КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706108 томов
Объем библиотеки - 1347 Гб.
Всего авторов - 272715
Пользователей - 124645

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

DXBCKT про Гончарова: Крылья Руси (Героическая фантастика)

Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))

По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...

В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
medicus про Федотов: Ну, привет, медведь! (Попаданцы)

По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.

cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".

Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.

Итак: главный

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Dima1988 про Турчинов: Казка про Добромола (Юмористическая проза)

А продовження буде ?

Рейтинг: -1 ( 0 за, 1 против).
Colourban про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно

  подробнее ...

Рейтинг: +2 ( 3 за, 1 против).
DXBCKT про Гончарова: Тень за троном (Альтернативная история)

Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах (ибо мелкие отличия все же не могут «не иметь место»), однако в отношении части четвертой (и пятой) я намерен поступить именно так))

По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...

Сразу скажу — я

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).

Лес проснулся (СИ) [Константин Седов] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Константин Седов Лес проснулся 

Часть 1 Прогулка мертвеца 

Глава 1

В живых я остался только потому, что был самым молодым. Даже смена в дозор не моя была, но старики и так вкалывали по полной, а большая часть взвода вернулись вчера с трехдневного рейда и до сих пор отсыпались.

— Ильинский!

— Я!

— Кадзоев.

— Я!

— Кузнецов.

— Я!

— Дозор, слушай мой приказ. Выдвинуться в южном направлении и обследовать местность. Осмотрите, есть ли проходы через болото? Внимательнее! Приступить к выполнению задачи!

— Есть!

— Кузнецов!

— Я!

— Скиф, ты человек лесной. Что к чему знаешь. Приглядись. Если духи там ходят, то тропинка должна быть натоптана.

— Есть! — я чуть не отдал честь, но вовремя остановил руку, вспомнив, что Пью этого не любит.

Лейтенант Якушев не имел никакого отношения к «Острову сокровищ», никогда эту книгу не читал и скорее всего даже не слышал о ней. Прозвище получил, когда во время зачистки на Тангароа, одной из планет «зоны обитаемости» Бетельгейзе во главе десантного отряда обнаружил и разгромил засевших в горах контрабандистов. Организация у тех была серьезная, не гопники с сигаретами и текилой. Занимались в основном бытовой техникой, перевозя дешевые приводы, электроактивные полимеры для домашних роботов и голографические мониторы. Где-то в глубине гор было плато с пусковой площадкой, откуда по планетам разлетались корабли с незадекларированным грузом. Контора, что прикрывала контрабандистов, щедро одаривала их оружием, поэтому постоять за себя жулье могло. Это одна из причин, почему для борьбы с ними привлекли КДВ. Нас, то есть.

Мы их нашли, раздолбали, доложили и вместе с федералами из отдела по борьбе с контрабандой больше месяца сидели, ждали, когда за нами и за арестованным грузом прилетит корабль. Две недели сидели, честно маялись от скуки, потом, когда стало понятно, что вокруг никого, а сидеть так еще три недели, вспомнили о ла-мендоской текиле, которой среди арестованного груза бытовой техники все же было несколько контейнеров.

Когда спустя неделю, на связь вышло командование и запросило по рации обстановку, Якушев бодро доложил, что все в порядке. Разговаривал он по рации с командующим батальона майором Делягиным, классным дядькой, своим и все понимающим, поэтому был несколько расслаблен и на вопрос, чем сам занят, так же бодро ответил: «Пью».

На том конце провода несколько нервно переспросили: «что»?! И лейтенант Якушев решив, что дело в плохой связи, приложив рацию к самому рту громко повторил:

— Пью!!!

Как выяснилось, на том конце провода, в кабинете Делягина сидело все руководство 109-ой гвардейской космическо-десантной дивизии и внимало.

С тех пор «Як» стал «Пью», но от командования ротой его отстранили и назначили Мишку Ефимцева. Мы его так за своего и не приняли.

Хотя, как «мы»? То задание для меня было первым. Я же говорю, самый молодой.

Отношения с новым командиром у взвода не складывались. Он был классический блатной. Сын генерала Андрея Ефимцева, Михаил никогда не кичился папашей, не колотил понты, с нами был на равных, трусом не был, но мы его все равно не любили. Может потому, что был слишком официален, может потому, что Як-Пью слишком долго возглавлял взвод и никого другого на его месте мы не представляли. Ефим это чувствовал и между ним и Пью часто возникали конфликты. В рамках иерархии, конечно, но все же.

Вот и сегодня они успели с утра сцепиться, так как Пью хотел перенести лагерь на новое место, считая, что здесь мы торчим слишком долго. Лейтенант Ефимцев отклонил предложение, сказав, что пока духов не найдем не хрен дергаться. Мы и эту территорию толком не изучили.

— Да нельзя здесь оставаться. Это их территория, не наша. На нас наткнутся могут. А мы неделю здесь торчим. Еще и на возвышенности.

— Противник не знает, что мы здесь. Расслаблен и к гостям не готов. Они не бойцы даже. А уходить, пока территория не изучена — нецелесообразно. К тому же, поселение с их бабами недалеко. Они не могли далеко от него базу поставить. Нет, лейтенант Якушев, дислокацию менять не будем.

— Лейтенант Якушев? Меня все Пью зовут. Чё ты…

— Отставить! Стоим здесь. Я через часок сам в дозор пойду.

Пью все равно решил сделать по-своему. И в патруль, не спрашивая нового командира, отправил молодых. То есть нас.

Дозорное отделение в лице меня, Сереги и Алана выдвинулось в направлении низкого холма за которым начиналось болото, заросшее чем-то вроде местной осоки, чьи бледные топорщащиеся цветки тянулись над прикрытой туманом землей до горизонта.

Мы только обогнули холм, как взвод накрыло. Били из минометов с северной стороны из той части леса, которую считали непроходимой из-за тесно растущих деревьев и вековых нагромождений валежника.

Но минометы там как-то поместились.

Площадь поражения была непростительно широкой, что показывало, во-первых, правильно обращаться с техникой хунхузы так и не научились, во-вторых, что эти неумехи великолепно ориентируются в местных лесах и болотах, потому что 7ПН-ИК2, автоматически засекающие любое подозрительное движение в радиусе пяти километров, их не разглядел. И на плотность деревьев грешить было нельзя, потому что после нескольких залпов по лагерю ударили из штурмовых винтовок с края опушки, где деревья почти не росли. И сверху их не разглядели, хотя все наблюдательные системы с корабля на орбите были направлены именно сюда. То есть мы тогда так думали. Хотя про корабль позже.

Духов было больше чем нас, и они были готовы к бою, а мы нет. Оружие сложено елочкой, основная часть бойцов спали в платках. Часовых надо полагать, вырезали, иначе духи просто не закрепились бы на опушке.

Взрывом меня откинуло спиной на торчащий из земли валун и я, без того оглушенный взрывной волной, забыл, как дышать. Лицо обожгло и залило кровью. В сознание пришел через пару минут, но пошевелиться не мог. Слышал, как рядом хрипит Серега. Хрипит и болезненно стонет. Слышал, как идет бой в лагере. Ребята, кто остался в живых после первых залпов, похватали автоматы и стали отстреливаться. Какое-то время успешно, так как располагался лагерь на высоте, а бой шел только с использованием стрелкового оружия. То ли мины у духов кончились, то ли своих боялись зацепить. Хотя гранаты применялись активно. Но теперь у духов было преимущество и в людях, и в свободе маневра и через пятнадцать минут все стихло. Потом послышались одиночные пистолетные выстрелы. Хунхузы добивали раненых.

Наше дозорное отделение втроем валялось недалеко от лагеря и не заметить нас уроды не могли. Шаги мягкая земля поглощала, но приближение духов я слышал отчетливо, так как пока они шли, беспрерывно переговаривались между собой. Гнусавая речь, веселые азартные голоса.

Шевелится я уже немного мог, но хорошо понимал, что делать этого нельзя. Убежать все равно бы не получилось, единственный выход — притворится мертвым. Вдруг пулю пожалеют.

Серега продолжал стонать рядом и первый выстрел достался ему. Алана слышно не было, и я был уверен, что его убило минометным залпом. Но духи в этом уверены не были, и раздался еще один выстрел.

Хотя мои глаза были закрыты, я физически чувствовал, как пистолет направлен мне в голову. Кажется, я даже вздрогнул, когда послышался сухой щелчок. Как я дернулся хунхузы не заметили, послышались ругательства и лязг возвращаемого в прежнее положение затвора.

Патроны кончились.

Судя по голосам их было двое. Один продолжал ругаться, второй что-то сказал насмешливо и тут меня схватили за волосы, послышался звук извлекаемого из ножен ножа.

Сейчас мне буду резать глотку.

Я по-прежнему не шевелился. «Вдруг пронесет», да и просто от животного страха не мог двинуться. Даже когда холодный металл коснулся шеи.

С моей шеи срезали серебряный крестик на шнурке, голову небрежно бросили обратно на землю. Забрали оружие, разгрузку, всего обыскали. Расшнуровали и сняли ботинки.

И ушли.

Я пролежал еще не меньше часа, прежде чем встал и шатающимся шагом двинулся к лагерю.

Духи забрали с собой все ценное — оружие, продукты, медикаменты. Утащили рацию. С убитых ребят сняли обувь. Армейские ботинки в здешних условиях — ценность не меньше оружия. Палатки оставили на месте. Тяжелые, разбирать и грузить долго, если не знаешь, как.

Но смотрел я не на разгромленный лагерь, а на тела ребят. Нас было чуть меньше тридцати, высадившихся на планете неделю назад и выдвинувшихся к болотам для добычи сведений о противнике, местности. Четыре дня назад мы обнаружили посреди леса деревню, где жило человек двести, в основном бабы и детишки. Координаты передали на орбитальный крейсер «Генерал Скобелев» и сразу получили задание наблюдать за деревней и продолжать поиски базы хунхузов. Далеко от деревни она быть не могла. Пацаны искали ее три дня подряд, прочесывая с превеликой осторожностью леса, но найти не смогли.

Зато нашли нас.

«Разведбат — это призвание и образ жизни», говорили нам инструктора. «Мы первые солдаты страны и ее последняя надежда», — утверждал генерал Ефимцев. «Самые ненужные из бойцов. Расходный материал. Мясо. Те, кого не жалко, потому что умирать их работа», — цедил сквозь зубы прапорщик Чемерис. И прав оказался именно он.

Тошнило, но хотелось пить. Перебирая ватными ногами, я подошел к контейнеру с водой посреди лагеря и увидел, что он пробит пулей у самой земли. Вода еще оставалась, но на самом дне, и чтобы напиться, мне пришлось приставить к пластиковой стенке опустошенный ящик из-под сухпая и забраться на него.

Заглянул внутрь, с кружкой в руке, которую подобрал с земли и с хриплым криком дернулся назад увидев свое отражение в воде.

Рукой осторожно провел по щеке. Нащупал, как мне показалось, прилипший к лицу большой кусок клеенки и не сразу сообразил, что это моя кожа. Осколок мины срезал ее и теперь она свисала с головы на скулу. Теперь понятно, почему духи не слишком озаботились моим добиванием. За живого меня бы никто не принял.

Напившись воды, пережил несколько минут усилившейся тошноты, но блевать не стал, а стал думать, что делать дальше? В случае невыхода отряда на связь в положенное время, инструкция требовала выждать двое суток и высылать дрон, а уж затем, по результатам, решают, когда высылать разведывательно-поисковый отряд. Да и высылать ли?

То есть, по идее, в первую очередь, нас должны были разглядеть с корабля, но что-то у них не так с наблюдением, раз не заметили приближающихся к лагерю духов. Да и о каких сутках речь? Здешние были не двадцать четыре, а больше двадцати восьми.

Лучше всего остаться здесь. Ждать этот гребаный дрон и спасательный отряд. Но прямо в лагере опасно. Духи могли вернуться. Здесь еще полно вещей. Палатки, мотопомпа и аккумулятор к ней, генератор, куча вполне пригодных ящиков, не полностью выпотрошенный медпункт.

В него-то я и сунулся. Из лекарств там остались только капсулы от поноса. Вытянутые цилиндрики черного цвета не были похожи на таблетки и их не тронули, посчитав чем-то ненужным. На покрытой зеленым пластиком земле валялись костюмы химзащиты, токсикологические маски, перчатки. Разбитые термоконтейнеры с кровью и разорванные индивидуальные пакеты. Духи их вскрывали, не понимая, что это. Мне же было нужно обезболивающее. Первый шок прошел и боль в левой стороне лица усилилась. Осколок фосфорного снаряда содрал с головы мясо, кожу и сразу прижег рану, поэтому крови из меня вытекло не так много. Но боль была такая, что хотелось выть. Да я и подвывал тихонько. Мне казалось, из моей головы вырван кусок, торчит голая кость и тлеет, как окурок. Я даже удивился, когда не увидел ничего такого в зеркале.

Лекарств не было, и я вспомнил, что Стаканыч всегда держал заначку. Даже в рейды умудрялся таскать, убей бог, не знаю как. Нас тщательно осматривали перед высадкой на каждую планету. И не из-за врожденной суровости отца-командира, а чтобы лишней тяжести в челноке не было.

Стаканыч — это не фамилия. Ленька он. Ленька Уваров. И в отношении заначивания любого алкоголя был виртуоз. Еще в учебке, он умудрялся прятать водку в подпотолочных карнизах и в вытяжке на кухне. Здесь на планете, я видел, как он прятал плоскую флягу в ямке под кол, держащий палатку.

Бросился туда, но ничего не нашел. Выемка была пустой. Тогда я бросился искать труп самого Стаканыча, надеясь, что фляга была с ним.

Я не алкаш. Но мне нужно было хоть как-то притупить боль. Я обошел лагерь, осмотрел всех убитых.

Стаканыча среди них не было. Так же не было еще пятерых. Я хоть и контуженный и скрюченный от боли, полностью соображения не потерял.

Вышел за периметр и осмотрелся. Пока бродил, отметил для себя, что духи нас пасли как минимум несколько часов. Засекли, где проходят наши и вычислили местоположение мин. Что боевых, что сигнальных. Потому так близко и подобрались.

Не нашел никого. Осмотрел следы. Хунхузы увели пятерых с собой. Но зачем? В качестве языков? Для обмена? Как рабов? Странно. Им это не свойственно. Они никогда не берут пленных.

Глава 2

Вертажо Эридана или 271 65 AHZ по какой-то там классификации, в которой я ничего не понимаю. На инструктаже нам все это вдалбливали, но эту часть я плохо запомнил. Как и остальных, меня больше интересовал сам противник, его методы боя, условия в которых придется воевать.

Условия — сплошные леса да болота. Вся планета такая. Где-то есть океаны, штуки три, но до ближайшего около пятнадцати тысяч километров, так, что для нас это неактуально. Хотя река и озеро, согласно данным спутников, где-то в той стороне, куда увели ребят, были.

Деревья, самое низкое из которых достигало ста метров, мясистые папоротники в человеческий рост, мутные до черноты болота, уходящие за горизонт, куда у нас хватало ума не соваться. Это и была планета 271 65 AHZ, Вертажо чего-то там. Планет «зоны обитаемости» в этом секторе разбросано много. Но условия по-настоящему схожие с земными, были только здесь, а запущенные на поверхность одними из первых космогеологи обнаружили в болотах особый торф. Исследования показали, что эти бардовые куски земли прекрасный источник энергии. «Красный торф», как его прозвали, по результатам первых экспериментов мог чуть ли не заменить плутоний. Но был совершенно безопасным, более доступным, и что самое важное, гораздо дешевле в производстве. Природный быстровозобновляемый энергоресурс, это ли не мечта человечества?

Обнаружил планету экипаж «Академика Сергея Лебедева», первые исследования проводил Роскосмос, запустивший на ее орбиту «Вегу-87», космогеологи тоже были от них, поэтому Евразийский Союз прочно застолбил Вертажо Эридана и занялся добычей торфа. Это было полвека назад и так как ни одно новое производство не обходится без сложностей, вот и «Ипситорфпром» столкнулся со своими. Во-первых, находилась планета у черта на куличках, а солнечный парус еще не был усовершенствован. Летали с помощью громоздких экранов Фаулера, усиленных обычными ионными двигателями. Поэтому летали долго. И поэтому лететь работать на Вертажо Эридана мало кто хотел. Проблема перенаселения Земли, к тому времени, осталась в прошлом. Человечество активно освоило несколько планет поближе и расслабленно обнаглело. Не привлекали даже высокие зарплаты. Если продолжать их повышать, то это сделает производство не таким уж и выгодным. Прибыль будет, но не та, что хотелось бы нашим хапугам. Вопрос — стоит ли овчинка выделки, не стоял. Понятно, что стоит. Но жаба хапуг все равно душила. И дело не только в рабочей силе. Оборудование, его доставка, установка, организация работы. Плюс специалисты, инженеры, медики, различный техперсонал и еще множество народу, которые, как ни плюнь, необходимы. Все это надо кормить, обеспечивать духовным минимумом и материальным максимумом, чтобы сильно не дергались. И это при том, что лететь до 271 65 AHZ семь лет в каждую сторону. То есть еще и перевозки, как персонала, так и продукта. А уж сроки…

Выход нашли.

Все звали их китайцами, но китайцами они не были. Во всяком случае, сильно обижались, когда их так называли. Какие-то древние обиды с правителями Поднебесной. Не уживались они вместе, ни при династиях Минь, Цинь, Сгинь, ни с компартией и неоднократно воевали. Веке в девятнадцатом, с помощью англичан даже создали свое государство. Но ненадолго. Через три года, англичане же, усмирив Китай и заставив его покупать опиум, отозвали свою защиту и китайцы, вырезав зачинщиков, вернули бунтовщиков под свое крыло. Так что жили чхоме именно в Китае, во всяком случае, частично. В южной части. И частично в приграничных с Китаем странах. Своего государства у них так и не было. Будучи гражданами КНР, Мьянмы, Лаоса и Камбоджи они находились в контрах с ними со всеми. По этой причине, высоких должностей не занимали, были честными работягами. Человечество частично решило проблему безработицы, когда освоило космос, но чхоме не повезло и здесь. Прежде они были заняты в основном в добывающей промышленности, но после того, как с обжитых планет стали поступать руда, ископаемые, сырье всех видов, в том числе и совершенно новое, то остались не у дел. Переквалифицировались потихоньку, кто в смежные профессии, кто в криминал, оставшиеся тихонько бунтовали.

На работу в далеком космосе согласились с радостью. Ехали целыми семьями и уже тогда начались первые разговоры о новом доме, земле обетованной. Но в чем-то это было правдой, а глубины сказанного никто из администрации «Ипситорфпрома» не осознал. Хотя вряд ли чхоме тогда сами имели ввиду что-то криминальное. На Вертажо Эридана все складывалось замечательно. Новоприбывшие оказались работящими, быстро нашли общий язык с русскими инженерами, геологами, медиками. Конфликтов не было. Не было первые двадцать лет.

Присутствовавший на инструктаже, где нам все это и объясняли, проработавший на Вертажо четырнадцать лет машинистом-бурильщиком Григорий Лаврентьев, рассказывал, что до сих пор не может поверить в произошедшее. Он помнит планету, базу, как очень приятное место и чхоме, что ребят, что девчат помнит только такими же приятными.

Синчи Тху прибыл во второй партии. Проработав варщиком торфомассы меньше года, он стал рассказывать соплеменником, что во сне его посещает богиня покровитель народа чхоме. И она поведала ему, что земля эта теперь их новый дом по праву.

В администрации, куда стали доходить слухи, всерьез его рассказы никто не принимал, по понятным причинам. Даже не без юмора рекомендовали психологу проверить, кто там посещает рабочего по ночам и точно ли он варит одну только торфомассу. Мозгоправ первый и забил тревогу. Еще до того, как Синчи Тху пришел на прием, на врача стали косится. Рабочие не просто бросали на него неприязненные взгляды, а еще и что-то злобно шипели, когда он проходил мимо. И причиной оказался именно вызов Синчи Тху на прием. Не смеет какой-то лекаришка сомневаться в видениях пророка чхоме!

Разговор с Синчи Тху ничего не дал. Психолог видел, что он юлил, уклонялся от прямых ответов, пытался перевести разговор. То есть, с этими снами, речь шла не о психологическом или психическом отклонении, а о целенаправленном вранье. И это было бы ничего, многие придумывают себе другую, более интересную, чем реальность, жизнь, если бы не одно «но». Рассказы варщика упали на благодатную почву. Его стали слушать. Рабочие собирались группами, внимательно слушали, потом долго и горячо что-то обсуждали. С руководством стали разговаривать пренебрежительно, надменно и даже откровенно грубо. В один прекрасно ненастный день кто-то из чхоме прямым текстом послал мастера участка, присокупив к ругательствам фразу — «ты чего это на моей земле раскомандовался?!!»

И если до этого на предупреждения психолога администрация внимания не обращала, то после этого начались разбирательства — а, что собственно происходит на благополучном производстве? Немногочисленная охрана, в чьи обязанности, в основном входила функции гонять местное зверье от производства, была переведена на усиленный режим, но спохватились поздно. Управляющий директор торфопредприятия попросил весь персонал собраться в актовом зале. И административно-управленческий, и инженерно-технический. Это потом установили по записям директора, найденным в его кабинете. Аккуратист, он вел собственный бумажный дневник, вместе с официальным электронным журналом. Бумажки сообщали, что он намеревался произнести прочувственную речь о всеобщем братстве, о том, как они все важны друг для друга и что никто не намеревается ущемлять ничьи права. Больше директор не написал ни строчки. Ни на компьютере, ни на бумаге.

Когда контакты с колонией прервались, сначала, опять же, никто не обратил внимания. Связь с дальними колониями всегда была паршивой и ненадежной. Но когда ответа не было больше трех недель, забеспокоились. Первой мыслью было, что на Вертажо Эридана навернулась станция связи и еще почти месяц ждали, когда ее починят. Связисты в колонии были профессиональные, рукастые, с техникой на «ты», поэтому проблем, казалось быть не должно.

Через два месяца после потери связи, когда стало ясно, что что-то происходит, руководство Ипситорфпрома внимательно прочитало последние записи из электронного журнала и подумав, передали их в МГБ, хотя скорее проформы ради. Всерьез, в то, что на планете что-то случилось, так никто и не верил.

В МГБ очень внимательно ознакомились с документами, отметили фразы «неприязненные отношения между представителями…» и «возможная конфликтная ситуация», и отправили на Вертажо Эридана три десантные роты, усиленные минометной батареей.

Тогда впервые была на практике использована новая система солнечного паруса и десантура была на Вертажо уже через два месяца. Тот рейд и в летописи космонавтики так и вошел, как прорывной, инновационный, но это уже другая история. Технологическая.

Корабль завис над планетой, разглядел с орбиты колонию и то, что все рабочие объекты пусты. Окончательных выводов делать не стали, но, то, что дело не в станции связи, убедились. Ее тоже внимательно разглядели. Антенна цела, энергию датчик улавливает. Понаблюдали за беспечно резвящимися людьми внизу, отметив и то, что среди них нет ни одного в гражданской одежде или белом халате. Сплошные оранжевые комбинезоны. Что еще интереснее, у многих в руках автоматы, каковые хранятся только под замком в оружейной. И зверья, против которого их можно применить, вокруг не видно. Это, опять же, ни о чем конкретном не говорило, но еще сильнее приближало к нехорошим выводам.

Десантники высадились ночью. Их никто не ждал в ближайшие пять лет, поэтому все закончилось, даже не начавшись. Не было ни одного убитого ни с одной стороны, а к раненым можно отнести только двух чхоме, которым ободрали животы и спины, когда вытаскивали из щелей между энергоблоками электростанции, куда те со страху попрятались. К слову, работала электростанция на том самом красном торфе. Но это тоже другая история. Технологическая.

Немногочисленных чхоме собрали во все том же актовом зале и стали разбираться. Запуганные мятежники, пряча глаза и беспрестанно кивая друг на друга рассказали. И про Синчи Тху и про его сновидения. И про то, что богиня подарила им эту землю.

— Где административный персонал, инженеры, медики?! Где русские?!! — спросил капитан.

На этот вопрос чхоме не отвечали, только вжимали головы в плечи.

Нашли пропавших, точнее то, что от них осталось, в канаве, за монорельсовым составом, ведущим к пусковой площадке. Звери сильно постарались, так, что толком уже и хоронить было некого. Убивали людей, как выяснилось в ходе разговора, в актовом зале, а трупы потом выбросили сюда.

Десантникам категорически было запрещено трогать пленных и капитану пришлось вмешаться, прежде чем восстановить порядок. Некоторых из чхоме помяли, но не до смерти. Собственно, во время экзекуции и было отмечено, что новых аборигенов не так много, как следовало бы.

Сверились с предоставленными списками и стало ясно, что больше двух третей чхоме отсутствуют. С орбиты их посчитать было невозможно, слишком хаотично перемещались.

Расспросили, в основном с помощью прикладов — где остальные? И чхоме ответили, что остальные представители величайшего народа под звездами, во главе с Синчи Тху ушли в лес искать место для пашен и пастбищ.

Пророк всерьез собирался обживать Вертажо. Из дальнейших расспросов пленных стало ясно, что Тху, конечно рассчитывал на захваченное торфяное производство, как основной доход, но прагматично осваивал и сельское хозяйство. Навыки у чхоме сохранились. Многие летели на планету только-только расставшись с сохой, причем в буквальном смысле. Обработкой пашен и животноводством занимались с малолетства, в его практически первозданном виде и двадцать второй век ничего не изменил.

Несколько дней бойцы КДВ с орбиты разглядывали окружающие колонию леса, но безуспешно. Леса настолько густые, что приборы просто не могли ничего засечь сквозь зеленый потолок. Время от времени тепловизоры фиксировали объекты, но каждый раз это оказывалась местная живность, коей вокруг колонии было в изобилии. Несколько раз, с надеждой вглядывались в обнаруженные скопления красных точек, но при детальном осмотре, это каждый раз оказывались клубки змей. Чхоме ушли настолько далеко от колонии, что, не зная, где их искать, рыскать приборами по поверхности лесам бесполезно. Или они были не чувствительны к термографии. Самое нелепое, что скорее всего последнее, так как спустя неделю чхоме объявились, самым неожиданным образом.

Десантники тупо расслабились. Так всегда бывает при затянувшихся операциях, когда долго ничего не происходит. Чхоме выскочили из леса, с той стороны, которая считалась непроходимой и даже не охранялась часовыми. Выскочили и атаковали минометный расчет, расположенный на крыше одного из заводских зданий. Ставить орудия на мягкой болотистой земле командир расчета посчитал нецелесообразным. Чхоме, человек двадцать, в несколько шагов забежали по наружной боковой лестнице и в упор открыли огонь по бойцам. Те успели огрызнуться, но их было всего полвзвода и полегли все. Чхоме похватали минометы, боеприпасы, стрелковое оружие. В этот момент их накрыли пулеметом с промывочной башни. Потом подключились бойцы, сидевшие на посту в кабине роторного экскаватора. Почти всех атаковавших убили. Но те успели сбросить четыре миномета вниз, опять же с той стороны, которая считалась непроходимой. Там минометы и боеприпасы похватали остальные чхоме и утащили в лес. Погоню снарядили сразу, по горячим следам, но не догнали, а поиски в лесу, где эти черти уже прекрасно ориентировались, ничего не дали.

Минометы — стандартная стотрицатка с возможностью дистанционного управления, которое на этой планете работало через раз. Потом пытались засечь местоположение минометов по радиоканалу, но тоже безрезультатно.

С тех пор прошло шесть лет. Да, чхоме выбили с торфопредприятия, но с планеты они никуда не делись. Жили где-то рядом, а значит возобновить добычу и переработку ценного сырья не представлялось возможным. Торф сразу после этого взлетел в цене, что дало богатую почву для предположений любителям заговоров. Якобы вся эта история с чхоме специально была придумана для того, чтобы подороже продать хранящиеся запасы торфа.

На Вертажо прибыли три мотострелковых батальона 10-ой гвардейской общевойсковой армии, которые заняли колонию и высоты вокруг нее. Колония состояла собственно из торфяного производства, жилых помещений и пусковой площадки. Ждали новых рабочих, которых набрали на удивление быстро и всех — на территории Евразийского Союза. В этот раз назначили такие зарплаты, что самый последний уборщик получал больше менеджера среднего звена на Земле. Ждали рабочих через год, так как доставляли их обычным грузовым транспортом, под который современный солнечный парус пока не доработан.

А вот нас, разведбат КДВ прислали недавно. На сверхскоростных космических парусах. При помощи геологов, географов, биологов, еще ученых и какой-то сингулярности были вычислены координаты «возможного нахождения» мятежников. Наша задача была найти основную часть чхоме. Найти, а затем привлечь тяжелую артиллерию с орбиты или мотострелков.

Пока план реализовывался не очень успешно. Как я уже сказал — нашли нас. Правда именно там, где и указывали ученые. Так, что они как раз не ошиблись.

Глава 3

Больно! Больно!! Больно!!! Сука, больно!!!

Водки я так и не нашел. А еще у меня не было ни оружия, ни даже обуви. Жрать было нечего, но ничего из этого меня не волновало. Левая часть лица горела, щека опухла, глаз заплыл. В дополнение казалось, что болели все зубы и тошнило.

Когда потом спрашивали, зачем пошел вслед за чхоме, отвечал, что из чувства долга и желания спасти товарищей. На трибунале меня спрашивали много, с пристрастием, прилежно не замечая, что между допросами синяков на мне все больше, а зубов все меньше. Я не врал. Я действительно так думал. Но лишь краем сознания. Основная гнавшая меня за чхоме мысль, была такая — у них обезболивающее.

В учебке нам рассказывали про синтрадол. Его действие, когда и как применять. Я служил три года, за это время синтрадол заменили аллилфанолом. По словам пацанов, которым довелось испытать действие обоих препаратов, действовал он хуже, но дольше. За ним я и шел.

Второй проблемой была обувь. Точнее ее отсутствие.

Ножа тоже не было. Духи забрали даже столовые с кухни. Под перевернутым столом нашел черпак, расплющил камнем. Заточил о шершавую половину другого камня. Срезал с колеса полевой кухни два куска покрышки и выстелил внутри корой с ближайшего дерева. Завернул ноги в лоскуты от брезентовой палатки и пусковыми проводами привязал к ним шины.

Работал быстро, поэтому получилось грубо, но прочно.

Как я уже говорил, духи вычистили лагерь, почти полностью. Кроме непосредственно оружия, забрали броники, шлемы с их коллиматорами, рацией и наушниками, хотя все это на планете работало через раз. Связь с самого начала была отвратительной.

Прежде чем уйти, еще раз посмотрел на ребят, лежащих на земле. Ближе всех ко мне лежал Пью смотрящий широко раскрытыми глазами в предзакатное небо. Между глаз чернело пулевое отверстие.

Мыслей не было. Не было ни злости, ни ярости, ни даже желания отомстить. Жалко их было. Почти как себя.

Стараясь не выть, только тихо постанывая, пошел по следам духов.

Увели Стаканыча, Вжика, Цезаря, Ефима и Аку. Двое ранены, но легко. Это я определил по следам. Кто именно, непонятно.

До вечера еще далеко, время к полудню приближается, но когда нырнул в чащу, показалось, что ночь уже наступила. Кроны деревьев закрывали небо от солнца и следы чхоме были еле видны. Если не догоню их в ближайшее время, то духи затеряются в лесу.

Шли они, судя по шагу, не торопясь. Бегать им не от кого.

Я должен был идти крадучись, но шел быстрым пьяным шагом, сдерживая порывы схватится за рану на голове. Схватиться и держать. Как мог, сдерживал и стон.

Через шесть километров нашел втоптанные в землю обертку от сухпаевского повидла и пластмассовую ложечку. Еще чуть дальше, дымящийся костер. Покинутый полчаса назад, не позже.

Совсем не таятся, уроды.

Дальше следы терялись на густо заросшем дырявыми лопухами склоне оврага. Я долго искал, где они в него спустились, потом плюнул и съехал вниз, выбрав на глаз единственное место, где можно было из него вылезти.

И ошибся.

То есть, вылезти там было можно, но чхоме в овраг не спускались вообще. И как только я въехал в грязь на дно впадины, стало понятно, почему.

Сначала я подумал, что это вздыбленные корни деревьев, а их шевеление отнес к последствиям сотрясения. Но когда корни, разбрызгивая жидкую грязь, кинулись ко мне, пришло осознание, что контузия тут не причем.

Местные змеи, это первое, о чем рассказали, когда предупреждали об опасностях планеты. Живут колониями и бросаются на любое движение. Толщиной как поливальный шланг, достигают метра в длину и когда их показывали на экране, казались взбесившимися пружинами. Неядовитые, жертв душат. Причем любого размера, накидываясь на них стаей. И не обязательно с целью заглотить. Или инстинкт охраны территории слишком развит или просто всех ненавидели. Нам показывали на экране, как гады завалили местного оленя. Он их передавил немеряно, топча и катаясь по траве, но это не остановило взбесившиеся шланги и остальные его придушили. До сих пор помню мутный глаз бедной животины, жалобно моргающий из-под копошащейся кучи.

Сейчас они ненавидели меня.

Я бросился к противоположной стороне оврага, и хватаясь за торчащие из стены настоящие корни, попытался выбраться наружу. Подтянулся, схватился за следующую корягу. Ладонь проехала по скользкому, и я полетел вниз.

Первая змея вцепилась зубами в резиновый носок самодельной сандалии и в несколько яростных движений намоталась на ногу. Ступню сдавило будто тисками.

Я сделал глупость и попытался стряхнуть ее, мотая отяжелевшей ногой.

Остальные змеи приближались, летя по грязи, как фигуристы по льду.

Я совершенно не мужественно завопил и снова полез по стенке оврага. Земля сыпалась на голову, комья били по ране, но боль не чувствовалась. Все вытеснил страх. Жидкая грязь на дне оврага кипела и десятки, если не сотни змей летели ко мне со всех сторон.

Карабкаясь по корням, молясь, чтобы больше не попались скользкие, забрался на самый верх. Выбираясь из канавы, ухватился за утопленный в землю камень и он, вывалившись из земли, как орех из грильяжа, полетел вместе со мной вниз.

Одну змею я раздавил точно. Остальные накинулись, кусая руки, ноги, туловище. В грязь я упал плашмя, наполовину утонув в ней, что помешало змеям обвиться вокруг моих конечностей.

Продолжая орать, я вскочил, третий раз подпрыгнув, уцепился за корни и снова полез наверх. На мне висело штук шесть этих тварей. Если бы я пробыл внизу еще секунду, их бы было уже шестьдесят.

Ноги как связанные. Лез, подтягиваясь на одних руках. Правую обвивала шипящая лента и сдавливала, будто стальная, но большинство висело на ногах. Лицо упиралось в стенку оврага, и на голове, беспокоя рану, извивалась чешуйчатая диадема, пытаясь перелезть на шею. И перелезла, когда я, с трудом цепляясь «забинтованными» непослушными ногами за край обрыва, выкарабкался и распластался на траве. Дышать стало тяжело, я засипел, попытался схватиться за пресмыкающееся на горле. Сделать это удалось только одной рукой, вторая уже затекла. Напряг шею, выпятил челюсть и просунул пальцы под живую удавку, оттягивая ее как жмущий воротник. Второй рукой лупил по земле, камням, корням, пока не убил змею на ней, хватка ослабла, и я не скинул гадину с руки.

Дышал сипло, с присвистом, в глазах темнело. Освободившейся рукой ухватил змею на шее за треугольную голову. Она сразу вцепилась в нее зубами, а я стал разматывать упрямо сдавливающие горло, кольца. Моя голова моталась и колотилась обожженной раной о каменистую землю. Чешуйчатое тело терлось о чувствительный шмат кожи.

Орать от вернувшейся боли больше не мог, просто продолжал хрипеть. Стащив с шеи змею, шарахнул ее об землю, как плетку. Дышать стало легче, я заколотил кулаками по обвивавшим немеющие ноги тварям, чтобы их было легче сдирать.

Лежал на земле, с полудохлой змей в кулаке, тяжело дышал и старался не думать о боли. Подбирал мысли, стараясь сосредоточится на нужных — где духи обошли овраг и где теперь искать их следы? Перед глазами покачивались высокие травяные стебли, украшенные гроздьями мелких белых бутончиков. Сквозь них и пришел ответ.

Носки армейские ботинок смотрели точно в мою сторону. Торчали метрах в пятнадцати от меня, из-за куста шиповника или как это здесь называется. Торчали на одном месте, из чего следовало, что обладатель ботинок меня в траве не видел, а значит вышел к оврагу только что, когда я со змеями уже отвоевался.

Я снова перестал дышать, вжался сильнее в землю и не сводил глаз с родной армейской обуви. Может быть, это даже мои ботинки.

Ботинки, тем временем, двинулись в мою сторону. Судя по пружинистой и беспечной походке, дух был не насторожен. Он слышал шум и заинтересовался. Но точно не боялся, так как был уверен, что некого.

Боль опять отошла на второй план. Высокая трава скрывала меня до поры до времени, но через несколько шагов чхоме увидит валяющуюся на земле фигуру в грязном камуфляже. Рядом была только кочка, недостаточно высокая, чтобы служить серьезным прикрытием, но другого не было, и я медленно пополз к ней. Есть выражение — «ходить на цыпочках». Так я полз на цыпочках, отталкиваясь пальцами ног, шевеля тазом и локтями. Я все равно не успевал уползти за кочку и сам чувствовал это, поэтому на полпути замер.

Чхоме в измазанной брезентовой куртке прошел в десяти шагах от меня и остановился у края оврага.

Думаю, он меня не заметил, потому что посчитал частью ландшафта. Я весь был в грязи и выглядел, как продолжение кочки.

Первая мысль была скинуть его в овраг. Вскочить, подбежать, благо расстояние всего ничего и толкнуть. Искушение было так велико, что у меня мышцы напряглись, автоматически готовясь к рывку. Но потом сквозь замутненное болью сознание, постучалась мысль, что, во-первых, полетит он с криком, а вряд ли остальные далеко. А во-вторых, мне нужно было его снаряжение.

Из собственного снаряжения не было ничего. В руках только змея, которая вдруг начала шевелиться.

Метр я еще полз, чтобы между духом и пролеском, откуда он вышел, оказалось дерево. Вдруг кто-то смотрит оттуда. Потом подскочил к хунхузу сзади, набросил змею ему на шею, повернулся влево и закинул чхоме себе на спину.

Я подождал секунд десять после того, как дух перестал дергаться, прежде чем швырнуть его вместе с теперь уже окончательно сдохшей змеей, в траву. После чего, первым делом не автомат схватил, а полез в разгрузку и подсумок ища медукладки. Одну, как правило, хранят в разгрузке, другую в подсумке.

Все подсумки этого кретина был забиты плитками шоколада и гематогена! Все!!

Матерясь и шипя от боли и разочарования проверил разгрузку. Пальцы погрузились в открытую рисовую кашу с говядиной, недоеденный пакет которой этот придурок положил в карман жилета.

Не было ни запасных магазинов к автомату, ни гранат, ни аптечки. Хунхуз был полностью загружен жратвой. Во фляге и то лимонад.

Я схватил автомат, проверил приклад, на который новички иногда наматывали жгут, считая это форсом, якобы для более быстрого доступа, в случае ранения. Внутрь вкладывали ИПП.

Это была одна из первых вещей, от которых отучивал прапорщик Чемерис в учебке, объясняя, что кровоостанавливающий жгут натянутый на приклад, быстро высохнет, потрескается и станет непригодным. К тому же автомат можно потерять, а вот разгрузку сложнее.

Не было у этого придурка ни хрена! Не то, что аллилфанола или дипиронитрита, которым можно было бы обеззараживать рану, у него вообще не было никаких лекарств! На лимонад, что ли выменял?!

Дальше, хуже. Автомат был пуст. Патронов не было ни в магазине, ни в стволе.

Я врезал дохлому хунхузу по морде пару раз. Просто со злости и стал рассматривать трофеи.

Обычный АЛ-81. Автомат Левашова или Юрмаш по индексу ГЕАУ. «Леваш» или «Юрка» как его называли мы. Перед высадкой нам выдали «тихого Юрку» с интегрированным ПБС, так как планировалось проведение бесшумных операций. Он и так тяжеленный, а уж с глушителем на весь ствол и вовсе весил больше пяти килограммов.

Бронежилеты, после того, как их начали не столько изготавливать, сколько выращивать на основе гелия и биотехнологий, стали почти непробиваемыми из стандартных винтовочных калибров. Это было особенно заметно после войны на Ронго в 2170 году. Тогда и был объявлен конкурс на штурмовую винтовку под калибр 8.6x70 для автоматов и на пистолет для десятимиллиметрового патрона. Новый пистолет Заболоцкого, он же «зяблик», как и новый автомат, был на редкость огромным, но отдача, несмотря на используемый патрон, слабая. Гасилась системой сбалансированной автоматики. «Зяблик» сразу пришелся бойцам по вкусу, во многом и из-за слабой отдачи, высокой надежности и продуманной рукояти. В руке сидел как влитой. Было у него еще одно прозвище. Официально пистолет назывался ПЗ — 10, так что неофициальное родилось само-собой и очень быстро. Произнесите название пистолета быстро и поймете какое. И в КБ и в Минобороны, как-то прозевали этот момент, но менять ничего не стали. Все уже было утверждено, подписано и ушло, как в армию, так и на гражданский рынок. И пистолет, и прозвище. Впрочем, прозвище, подходящее.

Но у этого духа «зяблика» не было. Лишь штурмовая винтовка с пустым магазином и лазерный целеуказатель. Значит автомат Ефима. Такая штука только у него была. Любил пофорсить. Указатель, не то, чтобы бесполезен, но на планете, как и вся хитрая техника, работал через раз.

Сняв с духа нож «сангар», заметил у него за поясом, держащим штаны из грязной смесовой ткани, необычный ствол. Такие только в старинных фильмах видел. Эта древняя модель называлась 1911 и лет двести назад, ее изготавливали сразу несколько оружейных производителей.

Полностью металлический с надписью Remington на кожухе-затворе, пистолет выглядел странно чистым и даже блестел. Странно это было потому, что на вооружении он последний раз стоял те же двести лет назад. Еще лет пятьдесят продавался как гражданское оружие, но потом был вытеснен с рынка новыми моделями.

Еще страннее то, что вот как раз этот древний экспонат был заряжен. Правда, всего тремя патронами, но все же. Я и не знал, что к нему патроны до сих пор выпускают. 45 калибр давно стал древностью даже на гражданском рынке. Проверил патроны. Чистые, блестящие. Не старье.

Где он все это взял?! С собой на планету привез, что ли? Еще, когда как рабочий ехал?

Решив оставить разгадку на потом, еще раз врезал хунхузу по морде, и чтобы больше к этому вопросу не возвращаться, провел его же ножом по его же горлу. Хотя нож, как раз из наших.

Последним разочарованием стала обувь. Ботинки оказались на два размера меньше, так, что точно не мои.

Относительно вооруженный, в самодельной обуви, я двинулся в ту сторону, откуда выскочил этот чудик.

Чтобы хотькак-то отвлечься от боли, задать ритм и держать дыхание бурчал себе под нос кричалку. Неуставную.

Я пришел к тебе с приветом,
Рассказать, что солнце встало,
Что оно горячим светом
По листам затрепетало

Глава 4

Когда до 14 лет живешь в лесу, то огромное количество вещей тебя не интересует. И только по одной причине — ты не знаешь об их существовании. Отец вовсе не был очень строг со мной, наоборот, мне позволялось почти все. Я, например, мог играть сколько угодно с собакой, точнее собаками, ибо у нас их было семь. Два волкодава, сенбернар, кавказец и три дворняги. Две размером с легковую машину и третья, мамина любимица, помесь болонки, мопса и подозреваю, что крысы. Из дома она почти не выходила, большую часть времени сидела перед стеклянной дверью, беспрестанно тявкая на собратьев постарше, прекрасно осознавая, что те ее не достанут.

Недавно вспоминал то время и отрешенно подумал, что забыл, как их зовут. Всех, кроме здоровяка Гарибальди. Когда я в возрасте пяти лет, заблудился в лесу, погнавшись за стрекозой, за мной пришел именно Гарибальди. Темнота наступила очень быстро, и лес, который из окна прежде казался привычной сказкой, стал чужим, злым и полным странных и страшных звуков. Лохматый Гарибальди выскочил из темноты, тихо поскуливая, облизал мое заплаканное лицо и беспрестанно оглядываясь, пошел вперед. До сих пор помню хвост, прыгающий на уровне моих глаз, как дворники на машине. Наверное, поэтому и запомнил его имя.

Дом вспоминался часто. Дом посреди леса. Одноэтажный, но большой. Грубо собранный со стеклянными дверьми, показывающими с небольшим интервалом картины живописцев прошлого. На этом настояла мама, которая очень переживала, что я вырасту дикарем, а на сенсорном рулоне только играл, да мультики смотрел. Еще вспоминалась кровать. Очень удобная по сравнению со шконкой в камере, где спал сейчас.

Отец был уверен, что занимается моим воспитанием. «Отжимайся, приседай, подтягивайся». «Чему равен корень от частного?». «Балбес!». «Бросок отработай, влево колено дави, а не от себя», «В лесу родился, в лесу и помрешь. Читай, давай!». Но мама считала иначе, и мне все же, пришлось идти в школу. В 14 лет, впервые.

Учился я до этого интерактивно, по программам оренбургской утилитарно-прикладной гимназии. Но мама боялась, что я не научусь таким образом, общению со сверстниками, что, безусловно, загубит мою дальнейшую жизнь. Всю жизнь звал ее «мама». Слово «мать» коробило.

Родители долго определялись со школой, выбирая между Пермью и Уфой. Меня не спрашивали. Наконец, выбрали подходящую в Екатеринбурге, и я «пошел в люди». Сразу в старшие классы и сразу не нашел языка с одноклассниками. Я, в буквальном смысле слова, жил всю жизнь в лесу. Из гостей, к нам выбирался лишь папин коллега Мирза, приезжавший то по работе, то по праздникам, поэтому из друзей у меня были только его дети — Сабит и Алия. Когда мне было девять лет, принял твердое решение, когда вырасту, женится на Алие, хотя ей было уже почти двенадцать. Через год Мирзу перевели на другой участок. После полугодового общения с Алией по сенсору, мы поняли, что не подходим друг другу и решили расстаться. Она ушла к какому-то Артему, я к Гарибальди.

Одноклассники первое время меня не то, чтобы не любили. Они просто не держали меня за человека. Не в том смысле, что презирали, а просто не расценивали, как гомо сапиенса. И уж тем более, как одного из них.

Мое детство, проведенное в походах и рыбалке, теперь и мне самому, казалось проведенным на другой планете, хотя впервые я покинул Землю, уже будучи в рядах КДВ.

Однокашники не понимали меня, я не понимал их. Прежде я казался себе, вполне современным подростком, слушающим современную музыку, выращенному на современных фильмах. Но в ряды сверстников не вписался. Первый день в школе хорошо запомнил.

Школьный коридор на большой перемене напоминает улей. Много пчел, все жужжат и имеют озабоченный вид.

— Это ты в лесу живешь?

Я удивленно обернулся. Удивил даже не идиотский вопрос, а интонация с которой он был произнесен. Пискляво и высокомерно одновременно.

Тощая, в сетчатой майке на футболку с прорезью на груди. Очень вызывающе и модно. Смысл в том, чтобы продемонстрировать полушария. Вот только пискле демонстрировать было нечего. А маечка делала ее похожей на запутавшуюся в сетке селедку.

— Чего молчишь? — продолжала пищать она, — это ты из леса?

— Я из лесу вышел, был сильный мороз, — задумчиво ответил я.

— Сейчас же сентябрь еще, — удивилась пискля, — ты с Игарки, что ли? С фотовольтаической станции?

— Почему именно со станции? — уже удивился я. — Игарка большой город.

— Да. Но только на станции предки зарабатывают так, чтобы их чадо в эту школу угодило. Сюда плебеям не попасть.

Я тогда, наверное, впервые в жизни задумался, чего стоило родителям мое обучение.

— Просто про тебя тут разговоры ходят, что ты сын лесничего или типа того. Все удивились.

— А сын лесничего — это плохо? — уточнил я.

— Да при чем здесь «плохо» или «хорошо». Просто существует определенный круг общения, куда не могут попасть некоторые типажи людей. — И почти извиняющимся тоном добавила, — Ну не сможет же сын лесничего поддерживать разговор в компании людей, выше его по уровню интеллекта. Но раз ты из Игарки, со станции…

— Правильно говорить «лесник», — вежливо перебил я. Мой отец отвечает за определенный участок малонарушенных территорий леса. Лесосека и лесопосадка. Охрана территории, отслеживание популяции диких животных. Часто употребляется термин «егерь». А Некрасова в вашей компании высокоинтеллектуальных людей знают?

— Это Костян что ли? Из десятого «в»?

— Нет. Он Колян, — я все ждал, пока она извинится или хотя бы смутится.

— Тогда не знаю. Значит егерь… О, Вероника, подожди!

Пискля сорвалась с места, мгновенно забыв обо мне. Догоняла она невысокую брюнетку, вальяжно шествовавшую по коридору.

— Вероника, смотри! — пискля достала красную пузатую коробочку и продемонстрировала содержимое.

Эта Вероника с авторитетным видом выудила из коробочки блестящую цепочку.

— Отец с Кеплера передал, — пискля ждала одобрения от брюнетки, — там добыча и производство дешевле.

Вероника критично рассматривала инопланетное золото, а я рассматривал Веронику. Сердце заколотилось. Невысокая, с хитринкой в глазах и очень красиво оттопыренными ушками. Она же меня не видела. Только цепочку.

— Ты куда уставился питекантроп?

Пухлогубый парень с золотым локоном, спущенным на лоб напоминал херувима. Подошел сбоку и нахально разглядывал в упор. Такое самоуверенное и ухоженное хамло мне прежде попадалось на киноэкранах, где изображало резких ребят. Или плохих, которых эффектно бьет в челюсть герой, или очень плохих, с которыми эффектно целуется главная героиня.

Мне захотелось ударить его в челюсть.

— Для начала, кто спрашивает?

— Я тебя спрашиваю, чмо немытое! Куда уставился?! Со своих гор спустился, ходи тихо, смотри в пол! Если понадобишься, позовут. И гляделки спрячь, пока тебе их фонарями не украсили!

Кровь бросилась мне в лицо. Со мной никогда, и никто так не разговаривал.

— Ты понимаешь, что за такие слова надо отвечать?!

— Я тебе сучок и отвечу и в бараний рог закатаю, а потом еще и на машине перееду. Испачкаюсь, конечно, но что поделаешь. Ты это… в следующий раз, душ прими. Я тебе каждый раз, когда ты рот раскроешь или уставишься, куда смотреть не надо, рыло чистить буду. Будь чистым, чтобы я не сильно пачкался.

— Игорь, что у вас там? — брюнетка оторвала глаза от цепочки и смотрела на нас.

— Все хорошо, милая. С новичком знакомлюсь. Он неопытный, ничего не знает, а я объясняю. Учу фульмара жизни.

— Кого?

— Фульмара. Это по-итальянски. Ты же знаешь, как я люблю Италию.

— Слышишь, итальянец, — я был уже взбешен. — Пойдем-ка, выйдем. Я тебя тоже кое-чему научу.

— Пошли дорогой, пошли, — он покровительственно хлопнул меня по спине.

Я скинул руку и повернулся к нему спиной, направляясь к выходу. Этого делать не стоило.

Удар был такой, что в глазах потемнело. Я упал на четвереньки, перед глазами все кружилось и тут меня еще пнули в живот и сразу по рукам, лишив опоры.

Я проехался носом по грязному школьному коридору, рядом шлепнулся сенсорный рулон.

— Шабалов!!!

Перед глазами возникли каблуки.

— Да, Рината Камаловна.

— Ты опять дерешься?!

— Я?! Рината Камаловна. Здесь нет никакой драки, уверяю вас. Новенький споткнулся. Ему у нас неуютно, все непривычно. Только с гор спустился. Глаза разбегаются. Вот и споткнулся.

— Шабалов. Это плохая привычка, всех вокруг за дураков держать. Ты бы хоть врал не так шаблонно.

— Как умею, — вздохнули над моей головой, — но, говорю вам. У него с глазами непорядок.

— А ну, пойдем-ка.

— За вами Рината Камаловна, хоть на край света, меня, правда, смущало, что вы учитель, а я ученик, но ведь это условности, и я рад, что вы сумели через них переступить.

Вокруг заржали.

Шабалов ушел вслед за каблуками, а я с трудом вставал. Болели затылок и руки. Подняв голову, увидел перед собой Веронику и писклю за ней. Пискля смотрела, даже не пренебрежительно, а как на стенку, мешающую пройти.

— Постарайся не обижаться на Игоря, — говорила Вероника сдержанно, не сочувственно, и я был благодарен ей за это. — Он неплохой человек, хотя тебя сейчас трудно в это поверить. Просто излишне ревнив.

— Итальянцы вообще, говорят, горячие, — я стряхивал грязь с коленей.

— Раз жизни был в Милане, и теперь каждый свой разговор начинает с фразы, «вот когда я был в Италии». Особенно с незнакомыми людьми. Пожалуйста, не обижайся.

— За Италию, наверное, не буду. А вот удар исподтишка простить сложнее. Не по-мужски.

— Говорю же. Ревнив слишком. Хоть я и не даю поводов.

— Скоро повод у него появится.

У пискли открылся рот и округлились глаза. Вероника подняла брови:

— Ты влюбиться успел, когда на пол летел?

— Не в тебе дело. Я его проучить собираюсь.

— Девушкам такого не говорят, когда хотят завоевать.

— Говорю же. Не в тебе дело. А тебя просто влюблю.

— Дурак. Слишком в себе уверен.

— Нельзя быть «слишком» уверенным. А я еще и обаятелен.

— Заметно, — усмехнулась Вероника.

— Вот и хорошо. Начинай потихоньку влюбляться.

— Пока не вижу причин.

— У тебя глаза красивые, — я кряхтел и морщился, гладя себя по ребрам. Пинок был очень силен, но ничего не сломано, кажется.

— Слабенько. Поработай еще. — Она засмеялась и прошла дальше. Пискля, не сводя с меня круглых глаз, семенила за ней.

— Ничего, я не тороплюсь, — крикнул я вслед.

— Нахальный лесничий.

— Он егерь, — проинформировала подругу пискля.

Глава 5

Главное — это концентрация, повторял я себе, передвигаясь от дерева к дереву и стараясь не слишком высовываться из травы. Кусок кожи, срезанный с макушки, свешивался рваными лохмотьями, закрывал левый глаз, мешал видеть и сосредоточится. Боль не утихала ни на мгновенье, и я боялся вырубиться.

Оставив труп чхоме у оврага и пройдя метров сто, пока никого не встретил. Но упрямо шел дальше, — не мог он далеко от остальных уйти. Отпечатки ног убитого мною духа вели правее, чем я собирался искать остальных, так, что это даже хорошо, что я на него наткнулся. Время сэкономил. Иначе с полчаса бы еще блуждал, ища следы.

Левую руку непроизвольно держал у лица, защищая рану от веток папоротника, поэтому чуть было не пропустил огонек. Вспышка мелькнула сквозь зелень неожиданно близко, и я замер. Получается, я уже метрах в десяти от них.

Медленно опустился на землю, внимательно выглядывая мины и часовых. Ничего не заметив, пополз в сторону, стараясь найти растяжки. Не обнаружив, по-пластунски подлез ближе к источнику света и прижавшись к дереву, осмотрелся. Странное место духи выбрали для привала. Поляна в лесу, по сути, открытая площадка, а вокруг кусты и деревья. Мины не установлены, даже часовых не поставили. И вот эти вот идиоты нас накрыли! Обидно.

Костер горел посреди лужайки. Необходимость в нем была относительной, но духи, в полутьме закрывавшего солнце леса, так не считали. Они развалились в непринужденных позах вокруг. Я насчитал семерых. Автомат держит только один, но у остальных они под рукой. Два тюка, наверняка награбленное из нашего лагеря. И вытянутый мешок, который задергался, когда один из хунхузов лениво его пнул.

Пленный. Кто-то из ребят. Почему один? И где остальные духи? На лагерь напало не меньше полуроты.

Сидевший у самого костра чхоме поднял автомат и стал что-то объяснять остальным. Те рассмеялись. Говоривший загорячился, стал стучать по магазину, затем пихнул пакет, полез в лежащую рядом сумку и стал копаться. Но я смотрел на другую сумку. Рядом.

Он отодвинул СМВ. Санитарная сумка, набитая всевозможными лекарствами, в том числе и обезболивающими. Ее Витек таскал. Ныне покойный.

Боль в левой части головы обострилась. Так себя, наверное, наркоманы чувствуют, когда видят недоступную дозу. Хотя кто его знает, что там наркоманы испытывают, но вряд ли ту же дикую боль, что я сейчас.

Семеро. А у меня только три патрона к старому пистолету…

Справа от меня зашуршало и прямо над моей головой кто-то гортанно заорал.

Я замер, уверенный, что меня обнаружили. Резко повернул голову, собираясь вскочить, но вовремя остановился. Один из духов стоял с другой стороны дерева и кричал в сторону оврага. Значит их восемь. И чудо, что восьмой меня не заметил, когда я тут кругами ползал.

Восьмой, тем временем, опустил приложенные ко рту руки, поправил автомат на плече, озабоченно покачивая головой, вернулся к костру и сел рядом с остальными на землю.

Выкрикивал, надо полагать, сладкоежку, которого я придушил.

Сумка. Обезболивающее.

Восемь духов с автоматами.

Три патрона и нож.

Нож «сангар». Общая длина 280 мм. Толщина обуха 6 мм. Двусторонняя гарда для лучшего проникновения при тычке. Неудобная рукоятка из черного или зеленого пластика. И я не припомню, чтобы нож, когда-то в боевых действиях участвовал. Ножом вскрывают консервы, режут ветки и колбасу, но не слышал, чтобы до боя доходило. «Анахронизм-бля», как сказал бы прапорщик Чемерис, качнув клинок кистью и перехватив для удара.

Нам выдали-то его по инерции. Лет пятьдесят назад, нож даже вычеркивали из списка снаряжения десантника, так как проведенный анализ боевых действий показал, что на сто тысяч погибших, нет ни одного, в кого бы воткнули нож. Все войны, во всех мирах, проходят на дистанции. Далекой, средней или близкой, но дистанции. Нож оружие улиц. И то среди бедноты. Купить бандюге пистолет при желании несложно. Ножом же убивают по квартирам, во время пьянок. И не тактическим «сангаром», а кухонным китайским режиком.

Не нужен десантнику нож! Только тяжесть лишняя.

Потом спохватились, что консервы, жестяные или и картонные, бойцу надо как-то открывать. А ключ-язычок оторваться может. И сало с колбасой резать надо. И лагерь ставить — ветки рубить, колья затачивать, веревку отрезать и даже определять нахождение самодельной мины в земле, без примингдетектора, который несмотря на заявленную надежность, имел дурацкую привычку ломаться на каждой новой планете.

Ножи десантникам вернули. Новая модель «сангар» делалась незатейливо. За основу взяли старые образцы «НР», «вишня», «якут» и какая-то то ли «шведка», то ли «датчанка». Высокотехнологичная нержавеющая сталь, с добавками. Так как речь шла о военном снабжении, то подразумевалось, что выдают нам оружие. Хотя даже по ведомости нож шел, как хозяйственный инструмент. Нож — не оружие. Во всяком случае, последние двести лет.

Лет двадцать назад в курс боевой подготовки вернули рукопашный бой. И даже не потому, что считали необходимым обучать нас мордобою, а в качестве обучающей суровости дисциплины. А то вдруг нам жесткости не хватает.

Еще через три года вернули навыки ножевого боя. Именно навыки, даже тогда не считалось, что нож — это оружие.

Но у меня, кроме пистолета с тремя патронами был только он.

Приказывая себе не торопиться, я выстраивал безрассудный план атаки. Безрассудный план безрассудной атаки.

Подползти еще чуть ближе. Очень хорошо, что часовых нет и, что духи расслаблены. Несколько мгновений обдумывал, может выдать себя за того сладкоежку, которого оставил лежать у змеиной ямы? Потом отказался от этой идеи. Одежда другая, и ростом я выше. В лесной полутьме меня почти, наверняка окликнут, ответить не смогу, чем вызову подозрения. Да и походка другая. Они это отметят, пусть и подсознанием. Ползком я ближе подберусь.

Дождаться бы, пока уснут. Но спать они не собираются, по всему. Просто отдыхают. И скоро пойдут искать пропавшего, если не совсем идиоты.

Когда сосредотачиваются, принято закрывать глаза. Я же впился немигающим взглядом в восьмерых человек на траве. Девятого, пленника не считаем. Распределены вокруг костра не равномерным кругом, а растянувшись вдоль заросшей клевером насыпью.

Три патрона. 45 калибр, убойная вещь по меркам прошлого-позапрошлого века, но в нынешнем заканчивающимся двадцать втором, почти не используется. С другой стороны, бронежилетов на духах нет. По пуле каждому, нормально. Надо бы целиться в голову, чтобы наверняка, но попасть будет трудно, тем более при скоростной стрельбе. Лучше в альфу.

Стрелять надо в тех, что дальше. По оставшимся пятерым, вблизи, работать ножом… Бред! Не получится! Эффект неожиданности, это хорошо, но противников слишком много. После выстрелов они начнут вставать. Первого можно сразу на подъеме ножом в солнце, второго по шее… он спиной, как раз успеет повернуться… Нет!

Даже если получится, останется трое. Как бы растеряны не были, у них автоматы в зоне досягаемости. И любой достанет меня. Надеяться, что они у них не заряжены, как у сладкоежки, слишком самонадеянно. Тот, по всему, просто лопух, с этими своими шоколадками. А эти уже бывалые. Даже со скидкой на дилетантское обустройство лагеря. Им надо будет просто нажать на курок. С такого расстояния не промахнутся. Тем более их останется трое.

Тогда первым выстрелом кончаю ближайшего. Того, в камуфляжном жилете, одетом на рубашку с надписью lucky beggar. Две оставшиеся пули его ближайшим соседям. Тем, что у костра, рядом с пленным. Хватаю автомат Лакки и луплю по оставшимся. По степени опасности каждого к тому моменту. Все это ненадежно, но выхода другого нет. Я сейчас не придумаю больше ничего. Голова болит. Все болит! В крайнем случае, просто сдохну по-быстрому. Я не протяну еще несколько часов с этой болью.

Стараясь не задеть разодранные висок и щеку, подполз к той стороне опушки, где противник был ближе. И впервые разглядел пленного. Ефим. Лейтенант Ефимцев. Он лежал с кляпом во рту. Голова в крови, глаза закрыты, но грудь вздымается.

Я подполз к дереву, встал со своей стороны, вытянул до половины нож из ножен. Вдруг все-же понадобится.

Проверил Remington 1911. Первый патрон уже был в стволе, осторожно сдвинул предохранитель вниз, повернув голову, еще раз взглянул на дислокацию. Все ввосьмером спиной или боком ко мне.

По веткам прошел ветер. Деревья зашелестели, заскрипели. Ухнула неизвестная птица. Пора.

Одним движением я выскочил из-за дерева, вскинул ствол, взял на мушку надпись на спине, точно между буквами «y» и «b», нажал на спусковой крючок.

Тихо щелкнула осечка.

Один из хунхузов достал сигарету и потянулся к огню. «Lucky» стал лениво оборачиваться в мою сторону.

Запрыгнув обратно за дерево, я мысленно материл древний пистолет. Сумасшедше колотилось сердце.

Прислонившись спиной к дереву, сполз на землю и краем глаза выглянул.

Лакки смотрел в мою сторону без настороженности, с легким любопытством. Он что-то слышал или видел, но не понял, что.

Единственный плюс — боль опять прошла. Адреналин.

Осторожно оттянул затвор, поймал выскочивший патрон, вставил обратно в магазин. Если будет еще одна осечка, мне конец. Мозг с невероятной скоростью просчитывал варианты. Может выстрелить издалека, полностью не высовываясь? Если сработают патроны, то троих я выведу из боя. Дальше в лес. Остальных пятерых, что бросятся за мной, запутать, разделить, а потом по одному кончить. Они здесь хоть и давно освоились, все же по сути гражданские, пусть и взявшие оружие и получившие некоторый опыт…

Нет. Пятеро с автоматами. И лес знают, в отличие от меня. Наш лагерь нашли и зачистили вполне профессионально.

Все-таки сейчас. Руки дрожат.

До первого духа менее пяти метров.

Я вынырнул из-за дерева.

Хоть и собирался стрелять в торс, первый выстрел руки автоматически произвели под кепку. «Lucky» не успев ни встать, ни полностью повернуться уронил голову с дыркой во лбу.

Сделав быстрый шаг вперед и в сторону, еще дважды выстрелил. Я всегда неплохо стрелял. Отец учил с самого детства. И из винтовки, и из пистолета. В армии навыки улучшили, и я считался лучшим стрелком в дивизии. Говорю без хвастовства. Над кроватью в казарме у меня висели вымпелы победителя по стрельбе с армейских соревнований в Ростове, Пскове и Омске. Меня даже в снайперы чуть не определили. Помешало, то, что руководству 109-ой требовался такой стрелок, как я, и для отчета, и для дела. Поэтому при распределении я сразу, с тумбочки суворовского, ушел в космодестантники, и даже не марксманом, а сапером-разведчиком. Они просто были нужнее.

Оставшиеся две пули ушли точно в цель. Один дух упал сразу, второй с остекленевшими глазами покачнулся и пытался снять автомат с плеча. Вместе с ним и упал в траву.

В ленивой тишине поляны выстрелы прозвучали оглушительно и на долю мгновения ошеломили хунхузов.

Я отбросил пистолет и спринтерским рывком летел к мертвому «Lucky». Схватил автомат из-под его руки…

Оружейный ремень застрял под трупом.

Пятеро духов вскакивали со своих мест, хватали и поворачивали в мою сторону автоматы.

Я рухнул на колено, вскинул, нежелающий подняться выше живота, автомат убитого и короткими, по два патрона, тихими очередями автомата с глушителем, свалил еще троих. И тут в автомате кончились патроны, а мне в голову прилетела пуля.

Кто этих придурков воевать учил?!! В штурмовой винтовке всегда должен быть полный магазин! Полный!!! А не семь патронов!

Пуля задела правый висок по касательной и отрикошетила в сторону. Голова дернулась, кожу обожгло, я полетел на землю. Над головой продолжали лететь пули.

Я вскочил как Ванька-встанька, в метре от себя увидел целящегося духа и вздрогнул, когда вместо выстрела его автомат сказал «клик».

Нет, им точно надо пройти «курс молодого бойца». После боя в лагере они не заменили магазины. Первый урок курса я решил преподать прямо сейчас. Первый и последний.

Выхватив «сангар» я кинулся на хунхуза с пустым автоматом. Он, не сводя с меня, круглых, как блюдца глаз, поочередно нажимал курок и дергал затвор. С каждым лязгом вскрикивал, быстро и тяжело дыша.

Я поднял руку с ножом, целя ему в глаз, он рефлекторно закрылся автоматом и получил клинок в открывшееся правое подреберье. Умер сразу и пока я вытягивал из раны нож, мне прилетела вторая пуля. В плечо.

Боль я не почувствовал, просто крепкий тычок, но этот тычок опрокинул меня назад на один из трупов. Я хватался за землю, за труп, за заросшие мхом и грибами корни деревьев, между которыми упал. Начал вставать, но «труп» вдруг схватил меня за рубашку и за волосы, и потянул к себе.

Я вырывался, но оказавшийся живым хунхуз, один из тех, кого я срезал автоматной очередью, навалился на меня, тянулся к горлу и что-то мычал. Я пытался ударить его ножом, но нас плотно прижало друг к другу, и я никак не мог развернуть руку для удара.

Тихая стрельба наверху прекратилась, но ненадолго. Через мгновение, последний из оставшихся на ногах духов появился над нами и вскинул автомат.

Я взвалил на себя хунхуза, вцепившегося мне в горло и почувствовал, как он задергался под выстрелами. Но калибр 8.6x70, как уже говорилось, был выбран, чтобы пробивать бронежилеты, поэтому сквозь человеческое тело пули прошли легко, и я снова почувствовал тычки. Задрожала рука. Как ни странно, опять никакой боли и конечности не онемели.

Стрельба прекратилась. То ли последний оставшийся в живых хунхуз ужаснулся, что своего подстрелил, то ли посчитал дело сделанным. То ли и у этого дебила до кучи, патроны кончились.

Искать ответ я не стал, равно, как и дожидаться второй очереди. Скинул с себя труп и в лучших кинотрадициях метнул нож в противника.

Противнику обрызгало кровью лицо, которой был измазан нож. А сам клинок пролетел мимо. Мимо и криво. Короткая очередь, прошившая хунхуза на мне, попала в нож. Поэтому я и чувствовал тычки, дрожание руки, но остался жив.

Дух дернул головой, уклоняясь от ножа, вновь вскинул автомат, но я уже выпрыгивал на него, отвел ствол в сторону, выстрел ушел в землю рядом с ногой.

Мы покатились по земле. Боль в плече, куда попала пуля, не чувствовал, но двигать той рукой было сложнее. Хунхуз пытался высвободиться, изворачиваясь, развернулся в моих недружеских объятиях, но только облегчил задачу по собственному удушению. Я взял шею в замок и откинулся назад.

Дух выронил автомат, захрипел, заколотил по моему предплечью. Может, решил, что мы в зале? И я его теперь отпущу, раз он сдается?

Противник кинулся-качнулся влево и захлопал по земле, ища автомат. И тут начал подниматься один из подстреленных вторым пистолетным выстрелом. Он шатался, держал руку у живота, из-под руки густой струйкой лилась кровь. Громко застонал, обвел поляну мутным взглядом, увидел борющихся нас и вяло двигаясь, встал на четвереньки.

Я усилил захват, надеясь побыстрее закончить здесь и заняться очередным ожившим, но чхоме с которым мы играли в обнимашки, дотянулся наконец до автомата, и я получил прикладом по голове. Плашмя. Не очень сильно. Но по левому виску. Ободранному и обожженному.

Я взвыл от дикой боли и чуть было не разжал руки, но выдержал. Как и следующий удар. Третьего не последовало, хунхуз стал обмякать, я подождал еще несколько секунд и только начал разжимать руки, как получил еще раз прикладом по ране. Я опрокинулся, руки разжались и дух выскользнул из захвата.

Новый противник, продолжавший пьяно бродить на карачках по лужайке, наткнулся, наконец, на автомат и поднял его одной рукой.

На земле передо мной, лежал «сангар». Черное от крови лезвие, щербатое от пулевых попаданий, искривленно почти под прямым углом.

Я схватил нож обратным хватом и ударил полупридушенного духа в живот, когда он размахивался автоматом для нового удара.

Он застыл, ухнул, лицо сморщилось, будто он собирался заплакать.

Я ударил еще раз. И еще.

Над головой прошла очередь. «Оживший» дух стрелял одной рукой, вторая была нужна для поддержки. Встать он не мог.

Не вставая, я вырвал автомат из мертвых рук зарезанного противника, направил на стрелявшего и нажал на спусковой крючок.

Начинаю привыкать к звуку «клик». Патроны кончились и у этого.

Зато у стоявшего на четвереньках хунхуза был полный магазин. Очередной выстрел просвистел у самого моего уха.

Да когда он сдохнет?! Из него кровь хлещет, как из свиньи, а он на крючок жмет.

Дух упал на одно плечо и мутными глазами выцеливал меня.

Я отбросил бесполезный автомат и отпрыгнул в сторону. Хотя новым выстрелом он вспахал землю аж в пяти метрах от меня. Я продолжал уворачиваться, несколько пуль пролетели в опасной близости, но нужного теперь звука «клик» слышно не было.

Я устало попрыгал еще минуту, хунхуз больше не стрелял. Берег или патроны, или силы. Не сводя с меня тусклого немигающего взгляда, уперевшись автоматным рожком в землю, пытался поспеть дулом за моими прыжками.

Кинулся на него, когда он уронил автомат и прежде, чем поднял его снова, я, и сам, почти ползком, падая, подскочил к нему сбоку, схватил за волосы, задрал голову и провел кривым осколком ножа по горлу.

Хотелось прислониться к дереву и отдышаться. А то и просто лечь. Еще больше хотелось броситься к сумке с медикаментами. Но я вытащил из-за пояса убитого духа «зяблика» и обойдя поляну, пустил каждому валяющемуся телу пулю между глаз. Не нужны мне новые ожившие.

Только после этого, заплетающимися ногами рухнул перед сумкой и всадил в себя два тюбика аллилфанола. Один в бедро, другой в шею. Знаю, что нельзя и как это опасно. Говорю же, мне плевать было на правила.

Сразу вкатил себе еще изобромид, чтобы смягчить фосфорное отравление, наверняка начавшееся после обстрела.

Забрал у одного из духов «сангар» и направился к лейтенанту. Увидев его полный ужаса взгляд понял, что он не узнавал меня.

— Ефим, чего смотришь? Это же я.

Глава 6

О моем коридорном флирте с Вероникой Шабалов узнал в тот же день. Подозреваю, что благодаря пискле. Ее, к слову, звали Мариной. Узнал и ждал меня на дорожке аллеи ведущей к общаге.

— Ты с первого раза не понимаешь, значит, — кивнул он, только завидев меня, когда я вышел из-за поворота. И двинулся навстречу.

Игорь не собирался вести долгих дискуссий и бить меня начал сразу.

В своем воображении я уже представлял этот поединок. Только за сегодня раз пять. В нем я благородно позволял нанести Шабалову первый удар. Уворачивался, выпрямлялся, наносил четкий и правильный ответный «хук», затем сразу подсечку под колено. Как учил отец. Набрасывался сверху, брал на рычаг плеча и зафиксировав, добивался признания его неправоты и извинений.

С благородным ожиданием первого удара все получилось. А вот дальше пошло не по плану, так как увернуться мне не удалось. Бил он необычайно быстро. Метил в челюсть, попал по скуле и у меня из глаз полетели искры. Я впервые понял, что значит это выражение. Шабалов благородством не страдал, так как на руке у него был прозрачный, почти невидимый кастет.

Я рухнул на плитки, сенсорный рулон снова упал, закатившись за бордюр. «Он, что? Каждый день с собой в школу кастет носит?» — посетила голову несложная мысль. Дальше думать стало сложнее, так как я получил пинок в челюсть, почувствовав, как ломаются зубы и как это больно.

Шабалов опустился рядом со мной, поднял мне голову за волосы, но в глаза нее смотрел. Он вообще не смотрел на меня, а куда-то в сторону.

— Постарайся не рассказывать об этом, скажешь — упал. Зачем мне лишние вопросы? И самое главное, зачем тебе лишние проблемы? А они у тебя только начнутся, если сболтнешь. Я опять буду тебя бить. Это первое.

Не отпуская голову, он посмотрел по сторонам и продолжил:

— Второе. Если ты, чмо лесное, еще раз, хотя бы посмотришь на Веронику, не то, что подойдешь к ней или упаси тебя бог, заговоришь, я буду тебя бить. — Теперь он смотрел в глаза, — ты понял меня? Смотришь на Веронику — я тебя бью. Рассказываешь о том, что я тебя бил, и я тебя снова бью. Поверь, мне ничего за это не будет. Во всяком случае, серьезного. Проверено. Так как? Понял?

Происходившее сильно диссонировало с тем, как я представлял себе окончание нашего разговора, поэтому я решил это исправить.

Я тоже взял его за волосы, раз ему так удобнее разговаривать и дернул вниз, приложив лицом о бордюр. Руку, которой он держал мою голову, перехватил и переворачиваясь на спину, увлек за собой, зажав между ног. Как учил отец.

Шабалов пытался бить меня кастетом, но из того положения в котором оказался, делать это было неудобно. И я, при каждом замахе, тянул руку сильнее.

Он ругался. По-черному. Я такого не слышал даже в Игриме, на грузовой станции, где собирались дальнобойщики перед рывком на Павдинский космодром. Ругался и грозил страшными карами. Рычал, брызгал слюной, требовал отпустить.

Всегда интересно наблюдать за крайне самоуверенным человеком, которого жизнь впервые поставила в тяжелую ситуацию. Зажала, так скажем. Рычаг локтя крайне болезненная вещь и очень способствует пересмотру некоторых жизненных позиций. И из определенной позиции, и под определенным углом. Особенно если этот угол продолжать увеличивать.

Игорек был очень упрямый человек. Он продолжал выть и ругаться долго. Чуть позже он бы, конечно сдался. Долго такого никто не выдержит. Но в своих оскорбления он перешел на мою семью. Да и я был на него зол. И за подлые удары, и за то, что он принадлежал к той породе людей, абсолютно убежденных, что им все позволено и соблюдать нормы поведения, которые я считал элементарными, необязательно. И потом я подумал, что если отпущу его сейчас, то он встанет, отряхнется и наверняка захочет начать все заново.

Поэтому я усилил давление. Давил пока не услышал хруст, а потом дикий вопль.

Я не стал его добивать, хотя он бы на моем месте, таким благородным бы не был. Сидел на дорожке, в лужице моей крови и выл, баюкая сломанную руку.

— Знаешь, а ты можешь рассказывать об этом всем, — нечленораздельно промычал я ему напоследок, подобрал сенсорный рулон и пошел в общагу.

Разумеется, скрыть произошедшее не удалось. Не то, чтобы он действительно всем рассказывал, но этого и не требовалось. И так было понятно. Нашу стычку в коридоре видели многие, а к вечеру у одного оказались выбито несколько зубов, а у другого сломана рука. Тут Шерлоком Холмсом быть не надо, чтобы сделать выводы.

Допрашивали нас обоих в больнице, куда меня привезла медсестра из общаговского медпункта, а Игорька родители, вместе с ментами. Посадили рядом и стали задавать вопросы. Я коротко объяснил, что неудачно упал и сославшись на невозможность дальнейшего общения, в связи с онемевшим от обезболивания ртом, молчал и беззубо улыбался. Шабалов буркнул, что упал, потом сообразил, что это слишком похоже на мою версию и добавил, что с лестницы. Благородство я не оценил, все равно он сука, но его заявление не усложняло мою жизнь и то хорошо.

В больнице на меня с ненавистью смотрела его мать. Сначала молча, потом наговорила многое. Суть такова, что не дело, когда в среду порядочных людей проникает такая шваль, как я. Что-то подобное я уже слышал сегодня пару раз. Она разорялась бы и дальше, но потом Шабалов-старший, прежде молча сидевший и буравивший меня взглядом, буркнул, что она сыну сейчас хуже делает.

Перед уходом его отец подошел ко мне вплотную, когда я сидел в коридоре после разговора с ментами. Я головы не поднял. Он постоял несколько секунд и ушел.

Придраться было не к чему. Никто заявления не подавал, менты от меня отстали, и я вернулся в школу через пару дней.

Первой кто меня встретил, была Вероника. Точнее Марина-пискля, но она довольствовалась ролью свиты и шпионки. Поэтому увидев меня в коридоре, сделала круглые глаза и убежала. Через мгновенье появилась Вероника. Ни слова не говоря, подошла, поцеловала меня в губы и удивленно подняла брови, когда я сморщился.

— Болит все, — объяснил я, показывая на челюсть. — А сладкое мне за что?

— Правда, не понимаешь?

— Правда. Нет, я конечно и надеялся, и рассчитывал, но не так сразу.

— А сразу тебе и не будет ничего. А это за смелость и за то, что этот мажор свое получил.

— Я думал у вас любовь?

— Поначалу была. Потом у меня просто выхода другого не было. Он скучный, самовлюбленный дурак при всесильном папаше. Надоел почти сразу. С ним вообще говорить не о чем. И расстаться не получилось бы. Во-первых, я его боялась. Честно. Во-вторых, он все равно всех отпугивал.

— Так значит, я…

Она приложила палец к моему рту.

— Ничего это не значит. Никаких выводов не делай. Размечтался.

— Но ты же только что…

— Ой, дурак… — она ушла.

Я, правда, никогда не понимал женщин. Хотя, я ведь жил в лесу. Но если с незнакомыми парнями спустя время всегда устанавливалось, какое-то понимание, то с женщинами никогда. Я даже в кино их поступков не понимал. Все что понял из этого разговора, что я тоже дурак, но все же не такой, как Шабалов. Не в смысле, лучше или хуже, просто я не так… черт! Говорю же. Не понимаю я их.

Неделю мы с Вероникой встречались после школы. Я, покупал ей мороженное, провожал до дому. Еще через неделю, она, с легким недоумением, поинтересовалась, чего я жду? Вопрос поставил меня в тупик, о чем я и доложил ей. Она снова обозвала меня дураком и возмущенно ушла.

Я их не понимаю!

* * *
— Кузнецов в классе? — в дверь просунулась голова дежурного.

— Да, здесь, — Надежда Николаевна нахмурилась, — а, что? У нас лабораторная.

— К директору. Сказали — срочно.

Самым неинтересным из предметов была физика. Ей уступала только химия. Лабораторная работа увлекала не цветовыми линиями спектров, которые нужно было собрать в простую голограмму, а близким присутствием Вероники. На лабораторных нам достались места рядом. И то, только потому, что Надежда Николаевна была преподавателем не от мира сего и попросту не знала, что Олега и Веронику сажать рядом нельзя. Бо учится они не будут, а будут смотреть друг на друга и держаться за ручки.

В коридоре дежурного уже не было, зато стояла бледная, как приведение вожатая Лера.

— Пойдем, пожалуйста, — почему-то испуганно сказала она.

Я шел за ней, удивляясь странности поведения и мысленно перебирая все свои возможные грехи. Драка с Шабаловым была полгода назад. С тех пор за мной утвердилась репутация, способного постоять за себя ухаря, к которому лучше не лезть. Сам я конфликтов не искал, поэтому драк больше не было. А невинно-пылкий роман с Вероникой обеспечил еще и место в школьной иерархии. Так, что я был на хорошем счету. К директору шел, не ожидая неприятностей.

— Проходите, пожалуйста, — Лера почему-то обратилась на «вы», запнулась и уже на меня посмотрела, как на приведение.

В кабинете, кроме директора, были еще завуч по воспитательной работе, наша классная, и еще двое не из школьных. Один под пятьдесят, высокий, костистый, с проседью и худыми скулами. Второй, затянутый в строгий пиджак, имел внешность серую, но чрезвычайно представительную.

— Олег, садись, — голос директора был мягкий и неестественный. И он прятал глаза.

Я сел.

— Олег, это Сергей Арсеньев из Пермского Министерства природных ресурсов, а это Евгений Коболев из комиссии по делам несовершеннолетних.

— Евгений Александрович, — поправил серый.

— Здрасте, — сказал я, и остроумно добавил, — это не я!

— Что не ты?

— Ну, я не знаю. В чем вы меня обвинять собрались? Да еще и комиссия. Все так серьезно.

— Да, Олег. Серьезно, — директор опять запнулся. Бросил беспомощный взгляд на окружающих, — я не знаю, как такие вещи говорить.

Голос его с каждым словом становился тише. Теперь глаза прятали все окружающие.

— Олег, — начала Жанна Наилевна, — и осеклась, когда я перевел взгляд на нее. Осеклась и вдруг заплакала.

— Парень, — заговорил незнакомый мне Сергей. — Твои родители ехали в Пермь. Их вызвали к нам. Что-то там по поводу лесосеменных участков. Они взяли беспилотный гибрид в Рябинино, — он помолчал. — Сейчас говорят, что по предварительному осмотру, дело, скорее всего в сбое программы.

Я еще ничего не понимал, но в грудь как будто засунули холодную руку, схватили за сердце и стали поворачивать.

— Такого раньше никогда не было, но программное обеспечение обновили недавно. Видимо дело в этом. Там еще сбои обнаружились и в…

— Я не пойму, о чем вы?!

— Олег, — он вздохнул. — Автомобиль вместо того, чтобы свернуть на повороте, въехал в Вишеру.

— Что? — я все еще не мог осознать. — В реку?!

— Я знал твоего отца. Мы часто общались, когда он у нас в Перми был. По работе. Поэтому я здесь, — Сергей Эдуардович говорил быстро, будто пытаясь быстрее произнести необходимые в таких случаях слова и забыть о них, — маму один раз видел. Они были хорошими людьми…

— Были?!! — До меня только сейчас дошло.

Если послушать большинство разговоров, то почти все считают себя несчастными. И большинство разговоров, — это хвастовство или жалобы. Пусть и закамуфлированные. Чтобы узнать, что такое настоящее несчастье, надо потерять свою обычную жизнь, на которую обычно жалуешься.

Кроме родителей у меня никого не было. Отец детдомовский, родственники не полагаются. Дедушка со стороны мамы умер за десять лет до моего рождения. Бабушка умерла, когда мне исполнилось девять. Я был поздний ребенок. Вся моя жизнь — родители.

Все слышали строки — «что имеем, не храним, а потерявши плачем». Слышали и уверены, что понимаем ее смысл. И я так считал. Но осознал и прочувствовал только сейчас.

Сидел молча, смотря перед собой. Я не знал, как реагировать. Этого просто не должно было быть.

— Олег, тебе будет нужно…

— Мне домой надо, — деревянным голосом сказал я.

— Домой? — серый Евгений поправил галстук и отвечал тщательно трагическим голосом, — домой, к сожалению, не получится. Понимаешь, Олежек, ты ведь несовершеннолетний.

«Олежек» он произнес, надо полагать заботливо, но все равно звучало снисходительно.

— К сожалению, раз уж так случилось, то заботу о тебе теперь на себя возьмет государство. К тому же, дом, как я понимаю, предоставлялся вашей семье государством, как помещение для работы. Теперь там будет жить новый лесник. Я ведь верно рассуждаю, Сергей Эдуардович?

— Потом об этом поговорим, — ответил Сергей.

Он встал, подошел ко мне и положил руку на плечо.

— Олег, будет тяжело. Но ты справишься. Я тебе помогу. Обещаю.

Вот теперь я заплакал.

Глава 7

Ужас в глазах лейтенанта не проходил, даже когда я резал веревки на его руках и ногах.

— Что?! — криво усмехнулся я. — Так изменился?

— Скиф, ты что ли?!!

— Я. Только, в чуть разобранном состоянии.

— Ты жив?

— Ефим, вопрос дурацкий.

— Но как ты…?

— Ефим, остальные где? Вас пятерых увели.

Вот то, что у него тогда в глазах мелькнуло, должно было меня насторожить. Но это я уже потом понял. В тот момент на грязно-бурой от крови траве, среди трупов было не до этого, а любые мелькания на его физиономии, я отнес к шоку. Да и представить себе подобное не мог. Слишком дико. К тому же началось действиеаллилфанола, боль ушла, страхи притупились, как и восприятие реальности.

— Не знаю. Стрельба началась, я схватил ствол, подбежал к остальным, пальнул пару раз, дальше не помню. Оглушило. Помню, сквозь туман, как ребят убивали. Очнулся связанный. Я и не знал, что кто-то еще выжил. Что у тебя с лицом?

— Стрижку сменил, — я бродил по поляне, высматривая хунхуза с подходящим размером обуви, — сам цел?

— Да вроде. Но контузия есть.

Я переобулся и поймал себя на том, что блаженно пялюсь на кроны деревьев над головой.

Ефим избавившись от последних веревок собирая оружие, спросил меня:

— Ты под кайфом?

— Кажется да. Раньше не испытывал такого.

— Ты много слишком вколол. Да еще и в шею. Может плохо кончится.

— Зато мне не больно, — глупо улыбаясь, ответил я, — помоги перевязать.

Из плеча был вырван кусок мяса, но в целом мне повезло, пуля прошла навылет, кость не задело. Голова кровоточила с обеих сторон, новая рана была поверхностной, только кожу содрало, а боли, после наркотика не чувствовал.

Вещей много брать не стали, только самое необходимое. Оружие, разгрузку, немного сухпая, воду. Единственно, патронов взяли много. Набили и подсумки, и карманы. И тут я отметил новую странность, ставшую в ряду схожих, привычной.

— Смотри, — я достал из-за пояса одного из хунхузов уже знакомый пистолет. — Remington 1911. Я такой уже видел у одного из них. И еще? Сигареты у них откуда?

— Не знаю. Наверное, с торфобазы. Там много чего было. Упакованы были на года вперед.

— Таких стволов не было точно, — покачал головой я. — Вооружена была только охрана. А у них из короткоствола только «зяблик». Ну, может Лоуренц-Зауэр кто-то мог на свои купить. Или Нориноко, если денег много и пофорсить хотелось. Но они все под десятимиллиметровый патрон. А этот динозавр под 45 калибр. Он еще в прошлом веке перестал использоваться. Только если у частников, как раритет. Но из него не стреляют.

— Наверное, у директора хранился. Может, коллекционировал.

— А второй?

— У его зама или еще у кого из администрации. Мало ли. Может, у директора их два было. Да какая разница? Разве это важно?

— А сигареты? Те, что были на базе, давно бы скурили.

Я вытащил пачку из кармана трупа и изучил ее. Простая картонка. Некрашеная серая бумага. Только оранжевая рамка по контуру и цифра 20 с иероглифом. Краска плохая, размытая.

— Таких сигарет на базе не было. — Я вытащил одну, — никакой маркировки под фильтром. Откуда у них это все? И патроны к пистолетам?

— Скиф, я не знаю. Выясним. Но сейчас надо валить отсюда.

— Тоже верно, — я похлопал по подсумкам, проверил, как закрывается СМВ, — пошли.

И мы пошли. Он на юг, я на север.

— Ты куда? — спросили мы одновременно.

— Как куда? В лагерь. Чтобы дрон нас увидел. Лагерь там, — Ефим указал направление.

— Зато пацаны там, — я вытянул руку в другую сторону.

— Скиф, — он говорил осторожно. — Я, как никто, хотел бы им помочь. Но надо быть реалистами. Сейчас мы ничего не можем сделать. Если пойдем за ними, умрем. А вернемся на орбиту, объясним ситуацию, возьмем людей.

— Потом мы хрен кого найдем. Надо идти, пока следы свежие.

— Найдем, а дальше что? Их около сотни.

— Уже меньше, — я показал на трупы.

— Их все еще около сотни.

— Придумаем что-нибудь на месте, я же не кавалерийский налет предлагаю.

— Скиф. Здесь. Нельзя. Ничего. Придумать.

— Ефим. Не. Ссы. Прорвемся.

— В тебе наркота говорит.

— Сюда я без наркоты пришел, — я смотрел прямо ему в глаза.

— У духов слишком большое преимущество в живой силе.

— Как и здесь, — я не отводил глаза.

— Ты еле жив после боя.

— Но жив.

— Младший сержант Кузнецов! Слушай мой приказ. Сейчас мы…

— Ты уже вторую фразу говоришь, как официальный мудак. Ты знаешь, что тебя за это не любят?

— Я тебе приказываю!

— Официально заявляю, что плевал на твои приказы.

— У тебя плечо разворочено, две раны на башке, кожа на лицо свисает.

— У меня обезболивающее и я еще стимуляторы вкачу.

— Ты сдохнешь от таких доз.

— Умеешь ты командир подбодрить. Туда пойду — сдохну, вколю — сдохну. Короче — ты со мной?

— Это глупо. И ты не знаешь куда идти!

— Знаю где искать. Я заплутал после оврага, отвлекся, но разделились они здесь. И уверен, что найду следы.

— Какие следы?! Двадцать второй век заканчивается. А время следопытов закончилось давно!

— Ты все время забываешь, что я лесной человек. И что мы с тобой на дикой планете в медвежьем углу Вселенной. Это и мое время, и мое место. Спрошу еще раз — ты со мной?

— Ты не понимаешь…

— Да хрен с тобой, — я повернулся и пошел.

— Подожди!

— Идешь?

— В какую сторону лагерь?

— Ты же только что собирался туда идти.

— Я лишь видел, откуда ты вышел.

— На юг и иди. До оврага. Там осторожнее — змеи кишат. Найди где его перейти, потом начнутся кусты вроде можжевельника, только лилового. Иди так, чтобы они с левой стороны были. Только осторожнее, там все сухими листьями засыпано. Тонкие, плоские, скользкие. Не навернись. Пару километров пройдешь, увидишь холм. За ним второй. Там лагерь. Точнее, что от него осталось.

— Овраг? Змеи?! Что значит, найти, где перейти? Как ты перешел?

— Ты вообще, как в разведку попал? — у меня впервые мелькнула мысль, что, я его переоценивал по всем статьям. Просто не хотелось думать, что раз сын генерала, то мажор бесполезный. Да и в бою, я его видел уже. Год назад около Окалинского горного парка, что на Хуракане высадились боевики, нанятые прежним владельцем мраморного карьера, в силу каких-то юридических перипетий, преставшего быть таковым. Хотели все сделать быстро и по-тихому, но ситуация, как в таких случаях часто бывает, переросла в локальную войнушку и пришлось вмешаться нам.

Тогда, Михаил, то бишь Ефим проявил себя вполне неплохо. Говорю же, трусом он не был. Но вот сейчас…

— Твою мать, Скиф! Ты нарываешься!

— Ага. Я ж под кайфом. И никогда не поминай всуе мою маму. Никогда.

Я остановился у края поляны. Следы и искать не надо. Духов здесь, действительно, было около сотни, еще и тащили что-то. Куда идти понятно.

— Хрен с тобой, пошли вместе. Но говорю же, — это глупо!

— И хрен со мной, и ты со мной. Хоть желание загадывай. Но я глупый, не буду.

Как же хорошо, когда не больно! И погода классная. Ветерок принес аромат древесной смолы, листва шелестела как музыка. Какое все вокруг яркое и чистое. Ребят точно вытащу. Вытащим, точнее. Нормальный парень все-таки этот Ефим оказался. Согласился пойти ребят выручать.

— ПНВ есть? Любой? Шлемов у трупаков не было.

— Нет. Лагерь они полностью выгребли. Из техники только к лазерный указатель к автомату. Твой, я так понимаю?

— Точно. Не надо, себе оставь если хочешь. Вроде, как трофей. Лучше скажи, как жив остался?

Я рассказал.

Мы шли по следам с оглядкой, но быстрым шагом. Духи чувствуется, беспечны и скорость сейчас важнее. Если повезет, догоним их еще до того, как стемнеет.

— Ефим, спрошу — ответишь?

— Ты уже спросил.

— Отец тебя в разведбат зачем отправил? Ты мог бы гарнизоне каком-нибудь спокойно служить. А то и в штабе.

Ефим кратко ругнулся и сплюнул.

— Как я этот вопрос не люблю.

— А что часто спрашивают?

— Да постоянно. И всегда с таким душевно-понимающим видом, будто сейчас водки в мой стакан плеснут. Отец сказал, чтобы стать настоящим офицером, надо побывать в шкуре солдата. У него вообще пунктик на эту тему. С детства слушаю высказывания всех этих Сунь Цзы, Гая Мария, Суворова. Воинская честь!

— А сам как к этому относишься?

— Что отпахать в поле должен? Да нормально. Прав батя… жаль ПНВ нет. У духов-то их полно. Причем наших.

— Да не работают они ни хрена. На духов уж точно. А если и работают, не включат их духи. Ни автоматы стационарные, ни компакты на глаза. Во-первых, не знают — как? Во-вторых, они не ждут нас.

— А если по рации свяжутся с теми, кого ты покрошил?

— Я не видел у них рации.

— Точно. Тогда…

— Ефим расслабься. Нельзя всего бояться. А твой батя, когда мы на связь сегодня не выйдем, может послать дрон раньше? Все-таки генерал, командующий операцией.

— «Нельзя бояться…». Это ты под аллилфанолом так говоришь.

— Тебе дать? В сумке наркоты, как у дилера в новосибирском метро.

— Нет. Мозги нужны чистые.

— Так, по поводу дрона — что? Может раньше выслать?

— Не знаю Скиф. Вообще батя у меня аккуратист. Дисциплина во всем. Один раз только на моей памяти выпил, и то после этого, заставил соседа, который нам в стену дрелью тарахтел, маршировать по лестничной клетке. Сначала соседа, потом его жену, что за мужем в коридор выскочила.

— Уржаться. И что?

— Что? Так и маршировали, — он в трусах, она в халате, пока соседи фараонов не вызвали. Так батя и их заставил. Второй колонной. А куда деваться? Он на них засаду устроил, по всем правилам военной науки. Пропустил мимо, засев под лестницей, зашел в тыл и приказал сдаваться. Затем строится. Ну и маршировать.

— А менты что?

— А что менты? Говорю же, сзади его не ждали. Они и стволы из кобуры достать не успели, а у бати «Леваш» в руках. Скандал потом был. Но замяли.

Чтобы не расхохотаться пришлось руку прикусить. Да нормальный он парень! И чего все бочку на него катят? Как красиво солнце в просвет листьев светит!

Ефим продолжал:

— Отец рассказывал, что в молодости пил много. Он сразу после учебки попал на какую-то войнушку, до сих пор засекреченную. И вроде там горячо очень было. Признавался, что когда на Землю вернулся долго без канонады уснуть не мог. Тогда и пить начал. Когда понял, что спивается, завязал.

— Стой! — я схватил его за плечо, — слышишь?

— Нет. Что?

Это был пока даже не звук. Просто легкая волна прошла по земле и по воздуху.

— У тебя глюки. Тихо все.

— Слушай.

Тоже самое, но теперь еще и задрожала земля. Судя по выражению лица лейтенанта, это он почувствовал.

— Это там, за…, — я споткнулся, подбирая выражения. Деревья бора напоминали и пихту, и ель, но с широкими хвойными иголками и обвешанные узловатыми красными лианами, — за деревьями вообщем.

Непривычно, когда в знакомый по-своему, пейзаж, вкрапливаются такие вот мелочи. Обычные, казалось бы, деревья. Почти как земные, но не зная названий, путаешься.

Пройдя сквозь бор, мы вышли, точнее, выползли, к прогалине. Расступившиеся деревья открыли вид на реку. И тут у меня отвисла челюсть.

Гари обычно тянутся на десятки и сотни километров леса. Но поваленные столбы и выжженная земля, как правило, результат лесных пожаров, контролировать которые крайне сложно. Здесь же, последствия бушевавшего когда-то пожара, показывали, что он был контролируемым. Я бы сказал тщательно очерченным.

— Как спутники не смогли это засечь?!!

Оба берега неширокой реки, были вырублены, земля выжжена. Но смотрел я не на гарь. Я смотрел на колоссальную строительную площадку, по которой маршировал, сверкающий сигнальными огнями, не менее массивный шагающий кран.

В детстве, отец брал меня на съезд лесоводов в Зырянке, и я видел строительство очередной ветки чукотско-якутской железнодорожной магистрали. Масштабное строительство, заполненное суетливыми людьми, машинами, строительным мусором и предметами, о назначении которых только догадываешься. Из всех воспоминаний осталось, что строил какой-то СУ, я запомнил, потому что меня слово рассмешило, и общее ощущение масштабности происходящего. Сейчас я испытал тоже самое.

В голове возникли ассоциации, и я мог с уверенностью сказать, что здание с криво воткнутым в него открытым контейнером — арматурное производство, а освещенный синим светом ангар без стен, где суетились многочисленные роботы на гусеницах — автомобильная база. У реки с катера выгружали пузатые коробки, закрытые целлофаном. Пристань грязная, покрытая цементной белой пылью и обрывками тряпичных пакетов. Ближе к нам стояли бетонный завод, мастерские, склады, еще что-то. Что-то, чего у ушедшего в леса народа чхоме никак быть не могло. Посредине сверкал стеклом четырехэтажный офис.

— Какого хрена?!!! Откуда это все? — спросил я.

— Надо полагать, оттуда же, откуда сигареты и древние стволы.

— Им кто-то помогает!

— Похоже на то. И вряд ли это их богиня. Кто-то более материальный.

— Это нельзя было не увидеть сверху! Такая проплешина в лесах. И с таким содержимым! Да отсюда километров пятьдесят до деревни, над которой наш крейсер висит!

— Значит, нашли способ спрятать. Есть специальные приборы. Сливают часть территории с окружающим пейзажем. Сверху и не видно. А может маскировочная сетка. Есть такие, на наноантеннах.

— Я знаю, что есть. Но не у духов же.

— Не у духов. Хотя, кажется, духи здесь уже не главные. Вон смотри, — Ефим ткнул пальцем.

У открытого ангара, между шагающим погрузчиком и рядами ярко-желтых кабельных катушек стоял человек белой рубашке с закатанными рукавами. Даже не в костюме. Рядом суетилось еще несколько, но кто здесь главный, было видно сразу. Остальные, с бумагами, чертежами, планшетами, голографическими проектами, как бы прилагались к нему.

И ни один из них не был чхоме. Рожи были чисто европейскими. То же касалось многочисленных рабочих, сновавших по многоэтажному каркасу железобетонного здания.

— Скиф.

— Чего?

— Ты понимаешь, что ребят нам здесь не найти. Это первое.

— Нет, не понимаю. Я же глупый, забыл? А что второе?

— Второе, теперь важнее доставить командованию эти сведения.

— Важнее чем что?

— Скиф, ты же все прекрасно понимаешь. Перед нами новая задача. Значимее прежней. Там — он ткнул пальцем наверх, — должны знать про все это, — палец переместился на строительную площадку. — А ребят мы здесь все равно не найдем. Посмотри. Мало того, что мы не знаем где искать, так нам просто туда не пробраться. Неизвестная территория с многочисленным противником.

— О! Ты опять, как мудак заговорил.

— Да, чтоб тебя! — он хлопнул ладонью об землю, — не путай героизм и глупость!

— Все-таки ты трус.

— Вот дурак обдолбанный. С тобой сейчас разговаривать бесполезно.

— А я тебе о чем?! Так что заткнись. Давай посмотрим.

Наблюдали мы до темноты. Хотелось бы сказать, что я разглядел, где держат пацанов, а заодно разобрался кто эти неизвестные, но не скажу. Единственно, говорили они по-английски. До того места, где мы залегли, долетали обрывки слов.

Весь день, мы, вжавшись в пахнущую прелой листвой и гарью траву, смотрели на самую обычную стройку. Когда стемнело, ее осветили многочисленные прожектора. «Неужели и этого с орбиты не видно», — мелькнуло у меня в голове. Внимательно осмотрел четвертый, верхний этаж, достал из сумки коробочку, из коробочки капсулу норавалерона, уже вторую, проглотил и оторвался от земли.

— Пошли.

— Куда?!!!

Глава 8

Обучение в школе было оплачено родителями до конца года. Так, что пенал в общаге, смело названый комнатой, оставался за мной до конца мая. Другой вопрос, что со мной делать, когда закончатся эти два месяца?

Мы направлялись в Екатеринбургский ювенальный суд, куда Сергей Эдуардович вызвался меня сопроводить. Он так и остался в городе, но не столько из-за меня, сколько по делам Минприроды. Конец марта в городе был солнечный, снега таяли, грязь расползлась по городу. Полностью прозрачный вагон монорельсовой магнитки покрывали мутные разводы. Поезд ехал быстро, тени от разводов менялись, отражаясь на лицах пассажиров, прихотливо меняя им выражения. Семейная пара напротив меня, за несколько минут поездки превратились из радужных клоунов в стареющих маньяков. Хотя, может быть, тут дело в косметике.

Я смотрел на город и вспоминал, как он мне понравился, когда я только сюда приехал. Был конец августа, на каждом углу работали кафешки, крыши стеклянных небоскребов сливались с небом и посреди всего этого, я с открытым ртом. Все-таки я и вправду деревенщина.

Поймал взгляд Сергея Эдуардовича. Он сочувственно улыбнулся. Я дежурно улыбнулся в ответ. В голове зрела ничем не подкрепленная уверенность, что родители были бы живы, если бы я остался с ними дома. Я понимал, что это глупость, но ничего с этой мыслью поделать не мог.

На заседание по моему делу было полно народу — целых два человека. Председатель комиссии и уже знакомый Евгений Александрович. Такой же представительный и такой же надутый. И даже в том же сером костюме.

— А вы кто? — спросил председатель Сергея Эдуардовича, когда мы вошли. Сам он не представился.

— Я с Олегом.

— Да? У него уже есть представитель, — председатель показал на серого Евгения.

— Как это?! — удивился я, — я его даже не знаю.

— Молодой человек, — Евгений протирал очки, — я официально назначен вашим опекуном. Я думал, вы это поняли.

— Как бы я это понял?

— Ну, как же? В прошлую нашу встречу, я представился, как сотрудник комиссии по делам несовершеннолетних.

— Исчерпывающе, — кивнул я. — Но моего мнения никто не спрашивал.

— Молодой человек, мне очень жаль, но это не входит в компетенцию ваших пожеланий, — он умудрился произнести это сочувственно.

Зарождающийся жизненный опыт выдавал в нем первостатейную сволочь.

Я сидел за выщербленным, покрытым желтым лаком столом и смотрел на бьющуюся в стекло муху. Не без чуткости в голосе, Евгений Александрович рассказывал председателю о моем несчастливом положении, сетовал на несправедливость судьбы, но с воодушевлением взялся мне помочь в тяжелой ситуации.

— Мы подобрали для Олега семью в Белгородской области. Старый Оскол замечательный город. Семья пекарей. У них своих детей четверо, двоих еще взяли. С радостью примут и Олега.

— У меня свой дом есть, — подал я голос.

— Прости, мы это уже обсуждали. Это был не ваш дом. Его предоставило государство твоему отцу. Как леснику. Там теперь новые люди живут. На участке полно работы. Олег, не перебивай, пожалуйста.

— Новые люди?! Это мой дом!

Сергей Эдуардович положил мне руку на плечо и что-то утешающе заговорил.

— Там собаки наши! — я почти кричал.

— Уверен, что вопрос с собаками мы решим, — серый Евгений успокаивающе улыбнулся, — хотя это уже скорее зависит от желания твоей новой семьи. Желания и возможностей.

Я встал:

— Господин председатель, можно к вам обратиться?

— Чуть позже. Я дам вам слово.

— Мне сразу надо сказать, чтобы дальнейшее заседание не было бессмысленным.

— Хорошо, слушаю тебя.

— Я не поеду ни в какую Белгородскую область. Я не поеду жить ни в какую семью. Что мне не удастся учиться дальше, я уже понял, как и то, что у меня больше нет дома. Но, в конце концов, у нашей семьи есть квартира в Сыктывкаре. Я ее почти не помню, мне четыре года было, когда отца назначили на участок, но я не бездомный. Не надо меня пристраивать.

— Дело не наличии дома или квартиры, — покачал головой председатель комиссии, — дело в вашей дееспособности. До совершеннолетия о детях заботятся те, кто постарше. Ты пока еще подросток. А по поводу квартиры, вопрос я так понял, уже решен. Верно, Евгений Александрович?

— Как это, вопрос решен? — удивился я.

— Я еще не подходил к Олегу с этим, но это сейчас не главное, — серый Евгений снова протирал очки. За его спиной висел плакат призывающий взрослых не допускать, чтобы дети играли рядом с опорами подвесных дорог.

— Расскажите мне. Это все-таки теперь моя квартира. И я решу, главное — это для меня или нет?

— Говорю же, потом это обсудим. Сейчас важнее твое будущее Олег.

— Квартира — мое будущее, — убежденно сказал я.

— Молодой человек прав, — вмешался председатель, — и вы, Евгений Александрович мне сказали, что проблемы нет.

— Проблемы и нет, — пожал плечами Евгений, — Олег, пока ты будешь жить в Старом Осколе, за твоей квартирой присмотрят.

— Кто?

— Ну, я как раз из Сыктывкара. Так, что мы с тобой земляки. Видишь, как все удачно складывается. Я потом к тебе подойду, ты одну бумажку подпишешь и всё. Теперь по поводу твоего проезда в Белгородскую область. Билет уже…

— Подождите, — вдруг вмешался Сергей Эдуардович, — что за бумажка?

— К вам это никакого отношения не имеет.

— И все же.

— И все же не имеет. Я прошу вас, не прерывать заседание.

— Трагедия с его родителями случилась под Соликамском, а от комиссии по делам несовершеннолетних приехал человек из Сыктывкара. Почему не из Перми?

— Какое это имеет отношение к делу?! — возмутился Евгений, — вы как будто меня подозреваете в чем-то?!

— Просто ответьте, — настаивал Сергей.

— Послушайте, у меня нет времени на вас. Я не обязан вам ничего объяснять, и вынужден напомнить, что вы вообще здесь находиться не должны. Будете мешать заседанию, я попрошу вас вывести.

— Попросить-то ты можешь, только, кто тебя слушать будет? Не знаю, кем ты себя возомнил, но уверенный в своем умственном превосходстве фигляр, еще больший глупец, чем фигляр обычный. Так о какой бумажке речь?

Меня уже никто ни о чем не спрашивал, и я сидел и вертел головой. Как и председатель, чуть опешивший от происходящего.

— Отстаньте вы от меня с этой бумажкой. Документ я потом покажу Олегу, а не вам.

— Разумеется. Но, а почему представитель по делам несовершеннолетних из Сыктывкара, а не из Перми, вы мне ответите?

— Да с какой радости?! Вы не…

— Да бросьте. Вопрос поднят. Не сейчас, так после заседания вам придется на него ответить. Лучше сейчас.

— Что непонятного?! Вы сами слышали — Олег живет в Сыктывкаре. Квартира у него там. То есть, дело относится к Северо-Западному округу.

— Слышал. А ты слышал, что прописан Олег в доме на территории Вишерского заповедника? То есть Приволжского округа.

— Что вы мне тыкаете?!

— Обещаю, я извинюсь, сразу после вашего ответа.

— Я уже ответил.

— Нет, вы соврали, а я вас уличил. И теперь снова переспрашиваю. Почему делом Олега занимаетесь вы? Вы, а не представитель Приволжского округа?

— Мне больше нечего вам сказать.

— Да вы ничего не сказали! Покажите бумагу, которую Олег должен подписать.

— Еще раз напоминаю, что ничего вам не должен, и вы от меня ничего требовать не можете. Вы здесь никто!

— Давай так. Сразу пойми — я никуда не денусь и Олег без меня, ничего не подпишет. Верно? — он обратился ко мне.

Я, на волне его эмоций, рефлекторно кивнул.

— Вот видите. Вам все равно придется показать эту бумаженцию. Не сейчас, так потом.

С видимой неохотой, серый Евгений достал из планшета листок.

— Вот. Самая обычная доверенность.

Сергей Эдуардович читал хищно, будто это не доверенность на квартиру, а признание Жанны Д'Арк Пьер Кошону в колдовстве.

— А почему она на твое имя?

— Я же назначен опекуном. Вы забыли?

— Но доверенность именно на имя. Безо всякого упоминания, что ты опекун.

— Это уже юридические детали, — серый Евгений протянул руку, чтобы забрать лист.

Сергей Эдуардович, повернулся, подставив ему плечо и продолжил чтение.

— Они вообще не должны были тебе этого выдавать. По закону, в такой сделке будет отказано. Но тебе все же выдали. Интересно почему?

— Вы рассуждаете о вещах, о которых не имеет ни малейшего представления.

— Так. Думаю, понял. Ребятки из той юридической шарашки, наверняка в доле.

— Ну, знаете ли!

— Теперь знаю. Олег, не вздумай это подписывать.

Я встал и, ни на кого не смотря, громко заговорил:

— Пожалуйста. Послушайте меня. И поймите. Я не поеду в какую-то чужую семью. Я благодарен этим людям, что они вызвались мне помочь, но я никогда не буду с ними жить. Я просто не сяду ни в самолет, ни в поезд. Не в наручники же вы меня закуете.

— Олег… — начал председатель.

— Подождите. Я понимаю, что со мной надо что-то делать, но это не выход. У меня есть… — я запнулся, — была, только одна семья. Другой не будет. Дальше я сам. Не пацан уже. Мне скоро пятнадцать.

— Возраст совершеннолетия — восемнадцать. В крайнем случае, можно написать заявление о собственной дееспособности. Это в случае, если ты где-то работаешь и зарабатываешь достаточно для самообеспечения. Но и заявление принимается только с шестнадцати лет.

— Это только цифры. Я здоровый парень уже. И сил хватает и ума.

— Еще и закон.

— Но не заставите же вы меня…

— Парень. Если надо будет, заставим. Ты лишь кажешься себе взрослым. Взрослость — это не только силы и ум. Хотя по его поводу у меня серьезные сомнения. Возраст, в первую очередь, опыт. А его у тебя пока нет.

— Я не получу его в чужой семье!

— Кстати, получишь, но и это не главное. Ты просто не можешь оставаться один.

— Я уже остался. И ситуацию лучше не менять. Потому что лучше, она не станет.

— Пойми меня сынок, но я не буду с тобой спорить, — председатель вежливо улыбнулся, — решим так…

— Постойте! Мне действительно одному лучше. И всегда было! Я не люблю компании. Я никуда не вписываюсь. Мне с людьми неинтересно. Я вырос так! — говорил быстро, боясь, что он меня перебьет. — Да я же в лесу вырос! С детства в походы на дальние кордоны хожу. Что с отцом, что один. Мне нормально, когда рядом никого нет. С той семьей мне будет хуже. И им! Я начну хамить, лезть в драки. Я же знаю!

— Вот и научишься себя с людьми вести. Это может и нелегко, но необходимо, — председатель уже не смотрел на меня сочувственно. Скорее мрачно. Надоел я ему, — и от меня уже ничего не зависит. Ты попал в систему, парень.

— Возможно, я могу предложить выход, — вмешался Сергей Эдуардович.

— Слушаю, — председатель хотел быстрее закончить.

— Сами видите, желания идти в приемную семью, у парня нет. Да еще и характер. А учитывая его навыки жизни в лесу, он может сделать неплохую карьеру в армии.

— В армии?! — удивились и председатель и я.

— В армию так же, с восемнадцати лет берут, — с недовольством констатировал председатель.

— А в кадетское училище, как раз до пятнадцати.

— Пусть лучше с людьми учится ладить.

— Там и научится. Но с учетом всех своих качеств, научится тому, что ему ближе.

— С чего вы взяли, что у него есть эти качества? Жизнь в лесу, — это еще не бойцовские навыки. А в кадетское именно с такими берут. Видел я профессиональных военных. Это всегда люди определенного склада. И не похож на них парень.

— Так прежде чем профессиональными военными стать, они ведь с чего-то начинали, верно? И потом, необязательно ему суровым агрессором становится. В столице есть авиационный кадетский корпус. Имени Покрышкина. Это как раз интернат. Или Сибирский кадетский корпус. Это там же, в столице.

— Ты сам-то в армию…, то есть в суворовское хочешь? — спросили наконец меня.

— Э-э-э… — аргументировано и красноречиво ответил я. Все происходило слишком быстро.

— Я, кончено могу дать ему направление в Новосибирск, но столица капризна и направление на екатеринбургского сироту не обязательно вызовет интерес. Ему могут просто отказать, — председатель качал головой.

— Из центральных еще Омское, но и здесь в Екатеринбурге есть кадетское.

— Да не в этом дело. Сами видите, — парень нерешителен. Это еще не характер, — председатель качал головой, — все же ему лучше в семью.

Мысли в голове напоминали игровой автомат. Окошко, где мелькают картинки, и ты, не зная, какие выпадут и выстроятся в ряд, напряженно наблюдаешь. Наконец скорость картинок замедлилась, стало вырисовываться какое-то понимание. На выбор предлагалась или чужая семья, или учеба в кадетском, с последующей службой в армии. Я выбор сделал. Теперь оставалось помочь сделать его председателю.

— Уверяю вас, я достаточно решителен и бойцовских качеств мне не занимать. Скорее уж даже с избытком.

— Это все еще просто слова, парень.

Я вышел из-за стола:

— Как я успел понять, этот мужик, — я ткнул пальцем в серого Евгения, обескураженно слушавшего вышедший из-под контроля разговор. — Этот мужик гад и хотел отжать мою квартиру?

— Вообщем да, но при чем здесь… — начал Сергей Эдуардович и заметив огонек в моих глазах осекся, — парень нет! Стой!!

Я шагнул к Евгению Александровичу, который в последний момент тоже успел понять, что я задумал, отшатнулся, но слишком поздно. Я, согнутой в локте рукой, с поворотом корпуса, нанес точный удар ему в челюсть. Он свалился на пол, роняя злополучную бумажку, где хотел увидеть мою подпись.

— Хватает у меня решительности и бойцовских качеств? — спросил я, потирая костяшки.

— Да я тебя сейчас ментам передам. Загремишь не в кадетское, а на зону для малолеток!!! — взбешенно выпалил председатель комиссии, чье имя я так и не узнал.

Глава 9

Над головой светил прожектор, и я невольно пригибался, хотя луч света нас не искал.

Расстояние до офиса преодолели быстро и легко. И не потому что охраны не было. Она как раз была. Двоих я видел на крыше бетонного завода, одного в кабине башенного крана. Еще одного Ефим засек между тумбами непонятного назначения на верхушке офисного здания. Охранники откровенно скучали, смотрели куда угодно, только не на объект. Один курил. Пройти незамеченными было несложно. Ефим перестал шепотом меня материть, держал оружие наготове, а у меня в очередной раз в голове мелькнуло, хорошо, что «Леваши» с глушителями.

Смысловая нагрузка ругани Ефима сводилась к вопросу — «ты чего придурок обдолбанный, задумал»? Мне же все виделось настолько понятным, что не считал нужным что-то пояснять. Я и не отвечал, шел впереди, внимательно разглядывая, ставшую такой ясной и четкой ночь. Норавалерон запустил сердце в бешеном режиме, накатила радостная злость, задача была предельно ясна, мысль о неудаче даже не рассматривалась. Оружие, снаряжение, сумки были легкие как перышко. Хотелось петь. Да я и пел, только про себя. Что-то ритмичное, жесткое, без слов.

Силиконово-каменная дорожка к офису, изображавшая мокрый гравий, со своими ярко-белыми бордюрами смотрелась нелепо в двух шагах от начинавшегося леса.

У входа не было даже нормального охранника. Внутри, обернувшись на открывающуюся дверь, из-за стойки стал подниматься какой-то засоня. Увидев нас, выпучил глаза, но сделать ничего не успел. Ствол с ПБС чиркнул. Вахтер упал, кадка с пальмой позади него, тоже. Пальма? Им леса вокруг мало? Убитый был чхоме, как и беззаботные охранники снаружи.

Оттащив труп за стойку, сжимая вспотевшими перчатками автоматы, мы поднялись вверх по лестнице.

Офисом я называл здание лишь благодаря сложившемуся в голове ассоциативному ряду. Окна на всю стену показывали кабинеты с многометровыми столами, шкафами, компьютерами. Днем суетились люди в костюмах. Даже полузакрытые решетки жалюзи, несли в себе печать принадлежности к офисному миру. Но таковым был только четвертый этаж. Остальные три бытовые. Частью производственные, частью складские, а частью жилые. Сквозь щели некоторых дверей пробивался свет, доносились голоса, музыка. В пустых коридорах горели одна из трех ламп. Поэтому свет с четвертого «офисного» этажа освещал лестничный пролет, как диско шар в клубе.

На пролете после третьего этажа Ефим прижал меня к стене.

— Говори, что задумал! Я тебе не салага помятый, а командир твой, хоть ты обдолбыш и не способен сейчас этого понять. Остановить не могу, так хоть помогать буду с пониманием.

— «Делай как я», не сработает?

— По-хорошему, тебя надо было вырубить, еще там, на поляне и оттащить обратно в лагерь. Но я пути назад не знаю. Поэтому рассказывай!

— Тот тип в белой рубахе со стройки. Он сейчас наверху.

— Один?

— Почти. Баба какая-то и воротничок. По виду — лошок.

— И что ты от них хочешь?

— Что непонятного? Шли духи сюда. Значит и ребят привели. Этот, по всему, главный. Значит должен знать, где они. Мы его, соответственно, спросим.

— Ты его из леса разглядел?

— Да. Говорил же, прими таблетку. И ты все разглядишь.

— Никаких таблеток, — он стукнул себя пальцем по носу и совершенно по-детски шмыгнул, — хорошо, давай. Только надо дождаться пока он один останется.

— Чего вдруг?

— Те двое мешать будут. Или их там сразу кончать надо. А это, во-первых, шумно, могут успеть крик поднять, во-вторых они не при чем.

— Пока послушаем, о чем говорят. Может как раз ребят обсуждают?

— Ты английский знаешь?

— Нет, — об этом я, действительно, не подумал.

— Они там, скорее всего стройку обсуждают. Нам этот хмырь нужен, а не обсосы мелкие!

И это верно. Психостимулятор повысил выносливость, обострил реакцию, придал уверенности, даже мозги расшевелил. Течение мысли ускорилось, решения принимались быстрее, но логическая последовательность, судя по всему, была нарушена.

— Сам ничего не предпринимай, прошу тебя. Ты сейчас нормально думать не способен, — Ефим будто прочитал мои мысли, — теперь главное, чтобы они не все вместе расходиться начали.

Потом, вспоминая тот разговор, я вспомнил и то, что первый звоночек неправильности происходящего звякнул в голове именно тогда. Но я не понимал, что именно не так, а правду, по-прежнему не мог и предположить.

Верхний этаж встретил распахнутыми стеклянными дверями, из которых лился свет. Пространство между дверями и стенкой в темном коридоре было совершенно черным. Там мы и разместились. Каждый у своей стены. Нас видно не было, а офисное помещение как на ладони.

Троица сидела за столом. Точнее сидели только тощий паренек в очках и девица, по виду секретарша. Тип со стройки, в белой рубашке с закатными рукавами стоял, прислонившись к шкафу и изогнув бровь, смотрел в пол перед собой. Казалось, там сенсорный планшет лежит, и критически настроенный руководитель в нем отчет читает.

Но руководитель ничего не читал, а внимательно слушал, как худой очкарик что-то с жаром объясняет. Объяснял на английском, которого я не понимал.

В ходе разговора, паренек, поперхнувшись словами, хлопнул себя по лбу и умчался вглубь зала. Когда он скрылся за перегородками, босс, оторвался от шкафа, подошел к девушке за столом и положив руку перед ней на столе, другую положил на спинку стула, за которым та сидела, заговорил о чем-то. По плавности речи, было понятно, что разговор далек от работы.

Девица смущенно улыбалась, щечки зарделись, она кокетливо провела рукой по волосам.

Вернулся тощий очкарик с бумагами в руках, бухнул их на стол перед парочкой и тыча в листки пальцами снова затрещал.

Босс вздохнул и оторвавшись от стола с секретаршей, мягко что-то произнес. Очкарик нахмурился, непонимающе переспросил и не дожидаясь ответа, стал увлеченно показывать пальцем то в бумаги, то в графики на стене.

Босс подошел, обнял его. Взял из рук стопку бумаг, в которую паренек вцепился, и что-то тихо и задушевно объясняя, повел к выходу. То есть, к нам. Мы, не сговариваясь, отступили в стороны, и присев, слились со стеной.

Объект довел очкарика до самых дверей и остановившись в нескольких шагах от моей физиономии, одобрительно похлопал парня по плечу, вручил стопку бумаг, произнес несколько слов, из которых я узнал только «туморроу» и вежливо подтолкнул к проему.

Очкарик удивленно смотрел на него, неловко кивнул и со стопкой бумаг в обнимку, спустился вниз. Нас, к счастью для себя, не заметил.

Осталась только девчонка. И вот она, судя по развитию ситуации, одна отсюда не выйдет. Надо действовать сейчас. Я оторвался от стены, вступив в освещенный квадрат пролета и невидимый из офиса, кивнул в сторону дверей. Ефим отрицательно замотал головой и показал мне указательный палец, — «ждем, когда останется один».

Раз мы перешли на знаки, я изобразил на пальцах, что сейчас будет происходить за дверями. Жест не из тех, что приняты у спецподразделений, скорее из разряда школьно-хулиганских, но то, что наш объект один не останется, Ефим думаю, понял. Ответить не успел. Двери с тихим скрипом закрылись, послышался звук запираемого замка.

Он ее действительно, прямо здесь, сейчас будет.

Мысли продолжали бешено прыгать в голове. Я схватился за ближайшую. Очкарик еще рядом. Его шаги только-только затихли. Значит, он вышел на третьем этаже и скорее всего сейчас еще в коридоре. Даже если его комната близко, я успею заметить, в какую он входит.

Пока несся вниз, в голове мелькало, если парень до ночи сидит с боссом, может что-то знает? И что всё равно больше спрашивать некого. И еще — хорошо, если бы он жил один.

Армейские ботинки, мало того, что крепкие и надежные, еще и бесшумные. Я выглянул в коридор третьего этажа. Паренек шел по полутемному коридору и, судя по силуэту, продолжал обнимать стопку бумаг. Я двинулся за ним, прижимаясь к стене. Он дошел до одной из дверей, достал карточку и поднес к замку.

Хорошо. Значит, живет один. Иначе бы постучался.

В комнату мы вошли вместе. Он сделал первый шаг, дальше я, мгновенно преодолев оставшееся расстояние, втолкнул его. Он так удивился, что не успел испугаться. Листы полетели на пол, он растерянно обернулся, я прижал его к стене, зажав рот и произнес единственное, что помнил из разговорника:

— Куает, — и добавил, — релакс! — И еле сдержался, чтоб не добавить еще и «донт ду ит». Мозг зачем-то вытащил из недр памяти.

Парень разглядел мою рванную физиономию и вот теперь испугался. Сильно. Глаза округлились и скосились мне за спину. Вслед за мной в комнату проскользнул Ефим.

— Надо было дождаться, пока главный не освободится! — зло зашипел он мне в ухо.

— Дождемся, — кивнул я. — Где он находится, мы знаем, в ближайшие несколько минут никуда не денется. Но он заперся, а пока поспрашиваем этого.

Паренек, услышав русскую речь, испугался еще больше. Я знаю, что это не довод, но у него в глазах, мелькнуло кроме испуга и некое понимание происходящего. Я осознавал, что был под действием норавалерона, но кажется, именно синтетический психостимулятор обострил внимание до такой степени, что подобные мелочи бросались в глаза.

Я достал нож. Покрутил в руках перед глазами паренька, показал на Ефима и себя, продемонстрировал четыре пальца.

— Где еще четверо?

— Он не понимает. А если б и понимал, то ему откуда знать где они?! Ты не того спрашиваешь.

— А я уверен, что он понял. — Я приставил лезвие к горлу пацана.

Тот затряс головой и указал пальцем куда-то вниз.

— Вот видишь!

— Что? Он пальцем вниз показывает. Ты понимаешь, что это значит?

— Понимаю. И он меня понял, — я уверенно схватил очкарика за шиворот и подтолкнул к двери. Прежде чем выйти, показал ему на глушитель.

— Будешь дергаться, выстрелить не задумаюсь. Ясно?

И снова тот кивнул.

— Пошли, покажешь.

Пустыми коридорами снова спустились на первый этаж. Нога вахтера торчала из-за стойки. Пленник ее может и не заметил бы, но я намерено провел его рядом и как бы невзначай пнул конечность, забросив за стойку. Пусть боится очкастый, не расслабляется.

Держал его за плечо и чувствовал, как оно дрожит. Парень вел нас к выходу. Я остановил его.

— Куда? Ты вниз показывал, — и повторил его жест.

Он ткнул влево и снова вниз.

— Basement side of the building. Is there [1].

— Что еще за «из да»? Ты нас в изду, сука, ведешь?!!

— Он говорит, что подвал сбоку от здания, — вмешался Ефим.

— О! Так ты по-английски понимаешь?

— Да пару слов.

— Так спроси его про ребят? Почему сразу не спросил?!

— Да не говорю я по-ихнему. Говорю же, пару слов знаю. Могу иногда понять, о чем говорят, если не слишком быстро. Но разговаривать не умею, — он подошел к двери, — я первый.

— Помнишь, да? Все делаешь тихо, — я снова толкнул заложника, — тебя, ватс ю, кстати, нейм?

— What [2]?

— Нэйм?

— Tony. Anthony Hernandez.

— Пошли Тони.

Мы вышли на воздух мимо прижавшегося к стене и целившегося в небо Ефима. Энтони не доходя до угла здания остановился.

— Where security. [3]

— Чего он лопочет? Чего встал?

— Говорит, там охрана.

Эта стена была невидима со стороны леса, где мы залегли днем.

Я осторожно выглянул, увидел двух вооруженных людей, стоявших перед наружным входом в подвал. По тому, как стояли и держали автоматы, понял, что это опять чхоме. К тому же и один из этих тоже курил. Дисциплина у них, конечно, в заднице.

Я прислонил Энтони, который со странным выражением пялился на Ефима, спиной к стене, снова зажал ему рот и глядя в глаза, прислонил палец к своим губам.

Ефим присел, переключил «Леваш» на одиночный режим, выглянул из-за угла и дважды нажал на курок.

С каждым чирканьем Тони вздрагивал.

— Чисто, — Ефим поднялся, — пошли.

Один еще шевелился, дергая ногой. Я провел обоим правку в голову.

— Здесь замок. Поищи карточку, — Ефим спустился к двери.

— Хреново если в нее пуля прилетела, — я шарил по карманам убитых, не отпуская Тони, — нет, ни хрена.

— Да им и не полагается. Просто охрана, — Ефим осматривал замок. Взрывчатка может и помогла бы, если под петли, но шумно, да взрывчатки и нет.

— Слышишь, Энтони. А может твою карточку попробуем?

— Его только в комнату пускает. Кто он такой, чтобы доступ к пленникам иметь?

— Это, скорее всего, обычный подвал. И пленных здесь держать не предусматривалось, — мысли продолжали носиться в голове, — ребят просто поместили в ближайшее подходящее помещение. А Тони наш и с боссом совещается и про пацанов знает, и вообще жутко умный. Неужели в подвал не пускают? Давай посмотрим, что еще его карточка может? Хуже-то не будет?

— Тони?

— What [4]?

Я вытащил из его нагрудного кармана карточку и передал лейтенанту.

— Тащи жмуров вниз, говорю. Андестенд?

Ефим поднес карточку к замку. Щелкнуло. Красный огонек сменился зеленым. Дверь поехала в сторону.

Тони опустил голову и что-то произнес.

— Чего бормочешь? Жмуров тяни, чтоб не увидели, как они тут валяются.

— Пацаны? Вы здесь? — Ефимсунулся в дверь с автоматом наизготовку.

Тони тащил труп чхоме вниз и оглядывался по сторонам.

— Ефим, ты?

Я узнал голос Аки.

— О! Командир! Живой? А мы думали, из тебя суп сварили. Духи тебя куда-то в лес потащили. Морды довольные. Точно жрать собирались.

Цезарь!

— Подавились. Скиф им аппетит испортил. Все целы?

— Побиты немного. Скиф? И он здесь?

— Да здесь, только обдолбанный.

— Потом поговорите, — я подал голос, — идти пора. Уж извините, что вас посреди ночи из дому тянем, да еще из такого богатого, но засиделись вы бродяги.

Все четверо были здесь. Господи, как же они были рады нас видеть! Меня хлопали по плечам. Потом только по одному, когда я взвыл после удара по ране.

— Ну и рожа у тебя, Скиф!

— А, что раньше лучше была? По мне, так ничего не изменилось.

— Вжик, ты всегда на меня западал, я знаю, — счастливо огрызнулся я.

— А это кто? — спросил Стаканыч.

— Тони. Любезно проводил нас к вам. Теперь вместо вас останется здесь.

— А чего головой вертит как заводной?

— Не знаю. С перепугу, наверное. Что с тобой малахольный? — обратился я к нему.

— Do-o-оr. Signal [5]. — Тони будто извинялся за что-то.

— Какой сигнал?

Над стройкой взвыла сирена. Через мгновение зажглись прожектора.

Энтони Эрнандес лег на землю и закрыл голову руками. Вид обреченный.

— Уходим! Быстро!

Мы с Ефимом кинулись к лесу. Ребята за нами.

Уйти той же дорогой не удалось. Из похожей на киоск пристройки, мимо которой мы прошли полчаса назад, выскакивали люди. В камуфляже, с автоматами. Нас пока не видели. Открылось одно из окон в «офисном» здании, высунулся человек и что-то закричал, указывая рукой в нашу сторону.

Мысли не переставали скакать, и я продолжал выбирать нужные.

— К реке. Катер!

Никто не спорил. Первые выстрелы засвистели над головой, когда до пристани оставалось не больше ста метров.

Глава 10

— Закончить кадетское, учебку, отслужить по распределению пять лет, продолжить жизнь в армии по контракту на те же пять лет. Потом еще дважды по пять. И после всего этого остаться в живых, непокалеченным, и даже межпозвоночную грыжу не заработать. И даже не спиться. Вот это и есть геройство, а не эти ваши подвиги из кино и книжек. Настоящая армейская жизнь — это работа. И не имеет ничего общего с выдуманными историями. И ты малец, в самом начале того пути, что я уже прошел.

Прапорщик Чемерис был не очень высоким, но очень широким. Квадратное телосложение — это про него. Первое время я все время смотрел на его пальцы. Это были даже не сосиски. Сардельки. Он мог ими грецкие орехи колоть. Тем удивительнее, что он еще и ловко играл на гитаре, быстро перебирая сардельками струны.

Про Дмитрия Григорьевича было известно многое. Например, как он бросил курить, хотя был заядлым дымилой с четырнадцати лет. В Космическо-десантные войска попал в неполные семнадцать, подделав документы, что ему уже все восемнадцать. Он не подходил по росту, но поставил рекорд по скорости выполнения нормативов на вступительных испытаниях. Рекорд, не побитый по сей день. Для него было решено сделать исключение, и он стал десантником, несмотря на приземистость. Курильщиков в армию не брали категорически, тем более в КДВ, но заподозрить в этом пышущем здоровьем крепыше курильщика было невозможно и когда его застукали в туалете учебки с сигаретой, было долгое разбирательство. Его чуть не вытурили, но опять спасли показатели по всем дисциплинам. Дмитрий Чемерис лучше всех стрелял, бегал, прыгал, владел приемами рукопашного боя. Смел, находчив, правильно осторожен. Прекрасно ориентировался на поле боя, пусть и учебного. Мгновенно принимал решения и всегда правильные. Мгновенно усваивал все новшества учебной программы. Про таких говорят «родился в берете». Но бросить курить никак не мог. После того случая, ему было строгое внушение, долгий разговор с преподавателями и инструкторами о вреде курения, о необходимости проявить характер и завязать с пагубной привычкой. Неизвестно почему, но больше его не ловили, хотя запашок от него был часто. Стаканыч, у нас в роте такой же был. Все время водку прятал. Пил немного, но регулярно, даже прозвище получил. А поймать никак не могли. Не на экспертизу же его тащить. Но про Леньку позже.

В 2175 году на Барталамео вспыхнула гражданская война. Обе стороны громко взывали к свободе, справедливости, обвиняли друг друга во всех тяжких. На деле речь шла о контроле над алмазными шахтами планеты.

Государство было марионеточным. По сути, Барталамео была колонией Северо-Атлантической коалиции. Когда началась буча, подключился Евразийский Союз, ставший агитационно поддерживать повстанцев на официальном уровне, и материально на неофициальном.

В качестве инструкторов на планету направили несколько офицеров КДВ, в том числе и Дмитрия Чемериса. Бойца еще молодого, но перспективного. Инструкторы обучали повстанцев партизанскому делу. Устраивать засады, организовывать диверсии, ставить мины, внедрятся в сети и вести агитационную работу с населением.

Бартоломео планета-гигант с долгим оборотом вокруг своей оси, поэтому день длится больше земной недели. Это гористая планета и единственные пригодные к жизни регионы сосредоточены в районе экватора. Огромные, в несколько тысяч километров в длину, ширину и глубину трещины в цельной горной породе, где произрастают тропические джунгли. Жаркие настолько, что первые поселенцы ходили первое время в теплоотражающих костюмах. Потом углубившись в разветвления трещин убедились, что есть места чуть прохладнее. Там и жили. На работу ездили в специальных вагонах с кондиционерами, и работали в шахтах с приборами климат-контроля. Но ездили сквозь джунгли. Вырубить которые полностью, не представлялось возможным. Они росли с такой скоростью, что рабочим бригадам приходилось вырубать и выжигать деревья на одном и том же участке ежедневно. Точнее раз в сто восемьдесят земных часов. Плюс в джунглях водилось сотни видов млекопитающих, пресмыкающихся, летающих и паукообразных. Все зубастые, и человеконенавистнические. В этих условиях и люди решили друг-дружку немножко поубивать.

В какой-то момент, после одной особо удачной диверсии, инструкторы вместе с диверсантами-учениками возвращались к себе на базу. То ли наткнулись на них лоялисты случайно, то ли засада была, мы уже не знаем. Но бой длился недолго. Повстанцы сделав нескольких выстрелов банально струсили и бросив старших товарищей, драпанули. Тем пришлось отступать в джунгли. Хотя «отступать» это легко сказано. Инструкторов загнали в непролазные болота, а так как соваться за ними было опасно по ряду причин, пару дней поливали местность из РСЗО и минометов. Пару местных дней.

Эти фактически две недели. Ни жрать, ни пить толком нашим диверсантам было нечего. Сожрать, и очень активно, пытались лишь их самих.

За этот период, с ближайшей планеты, Евразийский Союз, наплевав на условности, подогнал два грузовых корабля набитых десантниками, раздолбал лоялистов и вытащил Дмитрия Чемериса с сотоварищами из кипящих болот. Усталых накормили, напоили, а Димка, первым делом, попросил сигарету. Для такого героя, конечно, нашли. Он выкурил три сигареты подряд и очнулся уже в корабельном лазарете. Истощенный организм не выдержал еще и испытания никотином.

Больше Дмитрий Григорьевич не курил.

Скандал с этим делом на Бартоломео, конечно, был, и крупный. Но Атлантическая Коалиция не могла официально предъявить за своих убитых, так как, по идее, их там тоже, не должно было быть. А наши все свели к локальному конфликту с местным диктатором. Но это отдельная история и ненужная.

— Так, что салага, ты только в начале пути, — продолжил речь прапорщик Чемерис. — И если выбрал эту профессию, то это уже значит, что у тебя с башкой проблемы. А теперь тащи запчасти в гараж. Потом за швабру хватайся. Пол там вымоешь.

Сама служба в учебке запомнилась слабо. Хотя пролетели полгода небыстро. Множество обязанностей, постоянные тренировки. Освоение оружия, тренажеров, обучение воинскому делу. Может поэтому и не запомнилась. Я был все время чем-то занят, хотя все это уже в кадетском проходил. Учеба была небогатой на происшествия. Хотя один случай запомнился.

Как-то, в конце января, посреди ночи меня разбудил Цезарь.

— Пойдем, посмотришь. А то мне не поверят.

— Чего? А…? — спросонья я не мог сообразить, кто и о чем меня спрашивает.

— Я говорю, ты за чеснока у пацанов катишь. Тебе поверят. Пошли, посмотришь.

Цезарь, парень конкретный, обстоятельный и словами кидаться не любит. Если зовет среди ночи куда-то, значит надо.

Дежурного в коридоре не было и это странно. Дисциплину в десантуре соблюдали строго. Вышли на улицу и меня, зевающего на морозе, Цезарь повел к свинарнику. При учебке было подсобное хозяйство. Зашли, однако, не через главный вход, а через тамбур. Причем осторожно. Юрка, как на самом деле звали Церенова, прежде чем открыть дверь, приложил палец ко рту и свет в тамбуре не зажег. Мы с минуту стояли в теплой темноте комнатки, пока он что-то высматривал в приоткрытую дверь коридора с загонами. Потом махнул головой, мы на цыпочках вошли и зачем-то спрятались в одном из пустых загонов. Вокруг сонно хрюкали и тянул характерный запашок.

— И дальше что? — спросил я через минуту.

Цезарь прошептал:

— Еще две-три минуты. Он после столовки, сразу сюда идет.

— Кто?

Он снова приложил палец к губам.

Минут пять мы еще сидели в свинарнике, как два идиота. Я начинал дремать и подумывал сквозь сон, что это какой-то дурацкий розыгрыш, и что надо бы все это прекращать уже, но в этот момент скрипнула дверь центрального входа. Я прильнул к щели.

Вошел Айдос. В учебку он попал то ли по блату, то ли по плановой разнарядке. Десантник из него был никакой, только гонору много. Всем рассказывал, что чингизид. Категорически отказывался есть свинину и когда в первый день по незнанию съел кусок отбивной, там же в столовке опрокинул тарелку, выплевывал еду на пол и расцарапал себе ногтями язык до крови. Поведение, прямо скажем, не бойцовское, но руководство учебного центра было вынуждено еще и извиняться перед ним. Недосмотрели. Ему религия не позволяет. И администрация должна была знать! На работу в свинарник, он, разумеется, дежурства не получал, поэтому видеть его здесь было странно.

Айдос вошел, огляделся. Пройдя мимо нас, направился к тамбуру. Выглянул в коридор, проверил выход.

Я все еще ничего не понимал. Перевел взгляд на Цезаря. Вид у него был отсутствующий. Прислонив руку к щеке, смотрел в стену.

Айдос вернулся и подойдя к одному из загонов заглянул внутрь. Протянул руку, разбудил крупную хрюшку и дал ей конфету. Свинья аппетитно зачавкала.

Ночной гость зашел внутрь загона, оставив дверь открытой. Подошел к свинье, погладил ее гладкий бок и что-то ласково зашептал.

Цезарь тихо и грустно вздохнул мне в ухо.

Айдос зашел хрюшке в тыл и начал снимать штаны.

Длилось все недолго, хотя мне казалось вечностью. Было и противно, и хотелось ржать одновременно. Я отвернулся почти сразу и вместе с Цезарем изучал стенку напротив. Своего присутствия мы не выдавали. Я просто не знал, как себя вести в этой, насквозь идиотской, ситуации.

Дверь за свинским любовником закрылась.

— А вот есть их он, значит, не может, — наконец выдавил я.

— Эту свинью теперь и я есть не смогу, — Цезарь покосился в сторону загона, — надо будет номер запомнить.

— Меня зачем позвал?

— Ты бы мне поверил, расскажи я такое?

— А как узнал о его похождениях?

— Случайно. Один раз, в каптерку пошел ночью, за сгущенкой. Я в гараже дежурил, чаю захотел. Вижу Айдоса в коридоре нет, хотя он в карауле стоять должен. Смотрю в окно, а он из столовки в сторону свинарника идет. В свинарник! Он! Интересно стало. Пошел за ним, по-тихому.

— И давно это было?

— В ноябре еще. Стал посматривать. Он на каждое ночное дежурство сюда приходит. На свидание.

Из учебки Айдоса перевели на танковый полигон под Тулой. Показатели по всем дисциплинам, у него были не ахти, а вот к технике обнаружился талант. Отправляли обслуживать рельсотроны к универсальным самоходным артиллерийским системам. Мы с Цезарем приготовили подарок и засунули ему в вещмешок. Подарок — то самое место, которое ему так понравилось у хрюшки. Аккуратно вырезанное и засушенное. Свинью кололи мы и скормили пацанам месяц назад. Сами, как и говорилось, не ели. Сказали только своим. Остальным не стали. Вся учебка давилась бы. Не от мяса, так от хохота. А так, чего добру пропадать?

«Своими» было несколько ребят, с которыми скентовались в первые месяцы службы. Цезарь, Баха, Халк, Ака и Скиф, то есть я. Точнее Юрка, Бахыт, Колян, Славка и Олег, но имена на службе не приживаются никогда. Про Юрку, я уже говорил, почему Баха, тоже, думаю понятно. Халком мы звали Коляна, из-за его габаритов. Приключения зеленого гиганта показывали в кинотеатрах добрые два века. А со Славкой смешная история. Его, при поступлении, провожавшие пару раз «Ака» назвали. Он потом нам пояснял, что в детстве долго не разговаривал, только произносил все время «ака», «ака», «ака». Так его и прозвали во дворе. Разумеется, и мы стали так звать. Через полгода, на посещении, его мать услышала, как мы его называем, устроила скандал.

— Не зови его так! Он Слава!

Под раздачу попал Баха, стоявший по ту сторону забора и по неосторожности обратившийся привычным именем к Славке. Поначалу опешивший от такого напора, Бахыт сменил растерянность на ехидную ухмылку. Ничего не отвечал, просто ухмылялся и смотрел на разгневанную родительницу, пока красный от стыда «Ака» — Славка не попросил его уйти. Баха ушел. Тощий, ехидный, драчливый, к вежливым просьбам относился с пониманием.

Он был первым убитым из нашего выпуска. Погиб через год после окончания учебки. При распределении попал в 50-ю отдельную штурмовую бригаду. Они были в патруле. Здесь на Земле. Где-то у реки Хунза, в миротворческой миссии. На границе Индии и Пакистана. БМД-27, машина на воздушной подушке. Баха спрыгнул с нее прямо на мину. Мина старая, на металл над собой не сработала, а на прямой контакт — да. Бахе оторвало ногу, спасти не успели, умер от потери крови и шока. Перед смертью долго ругался, как нам говорили.

Первым, но не последним.

Меня прозвали Скифом не сразу. Четыре года в кадетском, я был «Дикий». Это в разговоре опять всплыло, что я «из леса».

И в учебке первые несколько дней, звали «Дикарем». Потом прапорщик Чемерис, знакомился с нами перед строем. «Кузнецов» — прокричал он. И на мое «я», прозвучавшее неожиданно громогласно, назвал меня «Кузнечик зычный». Полдня я был «Кузнечиком». Вечером того же дня выяснилось, что «Кузнечик» в прошлом году уже был, и чтобы избежать путаницы, меня спросили, что-то вроде «а, так, по жизни ты кто?».

— Да вроде, как «дикий», — подсказал кто-то из знакомящейся толпы цвета хаки.

— Не-а. На «дикого» он не похож.

— Хоть имя дико, но мне ласкает слух оно, — кивнул я.

— Чего?!!

— Ну, как же? — напомнил я, казавшуюся мне широко известной строчку, — да, скифы — мы! С раскосыми и жадными очами!

Так и прижилось — «Скиф». Хотя я чуть было не стал Блоком.

Глава 11

— Скиф! Ты чего творишь?! Мы не заведемся!! Ключа же нет!!

Я влез в надстройку рубки катера и шарил руками по приборной панели, пытаясь разобраться в выпуклых светящихся дисках. Картинка напоминала полутемную стойку бара, заполненную подожженными коктейлями. И музыка! Выстрелы мелодию выводят! Что значит, быть под наркотой. Обезболивающее, вместе со спидами.

Где-то между указателями положения руля, скорости и эхолотом, должна быть кнопка, снимающая блокировку двигателя. Знаю, я эту модель. Простейший экраноплан. Не нужен здесь ключ. Просто тумблер блокировки. Мозги продолжали работать в ускоренном темпе.

Пузатый катер «Erpeton — 510 so». Обтекаемый и с крыльями из каждой выпуклости. Недорогой, массовый, но с отличной скоростью. В отличие от базового «Erpeton — 510», упрощенная модель. Младенец справится с управлением. В учебке курс был, как такие водить.

— Есть!!! — заорал я, щелкая переключателем, — прыгайте!

Мотор заурчал. Плавно, но шумно. Пацаны заскакивали на борт.

— Здесь рация рабочая! Ефим, свяжись с орбитой!

Зазвенело разбитое стекло рубки. Пули шли высоко. Автоматные очереди длинные и стволы у стрелков задирало. Но свистело над головой. Было весело.

Да-да! Это потому, что я обдолбан.

Катер оторвался от пристани и обдав пенной волной береговые кусты поплыл… нет, полетел по реке.

Я взглянул в зеркало заднего вида. Плохо наложенные бинты на плече и на голове трепетали на ветру как флаги. Рожа опухшая и перекошена. Рванные клочья кожи собрались в гармошку и пробиваются сквозь повязку. За спиной автомат, на плече медицинская сумка.

Красавчик!

— Кострома, я Ручей, ответьте. Кострома, я Ручей, ответьте…

Ефим терзал рацию.

— Наверное, глушат. Нет ничего.

— Да не могут здесь глушилки работать! Между собой-то они связь держат. Продолжай!

— Куда плывем-то? — спросил Вжик.

— Подальше отсюда!

— Кострома, я Ручей, ответьте.

Строительная площадка осталась позади, светлое пятно среди ночи уменьшалось с каждой секундой.

Мы плыли уже пять минут, когда к шуму двигателя прибавился новый звук.

Гражданские конвертопланы обычно тихие, но Twister 5707 — армейский реактивный тилтротор. Визжащий звук царапал воздух, казалось, что в гулкой трубе заперли сварливую тетку, и она там ругается с пылесосом.

Цезарь подскочил ко мне и стал сдирать автомат с плеча.

— Как они быстро!

— Вот теперь хана! — прокричал Ака.

— Чего они прицепились?!

— Не могут нам дать уйти. Понимают сколько мы рассказать можем.

Тилтротор приближался на немыслимой скорости.

Цезарь пальнул в него и даже попал. От стального бока мелко брызнуло. Стаканыч забрал автомат у занятого рацией Ефима и тоже стрельнул.

— Бестолку. Там и стекло бронированное. Эта херня летучая даже РПГ выдержит!

Не знаю, что там рыцари в древности испытывали, когда выходили на бой с драконом, но у меня была смесь страха с восторгом. Я чуть было не повернул катер этой штуке навстречу, но наркотическая эйфория мозги отключила не полностью, и я сдержался.

Твистер догнал нас, но огонь не открывал. Просто завис над нами и летел над рекой, не отставая. Со стороны могло показаться, что мы змея запустили, а теперь орем от восторга.

Пацаны еще пару раз пальнули, но скорее для острастки.

— А он чего не стреляет? — спросил Стаканыч.

— Катер берегут, что ли?

— Представь, какие они понесут убытки, если дадут нам уйти. Один залп с орбиты и всей этой стройке конец. Катер, в сравнении, такая мелочь, что говорить несерьезно. Дело в чем-то другом.

— А в чем?

— А я откуда знаю?!!

— Ефим? Чего рацию бросил?

— Бесполезно. Не отвечают.

— Давай, я, — Ака взял у него трубку, — Кострома, я Ручей, ответьте. Кострома, я Ручей, отве…

— Ручей, Кострома слушает, — донеслось вдруг из динамика.

— Кострома, я Ручей, докладываю, — Ака обхватил трубку, будто певец, страстно напевающий любовную балладу в микрофон, — разведывательный отряд уничтожен. В живых осталось шестеро бойцов. Были взяты в плен, бежали. Уходим по реке на катере. Противник преследует нас на конвертоплане, модели Твистер, срочно требуется эвакуация!

На том конце провода замолчали. И их можно понять. Такую информацию переварить надо. Ушли с дикарями воевать, а тут катер, реактивный конвертоплан, да еще и отряд уничтожен.

— Ручей, повторите.

Ака повторил, проорав все то же самое и добавив под конец — «пеленгуйте!» Ну и еще ругань.

И тут Твистер дал залп. Пулеметные очереди с обоих бортов били из-под поворотных движителей. Несмотря на то, что бил в упор, метров с десяти, все остались живы. Собственно, выстрелы не повредили даже катер. Твистер метился в речку. Частые брызги от пуль будто вскипятили освещенную прожекторами воду по бортам катера.

Промазать с такого расстояния даже слепой не смог бы. Он бы просто на звук ориентировался. Значит, убивать нас не хотели. Предупреждают.

Я высунулся из кабины и обматерил летающую хрень над головой.

Хрень ответила огнем с правого борта и легким поворотом крыла. Нас явно пытались направить к берегу.

В разбитую кабину залетал ветер. И сквозь острые углы осколков стекла, я увидел, что река кончается. Вместо глади воды ночное небо за близким горизонтом.

— Кострома, я Ручей! Вы пеленгуете?!!

Эфир зашуршал помехами, затем донеслось:

— Пеленгуем! Кто именно говорит?

Это было не по инструкции, называть имена, вместо позывного, но им там на орбите, надо полагать, виднее. А у нас просто выбора не было.

— Старший сержант Лисовец.

— Кто еще с вами?

Вот зачем им это сейчас?!

Ака начал перечислять, и до меня только сейчас дошло, что все пленные старшие сержанты, плюс лейтенант. Я сержант младший, но меня и в плен не брали. Мысль мелькнула, но было уже не до нее. Река обрывалась и повернуть я не успевал. Да и не мог. Скорость высокая, а рулевой, я так себе. Любитель на нарокте.

— Держитесь! — прокричал я! Сейчас полетаем!!

Стремительно приближающийся водопад шумел, тилтротор над головой тоже, но меня услышали.

Водопад оказался невысоким, но поганым. Сгрудившиеся под пологом стволы принесенных течением деревьев, скопились и разделили его на множество неровных струй. Катер застрял на искусственной мели из бревен, накренился и одна из струй, полилась в катер, как в наполняемый грязной водой башмак.

— Ручей, не молчите — прохрипел динамик.

Мы не молчали, мы орали, но без нажатой на микрофоне кнопки нас, к счастью, не слышали.

Катер накренился, заскрипел носом по каменистому порогу и наконец свалился. Нас тряхнуло, вылетели остатки стекол, вокруг летали незакрепленные предметы, падая на голову. Катер умудрился не перевернутся, мы плюхнулись на воду. Мотор не заглушен, винт крутился, судно вертело и боком занесло в одну из многочисленных проток, заросшую со всех сторон так, что казалось, будто мы влетели в зеленую пещеру.

Ветки хлестали по бортам и по лицу. Повязку с головы вырвало, что говорится «с мясом», в моем случае, буквально, и пронзившую меня боль не смягчил даже наркотик.

Схватившись за руль, я выровнял катер, остановил его, пытаясь сориентироваться в ситуации. Над головой, сквозь зелень, срывая искусственным ветром листья, взревел тилтротор. Мы слишком большая мишень, чтобы легко потеряться.

И вот теперь Твистер долбанул по нам всерьез. Никаких больше предупреждений, все по чесноку. Игры кончились и пулеметные очереди вспороли обшивку катера, доски, металл и пластик рубки. Трап рядом со мной оторвало, конструкции перемалывались в деревянный фарш. Бухнула пушка.

Волной катер отнесло под скалу, где он, врезавшись в кучу мусора, в основном мокрого валежника, задрав нос, сел на мель, и стрельба прекратилась. Нас потеряли из виду.

— Ручей, я Кострома, ответьте.

Рация цела. Самое странное, что пацаны тоже. Все!

Ревущий конвертоплан ушел в сторону.

— Сейчас, сука, с той стороны зайдет! И мы как на ладони будем!

— Ручей, я Кострома, ответьте.

— Кострома, я Ручей, — ведем бой с авиацией противника, — Стаканыч нашел рацию. Ниже по палубе в его сторону полз Ака. Ранен?

Какой, к черту бой?! Нас месят, а мы уворачиваемся. Это не бой, это бегство утки от охотника, хотя звучит, конечно, здорово.

— Миша, ты там?! Живой? — прогремела, вдруг рация.

Я узнал голос генерала Ефимцева.

— Да, папа, — Ефим выхватил у Стаканыча рацию, — тут хрень какая-то происходит непонятная. Разобраться не могу!

Никто не может, но сейчас зачем говорить об этом? И опять накатило чувство неправильности происходящего. И я не про современную стройку посреди дикого леса и не про то, что нас поубивать хотят. Это, конечно, было насквозь неправильно, но хотя бы относительно понятно.

— Ничего Миша, я разобрался. Теперь скажи — лазерный указатель цели у тебя есть?! — снова прогудела рация.

— Да, папа! Только автоматный.

— Миша, мальчик мой, это ничего, я вашу частоту знаю. Наведи лазер на цель. И я ударю отсюда.

Точно!!! Одна ракета с «Генерала Скобелева» и Твистеру амба.

— Понял папа! Сейчас все сделаю! — Ефим протянул ко мне руку, — указатель!

— Держи! — я вручил лазер чуть ли не торжественно.

— Миша, — снова позвала рация.

— Слушаю, — Ефим нажал кнопку.

— Ты меня хорошо понял? Я разобрался. Во всем. Теперь просто все сделай правильно. Ты знаешь, что делать.

— Да, папа.

Это был очень странный разговор. Но я снова списал паранойю на свою одурманенность.

Ефим взял и подняв голову прислушался к гудению конвертоплана.

— Отсюда не прицелится, да и нас ракетой задеть может. Я на берег сойду.

— Может все выскочим? Здесь уже мелко, — предложил Цезарь.

— Не получится, — вдруг сказал Стаканыч, — Ака ранен.

Я только сейчас увидел, что он возится со Славкой. И Вжик рвет рубаху на бинты.

— Да, вам не надо, — быстро кивнул Ефим, — я все сделаю. Скиф, помоги ему. У тебя ведь медицинская сумка.

Он выпрыгнул из катера на валежник и ловко перебирая ногами перебрался на берег.

— Не затягивай, Твистер долго нас выискивать не будет. Мы с той стороны, как на ладони, — бросил я ему вслед и кинулся к остальным.

— Не боись. Все сделаю, — повторил он и повернулся в сторону нарастающего звука тилтротора. Что-то прикидывал, — я туда отойду.

Дела у Аки были не очень, но и не сказать, что смертельно. Перебило обе ноги, но навылет и не задев кость. Он морщился от боли, мычал, но старался держаться. Я вколол ему аллилфанол, пока пацаны резали штанины, зажимали раны и высматривали где перевязать, чтоб не сдавить нервы.

На лице Славки появилось облегчение и выражение сладкой безмятежности. Наркотик начал действовать.

— Держись, казак, атманом будешь, — подбодрил его Цезарь, ловко накладывая повязку, — сейчас все закончится. Твистер грохнем, за нами челнок придет. Скоро в госпиталь, отлежишься там.

— Скиф, — слабо обратился ко мне Славка.

— Да, дорогой.

— Во-первых, спасибо, что вернулся.

— Не за что, — потрепал я его.

— Еще во-вторых есть.

— Говори, боец.

— Во-вторых, Скиф. Ну и рожа у тебя!

Мы заржали. Нам нужна была эта грубая шутка, чтобы разрядится.

— Ничего. На соседних койках лежать будем. Тебе ноги лечить будут, мне кожу на башку натягивать.

— Слышите? — спросил Вжик.

Мы прислушались.

— Нет. Почти тихо.

— А почему твистер на атаку не заходит?

Действительно. Звук реактивного конвертоплана не исчез, но больше не приближался. Ощущение, что он завис в воздухе.

— Может частоту перехватили и услышали, что сейчас бомбанут.

— Тогда бы он улетел, а не на месте торчал. Да и не успели бы ему инфу передать, даже если бы перехватили.

— Иди, взгляни, — сказал Стаканыч, — что там?

Я поднялся на задравший нос катер и услышал сзади себя, как Цезарь интересуется, что же это за чудики такие взяли духов под свое крыло и организовала стройку на планете.

Больше я ничего не слышал. Я увидел лейтенанта Михаила Ефимцева, которого спас несколько часов назад, а теперь стоявшего метрах в тридцати от катера и направившего на нас лазерный целеуказатель.

Я успел закричать. Не помню, что. Что-то невразумительное, чтобы пацаны спасались, прыгали, бежали. Я не понимал, что происходит, но на всю жизнь запомнил этот сосредоточенный прищур. Услышал звук приближающейся ракеты и прыгнул в воду. Отплыть я успел на пару метров, не больше. Дальше меня подняла волна от мощного взрыва пущенной с орбиты ракеты.

Глава 12

— Понимаешь, я так не могу, — Вероника мялась с ноги на ногу. Ей было жутко неудобно говорить мне это, она чувствовала себя не в своей тарелке. — Олег, я не плохой человек, правда, просто все это… не для меня… ой! То есть я хотела сказать…

Странно, но я не особенно и расстроился. В ряду свалившихся на меня неприятностей, главное из которых смерть родителей, все остальное казалось незначительным и как бы прилагающимся к основной проблеме.

Мне нечем было оплачивать обучение в престижной гимназии и к лету меня попросят из общежития. Поэтому то, что меня еще и девушка бросила, было даже логичным. Может она и правда неплохой человек, просто все свалившееся на меня, било еще и по ней. Зачем эй это? Одно дело встречаться с незаурядным, остроумным парнем, сбившим корону с местного короля, и совсем другое с побитым жизнью неудачником, а теперь еще и нищим.

— Ну не молчи. Скажи что-нибудь, — голос ее был почти умоляющим.

Я сказал. Кратко, но с точным адресом.

Она вспыхнула.

— Да ты… со мной так еще никто… — потом взяла себя в руки и отвернувшись, ушла.

Думаю, она даже довольна. Теперь у нее есть веский повод не чувствовать себя виноватой. Новый кавалер ждал недалеко и смотрел больше на меня, чем на Веронику. Знакомое лицо, но где видел, не помню. На руке золотые часы. Это в пятнадцать-то лет.

У меня потом долго не было женщин. Не то, чтобы не хотелось. Нет, иногда чувство одиночества накатывало так, что сердце сжималось. Но это были эпизодические вспышки и проявляться стали позже. Полгода после смерти родителей, я был будто выгоревший изнутри и не чувствовал кроме боли вообще ничего. Потом стало легче. Это не значит, что стало менее больно, просто я научился с этим жить.

В кадетском, первое время, тоже оказалось не до девчонок. Обучение было тяжелым, по сравнению с престижной гимназией. Тяжелым не только из-за многочисленных физических нагрузок, но и из-за учебной программы. Это в прежней школе, учителя, по сути, были равнодушны к нашим оценкам. Лишь немногие из преподов действительно пытались нас научить чему-то. Не хочешь — твое дело. И жизнь твоя.

В кадетском считали иначе. И по поводу жизни тоже. Ибо она теперь принадлежала государству. Которое ты и учишься защищать. Тогда и государство заинтересовано, чтобы ты хорошо этому научился.

Странно, но уровень преподавания в военном учебном заведении был на уровень выше, чем в престижной школе. Вспоминая проведенный там год, приходило и понимание, что школа была скорее клубом, принадлежность к которому повышала оценку в обществе. С прицелом отразиться на будущем.

В кадетском за плохую успеваемость предусматривались конкретные наказания, вплоть до телесных. Доходило до этого крайне редко, но само осознание прекрасно стимулировало. И отмазка, что ты не понимаешь то или иное задание, не способен решить уравнение, не прокатывали. Программа составлена грамотными и профессиональными педагогами, с учетом твоего возраста и способностей. Если у тебя хватило мозгов поступить сюда, значит, хватит и на освоение программы. Если не получается, значит ленишься — присел, отжался. Не хватает времени, значит не умеешь планировать день. Как тогда будешь планировать боевые операции? А ну бег в скафандре по плацу!

Прекрасно помогало.

Но в пятнадцать лет гормоны, все равно возьмут свое и спустя какое-то время, я стал обращать внимание и на девчонок за забором, и посматривать украдкой на кадетских сестер, во время родительских посещений. Кошмары стали уступать место снам с совсем другим содержанием.

Веронику почти не вспоминал, не знаю почему. Гораздо чаще вспоминалась Алия, отголосок детства. Хотя может потому и вспоминалось. В детстве, я казался себе несчастным. Господи, как же у меня все, оказывается, было хорошо!

Встречаться с девушками обучаясь в закрытой военной школе, мягко говоря, проблематично. Хотя среди наших были такие ходоки, что если бы сам не видел, не поверил бы.

Умудрялись сбегать, умудрялись приводить, умудрялись ссорится из-за девчонок. Разыгрывались драмы, по сравнению с которыми сериалы про любовь скучные повирушки.

Жена заместителя начальника по воспитательной работе, дама сорока пяти лет забеременела от одного из кадетов. По разговорам, может и не от одного, но это уже из разряда слухов. Татьяна Алексеевна не села за совращение, только по причине своего нового положения. Последовал развод, а через два года она снова вышла замуж, но уже за отца ребенка. Тощему, лопоухому Кольке исполнилось четырнадцать и уже можно было женится. Он звал на свадьбу сокурсников, но насколько знаю, мало кто пошел. Не из соображений этики, конечно, пожрать от души на празднестве, мало кто из мальчишек отказался бы, а просто потому что свадьба выпадала на будний день, когда у кадетов занятия.

Три года они прожили точно, дальше не знаю, я ушел в учебку. Но слышал, что у них не все гладко. Дочь, старше отчима, вроде как возражала против совместного проживания. А оставшийся без жены заместитель начальника по воспитательной работе, генерал-майор Сергей Владимирович Киреев, до сих пор работает. И на той же должности.

Отношения с местными, по традиции, не складывались. А то, что их девчонки западали на подтянутых спортивных парней в форме, ситуацию не улучшало. Самая грандиозная массовая драка в Омске произошла между кадетами и одной из местных уличных банд именно из-за девочки.

Ленка Баринова красавицей не была. Но принадлежала к тому женскому типу пацанок, которые сводят с ума сильнее, чем записные красотки. С Денисом Самойловым они познакомились в клубе. Эту историю я знаю хорошо, с Дениской мы учились на одном курсе. Большими друзьями не были, но общались время от времени.

Я на танцульки ходил редко. Во-первых, не хотелось. Не любил я эти дрыгания. Музыку послушать — да, но прыгать под однообразными ритмами в льющиеся со всех сторон разноцветные огни, нырять в ароматный пар, увольте. Еще и громко слишком. Во-вторых, не мог я себе самоволки позволить. Отчислят из кадетского, значит здравствуй зона для малолеток. Тогда, в ювенальном суде Екатеринбурга я, откровенно выпендриваясь, очень неплохо залепил серому Евгению Александровичу. И сюда, в корпус, попал на условии — «или-или». Что выбрал, понятно, но в моем деле появилась соответствующая заметка.

Но в увольнительную все же шел в клуб. И на девчонок посмотреть, и все наши там были, да и… а куда еще-то?

К девчонкам не подходил. Во мне еще не угасли те романтические представления о девушке, как чистой, скромной, понимающей. Ни одна из тех, кого я видел отирающейся у клуба, этому образу никак не соответствовали.

Хотя я, наверное, еще не повзрослел тогда. И это было проявлением детскости, с которой не мог расстаться. Возможно, сказывалась и моя лесная жизнь, где я общался в основном с книгами.

Но для большинства кадетов, клуб был местом сладким. И не из-за танцулек. Ближайший ночник находился всего в трех кварталах от нас и уже на заворачивающей от кадетского корпуса улице к вечеру собирались стайки девчонок. Знакомство было целым ритуалом. Добродушное принюхивание и ничего не значащие фразы. Смотр, хихиканье, пара острот, представление и сцепка. Один на один знакомились редко, обычно компаниями. Но Денис с Ленкой познакомились уже внутри, когда бравый кадет пытался добыть выпивку у бармена. Про способы добычи нами спиртного в клубах можно рассказывать и рассказывать, ибо продавать алкоголь несовершеннолетним нельзя, но с другой стороны нам и в клуб было нельзя. Но если для возраста делались поблажки, со спиртным такое не прокатывало. Денису отказали, а на его намеки, что он может повысить цену, вежливо, но твердо объяснили, что навар, с вас, юных бойцов, невелик, а вот неприятностей, клуб может отгрести, по самое «не могу». Овчинка не стоит выделки.

Расстроенный, он не успел вернуться к нам. На танцполе, рядом о сценой его перехватил незнакомый парень и смотря в сторону, монотонно предложил на выбор водку, ром или виски.

Денис выбрал водку. Парень озвучил цену и, продолжая смотреть мимо, погладил себя по щеке и приложил к плечу один палец. Сказал Дену подойти к стоящей неподалеку девчонке и отдать ей деньги. Затем подойти к равнодушно наблюдающим за ними громиле и взять товар.

Денис проделал весь путь, забрал у здоровяка хитро запакованную внутрь литровой банки с лимонадом, бутылку водки, но думал о девчонке. Зацепила. Обернулся и поймал ее взгляд.

Не знаю, была ли это любовь с первого взгляда, разговоров об этом романе потом ходило много, только сам Денис почти ничего не говорил.

История почище «Ромео и Джульетты». Лена оказалась подружкой местного бандита Гены-Рельсы возглавлявшего местную шайку. «Октябрята» не имели никакого отношения к историческому движению двухвековой давности, а назывались так по названию округа, в котором жили. Хотя, как раз округ когда-то назвали в честь того движения. Уличная банда еще, лишь слегка поднялись. Промышляли по мелочи: крышевали пару блошиных рынков, контрабанда спиртного, сигарет, в том числе и реализация по клубам. К наркотикам их не подпускали, этим акулы позубастее занимались.

Прямых конфликтов с нами, «беляшами» у них не было. «Беляши» это из-за белой формы. Но несколько драк все же случилось. И тоже, из-за девчонок. Но это было уже из разряда личного, случаи одиночные и на делах не отражалось.

До поры до времени.

Любовь у Дениса с Ленкой была и безграничной, и всепоглощающей. Я даже завидовал. У нас с Вероникой такого не было.

Каждый день, ближе к вечеру она ждала его на площадке между церквушкой и мини-маркетом куда выходил забор с тыловой стороны жилых зданий корпуса. Это было окно в мир, тоннель для побегов в самоволоку.

Денис не всегда мог вырваться, а Ленка отвлекала весь класс. Мы пялились на нее из учебного корпуса, возвышавшегося над училищем.

Она ждала не меньше часа после окончания занятий и уходила лишь тогда, когда становилось понятно, что сегодня они уже точно не увидятся.

Если встретится все же получалось, Денис возвращался в казарму поздно и счастливо улыбаясь, лежал с открытыми глазами глядя в потолок. На наши расспросы не отвечал, хотя мы дергали его как могли.

Меня всегда смущал вопрос, — Денис ведь знал, что кроме него она спит еще и с этим Геной. Но то ли запретный плод был сладок, то ли это проявление той самой любви, которой я понять не мог.

Долго оставаться в тайне столь бурный роман не мог. Узнала о нем и «та сторона». Учитывая статус «Джульетты» дело переходило из разряда «приватного» в категорию деловых. Хотя и про личное, уверен, Гена-Рельса не забывал.

Одним майским днем, трое наших, чьих имен я уже и не помню, сидели на скамейке в сквере и ждали, когда начнется футбол. Рядом располагался стадион, где в межсезонье гоняли мяч местные команды. Сидели в форме и к ним, бодрым шагом подошла натуральная кодла в пятнадцать рыл.

— Заблудились пацанчики?! Район с больницей попутали? Или с кухней? Это фартуки белые на вас? Или платья? Вы чьи невесты?

Это был беспредел по местным меркам, сразу без подначивания переходить к тяжелым оскорблениям, поэтому и ответ был соответствующий.

— А кто спрашивает? Комик или гомик? На тебе столько цветов сразу, что непонятно, клоун ты или петух.

Шпана потерялась. Не привыкли к такому. Их всегда боялись, а сейчас еще и перевес впятеро. К тому же они старше «беляшей».

Плохо знали кадетов. Нас в училище не вышиванию учили и вырабатыванию характера отводились целые программы.

— Денис среди вас, чертей, есть?

Дениса не было, но стало понятно, что к чему, как и то, что драки не избежать. Спрашивающего прямым текстом послали.

Я имен ребят не запомнил еще и потому, что их потом так и называли — три мушкетера. Им конечно крепко досталось. Трое против толпы. Но они мало того, что на ногах остались, так еще и нескольких в больничку отправили. Уличная драка — это круто и романтично по уличным же меркам. Но против школы, той, где учат этому профессионально, недостаточно. Дело не только в технике махания рук и ног, — против толпы, как и против лома приема нет. Наши пацаны правильно выстроили оборону, — передвигаясь так, что оказывались всегда один на один с противником.

Долго это не длилось, туда все патрули сбежались.

Дракой в парке дело не ограничилось. Обе стороны были не удовлетворены итогами первой стычки. «Октябрята» по понятным причинам, а наших, кроме самого нападения, разозлило и то, что гопота налетела толпой. Через посредников договорились о новой встрече — пятьдесят на пятьдесят.

Омское (Сибирское) суворовское училище третье по численности после авторитетного московского и столичного новосибирского. Училось более пятисот кадетов. Драться хотели все, поэтому тянули жребий. Мне повезло, я вытянул короткую спичку и потому хорошо помню этот день. Ночь, точнее. Массовая самоволка. С противником встретились на пустыре за замороженной стройкой.

«Мушкетеры» не участвовали даже в отборе, потому как, получив дисциплинарное, до сих пор сидели на губе. Разумеется, подробностей драки от них администрация не добилась, поэтому приготовления к генеральному «махачу» мы сумели сохранить в тайне.

«Октябрята» нас все же надули. Их пришло явно больше полтинника, и некоторые пользовались кастетами. Наши тоже намотали ремни на кулаки, так, что заруба вышла славная.

Ни один из кадетов… Слышите? Ни один не упал. Синяков, серьезных ушибов было много. Двое получили черепно-мозговую, но мы узнали об этом потом.

«Октябрят» было больше, они были старше, они дрались нечестно, но те несколько гопарей, что остались на ногах, удирали от нас в панике. Остальными пустырь был устлан.

Был нехилый скандал. Разбирательства продолжались три месяца. Администрация города долбала администрацию кадетского корпуса. Те, разумеется, долбали нас. Искали зачинщиков. Искали причины. Виновных, в том числе меня, строго наказали. Виновными оказались все, у кого были содраны кулаки. Не отчислили только потому, что нас оказалось слишком много.

О том, что конфликт случился из-за девчонки никто и не вспоминал.

Любопытно, но через месяц после этого Денис и Лена расстались. Вроде как по ее инициативе. Не спрашивайте. Не знаюдеталей. Да и Дениска не сильно горевал, помню. Может без драйва стало не интересно?

Никогда не понимал женщин.

Я хорошо помню ту драку. Не из-за раздувшейся до размера вареника губы, а из-за общего настроя. Веселого и злого. Упоительное ощущение полноты жизни. Тот период моей жизни вспоминается как счастливый. В шестнадцать лет так и должно быть, наверное. И еще у меня было много друзей. Настоящих. Вспоминая сейчас, мне это кажется другой жизнью. Так это было давно. Еще до того, как мое имя, с позором было вычеркнуто из списков выпускников кадетского корпуса.

Глава 13

— Встать. Суд идет.

Мне вспомнилась комнатка в здании Екатеринбургского ювенального суда, где так же решали мою судьбу. Те же покрытые желтым лаком выщербленные столы. Только зал шире.

Я встал. Стоял сгорбленно, выпрямиться до конца мешали кандалы. Титановые кольца сковывали руки, цепочка тянулась к браслетам на ногах.

— Сегодня, 18 сентября 2198 года, военный трибунал 109-ой гвардейской космическо-десантной дивизии начинает закрытое заседание. Младший-сержант космическо-десантных войск Евразийского Союза Олег Романович Кузнецов, 2174 года рождения, вы обвиняетесь по статье 162, часть первая уголовного кодекса Евразийского Союза. Государственная измена. А именно: переход на сторону врага, шпионаж, оказание иностранному государству помощи в проведении враждебной деятельности против Евразийского Союза. Признаете ли вы себя виновным?

— Нет, — ответил я. Впервые понял выражение — «это было, как в дурном сне». Сильнее нелепости происходящего было только чувство несправедливости.

* * *
Я проснулся и несколько секунд не мог понять, где нахожусь? Лежал в кровати на мягкой постели, почти ничего не болело, только подташнивало.

Белая, похожая на округлую мыльницу, комната. Попытался протереть глаза и обнаружил, что пристегнут к ручке кровати.

Наверное, сработал датчик, показавший, что я очнулся. В комнату вошли доктор и медсестра. Доктор молча подошел и стал меня осматривать, но как будто не глядя. Губы сжаты. Медсестра наоборот, смотрела с брезгливым любопытством. Как на змею в зоопарке.

— А где… — начал я и закашлялся. В горле першило. Во рту будто долго лежала пропитанная химией вата. Сильно мутило.

— Да нет, жить будет, — сказал доктор, оттянув мне веко и сверившись с датчиками над головой.

В голове постепенно прояснялось. Вспомнились ракета, Ефим-сука и ребята. Пацаны! Они же все погибли!

Я дернулся, наручник звякнул о металлическую перекладину.

— Что это?!

— Наручники, — спокойно ответил доктор.

— Почему? Где я?

— Родной корабль не узнаешь? Это «Генерал Скобелев», санчасть. А наручники потому, что ты перестал считать его родным.

— Что? О чем вы?

— Как доктор сообщаю, что у тебя две рваные раны на голове и огнестрельная рана левого плеча. Пуля прошла навылет, кость не задета. Многочисленные ушибы. Переломов нет, легкое сотрясение мозга. Раны мы почистили, загноение остановили. Провели курс физиотерапии, и подержали твою тушку под эндженезис-реконструктором. Кожу на левой части головы, лично часть срезал, часть зашил. Красавцем тебе не быть, но жить будешь. Закачал в тебя диоксорекубирабита по гланды. Так, что кожа, пусть и не в полном объеме, со временем, восстановится. Остальные вопросы не ко мне. К Особому отделу. Тобой теперь они занимаются. Моя совесть, как врача, чиста.

Я хотел спросить что-то еще, но снова поперхнулся. Врач все так же, не глядя, буднично добавил:

— Шкура.

Вместе с медсестрой вышли.

Какая шкура? Надо подумать. Хотелось быстрого понимания. Не думалось. В голове был сумбур и тянуло в сон. Как меня сюда доставили? И да, — мне есть, что сказать Особому отделу… но доктор как-то странно… голова чешется… и плечо.

Дверь снова открылась. Вошел майор Петр Матюшин, человек примечательный, очень добродушный и улыбчивый. Общались мы дважды. Когда формировался экипаж на крейсер, он читал нам лекцию о ситуации в мире. Очень краткую, очень формальную, очень ясную. И второй, уже на корабле. Он подходил ко мне в коридоре, когда я возвращался из командного отсека куда, по приказу Пью, ходил докладывать о необходимости выделения нам дополнительного помещения под снаряжение. В тех коробках, что нас разместили, только мы сами с трудом помещались. Тогда он чуть ли не ласково расспрашивал меня о настроении, о том, как чувствуют себя ребята в группе, каково общее расположение духа?

Петр Валерьевич Матюшин носил ту же нежно-оливкового цвета форму, что и мы. Только погоны с фиолетовой окантовкой, а на петлицах меч и щит. Вместо кулака на фоне ракеты, как у нас. Особый отдел армии. Форма всегда выглажена. Он взял стул у стены и подсел ко мне.

— Здравствуй Олег, — он всегда улыбается, когда говорит? Я его только радостным видел. — Как самочувствие? Доктор говорит, что ты уже можешь говорить, — и рассмеялся, — забавно звучит, да? Говорит и говорить.

— Я хреново себя чувствую. Почему на мне наручники?

Он пытливо посмотрел мне в глаза:

— Правда, не понимаешь? Или роль отыгрываешь? «Я ни в чем не виноват».

— Не понимаю. И я ни в чем не виноват. Вообще я как бы, на награду даже рассчитывал.

— За что?

— Ну как? Я все-таки ребят вытащил. В том числе урода этого. Хотя ребят, к сожалению, не уберег. Но я и предположить не мог… хотя я и сейчас не до конца понимаю. Черт! Да я ни хрена не понимаю, что происходит?!!

— Значит, ребят ты вытащил, — задумчиво произнес Петр Валерьевич.

— Ну да!

— А урод это…?

— Ефим! Урод и тварь!

Майор достал планшет, включил. Снял очки и, поигрывал ими в руке, вежливо улыбнулся:

— А расскажи-ка, что же случилось на планете двести семьдесят один шестьдесят пять эй-эйч-зед.

* * *
— Слово обвинителю, — судья откинулся в своем похожем на трон Кощея кресле.

Обвинитель, в звании полковника, подтянутый крепыш под пятьдесят, с руками, будто он ими каждое утро подковы разгибает, встал из-за стола, направился в мою сторону. Не дошел, опустил глаза в планшет и ровным голосом начал:

— Задачей экипажа тяжелого фотонного крейсера «Генерал Скобелев» на планете двести семьдесят один шестьдесят пять эй-эйч-зед было обнаружение предположительно находившегося в данном квадрате бандформирования из террористической группировки «тхе-пару». Его боевой состав, положение, состояние и количество. По возможности определить характер действий и намерений боевиков, сильные и слабые стороны. Предварительное сканирование, ни в инфракрасном диапазоне, ни в сантиметровом радиодиапазоне не вывило никаких следов присутствия людей. Возможно из-за плотного лесного покрова, возможно из-за болотистых испарений, чье действие слабо изучено. Поэтому было принято решение выслать вниз разведгруппу.

Десантный взвод из состава 315-го отдельного разведывательного батальона, 109-ой гвардейской космическо-десантной дивизии, под командованием лейтенанта Михаила Ефимцева высадились на планете во временной отрезок соответствующего середине мая на планете Земля. Через три дня разведотряд обнаружил деревню, где проживали женщины и дети чхоме. Сами боевики отсутствовали. Предположительно организовали базу или сеть небольших баз в этом же районе. За деревней было установлено орбитальное наблюдение с целью зафиксировать появление в ней боевиков, затем попытаться вести их с орбиты, а заодно передать информацию разведгруппе, чтобы они или проследили за террористами и вышли на их базу, или взяли языка.

Обвинитель провел пальцем по планшету, кашлянул и продолжил:

— Еще через три дня на лагерь разведгруппы было совершенно нападение. Террористы сумели обнаружить присутствие десантников и вычислить расположение их лагеря. В результате боя почти вся группа была уничтожена. Пятерых боевики увели с собой. В плен попали Вячеслав Лисовец, Леонид Уваров, Юрий Церенов, Виталий Петренко и обвиняемый Олег Кузнецов.

Это было первое вранье, но не последнее. Самое паскудное ждало впереди.

* * *
Петр Валерьевич внимательно выслушал мою историю. Диктофон на планшете писал звук, переводил его в текст, с чем майор регулярно сверялся.

— Значит, так все было, — задумчиво сказал он.

— Ну, да! А, что не так?! И почему на мне наручники?!

Он, продолжая вертеть очки в руках, смотрел на меня и ничего не отвечал. Пожевал губами и выдал:

— Я прослушал совершенно иную историю. И вот в чем проблема. Та история и звучит правдоподобнее, и что самое главное, к ней прилагаются весьма веские доказательства.

— Какая история?! Какие доказательства?!

— Парень, — он вздохнул, — как в таких случаях говорили в старинных фильмах, — вопросы здесь задаю я!

— Но…

— Поэтому ответь. Еще на Земле ты имел какие-нибудь контакты с представителями Северо-Атлантической коалиции?

— Чего?!!

— Так, давай, без этих «чего», «что», «да как вы смеете» и тому подобного. Просто отвечай. Желательно — да или нет. А если комментарии, то только очень короткие и по делу. Договорились?

— Договорились — буркнул я.

— Ты имел какие-нибудь контакты с представителями Северо-Атлантической коалиции?

— Нет.

— Перед отправкой на планету у тебя были какие-нибудь неожиданные встречи? Случайные знакомства? Какие-то люди вдруг появлялись в твоей жизни и неожиданно становились близкими?

— Да у меня друзей-то…

— Отвечай просто.

— Нет.

— Как у тебя с женщинами?

— Нормально у меня с женщинами. Вы, о чем именно спрашиваете?

— Есть постоянная подруга или не любишь долгих отношений? Пару недель с одной, пару недель с другой?

— Я на армейской службе. У меня просто времени нет на шашни. Это требует и времени, и денег.

— Сколько у тебя денежных накоплений?

— Нисколько. Зарплата небольшая, я же на полном обеспечении. Если и трачу что, то иногда с ребятами в баре посидеть. Но это редко, в увольнительных только.

Он неуловимо напрягся, что-то пометил в планшете и продолжил:

— Опять же. Появлялись за последние полгода или год, в твоей жизни необычные женщины? Яркие, искавшие встреч? Или ты сталкивался с одной и той же? Случайно. Красивая. Да еще оказалась всепонимающей, заботливой, умеющей выслушать?

— Таких в природе не бывает.

— Ну, я подумал, вдруг тебе повезло. И хотел об этом везении порасспрашивать. Но значит, нет?

— Нет.

— Кстати, почему ты не женат?

— Да рано еще.

— Из вашего взвода почти половина женаты. Дети у многих. Их семьи еще не знают, что мы им похоронки везем, — он снова пытливо уставился на меня. — Ничего в душе не шевелится при мысли об этом?

— Слушай, заботливый ты наш, — я говорил тихо и ожесточенно, — мне от этой мысли хреново так, что ты и представить себе не можешь. И я действительно отчасти считаю себя виноватым. Но только потому, что Ефима из плена вытащил. А вытащив, не прирезал на месте. Вот за это я себя винить до конца жизни буду.

Он понимающе улыбнулся, хмыкнул и сказал:

— Если тебе удобнее на «ты», никаких проблем. Я никогда субординацию не жаловал. Сам высокомерных ублюдков терпеть не могу. Но вернемся к твоей личной жизни. Говоришь «жениться рано». Не нагулялся еще или нормальную не встретил?

— Я вообще об этом еще не думал.

— Карьеру сначала выстроить надо? Добиться в жизни минимальной базы? Фундамент, так сказать, выстроить, на котором уже можно что-то строить начинать? В том числе и семью? Верно? У тебя практичный подход к этому вопросу? Как и к жизни в целом?

— Пишите, «нормальную не встретил».

— Это из-за родителей? — голос майора стал по-отечески заботливым. — Никто их уже не заменит никогда? Такой женщины, как мать, уже не будет? А ее с отцом ты считал образцом семьи. Единственно возможным вариантом совместной жизни с кем-то. Поэтому особый подход к женщинам?

— Ты куда лезешь?! Психолог долбанный!! Ты ничего об этом не знаешь!

— Хочу узнать, — Петр Валерьевич никак на мою вспышку не отреагировал. — Мне надо понять, что ты за человек, Олег. Чем живешь, о чем мечтаешь? И от этого зависит, какие выводы я сделаю, что напишу в отчете. А от этого отчета твоя жизнь зависит.

— Женщины тут при чем?

— Они всегда при чем. Тем более если речь о молодом крепком парне. Сильная любовь в жизни уже была?

— Идиотская была. Но это точно к делу не относится.

Глава 14

Последние полгода в части запомнились больше, чем полгода в учебке. Это странно, потому как обычно наоборот. Ад учебки, к тому же десантной, это впечатление на всю жизнь. Было тяжело, хорохориться не буду, но я был подготовлен, так как пришел из кадетского. Некоторые курсы повторялись, единственно больше практики, больше физподготовки, больше работы с техникой и очень много работы с оружием.

Помимо «Леваша — Юрки», осваивали множество разнообразного стрелкового оружия. Штурмовые и снайперские винтовки. Как наши, так и вероятного противника. В часть под Вологду я пришел из учебки уже со славой классного стрелка и вымпелом за второе место на общевойсковых соревнованиях по стрельбе в Омске. Через пять месяцев получил первое на соревнованиях в Пскове. И мне и руководству мое будущее виделось марксманом и я усиленно осваивал предназначенное оружие.

Винтовка пехотная специальная ИКБР-3 (Изделие конструкторского бюро Розанова) под промежуточный калибр 10x79. Промежуточный между автоматом и снайперкой. В отличие от снайперского 12,7х99 отдача терпимая. Стрелял по несколько часов в день. И это помимо остальных обязанностей, которые никто не отменял. Упахивался, но по молодости и свойственной ей наглой самоуверенности и сумасбродству, втянулся в этот ритм. Я до сих пор, по какой бы местности не шел, невольно выбираю взглядом место для укрытия и рассчитываю глазомером бросок к нему. А по ночам снится, как винтовку к стрельбе готовлю, стреляю по мишеням, чувствую запах сгоревшего пороха и слышу щелчок вылетающей гильзы. Но запомнились мне последние полгода по другой причине.

Это было в субботу, в ПХД, то есть парко-хозяйственный день, давно переименованный нами в «полностью хреновый день».

Я честно провел «осмотр военной техники», то есть обошел два раза вокруг БМД 27, заглянул в салон, дал пинка резиновой камере, постучал по винтам и погладил пулеметные стволы. «Обслуживание военной техники», то есть мытье, оставил первогодкам. Начальство после обеда разошлись по домам. В среду Вологда праздновала день города, офицеры решили отпраздновать сейчас.

Часть была пустой — полы отдраил уборщик, которого я лично починил два ПХД назад, а моющие вещества в него загружал тот же молодняк. Все служивые были в гараже, на складе или на улице, убирая территорию и поливая из шлангов раскаленный июньский асфальт. Гарнизонный РЭХ (Робот — Экономной Хозяйке. Уборка, полив, садоводство. «А еще он выгуливает собак», — утверждала реклама) был в рабочем состоянии. Но его трогать запретили, иначе у солдат дел в субботу не будет. А это ЧП немногим хуже инопланетного нападения.

Через пару часов бойцы, успокоятся и займутся своими делами. Они бы и сейчас не надрывались, но видеокамеры по стенам работали исправно и филонить не позволяли. Я, пользуясь положением дедушки, слинял в казарму, надеясь поваляться на кровати. Если начальство потом спросит, скажу, на стрельбище винтовку проверял. У меня, как у лучшего стрелка части был доступ к оружейной, для тренировок. А там камеры никто не развешивал. Постреляют их.

Я зашел внутрь, завернул за угол и остановился, удивленный. У окна, спиной ко мне, стояла девушка. Это было настолько странно, что я просто стоял и смотрел, как она курит в окно, быстрыми движениями скидывая пепел.

Увидеть женщину в части — это что-то из разряда сюрреализма. Или богословия. Отношение в дальнем закрытом армейском расположении к женщинам, сродни отношению к божествам. Мы знали, что где-то они есть, и даже возможно совсем рядом, но увидеть воочию — чудо.

Она положила вытянутую руку с сигаретой на прижатую к животу левую, как курят все женщины и обернувшись, увидела меня.

— Хороший разведчик — она выпустила дым. — Незаметно подобрался.

Вьющиеся темно русые волосы, глаза с искоркой, но с какой-то вечной усталостью. Скуластая. Красивая. Того неясного девичьего возраста, когда двадцать уже позади, до тридцати еще далеко.

— Да нет, просто… — я больше не придумал, что сказать.

Она окинула меня взглядом и усмехнулась:

— Я не диверсант, если ты вдруг так подумал. Ваши секреты мне неинтересны. К тому же, я и так, их все знаю.

— Нет. Я другое подумал, — странно, что такая красивая девушка здесь делает?

Она подняла брови, сменив выражение лица со смешливого на насмешливое и сказала:

— Как галантно. Значит не разведчик.

— Это почему?

— Я их навидалась. Нахальные, самоуверенные и убежденные, что всем бабам нравятся. Всегда один типаж.

— Я вам не нравлюсь?

— Еще и на «вы». Ты не разведчик, ты динозавр.

— Олег.

— Что?

— Динозавр Олег, — представился я.

— Алла. И только попробуй меня еще раз на «вы» назвать. Я себя сразу старухой ощущаю.

— Вы не похожи на старуху, Алла. И все же. Кто вы? Что здесь делаете?

— Алла Казаринова, ефрейтор. Отдел автоматизированных систем управления.

— А почему не в форме? — удивился я, — у нас с этим строго.

— Ненавижу форму! — я в ней как курица ощипанная. Еще и на почтальона похожа… что смеешься? Волосы под берет прятать надо, юбка неудобная. Знала, что сегодня после обеда в части ни мосек, ни сосок не будет, поэтому в нормальное платье оделась.

— Каких мосек, сосок? — удивился я.

— Младший офицерский состав, старший офицерский состав, — сокращенно моськи, соски. Это не я их так, это в управлении эксплуатации специальных объектов придумали, связистки подхватили — до нас донесли.

— Главное, чтобы рядовой состав не узнал, — я закончил смеяться.

— Почему?

— Они еще быстрее подхватят, а тогда и до офицерского состава дойдет. Могут плохо отреагировать. Ну, очень обидно звучит.

— Ничего. Полезно. Пусть знают, нос меньше задирать будут, — она тоже рассмеялась, — вот ты и расскажи своим. Кстати, ты все-таки кто? Вижу, что сержант, но не разведчик, это точно. Технарь?

— Девушка Алла, я вас удивлю. Я именно, что разведчик.

* * *
Пользоваться коммуникаторами в армии не запрещено, но хлопотно. «Экран», «листок», «полоска», требует неусыпного внимания, а брать его с собой куда-то кроме казармы, запрещено. В казарме же, ему могут или ноги приделать, или просто позаимствуют старшие товарищи. Как это сделал я. Забрав сенсорный листок у одного из салаг, по ночам переписывался с Аллой под одеялом.

В части она больше не появлялась, да и до этого, как сказала, бывала редко. Штаб располагался в Вологде, но неподалеку был городок, до которого в обе стороны ходил беспилотник. Раз или два раза в неделю, на увольнительные, а то и в самоволке, я переодевался в гражданское и мы встречались или в кафе, или сразу в гостинице, где оказались очень быстро. Я успевал купить цветы, и мы с букетом ждали ее или за столиком, или на кровати.

Я собирался служить дальше по контракту, имел высокую квалификацию как стрелок, как сапер и наводчик-оператор БМД. Деньги что получал в армии прежде не тратил, кое-что оставили родители. Так, что на гостиницу хватало.

Алла откровенно любила выпить, но как-то элегантно, не теряя женственности. Я почти не пил, все желания уходили в другое. У меня после Вероники никого не было, а с тех пор прошло четыре года. Отрывался, как мог. Я благодарен тому лету за эти часы в гостинице. До сих пор помню все хиты той поры, что залетали в окна номера. Это была не та любовь, что принято воспевать в стихах и песнях, это была именно, что страсть. Я с каким-то ужасом думал, что с Алкой, конечно, хорошо, но как жену я ее не вижу. Хоть она и нравится мне безумно. А у нее-то, наверное, есть планы насчет меня и как бы помягче ей сказать, что будущего у нас нет. Сказать, так, чтобы не обидеть. Неловкая ситуация разрешилась сама собой. И разговор начала она и переживать мне пришлось уже по совсем другому поводу.

— Слушай, — ее голос звучал несколько смущенно. Мы лежали в кровати. Второй час подходил к концу, и я прикидывал, как сдам номер, провожу Аллу и успею выпить пива. Золотистая баночка с черными полосками и крапинками, покрытые холодными каплями буквы.

— Вот ты так ухаживаешь… — она запнулась, — красиво. Цветы эти.

— Красиво? Мне кажется это самое, что ни на есть, обычное ухаживание.

— М-да. Крепыш разведчик, но все равно пацан. Хотя мне приятно до дрожи, но подумай. Куда я цветы потом дену?

— Первый раз встречаю девушку, которой не нравится, что ей цветы дарят.

— Ой, скольких девушек ты встречал?! И я не сказала, что не нравится. Просто для гостиничных встреч, — это лишнее. Хотя… — она задумалась, — у меня с моим нынешним так же, все с гостиницы начиналось, а потом расписались.

Я несколько секунд осмысливал фразу.

— Нынешним? Расписались? Ты замужем?!

— Ты не знал? — теперь удивилась она.

— Вот черт! А должен был?! Ты ни слова не сказала. Кольца нет.

— На службе запрещены украшения. Да и как-то, к слову не пришлось. Я думала, Вадик тебе сказал.

Еще несколько мгновений на размышления.

— Какой Вадик?

— Ну… этот. Блин, фамилию забыла. Он в одной части с тобой служит. Высокий такой.

Я понял о ком речь, вспомнив Вадима Белоголовцева из взвода радиотехнической разведки. Худющего настолько, что получившего прозвище «Дитя Бухенвальда». Через полгода прозвище заменили на «Зомби», и из-за худобы, блуждающего взгляда и неадекватности поведения.

— А он здесь причем?

Она посмотрела на меня странно.

— То есть, ты и этого не знал?

— Видимо нет. А чего именно?

— Ну… — она смутилась еще больше и потянулась за сигаретой, — мы, как бы, встречаемся с ним.

Для одного раза было слишком много информации, и я боялся в ней захлебнутся.

— С Вадиком? Из моей части?

Она устало вздохнула. Наигранно, как мне показалось.

— Ты ревновать надеюсь, не собираешься? Мы же взрослые люди.

— У тебя муж и ты встречаешься с «Зомбаком»?

— Каким зомбаком?

— А здесь-то ты что делаешь? Со мной? — я не стал отвечать.

— Взрослые люди решили потрахаться, — пожала она плечами, — что за разговор? Я не буду оправдываться.

— Я считаю нормальным, что двое людей… взрослых людей, встречаются потрахаться. Но, по моему мнению, нормально это только тогда, когда больше у них на стороне никого нет.

— Вот ты, какой, оказывается. Как маленький, — усмехнулась она, — пионер. Как я сразу не заметила?

Кто такой пионер, я знал.

— Цветы ты до дому, я так понимаю, не доносила?

— Сам подумай, как муж отреагирует? Он и так ревнует к каждому кусту. Один раз на учения уехал, так каждый вечер звонил, и даже не поздоровавшись начинал в трубку орать, что я, наверняка, сейчас трахаюсь с кем попало.

— Я так понимаю, основания у него на это были?

— Но ведь не с кем попало! — возмутилась она.

— И кто он у тебя? Раз на учения уехал.

— Капитан в Управлении УСАС по ЗВО. Толком не знаю, чем занимается. Мне армейских проблем на работе хватает.

Пива все-таки выпил. Когда возвращался в часть. Зло скомкал банку, выбросил на лесную тропинку, сдержав порыв вернутся в городок и нажраться водки. Это был бы слишком крутой залет. Я не собираюсь из-за бабы свое будущее гробить. Если от меня в части пивом пахнет после увольнительной, нормально. Поймут. А вот бухой приду, намного хуже. Губа, выговор и возможно с занесением в учетку.

Алле я ничего не сказал. Но и провожать не стал. Молча оделся, вышел.

Собственно, на что обижаться? Я и права такого не имею. Она, наверное, права. Взрослые люди, никаких обязательств. Я сам ничего серьезного не планировал и только и думал, как ей об этом вежливо сказать.

Что ж так хреново тогда?

Да еще и Зомби этот. Как она вообще с ним умудрилась? Тут же вспомнил, что в день, когда ее встретил, взвод радиотехнической разведки гоняли с внеплановой проверкой. То есть она к нему пришла, а Вадик был занят.

Ночью не мог уснуть. В голову лезли мысли, не дикие, но неприятные. Может и правда, так и надо. Это и есть взрослая жизнь, которой я научиться не могу?

Под утро решил для себя, что если встречаюсь с девушкой, пусть без обязательств, пусть на короткий срок, пусть я не первый и не последний, но на этот срок должен быть единственным точно! Другого не приемлю. Себя менять не собираюсь.

Алла объявилась через пару недель. Пришел тот самый салага, у которого я реквизировал коммуникатор, а потом вернул, и с кислым выражением протянул его мне.

— Ты, конечно, дед. Бугор. И с бугра тебе виднее, но ты не мог бы сначала закончить со своими личными делами, прежде чем возвращать листок? Думаю, это не мне написано.

Алла спрашивала, как дела и что нового? Отвлеченный разговор, но чувствовалось, что она пыталась наладить контакт. По осторожности фраз мне показалось, что эти две недели она ждала, что я первый дам о себе знать. Я вежливо отвечал дежурными словосочетаниями, разговор не развивал и ждал, что она, в конце концов, отвяжется. Длилось это еще две недели, она пробовала разные подходы, разыгрывая снизошедшую богиню, развязную деваху и под конец, всепонимающую лапочку. Когда ничего не сработало, она выдала следующую фразу:

— Знаешь, такой момент в моей жизни настал. Когда поняла, что пора выбирать. А я не могу.

Уверен, считала, что делала мне одолжение. И, по всей видимости, я должен был начать убеждать выбрать меня. Я сдержался, чтобы не отправить ее по тому же адресу, что и Веронику когда-то, и забанил. После чего отдал планшет салаге с концами. В чем-то этот разговор мне помог. Если до этого было тоскливо и противно, теперь стало просто противно. А это пережить проще.

Лето кончилось.

В ноябре мне предстоял дембель, затем профессиональная служба. Я надеялся, что проблем с контрактом быть не должно. Показатели отличные, я лучший стрелок и по ЗВО и по ЦВО, куда надеялся вернуться служить. На дембель должен был получить старшего сержанта.

А потом все полетело к чертовой матери. И именно из-за бабы.

Глава 15

— И последнее, что помню, как мой командир навел на катер лазерный целеуказатель и как я выпрыгнул за борт, — закончил я рассказ.

— Садитесь, — сказал судья.

Сел. Силовой барьер огораживавший мою скамью слабо подсвечивался, отражал ламповые блики и мне казалось, что сижу в пробирке.

— У обвинителя есть вопросы к подсудимому? — спросил судья крепыша-полковника.

— Есть, и много. Но, чтобы не повторять одно и то же, а заодно для получения полной картины произошедшего, я предлагаю дать слово свидетелю.

— Пригласите.

— Обвинение вызывает лейтенанта космическо-десантных войск Михаила Ефимцева.

Секретарь направился к двери, а я довольно зло спросил судью:

— А мне защитник не полагается?

— Это закрытое заседание. Рассматриваемое дело может привести к разглашению государственной тайны.

— Но даже в этом случае мне полагается адвокат. Пусть военный.

— Вот это он уже выучил, — кивнул судья обвинителю, после чего обратился ко мне, — собственно, военных адвокатов, не существует. Речь идет лишь о специализации обычных адвокатов, которые ведут гражданские и уголовные дела военнослужащих. Рассматриваемое дело к ним не относится. Это военный трибунал, сынок. Говорильни будет мало. Красноречивые болтуны не нужны. Все только по делу. Если ты невиновен, как утверждаешь, то убеди нас в этом.

В открытую дверь вошел Ефим. Новая форма, осанка, выправка. Шаг, пока подходил к свидетельскому креслу, едва не чеканил.

— Представьтесь, — попросил его обвинитель.

Дурацкие церемонии. Ты сам его только что вызвал, и знаешь, как зовут. К чему все это?

— Михаил Ефимцев, лейтенант КДВ 315-го отдельного разведывательного батальона, 109-ой гвардейской космическо-десантной дивизии.

— Лейтенант, расскажите, что произошло на планете двести семьдесят один шестьдесят пять эй-эйч-зед, во время выполнения вами задания.

Ефим тяжело вздохнул, поправил зад на сиденье, выдержал паузу и начал:

— Боевики напали в районе полудня, атаковав нас сначала с помощью минометов, затем приблизившись, стрелковым оружием. Несмотря на то, что нас было меньше, приняли бой.

— Как вел себя младший сержант Олег Кузнецов?

— Честно говоря, — Мишка поморщился, — не видел. Дрались ребята бесстрашно, но многого я не скажу. Меня ранили, потерял сознание и очнулся уже после боя. Видимо приняли за убитого, раз остался жив. Очнулся, посмотрел на убитых ребят, разозлился, — он покачал головой, — знаете… еще до того, как понял, что нескольких ребят увели в плен, такая меня злость взяла! Я бы и так, наверное, за ними пошел. Хоть и не по уставу это было. Я и пошел.

Я сидел и ненавидяще пялился на убийцу и лжеца, бодро рассказывающего, как героически он воевал.

— Наткнулся на небольшую группу боевиков. Оружия у меня не было, начал ножом, а потом они оружием поделились.

Я с тоской посмотрел на судей. Должны же видеть, что он врет. Герой девяносто шестой пробы.

Судьи внимательно слушали.

— Допросил одного из пленных чхоме, куда увели ребят, положил его рядом с остальными и пошел дальше…

— На каком языке ты его спросил?! — не выдержал я.

— Тишина в зале! — рявкнул на меня судья. — Подсудимый, вам дадут слово. Но позже!

— Ты знаешь, — герой снизошел до ответа, — я спросил так, что он понял.

На его лице отобразилась снисходительная улыбка, и он продолжил:

— Направление я получил, пройдя пару километров нашел следы и двинулся по ним…

— Ты след не узнаешь, даже если тебя мордой в него ткнут! — я вскочил.

Судья щелкнул тумблером и я мой голос стал гулким как в бочке. Силовое поле теперь пропускало звуки только в одном направлении. Я их слышал, они меня нет.

— Спросите его, как эти следы выглядели?! — не успокаивался я, звеня цепями, как призрак во второсортном ужастике, — что он увидел? Как выгля…

Между стенок «пробирки» треснул синий заряд. Я вскрикнул от удара током.

— Вам уже давали слово и дадут снова. Но как я уже сказал, — позже.

Я сел и наклонив голову, слушал.

— Следы привели меня к стройке. Конечно, я удивился, хотя удивился, — это слабо сказано. Первобытная планета, сплошные леса, в противниках только одичавшие террористы. Выбрал точку, стал смотреть. Капитальное строительство, современная техника. Люди, судя по виду, — не чхоме. Говорили на английском. Выводов делать не стал, хотя предположений было много, сосредоточился на наблюдении. Заметил, что наружный подвал центрального здания охраняется, но это ладно. Мало ли. А вот, то, что туда несут еду, заинтересовало. Ночью подобрался, уничтожил охранников, освободил ребят.

— Кого именно?

— Стаканыча, Вжика, Цезаря и Аку.

— По именам, пожалуйста.

— Виноват, привычка. Леонида Уварова, Виталия Петренко, Юрия Церенова, Вячеслава Лисовца.

— Подсудимого Олега Кузнецова среди них не было?

— Не было. И это первое, о чем я спросил ребят.

— Что они ответили?

— Сначала глаза прятали, потом Петренко сказал, что Скиф… то есть, младший сержант Кузнецов в плен-то попал, вместе с ними, но потом… Как бы это сказать помягче. Пошел на сотрудничество с противником.

— Что за оговорка «помягче»?

— Ну, — Ефим говорил показательно неохотно, — Вжик… то есть Виталий Петренко сказал, что Кузнецов, не слишком сопротивлялся, а Юрий Церенов сказал, что у него сложилось мнение, что он и эти ребята вроде как… даже не знаю. Знакомы, что-ли. Нет, не знакомы, а знали друг о друге. Так Цезарь… то есть Юрка сказал. Олега не били, как их всех, даже голос не повышали. Как знакомого встретили. Я опять выводов делать не стал, не до этого было. Тревога поднялась. Мы побежали к речному причалу, я завел катер, стали убегать с ребятами по реке.

— Когда вы в следующий раз встретили Олега Кузнецова?

— Да через пару минут и встретил. За нами погнался тилтротор. Армейский Twister. Он догнал нас, завис над катером, но не стрелял. Открылась дверь, высунулся Олег и стал уговаривать нас «не делать глупостей», как он сказал.

— Он был в наручниках? Связан? Под прицелом, может быть?

— Да нет. Стоял, держался за что-то внутри, чтоб не вывалится и заливался соловьем. Говорил, что надо вернуться, тогда, во-первых, в живых останемся, во-вторых будущее себе обеспечим. «Это нормальные ребята», «пора взрослеть», и то, что выбора у нас все равно нет. Это все его слова.

— И что вы ответили?

— Я не могу повторить в суде дословно. Правила приличия не позволяют, но вкратце — мы отказались. А свои обещания посоветовали засунуть ему себе… думаю, вы поняли.

— Что дальше?

— Дальше он по рации то же самое начал. Может, решил, что мы просто не расслышали? Там реактивный двигатель так вопил, что и правда, слышно плохо было. Но Олегу за это спасибо.

— За что именно?

— За то, что о рации напомнил. Мы сразу не сообразили. Да и не знали где она. А теперь связались с «Генералом Скобелевым» на орбите, дали о себе знать, запросили помощи.

— Предлагаю заслушать запись — обратился обвинитель к судье. Тот кивнул.

Я сидел не злой — потерянный. Нахлынула подавленность, сознание бессилия и мне захотелось врезать себе по лицу, чтобы вернуть раздражение. С ним можно драться. Можно и нужно.

— Кострома, я Ручей, ответьте. Кострома, я Ручей, ответьте… — послышался из динамика голос покойного ныне Славки. На заднем фоне рычал реактивный двигатель.

У меня была надежда, что он упомянет мое имя, когда, будет перечислять кто находится на катере, когда его, с орбиты, зачем-то спросили об этом. Но Ака успел назвать только Ефима, Цезаря и Вжика, после чего мы полетели по водопаду вниз.

— Тут не слышно уже, здесь катер вниз упал, — озвучил мои мысли Ефим, — какое-то время, недолго, правда, мы прятались от Твистера в прибрежных зарослях, потом он нас обнаружил, начал стрелять, и мы укрылись под скалой. Там конвертоплан нас бы не достал, и он пошел на заход с другой стороны. За это время мы восстановили связь с орбитой, договорились с отцом…, то есть с генерал-майором Андреем Ефицевым, как с помощью лазерного наведения уничтожить Твистер. И почти все получилось, — Мишка вздохнул и замолчал.

— Продолжайте, — потребовал судья.

— Не успели, — конвертоплан вышел на линию огня, я навел на него лазер, но пришлось ждать, пока на орбите частоту поймают, ракету наведут. Твистер подлетел совсем близко, и я хорошо разглядел, кто сидит за пулеметом, — Мишка кивнул в мою сторону, — Олег там был. И стрелять в нас начал. Славку Лисовца положил, меня зацепил. Затем, открыл окно кабины, заорал нам что-то, я не расслышал. Что-то вроде, «… не захотели по-хорошему, так получите» и «умнее надо быть», кажется. Я дословно не помню, там мотор ревел, стреляли, но что-то в этом роде.

Господи. Как. Я. Ненавидел. Эту. Лживую. Тварь.

— Подлетели слишком близко. Цезарь… Юрка Церенов, то есть, по этому… — он кивнул в мою сторону, стрельнул из автомата. Я видел, что попал. В плечо и в голову. Твистер из пулемета больше не стрелял, из пушки по нам шарахнул, но тут и ракета к нему, наконец, прилетела. Я же лазерный прицел не сводил. Что с конвертопланом стало, не видел. Собственно, я вообще больше ничего не видел. Очнулся уже, когда поисковая команда нашла и откачала. Меня взрывом откинуло. Ребята все погибли. А этого, — он опять кивнул в мою сторону, — нашли аж на деревьях. Видимо вывалился из твистера на ветки.

— Младший сержант Кузнецов выдвинул совершенно другую версию случившегося. Вы с ней знакомы?

— Да, мне следователь показывал материалы. И сейчас послушал, в свидетельской комнате транслировалось. Я не знаю, что сказать даже, это так глупо. Возразить толком не могу. Для этого надо опровергать какие-то доводы, а их нет. Напридуманно, конечно, знатно. Хотя нет. Один вопрос у меня все же есть. Зачем мне все это?

— А мне зачем?! — вскочил я. Меня опять было слышно.

— А вот это мы и пытаемся выяснить, — ответил за Ефима судья, — следователи с тобой поработали, выяснили не все, но достаточно. Твое признание уже и ни к чему.

— О чем вы?

— Суд вызывает следователя Департамента военной контрразведки полковника Константина Едигеева.

А это еще кто? Меня допрашивал другой особист.

Полковник, среднего роста седеющий дядька, с цепким взглядом, который мимолетно бросил на меня, прошел к свидетельскому месту, которое ему уступил Ефим.

Судья обратился к нему:

— Константин Ринатович, вы вели следствие по делу гибели десантного взвода из состава 315-го отдельного разведывательного батальона на планете двести семьдесят один шестьдесят пять эй-эйч-зед?

— Наш отдел. В том числе и я. Я и зачитаю отчет.

— Прошу вас.

Полковник сел. Планшета не было, он сложил руки в замок и заговорил ровным голосом:

— После того, как от лейтенанта Михаила Ефимцева была получена информация о произошедшем на планете, командование тяжелого фотонного крейсера «Генерал Скобелев» провело осмотр указанных координат. Повторное сканирование ни в инфракрасном, ни в сантиметровом радиодиапазоне ничего, кроме многочисленной растительности, не выявило. Находясь под воздействием эмоционального всплеска после гибели товарищей, командование приняло решение произвести по указанному району пуск ракеты с ядерной боеголовкой. Когда гриб рассеялся, на месте взрыва обнаружились обломки зданий, строительное оборудование, человеческие тела. Надо полагать, оборудование, которое использовалось для маскировки, так же было уничтожено.

Спускаться и осматривать место, не стали. Во-первых, необходимо было вернуться на Землю, доложить об изменившихся обстоятельствах детально. Во-вторых, после взрыва внизу установился радиационный фон. Но наблюдению больше ничего не мешало, поэтому с орбиты рассмотрели и провели съемку объекта, точнее, того, что от него осталось.

Осмотр показал, что это был строящийся космодром. Оборудование, детали, электрофильтры, недостроенная водозаборная станция неподалеку. Разглядели логотип на части обломков — SCC. И надпись — Always on moving. Это компания Standard Charge Corporation и их слоган — «Всегда в движении». Крупнейшая добывающая компания Северо-Атлантической коалиции. Одна из так называемых «девяти сестер», мощнейших атлантических корпораций. И крупнейшая добывающая. По объему выручки уступает только китайской CNPC. Но сейчас не об этом.

Становится ясно, что компания положила глаз на наши торфяные разработки на планете. Сейчас мы выясняем, стояли ли они за мятежом чхоме? Или подключились позже, воспользовавшись ситуацией. Становится ясно и другое. Провести такую операцию без своего человека в наших рядах, не то, чтобы невозможно, но сложно. Кто-то должен был отвлекать разведчиков от их базы. От стройки, то есть.

— Вы выяснили кто? — спросил судья.

— Сейчас дойдем и до этого. Также орбитальный осмотр показал, множество трупов боевиков из числа чхоме. Характерная внешность, форма. Все мужского пола. Есть все основания полагать, что «база», которую искали наши разведчики, именно здесь и находилась.

Предварительные выводы таковы. База чхоме уничтожена, пусть и не так, как планировалось. Обслуживающий персонал торфяного предприятия, по-прежнему, в пути. Прибудут на планету через семь месяцев. Ядерный удар пришелся далеко от производства. Более, чем в ста километрах. Расположенный там гарнизон из состава 10-ой гвардейской общевойсковой армии не пострадал. Плюс на прибывающем борту есть радиационные фильтры. Пусть и ценой своих жизней, но разведчикам удалось выполнить задачу. И на данный момент, основной, интересующий нас вопрос, это кто ответит за гибель десантников?

Полковник взглянул на меня.

— Ничего сказать не хочешь?

— Хочу и многое. Но главное, я уже сказал.

— Ясно, — он снова отвернулся и продолжил, — расследование началось сразу поле происшествия. Предварительную работу провел майор Петр Матюшин, начав собирать информацию о случившемся еще на борту.

* * *
— Как ты относишься к чхоме? — Петр Валерьевич разговаривал со мной второй час и уставать не собирался.

— Я вам только что рассказал, как резал этих ублюдков. Зачем спрашиваете?

Он не стал напоминать мне, чтобы я отвечал кратко, опять что-то пометил и продолжил:

— Быть может, ты задумывался, что эти люди ведут борьбу за собственную свободу? Что они всего лишь хотят жить по своим правилам, и чтобы им не мешали в этом?

Я вытаращился на него:

— Они добровольно согласились на эту работу на планете! Куда их привезли, обхаживали, обеспечили все условия труда и отдыха… черт, я видел их комнаты. По четыре человека жили, кровати удобные. Просторно. Музыка, видео, все дела. У нас казармы в сто крат хуже. Такой лафы и близко нет! Кормили, никто их не ущемлял. Работы было много — да. Но не настолько, чтобы они там упахивались до полусмерти. Нам показывали на инструктаже и их распорядок дня и чем именно они занимались! Черт, да вы же и показывали! И это не вранье, состряпанное на скорую руку. Я в подростковом возрасте, с отцом по стройкам пошлялся. Все то же самое, даже лучше в разы. Еще и квалификацию получили. А они бзик поймали и на религиозной почве спятили. За каким-то пророком бредовым поперлись, как бараны за козлом на бойню. Подловили их на религиозных чувствах и сыграли на этом.

— То есть сочувствия к ним, у тебя нет, — кивнул Петр Валерьевич, — а как ты…

— Сочувствия?!! После того, как они персонал торфопредприятия вырезали?! После того, как ребят моих постреляли?! Товарищ майор, это вас надо на лояльность проверять. За такие формулировки.

Он усмехнулся, сделал очередную пометку и продолжил:

— Вот теперь по поводу ребят. Какие у тебя были с ними отношения?

— Замечательные. Мы всегда били друг-другу морды с улыбкой и пинались исключительно дружелюбно.

Майор напрягся.

— И часто у вас возникали конфликты?

— Да это же шутка, блин!

— Ты, правда, считаешь уместным шутить сейчас?

— Хорошо, не шутка — сарказм. Он как раз более, чем уместен. Не было у меня с пацанами конфликтов. Во всяком случае, серьезных. Так, по мелочи, как у всех. Несколько десятков молодых, здоровых, дерзких ребят в одном помещении сутками друг на друга пялятся. Будут конфликты, конечно, но все в рамках обыденного.

— А офицеры? Не было противоречий на почве должностных обязанностей? Не гнобили?

— Ну и словечко. Нет, не гнобили. Нормальные у нас офицеры были, а Пью вообще самый лучший командир из всех, что на свете есть…, — я запнулся, — то есть был.

— Пью? — наморщил лоб майор.

— Лейтенант Александр Якушев, — буркнул я. — Пью, это прозвище. Не было с ним никаких конфликтов. Он мне один раз по шее дал, но за дело. Это давно было, когда я только в батальон прибыл. И даже с Ефимом-тварью…, Мишкой Ефимцевым, то есть, новым командиром, конфликтов не было. У нас вообще все нормально было с этим. По чинам друг друга не звали, во фронт не становились. Понимали с полуслова.

— Вот, кстати, по поводу чинов. Ты ведь закончил кадетское как младший сержант?

— Да, — ответил я, предчувствуя следующий вопрос, отвечать на который не хотелось.

— В учебке получил сержанта, в расположении части — старшего сержанта. Твое дело видел — за успехи в обучении, особенно в стрельбе, тебе старшину хотели перед выпуском дать. Но на дембель ты снова вышел младшим сержантом. За что понизили?

— А в деле не указанно?

— Нет. Это-то и странно. Точнее формулировка есть, но невнятная. «За недостойное поведение». Детский сад какой-то. Так за что?

Я отвернулся.

— Это к делу не относится.

— Давай это я решать буду. Так за что?

— Это к делу не относится, — повторил я, изучая стенку. И вправду, как мальчишка детсадовский.

Глава 16

В начале сентября КДВ отмечали профессиональный праздник. Руководство части, в честь круглой даты, организовали на полянке неподалеку от расположения, небольшое торжество. С накрытым столом и музыкантами. Пригласили жителей из близлежащего городка, того самого, где мы встречались с Аллой.

Шашлыки почти не ел, сидел подальше от сцены, неожиданно для себя накинулся на торт, хотя прежде сладкое не любил. Когда музыканты заиграли что-то тягучее и, по всей видимости, романтическое, прежде державшие расстояние десантники и местные девчонки слились в пары. Я, как и полагается после недавнего разрыва, тихо их ненавидел и продолжал уминать торт. Поверх крема и взбитых сливок поймал любопытный взгляд. Девушка, увидев, что ее заметили, смутилась и завела преувеличено важный разговор с подругой, продолжая посматривать в мою сторону.

Я вдруг показался себе идиотом и только сейчас обратил внимание, что у меня нос измазан кремом. Пришло понимание, что это и стало причиной девичьего интереса к моей персоне.

Нос вытер, торт расхотелось. Сидел, сложив руки и смотрел на танцующих думая о своем. Невеселом. Через пять минут обнаружил рядом ту самую девушку, что рассматривала меня. Светленькая, невысокая, худющая, с горящими глазами и большим ртом, который ее совершенно не уродовал. Она подошла ко мне и страшно стесняясь, спросила:

— Можно пригласить вас на танец?

— Меня? — звучало это совершенно по-идиотски, и у девушки в глазах мелькнул испуг неловкости ситуации.

— Я Катя, — зачем-то сказала она и смутилась еще больше.

— А я Олег. Танцевать не умею и надеюсь, что вы мне покажете, как это делается.

Я по-прежнему не хотел танцевать, но не хотелось смущать девушку.

Здесь все было по-другому. В отличие от Аллы, Катя была сущим дитем. Наивным, взбалмошным, романтичным и исключительно правильным. Поцеловались мы на первом же свидании в мою следующую увольнительную. Она при этом вспыхнула, вжав голову в плечи. Глаза зажмурила, а потом долго моргала, застенчиво и счастливо улыбаясь.

Когда, я на втором свидании попытался позволить себе большее, снова вспыхнула, залепила мне пощечину, на чем свидание и закончилось. Еще через неделю я был прощен, и мы опять целовались, что доставляло и удовольствие, и неудобство одновременно. Это как перед голодным тем же тортом махать. Смотреть и вдыхать аромат можно, а вот укусить ни-ни.

У меня впервые был тот тип отношений, в которых я казался себе матерым, повидавшим жизнь самцом. Это в двадцать один год-то. Но рядом с доверчивой девочкой, младше меня всего на два года, я ощущал себя мачо.

Катя была не дурой, но невероятно наивной. Начитанная, училась в педагогическом университете, загоняла меня, прежде, считавшего себя эрудитом, в тупик, разговорами о Багрицком, Нарбуте и оригинальном слоге Ирины Одоевцевой.

Все у нее были хорошими, добрыми, а злых людей нет вообще. Так как их можно исправить. И так во всех суждениях, вплоть до политики, о которой она постоянно философствовала. Наивно, но категорично. Это тоже доставляло некоторое неудобство и большинство наших разговоров сводилась к тому, что она что-то говорила, я слушал, стараясь выглядеть не слишком снисходительно. Это все пока она с реальностью не столкнулась. Но с Катей было легко, хорошо. На нее было просто приятно смотреть и приятно слушать. Я подумывал, что может быть это и есть моя судьба? И, что контрактную службу есть смысл начинать женатым? Тем более, что девушке я не просто нравлюсь, она влюблена. Мужчины такое тоже замечают. Мои мысли принимали чисто житейское направление. Меньше чем через месяц заканчивается срочная служба. Договор на контрактную, я уже подписал, теперь ждал распределения. Раньше брали желающих уже после года службы, а, когда-то, лет сто назад, вообще, после трех месяцев, но с тех пор конкуренция значительно выросла.

Служить можно или здесь или в ЦВО, неважно. А женатого при распределении сразу ставят в очередь на квартиру. И ждать недолго — год-два, а то и сразу дадут. Как-то жизнь наладится. Самое главное, девушка правильная. Хоть и встречаемся всего два месяца. И то в увольнительных, да в частых дедовских самоволках, но человека-то видно.

За неделю до дембеля ко мне подошел Вадик. Тот самый. «Дитя Бухенвальда», «Зомби» и Алкин трахаль. Подозреваю, что не единственный. И это мужа в расчет не берем.

Он поздоровался, я ответил. Смотрел на него безо всякой неприязни. Его-то винить не в чем, да и забываться начала эта дурацкая история.

— У меня к тебе разговор.

— Слушаю, — ответил я.

Мы стояли у заваленного дырявыми черно-желтыми листьями, клуба, которые РЭХ не мог убрать, так как два дня назад, сдуру залетел на стрельбище. Кто его программировал, по сей день выясняли, но пока мы справлялись вручную, метлами и граблями. Точнее не справлялись. Кто палил, не выясняли. Это было ясно. Позавчера обучали стрельбе салаг осеннего призыва, и они приняли робота за мишень.

Моросил противный дождик, призывавший или к стихотворчеству, или к запою. Было холодно, я шел с занятий по боевой подготовке, где свалился с аэрокрыла и хотел быстрее дойти до стрельбища.

— Тут такое дело, спрашивать, знаешь ли ты Аллу, бессмысленно. Ты знаешь, — утвердительно начал Вадик. — Поэтому сразу к делу.

— Я уже сказал — слушаю.

Что ему надо? Неужто отношения выяснять собрался? Но Вадик нервно поежился и продолжил:

— Она злая последние два месяца. Причем с каждым разом все злее. Я ее больше месяца не видел, мне увольнительные не давали, так последний раз, вчера, то есть, она реально психовала. Из-за того, что ты ее послал.

— Дальше что? На хрена мне эта информация?

— Да как сказать. Есть в этом что-то забавное. Я ее трахаю, а она о тебе рассуждает. Злится.

— Тебя это смущает?

— Ничуть. Мне главное процесс.

Еще один «взрослый».

— Тогда, раз ты сообщил мне о ее настроении, думаю разойдемся.

— Я так главное и не сказал. У тебя ведь днюха завтра?

— И что?

— Она об этом знает. И как-то странно говорила о подарке, который тебе приготовила.

— Каком еще подарке?

— В том-то и дело, что я не знаю. Но она знает и о девушке, твоей новой. Кате, кажется?

— Откуда?!

— Не знаю. Но Алла, что-то говорила, что раз ты такой чистюля, то она собирается тебе немного грязи в жизнь подкинуть.

— Что она задумала?

— Говорю же, не знаю. Она и об этом, думаю, пожалела, что сказала. Но она ни о чем другом говорить не может. Все время злая. Здорово ты ее задел.

— А про Катю, что говорила?!

— Ну, что-то вроде «чистюля», здесь она материться начала. И самое главное, что мне не понравилось, — она спросила про сестру мою — Марину. Та тоже в педагогическом учится. Спрашивала, когда занятия заканчиваются и есть ли еще остановки из Вологды, к городку нашему?

— И что?

— Я сказал, что нет. Слушай, она реально ненормальная. Не Марина. Алла. Ты бы…

Дальше я не слушал. Последняя пара заканчивалась в четвертом часу. Катя приезжала домой на рейсовом беспилотнике полпятого. Сейчас было шестнадцать двадцать. Я не знал, что задумала Алла, может и ничего, просто треп, но звучало мерзко.

Сначала я бросился в сторону забора за спортзалом, через который, мы обычно валили в самоволку, сразу же вернулся, сообразив, что лучше позвонить. Сказал бы Кате, чтобы сидела на остановке и не ходила никуда. Тем более по дороге через лес.

— Телефон!

— Да нет у меня!

— Какого сразу мне про Алку не сказал?!! — оторвался я на нем и бросился в казарму.

— Я тебя искать должен был?! Я тебе не должен вообще ничего! — прокричал он мне вдогонку.

Как назло, в казарме ни у кого не было «листка». Их и так мало, а у салаг все забрали дембеля. А тех, после обеда, почти всех отправили отрабатывать прикрытие БРЭМов под огнем противника.

Я никогда так прежде не бегал. Перелез через забор, испачкался в свежей, а теперь еще и смешанной с дождевой водой, краске. До города — полчаса ходьбы пешком. Уже и бегом не успею. Остановка недалеко. От нее идут дороги и в город, и в часть. Я не знал, чего боялся, но рисковать не собирался. Такую информацию мимо ушей не пропускают.

Добежал до дороги, кинулся по петляющей меж березок тропинке, ведущей к остановке. Услышал крик, остановился, замер. Крик повторился и прервался. Я узнал Катин голос и кинулся в ту сторону.

Их было трое. Двое склонились над лежащей на в куче мокрых листьев Кате. Одни зажимал ей рот, второй дергал за полы куртку. Не расстегнутая до конца она застряла у девушки на плечах.

Третий, лет тридцати, с начинающим лысеть лбом, стоял чуть в стороне, засунув руки в карманы, зажимал незажженную сигарету в зубах. Насмешливо изогнутые брови над темными очками, которые он зачем-то напялил в дождливую погоду.

Увидев меня, троица замерла. После тренажеров и спринтерской пробежки на два километра я тяжело и хрипло дышал.

— О! Спаситель, — прокомментировал мое появление лысеющий.

Катя снова закричала и один из склонившихся, ударил девушку по лицу.

Я зарычал и двинулся вперед. Не вынимая рук из карманов, лысеющий ударил меня ногой в лицо. Надо признать, умело. Хоть и уставший, я был на адреналине, поймал ногу, взяв в захват подмышку и врезал кулаком ему в нос. Он полетел на землю, очки слетели, а я двинулся к тем двоим. Тот, который рвал с Кати одежду, повернулся и бросился, ломая кусты, в лес. Второй осклабился, двинулся навстречу.

— Че? Герой?! Потанцуем.

Широкий, квадратный, он вскинул кулачища к лицу, приняв боксерскую стойку. Я пнул его под чашечку и сразу по бедру. Когда он свалился на одно колено, добавил ногой в челюсть.

— Не спасешь солдатик. А еще и посмотришь, — лысеющий, облепленный травой, грязью, листьями, поднимался, держась за скулу, — сейчас твою девочку жизни учить будем.

По непонятной причине он был очень в себе уверен. Я направился к нему, он сунул руку в карман, достал складной нож, щелкнул.

Я остановился. Блеснуло широкое, с круглой дырой у обуха, лезвие.

Люблю смотреть в кино, как герой легко уворачивается от ножа. Или блокирует удар. В реальной драке справится с противником вооруженным ножом очень сложно. Шансов, что тебя порежут, больше половины, каким бы подготовленным ты не был. Задача сводится, в основном к тому, чтобы тебя не проткнули и свести порез к минимуму. Еще лучше убежать. Но я не мог. За спиной Катя.

Он не перебрасывал нож из руки в руку, не крутил, крепко сжал, держал у правого бедра, повернувшись ко мне левой стороной и покачиваясь, шел на меня. Глаза без очков неестественно блестели, светились превосходством.

За моей спиной застонал и крепко ругнувшись, стал подниматься квадратный. Я повернулся к нему и быстро ударил ногой в висок. Не нужен мне в тылу никто.

Квадратный рухнул, а лысеющий сделал несколько ложных замахов. Широких, но быстрых. Хотел или напугать, или спровоцировать.

Я оглянулся в поисках палки или камня. Ничего не было.

— Задергался, сыкло? — он сделал ложный выпад мне в лицо и сразу же попытался ударить в плечо.

Я отпрыгнул, сорвал с себя армейскую куртку, намотал на руку и попытался пнуть его в голень. Теперь отпрыгнул он.

— Ты что? Жадный? — он говорил едко, облизывая тонкие губы, — я с тобой бабой делился. Алку оба драли. Теперь твоя очередь, а то нечестно.

Я не отвечал, пытаясь обойти его по кругу.

— Ты сильно не парься, я тебя убивать не собираюсь. Чуток подрежу для ума. А пока будешь кровью мазаться, посмотришь, как я твою девочку натягиваю. Она у тебя, кстати, правда, девочка? А то Алка не верит. Попросила лично убедиться… Хоп!

Он бросился на меня, быстро сократив дистанцию, ударил снизу-вверх. Я не мог отбегать дальше, тогда открыл бы ему дорогу к Кате. Лезвие распороло куртку на руке, пальцы пронзила острая боль, все, что я мог сделать, это ударить его другой ладонью в челюсть, задрав голову.

Он отпрыгнул, радостно посмотрел на окрасившееся красным, лезвие.

— И еще разок, чтоб сговорчивее был, — он снова прыгнул вперед. Быстро. И попытался повторить удар. Ошибка. Теперь я знал, куда он будет бить и выбросил вперед ногу. Пинок пришелся по кисти. Нож вылетел из рук, а я набросил куртку ему на голову, задрал его лысеющий лоб, а когда он схватился за куртку, сделал шаг ему за спину, подбил колени и сместив куртку на горло, повалил на себя, затем на землю и стал душить, морщась от боли в разрезанных пальцах.

Хорошо, что третий оказался трусом и сбежал. Было бы гораздо сложнее.

Я не стал душить подонка до конца, оставил на земле и несколько раз от души пнул. Наверняка сломал пару ребер, прошелся подошвой по пальцам.

Проходя мимо квадратного, пнул еще и его. Вся драка была на пинках.

Подошел к Кате. Она так и лежала, смотря на происходящее круглыми глазами. Ударила по протянутой руке:

— Это из-за тебя!

— Давай, сейчас встанем, успокоимся…

— Уйди!!!

— Катя, милая…

— Кто такая Алла?!!

Я никогда не рассказывал ей эту историю, не считая нужным грузить девичий мозг. Сейчас попытался сделать это вкратце. Катя или не слушала, или делала какие-то свои выводы. Наивные и вздорные. Разговора не получилось. Она дрожащими руками запахнулась в оставшуюся целой куртку, испуганно смотрела на валяющихся на земле насильников и с еще большим испугом на меня. Я не столько провожал ее до дому, сколько плелся в хвосте, оправдываясь, не пойми за что, пытаясь перевязать руку отобранным у одного из нападавших, шарфом.

Бестолку. Катя теперь боялась меня.

Кровь капала на тропинку.

* * *
Я стоял во дворе построившихся в каре многоэтажек, прислонившись к красному автомобилю и ждал. Дождь перешел ночью в снег, ночью же и прекратился. Я топтал порошу подошвой. К автомобилю прислонился специально, потому что выяснил, чей он и если пропущу хозяина в многолюдном дворе, то он точно не пропустит меня. Все автовладельцы первым делом, заходя во двор, смотрят на свою машину, если по какой-то причине, покидали двор не на ней.

Я был в самоволке, но мне было плевать. Душила злоба. Болела порезанная до кости рука. В медсанчасти вчера сказал, что порезался и порвал куртку, когда перелазил через забор. Мне не поверили, сказав, что гвоздевой прокол от ножевого пореза, армейский врач как-нибудь отличит. И что если солдат признается в самоволке, то только для того, чтобы скрыть, что-нибудь более серьезное. Да и с самоволками я уже обнаглел. Рану замазали заживляющим гелем и вкололи что-то, усиливающее регенерацию тканей, за ночь срослось, теперь и болело, и чесалось одновременно.

Увидел их раньше, чем они меня, оторвался от машины и направился навстречу. Они вошли в арку, он с пакетами в руках, она, держа его под руку.

Алла, заметила меня первой и остановилась, смотря во все глаза. Муж, сбился с шага и тоже остановился, удивленный, глядя на жену.

— Привет, — поздоровался я.

Муж, в капитанской форме, наморщил лоб, пытаясь вспомнить, удивленно глядя на мои сержантские погоны.

— Не представишь нас? — спросил я Аллу.

Она не отвечала, продолжала испугано смотреть, кусая губы. Муж начал о чем-то догадываться, набычился, поставил пакеты на землю.

— Ну привет, — зло сказал он.

— У меня к тебе скопилось несколько вопросов, — продолжил я, — чисто жизненных. Пожалуйста, помоги мне с ответами на них. Твоя жена говорит, что я, «как маленький» и не знаю этой самой жизни. Поэтому мне интересно, как ты — взрослый, живешь? Может, меня научишь? Вот ты точно знаешь, что твоя жена тебе изменяет. Причем, это не разовое увлечение. Не ошибку сделала. Не глупость сотворила, трахнувшиь раз на стороне по-пьяни. У нее это, как на конвейере. Ее дерет полгорода. Я сдуру отметился. Но я, правда, не знал тогда, ни то, что она замужем ни то, что она такая шлюха. Как узнал, послал ее.

Лицо мужа побагровело. Алла, потянула его в сторону, попыталась, что-то сказать, но он дернул рукой, не сводя с меня налившихся кровью глаз.

— Подожди!

— Но на этом история не закончилась. Она, видишь ли, так на это обиделась, что подослала одного из своих трахалей с дружками, к моей девушке, чтобы те ее изнасиловали.

Он продолжал сопеть.

— К счастью, я успел. Меня предупредил другой трахаль твоей жены. Но вопросы остались. Вот ты, если не в деталях, то в целом, ситуацию знаешь. Детей у вас нет. На хрена тебе все это? Это любовь у тебя к ней такая?! Может, я и правда, как маленький и не способен понять? А?

— Все сказал?! — процедил он.

— Нет. Еще одно. Сам видишь, какая ситуация. Ей я впечатать не могу. Какая-никакая, но баба. Бить западло. Поэтому, вроде как ты за нее отвечаешь? Будет справедливо если я тебя ушатаю… — договорить я не успел, он, наконец, поддался на провокацию и попытался ударить.

Драться он не умел. Я легко пригнулся, пропустил удар и, выпрямившись, ударил в ответ. Он взмахнул руками и упал спиной на одну из машин сзади. Взвыла сигнализация, но нас и без того уже оборачивались. Алла склонилась над благоверным.

— Пока, милая, — попрощался я. Хлопнул ее по заду и пошел к выходу со двора.

— Уйди, сука! — раздалось сзади. Благоверный, чьего имени, я так и не узнал, общался с женой.

Да. Знаю, что он, не при чем. Но мне надо было набить кому-то морду. А раз уж он такой терпила.

История на этом не закончилась. Капитан Казаринов подал рапорт и меня арестовали за нападение на старшего по званию. Мне грозил дисбат. Но командование, когда стало разбираться в ситуации, закрыло дело, не желая предавать огласке. Я очень легко отделался. Просто понизили в звании. И то с формулировкой «за недостойное поведение», указав в деле лишь частые самоволки.

Я попытался встретиться с Катей еще раз, перед отбытием, но она категорически не хотела меня видеть. Столкновение с реальностью оказалось для нее слишком жестоким и винила она в этом меня.

Глава 17

— В случаях провала операции, всегда проверяют всех задействованных в ней участников. — Полковник Константин Едигеев продолжал доклад. — Мы проверили всех, кто имел какое-то отношение и к этой. В том числе и их банковские счета. Еще раз спрошу. Ничего сказать не хочешь? — обратился он ко мне.

— Я уже ответил, — удивленно сказал я, ничего не понимая, но в плохом предчувствии.

— А, что скажешь по поводу того, что на твой счет в Модум-банке была переведена сумма в один миллион рублей?

— Скажу, что до этого момента и не подозревал, что у меня счет есть.

— Счет открыт на третье лицо. Твое, как ты уже понял. Или точнее, знал. Открыт без твоего присутствия, это верно, но с указанием всех твоих паспортных данных и твоего письменного согласия. Мы хорошо подпись изучили. Но самое интересное, счет открыт еще до твоего отбытия на Вертажо Эридана. То есть если это подстава, то враги, — это слово он произнес насмешливо, — знали, что именно ты останешься в живых и заранее перевели на твой счет сумму, на которую можно три квартиры в центре столицы купить. Сделано не то чтобы топорно, но с какими-то детскими хитростями. И не потому, что твои новые хозяева идиоты, а больше потому, что не думали, что ты попадешься.

Я молчал, не зная, что сказать. Я понимал, что это подстава, но ничего не понимал во всей этой банковской ахинее.

— Это, вкупе с показаниями лейтенанта Михаила Ефимцева дает вполне ясную картину случившегося. Неполную, но с перебежчиком Олегом Кузнецовым, еще будем работать. Вопросов много. Но для обвинения, фактов, думаю, достаточно.

— Спасибо, товарищ полковник. Суд вызывает генерал-майора космическо-десантных войск Андрея Ефимцева.

Мишкин папаша, «старшая сука», как я прозвал его у себя в голове, вышел, тоже весь при параде. Изрезанное морщинами лицо, хриплый мужественный голос, каким обычно разговаривают главные герои кинобоевиков в профессиональном дубляже. Стал рассказывать про то, как принял запрос по рации, а потом принял решение, а потом принял еще что-то. Я уже толком не слушал, но что-то доблестное. Если до этого я надеялся на то, что суд разберется в случившемся, то теперь снова накатило отчаяние. Я как мог, пытался его отогнать, пытаясь настроить себя на воинственный лад, но вместо воинственности очередной волной, накатывала глухая злоба. Тяжелая, душная, черная.

— Больше всего повеселил момент, когда, Кузнецов, якобы змеей задушил террориста. Глупость, конечно. Но видимо очень ему надо было, что-то придумать. Героическое. Хотя сначала было не до веселья. Столько пацанов погибло, и-за этого… — Генерал подумал и выплюнул — выродка. Другого слова не подобрать!

Актер! Актерище!! Я даже на мгновение заподозрил, что он ничего не знает о проделках сына. Но потом вспомнил, его двусмысленные приказы по рации и отогнал эту мысль. Знает.

А я нет. Я не то, что разоблачить их не могу, я не знаю, что разоблачать?! Я не понимаю, что происходит. Почему духи связали и тащили куда-то Мишку Ефимцева? Почему он пошел со мной выручать ребят, а потом предал? И если Ефимцевы, что младший, что старший, как-то связанны с корпорацией SCC, то почему раздолбали их на планете? Такое нельзя было сымитировать. Ядерный удар с орбиты, разрушенная стройка, все это заснято. От наведения на цель, до появления в кадре результатов разрушения, вместо сплошного лесного массива. В этот процесс вовлечено множество людей. Ефимцев просто не смог бы обмануть всех. Наводчика, оружейника, несколько операторов, управленцев ядерного блока, капитана крейсера, в конце концов.

Я вслушался, что говорит судья. Заседание, судя по всему, подходило к концу.

— Признание подсудимого не требуется, но с учетом обстоятельств, вынесение приговора, откладывается. Чтобы установить степень его вины, необходимы дополнительные следственные действия. Чем и займется департамент военной разведки. Кто и как, из представителей Атлантической коалиции, вышел на Кузнецова, на каком уровне контактировали, что именно он им сообщил? Пока лишь удалось выяснить, что разведгруппа погибла именно из-за его предательства.

Я тяжело задышал. Слушать это, было невыносимо. Судья продолжал что-то зачитывать и тут я поймал Мишкин взгляд. Он стоял недалеко и заметив, что я смотрю в ответ, отвернулся и сразу повернув голову к рядом сидящему секретарю, ткнул носом в мою сторону, и я расслышал отрывок сказанного:

— …если бы я знал…, то своими руками. Шкура!

На одно мгновенье мною овладело чувство нереальности происходящего. Я решил, что действительно сделал все то, в чем меня обвиняли. Предал, продал, убил. Спектакль, где все на своем месте, и мне даже как-то неловко не подыграть.

Длилось это ровно секунду, потом нахлынула очередная волна ненависти и когда судья спросил меня о чем-то, я поднял голову и пошевелил губами, не издав ни звука.

— Что? — переспросил судья.

Я повторил процедуру.

— Что за… неслышно. Силовое поле, что ли? Да нет, нормально работает — судья проверял панель за столом, — что у вас?

Я пожал плечами и снова зашевелил губами.

— Сейчас сниму, — судья был в затруднении. Ткнул пальцем в сенсорную панель, синеватое поле вокруг стакана пропало.

— Что? — спросил он.

— Я говорю, что зря генерал-майор Ефимцев не верит в то, как я змеей духа задушил, — равнодушно сказал я.

— Я не об этом спрашивал.

— А я считаю это важным.

— Кузнецов, вас спросили, о том были ли вы…

Я повернулся, накинул цепи, которыми были скованны мои руки, на шею Мишки Ефимцева, повернулся и закинув его на плечо, нырнул в стакан.

В зале загремело. Кто-то кричал, кто-то отдавал команды. Никакой паники, только дисциплинированная злость. Мишка хрипел в ухо, хватаясь пальцами за металлические звенья у себя на горле.

— Это тебе за пацанов, сука! Жри тварь! — шипел я негромко.

— Миша! Сынок!!

— Конвой! Сюда! Быстро!

— А сами, что?! Мужики взрослые стоят. Военные, мать вашу! — кажется, это особист.

Надо мной не очень успешно возились, стакан небольшой по объему, но высокий. Выше пояса. Позади стена и скамейки, а дотянутся до меня напрямую, мешал Мишка. Лицо его почернело, язык стал вываливаться. Это последнее, что я увидел перед тем, как мне в лицо ткнул электростеком кто-то из конвоиров.

Успело подуматься: «опять по голове».

* * *
Головная боль стала привычным явлением. Обезболивающее сначала давали свободно, затем перестали, сославшись на инструкции. Хотя думаю, просто мелко гадили и даже догадываюсь, по чьему указу.

Мишка Ефимцев, как мне сказали, остался жив, но перелом гортани лишил его речи, и возможно навсегда. Но не это самое худшее. Точнее — лучшее. У него нарушение кровообращения мозга. Что это значит, я не понял, а после моего вопроса, в котором звучала неприкрытая надежа «он теперь всегда дебилом будет?», мне вообще перестали что-то говорить.

Меня не трогали после происшествия в суде больше недели. Не знаю почему. Я ходил по похожей на пластиковый саркофаг, камере, из угла в угол. От одной белой стены к другой. Когда головная боль становилась невыносимой, лез на койку, утыкался лицом в подушку и стараясь не стонать, прятался от яркого света и повторял себе, что бывало и хуже. И скорее всего, будет.

Свет никогда не выключали, и через неделю я стал терять ощущение времени, определяя его только по кормежке.

За мной пришли дней через десять. Дверь открылась, вошли двое, заковали меня в хромированные кандалы, точно такие же, какими я удушил, пусть и не до конца, Мишку. Вывели в коридор, где к ним присоединились еще двое, с электростеками. Так и шли — двое спереди, двое сзади.

Завели в комнатушку, где из мебели были только стол и два стула по разные стороны. Свет падал точно на середину стола, и я не мог разглядеть, кто сидит за ним. Только когда меня посадили на второй стул, пристегнув к нему, я узнал сидящего передо мной человека.

Генерал-майор Андрей Ефимцев.

Когда конвоиры вышли, минуту мы сидели молча. Он изучал меня, я потолок.

— Знаешь, чем я занимался последнюю неделю? — наконец спросил он.

— Нет. И мне по хер.

— В те редкие моменты, когда я не навещал сына в больнице, я поднимал все свои связи, чтобы повлиять на процесс по этому делу.

— Какому? Как ты продался? А потом вместе с сынком своим, нас с пацанами продали?

— У Миши оттек мозга, — он меня не слушал, — он теперь до конца жизни будет инвалидом. Не сможет говорить, нарушены двигательные функции.

— Это хорошо. Если бы сдох, было бы хуже. Смерть — это слишком легко. Ты, собственно, чего приперся? Поговорить? На жизнь пожаловаться? Так ты не того человека выбрал.

Он крутил в руках ручку и продолжал, будто не слушая меня:

— Все, что я делал в этой жизни, я делал ради него. Ради своего сына. Я бы сказал тебе, что ты со временем поймешь, но точно знаю, что это не так. Теперь твоим временем займусь я.

— Ты на хрена мне все это рассказываешь? Еще раз спрошу, — ты чего приперся?

— У него должно было быть великое будущее. У Миши. А теперь из-за тебя, он почти овощ. Это несправедливо.

— Да, несправедливо. Я всегда считал странными людей, которые срут на остальных и считают себя обиженными, когда им ответка прилетает.

— Как я уже сказал, я последнее время, много занимался, тем, чтобы повлиять на процесс по твоему делу, — нет, он точно сам с собой разговаривает.

— Сдаться решил? — я потряс цепями, — освободи меня, я тебя урою прямо здесь и будем считать, что дело закрыто.

— Я приложил максимум усилий, чтобы тебе не вынесли смертный приговор.

Неожиданно.

— Да? И почему?

— А ты сам сказал, — смерть, это слишком легко. Легко и быстро. Будто спать лег после тяжелого дня. Лишь несколько недель переживания перед исполнением приговора. Ты и прочувствовать ничего не успеешь. Нет, выродок. Ты отправишься прямиком в ад. А так, как у меня нет ни малейшей уверенности, что он есть по ту сторону петли, то я его тебе устрою здесь. На Земле.

— Так ты пугать меня пришел? Дешево для генерала. Хотя, учитывая, что ты уже успел сделать, дешевка — это твое призвание.

— После суда и оглашения приговора поедешь в Ыныкчанский централ, — и снова он не обиделся, продолжая ровным голосом описывать мое будущее — и будешь существовать там до конца своих дней. Существовать, не жить. Кормежка два раза в день. Три раза в месяц — мясо. Точнее суп из коровьих жил. Плюс порошковый витаминный набор. Если повезет — на праздники свежая морковка. Ложку и кружку поднимать со стола по свистку. На кормежку дается десять минут.

Я слушал, стараясь не убирать с лица усмешку. Не дождется он на моем лице испуга.

— Работать будешь на золотодобыче. Только не золото добывать, а лазить в шахты, убирать за забойщиками. Мусор и дерьмо из биотуалетов. Вручную. Если повезет, через три-четыре года повысят до разнорабочего. Будешь грузить арматуру для шахтеров. На свежем воздухе, погода подходящая. Снег, метели. Грязь и та ледяная. Вся работа на поводке. С вшитым психочипом, чтоб жизнь самоубийством не закончил. Это у них продумано.

По вечерам отдых. Там живут по двое в одной камере. Такой, что твоя нынешняя, по сравнению с ней, номер люкс в пятизвездочном отеле.

Жить будешь под постоянным видеонаблюдением. Но по ночам охрана расслабляется и на многое закрывает глаза. И отдыхать уже будет с тобой твой напарник. А я уж прослежу, чтобы тебе такой достался, чтобы усталости не знал. И твоя десантная подготовка не поможет.

— Всё?

— Нет, не всё, — он впервые ответил на прямой вопрос, — однажды ты начнешь привыкать к такой жизни. Находить приятные стороны. Две морковки съесть вместо одной. Если ударно поработал днем. Или ночью. Или конфетку на Новый год подарит кто-то из шахтеров. Маленькая, но радость. Может сокамерник новый появится. Симпатичный. А ты уже успел полюбить лицом к стенке стоять. А вот, когда ты начнешь привыкать к своему существованию, тогда ты сдохнешь. Получишь заточку в живот. Или шею об угол кровати сломаешь. Или одеяло загорится, а охранники не успеют вмешаться. Отдашь концы в местном лазарете. От многочисленных ожогов или дыма в легких. Но это лет через десять. Может раньше. Это уж как я решу.

Он встал.

— Вот теперь, всё. Я хотел, чтобы ты свое будущее знал.

— Я так понимаю, прослушки здесь нет, — сказал ему я, — раз ты так разоряешься. Скажи, что за заваруха, там, на планете случилась? Мне все равно никто не поверит. А интересно. Должен же я знать, из-за чего мне такая карта счастливая выпала?

— Червяку надо знать только свое место. Больше ничего. А его я тебе уже сообщил.

— А ты действительно меня винишь в том, что твой сынок в полудурка превратился? — спросил я. — Меня? Не себя?

На его лице мелькнуло что-то. Не ответил, вышел.

Почти сразу вернулись конвоиры и мы направились в камеру. В мой номер люкс.

Глава 18

— Повернутся!

— Есть гражданин начальник!

Я вскочил с койки, согнулся, уперся головой в стену, повернувшись спиной к двери, выгнул руки. Вывернутые ладони просунул в дверную прорезь.

На меня надели наручники, вагон качнулся, и конвоир сжал браслеты сильнее, чем обычно. Хотя руки арестантов и без того не жалели.

Я даже не знал, сколько нас здесь, и кто в соседних купе-камерах?

Меня провели по коридору, впихнули в пахучую комнатушку в конце вагона, закрыли дверь и повторив процедуру, сняли наручники.

— Пять минут.

Даже если не хочется. Потом никто не поведет.

Все было, так как сказал генерал Ефимцев. На предварявшем приговор следствии обещали более мягкие условия, если признаю себя виновным и расскажу, как все было на самом деле. Кто на меня вышел? Как завербовали? Что обещали?

Когда следаки поняли, что ничего от меня не добьются, решив, что я или упертый или тупой, дело передали в суд.

Захоти я выбить себе условия помягче, я может и напел бы что-нибудь. Но врать было нечего. Месяц провел в камере на тридцатом этаже столичного МГБ, глядя сквозь решетку на безразмерное корабельное кладбище Новосибирска.

Затем суд, где меня признали виновным. Приговор — пожизненное в Ыныкчанском централе. Туда и направлялся сейчас в вагонзаке. Любуясь видами Байкало-Амурской железнодорожной магистрали. Прибытие в Тынду чрез час, где вагон прицепят к другому составу, и я по Амуро-Якутской магистрали отправлюсь в конечный пункт своего назначения. Конечный по всем понятиям.

Я не смотрел в окно, пока поезд стоял. Тоскливо было видеть жизнь «по ту сторону».

— Заключенный Олег Кузнецов! На выход! С вещами!

Чего?!!

Конвоир на вопросы не отвечал, и с недовольным видом вел меня между составами, через исчерченный рельсами снег.

В здание вокзала вошли через черный ход. Окружающие, в основном местные работяги смотрели на мой оранжевый комбинезоне и наручники, с любопытством, но без особой неприязни. Я, подняв лицо ловил теплые воздушные струи тепловой завесы на входе.

— Дальше мы сами, — у кабинета к которому меня подвели, стояли двое дюжих молодцов в форме. Погоны и лычки с фиолетовой окантовкой. — Продемонстрировали вохровцу планшет.

Конвоир был похож на ребенка, у которого отняли игрушку. Подарили и сразу отобрали. С недовольным видом, затребовал роспись для своего планшета и бросив на меня тоскливый взгляд, ушел.

Я не спешил радоваться.

— Проходи, — один из молодцов открыл дверь и сделал приглашающий жест.

Это явно был не кабинет начальника станции, скорее что-то вроде конуры кладовщика. Старая краска на стенах, выцветший пол, древний деревянный стол, а за ним…

— Здравствуй, Олег, — поздоровался Петр Валерьевич. Форма, очки и неизменная улыбка.

Я молча пялился исподлобья.

— Садись, — он поднял планшет перед собой и поправив очки добавил, — наверное, надо сказать, это, как-то торжественно, но я не люблю церемонии, поэтому, все будет по-простому… да сядь ты уже!

Я сел. Он зачитал:

— Военный трибунал 109-ой гвардейской космическо-десантной дивизии, повторно рассмотрев дело Олега Романовича Кузнецова, 2174 года рождения, обвиняемого по статье 162, часть первая уголовного кодекса Евразийского Союза, государственная измена, признает его невиновным.

Я по-прежнему сидел. Майор Петр Матюшин продолжал зачитывать что-то про результаты следствия, экспертизу, свидетельские показания, но все это шло фоном, из которого, я лишь улавливал смысл.

— Парень, ты меня слышишь? Или ошалел от радости?

— Ошалел.

Он внимательно посмотрел на меня поверх очков, положил планшет на стол, взял стул и обойдя вокруг стола, сел рядом.

— Меня в этом деле насторожило многое. В том числе и с какими деталями и подробностями ты описал свои приключения. Такое не выдумать. Да еще спросонья. Хотя, тут столько рассказывать, что дня не хватит.

— А вы расскажите. Я уже не тороплюсь. И можно наручники снять?

— Расскажу. Но с наручниками не все так просто.

— Что?

— Обвинения в покушении на жизнь лейтенанта Михаила Ефимцева, с тебя никто не снимал.

— Так туда ему и дорога.

— Согласен, но нас с тобой не спрашивают. Закон есть закон и впереди у тебя еще один суд. Но могу с уверенностью сказать, что пожизненное тебе больше не грозит и срок, если и впаяют, ты будешь не в той людоедской дыре отбывать, куда ехал.

— Могут не впаять?

— Ну, с учетом открывшихся обстоятельств, думаю будет сделана скидка на твое поведение. Можно списать на состояние аффекта, реакция на несправедливость ситуации. Могут и условное дать.

— Так что случилось на планете? И как вы это выяснили?

Петр Валерьевич встал, заложил руки за спину и неспешно меряя шагами комнату, начал:

— Как я уже сказал, после твоего рассказа начал копать. Все про корпорацию SCC и главное, — их дела на других планетах. Информации-то много, но вот нужную, во всей этой куче, хрен найдешь. Помогло одно имя, которое ты назвал — Энтони Эрнандес. Парнишка в очках, которого ты допрашивал в офисном здании. Там на Вертажо Эридана. Таковой действительно существует в природе. Выпускник кафедры геофизики Йельского университета. И, что самое интересное, даже выглядит точно так, как ты его описал.

На сайте компании SCC он не числится, но есть на сайте выпускников Йеля. Имя, факультет, специальность. То есть ты его не выдумал. И сам на эти сайты не заходил, твою браузерную историю мы проверили от и до. Конечно, в корпорации тебе могли впарить эту информацию для правдоподобности, но как-то это бессмысленно. Не в их интересах. Эта ниточка, за которую можно распутать весь клубок. Что мы и сделали.

Энтони Эрнандес подавал заявки на устройство на работу в несколько компаний, в том числе и в SCC. Эта информация есть в открытом доступе на сайте Фултонской биржи труда в Атланте.

Дальше, изучая руководство корпорации, обратили внимание на некоего Майка Олсена, одного из заместителей директора капитального строительства SCC. И тоже по-твоему описанию. Властный, опытный, еще и ходок, каких свет не видывал. И, что интересно, пару лет назад он исчез из всех списков корпорации Standard Charge Corporation. Перестал появляться на публике, заключать сделки. С сайта исчезли любые упоминания о нем. Но никакого увольнения не было, мы бы знали. Слишком крупная фигура, чтобы быть по-тихому убранным. Да и источники, что у нас там есть, не подтверждали увольнения. Стали копать дальше. И нашли снимок, где, внимание! Он и Энтони Эрнандес. И еще несколько человек, надо полагать из одного отдела. Корпоративное фото. Что-то вроде дня рождения кого-то из сотрудников. Торт, подарки, разноцветные ленты. По фото установили личности, и выяснили, что некоторые из них, так же, бесследно исчезли. Но тоже не были уволены. Будто руководство SCC не хотело привлекать к ним внимания.

Копать предстояло еще много, но некоторые выводы уже можно было делать. Например, такой — лейтенант Ефимцев врет. В его истории не было ни Энтони Эрнандеса, ни босса в белой рубашке, о котором ты говорил. Майка Олсена, как теперь понятно. Михаил Ефимцев рассказывал только о том, как он героически спасал своих бойцов. Значит надо полагать, что врет и во всем остальном.

Но оставался банковский счет на твое имя. Стали проверять дотошно, поднимая все документы, проверяя способы перевода и еще много разной хрени про платежные системы и криптовалюту. Привлекли ОЭБиПК и обнаружили странную штуку. Оказывается, перед вылетом «Генерала Скобелева» на каждого из бойцов вашей роты был открыт счет на минимальную сумму в три тысячи рублей. Эта сумма не подлежит обязательному налогообложению, поэтому банк не обязан за нее отчитываться. А остальные девятьсот девяносто семь тысяч рублей поступили на твой счет в конце мая, после гибели отряда. То есть счет стал «видимым», но числился, как открытый еще в январе. И вот, что я тебе скажу Олег. Это не просто банковская ошибка. Это было сделано намеренно. Уверен, что выживи кто-нибудь еще из ребят, и на его счет была бы перечислена та же сумма. Сам Модум-банк входит в международную банковскую группу Augusta Valley Bancorp. А теперь угадай какая корпорация является крупнейшим квалифицированным институциональным инвестором этой группы?

Я не стал подыгрывать, потому что ничего не понял, и он закончил сам:

— Стандарт Чердж Корпарейшен.

Он остановился и покачал головой:

— Банковская система, конечно та еще хрень. Знаешь, как Томас Джефферсон говорил? Банковские учреждения более опасны, чем регулярная армия. А у нас своей финансовой системы по сути, так и нет. Мы лишь часть мировой, а она творит что хочет. Нам, чтобы получить полный доступ к банковским операциям пришлось…

— Вы не могли бы поближе к тому, что случилось на планете? Я пока лишь понял, что до вас наконец дошло, что я не предатель.

— Точнее, что предатель не ты, — уточнил Петр Валерьевич. Он снова подсел ко мне и продолжил:

— Раз уж вскрыли гнойник, стали проверять счета Ефимцевых. Старшего и младшего. В том же банке. У них оказалось столько бабла, что не будь я особистом, наверное, даже мог бы их понять. За такую кучу денег не то что товарищей предают, папу с мамой прирезать могут. И я, кстати знаю людей способных на это и за намного меньшую сумму. Но сейчас не об этом. С такими доказательствами их можно было смело брать. Младший к нормальному разговору не способен, а вот старший запел. Не сразу правда, какое-то время пытался несгибаемого корчить, но шкуре не полагается бытьгероем. Да. На него вышли люди из Стандарт Чердж Корпарейшен, предложили ему бешенные деньги, если он запорет операцию на Вертажо Эридана.

— Так за чхоме переживают?

— Да плевать им на чхоме. Чхоме — ширма. Красный торф им нужен. Он им сразу поперек горла встал. Сбил цены и похерил энергетический рынок. Я так понимаю, решили, если не могут убрать новый энергоресурс с рынка, то надо самим его контролировать. Раз они начали строить косомдром на Вертажо Эридана, значит собирались заняться поставками торфа. И ваша разведгруппа ни в коем случае не должна была найти стройку. Поэтому Ефимцев младший и не хотел переносить лагерь на новое место. К тому же боевикам чхоме уже дали координаты лагеря. Как только «Генерал Скобелев» завис над орбитой Ефимцев-старший стал отчитываться перед Майком Олсеном обо всех ваших передвижениях. SCC к тому времени уже пятый месяц там строились.

План был такой. Разведгруппу уничтожают, Ефимцев отчитывается о неудаче миссии, добыча торфа становится невозможной. Как работать, если рядом куча головорезов ошивается? Да еще способных найти и уничтожить спецназовцев.

— Но раз они все время были заодно, то почему чхоме схватили Мишку Ефимцева? Куда потащили? Они же его отметелили неплохо.

— А это самое интересное. Трудности перевода. Боевикам сказали, что одного из разведгруппы трогать нельзя. И даже объяснили кого именно — командира. Те поняли это так — командир нужен живым. Кто командир они не знали, поэтому похвали всех, у кого были лычки. Лейтенанта и старших сержантов.

Эти идиоты во всем сильно напортачили. По словам Ефимцевых, Мишки вообще не должно было быть в лагере на момент нападения. Он собирался уйти, якобы в дозор, чтобы переждать атаку. Но чхоме напали на два часа раньше. То ли часы не синхронизированы, то ли просто идиоты.

— А почему Мишка был отдельно от остальных?

— Я же говорю, идиоты. По рации боевики сообщили, что взяли в плен несколько командиров. Майк на том конце провода охренел, стал расспрашивать. Потом объяснять, как выглядят лейтенантские звезды и чем отличаются от сержантских полосок. И дал приказ чхоме отвести Ефимцева на СТО робототехники неподалеку. Подозреваю, что не хотел светить его перед сотрудниками.

Но Майк, видимо, не совсем доверял хунхузам, точнее сомневался в их мыслительных способностях, после такого количества портаков, поэтому приказал привести остальных на стройплощадку, чтобы убедится, что Ефимцева среди них нет. Потом ребят бы все равно убили, сам понимаешь.

Несколько боевиков тащили Мишку в свой лагерь безо всякого почтения. Скорее всего так и не поняли, что это не пленник, а внедренный агент. И тут их, по следам, нашел некий выживший десантник.

— Но если генерал-майор Андрей Ефимцев был заодно с корпорацией, зачем он их уничтожил? Их, стройку, космодром. Следы, что ли скрывал? И почему Мишка…

— Подожди. По порядку, — Петр Валерьевич поправил очки, — Мишка, на тот момент, ни хрена не понимал, что происходит. И напали раньше, и его куда-то тащат, хотя не должны были. Он решил, что его слили и теперь, когда корпорация получила свою разгромленную разведгруппу, то и его для достоверности грохнут. Или шантажировать отца им будут.

А тут ты вылез, тюремщиков покрошил.

Он собирался в лагерь вернутся, с отцом связаться, чтобы понять, что происходит и что предпринять. А ты потащил его ребят спасать и на стройку наткнулся.

Ефимцев младший не знал, что делать? Сам вернутся не мог. Он не знал куда идти, а следопыт из него хреновый. Плелся за тобой. Он рассказал…

— Подождите? Что значит рассказал? Он может говорить?

— Руками отчасти двигать может, набирал на планшете. Он рассказал, что, когда вы вошли в офисное здание, он надеялся поговорить с Майком один на один. Собирался ствол к его виску приставить и пораспрашивать. Но ты все время мешал со своими инициативами. А потом этот Майк озабоченный в кабинете с секретаршей заперся. Ты опять проявил инициативу и перехватив Эрнандеса, начал допрашивать. Потом вы освободили ребят и удирали по реке. Остальное, уже со слов Ефимцева-старшего.

Энтони узнал Мишку и рассказал Майку, кто угнал катер. Майк, матеря тупых чхоме, понял, что произошло и попытался вас вернуть, выслав за вами тилтротор. Не стреляли из-за Мишки. Хотя один раз врезали. Но это стрелок со злости, его тут же остановили. Вы нашли рацию и связались с крейсером на орбите. Ефимцев-старший, который и понятия не имел, что их задумка пошла не так как планировалось, связался с Майком. Разумеется, предварительно убедившись, что его сын на катере. Майк объяснил ситуацию, заверил, что они по-прежнему друзья. Тилтротор улетел на базу, Ефимцев старший связался с сыном, ты был при этом разговоре и пусть иносказательно, но ясно дал понять сыну, что надо делать. Ракета, всех накрыло, а ты во-второй раз остался в живых, потому что тебя откинуло взрывом на ветки деревьев. Мишка Ефимцев долго тебя искал, чтобы добить, но не нашел. Потом уже спасательная группа обнаружила.

Я сидел некоторое время переваривая информацию. Потом вскинул голову:

— Но я так и не понял, зачем Ефимцев-старший уничтожил после этого базу Стандарт Чердж Корпарейшен? Вместе со всеми внутри. Раз они друзья.

— Ах, это. А он ее и не уничтожил. Уничтожена заброшенная станция в ста шестидесяти километрах от базы. Коалиция, когда делала воздухозабор обнаружила слишком большое количество золы в атмосфере. Стали электрофильтр строить для неженок из руководящего состава. Пока сооружали, выяснили, что нормальный здесь воздух. Рабочие и выяснили — они без респираторов строили. Чхоме коалиция за людей не держит. А что датчик золу показал, — так-то временное. Иногда пригоняет ветер от вулканов с юга. Станцию строить перестали. Заброшенная стройка, довольно большая. Но маскирующее оборудование работало, ее ведь тоже могли сверху засечь. Майк передал координаты станции генералу Ефимцеву, тот и шарахнул туда ядерным зарядом. Пыль, обломки зданий, трупы террористов. Это чхоме, которые охраняли станцию. Я не шутил, когда говорил, что они их за людей не держат. Выглядит все масштабно. Враги уничтожены. Вниз не спустишься, не проверишь. Радиация. Но все равно это прокол. То, что на планете есть какие-то люди и не из чхоме, вы передали по рации открытым текстом, на корабле это не только генерал Ефимцев слышал. И про стройку, и про тилтротор. Пришлось пожертвовать заброшенной станцией. То, что на обломках будут логотипы SCC, вместе с девизом, это они или не сообразили, или рукой махнули, сделать уже все равно ничего нельзя было. Пришлось засветится. Официально им все равно ничего не предъявишь. Даже если они и влезли на планету под нашей юрисдикцией, мы все равно не имели права по ним ядерный удар наносить. Думаю, это еще одна причина, почему Ефимцев старший шарахнул именно ядеркой. Помимо радиации.

— То есть они все еще там? Корпорация?

Петр Валерьевич хитро улыбнулся:

— Я как бы не имею права говорить, но думаю, ты после всего случившегося, имеешь право знать. Да они еще там. Пока. Корабля на орбите у нас для повторного удара нет, но три мотострелковых батальона 10-ой гвардейской общевойсковой армии, все еще охраняют торфяное предприятие. И уже получили приказ выдвинутся. Им там недалеко. Где база чхоме теперь известно. Всех подробностей мне, конечно никто не скажет, но думаю в ближайшие дни все решится. По старинке, без орбитальных ударов. Ребята в десятой гвардейской крепкие, тертые. Охрана у корпорации, там в основном чхоме, только партизанить умеют. Прямого боестолкновения с превосходящими силами не выдержат. Тем более неожиданного. Ефимцевых мы взяли недавно и по-тихому, в корпорации об этом еще скорее всего не знают. Пока узнают, пока сообщат на Вертажо Эридана. А даже если и узнают, — майор пожал плечами, — деваться им некуда.

Я сидел, слушал.

— Ты чего такой смурной? Радоваться надо! — Петр Валерьевич хлопнул меня по спине.

— Я говорил, что не предатель.

— Я не буду оправдываться. Это жизнь.

Опять про взрослую жизнь. Я ее, наверное, так и не пойму.

Глава 19

И, наверное, я должен был поблагодарить адвоката. Да, теперь мне полагался адвокат. Но я даже его имя — отчество не запомнил. Он разливался соловьем, описывая перед военным судом мои подвиги. Мой шок от предательства, когда меня подставил командир. Мой гнев и последующую реакцию. Бурную, но объяснимую. Я даже заслушался, какой я замечательный человек. Простой, искренний, надежный. «На таких мир держится» — добавил адвокат. Мне показалось, что секретарь, точнее секретарша суда, после этих слов зааплодирует.

Я не стал никого благодарить, после того, когда меня освободили прямо в здании суда. Не дали даже условного. Что конечно очень хорошо, но учитывая, что это Новосибирск, идти было некуда. Знакомых в столице у меня не было. Я стоял на крыльце, засунув руки в карманы пальто, ловил снежинки на непокрытую голову и нахохлившись, всерьез подумывал вернутся в здание и попросить судью дать координаты церковного приюта для только что освободившихся. Ужасно не хотелось в богадельню, но другого выхода, кажется нет.

— Олег, подожди! Ты куда ушел? — меня догнал командующий батальона майор Владимир Делягин.

— Вы меня впервые по имени назвали, товарищ майор. Прежде я всегда был младший сержант Кузнецов. И один раз «шкура».

Владимир Васильевич посмотрел мне в лицо и серьезно сказал:

— Извини Олег.

— И вы единственный, кто извинились.

— Олег, я буду рад, когда ты вернешься в батальон.

Я вгляделся в десантный значок на петлицах его шинели и покачал головой.

— Не вернусь.

— Уговаривать не буду, — и он покачал головой, — но так как понимаю в чем причина, скажу, — армейских всегда судьба проверяет на прочность. В десанте остаются только мужики. Настоящие. Всегда готовые к бою. И я, почитав про твои подвиги, могу с уверенностью сказать — ты из таких. И потом будешь жалеть о своем решении.

— Дело не в готовности к бою. Одно дело бой с врагами, другое, когда свои с грязью мешают.

— Разобрались же. И ты должен понять…

— Не могу. То есть понять может и смогу со временем, а вот забыть уже нет. Я никого не виню. И обиженку не корчу. Виновные наказаны, но все равно погано.

— Если не армия, то куда?

— Еще не знаю. Так далеко не заглядывал.

— Ладно. У меня переночуешь. Обещаю, про службу ни слова. Сам решишь.

— Вы в столице живете?

— Нет, квартира от тестя подарок. Когда с женой развелся, он мою сторону принял, дарственную выписал. Сын-то со мной остался, я растил его здесь. Как подрос, в суворовское поступил, у нас, в Екатеринбурге. А я живу в квартире наездами. В этот раз по твоему делу приехал. Завтра-послезавтра будем решать куда тебя дальше девать.

— У меня квартира в Сыктывкаре, я в ней правда, с детства не был, но она есть. Туда и поеду.

Вечером сидели на кухне, выпивали. Я настолько отвык от нормальной еды, что сжавшийся за полгода желудок отказывался принимать больше, чем полтарелки жареной картошки после винегрета. А отучившийся от алкоголя организм после нескольких рюмок затребовал не песен, а душевного разговора. Два бывалых мужика сидели, выпивали и общались, скупо роняя слова.

Я осторожно, чтобы не показать излишнюю осведомленность и не подставить Петра Валерьевича, спросил, знает ли комбат что-нибудь о ситуации на Вертажо Эридана? О корпорации SCC?

Уверен, что ему нельзя было об этом говорить, да и сам он, по идее, много знать не должен, но видимо, как и Матюшин посчитав, что я имею право быть осведомленным, рассказал.

Мотострелками на планете командовал подполковник Анатолий Осадчев. Среди ночи его поднял радист, принявший сообщение. Планета настолько далеко от Земли и остальных колоний, что прямая связь невозможна. Осадчев прочитал сообщение, посмотрел на часы и дал доспать бойцам два часа до подъема, разбудив лишь командиров рот.

Собрал их в том самом зале, где когда-то «восстали» чхоме, зачитал приказ выдвинутся к базе SCC. Реальному космодрому, чьи координаты приводились здесь же.

Звучит легко и понятно. Координаты есть, выдвигайтесь и атакуйте. Но на деле, такие приказы всегда сопряжены со сложностями. Во-первых, главный фактор — неожиданность, мог и не сработать. За гарнизоном торфопредприятия, наверняка наблюдают. Те же чхоме. Если в сторону строящегося космодрома выдвинутся крупные силы, на машинах, с оружием, при полном боекомплекте, не надо быть гением, чтобы догадаться, что космодром обнаружен. А как, уже неважно. Персонал, в том числе и охрану тут же предупредят. И черт его знает, что у них на такой случай предусмотрено? Вдруг самоликвидация вместе с атакующими? К тому же точная численность противника неизвестна. Боевой тилтротор, во всяком случае, имеется. А это такая дрянь, что способна десятиметровые просеки в лесу выжигать. И боезапас у нее дай боже, и с оперативностью все в порядке. На перехват беглецов, нас, с пацанами, то есть, вылетели быстро. Значит под ружьем не только чхоме.

Второй вопрос, подходы к космодрому. Я еще на допросах описывал все подробно и детально, где и как шлялся по лесу, но наш лагерь был с другой стороны космодрома. Километров тридцать восточнее, откуда я и пришел. А торфяное предприятие находится от него южнее на сотню с лишним километров и эту дорогу, я разумеется, знать не мог. Хотя дал точное описание расположения объектов. Заряженный норавалероном мозг, зафиксировал их, как фотоаппарат. Хорошая новость в том, что, учитывая численность, расположение и характер зданий, противников наверняка меньше, чем мотострелков. И меньше критически, но это не значит, что надо бросаться наобум. Хотелось свести потери к минимуму.

Карт нет. Крейсер пока висел на орбите, был под командованием предателя Ефимцева и прилежно снимал покрытое маскировочными наноантеннами зеленое лесное море. Разведчики так далеко не забирались, у них вообще приказ был глубоко не соваться. На лесистой территории контролируемой противником, это последнее дело.

Нельзя лезть напрямую, еще и потому, что подходы могут быть заминированы. То есть, атаковать без разведки никак нельзя, а любая разведка в том направлении насторожит противника.

Значит надо было провести разведку незаметно от наблюдателей чхоме и сделать это быстро. Затягивать тоже нельзя. В SCC могли узнать об аресте отца и сына Ефимцевых. Долго такую информацию скрывать не получится. И соответственно предупредить обитателей космодрома.

Идеальным был бы дрон-разведчик, но при предварительном обследовании планеты, выяснилось, что любая некрупная наблюдательная техника здесь, работает даже не через раз, а через десять, вследствие чего оставлять гарнизону торфопредприятия 10-ой гвардейской общевойсковой армии дроны было нецелесообразно. Даже станция радиотехнической разведки на планете была неспособна засечь ни технику, ни металл уже в пяти километрах от себя. Может и правда испарения, как предполагал обвинитель на моем процессе?

После часового обсуждения, кем-то из капитанов было предложено использовать не боевые дроны, которых у них и не было, а геологические мультикоптеры, которые запускали здешние инженеры-недрокопатели до того, как спятившие на религиозной почве чхоме их вырезали. Массивные для дрона (100х100 см) мультикоптеры использовали при разведке отвалов, для оценки устойчивости уклонов и в том числе для определения подъездов тяжелой техники. Бульдозеров и штабелюющих машин. Не работала, то есть плохо работала на планете прямая видеосвязь, но мультикоптер был оснащен видеокамерой, с которой снимали показания, когда беспилотник возвращался. Летать он мог на приличные расстояния, и до космодрома противника доставал.

В использовании мультикоптера был большой риск. Его так же могли заметить наблюдатели чхоме. Но с другой стороны, они были «заточены» на разведгруппы, а не на летающую малогаборитную технику, и пролетев над верхушками деревьев мультикоптер мог остаться незамеченным.

Смущал не столько размер, сколько цвет. Ярко-оранжевые геологические дроны были «украшены» еще и черно-белыми полосам.

Выбранный для задания мультикоптер, срочно перекрасили. Краски не было, использовали зеленку из медсанчасти. Задали параметры, включили видеокамеру.

После обеда по гарнизону была объявлена боевая тревога, личный состав известили о приказе. Гвардейцы, помня о пресловутых наблюдателях, стараясь не слишком суетится, готовились к бою.

Скорость не главное для геологического оборудования и мультикоптер вернулся через четыре часа. Посмотрев запись, руководство ругнулось, так как путь по прямой сразу исключался. Помимо лесных дебрей, «дорога» изобиловала еще и многочисленными оврагами, широкими настолько, что пройти не могли ни техника, ни люди. Зато посмотрели на окраину базы противника.

Потратили еще шесть часов, для повторного запуска. Но теперь отправили мультикоптер по дуге. Часть пути дрон проделал вдоль ровного речного берега, затем повернул на ровную же поляну, служившую пастбищем для местной жвачной фауны. Похожие одновременно и на оленей, и на носорогов, и на жирафов, рогачи паслись стадами в несколько сотен особей по всей исследованной части планеты. За пастбищем шла полоска леса, переходившая в раскинувшийся во все стороны бурелом, за которым начинался космодром. Внимательно изучив поваленные деревья, руководство гарнизона пришло к выводу, что бурелом очень старый и сухой, поваленные стволы покрыты выцветшим мхом и преграду представляют лишь для колесного транспорта.

На вооружении каждого мотострелкового батальона, помимо ротных БМП «Арфа» стоит еще и БШ 33–03 «Симаргл». Боевой шагоход, «бешка» служил верой и правдой уже второй десяток лет, пережил несколько модификаций и был любим за надежность и проходимость. Шестиметровый двуногий робот был похож на горбатого вставшего на дыбы медведя с птичьим ногами и коробками на плечах. Только вместо головы низко посаженная сфера, где сидят пилот, стрелок и установлена спаренная автоматическая пушка 40-мм. Коробки представляли собой вместительные пусковые установки для ракет калибра 150. Тяжелые, широкие трехпалые ноги позволяли одолевать самую непроходимую дорогу. Одолевать или создавать.

На разведку и подготовку был убит день. Выступили, когда стемнело. Одновременно открылись ворота ангаров, где прежде стояли экскаваторы и три «бешки» выйдя за границы базы, сразу ускорились и бегом бросились в лес. За ними тридцать БМП с личным составом на борту. На торфопредприятии оставили лишь три отделения.

Спешка была связана со все теми же наблюдателями, которые наверняка тут же доложили о происходящем на космодром. Подготовится успеют, только времени на это у них будет немного.

На залитую лунным светом поляну, распугивая многочисленных рогачей, вбежали, втаптывая цветы в землю, три шагохода, за которыми неслись БМП. «Симарглы» растоптали и валежник. Треск стоял такой, что почти заглушал рев боевых машин.

То ли связь глушилась, то ли наблюдатели лохи, но ворвались мотострелки на стройку, где ничего не подозревающие обитатели проснулись лишь пару минут назад, от грохота.

Разглядев сквозь темные стволы множество приближающихся на высокой скорости фар и сообразив, что вряд ли это природное явление, обитатели космодрома запаниковали.

По плану, шагоходы занимали передовые позиции перед стройкой, пехотинцы первых БМП, высыпавшись из машин, овладевали ближайшими зданиями, где должны были быть укрепленные пункты обороны. Остальные прорывались вглубь поселения, вступали в бой с противником, подавляя сопротивление и выходя на противоположную сторону космодрома.

Готовились мотострелки к бою, готовились, а сопротивления толком и не было. Деморализованные обитатели подняли лапки вверх сразу, и может быть обошлось бы пленением, но стрельбу начли чхоме. Было их человек двести, все мужики, все при оружии. Те самые, которых искала наша разведгруппа. Палить начали не от большой смелости, а именно, что со страху, но бой завязался. Короткий, яростный. Воевать чхоме, действительно не умели, преимущества застроенной сложной местности не использовали, плохо укрывались, быстро тратили боезапас, поэтому быстро гибли. Да и оружие только стрелковое. Среди трупов обнаружили и Синчи Тху. Горе-пророк лежал с простреленной головой около того самого подвала, где держали ребят. Пытался спрятаться, но внутрь его не пустили.

В самом подвале, ребята обнаружили еще и представителей охранного агентства «Wild forest», проще говоря наемников. Те стояли на коленях сложив руки на затылке, а оружие перед входом. Они воевать и не собирались, по всей видимости осознав всю бесперспективность и ценя свои жизни. До сих пор не ясно, кто Синчи Тху пулю в лоб пустил. Во время боя поймал или наемники корпорации постарались?

Тилтротор взлететь не успел. Был взят как трофей.

— Что с ними будет дальше? — спросил я Делягина, — с корпорацией на планете?

— Не знаю, — ответил Владимир Васильевич, разливая по стопкам, — ведь их там, как бы быть не должно. План состоял в постепенном вытеснении нас с планеты. Чхоме не давали бы жизни диверсиями. Какая тут добыча торфа? Один полет к планете стоит огромных денег и еще одна неудача с доставкой персонала, могла бы заставить пересмотреть всю политику в отношении Вертажо Эридана. Тут бы выступила Северо-Атлантическая коалиция с серией репортажей о героической борьбе отважного народа чхоме с Империей Зла, то есть с нами. Ты за решеткой не видел, но информационная подготовка уже начата. По BBC прошло несколько материалов про трудолюбивых ребят, страдавших от коммунистического Китая. Чхоме бы легализовали на планете. Дальше коалиция заключает с ними договор на использование недр, на чем история бы закончилась. Но все это позже. И Standard Charge Corporation должны были появится позже. Поэтому если станет известно, что они сидели там сейчас, с космодромом и добывающим оборудованием, то будет выглядеть некрасиво. Поэтому мое мнение таково — смолчат. Сейчас выясняют, но по предварительным данным, к мятежу Северо-Атлантическая коалиция отношения не имела. Потом, по обстоятельствам подключились.

— А наши? Тоже промолчат?

— Наши тем более. Что им рассказывать? Как они уничтожили объект коалиции? С помощью бронетехники? А перед этим долбанули ядерным зарядом по их станции рядом?

— Но те же первые…

— Что первые? Они просто строились и ничего другого мы не докажем никогда. Строились незаконно, но мочить их мы не имели права. Так, что все будут молчать. Это давняя война. И длится еще с тех пор, как мы в космос не вышли.

— Да, я что-то такое помню по истории. Советский Союз, холодная война.

— Там сложнее. Советский Союз был страной взрослых людей. Взрослых, умных, поживших. Ошиблись они в том, что вырастили инфантилов. Капризули СССР и развалили. Испортили жизнь и себе и взрослым. После чего обвинили во всем взрослых. Но в целом, все верно. Это еще с прежних эпох идет.

— А чхоме?

— Чхоме? Из мужиков в живых не оставили никого. Это за ребят наших. Баб и детей отправят на Землю, но что с ними дальше будут делать, не знаю. Скорее всего, обратно в Китай отправят.

То с какими подробностями комбат Делягин рассказывал про бой, навело меня на мысль, что планирование атаки, не обошлось без его участия. Владимир Васильевич старый вояка, специализировавшийся на диверсиях, имел за плечами не одну «горячую точку», но спрашивать его подробнее, я не стал. Все равно не скажет, даже если это правда. Зачем неловкость в разговоре?

Посидели еще, вспомнили ребят. Я откровенно напился, едва ли не впервые в жизни. Но мне было хорошо. И только сейчас отогрелся от предыдущего полугода жизни.

Глава 20

Я пил. Самозабвенно, не думая о последствиях и на все наплевав. На все и всех, в том числе и свою жизнь, которая наотрез отказывалась складываться.

Запой продолжался уже третью неделю и это даже не было рекордом. Бывало и круче.

Двухкомнатная квартира в Сыктывкаре была такой же, как и во времена моего детства. Полтора года назад, я вошел в нее, нырнул в волну детских воспоминаний. Далеких, милых, сентиментальных, сопливых и странных. Будто в другой жизни все это было.

За время, что я здесь жил, привык к серому тяжелому небу, служившему фоном для многочисленных тридцатиэтажек из флексибетона. Тянущиеся к небу, похожие на столбчатые диаграммы застойного графика, с годами дома приобретали ядовитый розовый цвет, соседствовали с трубами целлюлозных предприятий, которыми устлан город. Муравейники для неудачников.

Как здесь родители жили?! В лесу в сто крат лучше.

Когда вернулся в город, два дня рассматривал квартиру, соседей, половина из которых были новыми, а из старых никто меня не помнил. Как, впрочем, и я их. На одной площадке со мной были еще две квартиры. В одной жила бабушка лет под девяносто, хлопавшая меня по заду, каждый раз, когда я проходил мимо. Я понятия не имел, как к этому относится, поэтому никак не реагировал. Напротив, мадам лет пятидесяти, с двумя сыновьями, сидевшими по очереди. Первые полгода, что я здесь жил, на зоне чалился Стас, вторые полгода Игорь. И как мне объяснили остальные соседи, так было всегда. Лет десять так точно.

Стас однажды позвонил в мою дверь. Когда я открыл, заплетающимся языкам произнес:

— Я прошу прощ-щ-щения за вчерашнее, — извиняющеся пожал плечами и пошел звонить в дверь соседке.

Я его вчера даже не видел.

Сначала я хотел пойти по стопам родителей и устроится в какое-нибудь лесное хозяйство. Но профильного образования у меня не было, поступать учиться не было денег, да и не хотелось за парту. Инженером лесного хозяйства не взяли, так как не было опыта. По той же причине отказали в работе менеджером по закупке древесины. Я не смог устроится даже разнорабочим.

Отправил заявку в Вологду, напрямую в Департамент лесного хозяйства по Северо-Западному федеральному округу. Указал, что имею большой опыт работы в лесу. Большой и разноплановый, и в общем, не врал. Мне не ответили.

Стал искать работу в городе. Сыктывкар депрессивный город во всех смыслах. Оказалось, что я ничего не умею. Спрос был на айтишников, но я ничего в этом не понимал.

Устроился на работу грузчиком в Зеленхоз, где проработал ровно два дня. Грузили цветочную продукцию. Работы было много, но не тяжелой. Я рассчитывал на положительный ответ из Департамента лесного хозяйства, поэтому рассматривал эту работу как временную, чтобы просто штаны поддержать. К вечеру второго дня, меня, уставшего, позвал начальник и приказал, собрать в кладовке инвентарь и погрузить в его машину. Пока я этим занимался, он стоял рядом, курил и извещал меня о том, чтобы завтра, когда подъеду к нему на дачу, был трезвым и обед взял с собой, кормить меня он не собирается. После обеда подъедут гости, поэтому, когда буду копать колодец на даче, на глаза им не показывался.

Слегка охреневший от такого количества информации сразу, я уточнил, сколько я получу за сверхурочную работу в выходной?

Начальник посмотрел на меня как на слабоумного и поинтересовался, понимаю, ли я, что работу нужно ценить? Чтобы сказать это, он поманил меня пальцем.

Как можно вежливее, я заметил, что у него что-то с пальчиком и если продолжить так его использовать, то он может сломаться. Меня здесь же уволили.

Попытался устроится в охранное агентство. Директор на собеседовании с сомнением покосился на мою физиономию. Кожа лица стянута так, что глаз перекошен, волосы на той стороне головы, куда прилетел осколок фосфорного снаряда, росли плохо, кусками, я был вынужден все время носить кепку. Деньгам на пластическую операцию взяться неоткуда.

— Вы бывший военнослужащий?

— Да.

— Где служили? Почему ушли?

— КДВ. Ушел по личным причинам.

Он снова посмотрел на меня с сомнением.

— Оставьте резюме, мы с вами свяжемся.

Думаю, он наводил обо мне справки, и они его не обрадовали. Вряд ли он получил всю информацию, подробности истории на Вертажо Эридана были под грифом «секретно», а то, что услышал, наверняка не понравилось. Судимость, хоть и снятая, да еще если при этом уходишь из армии, это пятно. Мне не перезвонили.

После ухода со службы мне выплатили единовременную компенсацию за ранение. Она заканчивалась с катастрофической скоростью, хоть я и свел все свои траты к минимуму. Как мог растягивал оставшуюся сумму. Полгода жил на копеечное пособие от ветеранской организации при СЗФО, хотя, чтобы его получить, пришлось заполнить огромное количество документов.

Не так я представлял себе жизнь на гражданке. Все чаще посещала мысль, вернутся в армию, но снедали гордыня и обида, которую так и не смог перебороть.

Снова начали мучить головные боли.

В магазине, где я покупал куриную печенку, грошовый продукт, меня вдруг окликнули:

— Рома?!

Я не сразу понял, что зовут меня и удивленно оглянулся.

— Ой! Простите, вы случайно не родственник Романа Кузнецова? — очень интеллигентная, очень пожилая, очень бедно одетая женщина, с потертой сумочкой в руках, изумленно смотрела на мои шрам и кепку.

— Я его сын, — ответил я.

— Господи, как Рома, сейчас?! Где работает?! Почему никогда в школу не заходит?!

— А вы…? — осторожно начал я.

— Я Мария Львовна, его учительница по литературе. Господи, да вы одно лицо с ним…, то есть, если не считать, — она запнулась, боясь сказать бестактность, — я хотела сказать.

— Все в порядке, я понял. Простите, но я вас растрою. Папа умер и давно, — начал я и осекся — у нее хлынули слезы из глаз.

— Боже! Как?!

Я рассказал.

Она стояла и плакала прямо в магазине, около обшарпанного холодильника, роняя слезы на грязную плитку. По старушечьи и обиженно. Возможно на жизнь. Я купил печенку и быстро вышел. Не знал, как себя вести.

Темный Сыктывкар светил тусклыми огнями синих окон. Дырявые черные листья липли к грязным колесам машин, те с брызгами расплескивая черную воду из луж, неслись по улицам. Голые деревья воткнули тощие ветки в сизое небо и кажется, кое-где проткнули. Капал мелкий скучный дождик. Старые полуразвалившиеся дома, понатыканные в асфальт, еле видно из-за тусклости погоды и стекла.

Переосень — недозима.

Позвонил армейский друг из Вологды. Поговорили о том, о сем. Он упомянул, что Катя вышла замуж.

Я вернулся в магазин и купил бутылку водки. Марии Львовны уже не было.

Раньше почти не пил. Так, выпивал иногда. А вот, так тихо сам с собою, впервые. Выпил водку за час и пошел за второй.

Я привык покупать пузырь ежедневно и почти ничего не есть. В штопор вошел через месяц. Все деньги уходили на выпивку. Я почти не выходил из квартиры, с трудом наскреб денег на ее оплату и с тихой внутренней радостью осознал, что остались деньги, которые можно пропить. Последний раз, когда я не пил неделю, ночью кто-то спрыгнул со стены на кровать, рядом с моим носом, затем на пол и быстро убежал под шкаф. Я сел на кровати пялясь в темноту, понимая, что этого не может быть, это галлюцинация, но реалистичность была невероятной. Я никого не видел, но слышал, как скрипнула кровать, как она спружинила и звуки шагов. Вставать не стал, я понимал, что это белая горячка. Пытался уснуть, но в мутном мареве полусна виделась какая-то женщина в капюшоне, стоящая у двери в комнату и настойчиво зовущая на выход. Я просыпался, смотрел на дверь, убеждался, что там никого нет и снова пытался заснуть. Тревожили две мысли, — нельзя идти в другую комнату, потому что там сидит генерал-майор Андрей Ефимцев и ждет разговора со мной, а я этого не хотел, и вторая — как этот неизвестный, что прыгнул, поместился на стене? За что держался? И как давно он там находился?

В четверг я снова купил водки, сидел на кровати, пялился в экран Инет ТВ, смотрел старый боевик, который уже сто раз видел, но посмотрю и в сто первый, потому что он мне очень нравился в детстве. Какое-то время забавлялся тем, что подбирал на главную роль разных актеров и пересматривал. Однажды загрузил свои данные, но смотреть на себя убегающего от коррумпированных полицейских хватило на десять минут. Возникли неприятные ассоциации.

Смотреть новости не мог. Однажды наткнулся на репортаж о чхоме. История про бунт на Вертажо Эридана была известна журналистам давно. Версия неполная, с многочисленными купюрами, но в общих чертах до земного зрителя донесенная.

Выступали официальные представители чхоме. На трибуне, у себя на родине, в провинции с непроизносимым названием, где гневно клеймили неблагодарных бунтовщиков.

Следующим кадром показали улицы столицы провинции, после известия о мятеже и смерти наших специалистов, — ученых, медиков, инженеров. Народ ликовал. Мужчины, женщины, дети прыгали, смеялись, корчили рожи в камеру.

Лучше смотреть боевики. Тоже вранье, но красочное.

На ковре рядом с кроватью темнело пятно на ковре. Меня часто рвало с похмелья, и я не всегда ставил перед кроватью таз. Рвоту убирал, но пятно осталось и регулярно обновлялось.

Передо мной на стуле стояла пустая бутылка водки, открытая двухлитровая банка с помидорами-огурцами, ломаная засохшая буханка хлеба.

Я с ненавистью рассматривал пузырчатые старые обои на стене. Те самые, что наклеены двадцать лет назад.

Я ненавидел обои. Ненавидел древнюю красную плитку в ванной. Ненавидел и презирал себя. Казался себе крепким мужиком, способным на все. А оказался ни на что ни годной тряпкой. Не приспособленным к гражданской жизни. Глотки резать, пожалуйста, а на работу устроится — шиш.

Помидоры кончились, я грыз пряные стебли укропа и не прожевывая выплевывал на покрытый газетой стул.

Раздался телефонный звонок. Я настолько отвык от этого звука, что не сразу сообразил, что я слышу? Сколько я здесь живу, телефон звонил раз пять-шесть. И все в первые полгода жизни здесь.

Я не хотел отвечать, но подумалось, вдруг это как-то связанно с работой? Не отвечали по Интернету, решили позвонить.

— Алло, — я старался, чтобы голос звучал трезво.

— Олег, это ты?

— Да, кто это?

— Это Сергей Арсеньев. Помнишь меня?

— Нет.

— А ты вспомни. Мы встречались раньше. Я знал твоих родителей. Екатеринбург, ювенальный суд. Я просил судью дать тебе направление в кадетское, а ты своему представителю в морду дал.

— Сергей Эдуардович?!

— Да, да. Я. Последнее время меня только по отчеству и зовут. Никак привыкнуть не могу. Все не хочу себя стариком считать.

И снова, голос как из другой жизни. Она разграничивалась дважды. И в голове делилась, как «то, что было до смерти родителей» и «то, что было до драки на Вертажо Эридана».

— Здравствуйте Сергей Эдуардович, — поздоровался я, стараясь, чтобы голос звучал бодро, — рад вас слышать.

Врал. Я не хотел ни с кем разговаривать.

— Олег, я тут на пенсию собрался, но пока еще работаю в Минприроды. Мы расширяем свою деятельность. Точнее расширили ее наверху, не спросив нас, но это уже детали. Мы теперь занимаемся еще космосом. Ты слышал про лесные и охотничьи хозяйства на других планетах?

— Краем уха. Отец что-то такое рассказывал, но говорил, что это в будущем. Может быть.

— Так наступило будущее, Олег. Такие хозяйства существуют уже лет двадцать, правда их было мало, все для той категории людей, которую принято называть идиотским словом «элита». И занимались ими не официально, то есть не мы. А вот теперь будем расширятся. Что скажешь?

— Ну, наверное, что это здорово.

— Так, я не совсем ясно выразился. Я тут по архивам сайта лазил и наткнулся на твою заявку на должность егеря. По стопам отца решил пойти? Правильно, а что с армией? Ты, я слышал, в десанте служил. Надоело?

Пока я подбирал слова, чтобы поубедительнее соврать он продолжил:

— Ладно, не о том сейчас. Я по поводу егерства и звоню. Хочу тебе работу предложить. Встретится сможем?

У меня учащенно забилось сердце.

— Вы сейчас в Сыктывкаре?

— Нет. У себя, в Перми. Сможешь завтра подъехать?

Перегруженный водкой мозг все силы отдавал на то, чтобы поддерживать беседу, маскируя себя под трезвого, поэтому считал плохо.

— Завтра?

— Ну, да. Час на поезде. Или беспилотник возьми. Ехать три часа, зато в комфорте. На машине ты полсуток трястись будешь. Дома оставь.

Машина. Я в надцатый раз окинул взглядом убитую квартиру:

— У меня, наверное, не получится, завтра.

— Почему? Уже нашел работу? Бросай ее! Это ерунда, по сравнению с тем, что я тебе предложу.

— Нет, дело в другом, — я лихорадочно соображал, что соврать, чтобы не выглядеть слишком жалким. Где взять деньги на поездку? В обе стороны. Может предложить ему приехать? Да нет, глупость. Хлеб за животом не ходит. Но отказываться нельзя. Одолжить? У кого? У меня знакомых в городе так и не появилось. Во всяком случае, способных помочь деньгами. Признаться в безденежье, казалось, не так страшно. Всякое в жизни бывает. Но вот не мог и все.

— У тебя с финансами сложности? — раздалось на том конце трубки, — так потому и звоню. На билет-то найдешь? А здесь уж я выручу.

Благослови тебя Лакшми, богиня мудрости и денег, как говаривал прапорщик Чемерис. Индусы вообще умные, что придумали божество, отвечающее за эти понятия не в отрыве друг от друга. Подозреваю, что она еще и богиня жизненного опыта.

— Послезавтра не поздно? — уточнил я. Сохранил достоинство не ответив напрямую, но удержав беседу в русле. — На завтра уже есть планы, не могу их менять.

И еще какие. Найти деньги на билет на поезд. И протрезветь.

— Не поздно, конечно. Давай послезавтра.

Мы договорились где встретимся, я пошел в ванну и сунул голову под кран. Сердце продолжало биться. Хотя, кажется, это просто последствия пьянки.

* * *
На встречу приехал, запретив себе думать о трех вещах — о выпивке, о том, где именно придется работать, и сколько будут за это платить. Нечего раскатывать губу. Продал свой армейский вымпел за второе место по стрельбе и поехал. Себя презирал, ненавидел, но твердил, что это для дела. Денег дали мало, вымпел за первое место стоил бы намного дороже, как мне пояснили в сквере, где собирались любители марок, значков и армейской атрибутики. Но вымпел за первое, я пока продать не мог. Опустился еще не до конца. Вырученных денег хватило ровно на поездку в один конец, и я мучительно думал, как можно будет начать разговор, если Сергей Эдуардович забудет о своем обещании «выручить». А потом мысли заняли все три вещи, думать о которых себе запретил.

Встретились мы не в кабинете, а в кафе, где малоизменившийся Сергей Эдуардович сердечно обнял меня и долго хлопал по спине. Я смотрел на него с удивлением. Такой же худой, скуластый, каким я его помнил, только поседел еще больше и морщины на лице стали глубже.

— Как ты вырос! Мужик натуральный. Я помнил, что ты стал армейским, даже сам этому способствовал, но шел сюда и все равно ждал встретить нахального пацана, — он тоже смотрел на меня с удивлением. Точнее на мои шрамы, — сколько прошло? Десять лет?

— Девять, — ответил я.

— Вижу, повоевал.

— Да, — я не стал развивать тему и был благодарен ему, что он понял и не стал расспрашивать.

— Сейчас официант подойдет, закажем. Я угощаю.

Минут пять мы вспоминали родителей и Екатеринбург. Сергей со смехом рассказал, что после того, как я врезал серому Евгению, тот пытался выбить себе награду в Фонде пострадавших на работе юристов. Ему отказали.

— Теперь к делу, — сказал Сергей Эдуардович, но в этот момент подошла официантка и попросила сделать заказ. Я с ужасом осознал, что еле сдерживаюсь, чтобы не заказать водки. Так, между делом. За встречу. И Сергей должен понять. И, наверное, даже поддержит.

— Что-нибудь еще? — дежурно спросила официантка, готовясь уходить.

— Э-э-э… — сказал я.

— Да-да?

— Может за встречу? — обратился я к Сергею, презирая себя.

— Я за рулем, да и на работу мне еще, но ты, если есть желание, тяпни.

— Тяпну, — кивнул я, уже ненавидя себя.

— Порцию? — спросила официантка.

— Сто грамм, — кивнул я. Бог его знает, что у них там за порция.

Водку принесли вместе с отбивными. Голова прояснилась, с ужасом осознал, что хочу еще, но ни за что не скажу об этом. Сосредоточился на разговоре.

— Ты слышал о планетах классификации Вертажо? — спросил Сергей.

— Доводилось, — моргнув, выдавил я из себя. Знать про мое участие в той стычке на Вертажо Эридана он не мог. Это засекречено.

— Это планеты «зоны обитаемости» отличающиеся бурной растительностью. Грандиозные лесные массивы. Умеренные, тропические, субтропические. Множество рек, озер. Бесчисленная фауна. Как и любые другие, их исследуют геологи, биологи, химики, еще кто-то. Главный интерес всегда, разумеется, у геологов полезных ископаемых, точнее у корпораций, что их представляют, но и мы стали потихоньку подключаться.

— Мы? — переспросил я.

— Министерство природных ресурсов отводит под лесничества на других планетах целый отдел, который я должен был возглавить.

— Но?

— Но, — вздохнул он, — мне вежливо так сказали. «Ты Сергей Эдуардович, конечно опытный кадр. Но ты кадр старый. Хрыч, ты, одним словом. И возглавлять отдел тебе, не с руки. Поэтому, старый хрыч, сделаем так, — придет молодой специалист и возглавит молодой отдел. Он будет числится, как твой начальник, ходить на работу в дорогом костюме, проводить совещания и ездить на встречи в Москву и Питер. То есть делать все, что полагается начальнику важного отдела. А ты будешь сидеть и делать всю работу».

— А у молодого, надо полагать, папа, где-то наверху работает?

— Как ты мог, такое подумать?! Нет, конечно! Не папа, — мама. Анна Степановна Овчаренко. Большой души женщина. Госзакупками занимается. Если бы не она, меня бы вообще в другой отдел перевели. С понижением. А так для сына оставила. Как тятьку-пестуна. Я и присматриваю. И за ним, и за отделом.

— Обидно?

— Неподходящее слово. Детское. Если к моим годам не понял, что жизнь по большей части состоит из неприятностей, то ты дурак, а времени умнеть уже нет. Весь вопрос в том, как к неприятностям относится? Но не обижаться, точно. Да и на кого? На пацана этого? Он не виноват, что мажором родился. На матушку его? Нельзя обижаться на мать за то, что думает о сыне.

СергейЭдуардович вздохнул:

— Но один момент, который можно назвать обидным есть.

— Какой же?

— Мажора зовут Эдуард Эдуардович. Видимо, чтобы уж наверняка было понятно, кто над кем. Я его в голове называю «малолетний балбес». И никак иначе. Все боюсь в лицо случайно сказануть.

Я усмехнулся и спросил:

— Так вы в столице живете? А здесь какими судьбами?

— Квартиру выделили. А здесь ради Гамовского космодрома. И тебя. Кстати мне нужно твое согласие прямо сейчас. Согласие на работу.

— Но вы в двух словах расскажите, что за работа? — попросил я, заранее зная, что соглашусь на любую.

Сергей Эдуардович отодвинул пустую тарелку и улыбаясь произнес:

— Ты представляешь, что-такое рай?

Часть 2 Рай

Глава 21

В ад при жизни меня уже обещал отправить генерал Андрей Ефимцев. К счастью, безуспешно. А вот в рай, и тоже, по счастию, прижизненный, отправлял Сергей Арсеньев.

Вертажо Кита или 208 10 AHZ находился совершенно в другой части космоса по сравнению с Вертажо Эридана и общего у них была только принадлежность к одной классификации.

Сергей расписал планету, как лучшее место во вселенной. Космогеологи ее до сих пор толком не изучили. Не по причине лени, а потому что после усовершенствования космического паруса пределы Вселенной вдруг быстро расширились. Корабли сновали по просторам космоса, открывая все новые и новые планеты. Резко возрос спрос на промышленных геологов, при университетах открывались геологические и инженерные факультеты, а в Новосибирске, Москве, Пекине, Шанхае, Токио, Лондоне, Чикаго, Пасадене, Дели, Стамбуле и Сан-Пауло открылись специализированные университеты дальних исследований, где изучали ракетно-космическую технику, астрономию, планетологию, а также геофизику, геохимию, геологию, с учетом новых, регулярно обновляющихся данных. Геофизику, кстати, ввели в школьную программу ведущих государств.

Настала новая эра освоения космоса. И его предложения уже превышали спрос.

По Инет ТВ запустилось сразу несколько сериалов про отважных исследователей далеких планет. Я во время своих запоев, лично, не без интереса смотрел один такой, где главный герой, в составе экспедиции высадился на далекой планете и изучает ее особенности, в то время, как его невесту на Земле охмуряет коварный незнакомец. Которому на самом деле нужны лишь деньги. Невесте полагалось наследство, о котором она даже не догадывается, ибо письмо о нем было спрятано ее двоюродной сестрой, надеявшейся таким образом получить деньги самой. Вдобавок сестра влюблена в коварного незнакомца. Ситуация была тем интереснее, что ради невесты, в свое время главный герой отказался от престижного места в фирме своего отца, за что был снят суровым батей с довольствия. Вместе с любимой поступил на неинтересный факультет геологии, но внезапно обнаружил талант к науке и оказавшимся первым среди выпускников, что и позволило взять его в экспедицию. В которой уже зрело недовольство новым командиром, ставящим интересы корпорации выше интересов жизней членов экипажа. На протяжении нескольких серий шли разговоры о страшных чудовищах, обитающих на изучаемой планете и доподлинно видимых единственным оставшимся в живых членом прежней экспедиции. Самих чудовищ не показывали, но разговорами пугали знатно. Чем кончилось дело, я так и не узнал, так как, с подачи Сергея Эдуардовича отправился в космос сам.

В связи с переизбытком объектов, появилась и очередность их изучения. И Вертажо Кита после поверхностного анализа не вызвал у искателей полезных ископаемых большого интереса. Газ, сланец, руды, разнообразное сырье здесь были. Но ничего уникального, чего бы не нашли на планетах поближе, но уже оснащенных базами. Ботаники повосторгались замечательной многообразной флорой, биологи бесчисленной фауной, те и те выразили желание к углубленному изучению и даже пообещали поработать над этим в ближайшее время. Скажем, лет через десять. Или пятнадцать. А пока им есть чем заняться.

Судьбу планеты случайно решил один из первооткрывателей, запечатлевший на камеру буйство природы и некоторых ее представителей. Во время отчета о проделанной работе запись просмотрели в совете директоров «Сибпалладий холдинга». Мероприятие было формальным, скучным, но среди них оказался заядлый охотник, который углядел на экране огромную зверюгу, больше всего напоминавшую давно вымерших на Земле большерогих оленей. Заинтересовавшись, он затребовал остальные записи лично для себя, внимательно их посмотрел.

Планета, во всяком случае, та ее часть, что попала на камеру, была огромным заповедником. Похожие, уже попадались на просторах Вселенной, но были или под патронажем других корпораций, или кроме ископаемых с них было взять нечего. А здесь бесхозное охотничье хозяйство. Да еще такое роскошное. Кроме «оленей» водилась еще интересная охотнику живность. Метровые зайцы с крысиными мордами. Усатые, пугливые, прыгучие, очень быстрые, но очень вкусные, как утверждали исследователи. На деревьях-исполинах мелькали вытянутые тела куниц с сильными лапами, продолговатыми мордами и пушистым хвостом больше самого тела. Зубы плоские, челюсти двигаются поперечно, так, что это не хищники. На лесных прогалинах с орбиты засняли залитые водой отпечатки, напоминающие следы мамонтов, только крупнее и с более развитыми задними конечностями. Судя по следам, животные могли становится на задние лапы и долго оставаться в таком положении. Листья с ближайших деревьев объедены, а некоторые стволы поломаны, так, что нрав у зверюшек, видимо был тот еще.

На камеру заснять не удалось, но сотрудник отдела взаимодействия океана и атмосферы клялся, что видел пещерного льва. Это было в паре сотен километров от места посадки, где начиналась небольшая горная система, так же заросшая редколесьем.

Орбитальная съемка в инфракрасном диапазоне подтверждала, что в лесу бурлит жизнь. Я видел записи с радаров. Красные точки по всему экрану сливались в большие пятна.

Планету было решено использовать как охотугодья для членов «Сибпалладий холдинга». Официально она находилась под юрисдикцией Евразийского Союза, поэтому организовали официальное же лесничество. Для гостей построили небольшой отель на три этажа. Потом, если все нормально будет, можно будет и расшириться. Охотиндустрия на далеких планетах обещала стать прибыльным делом, в условиях, так же расширявшего свой ареал человечества. Управились менее чем за год, так как строились в стерильных условиях. По периметру стройки поставили несколько модулей АСНП «Суета» (Акустическая Система Нелетального Противодействия), гарантировавшая, что к стройке никто не приблизится. Прибор формировал инфранизкочастотные колебания и отпугивал все живое, вызывая бесконтрольное чувство паники. Когда мой новый непосредственный начальник «малолетний балбес» Эдуард Эдуардович рассказал мне об этом, я вежливо ахнул, подумав про себя, а почему такой штуки не было на торфопредприятии Вертажо Эридана? Вряд ли там зверья меньше, не говоря уже о чхоме. Чтобы армейцы не расслаблялись, что ли?

Да. Перед вылетом я пообщался с мажором. Он принял меня в обставленном инопланетными минералами кабинете, размером больше моей квартиры. С нескрываемым интересом пялился на шрамы на моем лице, спрашивал, правда ли я «потомственный егерь»? Выражение меня удивило, но не показав виду, я многозначительно кивнул, сообразив, что это видимо Сергей Эдуардович так сформулировал, дабы придать моей кандидатуре полновесности. В новом охотхозяйстве был нужен свой человек.

О чем бы не говорил «малолетний балбес», он будто хвастался. И про лесничество, и про АСНП, и про стройку, и про свою новую машину, которую умудрился вставить в разговор. У меня сложилось ощущение, что он лично открыл планету, установил акустические приборы и построил на ней охотничье хозяйство с новым Ситроеном в гараже.

Когда разговор подходил к концу дверь вдруг распахнулась.

— Какого хрена, Эдик?!! — вошла девица.

Классическая блондинка, какими их принято представлять в ситкомах и анекдотах. Немыслимая прическа, ярко накрашенные пухлые губы и обилие драгоценностей. Меня накрыло облако парфюма.

— Э-э-э, Рита, солнышко, я занят, — Эдик сначала потерялся, а теперь пытался взять себя в руки, нервно посматривая на нас Сергеем Эдуардовичем.

— Мало того, что это не пентхаус, как ты мне обещал, так он даже не двухуровневый.

— Милая, давай потом…

— Я как последняя дура, рассказала и Таньке, и Нельке, и Гульке, что жить теперь буду в пентахаусе, заранее пригласила их на новоселье. Через неделю уже, между прочим. А куда я их теперь приглашу?! Мне эту халупу показать стыдно!

— Халупу?! — ей все же удалось вовлечь Эдика в разговор. Он возмущенно привстал, — халупу?!! Квартира в центре! На сто тридцать квадратов! Три комнаты! Дизайнеры работали, денег с меня содрали, золотые часы купить можно было.

— Квартира?!! — Рита потрясенно переспросила, — ты сказал, — квартира?!

— Ну, да. А что?!

— То есть, это даже не апартаменты?!!

— А какая разница?

— Разница?! Я что буду жить в квартире? И что дальше? Буду борщ тебе варить? Или может мне стиркой или глажкой заняться?

— Что? Подожди. А при чем тут…

— При том! К апартаментам прилагается обслуга. И потом апартаменты, — это престижнее. Это значит роскошь. Танька говорит, что ей муж так сказал.

— Да, что за глупость. Это понятие не роскоши, а просто юридическое. В самом помещении и разницы то нет. А Литвинов все, что угодно скажет, чтобы Танька ему мозги не компостировала.

— Глупость?! То есть, я еще и глупая?!

— Да нет, я хотел сказать…

— Одноэтажная квартира, — блондинка, сокрушенно покачала головой, — я просто нищая! Все нормальные люди живут в двухуровневых апартаментах, на последнем этаже.

— Зайка, но квартира на последнем этаже. Чем не пентхаус?

— Блажен кто верует.

— Это кто сказал? Литвинов? — возмутился Эдуард Эдуардович.

— Нет! Пушкин!

— Нет. Грибоедов, — тихо сказал я.

Я не знаю, зачем вмешался. Наверное, потому что только что выяснил, что я ненормальный человек, раз живу не в двухэтажной квартире.

Сергей Эдуардович пнул меня под столом.

Блондинка Рита перевела на меня изумленный взгляд, будто заговорил один из предметов мебели.

— Ты еще кто?

— Мы на ты?

Еще один пинок под столом. Я сообразил, что сейчас могу потерять работу, так и не найдя ее, поэтому благоразумно заткнулся.

— Это мои сотрудники, солнышко, и мы обсуждаем важный рабочий вопрос.

— Я точно знаю. Хорошо запомнила — Александр Сергеевич, — Рита не сводила с меня возмущенного взгляда.

— Все верно. Александр Сергеевич Грибоедов, — я вовремя убрал ногу и пинок пришелся в ножку стола.

Блондинка демонстративно полезла в сумочку, достала «листок» и заколотила по монитору пальцем.

Три мужика сидели, молча пялились на нее.

Рита мрачно смотрела в «листок», затем резким движением запихнула его обратно в сумку.

— Был бы умный, то сидел бы по ту сторону стола, — сказала она и скользнув по моему лицу, добавила:

— А кто Квазимодо написал, знаешь? — и направилась к выходу.

— Нет такой книги, — вздохнул я, — а «Собор Парижской богоматери» написал Виктор Гюго.

Дверью она хлопнула.

Напоследок Эдуард Эдуардович пожал мне руку, всем видом показывая, что снизошел до этого жеста и пообещал приехать летом сам, «пострелять жене на шубу». Я заверил его, что буду ждать, подумав про себя, что ни весной, ни летом пушных зверей не бьют.

Меня оформили.

Сергей Эдуардович удивился, что у меня так мало вещей, когда я на следующее утро сгонял в Сыктывкар и вернулся к вечеру обратно с одним чемоданом.

А что мне было брать?

Я хотел уехать. От всего. Я бы и эти мелочи не брал, но без смены одежды, туалетных принадлежностей и планшета, было бы слишком по-спартански. Шел по космопорту налегке. Единственный чемодан ехал рядом подсвечивая голубым цветом бело-черные плитки.

Летели на гигантским сухогрузе «Велес». Не считая космический парус, обслуживающий и жилой модули составляли одну тысячную от размера корабля, все остальное — грузовые отсеки. Летели десять дней, что по космическим меркам, недалеко. Я расспрашивал Сергея Эдуардовича о планете, он меня б армейских буднях, оба уклонялись от прямых ответов и оба это поняли. После чего я ушел читать планшет, а он играть сам с собою в шахматы. Я скрытничал по поводу службы по понятным причинам, а он то что скрывал?

Хотелось водки.

Кроме нас на корабле везли грузы на дальние планеты. Обувь, одежду, промышленное оборудование, медикаменты, продовольствие. Отдельным контейнером стояли упаковки с гибридами земных семян пшеницы, ячменя и овса. Ими предполагалось засеять крытые поля на орбитальной станции, висевшей над вулканической планетой, где добывали магматическую горную породу. На самой планете вырастить ничего было невозможно, условия не позволяли. Но в связи с особой ценностью материала на орбите построили станцию размером с небольшой город, и чтобы снизить затраты на доставку продуктов, а заодно и освободить грузовые места, решили выращивать злаки прямо там. Поэтому нашими соседями были агрономы, которые беспрестанно проверяли температуру контейнера. Здесь же везли чернозем и еще один контейнер красного цвета мимо которого один из зерновиков, «старший научный сотрудник», как он важно упомянул при знакомстве, ходил чуть ли не на цыпочках и как мне казалось, молитвенно сложив руки.

— Гватемальский кофе? — понимающе спросил я.

— Нет, — многозначительно ответил он, — конский навоз.

Увлеченный человек.

Из вулканической породы производили керамику, из которой изготавливали сверхпроводники, контейнеры для радиоактивных материалов и броню для военной техники, поэтому денег на станцию не жалели.

Со слегка спятившими агрономами я почти не общался, а вот ехавший с ними экспедитор оказался мужиком попроще и вполне компанейским. Он сопровождал одежду, медикаменты, продукты, в том числе и спиртное, к которому, у него надо полагать, был доступ. Впервые я его встретил вечером третьего дня в коридоре, когда он стоял перед ревизионным люком, ведущим в камеру СЗИ-М (бортовой самописец) и сосредоточенно щупал заклепки на его краях. На мой вопрос, что он делает, обернулся и заплетающимся языком спросил, знаю ли я, как открыть шторы иллюминатора? Очень хочется на звезды посмотреть. Я проводил его в каюту, к слову, отдельную и навестил на следующее утро. Он все помнил, смущенно извинился и поклялся, что прежде почти не пил. Выпить ему и не хотелось, ровно до тех пор, пока не засел в каюте читать со скуки классику. «Три товарища» Ремарка, где главный герой между любовными переживаниями и попытками заработать себе на хлеб насущный, беспрерывно пил. Прочитав две главы, экспедитор понял, что обязан выпить рому, которым персонажи романа заливали страницы. Агрономы наотрез отказались составить ему компанию, к членам экипажа по понятным причинам, с этим вопросом не подойдешь, пил сам. Про нас с Сергеем Эдуардовичем он не знал. Мы тихо зашли на борт, а шансы встречи на огромном грузовом корабле были небольшими.

— Ну и как ром? — поинтересовался я.

— Не знаю, не нашел. Вскрыл ящик, а там только водка и джин. Выбрал джин. Его в книге тоже пили. С непривычки быстро уехал. Господи, скучно-то как. А джина еще полно.

— Никогда не пробовал джин, — задумчиво сказал я.

Джин оказался душистой водкой. Легко пьющейся и способствующей к интеллектуальным разговорам об искусстве.

— «Москва-Петушки» читал? — спросил меня экспедитор, после того, как мы прикончили первую бутылку, попутно обсудив влияние Островского и Брехта на современные сериалы. Точнее обсуждал он, а я слушал.

— Нет.

— Зря. Классика, — он достал откуда-то новую бутылку.

Сергей Эдуардович наткнулся на меня в коридоре ближе к вечеру, когда я шел в столовую и внимательно рассмотрев, перехватил. Отправил спать, как я вчера Толика. Это экспедитора так звали.

Сергей Эдуардович ничего мне не сказал на следующий день, но в его глазах, я что-то такое прочитал. Думаю, он вспомнил, как я запросил водки при нашей первой встрече.

Перед высадкой я еще раз навестил Толика, он сидел читал «Три товарища». Увидев меня покачал головой, будто мы пять минут назад расстались:

— Классная книжка! Драки, гонки, кабаки и проститутки!

— Уговорил, почитаю.

— Но «На Западном фронте без перемен» лучше. И переживания понятней и баб меньше.

— Что там за переживания?

— Война. Люди хотят не сдохнуть. Ни от пули, ни от голода. И это понятно, хотя я не воевал и никого воевавшего не знаю.

— А что плохого в бабах? — я не стал развивать тему.

— Ничего. Но…

— Что «но»?

— Ну их. Одни проблемы.

— Может ты и прав.

— Станешь чуть старше, слово «может» уберешь. Выпьем?

— Да нет. Я попрощаться. Моя остановка.

— Ну, давай, — он уткнулся в планшет.

Чуть старше? У нас разница года в три, не больше. Гуру.

Глава 22

Остановка не самое подходящее слово, но я не знал какое еще подобрать. Вертажо Кита не имел космодрома, даже ровной площадки нормальной не высмотрели. Та, что использовалась при обнаружении находилась далеко от места назначения, да и была слишком маленькой для грузового корабля. Он завис над планетой, и мы с Сергеем Эдуардовичем спустились на челноке. Кроме нас двоих в нем пассажиром ехал еще РШП «Тяни-Толкай». Роботизированная шагающая платформа. У робота было шесть шарнирных многозвенных ног. Со стороны он напоминал паука в два метра высотой и три длиной. На широкой спине можно было перевозить пару тонн груза единовременно.

Нас троих высадили на заросшей мелкими белыми цветочками поляне, вместе с пятью десятками контейнеров, которые тут же опоясали пластиковым куполом. Недавно шел дождь, пахло землей и фиалками.

— Прошлый раз силовым полем накрывали, но он энергии много жрет и по ночам светится. Вся мошкара с округи слетается, — пояснил Сергей Эдуардович, — а пластик прочный и специальной дрянью покрыт. Она все зверье отталкивает.

— Я раньше таких не видел, — я осматривал робота, — они обычно на воздушной подушке.

— Хорошая машинка. Разработали давно, но в производство не пускали, именно из-за того, что производство воздушных подушек налажено. Дешево и практично. Но потом, когда стали планеты с совсем непроходимым рельефом попадаться, вспомнили и о том, что шагоходы не только боевыми могут быть. «Тяни-толкай» хорошо себя зарекомендовал. Но небольшая проблема, все же есть.

— Какая?

— Загружать его придется вручную, — он откинул пластиковый полог.

Грузил я, а Сергей Эдуардович одобрительно кивал, уткнувшись в экран планшета. Некоторые из ящиков приятно звенели.

— Охотничьего сезона здесь по понятным причинам нет, охотится можно в любое время, но толстосумы наши запланировали стреляющий пикник на конец октября. Когда с пляжей вернутся.

— Это почти полгода. И зачем им в слякоть охотится? Я эту породу немного знаю. Им комфорт подавай.

— Не почти, а полгода ровно. И это только по земным меркам октябрь. Здесь год длиннее, как раз июль будет.

— Везет мне на Вертажо с длинными годами, — буркнул я и тут же пожалел об этом. Сергей Эдуардович бросил на меня заинтересованный взгляд.

— Так, кончай погрузку, — он не отрывался от планшета, — остальные потом перевезешь. А пока давай Тяни-Толкая на твой голос программировать.

— Давайте, — не стал спорить я, — а если… вот черт!

Челнок зашипел и поднявшись над землей, повернулся. Приняв вертикальное положение устремился в небо.

— Ты чего? — удивился Сергей Эдуардович, — никогда автоматического челнока не видел?!

— Видел и не раз, но вас-то он здесь оставил!

— А, это, — он хитро улыбнулся, — моя компания не нравится?

— Вообще-то, это я ваш гость.

— Давай, так. Я тебя провожу до лесничества, все покажу, часов через шесть улечу, оставив тебя на полгода, — он продолжил манипуляции с пультом, — так, скажи что-нибудь Тяни-Толкаю.

— Милый Тяни-Толкай! Не желаешь ли ты поехать вместе с доктором Айболитом далеко-далеко и жить в его доме со всеми зверями? Там тебе будет хорошо: и сытно, и весело.

— Есть, — Сергей Эдуардович провел пальцем по экрану, — а кто такой Айболит?

— Один добрый и глупый доктор, разговаривавший со зверями.

— Книжка что ли какая-то?

— Ну да. Тяни-Толкай, — это как раз оттуда. Так как вы отсюда улетите? Корабль вас ждать будет?!

— Не читал. А корабль — нет, не будет. Как раз сейчас улетает, пока мы с тобой лясы точим и робота грузим, — А! Вот как!

РШП вздрогнула, опустилась «брюхом» на землю, от «спины» по периметру платформы отделилась рама с грейферным краном на конце и зависла над очередным ящиком.

— Можно самому и не таскать, — кивнул Сергей Эдуардович, одобрительно наблюдая как робот загружает ящик, — просто вспомнить не мог, как это делается.

Я смотрел на него мрачно. Не похоже, чтобы издевался. Болела спина.

— Нам туда, — он ткнул пальцем на запад.

Тяни-Толкай шел за нами совершенно бесшумно, только земля подрагивала.

На планете закончилась весна, большая часть деревьев отцветала, по воздуху летал крупный желтый пух, оседавший на земле и широких листьях неизвестного кустарника. В лицо дул ветерок, пьянивший после замкнутой духоты корабля. Мы шли по широкой тропинке, вытоптанной, надо полагать строителями и их техникой. Дошли до большого плоского холма, заросшего сиреневыми цветами-колокольчиками, когда мой спутник остановился.

— Я здесь третий раз всего, — Сергей Эдуардович стукнул ладонью по прорезиненной выпуклости на металлическом боку Тяни-Толкая. От него отошла крышка, развернулась, высвободив две разошедшиеся по сторонам секции.

На крышке красовалось изящное ружье. Пластиковое ложе имитировало ореховое дерево. Два спаренных горизонтальных ствола, дисковый магазин, пистолетная рукоятка. На боковых секциях крышки — патроны.

— Напомни потом панель на твою ладонь настроить. Но это уже на станции, — Сергей Эдуардович снял ружье, отсоединил диск, защелкал патронами, — ИЖ 99 «Зубр», гладкоствол на тридцать шесть патронов. Стреляет дуплетом. Я здесь третий раз всего, как уже сказал, но хорошо помню, что место небезопасное. Зверья полно. Хищного. А до станции, где ты жить будешь, нам еще топать. А на станции «Суета» включена.

— Тогда как мы к ней подойдем?

— Как только почувствуешь себя неуютно, мурашки по коже побегут, начнешь боятся не пойми чего, значит уже близко. Тогда я дистанционно отключу.

— Мне оружие не полагается?

— Так это твое ружье, штатное. Только я его тебе на станции отдам. Пока Тяни-Толкай рядом, ни одна зверюга не приблизится, проверено, а мне с оружием спокойнее. Твой отец бы меня понял.

— Отец вообще ружье редко брал.

— Ну да, знаю. Только у нас на Земле давно уже стерильные условия, а здесь дикий мир.

— Если ружье мое, то как вы без него обратно к месту…, черт, а как вы все-таки отсюда улетите?! Корабль-то ушел.

Он радостно засмеялся.

— Ничего сложного. Мы пролетали Картук за полчаса перед высадкой. Небольшой спутник у Чумазары. Планета в этой же системе. Там руководство Сибпалладий холдинга себе лежбище устроило.

— Лежбище?

— Развлекательная зона, ну или как это назвать? Казино там, еще что-то. Казино точно есть, какого-то Верховцева. Бывший музей, говорят. Это недалеко совсем. Беспилотный челнок до сюда за час-два доходит. Он уже запрограммирован и вставлен в расписание, скоро вылетит. Туда же, где мы только что высадились и придет. Я договорился. Все тебе покажу, проинструктирую и обратно. А иначе на «Велесе» полтора года лететь. И это только в одну сторону.

Я подумал про себя, что «Сибпалладий холдинг» здорово прибрал к рукам Минприроды.

Вокруг был лес. Не тяжело-мрачный, как на Вертажо Эридана, с вязким туманом над черными болотами, а светлый. Солнце умудрялось пробиваться сквозь обильную, раскидистую листву. Свет будто прыгал по изумрудной траве и стволам. На увешанных цветами-сережками ветках пели птицы, что на болотах, где я воевал, было немыслимо. Там птицы скорее голосили и только по утрам. Причем орали так, что первое время мы за автомат хватались, когда они над головами вопить начинали.

Первые тревожные нотки я ощутил через километр пути. Тоскливо сжалось сердце, лес стал казаться подозрительным, хотелось пугливо озираться, и я чуть не заорал, когда Тяни-Толкай наступил на сухую деревяшку, и она с треском сломалась. С каждым шагом чувство тревоги усиливалось, и я не понимал, что происходит до тех пор, пока не поймал исподтишка взгляд Сергея Эдуардовича. И только сейчас вспомнил про «Суету». Чувство тревоги никуда не исчезло, но теперь зная его природу, я мог страх контролировать. Мы прошли еще с десяток метров, когда мой спутник, не выдержал давления сам и достав планшет выключил АСНП.

Лес кончился неожиданно. Один шаг, и мы будто в другую дверь вошли. Перед нами предстала поляна в виде идеально ровного круга вокруг небольшого, обнесенного забором холма, где стояли несколько зданий. Круглая рукотворная поляна сохранила очажки выжженной земли, постепенно зарастающие травой. Первым, бросающимся в глаза зданием, был отель. Построенный в виде то ли шале, то ли избушки он стоял в самом центре смотря на нас большими, на всю стену, окнами. Крыша с одной стороны спускалась почти к самой земле, пары метров не доставая до дорожного покрытия. Вокруг отеля — одноэтажки. Кафе и тренажерный зал легко узнаваемы. За стеклянными стенами виднелась характерная утварь. Еще несколько зданий непонятного назначения, хотя одно, кажется, баня. Несколько беседок. Одна для мангала. Весь комплекс окружен декоративными фигурами под клумбы. Пустыми.

Метрах в тридцати от кромки последней такой фигуры, на холме, но за оградой стоял еще один домик. Одноэтажный, вытянутый и напоминающий временный армейский барак. От гостиничного комплекса домик отделяли насосная станция и тянулись к небу пластины солнечных антенн.

— Там раньше строители жили, — будто извиняясь, сказал Сергей Эдуардович, и я, по тону понял, что это и есть мое жилище.

Ворота сами распахнулись, когда мы втроем вступили на площадку перед ними. Негромкий сигнал прозвучал как сирена.

— Как тихо здесь, — заметил я.

— «Суета» всех распугала. Ни птиц, ни зверья никакого.

— Самое то для охоты, — кивнул я.

— Не ерничай, — засмеялся Сергей Эдуардович, — строителям такие соседи ни к чему. Вот ты, когда освоишься, отключишь прибор и начнешь потихоньку зверей прикармливать, а я пока включу, — он снова достал планшет.

Минуя отель, мы сразу двинулись к моему новому дому.

— Здесь конечно, очень по-простому, но все что нужно для жилья есть, — он открыл дверь.

— Спасибо, что не на куриных ножках, — усмехнулся я и тут же пожалел. Звучало будто я жалуюсь, хотя должен быть обязан за эту работу. Поэтому я вошел вслед за ним и как можно бодрее сказал:

— Ого! А здесь классно! — надеюсь градус одобрительности был нужным.

Мой новый дом был довольно большим. Длинный коридор с дверьми выводил в большую комнату, около полста квадратных метров. Здесь же была кухня. Вполне современная, но соседствовавшая с камином. Рабочим, судя по неубранной золе в нем.

— Строители зимой разжигали. То ли обогреватели плохо работали, то ли романтики захотелось, — пояснил Сергей Эдуардович.

Полностью деревянный и внутри, и снаружи, дом вписывался в общий интерьер деревенско-охотничьей романтики, но все равно выглядел бедным родственником, видимо потому и стоял на отшибе.

— Построились на холме, река хоть и далеко, но черт ее знает, как разливается весной? Но зря боялись, сюда даже близко не подошла, — Сергей Эдуардович возился на кухне, а я углядел дверь в углу и заглянул в нее. По все видимости прежде здесь была кладовка для инструментов, пахло специальной смесью — вазелиновое масло и парафиновая мазь. Я оружие такой смазывал. А может оружие и хранили. Комната была завалена различным барахлом. Немаленькая кладовка, но, что еще важнее — отдельная от основного помещения. У меня сразу появилась мысль.

— Пойдем, Тяни-Толкая разгрузить надо, — позвал Сергей Эдуардович.

Робот остановился у отеля и равнодушно снимал со своей спины ящики. Мы перетаскивали их в оказавшуюся очень вместительной, гостиничную кухню. Вмурованные в стену холодильники были забиты продуктами.

— Пользуйся на свое усмотрение и безо всякого стеснения. Сколько съешь, все твое.

Одному мне это есть пару жизней, не меньше.

— Как здесь связь?

— Паршивая, почти нет. Антенну ставить не стали. Для лесничества это нелепо, она размером с отель будет. Так бы и стояли рядом. Да и дорого. Энергия от солнечных батарей обслуживает только отель, а сейчас и вовсе вполсилы. На холодильники, да насосную станцию. Ну и в сторожку твою электричество проведено. А зачем тебе связь?

— Не знаю. Мало ли. Для порядка. Координации действий.

— Здесь полный порядок и твоя задача поддерживать его. Координировать ничего не надо. В случае чего я могу сообщение прислать. Пойдем, покажу.

Мы поднялись из подвала на первый этаж. Сергей Эдуардович свернул в небольшой коридор и прошел мимо горшка с деревом. Мне вспомнился холл офисного здания на Вертажо Эридана, где у входа стояла точно такая же кадка с пальмой.

— Это комната связи. Заглядывай. Сообщение или устное или напишу. За полчаса дойдет. Здесь же управление датчиками «Суеты».

— Управление сложное?

— Да нет, один значок на экране планшета. Но последний месяц прибор на щадящем режиме стоит. На пару километров действует, не больше. Решили, пусть возвращается потихоньку живность. А пока строители работали, «Суета» била на полную мощность.

— Это сколько? — поинтересовался я.

— На десять километров во все стороны все живое будет бежать. Не смогут остановится. Мозг не имеющий другого выхода, как бежать, просто остановит сердце. И еще, смотри.

Он постучал по нижнему углу экрана.

— Когда сообщение от меня придет, увидишь. Если вдруг планшет накроется, хотя там аккумулятор на год работы заряжен, но вдруг разобьешь или утопишь, то вручную, на стационарном компе можно. Просто пароль введи.

— Какой?

— Не помню, его меняли. Где-то в планшете, значок текстового сообщения на рабочем столе.

— Думаю, справлюсь. В армии одним из первых навыков приучают аккуратно к технике относится.

— Да и я так думаю. Отключишь «Суету», начинай осматриваться. Черт, да мы до сих пор толком не знаем, кто именно здесь водится. Просто констатируем, что зверья до дури и все. Про тех, что знаем — классная охотничья добыча. Выбери места получше, принимайся за прикорм. Леса осмотри. Требуется ли санитарное вмешательство? В общем работай, условия — замечательные. Вырубки никто не делает, скот на выпас не гонит, документацию раз в полгода сдавать и то пару бумажек. Чего там заполнять? Отчитываться, как ты браконьеров ловишь? Так их здесь нет. Кстати, тебе еще кое на что взглянуть надо.

Коридор разделился. Значок на стене подсвечивал буквы М и Ж со стрелкой влево, значок рядом указывал вправо, а вместо букв светилось ружье, обозначавшее…

— Оружейная, — сказал Серей Эдуардович, поднося к решетчатой двери карточку.

Пискнуло и мы вошли. Я остановился удивленный.

— Что это?

— Необычно, да? Как правило, свои ружья они с собой возят. Дорогие, с инкрустацией. А здесь, так. Для души. Почувствовать себя человеком другой эпохи.

Я подошел к стойке. На ней вдоль стены стояли Маузер 98, Ли-Энфилд, Штеер-Манлихер 1895, трехлинейка Мосина, Арисака 38, а также винтовки Лебеля и Бердана. Рядом еще одна стойка, но уже с карабинами. СКС, СВТ, Гевер 43, Зброевка-Холек 29 и бэби-Гаранд.

— Это что? Все настоящее?! Блин, да у них ложи деревянные!

— Да нет, конечно. Реплики. Но в рабочем состоянии. Их все еще и адаптировали до одного калибра, чтоб не заморачиваться. Семь шестьдесят два.

Я озадаченно посмотрел на него. Он уточнил:

— Это один из основных калибров двадцатого века, откуда родом все эти малютки. Очень кровавый век, давший серьезный толчок развитию оружия. В том числе и стрелкового.

— Где вы берете этот калибр? Его же не выпускают.

— Выпускают. И не только этот. Некоторые компании снабжают древним оружием небольшие частные шарашки на контролируемых планетах. Технологии освоены, производство дешевое. Знаешь, иногда даже мятежникам поставляют.

— Знаю, — я отвернулся, вспомнив Ремингтон 1911.

И снова он странно на меня посмотрел.

— Вряд ли понадобится, но хрен его знает, что здесь за зверюги? Вдруг волки какие-нибудь? Или вроде того. И на базу полезут, когда ты «Суету» отключишь. Они же непуганые здесь. Короче, имей ввиду, что у тебя это есть. Патроны вон, — он ткнул в железный шкаф в углу.

— А штыки зачем? — я рассматривал холодное оружие за бронированным стеклом.

— Ни зачем. К винтовкам прилагались. Не выбрасывать же.

Прощались по-быстрому, без обниманий.

— Все. Дальше сам. Планшет с управлением держи. И в моем личном распишись сразу.

Я расписался.

— Местность-то толком неисследованная. Я тебе только скриншот карты оставлю, здесь и компьютер допотопный, — он пожал мне руку.

— К лучшему, а составлением карты сам займусь.

— Есть телек с хардом. Там фильмы, мультики. Хрень всякая, но скучно не будет. И еще, — Сергей Эдуардович смущенно помялся, — такое дело. В руководстве просили, чтобы ты лишний раз не заходил в отель. То есть не поднимался на этажи.

— Почему?

— Ну… — он вздохнул, — понимаешь, они такие, мать их, снобы…

— Ясно. Хорошо, я сдержу порыв пойти и нагадить на банкетном столе, сразу после вашего ухода.

— Да почему же? Если очень хочется, то можешь. Только убрать не забудь. Ну и еще это…

— Сергей Эдуардович.

— Чего? — откликнулся он.

— Спасибо.

— Да не за что. — Он махнул рукой, — не провожай. Я пойду. Так, что пока «Суету» отключи. Оружие и Тяни-Толкая и с собой возьму. Через час он вернется, где дробовик будет, ты помнишь.

Мы еще раз пожали друг-другу руки.

— На полгода ты один. Завидую тебе в чем-то. Тоже иногда хочется от всего смыться. Всего и всех. И пожить в таком вот раю.

Он окинул взглядом окрестности.

— Это ведь самое спокойное место во Вселенной.

Глава 23

Первую ночь на планете, я провел в роскошном номере люкс. Я не хотел насолить Сергею Эдуардовичу, но возмутило требование его начальников, не шляться по отелю.

То есть сначала я сунулся на кухню, где обнаружил, что холодильник со спиртными напитками закрыт на ключ. Все остальные были открыты. Видимо Сергей Эдуардович не забыл ни те сто грамм в кафе, ни пьянки с экспедитором Толиком на корабле.

Я стоял перед дверью злой и внимательно разглядывал замок. Обычный электронный. Чтобы разблокировать, надо поднести карточку. А ее у меня нет.

Сквозь прозрачную дверь можно было разглядеть множество разномастных бутылок. Виски, коньяк, водка, текила и так понравившийся мне джин. Голубые буквы Bernard Bakewell на прозрачной этикетке литровой бутылки. Рамка этикетки изображает завязанный синий бант. Рядом три золотые медали, лихая роспись и цифры 46 %. На корабле я пил другой, но теперь мне очень хотелось попробовать этот. Он и более дорогой, судя по всему. Я постоял минуту, разглядывая бутылки, сглотнул и вернулся в свою лачугу.

Открыл все двери, прижав входную вытащенным из клумбы кирпичом и стал разбирать кладовку. Странный это был хлам. Будто некоторые из строителей привезли с собой чемоданы со старыми вещами, и здесь же выбросили. Может для того и привозили?

Банки с лаком. Почти все пустые, часть ополовиненные, но к счастью, все хорошо закрытые. Не хотелось бы свой новый дом отмывать от пролитой краски. Банки, вместе с пакетами, тюбиками, пластиковыми бутылками-колбами, а также с испачканными тряпками, рванными губками, вытаскивал во двор и складывал на кусок черного целлофана. Поднялся ветер и неровный, лохматый целлофан махал краями, напоминая силившегося взлететь ската.

За банками и прутьями железной арматуры, валялись кипы перевязанных рисунков и тетрадей. Не иначе строители с космических глубинок работали. Они часто путешествуют со стройки на стройку вместе с детьми. Не все первые колонии стали процветающими. Многие создававшиеся как аграрные центры для начинавшей голодать Земли, со временем угасли из-за разросшейся конкуренции. Кто-то улетал обратно или на другие планеты, кто-то оставался, считая планету, в которую было вложено столько сил, своим домом. Как правило это планеты классификаций Вертажо и Хербо. Такие, где климатические пояса достаточно обширны для организации сельскохозяйственных производств. На планетах, разумеется, были и другие природные зоны — горы, пустыни, что засушливые, что арктические, но такие ландшафты, как правило, были малоинтересны обычным исследователям, благо в космосе такого добра более чем достаточно.

Лет десять назад был случай, обошедший все новостные порталы. На Глизе 72 Йейтс геологи-разведчики наткнулись на людское поселение. Деревянные домишки, сплетенные из толстых гибких лиан. Пашни, для обработки которых использовались одомашненные животные. Первая мысль была, что наконец-то найдены собратья по разуму. Но насторожило, что собратья не просто похожи на людей, а именно как люди и выглядят. Одомашненные животные — лошади и коровы явно земного происхождения. А когда один из аборигенов заговорил с геологами на искаженном, но безусловно английском языке, радость по поводу первого контакта с инопланетянами пришлось отложить. Инопланетяне, да не те. Выяснилось, что одна из многоотраслевых транснациональных компаний Северо-Атлантической коалиции сто лет назад открыла планету, организовала аграрную колонию, разрослась за десять лет, а за следующие три года полностью разорилась. И компания и соответственно колония. Люди на планете остались. Люди и аграрная культура. В семенах недостатка не было. Не только выжили, но и разрослись. Еще через десять лет долину, где они жили и выращивали зерно, затопило. Никто из людей не пострадал. Но новоявленные фермеры переселились за ущелье, вглубь континента. За несколько десятилетий сменилось два поколения напрочь забывшее о своих корнях. Так и жили пока на них не наткнулись бурильщики Сурамериканской Комунидады высадившиеся на планете двадцать лет назад.

Фермеры вели традиционный архаичный образ жизни. Лошади, повозки, церковь по воскресениям. И они не понимали кого встретили. Истории про космос и межпланетные перелеты считали выдумками выживших из ума стариков. Были уверены, что других людей не существует. Это при том, что на другой стороне шарика, уже пятнадцать лет функционировала компания добывающая осадочные породы и тоннами отправлявшая строительные блоки на Землю. Старый космодром, когда-то ставший воротами для «аборигенов», был построен по ту сторону ущелья. Затопленное место считалось проклятым, туда никто не совался.

Грустная история, если задуматься. Жили спокойно, по своим законам, были счастливы. А тут свалились неизвестные пришельцы, полностью разрушившие красивую и религиозную историю их появления в мире. Насколько я помню, они до сих пор так и живут. Замкнуто и не стремясь в остальной расширившийся за последние сто лет, мир. Вселенную.

Это не единственный пример, хоть и самый исключительный. Колоний скатившихся в прошлое было много. Но они всё же оставались «на связи», пусть их жизнь сильно отличалась от планет-метрополий, главной из которых оставалась Земля. Доступ к современным технологиям на таких планетах был ограничен или вовсе отсутствовал. Ездили на бензине, а то и на пару. На Винче Кора, я слышал, даже был налажен конвейерный выпуск паромобилей. Но продлилось это недолго. Через четыре месяца функционирования на завод случайно свалился старый наблюдательный спутник компании Терриона-Яковлева. Производство было незастрахованным, да и неофициальным, поэтому никто ничего не выплатил и не получил. Через пару недель Террион-Яковлев наладил поставку на планету электромобилей. Предлагались кредит и рассрочка. Любые предположения, что падение спутника и поставка электромобилей как-то связанны, с негодованием отвергались представителями компании. К тому же, заправки-зарядки для электромобилей строились по всем трассам уже давно. И тоже Террионом-Яковлевым. Связь? Никакой, сами видите.

Но даже электричество было не везде. Кое-где освещались керосином, носили лен и хлопок, жили в одноэтажках, ездили на бензине и пару, писали на бумаге.

Собственно, чего я старым пистолетам удивлялся? Я просто впервые с этим столкнулся лично, вот и все.

Жители таких планет-отщепенцев часто не могли найти работу дома, поэтому подряжались на различные задания в космосе. В том числе и строительные. Брали с собой семьи, членов которых также подряжали на мелкие работы.

Я рассматривал тетради, в которых какой-то ребенок должен был учится писать, но так как за ним никто не следил, все ограничивалось двумя-тремя предложениями «Мама мыла раму», «У кошки усы», «Мама, Папа, я — дружная семья». Папа в этот момент наверняка, плитку клал, а мама… мама вполне может быть мыла раму гостиничного окна. Поэтому их ребенок переставал выводить буквы и начинал рисовать. Похоже это «Рыцари звездных дорог» — мультсериал. Плохо нарисованные человечки в кривых доспехах дрались кривыми мечами с рогатой гиеной с повязкой на глазу. Значит пацан рисовал. Или это танец Лолы и Вероники из «Школы принцесс». Танец с волшебными палочками. Тогда девчонка.

Я посмотрел на обложку тетради.

Женя Мирошник. Пойми тут.

Книги. Бумажные. Не дорогие сувениры, со страницами под перламутр и полимерной обложкой как на Земле, а просто дешевая бумага, ломкая и быстро пожелтевшая. Ни одного знакомого автора. На обложках глубокое теснение с остатками выпавшей позолоты. «Пуля на сдачу»,«Тяжелый день в легкой гавани», «Замок для райских врат», «Когда последний звонок действительно последний», «Две жизни капитана Александра», «Я ставлю жизнь на кон». На обложках мускулистые мачо, увешанные оружием и полуодетые девицы с гипертрофированными вторичными половыми признаками. Это точно не дети читали.

Полистал, кое-что отложил.

Стал рассматривать кипы газет, невольно начал читать, заставил себя остановится, иначе я ничего сегодня не сделаю. Выволок всю бумажную продукцию на улицу, завернул в целлофан и только теперь задумался, куда все это девать? Мусороперерабатывающего завода здесь точно нет. Иначе строители бы им воспользовались, вместо того, чтобы запихивать его в комнатушку.

Вернулся Тяни-Толкай. Ходил он по-прежнему бесшумно, я услышал сигнальный рожок ворот и как они распахнулись. Робот замер. Я оставил мусор на дорожном покрытии, пережил несколько неприятных минут, пока вспоминал где оставил планшет. Вернулся в гостиничный подвал, бросил еще один тоскливый взгляд на бутылки в холодильнике, забрал планшет со стола, вернулся к Тяни-Толкаю и только сейчас вспомнил, что планшет не нужен, робот на голосовом управлении.

Минут десять я орал «Вперед», «Пошел», «Иди» и даже «Но». Шестиногая махина не реагировала. Пришлось все же лезть в планшет, найти файл и только там обнаружить, что Сергей Эдуардович настроил команды на армейский лад. После «Шагом марш!» робот двинулся вперед, чуть не наступив мне на ногу. Приказывать железяке «На-ле-во» и «Стой раз-два» было странно, сам себе казался идиотом, тем более что такие команды подаются только в голос. Чувствительный слух Тяни-Толкая реагировал даже на шепот, но я не мог заставить себя произнести «Отставить», тихо. Это всегда выкрикивают.

Сергей Эдуардович это в насмешку или считал, что услугу мне, как бывшему вояке оказывает?

— Становись!

Робот выпрямился.

— Равняйсь!

Робот ткнулся брюхом в землю.

— Смирно.

Робот выпустил раму с грейферным краном.

— За мной, шагом марш!

Мы с Тяни-Толкаем подошли к куче мусора.

— Загрузить!

Приказ не из служебных, но аналогов ему Сергей Эдуардович, надо полагать, в уставе не нашел. Кран неспешно начал загрузку.

— Ты копать умеешь? — спросил я Тяни-Толкая. Он, естественно не ответил. Я поискал среди его функций в планшете «рытье земли», но не нашел. Вздохнул, опять вернулся в отель, взял в подсобке лопату, отключил «Суету», и мы вышли за ворота.

Мое первое знакомство с лесом будет не самым романтичным, но обстоятельства вынуждают. Лопату я положил на одно плечо, дробовик на другое.

Деревья росли густо, пышные кроны зеленой волной смыкались над головой и мелодично шуршали. Мы с Тяни-Толкаем прошли не меньше километра прежде чем мне удалось обнаружить достаточно широкую площадку, где бы мы могли свободно разместится. Даже не лужок, просто просвет между деревьями, но подходящий. Да и от дома (я сторожку уже домом называю!), достаточно далеко. Ямы вырыл большие и глубокие. Быстро устал, сказались полтора года безделья. Приказал Тяни-Толкаю сгрузить мусор и начал сортировку. Металл, дерево и бумагу спихнул в одну яму. Тонкий металл разложится лет за сорок, опилки лет за пять-семь, бумага за месяц. По меркам планеты — это мелочь, привел я сам себе извечный аргумент всех свиней Вселенной и занялся кучей пластика. Вот с этим сложнее. Эта дрянь должна разлагаться от ста до тысячи лет. Я засунул пластиковые бутылки, осколки распределительных коробок и полипропиленовых труб в отдельный целлофановый же мешок и столкнул в другую яму. Неглубокую. Когда Сергей Эдуардович вернется подниму этот вопрос. Выкопаю обратно и пусть забирают, ищут мусороперерабатывающий завод для пластика. На планетах с действующими промышленными производствами их много. Такие биоустановки перерабатывают пластмассу в нечто полезное. Этанол, например. Я снова вспомнил как бегали огоньки по углам квадратной бутылки джина и вздохнул.

Закапывалось на удивление дольше, чем раскапывалось, я понял, что ничего сегодня уже не сделаю. Слишком устал, хотя собирался еще с Тяни-Толкаем перетащить часть контейнеров с места высадки. Здесь до меня дошло, что в них может быть выпивка, и я мужественно преодолев усталость, забросил лопату роботу на спину, не заходя на базу, отправился к ящикам. На полпути понял, что устал слишком сильно и стал примериваться, как бы залезть Тяни-Толкаю на спину, приказав ему остановится и сесть. «Стой, раз-два», «Смирно».

Примостится толком было негде. Вот и спина у него ровная, но шарнирные ноги, выше его роста, мало того, что мешали залезть, еще и наверняка могли врезать пассажиру во время ходьбы. К тому же башня (голова) мешала бы обзору. Пришлось идти пешком.

Коробки под тентом я разглядывал быстро, но тщательно. Ящиков было много, как минимум на три ходки, но пирамида поддавалась всестороннему обозрению. Маркировки в виде бокала в раме ни на одном не было. Надо полагать, Сергей Эдуардович именно их первыми и погрузил. Точнее поручил мне. Нам с роботом… неважно. Бухла нет.

Возвращался усталый и злой. Очень надеялся себя вознаградить за сегодняшнюю работу. Дошел и буквально свалился в кровать первого же номера на этаже. Хватило ума снять грязную одежду, прежде, чем погрузится в мягкую перину. Полчаса лежал, потом, чуть отдохнувший, в одних трусах спустился на кухню отеля.

Темнело. Обнаружил, что свет на кухне не горит, пошел проверять дальше, выяснил, что в отеле он нигде не горит. Единственно, что было подключено к электросети, — это кухонная техника, в том числе и холодильники. Видимо это было продолжением намека, что делать мне в гостинице нечего. Наверняка, если поискать, я мог бы включить свет хоть на всех этажах. Щиток где-то есть и надо быть изрядным тугодумом, чтобы в нем не разобраться, но разбираться не хотелось, хотелось есть. Кроме той заветной двери с бутылками, все остальные свободно открывались. Морозилки и кладовые были забиты мясом, птицей, рыбой. Креветки, лобстеры, мидии, разделанные крабы в пятикилограммовых пакетах с надписью Chabang и Red Sands. Охотнички, когда приедут, наверняка с собой повара притащат. Нарезанные овощи в вакуумной упаковке, рядом нарезанный хлеб, ряды пакетов с чипсами. Супы в пакетах. Паштеты. Куринные, утиные, гусиные, из индейки, из кролика. Несколько сортов колбасы, бекон, сало. Замороженные фрукты, ягоды. Молоко, кефир, сыры, творог, сладкие творожные изделия. Выпечка для микроволновки — пироги, оладьи, кексы, пирожные.

Странно, но нигде не было яиц. Вспомнилась «Тысяча дюжин» Джека Лондона.

Проверил несколько камер, прежде чем нашел что хотел. Гамбургеры, хот-доги и сэндвичи хранились в самом последнем холодильнике. Отодвинув коробки с замороженной пиццей, я вытащил несколько треугольных сэндвичей в упаковке, засунул в микроволновку. Пока они готовились, налил апельсинового сока.

Устроился на стуле, посреди темной кухни, подсвечиваемой дверцами нескольких открытых холодильников и с аппетитом умял несколько бутербродов. Один был с курицей, майонезом и зеленью, второй с салями и салатом, третий с бужениной и шампиньонами.

Блин, какой я голодный, оказывается был все это время. Последний раз на корабле ел, еще утром. Допил сок, вышел. Обнаружил, что света нет и в туалете, но меня это не остановило.

Вернулся в кровать, думая, что одному быть не так уж и плохо. Тут же пришло в голову, — а если я заболею?

И только засыпая, вспомнил, что не включил «Суету».

Глава 24

Спал до полудня, то есть больше полусуток. Спал бы и дольше, но яркое солнце било в глаза. Еще полчаса валялся в полудреме наслаждаясь, тем, что не нужно никуда торопиться и ни перед кем отчитываться.

Спустился на кухню, включил кофеварку, придирчиво выбирал себе завтрак. Вспомнил, что готовить умею только самые простые блюда. Присмотрел себе на обед пачку мант, так как пельменей, как и яиц нигде не было. А на завтрак снова достал сэндвичи. Судя по их количеству, пару лет мне можно вообще не готовить.

Тяни-Толкай стоял посредине гостиничного дворика, где я его вчера оставил. Пора работать. Я здесь все-таки на службе. Для начала надо перетаскать оставшиеся на месте высадки ящики.

На перевозку груза ушел почти весь день. Тяни-Толкай мог таскать около двух тонн одновременно, но ящики были не столько тяжелые, сколько громоздкие и занимали много места на спине механической животины. Пришлось сделать пять ходок туда и обратно. Я шел с любопытством разглядывая лес, но не выпуская ружье из рук. «Суету» так и не включил, раз приходилось выходить за ворота, поэтому оружие не будет лишним. Зверье сразу не набежит. Плюс Тяни-Толкай рядом. Но от случайностей никто не застрахован.

Я устал не так сильно, как вчера, после копания земли, поэтому был благодушен и когда выгрузил последнюю партию, похлопал робота по обрезиненному боку и сделав широкий жест рукой в сторону леса ободряюще сказал:

— Когда-нибудь, все это будет твоим!

Пароварку не нашел, манты приготовил просто — выложил их на решетку микроволновки, под которую поставил кастрюлю с водой. Обедал снова на кухне. Сунулся сначала в ресторанный зал, но один в большом помещении почувствовал себя неуютно. Заварил крепкий чай, насыпал сахар в чашку, с шумом прихлебывал кипяток, откинувшись на спинку стула.

Сквозь приоткрытую дверь взглянул в ресторанное зеркало. Шрамы на голове побагровели после тяжелой работы и горячего питья. Надо будет обрить ту сторону полностью. Не волосы, а щетина какая-то.

Нет, одному хорошо.

Лучшее состояние для человека, не влюбленность, не ощущение славы или чьего-то одобрения, а уверенность в завтрашнем дне. Экономит множество нервов. А вот их можно потратить хоть на влюбленность, хоть на завоевание мира.

Пообедав, направился в свою сторожку, прошел в комнату, откуда вытащил вчера весь мусор, критическим взглядом окинул помещение и начал его отмывать. Вернулся в гостиницу, кряхтя, стараясь не поцарапать узор паркета, вытащил из номера в котором ночевал, кровать. У выхода, подключил к преступлению Тяни-Толкая и перенес ложе в свою новую спальню.

За неделю до прибытия гостей, или точнее хозяев, уволоку обратно. А пока посплю нормально, а не на ободранной кушетке.

Из холла спер небольшой ковер. Встал на пороге, осмотрелся. Прежде комната напоминала гараж, где хранится все, кроме машины. Теперь, отличная спальня. Я обживал свой новый дом.

* * *
Прошел месяц. Первые несколько дней отходя от базы на пару километров я таращился во все стороны. На севере протекала река, та самая, разлива которой опасался Сергей Эдуардович. Названия у нее не было, то есть мне его не сообщили. Я все собирался придумать, но в голову ничего не лезло.

Извилистая, неглубокая, на мое третье посещение, речка окрасилась в розовый цвет. Подойдя поближе я увидел, что в ней полно мелких светло-коралловых лепестков. Поблизости такого не росло. Надо полагать, выше по течению опадает роща неизвестных мне деревьев.

«Суету» отключил две недели назад, чтобы звери стали возвращаться. Я не знал, сколько это займет времени, но по своей детской жизни в лесу помнил, что непуганые человеком животные расширяют ареал очень быстро. Убедился в этом неделю спустя, когда идя вдоль реки обнаружил стайку водоплавающих птиц. Не утки, не гуси, не лебеди, но неуловимо похожие на них всех, ярко-лилового цвета с пушистыми жабо на шеях и белыми помпонами на голове, тыча клювами в воду, ловили рыбу посреди разлива, плавая между синих, с широкими листьями цветов. Летом вода схлынет, останется отшнурованное озеро и в нем будет полно живого серебра, если даже сейчас его птицы ловят. Интересно, а на рыбу «Суета» тоже действует?

Птицы смотрели на меня с любопытством, но без страха. Я сдержал проснувшийся охотничий азарт, к тому же, мне их приманивать надо, а не отпугивать. Прошел дальше. Первое знакомство с фауной состоялось.

Мне сильно врезались в память те первые мои прогулки. Я ходил с ружьем в руках, резонно опасаясь встречи с хищниками. «Зубр», как и говорилось был двустволкой под двенадцатый калибр. Полуавтомат с дисковым магазином, питающим оба ствола. Помня рассказы о пещерном льве и неизвестных гигантах объедавших ветки деревьев, снарядил диск дробью и пулями Бреннеке через раз. Стрелок я неплохой и в случае чего мог за себя постоять. С такой огневой мощью мне никто не страшен… Надеюсь.

Еще через месяц я уже углублялся в лес на приличные расстояния. По-хорошему надо было составить карту, но необходимого оборудования не было, рисовать на бумажке казалось глупым, и я решил отложить этот вопрос. Лучший способ — это космогеоскан. Раз уж охотничье угодье под патронажем капиталистических акул, на одну съемку могут разорится. А пока изучу местность для себя, чтобы знать, куда охотников водить.

По всему лесу пели птицы. Звонкие, чистые голоса были очень похожи на трели их земных собратьев.

Однажды я заслушался воистину чарующими переливами и подобравшись поближе стал высматривать исполнителя. Разглядел рыжий комок перьев размером с кулак, но с огромным расширявшимся к концу носом. Птица надувалась, как волынка и вибрируя массивным клювом издавала потрясающие звуки. Быстро и будто испуганно моргая глазами-бусинками, трясла ржавого цвета хохолком на голове.

Дважды видел зайцев. То есть, это я их так называю. Крупные, похожие и на зайцев, и на крыс, и на кенгуру одновременно, зверюги завидев меня срочно давали стрекоча. Такие всего боятся. Я изучил деревья вокруг. Высокие, с неширокими стволами. Частые, осыпанные мелкими листьями, ветки гнутся вниз. Кора у земли в погрызах. Попробовал сам. Терпкий соленый вкус. Земные зайцы любят осину, местные вот это. Неподалеку большая роща таких деревьев. Если вести охотников на зайцев, то приваду готовить здесь. Олени тоже очень соль любят, особенно по весне, но пока даже их следов не видно.

Сергей Эдуардович говорил, что охотников больше всего интересуют олени. Их местный аналог, что был запечатлен на видео первопроходцев. Ценный трофей, но если я найду еще кого-то, достойного внимания, замечательно. Поэтому я ходил, искал оленей и «еще кого-то».

Но первое время попадались только птицы, да мелкая дичь, вроде тех же «зайцев». Встречались остроносые малютки, которых для простоты окрестил опоссумами. Они казались мне безобидными и мирными, но однажды встретил у ягодника крупного опоссума, седого от старости, с порванным ухом. Он обдирал куст и чихал. Увидев меня оскалился, приподнялся на задние лапы и зашипел с такой яростью, что слюни полетели.

Я его обошел. Все время пока находился в зоне его видения, он шипел и ругался.

Зверей становилось все больше. Я заходил все дальше. Оленей пока не встречал, но времени у меня еще было много. Нашел пару хороших полянок, где можно быстро поставить солонцы, и деревья там удобные — легко подниматься и спускаться, самое то для засады. Но рогатых надо было сначала найти. Где-то должны быть естественные жировки.

* * *
По вечерам сидел у себя в сторожке, читал оставленные строителями книжки, пил чай. Часто откладывал книги и слушал ночной лес. Звуков было много, все незнакомые, но не пугающие. Когда темнело, со стороны реки доносился суетливый и жалобный треск. Начинал кто-то один. Всегда робко и будто вопросительно. Через минуту ему одобрительно отвечали. Потом еще и через полчаса трещал весь лес с той стороны. Понятия не имею кто это, скорее всего птицы в тростниках. Под негромкий хор трещоток легко засыпалось. Быстро и сразу.

* * *
Проснулся с тревожным ощущением, которое не мог объяснить. Еще в полудреме, плохо соображая, понимал, что что-то не так, но не понимал, что именно. Я что-то слышал. Потом дошло что.

Сигнальный рожок со стороны входа.

Я вскочил, выглянул в окно. Светили две луны, вытянутые тени лежали вдоль освещенного двора, и я увидел.

Ворота были открыты.

Они реагировали на давление входной площадки. Для этого надо было весить не меньше семидесяти килограммов. Я весил девяносто, Тяни-Толкай на вид около полутоны. Но я был у себя «дома», а Тяни-Толкай в гостиничном гараже.

На площадку ступил кто-то другой. И точно не утка, и не заяц.

Я внимательно осматривал двор, пытаясь понять, вошел ли незваный гость внутрь? Может после того, как сработали ворота, просто убежал? Надо полагать, это какое-то животное забрело. Но тогда почему так учащенно бьется сердце? И почему я, столько прошагавший по лесу еще ни разу не встретил никого крупнее рогатых выдр, самая массивная из которых не дотягивала до двадцати килограммов? Я не видел даже следов ни одного крупного животного, хотя именно их и искал.

Мерно пел хор трещоток, шумела листва под порывом ветра. Больше ничего не происходило. Металл распахнутых ворот поблескивал в лунном свете. Закрывались они вручную или планшетом. Я пошарил рукой, ища планшет с управлением, но рука сама собой схватилась за ружье. Стискивая рукоятку я вспомнил, что оставил планшет на кухне отеля, где ужинал. Собственно, я его всегда там оставлял. После завтрака забирал.

Мелькнула мысль, что надо бы позвать Тяни-Толкая. Можно и шепотом. Чтобы просто вышел на середину двора. Любая животина, увидев его, наверняка обнаружила бы себя. Дала бы стрекоча или атаковала, если совсем безбашенная. Или со страху. Но для этого Тяни-Толкая надо было включить. Вручную или через планшет. Который на кухне.

Я сидел с ружьем в руках у окна и вглядываясь в темноту. Впервые пришло понимание, что я здесь один.

Или не один.

Просто выйти из сторожки не самая лучшая мысль. Пока о моем присутствии могут и не знать. Кто бы это ни был.

Пришла дикая мысль, что этот кто-то сейчас на кухне отеля, ждет, когда я пойду за планшетом.

Мне понадобилось еще несколько минут, чтобы вспомнить что я десантник, а мы бывшими не бываем. Что боятся мне стыдно и некого.

Странно, почему, я так испугался? Будто под «Суету» попал. Она, кстати, тоже включается через планшет.

Так, хватит о нем думать. Я сидел не меньше получаса, прежде чем, стараясь не скрипнуть дверью, вышел во двор. Ружье держал наготове. Страх прошел, остались только настороженность и стыд. Шел держась тени, не выходя на лунный свет. По-прежнему ничего не происходило и я бы с удовольствием посмеялся над своими страхами, если бы не видел перед собой открытые ворота.

Так же тихо вошел в гостиницу, осторожно шел по коридору на кухню. Могу поклясться, что сюда никто не заходил. Я бы почувствовал. Не знаю, как сказать по-другому. Но в здании никого не было.

Взял с кухонного стола планшет, подошел к окну. На мгновение показалось, что сейчас за стеклом кто-то вскочит и завопит.

Никто не завопил, я развернул рулон планшета, нашел значок ворот и нажатием пальца закрыл их, не сводя со створок глаз.

По-прежнему ничего не происходило. Впервые пожалел, что здесь нет камер слежения.

Активировал Тяни-Толкая и дал ему команду выйти во двор. Если кто-то внутри ограждения, я не хотел, чтобы он убежал. Хотелось познакомится с тем, кто доставил мне эти неприятные мгновения.

Поднялась широкая гаражная дверь, робот вышел на середину двора. Я приказал включить фары.

Луч бродил между беседками, осветил все тренажеры сквозь стекло спортзала, выхватил чашу посреди клумбы, которая должна будет изображать фонтан с истекающими из него цветами.

Никого.

Включил фонари, — сферические флаконы с ажурным узором развешаны вдоль дорожек. Вышел из отеля, подошел к воротам, не выпуская оружие из рук, осмотрел площадку. Никаких следов. По ту сторону ворот тоже. Погода сухая уже несколько дней, земля не липкая, трава свежая, крепкая. Но все равно. Если зверюга крупная, то следы на светлом камне дорожки должны были остаться. Пусть и слабые очертания. А их нет. Во всяком случае на этой стороне. Та сторона освещена хуже, надо бы посмотреть поближе, но очень не хотелось открывать только что запертые ворота.

Подумывал не включить ли «Суету»? Подумав, отказался от этой идеи. Опять всю дичь надолго распугает.

Фонари потушил, Тяни-Толкая вернул в гараж, сам вернулся в сторожку и впервые заперся. Спать не спал, лежал на кровати, время от времени вставая и поглядывая в окно. Планшет держал под рукой.

Ружье тоже.

Глава 25

Утром, при дневном свете, осмотрел площадку еще раз. Следы не проявились. Осмотрел траву вокруг. К сожалению, я не такой опытный следопыт, каким был мой отец. Остались только некоторые навыки, которым он меня обучал. Показалось, что трава в некоторых местах примята. Но незначительно и сказать с уверенностью, что здесь кто-то прошел, я не мог. Пока разглядывал траву, посматривал на лес. И не беспечно, как раньше. А высматривая. Пришло понимание, что теперь всегда будет всегда.

И лишь потом отправился завтракать.

Прошло две недели, я стал не то, чтобы забывать о случившемся, но меньше уделять ему времени в голове. Больше никаких происшествий не случалось, а меня все больше стал занимать вопрос отсутствия серьезной дичи, за которой и приедут охотники. «Очередной плановый обход на территории вверенного мне участка следов присутствия диких животных не обнаружил». Крупных животных, точнее говоря. Мелочь была, такие как опоссумы и их разнообразные подвиды, один из которых напоминал толстого лемура с белой маской на морде. Шерсть вокруг глаз росла так, что в темноте казалось будто с дерева на дерево голые черепа прыгают. Еще подумалось, когда впервые увидел, — хорошо, что не ночью встретил.

Грызуны, еноты, какая-то вопящая тварь похожая на помесь горбатого суслика с пандой, еще черти-что и множество птиц. От водоплавающих до попугаев. Мелких, но крайне настырных. Они все чаще залетали на территорию базы и ладно бы просто гадили, они были назойливы как мухи. Именно как мухи. Пестрые, кружились вокруг лица, куда бы я не следовал. Будто очки со светомузыкой носишь. Странно, но в лесу отставали. Подлетали, и покрутившись несколько секунд у лица, летели дальше. А на базе от них проходу не было. И липли только ко мне. На Тяни-Толкая не обращали внимания.

И самым крупными, кого я встретил были тоже птицы. Бескрылые, ростом мне по пояс, не походили ни на казуаров, ни на эму, ни на киви-переростков. А именно, что тоже на попугаев. С голыми тонкими ногами и кривыми, на пол-лица клювами, передвигались неспешно, даже вальяжно. Сначала подумал, что это хищники, с такими-то клювами. Но весь их рацион состоял из розовых шишковатых плодов раскидистых и вьющихся кустарников. Птицы подходили к ним, поддевали чешуйки шишек и добирались до орехов.

Но это несерьезная добыча. Или действуют неизвестные мне причины разрушения среды обитания или «фактор беспокойства» вызванный годовым применением «Суеты» оказался критичным. Хотя я уже начал подумывать, что это не «Суета» перестаралась, а что в месте расположения базы, изначально крупных зверей не водилось. Редкость для девственной планеты, но бывает.

Что еще страннее, не попадались хищники. Вообще никакие. Что для любой экосистемы немыслимо. Значит просто еще не добрались сюда.

Вечерком, за чаем, я подумал, что надо посмотреть в сторону скал. Тех самых, где видели пещерного льва. Если «Суета» до него достала, то спустя несколько месяцев зверюга уже должна была вернутся в свою пещеру. А где лев, там и его добыча, которой он пусть поделится.

Да и сам. Лев, что бы он из себя не представлял на этой планете, ценный трофей.

Скалы начинались километрах в тридцати от базы. Ярко выраженной границы леса не было. Заросшие деревьями невысокие горы поднимали зелень горизонта с юго-восточной стороны. Пешком по ровной дороге, тридцать километров — это семь-восемь часов ходьбы. По густому лесу, с его деревьями, торчащими корнями, холмами, нагромождениями валежника и остальным, в обе стороны — более суток.

Возьму с собой Тяни-Толкая, решил я и пошел спать.

Утром собирался недолго. Дробовик в руки. Фляга, нож, фонарь, бинокль, запасные диски на себе. Комплект одежды и обуви засунул в бок Тяни-Толкаю. Палатку, продукты, аптечку и кучу необходимых мелочей загрузил ему же на спину.

Я еще ни разу не ночевал на планете вне базы. Но надо же когда-то начинать.

Вышел, когда солнце было на подъеме и меняло цвет с красного на желтый.

Через три часа мы с механической животиной прошли ту линию, куда прежде не заходил. Еще через час лес поредел, местность стала холмистой, и дорога превратилась в сплошные подъемы вверх-вниз.

Привал устроил в ложбине, тянущейся вдоль ряда холмов. Она простиралась так далеко, что не будь сейчас весны я бы заподозрил в ней неглубокое речное русло.

Пообедав, откинулся назад, прислонившись спиной к ноге Тяни-Толкая. Подумалось, что пообедал я слишком плотно, еще и кусок торта умял. Тянуло в сон. А расслабляться нельзя. Хотя вспоминая тот случай с распахнутыми среди ночи воротами, я все больше склонялся к тому, что это был просто сбой электроники. Во-первых, я достаточно быстро метнулся к окну и будь там кто-то живой, я бы хоть мелькающий хвост да увидел. Во-вторых, следов не было, в-третьих, больше это не повторялось. Последний аргумент был слабоват, но мне хотелось себя убедить.

Остатки пищи в лесу надо убирать сразу, иначе может набежать куча сотрапезников. По идее, мне это и надо, но всю местную мелочь я уже знал, а тех, кто побольше, предпочитал своим появлением удивить. Неожиданно и неприятно.

Вверху крякнуло. Над головой пролетели водоплавающие. Те самые, кого я встретил первыми на планете. Значит в той стороне есть озеро. Надо будет заглянуть, может водопой найду. А значит и зверей у него.

Я проводил птиц ленивым взглядом за холм и замер. Прямо на возвышенности за которую улетели лиловые гуси-лебеди сидел заяц. Не помесь крысы с кенгуру, коих я уже навидался, а самый обычный заяц, будто я не на дальней планете, а в Вишерском заповеднике привал устроил. Я в детстве таких лопоухих рядом с домом навидался.

Заяц сидел и с любопытством смотрел на меня. Позже, я часто вспоминал тот момент и думал, — не погонись я за косым из чистого любопытства, случилось ли бы со мной все то, что было дальше? Может, я бы просто не забрел бы на ту поляну?

Погнался, это, конечно громко сказано, я просто встал и ушел за ту часть холма, откуда меня не было видно. Дальше был не сильно крутой подъем, заросший усыпанными мелкой ягодой, кустами, и у меня были все шансы подобраться к косому поближе.

Я так и сделал, и забрался почти на самый верх. Подошел бесшумно, но сам потерял зайца среди кустов, а когда увидел, то и он увидел меня. Все его любопытно сразу пропало, он дал стрекоча. Я, честное слово, по инерции вскинул ружье и выстрелил. Заяц рухнул.

Подошел поближе, чтобы рассмотреть, действительно ли он так похож на земного зайца и в этот момент услышал рев. Далекий, с севера-востока, где сквозь редкие стволы виднелась чернота болот. И не поднимись я на холм, наверняка бы не услышал.

Я выпрямился и резко повернул голову в направлении звука. У меня вид, наверное, был, как у киношного маньяка, который услышал, как героиня-блондинка задела обнаженным плечом створку шкафа, в котором пряталась. Маньяк закончил кромсать предыдущую жертву, направился к шкафу. К болотам, то есть. Зайца засунул в легкий рюкзак за спиной. Тяни-Толкай никуда не денется. Только что я подстрелил земного зайца, а теперь услышал вполне себе земного оленя.

* * *
Лосиная тропа. Следы больше похожи именно на лосинные. Копыта сужены, заострены и намного больше оленьих. Вдоль тропки в двух местах сломанные низкие ветки. Я чуть было не потерял след, терявшийся в обширной луже, но интуитивно предположил, куда олень мог направится. Между холмов виднелся лесок с низкими ветками, которые так удобно объедать.

Быстро нашел следы, прошел между холмами, забрался на следующий и остановился, увидев наконец то, что так долго искал.

Залег на хлипком обрыве и стал наблюдать.

Все же это был скорее олень, чем лось, хотя возможно эти определения не совсем корректны на этой планете. Приедут биологи, дадут им название. Например, горбоносый олень. Шнобель у оленя выдающийся. А рога! Красавец!

Красавец был больше своих земных собратьев, а рога, может быть из-за торжественности момента, показались мне особенно ветвистыми и похожими на корону. Стрелять я не собирался, мне просто надо было убедится, что олени здесь есть. И взглянуть своими глазами. Постреляют их без меня. Пусть и не без моей помощи. Моя работа теперь приманить их поближе к базе. Надо было осведомится у Сергея Эдуардовича, гости может с транспортом будут, чтобы перемещаться на воздушной подушке. Тогда не обязательно охоту в двух шагах от отеля устраивать. Хотя я кажется отлыниваю.

Надо будет на границе леса засадить делянку с овсом, клевером и капустой. И следить, чтобы зайцы не все сожрали. С фитогормонами за месяц вырастет, за пару недель олени привыкнут к кормушке, а я к тому времени солонцы поставлю на облюбованной поляне. Успеваю, даже с перебором. Но олени это одно. Охотники мои будут капризные, как и полагается денежным мешкам. Могут потребовать, чего покруче. Хищников, например. Теперь надо будет заняться…

Я не успел додумать эту мысль, так как она приняла материальное воплощение.

Волк был огромен. На вид не меньше центнера. Вытянутая пасть, загнутые клыки на верхней и нижних челюстях. Лохматый, черный, он сливался с бурой травой в которой полз. Сверху хорошо был виден длинный, облезлый, как у мыши, хвост. Уши прижаты, глаза нацелены на оленя.

Я невольно бросил взгляд в сторону. Не знаю, как на этой планете, но земные волки если охотятся на оленя-одиночку, делают это только стаей. Как бы близко волк не подобрался к оленю, тот делает его на любой дистанции. Значит будет гнать на стаю.

И как-то мне обидно стало. Это же мой олень! Убивать не собираюсь, но он все равно мой. Так, что и тебе не дам, — подумалось мне и решение было принято. Может застреленный заяц оказался той чертой, когда я вспомнил, что не просто так ружье с собой ношу. Может просто снедало детское желание, показать кто здесь главный, но я решил, что волку не жить.

Стрелять сверху не хотелось, «Зубр» оружие средней дистанции. Пуля Бреннеке на сто метров уже ненадежна. Волк был метрах в пятидесяти, и я бы почти наверняка попал. Но для этого пришлось бы встать, а сыпучий обрыв доверия не вызывал.

Я быстро спустился, держась против ветра. Прижимаясь спиной к холму, обошел его, приготовив оружие. Здесь снова было полно кустов, и я шел по пояс в зеленом колышущемся море. По моим прикидкам волк должен был быть у заросшей поганками рыхлой колоды. Я сделал шаг и вскинул ружье.

Волка не было. Меня увидел олень, фыркнул и продолжил жевать листья, одаривая подозрительным взглядом.

Я повернулся в сторону откуда полз волк…

На мою спину кто-то прыгнул и заорал в ухо. Я бешено завертелся на месте стараясь скинуть напавшего. Мешавшее ружье откинул в сторону, замахал руками пытаясь схватить противника. Времени думать, как волк меня заметил и обошел, уже не было.

Только нащупав брезент рюкзака за спиной и сбросив его на землю я понял, что никого на моей спине нет.

Орал рюкзак. Голосом зайца. Они вопить умеют дай боже. Истерично и резко.

Я, тяжело дыша, открыл рюкзак из которого вылетел совершенно целый заяц и заметавшись меж лопухов, выбрал направление и убежал. Провожая ошалелым взглядом колышущиеся кусты до меня наконец стало доходить.

Зайца я не подстрелил, оглушил только. Такое бывает. Не смотря, засунул в рюкзак и пошел на олений зов. В самый неподходящий момент, когда я охотился на волчару, заяц очнулся и заверещал.

Посмотрел вокруг. Ни волка, ни оленя не было. Хотя я, наверное, на пару километров вокруг всех распугал.

Возвращался к привалу другой дорогой, показавшейся мне короче. Сначала шел вдоль очередного невысокого холма, надеясь его обойти. Но он перерос в каменистую стену и завернуть мне удалось нескоро.

Из стены росли высокие грибы на тонких ножках, ржавая земля покрыта трещинами.

Я посматривал по сторонам. Волки все еще были где-то недалеко. Неизвестно, как у них там с оленем все сложилось, могли и обо мне вспомнить. В отличие от земных, эти, уважения к человеку с ружьем не питали.

Стена так и не закончилась, но посреди ее образовалась скошенная природная арка за которой начинался лес. В нее я и свернул.

Сначала показалось, что я вижу меж листвы ягодную поляну. Подумалось, «неужели к земному зайцу полагается и земная земляничная полна»? С удовольствием бы свежих ягод набрал. Я подошел ближе и есть мне расхотелось. На пару дней, точно.

Поляна была не ягодной. Красной, но по другой причине.

Кровь была везде. Заливала землю, траву. Полноправно влилась в оставшуюся после дождя лужу и багрово отражала черные скалы. Повсюду летали мухи, концентрируясь над рванными кусками мяса. Часть костей были сломаны и торчали во все стороны острыми осколками. Все обглоданы.

Я с трудом сдержал рвотный позыв и опустив ружье приложил руку к лицу, стараясь не дышать.

Я не мог понять кто это был. Кажется, олень. Точнее, несколько. Такое ощущение, что стадо сюда загнали, а потом целенаправленно рвали на куски. Почему-то не было ни одной головы. Будто с собой унесли.

Обойти поляну не получалось, — вокруг были скалы и непроходимые дебри. Вернутся к Тяни-Толкаю, казавшемуся теперь милым и родным, можно было только пройдя поляну напрямую.

Как ни старался сильно не испачкаться, все равно измазался. Зацепился за торчащие из кровяной лужи ветки, дернулся и наступил на что-то склизкое, размазавшееся по подошве. Заляпал и забрызгал.

К Тяни-Толкаю возвращался, держа оружие стволом вниз, приклад на уровне уха, готовясь мгновенно вздернуть. Глазами шарил по деревьям. Последний раз такое напряжение испытывал, когда на Вертажо Эридана за чхоме шел.

Ничего себе, волчары. Они же ради удовольствия это делали, не еды. Там мяса осталось, две стаи накормить можно.

Тяни-Толкай стоял там же где я его оставил всего два часа назад. Такое ощущение, что неделя прошла.

Стукнул робота по боку, достал аптечку, еще раз внимательно просмотрел. Бинты, мази, даже антисептические капли в случае химического ожога глаз. Ни хрена нужного.

Вспомнился аллилфанол. Сейчас бы его закинуть! Или спидов. Норавалерон прекрасно мозги на место ставит. А лучше просто водки. Стакан. Залпом. Чтоб глотку обожгло!

Приду, хмельной холодильник сломаю на хрен. Потом, что-нибудь придумаю. Скажу шкаф упал или еще что-нибудь. Любую отмазку. Самую глупую и детскую. Пусть думают, что хотят. Мне надо выпить! Что за аптечка?! Даже спирта нет.

Стоял, уткнувшись лбом в холодный бок робота. Только сейчас заметил, что за мной идет цепочка красных следов. Здорово вляпался.

Взял бутыль с водой, отошел, стал поливать ботинки, вытирая их о траву. Сквозь бульканье бутылки и шум падающей воды не сразу услышал тихий треск в зарослях. А как услышал не сразу понял, что это. Пока треск не перерос в грохот.

Бутыль полетела на землю, я развернулся и вздернул ружье. Грохот усилился, земля задрожала, из зарослей высунулась морда.

Не волка. На уровне трех метров над землей в нашу сторону смотрело вытянутое, похожее на свиную, рыло. Только раз в десять больше. Вместо пятачка небольшой хобот и огромная нижняя челюсть этот хобот поддерживающий. Маленькие свинячьи глазки.

Я навел мушку точно между глаз, ожидая, что предпримет гость.

Гость захлопал глазками, издал трубный звук и мелкими шажками двинулся в нашу сторону.

Пока я прикидывал в каком из стволов может быть дробь, а в каком пуля, и как лучше скорректировать выстрел, гость не обращая на меня внимания направился к Тяни-Толкаю и шумно обнюхал его. Сначала «живот», потом ноги. Фыркнул.

Я успел подумать, что пришельца заинтересовал багаж еды, но он тут же развеял мои сомнения, забросив передние лапы роботу на спину и засеменил задними, начал пристраиваться… Что?!!

Я вскинул ружье и выстрелил в воздух.

Дуплет оглушительно грохнул, похотливый гигант спрыгнул на вздрогнувшую землю, разочарованно трубя бросился в чащу из которой пришел.

Может здесь воздух такой? То олень ревел, хотя на Земле брачный период у них осенью. Теперь этот сладострастец. Здесь видимо, круглый год.

— Пошли домой, — буркнул я Тяни-Толкаю, — шалава.

Насыщенный день. Зато я встретил крупных животных. Даже нескольких.

Глава 26

Холодильник конечно ломать не стал. И даже не потому, что боялся последствий, а потому что все равно бы не сломал. Там стекло, как металл. Я честно пытался поддеть дверцу ножом, топором, лопатой и различной арматурой, оставшейся от строителей, но ничего не получилось. Я опробовал все электронные ключи, висевшие над стойкой в холле, надеясь на извечное — «а вдруг?» Но «вдруг» не сработало.

Надо сосредоточится на работе, — подумал я, и не дав себе передышки, на следующий же день отправился садить делянку. На месте долго разбирался с управлением, чтобы перевести Тяни-Толкая в режим «пахать-сеять», но все же разобрался. К вечеру засеял овес и клевер, когда начало темнеть решил вернутся. Надо бы еще под капусту делянку отвести, но не хотелось оставаться в ночном лесу, когда, как выяснилось, недалеко полно хищников.

«Завтра продолжу», — решил я и отправился с роботом обратно на базу.

Стемнело даже раньше, чем ожидал. До базы еще полчаса переть, а вокруг серые сумерки, когда предметы уже в десяти метрах начинают расплываться.

Фонарик лежал в боку у Тяни-Толкая.

— Стой, раз-два, — приказал я ему. Когда достал фонарик из отсека, пришло в голову, что через несколько минут будет уже такая темень, что разумнее включить не фонарик, а фары робота.

— Свет!

Фары выстрелили в темноту перед собой.

Между деревьев, с треском ломая ветви, быстро мелькнул какой-то силуэт.

Я вздрогнул, вскинул ружье.

Ничего. Только покачивались ветки, показывая, что на этом месте, только-что кто-то стоял. Метра три от меня, не больше.

Колотилось сердце. Я облизнул губы, пытаясь понять, что я видел? Движение было таким быстрым, силуэт размытым, что никакой картинки в голове не сохранилось.

— Следи за рукой!

Удерживая правой оружие у плеча, левой повел, указывая направление. Голова с фарами крутилась вслед за пальцем, освещая стволы. Я вспомнил, что уже делал так. Совсем недавно, на базе.

Увидеть что-то среди плотно растущих деревьев было невозможно.

Возвращался «домой», почти прижавшись к боку шагающей платформы. Ружье держал наготове.

Ну точно, будто в разведывательном рейде или на зачистке территории.

Оставил робота посреди двора, сам направился на кухню и развернув рулон, долго думал — не включить ли «Суету»?

— Младший сержант Кузнецов! Взять себя в руки! Ты чего, как баба?! Столько работы и одним нажатием кнопки, все коту под хвост! Ты этого хочешь? Какую-то зверюгу спугнул. Это она испугалась и это нормально. Ты то чего забздел?!

Как ни странно, помогло. На пять минут. Потом в голову полезли мысли.

Все зверюги боятся Тяни-Толкая. Об этом еще Сергей Эдуардович говорил. И мной лично было не раз проверено. Животные не то, чтобы в панике бросаются прочь, но всегда соблюдают расстояние. Отходят, обходят, перебираются на другое пастбище. Единственное исключение, та зверюга, что воспылала к нему страстью. Но у нее и размер был другой. А вот та, что пряталась среди деревьев, хоть я ее и не разглядел, была намного меньше. Она была совсем рядом и выдала себя только, когда попала под фары. Ощущение, что она шла за нами.

Снова вспомнились открытые ворота среди ночи.

Я провел с собой еще одну воспитательную беседу. «Суету» так и не включил. Я здесь на работе, в конце концов, а распугать все живое в округе, значило перечеркнуть сделанное.

Тяни-Толкая оставил во дворе. Чтобы было видно со всех сторон. Опять спал вполглаза. Ничего с собой поделать не мог. Сколько не обвинял сам себя в мнительности и малодушии, чувство тревоги не проходило.

На следующий день, снова ходил заниматься огородничеством, но никого в этот раз не заметил. Вот только…

Прапорщик Чемерис говорил, что интуиция это такая дрянь, которая обязательно тебя подведет, потому что желание начать делать выводы сразу, убьет разумные доводы, которые появятся потом. Хотя он же говорил, что разведчик без интуиции, как связистка без… э-э-э, пилотки. Безфункциональна. Одно служебное рвение и вынос мозга. Поэтому сразу уточнял, что доверять надо только интуиции дедов. Она вырабатывается из опыта.

Опыта касательно этой планеты у меня было мало, но интуиция работала вовсю.

Меня не покидало ощущение, что на меня смотрят.

Я шел вдоль свежевспаханной делянки, прикидывая стоит ли ее огородить, чтоб зайцы не достали. Распределял семена, дозировал фитогормоны, пытался понять куда вставлять батарейку в электростимулятор роста.

Ощущение, что на тебя смотрят, выражается не в холодном поту или будто в затылке свербит, а в общем напряжении. Тебе начинает казаться, что все твои действия оценивают со стороны.

Поэтому копаясь в земле и держа ружье под рукой, пытался разобраться в себе, — может у меня просто приступ паранойи? Один на целой планете, плюс алкогольная неудовлетворенность дает о себе знать?

На границе леса холмы низкие, покрытые пушистыми желтыми цветами. Деревья на холмах тонкие, кривые, будто пытались в спираль завернутся. Ветки растут высоко, а под ними крупные дупла. Птицы, что там живут нелетающие. Сновали по стволам вверх-вниз хватаясь за кору крючковатыми лапами и беспрерывно переговаривались между собой: «пышишишь, пышишишь, пышишишь».

— Ты видишь?! Ты видишь?! Ты видишь?! — слышалось мне.

Точно. Паранойя.

Делянки были засеяны, вопрос об ограждении пока отложил. Это лес рубить, доски готовить. Времени уйдет много и без уверенности в положительном результате. Зайцы настырные, прыгучие, а вращающихся лагов, чтобы вверху делянки установить, у меня нет. Понаблюдаем, а пока надо другие части леса изучить. Может на западе оленей и больше, и ближе. А может еще другая дичь есть? Область на севере вообще неисследованная. Я ни разу реку не переходил. Ниже по течению, есть прямой участок, где она расширяется. Наверняка там брод есть.Походим-поизучаем.

На следующее же утро пошел вдоль реки к упомянутому участку. Далеко углубляться не собирался, просто разведка, поэтому Тяни-Толкая брать не стал. На подернутой зеленой пленкой воде, среди зарослей тростника гуси-лебеди соорудили плавучие гнезда. Вода здесь стоячая, птиц собралось много. Они шумно сорились, попытались подключить к перебранке меня, но я игнорировал хабалок и прошел дальше.

Брод оказался там, где и предполагал. Вода не доходила даже до колен, и я не замочив брюк оказался на другом берегу.

Перед глазами был сплошной камыш. Множество небольших озер, которые к лету станут еще меньше, когда вода спадет. Земля вязкая, виляет между озер и полностью заросла мелкой травой с мохнатыми зонтиками.

Я сделал два шага по берегу и сразу заметил добычу. Животное незнакомое, но мозг услужливо и уже привычно подобрал аналог. Я окрестил его бородатым кабаном, хотя сравнение было условным. Зверюга больше обычного кабана, тело вытянутое и худое. Длинные для свиньи ноги, клыков нет, хотя может небольшие под бородой скрываются. Борода почти до земли свисает.

Бородач не заметив меня, скрылся в камышах. Я, сняв с плеча ружье последовал за ним. Никакой кровожадности, во всяком случае, лишней. Только здравый подход. Мне нужно знать кто это и подойдет ли на роль трофея для будущих охотников. Съедобное ли мясо? Охотники первым делом шашлыка хотят.

Я прошел несколько шагов, услышал шумный «плюх» и плесканье. Отодвинул стволом камыш и увидел, что кабан бодро плывет по озеру. Стрелять сейчас бессмысленно. Не поплыву же я за трофеем в воду. В которой, тоже неизвестно что водится.

Кабан целеустремленно двигался к небольшому островку недалеко от берега, где росло дерево с небольшими грушевидными плодами на ветках. Доплыл, вылез, по-собачьи отряхнулся и затрусил к основанию ствола, где начал копать рылом землю под прошлогодней листвой.

Я осмотрел водное пространство вокруг островка и прикинул, что обратно он вылезет там же, где и полез в воду. Другие берега слишком далеко.

Чтоб не стоять и не пялится, как животина завтракает, вернулся и осмотрел землю.

Точно. Тропа. Он здесь постоянно кормится. Может не один. Подождем.

Трава была пышной, очень зеленой и чистой. Меня охватило романтическое желание лечь и ни о чем не думать. Я так и сделал, положив ружье рядом с собой.

Не думать не получилось. Из головы не выходил силуэт бежавший из-под фар. Хищное, резкое движение. Кто это мог быть? Волк? Силуэт был выше. И ветки качались уровнем выше волчьего роста. Если только он не поднялся на задние лапы. Все-таки я еще очень мало знаю о здешних обитателях. Хотя живу здесь три месяца почти.

Я отломил стебелек травы, засунул в рот и смотрел в небо. В ярко-синем небе плыли облака. Рай, как сказал Сергей Эдуардович. Что в этом раю водится?

На меня капнула вода. Я отмахнулся и продолжил размышления.

Мне все равно нравится моя нынешняя жизнь. То недолгое время, что я проработал грузчиком, меня напрягала необходимость вставать по звонку, куда-то идти, слушать хамоватое начальство. Это несмотря на то, что в армии всего этого было в разы больше, но там это воспринималось естественно. До того случая с Мишкой Ефимцевым. Может поэтому и стал принимать в штыки любое руководство над собой?

На меня снова капнула вода и только сейчас я сообразил, что это ненормально. Дождя нет.

Я скосил глаза. Надо мной стоял кабан, с которого стекала вода.

Он что? Два желудя слопал и сразу обратно? И как он так тихо подошел?!

Кабан стоял, ничего не предпринимал и судя по всему пытался понять, что это на его пути валяется?

Рука потянулась к ружью. Кабан рванул!!!

…пролетел мимо меня и галопом скрылся в камышах. Уже понимая, что бесполезно, но и как прошлый раз с зайцем, сработал инстинкт, — «бежит, стреляю», я оторвав поясницу от земли, выстрелил вслед.

Камыш покачивался, я вставал, стряхивая брюки. Расслабился, блин.

Ладно, другого найдем. Я пошел дальше, но наткнулся на овражек. Небольшой, но у меня стойкая неприязнь к любым оврагам после той истории со змеями. Пришлось возвращаться. Вокруг озера? заросли, в которых может прятаться обрыв. Единственный приемлемый путь, была та самая кабанья тропа. Я пошел следом за сбежавшим шашлыком.

Таволга или что здесь растет, была заломлена. Значит кабан споткнулся. А значит пулю все же поймал. Я прошел еще шагов десять и услышал хрип. Ближе подходить не стал, он мог увидеть меня и убежать из последних сил. Ищи его потом. Додумать мысль не успел, кабан затих.

Туша весила не меньше семидесяти килограммов, и я пожалел, что не взял с собой Тяни-Толкая. Бросок на север был на сегодня закончен, надо было тащить кабана домой.

Армейская подготовка пригодилась, дотащил тушу, положил на заднем дворе отеля, взял на кухне тесак и стал прикидывать, как резать. Мои познания были весьма общими, отец этому не учил. Не успел или просто не хотел, чтоб я по его стопам пошел. Учили уже в армии, но я основательно подзабыл. И тут обратил внимание на одну странность. На кабане не было ни кровинки. Начал исследовать тушу и не обнаружил входного отверстия. Ни от пули, ни даже дробинки. Мне вспомнился оглушенный заяц и я невольно проверил жив ли кабан. Он был мертв, — это очевидно, но я убей бог, не мог понять — как? От страха что ли?

Разгадка обнаружилась неожиданно, — во время разделки. Все внутренности кабана были разворочены, а на брусчатку упала пуля.

Она ему точно в задний проход влетела. Пуля Бреннеке полая, — влетела, раскрылась и загуляла.

Из-за моей неопытности на разделку ушел весь день. Мясом забил холодильник, часть замариновал, завтра запеку или зажарю. Голову, требуху, шкуру засунул в целлофан, залежи которого оставались после строителей и тоже засунул в холодильник. Нужно будет выбросить, но подальше от базы. Завтра с Тяни-Толкаем пойду на разведку на восток, там, где-нибудь и выброшу. Наверняка не пропадет. Не волки, так кто-нибудь другой утилизируют.

И снова задумался что за хищники здесь водятся?

Долго убирался во дворе, не предназначенном для разделки туш. Для этого, по идее, надо было за ворота выйти, но не хотелось резать мясо и одновременно смотреть во все стороны. И именно из-за хищников. Могли набежать на запах крови.

Смыв кровь, ушел ужинать. Не мясом, оно на завтра замариновано. Разогрел «кусочки курицы с апельсиновым соусом и рисом» в ослепительно-оранжевом пакете с надписью через всю упаковку «Weidao wangguo!!!». Схомячил шоколадный батончик. Хорошо, что я на свежем воздухе физической работой занимаюсь, иначе бы уже разжирел. Взял с собой в сторожку бутылку лимонада, которую допил уже в центральной комнате, где и оставил.

Лег на кровать с книжкой на обложке которой брутального вида парень выглядывал из-за угла с пистолетом в руках. «Террористы-оборотни вернулись» гласил заголовок.

Узнать откуда они вернулись мне было не суждено. И не потому что предыдущей книги у меня не было, а потому что только голова коснулась подушки, я почувствовал, как сильно устал. Уснул настолько крепко, что сигнальный рожок распахнутых ворот услышал не сразу.

Глава 27

Сигнал не перестает гудеть пока не закроются ворота. Это можно было исправить в настройках, но я, после ночного происшествия, не стал этого делать.

Спал так крепко, что проснулся не от гудка, а от другого звука. Рядом с дверью зазвенело. Я оторвал голову от подушки, мгновение сонно соображал, что происходит, прежде чем понял, что в соседней комнате только что упала пустая бутылка. Это способствовало пробуждению даже сильнее, чем гудок, который я наконец расслышал.

Сторожку не запирал, но с недавних пор стал закрывать на замок дверь в спальню. Я расслышал и шаги у двери. Мягкие, быстрые, но перепутать ни с чем было нельзя.

Кто-то стоял с той стороны.

Я схватил заряженный дробовик, который давно уже брал с собой и держал у кровати. Нажал кнопку предохранителя за спусковым крючком и навел на дверь.

Ничего не происходило. Несильно колотилось сердце. Я был будто в боевом режиме, а он более понятен, чем режим неопределенности. Не такой пугающий. Там враг, у меня оружие.

Я сдержал позыв пальнуть из обоих стволов. И даже не потому, что хрен его знает, что там за тварь, мне просто было дверь жалко. Кроме того, хотелось перенести поле боя наружу, раз незнакомец проник внутрь. Вдруг знал, что делал.

Выл гудок. Не отводя ружье от двери, другой рукой, я потянулся к планшету. Развернул и найдя на экране значок, закрыл ворота.

Наступившая тишина била по нервам сильнее, чем раздражающий звук сирены. По ту сторону двери не доносилось никаких звуков, но я был уверен, что ночной гость там.

Я продолжал водить пальцем по планшету. Активировал Тяни-Толкая. Никуда ты тварь, отсюда не уйдешь. Я узнаю кто ты.

Дверь вздрогнула.

Я тоже.

Кто-то пытался войти. Ручка слабо пошла вниз. Остановилась и снова двинулась, только более уверено. Будто стоявший с той стороны не знал, что это и как пользоваться.

Ручка опустилась, запертая дверь дернулась.

— Свет! — приказал я.

Робот услышал. Полоска пробилась сквозь дверную щель. Окна с моей стороны смотрели на забор, но свет отразился и там.

Ручка с щелчком вернулась в прежнее положение, послышался шорох.

— Шагом марш!

Раздался тихий стук по брусчатке, свет под щелью двери сдвинулся, мелькнула тень. Неизвестный с грохотом покидал мое жилище.

Я соскочил с кровати, щелкнул замком, рывком открыл дверь, не опуская ружья.

Бутылка, которую я оставил на столе тихо катилась по полу, пересекая световую дорожку.

Хлопнула входная дверь. Я кинулся следом, выскочил во двор, только, чтобы успеть заметить, как мелькнула тень через ворота. Тяни-Толкай продолжал бодро шагать, слепя фарами мне в лицо.

— Стой! Раз-два!

Я бросился к воротам и прислонил лицо к решетке.

Небо начинало светлеть, но лес вокруг, по-прежнему был черным, неприветливым. Никакого движения не видно.

Меня эта тварь не боится. Боится трехметровой махины с горящими глазами.

Спать я больше не ложился, дождался рассвета, загрузил Тяни-Толкая припасами, подумав спустился в оружейную и после недолгого выбора взял с собой еще и СВТ-40. Нарезное оружие для дальней дистанции несравнимо лучше дробовика. Патроны хранились в простых пачках. Немаркированных и бумажных. Я разорвал две. Десять патронов в магазин, десять в запасной и на пояс. Двадцать, вместе с винтовкой прикрепил к вращающейся крышке в боку Тяни-Толкая. Туда же примостил винтовку. «Зубр» в руках.

Закрыл все постройки, пожалел, что здесь нет никакой активной защиты, кроме «Суеты». Повторно пожалел, что нет видеокамер.

Перед выходом внимательно осмотрел площадку перед воротами и землю вокруг, ища следы. Площадка была чистой, трава примята, как и прошлый раз, но понять кто это, по следу, не мог.

Но я мог проследить откуда он пришел.

Шел уже час. След вел на восток. Еще через три часа был около мною же сооруженных делянок. Проверил их, — все цело. Хотя трава рядом тоже примята. Но это могли быть любые животные, необязательно мой ночной гость. След на траве всегда зыбкий, плохо различимый, единственно пока роса жива, можно что-то определить. Не форму, только направление. Отец бы наверняка смог понять больше, но все мои навыки следопыта закончились в тринадцать лет. А без практики я был на уровне первоклашки. Кое что из «следопытского дела» привили в армии, но уровень не тот.

След потерялся, когда начались холмы. Роса высохла, а каменистая земля, которую я, согнувшись, изучал чуть ли не в упор, следы показывать не хотела.

Я стоял зло кусая губы и думая, что делать дальше? Не хотелось уходить несолоно хлебавши и ждать пока неизвестный опять ко мне вломится. Надо выяснить кто это и решить вопрос раз и навсегда. Вдруг выяснится, что это милый, пушистый зверек из любопытства ко мне забрел, в надежде подружится и разжиться морковкой. А что бегает? Так, стеснительный, наверное. Тут же вспомнились резкие движения не свойственные травоядным. Похоже, что разбираться придется по-другому.

В небе громыхнуло. Неожиданно. Туч не было еще полчаса назад. И не вовремя. Вот если бы после дождя неизвестного преследовать, то следы были бы отчетливо видны, а теперь все смоет. Поиски можно прекращать.

Я зло развернулся и сделал шаг по направлению к роботу.

Дикий, страшный вопль, раздался за холмами. Ему тут же вторил еще один и еще. Через несколько секунд, полные нечеловеческой боли крики слились в хор. Казалось за невысоким белым кряжем совсем недалеко раскрылся Дантов ад.

Отойдя от первоначального шока, я направился в ту сторону.

Это была все еще незнакомая мне местность и двигаясь меж холмами, я неожиданно наткнулся на небольшую речушку. Если даже ее перейду, хотя неизвестно, где здесь брод, то заблужусь окончательно.

Я плутал около часа между холмами, переросшими в этой части леса в небольшие каменные скалы. Причудливые, местами сросшиеся меж собой они создали небольшой лабиринт.

Крики давно замолкли, но шел я осторожно, держа оружие наготове, надеясь, что это просто местные обитатели развлекались. Безобидные голосистые зяблики. Трещат же у меня со стороны реки какие-то неизвестные птахи. Тоже звук странный и ничего. Засыпаю под него.

Нет, не зяблики. Я не могу сказать кто это был. Не птицы точно. Слишком крупные кости и разбросанные куски мяса принадлежали кому-то более массивному. И перед смертью они точно не пели от радости.

Я уже видел такую поляну, красную от крови. Загнали еще одно стадо. Как и прошлый раз, не было голов.

Мне послышался звук под навесом скал, я развернулся в ту сторону и чуть было не выстрелил.

— Эй. — На звук голоса вылетели только птицы. Мелкие попугайчики. Такие же меня преследуют на базе всегда. Прятались что ли?

Я уходил тем же путем, что и пришел. Стараясь не издать ни звука.

Попугайчики спикировали на куски мяса и стал их терзать. Они еще и падальщики, оказывается.

Я прошел пятясь задом, несколько шагов, когда мое внимание привлек один из камней на земле. Точнее отпечаток на белой поверхности.

Я стоял и глядел во все глаза, не в силах сделать больше и шага. Столько искал сегодня какие-нибудь следы. И вот наконец, нашел.

На белом камне отпечатался красный след. След босой человеческой ноги.

Пошел дождь. В свете озарившей каменные стены молнии увидел сложенный у валуна спиральный узор из костей. Украшен мелкими камнями и перьями. Похоже пытались изобразить человеческое лицо.

На базу мы с роботом вернулись затемно. Я опять шел почти к нему вплотную, с риском получить ногой по уху. Темнота нас в этот раз не потревожила.

Человечество вышло в космос более двухсот лет назад. Более ста лет назад стало колонизировать планеты. Последние лет двадцать, с развитием новых технологий, получило новый импульс. Но еще ни разу не встретило инопланетян. То есть, никого разумного. Космическая фауна в изобилии паслась на своих планетах, перекочевав в учебники космологии, но никого с кем можно было бы «вступить в контакт», не было.

Если не вдаваться в философские дебри — разумно ли считать разумными существ, схожих с людьми внешне, но при этом рвущих на куски ради забавы других существ, то кажется я только, что чуть было не «вступил в контакт».

Хотя нет. Вступил. Одна из подошв опять была изгажена кровью и кусками требухи.

Встречу с инопланетянами, я себе всегда представлял несколько иначе.

Да и люди ли они? Хотя это опять схоластика. Склонность к искусству, во всяком случае, у них есть. Перед глазами стоял кровавый узор из костей. Довольно сложный.

А почему я говорю во множественном числе? Я только один след видел. Хотя вряд ли такую резню один человек сотворил.

Сидел, жевал бутерброд, думал, что делать дальше. Они обо мне знают. Или, во всяком случае, один из них. На базу не напали, как я понимаю из страха перед Тяни-Толкаем. Но осмелели настолько, что уже во второе же посещение, пролезли ко мне в сторожку. Из чего следует еще и то, что они наблюдали за отелем, раз знали где меня искать на территории лесничества.

Основной вывод, наверное, такой — раем планету, во всяком случае, эту часть, называть больше нельзя. Открытие охотничьего сезона под вопросом. Из охотников самих добычу сделают. Сообщить об этом я никак не могу. Связь односторонняя и не прямая. И сидеть мне здесь еще три месяца.

Простейший вывод — снова включить «Суету».

Сидел и гонял эту мысль в голове. Придвинул к себе рулон, раскрыл и уставился на красный значок с белой буквой «С» в центре и кривыми линиями по бокам. Одно нажатие. Прямо сейчас. Мгновенно включатся восемь черных ящичков по периметру забора. И я могу спокойно идти ложится спать. Все живое в радиусе десяти километров тут же кинется во все стороны. Мурашки страха будут бегать у любого и за пятнадцать-двадцать километров от базы. Волна ужаса накроет и туземцев, и оленей с волками, и даже похотливого гиганта, подбиравшегося к Тяни-Толкаю.

Оставшиеся три месяца я могу жрать в три горла, не вылезать из постели, читать бульварные книжонки и плевать в потолок.

Когда придет извещение о прилете охотников, выключу «Суету», встречу и объясню ситуацию.

Сидел, медленно возил планшет по столу и не мог себя заставить нажать на значок.

Три месяца работы насмарку. Дело даже не в делянке. Там не так много труда. Но все животные, вернувшиеся сюда недавно, снова исчезнут. Прилетят охотнички-олигархи и что я им покажу? Пустые леса? Первый вопрос который мне зададут, — а ты не спятил ли дружок? Может тебе привиделось? Или наркоту, какую природную местную нашел? Сергей Эдуардович, ты кого нам в егеря? подсунул? Ты за кого поручился? Он или бездельник или чокнутый. Или и то, и то.

Подведу хорошего человека, помогшего мне в трудный момент. И снова вернусь на Землю. В Сыктывкар, где ни денег, ни работы, ни… да ни хрена там нет. Меня и так никуда не брали, а теперь в придачу еще и волчий билет неумехи и вруна получу.

Собственно, а что я видел? Мелькнувшую тень, и кровавую баню. Да. Здесь есть люди. Назовем их так условно. Но стоит ли их боятся? Опасаться, разумеется, стоит, я видел на что они способны. Но и я не лыком шит. Я космодесантник, мать вашу. Вооруженный.

Я встал и стал расхаживать по кухне.

Может их тут несколько человек всего? Небольшое племя. Пока непуганое. Но это легко исправить. Есть смысл спровоцировать столкновение, тем более, что они сами просто напрашиваются на него.

Никакое защитное общество не вмешается. Они просто не знают о существовании этих ребят. А если б и знали, с меня взятки гладки — в чистом виде самозащита. Да об этом даже думать смысла нет — я в своем праве. И для себя лично я никаких моральных препятствий не вижу. Это действительно самооборона. Не в гости ко мне залазили. Эти ребята убийцы.

Одного из них можно взять живым. И уже после этого включить «Суету». Мне будет что предъявить. Точнее «кого». Но это крайний вариант

Лучше всего их шугануть. По-настоящему. Просто, чтобы работать не мешали. А когда прибудут хозяева, поставить перед фактом, — охотничьи угодья готовы, звери прикормлены, извольте на номера. Да, кстати, тут дикари пошаливали, но и с этим уже разобрался. А что с дикарями делать пусть сами решают. В горы загнать или этнографов приглашать, мне все равно. Я не хотел терять эту работу. Эту жизнь, если хотите. Один, никому не подчиняешься, ни перед кем ни отчитываешься, гуляешь по лесу, дышишь свежим воздухом.

Одиночество — это выбор. Взрослый, сознательный. Когда окончательно понимаешь, что счастья в жизни добиться невозможно, начинаешь не искать радости в жизни, а отсеивать горести. Да, ты лишаешься общения. Но все познается в сравнении. В одиночестве не бывает скандалов, недопонимания, раздражения, во всяком случае, лишнего.

Если вдруг начинает тянуть завести роман, то нужно вспомнить свой предыдущий, неудачный опыт на романтическом поприще. И дать себе несколько легких пощечины — нельзя, нельзя. Это плохо кончится. Причем для нее тоже.

Что я в городе забыл? Ночные клубы? Никогда там не нравилось. Только если с девчонками знакомится. С ними мне и раньше не везло, а теперь и я им не интересен. С такой-то рожей. Да и не уживусь я ни с кем. Я не то, чтобы женщин перестал любить. Я перестал любить людей.

К слову о людях. Даже к лучшему, что я теперь знаю, кто мне противостоит. Не мифическое создание, а просто люди. А как справляться с людьми, я знаю.

Замаринованное мясо готовить времени нет. Завтра.

Спал в обнимку с дробовиком.

Я не кровожадный человек. Никогда не провоцирую конфликтные ситуации, а ежели случайно оказался в таковую втянут, то без нужды не быкую. Это даже не пресное желание «решить все миром». Есть персонажи которые искренне не понимают доводов, пока не вколотишь их вместе с кулаком в голову. Это понимание, что в любой ситуации надо разобраться. Понимание, приходящее вместо с жизненным опытом.

Но данная ситуация изначально под разобраться подразумевала только драку. «Решить все миром» с аборигенами не получится. Я представляю себе какого-нибудь замечательного мыслителя-гуманиста который мог бы написать не менее замечательную книгу о недопустимости вмешательства растлевающей цивилизации в чистую жизнь детей природы и даже с удовольствием бы ее почитал. Но сейчас дети природы находятся на уровне развития «выживание любой ценой», который изначально подразумевает верховенство права сильного. Насколько помню историю, на Земле такой период длился около пары миллионов лет. Я бы мог пофилософствовать, что он по-прежнему продолжается, только принял относительно цивилизованные формы. И что мы все по-прежнему дикари, только научились лицемерить и скрывать это. Мог бы, но не буду. Как я уже говорил, не люблю схоластику.

Допускаю, что разумнее было бы закрыть лесничество, эвакуироваться и прислать сюда этнографов, чтобы они изучали аборигенов, умиляясь и млея. Допускаю. Но так же вижу вариант, что этнографы сами по себе, а лесничество само по себе. Я не верю, что мое присутствие как-то исказит развитие местных аборигенов. Они суровые ребята и еще минимум несколько веков таковыми и будут. Жестокими, как и сама жизнь. И я, как и они, просто принял ее правила.

Основное правило простое. Врага надо убить. А мы враги. Я не ставлю задачу перебить их всех. Но мне надо отвадить их от базы.

Глава 28

Организация засады на территории контролируемой противником, дело хлопотное. Главный фактор — скрытность, сходит если не к нулю, то где-то рядом. Слабое знание местности, плюс местное же население, которое с высокой долей вероятности, вас обнаружит.

В моем случае, все еще хуже. Я знаю, что за мной наблюдают, хоть и не знаю с какой непрерывностью. Поэтому мысль о том, чтобы организовать в лесу множество ловушек и заманив туда врагов, всех поубивать пришлось оставить сразу. Я очень люблю смотреть художественные фильмы, где главный герой за пару часов сооружает в лесу штук десять ловушек. Идут враги, а им навстречу решетка с кольями из-под листвы поднимается. Они, теряя подельников бросаются в сторону и попадают в вырытую яму, тоже с кольями. Оставшиеся бегут дальше, а на них со всех деревьев бревна с кольями и камнями падают.

Интересно, сценаристы пробовали выкопать яму в лесу? И понимают сколько времени занимает сделать такую кучу кольев? Найти подходящее дерево, с подходящей толщины ветками, отрезать их, очистить, заточить. Не говоря уже о том, сколько труда и времени займет заготовить хотя бы одно бревно? Потом сколотить решетки, нарезать веревки, рассчитать вес и место.

Враги, если заглянут в эту столярную мастерскую, сразу сдадутся, только из уважения к главному герою.

Но смотреть на это в кино, я люблю.

Как уже говорил, я не кровожаден. Поэтому планом «А» был захват ночного гостя живьем.

В ящиках, что я с Тяни-Толкаем привез от места высадки было много охотничьего инвентаря. В том числе и капканы. Я сунулся туда, но они все оказались не охотничьи, а щадящие, самый крупный из которых рассчитан на волка. Щадящие капканы — это такие рамки из толстой проволоки. Когда животное проходит сквозь них, задевает язычок. Рамки стягиваются, «хватая» соболя или куницу.

Подвергнув сомнению, что ночной гость полезет в стоящие посредине комнаты рамки, я приготовил самую примитивнейшую из ловушек. Каждую ночь перед сном протягивал в дверном проеме центральной комнаты проволоку. На уровне ног. Спать ложился в этой же комнате, на полу, в углу, возле плиты, проверив, что меня не видно со входа. По одну сторону дробовик, по вторую самодельная дубина которую многие из нас мастерили еще в отроческие годы.

Отрезал сорок сантиметров садового шланга, застрочил, засыпал внутрь дроби и песка в пропорции пятьдесят на пятьдесят и застрочил второй конец. При ударе «начинка» смещалась к концу трубы, усиливая удар.

Лежал и ругался про себя, что среди инвентаря нет транквилизаторов. Насколько было бы проще.

Первые две ночи прошли спокойно. Сам никуда не ходил, днем готовил кабанятину. Получилось неплохо, но мясо было жестковатым. Ничего, к лету отъедятся. Тяни-Толкая я запер в гараже и на ночь отключал звуковой сигнал ворот, чтобы не спугнуть гостей. Хотя, они не пугливые, прошлый раз гудок не остановил.

Пока лежал в голове роились самые нелепые мысли. Кто ко мне лезет, и зачем? Я ж вообще ничего о них не знаю, кроме милой привычки резать травоядных в больших количествах.

А может именно у этого, кто ко мне шастает, мирные намерения? Он ведь один приходил прошлый раз. Несчастный изгой пришел просить помощи у неведомого пришельца с могучим зверем в подчинении?! Может он из другого племени и прячется от банды варваров? Сюда его ведет тяга к прекрасному? Не в смысле ко мне, а к правильности линий здания? К необычному и красивому виду? Так зарождается человек разумный?

Мне надо перестать читать беллетристику на ночь.

Третью ночь я лежал там же, в углу, чтобы не быть видимым со входа. Ночь была светлая, как и всегда здесь. Одна из лун неизменно была на небосклоне. Даже днем. А в эту ночь светили обе.

Уткнувшись головой в теплый алюминий плиты начинал дремать, когда услышал, как скрипнула дверь в сторожку. Но входные ворота не открывались. Учится парниша потихоньку. Прямо не попер. Через забор где-то перелез.

Сон пропал, сердце забилось чуть сильнее. Кажется, у меня раздувались ноздри.

Шаги были настолько тихими, что я их не столько слышал, сколько чувствовал. Это тоже из-за адреналина. Долгожданный гость был в нескольких метрах от меня и сейчас появится в проеме.

Я сжал резиновую дубинку покрепче готовясь вскочить и врезать визитеру по голове, когда он растянется споткнувшись о проволоку.

И тут он появился в проеме. Я чуть не выронил оружие из рук.

Это был не человек! У массивного сгорбленного силуэта в проеме во все стороны торчала шерсть. На голове короткие рога. В мощных руках что-то вроде короткого копья.

Существо сделало шаг вперед, споткнулось и с уханьем полетело на пол. Копье стуча по доскам улетело под стол. Я будто очнулся, вскочил и от души врезал гостю дубинкой по рогатому затылку.

Раздался хруст. Похоже, я проломил ему череп. Но почему так громко?!

Чудовище хрипло рыкнуло, начало подниматься, я замахнулся для нового удара, но меня отвлекло рычание. Рычала не валявшаяся на полу тварь, а новая, в дверном проеме. Такая же рогатая.

Их двое. И второй, пригнувшись и пронзительно визжа уже летел на меня.

Оружия я у него в руках не заметил, но это не значит, что его не было. Отскочил в сторону, ударившись об стол, выставил вперед руку, чтобы схватить нападавшего за руку или что там? Лапу.

Дурость. Не бой в ограниченном пространстве, а ладушки какие-то.

Второй нападавший, точно так же споткнулся о проволоку про которую я, в суматохе успел забыть и упал на пьяно поднимавшегося первого.

Дальше продолжать рискованно. Это не люди, как их брать живыми я не представляю. К тому же их двое. А может и больше. Я не знаю, что там на улице.

Развернулся и бросился к лежавшему у стены ружью. Меня схватили за ногу, я тоже полетел на пол, успев схватить оружие. Развернулся, вскинул, целясь в копошащуюся массу над моей ногой…

Ногу резко дернули, пронзительная боль укуса, ружье задралось и выстрел пришелся в потолок. От дуплета в закрытом помещении оглох даже я, что говорить о непривычных к такому нападавших.

Оба вскочили, бросились к выходу. Первый снова свалился, споткнувшись о проволоку. С перепугу забыл или просто не понимал природы этого явления. Второй так же полетел вслед за ним. Но ребятки были очень быстрыми, мгновенно вскочили и бросились на выход. Я выстрелил вслед. Дикий рев. Ярость, смешанная с болью.

Бросился за ними. Нет. Не уйдете. В этот раз не упущу.

Может быть и ушли бы, но я, выскочив с ружьем наружу увидел кровавый подтек на заборе.

Резвые ребята. С ранениями, за несколько секунд заскочить на трехметровое ограждение.

Следом не полез, выбежал через ворота и помчался к той стороне.

Дождь шел два дня подряд и закончился только вчера. Земля сырая, вязкая, мешала бежать, но следы на освещенной лунами земле виднелись отчетливо. Двое, ранены. У одного череп проломлен, у второго огнестрел. Кровотечение судя по всему, усилилось, отпечатки босых человеческих ступней заливало кровью.

Теперь я просто обязан был их догнать, хотя бы для того, чтобы просто понять, что это за существа такие с человеческими ногами.

На охотничьем азарте забежал в лес и понял, что мои планы, в очередной раз идут прахом. Сквозь густую крышу веток лунный свет до земли не доставал, и я потерял след. Не желая сдаваться сначала просто шел в ту же сторону, куда они, потом понял, что идут они в сторону холмов, где я дважды натыкался на кровавую баню.

Я не бежал. Летел. За засаженными овсом и клевером делянками, через час ходьбы начиналась тянущаяся вдоль холмов ложбина. Та самая, где я встретил зайца. Не пройти через нее они не могут. Если забраться на холм, обязательно увижу. Ребята крепкие и лес знают, но ранены, а идти им несколько часов. Ослабнут и обязательно замедлятся.

Несся по лесу и вспоминал добрым словом прапорщика Чемериса, гонявшего нас до седьмого пота и учившего ориентироваться в ночном лесу.

Дыхалку берег, на холм, где стрельнул зайца забрался почти незапыхавшимся часов через пять. Залег на краю у кустов и стал ждать. Ложбина передо мной как на ладони. Пройти раньше меня они не могли. Скоро появятся.

Приготовил ружье и снова пожалел, что не взял нарезное. Если выйдут из леса недалеко, это хорошо, достану пулей. На близком расстоянии убойная сила турбинки страшная. Если пройдут вдалеке, придется спускаться и по-тихому догонять, чтобы подойти на расстояние выстрела. Плохо, что я не знаю куда именно они идут, только общее направление.

Второй раз за ночь лежал и ждал гостей. По-прежнему лезли дурацкие мысли, но я запретил себе делать какие-то предположения и выводы. Вот постреляю их, рассмотрю поближе.

Крепкие ребята. На залитую лунным светом ложбину вышли уже через десять минут. Один хромал, но шел сам. Кажется, он чем-то себя перевязал. На правом бедре выпуклость. То есть еще остановку сделали. Я чуть не опоздал.

До них больше ста метров. Несколько мгновений колебался. Если не попаду с первого раза, могу продолжать стрельбу до результата, боезапаса у меня полно. К тому же, полуавтомат. Потом подумалось, что такие резвые ребята могут быстро пробежать короткую ложбину и укрыться в холмах, ищи их потом. Лучше подойти на расстояние уверенного выстрела. Я быстро спустился и стал огибать холм, как прошлый раз, когда охотился на волка.

Успел пройти по кустам шагов десять, когда кто-то схватил меня за ноги, небо опрокинулось, ружье вылетело из рук, а мою тушку потащили по земле.

Ветки хлестали по лицу, каменистая земля сдирала кожу с многострадальной головы. Кто-то рычал. Хрипло и злобно. Сначала один голос, потом к нему присоединились еще. Ногу будто тиски сжимали.

Я пытался выпрямится, схватить эти тиски, но не мог согнутся, тащили слишком быстро. Тогда начал хвататься за кусты, но только сломал пару веток и ободрал ладони. Тащивший все же притормозил. Остановился, повернулся, на фоне белесой луны я успел увидеть огромные ветвистые рога и огромные загнутые клыки, почувствовал смрад из пасти, и тут существо обрушило мне на голову удар.

* * *
Голова не болела и это было странно. На Вертажо Эридана и на Земле, после ударов она болела все время. На Земле еще с похмелья, но это позже.

Было тяжело дышать, воздух тяжелый, спертый, а когда прилетал редкий ветерок, то облегчения не приносил, в нос летела гарь.

Танцующие звери напоминали мамонтов, но мамонами не были. Хотя откуда мне знать, как они выглядят? Прежде я их никогда не видел. Только в кино, но, как уже упоминал, кино я не верю. Но смотреть люблю.

Животные танцевали, вокруг них прыгали рогатые фигурки с копьями. Пацан рисовал. Или это ветки, чтобы животных кормить. Тогда девчонка.

Рисунки танцевали в неровном свете костра. Наскальная живопись покрывала и потолок и стену. Может быть и дальше, но дальше я видеть не мог, для этого надо было повернутся, но этому мешали веревки, которыми я был связан.

Перед глазами вдоль стены бегал ребенок лет семи-восьми. Рогов не было, и его можно было бы принять за человеческого детеныша, если бы не шерсть, которой он был покрыт. Несмотря на сложность ситуации мне хотелось взглянуть на его лицо, чтобы узнать, как выглядят троглодиты, которые меня повязали. Но пацан или девчонка, по движениям не разобрать, почти не поворачивался ко мне, хищными движениями творил у стены. Судя по картинкам, нарисованным при мне, всю остальную пещеру разрисовал тоже он. Я не искусствовед, но мне кажется для ребенка эпохи палеолита, неплохо.

Кроме нас в пещере больше никого не было. Несколько раз слышал какие-то звуки позади себя, видимо где-то там был выход, но не близко. Кажется, мы глубоко в темной норе. Я так уж точно. С тех пор, как очнулся, юный или юная Пикассо дважды подбрасывал хворост в огонь, чтобы тот достаточно ровно горел и освещал его каменный холст. Но даже в эти моменты я не мог разглядеть лица. Неровный свет не выхватывал черты, оставляя их всегда в тени.

Все-таки это были не мамонты. Ребенок рисовал стадо, состоящее из тех похотливых гигантов, один из которых пытался обесчестить Тяни-Толкая.

Очень хотелось пить. Недалеко от костра стояла какая-то посудина и однажды первобытный художник подошел и высоко задрав голову пил из нее.

Жажда стала невыносимой, и я не выдержал.

— Эй! — голос у меня был хриплый. А в гулкой тишине пещеры показался чужим.

Ребенок быстро оглянулся на зов и посмотрел на меня.

— Пить, — попросил я.

Он не реагировал и продолжал молча смотреть.

— Пить, — повторил я и указал головой на посудину.

Художник встал, подошел к ведру и показав на него, что-то прорычал. Непонятное, но с вопросительной интонацией.

— Да, да. Пить хочу. Дай воды.

Он без эмоций кивнул, поставил ведро перед собой и встал над ним, сложив руки на паху. Зажурчало.

Скотина.

Он подошел ко мне с ведром и протянул.

Я отвернулся. На меня полилось теплое. Поганец захихикал.

Зато теперь я знаю, что он пацан.

— Сука! — кажется я противоречу сам себе.

Он меня, конечно не понял, но интонации было достаточно. Поставил ведро на место и поднял камень с пола пещеры. Я не мог понять, что он собирается делать пока камень не прилетел мне в лицо. Разбил губу, но зубы целы. Это хорошо, так как стоматолога на планете нет. Хотя мне он уже, кажется не понадобится. Странно почему сразу не убили? Наверное, я им интересен так же, как и они мне. Интересен и непонятен.

Пацан не успокоился и бросил следующий камень. Маленькая меткая сволочь. Синяк под глазом будет.

Первобытный художник забыл о своей любви к искусству и нашел себе новое развлечение. Снова подобрал камень.

Я попытался прижать лицо к земле, но помогло это не очень, теперь камень прилетел в ухо.

Больно. И бесит собственная беспомощность.

Позади послышалось требовательное рычание. Судя по стуку пацан бросил камень на каменистую землю.

Я поднял голову, чтобы посмотреть, но ничего не увидел. Только услышал, как кто-то подошел сзади, меня снова схватили за ноги и потащили. Без того расцарапанное и битое лицо собирало щебень с пола пещеры.

Меня вытащили наружу, где вовсю уже светило солнце. После полумрака пещеры оно слепило, я жмурился, но смог разглядеть косматую толпу. Она негромко голосила, собравшись на чем-то вроде импровизированной, засыпанной песком, площади.

Меня поставили на ноги, я снова увидел рога и зубы. Проморгался, чтобы приглядеться получше.

Существо передо мной засопело, схватило себя за голову и рывком содрало с нее волчий череп с оленьими рогами.

Низкий скошенный лоб, глубоко посаженные глаза и выступающие надбровные дуги. На меня внимательно смотрело человеческое лицо. Самый обычный человек, хоть и со звероподобным взглядом.

Глава 29

Массивная, заросшая волосам (волосами, не шерстью!) ладонь держала мое лицо и вертела его в стороны, рассматривая. Пока вертела, дала и мне возможность разглядеть окружающих. Это все-таки были не люди в земном понимании, но очень похожи. Если бы была необходимость назвать самое главное отличие от нас, я бы назвал челюсти. Массивные, тяжелые. Нижняя выдается вперед.

— Инда макай! — сказал державший меня звероподобный абориген, — макай чжари гхара.

Это он не мне, а куда-то в сторону, продолжая с интересом меня рассматривать.

Вокруг было множество этих ребят. Не меньше сотни. Некоторые сняли шлемы, будто чтобы я мог убедится, что все они люди, а не только тот, что держал меня. Черепа они носили как шапки — волчьи, медвежьи, тигриные. К некоторым прикреплены рога. У большинства будто коровьи, что странно, так как коров я здесь не встречал. Группа мужиков постарше, с надменностью в глазах носили вычурные пятнистые шкуры. На их черепах-шлемах красовались рога оленьи.

Сначала мне показалось, что они просто кутались в шкуры, но приглядевшись, убедился, что это именно одежда, пусть и грубая.

Женщины и дети наличествовали, но стояли позади, поэтому я не мог их толком разглядеть. Эти черепов не носили.

Впрочем, через мгновение у меня появилась возможность разглядеть одну из них. С воем и плачем из толпы выскочила низкорослая баба с вислыми щеками. Что-то с ненавистью крича вцепилась мне в волосы.

Державший меня абориген поморщился и оттолкнул ее. Она улетела в сторону с прядью моих волос в руках. Продолжая голосить, переваливаясь как утка подбежала к одному из соплеменников лежавшему у стены на куче сухой травы. Бухнулась на колени и стала раскачиваться.

У лежащего распухло и посинело бедро. Огнестрел. Это один из тех, кто ко мне ночью приходил. Да он пацан совсем! Лет шестнадцать. Но крепкий. Широкогрудый, плечистый. Сейчас бледный, тяжело дышит и на героя не похож. Дробь или пуля, скорее всего, внутри остались. Антибиотиков здесь нет, сепсис уже начался. Не выживет.

Интересно где второй? Которому я черепушку пробил. Теперь как понимаю, не его, а звериную, что как шлем надета была.

Звероподобный о чем-то спросил меня. Речь отрывистая, будто лай. Отвечать было нечего, я промолчал. Он повторил и встряхнул меня как куклу.

— Да не понимаю я, отвали! — огрызнулся я.

На его лице отразилось изумление. Он опять что-то спросил. Не зло, удивленно.

— Мой твоя не понимай, Чингачгук хренов! — ответил я.

Абориген с удивлением трогал мою одежду, подергал за ремень, остановил ладонь на бедре, где прикреплен нож. Обыскать меня, пока я был в отключке, видимо не удосужились, или обыскали поверхностно, а не как учил прапорщик Чемерис, способный обнаружить на теле противника такие отверстия о которых тот сам не подозревал. Или проделать их. Поэтому небольшой нож все еще находился в подвязе. Воспользоваться им я не мог, связали меня на совесть.

Звероподобный достал нож осмотрел, глаза его расширились. Он проверил остроту лезвия, порезался, радостно вскрикнул.

— Чада кат! Кат карияга!!

Да какая «карияга». Ничего особенного, обычный охотничий «Ёрш», я им упаковки с готовыми обедами вскрываю, да колья затачивал, когда делянку ставил. Даже сталь простая нержавейка, но для них надо полагать, и это драгоценность.

Он поднял повыше, чтобы все его увидели, затем продемонстрировал остроту ножа остальным. На мне. Глубоко порезав плечо и грудь. Я взвыл.

Подошел один из пятнистых с оленьими рогами на шлеме, что-то спросил. Звероподобный кивнул и ткнул ножом мне плечо, поясняя. Подушке с иголками уделили бы больше внимания. Я заскрипел зубами, стараясь не орать.

— Инда макай, — снова сказал звероподобный в сторону, — макай кола матудиа чхи.

— Будь здоров, — зло выплюнул я.

Он меня не слушал. Долго и пристально изучал татуировку на другом плече, кулак на фоне ракеты. Хмыкнул, оттолкнул, и я, по-прежнему связанный, упал на землю. Ко мне подошли несколько человек и стали с интересом рассматривать. В основном женщины и дети.

За их грязными, мохнатыми, как у хоббитов ногами, я наблюдал следующую сцену. Звероподобный, перед которым остальные почтительно расступались, подошел к парню с большим багровым синяком под глазом, державшему в руках расколотый волчий череп. Один рог отвалился. Вид у парня, как у побитой собаки. В буквальном смысле.

Звероподобный что-то спросил его насмешливо и зло. Тот виновато отвечал, отводя глаза в сторону. Потом ткнул пальцем в меня и показал себе на затылок. Это и еще изобразил замах.

А вот и второй. Тоже крепкий. Затылок так уж точно.

Тот, тем временем, продолжал пантомиму. Показав на запад рукой, подпрыгнул на месте, широко раздвинул руки и прогудел:

— Иу, иу, иу, иу, иу!

Это он звуковой сигнал ворот изображает, догадался я.

Звероподобный недоверчиво хмыкнул и что-то спросил.

Синяк наклонился, вздыбился и начал изображать руками загребающие движения.

Талантливое племя. Художник есть, теперь актер пропадает. Очень точноТяни-Толкая изобразил.

Звероподобный не оценил талант и громко захохотал. Окружающие подхватили.

Синяк загорячился, бросил на землю осколки волчьего черепа, ударил себя в грудь и продолжая указывать пальцем на запад, сложил руки домиком, поднял над головой. Громко объясняя он подпрыгивал, стараясь поднять руки как можно выше.

Это, надо полагать, здание отеля.

Соплеменники хохотали и показывали на него пальцем. Синяк с ненавистью смотрел на меня, я, сквозь забор ног, на него. И боюсь, тоже с насмешкой.

Звероподобный покачал головой, тоже ткнул пальцем на запад, затем приложил руки к груди, к голове и обняв себя, изобразил дрожь.

Пока выводы такие. Шастали ко мне на базу те двое. Возможно сначала один наткнулся. Или на базу, или на меня в лесу и проследил до базы. Понятное дело, заинтересовался и позвал друга посмотреть. Остальным о находке, судя по реакции вождя, ничего не сказали. Или решили в одиночку поживится или боялись, что им никто не поверит. Не без оснований, как видно. Почему-то вспомнилось, как меня Цезарь будил среди ночи, чтобы похождения Айдоса показать. Тоже боялся, что не поверит никто.

Когда последний раз полезли ко мне, получили драку, которая плохо для них закончилась. А могла еще хуже, я шел за ними не на посошок налить. Но пока шел, в догонялки решили поиграть остальные члены племени. Или случайно на нас наткнулись или этих двоих искали. Странного чужака повязали и потащили к себе в пещеры до выяснения.

Послышался крик, площадь возбужденно загомонила, все бросились на край небольшого, огороженного примитивным плетнем, выступа.

Про меня забыли. Я не успел додумать эту мысль, как мне в голову прилетел камень. Пацан-художник стоял неподалеку и с огоньком в глазах примеривался для нового броска. Но не бросил, а открыв рот, уставился сторону переполоха. Гомон возвращался. Несмотря на тяжесть ситуации стало интересно, и я извернулся взглянуть в ту сторону.

Увидел только звероподобного вождя, стоявшего в одиночестве на каменой возвышенности. Он уперев руки в бока смотрел в сторону откуда доносился шум и снисходительно улыбался. На его голове, вместо тигриного черепа с рогами, откуда-то взялся высокий кожаный колпак, украшенный венком. Цветы на густых гирляндах осыпали плечи и спускались на спину до пояса. На поясе мой охотничий нож.

Интересно, где ружье? Когда меня схватили я его выронил. Они могли не заметить странную палку в темноте или не посчитать чем-то нужным. Хотя вряд ли. Вещь красивая, должны были отметить необычную форму и неестественную правильность линий. Просто из любопытства взяли бы, посмотреть, что за штука такая?

Новый крик перекрыл прежний гомон. Не крик — вопль!

Перед вождем бухнулся на колени тощий, покрытый татуировками человек с костью в носу. Он издал вопль снова и прыгая на коленях, что-то беспрерывно и страстно причитая, хватал звероподобного за ноги. Вождя это не возмущало, он даже не смотрел вниз. Взгляд его был прикован к приближавшейся процессии.

Их было человек тридцать, впереди шла девушка. Высокая, широкобедрая. На голове так же венок. По бокам, чуть позади два татуированных здоровяка с дубинами в руках. К дубинам привязаны булыжник и костяные шипы. На головах медвежьи черепа с рогами. Здоровяки посматривали по сторонам как скучающие доберманы на прогулке с хозяйкой. Сожрать можно любого, только стоит ли мараться?

На дистанции шага от девушки смотря на окружающих уже как голодный крокодил, шла полная тетка, напомнившая мне тетю Галю с сыктывкарского рынка. Впечатление не портила даже рогожная накидка, выкрашенная в мутный, с разводами, синий цвет. Когда она открыла рот, на мгновение мне показалось, что сейчас она закричит: «фарш, говядинка, сало» резким неприятным голосом.

Голос был похож, но кричала она другое. Хотя кто его знает, может и про мясо, я не понимал. Тетка стала колотить палкой мужичка с корзиной шедшего за ней. Не прутом, палкой. Судя по виду, свежевыструганной. Палка окрасилась в красный, мужичок вжав голову в плечи терпел, только прикрывал телом корзину, чтобы в нее брызги не летели.

Процессия приблизилась к звероподобному и дружно рухнула на колени. Все, кроме девушки, которая осталась стоять смущенно потупив глазки и кокетливо переминаясь с ноги на ногу.

«Тетя Галя» схватившись за мужичка с корзиной, как за перила, кряхтя поднялась. Ударила его по голове, не иначе, как для профилактики. Отобрала корзину и подойдя к девушке, что-то гортанно запела. Выгребала лепестки цветов, осыпала ими девушку и потешно взмахивая жировыми складками, приплясывала. К ней присоединился тощий с костяным пирсингом.

Выглядело дико… хотя, как еще должно было выглядеть? Дико, неприятно, но сказать, что намного хуже попсовой музыки на Земле, не могу. Толпа благоговейно внимала.

Думаю, становится понятно, почему я их не сильно заинтересовал. На сегодня свадьба назначена.

Тощий взял горсть лепестков из корзины, приложил к прикрытому набедренной повязкой, паху звероподобного, заорал, бросил и снова кинулся к корзине. Такую же горсть запихнул под повязку девушке, снова заорал. Кланяясь и тряся головой отошел в сторону.

Из толпы встречающих вышла маленькая сухонькая женщина. Она ничуть не походила на «тетю Галю» внешне, но очень напоминала преисполненными чувством собственной значимости, движениями.

Он тоже подошла к девушке, по-хозяйски взяла ее за руку, повела по камням на площадку над пещерой, чуть ли не броском кинула на травяную подстилку, задрала набедренную повязку и раздвинула ноги. Девушка безропотно все это сносила, продолжая кокетливо улыбаться. Сморщенная бабулька уткнулась лицом девушке между ног, потом пошарила там рукой, наконец одобрительно кивнула и хрипло проревела:

— Каву!

Толпа одобрительно рыкнула, старики с оленьими рогами стали подходить и хлопать звероподобного по плечу.

Интересно, если бы оказалась не «каву», чтобы с ней сделали?

Гостей повели наверх. За их спинами обнаружилась еще одна процессия. И точно уже не гости. Человек пятнадцать, все в царапинах и ссадинах. На руках колодки. На шеях рогатины, которыми они между собой связаны. Взгляд затравленный, обреченный.

Подбежали ребята со связками копий за спиной и повели их в пещеру. Меня подняли и потащили за ними.

Отвели в ту же пещеру, где я очнулся, а по стене бегали рисованные животные. На потолке их догоняли охотники, кололи копьями, свежевали и ели у костра. Меня развязали и толкнули к остальным пленникам, с которых сняли рогатки. Пленники смотрели на меня с недоумением и недоверием, я на них не смотрел вообще. Я смотрел на другую стену пещеры, которую прежде не видел. Там тоже были охотники, тоже занимались погоней, свежеванием и пиршеством. Вот только ловили и резали они не животных. Жертвы на картинках были двуногие.

Глава 30

Кормили перед закатом. Принесли связку больших, зеленых, похожих на лопухи, мясистых листьев. Кинули перед нами на пол, сказали «ула» и ушли. Выждав пару минут, я подошел к выходу и осторожно выглянул. На меня посмотрели сразу штук десять медвежьих черепов, один из них что-то рявкнул и бросил в меня камень. Я отскочил и вернулся обратно.

Листья никто не ел, пленники сидели у стены с потерянным видом. Их была ровно дюжина, вместе со мной тринадцать. Все молодые. Пятеро парней и семь девушек. Самая старшая держала в руках сверток лохмотьев. Один из ребят прижимал к груди плачущую девчушку и что-то успокаивающе шептал. Она не отвечала, только всхлипывала, тряся плечами.

Мне положили руку на спину. Я почему-то вздрогнул от этого прикосновения и обернулся. Одна из девушек сочувственно показала на ножевые раны на груди и плече и что-то ласково спросила.

— Я не понимаю, — покачал я головой.

На ее лице отразилось удивление. Она снова спросила, я снова замотал головой. Несколько мгновений она хлопала ресницами, затем подошла к охапке листьев на полу, засунула себе один целиком в рот и стала жевать.

Я только сейчас вспомнил о своих порезах, адреналин схлынул, накатила боль. Осмотрел грудь, плечи. Ткань хлопчатобумажной рубашки залепила раны и остановила кровь. Прежде серая одежда стала пятнистой. Кровь капала и с разбитого лица.

Девушка вернулась, не спрашивая стянула с меня рубаху, удивленно осматривая ее, обнажила не успевшие подсохнуть раны и стала залеплять их зеленой кашицей изо рта. Я шипел и не возражал. Она местная, ей виднее, какие растения целебные, какие нет.

Звук детского плача казался странным для этого места. Но только мне. То, что я принял за сверток оказалось грудным младенцем. Теперь он проснулся и требовал еды. Мать кормила, что-то напевая.

Лечившая меня девушка, закончила и просто ушла к стене.

— Спасибо, — сказал я.

Она не поняла и нахмурилась.

Ближе к ночи голод взял свое, несколько человек, не сговариваясь, подошли к охапке подсохших листьев и захрустели.

Неожиданно и я захотел есть. Хотя почему неожиданно? Последний раз я ел сутки назад. Подошел к остальным. Передо мной молча раздвинулись.

Пахучие листья. Похоже на щавель и сельдерей одновременно. Наестся этим невозможно, но живот как кролик набил. Возникшая ассоциация с кроликом мне самому очень не понравилась. Даже думать не хотелось, что будет дальше?

Но думалось. И о многом. Не о том, что я нашел пусть и примитивную, но все же цивилизацию, это ученные пусть восторгаются. А о том, что крупно влип и выхода не предвидится.

Надо бежать. Добраться до базы, там включить «Суету» и спокойно дожидаться прибытия начальства. Собственно, это нужно было сразу сделать, а не на ночных гостей охотиться. Доохотился.

Сейчас побег не получится. Я еще раз проверил выход, убедился, что охраняют нас надежно. Десяток крепышей с дубинами и копьями. Будь дробовик, конечно, проблемы бы не было. Но ружья нет. Как и многих полезных, изобретенных цивилизацией, вещей.

А будь я героем телесериала, достал бы сейчас голографическое музыкальное устройство и пока охранники с изумлением пялились бы на появившихся из ниоткуда танцоров, а то и падали ниц, спокойно бы сбежал.

Будь героем кинобоевика было бы еще веселее. Выскочил бы в коридор, отобрал бы у одного из охранников дубинку или копье и перебил бы остальных с помощью техник Джит Кун-До и Кон Чу На-Хрен. Выбравшись наружу, вступил бы в схватку один на один со звероподобным, покончил бы с ним эффектным ударом пяткой в висок и напевая песенку ушел бы с красавицей в ночь на фоне эффектного взрыва за спиной.

«Бы» да «бы». Нет у меня никаких гаджетов с собой. Рукопашные приемы помню и неплохо, вот только справиться голыми руками с десятью амбалами вооруженными дубинами и копьями можно только в кино. Да и амбалы обращаться своими палками с детства учатся.

Гаджетов нет, красавицы нет, хотя…

Я смерил взглядом девушку, перевязывавшую мне раны.

Она доела лист, рыгнула, вытерла рот ладонью, ладонь о набедренную повязку.

Какое кино, такие и красавицы.

И гаджет есть — часы на руке. Простые, кварцевая дешевка без хронографа и будильника. Просто, чтобы время знать. Раз в неделю подводил, приноравливаясь к местным суткам, хотя разница с земными была минут в десять.

Попробую бежать под утро. В это время даже самых рьяных охранителей в сон тянет. Если не получится, а скорее всего так и будет, будем думать, что делать дальше. Простейший план пока есть, ему и буду следовать.

Уснул быстро. Дисциплинированный сон дело навыка, а не желания. Проснусь полчетвертого-четыре. Посмотрю, как дела у амбалов. Вдруг вздремнуть решили.

Проснулся в два, как и все, от детского, разбудившего всех плача. Один из охранников вошел в пещеру, отобрал ребенка у матери и взяв за ноги с размаху швырнул головой об камень. Треск гулким эхом отразился от стен пещеры.

Мать, не перестававшую кричать сначала пробовали угомонить угрозами. Она никого не слушала, продолжала надрываться, глядя, как в противоположном углу разжигают костер и свежуют тушку.

Убили и ее. Тело оттащили в сторону. Сунувшегося с каменным ножом самого молодого из охранников, охладили подзатыльником, показав при этом наверх. Я так понял, что она предназначена для свадебного стола.

И не только она.

Молодой голодно осклабился и отошел от костра.

Уснуть после такого больше не мог. Я лежал прислонившись к стене, запрещая себе паниковать. Установка была лишней, я вообще не испытывал страха, не знаю почему. Только злость, в том числе и на себя.

Просчитывал варианты. Пока большая часть охранников в углу пещеры ужинает, коридор охраняют только трое. Все молодые, двадцати еще нет. Сняв медвежьи черепа стояли у выхода и с завистью смотрели на перекусывающих товарищей.

Есть смысл рвануть, могу проскочить. Но что потом? Незнакомая местность, ночной лес. Я двести метров не пробегаю. Поймают и вернут. Или тоже на ночной закусон пойду. А какая альтернатива? Завтра при свете еще труднее будет. Может нас прямо с утра заготавливать начнут? Мы и живы только потому, что нужно, чтобы мясо как можно свежее было.

Я краем глаза посматривал как троица у входа покачивая копьями, что-то негромко обсуждала между собой. Наверное, что «деды» оборзели совсем.

Ко мне подошла девушка, лечившая мои раны. Ни слова не говоря легла рядом, взяла мою руку и положив на себя, уткнулась носом в подмышку тихо-тихо подвывала.

Я понимаю, что это глупая отмазка, но я не мог двинутся. Ей было очень плохо и хотелось хоть какого-то утешения.

Ладно, завтра посмотрим. Попробую сбежать, когда нас выведут. И тут же пришло в голову — «а если прямо здесь резать начнут»?

Девушка засопела. Пока спала, я рассматривал ее. Скуластая, задранный плоский нос, широкие ноздри. Какое-то подобие прически, волосы довольно ровно острижены. Наверное, я расист, но никаких ярко выраженных антропологических различий от тех, кто ее пленил, я не заметил. Похожа на ту, которую я обозначил как невесту.

Девушка застонала во сне, и я неожиданно для себя погладил ее по волосам и прошептал:

— Тихо, тихо. Все хорошо.

Врал, конечно.

Со стороны чадящего костра раздался хохот, в сторону отбросили что-то маленькое и круглое.

Остальные пленники тоже заснули. Только один из парней, выждав немного, крадучись подполз и подобрал то, что выбросили стражники в медвежьих черепах. Схватил, хищно прижал к груди, уполз в дальний угол и бросая оттуда осторожные взгляды, зачавкал.

Я разглядел, что он грызет и отвернулся.

Господи, вот какого хрена я здесь делаю? Вот бы в Сыктывкар сейчас. В мою заклеенную пузырчатыми старыми обоями, квартиру. Нажраться водки, смотреть старое кино и жалеть себя. Не жизнь, а кайф.

Девушка опять застонала.

Через три месяца прилетят охотнички. Начальство. Я их не встречу, они пройдут на базу, меня, понятное дело, не найдут. Только следы от дуплетного выстрела в сторожке, пятна крови и натянутую проволоку в проеме. Интересно что решат? И что дальше делать будут? Боюсь, уже не узнаю.

Надо отдохнуть, как бы не сложилась ситуация, завтра день тяжелый. Но ведь не усну.

С этой мыслью провалился в сон.

Нормально поспать опять не удалось. На рассвете два медвежьих черепа меня растолкали или скорее «распинали», и совершенно по-ментовски заломив руки за спину поволокли на выход. Я не мог ни трепыхнутся, ни пискнуть.

Выйдя из пещеры, повели наверх по скале над ней. На ровной площадке обнесенной плетнем из свежих прутьев, сидели, поджав скрещенные ноги под себя, человек пятнадцать мужиков. Все в пятнистых шкурах и с оленьими рогами на голове. На каменном возвышении восседал звероподобный с моим ножом в руках и со снисходительным видом слушал стоящего перед ним парня с фингалом, которому я волчий череп на голове резиновой дубиной сломал.

Увидев меня звероподобный поднял руку, чтобы тот замолчал, а когда тот или не увидел или не понял, дал крепкий подзатыльник.

Меня подвели, звероподобный встал, ни слова не говоря, как и прошлый раз схватил мою физиономию, но вертеть не стал, а открыв пальцами рот, залез внутрь и внимательно рассмотрел зубы. Ну или язык, я не знаю.

Озабочено покачал головой:

— Викимага макай. Алату инда макай.

— Макай гула джаро. Саду харо, саду викимага, — с философским видом заметил один из пятнистых.

Остальные дружно заржали.

Звероподобный перестал играть в стоматолога и переключился на одежду. Дернул рубашку, так что та порвалась. Она все же присохла к ранам, и я заорал. Звероподобный не обратил на это никакого внимания, схватил меня за штанину, потянул вниз. Брюки не поддались. Исследователь озадачился, подергал, наклонился и внимательно изучил пуговицу. Ткнул в нее пальцем, снова подергал выступ пояса, провел пальцами по молнии. Вконец раздраженный схватился за нож и поднес туда, куда точно подносить не надо.

— Да подожди ты! Ты что-увидеть-то хочешь? — я вжикнул молнией, штаны сползли, звероподобный с интересом наклонился для изучения.

На Земле это выглядело бы странно.

Он ткнул ножом в молнию, порезав мне еще и ступню. Затем схватил за трусы, очень удивился тянущейся резинке, постучал ножом, слава богу, плашмя по причиндалам, хмыкнул.

— Инда макай! — сказал звероподобный глубокомысленно, — ралу ба, инда ариву. И обратился напрямую ко мне, — кади ба?

— Я не понимаю.

Звероподобный потер подбородок и спросил о чем-то фингала, исподлобья наблюдавшего за нами.

Фингал вздохнул, и с видом «сколько можно повторять» что-то забубнил.

Его внимательно слушали, не перебивали, до тех пор, пока не показал пальцем на запад, точно в сторону базы. Здесь перебили сразу несколько человек. Возмущенно и насмешливо.

Понятно, что они ему не верят, но непонятно почему? У меня сложилось ощущение, что его держат не просто за враля, а за залихватского свистобола рассказывающего не то, как он в одиночку мамонта завалил, а про то, что он с мамонтом чай пил, беседу имел, а на дорожку тот ему еще пирожков с собой дал.

Пока они спорили я натянул штаны обратно.

Звероподобный поднял руку, все замолчали. Он коротко, что-то приказал. Минут десять помолчали, у меня ломило спина, чего никогда не было прежде. Или от того, что на камне спал или от того, что последние полсуток меня лупцевали и резали.

Принесли на носилках моего второго ночного гостя. Бедро ему разбарабанило в два раза больше обычного размера. Оно пожелтело, я увидел две аккуратные дырочки. Значит дробь, а я вчера решил, что турбинка в ноге разделилась.

Раненого стали спрашивать сразу все, вразнобой и сразу все замолчали. У него был жар, он только стонал и водил вокруг невидящим взглядом. Потом потерял сознание и его унесли.

Снова спрашивали фингала. Он стал рассказывать, показал в сторону товарища и когда сказал «бабах!», то его снова прервали. Смешками и руганью. Он запустил ручищу в жидко разросшуюся бороду и отмалчивался, бросая на всех, в том числе и на меня, злобные взгляды.

Остальные про меня забыли, и я поддавшись любопытству естествознателя разглядывал их лагерь за плетнем. Почти ровная площадка, огражденная полумесяцем заросших плющом скал. Вниз вела дорога с кустами барбариса и вереска по бокам. Растущих слишком ровно, чтобы быть диким цветением, их явно намерено сажали.

Барбарис и вереск. Мозг упорно мыслит земными категориями. Растения были мне неизвестны, но из земных аналогов, больше всего походили на упомянутые.

На площадке в разных местах стояли сложенные пирамидами бревна и ветки. Выше человеческого роста, сверху они казались аттракционами на детской площадке. Нет, точно — мозг настроен на нахождение ассоциаций.

По дорожке грузно поднималась «Тетя Галя». Идти ей помогал бедолага с корзиной.

Она вошла на площадку, оттолкнула стоящего на ее пути недотепу. Недотепа поправлявший молнию, чуть не свалился от такого толчка, подумав про себя, что любоваться пейзажами в условиях, что тебя скоро сожрут, нелепо.

Меня увели обратно в пещеру. Успел заметить лютую тоску на лицах мужиков, вынужденных слушать крикливую бабу, чем-то недовольную и визгливо доводящую это недовольство до них. Прочитал в глазах звероподобного страстное желание ушатать ее дубинкой, и уныние от невозможности это сделать.

В пещере я опять лег спать. Убежать сейчас никак не получится, а я не выспался. Будем ждать вечера.

Глава 31

Нормально так и не уснул. Искупнулся в зыбкой полудреме, где опять снился генерал Ефимцев. Он стоял у выхода из пещеры и кричал, чтобы я не притворялся спящим и срочно вставал.

Очень хотелось пить. Но ни воды, ни пахучего салата больше не дали. Это навело на грустные размышления, скот перед забоем тоже не кормят и не поят.

Моя кварцевая дешевка показывала полдень, когда за нами пришли. Сначала медвежьи черепа у выхода заухмылялись, потом вошла «Тетя Галя» и прищурившись стала разглядывать пленников. Ее взгляд скользнул по мне, оценивающе смерил и ушел дальше. Увели троих. Двух парней и девушку. Двое пошли сами, медленно перебирая ватными ногами, один заголосил, стал вырываться. Его ударили дубиной по голове, обмякшее тело деловито утащили за ноги.

В проеме пещеры мелькнули еще люди, несущие на плечах коровьи ляжки и корзины. Стол будет разнообразным. И где-то здесь все же есть коровы.

Вспомнился норавалерон. Сейчас таблетку бы, мозги бы заработали, придумалось бы что-нибудь. Опять «бы», да «бы». Даже воды, чтобы запить нет. Еще сильнее захотелось пить.

Нельзя же просто стоять и ждать пока тебя прирежут как барана! Не от пули сдохнуть, а от каменного ножа! И закончить свое существование в качестве удобрения под кустом!

Я опять было начал жалеть себя и тут же себе это запретил. Надо бежать. Но сейчас не получится. У выхода десять троглодитов. Даже если бы у них оружия не было бы, я бы сквозь них не протиснулся.

На улице… на какой, блин, улице?! Снаружи, шансов будет больше. Они конечно тоже не лохи, вариант против таких прытких должен быть отработан, но мне больше не на что надеяться.

В самое ухо ударил женский крик. Привычный уже звук, но в непривычной ситуации. Нас, вроде пока на «ужин» не ведут. Посмотрел в сторону источника и обнаружил, что один из парней схватил за шею мою знакомую, лечившую раны и спавшей со мной в обнимку, и прижав к каменному полу, душит.

Я ничем не был ей обязан, и мы все равно через несколько часов все сдохнем, но засевшие где-то глубоко внутри меня идиотские понятия о чести, сохранились. Я мгновенно преодолел разделявшее нас расстояние, оказался у сучонка за спиной, левой зажал ему рот и нос и запрокинув голову назад, стопой ударил под коленку. Обхватил горло, локоть под подбородок, левую руку наложил на запястье правой, закинул его себе на спину и присел. Хрустнуло, он обмяк. Я бросил труп на пол и снова услышал крики. Теперь орали медвежьи черепа.

Я подумал, что возмущенно, но обернувшись увидел в их глазах восторг. Хлопали друг-дружку по плечам, стучали древками копий об пол, показывая на меня пальцем. Затем один из них подошел, ухватил труп за ногу и уволок из пещеры.

Кажется, я понимаю, зачем этот тип набросился на девушку. Кто раньше умрет, тот отсрочит смерть остальным, по принципу очередности. Гнида ловил последние часы жизни для себя. Хотя по местным меркам, наверное, нормально. А может и не только по местным. Перед лицом смерти обнажается звериная сущность человека. А эти ребята недалеко от зверей ушли.

Подошла девушка.

— Тами, — сказала она, — показав на себя и обхватив меня руками, снова прижалась.

— Олег, — ответил я, — безо всякой уверенности, что Тами — это имя. Может «спасибо».

Когда в пещеру вернулась «Тетя Галя» нас не тронули. Забрали четверых. Четверо, в том числе и я с Тами, остались.

Больше никто друг на друга не бросался. Просидели тихонько до самого вечера. В пятом часу снаружи послышались крики. Они нарастали, добавился хриплый звук трубы, частые удары барабана или бубна.

Также шумно в пещеру вошла компания. Точнее ввалилась. «Тети Гали» не было. Только мужики, и судя по нарушенной координации движений и повышенному возбуждению, датые.

Тами всхлипнула и спряталась мне за спину. Но вошедшие не обратили на нее никакого внимания и направились ко мне.

Шедший впереди жевал, рукой в которой был зажат кусок мяса показывал на меня, быстро и эмоционально говорил. Судя по тону, доказывал.

С ним не спорили. Шутили и смеялись.

Меня потащили на выход.

Было совсем светло, меж пирамидальными строениями бревен ходили измазанные белой краской люди и сыпали свежую стружку по краям конструкций. Около одной такой, сидел на корточках старик и сильно нажимая на палочку, тер дощечку. Если огонь добывает, то зачем? Ниже из-за заросшего можжевельником холма уже поднимался дым. Пахло шашлыком. Я закрыл глаза представляя какое мясо там сейчас жарится и впервые за последние сутки, не пожалел, что желудок пуст. Иначе, я бы его сейчас опорожнил прямо здесь.

Меня привели на ту же площадку, что и утром. Но сейчас здесь находилось не несколько человек, а по всей видимости, все племя. Женщины, дети и старики облепили большую часть площадки, как мухи мясной прилавок. Мужчины сидели чуть выше, на дугообразном возвышении. Коровьи рога по краям внизу, оленьи вверху посредине. Звероподобный в самом центре.

Зарождающаяся социально-классовая структура общества.

Рядом со звероподобным, сидит на белой шкуре, невеста. Глазки потуплены, ручки сложены. На лоб спускается цветная лиана. Быстро взглянула на меня и снова опустила глаза.

Перед всеми лежали кости. Их ели, грызли, смотрели сколько еще осталось мяса. Дети ими играли, за что матери отвешивали подзатыльники.

«Оленьи рога» по очереди пили из большой неровной посудины. Мутная бурая жижа сильно пахла. Над площадкой стоял кислый аромат.

За спиной звероподобного стоял бедолага обычно ходящий с корзиной за «Тетей Галей» и что-то шептал на ухо. Тот с интересом слушал. Когда меня подвели ближе, также с интересом оглядел. Не с тем, кулинарным, как утром, а скорее, как на забавную зверушку. Хлеб у него был, хотелось зрелищ?

Догадка подтвердилась. Толпу в центре площадки разогнали, мужика, дувшего в трубу с дырками, (у меня язык не повернется назвать это флейтой) также измазанного белой краской, отогнали на край.

В центр площадки вывели меня.

Я стоял, озирался, не понимая, что они хотят?

Привели еще одного пленника, из тех, что увели прежде, и поставили передо мной.

— Колла!

Обращались ко мне. Я развел руками.

— Колла гаре!!! — в пленника ткнули пальцем, показав жестами хватание за шею и изобразив звук хруста.

Пленник испуганно смотрел на меня.

Гладиаторские бои посмотреть хотите? Я заложил руки за спину.

— Колла гаре, чака!!! Ба хору чаталл?!!

— Не понимаю, — ответил я, и начал изучать землю под ногами. Увидел кровавые сгустки. Кажется, здесь недавно уже дрались.

Меня решили подстегнуть. Подскочил резвый паренек с рогами на медвежьем черепе и замахнулся палкой. Левой я перехватил кисть с оружием, правую упер ему в лицо. Руку с палкой заплел у себя на груди, защемив подмышкой, рогатого оттолкнул. Он полетел в толпу, а я рассматривал палку у себя в руке. Хотя нет, не палку. Это именно, что дубинка. Тонкая, с искусной резьбой. Еще раз отметил, что ребята талантливые.

Хорошо, что это не настоящая атака. И сопротивления троглодит не ожидал. Вокруг опять заорали. В основном восторженно, хотя были и гневные возгласы.

Обиженный паренек вскочил, выхватил каменный нож и с рычанием бросился на меня.

Я отбил нож палкой, обратным движением влепил пареньку по скуле, и он полетел обратно в толпу.

Могу поклясться, что в глазах терпилы с корзиной, наблюдавшего за моим обращением с палкой, мелькнули одновременно уважение и тоска.

Паренек снова встал. Оружия у него больше не было. Хищно скалясь, по-звериному пригнувшись, он выдернул копье из рук товарища, наклонил его в мою сторону. Кинутся не успел, звероподобный повелительно рыкнул, и парень скис. Опустил копье и тут же получил тычину от товарища у которого его вырвал.

Звероподобный пьяно заревел, я не понял, к кому он обращается. Не говоря о том, что ни слова не понял из сказанного.

Поняли ребятки с рогами. Вперед вышло сразу несколько человек. В глазах энтузиазм и желание убивать. Меня.

Звероподобный опять что-то проревел. Из энтузиастов остался лишь один, изящно выгнутую дубину с круглым камнем на конце, положил на землю, скинул с себя одежду и тоже пригибаясь, двинулся ко мне.

Жестом и новым рыком от меня потребовали бросить палку. Ребята хотели зрелищ.

Выбор у меня был небольшой, точнее его вообще не было. Палку отбросил, повернулся к противнику. Он мгновенным движением преодолел расстояние между нами и двумя руками вцепился мне в горло.

Я не успел отреагировать, настолько стремительным было его движение. Раз, и он уже душит меня огромными ладонями. Глаза вытаращены, на темном лице ослепительно светятся белки глаз и зубы. Изо рта воняет. Если бы нападал с оружием, я был бы уже труп.

Я ударил снизу по рукам, сбил захват. Обратным движением врезал ему ребрами ладоней с двух сторон по шее. И сразу схватив за голову впечатал колено в лицо.

Парень может и быстрый. Сильный, дерзкий. Наверняка хороший воин и охотник. Но тут дело техники. А против нее не попрешь.

Он остался в сознании, но рухнул передо мной на колени, шаря руками по залитой его же кровью, земле.

Толпа снова зашлась в возбужденном крике. Звероподобный хохотал, хлопая себя ладонью по колену, хотя не всем в его пятнистой ассамблее это понравилось. Я видел несколько недовольных лиц, но не они главные на этом празднике.

Звероподобный излучал радость. Так выглядит дворовый хулиган с окраины, впервые попавший на стереофильм. Роскошный боевик с файтингом и спецэффектами. Хулиган вопит от восторга, бьет кулаком по спинке сиденья, напротив. Окружающие им недовольны, но сделать замечание боятся.

— Мату ме макай. Вару Карахал! Джора! Сабуда гида!!! — закричал звероподобный кому-то за моей спиной.

— Карахал! Карахал улату! — загудела толпа.

Через минуту на площадку поднялся здоровенный бугай, выше меня на голову и в два раза шире. Шел лениво, зная себе цену, всем своим видом давая понять, что снизошел до общества толпы. Одежда на нем была пятнистая, львиный череп-шлем, который надо полагать они никогда не снимают, украшен широченными оленьими рогами. Таких больших я не видел даже у звероподобного. На плечах, как мне показалось, клетчатое казарменное одеяло.

Если местный воин, то почему не на пиру?

— Карахал! — в возгласе толпы слышалось благоговение.

Руки Карахала измазаны кровью. Где бы он только что ни был, Карахал кого-то убивал.

— Карахал! — обратился к нему звероподобный, — Ба сабуда пар! Кантаи ута ту анван, — он показал на меня.

На лице Карахала отразилось такое недоумение, будто бы ему предложили площадку подмести или шкуру с детской неожиданностью поменять. То есть, что-то настолько нелепое, что на это даже обижаться не стоит.

— Анван ме макай. Анван сабуда, — и показал на сидевшего у плетня парня, которому я разбил лицо. Он уже пришел в себя, сидел задрав голову, прикладывая к носу какую-то траву.

— Мара ве, — звероподобный показал на лежавшего неподалеку троглодита, с простреленным бедром, которого я сначала не заметил, — бу асета!

Карахал посмотрел на меня с легким интересом, будто на таракана, которого собирался раздавить, а тот вдруг в пляс пустился, и что-то коротко бросил.

Кто-то из подростков принес и сунул мне под нос здоровый кусок мяса.

— Ула!

Увидев перед собой покрытую поджаристой корочкой человеческую руку со скрюченными пальцами, я отшатнулся.

Карахал обронил короткую фразу. Толпа захохотала.

Великий воин остряк. Но гостеприимный. Угощение поднес. А глупый пришелец жареной руки боится.

Карахал насмешливо и ни на кого не глядя, с откровенной скукой в голосе спросил о чем-то звероподобного. Слов я не понимал, но интонации было достаточно. Великий воин интересуется, на хрена ему свой талант великого бойца растрачивать на поединок с козявкой?

Какое-то время они переговаривались, звероподобный горячился, что-то доказывая, Карахал с неохотой слушал. Затем ткнул пальцем в ожерелье на одном из пятнистых старейшин.

Звероподобный коротко приказал, и старейшина с видимой неохотой снял с себя бусы из когтей неведомого мне, но несомненно хищного, животного. Похожи на когти ленивца, но гораздо толще. Дорогая, надо полагать вещь.

Карахал милостиво принял подношение, поблагодарил дарителя и отложив ожерелье в сторону вышел в центр площадки, встав передо мной. Скинул с плеч одеяло и когда оно сползало, я понял, что это сшитый из перьев плащ. Искусный и наверняка по местным меркам, дорогой.

— Кантай! — громогласно приказал звероподобный.

Карахал сделал шаг и лениво протянул ко мне руку. Именно протянул, не хватал.

Я отскочил. Карахал усмехнулся и пригнувшись, как противники до него, ускорился, протянув ко мне обе руки, вцепился в рубашку.

Я больше не отскакивал. Позволил себя схватить и схватив в ответ, рванул вверх и на себя. Сел на землю, и поставив носок согнутой правой ноги к его животу, сделал перекат. Когда лопатки коснулись земли, толкнул вверх и назад.

Великий воин невеличественно пролетел над моей головой и вертикально, головой вниз, соприкоснулся с землей.

Хруст я расслышал даже сквозь единогласный вздох толпы. Не шейных позвонков, нет. Оленьи рога, украшавшие его голову, а прежде голову воистину исполинского оленя и наверняка, бывшие гордостью их нового хозяина, разломались, как спички.

Сам виноват. Кто же выходит бороться в неудобном головном уборе, да еще и снабженным, таким хрупким украшением? Кстати, мне чуть глаз не выколол, когда пролетал.

Карахал вскочил сразу. Мгновенно. Он уже не был вальяжно-медлительным, теперь это был бешеный бык! Яростный раненый тигр!

В полной тишине он сорвал с головы изуродованный шлем, взревел и бросился на меня.

Мне показалось несется поезд. Стоять на пути поезда глупо, и я сделал шаг в сторону. Но перед этим захватил руку бывшего рогоносца под плечо, прогнулся и «намотав» его на себя, бросил через спину.

Он грохнулся еще сильнее, подняв пыль, которая осела на головы продолжавшей потрясенно молчать «публики».

Нормальный человек после такого не смог бы встать минимум несколько секунд. «Дух вон», это как раз про «кочергу».

Карахал попытался вскочить сразу же. Именно попытался, так как я, следуя вколоченным в меня наставлениям прапорщика Чемериса, после «приземления», не выпуская запястье троглодита, захватил его правую руку под мышку и прижал к себе. Повернул захваченную руку поглубже внутрь и от души надавил.

Господи, как он орал! Даже не от боли. Я в воплях разбираюсь. Этот крик был олицетворением ярости. Он извивался, несмотря на дикую боль выворачиваемого в обратную сторону локтевого сустава. И опять же, нормальный человек замер бы, чтобы не усиливать боль. И уж точно не пытался бы подняться. Этот же, будучи прижатым щекой к земле, вздымал тучи пыли, дыша в нее, и пытался встать. Капала слюна и в какой-то момент мне показалось, что ему это все же удастся, так бешено он сопротивлялся. Я просто выдохнусь раньше, чем он сдастся.

Мне вспомнилась схожая ситуация. В драке с Шабаловым было так же. Но это воспоминание из другой жизни.

— Сдаешься?! — тяжело выдохнул я. — Я тебя спрашиваю, придурок, — сдаешься?!!

Слов никто не понимал, но опять же, дело в интонации. Окружающие, наконец поняли, что я не собираюсь его убивать, а о чем-то спрашиваю. Путем нехитрых логических размышлений, с учетом ситуации, наконец поняли, о чем.

Видимо такое было не принято, но толпа наконец ожила, стала переговариваться, давать Карахалу какие-то советы.

Он по-прежнему орал и вырывался. Мы полежали с ним на земле минут пять, и я всерьез стал подумывать, быть может и правда, сломать ему руку?

Звероподобный что-то проревел, я опять не сразу понял к кому он обращается, но толпа стала повторять сказанное им мне в лицо.

Значит обращался ко мне и судя по жестам, Карахала надо отпустить.

Я так и сделал, сдуру посчитав поединок законченным.

Глава 32

Он встал и сразу бросился на меня. Не остановила даже болтающаяся рука. Остановил только окрик звероподобного. Настроенный не на слова, а на интонации могу поклясться, что расслышал в его тоне насмешку и затаенное удовлетворение.

Карахал тоже это расслышал.

— Барратук, на тану колла!!! Тану!!! — проревел он.

— Ба нарахи, — пожал плечами звероподобный, которого, как выяснилось, зовут Барратук. — Ута китага…, — он поднял палец и ткнул в Карахала пальцем, — ту колла ба.

Карахал смотрел на меня с такой дикой ненавистью, что мне подумалось, как бы дальше не сложились обстоятельства, за ним надо присматривать.

Он поднял ожерелье, выпрошенное у старейшин, протянул в их сторону, горячо заговорил. Кроме того, у кого он его забрал, остальные никак на его речь не реагировали.

Затем поднял с земли топор. По сравнению с дубинами остальных это было произведение искусства. Гладко отполированный камень с просверленной дыркой посредине. На топорище несколько веревочных узлов. Или для удобства хвата или для красоты.

Я напрягся.

Карахал держал оружие перед собой и что-то чеканил. Показывая на меня. Рука, которую я брал на болевой уже вполне здорова, топор он держит ею. Я понимаю, что он просит разрешения меня убить. И готов отдать за это и ожерелье, и клевый топор. Барратук не разрешает, но только пока. Похоже набивает цену. И похоже у них давние разногласия и сейчас Барратук вовсю оттягивается, набирая еще и политический капитал.

— Колла, — наконец кивает Барратук, — показывая на меня.

Карахал развернулся ко мне…

— Хада, — звероподобный поднял руку, — Ламал хаматар… матум, — он перевел руку на топор.

Как я понимаю, убить меня ему разрешили. Но без оружия. Как и прошлый раз.

На лице Карахала не мелькнуло ни тени сожаления. Он отбросил топор и пригнулся. И видя его глаза, я понял, что в этот раз будет намного сложнее. Теперь он не будет меня недооценивать. Сейчас он гораздо опаснее, несмотря на поврежденную руку. Хотя ему и вправду, это как слону дробина.

Пот заливал порезы. Плечи, руки, грудь болели. Щипало, давило, но думалось о другом. И посетившая мысль была совершенно неожиданной. Я выпрямился, демонстративно сложил руки на груди и как можно картиннее, они это, я успел заметить, любят, — изобразил скуку.

Сработало. Даже Карахал нахмурился, остальные так и вовсе загалдели, а звероподобный Барратук громко задал вопрос.

Я показал на ожерелье, на топор, на Карахала, стукнул себя в грудь и развел руками.

Барратук ничего не понял и переспросил.

Я повторил движения и как мог дал понять, что недоволен тем, что Карахалу и топор, и ожерелье. А мне ничего. Хотя я уже победил. Дважды. Трижды, если считать балбеса, которому я нос разбил.

Барратук заржал. И разведя руками, кивнул головой, мол, «что же ты хочешь?».

— Тами, — ответил я.

Он не понял и переспросил. Я показал на пещеру и повторил имя девушки.

Терпила с корзиной, продолжавший торчать за спиной, наклонился и зашептал звероподобному в ухо. Тот выслушал, кивнул. Через минуту привели Тами. Она была напугана, смотрела на всех затравленно, колени подкашивались.

Я показал на Карахала и провел ребром ладони по горлу. Затем показал на девушку, на себя и ткнул пальцем на север. Побеждаю вашего воина, и мы с девушкой свободны.

Это была страшная наглость, но терять было нечего. К тому же звероподобному, чувствую, это было выгодно. При любом раскладе. Если я проиграю, нас просто сожрут, а племя перед этим насладится зрелищем. Если я убью Карахала, то Барратук сведет какие-то свои счеты.

Все это промелькнуло на лице звероподобного за долю секунды. Я ясно это видел, как и то, что жесть «ладонь по горлу» он видел впервые и тот ему очень понравился.

Барратук с интересом посмотрел на Тами и причмокнул. Он по-своему понял мое желание освободить девушку, и как мужик меня одобрял.

Как только он цокнул языком, сидевшая рядом невеста, не подававшая до этого никаких признаков заинтересованности в происходящем вскинула голову. Проследив взглядом, кем это выражает одобрение ее жених, она посмотрела на Тами с той же ненавистью, что Карахал смотрел на меня.

Воистину, невесты во всех мирах одинаковы и не терпят в день свадьбы никакой конкуренции.

Барратук подошел ближе, осмотрел дрожащую девушку, усмехнулся.

Невеста не сводила с него разгневанного взгляда. На возвышенность вдруг поднялась «тетя Галя», ухватила своего терпилу и выволокла за площадку. Через секунду послышался свист палки и ругань.

Сейчас-то она его за что лупила?

Барратук рывком содрал с Тами одежду и снова причмокнул.

— Ку макай рута налла! Мика налла!

Девушка стояла бледная, и только сейчас заметил, что она еще и страшно худая. Первым делом на базе накормлю. И не травой.

«На базе». Если доживу. Доживем, точнее.

Барратук вернулся на свое место, смерил взглядом Карахала, меня и махнул рукой.

— Кантай!

В одно мгновенье у меня в голове пронеслись все наставления боя против высокого противника, против массивного противника, против… пронеслись и тут же, не задержавшись, вылетели.

Рукопашный бой — это что-то из области большого спорта и кинематографа. И с реальной дракой почти никак не связан. Настоящий бой редко длится больше нескольких секунд и в отличие от кино совершенно не красив. Эффектные удары там нечасты. А эффективные быстры и почти незаметны окружающим. Большинство нокаутов в спорте основная часть публики видит только на замедленном повторе.

Сейчас мне надо забыть про предыдущую схватку. Там я его взял только неожиданностью. Теперь он нападал не так стремительно, приближаясь осторожно, но не медленно. Покачиваясь, поигрывая плечами, не сводя с меня глаз, стараясь предугадать мои движения. Он был не тупым болваном с горой мышц. Такие недостигают никаких высот, ибо на войне их убивают первыми. Это был воин.

Но при этом, и именно судя по его движениям, он не имел серьезных навыков боя без оружия. Просто потому, что жил в мире, где чтобы выжить оно было необходимо, а чтобы стать великим воином мало уметь душить противника, когда противник способен пырнуть тебя ножом, копьем или шарахнуть дубиной по голове.

Эволюция вынудила человечество взять в руки палку. Взять и срастись с ней. Обезьяньи царапанья остались в прошлом. Едва ли не единственным известным способом уничтожения противника без оружия было удушение. Поэтому, тот первый парниша, молодой и резвый, и вцепился мне в горло. И кажется именно это Карахал и собирался повторить. Хотя уверенности у меня не было.

Я не крутой десантный рукопашник, какими их показывают в тех же фильмах. Драться меня учил еще отец. Прапорщик Чемерис дал больше практики и больше знаний. Но упор делался не на знание приемов, хотя и их нас заставляли отрабатывать до автоматизма, а на стрессоустойчивость. Умение принять ситуацию и действовать в ее условиях.

Прошлый раз я его взял неожиданностью.

Он продолжал наступать, я продолжал пятиться. Когда он еще раз шагнул, я сделал то, чего он не ожидал от отступающего противника. Я атаковал.

Сделав правой ногой шаг назад, якобы продолжая отступать, я тут же выбросил ее вперед, метя в «солнце».

Это точно был зверь, не человек. Реакция невероятная. Он отскочил и удар пришелся в руку. Но в чем-то я своего добился, сбив его на долю мгновенья с толку. Этого мгновения мне хватило, я пробил «двойку» в голову. Метил в челюсть, не попал. Оба удара пришлись в бычий лоб, хорошо костяшки не переломал.

Публика зашумела. Такие удары для нее тоже непривычны.

Не останавливаясь, схватил Карахала за одежду, под правой рукой и на спине, рванул на себя, выполняя обычный бросок через бедро…

Точнее попытавшись выполнить. То ли откормленный человеческим мясом троглодит оказался слишком тяжелым, то ли я борец, в общем-то хреновый. То ли и, то, и то.

Я слегка оторвал Каркала от земли и сразу рухнул на спину придавленный его весом. Он соответственно оказался на мне. Попытался схватить за горло, но я почти страстно обнял его, не давая оторваться.

Он дергался, я тянул его одной рукой за волосы, другой толкал подбородок, скручивая голову. Он хрипел мне в ухо, снова плевался, попытался встать на ноги, но я заплел его ноги своими, боднул лбом в нос и сбил локтями руки, когда он попытался опереться на землю.

Да, Карахал не умел драться в партере, но умел применять все доступные средства для достижения победы. Он вцепился зубами мне в ухо и стал отгрызать его.

Ни он, ни я не орали, а сосредоточенно и с ненавистью убивали друг друга.

Решительно и по-звериному быстро, Карахал уперся руками мне в плечи, резко выпрямился, плюнул мне в лицо кровью и чем-то мягким. Левая часть головы и плечо были мокрыми.

Он наконец добрался до моей шеи, обхватив ручищами сдавил. Горло будто в тиски попало. Дышать я перестал сразу же, и понимая, что времени нет, со всей дури ткнул большими пальцами ему в глаза.

Карахал по-кошачьи вскрикнул, отпустил мое горло, схватившись за лицо. Теперь уже я ударил по его горлу. Звук был будто по пластиковой трубке стукнул. Он замешкался, я попытался оттолкнуть его и выбраться. И мне это почти удалось, когда он навалился сзади, опрокинул обратно на землю, навис и упрямо вцепился в горло.

Я размашисто шарахнул его по ушам «чашечками» ладоней и удерживая голову ударил коленом в лицо.

Хрустнуло.

Проняло даже эту гориллу. Карахал схватился и за нос, и за ухо одновременно. Я снова попытался выскользнуть, но он проволок меня по земле, подтянул, подмял под себя, навис и упорно продолжал тянул руки к шее.

Вцепившись в его ладони, сквозь залитые кровью глаза мне показалось, что я действительно дерусь с монстром, у которого торчат клыки и неописуемой яростью искажена морда.

Несколько мгновений мы играли в «ладушки», затем я упер ногу ему в бедро, оттолкнул и прижал его руку к груди, забросил ногу за шею и замкнув второй ногой замок, сдавил.

Я не все правильно сделал, техника подзабылась, мне надо было как-то развернуть тело, чтобы он не мог встать и шарахнуть мною о землю, но для него и такое было в новинку, поэтому зажатый в моей промежности троглодит плевался, сдаваться не собирался, но мне уже было и не надо. Больше я такой глупой ошибки не совершу. Я дождался пока кровь перестанет поступать по сонной артерии в мозг, и он перестанет дергаться. Подержал безвольное тело между ног еще какое-то время и лишь потом отпустил.

Жив он остался. Убивать я все же не рискнул. Не знаю, как к этому отнесутся в племени. Пусть поваляется в отключке часик. Но…

Остальных, я пока не спросили, не извещал, так, что если они его в реку сбросят, или на костер положат, или что они тут с покойниками делают, то это уже его проблемы.

Племя кричало, и я не могу определить, восторженно или возмущенно. Или просто так на здешних свадьбах полагается.

Я поднял с земли перьевой плащ Карахала, подошел к обнаженной Тами и накинул на нее.

Судя по новым возгласам окружающих, совершил нечто невероятное.

Плевать, я победитель. А девочке и без того досталось. Уведу на базу, включу «Суету», буду мультики показывать. Пусть отдыхает.

Она продолжала дрожать и смотрела на меня со странным выражением, которое я не мог понять. Обнял, прошептал что-то ободряющее, она всхлипнула. Жалостно, по-детски. Снова прижалась, задрожала.

Костры загорелись почти одновременно. Несмотря на то, что зажигал их один и тот же старик суматошно и совсем не по-старчески носясь между бревенчатыми пирамидами с тлеющей плошкой. Измазанный белой краской он казался призраком, мечущимся в дрожащем вечернем воздухе.

Подошел Барратук, хлопнул по плечу меня и дал легкого пинка валяющемуся Карахалу.

— Ме макай. Ачага. Сабуда!

Он снова пнул Карахала и спросил меня:

— Бу важи?

Я в который раз развел руками, и он в который раз нахмурился. Он не способен осознать, что его слова можно не понимать. Вряд ли он осознает и то, что человеческих языков может быть несколько. По глазам вижу, что он считает меня или тупым, или упрямым, или вовсе лжецом.

— Важи? — раздраженно повторяет он, показывая на валяющееся тело под ногами. Не дождавшись ответа, наклонился и приложил ладонь к его шее. Разочаровано хмыкнул. В глазах сверкнули отблески костров.

Я взял Тами за руку и стараясь не выдавать напряжения, повел ее к выходу с площадки. Она продолжала дрожать.

— Ранга!

Я стараясь выглядеть уверенным, спокойно повернулся. Нельзя волнения показывать. Отношение к бойцу-победителю и к испуганному незнакомцу будет разным.

— Зару чарики, — бросил Барратук, — и жестами дал понять, что приглашает меня остаться на празднике. Ткнул в нависшую над скалами луну, мол, «да и поздно уже».

Оставаться на пиру людоедов, когда только что отлупил их любимого бойца, да еще и с девушкой, чьих родичей они будут жевать, показалось мне не самой лучшей идеей. Я покачал головой и сделал еще один шаг в сторону. Дорогу мне тут же преградили несколько крепких ребят и мне вспомнилось, что я не только Карахала успел измордовать.

— Зару шимока, — кивнул Барратук с видом, будто я согласился добровольно, и показал на шкуру рядом с собой — вамум!

«Вамум», наверняка — «садись». Ну, или «сидеть».

Выбора не было. Всем видом демонстрируя достоинство, сел. Тами села рядом и прижалась к плечу. Она не переставала дрожать.

Глава 33

Невольно оказавшись в самом центре происходящего и смотря на праздник с привилегированной высоты среди старейшин отметил про себя, что жизнь первобытного общества представлял себе несколько иначе. Хотя все мои познания основывались на средненькой беллетристике и еще более средних фильмах. А может земные условия отличались от здешних.

Циклопические костры прожекторами били в небо. Подумалось, если бы я был сейчас у себя на базе и бросил невольный взгляд в это сторону, увидел бы что часть горизонта светится, как гирлянда на елке?

Вряд ли. Слишком далеко. Как там сейчас мой новый дом? Тяни-Толкай стоит в гараже. Кухня, забитая едой. Нормальной, а не жареной человечиной.

Мне в руки сунули кусок мяса, я автоматически взял и теперь не знал куда деть. Есть, по понятным причинам не стал, бросить на землю не мог. Неизвестно как отнесутся остальные к такому попранию гостеприимства. Кажется, это ребро. С одного боку мясо пережарено, с другого сырое. Дико, но где-то в подсознании голодный желудок ловил запретные ароматы и собирался заурчать.

Тами никто мяса не дал. И думаю, не из-за гуманности. Вряд ли они боялись ранить ее чувства тем, что скормили бы сородичей. Гуманность здесь такое же понятие, как и кибернетика. Непостижимо и глупо. Просто Тами не воспринималась как человек. Так, дополнение ко мне.

Карахал уже очнулся интересно? И где он?

Все вокруг меня чавкало.

Послышались крики. Здесь это дело привычное, и я до сих пор не могу отличить пение от убийства. Хотя здесь могут и убивать под пение. Но орали так громко, что я невольно повернулся на звук. Как и большинство окружающих.

«Тетя Галя» опять лупила палкой бедолагу с корзиной. Хватило ее на два удара. Палку, не «тетю». Не выдержав обращения дубинка сломалась. Отбросив обломок, хабалка отправила терпилу к плетню. Ограда была живой, сплетена из растущим по скалам отростками толстого винограда или что-то в этом роде. Чтобы соорудить забор, часть лозы завернули в сторону. Избитый мужичок старательно вырезал палку которой его будут избивать дальше.

Взяв в руки свежий прут «тетя Галя» продолжила экзекуцию. Терпила покрытый рубцами слегка вздрагивал. Красные брызги шипя летели в костер. Как он жив еще?

Опять вопли. Но другие. Тощий с костью в носу мужик, пришедший с гостями, выпрыгнул в центр площадки. Изогнулся, стал причитать, выть, хрипеть. Что-то такое я видел на последнем «Евровидении». Только там еще подтанцовка была и свет целенаправленно вокруг исполнителя носился, а не хаотично, как от костра.

А вот пел примерно так же.

За его спиной несколько человек, тоже покрытых краской расстилали шкуры. Мехов было много, широкие, густые, они закрыли не меньше десяти квадратных метров каменистой земли. Подходили еще троглодиты, несли большие кости и бивни. Кости незнакомого мне животного, а вот бивни я уже видел, у здоровяка, чуть бы не оприходовавшего Тяни-Толкая.

Кости возводили вокруг настеленных шкур, два бивня поставили, вкопали в землю и хитро скрепили. Конструкция превращалась в подобие чума или юрты.

Перед старейшинами, а значит и нами поставили гигантское блюдо из простой лишенной украшений обожженной глины. Это была вторая видимая мною посуда у этих ребят. Первая, похожая на корыто с неровными краями лежала метрах в трех от нас у вкопанного в землю столба. Столб заканчивался плетеным щитом, в который бросали кости. Отскакивая от щита они падали в корыто.

Может так когда-то баскетбол зародился?

Я уже давно прикидывал не бросить ли туда ребра, что держал в руке, но все пока не решался, хотя на то, что я не ем предложенное угощение никто не обращал внимания. Как и вообще на меня.

В принесенном блюде снова лежало жареное мясо, Тами перестала дрожать и всхлипнула. Из блюда торчала скрюченная обуглившаяся человеческая рука и будто хватала края тарелки. Рука небольшая, по всему девичья. Кажется, Тами узнала кого-то из своих.

Жестокое время. Я опустил ей голову и натянул пониже перьевой плащ.

— Все, девочка. Успокойся. Тебя никто больше не тронет.

На базе и накормлю и спать уложу. В одном из номеров отеля. Девочка заслужила немного роскоши. Ее конечно все удивлять будет, но это ладно, ерунда. Лишь бы домой рваться не начала, а домой ей путь заказан. Как и вообще куда бы то ни было. Я первым делом на базе «Суету» включу, после чего за ворота уже будет не выйти. Где у нее этот дом? И есть ли? Может всех соплеменников вырезали? И что с ней дальше делать? После того, как корабль прилетит. На планете оставлять нельзя. Мне не хочется, чтобы она здесь оставалась после всего. Но тогда куда? Они дикая по человечьим меркам. На Земле никуда не впишется. Хотя, почему именно на Земле? Колоний много. Да и ученых наверняка заинтересует. Это все-таки открытие. Первая цивилизация, встреченная землянами. Ладно, эти мысли на потом. Теперь главное свадьбу пересидеть и отправится отсюда восвояси.

Перед Барратуком и невестой расстелили еще одну шкуру на которую подходящие мелкими партиями раскрашенные и увенчанные перьями делегации выкладывали подарки.

Несколько грубо сделанных фигурок животных и людей. Из животных отметил хорошо вырезанного шерстистого носорога. А человеческие все женские. Костяные бусы. «Бусины» — гладкие мослы, иногда перемежаемые круглыми, окрашенными деревяшками. К нескольким ожерельям приделаны небывалые кулоны — минералы. Отшлифованные самоцветы — что-то вроде малахита и яшмы.

Еще поднесли несколько камней. Самых обычных, почти булыжники. Но все правильной овальной формы, выгнутые, и расписанные изображениями, похожими на те, что рисовал пацан в пещере, где нас держали.

Он, кстати, тоже крутился рядом, почти забираясь на шкуру и пару раз толкнув меня и даже старейшин. Ему это сходило с рук, на тычки никто не обращал внимания. Я не удивлялся, видел, как Барратук подозвал его, понюхал волосы и что-то благодушно прорычал.

Сын, что ли?

Парнишка разок взглянул на меня и мне подумалось, что он сейчас снова камнем запустит. Желание в глазах читалось. Но потом пацан отвлекся на разукрашенные булыжники, а Барратуку преподнесли оружие.

Это был топор, но не такой, как у Карахала. Узкое черное лезвие, насажено на черен ниже чем у плотницких топоров. Боек тщательно отшлифован и заточен. Топорище также украшено веревочными узлами.

Барратук восхищенно цокнул поглаживая боек. Когда поворачивал его, в свете костров я увидел, что лезвие сделано из обсидиана.

Барратук достал мой нож и провел им по вулканическому стеклу. Крутил, рассматривал царапины, качал головой. Бросил на меня быстрый взгляд и повернулся обратно к дарителям.

Один из них протягивал невесте связку сушеных розовых фруктов. Я таких еще здесь не видел. Ей подарили кучу украшений, но она хоть и смотрела на них с интересом, свое внимание отдала этим фруктам. Держала связку в руках, улыбалась и с немыслимой скоростью уплетала сушеные сладости.

Пацан-художник действительно оказался сыном Барратука. Его подозвали и подарили каменный клинок. Небольшой, но аккуратно сделанный. Это был не просто скребок, а именно, что нож. С резной костяной рукояткой. Она заинтересовала мальчишку больше чем лезвие.

Фруктовая связка в руках невесты кончилась быстро. Она вытерла рот рукой и рыгнула. Ей принесли мясо, она пожевала жареного, вытерла рот другой рукой, недовольно скривилась и капризно надула губки.

Жених это заметил и подозвал одного из измазанных краской парней, разносивших еду. Тот принес корзину в которой невеста без интереса порылась и снова осталась недовольна, обнюхав горелые ребра и покачав головой.

Барратук развел руками и сделал широкий жест рукой, мол «выбирай». Палец остановился на группе привязанных коз у подножия скалы.

Невеста недовольно что-то ответила и следуя за жестом вертела головой. Скользнула равнодушным взглядом по мне, перешел на девушку рядом со мной и ее глаза радостно расширились. Ткнув в Тами пальцем радостно и быстро заговорила.

Тами вскрикнула и схватила меня за руку.

— Алег!

Я вскочил и заслонил ее собой.

— Эй, вождь! Барратук или как там тебя?! Мы с тобой договорились!

Барратук внимательно меня слушал. Казалось он хочет понять сказанное. Потом указал на Тами и что-то приказал. К нам кинулось сразу несколько ребят. Крепких и с оружием.

Одного я свалил ударом в челюсть и продолжал орать:

— Мы с тобой договорились! Ты обещал! Ты обещал, сука!!!

Барратук вскинул руку, троглодиты остановились. На нас смотрело все племя. Уверен, что вождь понял меня. И ответил.

— Ба тану колла Карахал, — он провел ребром ладони по горлу, копируя мой жест. И пожал плечами, — Карахал важи. — Здесь он развел руками, — на бака ме тану.

И я его понял. «Ты обещал убить Карахала, но он жив. Поэтому я тебе ничего не должен».

Я ругался. Страшно, по-черному. Свалил еще одного троглодита и наверняка сломал ему скулу, искал глазами стену, чтобы прижаться к ней спиной и прикрыть Тами.

Мне чуть не сломали предплечье ударив по нему дубиной, когда я стоял в смешной боксерской стойке и остро ощущал собственную беспомощность с этими своими приемчиками против толпы дикарей с дрекольем.

Тами плакала, кричала, хваталась за меня. Я получил удар по ногам, упал и видел, как девочку схватили и оторвав от меня потащили в сторону.

Я валялся на земле и бешено вопил, почти не чувствовал боли, хотя меня лупили со всех сторон. Странно, что не убили, ткнуть копьем было делом мгновения, а копий вокруг было много.

С Тами скинули плащ, протащили по земле, подвесили верх ногами на перекладине, где висели козлиные туши. Я видел отчаяние в ее глазах, слезы, она выкрикивала мое имя.

Барратук вскинул руку, троглодиты перестали меня бить, а Тами оставили в покое, хоть и не сняли с перекладины. Вождь с интересом смотрел на меня и когда я перестал орать в надежде, что он просто пугал, скуки ради, а теперь все же сдержит слово и оставит девушку в покое, подошел к ней, достал мой нож и совершил гнусность.

Не спеша, можно сказать вразвалочку подошел ко мне, прижатому к земле толпой ребят в костяных шлемах, сел рядом и показав измазанный кровью нож о чем-то спросил.

Я послал его, пожелал сдохнуть. И ему и всей его семье, и всему гребаному племени.

Он вздохнул, как человек который пытается говорить о серьезных вещах, а вынужден слушать детские глупости. Снова показал мне нож и спросил о чем-то. Судя по всему, его интересовало где я взял такую классную штуку?

Я снова его послал. Этот разговор мог бы продолжатся до бесконечности, но ненависть в моих глазах и тоне его наконец проняли или он понял, что сейчас ничего не добьется. Меня связали и оттащили в сторону. Вниз, к подножию скалы. Неподалеку готовили мясо. Я орал оскорбления в адрес троглодитов, матерился. На меня на удивление мало обращали внимания, видимо считая такое поведение для меня естественным, а для себя привычным. Но скоро им это надоело, мне воткнули в рот кляп, обвязав вокруг лица тряпку, сделанную из моей же рубашки.

Толпа пошумела и успокоилась. Точнее переключилась на праздник. Опять загудели хриплые флейты, запел-завыл шаман или кто там этот тощий с костью в носу. Трещали костры.

Хорошо не разревелся, десантник. Сопли забили бы нос, а учитывая, что рот заткнут, я бы задохнулся. Я жалел, что не могу заткнуть уши. Воздух меж скал вновь заполнили звуки чавканья.

Через полчаса рядом со мной появился пацан-художник. Он держал в руке мясо, отрывал от него куски, жевал и с интересом смотрел на меня. Доев, подошел к костру, вытащил горящую ветку, сел рядом и стал внимательно изучать татуировку на моем плече.

Правильные формы, линии, яркие краски заворожили его. Выпучив глаза и улыбаясь кривым ртом, он достал свежеподаренный нож и попытался срезать кусок моей кожи.

Я замычал, вытаращил глаза и, как мне казалось, угрожающе, вращал ими. Его это не остановило, но мои дрыганья мешали сосредоточится. Он тоже зашипел, зарычал. Этот высокоинтеллектуальный диалог прервал окрик сверху. На скале продолжалось веселье. В освещенный костром кусок черного неба над головой летели искры. Кто-то, прислонившись к плетню требовательно звал пацана обратно. Судя по визгливости голоса «Тетя Галя». Пацан неохотно отстал от моего плеча и с недовольным мальчишеским видом ушел на зов.

Снизу была видна часть торжества. Верхушка чума торчала на фоне полной луны. Полог жилища задрался, внутрь вошел Барратук, торжественно ведя за собой невесту.

Девушка шла потупив глазки, смотря в землю. Полог за ними закрылся, толпа кричала, судя по тону что-то напутственное. Мужики высказывали свое одобрение, давали какие-то советы и тут же подкрепляли их характерными жестами.

Я опустил голову. Когда меня связывали, вспомнил наставления прапорщика Чемериса и напряг все мышцы. Получилось это плохо, они болели и плохо слушались, но уж как сумел. Попытался стянуть с себя веревки, но получалось это слабо, я был не столько связан, сколько закутан. Меня обмотали несколькими шкурами, а уже потом их обвязали. Я честно и упорно какое-то время извивался, но ничего не получалось. Поворочавшись минут десять, сдался. Из этого кокона не выбраться. Может попробую чуть позже. Пытаться надо. Все лучше, чем думать о завтрашнем дне. Уверен, что завтра меня будут пытать, где я взял такой замечательный нож. Причем пытать в буквальном смысле слова.

Глава 34

Гулянка наверху продолжалась недолго. Уже через час после того, как «молодые» уединились, племя ушло спать. Парочка пьяных стариков еще какое-то время покряхтели у костра, надо полагать, о прошлом, когда деревья росли выше, молодежь была умнее и стариков уважала, да и мамонт сам в ловушку шел. Потом тоже ушли.

Костер наверху притушили, но не погасили до конца. Кто-то из племени присматривал за единственным источником света. Горящие бревенчатые пирамиды потушили полностью. Сноровисто и не используя воду. Несколько человек переходили от вязанки к вязанке и хитрым образом набрасывали шкуры, перекрывая доступ воздуха к дровам.

Я лежал прижатый к скале и обуреваемый злыми темными мыслями, опять пытался составить хоть какой-нибудь план. Ничего в голову не лезло, кроме эффектного плевка в звероподобную морду и гордой фразы: «делайте со мной, что хотите, я ничего не скажу». Вот уж точно, книжек перечитал и сериалов пересмотрел. Они ведь действительно сделают что хотят, и я все им выложу. Мне и скрывать нечего. Беда в том, что они не поймут выложенного. А что поймут, тому не поверят. Не вписывается моя история в их мир. Я не смогу объяснить откуда у меня такой замечательный нож. Максимум, что смогу, — это привести на базу. Может так и сделать? А дальше по обстоятельствам. Оружие там у меня есть. Тяни-Толкая подключу, он их наверняка испугает. Со мной пойдет несколько человек, не больше. Их кончу, а потом включу «Суету». Остальные и дорогу сюда забудут.

Вдруг вспомнилось как Барратук изображал дрожь, показывая на запад, разговаривая с тем балбесом, который ко мне в сторожку вломился. Так это же он действие «Суеты» описывал! Поэтому они и не поверили его рассказам, что он в ту сторону ходил. Их там страх пробирает. Я лежал, соображал, что дает мне это, внезапно посетившее, озарение? Ничего не сообразил, кроме того, что Барратук и мне не поверит.

Нерадостные мысли прервал вой. Неподалеку в лесу заходился в оре целый волчий оркестр. Не иначе мясо учуяли. Воют, но ближе не подходят. Сталкивались значит, уже с троглодитами. Те уважать себя заставили. Да и племя здоровое. Одних мужиков не меньше полутысячи. Я пристально скалы не разглядывал, но видел, что пещер там много. Странно, что для «молодоженов» чум поставили. Или жениху с невестой положено уединятся в первую брачную ночь?

Жаль, что я не этнограф, столько интересного материала для изучения.

Сейчас эти два каннибала резвятся на шкурах. Ублюдок, который убил девочку и стерва, которая его об этом попросила.

Я сжал зубы и приказал себе запретить думать о Тами! Я ничего не мог поделать, а если сейчас начну распалять жалость к ней и гнев к ним, то все мысли на эмоции уйдут. А тогда мне точно конец. Надо сосредоточится на плане спасения. Тот балбес, что ходил ко мне на базу и получил синяк, все-таки поможет. Я на него ткну, покажу, что он у меня был. Вкупе с его рассказами должно подействовать. В конце концов «Суета» чуть больше года была включена. Жили же они до этого здесь как-то. И наверняка на запад ходили. Потом поселился неизведанный страх. Но теперь ушел! Должны поверить!

На скале послышалась какая-то возня. На лунном фоне появился силуэт и с проклятьями стал бросать в сторону откуда шел вой, горящие палки.

Волки замолчали. Силуэт покряхтел и ушел обратно к огню. Старик какой-то.

Поверят. Должны. Приведу их на базу, а что там делать, я уже решил. Сейчас больше ничего не придумаю, надо заставить себя поспать. День завтра будет охрененно трудный. И это я еще слабый эпитет подобрал.

Поспать удалось недолго. Я только задремал в неудобной позе, как меня снова разбудил шум. По дорожке, усаженной барбарисом и вереском посыпались камушки. Кто-то спускался.

Поднял голову и увидел перед собой малолетнего Пикассо. Лица в темноте было не разглядеть, выдавали рост и лохмы, а самое главное, все тот же нож что он держал в руке и которым уже пытался срезать мне кожу. Сейчас решил закончить начатое.

Деловито сопя художник запрыгнул мне на шею, вдавив лицо в землю и прильнул к плечу почти вплотную. В темноте, казалось ничего нельзя было разглядеть, но он как-то умудрялся. Я почувствовал режущую боль и замычал, как мне казалось, злобно, но на деле прозвучало жалко и придушенно. Пацан возился, боль усилилась, я вскинулся, дернув и шеей, и спиной, глухо стукнуло, пацан вскрикнул, боль в плече стихла.

Мальчишка застонал, я повернул в его сторону голову и получил пинок в лоб. Пацан возмущенно ревел, держась за свою голову. Пнул меня еще раз, а когда я отвернулся и пинок пришелся в затылок, пуская сопли бросился оббегать меня, надо полагать, чтобы продолжить пинать по лицу. Скорее интуитивно, чем осознано, я, замотанный в куль, подбил его по ногам, он споткнулся и полетел лицом вперед. Прямо на скалу. Снова раздался глухой стук, громче предыдущего. Пацан, размазывая лицом кровь по скале, скатился и распластался на земле, раскинув руки.

— Кадур! — позвал сверху женский голос.

«Тетя Галя». Ее не хватало!

— Кадур! — снова позвала женщина, но уже тише, видимо понимая, что ее голос звучит слишком громко в ночной тишине и слишком близко к молодоженам.

Кадур не отзывался, так как лежал передо мной с разбитой головой. Я пытался сообразить, что делать?

Тетка продолжала негромко звать пацана, а я подполз ближе, носом поддел кремневый нож, который тот выронил и попытался его вертикально поставить. Ничего не получалось, я только елозил носом вдоль руки мальчишки, вдыхая землю и стебли жухлой травы.

Наконец удалось прислонить нож к его руке, и я, царапая и протыкая кожу на и без того разбитом лбу, чуть вколотил рукоять в землю. Подполз и стал тереться об острие веревками. Лезвие было тупое, как и полагается каменному, несколько раз он падал и мне приходилось начинать все заново. Кровь заливала лицо, веревка расползалась на волокна, но рваться не хотела. Когда наконец лопнула, я задыхался, шумно втягивал воздух, и больше всего на свете мечтал избавится от мешавшего дышать кляпа. Но выплюнуть пока не мог, поэтому усилено возился, брыкаясь конечностями во все стороны, растягивая шкуры и сдирая веревки.

Закутан был на славу, так, что даже порванная веревка не дарила свободы. Я продолжал ерзать по земле, когда по дорожке опять посыпались камушки.

Я замер и поднял голову.

— Кадур! — послышалось оттуда.

Да что ж тебе старая не спится!

Времени на раздумья не было, я, как огромная гусеница залез на пацана, закрыв его своей укутанной тушей. Закрыв и зажав между собой и скалой.

Тетка появилась через минуту. Шла тяжело, грузно переваливаясь, вдавливая в землю ступни и гравий.

Это когда она была выше, казалось, что стала кричать тише. Следующее «Кадур!» прозвенело мне в ухо, как сигнализация. Представляю, как тетка «молодым» нервы в чуме подпортила. На меня она обращала внимания меньше чем на те же камушки и настырно шла вперед, к потушенным костровищам. Может считала, что пацан там уголь для рисования набирает? И странно что одна. Без терпилы с корзиной. Спит или убила наконец?

Судя по тому, как уверенно она шла, в темноте видела неплохо. Хотя у них у всех с этим проблем нет, если вспомнить как легко ориентировались в ночном лесу те двое, что ко мне на базу забирались, да и пацан спокойно татуировку резал.

— Кадур! — снова включилась сирена.

Пацан зашевелился.

Проклятье! Он жив, сволочь!

Мальчишка тихо застонал.

«Тетя Галя» остановилась. Я издал тихий стон. Получилось непохоже, но тетку убедило, и она двинулась дальше.

Не слезая с пацана, продолжая извиваться я скатывал с себя веревки. Об землю, об скалу, об пацана. Когда удалось «развернуться», первым делом вытащил наконец кляп изо рта. С наслаждением вдохнул несвежего, с гарью воздуха и поднявшись увидел стоящую в пяти шагах от меня «Тетю Галю» переводящую расширенные от ужаса глаза от меня к телу пацана.

Я действовал инстинктивно. Когда тетка раскрыла рот, чтобы закричать, я кинулся вперед и ударил ее в живот и сразу в голову. Не давая упасть, взял шею в захват и опустившись на землю, сдавил.

Первый раз в жизни женщину бью.

Оставив прислоненные к скале тела и накрыв их шкурой, я подобрал веревки и двинулся по дорожке вверх.

Прежде чем войти в чум, несколько минут выглядывал из-за скалы, лежа на дорожке. Жилистый, весь в морщинах старик дремал около костра. Как только я поднялся, он встрепенулся и залихватским движением поднес к беззубому рту бурдюк и с блаженным видом присосался к горлышку. Я снова прижался к земле. Да, по-умному, надо было свалить побыстрее, но я считал себя обязанным вернуть должок.

Дождавшись, когда старик снова задремлет, я тихо пошел к нему и воткнул трофейный нож в затылок.

В чум вошел не сразу, во-первых, какое-то время присушивался, спят ли новобрачные, мне надо было застать их врасплох, во-вторых я не знал, как эта штука открывается.

Никакие звуки сквозь «шкурное» жилье не доносились. Видимо уже накувыркались. Я разглядел занавеску, служащую дверью и осторожно потянул. «Дверь» оказалась тяжелой, я не откидывая полог до конца, проскользнул внутрь.

Посредине располагался давно потушенный костер. Темно не было, сочный лунный луч падал через дымовое отверстие наверху. К хвойному аромату дыма примешивался запах человеческого пота и мокрой шерсти.

Барратук лежал на шкурах, подмяв под себя невесту, как я пацана несколько минут назад. Никогда нечесаные лохмы молодоженов торчали во все стороны.

Я накинул на звероподобную шею петлю, мгновенно заломил ему руку, перекинул другой конец веревки на запястье.

Он вскинулся, дернулся и сам затянул себя в петлю. Я лишь подтянул вторую руку и закончил связку.

Теперь он лежал на животе, высоко задрав голову, выгнувшись дугой и боясь пошевелится. А невеста только просыпалась. Сонно хлопая глазами, она осознала происходящее, только когда я зажал ей рот рукой. Дернулась, как и супруг, сделать ничего не успела, я рывком поднял ее и приставил нож к горлу.

Барратук налитыми кровью глазами смотрел на нас. Лицо отражало множество чувств, я не мог сказать, чего в нем было больше, — ненависти или страха? Потом он наконец увидел, что за нож я держу в руке и дернулся еще сильнее. Я вытер кровь старика, которой был измазан нож о голый живот невесты и ободряюще улыбнулся.

Он захрипел, бычья шея напряглась и мне показалось, что веревка на ней сейчас лопнет.

Рот девицы, по-прежнему был зажат, а я покрутил окровавленным ножом перед ее носом, чтобы Барратук уж наверняка разглядел, что это за нож. Я не знаю жив ли его сынок шарахнувшийся головой о скалу, но я его ножом не резал. Но вот Барратуку об этом знать не надо. Пусть понервничает. Пусть ему, суке, хреново будет.

А сейчас будет еще хуже.

Я перестал крутить нож в воздухе и очень медленно, не сводя глаз с вождя, задерживая клинок то перед пупком, то соском, то ключицей его молодой жены, приставил лезвие к шее. Еще несколько мгновений просто стоял и смотрел в его напряженное, с маской вздутых вен, лицо, чтобы он хорошо осознал, что сейчас произойдет.

Он замер и мелко дышал через раз, не сводя глаз с ножа.

Девица дрожала всем телом. Вдруг ноги у меня намокли, неприятно запахло.

Да, знаю. Это негуманно. Они дети природы. Они просто живут по таким законам. Не они такие — жизнь такая. Я должен проявить понимание. Трудно быть богом и все такое прочее.

Вот только мне плевать. Я тоже такой, какой есть. К тому же я не нарушаю их правил. Более того. Я именно по их законам живу и то, что делаю, полностью вписывается в понятный детям природы порядок вещей. Око за око, зуб за зуб.

Я быстро перерезал девице горло, кровь брызнула Барратуку в лицо. Он захрипел сильнее, вздрогнул, затянул петлю еще туже и закатывая глаза, повалился на бок.

Его жена пожила еще какое-то время, дергая ногами, крутясь на полу на одном месте и заливая помещение кровью.

Барратук не потерял сознание. Сипло дышал, издавая звук будто ему в нос дудочку воткнули, смотрел не на труп жены, а на меня. Веревка впилась в красные как помидор лицо и шею и почти слилась с кожей.

Я присел рядом посмотрел ему в глаза, потом стал искать свой нож. Не кусок заточенного кремня в руке, а тот земной. Из плохой стали, но мой. Пошарил вокруг и бросил поиск почти сразу. Он наверняка был где-то здесь, вещь по меркам этого мира ценная, Барратук не расстался бы с ним, но копаться в измазанной кровью шерстяной мешанине не хотелось.

Перед уходом еще раз взглянул на сипящего Барратука, стараясь придать своему взгляду как можно больше превосходства.

Да, я оставил его в живых. Я хочу, чтобы он жил, падла. Вспомнились слова генерала Ефимцева. «Смерть, это слишком легко. И слишком быстро». Пусть полежит связанный, помучается, в том числе и мыслями, что с его сынком? На женушку посмотрит. Если доживет до утра с удавкой на шее, то пусть меня вспоминает почаще.

Вышел из чума сразу, не прислушиваясь, есть ли кто снаружи. Если бы был, уже давно бы поднял тревогу, найдя мертвого старика.

Подбросил дров в костер, чтоб не потух раньше времени и держась стен направился к лесу.

Главное, о чем мне теперь надо думать, — это о том, что времени у меня мало. Очень мало. Убей я Барратука или оставь в живых, за мной все равно пойдут. Того, что я сегодня натворил не прощают.

Идеально было бы найти того троглодита с фингалом, который ко мне на базу, вместе с дружком шастал. Найти и кончить. Он остальных ко мне приведет. Не будь фингала, остальные тратили бы время, рыская по моим путаным следам. Но не искать же его по пещерам.

Я вышел на незнакомые холмы, несколько минут бродил между ними, пытаясь найти ровное пространство и понять, где именно нахожусь. До сих пор с уверенностью мог лишь представить общее направление. Меня тащили недолго от того места где вырубили.

Через полчаса блужданий в высокой мокрой траве, вышел к холму, где охотился на зайца, а затем лежал в засаде на троглодитов.

До базы бегом часов пять. Тридцать километров по лесу, как уже говорилось, это не то же самое, что по асфальтовой дороге. И пять часов — это еще роскошный вариант. В обычном непролазном лесу на это может полсуток уйти. Но эту дорогу я знал. И бродил здесь раза три, и делянки недалеко соорудил. Заодно поблагодарил местных богов, что повесили над планетой две низкие луны, благодаря которым здесь никогда не бывает по-настоящему темно.

Надо прикинуть на сколько времени я могу рассчитывать? Идеальный вариант, — трупы обнаружат только утром. До рассвета все те же пять часов. То есть, к тому времени, я уже должен быть на базе, с планшетом в руках и зловеще хохоча держать занесенный палец над значком «Суеты».

Остальные варианты были хуже ровно настолько, насколько скоро обнаружат мой побег, или точнее его результаты.

Убиты пацан, старик и две бабы.

Отличный результат, боец! Настоящий герой — десантник!

Хорошо, что я не этнограф. Можно со спокойной совестью убивать этих ублюдков. Ничего в душе не шевельнулось.

Могут и через пару минут на тела наткнутся. Если пойдут по горячим следам, пожалуй, что, догонят. Это их лес. И ориентируются они в нем легче. Но пойдут за мной наверняка.

Я провел рукой по волосам, пытаясь собраться мыслями.

Твою мать! У меня еще и половина уха оторвана.

Глава 35

Бежать по знакомому маршруту даже приятно. Знакомому и безопасному. Неприятно, что на мне живого места нет. Болело все! Порезы, синяки, ушибы. Из моей тушки не спеша выливалась кровь. Большая часть порезов залеплена травой, шерстью, лесным мусором, грязью. Но кровоточила половина уха, обрывок подсох слабо и плечо с правой стороны густо выкрашено красным. Хотя я весь кровью измазан. И не только своей, испачкаться помогла молодая жена вождя.

Бежал не оглядываясь, чтобы не тратить время и силы. Если преследуют, я это услышу. А если услышу в ближайшие три часа, можно начинать молится. Я уже не уйду от них. Но мои шансы на спасение росли с каждым мгновением. Мне нужна совсем небольшая разница во времени. Если они подойдут к стенам базы через минуту после меня, этого достаточно. Следующие несколько часов, они гарантировано будут нестись в обратном направлении охваченные ужасом от инфранизкочастотных колебаний.

На этом месте мои размышления были прерваны. Маршрут хоть и привычный, но ночной. К тому же мчался на высокой скорости. Я споткнулся, и чтобы не упасть, наклонился, а широкий шаг увел меня в сторону. Со мной произошло то, что всегда происходит кода человек несется по лесу, не разбирая дороги. Нога провалилась в пустоту, и я полетел в прятавшийся в траве обрыв.

По счастью, невысокий, как я определил через мгновенье, когда почти сразу приземлился. И по несчастью, обитаемый, когда я почувствовал на что приземлился. Точнее на «кого».

Мягкая и приятная на ощупь шерсть. От неожиданности волк отпрыгнул. Отпрыгнул и очутился рядом со своими собратьями, так же вскочившими и теперь пытающихся понять, что к ним прилетело?

Знакомый маршрут, говоришь. Безопасный? Так ты по нему всегда ходил с Тяни-Толкаем, поэтому и безопасному. Прошлой ночью, когда бежал в обратном направлении, догоняя троглодитов, и то дробовик был. Забыл, что это за планета? Искал крупных хищников? Да пожалуйста!

Волки тем временем, разобрались, что к ним прилетело не что-то страшное, наоборот, вполне даже съедобное и уже вкусно пахнущее кровью.

Семь или восемь верхних губ задрались в неприветственном оскале, зверюги зарычали, и я сделал еще одну ошибку — запаниковал, понимая, что мне конец. От троглодитов я бы еще ушел. От волчьей стаи в ночном лесу ни за что. Я отпрыгнул назад и снова куда-то провалился.

Волчья стая отдыхала на берегу широкого ручья в низине. Я его прежде и не видел. Здесь все изрыто холмами, гребнями, речушками, как и в любой горно-лесистой местности.

Посредине ручья торчал камень, и я рухнул на него.

Неглубокий ручей. Если стоять прямо, будет по грудь. Но удар выбил из этой самой груди весь воздух, замутил сознание, и я пошел ко дну. Я понимал все что со мной происходит, но не мог шевельнутся. Через несколько секунд вернется контроль над телом, но до этого, я наверняка непроизвольно вдохну. Под водой.

Когда встал на ноги, захлебываясь, кашляя, с меня стекало. Отбросив с лица прилипшие волосы, огладывался, высматривая стаю.

Волки торопливо, но без суеты, сновали туда-сюда вдоль берега, но в глубокую для них воду, не лезли. Больше не скалились. Принюхивались и не сводили с меня чертовски умных глаз.

Я бросил взгляд на другой берег. Заросший бархатистым мхом, высокий и отвесный, недостижимый еще и потому что у основания был устлан зеркально гладкими булыжниками в человеческий рост.

Я поплыл, время от времени переходя на шаг. Не все так страшно. Счастье, что не приложился головой об камень, а всего лишь грудью. Просто нахлебался воды, а не остался под ней. Счастье, что удивительно бурный для трех метров в ширину, ручей, протекал в обратную от троглодитов сторону. Слегка отклонялся от базы, но не похоже, что критично.

Из плохих новостей, то, что волки трусили вдоль ручья, следуя за мной. Специально не разглядывал, но все же снова отметил, что они крупнее земных. И холодно еще. Ручей ледяной.

Я проплыл-прошагал пару сотен метров, прежде, чем понял, что долго так не протяну. Идти в метре от волков, постоянно держа это расстояние, иначе второе ухо отгрызут, это ладно. Хотя пару раз ручей петлял, сужаясь и мне приходилось нырять, чтобы проплыть этот участок и не стать закуской. Но ноги стыли, плохо слушались и могли отказать. Кончики пальцев уже не чувствовал. Брел по грудь в воде, прикидывая, что делать дальше, стараясь перебрать в голове варианты и осознавая, что таковых нет.

Все решили за меня. Через несколько минут ручей перерос в водопад, и я понял, что в очередной раз, попал.

Если бы я был героем кинофильма, я бы сиганул с края и замерев на мгновенье в воздухе в эффектной позе, мое накаченное полуобнаженное тело вошло бы в воду и благополучно миновав притаившийся камень и чуть не задев дна, я бы выплыл и оставив преследователей с носом.

Но как уже говорилось, я не в кино, да и спуск воды был пологий. Я не то, что сам сигануть не мог, я не видел куда вода падает.

Справа отвесный берег, по которому не забраться, слева стая, впереди обрыв. Стоять на одном месте не получится, я замерзну еще до того, как по моим следам троглодиты придут. Не назад же переть!

У высокого камня перед спуском скопился мусор, и я выхватил из бурлящей воды неплохой дрын. Сучковатая ветка. Тяжелая и развесистая. Наотмашь шарахнул по волкам на берегу. Одного, не ожидавшего такой подлости от мокрого обеда, зацепил и скинул в воду. Волк задрал голову над водой, сосредоточенно загреб лапами к берегу, плыл не обращая внимания ни на мои злобные вопли, ни на скулеж товарищей. Я приложил его еще раз. Ветка хлестнула, наверняка больно, но сила удара рассеялась по прутьям и зверюга, хоть и нахлебалась воды, нырнув, выплыла на берег.

Отряхнулась, обрызгав и меня и сородичей и снова, как ни в чем ни бывало, забегала туда-сюда вдоль воды. Ну, упрямый ужин попался, что же теперь сделаешь. Издержки ремесла.

Я опять замахнулся веткой, волчары напряглись, я понял, что второй раз не достану, да исмысла нет. Это так. Со злости, с отчаяния. Не покидаю же я их в воду по одному, не утоплю. Может все же вернутся? Найти место на правом берегу и выбраться?

Оглянулся. Нет. Времени много уйдет, безо всякой уверенности, что найду такое место. Окоченею раньше. Да и самого времени у меня мало. Может тела уже нашли и за мной идут.

Я подошел к самому краю водопада, заглянул вниз, не увидел ничего кроме потоков воды. Куда они падали, определить по-прежнему было невозможно, тем более в темноте. Ручей продолжался дальше и было видно, как он поворачивает понемногу на север. Возможно впадает в ту реку, за которой я кабана убил.

Дна не видно, но высоту водопада можно определить. Метров десять и почти наверняка неглубокий, раз продолжает неглубокий ручей. Так, что прыгать в любом случае нельзя. Разобьюсь. Значит будем спускаться потихоньку.

Водопад каскадный, ярусы бугристые, рванные, но выхода нет.

Цепляясь за края, нащупывая ногой относительно ровные поверхности, корячась, растягиваясь, принимая нелепые позы и опять захлебываясь, я полез вниз.

Голову опустил, чтоб бьющая по ней вода не мешала хватать ртом остатки воздуха.

Волки сверкали в темноте горящими глазами, рычали, начиная понимать, что ужин может улизнуть. Внизу, куда я спускался, берег с левой стороны был невысок, но чтобы туда попасть надо было обойти тянувшееся далеко на юг каменистое взгорье. Волки или были тупые и не понимали этого, или наоборот, были умные и понимали, что не успеют. Может боялись, если они уйдут, я тут же вылезу?

Я не преувеличивал, представляя, что у волков в голове. Если бы вы знали, насколько умными могут быть животные, тоже не удивлялись бы.

Поначалу бурный ручей просто доставлял неудобства, теперь, когда я оказался ниже, стал серьезной проблемой. Поток бил по телу, с риском сбросить его вниз. Полпути я прошел, точнее пролез, до воды оставалось метров пять. Я уже видел бурлящую под струями поверхность, плоские, блестящие под лунным светом, камни. Сквозь прозрачную воду просвечивало неглубокое дно.

Последние метры дались тяжело. Уступ кончился, вода падала свободно, в том числе мне на голову и плечи, я висел на пальцах на краю последнего каскада. Учитывая, что хвататься больше было не за что, примеривался прыгнуть, так как другого выхода просто не было.

Прицельно свалился в воду. Как ни странно, ничего себе больше не отбил, не порезал. Выбрался на берег, оглянулся. Наверху, в темноте сверкали звезды и волчьи глаза.

Холмы здесь были низкие, лес густел, ветра почти не было, я нырнул в теплую ночь и бежал стараясь соблюдать темп. Рвану изо всех сил, быстро выдохнусь.

Я пробежал не меньше часа, прежде, чем начал узнавать местность вокруг. Пришло облегчение, что все это время двигался в правильном направлении. А то сомнения уже начинали зарождаться.

Прошло два часа, как показывали часы на руке, после моего побега. Если за это время не бросились в погоню, уже не догонят, как бы не бежали. Но откуда мне знать, — бросились или нет?

Преследования пока не слышал. Правда могло быть так, что троглодиты потеряли след у ручья. Тут могут быть варианты. Они или будут искать, где я выбрался, или сразу пойдут к лесничеству, благо проводник у них есть. Я про Фингала. Прежде чем подойти к базе, надо будет внимательно взглянуть, нет ли засады. Хотя, я скорее всего, таковую не увижу. Они лесовики, и должны быть мастерами на такие штуки. С другой стороны, — база им непривычна, должна быть страшна. Хотя Фингала с сотоварищем, ныне, наверняка покойным, не напугала.

Ладно, гадать не буду. Подойду ближе, видно будет. Если замечу засаду, надо будет вернутся к тому месту, где меня взяли, и я выронил ружье. Есть шанс, что они его не заметили, и «Зубр» до сих пор там валяется. Шанс хороший, учитывая, что схватили и потащили меня по траве сразу, не рассматривая. И самое главное, о ноже меня спрашивали, а вот о дробовике, нет. С ним и буду пробиваться. Тридцать четыре заряда по-прежнему в диске. Этого хватит, чтобы часть троглодитов положить, часть напугать, чтобы пробиться за забор. А дальше — «Суета». Если кто останется на базе — зачищу.

Вариант если не найду оружия даже рассматривать жутко. Я просто не знаю, что мне в таком случае делать. Если троглодиты на базе или обложили ее, то это все. Конец. Выжить в лесу, я бы думаю смог. Помогли бы навыки, что егерские, что армейские. Но не в случае, если на тебя охотится племя каннибалов. Так, что это худший из планов. Единственным вариантом, в таком случае, мне представляется постараться пробраться незамеченным на базу и проникнуть в оружейную. Старинные винтовки все же оружие. И патронов до хрена. Тяни-Толкай опять же. Просто взять планшет на кухне. Или вручную можно робота включить. На мои голосовые команды он уже настроен. Распугаем. Я, робот и винтовка.

Все оставшееся время пока бежал, слух был навострен на топот ног за спиной, поэтому, когда услышал странный шум, то сначала не обратил внимания. Только когда второй раз раздался звук шипящего парового котла, переходящий в рык, я остановился.

Это не могло быть живое существо! Тварей способных издать подобный звук не может существовать в природе! У меня от одного только рыка ноги подкосились, а по телу побежали мурашки.

Рычание повторилось в третий раз. Зверюга приближалась. Я уже слышал топот от которого дрожала земля.

Первым делом, при нападении хищника, гласит инструкция, надо встать на одном месте, поднять руки и начать казаться больше, чем ты есть. В большинстве случаев зверь просто отпугивает вас от места которое считает своим. Дальше надо медленно отходить назад, но не поворачиваясь спиной. И еще в глаза им не смотреть. Тогда зверь от вас отстанет и вас пронесет.

Я слушал продолжавший приближаться рев и понимал, что вот эта тварь, точно не отстанет, подниму ли я руки, опущу ли. И что из всей инструкции мне подходит только пункт про пронесет. Причем немедленно.

Поэтому я повернулся и стараясь, хотя бы в этот раз, не паниковать, бросился назад, в сторону ненавистных мне пещер. Выбрал глазами подходящее дерево, схватился за ветку и полез.

Я еще карабкался по нижним, когда из-за деревьев выскочила та самая зверюга, что похабно приставала к Тяни-Толкаю. Хобот задран, хвост тоже. Зверюга спешила и гадила на землю. Животные часто так делают, когда убегают от кого-то и любыми способами стараются уменьшить вес, чтобы легче бежалось.

Я успел понять, что это от ее топота дрожала земля, но, дикий, заставивший меня содрогнутся рык, принадлежал точно не перепуганному засранцу. Он сам убегал.

Снова послышался звук, будто старинный паровоз испускает пар. Звук перерос в рычание и из лесу вскочила вторая зверюга.

Сверху разглядел, что преследователь меньше топтуна. Полтора метра в холке, два с половиной метра в длину. Лобастая башка, широкие лапы, заканчивающиеся когтями размером с армейский нож, хвост с кисточкой, которым зверь лупил себя по бокам.

На моих глазах он догнал добычу, в прыжке вцепился ей в загривок и повис. Топтун взревел, закружился на месте, наклонив голову, явив расширенный в ужасе зрачок безумного взгляда. Хищник не отпускал его, из-под впившихся клыков хлестала кровь, животные кружились в страшном смертельном танце. Наконец здоровяк фыркнув из хобота кровью, по-детски застонал и упал.

Хищник раздирал ему шею добираясь сквозь толстую шкуру до мяса. Я медленно, стараясь не шуметь слезал с дерева. Пока хищник ест, мне ничего не грозит, если не сунусь в сотрапезники. Вспоминал рассказы о пещерном льве и гадал, то ли исследователи ошиблись с определением, то ли здесь живут несколько видов схожих хищников. Потому что этот лев был не пещерный. Это саблезубый.

И счастье, что я его не встретил, когда гулял по лесу днем, пусть даже с Тяни-Толкаем. Саблезубого не остановили бы не робот, ни дуплетный выстрел.

Прежде чем окончательно спрыгнуть с дерева, бросил взгляд на восток. И увидел. В полукилометре, чуть меньше, сквозь задетый луной дорожкой папоротник в мою сторону двигались рога. Оленьи, бычьи. Навскидку, штук двадцать. И я уверен, что это было не стадо.

Спрыгнул на землю и косясь на вырывающего куски мяса из тела жертвы, саблезубого, рысью двинул домой.

База за тем холмом.

В чем-то оказался прав. Ночь и вправду оказалась охрененно трудной. А день? День только начинался.

Глава 36

На площадку, открывающую ворота я вступил подволакивая ногу и хрипя от усталости.

Ворота открылись как ни в чем не бывало. Меня не было чуть больше суток, а казалось пару недель отсутствовал. Будто в другом мире побывал.

Не останавливаясь, чтобы перевести дух, заковылял к отелю. На фоне бледного рассвета он мне показался самым прекрасным зданием в мире. Входную дверь открыл рывком, на кухню — пинком и схватил лежащий между заветревшимся огрызком яблока и банкой колы, планшет.

Листая сенсорный лист, искал значок с белой буквой «С» в центре и кривыми линиями по бокам. Нашел, занес палец и только сейчас заметил, что в нижнем углу мигает еще один значок. Микрофон. Мне пришло сообщение.

Это было так же непривычно, как телефонный звонок там, в Сыктывкаре. Я нажал на микрофон совершенно непроизвольно, не столько чтобы получить сообщение, сколько убедится, что мне это не кажется.

Голос Сергея Эдуардовича казался смущенным:

— Олег, привет. Вынужден прервать твое одиночество. Понимаю, что ты там весь в работе, но тут такое дело. Я сейчас нахожусь на Картуке, вместе с Эдуардом Эдуардовичем. Здесь, где казино Верховцева, помнишь, я рассказывал. Так вот, идет конференция. Собрались серьезные люди, обсуждают серьезные вопросы. С Эдуардом Эдуардовичем была девушка. Она несколько перенервничала. Захотела покинуть мероприятие. И села в челнок, чтобы улететь. Улететь она хотела на «Принцессу Алису», это корабль на котором мы прилетели, он на орбите, но перепутала челноки. Видимо нажала кнопку последнего маршрута, и я так понимаю, это был тот челнок на котором я от тебя улетал. С Вертажо Кита. В общем, она сейчас к тебе летит. Честно скажу, я очень надеюсь, что ты на месте, а не на обходе где-то в лесу. Челнок, конечно вещь хорошая, но жить там не получится. Если ты не в лесничестве, то очень прошу тебя, как только вернешься и получишь сообщение, сходи за ней. Челнок приземлится на том же месте, где и мы с тобой, когда с «Велеса» сошли. Мы хотели сразу за ней отправится, но челноков больше нет. Тут конференция, как я говорил, все расписано, люди прибывают, убывают. Есть пара инженерных вельботов, но как ими управляться никто не знает, а техников нет. Точнее есть, но они все генератор обеспечения жизнедеятельности обслуживают, и нам отказали, — в голосе Сергея Эдуардовича послышалась обида. И по официальности в голосе, мне показалось, что рядом с ним кто-то стоит. Скорее всего «малолетний балбес» Эдуард Эдуардович.

— Говорят, что из-за нас, то есть из-за Риты, мы и так им организацию приема сорвали. Вернуть обратно челнок отсюда не могут. Это надо на месте топливо заправлять, а это только техники и умеют. Так что прилететь к тебе сможем только через пару дней. А то и позже. Ты пока Маргариту Викторовну в отеле размести. Вы, кстати знакомы. Виделись, еще там, на Земле. Ладно, давай. Скоро увидимся. Я перед вылетом еще сообщение скину.

Звякнул мелодичный рингтон, заканчивающий сообщение.

Я несколько мгновений переваривал сказанное. Потом посмотрел, когда сообщение пришло?

Выходило, что на исходе ночи, когда я погнался за ночными гостями. Плюс пара часов лету. То есть, эта Рита свалилась на планету еще, когда я связанный в пещере валялся. И всю ночь здесь торчит. А, следовательно,…

Слово из пяти букв означающее женщину легкого поведения. Я орал «Б…ть», «Б…ть», «Б…ть», «Б…ть», «Б…ть», не сводя глаза с планшета.

Нет, я не про эту Риту. А про то, что не могу включить «Суету». Точнее могу, но эту Маргариту Викторовну, с которой я якобы на Земле виделся, прямо в челноке накроет такая паническая волна, что сердце остановится.

Несколько секунд, я не прекращая орать, соображал, что делать дальше. Троглодиты идут сюда, и я их уже даже видел. Они ближе, чем место приземления. Их человек двадцать, может больше.

Я глухо застонал. Я ранен, множество ушибов, дико болят спина и ноги. Я устал, в конце концов. Смертельно устал. Что мне эта дура Маргарита? Я ее даже не знаю. Наверняка, какая-нибудь шмара дешевая. Или пусть, дорогая. Поругалась с папиком, психанула, наломала дров. А мне разгребать?! Я ведь не могу ничего поделать! Если выйду за ворота, то сдохнем оба!

Я застонал от бессилия, активировал Тяни-Толкая, положил планшет, и продолжая злобно костерить шмару Риту, бросился в свою сторожку. И со всего маху приложился лбом об ножку стола, когда падал, споткнувшись о натянутую проволоку, про которую напрочь забыл. Продолжая матерится, содрал с себя остатки разодранных штанов и клочья рубашки, надел новые с карманами и захромал в оружейную. Мне надо много патронов.

Мысль взять с собой роботизированну шагающую платформу пришлось отложить сразу. Робот слишком медленный. Я пробормотал себе под нос приказ выйти и встать Тяни-Толкаю у ворот, а сам осматривал карабины в оружейной. Остановил выбор на Гевер-43. У него, как и у СВТ-40, который так и лежал в боку у робота, был отъемный магазин. По мне это удобнее, чем обойма. И именно по это причине, я не взял СКС. Карабин хоть и обладал среди всех них лучшими тактическими характеристиками в надежности, дальности и кучности стрельбы, но был оснащен обоймами, вместо магазинов. Я не знаю, может, когда-то это и было удобно, но я просто не умел этим пользоваться. А времени учится уже не было.

Отъемный магазин был и у бэби-Гаранда. В другом случае, я бы его и взял, так как он вмещал пятнадцать патронов, вместо десяти, как у остальных, но к нему почему-то, был только один магазин, а к Геверу два.

Зброевку-Холек даже не стал рассматривать, как вариант. Слишком ненадежна и громоздка. Может так статься, что умельцы, которые сооружали винтовки для богатеньких реконструкторов истории, убрали все недостатки, но и проверять это, также, времени не было.

Пачки с патронами разрывал, распихивал боеприпасы по всем карманам. В брюки, в рубашку. Остроносые цилиндрики сыпались на пол, звенели, разлетались по щелям.

На пояс повесил штык-нож от Маузера. Запер оружейку, выскочил во двор, пробежал мимо остановившегося у открытых ворот Тяни-Толкая, пожалел, что у него нет пулемета, лазерной пушки и ядерного заряда и хромая направился к месту посадки челнока.

Если эта идиотка вышла из него, то могли уже сожрать. Благо крупных зверей, от недостатка которых я переживал, как показала ночь, теперь более, чем достаточно.

Я пришел к тебе с приветом,
Рассказать, что солнце встало,
Что оно горячим светом
По листам затрепетало.
Я привычно хрипел стишок, моча новые ни разу прежде не надеванные брюки в утренней росе. Деньги из полученного аванса тратил осторожно, поэтому покупал самые простые, самые дешевые, но прочные и непромокаемые. Зачем мне модные? Перед кем здесь форсить? Я взял на армейской распродаже две пары, но носил только одну, перемежая со старыми джинсами, купленными еще в Сыктывкаре. Они оказались на удивление прочными. Выцвели, слегка потрепались и обросли бахромой, но носились исправно, пока не порвались в драке с Карахалом.

А обновку сегодня одел впервые.

Блин, чем у меня голова занята?

Рассвет наступал быстро, солнце проглядывало сквозь деревья, было почти светло. Звезды еще держались на небе, но оно светлело на глазах.

Рассказать, что лес проснулся,
Весь проснулся, веткой каждой,
Каждой птицей встрепенулся
И весенней полон жаждой.
Надо было бы оставить эту Риту в челноке, а троглодитов встретить самому, но они наверняка наткнутся на странную штуку похожую на огромного жука-носорога и неизвестно, что будет дальше. Вряд ли испугаются, раз уж хватило духу лезть на базу и нападать на меня. А если она выйдет из челнока? То есть, что значит «если»? Конечно выйдет. Она же не знает куда прилетела. Хотя может и хватило ума остаться, когда после посадки, вместо мягкого света пассажирского отсека, в иллюминатор заглянула лунная ночь. Должна была понять, что это не «Принцесса Алиса». Ну и название, кстати. Почему, как ни круизный лайнер, так обязательно «Принц» или «Принцесса»? Самооценку туристам поднять? Опять не о том думаю. Даже у нее если хватило ума выйти, потом вернулась.

Может ее и правда уже сожрали.

Эта часть леса, когда-то показалось мне очень красивой. С Сергеем Эдуардовичем проходили мимо вот этого холма, на котором росли сиреневые колокольчики.

Рассказать, что с той же страстью,
Как вчера, пришел я снова,
Что душа все так же счастью
И тебе служить готова.
И вместе с ней там не запрешься, чтоб пересидеть. Челноки изнутри не запираются. Как только стыкуются с кораблем или садятся на планете, срабатывает автоматика и люк открывается простым нажатием на ручку. Изнутри или снаружи. Эту практику ввели на всех летательных аппаратах при круизных лайнерах, после нескольких случаев, когда в них засыпали пьяные туристы, возвращавшиеся с увеселительных прогулок на курортах. Одно время это было настоящей бедой для стюардов и техников, но бедой терпимой. Все изменилось, после того, как в челноке заперся японский миллиардер. Заперся на три дня с тремя девицами, благо челнок был оборудован для всех нужд. На просьбы персонала покинуть помещение весело посылал их к японской матери. К просьбам присоединилась жена, по совместительству американская кинозвезда, сначала умолявшая образумится, а потом горланившая в микрофон в двери обещания убить его. Взламывать челнок было дорого, ждали пока нарезвится. Неизвестно сколько бы это продолжалось, съестных запасов в челноке хватало на неделю, а питейных на две. Дверь открылась, когда одна их девиц, пошатываясь вышла наружу с просьбой к официанту принести еще «нежной пыли». История обошла все желтые СМИ.

С тех пор челноки никакими замками не снабжены. Не факт, конечно, что троглодиты сообразят, как открыть. Это еще додуматься надо, что вот за эту штуку потянуть надо. Но и не факт, что не сообразят. А парни они неглупые, нетрусливые и инициативные.

Рассказать, что отовсюду
На меня весельем веет,
Что не знаю сам, что буду
Петь — но только песня зреет.
Обратно на базу придется именно, что пробиваться. Почти уверен, что рогатые уже там. Или вот-вот будут. Тяни-Толкай поставлен посреди ворот их отпугнуть. Хотя бы ненадолго. Мне важно, чтобы они внутрь не зашли. Ищи их потом там, зачищай. Неизвестно сколько, неизвестно где. Заведется партизан, покоя не будет. План такой, — хватаю эту Маргариту Викторовну, веду на базу. «Встречаемся» с троглодитами у входа. Веду огонь из полуавтоматической винтовки на поражение, часть кладу, часть будем надеяться, разбежится. Заходим внутрь, включаю замечательный прибор АСНП и ждем обоих Эдуардовичей. Когда придет сообщение, «Суету» отключаю, получаю лавры спасителя девицы.

Насколько все было бы проще, застрели я тех двоих, что ко мне в сторожку забрались. Завалил бы сразу, а не пытался взять живыми. Их бы и не искал никто. Во всяком случае в этой части леса, куда троглодиты не ходят.

Челнок стоял на том самом месте, где я когда-то сам впервые вступил на планету. Вытянутый неровный эллипс, тускло поблескивали закрытые шторами изнутри иллюминаторы. Я двинулся к аппарату огибая взгорье и застыл. Одна из веток в росшем у холма орешнике шевельнулась. Вот только ветра нет. Да и ветер бы одной веткой не ограничился. Или мне показалось?

Я пригнулся за глинистым уступом. Надеюсь меня не видно. И челнок с той стороны не должен быть виден. Какие быстрые ребята. Или у меня паранойя?

Держа наготове винтовку подскочил к люку, потянул.

— Рита?!

В нос шибануло свежим перегаром. От одной из стен отделилась пошатывающаяся фигура:

— Какого черта?! Кто это? Это что за обслуживание?! Куда меня притащили?! Вы знаете, что я здесь всю ночь торчу?!! Я хочу поговорить со старшим стюардом!

— Тише!

— Ты на кого шикаешь?!! Попутал, парень!! Ты знаешь с кем я здесь?!!!

— Заткнись, дура, — я оглядывался, прикидывая, где могут быть рогатые.

— Ты как со мной разговариваешь?!

— Заткнись, курица тупая, — я шипел и крутил головой.

— Что?!!! Да ты кто такой?!! Лакей несчастный! Одно мое слово и тебя уволят. А перед эти морду набьют. Ты знаешь кто я?!!

— Если не заткнешься, то шашлык!!! — Я вошел, схватил ее, притянул к себе и зажал рот.

Она впервые увидела мое лицо, скрытое прежде в полутьме рассвета, ее глаза расширились, разглядывая синяки, порезы, стянувшуюся кожу у глаза, обрывок уха и залитую кровью шею.

— Спасите!!! — пропищала она сквозь ладонь.

— Тем и занят, — буркнул я и наклонившись тихо и отчетливо продолжил, — ты села не на тот челнок. Прилетела не на ту планету. Здесь ни стюардов, ни лакеев нет. Здесь только каннибалы и они идут сюда. И вот поверь, им плевать кто ты и с кем ты. А теперь мы с тобой пойдем в здание, где я смогу тебя защитить. Но нас там уже ждут, поэтому сначала мне придется убить нескольких из них. И поэтому мне важно, чтобы ты знала, что сейчас будет и не испугалась. Или испугалась не слишком сильно. Не запаниковала, не бросилась в лес, чтобы я тебя там не искал.

— Что?!

— Говорю, пошли за мной, если хочешь жить! — всю жизнь мечтал произнести эту фразу какой-нибудь девице, — и пожалуйста, веди себя тихо. Подозреваю, что они уже здесь, но не факт, что заметили челнок. Это существенная разница, — кто нападет первый, — я на них, или они на нас. Все понятно? Вот и хорошо. Пошли!

— Что?!

— Твою мать! Иди за мной, и иди тихо. Что непонятного?!!

— Кто вы?

— Супермен, разве не видно!

— Я вас боюсь!

— Вот и хорошо. Глядишь и троглодиты испугаются.

— Кто?

Я заскрипел зубами, потянул ее за собой.

— Иди за мной и молчи, я не знаю, как еще это до тебя донести.

Глава 37

Я смотрел на заросли орешника. Ветки не шевелились, но засевшая в подкорке паранойя рисовала силуэты в кустах и рога вперемешку с ветками. На раздавшийся за спиной стук стремительно обернулся.

Только сейчас разглядел девицу. Помимо того, что у нее и правда, оказалось знакомое лицо с расплывшейся тушью и размазанной помадой, одета была в блестящее красное платье, туфли с ремнями на всю голень и высоченных каблуках. Они и стучали по каменистой земле.

— Это что? Блестки? — ткнул я пальцем в платье.

— Пайетки.

— Чего?… ладно неважно, пока стой.

Я продолжал всматриваться в кусты. Если кто-то был, то скорее всего не заметил ни челнока, ни как я к нему прошмыгнул. В тень холма я нырнул мгновенно. Самое время для марш-броска к воротам. Но подойти хотелось бы незаметно, а у меня в напарниках дискотечный стробоскоп на цокающих шпильках.

— Идешь точно вслед за мной, на расстоянии двух шагов. Просто смотри мне в спину.

— Это розыгрыш какой-то? Часть развлекательной программы? Если Эдик заказал прогулку с квестом, то я отменяю заказ! Как обратно в номер попасть?

Я смотрел на нее долгих три секунды, затем коротко приказал:

— Раздевайся!

Глаза ее округлились от ужаса. Заикаясь, она выдавила:

— Вы не посмеете!

— Я не могу разговаривать с тобой бесконечно. Раздевайся! Первыми сними туфли.

С обреченным видом, дрожащими руками она сняла с себя обувь. Я схватил, осмотрел.

— Может лучше в челнок вернутся? — обреченно смотря в землю, сказала Рита. — Все лучше, чем здесь. Там и койка есть.

Я осматривал туфли. Не знаю, как каблуки крепятся к подошве, поэтому пошел простым путем и достал штык-нож.

— Хорошо, пусть здесь, — испуганно согласилась она и потянула с себя платье.

Я отодрал набойки и протянул туфли обратно.

— Обувайся.

Она понимающе и покорно натянула босоножки на ноги и закинула руки за спину, чтобы расстегнуть бюстгальтер.

— Теперь пошли, — бросил я, и направился в сторону базы.

— Куда? — она замерла в этой позе.

— Пригнись и помни, смотришь мне в спину. Прошу тебя, не закричи раньше времени.

Она непонимающе смотрела на меня.

— А где мы…, — она запнулась, — кричать будем? И как я буду смотреть в спину? Если надо пригнуться. Может все-таки в челнок вернемся?

Ситуация была и смешной, и трагичной одновременно. Только смеяться не хотелось, а настоящая трагедия у нас еще впереди.

— Да не нужна ты мне! Нам незаметно пройти надо, а у тебя платье как прожектор. У базы нас наверняка ждут и там нам с тобой…, то есть мне, предстоит бой. Настоящий. Но подозреваю, что несколько рогатых заметили, как я шел от забора и пошли за мной. Я что-то такое видел. И, кажется, оторвался. А теперь не хочу, чтобы нас обнаружили раньше времени. Повторю, — я должен напасть на них, а не они на нас.

— Какие рогатые? Что происходит? — она чуть не плакала.

— Чтоб тебя! Говорю же, бесполезный разговор. Коротко не рассказать, а на объяснения времени нет. Просто делай как говорю. Кивни, что поняла.

Кивнула.

Надо было бы обойти холм со стороны челнока, углубится неглубоко в лес и выйти к базе с юга, но посмотрел на эту Риту, понял, что на каблуках, пусть больше и не цокающих, по лесу она пройдет если повезет, шагов десять. Снять нельзя, босиком будет еще хуже. И трава, и кусты обдерут. На ней только нижнее белье, а кожа почти прозрачная.

Двинулся прежним путем, как шел когда-то здесь впервые по некому подобию дороги. Только спустился пониже и обогнул разросшиеся на десятки метров кусты ольховника.

Рита шла за мной, мелко и громко дышала, боясь заплакать. Попросить ее не делать так, не мог. Тогда точно заплачет.

Лес отбрасывал зыбкие рассветные тени. Среди стволов что-то мелькнуло.

— У меня ноги намокли. Трава ужасно мокра…

Я бросился к ней, прижал к дереву, зажал рот.

Она замычала, я шикнул, не сводя глаз с просвета между деревьев. Наклонился к ее уху и почти беззвучно прошептал:

— Тихо.

Она проследила взглядом за мной и глаза ее расширились. Спиной к нам, прислонившись к узловатому стволу сидел кто-то закутанный в звериные шкуры и бычьими рогами на голове. Внимательно высматривал траву у корней, сжимая в руках каменный топор.

Над моей головой пролетела кедровка с гусеницей в клюве.

Не сводя взгляда с девушки и убрав ладонь с ее рта, я приложил указательный палец к своему. Закинул винтовку за спину, вынул штык-нож и двинулся к троглодиту. Он вдруг приподнял голову, чуть повернулся и понюхал воздух. До меня только сейчас дошло, что от Риты несет духами.

Шел бесшумно и был в шаге от шкуры, когда девушка сзади завизжала. Я обернулся, увидел между мной и Ритой еще одного дикаря. По всему, он шел на меня и присутствие девушки за его спиной оказалось для него неожиданностью. Он оглянулся на нее, я на него, троглодит у дерева на меня.

На долю мгновения мне показалось, что все это уже было. То ли на Вертажо Эридана, то ли в детстве, когда я заблудился в лесу. Но только на долю мгновения.

Я кинулся на рогатого перед собой. Он вскочил, замахнулся топором, ударить не успел, я схватил его за руку и воткнул нож грудь. Он умер сразу, а штык застрял между ребер. Я смотрел на второго троглодита, несущегося на меня с усаженной каменными осколками дубиной, дергал нож, не мог вытащить. Когда троглодит подбежал, я развернул висевший на мне труп в его сторону и удар шипованной палкой пришелся в покрытую волчьим черепом голову.

Отбросив мертвеца я стягивал с плеча винтовку. Воспользоваться ею по назначению не успел, пришлось вскинуть, чтобы защититься от следующей атаки.

Отбил, хоть и присел от страшного удара, тут же ткнул троглодита в лицо стволом, а когда он пошатнулся, прикладом свернул челюсть. Возвратился к трупу с ножом в груди, вытащил клинок, уперевшись ногой в живот, подошел к стонавшему троглодиту, держащемуся за съехавшую за шею челюсть и пытавшемуся подняться, перерезал горло.

Рита смотрела на все это закрыв рот руками. Странно она смотрелась в лесу в одном нижнем белье и на каблуках. Подошел к ней.

— Хорошая новость. Теперь ты мне веришь. Плохая. Дальше будет еще хуже.

Взял за руку и потянул за собой:

— Что делать ты помнишь. Просто держись за моей спиной.

Она послушно и молча шла за мной до самой базы. Те двое, которых мы встретили, надо полагать, были разведотделением или как здесь в каменном веке, организационно-штатная структура сформирована? Основные силы, наверняка, были у базы.

Убедится в этом нам пришлось даже раньше, чем мы добрались до нее. Лесное эхо донесло исступленные крики, а когда я и Рита вышли на поляну перед отелем, увидели и причину возбуждения.

Человек десять-двенадцать, все в рогатых шлемах, стояли полукругом перед воротами базы. Точнее перед Тяни-Толкаем загораживающим вход. Воинственно крича, сжимая в руках дубинки и копья, они делали угрожающие выпады в его сторону, но напасть пока не решались.

Уже рассвело и солнце отражалась на металлических деталях безмятежного робота. Должно быть для пещерных жителей, впечатлений было много. И высокая прозрачная коробка посреди круглой поляны, и неподвижное чудовище охраняющее вход к ней. Сколько материала для лесных сказителей. Так рождаются легенды.

Один из них подкрадывался к Тяни-Толкаю сзади. Где-то через забор перелез. Пока остальные отвлекали робота криками и угрожающими выпадами, он, зажав в руках циклопического размера двуручную дубину, медленными выверенными шагами подходил все ближе. Оказавшись рядом, с яростным криком обрушил оружие на бок неведомого монстра. В тот же момент несколько человек атаковали спереди. Не меньше пяти раз, каждый из них, ткнул робота копьем. Исступление длилось недолго, наконец до них дошло, что никто им не сопротивляется. То, что существо, стоящее на ногах не может быть живым не помещалось в их головы под костяными шлемами. Но атаковать перестали, возбуждение улеглось и соблюдая осторожность, они снова стали приближаться к Тяни-Толкаю.

— Шагом марш! — громко скомандовал я.

Сверхчувствительный датчик услышал. РШП сделал шаг вперед.

Господи, как они от него прыснули! Как коты от пылесоса. Спохватившись, несколько героев снова атаковали, но машина продолжала движение вперед, не обращая на удары никакого внимания.

Посчитал их. Вместе с тем героем, что напал сзади на Тяни-Толкая — тринадцать. В магазине винтовки десять патронов. Еще десять в запасном. И карманы набиты. Может я перебздел? Двух-трех уложу, остальные разбегутся. Они смелые ребята — это да. Дети природы любят отважных, любят героику. Отступать позорно. Но они не идиоты. И если увидят, что их товарищи ложатся один за другим, захлебываясь кровью, то просто отступят.

Дальше — захожу внутрь, запираю Риту на кухне, включаю наконец «Суету», зачищаю территорию отеля. Вряд ли там, конечно кто-то остался, но проверить будет надо. А сейчас надо подойти поближе, чтобы уложить нескольких наверняка.

Я и без того держал оружие наизготовку, теперь сжал крепче, приподнял и сделал шаг по направлению к мельтешащим троглодитам.

— Зачем нам туда идти?! — всхлипнула сзади Рита, — давайте убежим!

— Куда? В лес? Это их лес, их планета. Нас найдут за несколько часов и убьют. Дай бог если сразу. Единственное место, где мы будем в безопасности, — это внутри. Поверь. Иди за мной. Стой! Раз-два!

— Так идти или стоять?

— Я не тебе, я Тяни-Толкаю.

— Кому?

Нас заметили, когда мы были в полустотне метров. До этого активно лупили остановившегося робота. Мне их даже жалко немного стало. Не ведают что творят. В том смысле, что не понимают, есть ли смысл в их действиях. Убили они чудище или оно снова просто застыло?

Ко мне бросились все тринадцать. Одного я узнал. Карахал в шлеме с обломанными рогами несся самый первый, подняв топор с веревками. Ждать больше смысла не было, я вскинул винтовку, навел прицел и нажал на курок.

Вместо выстрела раздался звук будто в механическом замке ключ застрял.

Я решив, что это осечка, передернул затвор, но вместо того, чтобы вылететь одному патрону, отвалился весь магазин. Стараясь не паниковать и все еще думая, что это просто огрехи некачественной сборки оружия, стремительно нагнулся, поднял с травы магазин, и только теперь увидел.

Там во время боя в лесу, когда я защитился винтовкой от удара, дубина повредила затвор.

На моих глазах отвалилась и крышка магазина.

Вот теперь можно паниковать! Нам точно хана.

Но мозги отказывались сдаваться и просчитывали варианты как тогда, в бою с чхоме. Только теперь без норавалерона. Троглодиты бежали на нас, а я вопил роботу «Ко мне! Шагом марш» и запихивал патрон напрямую в ствол, молясь, чтобы винтовка выстрелила при открытом затворе.

Рогатым до нас оставалось несколько шагов, когда я снова вскинул ствол и нажал на курок.

Бабахнуло так, что с деревьев на другой стороне поляны взвилась птичья стая. Я оглох на одно ухо, во второе визжала Рита, я выковыривал руками застрявшую в стволе пустую гильзу и совал туда новый патрон, пока троглодиты замерли. Думаю, грохот ошеломил их даже больше, чем свалившийся с взорвавшейся головой Карахал.

Я вскинул винтовку и снова выстрелил, убив еще одного. Остальные не убегали, лишь толкались на одном месте разинув рот и показывая кривые зубы, переводили чуть ошеломленный взгляд с трупов на меня. Кажется, они не связывали мой действия со смертью товарищей. Не могли осознать, что грохот, я, и смерти, как-то связаны. Но самое главное, не нападали. Иначе и мы были бы уже трупами.

Визг прекратился. Я быстро оглянулся и увидел, как Рита удирает от всех нас в лес. Не выдержала.

Снова вскинул винтовку, грохнуло даже громче, чем первые два раза. Один из троглодитов закричал, держась за простреленную руку. Мне в глаза полез дым, пахло горелым. Блин, как стрелец с пищалью. И ведь почти не шучу. Винтовкой это уже не назвать. Вздыбленная ствольная коробка торчала из взорвавшегося щепками деревянного ложа.

Троглодиты по-прежнему стояли в нескольких шагах от меня и ничего не делали. Смотрели вслед Рите. Думаю, если бы она не побежала, побежали бы они. А так они чувствовали, что боятся в этой ситуации надо все же их.

Я держал в руках сломанную винтовку и было в моих глазах или движениях что-то такое, что они почувствовали эту неуверенность.

Один хищно осклабился, поднял дубинку с каменным клювом на конце…

… ему в спину заехал Тяни-Толкай, ходящий по-прежнему бесшумно. Моя последняя команда была «ко мне», он и выполнял.

Троглодиты снова от него прыснули, я наоборот, кинулся к роботу, и остервенело лупил его по боку, боясь, что поврежденный дубинками механизм не сработает и здесь.

Зря боялся, крышка выехала, развернулась, явив мне СВТ-40.

Если бы тратил на каждого по одному выстрелу, убил бы всех, но в неконтролируемой ярости многократно давя на спусковой крючок, дарил каждому рогатому по три-четыре патрона.

Первый магазин отстрелял за три секунды. Пока перезаряжал, оставшиеся в живых все же приняли решение испугаться и скрылись из виду, обогнув забор. На земле валялись шесть тел. Двое стонали, корячась на траве. Добил их выстрелами в упор. Догонять остальных не стал. Не видел необходимости, к тому же, мне в другую сторону.

— Рита! Стой!! Все!!! Все закончилось! Стой!

Не хватало ее по лесу еще потом искать. Хорошо, что в босоножках она убежать далеко не могла. Догнал, прижал к груди и говорил что-то, как мне казалось, успокаивающее.

— Все, пошли в отель. Больше ничего страшного не произойдет.

Она всхлипывала, но послушно шла за мной.

Глава 38

Ничего страшного не произойдет. Это я ей так сказал. Полной уверенности, что никто из троглодитов не притаился на базе, у меня не было.

Провел Риту по двору отеля, по пути отогнав от нее стайку цветомузыкальных птичек, приказал Тяни-Толкаю вернутся в гараж. Когда шел, отчетливо видел движение за своей сторожкой. Быстрое, лихорадочное. Девушке ничего не сказал, привел на кухню и оставил там.

— Сиди здесь, — оставив ее и направился к выходу.

— Но… — начала она.

— Потом.

Я запер за ней дверь. Начну объяснять, опять испугается.

Дверь на кухню, почему-то была самой прочной. К тому же оббитой металлом. Голодных постояльцев боялись? Из кухни еще был выход в ресторан, но распахивающиеся створки не закрывались, поэтому обойдя по коридору, запер и ресторан.

Вышел во двор, вскинул винтовку и направился к своему жилью. Обойдя сторожку, приготовился стрелять. На мушке оказался крысозаяц, который увидев меня, пошевелил усами и быстро прыгну в сторону. Это он где-то под забором подкоп сделал, диверсант. Плевать, даже искать не буду, через несколько минут, вы все, — и зайцы, и волки, и тигры с носорогами, будете драпать отсюда на максимально возможной скорости.

Троглодиты, в том числе.

Надо было бы продолжить зачистку, но сначала включу наконец, «Суету».

Когда отпер кухонную дверь моему взору предстала Рита, сидевшая на стуле у открытого хмельного холодильника. Перед ней стояла бутылка самбуки и бокал наполненный кофейного цвета жидкостью.

Я настолько ошалел от этой картины, что замер на пороге с открытым ртом.

— Будешь? — она приподняла бокал.

— Ты как его открыла?

— Холодильник? Ключом-карточкой, — она пожала плечами и сделала приличный глоток из бокала. Руки ее дрожали.

— Каким ключом? Где ты его взяла?!

— С собой был. Универсальный. Он бар в нашем гостиничном номере открывает, — она отвернулась, бокал наполовину скрылся за спутанными светлыми волосами, торчащими во все стороны.

Я переваривал информацию продолжая смотреть на нее.

Она поймала этот взгляд и нахмурилась:

— Ты чего?

— Где ты карточку прятала?

Она усмехнулась и налила себе еще.

— Женский секрет.

Она приходила в себя на глазах. Страх уходил, появилась развязность. Алкоголь спаситель страждущих, напуганных, одиноких.

— Так будешь или нет? — она снова подняла бокал.

Я покачал головой. Ароматной, крепко пахнущей жидкости мне хотелось, но не хотелось пить с ней. Может позже.

— Как хочешь, а мне надо выпить, — она снова наполнила бокал и усмехнулась размазанной помадой, — как сказал Толстой, — если человек не курит и не пьёт, поневоле задумаешься, уж не сволочь ли он?

— Это Чехов сказал.

Она повернулась ко мне. Несколько секунд удивленно смотрела, потом растеряно спросила:

— Квазимодо?

Вот теперь я ее вспомнил.

— Тесна Вселенная.

Странно, почему Сергей Эдуардович, описал ее, как «девушку» «малолетнего балбеса». Я думал она ему жена. Он вроде, как собирался прилететь, пострелять ей на шубу. Значит не ей? Тогда о какой квартире она говорила? Он на два дома живет? Это сколько же он получает на этом месте?

— Что ты ищешь? — спросила она, наблюдая за мной. Тему цитат классиков мы больше не развивали.

— Планшет. Здесь лежал где-то.

— Вот он, я его сдвинула, когда бутылку доставала.

Она повернулась, координация движений у похмелившегося организма была нарушена, она задела рукой эту самую бутылку и та, со звоном опрокинулась. Кофейного цвета жидкость залила стол и лежавший на нем планшет.

Слово из пяти букв означающее женщину легкого поведения. Я снова орал «Б…ть», только еще эмоциональнее, чем пару часов назад.

Она смотрела на меня со вновь вернувшимся испугом. Стоит бандитская рожа, разоряется.

— Эдик тебе новый купит, обещаю. Хочешь самый дорогой?! Ничего страшного. А планшет разве не служебный? Тем более все в порядке.

Хотелось обругать ее последними словами, еще более сильными, чем только что потребил, но на это требовались силы, а их у меня уже не было. Я лихорадочно стряхивал с сенсорного рулона крашеную водку, но поздно. Экран погас.

Я выскочил из кухни и бросился в комнату связи, включил компьютер. Загружался долго, секунд десять. Затем появился приятного салатного цвета экран с пустой строкой, предлагающей ввести пароль. Я шарахнул кулаком по столу. Пароль был текстовым сообщением на рабочем столе планшета, посмотреть которое я ни разу не удосужился.

Я вбивал «1234», «4321», «1111», а также «йцукен», «пароль» и «привет». Вбивал просто любые слова которые мог вспомнить.

Компьютер вежливо отвечал «Неправильный пароль», после чего возвращал салатное поле с пустой строчкой.

Я в бессилии наклонил голову и заметил голые лодыжки, перевязанные ремешками босоножек.

— Говорю же, ничего страшного. И Эдик на вас не обидится, обещаю. Я с ним поговорю. А зачем вам вообще компьютер?

Я объяснял предельно кратко, стараясь не психануть, иначе распалившись, мог ее прибить. Объяснил про «Суету» и ее действие, и что включается она только через компьютер — планшетный или стационарный.

— Ты думала, я рогатых пострелял и все закончилось? Нет. Я просто диверсионно-разведывательную группу спугнул. Карательный отряд. А теперь, когда троглодиты знают, что мы можем за себя постоять, вернутся с подкреплениями. Только их буде гораздо больше, — закончил я.

Рита слушала раскрыв глаза и рот.

— Когда за мной Эдик прилетит? — наконец спросила она.

— Через пару дней. Может позже, по его словам. Но запись об этом пришла день назад. Так, что минимум через сутки. Может быть позже.

— А когда эти, — она ткнула в сторону леса, — вернутся?

— Раньше, — коротко бросил я, прикинув про себя время которое уйдет у них на путь туда-обратно.

— Почему Эдик сразу не прилетел за мной?! Почему вы не сказали ему, что здесь происходит?!!

— Связь односторонняя, — ответил я, игнорируя первую часть вопроса и тон которым это было сказано. — А о том, что именно здесь происходит я сам узнал только пару дней назад.

— А почему вы…?!!!

— Тихо! — прервал я, зная, что будет дальше. Бесконечный поток невнятныхпретензий. И не ради того, чтобы получить ответ, а просто истерика. — Я пытаюсь как-то справиться.

Она замолчала. Когда я сдался и перестал терзать клавиатуру, повернулся, увидел ее стоящую на том же месте. Она стояла бледная, держа в дрожащих руках стакан, с которым пришла.

— Что мы будем теперь делать?

На мгновенье мне пришло в голову, как мы бросаемся друг другу в объятья и наслаждаемся последними часами жизни прежде, чем нас настигнет смерть в виде каменного топора, но почти сразу отпустило, в связи с ярко выраженным идиотизмом сюжета.

— Пока тебе одежду найдем, — вздохнул я, — в неглиже ты, конечно выглядишь шикарно, но непрактично. Да и отвлекает. И завязывай бухать.

Была вероятность, что планшет просохнет и заработает, но это только ждать. Будь просто вода, еще ладно. Современные продвинутые планшеты могли разворачиваться даже под водой. У армейских, это и вовсе было необходимым условием. Но мне выдали самый копеечный, бюджетный, чуть ли не одноразовый, с минимальным набором функций и в общем-то были правы. Я и этим-то толком не пользовался. Но он боялся воды, а уж этиловый спирт для рассеивателя экрана просто убийственен.

— Почему ты думаешь, что они вернутся? — спросила Рита. В те моменты, когда она была напугана она обращалась ко мне исключительно на «вы», стоило слегка выпить, как сразу становилась «своей девахой».

Мы поднимались с первого этажа на последний, нагруженные тюками и ящиками. В одинаковых армейских штанах, которые на девушке висели, как и моя клетчатая рубашка. Она связала волосы на затылке хитрым узлом, странным образом подправила макияж на лице, — не смыла, а именно, что поправила, убрав размазанное и равномерно размыв оставшееся. Я посмотрел на нее другими глазами, и без этих своих понтов, она мне показалась вполне себе нормальной. Своей девахой.

— Может и не вернутся, кто знает? — пожал я плечами, — допускаю такую вероятность, но именно, что допускаю.

— Ты стрелял в них из ружья, должны испугаться, — убежденно сказала Рита, — они дикари, огнестрельное оружие для них очень страшным должно казаться. Ты для них бог теперь. — И подумав, поправилась, — мы боги.

Ну куда ж без тебя-то.

— Боюсь, ты судишь о них по фильмам. Открою тебе секрет — кино и реальность совершенно разные вещи, — оседлал я любимого конька. — И демонстрация возможностей огнестрельного оружия всего лишь повысит наш с тобой статус в их глазах. Мы теперь более опасные враги, только и всего. Но враги. А значит нас надо уничтожить.

— Но почему? Почему бы им просто не оставить нас в покое?

Я рассказал. Про ворота и ночные посещения, про засаду, про плен, про Тами и как она умерла. А потом и про свой побег и его подробности.

Она слушала сморщив лобик и моргая.

— Так, что они от меня не отстанут, — закончил я. И поправился, — от нас.

— Но ты стольких убил! Неужели не испугаются?!

— И что? Это часть их жизни. Если вспоминать большинство земных легенд, былин и мифов, то выяснится, что наши предки относились к богам без особого почтения. И обмануть норовили и убить. Если понимали, что могут сделать это без особых последствия для себя. Вспомни Тантала или Геракла, или чтобы далеко не ходить, могу рассказать чукотскую сказку про мальчика, у которого бог убил родителей, а мальчик при удобном случае натравил на бога стаю собак. И те его разорвали.

— Не надо. Я не хочу такое слушать.

— Боги для них просто существа чуть более высокого развития. Но смертные. И вполне могут быть врагами. А то, что я смертен они убедились, когда делали во мне дырки. И связать меня можно и в плен взять. Так, что я, скорее полубог. Давай, передохнём.

Не могу поверить, что я первый сдался. Хотя, что странного? Не спал всю ночь, а по лесу носился и воевал.

— Давай, — согласилась она и сложила винтовки в углу.

Мы находились на чердаке, куда я таскал пачки патронов, сложенные в пустые коробки из-под «лучших продуктов быстрого приготовления «Weidao wangguo!!!», а Рита оружие. Весь арсенал винтовок, и с ручной перезарядкой и полуавтоматические перенесли сюда. Продукты и воду складывали на прижатый к стене стол-верстак.

План был такой. Закрываем все двери в гостинице. Сами запираемся на чердаке, баррикадируем дверь, сидим тихо. Для троглодитов само существование отеля — странность. Все непривычно и что к чему, непонятно. Может нас вообще не найдут? Заблудятся.

На чердак, к сожалению, вел не люк в потолке, с раздвижной лестницей, дававший надежду, что убежище просто не найдут, а именно что дверь в стене. С приставленной, хоть и крутой лесенкой. Она не затягивалась внутрь, а просто прижималась к стенке. Чтобы ее использовать надо было потянуть на себя, как дверь и верхние звенья перекладины входили в пазы под дверью. В нерабочем состоянии, лестница прижата к стене. И ее могут не заметить. Или не понять назначение. Обзор перекрывала кадка с раскидистым деревом на тонкой ножке.

Широкое чердачное окно в полстены, венчало гостиницу. В сравнении с остальными, оно было еще маленьким. Отель со стороны казался большим стеклянным кубом с односкатной шершавой крышей, спускающейся почти до земли. Панорамное остекление, надо полагать предназначалось для любования видами и единения с природой. Постояльцы могли регулировать светорассеивающие свойства окна и делать их непрозрачными со своей стороны. На чердаке такой роскоши не было, поэтому мы планировали сидеть у дальней стены.

Какое-то время я подумывал выломать все двери номеров отеля и загородить ими и кроватями коридоры, но потом отказался от этой идеи. Надолго троглодитов это не остановит, зато даст понять, что раз проходы преграждают, значит кто-то здесь все-таки прячется. А так, пошарохаются и уйдут.

Просто запер все двери, чтобы им было куда ломится и чем заняться, и дать нам выиграть время.

Лучший способ забаррикадировать дверь, опрокинуть на нее шкаф с другой стороны, но на чердаке не было даже тумбочки. Назначение чердака — размещение верхней разводки труб и хранение старых вещей. Трубы были, старье нет — в новом отеле ничего старого не успело появится.

Мысль притащить мебель из номера отпадала. И в дверь бы не прошла, и лестница бы не выдержала.

Подпер стулом, под дверь забил колышки. Надо бы еще и гвоздями, но их я просто не нашел.

Перед тем, как залечь на чердаке вывел на середину гостиничного двора Тяни-Толкая. Пусть отвлекает внимание.

Мы сели у окна, прямо на пол, игнорируя два гнутых проволочных стула, чтобы не быть замеченными снаружи, но иметь возможность подползать к краю и осторожно выглядывать. Хотя с этим надо быть поосторожнее. Первобытные охотники люди глазастые.

Винтовки рядком стояли у стены. Весь арсенал. Патронов было столько, что можно было неделю без перерыва стрелять. И это я еще меньше половины притащил из оружейной.

— Я понимаю, что спрашивать тебя, умеешь ли ты заряжать старинные винтовки, наверное, бессмысленно, но я все же спрошу? Умеешь?

— Нет.

— Давай учится. Надеюсь не пригодится.

— Ого! Вы стихи пишите?

— Нет, но когда-то много их читал. Слушай, а почему ты меня то на «вы», то на «ты» зовешь?

— Ой, — она задумалась, — не знаю.

— Мне абсолютно все равно, зови как тебе удобнее, но на «ты» все же проще. Да и я уже все нормы субординации нарушил. Так, что если будешь звать меня на вы, это будет звучать странно. Нет, если ты считаешь себя обязанной из-за того, что я тебе жизнь спас, то пожалуйста.

— Нет, — она смутилась, — то есть не из-за того, что…

— Короче! Я Олег. Так и зови.

На полу перед винтовками лежал убитый планшет. Рулон растянут и время от времени мы бросали на мутную пленку полные надежд взгляды. Заработает сейчас и все наши приготовления окажутся ненужными.

Вот еще вопрос, кстати. Даже если планшет заработает, но троглодиты будут уже на территории отеля, что делать? Включу «Суету», а кого распугивать? Датчики АСНП установлены по периметру забора и работают только наружу. Это всего лишь значит, что «гости» не смогут и шага за ворота сделать. Оставшихся пострелять? А если их человек сто будет?

И что делать, когда прилетят оба Эдуардовича? На них не то, что рассчитывать нельзя, наоборот, надо бы предупредить, чтобы держались подальше. Какая из них подмога? Их самих порвут.

Ничего не придумывалось, кроме того, что может никто из троглодитов и не придет. Вдруг Рита права? Шуганул я их. Мы, то есть. С Тяни-Толкаем.

Надо было записку оставить в челноке, мелькнула запоздалая мысль. Хотя не факт, что они заглянули бы внутрь. Скорее всего сразу к отелю пойдут. Правда, с ними должны быть техники. Ладно, теперь что прикидывать? Записку я не оставил. Не до того было, я вообще соображал плохо.

Весь день мы носились с приготовлениями, в пятом часу дня заперлись наконец на чердаке.

Сидели молча, только я жевал бутерброд за бутербродом, так как ничего не ел двое суток. Столько же и не спал, поэтому тянуло в сон. Я выпил две банки энергетика и через полчаса столкнулся еще и с проблемой отсутствия туалета. Отодвинул стул, вытащил колья, спустился вниз, держа наготове винтовку. Возвращаясь, прихватил с собой из постирочной вместительную пластиковую емкость непонятного назначения. Впрочем, назначение ей мы найдем. Поставил в угол, показал Рите и развел руками, мол, обстоятельства.

Она понятливо кивнула.

Сидел и опять думал, может все это зря?

Энергетик не помог, я позорно уснул прямо на полу. Когда Рита меня разбудила было уже темно. Положив мне дрожащую от испуга ладонь на рот, она сдавленным голосом произнесла:

— Они здесь.

Глава 39

Я специально оставил гореть прожекторы, чтобы видеть происходящее сверху.

Яркий свет фонаря бил по металлическим деталям Тяни-Толкая и делал его вздыбленный силуэт еще более грозным на вид, чем утром.

Гигантский робот был единственным освещенным объектом во дворе отеля, как и вырванный из темноты фрагмент садовой дорожки.

Я пялился на это светлое пятно посреди кромешного мрака ночного леса, ничего больше не видел и не слышал. Решив, что Рите показалось со страху, хотел уже повернуться к ней, чтобы сказать об этом, но заметил движение около своей сторожки. И на этот раз это точно был не заяц.

Прищурившись, я подался чуть вперед…

Огонь загорелся сразу в нескольких местах. Не знаю, как они его развели, но пламя вспыхнуло мгновенно и сильно. В плошках своих что ли держали? Потайных, как старинные фонари?

Тяни-Толкай оказался взят в огненное полукольцо. Рогатые силуэты, дико вопя, тыкали его факелами в прорезиненные бока.

Судя по слаженности движений, поклясться могу, что они пытались его выманить, гнали к выходу. Не удивлюсь если волчью яму недалеко выкопали.

Тяни-Толкай, понятное дело на такое обращение не реагировал. Силуэты прыгали и тыкали в него горящими палками довольно долго, прежде чем до них стало доходить, что нежелание реагировать на огонь и крики, связанно не с природным пофигизмом шестиного таракана-переростка, а имеет некие другие причины. Возможно тварь сдохла, подумали ночные гости. Крики постепенно прекратились, один из силуэтов подошел вплотную и ткнул робота копьем в то, что считал его мордой. Остался доволен результатом и повторил то же действие рукой.

Я не то, чтобы посмеяться над ними хотел, но мне надо было как можно дольше затягивать представление, поэтому я тихо пробормотал:

— Равняйсь!

Робот плюхнулся железным днищем о садовую дорожку, после чего повторилась сценка «Пылесос и коты».

И опять они накинулись на него с дрекольем и огнем.

— Смирно!

Выскочил грейферный кран, залепил кому-то по рогам, причем в буквальном смысле слова и вызывающе покачиваясь, задрался кверху вместе с зацепленным троглодитом.

Вой усилился. Ужесточилась и без того яростная атака. Грохот по металлу, наверное, был слышен на несколько километров вокруг. Но из всего «вокруг» меня заинтересовало другое. Картинка, вырванная поднятым на мгновенье и сразу упавшим на землю, факелом.

Рогатые силуэты были повсюду. У ворот, у сторожки, у тренажерного зала и кафе. Мелькали за воротами базы.

Недавно я опасался, вдруг их будет около сотни. Зря переживал. Их было не сто. Их было не меньше тысячи. Не иначе вся мужская часть племени пришла добывать себе славу в борьбе с коварным полубогом и его домашним чудищем. А может и два племени. Со стороны жениха и со стороны невесты.

Как завороженный я наблюдал за схваткой Тяни-Толкая с ордой. Пострадавших не было, подброшенный крюком отделался ссадинами и порванной одеждой.

Огонь разгорался. Нет, они ничего не подожгли, но множились зажженные факелы, которые нападавшие прятали до поры, боясь раньше времени выдать свое присутствие. Во дворе было светло как днем, теперь троглодитов можно было хоть пересчитывать, но делать этого я не стал, в виду очевидной бессмысленности.

Происходящее внизу напоминало факельное шествие, какими их показывали в исторических хрониках. Впечатление усилил темный коридор ведущий к воротам, что усилило мою уверенность, что где-то за территорией для Тяни-Толкая приготовили ловушку.

На базе они бы этого сделать не сумели, да и не рискнули, поэтому я решил подыграть.

— Шагом марш.

Подгоняемый робот бодро зашагал по дорожке к выходу. Пройдя десять шагов, остановился, подчиняясь приказам и дал обратный ход. Ему под ноги попались несколько особо ретивых загонщиков, но сильно не пострадали.

Это могло продолжаться долго, я на то и рассчитывал, но вот троглодитам это уже надоело.

От Тяни-Толкая отхлынули, минут пять ничего не происходило. Потом в его сторону что-то полетело. Размытая буро-зеленого цвета тряпка. Широкая и косматая. Затем еще одна и еще. Я не сразу сообразил, что это сети.

Усмехнулся про себя, но как вскоре выяснилось, зря. Не знаю из чего их плели, но они оказались очень эффективны. Рваться рвались, когда робот шагал, но не полностью. Оплетая суставы машины веревки застревали в шарнирах, цеплялись за выступающие детали, наматывались на ноги, друг на друга. И их становилось все больше.

Тяни-Толкай упал на одно колено, затем непредназначенная для такого положения платформа загудела и завалилась на бок.

Дикари взвыли. Снова посыпались удары. Тяни-Толкай больше не двигался, продолжал гудеть, вызывая ярость и новые тычки. Они оставили его в покое только после того, как перевернули на спину. Пытались вспороть брюхо, но бесполезно. Оглядывались на гудение, но занялись теперь другим.

Я не видел, как именно это случилось, но первым зазвенело стекло тренажерного зала. Одна стена пошла трещинами, переросшими в неровную облепившую темноту паутину и брызнула. Сначала толпа смотрела издалека, не подходя ближе, затем первые смелые вошли внутрь, настороженно посматривая на рогатые велотренажеры. Осмотрели штанги, грифы, блины, гантели. Распределились по залу, дергая все, что попадется. Негромко, но возбужденно переговаривались. Шепот стал затихать, потом послышался звук смываемой воды и из туалета выскочил троглодит с очумевшим видом. Ему навстречу бросились другие, посмотреть. Большая часть рогатых собирали и рассматривали осколки, затем зазвенело стекло противоположной стены.

Они разнесли весь двор, включая мою сторожку и понаделали дырок в заборе. Все это меньше, чем за пятнадцать минут, после чего вплотную занялись отелем.

Первые камни полетели еще, когда добивали кафе и беседки. Стеклянные стеновые панели здания гостиницы были намного прочнее, чем у построек во дворе, поэтому не бились, только пускали тонкие трещины.

Троглодиты растекались вокруг отеля, заглядывали внутрь холла, приложив ладони к стеклу рупором. Факелы отражались от стеклянных стен, здание казалось охвачено огнем.

Мне впервые пришло в голову, что нас могут просто сжечь здесь. Сергей Эдуардович ничего не говорил про противопожарную систему гостиницы. Забыл или посчитал ненужным, а я не спросил.

Дикари, как я и предполагал, не понимали значения дверей, поэтому продолжали колотить в прозрачные стены, пока одна из стенных панелей не рухнула.

Большая часть хлынула в брешь, часть с азартом продолжала лупить по стеклу.

Что делали оказавшиеся внутри я не знаю, сверху видно не было, но судя по стуку, продолжали начатое во дворе.

Они на удивление долго не поднимались по этажам, хотя лестничные пролеты в гостинице были широкими, не крутыми и сразу бросались в глаза.

Причина скоро стала ясна. Вопли из воинственных сменились на возмущенные. Слышалась громкая возня, вскоре вылившаяся во двор.

Двое троглодитов с простынями в цветочек, наброшенными на плечи наподобие плаща и наволочками на голове, вывалились наружу, совершенно по-бабьи тянули каждый на себя отодранную от пола ковровую дорожку. К ним присоединялись сотоварищи, помогая каждый своей стороне. Позади звенела посуда, несколько человек с азартными лицами тащили сжатые в охапки мельхиоровые ложки, вилки и ножи.

Крики перекрыл громовой вопль и знакомый голос ожесточенно заговорил.

Барратук! Возмущенный вождь привлек к себе внимание. Он потрясал топором с обсидиановым лезвием и ругал окружающих. Затем резко вскинул руку и что-то выкрикнул.

Все замолчали.

Барратук набычившись забрался на нетронутую клумбу и поворачивая во все стороны голову заговорил:

— Анван!!! На джаро харго ме!!! Харго дуба анван!!!

Да он же ко мне обращается! Не знаю, что именно, но наверняка, что-то вроде: «Я знаю, что ты здесь, и я тебя падлу найду»!

Что я здесь, он действительно может знать. Ребята охотники. Следы читать умеют прекрасно. И что мы с Ритой вернулись на базу и больше ее не покидали, легко прочитали. Дальше, среди бетона и стекла им сложнее, точное место неизвестно, но на то и мой расчет.

— На колла ба!!! — закончил свой краткий спич Барратук и приказал толпе, — Кантай!

Искали нас сосредоточенно и методично. Заново проверили и разгромленные кафе, и тренажерный зал. У забора, за сторожкой, за отелем. Землю, дорожки, цветы, траву, не иначе высматривали схрон.

Но основная часть обыскивала гостиницу. Они очень быстро поняли, что такое двери. Говорю это с уверенностью, потому что слышал, как они сначала неумело их высаживали, затем приноровились делать это в один-два удара. Хлопок и все.

Мы слышали, и как дикари поднимались. Этаж за этажом. Я и прежде не был убежден, что нас не найдут, теперь слыша хлопки и сосредоточенную возню, уверенность таяла вместе со звездами на небе. Светало.

Рита сидела в самом углу, затыкала ладонями уши, но все равно вздрагивала при каждом хлопке. Когда добрались до третьего этажа, над которым и был чердак, снова быстро задышала, как тогда, в лесу. Только бы не заплакала от страха. Тогда нас точно найдут.

Грохнула последняя дверь на этаже. Возня. Шаги. Возбужденные разговоры. Треск ломаемого шкафа, рвущаяся ткань. Тишина. Быстрые шаги, опять тишина.

Я сидел направив винтовку на дверь и ждал.

Рита оторвалась от стены, наклонилась ко мне, тихо произнесла в ухо:

— Я не хочу, как та девушка, что ты рассказывал. Ножом, как свинью. Прошу тебя, если до этого дойдет…

Я приложил палец к губам и кивнул.

Она вернулась в угол.

Ходили уже точно под нами. Чтобы увидеть лестницу, им надо было заглянуть в нишу, где стояла кадка.

Шаги остановились. Стук. Шелест листвы. Кто-то пробует на прочность ухоженное дерево. Хмыканье. В глубине коридора слышится крик, и торопливые шаги быстро удалились в ту сторону. Какое-то время тишина, потом звуки воды в ванной и смех. Шаги вернулись в комнату внизу. Кто бы там ни был, судя по звуку ломал топором или дубиной встроенный шкаф.

Через полчаса повсеместный грохот стал затихать. Подходить к окну я больше не рискнул, в светлеющем небе мою голову могли увидеть. Снизу слышался рев Барратука, неудовлетворенного результатами обыска.

Шаги под нами потянулись к выходу с этажа…

Тихий мелодичный рингтон прозвучал как взрыв. И я и Рита вздрогнули. Планшет ожил, осветил полумрак каморки, в нижнем углу экрана мигал значок микрофона.

Я растянулся на полу, хлопнул по выключателю и листок погас.

Замер. Рита с вытаращенными глазами смотрела на меня.

После нескольких секунд полной тишины внизу загремели шаги. Много.

Оживленный возбужденный говор. Кадка с деревом заскрипела по полу.

Они долго возились с лестницей, действительно не сразу разобравшись, как она работает.

Выбить дверь стоя на узкой приставной лестнице сложно, тем более забаррикадированную, поэтому после нескольких глухих ударов в ход пошел топор. Когда каменное лезвие второй раз проклюнулось сквозь тонкую фанеру, я выстрелил.

Удивительно, наверное, когда замахиваешься топором для удара, а удар приходит с другой стороны. «Двероруб» упал. С той стороны заголосили, шум перекинулся наружу, нарастал вместе с топотом.

Какое-то время никто больше не лез, затем все повторилось. Удар — выстрел — падение.

Или очень смелые, или очень тупые. Полез очередной герой. В этот раз я выстрелил, как только за дырявой дверью что-то мелькнуло, не дожидаясь удара.

Они или по-прежнему не связывали меня, грохот и смерти товарищей в единое целое или храбрость у них ценилась превыше жизни. Я истратил магазин, убивая упрямых добровольцев, не позволяя им больше сделать ни одного удара.

Наконец они решили, что с них хватит и мелькание в просвете прекратилось.

Я заменил магазин, положил винтовку на колени и не сводя глаз с двери заполнял патронами пустой рожок.

Рита всхлипнула:

— Мы умрем, да?! Мы умрем?!!

— Рита, — я старался, чтобы мой голос был спокоен. Ты не могла бы прослушать пришедшее сообщение?

— Господи, зачем сейчас это?!!

— Давай ты прослушаешь, а там будет видно, нужно это или не нужно? — я старался говорить спокойным и бодрым голосом.

Она, на карачках, подползла к работающему, но уже бесполезному планшету, и непослушными руками взяла его.

Бледная, зрачки расширены. Не просто испуг. Дикий, панический страх. Хотя, было бы странно, будь иначе.

Главное сейчас, — это сообщение. Вдруг можно надеется на чудо? Это пока единственная польза от планшета. Активировать «Суету» пока троглодиты внутри, как говорилось, бессмысленно.

Рита включила листок, но вместо того, чтобы ткнуть в него пальцем, подняла голову и зашевелила ноздрями:

— Что это? Дым?

Они все же развели огонь. Я не успел испугаться, как раздался писк, сработала система пожаротушения и на нас полились тонкие частые струи.

Внизу опять заголосили, забегали.

— Планшет! — бросился я к девушке.

Несмотря на испуг, она успела прикрыть его собой, но поздно. Мокрый листок снова сдох.

Дым исчез не успев появится.

— Только недавно думал, а какая здесь система пожаротушения? — усмехнулся я. — Вот и ответ. Рита!

Она подняла на меня глаза.

— Отобьемся! — улыбнулся я ей, — видишь сообщение пришло. И, наверное, давно, просто планшет только сейчас заработал. Так, что скоро за нами придут. И Эдик приведет подкрепление.

— Он же не знает! Он один придет! Может вместе с этим… как его? Который тоже Эдуардович. И их тоже убьют! Как и нас!

— Да что ты?!!! — Я старался говорить, как можно убедительнее. — Сергей Эдуардович в прошлом сообщении сказал, что они должны будут челнок забрать на котором ты прилетела. А этим техники занимаются. А с ними, наверняка охрана будет. И много. Так полагается! А у них оружие. И настоящее, а не старая винтовка, — я похлопал по цевью. Нам просто чуть-чуть продержатся надо. Скоро все закончится!

Врал, конечно. Дай бог, с ними будет один-два техника, и точно без охраны. Но вот перепуганной девчонке об этом знать не надо. Пусть надеется. Да и сам я, где-то в глубине души, все же надеялся на чудо.

— Правда?!

— Да, конечно!

Помогло. Она даже слегка воспрянула и слабо улыбнулась.

— Вот все-таки интересно, что они обо всем этом думают? — показала она в сторону двери, — теперь еще и дождь внутри, а не снаружи!

В дверь снова ударил топор, выбив верхнюю панель. Створки и поперечные балки, удерживаемые стулом и колышками остались целы.

Рита вскрикнула, я вскинул винтовку и нажал на курок.

Очередной взломщик роняя топор падал по лестнице, но дырявая дверь меня разозлила, да и терять было нечего.

Подойдя к проему, начал палить в упор в пахнущую мокрой шерстью толпу. Стрелял, пока они не разбежались, оставляя трупы.

Заменив магазин, отстрелил у лестницы упоры. У пазов и у основания. Перекладины разлетались, брызгая деревянными крошками, стремянка свалилась на рогатые тела. Стонали раненые.

Я подошел к Рите, сунул ей в руки карабин Гаранда.

— Надеялся до этого не дойдет, хотя, наверное, надо было показать сразу. Но еще не поздно. Смотри, ничего сложного. Даже заряжать не надо, все готово и снято с предохранителя. Главное приклад к плечу плотнее приложи. Наводишь на противника и стреляй. Но только если видишь. В меня не попади.

Кивнула, взяла, ответить не успела, завизжала, глядя мне за спину.

Обернувшись увидел в открытом окне рогатую морду, а за ней еще и еще.

Глава 40

Покрытая мастикой с каменной крошкой односкатная крыша до земли оказалась замечательной мостовой для горных троглодитов. Они залезли настолько тихо, что не заметь их Рита, могли бы войти в открытое окно и дружески проломить мне череп, прежде чем я бы это понял.

А может и не тихо. У нас здесь то расстрел, то пожар, и все шумное.

Первый посетитель еще цеплялся за раму и пытался принять полустоячее положение, чтобы нырнуть в комнату, когда я вскинул СВТ и выстрелил ему между глаз. Затем его товарищам справа и слева.

— Беспокойные соседи попались. Вздорные и гостеприимством злоупотребляют, — озабочено покачал головой я, поворачиваясь к девушке и едва успел уйти в сторону.

Рита, зажмурив глаза выставили перед собой карабин, жала на курок. За несколько мгновений были убиты лампа, вместе с плафоном, вентиляционная решетка, балка и все оконные стекла.

Патроны кончилась, девушка, не открывая глаз, щелкала вхолостую. Продолжала литься вода, но датчик больше не пищал. Она и его пристрелила.

Я высунулся в окно. Солнце выпрыгнуло из-за горизонта осветив лес и гостиничный двор. На крыше кишело. Все пространство в бледно-кремовую ширину искусственной черепицы было занято рогатыми телами с дубинками и копьями в руках. Разбитое стекло сыпались им под животы, но не останавливало.

Я истратил магазин, потянулся за вторым, вспомнил, что перезарядить не успел, а их всего два. Отбросил СВТ схватил Зброевку продолжил стрельбу. Ее заклинило на третьем же выстреле, снова отбросил, схватил СКС, отстрелял обойму, перезаряжать времени не было, дотянулся до Ли-Энфилда с бледно-желтым ложем и как сумасшедший дергал затвором, досылая патрон после каждого выстрела, благо карманы ими были набиты.

За минуту из трех карабинов и винтовки, я убил не меньше тридцати рогатых ползунов.

Или я их так разозлил, или Барратук подгонял, которого они боялись больше, но могу поклясться, что если бы не тела друзей, что падали им на голову, то лезли бы дальше. Горящие ненавистью глаза из-под клыков волчьих, медвежьих и тигриных черепов-шлемов были предельно целеустремленными.

Измалеванная густыми кровавыми узорами крыша стала скользкой, и это мешало им больше, чем мои выстрелы.

Может это другие? Из другого племени? Те, что внизу, такими упертыми не были. Кстати, внизу!

Бросился к разбитой двери, осторожно выглянул, сразу убрав голову.

Рога внизу мелькали, но лезть их обладатели не торопились. Может не могли без лестницы, может боялись. Продолжали стонать раненые. Их или забрать боятся или плевать хотели.

На крыше раненых не было. Если таковые и оставались, падение с двух-трехэтажной высоты со свинцом в тушке, укреплению здоровья не способствовало.

— Рита, помогай, — я отобрал у нее карабин, — патроны!

Комнату продолжало заливать. Струи тонкие, но сильные. Вода на чердаке не задерживалась, стекая под дверную щель, но перед этим щедро одаривала брызгами все содержимое комнаты. Я выхватывал из ящиков пакеты с кашами, галетами, сушенным мясом, бесконечными кулями «Weidao wangguo!!!» и переворачивая коробки с патронами лицом к стене, чтобы не попадала вода, забрасывал их продуктами.

— Рита!!! Вставай! Помогай!!! Быстро!!!

Окрик сработал. Она отложила бесполезное оружие и скользя по мокрому полу в больших ей походных кроссовках, взялась за целлофан.

Снова выглянул в окно. Раздался звук, напоминавший полет жука на бреющем полете, только намного мощнее. По пустой оконной раме что-то сильно стукнуло. Дребезжа и теряя остатки стекол, она врезала мне по лицу.

Рита выронила пакеты и опять завизжала.

По сравнению с тем, что уже довелось испытать за последние пару дней, ерунда, даже любопытство разобрало, — что это было? У стены валялся гладкий камень. Быстро выглянул еще раз в окно.

Шустрые ребята, я еле голову успел убрать увидев раскручивающиеся пращи, как еще несколько камней ударились в стену напротив.

Опрокинув на пол стол с пакетами, прикрыл им собранные в углу патроны от брызг, и остановившись у окна, перезаряжал СВТ. Под ногами хрустело.

Она чипсы, что ли притащила? Когда я сказал «продукты», то имел ввиду… Так, опять не о том думаю.

Луков я у них вроде нет, не изобрели еще. Хотя, сказать, что праща хуже, не могу.

Пригнувшись, выглянул.

Снизу из-за наклона крыши, нижняя часть окна не видна. Пращники меня, почти лежащего на подоконнике, не видели. Хотя им и не надо. По измазанной кровью крыше, карабкались новые троглодиты. С той же решимостью во взгляде.

Я поднял винтовку.

Когда отстрелялся и менял магазин, окинул взглядом, что происходит в комнате. Взлохмаченная Рита торопливо, не поднимая головы, будто боясь смотреть по сторонам, заряжала магазины.

Я вернул ей бэби-Гаранд, за руку отвел к дырявой двери и приказал стрелять в просвет, если там что-то мелькнет. Вернулся к окну, покачал головой увидев новых смертников, приложил к подоконнику по бокам от себя Мосинку и Маузер, подвинул коробку с патронами поближе, одновременно придвинув перевернутый стол, чтоб боеприпасы не задело продолжавшимся комнатным дождем.

Ручная перезарядка против ползущих противников? Да замечательно. Скорость при прицельной стрельбе почти та же, а вероятность осечки меньше.

К винтовкам, в отличие от карабинов прилагалось всего по одной обойме. Вытянутая и без того, хлипкая, планка была почему-то сделана из меди, легко гнулась, а погнувшись, цеплялась бортиками за гильзы, поэтому досылал патроны в магазин вручную, по одному.

Пригладил мокрые волосы, наклонился к окну, чтобы не достали пращники, и прижал винтовку к плечу.

Интересно, сколько вода будет литься?

Бух! Медвежий череп-шлем разлетелся в стороны, вместе с головой хозяина.

И что интереснее, насколько еще хватит этих ребят?

Бух! Следующему пуля попала в лицо. Даже понимая, что его ждет, он упрямо лез, собирая жилетом из шкуры кровь друзей, не сводя ненавидящих глаз с таинственного чужака с плюющей огнем палкой.

Даже их решимость должна когда-то кончится. Если продолжать переть, то я просто перебью все племя.

Но я выкосил еще одну волну, прежде чем они… не сдались, нет, но лобовые атаки прекратили. Кровля в утренних лучах горела красным. Среди прилипших шерстяных ворсинок поблескивали осколки стекол.

Часть троглодитов распределилась по двору, но большинство остались невидимыми под спуском крыши. Или готовили новую самоубийственную атаку или совещались, что делать дальше. Я только приподнял голову, чтобы разглядеть, как сразу пригнулся, услышав свист. Камни полетели в комнату, обвалив штукатурку.

— Не задели?! — быстро спросил Риту.

Она на меня не посмотрела, покачала головой, со страдальческим видом целясь в изуродованную дверь.

— Не держи у плеча все время, руки устанут.

— Когда за нами придут? — всхлипнул она в ответ, — я к Эдику хочу.

— Скоро, очень скоро, — ободряюще улыбнулся я.

Прошло полчаса. Не отходя от окна, перезарядил все винтовки, заново набил патронами карманы рубашки на груди и брюки спереди. Карманы на заднице мокрые, вода лилась мне на спину.

Вспомнилась ее просьба, не дать умереть, как Тами. С тяжелой душой подумалось, что к тому идет. Рогатые гуманизмом не страдают и если возьмут живьем, то после всего, что я натворил, участь Тами покажется райской. Ладно я, но они и на Рите отыграются.

Но не сейчас. Еще рано. И надежда пусть и дохлая, но есть. Хотя спроси ли бы меня в то утро, на что надеюсь, ответить не смог бы. Наверное, рассчитывал, что они все-таки отступят. Потому что рассчитывать больше было не на что. А если не отступят, так хотя бы продержатся подольше.

Уже два часа ничего не происходило. Я убил трех рогатых, попавших, по глупости в поле зрения. Несколько раз в меня выстрелили из пращи, но наугад и не попали. Отполированные голыши стучали в стену и оконную раму. Трудоемкие в производстве, наверное, поэтому их и тратят так бережно, а не накрывают нас залпом.

Очень хотелось высмотреть стрелков, но лишь поднимал голову, тут же слышался свист раскручиваемого в ремне камня.

Чуть расслабился смотря на пустую крышу, поэтому, когда сзади меня бахнул выстрел, вздрогнул от неожиданности.

— Там, — Рита показывала на дверь, — мелькнуло, и я, как вы сказали…

Опять на «вы».

Подошел к двери сбоку, взглянул краешком глаза. Лестницу я отстрелил, потолки высокие, даже такие умелые скалолазы, как троглодиты допрыгнуть не смогли бы, да они и не решались. Если только подставили что-нибудь.

Что же она могла увидеть? Может показалось с перепугу?

— Рита, задери ствол вверх. А то опять пальнешь. Я взгляну.

Она послушалась.

Я лишь наклонил голову, как сквозь изломанную фанеру двери в комнату влетело что-то большое, черное, лохматое.

Рита все-таки пальнула, по счастью не попала, так как я отпрянул от ввалившегося предмета.

Он прокатился по полу, ударился о гору съестных припасов и застыл. Больше всего это походило на ком черной травы, неправильно переплетенный пучок болотных прутьев.

Я сделал несколько выстрелов в пустое пространство коридора под собой, ни в кого не попал и обернулся к связке черной травы.

Из переплетений прутьев высунулась ярко-красная ромбовидная головка, рядом еще одна. И еще.

Не дожидаясь дальнейших действий от новых визитеров, открыл по травяному клубку стрельбу. Одну змею убил точно, но остальные быстро расползлись в стороны.

Я начинаю привыкать к Ритиным визгам.

Выстрелы разметали продукты. Красная чешуя мелькала среди чипсов, кусков вяленой говядины, ржаных галет, цветастых пакетов, рваных пачек из-под патронов и пустых гильз.

— На стул! — крикнул я ей и указал пальцем, — и к той стене!!

Не преставая визжать, послушалась.

Смотря куда наступаю, забрался на второй стул, высматривая на замусоренном полу движение. Похожи на земных аспидов. Небольшие, но жутко ядовитые. Хотя, точно знать не могу.

— Рита спокойно! У них очень мелкие зубы, ни штаны, ни ботинки не прокусят!

Я почти уверен, что это так, головки-то маленькие. Но черт его знает, может они прыгучие или ядом плюются.

Она меня слышала, но не воспринимала, истерично давила курок. Мусорная куча на полу взорвалась фонтанчиками выстрелов.

Как бы в меня не попала, хотя, по сути она права, и я обеспечил напольной пальбе поддержку. Голова упиралась в наклонную стену чердака и стучала по ней в унисон с отдачей карабина.

Патроны у Риты кончились раньше, но последняя пуля попала в ножку моего стула, и я полетел вниз.

Вскочил, осматривая одежду, желая убедиться, что ни один из гадов не остался на ней. Перезаряжался, внимательно озирал пол, но из-за падающей воды, мусор шевелился беспрерывно и понять, есть ли там живые змеи, невозможно.

Со стороны двери опять послышался какой-то шум, я не дожидаясь следующих сюрпризов, распахнул ее и выпустил весь магазин по копошащимся рогам и шкурам. Троглодиты опять что-то тащили. Мешок на веревке или разбухший бурдюк, я не успел разглядеть. Троих убил, остальные разбежались.

Мешок остался лежать. В нем что-то шевелилось.

С другой стороны коридора послышался требовательный крик, я не мог понять, Барратук это или нет. Голос беспрерывно повторял какую-то фразу, я различал «тану кола», «тану кола», «тану кола»! Возбужденно и азартно. Что-то они еще задумали и не довели до конца.

— Рита, смотри за окном, если полезут, скажешь, — бросил я вглубь комнаты, и продолжал прислушиваться.

— Я не слезу! Там змеи!!

— Сдохли змеи, а если не поможешь мне, то и мы сдохнем!!!

Меня услышали в конце коридора. Замолчали.

На шевелящийся мешок стекала вода и я подумывал, не выстрелить ли в него, но не решился. Вдруг там пчелы? Полетят наверх.

Азартный гомон в конце коридора возобновился, я прислушивался.

— Олег! — позвала Рита.

— Сейчас, — отозвался я.

О чем говорят троглодиты понять и не пытался, но надеялся определить по интонации, решаются они на что-нибудь или нет?

— Олег!!!

Повернулся. Рита стояла у окна и трясла пальцем в сторону крыши. Она такая маленькая, оказывается. Ее пращники и не увидят.

Я успел сделать шаг в сторону окна, когда сверху, из-под крыши высунулась огромная волосатая рука и ухватила Риту за волосы.

Девушка больше не визжала, вскрикнула «ой», бросила разряженный Гаранд и схватилась за тянувшую ее вверх лапу.

Оставшееся расстояние преодолел мгновенно. Стрелять было нельзя, мог попасть в девушку. Выхватил штык, схватил волосатую ручищу и несколько раз ожесточенно полоснул.

У штыков затачивают только кончик, лезвие оставляют тупым, чтобы клинок не застревал в теле, поэтому мои режущие удары, «режущими» не были. Оставив на жесткой коже вмятины, я со всей дури ткнул в предплечье острием.

Проткнул кисть насквозь, и она вместе со штыком исчезла наверху.

Кто бы не забрался на крышу чердака, сейчас дико орал, поливая Риту кровью.

Думать об этом времени не было. Пока стоял у двери и слушал, о чем говорят троглодиты, остальные снова лезли по крыше. А пока воевал со скалолазом над нами, рогатые преодолели большую ее часть.

Истратил магазин СВТ, второй был разряжен, опять схватил Мосинку с ее ручной перезарядкой и стрелял, стрелял, стрелял!

Рита вернулась на стул, сидела на нем по-турецки и схватив себя за голову подвывала.

— Рита, следи за дверью! Рита!!!

Она не реагировала. Раскачивалась и всхлипывала.

— Рита, перезаряжай! Мне нужна твоя помощь!!!

— Мы умрем! — ревела она.

Я закидывал по одному патроны в магазин и понимал, что не успеваю. Троглодиты поочередно отдавали богу душу, но лезли. Я уже различал грязные ногти на сжимающих дубинки пальцах.

Со стороны двери послышался шум. Громкий настолько, что был слышим сквозь выстрелы.

— Рита!!! Возьми винтовку!!! Дверь!!! Рита!!!

Она закрыла руки ушами, чтобы ничего не слышать. Рядом с ножкой стула шевелилось красное.

Я понял, что это конец. Все что мог сделать, это не дать Рите умереть страшной смертью. Даже к лучшему, что она закрыла лицо. Ничего не увидит.

Я направил винтовку ей в голову…

Меня ткнули сзади. Не копьем, дубинкой. Размахнутся, держась за крышу нападающий не мог, но ему не терпелось ударить.

Я покачнулся, прицел ушел в сторону, хорошо не успел выстрелить, иначе попал бы девушке в живот и вышло бы куда как хуже.

Снова прицелился Рите в голову, но меня сзади схватили за плечо, я отмахнулся прикладом, сломав чей-то приплюснутый нос.

В драке мы отшатнулись от окна, через которое уже карабкались еще троглодиты. Одного убил выстрелом в упор, перезарядить не успел, опять перешел к рукопашной, остервенело колол зажатым в кулаке штыком, который вытащил из кисти свалившегося трупа, а они все лезли и лезли.

Меня обуял ужас. Сердце бешено колотилось, я часто и быстро дышал, отчаянно кружилась голова. Полностью поглотило осознание безнадежности всего происходящего. Страшное! Безысходное! Не осталось никаких желаний кроме одного — бежать!!! Сейчас! Немедленно! И как можно дальше!

Краем глаза отметил Риту, соскочившую со стула и колотившуюся в стенку. Под ее ногами копошились красные змейки, но не нападали, а вращались на месте, как гусеница, попавшая в муравейник.

Влезший в окно троглодит таращил глаза, изо рта шла пена. Последнее, что я помню, — это занесенная дубина над моей головой.

Эпилог

Начальнику Главного управления внешней безопасности Министерства внутренних дел Евразийского Союза генерал-майору полиции Евгению Самировичу Аюпову

от гр. Арсеньева Сергея Эдуардовича

Свидетельские показания
За отказ, уклонение от дачи объяснения или за дачу заведомо ложных объяснений по ст. 23.1 и 30.3 КоАП ЕС предупрежден(а).

Знаете, у меня нет никакого опыта общения с организацией вроде вашей, и уж тем более я совершенно не умею общаться на официальном уровне. Но ваш сотрудник разговаривал со мной так мягко, и так задушевно просил быть поподробнее, да попроще, да таким доверительным голосом, что попроси он у меня переписать на него квартиру, я бы, наверное, согласился. Поэтому, пишу «попроще» и «подробнее».

По роду своей профессии (я заместитель начальника департамента государственной политики и регулирования в сфере охотничьего хозяйства Министерства природных ресурсов дальнего космоса), должен был сопровождать своего непосредственного руководителя Эдуарда Овчаренко. Мы прибыли на Картук, в гостиничный комплекс Верховцева на конференцию по комплексному стратегическому планированию и социально-экономическому развитию планет сектора Омикрон. Эдуард Эдуардович должен был зачитать доклад «Состояние и перспективы развития охотничьего туризма на планетах класса Вертажо». Он плохо помнил доклад, все время путался и очень нервничал по этому поводу, немножко выпил, чтобы снять напряжение. Его сопровождала девушка. Я долго думал,как охарактеризовать для вашего протокола ее статус, ничего толкового не придумал, думаю вы сами должны догадаться. Эдуард Эдуардович женат, а Маргарита Викторовна (фамилию не знаю) его, скажем так, «подруга».

Мой начальник и без того был взвинчен, а под действием алкоголя и беспрестанных требований внимания со стороны Риты, его раздражение усилилось. Она была всем недовольна. Номером, который им выделили, недостаточно почтительным обслуживанием по ее словам (хотя портье перед ней едва не стелился), распорядком дня, где «Эдику» надо было работать, а не развлекать ее.

Они поругались. Сначала в номере (я жил в соседнем, поэтому все слышал). Затем она выскочила в коридор и продолжила скандал там. То ли он лупцевать ее в номере начал, то ли Рите хотелось внимания, пусть не от «Эдика», так от окружающих, но она устроила форменную истерику в коридоре, а когда он за ней выскочил, то ли успокаивать, то ли бить, продолжила на площадке перед лифтом.

Судя по всему, Рита, тоже где-то успела дерябнуть. А может они вместе начали легкую попойку, переросшую в большой скандал, не знаю, но в холле гостиницы ругалась пьяная пара. Наговорили друг-другу разного, в результате чего обитатели гостиничного комплекса, выяснили, что Эдик бездарь, который всем обязан бабам — жене, да матери. И именно поэтому бесхребетный хорек никогда жену не бросит. А посему, зачем еще и ей, роскошной крале с этим скорострелом нянчится?!!

На что побагровевший «бесхребетный хорек» ответил, что не с ее мозгами рассуждать кому и чем он обязан. А курица, чей единственный талант раздвигать ноги и клянчить деньги может отправляться на все четыре стороны.

«Курица» и отправилась.

С графиком отбытия-прибытия была незнакома, поэтому, никого не спрашивая, отправилась в ангар, где села в первый попавшийся автоматический челнок и нажав кнопку последнего маршрута, вылетела с Картука.

Она решила, что нажатия кнопки достаточно, и челнок имея в памяти программу последнего маршрута, доставит ее обратно на «Принцессу Алису», круизный корабль на котором мы сюда прилетели.

Челноков в ангаре было много, обслуживающих техников мало, знаю, что сейчас там разборки по этому поводу идут, в связи с по сути, угоном и его последствиями. Диспетчеры разрывались и предупредить Риту, куда она садится, не могли. Тем паче предотвратить угон. Они ее не видели, носились в соседнем ангаре, принимая гостей.

Это оказался тот самый челнок на котором я четыре месяца назад прилетел с Вертажо Кита (208 10 AHZ). Соответственно этот маршрут и был в его памяти последним.

На Вертажо Кита, во время прошлого маршрута, я доставил Олега Романовича Кузнецова, 2174 года рождения (хотя это, наверное, лишнее, уверен у вас уже есть об Олеге подробная информация).

Оставил Олега там работать в должности егеря. Заодно присматривать за отелем на территории лесничества.

Когда Эдуард Эдуардович чуть поостыл и заинтересовался, куда исчезла Рита, то известие об ее убытии не вызвало большого интереса. Он тоже, да и все мы, решили, что улетела она на круизный лайнер. Ситуация неприятная, но бытовая. Тревогу подняли техники. Даже не тревогу, а раздражение у них вызвал факт, что без их ведома кто-то взял челнок, которому отведены свое место и время в доставке гостей с нескольких кораблей на орбите.

Проследили маршрут и с удивлением обнаружили, его на Вертажо Кита. Стали разбираться, как это получилось?

Обнаружение факта пропажи челнока, поиск его местоположения и выяснение, как он туда попал, заняли несколько часов.

Когда стало ясно, что вместо круизного лайнера Маргарита Викторовна оказалась на дикой планете, это конечно восторга не вызвало, но серьезно никто за не испугался. На планете лесничество и отель. Все недалеко от места посадки. Плюс профессиональный егерь. Собственно, первым делом я лично отправил Олегу сообщение. Объяснил ситуацию, попросил его встретить девушку и позаботится о ней. Связаться напрямую, к сожалению, не мог. Связь односторонняя, станции связи нет, да и не нужна она. Там кроме лесничества и цивилизации-то никакой нет. Мы хотели вылететь за Ритой сразу, но диспетчеры комплекса, нам просто отказали в этом. У них и так аврал с транспортными средствами, а теперь, когда «по нашей милости на один челнок меньше», и вовсе график сбит. Придется ждать, когда освободятся люди. А это больше суток. Я Олегу так и сообщил в послании. Через сутки отправил ему второе, где сообщил о скором прилете.

Когда мы наконец вылетели на Вертажо Кита, то взяли для этого не челнок, а инженерный вельбот с тремя техниками на борту. Пилот с помощником и второй пилот для челнока, на случай если «эта цаца, по пьяни там чёнить похерила», как он выразился. Эдуард Эдуардович с нами не полетел, так как ему как раз надо было выступать. Он и меня не хотел отпускать, боялся, что без моей моральной поддержки не справится с докладом. А Риту и техники бы привезли. Но я отказался, во-первых, некрасиво по отношению к девушке, во-вторых, я серьезно опасался, что техники ей, что-нибудь выскажут, в связи с происшествием. Они люди прямые, а Рита и без того на постоянном взводе и требует к себе повышенного уважительного внимания. Будет очередной скандал. Мне хотелось, в случае чего, его предотвратить. Хотя это к делу не относится.

Приземлились, когда на планете было около двух часов дня, точнее не скажу, у меня часы были выставлены на земное время и на время Картука.

Челнок был на том же месте, где и я когда-то высаживался, девушки внутри не было. Помощник пилота остался в вельботе, сам пилот осматривал челнок, а второй пилот вместе со мной пошел к гостинице. Мы пока летели, обсуждали саму планету, говорили про охоту, страстным поклонником которой он оказался, и я обещал ему показать лесничество. Мы шли и разговаривали, когда он (его, кстати Стасом зовут) остановился и спросил меня:

— Дикие животные прямо здесь могут быть?

При этом его рука потянулась к пистолету.

— В общем да, — удивленно ответил я, поправляя ружье, — но что вас беспокоит? Оружие у нас есть, я по работе всегда с дробовиком на такие инспекции отправляюсь, и у вас вижу штатное. Но около лесничества наткнутся на серьезного хищника шанс небольшой, по опыту знаю. Звери всегда начинают подальше от человека держаться, когда он рядом селится. А Олег человек лесной, опытный.

— Тогда в кого он стреляет?

— Стреляет?

— Да. Вы не слышите? Вот опять.

Пока он не сказал, я и внимания бы, наверное, не обратил. Но у Стаса оказался отличный слух. Теперь и я напряг свой и услышал выстрелы.

— Может он девушку развлекает? Стрелять учит?

— Может, — с сомнением протянул Стас, — но странно. Он что? Скоростной стрельбе ее обучает?

Действительно, выстрелы следовали один за другим. Так стреляют не в тире, прицельно, а в бою, на короткой дистанции.

— Может тогда… — договорить я не успел, Стас схватил меня за руку, останавливая, и выхватил пистолет.

Я только собирался удивится, странности его поведения, когда он ткнул стволом вперед, во что-то, что я поначалу принял за небольшой холмик в траве.

Осторожно подойдя ближе мы увидели труп. У дерева лежал человек в звериных одеждах и со странным головным убором. Череп хищного животного с рогами. По поводу причины смерти гадать не пришлось, в груди зияла рана, по всему, ножевая. Пока рассматривали труп, обнаружили рядом еще один. С перерезанным горлом.

Опять послышались выстрелы.

Мы оказались в затруднительном положении. Ясно что ситуация чуть сложнее, чем мы предполагали, но нам-то что делать?

— Кто это?!

— Откуда я знаю!

— Это ваше лесничество, ваши обитатели.

— Эти точно не наши!

— Зверолюди какие-то.

— Думаю, это просто часть одежды.

— А там значит стреляют. Не похоже, чтобы эти рогатые умели с огнестрелом обращаться. И девчонки в челноке нет. Похоже ваш егерь там воюет. Как его? Олег?

— Так, подождите, не могу сообразить, что делать?

— По хорошему бы валить отсюда надо. За подмогой. Но времени уйдет уйма.

Я внимательно взглянул на него. Парень вроде нормальный, не трус.

— Стас, пойдем посмотрим, что там? Там и решим.

— По инструкции не положено.

— Ладно, я сам. А ты давай на Картук, за подмогой.

— А где я на Картуке подмогу найду? Охрана казино? Они меня пошлют и далеко, и глубоко. Это не их компетенция. Здесь поблизости подмоги нет. Я даже не знаю, где ближайшая военная база.

— Короче, я иду туда.

Я проверил ружье и пошел вперед.

Стас догнал меня через минуту и буркнул:

— С дороги давай сойдем. Нас издалека видно. Лесом надо.

Мы вышли к поляне в центре которой располагалось лесничество и у меня сердце упало от увиденного. База за забором напоминала банку набитую килькой. Кипящую. Там везде были эти ребята в звериных шкурах и с рогами. Но самое интересное, они лезли по крыше на чердак гостиницы, а чердачного окна по ним велась стрельба. На наших глазах было убито человек десять, этих рогатых, а остальные продолжали лезть!

— Здесь мы ни хрена не сделаем, — быстро сказал Стас и я был вынужден с ним согласится.

Возвращались осторожно, но быстро. Когда подходили к месту высадки, навстречу нам вышел помощник пилота с чем-то блестящим в руках.

— Смотрите, что нашел! Это платье! Она, получается прямо здесь…

— Уходим, быстро!!! — прервал его Стас.

— Куда? — опешил помощник.

— Потом объясню. Давай со мной, а Лешка челнок поведет.

— Чего там вести? Только координаты задать. А деваха эта, из-за которой…

— Игорь, прошу, я потом объясню. А сейчас, садись, полетели!

— Хорошо, — пожал плечами тот, — только Лешку еще дождаться надо.

— Что? — остановился Стас, — где он?

— Говорит, лебедя видел. Розового. Заправил челнок, взял камеру и за ним пошел. У него своя страница на ФОТОХУДОЖНИК.РУ.

— Куда он ушел?

— Туда, в лес. Вряд ли далеко, сейчас позову, — он поднес руки ко рту.

Стас подскочил к нему и зажал рот рукой.

— Тихо!

— Да что с вами?!

— Мы здесь не одни.

Стас вкратце объяснил ситуацию.

Игорь побледнел.

— Это террористы?

— Ты вообще меня не слушал? Дикари какие-то. Леха давно ушел?

— Минут через пять после вас.

— Черт, у него даже оружия нет.

— У него «Суета» с собой. Ручной АСНП… да вон он!

Леша спускался с поросшего невысокой травой холмика, и с блаженным видом, пряча фотик в чехол, говорил:

— Ребята, здесь такая природа! Цветы душистые… что с вами?!

Объяснили и ему.

— Валим, — быстро сказал он, не дожидаясь окончания рассказа.

Они втроем направились к вельботу.

— Подождите! — остановил я их.

— Чего ждать, дядя?

— У тебя «Суета» с собой? Я правильно понял?

— По инструкции не положено, — коротко ответил Леха, сразу поняв, что я задумал.

— У тебя нет инструкций на подобную ситуацию.

— Есть. В случае столкновения с представителями агрессивно настроенной фауны постараться осторожно покинуть участок. И еще пункт. Избегать любой конфликтной ситуации. Подходят оба. И в обоих случаях АСНП применять только в случае непосредственной угрозы жизни.

Леха повернулся, чтобы уйти.

— Стой!

— Что еще?

— Отдай мне прибор, а сам иди.

— Ты умрешь.

— Просто отдай «Суету».

— Не положено.

— Слушай, как человека прошу. Это прибор, вещь бездушная. Объяснишь начальству, при каких обстоятельствах ты без него остался. Тебе максимум выговор за потерю имущества, а там люди гибнут. Да и выговора уверен не будет. Если твои боссы не совсем уроды конченые.

Он нехотя снял с пояса усеченный конус с рукояткой и протянул мне. Я схватил, проверил настройки и снова попросил:

— И челнок оставьте. Вельбота вам хватит.

Леха кивнул и с опаской оглядываясь по сторонам, дернул в сторону выпуклую дверь инженерного катера.

Стас вдруг крякнул и преувеличено бодро похлопал себя по кобуре:

— Я с вами пойду.

— Хорошо, — не стал спорить я.

— И я! — вдруг сказал Игорь.

Я окинул его взглядом. Молодой, хорохорится, хоть и боится до ужаса.

— Нет. Не обижайся, но ты больше мешать будешь.

— Я нож у Алексея возьму.

— Все равно, нет. Да и не даст тебе Алексей нож.

Игорь открыл рот, собираясь еще что-то возразить, но его окликнул Леха:

— Полетели давай, герой. Если останешься, то навсегда. Они уже не вернутся. Сам слышал, — несколько сотен дикарей.

К базе мы со Стасом неслись, слыша за спиной шипение поднимавшегося вельбота. Я бежал мысленно проклиная свой возраст и молясь услышать стрельбу. Значит жив еще.

Я сильно переживал, поэтому, когда бахнул выстрел, обрадовался. Еще я сильно устал, поэтому, когда мы снова выбежали на поляну, хрипел и задыхался.

— Вы в курсе, что эта штука не различает, где свои, где чужие? — Стас сжимая пистолет, ткнул в АСНП в моей руке.

— В курсе. Конкретно таких, я еще не видел, но здесь панель простейшая, разберусь.

— Я не о том. Хочу сказать, когда вы ее включите, она и дикарям по нервам врежет, и вашему парню. И девице, если она с ним.

— Выхода нет. Если ничего не делать, их убьют. А так-то они в здании. Когда начнется паника, мозги им отключит. Они просто не смогут сообразить, что выбежать надо. А вот дикарей сметет.

Я повторно осматривал прибор в руке. Вычурный конус, смесь плексигласа и керамики. На удивление мощный, для такого размера. Почти как полноценный датчик, что на заборе висит. Вот еще вопрос, кстати, почему Олег «Суету» не включил, когда… хотя, что я знаю? Может эти дикари для него сюрпризом оказались. Или ради спасения дуры-Риты?

— Надо поближе подойти, — выдохнул я.

— Пойдем, — тоскливо ответил Стас, — может и не убьют.

Подойдя ближе разглядели многообразие людей (если это люди) атаковавших базу. Мы вошли в ее открытые ворота и на мгновение я показался себе древним священником, изгоняющим нечисть. Только вместо библии в руках инфранизкочастотное распятие.

Нас увидели, никто не удивился, несколько глоток орали что-то гортанное. Дикари из тех, что не облепили отель как муравьи бросились к нам, размахивая сучковатыми дубинками и каменными копьями. Грязные шкуры развевались, когда рогатые мчались по разгромленному двору мимо разбитых фонарей, развороченной клумбы и гудящего перевернутого робота Тяни-Толкая.

С чердака снова раздался выстрел, затем крики.

Я нажал кнопку. Знал, что стоя по ту сторону прибора мне ничего не грозит, но все равно, отодвинул его от себя на всю длину руки.

Те что бежали на нас, не успели остановится. Не успели, не смогли. Ноги им отказали, а туловище еще летело вперед. Упали, покатились по земле, вскочили и бросились в обратную от нас сторону. Странно, но никто не кричал. Рогатые отрывисто дышали, протяжно выли, заглушая гул Тяни-Толкая, толкались сами, вылезая в многочисленные дырки в заборе. Несколько дикарей выпали с этажей, прыгая из окон и выбегая сквозь разбитые стеклянные стены здания. Падая на землю, ломая руки, ноги и все равно ползли, пытались спастись от неведомого ужаса.

Я стоял на месте не меньше минуты, понимая, что те, кто находятся сейчас в гостинице переживают худшие мгновения своей жизни. Их трясет, бешено колотится сердце, давит пустота в животе, и им СТРАШНО. Но был вынужден продолжать, чтобы дикари убежали как можно дальше.

Наконец посчитав, что теперь уже можно, выключил АСНП, хотел вбежать в разбитые двери отеля, но меня остановил Стас.

— Я первый. У меня все-таки пистолет.

Пистолет пригодился. Несколько дикарей были внутри. Ползали по полу, вдоль стен, скользя в собственных блевотине и нечистотах. Стас хладнокровно их пристрелил. У меня мелькнула мысль, что ему уже доводилось чем-то подобным заниматься. Не иначе воевал где-то.

Лестничный пролет заливало водой. На последнем этаже и чердаке сработала система пожаротушения. Перед входом на чердак, посредине паркета сожженная ковровая дорожка и остатки кострища. Я так понимаю Олега и Риту выкурить пытались.

Олега и Риту мы нашли на промокшем чердаке. Оба лежали у стены и мои первые мысли были нерадостными. Потом Рита что-то промычала и не открывая глаз, затрясла ногой.

Олег лежал буквально под кучей дикарей, держа одного за горло. Когда мы его вытащили, оказалось, что второй рукой он держит штык, погруженный в живот другого. (Я уже отписывался, откуда на территории лесничества старинное оружие, наверняка где-то в бумагах, что вам предоставят, есть и эта писулька).

Олег слабо дышал и когда я осторожно похлопал его по щекам что-то пробормотал. Мне показалось «пес вернулся» или «не разулся», я еще помню обувь его проверил. Ботинки были на месте.

Шок, изранен, избит, но пока жив. Рита тоже. Из всех ранений, помимо последствий шока, шишка на весь невысокий лоб. Это она шарахнулась лбом об стену во время панической атаки.

Пол был завален мусором, гильзами и, по-моему, я там змею видел.

Мы со Стасом похватали ребят и дотащили до челнока. Хорошо, Стас кабан здоровый, он Олега пер. Я нес Риту, но все равно страшно устал. Старый уже. Из-за меня останавливались несколько раз, отдыхали. Я в эти минуты исправно включал «Суету» в сторону отеля.

Все время пока летели на Картук, я молился, чтобы Олег выжил. Рация заработала, когда мы подошли близко к планете, было не до долгих разговоров, но медиков я запросил.

Когда прибыли нас уже ждали. Толпа занимала всю площадку под навесом, часть заскочила через служебные входы внутрь ангара и рассматривали нас из-за челноков.

До сих пор не знаю, что им там Леха с Игорем напели.

Передал Олега врачам. Рита пришла в себя еще в челноке. Но была слаба и сил хватало только на нытье. В диспансере при казино, где обычно только от похмелья лечат, ей выделили роскошную палату. Когда спустя три дня мне наконец разрешили проведать Олега после операции, я проходил мимо. Дверь была приоткрыта, внутри сидел мой начальник и Рита ему что-то недовольно выговаривала. Милая барышня.

Надеюсь я описал достаточно подробно и так просто как мог. Я бы на этом закончил, но к описанному кое-что добавлю. Уже здесь, в казино среди «высокой» публики нашлись моралисты, рассуждающие о том, что «в сущности предъявить туземцем нечего. Это мы к ним пришли, а не они к нам». Идиот, который это сказал, потом долго рассуждал об ответственности «тех, кто разумом выше, пред душами нетронутыми цивилизацией», которые еще «младенцы Вселенной» и не знают, как себя вести, пока старшие не научили.

Я сдержал порыв схватить идиота за шкирку и притащить в палату к Олегу, чтобы показать, как «младенцы» его изуродовали.

Оторванные от жизни идеалисты ничего не знают, но обо всем судят. Я очень боюсь, что подобная точка зрения станет преобладающей, ее подхватят СМИ и понесут по Вселенной.

Я конечно не предлагаю шарахнуть по дикарям бомбой, но и целоваться с ними резона не вижу. Ими все равно ведь теперь займутся. Антропологи, биологи, социологи, еще кто-то. Так как бы их не сожрали.

Ладно, заканчиваю. Мне еще писать похожие показания своим, в Минприроды. Хотя нам это происшествие не так досадило. Я лично был свидетелем того, как ваш сотрудник раздраженно выговаривал кому-то по коммуникатору, что вообще этим МЧС должно заниматься, или МГБ, но в силу исключительности и новизны ситуации, поручили вашему ведомству.

Олега, когда меня пустили, я застал обмотанного проводами, трубками. Несмотря на слова врача, что он очнулся, спал.

Я сидел рядом, рассматривал вновь изуродованное лицо, думал, что если выживет, денег на пластику ему взять неоткуда.

Пришел врач. Расстроено покачал головой, увидев, что Олег снова уснул, сказал, что это плохо и беззвучно шевеля губами стал считывать показания с датчика.

— Как он? — спросил я его.

— Сейчас ничего не скажу. Многочисленные внутренние кровотечения. До сих пор не все нашли. Оборудования нет. Это в больницу нормальную надо. А корабль только через две недели будет. «Принцесса Алиса» ради него не станет круиз сворачивать.

— Выживет?

— Не знаю.

— А девушка почему до сих пор здесь? Мне показалось не так уж с ней все и плохо. Сотрясение?

— Там сотрясать нечего. Все с ней нормально. Последствия шока, да пара ушибов. Ее вообще можно было не госпитализировать. Это она выпендривается.

— Перед кем?

— Перед папиком своим. Передо мной, вами. Перед медсестрой, что ей инъекцию колет. Причем колет витаминки. Надо же подыгрывать.

— Зачем? Выписать и все.

— Пытался. Папик вой поднял. «Что за обслуживание?!!». Пусть лежит, а ему я потом счет предъявлю. «За обслуживание». Пусть еще повоет. Это за язык ее. Болтливая, сил нет. И всё жалобы.

— На кого?

— Опять же. На всех. В том числе и на парня вашего.

— Что говорит?

— «Хамил, дергал за руку, был непочтителен». Олег, когда в сознание приходил, только посмеялся, когда я ему рассказал. Говорит, даже не в обиде. Это такой тип людей, которым весь мир что-то должен. На таких не обижаются.

— Раз в себя приходит, значит все хорошо будет?

— Не знаю, — повторил врач. Все что мог сделал, теперь слежу за состоянием. Я больше у Риты торчу. Олег ваш умнее меня, на таких не злится. А я раздражен все время. Я тоже такой тип людей знаю. Любое несоответствие своим капризам они искренне воспринимают как несправедливость. Рита видит ситуацию следящим образом, — что-то пошло не так. Капризы не только не исполняются, ею самою не просто не восхищаются, а еще и камнем по голове засветить норовят. Значит в этом кто-то виноват. Кто ближе всех на данный момент? А! Вот этот Квазимодо с оторванным ухом.

— Квазимодо?

— Это она Олега так называет.

— Таких Рит жизнь наказывает в возрасте. До них только тогда начинает доходить, что не все обязаны перед ними на задних лапках плясать. Правда, как правило, выводы они делают ошибочные. Начинают обижаться на жизнь, но не на себя. Олег что-нибудь еще говорил?

— Почти ничего. Один раз только расстроено произнес — «опять работу искать». Кажется, это его волнует больше, чем здоровье. А в бреду все время фразу странную повторял.

— Какую?

— Лес проснулся.

Я в тот вечер долго сидел у Олега. Все надеялся, он проснется.

Сергей Арсеньев, заместитель начальника департамента государственной политики и регулирования в сфере охотничьего хозяйства Министерства природных ресурсов дальнего космоса. Картук, район Тивадара. 07. 11. 2199

Примечания

1

 Подвальная часть здания. Есть. (здесь и далее искаж. англ.)

(обратно)

2

Что?

(обратно)

3

Там охрана

(обратно)

4

Что?

(обратно)

5

Дверь. Сигнал.

(обратно)

Оглавление

  • Часть 1 Прогулка мертвеца 
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7
  •   Глава 8
  •   Глава 9
  •   Глава 10
  •   Глава 11
  •   Глава 12
  •   Глава 13
  •   Глава 14
  •   Глава 15
  •   Глава 16
  •   Глава 17
  •   Глава 18
  •   Глава 19
  •   Глава 20
  • Часть 2 Рай
  •   Глава 21
  •   Глава 22
  •   Глава 23
  •   Глава 24
  •   Глава 25
  •   Глава 26
  •   Глава 27
  •   Глава 28
  •   Глава 29
  •   Глава 30
  •   Глава 31
  •   Глава 32
  •   Глава 33
  •   Глава 34
  •   Глава 35
  •   Глава 36
  •   Глава 37
  •   Глава 38
  •   Глава 39
  •   Глава 40
  • Эпилог
  • *** Примечания ***