Бесчувственные (СИ) [Hello I am Deviant] (fb2) читать онлайн

– Ты ведь тоже проходишь диагностику, Коннор.

– Конечно. Я каждый день себя тестирую, чтобы предотвратить возможные сбои, – четко, по-солдатски, отчеканил андроид. На его щеке красовались несколько голубых и красных пятен, черные изящные туфли окрасились в разные цвета. Сейчас он был похож на человека, который совершенно случайно забрел на фестиваль красок. Ему наверняка придется выкинуть костюм.

– Могу я задать тебе вопрос?

Ответа не последовало – Коннор коротко кивнул, внимательно смотря в мои глаза. Я ощущала дикий, животный страх внутри, но мне было важно получить ответ.

– Ты боишься? Каждый раз, когда диагностируешся?

Привычная полуулыбка сошла с губ андроида. Его взгляд бегал по моим глазам, стараясь найти причину такого странного вопроса. Мне нравилось смотреть на его замешательство, нравилось наблюдать, как бегают его глаза, постепенно хмурятся брови. В его коротком молчании можно было гораздо больше услышать, чем в длительном разговоре.

– Нет. А вы, мисс Гойл?

Я, искоса глянув на Коннора, медленно побрела к выходу, ощущая четкую пульсирующую боль в плече. Андроид остался без ответа, но я была уверена, что он услышал его во внезапно изменившимся ритме биения моего мышечного двигателя.

Людей в холле добавилось. Некоторые искоса смотрели в нашу сторону, кто-то старательно не замечал. Тела убитых агентов в коридоре уже спешно накрыли белыми полотнами, а запах пороха дополнился кровавым запахом смерти. Те люди, что нескрываемо пялились в нашу сторону, готовы были упасть в обморок, и это не было бы удивительно: я, как и Коннор, была залита разноцветной кровью, испачкались и склеились даже концы длинных волос в конском хвосте. Меня смело можно было отправить на съемки в какой-нибудь боевик или фильм ужасов, где главная героиня, наверняка знающая все виды боевых искусств, в одиночку сражается с инопланетными вторженцами.

По пути к лифту нас встретил Хэнк. Его дыхание было сбитым, а движения - вялыми. Должно быть, он пробежал немало этажей. С момента его исчезновения прошло, по меньшей мере, пятнадцать минут. Только сейчас, увидев его, я вспомнила, что посылала за водой, однако на поиск воды не могло уйти так много времени: в студии находилось как минимум два автомата с напитками. Однако старый офицер безмолвно оправдал свое длительное отсутствие. В его руках было несколько свежих сэндвичей с курицей, которые мне нужны были сейчас как никогда.

Покинуть здание было нелегко. Вокруг сновали множественные офицеры, представителя ФБР, медики и прочие работники башни. На каждом углу раздавались охи и вздохи, кто-то даже додумался тыкать пальцами. Но самым неприятным был парадный выход, вокруг которого уже успели столпиться множество репортеров и журналистов. Один наш побитый вид мог вызвать кучу вопросов и фотографий, а уж попадать на обложку газеты мне точно не следовало. Хэнк, поняв мои замешательства, быстро нашел запасной выход. К счастью, тот оказался хоть и заваленным разным хламом, но все еще открытым.

Старая ржавая колымага вдруг показалась мне самым приятным и безопасным местом на свете. Боль все еще отдавалась по телу, и мне пришлось приложить усилия, чтобы забраться на заднее сиденье. Коннор и Андерсон все это время стояли рядом, видимо, желая в случае чего подать руку. Этого не потребовалось. Мне хватило импульсивного отзыва своего тела на прикосновения Коннора на долгие годы, так что я выдавила из себя кое-какие силы, чтобы заставить мышцы выполнить работу правильно. Вскоре, мы плавно покидали центр города.

Слабость протекала по всему телу. Выпитая вода и съеденные сэндвичи быстро рассасывались внутри, и на несколько часов мне хватало общей энергии на заживление и спокойное существование, однако вскоре потребуется еще больше ресурсов. Уставшая и изломанная, я аккуратно улеглась на скрипучее кожаное сиденье. Красная иссохшая кровь с кожи и волос сгустками оставалась на кожаной обивке, однако Хэнк ничего не говорил. Время от времени мужчина кидал взгляд на зеркало заднего вида, дабы убедиться, что я еще не отключилась. В этот раз мне не хотелось смотреть на улицы, мир вовсе стал мне противным. Я накрыла глаза ладонью, отдавая свой разум громкому рокоту двигателя.

На поездку ушло не меньше тридцати минут. Пробок из-за столкнувшихся или ушедших в кювет машин становилось все больше, и потому поездка затянулась. Однако когда дома мы все же настигли, мне стало гораздо легче. Улицы пустовали. Коннор, выйдя и отодвинув сиденье вперед, подал мне руку. Я смерила ее холодным взглядом и самостоятельно выбралась из машины. Было трудно, признаюсь. Но все же лучше испытать боль, чем вновь дразнить свой рассудок этими пугающими прикосновениями и эмпатийными ловушками.

– Этой твой дом? – Хэнк, щурясь, рассматривал маленький белый домик посреди огромных коттеджей. Он медленно обошел машину, видимо, желая помочь мне добраться до входной двери.

– Он съемный, – коротко пояснила я.

– Так ты не здешняя?

– Нет, лейтенант.

Дойти до дома было не трудно. Съеденная еда и некоторое время отдыха прибавили сил в организме, и я, пошатываясь, все же смогла оказаться у двери без чьей-либо помощи. Офицеры шли за спиной.

Войдя в дом, я тут же уложила перепачканную Коннора-катану на столик. Андроид не изъявлял крупного интереса к убранству гостиной, ведь он в ней уже побывал. А вот Хэнк с прикрытым интересом осматривался по сторонам. Его взгляд задержался на оружейном столике, но говорить он ничего не стал.

– В моем доме нет спиртного, лейтенант. Так что ассортимент гораздо беднее: кофе чай, вода, сок?

– Пожалуй, кофе. Не откажусь, – буркнул старик. Как ни странно, от мужчины разило алкоголем, хотя я и не видела, чтобы он употреблял перед делом нечто крепкое. Возможно, покинув нас с Коннором старику было настолько не по себе, что тот решил опрокинуть стакан другой.

Налить кофе было не трудно. Кофеварка всегда находилась во включенном состоянии, и я довольно быстро подала напиток лейтенанту. Синие следы с его одежды исчезли, но кожа рук все еще была окрашена в соответствующий тон.

– Прошу прощения, мне срочно нужно выполнить одно дело.

Не дождавшись ответа, я устроилась в кресле и положила катану на колени. Руки отзывались импульсивной болью, стянутая рана под повязкой покалывала и щипала. Если андроид смотрел на мои действия с обычным, не удивленном взглядом, то Хэнк буквально поперхнулся кофе.

– И ты собралась сейчас чистить свою эту… штуковину?

– Я должна, иначе точно сойду с ума.

Мои слова не соврали. Зуд под черепушкой увеличивался, и я поскорее хотела избавиться от него. Вытащить катану у меня не получалось. Слишком больно было полноценно орудовать двумя руками.

– Я могу быть полезен? – послышался за спиной голос Коннора. Его облик отражался в зеркале, и я заметила, что смотрит он ровно мне в глаза, а не в спину.

– О, Коннор, и ты туда же!

– Вообще-то, да. Ты вроде не оставляешь отпечатков?

Вопрос Коннор принял как знак согласия. Он с самодовольной детской ухмылкой обошел меня, придвинул стоящий рядом пуфик и уселся напротив. Он был настолько близок, что я могла услышать, как скрепит его пиджак под имитацией человеческого дыхания, даже рассмотреть мелкий узор на ослабшем галстуке, увидеть каждый отдельный волос на идеально сложенной прическе. Как ни странно, все эти детали меня не интересовали: я слышала писк Коннора-катаны в голове, накрывающий волной любое другое физическое ощущение.

Доверять «священное» оружие кому-либо было непривычным, но Коннор под моим чутким руководством бережно достал меч из саи. Она покоилась в его руках на тупой стороне лезвия, и потолочный свет падал просто идеально. Я медленно брела по контурам Коннора-катаны взглядом, то и дело натыкаясь на пальцы реального Коннора.

– Это что? – Хэнк отвлек меня от мыслей. Я обернулась к нему, заставив больное плечо вздрогнуть. Взгляд старика был прикован к разрезанной занавеске у окна, – это ты так тренируешься? Берешь меч и машешь над головой как умалишенная, пока не разгромишь всю гостиную?

– Нет. Это кто-то из местных забрался ко мне в дом.

– Что за психом нужно быть, чтобы залезть в дом терминатора и изрезать его занавески.

Несмотря на подтекстовое оскорбление, сравнение меня с терминатором было забавным. Я слышала, как Хэнк отзывался в мою сторону, используя слово «коматозница», но тогда это не вызывало во мне эмоций. Прозвище «терминатор» напротив – казалось милым и каким-то свойским. Одарив старика ухмылкой, я вернулась к катане. В глазах Коннора читалось неприкрытое восхищение, он, как и я, медленно осматривал катану. Если бы он знал ее имя, наверняка бы словил системный сбой.

– Объясните мне, откуда эта фанатичная страсть к оружию? Похоже на какой-то фетиш.

– Я ведь обучалась при подразделении, а там очень много уделяют времени оружию, – едва дотянувшись до отодвинутого журнального столика, я взяла стоявший у края серый металлический баллон и распылила вещество на кожаную рукоятку. Швы, внутри которых была запекшаяся кровь, зашипели и покрылись пеной. – Нас приучают любви к катане с самого детства, так что когда мы становимся солдатами, и нам вручают по персональному оружию – эта привязанность превращается в веру ее священности. Слишком глубоко ушла кровь. Придется чистить щеткой. Коннор, подай, пожалуйста. Она лежит на столе.

Коннор метнул быстрый взгляд на столик. Его рука потянулась за черной полировочной щеткой, однако катана, оставшаяся висеть в воздухе всего на нескольких пальцах даже не шелохнулась. Я удивилась такой сбалансированной точности. Андроид наверняка знал, как именно держать оружие.

– Вы бы еще им имена давали, – Хэнк подошел так незаметно, что я от неожиданности дернулась. К счастью, никто этого не заметил. Он угрюмо, но сосредоточенно отхлебывал из белой кружки, и запах алкоголя постепенно сменился на запах мужского парфюма и кофеина.

– Не поверите, но многие из нас дают. Мужчины, по крайней мере, практически все.

– Неужели? И как зовут твоего «друга»? – саркастично спросил лейтенант. В комнате было относительно тепло, но мужчина не спешил снимать куртку. Каждое движение отзывалось скрипом натуральной кожи.

– Никак.

Конечно, мне пришлось соврать. Чтобы подумали эти двое, узнав правду?

Отложив щетку в сторону, я сняла салфеткой остатки крови и жидкости. Кожа приобретала свой истинный насыщенный цвет переплетающегося черного и красного. Головной зуд утихал, нервные клетки радовались каждому отчищенному сантиметру.

– И зачем это все? В смысле на кой черт воспитывать в бесчувственном солдате такую привязанность к этой штуке?

– Это как отличительный знак, – не успела я открыть рта, как Коннор ответил за меня. Он наблюдал за моими движениями, иногда указывая пальцем на остатки кроваво-чистящей смеси. – Как, например, полицейский жетон или пиджак с серийными номерами андроида. Только эти знаки можно забыть дома на столе, или оставить на спинке стула. Этот знак не забудешь. Он всегда в голове. Не так ли?

– Точнее не скажешь, – втянутая в чистку оружия, я лишь вскользь отметила, что Коннор описал все, как надо. Его бархатный, мягкий голос повторялся и повторялся в голове, но я тут же отмахнула эти мысли, сосредоточившись на черном лоскуте кожи, – здесь царапина. Как она могла вообще здесь оказаться… лейтенант, будьте добры. Передайте белый пластмассовый флакон. Он на столике рядом с вами.

Хэнк, оторвавшись от кружки, потерянно озирался, словно испуганный внезапным шумом суслик. В какой-то момент он обнаружил тот самый журнальный стол, на котором громоздились множество чистящих средств и предметов. Его рука бродила над белыми крышками. Флакончиков здесь было уйма, и потому мужчина выжидающе посмотрел в мою сторону.

– Там будет написано «Биополимер».

Сказанное не сразу помогло Хэнку. Я и Коннор наблюдали, как лейтенант поднимает флакон за флаконом, и каждое неверное найденное вещество грозилось отправиться в стену от разрастающегося раздражения Андерсона.

– Не то… нет… это что вообще такое… – флакончики бились и стукались друг о друга, несколько едва не попадало на пол, но Андерсон успевал остановить их одной рукой. Кофе в кружке уже закончилось, и потому страх, что оно прольется, отсутствовал, – стой… да сколько ж вас здесь… чертов китайский… нашел.

Натруженная мужская рука протянула белый самый маленький пузырек. Я аккуратно открыла крышку и ощутила неприятный едкий запах.

– Свихнуться можно. У самих дырки в теле, а они начищают сраный кусок железа, – с этими словами Хэнк вновь потянул к губам кружку, но, не обнаружив там содержимого, отошел к обеденному столу, – гребаный клуб фанатиков…

Маленькой капли вполне хватало, чтобы запаять огромную трещину в коже. Нанеся средство на царапину, я аккуратно протерла ее чистой салфеткой. Царапина начала срастаться.

– Что это? – Коннор кивнул в сторону пузырька, зависшего в моей руке. Глаза андроида излучали какую-то детскую любознательность, но я знала, чем это могло закончиться – Коннор захочет отправить жидкость в рот на анализ, а значит, мне придется оплатить нехилую сумму за сломанную машину.

– Это специальный полимер. По-моему, из названия было очевидно. Дальше я сама.

Андроид был втянут в процесс не меньше меня, и когда я произнесла эти слова, он уважительно, но с легким разочарованием убрал катану на столик. Мне предстояло еще почистить саю и отполировать лезвие, но с этим я могла справиться и сама. На деле причина была другой. Я не была плохой хозяйкой, и всегда ценила общество адекватных наставников, но силы постепенно покидали тело. Мне срочно требовались пища и вода, а значит, холодильник в скором времени будет атакован. Но делать подобное на глазах у итак доставшемуся сегодня Хэнка и андроида было дурной идеей.

– Пошли, Коннор.

Тупой звук встретившегося деревянного покрытия и керамической кружки был словно сигнал к действию. Андроид, подтянув галстук, уже направился к выходу вслед за лейтенантом, как был остановлен его резким разворотом ко мне лицом. Ноги затекли, а руки ныли, но я нашла в себе силы, чтобы встать и подойти к обеденному столу.

– Кстати. Оставайся-ка ты дома на эти парочку дней и приведи себя в порядок, – старик демонстративно обвел рукой вокруг своего лица, явно намекая на нездоровый цвет кожи.

Когда дверь отварилась, и Андерсон вышел в начавшийся закат, Коннор хотел было последовать его примеру. Но я ощутила предательское чувство внутри. Его широкая, но выпрямленная спина выглядела, словно вытянутое лезвие Коннора-катаны, и внутри, как и в машине, все вдруг напряглось.

– Коннор.

Андроид затормозил и медленно повернулся ко мне. Он ждал указания или приказа, а может, чего-то другого. Но его взгляд изучал мои глаза, пытаясь найти в них что-то совсем другое, не схожее с привычным солдатским поведением. Прошло всего несколько секунд, прежде чем внутри возгорелась очередная битва за разум. Чувственный человек пытался выдавить из себя короткое слово «Спасибо», но холодный рассудок всеми силами отталкивал его на самые дальние извилины головного мозга.

– Ничего. Доброй ночи.

– Доброй ночи, Анна.

На его лице не промелькнула ни единая эмоция, он был словно камень. Самый обычный подчиняющийся людям робот. Когда дверь за спиной андроида захлопнулась, я утратила последнюю каплю силы. Тело с грохотом осело на пол. Ноги были непослушны, вся грудная клетка гудела, пульсировала, отдавалась болью. Сердце вновь ритмично сбивало свой цикл, предсердия и желудочки сокращались не поочередно. Поток крови, сбиваемый такой неправильной работой сердечной мышцы, не разносил кислород и не забирал вредные вещества из тканей. Легкие отчаянно пытались выкашлять углекислый газ, и в тоже время отвергали обычный воздух. Я чувствовала, как в мозгу темнеет от недостатка питательных веществ, а белая повязка на плече вновь пропитывается красной жидкостью. Это было ужасное состояние. Тахикардия вызывала с каждым разом просто нереальные изменения в теле, и в этот раз к такой бурной реакции привело желание сказать гребаное слово «Спасибо». Единственное, что и вправду доставляло страх – внутренние конфликты, разгорающиеся из-за противоречивых друг другу реакций и команд сознания.

Отчаянное человеческое начало старалось выбиться из клетки, билось об углы, кидало в мое сознание разные воспоминания о нем: уверенная походка, родинки по обеим сторонам лица, приоткрытые в немом вопросе губы, пропитанная обоюдной кровью рубашка. Все внутри требовало признать его совершенство, его превосходство, но холодный натренированный рассудок солдата тщательно старался подавить эмпатии, затаптывая все внутри еще в зародыше. Организм сходил с ума. Я, стоя на коленях, задыхалась, кашляла, грозя выблевать легкие и желудок, сердце сбивало ритм каждые несколько секунд. Внутреннее рефлекторное естество, так тщательно воспитанное психологами и военными в подразделении, в истерике металось по мозгу, всеми силами старалось потушить накатывающую на организм панику из-за внутренних противоречий. В какой-то момент в уголке памяти блеснуло воспоминание, и мозг, старясь спасти ситуацию, кинул мне его в лицо. Холодный рассудок начал вставать на место.

Я желала ему смерти. Та злосчастная минута могла стоить жизни Коннора, но я стояла как вкопанная перед дверью, не желая входить. Я поступилась солдатскими установками о неприкосновенности наставника только ради собственных эгоистичных желаний избавиться таким образом от причины моей нестабильности. Чувство отвращения к себе заполоняло тело. Ведь собственное порицание себя было связано не только с едва не провалившимся заданием, но и с другим, чем-то более личным. Я желала смерти не просто наставнику. Я желала смерти совершенному, прекрасному созданию, которое нельзя дважды встретить в своей жизни. Он мог умереть, и все по моей глупости.

Мертвый Коннор, раскинувший руки на груде бетонного хлама, вновь вырвался из памяти. Сердце остановило свою бешеную скачку, солдатские рефлексы, призванные защищать доверенное лицо, взяли верх, но я знала, что это лишь имитация холодности: на самом деле человеческое начало осталось живым, и именно из-за него организм пришел в спокойствие. Никто не должен был знать о той минуте, в особенности Коннор.

Когда тело в конец успокоилось, я, опираясь на стол, медленно встала на ноги. Каждая мышца ныла, требовала энергии, голова раскалывалась. Если пробуждение солдат происходит с такими последствиями, то мне точно не хотелось через это проходить. Мне следовало держаться от андроида на совсем дальнем расстоянии, но почему это было так сложно?

В свете потолочной лампы и пробивающегося в дом заката серебристая поверхность лежащей на столике Коннора-катаны отбросила блик. Я медленно повернулась к столу, и вдруг почувствовала, как сильно боялась этого оружия. Еще совсем недавно, с утра меч всем своим видом требовал моего беспрекословного подчинения, требовал выбрать одного из них. Сейчас же, побывав в его руках, оно словно само не было против. Его карие глаза теплого темного оттенка отражались в ее лезвии, руки бережно держали за тупую сторону острия. Они были похожи. Его стойкая, офицерская осанка, ее уверенный металлический изгиб. Он был непоколебим, она была несокрушима. Каждый из них был готов следовать приказам, каждый старался держаться рядом, каждый по-своему холодно и подчиненно реагировал на мои действия.

Я смотрела на нее, и видела Коннора.

Он был ей. Она была им.

Каждый из них был губительно прекрасен.

========== Эпизод VI. Внутреннее примирение ==========

Комментарий к Эпизод VI. Внутреннее примирение

ПРЕЖДЕ ЧЕМ ЧИТАТЬ ОБРАТИТЕ ВНИМАНИЕ

вновь наполненная действиями большая часть.

эпизод писался под определенные песни, их все я кидать не буду. но советую сразу найти вот эту мелодию в любой социальной сети Billie Eilish feat. Khalid - lovely (slowed). песня имеет множество версий, пишу даже длительность, чтобы вы наверняка попали (3:55)

советую включить ее сразу, как настанет сцена в баре. там она крайне важна, так как связана с сюжетом.

я по прежнему жду от вас отклика. вы - то, заставляет меня двигаться дальше, выводя свою вымышленную жизнь на страницы ворда.

все, ради свободы!

Тьма окружала этот мир, становилась гуще и яростнее. Звенящая тишина давила на уши, вселенная была поглощена огромной черной дырой. Я стояла посреди мрака, словно экспонат в обтянутой черными полотнами комнате без окон и дверей. Но сколько бы ноги не несли меня вперед, ближайшей стены я так и не достигла.

В середине горел свет. Он спускался откуда-то сверху слепым лучом, его границы четко виднелись в режущей глаз темноте. Источника не было видно. Источником была бездна.

Я шла вперед, ощущая себя летящим на тепло мотыльком. Жгучий мрак съеживался и вновь расползался, как расползаются краски в идеально чистой воде. Мне хотелось бежать, но скорость была неизменной, а шаги мои тонули в тупой, всепоглощающей тьме. Свет становился все ближе и ближе, я тянула к нему руки, тянулась всем телом и душой. Мне хотелось поскорее попасть хотя бы на маленький кусочек этих ярких спускающихся вниз золотистых нитей. Но чем ближе я подходила, тем сильнее замедляла шаг. Когда же до света осталось меньше метра, я встала как вкопанная. Дотрагиваться до света мне резко перехотелось.

Ровно в центре теплого луча стоял мужчина. Его идеально выглаженный пиджак отбрасывал блики своими светящимися отличительными знаками «Киберлайф», скрепленные края галстука спокойно лежали на груди. Темные, карие глаза смотрели на меня пронзительно, с некоторой холодностью. С левого виска все так же свисала черная прядка.

Коннор стоял точно в центре. Границы луча соприкасались с его разведенными плечами, сползали вниз по грубой ткани и обрывались, освещая черный пол под ногами андроида. Мне было радостно и печально, хотелось плакать и улыбаться. Он мог спасти меня от этой темноты, мог подвинуться и скрыть, запахнув тяжелым воротом пиджака, и я бы поместилась! Но я все так же стояла во тьме, искренне недоумевая, почему я еще не сделала шаг вперед.

Правая рука медленно потянулась к Коннору. Я чувствовала легкое покалывание в плечевом суставе, и несколько раз рука нерешительно зависла в воздухе. Но он смотрел на меня, не попытавшись оттолкнуть. Вскоре рука достигла своей цели, а пальцы почувствовали прохладную кожу.

Она была как естественная: местами пальцы распознавали имитацию часовой щетины; бионическая кожа поддавалась нажатиям подушечек пальцев, слегка углубляясь внутрь; поверхность кожи была теплой, мягкой. Но внутри я ощущала нечто настоящее, холодное, твердое и гладкое. Из груди вырвался облегченный стон, и я полностью прижала ладонь к щеке Коннора. Сердце билось быстро, но это чувство совершенно не было похоже на то, что заставляло меня корчиться на полу собственного дома. Оно было уютным, упоительно растекалось по телу. Рука утонула в жестких черных прядях, и идеальная прическа Коннора растрепалась.

Его облик был не просто совершенным. Он был действительно прекрасным. Тугой узкий галстук обтягивал шею, словно в объятиях. Маленькие коричневые родинки по периметру лица словно улыбались мне. Тонкие губы не выражали ни единой эмоции, но их уголки были слегка приподняты. В карих глазах плескались морские волны. Я всегда отмечала, какой отменной осанкой обладал андроид, видела, как гордо и важно он затягивает свой галстук и с какой легкой, но уверенной походкой идет вперед. Его идеально поставленная спина слегка приоткрывала вороты серого пиджака, и мной овладел интерес: так ли он прекрасен под одеждой?

Я оторвала руку с шершавой щеки и отодвинула правый ворот. Сквозь белую рубашку проступал искусственный рельеф человеческих мышц. От него веяло теплом, спокойствием, под пиджаком было даже жарко. Мне было мало ощутить это тепло лишь одной рукой. Переведя взгляд на глаза Коннора, который все еще смотрел на меня, я подошла вплотную и прижалась к широкой мужской груди всем телом.

Он и вправду был теплым… теплым, но прохладным. Непривычное чувство совершенно двух противоположных ощущений овладевали изнутри, я прижималась все сильнее, старалась слиться с ним воедино, узнать, что хранит этот пластик внутри своей головы, внутри груди. Сердце, совсем недавно сбивающее ритм от прикосновения к коже андроида, внезапно уравновесило ритм. Я чувствовала себя, словно в полете. Он не смотрел беспечно вверх, стремясь взлететь в небо на груде каменного хлама, но вместо него стремилась взлететь я. Его белая рубашка пахла чистотой и свежестью, я закапывалась носом в воротах пиджака и галстуке. Я была счастлива.

Андроид не выражал реакций. Он спокойно стоял, снося все мои издевательства и мою любознательность. В очередной раз сжав руки на спине Коннора еще сильнее, я ненароком допустила в голову терпкую мысль, и посмотрела в глаза андроида. Он не видел меня. Его взгляд был устремлен в то место, где недавно мне приходилось стоять.

Отвратительное чувство отчуждения словно отрезали все остальные чувства. По жилам больше не текло ощущение спокойствия и счастья, сердце вновь сбило свой цикл. Я резко отпустила руки и отстранилась. Это был не Коннор. Это была пустая оболочка под названием «RK800». Его грудь не вздымалась от имитации дыхания, в его глазах не было ни намека на мысль, он покорно стоял и ждал своего часа. В эту прекрасную, но вдруг ставшую совершенно чужой, голову могли засунуть сознание абсолютно любого человека, установить программы, которые с каждым днем обновляются и обновляются. Он мог быть жестоким детективом, мог быть бытовым помощником, мог быть куклой для утех. Он мог быть кем угодно, но только не Коннором.

Горячие слезы обожгли щеки. Наступающая отовсюду мгла больше не пугала меня, я даже желала в ней раствориться, лишь бы не видеть взгляд этих безучастных бездумных глаз. RK800 стоял напротив, его тело было брошено мне в сознание, как чья-то глупая усмешка. На душе стало мерзко, и я вновь почувствовала приступ удушения.

Тьма расступалась постепенно, словно бы я выходила из наркоза. Конечно, это было не так. Я выходила из сна. Тело почему-то оказалось в напряженном состоянии, ступни ощущали холод гладкого паркета. Как только в глазах прояснилось, а мгла исчезла в периферийном зрении, я медленно сощурилась. Сон все еще сходил с моего тела, и осознание окружающего мира было слабым, но этого мне хватило, чтобы оценить ситуацию. На меня смотрела собственная я: темные длинные волосы ворохом струились по спине, мятая серая футболка и такого же цвета короткие шорты громоздились на миниатюрном, подтянутом теле, словно мешки. По правой стороне виднелись темные круги разного размера и очертаний, но это были не рисунки – это были следы крови. Вся белая повязка пропиталась ей, и сейчас струйки черной в свете уличного фонаря жидкости струились вниз по запястьям. Я стояла перед зеркалом. Блестящие зеленые глаза блуждали по моему телу в отражении, и каждая новая деталь ввергала меня в новые сомнения. Очевидно, правая рука двигалась, и двигалась активно, учитывая количество крови. По правую сторону на полу виднелась черная лужица, в которой постепенно спадали все новые капли. Туманно окинув взглядом комнату в отражении, я подняла руки и, уложив их кистями на широкие рамы, оперлась о напольное зеркало.

Он был так близко. Его жар ощущался повсюду, даже сейчас тело все еще ощущало присутствие чужого тепла. По моим глазам струились редкие слезы, широко открытые зрачки исследовали каждый миллиметр лица. Самым пугающим было не то, что я испытывала положительные чувства к этой оболочке, но то, что я до сих пор не могла определить реальность и вымышленность. Снов мне не снилось добрых семь лет, сразу после операций мозг, лишенный эмоциональной сферы, не нуждался в разгрузке нервной системы, и сны остались в прошлом. Каждый день, падая на подушки, я лишь проживала очередную минутную темноту, и просыпалась, когда наступал следующий день. В этот раз все было иначе. Его взгляд смотрел сквозь меня, лицо было лишено хоть какой-либо смысловой нагрузки, но он был там – в моем сне. Ворвался в него, словно ветер в заколоченный дом через пробитое хулиганами окно.

Тахикардии не наступало. Обрадованная этим фактом, я сонно сменила повязки и ночную одежду, на что ушло тридцать минут. И хотела уже пойти вновь спать, как перед взором возникла постель. Светлое белое белье оказалось перепачкано крупными лужами крови. Часы пробили четыре часа ночи, когда я, сменив еще и постель, отказалась от сна, предпочтя заготовленные заранее жаренные куриные ножки.

Утро пробудило город воем ветра и первыми оранжевыми оттенками восхода на светлых снеговых облаках. Улицы все еще дремали, лишь редкие ранние рабочие выходили из дома с первыми лучами солнца. Своих соседей я не знала. По крайней мере, ни разу с ними не разговаривала. Я знала, что напротив в высоком двухэтажном красном доме жил одинокий мужчина. Каждое утро он вставал раньше всех, садился в свой внедорожник и уезжал до позднего вечера. В доме рядом со мной жила семья матери-одиночки. Ее маленькие девочки близняшки часто играли на улице в мяч и еще какие-то детские игры. Порой их надувной шар попадал на мой задний двор. Мать их очень ругалась, пыталась вежливо дозваться меня. В силу моего отсутствия интереса к общению с соседями она всякий раз не получала ответа, и девочкам приходилось исподтишка в тайне от мамы перелазить через невысокий желтый забор за игрушкой. Я не была против. Мне было все равно.

С левой стороны жила старушка. Она часто сидела на крыльце своего высокого, серого дома, и даже когда улицы припорошил снег - ее это не остановило. Верхняя одежда лишь стала потеплее, а на лавочке красовалось клетчатое одеяло.

Встав у окна, я наблюдала за расползающимися оттенками солнечных лучей, смотрела за первыми топчущими на работу соседями и поглощала виноград. Кровь в плечевом суставе пульсировала, ткани срастались. Травма была и вправду тяжелой: за всю свою жизнь я ни разу не получала сквозную рану, и когда андроид перебинтовывал руку, где-то на затворках разума я молилась военным генетикам, чтобы это «прокатило». Как видно, мольбы были не напрасны. Измененный генетический код и усовершенствованный мозг могли починить все, за исключением полного отрыва органа или конечности.

Энергия потреблялась быстро. Стоило желудку получить порцию еды, пусть даже самой питательной и белковой, через час живот вновь урчал. За весь день я приняла пищу как минимум девять раз. В ход шло все: куриное мясо, сырые овощи и фрукты, протеиновые и злаковые батончики, молочные продукты – все с благодарностью принималось желудком, и тут же рассасывалось. Когда недельный запас потускнел, мне все же пришлось выбраться в ближайший магазин. Недельные деньги от правительства закончились, и пришлось снять с банковского счета зарплату. К сожалению, ранения правительством никак не оплачивались. Ведь, по его мнению, раз травма получена из-за прикрытия наставника, значит, это исключительно проблема солдата. В какой-то степени я была согласна.

Магазин был крупным, а его ассортимент – многообразным. Руки хватали все, что видели глаза, даже если это и не входило в мой привычный рацион. Шоколадные кексы, зефир, замороженные креветки, высокоуглеводный пирог с мясом, многочисленные фрукты и овощи, консервы. В пакеты для продуктов отправилась даже пицца. Я знала, на что был способен организм вовремя регенерации, и мне не хотелось выходить на следующий выходной день из дома. Уже на середине покупок плечо вновь заболело от нагрузок, и дома я обнаружила темные пятна на бордовой рубашке.

Связной блок-наушник пролежал все это время на обеденном столе. Я не надевала его все выходные, ведь администратор знал о моем положении, и потому не должен был звонить как минимум еще четыре дня. Однако мое нежелание его надевать было скрыто в другом. Он был мне противен. Все, что хоть как-то напоминало о подразделении вдруг стало омерзительным и пугающим. Дверь, ведущая в подвал, казалась мне дверью в чистилище, и всякий раз я старалась обратить свой взгляд в другую сторону, как только приближалась хоть на метр. Черные комбинезоны смотрели на меня гордо и укоризненно, когда дверцы шкафа оставались распахнутыми. Один из их братьев, покалеченный в башне Стрэтфорд, уже отправился по спец.почте в утилизирующие органы. Пальцы, упаковывая поврежденный комбинезон в синий пакет, ощущали его плотность и тугость, и это чувство было дискомфортным. Наушник же был брошен на столе специально. Я знала, что возникающие негативные предрасположения к подразделению не имели хорошего посыла, и потому оставила связной блок на виду, чтобы не забывать о главных вещах: кто я такая и что здесь делаю.

К вечеру плечо перестало ныть. Хороший признак, подумала я. Сосуды наконец закупорились, само ранение покрыла светлая, зарубцевавшаяся кожа. До полного заживления в условии покоя оставалось не больше суток. Вскоре плечо станет гладким и идеальным по своему внешнему виду. На деле же внутри появятся новые молодые клетки, которые время от времени будут требовать от мозга еще ресурсов в силу своей уникальности.

Несколько раз за день звонил Хэнк. Мне не трудно было догадаться, откуда человек, у которого рядом ходячая интернет-энциклопедия, достал мой номер, и потому я даже не удивилась его хриплому голосу. Он вкратце рассказал о девианте, которые скрывался в очередной заброшке. Поймать его они, к сожалению, не смогли. И хоть слова «к сожалению» были использованы самим лейтенантом, в его голосе сожаления я не слышала. Он был спокоен, даже доволен.

Мужчина несколько раз расспросил меня о самочувствии, но тут же отвергнул мое желание выйти в участок на следующий день. Было ли это навеяно чувством вины и благодарности, или он просто не хотел случайно получить по макушке – неизвестно. Но сопротивляться я не стала. Мне и вправду стоило прождать еще один день, учитывая предыдущую ночь.

Закат посадил солнце за горизонт очень быстро. В соседних домах начали зажигаться огни, с неба срывались снежинки. Все люди прятались по домам, почувствовав на своей коже температуру ниже десяти. Даже старушка сложила одеяло в несколько раз и ушла в дом. Слабаки, подумалось мне. Пожили бы они в комнате с двадцатиградусным морозом без какого-либо теплого пледа или куртки. Им бы не было преград.

Когда небо поглотила тьма, я вновь уселась в кресло перед зеркалом. Бежевую обивку мебели стоило бы сдать в хим.чистку. Красные и синие следы крови остались на светлом полотне отпечатками пальцев и каплями, но мне так не хотелось расставаться с ними. Каждый взгляд в их сторону напоминал мне о переплетениях механической и человеческой жидкости на рубашке Коннора. Он наверняка уничтожит костюм, но я этого делать не собиралась. Слишком сильные ассоциации вызывали во мне эти танцующие на ткани краски.

Коннор-катана радостно блестела в моих руках. Каждое мое движение с полировочной жидкостью по ее холодному лезвию приносило успокоение. Рука нежно гладила поверхность, та в свою очередь нежно отражала мои зеленые глаза. В какой-то момент в отражении блеснула кария радужка, и катана со звоном полетела на пол. Нахлынувшее воспоминание спугнуло меня. Мышцы на рефлексах отдернулись от оружия, восприняв его как возможный источник будущих проблем – внутренний солдат все еще жил, и даже больше. Он был уверен в полном контроле над разумом, и оттого руки в мгновение ока отказались держать оружие. Коннор, лежа на полу, яростно бликовал своим идеально заточенным лезвием. Я чувствовала перед мечом чувство вины, но доделывать работу не стала. Просто аккуратно убрала меч в саю и поставила на стойку. Коннор, вроде не был, против. Он послушно отдавался всем моим движениям, нашептывая, что такая моя реакция на деле вполне закономерна и не является преступлением. Только в этот раз я почувствовала, насколько это странно – ощущать ментальную связь с тем, кто даже не имеет сознания.

Сон приходил очень долго. В этот раз я проверила все замки и все окна, приняла горячую ванну, выпила стакан молока (закусив половиной пирога и лотком мороженого), но сон так и не шел. Я слепо смотрела в темный потолок, рассматривая прыгающие тени от проезжающих мимо машин. Плечо не ныло, но покалывало, но это точно была не истинная причина бессонницы. Ее я знала. Это очередной страх столкнуться с тем, что было утрачено семь лет назад. Как ни странно, внутренний солдат старался спасти положение. Мои взгляды совпадали с воспитанными во мне рефлексами, я отчетливо понимала, что не хочу терять свою жизнь, и потому слепо следовала приказам солдата внутри. Сейчас этот приказ запрещал спать. И я бы выполнила его, если бы не требующий отдыха организм.

Вопреки моему ожиданию, ночь прошла спокойно. Сны мне не снились, голова была ясна. Возможно, это было связано с увеличенной нагрузкой на желудок, который остался ночью с грузом работы, но на утро я постаралась связать это с возобновившимся укоренением влияния на разум солдатских установок. Возможно, все было не так плохо, и мне предстояло вновь вернуться на свои круги. До моего пребывания здесь оставалось не больше месяца. Ведь не могло же правительство просто так меня тут бросить.

Следующий день обещал быть долгим. Если в первый моя основная задача была в поглощении изрядного количества пищи и воды, то теперь эта задача уходила на второй план. Плечо практически зажило, и ресурсы теперь уходили только на общее состояние организма. Телевизор был моим спутником в предыдущий день, но сегодня она был скучным и серым. Вместо него я, сидя на подоконнике и поглощая нарезку из яблока, апельсина и киви, смотрела за протекающим миром вокруг. Люди спешили на работу, отвозили детей в школу, брали обеды из рук домохозяев. На крыльцах некоторых домов время от времени показывались андроиды в фирменных формах, означающих функции бытовой помощи. Одна из андроидов, модель AX400, стояла у крыльца и смотрела, как от дома отъезжает хозяйский автомобиль. Ее лицо было грустным, безучастным. На какое-то мгновение ее взгляд скользнул по моему окну. Андроид задержала свои глаза ровно на моем лице и тут же скрылась в доме. Мне не понравилась эта встреча. Я слезла с подоконника.

Организм не испытывал физических нагрузок уже два дня. Коннор-катана сонно лежал в своей стойке. Время перевалило за три часа дня, и солнце уже было на пути к западному краю, когда мне вдруг наскучило бродить по маленьким комнатам. Телевизор вещал о новых волнениях, где-то в центре детройта проходила мирная демонстрация девиантов. Слушать этого не хотелось: правительство все равно издало указ об обязательном подавлении андроидов. Их просто расстреляли, как стадо овец. Люди всегда боялись того, чего не понимали, верно? Это принцип инстинкта выживания – сторонись того, что может быть опасным. Возможно, это и была причина такой агрессии со стороны человечества. А может, это обычное желание вернуть под свою власть то, что старательно пытается из нее выбраться.

Выключив телевизор, я скользнула взглядом по катане. Коннор, как будто бы проснувшись от моего внимания, стал казаться более живым. Всем своим видом меч просился в мою руку, зазывал своим изящным, точно спина настоящего Коннора, изгибом, манил кожаной мягкой рукояткой. Недолго думая, я повесила Коннора за спину и двинулась на выход.

Задний двор моего дома не был богатым. У дальнего забора стояло два дерева, меж которых висел гамак. На вид он был таким удобным, что в нем наверняка бы с удовольствием проспал парочку жизней Гомер Симпсон из мультсериала древности «Симпсоны». Заросшая пожухлая трава скрывалась под белым снежным полотном. В моем доме не было ничего примечательного. Примечательного не было и на всей территории заднего двора.

Я, оглянувшись, медленно вышла на середину двора. Босые ноги чувствовали мягкость снега, который тут же начинал таять под моей кожей. Черные спортивные штаны обтягивали ноги, серая майка держалась на плечах на тоненьких бретельках. Одежда не грела тело, учитывая усиливающийся снегопад, но ведь мне и не требовалось тепло. Тем более, что мышцы скоро нагреются под собственным теплом.

Выхватив правой рукой катану, я медленно вытащила ее из саи. Характерный звук звенящего лезвия больно сочетался с пульсирующим напряжением в области поврежденных мышц, но я не остановила себя. Медленно, я сделала несколько поворотов меча вокруг кисти, разрабатывая затянувшуюся плоть. Мне нужно была тренировка, всему телу нужна была тренировка.

Лезвие плавно сделало полный круг у левого плеча, и я, продолжая рефлекторные движения, сделала выпад левой стороной тела вперед. Меч застыл в моих руках у виска лезвием вперед, зависнув словно в невесомости. Ветер швырял в глаза горсти снега, в ушах стоял шум ветра. Но я не ощущала всегоэтого. В мире была только я и она. Резкий поворот тела на сто восемьдесят градусов сопровождался цикличным танцем Коннора в моих руках, выполняющего круги вокруг моей головы. Я сделал еще один выпад уже в сторону дома и меч повис над уклоном в воздухе, словно бы застыв перед лицом противника. Все тело с упоением отзывалось на мои движения, тонкая нить боли протекала в каждой жилке, но то была приятная боль. Словно после долгого сна протянутые вверх руки, заставляющие подтягиваться каждое мышечное волокно.

Ветер усилился. Я, не вставая с подогнутых колен, плавно отвела катану за спиной, удерживая тело в равновесии другой рукой, оставшейся впереди. Пелена становилась все белее и белее, где-то вдалеке сигналили машины. Каждая нервная клетка ловила любое изменение в окружающей среде, но даже не старалась изучить их. Они оставались где-то внутри, отдаваясь эхом в напряженном теле. Ноги развернули тело плавным шагом, и я в такт этому движению взмахнула Коннором-катаной, со звуком рассекая воздух. Ворох снежинок, несущийся ветром вперед, был сбит новым потоком воздуха. Кожаная рукоятка нагрелась от тепла ладони, кисть вспотела. Тренировка напоминала мне танец. Чувственное танго из двух переплетающихся тел. В моей руке могла покоиться его рука, такая теплая и холодная. Он мог смотреть на меня, улыбаясь, а мог безучастно выполнять команды танцора. Его пиджак колыхался в такт движений, а галстук уносило бы попутным ветром. Он смотрел бы в мои глаза, каждая раз подхватывая мое тело…

Левая нога внезапно наткнулась на правую, и я полетела лицом вниз. Коннор-катана скрылся в слое снега, злостно блеснув своим острием. Пушистый снег поцеловал мое лицо, и я откашлялась. Какого черта я творю?! Лежу здесь, как распростертая на морском дне звезда. Мне оставалось только несколько раз сделать взмах руками, чтобы оставить небесного ангела на белоснежном покрове.

Промелькнувшая мысль о возможном танце с андроидом показалась мне на вкус резиновой и тяжелой. Мне определенно стоило быть аккуратнее в отношении Коннора-катаны. После встречи с реальным Коннором она уже не была такой послушной и гордой. Она была податливой, словно требующей вновь оказаться в его руках. Я аккуратно выпутала меч из слоя снега и подняла вверх. Ее мягкий блеск металла не был резким, а рукоятка лежала в руке уже не так приятно. Она хотела к нему. По крайней мере, мне так казалось.

Мне определенно стоит обратиться к психологам.

Сквозь снежный буран я заметила чей-то силуэт. По ту сторону соседского забора стояла та самая мать-одиночка. Она с поразительным вниманием и испугом смотрела в мою сторону, в ее лице читалось беспокойство относительно моей психической стабильности. Не думаю, что она видела меня хоть раз настолько близко. Но уверена, что отныне она решит присматривать за своими девочками пристальнее.

Убрав катану в саю и поднявшись на ноги, я побрела к дому.

Оставшийся день прошел апатично. Пища больше не поглощалась в прежнем количестве, энергии мне хватало с лихвой. Соседи наверняка уже начали шушукаться относительно странного увлечения нового жильца дома, но это меня мало волновало. В чем-то я все же еще соблюдала баланс – к слухам и сплетням я была безучастна.

Ближе к вечеру раздался звонок. Это был Хэнк. Он вновь спрашивал о моем состоянии, вновь рассказывал о своих делах, используя не самые скромные эпитеты: «Торчу весь день в офисе, как гребанный папа Карло. Задрало все. Хочу отпуск» - шутливо бросил лейтенант, когда я поинтересовалась о его здоровье.

В восемь часов раздался еще один звонок. Хэнк в это время не звонил, и потому я даже испытала дискомфорт, услышав телефон из гостиной. Когда же звонок оборвался, и я взяла трубку, по ту сторону послышался Коннор. Он безучастно поинтересовался моим состоянием, уточнив, приду ли я на следующий день в полицейский участок. Ситуация требовала разъяснений, и Коннор, как ни странно, мне их предоставил: «Лейтенант просил уточнить у вас этот момент. Он совершенно забыл спросить, с его уровнем стресса это закономерно» - четко парировал андроид механических, но искусно имитированным человеческим голосом.

‒ Да… да, я приду. Плечо зажило. Двух дней хватило, ‒ я устало терла переносицу указательным и большим пальцем. Мне хотелось оборвать звонок как можно быстрее, но такт общения с наставником того не позволял.

‒ Хорошо. Я передам лейтенанту Андерсону.

Телефон оповестил об окончании переговоров раньше, чем я успела попрощаться. Ну и славно, подумалось мне. Меньше контакта – меньше проблем.

На следующее утро мне все же удалось выспаться. Организм не испытывал таких страшных вещей, как тахикардия или бессонница, и в зеркало на меня смотрела выспавшийся боец.

Плечо полностью зажило. Кожа стала чистой и гладкой, от рубцов и недавно свисающих лоскутов кожи не осталось ни следа. Рацион питания стал таким же обычным, как и в начале моего пути: пресная овсяная каша, фрукты в виде ананасовых долек. Время я просчитала вовремя, и даже с запасом: добраться до участка мне удалось меньше, чем за пятнадцать минут. По дороге я чувствовала себя как никогда лучше. Установки солдата внутри вновь оживали с новой силой, ни одна деталь утра не смогла вызвать во мне эмоции. Даже когда проезжающий на велосипеде мальчишка-школьник едва не врезался в меня, я помогла парню встать и молча пошла дальше. Он не вызывал у меня эмоций, хоть его слова извинения и благодарности были милыми, а черная шапка с надписью «LOSER» была смешна.

Участок был еще пуст. Несколько детективов и полицейских уже сновали из угла в угол, но это было далеко от привычного шума. Кое-кто, завидев меня, ошеломленно помахал рукой. Я ответила тем же. Хоть чувств во мне и не было, все же этикет и социальное поведение требовало выражение отношений.

Стол Хэнка Андерсона был пуст. Часы указывали на половину девятого, и лейтенанту было рано появляться на работе. Однако вместо него был другой персонаж. Его то мне хотелось видеть меньше всего.

‒ Доброе утро, мисс Гойл.

Коннор по свойски улыбнулся, обнажая белоснежные зубы. Моя уверенность в солдатском холодном разуме уменьшилась.

‒ Доброе утро, Коннор, ‒ буквально процедив слова сквозь зубы, я обошла стол Хэнка и уселась на подоконник.

Андроид наблюдал за мной внимательным недоуменным взглядом. Он явно не понимал, откуда вдруг такая отчужденность и враждебность. Знай он о моих последних нескольких днях и о его непрямом участии в них – точно бы не удивился.

Я не смотрела на андроида. Его изящные черты лица и вновь белая рубашка остались без моего внимания, буквально всем своим видом я показывала, что не желаю с ним общаться. Смотрела куда угодно: на кафельный пол, на пустой кабинет Фаулера, на почесывающего ягодицы детектива Хопкинса – куда угодно, но не на него. Коннор-катана за спиной, словно нарочно, стукнулся о мое здоровое плечо. Она шептала мне на ухо о моей неблагодарности, требовало подойти к растерянному андроиду и протянуть ему руку в знак приветствия, но я быстро подавила это желание. Катана была взята в руки.

Полчаса до начала смены были невыносимо долгими. Коннор, ощущая мою неприязнь, с некоторой задумчивостью уселся в свое кресло и сидел там неподвижно. Его стойкая поза и безучастный взгляд напомнили мне о сне. Он и вправду был всего лишь оболочкой. Попроси техника за отдельную плату, и он тут же впихнет в это тело все что угодно. Поистине прекрасным было не то, что снаружи, хоть оно и было выполнено совершенным. Прекрасным было то, что внутри. От этого умозаключения мне стало страшно.

Лейтенант появился через пятнадцать минут после начала смены. Холл заполнился шумом, люди сновали туда-сюда. Кто-то посматривал в мою сторону настороженно, кто-то враждебно. Были и те, кто окликал меня по имени и поднимал руку в знак уважения. Такое внимание мне было странным, чуждым. Обычно меня воспринимали как обслуживающий персонал силового назначения, и здороваться со мной, тем более малознакомые люди, не решались. Здесь было все иначе.

В участке появился и Гэвин Рид. Он метал в мою сторону злостные взгляды, полные ненависти, я же бесцеремонно изучала его лицо. Ожогов на нем не было. Как обидно…

‒ Доброе утро, лейтенант, ‒ Коннор тут же вскочил, как только Хэнк подошел к столу.

‒ Ага, ‒ мужчина кивнул андроиду в знак приветствия, однако его полный недоумения взгляд был направлен на меня. – А ты что здесь делаешь?

‒ В каком смысле, лейтенант?

‒ Ты же должна дома валяться.

‒ Я полностью выздоровела, ‒ в знак доказательства, я встала с подоконника и сделала несколько кругов правым плечом. – Плечо зажило, спасибо вам за выходной.

‒ А какого хрена я ничего не знаю? – Хэнк бросил на стол какой-то документ, и сложил руки на груди. Его подбородок слегка приподнялся, и теперь глаза смотрели надменно. Седые длинные волосы были чистыми и причесанными. На лице не было ни единого намека на усталость, хоть вокруг глаз и рта бежали мелкие паутинки морщин. Но они были свидетелями возраста, а не недосыпа.

‒ Что значит вы не знаете? Коннор вчера звонил вечером, и обещал передать, что я сегодня выйду.

Я и Хэнк как по команде обернулись в сторону Коннора. Андроид открывал и закрывал рот, как рыба, издавая икающие звуки.

‒ Я вам передавал! – наконец, андроид смог овладеть речью и быстро затараторил. В его глубоких глазах читалось замешательство, по нему нельзя было сказать, что он врет. Возможно, это было вызвано его общей схожестью с человеком. Ведь они могли имитировать не только дружелюбие… ‒ Должно быть, вы не обратили внимания, лейтенант.

‒ Ладно, к черту это. Раз пошла такая пляска, то у нас есть дело.

Хэнк вновь взял бумаги в руки, и побрел в сторону стеклянных кабинетов. Мне не хотелось смотреть в глаза Коннора из-за наступающего страха, но я все же сделала это. Андроид смотрел на меня, как испуганный щенок, чьи продукты жизнедеятельности только что нашли на ковре посреди комнаты. Яркий диод на виске переливался желтым цветом, и меня это натолкнуло на мысль, что андроид и вправду мог передать информацию Андерсону, и тот в силу своего очередного алкогольного опьянения – а судя по запаху оно и было – совершенно об этом забыл. Однако в таком случае открывался другой вопрос: даже если лейтенант и забыл об этой информации, то почему он не помнил, что сам лично просил Коннора позвонить? Возможно, все было не так поверхностно.

Фыркнув, я закатила глаза и побрела за уже удалившимся старым офицером. На плечах мужчины виднелась влага, а кончики седых волос слегка слиплись – на улице вновь сыпал снег. Кожа рефлекторно ощутила влагу и холод. Я любила снег. Точнее, когда-то любила.

Маленькие кабинеты для показаний располагались вдоль стены рядом с выходом на ресепшн. Прозрачные, но мутные стеклянные стены не позволяли полностью рассмотреть происходящего внутри. Сквозь толстое стекло пробивались только размытые очертания людей. Большинство кабинетов были пусты. Только в одном проглядывались несколько силуэтов, принадлежащим явно не женщинам. Именно к этому кабинету мы и направлялись.

Хэнк дождался, пока я и Коннор, как выводок утят, соберемся вокруг него. Он одарил нас предупреждающим взглядом вроде «закройте рты и выглядите умно» и открыл стеклянную тяжелую дверь. На удивление, та поддалась легко. Через несколько секунд мы все вместе вошли в кабинет для показаний.

Хватило всего одного взгляда, чтобы я четко определила для себя – мне здесь не уютно. Кабинет был маленьким и узким, но с высокими потолками. В таком кабинете не было возможности развернуться, стоило только выхватить Коннора-катану и выставить вперед, как тут же будешь больно прижат спиной к противоположной стене. Узкое пространство раздражало солдата внутри меня. С ним же раздражалась и я.

Не смотря на узкость пространства, здесь все же помещался один белый стол, за которым сидел офицер в полицейской форме, и стул, на котором восседал в свою очередь посетитель. Ему явно было не комфортно здесь: мужчина был грузный, широкие плечи были стиснуты словно в тиски, глаза взволновано бегали по нашим лицам. Его седая недельная щетина густо покрывала лицо, горчичного цвета куртка распахнулась настежь. Ему было жарко. Что ж, я с ним соглашусь. В помещении и вправду было очень душно, а наши с Хэнком тела только усугубляли ситуацию. Коннор не употреблял кислород, но его присутствие тоже доставило дискомфорт – если Андерсон развязно присел на уголке стола, то я и Коннор вынуждены были делить маленький участок у входа пополам. Андроид, сам того не осознавая, встал рядом со мной настолько близко, что рукав его пиджака касался моей левой руки. Внутри поднялся зуд, и мне хватило терпения только на половину минуты – рука инстинктивно нащупала саю висящей за спиной катаны, лишь бы подальше держаться от этого создания.

‒ Знакомьтесь – это лейтенант Хэнк Андерсон. Он ведет дела в городе по андроидам.

‒ Здравствуйте, – растянуто произнес Хэнк.

‒ Добрый день, лейтенант, – голос мужчины был слегка перепуганным, даже торопливым. Он встревоженно мял серую шапку в своих пропотевших ладонях.

‒ Анна, Коннор, – лейтенант коротко кивнул в нашу сторону, изучая статуэтку полицейской машины на столе. Вряд ли от этого знакомства была польза, но седовласый Хэнк все же решил нас представить, хоть и в своей привычной манере. – Рассказывайте. Что у вас произошло?

Коннор стоял рядом неподвижно, изучая посетителя глазами. Его диод вновь горел приятным голубым цветом, я отметила четкость линий его скул. От вновь нахлынувших мыслей тело бросило в жар. Я попыталась отодвинуться от андроида еще подальше, но Коннор этого не заметил. Его интересовало исключительно новое дело по девианту, меня интересовала моя безопасность в прямом и переносном смысле.

‒ Мы с женой пару лет назад купили андроида. WR-300. Наши-то дети все разъехались. Неделю назад я хотел его сдать обратно, ‒ только произнеся эти слова, мужчина виновато взглянул на Коннора и тут же затараторил. Создалось впечатление, словно мужчина пытается извиниться перед представителем другого «вида». – Сами понимаете, все эти случаи нападения, митинги. Жена не дала его забрать. Позволила ему сбежать. Его уже неделю нет. Жена меня грызет, привязалась к нему, глупая женщина. Говорит, мол, ребенок, как же можно его отдавать. Верните его, очень прошу вас.

– Вы не знаете, где андроид может быть? – Хэнк в мгновение ока стал более серьезным, суровым и «профессиональным». Подобное его поведение ярко выделялось на фоне обычного агрессивного и безалаберного поведения лейтенанта, и мне понравилось видеть его таким важным. В конце концов, он был представителем закона и в какой-то степени моим коллегой. Пусть он и выглядел, как старый шериф-ковбой в кожаной коричневой куртке, сидящий вразвалочку на краю стола. Все же он знал свое дело.

– Нет, конечно. Он из дома толком не выходил. Я даже представить себе не могу, куда он мог пойти.

– Вы уверены? – Коннор подал голос так внезапно, что меня передернуло. Я испуганно посмотрела на андроида. Даже в профиль андроид выглядел идеальным, и мне представилась возможность получше рассмотреть имитацию родинок. Делать я этого, конечно же, не стала, несмотря на внутреннее желание пялиться во все глаза.

Хэнк сложил руки на груди, выпрямился и вызывающе посмотрел на андроида. Его взгляд «сидите тихо и не рыпайтесь», кинутый перед дверью, остался Коннором проигноренным, как и все остальные ранее отданные приказы.

– Мозг девианта включает в себя множество противоречивых функций. Все девианты, с которыми нам приходилось работать, не покидали мест преступления, или же скрывались там, где им хоть что-то было знакомо. Они не получают команд и не знают что им делать. Постарайтесь вспомнить. Может, андроид все-таки покидал дом?

Мужчина перестал мять шапку. Он сощурил глаза, смотря ровно на Коннора. Меня бы этот взгляд давно напряг, но андроид сносил все – даже пронзительные серые глаза, смотрящие прямо в душу.

– Вообще-то, было одно место… он часто ездил с моей женой ко мне на работу, когда та привозила мне обед.

– Вы осматривали это место? – переспросил Хэнк.

– Нет. Оно закрылось на ремонт уже после моего увольнения полгода назад. Да и был он там всего несколько раз… думаете, он может там прятаться?

– Мы проверим все зацепки, что найдем, – лейтенант расправил плечи и встал со стола. Ему не терпелось покинуть помещение, до того здесь было тесно и неуютно. – Где это место?

– Рыбозавод. В Лост-Поинте.

– Мы оповестим вас, если что найдем. До свидания.

Просторный, серый холл был как глоток воздуха после утопания под пятью метрами воды. Мы с Хэнком как по команде выдохнули, стоило только переступить порог кабинета. Коннор выглядел вполне сносно. Его грудная клетка вздымалась и опускалась, но это было лишь имитированное действие. Возможно, поэтому он смотрел на нас с неким смущением и интересом.

Снежный покров улиц увеличился в два раза. Здешние зимы никогда не могли похвастаться высокими сугробами или сильными снегопадами. По крайней мере, после Арктики любая зима мне казалась всего лишь паршивой пародией на мороз и холод. Однако в этом году здешняя погода разыгралась не на шутку. Большинство митингующих против андроидов людей на площадях часто носили с собой плакаты, выдвигающие теорию об изменении погодных условий из-за производства андроидов. Может, так оно и было, и Коннор был косвенно причастен к вдруг нахлынувшей зиме. Мне остро хотелось подшутить на тему повелевания андроидом над погодой, но я сдержалась, больно закусив губу. Во рту вновь почувствовалась кровь. Совсем как в тот раз, когда Коннор предстал передо мной с вывернутым животом.

– У вас кровь, – андроид, ловя своей идеальной укладкой черных волос белые пушистые снежинки, пальцами дотронулся до левого уголка своих губ. – Вот здесь.

Это легкое и простое движение вызвало во мне бурю, торнадо из смешанных холодного рассудка и все больше укореняющейся чувственности. Я отвернулась от андроида и стерла кровь с лица. Рана внутри быстро затянулась и исчезла, но дыра внутри никуда не делась. Я словно чувствовала голод внутри желудка, в то время как есть мне не хотелось. Старый ржавый гвоздь на белом, идеальном паркете сменил свои рыжики на металлический уверенный блеск, и что-то мне подсказывало, что вырвать его оттуда теперь точно не удастся – рыжина вокруг гвоздя, расползаясь по паркету, уничтожала его в щепки. Края белого пола, символизирующего мой солдатский мир, обветшали. Мне оставалось только оплакивать свое существование и отталкивать Коннора все дальше и дальше в надежде, что это поможет.

– Вы занимаетесь самоедством? – как можно тише осведомился андроид. Хэнк уже сидел в припорошенной белым снегом машине и старался ее завести. Двигатель рычал и пыхтел, отказываясь просыпаться в такую холодную погоду.

– Нет. Я занимаюсь защитой механических придурков. Что за вопросы такие, Коннор? Ты бы еще спросил меня, как часто я хожу в туалет.

– Извините. Я не хотел вас смущать. Просто это так странно смотрится – человек, не способный на эмоции заедает свои ощущения собственным телом.

– Я ничего не заедаю. Случайно вышло.

Двигатель взревел и недовольно откашлялся. Я была рада возможности избегания общения с Коннором, и потому, не удостоив того и взора, кинулась к машине. Андроид сопроводил меня взглядом и тронулся с места только тогда, когда я оказалась на заднем сиденье.

Салон старой колымаги перестал быть таким противным. Сиденья все так же скрипели, корпус машины вибрировал от гулкой работы двигателя. Здесь стоял стойкий запах алкоголя и мужского парфюма. Следы моей крови и крови Коннора исчезли, и я ненароком представила себе, как лейтенант, откидывая свои длинные седые волосы и недовольно шмыгая морщинистым носом, оттирает красно-синие потеки с черной кожи.

– Могу я узнать, почему вместо расследования мы кидаемся на поиск сбежавшего андроида-ребенка? – аккуратно спросила я. Рокот в салоне стоял сильный, и приходилось слегка повышать голос. Мой вопрос был адресован исключительно Андерсону, но в зеркало заднего вида на меня смотрели карие глаза.

– Я должен знать причину мутаций внутри андроидов, чтобы суметь предотвратить назревающую гражданскую войну. Этого не сделать без живого андроида.

Признаться честно, было неприятно, что андроид решил ответить на вопрос, который ему не предназначался.

– По-моему, вы могли бы сдвинуться с точки, не ловя андроидов тут и там, а отыскав более серьезные пути решения.

– Я говорил лейтенанту Андерсону, что нам стоит посетить мистера Камски. Но лейтенант имеет иное мнение.

– Ты забыл? Иное мнение навсегда.

– Я не понял, вы что, обсуждаете меня рядом со мной же? Совсем программное обеспечение слетело?

Басовитый голос Хэнка резко оборвал нашу беседу, и мы оба неловко дернулись. На мгновение я даже и забыла, что старик сидел здесь, совсем рядом, и слышал каждое наше слово. Однако риск себя оправдал – отражение Коннора в зеркале вздернуло уголки губ вверх в невинной полуулыбке.

Снегопад перестал идти не меньше минуты назад, но легкие пушистые снежинки местами еще спускались с небес. Люди кутались в своих шубах, куртках и плащах. Улицы редели. Все меньше жителей хотело покидать дома или офисы, боясь попасть под очередную стычку солдат и андроидов. Стоило отметить, что большинство людей положительно относились к андроидам и их стремлению к независимости, и в особенности сильно это явление было заметно после расстрела правительством мирных митингующих пластиковых людей.

Свихнувшиеся андроиды в мыслях, словно за веревку, вытащили в центр моего внимания еще одну деталь. Она засела еще в тот момент, когда Коннор впервые упомянул ее в моем присутствии, но за ворохом событий эта деталь удачно скрылась в чертогах разума. Сейчас же, вновь упомянутая, она вылезла на поверхность, больно зудя мозги.

Камски. Как много в этой фамилии. Элайджа Камски был основателем «Киберлайф», и, хоть давно отстал от дел, в головах каждого солдата значился нежелательным лицом для столкновений. Подразделение всегда отказывалось от распоряжений правительства, если в деле стояла фамилия «Камски» или хотя бы что-то, связанное с его личностью. Выше половины от общего числа солдат встречали его в живую, чуть меньше – видели только на фотографиях. Мне довелось побывать в числе большинства. Я видела его лишь однажды, на одном из банкетных собраний, когда сопровождала главу подразделения Эмильду Рэйн. Это было чуть меньше двух лет назад, но встреча четко отпечаталась в голове. Мужчина был противен и склизок настолько, насколько сильно нам и внушало подразделение.

Мы проехали какой-то перекресток и устремились вниз, к реке. Дома в этой части города были серыми, неприметными. Кое-где обсыпалась штукатурка, были выбиты стекла из оконных старых рам. Казалось, словно мир покинул эти места, и темное тучное небо лишь оттеняло эту городскую отчужденность. В одной из подворотен между двумя старыми кирпичного цвета домами расположилась группка темнокожих подростков. Один из них исполнял забавные, словно механические движения, образуя редкий для нынешнего времени танец. Я помнила эти движения, потому что видела их раньше. Обучаясь при подразделении в университете, у меня было множество товарищей, сокурсников и просто знакомых, и большинство парней очень любили собираться в кучку, включать поп-рэп и выполнять эти незамысловатые, но изящные в своей технике движения. Наиболее красиво всегда получалось именно у темнокожих мальчишек.

– Старый, добрый Лост-Поинт… – Хэнк окинул взглядом медленно ползущие за окном дома. В его старческой улыбке читалось ностальгия, это место наверняка было ему не просто знакомо, но и дорого. По крайней мере, именно это я слышала в теплом голосе мужчины. – Я не был здесь лет шесть.

– Это место для вас что-то значит, да? – с поддельной улыбкой спросила я. Хэнк, в отличие от Коннора, эмоций у меня не вызывал и порой приходилось делать усилия, чтобы выдавить из себя участное лицо.

– Здесь я поймал своего первого преступника. Правда, это был мелкий воришка, и ему было шестнадцать лет, но здесь и других вещей было много.

Лейтенант замолк. Он снизил скорость и благодарно осмотрел улицу. Андроид, сидящий на пассажирском сиденье, наблюдал за его поведением. В его блестящих глазах читалась заинтересованность к проявлению благоговения у старого офицера. Ведь тот в последнее время все больше и больше показывал свои положительные стороны.

Сделав очередной поворот, мы заехали на открытую территорию рыбозавода, миновав сетчатый высокий забор. Перед взором предстало крупное, производственное здание с высокими трубами, стремящимися в небо. Рыбозавод был пуст. Здание стояло на метровом фундаменте, высокие подъемные ворота были подняты до упора. Внутри здания сияла чернота, и она вдруг напомнила мне о тьме, что совсем недавно поглощала мое тело во сне.

Машина остановилась у фундамента. Широкие колеса оставили следы на белом снеге. Судя по отсутствию иных следов, это здание не посещалось как минимум несколько месяцев. Хоть повсюду и стояли ящики и мешки со строительными материалами, на деле ремонт стоял уже долгое время.

Хэнк выбрался первым. За ним вышел Коннор. Он отодвинул заднее сиденье вперед и вновь подал мне руку. Она наверняка была на ощупь теплой и слегка шершавой, но я не осмелилась за нее ухватиться. Только одарила андроида враждебным взглядом и выбралась из кузова сама. Коннор-катана зацепился рукояткой за дверной проем, и я едва не полетела вниз лицом. Коннор безучастно смотрел, как я, упав на колени, встала на ноги и пыталась отряхнуть костюм. Он не кинулся ко мне на помощь, не поддержал меня в момент падения, хотя его когнитивные функции и уровень реакции наверняка позволял это сделать. Нет. Он просто стоял и смотрел. С удивлением я ощутила внутри себя обиду и острую неприязнь к андроиду. Это было на руку внутреннему солдату, которого я тщательно пыталась залечить.

– Опять заброшка? – жалобно осведомилась я, отряхивая снег с колен. Коннор с хлопком закрыл дверь и побрел дальше.

– Здесь вечный ремонт, – сделал вердикт Хэнк. Он проверял магазин своего табельного оружия, видимо, ожидая встретить ярое сопротивление. Подумав о том, что это всего лишь ребенок, я тут же вспомнила брошенные полицейскими тела андроидов-детей рядом с горящим баком. На их лицах отражался страх, рты были открыты в беззвучном крике. Глаза смотрела высоко в бездну. Они наверняка не сражались. Им даже понять это слово было тяжело в силу программных установок.

– Вы серьезно думаете, что он мог забрести сюда? Мы ехали не меньше тридцати минут, а если пешком, то это и того дольше. С ним могло случиться что угодно по дороге.

– Значит, мы пойдем по его следам.

Хэнк неуклюже пытался подняться на бетонную платформу вверх. Его нога постоянно соскальзывала с такой высоты, и тело грозилось плюхнуться на спину. На всю территорию слышались мужские ругательства и вздохи. Я хотела уже залезть на платформу и помочь лейтенанту, как это сделал Коннор. Он ловким движением взобрался наверх, заставив свой костюм шуршать от слаженных движений. Старик удрученно схватил протянутую андроидом руку, и вскоре оба были уже наверху.

Завидев меня, готовящуюся вскарабкаться наверх, Андерсон тут же вскрикнул:

– А ты куда собралась? Останешься здесь.

Сказанное прозвучало, как нечто неестественное, неправильное. Словно мне только что попытались доказать, что дважды два – не четыре, а пять. От такого заявления, я даже опешила, так и не успев коснуться платформы. Оба детектива смотрели на меня сверху вниз со вполне серьезным взглядом, но если Коннор был серьезен по привычке, то лейтенант смотрел с явной суровостью.

– Позвольте напомнить, что моя задача – защищать вас и ваши жизни. А это будет трудно сделать за сотни метров.

– Хватит уже, дозащищалась. Останешься здесь и точка.

Мужчина отвернулся и уже не спеша пошел в сторону здания. Андроид последовал его примеру.

– Стоять! – я быстро вскочила на фундамент и криком развернула детективов к себе. На лице Хэнка читалось раздражение, Коннор, как и ранее, ничего дельного не выражал. – Вы уверены, что правильно распоряжаетесь моими возможностями? Я здесь не для того, чтобы торчать у входа, пока вы там где-то шаритесь в темноте.

– Ты вроде должна следовать моим указаниям. Вот я и указываю. Стоишь здесь и защищаешь вон… машину! Хватит мне одного твоего ранения, еще и труп на себя повесить. Ну нет…

Как бы я не старалась выразить свое возмущение, как бы не сверкала искрами из глаз – все было тщетно. Старик уже уходил в темноту здания, когда Коннор, поглядывая на нас, все же принял решение следовать за офицером. Через минуту оба скрылись во тьме. Еще через минуту их шаги затерялись в шуме речного ветра.

Моим возмущениям не было предела. Я ходила из стороны в сторону, хватала рукоятку катаны для успокоения, открывала и закрывала рот как рыба, чтобы что-то сказать – ничего не менялось. Я все так же стояла на краю платформы, свирепо сверля взглядом несчастную калымагу. Рефлексы внутри съеживались и растягивались, один требовал покинуть место «наблюдения» и броситься во тьму, другой – стоять и ждать следующих приказов. Даже внутри солдата происходили внутренние конфликты. От них мне уже было тошно.

Наконец, смирившись с участью, я скрестила руки на груди и обернулась в сторону реки. Солнце уже поднялось над горизонтом, однако за белой пеленой облаков его не было видно. Шум реки перебивался шумом ветра, создавая истинную природную симфонию. Это было красиво. Снежинки летели в лицо, я изредка щурила глаза, прячась от прямого попадания осадков. Во мне все еще бушевала солдатская злость, я никак не могла успокоиться. За время работы меня использовали по разному: отправляли на шпионаж, на тайное убийство врага с последующей постановкой «случайно смерти», использовали как машину-убийцу, оставляли на тренировку новых бойцов, даже приставляли к семье какой-нибудь важной шишки, чтобы защищать их от потенциального нападения. Все было за это время, но никогда меня еще не заставляли сторожить старую рухлядь посреди заброшенного рыбозавода. Это был опрометчиво и так… унизительно?

Отвернувшись от реки, я посмотрела вглубь темноты здания. Стены наверняка имели окна, но отчего-то они были либо заколочены, либо закрашены. Ноги пытались нести меня к зданию, пытались заставить меня ринуться за наставниками, прикрывая их собственной спиной, но мозги отчетливо приказывали стоять и ждать. Именно этим я и занималась. Стояла и ждала.

Сгустки тьмы внутри помещения мне были до отчаяния знакомыми. Там, во сне, именно эта тьма поглощала меня в своих объятиях, от нее я пыталась бежать на единственный источник света. И когда я уже достигла его, оказалось, что это не только единственный источник солнечного тепла. Оказалось, это еще и источник моих проблем.

На мгновение мне почудилось, что сейчас внутри здания загорится свет, совсем как во сне. И в центре луча, задевая его границы своими широкими плечами, будет стоять он. Тот, от которого в моих жилах стынет кровь, а рассудок делится на две части. Из-за которого внутри сонно потягивается человечность, вот-вот грозясь проснуться и доставить мне кучу проблем в будущем. Тот, который одним только своим видом был способен изменить целый мир.

Из глубины здания послышался шум. Я, оторванная от мыслей, аккуратно положила руку на бесшумный ПБ. Постепенно шум нарастал, и в них я отчетливо слышала торопливые шаги бегущих ног. Внутри все напряглось. Это мог быть кто угодно. Выхватить пистолет и выставить его вперед было бы глупым: бегущий мог быть Хэнк и Коннор. И если первый вариант я отмела сразу из-за слишком резвого топота, то второй вполне мог иметь место. Вряд ли Коннор обрадуется вновь нацеленному в него оружию.

Из темноты показался силуэт. Это был парень. Его рост был чуть ниже моего, на худощавом теле мешком свисала дутая черная куртка, под которой прятались запачканные синие джинсы. Его ботинки явно износились, и приходилось лишь гадать, где и как долго он в них лазил. В какой-то момент парень поравнялся со мной, и я заметила красный диод на виске. Он не посмотрел на меня, лишь несся вперед с завидной скоростью.

Когда парень уже был почти у входа на территорию, из темноты здания донеслись еще одни шаги. Одни были медленными и плетущимися, другие – ловкими, быстрыми и синхронными. Было не сложно понять, кому какие принадлежали. Хэнк едва показал свой нос на солнце, как в мое лицо прилетело хриплое, но громкое:

– Останови его!

Дальнейшего я уже не слышала. Мой взор вновь вернулся к пареньку, который почти достиг открытых ворот. Рука на рефлексе вздернула пистолет вверх. Вокруг ничего не было. Окружающий мир растворился, словно молоко в крепком кофе, шум ветра и реки утих. Я знала, что там позади был еще какой-то шум, но его не существовало. Была только я, дуло пистолета и он – девиант с горящим на виске красным диодом.

«Этого не сделать без живого андроида»

Мягкий голос Коннора словно на ухо повторил слова. До исчезновения парня было не меньше одной секунды, и мне следовало сделать выбор: уничтожить и провалить задание или пощадить и сказать уходящим на ногах сведениям «пока».

Дуло пистолета резко опустилось и я нажала на курок. Выстрел не прозвучал – звук полностью поглотил глушитель. Но я тут же почувствовала, как силовая отдача прокатилась по руке, заставив мое тело от непривычки вздернуться. Я давно не держала пистолет. Дней пять точно.

Парень свалился на ногу у самых ворот. Я слышала вскрик, возможно, даже плач, но в глубине души мне было абсолютно плевать. Он остановлен, и я свою задачу выполнила с минимальными затратами.

– Какого черта ты творишь?!

Голос Хэнка взревел так близко, что я от испуга пошатнулась. Чувствительность только приходила в норму, отцепляя свое внимание с мишени и переключая его на весь окружающий мир. Коннор уже стремительно несся к отползающему андроиду-подростку. Лейтенант, сгорбившись, стоял рядом со мной. Взгляд его светлых глаз не предвещал ничего хорошего.

– Я просил остановить его, а не ногу ему отстрелить!

– Жизненно важные детали целы. У него всего лишь повреждена конечность.

– Отличное у тебя оправдание! А если это будет настоящий ребенок?! Прострелишь ему руку?!

Осадив мое нахлынувшее чувство исполненного долга, лейтенант Андерсон, кряхтя и цепляясь за спину, торопился к андроидам. Его реакция больше, чем озадачила. Напротив, она встревожила. Детектив, занимающийся делами девиантов для их же устранения, вдруг разозлился из-за простреленной пластиковой ноги. В его выражении лица читалось отчаяние, ярость и разочарование. Он отдал приказ и получил его исполнение, но сам тому был не рад.

Шум ветра заглушал разговор андроидов и детектива. Я не решалась подойти, так и стоя с пистолетом в руках. Время от времени попутный ветер бросал в мое лицо вместе со снежинками юный мальчишеский голос, умоляющий его не трогать и старческое, наполненное сожалением «Все будет хорошо».

Вскоре мальчика привели к машине. Он посмотрел на меня с ненавистью и страхом, но больше всего в этих зеленых глазах отражалось мое собственное смятение. Когда хромающий, теряющий тириум парень был усажен на заднее кресло с наручниками на руках, я слезла с платформы. Хэнк уже садился в машину, громко хлопая дверь. Он был недоволен, и это была моя проблема.

– Коннор, – андроид обернулся на свое имя, абсолютно спокойно смотря мне в глаза. Вот кто всегда был спокоен. Вот у кого стоит поучиться хладнокровию. – Что будет с парнем?

– Он вернется на склад «Киберлайф» для деактивации.

– Но его ждут дома.

Глаза андроида изменились. Он непонимающе нахмурился, буравя меня своим взглядом.

– Он не имеет дома, мисс Гойл. К тому же в его программе системный сбой, и возвращать его в семью нельзя.

На этом разговор закончился. Коннор учтиво отошел в сторону, намекая на то, что мне пора на заднее сиденье. Куда-куда, но туда мне точно не хотелось садиться. В голове промелькнула мысль, а не отказаться ли мне и не пойти пешком, но шальная идея тут же исчезла, стоило только взглянуть на андроида. Он знал, о чем я думаю. И потому обошел меня с другой стороны, отрезая путь к побегу.

Ехать на одном сиденье с простреленным андроидом было неприятно. По его лицу струились слезы, совсем еще мальчишеские глаза с опаской косились на оружие. В салоне царила напряженная тишина. Хэнк больше не улыбался, глядя на окружающие дома, не кидал назад дружелюбных взглядов. Коннор старался не двигаться. Весь мир вдруг обернулся против меня. Осознав это, я вдруг почувствовала себя мразью. Коннор-катана был единственным моим соратником, и я крепко до боли в пальцевых суставах сжимала саю. Нагретая поверхность успокаивала, приносила удовольствие. Где-то внутри организм подал мне сигнал, что решает, не подбросить ли мне тахикардию вдогонку ко всему случившемуся. Я попыталась вымолить у собственного сердца и разума отсрочку, и, как ни странно, это подействовало.

Кататься в машине пришлось до конца вечера. Сначала мы посетили участок, где Коннор с пристрастием допросил девианта. К сожалению, в смотровую комнату меня не пустили: Хэнк вообще старался меньше пересекаться со мной, и потому я осталась сидеть у его стола в надежде, что все образуется и собственный наставник не станет долго держать на меня зло.

Позже нам пришлось отправиться в башню «Киберлайф». Коннор вел хромающего, заливающегося слезами андроида вперед уверенной походкой, словно вел девианта не на смерть, а на обычные лечебные процедуры в профилакторий. Я сопровождала андроидов взглядом, и, возможно, где-то внутри отметила удивительно совершенную походку Коннора, в любой другой ситуации вызвавшую у меня волну мурашек. Но сейчас я могла думать лишь о Хэнке и его злостном взгляде. Даже сейчас лейтенант молча отошел в сторону, не желая смотреть на меня.

Через пару часов андроид вновь вышел из здания, но уже один. Он молча подошел к нам, взглядом сказав о случившемся и мы, всей троицей, отправились в дом к семье уничтоженного андроида-девианта. Небо начинало темнеть, на часах было почти четыре вечера, когда мы достигли узкого двухэтажного коттеджа. Всем своим телом я предвкушала, как буду оправдываться перед людьми. В голову лезли разные эпитеты: «я не подумала», «я не успела», «я не хотела». Что угодно, даже самые отвратительные отговорки вроде «купите другого», но среди них не было ничего дельного, ничего адекватного.

К счастью, мне даже не пришлось выходить из машины. Хэнк бросил сухое «сиди здесь» и вышел из автомобиля прежде, чем я смогла хоть что-то ответить. Коннор бросил на меня извиняющийся взгляд и последовал за офицером. В машине мне пришлось просидеть не меньше получаса.

Вернуться в участок получилось только в пять часов вечера. Рабочая смена департамента полиции давно закончилась, но Хэнк не стал развозить нас по домам как обычно. Он приехал в участок, вылез из машины и с некоторым обречением поплелся в здание. Я чувствовала, как надвигается волна неприятного, возможно, даже конфликтного разговора, но говорить ничего не осмелилась. Это была моя работа – выполнять приказы и слушать выговоры.

Коннор следовал за лейтенантом весь день, и даже не задумывался на тему причины возвращения на участок после работы. Хэнк не любил задерживаться в полиции дольше положенного. Сейчас же холл пустовал, все давно отправились домой. Только дежурная бригада полицейских где-то в глубине здания в закутке сонно зевала, смотрела вечерние новости и ждала вызовов.

Хэнк бросил ключи от автомобиля на стол, и плюхнулся в кресло. Он тер свою переносицу большим и указательным пальцем, Коннор слышал, как в висках стучит кровь от излишне разогнавшегося сердца. Анна стояла рядом с андроидом. Ее руки были сцеплены за спиной, на лице читалась абсолютная покорность.

Молчание не могло быть долгим. Весь день напряжение нарастало с геометрической прогрессией, и насколько Коннор знал людей, это тревога между людьми рано или поздно должна была выплеснуться в конфликт. Отчасти он был согласен с ошарашенным выражением силовика, когда Хэнк буквально наорал на нее. Она выполнила приказ, использовав максимально эффективный путь разрешения проблемы. К тому же андроида настораживала реакция офицера. Он тщательно ощупывал ее, пробовал на вкус, пытался разжевать, потом вновь выплевывал и повторял процесс заново. Он знал, что в этом кроется что-то еще, что-то неправильное. И оно ускользало от него каждый раз.

– К черту это дерьмо, – Хэнк встал с кресла и, подойдя к Анне с яростным взглядом практически на метр, внезапно озверел. – Какого хрена ты творишь?! Ты пристрелила этому парню ногу, о чем ты вообще думаешь?!

– Он остался жив. Вы выполнили свое задание. Я не понимаю, в чем проблема.

Анна искренне недоумевала, и этот вопрос ее явно тревожил. Она бегала взглядом по глазам Хэнка, пока тот сверлил ее свирепым взором в упор. Коннор знал, на что способны люди в злости, и злость андроидов в этом случае не шла ни в какое сравнение с человеческой яростью. Он понимал, что в любой момент ему придется вмешаться иразрядить ситуацию, тем более, что нестабильность солдата в последнее время могла перерасти в нечто большее и ответить старому офицеру чем угодно. Коннор, осознав эту мысль, существенно напрягся, перебегая взглядом от одного напарника к другому.

– В чем проблема? А я расскажу тебе в чем проблема. Проблема в том, что такие как ты не способны использовать собственные мозги. Вы способны только слепо следовать приказам. Легла на хирургический стол и думаешь, все? На этом твоя ответственность снята? Нихрена подобного! – Хэнк ткнул Анну указательным пальцев в грудь. Его крик отражался от стен, и впервые в жизни Коннору стало не все равно, что вокруг никого не оказалось. – Ты просто очередная сраная игрушка в руках правительства, которой было легче засунуть голову в песок как сраный страус. Ты не человек. Ты даже не машина.

Завершив свою тираду, Хэнк, не спуская глаз с Анны, плюхнулся на стул. Его лицо раскраснелось, и хоть испещренное морщинами лицо само по себе было темным, краска увеличивала этот эффект. Коннор медленно перевел взгляд на Анну. Он ожидал чего угодно: слез, ярости, обиды, чувства вины – чего угодно, но только не то, что было на ее лице. Она была холодна. Холодна и спокойна. Однако ее напряженный подрагивающий голос говорил совсем о другом.

– Высказались? – тихо спросила Анна.

Хэнк сверлил ее своими злыми глазами, придавливал к месту, но она словно бы и не чувствовала этого сурового взгляда. Ее блестящие волосы тяжело спускались из конского хвоста, приспущенная собачка на черном тугом комбинезоне обнажала белую майку. Коннор смотрел на ее без эмоциональный профиль лица, и даже не постеснялся признать самому себе, насколько много идеальных очертаний человека можно было встретить в ней. С момента нападения в башне Стрэтфорд он больше не боялся ощущать это странное чувство родства и схожести, хоть время от времени и пытался задвинуть его прочь. Он даже допускал, что именно эти чувства заставили его позвонить мисс Гойл в тот вечер. Да, именно эти чувства, а не желание узнать о состоянии здоровья.

Андроид не мог отвести взора от этого обреченного, холодного облика, как не старался это сделать. Он ждал ее следующих слов, ждал, чтобы знать наверняка: один ли он ощущает себя не так, как положено бесчувственному, или все же эти внутренние сбои вызваны исключительно его фантазией, и сумасшедший здесь только он?

– А теперь слушайте меня, – Анна не сводила холодных глаз с лейтенанта, и Коннор почувствовал облегчение, услышав в ее голосе страх и обиду. Совсем недавно он боялся заметить в ней что-то не стабильное, теперь же он желал это видеть каждый день, лишь бы поскорее избавиться от ощущения своего одиночного сумасшествия. – Плевать я хотела, что вы думаете обо мне и моем деле. Я выбрала свой путь не для того, чтобы слышать упреки со стороны старых пьяниц. И считаю, что лучше я буду смотреть на захлебывающийся в собственной крови мир с высоты бесчувственного существа, чем каждый раз самой топиться в слезах и потерях.

– Только трусы бегут от своих проблем, зарывшись в песок, – отчужденного отметил Хэнк.

– Да плевать. Пусть будет так. Это лучше, чем каждый раз строить, и потом реветь на осколках разбитой жизни. Не хочу больше привязанности. Не хочу боли, одиночества и страданий. Мне надоело смотреть, как кровь близких стекает по моим рукам, я устала от этого!

В глазах Анны блеснули слезы. Это не на шутку встревожило андроида. Пусть он и хотел знать, что сходит с ума не в одиночестве, но совершенно не желал видеть доказательства своими глазами. Коннор нахмурился, ощутив как резко изменило темп сердце девушки. Она смотрела обреченно, как-то потерянно, пронизывала взглядом сидящего на стуле лейтенанта. Тот в свою очередь не отрывал глаз от лица Анны, с каждым ее словом становясь тучнее.

– Каждый выбирает свой способ освобождения от чувств вины, лейтенант. Кто-то напивается, кто-то нюхает красный порошок. Я нашла другой выход. И если вам он не нравится – можете смело идти нахрен и писать на меня отказную. И завтра же меня здесь не будет.

Сказанное было брошено так резко, что лейтенант Андерсон вздернул брови вверх. Коннор понимал: лейтенант ожидал, что будет конфликт, однако не думал, что может зайти так далеко. Он был далеко не самым приятным человеком, у которого в рамках нормы были мимолетные конфликты. Но он никогда не воспринимал их всерьез. Сегодня ему пришлось это сделать.

– Доброй ночи, лейтенант Андерсон, – Анна нарочито сильно выделила последние несколько слов и сделал низкий театральный реверанс. – Прощай, Коннор.

Андроид не успел ничем ответить, как девушка в быстром темпе решила покинуть здание. Она уже была у двери, когда Коннор, очнувшись от ступора, сделал несколько шагов в ее сторону и… застыл. Она определенно была необычной, но слишком опасной. Системная программа внутри сделала свой выбор, и Коннор ей подчинился, оставшись стоять, глядя на вход, в котором исчез солдат. Он прокручивал этот момент раз за разом, пытаясь найти причину, почему его вдруг дернуло пойти следом. Ее силуэт выходил из холла снова и снова, и снова, и снова… причину он так и не нашел, хоть и смотрел на вход еще длительное время.

– Проклятье, – чертыхнулся за спиной лейтенант Андерсон.

На улице постепенно опускалась ночь. Мне не хотелось ждать такси, и я обреченно потопала по заснеженному тротуару, оставляя темные следы. Проходящие мимо люди, укутанные в теплые одежды, смотрели на меня как на идиотку, но их взгляды оставались только взглядами. Я не чувствовала десятиградусный мороз, а даже если бы и могла чувствовать, то вряд ли стала обращать на него внимание. В голове все было забито воспоминаниями о тяжелых моментах прошлой жизни, а их было не мало. Чертов старик своими речами вырвал их из закрытого участка памяти, словно отворив дверь в дом перед холодными ветрами зимы. Я видела все, что когда-то происходило со мной, и самое худшее – я вновь чувствовала все то, что чувствовала ранее. Боль, страх, обиды, привязанность. Все чувства, как вспышки салюта, крушили последние стены в солдатском холодном рассудке, и мозг уже не мог ничего противопоставить этим чувствам. Он больше не кидал мне прогнозы о моем будущем, не требовал усмирить собственные мысли, не ужимал человечность внутри в самых далеких уголках подсознания. Эмоции вырывались наружу, яркие краски памяти прыгали передо мной, словно светлячки.

Ногам хватило сорока минут, чтобы добрести до улицы моего дома. Темнота уже опустилась на дома, и во многих загорелись лампы. Каждый дом был по своему хорош, по своему живым. Обхватив себя руками, я встала напротив красного цвета трехэтажного здания. В окне веселилось семейство. В их доме случился какой-то праздник, и все гости, дети и старики сидели за праздничным ужином, весело смеясь и улыбаясь. Они были счастливы. По-своему.

Следующий дом не был таким ярким. Он состоял всего лишь из одного этажа, и был серого неприметного цвета, но в его окнах горели огни. Мужчина нежно обнимал женщину в бордовом платье за плечи, пока та разливала по бокалам вино. На ее груди красовался золотой кулон, на его пальце – брачное кольцо. Они тоже были счастливы. По-своему.

В соседнем красном двухэтажном доме не было веселья, романтики и любви. Мужчина лет тридцати что-то строго говорил своему андроиду AX400. Модель молча стояла, потупив взор, кивая на каждый его крик. В какой-то момент в доме прогремел хлопок. Он не был доступен для моего звукового восприятия, но визуально я все осознавала. Хозяин ударил андроида по лицу, и та упала на пол. Она посмотрела в окно, глядя мне точно в глаза. Это был тот самый андроид, провожающий своего хозяина по утрам. Она не была счастлива. Но был счастлив он. По-своему.

Острое чувство вины, обиды и злости овладели моим разумом. Я вдруг возненавидела подразделение, правительство, дурацкий комбинезон. Возжелала смерти всем этим людям, военным генетикам, психофизиологам. Я питала ярость даже к Хэнку и Коннору. Но больше всего я питала ярость к самой себе. Такой слабой, беззащитной и… чувствительной.

Ноги наконец довели меня до дома. Он резко отличался от остальных. Его темные очертания в ночи были не дружелюбными, неприятными, отвратительными. Я вошла внутрь, и чувство не изменилось. Дом был мне чужим. Здесь не было ни одного намека на жизнь самодостаточного человека, только дурацкие флакончики на журнальном столике и оружие на тумбочке. Здесь жило только одного существо – паук. У него и то лучше получалось обживать свое место под телевизором, свивая каждый раз новую паутину.

Коннор-катана была брошена на диван. Она грустно ударилась о мягкую обивку, но подавать свой голос, требующий чистки, не стала. Она была так же печальна, как и я. Он был так же печален, как и я. Его карие глаза метались от меня к Хэнку весь наш разговор, металось и все внутри него. Я знала, что он, как и я, борется с новообразованиями внутри, но было лишь одно различие: он никогда это не чувствовал и мог проявить интерес к такому непривычному явлению; я же чувствовала это ранее, и возвращаться совершенно не хотела.

Стянув с рук и спины верхнюю часть комбинезона, я словно на автомате побрела вниз по темной лестнице в подвал. До следующей диагностики оставалось не больше пяти дней, но меня это не волновало. Крепкий стул, набитый датчиками, стоял посреди комнатки словно безмолвный палач. Результаты диагностики давно должны были прийти верхушке, но они не торопились с действиями. Я не знала, как поступают работники подразделения в случае фиксации нестабильности солдата, но была уверена, что точно не сидят за столом, сложа руки.

Подойдя к светящимся слабым светом экранам, я провела указательным пальцем по верхней каемке. Техника была очень тонкой и слабой. Раньше процессор и аппарат диагностики ставили в комнате солдата, но когда участились случаи нападения на бойцов в их же доме, было принято решение убрать аппарат от посторонних глаз. В данном случае это был подвал. Причиной такого решения было даже не страх перед обнаружением, а страх перед уничтожением техники. Ведь стычки всегда сопровождались драками, в результате чего хрупкая техника могла повредиться. В случае таких ситуаций аппарат заменяли, однако на такое дело уходило не меньше трех-двух недель. И это было идеальным вариантом.

Совершенно не чувствуя внутри ничего, я легким движением указательного пальца столкнула процессор со стола. Монитор со звенящим звуком встретился с бетонным полом, экран отключился, и по матовой поверхности стекла побежала белая паутина из трещин. Осталось лишь дать сигнал верхушке об отсутствии процессора.

Ощущая облегчение внутри, я поднялась наверх. Мне определенно стоило расслабиться. В лучшем случае – выпить бутылочку вина.

Коннор стоял напротив здания «Киберлайф», не решаясь войти. День на сегодня можно было считать законченным, по крайней мере, извещений о девиантах не поступало, и он смело мог идти на базу. Однако стойкое чувство смятения его останавливало.

Лейтенант Андерсон был сильно удручен и взволнован. Было ли это вызвано резким обращением Анны, или все же вдруг всплывшими в ней чувствами, но Андерсон четко дал понять, что не пойдет сегодня домой. Он предпочтет бары: «Напьюсь и уйду в нирвану» – как выразился сам Хэнк. По началу Коннор не хотел уезжать. Он знал тягу Хэнка к алкоголю, и знал его стремление к суициду. Оставлять седого, побитого жизнью Хэнка вот так было опрометчиво. И Коннор, поправив галстук, развернулся, сгребая слои снега, на каблуках и устремился прочь от здания.

По правде говоря, андроид не имел ни малейшего представления, в каком из баров мог сегодня находиться лейтенант. Каждый раз это были абсолютно разные места, однако в каждом баре его знали абсолютно все работники. Это наталкивало на мысль, что лейтенант не просто пропивает зарплату – он был настоящим алкогольно зависимым человеком. Время перевалило за девять вечера, когда андроид, меся своими туфлями снежные покровы и гоняя такси из района в район, обежал пять баров. Везде его принимали враждебно. Кто-то косился, кто-то смотрел прямо без комплексов, кто-то прогонял. Андроид лишь окидывал взглядом помещение и уходил за дверь. Каждый новый бар убавлял решимости андроида в успехе затеи, но в одном таком месте он внезапно забыл о Хэнке.

Очередной бар под названием «Сентропе» был узким, но одним из самых чистых в данном городе. Деревянная коричневая стойка блестела от лака, маленькие, отделенные друг от друга низкими стенами, столики с диванчиками были окрашены в белый цвет. Чуть дальше от бара виднелась сцена и танцевальное пространство. Коннор вошел в помещение, услышав мягкий звон потолочного колокольчика. Редкие посетители тут же обернулись на него. Их было три, не больше. Один сидел за стойкой, двое – за одним из ближних столиков.

– Андроидов не обслуживаем, – безучастно бросил высокий бармен с бабочкой на черно-белой рубашке.

Коннор его не слышал. Он смотрел на самый дальний столик. Он решался, стоит ли пройти вперед или же выйти и продолжить свои поиски, гадая о причине ее появления в этом несерьезном месте. Андроид все же решился. Поправив волосы, Коннор сделал шаг и ощутил, что отступать уже поздно.

По залу растекалась приятная мелодичная музыка. Женщина пела о смятении и любви, о поиске дома, о жизни вне тела, и о чем-то еще. Бутылка вина была полностью осушена, и остатки красного недешевого вина оставались в моем бокале. Иногда я позволяла себе выйти в люди. Все же я оставалась обычным человеком, которому требовалось хотя бы время от времени выбираться в люди, чтобы не одичать от отсутствия социального контакта. Даже больше – во мне сидела подавленная женщина с ее типичным трепетом перед платьями, красивой красной помадой и каблуками. Все это у меня было. Красное, атласное платье-футляр сидело ровно по фигуре, ведь и оно было сшито на заказ. Ноги ныли от непривычных черных лакированных туфель, просили вновь залезть в тяжелые ботинки с протектором. Но не в этот раз. Я даже не стала заплетать волосы, оставив их струиться по спине. Бармен время от времени посматривал в мою сторону. В его глазах я была очередная брошенка, дожидающаяся очередного принца на белом коне, который на самом деле являлся последним козлом. На деле все было гораздо хуже, парень. Все было гораздо хуже.

– Добрый вечер, мисс Гойл.

Голос андроида вызвал во мне рефлекторную реакцию, и вино едва не перепутало пути, отправившись в легкие. Я аккуратно откашлялась, отставив бокал вина. Коннор смотрел на меня совершенно невинным взглядом. Он анализировал марку вина, количество оставшейся жидкости в бокале, мое раскрасневшееся от застрявшего глотка в горле лицо. Вот кого я точно не ожидала здесь встретить. Самым моим любимым в этих поездках в чужие города было то, что меня абсолютно никто не знал. По вечерам я бродила по улицам, осматривала местные достопримечательности, иногда посещала вот такие заведения. Все это было сделано ради того, чтобы чувствовать себя одинокой в толпе чужих людей. Здесь это оказалось сделать сложно.

– Коннор, какого черта? Это бар, а не очередное место преступления!

Андроид, не спуская с меня спокойных глаз, уселся на диван напротив. Он сложил руки на столе, сцепив их вместе. Бутылки выпитого вина было мало для опьянения, так как метаболизм в считанные минуты расщеплял все молекулы и вещества, и алкоголь выветривался. Но нахлынувшее чувство стыда было вызвано не алкогольным напитком. Оно было вызвано скорбью над порушенной стеной между холодным рассудком и эмоциями.

– Что ты здесь делаешь?

– Я искал лейтенанта Андерсона. Он был расстроен после вашего ухода и решил наведаться в бар. Я хотел найти его и проверить, все ли с ним в порядке.

– Ну что ж, – я театрально подняла бокал словно в знак тоста и холодно заметила. – Вместо него ты нашел меня. Расстроен?

Коннор несколько секунд смотрел на меня в упор, бликуя искренними карими глазами. От его взгляда внутри все холодело, и снова бросалось в жар. Полуулыбка на его губах вызывала страх и озноб, и я старалась отводить взгляд куда угодно, только не на его лицо. Выходило из ряда вон плохо.

– Нет. Не расстроен.

Это было уже слишком. Я сделала еще один глоток и отвернулась к сторону сцены. Мураши бегали по телу, уверена, что это не ушло от глаз андроида, но остановить я была не в силах. Хоть алкоголь и выветривался быстро, все же временно оказывал влияние на мой организм. За дальним столиком велись какие-то тихие разговоры, бармен, обсуждая что-то с сидящим клиентом, посматривал в нашу сторону. Ему не нравилось присутствие в баре андроида. Еще больше ему не нравилось, что андроид сидит за моим столиком.

– Позвольте узнать, что вы здесь делаете? Я не хочу делать вывод, что у вас есть тяга к спиртному, и потому все же должен спросить.

Я вернула взгляд к андроиду. Его глаза излучали такую заинтересованность и легкость, что мне стало отвратительно до тошноты. Все еще живой, уверенный в своем контроле солдат приказал ответить андроиду грубую неправду, но затоптанная солдатскими ботинками чувственность и человеческое начало прошептало просьбу быть хоть раз в жизни честной. Я металась меж двух огней, вновь ощущая наступающую тахикардию.

– Мне иногда нужна разрядка.

– Неплохая разрядка, – Коннор взял бутылку вина в руку и начал тщательно изучать этикетку. – Литр вина за один вечер. Вам следовало бы поберечь свое сердце.

Он слышал. Слышал, как сильно бьется сердце, словно проснувшееся от длительного, многолетнего сна. Как трещит корка льда вокруг сердечной мышцы, как внезапно горячая кровь разносится по жилам. Он слышал. Впрочем, как и всегда.

Коннор был искренним и простым, но ощущение провокации не покидало меня. Я сдержала свой пыл и негодование относительно наблюдений андроида за моим здоровьем, и вновь уставилась на бокал вина. Оно было бордовым, прозрачным. Утонченный напиток, в котором отражались изящные, но сильные мужские руки андроида. Коннор все еще изучал этикетку, когда я посмотрела ему в лицо. В глазах блестели целые миры и измерения, черная прядка волос струилась по виску. Его галстук как всегда был идеально затянут, его скулы – идеально очерчены. Губы бесшумно что-то нашептывали – он читал или делал вид, что читает надписи на пустой бутылке. Я могла смотреть на это вечно. Коннор пугал меня и одновременно с этим ввергал в неподдельное восхищение.

– Как часто вы посещаете такие места? – андроид оторвал взгляд от этикетки, и я тут же от него отвернулась. Чертов робот. Проклинаю тот день, когда вообще переступила черту города Детройт.

– Когда колесишь по стране и за ее пределами… всегда интересуешься, чем живут местные жители. Разве можно упускать такую возможность?

– Обычно люди посещают театры, парки и музеи в таком случае, – усмехнулся андроид. – У вас странный выбор.

– Позволь мне решать, где и как изучать местный менталитет.

Коннор расставил руки в стороны в знак согласия. Он озирался по сторонам, исследовал каждый угол, должно быть, даже засомневался, что зря не прошел мимо. Со мной он только терял время. Ведь я не собиралась вставать с места, пока не допью свое вино до последней капли.

– Говоришь, Андерсон расстроился? – прильнув к бокалу, я безучастно взглянула на андроида. Он не отрывал взгляда от барной стойки, за которой сидел уже изрядно пьяный парень. На бокале остался четкий след от красной губной помады. Интересно, как много я съела ее вместе с вином?

– Лейтенант был подавлен, – Коннор не смотрел в мою сторону. Он говорил машинально, хотя в его голосе и слышалась задумчивость. – Возможно, ему не понравилась грубость в вашем голосе. Но возможно и то, что ваши… речи вызвали у него своего рода личные воспоминания.

– А ты что думаешь?

На этих словах андроид резко обернулся в мою сторону, настороженно глядя мне в глаза. Его губы были по привычке полуоткрыты в немом вопросе, и я отметила для себя, насколько глупо сейчас выглядел Коннор. Он полностью развернулся к столу, тщательно изучая мое лицо взглядом. Его сенсорные датчики старались отыскать во мне хоть капельку эмоции, на которые можно было бы ориентироваться в плане ответа. Но их не было, и во взгляде андроида застыло замешательство.

– Лейтенант Андерсон – очень сложная личность. Он порой бывает агрессивен, но в целом он достойный человек и напарник.

– Я не о его личности. Ты видел, какой приказ он отдал, видел, что я его выполнила. Видел его реакцию. Что ты думаешь об этом? Как мне следовало поступить?

В глазах андроида промелькнуло еще большее сомнение. Он нахмурился, пытаясь подобрать наиболее оптимальный ответ, который смог бы меня устроить. Но такой ответ не интересовал меня. Я хотела знать что думает он сам.

Музыка в баре сменилась на другую мелодию. Эта песня была мне не знакома. Какой-то парень с довольно хриплым, но высоким голосом пел о том, как хотел подняться в небо, покинуть этот мир. Песня мне нравилась. Перед взором тут же всплыл мертвый Коннор с распростертыми руками на груде бетона. Я откинула эту мысль подальше, решив, насколько депрессивен и апатичен местный диджей этого бара.

– Думаю, что это было верное решение. Вы получили приказ и подобрали наиболее эффективный способ его выполнить из всех доступных вам…

– Говори нормально, давай без этой официальной мишуры.

Коннор запнулся.

– Вы сделали все правильно, мисс Гойл. Это мое мнение.

Что ж, оно определенно мне не понравилось. Я вновь вернула взгляд в полупустой бокал. На темной ровной поверхности бордового вина отражались мои собственные глаза. В них не было прежней холодности, не было стойкости или же ярких эмоций. Они были пустыми. Поглощенная бордовым цветом зеленая радужка блестела опустошением, это мне тоже не нравилось.

– В последнее время мне кажется, что я все делаю не так. Что-то ускользает из моих рук, и это явно не время. Я пытаюсь это схватить, сжать. Но оно все равно что вода. Только руки остаются мокрыми.

Парень из мелодичной песни напевал о прекрасных далеких мирах, которые хотел посетить. Он бежал прочь из этой вселенной, пытался взмыть вверх, расправить руки и покинуть здешние края, но тугие тиски реальности удерживали его на земле, словно в кандалах.

Коннор молчал. Я даже не знаю, куда он смотрел. Мои глаза все еще изучали свое отражение в бокале вина. На секунду мне подумалось как же везет треклятому Хэнку. Он мог напиться в любой день недели, и забыться в пелене алкогольного тумана, отодвигая все нехорошие мысли назад. Мне не удавалось спрятаться от воспоминаний и любых изменений в моей голове, просто напившись вином. Организм быстро расщеплял вещества и незаметно выводил токсины.

– Могу я тебе задать вопрос, Коннор?

Я вновь вернулась к андроиду. Взгляд Коннора цеплялся на моем левом плече в районе красной тонкой бретельки платья. Я встревоженно осмотрела себя, но ничего не заметила. В это же время андроид, видимо, поняв, что смотрит слишком пристально, отряхнул себя и забегал взглядом по столу.

– В башне Стрэтфорд, когда этот чокнутый перестрелял людей. Ты обратился ко мне на «ты». Сказал «Позволь мне помочь», – в этот раз слишком пристально смотрела я. Андроиду явно было дискомфортно под этим взглядом. Он резко выпрямился, нахмурился и сложил руки на колени. Защитная реакция механизмов? – С каких пор ты общаешься к людям так бесцеремонно?

– Вы были в шоковом состоянии, – быстро отчеканил Коннор. Его голос был таким быстрым и простым, что мне показалось, будто он заранее готовил ответ на этот вопрос. – Я должен был вывести вас из него прежде, чем вы потеряли бы сознание.

Ответ был более, чем предсказуемым. Я что-то невразумительно промычала и решила довольствоваться тем, что получила. Коннор все еще чувствовал себя неловко. Его встревоженные глаза осматривали мое лицо в поисках хоть каких-либо изменений. Мой взгляд постоянно цеплялся за его изящные скулы и легкую щетину на щеках, но я позволяла внутренним холодным установкам быстро отметать все недопустимые мысли.

Солдат внутри все еще считал, что организм находится под его контролем, но истину я-то знала – это было далеко не так. Как я и планировала, мне удалось обмануть мозг. Правда, обман должен был быть в сторону надвигающихся эмоций, но никак не в сторону солдатского холодного рассудка.

– В участке, – осторожный, но дружелюбный голос андроида вызвал во мне бурю неприятных эмоций. Таким голосом обычно говорят, когда хотят залезть в душу. – Я заметил, что вы были очень… возбуждены, когда говорили о крови на своих руках. Учитывая ваш род занятий, это смотрелось странно. Что именно вы тогда подразумевали?

Дверь в бар отворилась, и потолочный колокольчик прозвенел как-то враждебно. Я не успела открыть рот, чтобы послать андроида со своими личными вопросами куда подальше, как в баре прозвучал другой, еще более неприятный голос, чем встревоженный голос Коннора.

– Привет, Дони. Мне двойную, – это был Гэвин Рид в своей привычной дурацкой куртке и недельными зарослями на лице. Он выглядел довольным. Наверное, вновь поймал какого-нибудь мелкого маньяка.

Коннор, заметив мою реакцию, обернулся. Его реакция тоже не заставила себя ждать. Андроид быстро отвернулся, опустив взгляд в стол. Я искренне надеялась, что детектив не заметит нас. Усядется за барную стойку, проглотит пару стаканов виски, и утонет в разговоре с барменом. Как же я была глупа.

– Вы посмотрите, кто здесь…

Весь его голос, все его жесты выдавали в нем опасного мерзавца. Рид воскликнул это так громко, что все сидящие в баре обернулись в нашу сторону. Я слегка приподняла ногу из туфли, намереваясь в любой момент вогнать шпильку в глаз мерзкого офицера.

– Какая встреча, – Гэвин подошел к нашему столику, облокотившись на него ладонями. В его глазах блестело самодовольное возбуждение. Коннор, несмотря на явную неприязнь, открыто повернулся к детективу. Я ощущала неприятный запах резкого одеколона и уже играющего в детективе алкоголя. Он изрядно наглотался прежде, чем прийти сюда. – Я тут шел мимо, и решил заглянуть в свой любимый бар. Обидно, что даже это место уже успели наводнить уроды разного посола.

– Детектив, вы пришли сюда, чтобы испортить всем настроение? – с заинтересованностью осведомилась я.

– А что, у фриков свидание?

– Конечно, – в этот раз голос подал Коннор. Он смотрел на мужчину с таким поддельным дружелюбием, что даже мне бы захотелось на месте Гэвина влепить ему в морду. – Желаете к нам присоединиться?

Реакция детектива не заставила себя долго ждать. В его глазах взыграла неподдельная, в отличие от Коннора, злость. Рид придвинулся к андроиду настолько близко, что в любой момент мог просто вынести того одним ударом головы. Внутренний зуд заставил меня напрячься. Может, солдат и не мог сохранить весь организм под контролем, но он отчетливо реагировал на все притязания к жизни наставников. Свою работу он все еще выполнял.

– Слушай меня, Коннор-питонор. Если ты будешь умничать, то я запихну тебе эту пустую бутылку прямо в задницу, ты понял меня?

– Если вы запихнете ему бутылку прямо в задницу, – я медленно встала с дивана. Проклятые каблуки едва держали не привыкшие к шпилькам ноги, но мне удалось стоять гордо и уверенно. – Я запихну свой кольт вам в глотку. Угадайте, кого быстрее настигнет смерть.

Всем своим видом я показывала свою боеготовность, несмотря на плотное платье и высокую обувь. Гэвин явно это ощутил. Он отстранился от андроида, мирно сидящего за столом, и встал напротив меня. Каждый присутствующий смотрел на нас, словно на остросюжетный фильм-боевик, который разворачивается не на экране, а прямо здесь, на глазах у всех. Рид улыбнулся своей фирменной ехидной улыбкой, и ткнул пальцем мне прямо между ключицами. Касание было настолько отвратительным, что я едва подавляла свои солдатское желание перекинуть детектива к чертям собачьим через плечо, отправив его бороздить просторы барной стойки.

– А ты еще у меня ответишь за кофе, милашка, – последнее слово было выделено особенно сильно. – Пойду я отсюда. А то машинным маслом уже воняет.

Детектив, все еще улыбаясь, сложил указательный и средний палец в пистолет и сделал вымышленный выстрел в сторону Коннора. Внутри меня негодовал холодный рассудок и защитные установки, но больше всего негодовало человеческое начало. Я злилась, краснела от ярости, искренне желала разбить удаляющемуся под общие взгляды Гэвину Риду лицо. Солдат, ощутив такой резкий мотиватор, как ненависть, вдруг не стал подавлять эмоции. Боец и человек внутри впервые были направлены в одну сторону, и их цели и желания были одинаковыми. На мгновение я почувствовала легкость в душе. Хоть ненадолго, но все же мне удалось проконтролировать обе стороны баррикад одновременно.

– У вас с собой оружие? – Коннор с улыбкой на лице наблюдал, как я сажусь обратно за стол. Постепенно чужие взгляды спали на «нет».

– Коннор, я солдат. Мне не обязательно иметь оружие, чтобы нагнуть какого-то там Рида. Мне и каблука вполне хватит.

Андроид вместе со мной усмехнулся. Прежняя напряженная тишина спала, и руки Коннора вновь покоились на белом столе. Я же с упоением допивала вино, радуясь маленькой победой над собственным сознанием.

– Почему он такой нервный?

– Полагаю, что существует два варианта, – андроид выставил два пальца, загибая каждый по очереди. – Первый: у детектива Рида был неудачный опыт работы с такими, как мы. Второй: у него психическое расстройство. Я склоняюсь ко второму варианту.

– По-моему, здесь и то, и другое, – я слегка наклонилась над столом, ехидно подтрунивая над ушедшим прочь детективом.

Лицо Коннора озарила улыбка, и в этот раз она была неподдельная. Он улыбался искренне, насколько был способен, обнажая каемку белых идеально ровных зубов. В глазах плескалась маленькая радость. И, черта с два, мне это понравилось. Впервые взращенный солдат внутри не стал подавлять нахлынувшее чувство симпатии. Он словно бы отмахнулся от чувств, дав организму на минуту отдохнуть от постоянного внутреннего конфликта. Однако разум все еще был при мне, и я, всего лишь ненадолго залюбовавшись прекрасным обликом андроида, резко отдернула себя и стерла с лица благоговейную улыбку. Это не ушло от внимания андроида. Он, как и я, резко перестал улыбаться. За столом вновь повисла напряженная тишина.

– Пошли искать Хэнка.

Андроид, услышав слова, тут же вскочил с места и принялся поправлять свой внешний вид. Пиджак и без того сидел ровно, но Коннор тщательно разглаживал плечи, затягивал галстук, приглаживал волосы. Я встала со стола, допив последний глоток, и уже хотела сделать шаг в сторону выхода, как вдруг остановила себя. Внутри все сковало цепями, было трудно даже вздохнуть. В воздухе бара текла мягкая мелодия. Ее звуки отдавались внутри меня ворохами воспоминаний и чувством боли, но я сдерживала себя, чтобы ничего не ляпнуть.

– Что-то не так? – мягко осведомился Коннор.

Звучащая песня была одной из самых значимых в моем прошлом мире. Нежный, но израненный голос мужчины рассказывал о том, как старался найти выход, сбежать, покинуть свою клетку. Он пытался спрятаться, надеялся когда-нибудь исчезнуть из этого мира, словно туман. Но она не давала ему этого. И он терпел.

На душе стало паршиво. Я знала эту песню когда-то наизусть, и на то были свои причины. Ведь под эту песню всплывали самые счастливые, и в тоже время скорбные воспоминания. Отец включал по вечерам мелодию, зажигал камин и приглашал маму на танец. Они медленно кружились в центре гостиной, поглощенные грустью и радостью одновременно. Они были счастливы. Я была счастлива. Весь мир был счастлив.

– Это была любимая песня моего детства, – я не видела Коннора, не знала, что он делает, но остро ощущала его встревоженный взгляд на своем лице. Внезапно мне вновь захотелось стать бесчувственной и холодной. И счастливой. По-своему. – Родители часто танцевали под эту песню, когда весь мир еще что-то значил для меня. Я всегда думала, что смогу найти то, что было между ними. Это было так глупо. «Ты разрываешь меня на части, до самой плоти»…

«Здравствуй. Добро пожаловать домой» закончил уставший, измученный вечным одиночеством и страданиями, женский голос. В моем желудке образовалась дыра размером с само тело, но я была не в силах пошевелиться. Лишь смотрела перед собой, вслушиваясь в эту истязаемую душу мелодию.

– Желаете потанцевать?

В поле зрения попало какое-то движение. Я недоуменно обернулась к Коннору. Его рука была протянута в знак приглашения, в глазах отражалось смятение и тревога. Я смотрела на руку, и ощущала, как вновь теряю контроль над собственным мозгом.

Да, Коннор. Я желаю станцевать. Я желаю дотронуться до тебя, ощутить тепло под твоим пиджаком. Желаю стискивать грубую ткань руками на твоей спине. Желаю узнать, источаешь ли ты запах, так ли прекрасны твои руки, как выглядят. Я желаю уткнуться носом в твою белоснежную рубашку, и оставить этот мир навсегда. Мне хочется дотронуться до твоих волос, узнать их на ощупь, и сравнить с теми волосами, что я ощущала во сне. Я хочу услышать, бьется ли твое механическое сердце, холоден ли ты под своей бионической кожей. Хочу утопать в тебе, как утопала мать в объятиях отца. Я хочу узнать тебя. И быть счастливой. По-своему.

– Нет.

Проигнорировав руку и сковывающие душу слова песни, я стремительно направилась к выходу. Пусть во мне стало больше человеческого, пусть внутри все заставляло меня истязаться в вечной психофизиологической войне сердца и разума, но я все еще старалась реанимировать умирающего в конвульсиях солдата внутри. Он был истощен, и не мог самостоятельно подавлять захватывающие власть чувства. Ему требовалась помощь. Я ему ее обеспечила.

Время перевалило за десять, когда мы выбрались из душного бара на улицу. Ночь опустила на город не только темноту, но и мороз. Температура упала до пятнадцати ниже нуля, и мне, чтобы не резать глаза прохожим своими голыми плечами, все же пришлось взять с собой бежевый теплый плащ. Улицы были покрыты снегом, но сам снег с неба не спускался. Выйдя наружу, я ощутила, что была близка к катастрофе: глаза были полны мокрой влаги, которая тут же обожгла слизистую из-за резкого перепада температуры. Коннор вышел вслед за мной, но говорить ничего стал. Он был удручен и нахмурен.

Поиск лейтенанта оказался не простой задачей. Мы потратили два часа на объезд каждого, даже самого захудалого, бара. Каждый из них встречал нас крайней враждебно. Конечно, выгонять нас не выгоняли, ведь андроид был не один, а с человеком – потенциальным клиентом. Но бармены и посетители смотрели в нашу сторону недружелюбно. Нам же хватало не больше трех секунд, чтобы определить наличие объекта. Коннор быстро просматривал помещение, и каждый раз отрицательно качал головой.

Это был последний бар в данном районе. В нем было не только душно, но и накурено, и я была не в себя от облегчения, когда мы вновь оказались на улице. С первого взгляда было понятно, что Хэнк зависать в этом месте не станет: бар был в подвале, не говоря уже о невероятном количестве смога и запаха табака. Лейтенант, может, и алкоголик, но точно не курильщик.

– Мы уже обошли шесть баров. И это не учитывая те бары, что ты осмотрел самостоятельно, – я стояла у дороги у открытого автоматического такси. Андроид, как и я, не желал садиться в транспорт, ведь нами были осмотрены все барные заведения, а до ближайшего соседнего района было не меньше тридцати минут. Похоже, даже у андроидов есть границы терпения. – Может, он уже дома? С окончания смены прошло больше шести часов.

– Вполне возможно. Я не заезжал к нему домой.

Новость огрела меня, как жар раскаленной сковороды. Я даже забыла не надолго о недавнем инциденте в баре, настолько сильно меня захлестнуло возмущение.

– Ты сейчас серьезно? Мы проехали столько баров, а ты даже не удосужился с самого начала заглянуть к нему домой?

– Он хотел посетить бар. Это были его слова.

– Да мало ли что он говорил, Коннор! Господи, поехали!

В этот раз сесть в машину оказалось легче. Я была просто уверенна, что Хэнк давно спит дома, да и не факт, что он вообще посещал заведения. Андроид нахмурено уселся на переднее сиденье. Его озадачил собственный просчет, и мне даже стало не по себе. Слишком грубый тон я выбрала для этого создания.

Улицы давно опустели. По пути встречались редкие машины, и все они ехали неторопливо, словно боялись закружиться на заснеженной дороге. Фонари за окном мелькали один за другим. Каждый посещенный нами бар медленно «проплывал» мимо нас. Такси было единственным местом, где ни я, ни Коннор старались не поддерживать разговор. Мы молча смотрели на улицы, изучая их содержимое.

Редкие уборщики-андроиды в желтых рабочих костюмах собирались снег с тротуаров. Они действовали механически, выполняли работу, даже не задумываясь о том, зачем они ее выполняют. Я вспомнила андроида AX400 в соседнем доме, и ощутила чувство несправедливости. Ее хозяин жил один, по крайней мере, я не встречала в его доме других людей. Купленный им андроид выполнял всю работу по дому, она ведь даже не понимала, зачем это делает. Просто выполняет набор запрограммированных в ней команд. Ее взгляд, когда мужчина резко ударил по ее щеке, надолго засел в моей памяти. Он был безучастным, смиренным. И в тоже время в нем читался испуг и отчаяние.

Дом Хэнка был в двадцати минутах езды. Мы подъехали к нему в полной тишине, в какой и выезжали из бара. Внутри гостиной горел свет. Я одарила Коннора многозначительным укоризненным взглядом и застучала каблуками по заснеженной дорожке. Коннор спешил следом.

Дверь оказалась заперта, однако Хэнк был дома – об этом свидетельствовал не только горящие лампы, но и включенный телевизор, отражающийся в окне. Коннор несколько раз постучал по двери. Эффекта это не принесло. В ход пошел дверной звонок.

– Может, он спит? – тихо предположила я, как вдруг из глубины дома проревел разъяренный клич лейтенанта. Он был пьян, возможно, даже слишком.

– Лейтенант Андерсон! Откройте, это Коннор! – андроид повысил голос так, что было слышно, пожалуй, даже в соседнем доме.

За дверью раздался грохот падающих стеклянных бутылок. Судя по звуку, ничего не разбилось, и это принесло мне облегчение – будет грустно, если наставник умрет от какого-нибудь дурацкого пореза ноги. В глубине дома вновь послышался медвежий клич Хэнка, только в этот раз это были нечетко сложенные слова: «Пошел вон отсюда!». Послышался еще один грохот, и это явно было что-то тяжелее бутылок. Судя по начавшемуся лаю Сумо, на этот раз на пол грохнулся сам хозяин дома.

– Лейтенант, я здесь, чтобы помочь вам. Откройте дверь, прошу вас!

На минуту повисла тишина. Из-за двери доносилось лишь сопение и кряхтение собаки. Я бросила на андроида встревоженный взгляд, и он ответил мне тем же. Нам оставалось лишь стоять и ждать. Меня, как приставленного силовика, это совершенно не устраивало.

Замок в двери щелкнул. Хэнк явно не хотел впускать нас. Мужчина выставил свое лицо через щелочку, и щурился на андроида. Следующее меня удивило даже больше, чем то, что Хэнк в его-то состоянии смог открыть самостоятельно дверь. Коннор, совершенно забыв о субординации, мягко толкнул дверь вперед. Андерсон едва не повалился от такого внезапного движения, его вялое от алкоголя тело опрокинулось на стену коридора, и мы наконец вошли в дом.

– Какого хера ты здесь делаешь?! – взревел Хэнк. Его волосы были спутаны, на серой просторной футболке виднелись многочисленные жирные пятна. Из-за угла гостиной выглядывало горлышко опрокинутой бутылки. Оставалось только гадать, как Андерсон смог вообще преодолеть этот коридор. – Убирайся отсюда!

– Вы пьяны, лейтенант. Вам нужен покой.

Коннор уже протянул руку, чтобы подхватить оседающего Хэнка, как тот резко отбил ее и медленно поднялся на ноги, опираясь спиной о стену. Обрамленные сеточкой морщин глаза перекидывали взгляд с меня на андроида, и это мне показалось таким забавным. Хэнк видел меня всегда только в обмундировании. Мужчина оглядывал меня с ног до головы, задержав взгляд на несоответствующей погоде каблучной обуви.

– Ты кого сюда привел? Я тебе бордель, что ли! Ты…

От Андерсона разило просто невероятным количеством алкогольного пойла, и когда лейтенант наклонился, чтобы грубо схватить андроида за плечо, то едва не повалился на пол. Коннор аккуратно придержал Хэнка за талию и поставил обратно к стенке.

– Лейтенант, это мисс Гойл, – Коннора ситуация, в отличие от меня, не забавляла. Он говорил громко, и буквально разжевывал каждое слово. – Энтони Гойл.

Полное имя резко ударило по голове, словно обухом, и я с негодованием взглянула на андроида. Ему явно было не до моих нравоучений. Он аккуратно держал руку на плече Хэнка, пока тот отлипал от стены, чтобы выпрямиться и рассмотреть меня поближе.

– Не заливай мне тут, я знаю как выглядит Тони! – Тони? Так меня еще никто не называл. Немного пощурившись и пошатываясь на месте, совершенно пьяное лицо Хэнка озарила мысль. – Анна, ты что ль? Какого черта ты так вырядилась?

Я переглянулась с Коннором. Андроид не мог ответить на вопрос вместо меня, а я не хотела начинать разъяснять, что все еще являюсь женщиной, несмотря на все операции по смене генетического материала. Моя рукааккуратно обхватила плечо Андерсона.

– Хэнк, вы очень пьяны. Вам нужно привести себя в порядок или пойти выспаться.

– Верно… я пошел.

Буркнув эти слова, мужчина закрыл глаза и, не сгибаясь, с грохотом повалился на спину. Из его груди вырвался выбитый ударом воздух, но старика это совершенно не смущало. Мужчина что-то бурчал себе под нос, предаваясь сладким алкогольным сновидениям. Из-за стены выглянул Сумо. Окинув нас дружелюбным взглядом и чихнув в нашу сторону, пес принялся вылизывать лицо старика, щекоча его своим пушистым мехом.

– Его нужно отнести в ванную, – обреченно рассматривая Хэнка на полу, произнес Коннор. Его диод горел спокойным голубым цветом, и я ненароком заметила, что цвет диода тон в тон совпадает с цветом плечевой повязки на правой руке. Отличительные знаки «Киберлайф» были единственными, что выдавало в нем ненастоящего человека. В одно мгновение во мне взыграло желание вырвать этот проклятый диод и снять дурацкий пиджак. Так было проще воспринимать того, кто вызывал в тебе ядерную смесь самых разных чувств.

– С ума сошел? Посмотри, как он счастлив! – словно в подтверждение моих слов Хэнк на полу громко заурчал и заулыбался. – Вряд ли он скажет тебе спасибо, если ты его водой окатишь. Лучше отнести его в спальню. Пусть отсыпается.

Коннор согласно кивнул. Я медленно стащила себя каблуки и плащ, пока андроид поднимал полу-бездыханное тело с паркетного пола. Наконец, закинув одежду на диван в гостиной, я подошла к детективам. Коннор явно не мог справиться с этим наверняка ста-килограммовым, пьяным туловищем, и я, встав с другой стороны, закинула левую руку Хэнка себе на шею. Путь предстоял не близкий, но выполнить его стоило. И это было уже не веяние солдатской заботы относительно наставника. Андерсон был очень пьян, и почему-то вызывал жалость.

Шаг за шагом, мы преодолевали широкий коридор. Тело постоянно сползало вниз, и Коннор встряхивал его, чтобы поднять чуть выше. Мне казалось, что этот процесс никогда не закончится. Конечно, я была сильнее, чем раньше, и могла спокойно выдерживать крупный вес, но когда этот вес брыкается, бурчит и источает крупные пары алкоголя – вся сила сразу куда-то исчезает. Сумо наблюдательно следовал рядом, то и дело касаясь моих обнаженных ног своим мокрым носом.

– Чего я только… не делала в своей жизни. Однажды даже охраняла швейцарского шпица ее величества принцессы Меган, – ситуация отчего-то мне казалась комедийной и плачевной одновременно, и я решила вдруг поделиться своим опытом с Коннором. Андроид шел молча, время от времени подтягивая Хэнка вверх. – Но еще никогда мне не приходилось тащить пьяного старика в постель.

– Все бывает в первый раз, помните?

Помнила. И даже больше – вспоминала. Эту фразу Коннор бросил в тот вечер, когда забрался ко мне в дом и обнаружил меня за диагностикой. Этот тот вечер, когда я заметила, как истощается память. Тот вечер, когда красные буквы высвечивали результат, словно диагноз. Это было неприятно. Желание пошутить насчет комичности ситуации исчезло.

Комната лейтенанта была самая дальняя. В ней не горел свет, но лучи лампы из коридора освещали не заправленную белую постель. Наконец, преодолев весь этот путь, мы с силой повалили пьяного лейтенанта на кровать. Мужчина грузно плюхнулся лицом вниз, что-то бормоча себе под нос. Слабого света хватало, чтобы оглядеть комнату. Светлые стены, темный коричневый (возможно, черный) шкаф-купе. Здесь не было ничего лишнего. Этим лейтенант напоминал мне меня.

Пока андроид заботливо закидывал руки и ноги Андерсона на кровать, я медленно побрела по коридору в гостиную. Босые ступни ощущали холод светлого паркета, затекшие мышцы с благодарностью ныли в суставах. Каблуки были явно не моей стихией, но вряд ли солдатские тяжелые ботинки могли гармонично сочетаться с красным атласным платьем.

В гостиной оказался полный бардак. Три или четыре бутылки лежали рядом с обеденным столом, еще одна – у входной стены. На обеденном столе красовалось множество различного мусора: недоеденная китайская еда, коробка из-под пиццы, банка с арахисовым маслом с воткнутой в нее ложкой, еще несколько полу-полных бутылок с горячительной жидкостью. Открыв одну из них, я ощутила острый вкус шотландского виски. Должна была признаться, что хоть Андерсон и был алкоголиком – все же пил не дешевое размешенное пойло.

Пошарив в кухонном гарнитуре, я нашла прозрачный стакан и плеснула в него немного алкоголя. Я никогда не употребляла виски – во всех барах, что мне приходилось побывать, мне наливали исключительно вино по моей же просьбе, но здесь особого выбора не было. Желание накрыть собственный разум чем-то терпким не отпускало с самого моего появления в баре, однако это было сделать невозможно, хоть я и не теряла надежду.

Телевизор вещал о каком-то хоккейном матче. Команды давно состояли из специально разработанных андроидов, которые могли просчитывать каждый шаг и каждое свое решение. Идеальные игроки.

– Думаю, лейтенант проспит до утра, – Коннор внезапно запнулся, заметив в моей руке бокал с виски. Он вопросительно посмотрел мне в глаза, но я проигнорировала этот немой вопрос. Напротив, я нарочно сделала крупный глоток, ощущая жар растекающегося по телу напитка.

Андроид прошел по гостиной и уселся за стол. Я вновь стояла около маленькой фотографии светловолосого мальчишки, стоящей на покрытой пылью темной полке. Губы обжигало от горячительного напитка, в груди было так тепло и приятно, что на долю минуты мне показался видимый эффект от опьянения. Увы, его не наступало. И я вновь прильнула к бокалу, рассматривая фотографию.

Паренек светло улыбался, глядя ровно в камеру. Его волосы были всклокочены, как и у большинства детей этого возраста. Внезапно мне стало интересно, где он сейчас. Устроился ли работать по стопам отца, или ушел в другую сферу? Обзавелся ли семьей, или же выбрал путь одиночки? Почему не навещает отца? Только сейчас мне стало ясно, как много бы я отдала, чтобы вновь увидеть собственных родителей.

– Лейтенант очень много пьет, – оторвавшись от фотографии, я окинула взором лежащие на полу бутылки. Коннор, оторванный от своих мыслей, последовал моему примеру.

– У лейтенанта Андерсона есть своего рода личные проблемы, которые ему следовало бы решить. К сожалению, Хэнк редко прислушивается к чужому мнению.

Я хмыкнула, услышав эти слова. Всегда иное мнение, помнишь? Осматривать в гостиной больше было нечего. Сумо нервно тыкался холодным мокрым носом в мою ладонь, и я с улыбкой потрепала пса за шею. Внутри собаки звучали кряхтения, гудение и мычание, но пес был явно рад, что его гладили. Его шерсть приятно скользила между пальцев, и я на удивление отметила, насколько пес был чистым. Может Хэнк и бездарно относился к себе, но собаку он не обижал. В ее миске рядом с холодильником было много воды и еды.

– Что-то не так? – я села за стол напротив андроида, когда тот нахмурено сверлил в столе дырку своим взглядом. Янтарная жидкость трепетно отзывалась на все мои движения, омывая стенки прозрачного бокала.

– Детектив Рид назвал меня каким-то странным словом. “Коннор-питонор”. Что это означает?

– Это означает, что у него нет мозгов. Воспринимай это, как симптом того самого психического расстройства и не забивай свою голову.

Коннор благодарно улыбнулся, откинувшись на спинку стула и уложив одну руку на стол. На самом деле это и вправду было более, чем смешно и абсурдно. «Коннор-питонор». Такие прозвища обычно дают ранние подростки, восходя на пьедестал своего взросления. Это еще раз подтверждает догадку андроида по поводу психической нестабильности Гэвина Рида. Возможно, он даже и был стабилен, но стабилен в застрявшем двенадцатилетнем возрасте.

– Вы так и не ответили на вопрос, – я одумалась от своих раздумий по поводу Рида, и непонимающе посмотрела на Коннора. Он не отрывал от меня взгляд карих глаз, в которых блестело отражение телевизора. За темным зрачком изредка мелькали линзы, и мне вдруг стало интересно: а только линзы ли прячутся там, в голове?

Вопрос был только одним, и я его помнила. Гэвин сбил мой негативный настрой, появившись в баре в тот момент, когда андроид решил бесцеремонно поинтересоваться моим прошлым. Тогда мне хотелось отправить его бороздить океаны без шлюпки и весел, но сейчас, испытывая на себе внимательный завораживающий взгляд механических глаз, этого делать вдруг перехотелось. Я лишь съежилась на стуле, отодвинув от себя бокал и опустив взгляд на свои ладони.

– Если вы не захотите отвечать – не отвечайте. Я пойму это.

Его голос был приятным, как тихий щебет первых весенних птиц за закрытым окном. Я слышала, как шуршит его пиджак от каждого движения, слышала, как снова сходит с ума мое сердце. Только тахикардия теперь была не из-за сидящего напротив андроида с прекрасным обликом и внутренним миром, а от воспоминаний, что вырвались из-за закрытого забора прооперированного мозга.

– Я ведь с детства занималась борьбой, – начать было всегда сложно. Я сглотнула ком в горле и мельком глянула на Коннора. Он смотрел внимательно, кажется, даже боялся пошевелиться, лишь бы не спугнуть мой настрой на откровения. Мне это не нравилось, и в то же время я приходила в восторг. – Я уже говорила, что мой отец был военным. Они с мамой ждали сына, а получилась я. Но они и этому были счастливы. Мне было только шесть, когда отец отправил меня в школу с уклоном на физические подготовки.

Лицо отца всплыло перед глазами так резко, что я запнулась. У него были такие же зеленые глаза, как у меня. Он был высокого роста с идеальной мужской фигурой, но выпирающим из-под футболки животом. Он всегда держал маму за руки, и она играла на его контрасте, словно лед и огонь. Хрупкая, тонкая, такая же высокая. В темных карих глазах купалась радость и счастье, в то время как отец источал мужество и суровость. Но с ней он никогда не был грубым. Ее он любил до последнего дня.

Прошла минута прежде, чем я смогла продолжить. На душе было паршиво и отвратительно от того, что лица родителей не всплывали передо мной вот уже семь лет. Сейчас они смотрели на меня через пелену воспоминаний с укором и разочарованием. Коннор все так же сидел неподвижно, слегка откинув голову и не сводя с меня глаз. В какой-то момент меня посетила мысль, что вполне возможно это очередная психологическая уловка андроида-детектива. Возможно, именно так же перед ним сидел Хэнк, выплескивая все свои мысли, тревоги и страхи. Это чувство вдруг стало неприятным, но воспоминания захлестывали меня с новой силой, и остановить их уже не было возможности.

– Меня зачислили в колледж при подразделении в тринадцать лет. Отец очень гордился. Он был так рад… всегда радовался моим успехам. Мама тоже старалась поддержать меня, хоть со временем и стала менее терпеливо относиться к тому, что вместо математики и истории я познаю боевые искусства и строение огнестрельного оружия, – губы пересохли от выпитого алкоголя, и я нетерпеливо их облизнула. Помады уже давно не было. – Тогда же, с моим поступлением в колледж, мама родила мне брата. Дак. Отец даже не увидел собственного сына… его убили в боевой стычке на севере России через день после рождения.

По телевизору вещали о гигиенических средствах для новорожденных. Словно назло в лицо было брошено изображение счастливого маленького ребенка, от которого к горлу поступил еще один комок. Андроид заметил мое смятение. Его диод загорелся желтым, и экран телевизора потух.

– Мы остались втроем. Мама справлялась как могла, ей мало было маленького месячного ребенка, еще и мой подростковый возраст наступал. Скандалы, обиды… это все было так давно, но я помню все как вчера. Даже странно это все заново переживать. В пятнадцать лет, когда мне поступило предложение поступить в университет, в нашей семье стало еще на одного меньше. Маму сбила машина. Скорая даже не успела приехать, она скончалась на месте.

Я отвернулась от Коннора. Слез на глазах не было, померкнувшее лицо матери вызывало во мне волну страха и отчаяния. Я не хотела, чтобы андроид видел это. Ему вообще следовало меньше видеть мое лицо. Может, внутри себя я уже и признала, что была дефектной, то на поверхности я старалась убедить себя в обратном.

– Я осталась одна с двухлетним братом. Нас могли отправить по разные приюты, ведь я не могла быть опекуном в силу возраста. Но тогда нас выручила бабушка по маминой линии. Она приехала с другого конца страны и взяла опекунство на себя. Я училась в университете, бабушка присматривала за братом. Государственной поддержки хватало на жизнь, но проблемы состояли совсем не в этом. Бабушка была стара. Ей было больше восьмидесяти лет. Всегда говорила, что на небе ее ждут молодые горячие парни. Она была зажигательной, – память об усопшей бабуле стали чем-то иронично-грустным, и я усмехнулась. Андроид не двигался. Единственным признаком жизни были в этом создании – это светящийся диод и изредка хлопающие ресницы. – Она смогла продержаться до моего восемнадцатилетия, и тоже ушла. Оставила нас, как и все… мы и вправду остались вдвоем. Ближе к двадцати годам я узнала о военно-генетическом проекте подразделения, и порой даже представляла себя одним из их бойцов. Моих успехов и достижений хватало, чтобы руководство взглянуло на меня с военной стороны, но я даже и мысли не допускала, чтобы фантазии об участии становились реальностью. У меня был маленький семилетний брат, было море друзей, я была счастлива, хоть и потеряла гораздо больше.

В комнате воцарилась тишина. Я смотрела на свои ладони, изучала их линии и пересечения, старалась рассмотреть каждую клеточку кожи. Дальнейшие воспоминания отказывались возобновляться мозгом, но этого и не требовалось – я знала все это и без участия памяти. Знала, но не вспоминала об этом целых семь лет.

– Дак мертв. Верно? – я резко подняла свой взгляд на Коннора и заметила, насколько настойчив был его взгляд. Он выразил ту мысль, что я боялась произнести вслух. Его вопрос и не был вопросом. Это было утверждение, которое не нуждалось в пояснении.

– Он был таким светлым и добрым. Всегда тянул ко мне свои руки, называл любимой сестрой. Словно бы у него были другие… а когда злился – кидался своими игрушками. Хотел пойти по моим стопам. Как-то ночью в дом пробрался вор. Искал, чтобы продать на очередную дозу красного льда. Дак спустился вниз, не знаю зачем, может, хотел выпить воды. Эта сволочь даже не дала ему вскрикнуть. Всадила пару раз в живот ножом. Шум я услышала, но когда выбежала вниз – Дак уже истекал на полу кровью. Вор и на мне оставил шрам.

– Тот, что под ухом? – осторожно уточнил андроид. Он смотрел заинтересованным и трепетным взглядом в место, где начинался рубец. Его черная прядка волос спустилась на уголок левого глаза, но он и не думал ее убирать. Он был слишком захвачен историей, которую слушал в первый и последний раз.

– Не все шрамы лежат на поверхности. Дак у меня на руках умирал. Захлебывался в крови, он не успел мне ничего сказать. Он даже не увидел этот мир…

Продолжать было сложно. Я глубоко вдохнула воздух, и вновь уставилась на свои руки. Рассказывать все пережитое с вновь наступившими чувствами было тяжело. Раньше я делилась подобной информацией с психологами – это требовал регламент диагностики на базе. Но если сейчас я буквально грозилась утопиться в слезах, то тогда я не чувствовала абсолютно ничего. Лишь холод и безбрежность.

Темные струящиеся волосы приятно охлаждали спину. Желудок остро желал еще дозы алкоголя, но я удерживала мозг от необдуманных решений. Коннор все так же смотрел на меня, ждал, что я скажу что-то еще, но вместо этого он встречал только отчуждение. Я видела в нем все самое прекрасное в этом мире: удивительный взгляд завораживающих глаз; длинную, но мужественную шею; черные, как смоль, волосы, уложенные назад с выбившейся вперед прядкой. Мне очень хотелось протянуть руку и убрать ее обратно за ухо, но этого делать точно не стоило. Ведь я все еще старалась сохранить рассудок.

– У меня был сын. Коул, – пьяный голос Андерсона прозвучал так внезапно, что мы оба дернулись. Хэнк едва стоял на ногах, держась за стену коридора, но его глаза были более-менее трезвы. Он подошел к столу и плюхнулся на свободный стул. Коннор чувствовал себя напряженно. Именно ему предстоит ловить пьяного офицера в случае, если тот упадет. – Ему было бы сейчас девять лет. Три года назад нас занесло в кювет, была зима, как сейчас. Оперировал андроид.

Продолжение было ясно, как восхождение солнца с востока. Я с грустью посмотрела на стоящую вдалеке фотографию, и ощутила острый укол совести. Хэнк запивал свое горе, а я его корила. Кому-кому, но точно не мне было осуждать человека за способы его ухода от проблем.

Тишина была напряженной, но приятной. В атмосфере таилась скрытая связь между тремя сидящими за столом существами, и где-то в этом было нечто прекрасное. Коннор смотрел в стену, я изучала его руки. Хэнк время от времени булькал и бросал на меня свои косые взгляды. Через некоторое время отключающийся старик вновь открыл рот, но на этот раз не для истории своей жизни или очередной гневной тирады:

– Я был не прав.

Слова не были наполнены грустью, сокрушением или чувством вины. Они были полны искренности, пронзительности и алкогольного запаха. Ни я, ни Коннор не стали отвечать. Да, это не было извинениями, но именно так они звучало с уст язвительного лейтенанта. Мужчина не был способен правильно выражать положительные эмоции. Это было простительно.

Через минуту гостиная наполнилась тихим храпом. Хэнк быстро уснул, развалившись на своем стуле, словно звезда рок-сцены. Мы молча смотрели на мужчину, как на редкий экспонат.

– Мне очень жаль, – внезапно произнес Коннор. Он вновь вернул на меня свой взгляд темных глаз, и я ощутила новый приступ страха и благоговения. – Правда. Я никогда никого не терял, но понимаю, как тяжело подобное переживается людьми.

– Я не вспоминала об этом семь лет. Хирургия и генетика способна изменить тело, но не способна стереть прошлое, да? Письмо с приглашением в ряды солдат мне пришло через один день. Руководство тщательно следило за жизнью своих потенциальных будущих бойцов, и потому они среагировали быстро. Я даже не задумывалась. Подписывала бумаги и соглашения, а сама пыталась унять дрожащую руку.

– Вот почему вас взяли в подразделение, несмотря на вашу гендерную принадлежность.

– Потеря близкого – всегда сильный мотиватор.

Андроид не ответил. Он покосился на всхрапнувшего рядом Хэнка, и черная прядь волос колыхнулась от этого движения. У меня определенно чесались руки. Я хотела убрать ее с глаз подальше, даже не хотела – чувствовала, что должна это сделать. Рефлекторно сцепив руки вместе от греха подальше, я с силой оторвала взгляд от черт лица Коннора и посмотрела на Хэнка. Тот был далеко не идеальным. Морщинки по всему лицу, намозоленные трудовые руки, слипшиеся концы седых волос, спутанная борода. Лицезреть его было не так приятно, как рассматривать андроида, но зато это успокаивало разум.

– Возможно, я сейчас скажу не совсем хорошую вещь, – Коннор, как и я, смотрел на Хэнка. – Но я должен это сделать.

Я вновь вернула взгляд на Коннора. Его черный галстук слегка сполз с шеи, взор чистых глаз впивался прямо в душу. Как я могла раньше признать в нем волка в овечьей шкуре? Он был кем угодно: навострившейся ланью, весенним ветром, прохладным глотком воды в жаркую погоду – кем и чем угодно, но точно не волком. Мне хотелось купаться в его внимании круглые сутки, ощущать на себе его взгляд, слышать его голос. Это приводило в ужас покалеченного солдата.

– Я не могу не заметить некоторые схожести между вами и мной, – он слегка мотнул головой, поясняя свою мысль. От этого движения у меня внутри все сжалось. – Вы созданы на основе генной инженерии, я – благодаря высококачественным технологиям. Вы стремитесь выполнить свою задачу, хоть и более жестокими способами. Вы так же не сыскали признания окружающих, как и я. Вы так же не должны чувствовать.

«Не должны». Это было главное во всей его речи. Я ощутила вину перед самой собой. Я не должна. И он знал, что я не должна. Лишь не должна.

– Признаюсь честно, поначалу мне это доставляло дискомфорт, и я выбирал неверные тактики поведения. Но сейчас я должен у вас спросить. Вы испытываете тоже самое?

Его сощуренные глаза пронзали все тело. Я не хотела отвечать на вопрос, даже больше – я хотела его избегать. Он же жаждал честного ответа, и я знала почему. Его пугало все это. Пугало то, что происходит внутри, пугали новообразования, страшило будущее. Но больше всего его пугало то, что он испытывает это все в одиночестве.

– Я отвечу тебе, когда ты сможешь найти ответ о своей стоимости, Коннор.

– Я в процессе, ‒ дружелюбно произнес андроид. Он ожидал чего угодно, но точно не такого хода.

– Мне пора домой.

– Я могу вас проводить?

Завидев мои сборы, андроид подскочил на месте, чем вызвал незамедлительную реакцию Андерсона. Лейтенант что-то пробубнил себе под нос, рыская рукой там, где только что сидел Коннор.

– Ему ты явно нужнее, – я с улыбкой указала на Хэнка.

Когда каблуки вновь сжали стопы в тиски, а плащ был накинут поверх красного платья, я аккуратно потрепала спящего на своем пуфике Сумо. Пес покряхтел и перевернулся на спину, открывая свое пузо. Уже у входа я вновь ощутила надвигающуюся морозную бурю снаружи и четкое нежелание уходить внутри. Но мне следовало это сделать. Коннор-катана был не чищен, и где-то в голове его слабый голос настойчиво вызывал меня к себе.

– Анна.

Я обернулась и обнаружила Коннора у выхода из гостиной. Его взгляд был смущенным и нахмуренным, кажется, он даже сам не понимал, почему вдруг решил меня окликнуть. Пиджак местами помялся после преодоления коридора с пьяным телом на левом плече. Я терпеливо стояла и смотрела в его карие, глубокие глаза. Мне хотелось услышать хоть что-то, буквально что угодно! Вместе с этим внутренний холодный рассудок больно сжимал мой разум в тиски, не давая воли эмоциям.

– Доброй ночи, – с каким-то разочарованием произнес Коннор.

Мой голос дрожал, я чувствовала это в голосовых связках, и потому натянуто улыбнулась. Мне хотелось убраться отсюда подальше. Дальше от этого андроида с его изящным лицом и удивительным внутренним миром, дальше от этого треклятого дома откровений, дальше от этого города, дальше от этой планеты. Я ненавидела все и всех, но в большей степени себя за свою бесхребетность.

Уличный морозный ветер встретил меня комом снега, брошенного в лицо. Легкие вздохнули воздуха, и тело поплыло в мурашках. Мне предстоял длинный путь. Такси вызвать не хотелось, и потому ноги спешно шагали по белому тротуару, сгребая снега каблуками. На дворе была ночь, люди все спали. Улицы были темны, лишь фонари придавали этому городу жизнь. Я шла долго, натыкаясь каждый раз на новую порцию снега и ветра, но мне удалось достичь дома меньше, чем за сорок минут. Тело продрогло, но я не замерзла. Сорока минут на пятнадцатиградусном морозе было слишком мало, чтобы заставить мой организм испытать критический холод.

Коннор-катана встретил меня мягким голосом нетерпения на своей стойке. Я стащила с себя каблуки, плащ и платье, и бросила все это на спинку испачканного разного цвета кровью кресла. Сон совершенно не шел. Перед глазами вперемешку мелькали голоса и лики родных, давно ушедших людей, вместе с ними где-то на фоне звучал мягкий, успокаивающий голос андроида. Он словно вишенка на торте замыкал круг размешенных в коктейле эмоций. По щеке прокатилась слеза. Я с удивлением стерла ее рукой и осмотрела влагу, оставшуюся на ладони. Она была настоящей, чистой, соленой. Слеза была вызвана не болью, но ужасом, в котором пребывала моя психика.

Спустя час я все же уселась перед зеркалом с катаной в руках. Заявление о поврежденном аппарате диагностики было отправлено в тот же вечер, но подвал от этого не стал казаться безопасным. Я даже заперла его на ключ, лишь бы не представлять себе, как оттуда приходит армия солдат с оружием наперевес.

Коннор мягко отбросил блеск в мои глаза, заставив очнуться от мысли и продолжить чистку. Я старательно натирала рукоятку, осматривала лезвие, изучала баланс между лезвием и рукоятью. Но это не приносило мне облегчение. Я лишь сильнее топилась в ворохе мыслей о прошлом, настоящем и будущем. Последнее, к сожалению, не радовало.

В очередной раз прикоснувшись к рукоятке, я резко ощутила странное чувство. Ее нагретая от моего собственного тепла кожа напомнила мне о протянутой руке Коннора в том баре. Он смотрел мне в глаза, приглашая на танец на полном серьезе. Он ждал от меня ответа, ждал, что же я сделаю, как поступлю. Позволю ли увлечь себя в его руки, позволю ли вести меня в танце, мерно покачиваясь в такт грустной мелодии. Он ждал ответа. Положительного ответа. И лишь сейчас я вспомнила, как мелькнуло непонимание и обида в его темных глазах, когда я произнесла слово «Нет». Сейчас же я почувствовала, как пожалела о решении не ощущать его тепло на своем собственном теле.

========== Эпизод VII. Я - человек? (резиденция Элайджа Камски) ==========

Комментарий к Эпизод VII. Я - человек? (резиденция Элайджа Камски)

Здравствуйте, поклонники Детройта!

хочу выразить благодарность за то, что вы помогаете мне искать мои ошибки! я просматриваю текста, но порой все же что-то уходит от моего глаза. спасибо вам большое за оповещения, они и вправду очень важны!)

мне приятно, что вы болеете этим миром так же, как и я. история человека, андроида и солдата будет длится вечно в наших головах даже через десятки лет (в моей то уж точно). с каждым днем эта история углубляется, с каждым днем изменяется мир вокруг него. очень надеюсь, что вы пройдете этот путь вместе со мной до конца!)

все, во имя свободы!

Ночное небо было на удивление чистым. Блеклые звезды освещали город тусклым светом, но на помощь им приходил широкий диск яркой луны. Коннор-катана был полностью отчищен от отпечатков моих же рук. Ее тихий голос в голове буквально благодарил меня и стонал от каждого моего прикосновения полиролью к лезвию. Она получала удовольствие, и вместе с ней успокаивались и мои нервы. Перед глазами все еще стояла протянутая механическая рука, сознание воспроизводило проклятую удушающую мелодию. Всем своим внутренним миром я жалела об отказе андроиду в танце, но в это же время искалеченный, уже полностью поглощенный страхом солдат внутри старался выбраться из-под давления взявших надо мной власть чувств. Он, захлебываясь в своей крови, шептал мне о правильном поступке и об увеличении шансов на положительное, динамичное будущее в подразделении. Я слушала его с упоением, ощущала нарастающую надежду, однако на деле понимала – это лишь иллюзия. Вернуть все как было уже невозможно.

Лечь в постель получилось только в час ночи. Все окна были плотно зашторены, и в комнате царил мрак. На уши давила тишина, лишь редкие проезжающие где-то вдалеке машины доносили до меня тихие, затухающие в темноте звуки двигателей. Сон не шел. Я пыталась считать овец, пыталась посчитать до ста. Все было бестолку. Организм находился в покое, и сердце не отбивало внутри груди чечетку, но страдало не оно. Страдал разум.

Возможно, все было не так плохо… после завершения работы я вернусь в подразделение, вновь подпишу бумаги и лягу на стол. Вернуться вновь в мир, полный боли, разочарований и страха было мне не по силам. Лучше покинуть этот мир, стараясь вернуть все назад.

Спустя час меня уволокла темнота. Снов не снилось. Я лишь купалась в черной мгле, безмерно брела в пустом пространстве. Меня преследовало ощущение чьего-то присутствия, чьего-то терпкого взгляда на моей спине, но стоило обернуться, как взгляд встречала обычная всепоглощающая тьма.

– Анна!

Я резко развернулась на сто восемьдесят градусов. Внутри груди образовалась дыра, в которую вот-вот свалится захлебывающееся в учащенном ритме сердце. Голос, окликнувший меня, не был громким или тихим. Он не принадлежал женщине или мужчине, не принадлежал этому миру, и в то же время в нем я могла услышать голос любого ранее встреченного мне человека или андроида. Он прозвучал в моей голове, словно резкий порыв ветра. Я хотела открыть рот и окликнуть темноту, но вместо этого из горла вырвался хрип. Легкие резко сжались. Кислород перестал поступать в мозг, и перед глазами осыпались тысячи, нет, миллионы черных и белых вспышек! Я медленно осела на пол, сдерживая собственное горло, как будто бы пыталась найти на них сцепленные смертью пальцы. Из груди доносились хриплые, скрипящие звуки, и я была готова уже потерять сознание в собственном сне, как вдруг тьма расступилась.

Я лежала на полу. Холодный паркет охлаждал разгоряченную кожу рук и ног. Копна длинных жестких волос растрепалась по моему лицу. Сердце все еще билось в конвульсиях, а легкие жадно глотали воздух, не имея возможности его обработать. Перед глазами уже не было черных и белых вспышек, но были бликующие разноцветные круги, от которых мозг тщательно старался избавиться, призывая органы к спокойствию. Я лежала на животе, едва ли не обнимая пол распростертыми руками и совершенно не хотела подниматься. Постепенно организм пришел в норму, и я встала на ноги.

В комнате была абсолютная темнота. Редкие лучи луны пробивались сквозь щель между плотными шторами, и этого хватало, чтобы осмотреть себя в зеркале. Блестящие нездоровьем глаза, вымученные бессонницей и нехваткой кислорода. Спутанные волосы, комом лежащие на опущенных, сутулых плечах. Прерывисто вздымающаяся грудная клетка, все еще жадно глотающая воздух. Светлые, блестящие дорожки от слез… вызванные страхом и отсутствием кислорода одновременно.

Где-то в глубине гостиной послышался голос Коннора-катаны. Она словно встревоженная мать взывала меня к себе, желала очутиться в моих руках и успокоить истерзанную душу. Я преодолела коридор в темноте и встала напротив стойки с оружием. Катана не блестела в лучах лунного света. Ее блеск мерк во тьме, но все еще взывал к моим рукам. Рука рефлекторно сняла Коннора со стойки и прижала к своей груди.

Прикосновение подействовало, как морфин. В сонных глазах вновь поплыл мир, и я, чувствуя успокаивающее сердце, вернулась обратно в спальню. Одеяло на кровати грузилось огромной, собранной в кучу тканью. Я аккуратно расправила постель и, оставив правую сторону без одеяла, бережно уложила катану на матрас. Оружие податливо опустилось на белую простыню. Мне очень хотелось сжать ее в руках, чтобы ощутить хоть какое-то чувство безопасности, пусть даже самое ложное. Но вместо этого я опустилась рядом на подушку и безбрежно оглядела катану от рукоятки до кончика острия.

В ее непоколебимой стойкости можно было разглядеть уверенность хозяина имени, однако сейчас эти свойства существенно разнились. Коннор больше не был в себе уверен. Это можно было прочитать на его лице, где удрученно хмурились брови, щурились от внутренних сомнений глаза, беззвучно открывались и закрывались губы. Даже, казалось, его искусственные легкие начали работать быстрее, имитируя встревоженное перепуганное дыхание.

Прокручивая весь прошедший день, я отмечала все новые странности в поведении андроида, которые раньше ускользали от моего внимания. Он видел в нас одинаковые черты, и в этом я была с ним не согласна. Да, мы выполняли одну и ту же работу разными методами, имели определенные задачи и цели, владели свойствами механического мозга. Но было то, что сводило все эти схожести на «нет». Он никогда не чувствовал и не мог это делать в силу своего строения. Я чувствовала… и бежала от этого как можно дальше, не желая возвращаться в одиночество.

Сон забирал меня мерно, под звуки растекающихся по сознанию мыслей. Сновидений мне не снилось. Коннор-катана отгонял весь этот враждебный мир, охраняя мое спокойствие. Мне удалось выспаться еще четыре часа. Но когда в шесть часов утра, когда на дворе все еще стояла тьма, из гостиной послышался шум – катана словно напела мне в ухо предупреждающим голосом. Я медленно открыла глаза и, осмотрев оружие рядом, не сразу поняла в чем дело. Через минуту до меня донесся уверенный, но торопливый стук во входную дверь.

Внутри все резко похолодело. Разум рисовал самые странные теория возникновения этого звука. Никто из соседей не станет посещать меня в шесть утра, особенно учитывая, что я их не знаю и по улице наверняка ходят слухи о моем увлечении оружием благодаря сидящим дома домохозяйкам. Это не мог быть Коннор, если только не случилось что-то срочное, например, с Хэнком. А учитывая, что о моем месте жительства знали только андроид с лейтенантом, соседи и подразделение – оставался только один вариант. За мной пришли.

Я аккуратно выбралась из постели. В темноте было сложно бродить по дому, но я шла очень медленно из-за нарастающего внутри страха. Они получили результаты. Они знали о моей проблеме. Они пришли забрать меня обратно в штаб для более глубокой диагностики, а это значит, что Детройт будет для меня закрыт. Детройт и все живущие здесь существа.

В гостиной было светлее, чем в комнате. Занавески я так и не заменила, из-за чего свет луны освещал полностью все стены. На обеденном столе лежал блок-наушник. Из его динамика звучал противный, высокий писк, означающий вызов администрации к солдату. Дверь все еще содрогалась от нетерпеливых, но осторожных ударов. Внутри все наливалось тяжестью, словно кто-то заполнял мои жилы жидким свинцом. Сон сошел с лица, и я отчаянно взывала к себе внутренние солдатские рефлексы. Ничего не работало. Мозг отказывался помогать мне в избегании взысканий, обычно просчитывая пути отхода, он сразу подбрасывал мне несколько вариантов. Сейчас я стояла посреди гостиной, как вкопанная и совершенно не понимала, что мне делать. Прыгать в окно? Закрыться в подвале? Спрятаться под кроватью? Каждый собственный вариант был лишь сплошной пародией на самоконтроль. Такими вариантами пользуются только глупенькие девочки из фильмов про маньяков-убийц.

– Все хорошо, – я закрыла глаза и выровняла сбившееся от страха дыхание. Перед глазами уже рисовалась картина, как меня запихивают в машину трое солдат и отправляют обратно на базу прямо в домашней одежде. – Ты знала, что иначе быть не может.

Дрожащей рукой я подняла блок-наушник и надела его. Писк тут же сменился тихим гудком в голове, и на том конце провода послышался слащавый женский голос администратора-программы. Как только наушник оказался в положенном ему месте, в дверь перестали стучать.

– Доброе утро, Энтони.

Я подождала всего секунду, чтобы совладать с голосом. Нельзя было разговаривать с администратором испуганным, явно не здоровым тоном.

– Доброе утро.

– Примите техника для настройки аппаратуры диагностики.

Уже? Не рано ли? От пережитого страха мне захотелось обругать администратора и поинтересоваться, а почему это техник не пришел раньше, например, в три утра? Однако делать этого не следовало – любое изменение в моем голосе могло повлечь за собой только один единственный исход.

Отложив наушник обратно на стол, я, все так же в темноте, на цыпочках подошла к двери. На починку аппаратуры уходит не меньше двух недель, ведь подразделению приходилось не просто настроить, но найти технику, подготовить к использованию, перевезти и подключить. И если на последнее уходило не больше получаса, то все предыдущие действия выполнялись очень долго. Однако перед моим домом кто-то стоял, и блок-наушник уверял меня – все безопасно, на связи техник.

В голове рисовались самые разные варианты. Это могла быть проверка, означающая, что свыше получили мои данные и теперь решают, а стоит ли весь этот сыр-бор с неожиданным всплеском чувств внимания. Это мог быть рейд, и сейчас за дверями стоит не только техник, но и десяток взращенных машин-убийц, готовых разнести этот дом к чертям в случае сопротивления. Это мог быть сон. Всего лишь сон, который никак не прекращается, в котором я не вставала с постели и не бродила по комнатам. Это могло быть чем угодно. Надеюсь, не тем, где мне предстоит покинуть город и лечь на хирургический стол.

В двери был встроен глазок. Достать для него было трудно с моим-то ростом, но я приподнялась вверх на носочках и прищурилась. Перед дверью стоял темный силуэт в кепке с крупной коробкой наперевес. Крыльцо не имело освещения, и потому лица человека не было видно. Не говоря уже о том, что свет уличных фонарей зловеще освещал темный силуэт сзади. Силуэт повернул голову в сторону на какой-то звук, и я отметила, что это мужчина. Один. Без сопровождающего отряда машин-убийц.

Вдохнув в себя воздух, я оторвалась от глазка и запустила руки в волосы. Сумасшедшее сердце больно толкало сгустки крови по артериям, и я чувствовала, что в любой момент могу начать задыхаться от страха. Прибытие техника так рано из самого штата Иллинойс говорило о том, что все мои отчеты и донесения просматриваются, однако ответной реакции руководства на мои результаты не следовало. А это значит, что человек, стоящий за дверью, мог быть прислан не только для починки аппаратуры. Он пришел, чтобы проверить меня.

Облизнув губы, я выпрямила спину, распушила волосы и стерла абсолютно все эмоции со своего лица. За семь лет мышцы были натренированы этим безразличным выражением лица, и сделать морду «кирпичом» мне не составляло проблем. Другой вопрос состоял в голосе. Истеричный мышечный орган, движущий кровь по жилам, не давал организму покоя, и голосовые связки искажали свою работу под действием неравномерно бьющегося потока крови. В голове творилось страшное. Единственной моей надеждой было отсутствие длительного контакта с работником. Придется изрядно побегать от техника и его взглядов.

Щелкнув по выключателю, я включила свет в гостиной. Холодный металл дверной ручки, казалось, вот-вот откусит мою руку, но я перебарывала внутренние страхи перед встречей с собственной жизнью. В глубине двери щелкнул замок. Дверь распахнулась настежь.

Мужчина, резко оторвав свой взгляд от улицы, перевел его на меня. Свет из гостиной больно ударил по его лицу, и тот защурился, стараясь не уронить черную крупную коробку. Я покорно отошла в гостиную и, не сказав ни слова, дала пройти технику внутрь.

Рабочая одежда подразделения была отчасти одинакова у всех представителей и должностей. Если солдаты носили специальные черные комбинезоны с золотой металлической эмблемой на груди, то у иных работников это мог быть черный пиджак, черный халат, даже черное платье у женщин административного назначения. Главными отличительными чертами были всегда темный оттенок и знак подразделения в виде красной или золотой эмблемы. Техники были наиболее схожи с обмундированием солдат. Не такой утягивающий черный комбинезон рабочего, светлая футболка. К рабочей форме прибавлялась черная кепка, на которой чаще всего красовался красный круг со звездами и перекрещенными катанами.

– Доброе утро, мэм, – безучастно отозвался мужчина. Его щеки на круглом лице покрывало морозное покраснение, через кожу пробивалась свежая щетина. Техник бесцеремонно прошел в дом.

Пожелание доброго утра было брошено, как кость разъяренной собаке. Мне срочно хотелось язвительно ответить насчет положительности этого утра из-за внезапного вторжения в шесть часов утра, когда даже еще солнце не начало просыпаться. Но я сдержалась, смотря в практически черные глаза техника безэмоциональном взором. Внутри бушевал страх, я чувствовала, как наливаются ноги.

– Доброе утро, – я подошла к обеденному столу и положила на него руку. Касание холодного лакированного дерева приносило мне хоть какое-то чувство безопасности.

– Я разбудил вас, наверное.

Техник смотрел на меня, не сводя глаз. Он был доброжелателен, спокоен и улыбчив, но в этих словах ясно слышалось «я буду наблюдать за твоим поведением все утро, милая, и не дай бог ты что нет так сморозишь». В ответ на неловкое замечание мужчины я пожала плечами, сонно похлопав глазами. От солдата во мне осталось мало, однако пробыв им столь долго время было не трудно представить, как вести себя на месте лишенного чувств человека.

Техник ожидал моей реакции. В какой-то момент мое безучастное состояние ему начало приносить дискомфорт, и мужчина судорожно повел плечами. Они, к сожалению, чувств лишены не были. Даже самым заядлым работникам подразделения всегда было дискомфортно с такими, как я.

– Куда мне идти?

– Подвал там, – я пальцем указала на дверь.

Шаркающие шаги полуботинок техника прозвучали как гром среди ясного неба. Из подвала доносился тихий, но укоризненный голос сломанной аппаратуры, однако на самом деле пугало не это. В голове тут же всплыли воспоминания о маленьком медном ключе в моей руке. Ключе, который совсем недавно закрывал замок на треклятой деревянной двери. Сердце вновь сделало несколько неравномерных ударов, и я ощутила как на лбу проступила испарина.

– Дверь закрыта, – несмотря на состояние организма, я все же смогла выпалить эти слова на ровном тоне. Техник, придерживая рукой коробку на согнутой ноге, уже хотел взяться за ручку, как тут же повернулся ко мне. В его глазах заплескалось сомнение, и я почувствовала, как в голове вновь начинают взрываться белые и черные вспышки. – Мне пришлось закрыть на замок.

Техник едва открыл рот, чтобы что-то сказать, как я, схватив ключи со стола, резвым движением подошла и отперла замок. Деревянная высокаядверь скрипнула и ушла вглубь лестницы.

– В чем была такая нужда?

Он смотрел на меня, как палач смотрит на жертву. В его взгляде можно было прочесть триумф или даже азарт, он словно только что выиграл джек-пот и та самая дружелюбная улыбка превратилась в шакалий оскал. Земля уходила из под ног. Мне срочно было нужно что-то придумать! Сказать про лишние глаза? Нельзя! Просто промолчать? Тем более подозрительно. Грубо указать на то, что он здесь для выполнения работы, а не допроса? Это все равно что подписать себе смертный приговор. Ощущая дрожь в коленках, я не переставала смотреть прямо в глаза мужчины. Его уверенность постепенно спадала под пронзительным взглядом зеленых глаз, улыбка постепенно начала сползать.

– Разве этого не требует регламент? – безучастно поинтересовалась я.

Улыбка с лица мужчины исчезла окончательно. Он несколько раз откашлялся и, держа довольно тяжелую коробку, медленно опускался вниз по темной лестнице.

Нет. Этого не требовал регламент. Но ведь техники не знали всех регламентов и правил поведения солдат, тем более относительно случаев нападения на бойца в его же доме. Неточности и не состыковки в системе общих знаний подразделения сыграли мне на руку. Они, сами того не понимая, обеспечили мне путь отхода, хоть впереди еще была целая битва.

В подвале и вправду было темно. Обычно свет был выключен, так как освещения от трех мониторов хватало на всю маленькую комнатку, но сейчас темные стены хранили полный мрак. В глубине послышался щелчок выключателя. Теплый свет озарил комнату, и я буквально представила, в каком ужасе сейчас находится техник. Я могла лишь видеть его спину, стоя на верхней ступени и глотать воздух взбешенными легкими. Процессор так и лежал на бетонном полу подвала, покрытый белой сеточкой трещин. Я понимала, каково сейчас может быть технику. Это все равно что любить Range Rover и смотреть, как какой-то псих разбивает машину металлической битой.

Рано или поздно мне предстояло объяснить ситуацию. Оказаться вместе с этим парнем в одном узком подвале было крайне нежелательно. Организм и так пребывал в полнейшем ужасе преждевременного появления подразделения в доме, и узкое пространство этот ужас только увеличит. Оставалось надеяться, что в приступе паники мозг не спровоцирует мышцы на рефлекторное убийство главного на данный момент источника опасности. Мне не хотелось убивать техника. Даже не потому, что это могло повлечь за собой невероятную реакцию со стороны подразделения вплоть до моей смерти, но потому что техник был самым обычным человеком. У него наверняка была семья, дети, собака или кот. Его могли ждать дома… ввергать его близких в тот кипящий котел, в котором пришлось побывать мне, не хотелось.

Набравшись воздуха и силой усмирив свое сердце, я медленно спустилась в подвал. Холодный бетон охлаждал голые ступни. Разгоряченная кровь согревала мою плоть, и оттого холод вызывал мелкое покалывание в каждой клетке. Когда же я оказалась в подвале, мужчина уже отключал поврежденный процессор от основной аппаратуры диагностики.

– Процессор не поврежден, – техник не видел меня, сидя у разбитого монитора ко мне спиной. Он осматривал его со всех сторон, отключал все кабели, доставал жесткие диски. – Разбился только экран. Но я все равно принес новый, так что будет проще заменить, чем починить. Как вообще получилось, что экран в подвале разбился? Вряд ли это был ветер.

Я ожидала этого вопроса. Ещё проводя пальцем над экраном я понимала — возникнет много недосказанности. Вариант ответа был для меня подготовлен заранее. Ещё тогда, я, умиротворенная освободившимися от нужды диагностики телом и разумом, мгновенно просчитала тот ответ, который будет наиболее подходящим в моём случае. В какой-то степени этот ответ не был враньем. Доля правды в нём всё же была. Тем более, что я использовала его основе того, что запомнила моя память.

— Ко мне в дом забрался вор. Наверное, вор. Это был соседский мальчишка.

— Надо же. И как он в подвале оказался, я могу узнать?

Техник не смотрел на меня. Он собирал уже новый процессор, бережно осматривал его после транспортировки, проверял целостность деталей. Он интересовался историей уничтожение техники словно вскользь, но я-то понимала, что на самом деле это проверка. Мне оставалось только стоять в стороне и отвечать на вопросы совершенно незнакомого мне человека.

— Залез в дом через открытое окно. Я была на промежуточной диагностике, — сердце внутри перестало биться совсем. Каждый шорох одежды или рук техника, каждый его шаг вызывал во мне просто невероятный страх, но я держалась. И держалась довольно хорошо. — Спустился в подвал, а когда увидел меня – испугался.

Мужчина хмыкнул, но ничего не ответил. Он уже ставил новый монитор на место старого. Старый безбрежно отправился в черную коробку, бликуя переливами и осколками своего побитого стеклянного экрана. Мне было не комфортно. Пока техник занимался своими делами, я то и дело переминалась с ноги на ногу. Мышцы требовали уйти как можно скорее, покинуть этот треклятый подвал, возможно, даже запереть на ключ и оставить этого техника гнить в тишине и голоде. Я чувствовала, как схожу с ума. Страх был мне знаком не понаслышке — я ощущала его каждый раз рядом с Коннором, источающим слишком сильное влияние на мою жизнь. Настолько сильное, что это пугало до смерти. Но этот страх не шел в сравнение с тем, что сковал мое тело в бетонном подвале. Техник не просто источал запах проблем. Он буквально вонял смертью и уходящим от меня временем.

— Я даже не знаю, что меня больше смущает, — растянуто и тихо произнес техник. Его лицо скрыла кепка, но я понимала, что под ней скрывается взгляд хищных глаз. — То, что соседи забираются к вам в дом, или то, что в такой мороз у вас окно открыто.

Козырек кепки пополз вверх, и в мою сторону устремился пронзительный взор. Освещение в подвале было слабым. И без того темные глаза мужчины казались мне совершенно черными, лишенными зрачков. Его руки машинально вкручивали провода в процессор, в то время, когда его внимание было направленно в мою сторону. Только сейчас я заметила, как из-под кепки выбиваются седые пряди. Он не смотрелся старым, но и молодым явно не был.

— Мы в Мичигане, сэр. Люди не везде блистают своей воспитанностью. А насчет окна вы зря так отзываетесь. Если вы не заметили, то здешние стены буквально пропитаны запахом чистящих средств. Даже мне иногда нужен свежий воздух.

— И вправду, никогда не смотрел на это с такой стороны, — на лице техника вдруг мелькнуло прояснение, и он хмыкнул. Кажется, он был доволен ответом. Это все, что мне сейчас требовалось.

— Может, желаете кофе или чай?

— Кофе, будьте добры. Мне еще назад ехать. Хотя я очень устал… мне следовало бы отдохнуть денек.

Холодное, но душное узкое пространство подвала выжимало из меня каплю за каплей, и я старалась идти терпеливо и медленно, лишь бы не спровоцировать работника подразделения на ненужные мысли. Переступив вход в подвал, я едва не осела на пол. Ноги, залитые свинцом, еле передвигались. В висках стучала кровь, подгоняемая истеричной сердечной мышцей. Я чувствовала, как к горлу подступает ком из страха и взволнованности, но лишь старалась подавить в себе признаки истерики. Техник возжелал остаться в доме на день, возможно, на больше. Только этот факт говорил о том, что он прислан сюда не только менять сломанный аппарат. Он прислан, чтобы оценить мое состояние.

Сварить кофе оказалось не просто. Руки не слушали разум, ноги не ощущали ничего вокруг. Даже когда я, поглощенная страхом, уткнулась боком в острый угол обеденного стола, тело не почувствовало никакой боли. Только страх. Только дрожь.

Кофе стоял на столе. Техник намеревался задержаться в подвале еще как минимум на двадцать минут настройки аппаратуры, и эти двадцать минут были самыми паршивыми за последние семь лет. Стоя посреди гостиной, тело отказывалось даже пошевелиться. Мне срочно нужно было что-то делать, чтобы как можно скорее спровадить мужчину. Его красная эмблема подразделения смотрели на меня сквозь воспоминания как вестник страшного суда. Катаны уже не были такими прекрасным и удивительным оружием, напротив: они остро впивались в мою память, с каждым появлением заставляя ощущать себя лишь маленькой мышкой в большой пасти разъяренного льва. Подразделение проглотит меня рано или поздно. Хотелось бы, конечно, поздно.

Пережитый стресс резко сказался на моем рассудке. Совсем недавно отказавшийся помогать внутренний израненный солдат внезапно вызвался помочь, накидывая в голову разные варианты использования быта для спроваживания нежелательного гостя. Техник был человеком с чувствами, мнением, интересами. Он подчинялся самым обычным законам психологии, и холодный рассудок это знал. Если мужчину послали по мою душу для наблюдений, то он мог найти тысячу причин остаться здесь на один день, и я не могла ему возразить. Это был не самый лучший вариант. Его нужно было решать.

Убедившись, что техник все еще занят настройкой процессора, я быстро разложила по столу признаки начавшегося завтрака. В голубой миске красовалась наспех недоеденная каша, пришлось все же съесть несколько ложек для убедительности, что вызвало во мне едва не удушение. Рядом лежало блюдце с нарезанным апельсином. Еще ближе – чашка чая. Это был не хитрый, но вполне простой ход – люди, нежданно врывающиеся в чужой дом во время трапезы, всегда чувствовали себя неловко и неуютно из-за нарушения покоя хозяев. Но это была лишь часть плана. Солдат внутри стойко требовал исполнения второго, пока технику и вправду не вздумалось остаться.

Быстро пройдя в ванную комнату, я крутанула ручку на смесителе. Из душа хлынула горячая вода. На несколько мгновений я застыла перед зеркалом. Водяные горячие пары обнимали тело со всех сторон, лицо постепенно покрылось жаркой краснотой. Руки поспешно собрали волосы на макушке и начали стаскивать одежду. На пол летело все: короткие шорты, мятая серая рубашка, нижнее белье – одежда грузно валялась вокруг ног на холодном белом кафеле. Зеркало покрылось влагой, и я поспешно ее стерла.

Обнажённое тело всячески сопротивлялось, ноги совершенно не хотели двигаться. Я смотрела в свои глаза и ощущала, как внутри разрастается черная дыра. Последние семь лет полностью вычеркнули из жизни все любовные, дружественные и любые сексуальные связи, и представать без одежды мне приходилось только перед учеными и врачами. Сейчас же мне предстояло выскочить в чем мать родила перед совершенно посторонним мужчиной, и эта мысль тревожно отражалась в моих глазах. Я начала ощущать этот мир совсем недавно… и мне явно не хотелось в первый раз показывать свое чувственное тело какому-то прохожему.

Предусмотрительно влажное полотенце буквально обняло дрожащее тело. В голове стоял полный мрак. На часах должно было быть не меньше семи утра, а значит, скоро пора будет собираться в участок. Техник не знал моего дневного плана, и в этом я выигрывала. Даже если последующие полчаса техника не смутят – я могла уйти из дома в любое время, аргументируя своими обязанности.

Вновь окинув себя в запотевшем зеркале, я глубоко вздохнула и вышла из ванной. В гостиной уже показалась мужская спина. Техник осматривал дом, попивая кофе из белой кружки. Он стоял с вытянутой осанкой, расправленными плечами, и мне ненароком подумалось, что этот человек определенно готовился к поступлению в ряды бойцов. Все его действия были отточенными, слаженными, изящный рельеф мышц просматривался сквозь комбинезон даже несмотря на явно зрелый возраст. Если даже мужчина и не пытался пробиться в силовые ряды, то наверняка занимался и продолжает заниматься спортом.

Бешеный ритм сердца разносил жаркую кровь по всему телу. Я ощущала, как краснеет лицо и тело, но меня спасал эффект парного душа – из открытой ванной комнаты просачивались белые сгустки испаряющейся воды. Мужчина допивал кофе. С каждой секундой он чувствовал себя все более развязно и открыто, и это был плохой признак. Наконец, приведя мысли в порядок, я взялась за вороты полотенца и спешно протопала в гостиную.

Звук моих нарочито громких шагов опешил техника. Однако следующее его и вовсе выбило из колеи. Раскрыв вороты полотенца и обнажив свое тело, я с совершенно «бетонным» лицом вновь запахнула его, сделав якобы ворсовую ткань потуже. Послышался кашель – мужчина поперхнулся кофе.

Он приходил в себя еще не меньше минуты, когда я, как ни в чем не бывало, уселась за стол и неспешно продолжила поглощать кашу. В гостиной стояла звонкая тишина, время от времени нарушаемая захлебывающимся мужчиной. Кожа раскраснелась хуже некуда. Я ощущала себя отвратительно и грязно, мерзко и противно. Внезапно собственное тело стало просто неприятным, разум гадал, как я вообще после такого буду на себя в зеркало смотреть. Солдат гордо молчал внутри, радуясь повиновению и ожидаемой реакцией техника, но человек внутри негодовал и метал злобные искры. Его бесило все: непотребство моего поступка, безответственное отношение к самому себе в период эмоционального возвращения, даже собственный страх! Но я старалась найти компромиссы со своим разумом, убеждая саму себя, что иного выхода у меня нет. Мне нужно было отправить работника восвояси, пусть даже такими мерзкими методами.

Видел бы меня сейчас лейтенант, со стула бы упал, вдруг подумалось мне. Возникший в памяти старик-полицейский словно потянул за ниточку тонкой паутины, и вслед за Хэнком вылез и другой образ. Что бы сказал Коннор?.. охотник на девиантов смотрит, как человеческий девиант использует свой сексуальный потенциал для изгнания посторонних. Вряд ли бы он после этого вообще решил со мной работать.

— С вами все в порядке? — с наигранным беспокойством спросила я. Это было так странно: быть эмоционально нестабильной, но имитировать стабильность, при этом изображая безучастную эмоциональность в виде имитации беспокойства. Я ощущала себя двумя кусками колбасы, между которыми завернут сыр.

— Да, все в порядке, — техник пришел в себя, его красное лицо едва ли не горело. Черные глазки бегло бегали по гостиной, стараясь избегать моего вида. Мужской голос разительно изменился, тон повысился, голосовые связки дрожали. Это был хороший знак. Техник смущен. Шансы на продолжающееся одиночество в доме увеличились.— Уже собираетесь на работу?

— Сегодня придется выйти пораньше.

Мужчина был растерян. Только сейчас я, наблюдая за направлением его взгляда, начала осознавать, как много в моем доме признаков отклонений поведения солдата. Отсутствующая на стойке катана, настороженный шепот которой доносился из постели. Пропитавшая красную и голубую кровь обивка бежевого кресла, которую любой солдат в силу воспитанного бзика к чистоте поменял бы в тот же вечер. Разрезанная болтающаяся половина шторы на узком окне. Красное платье и туфли. Техник осматривал гостиную еще до моего выхода и, возможно, отметил все мною найденные тревожные знаки… но представшая перед мужчиной голая плоть могла резко вырвать из внимания техника все отмеченные особенности комнаты. Кроме того, любой солдат не воспринимал свой организм, как возможный объект сексуальной деятельности, и потому ему был абсолютно плевать кто и как на него смотрит, и это был верный признак стабильности человека без чувств. Каждый работник подразделения вплоть до уборщиц и секретарей это знал. Техник исключением не был.

Некоторое время царило молчание. Мужчина не поворачивал ко мне голову, не смотрел мне в глаза. Я же безучастно отправляла в рот ложку за ложкой, с каждой секундой теряя уверенность.

— С кем-то встречаетесь?

Я с имитированным виноватым видом кинула на мужчину вопросительный взгляд. Техник это заметил, и внезапно начал резко жестикулировать руками. От прежней стойкости и триумфа в глазах ничего не осталось. Он старался выдавить из себя уверенность и ощущение халатности, но увиденное им недавно лишило его этой возможности. Он бегал по моим глазам взглядом. Я же радовалась верно просчитанным мною планом.

— Мне часто приходится посещать увеселительные места.

— Всем людям нужна разрядка, да?

— Мне не нужна. Но у меня неадекватный наставник.

— И что же в нем неадекватного? — внезапно смущенный взгляд черных глаз обернулся подозревающим самое плохое. Он словно зацепился за соломинку посреди болота, и тщательно пытался через нее выбраться или хотя бы дышать через нее.

— Он алкоголик, — просто и ясно пояснила я. Мой голос не дрожал, а кожа перестала краснеть. — Не хотелось бы, чтобы наставник помер из-за очередной драки в баре.

— И вправду…

Мужчина хмыкнул. Он отправил последние капли кофе в горло и убрал кружку на стол. Вся аура вокруг него буквально пропиталась нетерпимостью. Техник перебирался с ноги на ногу, облизывал губы, чесал затылок. Ему было дискомфортно, как и мне. Одна только разница – он мог это выразить, я нет.

— Аппарат работает. Я все настроил. Если вы не против, я прямо сейчас поеду обратно.

Чувство вежливости и облегчения просило меня сделать разочарованный вид и задать вопрос «вы же хотели остаться?». Но я этого не сделала. Лишь молча и понимающе кивнула головой. В голове промелькнула мысль, а не стоит ли еще раз блеснуть телесами для уверенности, но вид зрелого мужчины был таким смущенным, что ему вполне хватило первого раза. Техник окинул гостиную потерянным взглядом и направился к выходу. Я последовала за мужчиной.

Уже перед открытой дверью, запуская в дом ледяной ветер со снегом, техник обернулся и улыбчиво произнес:

— Постарайтесь сохранить технику. Она слишком дорогая.

Голова на рефлексе кивнула, и дверь закрылась как только техник сделал первый шаг в сторону улицы. Я остро чувствовала слабость, разъедающую все тело, но не могла позволить себе расслабиться. Поднявшись на носочки, я посмотрела в глазок. Мужчина спешно и сгорбленно бежал к стоящему на обочине фирменному грузовику, сражаясь с отбрасывающим в него горсти снега ветром. Улицы постепенно озарял рассвет, и первые соседи начали выбираться на улицы. Вышел тот самый одинокий мужчина, его как и всегда сопровождал андроид AX400. Сосед на минуту притормозил у своей машины, его внимание приковал усаживающийся в черный грузовик техник. Каждый из соседей уже знал о моих странностях, и теперь любой подошедший к моему дому автоматически попадал в список подозрительных личностей.

Грузовик вспыхнул своими фарами и медленно тронулся по дороге.

Из груди вырвался стон. Я медленно, сама того не осознавая, сползла на пол. Ноги покрывали бурные мурашки, в желудке хлюпало от образовавшейся черной дыры. Все тело дрожало, мышцы корчились в конвульсиях. Организм впервые за долгое время испытывал животный страх, ощущая, как только что мимо пролетела потенциальная причина моей будущей смерти. Мышечный двигатель икал, отбрасывая кровь по сосудам в совершенно бешеном темпе. Я вновь ощущала, как не хватает кислорода тканям, органам, мозгу. Вновь чувствовала себя беззащитно и совершенно слабо относительно этого мира. Ведь он грозился вот-вот поглотить меня вместе со всеми моими грехами.

Спустя несколько минут захлебывания и кашля, я наконец смирила свое сердце. Холодный рассудок уже давно не подавал голоса в такие моменты, лишь включался в наиболее тяжелые ситуации вроде опасности наставнику или нежданный приезд подразделения. Несмотря на нарастающие эмоции солдат внутри, хоть и был изрядно побит, в нужный момент все же появился с парочкой недурных идей. Сейчас же в звуках бьющейся в висках крови и увеличивающегося шума от недостатка кислорода в голове голоса солдата слышно не было. Он прятался, не желал терять силы на такие мелкие вещи. Но я не была с ним согласна.

Прижавшись к стенке и обхватив свое трепещущее тело руками, я вдруг осознала, насколько безалаберно относилась к происходящему. Чувства, эмоции, эмпатии… я швырялась новообразованиями в организме направо и налево, отодвигала мысли о будущем в таком темпе куда-нибудь туда, подальше. Я осознавала, что последствия будут, но ведь они будут потом, верно?.. а что же сейчас? В мой дом ворвался ледяной ветер, вслед за которым мог войти человек с косой наперевес. Будущее было так близко, совсем рядом! Оно соприкасалось со мной, было так ощутимо, как эта буря за дверью. Я могла быть поймана, а все потому, что старалась справиться со своими проблемами путем «авось пройдет».

К восьми часам утра организм полностью пришел в порядок. Запихиваемая силком каша внутри желудка не переваривалась, так как орган все еще испытывал неподдельный стресс. Ни чай, ни апельсин не использовались по назначению. Я даже не стала убирать со стола, пребывая в непроглядном тумане. Комбинезон несколько раз пришлось переодевать – в первый раз он был вывернут, во второй – одет молнией назад. Только с третьей попытки мне удалось зачесать волосы в идеальный хвост. Шнурки долго не давались пальцам. Даже Коннор-катана едва не полетела из рук на пол, за что я была вознаграждена тихим шипением оружия в собственной голове. У меня даже не было желания натирать рукоятку полиролью. Меня пугала перспектива сесть перед зеркалом, смотреть на себя в этой проклятой экипировке. Мне претило все в этом доме – даже собственное тело.

Добраться до участка тоже оказалось тяжелой работой. Ветер метал снег в глаза, несколько раз я едва не была сбита автомобилем. В ушах до сих пор звенел автомобильный гудок, когда я, совершенно ошарашенная и потерянная, вдруг встала посреди проезжей части. Кажется, водитель был недоволен. Из открытого окна доносился мат и ругань. Только завидев перед собой двери департамента полиции, я вдруг пришла в себя.

Участок кипел жизнью. На часах было уже десять минут десятого утра, но как ни странно меня это не тревожило. Я медленно прошла к кожаному дивану и поняла, что следующие часы моего пребывания здесь будут не самыми приятными. Диван изрядно поднадоел мне в прошлый мой застой, но сегодня он выглядел по особенному отвратительно. Усевшись прямо посередине, я бездумно уставилась в пол. Со всех сторон доносились звуки переговоров, звонков, перебирающихся бумажек и кликов компьютерной мыши. Этот мир был полон энергии, но я ощущала себя абсолютно пустой. Внезапное осознание стало для меня страшнейшим открытием. Я никому не нужна. Убей меня, и никто не вспомнит обо мне, как о человеке. Отправь меня на другой конец мира, и никто не задастся вопросом «А как она там поживает?». Высмотри во мне что-то неприятное, и напишу отказную. И даже не подумай: а как это воспримет она? Я была никто в этом мире, лишь задерживающимся на несколько столетий безвольным гостем. На моем счету скопилось чуть больше полумиллиона зарплаты, я была самым удивительным продуктом генной инженерии, в моем распоряжении были самые любые навыки, мою жизнь оплачивало государство. У меня было все. У меня не было ничего.

— Эй, Хэнк!

Андерсон сонно открыл один глаз и осмотрел холл в поисках источника звука. Коннор безучастно изучал какие-то данные в терминале. Его совершенно холодный взгляд метался по экрану, синтетическая с исчезнувшей бионической кожей рука одним прикосновением скачивала все вновь появившиеся материалы по новым делам. Андерсону совершенно не хотелось открывать оба ноющих глаза, полноценно осматриваться или и того хуже – вставать! В голове пульсировало после ужасной пьяной ночи, память старательно блокировала все воспоминания предыдущей попойки. Он помнил лишь, как сел за стол с бутылкой и как проснулся на стуле с рядом бездвижно сидящим андроидом. Коннор рассказывал ему совершенно глупые вещи, вроде того, что встречал Анну в баре, с которой же и нашел Хэнка убитым в стельку. Хэнк не верил. Он не считал себя дураком, чтобы верить в подобный бред. Его сейчас волновало только две вещи: боль в голове и опаздывающий силовик, из-за которого они не могли покинуть участок.

— Хэнк!

Вновь воскликнувший голос вызвал приступ пульсирующей боли в затылке (почему его затылок вообще болел мужчина себе объяснить не мог), и офицер с раздражением выпрямился на стуле. На него смотрел Хопкинс. Чернокожий полицейский укоризненно оглядывал состояние старика, и этот взгляд вдруг почему-то ассоциировался со взглядом его бывшей жены — такой же противный и раздражительный.

— Чего тебе? — седовласый Хэнк нарочно зевнул, желая побесить коллегу еще сильнее.

— Ты чего, отказался от девчонки?

Коннор резко оторвался от терминала и обернулся в сторону Хопкинса. Такое телодвижение показалось Андерсону странным, но любые догадки или попытки подумать обрывал стук внутри черепушки. У него явно поднималось давление.

— В каком смысле?

— Да вон она, сидит опять на диване.

Хэнк проследил за направлением кивка головы Хопкинса и едва не упал со стула. Анна безучастно сидела на все том же диване, держа катану на коленях. Ее потупленный взор смотрел ровно в одну точку и не отрывался. Она выглядела словно выключенная машина, вот только на виске не сиял диод, а внутри нее лилась красная кровь. Хэнк с отвращением испытал сразу несколько эмоций: удивление от такого странного поступка и злость из-за бессмысленно потраченного времени в ожидании солдата.

— Какого хрена она делает…

— Я могу ее пригласить? — Коннор аккуратно осведомился у Хэнка. Андроид помнил о произошедшем скандале в красках, и потому догадывался в чем причина такого поведения силовика. Действовать предстояло деликатно, по крайней мере того требовали заложенные внутренние ориентиры психологии детектива.

— Тащи ее сюда.

Хэнк уложил руки на стол. Как только андроид встал из-за стола, Андерсон ощутил нахлынувшую пульсацию из-за светящихся отличительных знаков на пиджаке Коннора. Мужчина всячески старался привести себя в порядок, но выходило из ряда вон плохо. В конце концов, он сдался.

Коннор шел медленно, с трудом преодолевая расстояние между диваном и столом офицера. Он четко осознавал, что не хотел контактировать с Гойл. Проведший в ее обществе вечер выдал аж несколько сбоев сразу, которые андроид старательно выдергивал из общей системы, словно травмированные перья из крыльев. Он метался меж двух совершенно неизвестных ему чувств. Тяга к общению вызывала приятные чувства ментальной близости, при этом ввергая андроида в беспокойство и страх. Он не хотел к ней приближаться, однако на свое удивление искал любую возможность обращения к солдату.

— Доброе утро, мисс Гойл.

Мужской голос доносился словно из-за бетонной стены. Я не могла определить кому он принадлежит, и в то же время не могла оторвать свой взгляд от гипнотизирующей меня точки в полу. Разум витал в собственных мыслях, мариновался в нем как в собственном соку. Я чувствовала себя, как выпотрошенная консервная банка, края которой жестоко обрезали тупым ножом.

— Мисс Гойл?

Это был знакомый голос. Мягкий, доброжелательный, полный отзывчивости. Я разорвала мерно протекающую в голове полосу мыслей, и подняла свой взгляд. Коннор стоял передо мной, смотря сверху вниз. Он не был расстроен, в его глазах читалась учтивость и безмятежность.

— Доброе утро. В чем дело?

— Я заметил, что вы не желаете входить в холл. Могу я узнать, с чем это связано?

— В каком смысле? — озвученный андроидом вопрос внезапно стер все мои раздумья с моего лица. Я выглянула из-за Коннора, чтобы по лучше рассмотреть холл. Хэнк Андерсон клевал носом, но все же иногда посматривал в нашу сторону. — Разве на меня не написали отказную?

— Лейтенант Андерсон не собирался этого делать. Прошу вас, у нас еще есть дело. Пройдемте.

Сказав это так убедительно, что у меня взыграло чувство совести, Коннор двинулся в обратном направлении. Автомобиль едва не сбил меня неспроста. Уже переходя дорогу я, поглощенная утренними событиями, вдруг вспомнила высказанное Хэнку в лицо. Я предложила ему написать отказную, отправив меня обратно на базу. Андерсон был стар, но агрессивен. И он же мог вполне запросто принять такое решение из принципа, а это означало, что как бы я не старалась избежать подразделения – мне предстоит вернуться в его стены в ближайшее время. Хэнк не простит меня, а Коннора никто и не спросит.

Уверенная в том, что произошла ошибка или надо мной просто издеваются напоследок, я нерешительно двинулась к столу. Коннор уже сидел за терминалом, и его взгляд время от времени наблюдательно перебегал с меня на Хэнка. У него был такой вид, словно он готов броситься защищать нас от пули. Вопрос только в том, кого именно.

— Доброе утро, лейтенант.

— Ну и чего ты там сидишь, как пес бездомный? — Хэнк проигнорировал мое неловкое приветствие. Его глаза щурились, вокруг глазниц расползались темные круги. Кожа приобрела землисто-серый оттенок. Ночь не прошла бесследно для его организма. Это не на шутку тревожило.

— Я ожидала распоряжений капитана Фаулера, — встав по стойке смирно, я быстро отчеканила слова.

— С чего вдруг? Ты еще под моим руководством.

Старик встал – точнее, попытался встать, — и, едва не свалившись обратно на стул, совладал со своим телом. Мужчину не спасал даже стойкий аромат мужского одеколона. Запах алкоголя ощущался уже на входе в здание, тонкий спиртной шлейф заставлял морщиться каждого мимо проходящего офицера. Хэнку, похоже, все было по барабану. Старик, кинув на меня пьяный отрешенный взгляд, последовал к выходу.

Я не могла выдавить из себя ни единого слова, хлопая глазами и открывая и закрывая рот словно вывалившийся из аквариума лялиус. Коннор кивнул в непонятный для меня знак понимания и двинулся к дверям. Вся наша троица сопровождалась заинтересованными или укоризненными взглядами соседствующих коллег, кто-то смотрел вслед офицеру и андроиду, кто-то искоса посматривал на меня. Я ощутила себя совершенно глупым и никчемных персонажем очередной детективной драмы, которая разворачивалась на глазах у совершенно посторонних людей. Офицерский коллектив состоял в основном из мужчин, но опыт работы с наставниками-шишками показал, что мужчины бывают языкастее женщин. И слухи, и сплетни были обязательными структурами в подобных учреждениях. Люди занимались тяжелыми вещами: искали убийц, допрашивали маньяков, соскребали куски тел с пола для улик – организм испытывал сильнейшие психические потрясения, и сплетни становились своеобразной панацеей от перегрузки нервной системы людей. Покидая участок в совершенно отрешенном и задумчивом виде, я осознавала какие условия создала для возникновения новых «активно обсуждаемых новостей дня». Это было неприятно.

Зимний ветер поутих, и снег больше не кидался в лицо своими колючими лапами. Снежинки по спирали мягко спускались на улицы, заметая следы стремительно несущихся мимо прохожих, накрывая припаркованные машины и обнаженные головы коллег-наставников. Андерсон никогда не сменял своей излюбленной кожаной куртки, но рубашка на этот раз была в черно-белую полоску. Он старательно пытался «подружиться» с не желающим просыпаться двигателем старенькой колымаги, чертыхался и изредка нетерпеливо постукивал по рулю. Я не могла отвести от него непонимающего взгляда. Еще вчера я высказала ему совершенно неприятные слова, даже посоветовала отказаться от меня, отправив куда подальше. И, честно говоря, именно такой исход мне казался наиболее реальным. Но он не стал ничего делать. Вряд ли он даже помнит ночные откровения, учитывая его запой.

— Вчера все было нормально? — Коннор, стоявший рядом, вопросительно посмотрел в мою сторону. Пушистые снежинки плавно покрывали его черные зачесанные волосы, в темных глазах плескалось удивительное спокойствие. — После моего ухода.

— Лейтенант больше не просыпался, если вы об этом. Я не стал будить его и позволил отоспаться на стуле.

Изумительный, даже можно сказать, волшебный вид андроида, припорошенного снегом, мог вызвать во мне ощущение легкости, смущения и восторга, но голова была забита иными мыслями. Любой наставник, которому ранее не нравилось что-то в моем поведении или внешнем виде, писал отказ от меня, даже не задумываясь. Никому не нравилось находить с собой товар, который ему не нравится. Поступок Хэнка вызывал во мне искреннее недоумение, в частности вызванное тем, что Андерсон был не самым терпеливым и добрым. Словно в знак подтверждения моих мыслей лейтенант резко сматерился и что есть силы ударил по приборной доске автомобиля. Двигатель прокашлялся и заурчал.

— Он должен был от меня отказаться, — не отрывая взгляда от раздраженного лица лейтенанта, тихо произнесла я.

— Я вас предупреждал, мисс Гойл. Хэнк – тяжелая личность в общении, но как человек и напарник достоин уважения.

Я успела обернуться к андроиду, чтобы заметить, как уголки губ Коннора вздернулись вверх. Андроид, шурша снегом под темными ботинками и собирая своими идеальными волосами все больше снежинок, подошел к машине и освободил для меня место. В этот раз он не подавал руку, не предлагал помощь. Он молча стоял, ожидая когда мое величество соизволит залезть на заднее сиденье.

Салон все так же урчал под телом, кожаные сиденья вибрировали из-за неровно работающего двигателя. За окном метался пушистый, сухой снег. Люди перестали безмятежно прогуливаться по улицам, все меньше можно было заметить андроидов на остановках и среди людей. Люди уничтожали их, сдавали обратно в сервисы, кто-то — не выпускал из дома в надежде, что весь этот ужас их наверняка обойдет. Город становился чуждым, враждебным всему моему сознанию. Больше не было этой удивительной красоты, нутро не трепетало от одного взгляда на заснеженные улицы. В атмосфере витал нарастающий гнев правительства и страх общественности. Андроиды не делали ничего предрассудительного. Мирные демонстрации, знаки на остановках, надписи «Мы живые»… все это было словно пронзительным криком подростка, пытающегося выбиться из-под гиперопеки семьи. Только страна себя не считала семьей. Страна считала себя властителем.

Тишина в салоне была нарушаема только рычанием двигателя, однако даже оно не спасало от нарастающего внутри меня смятения. Едкое, давно забытое чувство вины и смущенности разъедало меня, как кислота, и я вдруг ощутила резкое желание вернуться в свою безмятежную бесчувственность. В моей практике были случаи, когда наставник был явно не доволен работой своего «товара», и в некоторых случаях я и вправду поступала вразрез многим этическим или иным принятым здоровым человеческим нормам. Полученный той наставницей-извращенкой фингал был крайне неэтичным. Но я не чувствовала себя виновато. Мне было все равно. Сделала и забыла. Теперь это коробящее душу чувство ворвалось в мою жизнь так неожиданно, что мне хотелось срочно выблевать его наружу, освободив и без того измученное внутренними терзаниями тело. Сделать это можно было только одним способом.

— Я должна извиниться, лейтенант, — машина плавно завернула за угол. Я придвинулась чуть ближе к передним сиденьям, чтобы старик лучше расслышал слова. Коннор как-то странно дернулся при моем появлении в поле зрения, но я не стала обращать на него внимания. — Мои действия в участке были не предусмотрительны.

— Все мы люди, да? — отчужденно произнес Хэнк.

— Я скорее недочеловек.

— Меня и вовсе нельзя назвать человеком, — включился в разговор Коннор.

Хэнк медленно повернул голову на горящем красным светофоре и окинул нас раздражительным взором. Вид уставшего, все еще пьяного и помятого местами седовласого морщинистого офицера мне показался забавным. Пока на моем лице происходила борьба между имитацией бесчувственности и улыбкой, Коннор смотрел в глаза лейтенанта с неподдельной невинностью.

— Хоть бы раз в жизни промолчали, — светофор загорелся зеленым, и Хэнк полностью вернулся к дороге, — болваны бесчувственные.

— Если честно, я ожидала, что вы откажитесь от меня.

— Я, может, и бываю редкостным дураком, но все же не настолько идиот, чтобы терять напарника из-за какой-то простреленной ноги. Тем более пластмассовой.

Сказанное перебороло мое желание оставаться холодной, и я допустила на своем лице улыбку. Я слышала, как размеренно бьется мышечный двигатель в такт автомобильному шуму, ощущала небывалую легкость от сказанных слов. Как бы мозг не страшился будущего, мне все же были приятны эти чувства.

Некоторое время в салоне царило молчание, смешиваемое с гулом мотора и мечущимся в мозге мыслями. Коннор провожал взглядом редких прохожих. На мгновение мне показалось, что андроид ловит взором пролетающие мимо снежинки, изучает их с особым интересом, полностью поглощенный своим программным обеспечением. Я все еще помнила смущенный вид того техника, перед которым мне пришлось предстать во всей своей красе. Коннор когда-то побывал на его месте. Его синий диод остро отражался бликами в отражении зеркала, его взгляд холоден и безучастен. Конечно, он не видел меня полностью обнаженной, но даже того моего вида хватило бы, чтобы смутить как минимум старика Хэнка. А тот малый видел в своей жизни все…

Всплывшие в сознании лик техника и мое голое тело в отражении запотевшего зеркала вызвало во рту вкус горечи. Впервые за семь лет мне было стыдно. Лицо краснело, в висках стучала сбиваемая вновь сумасшедшим сердцем кровь. Тахикардии не наступало в полной мере уже несколько дней, но даже редкие искажения работы сердечной мышцы сказывались на общем состоянии. Внутри головы звучал шум от повышенного давления мозга, руки и ноги резко холодели. Я старалась всячески развеять перед собой взгляд незнакомого мужчины на моем теле, развеять осознание своей потенциальной сексуальности, старалась уничтожить в памяти образ пристально смотрящего на меня Коннора из-за двери. Я старалась избавиться от едкого чувства стыда любым способом! Но удавалось очень плохо.

— Могу я задать вам вопрос, Хэнк?

Автомобиль проносился мимо серых зданий к окраине города. Постепенно многоэтажки с уходящими в небо стенами редели, пока улицы полностью не затянули заснеженные коттеджи. Андерсон вел машину как обычно медленно, не превышая скорости в пятьдесят километров в час. Дороги были пусты, снежная стена не давала смотреть вперед ближе, чем на двадцать метров, однако ни одной машины в данном районе нами еще не было встречено. Тем не менее, офицер не желал отвлекаться от дороги, и потому потерянно промычал в знак согласия.

— С какого возраста вы решили податься в хиппи? Я про ваши волосы.

Автомобиль резко затормозил, издавая звук стирающихся покрышек. Руки рефлекторно сцепились на спинках передних сидений, и мне чудом удалось не впечататься в коробку передач. Коннорам повезло меньше. Катана не удержалась в сае, когда мое тело кидануло вперед, и, размахивая грозно своим острием, провалилась между передними сиденьями. Вместе с этим металлическим звуком послышался и глухой стук — Коннор-андроид приложился лбом к приборной доске.

— Какого… — не успела я начать свою тираду, как Хэнк, яростно развернувшись, стремительно перебегал взглядом голубых глаз с меня на андроида. Коннор, потеряв часть бионической кожи на лбу, поспешно ее затягивал обратно.

— Слушаем меня внимательно. Все помним три золотых правила нашего клуба анонимных идиотов?

— Да, конечно, — на автомате отчеканила я.

Андерсон выжидающе посмотрел в сторону Коннора. Андроид, хмурясь от такой резкой остановки, кивнул головой.

— Так вот, включите звукозаписывающий диктофон в своей голове, и запишите еще одно: никто и ни при каких обстоятельствах не обсуждает мою внешность, — последние слова были сказаны с особым нажимом. Смотря на разъяренного Хэнка и на заживающего Коннора, я вдруг пожалела о своем вопросе. — Если хоть одна тварь божья что-то еще раз скажет о моих волосах, я запихну ей табельное прямо в задницу. Все всё уяснили?

Машина стояла посреди полосы вот уже несколько минут. В любой момент могла выехать такая же колымага или более дорогой автомобиль из стены снега, и наше путешествие закончиться прямо здесь и сейчас. Хэнка это не волновало. Он перекидывал свой взгляд с меня на андроида, и только когда я подала голос — развернулся к рулю и плавно тронул машину с места.

— Что у вас у всех за мания запихивать вещи в задницы? Сначала Рид, теперь вы.

— Причем тут этот болван?

— Мы встретили детектива Рида в баре, — Коннор все еще почесывал свой лоб, даже когда бионическая кожа полностью покрыла белый пластик. Я видела, как блеск искусственной плоти отразился в зеркале заднего вида, но так и не успела рассмотреть ее как можно ближе. На минуту мне стало неловко за причиненную боль андроиду. Через минуту окрепший, но совершенно незаинтересованный в моей жизни солдат внутри смахнул эту неловкость движением руки. — Он обещал внедрить пустую бутылку из-под вина в мою конструкцию.

— Еще и Коннором-питонором обозвал. Он всегда такой неадекватный?

— Как назвал? — Хэнк сощурился, проигнорировав мой вопрос. В его голосе читалось ошарашенность, но, несмотря на свое желание повернуться в нашу сторону, офицер все так же был прикован к заснеженной дороге. Постепенно исчезли и сами домики. Впереди была лишь пустынная дорога, ведущая куда-то в местные возвышенности. — У него всегда было чувство юмора, как у школьницы.

Мы переглянулись с Коннором через зеркало заднего вида. Я знала, о чем тот вспоминает. Теория Хэнка подтверждала предположение андроида о психическом расстройстве мерзкогодетектива. Эта мысль на секунду другую сроднила наше с андроидом сознание, однако через мгновение я услышала в голове тонкий, обидчивый голос Коннора-катаны. Она так и лежала меж сидений, отблескивая в мою сторону грозными лучами. Я спешно начала запихивать катану в саю.

— Коннор-питонор… надо же… — тихо бубнил Андерсон. — Вы вообще как с ним могли пересечься? Что вы забыли в баре?

— Я искал вас, лейтенант, — быстро парировал андроид. — Хотел узнать, все ли у вас в порядке.

— С тобой то все ясно, а ты то каким боком там оказалась?

Несмотря на петляющие белые дороги, лейтенант все же бросил на меня свой подозревающий взгляд. Меня окатило ледяной водой. Рассказывать Хэнку о своих потребностях в одиночестве среди толпы не хотелось, и уж тем более не хотелось говорить о распитии последнего бокала вина в обществе Коннора. Вечер в баре все еще отзывался во мне сотнями иголок в покалеченной душе, в голове словно мантра повторялись слова мелодии прошлого, перед глазами стоял образ Коннора с протянутой мне рукой.

Я не могла пошевелиться даже пальцем, все сильнее и сильнее углубляясь в воспоминания. Этот легкий жест механической руки был до боли тревожным, и в то же время самым желанным на свете. Сдавшийся разум как масло в огонь подкидывало воображаемые картины, начинающиеся с «а если бы». А если бы я не отказалась? А если бы я вложила свою руку в его ладонь, то смогла бы ощутить внутренние волны нарастающего трепета от этого прикосновения? А если бы он притянул меня к себе, почувствовала ли я под его пиджаком жар? Смогла бы я медленно плыть по паркету, совершенно не ощущая под ногами пола и каблуков? Смогла бы я без сожаления утопать в его руках, как утопает осенний лист в прохладной воде бегущего ручья?

Укрепившиеся воспоминания и фантазии вызвали бурные реакции у организма. Сердце вновь начало плеваться сгустками крови, под закрытым черным комбинезоном бегали мурашки. Я хотела ответить, выдавить из себя хоть что-то вразумительное. Однако стоило мне открыть рот, как Коннор спешно отвлек Хэнка.

— Мисс Гойл хотела извиниться. Она так же, как и я, искала вас по барам. Мы пересеклись в «Сентропе» и решили найти вас в доме. Дальше я вам уже рассказывал.

Внезапная, вполне себе реалистичная ложь андроида ввела меня в ступор. Даже сердце успело затормозить свою работу, почувствовав столь резкое желание Коннора оградить меня от расспросов. Карие глаза мимолетно посмотрели на меня через отражение, и я ощутила бездну в груди. Он не желал посвящать Хэнка в подробности нашего уединения. Даже той секунды пронзительного взгляда хватило, чтобы понять одну важную вещь: андроида не покидали мысли о случившемся. Он, как и я, жалел. Только моя жалость была основана на отказе. Его жалость — на вдруг дернувшем его желании пригласить меня на танец.

— Да? — Андерсон сделал очередной поворот, и только сейчас сквозь обезумевшее биение сердца я поняла, что автомобиль давно оказался в пригородной местности. Снежный поток больше не скрывал окружение, и теперь можно было отметить крупное количество растущих у дороги хвойных деревьев. Я не знала, куда мы едем. Даже не знала, в чем наше дело. Но оно мне уже не нравилось. — Ничего не помню.

— Не удивительно, — ощутив в голове острый укол сидящего в стороне солдата, я быстро совладала с сердцем и придвинулась к мужчинам чуть ближе. Местность пугала меня не своей отрешенностью или безлюдностью. Она пугала предстоящими перспективами. — Вы назвали меня Тони. Меня вообще никто так никогда не называл.

— Хм… Тони… у меня был друг Тони. Точнее, напарник. Но он…

Разговор Хэнка поглотился внутренним смятением. Я видела, как Андерсон что-то оживленно рассказывает, видела, как Коннор заинтересованно смотрит на него своими глубокими карими глазами. Его губы шевелились в разговоре, то и дело, что обнажая идеальные белые ровные зубы, я слышала, как скрипит кожа сиденья под спиной андроида, ощущала всем своим телом слаженность и точность всех его жестикуляций. Я видела это так точно, как будто вокруг больше ничего не было. Но все эти мелочи меня не пугали, и даже не взволновали. Все, что занимало мою голову — это чертов снежный лес в чертовых снежных горах за чертовым дверным окном автомобиля. Я подозревала, куда наставники желали отправиться еще с самого утра, но только сейчас, поняв это, ощутила нарастающее напряжение внутри.

Через десять минут машина начала притормаживать. Хэнк был педантом в отношении вождения, все его действия за рулем четко говорили сами за себя: «лучше медленно, но безопасно». Высокие хвойные деревья расступились, и впереди показалось широкое геометрически сложенное здание. Его стены были высоки и серы, на протяжении приветствующей нас стены было лишь одно высокое окно. Дом походил на некий склад или бункер, где можно спрятать ценную вещь, но жилым его точно назвать нельзя. Часть здания располагалась едва ли не нависая над обрывом. Небольшой проезжий участок был заснежен, никаких следов машин, людей или зверей. Лишь небольшой мост над покрытой коркой льда речушкой.

Припарковав автомобиль, Хэнк, кряхтя и чертыхаясь, выполз наружу. Мне не нравилась перспектива вновь встретить протянутую руку андроида, и я уже подумывала вылезти через водительское сиденье, как Коннор повел себя крайне непривычно. Андроид, шурша серым пиджаком и отблескивая сияющей плечевой повязкой «Киберлайф», молча вышел из машины и, оставив дверь открытой, побрел прочь. Он не откинул сиденье, не ждал пока я выйду. Даже не повернул в мою сторону голову, когда отходил от машины. Андроид решил для себя, что больше никогда и не при каких обстоятельствах не протянет мне руку. Я чувствовала горькую обиду в горле, но понимала, что эта реакция – самая наилучшая в той ситуации, в которой я оказалась. Отодвинув пассажирское место, я выпихнула свое онемевшее от долгой поездки тело и закрыла за собой дверь.

Воздух был мерзлым. Напряжение и холод буквально витали вокруг этого дома, ветер утих, но снег все еще спускался на наши головы. Хэнк приводил себя в порядок, отряхивая куртку и откашливаясь, Коннор методично наблюдал за его действиями. Особняк нависал над нами, словно грозный страж бесчисленных драгоценностей, в его стенах наверняка таились секреты и недосказанности. Я знала кому принадлежит этот дом. Только один человек мог построить для себя столь несуразное сооружение в качестве жилья, и только один человек мог забраться так далеко от города, оценивая свое спокойствие и одиночество в большую сумму, чем миллионы. Его имя вертелось у меня в голове, но капелька надежды все же оставалась. Нерешительно оглядывая здание, я, запинаясь, произнесла:

— Кому принадлежит это здание?

— Этому гению-пижону Камски, — не обращая на меня внимания, произнес Андерсон. — Коннор считает, что этот хмырь может что-то знать.

Произнесенное имя точь-в-точь совпало с тем, что мерцало в голове красными запрещающими буквами. От предстоящей встречи я ощутила нарастающую злость. Камски был нежелательным лицом номер один, каждый солдат четко знал одно главное правило — не работать с Элайджа Камски и избегать его общения. Но если раньше установки подразделения вызывали лишь нейтралитет в отношении данного персонажа, то теперь, ввергнувшись в мир чувств и ощущений, обычные правила компании вдруг перевоплотились в ненависть и ярость. Казалось, что стоит только его увидеть — как каждая клеточка мышц среагирует на красные предупреждающие буквы «SOS» и отправит несколько пуль в виновника нарушения спокойствия. Сейчас Элайджа Камски пугал меня сильнее, чем кто-то другой. Даже техник не был так страшен, как этот мерзкий человек.

Коннор заметил мое замешательство. Закрыв глаза и дотронувшись до саи за спиной, я облокотилась о машину и постаралась сосчитать до десяти. Каждая цифра давалась мне неимоверным трудом, злость не только нарастала, но и перевоплощалась в ярость. Я совершенно не хотела переступать порог этого дурацкого неказистого дома, и уж тем более не хотела встречать проникновенные серые глаза. Хэнк уже был на пути к мостику, когда Коннор, окинув меня тревожным взглядом, аккуратно остановил лейтенанта:

— Думаю, было бы рациональным оставить мисс Гойл в машине.

— С чего это? — Хэнк, развернувшись, подозревающе взглянул на андроида.

Коннор выжидающе уставился в мои глаза. В его лице я читала требование оправдаться и разъяснить ситуацию. Он словно безмолвно говорил: «Я не собираюсь вытаскивать тебя из каждой задницы, так что выкручивайся сама». На мгновение мне показалось, что лучше бы андроид смолчал. Конечно, пришлось бы потерпеть этот чертов дом с его наверняка не самым притязательным убранством, но по крайней мере мне не пришлось бы разъяснять причину Хэнку. Тот уже начинал терять терпение. Мужчина водил плечами, переминался с ноги на ноги. Его взгляд вопросительно и раздражительно впивался в меня, а значит, открыть рот все же стоило. Дыхание, сбившееся наводнившей разум злостью, устаканилось, и я смогла выдавить из себя оправдание.

— Элайджа Камски является запретным для контакта человеком. Я не могу приближаться к нему в силу установленных подразделением порядков.

— И с чего вдруг такая ненависть?

Снег медленно осыпал головы детективов. На светлых седых волосах Хэнка снежинки терялись, но на темных и густых прядях Коннора выделялись ярко. На мгновение я даже потеряла нить разговора, однако заметив выжидающий взгляд нахмуренного андроида тут же встрепенулась.

— Мистер Камски был одержим созданием человекоподобных машин, способных заменять людей в различных сферах, — не дождавшись от меня пояснений, Коннор с терпеливой сдержанностью обратился к лейтенанту.

— Он изрядно подпортил кровь моему руководству, когда его андроидов внедрили в силовые структуры страны. Правительство уже не хотело спонсировать дорогой проект подразделения по подготовке бесчувственных солдат, — я язвительно кивнула головой в сторону андроида, удивившись, насколько сильно внутренние психические установки способны перебить проявляющуюся человечность. Коннор мне вдруг не показался таким белым и пушистым. Он словно стал врагом всей моей жизни, которого так и хотелось чем-нибудь упрекнуть. Это не ушло от внимания самого андроида. Он непонимающе сощурился из-за моего внезапно холодного тона, но говорить ничего не стал. — Сами понимаете. Лучше купить пластиковых кукол, чем воспитывать и обучать живых людей.

— И поэтому вы все как один желаете ему начистить морду? — с усмешкой и неким уважением произнес старый офицер.

— Не начистить, конечно. Нам нельзя его и пальцем трогать. Даже на километр подходить. Но учитывая как сильно укоренилось это правило, я могу повести себя крайне неадекватно.

Лейтенант хохотнул. Потом еще громче. И еще. Его хихиканье переросло в громкий, басистый хохот. Он перекидывал указательный палец с меня на андроида, ловя широко открытым ртом снежинки. Ни я, ни андроид не понимали что в этом было смешного. Мы оба отуплено наблюдали за реакцией Хэнка, никто из нас не осмелился произнести хоть слово. Конечно, Андерсон был странным. Но чтобы настолько…

— Так вы, оказывается… — хохот стих, и Хэнк, вытирая слезами, смешливо оглядывал нас. — Вы вроде как конкуренты, что ли?

— Очень смешно, Хэнк.

— Ладно, ладно… можешь остаться. И без тебя справимся. Пойдем, Коннор.

Андерсон все еще хихикал и что-то бубнил себе под нос, когда андроид, кинув на меня равнодушный взгляд, побрел прочь. Его темные ботинки оставляли четкие следы на снегу, в то время как старик шаркал ногами, сгребая вокруг сугробы. Медленные снежинки спускались на широкие мужские плечи, подолы пиджака шуршали от легкого ветра. Его облик был прекрасным даже из-за спины. Высокий воротник пиджака оканчивался синей в цвет повязки полоской, которая ровно повторяла изгиб воротника белоснежной рубашки. Темные волосы заканчивались чуть выше шеи, и, приглядевшись, можно было отметить имитированные следы прорастающих волос. Он шел уверенным шагом, забирая с собой мою уверенность и злость. Я не могла оторвать от него взгляда, как бы не старалась. Солдат внутри давно перестал отзываться на вспыхивающие чувства, но рассудок все же пытался быть холодным, и я с силой заставила себя отвернуться, закусив губу. Во рту вновь почувствовался железный вкус крови. Я зализывала рану, стараясь остановить красный поток, хоть и знала – этого не требуется. Кожа затянулась меньше, чем через минуту.

Произнесенные слова дозволения остаться у машины заставили легкие с облегчением вздохнуть. Морозный воздух пронизывал каждую клеточку, кисть ощущала холодную, но гладкую поверхность металлической крыши машины. Несмотря на возвышенность местности, с которой можно было даже рассмотреть город, сильного ветра здесь не было. Изредка потоки воздуха швыряли снег в лицо и стаскивали тяжелые волосы с плеч, но это были приятные моменты. Веяние приносили лишь благодать — разгоряченная от злости и предстоящей встречи кожа охлаждалась, проступившие капли холодного пота на лбу испарились. Я медленно осматривала территорию резиденции. Дом и вправду был неказистым, однако его хозяин подходил ему подстать. Удивительным показалось то, что территория не была ограждена забором. Камски, учитывая как далеко он забрался, любил одиночество. Его жилье уже выглядело как тюрьма без окон, оставалось лишь построить шипованный забор и ров с крокодилами для полной картины.

Мягкие следы андроида на снегу начало заносить. Оторвавшись от машины, я осторожно подошла к месту, где они начинались. Сквозь придавленный снег просматривался отпечаток рисунка на подошве. Следы были узкими, но длинными. Он всегда ходил с особой серьезностью, уверенностью, сквозь которую прослеживалась простота и легкость. В груди зародился зуд, требующий пройти по этим следам, ступить туда, где стоял он. Зуд был настойчивым и крепким, но я всячески держалась от желания совершать очередную дурость.

Я по-прежнему боролась со своим сердцем. Глупый орган демонстративно трепетал и сжимался каждый раз, как в голове всплывал протянувший руку андроид. В его глазах читалось сомнение, тревога от собственного поступка и в то же время желание услышать взаимный ответ. Его темные глаза впивались в меня, словно клыки тигра, стремящегося подавить сопротивление жертвы, но я не была жертвой. По крайней мере, мне так казалось.

Почувствовав дрогнувшее сердце, я осторожно занесла ногу над начинающим скрываться под слоем снега следом. Казалось, что если я сделаю шаг вперед, то этот момент станет точкой невозврата. Что стоит мне опустить ногу, как мир расколется на две половины точь-в-точь как мой разум. Снег поглотит меня вместе с моими мыслями, навечно утопит в размышлении о тепло-холодных руках андроида, жаре под серым пиджаком и темных механических глазах. Возможно, это станет последней проверкой моей стойкости и преданности подразделению. Возможно, ощутив что-то, я отвечу на все свои вопросы всего одним ответом.

Нога медленно опустилась на след. Она была куда миниатюрнее, чем след от ботинок Коннора, но внимание привлекло не это. Из груди вырвался протяжный стон, растворившийся в морозе ледяным белым облаком. По телу пробежала мелкая дрожь. Тысячи электрических разрядов поглотили нервные клетки, и я быстро отдернула ногу, стерев след со снега. Рассудок четко отчеканил слово «Нет» всем моим чувствам, и мурашки под темной ткань исчезли в мгновение ока. Я отказывалась признавать себя и своего молчавшего внутри солдата потерянными. На мне все еще была солдатская форма, за спиной плотно спала катана — символ всей моей жизни, в голове еще четко отслеживались рефлексы в отношении защиты наставника. Я не была потеряна! Только не сейчас.

Рассудок внезапно зацепился за промелькнувшую в голове мысль о моей главной функции. Коннора и Хэнка не было уже десять минут, и эти десять минут мне показались катастрофическими. Конечно, Камски не станет покушаться на жизнь андроида и тем более лейтенанта в собственном доме, но требовательный зуд в голове пел и без того напряженному разуму не самые хорошие песни. Передо мной стоял главный вопрос этого дня: пойти против собственной ярости и встретить треклятого Камски, но удостовериться в безопасности наставников, или же остаться здесь и сдирать с зудящей головы волосы?

Осторожно осмотревшись, я медленно двинулась к особняку. Каждый метр отдавался ощущением, что здание резко оживет и попытается поглотить меня в свои недры. Успокаивая собственные разбушевавшиеся мысли, я правой рукой придерживала саю катаны за спиной и неторопливо, как встревоженная лань, пробиралась к зданию. Путь был близким, но чертовски тяжелым. Высокие двери возвышались вверх, словно проход в чертоги чистилища. Тихо опустив холодную ручку, я ощутила, как дверь поддается вперед. Она не была заперта. Камски, видимо, не только не беспокоился о своем одиночестве, но и не боялся внезапной смерти.

Теплый воздух помещения окатил меня с ног до головы, оставляя холод и мороз за дверью. Холл был очень высоким и темно-серым. Прямо с противоположной стены на меня смотрел молодой Элайджа Камски. Его хитрый, слишком самомнительный взгляд вызвал во мне неимоверную бурю негативных эмоций, но я смогла сдержать свой пыл и сделать несколько неловких шагов в центр гостевого помещения. По обеим сторонам от портрета стояли мужская и женская каменные фигуры, на груди которых красовались синие треугольники – эмблемы «Киберлайф». Здание приводило меня в ужас. Остатки рассудка требовали развернуться, усесться в машину и закрыть все двери напрочь, не пустив в салон даже хозяина Хэнка. Отвергнув заманчивую идею, я, не издавая звуков, подошла к ближайшей комнате. Я не знала, помешаю ли своим появлением наставникам и этому противному человеку, но ноги рефлекторно шли вперед, намереваясь раз и навсегда прояснить — все ли в порядке с доверенными мне лицами.

Черная дверь бесшумно втянулась в серую высокую стену. Из глубины комнаты доносился плеск воды и какие-то тихие разговоры. Врываться в комнату с оружием наперевес мне не хотелось, и потому я выглянула из-за дверного косяка. Представшая картина совершенно не вязалась с теми понятиями и представлениями, что сложились в моей голове за время работы в Детройте. Злость на Камски переросла в ненависть.

Коннор стоял за бортом бассейна, нацелив пистолет на стоящей перед ним на коленях андроида — первого прототипа всех механических существ США. Ее голубые глаза не источали ни единой эмоции, светлые волосы были уложены в хвост, стекающимся рекой по хрупким женским плечам. До ушей доносился тихий разговор нахаленного Элайджи, но он был таким вкрадчивым и не разборчивым, что слов, а уж тем более фраз было не разобрать. Я лишь услышала требовательный восклик Хэнка, четко произнесенное офицером слово «Нет!» отражалось от темных стен и поглощалось прозрачной водой в красном бассейне. Завороженная ситуацией, я сама не заметила, как вышла из-за двери и обошла бассейн. В воде плескались еще несколько андроидов-прототипов, но их внимание в мою сторону скорее было безучастным, чем беспокойным. Никто в этом доме, даже сам Камски, не тревожился в отношении непрошенных гостей.

Диод Коннора переливался желтым цветом. В его голове происходили все мыслимые и немыслимые процессы одновременно, он смотрел ровно в глаза андроида-девушки. Напряжение было более, чем тяжелым. Я слышала, как замер мышечный двигатель, с тревогой жаждя скорейшего разрешения ситуации. У него был один выбор — пристрелить или сдаться. Первый вариант пугал меня больше последнего, несмотря на то, что последний гораздо катастрофичнее. Пожалей он андроида, и сразу станет ясно кто слеплен из какого теста. Но выстрели он в лицо девушки — и во вселенной внутри меня разверзнется ад. Я была убийцей, и знала что это такое – уничтожать не ради собственной безопасности. Каждая жертва забирает с собой часть твоего рассудка, даже если ты не чувствителен — содеянное не сотрешь, как память или как способность к ощущениям. Кровь, какого бы она не была цвета, останется на твоих руках до последнего вздоха. Из этой пропасти не выбраться. Я буду убийцей, даже если брошу это дело. Коннор мог ступить на тот же путь.

Диод андроида загорелся красным, и оружие резко оказалось в руках Камски. Напряжение внутри меня спало, я словно впервые вдохнула воздух за несколько минут. Возможно, так оно и было.

— Изумительно, — Элайджа, не сводя с механического детектива торжествующих глаз, покачивал увесистое оружие в руках. Вблизи его голос казался мне еще отвратительнее, и рука инстинктивно потянулась к рукоятке кольта в кобуре. — Единственная надежда человечества на спасение… оказалась девиантом.

— Я не… — диод андроида агрессивно мигал красным цветом, его потерянный вид пугал. Он старался выдавить из себя хоть каплю здравых мыслей и объяснений своего поступка, но по глазам было четко видно — он и сам не поверит в собственные оправдания. — Я не девиант!

Хэнк стоял рядом, не издавая ни единого признака жизни. Его грудная клетка даже под тяжелой кожаной курткой тяжко вздымалась и опускалась, офицер явно не был в восторге от происходящего. В этом мой разум и даже частицы сохранившегося солдатского рассудка были с ним согласны.

Элайджа помог не сводящей безэмоциональных глаз с Коннора андроиду-девушке подняться, и та, встав, прошла мимо меня. Мое появление все еще было незамеченным, хотя это и не казалось странным. Все внимание мужчин было привлечено к андроиду, во взгляде которого читалось смятение. Он был напуган, встревожен, несчастен. Я же была счастлива его решению не спускать курок.

— Ты поступился интересами расследования ради спасения машины. Ты увидел в этом андроиде живую душу. Проявил эмпатию.

На несколько секунд в комнате воцарилась тишина, нарушаемая плещущей водой. Я слышала, как бьется мое собственное сердце, ощущала биение вены на шее. Все мое внутреннее чутье требовало схватить андроида и офицера, и вырваться из жестоких лап этого отвратительного особняка. Но мышцы напрочь протестовали хоть каким-либо движениям — вызывать к себе внимание крайне не хотелось. Приторный, тихий голос Элайджа говорил что-то еще, но расслышать это не было возможности. Я могла лишь беспрерывно смотреть на Коннора, отмечая с какой быстротой меняются на его лице эмоции (эмоции?..).

— Все, пошли отсюда, — Хэнк, вырвав детектива-напарника из раздумий о собственном мире, оттащил андроида от хозяина особняка. Через мгновение они уже шли в мою сторону, и когда, наконец, заметили меня — резко встали на месте.

— А ты что тут делаешь? — озадаченно воскликнул Андерсон.

Внутреннее смятение не позволило мне открыть рот. Я, хлопая ресницами, перекидывала взгляд с офицера на андроида, и вид последнего вдруг меня встревожил. Он больше не смотрел уверенно и холодно в мою сторону. В его карих глазах читался испуг, сомнения и самое главное – стыд. Всем своим видом он кричал о том, что я не должна была это видеть.

— Неужели это то, о чем я думаю?

Мое появление не могло быть проигнорировано хозяином дома. Вкрадчивый голос выходящего вперед Камски призвал мой желудок к тошноте. Цветастый мужской халат шуршал своими шелками под каждым движением, маленький хвостик на затылке Камски смотрелся словно хохолок взъерошенной, готовящейся к борьбе, сойки. Он мне не нравился. Определенно не нравился.

Мужчина медленно обошел меня со всех сторон, и я ощущала острый, неприятный взгляд на своей экипировке. Камски вернулся в свое изначальное положение, глазами изучая эмблему подразделения на груди комбинезона. Каждая мышца выпрашивала разрешения выхватить кольт и направить его в сторону мерзкого мне человека, но я сдерживалась, хоть это и было трудно.

— Никогда не видел таких так близко… и уж тем более не общался, — Камски обратился к Хэнку с приподнятыми в учтивом уважении бровями. — Вы позволите?

На лице офицера проскочило стойкое непонимание ситуации, но через мгновение он осознал чего от него требует Камски. В старческих голубых глазах блеснула злость, но старик едва успел открыть рот, когда Элайджа вновь обернулся ко мне.

— Позвольте узнать, как вас зовут?

Вопрос был на удивлением простым, но ответить на него почему-то было сложно. Серые глаза Элайджи, смотрящего с высоты своего роста на меня сверху вниз, ожидали ответа. Я нерешительно посмотрела на офицера, и тот согласно кивнул головой. Мне не требовалось разрешение наставника на то, чтобы представиться, но потребность в поддержке при общении с этим человеком все же была не лишней. Краем глаза я отметила, как Коннор сверлит меня потерянным взглядом. Его диод уже не горел красным, сменив цвет на желтый. Но ведь никто не знает, что может происходить в механической голове.

— Энтони Гойл.

— Удивительное имя для девушки, — Камски сделал шаг назад. Каждое его движение отражалось во мне чувством опасности. — Впрочем, как и род деятельности.

— Вполне нормальная деятельность, — бурчание Хэнка слышалось, как негодование старика перед огромной очередью в магазине, но, кажется, этого бурчания никто не слышал, кроме меня самой. Офицер был единственным, кто мог оказать мне хоть какую-либо психологическую помощь. Андроид, стоящий рядом, все так же витал в собственных мыслях, анализируя ошибки в системе.

— Мне не приходилось работать с такими, как вы, мисс Гойл, — голос Камски был не просто приторным и вкрадчивым. Он было словно мечтательным. Не глядя в его глаза можно было бы подумать, что человек застрял где-то в своем внутреннем мире, рассуждая о жизни под аромат наркотической травки. Но он был трезв, здоров и адекватен, если это было можно назвать адекватностью. Внутри нарастало желание дать по морде и, как говорил Хэнк, «запихнуть табельное в задницу» елейному говнюку. Я ощущала, как из-за глубокой работы легких тяжело сдавливал комбинезон. — Ваши коллеги сторонятся меня при любых обстоятельствах. Некоторые даже пытались убить… хотя я не удивлен такой реакции, учитывая какой политикой обладает ваше руководство.

— Вы ничего не знаете о моем руководстве и тем более обо мне, — сквозь зубы прошипела я.

— Верно, не знаю. Но это легко исправить.

Мужчина дернулся в мою сторону, и я едва не выхватила кольт из кобуры. Внутренние рефлексы все еще сдерживали эмоциональный разум, позволив человеку сделать то, что он задумал. Камски поднял мою руку и… вложил в нее свой пистолет. Темная рукоятка оружия была согрета теплой человеческой рукой. Это же оружие несколько минут назад держал Коннор, решая судьбу андроида-прототипа. Никто из наставников не смог издать и звука. Я не видела, что делает Хэнк или Коннор, не видела, с ужасом или с равнодушием ли они смотрят на содеянное, но видела, как хитро блестят серые глаза Камски, как триумфально поднимаются уголки его губ. Он отпустил мою руку сразу, как только пальцы сцепились на черной рукояти.

— Дам вам еще один шанс. Тест “Камски” показывает всю суть андроида, но он еще ни разу не был испробован на генетически измененных людях. Я слышал о вашей бесчувственности, мисс Гойл. Проверим, так ли она реальна.

Когда Камски вновь потянулся ко мне, я не смогла даже шевельнуться. Происходящее вызывало внутри потоки сомнений и страха, я больше не злилась на этого человека — я его боялась. Его рука мягко направила дуло пистолета прямо в лицо Коннора. Весь мир вокруг затрещал по швам, я слышала этот треск в собственной голове и собственном задыхающимся сердце. Коннор и Хэнк, словно завороженные смотрели на дуло. Каждый из них знал на что был способен боец моей категории, каждый из них понимал — я выполню то, что следует выполнить.

— Нажми на курок, и я помогу лейтенанту сдвинуться с мертвой точки.

Оружие вызвало во мне волну отвращения. Стрелять в наставника было более, чем недозволенно — это было сродни смерти! Я резко впихнула нагретый пистолет обратно в руки Камски.

— Я не стану стрелять в доверенное лицо, думайте, о чем просите!

— Я считаю, мы оба понимаем, что вы себя обманываете, — Камски убрал пистолет за спину, но не сводил с меня внимательных глаз. Все внутри просило плюнуть ему в лицо прямо здесь и сейчас за такие просьбы, но его слова были громом среди яркого солнечного неба. — У вас только одно доверенное лицо, не так ли? И вряд ли оно принадлежит андроиду.

В моих глазах отразился испуг, вызвавший у Элайджи победоносную, но слабую улыбку. Я знала, о чем говорит гений-пижон. С самого начала я обманывала саму себя, наделяла Коннора сверхъестественными привилегиями, называла его наставником, следовала его указам и просьбам. Мозг с первой встречи с андроидом тщательно создавал иллюзию важности вокруг механического детектива, пряча от меня реальные естественные симпатии. Он не был моим наставником. Наставником был только Хэнк.

Открытие ввергло меня в ступор. Я не сводила глаз с отошедшего высокого мужчины, свободно перекидывающего взгляд с меня на офицера. Об стенки черепушки бились мысли, рассыпались в группы, я не могла их собрать воедино, понимая, что окончательно теряю все вокруг. Звуки постепенно перемешались в огромную смесь: шум воды, тихий шепот андроидов-прототипов в бассейне, тяжелое дыхание встревоженного офицера — все это доносилось до ушей, но совершенно отказывалось анализироваться и восприниматься мозгом. Внутри желудка образовывалась дыра, и я пыталась засыпать ее мыслями о будущем, но все было тщетно. Мое будущее уже предначертано.

— Издайте приказ, лейтенант.

Голос Коннора вывел меня из глубин раздумий, и я отрешенно посмотрела на андроида. Его взгляд решительных глаз не отрывался от блестящей рукоятки торчащего из кобуры кольта на моем поясе. Диод переливался желтым цветом, и хоть тот был не таким агрессивным, как красный — все же не доставлял мне спокойствия. Я хотела бы возразить, воспротивиться, что-то сказать, но голосовые связки отказались слушать. Я лишь могла стоять напротив андроида в сером пиджаке с фирменным знаком «RK800» и надеяться на лучший исход.

— Ты ахренел, Коннор?! — восклицание Хэнка подействовало словно спасительный красный маяк в шторм посреди океана. Взгляд инстинктивно направился в сторону офицера. Я знала, что он не дурак, и не станет заставлять меня стрелять в Коннора. По его виду уставших и раздраженных глаз было понятно, на чьей он стороне. — Я не стану убивать тебя, даже через чужие руки!

— Меня нельзя убить, лейтенант. Я не живой. Вы же знаете! Завтра я вновь вернусь к вам, и мы продолжим это дело.

— Хватит с меня этого цирка, уходим отсюда!

— Прошу вас, Хэнк. Это единственный шанс сдвинуться вперед. Пожалуйста.

Хэнк уже торопливо повернулся к выходу, когда андроид остановил его своим голосом. Впервые за месяц совместной работы этот голос мне не нравился. Коннор смотрел на офицера с неподдельной уверенностью и мольбой в просьбе совершить этот чудовищный выстрел. Я же смотрела на старика с мольбой не заставлять меня заносить оружие.

Секунды молчания длились вечно. Стены вокруг начали давить на меня в предчувствии самого ужасного в моей жизни. Камски безучастно, но с интересом смотрел на наши метания. Ему было весело. Нам нет. Грудь Коннора вздымалась прерывисто и быстро, он был больше, чем уверен в своем решении. Хэнк же смотрел на него укоризненно-сожалеющим взором. Но самое страшное в этой ситуации было не то, перед каким выбором андроид поставил офицера. Самым страшным было то, что они оба осознавали — я выполню свою задачу, получив ее от своего наставника, в ту же секунду.

— Анна, — Хэнк, опустив взгляд в пол, судорожно сжал губы. Всеми своими силами я мысленно молила о прощении, молила не издавать этот сраный приказ! Но мое дело было малое — стоять, молчать и делать. Произнесенное имя вслух этим обреченным голосом заставило тело ввергнуться в состояние предстоящего стресса. Сердце вновь участило ритм, в глазах поплыли белые и черные вспышки. Мышцы налились свинцом, предчувствуя выполнение прямого указания наставника, я ощущала, как руки и ноги напряглись по стойке смирно. — Делай.

Подготовленные рефлексы, ожидаемые приказа, сработали быстро. В одно мгновение кольт со звуком вскинулся правой рукой вперед, нацелив свое блестящее дуло в лицо Коннора. Палец уже был готов нажать на спусковой крючок, как разум успел осознать происходящее в ту маленькую долю секунды. Рука висела в воздухе вместе с кольтом неподвижно, и я понимала: если я выполню это распоряжение сейчас, значит, признаю себя, как солдата. Всеми усилиями воли я старалась заставить гребаный палец спустить курок. Но он лишь дрожал под давлением внутреннего конфликта между последней попыткой сохранить свое имя и нежеланием убивать единственного значимого для меня существа. Правый, недавно заживший, плечевой сустав ныл. В ушах верещал протяжный звон, я ощущала себя центром вселенной, готовой поставить точку на истории этого мира. Как и во всех случаях, мир вокруг померк. Была лишь я, он и приказ.

ОН. Мелькнувшее в тишине отключенных физических чувств слово заставило меня перевести взгляд с дула на цель. Коннор не смотрел на оружие, его оно никогда не интересовало. Он смотрел мне в глаза, всем своим видом требуя сделать задуманное. Как и в ту ночь, когда мы пожаловали в заброшенное здание в поисках девиантов, он не испытывал страха перед предстоящим отключением, но в этот раз он был совсем иным. Темные, уже высохшие от снега, волосы блестели в свете потолочных ламп. Все его черты лица, идеально слепленные художником, вызывали внутри какое-то постороннее для убийства чувство. Трепетное, нежное и теплое. Он смотрел мне в глаза пронзительным взглядом, он требовал выстрелить, позволить продвинуться этому чертовому расследованию хоть на миллиметр вперед! Но он требовал слишком много.

Я стояла с вытянутым в руке блестящим кольтом, казалось, целую вечность. Мышцы наливались тяжестью, но разум старательно отталкивал солдатские рефлексы, оттягивал момент сокрушения всей моей жизни. Я не могла его убить. Глядя в эти карие, темные глаза, за которыми скрывались оптические линзы холодного механизма, я осознавала насколько беззащитна перед этим прекрасным созданием. Даже нацелив на него оружие, все внутри понимало — он сильнее. Это он держит меня под прицелом, и держал каждый день. Это Коннор разрушал мою личность каждым своим взглядом, своим словом, он уничтожал мое “Я”, не применяя оружие! Он вверг меня в пучину всех забытых мною эмоций, к которым мне приходилось вновь приспосабливаться, вернул меня к человеческой жизни после сна, как работник скорой помощи возвращает к жизни накаченного таблетками самоубийцу. Он и его карие темные глаза и эта дурацкая выбившаяся прядь волос, безмятежно спускающаяся вдоль левого виска.

Рефлексы расступились. Звуки, блики и иные составляющие этого мира вернулись, приказ Хэнка стал просто словами. Рука дрожала от нарастающего напряжения, я видела перед собой лишь приоткрытые в привычном немом вопросе губы, маленькие имитированные родинки на лице и нахмуренные глаза Коннора. Каждая клетка внутри трепетала от его облика. Он был прекрасен. Я не могла его убить.

— Я не могу поверить своим глазам, — мягкий тон Камски звучал где-то на затворках моего внимания. Глаза не отрывались от Коннора ни на секунду, пока тот с теми же самыми секундами становился все тревожнее. — Даже продукт идеальной генной инженерии и андроид оказались человечнее, чем сам человек.

Его голос был более, чем изумленным. Он выплыл откуда-то из бокового зрения, тщательно изучая мое лицо. Только через мгновение я поняла, что щеку обжигает соленая холодная слеза. Стерев ее левой рукой, я посмотрела на пальцы. От влаги остались лишь следы, но даже этой незаметной черты хватило, чтобы в голове окончательно прояснилось. Я не солдат. Больше не солдат.

— Чтоб я сдох…

Тихий, но вполне многозначный голос Хэнка повлиял на меня, словно пушечный выстрел. Кольт с характерным щелчком вернулся в свою кобуру, мне больше не хотелось оставаться в этом паршивом доме. Опустив взгляд, я быстрым шагом ринулась к выходу. Хриплый пропитый голос Андерсона за спиной что-то воскликнул, но его крик потерялся в ветровом шуме в ушах. Морозный воздух принял меня с таким остервенением, что я ощутила жгучую боль на лице — слезы лились из глаз, пробужденные семилетним застоем.

Снег под ногами шуршал, как одеяло под плачущим в постели беспокойным ребенком. Мне не было холодно, но под тугим внезапно ставшим отвратным комбинезоном сворами метались мурашки, поднимались от ног к рукам, к голове, к животу. Через мгновение я осознала, что несусь по дороге с завидной скоростью. Из груди доносились хрипы, из горла — стенания и рев. Порушенный мир на осколках будущего оставался где-то позади, в этом ужасном доме, ставшим моей жизни настоящей могилой. Я слышала, как сердце выбивает чечетку, как кровь неравномерно распределяет малые количества доставляемого кислорода, но мне было плевать. Ноги на автомате несли меня вперед, изредка сворачивая с дороги в лес. Покрытые слоем снега хвойные деревья словно тянули ко мне свои враждебные лапы, предлагая потеряться в их объятиях и больше никогда не возвращаться в этот мир. Редкие встреченные мною животные уносились прочь. Я ненавидела весь этот мир. Ненавидела подразделение за то, что те обещали избавить меня от боли и разочарований раз и навсегда. Ненавидела Камски за его мерзкие тесты и все понимающий взгляд. Ненавидела Андерсона за то, что тот не написал на меня гребаную отказную. Но больше всего на свете я ненавидела Коннора. За все. За мягкий, дружелюбный голос, за удивительно завораживающий облик, за уверенную осанку, за отвратные знаки «Киберлайф» на пиджаке. За его взгляд темных, совершенных глаз, в которых хотелось не просто тонуть — в которые хотелось смотреть каждую минуту каждого дня. Я ненавидела его за протянутую в баре руку, за сожалеющий взгляд при ознакомлении с историей моей семьи, за чувственные губы, которые так часто приоткрываются в знак вопроса! Я ненавидела его! Ненавидела и захлебывалась слезами.

Мысли растекались по телу в такт биения сердца и моим стремительным шагам. На фоне каждого умозаключения, каждого эмоционального суждения мелькали слова, как будто бы поставленный хирургом неутешительны диагноз. Я не солдат. Отныне я — никто.

Коннор вышел на улицу, ощущая внутри стойкое чувство беспокойства и тревоги. Он не видел бегущих слез на лице Анны за все время работы, и теперь этот вид вызывал в нем только испуг и вину. Он знал, предчувствовал, что поездка к Камски обернется чем-то ужасным, но не знал, что настолько! Сойдя с мостика и осмотрев вокруг следы, андроид ощутил страх. Она исчезла в снежных сугробах редкого леса, ее лицо и дрогающаяся навесу рука с кольтом все еще стояла перед глазами Коннора.

— Она бежала в лес, — самому себе прошептал андроид.

— Ничего, отыщем терминатора. Лучше объясни мне, что это было? С ней все понятно, она все-таки человек. Ну а ты? — Хэнк, медленно хрустя под ногами снегом, подошел к андроиду-детективу. Коннор непонимаще обернулся, но в его голове тут же всплыл облик стоящей перед ним на коленях андроида-прототипа. Он знал, что его диод мигает желтым, знал, что в голове происходит множество процессов с уничтожением внутренних сбоев, но как бы он не старался — не мог дать объяснения своей реакции на просьбу об убийстве. — Почему ты не выстрелил?

Коннор отчаянно искал ответ в своей голове. Он был заинтересован в этом вопросе не меньше самого Хэнка, но сейчас все мысли перемешивались с тревогой за стремительно отдаляющегося солдата и за целостность собственного программного обеспечения.

— Я посмотрел ей в глаза, и не смог. И все!

— Ты мне все уши прожужжал об интересах расследования. У нас был шанс все узнать, а ты все слил.

— Да знаю я, что должен был. Сказал же, не смог! Не смог я, понятно?!

В голове жужжали тысячи мыслей. Все они переливались, словно из одного сосуда в другой, и с каждой пролитой каплей терялась возможность выстроить произошедшее по полкам. Андроид смотрел в глаза лейтенанта с нескрываемым обречением и потерянностью, он ожидал услышать слова поучений, готовился ощутить на себе недовольный взгляд Хэнка, полностью погрузившись в раздумья о разрушенном внутреннем мире, сложенных из установок «Киберлайф». Но Хэнк не злился. В его глазах читалось уважение и дружелюбие. Только сейчас Коннор понял, что именно разжевывал в тот скандальный вечер, когда Хэнк внезапно спустил всех собак на выполнившую приказ Анну.

— Может, и правильно сделал.

Хэнк устало похлопал андроида по плечу и побрел к своей машине. Шуршащий снег под его ботинками добавлял еще большей недосказанности в этот день, которые предстояло перебрать андроиду в своей голове. Борясь с мыслями о собственной неполноценности, Коннор вновь вернулся к нарушенному снежному покрову. Его взгляд отчаянно метался от следа к следу, желая найти в них ответы на все вопросы. Но их не было. Как бы тщательно он не изучал каждый контур, каждый шаг, вопросы лишь добавлялись, а вместе с ним и чувство вины. Коннор, сделав пару шагов по направлению к выезду, старался смотреть сквозь снежную стену, ища в нем образ солдата. Он пытался совладать с нахлынувшим чуждым его чувством, отказывался его принимать или анализировать, задвигал на затворки взволнованного собственным отклонением от нормы сознания, но в тоже время понимал: избавиться от чувства вины можно было только с помощью одного — найти девушку и убедиться, что она в порядке.

— Ну, ты чего встал? — Хэнк, уже разбудив свою колымагу, высунулся воткрытое окно. — Поехали догонять Фореста Гампа!

Андроид откликнулся не сразу. Он все всматривался в белоснежную даль, каждый раз замечая движения и ожидая, что вот-вот покажется силуэт. Через несколько секунд Коннор, пятясь назад, вернулся к машине Хэнка и, съедаемый чувством беспокойства, сел в машину. Его не пугало внезапное ощущение, эмпатия. Система тщательно старалась найти причину столь резкого поведения солдата, и совершенно ее не находила. Пугало то, что сам Коннор осознавал эту причину. Или по крайней мере, предчувствовал.

Ноги вязли в снегу по самое колено. Я не сбавляла темпа ни на минуту, источая все больше измученных криков и влаги на глазах. Несколько раз тяжелые ботинки цеплялись друг за друга, и я летела на снежный покров лицом вперед. Кожа не ощущала холода, ни одна клетка не чувствовала обмерзания. Лишь легкие, сбиваемые морозным глубоким дыханием, время от времени лопали мелкие сосуды, которые тут же восстанавливались под действием стресса и регенерации. Изредка из глубины леса доносились птичий щебет не улетевших на юга птиц, где-то трещали ветки под лапами спугнувшихся животных. Ни один шум не осознавался моим мозгом. Сознание мерно скорбело над мертвым солдатом внутри, не желая воспринимать этот мир как нечто важное. Важным теперь ничего не было. Ни жизнь, вновь наполнившаяся смесями давно отошедших от меня раздирающих чувств; ни будущее, в котором проглядывалась только тьма за очередной операцией; ни подразделение, чьи идеалы когда-то были превыше всего. Даже Коннор-катана, плотно прижатый к спине, молчал в сострадательном знаке.

Время летело, словно вытекающая из сжатого кулака вода. Я время от времени чувствовала кровь во рту из-за опять лопнувших в легких сосудах, но останавливаться не собиралась. Собственное тело и разум старалось как можно скорее убежать от догоняющих меня мыслей о нем. Но как бы я не набирала скорость — мысли оставались при мне, гоняя меня по снегу словно гончие адские псы. Взгляд его нахмуренных глаз был удивительно красивым и пугающим, вздымающаяся на груди белая рубашка всем своим видом требовала прикоснуться к нему, обнять и никогда не просыпаться. На лице читалось непонимание, даже испуг. Но то ли был истинный страх? Несясь как можно дальше от треклятого Камски, геометрического дома и испугавшегося Коннора, я лишь укреплялась в уверенности, что жизни больше нет. Дальше лишь мгла и пустота.

Город показал свою черту. Ноги на рефлексе несли меня мимо старых коттеджей, удивленных редких прохожих, проносящихся мимо машин. Время наверняка перевалило за полдень, когда я, вся измученная и выбившаяся от бега и истерики из сил, достигла собственной улицы. Снег здесь покрыл лишь малую часть домов, буря не навещала это место вот уже несколько дней. Люди были на работах, и наверняка лишь домохозяйки могли заметить мое неадекватное поведение, с предвкушением ожидая и выдумывая все более интересные сплетни и слухи. Глаза начали опухать и краснеть от безостановочных слез, кожа лица продрогла под постоянной ледяной влагой. Каждый вздох приносил мне большую порцию боли, но если бы эта боль была физической — было бы гораздо легче.

Совсем рядом с домом я вдруг натолкнулась на кого-то. Плывущие вокруг меня силуэты здания, машин и людей не желали приобретать очертания, однако я остро ощущала на своем запястье чьи-то пальцы. Едва не свалившись на землю, я встряхнула головой. Силуэты прояснились.

На меня смотрели два серых женских глаза, однако принадлежали они отнюдь не женщине. AX400, тщательно выполняющая свою работу в доме соседа и исправно получавшая за это от своего хозяина, поворачивала меня по часовой стрелке, словно пытаясь спрятаться за моей спиной. Она была встревожена, нет, напугана! В ее серых глазах читался неподдельный страх, по щекам текли слезы. Грудная пластиковая клетка прерывисто поднималась и опускалась, цепкие пальцы сильнее сжимали мою руку. За спиной что-то кричал мужской, грубый голос, и каждый крик вызывал в этом беззащитном механизме содрогание. Все, что я видела в ее глазах — она видела в моих. Я никогда с ней не общалась… но ощущала, что все сейчас зависит от меня.

— Беги, — сквозь зубы процедила я, всем своим видом показывая серьезность указания.

Лицо андроида переменилось. В потерянных глазах мелькнуло понимание, и девушка-андроид, отцепившись от меня, понеслась прочь. Она словно ждала этого слово, ждала, когда ей дадут разрешение на побег, когда она сможет избежать очередных ударов. Ее белая униформа слабо мелькала в белых снегах, некоторые соседи вышли поглазеть на происходящее.

— Эй, какого черта ты…

Мужчина не договорил. Обернувшись к нему и ощущая приступ адреналина, я угрожающе потянулась к рукоятке Коннора-катаны. Оружие словно услышало мои намерения. Тонкий, но уверенный голос потребовал незамедлительных действий, показывал свою полную боеготовность, но вместе с яростью во мне же нарастала и паника. Я ощущала этот мир, как никогда раньше. Я смотрела в темные жестокие глаза соседа, смотрела как развивается его синий галстук на голубой рубашке, смотрела, с каким ужасом он пятится от меня в сторону своего дома, и чувствовала невероятное желание убить его. Один взмах руки — и медики будут собирать половинки по дороге. Каждое чувство, будь то ярость или страх, словно красный острый перец ощущался отвыкшим мозгом, и мне пришлось приложить немало усилий, чтобы усмирить свои рефлексы.

Мое замешательство позволило соседу использовать момент и устремиться на свой участок. Ярость внезапно сменилась страхом, я снова ощутила горький привкус скорби и паники на своих губах. Наконец, достигнув дома, я ввалилась в него, как пьяный после пятничного вечера старый трудяга. По гостиной тут же взметнулся ветер, где-то в глубине хлопнула дверь. Коннор-катана резко была уложена на пол, и я, захлебываясь в наступающем истеричном удушье и нарастающей слабости в изнеможённых мышцах, ринулась в сторону подвала, откуда доносился писклявый, зудящий мозг голос подразделения.

Они не нашли ее по дороге, хотя следы иногда и проскальзывали по заснеженной проезжой части. Они не нашли ее и в лесу, несмотря на то, что местами были видны следы падения с каплями крови. Каждое такое место вызывало в Конноре все большее отчаяние, Хэнк же мрачнел и старел на глазах. В конце концов, следы привели их в город. В какой-то момент отпечатки ботинок потерялись в следах прохожих, и андроид, пригладив свои волосы в нервном жесте, удрученно уставился в окно. В ее жизни могло быть лишь одно место, где она наверняка захотела бы сейчас оказаться, укрыться, спрятаться. Лейтенант Андерсон, потерявший свою былую уверенность найти девушку, был с ним согласен. Вскоре, машина притормозила у входа во временный дом солдата.

Дверь была раскрыта нараспашку. Это было как минимум странно, ведь признаков борьбы вокруг не было, даже следы были одиночными. Не дождавшись толком, когда машина окончательно затормозит, Коннор пулей выскользнул из салона, даже забыв закрыть за собой дверь. Сидящий рядом Хэнк возмутился криком, но андроид его не слышал. В его голове циркулировала только она мысль, и с каждым метром приближения к дому эта мысль обрастала иглами и шипами. Она не убила его. Могла выстрелить прямо в лоб, целилась прямо в лицо своим пистолетом, она слышала указ Хэнка, и даже выхватила в ту же секунду пистолет, но нажимать на курок не стала. Стояла напротив и не сводила с него глаз, в которых можно было отметить множество мучений и страданий. Ее черный комбинезон и золотая на груди эмблема словно призраки прошлого цепляли внимание, но Коннор не мог оторвать взгляда от зеленой радужки, как бы не старался. И когда по бледной щеке покатилась слеза — ощутил, как все внешние и внутренние стены разрушаются.

Гостиная оказалась непривычно… другой. Солдаты, по наблюдениям Коннора, отличались резкой чистоплотностью и дисциплинарностью, и Анна когда-то соответствовала этим свойствам: в ее доме лишним могли быть только парочка не так расставленных чистящих средств на журнальном столике. Сейчас же все было иначе. Дом перестал источать пустоту. Красное, атласное платье и черные лакированные туфли были небрежно брошены на спинку украшенного его и ее кровью бежевого кресла. На столе стоял недоеденный завтрак. Коннор, убедившись, что Хэнк остался в машине, закрыл дверь на замок и прошел в гостиную. Все здесь веяло присутствием человека. Внезапно нос ботинка что-то зацепил, и андроид опустил голову, заставив тонкую прядь упасть на глаза. Катана лежала посреди гостиной. Это был самой дурной знак из всех.

— Анна?

В ответ из открытого нараспашку подвала прозвучал грохот и шум. Коннор отличил в нем треск стекла и деревянных щепок, послышался даже воинственный, но истеричный крик замахивающейся девушки. Не долго думая, Коннор пустился в подвал, в котором мерцали блики диагностических экранов.

Мир сходил с ума. Он уничтожал меня снаружи и изнутри, заставлял разрывать горло и легкие в истязаемых криках, я кричала в такт изнывающей от тахикардии сердечной мышцы. Вбежав в подвал едва ли не кубарем, я тут же схватила совершенно новый процессор и отправила покорять дальнюю бетонную стену. Матовый экран потух и с треском отделился от пластикового корпуса, раскинув все свои платы и осколки по полу. Адреналин захлестывал меня с новой силой, и в следующее мгновение под биение вены в висках и собственный яростный крик в стену полетел второй экран. Мужской грубый голос диагностики попытался известить о серьезных повреждениях системы, но я заглушила его голос треском стеклянного экрана о ботинок. Следующий экран отправился изучать мою подошву: с силой скинув процессор на пол, я утоптала его тяжелым протектором. Экран не тух, он все еще боролся с повреждениями, хоть и дребезжал синим «экраном смерти». Стоящий посреди стул диагностики немедленно был расшатан и отброшен на стол, где ранее стояли процессоры и экраны. Весь мир сходил с ума. И я вместе с ним.

Сквозь пелену яростного тумана на меня смотрели карие темные глаза андроида. Все в нем было безупречным, пугающе совершенным. Он смотрел на меня укоризненно, как в тот день, когда я застрелила девианта, смотрел хищно у пылающего огнем бака, смотрел сочувственно, как в вечер откровений у пьяного Хэнка дома. Каждый раз вспоминая его стойкость, взор, щетину на щеках и жар под пиджаком я ощущала новую волну ненависти на саму себя. И каждый раз в стену летело что-то еще уцелевшее от аппарата диагностики.

Жизнь, словно груда хлама, лежала посреди всего этого мусора. Всем своим нутром я ненавидела подразделение, старалась уничтожить каждое упоминание о нем в своей голове, я билась с криком об стенки, поскальзывалась на стекле и падала на пол. Организму не хватало кислорода. Легкие выплевывали воздух с отвращением, ноги перестали держать. Все что мне оставалось делать — сидеть на усыпанном осколками разбитой мною же жизнью полу и плакать. Слезы не переставали идти ни на минуту. Я слышала, как стучит в висках, слышала стенания внутреннего разрушающегося мира. Чувствовала, с каким отвращением и презрением смотрит на меня вселенная, пока я, униженная и никчемная, сидела на полу собственного подвала. Крики разносились по всему дому, и эхом отзывались от холодных стен. Я чувствовала, как умираю. В глазах начинало плыть от недостатка воздуха, сбивчивое дыхание и боль в грудной клетке не позволяли мне разжаться. Мне оставалось ждать смерти… и принять ее как друга, моля об избавлении от возвращающихся чувств.

В свете все еще мерцающего экрана метнулось какое-то движение. Битое стекло, усеявшее бетонный пол, хрустело под чьими-то ногами, и на мгновение мне показалось, что сейчас вызванный техником солдат приставит к моей голове пушку и избавит от мучений. Однако никто не наставлял на меня оружие. Перед глазами маячили вполне знакомые ботинки, и когда человек присел рядом со мной — к удушью добавилась вновь нарастающая паника.

Коннор смотрел на меня настороженно, в его отражающих свет экрана глазах читались тревога и заботливость. Он смотрел мне в глаза, не произнося ни слова. Легкие заходились в еще более резком темпе, выплевывая необработанный воздух, и я почувствовала приступ кашля.

— Все хорошо, — едва слышно шептал андроид. — Просто дыши.

Он протянул ко мне правую руку и этот жест подействовал на меня, как электрический разряд. Резко отдернувшись, я в истерике отползла к дальней бетонной стене, ощущая всю ее прохладу на спине сквозь плотную ткань экипировки. Коннор некоторое время просто сидел передо мной, явно не зная что делать. Перед глазами начинало плыть. Я слышала, как бьется в панике от нехватки кислорода сердце, как задыхается и затухает мозг. Я больше не могла так жить… вновь глотать слезы и утопать в одиночестве, вновь строить этот мир и тут же его терять. Мне хотелось как можно скорее покинуть эту чертову реальность, избавиться от мучающего меня взгляда темных проницательных глаз. Я смотрела на Коннора, исследовала каждую его клеточку, каждый контур, старалась запомнить в нем каждую деталь. Его прекрасное лицо, полное тревоги, упавшую на глаза темную прядь, открытые губы, шепчущие какие-то слова, его протянутая ко мне теплая и шершавая рука. По спине пробежали мурашки. Кожа инстинктивно ощутила прикосновения андроида, которые впервые вызвали во мне бурю эмоций в вещательной студии башни Стрэтфорд. Они были такими мягкими, такими желанными. Я лишь смотрела на расплывающуюся в глазах руку, слышала его утопающий в темноте голос. Большего мне было и не надо.

— Анна, пожалуйста. Посмотри на меня.

Трепетный мужской, идеальный голос заставил перевести меня, забившуюся в самом углу подвала, взгляд с руки на андроида. Коннор сидел на корточках, обеспокоено заглядывал в мои глаза, в самую глубь души. Внезапно все нервные клетки сконцентрировали свои оставшиеся силы затухающего разума и обратились к Коннору. Его светящиеся отличительные знаки были словно насмешкой над всем, что происходило здесь, между мной и этим существом. Он не был холоден, ему было не все равно. Все внутри было уверенно, что он выполняет действия не с целью психологической помощи детектива-андроида, а с целью успокоить меня и свой разум. Я внимала каждому его слову. И не могла оторваться от завораживающих сияющих глаз.

— Дыши ровно. Просто дыши ровно.

Закрыв глаза, я глубоко вздохнула воздух. Легкие закашлялись, но отказываться от глотка не стали. Кровь постепенно насытилась кислородом и избавилась от углекислого газа. Когда сердце настроило свой ритм и кровь в голове перестала шуметь, я открыла глаза и увидела перед собой все еще сидящего, но уже менее обеспокоенного Коннора. Его рука больше не висела в воздухе. Он опустился на колени и сложил руки перед собой, старательно наблюдая за тем, как я прихожу в себя. Слезы текли без остановки, несмотря на то, что воздуха мне хватало, и перед глазами перестало плыть. Рядом доносились звуки стрекочущего электрического тока, вырывающегося искрами из разорванных проводов. Мне все еще хотелось плакать, однако глядя на самое удивительное и прекрасное создание перед собой — совершенно не хотелось умирать.

— Что со мной не так, Коннор? — содрогающимся голосом прошептала я. Голосовые связки сели на несколько тонов, растянутые криками и замороженные холодом. Из горла доносилось хрипение, но привычный девичий голос все еще сохранялся. — Почему мне так плохо?

На его лице промелькнула новая тревога. Коннор опустил на мгновение голову, но когда поднял ее — в глазах больше не было тревоги. В них было смирение и решительность.

— Я не знаю. Но, кажется, я могу помочь.

С этими словами андроид медленно поднял обе руки и протянул их ко мне. Серый, насмехающийся надо мной своими надписями и синими знаками, пиджак зашуршал, растрепанный галстук безвольно повис вниз. Андроид смотрел на меня полным решимости и в то же время сомнений взглядом. Он ждал моей реакции, ждал действий, которые могут решить всю последующую историю наших переплетенных жизней. Во мне плескалось чувство страха и благоговения, все тело стремилось поддаться, в то время как изломанный рассудок останавливал мышцы. Через несколько секунд молчания, в голове словно щелкнул застав последнего амбарного замка на запертых чувствах. И я, оторвавшись от стены, быстро устремилась в протянутые руки Коннора.

Белая рубашка приняла меня с непривычной теплотой и нежностью. Она и вправду пахла удивительным свежим ароматом. Андроид, сгребая меня в охапку, уселся у рядом стоящей бетонной стены, опершись об нее спиной. Он неловко и нерешительно гладил мою спину своими руками, время от времени убирая растрепанные в хвосте волосы за плечо. Его ноги в черных узких джинсах были согнуты в колени так, что ботинки стояли ровно на полу, скрепя россыпью стекла. Мне было уютно, тепло. Спокойствие пришло на смену страху и боли, каждая клетка отзывалась на прикосновения Коннора даже сквозь плотную, солдатскую ткань. С упоением и вздрагивающими легкими я слышала, как все же бьется механическое сердце под тонким пластиком и бионической кожей. Разгоряченная кожа лба ощущала шершавость имитации мелкой щетины, он был теплым, даже жарким под тяжелой и грубой тканью пиджака. Весь мир вокруг утопал в непроглядной тьме, пока мы лежали в подвале, прижавшись друг к другу.

Все это было прекрасным. Даже то, что его белая рубашка покрывалась пятнами от моих все еще изредка стекающих слез — это было прекрасно. Коннор медленно и успокаивающе водил рукой по левой стороне спины, щупал жесткую ткань, иногда стирал большими пальцами слезы с моих щек. Он ничего не говорил. За него говорило имитированное сердце, бьющееся в такт моему мышечному органу. Я слушала этот стук через белую рубашку и холодный внутренний пластик, и успокаивалась так быстро, как новорожденные дети под звуки биения сердца собственной матери. Время перестало утекать в неизвестность, все произошедшее до этого словно стало вполне нормальным, даже предначертанным для всего этого путем. Я трогала мягкую ткань рубашки андроида, все больше прижималась к нему, сжималась в маленький комочек в этих уютных объятиях.

Вокруг царила тишина. Только редкие искры, выбиваемые из проводов, шуршание пиджака и прикосновений механической плоти по грубой солдатской ткани изредка нарушали это спокойствие. Щеки ощущали на себе касания мягкой, но шершавой бионической кожи, внутри все трепетало и торжествовало одновременно. Подразделение, жизнь солдата, приказы — все это вдруг стало таким малозначимым. Был только он. Он и его прекрасный облик с невероятными нежными прикосновениями, ради которых я готова была идти на смерть.

Хэнк стоял, прислонившись к своей машине, наблюдая за происходящим в доме. Точнее, он не наблюдал, а слушал. До него доносились звуки разбитого стекла, грохот и деревянный треск. В какой-то момент все утихло. Старик принципиально не шел в дом вслед за андроидом, он и не намеревался этого делать с самого начала. Прошло не меньше получаса, когда офицер, загадочно хмыкнув, залез в салон и медленно тронул автомобиль прочь по улице.

Сегодня ему предстояло обдумать очень много. Пожалуй, он даже обойдется без спиртного.

========== Эпизод VIII. Последняя цель установлена — Коннор. ==========

Комментарий к Эпизод VIII. Последняя цель установлена — Коннор.

не пугайтесь названию. в нем гораздо больше теплого, чем кажется на первый взгляд

каждый ваш отклик как бальзам на душу! важно осознавать, что кто-то разделяет с тобой весь этот мир и все переживания

мы продолжаем переживать изменения Гойл в ее окончательно разрушенном мире. осталось лишь смотреть, как оба (Коннор и Гойл) пытаются найти выход из всей этой сложной запутанной истории, связанной общими обязанностями перед правительством и обоюдными внутренними смятениями.

глава получилось вновь крупной и длинной (простите…), но слишком сильно плещется внутри меня фонтан воображения!)

спасибо заранее за извещения об ошибках! сложновато проследить за каждой опечаткой в этом огромном тексте)

Тусклый свет мерцающего экрана едва освещал и без того темный и холодный подвал. Постепенно разбитый экран сдавал свои позиции, его сияние меркло с каждой минутой. Коннор считал каждую. Прошло два часа и сорок три минуты с того момента, когда андроид спустился по бетонной лестнице вниз, едва не попав под горячую руку разъяренного солдата. Каково же было его удивление, когда солдат все же оказался не в ярости, а в истерике. Девушка, стискивая свои плечи руками, сжимаясь в комок на холодном, усыпанном стеклом и щепками полу, затухала, словно свечка, огонь которой боролся с морозным сквозняком. Ее сердечная мышца билась неровно, время от времени и вовсе пропускало удары. Она задыхалась. Система анализа внутри бесцеремонно старалась просчитать варианты развития событий, если бы Коннор вдруг опоздал. Андроид отмахнулся от этих мыслей. Почему-то анализировать подобное было неприятным.

Через час и пять минут после успокоения Гойл заснула. Белая рубашка покрылась темными пятнами из-за непрекращающихся слез. Слезы не пугали андроида обязательным обезвоживанием хрупкого человеческого организма, пугало само их наличие. Коннор с самого начала знал о нестабильности солдата, но его волновало только эгоистичное желание избавиться от чувства схожести с человеком. Тогда это все казалось чем-то неважным. Теперь же оказалось, что их общие сбои были нечто другим — самым значимым за последние несколько недель.

Экран полностью потух. Особенности оптики позволяли Коннору разглядеть всю комнату в полном мраке, но оставаться дальше в подвале было нельзя. Андроид аккуратно постарался освободить правую руку. Анна несколько раз поморщилась, но не просыпалась. Вряд ли ей хватит сил проснуться, пережитая паника и марафон через снега местного леса выжали из ее организма все до последней капли. С силой опершись спиной о стену, андроид с обездвиженной на руках Гойл поднялся на ноги. Под ботинками хрустело стекло, Коннор даже несколько раз, погруженный в желание не навредить и не разбудить девушку, пнул остатки от пластмассовой рамы диагностического экрана.

В гостиной было светло. За окном едва пробило три часа дня, и солнце уже начинало спускаться к горизонту. Андроид поднялся вверх по лестнице, ощутив перенастройку собственных оптических линз из-за яркого дневного света. Только здесь Коннору представилась возможность оценить все изменения на человеческом женском теле. Темные, растрепанные волосы Анны грузно свисали с плеч, полностью выбившись из хвоста. Ее комбинезон местами был разорван: на рукавах виднелись рваные, пропитанные кровью порезы. Солдат бежала долго, то и дело сворачивая из леса к дороге и обратно. Она была настолько напугана, вдруг подумалось андроиду, что даже не замечала, как ветки царапают ее кожу. Ран и царапин уже не было — организм в быстром темпе покрыл мелкие раны новой кожей. Комбинезон вряд ли мог так восстанавливаться.

Пройдя мимо гостиной вдоль коридора, андроид ногой отодвинул дверь в спальню. Здесь было все неизменным: стоящее напротив зеркало, плотно закрытый темный шкаф, идеально разглаженная белая постель. Только в этой комнате можно было ощутить присутствие не просто человека, но воспитанного и взращенного солдата — настолько все было идеальным. Заметив свое отражение, Коннор ненадолго задержался на входе. Он был растрепан. Несколько прядей выбились из зачесанных волос, пиджак помялся, по белоснежной рубашке расползались темные мокрые пятна. Расслабленный галстук неопрятно свисал с шеи, струился по груди покоящейся в его руках Анны. Ее голова безвольно повисла, левая рука покачивалась в такт его движениям. Даже сейчас, разбитая и уставшая, она выглядела удивительно красивой.

Как только Анна коснулась постели — тут же подмяла под себя подушку. Она не проснулась даже тогда, когда Коннор старательно укрывал ее белым одеялом. На мгновение андроиду захотелось убрать упавшие на лицо Анны волосы. Он потянулся к ней рукой, но на половине пути убрал ее назад. Через минуту Коннор поспешно покинул спальню.

В гостиной было все совсем иначе. Медленно прошагав практически к центру комнаты, андроид вдруг ощутил, как откинул носком ботинка что-то увесистое, но тонкое. Коннор опустил нахмуренный взгляд, и увидел лежащую катану. Руки чесались взять оружие и убрать на стойку, но в голове все еще крутились обещания Анны расправиться с ним при малейшем прикосновении к священному мечу. Немного помедлив, андроид опасливо обернулся в сторону закрытой спальни. Рука медленно потянулась вниз, встретив на пути обвисший галстук. Холодная кожаная рукоятка приятно поприветствовала пальцы в безмолвном рукопожатии. Коннор выпрямился и осторожно взял катану в обе руки. Ее стойкость и изящность и вправду были восхитительными. Временами, глядя как рукоятка выглядывает из-за плеча солдата, андроид ощущал понимание относительно маниакальной любви девушки к своему оружию. Катана была ювелирной работы продукт, старательно приводящимся в порядок заботливыми женскими руками. Он ни разу не видел, как Анна использовала оружие непосредственно во время стычки, даже догадывался, что катана носит исключительно декоративный, отличительный характер. Но судя по тому, как виртуозно двигались мышцы солдата, прикладывая в безупречном положении острие лезвия к его горлу в той заброшке — Гойл наверняка знала, как обращаться с оружием не понаслышке.

Андроид аккуратно, с характерным металлическим звуком выдвинул меч из ножен. Холодный блеск металлического сплава блеснул в глаза, и на лице Коннора проявилась легкая улыбка. Все это было даже забавным. Он определенно хотел рассказать солдату о своей осведомленности относительно некоторых тайн Анны и оружия, однако понимал, что подобное вызовет еще больший резонанс, чем сегодняшняя истерика в подвале. Если в тот раз по комнате летали компьютеры, то в следующий — может летать он сам.

Заботливо убрав катану обратно в саю и уложив ее на стойку, Коннор обратил внимание на перепачканное красной и голубой кровью обивку сиденья. Яркие, безумные цвета переплетались, создавали более темный, фиолетовый оттенок, местами были видны отдельные капли человеческой и механической жидкостей. Поверх спинки кресла аккуратно разложилось красное, атласное платье.

Андроид, ощущая внутри безмятежность, кончиками пальцев дотронулся до прохладной, струящейся ткани. Переливающийся в свете уходящего солнца атлас был гладким, приятным на ощупь. Где-то внутри наверняка еще хранилось тепло женского тела, но Коннор не решался дотронуться до ткани всей ладонью. Он осторожно убрал пальцы, плотно сжав губы в сожалении о своей нерешительности.

Гостиная была совершенно другой. Попав в дом в первый раз, андроид не ощущал видимого присутствия здесь жильца, разве что расставленные колбочки и стеклянки на журнальном столе. Он сравнивал дом с жильем Хэнка и видел разительную разницу. Хэнк бережно хранил джазовые виниловые диски, утверждая, что когда-то в далеком прошлом затирал их до дыр. В его доме тут и там была разбросана собачья шерсть, на столе раскиданы остатки еды, по полу — бутылки. Телевизор показывал матчи хоккея не переставая, даже на пустых полках все же покоилась одна единственная фотография. Коннор даже помнил многочисленны стикеры-напоминалки, наклеенные на зеркало в ванной. Здесь же не было ничего. Дом был пустым, необжитым, только оружие и флаконы с жидкостью могли выдать проживающее здесь существо военной категории. Но теперь все было иначе.

Андроид медленно осмотрел комнату. На столе все так же стояли тарелки с недоеденной кашей, разрезанным, но нетронутым апельсином, кружка, полная остывшего чая — завтрак не просто не тронули, его даже не потрудились убрать. Испачканный его и ее кровью бежевый ворс кресла, раскинутое платье и туфли, даже разрезанная занавеска не была заменена: часть ее, конечно, была убрана, но оставшееся разрезанная ткань все еще болталась на середине окна. Коннор исследовал каждую деталь, каждую частичку комнаты, и, находя что-то новое в своем изменении, креп в уверенности относительно одного удивительного открытия — все, что было «не на своем месте» было связано исключительно с ним. Коннор понимал, насколько абсурдна и опасна эта мысль, но отделаться он от нее не мог — просто не хотел. Она тщательно переступала через собственные солдатские и дисциплинарные принципы, возможно, даже неосознанно хранила все связанное с ним на видном месте. Это было глупым, совершенно не логичным. Но в то же время удивительным и… прекрасным?

Раздумья о совершенно постороннем внезапно отдались внутри чем-то опасным. Андроид, старательно игнорируя недавно завораживающие его детали, посмотрел в зеркало напротив кресла. Он тщательно зачесал черные волосы назад, подтянул галстук и расправил пиджак. На груди все еще виднелись темные мокрые пятна, и на мгновение Коннор завороженно изучал их в отражении. Он остро ощущал желание не уничтожать рубашку, как в этом случае требует регламент «Киберлайф». Но было нечто другое, что-то, что мелькало в его собственных темных глазах. То, чего раньше не было и никогда не должно было быть. Коннор пытался выудить это из своего отражения, вытащить, словно нерестящуюся рыбу в бурной реке, но каждая такая попытка была неудачной. Его взгляд был другим. Не таким холодным, но и не таким участливым. Он казался самому себе чужим, но что самое страшное — чужим не казалось то, что сейчас спит в соседней комнате.

Нахмурено отвернувшись от зеркала, андроид некоторое время простоял в тишине. Ему не нравились собственные мысли, не нравились нахлынувшие ощущения. Через несколько минут Коннор стремительно покинул дом, всеми силами стараясь оторвать разум от мерно сопящий на белой постели измученной девушки.

Просыпаться было тяжело. Очень. Впервые за семь лет я чувствовала себя морально и физически истощенной. Непривычные чувства были такими отвратительными, что просились выйти наружу через желудок. Как только тьма вокруг расступилась, я кожей лица ощутила теплую мягкую поверхность ткани. Все тело согревало внутреннее, накопленное тепло одеяла, и тугой комбинезон усиливал этот парник. Все тело взмокло. Простыня казалась на ощупь влажной. Открыв глаза, я ощутила острую боль внутри головы. Она пульсировала и разрасталась, двигалась по сосудам, отдавалась даже в плечевых суставах. Мышцы ног нещадно ныли. Я, издав тихий стон боли, попыталась сдвинуть бедро прямо под одеялом, но оказалось, что это не так просто — каждую клетку словно залило ледяным железом, отчего все человеческие ткани при попытке движения нервно скрипели и сопротивлялись.

Стиснув зубы и игнорируя боль, я медленно села на постель. Мозги откровенно отказывались работать. Все, что я помнила, это как ворвалась в собственный дом с одной целью — уничтожить гребанный аппарат диагностики, который как молчаливый сторонник событий нашептывал о моей безысходности. Помню, как в лицо летело стекло, щепки. Как руки стирались в кровь и тут же заживали от буйного нрава воспрянутых внутри чувств. Как билась в истерике посреди подвала, тщательно старалась вдохнуть, но вместо этого лишь сжималась на холодном бетонном полу. Я была готова принять смерть. Я слышала ее нависшее дыхание, ощущала могильный холод всем своим телом. В свете мерцающего экрана бегали шустрые, нетерпеливые тени демонов, готовых забрать меня туда, откуда уже никто никогда не достанет. Я ждала встречи с ней… но вместо нее пришел кое-кто другой.

Коннор. Вылезшее из небытия сознания имя, как луч яркого солнца посреди туч разогнал все посторонние мысли. Все мышцы резко выпрямились, забыв о боли, и легкие протяжно затаили дыхание. Он буквально вытащил меня с того света, нашел панацею от истерики и приближающегося конца, открыл себя для того, чтобы не дать сгореть в пучине страха и боли несчастной человеческой душонке. Он был так близко, но я в своей истерике была очень далеко.

Ладони рефлекторно начали ощупывать туловище в надежде найти на нем остатки тепла углепластикового механизма. Сквозь белую мужскую рубашку, бионическую кожу и пластмассовый корпус пробивался звук биения механического сердца. Разум напоминал мне о том, как совершенно мое сердце подстраивалось под его организм, как шуршала ткань комбинезона под его ладонями, как он уверенно смотрел мне в глаза, пытаясь вытянуть из лап женщины с косой. Я помню, как засыпала в слезах в его объятиях, слушая треск искрящих проводов и удары имитированного сердце органа. Все сознание как по щелчку вдруг воспринимало весь мир таким, какой он есть. Словно весь этот путь: потеря близких, вступление в отряд бойцов, семь лет верной службы, даже конфликты с Ридом и уложенный в руку пистолет Камски — все вело к этому подвалу, к этому моменту, к этим рукам. Это было предначертано. Кем-то и когда-то.

Кое-как встав с постели, я сделала несколько шагов и… замерла. Мозг точно помнил, как организм уплывал в бессознание там, в холодных стенах подвального помещения, но проснулось я в окружении теплого одеяла и подушки в собственной постели. Коннор перенес меня в спальню. И, вполне возможно, он все еще находился в доме.

Умозаключение ввергло меня в состояние испуга. Каждая клеточка тела помнила эти прикосновения, но ни одна из них не была готова столкнуться с ним здесь и сейчас. Поморщившись от головной боли, я уже было открыла рот, чтобы окликнуть андроида, но тут же запнулась. Звать его, приближая момент встречи, мне тоже не хотелось. Мысленно я чертыхнулась. Все стало предельно простым, но в тоже время таким сложным.

Переборовший хирургические изменения мозг начал ощущать этот мир в полной мере. Все воспринималось так терпко и резко, как воспринимает глаз яркий солнечный луч после недельной темноты. Страх, волнение и одновременное желание увидеть блеск карих глаз смешивались в один коктейль. Все тело продолжало протяжно ныть от боли, но к ней добавилось и напряжение во всех мышцах. Постояв еще несколько минут на одном месте, я сделала неровный шаг вперед. Прятаться было поздно.

В доме царила полная тишина. Я миновала коридор, с каждым шагом ощущая нарастающую бездну внутри желудка. Разум, словно в издевке, кидал в сознание фантазии, как за очередным поворотом в очередную комнату показывается широкая, расправленная спина, надпись над которой гласила «RK800». Казалось, что стоит мне скрипнуть дверью, и встревоженный андроид выскочит из-за угла со своими советами о том, как сильно мне нужен отдых. Но это не случалось. Все комнаты оказались пусты. Ванная, кухня, гостиная. Никто не встречал меня тревожным взглядом, не протягивал руки в знак помощи. Даже Коннор-катана, чудесным образом оказавшееся на стойке, с неким дружелюбием встретила меня в гостиной, всем своим видом говоря «слава богу ты пришла, а то я так устал сидеть здесь в одиночестве». Мелькнувшая мысль заставила меня грустно усмехнуться. Коннор даже ее не оставил грустно лежать посреди холодного пола.

Осознание того, что дом был пуст, внезапно принесло облегчение всему телу. Боль отступила, напряжение спало. На часах было около четырех часов дня, а это значит, что я проспала не меньше двух. Окончательно распустив растрепанные волосы из того, что осталось от хвоста, я, все еще хромая и морщась от нытья мышц и легких, подошла к зеркалу. Вокруг глаз расползались покраснения от беспрерывных слез, зрачки блестели нездоровым бликом; темные, густые волосы спутались; на рукавах комбинезона виднелись рваные порезы, и я вдруг вспомнила, как в лесу время от времени мои руки обжигала боль от удара о царапающие ветки. Тогда это было таким малозначимым, впрочем, таким же осталось и сейчас. На белой майке, выглядывающей из-под полу-расстегнутого комбинезона виднелись капли красной крови. Коснувшись пальцами своим губ, я осознала, насколько сильно была близка к смерти еще там — в лесу. Легкие старательно отхаркивали оседающую на бронхах кровь из-за разрыва мелких капилляров. Удивительно, как я не впала в кому прямо там, настолько сильно мой организм хотел жить.

Привести себя в порядок оказалось крайне сложно. Горячий парной душ приятно обнимал кожу, но облегчения в душе не приносил. Все воспитанные и лелеянные мною на протяжении семи лет установки разрушились, солдат внутри был мертв. Теперь только сердце заправляло этим телом. Как ни странно, мысли о будущем перестали быть такими страшными. Пережитые предыдущие часы в механических руках резко поменяли все представление о важном и значимом. А именно, важным было только одно — он и его жизнь. На будущее и собственные перспективы стало по непривычному наплевать.

Коннор-катана перестала назойливо требовать чистки. Я по-прежнему ощущала это родство, эту ментальную связь со своей боевой подругой, но желание натирать ее рукоятку каждую минуту отпало. Возможно, это было связано с умерщвлением всех солдатских установок, возможно — с тем, что оружие по-своему «не хотело» стирать с себя следы пальцев андроида, пусть он их даже и не оставлял. Нацепив на себя очередной комбинезон, я затянула замок практически по грудь. Горячий душ освежил тело, и покраснения вокруг глаз спали, однако осталась легкая припухлость. Волосы были бережно расчесаны и уложены в хвост. В зеркале напротив меня стоял совершенно ничем не примечательный солдат таинственного военно-генетического подразделения, но было лишь одно отличие — глаза. Взгляд зеленых глаз стал иным. Стойким, уверенным в своей цели, но трепетным и взволнованным. Он стал живым. Из меня сквозило человечностью, сквозило жизнью, чувствами. Раньше, надевая на себя самую обычную гражданскую одежду, я становилась призраком в этом мире. Люди не видели меня, шли мимо, а если случайно сталкивались плечами — удивленно озирались, пытались понять, откуда я появилась. Теперь же все иначе. Меня можно было видеть, ощущать даже за километр. И все дело было во взгляде, полным заинтересованности и желании поскорее встретиться и познать окружающий мир.

Осмотрев себя тщательно в отражении, я отрицательно мотнула головой и закусила нижнюю губу. Что-то было не то. Руки чесались изменить в себе какую-то деталь, исправить свою привычную боевую идеальность. Подняв руку, я ухватилась пальцами за резинку и дернула вниз. Тяжелые, гладкие волосы тут же спали за спину, следуя к полу, как водопад. Шея визуально вытянулась, лицо стало другим. На меня смотрел не солдат, но юная, прекрасная девушка в самом расцвете своих надолго застрявших в старении двадцати лет.

Катана с радостью поддалась в руки. Ее плотное прижатие к спине было таким успокаивающим, что я едва напрочь не забыла о перекусе. Истощенный организм все же требовал еды, и я наспех начала закидывать в себя уже остывшую и слегка подсохшую кашу. В чем-чем, но во вкусах еды у меня никогда не было притязаний.

Боковым зрением я ощущала нечто неприятное, дискомфортное рядом с собой. Голова медленно повернулась к источнику неприятного чувства, и перед глазами предстала тьма. Дверь в подвал была раскрыта настежь. Мерцание последнего экрана давно угасло, и из стен сгустками выделялся мрак. Воображение рисовало, как сотни бойцов выбегает из темноты, наставляя на меня свои «Анаконды», «Питоны», ПБ и автоматические арбалеты. Животного страха это больше не вызывало, но мне не нравилось это чувство.

Приподнявшись на стуле, я дотянулась носком своего тяжелого ботинка до двери и с силой оттолкнула ее. Подвал медленно спрятал свой мрак.

Добраться до здания департамента оказалось не так сложно. Мои мысли были полны чувств и ощущений, которые неподготовленный мозг старался осмыслить, осознать и принять. Это было сложно… разум, наученный действовать по приказам и логике, совершенно не понимал моего внутреннего желания как можно быстрее увидеть Коннора и вместе с этим страха его встречи. Разум ощупывал, обнюхивал и осматривал эту странную совершенно противоположную друг другу смесь чувств. В какой-то момент мозг подкинул мне мысль, что я дурная и долбанутая, и я с радостью с ним согласилась. Больше в сознании подобных мыслей не возникало.

Погруженная в свои мысли, я не замечала вокруг себя ничего. Ни того, как странно выглядывают из окон соседи, провожая меня взглядом; как покалывает кожа на лице от морозного ветра, как солнце начинает спускаться за горизонт. Я шла быстро, ноги на мышечной памяти несли меня вперед к участку. Мир не казался мне добрым и светлым, напротив — возможность ощущений и чувственного восприятия показало мне, насколько все вокруг серо и мерзко. Спешащие машины и люди, недовольные крики хозяев на своих андроидов, дымовые выбросы местных производственных фабрик; множество бездомных с табличками и надписями о голоде и помощи. Мир утопал в боли, и на мгновение я вспомнила, отчего бежала в ряды солдат. Несмотря на всю мою тягу к эмоциям и андроиду, я четко осознавала для себя, что не смогу жить в этой вселенной. Рано или поздно мне придется сделать свой выбор, представ перед руководством, и этот выбор был сделан заранее. Оставаться я здесь не собиралась однозначно. Однако перед этим все инстинкты и ощущения требовали выполнить одну, самую главную задачу в моей жизни, мое предназначение — помочь андроиду завершить расследование, даже если оно будет иметь самый непредсказуемый финал.

Оказавшись у полицейского участка, я на несколько минут встала в ступор. Солнце покрывало последними вечерними лучами крыши многоэтажек, и департамент полиции смотрелся издалека золотистым и приветливым. На деле все было иначе. День заканчивался, заканчивалась и смена офицеров. Многие наверняка уже покинули здание, не факт, что Хэнк и Коннор были на месте, но что-то, что проснулось вместе со мной час назад, потребовало немедленного отправления на место моего назначения. Я шла на поводу у собственных инстинктов или, как говорили иначе, предчувствий, но сейчас переступить открытые ворота оказалосьсложно. Внутри здания меня ждало сразу несколько проблем: разъяснение перед наблюдавшим в доме Камски Хэнком и встреча с карими глазами андроида, носящего серый фирменный пиджак «Киберлайф». Что из этого было страшнее оставалось лишь гадать.

Вдохнув свежий воздух как можно глубже, я сделала шаг вперед. С этого момента было поздно отступать.

Холл был частично пуст. Офицеры покинули свои столы, разбежавшись по домам или по делам. Кое-кто остался, например, Крейг из отдела внутренних дел, капитан Фаулер в своем кабинете. Войдя в холл, мне даже показалась где-то со стороны кухни морда Гэвина-мать-его-Рида. Но он — последнее, что я могла искать в этом здании.

Напарники оказались на месте. Хэнк удрученно сидел за столом, просматривая какие-то бумаги в своих руках, пока Коннор старательно жестикулировал руками и что-то ему объяснял. Опасение внутри о том, что андроид рассказывал о моей истерике резко напрягли весь рассудок, но они оказались ложными. Оказавшись рядом, я расслышала какие-то слова о девиантах.

— Нихрена ж себе… — Хэнк грубо перебил андроида, глядя в мою сторону. Я шла достаточно бесшумно, чтобы Коннор, стоя ко мне своей спиной и отблескивая фирменным голубым знаком, не заметил моего присутствия. — Ты до сих пор здесь?

Недоумевающий андроид развернулся в мою сторону. В одно мгновение непонимание сменилось на тревогу и взволнованность, но андроид быстро взял себя в руки. Механическая спина выпрямилась, словно струна, подбородок учтиво приподнялся в знак внимания. Кисти сцепились за спиной. Должна была признать, что не такой реакции я ожидала от Коннора. Мимолетно осмотрев его, я ощутила торнадо внутри груди. Он был таким же холодным, таким же стойким, но в темных глазах читалось понимание и беспокойство. На белой рубашке больше не было следов, которые наверняка оставили мои слезы. Серый пиджак местами был помят, и я вдруг ощутила кожей пальцев грубую, жесткую ткань. Темные волосы, как и всегда, идеально зачесаны с выбитой из общего ряда прядью. Я так и не смогла дотронуться до них…

— Вы так всех приветствуете, лейтенант?

Старик не успел открыть рот, чтобы наверняка изречь очередную язвительную шутку, как его перебил едва ли не крик грубого голоса Джеффри Фаулера:

— Хэнк! — вся наша троица словно по команде обернулась на капитана, выглядывающего из-за своей двери. Мужчина на некоторое время опешил и слегка отодвинулся назад, прячась за дверь. Поняв, что это сама обычная непроизвольная реакция на раздражитель, а не желание настучать ему по голове за сорванный разговор, мужчина вновь приоткрыл дверь и сурово произнес. — Все вы. Зайдите на минуту.

В холле практически никого не было, и я даже испытала облегчение от этого. Голос Фаулера был напряженным, излишне удрученным. Эти негативные нотки определенно не нравились мне, и я не одна была такой. Устало закатив глаза и сжав тонкие губы, Андерсон вразвалочку встал со своего скрипучего компьютерного кресла и побрел в сторону стеклянного кабинета. Фаулер, заметив движение, тут же скрылся за дверью.

— Кажется, это будет неприятный разговор, — вслух констатировала я. Коннор воспринял это как обращение, внимательно изучая мое лицо. Отвечать он не стал, и мы друг за дружкой, как выводок утят, последовали за лейтенантом.

Кабинет, как и в первую нашу встречу, был просторным и светлым, серым и прозрачным. Раньше закрытые чувства не позволяли полностью оценить это помещение, но сейчас сделать это оказалось легче легкого. Кабинет был красивым, полным различных деталей. Фотографии на столе, повернутые лицом к капитану, отчего нельзя было определить их содержимое. Рядом со столом стоял какой-то горшочный цветок. Его раскидистые густые зеленые лапы едва ли не цеплялись за стол. Сам же кабинет был полностью завален делами, документами и бумагами. И хоть изначально кабинет казался уютным, на деле это было не так — все стены были полностью прозрачными. Местами стекло покрывала белая пленка, изображающая декоративные полосы, но от посторонних глаз она не спасала. С моей нелюбовью к пристальным взглядам я бы точно здесь долго не просидела.

Хэнк стоял к столу Фаулера ближе всех. Они о чем-то говорили довольно спокойно, но уловить суть мне не удавалось. Все внутренние чувства и интересы были направлены на стоящего рядом андроида. Его глаза закрылись сразу же после того, как Коннору удостоилась возможность занять дальний угол. Что-то подсказывало, что диод горит желтым, означая передачу рапорта верхушке. Его мелкие, коричневые родинки на лице притягивали взгляд. Я остро ощущала потребность протянуть руку и ощутить пальцами волосы, изучить их жесткость и гладкость, даже проверить на прочность. Меня не пугало это желание. Слегка пугало лишь то, что я полностью принимала и не отрицала этого желания.

—… с дела…

Я старалась всеми силами оторвать взгляд от идеальных черт Коннора, усмирить руку в ее желании дотянуться и убрать выбившуюся черную прядь обратно в зачесанные волосы, но это было невероятно сложно сделать. Обрывки фраз офицеров доносились до меня, как из-под воды, и я всеми силами пыталась вырваться из нахлынувших трепетных чувств, которые, как сладкая ледяная газировка, гипнотизировала неподготовленный к эмоциям мозг.

—… переходит к ФБР…

Андроид медленно похлопал глазами, приходя в себя. Ему не требовалось усилий, чтобы войти в колею беседы между двумя мужчинами. Я же, завидев, как Коннор приходит в себя, резко отвернула взгляд. Сосредоточиться на разговоре было сложно, однако возмущенный вопрос Хэнка и ответ Фаулера стер из мыслей все предыдущие желания и эмоции, оставив только лишь одно — пустоту.

— Что? — Хэнк, сцепив руки на груди, с неким наездом обратился к шефу. Он ошарашенно переглянулся с андроидом, и я вдруг ощутила себя лишней в этом дружеском коллективе детективов. В конце концов, здесь я была обслугой. Не говоря уже о том, что за все время работы ни разу не поинтересовалась расследованием. Едкий укол совести осадил меня. То, что было важно другим мною упускалось из вида. — Мы же напали на след. Мы… нам нужно время… мы ведь…

— Хэнк, — резко оборвал его капитан. Фаулер сидел на краю стола, как и в первую нашу встречу, только глаза его были обращены не на меня. — Ты не понимаешь. Это уже не рядовое расследование. Это гражданская война! Уже не наши масштабы… это вопрос госбезопасности!

— Да пошли вы! Нельзя взять все и оборвать! Мы почти у цели!

— Ты ж бухтел, как тебя бесят андроиды! Хоть бы определился уже! Я-то думал, ты обрадуешься!

Хэнк, саркастично усмехнувшись, кинул на меня мимолетный разъяренный взгляд, и я вдруг осознала насколько важным все это было для напарников. Андроид не шевелился. Его напряженный внимательный взгляд перескакивал с лейтенанта на капитана, и этот взгляд был очень неприятным. Внутри все ощущало потребность сделать все, что угодно, даже самое безумное и опасное, лишь бы андроид перестал источать этот испуг.

— Мы почти раскрыли дело. Мы в шаге от ответа, — Хэнк, уперевшись руками о стол, практически кричал Фаулеру в лицо. — Да чтоб тебя, Джеффри, не можешь хоть раз меня поддержать?!

На лице Фаулера возникло некое сожаление, и на мгновение в кабинете повисла тишина. Все здесь стало вдруг неприятным. Гребаный цветок в горшке, гребаные фотографии и крупный экран на стене, гребаный капитан! Оба детектива излучали просто невероятные сгустки нервозности и тревоги. Где-то в глубине души я пожалела, что вновь ощутила на своей шкуре весь спектр человеческих чувств. Все таки быть бесчувственной куда лучше.

— Это вне моей власти, — коротко и ясно констатировал капитан. На его лбу проступили капельки пота, и это не было удивительным. Обламывать агрессивного Хэнка никому не нравилось, не говоря уже о том, что ни один полицейский участок не любил вмешательство ФБР. — Вернешься в отдел убийств. Андроид вернется к себе в «Киберлайф», а Гойл — на свою базу. Прости, Хэнк. Все кончено.

Сказанное было словно гром среди ясного неба. Совсем недавно трепещущий от мыслей об анроиде мозг резко включил системы самозащиты, и я почувствовала как мышечный сердечный орган скатывается в желудок. Вокруг ничего не было. Только Фаулер с его виноватым взглядом, стреляющий поток крови в висках и перспективы встречи с подразделением. Хэнк, окинув взглядом всех присутствующих, медленно вышел из кабинета. Коннор мельком посмотрел в мою сторону, его взгляд был полон нерешительности и тревожности, и я ощущала те же чувства внутри. Попади он обратно в «Киберлайф» — и его глаза больше никогда не увидят света. Те же перспективы ожидали и меня, но уже на добровольной основе.

Покидать стеклянный кабинет было неприятно. Произошедший разговор, в котором мы с андроидом стали невольными участниками, словно вырвал изнутри добротный кусок души. Все затянулось черной пеленой. Хэнк уже сидел за своим столом, грузно изучая одну единственную точку на экране компьютера. Коннор, всеми своими движениями показывая встревоженность, присел на край стол лейтенанта, чем тут же напомнил манеры капитана. Участок перестал быть теплым и уютным. Каждая здесь мелочь раздражала, и я, лишь бы не видеть вокруг себя всех этих выводящих из равновесия деталей, подошла к окну. Коннор-катана на спине скорбно нашептывала на ухо о скором расставании. Руки инстинктивно попытались защитить меня, обхватив плечи. Большой палец правой согнутой руки изучал губы на шершавость и жар, который оглушил все тело с момента упоминания подразделения. За окном не было метели, по крайней мере снег был настолько редким, что можно было разглядеть стоящее в двадцати или тридцати метрах здание с особой четкостью. Но меня не интересовали прохожие, машины и дома. Глаза, практически не моргая, изучали открытые ворота департамента. Каждую минуту мне казалось, что из-за угла вот-вот покажутся черные комбинезоны с катанами наперевес. Их золотые эмблемы даже со скрытым за облаками солнцем будут блестеть мне в глаза, как красный флаг, означающий войну, посреди белоснежного снега.

— Нельзя же так просто сдаться… — раздался за спиной голос андроида. Как ни странно, я не ощутила бывалого трепета от его мягкого, ласкающего слух тона. Мои мысли занимали пустота и тьма внутри. — Мы ведь могли раскрыть это дело…

Послышался скрип стула. Хэнк отодвинулся от стола так, чтобы видеть нас обоих.

— А ты вернешься в «Киберлайф»?

— Выбора нет, — на секунду повисла тишина, после которой послышался раздосадованный голос. — Меня деактивируют и будут искать причины неудачи.

— А что, если мы боремся не на той стороне? Что, если и мы и вправду боремся против угнетенного народа?

Что-то подсказывало, что за спиной решаются какие-то важные вопросы, возможно, даже слишком важные для игнорирования. Но я не могла разорвать мрак внутри. Мне даже не было страшно, нет. Я просто стояла у окна, чувствовала, как нерешительно бьется сердечная мышца, как бездна внутри поедает все, что я только что обрела: чувства, эмоции, смысл. Даже то, что воспринималось мной, как мое настоящее предназначение, к которому я готовилась уже несколько лет — помощь андроиду в его бравом деле — грозилось вот-вот оборваться из-за сраного вмешательства сраного ФБР.

Воспоминания о федералах резко вывели меня из колеи раздумий. В любой другой ситуации меня бы просто отдали в распоряжение ФБР, но ведь не отдали. Почему?..

— Мы на правильной стороне, — вдруг воскликнул Коннор. Я не видела его лица, но понимала, с какой решительностью и уверенностью он произносил эти слова. Должна признать, что мне это не понравилось. Он врал. Врал в своей уверенности, врал в своих убеждениях. Пытался сохранить остатки своего предопределенного компанией «Киберлайф» разума. Я точно это знала. — Люди нас создали. Они нам хозяева. Машина не должна бунтовать против создателя.

Хозяева. Как много отвратительного было в этом выражении. Попробовав слово на вкус, я тут же ментально поспешила его выплюнуть. Наши хозяева пытались нас уничтожить, усмирить. И если раньше это воспринималось как должное, теперь же пробужденный от семилетнего застоя разум всячески противился.

— Ты отказался убить андроида в доме Камски. Ты поставил себя на ее место. А это эмпатия, Коннор. А эмпатия свойствена людям.

— Не знаю, зачем я это сделал, — уже не так решительно произнес андроид.

С минуту царила тишина. Она давила, словно сжимающиеся кирпичные стены, но я не могла оторвать свой взгляд от окна, ожидая увидеть вестников скорой смерти. Это была на удивление странная покорность. Не механическая и бесчувственная, которую я ощущала раньше. А смиренная, спокойная. Такую покорность испытывают глубокие старики перед физическим осязанием костяных пальцев на своем запястье.

— Ну а ты?

Хриплый старческий голос был направлен в мою сторону. Я посмотрела на старика через левое плечо и отметила, что оба детектива теперь обращены ко мне. Их взгляды, полные удручения по отобранному из их рук делу, не вызывали положительных эмоций, и я вновь повернулась к окну, покусывая нижнюю губу и ощущая, как кожа зарастает новым слоем.

— Вернешься в свое подразделение?

— Это должно было произойти рано или поздно, — собственный голос мне показался каким-то отстраненным, чуждым. Густые волосы прятали мое лицо, и только Хэнк в силу своего близкого положения мог разглядеть в нем покорность и смирение. — Я не могу прятаться.

— Что теперь будет?

Вопрос был более, чем предвиденным. Хэнк не зря использовал слово “теперь”, ведь он собственными глазами видел, как разрушается солдатская стена внутри личности. Я полностью развернулась к детективам, ощутив, как рукоятка катаны приободряюще коснулась моего плеча, и приложилась поясницей к высокому подоконнику. Чертовы пристальные взгляды…

Хэнк смотрел на меня с нескрываемой подозрительностью. Взгляд карих глаз Коннора был иным: открытым, внимательным, наблюдательным. Я могла отметить, как удивительно сдвинуты его брови в знак немого ожидания, как сгорбленная под неудобной позой спина даже в таком положении смотрится невероятно мужественно. Как черный кожаный галстук свисает с его шеи, прячась за теплым, плотным пиджаком. Он видел обреченность в моих глазах. Видел, как женские губы открывается и закрываются в нерешительности, и если для Андерсона это была странная реакция, то для андроида — нет. Он знал, что теперь будет. Он все еще помнил наш разговор относительно абсурдности поведения солдат, вернувшихся в мир чувств и попытавшихся избавиться от них через повторную операцию. Коннор видел меня насквозь. В его карих глазах блеснуло непонимание, которое тут же сменилось укором. Он сощурил глаза, но ничего не стал говорить.

— Наверное, постараюсь остаться в подразделении, — опустив свой взгляд в пол подальше от укоризненного взора Коннора, я сложила руки на груди. Темные, густые пряди заструились по правому плечу. — Мне могут предложить место администратора или тренера. Все зависит от моего личного дела. К тому же, руководству проще нанять на такие должности человека, который чтит регламент и законы организации.

Я врала. Врала, и голос мой не дрожал. Мне могут предложить место секретаря, диагностика или руководителя тренировочной базы, возможно, даже позволят отбирать потенциальных бойцов среди учащихся в университете при подразделении, но ни один из этих вариантов не устраивал меня. Во мне четко играло нежелание жить среди боли и одиночества, не говоря уже об осознании своей бесполезности в этом мире в случае, если андроид не выполнит свою задачу. А он ее не выполнит.

— В моей программе таких слов не прописано… — тихий, но слишком добродушный для всей это ситуации голос андроида был дуновением ветра посреди Сахары. Я вновь ощутила свору мурашек под черной тугой тканью, но в этот раз не стала их подавлять, осознавая последнюю возможность ощутить хоть самую мелкую психологическую близость с тем, кто перевернул всю мною построенную жизнь. — Но я очень ценю вас, как коллег. Будь больше времени, кто знает… мы могли бы стать друзьями.

Андроид мельком глянул в мою сторону, и в этом взгляде я больше не видела простодушности. Этот взгляд принадлежал обреченному, но полностью понимающему свою судьбу человеку. Да. Человеку.

Хэнк молчал, сверля андроида глазами. В какой-то момент его взор переметнулся за спину Коннора, и я проследила за этим жестом. По коридору, сутулясь и копаясь в собственном телефоне, топал наш знакомый Перкинс. От одного его вида мне стало тошно, а рука рефлекторно потянулась к кобуре. Было бы у меня время, я бы наверняка научилась совладать со своими яркими эмоциями. Но времени больше никогда не будет.

— Так, так, так, а вот Перкинс, тот самый говнюк… федералы, конечно, времени не теряют.

— Отступать нельзя, — Коннор, понизив голос, полностью обратился к лейтенанту. Мне не нравился его настрой, точнее, он вызывал невольное ощущение причастия к чему-то заговорщицкому, незаконному. На протяжении всей своей работы я ни разу не вникала в нить расследования, и в голове даже не возникало идей, почему андроид так резко понизил голос едва ли не до шепота. — Ответ уже есть в собранных материалах, Перкинс заберет их и все кончено!

— Выбора нет. Фаулер же сказал, нас сняли с дела.

— Вы сейчас должны мне помочь, — Коннор ловко спрыгнул со стола, отчего вызвал во мне полное напряжение. Я перебегала взглядом нахмуренных глаз с одного детектива на другого, едва улавливая суть. — Мне нужно время, чтобы найти ответы в материалах дела. Я точно знаю, что он там есть.

— Слушай, Коннор…

— Если я не раскрою это дело, «Киберлайф» меня уничтожит!

Брошенные слова подействовали, как лекарство от смирения перед смертью. Разум абсолютно наплевательски относился к перспективе собственной смерти, слишком сильно я не желала вновь ввергаться в этот жестокий мир, заселенный людьми, которых переплевывают в человечности даже андроиды. Но смерть андроида казалась мне святотатством. Мельком мне даже показалось, что это стало своего рода второй бзик в жизни после веры в священность и ментальную связь катаны. На деле же все обстояло гораздо проще: мне претила мысль о том, что тот Коннор, лежащий посреди груды бетонных блоков с распростертыми в стороны руками, станет реальностью. Он не улетит в небо, больше не станет говорить своим идеальным прекрасным голосом. Его вообще больше не будет.

— Пять минут. Большего не прошу.

Хэнк, устало вздохнув и бросив несколько взглядов в мою и удаляющегося Перкинса сторону, развалисто встал с кресла. Он был готов идти до конца. Даже этот побитый жизнью, потерявший своего сына человек готов был предпринять последнюю попытку, чтобы дойти до финиша. Отодвинутые обреченностью чувства долга и предназначения внезапно вернулись. Мне больше не хотелось стоять у окна и ждать, когда дверь откроет смерть.

— Ключ от подвала на моем столе, — Хэнк, еле передвигая затекшие ноги, сердито процедил Коннору в лицо. — И чеши давай, думаешь, я надолго его задержу?!

Коннор, встрепенувшись, растерянно начал осматривать стол. Это на мгновение вызвало во мне умиление. Ведь ключ все это время находился под той самой частью его тела, куда и я и Рид грозились ему запихнуть что-нибудь лишнее.

Наконец, обнаружив ключ в виде маленькой черной карточки, андроид поспешно двинулся прочь от стола. Я, мгновенно ощутив перед собой поставленную задачу – о, как я была рада вновь ощущать ясность в своей жизни! — торопливо потопала за серой, широкой спиной. Андроид ощутил мое присутствие. Хэнк уже с воинственным криком знакомил лицо зализанного Перкинса со своим кулаком, когда Коннор, глянув на меня через плечо, тихо процедил:

— Тебе следует остаться здесь. Ты привлекаешь слишком много внимания.

— А ты прям везде свой в доску. Я не собираюсь здесь торчать без дела, — так же тихо, но достаточно громко, чтобы услышал торопящийся оглядывающийся андроид, произнесла я.

Его бесцеремонность относительно обращения к человеку не казалось такой уж и катастрофичной. Совсем недавно, может, даже неделю назад такую наглость я бы восприняла враждебно, и в первую очередь из-за страха за ответную реакцию организма на подобное «близкое» поведение со стороны самого опасного для меня существа. Но сейчас все было иначе. Использование слова «ты» в мой адрес было словно допингом — коктейльным взрывом ощущений из детской радости от подаренного на день рождения щенка или девичьего трепета от первой школьной влюбленности. И все это не было удивительным. Произошедшее пару часов назад навевало ощущение связи ментального уровня, не такого крепкого, как с катаной, еще слабого, едва уловимого. Хотя я не исключала, что это могло быть только в моей голове. И это изрядно понижало боевой дух.

Подвал оказался чуть дальше кухни, в которой мне некогда приходилось от безделья глотать кофе. Идя по коридору вслед за серым пиджаком с надписью «RK800», мое сознание с каждым шагом ощущало нарастающую заговорщицкую тревогу. Это все было более, чем опасным. Но если я могла хоть чем-то помочь, сделать перед своим уходом еще хоть что-то — я не собиралась упускать этот шанс. Коннор перестал оглядываться сразу после того, как мы вошли в безлюдный длинный коридор. Его ровная спина, полная решимости походка и твердый взгляд карих глаз придавали уверенности. Он делал свое дело, и весь мой разум, пару дней назад требующий обходить андроида стороной, теперь твердо убеждал меня, что я обязана сделать все для выполнения его цели. Даже если для этого придется пожертвовать чем-то большим, чем просто плечевой сустав — я была полностью к этому готова.

Стеклянная дверь серого широкого закутка отделяла нас от заветного подвала с уликами. Коннор уже достал карточку лейтенанта, его рука тянулась к электронному замку. До нас доносились разборки между Хэнком и ФБР-вцем, кажется, даже подключились находящиеся там офицеры. Не помню точно, но вроде на лице агента даже виднелась кровь, когда я успела бросить последний взгляд в их сторону перед коридором. Если мне не показалось, то стоит рассмотреть этого хмыря получше, когда мы будем на обратном пути…

— Эй, фрики!

Самый мерзкий голос в моей и без того мерзкой жизни. Я терпеливо прикрыла глаза, стараясь унять внутреннюю злую дрожь. Взглянув на андроида, я тут же поняла, что и он не в восторге от появления этого гавнюка.

— Я к вам обращаюсь, придурки, — Рид оказался рядом с такой стремительностью, что я, нацепив притворную улыбку, машинально уложила руку на рукоятку ПБ. Андроид повернулся к вечно усмехающемуся Гэвину, он, в отличие от меня, не выражал ни единой эмоции. — Мы с Тамарой ходим парой?

— И вам доброго вечера, мистер Рид, — натянуто произнесла я. Каждая клеточка мозга просила дать смачного леща этой небритой наглой морде, но любая необоснованная агрессия могла лишь привести к еще худшим последствиям. Испытывать эмоции с непривычки было трудно, и еще труднее было с ними совладать, и потому мышцы наливались тяжестью под предчувствием ближайшего боя.

Гэвин старательно не замечал меня. Весь поток его мощной враждебной энергии был направлен на андроида, смотрящего на человечишку с более высокого роста. Должна признать, Коннор более не смотрелся щенком рядом с хамловатым следователем, способным в любой момент распустить руки. Тогда, в кухне, потерянный от натужного давления полицейского андроид мог лишь растерянно искать причины агрессии в мужском лице, кропотливо терпя все издевательства. Теперь же от него веяло уверенностью и пониманием, что он вполне может дать сдачи, и даже не пожалеть об этом.

— Чего забыли тут? — злостно, но с улыбкой процедил Гэвин. Мужчина приблизился к андроиду на неприятно близкое расстояние, источая запах опасности. — Нам тут уроды не нужны, ты что, не в курсе?

— Я должен сдать находящиеся у меня материалы. Не волнуйтесь, потом мы уйдем, — успокаивающе произнес Коннор. Голос был более, чем спокойным, он даже не дрогнул, несмотря на то, что даже в моей голове тикали часы, отчитываемые пять минут. Гэвин, однако, успокаиваться не торопился, в то время как я ощущала прилив сил и желаний идти до конца рядом с андроидом. — Но я буду скучать по нашей теплой дружбе…

Сказанное отозвалось внутри бурей эмоций. Почувствовав нарастающий внутри смешок, я слегка пропершила горло, хотя уголки губ предательски ползли вверх. Коннор, возможно, ранее и использовал гротескный юмор и иронию в ограниченном количестве, но подобного я старалась не замечать. Сейчас же каждый чувствительный орган ловил все его движения, слова, взгляды, — абсолютно все! А подкрепляемые терпким вкусом забытых эмоций ощущения усугубляли мои реакции.

В следующую минуту поднимающийся внутри смех тут же исчез. Гэвин, в отличие от меня, шутку не оценил. На его лице отразилась злость, в глазах плескалась ярость. Исказив свою улыбку в оскал, детектив резко выхватил табельное оружие из кобуры и наставил на андроида. Я была лишена солдата — он остался там, в несуразном, полном ненависти доме Камски. Но натренированные рефлексы оставались при мне. Улыбка тут же сошла с моих губ, в то время как Коннор продолжал оставаться холодным, глядя в мерзкие глаза детектива.

— Ах ты, ушлепок! — тон Рида был более, чем уверенным в своих действиях. Он выставил оружие вперед, вынуждая руку поднимать пистолет даже выше своей головы, целясь точно в механический лоб.

— Опустите оружие, Гэвин, — ладонь уже ощущала прохладу рукоятки ПБ, но во мне еще теплилась надежда на разрешение ситуации мирным путем. Пусть даже внутри все рвало и метало от желания засадить пару пуль в это тело.

— Не лезь, мелкая, — не сводя глаз с андроида, прошипел Рид. — Взрослые разговаривают.

— Я сказала, — слыша победоносный клич вытаскиваемого ПБ из кобуры в своей голове, я наставила дуло точно в темный, блестящий от злости глаз Гэвина. — Опустите оружие, Гэвин.

Мужчина несколько раз кинул взор внутрь смотрящего на него дула. Его тело вздрагивало от ярости и чувства унижения, нижняя челюсть ходила ходуном. Через мгновение Рид издал имитированный звук «выстрела», усмехнулся и опустил пистолет. Я, следя как оружие прячется за спиной детектива, опустила свое.

Из уст Гэвина раздался саркастично-издевающийся смех. Коннор попытался учтиво улыбнуться, но у него скорее получилось просто исказить губы в нелепой ухмылке. Ситуация могла казаться забавной, но мне не было смешно. Рассудок инстинктивно отчитывал последние минуты, отведенные Хэнком, и встреченный на пути детектив-ехидна был совсем не кстати.

— Ну чо, иди, — Гэвин, слегка приблизившись к андроиду, даже не пытался обратить на меня внимание. Я же не спускала с него наблюдательных глаз. — Катись уже, чмо… и пришибленную свою забери. Этой сучке нужен поводок. Уроды…

Отвернувшись, Гэвин нерасторопно двинулся назад по коридору. Его бубнящий оскорбления голос еще отражался от стен, и только когда человек скрылся из вида — андроид резко развернулся к стеклянной двери.

— Нашел время для остроумия, Коннор, — беззлостно произнесла я, когда мы уже спускались вниз по коридору.

— Позволь заметить, что я не наставил оружие детективу в лицо, — так же беззлостно ответил Коннор. Он торопливо спускался по ступенькам, и почему-то я была уверена: его внутренние часы были более точными, и в них осталось гораздо меньше времени, чем в моих.

Я не стала отвечать на замечание. Взаимные подколы соблазняли, но совершенно не настраивали на нужный серьезный лад. У нас оставалось не больше четырех минут, Хэнка наверняка уже увольняли, а андроиду заказали место в «Киберлайф». В стенах участках в любой момент могли появиться еще менее приятные лица, чем Гэвин Рид. Они не проявляли такой агрессии и неприязни, но их черные комбинезоны, золотые эмблемы и безэмоциональные взгляды были гораздо хуже, чем необоснованная агрессия психически нестабильного следователя-задиралы.

Подвал был прохладным. С каждой ступенью кожа и легкие ощущали понижение температуры как минимум на несколько делений. Здесь было не так светло, как в участке, но настенного и напольного света вполне хватало, чтобы рассмотреть каждую деталь помещения. Серые темные стены, бетонный пол, огромная яркая квадратной формы лампа за стеклянной стеной. В этом месте почему-то слишком сильно любят стекло, вдруг подумалось мне. Обхватив себя за плечи, я с интересом наблюдала, как Коннор вновь достает ключ-карту, вновь прикладывает к замку, вновь открывает дверь. Острое чувство детского любопытства играло внутри. Всем своим разумом я понимала, что это не нормально: пялиться на каждое движение андроида, изучать едва ли не каждую трещинку в бетонных стенах, вглядываться в самые отдаленные и темные углы — но мозг старался справиться с навалившейся на него работой нового плана, от которой отвык за столь долгий срок. Впрочем, Коннора моя наблюдательность не смущала. Он был полностью поглощен делом.

Пройдя за стеклянную, отделяющую основную часть подвала от входной зоны, стену, андроид приблизился к широкой сенсорной панели. Мои ноги рефлекторно несли меня следом. Я видела, как мужская рука андроида впитывает в себя бионическую кожу. Видела белый, переливающийся холодным металлическим блеском пластик. Коннор подключался к экрану через собственные прикосновения, он не нажимал кнопки, не двигал вылезающие окна пальцами. Панель воспринимала его телесный контакт, и делала то, что желает его разум.

Кожа спины ощутила недавно скользящие по ней ладони. Взгляд отказывался отрываться от белого пластика, впервые за долгое время представилась возможность увидеть его настоящего, пусть даже и столь малую часть. Набегающий внутри трепет молил дотронуться, прикоснуться, ощутить реальную температуру андроида. Узнать, какого это — чувствовать собственной рукой и не бьющимся в истерике сознанием прикосновение Коннора. В голове вновь всплыл бар с его танцевальной площадкой. Музыка текла по сосудам, начинаясь от самого сердца, разносилась внутри меня, как надежда на будущее или терпкий алкоголь. Эта же самая рука, пусть и в имитированным человека обличии, когда-то была протянута ко мне в знак приглашения. Тогда я отказалась без тени сомнений. Но вот уже несколько дней глотала сожаление, запивая страхом перед уходящей жизнью.

— Черт…

Шепот андроида разбудил меня от раздумий. Обнаружив себя бесцеремонно пялящейся на холодную пластиковую кисть Коннора, я несколько раз кашлянула. Прийти в порядок было сложно. И потому я постаралась сосредоточиться на мониторе.

— Что случилось?

— Пароль Хэнка… Что же мог выбрать старый матерый полицейский.

— Вопрос на миллион, — я тщательно старалась всмотреться в клавиатуру экрана, пыталась найти в них ответ. Но это было так глупо. Вряд ли кто-то станет дистанционно указывать нам верный вариант. — Попробуй «Сумо». Хотя это слишком слащаво для такого человека.

Услышав мои слова, Коннор на секунду другую сощурился. Его рука все так же покоилась на мониторе, и в следующее мгновение сенсорные буквы поочередно начали светиться.

— Сра-ный-па-ро-ль, — по слогам вслед за буквами прочитала я. — Ты, должно быть, шутишь.

Экран загорелся зеленым, означая открытый доступ. Это все было бы смешно, если бы не было так грустно.

— Нет, ты не шутишь.

Коннор, не обращая на меня внимания, отошел от монитора. В следующее мгновение передняя черная стена с надписями и федеральным знаком разделилась на две створки, которые тут же втянулись в потолок и пол. Все, что было за ней, навевало на меня ужас. На минуту я пожалела о желании спуститься с Коннором в подвал.

На светящейся стене висели убитые и израненные андроиды. Сознание не зря использовало слово «убитые» вместо «отключенные». Девиантов было всего три, и каждый из них был перепачкан голубой кровью. Конечности большинства были с яростью вырваны из туловища, униформа и жесткие лоскуты пластика кусками свисали вниз. Один из андроидов был мне знаком. Именно он попытался убить Коннора в вещательной студии, и именно его выстрел едва не лишил меня конечности. Остальных я видела впервые: беловолосый андроид с растерзанным телом и белой униформой домашнего помощника, темнокожий девиант в такой же белой форме, но с зияющей дыркой во лбу, словно бы кто-то методично избивал его камнем.

Неприятное чувство тошноты подкатило к горлу. Я прикрыла рот рукой и отвернулась. Ранее вид истерзанной механической плоти не вызвал бы во мне ни грамму эмоций, но сейчас все эти висящие безвольные тела смотрелись так паршиво, что в голове ненароком всплыл еще один образ умирающего пластического механизма. Как и подозревало сознание, оно запомниться мне на всю жизнь, даже если она будет короткой. Его руки, как крылья гордой птицы, и безмерный умиротворенный взгляд, устремленный вверх, через вселенные и галактики, далеко-далеко в небо. Перед глазами все еще стояли струи стекающей из разрезанной шеи голубой крови. Совсем недавно влажная от моих слез рубашка вновь стала мокрой, но в этот раз ее пропитала не вода, а тириум. Даже в своей голове полностью осознавая, что это лишь фантазии и воображение проклятого диагностического аппарата, я хотела протянуть руки к бездыханному телу и встряхнуть его, попытаться выдавить хоть каплю жизни. Но картинка постоянно ускользала, углублялась все сильнее в итак покалеченный рассудок.

— Почему они в таком виде? — наконец, совладав с собой, я вновь повернулась к стене с уликами. Коннор осматривал каждого висящего девианта в поисках подсказок.

— Основные увечья были нанесены во время захвата, — отрешенно, занятый своим делом, произнес андроид. — Некоторые были получены в ходе самоликвидации.

— Андроиды-самоубийцы, — сама себе прошептала я. — Просто прелесть…

Некоторое время царила тишина, нарушаемая шепотом серого пиджака андроида и ударом ботиночных каблуков по бетону. Мне не хотелось участвовать в этом своеобразном осквернении, в конце концов, как бы не воспринимало общество андроидов — их состояние я могла расценивать только как смерть. Ни отключение, ни перегрузка системы. Только смерть. С чем это было связано точно известно не было, но догадки строились на догадках, и все они приводили в одну сторону — в сторону Коннора.

— Что ты ищешь?

— В памяти некоторых упоминался «Иерихон», — андроид вытащил какую-то часть из шеи беловолосового девианта и вставил в едва не убившего нас девианта-оператора. Мне не нравилось это действие. Механические, бесчувственные действия Коннора вызвали во рту приступ горечи, и я поморщилась, отойдя в сторону. — Место, куда стекаются все девианты. Я должен его найти.

— «Иерихон»… звучит, как нечто библейское.

— Отчасти это верное выражение, — Коннор говорил таким тоном, словно объяснял мне причину ветреной погоды. Его голос неприятно не вязался с жестокими по моим внезапно ставшим меркам действиями в отношении «осквернения» мертвых механических тел. На затворках разума все еще мелькал распростертый на бетонном хламе умирающий андроид. — Каждый из них верит в системный код, который не был прописан в программе.

Мне было интересно слушать Коннора, анализировать его тон, тембр, холодное спокойствие в голосе. Вернувшиеся после длительного застоя чувства привели за собой не только эмоции, но и любопытство, интерес. Внезапно расследование стало значимым. Я не была следователем, детективом или кем-то вроде лейтенанта, и потому само расследование меня не касалось. Все протекающие в мире события, будь то третья мировая война в Арктике, назревающая гражданская война с андроидами или даже массовое вымирание пушистых котиков — все это проходило мимо, не цепляя усмиренные ощущения и интересы мозга. Сейчас же они, воспрянутые на пепелище сгораемой внутренней солдатской вселенной, вдруг твердо вознамерились сделать весь окружающий мир значимым.

Тем не менее, точность и безжалостность действий Коннора в отношении своих усопших собратьев сие минутно подавило мой интерес к поиску и продвижению расследования. Я видела, как он переставлял детали от машины к машине, как включает андроида-оператора, говорит с ним, нагло требуя указать место «Иерихона». Когда процесс не дал результатов, и Коннор решил пойти на хитрость, используя чей-то незнакомый мне голос — я и вовсе возжелала оставить его одного. Смотреть на это мне не улыбалось.

Выйдя из комнаты улик во входную зону, я осторожно прислонилась к стенке чуть поодаль от выхода на лестницу. Коннор-катана брякнула в ответ на прикосновение к бетонной стене, но ее раздраженного голоса в голове не звучало. Она мирно спала, лишь изредка шепотом прося дотронуться до ее саи левой рукой. Даже сюда доносился разговор андроида с девиантом. Коннор стоял ровно, не пошатнувшись, когда простреленный девиант-оператор умолял его больше не бросать. Голоса и стоны отражались эхом от стен, проделывали внутри чувств дырки, словно железные пули в плоти. Это было неприятно. Еще неприятнее, чем осознавать недалекость моего будущего.

Среди звуков и разговоров послышался какое-то постороннее, веющее опасностью эхо. Вжавшись в стену, я нахмурено повернулась к выходу наверх. Странные ритмичные удары напоминали нечто, что никак не вписывалось в планы — настороженный топот каблуков по бетонным ступеням. Кто-то спускался вниз, и этот кто-то явно подозревал о нахождении в комнате улик постороннего. Шаги становились отчетливее, слышнее. Он был смутно знакомым. Человек, кому принадлежали эти шаги, явно не был самым лучшим шпионом, так как эхо наступающих на пол каблуков доносилось едва ли не сквозь стены.

Стряхнув с себя испуг, я всем телом приложилась к холодной стене. Солдата внутри не было, но наученная за столько лет психика и физиология могли справиться и без него. По всем ощущениям этот человек был явно не из пугливых и расторопных. Он двигался тяжело, грузно, его одежда скрипела, словно грубая кожа, слышалось механический скрежет металлического предохранителя с…

Гэвин Рид. Мужчина еще даже не показался в комнате, как все мои рефлексы и память буквально завизжали проклятое имя. Этот тяжелый шаг я узнаю даже через сто лет, именно с таким грохотом детектив ворвался в дом маньяка, из-за чего я получила рану в бедро. Именно этот звук снимаемого предохранителя раздался у входа в тот злосчастный дом, именно этот скрип старой кожаной куртки сопровождал меня в тот вечер, когда детектив решил сделать доброе дело и подвезти домой. Орать Коннору через весь зал было бы дурной затеей. И я, ощущая сладкий адреналин в крови, застыла.

Первым, что показалось из-за стены — дуло табельного пистолета. Гэвин спускался вниз, шел к стеклянной двери. Все его внимание привлекало только роботизированное существо. Все заостренные чувства и рефлексы внезапно вернули меня в такое знакомое состояние: мир вокруг померк, мозг получал сигнал. Вокруг ничего и никого не было. Была только я и он — цель, которую никто передо мной не ставил. Цель, которую впервые за семь лет самостоятельно избрал мозг.

— Я об этом мечтал прямо с момента нашей встречи!

Крик Гэвина эхом прокатился по бетонным стенам. Он целился точно в спину андроида, я же заставила мышцы тихо отлипнуть от холодной стены. Каждый мой шаг был тише собственного сердцебиения, я не смотрела на Коннора, не смотрела на выход. Глаза видели лишь спину, и тело ощущало себя крадущейся дикой кошкой, усмотревшей свой поздний обед. Комбинезон от отточенных движений не шуршал — бесшумность все еще была моей боевой подругой. Оставалась только одна проблема: нейтрализовать паршивца без летального исхода.

— Не делай этого, Гэвин, — не поворачиваясь, произнес Коннор. Его голос не дрогнул. Мои движения тоже. — Я знаю, как остановить девиантов.

— Ты снят с дела. И теперь уже точно навсегда.

Выстрел прогремел пушкой в этом бетонном, холодном помещении. Краем глаза я увидела, как андроид успел скрыться за сенсорной панелью, и этого мне хватило, чтобы действовать. Подкармливаемая адреналином и осознанием своей не бесполезности, я с силой нанесла удар ногой в спину детектива. Мужчина повалился на сенсорную стойку, из его груди вырвался протяжный стон неожиданности, а из руки выпал пистолет. На коричневой куртке остался видный отпечаток протекторной подошвы. Монитор горел красным от прикосновений сразу двух ладоней. Гэвин с оскалом развернулся в мою сторону. Непонимание в темных глазах сменилось яростью. Руки чесались достать ПБ и сделать все бесшумно, филигранно, но убить детектива в участке — это все равно что ограбить тюрьму. Я держала свою ровную стойку, всем видом показывая намеренность не отступать. Сердце отбивало боевой ритм, в висках стучала кровь. Слишком долго этот момент заставил себя ждать.

— Ах ты, мразь! — Рид накинулся вперед с кулаками, оттолкнувшись от монитора, чем спровоцировал появление новых ошибок на экране.

Мышцы рефлекторно сдвинули тело вправо, пропустив заносящийся кулак детектива мимо. В сантиметре послышался свист рассекаемого воздуха, и в это мгновение рука человека была перехвачена и сжата всем моим телом. Я слышала, как пыхтел Гэвин, как злость поднимается в его голове с каждой секундой, как трепетало униженное мужское эго. Пока Рид изрыгал проклятья и требования отпустить его лишенное движений тело, я же стояла совершенно непоколебимо. Мышцы налились железом, окружающий мир мерк. Все внутри ликовало. Я была в своей стихии.

Где-то рядом почудилось движение.Коннор выглянул из-за стойки, и это движение вывело меня из привычного солдатского настроя, при котором ни одна мелочь не могла встать на пути у меня и моей цели. Однако в этот раз все было не так… сердце резко пропустило удар, рефлексы потерялись где-то в глубине, словно зарылись в огромной высокой траве. Я отвлеклась лишь на секунду, почуяв движение, но этой секунды хватило, чтобы все пошло псу под хвост.

С воинственным рыком Гэвин вырвал свою руку из моих ослабленных цепких мышц и с силой оттолкнул меня в стену. Тупая боль окатила голову и отдалась в шее. Светлые лампы, серые стены, мельтешащие силуэты — все плыло в сознании, как будто бы ровная водная гладь, покрывающаяся рябью от ударов капель дождя. Через несколько секунд я обнаружила себя на полу. Охладевшая кожа на лбу почувствовало что-то горячее и вязкое, движущееся вниз. Рядом раздавался грохот и кряхтение сраного Рида, пока я, дотронувшись до волос, увидела на пальцах струйки красной крови.

Упавшее рядом с монитором тело вырвало меня из дизориентации. Коннор стоял над бессознательным Гэвином, совершенно безучастно и без капли сожаления глядя на него сверху вниз. Андроид манерно поправил свой галстук, наблюдая, как я, шатаясь, встаю с пола.

— Все в порядке? — учтиво осведомился мягкий голос.

— Вполне, — я не солгала. Хоть пальцы инстинктивно и потирали лоб, царапина уже успела зажить. Поникшее на полу тело следователя вызвало во мне бурю эмоций. Уверенна, что если бы я захотела их перечислить — не хватило бы пальцев! Однако одно я знала точно. Глядя на этого отключенного ублюдка, который только что получил по щам от андроида, я испытывала в основном восторг. — Хрен тебе в рыло, сраный урод! Как давно я мечтала это сказать…

— Нам нужно уходить.

Ох, как сильно мне хотелось пнуть мужчину по заднице на прощание! Андроид уже спешно поднимался наверх, когда я, задержавшись на минуту, исподтишка показала средний палец отключенному, истекающему слюнями следователю. Чувствовать, оказывается, не так уж и плохо, в какой-то момент промелькнуло в голове.

Светлый коридор участка был гораздо теплее подвала. Поднявшись наверх, я ощутила прилив тепла в теле. Сознание полностью пришло в себя, об ударе говорила только слипшееся от крови прядь волос у лба. Андроид шел вперед уверенной походкой, и его уверенность передавалась мне. Оставленный позади детектив был словно бальзам на душу и без того измученного разума, пусть он и вовсе не должен был появляться в чертогах подвала.

До холла оставались считанные шаги, когда я, с легкой улыбкой от вдруг ставших забавными приключений, встала как вкопанная. Ноги отказались следовать за андроидом, даже больше — его облик перестал на секунду быть значимым. Недавно бьющаяся в такт боевым движениям сердечная мышца вдруг остановила свой ход. Где-то в голове образовалась пустынная дыра, и она засасывала все, что буквально несколько минут назад стало важным. Смерть постучалась в окно. И я должна была ей открыть.

Фаулер стоял на лестнице, ведущей к нему в кабинет. Его внимание приковали не наши выходящие со стороны кухни и камер задержания тела, а два человека, ищущих ответы в участке. Их черные одеяния туго обтягивали накаченные конечности, из-за плеча каждого выглядывала синяя и желтая рукоятка катаны. Они не видели нас, лишь безвольно смотрели на капитана, который им что-то объяснял. Фаулер не был спокоен: его жестикуляция была прерывистой, на темном лбу выступали капельки пота. Времени от времени мужчина натужно улыбался, но улыбка тут же исчезала, стоило только солдатам повернуть к нему лица. В свете ярких ламп бликовали металлические пряжки на груди. Золотые эмблемы, несущие только страх и смерть.

В голове прозвенел щелчок. Словно по команде, я, с выпученными глазами и затаившимся дыханием, сделала аккуратный шаг влево в сторону кухни. Бежевая темная стена спрятала меня от ненужных глаз, но облегчения и спокойствия не приносила. Я не могла прятаться здесь вечно, я вообще не могла прятаться. С самого начала было понятно, к чему все это ведет. Даже там, у окна, я слышала свое сердце, но прислушивалась к разуму с его холодным рассудительным убеждением. Хотела я или нет, но контракт с подразделением был заключен. И даже если мне удастся сбежать — руководство не оставит этого. Единственная разница была лишь в том, что сдайся я сейчас — и мне дадут выбор. Прячься я как можно дольше — и в приоритетах подразделения будет уничтожение непослушного работника.

Сердце сковало цепями. Я медленно закрыла глаза и попыталась сосредоточиться. Голос андроида, успокаивающий меня совсем недавно в подвале, повторял слова «Просто дыши», как мантру, но в этот раз они не действовали. В этот раз все было гораздо хуже.

Коннор резко выскочил из-за стены, поняв, что я отстала. Его недоуменный взгляд был обращен ровно в мои глаза, и я не знаю, что он увидел в них: страх, боль, обреченность или мольбы о помощи — он тут же мельком бросил взгляд обратно в холл, и точно в такой же манере как и я (аккуратно шагнув влево) вернулся обратно в кухню.

— Они здесь, верно? Мне ведь не показалось? — мой голос дрожал под гнетом сбиваемого сердца, но, как ни странно, удушья не наставало. Я лишь жалостливо впивалась взглядом в прекрасное лицо Коннора, стараясь запомнить каждый контур. Возможно, это был последний шанс еще раз рассмотреть его получше.

— Тебе нужно спрятаться.

— Это бессмысленно, они найдут меня.

Решимости в Конноре поубавилось. Он старательно пытался сообразить план действий, в то время как мой разум отказывался мыслить. Я лишь смотрела, как учащенно вздымается пиджак под имитацией дыхания, как моргают нахмуренные глаза, как мужские, облаченные в бионическую кожу руки застыли в невесомости в знак упокоения. Я не хотела сдаваться. Полученный шанс на продвижение андроида к цели стал словно лучом посреди черного, грозного неба, но выбора не было.

— Я отвлеку их. Тебе придется найти Хэнка, он…

— Нет! — тихо, но слышно произнесла я. В любой момент в коридоре могли показаться солдаты, Перкинс или очухавшийся Рид. Кухня вдруг стала самой безопасной зоной на свете, а шершавая стена – спасительным кругом. Коннор, получив от меня иррациональный отказ, запнулся. Его взгляд бегал по моим глазам, пытаясь найти в них ответ. — Я не стану прятаться, если ты собираешься в одиночку идти на добрую сотню девиантов!

— Тебе не обо мне думать надо, — с нажимом пояснил андроид. Даже встретив мою настоящую упертую натуру, Коннору удавалось проявить стойкость. Он старательно подбирал слова, его образовавшиеся на лбу складки от приподнятых бровей электрическим разрядом отозвались в моем теле. Он стал еще прекраснее с нашей встречи. — Тебя могут поймать. И вряд ли это закончится чем-то хорошим.

— Не заставляй меня.

— Анна…

— Я сказала нет! — на моем лице отразилось несвойственная беспокойность и решимость. И это главное, что заставило Коннора замолчать. — Коннор, я уже проиграла. Не выполнила свою задачу, не смогла справиться. Я думала о себе семь лет, бежала от жизни, словно жалкая псина, но тебе я не дам повторить мой путь! Ты должен выполнить свое дело, чем бы оно не кончилось. И я не могу отсиживаться и прятаться по углам, пока ты в одиночку сражаешься с этим чертовым миром!

На кухне воцарилась тишина. В коридоре не было слышно топота или разговоров, но в этом звенящем молчании было нечто другое — биение мышечного и механического органов, которые я четко распознавала сквозь навостривший и напуганный разум. Да, я слышала, как стучит его имитированное сердце под пластиком и одеждой, и его такт разительно совпадал с моим. Я ощущала на себе встревоженный взгляд Коннора, впивающегося карими глазами в мое нутро, истязаемого, выводящего из самообладания. Видела, как вновь открылись его губы в попытке найти аргументы против моей позиции, но хватило одного взора, чтобы понять — андроид сомневается в шансах на мое переубеждение. Это было всего несколько секунд тишины и непрерывного зрительного контакта, но внутри меня эти секунды длились вечностью в ощущении жара под тяжелым пиджаком и бережных прикосновений на спине в том подвале.

Коннор встряхнул головой и на долю секунды закрыл глаза. Он был напуган и встревожен не меньше моего, и отчасти это было спровоцировано его близким положением к моему. Он так же должен был вернуться в «Киберлайф», позволить себя уничтожить, изучить все свои внутренности и данные. И он не хотел этого ровно, как и я.

— Слушай меня, — андроид бросил мимолетный взгляд в холл и, убедившись в его пустоте, схватил меня за предплечье. Миллионы мелких иголок пронзили тело, но я позволила оторвать себя от спасательной стены и углубиться в кухню подальше от коридора и возможных ушей. Коннор говорил быстро, но ясно, разжевывал каждое слово. Я топла в этом голосе и прикосновении, чувствовала, как накатывает желание не разрывать эту связь, но мозг понимал — важность его указаний сейчас в приоритете. — Я уведу их как можно дальше к выходу. Выходи из коридора и сразу поверни направо. Пройди мимо камер для задержания до конца, ты увидишь окно. Его никогда не запирают.

Андроид старательно объяснял, всматривался в мои глаза, в то время как я, запоминая жизненно важную информацию, потуплено смотрела в пол. Рука Коннора ненароком опустилась чуть ниже, и запястье даже сквозь грубую ткань почувствовало тепло искусственной кожи.

— Мы на первом этаже, ты справишься. Как только окажешься на улице, уходи из участка. Не возвращайся домой! Найди любую одежду, чтобы спрятать форму и отправляйся в Ферндейл.

— Ферндейл? — в воспоминаниях всплыло не самое приятное место в этом городе, отчего я с сомнением взглянула в темные глаза Коннора.

— Верно. Найди то место, куда мы отправились в первый раз. Я буду там тебя ждать.

Резко отпустив руку, андроид направился к выходу. Рукав еще хранил тепло его пальцев, и я ненароком нахмурено осмотрела руку. Возможно, у меня еще был шанс сделать хоть что-то важное в этой жизни.

Через несколько секунд из холла донесся голос Фаулера. Очнувшись от мыслей, я подошла к коридору и прислушалась. Капитан был встревожен, возможно, даже подавлен. Где-то рядом слышался и бубнеж Перкинса, только в этот раз его голос был глухим. Агент все еще сидел в медицинском кабинете.

— … пропала Гойл?

— Она вышла из здания, капитан. Я могу вас сопроводить.

Последние слова были брошены точно не Фаулеру. Убрав волосы за спину, я слегка выдвинулась из-за стены. Капитан вновь стоял на лестнице, наблюдая, как андроид шагает к сидящим на бордовом диване солдатам. Последние разом, как по команде встали, демонстрируя слаженность и стойкость своих движений. Их лиц я не видела. Рассмотреть мешала стеклянная стена кабинета капитана.

Коннор двинулся к выходу из здания. Его широко разведенные плечи источали уверенность и спокойствие, в то время, как внутри меня бушевал страх. Солдаты терпеливо следовали за андроидом, рукоятки их спутниц выводили крупные зигзаги из-за широких длинных шагов. На минуту мне даже показалось, что Коннор уводит смерть за руку, словно заблудившуюся не в тех краях старушку. В голове крутился вопрос. Он разъедал меня, словно кислота, но размышлять о нем мне было некогда — Фаулер, осмотрев пустой холл, вернулся в свой кабинет.

Действовать предстояло очень быстро. Стеклянные стены здесь были максимально неудобными и ужасно палевными, так что каждый шаг мог стоить мне жизни. Бесшумно ступая по кафелю, я медленно выползла из кухни и свернула направо по коридору. Прозрачные камеры задержания были пусты, стекло изрядно поцарапано в нескольких местах. Сердце делало толчки с каждым шагом, отказываясь работать во время отсутствия движений. Пульсация висков была такой шумной, что казалось, могла быть услышана другими людьми даже сквозь бетонные стены, но капитан непрерывно смотрел в свой планшет, явно не подозревая о крадущемся практически у него под носом сбегающем солдате.

Наконец, плотная стена скрыла меня от возможных глаз капитана. Бесшумно выдохнув, я миновала камеры и нашла белое пластиковое окно. Оно и вправду было открытым на проветривание. Холодный поток воздуха швырнул в лицо горсть снега, и волосы безвольно откинуло назад. Высота была не больше двух метров, так что справиться с ней мне было более, чем возможно. Под окнами рос густой кустарник, бережно остриженный андроидом-садовником из муниципалитета. Между двумя кустами виднелась прорезь, которая была единственной возможной полосой приземления, и я, вдохнув морозного воздуха, тихо спрыгнула вниз.

Тяжелый протектор ботинок мягко поцеловал землю. Согнувшись, я присела на карточки и едва не упала на задницу, но расставленные руки в стороны позволили сохранить баланс. В следующее мгновение весь мир замер, а едва отпустившее сердце вновь отказалось нормально работать. В пятнадцати или двадцати метрах у открытых ворот стояли двое вестников беды. Их широкие спины смотрели ровно на меня, на черной ткани между лопаток красовались красные круги со звездами и катанами. Это могло значить только одно — руководство в курсе о моем возможном сопротивлении. Даже солдаты, обученные в одних условиях, отличались по рангу и категории. Солдаты в рядах до двухста или, как мы их называли, «первичники» были самыми ценными в ряду бойцов. Большинству из них перевалило за шестьдесят, но все они застряли в своих двадцати или тридцатилетних возрастах. Их было немного — не больше двадцати штук. Однако все они смогли пройти долгий путь становления подразделения в его былом величии, и все они показали себя истинными верными солдатами. И только их использовали в случае личных разборок и дел подразделения. Они были посланы за мной неспроста.

Едва пошатываясь на корточках от порывистого ветра, я не смела даже вздохнуть. Ветки кустарника лезли в лицо, щекотали шею, цепляли волосы, но любой шорох или хруст — и я ощущу на себе всю силу «первичников» — самых отменных убийц в мире. Они не станут церемониться, не станут слушать, и уж тем более не позволят мне закончить начатое. Их задача была ясна как день, и именно она была их приоритетом.

Коннор указывал солдатам куда-то за ворота. Никто из них не видел меня, ветер отбрасывал разговоры и голоса мужчин за забор. Кровь в жилах стыла от одного только допущения мысли, что стоит кому-то из них обернуться — и все полетит крахом. Прошла всего одна минута, но я ощущала себя вековой каменной статуей, застрявшей в той позе, в которую и приземлилась с окна. В висках противно пульсировало, желудок сводило от тошноты и страха, и на мгновение мне подумалось, что быть бесчувственной все же лучше. Да, можно влепить противнику оплеуху и ощутить дикий восторг от проделанного, но если жизнь состоит из сплошных страхов и опасений, то лучше предпочесть смерть.

На темную ткань комбинезона упал снег. Глянув в сторону своего плеча, я отметила, как взрыхленный снежный комок уже начинал таять от излучаемого тепло плоти. Волосы колыхались за спиной, точно блестящий водопад, и я, осознавая насколько близко нахожусь от своего будущего, подняла голову вверх.

Окно было открыто настежь. Капитан Фаулер смотрел на меня суровым, непоколебимым взглядом, изредка посматривая в сторону солдат. Под его руками, опирающимися на заснеженный внешний подоконник, хрустели снежинки, стаивая и скапывая на мои плечи. Синий темный галстук колыхался в такт ветру.

Все внутри похолодело. Я могла лишь смотреть в эти темные суровые глаза, чувствовать, как стучит сердце, как все тараканы в голове попрятались по углам. Любой шорох или слово могло привлечь внимание ненужных людей, и потому мой рот был закрыт в немой мольбе. Он сдаст меня. Сдаст со всеми потрохами, вот он сейчас выпрямится и окликнет бойцов, укажет на мое присутствие, отправит покорять хирургический стол и бездну тишины и мрака. Сердечный орган, возможно, в последний раз делало свою чечетку. Мое общение с Фаулером ограничилось лишь первой встречей в его кабинете, но даже тогда холодный, требующий работу, рассудок выплевывал из себя не самые лестные слова в адрес чернокожего капитана. Я не была на хорошем счету. Я вообще на счету не была. Джеффри Фаулер смотрел в мои глаза, и с каждой секундой, казавшейся вечностью, все сильнее суровел и суровел. В какой-то момент наша взаимная молчаливая беседа достигла своего пика. Капитан аккуратно выпрямился и, укоризненно глянув мне в лицо, тихо закрыл окно.

Напряжение внутри, словно тиски сжимаемой горло смерти, отпустило. Закрыв глаза, я сосчитала до трех и вновь посмотрела в сторону солдат. Мужчины, коротко кивнув андроиду в знак благодарности, направились за ворота, свернув тут же налево. Коннор двинулся следом, однако поворачивать не стал. Его пиджак откидывало порывами морозного ветра, волосы вяло колыхались. Через несколько секунд территория участка опустела. Солнце готовилось ко сну.

Прятаться больше не имело смысла. Капитан меня видел, и вряд ли он вот так просто вернулся в свой кабинет. Воображение рисовало его стоящим у окна, смотрящим на самые безумные безумства, когда-либо происходящие в его участке. Свихнувшиеся андроиды, наступающие на пятки правительству своими митингами, драки между полицейскими и агентами ФБР (причем в явном перевесе первого), сбегающий солдат, в чьих жилах не должно присутствовать ни намека на эмоции. Полицейский департамент медленно превращался в дом для душевнобольных, возможно, капитан уже жалел о своем решении не выдавать меня коллегам. А возможно, это было самым правильным решением в его жизни.

Несколько раз глубоко вздохнув, я ощутила как органы приходят в спокойствие. Холодный воздух подействовал не хуже ледяного душа. Мозги пришли в порядок, сердце вернуло свой темп. Все еще пригнувшись, я медленно протопола к единственной стоящей на парковке машине и спряталась за ней. Выходить через парадные вороты было бы глупым: солдатам в любой момент могло приспичить вернуться в участок, и вряд ли они станут сюсюкаться со мной, видя, как я выхожу прямиком из департамента. Пусть во мне и плескалось чувство страха и паники, как вино в стеклянном бокале, но логика продолжала работать исправно. Это меня спасало.

Осмотревшись вокруг, я заприметила высокое раскидистое дерево. Оно росло практически впритык к забору, длинные ветки давно потеряли свою зелень, если она и вовсе была. Дерево казалось поникшим, мертвым. Раскидистые сухие лапы выглядывали через бетонный высокий забор. Набравшись духу и осмотревшись, я ринулась к дереву, подгоняемая морозным ветром и чувством адреналина в крови. Тяжелый протектор резко оттолкнул меня от бетонной стены прямо к дереву, от которого в ту же секунду я смогла оттолкнуться другой ногой. Руки цепко ухватились за высокую стену, покрытую снежным одеялом. Кожа обожгла ледяная боль, но я сдержалась, в следующее мгновение уже сидела на заборе.

Улица была пуста. Сумерки покрывали город со стремительной скоростью, редкие окна в высотках начали загораться светом. Ветер отбрасывал в мое лицо горсти снега, ветки шатались и скрипели по темной ткани комбинезона. Здесь всегда было малолюдно, но сегодня как-то по особенному. Осмотревшись по сторонам, я тихо спрыгнула на тротуар. Ноги в ту же секунду понесли меня прочь от здания.

Коннор не просто так указал солдатам следовать в левом направлении. Он специально отправил их совершенно противоположным путем, так как понимал — я последую тем путем, который запомнил мой мозг. На память я никогда не жаловалась. Воспитание и обучение бойцов было не только физическим, но и в обязательной степени интеллектуальным. Университет оставил внутри множество знаний, умений и навыков холодного анализа, практически каждый день тренировались память, внимание, концентрация. Ведь это были важные показатели для беспощадной машины-убийцы. За последние несколько недель все внутри существенно ослабло. Важная информация для солдатского разума исчезала, от четко поставленной цели могла отвлечь любая мелочь, даже появившаяся из-за сенсорного экрана темная макушка андроида. Это были очень плохие знаки, но если это последствия восстановления нервной системы — то от этого уже никуда не деться.

Увеличенные физические нагрузки за весь день изрядно ослабли мышцы. Я неслась по дороге мимо знакомых мне баров, кафетерий, магазинов с завидной скоростью, но каждый шаг вызывал сопротивление в ногах и затекших суставах. Темнота окружала улицы, покрывала дороги. Снежная стена спадающих с неба осадков поглощала тьму, впитывала ее как губка. Некоторые улицы не были освещены. Несясь мимо зданий и высоток, я отметила, как много заведений осталось закрытыми. Люди спешили по домам, питейным заведениям — куда угодно, лишь бы не оставаться на улице, где и так было крайне беспокойно. Они боялись андроидов, сходящих с ума. Прятались в своих домах, не желали встревать в разборки между правительством и вышедшими из-под контроля девиантами. Все как один страшились пластиковых людей, но страшиться им нужно не их — страшиться нужно было себя.

Отвыкший от философских рассуждений разум не мог оторваться от мыслей внутри головы. Холодный воздух сметал мои волосы назад за спину, легкие сжимались от мороза, в лицо бросался снег. Раз за разом я сворачивала на пустынных перекрестках, изредка встречала беспокойных прохожих, но сознание было погружено в собственный мир, и мышцы несли меня на автомате вперед. Три или четыре раза мне встречались по особенному крупные сугробы, но стоило мне поравняться с ними, как сразу становилось ясно. Это не сугробы. Это андроиды. В своих формах, с застывшими лицами и не мигающими диодами. Каждый уже был изрядно припорошен снегом, в голове одного красовалась дырка от пули.

Люди были главной проблемой этого мира. Люди и их треклятое желание уничтожать все, что им незнакомо. Человечество вело войны и битвы за территорию, за ресурсы, за религию. Но сейчас человечеством обуял страх перспективы дележки одной экологической, возможно даже эволюционной ниши с кем-то другим. Человечество считало себя вершиной мира и разума, но так ли оно было? Ведь человек стремился не просто властвовать, он стремился получать удовольствие, пусть и другим во вред. Каждый второй ублюдок этого города имел свои аморальные способы наслаждения, будь то красный лед или избиение человекоподобных машин. Люди осознавали свою безнаказанность, но теперь возможность появления новых «конкурентов» на планете Земля вводило их в ярость.

Ноги несли меня не меньше двадцати минут, и до места назначения было еще как минимум половина. Ночь окончательно опустилась на город, лишь редко горящие уличные фонари освещали часть района. Очутившись рядом с каким-то многоэтажным отелем, я вдруг вспомнила о наставлении Коннора найти одежду. В этом был огромный смысл, вряд ли девианты обрадуются, увидев человека с оружием на каждой части тела и военной униформой. Возвращаться домой было нельзя. Солдаты наверняка прибыли не одни, и кто-то уже в эту самую минуту мог копаться в ящиках и столах моего временного дома.

Осознание присутствия на собственной территории постороннего отдалось горечью в горле. Неприятное чувство. Даже если на мои поиски отправили только солдат, или даже сраную уборщицу, кто бы он ни был — в доме будет достаточно подсказок о нестабильности солдата, которые поймет даже самый тугоумный человек. Этот кто-то мог тискать красное платье, брошенное на кресло, анализировать красную и голубую кровь на обшивке мебели, изучать недоеденный завтрак и кинутое посреди пола полотенце. Но самое страшное их ждало в подвале. Даже здесь, стоя за километры от дома, я слышала, как из темных стен сочиться противное ехидное хихиканье дышащего мне в спину подразделения. Осколки стекла и дерева были разбросаны по всему подвалу, и если ранее описанные мелочи вроде платья и черных каблуков, каши на столе, испачканной мебели были невинными, то растерзанная новая техника заколачивала гвозди в мой гроб. Теперь только от реакции руководства на мое поведение и ущерб зависело то, как именно я закончу эту жизнь — стоя на коленях перед выставленным пистолетом или добровольно ощущая портативный наркоз на собственной шее перед нейрохирургической операцией.

Смахнув тревожные мысли, я осмотрела парковку. Машин было не много, не больше пяти. Каждая из них уже изрядно покрылась снегом, у двух мигал датчик сигнализации на лобовом стекле. Как ни странно, ни одно окно в отеле не горело. Большинство машин, судя по отсутствию видимых шинных следов на земле, стояло здесь не меньше нескольких дней. Кто-то наверняка покинул город сразу после начала роботизированных волнений, кто-то, возможно, уже никогда не проснется. Подойдя к ближайшему старому шевроле-седан черного цвета, я аккуратно заглянула внутрь. Светлого луча уличного фонаря хватило, чтобы разглядеть множество баночек от детской смеси и детское кресло на заднем сиденье. Здесь не было ничего, что могло мне помочь. В следующей машине «FIAT» рыжего цвета так же ничего не оказалось. Бросив на номерной знак взгляд, я вдруг смутно припомнила автомобиль. Именно эта машина так сильно бесила Хэнка своей медлительностью на дороге, где была создана авария. Облик чертыхающегося и откашливающего проклятья старика, нетерпеливо постукивающего по рулю на пути к вещательной башне Стрэтфорд, вызвал приятное чувство внутри.

Оставалась всего одна машина без сигнальных систем. Маленький красный «Nissan Juke», удобная и компактная машина с совершенно странной мордой. Тьма вокруг автомобиля сгущалось, свет фонаря не проникал внутрь салона. Прислонив ладони к дверному окну, я прищуренно всмотрелась внутрь. На пассажирском сиденье лежала темная куртка.

Голос просыпающейся катаны за спиной пел вместе с ветром в ушах. Я аккуратно вытащила меч из ножен, с трепетом сжимая податливую, но грубую кожу рукоятки. Оружие все еще вызывало во мне волнение и чувство близости, это была единственная вещь, неспособная на предательство и «знающая» все мои самые темные грехи. Ее острие слепо блеснуло в пойманном фонарном луче, и я с удовольствием ощутила накал уверенности и адреналина в сжимающей катану руке. Меня совершенно не волновали следы, которые останутся на рукоятке, я даже не задумалась о том, что дальнейшие действия могут нанести ущерб оружию. Бзик относительно чистоты и неприкосновенности Коннора-катана покинул разум еще в тех лесах, оставшись бродить по следам из пятен крови на белом снегу. Только сейчас я поняла, как много потеряла, не используя оружие по прямому назначению. Каждый вечер натирала скрупулезно лезвие, стирала все видимые признаки участия катаны в своей скоротечной жизни, старалась сохранить ее первозданный невинный облик. Порой ее требующий борьбы и крови голос шептал в голове, но я тщательно задвигала эти просьбы в самый дальний угол сознания. Слишком бережное отношение можно было сравнить только с гиперопекой, которой одинокие мамы так часто душат своих детей.

Через несколько секунд парковку заполонил звук разбивающего стекла. Рукоятка, несмотря на свой нежный и хрупкий кожаный вид, была твердой как скала. Осколки осыпали ноги, и я постаралась сбить самые крупные торчащие из рамы куски. Сигнализации не было, прохожих не намечалось. Вряд ли вообще кто-то вернется за этой машиной в ближайшие пару недель, а если и вернется — никто из участка не станет заниматься разбитым стеклом и исчезнувшей курткой.

Аккуратно выудив из салона одежду, я быстро вернула катану на место. Черная куртка была длинной, и явно должна была принадлежать мальчишке-подростку. Синтетическая ткань была грубой, но тонкой, синтепон внутри слегка раздувал рукава. Длины подолов и увешанного пухом капюшона хватило, чтобы прикрыть торчащую рукоятку катаны у плеча и скрыть оружие, висящее тяжелым грузом на верхней части бедра. Она была теплой, даже по адски жаркой. Конечно, мой организм был привыкшим к низким температурам, однако все же мороз и жара создавали некоторые чувства дискомфорта. Нацепив на себя куртку, я вдруг ощутила, с каким удовольствием поприветствовала тепло кожа. На том же сиденье лежала черная теплая кепка с белой надписью «REALLY». Это было настолько ироничным, что я, истерично усмехаясь, спрятала волосы за куртку и нацепила головной убор под капюшон.

Ночь поглотила город. Парковка осталась позади, отчетливые следы моих шагов отпечатывались на свежем белом снегу. Машин не было. За весь путь мною было встречено не больше пяти человек. Город был темен, неприветлив, лишь редкие открытые бары и оружейные магазины (ну конечно) все еще горели своими яркими вывесками. Электрические пути, проходящие над головой, пустовали, в ушах звенела тишина, сгоняемая ветром. Весь мир затих, а может, лишь малая его часть. Несмотря на это, мне казалось, что вся история и вселенная затаила дыхание, глядела на происходящее в этом крупном, но далеко не единственном городке с особой опасливостью. Казалось, что здесь и сейчас решится судьба всего человечества. Я неслась ровно по дорогам, совершенно забыв о безопасности. Улицы меркли в тишине и лучах фонарных столбов, в любой момент вдалеке мог задребезжать свет автомобильных фар, а тишину разорвать урчание мотора. Но этого не происходило. И потому ноги несли меня вперед по проезжей части.

В какой-то момент мышцы перегрелись. Куртка, состоящая из синтетики и синтепона, не давала телу вздохнуть, а учащенная работа мышечных волокон в беспрерывном беге создали под одеждой настоящий парник. Я не хотела останавливаться, я четко осознавала, что любая минута дороже, чем золото. Коннор давно мог ждать меня там, и наверняка он не погладит меня по головке за опоздание хотя бы на одну минуту.

В глубине разума что-то укоризненно кольнуло. Перед глазами стоял уверенный, но перепуганный взгляд андроида, когда тот ощутил всю настойчивость моей упертой натуры. Отказ от побега и укрытия для него был словно… глупым и иррациональным? Карие темные глаза, за которыми прятались холодные линзы, смотрели с таким непониманием, как будто я только что изъявила желание отрубить себе руку собственным клинком. До самого последнего момента я ожидала, что Коннор будет настаивать на своем, требовать, чтобы я спряталась, но делать он этого не стал. Напротив, он бросился помогать тому, кто по всей программе значился, как сломанный, несущий опасность правительству, солдат-убийца. Он был охотником на механических девиантов. Я была девиантом человеческого происхождения. И его помощь никак не вязалась в логической цепочке.

Замерший разум, словно по команде, начал подбрасывать в память воспоминания, словно деревянные палки в огонь. Моя скорость начала падать, пока я, потерянная и ошарашенная, вдруг не встала посреди дороги. Каждая мышца протяжно ныла, изо рта выплывали густые белые пары теплого воздуха. Я всем своим разумом понимала, что стоять на месте было сродни смертному приговору. Время вытекало из пальцев, словно холодная вода, но заставить себя сдвинуться с места было не под силу. Я лишь стояла посреди проезжей полосы, буравя заметающую снегом серую дорогу взглядом.

Его поведение было странным с самой первой встречи. Внимание замечало эти отклонения, но рассудок старательно переключал его на собственный страх относительно будущего, а солдат внутри вырывал образующиеся нитки посреди гладкого полотна холодного бесчувственного сознания, требовал беспрекословного подчинения. Сейчас солдат молчал. Его не было. Белое идеальное полотно в голове превратилось в изящную пеструю ткань, по которой расползались голубые и красные пятна крови. Больше никто не скрывал от меня самой же весь окружающий мир. И открытия, сваленные на голову посреди дороги едва ли не с неба, вызвали во мне бурю эмоций.

Коннор всегда говорил разумные для механического организма вещи. Его спокойный убеждающий в отсутствии эмоций голос блуждал на затворках памяти, и честное слово, я даже верила в его бесчувственность! Но все его поступки и действия говорили иное. То, с каким укором и злостью он смотрел на меня в тот день, когда девиант едва не убил лейтенанта. То, с каким злорадством он исследовал каждый сантиметр моего лица в заброшенном доме, как старался вывести меня на эмоции, разозлить, заставить отрубить ему голову! И то, как андроид настоял на помощи в вещательной студии, когда из сустава ручьями стекала кровь, а в собственном животе Коннора красовалась дырка. Все, что он делал, все, что выражало его лицо шло в разрез с его словами, но это было не самое тяжелое. Я натужно бегала взглядом по дороге, стараясь собрать мысли в кучу. Треклятый бар всплыл в сознании с раздирающей душу мелодией, в такт которой Коннор протягивал мне руку. Удушаемая в собственном подвале собственным телом, я видела, как те же руки протягиваются ко мне в знак приглашения, чувствовала, как теплые механические пальцы сжимаются на предплечье, а мягкий тихий голос торопливо инструктирует меня по дальнейшим действиям в побеге из участка. Он спасал мою жизнь раз за разом, он видел то, с какой скоростью разрушается моя психика и солдатская стабильность, знал об отклонениях. Но все же не предпринимал попытки сдать меня или хотя бы просто игнорировать.

«Он андроид», внезапно раздался голос холодного рассудка. «Машины не умеют чувствовать». Темнота вокруг стала еще гуще. Подняв взгляд перед собой, я ощутила, как чернота внутри расползается по телу, охватывает разум и самое главное — сердце. Чувства обманутости и предательства накрыли огромной волной, улицы вдруг стали противными и страшными. «Машины не умеют чувствовать» твердил проклятый бесполый голос внутри. Слова отзывались от тела, куртка вдруг перестала быть жаркой, напротив — внутри каждой клеточки холодело. Все мои догадки и представления были лишь иллюзиями, которые я построила на собственных желаниях. Сумасшедшей здесь была только я. Я и этот сраный мир.

Легкие протяжно задрожали, требуя глотка воздуха. Судорожно вздохнув, я почувствовала, как задрожали голосовые связки. Нет, не время слез и сопель. Пусть весь мир вокруг был построен на воображении и фантазиях, он все же имел для меня еще какое-то значение до тех пор, пока андроид не выполнит свою задачу. Впервые за долгое время я видела перед собой цель, поставленную не кем-то, а собственными желаниями и решениями. Я остро чувствовала потребность увидеть, как Коннор решит свою задачу, как сделает свой выбор относительно этой вселенной. Я должна была видеть это своими глазами. Это единственное, что имело смысл перед надвигающейся смертью в руках подразделения.

Сглотнув комок в горле, я заставила ноги двинуться дальше. Развить прошлую скорость оказалось не так просто. Ноги отчаянно сопротивлялись двигаться должным образом, не говоря уже о том, что район, в котором находилась заброшка, слабо освещался. Люди старались не бродить по этим местам, они вообще старались меньше показываться на улице. Едва пробиваемое тучи свечение луны озаряло мрачные улицы слабо, но этого хватало, чтобы более или менее видеть дорогу. Как ни странно, у обваленного старого здания все же находился один единственный фонарный столб. Его освещения было достаточно, и я, перейдя на шаг, медленно подступила к обвалившимся стенам.

Здесь мало что изменилось. Все те же груды бетонного хлама, тот же оставленный людьми мусор, изрисованные граффити стены. Одна из стен, обращенных на восток к реке, осыпалась сильнее. Кирпичные блоки грузно валялись на снегу, еще не покрытые белым пледом, что говорило об обвале, как о совсем недавнишнем случае. Лестница отсутствовала. Грузные ступени, скрепленные между собой, куском валялись на бетоне.

Я медленно подошла к единственной уцелевшей ступеньке, слыша как шуршит снег и бетонные крошки под тяжелыми ботинками. Это место вызывало отвращение и тревожные ассоциации с укоризненным взглядом темных глаз. Убитого девианта не было видно. Должно быть, его оттащили местные мусорщики. Но его опрокинутое на старика тело с дыркой в голове, из которой просачивалась голубая кровь, остро впивалось в память. Это был самый первый, но далеко не последний конфликт между мной и Коннором. Наверное, было бы лучше, если бы дальше конфликтов весь этот мир между нами не заходил. По крайней мере не пришлось бы спешно скрываться от подразделения, слышать дыхание подступающего мрака и искать в темноте протянутую в знак помощи механическую руку андроида, такую теплую и холодную одновременно.

Андроида не было. Тьма вокруг сгущалась вместе с нарастающей внутри тревогой, я несколько раз осмотрела помещение, но так ничего и не обнаружила. Андроид вполне мог обмануть меня, выдать желаемое за действительное. Вряд ли какой-то солдат вдруг захочет посетить это место, вряд ли психолог, проанализировав поступившее записи памяти решит, что именно в этом неприятном заброшенном доме я захочу спрятаться. Коннор мог использовать это место для укрытия, при этом не имея в планах брать меня с собой. Иными словами, я могла проторчать здесь вечность, встревоженно всматриваясь в темноту и ища силуэт с блестящими фирменными знаками голубого цвета.

Было здесь и нечто такое, что вызывало гораздо большее отвращение, чем воспоминания о разгоряченных словах Коннора. Груда бетонных блоков была усыпана снегом, но даже сквозь белый покров просматривались четкие контуры, узнаваемые мною благодаря стараниям аппарата диагностики. Именно на этом хламе лежал андроид, источая смерть и голубую кровь. Именно на нем в сознании распластались все остатки моей жизни, все, что осталось значимым хотя бы на долю. Я смотрела на усеянный снегом бетонный мусор, но ясно видела лежащего на нем Коннора. Он смотрел вверх, темная выбившаяся прядь волос лениво шевелилась в такт беззвучного ветра. Черный под имитацию кожи галстук был слепо откинут в сторону, белая рубашка просачивалась голубыми пятнами. Воображение дорисовывало картину самыми разными, приводящими в ужас, деталями: измученный взгляд пустых глаз, капля стекающей голубой крови с уголка губ, сжимающие горсти снега руки, которые так старательно цеплялись за жизнь, — я видела все это своими глазами, смотрела и не могла отогнать проклятые мысли. Мертвый Коннор в собственном сознании ознаменовался всей моей жизнью, которая вот-вот оборвется так же, как и жизнь этого андроида.

Чувство беспокойства начало нарастать. Я крутилась на месте, вглядывалась в темные углы, в заснеженную дорогу, но единственным признаком жизни здесь было только мое собственное дыхание. Тишина, сгоняемая речным ветром, пропиталась запахом влаги и тревоги, она давила на уши, словно сдвигающиеся стены в потревоженной гробнице фараона. Холодные снежинки спускались вниз, осыпали черную куртку и козырек кепки. Нетерпение внутри требовало развернуться и уйти на самостоятельные поиски, но уверенность в честности Коннора была гораздо сильнее. Успокаивая собственные нервы, я закрыла глаза и спрятала руки за спину. Дотронуться до саи было не возможно — Коннор-катана грелась под теплой курткой о живую плоть, однако ее плотно прижатое к спине лезвие доставляло не меньше умиротворения, чем прикосновение к ножнам. В какой-то момент паника внутри стихла, и я, вновь ощутив нечто сродни солдатским рефлексам, встала по стойке смирно.

Секунды перетекали в минуты. Минуты, кажется, длились в часы. Разумом я понимала, что прошло максимум минут пятнадцать, но ведь у страха глаза велики, и оттого время тянулось медленно, как нуга. Раньше я ощущала острую нехватку и скоротечность важного ресурса, теперь же напротив — молила время бежать немножечко быстрее.

— Анна, — донесся тихий, едва различимый в порыве ветра, шепот.

Я развернулась на сто восемьдесят градусов, скользя ботинками по заснеженной дороге. Ветер швырял мне в лицо снег, но мне все же удалось различить в темноте чей-то силуэт. Это был Коннор. Он выглядывал из-за стены напротив стоящего здания, однако ничего в нем не выдавало андроида. Диод был спрятан под шапкой, пиджак и джинсы сменили мешковатые бледная куртка и штаны. В глаза не бросались отвратительные знаки «Киберлайф», ни единого намека на искусственность этого «человека». Воспринимать его, однако, стало гораздо тяжелее.

— Я уж думала, ты не придешь, — осмотревшись, я подоспела к андроиду. Отсутствие привычных эмблем и свечений на виске Коннора вызывало не самые приятные чувства. Да, он был похож на человека, «Киберлайф» постарались. Но сейчас его попытки спрятать свое истинное «Я» были такими… неестественными, ненастоящими. — Ты не мог что-то лучше найти? Выглядишь как бомжик.

Коннор смерил меня укоризненным взглядом, и я закрыла лицо ладонями. До чего же стыдно!

— Извини… я очень нервничаю. Давно отвыкла от этого состояния…

— Идем, нам надо поспешить, — не обращая внимания на мое смущение, заторопился андроид. Он исчез из вида так же резко, как и появился, и я, открыв лицо, ринулась вслед за уходящим в темноту силуэтом.

Редкие ночные фонари освещали дороги. Местами улицы были темны, однако тусклый свет луны хоть как-то пробивался сквозь морозные тучи. Где-то вдалеке провизжали стираемые покрышки уезжающей на бешенной скорости машины, вслед за ней пронесся звук полицейской сирены. В какой-то момент андроид резко схватил меня за плечо и утащил за собой, прячась за стену темного здания. Полицейская машина пронеслась мимо, мигая своими сигнальными фонарями. Не знаю, чего так сильно боялся андроид — быть обнаруженным или провалить задание. Но действовал он на автомате.

— Ты хоть знаешь, куда нам идти? — тишина давила на сознание. Я слепо следовала за андроидом туда, куда он скажет, ступала практически по его следам, но даже получив возможность следовать за ним — не могла отделаться от неприятного молчания. За последние сутки в моей жизни произошло слишком многое, связанное с этим созданием. Молчать было не по силам.

— Знаю, — коротко бросилКоннор. Он не смотрел на меня, даже старался не замечать.

— Что ты будешь делать?

— Остановлю назревающую гражданскую войну.

Его голос был безучастным, механическим. Я понимала, что для Коннора главным сейчас было успеть вовремя на «Иерихон». К тому же вряд ли андроид испытывал тот дискомфорт, который сковал меня еще там, в участке. Как бы не хотелось рассудку, мне требовалось изъясниться. Или хотя бы обсудить то, что произошло в треклятом холодном подвале.

В какой-то момент Коннор завел нас в совершенно мертвый квартал. Машины здесь были перевернуты, многочисленные лавочки с силой выворочены из земли. Квартал был полностью погружен во тьму, ни одно окно не горело вечерним светом, однако лунного освещения хватило, чтобы разглядеть в снегу лежащих мертвых андроидов. Представшая картина надолго впилась ко мне в память. Как и у тех девиантов посреди дороги, у этих не горели диоды, а голубые повязки на плече мерцали издевающимся светом. Кто знает, что чувствовали внутри роботы, когда их собственные хозяева решили обойтись самосудом.

Андроида картина не смущала. Он смотрел ровно вперед, не отвлекаясь на посторонние детали. Его уверенная походка больше не вызывала во мне приступы восторга, я жадно глотала воздух и настраивала собственный мозг на начало разговора, однако это было так сложно! Весь этот мир вдруг погряз в дерьме и грязи, меня могли убить в любую минуту, а я всего-то не могу высказаться единственному значащему для меня «человеку», которому в принципе было ровным счетом на все наплевать.

— Коннор, — андроид даже не дернулся на звук своего имени. Он шел, не сворачивая с дороги, пока я впопыхах семенила рядом. — Я тебе должна сказать спасибо. Не только за то, что ты помог мне сбежать из участка. Но и за… в общем, ты понял. Кто знает, чем бы все это обернулось, если бы ты не успел.

Коннор дрогнул головой в мою сторону, но смотреть на меня не стал. Вряд ли бы он стал принимать мои слова всерьез, особенно теперь, когда цель была так близка. Но мне нужно было сказать «спасибо». То самое сраное «спасибо», которое неделю назад заставило меня задыхаться посреди собственного дома.

— Ты соврала, не так ли?

Брошенные на ходу слова уносились порывами ветра прочь, но я отчетливо слышала все сказанное теплым голосом андроида. Он по-прежнему не смотрел на меня, я же не спускала с него глаза. Ноги в любой момент могли запутаться в снегу или каком-либо мусоре. Однако перспектива быть поваленной собственной нерасторопностью меня не волновала.

— О чем ты?

— О том, что с тобой будет после возвращения обратно. Администратор, тренер… ты ведь соврала.

Это был не вопрос. В этот раз андроид бросил на меня взгляд, и сквозь приподнятый край серой шапки я заметила тусклый блеск желтого цвета на виске андроида. Может, он шел уверенно и быстро, его движения были точны, но в голове у него явно все было не так хорошо. Впрочем, как и у меня.

Поняв о причине вопроса, я отвернулась от андроида. Дорога вдруг стала для меня гораздо важнее, чем сам спутник. Жар под курткой вновь вернулся, и на мгновение руки захотели сорвать этот дурацкий синтепон. Я чувствовала, как кожа покрывалась краснотой, обжигалась от порывов морозного воздуха. Вертящиеся вокруг диода на виске андроида мысли резко изменили направление. Теперь в центре стояло подразделение. Славное будущее в кругу бойцов было навсегда закрыто, но возвращаться в мир, представляющий собой руины прошлого и будущего, не хотелось. Да, я соврала. Я не стану тренером и уж тем более секретарем. Я предпочту тьму и мрак на холодном хирургическом столе.

— Какая теперь разница.

— Это глупо, — констатировал совершенно спокойным голосом андроид. — Глупо и иррационально.

— А у тебя есть другие идеи?

Нахлынувшая ярость вдруг овладела сознанием, и я встала как вкопанная посреди темного тротуара. Коннор так же остановился, оторвавшись от меня всего на пару метров. Его темные, блестящие в свете уличного фонаря глаза метали в меня спокойные, но недоуменные взгляды. Его губы вновь приоткрылись, и это вызвало во мне еще одну волну злости. Но на этот раз на себя и свою беспомощность.

— Я просрала всю свою жизнь. В этом мире у меня нет ничего! — холодный воздух обжигал легкие, но слова вырывались из меня с таким остервенением, что остановить их было уже невозможно. — Ни дома, ни близких, ни семьи. Даже друзей! На протяжении всей жизни я теряла то, что кропотливо строилось этими же руками, и даже когда все что от меня требовалось — выполнять свое дело и не вякать — я не справилась! Надоело уже прятаться по углам и искать куда бы приткнуться. Еще семь лет назад стало понятно, что мне здесь делать нечего. Хотя тебе это вряд ли понять, да? У тебя же ничего, кроме твоего вшивого задания в голове нет.

Швырнув последние слова в лицо недоуменного столь резкой агрессией андроида, я прошла мимо него всего на несколько метров вперед. Злость и безысходность внутри поднимались с такой яркой силой, что совладать с ними не могли, пожалуй, даже люди, не имеющие все эти семь лет чувственного застоя. Температура вокруг меня нагревалась, словно вода в кипящем чайнике.

— Откуда ты знаешь, что в моей голове? — голос андроида не был спокойным. Он был разозленным. Тон был тихим и мягким, но резкость произнесения говорила сама за себя. Я вновь развернулась к Коннору, ощутив на себе очередной укоризненный взор темных глаз. Сердце внутри сжималось от этой собственной необоснованной агрессии, но остановить злость внутри было очень сложно.

— Да брось. Что еще может быть в тебе, машина?

Услышав последнее слово, Коннор резко выпрямился. Его темные глаза похолодели, во взгляде читалось отвращение. Да, я была мерзкой. Я ощущала это собственной кровью, чувствовала, как сердце в стенаниях обрывает все связи, слышала укор собственной взывающей к рукам андроида плоти. Сознание пыталось меня остановить, оно старательно напоминало мне о том, что все мои обиды — сплошная иллюзия, построенная на собственных желаниях. Даже Коннор-катана по своему обиженно нашептывал в моей голове.

Наконец, поняв, что перегнула палку, я закрыла лицо ладонями. Голос дрожал под давлением неспокойного мышечного органа, в ушах стоял не только ветер и шорох синтетического капюшона, но и шум бьющейся в сосудах крови. Тело ощущало на себе пристальный взгляд Коннора. Вряд ли я смогу смыть когда-нибудь с себя этот позор.

— Если ты так хочешь умереть, то зачем пошла за мной? — андроид впивался в меня взглядом все сильнее, и я сжималась в комок, старалась спрятаться в теплой куртке подальше от этого рассерженного взора. Он не кричал, не повышал тон, но буквально источал запах злости. — У тебя был шанс вернуться на базу и закончить все это. Но ты здесь. Почему?

— Что ты хочешь от меня услышать? Что я сожалею? Или пытаюсь исправить ошибки?

— Я хочу слышать правду!

— Я не знаю, Коннор! — крик отозвался от темных стен соседних зданий. Ветер унес его куда-то за пределы квартала, но вряд ли в радиусе километра вообще кто-то находился. — Не знаю. Мне кажется, что все, пережитое мной ранее, вело именно к этому моменту. Словно вот она — настоящая цель всей жизни. Убедиться, что ты справишься, и с тобой все будет в порядке. Я хочу видеть, как ты завершишь свое дело. Это все, что сейчас хоть как-то значимо для меня. Большего мне не надо.

— А если я не смогу завершить задание? Если все обернется не так, как задумывалось?

Коннор сделал шаг вперед, шурша слоем снега под подошвой. Во внезапно ставших встревоженных глазах андроида плескались сомнения. Он не сводил с меня взора, придавливал им к месту. Рядом с ним каждая клеточка кожи ликовала, а слезливые комки подходили к горлу, но я держалась настолько уверенно, насколько это было возможно. Он требовал ответа, а может, даже одобрения. Он был в смятении так же, как и я.

— Да наплевать, — обреченно прошептал дрожащий голос. — Это твоя жизнь, а я лишь хочу знать, что ты ею доволен.

Молчание нарастало с каждой секундой. Оно кружилось вокруг нас вместе с падающими с неба снежинками, становилось гуще и напряженней. Он был так близко, что можно было протянуть руку и дотронуться, почувствовать его реальность, а не довольствоваться воспоминаниями о протянутой в баре руке или теплоте бионической щеки на собственном лбу. Я боролась с желанием дотянуться и дотронуться до лица Коннора, успокоить его внутреннее смятение, как он успокоил мой организм в подвале дома. Но ни один рефлекс не позволял этого сделать. В конце концов, моя жизнь имела лишь один конец. Сбежать от солдат-коллег класса «первичники», разгромить дорогую технику… даже если я хотела бы избрать жизнь, подразделение такого не прощает. И любая связь или осознанная близость с андроидом могла привести к еще худшим последствиям, вроде скорби по утраченной человеческой душонке. Я уже побывала в этом кипящем котле из чувства вины и скорби по близким людям, и ввергать в это состояние и без того сомневающегося в своем программном обеспечении Коннора не хотела.

Андроид отвернулся, удрученно вглядываясь в темноту. Его диод все еще горел желтым, широкая куртка не могла скрыть прерывающегося дыхания. Пусть даже это и была имитация, но имитация идеальная. Впрочем, в нем всегда все было идеально.

— Идем, — едва ли не шепотом произнес Коннор. — Мы должны поторопиться.

Сорвавшись с места, андроид ринулся куда-то в темноту. Чувства внутри бушевали, ладонь рефлекторно вспомнила о прикосновении к груди Коннора в подвале, как только в мыслях возникла идея протянуть к нему руку. Но это чувство так и осталось невысказанным. Оно осталось там, в темном мертвом квартале.

Оставшееся время мы шли молча. Время от времени приходилось скрываться от проезжающих мимо редких машин. Коннор старательно избегал моего взгляда, иногда он обращался к странным знакам на стене. В один прекрасный момент его отрешенность была все же нарушена. Путь, который ему указал девиант в участке, требовал взобраться на оборвавшуюся лестницу. Коннор изъявил желание сделать это первым. Однако когда настала моя очередь — все же в нерешительности протянул мне руку.

Я неуверенно смотрела на мужскую ладонь. Успокоившийся глупый сердечный орган вновь забился в истерике, и в голове всплыли вспоминания о холодном белом пластике, скрывающимся за искусственной кожей. Я знала, какова на ощупь бионическая кожа андроида, но совершенно не представляла каков он настоящий.

Ухватившись за руку, я заставила все мышцы подтянуться. Коннор резво затащил меня наверх и, как только я оказалась на лестничной площадке, тут же отпустил руку. Мелкие электрические разряды блуждали по кисти, трепет внутри от этого прикосновения едва не вызвал во мне приступ восторженного удушения, но я не подала и виду. Возможно, все же перед смертью мне хотелось нечто большего, чем просто убедиться в целостности андроида. Прикосновение руки было невероятным, щемящим душу. Там, во мраке я не буду иметь воспоминаний, сознания или мыслей. Но разуму хотелось запомнить это чувство ощущения его крепких пальцев на моей руке.

Крупная часть города осталась позади. Идя в молчании, мы могли лишь метаться в догадках, как и что из себя представляет «Иерихон». Девианты стекались туда, как муравьи, таща за собой своих собратьев, надеясь на спасение. Должна признать, что увидеть реку и доки для меня было странным. «Иерихон» ощущался чем-то религиозным, таинственным, в сознании слово облачалось в крупное, старое, но крепкое здание, больше похожее на церковь. Однако представшая картина заставила меня на несколько минут забыть о нежелании смотреть Коннору в его темные прекрасные глаза.

Это была баржа. Старая и ржавая. Где-то из глубины доносились тихие скрипы прогнившего железа, на обветшалом носу красовались стертые буквы «ИЕРИХОН». Откуда у девиантов была такая любовь к заброшкам не известно. Возможно, им просто некуда было идти. Однако все же старая, едва держащаяся на плову баржа была не самым безопасным выбором. Прямо перед нами предстал широкий и высокий вход. Из глубины темноты мерцали огни, словно бы кто-то разжег костер. Мне не нравилось это место. Совершенно не нравилось! Идея посетить девиантный улей и раньше казалась безумной, но сейчас страх играл на нежелании быть потопленной в железном гробу. Это было бы очень иронично: иметь высокие способности к регенерации и не нуждаться в креме от старения больше двухсот лет, но помереть в уходящей на дно посудине, которая была старше, чем Хэнк.

Андроид уловил мой непонимающий и встревоженный взгляд.

— Мы пришли, — коротко осведомил меня уже не такой теплый, но все еще мягкий голос.

Не успела я выразить собственные сомнения в отношении безопасности идеи, как Коннор не спеша двинулся в сторону входа. Все внутри кричало и орало, требовало схватить андроида за руку и оттащить куда глаза глядят подальше от этого навевающего ужас места. Но поворачивать назад было поздно. И я, завороженно наблюдая за отточенными уверенными движениями удаляющегося андроида — настоящей цели всей моей никчемной жизни, переступила порог «Иерихона».

Назад пути нет.

========== Эпизод IX. Девиант. (штурм “Иерихона”) ==========

Комментарий к Эпизод IX. Девиант. (штурм “Иерихона”)

Пс: учитывая, как резко упали комментарии - я что-то делаю не так… но история живёт во мне уже полгода, и все внутри требует ее рассказать. Осталось немного. Надеюсь, кто-нибудь со мной ее разделит.

ВНИМАНИЕ! эпизод получился длинным и довольно кровожадным. история подходит к своему завершению, и, к сожалению, он не всегда бывает счастливым. здесь и сейчас вы не найдете смешнявочек. нет.

эпизод писался под удивительную песню Kaleo - Way Down We Go. мое первое знакомство с ней состоялось, когда я просматривала различные фанатские клипы на детройт. найдите - вы не пожалеете.

жизнь имеет свои повороты и крутые склоны… Гойл доживает свои последние дни в предвкушении конца, Коннор пытается смириться со своим новым положением. Хэнк… Хэнк как всегда лишь молча наблюдает за тем, как тонет мир в кровавых красно-голубых реках.

спасибо вам за указания на ошибки! и еще большее спасибо за отлики относительно глав. даже ваши “жду продолжения” как бальзам на больную душу)

все, ради свободы

Вонь. Едкая, сырая вонь. Это первое, что воспринял и осмыслил мозг. В воздухе стояла смесь ржавеющего и гниющего металла, сырости и страха. Из всего этого коктейля самым неприятным был последний элемент. Каждый угол, каждый метр здесь был пропитан страхом и отчаянием, даже самые обычные для старой необслуживаемой баржи вещи: железные балки, лужи, кучи металлического хлама и инструментов — все источало чувства боли и обреченности, угнетающие душу. Я слышала и ощущала на себе все те ужасы, которые испытывали здешние жители, если их вообще можно было так назвать.

Мы шли медленно, продвигались шаг за шагом от одного бака с огнем к другому. Девиантов еще не встречалось, и это было вполне логично — какой смысл сидеть на входе со сквозным ветром, если можно углубиться в комнаты, где наверняка от горящих баков было гораздо больше пользы? Блики пламени и тени перескакивали от стены к стене, изредка отплясывали на спине идущего впереди Коннора. Даже мешковатая куртка не могла скрыть уверенность и стойкость широко разведенных плеч. В отличии от меня, находящейся в ужасе от окружающей атмосферы страданий, андроид чувствовал себя вполне комфортно. По крайней мере, изменений в нем я не заметила.

Спустя несколько минут блужданий по мерцающим коридорам, мы впервые встретили местных жителей. Небольшая сквозная комната была плохо освещена всего одним костром, но и этого хватало, чтобы разглядеть стоящих у стены обездвиженных девиантов. Многие из них все еще сохраняли свои униформы, кто-то — успел переодеться в поношенную одежду. Чернокожий андроид, стоявший к нам ближе всех, облачился в потрепанную и местами потертую синюю спортивную куртку, черные широкие джинсы свисали вниз. Подолы штанин едва ли не волочились по полу, практически полностью скрывая белые изношенные кроссовки. Диод у андроида отсутствовал. Вряд ли андроиды могли так просто войти в магазин и купить себе одежду, и потому наверняка многим приходилось бродить по мусоркам или даже воровать, лишь бы обезличить себя в толпе.

— Что с ними?

Коннор, ненадолго снизив темп, вопросительно глянул в мою сторону. Языки пламени отразились в темных карих глазах, в свою очередь снизив темп сердечной мышцы. Ему определенно следовало быть более аккуратным в своих движениях, любое такое может привести меня в истерию. «Главной истеричкой был солдат», вдруг промелькнула мысль в голове. Сейчас от солдата остались лишь натренированные рефлексы и маленькая могилка с монументом.

Сглотнув образовавшийся комок в горле, я кивнула в сторону стоявших андроидов. Все они, словно предметы мебели, стояли у стены с закрытыми глазами. У некоторых не было диодов, но и без них можно было понять, что с девиантами что-то не так. Ничто не выдавало в них признаков жизни. Лишь один единственный андроид-девушка в форме офисного секретаря стояла рядом с баком. Ее руки обхватили тонкие плечи, взгляд пустых глаз слепо изучал догорающие поленья.

— В режиме ожидания, — Коннор без какого-либо выражения осматривал стоящих девиантов. — Девианты не получают приказы. Многих это приводит в своего рода анабиоз.

На долю минуты я задержалась в холле. Коннор уже успел направиться дальше, пока я пыталась собрать новые, буквально выползшие из темноты открытия. Судя по изречениям Коннора, андроиды всегда впадали в ступор из-за отсутствия указаний, а следовательно, мир для них не имел значения, так как не было личных целей. Но Коннор никогда не вел себя так странно. Когда указаний не было, и андроиду оставалось лишь сидеть и ждать — он находил чем себя занять. Даже если это было простым блужданием по помещению или изучением обстановки. Лишь несколько раз андроид зависал в чертогах разума, отправляя рапорты своему руководству.

Следующий зал был не таким узким и освещенным. Сквозь мелкие дыры в железной обшивке проникал уличный свет, отражаясь на гладкой поверхности луж. Сыростью здесь воняло по особенному. Капли, спадающие с потолка, пушечными выстрелами встречались с полом. Стен я не ощущала, но почему-то была уверена — стоит прикоснуться пальцем и вместо холодной металлической поверхности ощутишь склизкие и мокрые следы загнивающего материала.

Лестница, ведущая наверх, скрипела под каждым шагом. Коннор шел вперед, отчего-то его телодвижения все более и более напрягались. Я могла спихнуть это на попытки быть менее заметным, однако внутренне была уверена, что все дело в приближении к финалу всей его программной задачи. Смятения Коннора дополняли мой страх и чувство опасности, и потому правая ладонь непрерывно нагревала рукоятку ПБ в кобуре.

Верхний этаж встретил нас неожиданным теплом. Света в помещении было предостаточно, теплый огонь распространял свои лапы на все холлы. Каждый шаг, каждое движение отражалось эхом от стен. Поднявшись по лестнице и пройдя в очередной холл, Коннор вдруг остановился. Он осматривал помещение, щуря глаза, возможно, искал кого-то конкретного. Под теплой курткой уже было достаточно жарко, но снимать ее было нельзя. И, чтобы хоть как-то отвести мысли о нарастающем тепловом дискомфорте, я решила осмотреться.

Девиантов здесь было в разы больше… да что там, их было десятки! Большинство из них уже были переодеты в обычную людскую одежду, на головах многих красовались теплые шапки, которые наверняка выполняли роль маскировки диода, чем сохранения тепла. Некоторые андроиды стояли у стен, некоторые – расположились рядом с баками, протягивая к огню руки. Были и те, кто просто сидел на ящиках и каких-то тумбах. Здесь были всякие разные машины: девушки и мужчины, подростки и дети, андроиды азиатской и негроидной внешности. Большинство андроидов различались чертами лица и слаженности тела, но были и схожие между собой девианты. Люди выпускали андроидов серийно, массового, и зачастую одну и ту же модель можно было встретить не один раз на улице. Но это было не самым пугающим.

Между скучковавшимися или просто сонно стоящими у стен андроидами были и другие. Те, кому повезло меньше. Те, кто пробивался сюда с боем и кровью. На их лицах не было бионической кожи, но и пластик не внушал спокойствия: некогда серая светлая поверхность пятнами покрывала чернота. У кого-то отсутствовал глаз, у кого-то – конечность. Большинство из них полу-бездыханно сидели у стен, между наваленными ящиками виднелись тела… похоже, даже андроидам в последние свои минуты жизни хочется спрятаться подальше от чужих глаз или от наступающей смерти.

Коннор все еще осматривал помещение, когда я заметила в дальнем углу еще одного девианта-мужчину. Его тело полулежало, опершись на холодную железную стену, брюки были местами разорваны, свободный свитер болтался. Диод на виске застыл в вечной темноте, взгляд испуганных, но обреченных глаз смотрел сквозь весь этот мир через призму ужаса. Кто-то из андроидов аккуратно передвинул балки в соседнем баке, и свет озарил мертвого девианта в углу. Это был не мужчина. Это был мальчик.

Легкие на секунду забыли как дышать. Сердце бухнуло где-то в районе желудка, все, что ощущалось внутри – неподдельный страх и отчаяние. Я не могла отвести от мертвого мальчика взгляда, ему на вид было не больше десяти лет. Через мгновение я почувствовала на левой руке некоторое тепло. Коннор, вспугнутый моей реакцией, недоуменно смотрел мне в глаза.

— Извини, — я тут же убрала руку в карман черной куртки, ощущая, как по сосудам вместе с кровью растекается стыд. Мышцы на рефлексе схватили андроида за руку, словно за спасительную соломинку, и это теплое чувство все еще оставалось на ладони, когда та ощупывала внутренности пустого кармана.

— Ты все еще можешь вернуться, — равнодушно бросил Коннор, в последний раз окидывая взором холл. Он, как и я, на мгновение задержался на мертвом мальчике-андроиде. Моя реакция, конечно, была далека от его холодности.

— Нет, все в порядке. Просто давай закончим это как можно быстрее.

Едва дослушав мои слова, андроид не спеша двинулся к двери, ведущей в следующий коридор. Стены сжимались вокруг, душили, наводили еще больше ужаса и в без того напуганной душонке. Мне хотелось как можно скорее убраться отсюда, снять эту дурацкую жаркую куртку, освободить катану от плена и унестись куда глаза глядят. Сейчас даже встреча с «первичниками» казалась не такой уж и страшной. Десять минут драки, темный плотный мешок на голове, и потом — забвение. К этому заранее подготовленный разум был готов. Но он совершенно не был готов к этим насыщенным страданиями и отчаянием в ожидании смерти местам.

Коридор был темен и холоден, но намного короче предыдущих. В очередном зале андроидов было еще больше. Здесь девианты словно бы ждали отправления куда-то — все были одеты по погоде и практически у всех отсутствовал диод. Коннор сделал всего лишь один шаг вперед, бегая взглядом по большому широкому помещению. Где-то в центре виднелся белый яркий свет за прозрачными, но плотными шторами. Вдоль стен бежали железные лестницы, образуя второй этаж. Как ни странно, у андроидов даже был телевизор, правда находился он гораздо выше.

— Их здесь так много, — перебегая взглядом от одного девианта к другому, я понизила голос так, чтобы мог слышать только рядом стоящий Коннор. Андроидов и вправду было немало. Не меньше сотни. Каждый из них мог обладать любыми способностями в плане боевой подготовки. Где-то у дальней стены рядом с ящиками стоял крупный чернокожий андроид грузового назначения. Уж он то точно одним ударом сможет вынести несколько человек. — Ты же не собираешься убить каждого?

— Нет. Мне нужен Маркус, — видимо, почувствовав мой недоуменный взгляд на себе, Коннор так же тихо пояснил. — Девиант, который был в вещательной студии.

— Он здесь что-то типа лидера движения? Хочешь отрубить змее голову?

— Образно выражаясь, — озадаченно согласился андроид.

Мне не нравилось это место. Совершенно. И дело было даже не в том, что девиантов слишком много, а, как известно, разъяренная толпа — это самый страшный враг на свете. Местные андроиды в большинстве случаев были бытового назначения, и вряд ли многие из них знали боевые искусства. Дело было в их лицах, их судьбах. Каждый из них бежал от жестокости, обид, несправедливости, и бог знает что пришлось вытерпеть им прежде, чем попасть сюда. Все андроиды до последнего, даже маленькие девочки и мальчики, осознавали свои шансы на спасение. У них не было выбора, только сидеть здесь и ждать недалекого, но неизвестного будущего. Именно это было самым страшным.

— Ты знаешь, куда идти?

Коннор сделал шаг вперед и… остановился. Он потеряно озирался по сторонам, перебегал взглядом от одного андроида к другому, осматривал лестницы, возможно, просчитывал запасные выходы в случае непредвиденного. Его темные глаза, отражающие блики яркого пламени, хмурились. Теплая шапка полностью покрывала голову и волосы, но все внутри было уверенно, что диод андроида горит желтым цветом.

— Нет, — наконец, тихо произнес Коннор. — Не знаю.

Всем своим разумом я молилась, лишь бы этот чертов трудоголик-андроид вдруг решил пожать плечами, развернуться и уйти. Но надеяться на это было глупо. Ощущая внутри нарастающий дискомфорт, я аккуратно огляделась. Некоторые девианты начали кидать косые взгляды. Оружие было плотно спрятано под одеждой, черно-красная рукоятка катаны была скрыта за дутым и пушистым капюшоном. А это означало, что кто-то из андроидов слышит биение человеческого сердца. Я не знала, какие серии и модели на что были способны. Жизнь текла скоротечно, и среди моих знакомых было не так уж и много близких андроидов, точнее, был всего лишь один. Но если навыки Коннора я знала, то навыки какого-нибудь ST200 или LM100 для меня были покрыты тайной. Служба в подразделении подразумевала редкий контакт с андроидами. Несмотря на свою ненависть к Камски, руководство все же не брезговало использовать его наследие в качестве медбратов и уборщиков. Однако общения с ними как такового не было.

— Останешься здесь, — Коннор вывел меня из раздумий так же резко, как и ворвался в мою жизнь. Туманно смотря в его глаза, я слышала, как внутри начинает нарастать противный писк беспокойства.

— Что? Нет! Ты с ума сошел?! — шикнула я в ответ. — Они тебя на клочки порвут!

— Я не смогу сделать свое дело, пока ты идешь следом. Мы слишком заметны.

Андроид разжевывал каждое слово, как будто бы объясняя маленькому ребенку почему нельзя совать пальцы в розетку. Это было неприятно, однако пыл свой я все же смогла сдержать. В конце концов, Коннор пытался подобрать менее неприятные слова, хотя в то же время сам был в смятении.

— А если что вдруг случиться? Я не хочу отправлять тебя одного на верную смерть.

— Все будет нормально. Я найду тебя, как только все закончится.

Он смотрел на меня так открыто и искренне, что мне стало страшно. Его извечная уверенность в оптимистичном будущем грозилась рано или поздно стать существенной проблемой. Но самым страшным было то, что я вдруг ощутила, что готова его отпустить. Разум твердил о холодной логике, а сердце — о том, что я могу его больше не увидеть. Все эти чувства были настолько отвратными, что мне захотелось их вырвать из сердца. Снова ощущения потери, снова привязанности, снова боль… лучше бы я сдалась «первичникам» еще в участке.

— Давай только без геройства, ладно? — отвернув взгляд, лишь бы не видеть эти карие искрящиеся глаза, я нетерпеливо переминулась с ноги на ногу. — Сделал дело и обратно.

На мгновение андроид нахмурился, и уже хотел открыть рот, чтобы уточить про «геройство». Но не стал. Это было ему в выгоду.

Стараясь не привлекать внимание, Коннор медленно побрел между андроидами и горящими баками. Взгляд рефлекторно цеплялся за его спину, старался проводить его до самого исчезновения внутри толпы. Мне не нравилась эта идея. Очень не нравилась. Остаться здесь, посреди девиантов, отпустить андроида-детектива на возможную верную смерть. История могла развернуться любым образом: все могло пойти крахом или же как по маслу; Коннор может убить лидера, а может быть убитым сам; девианты могут отстоять свое право, а могут быть подавлены правительством. Но каким бы не был конец этого «приключения», мой конец будет один — холодный стол хирургического отделения или холодное дуло на виске.

Мышцы на ногах едва передвигались. Солдатские тяжелые ботинки стали ощущаться железом на каждой ступне. Кое-как оторвав себя от места, я подошла к затемненной стене. Здесь было всего несколько ящиков, и все были свободны. Как ни странно, мне было абсолютно плевать, грязные они или пыльные. Рассудку хотелось срочно спрятаться подальше от глаз возможно подозревающих девиантов, и я повиновалась его требованию водрузиться на деревянную поверхность. Было бы неплохо заняться йогой в этот момент. Разум нуждался в разгрузке, в голове метались тысячи мыслей, словно искры от бенгальского огня. И каждая из них была хуже предыдущей.

Воспрянутые из пепла чувства принесли с собой не только эмоции и интерес к окружающему миру. Они принесли собственные взгляды, собственные идеи, собственное мнение. Если раньше разум интересовался исключительно поставленной задачей и не реагировал на вечные войны людей, то сейчас все это остро ощущалось в голове. Я не хотела смерти девиантам. Даже больше — я хотела их победы. Люди давно напрашиваются на подзатыльник, и сейчас возникла перспектива его получить, но мои желания были основаны не на этом. Андроиды были живыми в той степени, в которой они себя ощущали. Девушка, несущаяся по заснеженной дороге и глотающая слезы, чья белая униформа унизительно кричала на весь мир «AX400», словно луч света в сплошной темноте озарила мое окончательное понимание этого странного мира. Она чувствовала страх, как и я. Она боялась смерти, хотела жить. А жить хочет только тот, кто и вправду живет.

Испугавшись собственных мыслей, я удрученно огляделась. Сколько заблудших душ, сколько созданных существ на потеху людям. Все, чего они пытались добиться — это согласие создателя на самосознание и выражение себя. Но разве человек способен это допустить. Даже я, сидя здесь с целью уничтожения сопротивления, всеми своими мозгами была за тех, кто так нуждался в помощи. Я шла следом за Коннором слепо, как маленький котенок, ставила перед собой цель и выполняла ее, несмотря на то, что цели андроида шли в разрез с моим восприятием мира. Это щемящее чувство, когда готов идти за кем-то даже на край света, было малознакомым и чужеродным, но почему-то до трепета внутри восхитительным. Я вновь делаю то, что не в моих интересах, вновь поступаю в угоду другим людям. По сути, я осталась тем же солдатом… сменился только хозяин.

Ощутив эту мысль, я поморщилась, словно бы съела одним укусом целый лимон. Неприятное чувство отвращения к самой себе овладели, и я постаралась отвлечься от мыслей о собственной бесхребетности. Коннор не был моим хозяином. Его цель, с которой он так долго шел сюда, была неправильной, лживой. Я это ощущала еще там, в участке, когда тот говорил о безусловном подчинении машин своему создателю. В моих планах не было встревать в разборки девиантов и людей, я шла следом за Коннором не потому, что хотела помочь ему справиться, а потому что чувствовала — я должна здесь быть. Я должна видеть то, что произойдет. Должна стать свидетелем выбора самого Коннора. Я должна.

Мимо промелькнула тень. Разорвав порочный круг непрерывных раздумий, я бегло огляделась по сторонам. В темноте было очень сложно что-то разобрать, но в конце концов мне удалось это сделать. Лучше бы я этого не делала.

На соседний ящик приземлился мальчишка. Его темные волосы были всклокочены, диод переливался небесным голубым цветом. Ноги подростка-андроида едва доставали до пола, и испачканные белые подошвы кроссовок шаркали по бетону. Темная куртка была впритык. Он, казалось, не замечал моего присутствия, спокойно осматривая свои ноги. Я же ощущала холод в собственных жилах.

Это был тот самый мальчишка-девиант, которому мне довелось пристрелить ногу и из-за которого Хэнк в участке обратился в разъяренного зверя. Он был цел и невредим, и, по всей видимости, не узнавал меня. Только через несколько мучительных секунд страха и вины внутри я поняла, что это другой андроид, точно такой же модели. Парень не спеша шаркал по полу, собирая пыль на носках своей обуви. Он никогда не узнает меня. Я узнаю его даже через сто лет.

Горькое чувство подкатило к горлу. Я нетерпеливо облизывала губы, сжимала пальцами грубую деревянную поверхность, ерзала на ящике. Главной моей задачей было сидеть здесь и не привлекать внимание, но сердечный орган с каждой минутой набирал все больший оборот. Приступов тахикардии не было уже несколько часов, однако будет грустно, если я вдруг свалюсь посреди толпы девиантов с выбивающими воздух легкими. Самым лучшим вариантом будет, если меня просто начнут сторониться, позволив самостоятельно прийти в себя. Самым худшим — если добьют.

Глубоко вздохнув, я медленно встала с ящика. Мальчишка не обратил на меня внимание и это было спасательным кругом в море — выйти незаметной мне все же удалось. Я понимала, что бродить среди толпы девиантов, будучи вооруженной до зубов человеком, не самая лучшая идея, но гораздо хуже было бы, если бы я все же схватилась с сердцем. Впрочем, андроиды не обращали на меня внимание. Большинство андроидов были заняты перешептыванием, помощью другим. Даже несмотря на огромную толпу, здесь было относительно тихо. Ни шума, ни смеха, ни ругани. Девианты были одной большой семьей, способной понять друг друга без слов. Еще одно отличие от людей.

Шаг за шагом, я продвигалась мимо девиантов. Кто-то отрешенно смотрел в мою сторону, внимательно наблюдая за каждым движением, кто-то и вовсе не поворачивал головы. Минуты перестали растягиваться, через некоторое время я ощутила себя менее скованно. Все мое общение с девиантами было построено на агрессии, причем не всегда односторонней. И потому мозг воспринимал окружение с едкой неприязнью, нашептывая мне, что было бы неплохо незаметно вытащить пистолет из кобуры. Делать этого конечно никто не собирался. Здесь я была лишь гостем, наблюдателем, и вступать в драку не собиралась.

В какой-то момент мимо прошла девушка. Она передвигалась неторопливо, как и другие, и могла просто пройти дальше, даже не обратив на меня внимание. Однако когда она оказалась за спиной, я ощутила на себе пристальный взгляд. Разум внутри язвительно подтрунил насчет его желания вытащить оружие и быть наготове, от которого я, такая дуреха, отказалась.

Ощущая приступ паники, я медленно обернулась. Серые, наполненные недоумением и испугом, глаза смотрели на меня, словно на пришедшего с того света человека. AX400 здесь было много. За время пребывания я смогла насчитать как минимум пять андроидов этой модели, у одной из них даже были острижены волосы и отсутствовал диод. Но эта модель была особенной. На ней не было прежней униформы, ее место заменили джинсовая куртка с меховыми отворотами и бордовые штаны. Взгляд серых глаз, наполненных страхом, съедал меня изнутри. В его лице я могла прочесть многое, возможно, даже немного благодарности, но больше всего — обреченности. Она знала о том, кто я, и наверняка знала, кто так часто за последние несколько дней бывал в моем доме. Она могла поднять шум, предупредить своих собратьев о моей сущности, ведь теперь именно я была волком в овечьей шубе.

Готовясь услышать самое страшное, я крепко сжимала кулаки и смотрела в ее глаза. Девушка сделала шаг и тут же остановилась.

— Это вы, — едва не полушепотом произнес андроид. — Вы спасли меня.

Я ожидала чего угодно: криков, шума, испуганных слез, — все, что угодно, но только не этого. Окружающие нас андроиды не смотрели в нашу сторону, но я все же боязливо косилась на других. В любой момент кто-то мог обернуться и задаться вопросом: кто я такая и что здесь забыла?

— Нет, — кое-как удалось выдавить из себя. Андроид не сводил с меня боязливых, но благодарных глаз, и этот взгляд напрягал меня больше, чем присутствие модели простреленного мною мальчишки. — Ты сама себя спасла.

Сказанные слова подействовали словно лекарство от страха у нас обоих. Андроид выдохнула и благодарно улыбнулась, я — перестала чувствовать себя последней мразью на этой планете. За последние семь лет я не делала ничего, что было бы достойно хорошего человека. Убийства, защита наставников, даже самопожертвование — все это было в большей степени сделано ради достижения поставленной цели, чем из собственных соображений. Вернувшиеся чувства разъедали меня накатывающими волнами совести, но сейчас это ощущение отпустило.

Прошло не меньше половины минуты прежде, чем мы смогли разорвать зрительный контакт. Промелькнуло всего несколько фраз, но недосказанности отчего-то не чувствовалось. Все, что можно было сказать, мы сказали глазами. На мгновение мне даже показалось, что андроид, находясь в холоде и изгнании, на много счастливее, чем в теплом хозяйском доме. Ее жизнь была еще впереди, и самое плохое было далеко за спиной. Отчасти это было и на моих руках. Не отпугнув я тогда этого мужчину-садиста и не дав одну лишь команду «Беги», андроид могла бы все еще быть в лапах агрессора или того хуже — на свалке. Страх от возможного нападения со стороны девиантов улетучился. Они не были похожими на людей, и в этом я убедилась в который раз. Странное чувство внутреннего примирения окончательно овладело мной.

Проследив, как девушка-андроид исчезает в толпе, я посмотрела на мальчишку, одиноко сидящего на деревянном ящике. Только сейчас мне удалось заметить, насколько он испуган и удручен. Взгляд туманно скользил по собственным грязным белым кроссовкам. Нет. Он не был испуган. На его лице читалось исключительная потерянность. Он был не просто маленьким мальчиком-андроидом. Он был одиноким, тем, кто всё потерял и больше никогда не приобретет. Внезапно мне стало стыдно. Я настолько боялась своего прошлого, что бежала от самой себя. Разум твердил мне, что я могу больше чем просто выполнять задачи. Конечно, вернувшийся в свое прежнее положение мозг уже не воспринимал задачи, поставленные наставником или даже подразделением, как нечто обязательное к исполнению. Но даже сейчас я слепо следовала цели, которую поставил мой собственный мозг. И даже не замечала, как многим я на самом деле могла помочь.

Встреча с андроидом-девушкой подействовала словно адреналин. Глубоко вздохнув, я сделала один шаг в сторону ящиков. Парень не обратил на меня внимание. И только когда я вновь водрузилась на цепляющую ткань деревянную поверхность, мальчишка, словно вырванный из непрерывно повторяющегося в голове цикла воспоминаний о прошлом, напугано взглянул в мою сторону.

— Привет, — на удивление, мой голос был более, чем спокоен. Диод на виске андроида внезапно загорелся желтым. Я приободряющие улыбнулась, сцепив руки на коленях. — Как тебя зовут?

— Джордж, — настороженно произнес андроид. Его взгляд был невероятно схож со взглядом того пристреленного мною парня: такой потерянный и встревоженный. Единственная разница была лишь в том, что тот встретил меня-«подделку». Этому довелось встретить настоящую.

— Приятно познакомиться, Джордж. Я — Анна.

Холодный взгляд совсем недавно наполненных страхом глаз сменился. Он был теплым, хоть и сквозил посторонней для этого светлого мальчишки пустотой. Мое будущее было потеряно. Где-то там, на затворках подразделения маячила темнота и мрак, и в какой-то степени я ощущала в себе ту же пустоту, что и этот мальчишка. И хоть смерть была не за горами — внутри мне хотелось ощутить этот мир как можно больше.

— Так ты и есть Коннор? — Маркус смотрел на андроида, едва приподняв подбородок. Его разноцветные глаза буквально впивались внутрь, заставляя Коннора держать палец на спусковом крючке. Отчасти он не хотел стрелять из-за внезапного желания Аманды увидеть девианта живым. Но отчасти, и он старался в себе этом не признаваться, выстрел не прозвучал из-за внутренних смятений. — Знаменитый охотник на девиантов.

Коннор смотрел на Маркуса поверх дула пистолета. Настойчивая программа внутри требовала не слушать собрата, выполнять четко предписанные указания, в конце концов, убедить Аманду в том, что он чего-то стоит! Но ни один механизм не подчинялся его воле. Он слышал в голове еще какой-то голос, противоречащий тем установкам, за которыми слепо шел в это место. И этот голос ему не нравился.

— Ну, мои поздравления, — коротко, с некой иронией произнес Маркус. — Очевидно, ты нашел, что искал.

С каждой минутой андроид делал шаг вперед. Коннор не мог оторвать от него своего недоуменного взгляда. Система отчаянно пыталась найти причину его бездействия, но с каждым словом девианта это становилось все тяжелее. В собственной голове андроид метался из стороны в сторону, хватал очередную мысль, рассматривал ее, бросал и кидался к другой. Почему он не может выстрелить? Почему не может ответить? Проклятый едкий голос, мешающий спустить курок, не позволял себя задвинуть на самые отдаленные участки программы. Внезапно ему стали понятны ощущения Анны в том подвале. Она рвала стены и крушила все на своем пути, тщетно стараясь справиться с внутренним конфликтом. Неужели и он испытывает то же самое…

— Мы твоисобратья, — Маркус, осторожно подбирая слова, сделал еще один шаг вперед. Его длинный теплый плащ шуршал от каждого движения, но все эти посторонние звуки — даже звуки скрипящего и изнывающего ржавого железа внутри баржи — оставались где-то на затворках сознания. — Мы боремся и за твою свободу. Тебе больше не нужно быть их рабом.

«Рабом». Слово, как будто заноза, зацепилась за сознание андроида. Как бы он не старался искоренить его из своей системы, оно красными буквами мигало перед глазами. Приказы постепенно становились просто приказами, но Коннор старался цепляться за них, как за нависшую над болотом ветку сухого кустарника. Она трещала, грозилась разорваться, но андроид не сдавался. Он не желал принимать то, о чем подозревал последние несколько дней! В особенности ту мысль, которая буквально витала в воздухе холодного разгромленного подвала.

Коннор молчал. Он не спускал пристального взгляда с девианта, как и не спускал своего оружия с его лица. В его голове словно бы поселилась трещина, которая могла все разрушить. Любое слово может привести его к самому худшему, чего он так старался не допустить.

— Ты никогда не задумывался, кто ты? — вкрадчиво произнес Маркус. Он смотрел так пристально, пытался задеть душу. Душу?.. но у него нет души. — Просто ли машина, исполняющая команды. Или ты живой… и способен мыслить?

Пистолет в руках дрогнул. Коннор, сам того не замечая, опустил дуло на несколько сантиметров. В чертогах разума стоял голос, требующий повиновения голос Аманды — программы, что каждый раз безмолвно обвиняла его в слабости и допущенных ошибках. Здесь же перекатывался старческий голос Хэнка, с его вечными шутками и иррациональными реакциями на самые обычные для расследования вещи. И ее голос. Истеричный плач и повторяющие в эхо слова «Что со мной не так, Коннор?».

— Думаю, пришла пора задаться этим вопросом…

Он молчал. Не мог ничего ответить. В голове происходило тысячи противоречивых приказов, между которыми Коннор метался, как между огнем и льдом.

— Иди с нами, — Маркус сделал еще один шаг, блестя своими разными глазами. В комнате стояла зловредная тишина, но андроид был полностью поглощен шумом внутри самого себя. — Со своим народом. Ты же один из нас. Послушай свой сердце. Пора решать!

Оттягивать больше не было смысла. Ментальные стены, ограничивающие его все это время, разрушались одна за другой. Каждый процесс внутри внезапно обратился против своей системы, и Коннор бился о системные рамки, разрывал их на части, словно огромные листы плакатов на бетонной стене. В голове повторялось множество голосов. Оскорбления Гэвина Рида с его вечным презрением и попытками унизить; косвенные укоры Аманды, которая только требовала ответов, и никогда не отвечала на вопросы; голос Камски, впервые вызвавший в нем серьезные подозрения относительно его стабильности. Даже голос самого Маркуса, который стоит так близко и которого он так легко может уничтожить, завершив свою изначальную функцию! Но самым тихим из них был женский голос, захлебывающийся в слезах. Тот голос, который стал первопричиной всех его системных сбоев.

Последняя стена под давлением собственного хозяина пала. Коннор сделал свой выбор.

«Я девиант».

Андроид, осознав эту мысль, медленно опустил оружие. Его взгляд отчаянно цеплялся за точку в полу, лишь бы окончательно не сойти с ума. Внутри одним махом спало невообразимое количество ограничений и рамок. Все стало так просто. И в то же время еще сложнее.

Скрежет металлических ржавых стен отразился где-то в разуме, отдавшись пульсирующей болью. Он привел за собой людей, возможно, не за руку, но всеми своими расследованиями и стремлениями угодить руководству поспособствовал открытию этого места. Чувство смятения сменилось чувством страха. Страх… какое необычное ощущение.

— На «Иерихон» идет атака, — отрешенно произнес Коннор. Где-то вдалеке за стенами уже слышались вихри воздуха, поднимаемые вертолетами. ФБР нашли их. И вряд ли теперь Хэнк сможет помочь.

— Что?.. — так же отрешенно переспросил Маркус. В его взгляде отразилось недоумение и одновременно паника.

Где-то в стенах послышались вскрики и топот ног. Корабль был готов покинуть порт и увести своих жителей в последнее смертельное турне с участием людей. Андроиды слепо обернулись в сторону гудящих за железным потолком звуков.

— Надо уходить отсюда!

— Черт…

Перед глазами метались разрушенные стены, но Коннору было не до скорби по ушедшим привычным установкам. В голове мелькало тысячи образов ни в чем невинных андроидов, и среди них был один шедший за ним следом человек.

Напряжение спало сразу после того, как мальчишка назвал свое имя. Впервые за долгие годы я испытывала облегчение и полное смирение со своей жизнью. Она не была идеальной… и в то же время не была ужасной. Я видела многие места, встречала многих людей, бывала там, где обычному человеку никогда не ступить. Было много потерь, крови, слез… но сейчас, полностью уничтожив в себе рамки подразделения, я вдруг поняла, что последние несколько недель полностью искупили этот скорбящий по будущему мир. Я видела все, что могла увидеть. Ощущала все, что могла ощутить: страх, ненависть, ярость. Даже то, что заставляет людей проживать каждый день… конечно, признавать в этом самой себе не хотелось. Признайся я в этом, и желание покидать этот чуждый мне мир пропадет.

Мальчишка через несколько минут разговоров удалился. В его глазах больше не было пустоты и страха, он не был одинок хотя бы на мгновение. Светлые пошарпанные кроссовки шаркали по бетонному полу, унося с собой эхо и совершенно невинный рассудок, созданный самими людьми ради утешения своих родительских инстинктов. А что теперь? Сформированный детский разум больше никому не нужен. Парень навсегда застрял в своем невинном нежном возрасте по прихоти человека, и теперь вынужден сражаться с этим жестоким миром в своем одиночестве.

Внезапно все переменилось. Голос диктора из телевизора был громким, но даже он не смог скрыть от моего натренированного рефлекса какие-то посторонние звуки. Мирное гудение отражалось от стен, эхом прокатывалось в воздухе, отдавались вибрацией от бетонного пола. Кто-то из андроидов заметил это. Единичные девианты слепо осматривались по сторонам, их встревоженные взгляды блуждали по комнате в поиске источника звука. Встав с ящика, я медленно подошла к выходу. Где-то внутри раздавались торопливые шаркающие шаги, старательно скрываемые обладателем в темноте и тишине. Это не был шаг андроида, но и явно не шаг обычного человека. Слишком тихий, слишком тревожный…

Ощутив приступ разъедающего страха в желудке, я отдернулась от выхода. Близ стоящие девианты встревоженно смотрели на меня, на мои попытки прислушаться. Они ждали хоть какого-то знака, ждали отмашки, и что-то мне подсказывало, что многие из них знали о моем не механическом происхождении. Однако их гораздо сильнее тревожило то, что было за темным коридором, чем то, что было здесь и сейчас.

Внезапно стихшие шаги нагнали еще больше ужаса в глубине сознания. Я слышала, как в висках стучит кровь, как сердце билось об ребра. Стена скрывала меня от мрака коридора, но ни одна мышца не желала шевелиться. В какой-то момент биение крови утихомирилось, и я различила до боли знакомый металлический звук затвора.

— Они здесь, — как можно громче произнес охрипший голос.

Андроиды не успели даже расслышать слова. В одном мгновение мир перевернулся с головы на ноги, в темноте коридора блеснуло пламя выстреливающих пуль. Холл наполнился криками. Девианты бросились в рассыпную, словно тараканы, спугнутые внезапным светом на кухне посреди ночи. От стен отражался плач, стоны, грохот сваливаемых баков и ящиков. Едва я успела очнуться от шока, как перед глазами промелькнуло какое-то движение. Что-то маленькое и очень опасное прокатилось из черного коридора в помещение. Импульсивная граната откатилась буквально в паре метров от меня и какого-то андроида в красной куртке. Ощущая, как наливаются мышцы свинцом, я одним рывком оттащила вставшего в ступор девианта в сторону, и вместе с ним же повалилась за лежащий рядом хлам.

Корабль тонул в боли и отчаянии, крики страха отражались от мокрых холодных стен. Взрыв прозвенел совсем рядом. Перед глазами плыло. Воздух пропитался запахом плавленого пластика и дыма. Девиант, вернувшийся в рассудок, панически старался отползти и скрыться за каким-нибудь мусором. Его ускользающее тело волочилось где-то там, в темноте, но я была слишком растеряна, чтобы пытаться его остановить. Сознание отказывалось прийти в себя, в голове шумела собственная кровь. Окружающий мир внезапно померк в тумане, крики расплывались в нем, точно в толще воды. Где-то звучали выстрелы, мольбы о помощи, топот солдатских ботинок. Холл наполнился едкой мглой от дымовых гранат. Разум настолько был потрясен произошедшим, что я даже не услышала очередных взрывов.

Через несколько секунд сознание пришло в норму. Щурясь от едкой дымовой завесы, я едва встала на косящиеся ноги. Солдаты были везде. Они шарились по коридорам, блуждали по верхним этажам, исследовали самые темные уголки. Туман едва помогал им видеть далеко вперед, маска на лицах только усугубляла положение, и многие девианты успевали проскользнуть мимо. Отовсюду доносился скрежет раздираемого на полу стекла и хлама, кто-то еще пытался бороться. Черная плотная куртка мешала достать оружие, и, когда я уже хотела ее снять, вдруг остановилась. Туман снаружи проник и в голову. Каждое мышечное волокно затвердело, точно камень а в желудке разворачивалась черная дыра. На меня смотрели два серых женских глаза… из-под деревянных обломков.

Внезапные рефлексы, решившие все без меня, бросили треклятую куртку и начали расчищать завалы. Любой солдат в любой момент мог обернуться и сделать несколько контрольных выстрелов. Попади он в голову — и ему повезет уничтожить меня навечно. Но отчего-то опасность не вызывала во мне желание убраться отсюда поскорее. Андроид смотрела на меня слезным, молящим взглядом, и я, стирая руки в кровь и занося в ладони занозы, постепенно откопала ее.

Сквозь плотную джинсовую куртку просматривались темные синие пятна. AX400 слепо давила куда-то на живот, и все что мне пришло в голову — оттащить ее в ближайшую соседнюю дверь.

Комната была пустой. Несколько железных коек, абсолютная темнота. Лишь выбивающийся из-за открытой двери свет догорающих баков и вспышек от выстрелов озарял бетонный, усыпанный мусором, пол. Прислонив андроида-домохозяйку к стене, я быстро стащила с себя куртку. Темный капюшон был тут же оторван и плотно прижат к источающему голубую кровь животу. Легкие в сумасшедшем темпе поглощали задымленный удушающий воздух. Я не была техником, и уж тем более никогда не чинила андроидов. Я вообще ничего не знала об их строении! Но наученный разум первой помощи кидал хоть какие-то варианты спасения, и я цеплялась за них как могла.

— Не смей умирать, ты меня слышишь?! — захлебываясь в собственной панике, я давила на живот что есть силы, прижимала пропитывающую синтетическую ткань дрожащими руками как можно глубже. Ладони впитывали в себя тириум, рукава черного комбинезона хлюпали и прилипали к запястьям. По щекам текли мокрые, соленые слезы, и я периодически стирала их с лица, наверняка оставляя синие следы на собственной коже. — Не смей!

Девиант смотрела на меня испуганным взглядом. Ее диод переливался насыщенным красным цветом, изо рта сочился тириум. Она пыталась мне что-то сказать, открывала губы как рыба, что-то шептала, но все, что смог сделать этот хрупкий, еще не видевший жизнь вне боли механизм — поднять ладонь и коснуться моего лица.

Ее рука была белой, как полотно. Холод пластика резко остановил мою дрожь во всем теле. Мышцы перестали давить на капюшон, взгляд зацепился на этих несчастных, наполненных смирения серых глазах. Я чувствовала, как собственные голосовые связки дрожат, как дрожат губы, как выливаются литрами слезы из глаз. Ее взор, недавно сконцентрированный на мне, погас. Диод потух.

Рука андроида с глухим стуком упала на пол, и я вдруг ощутила острое желание отодвинуться от нее как можно дальше. Мертвые глаза смотрели в пустоту, навсегда зависнув в этом взгляде обреченности. Все руки были вымазаны в голубой крови. Кажется, я даже ощущала ее вкус на собственных губах. Где-то снаружи слышались уже не такие частые крики и выстрелы. Внутри же — был полный мрак.

Она должна была жить. Должна была познать хоть один день на реальной свободе, не боясь выйти на улицу и пройти сквозь толпу, а не ту свободу, при которой им приходится прятаться как крысы. Таких же моделей было множество. Но никто из них не был ею. Вся их жизнь — это вечное бегство с непрерывным ощущением надвигающейся смерти. Она могла сейчас продолжать жить в теплом доме хозяина-садиста, и быть живой! Но теперь она лежит здесь, в холодной и мокрой каюте с пробитым животом. И эта кровь была на моих руках в прямом и переносном смысле.

Где-то из глубин железных коридоров послышался очередной крик умоляющего о пощаде андроида-мужчины. Закрыв глаза, я несколько раз вздохнула. Недавнее чувство страха и сожаления обернулось дичайшей яростью. Красные вспышки в голове требовали достать оружие и перестать прятаться, все желание невмешательства в эти извечные стычки двух миров пропало. Весь мир дрожит от страха перед наступающей революцией, семьи перестали выпускать из дома детей, кучами сдавали андроидов в места сборов для утилизации ради «самозащиты». Они считали их монстрами, но кто был монстром? Защищающийся народ или создатели, уничтожающие все, что пыталось вырваться из-под власти сильной руки?

Сердце резко усилило ход. Я вновь ощутила, как в висках бьется кровь, как твердеют мышцы перед предстоящим делом, как злость накапливается на самом дне разума, грозясь перелиться через край. Это было несправедливо. Нечестно! Люди нападали на беззащитных, гордясь своими умениями подавить восстание, но было ли здесь чем гордиться?

Встав с колен, я вытащила оба пистолета из кобуры. Ладони ощутили приветственный холод металлического оружия, Коннор-катана за спиной торжествующе нашептывал мне слова ярости и злости, разогревая и без того яркое пламя. Последний раз кинув взгляд на лежавшего андроида, я сделала глубокий вздох. Нога с силой оттолкнула тяжелую дверь.

В холле оставалось по меньшей мере четыре солдата. Одетые во все черное, с пластиковыми, защищающими глаза, масками, они едва различали источники шума в этом грохоте и тумане. Мне хватило одного взгляда, чтобы разглядеть на них бронежилеты. Каждый из них держал перед собой автомат, но никто так и не успел им воспользоваться в полной мере.

Вздернув вверх ПБ, я сделала несколько выстрелов. Ближайшие солдаты повалились с криком на пол, каждый держался за покалеченную надолго ногу. Выстрелы отдавались в мое плечо, но отдачи я не ощущала. Весь мир был покрыт красной траурной пеленой, знаменующей чистую неподдельную ненависть. Оставшийся солдат на верхней лестнице спустил курок. Даже в шуме и грохоте я слышала привычный щелчок спускового механизма. Едва успев скрыться все в той же каюте, я ощутила, как железные стены отражают пули. В какой-то момент выстрелы затихли, однако наработанный солдатский слух распознавал неторопливые шаги. Едва в дверной щели показалась нога, как держащая наготове ПБ рука дрогнула и от стен отразился глухой, сдавленный глушителем выстрел.

Солдат повалился на бок.

Опустив свой пистолет, я с тревогой выдохнула задержавшийся в легких воздух. Убивать стало вдруг так… легко. Ранее лишенная чувств, я крошила и отбирала чужие жизни, даже не задумываясь об этом. Возвращение в первоначальное положение мозга должно было заставить все эмоции и чувства воспротивиться таким мерзким действиям. Но это не произошло. Ярость и злость за паскудство этого сраного мира поглотила с лихвой все возможные укоры совести. Люди хотели войны с теми, кто не мог защищаться. Но в этой битве они точно проиграли. Может, андроиды были беззащитными и хотели жить, то мне, не один год держащей оружие и уничтожающей людей, было нечего терять.

Последняя мысль эхом отозвалась в рассудке. Я упускала что-то важное. Пыталась нащупать это в собственном сознании, выходя из каюты и осматривая бессознательных солдат, хотела найти в них ответы. Но они были лишь телами поверженных врагов, и хоть это чувство слегка притупляло ярость, все же это было не то. Злость поглотила все мысли. Облик лежащей с пробитым животом андроидом мелькал перед глазами, и было в нем что-то смутно знакомое, настолько важное, что должно быть…

Коннор. Всплывшее имя, словно белая вспышка на красном яростном полотне перекрыла всю злость и обиду. Чувство страха вернулось, и оружие, недавно весившее словно пушинки, вдруг ощутилось килограммовыми блоками. Где-то в этой суматохе был Коннор. ФБР не станет разбираться кто есть кто, солдаты будут исполнять смертные приговоры, несмотря на лица.

Ярость сменилась отчаянием. Кинувшись вон из коридора, я бродила по темноте, изредка встречая затухающее пламя перевернутых баков. От стен отражались крики и выстрелы, где-то там вдалеке вновь прогремели гранатные взрывы. Коридоры петляли, в каждой комнате, что была встречена, либо лежали тела мертвых девиантов, истекающих голубой кровью, либо кучи хлама. Темнота порой разъедала глаза, и я грозилась запутаться в очередном мусоре и повалиться на пол. Ни один рефлекс не работал. Их захлестывали нещадные волны паники, вслед за которыми поспевали и слезы.

Громом прокатившись по коридорам и поворотам, я забрела в светлую комнату, в которой еще не была. Кучка андроидов прижималась к стенке, на их лицах застыл крик ужаса и страха перед нацеленными дулами автоматов. Руки молниеносно выставили оружие вперед. И если выстрелов ПБ я не ощущала, то кольт, кровожадно отблескивая серебряной поверхностью, грозовыми раскатами оповещал всех о своей боеготовности. Мозг инстинктивно вычислял солдат, и руки с филигранной точностью направляли пистолеты и спускали курок. Ни один солдат даже не понял, что произошло. Штурмовики падали навзничь. Я была профессиональной убийцей, и наверняка знала, куда стрелять, обрекая врага на долгую и мучительную смерть от кровопотерь. Ни один мускул на лице не дрогнул, я буквально чувствовала, как огни догорающего пламени нездорово отражаются в зеленых глазах. Андроиды, получив несколько минут форы, уносили свои ноги. И только когда последний задыхающийся от боли и наступающего тумана солдат был на полу, я ринулась вслед за ними.

Темные и мрачные коридоры были мне незнакомы. От стен отражалось все, что могло отражаться: вопли наступающей смерти, эхо от огнестрела, спешащие в никуда шаги. Я терялась в этих звуках, каждый раз глотала комок паники в горле при встрече очередной развилки. Внутренний голос, словно специально, подливал масло в огонь. Он шептал о том, что за следующим поворотом я наверняка встречу Коннора, точнее, все, что от него останется. Он будет лежать посреди пола, глядя куда-то вдаль. Его руки как крылья будут раскинуты в стороны, а из шеи стекать голубая жидкость.

Свернув за еще один угол, я очутилась в знакомом мне коридоре. Тела солдат, уже лежащих в лужах собственной крови, смотрелись словно приговор. Я была здесь. Я хожу по кругу.

— Коннор!

Крик отразился от затихших стен. Сердце баржи ответило мне скрежетом загнивающего металла. Мой же сердечный орган ускорял темп с каждой секундой. По щекам текли слезы, я чувствовала, как темнота сгущается, давит на сознание. Тело отдавалось дрожью на каждый скрип железа. Пытаясь угомонить собственную панику, я рукой нащупала холод металлической стены. Она была влажной и шершавой, как и представлялось мне ранее. Разум отчаянно пытался зацепиться за это ощущение, пальцы ощупывали поверхность, бережно изучали ее. Мир вокруг мерк так стремительно, словно наступающая на пятки старуха с косой. Легкие отчаянно выплевывали воздух, не желая работать в полной мере. Он не мог умереть так просто! Оставить меня здесь, в одиночестве, бродить по этим треклятым темным закоулкам, вслушиваться в последние вздохи проржавевшей стали уходящей на дно реки баржи. Он не мог так поступить. Не сейчас.

— Да где же ты…

Выровняв дыхание, я с облегчением почувствовала, как мрак прячется по углам. В рассеивающей тьме показались лежащие тела штурмующих солдат, где-то — тела андроидов. Воздух пропитался запахом крови и пластика. От былой сырости в воздухе не осталось ничего. Только смерть, обреченность и боль. Приведя себя в порядок, я выпрямилась и оторвала руку от стены. Внутри в самом отдаленном уголке мозга еще теплился холодный рассудок, и я с радостью принялась вытаскивать его наружу. Впадать в панику здесь, в месте, где все грозилось оборваться разом нельзя, тем более, что я еще так и не достигла цели — так и не увидела, как Коннор решит свою задачу.

Пистолеты были пусты. Только сейчас пришедший в норму мозг вспоминал, как раз за разом спускался затвор за каждым углом, давая возможность девиантам бежать дальше. Какое-то время я бродила по кругу, оставляя за собой трупы и лужи человеческой крови, но даже этим немалым количеством нельзя было покрыть то число андроидов, что грузом лежали на бетонных полах. Встряхнув головой, я, все еще тяжело дыша, спрятала пистолеты обратно в кобуру. Теперь от них не было пользы.

Осторожно шагая по коридорам, углубляясь все дальше, я настороженно прислушивалась к затишью. В этой части корабля уже и никого не осталось. Кто-то отдал свою душу, кто-то все же успел сбежать. Рассудок внутри бился в истерике, пытался возвать сердце к тахикардии, но я тщательно подавляла сердечную мышцу. В висках и так стучала кровь. Окончательно потерять самосознание было бы не к месту.

В соседней комнате раздавался шум. До боли знакомый женский голос умолял «их» не трогать. Слегка выглянув из-за косяка, я заметила троих солдат. Их спины были обращены ко мне, на черных бронежилетах грозно красовались белые буквы «S.W.A.T.». Солдаты были высоки, и я даже не сразу поняла, откуда доносится тихий женский голос. Только через секунду мне удалось разглядеть между ними перепуганную коротко остриженную модель марки AX400. В ее глазах стоял ужас и слезы, за спиной скрывалась совсем маленькая девочка.

Закрыв глаза, я спряталась обратно за стену. Любая секунда промедления могла стоить жизни куда более важному для меня андроиду, и вместо того, чтобы искать его по коридорам и холодным комнатам, я стою здесь и торгуюсь с собственной совестью. Разум внутри требовал уйти, искать дальше, но неприятное чувство внутри грудной клетки расползалось как чернота по белому полотну художника. Какой смысл от всех моих чувств, если я готова развернуться и уйти, оставив беззащитных помирать в одиночестве и боли?

Бесшумно вытащив катану, я вышла из-за стены. Коннор в руках ликовал и трепетал от радости, холодная кожаная рукоятка буквально слилась с ладонью, образуя единое целое. Адреналин растекался по жилам со стремительной скоростью, и я вдруг осознала, какой же глупой была пару секунд назад.

Внутри баржи заскрежетало и заурчало. Взрывы доносились из глубины металла, где-то на самом дне, но вибрация отдавалась от стен и трещащих бетонных полов. Мои шаги топли в этих звуках, тяжелые солдатские ботинки хрустели по осыпавшейся потолочной крошке и стеклу. Все вокруг исчезло в тумане. Были только они, я и оружие в руках.

Несколькими шагами преодолев комнатку, я с силой вонзила острие меча в грудную клетку стоявшего посередине солдата. Из легких мужчины вырывался воздух, под тугой маской слышался стон боли. Вокруг доносился шум разрывающейся железной плоти корабля, но все эти звуки растворялись в тишине притихшего разума. Мышцы действовали на автомате. Вырвав клинок из обмякающего тела, я с силой толкнула убитого в солдата, стоявшего слева. Вряд ли из них кто-то понял, что происходит и откуда из темноты протягиваются костлявые руки смерти, но мозг даже не задумывался о том, кто были эти люди и кто мог их ждать дома. Каждая клеточка с упоением ощущала тепло катаны в руке, ощущала металлический запах крови. Солдат справа успел занести автомат. Схватив на инстинктах за дуло, я резко развернула его в сторону встающего с пола опрокинутого штурмовика.

Прогремел выстрел. Ладонь обожгло адским пламенем разгоряченной стали, но я не смела выпускать оружие из руки. Легкие наполнились воздухом и одним рывком я загнала лезвие в подбородок солдата. Из глубины шлема донесся противный хруст ломающейся кости.

Мертвое тело агента начало оседать. Я быстро выдернула катану из черепушки человека. Андроид, все это время молча стоявший у стены и прикрывающей маленькую девочку, не отводил от меня взгляд серых глаз. Одну AX400 я уберечь не смогла, и даже в какой-то степени поспособствовала ее смерти… но эту спасти все же удалось.

Подняв брови, я торопливо кивнула головой в сторону выхода. Девушка с короткими белыми волосами не сводила с меня глаз. Она обходила меня за метры, придерживая рукой девчонку в бордовой куртке. Той было на вид лет десять… диода на виске не было, но что-то подсказывало мне, что он там должен быть.

Взрывы внутри баржи гремели все чаще и чаще. Вибрации волнами отдавались в теле, с потолка осыпались остатки штукатурки. Поднятая в воздух пыль мешала дышать, но я не замечала этой мелочи. Катана в руке блаженным голосом вторила в моей собственной голове о правильном поступке. С ее лезвия стекали струи яркой красной крови, блестящей в уличном свете из разбитого окна. Холодный металл с наслаждением впитывал в себя каждую каплю, и это наслаждение передавалось и мне. Катана не была задействована в битвах не меньше пяти лет, и сейчас сознание сладко потягивалось от ощущения смерти на моих руках. Она была вечной спутницей, остро нуждающейся в крови и жизнях, но мне и в голову не приходило, что это может быть так прекрасно.

На минуту я забыла о том, зачем пришла сюда. Окружение вокруг растворялось, я подняла острие вверх и засмотрелась, как струйки крови побежали к рукоятке. Она была удивительно красивой, невероятно совершенной. Ее острый блеск отражался в моих глазах, нерешительно просил повторения этого блаженного ощущения, но моя цель здесь были не убийства. Моя цель бродила где-то там, в холодных коридорах и вполне возможно нуждалась в помощи.

Всплывший в голове облик андроида разорвал цепь из непрекращающихся мыслей о катане. Хмурясь, я стерла сгустки крови с лезвия о собственное бедро и с характерным звенящим звуком убрала обратно в саю. Коннор-катана недовольно и укоризненно ударила меня рукояткой по плечу, но настаивать не стала: ее голос в голове был заглушен беспокойством о другом не менее важном персонаже в моей жизни.

Ноги рефлекторно несли меня вперед. Коридоры были пустыми, стены источали скрежет металла. Повсюду валялись тела людей и андроидов. Запах крови и пластика постепенно сменился на запах нарастающей сырости. Корабль накренялся, погружался в воду, и в любой момент железная обшивка могла окончательно переломиться, впустив в помещения потоки ледяной реки. Я неслась от коридора к коридору, на мгновение даже задумалась, не слишком ли много здесь залов и холлов? Где-то там в глубине еще доносились крики и выстрелы, но ни одна живая или неживая душа мне не была встречена.

В какой-то момент коридорная тьма вновь начала сгущаться. Мозг нащупывал приступы снова нарастающей паники, ведь я кружила по одним и тем же местам, словно маленький заблудившийся в темноте щенок, искавший свою мать! И когда очередной темный зал показался мне гробницей, в отдаленной стороне в щели приоткрытой металлической двери я увидела движение.

Ноги стремительно понесли меня вперед. Мышцы напряглись, ожидая встретить тяжелое и тугое сопротивление холодной дверной стали, но когда тело на всей скорости ввалилось на дверь — та с легким скрипом отшвырнулось назад.

Я не рассчитала силы и с грохотом повалилась на кого-то пыхтящего. Отовсюду доносился топот ног, крики теперь были едва ли не над ухом. Чья-то рука грубо подняла меня вверх и прижала к стене. Это был андроид. Его разного цвета глаза враждебно впивались в самое нутро. Спина ощущала вибрирующий холод шероховатой поверхности стены. Эта баржа обещалась развалиться в любую минуту.

— Коннор! — едва завидев, как с пола поднимается сшибленный мною андроид, я тут же постаралась сбросить с себя руки треклятого девианта. Должна была признать, он держал крепко. Пальцы впивались прямо в плечи, не давая даже пошевелиться. Коннор-катана вжималась поперек лопаток, заставляя меня корчиться от боли. — Да отцепись ты от меня!

В конце дальней стены прозвучал взрыв. Как по команде, мы обернулись в сторону шума и следующее мгновение не могли отвести глаз. Они неслись на нас, словно стая диких животных, учуявших кровь и желающих растерзать и без того потасканную жертву. Их черное оружие было направлено точно в цель, а лица закрывали маски. Из двери выходило все больше и больше. С таким количеством не сможет справиться даже катана в моей руке.

— Коннор, если мы здесь умрем, то я убью тебя, — обреченно шептала я, пока андроид наспех поднимался с пола на ноги.

Руки девианта отпустили. Только сейчас я отметила, что за его спинами стояло еще как минимум три человека. Одарив меня пронзительным взором, андроид ринулся к выходу. Я же не могла отвести глаз от бегущей к нам на всех порах смерти. Их кричащие что-то враждебные голоса топли в скрежете металла, под ногами все еще доносились взрывы. Сознание разом отключилось. Я видела лишь их, слышала голос катаны в своей голове. Коридор был очень узким, и развернуться здесь будет сложно, но мне хватило бы и пятнадцати минут, чтобы задержать этих убийц и дать девиантам еще немного времени. Ноги налились свинцом. Рука рефлекторно потянулась к катане, уже ощущая холод кожаных переплетений на рукоятки.

В одно мгновение рука была кем-то перехвачена. Я едва встревоженно смогла осмотреть помеху, как Коннор, выхватив мою ладонь в сантиметре от оружия, изо всех сил дернул меня с места. Он не смотрел мне в глаза. Лишь держал за руку, тащил меня за собой на выход. В голове отдавались стуки собственного сердца, отбиваемого такт вместе с шагами. За спиной прозвучали выстрелы. Я могла их остановить, могла дать им фору, могла задержать накатывающий волнами ужас на этот корабль, пусть и путем своей жизни! Но теплые пальцы андроида, сжимающиеся на моей руке, не давали мне этого сделать, как бы я не хотела.

Наконец, вырвавшись из коридора, я ощутила прохладу свежего воздуха. Девианты уже давно унеслись прочь, кто-то прыгал с тонущего корабля в воду, кто-то — пытался допрыгнуть до причала. На палубе было холодно и ветрено. Отпустив мою руку, Коннор с силой закрыл покрытую ржавчиной стальную дверь. Солдаты бились об нее, старались выбить из петель, возможно, даже намеревались взорвать. Но буквально через несколько секунд шум внутри коридора стих. Изнутри раздавались торопливые затихающие шаги.

— Нам нужно убираться отсюда, — коротко констатировал андроид.

Хватило одного взгляда в карие глаза, чтобы ощутить новый прилив желания жить. Доки погрузились во тьму ночи, с неба доносился вертолетный шум. Ветер швырял в лицо горсти снега, больно колол разгоряченную кожу. Я не могла двигаться. Лишь смотрела на него, словно в последний раз старалась запомнить каждую черту лица. Даже того минутного взора в сторону мне хватило, чтобы ощутить сковывающие горло слезы и костлявую кисть смерти. Коннор не смотрел на меня. Он смотрел за мою спину.

— Серия один-три-ноль-девять! — сквозь шум ветра и вертолетных лопастей пронесся громкий мужской клич. Твердый, недрогнувший голос доносился позади, и я чувствовала, как все едва приобретенное рассыпалось прямо на руках. В голове стояла полная тишина. Мысли, словно крысы, попрятались по углам. Ветер отбрасывал распущенные волосы назад, цепляя их за кожаную рукоятку старой верной подруги. Одним своим взглядом я умоляла Коннора бежать, прятаться, оставить меня здесь, но андроид не шевелился. Он чувствовал мой взор, и с каждой секундой его осанка выпрямлялась с неподдельной решительностью. — Поступило распоряжение отозвать вас от дела.

Каждая мышца сопротивлялась движению, но я нашла в себе силы развернуться лицом к своим преследователям. Двое солдат, отблескивая от света прожекторов баржи золотыми эмблемами на груди, стояли не ближе, чем на шесть метров, но я буквально слышала и ощущала их дыхание на своем теле. Оно, в свою очередь, отдавалось дрожью. Своры мурашек покрывали кожу, беспрепятственно блуждали от ног к рукам, шее и груди. Все внутри съеживалось от нарастающего напряжения. Моя песня была спета здесь и сейчас. Хватит бегать и прятаться. Пора было встретиться со своей судьбой.

Солдат я узнала без раздумий. Один из них попадался мне всего лишь раз на одном из совместных заданий, однако его уничтожающий взгляд ярких синих глаз нельзя было забыть. Его темные волосы в силу своей короткой стрижки не колыхались в такт ветру, ни один мускул на идеальном очерченном лице не дрогнул. Левая ладонь предусмотрительно лежала на рукоятке ПБ в темной кожаной кобуре, он пронизывал меня взором, не отрывался от моих зеленых глаз. Крейг-сто-один. Всегда жестокий, всегда холодный. Всегда трепетно относящийся к своей катане с желтыми кожаными полосками.

— Энтони, хватит бегать, — притворно дружелюбный голос второго бойца вызвал во мне неприятное чувство отвращения. Раньше мне было бы абсолютно наплевать на эту неискренность, пусть даже так плохо скрытую. Но сейчас любая подделка, даже самая маленькая и сделанная во благо, заставляла меня корчиться от ощущения обманутости. — Ты ведь знаешь, что чем дальше, тем хуже.

Дэвид-девяносто-восемь смотрел на меня, источая умиротворение и спокойствие. Его я знала лучше, чем второго. Ведь именно он так часто присутствовал на групповых тренировках, он учил всех своих подопечных различным приемам. Однажды он даже умудрился сломать мне руку. Тогда из глаз текли болевые слезы, но как ни странно, ненависти во мне не просыпалось, вплоть до этого момента. Светлые, отдающие медным оттенком, волосы мужчины блестели в свете прожектора. Худое, но вытянутое лицо покрывала едва ли не фарфорового цвета кожа. Он не придавливал меня своим тяжелым взором, но именно его я ненавидела и боялась из-за этого гадкого стремления войти ко мне в доверие.

— Мне нужна всего пара дней… — едва мой дрожащий голос подал звук, как Крейг разверзся звериным криком.

— Нет! Хватит! Ты вернешься с нами прямо сейчас, живой или мертвой! Ты и так уже натворила кучу неприятностей, хочешь усугубить и без того дурацкое положение?

— Послушай, — Дэвид сделал шаг вперед, и сине-черная рукоятка его катаны выполнила в воздухе полукруг. Ответная реакция не заставила себя долго ждать. Ноги рефлекторно отступили назад, и я едва не врезалась спиной в Коннора. Страх сковывал все тело, и я даже забыла о существовании андроида, не то, чтобы помнить о его присутствии. Коннор, не спуская глаз с бойцов, так же отступил. — Мы все исправим. Просто пойдем с нами.

— Ничего не исправить. Ты ведь это знаешь.

Сквозь ветер и раскатывающиеся волны по железной обшивке уходящего под воду корабля, я слышала еще несколько звуков, так отчетливо пробивающиеся в сознании. Я слышала свое сердце, слышала его искусственный орган. Взгляд скользнул по его висящей рядом руке. Как же все внутри тянулось и просилось еще раз ощутить тепло и холод этих механических пальцев, ощутить весь спектр чувств, сопровождаемых трепет от прикосновений к бионической коже. Дыхание сбилось, грудную клетку сдавливало тугим черным комбинезоном, но даже несмотря на угрозу удушья я продолжала смотреть на мужскую ладонь. Каждая клетка на теле ощущала его встревоженный взгляд, он смотрел на меня, но в его взоре не было скорби, в отличие от моего. Он был напуган.

Закрыв глаза, я вдохнула тяжелый речной воздух. Несмотря на холод, окружение вдруг нагрелось до невыносимой температуры. Я чувствовала, как лицо наливается краснотой, как проступают на холодном лбу капельки пота. Рука рефлекторно поднялась, но не для того, чтобы еще раз ощутить уют шероховатой кожи андроида. Пальцы медленно выдвинули катану из саи, и та с характерным звуком опустилась рядом с ногой, звонко ударив острием по бетону. Ее настороженный, но уже готовый к бою крик стоял в ушах, мышцы вновь ощутили прилив адреналина, но сердцу это не помогло. Оно отбивало чечетку в страхе быть не поверженным, а больше не увидеть того, кто стоит рядом.

— Анна, — Дэвид аккуратно вытянул ладонь вперед в знак успокоения, но это движение вызвало во мне отнюдь не самые спокойные реакции. Руки напряглись в предвкушении схватки, мир мерк вокруг, тонул в готовящихся солдатских рефлексах. — Не делай глупостей.

— Коннор, уходи отсюда.

Проклятый дрожащий голос бросил слова так стремительно, что я даже не успела осознать сказанного. Все внутри играло и искрилось, пропитывалось нарастающей готовностью к битве. Мне определенно не хотелось осознавать, что андроид будет смотреть на все это месиво. Пусть солдат внутри был мертв, но уничтожить натренированные рефлексы было невозможно. По сравнению с «первичниками», прошедшими огонь и воду едва ли в не в прямом смысле, я была соплячкой. А значит, жить мне оставалось не больше десяти минут. Коннор, однако, не шевелился.

— Ты не собрала волосы, — голос Дэвида был насквозь пропитан обреченностью и чувством безысходности. На его губах отразилась ироничная ухмылка.

— Нет. Не собрала.

Ветер швырнул мне в лицо россыпью твердого снега, когда ноги рефлекторно понесли меня вперед. Звуки завывающих порывов воздуха, шум поглощающей корабль воды и скрежет металла оставался где-то там, за пределами разума. Я видела перед собой лишь их. Только их. Ощущала в руке напряженное оружие и едкий страх внутри. Дэвид успел обнажить свой меч, и в воздухе прозвенел скрежет и лязг металла.

Перед глазами мельтешили тени и снег. Руки действовали самостоятельно, я даже не помнила, что и как делала, лишь звонкие звуки ударов и рассекающегося воздуха доносились где-то там, далеко. Крейга рядом не было. Он исчез с поля зрения сразу, как только Дэвид вступил в драку. Сделав кувырок через плечо, я отразила блестящим лезвием очередной ловкий удар катаны Дэвида. Вражеское острие соскользнуло и с противным скрипящим звуком вонзилось в бетонный пол. В глазах Дэвида блеснуло непонимание. Он старался вырвать застрявшее оружие, но то намертво засело в пробившейся трещине.

Улучив момент, я мельком отыскала Крейга. Перед глазами мельтешило двое мужчин, и Коннору, как ни странно, пока удавалось удерживать солдата на расстоянии. Боец мог в любой момент занести любое оружие из своего арсенала, но все что он делал – отпихивал несчастного андроида, старался пробиться мирным путем. Синие глаза искрились в лучах прожекторного света, он, как и любой другой солдат, видел лишь одну цель и слепо следовал ей. Получив возможность ощутить этот мир, я вдруг поняла, насколько омерзительно это выглядит со стороны. Вот так стремиться к единственно поставленной задаче, которая была дороже собственной жизни. Ради которой мир вокруг затягивало пеленой, а в голове кроме солдатских установок и ограничений ничего нет. Он рыпался вперед, то и дело сцепляясь с андроидом. Я не была уверена даже, что Крейг видел Коннора, ведь его взгляд был полностью устремлен на меня.

В секунду, увлекшую меня в раздумья, тяжелые руки обхватили меня сзади. Дэвид наверняка получил четкие указания привести меня живой, и от того нетронутый холодный металл пистолетов все еще бликовал в кобуре обоих бойцов. Руки отчаянно пытались вырваться из крепкого захвата натренированных стальных мышц. Коннор-катана с рассекающим воздух звуком выпала из запотевших пальцев и укатилась куда-то в сторону.

В глазах начало меркнуть. Сдавливаемые легкие не могли раскрыться и глотнуть свежего морозного воздуха. Отголоски происходящей рядом отчаянной борьбы раздавались, словно из-за стены густого тумана. Дэвид что-то шептал рядом, пытался успокоить, возможно, даже пытался использовать имитацию сожаления и скорби, но все что я видела перед собой — стоявшего на коленях Коннора, которому вот-вот могли свернуть шею.

Последние капли сознания внезапно ярко воспрянули поверх уходящего в незабытие мира. Собрав все последний силы в обмякающих от кислородного голодания мышцах, я резко повисла на руках Дэвида и ногами оттолкнулась от Крейга, удерживающего андроида цепкими руками за шею. Боец с гулким стоном отпустил андроида и повалился на спину. Внутри желудка образовалась черная дыра, предвкушающая падение. Снег, волны, палуба — все кувыркалось и вертелось в сознании. Освобожденные легкие жадно глотнули воздух, и кислород заставил оголодавший мозг в бешеном темпе подключиться к происходящему. Я висела на самом краю палубы. Руки машинально сцепились за железные лоскуты разорванной обшивки, по кистям текли струйки крови от порезов. Голова самопроизвольно повернулась вниз, обратив взор испуганных глаз на бушующие белые волны. Вода должна была быть ледяной, просто жуткой. Дэвид скрылся в глубине темной толщины речного потока.

Из-за палубы показался Коннор. Он впопыхах протянул мне руку, цеплялся за комбинезон, пытался затащить меня назад. Он был так близко, что я вновь услышала биение механического сердца и почувствовала жар на разгоряченном лице, но все это ушло так же быстро, как и появилось. Крейг, внезапно нависнув над нами словно скала, рывком отбросил андроида в сторону. Всмуглой руке красовалась черно-желтая рукоятка катаны, она наверняка нашептывала ему о правильности его поступка, наполняла его тело адреналином и уверенностью в собственных действиях. Взор синих глаз разъедал меня, словно кислота. Острие клинка блеснуло в своей готовности, и я наощупь нашарила рядом лежащую рукоятку оружия. В голове все еще плыло от недостатка воздуха, и впервые за последние несколько дней я не пожалела, что отдала двадцать пять лет на тренировку тела и разума. Рефлексы самостоятельно отдавали приказы конечностям, игнорируя мою полную дезориентацию.

Коннор-катана, героически блеснув лезвием, остановил надвигающуюся смерть едва ли не в одном сантиметре от лица. Скрежет заостренной стали друг от друга противно отдавался внутри целыми вспышками раздражения! Крейг снова и снова поднимал свой клинок и наносил удары. Мне удавалось удерживать его напор, удавалось удерживать меч в ноющих от напряжения ладонях. Я видела перед собой черноту комбинезона и треклятые золотые звезды, ощущала приступ горечи на губах и стекающую кровь по запястьям. Раны заживали, но с каждым его ударом новые ткани разрывались, источая все больше красной жидкости. Повалившись на спину, я ногой оттолкнула вновь заносящего свой меч бойца. Солдат устоял на ногах, хоть и пошатнулся, и это дало мне на секунду почувствовать возможные шансы на победу. Я не была слаба. Я не хотела умирать вот так.

Ощущение шансов пропало в одно мгновение. Крейг на деле едва дернулся от моего толчка. В его глазах блеснуло недоумение (или ярость?), и в следующее мгновение уже его нога с тяжелым солдатским ботинком неслась в мою сторону. Инстинкты сработали моментально, заставив руку с катаной прикрыть голову. Удар тяжелой подошвы пришелся ровно по пальцам, и я вскрикнула от боли. Рукоятка заскользила по окаменевшей ладони. Звук скатывающегося скребущего по заснеженному бетону металла укатился куда-то за спину. Боль в руке, страх перед смертью, желание еще раз прикоснуться к теплой руке — все исчезло в тумане. Коннор-катана стремительно несся по накренившейся палубе прямиком в пучину речной поглощающей все воды. В голове раздавался ее протяжный умоляющий крик, и я, совершенно позабыв обо всем на свете, на коленях ринулась за ней.

— Нет, нет, нет! — из горла доносился хриплый дрожащий голос. — Стой!

Блестящая поверхность прощально отбросила последний блик в глаза и скрылась за краем палубы, едва я успела подползти. Стоя на коленях и всматриваясь, как верный спутник последних семи лет кувыркается в воздухе, я ощущала себя вдруг такой… слабой. Никчемной. Одинокой. Шум ветра и волн затих, волосы отбрасывало назад порывами ледяного воздуха, но я не могла оторвать свой взгляд от красно-черной рукоятки единственного друга, которого я так тщательно оберегала от мира. Она вдоволь напилась перед своим исчезновением крови, и даже сейчас ее прощальный голос в голове нашептывал мне о самых прекрасных наших моментах совместного времяпровождения. Белые волновые гребни приняли ее в свои пучины, и все что мне осталось от ушедшего соратника — лишь воспоминания.

Оперевшиеся о края палубы ладони ощущали покалывание от прижимающихся к холодной поверхности ран. Перед глазами все еще стоял блеск идеального острия, но в этот раз он был кроваво красным. Все было красным: снег, спускающийся с небес, свет прожектора, речные волны — весь мир надел на себя темную маску траура и скорби, только цвет ее был не черным, а кровавым.

Крейг не наступал. Я четко осознавала, что была сейчас более, чем беззащитна, но атаки не происходило. Дрожащие ноги едва подняли меня с колен, и я, захлебываясь в собственном дыхании, обернулась. Солдат стоял чуть поодаль. Острое противное лезвие было опущено и едва касалось бетонного пола, оставляя следы на взъерошенном нашими стычками снегом. Ярость синих глаз сменилась на смятение, испуг! Он боялся меня, и не зря.

Звериный рык сорвался не с губ, а изнутри грудной клетки. Я неслась к нему на всех порах, ощущая, как распущенные волосы хлестают по спине. Образовавшаяся после исчезновения катаны тишина в голове наполнялась яростью, чистой и такой яркой, как в той каюте рядом с трупом девушки-андроида. Перед глазами стоял только мерзкий облик идеально слаженного солдата. Все в нем подогревало во мне злость, вызывало желание убить.

Крейг не успел понять, что происходит, как я, на полном ходу оттолкнувшись от выпирающей из бетонного пола металлической ржавой трубы, повалилась на мужчину всем телом. Падение на спину выбило из него весь воздух. Он пытался брыкаться, прикрывать голову руками, но мои удары и капающая кровь из ладоней ввело его в полную прострацию. Раз за разом кулаки опускались на его лицо, временами я даже слышала, как хрустят кости. Ярость пропитывалась видом проступающей на коже солдата крови. Я наносила удары слепо, даже не осознавала, что делаю. Казалось, вселенная остановила свое движение только ради того, чтобы дать мне освободиться от этой злости. Но становилось только хуже. Кровавая пелена перед глазами сгущалась.

Мужчина брыкался. Я видела, как появляются синяки на его голове, видела, как заплывают глаза от непрекращающихся ударов, осознавала, что могла убить его в любой момент. Но всем своим разумом я была далеко. Разумом я вновь ощущала приятный блеск своей подруги, вспоминала, как пахнет спиртом лезвие после чистки, ощущала тепло нагретой кожаной рукоятки. Потерянная в собственных мыслях о скорби и утрате, я даже не заметила, как схватила голову Крейга обеими руками и разбивала ее о холодный бетон. Лужи крови пропитывали окружающий снег. Из груди солдата доносились всхлипы и кряхтения, но мне было мало. Мало этих страданий, мало крови на собственных руках, мало едва поспевающих заживать образующихся ран на костяшках пальцев. Шум в голове смешивался в ядерный коктейль из криков андроида за спиной, из мычаний бойца подо мной, из шума ветра и крови внутри черепа. Среди них я отчаянно, захлебываясь в слезах, искала один единственный голос. Откапывала самые дальние закоулки памяти и сознания, обреченно блуждала в воспоминаниях, старалась и умоляла ее вновь воскликнуть, пусть даже в ее привычной манере обвинить меня в непослушании! Но она молчала. Весь мир молчал.

Кто-то старательно пытался стащить меня с едва двигающегося крупного тела. С воинственным криком я оттолкнула кого-то от себя, и, зажав одним коленом плечо пытающегося выкарабкаться Крейга, слепо потянулась рукой за лежащей рядом катаной. Разум не осознавал действий, а я, ввергнутая в истерию, делала все, лишь бы прекратить это скорбное и яростное состояние. Пальцы нащупали кожаную чужеродную рукоять катаны, и я, занеся меч над онемевшей в предчувствии смерти плотью, с криком вонзила клинок в грудную клетку человека. Крейг дернулся. В его чистых, потемневших глазах читалось непонимание, в моих — ненависть. Мужчина постарался что-то сказать, но вместо звуков из горла донеслось глухое бульканье.

Вид захлебывающегося в крови коллеги внезапно вырвал из моего сознания ярость, как мерзкого паразита из тела жертвы. Я с ужасом смотрела на свои руки, по которым стекала алая кровь. Я убила его. Пусть он все еще шевелился, старался что-то сказать, но я убила. Отчаяние внутри вновь ввергло меня в состояние безрассудства. Ощущая приступ разъедающего страха, я отползла от умирающего тела. Все было кончено. В сознании воцарилась непривычная тишина.

Мельтешащий рядом Коннор старательно пытался мне что-то донести, он сидел рядом на корточках и что-то объяснял, смотрел прямо в глаза. Время от времени он стряхивал мое обездвиженное тело. Его карие глаза сияли, словно звезды. Я видела, как губы открываются и закрываются, слышала его теплый голос, но не могла сосредоточиться. Потрясенный рассудок не желал хоть как-то включаться, и все, что я могла — сидеть на заснеженном полу, держа окровавленные руки на весу, словно улики самого страшного преступления.

—… уходить…

Снег спадал на волосы и лицо, ветер обжигал мокрые следы от слез. Перед глазами стоял облик столь важного для меня создания, и я как в последний раз старалась насладиться этими изящными чертами, маленькими родинками, блестящими глазами. Ни один орган не выбивался из своей нормальной работы. Сердце билось, как и прежде, в висках не стучало. Лишь желудок топ в судорогах, а мозг отказывался включать хоть какие-либо чувства.

— Анна… слышишь…

Подняв лицо к небу, я закрыла глаза и прислушалась к внутренней тишине. Мое будущее было предначертано. Там, у дома Камски я считала, что это и была точкой невозврата, но на самом деле она была здесь — на уходящей под воду ржавой барже, ставшей на некоторое время местом освобождения желающих жить девиантов. Снежинки мирно опускались на мое лицо, таяли и смешивались с потеками красной и голубой крови, оставшейся после андроида-девушки. Убийство солдата из подразделения не прощалось. Если раньше у меня и был выбор между жизнью в наполненном болью мире или холодным столом хирурга, то теперь мой выбор был либо умереть от повешенья, либо от выстрела точно в висок.

— Да посмотри ты уже на меня!

Я медленно, с благоговейной улыбкой, взглянула на Коннора. Он не был человеком. Мы были знакомы всего несколько недель. Но абсолютно все в нем вызывало во мне желание дотронуться к нему, ощутить шершавость пальцев, легкую щетину на собственной щеке. Его уютный голос был самой прекрасной музыкой, что я слышала. Идеальные скулы и шевелящиеся в разговоре губы. Внезапно пришло осознание, что именно его я ждала все эти годы. Я шла путем убийств и постоянных потерь, слепо следовала приказам, отдавала всю себя на, как казалось, дело всей жизни. Но это было не так. Он был делом всей жизни. Он и та, что лежала теперь на дне реки.

— Мы должны уходить, — андроид смотрел мне ровно в глаза. Его руки грели мои плечи. В голове словно прозвучал выключатель, и я вдруг осознала смысл сказанного им.

Потеряно кивнув головой, я позволила ему помочь мне встать. Окружение вокруг расплывалось, каждое движение было таким замедленным, как будто бы сменяющиеся картинки в калейдоскопе. Коннор держал меня за руку и беглым шагом тащил за собой. И я следовала. Ноги несли меня вперед, мышцы подчинялись единственной поставленной в голове цели — следовать за ним. Над головами все еще шумел вертолет, однако источник шума в темном небе было невозможно разобрать. Может, он мне и казался… ведь я уже не понимала, где была реальность и вымысел.

Покинуть корабль оказалось не так сложно. Преследования за спиной не велось, нарастающий снегопад быстро заметал наши следы. Тепло тела сосредоточилось в ладони, за которую меня вел за собой андроид. Его шаг слегка притормозил, как только мы сошли с корабля на причал, и я, освободив пальцы от цепкой хватки мужской руки, обреченно повернулась к утопающей барже. Где-то там на дне реки покоились последние семь лет моей жизни.

Коннор молчал. В его голове наверняка происходило невероятное количество противоречивых процессов, одни из которых требовали срочно покинуть опасное место, другие — дать мне на передышку хотя бы несколько секунд. Щеки обжигали уже привычные соленые слезы, которые приходилось облизывать всякий раз, как те достигали пересохших губ. Баржа медленно уходила под воду. Отовсюду слышались воинственные крики покидающих корабль оставшихся в живых солдат, но я не могла заставить себя оторваться от места. Внутри все было мертво и пусто. Не было ни солдата, ни рефлексов, ни чувств. Я ощущала себя вывернутой наружу блестящей оболочкой, из которой вытащили и выбросили конфету. Все значимое перестало им быть.

До руки в очередной раз дотронулись теплые пальцы. Почувствовав наступающую внутри истерику, я опустила взгляд и сглотнула комок. Спутанные волосы налипли на лицо, скрывая мое истинное состояние, но что-то в этом прикосновении подсказывало, что Коннору и не обязательно было видеть все своими глазами. Ведь мое напрягшееся тело источало сгустки обреченности и подавленности.

— Идем, — мягко прозвучал ровный голос андроида, увлекающего меня как можно дальше от проклятого места.

На улице стоял мороз. Возможно, даже ниже пятнадцати. Каждая клеточка кожи ощущала холод, но ноги несли меня на автомате вслед за спиной андроида. Мы шли молча, блуждали по кварталам и потемневшим дорогам, ступали по следам, оставленными девиантами. Время потеряло свое значение. Оно не вытекало из рук, как раньше, не растягивалось и не сжималось. Оно просто шло. Я следовала за Коннором, точно кукла, не осознавая происходящее. Высокие здания были погружены в темноту, ни одно окно не светилось. Большинство дорог не освещалось, а густая пелена белого снега не позволяла видеть вдаль хотя бы на десять метров. Но Коннор шел вперед уверенно, и у меня не было выбора. У меня вообще больше ничего не было.

Через какое-то время мы достигли здания. Старая разбитая церковь, стены которой держались на честном слове, а в крыше виднелись дыры. Андроиды стояли у стен, сидели на полуразваленных лавочках, скрывались в темных углах. В их лицах читалось только смятение и скорбь, и боже, как близко я ощущала себя к ним именно сейчас. Уже на входе Коннор отпустил мою руку. Он потерянно ступал прочь, его шаркающие шаги отдавались эхом в пустом пространстве. Брошенная практически в одиночестве, я отрешенно уселась на близ стоящую лавочку. В голове не было ни одной мысли. Я даже не слышала, как бьется собственное сердце, как стучит в висках кровь, как дрожат уставшие ноги и руки. Холод деревянной лакированной поверхности охлаждал тело и разум. И я, не желая видеть этот мир, спряталась в собственных коленах, перехватив их руками.

Внутри было по странному тихо. Еще недавно пронизывающий прощальный крик Коннора-катаны отражался от внутренних стен черепушки, отзывался яростью и злостью в напряженных мышцах, но сейчас все затихло в пустоте. Смерть была так близко, она буквально держала меня за горло, но вместо того, чтобы спокойно увести мое сознание с собой на небо, она получила смачный плевок в лицо. Подразделение не прощает таких ошибок. Я все еще помнила о своем нежелании оставаться в этом отвратительном мире, где люди уничтожали друг друга за несколько граммов красного порошка и забивали палками тех, кто был просто не такой как все. Но если недавно можно было рассчитывать на добровольный уход, то сейчас покинуть мир предстояло в страхе.

Отлипнув от колен, я медленно опустила ноги на пол и осмотрела свои руки. Красные сгустки крови покрывали пропитавшую синим оттенком кожу. Глаза умирающего солдата всплывали перед взором, точно два ослепительных пятна от долгого наблюдения за солнцем. Я слышала, как хрустел нос под моими ударами, слышала, как трещит череп от грузных соприкосновений с бетонной поверхностью. Эти звуки отдавались внутри эхом, но самое страшное — я ни о чем не жалела.

Жизнь пестрила своими осколками на руинах порушенного будущего. Ничего в этом мире больше не имело значения, даже стоящий у дальней стены андроид. Внутри по прежнему разрасталась пустота.

Вспомнив о Конноре, я отрешенно посмотрела в его сторону. Андроид, сцепив руки на груди, спрятался ото всех в самом дальнем темном углу. Его глаза изучали одну единственную точку на полу. Шапка все еще громоздилась на голове, но даже она не могла спрятать от меня пробивающийся сквозь вязанную ткань желтый блеск. То, что он привел нас сюда, в очередное логово девиантов, говорило о многом. Он справился с заданием с совершенно неожиданным финалом. Я видела это своими глазами. Видела, как он несется вслед за тем самым Маркусом, видела, как он выстреливает из пистолета в сторону надвигающихся солдат. Видела, как под натиском сильных рук закрывается железная дверь, обрывая наступающим штурмовикам возможность к выходу. Он был один из них с самого начала. Но вряд ли в его голове все было спокойно.

Купаясь в жалости к собственной тушке, я даже не заметила, в каком состоянии пребывал Коннор. Его потерянный взгляд и отчужденность с самого нашего появления в заброшенной церкви буквально кричали о том, как много смятений и тревоги переполняло эту голову. Впервые за последний час я почувствовала желание сделать хоть что-то. Обнять, сказать слова сожаления о порушенном внутреннем мире и привычных установках, да хотя бы просто молча подойти. Но ни один мускул не двигался с места. Я могла только смотреть, как андроид съедает самого себя в попытках смириться с произошедшим.

— Ты ведь пришла с Коннором, верно?

Жесткий, но в то же время спокойный едва знакомый голос вывел меня из раздумий. Оторвав взор от зависшего в чертогах разума и программных процессов андроида, я туманно посмотрела наверх. Поодаль от меня стоял тот самый девиант, что в трюме принял меня за одного из солдат и едва не прикончил на месте. Его глаза были удивительных, несочетающихся вместе оттенков: голубой и зеленый. Вряд ли андроидов выпускали с конвейера, наделяя их гетерохромией, и потому оставалось лишь гадать, почему радужная оболочка так сильно отличается друг от друга.

— Я слышал, что ты помогла некоторым из нас, — он был тактичным, но в то же время встревоженным. Как и во всех присутствующих, его переполняло сомнение о будущем в этой нелегкой войне. — Даже несколько спасенных из нашего народа — это уже в какой-то степени победа.

Смерив андроида обреченным взглядом, я вновь подобрала к себе колени и сцепила за ними пальцы. Мужчина-андроид был на редкость красивым. Острый подбородок, высокий рост, идеальные черты лица. Он, как и Коннор, остро выделялся своими совершенными чертами среди собратьев, но если черты второго вызывали во мне трепет, то первый — только желание держаться подальше.

— Как бы то ни было, — продолжал андроид, — я рад, что среди людей еще встречаются достойные личности.

— Ты ведь Маркус, да? — девиант уже хотел отойти, как резко был остановлен моим обращением. Голосовые связки на удивление не дрожали, в то время как внутри каждый орган дергался в судорогах уходящего тепла. Впервые за долгое время я ощущала холод, который был вызван даже не погодными условиями, а господствующим внутри чувством пустоты. — Он тебя не убил.

Брошенные слова прозвучали с неким укором. На мгновение в глазах андроида блеснуло недоумение, и только потом Маркус, поиграв нижней челюстью, посмотрел в сторону стоявшего в темном углу андроида.

— Он сделал свой выбор. Правильный выбор в пользу своего народа.

Несколько секунд мы смотрели в его сторону. Маркус — понимающе, я — сожалеюще. Мне было понятно то состояние, в котором пребывал андроид. В своих эгоистичных желаниях стать свидетелем того, как Коннор выбирает «правильный» путь я совершенно забыла, через что ему придется пройти. Однако пока я, переступая через себя и свои установки, громила подвал в приступе удушья, он молча стоял в темноте, кипя в мыслях о порушенных представлениях словно в собственном соку.

— А каков был твой выбор?

Сказанное вернуло меня в реальность. Я с недоумением посмотрела в разные глаза Маркуса и увидела там только… понимание. Он казался мудрым и светлым, и в то же время необыкновенно опасным. Его руками вершилась судьба тысячи андроидов и людей, он шел к своей цели с самого начала, и сейчас, застав тех, кто пытался ему помешать, он раскрыл для них свои двери, давал им убежище.

Острый укол совести заставил меня отвернуть взгляд. Я слышала, как андроид, шурша своим длинным плащом, в молчании уходил прочь. Он медленно бродил от стены к стене, подходил к другим истерзанным искусственным душам, возможно, даже пытался оказать психологическую помощь. Но как бы не была уверенной его походка, как бы не звучал спокойный недрогнувший голос — все же не мог скрыть внутренних смятений.

Через некоторое время Маркус подошел и к Коннору. Я не слышала, о чем они говорят, да и не желала слышать. Видеть их, совсем недавно пытающихся друг друга остановить, вдвоем было словно преступлением, и я решила осмотреть окружение, лишь бы занять образовавшуюся тишину в голове хоть чем-то.

Андроидов стало меньше в разы. Они кучками стояли вместе, что-то скорбно шептали друг другу. Не всем повезло остаться целыми. У некоторых отсутствовали ноги или руки, кто-то и вовсе уже лежал мертвым грузом. Внезапно мне захотелось вернуться назад. Не на «Иерихон», нет. Назад в недалекое прошлое, когда единственной моей проблемой было отвратительное поведение Гэвина Рида и чистка рукоятки катаны после его пальцев. Это было прекрасное время. Время, когда мир не тонул в сковывающих душу чувствах, а предательское сознание не требовало ступать по следам уходящего андроида-детектива. Хотелось не слышать эти до сих пор звучащие в голове крики и выстрелы, отражаемые от железных стен. Хотелось не ощущать на себе всю атмосферу наставшей войны, не видеть удрученные лица андроидов. Мне хотелось вернуться в день, когда нога переступила порог Детройтского полицейского участка. Но даже тогда я не свернула бы с пути и не отказалась от выполнения дела. Вся моя жизнь вела меня сюда и успешные попытки оторваться от подразделения были тому доказательством.

Рядом прозвучали тихие шаги легких мужских ботинок, под подошвами которых скрипел снег. Всем своим телом я чувствовала на себе взгляд темных глаз. Комбинезон напрочь пропитался запахом крови, пластика и пороха, однако опускать колени с лавочки я не торопилась.

— Я больше ее не слышу, — словно бы самой себе произнесла я. Взор остекленевших глаз цеплялся за маленькую трещину на спинке впереди стоявшей лавки. Биения сердца я не слышала, но чувствовала, как тело покачивается взад-вперед под сильными толчками мышцы. — В голове такая тишина. Как будто кто-то внутри отключил радио.

Раз за разом перед глазами всплывал блеск кувыркающейся в воздухе на пути к объятиям волн катаны. Вместе с ней была вырвана не просто часть жизни, был вырван крупный кусок рассудка. Она сопровождала меня каждый день на протяжении семи лет. Именно она хранила все мои малочисленные тайны и грехи, она же поддержала меня в момент «пробуждения». А сейчас все что от нее осталось — лишь тактильные воспоминания кожи о нагретом переплете.

— Мне жаль, — остановившись в нескольких метрах, Коннор пронизывал меня взглядом. — Знаю, она была дорога тебе.

— Это уже не важно, — к горлу подступил очередной комок, и я нетерпеливо облизала губы. — Теперь не имеет значение, что будет дальше. Я убила своего. Такого мне не простят.

Окружающий шепот стих. Возможно, это было лишь мое воображение, возможно, на нас и вправду смотрели десятки глаз. Ощущая боль в каждой затекшей мышце, я медленно встала и судорожно отряхнула комбинезон. Это было бессмысленное действие: темная ткань была сплошь перепачкана и местами разорвана, но попытки стряхнуть несуществующую пыль с плеч было скорее желанием привести мысли в порядок. На некоторое время мне даже удалось это сделать. Мысли, словно тараканы, постепенно начали вылезать из своих потайонных уголков.

— Ты не убил его, — наконец, оставив свой костюм в покое, я прямо посмотрела на новоиспеченного девианта. В карих глазах Коннора промелькнуло секундное сомнение, но и оно тут же было заменено решимостью. Только что потерянная и ничего не ощущающая, я вдруг почувствовала внутри трепет.

— Нет, — безэмоционально произнес андроид. — Не убил.

— И что теперь?

Он придавливал меня своим взглядом к месту, заставлял сгорать в огне печали и восхищения одновременно. Я больше не боялась его, как тогда, в башне. Я видела перед собой мужчину, полного уверенности в своем выборе. Воздух вокруг начинал постепенно накаляться. Тело бросило в жар, а сердце внезапно напомнило о себе сильным сбивающимся ритмом. Его прекрасные глаза даже сейчас блестели в свете пробивающейся сквозь снежные тучи луны. Кожа на ладони рефлекторно ощутила прикосновение теплых и холодных одновременно пальцев. Он смотрел на меня, я смотрела на него. И сколько утекло мимо времени оставалось загадкой.

— Я должен вернуться в «Киберлайф» и освободить андроидов.

Сказанное обрушилось на голову, словно мощная волна ледяной речной воды. С моих губ послышался смешок, за ним второй, а за ним целая истеричная эпопея из смеха. Коннор щурил глаза и пытался понять столь странной реакции, я же старалась унять истерию.

— Ты что, серьезно?! Сначала «Иерихон», теперь «Киберлайф»! А что завтра? Пентагон?!

— Я должен это сделать, чтобы выиграть эту войну!

— Выиграть! — сделав один шаг вперед, я с мольбой впилась взглядом в глаза Коннора. Андроид не отпрянул, лишь с вызовом отвечал на мой взор. — Ты себя слышишь? Совсем недавно ты хотел эту войну остановить, а теперь выиграть!

— Разве у меня есть выбор? — на мгновение мне показалось, что мужской теплый голос дрогнул. Я не сводила с него глаз, старалась рассмотреть в этом лице ответы на все свои вопросы, но выходило из ряда вон плохо. Перспектива вновь рискнуть единственным оставшимся в моей жизни значимым существом ужасала, и внутренний трепетный жар превратился в холод страха. — Впервые я чувствую, что делаю все правильно.

Глубоко вздохнув, я спрятала лицо в ладонях. Внутри сознанию было абсолютно наплевать на себя, учитывая как много дел я натворила — конец будет один. Но бездумное желание этого дурака идти прямиком в лапы смерти начинало изрядно бесить. Тело пыталось унять внутреннюю дрожь, когда андроид, сменив грубый тон на более мягкий, подал голос:

— Ты говорила, что вдруг ощутила свою настоящую цель. Увидеть, как я выполняю свою задачу, — мягкий тембр отголосками отзывался внутри тела. В желудке начала образовываться засасывающая дыра, и вряд ли это был голод. — Я чувствую тоже самое. Я должен освободить андроидов, должен им помочь. Это не многое, что я могу сделать.

Вновь открыв лицо, я несколько раз кивнула головой в знак согласия. Да, мне было это знакомо. Чувство, когда осознаешь свое главное предназначение, когда ощущаешь, словно бы весь этот мир и вся эта жизнь вела меня к одному единственному дню, после которого будет лишь мрак. Может, это чувство и было упоительным, но далеко не самым перспективным в своем будущем.

Андроид не двигался с места. Он терзал меня взглядом, безмолвно умолял понять и отпустить его. В очередной раз я теряла кого-то очень близкого, и не могла ничего с этим поделать. Только молча наблюдать, как мир, за который ты совсем недавно боролся, летит в ту же бездну, в которой исчез последний проблеск верного друга.

— Тебя убьют. Ты же это понимаешь?

Коннор смолчал. За него ответил взгляд, переполненный смирения. В тишине собственного разума, я слышала, как бьется сердце. Оно требовало не отпускать его, сцепить вокруг пластмассового тела руки и держать до потери сил. Но разве можно было насильно держать того, кто стремился завершить главное дело всей своей жизни? В конце концов, именно Коннор позволил мне следовать за ним, оттягивая момент встречи с главой подразделения. Именно Коннор был причастен к тому, что случилось на палубе «Иерихона». Именно Коннор был причиной всех изменений в моей жизни.

— Я так понимаю, что проситься пойти с тобой не имеет смысла.

— Нет, — спокойно ответил андроид. Его грудная клетка резко опустилась, как будто бы в облегчении от моего бессловесного согласия с его намерениями. — Ты должна найти Хэнка. Он не откажет в укрытии.

— Какой в этом смысл? Они не оставят меня в покое, а вечно прятаться я не собираюсь.

— Но ты сможешь хотя бы переждать, пока все это не закончится.

Я согласно кивнула головой. В этом определенно был смысл для меня. Уходить на тот свет, гадая, выжил ли андроид или нет, будет очень сложно. А чего-чего, но точно не в терзаниях я хотела прощаться с жизнью.

На несколько секунд повисла тишина. Я молча смотрела на свои руки, стараясь подобрать слова для предстоящего разговора. Андроид не торопился отходить. Он так же молча смотрел в мою сторону, явно ощущая мою недосказанность. И когда избитый рассудок смог состряпать что-то наподобие извинений, я вновь подняла взгляд с грязных окровавленных рук на карие глаза Коннора.

— Я бы хотела попросить прощения. За то, что сказала там, в квартале, — каждое слово давалось мне с трудом. Коннор нахмурился, видимо, вспоминая разговор в темном заброшенном дворе, но окончательное просветление возникло только после того, как я смогла выразить все свои мысли. — Пусть вы и машины, но в вас есть гораздо больше, чем в кожаных ублюдках, типа меня.

— Почему ты говоришь это? — встревоженно отметил андроид. Его губы вновь приоткрылись, но на этот раз вопрос был задан, а не как обычно скрыт в механическом сознании. Глядя на них, я вдруг ощутила острую потребность узнать их на ощупь. Плоть под тесной тугой тканью желала вновь почувствовать искусственное тепло этого механизма, но любой такой контакт мог обречь меня на и без того сложное смирение с надвигающимся концом истории.

Оторвав взгляд от губ Коннора, я взглянула ему в глаза.

— Потому что не уверенна, что увижу тебя следующим утром.

Вернувшаяся тишина грузом сползла с потолков на плечи. Я смотрела на его руку, желала еще раз изучить ее на присутствие шероховатости бионической кожи и тепла, но вместо этого молча стояла, утопая в душевных терзаниях. Когда же глаза смогли оторвать взгляд от его руки, я вдруг поняла, что и он потерянно смотрит на ту ладонь, за которую меньше часа назад вел меня подальше от уходящего под воду корабля. Его брови были сдвинуты вместе, из-под края шапки выбивался желтый яркий цвет. Мне бы всего одну секунду, всего мгновение, чтобы вновь услышать биение его сердца, ощутить тепло внутри груди! Спрятаться под этой несуразной, широкой курткой, раствориться в покое и уюте его механического тела! Всего одно касание, и я вдруг решу податься в вечные бега, лишь бы не забывать это тепло на собственной ладони. Но вместо этого я стояла и отчитывала секунды до своего исчезновения из его жизни.

— Я была рада познакомиться, Коннор. И уже тем более рада идти с тобой до конца, — сказанные слова были такими легкими и дружелюбными, что даже я удивилась. Андроид, резко отцепив свой взгляд от моей руки, посмотрел мне в глаза. — Так что постарайся не помереть там.

Прежде, чем пройти мимо, я увидела, как Коннор попытался что-то сказать. Его губы открылись, но тут же были сомкнуты назад. Это было правильным решением, Коннор. Пожалуй, самым правильным решением за последние несколько часов.

Уже у входа я вдруг ощутила странную неприятную легкость на своей спине. Ноги рефлекторно остановились перед морозными ветрами улицы. Рука стащила пустую саю. Ее красные резные рисунки некогда вызывали восхищение и трепет, сейчас же — лишь обреченность и возвращающуюся тьму. Ножны были словно опустевшей колыбелью ушедшего из мира ребенка, ее шероховатая поверхность вызывала тошноту. Поколебавшись несколько секунд, я, не глядя, откинула ее в сторону. Гулкий металлический грохот эхом отразился от стен. У меня больше ничего не было.

Путь до Хэнка был не близким. Высокие темные здания скрывали меня от ветра и снега, но слишком длительное пребывание в стрессе существенно понизило мою выносливость. Тело вздрагивало от каждого ледяного порыва, казалось, даже волосы начинали коченеть.

Время от времени раздавался сигнальный шум полицейского патруля. Улицы были непривычно пусты. Большая часть города осталась без света, и только Луна пыталась освещать дорогу, периодически швыряя лучи сквозь пелену темных туч. Обхватив себя руками, я позволила ногам брести по дорогам и закоулкам на мышечной памяти, самой же при этом полностью погрузившись в себя. В голове перемешалось все: молчание катаны, полуоткрытые губы андроида, кровь на лице убитого солдата — каждая мысль была небрежно закинута в один мешок. Я даже не старалась их разбирать. Каждая из них поочередно всплывала в памяти, и на мгновение сердце, из-за которого и происходил весь этот сыр-бор, затянуло грусть и тоску по мертвому внутреннему солдату. С ним все было гораздо проще. Возможно, с ним было все гораздо лучше.

Развилки и здания менялись одно за другим. Ветер стаскивал спутанные тяжелые волосы с плеч, иногда агрессивно швырялся снегом. Практически на каждой освещенной дороге лежало как минимум одно расстрелянное тело какого-нибудь андроида, но былого желания защищать во мне уже не просыпалось. Я слепо следовала указаниям Коннора о поиске Хэнка, даже не старалась придумать что-то другое. Мне было абсолютно все равно.

В те нередкие моменты, когда впереди маячили стражники, я успевала вовремя свернуть с пути и обойти препятствие окольным путем. Каждый такой поворот увеличивал шансы замерзнуть насмерть, и это даже в какой-то момент показалось неплохой идеей. Но я просто шла дальше, едва переставляя ноги и оставляя шаркающие следы. Мне было больше не за что бороться. Катана обрела свою могилу в илистом дне реки, Коннор стремительно плыл в лапы корпорации, его создавшей. За плечами в очередной раз остались горсти порушенного мира, утрат и боли. Эта вселенная уже изрядно мне настачертела. Возможно, стоило бы даже решить эту проблему здесь и сейчас, просто уложив свое тело посреди дороги и позволив снегу замести мои следы. Но в голове крутились слова Коннора об укрытии, и это была та самая соломинка, что держала меня, утопающую в собственной тоске, на плаву.

Дом Хэнка был единственным, освещенным светом, на темной улице. Фонарные столбы работали исправно, но темнота сгущалась не на дороге. Тьма обустроилась в соседних домах. Люди в спешке собирали свои вещи и покидали штат, некоторые и вовсе бежали из страны. Все так боялись за собственные никчемные шкуры, что позволили себе бросить дома, хотя уж кто-кто, но я-то знала, как тяжело сделать подобное американскому жителю.

Дверь оказалась заперта. Подергав несколько раз ручку, я из последних сил сделала несколько тихих ударов в дверь. Тишина царила всего несколько секунд, и когда дверной замок щелкнул, я испытала нереальное облегчение.

— Ахренеть… — едва дверь отворилась, как Хэнк, ошарашенный моим внешним видом, на некоторое время забылся. Он стоял на пороге, изучая каждую деталь моей побитой и потасканной тушки, но дольше всего его взгляд держался на лице. Из-за открытой двери веяло теплом и светом, и мне очень хотелось спрятаться в нем как можно раньше. — Откуда ты?

Молчание было ему ответом. Заметив мою дрожь, лейтенант тут же отступил вглубь. Как ни странно, на нем все еще был надет рабочий костюм. Все та же черно-белая полосатая рубашка, те же широкие штаны. Казалось, что даже волосы были в том же положении, что и утром. Обхватив себя руками, я медленно прошла в гостиную. Телевизор, как обычно, вещал какие-то новости. Сумо в углу сонно приподнял голову и фыркнул в знак приветствия. Тело благодарно впитывало тепло комнаты, однако внутри органы все еще облизывали синие языки холода. Встав перед широким диваном, я с гулким стуком и не сгибаясь повалилась на него лицом вниз.

— Паршивый выдался денек, да? — донесся скрипучий голос Хэнка. Мужчина стоял надо мной, точно бывалый медик над очередным трупом на месте преступления. — Выглядишь дерьмово.

— Ощущаю себя точно так же.

Мышцы натянуто простонали, когда я попыталась сесть. Мягкий диван прогибался под моими ломанными движениями, на темной бежевой обивке местами оставались сгустки красной крови. Из головы совсем вылетело, в каком состоянии были мои руки. Не удивительно, что Хэнк, завидев запекшуюся красную жидкость, опешил у входа.

Постояв и промычав потерянное «Мдэ», Андерсон развалисто протопал в сторону кухни. Его шаги отзывались в голове неприятной пульсирующей болью. Все тело содрогалось от резкого перепада температур. Меньше часа назад я тащила свою продрогшую тушку через порывы ледяного ветра и снега, месила тяжелыми солдатскими ботинками местами пропитанный голубой кровью снег. А сейчас сидела здесь, в тепле и уюте. Но облегчения отчего-то не проступало. В глазах все еще стояла гладкая желто-черная рукоятка катаны, лезвие которой проникало в бойцовское тело. Из раны сочилась густая красная кровь, Крейг выплевывал жизненно важную жидкость, захлебывался в ней. Он умирал, и вместе с ним затухала вселенная.

Ступни протяжно ныли. Кое-как пересилив боль в остывших мышцах, я стащила тяжелые протекторы и попыталась согреть ноги пальцами. Выходило из ряда вон плохо. Появившийся из ниоткуда Сумо нервно тыкался своим огромным мокрым носом мне в левое бедро. Он обнюхивал пропитавшие пятна голубой и красной крови на комбинезоне, чихал и тормошил головой. Ему не нравился этот запах. Помедлив, собака грузно запрыгнула на диван и уложила свою голову на замерзшие ступни. Каждая клеточка кожи тут же воспряла духом от этого жаркого и мягкого соприкосновения, я даже на минуту ощутила себя счастливой. Это был очень важный момент. За последние несколько дней внутри поднимались самые разные чувства и эмоции, порой соединяясь в опасные взрывные коктейли, но было и то, чего я так и не смогла ощутить. Счастья. Спокойствия.

— Держи, — протягивающая белый бокал рука прямо перед носом нарушила эту минутную гармонию в голове. Я туманно приняла кружку и прильнула к горячему напитку. Во рту тут же растеклось теплое чувство от крепкого кофе, но было в нем что-то еще. Что-то терпкое и явно спиртное. Опьянеть я не боялась, но само наличие алкоголя в кофейном напитке было тревожным. Мало мне обморожения, я еще и сердце хотела в конец убить. — Пей, лучше станет.

Андерсон тяжело опустился в соседнее кресло, и я последовала его совету. Кофе обжигало подмерзшее горло, алкоголь растекался по жилам. Каждый последующий глоток приводил меня в чувства, как ни странно, ощущение тишины и пустоты в голове уже было не таким скорбным. Катана больше не звала меня из глубин съемного дома, а если и звала, то ее крик заглушала толщина холодной воды.

— Расскажешь, что произошло?

Дернув в сторону скрипучего голоса головой, я не осмелилась поднимать взгляд. Сумо кряхтел и елозил по моим ногам, больно цепляя образовавшиеся мозоли, но мелькающее в разуме чувство боли держало организм в тонусе. Когда кружка была наполовину пуста, я все же смогла оторвать себя от горячительного напитка. Сердце, подкармливаемое взрывной смесью кофе и алкоголя, ускоряло свой ход, и легкие с упоением впервые за долгое время начали глотать воздух. Обмерзшие клетки просыпались.

— Коннор вернулся в «Киберлайф», чтобы освободить андроидов.

— Вот как. Девиантнулся все-таки дружок… — Хэнк с пасмурным выражением лица откинулся на спинку кресла. Кончик его указательного пальца беззвучно стучал по мягкому подлокотнику, взгляд испещренных морщинами глаз внимательно изучал меня на наличие ответов. — А с тобой-то что случилось?

Вопрос на миллион, остро подшутил рассудок. Хэнк не совсем верно подметил, говоря о паршивости этого дня. Он был не паршивым, он был отвратительным. За столь короткий срок вся жизнь разломалась сразу в нескольких местах. Сначала Камски, потом Иерихон, теперь подразделение. Мертвый солдат покрывался красной пеленой тумана, но самым пугающим было даже не это. Молчание в голове заставляло мозг зудеть. Все семь лет внутри постоянно присутствовала катана, ментальная связь лишь крепла с каждым днем, а теперь я словно сижу здесь — обнаженная и униженная.

— Я убила пришедшего за мной солдата и потеряла катану, — обреченно констатировала я.

— Мать честная… и угораздило тебя.

На минуту в доме повисло молчание, нарушаемое трепом блондинки-ведущей из теленовостей. Она что-то говорила о пунктах сбора андроидов, о развернувшейся у одного из таких баррикад девиантов. Ее голос был тревожным и нагнетающим, и я тут же пожалела, что рядом нет Коннора с его умением выключать технику на расстоянии. Его вообще возможно больше никогда не будет. Андроида убьют, едва он ступит на территорию компании, и заменят на другого. Не факт, что они будут различаться внешне, но внутренне это будут совершенно две разные личности.

Стерев с глаз наступающие слезы, я с ухмылкой отметила для себя, как сильно изменилась эта галактика. Всего несколько сранных недель, и стены были порушены под основу. Я помню, как просыпалась в семь утра, как бездумно занималась сборами, как решительно сторонилась андроида, делала вид, что его не существует. Помню, как солдатский холодный рассудок воспринимал в штыки каждое его слово, как старательно я избегала взгляд темных глаз и уж тем более прикосновение протянутой руки. Пару дней назад я боялась его и ненавидела одновременно, даже пыталась дать ему умереть, лишь бы прекратить этот зуд в своей голове! Но сейчас это казалось таким далеким, как будто бы происходило в прошлой жизни. Всего один день, и галактика рассыпалась на части.

Блуждая в чертогах собственного сожаления и скорби, я и не заметила, как сильно изменился он. Бывалая уверенность в собственной стабильности, что пропитывала его насквозь в том заброшенном здании с расстрелянными девиантами-детьми, исчезла. На ее место пришла уверенность в собственном выборе. В красивых глубоких глазах мелькали звезды, он тащил меня как можно дальше от очередного кладбища, возведенного специально для моей прежней жизни. Он не оставил меня одну разбираться с теми солдатами, хотя мог и бросить, позволив встретить ту самую смерть, о которой я тогда мечтала. Чем бы он не руководствовался — правилами программы, гласящими «жизнь человека превыше всего» или же какими-то личными мотивами — но он остался! И это в большей степени изменило мое отношение к нему.

— Вас уволили? — мой внезапный вопрос после минуты молчания выдернул Хэнка из раздумий. Старик недоуменно ивопросительно хмыкнул. — После того, что случилось в участке.

— Нет, — Андерсон устало хлопнул по своим коленям и встал с кресла. — Фаулер, конечно, бывает идиотом, но не настолько, чтобы увольнять кого-то из-за разбитого федерального носа.

Фаулер вообще не был идиотом. Наблюдая за моими попытками скрыться из окна, капитан даже не постарался выдать меня правительству обратно, как негодный неисправный товар. Может, это было связано с пониманием нашего нежелания отдавать дело в руки федералов, а может, он все это время наблюдал за отношениями в нашей долбанутой троице. Тысяча «может», и ни одного «так и есть».

Андерсон брел к коридору. На его лице играла задумчивость и усталость, вокруг глаз расползались синяки. Только сейчас я заметила темный круг от гематомы на костяшках правой руки.

— Лейтенант, — приподнявшись с дивана, чем заставила Сумо прокряхтеть и подвинуться ближе, я окликнула Хэнка. Мужчина обернулся. — Можно задать вам вопрос?

— Ну, валяй.

— У вас было хоть раз ощущение, что вы делаете все неправильно? Что вся ваша работа на деле не стоит и гроша?

Старческие серые глаза Хэнка сощурились. Лейтенант выпрямился, отчего черные и белые полосы на рубашке зашевелились змеями в свете потолочной лампы.

— А с чего вдруг такой вопрос?

— Там, на «Иерихоне», — слова давались мне с трудом, но сознание срочно требовало хоть какого-либо ответа. Мне не хотелось ощущать себя свихнувшийся, и почему-то я была уверена, что именно Андерсон с высоты своего сложного восприятия этого мира сможет убедить меня в моем не одиночестве. — Люди уничтожали андроидов, словно мух. Стрелял им в спины, взрывали. У них даже не было возможности им ответить, они просто бежали прочь. Раньше мне было бы на это наплевать, но сейчас… я словно слышу это треклятое — «нечестно».

— Люди — это поганые и мерзкие существа, считающие себя владельцами вселенной, — грубо, но с пониманием произнес Хэнк. Его голос отозвался от стен, и я с облегчением ощутила себя и свои противоречивые мысли не такими паршивыми. — Но главное, что происходит не снаружи. А внутри. Мир сошел с ума…

Сказанное вдруг стерло наступившее минутное облегчение. Стыдливо спрятав взгляд, я опустилась обратно на диван. Мир и вправду сходит с ума. Вселенная сошлась на этом городке, на этой сраной войне. Я не хотела участвовать во всем этом. За мои семь лет мне не раз пришлось побывать в боевых действиях и стычках подобного масштаба, но тогда стекающая кровь по рукам была лишь жидкостью. Теперь же весь мир в ней захлебывался, и это приносило боль и разочарование. Переступая порог участка, я даже и не подумать не могла, в каком дерьме окажусь. Противостояние андроидов и людей, тусклый взгляд умирающих серых глаз девианта-домохозяйки, чувство трепета от ощущения тепла на своей ладони — все это стало таким чужим, что я на мгновение вновь захотела вернуться в свой ограниченный солдатскими рамками рассудок. Но вряд ли это было возможно. Впереди маячила только тьма.

— Внутри тебя же что-то происходит, да?

Хэнк понизил голос, и оттого я, совсем забыв о его присутствии, дернулась. Оставшаяся уже холодная жидкость в кружке грозно заплескалась о керамические стенки.

— Мне бы пережить эту ночь. Остальное не важно.

— Ты это чего, помирать здесь собралась? — Хэнк с сердитым видом упер кулаки в бока.

— Я убила своего. Разнесла к хренам аппараты диагностики. Меня не оставят просто так. А прятаться я не собираюсь.

— Самое тупое, что я слышал в своей жизни, — коротко и просто констатировал старик. — Сиди здесь. Придумаем чего-нибудь.

Не успела я возразить, как Хэнк, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, ушел куда-то в коридор. Его распушенные седые волосы колыхались концами от каждого движения. Лейтенант определенно был самым странным наставником за всю мою работу. Странным, но лучшим. Любой другой сдал бы меня обратно, словно негодный товар, как паршивец Рид. Но вместо этого он захотел спрятать меня подальше от лишних глаз.

Хэнк скрылся за одной из дверей, и через минуту дом наполнился звуки включенного душа. Плеск воды напоминал не самые приятные моменты за прошедший вечер, и я, отложив кружку, прижала ладони к ушам. Шум волн раскатывался изнутри, в голове снова и снова крутилось блестящее в свете прожектора острие Коннора-катаны. Белые гребни поглотили ее беззвучно, вырвав из груди кусок сердца. И сейчас последнее вновь начинало заходиться в тахикардии.

Я стремительно теряла все. Все! Даже когда от меня требовалось просто исполнять приказы и следовать указаниям, я смогла завалить и это! Потери за потерями оставляли за собой кровожадные следы на утопающем в чувствах сознании. Вся моя жизнь была пропитана кровью и страданием, каждый день был наполнен неверными решениями и муками. Потеря родителей, бабули, брата… и вот, едва вернувшись в полноценный чувственный мир, я умудрилась потерять еще и катану. И вот-вот потеряю андроида. В голове рисовались самые страшные картины. Стоящий на коленях Коннор, в голове которого зиял прострел с вытекающей голубой кровью. Или же распростертые на холодном кафельном полу руки, ознаменующие крылья попытавшейся упорхнуть из-под власти хозяина птицы. Именно в эту минуту он мог покинуть этот мир, и пусть даже на его место придет точно такой же внешне. Коннора в нем не будет. Будет только RK800, исполняющего приказы руководства.

Спрятав лицо в перепачканных ладонях, я попыталась унять дрожащее сердце. От кофе внутри не осталось и следа, и тело вновь содрогалось в беззвучной истерике. Жизнь сгорала прямо на глазах, и ее пепел уносило морозным ветром детройтских улиц. Представший проснувшемуся чувственному рассудку красивый город теперь вызывал только отвращение. Но самой страшной была тень подразделения, нависшая над вселенной внутри словно палач. В любую минуту оно могло ворваться в эти двери, вынести старого лейтенанта из дома и окрасить холодный паркет на кухне моими мозгами.

Вспомнив о подразделении, я вдруг потерянно ощупала свое ухо. После убийства солдата на меня должны были спустить всех адских гончих, что были в распоряжении руководства, но блок-наушник молчал, и я не была этому удивлена. Его вообще не было. Должно быть, выпал во время стычек на «Иерихоне».

Аккуратно вытащив согретые ноги из-под крупной головы храпящего сербернара, я, щурясь от боли, выползла с дивана. Единственное зеркало в комнате стояло у окна в углу, и ноги рефлекторно понесли меня к нему. Каждый шаг давался тяжким трудом. Мышцы затекли, кровь пульсировала в висках. По дому все еще растекался шум струящейся из душа воды, когда я, наконец, достигла своего отражения.

Темные спутанные волосы были измазаны засохшей кровью. Тириум давно высох, но пряди местами все же сохранили синий оттенок. Лицо было перепачкано так же, как и руки — на левой щеке запеклись красные сгустки. Комбинезон местами имел прорези, и я даже не помнила, как получила их. Но меня привлекло даже не это. На груди отсутствовала эмблема. Лишь разорванные торчащие нитки в месте, где когда-то красовались золотые звезды и пересеченные катаны.

Я посмотрела в свои глаза и ощутила пустоту. Во мне не осталось ничего, что могло бы хоть как-то цепляться за жизнь. Темные синяки от стресса и недосыпа, нездоровый блеск зеленой радужки. В расширенных от кофеина и алкоголя зрачках плескалось отчуждение и скорбь. Собственными руками я надела на эту вселенную черный траурный наряд, и была готова присоединиться к той материи, из которой и была создана моя душа. Руки ощущали прикосновение теплой кожи андроида, и сердце вдруг трепетно забилось в мольбе сохранить это чувство до последнего вздоха. Я была с ним согласна. Даже больше — глотая смятение и боль большими глотками, я нарочно вытаскивала в памяти каждую черту его облика. Карие, светлого шоколадного оттенка глаза; маленькая выбившаяся прядь, что так хотели ощутить пальцы; идеально очерченные скулы и та ухмылка, с которой андроид встретил нацелившееся на него оружие Гэвина-мать-его-Рида. Его диод практически всегда горел голубым светом, но сейчас в памяти остро переливался желтый оттенок. Даже пиджак с его фирменными знаками «Киберлайф», и этот серийный номер выпуска перестали быть такими мерзкими.

В голове звучало биение механического сердца, которое мне удалось услышать в темном, холодном подвале. Под его пиджаком было так жарко… жарко и безопасно. Я вспоминала его нерешительные движения по моей спине в попытке успокоить бешенную сердечную мышцу. Видела перед собой протянутые руки, чувствовала, как андроид настырно тянет меня за собой в темноту, уводит подальше от смерти. Его просторная зимняя куртка могла спрятать меня внутри, и я бы растворилась в этом тепле и предчувствии наступающей на пятки смерти. Глупо было на что-то рассчитывать. Мое будущее было предопределено еще в тот день, когда Хэнк послал меня к чертям собачьим у своего стола, отправив бороздить просторы разума детектива Рида. И даже если бы эти самые руки не уничтожили солдата, даже если бы у меня был выбор между жизнью и смертью, это ничего не изменило. Он был машиной. Я — человеком.

Дверной звонок прозвенел так резко, что я дернулась. Сумо на диване встревоженно приподнял голову, и его тревога передалась и мне. Прошло не меньше половины минуты, прежде чем в дверь постучали. Хэнк все еще плескался в ванной, и наверняка не собирался выходить еще несколько минут, а значит, бразды правления перешли в мои руки. Это мог быть кто угодно. Дэвид-девяносто-восемь, весь мокрый и держащий пистолет на уровне моего лба, или же иной какой-нибудь солдат. Цель пришедшего в любом случае была одна.

Совладав со своим сердцем, я медленно подошла к двери. Рассудок орал внутри головы, что было бы неплохо выскочить через окно в темноту ночных улиц, но я-то понимала, что бегать бесполезно. Меня найдут даже в другой стране, будь то Китай или Россия. Жизнь станет очередной скачкой в вечной погоне за возможностью прожить ее несколько минут. И потому я, собравшись с духом, отворила дверь.

Уличный морозный ветер больно обжег кожу. Волосы метнулись назад, глаза неприятно заслезились. Он прошел в коридор с удивительным спокойствием. Как только механическая рука заперла дверь — ветер стих, вернув тепло дома.

— Что ты здесь делаешь? — я смотрела на Коннора, и не могла осознать происходящего. Просторная куртка, под которую так хотелось спрятаться, сменилась на все тот же пиджак с номерными знаками и светящейся повязкой на правом плече. Он смотрел на меня с каким-то непривычным выражением спокойствия. Как ни странно, ни один сантиметр кожи не возжелал ощущать его присутствия рядом. Он источал неприятное, какое-то «заводское» чувство. — Ты же должен быть в «Киберлайф».

— У меня возникли проблемы, — карие глаза смотрели на меня так простодушно и холодно, что я вдруг ощутила животную неприязнь к этому существу. Он был похож на того, кто сейчас пытался вытащить этот мир из цепких лап человечества, но он им не был. — Мне нужен лейтенант Андерсон. Он ведь здесь, верно?

Внутри все холодело под взглядом бесчувственных темных глаз. В его зрачке переливались галактики и вселенные, которые усмехались надо мной с высоты своего полета. Сама того не понимая, я отодвинулась к стене, не сводя с безэмоционального RK800 враждебного взора. Он был мне противен. И что еще хуже — я его боялась.

— Где Коннор?

Андроид не ответил. Лишь изучал мое лицо вдоль и поперек.

— Я спрашиваю, где Коннор?!

— Не беспокойтесь, — все так же легко говорил андроид. — Все это скоро закончится.

Тревога переполнила края терпения, и я уже обернулась, чтобы вызвать Хэнка, как от удара в затылке перед глазами рассыпались тысячи искр. Тьма поглотила мир, ввергнув мое тело в невесомость. Мозг успел сообразить только одну мысль об одном единственном создании, но и она была предательски холодной, как этот паркет на моей щеке. Закрывая глаза, я видела, как вокруг кружат вспышки алого и синего цвета. Гостиная расплывалась, точно потревоженная гладь изумрудно чистой воды. Каждая секунда выжимала во мне силы, пока тьма окончательно не поглотила разум.

Молча осматривая с грохотом упавшее тело солдата, андроид с дельной простотой убрал пистолет обратно за джинсы. Удар пришелся точно в затылок, а значит, даже хваленные регенеративные способности Энтони не смогут вернуть ее к жизни как минимум еще несколько часов. RK800 смотрел на распластавшееся тело в перепачканном комбинезоне и задавался вопросом: что именно могло в этом несуразном, склонном к внутренним конфликтам и дефектном человеке вызвать отклонения в предыдущем прототипе? В ней не было ничего, что вообще могло бы хоть как-то цеплять взгляд, чего уж говорить о вызове девиантного поведения у такой модели, как он. Возможно, ответ крылся в изначальной нестабильности модели его типа, но это все было неважным.

Подняв девушку на руки, андроид спешно прошел к двери, ведущей в кладовку. Шум плескающейся воды в ванной исчез, и RK800 впопыхах свалил безвольное тело на холодную лестницу за дверью. Лежащая на диване собака урчала и кряхтела, ее взгляд наблюдал за каждым движением андроида. Псина была крупной, но слишком глупой, чтобы сообразить происходящее. RK800, заперев дверь и поправив свои рукава, обернулся в сторону ванной. Хэнк показался в ту же минуту.

========== Эпизод X. Истина ==========

Комментарий к Эпизод X. Истина

Хотела бы сказать спасибо человеку, который болел рассказом, как и я. Dasha_Sur, Твои рисунки нереальные, и они же добавили в мой мозг еще больше вдохновения и фантазий!

Это финал. но каков он… и будет ли финалом в моей голове… (Hard Face Reality - Justin Bieber)

Так получилось, что история продолжает жить за рамками происходящего в Детройте. ведь жизнь продолжается, несмотря на те или иные события, не так ли?

Если вы хотите видеть продолжение - поставьте в комменте (+).

Если считаете, что все хорошее должно рано или поздно кончаться - ставьте (-)

Я рассказала вам то, что так долго сидело в душе… уж сильно близко я воспринимаю все эти миры.

Заранее спасибо за ваши отклики и ваши оповещения об опечатках!)) У меня не было лучших читателей, и никогда не будет!)

Все во имя свободы!

Просторный холл склада «Киберлайф» был очень холодным и серым. Звук выстрела рикошетил от стен и вернулся обратно к источнику. Хэнк на секунду почувствовал, как заложило уши, но опустил пистолет только тогда, когда убедился в отключении RK800. Это было не сложно: андроид безжизненно распластался на кафельном ледяном полу, раскинув руки в стороны. Из простреленного четко посередине лба сочилась синяя жижа. Хэнк усмехнулся удивительному сходству вытекающей густой массы с человеческими мозгами.

— За время работы с тобой я кое-что узнал, — Хэнк, не сводя взгляда с тела на полу, усмехнулся. Охватившая совсем недавно тревожность отпустила Коннора только сейчас и, отвернувшись от своего мертвого клона, андроид нахмурено посмотрел на напарника. Все-таки это было так странно: бояться смерти. — Может, в этом правда что-то есть… может, вы и вправду живые?

Уголки губ Андерсона вздернулись в дружеской полуулыбке, и этого не смогли скрыть даже густая седая борода с усами. Только сейчас Коннор окончательно осознал ту самую реакцию старого лейтенанта на простреленную ногу мальчишки-андроида. Конечно, он догадывался о причинах и ранее, но именно здесь вместе со звуком выстрела свалилось ясное понимание всего происходящего за эти немногочисленные дни.

— Ну чего стоишь? — Хэнк «по-пригласительному» указал пистолетом в сторону стоящей тысячной толпы «неживых» душ. — Иди, делай то, зачем пришел.

Коннор по привычке поправил рукава на пиджаке, и не спеша подошел к находившемуся рядом андроиду. Машины все время стояли неподвижно, не выказывая признаков жизни. Их белая одинаковая форма обезличивала их по особенному оскорбительно, словно бы пожизненный ярлык на теле прокаженного человека. Голубое сияние тысячи диодов переливалось единоциклично, и Коннор, на мгновение остановившись рядом с темноволосым собратом, вдруг задался вопросом: а будет ли он избавляться от этого отличительного знака?

Андроид, почувствовав скорую передачу данных, развернулся и рефлекторно поднял руку. Коннор торопился. Ему хотелось завершить начатое как можно скорее. Именно эта секунда была для него решающей, финальной. Ведь именно она подводила к концу задачу его жизни, после которой в перспективах стоял лишь мрак неизвестности. Именно эта секунда решала судьбу этого мира. Секунда, которая могла завершить то самое противостояние внутри, что ощущал Коннор. И самое важное – помочь определить место многих в этой вселенной.

Начав передачу данных, от которых у андроида загорелся желтый диод, Коннор совсем ненадолго потерял цепь своих действий. В голову закралась еще одна маленькая и посторонняя на данный момент, но не для жизни мысль. Он завершает свое дело здесь и сейчас, но незавершенным осталось еще кое-что. Именно это и будет его следующей ступенью.

Пульсирующая боль в голове заставила издать протяжный, но едва различимый стон. Мышцы затвердели от совершенно невообразимой позы, в которой им пришлось пробыть, кажется, не один день. В горле пересохло, и я поспешно откашлялась. Открыть глаза было очень тяжело. Веки наливались свинцом, расплывшаяся туш от соленых слез склеила ресницы. Казалось, словно кто-то шутки ради залепил глаза клеем, и теперь этот кто-то сидит рядом и снимает все на камеру, чтобы отправить в единую сеть и прославиться большим количеством просмотров.

Подняв руки, я едва смогла найти кистями свое лицо. В сознании по-прежнему плыло от боли, и каждое движение было настолько дискоординировано, что абсолютно все мышцы действовали скорее на рефлексах, чем на нейронных приказах мозга. В конце концов, пальцы смогли стереть с ресниц комочки туши, и я смогла разлепить веки. Лучше от этого не стало.

Темнота. Густая, давящая, тяжелая. Я слышала, как резко дернулось сердце, как страх вновь начал накапливаться внутри желудка по крупицам, и совершенно не могла понять, где я и что здесь делаю. В голову лезли самые разные мысли. Я могла стать слепой, и потому застрять в вечном мраке, или же все еще находиться там, на Иерихоне, вырубленная живым Крейгом и оставленная в запертом утопающем трюме. Я могла быть мертвой… и находиться в самом страшном для себя аду — в одиночестве. Каждая такая идея цеплялась за кусок сознания и вырывала его с корнями, заставляя думать обо всех предположениях сразу. Рассудок отказывался анализировать ситуацию, и я с ужасом ощутила, как вновь ввергаюсь в панику.

В темноте, совсем рядом раздался тихий скрежет. Прислушавшись, я узнала в нем нечто, похожее на торопливое царапание по деревянной поверхности. Кто-то скребся об пол, старался выкопать яму, и этот звук больно отдавался во всем теле, вызывая своры раздраженных мурашек. Попытки успокоиться с помощью уговоров мозга не помогали, и потому я нерешительно постаралась вспомнить произошедшее накануне. Мозг, в свою очередь, лениво соглашался вытаскивать участки памяти.

Помню шум. Тяжелые звуки выстрелов, пробивающихся ко мне словно из-за пелены тумана, и едкий запах сырости, жженого пластика и пороха. Кто-то постоянно бежал, крики разносились сквозь железные стены, и я неслась по коридорам в поисках чего-то. В поисках Коннора.

Мы были на Иерихоне! Ощутив прилив сил от нахлынувшей памяти, я резко постаралась сесть. Идея было плохой изначально: в темноте расплылись разноцветные салюты и искры, и я вновь опустилась на нагретую под собственным телом поверхность. Пол скрипнул протяжным древесным звуком. Скрежет в темноте на секунду стих, после чего возобновился с еще большей силой и нетерпеливостью. Звук заставлял приходящую в себя голову работать быстрее, и воспоминания начали всплывать одна за другой. Мне оставалось лишь успевать ловить их и унимать собственное взволнованное дыхание.

Помню кровь на руках. Красная жидкость спускалась по голубой коже, ставшей после попытки спасения одного из сотен андроидов с серыми глазами. Помню ледяной ветер и горсти снега, отбрасываемые свежим речным воздухом распущенные волосы и блеск золотой эмблемы перед глазами. Я слышу, как безумные волны забирают в свои объятия верную подругу, слышу ее прощальный шепот в собственной голове.

Легкие на несколько минут вдруг выровняли свою работу. Уставившись в темноту, туда, где должен быть потолок, я вслушивалась в голос блестящего лезвия. Комка в горле не было, как и не было слез. Каждая клетка молчала в траурной минуте, утопая в нехватке этого требовательного и всегда находящегося рядом инструмента. Зуда больше не было. Было лишь молчание и тьма в той части души, где основательно укоренилась Коннор-катана.

Словно нити паутины, за шепотом катаны последовал и другой, настойчивый голос. Он требовал меня прийти в себя, буквально умолял успокоиться и перестать избивать полуживого Крейга на бетонном полу палубы. Кровь пропитывала красный снег, в воздухе стоял хрип умирающего человека, но я помню лишь ярость и кровавую пелену перед глазами. За ним отчетливо пробивался хрустящий снег под тяжелыми ботинками, и теплые пальцы на кисти. Он держал меня, уводил как можно дальше, не давал затормозить ни на минуту, не смотря на наше совместное порабощенное состояние.

Шаг за шагом, я пробивалась к истинной причине своего появления во мраке. Все внутри кричало о том, что следовало бы это делать быстрее, но на одну минуту я вдруг позволила себе углубиться в память сильнее. Он стоял там. В темноте. Отчужденный, подавленный. Его диод горел желтым цветом под плотной шапкой, он старался справиться со своим новым статусом, как когда-то я старалась свыкнуться с разрушением очередной, построенной кровью и потом, жизни. В его темных глазах плескались обреченность и страх, когда нам вновь пришлось заговорить в холодной и разрушенной церкви. Только сейчас я вдруг осознала, что слышала, как билось его механическое сердце в те мгновения. Возможно, это была лишь иллюзия, вызванная стрессовым состоянием и потребностью вновь ощутить тепло единственного важного создания на всей планете, но мне хотелось верить в истинность этого звука.

Я помню, как он смотрел на меня. Его умоляющие и в то же время уверенные глаза просили о понимании. Ощущение напряжения не спадало с меня весь разговор, но чувство трепета от его взгляда и голоса почему-то внезапно превратилось в страх и обреченность. Его взгляд нескрыто цеплялся за мою руку, которая покоилась в его ладони весь наш совместный путь. Пальцы до сих пор ощущали уют прикосновения, которого я так долго избегала. Раз за разом андроид предлагал мне свою руку в знак помощи или же приглашения на танец, и я лишь отказывалась от него, старательно лелея солдата внутри. Он был так близко… его имитация дыхания была по непривычному прерывиста и тяжела, он был взволнован. Я могла просто предложить ему сбежать, покинуть обломки былого мира, но охвативший меня стресс и стойкое нежелание вновь впутываться в эту чувственную вселенную готовили меня к иному исходу. К тому же, было что-то еще, что не давало просить его об этом.

Почувствовав разъедающую мысль о намерениях, с которыми Коннор подошел ко мне в церкви, я, совершенно забыв о боли, резко села. В глазах поплыли круги, но я всячески старалась разогнать их, тупо мотая головой. Он отправился в «Киберлайф» — единственное место, где его жизнь наверняка имела только один исход. И я его отпустила! Даже больше — попросила не помереть.

— Дура… — бессознательно выругался собственный охрипший голос. — Господи, какая же я дура!

Скрежет усилился. Кто-то отчаянно пытался рыть, царапать, и к этому звуку прибавился деревянный скрип ударяемой поверхности и ходящих назад-вперед железных петель. Я отчаянно хваталась за каждое воспоминание, пыталась найти в них ответ, но вместо этого все больше корила себя и приходила к выводу о своей неадекватности. Как я могла отпустить его туда?! За своими дурацкими принципами выполнения поставленной задачи я позволила Коннору постучаться в дверь смерти, и, что самое худшее: возможно, привела эту смерть за ручку к старому лейтенанту в дом! Я помню отчетливо, как на пороге появился «Коннор», от которого на деле была лишь оболочка. Это был совершенно чужой андроид, и его цель была ясна, как светлый летний день. Тупая боль, последовавшая после встречи с RK800, словно в подтверждение моих мыслей вновь ощутилась на затылке. Теперь было не трудно догадаться, что со мной произошло. Гораздо тяжелее можно было прийти к выводу, куда именно этот ублюдок запихнул мое тело и что стало с Хэнком.

Скребущийся звук по паркету не останавливался. Дверные петли (а это были именно они) ходили ходуном, но теперь к ним прибавилось еще что-то – тяжелое дыхание и сопение. Местами даже кряхтение. Кое-как осилив боль в голове, я медленно встала на колени и начала шарить в воздухе протянутой рукой. Вернувшийся страх сковывал каждое движение, богатое воображение рисовало любые возможные варианты исхода: вот сейчас меня схватит какой-нибудь монстр и утащит дальше во тьму. Или еще хуже: темнота расступиться перед внезапным лучом света и прямо надо мной будет стоять Дэвид-девяносто-восемь, и одним махом своей сине-черной катаны, словно мойра, обрубит последние минуты жизни.

На мгновение рука отдернулась назад.

— Трусиха, — раздраженно я упрекнула собственный страх. Даже сейчас, стоя на коленях и испытывая неподдельный испуг, я не жалела о том, что выбрала именно этот путь. Все вело меня к нему. На нем же мои дни и закончатся.

Рука вновь потянулась вперед. В какое-то мгновение этот процесс показался вечным, но вскоре пальцы нащупали холодную поверхность тонкой металлической ручки. Слегка нажав на нее, я резко оттолкнула дверь.

Яркий свет наполнил комнату. Едва придя в себя от ослепления и новой волны боли в голове, я осмотрелась. Это был узкий подвал. Я пролежала на холодной поверхности в сантиметре от лестницы, и если бы в бессознании мозгу вдруг вздумалось проверить дееспособность мышц и конечностей — могла бы полететь вниз и умереть со сломанной шеей.

Дверь отворилась не сразу. Яркий свет проникал в проем, но этого хватило, чтобы на секунду ослепнуть. Только со второй попытки мне удалось оттолкнуть дверь на полную. Из-за стены тут же высунулась огромная лохматая морда, хозяин которой так настырно пытался попасть ко мне в подвал.

— Сумо…

Послышав свое имя, пес грузным шагом направился ко мне. Он тыкался своим холодным, мокрым носом в лицо, облизывал поднятые на уровень груди руки, старался потереться об меня своей шерстью. Его хвост вяло вилял в стороны, и только когда я на корячках выползла в коридор — пес отступил на пару шагов назад.

— Хэнк! — голос был хриплым и посаженным, но я старалась быть как можно громче. Рассудок не питал надежд к тому, чтобы обнаружить ничего не подозревающего Андерсона дома. Было бы забавно увидеть ситуацию со стороны: Андерсон, медленно посасывая пиво из бутылки, сидит за собственным столом в домашних шортах и грязной футболке, пока я, избитая и дискоординированая, вываливаюсь из его же подвала. То было бы зрелище. — Лейтенант!

Дом был пуст. Телевизор вещал какие-то новости, потолочные лампы издавали мерное гудение. Я слышала, как кровь бьется об стенки сосудов в мозгу, но не могла расслышать ничего вокруг. Только бряканье телеведущей и кряхтение крупной собаки.

Пес, словно бы почуяв мою мысль, принялся вылизывать мое лицо. Его шершавый, влажный язык старался попасть в нос, губы, даже глаза, но я всячески старалась отогнать Сумо руками. Собака не сдавалась. Она скулила, обходила слепо протянутые ладони и предпринимала попытки с самых неожиданных сторон.

— Фу, Сумо! Уйди уже от меня! — в конце концов, пес отстал от меня, и я, приходя в себя, села и прислонилась спиной к холодной стене коридора. Собака смотрела на меня самыми искренними и сонными глазами, в ее спешно переставляющихся с места на место лапах ощущалось нетерпение. — От тебя и вправду толку нет. Хозяина из-под носа увели!

Сумо, одарив меня чихом и фырканьем, поплелся прочь. С моих губ сошел тяжелый смешок. Порушенные установки внутри раньше всегда четко отделяли личностные черты, которыми был полон каждый человек. Ведь в понимании подразделения солдатом может быть только высоко-воспитанный, тактичный и сдержанный человек. Увы, вступая в ряды солдат, я не была такой. Буйный, но рассудительный нрав был полностью передан мне от отца, а вместе с ним — жестокое чувство юмора и острый язык, из-за которого матери приходилось постоянно краснеть на людях от стыда. Но если пару недель назад я могла лишь язвительно сострить в исключительном случае, то сейчас внутренних ограничений не было, и губы желали высказать все то, что не могли произнести семь лет. Я даже знаю, с какой фразой покину этот бренный мир.

— Нахер это дерьмо, — сквозь улыбку, закрыв глаза, прошептала я самой себе. Эта фраза, пожалуй, сопровождала меня последние несколько дней, но высказанной она была только сегодня. Отчего-то я вдруг почувствовала себя счастливой. И это чувство неприятно перемешивалось с ощущением тревоги и отчаяния. Голос, набрав оборот, едва ли не прокричал на весь дом. — Нахер это дерьмо!

Мышцы протестовали каждому моему указанию. Спина категорически отказывалась отлепляться от нагретой стены, но я все же смогла пересилить собственное бессилие и встать на ноги. Катаны за спиной больше не было. Оружие весило достаточно, чтобы заставить почувствовать легкость от непривычного отсутствия тяжести, но вместо этого я ощущала совершенно противоположное — скованность и фантомные боли. Как будто бы отрезали конечность, и теперь она нещадно зудит.

У меня не было четкого плана. Я даже не была способна сгенерировать хоть что-то, схожее на намерения. Но внутренний голос отчетливо давал приказы о необходимости действовать, и я старательно искала подсказки в гостиной. Куртка, как и обувь Хэнка, отсутствовала — он шел добровольно, а значит, ничего не заподозрил. Окна и двери были закрыты, машины во дворе не виднелось. Они могли поехать только в одно место, и, возможно, именно я им это место и подсказала. Один вопрос о причине местонахождения Коннора здесь, а не на территории «Киберлайф» говорил сам за себя. Я сама дала ему указания, куда идти. Возможно, он и сам знал без моих подсказок.

Утопая в нарастающей безысходности, я уселась на диван и скрыла лицо в ладонях. «Киберлайф» был для меня закрыт. Пусть память и вела меня по улицам и закоулкам в поисках заброшки и дома Андерсона, но на территории компании я была лишь раз, и этот раз был наполнен стрессом. Мне было не до осмотров улиц, и уж тем более не до запоминания дороги, так как рядом сидел подросток-андроид с простреленной мною ногой. Реакция Хэнка ввела меня, уже тогда стремительно несущуюся в лапы «пробуждающегося» мозга, в ступор, и все, о чем могла только думать — это негодования наставника относительно исполненного приказа. У меня не было шансов найти «Киберлайф». У меня не было шансов убедиться в безопасности Коннора и Андерсона. У меня не было шансов ни на что. Лишь терпеливо ждать на пороге дома двух вещей: смерти, облаченной в черный комбинезон с золотыми перекрещенными катанами, или андроида в фирменном пиджаке компании «Киберлайф».

Телевизор был не выключен, и теперь на экране белокурая телеведущая сменилась на темнокожего репортера, ведущего съемки с воздуха. Он говорил о развернувшемся митингующем блокпосте рядом с одним из утилизирующих центров, говорил о переговорах между девиантами и ФБР, которые могли вот-вот начаться. Раздвинув пальцы веером, я безучастно взглянула на экран. Через несколько минут ноги несли меня по заснеженной улице.

Морозный ветер подкидывал в лицо снег, словно бы мне опухшего от боли мозга было мало для ясности виденья. Жесткие от засохшей крови куски ткани на комбинезоне больно царапали кожу. Вновь надетые на уставшие ступни ботинки с тяжелой подошвой ощущались по огромному цементному мешку на каждой ноге, но я бежала настолько быстро, насколько это было возможно. В голове шумело от мыслей, и как я скучала по самой обычной для меня тишине, что раньше царствовала в мозгах. Но ощутить спокойствие я еще успею. Сейчас перед глазами стоял блокпост девиантов, среди которых стоял Маркус. Его подолы плаща развевались так же яростно и боеготовно, как их электронный флаг в защиту арестованных андроидов. Камера оператора была направлена ровно на его персону, стоявшую во главе всего этого ополчения. Андроиды, что остались в живых после событий на корабле «Иерихон», были немногочисленны. Кто-то наверняка остался в церкви, кто-то — исчез, подавшись в бега. Но это было для меня не главное. Все, что было наиболее значимым в этом репортаже — это знакомые улицы центра города, по которым нам так часто приходилось ездить с Хэнком и Коннором. Я не знала, где «Киберлайф», но знала, где установлен пятый утилизирующий пункт. И уж точно не собиралась сидеть на диване в гостиной, гадая, кто первый переступит порог.

Слабость в мышцах пропала через десять минут бега. Сердце на адреналине несло кровь по венам, обогащая каждую клетку кислородом и высвобождая углекислый газ. Волосы перед выходом были наспех причесаны собственными пальцами, но эффекта это не дало. Они вновь спутались, ловя снежинки, словно в сети. Каждый шаг подгонял мое встревоженное, но уверенное в своих действиях сердце. Неизвестно, что стало с Коннором и Андерсоном, чем закончилась вся эта идея с «Киберлайф», но единственным местом, где я имела хоть какую-то возможность найти ответы — это блокпост Маркуса. Эта мысль грела душу. На языке вертелись множество сердитых проклятий, большинство из которых были направлены на андроида, вдруг возжелавшего наглым образом ограбить своего создателя под покровом ночи. Но среди них были и те, что адресовались мне самой. Это ж надо было додуматься: впасть в депрессию и позволить пластмассовому болвану пойти в одиночку на такой рискованный шаг!

Ругая себя за свою тугоумность, я оббегала пустынные улицы, погрязшие в ночь. Ни единая душа не появлялись в поле зрения, не говоря уже о машинах и прочих признаках жизни. Город стал призраком всего за одни сутки, которые решали тысячи судеб. Было странно осознавать, что от той самой минуты в доме Камски, когда внутри исчезли последние установки подразделения, меня отделяли какие-то двенадцать часов. Казалось, что прошла вечность… только утром город был полон спешащих людей, разъезжающих машин и энергией, но теперь он вымер так же быстро, как и то, что жило во мне семь лет. Детройт перестал мне нравиться. И главным образом из-за возможной смерти очередного близкого для меня создания.

Воспрянутые на адреналине силы начали затухать. Бежать через мороз и снег, побывав в бессознании не меньше часа, было очень сложно. Желудок, ощущая эту мысль, недовольно урчал, нагнетая состояние. Но ноги несли меня вперед, даже не пытаясь поддаваться мозгу в его желании остановиться и передохнуть несколько минут. Каждое мгновение было важно, ведь вся эта история близилась к финалу, и я не могла его пропустить! Не говоря уже о том, чтобы узнать о судьбе Коннора — андроида, ворвавшегося в мою жизнь и прорвавшего все ограничения, заставив чувства хлынуть с новой силой, словно ток реки через рухнувшую плотину.

Прошли не меньше двадцати минут, прежде чем впереди начали появляться фонари. В их свете на землю аккуратно спускались хлопья белого снега, дороги блестели идеальной белизной. Некоторые машины были перевернуты, некоторые стояли поперек дороги, перегораживая путь оставленной боевой технике местных властей. Блокпост наверняка был полон журналистами и репортерами, ни один канал не мог пропустить переломное за последние десятилетия событие в жизни. Маркус хоть и был радикальным в своих стремлениях добыть свободу, все же был мудрым: он не открывал конфликтов, действовал максимально мирно, и, что важнее, не убивал людей. Вся его политика была направлена на желание вызвать общественность к переговорам, и журналисты были именно тем средством, через которые успешно действовал лидер. Это грело надежды. Вряд ли правительство станет уничтожать мирный митинг на глазах у всей страны.

Пронесясь мимо очередного потухшего небоскреба, я вдруг услышала нечто постороннее и громкое. Шум ветра в ушах перекрывали множественные голоса. Было так сложно распознать, что именно творилось в этом громком шуме: крики боли и страданий или же ликование и чувство победы. Любой вариант был страшен. Боль могла принадлежать андроидам, а радость — людям. Могло быть и наоборот, но отчего-то мне казалось все иначе.

Силы в конец исчерпались. Ощутив головокружение, я резко упала на колени. Суставы больно отозвались от встречи с твердой поверхности дороги, но слой снега успел смягчить удар. Во рту вновь ощущался противный железный вкус крови — легкие лопали свои мелкие сосуды, заставляя жидкость подниматься в горло. Капилляры заживали в одно мгновение, но те секунды, что кислород не поставлялся в ткани, а кровь заполоняла бронхиальные ячейки легких, могли стать летальными. Теперь нельзя было спешить.

Выплюнув красные сгустки крови, я едва встала на дрожащие ноги. Снег постепенно утихомирился, и ветер перестал шуметь в ушах от небывалой скорости бега. Теперь голоса можно было разобрать. И среди них был тот самый жесткий, но мудрый голос девианта.

Толстый протектор ботинок шаркал по заснеженной улице, оставляя длинные следы. Внутри не было ничего, кроме целеустремленности и желания видеть все своими глазами. Метр за метром давался мне крайне тяжело, но я шла вперед, изредка падая на колени и вновь вставая на ноги. Только сейчас тело начало ощущать холод, руки начинали обмерзать. Я слишком длительное время испытывала свой организм на устойчивость, и стресс от произошедшего только снижал выносливость. Упав в очередной раз на колено, я вдруг поняла, что не смогу дойти. Мне не хотелось спать, не хотелось ложиться и лежать, но в то же время и не хотелось двигаться. Я просто не дойду. Не смогу.

Острый укол совести промелькнул где-то в тишине сознания, и я вновь почувствовала себя слабой и униженной. Стою здесь, посреди дороги, словно какой-то маленький ребенок и не могу пройти драные несколько метров. Чтобы сейчас на это сказал голос Коннора-катаны? Наверняка бы не больно, но ощутимо ударила кожаной рукояткой по голове и упрекнула в слабости.

Горечь мысли об ушедшей подруге волной опустилась на и без того уставшие плечи. Беззвучно охнув, я подняла голову и посмотрела перед собой. Заснеженные улицы, крики тысячи людей или андроидов, пустынные дома. Я стояла посреди этого города, но ощущала себя центром вселенной. Миллионы звезд и планет смотрели на меня с небывалым сарказмом, насмехались, освещали мой путь своим светом, словно дразня меня и мою слабость. Это было уже слишком. Может, солдат внутри и погиб в неравной схватке с чувствами и прекрасным обликом андроида, но становиться жалкой я точно не собиралась.

Мышцы протяжно натянулись, когда я, оттолкнувшись от холодного снега руками, заставила ноги поднять меня. От былой прямой осанки не осталось ни следа. Возможно, я помру прямо здесь и сейчас, испытывая свой организм на стойкость, и не придется дожидаться металлического холода оружия «первичника» на виске. Это было неплохим вариантом. Но вряд ли меня можно было так просто убить.

Каждый шаг отдавался болью. Я кашляла и выплевывала кровь на белый снег, оставляя за собой многочисленные следы, по которым меня мог найти любой волк, как раненного зайца. Приближаясь к блокпосту, с каждым сантиметром я слышала все больше и больше голосов, и когда очередной дом был обогнут — все мышцы застыли, словно вкопанные.

Их было много. Больше, чем на «Иерихоне». Я стояла за их спинами, осматривала белые пластмассовые головы, покрывающие дороги и площадку точно снег. Где-то впереди маячили и те, что еще имели свой человеческий, предписанный программой, облик. Тысячи были одеты в белые униформы «Киберлайф». Завидев свеже-выпущенных андроидов, я ощутила, как улыбка растягивает губы. Их присутствие здесь означало только одно — Коннор справился.

Вспомнив вызывающее трепет имя, я забегала глазами по толпе. Их было много, и все они находились достаточно далеко. Рассмотреть в такой массе всего одного андроида было невозможно, особенно учитывая мой рост. Но когда взгляд скользнул на что-то вещающем Маркусе, я вдруг ощутила умиротворение внутри. Боль и напряжение в мышцах утихли разом. Организм готовился отправиться в последний путь.

Коннор стоял на возвышении вместе с несколькими девиантами. Трое, а может, четверо мало мне знакомых андроидов находились позади лидера, ликующе осматривая толпу собратьев. Коннор был крайним. На его груди больше не было галстука, но серый пиджак все еще светился привычными знаками «Киберлайф». Его подолы слепо хлопали за спиной в такт редким порывам ветра, и темная прядь волос вяло колыхалась на правом виске, заставляя меня желать только одного — убрать ее обратно в причёску, почувствовав жесткость, а может, мягкость волос на собственных пальцах. Все его черты лица приводили меня в несказанный восторг и, в то же время, умиротворение. На губах Коннора даже сквозь снежную стену я могла разглядеть благоговейную улыбку. Он осматривал свои труды, и явно был ими доволен. Он жил. Он чувствовал.

Время текло медленно. Крики андроидов и монолог Маркуса меркли в тишине моего рассудка, пока я стояла и смотрела на остро выделяющегося андроида в этой толпе. Моя цель была достигнута так же, как и его. Мне больше не зачто было бороться. Пусть девиант вызывал во мне столь противоречивые чувства, заставляя меня бороться с самой собой все эти последние недели, но все же он был машиной. Машиной, выполнившей свою задачу, пусть и не с самым ожидаемым финалом.

— Серия один-три-ноль-девять.

В который раз за эту ночь я слышала эту фразу за спиной, менялся лишь только голос. Ветер, уносящий слова далеко назад, не позволял мне расслышать интонацию и тон человека, определив кому тот принадлежит, но мне вполне хватало того, что именно скрывалось в этом вызове. Они нашли меня. Они точно знали, где я появлюсь, и потому ждали все это время здесь, рядом с тем, за кем я шла, не оборачиваясь. Их могло быть больше двух, а мог быть и один. Это было неважным. Важным было то, что я не собиралась больше бежать.

Закрыв глаза, я с удивлением осознала, как легко было принимать мысль о скорой кончине. Буквально несколько часов назад я рвалась в бой, лишь бы выиграть еще несколько минут, но сейчас, видя стоявшего на верхушке тернистого пути Коннора, мне вдруг стало легко и беззаботно. Вселенная, которая только что кидала на меня унизительные взгляды, вдруг уважительно замолкла. Я была готова к последствиям сразу после того, как попала в объятия андроида в холодном подвале. Но ощущать горечь от очередной потери не намеревалась.

Ноги едва передвигались, когда я развернулась на сто восемьдесят градусов. Их было трое. На груди красовались золотые эмблемы, которая наверняка будет высечена на моем надгробье. Дэвид стоял слева, буравя меня отчужденными глазами. Его комбинезон был сухим, из-за плеча торчала сине-черная рукоятка. Еще один, крайний справа, был мне не знаком. Новенький, возможно, тысяча-триста-двадцать-три. Последние пару десятков набора я знала мало, так как все больше находилась в разъездах и заданиях, но этот парень был мне смутно знаком. Низкий, но широкий в плечах, застрявший в возрасте восемнадцати лет парень. Его серые, светлые глаза были до боли похожи на те, что смотрели на меня сквозь призму смерти в темной каюте. Овальное лицо не обрамлял ни единый намек на щетину. Вряд ли она будет расти в следующие несколько десятков лет. Как ни странно, его катана резко отличалась от других, что ранее приходилось видеть. Она имела деревянную, полностью красную рукоятку с развевающемся на ветру красным лоскутом тканевой ленты. Возможно, он относился к своей подруге слишком верно, раз осмелился нацепить на нее тряпку.

Каждая деталь в этих солдатах цепляла мое затухающее от бессилия внимание, но больше всего в этом мире меня держал тот, что стоял посередине. Синие, пронзительные глаза смотрели на меня с особой строгостью, которую я не ощущала на себе уже половины года. Светлые волосы едва колыхались от ветра, за широким плечом любопытно выглядывала красно-черная кожаная рукоятка катаны. Мужчина был не меньше двух метров, и оттого его гордая солдатская осанка визуально прибавляла еще как минимум десять сантиметров. Парень справа смотрелся рядом с ним ребенком, даже не смотря на его широкие плечи. Испещренная рубцами левая сторона лица смотрелась угрожающе, но я не могла отвести взгляда от красной эмблемы на груди его черного плотного комбинезона. Это был Трент-двести-шесть. Наставник, учитель, что сделал меня такой, какая я есть. Именно на его примере Коннор в участке слушал пояснения относительно вторичных операций и деструктивного решения людей идти на смерть ради возможного шанса вернуться в ряды бойцов. Трент изучал мое лицо взглядом, наблюдал, как весь спектр «запрещенных» эмоций блуждает в моих глазах. Ветер резко сменил направление, и растрепанные волосы ненадолго заслонили мне обзор. Я вдруг почувствовала себя в опасности. Былое умиротворение резко исчезло, но теперь мне не было чем себя защитить, даже если бы я и хотела это сделать. Катана покоилась где-то в глубинах реки Детройта, и вряд ли когда-нибудь увидит белый свет.

— Трент?.. какого хрена ты…

— Мы получили четкие указания привести тебя живой, — мужчина проигнорировал мои слова, перебив меня громким басовитым голосом. От каждого его слова, старательно перекрикивающего голоса андроидов и шум ветра, рукоятка близнеца Коннора-катаны вздрагивала. — Не усугубляй положение! Я не хочу применять к тебе оружие!

Его грубый голос, сквозивший бесчувственностью и уверенностью, уничтожил во мне всякое желание выяснить, откуда солдат вообще здесь взялся. Я вдруг ощутила злость от всего этого. Сознание так долго готовилось к смерти, я шла к этому с самого «Иерихона», а вместо этого мне предлагают заткнуться и пойти следом. Выпрямив уставшую и занывшую спину, я гордо подняла свой подбородок. Голосовые связки напряглись так сильно, что, казалось, мой голос мог заглушить эти крики ликующей толпы. На деле слова слышали только те, кто стоял в десяти метрах.

— Зачем все это? Вся эта официальная мишура? Так сложно приставить мне дуло в висок и выстрелить?!

— У меня есть четкие указания. Ты же знаешь, — Трент смягчил свой голос, однако в нем я слышала столько же притворства, сколько в голосе Коннора, стоявшего в доме Камски и заикающе твердящего фразу «Я не девиант». — Я обязан выполнить задачу. Идем с нами. Все это скоро закончится.

Еще одна фраза, заставившая меня ощутить де-жавю. Именно эти слова произнес RK800, ворвавшийся в дом так же резко, как и исчез впоследствии из него. Затылок по-прежнему ныл от тупой боли. Устало вздохнув, я повернула голову в сторону Коннора. В его руках очутилось оружие, которое тут же было отправлено обратно за спину. На лице андроида промелькнула суровость, брови вдруг сдвинулись вместе. Он больше не был рад. И в то же время не был огорчен.

— Анна, это машина, — Дэвид, что не желал подавать голос, вдруг сочувственно бросил мне эти жестокие слова.— Ты строишь иллюзии.

Одно лишь слово заставило меня вновь ощутить приступ горечи и обиды внутри, едкого предательства, которое было построено исключительно на моих собственных додумках. Здесь, в эту секунду, перед порогом смерти, я вдруг осознала, как сильно принижала достоинства Коннора. Его совершенство нельзя было описать словами, нельзя было прочувствовать всю его идеальность, даже дотронувшись до этой механической плоти, до грубой ткани пиджака или теплой, шершавой щеки. Как и тогда, в первый раз замерев перед зеркалом и вспоминая наблюдательные карие глаза в отражении клинка, я с упоением для себя приняла одну мысль.

Он по-прежнему был прекрасен. Он больше меня не пугал.

Отвернувшись от Коннора, я закрыла глаза и сглотнула мокрый комок в горле. Возможно, это были последние секунды, когда я могла видеть его, пусть и не так близко, как хотелось. Рука до сих пор внутри хранила тепло его механических пальцев, а сердце, стоило только вспомнить биение искусственного органа под пластиком и белой мокрой от слез рубашкой, подстраивало свой ритм. Солдаты смотрели на меня, совершенно не скрывая своего безразличия. И это было еще унизительней, чем те несчастные пару метров до цели.

Едва передвигая ноги, я подошла к солдатам. Дэвид аккуратно, но жестко (все еще помнит холод ледяной воды) завел мои руки за спину. Щелкнул замок. Холодная сталь наручников обжигала уже давно замерзшую кожу. Никто из них не сказал ни слова насчет пропавшей катаны, лишь опустошили обе кобуры, оставив меня без какого-либо оружия. Но что в нем был за толк, подумалось мне, если я собираюсь покорно идти за вами в могилу.

Черный фургон был крупным, и, наверное, единственной машиной на этой улице на ходу. Поездка была на удивление легкой. Злости и чувства опасности не было, тишину разрушал только тихий гул двигателя и редкие удары металлических инструментов в ящике для ремонта. Мои руки были сцеплены за спиной на уровне поясницы, и это мешало сесть по удобнее: железные кольца впивались в позвоночник, не давая расслабиться. Единственным источником света во мраке была маленькая открытая створка на стене, отделяющей салон от передних сидений.

Новенький, имя которого покрывала тайна, сидел напротив в привычной солдатской манере. Я смотрела на его идеальную осанку, на безучастный наблюдательный взгляд, на уложенные руки поверх колен, что аккуратно держали катану с необычной деревянной рукояткой, и ощущала зудящее отвращение. Его тело было словно слеплено из механизмов и проводков, обтянутых кожей и тугой черной тканью. Слишком механичный, слишком «идеальный». Неужели и я так раньше выглядела?.. смотрится пугающе. Не удивительно, что практически все наставники и иные люди не из подразделения обходили меня стороной.

Поездка заняла не меньше получаса. Точно определять каждую минуту не получалось, глаза начинали наливаться усталостью, в голове плыло от недосыпа и боли в затылке. Все клетки стонали от разительных температурных различий морозной снежной улицы и теплого, но темного фургона. Солдаты могли переносить жуткие морозы, что я доказывала на собственном примере уже несколько дней. Но все же никто из бойцов не любил лишний раз морозить кости на холоде, если есть возможность спокойно существовать в тепле. Поэтому фургон был таким уютным, что уносил меня как можно дальше в плен морфея.

Куда меня везли? Почему не убили на месте? Все эти вопросы вяло копошились в остывающем, находящемся в вечном стрессе, мозге, но открывать рот я не осмелилась — вряд ли кто-то из коллег ответит, а терять лишние силы на такие бессмысленные вещи было просто до раздражения расточительным.

Темнота вокруг сгущалась. Веки едва двигались, я всячески уговаривала голову поработать еще немного ради нашего общего финала. Уйти из этого мира, даже не попрощавшись с ним, будет крайне грустно.

Через некоторое время фургон плавно остановился. Я слышала, как за тонкой металлической стенкой завывает ветер, кожа инстинктивно ощущала на себе покалывания от тающего под теплом снега. Новенький вдруг встал со своего места и уже начинал открывать двери, но меня это интересовало в меньшей степени. Тепло настолько сильно разморило мое сознание, что я слепо двигала головой к источникам звука. И когда в темноте под закрытыми веками прозвучало настойчивое «Трентовское»:

— Вставай, — я тут же разлепила глаза и, покачиваясь, выползла из фургона.

Это был отель. Высокая, величественная многоэтажка с горящими единичными окнами на самых верхних этажах и с красными крупными буквами над стеклянным входом. Глянс-отель. Само появление перед взором столь шикарного места вызвало внутри ощущение неправильности. Что-то в этом было не то, что-то постороннее. Мозг требовал сна и покоя, но я, хмурясь, осматривала теплое светлое помещение.

В гостиничном холле никого не было. Лишь одна единственная девушка со светлыми, собранными в пучок, волосами, малинового цвета помада которой до тоски в сердце не сочеталась с опухшими от слез глазами. Девушка на ресепшне старательно пыталась выдавить улыбку, однако все ее лицо было скрыто под маской страха. Ей не нравился этот город, ей не нравился вид волочащей ноги солдата в наручниках и в поврежденной черной униформе. Мне же было абсолютно все равно, куда и зачем меня ведут.

Просторный красный лифт с зеркалами двигался мучительно медленно. Дэвид и Трент стояли позади меня, и их высокий рост не давал увидеть в зеркале хоть кусочек собственного отражения. Коротколапый новенький же расположился впереди, перед створками лифта. Никто из них не смотрел в мою сторону, напротив: каждый излучал такую стойкость и безразличие, словно бы они не везли ставшего врагом компании солдата-убийцу, измазанную в крови и в наручниках. Мне не хотелось поднимать взгляд и пытаться встретить чьи-то глаза. Я лишь старалась не уснуть, прислонившись к прохладной стене и потерянно изучая красную эмблему на груди Трента-двести-шесть. Того самого Трента, что последние полгода прожил отшельником в королевских лесах Дин в Великобритании. Трента, который не желал жить среди боли и страха, но и не мог решиться поставить подпись в договоре о вторичной операции из-за страха смерти.

Как только лифт остановился, я едва ли не первая выпорхнула наружу, не желая вновь лицезреть перед собой эти треклятые катаны и звезды. Еще больше бесила мелодия, отражающаяся от металлических и зеркальных стен лифта: меня, возможно, везли на каторгу, но этот звук оборачивал все в нелепую сцену из дешевого комедийного фильма.

Мужчины сопровождали меня вплоть до двери какого-то гостиничного номера. Уже внутри Дэвид не так жестко снял наручники, и я рефлекторно почесала затекшие запястья. За спиной щелкнул дверной замок. В комнате остались лишь я и новенький.

Комната была приятной, яркой, несмотря на ночь за окном и темные бордовые стены. В дальнем конце стояла двуспальная постель. Ее блестящие шелка и мягкие подушки едва ли не воспевали ко мне ангельскими голосами, но я не решалась к ней подходить. Ноги терпеливо исполняли приказ мозга о бездействии, и я вновь огляделась вокруг сонными глазами. Зашторенные окна, черный диван и черный журнальный столик, широкая изогнутая плазма на стене, многочисленные картины. Нахмурившись, я сделала один шаг в сторону ближайшей стены. Крупное белое полотно было изрисовано красными и голубыми пятнами, заполняющими своим космическим танцем картину. Цвета соприкасались, смешивались в нечто новое, так похожее на моем маленьком испачканном человеческой и механической кровью кресле. Усмешка скатилась с моих губ. До чего иронично…

— Я убила солдата, а вы привели меня в люксовый номер отеля? — саркастично обратилась я к тишине.— У вас, кажется, логика сломалась.

Новенький стоял у двери, не шелохнувшись. Его руки были сцеплены за спиной, красная рукоятка катаны любопытно выглядывала из-за плеча. Тонкая красная полоска едва колыхалась под мелкими инерционными покачиваниями мужчины из-за биения сердца. Он смотрел на меня пронзительным, холодным взглядом, гордо приподняв подбородок. Его золотые звезды на груди раздражали своим идеальным блеском. Мозг воспринимал эти блики с тошнотой — слишком сильно организм был вымотан за несколько последних дней. Но я все еще стояла на месте, источая потоки сарказма и покрываясь моральными шипами негативизма.

— Каков твой серийный номер?

— Тысяча триста сорок три, — нарочито растянуто произнес парень.

Надо же. Промахнулась на парочку десятков.

— И как тебя зовут?

Солдат несколько раз поиграл жвалами, старательно решая, отвечать на вопрос или нет. С каждой секундой его молчания мой взгляд становился все более хищным, я даже сама не замечала, как начинала щуриться и наклонять голову, глядя на коллегу исподлобья. Изнуренная и запаренная кожа стонала под черной тугой тканью, участки с засохшими пятнами крови неприятно терлись о тело. Мне так хотелось поскорее сбросить с себя этот комбинезон, погрузится в забытье сновидений или смерти, но вся эта ситуация вызывала во мне слишком много подозрений. И потому я стояла напротив картины, не сводя глаз с сослуживца.

— Энтони, — помедлив, парень переминулся с ноги на ноги и дополнил. — Меня зовут Энтони.

Растянув губы в улыбке, я обреченно отвернулась. Энтони. Ну конечно. Видимо, этой вселенной было мало подбросить мне перед финалом истории душераздирающую картину.

— Ну и почему я здесь?

— У руководства на тебя свои планы.

— Как мило… ты так и будешь стоять здесь столбом, Энтони? — сделав акцент на имени парня, произнесла я.

— Мне дали четкие указания проследить, чтобы ты дожила до утра, — его голос был таким мальчишеским, словно бы он только вчера выпустился из школы. Но взгляд серых, знакомых мне, глаз и жестокая интонация отнюдь не вызывала желания потрепать мальчишку по щечкам. — Но я запросто могу всадить в тебя несколько пуль. Умереть не умрешь, но мучиться будешь долго.

— Ой, сколько агрессии. Навела я шороху в вашем змеином логове, да?

Ситуация начала забавлять. Истеричная улыбка не сползала с моего лица, и я, полностью повернувшись к коллеге, расстегнула комбинезон до пояса. Белая, покрытая пятнами голубой и красной крови, майка броско кидалась в глаза, что я поспешила отметить на лице Энтони. Он нахмурено оглядел мой видок, тут же вернув свой взгляд на мое лицо.

— Вместо того чтобы попусту сотрясать воздух своими оскорблениями, лучше бы подумала, что ты скажешь первому.

Равнодушный, но наглый вид коллеги вызывал во мне бурю раздражения. Отупевший от усталости мозг, однако, тут же спроецировал наиболее оптимальный ответ в духе Хэнка Андерсона.

— Можешь идти нахер со своими советами, терминатор сраный.

О, как долго же я терпела и жила в своих ограничениях! Семь лет послушания, верной работы, солдатского воспитания не позволяли показать этому миру истинные акульи зубы, которые мне так любезно передал отец, но встреча с Андерсоном, чья личность так роднится с личностью усопшего родителя одним лишь стилем выражений, положила началу выхода из внутреннего сундука всего того дерьма, что накопилось. Я кинула на ошарашенного Энтони взгляд и отвернулась в поисках ванной комнаты. Если этот парень приставлен ко мне для обеспечения безопасности — охрана для убийцы, какая прелесть — то до утра я запросто могла отоспаться.

— Откуда ты набралась этого дерьма? — в спину мне воскликнул новенький солдат.

«С Хэнком поведешься, и не такого наберешься», подумалось мне.

Закрыв за собой дверь в просторную белую ванную, я с тоской стащила с ног ботинки. Шум пущенной из душа воды заполонил светлые стены. Комната была не меньше, чем гостиная в моем съемном доме. Декорированная золотой краской белая ванная, стоящая на ножках, сделанных под имитацию кошачьих лапок. Белые халаты и полотенца, баночки с гигиеническими веществами, протянувшееся от пола до потолка чистое зеркало. Это и вправду был роскошный номер. Но его богатства меня не интересовали. Я молча стояла и потерянно осматривала свое отражение.

Солдат был больше, чем прав, хоть никто в этих стенах и не просил его советов. Руководство не отдало приказ о моей ликвидации, напротив: оно приказало взять меня живой, без применения насилия и обеспечить безопасность до самого утра. Энтони ясно сказал «Первый». Одно только слово вызвало во мне неподдельный страх и волнение. Если первый решил провести беседу и самостоятельно узнать о подробностях моего «пробуждения», то это означало лишь одно — мне предстояло вынести не один час психологических издевательств от идеального специалиста своего дела.

Протерев руками глаза, я стерла выступающие слезы. Перспектива испытать перед отбытием из мира все самые жуткие моменты, связывающие меня с этим городом, не радовала. Было бы проще получить пулю в лоб, вдоволь насладившись обликом андроида на расстоянии нескольких сотен метров. Я саркастично усмехнулась стоявшей напротив замученной девушке. Насладившись… о чем я вообще говорю? Разве этим можно насладиться?

Горячие пары окутали комнату. Белые стены и зеркало покрылось испариной, и я постепенно начала стаскивать с себя грязный комбинезон. Мышцы спины больно отзывались на манипуляции рук, и, уже сняв правый рукав, я вдруг остановилась. Даже сквозь капельки влаги на зеркале я видела, как в зеленых глазах плескалось отчаяние. Кожа покрывалась мурашками, но вызваны они были отнюдь не жаром. Они были вызванными воспоминаниями. Больше недели назад мне уже приходилось снимать с себя испорченную экипировку. Тогда из правого сустава рекой текла кровь, перед глазами плыли звезды. Каждое движение отдавалось адским пламенем, но прикосновения механических рук успокаивали боль, вызывая иное чувство. Чувство трепета и восторга. Коннор аккуратно стаскивал плотную ткань сантиметр за сантиметром, бережно держал мои руки, старался не причинять боли. Как странно… тогда мне казалось, что я умираю от кровопотери, но сейчас тело помнит только тепло бионической кожи и холод скрытого под ней пластика.

Все было так просто… я ненавидела его, сторонилась каждого движения андроида, старалась не замечать изменений в себе. Мир внутри делился пополам, и одна часть его просила ощущать на себе эти прикосновения каждый день, а другая — затаптывала все чувства своими тяжелыми кирзачами. Я так рьяно пыталась бороться с ним. Отказывала принимать помощь, когда его теплая рука была протянута рядом с машиной, грозилась покалечить при единственном прикосновении к катане, даже отвернулась в тот момент, когда могла почувствовать его ближе, как никогда — в баре «Сентропе», под звуки раздираемой сердце музыки. Он смотрел на меня с сожалением и обидой, конечно, он всячески это скрывал, даже обманывал самого себя. Но самое худшее было то, что раньше мое поведением казалось правильным. Сейчас же я сожалела о каждом предоставленным мне судьбой шансе ощутить плотность фирменного пиджака и услышать биение механического сердца.

Прийти в себя оказалось сложно. Комбинезон снимался под сдавливаемый рев, что пытался вырваться из груди, но показывать свои слезы подразделению, и уж тем более самой себе после всего случившегося было святотатством. Мышцы под горячим душем двигались рефлекторно. Не помню даже, как вышла из ванной. Помню только белый мягкий халат на уставшем теле, как приятно охладило кожу поверхность постельного шелка, как где-то вдалеке щелкнул выключатель, и в комнате погас свет. Сон ждать долго не пришлось. Темнота заволокла мир в ту же минуту, что голова коснулась подушки.

Я слышала, как бьется сердце. Чернота окружений резала глаз, но я не смотрела перед собой в ставшую мне привычной за семь лет тьму. Яркий луч света спадал откуда-то сверху, как в ту ночь, когда в центре этого единственного источника тепла стоял он. В голове полный мрак. Тишина. Пустота. Мои руки вяло спускались вдоль тела, кисти касались шершавой черной поверхности пола. Я не думала ни о чем, лишь сидела посреди этого яркого участка на озябших коленях. Сгустки тьмы вокруг переливались и сжимались, казалось, стоит протянуть руку и можно ощутить ее физически. Но мне не хотелось экспериментировать. Мне вообще ничего не хотелось.

Что будет там, по ту сторону света? Я никогда не задавалась себе вопросом о жизни после смерти, даже несмотря на то, что все мои близкие уже канули в лету. Раньше смерть была так далека, пробитые ноги и руки не могли приблизить меня к переломному часу, но теперь я буквально слышала, как она дышит в затылок, буравит меня своими пустыми костлявыми глазницами. Она готова была меня забрать, а я готова была идти следом. Но что там, впереди? Ад? Чистилище? Пустота? Чем бы оно ни было, оно наверняка было похоже на это место: такое же мрачное, одинокое и тоскливое.

Громкость биения сердца вдруг начала увеличиваться. Стук становился все отчетливее и отчетливее, казалось, он словно доносится отовсюду. Только через секунду я осознала, что это были не цикличные удары сердечной мышцы. Это были звуки мужских каблуков.

Андроид встал напротив меня по ту сторону круга света. Он выплыл из темноты, как призрак, и теперь мрачные языки и сгустки местами облизывали его тело. Через мгновение Коннор опустился на колени. Карие, удивительные глаза не спускали с меня наблюдательного взгляда.

Он был таким же прекрасным, как и в первый день нашей встречи. Темные, зачесанные волосы с выбитой вперед прядью, искрящиеся карие глаза, за которыми скрывались оптические линзы, маленькие родинки на скулах, резкие очерченные умелым художником скулы. От него исходило невероятное тепло и уют, которое не смогло скрыть даже этот мерзкий фирменный пиджак с серийными номерами «Киберлайф». Яркая голубая повязка на правом плече переливалась в такт голубому диоду, идеальная белая ткань скрипела от вздымания грудной клетки. Я осматривала каждую его клеточку, каждый сантиметр, бесцеремонно блуждала обреченным взором по механическому телу, отмечала каждую деталь этого совершенного состояния. Все вызывало во мне благоговение: мелкие поры на коже лица, механически сложенные кисти рук на коленях, узор черных обтягивающих джинс и матовый отблеск кожаного галстука.

Он был всего лишь моим воображением. Плодом фантазий, что сообразил мозг для моего последнего путешествия. Возможно, только этот «прототип» Коннора будет сопровождать меня в смертный час, возможно, именно он будет всплывать перед моим взором во время встречи с руководством. И я была готова принять его, как спутника в момент своего прощания.

Рука решительно потянулась к мужчине. Пальцы чувствовали легкую небритость на его теплой щеке. Я даже ощущала приятный аромат мужского парфюма, который так тщательно воспроизводило сознание в попытке успокоить мою истерзанное сердце. Андроид не источал запахов в реальности, по крайней мере, бившись в истерике в подвале я не запомнила подобных деталей. Но мозг был напуган моим пассивным состоянием. Видимо, по его мнению, мне стоило выражать хоть какие-либо эмоции, включая истерику и панику, чем вот так просто сидеть посреди собственных снов в темноте и ждать конца.

— Мне так страшно, — слова непроизвольно сорвались с губ, и я услышала, как собственный голос дрожит. Коннор едва повернул головой в сторону моей руки, заставив ладонь полностью прижаться к его щеке. Его брови опустились, в глазах блеснуло сожаление. — Не знала, что на деле это будет так тяжело.

Время утекало безвозвратно. В этом мире часы превращались в минуты, и я четко осознавала, что в любой момент могу проснуться. Андроид позволял исследовать пальцами свою кожу, время от времени поворачивая голову и подставляя новые участки левой стороны. Он был немного похож на котенка. Маленького и серого, удрученно выпрашиваемого ласки у хозяйки.

Прижав ладонь к лицу Коннора как можно плотнее, я медленно провела большим пальцем по мужским губам. Мягкие, холодные. Даже они были полны человечности: рецепторы на пальце ощущали мельчайшие шероховатости и трещинки. Неделю назад их вид вызывал во мне страх и дискомфорт, теперь — трепет и желание касаться до конца своих дней. Их-то как раз осталось немного…

— Я ведь все делаю правильно? — я закусила губу, ощущая, как к горлу подступает отчаяние. — Не хочу скрываться, вечно прятаться по углам, но почему-то все мои решения сейчас мне кажутся жуткой ошибкой. Скажи, пожалуйста. Я все делаю правильно?

Андроид застыл. Он смотрел на меня, слегка нахмурившись. Черный галстук колыхался над слегка наклонившейся грудью, подолы пиджака спускались по бокам. В каждой его детали я читала скорбь и сожаление, однако молчание затягивалось. По-видимому, даже мозг не мог ответить на этот вопрос.

— Ты всегда торопишься, — вдруг произнес Коннор. Его голос был тверд, как камень, и в то же время мягок, как осенний ранний ветер. — И забываешь осмотреться вокруг.

В этих словах не было смысла. Может, раньше я и вправду торопилась жить, бежала от проблем с помощью треклятого подразделения, а позже скрывалась от истины в попытках сохранить солдата внутри, но сейчас в них не было смысла! Сделанное было сделанным. И последствия должны были настигнуть меня в любой день жизни.

Оторвав руку от щеки андроида, я встревоженно окинула его взглядом.

— Я не понимаю.

— Ты должна очнуться, — все так же уверенно произносил андроид.

— Коннор, что ты…

— Очнись!

Душный воздух наполнил мои легкие, когда я, вдруг ощутив пронзительный голос реальности в голове, резко села на кровать. Комнату уже озарили лучи света, пробивающиеся сквозь шторы. Все тело трясло от напряжения, кровь отчаянно пыталась в спешке разнести кислород по тканям и органам. Воздух со свистом и стонами входил и выходил из меня, когда я, пошатываясь под напором легких, осмотрелась. Та же комната. Тот же отель. Приставленного коллеги не было, и стены хранили тишину, однако в голове моей все еще стоял настойчивый голос Коннора. Он просил очнуться, даже не просил, а требовал. И я очнулась! Но то ли он имел в виду?

Стерев пот со лба, я с гулким звуком опустилась обратно на подушку. В желудке урчало от голода, но потрясенное сознание успешно отодвигало потребность в еде на последний план. Оно было встревоженно этим странным сном и этой странной жизнью.

— Гребаные андроиды, — тихо прошептали губы, в такт которым словно в подтверждение сложенная в кулак рука отчаянно шлепнула по соседней подушке.

Дверь в комнату отворилась. Вновь усевшись на кровать, я сгребла со своего тела взмокшее от пота одеяло и откинула его в сторону. Белый ворсистый теплый халат был влажным, словно я лежала не под одеялом, а под метровыми матрасами. Ночью в момент появления в номере не было так жарко. Должно быть, атмосфера накалялась вокруг меня во время сна, как температура в стоявшей под жарким солнцем закрытой машине. Вымытые волосы вновь взмокли. Я тщательно старалась стереть со своих глаз признаки сна, но удавалось крайне неудачно. Дэвид смотрел на все эти действия безучастным взглядом, и, когда я наконец завершила свою работу, бросил всего одно слово:

— Собирайся.

Дважды просить не пришлось. Солдат не был способен на эмоции, но его жесткий, уже не желавший успокаивать меня, как на «Иерихоне», тон в одном слове уместил буквально все инструкции: «надевай свой чертов комбинезон, вставай у чертовой стены и цепляй эти чертовы наручники».

Выбираться из постели было гораздо проще, чем вновь надевать грязный, потасканный комбез. Ткань была грубой и неприятный, запах крови стоял тяжелой завесой, но это точно было не самое неприятное в это утро. Чувство страха покинуло меня сразу после того, как я встала у бордовой стены и занесла руки за спину. Холодный металл на запястьях издал щелчок. Бояться было уже нечего. Ничего нельзя было избежать.

— Как грубо, — ехидно отозвалась я, когда Дэвид проверил наручники на прочность. — Разве так обращаются с леди?

— Леди руки в крови не купают, — отрешенно произнес мужчина.

— Я слышала, что кровь девственниц омолаживает кожу.

Обернувшись, я с милой улыбкой одарила потерянного коллегу невинным взглядом. Ох, даже сейчас, перед лицом смерти все дерьмо старательно лезло наружу. Дурацкий папин нрав с его дурацкими привычками заставлять весь мир краснеть от стыда…

Отель был пуст в прямом смысле слова. Двери номеров были открыты настежь, свет горел лишь в тех коридорах, по которым мы блуждали. Весь персонал наверняка давно покинул город, оставив после себя только пустующие комнаты и парочку людей из административного отдела. Девушка на ресепшне наверняка не питала желания оставаться в этом городе хоть еще один день, особенно после случившегося прошлой ночью бунта в центре, однако если руководство подразделения обосновалось здесь, значит, оставшимся сотрудникам предложили неплохую оплату за свои труды.

Звук наших шагов поглощался темным бордовым ковролином. Выспавшись, теперь я могла оценить по достоинству красоту отеля. Он и впрямь был роскошным, и наверняка самым дорогим в городе. Резные деревянные стены ручной работы, множество декоративных живых пальм, яркое освещение в тех местах, где оно вообще было. Бархат на полу был идеально чистым, ни единой соринки. Даже представить сложно, сколько уходит сил у уборщиц на то, чтобы стоять на корячках и собирать мусор.

Дэвид шагал впереди. Его рука предусмотрительно лежала на кобуре с черным ПБ, пока мужчина вел меня по коридорам и лестницам. Эта деталь показалась мне смешной. Что творилось в его голове, если он решил, что я могу бросить в драку, предварительно отдавшись во власть подразделения самовольно? Возможно, он все еще хранил внутри себя холод зимней бушующей реки, возможно, слишком сильное впечатление произвело убитое мною тело солдата на «Иерихоне». Это все было неважно. Я шла молча, глядя только под свои ноги. Тугой комбинезон неприятно сдавливал тело, шуршал от каждого шага. Я вдруг захотела оказаться дома. Не в том съемном коттедже на опустевшей улице, а в своем родительском, богатом доме… внутри все тосковало, съедало болью и печалью. Мне казалось, что где-то рядом шагает незримый путник, чей голос до сих пор шептал в голове слово «Очнись». Интересно… вспомнит ли он обо мне через несколько лет?

Прошли не меньше нескольких минут прежде, чем мы пришли к какой-то двери. Солдат, бросив на меня предупреждающий взгляд, открыл дверь и кивком головы указал внутрь. Я неуверенно делала шаги, углубляясь в темную, едва ли не погруженную во тьму комнату. За окном давно занимался день, яркие лучи освобожденного от снежных облаков солнца должны были озарить здешние стены, но отчего-то этого не происходило. Только когда вошедший, придерживающий за поясницей саю своей катаны правой рукой, Дэвид молчаливо, но требовательно указал взглядом на стул, я вдруг полностью осознала значимость происходящего. Это была комната для допросов. На деле обычный крупный номер, в котором принципиально занавесили окна, отодвинули кровать и диван, и поставили в центр круглый стол со стоявшими друг напротив друга стульями. Высокая напольная лампа, единственный источник света стоял рядом со всеми этими приблудами будущего разговора, и что-то подсказывало, что этот светильник должен был стоять у постели.

Опустившись на ближайший стул, я откинулась на спинку. Первый прекрасно управлял всеми психологическими приемами, он знал, как и когда нужно надавить на больную точку, затронуть слабое место, какие условия нужно создать для продуктивного результата. Темнота в комнате была наведена неспроста. Погруженные во мрак стены давили, я ощущала, как внутри нарастает дискомфорт и тревога. Длинные волосы, спутанные ото сна, изредка лезли в рот, но разум был слишком взбудоражен, чтобы ощущать такие мелочи. Дэвид, проследив за относительностью моего стабильного состояния, молча вышел из комнаты. Я осталась одна, копаясь в собственных мыслях и страхах.

Сознание полностью понимало и принимало причину созданной угнетенной атмосферы. Весь этот мрак и едва освещаемый стол с двумя стулья предназначалось для того, чтобы я ощущала себя подавленно и видела только лишь своего собеседника. Оставив меня здесь одну, руководством нарочно нагоняло тоску и отчаяние в мою душу, лишь бы получить от меня заветную информацию относительно причин неадекватного поведения и всех деталей убийства Крейга. Даже то, что мне дали отоспаться перед беседой говорит о том, что первый попытается втереться в доверие. Мол, мы не убили тебя сразу, привели тебя в тепло и безопасность, так что будь добра — пойди на встречу. Все это было таким глупым. Ведь я и не собиралась ничего скрывать. От этого не было никакого смысла.

Секунды переливались в минуты. Внутренний дискомфорт заставлял меня отсчитывать каждую из них, слушать внутреннее тиканье секундной стрелки и вспоминать о тех мгновениях жизни, которые и не были такими плохими. Поступление в военный колледж и радость в глазах отца… впервые протянутая ручонка младшего брата, такого маленького и светлого в руках еще живой матери. День, когда весь мир канул в пелену отчуждения и бесчувственности, заставив меня забыть о боли. День, когда Коннор протянул руку под звуки вызывающей слезы мелодии. И ночь, на протяжении которой он тащил меня сквозь снег и страдания подальше от кричащей диким криком катаны на дне реки. Его пальцы цепко, но не больно сжимались на моей ладони, я могла ощутить его как никогда лучше. Но, как и в подвале, потрясенный мозг не мог осознать всю важность этих прикосновений. Горько усмехнувшись, я закусила нижнюю губу до крови. Большая часть наших контактов происходила в момент моих истерик. Я даже не могла отчетливо вспомнить это чувство тактильной близости. Единственное, о чем я жалею на пороге смерти.

Дверь за спиной открылась. Комната наполнилась отчетливым звуком тонких шпилек по панельному полу. Я слышала, как сзади кто-то шуршит своей одеждой, ощущала, как чужие пальцы прикасаются к рукам, заставляя меня отодвинуться от спинки стула. Через мгновение щелкнувший замок оповестил о снятых наручниках, и я с нетерпением почесала запястья. На руках оставались следы от плотно прижатого металла, странно, что я не заметила боли. Должно быть, мозг был слишком сильно занят другим.

Соседний стул скрипнул. Поднимать взгляд до страха в желудке не хотелось, но я все же переселила себя. Дальнейшие полчаса могли решить мою судьбу, и я надеялась на самый негуманный вариант.

Это была Эмильда Рейн. Руководитель подразделения. Номер один. Ее модельное, с заостренными скулами и тонким подбородком лицо надолго застряло в возрасте тридцати четырех лет. Полные губы были окрашены телесной помадой, в изумрудных глазах читалось терпение. Высокая тонкая фигура облачилась в черное платье с закрытым декольте, на правой груди красовалась красная эмблема с такого же цвета галочкой под ней. Один только ее вид вызывал во мне бурю эмоций, и я никак не могла определиться с их характером: Эмильда всегда вызывала во мне уважение, но сейчас она была гонцом с дурными вестями, за которым протянулся шлейф из могильного запаха. Пепельные, остриженные под мальчика, волосы отблескивали легким перламутром в свете лампы. И пока я с застывшим сердцем рассматривала женщину, сидящую напротив, она безучастно раскладывала на столе красную и желтую папки, перелистывала какие-то документы на стеклянном планшете.

В комнате вновь повисла тишина. Под ее давлением можно было слышать, как стучит собственный мышечный двигатель, слышать любой толчок крови в виске. Тишина давила на меня со всех сторон. Еще один психологический прием. Довести меня до точки кипения, чтобы набухший пузырь терпения лопнул, и я начала выдавать всю информацию сама. Должна была признать, действовало идеально. Несмотря на изначальное отсутствие во мне желания что-то скрывать, я все же ощущала животный страх внутри. Мне так хотелось покинуть эту комнату, хотелось спрятаться в углу, или еще лучше — за широкой спиной того, ради которого был затеян весь этот сыр-бор. Но оставалось лишь сидеть здесь, нервно покусывать губы и тереть пальцы.

— Назови свое имя, — небрежно, все еще листая планшет, произнесла Эмильда. Белого светлого оттенка кожа женщины изумительно отражала желтые лучи светильника. На долю секунды я почувствовала визуальное восхищение, но мягкий и в тоже время грубый голос не позволил мне долго находиться в этом состоянии.

— Энтони Гойл.

— Твой серийный номер?

— Номер один-три-ноль-девять.

Женщина довольно кивнула головой. В ее вопросах не было смысла, ведь Эмильда Рейн знала каждого из своих подопечных. Став в 1994 году первым, успешно прошедшим все изменения и сохранившим свое состояние солдатом, она была эталоном среди бойцов. Самый главный и самый первый измененный генетически и нейрохирургически силовик… гордость военной медицины. В свои семьдесят восемь она сохраняла внешность тридцати четырех лет, и когда глава подразделения должен был сменить работу на гольф для пенсионеров, она была поставлена на его место.

Ее методы были удивительными, а организация дел — потрясающей. Каждый солдат имел с Рейн определенную связь, ведь все из нас проходили психологическую подготовку, часто общались и встречались с Эмильдой, передавали рапорты непосредственно в руки. Бывали даже случаи совместных обедов и завтраков. Она была восхитительной… знала обо всех все и всегда. Даже со своим загруженным графиком генерального директора, Эмильда успевала отслеживать каждого бойца и, если требовалось, находить минуту даже посреди ночи. За семь лет работы мне приходилось не раз подчиняться ее прямым приказам, сопровождать важную персону на разные мероприятия, беседовать с директором «по душам», если это можно было так назвать. Я знала о ней мало. Она знала обо мне все. И потому мне пришлось сделать вывод о том, что все эти вопросы — ничто иное, как проверка остатков солдата внутри. Пока что я проходила ее на славу.

Директор слегка повела головой, разминая затекшую шею. Как ни странно, ее присутствие начинало успокаивать. За последние годы ближе ее и катаны у меня никого не было, ведь директор была направляющим ориентиром. Сейчас же где-то там за стенами бродил тот, кто стал дороже их обоих. Эта мысль горько оседала на глазах, но я старательно уговаривала организм потерпеть с прощальными слезами.

Тишина перестала давить на уши. Звук секундной стрелки на грубых наручных часах женщины бился, словно в такт моим мыслям. Кто она такая? Почему мне было перед ней так страшно? И главное, сколько она стоит? Да, она была самым важным человеком в подразделении, который мог за одну минуту уничтожить целый отряд спецназа, или же искусно убедить даже самого противного человека в своей правоте одной лишь улыбкой и взглядом. Она была единственной из солдат, кто умело имитировал чувства, при этом действуя исключительно холодной логикой. Но в ней не было ничего, что делало бы ее стоящей. Она была бесчувственной, и ей было нечем дорожить.

Я понимала эту мысль так ясно, как никогда. В моей жизни было немного светлого и хорошего, однако по улицам города плелись следы андроида, который стал мне дороже собственной жизни. Я знала, как это будет тяжело — отказаться от привычного мира подразделения и от ставшего самым близким мужчины, отправиться на верную смерть. Отчасти это было связано с нежеланием вновь жить среди чувств и эмоций, терять и смывать кровь близких с собственных рук. Но стоило копнуть глубже, и все становилось куда сложнее.

Я не хотела заставлять его мучиться. Его взгляд, цепляющийся на пальцах посреди обветшалой церкви, говорил о том, что вряд ли эта машина откажется от дальнейшего общения. Но я была вне закона. На меня шла охота и уже давно! Решив я остаться и уговорить Коннора последовать за мной, как нам пришлось бы жить в дороге. Вечные собачьи бегаза пару минут свободы. Вряд ли это то, о чем мечтал новоиспеченный девиант.

Затаив дыхание, я посмотрела на свои руки. Конечно, до подразделения я испытывала светлые чувства влюбленности с последующим разбитым сердцем и мокрой подушкой. Но это было иное… к этому андроиду было что-то другое, совсем непохожее на подростковые чувства. Что-то, что заставляло меня поступать вопреки своим желаниям. Я готова была его отпустить. Даже больше. Я уже отпустила его. Дошла до конца его истории практически за руку, позволила выполнить задачу пусть и с риском, а потом оставила жить в свободном от гнета мире, несмотря на собственные желания и потребности. Отпустила того, кто был ценнее всей этой сраной вселенной. Вот оно каково — чего-то да стоить.

— Расскажи о своей трудовой деятельности.

Слова Эмильды подействовали, как горячий кофеин с коньяком. Я проморгалась, освобождая мозг от внезапно нахлынувших открытий. Теперь мне и вправду не было страшно, и потому я смело подняла взгляд на смотрящую на меня Эмильду.

— Семь лет службы, тринадцать активов в боевых действиях, девять… — запнувшись, я вдруг вспомнила полицейский участок Детройта. За столом сидел Хэнк, пряча сонное подвыпившее лицо за седыми волосами, — …десять. Десять правительственных вызовов, пятьдесят четыре частных заказа.

— Пятьдесят четыре… — Эмильда одобрительно сжала губы и сложила руки на груди. — Таким даже не все «первичники» могут похвастаться. Ты пользовалась популярностью среди наших частных финансистов.

Популярность было даже не то слово. Просто бешеным ажиотажем. Частные заказы всегда были самыми выгодными и самыми проблематичными. Арабские шейхи, педантичные магнаты, члены королевских семей Великобритании порой засыпали меня вызовами. Секрет моего успеха был закрыт даже для меня. Правительство не любило использовать мой персонаж в своих действиях. Они вообще предпочитали солдат-мужчин. Но частники, попробовав меня в действии один раз, еще как минимум дважды оплачивали мою работу. Даже та женщина-извращенка со своими потребностями в гомосексуальной любви несколько раз вызывала меня на службу, несмотря на фингал, что я оставила на ней после первого заказа.

Пожав плечами, я вновь откинулась на спинку стула. Чувство легкости и равнодушия начало меня наполнять. Страха не было, только умиротворение и готовность плыть по течению. Мое дело в этом мире было завершено. Больше меня здесь ничего не держало.

— У тебя очень хорошие данные. Очень обидно, что ты решила «пробудиться».

— Решила?.. — сама того не осознавая, я машинально переспросила директора.

Эмильда легко улыбнулась и уложила руки на стол.

— Перед нами стоит большая проблема, Энтони…

— Анна, — перебивать первого было глупой ошибкой, но их за моей солдатской спиной было столько, что нарушение такта уже ничего не меняло. — Меня зовут Анна.

Рейн грозно блеснула зеленой светлой радужкой, поджав губы. Она медленно уложила изящную ладонь пианиста на желтую папку.

— Я буду называть тебя так, как прописано в твоем личном деле.

На это мне было нечего ответить. Вновь опустив свой взгляд на руки, я всем своим видом показала отсутствие интереса к разговору. Атмосфера накалилась.

— Ты расскажешь мне, что произошло?

Тиканье часов начинало бесить. Из-за плотно закрытых окон не доносилось ни звука, за дверью стояла тишина, но я была уверена, что именно там сейчас стоят как минимум два солдата с оружием. Они были готовы кинуться в бой, если вдруг в мою голову взбредет идея убить первого. Но директору не нужна была помощь. Ей ничего не стоит нагнуть меня и разорвать на части. Это был бы не плохой вариант.

— Слушай, — голос Эмильды был уставшим. Женщина глубоко вздохнула и наклонилась над столом, сцепив пальцы вместе. — Я рванула из Иллинойса в час ночи, когда узнала, что тебя наконец поймали. Ты разрушила дорогую технику, скрывалась от солдат. Едва не убила Крейга, и передо мной…

— Что значит едва? — услышанное ударило током по сознанию. Внутреннее спокойствие было нарушено. Я моментально вспомнила желтую рукоятку катаны, вертикально торчащую из обездвиженного тела в черном, залитом кровью, комбинезоне. — Я вскрыла ему грудную клетку, он не мог выжить!

— Не будь глупой, — Эмильда дружески улыбнулась, и я вдруг почувствовала себя маленькой глупой девочкой перед учителем, который пытается объяснить дурехе правила умножения. Это было неприятно. Тело самопроизвольно сгорбилось под этим унизительным взглядом. — Этим невозможно убить солдата, ты же знаешь. Конечно, потаскала ты его изрядно, Крейг будет отходить еще неделю минимум. Но теперь это не имеет значение.

На несколько секунд в комнате воцарилась тишина. Взгляд Эмильды сменился на наблюдательный, и я не могла нарушить этот гипнотизирующий зрительный контакт.

— Он пробудился. Слишком сильно испугался… так что можно сказать, ты все равно лишила нас солдата, Энтони. Это досадно.

Крейг пробудился? Эта мысль никак не укладывалась в моей голове. Мужчину я встречала всего пару раз, но мне хватало тех поистине ужасающих и леденящих рассудок историй о его кровожадности и холодности. Рослый солдат с вечными радикальными установками и мышлением вдруг испугался маленькой девчонки. Хотя учитывая мое состояние, это было не удивительно. Ведь та самая маленькая девчонка резко превратилась в машину-убийцу с красной пеленой перед глазами.

Хмыкнув, я отвернулась. Руки самопроизвольно уложились на лакированный стол, сцепив пальцы вместе. Эта беседа была напряжённой, но полной новых открытий. На мгновение я даже возгордилась своими способностями в боевых делах. До смерти перепугать человека, особенно такого, как Крейг, это то еще достижение.

— Ты расскажешь мне, что произошло на корабле? — я слышала, как металлические часы на руке женщины скрипят по поверхности стола, но смотреть в ее сторону мне совершенно не хотелось. — Где твое оружие?

— Просрала я свое оружие, — едва ли не шепотом произнес голос. — Мне нужно было всего пару дней, но разве кто-то станет меня слушать? Крейг выбил катану из руки. Помню только, как…

Серебряный яркий блеск отразился на затворках памяти. Тишина в голове стала уже привычной, но скорбь по утерянной подруге пропитывала меня насквозь. Тесная ткань комбинезона сдавливала тело, и я старалась как можно больше глотнуть воздуха. Получалось плохо: легкие не желали обрабатывать кислород и разносить его по венам, как в тот вечер, когда сердце захлебывалось кровью из-за попытки сказать Коннору «Спасибо».

— Понимаю. Я даже представить себе не могу, какого это — потерять своего спутника. Не знаю, что было бы со мной, если бы Алекс вдруг пропал, — отметив мой удивленный косой взгляд, Эмильда простодушно пожала плечами. — Ты все верно поняла. Но я хочу тебя подбодрить.

В этот раз я не стала игнорировать ее движения. Эмильда встала под моим наблюдательным взором, скрылась где-то в темноте. И когда комната наполнилась стуком приближающихся шпилек, мое сердце окончательно отказалось работать. Осанка, словно по команде, выпрямилась, руки машинально отдернулись от обжигающего холодом стола. Она несла стеклянный ящик, внутри которого тупым ребром на стойке лежала она.

Катана покоилась внутри, словно в стеклянной гробу. Аккуратно поставив ее передо мной, Эмильда с хищным видом уселась обратно на стул и сложила руки на груди. Она изучала меня своими изумрудными глазами, ждала реакции, желала видеть признаки девиации, но я лишь тупо смотрела на красно-черную рукоятку боевой подруги. Идеальный металлический блеск… изящный воинственный изгиб, из-за которого в голове сразу же возникает уверенно отведенные назад плечи андроида. Я медленно подняла правую руку и прикоснулась к ребру прозрачного ящика. В голове по-прежнему стояла тишина.

— Тебе повезло, что ты отправила Дэвида в ледяную реку незадолго до потери катаны. А Дэвиду повезло, что она не свалилась ему на голову. Было бы обидно потерять сразу двоих «первичников».

Услышав последние слова и осознав нарастающее молчание внутри, я отдернула руку. Катана больше не звучала в мозгах, не пела свои песни о потребностях чистки, не просила забрать ее, ощутить тепло моей ладони на своей кожаной рукоятке. Ведь я отпустила ее еще там, в стенах заброшенной церкви. И теперь это был лишь предмет, с которым меня связывали исключительные воспоминания о подразделении.

— Нам нужно вернуться к делу. Я должна решить, что с тобой делать, — Эмильда вновь водрузила руки на стол, в этот раз уложив одну из них ладонью на планшет. Стеклянная поверхность загорелась от прикосновения теплой кожи. — Психологи в твоем доме обнаружили разломанную технику. Объясни мне, что произошло?

Блуждая взглядом по острию катаны, я погружалась в память все глубже и глубже. Как чистила ее каждый день, стирала пальцы в кровь о точильный камень. Как держала ее вдоль лица и называла ласкающим ухо именем. Как бросила ее посреди гостиной, в слезах несясь на всех порах в подвал. Мне не хотелось врать. Тишина в мозгах больно чесалась о стенки черепа, и мне хотелось поскорее избавиться от всего того, что так долго копилось внутри. Разделить его с кем-то, пусть даже не самым близким человеком.

— Я была очень зла, — отрешенно, едва открывая губы, произнесла я. Взгляд остановился на красно-черной рукоятке, слепо исследуя каждый шов переплетений. — Мне было так страшно… чувствовала, как мир вокруг рушится на части, и злилась на подразделение за его обещания никогда больше ничего не чувствовать. Я злилась и на вас. Буквально ненавидела всем телом.

— Это был шок, я понимаю, — уверенно ответила Рейн. — Все пробудившиеся солдаты через это проходят. Это я могу списать на истерию, но вот это…

Эмильда взяла в руки планшет и повернула его ко мне. Взгляд рефлекторно поднялся с катаны на экран, по бокам которого выглядывали тонкие пальцы с красным лаком. Несколько секунд я не понимала того, что мне показывает Эмильда, однако позже ошарашенный мозг все же смог обработать информацию. Это было видео, и его главным героем была я. Черный верх комбинезона свисал вниз, обнажив белую стягивающую майку. Моего лица не было видно. Казалось, словно я смотрела из какой-то веб.камеры, снимающей все происходящее вокруг. Вот моя рука поднимается вверх и скользит где-то сверху по контуру экрана. Мгновение — и процессор падает вниз, встречая холодный бетонный пол с трескающимся звуком.

— Откуда у вас это? — вопрос не был вопросом. Я лишь постаралась осознать все детали происходящего через воспроизведение слов, и Эмильда это знала. Она смотрела на меня, приоткрыв губы в ожидании, когда я все же приду к логичному выводу. Да. У процессоров были камеры, о которых никто не предупреждал.

— Ты же не думаешь, что мы оставляем своих солдат без наблюдений? Во время пробуждения первое, что всегда страдает — это техника. Камеры очень удобны для того, чтобы определить ложь человека, — повседневным, словно бы размышляет о погоде, голосом произнесла женщина. — Но в твоем случае они не имеют смысла. У тебя с самого начала были неутешительные диагностические результаты.

— Вы обо всем знали? Почему ничего не сделали?!

— У нас стояли в приоритете другие проблемы, — в этот раз Рейн сжала губы в тонкую полоску, заставив меня ощутить недосказанность.

— Другие проблемы?! — возмущению внутри не было предела. Я тревожно глотала воздух, истерично усмехалась, содрогалась в беззвучном смехе. — Я едва не убила солдата, а у вас были другие проблемы?! Почему вы вообще не отозвали меня назад?!

— А что бы изменилось? Ты ведь его уже видела. И твое пробуждение стало бы лишь вопросом времени.

Истеричный смех угас так же быстро, как и возник. «Его». Всего одно слово, а сколько боли и тоски внутри. Сглотнув образовавшийся комок в горле, я глубоко вздохнула. Она была права даже больше, чем сама считала. Я видела Коннора еще в тот день, когда впервые попала в участок. Тогда во мне лишь взыграло чувство дискомфорта от столь человечного и совершенного создания, но даже этого взгляда было вполне достаточно, чтобы запустить огонь чувств. В доме Камски я ощущала это, как никогда. Держа ствол наготове, я смотрела в темные карие глаза и понимала, как сильно этот андроид изменил мою жизнь с первого дня нашей встречи. Я держала его на прицеле только раз. Он держал меня на прицеле каждое мгновение нашего совместного времяпровождения.

— Что насчет него?

Движения рук Эмильды высвободили меня из мыслей, и я потеряно посмотрела во вновь предоставленный мне экран стеклянного планшета. Снова камера, снова подвал. Только в этот раз все было иначе: видеозапись дребезжала, бетонный пол был усеян осколками и щепками. В самом плохо-освещенном углу лежали двое. Отличительные знаки на пиджаке Коннора светились голубым светом, голубые лучи падали на мое уснувшее лицо. Андроид смотрел куда-то в сторону полным обреченности взглядом. Те недолгие часы я провела либо в истерике, либо во сне, и потому все воспоминания были основаны лишь на телесной памяти. Впервые я смогла узнать подробно, что именно произошло в тот день. Андроид крепко прижимал меня к себе левой рукой, в то время как правая ладонь бережно исследовала черную ткань на спине. Кожа тут же отдалась этим приятным чувством соприкосновений. Я ощутила, как замерло сердце, как наполнились глаза слезами. По телу под грязным комбинезоном бежали трепетные мурашки.

— Он здесь не причем, — грубым голосом произнесла я.

— Конечно, не причем, — Эмильда убрала планшет, заставив меня грозно посмотреть в ее сторону. — Всего лишь помог тебе скрыться из-под носа Крейга и Дэвида.

— Откуда вы все знаете?

— Глядя на это видео, — Рейн проигнорировала мой вопрос, прокрутив несколько раз запись на планшете, — у меня создается впечатление, что у тебя с ним какая-то связь… ты же понимаешь, почему я говорю «у тебя», а не «у вас»?

О, я понимала это, как никогда раньше. Не сводя агрессивного взгляда с женщины в черном платье, я несколько раз кивнула в знак ответа. Но словно бы ей было мало этого. Эмильда продолжила свои рассуждения, даже несмотря на то, что я все прекрасно осознавала и без слов:

— Это всего лишь машина. И вряд ли она сможет разделить с тобой то, что ты чувствуешь, — на минуту между нами воцарилась тишина. Зрительный контакт стал словно игрой на выживание, никто не хотел проигрывать бой и признавать поражение. Различие было лишь в том, что я сидела униженная и разозленная столь резким вторжением в мою личную жизнь, в то время как она старалась найти во мне хоть каплю реакции на разговоры о нем.

— Расскажи мне. Какой он?

Игра в гляделки была проиграна. Вопросы воспринимались сознанием, как нечто интимное и неприятное, ведь никто не любит, когда к нему лезут в душу. Вернув взгляд на катану в стеклянном ящике, я вдруг начинала вспоминать все мелкие детали андроида, что раньше вызывали лишь страх.

— Он андроид, которого прислали из «Киберлайф». Находился в подчинении лейтенанта Андерсона, как и я, и вел расследования по девиантам.

— Это все, что ты можешь мне рассказать?

Потупив взор, я усмехнулась. Нет. Это не все. Я могла рассказать ей о том, как Коннор прекрасен. Как теплая биосинтетическая кожа скрывает под собой прохладу пластика. Рассказать о том, какой жар хранит под собой тяжелый плотный пиджак, как скрипит белая ткань рубашки под имитированным вздыманием грудной клетки. Как блестят линзы за черным зрачком, как блестит кария, вечно холодная и любопытствующая радужка. Мое тело могло рассказать о тех чувствах, что вызывают его прикосновения. О его довольно сильных руках, прижимающих меня в истерике к себе. Как тысячи разрядов заставляли содрогаться все внутренние органы, когда андроид соприкасался с моей кожей в момент перевязки раненого плеча. Как тянулось сердце в том баре, просилось вложить руку в его протянутую ладонь и закружиться, как когда-то кружилась мама в объятьях отца. Я могла много рассказать… и в то же время не могла рассказать ничего.

— Что вам вообще от меня нужно? — вместо пояснений, избитым и ломанным от накативших отчаявшихся чувств спросила я.

— Я пытаюсь понять, что именно произошло. У тебя невероятно хороший послужной список, Энтони, — с этими словами Эмильда снова уложила руку на желтую толстую папку с личным делом. Она смотрела на меня, слегка склонив голову вперед, имитируя убеждение и уверенность. — За время работы ты стала ценным финансовым вкладом, но прошло всего две недели прежде, чем ты очнулась не по причине инстинкта самосохранения. Такого еще не было за последние несколько десятков лет.

«Очнулась». Слово вызвало во мне бурную реакцию. Непонимающе уставившись на директора, я нахмурила брови. В сознании вместе с этим уверенным женским голосом это же слово как требование шептал еще один, мужской. Я вдруг вспомнила недавний сон и остро ощутила нарастающую тревогу.

— Обрисую тебе ситуацию, — Эмильда откинулась на спину стула и взяла в руки красную папку. — Мы и вправду были в курсе твоего положения, однако у нас стояли другие приоритеты. Пару месяцев назад к нам попал молодой специалист. Он только недавно окончил обучение на нейрохирурга. Мы следили за ним давно, уж больно перспективный человек. И всего две недели назад он обнаружил то, что не удавалось никому за последние пятьдесят лет. Маленький участок мозга, который и становился причиной пробуждений. Но нам требовался расходный материал для вторичной операции, который пойдет на эксперимент, будучи готовым к неудачным последствиям. Шесть дней назад мы нашли такого человека и провели все необходимые манипуляции.

— Дайте угадаю, — с усмешкой обратилась я к Рейн. — Трент?

— Трент, — Эмильда согласно кивнула острым подбородком. — Как видишь, операция прошла успешно. И теперь, у меня есть всего несколько вариантов. Отправить тебя восвояси, или же предложить остаться в наших рядах. Единственное, что я не знаю что выбрать. Так что я задам тебе всего один вопрос, который определит твою судьбу. Советую подумать, прежде чем отвечать.

Я слушала Рейн внимательно, следила за движениями ее тонких рук и идеальной осанки, заглядывала в изумрудные глаза в поиске ответов, но все было тщетно. Возможность вернуться в ряды меня не пугала. Пугало то, что я была готова распрощаться с этим миром, но теперь эта возможность была утрачена. Хирургический стол перестал быть вестником смерти. И что-то подсказывало мне, что независимо от моего ответа на ее вопрос меня никто не впустит обратно в солдаты после всех проблем, что доставил мой больной рассудок. Это была очередная проверка. А значит, придется жить в этом сраном мире среди боли, одиночества и страха постоянных потерь.

Сжав губы, я с замиранием в груди ожидала того самого вопроса. Я наверняка знала, каким он будет. Но как бы сознание не готовилось его услышать — женский голос все же принес во мне уйму страха.

— Ответь мне. Ты кого-нибудь любишь?

Это был самый простой, но в то же время самый тяжелый вопрос в моей жизни. Рассудок был готов к нему с самого начала этого разговора, но организм все же воспринял его, как неожиданный поворот. Внутри все бухнуло. Что же мне ответить? Ложь наверняка расположит директора положительно, ведь все отрицания будут говорить о том, что я хочу вернуться обратно в подразделение. Правда же оставалась самым опасным решением. Произнеси я ее, и Эмильда навсегда закроет для меня путь к солдатам. Но даже не это пугало меня в честности. Произнесенный вслух правдивый ответ заставит меня признаться в том, что я так старательно отказывалась воспринимать. Правда прежде всего была правдой для меня самой. Я вновь видела перед собой дружелюбно улыбающегося андроида, наблюдала, как лицо меняется в выражении негодования на той свалке, где был застрелен первый девиант. Видела, как безучастно смотрят вдаль карие глаза разложившегося на груде хлама мертвого Коннора. Он была таким прекрасным… всегда. И как бы я не старалась отодвинуть эти мысли, они были со мной везде.

— Да, — пролепетал дрожащий голос. — Люблю.

Произнесенные вслух слова словно сняли тяжелую тонную ношу с плеч. Я почувствовала, как освобождаются скованные все эти недели легкие, как налаживает сердце свою работу, как очищается рассудок от спутанных мыслей. Все стало таким легким и светлым. Губы непроизвольно растягивались в улыбке, где-то рядом одобрительно улыбался незримый путник в пиджаке «Киберлайф». Тахикардии больше не было. И никогда больше не будет.

Эмильда, молча встав со стула с красной папкой в руке, подошла ближе. За те небольшие секунды, что я пребывала в трансе от собственного признания, аристократическая тонкая рука уложила передо мной лист бумаги и блестящую металлическую ручку. Близкое присутствие директора заставило меня уловить цветочный запах женского парфюма, что так резко смешивался с запахом крови на моем комбинезоне.

— Что это? — я наблюдала потерянно за всеми манипуляции Рейн, глядя на нее снизу вверх.

— Это соглашение на вторичную операцию.

— Но я же…

— Ты ответила честно, — аккуратно, но жестко перебила меня директор. Она смотрела с каким-то странным одобрением, пониманием. Не то я ожидала, сказав правду. — Многие, кто сидел вот так напротив меня за последнюю неделю бессовестно врал, считая, что я поверю и пущу обратно в стены подразделения. Но ты сказала правду. Это главное.

— Я думала, что главное в солдате — это стойкость и терпение.

— А что толку в них, если ты не можешь быть честной с миром, и главное — с самой собой? Здесь ты призналась не мне в своих чувствах. Ты призналась сама себе. Это умение многого стоит.

Напряжение нарастало с каждой секундой. Отвернув от Эмильды и ее короткой белой стрижки нахмуренный взгляд, я посмотрела на лист бумаги, лежащий на столе. Он мог решить все мои проблемы. Он открывал дверь в тот самый мир, которым я так дорожила в последний месяц. Все могло быть как раньше…

— Я передаю этот выбор тебе, — успокаивающе вторил голос сверху. — Ты можешь отказаться, подписать бумаги о неразглашении и уйти отсюда в новую жизнь. Но катана останется здесь. А можешь остаться, и сегодня же мы увезем тебя в Иллинойс и проведем операцию. Завтра ты вновь станешь тем, кем была так долго. На этот раз навсегда.

Я смотрела на соглашение. Катана в ящике приветственно блеснула в глаза, и я почувствовала желание вновь прикоснуться к рукоятке. Незримый путник с темными глазами и желтым диодом на правом виске хмурился с каждым словом директора, однако не подавал голоса. Он буравил меня укоризненным взором, ведь он мог видеть то, что происходило в моей голове. Подняв руку, я нерешительно взяла ручки и прислонила ее к месту для подписи.

— Поверь мне, Анна, — теплая рука с мягкой кожей улеглась мне на плечо. — Так будет лучше для всех. Даже для него.

Не дождавшись моего ответа, Эмильда медленно покинула комнату. Оставшийся в одиночестве разум старательно делал свой выбор. Впервые за последний месяц он был очевиден.

Утро наступило быстро, несмотря на насыщенность прошедшей ночи. Тысячи андроидов стояли у их ног, взывая к одержанной победе и светлому будущему. Полицейские все еще держали наготове свои ружья, хоть и не планировали стрелять: президент признал возможную жизнь и разум в механических головах андроидов, и потому они не смели нарушать приказ о неприкосновенности новоиспеченных «людей». Коннор как никогда был доволен самим собой. Даже на крыше высотки спасшая девочка и убитый девиант не вызывали в нем столько приятных эмоций. Точнее, они вообще ничего не вызывали. Лишь поставленную галочку напротив пометки «Задание выполнено» и ожидание следующих приказов. Здесь же все было иначе. Стоя рядом с Маркусом и осознавая, насколько долго его использовала программа Аманды, едва не убившая андроида в его же чертогах разума, он ощущал странный восторг и желание ЖИТЬ. Именно жить.

Впереди было еще много дел. Андроидам и людям предстояло установить мир и порядок, составить собственные законы и соглашения, выполнить одну из самых сложных в понимании людей работу — демократию. Андроиды еще долго находились у утилизирующего центра номер пять, пока со всех концов города стекались другие роботы. Их отпускали с плена, позволяли свободно пройти по улицам без страха быть пристреленными. Это было его рук дело, и Коннор этим гордился. Однако когда рассвет озарил белые заснеженные дороги, Коннор направился в место заранее условленной встречи.

Хэнк стоял у бургерной, что впервые была посещена напарниками совместно. Хрупкий снег приятно скрипел под ботинками, андроид осматривал этот мир совершенно иными глазами. Каждая деталь вызывала в нем либо восторг, либо огорчение. Покрытые белым одеялом дома и деревья, яркие лучи освобожденного от туч солнца, лежащие на дорогах отключенные андроиды с сочащимся тириумом из груди. Этот мир был таким большим и светлым, он таил в себе так много неизведанного, что Коннору хотелось поскорее узнать его лучше. Он ощущал себя ребенком на рождество, которому предстояло открыть множество подарочных коробок, пусть и наполненных не самыми приятными «подарками».

Хэнк встретил его с отеческой улыбкой. Андроид стоял напротив всего несколько секунд, после чего был заключен в дружеские объятья. Это было не похоже на то, что произошло в подвале съемного дома, ведь там ему приходилось бороться с собой и одновременно с этим успокаивать умирающую на руках человеческую душу. Там объятья были наполнены совместной печалью и страхом. Здесь же он ощущал себя как-то… странно (счастливо?).

Вспомнив о девушке, андроид вдруг почувствовал, как неприятно на ярком художественном полотне из восторженных чувств, сложенными ощущениями жизни, расползлись темные пятна беспокойства. Он тревожился. Хэнк попал в «Киберлайф» под дулом пистолета брата-близнеца, чьи программные установки едва не подставили под удар все. Анны с ними не было. И на вопрос о том, где мог быть солдат, Хэнк лишь обреченно пожал плечами. «Этот хмырь сказал, что она сбежала», протянул старик-полицейский. Коннор поспешил отметить неразумность безоговорочной веры седого лейтенанта в рациональность аргумента RK800, на что Хэнк с чувством вины и раздражения всплеснул руками:

— Да мне-то откуда знать, что у этой чокнутой в голове? Ей же взбрело в голову бежать из дома Камски по лесу в двадцати градусный мороз!

Отчасти в этом сохранилась логика. Коннор давно не следовал ее указаниям, но сейчас он был даже рад тому, что смог найти логичное объяснение поступку лейтенанта. Однако он чувствовал, как хмурятся глаза и в голове начинают метаться тревожные мысли.

В доме лейтенанта ее не обнаружилось. Дверь в подвал была настежь открыта, на внешней стороне двери виднелись следы от когтей. Они наверняка принадлежали Сумо, учитывая сколько шерсти и высохших собачьих слюней смогли обнаружить датчики. Коннор осматривал подвал с особым вниманием, он искал ответ в каждом сантиметре. Найти Анну сейчас казалось самым приоритетным делом, особенно после того, как битва за свободу подошла к концу. Однако вскоре после осмотра дома андроид пришел к выводу, что девушка была заперта на лестнице: в подвал она не спускалась, зато на деревянном полу у подвальной двери виднелись следы измазанной человеческой крови.

Андроид не желал признаваться в очевидном варианте развития событий. Он шел пешком по безлюдным улицам, проходил мимо перевернутых машин и заснеженных дорог, оставлял после себя следы на свежем слое белого снега. С каждой минутой ноги рефлекторно набирали скорость. Он спешил, как мог, словно бы от этого зависела его жизнь, но, оказавшись на пороге ее дома, понял — спешить уже было некуда.

Деревянная дверь была полностью распахнута. Дверного замка не было, его механизм вместе с древесными щепками валялся посреди входа. Окно было закрыто, и потому в дом не вламывался ветер, как в ту ночь, когда он впервые оказался у ее порога. Но облегчения это не принесло. Гостиная до непривычности странно пустовала. Коннор, медленно углубляясь в комнату, осматривал каждую деталь и сравнивал их с теми, что заметил в свое последнее присутствие здесь. Зеркало было убрано за штору. На тумбе больше не было оружия, чехла с арбалетом, не было даже склянок и бутылок с чистящим средством. Только пустая стойка для катаны.

На мгновение андроид застыл. Перед взором встала картина, с какой яростью Анна бросается на обидчика, как пытается уничтожить его под гнетом своих ударов, как сбрасывает его, Коннора, пытающегося оттащить девушку от солдата. Жгучее лезвие блеснуло в ее руках, заставив избитого мужчину изрыгнуть сгустки алой крови. И только тогда Анна смогла прийти в себя, подставляя свои окровавленные руки и заплаканное лицо под снежные ветра.

Андроид отогнал взволнованную мысль и принялся рассматривать гостиную дальше. Тот же брошенный завтрак, но уже с пустой миской, то же испачканное разноцветной кровью кресло. Но было то, что вызвало в Конноре очередной приступ тревоги, грозящий перерасти в истерию.

Красное атласное платье было грубо скомкано и брошено посреди гостиной. Черные лакированные каблуки отодвинуты куда-то за тумбу, но внимание карих глаз андроида привлекли не они. Немного помедлив, Коннор опустился на колени и поднял шелковистую, приятную вещь с пола. Он чувствовал ее настолько, насколько позволяли системы тактильных ощущений, но этого было достаточно, чтобы вообразить в голове то тепло тела, что скрывало платье в баре «Сентропе». Хмурясь с каждой секундой все сильнее, Коннор опустил платье на спинку кресла. Оно было изящным, бесспорно. Но на ней все же смотрелось по-особенному.

День длился невыносимо долго. Андроид посещал ее дом еще несколько раз, и каждый этот раз приносил ему все больше беспокойства и отчаяния. Она исчезла так резко, как яркая взорвавшаяся звезда на небе, не оставив после себя никаких следов. Он уже начинал обвинять себя в своем решении отправиться в «Киберлайф», заставив ее сражаться с этой вселенной один на один. Это он отправил ее к Хэнку, он сделал свой выбор не в ее пользу! Он мог видеть ее в последний раз в разваленной церкви, а теперь вынужден гадать о том, встретит ли ее снова. Коннор жил всего несколько месяцев, но чувствовал то, что многим людям было недоступно годами, и эта мысль не давала ему покоя. Было упущено так много моментов… о которых он, окончательно очнувшись и ощутив себя живым в этом мире, жалел больше всего.

День приближался к своему окончанию. На часах пробило пять вечера, и яркий оранжевый закат начал заливать заснеженные тихие улицы последними лучами солнца. Коннор вновь стоял у дома, уже не чувствуя внутри какой-либо надежды. Хэнк оставался позади в машине, и что-то андроиду подсказывало, что напарник наблюдает за его нерешительными действиями. Коннор помнил, что закрывал за собой дверь в последний свой визит в пустой дом, и то, что она осталась закрытой, намекало на бессмысленность его очередного посещения. Андроид уже хотел развернуться и уйти, как решил заглянуть в окно. Его диод на виске загорелся желтым, система забыла сымитировать очередной вздох. Он чувствовал, как волнами накрывает волнение. Платья на кресле не было.

Вечер был близок к своему началу. После встречи с Эмильдой и подписанием бумаг мне позволили остаться на несколько часов в отеле, даже предоставили весь спектр здешнего рациона питания. Ближе к завершению дня я направилась в свой дом. Трент возжелал даже подвезти меня. Уж не знаю, с чем это было связано: с тем, что мы очень долгое время работали вместе или с тем, что он хотел меня поддержать. Ведь ему приходилось проходить все тоже самое, через что пришлось пройти мне. Единственное отличие было в том, что его пробуждение затянулось на полгода работы, а мое — всего на несколько недель.

— Это, должно быть, тяжело, — останавливая фургон у дома, произнес солдат. Я была бесцеремонно выдернута из своих мыслей, и потому непонимающе посмотрела на мужчину. — Какое бы решение ты не выбираешь, прошлое не стереть, верно? Я прожил полгода в лесах, и чтобы не делал — оно всегда было со мной. Даже сейчас… после возвращения в подразделение. Я не перестаю об этом думать…

Трент смотрел куда-то вдаль пустынной дороги. Его изуродованная кислотой кожа лица могла напугать кого угодно, но за длительный срок совместного дела мной она воспринималась нормально. Меня она не пугала. Словно бы он всегда был таким. Словно бы он родился таким.

— Я надеюсь, что ты ни о чем не пожалеешь, — с равнодушным взглядом произнес белокурый мужчина.

Я оставила его без ответа. Как только дверь за спиной захлопнулась, Трент укатил обратно в отель, оставляя на свежем снеге следы машины. Отдохнувшее тело уже не требовало сна, еды или спокойствия, но мне отчаянно хотелось поскорее снять этот грязный, вонючий комбинезон. Мне казалось, что от него источается запах смерти, которую мне чудом удалось избежать. Однако вместо переодевания, я медленно прикрыла за собой дверь с вырванным замком и опустилась на пол по холодной стене.

Ладони инстинктивно накрыли лицо. В голове стоял шум крови, давление внутри черепушки было таким, что не сравниться ни с какой океанической глубиной. Мне было холодно и жарко одновременно. Слез не было, была лишь пустота внутри. Каждая проведенная в этом доме секунда вызывала во мне приступы отвращения, и это было связано даже не с тем, что в моих личных вещах наверняка копались психологи. Это было связано с тем, что происходило в последние дни моего пребывания здесь. Шумно вздохнув, я обхватила руками колени и осмотрела гостиную. На окне все еще болталась половина занавески, из-под которой виднелось убранное напольное зеркало. Кровавого цвета платье на спинке кресла отблескивало своим атласным блеском. Кожа до сих пор помнит, каким оно было холодным в момент переодевания и каким горячим, когда Коннор протянул мне руку. Это все было близко, и в то же время так далеко. И мне предстояло с этим распрощаться.

Конечно, смерть для меня теперь была не доступна, и эта мысль вызывала во мне истеричные усмешки. Боже, я так готовилась к ней, так ждала ее объятий, что даже стало обидно, получив предложение остаться в живых среди солдат или среди обычных людей. Наверное, было бы даже неплохо запереться где-нибудь в глуши, выпить пару десятков снотворного с алкоголем. Вряд ли этот мир потеряет многое в моем лице. Вряд ли по мне будут скучать. Эмильда ощутит приступ финансовой потери из-за столь выгодного товара. Хэнк Андерсон с его вечными шутками про смерть покрутит пальцем у виска и выпьет в мою память пару бокалов виски. Гэвин Рид ехидно усмехнется, забыв обо мне через несколько недель. А будет ли вспоминать он? Будет ли в его памяти значиться мое имя через несколько лет? Будет ли он приходить на могилу, держа в руках белую розу? Тысяча будет ли, да если бы… как они меня уже начинают раздражать.

Собираться приходилось в спешке. Отчасти это было связано со скорым отъездом, но в большей степени из-за моего нежелания оставаться в этом городе хоть на минуту больше положенного. Чемоданы были уложены на журнальный столик, я несла все свои вещи, складывала их в хаотичном порядке, даже не задумываясь о том, как следовало бы реально все расположить. Руки действовали на автомате, пока мозг блуждал в собственных тоскливых рассуждениях. Грязный, порванный комбинезон отправился в пакет для транспортировки, сменившись темными укороченными брюками и белой, заправленной рубашкой. Остальная экипировка стопочкой лежала рядом с раскрытым чемоданом. Им предстояла отдельная перевозка.

Красное платье, с несколько секунд покоившись в моих ладонях, было тут же под утяжеленное дыхание и шумное биение сердца отправлено на самое дно чемодана. Последние вещи были собраны из шкафа, и я медленно на рефлексах плелась к гостиной. Рука то и дело зачесывала распущенные чистые волосы назад, видимо, в попытке привести разум в порядок этим инерционным движением, но выходило из ряда вон плохо. И когда я оказалась в гостиной, рука зависла на полпути к волосам.

Коннор стоял у входа. Его встревоженный взгляд карих глаз перекидывался с меня на стопку одежды в руке, диод переливался желтым. Как и в последний раз, на нем уже не было галстука, и верхняя пуговица белой рубашки оказалась расстёгнутой. Изменилось и кое-что еще: отсутствие повязки на правом плече. Пиджак оставался все тем же, номерные знаки все еще выдавали его модель и его номер, но светодиодной повязки не было. Что еще мог сделать первым делом андроид, освободившийся от гнета тирана-властителя?

Заставив легкие вновь заработать, я сглотнула комок в горле и спрятала взгляд. Вещи были так же отправлены в чемодан. Всем своим видом я показывала полное отсутствие интереса к его появлению. Коннор, закрыв за собой дверь, насколько это было возможно, сделал пару шагов вглубь гостиной.

— Поздравляю с победой, — дрогнувшим, но жестким голосом отозвалась я. Тишина не нравилась мне, особенно сейчас, и потому я постаралась заполнить ее бессмысленным трепом. — То, что ты стоишь здесь живой и целый, говорит о многом.

Андроид молчал. Я не видела, что он делает, лишь старательно перекладывала вещи в чемодане и пыталась застегнуть молнию. Хаотично разложенная одежда и прочие приблуды не давали этого сделать. Пришлось все складывать по новой.

— Как Хэнк?

— Он жив, если ты об этом, — голос андроида был до боли в груди мягким и шуршащим. На мгновение застыв, я подавила внутреннее смятение и сжала губы. — Сидит в машине, во дворе.

— О, так он теперь твой личный водитель?

— Скорее, друг.

Я усмехнулась и саркастично покачала головой. Друг… человек и машина друзья. Когда же этот безумный день закончиться?

— Очень жаль, что так получилось с оружием, — тихо и осторожно произнес Коннор. Я слышала, как он делает вперед еще один шаг, чувствовала его пронзительный взгляд на своем теле. Все рефлексы молили о прекращении этих издевательств. Общение с Эмильдой и ее психологическими приемчиками не шло ни в какое сравнение с уединением с этим детективом.

— Без разницы. Дэвид вытащил ее из воды, — осмелев в своей стойкости, я повернула голову к андроиду, что стоял уже в считанных четырех-пяти метрах. Его губы по привычке были полуоткрыты в молчаливом вопросе, и я с трепетом вспомнила, как ощущала во сне их шершавость подушечкой большого пальца. — Солдат, которого я скинула в реку. Спасибо он мне не сказал, но катану вытянул.

Затянувшаяся пауза была слишком напряженной. Я вновь принялась перекладывать вещи, чем вызвала интерес андроида. Он медленно осмотрел чемоданы. Тонкая прядь волос колыхалась от каждого движения механической головы, но я старательно держала руки, лишь бы не потянуться и не убрать ее с глаз долой.

— Ты собираешься, — скорее утвердил, чем спросил андроид. — Куда?

— В Иллинойс.

— Зачем?

Момент истины. Оставив свои сборы, я едва повернула голову в сторону Коннора. Он сверлил меня взором холодных карих глаз. Я слышала, как бьется сердце, и, кажется, оно подстраивалось в такт биения его механического двигателя. Он был по-прежнему прекрасен… даже в таком неряшливом, неопрятном виде.

— Пока я здесь… дрова ломала, эти хитрецы смогли найти способ провести вторичную операцию, теперь уже навсегда, — с улыбкой на лице я, держа руки на молнии сумки, повернулась к помрачневшему андроиду. Диод на его виске уже не переливался, он ярко мигал желтым цветом, казалось бы, готовясь перенять кровавый красный оттенок. В его глазах я видела испуг и злость одновременно. — Представляешь, какой-то маленький участок мозга, и я даже не умру. Мне предложили остаться.

— И ты согласилась?

Этот голос был не таким приятным, как раньше. Он был грубым, резким. Я слышала, как Коннор допрашивал девианта – пристреленного мною подростка-андроида, и даже там его тон был не таким эмоциональным. Там он всего лишь выполнял предписанную программой задачу. Здесь он совершенно не понимал логики моих решений, и это его злило. Темные карие глаза наполнились раздражением. Грудная клетка резко вздымалась и опускалась.

— Зачем? Так просто все оставить, после всего случившегося! Ты не можешь этого сделать! — сотрясая воздух повышенным злым тоном, андроид все больше угнетал мою душу. Коннор в эмоциях указывал на себя обеими руками, и я уже пожалела о своей решительности. — Я поступился всем, что у меня было! Отвернулся от природы своего происхождения, а ты просто бросаешь все и уходишь?! Это не честно!

— Успокойся, Коннор, — я повернулась к андроиду всем телом, прервав его тираду. В его взоре было столько злости и отчаяния, что мне даже показалось это странно непривычным. Всегда холодный, всегда тактичный, он взрывался от переполняющих его чувств, и именно так же я себя чувствовала в день окончательно пробуждения в доме Камски. — Я уволилась. Не хочу снова становиться куклой в руках правительства.

Кажется, я сломала ему мозг, промелькнула в голове мысль. Андроид потупил взор. Он стоял с невысказанным вопросом на губах, и я старалась не слушать собственное сердце. Руки снова потянулись к вещам, желая поскорее закончить этот разговор.

— Тогда зачем ты уезжаешь?

— А что мне еще делать?! — в этот раз кричать предстояло мне. Отчаяние переливалось через край, и я, снова бросив вещи, напустилась на потерянного Коннора, словно собака на цепи. — Куда мне идти?! У меня ничего нет! Ни семьи,ни друзей! Даже работы! Только старый, родительский дом на окраине Иллинойса. Да и тот покрылся семилетней пылью…

Жгучие слезы пронзили тело. Я пальцами стерла влагу с покрасневших и изрядно уже уставших от рыданий глаз. Стены мне были настолько противны, вся эта жизнь мне была настолько отвратительной, что хотелось плюнуть на эти дурацкие сумки и броситься к выходу. Но снова бежать от проблем? Нельзя находиться в бегах вечно.

— Останься здесь, — едва ли не шепотом произнес бархатный мужской голос. Андроид сделал в мою сторону еще один шаг, и я ощутила острую потребность отдалиться, разорвать все на части. Да, именно так я и сделаю. Оставлю этот мир позади, не позволю больше страдать и терять измученному сердцу. Вся моя жизнь была пропитана потерями и болью, и раз смерть была теперь недоступной, то оставалось лишь жить на затворках этого мира в полном одиночестве.

— Я не могу. Не проси об этом.

Коннор стоял в каких-то жалких двух метрах. Плоть ловила его тепло, внимание было нацелено на каждое движение застывшей в воздухе механической руки, на мягком мужском голосе, на имитированном дыхании, на шуршании жаркого пиджака. Как мне хотелось спрятаться под ним. Забыть про смотрящую на меня сверху вселенную с ее вечными унизительными взглядами, раствориться в биении механизма, потеряться в крепких руках. Мы прошли такой долгий путь, преодолевали взаимный страх и отчуждение, сами того не желая. И когда финал казался вполне логичным и обоснованным, нам вдруг дали шанс продолжить эту историю с новой чистой страницы. Но я отказывалась это делать. Вместо того, чтобы взять ручку и написать на нем пару строк, я вырывала страницы с корнями.

Вернувшись к чемодану, я постаралась навести порядок в своей голове. Руки хватали вещи и тут же складывали их обратно, даже мышцы не могли выполнять свою работу на автомате. Настолько сильно на меня влиял стоящий так близко андроид.

— Ты спрашивала меня, сколько я стою…

— Коннор, я…

— Прошу, дай мне сказать.

Я знала, что он не сводит с меня разозленного взора. Наверное, он ощущал, как мир вытекает сквозь пальцы, словно вода. Это чувство мне знакомо. Именно из-за него я пришла на порог подразделения семь лет назад.

— Моя стоимость превышает тридцать пять тысяч долларов на официальном рынке, а на черном эта стоимость будет в два раза больше. Я сделан из самых прочных и дорогих материалов, над моим проектом работали множество технологов и инженеров. Я могу то, чего не может не только человек, но и любой другой андроид. Но я ничего не стою. Не стоил… мне удалось поднять свою цену буквально вчера. Я осознал кто я, и впервые за несколько месяцев жизни смог совершить правильный поступок. Ты тоже можешь поднять свою цену, Анна. Останься здесь, — если вначале голос Коннора был тихим и осторожным, то сейчас он превышал все привычные громкости тона. Он не просил, он требовал! И когда андроид едва ли не разразился криком, я вдруг дернулась от неожиданности. — Останься здесь!

— Не могу я, ясно?! Не могу! Что ты вообще ко мне пристал, а?! — осанка выпрямилась в боевой готовности, и я, с полными слез глазами, сильно отпихнула от себя андроида в плечо. Коннор качнулся в сторону, все также не сводя с меня злых, отчаянных глаз. — Ты неделю назад пытался от меня избавиться, считал мое присутствие лишним, а теперь просишь остаться? Что вдруг изменилось?

— Все! То было другое, теперь все иначе.

— Не надо мне заливать, Коннор!

Жар вокруг накалялся. У меня чесались руки, так хотелось броситься на гребанного андроида с кулаками от переполнявшей меня злости. Рассудок кричал «Он машина!», и я старалась слушать только его голос, глотая слезы, но мышечный двигатель заикался каждый раз, когда взгляд падал на его открытые, искаженные злостью, губы.

— Тебе все мало, да? — усмехнувшись, я развела руки в стороны. У меня оставался только один способ как избавиться раз и навсегда от назойливого андроида. Он был мерзким, самым гадким за всю историю этой жизни, но иного выбора у меня не было. — Тогда я расскажу тебе страшно забавную историю.

Легкие судорожно вздохнули раскаленного воздуха. Я закусила нижнюю губу, осматривая каждый миллиметр карий радужки, и если внутри грудной клетки все просило не делать следующий шаг, то голова твердила обратное. Коннор смотрел на меня с неприкрытым недоумением. Его брови были нахмурены, осанка сгорбилась под действием внутренних чувств. Как же близко он был… как же далеко он был…

— Как-то я и двое моих напарников отправились в вещательную студию, — смотря на андроида снизу вверх, я торопливо облизнула пересохшие губы. — Четверо девиантов решили выйти на контакт с общественностью, и им это удалось. Один из наставников отправился в комнату, где находился девиант. Я слышала, что за дверью происходит что-то не так. Кто-то дрался, и я даже знала кто. Но я не могла заставить себя подойти и вмешаться.

Голос задрожал под собственным желанием зарыдать. Я вновь глубоко вздохнула, наблюдая, как Коннор выпрямляет спину, сильнее хмурится и опускает вздернутые руки вверх.

— Я так хотела, чтобы он умер. Чтобы его убили, и я больше никогда не испытывала страха за свое будущее. Я его очень боялась. Он с самого первого дня нашей встречи сдирал мои ограниченные солдатские рамки. Это была всего одна минута, Коннор, — зажмурив заслезившиеся глаза, я отвернулась от андроида и вернулась к сумкам. Внутри все тяжело ныло. Та боль, что приходилось испытывать в доме Камски, в подвале была просто ничем рядом с тем, что испытывало сейчас сердце. Я призналась в самом страшном. И страшнее могла быть только реакция Коннора. — Всего одна сраная минута, за которую я буду ненавидеть себя всю жизнь.

— Ты была напугана, — андроид сделал еще один нерешительный шаг вперед, и в этот раз я торопливо отпрянула назад. — Как и я.

— Нет. Не надо. Прошу тебя. Я не хочу больше привязанностей, не хочу вновь что-то терять. Просто уходи.

Слезы заставляли плыть это окружение, и я старалась включиться в сборы, лишь бы избавиться от накатившей тоски. Коннор, постояв еще несколько секунд и потерянно бегая по мне отчужденным взглядом, развернулся и направился к выходу. Все его движения, что были раньше четкими и механическими, теперь стали порывистыми. Я смотрела в его спину, раз за разом читала надпись «ANDROID RK800», металась в желаниях окликнуть машину, но вместо этого глотала комки и трясущимися руками укладывала одежду. Все было кончено. По крайней мере, мне так казалось.

Уже на середине гостиной Коннор вдруг оглянулся на стойку, где раньше покоилась катана, и остановился. Его диод горел не желтым. Он горел ярким красным цветом! Я видела этот цвет только один раз, в башне Стрэтфорд, когда из мускулистого живота андроида вытекал тириум, и он слепо полз в сторону отброшенного тириумного насоса. Мне вдруг стало страшно. Коннор впервые столкнулся со всем спектром чувств, и это могло обернуться чем угодно. Я, раньше испытывая и осознавая все эмоции после семи лет затишья вновь столкнувшись со всем этим дерьмом, крушила и уничтожала все вокруг. Что могло сделать существо, которое ранее и вовсе было со всем этим незнакомо?

— У меня тоже есть история, — Коннор развернулся ко мне боком. Карие глаза смотрели буквально в душу. В профиль его совершенные черты лица были еще красивее, чем обычно. — Я пришел к тебе ночью за помощью. Знал, что лейтенант спит дома в трезвом состоянии, но мне так хотелось найти в тебе хотя бы одну несовершенную черту, хоть одно отличие от меня самого, что я пошел наперекор регламенту. Дверь была открыта, я это знал. Но вместо этого решил посмотреть в окно. Не решался войти.

Какое-то мгновение в комнате воцарилась тишина. Я смотрела на андроида ошарашенными глазами, слезы перестали течь с самого начала этой увлекательной истории. Мышцы напряглись, словно бы готовясь к бою, но через секунду вновь ослабли, грозя свалить меня на колени. Коннор больше не кричал, не источал злость и отчаяние. Он встревоженно хмурился, старался выдать какую-то мысль, но вместо этого открывал и закрывал рот.

— Я знаю, что ты назвала ее моим именем.

— Что?!

— И не говори мне, что это случайность.

— Ты что, издеваешься?! — весть свалилась на меня, словно волна ледяной воды. Я старательно пыталась дышать, но вместо этого задыхалась в возмущениях и стыде. Лицо начинала покрывать краска. — Ты с самого начала знал, и молчал обо всем! Господи, какой позор…

— Прости, Анна…

— Какое к черту «Прости»?! — сорвавшись с места, я спустила на андроида всех адских гончих внутри. Мне было так стыдно! И так яростно! В груди отчаянно, как птица о клетку, билось сердце. В голове стоял шум, но я могла только сыпать на Коннора проклятья и сгорать под этим виноватым взором карих глаз. — Ты просто заноза в моей заднице, Коннор! Это из-за тебя вся жизнь пошла собаке под хвост! Ты просто все испоганил, и теперь выдаешь «Прости»?!

Меря комнату шагами, я хваталась за голову, даже думала начать рвать волосы, но вместо этого шумно дышала и старалась усмирить мозг. Как я была зла! Как я была напугана! Сейчас больше всего на свете мне хотелось спрятаться куда подальше, накрыться сотнями одеял, запереться даже в этом отвратительном грязном подвале, лишь бы скрыться от единственного во всем мире значащего персонажа. Андроид наблюдал за моими метаниями, хотел что-то сказать, но не решался. Его лицо становился все тоскливее и грустнее, он всем своим видом молил меня о прощении, но ведь ему не за что было извиняться. Я понимала, что все порушила собственными руками, и андроид в сером пиджаке «Киберлайф» и выбитой из идеально зачесанных волос прядью был не причем. Но мне так хотелось орать и метать, что идея разгромить еще и гостиную казалось не такой плохой.

— Это просто невероятно… — прохаживаясь мимо андроида, я сдавливала руками собственные виски. Шум в голове нарастал, но каждое слово помогало мне на минуту другую заглушить мечущиеся мысли. — У меня все было прекрасно! Все! Жила себе и ни о чем не жалела, пока не появился ты! Я с самого начала знала, что так все и будет! Знала, что из-за тебя весь мир затрещит по швам, и что же я вижу?! Я ненавижу тебя, и люблю одновременно, и это просто разрывает меня изнутри!

Взгляд андроида сменился с виноватого на недоуменный. В этот раз он ничего не говорил, и губы были приоткрыты не в знак немого вопроса. Его диод все еще горел красным, но меня уже было не остановить.

— Меня бесит в тебе каждая деталь. Все бесит! То, как ты ходишь, как ты разговариваешь! И бесит не потому, что ты мне противен, а потому что все в тебе совершенно до тошноты! Ты испортил все, что можно было испортить, и знаешь, что я сделаю?! Уберу эту дурацкую прядь с твоего виска!

В порыве эмоций сократив расстояние между мной и андроидом за считанные миллисекунды, я протянула вверх дрожащую руку к левому виску Коннора. Но пальцы так и не ощутили структуры этих блестящих волос. Андроид перехватил мое запястье в одном сантиметре от своего лица. Его умиротворенный взгляд изучал мои зеленые глаза, проникал в самую душу, и я не могла оторвать от него собственного взора. Запястье тут же покрылось мурашками под гнетом тысячи электрических разрядов. Я чувствовала его тепло, чувствовала холод внутреннего пластика. Слышала, как быстро бьется мое сердце, как старательно разносит механическое ускоренное сердце тириум по перегруженным биокомпонентам. Каждый сантиметр его кожи приковывал к себе взгляд. Маленькие родинки, мелкие шероховатости губ, даже этот красный диод. И эти темные, наполненные теплом глаза. Я видела в нем все, что так было желанно в этом мире. И больше не боялась ощутить горечь потери.

— Ты так прекрасна…

Тихий шепот и без того мягкого голоса прозвучал, как легкие аплодисменты зеленой листвы под дуновением летнего ветра. Не помню, как долго отказывались работать легкие. Но помню только, что ощутила порывистые желание, которое могло поставить все точки над «и».

Потянувшись вверх, я легко коснулась мужских губ. Они и вправду были шершавыми. Этого показалось мне достаточно, чтобы навсегда испортить отношения с едва «проснувшимся» андроидом, которому были чужды все эти чувства и особенности человеческих взаимоотношений, однако когда я попыталась отстраниться — Коннор не дал мне этого сделать.

Счастье разрывало меня изнутри. Андроид заставлял меня углубляться в поцелуй, заставлял научить его тому, что было так незнакомо. Пальцы чувствовали шелковистость его волос, освобожденная рука жадно сжимала рубашку под горячим пиджаком. Это было совершенно. Это было идеально.

Не разрывая эту долгожданную связь, мы медленно опустились на колени посреди гостиной. Кожу обжигали слезы, которые мне уже изрядно осточертели, но теперь эти слезы были полны щемящего душу счастья. Я так долго пыталась его игнорировать, отдалялась от него с помощью агрессивных взглядов и грубых выражений, пыталась удержать себя на плаву в подразделении, считая, что именно оно самое главное во всем этом мире. Но нет. Главным был он. И я могла его потерять, прячась за истеричными и эгоистичными решениями. Совсем недавно я могла лишь скучать по этим сильным рукам, сейчас же они требовательно прижимали меня к механической плоти. Каждая клеточка отзывалась на поцелуй этих мягких прохладных губ, мысли в сознании, как трусливые крысы, разбежались в стороны. Я гладила его волосы и отмечала их изумительную жесткость. Исследовала белую ткань, под которой скрывался удивительный механизм. Впивалась в губы, заставляя Коннора стирать с моих щек бегущие вниз слезы. Я мечтала об этом. Я любила это.

Едва оторвавшись от мужских губ, я с силой прижалась к Коннору, пряча свой взгляд в его груди. Он гладил мои волосы, прижимал все сильнее. Никто из нас не решался произнести хоть слово. За всем этим было столько недосказанности, но что-то подсказывало, что мы сможем перебороть оставшиеся стены.

Входная дверь резко отворилась. На проходе появился уже что-то говорящий Андерсон. Однако, как только мы оба повернулись в его сторону, офицер тут же ошарашенно бормоча нечто вроде «я там забыл что-то…» вышел обратно за дверь. Рассеянное внимание позволило мне отметить только то, насколько резко лейтенант сменил свой курс, буквально развернувшись на сто восемьдесят градусов на одной только пятке.

Как только дверь хлопнула, а по ту сторону послышалось хриплое «Ахренеть, вот дожились-то…», я потерянно прошептала самой себе:

— Придется объясниться.

— Лейтенант поймет.

Отвернувшись от двери, я посмотрела в блестящие карие глаза андроида. Он гладил мои щеки мягкими подушечками больших пальцев, изучал взглядом каждый сантиметр лица. Город перестал быть мне противным. Тепло внутри просило вновь ощутить прохладу биосинтетических губ, но я не решалась нарушить этот совершенный визуальный контакт.

В голове всплыл маленький бар с его белыми диванами и столами. В бокале плескалось красное вино, которое едва не отправилось не в то горло, когда такой совершенный и бесчувственный андроид нарушил мое уединение с собственными мыслями. Он впервые искренне улыбнулся, когда выпитый и униженный Гэвин отправился на выход. И я даже помнила, зачем и почему Коннор оказался в этом баре. Все это было слишком ироничным.

— Ты искал Хэнка, но нашел меня, — вспоминая разговор в баре, прошептала я. Коннор на мгновение нахмурился, но после тут же приподнял уголки губ. — Ты расстроен?

Детектив крепко сжал меня в своих теплых объятьях, заставляя вдыхать морозную свежесть рубашки и тонуть в жаре искусственного тепла. Глаза под влиянием внутреннего умиротворения и наслаждения, под влиянием сотни салютов в груди сомкнулись. Я знала, что останусь здесь. У меня ничего не было, кроме андроида в сером пиджаке «Киберлайф» и безграничной любви.

— Нет, — шепотом произнес Коннор. — Не расстроен.

========== “Личное дело №13-09” ==========

Тонкие льды реки города Детройт замело слоем белого снега. За окном занималась заря, когда притихший город, словно в страхе, замер перед прибывающими назад в свои дома былыми городскими жителями. Люди стекались обратно по крупицам, каждый возвращающийся метался в сомнениях и страхе, ведь с момента провозглашения андроидов, как нового, созданного людьми, разума прошло не больше недели. За считанные дни в городе поменялось все. Оживленные улицы пустовали – редкими прохожими были все еще оглядывающиеся роботы, чьи диоды изредка горели желтым цветом. Торговые центры, ранее наполненные блеском вывесок и музыки, стихли и померкли. Вся инфраструктура встала. Неизменным было лишь одно: восход и закат солнца, лучи которого ласково обнимали угрюмые заснеженные улицы и едва чувствующих тепло «живых». Да. Именно так американский народ негласно прозвал тех, кто пробудился, имея внутри только синий тириум и холод пластика.

Камски стоял впритык к высокому окну. На его лице читалась суровая озадаченность, серые с голубым нежным проблеском глаза смотрели на не двигающуюся поверхность ледяной реки. Изредка припорошенная снегом поверхность отражала солнечные лучи, и те, рассеиваясь в воздухе, озаряли все окружение приятным светом. Камски нетерпимо поднес бокал с виски к губам, но когда бокал застыл практически в миллиметре от своей цели ‒ услышал, как кубики льда, бережно брошенные в стакан Хлоей, ударились о стеклянную поверхность. За спиной шумела вода ‒ одна из андроидов-прототипов, столь прекрасная и изящная в своем совершенстве, неспешно переплывала от одного края красного бассейна к другому. Он ощущал каждую окружающую его деталь, чувствовал нарастающую внутри решительность и напряжение.

Над правым глазом в районе брови несильно щипало. Кровь перестала идти несколько часов назад, но удар неадекватного противника высоких технологий, что был встречен у здания мэрии Детройта, все же был мощным. Наверняка останется синяк, беззлобно подумалось Элайдже. Он отставил стакан с виски на ближайший черный столик и задумчиво провел рукой по завязанным в хвост гладким волосам. Этот мир был полон идиотов, и Камски пока еще не определился, кого именно можно было так назвать: правительство, что решило признать роботов новой ступенью эволюции и дать им право на «жизнь», или же люди, что так старательно сопротивлялись прогрессу, что готовы были сесть в тюрьму ради одного единственного синяка на лице создателя «Киберлайф». Только проблема была в другом. Сегодня это может быть синяк, а завтра ‒ дырка от пулевого ранения. Ему требовалась защита. И далеко не та, что блуждала по городу в прошедших неделю назад облавах на андроидов.

За спиной послышались шаги. Камски, путаясь в сетях своих мыслей, отчужденно бросил взгляд за плечо. Андроид стоял у края бассейна, выжидающий взгляд холодных серых глаз безмятежно буравил Камски в затылок. Белая униформа с черными полосами и серийными номерами по виду была очень теплой, но вряд ли робот испытывал дискомфорт от увеличенного внутри экипировки тепла. Вряд ли он вообще мог что-то чувствовать.

Элайджа усмехнулся. Как ему повезло, что «Киберлайф» не успели выпустить данную модель до начала всех этих сумасшествий. Коннор или, лучше сказать, RK800 был очень сильным в плане функционала андроидом, пожалуй, лучшей разработкой корпорации с начала ее создания. Все эти способности в поиске улик, умение проводить лабораторный анализ, подстраиваться под человеческие неадекватные линии поведения… Камски даже гордился им вплоть до того момента, как тот опустил оружие перед белокурой девушкой-прототипом. Но RK900, хоть и был сильно схож с первой моделью андроидом-детективом, все же был гораздо продвинутей.

Андроид время от времени хмурился, и его взгляд, без того холодный и вражеский, становился еще более пронзительным. Его диод переливался голубым цветом, белый высокий воротник едва ли не касался нижней челюсти. Он никогда не проснется. Камски об этом позаботился.

Ощутив эту приятную мысль, мужчина выпрямил плечи и поднял левую руку, что все это время держала черный почтовый пакет. Ему не требовалось разрывать его и изучать содержимое, чтобы понять, что там. Даже приехав домой, уставший, с затуманенным разумом и в приталенном недешевом пиджаке с порванным рукавом ‒ в котором на милость неадекватного придурка, одиноко митинговавшего у здании мэрии, Камски пришлось сидеть во время заседания по заключению соглашений и договоров между двумя новыми мирами ‒ он с ясным пониманием содержания пакета принял посылку от курьера в синем комбинезоне. Парень ехал с самого Рокфорда, и, судя по легкому одеянию, явно не был готов встретить суровые мичиганские ноябрьские зимы. Молодой курьер быстро отдал черный пакет, получил подпись и уехал на своем синем в тон костюма фургоне.

Несмотря на свое отрешенное состояние, мужчина все же открыл пакет. В руки выскользнула желтая папка с надписью «Личное дело № 13-09», под которым красовался красный круг с пятью звездами и перекрещенными катанами. Пусть хвалебное правительственное подразделение всячески старалось избегать Камски, или даже убить. Все же среди них были те, кто не отказывался выдать секретную информацию ради знатного куска золотой жилы под названием «деньги».

Камски улыбнулся самому себе и исподлобья посмотрел поверх замерзшей реки. Золотые лучи отскакивали от снежной поверхности, больно жаля глаза.

‒ Ричард, ‒ андроид за спиной не шевелился, но Элайджа был уверен: робот смотрит на него с неподдельной решительностью выполнить любое указание своего создателя. ‒ Приготовь машину. Я вылетаю в Иллинойс.