Лев Толстой и переводы «Короля Лира» [Юрий Давидович Левин] (fb2) читать онлайн

Лев толстой и переводы «Короля Лира»

Ю. Д. Левин

Непримиримая вражда Толстого к автору «Короля Лира», которую русский писатель питал на протяжении всей своей творческой жизни, вылилась в итоге, как известно, в форму критического очерка «О Шекспире и о драме» (написан в 1903 г., опубликован в 1906 г.), где доказывалось, «что Шекспир не может быть признаваем не только великим, гениальным, но даже самым посредственным сочинителем».^[1] Это утверждение Толстой доказывал тенденциозным разбором «Короля Лира», чему посвятил второй раздел очерка, где по необходимости он неоднократно цитировал трагедию — иногда в оригинале, но чаще в русском переводе. До сих пор считалось, что этот перевод принадлежит самому Толстому и сделан во всех случаях прозой независимо от того, какую форму имел оригинал. Однако, если внимательно вчитаться в приведенные в очерке цитаты, можно обнаружить, что некоторые из них имеют явную ямбическую структуру и только записаны без разбивки на строки.

Например, у Толстого встречается такое место:

«Потом Лир воображает, что он судит дочерей. „Ученый правовед, — говорит он, обращаясь к голому Эдгару, — садися здесь, а ты, премудрый муж, вот тут. Ну, вы, лисицы-самки“. На это Эдгар говорит: „Вон стоит он, вон глазами как сверкает. Госпожа, вам мало, что ли, глаз здесь на суде“» (т. 35, стр. 227).

Нетрудно заметить, что извлеченная из этого отрывка собственная речь укладывается в стихотворные строки:

Толстой сознательно переписывал стихи без разбивки на строки, как прозу. Он однажды заметил Н. Н. Страхову: «Когда человеку нет никакого дела до того, о чем он пишет, он пишет белыми стихами, и тогда ложь не так грубо заметна» (письмо от 23—24 февраля 1875 г.: т. 62, стр. 150).^[2] Толстой же хотел выставить напоказ «ложь» Шекспира.

Обнаружив ямбическую структуру в некоторых цитатах очерка, мы предположили, что Толстой пользовался каким-то существовавшим к тому времени русским переводом «Короля Лира».^[3] Последующее сопоставление текстов показало, что значительная часть цитат восходит к переводу С. А. Юрьева. Далее выяснилось, что в яснополянской библиотеке Толстого хранится издание этого перевода,^[4] испещренное разнообразными пометками (подчеркивания и отчеркивания красным, синим и черным карандашами, чернилами, отметки ногтем, загнутые уголки), что свидетельствует о неоднократном перечитывании книги Толстым.^[5]

Сергей Андреевич Юрьев (1821—1888) — московский литератор, музыкальный и театральный критик, переводчик Шекспира и испанских драматургов — был с 1871 г. хорошо знаком с Толстым, переписывался с ним и неоднократно бывал в Ясной Поляне. Считается даже, что он послужил прототипом студента, собеседника Каренина в одном из ранних вариантов «Анны Карениной»,^[6] а затем — Песцова (первоначально Юркин), с которым Левин встречается на концерте и обсуждает симфоническую фантазию «Король Лир в степи» («Анна Каренина», ч. VII, гл. 5).^[7] После смерти Юрьева Толстой посылал в сборник его памяти «Крейцерову сонату»,^[8] а когда опубликование повести было запрещено цензурой, поместил там «Плоды просвещения».^[9]

Однако, конечно, не эти личные причины побудили Толстого воспользоваться переводом Юрьева, а не другим, наиболее известным и популярным в XIX в. русским переводом «Короля Лира», принадлежавшим перу А. В. Дружинина (1824—1864), с которым, кстати сказать, в пору его работы над шекспировской трагедией Толстой был весьма близок.^[10] Нам уже приходилось отмечать, что хотя внешне отношение к Шекспиру Толстого, с одной стороны, и Дружинина — переводчика и ревностного пропагандиста английского драматурга, — с другой, было прямо противоположным, сходство в их художественных вкусах и эстетических пристрастиях, сложившихся в одну эпоху, обусловило неожиданные на первый взгляд соответствия между толстовским очерком и дружининским переводом.

Язык пьес Шекспира, отличающийся повышенной выразительностью, пронизанный сложной метафоричностью, гиперболизмом, выражал особый поэтический строй мышления, чуждый русской реалистической литературе середины XIX в., которую отличал своеобразный языковой аскетизм, сложившийся в борьбе с ходульной риторикой эпигонов романтизма и казенным витийством официозной печати. Поэтому речи шекспировских персонажей производили впечатление неестественности не на одного Толстого. И если он в своем очерке писал: «Все лица Шекспира говорят не своим, а всегда одним и тем же шекспировским, вычурным, неестественным языком, которым… никогда нигде не могли говорить никакие живые люди» (т. 35, стр. 239), то и Дружинин за полвека раньше во вступлении к своему переводу «Короля Лира», хоть и не так резко, но указывал, что «у Шекспира есть фразы, обороты, сравнения, способные возмутить современного русского человека», и поэтому он старался «смягчить все эти странные обороты, приладить их по возможности к простоте русской речи».^[11]

В результате сходства эстетической позиции обоих писателей и возникло соответствие между критическим очерком и переводом: многие выражения в «Короле Лире», вызывавшие осуждение Толстого, в переводе Дружинина были изменены, упрощены или даже вовсе устранены.^[12] Поэтому дружининский перевод никак не годился Толстому для демонстрации языковых «несообразностей» «Короля Лира».

Юрьев же, благоговейно преклоняясь перед Шекспиром, считал всякое отклонение от буквы подлинника чуть ли не святотатством. Он переводил весьма точно, нередко дословно (в ущерб поэтичности),^[13] и это вполне устраивало Толстого, который, как сказано выше, неоднократно перечитывал перевод Юрьева с пером или карандашом в руках. Во многих случаях толстовские пометки на книге выделяли места, которые затем цитировались в очерке. Так, например, красным карандашом обведены слова Эдгара, притворяющегося сумасшедшим (д. IV, сц. 1); «Пять духов разом сидело в бедном Томе: дух сладострастья — Обидикут, князь немоты — Гоббидидэнц, Магу — воровства, Модо — убийства и Флиббертиджиббет — кривляний и корчей. — Теперь они все сидят в горничных и разных служанках» (стр. 110). И эти слова без изменений перешли в очерк (см. т. 35, стр. 229).^[14]

Из двадцати приведенных по-русски цитат из «Короля Лира» в очерке Толстого^[15] половина в той или иной степени связана с переводом Юрьева. Лексические соответствия этому переводу обнаруживаются и в тех случаях, когда Толстой не цитирует, а пересказывает трагедию (хотя, возможно, они объясняются не заимствованием, но общностью английского источника).^[16] Как можно заключить из сравнений текстов, Толстой отказывался от юрьевского перевода, когда тот был слишком витиеватым и запутанным. Например, заключающие трагедию слова герцога Альбанского звучали у Юрьева так:

Стремясь передать все оттенки оригинала, Юрьев увеличил текст почти вдвое (7 строк вместо 4) и изложил его весьма косноязычно, злоупотребляя сослагательным наклонением. Перевод Толстого много проще, яснее и в сущности ближе к Шекспиру: «Мы должны повиноваться тяжести печального времени и высказать то, что мы чувствуем, а не то, что мы должны сказать. Самый старый перенес больше всех; мы, молодые, не увидим столько и не проживем так долго» (т. 35, стр. 236).^[17]

Та же тенденция к упрощению и прояснению текста наблюдается и в тех случаях, когда Толстой цитировал перевод Юрьева и подвергал его некоторой правке. Приведем несколько примеров.

Переодетый Кент на вопрос Лира о его возрасте (д. 1, сц. 2) отвечает у Юрьева: «Я не настолько молод, чтобы влюбиться в женщину ради ее голоса, и не настолько стар, чтобы любовь превратила меня в глупого шута» (стр. 28). Конец фразы переведен не очень точно, но в оригинале употреблен глагол, трудно поддающийся переводу: to dote, который имеет значение: «впадать в детство» и «любить до безумия». Толстой снял трудность, отступив от оригинала. Перевод получился не совсем верным, но фраза стала ясной, разговорной: «Не настолько молод, чтоб любить женщину, и не настолько стар, чтобы покориться ей» (т. 35, стр. 222).

В сцене суда (д. III, сц. 6) у Юрьева Лир кричит: «Ее прежде, ее к суду! Это Гонерила. Клянусь я здесь перед этим высоким собранием, они растоптали ногами своего отца, бедного короля!» (стр. 96). У Толстого вместо выделенных слов: «в суд» и «она била» (т. 35, стр. 228).

Юрьев:

Толстому, очевидно, казалось непереносимым жужжание в «Держите же» и он поставил: «Остановить ее!» Последняя строка у него переделана: «Зачем ты упустил ее» (т. 35, стр. 228). Интересно отметить, что замены Толстого не нарушили ямбической структуры отрывка.

В другом случае, правда, ямб был разрушен. Юрьев:

Толстой: «Чтоб тысячи горячих копий вонзились в их тело» (т. 35, стр. 227).

Пожалуй, наиболее интересен случай, когда Толстой заменил в реплике шута рифмованные строки перевода собственными, также рифмованными и несомненно лучшими, хотя и несколько удаляющимися от оригинала. Юрьев:

Толстой: «У Бесси красотки с дыркой лодка, и не может сказать, отчего нельзя ей пристать» (т. 35, стр. 227).

Известно, что Толстой в своей издательской деятельности постоянно редактировал проходившие через его руки произведения — будь то оригинальное сочинение или переводное, принадлежало ли оно перу маститого писателя или крестьянского мальчика.^[18] Когда он для цитирования «Короля Лира» в своем очерке прибегнул к переводу Юрьева, его положение было парадоксальным. Сознательно он стремился доказать нелепость речей шекспировских героев. И в то же время он не мог удержаться от того, чтобы не отредактировать, хотя бы немного, цитируемый текст согласно тем требованиям, которые сам предъявлял к литературному стилю.

Примечания

1

Л. Н. Толстой, Полн. собр. соч., т. 35. М., 1950, стр. 217. В дальнейшем ссылки на это издание с указанием тома и страницы даются в тексте.

(обратно)

2

Ср.: В. В. Виноградов. Проблема авторства и теория стилей. М., 1961, стр. 12—13.

(обратно)

3

В XIX в. стихотворные переводы трагедии сделали: В. А. Якимов (1833), А. В. Дружинин (1856), В. М. Лазаревский (1865), С. А. Юрьев (1882), А. Л. Соколовский (1884), А. А. Слепцов (адаптированный перевод, 1899), Н. Голованов (1900). Кроме того, существовали три прозаических перевода, выполненных В. А. Каратыгиным (1837, перевод не издан и сохранился в рукописи), Н. X. Кетчером (1877) и П. А. Каншииым (1893).

(обратно)

4

Король Лир. Трагедия в 5 действиях В. Шекспира. Перевод С. Юрьева. М., Типолитография И. Н. Кушнерева и К°, 1882, 170 стр. (Ниже ссылки на это издание даются в тексте с указанием страницы). Одновременно перевод был выпущен в качестве приложения к журналу «Русская мысль» (1882, №7—9).

(обратно)

5

Пользуемся случаем, чтобы выразить глубокую благодарность сотруднице дома-музея Толстого в Ясной Поляне Т. Н. Архангельской, приславшей нам подробное описание этих пометок.

(обратно)

6

См.: Н. Н. Гусев. Лев Николаевич Толстой. Материалы к биографии с 1870 по 1881 год. М., 1963, стр. 286.

(обратно)

7

См. комментарий Н. К. Гудзия к роману (т. 20, стр. 641).

(обратно)

8

См. письмо Толстого А. И. Эртелю от 15 января 1890 (т. 65, стр. 5; см. также т. 27, стр. 592).

(обратно)

9

В память С. А. Юрьева. Сборник, изданный друзьями покойного. М., 1891, стр. 1—95.

(обратно)

10

См.: К. Чуковский. Дружинин и Лев Толстой. В кн.: Люди и книги. 2‑е изд. М., 1960, стр. 44—97.

(обратно)

11

А. В. Дружинин. Собрание сочинений, т. III, СПб., 1865, стр. 9, 13.

(обратно)

12

Подробнее об этом см. в наших статьях: «Лев Толстой, Шекспир и русская литература 60‑х годов XIX века» («Вопросы литературы», 1968, №8, стр. 54—73) и «Tolstoy, Shakespeare and Russian Writers of the 1860s» («Oxford Slavonic papers», new series, v. 1, 1968, pp. 85—104). Интересно отметить, что Б. Л. Пастернак ссылался именно на Толстого, обосновывая аналогичный дружининскому подход к переводу Шекспира: «Мог ли человек, что-нибудь значащий в нынешней литературе, после всего сделанного Львом Толстым и всего случившегося и происходящего в истории остаться под покровительством мифических шекспировских святынь и неприкосновенностей, извиняющих любую риторическую бессмыслицу и метафоризованную романтику, в ущерб Шекспиру настоящему, как я его понимаю, Шекспиру архитолстовскому, Шекспиру — вершине индивидуального реалистического творчества в истории человечества?» (письмо А. О. Наумовой от 30 июля 1942 г.: «Мастерство перевода. 1969», сб. 6, М., 1970, стр. 357). Он же писал о переводе Дружинина: «…великолепный Дружининский Лир, так глубоко вошедший в русское сознание, около века шедший на сцене и пр. и пр., есть единственный подлинный русский Лир, с правами непререкаемости, как у оригинала» (письмо М. М. Морозову от 30 сентября 1947 г.: там же, стр. 362).

(обратно)

13

См. рецензию на перевод: «Вестник Европы», 1882, №11, стр. 442—449.

(обратно)

14

Помимо самого перевода Толстой воспользовался и некоторыми примечаниями к нему. Так, по поводу реплики Эдгара Юрьев замечал: «Все это взято из поверий народа, записанных в книге Гарснета, бывшего епископа Йоркского», и приводил пространное заглавие книги (стр. 110). Толстой же, опустив ссылку на народные поверия, писал, что Эдгар «говорит совсем ненужные прибаутки, которые мог знать Шекспир, прочтя их в книге Гарснета, но которые Эдгару неоткуда было узнать» (т. 35, стр. 229). К одному из выражений перевода (в брани Кента по адресу Освальда — д. II, сц. 2) сделано примечание: «В подлиннике стоит непонятное выражение: I’ll make a sop o’the moonshine, которого не могли хорошо объяснить такие комментаторы, как Стивенс, Варбуртон, Мэлоне и Джонсон» (стр. 52). У Толстого: «Кент… требует, чтобы Освальд дрался с ним, говоря, что он сделает из него a sop of the moonshine, — слова, которых не могли объяснить никакие комментаторы» (т. 35, стр. 224). Ср. также перевод, стр. 43, 82 и т. 35, стр. 224, 226 соответственно.

(обратно)

15

Толстой также включил в свой пересказ шесть цитат в оригинале.

(обратно)

16

Например: «…он (Лир, — Ю. Л.) желает, чтобы ветры так дули, чтобы у них (у ветров) лопнули щеки… и чтоб гром расплющил землю и истребил все семена, которые делают неблагодарного человека» (т. 35, стр. 226). Здесь и ниже курсив в цитатах мой, — Ю. Л.).

(обратно)

17

Ср. оригинал:

(обратно)

18

См.: Э. Е. Зайденшнур. Уроки Толстого-редактора. В кн.: Толстой-редактор. М., 1965, стр. 4—74.

(обратно)

Оглавление

*** Примечания ***