы «Э. Б.» на левом крыле, он решил, что это — дублон Брашера из коллекции Мардока. Он позвонил сюда и пытался все выяснить. Ваша мать, сразу почувствовав неладное, обнаружила исчезновение монеты. Она заподозрила Линду, которую ненавидела, и наняла меня, чтобы вернуть монету и вынудить Линду согласиться на развод без алиментов.

— Я не хочу разводиться! — горячо воскликнул Лесли.— У меня никогда не было подобной мысли. Она не имела права...— Он замолчал, развел руками и издал рыдающий звук,

— О’кей, я знаю. Ну, старик Морнингстер напугал Филлипса, который был дураком, но не подонком. Я слышал, как старик звонил ему после моего ухода от него.

Я предложил Морнингстеру выкупить дублон за тысячу долларов, а он стал звонить Филлипсу, чтобы уговорить того продать монету за меньшую цену.

Тем временем Филлипс следил за вашим домом, чтобы убедиться, не явятся ли сюда копы. Он увидел меня и мою машину, узнал мое имя. Случайно оказалось, что оно ему знакомо. Он последовал за мной. Заметив это, к подошел к нему в отеле и начал с ним разговор. Он сказал, будто знает меня по одному делу в Венчуре, где несколько лет назад он был заместителем шерифа. Сказал, что у него странное дело и что за ним следит одноглазый парень. Это был Эдди Прю, телохранитель Морни. Морни знал, что его жена флиртует с Ванньяром, и приставил Эдди следить за ней. Эдди видел ее встречу с Филлипсом возле дома на Коурт-стрит и последовал за ним. И тот жe Прю или другой подручный Морни видел, как я ходил к Филлипсу, потому что они пытались запу* гать меня по телефону. Позже пригласили меня к Морни,

Я положил окурок в пепельницу и посмотрел на несчастное лицо Лесли Мардока.

Теперь вернемся к вам. Когда Мерль сообщила вам, что ваша мать наняла детектива, это испугало вас. Зная, что она обнаружила пропарку дублона, вы пришли ко мне в контору и пытались что-нибудь выведать у меня. Сначала вы отнеслись ко всему этому иронически, потом пришли в отчаяние и забеспокоились о жене. Толком ничего не узнав от меня, вы связались с Ванньяром. Теперь вам надо было вернуть монету и успокоить мать какой-нибудь историей. Вы где-то встретились с Ванньяром, и он отдал дублон. Возможно, это- был поддельный дублон. Он бы охотно оставил себе подлинную монету. Теперь он знал, что грязное дело в опасности. Морнингстер звонил вашей матери, и она наняла меня. Морнингстер что-то подозревал. Ванньяр проник в квартиру Филлипса, пытаясь что-нибудь выяснить.

Филлипс не сказал ему, что он уже отправил поддельный дублон мне. Он написал адрес маленькими печатными буквами; такими же буквами он дел ал записи в своем дневнике. Не знаю, что сказал Филлипс Ванньяру, но есть основания предполагать, что он высказал все, что думает о своей работе, сказал, что знает, откуда взялась монета, и что собирается пойти в полицию или обратиться к миссис Мардок.. Ванньяр убил Филлипса. Он обыскал его квартиру, но монеты не нашел. Тогда он отправился к Морнингстеру, И у того не оказалось липового дублона, но Ванньяр, видимо, считал, что Морнингстер прячет монету. Он ударил старика по голове рукояткой пистолета, обыскал его сейф, возможно, нашел немного денег и ушел. Злой, Ванньяр вернулся домой. Он злился, что не нашел дублона, но был доволен удачной работой. Теперь остаетесь вы.

 Глава 34

Бледный Мардок с испугом уставился на меня. Он достал платок и вытер лицо.

— Почему я? — спросил он тонким голосом.

— Вы слишком много знали. Возможно, вы знали о Филлипсе. Многое зависело от этого. Но о Морнингстере вы тоже знали. План оказался неудачным, Морнингстера убили. Ванньяр не мог сидеть сложа руки, надеясь, что вы об этом не узнаете. Ему надо было заткнуть вам рот, но он не собирался вас убивать. Фактически, убив вас, он ухудшил бы свое положение. Против него восстала бы ваша мать. Она холодная и безжалостная женщина, но в душе ее живет дикая кошка. Ей было бы на все наплевать.

Мардок поднял глаза, пытаясь изобразить удивление,

— Моя мать... что?

— Не прикидывайтесь глупее, чем вы есть. Я устал от убийств, связанных с вашей семьей. Сегодня вечером ко мне пришла Мерль, она и сейчас у меня. Девушка была у Ванньяра — относила ему деньги. Очередную плату шантажисту. Деньги, которые ему выплачивали в течение восьми лет. Я знаю почему.

Мардок не двигался, его руки на коленях застыли.

— Мерль нашла Ванньяра убитым. Она пришла ко мне и заявила, что это она убила его. Давайте не будем вдаваться в причины ее готовности признаться в убийстве любого мужчины. Я был у Ванньяра дома—он мертв со вчерашнего вечера. Затвердел, как восковая фигура. На полу, рядом с его правой рукой, лежал пистолет. Этот пистолет принадлежал парню по фамилии Хенч, который жил в квартире напротив Филлипса. Убийца оставил пистолет, из которого застрелил Филлипса, и забрал пистолет Хенча. Хенч и его девушка были пьяны и, уходя, оставили дверь незапертой. Это еще не доказывает, что пистолет принадлежал Хенчу, но это так. А если это пистолет Хенча, а Ванньяр покончил жизнь самоубийством, значит, Ванньяр убил Филлипса. Лоис Морни также была связана с Ванньяром, но по совершенно иным причинам. Если Ванньяр не совершал самоубийства — а я не верю, что он это сделал,— все равно пистолет свяжет его с убийством Филлипса. Или может привязать к убийству Филлипса кого-то другого, кто убил его и Ванньяра. По некоторым соображениям мне нравится эта идея.

Мардок поднял голову.

— Нет! — воскликнул он.

На лице его появилось новое выражение, спокойное и сияющее, но глупое. Как будто в слабом человеке проснулась гордость.

— Я думаю, что Ванньяра убили вы,— заявил я.

Он не двигался, но сияющее выражение не сходило с его лица.

— Вы были там прошлым вечером, Он позвал вас и сказал, что попал в беду и что, если его привлекут к суду, он позаботится о том, чтобы в тюрьму вместе с ним попали и вы. Он ведь говорил нечто подобное, не так ли?

— Да,— спокойно ответил Лесли.— Точно так он и сказал. Он был пьян, и, казалось, упивался властью. Он почти злорадствовал. Сказал, что если его поведут в газовую камеру, то я буду рядом с ним. Но это не все, что он говорил.

— Да, не все. Он не хотел попасть в газовую камеру и не видел такой опасности, если, вы будете держать рот на замке. Поэтому он выбросил свою козырную карту. Сначала он убеждал вас, что вы привязаны к нему дублоном, потом заговорил о вашем отце и Мерль. Я знаю эту историю. Ваша мать рассказала мне то, чего мне не хватало в этой цепочке. Этот удар оказался слишком сильным для вас. Он сказал вам правду и сказал, что у него есть доказательства.

Лесли Мардок весь дрожал, но все еще хорохорился.

— Я навел на него пистолет,— проговорил он почти счастливым голосом.— Прежде всего — она моя мать.

— Никто не станет это оспаривать.

Лесли встал и выпрямился во весь рост.

— Я подошел к креслу, в котором он сидел, и приставил к его виску пистолет. В кармане его халата тоже оказался пистолет. Он хотел воспользоваться им, но я отобрал его, а свой сунул в карман. Я прижал к голове Ванньяра дуло его пистолета и сказал, что убью его, если он не предъявит мне доказательства. Он стал клясться, что обманул меня. Тогда я щелкнул затвором, чтобы еще больше напугать его.

Лесли замолчал. Он смотрел мне прямо в глаза, руки его дрожали.

— Видимо, у пистолета был очень слабый спуск. Он вдруг выстрелил. От удивления я отшатнулся к стене и сшиб спиной картину. Потом вытер пистолет, прижал его к руке убитого и положил на пол возле его правой руки. Он умер сразу. Это был несчастный случай.

— Вот как? — усмехнулся я.— Почему не назвать это настоящим убийством?

— Так уж все вышло. Конечно, я не могу доказать и думаю, что все равно мог бы и убить его. Как насчет полиции?

Я встал и пожал плечами. Я устал и хотел спать. В горле у меня пересохло, в животе бурчало.

— Насчет полиции не знаю. Они со мной не очень-то дружат и не очень-то верят мне. И видит Бог, они правы. Они могут арестовать вас. Но если вас никто не видел и если вы не оставили никаких следов, то, может быть, они никогда и не нападут на ваш след. Даже если вы оставили следы, у них нет причин подозревать вас и проверять ваши отпечатки. Но если они узнают историю с дублоном, узнают, что это была монета Мардока, то трудно сказать, что ждет вас. Все будет зависеть от вас. На месте вашей матери я бы вас выпорол.

Он покраснел.

— С другой стороны,— продолжал я,— если у пистолета действительно был слабый спуск, присяжные могут оправдать вас. Они не любят шантажистов. Но для этого вам придется нанять хорошего адвоката и все честно рассказать ему.

— Это совсем плохо,—.сказал Лесли.— Защитник не очень-то мне поможет. Дело в том, что я ничего не знаю о шантаже и впервые услышал о нем от вас. Ванньяр обещал мне деньги, поэтому-то я и влип в эту историю.

— Гм... Если полиция доберется до вас, вы получите сведения о шантаже от своей матери. Когда нависнет угроза над вашей или ее головой, старуха расколется.

— Как вы ужасно выражаетесь,— поморщился Лесли.

— Вам повезло с пистолетом: все замешанные в эту историю притрагивались к нему и вытирали свои отпечатки. Даже я сам занимался этим. Трудно действовать, когда пальцы трупа не гнутся, но мне удалось это сделать. Морни тоже был там. Он заставил свою жену подержать в руках пистолет — думает, что она убила Ванньяра, а она, видимо, считает, что это сделал он.

Лесли изумлённо уставился на меня.

— Ну, теперь я поеду,— сказал я.

— Вы хотите сказать, что позволите мне оставаться в стороне от этого дела? — В его голосе звучала некоторая надменность.

— Я не накапаю на вас, если вы это имеете в виду. Но больше ничего не гарантирую. Я невольно влез в это дело и теперь принимаю ситуацию такой, как она есть. Пытаться что-то изменить я не собираюсь. Здесь не затронуты вопросы морали, а я не коп, не доносчик и не представитель судебных органов. Вы утверждаете, будто это был несчастный случай. О’кей, пусть будет так. Я не присутствовал при этом, и у меня нет никаких доказательств обратного. Я работал на вашу мать, и это дает мне право молчать, Я не люблю ее, не люблю вас, не люблю этот дом. Мне не очень нравится и ваша жена, но я люблю Мерль. Она глупая, подавленная и слишком мягкая. И я знаю, что сделала с ней ваша проклятая семья за прошедшие восемь лет. Я знаю, что она никого не выталкивала из окна. Вам это ясно?

Мардок что-то пробормотал.

— Я отвезу Мерль домой к ее родителям,— продолжал я,— и просил вашу мать прислать мне на квартиру ее одежду. Если она забудет, будучи занята своим пасьянсом, то вы сами должны об этом позаботиться.

Он кивнул.

— Вы... вы так поступили...— Голос ему изменил.—. Я даже не поблагодарил вас. Почти незнакомый мне человек рискует ради меня... я не знаю что и сказать.

— Я поступил как всегда. Я могу бить человека и при этом улыбаться. Надеюсь, что не увижу вас за решеткой. Спокойной ночи.

Я ушел. На этот раз на прощанье потрепал негра по голове и направился к своей машине.

Приехав в Голливуд, купил бутылку доброго вина и отправился ночевать в отель. Там я пил, сидя на кровати. А когда выпил достаточно, чтобы не думать, разделся и лег в постель. Заснул не скоро, но все же заснул. 

Глава 35 

На другой день багаж стоял на полу в моей квартире. Два чемодана с инициалами «Л. М.» на наклейке и три — с инициалами «М. Д.»

Доктор Мосс ушел. Перед его уходом я осведомился, хорошо ли чувствует себя Мерль.

— Это зависит от того, что вы понимаете под словом «хорошо». Она живет на одних нервах, как пойманное дикое животное. Она будет дышать и есть. Но все это пройдет. Возможно, она станет одной из тех старых дев, которые ставят штампы на книгах в библиотеках.

— Она не так уж плоха,— возразил я, но он только улыбнулся мудрой еврейской улыбкой и направился к двери.—И кроме .того,— продолжал я,— откуда вы знаете, что они старые девы?

Он не ответил мне.

Я закурил сигарету и подошел к окну, Вскоре из спальни появилась Мерль,

— Вам надо подрумянить щеки, чтобы не выглядеть замороженной снегурочкой,— пошутил я.

— Лесли прислал мне два своих чемодана.

На ней были брюки, блузка и оранжевый шарф. Очки она не надела. Голубые глаза глубоко запали, но это ее не портило.

— Мне очень жаль, что я так ужасно вела себя.

— Ерунда. Я отвезу вас к родителям. Они до смерти обрадуются. Ведь они видели вас всего два раза за эти восемь лет.

— Я бывала у них время от времени. Миссис Мардок разрешала мне посещать их, только не могла долго оставаться без меня.

Мерль села и сложила руки на коленях.

— Нам надо поговорить,—сказал я.— И если вы хотите мне что-нибудь сказать, то сделайте это сейчас. Не хочу отправляться в путь с нервной пассажиркой.

Она усмехнулась.

— Вчера вечером...— Мерль покраснела и замолчала.

— Давайте называть вещи своими именами. Вчера вечером вы заявили мне, что убили Ванньяра, а потом признались, что не делали этого. Я знаю, вы не убивали его.

Теперь она казалась спокойной.

— Ванньяр умер задолго до вашего прихода. Вы приходили к нему, чтобы передать деньги от миссис Мардок.

— Конечно, это были ее деньги. Я должна ей больше, чем сумела заработать. Она не платила мне жалованья, но это вряд ли...

— Это достаточно характеризует и ее, и вас,— грубо перебил я ее.— Однако сейчас это не имеет -значения. Ванньяр покончил жизнь самоубийством, потому что был замешан в грязном деле. Это расплата и финал. Вы были потрясены, увидев в зеркале его ухмыляющееся лицо, но этот удар был подготовлен всей вашей прошлой жизнью.

Девушка сухо кивнула.

— И вы не выталкивали Горация Брайта из окна.

Она побледнела.

— Я... я...— Мерль прижала руки к горлу.

— Я бы не стал вам этого говорить, но доктор Мосс убедил меня, что вы сможете спокойно воспринять это известие. Вы думаете, что убили Горация Брайта. У вас были для этого основания, а тут представился удобный случай. Я даже поверил, что вы импульсивно поддались этому желанию. Но это не в вашей натуре. Вы бы обязательно отступили в самый последний момент. Вероятно, кто-то остановил вас, и вы упали в обморок. Брайт, конечно, упал из окна, но не вы толкнули его.

Я сделал паузу, чтобы она могла прийти в себя.

— Вас заставили думать, что вы. толкнули его. Это было сделано осторожно и в то же время безжалостно. Так способна поступить только женщина по отношению к сопернице. Глядя на теперешнюю миссис Мардок, трудно поверить, что она могла ревновать. Но насколько ревность может быть мотивом убийства, настолько этот мотив у нее был. Кроме того, она получила пятьдесят тысяч страховки, а это избавило ее от нужды. Она дико и страстно любила сына. Эта холодная, расчетливая женщина без капли жалости использовала вас даже в делах с Ванньяром. Вы были для нее козлом отпущения. Если вы хотите раз и навсегда покончить с рабством, то должны понять это и поверить всему, что я говорю, хотя это жестоко и грубо.

— Этого не могло быть,— возразила Мерль.-—Миссис Мардок всегда удивительно хорошо относилась ко мне. Правда, я плохо помню ту страшную историю, но вы не должны говорить такие ужасные вещи. Миссис Мардок не могла так поступить со мной!

Я достал конверт с фотографиями и негативом и положил все это на колени девушке.

— О’кей. Взгляните на это. Ванньяр сделал этот снимок и хранил его как улику.

Она посмотрела на фотографию.

— Да, это мистер Брайт. Правда, снимок не очень хороший. А это миссис Мардок, тогда она была миссис Брайт. Мистер Брайт выглядит как сумасшедший.

— Если здесь он выглядит как сумасшедший, то посмотрели бы вы на него через несколько секунд, когда он грохнулся.

— Когда он что?

— Послушайте,— с отчаянием сказал я,—этот снимок был сделан в тот момент, когда первый муж миссис Элизабет Брайт падал из окна. Падал — взгляните на положение его рук. Он кричит от страха. А она стоит за его спиной с гневным лицом. Вы видите? Все эти восемь лет Ванньяр хранил снимок как улику. Мардоки не видели снимка, даже не верили в его существование, но он существует. Вчера вечером я чисто случайно нашел его. Вы начинаете понимать?.

Девушка еще раз взглянула на фотографию и отложила ее в сторону,

— Миссис Мардок всегда любила меня,— упрямо сказала она.

— Она сделала вас козлом отпущения. Она хитрая, грубая и несгибаемая женщина. И знает свои недостатки. Даже тратя на себя доллар, она ищет выгоду. Я бы с радостью выстрелил в эту слоновью тушу, но воспитание не позволяет.

— Пусть будет так.— По тону я понял, что она все еще не верит.— Вы не должны показывать это миссис Мардок:она ужасно расстроится.

Я встал, взял фотографию, разорвал ее в мелкие клочки и выбросил в корзину.

— Возможно, вы когда-нибудь пожалеете, что я сделал это.— Я скрыл от нее, что у меня есть еще одно фото и негатив.— Возможно, через месяц или через год вы проснетесь ночью и поймете, что я говорил вам правду. Может быть, тогда вы захотите снова увидеть этот снимок. Но возможно, я ошибаюсь. Может быть, вас разочарует то, что вы никого не убивали.

А сейчас мы спустимся вниз, сядем в машину и поедем в Уичиту, к вашим родителям. Не думаю, что вы вернетесь к миссис Мардок, но не будем больше об этом говорить.

— .У меня нет денег,— сказала Мерль.

— Миссис Мардок прислала вам пятьсот долларов. Они у меня в кармане.

— Это ужасно мило с ее стороны.

— Пошла она к черту!

Я вышел в кухню и выпил там. Пора было ехать. Эти разговоры, мне так осточертели, что хотелось лезть на стену. 

 Глава 36

И я исчез на десять дней. Родители Мерль оказались добрыми, терпеливыми людьми. Они жили в старом доме на тенистой улице. Они плакали, когда я рассказывал им то, что счел нужным рассказать. Они были очень рады возвращению дочери и говорили, что позаботятся о ней.

Когда я уезжал, Мерль в фартуке занималась уборкой. Она вышла, поцеловала меня в губы, потом заплакала и убежала в дом. Мать пошла за ней.

Дом скрылся из вида, и у меня появилось какое-то странное чувство: как будто я написал хорошую поэму, но забыл ее и никогда не смогу вспомнить.

Вернувшись в Голливуд, я позвонил лейтенанту Бризу и заехал к нему в полицейское управление, чтобы узнать, как продвигается дело об убийстве Филлипса.

Они действовали неплохо, если учесть скудость информации, которой располагали. Супруги Морни так и не появились в полиции, но кто-то позвонил туда и сообщил о Ванньяре. Отпечатки Ванньяра на пистолете были не очень четкие, но они обнаружили следы сгоревшего пороха на руках трупа и решили, что это было самоубийство. Потом детектив Локки,. обследовавший пистолет, узнал по описанию, что именно его ищут в связи с убийством Филлипса. Хенч опознал пистолет, к тому же на спусковом крючке нашли, отпечатки его большого пальца.

После этого в квартире Хенча на кровати нашли отпечаток пальцев левой руки Ванньяра. И в ванной Филлипса были найдены его отпечатки. Любопытно, что никто в этом доме не видел Ванньяра, а может быть, об этом просто не хотели говорить.

Затем начались поиски мотива. Тигер был задержан в Солт-Лейк-Сити, когда он пытался сбыть дублон Брашера. Покупатель считал его подлинным, но краденым. В отеле у Тигера нашли целую дюжину таких монет. Он рассказал все, умолчал только о том, где раздобыл подлинник для образца. Он не знал, как Ванньяр достал монету, и владелец ее так и не был обнаружен. Полиция считала, что Ванньяр покончил с собой из-за долгов. На этой версии и остановились.

Тигера отпустили, так как не думали, что он имеет отношение к убийствам. За покупку золота не судят, а подделывал он старинные монеты, не находящиеся в обращении.

Признанию Хенча полицейские, оказывается, не поверили. Бриз сказал., что они просто хотели использовать его, чтобы заставить меня поработать. Он был уверен, что я не успокоюсь, пока не докажу невиновность Хенча. А когда я этого не доказал, они арестовали Гаэтано Приско, который жил в том доме. Я не слышал от них о его родстве .с Палермо, но, видимо, он действительно был его родственником.

— Как вам это нравится? — спросил Бриз.

— Мне не ясны, два момента: почему удрал Тигер и почему Филлипс жил на- Коурт-стрит под фальшивым именем.

— Тигер удрал, потому что лифтер сказал ему об убийстве Морнингстера — и он испугался. Филлипс жил под именем Ансона из-за того, что его разыскивали в связи с долгом за машину.

Я кивнул, соглашаясь с возможностью и такого варианта.

Бриз проводил меня до двери и положил мне руку на плечо.

— .Помните, как вы в своей квартире рассуждали, о деле Кассиди?

— Помню.

— Вы сказали Спанглеру, что никакого дела Кассиди не было. Но оно было, только под другим названием. Я перечитал его.

Он похлопал меня по плечу и открыл дверь.

— Судя по делу Кассиди,— продолжал он,— и по тому, как оно было решено, люди иногда получали от меня то, чего они не заслуживали. И вам, и мне порой приходится иметь дело с грязными миллионами. До свидания.

Было темно. Я пришел домой, переоделся и уселся за шахматный столик. Рядом я поставил виски и стал разыгрывать одну из партий с участием Капабланки. В ней было пятьдесят девять ходов. Шахматы — хладнокровная и умная игра.

Закончив разбор партии, я постоял у окна, наполнил бокал и поднял его, глядя на свое отражение в зеркале.

— За тебя и Капабланку!  

 Коротко об авторах

Эрл Гарднер (Е. Gardner) — известный мастер американского детектива. Юрист по профессии, он уже с начала 20-х годов печатался в различных журналах (вестерны, загадочные истории и т. д.). Первый роман вышел в 1933 году.

Самый знаменитый его сериал (72 романа) посвящен фантастическим расследованиям частного адвоката Перри Мейсона, которому преданы и во всем помогают его друзья — секретарь Делла Стрит и владелец детективного бюро Пол Дрейк. С ними герой, держа в неведении официальных представителей закона, пускаясь в увлекательные авантюры, распутывает сложнейшие узлы лихих сюжетов автора.

Гарднер вошел в Книгу рекордов Гиннеса (1988 г.) как автор огромного количества романов, переведенных на 37 языков мира (на 1 января 1986 года было продано 319 млн экз. книг).

В 1970 году, когда умер писатель, в производстве находилась его 141-я книга.

Агата Кристи (A. Christie) — псевдоним англичанки Мэри Клариссы Миллер (Кристи — фамилия ее первого мужа, полковника Арчибальда Кристи). Это крупнейший мастер детективного жанра. Первый роман был опубликован в 1920 году, а всего Кристи написано около семидесяти романов и пьес, которые тиражом в полмиллиарда экземпляров разошлись по всему миру. Только на русском языке опубликовано несколько десятков ее произведений.

Самые известные герои объемных сериалов Кристи — Эркюль Пуаро и Джейн Марпл. Умение логически мыслить, знание психологии, скрупулезный анализ фактов помогают им раскрыть самые запутанные преступления.

Королева Елизавета пожаловала Агате Кристи дворянский титул за выдающиеся заслуги в области литературы. С 1958 года она была бессменным президентом Английского детективного клуба.

Раймонд Чандлер (R. Chandler) родился в США, с детских лет жил вместе с матерью в Европе и впоследствии получил британское подданство. Учился во Франции и Германии, затем служил в армии Канады и Германки. Вернувшись на родину, сменил несколько профессий, прежде чем занялся литературой.

С 1939 по 1958 год Чандлером написано семь детективных романов, главный герой которых — частный сыщик Филипп Марлоу — побеждает своих противников не только потому, что превосходит их по своим интеллектуальным и физическим данным, но прежде всего потому, что превыше всего ставит в человеке нравственные ценности.

Сюжеты его романов построены па коллизиях, которые часто складываются в обыденной жизни, но герои их отличаются яркими, индивидуальными характерами, портреты написаны мастерски, эмоции всегда психологически оправданны. Критики неоднократно высказывали сожаление по поводу того, что писатель растрачивает свой талант на несерьезную, с их точки зрения, детективную литературу.

В 1956 году Чандлер принял американское гражданство, а за год до смерти (1959) был избран президентом Американского детективного клуба.

Примечания

1

Шифти — изворотливый (англ.).

(обратно)

2

Дайм — монета в 10 центов.

(обратно)

Оглавление

Эрл Стэнли Гарднер Дело о приманке

   Глава 1 

   Глава 2

   Глава 3

   Глава 4

   Глава 5

   Глава 6

   Глава 7

   Глава 8

   Глава 9

   Глава 10

   Глава 11

   Глава 12

   Глава 13

   Глава 14

   Глава 15

 Агата Кристи Kpuвой дом

   Глава 1

   Глава 2

   Глава 3

   Глава 4

   Глава 5

   Глава 6

   Глава 7

   Глава 8

   Глава 9

   Глава 10

   Глава 11

   Глава 12

   Глава 13

   Глава 14

   Глава 15

   Глава 16

   Глава 17

   Глава 18

   Глава 19

   Глава 20

   Глава 21 

   Глава 22

   Глава 23

   Глава 24

   Глава 25

 Раймонд Чандлер Высокое окно

   Глава 1

   Глава 2

   Глава 3

   Глава 4

   Глава 5 

   Глава 6

   Глава 7

   Глава 8

   Глава 9 

   Глава 10

   Глава 11

   Глава 12 

   Глава 13

   Глава 14

   Глава 15

   Глава 16

   Глава 17

   Глава 18

   Глава 19

   Глава 20

   Глава 21

   Глава 22

   Глава 23

   Глава 24

   Глава 25

   Глава 26

   Глава 27 

   Глава 28

   Глава 29

   Глава 30

   Глава 31

   Глава 32

   Глава 33

   Глава 34

  Глава 35 

   Глава 36

 Коротко об авторах

*** Примечания ***