Перипетии (СИ) [Алексей Иванович Дьяченко] (fb2) читать онлайн

  Занятия в институте закончились. В лаборантской, тесной комнате, больше похожей на пенал, Екатерина Фокина, лаборантка, неспешно скручивала электрические провода и прятала их в шкаф. Преподаватель физики Александр Николаевич Фрычков сидел на стуле у окна и спокойно курил. Вдруг, вспомнив что-то важное, он вскрикнул:

   - Мне же декан звонил!

   - Чего Михал Борисович от вас хотел? - поинтересовалась Фокина.

   - К себе вызывал для "серьёзного разговора", - лениво, после короткого раздумья, ответил Александр Николаевич. - Да ну его! Басов из тех людей, которые любят говорить одни гадости. Когда он был учителем физики, а я студентом, то очень злился на него. А сейчас воспринимаю Михаила Борисовича легко и даже с юмором.

   - А почему он вам гадости говорит?

   - Если человек не найдёт, к чему придраться... Я, ещё будучи студентом, понял, что когда сдаёшь экзамен или лабораторки, преподаватель должен у тебя найти ошибку. Лучше три.

   - Будучи ещё студентом, уже в душу учительскую проникли?

   - Это у всех преподавателей без исключения. Они счастливы, когда находят ошибку.

   - А вы её специально допускали?

   - Я её специально допускал. Но такую ошибку, которую можно было бы сразу исправить. Поставить точку, либо запятую. Но преподаватели же нашли, они же молодцы, им приятно. Они каждому студенту говорили: "Найди у себя ошибку". Я находил, другие нет. Бедные студенты, однокурсники мои, всё делали искренно, не знали, где допустили промах. А я знал. "Ну, вот! Молодец! Нашёл. Исправил. Вот тебе - "пять"".

   - В каком году Басов к вам придирался?

   - Семьдесят девятый год. Я поступил в институт, и это была моя первая сессия.

   - Может, восемьдесят девятый?

   - Семьдесят девятый. В шестьдесят девятом я пошёл в школу. В семьдесят девятом школу окончил. И в том же году поступил в институт. И группа у меня была "ноль семьдесят девять".

   - Вас не собьёшь.

   - Память у меня плохая, но одновременно столько крючков. К тому же меня не взяли в семьдесят девятую школу и это тоже я запомнил. Поэтому ошибки быть не может. Как же Басов меня "душил"! Я тебе об этом когда-нибудь расскажу, не сегодня.

   - Почему не сегодня?

   - Михал Борисович ждёт для "серьёзного разговора". Хотя могу и сегодня. Ничего не случится, если подождёт.

   - Давайте.

   - Суть дела заключается вот в чём. Как я тебе уже говорил, абсолютно неправильно преподавали у нас в школе. И всё, что я знал, я знал из учебников и пытался выучиться самостоятельно. Фактически я самоучка. Я читал учебники и пользовался наставлением Эмилии Михайловны - "Учите формулы". Это моя школьная учительница по математике. И соответственно, я формулы учил, запоминал, зазубривал. И поэтому, когда Басов велел мне написать формулу...

   - Михал Борисович был вашим учителем?

   - Он не был моим учителем. Он у нас вёл лабораторные работы. Он даже лекции у нас не читал. Перед лабораторкой Басов попросил меня написать первый закон Ньютона. Я пишу формулу. Эф равняется масса на ускорение. Он говорит: "Неправильно. Два". Сразу - "два"! Ты понимаешь, в чём его отличие от других преподавателей? Он не объяснял, почему - "два". Другим преподавателям, если я не понимал, за что мне "два", я говорил: "Два. Всё замечательно. В чём? В чём моя ошибка? Скажите и хоть кол после этого ставьте". И мне рассказывали. Подчас я выкручивался: "Как вы правы! Абсолютно верно!". И начинал расписывать. Те слушали и умиляясь, меняли своё решение и ставили мне "пять".

   - Михал Борисович по делу к вам придирался?

   - У меня сейчас есть только предположение. Формулу-то я правильно писал, так, как в учебнике. Но ведь сила и ускорение - векторные величины, и мне надо было бы над ними поставить стрелочки. А я их не рисовал. В учебниках не было стрелочек, а я копировал ту формулу, что была в учебниках. Так что "Два, Фрычков, и к лабораторной ты не допускаешься. Приходи завтра или в другой раз". Одним словом, за четыре месяца, до декабря, я из семи лабораторных работ получил доступ только к двум.

   - Он что же, пять раз вам двойки ставил?

   - Сколько я приходил, столько раз он меня и прогонял. Задавал один и тот же вопрос и - всё. Я не мог найти причины его придирок. Я пересмотрел все учебники. Так вот. Лабораторки заканчиваются, и две недели даются на то, чтобы "хвосты" подтянуть. И я в эти две недели приходил ежедневно и пытался защитить лабораторки. Беда заключалась вот в чём. В течение двух недель я допустился и сделал лабораторки у других преподавателей, это не возбранялось. Но защищать их нужно было только у Басова. Поэтому я и пришёл к нему. Всё показал. А ему плевать. Он мне говорит: "Забирай документы, уходи из института! Я у тебя не буду принимать лабораторки". Сейчас я уже взрослый человек и научился держать удар, стоять на своём, стоять над душой до победного. Например, декан или ректор не хотят подписывать документ, что-то буровят обидное в мою сторону, я смиренно рядышком стою, ничего не отвечаю на оскорбления. На нервы действую своим присутствием. Не тороплюсь никуда.

   - А тогда у вас такого опыта не было. Но что значит: "Бери документы и уходи!". Разве так можно? Ведь над ним был и деканат, и ректорат, и директор института, в конце концов. Или Михал Борисович вас просто пугал?

   - Да нет. Он искренно хотел, чтобы я ушёл. Но у меня всегда на такие вещи в душе разгорается протест. Я себя спрашиваю: "А с какой стати? А с чего бы это? А почему?". Потом он мне говорит: "Иди, сдавай своему лектору".

   - А лектором у вас кто был?

   - Женщина. Считалась злой. Якобы мучила всех. Про её злость легенды ходили.

   - А сразу нельзя было к ней напроситься?

   - Должен был сдавать Басову, так как он вёл лабораторки. Ну, раз он сам отсылал меня к ней, говорю: "Тогда представьте меня. Должен же я объяснить, почему пришёл", - "Ладно. Пошли". Приходим, он ей говорит: "Этот идиот утверждает, что знает предмет в пределах курса", - "Да, знаю всё", - подтвердил я. А это был последний день. Она согласилась: "Ладно. Останься. У меня своих "хвостатых" полно, с ними разберусь и после них у тебя приму". Этот разговор состоялся в девять часов утра. Потому что я пришёл к Басову в восемь и до девяти стоял у него над душой. Он психанул и повёл меня к "злой женщине". Как я его ненавидел, ты не представляешь.

   - Это понятно. Вот за что он вас возненавидел, остаётся только гадать. Может, в его отсутствие вы хвалились, что знаете весь курс, а Михал Борисович всё это подслушал и решил проучить?

   - Не знаю. Но думаю, что скорее всего, судя по другим, он придрался к стрелкам. Я просто подумал и вспомнил, что стрелки я не ставил никогда. Почему? Потому что в учебниках их не было. А по правилам - да. Это векторные величины. И любая векторная величина должна иметь стрелку.

   - Как сдавали "злой женщине"?

   - Я стал дожидаться, пока она со своими "расправится". А там масса народа, несколько десятков человек. Аудитория забита, коридор забит. Она их волнами запускала, а главное, всем им дала задачи, чтобы решали. А я брожу среди этой массы народа, как неприкаянный. И некоторые стали ко мне обращаться за помощью. И я стал размышлять, решать. После того, как я решил тридцать задач...

   - Не обманываете?

   - ...я понял, что они повторяются. У неё оказалось ограниченное количество задач. И считай, с девяти утра, до пяти вечера, я всё решал эти задачи. Я их уже наизусть вызубрил. И в конце уже осталось два человека, парень и девушка. И я, разумеется. Она говорит: "Заходите". Мы заглянули. Даёт мне задачу. Смотрю и вижу, что эту задачу я уже раз пять или шесть решал. Не отходя готовиться, я сказал: "Она решается так". И пишу решение прямо у неё на столе. Она мне задала двадцать шесть задач. Весь свой арсенал. Всё, что было. И я, "не отходя от кассы", прямо у неё за столом, все эти задачи решил. Она своим глазам не верила. Как так? Не занимаясь, не раздумывая, щёлкает задачки, как белка орешки.

   - Рок какой-то. Михал Борисович вас гнобил. "Злая женщина" двадцать шесть задач задала. Но это же нечеловеческие силы надо иметь, чтобы всё это выдержать. Возможно, если бы вы ошибались, то она бы вас так не мучила.

   - Так вот. Она мне сказала: "Я не понимаю, за что вам Басов ставил "два"". Она пыталась найти, за что. Пыталась понять, что я не знаю. Она мне выдала задачи по всему курсу, по всем разделам. А я всё знаю, всё решаю. В конце концов, она мне на сообразительность стала задавать задачи. "Скажи, какими свойствами должна обладать верёвка, чтобы при приложении силы, груз сдвинулся мгновенно?". Я говорю: "Она не должна растягиваться и разрываться".

   - Сказки какие-то рассказываете, - смеялась Фокина.

   - И в заключение. У меня же было семь готовых лабораторок. Две я всё же при Басове кое-как защитил. Он дал допуск, и я защитил. Осталось пять, которые мне надо было защищать. Она говорит: "Две из пяти я тебе защищу, а с остальными приходи завтра".

   - После такого испытания?

   - А беда в том, что завтра у нас экзамен. А без защиты лабораторных не допускаешься к сдаче. И, откровенно говоря, я в этот момент не выдержал и расплакался. Есть всё же предел человеческому терпению.

   - В такой ситуации каждый бы расплакался.

   - Я ей говорю: "завтра экзамен". Она сжалилась и сказала: "По закону, за один раз можно защитить только две лабораторные работы". Но она взяла грех на себя.

   - Не грех она взяла на себя, а как это сказать...Совесть в ней, наконец, проснулась. Она рассудила, что если её и придут душить коллеги по кафедре или из ректората, то она скажет так-то и так.

   - Она мне пятёрки поставила, защитила все лабораторки.

   - И все на пять?

   - Конечно. Понимаешь ли, ведь я знал все формулы. Все!

   - Таких-то и ненавидят, которые всё знают. "За что же вы меня возненавидели?", - "Да потому, что ты всё по моему предмету знаешь. Мы таких ненавидим!".

   - В принципе - да. Я тебе говорил, что преподаватель должен найти ошибку. А если не находит, говорит: "Иди отсюда, - "два"!", - "А в чём ошибка?", - "Догадайся сам". Так слушай дальше. Вечером я возвращаюсь домой. Звонит наш староста и говорит, что экзамен по математике переносится на послезавтра. И у меня появился день, чтобы подготовиться к экзамену. И я этим воспользовался, успел написать шпаргалки.

   - Потому что все силы бросили, чтобы сдать лабораторки?

   - А к чему готовиться, если выгонят? Если экзамена не будет? Тем более я считал, что знаю математику.

   - Вы сидели и шпаргалки писали весь день?

   - А почему? Много формул, а у меня не хватало времени, чтобы их выучить. Мне бы не один, а хотя бы три дня для подготовки. Но судьба мне этих трёх дней не дала. Я исписал два маленьких листочка. И то написал только те формулы, которые не знал. Надел свой счастливый пиджак, в котором чувствовал себя комфортно. Положил в широкие накладные карманы пиджака шпаргалки и отправился на экзамен. Народа много. Преподаватели входят и выходят. Это первый курс, первый семестр. Беру билет и иду готовиться. А сдавать можно любому преподавателю. Их там было четверо. Я достал шпаргалку и сижу, переписываю те формулы, которые не знал. Меня залавливает преподавательница. Она отбирает мою шпаргалку и говорит: "Вон из аудитории". Ну, ладно. Беру билет, беру написанный наполовину ответ и иду на выход. Оглядываюсь и вижу, что она села и у кого-то начала принимать экзамен. А тут свободная парта. Я сел, достал вторую шпаргалку, быстро дописал всё, чего недоставало, и пошёл без раздумий сдавать экзамен. Там одна преподавательница только что освободилась. Я к ней. Она посмотрела, стала задавать вопросы, говорит: "На "четыре" ты отвечаешь. Если хочешь, я задам тебе ещё несколько вопросов и поставлю "пять"". - "Нет. Пусть будет "четыре"". Мне надо было поскорее убежать. Она мне ставит "четвёрку", я беру зачётку и выхожу из класса.

   - А в спину крик: "Держите!".

   - Не-не-не-не. Они же не звери. Если уж так получилось, то чего теперь.

   - А какие ещё экзамены были?

   - По физике, естественно. По-моему, это как раз был второй экзамен.

   - Кому вы его сдавали?

   - Ей же.

   - "Злой женщине"?

   - Да. А почему? Там тоже четыре преподавателя, она "самая страшная", к ней никто не хочет идти. Но когда другие заняты, то приходится идти к ней. А я-то её знаю, и она меня знает. Она меня уже гоняла, испытала. Соответственно, я пошёл к ней. Она меня увидела, взяла зачётку, раскрыла её, поставила "пять" и говорит: "Бери билет".

   - Ну, она молодец. Вот тут она молодец, - вытирая платком брызнувшие из глаз слёзы, прокомментировала Екатерина. - До этого, конечно, она вела себя подло. Поэтому она и поставила вам "пятёрку" перед билетом. Ей совестно стало. Наверно, домашним стала о вас рассказывать и её пристыдили, сказали: "Что ж ты так себя повела?". И она им пообещала: "Я на экзамене исправлюсь".

   - Так вот. Я взял билет, подготовился, ответил. Понимаешь, я шпаргалками пользовался редко. Когда не было времени подготовиться. Но готовил их всегда. Это была моя добрая традиция. Я могу тебе свои шпаргалки показать. Хочешь?

   - Хочу, - засмеялась Фокина, - вы мне их уже показывали.

   Дверь в лаборантскую приоткрылась, и в образовавшейся между дверью и дверным проёмом щели появилась голова студента Бедина.

   - Можно войти? - поинтересовался студент.

   - Лучшему ученику всё можно, - затушив сигарету и подмигнув лаборантке, сказал Фрычков. - Заходи, Борис. Выкладывай, какая у тебя проблема.

   - У меня вопрос личного характера, - глянув на Фокину и покраснев, признался "лучший ученик".

   - Пойду, нос попудрю, - пропела высоким голосом догадливая лаборантка.

   Взяв со столика косметичку, она оставила студента с преподавателем секретничать.

   В её отсутствие Бедин признался Фрычкову, что у него большие проблемы в общении с женщинами.

   - А почему ты именно ко мне пришёл за советом? - удивился Александр Николаевич.

   - Острота вопроса велика, а посоветоваться не с кем. Ни родни, ни друзей. В прошлом году остался сиротой, родители погибли в автокатастрофе. Если бы жил в коммуналке, расспросил бы соседей. А так как живу в отдельной квартире...

   Дверь в лаборантскую резко открылась, вошла Фокина и с порога спросила:

   - Александр Николаевич, мы будем сегодня обедать? Будем варить картошку?

   - Конечно будем, Катенька. Но прежде мы должны решить вопрос вселенского масштаба. А потом уже все вместе пообедаем. Правильно, Боря? Одна голова хорошо, а две лучше. Я тебе сейчас изложу свои соображения, а Катенька, как человек опытный, нам тоже что-нибудь подскажет. Ты не стесняйся её присутствия. Вопрос житейский, а мы тут все свои. Я твою проблему освещу на своём примере.

   Посмотрев на смазливую лаборантку и красуясь перед ней, Фрычков стал учить студента уму-разуму.

   - Путь к сердцу женщины долог, полон опасностей и лишений, - говорил Александр Николаевич. - Я, например, сначала закончил институт, затем аспирантуру, в это же время работал на двух халтурах. Выгуливал собак за деньги и "бомбил" по ночам на ржавой "копейке", которую мне по случаю за умеренную плату уступил сосед. Разумеется, давал платные уроки. И только сколотив небольшой капиталец и находясь уже в довольно-таки зрелом возрасте, я рискнул предложить руку и сердце прекрасной даме, в которую был влюблён. Так что, Борис, готовься к длинной дороге.

   - Вы до слёз его доведёте, Александр Николаевич, - заступилась за студента лаборантка. - К тому же квартира в Москве, насколько я слышала, стоя под дверью, у Бедина уже есть. Халтурить по ночам ему не надо. Сходите лучше к декану, он вас уже битый час дожидается. Руководство капризно и не любит, когда подчинённые им пренебрегают. А мы пока что с Борисом чай заварим и картошку для супа начистим.

   Проводив Фрычкова, Фокина закрыла за ним дверь лаборантской на замок и, подмигнув Бедину, сказала:

   - А теперь, мой друг, за дело.

   Студент, находясь в полной растерянности, взял в одну руку нож, а в другую картофелину.

   - Не торопись, - остановила его лаборантка, и силой усадила Бориса на стул.

   Затем сама уселась к нему на колени и прошептала на ухо:

   - Есть более короткий путь к сердцу женщины. Я тебе его покажу.

<p>

2</p>

   Комнатёнка в общежитии Комбината железобетонных конструкций, которую занимала Фокина, была чудовищной. Маленькая, с низким потолком и крохотным окошком. Через огромную щель под хлипкой дверью беспрепятственно заползал запах переваренных пельменей, смешанный с вонью от тараканьей отравы и душком от кипячёного белья. Из коридора доносилась бесконечно повторяемая песня "Снится мне деревня". По коридору, мимо Катиной двери, беспрестанно, то в шлёпанцах, то в сапогах кто-то бродил. Невидимые люди громко кричали, словно находились в лесу и заблудились. При этом они смеялись и ругались одновременно. Но несмотря на всё выше перечисленное, были и свои плюсы. В общежитии никто из института, в котором работала Катерина, не проживал. Учитель физики на досуге мог свободно навещать свою лаборантку, не опасаясь быть узнанным студентами или коллегами-преподавателями. Мог даже безбоязненно поваляться с ней на кровати, в те дни, когда Катина соседка по комнате уезжала к матери в деревню. Как было, например, в этот выходной.

   Фрычков и Фокина лежали на продавленной общежитской койке, вплотную придвинутой к холодной стене с обшарпанными обоями. Надо было что-то приготовить, но ни ей, ни ему не хотелось вставать.

   - А чего ты чай не хочешь вскипятить? - поинтересовался Александр Николаевич.

   - Ну, если ты хочешь чай, флаг тебе в руки, - огрызнулась Катерина.

   - Нуждаюсь.

   - Ладно. Сколько нам варить сосисок? Одной пачки хватит на двоих? Ты очень голодный?

   - Ну, как тебе сказать.

   - Я думаю, открытую пачку сварю. Не такие мы сегодня голодные. Или ты голодный?

   - Я сегодня не ел ничего, но пока что голода не испытываю.

   - Двумя сосисками ты удовлетворишься?

   - Удовлетворюсь.

   - А если что, у нас есть бананы, они сытные. Хотя тебе обжираться нельзя. Ты же собирался снова стать стройным, как в юности, - похудеть, - засмеялась Екатерина.

   - Не в этом дело, - сделал вид, что обиделся Фрычков, - Я могу обжираться. Для того, чтобы похудеть, надо всего-навсего знать, как механизм похудения работает. Откуда берётся в организме жир и так далее. Организм, если ты не знаешь, использует энергию. А энергию он берёт из расщепления углеводов. Но запасов углеводов у человека всего на сорок минут какой-либо деятельности. Бега, прыжков, занятий с лаборанткой и так далее. А дальше снова надо есть или углеводы доставать. Так вот, мы подходим к самому главному. Организм жир не просто накапливает, через сорок минут интенсивных занятий он этот жир начинает расщеплять на углеводы и воду. А вы смеётесь над нами, полными людьми. Как говорится, пока толстый сохнет, худой возьмёт и сдохнет. Одним словом, если я хочу похудеть, мне надо сорок минут бегать, не меньше. За сорок минут сжигаются все углеводы, а дальше я уже работаю на своё похудение. Но если я беру и ввожу в организм углеводы... Самое простое - это сахар. Например, марафонцы, когда бегут, где-то на тридцать пятом километре у них жира не остаётся. Они все худые, ты это знаешь. Так вот. Они всегда берут с собой кусочек рафинированного сахара. И на тридцать пятом километре они его заглатывают. Сахар - вроде и не допинг, чистый углевод. И им как раз хватает энергии, чтобы без приключений пробежать остающиеся семь километров. Это чисто физиологическая штука и относится ко всем живым существам.

   - А если у американского марафонца вытрясти из трусов сахарок, то он проиграет? - начала дурачиться Екатерина, - Например, наш резидент говорит разведчику: "У тебя очень важное задание. Мы должны стать чемпионами мира. Тебя же учили воровать в разведшколе? Ты должен будешь у американского спортсмена из трусов украсть два кусочка сахара", - "Вы шутите?", - "Какие шутки! Два куска рафинада из трусов у того верзилы". Хороший анекдот может получиться. На воровской сходке воры хвастаются. Первый говорит: "Я обворовал дворец". Второй: "Я украл из музея Джоконду". А третий говорит: "Это что. Вот я украл из трусов у американского марафонца два куска сахара...". Над ним стали смеяться. "... и за это получил очередное воинское звание в разведке и боевой орден Красной Звезды". И смеявшиеся до этого над ним воры сразу притихли.

   - А почему? - включился в игру Фрычков, - Потому что это было государственное задание.

   - "Да. Меня вызвали в Кремль и Сам мне сказал: "Понимаете, такое дело. Нам сегодня никак нельзя проиграть. Вам всё объяснят в соседнем кабинете", - сочиняла на ходу Фокина, - И там я получил большое воинское звание и важное государственное задание".

   - Кстати говоря, я не шучу. Но в твоём рассказе есть неточность. Американец, перед тем как бежать, проверил бы наличие у себя в трусах двух кусочков сахара. И твоему придуманному разведчику - вору должны бы были дать задание не украсть, а подменить сахар.

   - Конечно! - восторженно закричала Екатерина, - Поэтому ему дали очень похожие по форме квадратики. Более того они и по вкусу были похожи на сахар. Но это был не сахар. А что это было?

   - В магазинах сейчас молоко обезжиренное продают. Скоро станут продавать обезуглеводенный сахар.

   - Безуглеводный сахар, - смеялась Фокина, - Это ты здорово придумал. Разведчик говорит бывшим приятелям-ворам: "По вкусу и внешнему виду рафинад не смог бы отличить от настоящего даже главный технолог сахарного завода имени Мантулина. Но когда на тридцать пятом километре марафона американец стал сосать сахарок и даже грызть его, а сил не прибавлялось, он впал в бешенство. Стал плеваться, кинулся к ларьку, торговавшем на тридцать пятом километре исключительно сахаром и приобрел там себе целую пачку. Но и в ларьке сидели наши люди и продали ему муляж коробки с рафинадом. Американец, конечно, прилично отстал от других спортсменов, но надеялся, подкрепившись, наверстать упущенное преимущество".

   - И чем же всё закончилось для обманутого атлета? Сошёл с дистанции? - предположил Александр Николаевич.

   - Да нет. Сошёл с ума. А наш спортсмен занял первое место.

   - Откровенно говоря, когда у человека энергии нет, а он прёт, он просто умирает. С ума сойти не получится.

   - С ума сходят от избытка углеводов, - смеялась Екатерина и вдруг, разом посерьёзнев, вся задрожала и взмолилась, - Женись на мне, я тебя очень прошу. Я тебе ребёночка рожу.

   - Мне вон жена двоих родила. И тоже сначала всё смеялась. А теперь не то, что смеха, даже улыбки от неё не дождёшься. Волком смотрит, словно я и не муж ей, а чужой человек.

   - Ну, пожалуйста. Я любить тебя буду до самой смерти. Сделаю для тебя всё-всё-всё. Буду тебе помощницей во всех твоих делах.

   - Ты мне сейчас всё, что хочешь, пообещаешь, а как добьёшься своего, будешь вести себя так же, как моя жена. Был бы я учёным или философом, одним из тех подвижников, кто толкает вперёд прогресс или человеческую мысль, мне бы понадобилась помощница. Но я же ничтожество! Человек, не нашедший себя! Такому помощница не нужна.

   - Не говори так! Ты красив, у тебя золотое сердце, я тебя безумно люблю.

   - Я красив? - засмеявшись, спросил Фрычков.

   - Да, - убеждённо ответила Фокина.

   - Стоит мне только подняться с постели и подойти к зеркалу, висящему на стене, как ты будешь уличена в неискренности.

   - Вы, мужики, ничего не понимаете в своей красоте. Вам невдомёк, почему одних любят, а другими пренебрегают. Мужчина не в состоянии на себя смотреть глазами женщины.

   - Это точно. С этим я согласен. И всё же ты мне льстишь. Есть хочется ужасно. Сосисок будет мало, свари ещё и кашу.

   Включили свет. Екатерина принялась перебирать гречневую крупу, а учитель физики стал её допрашивать.

   - Что случилось? Почему ты избегала встреч со мной?

   - Ничего не случилось, просто в меня влюбился один студент.

   - Ого! Вот это новость. Что значит "студент влюбился"? - удивился Александр Николаевич. - Как это произошло?

   - Подменяла на вахте Галину Михайловну. Вредная баба, но попросила - не откажешь. В-общем, дежурила. Закончилась лекция, у студентов перемена. Все бегают, ходят туда-сюда, а один студент стоит возле вахты и всё смотрит на меня.

   - Выглядит он как?

   - Ну, такой...

   - В тот день как выглядел?

   - Да так же, как и в следующий, и в остальные дни.

   - Брючная пара, белая рубашка?

   - Нет. Джинсы и свитер в полоску, самый обыкновенный.

   - В какую полоску?

   - В чёрно-серую. С портфелем ходит. В очках парень.

   - Стрижётся коротко?

   - Обыкновенно.

   - Как "обыкновенно"? Я, например, волосы зачёсываю назад.

   - Нет, он назад не зачёсывается. У него маленькая чёлочка. А сзади волосы сняты. Как обычно мужчины стригутся. Или женщины под мальчика. Ну, вот. И значит, я сижу на вахте...

   - И улыбаешься ему.

   - Нет, я занимаюсь своими делами. Беру с собой или журнал, или газету с кроссвордами.

   - Чтобы скоротать время?

   - Ну да. Значит, сижу на вахте. На перемене студенты бегают. Кто на улицу покурить, кто в ларёк за соком, за сырками, за кофе. Куда-то выходят, по своим делам. Отдыхают. Покурить и всё такое. А этот стоит и стоит. И смотрит на меня, в мою сторону. В-общем, я определила, что он смотрит на меня. Постоит и идёт дальше. В другую смену опять, стоит и смотрит. Он, конечно, ходит на свои занятия, всё это понятно. Не то, что вместо занятий стоит и смотрит.

   - А кого ты ещё подменяла?

   - Всех, кто в отпуске или заболел. Ну, слушай. Стоит студент день, второй день стоит. Я поняла, что он на меня смотрит, любуется.

   - Стала позировать.

   - Нет, не стала позировать. Веду себя совершенно естественно.

   - Это как? Сидишь и ногти красишь?

   - Нет. Я ногти крашу в общежитии.

   - Ну, давай, говори.

   - И когда никого не было, он подошёл, решился. По-моему, я сама к нему обратилась. Вежливо поинтересовалась: "Вы что-то хотели спросить?", - "Я бы хотел с вами встретиться за стенами института". Говорю: "Нет. Вы очень молодой для меня".

   - Ты правильно его отшила. Это же неприлично! За такое обращение приличные девушки оплеухи дают.

   - Что "неприлично"?

   - "Хочу с вами встретиться".

   - Это прилично. Но он на самом деле для меня молодой. Я ему так и сказала. Прямо, без обиняков: "Вы для меня очень молодой, мне нужно кого-то постарше. Годков пятидесяти пяти или хотя бы сорока". Он говорит: "Наверно не пятидесяти пяти и не сорока, а тридцати?". Я согласилась: "Тридцать подойдёт". Не помню, сказал он "извините" или не сказал, но мы разобрались с этим. А потом он у меня спросил телефон. Я говорю: "Знаете, - нет. Я не могу вам дать номер своего телефона. Потому, что мне просто неудобно. Самое большее, что могу вам дать, это адрес своей электронной почты. Можете мне туда что-то написать". Дала ему адрес почты, сказала: "Пишите". И он мне стал писать письма.

   - Что пишет?

   - "Только один вопрос. Дорогая Екатерина Эдуардовна, я хотел бы разъяснить для себя раз и навсегда, что именно препятствует вам согласиться на встречу со мной за пределами института. Каковы эти обстоятельства. Счастливый брак, от которого, может быть, даже есть дети? Другой поклонник? Скрытая неприязнь ко мне, неопытному и настырному, но чем-то отталкивающему? Или же вы сильно заняты на работе, для таких пустяков, как встреча со мной? Я уверен, что вы не станете придумывать причину только для того, чтобы отвадить меня, и ваш ответ будет правдивым. Если вас в самом деле связывают служебные, семейные или иные обязательства, то я смирюсь с этим и не стану вмешиваться в привычное течение вашей жизни. С любовью, Борис". Вот такое письмо он мне написал. Я читаю и думаю: "Что же такое? Пишет совершенно другой человек". То, что он из себя представляет в реальности, совершенно не соответствует тексту этого письма. Хотела письмо удалить. Но, жалко стало, оставила на память. Читаю, перечитываю. Думаю, надо ответить. Ответить вежливо, чтобы не обидеть человека. Всё-таки, он испытывает ко мне симпатию. Он же не нахамил мне, не нагрубил, а очень вежливо спросил. Я ему понравилась, хочет встречаться. Но... Так сложились обстоятельства - не тот человек. И я ему написала, ответила: "Здравствуйте Борис. Вы правы. Меня связывают романтические обязательства. Ну не то, чтобы обязательства... Вы правы. У меня есть другой поклонник. Нас с ним связывают романтические отношения. Дружба и любовь". Такие вот дружески-любовные отношения. Смешно?

   - Нет.

   - Он прислал мне новое письмо. Уточняет: "Речь идёт о дружбе или это нечто большее? Как вы понимаете, я задаю этот вопрос не из праздного любопытства". Я дала ему определённый ответ: "С другом меня связывают романтические отношения". Он присылает новое сообщение: "Екатерина Эдуардовна, честно признаться, мне сначала даже было жаль, что этому человеку так повезло с вами. Ведь он не одинок в своих нежных чувствах к вам. Но мне претит мысль, что я своим навязчивым желанием женской ласки, испорчу жизнь двум хорошим людям. Поэтому я сдержу своё слово и отказываюсь от всяких претензий на ваше сердце. Поздравляю с Днём рождения и желаю вам не увядать и не черстветь сердцем до конца дней. То есть ещё лет сто". Он через вахтёра передал мне цветы и шампанское. Цветы, очень красивый, большой букет я оставила на работе, - чего мне с ним по городу и в транспорте тащиться. А шампанское, если помнишь, мы выпили с тобой.

   - Помню. Очень хорошее дорогое шампанское.

   - Потом он прислал мне открытку с розой: "Дорогая Екатерина Эдуардовна, желаю вам ни в коем случае не чувствовать себя такой же одинокой, как эта роза на открытке. И чтобы всегда был рядом кто-то, на кого можно положиться". Потом, через какое-то время прислал ещё одно письмо с художественным описанием того, что видит. "Извините, если забиваю вам голову не интересными для вас вещами. Мне вдруг захотелось покрасоваться красноречием перед любимой женщиной". Такой вот парень Борис. В письмах один человек, в жизни другой.

   - Дальше что?

   - Всё. Приглашение в театр отклонила. Звал в кафе - не пошла. Заманивал на экскурсию - отказалась.

   - На какую ещё экскурсию?

   - В Коломенское. Всё-таки поездка в Коломенское, предполагает романтические отношения.

   - Или тёплую погоду.

   - Это само собой. Или не обязательно тёплую погоду, главное, чтобы было с человеком девушке интересно. Ну, не знаю! Парень хороший, правильный. И обижать его не хочется. Но не мой это парень.

   - Не твой?

   - Не мой.

   - Не тронул сердца красавицы?

   - Ну почему же. Наоборот. Сердце тронул. Вот письма - одно, а человек совсем другой. Я не знаю, может эти письма не он писал, а кто-то написал по его просьбе.

   - После того, как этот Борис с тобой разоткровенничался, ты стала как-то по-особенному смотреться в зеркало?

   - Нет, не стала. Я всегда смотрюсь в зеркало одинаково и до, и после его откровений.

   - Не думала ли ты: "А как это всё может быть у нас с Борисом? А если и будет, то чем кончится?".

   - Думала. Ничем хорошим это не кончится. Он мне сказал, что девственник.

   - А думала о том, как это может быть?

   - Немножко думала.

   - О том, что бельё новое придётся покупать? Куда его приводить, где встречаться?

   - Ну, в принципе - да. Хотя о том, куда привести даму, мужчина должен заботиться. Но я не об этом думала. Я просто не представляю себя лежащей рядом с ним в постели. Я совершенно себе этот момент не представляю. И чего с ним делать, я тоже не представляю.

   - Это после того, как он сказал, что девственник?

   - Нет, - засмеялась Фокина и радостно улыбаясь, поправила себя, - да.

   - Но всё-таки мысли лукавые посещали?

   - Посещали. Но я пришла к выводу, что ничего хорошего из этого не получится.

   - А не жалела, что не встретился тебе такой раньше?

   - Если бы такой встретился, когда-то, давно, может, что-то хорошее и получилось бы.

   - Не думала об этом?

   - Думала. Но ведь он же мне попался сейчас, а не раньше.

   - Не вспоминала, в связи с этим, всю свою жизнь?

   - Я боюсь вспоминать прожитую жизнь. Я живу настоящим.

   - А почему боишься вспоминать?

   - Вспоминать? Нет. Много хорошего. С папкой много ходили, гуляли, фотографировались. Он меня очень любил.

   - После встречи с Борисом ты стала на себя как-то по-другому смотреть?

   - Нет. Прихорашиваться я не стала больше, чем обычно.

   - На работе...

   - Я всегда прихорашиваюсь на работе. Там не только Борис, ещё и другие мужчины мне улыбаются.

   - Посоветовалась ли с мамой? Поделилась ли с ней?

   - Нет. Ну зачем? Это же глупость! И так понятно, что ничего хорошего из этого не выйдет.

   - И как тебе теперь быть?

   - Да как-как? Жить, как жила.

   - Да?

   - Да. Вот Александр Николаевич со мной рядом.

   - Почему сразу не решилась рассказать обо всём этом своему нежному другу?

   - Потому что глупость.

   - Месяц от меня скрывала, держала в тайне. Письма любовные от него собирала, коллекционировала. Хранила в тайне.

   - Глупость потому что. Ничего хорошего из этого не получится, если какие-то шаги навстречу делать. И так понятно.

   - Как ты это поняла?

   - Нутром.

   - "Нутром". Опытом прожитой жизни?

   - У меня крупа кончилась, подай пакет.

   - Давай пофантазируем. Стоишь ты у зеркала и думаешь о Борисе. Что тебе в нём нравится и что не нравится? Скажешь: "Цветы мне такие никто никогда не дарил. Только Борис".

   - Почему? Цветы мне многие дарили. И букеты были не хуже, чем тот.

   - Ну, вот. Хорошо бы мне такие цветы подарил... Кто?

   - Хорошо бы мне вместо цветов денежный эквивалент, - уставшим голосом сообщила Екатерина. - Я подумала о том, что на цветы он потратил много денег. А на эти деньги он мог бы купить мне хорошие продукты. Например, мясо и фрукты. Или конфет, опять же. Хороших, шоколадных.

   - А ты не думала написать ему ответное письмо и указать в послании все эти свои соображения?

   - А я всё это сказала ему словами. "Борис, если вам уж очень хочется мне что-то подарить, не дарите мне таких огромных букетов. Мне их ставить некуда и негде. Ни в общежитии, ни на работе". Всё. Он понял.

   - А что же не договариваешь?

   - Я так и сказала: "Если вам хочется мне что-нибудь преподнести, дарите что-то маленькое, компактное. А уж что именно, это ваше дело".

   - Шоколады? Или на духи французские намекала? А может, обручальное кольцо?

   - Он разберётся. Он парень умный. Если захочет подарить, разберётся, что подарить.

   - А как ты выяснила, что он девственник?

   - Он сам сказал.

   - При каких обстоятельствах?

   - М-м. По-моему, когда я на вахте сидела, он сказал.

   - Так ни разу он тебя и не подождал возле института?

   - А зачем меня ждать? Меня не надо ждать.

   - Как он тебе сказал, что он девственник?

   - Он сказал, что ему всегда нравились девушки постарше. Сказал: "Я не целованный девственник".

   - Что это за разговоры такие? Ты до этого говорила, что с ним не разговариваешь. Что он только письма тебе пишет. А тут такие интимные беседы, которые ведутся только в постели между любовниками.

   - Разговаривает-то он, я сижу и слушаю. Улучил момент, сказал.

   - Что он девственник?

   - Да.

   - Ну и как ты на это отреагировала?

   - Ну как? Молча.

   - Ухмыльнулась?

   - Не ухмыльнулась.

   - Сказала: "Это поправимо. Этот недостаток, Борис, мы с вами вместе исправим"?

   - Нет, этого я не говорила. Девственниками все были когда-то. С этим он сам, без меня разберётся, я думаю.

   - Значит, с мамой не советовалась?

   - А чего советоваться?

   - Только с кастеляншей посмеялись над ним.

   - С какой кастеляншей?

   - С той, что мыло, тряпки уборщицам выдаёт.

   - Тамара Петровна?

   - Да.

   - И Тамара Петровна, и буфетчица, и все вахтёры. И весь институт, кроме тебя, знает.

   - Они свою прожитую жизнь вспоминают, греясь в лучах вашей пылкой любви?

   - Тамара Петровна вспоминала. Она когда-то работала в универмаге продавщицей. К ней подходили покупатели, что-то спрашивали, делали покупки. И к ней очень часто подходил парень. Он стоял рядом, неподалёку, чуть-чуть в стороне и смотрел на неё. И она поняла, что парень не просто стоит. А у него есть какой-то романтический умысел.

   - А потом к Тамаре Петровне подошла его мама и сделала ей выговор. Сказала: "Что это вы с моим мальчиком сделали?", - "С каким мальчиком?", - "С моим сыном. Он не ест, не спит. Голову потерял парень". Знаю я эту историю наизусть. А студенты над Борисом не смеются?

   - Кто-то смеётся, а кто-то и завидует.

   - Кто же это такой? Как его фамилия?

   - А ты не догадываешься?

   - Нет.

   - Святая ты простота. Это твой любимчик Бедин.

<p>

3</p>

   Через месяц после этого разговора Фрычков заехал в гости к Бединуи Фокиной, чтобы поздравить молодожёнов с прошедшим бракосочетанием и забрать приготовленную для него баночку абрикосового варенья.

   Екатерина, совершенно освоившаяся в просторной квартире своего мужа, взяла из шкафа махровое полотенце и ушла в ванную комнату, оставив мужчин вдвоём.

   Александру Николаевичу было заметно, что Борис любит жену и беззаветно ей предан. Молодой супруг мог говорить только о "Кате" и говорить бесконечно.

   - Я знаю, что у неё до сих пор много воздыхателей, - глядя преподавателю физики прямо в глаза, начал студент. - Я с этим ничего не могу поделать. Она, вон, регистрируясь в ЗАГСе, даже фамилию мою взять отказалась. Я и с этим мирюсь. Возможно, со временем я стану любить её меньше, а сейчас хоть ноги об меня вытирай. Всё готов ей простить и она, по-моему, этим пользуется. Знаете, после свадьбы прошла уже неделя, а я всё ещё не верю своему счастью. Вы, я вижу, завидуете мне.

   - Завидую, - искренно признался Фрычков.

   - Я сам себе завидую, - восторженно продолжал Бедин. - Знаете, другие не верят себе, а я верю. Иду к своему чувству навстречу. А если себе изменять, то станешь инвалидом душевным.

   - Вы это сейчас о чём говорите? - не понял преподаватель физики.

   - Ну, например, советовали мне разные доброхоты сначала "опериться", человеком стать, деньжат подзаработать, как-то окрепнуть.

   Александр Николаевич невольно глянул на жиденькую мускулатуру Бориса. Студент это заметил.

   - Всё это можно накачать и увеличить, будучи уже женатым человеком. Правильно я рассуждаю?

   - Можно, - согласился Фрычков. - Вот только женщины, как правило, не любят ждать, им тоже всё сразу подавай. И мужа любящего, готового на всё, даже на то, чтобы об него, как о тряпку, ноги вытирали. И любовника, человека состоявшегося, за которого, если повезёт, можно и замуж выйти, бросив "тряпку" и забыв о нём навсегда.

   - Убеждены?

   - Да, я действительно так считаю.

   - Тогда вас можно только пожалеть. Но, это в любом случае не про нас с Катей. И, знаете, по-моему, вы человек в жизни сильно пострадавший и разуверившийся во всём. Так жить нельзя. Надо меняться. Стремиться к лучшему. Берите пример с меня и Кати, мы вас научим быть счастливым. Не обижайтесь, но вы утратили чувство времени, понимание прекрасного, веру в людей. Берите пример с меня. Я люблю свою жену, она любит меня и поэтому ничто не может помешать нашему семейному счастью.

   Из ванной вернулась Екатерина и погнала мужа в институт учиться.

   - Давай-давай, - приговаривала она, толкая его в спину, - а то пропустишь самое интересное.

   Преподаватель физики попрощался с Фокиной и вышел на улицу вместе с Бединым.

   - Наивный вы человек, - говорил он студенту, - доверчивый. А что, как я и являюсь любовником вашей жены? Как думаете, зачем я пришёл поздравить вас именно в тот день, когда у нас с Катенькой выходной, а вам надо ехать в институт?

   - Не говорите глупостей, я хорошо разбираюсь в людях, - засмеялся Борис, - Во-первых, вы не из тех мужчин, что нравятся Фокиной. Вы, прошу прощения, старый, лысый, пузатый. А во-вторых, вы не станете гадить там, где вас принимают, как родного и любят всей душой. Извините, я действительно тороплюсь. Побегу. Да, вы забыли взять абрикосовое варенье, которое мы с женой для вас приготовили. Вернитесь немедленно и заберите, а то у нас оно долго не проживёт.

   Когда Фрычков вернулся и подошёл к квартире Бедина, то он нашёл входную дверь не запертой и даже слегка приоткрытой. Екатерина, раздетая донага, лежала в постели и из озорства, раскинула ноги в стороны.

   - Ты с ума сошла! Лежишь как раздавленная лягушка, - вырвалось у Александра Николаевича. - А если бы мы вернулись вдвоём?

   - Я в окно видела, как он бежал к подходившему трамваю, - смеялась лаборантка, - иди ко мне, пузатик, я сильно по тебе соскучилась.

   - Нет. Не могу обманывать хорошего парня. К тому же он сирота. Где тут у вас абрикосовое варенье? Я буду его поглощать. Твой муж меня считает порядочным человеком, и я не хочу, чтобы он обо мне думал плохо. Он у тебя славный.

   - Что верно, то верно. Я иногда его сама не Борисом, а Славиком зову. Но, если сейчас же не ляжешь рядом, - полусерьёзно-полушутя приказала Екатерина, - то я позвоню этому замечательному человеку и заставлю его упрашивать тебя об этом на коленях. Ты этого добиваешься? Хочешь испортить настроение хорошему человеку?

   - Ты сейчас о муже? - уточнил Фрычков.

   - О ком же ещё. Меня, я знаю, ты считаешь стервой.

   - Скорее, стервочкой, - поправил её Александр Николаевич, энергично снимая пиджак.

<p>

4</p>

   - Ах ты, старый чёрт, колдун, ты покусился на мою жену, - кричал сумасшедшим голосом студент Бедин, невесть откуда взявшийся во дворе дома, в котором жил Фрычков.

   Студент бежал прямо на Александра Николаевича, возвращавшегося домой с дачи в сопровождении жены Раисы Романовны и детей, Вани и Маши. Борис отобрал у оказавшегося поблизости дворника метлу и ударил ей преподавателя физики по спине.

   Фрычкову ничего не оставалось, как спасаться бегством. Александр Николаевич убежал от преследователя и из-за угла дома наблюдал за происходящим. Студент, эмоционально жестикулируя руками, с жаром рассказывал его жене и детям, какой у них муж и отец мерзавец.

   Преподаватель физики позвонил лаборантке по мобильному телефону.

   - Что случилось? - осведомился он у любовницы.

   - А что случилось? - переспросила Екатерина.

   - Брось эту дурацкую привычку отвечать вопросом на вопрос. Всё очень серьёзно. Твой муж меня огрел грязной метлой на глазах законной супруги и детей.

   - Серьёзно? Ты знаешь, он и меня сегодня так отходил солдатским ремнём, откуда только взял его, что всё тело в синяках и кровоподтёках. Я считала его хлюпиком, слизняком, а у него, оказывается, есть характер.

   - Оставь этот трёп. Скажи, откуда он узнал про наши отношения?

   - Я хотела его позлить и сама рассказала, с твоего разрешения. Ты же сам в последний раз в постели обмолвился, что теперь тебе всё равно, узнает он о нас или нет.

   - Впрочем, что я задаю глупые вопросы? Кто ещё мог дать ему мой адрес, если не ты?

   - Да, и адрес твой ему дала.

   - Но зачем?

   - Ну, как же? Он сказал, что в противном случае убьёт меня. Он был страшен и убедителен во гневе. И потом, припугнул немедленным разводом. Что для меня страшнее смерти. Кому "разведёнка" нужна? Без жилья, без статуса замужней женщины в Москве пропадёшь. Пришлось сказать.

   Заметив, что Бедин ушёл, Александр Николаевич прервал разговор с Екатериной и, выйдя из укрытия, пошёл домой.

   Супруга, как правило, равнодушная ко всему, что не касалось ее работы, неумело играя роль обманутой жены, визгливо крикнула:

   - Мерзавец, убирайся вон!

   И дети встали на её сторону. Смотрели на него, как на врага.

   Преподавателем физики овладело чувство отчаяния и безысходности.

   "И зачем я с этой дурой Катькой связался?", - с горечью думал он.

   С Фокиной они друг другу понравились и принимали свои отношения, как невинную шалость, как приятную авантюру. Ему она казалась серьёзной и осмотрительной, умудрённой в амурных делах, молодой женщиной. А оказалась сопливой девчонкой, дурой набитой.

   Сказанное Раисой: "Убирайся вон" означало: "Езжай к матери". При этом, Фрычков это точно знал, жена непременно позвонит свекрови и наябедничает. А матушка будет всю ночь пилить ему шею "деревянной пилой", "полоскать мозги", вспоминать измены отца, "в которого он весь пошёл".

   Александру Николаевичу вспомнились похороны родителя, который целый год перед смертью, всеми брошенный и отовсюду изгнанный, жил у них с женой в квартире.

   На похоронах он шёл за гробом отца, поражённый ужасом его смерти и слушал приглушённую речь отцовского друга детства, шагавшего рядом.

   - Я работал судьёй, свои обязанности исполнял добросовестно, - говорил ему Мстислав Орестович Бойко, - С приходом нового времени стал подвергаться давлению. Сначала это были дружеские намёки, затем меня попытались отстранить от рассмотрения дел запугиваниями и шантажом. Дело в том, что юриспруденция - это моя судьба, мой воздух, моя жизнь.

   - Выгнали из судей? - бесцеремонно спросил Фрычков, надеясь на то, что закончив с этой темой, Бойко прекратит своё бормотание.

   - Не из судей меня выгнали, а из жизни. С тех пор от меня осталась только тень того, кем я был. Я уже не живу, а только присутствую на этом свете. Мне всё безразлично.

   - Так уж и всё? Сапожки-то зимние смотрю, новые, модные.

   - Я о жизни души говорю, а не о теле. Покойный Николай Прокопьевич, в гробу тоже нарядный лежит, но это не делает его живым.

   Следом за ними, в похоронной процессии, шагала жена с соседкой Инной Игнатьевной. Женщины беседовали о нём, о преподавателе физики. Фрычков невольно стал прислушиваться к их разговору.

   - Как муж твой себя ведёт? Процесс оперения продолжается? Не расхотел ещё стать "духовным учителем"? - смеясь, интересовалась соседка, вспомнившая о религиозных его исканиях той поры.

   - Нет, - сдержанно отвечала Раиса.

   - Постелью, значит, пренебрегает? Как это? "Грех - это выход из чувства единства со Святым Духом"? Так, что ли?

   - Так.

   - Говорить так все умеют. Ты давай ему, Рая, перья-то повыщипывай. Ультиматум поставь, скажи: "Все пернатые своих баб топчут, а иначе пошёл вон. Хочешь, через форточку прямо в небо синее, а хочешь, через дверь входную в подъезд, кошками загаженный". Может, тогда задумается, скажет: "Бог далеко, а изгнание из Рая совсем рядом". Глядишь, и прижмётся к тебе небритой щекой.

   - Спасибо, Инна Игнатьевна, что так заботитесь обо мне, - сдержанно поблагодарила жена, понимавшая, что муж всё слышит.

   "Покойный отец любил баб, они его и сгубили, - думал Фрычков. - Бабы, да спирт дармовой. Был главврачом "самой плохой Московской больницы", если верить отцовским словам. В его больнице я с женой и познакомился. Рекомендовал мне её, как перспективного, молодого специалиста! Может, и с ней у него что-то было? Неужели и мне на роду написано волочиться за каждой юбкой? Сколько сил, сколько нервов на это уходит. Не удивительно, что я ничем и никем не стал. Ничтожество! Размазня! Нет во мне стержня, а бабам только того и надо. Пропаду я через них, как отец пропал. Спрятаться бы куда-нибудь! Зарыться зверем в нору или отшельником уйти в монастырь! И всё же где-то надо ночевать".

   Преподаватель физики позвонил матери.

   - А я ждала твоего звонка, Сашенька, - сразу же взяла инициативу в свои руки мама, - Сегодня готовила рагу, морковку с луком тушила. Звонок. Думала, ты звонишь, а это родительница ученицы. В-общем, она мне мозги заморочила, а потом я уже смотрю, - морковь с луком подгорели.

   - Плохо, - вяло поддерживал разговор Александр Николаевич, не зная, как перейти к просьбе приехать переночевать.

   - Я по новой нарезала лук, натёрла моркови, всё это в масло и давай тушить.

   - С родительницей хоть с пользой поговорила?

   - Да. Она хочет, чтобы я с её дочкой занималась. На моих условиях, пятьсот рублей за час. В субботу два часа, в воскресенье два часа. А у меня другая же девчонка ещё есть. Всё! Я их совмещаю в одно время и за четыре часа занятий у меня получается четыре тысячи. В месяц будет выходить шестнадцать. Я думаю это неплохо.

   - Мам, ты же работаешь по своей специальности. В наше время об этом можно только мечтать.

   - И сразу чувствую, как только дело появилось, организм настраивается, мобилизуется. Как я в школе до восьмидесяти лет работала? Думаю, плохая погода, льёт дождь, темнота, гололёд. Какого хрена, прости господи, несёт меня в школу? Думаю, да чего же мне не хватает? Что же я на пенсию свою не проживу? Куда я тащусь, зачем? Это я всё плачу, ругаюсь в дороге, а сама всё иду в школу. Пройду полквартала и думаю: "Господи, какая же благодать. Я на воздухе, иду на своих ногах, меня ждут, меня хотят. Я сейчас вот это им расскажу, вот это". Пришла в школу - всё! Я уже, как птичка, порхаю. Сама, вместе с учениками, забегаю на пятый этаж. Ни ревматизма, ни головокружения. Коллеги смотрят на меня, глаза выпучив. Я не кричу, хожу без палки, как говорится, при своём уме, при памяти, при своих знаниях. Они мне говорят: "Людмила Леонтьевна, мы перед вами преклоняемся, вы для нас пример".

   - Мам, я тебе перезвоню. Тучи стоят прямо над головой, а я без зонта. Боюсь попасть под дождь.

   - Ты не только звони, но и приезжай. А я денег заработаю и буду тебя поддерживать.

   - Обязательно.

   - Чтобы я тут одна не кисла.

   - Непременно.

   - Всё-таки я благодарна своим родителям, что они воспитали во мне, знаешь, что?

   - Активность и ответственность.

   - Правильно. "Вот, надо и - всё!". Отец мне говорил: "Что это такое: "Я не могу. Я не знаю". Научись, узнай и никогда ни на что не жалуйся!". Ну, давай, Сашенька, не намокни.

   К матери Фрычков не поехал, не успел он сделать и двух шагов, как ему позвонил Андрей Акимов, школьный его дружок.

   Акимов работал в озеленении. После школы он поступил в военное училище, служил в советской армии офицером, затем был бизнесменом и даже охранником, после смерти жены сошёлся с их одноклассницей Вероникой Луковой. Стал с некоторых пор набожным. Всякий раз, когда звонил, сообщал, какой церковный праздник на дворе. Говорил, что нужно делать, чтобы правильно жить.

   Андрей звонил восторженный, задыхался, боялся что-то забыть, не сказать. Александр Николаевич решил напроситься к нему на ночлег, но перед этим следовало друга выслушать.

   - Саня-Саня, ты слышишь меня?

   - Слышу.

   - Сегодня прощёное воскресение. Я хочу попросить у тебя прощение. Прости за всё.

   - Прости и ты меня.

   - Саня-Саня, не клади трубку! Ты слышишь меня?

   - Слышу.

   - Саня, проси прощения у всех. У матери, у покойных отца и брата Василия. А в первую очередь у Господа Бога. Слышишь? Обязательно у отца и брата не забудь прощения попросить. Ибо мы в гостях, а они уже дома. Слышишь?

   - Да.

   - Ой, Саня, столько событий. Вот, правильно говорят, деньги приходят и уходят. Меня же обокрали. Купил в ларьке какую-то мелочь, разложил бумажник. Вещи для постирушки взял. Хватился, а вместо бумажника пакетик с орешками. Ты мне помог, Вероника кормит, мир не без добрых людей. Но вот и обокрали. Я знаю, кто. Там есть одна продавщица, у неё сумасшедшие глаза. Я с бывшим зеком на работе посоветовался. Ну, в смысле, сходить-припугнуть. А он мне посоветовал: "Не ходи, не смеши людей. Поезд ушёл". Тут к нам новенький пришёл, в первый же день подрался с зеком. Я их разнял. Он, зек, после этого обнял меня, поцеловал, сел и закурил, сказал: "Спасибо. А то я себя не контролирую. Мог бы убить его". Зек загудел.

   - В каком смысле "загудел"? Запил или его посадили?

   - Ну да. Вошёл в полосу не совсем трезвого образа жизни. Саня-Саня, ты слышишь меня? Знай, что в любое время дня и ночи я на всё готов. Спасибо тебе за всё! Проси прощения, не забудь. У Господа Бога, у матери, у брата, у родителя покойного. У всех-у всех, кто с тобой рядом. А у тех, кто далеко, у тех мысленно проси. Спасибо тебе за всё!

   - Андрей, могу я у тебя сегодня переночевать?

   - Саня, о чём речь? Осчастливишь! Жду.

   Акимов жил в родительской "двушке", знакомой Фрычкову до сантиметра. Ничего, кроме обоев в квартире, не поменялось. Холодильник "ЗИЛ" на кухне, старый комод в коридоре, - всё стояло на своих местах. Разве что появилось много домашних цветов в горшках и кадушках. Они были повсюду.

   До прихода домой Вероники, с полчаса, а может, и целый час Александр Николаевич жаловался на жизнь, а Андрей слушал его и давал дельные советы. Но с приходом Луковой атмосфера в доме изменилась.

   - Хорошо у вас, дома, по всей квартире деревья зелёные растут, - стал расхваливать Фрычков уют, созданный хозяйкой.

   - Да, прямо-таки пальмы, - покраснела Вероника. - Давно не видела тебя. Изменился, похорошел, стал основательным.

   - Не смущай. Я знаю, что сильно поправился. Когда появится возможность, обязательно себе такие же деревья посажу. Как они называются? - полюбопытствовал от смущения Александр Николаевич.

   - Фикус Бенджамена, - просветила его Лукова.

   - А кто такой Бенджамен?

   - Наверное, тот, кто вывел этот фикус или привёз из джунглей в Европу. У фикусов листья в основном большие, а у этого маленькие.

   - Да, в тропиках, должно быть, он как сорняк растёт. Там, наверное, целые рощи из них, непролазные, - вмешался в разговор Андрей, - А она, представляешь, заставляет меня каждый листочек тряпочкой протирать. Мне кажется, надо этому фикусу уже верхушку чирикнуть, чтобы шёл в стороны.

   - Нет, пока до потолка не дорастёт, никаких "чирикнуть", - возразила Вероника.

   - А у нас ещё и на окне красивые деревца цветут, глаз радуют, - напомнил Акимов.

   - "Китайская роза" называются те деревца, - подсказала хозяйка.

   - Они у вас все хорошие. И фикусы, похожие на берёзки, и "китайская роза", - нахваливал Фрычков.

   - И на даче посадили пять грядок чеснока. В следующем году будем им на рынке торговать, - смеялась Лукова.

   - Да, сядь, успокойся уже, - прикрикнул Андрей на раскрасневшуюся от возбуждения сожительницу, - преподаватель физики к нам за советом пришёл и будет у нас сегодня ночевать. Его жена, Раиса, на развод подаёт.

   - Преподаватель физики, наверное, сам нашкодил? - пошутила Вероника.

   - Не твоего ума дело, - одёрнул одноклассницу Акимов. - И вот я сейчас обо всём рассказываю. Учу его, что да как. Так вот, Александр, если сберкнижки у жены, то считай, ты деньги профукал. Как докажешь, что это ты делал денежные вклады? Ты же чеки не собирал, не хранил. Деньги - всё! Ты их профукал. Все ваши общие сбережения она себе заберёт. Считай, что деньги твои на детей идут и не переживай из-за них.

   - Ну, она же, наверное, хитрая женщина, - желая подольститься, подсказала Лукова.

   - А насчёт квартиры я его научил, - стал хвастаться Андрей, - Саня получил роскошную квартиру в хорошем доме.

   - На кого он получил? - сразу же, по-деловому, подключилась Вероника.

   - На себя.

   - На одного?

   - На семью. Он всю семью прописал, жену и двоих детей. Они все прописаны. То есть их четверо.

   - Ну и чему ты его научил? - поинтересовалась Лукова.

   - И получается так. Квартира приватизирована, у него в ней доля - одна четвёртая. Теперь так. Он живёт в хорошем доме, облицованным отделочным красным кирпичом. Там зелёный район, рядом метро, сообщение хорошее. И что же ты думаешь? Наш преподаватель физики загрустил. Пока тебя не было, сидел, плакался мне: "Ну, дадут мне деньги, и чего я с этими деньгами буду делать? Я же не смогу купить себе на них ни квартиру, ни даже комнату. Я остался без жилья, значит, я должен у мамочки жить. А мне это надо? Мама привыкла жить одна. В гости к ней ходим и всё. А тут я с мамой в двухкомнатной?". Хотя, когда-то они жили впятером в этой двухкомнатной. Я преклоняюсь перед этой женщиной. Почему? Она сумела в двухкомнатной квартире вырастить прекрасных двух сыновей и ужиться со свекровью.

   - А муж у неё был?

   - А как же! Николай Прокопьевич только в прошлом году умер, следом за своим старшим сыном Василием.

   - Ну, ладно. И чему ты Сашку научил? В суд подать?

   - Нет. Какой суд? А вот ты подумай.

   - А я знаю, - догадалась было Вероника. - Ты его научил, чтобы жена ему квартиру однокомнатную купила.

   - А очень ей надо. Рая скажет, что у неё и денег нет. А потом она скажет: "А с какой это стати? Вот, бери свою долю, одну четвёртую и выкидывайся со своим, как говорится, чемоданом. А здесь мы с тобой вместе проживать не будем".

   - Ну, в принципе Рая права, - согласилась Вероника. - Потому что она может мужика к себе нового приведёт.

   - Да она уже себе нашла, - уверенно заявил Андрей. - С двумя детьми не уходят в никуда, в "разведёнки". В её-то возрасте. Короче говоря, на кой нужна ему эта доля? Исходя из вышесказанного, какой шаг должен совершить преподаватель физики? Давай, думай.

   - В суд подать или обратиться в Минобр?

   - Зачем? И кому он там нужен?

   - Тогда не знаю.

   - Минобр скажет: "институт тебе квартиру дал, а дальше с этим имуществом распоряжайся сам".

   - Подать на расширение в мэрию Москвы?

   - Какое расширение? Что за глупость?

   - Сдаюсь.

   - Тут нужен ход.

   - Какой ход?

   - Я вот подсказал преподавателю физики. Саня мне спасибо сказал.

   - "Берёшь кастет, в подъезде выкручиваешь лампочку...", - смеясь, предположила Вероника.

   - Успокойся. Слушай. Когда я или Александр приватизировали жильё, это было наше личное желание или нас кто-то обязал? Это было личное желание. Он приватизировал. Дальше, какой мы шаг совершаем?

   - Расприватизация. Расприватизируем квартиру?

   - Правильно, - согласился Андрей.

   - А он хозяин?

   - Конечно. Он хозяин, на него ордер и всё остальное. Он ответственный квартиросъёмщик.

   - А ему позволят сделать расприватизацию?

   - Это его личное желание. Кто ему запретит?

   - А не нужно ли согласие всех жителей квартиры для расприватизации? Наверное, нужно. Ведь когда приватизируешь, нужно согласие.

   - Нет. По-моему, для того чтобы расприватизировать, - нет.

   - Надо узнать.

   - А тут и через суд можно. Почему? Смотри. Приватизировали по одним причинам, расприватизировать хотят по другим. Допустим, поссорились, не хотят платить высокие налоги. Пошёл в регистрационную палату, подал заявление и всё.

   - Ну, хорошо. Не тяни.

   - Дальше. Какие действия мы совершаем?

   - После расприватизации?

   - Да. Они в квартире все вместе проживают. Они что делают?

   - Ну, комнату ему выделяют?

   - Государство? Государство не выделит, ему бы только налоги драть.

   - Подаёт на расширение? Ну, не знаю тогда.

   - Короче говоря, он пишет: "Обмен".

   - А сейчас нет обмена. Сейчас только купля-продажа.

   - Есть. Купля-продажа - если квартиры приватизированы. А если не приватизированы, то идёт обмен.

   - А что он менять будет? У него же даже комнаты своей нет.

   - А вот слушай. Его замечательную квартиру, в замечательном районе разменять на две менее замечательные. Есть же люди, которые соединяются. Он идёт в муниципальное образование и говорит там: "Вот я развёлся. Значит, я вам отдаю трёхкомнатную, а вы мне дайте две квартиры поменьше". Даже если она не согласна, то её принудят через суд. Скажут: "Такие, милая моя, условия. Человеку жить негде. Или хочешь, чтобы после развода он продолжал с тобой в одной кровати спать? Мужику твоему новому это понравится? Да и он станет приводить других женщин, создастся криминальная обстановка". Короче говоря, в суд. И все будут на его стороне. Расприватизируют. Тем более, что ответчики в суде он и она, а дети несовершеннолетние, их не спросят. Главное, чтобы их без крыши над головой не оставили. Значит, он получает свою жилплощадь, квартиру. Не просто часть денег. Квартиру! И может он сделать так, чтобы дали две равноценные квартиры взамен его трёхкомнатной. В своей она с новым хахалем будет жить, а Саня в своей пропишется с детьми.

   - В принципе и Раиса согласится, - поддержала сожителя Вероника, садясь к нему на колени, - Скинет с себя заботу. Скажет: "Пусть своим детям всё покупает сам". И сожитель её новый обрадуется.

   - Таким образом, Саня остаётся не просто с деньгами, за которые нигде ничего не купит, - ликовал от своего замысла Андрей, - а с полноценной квартирой. И всё это я ему до твоего прихода объяснил и смотри, какой преподаватель физики теперь сидит одушевлённый. А то всё жаловался: "Ну, что за жизнь - одни проблемы. И где теперь я буду жить? Даже не знаю, что делать". Конечно, всё это нескоро сделается. Если Рая, к примеру, задумает не разъезжаться, а комнату сдавать, то Саня будет там жить и сделать этого ей не позволит. Александр там, в конце концов, прописан, он квартиросъёмщик.

   - Так что преподаватель, побыстрее расприватизируй квартиру и на обмен подавай. А с голоду не умрёшь. Первое время я буду приезжать к тебе и супы готовить, - сделала смелое заявление Вероника.

   - Сам себе приготовит, - силком ссадив сожительницу с коленей, рявкнул Акимов, - А если не сможет, я ему подходящую бабу найду.

   - Я тебе найду! Сам поедешь жить к нему! - пригрозила Лукова.

   - Ну, успокойся! Я пошутил. Я Александру говорю: "Саня, знаешь, что? Перестань дёргаться, посмотри на себя. Ведь у тебя в жизни сейчас такой надлом, - квартиры нет, жены нет. Семьи лишился. Детей своих ты растил, воспитывал, теперь тебе изредка встречаться с ними будут позволять. Ты потерял всё, к чему привык, что любил. И сейчас у тебя начинается совершенно новая жизнь. Ты должен найти себе новую жену или, в крайнем случае, бабу какую-нибудь. Ты должен найти себе жильё, третье, пятое, десятое". Я, например, когда из армии меня "попросили", пошёл работать в баню массажистом, спины разминал всякой шушере.

   - Это же приятно, - пошутила Вероника.

   - Не очень, - вспоминая минувшее, серьёзно ответил Андрей, - Я преподавателю физики говорю: "Тебе тяжело, а будет ещё тяжелее. Единственно тебя умоляю - не пей. Знаешь, что? Всё в твоих руках. Ты образованный, ещё не старый, красивый".

   - Просто принц! - согласилась Лукова, - Я даже в сказках про таких не читала, так ты его расхваливаешь.

   После того, как Акимов стал Фрычкова умолять не запить, у непьющего Александра Николаевича появилось непреодолимое желание выпить.

   - Пойду, прогуляюсь. Проветрюсь перед сном, - сказал преподаватель физики гостеприимным хозяевам.

   - Смотри не пропади, "совсем пропащий". Это я в шутку, не бери в голову, - провожая друга в коридор, шутил Андрей.

   - Я понял, - завязывая шнурки, успокоил возбуждённого Акимова Фрычков.

   Александр Николаевич вышел из подъезда друга и направился в ближайшую пивную, над которой время было не властно. Столько событий произошло в стране, в судьбах людских. Сносились целые кварталы, как грибы после дождя, вырастали новые дома, а в "стекляшке", как и тридцать лет назад торговали в разлив разбавленным пивом.

   Взяв пару кружек и устроившись за свободным столиком, Фрычков сделался внимательным слушателем беседы двух приятелей, громкая речь которых уводила его от собственных тягостных дум.

   - Человека, который часто менял работу, в Советском союзе называли летуном, - просвещал своего собутыльника мужик с редкой седой бородой. С такими не церемонились, таких людей презирали. Я не был исключением, смотрел на них косо, исподлобья. Разве мог я предположить, что сам стану летуном? И кем только я не работал в современной России.

   - В ней все разом стали летунами, - подсказал человек средних лет с мясистым красным носом, на котором росли волосы.

   - Да. Я и хотел сказать, что не стал исключением. Работал мойщиком троллейбусов. График работы с восьми до семнадцати, сменный. Так обещали на словах. А на деле оказался бессменным. А объяснили просто: "Сам видишь, зарплата мизерная, работа тяжёлая, - никто не идёт. Будешь больше работать, больше денег заработаешь". Уволился. Устроился мойщиком окон в больницах. Не хочу даже вспоминать, ушёл, и недели не проработав. Со следующей работой сосед помог, взяли носильщиком в гостиницу.

   - Взяли без опыта работы? - усомнился человек с волосатым носом.

   - Да. Во-первых, по блату, а во-вторых, покорило их то, что я хорошо знаю английский язык. Собственно, за это потом и уволили. Оказалось, что все мои английские слова, - сплошь ненормативная лексика. Затем мать меня овощеводом устроила, через тётю Люсю Венгерову. Работал два месяца в теплице под Москвой, выращивал огурцы "Зозуля". После теплицы попробовал себя загрузчиком сырья на стекольном заводе, соду с речным песком загружал. Печи там днём и ночью горели и воздух такой, что сколько губы ни облизывай, всё равно остаются солёными. Пиво пьёшь и рыбу покупать не надо. После огнеупоров пошёл трудиться котломойщиком в ресторан. Сейчас вот зазывала в итальянской забегаловке. Стою на свежем воздухе и размышляю: "Ругали тиранию, хотели свободы. Так вот она, радуйся. Но что-то безрадостно на душе. Конечно, если вдуматься, нет ничего дороже жизни и свободы, все об этом говорят. Но отчего-то всё у нас так устроено, что эта жизнь никем ни во что не ставится. Ни государством, оно и понятно, у него свои интересы, ни обществом, которого как не было, так и нет. Ни теми же людьми, которые остаются советскими, и на словах ты у них товарищ и брат, а на деле - человек человеку волк. Но ведь штука в том, что и сам человек жизнь свою ни во что не ставит. Взять меня. Сам свою жизнь калечу и гроблю. На кой мне такая свобода? Откровенно говоря, таким ленивым людям как я, она совсем ни к чему. Не нужна мне ни свобода личности, ни свобода выбора. Что мне свобода дала? Хочешь, работай мойщиком в троллейбусном парке, хочешь, зазывалой. Не хочу ни тем, ни другим. Хочу царя - отца родного, чтобы позаботился обо мне. Люди смыслами живут. Старики своими, люди среднего возраста своими, молодёжь и дети - своими. Да ещё и у каждого свой смысл.

   - Кто-то смыслами, а кто-то и бессмыслицей.

   - Правильно. Но бессмыслица - это не жизнь. Человек, находясь в бессмыслице, если и не понимает, то ощущает, что это состояние, эта жизнь противоестественна и пытается как-то выбраться.

   - А мой дед был герой, генерал, - отхлебнув пива, предался воспоминаниям человек с волосатым носом. - В Отечественную командовал седьмой танковой армией.

   - Их было шесть.

   - Серьёзно? Или дали генерала ему за то, что он разгромил седьмую фашистскую, танковую. Что-то вертится семёрка в голове.

   - У немцев тоже шесть танковых армий было. Твой дед где геройствовал? Не на Ташкентском ли фронте? Там очень ожесточённые и кровопролитные бои шли. Кто на том фронте воевал, все герои, все до генералов дослужились.

   - Вот ты смеёшься надо мной, а мне хочется плакать.

   - В чём дело?

   - Да как подумаю, что живут на свете люди, у которых кроме зависти, ничего нет, так слёзы сами наворачиваются.

   - Сейчас будешь смеяться, слёзы высохнут на твоих щеках. Хочешь, открою тайну?

   - Открой.

   - Есть на свете такие люди, у которых нет даже зависти.

   - Что же это за люди? Получается, у них нет ничего?

   - Вот. А ты переживаешь. В мире всё связано, надо только быть наблюдательным и делать правильные выводы из увиденного и услышанного. Была у меня баба. Обратил я своё внимание на то, что шевелюра моя стала редеть. Вспомнил, фамилия-то у неё Лысикова. Нет, думаю, надо от неё держаться подальше. С другой познакомился, вроде ничего, даже жениться подумывал. Глядь в паспорт, а у неё фамилия Плешак. Даже не Плешакова, а Плешак. Я ей сразу же сказал: "Ступай своей дорогой". И теперь доволен, живу себе один, хлопот не знаю. Но всегда начеку. Во всём ищу подвох, ловушку.

   "Счастливый человек", - мелькнула завистливая мысль в голове преподавателя физики, - "голова полна волос, может всех послать и оставаться весёлым. Смыслами живёт. А тут мучаешься, не в состоянии разобраться, что к чему".

   Вернувшись к Акимову, Фрычков в грязных ботинках прошёл на кухню и поставил на стол украденную в пивной кружку и пластиковую двухлитровую бутылку пива. Александр Николаевич был пьян и ругал последними словами своего покойного брата Василия.

   Акимов, как друг и гостеприимный хозяин, стал ему поддакивать.

   - Видимо, чайник на плиту надо поставить? - предложил Александр Николаевич Андрею и зачем-то пошёл к Веронике.

   Он постучал в её дверь и тут же заглянул к ней в комнату. Раздался возмущённый крик Луковой, застигнутой врасплох. Александр Николаевич хохотнул и вернулся на кухню.

   - Голая? - шкодливым голосом поинтересовался Акимов. - Кстати говоря, от своего прежнего она съехала из-за того, что он много пил. Видимо, пьяницы все заканчивают одиночеством.

   - Некоторые могилой, - поправил его Фрычков. - Люди алкоголиками становятся не от того, что любят водку. А потому, что хотят водкой горе своё залить. А горе водкой залить невозможно. Всё одно, что тушить костёр бензином. Если бы вернуть время, я бы пил и с отцом, и с братом. И прежде всего, со сверстником-соседом, Гешей Карповым. Они в школе постоянно лопали портвейн и меня приглашали. Но я же человек правильный, хороший. Я от алкоголиков всегда держался подальше. Геша в свой ансамбль меня приглашал. Это нормально. Но я-то, господи... Злиться приходится только на самого себя. Я себе говорю: "Идиот!". Почему я идиот? Потому что вроде бы правильные мысли оказались безумными и абсолютно неправильными. Ты себе не представляешь, в какой обстановке я жил. Любой мой шаг в сторону, - морально раздавливали, полностью уничтожали. Понимаешь ли, я потом не говорил родителям: "Что ж вы мне наврали? Меня обманули?". Мне плохело бешено, но я никогда не упрекал родителей. Они думали, что всё это враньё - нормально. Что всё это бесследно прошло. Когда я учился в институте, к нам в группу пришла настоящая красавица. Не помню, как её звали, но красавица была неимоверная. Уж насколько я девушек сторонился, весь был в учёбе, в мечтах о научных открытиях, - а тут взял её за руку всюду водил, всё показывал. Рассказывал, объяснял. Ты не представляешь. Боже, такой красивой девушки я в жизни своей не видел. Я был от неё без ума. Всё, что я делал, было помимо моей воли. И все мне завидовали, что я первый её ухватил. Уже на другой день в нашей группе её не было. Все мы спрашивали: "Где?". Оказывается, наши девочки пошли в деканат и заявили: "Она совращает наших мальчиков". Я потом у них интересовался: "Зачем?", - "А что? А остальным что делать?". А остальные, прошу прощения... Диабет у людей, гипертония. Это вот у девочек. Пухлые, больные. Ну, куда? Либо толстые и больные, либо худые, как это самое... Вот. А я тогда не понимал, что все они хотят внимания.

   - Хотят, - подтвердил Акимов со знанием дела.

   - А я... А у меня... Идиотом всегда был. Единственная девушка, от которой у меня "снесло крышу", и я забыл все свои установки: "Быть хорошим. Оставаться девственником. До свадьбы нельзя". Встретив её, я как-то сразу забыл обо всём этом. Но не судьба. И вот она исчезла, а я не телефона, ни адреса у неё не узнал. Странно, мне пиво стало нравиться. Раньше я его не мог пить. Оно мне казалось кислым, прогорклым.

   - Оно раньше и было такое.

   - У меня столько комплексов. Я с детства злился, мне казалось, что от родителей я унаследовал одни недостатки. Именно так. Моя мама жаловалась на склероз. Она говорила: "Я забываю это, это...". А я думал: "А я и не помнил". К великому сожалению, у меня это было чуть ли не с рождения. Я забывал всё, везде и всюду. Понимаешь ли, это такой бич судьбы, - всё забывать. Единственно я знал, что надо пойти в школу. Знал, что надо. А вот, например, сделал я уроки или не сделал, этого я уже не помнил. Мне надо было пойти, посмотреть. "Да! Написано! Сделал!". Здорово? - смеясь над самим собой, вопрошал Александр Николаевич, - А писал, не писал... И ты видел мой почерк. Почерк абсолютно больного человека. Эти закорючки и загогулины даже почерком нельзя назвать. И постоянно взбешена, взбудоражена психика. Мне так хотелось спокойствия. Я нигде этого спокойствия так и не смог найти. Всю жизнь его искал!

   - И нашёл на дне кружки пива. Пьёшь пиво и получаешь спокойствие и наслаждение.

   - Дело в том, что если бы я в детстве, со сверстниками, мог бы беседовать, - это было бы одно. Как только я пытался им рассказать, что у меня имеются определённые проблемы, они начинали смеяться по этому поводу. Ну и я тут же мгновенно замолкал. Я так и не нашёл... В компании с тобой я впервые... С единственным человеком, с которым вот так рассказываю. Ведь ты заметь. Все эти психотерапевты для того и созданы, чтобы человек мог пойти и поделиться. Чтобы человек не держал в себе проблему. А я всю жизнь держал в себе. Тем самым сжигал себе и мозг, и память, и психику. Сходил с ума, занимался йогой. Я занимался йогой почему? Потому что меня слушали, мной восхищались, мной любовались. Я чувствовал, что каким-то образом, вроде как и нужен, и прекрасен. И куда-то иду. И надежда на будущее, и вечная молодость, и так далее. Потому что я смотрел на ребят, они и седели, и толстели, и лысели. На них противно было смотреть. Кстати, когда выпиваешь, человек видится тебе другим.

   - Преображается?

   - Странно. Ты сейчас, прямо на моих глазах молодеешь. Я сижу, смотрю на тебя и думаю: "Этого не может быть!".

   - Этот эффект известен. Давно замечено, что бутылочка примиряет нас с действительностью. Выпиваешь, смотришь по сторонам. Как замечательно! Расцвели кругом сады весенние!

   - Практически - да. Например, когда к нам в дом приходила Майя, жена моего брата... Блондинка, длинноволосая. Волосы до попы. Я выпивал коньячку. Думаю: "Господи, я хочу жену брата". Я выходил из-за стола и уходил, забивался в тёмный угол. И хотел я её только после выпивки. Сейчас, между прочим, она коротко стрижётся. Но всё равно, в свои годы, очень неплохо выглядит.

   - На кой она тебе сейчас?

   - Не нужна. Она для меня старенькая. Весьма старенькая. Но брат мой всю жизнь был паразитом. Откровенным паразитом. Хамский, наглый, матершинник! Паразит! В шестнадцать лет я не выдержал, стукнул его, чтобы он заткнулся. Не стеснялся родителей. Я не понимал, почему отец ему в рожу не даст?

   - Не знаю.

   - Зато родители на мне отыгрывались. Но тебе, Андрюха, сейчас даже пива нельзя. Потому что ты если пить начнёшь, то скатишься мгновенно в алкоголизм, в зависимость.

   - Нет. Не то, чтобы скачусь. Как бы объяснить?

   - Хочешь сказать, что уже напился, свою долю выпил?

   - Не выпил. Но сейчас, мне это ни в каком качестве не нужно. Скажем так. Нецелесообразно. Другим живу. Другимиисточниками подпитываюсь. Пьянство, - это своя религия. Река без берегов. Течением тебя несёт к погибели и ни за что не зацепиться, ни к какому островку не пристать. Сначала пугаешься, а затем смиряешься, начинаешь философствовать, обо всём насущном забываешь. А у человека должна быть хоть какая-то цель в жизни.

   - Обязательно! Мне настолько паршиво. У меня нет цели в жизни. Пока я беседую с тобой, мне замечательно. Видишь ли, и пью, и веселюсь. Я сейчас прекрасно понимаю маму... Господи, я бы в жизни никогда йогой бы не занимался. Всеми этими дурями. Ведь по большому счёту я с раннего детства придумывал себе разные способы уйти, спрятаться от действительности. И занятия йогой были всего-навсего очередным фокусом. Это ж надо было уверить себя в том, что гимнастика является вершиной мироздания, истиной, к которой нужно стремиться. Целью моего земного существования. Это аналог того, как я в детстве молился на шоколадного зайца за тридцать три копейки. Тогда ещё он стоил тридцать три. Чуть позже стал стоить пятьдесят пять. Шоколадный заяц, - и тот меня обманул. Я-то думал, он цельный, состоит весь из шоколада. А оказывается, шоколадной была только тонкая оболочка, а внутри у зайца была пустота. Это было моим первым серьёзным разочарованием. Узнав про такой обман, я на него молиться перестал. И даже стыдно стало, что обманывался. То бишь, как бы лучше выразиться? Это чувство безысходности было у меня чуть ли не с рождения. Я не понимал. Почему? Зачем? Что? И я всё время придумывал способы, чтобы уйти от действительности. На самом деле всё же очень просто. Ну, поговорите вы спокойно с ребёнком, ответьте на его вопросы. И всё! Больше ведь ничего не требовалось. Спокойствия не было у меня с самого детства. Почему? Потому что, сколько себя помню, мама говорила: "Я до весны не доживу". Васька устраивал скандалы, а я, маленький, стою и на это всё смотрю. И мама говорит: "Я до весны не доживу". При мне, вслух! Ну, разве же можно такие вещи говорить при маленьком ребёнке, который верит каждому слову родителей? Я помню, как Василий маму отшвырнул, и она на пол упала. Жуткая картина! А он ушёл и даже не оглянулся на упавшую мать. Подонок! И, несмотря на всё это: "Василёк, любимый мальчик мой!". На месте отца, в присутствии которого всё это происходило, я бы убил Ваську. Я бы его догнал, избил бы его, выпорол. Потому что за такое надо убивать.

   - Видишь, у тебя правильный отцовский взгляд на такие вещи. Между тем, ты сам, как я знаю, своего сына пороть не торопишься.

   - Дружок, я не хочу уродовать ребёнка.

   - Вот и отец твой, возможно, так подумал. Хотя, конечно, розог следовало бы дать за это.

   - Ваську следовало бы изуродовать, откровенно говоря. А отец с ним пил пиво, смеялся и курил. Нормально? Да? Блоки "Явы" Васе покупал. Нормально! Замечательно!

   - Ну, это для того, чтобы он не курил махорку или берёзовые листья. Не травил себя.

   - Зато я в такой домашней атмосфере подыхал. И всем на меня было плевать. Разве, что только вслух не говорили: "Сдохни".

   - Почему так с тобой родители обходились?

   - Необъяснимо. "Сдохни!". Ведь именно мне, а не Васе требовалась помощь. Он же и здоровый, и со слухом, и красивый, и талантливый, и учился в спецшколе. А мне требовалась помощь. Мне, а не ему. "А Васеньке нужнее отдельная комната". Мне требовалось уединение! Мне требовалось спокойствие! А меня положили у окна, выходящего на оживлённое шоссе, - днём и ночью носились неугомонные машины. Взревёт мотор или раздастся хлопок, - я просыпаюсь и всю ночь потом не могу заснуть. Сквозняком меня постоянно губили, отит хронический заработал. Ещё и плюшевый медведь, сидевший на подоконнике, от света фар начинал шевелить лапами, оживал. "А-а-а!". Нормально? Да? И потом от Васи мама не отворачивалась никогда. Никогда! В каком бы виде он домой ни приходил. И пьяный, и ободранный, весь в синяках и ссадинах, после драки. Помнишь Тихонова? Не пил, не курил, умер молодым. А ты четырнадцать раз лежал под капельницей в Пятнадцатой психиатрической, лечился от алкоголизма. Валялся в блевотине, зато жив остался. Именно поэтому надо жить и плевать на всё. Мы не знаем, от чего умрём! - убеждённо завопил Александр Николаевич. - Почему я сейчас взвыл? Потому что у меня мозги прочистились. Это сознание мне надо было изначально иметь. Всё было бы со мной замечательно. Господи, я ещё никогда не был таким пьяным.

<p>

5</p>

   Утром Фрычкову позвонила жена и попросила прощения. Приходил к ней чуть свет Бедин, с жаром извинялся и за себя, и за свою взбалмошную, лживую жену. Сказал, что супруга его обманула, хотела заставить ревновать, посмотреть, как сильно он её любит и насколько она ему дорога.

   - А у тебя что, языка нет? - упрекала преподавателя физики жена Раиса, - Ты что, не мог мне всё объяснить по-человечески?

   - А ты в таком состоянии стала бы меня слушать? - вопросом на вопрос ответил Фрычков.

   - Прости меня. Возвращайся домой. Я и дети, мы любим тебя. Свекрови я звонила, искала тебя, но ничего не сказала. Ждём.

   Жена положила трубку и тотчас позвонила Фокина.

   - Ну, что, старый Дон Жуан, перепугался? Всё утряслось, устоялось? Приезжай. Мой "вчерашний герой" в институте.

   - Знаешь, Катька, нам лучше расстаться, - еле сдерживая себя, произнёс Александр Николаевич.

   - Вы с Борюсиком меняетесь местами. Бедин вчера показал свою силу, а ты на глазах превращаешься в тряпку. Но я тебя всё равно люблю. Давай, не задерживайся, я уже "раздавленная лягушка". Жду с нетерпением.

   - Серьёзно. Не жди. Я - взрослый человек с лысой головой, все эти игры в "пинг-понг" не для меня. Что тут поделаешь? Проболталась мужу, надо с амурами заканчивать. Сама говоришь, что Борис исправился, обрёл недостающие ранее качества - мужество и силу. Так и живи с ним в радости.

   - Не будь жестокосердным и злопамятным. Тебе это не к лицу. Не занудствуй. Если не приедешь, я, чтобы не умирать одной, опять открою мужу глаза на правду. Пусть он тебя убьёт, тогда уж я со спокойным сердцем наложу на себя руки, и мы воссоединимся на небесах.

   - Давай погуляем в парке, - взмолился Фрычков.

   - Там сыро. Послушай, я честное слово не знала, что ты такой трус. Общаясь с тобой, я открываю в себе всё новые и новые качества. Оказывается, я способна любить труса. Это для меня неожиданно.

   - А я не знал, что ты такая болтливая и легкомысленная.

   - Брось ты, "не знал". Тебе это во мне и понравилось. Серьёзная разве стала бы крутить с тобой роман? Тебе именно моя болтливость и моя легкомысленность нравятся.

   - Честное слово, сегодня не могу. В другой раз.

   - Перестань дуться, нам же с тобой хорошо вместе. Ну, я пошутила, больше не буду. Я же не предполагала, что ты такой нервный. Ну, что мне сделать, чтобы загладить свою вину? Я на всё заранее согласна. Если не приедешь, мужу всё расскажу.

   - Перестань! Это уже не смешно. Я заеду на пять минут. Но не потому, что твоего мужа испугался, а затем, чтобы серьёзно поговорить.

   - Жжж-ду, - дурачась, пропела Фокина и прервала разговор.

   "А я ведь и в самом деле у неё на крючке. Она меня шантажирует. В общении с другими мы действительно открываем в себе новое. Я и сам не знал, что я трус. Как же мне всё это исправить? - Размышлял Александр Николаевич. - Пойти, сказать Рае правду, попросить прощения? Похоже, это единственный выход".

   Жена ему не поверила.

   - Перестань, - говорила супруга. - А ты, оказывается, злопамятный. Я догадывалась об этом, выходя за тебя замуж. Но надо всё же тебе научиться прощать. Я же перед тобой извинилась. Хочешь, считай меня набитою дурой. Теперь тебе стало легче?

   - Нет, легче не стало, - искренно признался Фрычков.

   Он купил бутылку водки в магазине и поехал на кладбище, прибраться на могиле отца.